«По велению сердца»

По велению сердца (fb2) - По велению сердца 1250K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Тереза Крейн

Тереза Крейн По велению сердца

Пролог

День уже клонился к вечеру, но буря, разыгравшаяся еще прошлой ночью, не стихала. Яростные порывы ледяного ветра налетали с севера, с гор Гарфагнана. Ветер пронзительно свистел между голыми остроконечными вершинами, нависшими над домом, с приглушенным шумом проносился над склонами гор, поросшими редким лесом, и гнал потоки дождя, которые сплошной мутной стеной низвергались с крыши, заливая плотно закрытые ставнями окна. Он рвал в клочья облака, которые стремительно плыли по небу, цепляясь за горные вершины. Подхватываемые порывами ветра, они уносились вместе с ним к долине. Его леденящее дыхание пронизывало весь дом. Он врывался в окна, раскачивая шелковистую бахрому штор, и шелестел бумагами на столе. Под его напором где-то одиноко и монотонно стучала о стену сломанная ставня. Силуэт дома неясно вырисовывался во мгле на склоне холма. Несмотря на свою внешнюю хрупкость, он решительно встречал ураганный натиск. Дрожащий от ветра слабый огонек, тускло мерцающий в комнате наверху, был единственным признаком жизни.

Человек стоял у окна. Его фигура была так неподвижна, что со стороны казалась высеченной из камня. Дым от сигареты, которую он держал тонкими, пожелтевшими от никотина пальцами, обволакивал его.

Уже довольно много времени его внимание было приковано к повозке, которая с трудом взбиралась по извилистой колее в сгущающихся сумерках позднего ненастного вечера.

Свет фонарей, раскачивающихся на ветру, с трудом пробивался сквозь пелену дождя. Временами он совсем исчезал за неистово метущимися ветвями каштанового дерева и спустя несколько мгновений появлялся вновь. Дюйм за дюймом повозка уныло тащилась по склону холма, упорна приближаясь к тому месту, где колея превращалась в развилку, один конец которой резко устремлялся в сторону дома. За все те дни, которые он провел здесь, еще ни одна повозка не сворачивала сюда. Деревенька Сан-Марко лежала в полумиле вверх по основной дороге. Туда-то и направлялся весь транспорт, хотя и в более благоприятное время года эту дорогу трудно было назвать оживленной. Но сейчас что-то удерживало его у окна, заставляя наблюдать за старенькой повозкой, с трудом преодолевающей препятствия. Когда же, достигнув развилки, извозчик повернул к дому, оставив на разбитой дороге быстро размываемый дождем след, человек у окна наконец пошевелился, вскинув гордо посаженную голову. Сузившиеся глаза его еще более прищурились. Он замер на мгновение с высоко поднятой головой, а потом обернулся и погасил сигарету. Потянувшись к лампе, стоявшей на столе позади него, он потушил огонь.

Ветер, присмиревший ненадолго, налетел с новой силой, и где-то внутри темного дома от сквозняка неожиданно громко хлопнула дверь.

Глава первая

Гастингс, Англия. Декабрь 1922

Придерживая одной рукой разлетающиеся на сильном ветру полы пальто, а другой неловко прижимая к голове маленькую шляпку, Кэрри Стоу с трудом свернула за угол и вышла на Бэрримор Уок. Это была прямая длинная улица и, казалось, что ветры с Ла-Манша, попадая в ее ненасытное чрево, многократно увеличивают свою силу. Тускло светились в сумерках уличные фонари. Окна новых шикарных кирпичных особняков, выходящих своими фасадами на Бэрримор Уок, вызывающе сияли ослепительным электрическим светом, словно выставляя напоказ свои безукоризненно чистые и опрятные комнаты. С тротуара казалось, будто перед тобой мелькают ярко освещенные картины, надежно защищенные стеклом от разбушевавшейся стихии. Слава богу, что их дом был совсем недалеко. Щеки Кэрри горели от холода. Она устала, ужасно устала. Обратная дорога поездом из Лондона показалась ей бесконечной. Напряжение, с которым она едва сдерживала волнение, не позволяя несбыточным надеждам поселиться в своей душе, совершенно истощило ее силы. Мысленно она вновь и вновь возвращалась к недавнему разговору с мистером Бэгшоу.

«Вы хотите сказать, что теперь дом принадлежит мне? — спросила она. Смысл только что услышанных слов не доходил до ее сознания. Она с трудом верила в происходящее. — Теперь он мой?

Мистер Бэгшоу из адвокатской конторы «Бэгшоу и Стот» терпеливо кивнул в ответ.

— Да, как я уже сообщил вам, дом ваш, миссис Стоу. Он полностью принадлежит вам на тех условиях, которые я, надеюсь, четко вам изложил.

— Да, да, разумеется.

Однако в душе она не могла утверждать, что условия, сообщенные мистером Бэгшоу, вполне ей понятны. Более того, всем своим видом адвокат давал ей понять, что тайные хитросплетения итальянских законов о наследовании были выше его понимания. Впрочем, в такой же степени они были выше понимания и самой Кэрри. Его неодобрительное сопение указывало на то, какого он низкого мнения об этом явном, на его взгляд, мошенничестве. Тем не менее, он ответил ей «да». Да. Дом теперь принадлежал ей. Итальянский дом. Вилла Кастелли. Теперь это ее собственность.

Она наклонила голову, сопротивляясь порывам ветра с дождем и с трудом преодолела последние несколько шагов до небольшой деревянной калитки в живой изгороди из низко подстриженных кустов. Аккуратная бетонная дорожка вела прямо к парадной двери дома № 11 на Бэрримор Уок. Кэрри распахнула калитку и ступила на дорожку. Затем, поняв, что щеколда позади нее не защелкнулась, она устало вернулась обратно. Упрекам не будет конца, если Артур, возвратившись домой, обнаружит, что дверца калитки болтается на ветру.

Не гнущимися от холода пальцами она нащупала ключ. Даже здесь, на небольшом, укрытом навесом крыльце, она ощухцала, как ледяные порывы декабрьского ветра пронизывают ее насквозь.

Наконец Кэрри оказалась внутри. Она закрыла входную дверь, отгородившись от шума дождя и яростного ветра и устало прислонилась к входной двери, а затем включила верхний свет. Длинный узкий холл с дубовой вешалкой для пальто, маленьким зеркалом и блестящим темным линолеумом пола был холоден, как могила. Слишком яркий свет слепил глаза. Она постояла так некоторое время, обхватив руками узкие, слегка ссутулившиеся плечи.

«Вы хотите сказать, что дом принадлежит мне?

— Вам, миссис Стоу. Только вам.»

Кэрри долго стояла не двигаясь — тонкая невысокая фигурка в шерстяном пальто и невзрачной фетровой шляпке. Шум дождя теперь был едва слышен. Маленький дом был погружен в тишину. Кэрри протянула руку и щелкнула выключателем на лестнице, ведущей в верхние комнаты. Косые тени легли на крутые, узкие ступени.

Мой. Только мой.

Поднимаясь наверх, она невольно вновь обратила внимание на то, как скрипят третья и седьмая ступени. Почему она всегда это замечает? Наступит ли когда-нибудь такой день, когда она перестанет это делать?

Небольшая, узкая лестничная площадка заканчивалась дверью, которая вела в маленькую квадратную комнату, комнату-короб. Дверь была закрыта. Кэрри толкнула ее. Она так и не смогла понять, почему эта комната производила на нее такое впечатление — то ли потому, что она годилась разве что для хранения коробок, то ли оттого, что сама напоминала коробку. Кэрри предполагала, что в других домах такие комнаты служили детской или спальней для гостей. Но поскольку появление в доме № 11 тех или других было маловероятно, она использовалась только для хранения вещей.

По крайней мере, так считал Артур. Её посещения этой крошечной мрачной комнаты оставались для него тайной. Она никогда не сомневалась в том, каким было бы мнение Артура, узнай он о том, что скрывала от него его жена — ни одна разумная женщина, обладающая даже таким скромным комфортом, который предлагал ей дом № 11 на Бэрримор Уок, не будет испытывать потребность уединяться в самом дальнем, самом маленьком и самом холодном уголке дома только для того, чтобы смотреть на две старые картины и предаваться мечтам.

Комната встретила ее ледяным холодом. От окон тянуло сквозняком, и шторы слегка шевелились на ветру. Кэрри сняла шляпку и бросила ее на кровать, затем извлекла из прически целую горсть шпилек и с наслаждением распустила по плечам тяжелую копну густых длинных волос. Она потерла ноющий от боли затылок. Если бы только Артур позволил ей отрезать их и сделать просто короткую стрижку или стрижку «под фокстрот».

Все еще не снимая пальто, она подошла к маленькому пустому камину. Над ним, на небрежно вбитых гвоздях бок о бок висели две небольшие, написанные маслом картины, совершенно неуместные в этой унылой комнате. Сколько Кэрри себя помнила, она всегда любовалась ими. Пару лет назад эти картины украшали гостиную ее матери и занимали почетное место над каминной полкой, заваленной всякими безделушками. Когда после смерти матери Кэрри унаследовала их, Артур заявил, что они абсолютно не соответствуют современному стилю, в котором обставлен их дом. Кэрри не стала ему возражать, и их убрали с глаз долой вместе со сломанными теннисными ракетками и шелковыми диванными подушками, которые Кэрри расшила причудливыми цветами и которые, по мнению Артура, стали от этого слишком легкомысленными для их строгой гостиной. Так распорядился Артур. И сейчас она стояла, рассеянно прижимая к груди шелковую подушку, и смотрела на картины.

Вилла Кастелли — внушительного вида строение, имеющее квадратную форму, с небольшой башенкой в одном углу, старинной черепичной крышей с многочисленными скатами и выступами, — живописно расположившись на склоне холма на севере Тосканы в окружении садов, постепенно приходящих в запустение, купалась в лунах теплого золотистого солнца. Кэрри помнила ее такой, какой она представлялась ей в детстве — волшебной сказкой. Тогда, еще до войны, вилла казалась ей огромной. В те далекие, полные сладостных воспоминаний дни, когда ее привозили туда, чтобы навестить бабушку, высокий сводчатый потолок холла казался недосягаемым, а причудливые интерьеры прохладных и слабо освещенных комнат сочетали в себе удивительно яркие, оригинальные и одновременно нелепые черты. Необычные и удивительные предметы искусства и быта древних цивилизаций, которые дедушка привозил домой из своих путешествий, соседствовали с прелестными, причудливыми вещицами, собиранием которых бабушка увлекалась всю свою жизнь. Некоторые из них были довольно ценными, большинство же — по крайней мере, с точки зрения существовавших тогда представлений о прекрасном — не заслуживали никакого внимания. Но какими интересными они казались Кэрри, какими красивыми! Она прекрасно помнила хрупкую перламутровую раковину, привезенную с неизвестного далекого острова. Приложив ее к уху, можно было услышать шум моря. Помнила она и сверкающую медную шкатулку, инкрустированную драгоценными камнями, полную тяжелых стеклянных бус. Невозможно было забыть книги, картины, крошечные статуэтки. А сад, чудесный сад с крутыми извилистыми дорожками и потаенными уголками! Настоящий рай для ребенка, каким в то время была Кэрри.

Мысль об этом привлекла ее внимание к другой картине. Ее любимое место в саду. Вот почему ее манила к себе эта комната. Вот почему она так часто спешила сюда, чтобы почитать, пошить или просто помечтать, глядя на эту очаровательную, скрытую от посторонних глаз беседку, увитую плющом. Порой ей чудилось, будто она ощущает тепло этих солнечных лучей, слышит плеск воды в фонтане и чувствует под рукой гладкую, как кожа, поверхность каменных статуй, которые были расположены в глубокой тени у самой воды.

Она слегка шевельнулась. Промокшие ноги настолько заледенели, что Кэрри едва ощущала их. От нового порыва ветра, налетевшего на окно, задребезжали стекла. Несмотря на то, что она все еще стояла в пальто, Кэрри задрожала всем телом и еще крепче прижала к себе подушку, уткнувшись в нее подбородком. Пора спуститься вниз, развести огонь и приготовить чай. Артур будет вне себя, если дом встретит его холодом.

Но она не шелохнулась.

Конечно, Артур заставит ее продать дом. Она прекрасно понимала это. Единственное, что вызвало у него интерес, когда они получили письмо от адвоката, так это стоймость недвижимости, доставшейся ей по наследству. Важная деловая встреча в банке лишила его возможности сопровождать Кэрри в Лондон, чем он был ужасно недоволен. Она знала — будь на то его воля, он обязательно перенес бы эту встречу, лишь бы не отпускать ее одну. Однако он не преминул подчеркнуть, как делал это всегда, что, по его твердому убеждению, она совершенно несведуща в подобных делах. Возможно, он был прав. Провожая ее на вокзал, он давал ей последние наставления по поводу вопросов, которые ей необходимо было обсудить с мистером Бэгшоу. Однако сейчас она вспомнила, что совсем забыла о них. Да, без сомнения Артур был прав, когда утверждал, что она абсолютно безнадежна в подобных вопросах. И конечно, было совершенно очевидным, что он даже не допускал мысли о том, чтобы ей оставить за собой итальянский дом. Кэрри и сама понимала, что, в конце концов, продажа дома была единственно правильным решением. Какая польза была от дома, расположенного где-то в далекой Италии, для истинно английского джентльмена? Да, да. Кэрри вполне отчетливо услышала резкий педантичный голос Артура, как если бы тот находился сейчас рядом с ней — истинно английского джентльмена, старшего банковского клерка и безупречного мужа своей жены. Она вынуждена будет продать дом. Кэрри понимала это. Но сначала — она неожиданно вздохнула глубоко-глубоко, почти судорожно, борясь с поднимающимися в ней волнением и зарождающейся надеждой — сначала, сказал мистер Бэгшоу, неодобрительно разглядывая кончик своей сигары, она должна будет посетить Италию. И пока она этого не сделает, дом не может быть переведен на ее имя.

Странно, но мысль об этом пронзила ее щемящей радостью. Позже, когда она уже сидела в поезде, уставившись невидящим взглядом в окно, за которым проплывал унылый, зимний пейзаж, эта мысль не покидала ее. Ей придется поехать в Италию. Одной. Вряд ли банковскому служащему позволят отлучиться на столь длительное время. Три недели — так сказал мистер Бэгшоу. По крайней мере, три. Возможно, даже четыре. Она вспомнила, как он при этом неодобрительно засопел, возмущаясь тем, как ведут дела эти иностранцы.

Никуда не денешься — Артуру придется сделать свой выбор: либо разрешить ей поехать и на месте уладить дела, либо отказать ей и тем самым потерять дом.

Она повернулась, медленно подошла к окну и остановилась, глядя вниз на длинный, со всех сторон обнесенный забором участок земли, именуемый садом, который расположился бок о бок, в строгом порядке с другими, такими же вытянутыми, узкими клочками земли, принадлежавшими соседним домам на Бэрримор Уок. Если столбы забора находились на вашей стороне, значит забор принадлежал вам и вам же следовало содержать его в порядке. Если на стороне соседей — вся ответственность за его сохранность возлагалась на них.

Когда они только поселились в этом доме, она утешала себя мыслью о том, что, по крайней мере, может заняться садом. Дорожка, петляющая по саду, с деревьями и кустарниками различных оттенков зеленого, вполне могла бы обмануть постороннего наблюдателя и создать мнимое впечатление, что за поворотом, вас ожидает нечто необыкновенное. Увы, ничего необычного здесь не было. Сначала им повезло — на их участке, некогда засаженном плодовыми деревьями, чудом уцелела старая яблоня — единственное, что сохранилось после нашествия строителей и их техники на только что выстроенной улице. Поначалу, когда она робко пыталась проявить свой интерес к саду, Артур казался довольным. Однако стоило ей только сделать первые реальные шаги, как он сразу воспротивился. Как всегда, Артур настоял на своем. В течение месяца порядок был восстановлен, и разум восторжествовал. Дельфиниумы, люпины, георгины, обнесенные низкой оградой, вытянулись ровными стройными рядами словно солдаты на параде. Яблоню спилили — что было весьма разумно, ведь она росла на самом неудобном месте, как раз там, где следовало натянуть бельевую веревку. Ровная, прямая, аккуратная бетонная дорожка протянулась теперь по всей длине сада. С одной стороны к ней прилегала квадратная лужайка, с другой — правильной формы крошечные клумбы с цветами. Таким образом сад являл образец порядка.

Вновь подул сильный ветер и на мгновение ей показалось, будто она слышит, как скрипит старое дерево, сопротивляясь ненастью.

Кэрри вернулась к картинам.

Мой. Только мой.

Как часто в своих мечтах она произносила эти слова, не вникая до конца в их смысл. Все произошедшее с ней сегодня казалось Кэрри странным, почти нереальным. И все же в самой потаенной глубине ее души, в ее покорном, привыкшем уступать всему и всем сердце что-то шевельнулось.

Артуру придется смириться с обстоятельствами. На этот раз придется. Придется.

Внизу пробили часы, размеренно и четко. Один. Два. Три. Четыре. Пять.

Она словно очнулась от оцепенения. Пять часов. Полчаса, всего полчаса осталось до прихода Артура, а надо было еще развести огонь в камине и приготовить чай — она почувствовала слабые угрызения совести. Артур терпеть не мог, когда она опаздывала с чаем.

«Ради всего святого, Кэрри! Что ты делала все это время? Я не прошу от тебя слишком многого. Ты же знаешь, как я занят в банке, а ты находишься дома целый день. Неужели так трудно приготовить обед вовремя? И пожалуйста, пожалуйста, помни о том, что для рыбы существуют специальные ножи и вилки. Надеюсь, моя дорогая, ты понимаешь, что я имею в виду? Рыбное блюдо, приготовленное даже из самой свежей рыбы, все-таки оставляет на приборах специфический запах.»

Кэрри отчетливо слышала его раздраженный голос и видела выражение его лица, каким оно бывало в такие моменты. Она глубоко вздохнула и отвернулась. У двери она оглянулась, лишь на одно короткое мгновение, и выключила свет.

— Прости меня, моя дорогая, — угловатая фигура Артура с трудом разместилась в маленьком кресле у камина, — но ты, разумеется, должна понять, что об этом не может быть речи. Отправиться в Италию? Одной? Имеешь ли ты хоть какое-нибудь представление о том, что значит подобное путешествие?

Кэрри хотела ему заметить, что в отличие от него она несколько раз совершала такие путешествия будучи еще ребенком. К тому же с таким неорганизованным и легкомысленным существом, каким была в то время ее мать. И ничего, осталась жива и невредима. В то время как Артур ни разу не был за границей. Но она на всякий случай промолчала.

— Нет, нет и нет. Кроме всего прочего, политическая ситуация в Италии по-прежнему остается нестабильной. Эти фашистские молодчики совсем распоясались. Но если бы меня спросили, я бы сказал, что это как раз то, что нужно такой стране, как Италия. Но чтобы ты поехала туда одна?

Артур покачал головой, опустил чашку на блюдце точно посередине и поставил его на пробковую подставку, которая лежала на чайном столике рядом с ним.

— Выброси это из головы. Надо найти другой выход из положения.

Кэрри опустила глаза. Чай давно остыл. Мутноватая потемневшая жидкость совсем не выглядела аппетитной.

— Нет, — тихо сказала она. — Другого выхода нет. Так сказал мистер Бзгшоу. Кстати, он тоже упоминал о политической ситуации и сказал, что беспорядки происходят, в основном, в городах. Но после событий в Риме и поражения социалистов, в стране установился порядок. Новое правительство держит все под контролем. Так он сказал. — Она слегка наклонилась и неловко опустила чашку на стол. Чашка стояла на самом краю подставки, рискуя свалиться. — Мистер Бэгшоу особенно подчеркнул, что мое личное присутствие обязательно.

Всем своим видом Артур выражал недовольство. Тонкие губы плотно сжались, раздраженно подрагивая. Он протянул длинную худую руку, чтобы поправить ее небрежно поставленную чашку.

— Не сомневаюсь, дорогая, что здесь что-то не так. Должно быть, ты неправильно его поняла.

Когда Артур бывал так уверен в себе, Кэрри и сама начинала верить в то, что он говорил, поскольку она тут же начинала в себе сомневаться.

— Возможно, — неохотно ответила она.

— Я сам поеду к этому адвокату и выясню все детали. Если дом принадлежит нам, значит он наш. Это просто нонсенс — заявлять, что мы не можем вступить во владение собственностью, находясь здесь, у себя дома.

Она решила сделать еще одну попытку.

— Мне очень жаль, Артур, может быть, я не очень хорошо объяснила тебе. Но таковы итальянские законы. Они отличаются от наших. Кажется что-то, связанное с Наполеоном, — она испуганно потупила взор, заметив его нетерпеливое движение. — Нельзя просто так завещать все кому-то одному. Каждый, оставшийся в живых, член семьи имеет право на часть имущества. Я уверена, он сказал именно так.

— Но у тебя больше нет своей семьи, поскольку твоя мать и ее братья умерли.

— Я думаю иначе. По крайней мере, я полагаю, что у меня могут быть родственники. Мой кузен Лео. Ты его помнишь? Сын дяди Джона.

— Лео? Но ты давно ничего не знаешь о нем. С самой войны. Наверняка его уже нет в живых.

В ее сознаний еще свежи были воспоминания, которым она недавно предавалась, о детских годах, проведенных у бабушки, и ей не хотелось, чтобы он заметил, как она вздрогнула от его жестоких слов.

— Возможно, ты прав. Но может быть и нет. Если бы он был жив и если бы бабушка не оставила в своем завещании все мне, дом принадлежал бы нам двоим. По закону. Но бабушка почему-то этого не сделала. Она захотела, чтобы дом был только моим.

— Нашим, — поправил ее Артур.

— Да, разумеется, нашим.

Наступило гнетущее молчание, не предвещавшее ничего хорошего. Кэрри взглянула на мужа, не в силах скрыть смутной тревоги. Сегодня был вторник, один из тех дней, когда она опасалась вызвать его гнев, потому что чуть позже это принесет ей только страдания. У нее возникло неприятное ощущение, среднее между страхом и отвращением. Кэрри постаралась взять себя в руки.

— Ты не хочешь еще чая?

Он покачал головой.

— Итак, расскажи мне обо всем по порядку.

Кэрри вздохнула.

— Мне очень жаль, но я действительно не помню все эти термины, которые он называл. Что-что вроде usu frutto[1] — это я помню, потом еще что-то… — Она почувствовала, как краска заливает ее лицо, когда взгляд его глаз, остановившихся на ней, приобрел резкость и нетерпение. Как бы то ни было, это означает, что бабушка передала свою собственность в руки одного человека, своего близкого друга. И он, кажется, это мужчина — мистер Бзгшоу и сам точно не знает, — управлял домом по доверенности, пока там жил дядя Генри. Теперь мне надо заплатить небольшую сумму, и в соответствии с бабушкиной волей дом становится моим. Нашим, — торопливо поправила она себя.

— Какая невообразимая чепуха. — Неприязнь к иностранцам и всему, что с ними связано, так и сквозила в его сердитом голове.

— Да, Артур, мне тоже очень жаль.

Он наклонился вперед и, указывая на нее узловатым пальцем, произнес:

— Скажи мне вот что: что может воспрепятствовать этому… так называемому другу оставить дом за собой, а? Почему ты думаешь, что он так легко от него откажется, если дом уже у него в руках? — Он самодовольно кивнул. — Ну, скажи.

Кэрри сложила руки на коленях и бросила на них быстрый взгляд. Маленькие, ничем не примечательные руки с коротко подстриженными ногтями. Тяжелое обручальное кольцо, когда-то принадлежавшее матери Артура, было ей велико и свободно болталось на пальце. Руки, не подобающие настоящей леди, как однажды в порыве гнева сказал ей Артур.

— Я не знаю, что тебе ответить, Артур. Правда не знаю. Я рассказала тебе все, что сообщил мне мистер Бэгшоу. Он советует мне отправиться в Лукку к итальянскому адвокату бабушки, чтобы тот свел меня с человеком, который сейчас управляет моим домом. — Она слегка приподняла плечо и мельком взглянула на него, решив не исправлять свой очередной промах в надежде, что он ничего не заметит. — Очевидно, для Италии это вполне обычное дело.

— Боюсь, что это так, — нехотя согласился Артур.

Он размышлял, сосредоточенно глядя перед собой и постукивая по зубам крепким ногтем. Кэрри устало наблюдала за ним, ожидая его решения. Наконец он прервал свое молчание.

— Должно быть, дом чего-то стоит?

— Полагаю, что да.

— А этот Бзгшоу, он не знает, сколько?

Она с сомнением покачала головой.

— А имущество в доме?

Она пожала плечами.

— Я не знаю, осталось ли там что-нибудь ценное… Дом пустовал несколько месяцев. А дядя Генри — ну, ты знаешь, я рассказывала тебе о нем — он был не совсем… — она заколебалась.

— Что значит «не совсем»? Я не припоминаю, чтобы ты упоминала об этом раньше, моя дорогая. Из того, что я слышал, я понял, что он был глуповатым и бесхитростным, как ребенок, вот и все.

В воздухе вновь повисло неловкое молчание. Когда муж решительно распрямился в кресле, сердце Кэрри сжалось от недоброго предчувствия.

— Итак, решено. Я сам отправлюсь к этому Бэгшоу, — твердо заявил Артур. — И сам все у него выясню. Дареному коню в зубы не смотрят. И хотя условия завещания просто нелепы, дом, по-видимому, чего-то да стоит, и мы должны извлечь из этого выгоду. Да. Именно так я и поступлю — встречусь с адвокатом сам.

— Хорошо, Артур.

— В худшем случае мне придется взять небольшой отпуск и поехать с тобой в Италию. Пусть это будет нечто вроде увеселительной прогулки.

Маленькая робкая искорка надежды, вспыхнувшая сегодня днем, медленно погасла.

— Да, Артур, — бесцветным голосом произнесла Кэрри.

Он поднялся, подошел сзади к стулу, на котором она сидела, и, положив костлявую руку ей на плечо, прервал ее невеселые размышления.

— Кэрри…

От неожиданности она испуганно вздрогнула, взглянув на него снизу вверх. Заметив его тяжелый пристальный взгляд, Кэрри слегка побледнела.

— Сегодня вторник, моя дорогая. Ты ведь не забудешь принять ванну?

Ока медленно, словно в оцепенении, покачала головой.

— Нет, Артур. Не забуду.

После своего разговора с мистером Бэгшоу Артур вернулся домой разгневанный.

— Он просто надутый осел! Полнейший идиот! Тупица!

— О!? — Кэрри подняла голову и мягко примиряюще добавила. — А мне он показался довольно милым.

— У тебя все милые, Кэрри. — Это было сказано таким тоном, который давал ей понять, что это отнюдь не комплимент. Именно так она и поняла.

Артур задумчиво ходил взад-вперед по комнате, сцепив за спиной руки.

— Он настаивает на том, что поездка необходима. Нам придется поехать в Италию. Это совершенно некстати!

— Да, Артур.

— Я не знаю, сколько времени мне позволят отсутствовать в банке.

— Я понимаю. Тебе, должно быть, очень трудно.

— Проклятые идиоты!

— Кто?

— Итальянцы. Наполеон завоевывает страну, устанавливает там свои порядки, и вот вам пожалуйста — проходит сотня лет, а мы до сих пор страдаем от них. Абсолютно глупая система, которая не делает ничего другого, кроме как разрушает состояние семьи…

— Я полагаю, именно это она и защищает.

Но он даже не заметил ее реплику.

— …А вместо того, чтобы изменить закон, они ищут окольные пути. Это же полный абсурд!

Кэрри улыбнулась едва заметной улыбкой.

— Таков итальянский закон, мой дорогой, — сказала она.

Он подошел к камину и остановился перед ним, слегка покачиваясь на пятках и глядя на языки пламени.

— Бэгшоу сказал, что путешествие займет три или четыре недели.

— Да, мне он сказал то же самое. Ведь надо привести в порядок дом, если мы намерены продавать его. А если осталось что-то из имущества, то потребуется еще больше времени.

Он покачал головой.

— Разумеется, я не смогу так долго отсутствовать в банке. Даже если бы мне удалось добиться разрешения, Крэншоу обязательно воспользуется моим длительным отсутствием, чтобы обойти меня.

Она застыла, боясь шелохнуться и спугнуть крохотную надежду, которую возродили в ней слова Артура.

Он раздраженно прищелкнул языком.

Кэрри сдержанно протянула руку за еще одним мотком пряжи.

Он вновь повернулся и пошел к окну. Но вдруг его внимание неожиданно привлекла небольшая, ярко раскрашенная китайская ваза. Остановившись перед ней, он пристально оглядел ее, слегка нахмурившись, потом раздраженно спросил.

— Эго что, новая?

— Да, я увидела ее на рынке. На том прилавке, где продают подержанные вещи. — Она спокойно закрепила моток шерсти и вытянула из него кончик нити.

— Подержанные? — В его голосе звучала неприязнь. — И сколько же ты за нее заплатила?

— Фунт и шесть пенсов. — В глубине души она изумилась, насколько легко, почти машинально солгала. — Я подумала, это выгодная покупка. Она прелестна, как ты считаешь?

— По такой цене полагаю, что да. — Он поднял ее, повертел в руках и с презрительным видом поставил на прежнее место. — Наверняка есть кто-то, к кому мы могли бы обратиться.

— Обратиться?

— Да. К кому-то, кто мог бы сопровождать тебя. Совершенно очевидно, что не может быть и речи о том, чтобы позволить тебе поехать в Италию одной. А что касается итальянского адвоката, вряд ли ты сможешь справиться… — он резко покачал головой.

Она посмотрела на него долгим пристальным взглядом и неожиданно почувствовала, как внутри нее просыпается гнев.

— Нам не к кому обратиться, — напряженным голосом сказала она. — Артур, мне кажется, выбора нет. Либо я поеду одна, либо не поеду вовсе. Если я поеду, то дом наш, и мы можем либо оставить его себе, либо продать, как ты захочешь. Если же я не поеду, то, боюсь, все имущество достанется бабушкиному другу. — Она подняла моток и потрясла его, чтобы отделить нити. — Разве не жаль упускать такой выгодный шанс? — И вновь перед ее мысленным взором, как часто за последнее время, возникли дом и сад, обласканные теплым солнцем Тосканы. — Может быть, это и не состояние, но для нас и это немало.

Артур раздраженно повернулся к ней.

— Знаю, Но, Кэрри, моя дорогая, удастся ли тебе уладить все дела?

Честно говоря, этот вопрос не раз приходил ей в голову.

— Я уже много раз совершала путешествия и уверена, что для меня это не будет слишком сложно. Кроме того, там есть небольшая английская община. Я уверена, что найду кого-нибудь, кто мне поможет. У бабушки и дяди Генри были кое-какие связи, а в деревне должны остаться друзья.

Она наблюдала за ним украдкой, затаив дыхание. Кэрри понимала, что внутри него происходит борьба между жадностью к деньгам и соблюдением приличий, между желанием получить выгоду и стремлением удержать ее при себе, под своим присмотром. Она вдруг ясно увидела тот момент, когда победило корыстолюбие. Кэрри опустила взгляд и стала напряженно ждать.

Неожиданно он прищелкнул пальцами.

— Томас Кук, — произнес он. — Конечно, Томас Кук. Я куплю у них билет. Они сделают все как надо, я уверен.

— Да, я тоже не сомневаюсь, — выдохнула она.

Свобода. Несколько недель драгоценной свободы. Свободы от стен дома № 11 по Бэрримор Уок. Свободы от скупости Артура, от его постоянных придирок и нравоучений. Свободы от тирании вторников, четвергов и суббот.

— Тебе придется экономно расходовать деньги. Ты знаешь, мы не можем себе позволить бездумно разбрасываться деньгами.

— Да, разумеется.

— Может быть, ты будешь жить в доме бабушки, чтобы не тратиться на гостиницу?

— Да, — опять согласилась она. — Разумеется.

— Бэгшоу сказал, на это уйдет три недели, включая время на дорогу.

— Но он также сказал, — тихо добавила она, — что, возможно, потребуется и больше.

— Трех недель, дорогая, тебе должно быть достаточно, — твердо и категорично заявил он.

Она промолчала.

— Как только оформишь все документы, сразу же возвращайся. Мы можем продать дом, находясь в Англии.

— Да.

— Ну, хорошо. — Он довольно потер руки. — Итак, решено.

Кэрри опустила голову, разглаживая руками юбку на коленях и стараясь скрыть охватившую ее радость.

— Завтра я позабочусь о билете.

— Спасибо.

— Твоя бабушка, этот стреляный воробей, видимо была довольно странной женщиной. Но она обладала сильным характером, и Бэгшоу говорит, что в обществе ее уважали.

— Да.

— А все эти ее диковинки, скорее всего, можно выгодно продать.

Кэрри медленно вздохнула, стараясь немного успокоиться и не выдать бушевавшего в ее душе волнения.

— Но мы не знаем, осталось ли там что-нибудь из ее коллекции.

— Конечно, конечно. Но, если хоть что-то сохранилось, то, используя ее связи в артистических кругах, можно попытаться… — Он бросил на нее нетерпеливый, слегка раздраженный взгляд. — Кэрри, ты прекрасно знаешь, что мне не нравится все это. Мне неприятна сама мысль о том, что ты уезжаешь одна… Я буду беспокоиться…

— Все будет хорошо, Артур. Я уверена, что справлюсь. — Она постаралась придать своему голосу уверенность. — Хочешь еще чаю?

С присущей ему рассудительностью и практичностью Артур решил, что Кэрри не стоит отправляться в путь зимой. Были написаны подробные инструкции, оговорены все мелочи. Март. Она поедет в Италию в конце марта.

Сознание этого согревало ей душу и наполняло радостью сердце.

Март. В марте она вновь окажется в итальянском доме. Одна. Кэрри вновь и вновь обращала свой взгляд к картинам, и дорогие ее сердцу воспоминания оживали в ее сознании — не только вилла Кастелли, но и семейный дом в Хэмпстеде, который всегда был связан для нее с Рождеством и с ее бабушкой Беатрис. Свои. Прошло уже десять лет с тех пор, как ее не стало, но она все еще была жива в памяти Кэрри. И Кэрри справедливо полагала, что память о ее бабушке жива и в сердцах тех людей, кто близко ее знал и любил. Дом в Хэмпстеде был для Кэрри безвозвратно потерян. Давно, еще до войны, Беатрис продала его, когда у нее кончились деньги. Она была неумелой хозяйкой. Кэрри помнила до сих пор, как ее мать, Виктория, сокрушалась по поводу этой потери: «Думает ли мама о том, что делает? Ради всего святого, куда нам деваться, если не удастся сохранить дом в Хэмпстеде? Неужели она действительно считает, что можно жить в Италии? Это же просто немыслимо!»

Но, в конце концов, именно так она и поступила. Она уехала в Италию со своим красивым старшим сыном, умственно неполноценным, но все-таки горячо любимым. На лето мать привозила Кэрри к бабушке. И тогда для Кэрри наступали волшебные времена, полные солнечного света и восторга, овеянные очаровательно опасным присутствием ее кузена Лео. Ее эксцентричная бабушка, блаженно погруженная в себя, порой импульсивная, по обыкновению немного рассеянная, но всегда любимая, проявляла к своей единственной внучке живой интерес, хотя Кэрри всегда сомневалась, можно ли было назвать это чувство любовью. Но это внимание действовало на Кэрри так благотворно, что она расцветала, как цветок под ласковыми лучами солнца.

Потом все изменилось. Беатрис скоропостижно скончалась в 1912 году, оставив Генри на вилле Кастелли в одиночестве. А затем неожиданно грянула война, а с ней — ужасные лишения, раннее взросление, болезнь матери и ее тяжелые последствия — бремя забот, которые свалились на плечи юной Кэрри. Отец Лео, дядя Джон, умер спустя два года после смерти жены. А сам Лео исчез где-то в окопах войны, как и большинство новобранцев, и больше Кэрри никогда ничего о нем не слышала. Италия казалась ей далеким волшебным миром из детства. Кэрри исполнилось восемнадцать, когда война закончилась. Жизнь с требовательным и капризным инвалидом, каким к тому времени стала ее мать, становилась невыносимой. Они с матерью едва сводили концы с концами, снимая комнату в Айминггоке. Ухажквания Артура Стоу за Кэрри, вежливые и вполне благопристойные, казались спасением, которым ее мать не преминула воспользоваться. Она приняла его предложение, даже не спрашивая мнения дочери, полностью уверенная в ее согласии. Кэрри, никогда не умевшая за себя постоять, всегда озабоченная только тем, чтобы не огорчать мать, молча согласилась. А что еще ей оставалось делать?

И вот теперь итальянский дом возвращается к ней. То ли это подарок судьбы, то ли заговорили узы кровного родства? Она увидит его снова, скорее всего в последний раз. Будет бродить по его комнатам и любимым уголкам сада. Без Артура. Единственное приключение в ее скучной и однообразной жизни. Потом она вернется в Гастингс, к Артуру, в этот дом — она знала это. Ничего не изменится. Ничего. Да и что может измениться? Но по крайней мере у нее останутся воспоминания, которые будут поддерживать ее в жизни.

Наконец желанный миг настал. Наступил конец марта. Внешне оставаясь спокойной, но тщательно скрывая под маской невозмутимости волнение и тревогу, отчего у нее пересохло во рту и засосало под ложечкой, она позволила Артуру усадить себя в вагон «Только для дам», посуетиться вокруг багажа и билетов, утомить себя целым потоком прощальных наставлений и наказов, а потом стала спокойно наблюдать за тем, как удаляется его высокая худощавая фигура по мере того, как поезд покидает шумный, многолюдный вокзал «Виктория».

Позже, вспоминая эти последние минуты, она часто удивлялась, откуда у нее взялось мужество не ответить на его прощальный взмах руки.

Глава вторая

Кэрри следовало бы предвидеть, что путешествие, о котором она так долго мечтала, окажется далеко не таким приятным и комфортабельным. Экономя каждый пенни, Артур отказался от услуг бельгийских и немецких железных дорог и выбрал более дешевые французские, не рассчитанные на большую скорость. Мысль о дополнительных расходах на билет в спальном вагоне вызвала у него глухое раздражение, но все же он не решился заставить Кэрри сидеть всю ночь. Он заказал ей место во втором классе до Швейцарии, затем в Милан и Парму, где она должна была пересесть на поезд, следующий до Багни-ди-Лукка по горной местности. Этот маршрут, довольно популярный летом, когда англичане отправляются в Баши на воды, оказался скучным и малоприятным в марте.

Когда они добирались до Кале, сильно штормило, и Кэрри с трудом справлялась с приступом тошноты. Пароход опоздал в пункт назначения, и когда они были готовы к посадке на поезд, холодный день уже сменился промозглым вечером. Все еще испытывая отвратительную тошноту, она забилась в дальний угол купе, смирившись с бесконечной надоедливой болтовней своих спутников, четой Пилингтонов.

Они расположились напротив нее, пока Артур хлопотал насчет багажа, провожая ее на вокзале Виктория в Лондоне. Втроем они оказались единственными пассажирами в вагоне. Кэрри старалась избегать взгляда любопытных, маленьких глаз соседки и в течение первых двадцати минут путешествия это ей удавалось. У нее замерло сердце, когда их взгляды встретились, и ей пришлось ответить легкой улыбкой на лучезарную улыбку своей спутницы. Пухлая, средних лет дама доверительно наклонилась к ней.

— Я вижу, вы путешествуете одна, моя милочка. Какая вы смелая.

Улыбка Кэрри стала вымученной.

— Это не совсем так.

— Куда вы едете? В Кале? У вас там родственники?

Кэрри покачала головой.

— Мне пришлось поехать в Италию… — она поколебалась —…по семейным обстоятельствам.

— В Италию! Клэренс, ты слышал? Эта девочка едет в Италию одна! — Дама поудобнее устроилась на своем месте. — Ну, моя дорогая, мы сможем составить вам компанию, по крайней мере, до Швейцарии. Видите ли, мы едем в Люцерн навестить своих друзей — очень дорогих нам людей — Торнкрофтов, то есть, доктора Питера Торнкрофта. Он и Клэренс работали вместе до самой пенсии, не так ли Клэренс? Собственно говоря, моя душечка, мы уже говорили с Клэренсом о том, насколько ваш муж — ведь это был ваш муж, правда? — насколько он похож на доктора Торнкрофта. Удивительно. Просто удивительно. Что ты скажешь, Клэренс? Разве я не права…

Кэрри поймала себя на мысли о том, что голос ее соседки напоминает стук ножей и вилок в мойке — такой же громкий и резкий.

— И вы едете в Италию! Одна-одинешенька! Ну, моя милочка, я должна сказать, вы вызываете у меня восхищение. Что касается меня, я никогда не сделала и шага без Клэренса. Правда, Клэренс?

Ее звали Милли. У них было трое детей — два сына и дочь. У всех детей были счастливые семьи, и все они подарили своим родителям внуков. Кэрри вынужденно восхищалась бесконечной чередой фотографий, которые показывала ей Милли во время пути до штормового Ла-Манша. Они жили в Мейдстоуне. В доме были четыре спальни, три комнаты для гостей и современная кухня, а еще две кошки и спаниель, который, судя по их рассказам, обладал скверным характером. Миссис Пилингтон была ярой противницей эмансипации женщин, поддерживала партию тори и любила поговорить о местном бридж-клубе.

Кэрри улыбалась, кивала головой, а сама приходила в отчаяние от перспективы провести всю дорогу до самой Швейцарии в компании столь разговорчивой дамы. Облегчение наступило только во время пересечения пролива Ла-Манш. Милли Пилингтон, как и все остальные, оказалась подверженной морской болезни. Однако, как только ее нога коснулась суши, она вновь обрела дар речи.

— Честно говоря, дорогая — ох, уж эти французы! Стоит только оказаться здесь, как нас ожидает contretemps[2]. — Она широко улыбнулась, довольная своим остроумием. — Не так ли, Клэренс?

Клэренс, как показалось Кэрри, был довольно приятным человеком и интересным собеседником. И если бы у них с Кэрри была возможность не только обмениваться время от времени парой слов, то общение с ним скрасило бы путешествие. Но Милли не умолкала ни на минуту. Она жаловалась на поезда, на жесткие спальные полки. Она жаловалась — долго и шумно — на удобства в туалете. Не обошла вниманием и пищу в вагоне-ресторане, которая Кэрри показалась вполне сносной. Когда в сумерках за окнами поезда замелькали французские деревеньки и Кэрри попыталась сосредоточиться, очарованная обширными сельскими пейзажами, а также открывшимся удивительным и увлекательным зрелищем старинного замка с покатыми крышами среди деревьев в рощице, Милли все тараторила и тараторила. Она была последней, кто устроился на ночь на узкой спальной полке, и первой, кто проснулся утром. Не умолкала ока и за завтраком.

Наконец за окном появились покрытые снегом горы Швейцарии, и Кэрри вздохнула с облегчением.

— Какая жалость, моя девочка, — сказала Милли Пилингтон. — Нам придется расстаться. Вы уверены, что не сможете прервать свое путешествие на несколько дней и присоединиться к нам? Торнкрофты очень гостеприимные люди и у них просторный дом. Я уверена, у них найдется место и для вас.

— Нет. Благодарю вас, но нет. Я не могу.

Кэрри очень устала. Спать им пришлось в одежде, и утром она чувствовала себя помятой, взъерошенной и неопрятной. Ночь она провела в тяжелом полузабытьи, постоянно вслушиваясь в монотонный перестук колес. Спальная полка была узкой и неудобной, а маленькое купе — слишком душным. На прощание она помахала Пилингтонам с большим облегчением, казня себя за неблагодарность.

Она была счастлива, что видит волшебные горы, хотя день был пасмурным, и солнечный свет с трудом пробивался сквозь облака. Освободившись наконец от назойливого внимания Милли Пилингтон, она позволила себе сделать маленькую уступку своему воображению — помечтать о том, как завершится ее путешествие. В мечтах дом ожидал ее, укрывшись за густыми ветвями каштановых деревьев на склоне горы, возвышавшейся над Багни-ди-Лукка. Она нащупала рукой ключ, который лежал в конверте в ее сумочке. Итальянский адвокат, некий сеньор Беллини, переслал его мистеру Бэгшоу. Обыкновенный железный ключ, окрашенный черной краской, и довольно потертый. Она чувствовала его под своей рукой, и ощущение это было приятным. Когда поезд выполз из тоннеля Сен-Готард под проливной дождь, оказавшись на территории Швейцарии, у нее от волнения забилось сердце — скоро она увидит небо Италии. Через пару часов они минуют цепочку озер по пути в Милан. По мере того, как они продвигались на юг, она надеялась на улучшение погоды, хотя бы на незначительное.

Но погода не улучшалась. По правде говоря, стала даже хуже. Кэрри почти не увидела озер, оставшихся где-то за пеленой проливного дождя. Деревеньки будто съежились в безысходности под порывами ветра и бесконечным ливнем. Повозки, запряженные быками или ослами, с трудом тащились по размытым колеям дорог, их погонщики мужественно сносили непогоду, закутавшись в дерюгу в тщетной попытке остаться сухими.

Уставшая, с ноющей головной болью, Кэрри дремала, ежеминутно просыпаясь.

Ранним утром, выпустив пары, поезд шумно ворвался на станцию индустриального Милана, широко раскинувшегося вокруг, чтобы ненадолго прервать свой путь и через десять минут вновь его продолжить. Теперь уже в Парму и Болонью. Станция кишела людьми, слышался охрипший женский голос из вокзального репродуктора. Сквозь закрытое окно Кэрри едва могла расслышать объявления. Впрочем, она все равно не поняла бы их. Прошло десять минут, потом еще десять. Через полчаса поезд по-прежнему не трогался. Напротив нее место занял со вкусом одетый англичанин средних лет, который в нескольких фразах сообщил ей, что едет по делам в Болонью. Его также тревожило затянувшееся ожидание. Он нахмурился и, наклонившись, стал всматриваться в окно.

— Вы думаете, что-нибудь произошло? — нерешительно спросила Кэрри.

— Ничего удивительного, ведь это же Италия. И это поезд. Я был бы чрезвычайно удивлен, если бы ничего не произошло. Собственно говоря, поразительно уже то, что мы сумели благополучно добраться до этого города. Пожалуй, пойду узнаю, в чем дело.

Она ждала его, слегка начиная нервничать. Дождевая вода стекала с навеса над вокзалом, собираясь в грязные лужи ни платформе, по которой суетливо сновали люди, не скрывая своего плохого настроения.

Через несколько минут ее спутник вернулся, полный негодования и раздражения.

— Боюсь, нам придется пересесть на другой поезд.

— Но у меня билет до Пармы. Мне сказали, что после Люцерны…

— Миссис Стоу, как я уже сказал вам, это Италия. То, что вам говорят в тихой и уютной билетной кассе в Лондоне и то, что происходит здесь, разнятся как небо и земля. Не беспокойтесь, если есть хоть один поезд, мы найдем его. Пойдемте, наш багаж уже разгружают и лучше быть на месте, когда его выгрузят.

—. Если? — едва слышно переспросила Кэрри. — Если есть поезд?

Он улыбнулся ей ободряюще.

— Не волнуйтесь, — повторил он. — Я уверен, что поезд есть. Где-нибудь.

Следующие два часа были для Кэрри не менее ужасны, чем то время, которое Кэрри приходилось переживать дома по вторникам, четвергам и субботам. На вокзале царил полнейший хаос. Люди, нагруженные вещами, метались туда-сюда, с одной холодной, продуваемой всеми ветрами платформы на другую. И если бы не то счастливое обстоятельство, что ее новый друг — уже после первого часа их злоключений она не могла думать о нем иначе — вполне сносно говорил по-итальянски, она не имела бы ни малейшего представления о том, что происходит на этой станции и почему. Никто не извинялся перед пассажирами и не объяснял причину задержки поезда. Удивленно приподнятые плечи, выразительный жест руки — это все, чего можно было добиться.

— Не волнуйтесь, — ее спутник, который представился ей как мистер Роберт Гаури, успокаивал ее по крайней мере уже в шестой раз за очередной чашкой густого темного кофе, который они покупали у разносчика, уныло толкавшего перед собой тележку по длинной платформе. — Мы обязательно доставим вас в Парму. Раньше или позже. — Он сухо улыбнулся. — Может быть, даже сегодня.

Ей не хотелось говорить ему о том, что сейчас ее больше беспокоит мысль о том, что она будет делать, одинокая и беспомощная, после того, как доберется до Пармы. В Лондоне ей казалось, что будет легко и просто пересесть с одного поезда на другой, который довезет ее до нужной станции. На самом деле все неожиданно осложнилось. В комнате ожидания для дам, в зеркале, засиженном мухами и покрытом влажными пятнами, она увидела собственное отражение, которое привело ее в отчаяние. В свою очередь отражение уставилось на нее — бледное, растрепанное и изможденное. Ужасно болели глаза; она чувствовала себя так, будто не спала неделю. Ей казалось невероятным, что прошло всего двадцать четыре часа с тех пор, как она рассталась с Артуром на платформе вокзала «Виктория». Там было так благополучно, так надежно. Она машинально попыталась спрятать под полями шляпы пряди волос, выбившиеся из прически и упавшие на лицо, но вскоре отказалась от этой бесполезной затеи. Кэрри глубоко вздохнула. По крайней мере, теперь она в Италии и поворачивать назад поздно. Она решительно вздернула маленький подбородок и с напускной храбростью, которой в себе совсем не ощущала, решила махнуть рукой на свой внешний вид и вернуться к мистеру Гаури, ожидающему ее в толпе на платформе.

— Нам повезло, — оживленно сказал он. — Кажется, я нашел нужный нам поезд. Надо только подождать каких-нибудь десять минут. Ну, миссис Стоу, если все будет хорошо, скоро мы опять будем в пути.

Спустя полчаса так оно и произошло. Медленно, извиваясь змеей, останавливаясь на каждом полустанке, поезд полз по ровной, скучной долине реки По, залитой весенними дождями. Время от времени сквозь дождевую завесу с южной стороны Кэрри удавалось мельком увидеть Апеннины, горную цепь, возвышающуюся между этой обширной и плоской, как блин, плодородной равниной и местом, которое было целью ее путешествия. Горы нечетко вырисовывались в движущемся тумане, то исчезая, то появляясь вновь, заманчивые и одновременно грозные. Убаюканная монотонным перестукиванием колес, Кэрри задремала.

— Миссис Стоу? — Мистер Гаури наклонился вперед и похлопал ее по руке. Она вздрогнула, проснувшись. — Парма, — тихо пояснил он. — Мы почти приехали.

— А! — Видимо, на ее лице было написано смятение.

— Все в порядке. — В его словах она ощутила расположение к ней, симпатию и понимание ситуации, в которой оказалась молодая женщина. — Если мне придется ждать этот проклятый поезд, то я смогу проводить вас.

На него можно было положиться, как и на его слова. Он вооружил ее расписаниями, номерами платформ и списком необходимых разговорных фраз. Он заручился помощью носильщика, невысокого роста, крепкого и жизнерадостного, обладавшего необходимым запасом английских слов, проверил ее багаж и купил ей билет.

— В Ла-Специя вы пересядете на поезд до Багни-ди-Лукка. Боюсь, вы доберетесь туда только поздним вечером. Теперь вы справитесь?

— Да. Спасибо. Я вам так благодарна.

Он улыбнулся, приподняв свою шляпу.

— Не стоит благодарности, миссис Стоу. Меня это нисколько не затруднило. Желаю вам удачи.

Она смотрела вслед его удаляющейся фигуре, как изгнанник смотрит на удаляющиеся родные берега.

— Сеньора? — Носильщик широко улыбнулся ей и взял ее чемоданы. — Ваш поезд здесь.

— Спасибо. Я иду.

Горы, также как и озера, были скрыты пеленой дождя. С неожиданным самообладанием, которое появилось у нее наверное от отчаяния, она ловко перебралась в Ла-Специи с одной платформы на другую вместе со своими чемоданами. И здесь удача улыбнулась ей. На сей раз поезд действительно отправился через десять минут. Он тащился очень медленно по долине, петляя между гор, останавливаясь на каждой станции, у крошечных деревень, на перекрестках дорог, у какого-то маленького городка, поднимавшегося как плющ по склону горы. Совсем рядом вдоль дороги по каменистому руслу бежала река, мутная и бурлящая, вздувшаяся от долгих дождей. Чувствуя себя совершенно измученной, Кэрри дремала, время от времени просыпаясь, в страхе проспать свою станцию.

Наконец они прибыли в Багни-ди-Лукка. Это была небольшая станция, хорошо освещенная и, несмотря на мерзкую погоду, довольно опрятная. Конец ее долгого путешествия.

Она постояла возле своих потертых, видавших виды чемоданов, обдуваемая со всех сторон ветром, а поезд тем временем, свистя и шипя, исчезал в пелене дождя.

— Сеньора?

Она обернулась. Высокий худощавый человек, одетый в потрепанную униформу, поприветствовал ее, взмахнув мокрой от дождя шляпой.

— Вы хотите добраться до отеля, — сказал он скорее утвердительно, чем вопросительно. — Уже поздно, но я помогу вам. Я провожу вас к своему брату, а он сможет вас отвезти.

— Нет, — ответила она. — Нет, мне не нужен отель.

Он удивленно поднял брови.

— Но не проводит ли ваш брат меня до дома?..

— Он проводит вас куда угодно, сеньора. Куда угодно. — Он протянул руки к ее чемоданам и улыбнулся обезоруживающей улыбкой. — За небольшую плату, конечно.

— Да, разумеется.

Он легко, будто они ничего не весили, поднял ее чемоданы.

— Куда вы направляетесь? Вы остановитесь у миссис Джонстон-Смит? Многие молодые леди из Англии останавливаются у миссис Джонстон-Смит. Или, может быть, у сеньоры Уэйн? У нее тоже много постояльцев.

Он шел широким размашистым шагом вдоль платформы, она едва поспевала за ним. Кэрри давно уже оставила попытку придержать шляпку на голове и сунула ее в сумку. Ветер подхватил ее волосы, закрывая ими лицо.

— Нет, нет. Я хочу добраться до виллы Кастелли. Это недалеко от Сан-Марко. Вы знаете это место?

Они вошли в небольшой, ярко освещенный зал с билетными кассами. Он остановился, удивленно глядя на нее.

— Вы хотите подняться в горы? Сегодня?

— Да.

Он покачал головой.

— Это невозможно, сеньора. Погода просто ужасная.

— Я вижу.

— А горные дороги очень опасны во время дождя. Отправляйтесь в отель. На одну ночь. А завтра спокойно доберетесь до дома. — Он выглядел вполне довольным собой, поскольку, как ему казалось, очень удачно разрешил ее проблему. — Я пойду, позову брата.

— Нет, пожалуйста, — она протянула руку, чтобы задержать его.

Путешествие оказалось намного тяжелее, чем она или, скорее, Артур рассчитывали, и провести пусть даже всего одну ночь в отеле было для нее просто немыслимо. Она твердо решила, что доберется до виллы чего бы это ей ни стоило и именно сегодня. Прежде чем сесть на поезд в Ла-Специи, она даже купила хлеб, сыр, холодное мясо и фрукты.

— Мне действительно надо добраться до дома сегодня.

— Сеньора, я знаю хороший отель. Очень дешевый. — Он старался говорить доходчиво, пытаясь убедить эту странную сеньору в разумности своих доводов. — Поверьте мне. Сегодня не стоит подниматься в горы.

Но тут ее терпение лопнуло. Она устала, замерзла, и ее совершенно не пугала мысль о том, как она попадет в пустой дом ночью. И она вовсе не собирается стоять здесь и спорить с незнакомым человеком, как бы хорошо он к ней ни относился.

— Стоит или не стоит, — коротко отрезала она, — но я намерена это сделать именно сегодня. — И протянула руку за своим чемоданом.

Удерживая все ее чемоданы, каким-то невероятным образом ему удалось недоуменно пожать плачами.

— Очень хорошо, сеньора, если вы настаиваете. Пойдемте, поговорим с моим братом, но я уверен, он скажет абсолютно то же самое что и я.

Сильный ветер норовил сбить их с ног, когда они вышли с вокзала. Он гнал дождь по пустынной улице и стучал ставнями на окнах, деревянная скамейка на привокзальной площади оказалась перевернутой, пустая консервная банка громыхала по тротуару, будто ее пинал невидимый ребенок, в сточных канавах булькала и пузы— рилась вода. Кэрри промокла до нитки, сделав лишь несколько шагов. Она подняла воротник пальто, стянула с шеи шарф и повязала им растрепавшиеся волосы, борясь с ветром. Вскоре незнакомец остановился у какого-то дома и плечом толкнул дверь.

— Эй, Марио!

Кэрри последовала за ним и оказалась в небольшом баре, где за столом, покрытом клеенкой, сидели несколько человек и играли в карты.

— Эй, Марио, — снова сказал ее провожатый. — Una cliente.

На зов обернулся один из игроков — большой и сильный мужчина, небритый и темноволосый.

Спутник Кэрри быстро заговорил с ним по-итальянски, указывая на нее резким кивком головы. Остальные игроки молча разглядывали девушку. Она смахнула с лица растрепавшиеся волосы. Марио слушал, недовольно ворчал и несогласно качал головой.

Незнакомец поставил чемоданы, чтобы можно было жестикулировать руками, и этот своеобразный диалог продолжился дальше.

Марио бросил взгляд на Кэрри, пожал плечами и снова отрицательно покачал головой, ответив брату в резких выражениях.

Тот повернулся к Кэрри.

— Сеньора, он говорит, что погода слишком плохая. Не стоит подниматься в горы сегодня.

Кэрри охватило отчаяние. Непрошенные слезы выступили у нее на глазах. Она почувствовала, как рушатся ее надежды. Когда она мечтала о том, как приедет на виллу Кастелли, ничего подобного она и представить себе не могла. Все пережитое за последний день тяжким бременем навалилось на нее и готово было выплеснуться наружу. Оказаться здесь одной, в такую непогоду, почти без денег и надежного спутника — это было выше ее сил. Эта последняя неудача стала той каплей, которая переполнила чащу ее терпения. Неожиданно для себя Кэрри пришла в ярость. Сжав зубы, она произнесла:

— Пожалуйста, скажите ему, что я хорошо заплачу.

Он покачал головой.

— Марио не возьмется за это.

Заскрипел стул, и один из картежников поднялся из-за стола. Это был пожилой, плотного сложения мужчина с массивной челюстью и обветренным, морщинистым лицом.

— Я провожу ее, — сказал он без улыбки.

От облегчения у Кэрри чуть было не закружилась голова.

— Вы? О, спасибо. Я вам так благодарна!

Он протянул большую, грязную руку ладонью вверх.

Кэрри достаточно было одного мгновения, чтобы понять значение этого красноречивого жеста. Она торопливо открыла сумочку, вытащила из кошелька горсть монет и положила их на покрытую мозолями ладонь. Короткие толстые пальцы слегка согнулись, как бы поощряя ее, но рука оставалась протянутой. Кэрри снова открыла кошелек. Но тут заговорил Марио. Он вспыхнул, затараторил что-то по-итальянски, угрожающе размахивая руками, однако пожилой человек не обращал на нет никакого внимания. Он невозмутимо сунул деньги в карман и поднял ее чемоданы.

— Пойдемте, — сказал он Кэрри, проходя мимо.

В горах буря действительно разыгралась не на шутку. Ледяной ветер свирепствовал, пробирая до костей. Кэрри съежилась под накидкой из тонкой клеенки, которую дал ей неразговорчивый проводник, в то время как тощая, кожа да кости, лошадь с трудом взбиралась вверх по крутой, извилистой колее. Сквозь раскачивающиеся на ветру ветви деревьев в сырой мгле мерцали огни Багни-ди-Лукка, протянувшиеся вдоль разбушевавшейся реки, точно яркое ожерелье.

— Еще далеко? — Кэрри повернула мокрое лицо к проводнику, стараясь перекричать шум дождя. Почти совсем стемнело. Тускло светились фонари по обеим сторонам маленькой повозки.

Проводник в ответ только пожал плечами.

— А где находится дом? Eго можно увидеть отсюда?

Он покачал головой.

— Нет. Может быть, потом, через некоторое время.

Она смолкла, дрожа под мокрой, холодной накидкой, пахнущей лошадиным потом.

— Вон там, — спустя некоторое время окликнул ее проводник. — Вилла Кастелли. — Он поднял руку, указывая вверх.

Кэрри осмотрелась. Они находились на развилке дороги. Впереди виднелись тусклые, разбросанные гроздьями огни Сан-Марко. А справа, высоко над ними, на крутом склоне холма, выделялся темный силуэт дома. На мгновение ей показалось, что сквозь ветви деревьев, которые безжалостно трепал ветер, в окне мелькнул слабый огонек. Но когда она протерла глаза, залитые дождем, и посмотрела еще раз, то ничего не увидела. Должно быть, подумала она, это было отражение огней деревни.

Щелкнул кнут, и усталое животное развернулось широкой дутой, и, опустив голову, тяжело потащилось по скользкой каменистой дороге. Несколькими минутами позже повозка, раскачиваясь из стороны в сторону, вползла в высокие ржавые железные ворота. Вода стремительным потоком неслась с горы. Свистел ветер, где-то монотонно билась о стену ставня. Молчаливый провожатый Кэрри со знанием дела развернул повозку на маленьком пятачке перед домом и остановил ее около ступенек, которые вели ко входной двери. Окоченевшая Кэрри с трудом выбралась из повозки. Возница даже не пытался помочь ей, он вытащил из повозки чемоданы и поставил их на ступеньки.

— Спасибо. — Неуклюжими от холода пальцами Кэрри нащупала в сумочке ключ. — Не могли бы вы… не могли бы вы подождать несколько минут, пока я не открою дверь? — Она ненавидела себя за то, что в ее голосе появилась предательская дрожь, готовая перерасти в мольбу.

Он проворчал что-то неразборчивое, всем своим видом выказывая недовольство, потом все-таки снял с повозки один из фонарей и подошел с ним к двери. При колеблющемся свете фонаря Кэрри вставила ключ в замочную скважину, и дверь распахнулась. Она шагнула в холл с высоким потолком, радуясь тому, что укрылась от дождя и ветра, хотя в доме было промозгло из-за сквозняков. Проводник поднял фонарь повыше. На столе неподалеку стояла лампа. Ни говоря ни слова, он пошарил в кармане и вытащил спичечный коробок. Кэрри в полумраке наблюдала за том, как он короткими толстыми пальцами снимал с лампы стеклянный абажур. Он поднес спичку к фитилю, и к ее огромному облегчению пламя сразу вспыхнуло. Он закрепил абажур и уже почти положил спички в карман, когда внезапно, словно опомнившись, протянул их ей.

— С-спасибо. — Почему она сама не подумала о спичках? — Спасибо, — повторила она. А потом слегка смущенно добавила: — Grazie.

— Prego. — Он неторопливо повернулся к двери, постоял немного в нерешительности, затем обратил к ней морщинистое лицо. — Вы уверены в том, что хотите остаться?

— Да, уверена. — Она постаралась придать голосу твердость, но на самом деле она совсем не была уверена.

— Тогда я пойду.

— Да. Благодарю вас. Благодарю вас за то, что помогли мне.

В воздухе явственно ощущался какой-то резковатый запах, который она не могла определить. Она оглянулась вокруг. Четыре двери и изогнутая лестница, убегающая в темноту; холл, оставшийся таким же, каким она его помнила; позади лестницы дверь, ведущая в маленький коридор, который, в свою очередь, приводил на кухню. Она была уверена, что не забыла расположение комнат. Проводник вернулся к парадной двери и остановился в нерешительности.

— Все в порядке, — сказала она тихо, но уже гораздо более уверенно.

— Arrivederci, signora, — пробормотал он.

— Arrivederci.

Дверь громко захлопнулась за ним, приглушив наконец шум дождя. Она услышала шорох колес по гравию, потом он стих, когда повозка вновь выехала на дорогу. Еле слышный шум, похожий на легкий шелест, окружал ее со всех сторон. Сквозняки. Она вновь принюхалась, озадаченная, настойчиво пытаясь определить слабый, смутно знакомый аромат. Она сунула в карман спички, которые ей дал итальянец, и, оставив чемоданы стоять там, где он их поставил, подняла лампу, направилась к двери под лестницей и распахнула ее.

Свет лампы отбрасывал колеблющиеся тени на стену и потолок. Где-то в верхней комнате по-прежнему громыхала ставня, ритмично и монотонно.

Коридор, ведущий в кухню, остался прежним. Под ногами все те же старые, потертые и неровные каменные плиты. Кэрри припомнила, как будучи ребенком, играла на полу. Она придумала сложную игру со стеклянными шариками и хранила ее от всех в тайне. Ока могла часами заниматься этой игрой, но для каждого, кто проходил по коридору и мог упасть, наступив на шарики, игра становилась небезобидной.

Она рассеянно улыбнулась, вспоминая об этом, и протянула руку к кухонной двери, когда неожиданно, точно пистолетный выстрел, над ее головой резко хлопнула дверь. В тишине, окутавшей все вокруг, звук показался ей просто оглушительным. Она вздрогнула так сильно, что чуть не выронила лампу, затем застыла, напрягая слух. Сердце готово было выскочить из груди.

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем она заставила себя сдвинуться с места.

Ветер. Это был всего лишь ветер. Что еще это могло быть?

Стараясь двигаться как можно быстрее, она толкнула кухонную дверь и шагнула внутрь. Остановилась, осторожно всматриваясь в темноту; тяжелые, гулкие удары сердца оглушали ее. При дрожащем свете лампы она заметила, что в комнате ничего не изменилось: железная кухонная плита занимала одну сторону, огромный кухонный шкаф для посуды — другую, в центре на кафельном полу стоял большой стол, а вокруг него несколько самых разных стульев.

А на столе лежали остатки незатейливого ужина. Хлеб, сыр, недопитая бутылка вина.

Она остановилась, как вкопанная.

В комнате было уютно. Мягкое тепло исходило от кухонной плиты. И теперь она точно определила этот характерный запах, который почувствовала, войдя в холл.

Сигаретный дым.

В доме кто-то был.

Она так дрожала, что едва смогла заставить себя сдвинуться с места. Очень-очень осторожно она поставила лампу на стол, Пламя перестало колебаться. На столе стоял трехрожковый деревянный канделябр; трясущимися руками она зажгла его и облегченно вздохнула, увидев ярко вспыхнувшее пламя.

И в этот момент она услышала позади себя звук чьих-то быстрых легких шагов, приближающихся к двери, в которую она только что вошла.

Помертвев от страха и затаив дыхание, она оглянулась, судорожно вцепившись пальцами в край стола.

Дверь отворилась, и в дверном проеме возникла стройная фигура молодого мужчины. На минуту он замер на пороге в нерешительности, затем быстро приблизился к ней так, чтобы при ярком свете лампы и свечей она смогла рассмотреть его. Худощавое умное лицо, высокий лоб под тонкими спутанными волосами, узкие глаза, сияющие ярким голубым светом, плотно сжатые губы. В одной руке он держал маленький фонарь, а другую протянул к ней ладонью вверх, всем своим видом желая показать, что не причинит ей вреда. Томительное молчание продолжалось несколько секунд. Затем раздался его голос.

— Кэрри, не бойся, это я. Ты не узнаешь меня?

Она издала невнятный звук, похожий то ли на рыдание, то ли на сдавленный смех.

— Лео! О, Лео! Неужели это ты? Как же я не смогла узнать тебя? Лео, Лео! Что ты здесь делаешь? — Два быстрых шага и она оказалась в объятиях кузена. Он был всего на пару дюймов выше нее, но его легкое тело было мускулистым и сильным, а руки, которые приподняли Кэрри с пола, сдавили ее так крепко, что она с трудом могла дышать.

— Кэрри, Кэрри! И о чем ты только думаешь — приехать сюда одной, в такую ночь! На моем месте мог оказаться кто угодно. Кто угодно! — Он немного отстранил ее и повернул к себе лицом. — Слезы? О, дорогая, не плачь!

Она шмыгнула носом.

— Я не плачу. Просто дорога была такой ужасной, и потом я очень испугалась, когда поняла, что в доме кто-то есть. — Непослушные слезы заливали ее улыбающееся лицо.

С легкой улыбкой, прикосновениями, настолько нежными, что она моментально лишилась остатков самообладания, он вытер ее мокрое от слез лицо и прижал к себе. А она продолжала плакать, уткнувшись в его плечо. Когда же, наконец, она успокоилась, он отпустил ее и, держа за руку, потянул к столу.

— Иди сюда. Садись. Выпей вина — будь умницей. — Она покачала головой. — Поверь мне, это как раз то, что тебе сейчас нужно. Когда ты ела в последний раз? У меня есть хлеб, сыр и немного цыпленка. — Он снял с ее плеч пальто и решительно усадил за стол, спокойно разговаривая и давая ей возможность прийти в себя. — Ешь, Кэрри. Тебе надо подкрепиться. — Он неожиданно улыбнулся широкой мальчишеской улыбкой, которую она так хорошо помнила с детства, и слезы вновь навернулись ей на глаза. — А пока ты ешь, я объясню тебе, что делаю в твоем доме. Это ведь теперь твой дом, не так ли?

Она робко кивнула в ответ.

Лео подошел к двери и повесил ее пальто на крючок.

— Я так и подумал, — сказал он, стоя к ней спиной.

Его голос оставался спокойным, почти невыразительным. — После всего того, что случилось между бабушкой и моим отцом, было бы странно ожидать от Беатрис другого, правда?

Она внимательно наблюдала за ним, за его темной, смутно очерченной фигурой, неожиданно оказавшейся вне круга света, падающего от лампы.

— Лео, а что произошло между бабушкой и дядей Джоном? Почему она, — Кэрри заколебалась, поняв, что собирается сказать «ненавидела», — так не любила его? В конце концов, он же был ее сыном.

Лео пожал плечами.

— Кто знает? Лично мне ничего не известно. Видимо, что-то семейное. — Он вернулся к столу и, наклонившись над ним, посмотрел на нее с мягкой лукавой улыбкой. Теперь, когда неприятный момент был позади, он говорил медленно, как бы размышляя сам с собой. — Ты знаешь, как иногда случается в семьях — возникает кровная вражда. Любовь перерождается в ненависть и всякое такое. Никто не может ранить нас так глубоко, как те, кого мы любим.

Невольно у нее возникла мысль: «Вот почему Артур, как бы он ни старался, не в состоянии глубоко ранить меня».

Он наклонился чтобы налить ей в стакан виноградного вина темно-вишневого цвета.

— Ты не возражаешь, если я закурю?

— Нет, разумеется, нет.

Она отщипнула кусочек цыпленка, потом подняла стакан, наблюдая за тем, как он вытащил из нагрудного кармана потертый, тускло светящийся серебряный портсигар и извлек из него сигарету длинными, пожелтевшими от табака пальцами. Слезы высохли, и теперь она могла рассуждать и говорить спокойно.

— Итак, что же ты здесь делаешь? — спросила она с едва заметным любопытством в голосе.

Он пожал худыми плечами.

— В одной из газет я прочитал сообщение о смерти дяди Генри. Как я уже говорил тебе, бабушка постаралась сделать все возможное, чтобы не позволить мне прикоснуться к ее наследству.

Его голос звучал почти равнодушно, с еле заметной грустной иронией. Он запрокинул голову и выпустил в потолок замысловатую струйку сигареткою дыма. Она внимательно разглядывала гордую посадку его головы, изящный изгиб скулы. Она помнила, что в детстве он был очень красивым мальчиком, но огрубевшие черты взрослою мужчины, подчеркивающие его зрелость к мужественность, еще больше красили его. Неожиданно она осознала, что за этой, пусть изменившейся, но знакомой красивой внешностью скрывается незнакомец. Тот Лео, которою она так хорошо знала в детстве, исчез. Долгие годы разлуки, жестокость и зверства, пережитые им на войне, разделяли их, как глубокая пропасть. Бели уж она так сильно изменилась с тех пор, как была ребенком, насколько же, должно быть, изменился он?

Лео взглянул на нее и поймал на себе ее пристальный взгляд.

— Знаешь, я обожал ее, — сказал он просто, не делая попытки скрыть неожиданно промелькнувшую боль в его глазах.

— Я верю тебе, — ответила Кэрри. Ока была уверена, что он сказал ей правду. Не так уж много было тех, кто оказавшись под обаянием сложной и яркой личности Беатрис Свои, оставался к ней равнодушным. Не был исключением и ее внук, который характером был похож на свою бабушку, но отношения с которым всегда омрачались враждой бабушки с ею отцом.

— Итак, — он поднялся из-за стола, подошел к кухонному шкафу и вынул из него еще один стакан, — я решил приехать сюда и украсть что-нибудь на память. — Он насмешливо улыбнулся, желая немного подразнить ее. — Что-то, что напоминало бы мне о ней, и в то же время не разорило тебя. Я подумал, что если это ты унаследовала дом, то скорее всего, продашь его таким, каков он есть, вместе с обстановкой и вещами. Не думаю, чтобы ты заметила исчезковение одной небольшой вещицы. Подарок на память. К сожалению, мне пришлось взломать ставни в башенной комнате, чтобы попасть внутрь. Поэтому-то они так и хлопают. — Он налил себе вина и поднес стакан к губам.

Она смотрела на нею с изумлением.

— Лео! Как ты мог? Как ты мог?

Кэрри не заметила, что ее слова разозлили Лео. Улыбка исчезла с его губ, а яркие синие глаза внезапно потемнели от гнева. Не увидев этих перемен и не поняв, что он неправильно истолковал ее слова, она продолжала бурно возмущаться.

— Почему ты не связался со мной? Почему явился сюда вот так, тайком? Украсть, кажется так ты сказал? О, Лео, ради всего святого, я думала, ты знаешь меня лучше. Если бы ты попросил — просто попросил — я отдала бы тебе все, что угодно! Разумеется, ты и сейчас можешь взять все, что хочешь. Все, что угодно. — Она потянулась к его руке. — Лео, я даже не знала, жив ты или мертв. Ты мог бы сообщить о себе. Почему ты не сделал этого? Разве мы не одна семья?

Ярость так же быстро оставила Лео, как и охватила. Пытаясь справиться с собой, он усилием воли сдерживал дрожь в пальцах.

— Меня ны было в Англии.

— А где ты был?

— О, повсюду. После войны, — запрокинув голову, он осушил стакан и опять потянулся за бутылкой, — мне было трудно усидеть на одном месте. — Он улыбнулся, но теперь уже с мягким юмором. — В этом я, кажется, не одинок, не так ли?

— Нет, не одинок.

Он наполнил свой стакан наполовину и наклонился, чтобы вылить ей остатки вина из бутылки.

— О нет, мне достаточно.

— Не глупи. Это поможет тебе уснуть лучше любого снотворного. Послушайся человека, который знает в этом толк.

От выпитого вина приятное тепло разлилось по всему телу. Кзрри отломила кусочек хлеба и взяла ломтик сыра. Только теперь она поняла, насколько сильно проголодалась. Ей казалось, что в ее жизни не было ничего вкуснее этой простой деревенской пищи. Вино пробудило в ней незнакомые, приятно возбуждающие чувства.

— Где ты был? На войне?

— Повсюду. На Сомме, например. В одном местечке на Марне с французами[3]. Жизнь там была суровой.

— А потом?

Он сделал протестующий жест.

— Мы можем поговорить обо мне потом. Давай, расскажи лучше о себе. Что ты здесь делаешь, одна? — Он взглянул на ее кольцо. — Ты замужем? Почему он не с тобой?

Она потягивала вино мелкими глотками.

— Он не мог оставить работу. — Она подняла на него глаза. — О, Лео, я не могу высказать, как я рада тебя видеть! Я так боялась, что тебя убили. Мой муж Артур был уверен в этом.

Он криво усмехнулся.

— Ну, Артур, как видишь, ошибся. — Он поднял пустую бутылку. — Я открою другую. Расскажи мне о себе.

Следующие полчаса были заполнены ее рассказом о перипетиях ее путешествия. Воспоминания о соседстве с четой Пилингтонов перемежались красочными описаниями беготни по платформам в Милане и количества кофе, выпитого в привокзальном баре. Закончила она подробным описанием своих переговоров с итальянским проводником и поездки по тряской дороге.

Держа в руке стакан с недопитым вином, она разглядывала сквозь его пурпурную прозрачную жидкость пламя оплывающих свечей. Он смеялся. Она удивлялась, каким образом ей удалось так забавно рассказать о перипетиях своего путешествия.

— И вот я здесь. Должна признаться, скорее волею судьбы, нежели по какой-либо другой причине. Боюсь, что вполне могло состояться «заклание агнца». — Она делала небольшие глотки вина, наслаждаясь его необычным ароматом и не замечая крепости, опершись подбородком на руку и повернувшись так, чтобы видеть его лицо. — Я пришла к выводу, что не принадлежу к числу великих искателей приключений.

Он поднес свой стакан к ее.

— С твоими-то предками? Конечно, принадлежишь. Просто тебя еще ждет твое приключение.

Она задумалась. Потом восхищенно улыбнулась.

— Ты думаешь, все дело в этом?

— Я уверен.

— Мне надо идти, — сказал он чуть погодя, заметив, что она с трудом сдерживает зевоту.

Кэрри удивленно заморгала.

— Идти? Куда?

— В Сан-Марко есть отель, в котором сдается пара комнат.

— Но почему? Почему тебе надо уходить?

Он развел руками, слегка улыбнувшись.

Она смутилась.

— Ради бога, Лео, не глупи! Мы ведь кузены и знаем друг друга с детства. Мы как брат и сестра. Разумеется, ты должен остаться. И потом, ты ведь не оставишь меня здесь одну?

— Но ведь ты быта готова остаться в пустом доме одна, когда приехала сюда.

— Да, но у меня не было другого выхода. Зато теперь, когда ты здесь, это меняет дело.

— Прекрасный образец женской логики, — усмехнулся он.

Довольная тем, что удалось его убедить, она, не сдержавшись, зевнула и извинилась.

— О, дорогой, прости.

Наклонив голову, Кэрри вытащила из волос шпильки, и тяжелые густые волосы рассыпались по ее плечам. Она сидела, подперев голову руками.

— Я не спросила тебя. Многое ли здесь осталось? Я помню, в свое время этот дом был похож на пещеру Алладина. Возможно, это было детское преувеличение.

Пауза была достаточно долгой, чтобы проникнуть в ее сонное, усталое и одурманенное вином сознание. Она подняла голову и встретила его взгляд. Лео взял лампу и протянул ей руку.

— Пойдем, посмотрим. Сама увидишь свое наследство.

Не торопясь, он водил ее по дому, оставаясь в дверях с лампой в руке, пока она осматривала очередную комнату.

— Лео! Боже мой, что мне со всем этим делать? — Она сидела на верхней ступеньке изогнутой лестницы, изумленно разглядывая резной шар из слоновой кости, который подобрала в одной из комнат. Внутри замысловато переплетенной, искусно вырезанной оболочки находилась другая, в ней — следующая, и так далее до крошечной, едва видимой, резной сферы величиной с бусину. Безымянный мастер изготовил эту великолепную вещицу с поразительным мастерством, но смысл этого совершенства был непостижим для нее. — Потребуется столько времени, чтобы все разобрать и привести в порядок!

— Да, наша бабушка, без сомнения, была своего рода коллекционером. — Ветер по-прежнему бушевал за окнами, и все так же громыхала оторванная ставня. — Пойду закреплю ставню, прежде чем уйду.

Она закрыла глаза и устало потерла затылок.

— Мне бы очень не хотелось, чтобы ты уходил. Не уходи, Лео!

— Ты спишь на ходу.

— Да. — Ее глаза слипались от усталости. Она тихо засмеялась. — Вот только сплю я не на ходу, а сидя.

Он немного поколебался.

— Ну, хорошо, — согласился он наконец. — Я останусь, но только на сегодня. Пойдем, побудешь на кухне, пока я приготовлю постель. Нет, не возражай, — он поднял руку, заметив ее нерешительный протест, — у меня было время осмотреться, и я знаю, где что лежит. В шкафу рядом с мойкой есть чай. Пожалуйста, завари нам немного. Я постелю тебе в бабушкиной спальне. Но завтра я отправлюсь в деревню.

Он подал ей руку и помог подняться. Она задержала его руку в своей.

— Ты не оставишь меня? Ты поможешь мне привести дом в порядок?

Он покачал головой.

— Я не знаю, Кэрри. Думаю, что нет. — Еш голос был тихим и задумчивым.

Она слишком устала, чтобы спорить с ним сейчас.

— Не будем говорить об этом сегодня. Оставим все до завтра.

— Да. До завтра.

Прошло еще не менее получаса, прежде чем Кэрри с наслаждением забралась на огромную деревянную кровать, которая показалась ей самой уютной и самой желанной из всех, на которых она когда-либо спала. Простыни были прохладными и слегка шероховатыми, подушка — большой и очень мягкой. Маленький ночник мерцал над умывальником, слабо освещая душную, пыльную комнату, когда-то просторную и уютную, но сейчас заваленную всякой всячиной. Впрочем, как и весь дом в целом. Громадный книжный шкаф, забитый книгами, тянулся вдоль одной из стен комнаты, в углу стоял высокий, изысканно украшенный восточный кувшин, наполненный уже давно превратившейся в прах ароматной смесью из сухих цветочных лепестков.

Она сонно свернулась калачиком под одеялом, убаюканная тишиной, и наслаждаясь, кроме всею прочего, тем, что эта кровать принадлежит сейчас только ей одной. С тех пор, как она вышла замуж за Артура, ей больше никогда не приходилось спать одной. Где-то в глубине ее сознания мелькнула мысль о том, что сегодня вторник. Уже проваливаясь в сон, она отметила про себя, что ветер наконец стих, а дождь перестал барабанить по закрытым ставням. Последнее, что она услышала в тишине дома, это щелчок двери в башенной комнате.

Среди ночи она проснулась от крика. Ей показалось, что кто-то кричал в темноте. Она лежала некоторое время напряженно вслушиваясь.

Но в доме было тихо. Буря прекратилась. Все замерло.

Она вновь погрузилась в сон.

Глава третья

На следующее утро Кэрри проснулась в большой затемненной комнате и в первое мгновение не могла понять, где находится и как здесь оказалась. Слабый утренний свет пробивался сквозь щели в ставнях. В доме стояла тишина. Где-то далеко бодро пропел петух, возвещая о начале нового дня.

Она сладко потянулась и взглянула на высокий оштукатуренный потолок, припоминая, где же она.

Лео… Лео здесь. Наконец-то она не одинока.

Внезапно ощутив прилив радости, она отбросила одеяло в сторону и босиком пробежала по холодным каменным плитам к окну. Нетерпеливо повозилась с щеколдами ставней и наконец они распахнулись с протестующим скрипом заржавевших петель.

Кэрри замерла, затаив дыхание.

Небо было ясным и светлым. Прямо перед ней простиралось холмистое предгорье Гарфагнан. Солнце еще не коснулось высоких вершин на востоке, но воздух, пронизанный его лучами, был свеж и удивительно прозрачен. Потоки воды каскадами ниспадали со склонов гор, сверкая и искрясь, перекатываясь с камня на камень и сияющими лентами спускаясь в лощины, чтобы исчезнуть в омытых дождем лесах и влиться в переполненную и пенящуюся реку. Покрытые черепицей крыши Сан-Марко в беспорядке сгрудились у подножия горы. Из труб тянулись стройные дымки. Где-то вдалеке пела женщина.

Она оперлась локтями на подоконник и высунулась из окна, длинные волосы повисли, закрывая лицо. Совсем, как в детстве.

Внизу в долине, вдоль берега полноводной Лимы, раскинулся городок Багни-ди-Лукка, пряча в тени деревьев и садов свои дома. Сверху они казались разноцветными детскими кубиками, разбросанными рукой озорного малыша. Она увидела дорогу, бегущую рядом с рекой, заметила также петляющую меж деревьев колею, по которой добиралась до дома вчера вечером. Сводчатые мосты поднимались над стремительным потоком, в какой превратилась раздувшаяся после дождей Лима, и бурные воды бились о каменные опоры, простоявшие здесь несколько веков.

Над вершиной горы на востоке появилось солнце, прорезая долину косыми лучами света.

Она улыбнулась в полном восхищении.

— Эй, соня. Ты собираешься когда-нибудь спуститься к завтраку?

Она посмотрела вниз. Там, на подъездной дороге из гравия, запрокинув голову, стоял Лео в рубашке с короткими рукавами и брюках из шерстяной фланели. С высоты его стройная фигура казалась совсем маленькой.

Она помахала ему рукой.

— Я уже иду! Подожди меня, я иду!

Она кинулась к чемоданам и бросила один из них на кровать. Открыв его, она схватила брюки и легкий джемпер, оставив в беспорядке аккуратно сложенную накануне одежду, и захлопнула крышку, из-под которой остался торчать рукав блузки. Чувствуя необычайный прилив энергии и пританцовывая от возбуждения, она натянула одежду, провела щеткой по волосам и сунула ноги в поношенные сандалии, нетерпеливо подпрыгивая на одной ноге, не в силах быстро справиться с узким ремешком. Потом стремглав выскочила из комнаты и побежала вниз по лестнице.

— Лео! Лео, где ты?

Он был на кухне. Когда она вихрем ворвалась в комнату, он поднял голову и улыбнулся. На столе не осталось и следа от вчерашней трапезы. На тарелке уже ждал свежий хлеб и нарезанный крупными ломтями сыр. На плите заваривался свежий кофе, наполняя воздух таким ароматом, что у нее потекли слюнки.

— Доброе утро, — пропела она. — Доброе утро, доброе утро, доброе утро!

Он широко улыбнулся.

Кэрри обогнула стол, чтобы запечатлеть легкий поцелуй на его щеке.

— Боже, как я голодна! Как волк. — Она отломила кусок теплого хлеба. — Какой чудесный хлеб! Свежий!

— В Сан-Марко есть булочная. Совсем недалеко, и хлеб там всегда очень вкусный.

— Ты уже куда-то ходил?

— Уже? — Он подошёл к столу с кофейником и усмехнулся, глядя на нее. — Ты знаешь, сколько сейчас времени?

Она покачала головой.

— Десять часов.

Она уставилась на него с полным ртом.

— Не может быть.

— Тем не менее, это так.

Она приложила ладонь к губам, сдерживая смех.

— Я спала до десяти часов? О, Лео, возможно ли это? Ужасно! Что бы подумал Артур? К тому же я не умылась и не почистила зубы! О, извини… — она замолчала и опустила голову, неожиданно почувствовав, как краска смущения заливает ей лицо. — Я веду себя, как ребенок.

Он шутливо взъерошил ей волосы.

— Что в этом плохого?

В комнате воцарилось молчание. Не глядя на него, она положила хлеб и взяла кофе, который он ей предложил. Поставив перед собой чашку, она смущенно пригладила волосы, затянув их в тугой узел, который тут же распался.

— Кэрри, что случилось?

Она покачала головой. Ничто не сможет заставить ее рассказать Лео о том, как относится Артур к тому, что считает ребячеством.

— Ничего. В самом деле, ничего. Просто все это так не похоже на правду, не так ли? Будто во сне. — Она подняла к нему посерьезневшее лицо. — Глупо наслаждаться этим слишком долго. Потому что терять будет больно. Лучше не будем говорить об этом.

Он сел поближе к столу, и звук пододвигаемого стула показался слишком громким во внезапной тишине, установившейся в комнате. Солнечный свет заливал все вокруг.

Кэрри взяла еще один кусочек хлеба, рассеянно разломила его на мелкие кусочки, рассыпав крошки по столу.

— Не похоже на правду? — спросил он наконец очень тихо. — Что ты имеешь в виду? Что ты теряешь? Кто и что у тебя отбирает?

В ответ она только покачала головой, не в состоянии произнести ни одного слова.

— Я скажу тебе, что есть настоящее, Кэрри.

Она вопрошающе взглянула на него, но но его отрешенному взгляду поняла, что отвечал он скорее всего себе. Кэрри отметила про себя, какие у него густые ресницы. Загнутые вверх, словно позолоченные на концах, они были бы более уместны на женском лице.

— Сегодняшний день — это настоящее. Он реален. То, к чему мы можем сейчас прикоснуться, тоже реально. — Его ресницы дрогнули. — Смерть реальна. Если война и научила меня чему-нибудь, так это пониманию того, что смерть действительно реальна. Когда задумываешься над этим, то понимаешь, что смерть — единственная реальность, которая, в конце концов, всех нас неизбежно коснется.

— Это ужасно, — сказала она спустя некоторое время.

— Это правда. Истина.

Его взгляд гипнотизировал ее. Она сидела молча, не в силах отвести от него глаз.

— Все равно ужасно, — повторила она, смутно ощущая, что это не те слова, которые ей хотелось бы сказать.

— Также, как и этот кофе, — грустно пошутил он.

— Нет.

— Он остыл. Если тебе нравится такой, мне придется не доверять тебе готовить кофе. Не возражаешь, если я сварю еще немного.

Лео быстро поднялся и, словно стыдясь своей откровенности, сменил тему разговора.

— Сегодня утром я заходил в бар в Сан-Марко, — сказал он, не оборачиваясь. — У них есть свободная комната. Я перееду туда.

— Лео…

Он решительно повернулся.

— Кэрри, извини, но так надо. Я буду радом. Тебе стоит только спуститься вниз и пройти немного по дороге. Я задержусь здесь еще, — он поколебался, — на день или два.

— День или два? — Она беспомощно развела руками. — Лео, пожалуйста… Ты же понимаешь, что мне одной понадобится несколько недель, чтобы разобраться со всем этим. Я даже не представляю, что мне делать с вещами? С чего начать?

Он постарался ее успокоить.

— На чердаке полно ящиков из-под чая, их можно использовать для упаковки, и я помогу тебе. Даже за пару дней мы сделаем намного больше, чем тебе кажется.

— Но мне придется съездить в Лукку, чтобы встретиться с адвокатом. Ты можешь подождать? Пожалуйста, останься хотя бы на неделю.

— На денек-другой, Кэрри. А там посмотрим.

После завтрака они пошли в сад, который живописными террасами взбирался по склону горы позади дома и занимал два или три акра земли. Как и предполагала Кэрри — сад пребывал в сильном запустении. Огораживающие сад стены, густо покрытые плющом, местами обвалились. Ступеньки и дорожки поросли травой, а некоторые из них совсем исчезли под нашествием буйно разросшихся сорняков, вереска и куманики. Побеги молодых деревьев под причудливыми углами торчали из стенок насыпей террасе. Некоторые насыпи оказались настолько разрушенными, что террасы съезжали одна на другую, обнажая беспорядочные груды кирпича и каменистой почвы. Однако то здесь, то там им попадались узнаваемые клочки некогда ухоженного сада: аллея, когда-то засаженная великолепными розами, а ныне поросшая мелкими выродившимися кустами; посаженная полукругом живая изгородь с каменной скамьей посередине площадки, откуда открывался чудесный вид на долину; необычный кустарник или декоративные деревья, которые так любила бабушка. Их лучшие времена прошли, но большинство деревьев еще стояли — высокие и красивые, со свежими набухшими почками.

— Здесь есть место, — Кэрри остановилась, глядя вверх на склон из-под ладони, — которое мне особенно хотелось бы увидеть. У меня дома есть картина с этим пейзажем. Беседка у фонтана. В детстве мы часто там играли. Ты не помнишь, где она?

Лео покачал головой.

— Я почти не выходил в сад.

— Я думаю, — она прикусила губу, припоминая, — пожалуй, я даже уверена — оно где-то там, — она указала вверх. — Рядом еще росло большое дерево — кажется, акация. Вон там, видишь? Правда, это оно? Пойдем, посмотрим.

— Ты хочешь добраться туда в своих сандалиях?

Она состроила гримаску, глядя на сандалии, уже перепачканные грязью.

— Они не очень подходят для нашей прогулки, да? Не обращай внимания. Давай лучше попробуем пробраться к фонтану.

Спотыкаясь и скользя, они карабкались вверх по крутой насыпи, пока не оказались на маленькой узкой террасе, с которой устремлялись вверх каменные ступени, исчезавшие в густом кустарнике.

— Я уверена — это то самое место. — Кэрри взволнованно пробиралась сквозь густые заросли, уворачиваясь от хлеставших по лицу веток.

— Осторожно. Давай я пойду впереди.

— Все в порядке. Ты сам будь осторожнее. Эта ступенька очень скользкая. О, Лео, посмотри! Вот оно! Я же говорила, что это место здесь.

Они выбрались на вымощенную гладкими камнями площадку шириной в несколько квадратных ярдов, ограниченную с одной стороны отвесной скалой, по которой мелкими ручейками сбегала вода. Ее поверхность поросла лишайником, папоротником и крошечными дикими цветами. С трех других сторон площадку окаймлял кустарник, сквозь который они только что продирались. Над ними раскинулась изящная акация, протянув свои ветви к залитому солнцем небу.

— Фонтан, — тихо произнесла Кэрри. — О, Лео, ты должен его помнить.

Вода в бассейне была темной и застоявшейся. Грациозная нимфа, из рук которой когда-то лилась прозрачная чистая вода, стояла покрытая пылью и лишайниками, но в глазах Кэрри по-прежнему прекрасная. Мраморные дельфины все также резвились у ее ног, несмотря на слой ила и тины, затвердевший на них зеленоватой коркой.

— О, взгляни сюда! — Кэрри подбежала к маленькой статуе, которая стояла у самой скалы: обнаженный мальчик с кувшином в руках, из которого и по сей день стекала в загрязненный водоем ключевая вода. — Когда-то мы звали его Джорджем. Только не знаю почему.

Лео улыбнулся, припоминая.

— Летом здесь всегда было прохладно. — Кэрри пристроилась на камне, обхватив колени руками. — Ты помнишь? Мы проводили здесь так много времени, — ее темные глаза неожиданно стали задумчивыми.

Лео молча полез в карман за портсигаром.

— А может быть, и нет, — Кэрри тряхнула головой. — Возможно, мне это только кажется. На картине, что висит у меня дома, изображен этот самый пейзаж.

Она запрокинула голову, чтобы взглянуть на Лео. Рассеянный солнечный свет, пробивающийся сквозь густую листву акации, смягчил резкие черты его лица и позолотил светлые прямые волосы, которые постоянно падали ему на лоб. На какое-то мгновение она пришла в замешательство — перед ней возник мальчик из детства, которого она так хорошо помнила. Но стоило ему повернуться, чтобы взглянуть на фонтан, слегка постукивая сигаретой по портсигару, как наваждение исчезло.

— Я так часто любовалась им! Мечтала снова увидеть! Может быть, причина в этом?

— Извини, но я не помню это место так хорошо, как, видимо, помнишь ты. Честно говоря, я даже не уверен, что когда-либо вспоминал о нем. — Он наклонился к ней. В тишине сада пела птица и мелодично журчала вода среди замшелых, укрытых папоротником камней.

— Лео?

— М-м?

Она уткнулась подбородком в колени.

— Я могу спросить тебя кое о чем?

— Да, конечно.

— Почему ты сразу не спустился встретить меня вчера вечером? Почему ты так напутал меня?

Последовала долгая пауза.

— Я… я не сержусь, ты понимаешь, — сказала она наконец несколько застенчиво, боясь вызвать его гнев, и испортить возникшую между ними теплоту. — Я просто хочу узнать — вот и все.

— Ты имеешь полное право сердиться…

Он легко опустился рядом на корточки и заглянул ей в лицо. Его глаза, сверкавшие на солнце яркой голубизной, смотрели внимательно.

— Во-первых, я не знал, что это ты, до тех пор, пока ты не вышла из повозки и фонарь не осветил твое лицо. Во-вторых, — он поколебался, смущенно улыбаясь одними уголками губ, — во-вторых, если честно, моим первым порывом было покинуть дом тем же путем, каким я в него проник. Тайно, через окно в башенной комнате.

— Ты хочешь сказать, что ушел бы? Даже не поговорив со мной?

— Это было первое, что пришло мне в голову. — Его слова звучали необыкновенно сухо.

— Но почему? Лео, почему ты хотел сделать это?

Он поднялся, с легкой улыбкой на губах.

— Возможно, моя дорогая Кэрри, мне не очень хотелось, чтобы ты застала меня за кражей твоих вещей. — Было что-то вызывающее в гордой посадке его головы. Взгляд стал жестким и отчужденным.

— Ради Бога! Пожалуйста, не повторяй больше это глупое слово. — Она соскользнула с камня, подошла к фонтану и, бросив маленький камешек в воду, проследила за тем, как расходятся круги по спокойной глади, испещренной яркими солнечными бликами.

— Я тебе уже говорила… Ты можешь взять все, что захочешь. Ты имеешь на это такое же право, как и я.

Он неожиданно насмешливо усмехнулся.

— А что скажет об этом Артур? Ты не слишком много рассказала о нем, но из того малого, что я услышал… — он развел руки и слегка пожал плечами, как бы выражая сомнение.

Она почувствовала, как у нее неприятно засосало под ложечкой.

— Артуру, — сдержанно сказала она, — можно ничего не говорить о том, чего ему не следует знать. Не так ли? — Она удивилась тому, с какой легкостью произнесла эти слова. Как бы это ни было смешно, ей хотелось повторять их снова н снова.

— Верно, — засмеялся он. — А теперь пойдем, моя милая кузина. Мы не можем потратить впустую весь день. Ты сама говорила, что у тебя всего три недели, чтобы навести в доме порядок, а ты еще не видела и половины своего богатства. Мне кажется, этот дом похож на кунсткамеру.

Когда она повернулась, чтобы последовать за ним, что-то привлекло ее внимание. Она наклонилась.

— Лео, ты обронил сигареты. — Она протянула их ему. — Они совсем промокли.

Он взял еще нераспечатанную пачку и сунул ее в карман.

— Черт с ними. Должно быть, они выпали из моего кармана. У меня еще есть в доме. — Его улыбка была обезоруживающей. — Боюсь, я никогда не смогу отказаться от этой привычки. Ну-ка, держись за мою руку, здесь ужасно скользко.

Они решили, что самым разумным будет составить перечень всего, что находилось в доме, обходя комнату за комнатой. А уж Кэрри должна будет решить, что ей сохранить, а от чего избавиться.

— А что мне делать с теми вещами, которые я не смогу оставить себе?

— Продай, — быстро ответил он. — Отправь пароходом в Англию и продай с аукциона. В детстве нам казалось это само собой разумеющимся, а ведь до войны наша бабушка была заметной фигурой в светских кругах. У нее было много друзей, которые уже тогда были известными или прославились позже. Писатели, художники, музыканты, актеры. Многие вещи связаны с ними и поэтому очень ценны, и привлекут внимание самых взыскательных коллекционеров. Дай объявление. Сделай так, чтобы появилась пара статей в газетах или журналах. Ты знаешь, ностальгия по прошлому — не редкость. Однажды я встречал Генри Джеймса в нашем доме в Хемпстеде. Помню, Джозеф Конрад гостил у нашей бабушки несколько недель. Бернард Шоу был одним из самых близких ее друзей.

— Да, я знаю.

Они находились в гостиной — большой комнате, в невероятном беспорядке заставленной старинной мебелью, которая могла бы украсить дом викторианской эпохи. Обветшалая шелковая шаль, словно блеклая паутина, ниспадала живописными складками на великолепный рояль. Пыль поселилась повсюду: на статуэтках, вазах, декоративных блюдах, изделиях из стекла и серебра. Очаровательный мраморный младенец устремил вдаль мечтательный взор с одного из небольших столиков, стоящих поодаль друг от друга. Как и во многих комнатах виллы Кастелли, целую стену занимал огромный книжный шкаф, забитый книгами всевозможных форматов и разных лет издания. Украшением одной из трех других стен служили четыре высоких окна, выходящих на затененную веранду. Две другие стены были полностью увешаны картинами, настолько потемневшими от времени, что издали было трудно, почти невозможно рассмотреть детали изображения.

Кэрри сидела на полу, поджав под себя ноги, окруженная грудами книг.

— Ой! — Она с трудом поднялась, почувствовав, что ее ноги затекли.

Босиком подойдя к окну, Кэрри остановилась, любуясь горами. В поддень высоко в небе появились легкие, как дымка, белые облака. Их тени лениво ползли по склонам гор. Солнце освещало все вокруг щедрым золотистым светом. В голубой дали высоко над горами грациозно парила птица, распластав крылья и скользя в восходящих потоках воздуха. Слишком крошечная, слишком далекая, чтобы ее можно было различить. Кэрри наблюдала за ее полетом, испытывая необъяснимую тоску.

— Мне кажется, я однажды встречалась с ним. Я имею в виду Шоу. Так рассказывала моя мама. — Она стояла, откинув голову и не сводя глаз с птицы. — Что же он тогда сказал? О двух величайших трагедиях в жизни человека? — Ее взгляд по-прежнему был прикован к птице. — Одна из них заключается в том, чтобы не исполнилось желание сердца. А другая…

— В том, чтобы оно исполнилось, — отозвался он, стоя в тени позади нее.

— Да. — Она быстро обернулась, пожав плечами, — Глупо, не правда ли?

Он не ответил, стоя спиной к ней. Кэрри услышала позвякивание стекла. Лео подошел к ней с двумя стаканами. Приглушенный свет тускло отражался в вине почти такого же темно-рубинового цвета, как и старинные бархатные шторы на окнах, свисающие изящными складками.

— Превосходный портвейн, — заметил он. — Прекрасное средство от меланхолии.

Она засмеялась.

— Я уже позволила себе стакан вина во время ленча. — Она заметила, что Лео один выпил почти целую бутылку.

— Ну и что тут такого? — Спросил он с мягкой усмешкой и протянул ей стакан. — Вполне разумно продолжить так же, как ты начала.

Она взяла стакан и отпила маленький глоток. Портвейн был сладким и приятным на вкус. Она наблюдала за тем, как Лео бродит рассеяно по комнате, когда он вдруг остановился у небольшой картины в дальнем углу и стал внимательно ее рассматривать.

— Ты видела это?

Она подошла к нему. Свет из окна падал на картину.

— Это был единственный случай, когда бабушка позволила себя нарисовать, — сказал Лео. — Мне кажется, она не любила позировать, а позже — фотографироваться. А возможно, даже испытывала к этому отвращение.

— Я могу ее понять. Мне тоже не нравится. — Кэрри усмехнулась и быстро добавила: — Я имею в виду — фотографироваться. Никто никогда не предлагал мне позировать. — Она с интересом всмотрелась в картину.

— Понимаешь ли ты, насколько вы похожи? — раздался задумчивый голос Лео.

Кэрри с изумлением взглянула на него. Он кивнул на портрет Беатрис Свон.

— Посмотри. Разве ты не видишь?

Она подошла ближе. Сомнений быть не могло — те же волосы, несмотря на то, что едва заметными легкими штрихами художник несколько приукрасил портрет, создав обманчивое впечатление о густоте и пышности волос. Кроме того, бабушка имела обыкновение стягивать волосы в тугой узел, закалывать их шпильками и гребнями, набрасывая поверх шарф. Та же манера укладывать волосы была и у Кэрри.

Лицо было довольно широкоскулым, возможно, несколько чрезмерно сужаясь к подбородку. Гладкая кожа оливкового оттенка — мать Беатрис была итальянкой. Но главным украшением этого лица были большие темные глаза удлиненной формы, яркие и выразительные.

— Вот, взгляни. — Быстрым, ловким движением он снял портрет со стены и поднес его к зеркалу, которое стояло на рояле. — Посмотри, — сказал он, придерживая картину.

Сходство было поразительным, и не только волосы и прическа были тому виной, но и цвет кожи, который Артур безапелляционно определил как желтовато-болезненный, и форма лица, бровей, глаз.

— Просто удивительно, — произнесла она. — Мне никогда не приходило в голову. — Ее взгляд вновь вернулся к портрету. Лицо, изображенное на портрете, нельзя было назвать классически красивым. Интересным — да, пожалуй. Кэрри никогда не думала о том, что ее собственное лицо можно назвать интересным. Однако в этом удивительном сходстве явно просматривалось и различие. Неопределенное, неуловимое. Она наклонилась вперед, напряженно всматриваясь, и поняла.

Она отвернулась от портрета.

— Ты видишь, сколько в ней внутренней силы? — вздохнула она. — Особенно в глазах.

Лео внимательно изучал картину.

— Да, и в том, как она держит голову. Ты только посмотри, — он усмехнулся, — настоящая королева.

— Да, бесспорно. — Кэрри вновь подошла к окну. Солнце сияло по-прежнему ярко. Птица все выше и выше взмывала над вершинами гор. Однако день уже не казался волшебным и чарующим, как несколько минут назад. Кэрри залпом выпила остатки портвейна в стакане и поперхнулась.

Смеясь, Лео положил картину и подошел к ней, чтобы похлопать по спине.

— Пожалуй, мне надо проветриться, — решила она.

Как Лео и говорил, спуститься вниз, в Багни, можно было либо верхом на осле, либо пешком, как это делали местные жители.

— Обратно ты сможешь добраться на попутном транспорте. Дорога в Сан-Марко редко пустует. Ты уверена, что не хочешь меня подождать? У меня не так уж много вещей, я быстро уложу их. И совсем немного времени уйдет на то, чтобы оставить их в баре.

— Нет. — Она с тревогой отметила про себя, что ей вовсе не хочется быть свидетельницей его переезда. — Я с удовольствием прогуляюсь пешком. Одна.

— Хорошо. — Он взглянул на часы. — Ты сможешь вернуться к пяти?

— Да.

Он шутливо дернул ее за волосы.

— Я вернусь к этому времени. Об ужине не беспокойся. Я все приготовлю.

Она отбросила мысль об Артуре и чае, который тот любил пить ровно в 17.30 и ни минутой позже, о его недовольно поджатых губах и нетерпеливом постукивании пальцами по столу, если она накрывала на стол на пять минут позже, или если сахарница на подносе стояла не так, как он привык.

— Спасибо.

Английское кладбище в Багни-ди-Лукка приютилось на склоне горы на южном берету реки. Это было тихое, огороженное декоративной решеткой место, окруженное со всех сторон высокими кипарисами. Небольшая часовня на вершине холма оберегала мирный покой склепов, памятников и надгробных плит, большинство из которых — одни величественные, другие более скромные — были аккуратными и ухоженными. Кэрри отворила кованые железные ворота и постояла некоторое время, оглядываясь по сторонам. В дальнем углу кто-то возился с цветами у свежей могилы. Щебетали птицы, едва уловимый ветерок шелестел листьями могучих деревьев. Пестрые бабочки весело порхали над ковром из одуванчиков, источавшим нежный аромат. Позади нее по светлым камням стремительно неслась Лима, пенящаяся, раздувшаяся после дождей. Кэрри медленно поднималась по пологим ступеням кладбищенской аллеи, вдоль которой росли кипарисы, то и дело останавливаясь, чтобы прочесть надгробные надписи.

Священной памяти лучшей из жен, самой любящей из матерей, ушедшей после короткой болезни. От безутешной семьи.

Она всегда по-своему любила кладбища; ей нравились тишина и спокойствие, царящие на них. Нравилось читать эпитафии и продумывать истории жизни и смерти покоящихся здесь людей. Она остановилась у следующей плиты.

Господину Фредерику Чарльзу Филипсу, Тринадцатый королевский гусарский полк. Битва при Ватерлоо.

Эта надпись несколько озадачила ее. Действительно ли бедный Фредерик был убит во время сражения? Или он просто желал напомнить миру о том, что принимал в нем участие?

Барон Джулиас де Сасс, тайный советник Его Величества Императора России.

Это, скорее всего, высокопоставленный чиновник.

Что ж, Беатрис, и после смерти была окружена известными людьми.

Кэрри направилась к часовне. Подойдя к двери, она прочитала еще одну, на первый взгляд, непритязательную надпись, которая, однако оставила у нее глубокое впечатление.

Нелли Эриксон. Умерла от испанской лихорадки 15 ноября 1918 года, отдав жизнь на благо беженцев Великой войны.

Бедная Нелли. Ноябрь 1918 года. Меньше пяти лет назад. Самой Кэрри, родившейся в начале века, было всего восемнадцать, когда закончилась война. Год спустя она уже вышла замуж за Артура. Почему? Почему не поступила так, как Нелли Эриксон? Или та женщина, что похоронена рядом с ней — Роуз Элизабет Кливленд, которая ушла из жизни через неделю после Нелли? Кэрри долго стояла, склонив голову, невидяще глядя на эти две надписи.

Все довольно просто. Ты вышла замуж за Артура, потому что у тебя не хватило сил — или смелости — сделать что-то иное. Ты можешь солгать миру, Кэрри Стоу, ко только не себе. Ты не смогла бы сделать то, на что были способны эти женщины. Тебе не хватило бы мужества.

Краем глаза она заметила сбоку какое-то движение. Кэрри подняла голову и почувствовала себя неуютно, уверенная в том, что за ней наблюдают. В дальнем конце кладбища, словно тень, неподвижно стояла пожилая дама, одетая в черное и с вуалью на лице. Когда Кэрри посмотрела в ее сторону, женщина отвернулась и медленно, с трудом побрела к воротам. Заинтригованная Кэрри проводила ее взглядом. У ворот дама в черном обернулась, и заметив, что теперь уже Кэрри наблюдает за ней, остановилась на мгновение, прежде чем продолжить путь.

— Должно быть, вы — миссис Стоу? — Бойкий энергичный голос застал Кэрри врасплох. — Внучка Беатрис?

Кэрри обернулась. Крупная дама в цветастом платье и потерявшей вид соломенной шляпке с широкими полями приветливо улыбалась ей.

— Да, вы правы.

— Мэри Уэббер. Приятно с вами познакомиться. — И она протянула широкую крепкую руку. — Вы, разумеется, пришли навестить могилу бабушки.

— Да. И дяди Генри.

— Конечно, конечно. Да, бедный Генри. — Мэри Уэббер наклонилась, будто намереваясь что-то сообщить по секрету. — Он был не совсем, как бы это сказать… Ну, вы знаете.

— Да. Знаю.

Ничуть не смутившись, женщина вновь приветливо улыбнулась.

— О да, разумеется. Как это глупо с моей стороны.

— Вы не могли бы мне сказать, где находится могила бабушки? Я хотела спросить своего кузена, но забыла.

— Вон там, рядом с могилой ее брата. Она настояла на том, чтобы ей было оставлено место. Возле большого дерева, видите? — Мэри Уэббер устремила на Кэрри удивленный взгляд. — Вы сказали, ваш кузен?

— Мой кузен Лео. Он живет на вилле вот уже несколько дней.

— Вот как? — широкие брови взметнулись вверх. — А мы и не знали об этом, и вы говорите, он был на кладбище?

— Да. — Лео сказал ей об этом утром, когда она упомянула о своем желании навестить могилу Беатрис. — Он очень любил кашу бабушку.

— Хорошо, хорошо. Как странно… Видите ли, я провожу здесь массу времени. Здесь похоронен мой незабвенный Сирил — его могила вон там, — она показала рукой в сторону. — Не припомню, чтобы я видела здесь посторонних молодых людей.

Кэрри коротко рассмеялась.

— Его нельзя назвать посторонним.

Дама недоуменно посмотрела на нее, потом фыркнула от смеха.

— О, хорошо. Очень хорошо. Конечно, нет. Но видите ли, моя дорогая, наша община — то есть, английская община — довольно невелика, и мы все стремимся как можно ближе узнать друг друга. Поэтому нам стало известно о вашем приезде. Дорогой мистер Фоссет находится в дружеских отношениях с коллегой адвоката, с которым вы будете вести дела. Сеньор Беллини — милейший человек — непременно понравится вам. Земля слухом полнится, вы понимаете о чем я говорю? Вы должны прийти к нам на ужин в ближайшее время. Как долго вы собираетесь здесь пробыть? — Казалось, Мэри Уэббер довела до совершенства искусство вести беседу не переводя дыхания.

— Я точно не знаю.

— Меня можно найти в отеле «Континенталь» — я там живу. Найдите меня, если появится необходимость. Можете обращаться в любое время.

— Спасибо, миссис Уэббер. Я вам очень признательна.

— Нет, нет, не благодарите.

Кэрри показала в сторону.

— Несколько минут назад там была пожилая дама. У могилы бабушки. Вы не знаете, кто это?

— Это Мерайя. Она бывает здесь почти каждый день. Она была няней Беатрис и ее брата, когда те были еще детьми. О, как давно это было! Должно быть, ей все девяносто. Она была очень привязана к Беатрис.

Кэрри бросила взгляд в сторону ворот, за которыми скрылась дама в черном.

— Да, конечно. Я помню, бабушка рассказывала о ней. Я представить себе не могла, что она жива до сих пор. Где же она живет? Вы не знаете?

— О, здесь все знают старую Мерайю. Ома живет в небольшом домике недалеко от Покте-ди-Серральо.

— Мне бы хотелось встретиться с ней.

— Несомненно, моя дорогая, несомненно. Я устрою для вас встречу, если хотите. Только знайте: ока довольно своенравная особа.

— Благодарю вас. — Прощаясь, Кэрри протянула руку. — Рада была познакомиться.

Женщина улыбнулась и вместо того, чтобы пожать предложенную ей ладонь, проворно ухватила Кэрри за руку.

— Не стоит благодарности. Вы понимаете, мы здесь все большие друзья. Пойдемте, я покажу вам могилы. Вы непременно должны посмотреть наш самый знаменитый надгробный памятник — вон там, видите? Небольшая фигурка сидящей женщины с собакой у ног. Луиза де ла Раме — очень известная романистка. Она родилась в Бери-Сент-Эдмундсе, можете себе представить? Большую часть жизни провела в окружении собак. Впрочем, о вкусах не спорят. Я всегда так говорю. Каждому свое…

Миновав памятник Луизе де ла Раме, который, несомненно, был самым интересным на кладбище, Кэрри и ее спутница прошли в тихий тенистый уголок, где под ветвистым распускающимся каштаном над землей возвышались три мраморных надгробия, установленные явно в разные годы. Самое старое из них потемнело от времени и покрылось лишайником. Надпись на нем была лаконичной, словно кто-то желал сохранить в тайне причину смерти.

Леонард Джонстоун.

Родился в 1842 — умер в 1867.

— Джонстоун? — спросила Кэрри.

— Девичья фамилия вашей бабушки — Джонстоун, моя дорогая. Ее отец был англичанином. Он женился на итальянке. Говорят, она была очаровательна. Беатрис стала носить фамилию Свон после замужества.

— О, разумеется, какая я недогадливая. — Леонард Джонстоун. 1842–1867. Брат Беатрис умер совсем молодым. — Вы не знаете, от чего он умер?

Последовала многозначительная пауза. Кэрри взглянула на свою спутницу. Та стояла с поджатыми губами, глядя на памятник.

— Да-а-а. Говорят…

— Что?

— В деревне ходили слухи… — женщина колебалась в нерешительности, — в его смерти было что-то странное. Разве в вашей семье никогда об этом не рассказывали? — Она искоса посмотрела на Кэрри, насторожившуюся от любопытства.

Кэрри покачала головой.

— Насколько я помню, нет. О нем никто никогда не упоминал. Разумеется, я знала, что у бабушки был брат. Но как он умер…

— Они были очень близки, он и твоя бабушка. Он умер — о! — всего за несколько месяцев до того, как она вышла замуж за твоего дедушку.

Кэрри изумленно смотрела на нее.

— И люди до сих пор говорят об этом? Боже мой, прошло более пятидесяти лет!

Мэри Уэббер засмеялась.

— Не забывайте моя дорогая, что это Багни-ди-Лукка. А что касается Багни-ди-Лукка, здесь помнят обо всем, словно это произошло вчера. Всего лишь вчера.

— И что же помнит Багни-ди-Лукка об этой смерти? Почему она была странной?

Женщина наклонилась поближе и заговорила очень тихо, как будто — раздраженно подумала Кэрри — они были окружены людьми, а не каменными надгробиями.

— Кажется, он был весьма чувствительным молодым человеком. Говорят, он покончил с собой…

— Как это ужасно. — Кэрри с грустью взглянула на памятник с его краткой равнодушной надписью. — Как это ужасно, — тихо повторила она.

— Конечно, это только слухи, — сказала спутница Кэрри. — Я не знаю ни одного человека, который бы подтвердил, что это правда. Просто слухи.

Кэрри приблизилась к надгробию, расположенному посередине. Последнее пристанище Беатрис. Небольшая мраморная плита, украшенная резными виноградными листьями. Как и у ее брата надпись была предельно краткой.

Беатрис Свон.

Родилась в 1846. Умерла в 1912.

— Видимо никто из них не увлекался эпитафиями, — заметила Мэри Уэббер, которая не отставала от Кэрри. — Смотрите, у Генри то же самое.

Генри Свон.

Родился в 1868. Умер в 1922.

— Три жизни, — тихо произнесла Кэрри.

Ее спутница наклонилась к могиле и выдернула сорняк.

— Все там будем, моя дорогая. Все. — Она распрямилась. — Ну, я оставляю вас одну. Не забудьте — отель «Континенталь». Вы без труда его найдете — он на главной улице. В любое время, с любыми вопросами.

— Спасибо.

После того, как миссис Уэббер удалилась в глубь кладбища, Кэрри еще долго стояла неподвижно у могилы Беатрис, слеша ссутулив плечи и засунув руки в карманы вязаного жакета. Слабый свежий ветерок перебирал ее волосы. Она положила руку на прохладный мрамор надгробия, поглаживая его там, где было выгравировано дорогое имя.

«Спасибо тебе, — повторяла она про себя, как заклинание, — спасибо тебе.»

Выходя из ворот, Кэрри увидела, как Мэри Уэббер жизнерадостно помахала ей рукой.

Лео был прав. Уже через пять минут после того, как она начала подниматься вверх по дороге, возле нее остановилась повозка, запряженная мулом. С переднего сиденья ей лучезарно улыбался молодой мужчина. Кэрри тоже улыбнулась в ответ. Рядом с ним сидела хорошенькая молодая женщина, по всей видимости его жена. Она держала на коленях маленькую смуглую девочку и было заметно, что она ожидает еще одного ребенка.

— Сан-Марко? — спросил хозяин повозки, не переставая улыбаться.

— Да, пожалуйста.

Он быстро заговорил по-итальянски, размахивая свободной рукой.

— Мне очень жаль, — Она была смущена. — Я не говорю по-итальянски. — Ей с трудом удалось сложить две фразы. — Mi seusi. Non parlo italiano.

Его улыбка стала еще шире. Он повернулся на сиденье и свободной рукой сделал учтивый, радушный жест в сторону пустой повозки, приглашая Кэрри занять место.

Она благодарно рассмеялась.

— Molte grazie.

— Prego.

Кэрри взобралась на откидную доску и села, свесив ноги. Мул неторопливо тащился вверх по извилистой дороге, а повозка без рессор громыхала и подпрыгивала на ухабах. За ее спиной о чем-то тихо переговаривалась молодая пара. А перед взглядом Кэрри открывалась чудесная панорама. Воздух был чист и прохладен, и по-прежнему напоен запахом дождя. С вершин гор еще бежали журчащие и пузырящиеся потоки дождевой воды. Они увлекали за собой комья земли, выставляя солнцу чистые, голые камни. Копыта мула шлепали по лужам, поднимая тучи брызг. Вот они проехали мимо хозяйственных построек и домов, окна и двери которых были распахнуты навстречу вечерней свежести. Куры рылись во влажной земле и важно расхаживали по дворам. Собаки лениво лаяли на повозку, с грохотом проезжавшую мимо калиток. Тощий кот дремал на каменной стене. Маленький симпатичный мальчуган в оборванной рубашке и штанах, с яркой косынкой на шее, повязанной на цыганский манер, сидел на камне неподалеку от дороги. Рядом с ним мирно паслось стадо черных коз. Хозяин повозки что-то крикнул ему и засмеялся, мальчик в ответ рассмеялся тоже.

Солнце опустилось ниже, и теперь уже одна сторона долины лежала в тени. Покрытые тенью, замерли леса на склонах гор, пахло теплой влажной землей. В воздухе реял сладкий весенний аромат распускающихся почек.

Кэрри вдохнула глубоко-глубоко, словно хотела напиться этой пьянящей свежести. Коэда они повернули на излучине дороги, она подняла голову и увидела виллу Кастелли. Должно быть, именно отсюда она впервые предстала ее взору вчера вечером. Всего лишь прошлым вечером! Легкая улыбка коснулась ее губ. Кажется, прошла уже целая вечность.

Солнце пряталось за вершины гор, отбрасывая прощальные яркие лучи.

Ее ждал Лео. Лео, ужин и долгий прохладный вечер.

Когда они миновали поворот к дому, она спрыгнула с повозки, крикнув вслед ее радушным хозяевам слова благодарности.

— Grazie. Molte grazie.

— Prego. — Они улыбнулись ей в ответ и помахали рукой. Она постояла, пока повозка не скрылась за поворотом, потом повернулась и с легким сердцем зашагала вверх по тропе к дому.

Лео накрыл ужин на кухне — мясо, сыр, хлеб, масло и банка с солеными овощами.

— Боюсь, это трудно назвать пиршеством.

— Это просто прелесть! — Она отломила кусочек сыра и сунула его в рот, наблюдая за тем, как Лео разливает вино в бокалы. — Какое это удивительное место — кладбище. Ты так не считаешь?

— Г-м, пожалуй.

— Сколько людей, сколько прерванных судеб! И у каждой — своя история. Помнишь тот памятник с собакой? Я забыла, как звали…

Он покачал головой, улыбаясь.

— Я тоже забыл, как его звали. Наверное, он не был таким уж известным человеком, чтобы о нем помнили.

Кэрри оторопела.

— Он? Нет, я имею ввиду женщину — женщину с маленькой собачкой у ног. Ты не мог не заметить этот памятник. Он выделяется среди других, словно роза среди фиалок. — Она щелкнула пальцами. — Луиза. Вот как ее звали. Луиза какая-то там. Она родилась в Бери-Сент-Эдмундсе. А еще там похоронены две медсестры, которые умерли от испанки.

— Не видел.

— Их могилы рядом с часовней. Какая трагедия — приехать сюда, чтобы помогать людям, и умереть такими молодыми.

— Да.

Она задумчиво грызла сыр.

— Какие странные надгробные надписи у бабушки, дяди Генри и бабушкиного брата Леонарда.

Он стоял, небрежно опершись о стол, и потягивал вино маленькими глотками. В глазах его мелькнула настороженность.

— Странные? В каком смысле?

Она пожала плечами.

— Видишь ли, у одних пространные, витиеватые надписи, у других даже не надписи, а целые романы. А на трех наших — только имена и даты.

Он смотрел на нее некоторое время.

— А что еще тебе нужно?

— Не знаю. — Она рассеянно взяла свой бокал и отпила глоток. — Что-нибудь такое, может быть слова памяти?.. Или любви?

Он ничего не ответил.

— Лео? — спросила она минуту спустя.

Он смотрел на нее выжидательно. Кэрри взглянула на него и попала в плен его внимательных голубых глаз, не в силах ни говорить, ни отвести от него взгляда.

— Да, я слушаю.

Она смутилась. Ее сердце забилось как-то особенно, почти тревожно. Она прокашлялась.

— На кладбище я познакомилась с одной дамой, миссис Мэри Уэббер. Ты когда-нибудь слышал разговоры о том, что Леонард покончил с собой?

— Нет. — Он покачал головой. — Никогда.

— Люди говорят…

Он коротко засмеялся.

— Сплетни, — сказал он. — И ничего больше. Если бы это действительно было так, неужели бы мы ничего не знали? Даже семейные секреты не могут храниться вечно и — ради всего святого — прошло уже лет пятьдесят.

— Да, конечно.

Он оттолкнулся от стола.

— Давай, поешь. Я кое-что хочу показать тебе. Нашел сегодня днем.

— И что же это?

Он улыбнулся задорно и одновременно ласково, и вновь сердце Кэрри предательски заколотилось.

— Подожди. Я покажу тебе позднее.

— Ну, вот. — Он сдвинул остатки трапезы на другой конец стола, чтобы расчистить место перед ней.

— Что это? — Она взглянула на потрепанные книги, которые он положил на стол.

— Посмотри сама.

Их было четыре, все в кожаном переплете. Они не имели надписей ни на корешке, ни на обложке. Кэрри осторожно открыла одну из них. Это была рукопись, выполненная каллиграфическим почерком. Первую страницу украшал карандашный рисунок виллы Кастелли, выполненный с большим мастерством. А под ним слова: Беатрис Джонстоун. Дневник. 1864.

— Лео!

Он заулыбался, видя ее волнение.

Она принялась листать страницы и сразу поняла, что это не был дневник в обычном смысле слова, со скрупулезным описанием событий день за днем. Нет. Записи были отрывочные, перемежались карандашными рисунками и акварелями, навеянными открытиями и вдохновениями юной Беатрис. Она стала читать вслух.

— «Сегодня мы поднялись в горы. Погода была великолепной, а воздух пьянил, как вино. Цветы на лугу источали удивительно нежный аромат.

Я верю в то, что каждый цвет Насыщен воздухом, которым дышит.

Это Вордсворт. Я не ставлю себе это в заслугу; его процитировал мне Леонард.»

Она перевернула страницу. Небольшая акварель — горная деревушка, приютившаяся на поросшем виноградником склоне. Рисунок сопровождался короткой записью.

— «Шестое июня. Посетили Сан-Антонио. Изумительная церковь. Мадонна заставила меня плакать. Не понимаю, почему?» Затем уже другими чернилами: «Леонард говорит, это из-за слез, которые она проливает за нас. Может быть, он прав?» Лео — они восхитительны!

— Вот как? — Он пододвинул к себе один из дневников и открыл его наугад.

— «Девятое сентября». — Он вернулся к первой странице. — Это 1866 год. «Папа взял нас с собой в Сьену. Что за город! Полон призраков, насилия и красоты! Бедному Леонарду там стало не по себе. А мне он понравился.» Здесь есть рисунок, взгляни. Правда, он очарователен?

Кэрри разложила книги на столе, открыв первые страницы.

— Одной книги не хватает.

— Разве?

Он подошел и остановился сзади, заглядывая ей через плечо. Она всей кожей ощущала его близкое присутствие. Оно вызывало в ней неведомую ранее волну удовольствия. Кэрри едва удержалась от невольного желания прикоснуться к его руке. Пытаясь скрыть это чувство, она как можно спокойнее заметила.

Обрати внимание: 1864 год. 1865. У тебя в руках дневник 1866 года. Это — 1868. А где же 1867?

Он покачал головой. Потянулся к книге, надписанной 1866 годом.

— Может быть, в одной книге записи сразу двух лет? — Он перелистал страницы. — Нет. Эта заканчивается ранним ноябрем 1866 года. В тот год они вернулись на зиму в Лондон.

— А других там не было?

— Нет. Разве что на другой полке? Мы поищем завтра. — Он отошел от нее и поставил бокал на стол. — Пожалуй, мне пора. Помочь тебе убрать со стола?

Она не смогла скрыть своего разочарования.

— Уходишь? Уже?

Он обернулся, посмотрел на нее выжидательно. Ее лицо побледнело от волнения.

— Да, Кэрри, — мягко сказал Лео, — ухожу. Ты ведь понимаешь, что община здесь очень маленькая. Каждый человек на виду. Я не хочу — и не буду, — подчеркнул он, — компрометировать тебя. Поверь мне, я знаю этих людей. Они не могут придумать ничего лучшего, как тратить свое время на болтовню и всякие сплетни.

— Но ведь мы родственники и знаем друг друга с детских лет. Кроме того, никто даже не знает, что ты здесь!

— Ну, теперь-то знают. — Он слегка усмехнулся. — Не так ли?

В ответ она удрученно кивнула.

— Так что мне лучше уйти. Я вернусь завтра утром. Когда ты собираешься побывать в Лукке?

— В четверг.

— Хорошо. Если хочешь, я останусь здесь на это время.

Сожаление боролось в ее душе с осторожностью, но разум все-таки победил.

— Хорошо, до четверга.

Два дня. По крайней мере еще два дня.

Он взял пиджак, набросил его на плечи и смахнул упавшие на глаза волосы.

— Не забудь. Если я понадоблюсь, найдешь меня в баре. Там внизу, у самой дороги. Не бойся. Здесь ты в полной безопасности.

— Я не боюсь. — Она удивилась, поняв, что это действительно правда.

Она окликнула его, когда он был уже у двери, только для того, чтобы еще раз увидеть, как он оборачивается, только для того, чтобы еще раз ощутить на себе взгляд его ясных голубых глаз. И спросила напоследок.

— Ты еще не выбрал себе подарок на память?

— Завтра, — коротко ответил он. — Завтра.

Она долго стояла, облокотившись о стол и глядя на дверь, которая тихо закрылась за ним. Затем быстро повернулась, взглянула на грязные тарелки, потом на дневник.

И без колебаний уселась читать.

Глава четвертая

— Я все время думаю, — сказала Кэрри на следующее утро за завтраком, — о пропавшем дневнике. Именно в том, 1867 году, умер Леонард. Интересно, не связана ли пропажа дневника с этим событием?

— Со смертью Леонарда? — Лео бросил на нее быстрый вопросительный взгляд. — Каким образом?

«Выглядит усталым», — подумала Кэрри. И без того худощавое лицо его еще больше осунулось, под глазами залегли глубокие тени, словно от бессонной ночи.

— Тебе это не показалось странным?

Он покачал головой.

— Странным? Нет, не думаю. Ты искала его?

Кэрри прожевала хлеб с сыром.

— Пробовала. Сегодня утром, перед тем, как ты пришел, я целый час копалась на полках в гостиной. Но там ничего похожего нет.

— Возможно, он в другой комнате? Здесь по всему дому книги.

— Может быть… Может быть, он еще найдется. Во всяком случае, я надеюсь на это. Она облокотилась на стол и заправила прядки волос за уши. — Ты должен прочитать их, Лео. Они увлекают лучше любого романа.

Она замолчала в нерешительности.

— Я понимаю, что это мои фантазии, но когда читаешь их, кажется, будто бабушка Беатрис разговаривает с тобой. Ей тогда было всего восемнадцать. И ее переполняет жажда жизни и счастья. Она нежно любит, просто обожает Леонарда, и этим чувством проникнута каждая строчка, каждый рисунок. Она и сама нежно любима и обласкана Мерайей. Должно быть, это было чудесное время в ее жизни. Именно тогда она так полюбила этот дом. Поэтому-то в конце концов и переехала сюда жить.

Кэрри поднялась из-за стола и в волнении заходила по комнате, сложив руки на груди. Она остановилась у окна, глядя на горы. Утренний туман постепенно спускался в долину, окутывая леса и крыши домов прозрачной дымкой. Белые барашки облаков медленно плыли по бескрайнему голубому небу. Ослепительно сияло солнце.

— Я и сама боюсь в него влюбиться, — словно самой себе тихо прошептала Кэрри.

Она услышала шаги позади себя, почувствовала, как он подошел и встал рядом, но не обернулась. Его молчаливое сочувствие было красноречивее любых слов.

— Здесь могут быть драконы, — помолчав, сказала Кэрри.

— Что?

Она улыбнулась.

— Здесь могут быть драконы. Так, бывало, писали на картах, давным-давно. Представь себе таинственные, полные опасности далекие земли. Места, овеянные волшебством. Здесь могут быть драконы. — Она показала рукой туда, где маленькое облачко зацепилось за высокую скалу. — Тебе не кажется, что там, в горах, тоже могут быть драконы?

— Да, — ответил он. — Очень может быть.

Она обернулась. Он стоял совсем близко, так близко, что их лица почти соприкасались. Неожиданно она почувствовала, как сильно стучит ее сердце — ровно и сильно, точно барабанный бой, — и испугалась, что Лео может услышать. Сейчас, когда он смотрел на нее, его голубые глаза стали необычайно яркими, точно залитые солнцем небеса.

— Хотелось бы, — сдавленным голосом прошептала она, — чтобы там водились какие-нибудь существа, например, летающие драконы.

Он медленно, не сводя с нее глаз, улыбнулся.

— Знаешь, ты совсем не изменилась за все эти годы. Ничуть.

Кэрри опомнилась первой. Она отодвинулась от него и стыдливо посмотрела на свои руки.

— Ты хочешь сказать, что я как была мечтательницей, так ею и осталась?

Он протянул руку и легонько, как в детстве, дернул ее за волосы.

— Можно сказать и так.

Она подняла голову и быстро заговорила.

— Лео, пожалуйста, поедем со мной в Лукку завтра?

Ты можешь не ходить к адвокату, если не хочешь, но я буду рада, если ты составишь мне компанию.

Он колебался всего секунду. Потом улыбнулся, и серьезного выражения лида как ни бывало.

— Хорошо. Желание дамы для меня закон, — шутливо заявил он.

— И ты не уйдешь прямо сейчас? Ты останешься и поможешь мне?

На этот раз он колебался дольше.

— Лео, пожалуйста… — Кэрри не стыдилась того, что в ее голосе появились просящие нотки. Она вдруг поняла, что еще никогда и ничего не желала так сильно, как быть рядом с ним. — Пожалуйста, останься ненадолго. Мне одной ни за что не справиться.

— Уверен, что тебе все удастся. Не думаю, что девушка, которой хватило смелости одной проехать пол-Европы, а потом рассказывать об этом, смеясь, может спасовать перед этим, — он сделал жест, указывающий на дом и его содержимое. — Ну, хорошо… Если ты действительно хочешь, я останусь. Но ненадолго.

Она слушала его замерев, и только теперь смогла перевести дыхание.

Утро они провели в гостиной, составляя списки и перечни, стирая пыль со стеклянных и серебряных ваз и замысловатых статуэток.

— Ах, Лео! Ты только посмотри сюда. Разве она не очаровательна?

Кэрри держала в руках статуэтку менее шести дюймов высотой. Это была грациозно склоненная девушка с кувшином в руке. Ниспадающие волосы слегка закрывали ее лицо.

— Я оставлю это себе. Не могу с ней расстаться. Лео? — Он не ответил, и Кэрри посмотрела, чем он так занят. — Что ты там нашел?

Она поднялась на ноги и со статуэткой в руке присоединилась к нему. Он склонился над столом. Перед ним лежала кипа рисунков, которые он внимательно рассматривал.

— Лео! Они превосходны!

— Полагаю, это Бакст.

— Кто?

— Лев Бакст. Русский художник, автор костюмов и декораций «Русских сезонов» во Франции. Слышала о таком?

— Смутно. — Она склонилась над столом и стала разглядывать рисунок вместе с Лео. Ее поразили смелые, необычные линии, неистовое буйство красок. Стоило задержать свой взгляд на рисунке больше, чем на мгновение, как фигура на рисунке оживала — такая же необузданная и дико прекрасная, как сам танец. Яркий варварский костюм скорее подчеркивал, чем скрывал, утонченную грацию тела танцора, причудливо сочетающую в себе мужское и женское начала.

Лео осторожно коснулся рисунка длинным пальцем.

— Нижинский… Это должен быть именно Нижинский, — в его голосе прозвучала нотка благоговения.

— Даже я слышала о нем. — Она улыбнулась и посмотрела на Лео с любопытством. — Тебе нравится балет?

— Нравится? Пожалуй, я позволю себе сказать, что люблю балет. Однажды мне посчастливилось увидеть Нижинского на сцене в Париже, как раз перед войной. L'Ар-res-Mid d'une Faune[4]. Совершенно незабываемое впечатление. Его судьба сложилась трагически, как и многих других истинных талантов. Без сомнения, он величайший из танцоров, явившихся миру. Интересно, откуда здесь эти рисунки?

— Зная Беатрис, можно предположить, что Бакст сам подарил ей, — полушутя сказала Кэрри. — Возьми их на память. Пожалуйста!

Он покачал головой.

— Это невозможно.

— Но ты должен взять их. Я так хочу! Я вижу, как они тебе нравятся. Я настаиваю! Ты ведь хотел оставить себе что-нибудь на память.

Он посмотрел на нее с такой по-детски открытой улыбкой, что его лицо совершенно преобразилось.

— Можно?

— Ну конечно! И все, что тебе понравится! Лео, я ведь уже говорила тебе — ты имеешь такое же право на эти вещи, как и я.

Он осторожно сложил рисунки в папку и завязал ее.

— Нет, Кэрри, — ео покачал головой. — Беатрис была иного мнения.

Кэрри задумчиво стирала большим пальцем пыль на фарфоровой статуэтке, которую до сих пор держала в руках.

— Мне бы хотелось знать, почему? Почему она так относилась к твоему отцу?

Он пожал плечами.

— Это темная история. Они умерли, и мы никогда ничего не узнаем.

— Наверное, ты прав.

Вдруг Кэрри спохватилась.

— Боже мой, какая я невнимательная! Нам давно пора перекусить. Сегодня тепло, и мы можем расположиться на веранде.

— Прекрасная идея.

— Ты занимайся своими делами. Я позову тебя, когда все будет готово.

Они завтракали на веранде, примыкавшей к кухне, в том ее углу, куда попадали солнечные лучи и который в то же время был слегка затенен высокой раскидистой грушей. Отсюда открывался захватывающий вид на долину. Они беседовали легко и непринужденно, перескакивая с одной темы на другую, перебивая друг друга и прерывая свой разговор смехом. Кэрри высказала тревогу относительно фашистских идей, которые все глубже укоренялись в Европе, особенно в Италии и Германии. Лео возражал ей. Ей хотелось знать мнение Лео о положении женщин, потенциальные возможности которых не признавались современным обществом. В конце концов, лишь война дала некоторым из них право занять достойное место в жизни.

Подняв наполовину наполненный стакан, он предложил тост за ее здоровье.

— Но откровенно говоря, место женщины, несомненно, дома, не так ли? — спросил он, лукаво улыбаясь.

Кэрри скорчила гримасу.

— Ты рассуждаешь совсем как Артур.

Он посерьезнел и внимательно посмотрел на нее.

— Это плохо?

Ее рука дрогнула и она пролила вино на стол. С деланно рассеянным видом она окунула в лужицу палец и нарисовала на столе круг, потом, подняв голову, она посмотрела на Лео открыто и вызывающе, сознавая, что, наверное, выпила лишнего.

— Да, плохо. Откровенно говоря, очень плохо.

Молчание затягивалось. Теперь она рисовала мокрым пальцем квадрат, избегая смотреть на Лео, но ощущая его внимательный и пристальный взгляд. Она слишком хорошо осознавала, что коснулась запретной темы.

— Кэрри? — Произнес он мягко. — Что слупилось?

Она молча покачала головой, покусывая губу. До сих пор во всех беседах она старательно избегала разговоров об Артуре.

Он наклонился над столом, разглядывая стакан с вином. Прямые светлые волосы упали ему на лоб. Он откинул их назад резким движением головы — подсознательный, привычный, в некотором смысле, нервозный жест.

— Какой он? — спросил он минуту спустя с неподдельным любопытством в голосе.

Она посмотрела на него. Ее единственный оставшийся в живых кровный родственник. Самая близкая родная душа, брат. Почему бы ей не довериться ему? В конце концов, что такого сделал Артур, чтобы заслужить ее преданность?

— Артур? — Она заставила себя смотреть ему прямо в глаза. — Он уважаемый, честолюбивый и очень способный. А также — сухой, скупой, прижимистый, мелочный. — Она не смогла выдержать дольше его взгляд. Дерзость и вызов в ее глазах угасли. Кэрри отвернулась и с силой вытерла винное пятно на столе. — И жестокий, — добавила она очень тихо.

Установившееся молчание было долгим и неловким.

— Пожалуй, — наконец произнесла она, — мне не следовало говорить об этом.

— У тебя нет причин скрывать, если это правда.

— Это правда. — Невыносимая горечь от безысходности своего положения слышалась в ее словах.

— Почему ты вышла за него замуж?

Она откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула, глядя вверх на нежные розовые лепестки, выбирающиеся из почек начинающей цвести ipynm, которая широко раскинула над ними свои ветви.

— Лео, ты не понимаешь, что значит быть молодой, не очень смелой, а вернее, совсем несмелой девушкой. Жить с тяжелобольной матерью, без денег и видов на будущее. Мы едва сводили концы с концами. Ломбард — о, как я ненавидела этот ломбард! Там был такой гнусный старик, — она передернула плечами с гримасой отвращения. — Он смотрел на меня такими глазами, что мне потом хотелось отмыться. Это было ужасно! А дома мама — раздражительная, требовательная и очень больная. Я все время за нее боялась, — голос Кэрри становился все тише и тише и наконец она замолчала. Кэрри вдруг обнаружила, что машинально намотала на палец длинную прядь волос и стала распутывать ее.

Лео молча ждал.

— Когда появился Артур, такой солидный и респектабельный, мама с радостью ухватилась за него. Лео, мне было всего восемнадцать! Я не могла противостоять им обоим. Не могла! Он старше меня — значительно старше. Для мамы это было как подарок небес. У него есть свои достоинства. Он уважаемый человек, банковский клерк, — она безрадостно улыбнулась. — Прошу прощения. Старший клерк. И наступит день, когда он станет управляющим банка. Артур спит и видит себя на этом месте…

С ней происходило что-то странное и это не было похоже на опьянение. Ощущение легкости и свободы. Словно тяжкий груз свалился с ее души. За все пять лет своей безрадостной супружеской жизни она ни разу ни с кем не говорила по душам. Да и с кем ей было откровенничать? Кого это волновало? Артур же сознательно пресекал ее малейшие попытки проявить самостоятельность и быстро отучил возражать себе. Полностью подавив ее волю, отобрав право на собственное мнение и добившись беспрекословного подчинения, он превратил ее в слабовольное, покорное и трусливое существо. Стоило уехать так далеко от дома хотя бы для того, чтобы попытаться взглянуть на себя с другой стороны.

— Мне кажется, что я его ненавижу, — прошептала она, поразившись тем, что не так страшно оказалось произнести эти слова. — Я его действительно ненавижу… — До сих пор Кэрри не смела признаться в этом даже самой себе, не говоря уже о ком-либо другом.

Он коснулся ее руки.

— Кэрри, извини, мне очень жаль.

Она грустно улыбнулась.

— Ты не сделал ничего такого, за что тебе нужно было бы извиняться.

Он невесело засмеялся.

— Знаешь, что я думаю?

— Что?

— Твоя беда в том, что ты постоянно недооцениваешь себя.

Она несогласно покачала головой.

— Поверь мне! Я разбираюсь в этом, потому что многое повидал за время войны. Героями были не те, кто говорил громкие речи и демонстрировал показную храбрость, а те, кто знал не понаслышке, что такое страх и смотрел ему в глаза. Кто знал свои слабости и преодолевал их. Кто хотел бы бежать, чтобы спасти свою жизнь, но не бежал, а просто выполнял свой долг. Вот кто был героем.

— И ты один из них?

Его голубые глаза, опушенные густыми ресницами, вспыхнули озорным огнем.

— Я? Нет… Спроси кого угодно. Я просто неплохо проводил время. — Он потянулся к нагрудному карману за портсигаром.

Кэрри не сводила с него глаз.

— Я не могу в это поверить.

— А ты поверь. — Его голос прозвучал холодно и отчужденно.

— Ты был ранен, да?

— М-м. — Голубой дым сигареты окутал его лицо. — Дважды. Нельзя пройти через эту бойню, на получив хотя бы случайной царапины.

— И тебе никогда не бывало страшно?

Ответом был принужденный смех.

— Я этого не говорил, не так ли?

— Нет, не говорил.

Он смотрел на долину. Солнце стояло высоко. Его лучи проникали сквозь густые ветви, отчего все вокруг казалось золотистым.

— Странная эта штука — война, — сказал он очень тихо.

— По-моему, это слишком мягкое определение.

В тишине над ними запела птица.

Кэрри слегка нахмурилась.

— Лео? Ведь этого не может быть, правда? Я имею в виду то, что ты просто развлекался на войне.

Он долго молча курил, думая о чем-то своем, потом нехотя ответил.

— Нет. Разумеется, нет. Это была чудовищная война. Все, кто прошел через нее, побывал в кровавой мясорубке. Но, Кэрри, на войне пришлось учиться выживать. — Он задумался. — Адаптироваться к обстановке, что ли. Либо ты ее, либо она тебя.

— Да, — согласилась она.

— Вот я и приспособился к ней. Я научился получать преимущество и сохранять его за собой. Я даже научился получать наслаждение от опасности. — Он усмехнулся. — Видишь ли, моя дорогая кузина, риск, опасность могут возбуждать, как наркотик. Чем больше принимаешь, тем больше хочется.

— А что конкретно ты делал?

Он пожал плечами.

— Все. Не раз пересекал линию фронта. Перенос боевых действий на территорию противника — кажется, так это называется на военном языке. — Он саркастически улыбнулся. — Соблюдая максимум осторожности и, разумеется, ночью. Если ты помнишь, я всегда избегал толпы. Я очень быстро понял, что не отношусь к тем, кто может ползать на брюхе по ничейной земле с офицерским револьвером и кучкой перепуганных новобранцев. Когда по ту линию фронта тебя поджидает неприятель с пулеметами, то ты ничего не добьешься, а только угробишь и себя, и других. Я понял, что могу тихо и спокойно убирать противника, не применяя огнестрельного оружия, что среди ночи срабатывает значительно эффективнее. Скажем так, большую часть войны приходилось воевать не только оружием, но и головой.

Она поймала себя на том, что разглядывает его мускулистые руки с длинными гибкими пальцами, спокойно лежащие на столе — неужели они убивали в тиши ночи? Об этом он сейчас говорил? На мгновение она попыталась представить себе жестокость происходящего. Но не смогла.

Он налил ей вина.

— Что же ты решила?

Кэрри вздрогнула от неожиданности — погрузившись в задумчивость, она не слышала его вопроса.

— Что ты спросил?

— Что ты будешь делать? С Артуром?

Она посмотрела с искренним удивлением.

— Ничего, — просто ответила она. — А что я могу предпринять? Ничего уже не изменишь… Закончу с делами и тогда, — одна мысль об этом тяжелым грузом легла ей на сердце, — и тогда, я полагаю, вернусь домой.

Домой… Впервые за все время ей пришла в голову мысль о том, что она не имеет представления, где его дом. И тут же поняла, что ей самой хотелось бы знать, где ее настоящий дом.

— Ну, что ж… — Он подал ей стакан, поднял свой. — Может быть, выпьем за сегодняшний день?

Она посмотрела на долину, окинула взглядом залитые солнцем вершины гор. Высоко в чистом небе снова запела птица.

— За сегодня, — согласилась она.

На следующий день они отправились в Лукку. Кэрри была в полном восторге от поездки.

— Лео, мы как будто оказались в прошлом!

Расположенный в долине, окруженный древними стенами, маленький городок вряд ли сильно изменился с тех пор, как достиг своей мощи и получил право самоуправления в средние века. Сейчас это был деловой центр и одновременно весьма привлекательный для туристов уголок истории. Его узкие улочки и переулки, великолепные площади и маленькие крытые портики сохранили свою первозданную красоту и были полны жизни. Современные здания, украшенные лепниной, удачно гармонировали со стилями прошлых эпох. У Кэрри оставался час до назначенной встречи с сеньором Беллини, и она с удовольствием отправилась в центр города, чтобы полюбоваться черно-белым фасадом собора, готической архитектурой церкви Сан-Микеле с громадной статуей архангела, повергающего дракона.

— Увидимся здесь, — сказал ей Лео, — в половине четвертого. Хорошо?

— Прекрасно, — Кэрри слушала его вполуха, гак как во все глаза рассматривала фасад церкви. — Какое чудесное здание!

— Да. Ты слышишь меня? Я буду ждать тебя на этих ступенях в половине четвертого. В это время мы сможем зайти туда. Тебе там понравится. Увидишь мадонну с младенцем.

— Хорошо. — Она взглянула на часы. — Пожалуй, мне пора. До встречи!

— Удачи тебе.

— Спасибо. — Она улыбнулась ему ослепительной улыбкой.

Здание, в котором располагался офис Беллини, находилось на Виа Филлунго, недалеко от городской башни с часами. Немного робко она толкнула огромную резную дверь и оказалась в небольшом внутреннем дворике с фонтаном посередине, выложенным белым и черным мрамором. В нем весело журчала вода. Широкая мраморная лестница поднималась на второй этаж. Полированное дерево перил точно атлас ласкало руку. Наверху лестничная площадка переходила в широкий сводчатый коридор, который опоясывал все здание. Кэрри нашла дверь, рядом с которой была табличка с фамилией сеньора Беллини, и тихонько постучала.

Дверь открылась и перед ней предстал господин средних лет в самом элегантном костюме из тех, которые Кэрри когда-либо приходилось видеть. Протянутая навстречу рука была небольшой и мягкой. На мизинце сверкнул бриллиант в золотой оправе.

— Сеньора Стоу? Добро пожаловать!

— Благодарю вас.

Она вошла вслед за ним в просторное помещение, высокие окна которого выходили на узкую улочку, туда, где поднималась башня с часами. Обстановка в кабинете была чисто деловая: огромный, обтянутый кожей письменный стол и несколько удобных кожаных кресел. И только множество картин на стенах немного оживляли строгую обстановку.

— Кофе? — спросил он на безупречном английском с чуть заметным акцентом и тут же спохватился. — О, нет! Конечно же, чай! Ваша бабушка всегда предпочитала чай.

Кэрри с улыбкой повернулась к нему.

— Вот как? Вы хорошо ее знали?

Он развел руками, вновь сверкнув бриллиантом.

— Я вел дела Беатрис Стоу последние десять лет ее жизни, а потом — дела ее сына, вашего дяди Генри. Такой добрый и кроткий был человек. — Жестом руки он любезно пригласил ее сесть в кресло. — Надеюсь, что так же хорошо буду служить и ее внучке. Вам, наверное, уже говорили, сеньора Стоу, что вы очень похожи на свою бабушку? Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее. Я позабочусь о чае.

Он вышел из комнаты. Кэрри приблизилась к окну, с интересом разглядывая оживленную улицу, которая была хорошо видна отсюда. Виа Филлунго была старинной и поэтому очень узкой улочкой. По обеим сторонам ее вытянулись высокие дома со ставнями и балконами, характерные для старой части города. В одном месте нависающие крыши почти соприкасались друг с другом, надежно скрывая улицу в тени. На фоне светлого весеннего неба четко выделялся силуэт часовой башни.

— Ну, вот. Через минуту чай будет готов. — Адвокат подошел и остановился рядом. — Красивый вид, не так ли?

— Чудесный.

— Это единственная башня, которая уцелела в городе. Говорят, когда-то их было намного больше.

— О?

— Когда-то очень давно здесь жили семьи — могущественные семьи, как вы понимаете. Они постоянно враждовали между собой и строили такие башни не только для того, чтобы защитить себя, но и для того, чтобы продемонстрировать свою мощь. Они строили их все выше и выше…

Но Кэрри уже не слушала его — у нее замерло дыхание и бешено заколотилось сердце. Внизу, в тени башни, она увидела две фигуры, поглощенные разговором. В одной из них она безошибочно узнала своего кузена. С ним была девушка, высокая и очень стройная. Гордая осанка, матовый цвет кожи и волосы цвета воронова крыла — все указывало на то, что незнакомка необычайно красива. Но не это поразило Кэрри, а что-то неуловимо интимное, что окружало эту пару. Они стояли посредине многолюдной улицы, не обращая внимания на поток людей, который обтекал их подобно тому, как вода обтекает камень. Девушка в чем-то горячо убеждала Лео, оживленно жестикулируя руками. Лео стоял слегка ссутулившись, засунув руки в карманы. Кэрри с мучительной ясностью представила себе, какое у него сейчас выражение лица.

— Я… простите меня.

Сеньор Беллини смотрел на нее вопросительно.

— Башни… — мягко проговорил он. — Прошу прощения, вам это наверное неинтересно.

Кэрри слегка зарделась.

— О нет, конечно, интересно. Просто я отвлеклась. Мне показалось, что я увидела человека, которого знаю. — Она вновь посмотрела на улицу. Незнакомка взяла Лео под руку. Он мотнул толовой, отбрасывая волосы со лба, и они быстро зашагали по улице.

— Ну так вот — чтобы предотвратить такие бесчинства и тем самым уберечь народ от опасности, городские власти Лукки постановили, что соперничество должно быть прекращено, а башни снесены. Вот и осталась одна-единственная башня — часовая.

— Понятно.

Толпа поглотила Лео и прекрасную незнакомку. Повозка, запряженная ослом, доверху груженая горшками, кастрюлями и керамическими кувшинами, с трудом тащилась там, где еще минуту назад, они стояли…

Кэрри повернулась, чтобы улыбнуться сеньору Беллини. Почему бы Лео и не быть знакомым с этой женщиной? Если уж на то пошло, то в Лукке сколько угодно прекрасных женщин. И какое ей до этого дело?

Но почему он никогда не упоминал о ней?

— Теперь, сеньора Стоу, — если вы присядете — мы поговорим о том, что нам предстоит сделать. Кое-что вам уже известно от сеньора Бэгшоу.

Она допила чай и еще раз выслушала то, что ей было известно. Ее бабушка передала основную часть недвижимости человеку, которому доверяла, оставив небольшую долю себе и Генри. В случае смерти Генри, Кэрри, заплатив символическую сумму — в буквальном смысле «выкупив» собственность — становилась единоличной хозяйкой виллы и имущества, находящегося в ней.

— Когда я смогу вступить во владение?

Перед ее глазами все еще стояла картина: две фигуры и склоненные друг к другу головы.

— Сегодня. — Он взглянул на золотые часы. — Я надеялся, что сеньора Карина будет уже здесь к этому времени. Но она довольно старая и, боюсь, становится забывчивой.

— Сеньора? Так это женщина?

— Да, конечно. Она… — его слова были прерваны резким стуком в дверь. — A-а, наверняка это она.

Он подошел к двери и открыл ее. В ожидании Кэрри медленно поднялась со своего места и оказалась лицом к лицу с той самой тщедушной дамой в черном, которая — как заметила Кэрри — наблюдала за ней на кладбище.

— Сеньора Стоу, это сеньора Карина. Няня и компаньонка вашей бабушки с детства. Именно она сохраняла собственность для вас.

Крошечными, в черных перчатках, ручками дама приподняла вуаль, и Кэрри увидела смуглое, морщинистое лицо, похожее на старый грецкий орех. Пара пронзительных, сверкающих и самых враждебных в мире глаз впилась в Кэрри.

Кэрри храбро шагнула вперед, протянув навстречу руку.

— Сеньора Карина, я видела вас вчера на могиле бабушки, не так ли? Я очень рада познакомиться с вами.

Лео ждал ее на ступенях церкви, когда, запыхавшись, она почти бежала по площади Сан-Микеле, боясь опоздать. И почему ей только взбрело в голову, что он не придет. Он наклонился, чтобы коснуться ее щеки легким поцелуем.

— Как дела?

— Прекрасно. Извини, я опоздала.

— Ничего. Все решено?

— Да. Это оказалась Мерайя. Это она хранила дом для меня. Мерайя Карина. Няня бабушки с детских лет. Я рассказывала тебе о ней вчера.

— Да, я помню.

Он взял ее за руку и медленно повел по широким ступеням ко входу в церковь.

— Мне бы следовало догадаться. Сеньор Беллини уговорил ее позволить мне навестить ее завтра. Она живет в Багни. Слава богу, она говорит по-английски, только с акцентом. Она какая-то странная…

— Что ты имеешь в виду?

Кэрри пожала плечами.

— Не знаю. По-моему, она относится ко мне с недоверием. Сеньору Беллини потребовался весь его такт и обаяние, чтобы убедить ее пригласить меня к себе. — Кэрри взглянула на него. — Хочешь пойти со мной?

Его взгляд в это время был устремлен на величественный фасад церкви. Он покачал головой и усмехнулся.

— Думаю, не стоит. Тебе не кажется, что это может сделать Мерайю еще более подозрительной — ведь ты появишься у нее с внуком Беатрис, которого она столь решительно отвергла.

— Но Лео…

Он решительно перебил ее.

— Кэрри, так будет лучше, и ты сама это понимаешь. Если хочешь поговорить с ней о Беатрис, в моем присутствии нет необходимости. Я там не нужен. В самом деле… А теперь давай посмотрим церковь. — И Лео быстро направился вперед.

Она нагнала его у входа.

— Как ты провел время? — она не смогла удержаться от вопроса, хотя ранее решила не спрашивать его об этом.

Он слегка пожал плечами.

— Слонялся по городу. Выпил стаканчик вина, посидел в баре, подумал о суете мирской. Здесь самое подходящее место для этого.

— Да, без сомнения.

— Посмотри туда — мне хотелось, чтобы ты это увидела. — Он показал рукой в сторону. — Мадонна. Глазурованная терракота, так считается, во всяком случае.

Кэрри в немом восхищении рассматривала барельеф.

— Невозможно поверить, что ей четыреста лет, правда? — Его голос был тихим и отрешенным.

Почему, почему это так тревожит ее?

Сунув руки в карманы, Лео неторопливо двигался к главному алтарю, оглядываясь по сторонам. Вот он остановился, и из высокого окна на его легкую грациозную фигуру упал солнечный луч, позолотив его лицо, волосы и плечи. И именно в эту минуту она поняла с терзающей душу ясностью и уверенность, почему ей не дает покоя его встреча с прекрасной незнакомкой.

Но хуже всего было то, что он лгал ей.

— Лео?

Он обернулся.

— Извини, — она стояла, приложив ладонь ко лбу. — Кажется, у меня начинается головная боль. Не вернуться ли нам домой? Видимо, я переутомилась.

В тот же момент он оказался рядом, исполненный внимания, и проговорил с раскаянием в голосе:

— Ну, конечно. Почему ты мне раньше ничего не сказала? Тебе очень плохо?

— Нет, просто ноющая боль. Мне хочется вернуться обратно. Чистый горный воздух — вот и все, что мне нужно.

— Пойдем. — Он взял ее за руку и потянул за собой. — Мне бы следовало самому догадаться, что визит к адвокату утомит тебя.

— Нет, ничего. Просто… — она запнулась.

«Просто все дело в той красавице с черными, как ночь волосами, которая уверенно берет тебя за руку и уводит от меня». Но ничего этого Кэрри не стала говорить. Вместо этого она прошептала.

— Просто я хочу домой.

Обессилив от усталости и волнения, пребывая в состоянии нервного возбуждения, Кэрри даже не осознавала до конца смысла сказанных ею слов.

Глава пятая

— Ты похожа на нее, — сказала Мерайя без улыбки.

— Да. Мне тоже так кажется. — Кэрри слегка заерзала на неудобном деревянном стуле. — И знаете, сеньор Беллини говорил мне то же самое. На вилле есть бабушкин портрет, на нем наше сходство особенно заметно. — Кэрри замолчала, не зная как продолжить беседу.

Она не обманывалась по поводу того, что их встреча может оказаться приятной. С первого мгновения, едва переступив порог маленького домика у реки, она почувствовала странную настороженность и враждебность его хозяйки, которую впервые ощутила на кладбище, а затем и в офисе сеньора Беллини.

Да, Мерайя отвечала на ее вопросы, но делала это весьма неохотно, ясно давая понять, что ее принудили к этому разговору.

Молчание становилось просто неприличным.

— Мы нашли несколько дневников, — неуверенно произнесла Кэрри. — Дневники Беатрис. Но одного, кажется, не хватает.

Мерайя не ответила. Она сидела в старом кожаном кресле прямая, как струна, ее маленькие, темные, непроницаемые глазки, не мигая, уставились на Кэрри.

— Вы случайно не знаете, где он может быть? Это дневник 1867 года. Я перерыла весь дом, но нигде не могу найти его. Обидно! Они такие интересные.

Выдержав долгую паузу, Мерайя отрицательно покачала головой.

На ее старом морщинистом лице промелькнула тень какого-то воспоминания, что заставало Кэрри мягко спросить:

— Вы, наверное, помните эти дневники?

— Да. Я хорошо помню. Она, бывало, показывала их мне.

— Беатрис сама рисовала в дневниках?

— Сама. Но там есть и рисунки Леонарда.

Опять воцарилось неловкое молчание. Кэрри казалось, что Мерайя что-то скрывает. Поэтому при упоминании о Леонарде она не удержалась и задала еще один вопрос. Вопрос, который не давал ей покоя после разговора с Мэри Уэббер на кладбище.

— Мерайя, скажите, как умер Леонард? — спросила она и тут же пожалела об этом. Выражение лица пожилой дамы неуловимо изменилось, словно какая-то тень опустилась на ее лицо, возведя новую преграду между нею и Кэрри…

— Он был болен, — ответила Мерайя. — Пожалуй, достаточно, сеньора Стоу — я очень устала.

— О, разумеется. Извините меня, — Кэрри поднялась со своего места. — Мне не следовало оставаться так долго.

Она протянула на прощание руку. Мерайя лишь слегка прикоснулась к ней. Кожа на ее маленькой ручке была сухой, как бумага, а косточки — тонкими и хрупкими, словно у птички.

— Я вам очень благодарна за то, что вы позволили мне встретиться с вами.

— Не за что.

— Нельзя ли мне навестить вас еще раз? Через день или два? У меня к вам столько вопросов.

Мерайя явно колебалась. Ее суровые непроницаемые глаза изучающе разглядывали лицо Кэрри. Затем она медленно кивнула.

— Si.

— Благодарю вас.

— Prego.

После тишины и полумрака тесной комнатенки Кэрри оказалась на залитой солнцем улице, услышала веселый плеск бегущей воды в реке. В доме было довольно прохладно, и теперь она с удовольствием наслаждалась теплом солнечных лучей на лице и плечах. Она шла обратно по Понте ди Серральо вдоль реки, останавливаясь время от времени, чтобы взглянуть на пенящиеся воды. Поведение Мерайи озадачило ее. Кэрри не могла найти причины столь настороженного отношения к ней со стороны старой дамы. Напротив, она думала, что Мерайе будет приятно поговорить о своей горячо любимой воспитаннице. Но ее нежелание поделиться воспоминаниями было очевидным. Правда, она согласилась встретиться с Кэрри еще раз. Еще не все потеряно.

Мерайя была очень старой, а Кэрри знала, что многие пожилые люди с недоверием относились к молодым, считая их излишне легкомысленными. Скорее всего, этим все и объясняется. Но она не станет спешить и завоюет ее доверие. Как она уже сказала Мерайе, ей еще многое хочется узнать. К тому же оставалась нераскрытой тайна исчезнувшего дневника. Кэрри помнила, как дрогнуло лицо Мерайи при упоминании о Леонарде. Почему? Невероятно!.. Не взяла ли дневник сама Мерайя? Возможно, даже уничтожила его? Но если это так, то в чем причина? Существует ли здесь связь со смертью Леонарда? «Он был болен», — вот и все, что сказала Мерайя. Это может означать что угодно. Но в любом случае, надо быть очень осторожной и стараться обходить такие щекотливые вопросы.

Она повернулась и медленно зашагала по мосту. В пыли у дороги босоногие мальчишки увлеченно возились с маленькими палочками и камешками, что-то строя из них. Она немного постояла, с улыбкой наблюдая за ними, а потом шагнула в тень деревьев, растущих вдоль берега. Был базарный день, и Кэрри направилась к главной улице. Чем ближе она подходила к рыночной площади, тем гуще становились толпы людей, а сами улицы — все более шумными. Она протиснулась к тому месту, где продавались яйца и овощи, когда вдруг услышала знакомый голос.

— Здра-а-в-ствуйте! Миссис Стоу! Здравствуйте!

Кэрри обернулась. Сияя лучезарной улыбкой, бодрая и жизнерадостная, сквозь толпу к ней пробиралась Мэри Уэббер.

— Как приятно увидеть вас вновь, моя дорогая. Я вспоминала о вас. Как ваши дела?

— Очень хорошо, спасибо.

— Это просто замечательно. А сейчас, вы непременно должны пойти со мной и выпить чашечку горячего шоколада. Это совсем рядом, через дорогу, — И она твердой рукой взяла Кэрри за локоть.

— Видите ли, я…

— Никаких отговорок! Вы не поверите, какое это для меня удовольствие — увидеть новое лицо в нашей провинциальной глуши. Вы должны пойти со мной и рассказать обо всем, что делается на вилле. Прошло уже много лет с тех пор, как я была там последний раз. И должна вам признаться, что помню ее как поистине волшебное и очаровательное место.

Кэрри ничего не оставалось, как послушно следовать за миссис Уэббер.

— Вилла действительно великолепна, но она забита всякими… — Кэрри осеклась на полуслове.

Мэри Уэббер этого даже не заметила, поскольку совершенно увлеклась своим собственным рассказом.

— И все-таки я как-нибудь соберусь с силами и заберусь на эту гору, чтобы навестить вас. Я с огромным удовольствием помогу вам, ведь у вас, должно быть, очень много дел.

— Да…

Кэрри слушала вполуха, она в этот момент смотрела на стройную девушку с волосами цвета воронова крыла, склонившуюся к хозяину одного из киосков. Теперь Кэрри могла рассмотреть ее получше. Смуглое лицо с высокими скулами и бархатистой кожей, огромные карие глаза под ровными дугами бровей. На ней было простое летнее платье из тонкой цветастой ткани с большим декольте и широкой юбкой, но девушка носила его с такой легкой и небрежной элегантностью, что невольно притягивала восхищенные взгляды окружающих.

— Бедняжка Генри, конечно, почти ни с кем не общался, но вы, моя дорогая, непременно должны побывать у нас в бридж-клубе. Миссис Стоу? Что-нибудь случилось?

— Простите?

С нескрываемым любопытством Мэри Уэббер проследила за взглядом Кэрри.

— Какая привлекательная молодая особа. Вы ее знаете?

— Нет, конечно нет. Мне понравилось ее платье.

— Да, в самом деле недурно. Ну, вот мы и пришли. Сядем за столик на улице? Сегодня восхитительная погода для этого времени года.

Кэрри оглянулась, но девушки уже не было. Она поймала себя на мысли, что ищет взглядом в толпе своего кузена. Было ли простым совпадением то, что эта особа, которую она видела в Лукке, сегодня оказалась здесь, в Багни-ди-Лукка? Может быть, она приехала к нему? Знает ли об этом сам Лео?

Кэрри слегка улыбнулась и кивнула миссис Уэббер, пропуская мимо ушей ее болтовню.

Ее не должна касаться личная жизнь Лео. Ей абсолютно все равно. Но тогда почему это ее так встревожило? Почему ее больше не радует яркий солнечный день? И откуда такая боль?

Она вдруг почувствовала, что за столиком воцарилось молчание, а Мэри Уэббер выжидательно смотрит на нее.

— Простите, я не расслышала, что вы сказали?

— Я спросила, как долго вы собираетесь здесь пробыть, моя дорогая. — В глазах Мэри Уэббер мелькнула озабоченность. — Вы хорошо себя чувствуете?

Кэрри выдавила из себя улыбку.

— Спасибо, прекрасно. Просто здесь очень яркое солнце, вот и все. Я к нему еще не привыкла.

— О, да, конечно. — Мэри Уэббер вновь широко заулыбалась. — Но вы привыкнете, я уверена. Так вот, что касается бридж-клуба…

— Ты сегодня какая-то притихшая. — Лео лениво прикрыл глаза, пряча их от лучей предзакатного солнца. Потом откинулся на спинку стула и с наслаждением вытянул длинные ноги.

Кэрри слегка пожала плечами.

— Я немного устала, вот и все.

Он открыл глаза и пристально взглянул на нее.

— Все время дела и никаких развлечений? — спросил он.

— Возможно.

Он снисходительно улыбнулся и снова полузакрыл глаза, подставив лицо заходящему солнцу.

— Может быть ты слишком часто лазаешь по горам?

— А мне нравится! — засмеялась она.

Лео внимательно наблюдал за ней сквозь полуприкрытые веки.

— Может быть, нам следует немного развлечься? Например, сесть на поезд и доехать до Флоренции или Сьены. Побродить день-другой по городу? А то станешь потом жалеть, что была так близко и не увидела этих восхитительных мест.

Она посмотрела на него с неподдельным восторгом.

— Неужели это возможно? Это было бы великолепно! Беатрис так часто упоминала Сьену в своих дневниках. Она просто обожала этот город. А Леонард, напротив, его совершенно не выносил. Его любимым местом были Помпеи. Он был просто одержим ими. Ты читал, что писала Беатрис?

Лео покачал головой.

Дневник 1864 года лежал перед Кэрри на столе. Она пододвинула его поближе.

— Кажется, это в том месте, где Беатрис пишет о разведении сада. — Она полистала книгу. — А, вот здесь. «Лео и я» — неправда ли, забавное совпадение, что иногда она называет Леонардо Лео? Уж не потому ли и тебя назвали Лео? Вполне возможно, правда? — «Лео и я вчера днем сидели на том камне, что на горном склоне выше дома, и он в который уже раз говорил о своей любви к таинственному, исчезнувшему городу Помпеи. О нем так мало известно. Леонард страстно влюблен в него. Можно даже сказать, одержим им. Говорит, что если бы мог выбирать, то непременно прожил бы жизнь в этом античном городе и умер бы за день до извержения вулкана. Я спросила его, а как же я, и он ответил, что хотел бы видеть меня рядом — впрочем, не уверена, что готова умереть так рано. Но я его понимаю. Нагие последнее путешествие к этим удивительным руинам было самым интересным и поучительным, Сеньор Фъереяяы — самый обаятельный и умный из наших итальянских знакомых. Никто не станет отрицать, что во время своих научных исследований по истории этого города он сделал значительно больше открытий, чем многие его предшественники за сотни лет; он один из тех редких людей, кто способен увлечь других своей страстью. Пока мы сидели на камне, я рассказала Лео о серых планах — создать здесь, на вилле, для него (и для себя тоже) маленькие Помпеи. Это будет удивительное место, где будут царить красота и грация: сад возле дома с террасами и вьющимися растениями; аллеи, засаженные декоративными деревьями; беседки, увитые зеленью и, конечно же; мраморные статуи. Я сказала, что этот сад будет принадлежать ему. Но Лео только подшучивал надо мной, говоря, что первый же ясноглазый красавец, который поманит меня пальцем, изменит все мои планы. Как он ошибается! Я никогда не выйду замуж. Никогда не оставлю Лео и виллу Кастелли. Когда я сказала ему об этом, он, как всегда, посмеялся надо мной, хотя и с нежностью. Ну, что ж, время покажет. А между тем, я всерьез думаю о саде.» Лео, взгляни, — Кэрри пододвинула к нему книгу, — это ее рисунок. Не правда ли, прелестно? А план сада? Он совсем не похож на тот сад, каким мы видим его сейчас.

— Очень решительная дама, наша бабушка, — сухо заметил Лео.

Задумчиво поглаживая страницу, Кэрри подняла глаза к светлому вечернему небу и вновь увидела птицу, плавно парящую высоко в небе над долиной. Интересно, это та же самая?

— Должно быть, она чувствовала себя очень одинокой, когда его не стало.

— Да. — В кармане пиджака Лео нащупал портсигар, достал его и вынул сигарету. — Должно быть.

— Вскоре она вышла замуж.

Он кивнул.

— Мы все знаем ее историю. Вышла замуж за давнишнего друга семьи, который знал и любил ее с детства. Сильный и независимый человек, который вел собственную жизнь и которому хватило здравого смысла предоставить Беатрис свободу.

— И все-таки в этом есть что-то странное, — заметила Кэрри. — Последний дневник. Год 1868. К этому времени она была уже замужем и ждала своего первенца, бедного дядю Генри. А ощущение такое, словно она жила здесь совсем одна, горюя по своему умершему брату. Муж едва упоминается, да и ребенок тоже. Кроме того, в последней записи она будто обращается к кому-то. «Он возвратит мне любовь.» — пишет она. — «Ребенок скоро появится. Больше я не буду одинока.» Ты не находишь это странным?

Задумчиво наблюдая за ней, он постукивал сигаретой по старинному серебряному портсигару.

— Кэрри, не стоит видеть трагедию там, где ее нет. Не у всех супружеская жизнь бывает счастливой, уж тебе-то это известно. — Слова прозвучали спокойно, но в его голубых глазах сиял холодноватый блеск.

— Я знаю. Просто, когда читаешь ее ранние дневники, то видишь, какую необычную, удивительную жизнь они — Беатрис и Леонард — вели здесь. Свою особую, скрытую от посторонних глаз — я не знаю, — она на мгновение закрыла глаза, волшебную. Кажется это самое подходящее слово.

Она поднялась и медленно подошла к низкой каменной стене, окружавшей двор, где они сидели, и остановилась, глядя на склоны гор, заросшие лесом.

— Ты уверена, что это не твои собственные чувства? — спросил он тихо за ее спиной. — Может быть, в тебе говорит твое субъективное восприятие этого места?

Она повернулась к нему, улыбаясь.

— Может быть. Я ни в чем не уверена. Возможно, ты прав. Но когда читаешь дневники, возникает ощущение — и от этого становится жутко, — будто проникаешь в сознание Беатрис…

Кэрри подошла к столу, закрыла дневник и еще раз посмотрела на дату, написанную на нем.

— 1864 год. Ей было восемнадцать. И как счастлива она была! — Она повернулась к Лео спиной, присев на краешек стола и сложив руки на груди. — Да, тогда она была счастлива.

Они помолчали.

— Лео?

— Да?

Она, не отрываясь, смотрела на далекие склоны гор по другую сторону долины. Из труб деревенских домов в небо поднимались, постепенно растворяясь в воздухе, струйки дыма. Из деревни доносилось блеяние овец и мелодичный детский смех.

— Когда мы ездили в Лукку, чтобы увидеться с сеньором Беллини, ты встречался там с девушкой — это было на Виа Филлунго, — кажется, вы хорошо знаете друг друга. Я была у сеньора Беллини и видела вас из окна. — Кэрри почти явственно ощутила напряженную тишину, повисшую в комнате. Она старалась говорить легко и непринуждено. — Я знаю, это не мое дело. Но ты никогда не говорил о ней. Даже никогда не упоминал. Вот что меня удивило. А сегодня… — Она запнулась и медленно повернулась к нему. Его худощавое лицо было бесстрастно. — Сегодня я увидела ее на рыночной площади в Баг-ни. Она очень красивая, — растеряно добавила Кэрри, отмечая про себя, как напрягся Лео. Она не знала, зачем все это говорит. Она в самом деле не намеревалась этого делать.

— Извини, — сказала она подавленно. — Просто… просто мне было интересно, кто эта девушка, вот и все.

Некоторое время он сидел, не шелохнувшись и не глядя в ее сторону. Потом быстро посмотрел на нее и виновато улыбнулся.

— Анжелика, — произнес он наконец. — Ее зовут Анжелика. Она вернулась в Багни?

— А ты не знал?

Он покачал головой.

— Я видела ее на рыночной площади и уверена, что не ошиблась. Она просто очаровательна. Ее ни с кем не спутаешь, не так ли?

— Да, ты права. — И снова та же улыбка на лице.

— Лео? Кто она?

Его лицо оставалось бесстрастным, а ничего не выражающий взгляд был устремлен на долину.

— Друг. Просто друг.

На душе у Кэрри стало тяжело и тревожно.

— Красивый друг, — пошутила она, стараясь говорить весело.

— Да. — Он был явно смущен. Неожиданно он посмотрел на нее прямо и открыто. — Красивая женщина, — он неловко развел руками, — но сложный человек.

Она опустила голову, выводя пальцем на столе невидимые узоры.

— Извини, мне не следовало об этом спрашивать.

— Ты замечаешь, — сказал он немного погодя, — что очень часто произносишь слова «прости», «извини»?

Она взглянула на него с искренним удивлением.

— Правда?

— Да.

Она вздохнула. Небо еще было ясным и светлым, но долина быстро погружалась в таинственные сумерки. Краешек солнца еще виднелся из-за западной вершины, с каждой минутой опускаясь все ниже и ниже, исчезая на глазах.

— Извини. — Она коротко засмеялась, пытаясь придать непринужденность их разговору.

Он наклонился и налил ей еще вина.

— Плохая привычка, — сказал он. — От нее надо избавляться.

— Я не уверена, что смогу.

— Ну, что ты. Разумеется сможешь. Стоит только захотеть.

Кэрри повернулась к нему с легкой улыбкой на губах.

— Мне кажется, — начала она и смолкла, не в силах продолжить, так как от вспыхнувшего волнения к горлу подкатил ком и перехватило дыхание. Лео сидел неподвижно и смотрел на нее открыто и внимательно. Кэрри понимала, что она выдала себя, что на ее лице, как в зеркале отражаются нахлынувшие чувства, но скрывать их было выше ее сил. Каким наслаждением было просто сидеть и смотреть на любимое лицо, черточку за черточкой, линию за линией впитывая и запоминая, как в омут погружаясь в нежный взгляд его глаз. Это ли было не счастье, столь сильное и глубокое, что могло сравниться с болью? Она не могла отвести от него глаз. Он хотел было что-то произнести, но только покачал головой.

Наконец Кэрри перевела взгляд на его руки, которые покоились на столе, сильные, загорелые, с длинными тонкими пальцами.

«Прикоснись ко мне, пожалуйста, прикоснись».

Словно прочитав ее мысли, он поднял руку и нежно провел по ее щеке.

Она закрыла глаза, ощущая тепло его прикосновения, осознавая, что дрожит, и что он, должно быть, чувствует это.

— Я должен идти, — глухо сказал он.

Она была как во сне, не в состоянии ни говорить, ни двигаться.

— Я приду завтра рано утром. Мы можем начать с башенной комнаты.

Она кивнула.

Стул заскрипел под ним, когда он поднялся.

— Нам нужно еще что-нибудь, кроме свежего хлеба?

— Нет.

— Хорошо. В таком случае, до завтра. — Однако он медлил, глядя на нее, словно чего-то ожидая.

— Да. До завтра.

«Не уходи. Пожалуйста, не уходи».

Он резко повернулся, легко сбежал вниз по ступенькам и зашагал прочь по тропе, двигаясь уверенно, с прирожденной грацией дикого зверя. Вот он остановился, закурил, прикрывая пламя ладонями, потом поднял голову и улыбнулся, махнув на прощанье рукой. Кэрри махнула в ответ, следя за его легкой фигурой до тех пор, пока она не скрылась в сумерках среди раскидистых каштанов. Все сердцем желая остановить его. Всем сердцем желая вернуть его обратно.

Но он ни разу больше не повернулся и не помахал ей рукой.

Кэрри долго сидела неподвижно, глядя на то место, где он только что сидел. Вино, что он налил ей, осталось нетронутым. Потом она потянулась за дневником, подвинула его к себе, склонила голову и невидящими глазами уставилась на потрепанную обложку.

Перед ее глазами все еще стоял образ Лео. В ушах до сих пор звучал его голос.

Она открыла дневник наугад, пытаясь сосредоточиться.

Любимые глаза, голубые, как небо, взирали на нее со страницы.

«Сад — это, конечно, пока только мой замысел, на осуществление которого потребуется много лет. Может быть, вся моя жизнь и жизнь многих других людей, но я непременно сделаю это.» «Красивая женщина, но сложный человек». Что он хотел этим сказать?

«Я хочу, чтобы он стал нашим памятником — Леонарда и моим — нашим даром миру и тем, кто придет после нас.» Смысл прочитанного никак не доходил до нее. О чем она думала сейчас? О выражении его глаз, когда он смотрел на нее? О нежности его прикосновения? О том, что же с ней происходит?

Она склонила голову и закрыла глаза руками. Лео, таинственный и волнующий, смотрел на нее не отрываясь.

«Возьми себя в руки, Кэрри Стоу».

Она откинулась на спинку стула. Подул легкий, свежий ветерок. Над вершинами гор легкие облака постепенно сгущались в тучи. Она сунула руки в рукава вязаного жакета и сидела, наблюдая за тем, как темнеет небо.

Чего же ты хочешь, Кэрри Стоу?

Ответ был простой и ясный.

«Лео. Я хочу Лео!»

«И что конкретно это означает?»

«Я хочу быть с ним. Мечтаю, чтобы и он хотел того же. Я хочу, чтобы у него не бьшо сил покинуть меня. Хочу слушать его, смотреть на него. Прикасаться к нему.

И хочу, чтобы он прикасался ко мне.»

Эта мысль потрясла ее. С невыразимой, мучительной тоской она вспомнила Гастингс и Артура. Вторники, четверги и субботы. «Ты ведь не забудешь принять ванну, да?» Неожиданно ее охватила паника. Поднялся ветер, кружа в водовороте пыль и мусор. Вечерний воздух был прохладным.

— Он мой кузен, — сказала она громко, словно обращаясь к усиливающемуся ветру. — Мой самый близкий, мой единственный кровный родственник. Почти что брат. А я замужняя женщина. Я не могу питать к нему такие чувства. Я не должна этого делать.

Ответом ей была лишь издевательская тишина. Становилось все холоднее.

В тот вечер Кэрри впервые почувствовала себя одинокой. Она не могла найти себе места. Даже дневник Беатрис не мог отвлечь от мыслей о Лео. Всякий раз, когда Кэрри пыталась читать, ока вдруг обнаруживала, что все ее усилия тщетны. Отрешенная, она застывала, рассеянно глядя перед собой, оживляя в памяти последние минуты встречи с Лео. Может быть это только ее фантазии? Или действительно между ними возникло неожиданное магнетическое притяжение? Чувствовал ли он то же самое?

За стенами дома крепчал ветер. Не такой сильный, как в тот первый вечер, но достаточно резкий, чтобы заставить ставни дрожать под его напором и сквозняками разгуливать по комнатам.

На душе было тревожно. Не в силах больше сидеть на одном месте, Кэрри взяла лампу и направилась в гостиную. Остановившись на пороге, она окинула взглядом беспорядочные груды книг, картин и всевозможных без-дедушек, сваленных прямо на полу. У нее не было настроения заниматься этим сегодня.

От сквозняков в комнате стало холодно. Слышна было, как в трубе воет ветер.

Она посмотрела на часы. Спать еще рано… Кэрри никак не могла придумать, чем бы ей заняться. Она медленно поднималась по лестнице. Свет от лампы отбрасывал пляшущие тени, внушая страх. У двери своей спальни она нерешительно остановилась, затем, поддавшись внезапному порыву, прошла дальше по коридору и открыла дверь в башенную комнату. Войдя, она опустила лампу на стол у окна.

Это была большая квадратная комната с высоким, украшенным росписью потолком, выложенным из камня камином и двустворчатыми, доходящими до пола окнами, что выходили на балкон. Едва ощутимый запах сигарет, которые курил Лео, все еще витал в воздухе. Здесь стояла кровать, на которой он спал. Она потрогала лампу, как две капли воды похожую на ту, с которой сюда вошла, и зажгла ее. Яркое пламя немного успокоило ее — возникло ощущение тепла и безопасности. Она огляделась вокруг. Комната и в самом деле была прелестной; может быть, ей стоит перебраться сюда на то время, пока она живет в доме? Кэрри обошла всю комнату, рассматривая ее с чисто женским любопытством. Так же, как и в других комнатах, одну стену почти целиком занимали деревянные полки, на которых в беспорядке теснились книги, и те же неизбежные картины в таком количестве, что почти скрывали под собой стены. На большинстве из них без труда угадывались окрестные горы и долины.

На камине среди множества безделушек, подсвечников и ваз стояли старинные часы, а рядом с ними — небольшой бронзовый бюст девушки.

Кэрри взяла одну из ламп и поднесла ее поближе. Свет отразился в запыленном зеркале над камином, отчего в ее глазах заиграли веселые огоньки. Она подняла лампу повыше и стала пристально рассматривать свою находку. Было в ней что-то до боли знакомое, но что именно, Кэрри сказать не могла. Это ускользало от нее.

Задумчиво нахмурясь, Кэрри подняла голову и поймала в зеркале свое отражение, затененное с одной стороны и ярко освещенное с другой. Восхищенная улыбка осветила ее лицо. Боже мой, ну разумеется! Разумеется, это была юная Беатрис. Она вновь обратилась к бронзовой фигурке. Конечно, это лицо знакомо ей, сомнений нет. Она поставила лампу на каминную полку и слегка повернула бюст. Сходство было поразительным, еще более заметным, чем на портрете в гостиной. Кэрри протянула руку, с нежностью касаясь гладкого прохладного металла. Она непременно возьмет эту вещицу с собой.

Она подошла к книгам. Это были в основном старинные, в кожаных переплетах тома. Вордсворт и Бернс, Мильтон и Драйден, Шелли и Байрон и многие другие, о которых Кэрри даже не слышала. Все тома довольно потрепанные, видимо, их часто перелистывали. Она потянула за корешок одну из книг. Раскрыв ее, она обнаружила в уголке страницы надпись выцветшими чернилами: Леонард Чарльз Джонстаун.

Она повертела книгу в руках, испытывая необычайное ощущение. Брат Беатрис, которого не было в живых уже столько лет, держал эту книгу, читал ее. Она взяла наугад другую — та тоже была помечена именем Леонарда. Это оказался сборник стихов Байрона. Одна страница была заложена хрупкой, пожелтевшей бумажной ленточкой. Кэрри открыла ее.

«Она является, сияя красотой, подобно ночи в тех краях, где нету облаков, лишь купол неба звездный.»

Это стихотворение было Кэрри знакомо. Она помнила его со школьных лет, когда учила стихотворение наизусть механически, не вникая в смысл. И никогда прежде она не понимала так значение и красоту этих строк. Она стала тихо читать его вслух и вот последняя, нежнейшая из строк — «Сердце, любовь которого невинна.» Кэрри долго стояла, опустив голову, глядя на прочитанные строки.

Сердце, любовь которого невинна.

Внезапно, в волнующем приливе чувств, в котором затаились одновременно возбуждение и страх, она увидела перед собой выражение глаз Лео, когда он смотрел на нее в этот вечер. Невинность? Нет. Какой бы простодушной и неопытной она ни была, но все же понимала, что притворяться — значит лгать самой себе.

Она осторожно поставила книгу на место. Похоже, что она находится в комнате Леонарда. Книги, подписанные его именем, служили тому доказательством. Прибегала ли сюда Беатрис солнечным утром, усаживалась ли на его кровати, проводя время в милой болтовне с братом о поэзии, садах и городе Помпеи? При мысли об этом легкая улыбка тронула ее губы.

Сердце, любовь которого невинна.

Наверное, это штрихи к портрету юной Беатрис. Она вернулась к каминной полке и долго стояла, глядя на маленькую бронзовую головку. Испытывала ли Беатрис мучительные страдания, которые Кэрри испытывает сейчас? Владела ли ее сердцем, сознанием и чувствами неотступная мысль — видеть, слышать и касаться одного человека, его одного, единственного? Стояла ли она когда-нибудь в этой комнате, одинокая и беспомощная, не в состоянии защитить себя от боли?

— Что со мной? — тихо прошептала Кэрри. — Что со мной?

Сейчас, когда ветер стих, дом окутала тишина. Кэрри подошла к окну и отворила ставни. На фоне синих сумерек еще резче выделялись темные силуэты гор. Ярко светились огоньки в долине.

«Я увижу его завтра. Что бы ни случилось, он придет ко мне завтра».

Мысль об этом вернула ей надежду, точно огонь маяка среди разбушевавшейся стихии.

«Для меня не имеет значения, правильно ли то, что я сейчас чувствую. Это живет во мне, и я ничего не могу с собой поделать. И ничего не буду делать. Я никогда ни о чем не буду просить его. И я не стану спрашивать, любит ли он меня. Мне достаточно того, что он здесь, что придет завтра, что мы будем разговаривать и смеяться, общаться друг с другом. Я буду с благодарностью принимать каждый день таким, каким он будет. Потом… Потом мы расстанемся, и всему наступит конец. Но только не сейчас. Боже милостивый, сделай так, чтобы это случилось не сейчас! Дай мне возможность побыть с ним немного. А потом я уеду домой. В Англию, к Артуру».

Она запрокинула голову назад и на мгновение закрыла глаза, вознося небу свою безмолвную молитву.

Он придет завтра. "

А перед глазами все стоял Лео, он смотрел на нее и улыбался, щурясь от солнца.

Кэрри закрыла ставни на задвижку и повернулась, чтобы еще раз окинуть взглядом комнату. Да, решено. Завтра же она перенесет сюда свои вещи.

Выходя из комнаты, она остановилась и провела пальцем по бронзовой фигурке, слегка улыбаясь при этом.

По крайней мере, сейчас с ней была Беатрис. Значит ей было с кем поговорить. Выходя из комнаты, Кэрри улыбнулась этой странной и забавной мысли, которая пришла ей в голову, но которая, тем не менее, ее утешала.

Глава шестая

На следующее утро Лео появился на пороге с письмом в руках. На почтовом конверте был знакомый адрес: Гастингс, Англия. Почерк тоже был знакомый — ровный и аккуратный.

— Молодой Пьетро привез его со станции вчера вечером. Оно лежало на почте, и я захватил его для тебя.

— Спасибо. — Кэрри взяла письмо и отложила его в сторону. — Кофе хочешь?

— Да, пожалуй.

Стараясь не встречаться с ним взглядом, она налила кофе. Ее неотступно преследовала мысль, которая сводила с ума — она хочет быть с ним. С той самой минуты, как он вошел, ее охватила дрожь, легкая, но вполне ощутимая. Письмо лежало между ними, словно грозное предупреждение. Она подвинула ему чашку через стол, не доверяя своим предательски дрожащим рукам.

— Ты не забыл, что пригласил меня вчера в поездку? Мы в самом деле могли бы съездить в Сьену на пару дней? — Она взяла конверт, повертела его в руках.

— Да, конечно. Если тебе хочется.

— Я поеду с удовольствием. — Кэрри потянулась за ножом, чтобы вскрыть конверт.

— В таком случае мы так и сделаем. — Он был абсолютно спокоен и расслабленно улыбайся, наблюдая за ее движениями. — Можно поехать поездом. А можно взять напрокат автомобиль здесь или в Лукке. Как тебе эта мысль?

— Великолепно!

— Путешествие на автомобиле будет потрясающим, если только ты готова рискнуть проехаться по итальянским дорогам, и тебя не останавливает сомнение в моем умении водить машину. Сьена все-таки чудесный город, что бы о нем ни думал Леонард. Думаю, тебе он понравится.

Она подошла с письмом к окну.

«Моя дорогая Кэрри, я решил написать тебе пару строк, чтобы сообщить, что у меня все хорошо. Погода до сих пор очень холодная. Пройдет еще немало времени, прежде чем мы сможем отказаться от расточительных расходов на камин каждый вечер. Полагаю, что ты в добром здравии, и что путешествие не было слишком утомительным для тебя. Надеюсь также, что все идет по плану, и с продажей самого дома и его обстановки особых проблем не будет. Я взял на себя труд и связался с устроителями аукциона в Лондоне. Агент, которому я написал, весьма заинтересовался моим предложением. Он дал мне понять, что они будут весьма признательны, если мы решим продавать все через них. Так что позаботься о том, чтобы каждая вещь из коллекции Беатрис была надежно упакована и уложена, прежде чем отправишь все пароходом.»

Кэрри подняла глаза на освещенное ярким солнцем предгорье, пытаясь сдержать неожиданную вспышку гнева.

«Я думаю, было бы благоразумно с твоей стороны передать продажу дома в более надежные руки, например, сеньора Беллини. Не вызывает сомнения тот факт, что он сдерет с тебя за услуги больше положенного, однако, на мой взгляд, это самый разумный выход. Когда ты возвращаешься домой? Я надеюсь, скоро. Полагаю, ты напишешь мне, когда тебя ожидать? Пожалуйста, дай мне знать об этом заблаговременно. Я, разумеется, возьму свободный день, чтобы встретить тебя.

Твой любящий супруг Артур.»

Она аккуратно сложила письмо и сунула его в карман вязаного жакета.

Твой любящий супруг.

Эта никчемная фраза звоном отозвалась у нее в ушах. Она обернулась и заметила, что Лео наблюдает за ней.

— От Артура?

Она кивнула с вымученной улыбкой на зубах.

— Да. Того самого Артура. Он считает, что сеньор Беллини обдерет нас как липку, если мы поручим ему продать дом.

Лео усмехнулся.

— Вероятно, именно так он и поступит.

Некоторое время ока стояла, глядя в окно.

— Я не хочу продавать дом, — медленно произнесла она. — Не хочу! — И сама поразилась своему неожиданному и резкому взрыву чувств в обычно спокойном голосе.

Он тихо подошел к ней и взял за плечи.

— Тебе придется, Кэрри. И ты знаешь это. Эта вилла — просто мечта. Мечта, которая никогда не станет реальностью. Твой дом — в Англии. Твоя жизнь — с Артуром.

Чтобы не расплакаться, она крепко сжала зубы. Руки, державшие ее, были такими ласковыми, такими надежными, а сам Лео стоял так близко к ней, что при малейшем движении она могла бы оказаться в его объятиях. Это было выше ее сил. Кэрри опять задрожала, осознавая, что он должно быть чувствует это. Она вырвалась из его рук, сердито качая головой, понимая, что гнев был сейчас ее единственной защитой.

— У меня нет жизни. Нигде и ни с кем.

— Успокойся, Кэрри. Ты знаешь, что это неправда.

Его голос был тихим и успокаивающим, а слова заключали в себе несбыточную надежду.

Она подошла к двери на террасу и остановилась там, обхватив руками плечи, глядя в безоблачное голубое небо.

— Что ты знаешь, Лео? Что ты можешь знать об этом? — Слова прозвучали грубо и безнадежно. Кэрри едва узнала собственный голос — неприятный и резкий от невыплаканных слез. — Будь оно все проклято! Ты только досмотри — опять та же птица. Правда, она прекрасна? Разве она не счастлива? Знает ли она об этом, как по-твоему? Понимает ли, как ей повезло?

Он не сделал к ней ни малейшего движения. Кэрри ощущала только его молчаливое спокойствие, понимая, почему он молчит, но не повернулась, чтобы посмотреть на него. Она услышала, как он достал из кармана портсигар, вынул сигарету и закурил.

Напряженная тишина тянулась минуту-другую. Птица по-прежнему парила в вышине, распластав крылья, то снижаясь, то взмывая ввысь, использую мощь восходящих потоков нагретого воздуха.

— Тебя огорчило письмо, — произнес он наконец.

Она быстро обернулась к нему, резко вздернув подбородок.

— Да, огорчило! Оно напомнило мне о том, кто я и кому принадлежу. Но я и так знаю, кто я такая. Почему это должно расстраивать меня? — Она смотрела на него с вызовом, изо всех сил стараясь сохранить гнев в голосе.

Он смущенно улыбнулся. У нее перехватило дыхание, и бешено заколотилось сердце.

— В таком случае, счастлива не только птица, Кэрри.

— Что ты хочешь этим сказать?

Он очутился радом с ней у двери, затем вышел на террасу.

— Не многие могут так смело заявить о себе.

Эти слова невольно переключили ее мысли, несколько остудив гнев, который она сама в себе разжигала, и заставили отвлечься от собственных переживаний.

— Что ты имеешь в виду? Что ты один из этих немногих, кто может сказать кто он и какой?

Он обернулся, и она почти вздрогнула от неожиданной напряженности, что была в его взгляде.

— Кто я, Кэрри? Какой я?

— Ты — Лео, — ответила она. — А еще ты, — она подумала, не зная, что сказать, потом неожиданно для себя рассмеялась, сняв таким образом возникшую неловкость, — а еще ты — мой любимый кузен.

— Так вот, оказывается, я какой, — он широко улыбнулся. — Ты меня убедила, и мне теперь придется ежедневно это подтверждать.

Она ждала, лукаво погладывая на него.

— Все. Забудь на сегодня о доме. Давай поднимемся в горы и устроим пикник. Как ты к этому относишься?

— Прекрасная идея! — Одной только мысли о том, чтобы отправиться вдвоем с Лео на пикник было достаточно, чтобы сбросить с души груз мрачных мыслей. К черту Артура! К черту Гастингс! Она не будет вспоминать о них. Лео сейчас с ней. И не стоит тратить время понапрасну. Потом она будет собирать крупицы воспоминаний, день за днем, минуту за минутой, и хранить этот тайный и бесценный дар всю ее оставшуюся жизнь. Она вынула письмо из кармана и бросила на стол.

— У нас есть хлеб, сыр…

— …и бутылка вина.

— Настоящее пиршество!

Он протянул руку и она приняла ее.

— Вот это уже лучше, — нежно сказал Лео. — Я так люблю смотреть на тебя, когда ты смеешься.

Кэрри высвободила руку и поспешила отвернуться, чтобы спрятать от него свое лицо.

— Пожалуй, мне надо подумать о более подходящей обуви. К тому же в брюках будет удобнее, чем в юбке. Пойду переоденусь. — У двери она остановилась. — Да, я хотела тебе сказать кое о чем — я решила перебраться в башенную комнату. Ты ничего не имеешь против, если я попрошу тебя помочь мне сегодня?

— Разумеется, я помогу. — Он вопросительно вскинул голову. — У тебя есть для этого какая-то причина?

— Нет. Просто это прелестная комната. В ней есть свой неповторимый дух. — Она коротко рассмеялась и с заговорщическим видом выдала свой «секрет». — Там живет Беатрис. У меня такое ощущение, что она давно там живет. Кажется, это была комната Леонарда. Поэтому не стоит выселять ее оттуда. Итак, — она пожала плечами, вновь засмеявшись, — я решила, что перееду к ней.

Они поднимались в горы среди лесистых холмов по лугам, покрытым первыми весенними цветами. Идти приходилось друг за другом по узкой тропе, которая вела к вершине горного склона. Впереди легкой размашистой походкой шел Лео, в светлой летней рубашке и узких, по фигуре, брюках. Он нес на плечах рюкзак, просунув под его лямки большие пальцы рук. Кэрри старалась не отставать. Она сняла соломенную шляпу с широкими полями и тряхнула головой, распуская длинные шелковистые волосы. Сквозь лиственный шатер над ней виднелся голубой купол небес. Лучи солнца прорезали густую зелень деревьев, словно острые золотые лезвия. Время от времени внизу показывалась долина и сверкающие, искрящиеся на солнце воды Лимы.

— О, Лео, какое чудо! Просто чудо!.. Спасибо тебе за эту прекрасную прогулку.

Он улыбнулся в ответ.

Они миновали небольшую, безымянную деревушку со скромной церковью девы Марии, украшенной лентами и полевыми цветами. Лаяли собаки. Деревенская детвора провожала их любопытными взглядами, охотно отвечая улыбками на приветствие Кэрри. За деревней лес начал редеть, и вскоре они очутились на открытом склоне холма, откуда был прекрасный вид на виллу Кастелли. Они остановились и сели отдохнуть на большой плоский камень, теплый от солнца. Перед ними во всей своей красе раскинулась горная долина.

— Как ты думаешь, это не тот самый камень, который упоминается в дневнике Беатрис? — спросила Кэрри спустя некоторое время. — На котором они сидели? Когда она рассказывала ему о своих планах по разбивке сада?

Он задумался.

— Да. Вполне возможно. Отсюда и в самом деле прекрасный вид на дом.

Он наклонился вперед, внимательно рассматривая открывшийся вид. Даже с такого расстояния было видно, что сад пришел в запустение. Пока он неторопливо разглядывал эту довольно печальную картину, Кэрри позволила себе украдкой любоваться им. Солнечный свет позолотил его лицо, смягчил прямую и строгую линию рта, превратил пряди волос в золото. Несмотря на легкость его сложения и худобу, при взгляде на него не возникало ощущение хрупкости. Наоборот, легкое мускулистое тело казалось полным сдерживаемой силы. Он закатал рукава рубашки до локтей, и было видно, что его светлая кожа слегка загорела на солнце. С мучительной ясностью она обнаружила, что думает о нем, как о самом красивом мужчине, которого ей когда-либо приходилось видеть.

Привычным жестом он отбросил волосы со лба и повернулся. Она быстро соскочила с камня, стряхивая пыль с брюк.

— Пора идти.

Он состроил комическую гримасу.

— Сжалься надо мной! Если бы мы с тобой были в Гималаях, и я оказался твоим проводником — беднягой шерпом, наверняка, у меня имелась бы возможность по крайней мере выкурить сигарету?

Она весело улыбалась, не глядя на него.

— Ну, здесь тебе не Гималаи, а ты не бедный шерпа. Пойдем. Сможем ли мы добраться вон до того строения наверху? Видишь? Похоже на церковь.

Он без особого труда забросил рюкзак за спину.

— Моя дорогая Кэрри, это Италия. Если похоже на церковь, значит это церковь и есть. Ну, хорошо. Твоя вьючная лошадь готова покорно продолжать путь. Лучше бы ты поскорее съела эту груду еды. Будь я проклят, если потащу ее обратно.

Строение, которое она заметила высоко на холме, действительно оказалось церковью. Небольшая, сложенная из камня, она прочно стояла на обнажившейся каменистой почве, будто была целиком высечена из самой скалы. Кэрри толкнула тяжелую дверь, и они оказались в темном, прохладном помещении. Внутреннее убранство было незамысловатым. Единственным украшением белых, оштукатуренных стен были старинные иконы с различными евангельскими сюжетами, их было около дюжины. Сводчатый деревянный потолок потемнел от времени и копоти свечей. Мраморный алтарь освещался лучами солнца, проникавшими внутрь сквозь небольшое застекленное окно, что находилось прямо над ним. Мягкие отблески света падали на пол и стены. На маленьких боковых алтарях стояли две деревянные статуи — девы Марии и Иисуса, грубовато вырезанные и раскрашенные, однако, как и иконы, они завораживали своей магией. Скорбные лица застыли в вечной печали, взывая к милосердию и бескорыстной любви. Медная лампада на алтаре горела ровным пламенем, и запах ладана распространялся вокруг.

Они долго стояли в молчании. Даже пение птиц едва доносилось до них из-за закрытой тяжелой двери. Кэрри заговорила почти шепотом.

— Она такая красивая, правда?

— Да.

Что-то, в его тоне заставило ее повернуться, Лео смотрел не на алтарь, не на статуи, не на картины, а на нее.

— Очень красивая, — добавил он тихо.

Предательская дрожь вернулась к ней с прежней силой, и в унисон ей громко заколотилось сердце. Она не могла справиться с волнением, но и также была не в силах отвести от него свой взгляд.

Он протянул ей руку.

— Пойдем. Найдем где-нибудь удобное местечко и перекусим. Этот рюкзак за спиной тяжелеет с каждой минутой.

Они вместе вышли на яркое солнце. Кэрри оставила свою руку в руке Лео и с легким трепетом отметила, что он не сделал попытки освободить свою. Его рука была сильной и нежной.

— Вон там, — сказал он, показывая в сторону, — под оливковым деревом. Самое подходящее место.

Солнце уже клонилось к закату, когда они начали спускаться с горы. Лео оказался прекрасным собеседником: интересным, остроумным и неизъяснимо очаровательным. Он все время старался позабавить ее. Но за добродушным подшучиванием и веселым смехом таилось опасное возбуждение, рожденное тем таинственным притяжением, что неодолимо влекло их друг к другу. Это возбуждение росло и крепло, усиливая сознание того, что они нужны друг другу, отчего солнце сияло ярче, а день становился еще прекраснее. Спускаясь по крутой опасной тропе, они почти не разговаривали, но их молчание не было напряженным. Наоборот, это был, скорее, молчаливый диалог глубоко понимающих друг друга людей, наполненный жестами, взглядами и пожатиями рук.

В доме было прохладно. Кэрри приготовила свежий чай. Они пили его на террасе и вели тихий, несвязный разговор. Разговор ни о чем. Но все это время Кэрри не покидало ощущение, что между ними возникла таинственная чарующая связь.

Наконец он потянулся, подняв руки над головой.

— Становится прохладно. Не пойти ли нам в дом?

Они вернулись на кухню.

— Ты поможешь мне перенести вещи в башенную комнату, прежде чем уйдешь?

— Разумеется, помогу.

Верхние комнаты, в которых окна оставались запертыми, все еще сохраняли дневное тепло. Кэрри отворила окно башенной комнаты и вышла на балкон, с которого открывался вид на долину.

— Впечатляет, не правда ли? — тихо сказал Лео позади.

— Да. Самая очаровательная картина из тех, что мне посчастливилось видеть.

— Нет, не совсем.

Она обернулась, опершись о балконные перила. Лео улыбнулся ей и потянулся, чтобы взять ее руку и привлечь к себе.

— Отойди оттуда. Ты стоишь слишком близко к краю. — Его рука поднялась выше, и нежно коснулась ее подбородка. — Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Она замерла, затаив дыхание, уверенная в том, что он поцелует ее. Но он опустил руку и отвернулся.

— Ну, я полагаю, нам пора начинать. — Быстрым резким движением он распахнул дверцы огромного старого платяного шкафа. — Зная Беатрис, могу предположить, что он полон страусиными яйцами или спичечными коробками, либо… привет, а это что такое?

— Что? Что ты нашел?

Лео протянул руку к полке и вынул стопку аккуратно сложенной одежды. Он встряхнул и разложил вещи перед ней на постели. Длинная, до щиколоток, темно-зеленая юбка, отделанная плетеным кружевом цвета меди, две тонкие батистовые блузки с высокими воротниками, строгого покроя. Там же лежала шаль с кистями, выцветшая от времени на складках, но явно гармонировавшая с остальными вещами. Слабый аромат лаванды наполнил воздух.

Кэрри уставилась на одежду.

— Лео? Ты считаешь… — она замолчала.

Лео кивнул.

— Не думаю, что они могли принадлежать кому-нибудь еще, Кэрри нежно разгладила шелковую шаль.

— Не могу поверить. Я потрясена… — Она подняла юбку и приложила ее к себе.

— Кажется, будто она сшита по тебе. — Он засмеялся.

Кэрри встряхнула одной из блузок. Как и шаль, она слегка выцвела, но ткань казалась прочной, а швы, без сомнения, крепкими.

— Может быть, мне… О, Лео, будет ли это прилично, если я все примерю?

— Разумеется. О чем тут спрашивать? Они принадлежат тебе, ты разве забыла?

Она схватила одежду в охапку.

— Подожди меня здесь. Я недолго.

Кэрри поспешила по коридору в другую спальню, сбросила с себя рубашку и брюки и сунула руки в рукава блузки медно-красного цвета. Она была ей впору и сидела на ней так, что казалось, будто была сшита для нее. Юбка в талии была чуть тесновата и не доходила до щиколоток, тем не менее, была вполне пригодна для носки. Она набросила шаль на плечи и посмотрела на себя в зеркало. Что-то было не так. Слегка нахмурясь, Кэрри долю и сосредоточенно всматривалась в свое отражение, прежде чем поняла, в чем дело.

Пять минут спустя она уже летела по коридору обратно в комнату, где ее ждал Лео. Она рывком распахнула дверь и торжествующе остановилась на пороге.

Лео стоял к ней спиной и смотрел в окно. Когда она появилась, он обернулся, улыбаясь, и замер, ошеломленный.

— Боже мой!

Кэрри довольно засмеялась и закружилась на носочках.

— Тебе нравится?

— Очень. Как ты похожа на нее! Твои волосы… изумительная прическа!

Она покраснела от удовольствия.

— Спасибо. Я постаралась уложить, как у нее, — она показала на бронзовый бюст на каминной полке. — Распущенные волосы совсем не соответствуют этому туалету.

— Делай всегда такую прическу.

— Она уже вышла из моды.

— Какое это имеет значение? Она идет тебе — вот что важно.

Голос Лео был удивительно нежным. Он стоял спиной к окну, и солнечный свет мешал ей видеть выражение его лица. Лео протянул к ней руки.

— Кэрри, иди ко мне.

Все еще улыбаясь, она сделала несколько шагов навстречу, но потом неожиданно смутилась и остановилась, когда он слегка повернул голову, и свет упал на его лицо.

— Иди ко мне, — повторил он.

Было мгновение, когда она могла еще отказаться, как-то изменить ситуацию, свести все к шутке или легкомысленной болтовне. Но она не сделала ничего и теперь стояла, замерев в ожидании, глядя на него огромными взволнованными глазами, не пытаясь скрыть свои чувства.

И он подошел сам.

Они были понти одного роста. Как во сне, Кэрри чувствовала, что его руки опустились ей на плечи. Ей не пришлось поднимать головы, чтобы встретить его губы. Поцелуй был именно таким, каким она его себе представляла: нежным, но уверенным и крепким. Она даже не подняла рук, чтобы коснуться его. Просто стояла неподвижно, вся во власти его рук, его губ, едва осмеливаясь дышать, не сознавая ничего, кроме охватившего ее блаженства.

Неожиданно он оттолкнул ее и резко отпрянул в сторону.

— Прости. О боже! Кэрри, прости меня.

— Не надо просить прощения. Пожалуйста, не надо.

— Я нс должен был…

— Я понимаю. Я все понимаю.

Наступила долгая и неловкая пауза. В комнате вдруг стало очень душно. Сумерки за окном становились все гуще, и долина постепенно погружалась во мрак.

— Лео, — сказала она наконец, застенчиво протянув к нему руки.

Он не откликнулся.

— Лео! — повторила она.

Он обернулся. На нее смотрело исказившееся до неузнаваемости лицо.

— Кэрри, перестань! Я уже сказал, мне очень жаль.

— А я тебе повторяю, не надо ни о чем жалеть! — К своему удивлению Кэрри уловила в своем голосе ответный гнев, почувствовала, как подбородок упорно поднимается вверх. — Лео, пойми, я не хочу, чтобы ты жалел об этом.

Кто из них сделал первое движение, не мог бы сказать ни один. Его руки с отчаянной силой схватили ее, губы вновь прильнули к губам в неистовой страсти. К своему ужасу в эти мгновения Кэрри неожиданно вспомнила Артура — его горячий влажный рот, терзающий ее в темноте своей жадностью, и его липкие руки. Она услышала свой протестующий стон и почувствовала, как напряглось ее тело, сопротивляясь ему.

В то же мгновение он отпустил ее и сделал шаг назад, бледный, с лихорадочно блестящими глазами. Кэрри ахнула, предчувствуя недоброе. В следующую секунду его уже не было в комнате. Он ушел, не оглядываясь. Она услышала только его легкие быстрые шаги на лестнице, затем хлопок входной двери.

Кэрри метнулась к окну и увидела, как он почти бегом пересек террасу, перепрыгивая через ступеньки, миновал каменную лестницу и устремился вниз по тропе в сторону леса — руки в карманах, плечи напряжены.

— Лео! — Металлические перила балкона врезались в ее пальцы, когда она крепко вцепилась в них руками. — Лео!

Но он не оглянулся.

Он не появился к завтраку на следующее утро.

Кэрри провела беспокойную ночь, ранний рассвет застал ее на ногах. Она ждала его. Она ждала его до девяти часов, надеясь, что это самое позднее, когда он придет. Но когда он не появился и в девять, она решила сходить в деревню, повидать Мерайю, поскольку все равно была не в состоянии заниматься делами. Конечно, можно было отправиться в Сан-Марко и поговорить с Лео, но она не стала это делать. Сегодня ночью она твердо решила — какие бы чувства она не испытывала к Лео, бегать за ним она не будет. Если он хочет ее видеть, пусть сам сделает первый шаг к примирению.

А если он не придет? А если именно сейчас, в эту минуту, он уезжает отсюда? Думать об этом было невыносимо!

Минут через десять после того, как она начала спускаться вниз по дороге, возле нее остановилась повозка, предлагая подвезти ее до деревни. Многочисленная семья, которая занимала почти всю повозку, шумно засуетилась, освобождая ей место. Через несколько минут все вернулись к своим разговорам, и на Кэрри уже никто не обращал внимания. На рыночной площади она спрыгнула на землю, поблагодарив хозяина, и смахнула пыль с юбки. На своем обычном месте у моста играла детвора. Узнав Кэрри, они заулыбались и весело крикнули ей что-то. Она постояла минутку, наблюдая за их забавами, потом пересекла мост, ведущий к маленькому домику Мерайи.

Дверь была распахнута настежь. Внутри было темно и тихо.

— Мерайя? Это я, Кэрри Стоу. Вы дома? Можно войти?

Тощий полосатый кот, задрав хвост, с важным видом прошествовал мимо.

— Мерайя?

Тишину нарушал лишь шум воды в реке.

Она переступила порог и оказалась в тускло освещенной, скудно обставленной мебелью комнате. Никого. Стул, на котором Мерайя обычно сидела у окна, стоял посреди комнаты. Но никаких признаков присутствия самой хозяйки.

— Мерайя? Где вы?

Она пересекла комнату и толкнула перекосившуюся деревянную дверь. Та распахнулась, открыв взору крошечную спальню с каменным полом. Убогая узкая кровать с соломенным тюфяком да колченогий деревянный стул — вот и вся мебель, что находилась здесь. Если только это можно было назвать мебелью. Ветхие ставни были закрыты, пропуская лишь узкую полоску света, которая падала на сжавшуюся в комочек под тонким одеялом фигуру на постели.

— Мерайя!

Старушка не шелохнулась. Рот Мерами был приоткрыт, она с трудом дышала.

Кэрри опустилась на колени, сжав своими теплыми ладонями тонкую холодную руку.

— Мерайя, вы меня слышите?

Но ответа не последовало. И только через некоторое время морщинистые веки дрогнули и открылись.

— Мерайя, вам плохо?

Маленькие темные глазки с минуту смотрели на нее, встревоженные. Потом в них мелькнуло нечто, похожее на радостное узнавание. Мелькнуло и погасло. Кэрри догадывалась, почему. Она продолжала нежно гладить немощную старческую руку.

— Все в порядке. Это я, Кэрри. Я пришла, то есть я надеялась, что вы поговорите со мной еще раз. Но если вы нездоровы, то это не имеет значения. Поговорим в другой раз. Ну, давайте я устрою вас поудобнее. — Она поправила удобнее комковатую подушку и со всех сторон подоткнула тонкое одеяло. — Вы так замерзли. Разве у вас нет еще одного одеяла?

Мерайя по-прежнему пристально смотрела на нее. Она не произнесла ни звука. Кэрри оглядела комнату, но не увидела ничего теплого. Она быстро сбросила с плеч вязаный жакет.

— По крайней мере, позвольте предложить вам хотя бы это, Мерайя, мне очень жаль — почему я не подумала об этом раньше? Там, наверху, на вилле, столько всякого добра: одеяла, подушки, хорошая кровать, стулья и теплые шали. Почему мне не пришло в голову переправить вам кое-что, когда я была здесь в прошлый раз? — Она энергично поднялась. — Вы ели что-нибудь?

Мерайя покачала головой.

— Я сейчас что-нибудь приготовлю. Вы должны поесть. — Она взволнованно коснулась ее щеки — С вами все в порядке? Вы уверены, что вам не нужен доктор?

И вновь в ответ покачивание головы. Но на сей раз, когда Кэрри выпрямилась, хрупкие пальцы сжали ее запястье с неожиданной силой.

— Твоя прическа, — едва шевеля губами, прошептала Мерайя.

Слегка смутившись, Кэрри подняла руку, чтобы заправить прядь волос, выбившуюся из-под заколки.

— На вилле я нашла бронзовую статуэтку Беатрис. В башенной комнате, — Кэрри нерешительно помедлила. Ей показалось, что в глазах старушки мелькнула настороженность. — Я сделала так же. — Кэрри улыбнулась, робко надеясь, что доставила старушке удовольствие. — Вам нравится?

— Да, нравится. — Слова прошелестели так тихо, что Кэрри едва расслышала. Глаза Мерайи устало закрылись.

Кэрри оставила дверь в спальню распахнутой настежь, а сама вернулась в переднюю, служившую также кухней. За пожелтевшей занавеской в углу стояла старая чугунная плита, потемневшая от времени. Кэрри заметила ее еще раньше. Рядом лежала пара поленьев да щепки. На плите — кое-какая кухонная утварь. Неподалеку в корзине — немного овощей, на столе — кусок затвердевшего, как камень сыра и половина буханки черствого хлеба.

Вот и все запасы… Кэрри постояла некоторое время в раздумье, пытаясь решить, какой же кулинарный рецепт объединит эти скудные продукты в готовое, а, главное, вкусное блюдо, которое понравилось бы старой Мерайе.

— Суп, — сказала она вслух. — Я сварю немного супа. — Она огляделась вокруг. — Вода. Где-то поблизости должна быть вода.

Ей хватило нескольких минут, чтобы обнаружить на заднем дворе колодец, которым Мерайя пользовалась вместе с соседями, жившими в такой же бедной лачуге. Кэрри была счастлива оттого, что действительно могла помочь кому-то, а заодно отвлечься от мыслей о Лео, которые грозили полностью завладеть ее сердцем и сознанием. Не без труда она растопила плиту и поставила овощи тушиться. Закончив с этим, вернулась в спальню проведать Мерайю. Старушка дремала, но дыхание стало более ровным. Кэрри с нежностью коснулась ее руки.

— Мерайя, я выйду ненадолго. На несколько минут. Я не задержусь, только куплю свежего хлеба. На плите варится суп. Надеюсь, вам понравится.

— Да.

Кэрри тихонько повернулась к двери.

— Сеньора Стоу?

Кэрри остановилась у двери. Мерайя смотрела на нее тем долгим пристальным взглядом, который так смущал Кэрри.

— Grazie. Molte grazie.

Кэрри улыбнулась.

— Prego.

Дети, игравшие у моста, вновь встретили появление Кэрри шумными возгласами. Она быстро отыскала булочную по аппетитному запаху свежеиспеченного хлеба, которой заполнял всю округу, отчего во рту потекли слюнки. Затем заглянула в маленький продуктовый магазинчик за углом. Поскольку денег у нее с собой было мало, ей пришлось тщательно выбирать, прежде чем купить полдюжины яиц, немного свежеприготовленного паштета, оливковое масло и несколько помидоров. Прежде чем она покинет Мерайю, она должна быть уверена, что та не останется голодной. Завтра можно купить еще продуктов. Несмотря на более чем скромную сумму, которую ей выделил Артур, она не сможет оставить старую женщину в таком бедственном положении. Тем более, что продукты здесь очень дешевые, так что денег ей должно хватить. И она обязательно позаботится о том, чтобы Мерайя получила свою часть от продажи дома и провела свои последние дни безбедно. Пропади пропадом Артур с его скупостью! В конце концов Мерайя сохраняла верность Беатрис даже в самые трудные времена. И заслужила благодарность, как никто другой.

Побуженная в раздумья, она вышла из прохлады магазина на залитую солнцем улицу. Ослепленная на какое-то мгновение, она остановилась и зажмурилась, ожидая, когда глаза привыкнут к яркому свету. Площадь предстала перед ней, окутанная маревом полуденного зноя. Фигуры людей виделись, словно в тумане. Она подняла руку, чтобы протереть глаза, улыбнулась и извинилась, когда кто-то наткнулся на нее сзади. Когда глаза привыкли к свету, в тени навеса менее чем в десяти метрах от себя Кэрри увидела девушку, которую Лео назвал Анжеликой. Высокая, гибкая, наделенная яркой броской красотой, она стояла, глядя на Кэрри. И было в ее взгляде нечто такое, что тут же парализовало все движения и мысли. Несмотря на жару, ей вдруг стало зябко. Но это продолжалось лишь мгновение. В следующую минуту Анжелика отвернулась и томной, неторопливой походкой направилась к ближайшему киоску, провожаемая заинтересованными взглядами — открытыми или тайными — почти всех мужчин на площади.

— Signora? Не хотите купить?

— Что?

Кэрри с трудом перевела взгляд на стоявшего перед ней молодого итальянца. Он смотрел на нее с вежливой, даже подобострастной улыбкой. На ремне, перекинутом через плечо, у него висел поднос с дешевыми украшениями.

— Купите? — повторил он, заглядывая ей в глаза.

— Я… нет, извините. У меня нет е собой денег. Возможно, в следующий раз.

Он разочарованно улыбнулся, непонятно зачем благодаря.

— Grazie, signora. Grazie. Ничего не видя перед собой, Кэрри повернулась и двинулась вниз по торговой улице к Понте ди Серральо. Веселый звонкий смех детей, играющих у моста, перекрывался шумом воды в реке, которая бурлила и пенилась под старым мостом.

Кэрри слегка задрожала от прохладного ветра, который налетал с быстрой реки. Перед ее мысленным взором вновь возникли глаза Анжелики, полные коварства и нескрываемой злобы.

И стало страшно.

Глава седьмая

В доме царила тишина.

Лёгкий ветерок пробегал время от времени по комнатам, шевеля шторы и портьеры. На кухне Кэрри перебирала гору вещей, которые приготовила для Мерайи: два одеяла, несколько теплых пледов, две большие мягкие подушки. По крайней мере, для начала этого было достаточно. Она найдет кого-нибудь в Сан-Марко, кто поможет переправить их Мерайе, а потом подумает над тем, что можно сделать для того, чтобы в маленьком домике у реки было теплее и уютнее. Большая часть мебели на вилле была либо слишком громоздкой, либо слишком хрупкой, но Кэрри не сомневалась, что в таком просторном доме непременно что-нибудь да найдется для Мерайи.

— Кэрри?

Это тихо произнесенное слово прозвучало так неожиданно для нее, что она вздрогнула и резко обернулась.

Лео стоят в тени на пороге, выделяясь темным силуэтом на фоне яркого весеннего дня.

Они долго молча смотрели друг на друга. Затем он подошел к ней, протянув навстречу руки.

— Ты простишь меня?

У нее от волнения пересохло в горле. Кэрри прокашлялась и тихо сказала.

— Не будь таким глупым. Мне не за что тебя прощать.

— Мне кажется, что есть. Я напугал тебя. Я больше никогда так не сделаю. Прости меня…

— Не ты виноват в этом. — Она нахмурилась и попыталась отвернуться.

— Больше этого не случится. Обещаю тебе.

Они все еще держались за руки, При этих словах Кэрри решительно вздернула подбородок и пристально посмотрела ему в глаза.

— А если, — она помедлила, — если я скажу, что больше всего на свете хочу, чтобы это случилось еще раз?

Лео заметно побледнел, еще крепче сжал ее руки, но ничего не сказал.

— Тогда как?

— Будь осторожнее, Кэрри, — тихо произнес он.

Она покачала головой.

— Нет. Я не буду думать об осторожности. Только не сейчас. Не могу. — Она высвободила свои руки и, отвернувшись от него, встала у стола. — Лео, я знаю, мне не следует говорить тебе то, что я сейчас скажу. Я понимаю, что это неправильно. Я не должна… Но я люблю тебя.

Выговорив, наконец, самое главное, Кэрри повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза и узнать свой приговор. Сцепив дрожащие руки, она тихо спросила.

— Лео — ты слышал, что я сказала? Я люблю тебя. Что же ты молчишь?..

Он подошел к ней и приподняв ее подбородок, пристально посмотрел ей в глаза. Лицо его было мрачным.

— Кэрри, Кэрри… Ты уверена? Ты действительно уверена в том, что чувство, которое ты испытываешь, не что иное как любовь? И что я — тот человек, который достоин этой любви? — Он наклонился и очень-очень нежно, словно маленькую девочку, поцеловал ее в лоб. — Кэрри, может быть, ты все это себе придумала, очутившись здесь чарующей южной весной и окунувшись в необычность происходящего?

— Нет!

Он еще сильнее сжал ее подбородок. Его глаза опасно сверкнули.

— Я еще раз повторяю, Кэрри — будь осторожнее.

Кэрри стала бить дрожь, и она ничего не могла с собой поделать. Но и отвести от него взгляд было не в ее силах.

— Ты цитировала мне что-то в этой самой комнате, — тихо сказал он, — помнишь? Что там говорил английский классик о двух величайших трагедиях в человеческой жизни? Одна из них заключается в том, чтобы не исполнилось желание сердца…

— …а другая — в том, чтобы оно исполнилось. Да, я помню.

— Итак, я говорю в третий и последний раз: будь осторожнее, Кэрри.

В его мрачных глазах, в той силе, с которой его пальцы стиснули ее подбородок, ощущалась пугающая напряженность. Она старалась изо всех сил казаться спокойной, хотя никак не могла унять дрожь.

— Я думаю, ты немного опоздал со своим советом. Лео, ты помнишь наш первый вечер, когда я приехала? Помнишь, что ты говорил мне? О том, что я еще не нашла свое приключение? Так вот, может быть, это именно оно. Может быть, ты и есть мое приключение. Так как же я могу быть осторожнее? Приключений не происходит с теми, кто бывает осторожен, не так ли?

И тогда он поцеловал ее — долгим, мучительно нежным поцелуем, который был красноречивее любых слов. Когда он, наконец, отстранился, она коснулась его лица кончиками пальцев и бесстрашно спросила.

— Лео?

— Да?

— Ты не хотел бы, то есть… — Кэрри запнулась и, несмотря на все свои усилия быть храброй, отвела глаза не в силах произнести последние слова.

— Что?

— Не хотел бы ты… заняться со мной любовью? — Неожиданно для себя она добавила шепотом. — Пожалуйста…

Он долго стоял молча в ожидании того момента, когда она поднимет на него глаза. Когда она, наконец, посмотрела на него, он улыбнулся.

— Да, — сказал он. — Хотел бы.

— Сейчас?

— Нет.

Она посмотрела на него с недоумением.

— П-п-почему нет?

Он положил руки ей на плечи.

— Потому что сейчас ты напугана.

— Вовсе я не напутана! — вырвалось у нее.

— Да. Все-таки, да. Мы оба знаем это. И оба понимаем, почему. Не так ли?

Кэрри молча смотрела на него.

— Все дело в Артуре, правда? Я не знаю, что этот человек сделал с тобой, но, бог мой, он сделал что-то такое, что напугало тебя.

— Тогда помоги мне. Покажи мне, что этого не надо бояться.

— Обещаю. Но только не сейчас. Не так скоро. Сейчас еще не время.

— А когда? Когда придет это время?

— Мы почувствуем, когда настанет этот момент. — Он наклонился, чтобы вновь поцеловать ее. И в этот раз она страстно прижалась к нему. И сейчас ока ответила на его поцелуй поцелуем.

Улыбаясь, он высвободился из ее объятий, легонько удерживая ее за запястья.

— Нет, нет, довольно, моя любимая! Иначе я за себя не ручаюсь!

Она подняла голову и с восторгом смотрела на него.

— О, Лео, как ты меня назвал?

Он поднес ее руки к губам и поцеловал сначала одну ладонь, потом другую.

— Моя любимая, — прошептал он. — Я назвал тебя своей любимой.

— И это действительно так?

— О, да, — ответил он.

Она обхватила его за талию и прижалась, уткнувшись головой ему в плечо. Так они стояли некоторое время и молчали.

— Кэрри… — произнес он наконец.

— М-м?

— Я хочу спросить тебя кое о чем?

Она подняла голову.

— О чем?

Он рассмеялся.

— Ты собираешься спать сегодня на кухонном столе?

Она уставилась на него, ничего не понимая.

Лео кивнул в сторону стола, заваленного простыняхми и подушками.

— Кажется, ты стелешь здесь постель? Интересно узнать, для кого?

Стоило только Кэрри рассказать о Мерайе, как он тут же принялся помогать. Оставив Кэрри дома собирать вещи для Мерайи, Лео отправился в Сан-Марко за повозкой. Через час он уже вернулся обратно. К тому времени, когда они сложили постельные принадлежности и подобрали кое-что из мебели, молодой Пьетро подогнал повозку к дверям дома. И веселая, жизнерадостная компания наконец отправилась в путь. Повозка, груженая доверху, раскачивалась и громыхала следом за ними.

День уже клонился к вечеру, когда повозка в сопровождении ватаги шумных ребятишек остановилась у дома Мерайи. Кэрри вбежала в дом.

— Мерайя, посмотрите, что мы привезли! Постельное белье, мягкий матрац, шторы, стулья.

Старушка сидела у окна. Когда Кэрри вошла, она подняласъ, опираясь на палку, и встала, выпрямившись во весь свой небольшой рост. В ответ на слова Кзрри Мерайя, преисполненная собственного достоинства, лишь слегка кивнула. Кэрри отметила про себя, что лицо Мерайи слегка порозовело. Она весело протянула старушке руку.

— Я так рада, что вы чувствуете себя лучше. Идите, посмотрите…

— Ты очень добра, — твердо сказала она. — Но мне ничего не нужно.

Кэрри невольно опешила.

— Но, Мерайя, — она обвела рукой скромную обстановку комнаты, — пожалуйста, не говорите так. Поймите, вам будет намного удобнее.

— Я ни в чем не нуждаюсь, — отчужденно проговорила хозяйка.

И тут Кэрри рассердилась. Стариковское упрямство просто вывело ее из себя. Кэрри стояла перед Мерайей, подбоченясъ.

— Ради Бога, не будьте такой упрямой! Разумеется, нуждаетесь. И если вы считаете, что мы потащимся обратно по этой проклятой дороге с грудой вещей, то вы сильно ошибаетесь. В конце концов, не очень-то любезно с вашей стороны встретить нас вот так после всего того, что мы… — она не договорила.

Мерайя вдруг переменилась в лице. Испугавшись, Кэрри шагнула к ней, протягивая руки.

— Мерайя? Что с вами? — и замолчала, поняв, что происходит.

Оказалось, что Мерайя просто-напросто беззвучно смеялась, не разжимая тонких губ. При этом ее худенькие плечи сотрясались от смеха.

— Мерайя? В чем дело?

Потребовалась минута-другая, прежде чем к старушке вернулась ее прежняя невозмутимость, и она смогла заговорить.

— Вот это, — выговорила старушка и изобразила позу Кэрри. Искорки веселья все еще светились в ее черных лукавых глазках. — Давненько я этого не видывала.

Кэрри тоже стало смешно.

— Вы имеете в виду Беатрис?

Мерайя кивнула.

— Si-i, — произнесла она, растягивая слово и печалько покачивая головой. — Много воды утекло с тех пор. Очень много. — Она перевела взгляд с лица Кэрри на дверь за ее спиной. От веселья не осталось и следа.

Кэрри обернулась. В дверях стоял Лео со свернутым ковриком на плече. Глаза Кэрри засияли при одном только его виде. Она повернулась к старушке.

— Мерайя, это…

— Друг, — докончил за нее Лео, по-прежнему стоя позади. — Давнишний друг Кэрри. Я помогаю ей на вилле, Он положил коврик на пол и подошел к старушке. Он взял руку Мерайи и почтительно, немного театрально поцеловал. — Меня зовут Лео.

Пожилая дама настороженно разглядывала его.

Он улыбнулся ей самой очаровательной улыбкой.

— Вижу, вы мне не очень-то верите. Я остановился в гостинице в Сан-Марко. Можете спросить кого угодно. Мы с Кэрри просто друзья. Я не обижу ее, обещаю вам. А теперь, — он быстро повернулся к Кэрри, не обращая внимание на подозрительный испытующий взгляд Мерайи, — пойдем, скажешь нам, куда класть вещи. Слух уже облетел Багни. Половина городка собралась, чтобы поглазеть на нас, как на цирковое представление!

Действительно, так оно и было. Старательные, услужливые руки десятка добровольных помощников уже разгружали повозку и вносили мебель в дом с громкими возгласами одобрения. Крохотный домик в одно мгновение заполнился людьми, доброжелательными, разговорчивыми, охотно помогающими делом и советом, но в то же время не скрывающими своего любопытства. Лео что-то тихо шепнул Пьетро на ухо, и парнишка исчез, чтобы через некоторое время вернуться уже с увесистым бочонком вина.

В ход пошли чашки и стаканы, привезенные Кэрри с виллы, но их явно не хватало, и детей послали по домам за посудой. Кэрри с невольным восхищением наблюдала за Лео, который знал итальянский не лучше, чем она сама, однако без труда объяснялся с людьми. Веселый и энергичный Лео парой фраз, красноречивыми жестами и дружеской улыбкой сумел расположить к себе друзей и соседей Мерайи.

Кэрри устроилась с чашкой вина в руке на подлокотнике кресла, которое они привезли и в котором сейчас сидела Мерайя. Она была очень довольна тем, что, сама того не желая, устроила для Мерайи веселую, шумную итальянскую вечеринку.

И тут, среди шумной болтовни и смеха, она вдруг вспомнила тишину и образцово-бездушный порядок, что царил в доме № 11 по Бэрримор Уок, с его современными удобствами, ярко освещенными окнами, подстриженной живой изгородью и ровными дорожками. Она вспомнила Артура и его манеру барабанить пальцами по столу в знак нетерпеливого ожидания чая ровно в пять часов. Вспомнила ненавистные вторники, четверги и субботы.

Она залпом осушила чашку.

— Кэрри!

Она подняла голову. Лео, явно довольный собой, стоял перед ней с большим керамическим кувшином в руке. От его веселого, бесшабашного вида на душе стало легче.

— Выпей еще.

— О, нет, мне уже хватит.

— Ерунда, Это лучшее вино кузена Пьетро. Ужасно дорогое. — Он сделал вид, будто вспоминает что-то. — Целых два с половиной пенса за галлон, так, кажется. Не отказывайся. Ты можешь обидеть хозяина. А он в данный момент занимается тем, что распаковывает наш фарфор. Тебе ведь не хочется, чтобы что-то разбилось?

Смеясь, она поддалась уговорам, и протянула свою чашку, хотя прекрасно понимала, что выпила уже гораздо больше, чем могла позволить себе. Лео наполнил чашку, дружески подмигнул, улыбнулся и исчез в толпе гостей. Кэрри наклонилась к Мерайе и увидела, что та смотрит на нее блестящими от слез глазами.

— Grazie, — тихо прошептала Мерайя. — Molte grazie, signora Stowe.

Кэрри улыбнулась липкими от сладкого вина губами и ощутила, как приятное тепло разливается по всему телу, как тяжелеет язык, а на душе становится легко и весело.

— Prego. И пожалуйста, — она нежно сжала хрупкую старческую руку, — пожалуйста, Мерайя, называйте меня просто Кэрри.

К тому времени, когда был произнесен последний тост, осушен до дна бочонок, а в маленьком домике наведен относительный порядок, на землю опустился теплый вечер. По одному, парами или шумными веселыми компаниями незваные гости стали расходиться по домам. Удобное мягкое кресло несколько церемонно водрузили у окна. Мерайя, отказываясь лечь в постель, расположилась в нем. Когда Кэрри, которая теперь более чем нетвердо держалась на ногах, наклонилась, чтобы на прощанье поцеловать хозяйку в морщинистую щеку, та что-то прошептала ей на ухо.

— Простите? — Не расслышала Кэрри.

— Приходи ко мне поскорее, — повторила та. — Я хочу тебе кое-что рассказать.

— Я приду.

Кэрри выпрямилась. Мир вокруг опасно закачался. Но рядом был Лео, который уверенно поддерживал ее под локоть и улыбался весело и поддразнивающе.

— Моя дорогая кузина, мне не хотелось тебе напоминать, но между этим домом и тем, что на горе, есть крутой подъем. Не пора ли нам отправиться восвояси?

Вечерний воздух был теплым и влажным. Где-то в горах прокатился отдаленный раскат грома. Слегка пошатываясь, Кэрри неловко стала взбираться на высокое переднее сиденье повозки, но покачнулась и чуть-чуть не упала.

— Осторожно! Если ты свалишься в такой темноте, мне, пожалуй, не отыскать тебя. — Рука, которая держала ее, была твердой. Не в состоянии справиться сама, она позволила Лео одним ловким движением подсадить ее в повозку. — Ну, давай. Ты устала, — он уселся рядом, привлек Кэрри к себе и положил ее голову себе на плечо. В кольце его рук было так покойно, так надежно, что Кэрри устроилась поудобнее и блаженно закрыла глаза. — Быстрее, Пьетро, быстрее. — Щека Лео прижалась к ее волосам. Уже засыпая, убаюканная мерным покачиванием повозки, она услышала, как он добавил еле слышно. — Моя любимая хочет спать…

Она сонно улыбнулась.

— Как ты назвал меня, Лео? Как ты назвал меня?

Но уже не услышала ответ.

Ночью сквозь сон Кэрри слышала, как разгулялась непогода. От жажды и ноющей головной боли она просыпалась несколько раз, но потом снова проваливалась в глубокое, лишенное сновидений забытье. В конце концов ее разбудил солнечный свет, столь ослепительно яркий, что стало больно глазам. Прошло некоторое время, прежде чем Кэрри решилась открыть их вновь. Она поморщилась и застонала. Перевернувшись на живот, она попыталась спрятать голову, которая раскалывалась от боли, под подушку. Но это не помогло. Ей казалось, что ока умирает…

Постепенно до нее дошло, что она лежит полностью одетая, но без туфель.

Она лежала неподвижно, снова и снова пытаясь сосредоточиться и вспомнить события вчерашнего вечера. Она вспомнила, как забиралась в повозку, как ее обнимали крепкие руки Лео, а после этого — провал. Как же она добралась до постели?

Она застонала… Что подумал о ней Лео?

Вскоре Кэрри поняла, что солнце стоит уже высоко, и пора вставать. Не прятаться же под подушкой весь день. Тогда она села, свесив нош с кровати. Комната закачалась. Стоило ей крепко зажмурить глаза, как комната перестала качаться. Она посидела так довольно долго, прежде чем снова открыть глаза. Потом осторожно встала. Каждое движение болью отдавалось в висках. Руки и ноги были словно ватные. Она налила в таз воды из кувшина и плеснула в лицо несколько пригоршней. Прохладная вода слегка освежила ее. Но, подойдя к зеркалу, Кэрри ужаснулась: лицо бледное, глаза опухшие, волосы растрепаны, а брюки и рубашка измяты до неприличия. С отчаянной решимостью Кэрри принялась приводить себя в порядок.

Только через полчаса она, наконец, решилась спуститься на кухню. Передвигаться приходилось с величайшей осторожностью. Лео был там — запах кофе и тостов уже разнесся по всему дому. Аромат, который в любое другое время она назвала бы восхитительным, в это утро был почти невыносим для ее взбунтовавшегося желудка. Стараясь не делать движений головой, она отворила дверь и прислонилась к косяку, прищурившись от яркого солнечного света.

Лео улыбался ей.

— Доброе утро, любовь моя. — Он был отвратительно бодрым и жизнерадостным. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Не будь таким бессердечным. — Кэрри поморщилась, ее глаза ныли от боли. Наконец, ей удалось рассмотреть Лео. Аккуратно одетый в безукоризненно чистую, отглаженную рубашку и брюки из шерстяной фланели, он находился в прекрасном расположении духа. — Ты просто омерзителен. Почему только я страдаю от похмелья? Кажется, это так называется?

Его улыбка стала еще шире.

— Практика — великое дело, это именно так и называется. Тебе плохо?

— Я умираю, — простонала она.

Его лицо буквально расплылось в улыбке.

— У меня для тебя есть кое-что. — Он взял чистый стакан и подошел к шкафу. Кэрри с трудом добрела до стола и плюхнулась на стул, закрыв лицо руками.

— О, боже! Мне так плохо… Все! Пока я жива, больше не выпью ни капли. Клянусь!

Он рассмеялся.

— Знакомая песенка! Ты лучше скажи, что больше не будешь пить домашнюю настойку кузена Пьетро — по крайней мере, до тех пор, пока не привыкнешь к ней.

Она подняла голову и застонала.

— И как только тебе удается оставаться таким свежим? Клянусь, я никогда еще не чувствовала себя так отвратительно.

— Ну-ка, попробуй.

Она с подозрением взглянула на странного вида смесь, которую он подал ей в стакане.

— Что это?

— Коктейль «Устрица прерий». Пей залпом, чтобы не растекся яичный желток. Пей, это помогает.

— Не хочу. — Она скривилась от отвращения и оттолкнула стакан.

Но Лео упрямо подвинул стакан обратно.

— Пей, тебе говорят, — посмеиваясь, повторил он. В его словах слышалось участие и нежная забота. Кэрри невольно подняла на него глаза.

— Попробуй, любимая, — тихо добавил Лео.

— Что в этом коктейле?

Как бы плохо ей не было сейчас, Кэрри не могла отвести от него глаз. Она оперлась подбородком на ладонь и смотрела на него, как зачарованная.

Он присел на краешек стола и взял ее руку в свою.

— Яйцо, острая соевая приправа, соль, перец и чуточку собачьей шерсти для аромата.

— Фу, отвратительно.

— Зато здорово помогает.

— Ты когда-нибудь сам пробовал?

Он отрицательно покачал головой.

— В таком случае тебе легко давать советы!

Он засмеялся и наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб.

— Просто мне это не нужно, а тебе обязательно поможет.

— Мне кажется, ты пытаешься меня отравить, — пожаловалась Кзрри, — чтобы в конце концов унаследовать дом.

Наступило долгое молчание.

— Извини, — Она обреченно подняла стакан и бросила на него виноватый взгляд. — Не очень удачная шутка.

— Не очень, — спокойно согласился он.

Она неуверенно улыбнулась, и поднесла стакан к губам.

— И не очень умная. Ведь в любом случае ты — не единственный наследник. Придется все делить с Артуром. Боже, что я несу!.. Так ты говоришь, что это надо пить одним глотком?

— Да. Только так.

Она быстро проглотила адскую смесь и закашлялась.

— О Боже! И в самом деле отвратительно.

Он быстро поднялся.

— Ну вот м умница! Это первая половина лечения. А вторая — завтрак.

— Лео, я не могу…

— Завтрак! — твердо повторил он. — Кофе и кусочек тоста. И ты сразу же почувствуешь себя лучше. Я обещаю. Чуть позже ты сможешь вздремнуть где-нибудь в холодке. И через пару часов будешь в полном порядке.

— Ты меня балуешь, — вздохнула она. — Я этого совсем не заслужила. — Она почувствовала, что краснеет. — Это ты уложил меня вчера ночью в постель?

Он убрал волосы со лба и потянулся за кофейником.

— Да. Ты спала мертвецким сном, когда мы добрались до дома, и даже не шелохнулась. Возьми, выпей немного.

Она положила в кофе сахар и стала задумчиво помешивать ложечкой.

— А ты? Где спал ты?

Он стоял у плиты спиной к ней.

— Я остался здесь, на вилле, — ответил он. — На случай, если тебе понадобится помощь. Спал в соседней комнате. Сегодня утром наведался в Сан-Марш за чистой одеждой.

— Лео? — На дереве за открытым окном поразительно красиво запела птица. Воздух был наполнен нежным ароматом цветущей магнолии. — Почему ты так добр ко мне?

Он обернулся. С его лица исчезла безмятежность, уступив место настороженности, которая время от времени появлялась на его лице и внушала ей смутную тревогу.

— Потому что я люблю тебя, — медленно произнес он. — Я пытался не допустить этого. Один бог свидетель, чего мне это стоило. Но… оказался бессилен. Я люблю тебя…

По-прежнему самозабвенно пела птица. Легкий ветерок шелестел молодой листвой.

Лео подошел и взял ее за руки. Кэрри позволила привлечь себя.

Ночью, когда ты спала, я долго смотрел на тебя, — признался он. — Ты была, как дитя. Прелестное, невинное дитя. Я еще никогда не чувствовал… — он замолчал.

— Что? Что ты еще никогда не чувствовал?

Лео был смущен и с трудом подбирал слова.

— Я еще никогда не был так тронут. Никогда и никого мне не хотелось так защищать, как тебя. — Он крепче прижал ее к себе. — Ия никогда еще никого не желал так сильно. Никогда.

В ее памяти невольно всплыло непрошенное видение — прекрасная Анжелика. Просто друт, а еще очень красивая женщина и сложный человек.

— Ты уверен? — услышала она свой голос.

— Да, уверен.

— Тогда… — она замолчала, не смея продолжить. Кэрри была словно в плену. С одной стороны ее преследовал глубоко укоренившийся страх перед физической стороной любви, а с другой она всем своим существом жаждала познать это с Лео. Кэрри боялась и в то же время мучилась неутоленной потребностью любить и быть любимой.

Он слегка улыбнулся, качая головой.

— Нет. Еще не время.

— А когда?

Он нежно обнял Кэрри и она склонила голову на его плечо. — Ты еще не готова. Пока не готова. — Она почувствовала, как он сотрясается от еле сдерживаемого смеха. — Между прочим, похмелье — не самое удачное состояние для любви. Ты уснешь прежде, чем почувствуешь хоть что-нибудь.

Она вздохнула, у нее действительно слипались глаза, но какое это было удовольствие — чувствовать его рядом, ощущать запах его кожи, волос, слушать его голос. Какое блаженство!

Они долго стояли в тишине, тесно прижавшись друг к другу. Наконец она тихо спросила.

— Это, наверное, грешно, то, что мы делаем?

— Да.

— Я замужняя женщина. Мы — двоюродные брат и сестра. А когда были детьми, то были почти что родные.

— Да.

— Это грех. Большой грех!..

— В глазах общества? Да, грех.

Она подняла голову и взглянула на него широко распахнутыми ясными глазами.

— Тогда почему у меня нет ощущения вины? Почему я не чувствую, что совершаю дурное? Почему? Почему я так счастлива?

Вместо ответа он крепко прижал ее к себе. Она положила голову ему на плечо, пытаясь унять волну дрожи.

— Лео?

— М-м?

— Я хочу оказаться рядом с тобой в постели. Пожалуйста!

Она поняла, что он улыбается.

— Нет. Нет и нет. Пока нет, любимая.

Вторники, четверги, субботы. Но сейчас все будет иначе. С ним все должно быть иначе!

— Но когда же, Лео? Когда?

— Когда ты будешь готова к этому, Кэрри, любовь моя. Когда ты не будешь бояться…

Медленно тянулся этот тихий, теплый день. Как и предсказывал Лео, Кэрри постепенно становилось лучше. В полдень она задремала в тени распустившегося каштана и пробудилась только тогда, когда солнце начало опускаться за горную вершину на западе.

Лео сидел рядом, глядя на нее. Рядом с ним на траве лежал поднос с двумя стаканами.

— Тебе лучше?

— Да, спасибо. Кажется, все прошло.

— Вот лимонад, очень вкусный, а главное, холодный.

Она с жадностью осушила стакан. Он наклонился и поцеловал ее во влажные губы, нежно слизывая с них капельки влаги.

— Это — самый вкусный лимонад, который я когда-либо пробовал, — сказал он, тяжело дыша. — Так он намного вкуснее.

— Лео…

— Что?

Она засмеялась.

— Нет, ничего. Просто — Лео. Лео, Лео, Лео. Я люблю тебя, Лео!..

— Да, я знаю.

Он встал и протянул ей руку. Она приняла ее, и они, взявшись за руки, зашагали к дому. Никто не проронил ни слова, пока они шли по затененным комнатам. Только у подножия лестницы Лео вдруг остановился, повернул ее к себе лицом и долго смотрел на нее, положив руки ей на плечи.

— Кэрри, ты уверена?

— Уверена.

Держась за руки, они поднялись по лестнице. В башенной комнате Лео закрыл ставни. В наступившей полутьме Кэрри молча наблюдала за ним. Он подошел к ней вплотную, медленно прижал к себе. Она закрыла глаза.

— Уже пришло время?

— Да, пришло.

Очень нежно, едва касаясь, он поцеловал уголки ее губ. Медленно провел кончиками пальцев по ее щеке.

— Что? Что ты хочешь, чтобы я сделала? — Голос у нее срывался, а темные глаза неожиданно затуманились.

— Ничего, моя любимая. Ничего из того, чего не хочется тебе самой.

Томительно медленно, одну за другой, он расстегивал пуговицы на ее блузке, целуя каждый участок обнажающегося тела.

— Ну, не дрожи так.

— Прости, ничего не мшу с собой поделать.

Он раздел ее и обнаженную отнес на руках в постель, нежно, ко настойчиво предупреждая ее стыдливые попытки прикрыться.

— Не прячься от меня, — попросил он. — Ты так прекрасна.

Она застенчиво смотрела на него, пока он раздевался, улыбаясь ей. Потом протянула навстречу ему руки.

— Как странно, — сказала она.

— Что странно?

— Я уже пять лет замужем, но еще ни разу не видела обнаженного мужчину. Ты очень красив, Лео.

Он лег рядом, кончиками пальцев поглаживая ее лицо.

— А теперь, любовь моя, успокойся. Тебе нечего бояться. Я не причиню тебе боли. Обещаю, что никогда не заставлю тебя страдать. Я только хочу доставить тебе удовольствие. Ну, скажи, так тебе хорошо? А так?

Он был очень нежен, и это вызвало в ее душе бурю никогда прежде не испытанных чувств. Губы Лео нетерпеливо прикоснулись к ее губам, а потом скользнули по шее, спускаясь к груди, пока, наконец, его рот не сомкнулся вокруг розового, набухшого соска. У нее перехватило дыхание от прикосновения его теплого языка, которым он так сладко проводил по ее груди. Его руки дарили ей такое блаженство, что она была готова кричать от восторга. Инстинктивно ее тело изогнулось, еще теснее прижимаясь к нему, требуя все более изысканных ласк. Не выдержав мучительного ожидания, она умоляла его отказаться от сдержанности. И тогда они слились в едином порыве страсти. Когда Кэрри показалось, что она сойдет с ума от невыразимого наслаждения, все, что накопилось в глубине ее тела за эти сладостные минуты, взорвалось невероятным исступленным восторгом. Слабый крик благодарности, похожий на стон, сорвался с ее губ.

Потом они лежали рядом и никто из них не хотел нарушить словами то удивительное состояние, которого им удалось достичь. Кэрри легла на живот, положив голову на руки, разглядывая его полусонного. Наконец он приподнялся на локте и, заглянув ей в глаза, осыпал поцелуями ее лицо. Кэрри счастливо засмеялась. Она поймала его руку, поглаживающую ее спутанные волосы, рассыпавшиеся по обнаженным плечам, поднесла ее к своим губам, покусывая кончики пальцев.

— Шаловливые пальчики, — прошептала она и подняла руку, чтобы коснуться его губ. — И шаловливый, шаловливый язычок!

Он блаженно улыбался.

— Ах, какой же ты шалун, — нежно прошептала она, закрывая глаза и улыбаясь. — Где ты научился таким шалостям?

Последовало молчание, потом он сказал очень спокойно.

— Это имеет значение?

Она открыла глаза — огромные, умиротворенные, доверчивые.

— Нет, — ответила она. — Не имеет.

И это была правда.

Много позже, уже погружаясь в сон, она спросила:

— Лео, какой сегодня день?

— По-моему, четверг, — ответил Лео. — Нет, пятница. Точно пятница. А что?

Она мечтательно улыбнулась с закрытыми глазами.

— Ничего. Просто хотела узнать.

— Говорил ли я тебе, — он намотал прядь ее волос на палец, — что нашел в Багни гараж, где можно взять машину напрокат? Завтра, — он наклонился, чтобы поцеловать ее спину, — завтра я повезу тебя в Сьену.

Дорога в Сьену пролегала по холмистой местности Чьянти. Понадобился целый день, чтобы добраться туда. Как заметил Лео, возможно, итальянскому правительству удалось кое-что сделать для реконструкции железных дорог, но вот за что они еще не сумели взяться, так это за автомобильные дороги. В этом местечке они провели два дня и две ночи, которые показались Кэрри волшебными, полными неги и очарования. Само путешествие приносило незабываемые впечатления. Они не спеша проезжали мимо сонных городков и селений, которые выглядели так, словно время невластно над ними. Вот и горы остались позади. По мере приближения к югу стало намного жарче. Никогда не забыть Кэрри тот момент, когда она впервые увидела Сьену — массивные городские стены из кирпича терракотового цвета, и изящные шшшисные башни с мерцающими на солнце крышами.

Они остановились как муж и жена в небольшом отеле близ центра старинного города. И потекли день за днем, ночь за ночью.

Днем они гуляли по прохладным лабиринтам тихих узких улочек, изумительным площадям, разглядывая великолепные здания работы знаменитых мастеров, или потягивали вино за столиком кафе на восхитительной Пьяцца цель Камне. А ночью они любили друг друга. Кэрри еще никогда не была так счастлива. С каждым мгновением, проведенным с Лео, она любила его все сильнее, и, к ее восторгу, Лео, казалось, становился более внимательным к ней, более страстным. Для них стало потребностью ежеминутно видеть, слышать, касаться друг друга. Легкое прикосновение рук порой вызывало возбуждение настолько острое, что они спешили в свою крохотную душную комнатку и опять любили друг друга.

— Какой развратной женщиной я стала, — сказала Кэрри скорее с удовлетворением, нежели с сожалением. Она лежала обнаженная на узкой постели. Лео сидел рядом на полу, дым от его сигареты кольцами поднимался в неподвижном воздухе. Их поспешно сброшенная одежда в беспорядке лежала у двери.

— Уверена, что клерк за конторкой все прекрасно понимает. По крайней мере, догадывается, для чего мы так часто возвращаемся в комнату. Ну и пусть! Мне это безразлично.

Лео улыбнулся.

Кэрри перевернулась на спину, широко раскинув руки.

— Никто в Гастингсе не поверил бы этому, — добавила она, притворно ужаснувшись.

И они засмеялись так, как могут смеяться только влюбленные — не потому, что сама мысль показалась смешной, а просто от радостною сознания, что они вместе и любят друг друга.

Он взял ее руку и провел пальцем по линиям ладони.

— Нам придется отправиться обратно рано утром, — сказал он. — На дорогу уйдет большая часть дня.

— О, Лео, неужели мы должны возвращаться? Но я не хочу уезжать. Я хочу остаться здесь. Навсегда, навсегда, навсегда!

Легкая грустная улыбка коснулась его губ, когда он покачал головой.

Она села на кровати, подтянула ноги к подбородку и обхватила их руками. Неожиданно выражение ее липа стало серьезным.

— Лео, что мы будем делать?

Это был вопрос, который ни один из них не осмеливался задавать другому. Вопрос, который они до сих пор старательно избегали.

Лео загасил окурок в пепельнице.

— Лео? Нам ведь надо поговорить об этом, правда?

Он глубоко вздохнул.

— Да. Полагаю, что да. Но не сейчас. Только не сейчас, любимая. — Он поднялся, наклонился над ней, подняв пальцем ее подбородок, и поцеловал. — Только не сейчас.

Большую часть дороги домой она дремала, положив голову на плечо Лео, и проснулась только тогда, когда они миновали массивные городские стены Лукки и начали подниматься вверх по долине вдоль реки в сторону Багни. Солнце уже собиралось спрятаться за вершины гор, когда они проехали мимо необычного древнего моста, известного как Понте дель Дьяволо — причудливой конструкции, автор которой попросил помощи у самого дьявола, обещая взамен отдать князю тьмы душу первого, кто пересечет мост. Но находчивый архитектор перехитрил дьявола, пустив через мост свинью.

— Бедная свинка! — сказала Кэрри, когда впервые услышала эту историю от Лео. — Вряд ли это было справедливо, правда?

Они остановились на несколько минут, чтобы поближе взглянуть на легендарное сооружение, и взобрались по узкой, крутой тропе, которая вела к мосту. Взявшись за руки, они прислонились к парапету, глядя вниз на бурлящие воды реки.

— Лео?

— М-м?

Она повернулась к нему.

— Я люблю тебя.

Его губы медленно растянулись в улыбке.

— А я тебя.

Она сделала вид, что сомневается, а потом кивнула, лукаво блестя глазами.

— Да, я верю, что ты тоже любишь меня.

Автомобиль не надо было возвращать до утра, поэтому они позволили себе последнюю роскошь — подъехать на нем прямо к вилле. Как ни жаль было Кэрри покидать Сьену, она была обрадована при мысли о том, что возвращается домой. Домой! Как приятно знать, что у тебя есть дом. А когда рядом Лео, то это — просто райское блаженство! Они откупорили бутылку вина и взяли ее с собой в башенную комнату.

Всю ночь напролет Лео не давал ей спать, и ока снова и снова погружалась в глубины восхитительных и ранее незнакомых опущений, которые он сумел пробудить в ней. Разгоряченные любовными ласками, они вином утоляли жажду и потом снова занимались любовью. Утомленные, они уснули только под утро, оставив ставни открытыми, чтобы прохладный ветер с гор охладил их обнаженные тела.

На рассвете Кэрри проснулась от крика. Испуганная, села в постели. Рядом с ней метался Лео. Кэрри попробовала его разбудить.

— Лео? Что с тобой?

— Ничего. Все в порядке, — сказал он, открыв глаза.

— Но ты кричал во сне.

— Просто мне приснился кошмарный сон. Извини, что разбудил тебя.

Она облокотилась на руку и в темноте протянула к нему руку. Его тело было, словно натянутая пружина, а волосы стали влажными от пота.

— Лео, умоляю тебя, что случилось?

— Ничего, Кэрри, ничего. Я же сказал тебе — мне приснился плохой сон.

Он отодвинулся от нее, сбросил с себя одеяло, подошел сначала к умывальнику, а потом к окну. Она слышала, как он передвигается по комнате, вынимает сигарету и легонько постукивает ею по портсигару. Молча смотрела, как он зажег спичку, и на фоне темного неба смутно различила его силуэт.

— Спи, Кэрри, — тихо сказал он. — Со мной все в порядке. Не беспокойся. — Но его голос звучал глухо и неуверенно.

Теперь ее глаза привыкли к темноте, и она могла разглядеть его легкую фигуру, застывшую у окна. Она долго лежала в тишине, пока не задремала. Когда он опять забрался в постель, она сонно зашевелилась и повернулась к нему. Не говоря ни слова, он положил ее голову себе на плечо, и спустя некоторое время они вновь погрузились в сон.

Ранним ясным утром их внезапно разбудил неожиданный резкий звук колокольчика у входной двери.

— Боже всемогущий! — Лео сел на постели и взъерошил волосы, которые падали ему на лоб. — Что это такое?

Кэрри прижала одеяло к груди.

— Кто-то к нам звонит! И в такую рань!

Колокольчик зазвонил опять, с большей настойчивостью.

Лео застонал, обхватив голову руками.

— Будь он проклят.

— Но кто это может быть? — Кэрри вскочила с кровати, схватила халат, натянула его на себя и вышла на балкон. Ее взгляд упал на большую соломенную шляпу, затейливо украшенную цветами и огненно-красным шарфом. Заслышав над головой скрип ставней, женщина подняла голову, широко улыбнулась и жизнерадостно помахала рукой.

У Кэрри упало сердце.

Мэри Уэббер вновь помахала рукой.

— Миссис Стоу, дорогая! Я ведь обещала, что наведаюсь к вам в гости, и вот я здесь. — Она подняла руку, в которой держала длинный белый конверт. — Какое приятное приключение! Один очаровательный молодой человек предложил подвезти меня в своей повозке. Смотрите — я принесла вам письмо. Оно прибыло вчера.

Глава восьмая

Лео был бледен и неразговорчив. Мэри Уэббер явно не вызывала в нем желание вести светскую беседу, несмотря на то — а может быть, как раз благодаря тому, что проявляла весьма настойчивый и живой интерес к его особе.

— Я даже не подозревала, что у дорогой Беатрис есть внук. Теперь, разумеется, припоминаю — миссис Стоу упоминала о вас, когда мы встречались. Я все думаю, как это могло быть, что никто не видел, когда вы здесь появились. С такой привлекательной внешностью, как у вас, молодой человек, это еще более удивительно.

Любопытные глазки Мэри Уэббер внимательно рассматривали все вокруг, перескакивая с Кэрри на Лео и подмечая мельчайшие детали. Кэрри смущенно затянула потуже пояс халата. Слава богу, пока она впускала миссис Уэббер в дом, провожала ее на кухню и ставила кофейник на плиту, Лео успел побриться, одеться, выскользнуть из дома через окно гостиной в сад и войти в дом через кухонную дверь, как если бы он только что приехал. Правда, Кэрри не была уверена, что обман им удался. Автомобиль стоял у дома на всеобщем обозрении еще до того, как здесь появилась миссис Уэббер.

— Я помогаю Кэрри привести в порядок дом, — сказал Лео.

— Да, конечно, конечно.

Письмо, которое принесла с собой Мэри Уэббер, до сих пор лежало на столе нераспечатанным. Любознательная дама выразительно поглядывала на него, а затем на Кэрри. Но Кэрри игнорировала это молчаливое приглашение поделиться новостями — она уже узнала почерк.

Наконец Лео поднялся.

— Мне надо вернуть машину. — Он спокойно посмотрел на Мэри Уэббер. — Могу я предложить вам свои услуги, миссис Уэббер? День для пешей прогулки довольно жаркий.

Забавно-было видеть всегда уверенную в себе даму сбитой с толку.

— Э-з-э, но я не собиралась… — она замолчала. Кэрри и Лео не проронили ни слова. — То есть, я думала, что могу оказать вам кое-какую помощь? — она выжидательно повернулась к Кэрри.

Чувствуя на себе решительный взгляд Лео, Кэрри покачала головой.

— Благодарю вас, но в этом нет необходимости. Мы прекрасно справляемся с делами.

Лео взял ключи от автомобиля и подбросил их в воздухе, всем своим видом выражая нетерпение. Но гостью не так-то легко было выпроводить. Намеренно не обращая внимания на намек, она продолжала свои расспросы.

— Скажите, как долго вы собираетесь здесь оставаться, моя дорогая?

— Не могу вам точно сказать. — Поняв Лео с полуслова, Кэрри взяла кофейные чашки и понесла их к мойке. — Еще неделю… — она осеклась, пораженная тем, что при этой мысли у нее перехватило дыхание. Она закашлялась. — Еще неделю или чуть больше. Я не уверена. Пока еще не все проблемы решены.

— Понимаю, понимаю. Но вы обязательно должны отужинать со мной. Я настаиваю. — Быстрый, необычайно проницательный взгляд миссис Узббер переметнулся на Лео, и она одарила его ослепительнейшей улыбкой. — Оба, разумеется. — Теперь взгляд вернулся к Кэрри. — Вы знаете, Багни просто очарован вами за вашу доброту по отношению к Мерайе.

— Это самое малое, что мы могли сделать для нее, — ответила Кэрри.

— Это был акт христианского милосердия. — Гостья, по-видимому, не намеревалась уходить.

Лео подошел к двери, распахнул ее, учтиво приглашая даму принять его предложение. Он выразительно посмотрел на Кэрри, вопросительно приподняв брови.

— Не купить ли что-нибудь в деревне из продуктов?

— Мы… — Кэрри запнулась, проклиная себя. — Я бы не отказалась от помидоров и оливкового масла.

— Хорошо. Я вернусь через пару часов. — Он вновь посмотрел на Мэри Уэббер вежливо, но настойчиво.

Оказавшись перед решительно открытой дверью, миссис Уэббер нехотя поднялась на ноги. Все с той же безукоризненной корректностью Лео предложил ей руку.

— Благодарю вас, вы очень добры. Скажите, мистер Свон, вам приходилось бывать в Италии раньше? Какие здесь живописные пейзажи, не правда ли? Какая жалость, что миссис Стоу вынуждена продать виллу. Как я понимаю, она все еще намерена продать ее, не так ли?

Наконец ее напористый и требовательный голос затих во дворе. Кэрри остановила взгляд на конверте, который лежал на столе. Снаружи донесся шум мотора, и вот уже шины зашуршали по гравию, когда Лео направил автомобиль вниз по дороге. Она невольно посочувствовала Мэри Уэббер. Что-то в поведении Лео подсказывало ей, что поездка на машине по крутой и извилистом горной дороге вряд ли будет той приятна.

А между тем письмо продолжало лежать на столе, терпеливо дожидаясь ее внимания. Кэрри решительно отвернулась от него, подошла к двери, но потом с гневным нетерпеливым восклицанием вернулась к столу и схватила ненавистное послание.

Письмо было кратким, резким и повелительным. Как долго, хотел узнать Артур, должен он, но ее мнению, заниматься домашними делами? Если бы его устраивала холостяцкая жизнь, он никогда бы не женился. Он уже устал отвечать на вопросы соседей о том, когда вернется его супруга. Без сомнения, у нее было достаточно времени, чтобы привести в порядок дела бабушки. Или ей не под силу справиться с ними и необходима его помощь? Его приводила в ужас мысль о том, сколько денег она потратила за это время. Он требовал, чтобы она возвращалась домой. И немедленно. Внизу стояла подпись: Твой любящий муж Артур.

Она откинула голову назад и пронзительно закричала в безысходном отчаянии. Потом яростно скомкала письмо.

— Будь ты проклят, — в бессильном гневе прошептала она. — Будь ты проклят, Артур. Мой любящий муж? Боже всемогущий! Я хочу… — она судорожно вздохнула и бросила скомканное письмо на стол, — я хочу, чтобы ты умер. Хочу! И думаю об этом. Ты слышишь? — Она снова устремила взор в пустоту. Я хочу, чтобы ты умер!

Лео вернулся около полудня. Его худощавое лицо было необычно бледным, а сам он — замкнутым и неразговорчивым. Это не могло не встревожить Кэрри.

— У тебя все в порядке? — Она потянулась обнять его.

— Да, — сухо ответил он.

— А мне так не кажется. Лео, что-нибудь случилось? Тебе не дает покоя тот кошмар, который приснился ночью? Он до сих пор тебя тревожит? Или что-то другое?

Он разжал ее руки и отвернулся.

— Не стоит об этом, Кэрри. Говорю тебе, у меня все хорошо.

— Странно, — рассудительно начала Кэрри. — Просто я хотела узнать, только и всего. Ты плохо спал, и сейчас ты очень раздражен.

— Я не раздражен.

Она улыбнулась.

— Извини. — Он усмехнулся и потер лоб рукой.

— Ничего.

Когда он приехал, она составляла каталог книг или, по крайней мере, пыталась этим заниматься. Но наткнулась на старый, в кожаном переплете том о Помпеях и Геркулануме и настолько увлеклась, что засиделась и не заметила, как у нее онемела нога.

— Ух! — запрыгала она на левой ноге, потирая правую.

— Вино, — сказал он. — Давай выпьем немного вина. Это самое лучшее лечебное средство.

— Чай, — твердо возразила она. — Давай лучше выпьем по чашечке чаю. Как там грозная миссис Уэббер?

Он притворно вздохнул и развел руками.

— Боюсь, она разочарована. Пронырливая старая ведьма… Ты можешь пить чай, а я хочу вина.

На кухне он откупорил бутылку портвейна. Кэрри поставила чайник на огонь. За спиной услышала шуршание бумаги.

— Ты позволишь? — спросил Лео.

Она повернулась и увидела, что он поднял ее скомканное письмо и разглаживает его на столе.

Она пожала плечами.

— Доставь себе удовольствие. Только вряд ли ты узнаешь что-нибудь новое.

В комнате наступила тишина, пока Лео читал измятое письмо, написанное аккуратным почерком.

— Итак, — сказал он, — что ты собираешься делать?

Она глубоко вздохнула.

— Не знаю. Ответить на письмо? Сказать ему… — она беспомощно развела руками. — Что мне делать, Лео? Что мы будем делать?

Он выпрямился, бросив письмо на стол.

— Не знаю, — Отвернувшись от нее, подошел к двери и достал из кармана портсигар. — Не знаю, — задумчиво повторил он.

— Весьма ободряющий ответ, — сказала Кзрри неестественно оживленно.

Лео с усилием растирал виски, словно пытаясь унять боль. Она метнулась к нему, обняла и повернула к себе.

— У тебя болит голова?

— Да, что-то в этом роде.

Она показала на стакан, который он держал в руке.

— Это помогает?

— Да. — Он запрокинул голову и осушил стакан. — У меня как раз такая головная боль, при которой это помогает. — Он криво усмехнулся.

Она прижалась к нему. За эти дни это движение стало для нее таким привычным, таким необходимым. Легонько оперлась лбом на его плечо.

Твой любящий муж Артур. Вторники, четверги и субботы.

Как могла она терпеть такое? И как сможет терпеть это опять?

Она прикрыла глаза. Руки Лео слегка обнимали ее. Его взгляд был устремлен на горы.

— Лео, что мы будем делать? — вновь спросила она тихо.

— Что?.. Пойдем в постель. Прямо сейчас. Если только у тебя нет более интересных предложений.

— Такая упрямая была девочка, — рассказывала Мерайя. — И всегда такая быстрая. Не успеет придумать что-нибудь, как все уже сделано. Стоило ей только захотеть, как она непременно должна была получить это. — Старушка грустно улыбалась, вспоминая давно прошедшие дни. Она видела их так ясно, словно это случилось не далее, как вчера.

— А Леонард? — поинтересовалась Кэрри. — Он был таким же?

— Нет. Он был совсем другой. Спокойный, рассудительный мальчик. А еще очень… — ока задумалась. — Я забыла слово… Благоразумным?

— Это одно и то же, — сказала Кэрри. — Вы хотели сказать чувствительным, впечатлительным?

— Да, да.

— Именно такое ощущение возникло и у меня, когда я листала дневники. У них были совершенно разные характеры. Однако это не мешало им нежно любить друг друга, не так ли? Я правильно поняла?

Мерайя развела руками с узловатыми пальцами.

— Они были братом и сестрой.

— Но не все братья и сестры бывают так — близки. И дневники подтверждают это. Они все делали вместе. Впечатление такое, будто они создавали свой собственный мир. Виллу, сад, до тех пор, пока, — Кэрри глубоко вздохнула, — пока не умер бедняжка Леонард. — Она печально покачала головой. — Должно быть, Беатрис была убита горем.

— Si. Это правда.

— Но потом она вышла замуж. — Кэрри встала и подошла к окну. Полдень был душный, мрачный и влажный. В воздухе не ощущалось ни малейшего движения. Даже шум реки доносился как-то приглушенно.

— Да. Она вышла замуж.

— Последний дневник заканчивается перед тем, как на свет появился ее первенец, дядя Генри. Последняя запись показалась мне очень странной и непонятной? Больше я не буду чувствовать себя одинокой, написала она. Вам не кажется это странным? Вы читали?

Возникшая пауза тянулась довольно долго.

— Si, — тихо произнесла Мерайя. — Читала. Помню.

Движимая желанием узнать всю правду, Кэрри обернулась.

— Мерайя, пожалуйста, скажите мне — вы знаете, где пропавший дневник?

Старушка тяжело поднялась со своего места и сказала, не глядя на Кэрри.

— Давай сначала выпьем вина. Потом поговорим еще.

— Не знаю, почему, — Кэрри зашевелилась, поудобнее устраиваясь на плече Лео, — но я абсолютно уверена в том, что Мерайя знает, где находится дневник 1867 года. Почему она ничего мне не рассказывает? Почему не позволяет увидеть его?

Лео взял прядь ее волос и намотал на палец.

— Почему это имеет для тебя такое значение?

— Не знаю, но почему-то имеет. Сегодня она много рассказывала о Беатрис, о том времени, когда та была еще девочкой, потом о более позднем периоде ее жизни на вилле, уже будучи замужней женщиной, и о последних годах, когда она осталась одна с дядей Генри. О наших родителях, о друзьях Беатрис и ее пристрастии к саду. Но она ни за что не хочет говорить о Леонарде, о том, как он умер. Здесь есть какая-то тайна, я чувствую. И она как-то связана с пропавшим дневником.

Лео зевнул.

— Извини, ты устал, я понимаю. Хочешь поспать?

Он повернул голову на подушке и улыбнулся. Пока она днем ходила к Мерайе, его плохое настроение исчезло без следа.

— Часок-друшй, — ответил он, Подперев голову рукой, он смотрел на нее сверху вниз. — Скажем так, было бы не плохо поспать хотя бы немного.

Прошло несколько дней, прежде чем Кэрри собралась вновь навестить Мерайю. За это время она написала Артуру короткое письмо с извинениями, обойдя молчанием его вопросы. Отнесла его на почту, сделала кое-какие покупки, а потом направилась к Мерайе.

— Мерайя, это я. Я принесла вам виноград… — она осеклась.

Ей лучезарно улыбалась Мэри Уэббер.

— Миссис Стоу. Как приятно видеть вас снова. Я как раз рассказывала Мерайе о своем маленьком путешествии к вам на днях…

Кэрри перевела взгляд на Мерайю. Лицо старушки застыло будто каменное — ни теплоты в глазах, ни улыбки приветствия на губах.

— …и о том, как это великолепно — увидеть в наших краях сразу двух внуков Беатрис. Насколько я понимаю, Мерайя уже встречалась с мистером Своном, только не поняла кто он.

Огромным усилием воли Кэрри удалось остаться невозмутимой и ничем не выдать охватившего ее беспокойства. Она промолчала.

Мерайя сидела прямо, вытянувшись в струнку и сложив руки на коленях.

Мэри Уэббер поднялась.

— Ну, мне пора идти. Пожалуйста, миссис Стоу, прошу вас ко мне на ужин в один из дней на следующей неделе, и пригласите с собой этого вашего красивого кузена. Очаровательный молодой человек. Совершенно очаровательный. — И она улыбнулась широкой, льстивой улыбкой. — Хотя его умение водить машину, должна заметить, оставляет желать лучшего.

В тишине, которая воцарилась в комнате после ее ухода, Мерайя подняла на Кэрри темные проницательные глаза.

Как бы отвечая на незаданный вопрос, Кэрри кивнула.

— Да. Лео мой кузен. Он сын Джона. Мы знаем, что Джон и Беатрис не ладили друг с другом. Поэтому ее завещание было составлено так, чтобы лишить Лео наследства. Я не сказала вам о нем, потому что… Лео боялся, что если вы узнаете о том, что он здесь, то не захотите говорить со мной.

— Он прав, — подтвердила Мерайя.

— Но почему, Мерайя, почему? Почему Беатрис так ненавидела своего сына? Что произошло между ними?

— Он был плохим сыном, — сказала Мерайя, — и вырос дурным человеком.

— Что он такого сделал?

— Взял много денег.

— Взял? Вы имеете в виду у Беатрис? Украл деньги у родной матери?

Мерайя покачала головой.

— Не украл. Взял.

— Я ничего не понимаю.

— Он многое узнал, — старушка замолчала, поджав губы.

— Узнал что? — Кэрри нахмурилась. — Мерайя, скажите мне, что он узнал? Что-то о Беатрис? — она колебалась в сомнении. — Что-нибудь плохое?

Мерайя не ответила.

— Мерайя, пожалуйста, может быть, вы расскажете мне? Сын Беатрис — отец Лео — что-то узнал о ней и поэтому потребовал у нее деньги. Вы хотите сказать, он шантажировал ее?

Старческие веки, почти лишенные ресниц, задрожали.

— Я не понимаю этого слова.

Кэрри пристально всматривалась в нее.

— Думаю, что понимаете, — медленно возразила Кэрри.

Мерайя угрюмо посмотрела на Кэрри.

— А теперь, пожалуйста, уходи. Сеньора Уэббер утомила меня.

— Сеньора Уэббер кого угодно может утомить, — мягко заметила Кэрри. — Мерайя, пожалуйста. Мне очень жаль, что так получилось с Лео. Поверьте, я думала, так будет лучше. Пожалуйста, не обижайтесь на меня!.. Я не хочу, чтобы из-за этого между нами возникло непонимание. Он не такой, как его отец. Он сам по себе.

«И я люблю его». Но об этом она не сказала.

— У них дурная кровь, — сказана Мерайя.

— Нет! Это неправда! — Слова были страстными. Слишком страстными. Мерайя подняла голову и внимательно всмотрелась в лицо Кэрри.

Кэрри покраснела от смущения.

— Это неправда, — повторила она уже спокойнее. — Я приведу его к вам, и вы сами убедитесь.

Мерайя упрямо покачала головой.

— Нет.

Попав в безвыходное положение, Кэрри не знала, что же ей делать. Выбирать между Мерайей и Лео она не могла. В душе ее все кипело от негодования на миссис Уэббер. Стараясь держать себя в руках, Кэрри решила не терять последней ниточки, что так или иначе связывала ее с Беатрис.

— Ну, хорошо, — рассудительно сказала Кэрри. — Я не буду приводить его. Но давайте больше не ссориться из-за этого. Мне так нравится слушать ваши рассказы о бабушке. Я с нетерпением жду каждую нашу встречу. Можно прийти к вам опять?

Кэрри боялась, что старушка ей откажет. Но та только пожала плечами.

— Si.

Было очевидно, что Мерайя хотела отказать, если бы Кэрри не пошла на уступку. Проявив здравый смысл, Кэрри добилась своего. Она выложила покупки на кухонный стол и отправилась обратно.

Мерайя сидела молча и даже не попрощалась с ней.

— Ты считаешь, такое возможно? — спросила за ужином Кэрри у своего кузена. — Мог ли твой отец поступить так?

— Вымогать деньги у собственной матери? — Лео откинулся на спинку стула, взял стакан с вином и угрюмо уставился в него. — Мог.

— Лео?!

— Это правда. — Он поднял на нее печальный взгляд. —

Мой отец был негодяем. Да таким, что хуже и придумать нельзя. Я ненавидел его.

— Но, Лео!

Он пожал плечами.

В комнате повисло гнетущее молчание. Потом Кэрри сказала:

— Вполне возможно, произошло что-то в этом роде. И теперь мне понятно, почему Беатрис была тверда в своем решении сделать наследницей дома меня.

Он внезапно поднялся, с грохотом отодвинул стул.

— Кэрри, ради бога! Имеет ли это какое-нибудь значение? Что сделано, то сделано. Все осталось в прошлом. Их никого уже нет в живых. Мы никогда не узнаем правду.

— Мерайя знает ее, — сказала Кэрри.

— Хватит об этом говорить, ради всего святого!

Кэрри в недоумении уставилась на него.

Он отвернулся, ссутулившись, и потянулся за сигаретами.

— Извини, — сказала она, наконец, неуверенно.

Не говоря ни слова, он вышел. Она услышала, как он чиркнул спичкой на террасе, увидела яркую вспышку пламени в темноте.

Этой ночью они впервые за последние дни лежали, не прикасаясь друг к другу. Кэрри смотрела в звездную темноту, остро ощущая присутствие Лео, его нарочито ровное дыхание и то, как он намеренно повернулся к ней спиной.

— Лео? — робко позвала Кэрри.

Он не ответил.

Хотя она была абсолютно уверена в том, что он не спал.

Следующее утро было довольно тяжелым. Оба были насторожены, тщательно взвешивали слова и всячески избегали любых прикосновений, тем самым только увеличивая возникшую между ними неловкость и натянутость. Копившийся гнев, который так же трудно было объяснить, как и проигнорировать, готов был в любую минуту выплеснуться наружу. Но самое обидное, самое горькое было то, что понапрасну уходили минуты — драгоценные минуты их близости, которые, Кэрри знала, не вернуть никогда. Скоро — слишком скоро — ей придется покинуть этот дом.

Чтобы уже никогда не увидеть Лео. Мысль об этом была невыносима.

В полдень он заглянул в кабинет, где она упаковывала книги и картины в один из больших ящиков из-под чая, принесенных с чердака.

— Я собираюсь в деревню. Увидимся позже.

Она молчала, не желая спрашивать о том, зачем он туда идет, надеясь, что он сам скажет.

Он отвернулся, и Кэрри не выдержала.

— Ты надолго?

— Не знаю. Все зависит от обстоятельств.

Гнев скова зашевелился в ней. Она продолжала заниматься своим делом, не глядя на него.

— Тогда до встречи.

Она услышала, как хлопнула входная дверь.

В скверном настроении Кэрри занималась упаковкой книг весь день. С приближением вечера она обнаружила, что все чаще и чаше подходит то к одному, то к другому окну, отчаянно желая увидеть на тропе его стройную подтянутую фигуру. Солнце уже скользнуло за горы, и тени стали длиннее, а он все не появлялся.

Час тянулся за часом. Она старалась не думать об Анжелике. Чем темнее становилось за окном, тем это удавалось ей все меньше и меньше. Красивая женщина, но сложный человек, как сказал о ней Лео, была сейчас в Багни. Кэрри не рассказывала Лео о той встрече в деревне. Ей казалось, что лучше не упоминать о ней. С тех пор она не видела Анжелику. Но та до сих пор была здесь, в Багни. Кэрри в этом не сомневалась.

А Лео? Был ли с ней сейчас Лео?

Когда сгустились синие сумерки, она поужинала в одиночестве. Прошел еще час. Взяла книгу и направилась в спальню. В последний раз подошла к окну и долго стояла так, устремив тоскующий взгляд на тропу, которая теперь совсем растворилась в темноте. Кэрри уже едва сдерживалась, чтобы не заплакать. Потом зажгла лампу, забралась в постель и попыталась читать.

Прошло несколько бесплодных часов ожидания, прежде чем она услышала его шаги по гравию. Кухонная дверь отворилась и захлопнулась. Кэрри напряженно ждала, глядя на дверь. Он вошел в спальню и встал в дверях, прислепившись к косяку. Его лицо было непроницаемым, а голова чуть вскинута вверх с легким вызовом.

— Все еще не спишь?

— Нет.

Он сделал шаг вперед и сбросил с плеч пиджак. Когда свет лампы упал на его лицо, она увидела, что он выглядит усталым. Кэрри протянула к нему руку.

— Лео? Что случилось?

— Ничего. Абсолютно ничего.

— Ты рассердился, что я спросила тебя об отце?

— Нет.

Он сел на краешек кровати и сбросил туфли. Она ощутила запах вина. У нее сжалось сердце, когда она заметила, как дрожат его руки. От ее гнева не осталось и следа. Находиться рядом и не коснуться его было выше ее сил. Она откинула одеяло и опустилась возле него на колени.

— Лео, я не понимаю. Не понимаю, что с тобой случилось. Пожалуйста, посмотри на меня. Пожалуйста, постарайся все объяснить. — Ее голос дрожал, а слезы, которые она сдерживала целый день, крупными каплями покатились по щекам.

Он долго сидел, не двигаясь. Потом медленно повернулся, и их взгляды встретились.

— Хорошо, Кэрри. Я скажу тебе, что произошло. Я знал, что люблю тебя. Но только сейчас понял, как глубоко мое чувство. Вот что случилось.

Ничего не говоря, она смотрела на него, слегка ошалев от счастья.

Но Лео был серьезен. Он коснулся ее щеки дрожащей рукой.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что мало меня знаешь? — неожиданно спросил он.

Она задумалась лишь на мгновение.

— Да, — ответила она и поцеловала его. Затем быстрым движением сбросила ночную рубашку и распустила волосы. — Да. Но это не имеет значения, потому что я люблю тебя. И ничто не помешает мне любить тебя.

В порыве страсти он рванулся к ней. Руки, неистово сжимавшие ее, скользнули с талии на бедра. Он притянул ее к себе, с жадностью впитывая губами сладость ее полураскрытых губ, словно утоляя мучивший его голод. Он целовал неутолимо и требовательно, обрушиваясь в медовую бездну ее рта, легкими движениями языка пробуждая страсть в каждой ее клеточке и превращая всю ее в пылающий костер. Кэрри чувствовала, как неистово колотится ее сердце, а кровь толчками прибывает к сахмой заветной части ее тела. Она слышала его негромкий голос, сжимала в объятиях его сильное тело, и это была вершина счастья. Она склонилась над ним, укрыв его своими волосами.

И уловила слабый тонкий аромат. То не был запах вина или табака…

Слезы неслышно катились по ее щекам. Кэрри в ужасе смотрела на него, а он, притянув ее голову, впился губами в ее губы. Шквал негодования превратился в стоны отчаяния. Или это были стоны восторга?

Два дня спустя Мерайя сказала ей.

— У него есть женщина, у этого твоего кузена. — В ее глазах мелькнул огонек удовлетворения. — В отеле. Я говорила тебе, у него дурная кровь.

— Я вам не верю.

Но она верила. За последние два дня настроение у Лео менялось так часто, что стало еще более непредсказуемым, чем раньше. В глубине души она догадывалась, что происходит.

— Это правда. Всем в Багни это известно. Сын моей сестры работает в отеле. Спроси его, если хочешь. Женщина очень красива.

— Зачем вы говорите мне это?

Старушка взяла ее за руку и сжала с удивительной энергией.

— Потому что ты похожа на мою Беатрис. И если полюбишь, твоя любовь будет слишком сильной.

— Я не люблю его! — Она выдернула руку и вскочила на ноги. — У меня есть муж. Лео — мой кузен. Вот и все.

— Тогда почему ты плачешь? — спросила Мерайя с горькой усмешкой.

Лео сидел на террасе со стаканом вина в руке, когда она появилась на вилле. Он повернулся к ней, улыбаясь. — Ты застала меня врасплох. Я только что… — он осекся на полуслове, увидев ее покрасневшие глаза. — Кэрри? Что с тобой?

— Расскажи мне об Анжелике, — сказала она без всяких предисловий, и слезы потекли по ее щекам, — расскажи мне об этом твоем друге.

Он молча допил вино. Потом, не говоря ни слова, поставил стакан на стол. Его нарочитое молчание переполнило чашу ее терпения. Она была готова ударить его.

— Лео! Скажи же мне! — Ее голос сорвался до пронзительного крика. Она уже не владела собой.

Он резко вскинул голову. Его глаза опасно сверкнули.

— На днях ты был у нее, не так ли? А потом ты пришел сюда и занимался любовью со мной. Мне хочется убить тебя за это!.. Ты слышишь? Мне хочется убить тебя!..

Лео даже не удостоил ее ответом.

Вне себя от ярости, она бросилась на него, колотя своими кулачками по его груди, пока он не стиснул ее запястья мертвой хваткой. Кэрри отчаянно вырывалась, стараясь ударить ногами, извиваясь, пытаясь царапаться. Но все напрасно. Чем больше она сопротивлялась, тем сильнее он сжимал ее руки, держа на безопасном для себя расстоянии. Обессилев, она перестала вырываться. Он тут же отпустил ее.

— Скажи мне правду, — тяжело дыша, прошептала Кэрри.

— Видимо, кто-то уже сделал это, — ответил Лео.

— Так ты ничего не отрицаешь?

Его угрюмое молчание было красноречивее слов.

Она без сил опустилась на стул, на котором только что сидел он, и в отчаянии закрыла лицо руками.

Когда она подняла голову, его не было.

Она нашла его в башенной комнате. Он складывал вещи в свой маленький, видавший виды кожаный чемодан.

— Уходишь? К ней?

— Ухожу.

— К ней?

Он обернулся.

— Кэрри. С самого начала мы знали, что должно будет случиться. И мы всегда знали, что рано или поздно это должно будет закончиться.

— Но чтобы таким образом? Вот так?

Он свернул рубашку и сунул ее в чемодан. Его лицо было бледным, как полотно, а губы крепко сжаты.

— Любил ли ты меня вообще? — спросила она в отчаянии.

Он замер, и только руки продолжали дрожать. Потом захлопнул крышку чемодана и выпрямился.

— Поверь мне, любимая…

Она передернулась от боли.

—..так будет лучше. Продавай виллу и уезжай в Англию. К Артуру. — Он встретился с ней взглядом, но остался тверд. — К своему мужу. Ты никогда не оставишь его. Ты ведь сама это понимаешь.

Слезы безудержно бежали по ее щекам.

Проходя мимо нее, он остановился и осторожно вытер мокрые дорожки на ее лице. Потом он ушел. Она услышала его быстрые и легкие шаги сначала в коридоре, потом на лестнице. До нее донесся глухой стук входной двери, который показался ей звуком погребального колокола.

Она метнулась к окну.

Он не оглянулся.

Глава девятая

Силы покинули Кэрри. Первые несколько дней после мучительного объяснения и последовавшего за ним ухода Лео она чувствовала себя физически и морально опустошенной. Она не могла ни есть, ни спать. Куда бы она ни посмотрела, ей всюду виделся Лео, а его голос до сих пор звучал в ушах. В первую ночь она не могла заставить себя лечь в постель. Она устроилась в гостиной, чувствуя себя неуютно на пыльном жестком диване, и дремала, вскакивая то и дело при малейшем шорохе, напрягая слух в надежде услышать его шаги. Сердце, душа и тело томились по нему, причиняя нестерпимые муки. Рассвет застал ее на террасе за очередной чашкой кофе. Но даже здесь она не могла избавиться от наваждения. Ясно, как если бы Лео действительно был здесь, она видела его бегущим по ступенькам, видела его смеющиеся голубые глаза, упрямый рот, резкий поворот головы, слышала его голос и смех. Однажды ей даже почудилось, будто в воздухе запахло сигаретным дымом.

Что это? Безрассудная страсть? Или любовь? Всегда ли человек испытывает такие муки, когда любит или теряет любовь? А что такое безрассудная страсть, если не любовь, доведенная до крайности? И когда придет конец ее мучениям, если все так неожиданно, так жестоко оборвано? И придет ли вообще?

Она устало уронила голову на руки и закрыла глаза, чтобы не видеть этого ясного теплого утра, утра без Лео. Весна постепенно переходила в лето, дни становились длиннее и жарче даже здесь, в предгорье. Неожиданно эта мысль подействовала на нее угнетающе. Ей было бы легче, если бы небо заволокло тучами и хлынул нескончаемый дождь. Если бы природа оплакивала вместе с ней утраченное счастье. И она действительно плакала, порой беззвучно, не замечая слез, струящихся по щекам. А иногда рыдания подступали внезапно, и она плакала громко, в голос. Хоть бы скорее пришло время, когда она выплачет все слезы и их больше не останется. Или, как у Алисы в стране чудес, они станут ее наказанием, и она утонет в собственных слезах.

Она бродила из комнаты в комнату, не утруждая себя тем, чтобы открыть ставни, равнодушно взирая на хаос, царящий вокруг. По всему дому стояли наполовину упакованные коробки; на полу в каждой комнате сложены стопки книг; у стен, прижавшись одна к другой, ожидали своей участи картины. Ближе к вечеру она решилась и зашла в башенную комнату — их с Лео комнату — и, измученная, упала на кровать, закрыв лицо руками. Спустя несколько минут она перевернулась на бок, обняла подушку Лео, и сжалась в комочек, подтянув колени к подбородку, словно обиженный ребенок.

Она по-прежнему плакала и по-прежнему не могла уснуть. И по-прежнему вслушивалась в звуки, ожидая его возвращения.

На следующий день стало просто невыносимо сидеть в доме, полном воспоминаний об утраченном, и большую часть дня Кэрри провела в саду. Она пробралась до беседки с фонтаном, села на его край и рассеяно окунула руку в темную воду.

Она знала, что должна положить этому конец. Заняться делом. Она уже не ребенок. Нельзя потворствовать своим страстям и доводить себя до отчаяния.

Мелодичный плеск воды, что сбегала на камень из кувшина мальчика, немного успокоил ее. В тени было прохладно. В памяти всплыл тот день, когда она стояла в своей комнатке-коробке, глядя на картину с изображением этого места в саду, и мечтала, мечтала…

Она наклонилась к одному из дельфинов и провела рукой по плавному изгибу его головы. Под ее ладонью, на которой остались водоросли, тускло и влажно засветился мрамор. Каким прелестным, должно быть, было это место при жизни Беатрис, Неудивительно, что она так любила свой сад. И как грустно видеть его заброшенным, заросшим травой и никому не нужным.

Неужели отныне весь мир будет окрашен только в печальные тона? Бродит ли где-нибудь ее счастье? Если бы случилось чудо и ей предложили вернуться в прошлое и все изменить: никогда не встречать его, не полюбить и не переживать разлуку. Согласилась бы она?

Какой бы несчастной она себя ни чувствовала, ей не надо было задумываться над ответом…

Она долго сидела у фонтана, понемногу успокаиваясь, хотя сердечная боль не утихла и кровоточила, как свежая, глубокая рана.

Теперь она одна. Ей надо собраться с мыслями и заново строить планы на будущее. Дела с домом не терпели отлагательств. Она вынуждена вернуться в Англию. Если она этого не сделает, Артур потеряет терпение и приедет сам, чтобы увезти ее с собой. Но мысль о его возможном приезде была невыносима.

А где сейчас Лео? В Багни с Анжеликой? Предположение об этом глубоко терзало ее. Возможно, они уже уехали куда-нибудь? Наверняка они уехали, чтобы не подвергать ее дополнительным пыткам.

Но тут она вспомнила ненавидящий взгляд Анжелики, и уверенность покинула ее.

Легкие водомерки стремительно и изящно скользили по воде, оставляя едва заметную рябь, Кэрри поднялась и огляделась вокруг. Нимфа, покрытая илом и лишайником, по-прежнему невозмутимо созерцала воду; изящные линии фонтана с дельфинами были прекрасны, как и прежде.

— Если бы все сложилось иначе, — тихо произнесла Кэрри вслух, — если бы я… если бы мы могли здесь остаться.

Она глубоко вздохнула. Солнечные лучи вспыхивали и гасли, пробиваясь сквозь колеблющийся лиственный шатер. Неожиданно она почувствовала, что больше не может вынести это. Покинуть этот дом как можно скорее! Бежать отсюда…

Вернуться в Англию. Но теперь, когда Лео не было рядом, она нуждалась в помощи. Надо заключить контракт с сеньором Беллини, упаковать вещи Беатрис для отправки морем, подготовить дом для продажи. А это означает, что ей нужен телефон. И для того чтобы позвонить, ей придется отправиться в Багни.

Она услышала голос Мерайи: «У него есть женщина, у этого твоего кузена. Это правда. Всем в Багни это известно.» Вероятно, теперь всем в Багни известно, что он оставил Кэрри ради этой женщины. Что ж, рано или поздно, ей придется пережить и это.

Но только не сейчас. Не сегодня, когда она чувстует себя такой слабой, почти больной, и у нее кружится голова от голода, недосыпания и переживаний. К тому же глаза почти не просыхают от слез. Ей нужно время, чтобы собраться с силами. Завтра. Завтра она встретится лидом к лицу с Багни и его сплетнями.

На следующий день знойным безветренным полднем она спустилась в деревню. Вокруг не было ни души. Даже собаки попрятались в тень и не желали поднимать головы, когда она проходила мимо. В Багни стояла тишина, ставни большинства домов были плотно закрыты. Кэрри направилась в «Континенталь», где был телефон, не без некоторого внутреннего беспокойства вспомнив, что миссис Уэббер обитала именно там.

Сеньор Беллини как всегда был сама любезность. Конечно, он поможет ей со всеми приготовлениями и бумагами. Разумеется, он возьмет на себя продажу дома. Он будет в Багни через несколько дней и сможет заехать и навестить ее. Больше всего его устроило бы в пятницу в полдень.

Условившись о встрече с сеньором Беллини, Кэрри заплатила за телефонный разговор и выскользнула из фойе отеля, довольная, что избежала вездесущей Мэри Уэббер.

Однако ее маленькая радость была преждевременной. Миссис Уэббер поджидала ее на тротуаре.

— Я увидела, как вы разговариваете по телефону, моя дорогая, но не могла позволить себе мешать вам. О Боже, как жарко, не правда ли? Можно сказать смело, что лето уже на пороге. Как ваши дела? Вы звонили, вероятно, вашему кузену?

— Простите?

— Ваш кузен, вы звонили ему? Он уехал поездом, позавчера. Я полагаю, вы должны знать об этом. Ну, конечно же, вы знаете. С молодой дамой.

Ох уж эта вездесущая миссис Уэббер! Вечно она сует нос не в свое дело. Однако Кэрри никак не могла понять, было это любопытство доброжелательным или нет. Зато теперь, по крайней мере, ей известно, что Лео и Анжелика уехали из Багни. Новость вызвала у нее как отчаяние, так и облегчение. Но сейчас не было ни времени, ни сил на миссис Уэббер.

— Нет, я звонила не Лео, а сеньору Беллини. Он был так любезен, что взял на себя продажу дома. А теперь, если не возражаете, миссис Уэббер…

— Мэри. Зовите меня Мэри, моя дорогая.

— Если вы не возражаете, мне надо идти. Я действительно очень занята и… — она недолго размышляла, какой найти предлог, — я обещала Мерайе, что обязательно навещу ее перед гем, как отправлюсь домой.

Но ее решительно взяли под руку.

— Ну в таком случае я составлю вам компанию. Ведь это всего-навсего по ту сторону моста. — Мэри Уэббер впилась в ее лицо своими острыми глазками, отчего Кэрри стало не по себе. — Хорошо ли вы себя чувствуете, моя дорогая? У вас усталый вид, даже изможденный. Клянусь, вы похудели.

Она заговорила с Кэрри тоном матери, журящей непослушного ребенка.

— Так вот, я знаю, в чем причина: вы недостаточно хорошо питаетесь в этом своем огромном доме, где нет никакого порядка. Сколько же раз приглашать мне вас на ужин?

Кэрри безропотно выслушивала назойливые причитания миссис Уэббер, пока они шли к домику Мерайи. Потом волей-неволей пришлось постучать в дверь, хотя посещение Мерайи не входило в ее сегодняшние планы.

И только тут Мэри Уэббер энергично помахала на прощание рукой и быстро зашагала по той же самой дороге, по которой только что пришла. Не в силах сдержать досаду, Кэрри высунула язык вслед удаляющейся матроне, потом повернулась и со стыдом увидела, что старушка наблюдает за ней из окна. В глазах Мерайи светились искорки веселья.

Кэрри распахнула дверь.

— Ох, уж эта женщина, — сказала Мерайя со вздохом.

— Она и в самом деле ужасно надоедлива. — Кэрри устало потерла лоб рукой, затем добавила с неестественным оживлением. — Не помочь ли вам чем-нибудь? Может быть, сходить за продуктами?

Старушка пристально посмотрела на нее и покачала головой.

Кэрри подошла к окну и встала спиной к Мерайе, не желая встречаться взглядом с ее мудрыми всезнающими глазами. Молчание длилось долго.

— Ты тоскуешь? — наконец спросила Мерайя.

Кэрри кивнула, не в состоянии проронить ни слова.

— Потому что он уехал?

— Да.

— С той женщиной?

— Да.

— Это хорошо, что он уехал.

— Нет!

— Это хорошо, что он уехал, — упрямо повторила Мерайя.

Кэрри обернулась. Совершенно неожиданно старушка протянула маленькую смуглую руку. Кэрри потянулась к ней.

— Все пройдет, — сказала Мерайя.

Находясь в оцепенении, Кэрри вновь покачала головой.

— Нет. Не пройдет.

— Пройдет. Все проходит, cara mia[5], все. Но для этого нужно время.

— Может быть, когда-нибудь…

От этого искреннего проявления участия Кэрри совершенно потеряла душевное равновесие. Непрошенные слезы полились из глаз, оставляя на лице влажные дорожки. Все еще держа крохотную хрупкую руку, она опустилась возле Мерайи на пол и положила голову ей на колени, как если бы это было привычным и естественным для нее. Свободной рукой Мерайя нежно гладила ее по волосам, нашептывая успокоительные слова.

— Я люблю его, — призналась Кэрри. — О, Мерайя. Как же я люблю его! Ничто никогда не вызывало у меня такую боль, как потеря Лео. Я не могу без него жить. Не могу!

Рука, поглаживающая ее по голове, замерла.

— Нет. Это неправда.

Кэрри приподняла голову, поразившись, с каким неизъяснимым ужасом смотрела на нее Мерайя. Старческая рука сжала ее ладонь с необыкновенной силой.

— Послушай. Это грешная любовь. Грешная! Вы слишком близки по крови. Его отец и твоя мать были родными братом и сестрой. Это большой грех. Не думай о Лео. Иначе Бог накажет вас обоих.

— Мне все равно. — Теперь Кэрри рыдала, не пряча своих слез. — Мне это безразлично! Если бы я только могла вернуть его назад, я бы вернула. И пусть Бог наказывает нас, если он такой жестокий! Мне все равно, лишь бы он был со мной.

Мерайя наклонилась к ней совсем близко.

— А что, если наказание падет на другого? Невинного? — Голос ее звучал с безотчетным страхом.

Кэрри недоуменно замолчала. Лицо ее исказилось от страдания.

— Что вы хотите этим сказать?

Старушка не ответила, но выпустила руку Кэрри из своей и откинулась на спинку стула.

— У тебя есть муж, саrа. Поезжай к нему. Забудь своего кузена. Так будет лучше всего, поверь мне. Думай о нем, как будто он умер.

Лицо Кэрри окаменело, словно превратившись в маску печали.

— Насколько было бы легче, если бы это была правда. По крайней мере, я могла бы оплакивать его. По крайней мере я бы знала, что никогда не увижу его опять, не услышу его голос. А сейчас всякий раз, как поворачиваю голову, ясно представляю себе, что он здесь, что смотрит на меня, что ждет меня.

Она закрыла лицо руками, захлебываясь рыданиями.

— Ты еще молода, — сказала Мерайя. — Молодые острее чувствуют боль. Им кажется, что она никогда не пройдет.

— Да, не пройдет. Не пройдет!

— Все в этом мире когда-нибудь проходит, — вздохнула Мерайя. — У тебя есть муж. Поезжай к нему, пока не случилось еще большего несчастья.

Кэрри подняла заплаканное лицо, и прямо посмотрела в усталые старческие глаза.

— Я ненавижу своего мужа. Я люблю Лео. И мне все равно, грех это или нет. Я люблю его и не откажусь от него.

— Тогда ты в опасности. Ты должна уехать. Покинуть это место. Уехать домой.

— Домой, — мрачно отозвалась эхом Кэрри. — Домой?

Мерайя нагнулась к ней и бережно уложила голову девушки себе на колени.

— Жизнь тяжела, саrа mia, очень тяжела.

Полчаса спустя, немного успокоившись, Кэрри покинула домик Мерайи. Она открыла ей свое сердце, рассказав о Лео, и от того, что смогла просто поговорить о нем, стало легче на душе.

С потухшими глазами, горестно сложив руки на коленях, старушка еще долго сидела после того, как закрылась дверь за ее молодой гостьей. Потом с трудом поднялась и потянулась за палкой. Прошло не менее минуты, прежде чем она смогла набраться сил и сделать несколько шагов через комнату туда, где на комоде — одном из подарков Кэрри — лежала большая, плоская коробка. Она с трудом открыла ее трясущимися пальцами и вынула книгу.

Книгу, которую Кэрри узнала бы мгновенно.

Мерайя взяла ее и, усевшись на прежнее место, долго смотрела на потертую обложку, задумавшись о чем-то своем.

Теперь, когда Кэрри знала, что сеньор Беллини приедет в пятницу, она поставила перед собой цель, которой надо было непременно достичь. Она с головой окунулась в работу, намеренно доводя себя до изнеможения, перетаскивая коробки и ящики из комнаты в комнату, связывая и упаковывая, составляя списки, которые казались ей иногда бесконечными, Она работала до глубокой ночи, пока не падала без сил на каком-нибудь диване, а с рассветом вновь уже была на ногах.

Но проходя мимо окна с видом на дороху, она всякий раз на мгновение останавливалась, окидывая взглядом горный склон, надеясь несмотря ни на что увидеть того, о ком тосковало ее измученное сердце.

Спустя три дня после разговора е Мерайей она стояла у окна в башенной комнате, когда заметила маленькую повозку, с трудом взбирающуюся по дороге к вилле, С бешено колотящимся сердцем она выбежала на балкон. Но достаточно было одного взгляда, чтобы понять — ее надежды тщетны. Волосы молодого человека, что правил повозкой, были очень темными, а плечи широкими. Рядом с ним виднелась тщедушная фигурка, закутанная в темную шаль. Мерайя. Кэрри спустилась вниз, чтобы встретить нежданных гостей. Это и в самом деле была Мерайя, которая приехала навестить ее. Она представила своего спутника как внучатого племянника. Он осторожно пожал руку Кэрри. Это был очень привлекательный молодой человек с белозубой улыбкой. Мерайя объяснила, что он не говорит по-английски и что сейчас направляется в Сан-Марко погостить у своего кузена. Она что-то бегло сказала по-итальянски. Молодой человек широко улыбнулся и засобирался в путь. Он, поправил упряжь на лошадке и почтительно поцеловал старушку в щеку, еще раз пожал Кэрри руку и прыгнул в повозку. Когда Мерайя и Кэрри повернулись, он что-то крикнул Мерайе, указывая на предмет рядом с собой, но Мерайя отрицательно покачала головой и ответила что-то резкое. Он добродушно пожал плечами, дернул вожжи, понукая пони, прищелкнул языком, и повозка тронулась с места.

Честно говоря, Кэрри пришла в замешательство.

— Мерайя, хотите что-нибудь выпить? Холодный лимонад? Или перекусить?

— Попозже, — ответила Мерайя. — Сначала я хотела бы осмотреть дом. Думаю, в последний раз.

Эти простые слова очень тронули Кэрри. Она предложила Мерайе руку.

— Разумеется. Входите. Вы здесь всегда желанный гость. Мне очень жаль, что в доме беспорядок.

Кэрри чувствовала себя неловко. Мерайя почти ничего не говорила, когда они переходили из комнаты в комнату. Иногда она роняла отдельные фразы о прежних обитателях виллы, заставлявшие Кэрри пожалеть о том, что она не пригласила Me райю навестить дом раньше.

— Здесь синьорина Беатрис, бывало, сидела часами, — вспоминала Мерайя, стоя у окна гостиной. — Читала, шила, а иногда негромко пела для себя.

Кэрри улыбнулась.

— Пела для себя?

— Да. До тех пор, пока…

— Пока что?

Мерайя пожала плечами.

— Пока не перестала.

— Была ли при вас кухонная терраса? — спросила Кэрри, стараясь не смотреть в ту сторону, чтобы не тревожить воспоминания. Она устремила взгляд на горы.

Мерайя покачала головой.

— Ее пристроили позднее. Когда дети… — она замолчала, — когда синьорина Беатрис и сеньор Леонард были детьми, здесь было место, где выращивали — как называется то, из чего готовят еду?

— Овощи? Фрукты?

— A, si, овощи. А это… studio. В этой комнате они занимались, мои маленькие птенчики.

В библиотеке как ни в одной другой комнате царил невообразимый беспорядок. Мерайя остановилась в дверях, не решаясь войти. По совести говоря, трудно было ожидать иного. Даже проворному коту с трудом удалось бы пролезть сквозь груды коробок. Мерайя вздохнула.

— У них был… — она колебалась, не в силах вспомнить нужное слово — precettore, а, учитель.

— Может быть, гувернер? — предположила Кэрри.

— Да. Гувернер. — И снова Мерайя развела руками. — Бедняга.

Наверху, в дальнем конце главного коридора, она показала Кэрри две комнаты — теперь совершенно пустые — которые когда-то принадлежали ей.

— В одной я спала, в другой — просто отдыхала, когда была свободна. Мне было хорошо тогда. — Она улыбнулась. — Они никогда не оставляли меня одну. Никогда.

У двери в башенную комнату она внезапно остановилась.

— Я знаю эту комнату. Нет нужды заходить туда.

— Ну, пожалуйста, Мерайя, там есть кое-что, что мне очень хочется вам показать.

Но Мерайя заупрямилась. Ее явное нежелание переступить порог озадачило Кэрри.

— Здесь жил Леонард, не так ли?

— Si.

— Большинство книг на полках подписаны его именем. — Кэрри отворила дверь. — Взгляните. Вот та самая вещь, которую мне хотелось вам показать. — Она подошла к каминной полке и взяла статуэтку. — Это бабушка, правда?

Мерайя кивнула. На мгновение Кэрри показалось, что лицо Мерайи дрогнуло. Она часто заморгала, чтобы остановить слезы. Но когда старушка заговорила, в голосе не было и следа волнения.

— Леонард с ней никогда не расставался.

— Я так и думала и поэтому не стала упаковывать ее с остальными вещами. Я возьму ее себе. На память. У меня рука не поднимется продать ее.

— Хорошо, что ока останется у тебя.

— Может быть, вы хотите взять что-нибудь? Какой-нибудь сувенир на память?

Мерайя покачала головой.

— Нет. У меня еще живы воспоминания, а больше мне ничего не нужно. — Она стояла, окидывая комнату печальным взглядом. — Больше мне ничего не нужно, — тихо повторила она.

Пока они бродили по дому, имя Лео ни разу не было произнесено. И только когда они уселись на веранде со стаканами прохладного лимонада, Мерайя неожиданно спросила:

— Ты чувствуешь себя лучше?

Кэрри грустно улыбнулась.

— Нет, — ответила она. — Не лучше. Не думаю, что когда-нибудь мне будет хорошо.

Мерайя недовольно покачала головой и пробормотала что-то по-итальянски.

Не в состоянии сидеть спокойно, Кэрри поднялась и подошла к балюстраде.

— Дело не в том, что я не пытаюсь забыть, — сказала она, — я стараюсь не думать о нем. Просто не могу поверить, что он ушел навсегда, что я никогда не увижу его. Он любит меня. Я знаю, любит. И я люблю его.

— А та, другая?

— Анжелика? Ее зовут Анжелика. Я не знаю… ничего не понимаю. Все, что я знаю, так это то, что люблю его. Помани он меня пальцем — пошла бы за ним на край света. Ничего не могу с собой поделать.

Она услышала, как старушка горестно вздохнула за ее спиной.

— Я понимаю, то, что вы сказали мне недавно, это верно. Это грешно. Грешно перед людьми и перед богом. Но… — она обернулась, чтобы посмотреть старушке в глаза. — Мерайя, разве вы никогда не любили? Разве вы не понимаете, о чем я говорю? Я не властна над собой. Словно он владеет мной полностью — и душой и телом. Мы — как две половинки одного целого. Можете вы меня понять? Грех это или нет — не имеет значения.

— Si, я понимаю, очень хорошо понимаю.

Кэрри услышала скрип повозки и посмотрела вниз.

— А вот и ваш племянник.

Мерайя тяжело вздохнула и, глянув искоса на Кэрри, проговорила.

— У меня есть кое-что для тебя.

Когда повозка скрылась за поворотом, Кэрри принесла дневник на кухню и положила его на стол. «Читай его внимательно, — наставляла ее Мерайя, — и вникай в смысл». Она ничего не объяснила Кэрри и не стала извиняться, что скрывала дневник, но Кэрри и не ожидала этого. Она постояла, задумчиво теребя кончиками пальцев кожаный переплет.

Читай его внимательно и вникай в смысл. Что Мерайя подразумевала под этим? Она открыла дневник на первой странице. Начальная запись была сделана в Лондоне.

«Дождь, дождь, ничего, кроме дождя! О, как я тоскую по голубым небесам Италии! Изморось, изморось, изморось! Где вы, грозовые ливни в горах?» Позади нее тихо, еле слышно скрипнула кухонная дверь.

Затаив дыхание, она медленно обернулась.

Именно в тот момент, когда ока меньше всего ожидала, появился Лео.

В комнате повисла долгая тишина. Потом они бросились навстречу и сжали друг друга в объятиях. Их поцелуи были лихорадочными и исступленными.

— Кэрри, Кэрри. Моя любимая, любимая, любовь моя, прости, — шептал он, уткнувшись в ее волосы. — Прости, прости, прости! — Его руки так крепко сжимали ее, что она едва могла дышать.

Она не могла вымолвить ни слова. Лишь прильнула к нему, прижав мокрое от слез лицо к его плечу. Он здесь, он снова рядом!.. Ощущение его близости — такое знакомое и такое волнующее — как всегда вызвало у нее дрожь. Он взял ее рукой за подбородок и поднял ее лицо к своему.

— Ты плачешь, моя любимая? Не плачь, пожалуйста, не плачь.

— Я еще никогда не плакала так много, — пожаловалась она. — Никогда.

Он опять поцеловал ее, но на этот раз медленно и очень нежно, и еще сильнее сжал в своих объятиях.

— Я хочу любить тебя. — Он вытирал ее мокрое от слез лицо. — Я хочу любить тебя прямо сейчас. Дай мне осушить твои слезы и снова сделать тебя счастливой. Пожалуйста. Я хочу тебя.

— Да, — прошептала она. — Да.

Ночь сгустилась до бархатной черноты, и горы замерли в сонном оцепенении. Ласковый ночной ветерок, напоенный ароматом цветущей магнолии, шелестел шторами открытого окна.

Они любили друг друга, и Кэрри опять плакала, но это были уже иные слезы. Снова и снова их губы сливались в жадном поцелуе, руки ласкали самые потаенные места в неистовом самозабвении страсти. Кэрри было безразлично, что кто-нибудь может осудить их любовное безумие, как проявление безнравственности. Все для Кэрри потеряло смысл, все, кроме восторга наслаждения и неистовства самоотдачи. А Лео все не мог насытиться ею. То нежно, то с неистовой страстью, то добиваясь своего ласками, то овладевая ею грубоватотребовательно, он вновь и вновь подчинял ее себе. Но Кэрри, вне себя от счастья, не противилась. Сокрытые мраком ночи они лежали тесно сплетясь телами, их неистовое дыхание смешалось в сладкой истоме. Прошлое и будущее слились воедино. То, что произошло с ними, и то, что еще произойдет, стало неважно. Только упоительное настоящее, только ненасытная жажда любви, только радость от того, что они снова вместе.

Оно не могло продолжаться вечно, это исступленное забвение. Наступил рассвет, а с ним — осознание того, что реальность существует и придется смотреть ей в лицо, что существуют вопросы, которые требуют ответа и объяснений. Они лежали, открыв глаза, и наблюдали, как узкая полоска света за окном становится все шире. На грушевом дереве возле кухонной террасы сонно запела первая птица.

— Почему ты вернулся? — спросила Кэрри.

Его дыхание было спокойным и ровным.

— Потому что люблю тебя, — ответил он. — Потому что хочу тебя. Потому что не моху вынести разлуку с тобой. — Он оперся на руку и посмотрел на нее сверху вниз. — Потому что умираю от желания быть с тобой.

— Тогда почему ты оставил меня?

Он пристально всмотрелся в ее лицо.

— Потому что я тебе не пара. Я боюсь, что доставлю тебе неприятности. Потому что есть Артур, Англия. А главное — я никогда никого не любил так, как тебя, и это пугает меня больше всего.

— А как же Анжелика?

— С Анжеликой все кончено.

— Вот как? Почему?

— Мы поссорились. — Опущенные густые ресницы скрывали выражение его глаз.

— Из-за чего?

— Из-за тебя. Я сказал ей, что возвращаюсь к тебе.

— Ты уверен, что она опять не последует за тобой?

— Да.

Она провела пальцем по его губам.

— А если она снова здесь появится?

— Я уже сказал тебе — нет.

— Что мы теперь будем делать?

Сколько раз она задавала себе этот вопрос.

— Не знаю. Уверен только, что не могу жить без тебя. Мне необходимо видеть тебя, сжимать в объятиях и знать, что ты тоже любишь меня. Если ты вернешься в Англию, я последую за тобой. Я не позволю тебе оставить меня. Я должен видеть тебя, даже если мне придется для этого умереть! Хоть раз в неделю, в месяц, в год, все равно! Я слишком сильно люблю тебя. Но я буду — я должен видеть тебя, моя любимая.

— Не говори так. — Она закрыла глаза. — Пожалуйста, не говори.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее.

— Тебе придется выбирать, любовь моя. Тебе придется сделать свой выбор.

— Выбор? Какой же у меня выбор? Ты знаешь, о чем я мечтаю… Чтобы у меня был этот дом, И ты. Но по тому же самому закону, по которому Беатрис лишила тебя наследства, дом принадлежит не только мне, но и Артуру. А он ни за что не оставит мне дом, я знаю. Он никогда на это не пойдет. Как я буду жить, если все-таки сделаю это? У меня ничего нет. Ничего своего. И даже ты… — она отвернулась. — Я знаю, ты любишь меня, но в действительности ты тоже не мой. Разве это не так?

Он спрятал лицо в теплых прядях ее волос, что прильнули к нежному изгибу шеи.

— Какой сегодня день? — спросила она немного позже.

Он пошевелился.

— Четверг. Нет. Пятница.

— Проклятие! Сегодня приезжает сеньор Беллини.

— Когда?

— Днем. Около трех.

Он коснулся ее рукой.

— Тогда у нас еще есть время…

Неожиданно для себя она засмеялась, пытаясь вырваться от него.

— Лео, перестань!

— …заняться любовью еще раз. Иди ко мне.

Сеньор Беллини прибыл намного раньше установленного часа. К счастью, Кэрри и Лео были уже на ногах и успели привести себя в порядок. Они пили чай на веранде, когда единственное в Лукке такси, шурша колесами по гравию, важно подкатило к ступеням крыльца.

Приветливо улыбаясь, Кэрри спустилась вниз, чтобы встретить гостя.

— Сеньор Беллини, как приятно видеть вас! Вы приехали как раз вовремя, чтобы позавтракать с нами, Мой кузен и я… — встревоженная его печальным видом, она замолчала.

Лицо адвоката было мрачно. Он пожал протянутую ему руку.

— Сеньора Стоу. Мне очень жаль. Я не знаю, как вам сказать… У меня плохие новости. Очень плохие. — Он взглянул на террасу, где сидел Лео, наблюдая за ним. — Вы не хотите присесть?

Она вглядывалась в его лицо, озадаченная.

— Почему мне надо присесть? Сеньор Беллини, что случилось?

— Сеньора, я выражаю вам свое соболезнование. Вчера мне позвонили из банка, где работает ваш муж. Они не нашли иного способа связаться с вами. Произошла трагедия. Сеньора Стоу… нелегко говорить такое — ваш муж умер.

Глава десятая

Самое ужасное, что первое ощущение, которое испытала Кэрри при этом известии — было постыдное чувство облегчения. Чувствуя себя виноватой, она пыталась сосредоточиться на мысли о нелепой трагической случайности, оборвавшей жизнь Артура, старалась вызвать в своем сердце чувство скорби об ушедшем из жизни муже. Старалась, но не могла. Какие бы усилия она ни прилагала, чтобы вызвать это ощущение, получалась лишь видимость переживаемого горя. Даже тогда, когда принимала соболезнования от совершенно незнакомых людей — весть о смерти Артура с быстротой молнии облетела английскую общину в Багни — Кэрри не пролила ни слезинки. В глубине души она уже строила планы скорейшего возвращения в Англию, сознательно подавляя мысль о том, что в действительности для нее означает смерть Артура. Как ни кощунственна была эта мысль, Кэрри не могла избавиться от нее — именно в тот момент, когда он упал с крутой узкой лестницы в своем современном доме, которым так гордился, она стала свободной. И к тому же — финансово независимой. Вилла Кастелли принадлежала теперь только ей. И уже никто не мог заставить Кэрри продать ее.

И Лео, с ней был ее Лео.

Она удивилась сама себе, поначалу отказавшись от его предложения сопровождать ее в Англию на похороны.

— Все в порядке. Я справлюсь сама, обещаю тебе.

— Я вовсе не думаю, что ты не справишься, моя любимая, — мягко сказал он. — Мне только показалось, тебе будет легче, если я буду рядом. Путешествовать одной даже при других обстоятельствах не очень удобно. Тебе предстоит столько хлопот, что я был бы счастлив помочь тебе, вот и все.

Но слишком велик был соблазн побыть с ним вдвоем открыто, не таясь от чьих-то взглядов, и она согласилась. Не прошло и двадцати четырех часов с того момента, как пришло известие о смерти Артура, а они уже были на пути в Англию.

Холодными апрельскими сумерками они прибыли на Бэрримор Уок усталые и продрогшие, на два дня позже, чем рассчитывали, поскольку у побережья Франции их задержал шторм.

Кэрри отперла дверь, за которой на полу лежала небольшая пачка писем, и наклонилась поднять их. В доме стояла гнетущая тишина. Холод пробирал до костей.

* * *

Балясина и часть самих перил у подножия лестницы были сломаны. Кто-то пытался навести в комнате порядок — обломки аккуратной кучей лежали в углу прихожей.

У Кэрри неожиданно похолодело в груди от сознания своей невольной причастности к случившемуся. Она виновата — она желала ему смерти! И вот его нет в живых… От легкой тошноты у нее пересохло во рту.

— Я приготовлю чай.

Она, как автомат, миновала лестницу и вошла в знакомую, ослепительно чистую кухню.

Нахмурясь, Лео быстро поставил чемоданы и вошел вслед за ней.

— Кэрри.

Он подошел и бережно обнял ее за плечи. Она обернулась, прижалась к нему и, спрятав лицо у него на груди, судорожно разрыдалась.

— Лео, это ужасно! Ужасно… Я не предполагала, что будет так страшно!

— Тебе нельзя здесь оставаться, — решительно заявил он. — Никто не вправе требовать этого. Ты пойдешь со мной в отель.

Она попыталась возразить, но он не дал ей сказать.

— Я не буду слушать никаких возражений. Я не оставлю тебя здесь одну. Об этом не может быть и речи.

— Но что подумают… — Она замолчала, устыдившись своей столь поспешной капитуляции.

— Что подумают люди? Они ничего не подумают, моя любимая. За кого ты меня принимаешь? У нас с тобой будут отдельные комнаты. Я твой кузен, ты еще не забыла? Твой единственный кровный родственник. Так что вполне естественно, что я нахожусь здесь и помогаю тебе. Пока не закончатся похороны и пока ты не уладишь все дела, мы будем вести себя безупречно. Чем мы будем заниматься потом — наше личное дело. А теперь сними с плиты этот чертов чайник. Там на дороге я заметил телефон-автомат. Пойду вызову такси.

По иронии судьбы Кэрри впервые услышала полный рассказ о трагической гибели мужа сидя в том самом комфортабельном офисе, который Артур так стремился занять.

— В первый день его отсутствия мы просто подумали, что он неважно себя чувствует. — Мистер Симпсон, управляющий банком, явно чувствовал себя не в своей тарелке. Хотя было видно, что он искренне сожалеет о случившемся, что было вполне естественно. — Однако в среду, когда он вновь не явился в банк и ничего не сообщил о себе, нам показалось это странным. — За толстыми стеклами очков в металлической оправе его глазки по-совиному неуклюже заморгали. — Стоу, то есть, Артур, был таким… — он задумался на мгновение, — таким пунктуальным человеком. Вы, разумеется, знаете.

— Да, конечно, — сказала Кэрри.

— Так что в тот вечер я послал нашего юного коллегу Мальборо узнать, что случилось.

— Очень любезно с вашей стороны.

Он сделал жест рукой, видимо, означающий, что не стоит благодарить за это.

— Но ему никто не открыл. Он ушел, а утром решил зайти еще раз, и вот тут-то, — мистер Симпсон прокашлялся, — и тут он увидел вашею мужа через щель почтового ящика. То, что он увидел… в общем, он вызвал полицию.

— Артур упал с лестницы, — голос Кэрри был бесстрастным, но твердым. — Так сказал мне сеньор Беллини. И перила сломаны.

— Да, по всей видимости так оно и было.

— Мне сказали, что будет сделана экспертиза. В конце недели.

— Да, я уже слышал об этом, Но тут налицо несчастный случай. Прут для крепления ковра на верхней ступеньке выскочил из гнезда — он споткнулся о него и упал. У мистера Стоу была сломана шея. Доктор сказал, должно быть, он умер мгновенно.

— По-крайией мере это звучит несколько утешительно. Мне было бы невыносимо думать… — Кэрри судорожно сжала руки.

— Я вас понимаю… — поспешил откликнуться мистер Симпсон.

Наступило минутное молчание. Мистер Симпсон заерзал в своем кресле.

— Как я уже сказала, в конце недели должна быть проведена экспертиза, — наконец продолжила Кэрри. — В связи с этим придется подождать с приготовлениями — я имею в виду похороны. Если вы пожелаете, я дам вам знать, когда они будут назначены.

— О, разумеется, разумеется. Могу ли я чем-нибудь помочь?

Лео поднялся со стула и поддержал Кэрри, когда она тоже встала.

— Благодарю вас за то, что нашли время поговорить с нами. Мы сообщим вам, — сказал он.

— Симпсон ненавидел Артура, — сказал он позже, когда они пили чай в гостиной отеля. — Это совершенно очевидно.

— Да. Ты прав, и Артур ненавидел его. Как это грустно, не правда ли?

Лео пожал плечами.

— Должен сказать, я становлюсь счастливее с каждой минутой от того, что никогда не встречался с твоим мужем.

— Лео! Тебе не следует…

— …плохо говорить о покойнике? — С минуту он спокойно разглядывал ее. — Но зачем кривить душой, любимая? Ты не очень лестно отзывалась о нем живом.

Кэрри опустила глаза, задумчиво помешивая чай ложечкой.

— Не надо, — отрывисто сказал он.

— Что?

— Чувствовать себя виноватой. Ты здесь ни при чем.

— Я знаю. Но ощущение такое, будто я причастна к его смерти.

Смерть в результате несчастного случая — таково было заключение коронера. Отпевание в церкви было коротким, в присутствии небольшого числа людей. Яркий ветреный день позднего апреля был все еще холоден, однако, обещал скорый приход тепла.

— Может быть, стоило дать извещение в газету? — спросила Кэрри. — Кажется, так обычно делают? — Она стояла, прислонившись к парапету, который отделял набережную от пляжа. Серые, с белыми гребнями волны накатывались на песок. Двое маленьких ребятишек, укутанных с головы до ног, чтобы не простудиться на холодном ветру, увлеченно возились в песке, строя замок под наблюдением одетой в униформу няни. Косматая черненькая собачонка с пронзительным лаем кидалась на набегавшие волны.

Кэрри сняла черную фетровую шляпку с черной вдовьей вуалью и повертела ее в руках.

— Боже, какая жуткая шляпа, правда? Наверно, я выгляжу в ней ужасно. Зачем я ее купила?

— Я советовал тебе не делать этого.

— Да, помню… — Она сплющила ее. — А вот Артуру она понравилась бы. Такая скромненькая, без украшений…

За все это время она ни разу не заплакала. Ни разу. Ей было интересно знать, обратил ли кто-нибудь на это внимание. Вероятно, нет. Она была уверена, что двое их соседей да бедняга Мальборо, представлявший банк, были озабочены лишь тем, как бы поскорее покинуть тягостную церемонию. Вред ли им пришло в голову не то, чтобы анализировать, а хотя бы задуматься над поведением вдовы, только что потерявшей мужа.

Лео взял шляпу из ее рук и сунул в урну для мусора.

— Лео! Эта дрянная шляпка обошлась мне в семнадцать с лишним фунтов!

— Ты когда-нибудь будешь ее носить?

Она покачала головой. Порыв ветра растрепал волосы и закрыл ими ее лицо.

С легкой грацией он оперся на парапет сбоку от Кэрри. Она не сводила глаз с воды, но чувствовала на себе его взгляд, ощутимый, как прикосновение, как ласка. Она почувствовала, как кровь приливает к ее щекам.

— Когда мы поедем домой? — тихо спросил он.

При слове «домой» Кэрри повернула голову и посмотрела на него, невольно улыбаясь.

— Домой! — Мечтательно повторила она. — Теперь ведь можно так сказать, не правда ли? Домой!

Лео молча кивнул в ответ.

— Адвокат сказал, у меня не будет проблем. Нет нужды говорить, что у Артура с его педантичностью дела всегда были в полном порядке. Со страховым агентством тоже все улажено. А мистер Симпсон был так любезен, что предложил взять на себя продажу дома вместе с имуществом. Итак…

— Итак, когда мы могли бы вернуться в Италию? На следующей неделе?

— Почему бы и нет?

Он закурил и повернулся лицом к морю.

— Кэрри? Ты можешь сделать мне одолжение?

— Разумеется. А в чем дело?

Он не смотрел на нее.

— Оставь сегодня свою дверь незапертой.

— Лео, нет! — Она была поражена. — Нет, только не сегодня! Я не могу.

— Сможешь. Если захочешь. — Он бросил на нее требовательный взгляд. У нее перехватило дыхание. Сердце заколотилось сильно-сильно. — Чем особенным отличается сегодняшняя ночь?

— Но мы только что его похоронили…

— И ты очень горюешь?

Кэрри молча отвернулась.

— Маленькая лицемерка, — тихо произнес он, улыбаясь и медленно поглаживая ее руку, затянутую в перчатку. — Ах, какая же ты лицемерка!

Когда они возвращались в Италию через неделю после похорон, у Кэрри возникло ощущение, будто они действительно едут домой. Погода и на юге Англии й на севере Франций не радовала. Серые тучи затянули небо сплошной пеленой. Было мрачно, холодно и сыро. Но по мере дальнейшего продвижения к югу погода улучшалась с поразительной быстротой. Они сели на ночной поезд, а когда проснулись утром, то увидели ослепительно ясное голубое небо, под которым пестрели первыми цветами луга южной Франций. Фермы и маленькие деревеньки, окруженные цветущими живыми изгородями, буквально купались в лучах солнечного света. Стада коров, медленно передвигаясь, щипали молодую траву под деревьями, покрывшимися нежно-зеленой листвой. А на величественных вершинах Альп все еще лежал девственно-белый снег.

— Точно сахарная глазурь на огромном рождественском пироге, — восхитилась Кэрри.

Наконец их взору предстала Италия. Паровоз с пыхтением двигался в сумерках по ровной зеленой долине реки По к горам, что окружали Тоскану.

Они прибыли в Багни уже ночью, так же как и Кэрри в свой первый приезд. Казалось, это было так давно. Сейчас ее встретила теплая южная ночь. Отели и бары были ярко освещены и многолюдны. У открытых дверей своих домов сидели люди, громко перекликаясь с соседями. Лео оставил Кэрри вместе с багажом у столика кафе, которое показалось им самым спокойным.

— Выпей пока чашечку кофе. А я пойду позабочусь о транспорте.

Он вернулся через пятнадцать минут с погонщиком, повозкой и бумажной сумкой в руках.

— Что это? — спросила Кэрри.

— Наш ужин. Хлеб, ветчина и вино.

— Ты не хочешь поесть здесь, прежде чем мы отправимся в путь?

Он ждал, пока она не взглянула на него. Потом сказал очень твердо:

— Нет, Кэрри, здесь я есть не хочу. Я хочу есть дома. Позже. После того, как мы утолим другой голод…

Щеки ее слегка порозовели от смущения.

— Но, Лео! Мы были в дороге целых двадцать четыре часа. У меня просто нет сил. Я устала.

Он опустил ее чемодан в повозку.

— В таком случае, любовь моя, все, что могу тебе посоветовать, так это поспать в повозке. Я сыт по горло казенными постелями и тонкими перегородками в отелях, устал от бессонных ночей в поезде. Мы наконец-то дома, и я собираюсь показать тебе все преимущества этого обстоятельства, И если ты сейчас же не поторопишься, — при свете лампы мелькнула его озорная улыбка, — я поцелую тебя сейчас, прямо здесь, на виду у всех добропорядочных жителей городка. Как ты думаешь, сколько потребуется времени, чтобы слух об этом долетел до Мэри Уэббер?

Кэрри, стараясь казаться невозмутимой, поднялась со своего места, разглаживая юбку.

— Думаю, три с половиной минуты. Ну, хорошо, ненасытный деспот, ты победил. Я иду. Никто и не собирался здесь ужинать!

Очутившись на вилле, Лео почти втащил Кэрри в башенную комнату и сразу же сжал в объятиях, закрыв за собой дверь ударом нош. Он целовал ее так жадно, словно не мог насытиться поцелуями. Кэрри потеряла всякую власть над собой, она задрожала, когда желание охватило её, пульсируя в крови. В их объятиях не было ласки, а только яростная страсть, которую хотелось удовлетворить. Они срывали друг с. друга одежду, разбрасывая по комнате, Сладострастный стон вырвался у обоих, когда их тела соединились. Они, как безумные, бросились в этот омут наслаждений после стольких дней воздержания.

Утомленные, утолив жажду терпким сухим вином, они, наконец, уснули. Кэрри пробудилась на рассвете и первое, что она увидела, было улыбающееся лицо Лео, склонившееся над ней.

— О, ради бога, — пробормотала она, обнимая его, — ты когда-нибудь насытишься?

Прошло ровно два дня, прежде чем она полностью осознала — дом принадлежит ей. Можно распаковывать коробки, расстилать на полу ковры, вешать картины на прежнее место, а книги расставлять по полкам. И сад!

Сад тоже ее! Он больше не был для Кэрри печальным свидетельством заброшенности. Сад стал для Кэрри радостью и надеждой на будущее. Почему бы ему вновь не стать тем цветущим и ухоженным, каким он был прежде? Она никак не могла привыкнуть к тому, что ее жизнь в этом доме никоим образом не ограничена во времени. Можно жить здесь столько, сколько захочется. И теперь никто и ничто не заставит ее вернуться в Англию.

Лео, не желая вызывать пересуды и кривотолки, снял свою прежнюю комнату в отеле Сан-Марко, хотя почти не бывал там, проводя все свое время на вилле. Помощь Лео была неоценима. Кэрри поражалась той легкости, с которой он находил практическое решение всех проблем, казавшихся ей неразрешимыми.

— Тебе нужны помощники — женщина, которая убирала бы в доме, и пара молодых парней для тяжелой работы в саду.

Она слегка нахмурилась.

— Я не уверена, что смогу позволить себе нанимать людей. У меня не так много денег. Пока все не устроится…

— Это будет стоить гроши. В любом случае, о деньгах не беспокойся. — Он положил руку ей на плечо и повернул лицом к себе. — У меня есть немного. Небольшое денежное пособие. Пока хватит.

— Нет, Лео, я не могу.

— Только до тех пор, пока все не устроится, — успокаивая он ее. — Потом можешь вернуть их мне. А пока не беспокойся. Все будет в порядке, обещаю тебе.

Так проходили день за днем. Они убирались в комнатах, переставляли мебель, строили планы по восстановлению сада, а по ночам занимались любовью Единственное, что омрачало счастье этих дней, это то, что Лео дважды просыпался от ночных кошмаров, бледный, дрожащий, мокрый от пота. И в обоих случаях на следующий день он пропадал в Сан-Марко по нескольку часов подряд, а возвращался издерганным и возбужденным. Комната сразу наполнялась запахом винного перегара.

Кэрри с головой ушла в работу настолько, что прошло не меньше недели, прежде чем она собралась навестить Мерайю. И первый же вопрос Мерайи застал Кэрри врасплох. Мерайю не интересовал ни Артур, ни поездка в Англию, ни похороны, ни планы Кэрри на будущее. Она только спросила:

— Ты прочитала дневник?

Кэрри обескураженно молчала.

Что-то похожее на гнев мелькнуло в глазах Мерайи.

— Тот самый, который я дала тебе, и который ты так хотела прочитать.

Читай его внимательно и вникай в смысл. Она совсем забыла о дневнике. С того самого момента, когда Лео неожиданно появился на кухне, она забыла обо всем, кроме того, что он вернулся к ней. А потом похороны Артура. И сейчас Кэрри даже не могла припомнить, куда его подевала.

— Ты не прочитала его, — поняла ее молчание Ме-райя.

— Мерайя, мне очень жаль, но у меня правда не было времени. Сначала известие о смерти мужа, потом поездка в Англию — вы должны меня понять. У меня было столько дел.

Мерайя наклонилась вперед в своем кресле, рука крепко сжимала набалдашник палки.

— Прочти его! — приказала она.

Когда Кэрри вернулась, вилла была пуста, окна и двери распахнуты настежь навстречу прохладному горному ветру. Один из молодых работников, что согласились помогать ей в саду, копал землю на террасе, насвистывая веселую итальянскую песенку. Увидев Кэрри, он в знак приветствия приподнял соломенную шляпу.

Кэрри вошла в холл. Прошлась по мягкому ковру, который перенесли сюда из гостиной, и с удовольствием огляделась. Постепенно в комнатах становилось по-домашнему уютно. На столе стояла ваза с нежными весенними цветами. Запах полировки смешивался с ароматными запахами из кухни, которая стараниями поварихи, нанятой Лео, тоже приобрела жилой вид. Изабелла, жизнерадостная пухлая женщина, которая приходила каждое утро из Сан-Марко, помогла переставить мебель на кухне, а потом целых два дня все скребла и мыла, начиная с ложек и вилок и кончая полами и стенами. Выложенный плиткой пол блестел как новый, деревянный стол был выскоблен почти добела и даже приземистая черная плита нарядно сияла в углу. Кэрри задумчиво стояла в середине кухни и оглядывалась по сторонам. Вот здесь она просматривала дневник в тот момент, когда вернулся Лео. Очевидно, что его положили в другое место? Наверное, это сделала Изабелла. Но куда?

Кэрри стала открывать все дверцы подряд, заглядывая во все ящики, но книги нигде не было. Она уже была готова отказаться от своей затеи и спросить Изабеллу, когда та появится. Необходимость заставила их выработать свой собственный метод общения, в котором главное место занимали жесты, мимика и несколько английских слов вперемешку с итальянскими. Но тут ее настойчивость была вознаграждена: она заметила на полу стопку книг, которую Изабелла использовала, очевидно, как упор для двери. Дневник лежал сверху. Обрадованная находкой, Кэрри подняла его и отправилась на террасу.

Читай его внимательно и вникай в смысл.

Поначалу она пренебрегла наставлением Мерайи. Когда Кэрри погрузилась в чтение дневника, ей показалось, что он почти ничем не отличается от других, уже прочитанных. Талантливые по форме, увлекательные записи как обычно шли в хронологическом порядке. О том, как счастливы брат и сестра тем, что живут в солнечной Италии вдали от холодной Англии, от вечно занятых родителей и от компании своих сверстников, наедине со своими книгами, поэзией, любимым садом и друг с другом. Главное, друг с другом. Здесь были записи об еще одной поездке в Помпеи, о прогулке в высокогорную деревушку Монтефегатези, о пикниках, разговорах и играх. И все это перемежалось рисунками и выдержками из стихотворений.

А потом она наткнулась на карандашный портрет Беатрис.

Он был вклеен в дневник. Под ним стояла дата 20 июня 1867 года и подпись Леонарда. Восхитительный эскиз, выполненный с любовью. На этом рисунке она представала даже более красивой, чем в действительности. Леонард подчеркнул открытость ее взгляда и легкую, таинственную улыбку на губах. А под эскизом рукой Леонарда — Кэрри сразу узнала его почерк — была приведена цитата из «Песни песней» даря Соломона.

Кэрри тихонько прочитала ее вслух. Затем следовала строчка, написанная рукой Беатрис:

«Это мой возлюбленныйи это мой друг.»

Потом еще один отрывок из «Песни песней», теперь уже почерком Леонарда.

Это была своеобразная игра, с которой Кэрри уже встречалась в других дневниках. Но слова были для нее новы. Никогда прежде она не видела этих слов, которые, без сомнения, были величайшими песнями любви, когда-либо написанными.

Слегка нахмурившись, она задумчиво коснулась пальцем улыбающихся губ на портрете.

Читай внимательно и вникай в смысл.

Она медленно перевернула страницу.

Солнце уже норовило спрятаться за вершины гор, а ветер, утомленный за день, устало затих к тому часу, когда она дочитала последнюю ужасную запись. Кэрри долго сидела, глядя перед собой невидящими глазами, сцепив руки и сложив их на книге, раскрывшей свою мучительную тайну. Перед ее мысленным взором всплыли залитые слезами строчки, написанные Беатрис. Кэрри вспоминала их снова и снова. Это были уже не ликующие о счастливой взаимной любви строфы «Песни песней», а мольба отчаявшегося и безутешного сердца:

«О, верни мне брата моего!

Играть одна я не могу:

Приходит лето во цвету…

Где я теперь его найду?»

Он ушел, ушел навсегда. Покончил с собой.

Потому что не мог простить себе, что Беатрис, его сестра, его любовь, его голубка, его чистая и целомудренная Беатрис зачала их ребенка.

Генри. Несчастный, лишенный рассудка, которого Беатрис горячо любила всю жизнь и которому оказывала больше внимания, чем другим своим детям. Генри, который провел свою жизнь в том самом доме, где был зачат в греховной кровосмесительной любви.

А что если наказание падет на другого? Невинного? — спрашивала ее Мерайя.

Двигаясь как сомнамбула, она вдруг обнаружила, что поднимается по лестнице и открывает дверь в башенную комнату. Кровать была все еще не застелена. Простыни измяты, подушки в беспорядке разбросаны. Сегодня утром они с Лео занимались любовью, неистово, со страстью, граничащей с жестокостью, так, что у нее остались синяки, а острое наслаждение тесно переплеталось с мучительной болью, но она умоляла любить ее снова и снова. Они занимались любовью — впрочем, они делали это с самого начала — в той самой постели, которую Беатрис делила с Леонардом.

Кровать, на которой было зачато дитя их любви — их наказание.

Кровать, на которой умер Леонард, не в силах принять случившееся — последствие греховной страсти. Кровать, на которой его нашла сестра, но слишком поздно, чтобы спасти.

«О, верни мне брата моего! Играть одна я не могу.» По лицу Кэрри текли слезы. Она не вытирала их. «Приходит лето во цвету. Где я теперь его найду?»

Она подошла к каминной полке. Взгляд маленькой статуэтки, безмятежный и загадочный, был устремлен куда-то вдаль.

— Бедная Беатрис, — сказала она. — Бедная, бедная Беатрис. Как сильно ты, должно быть, любила его. И как долго тебе пришлось жить без него, зная, что он убил себя из-за вашей любви. Сознавая, в каком смятении находилась его душа, когда он решился на такой шаг. А потом — Генри… Как ты смогла вынести все это? Как пережила?

Кэрри смотрела затуманенными от слез глазами.

— Лео не брат мне, — прошептала она наконец. Слова эхом разнеслись по тихой комнате. — Он мой кузен. А это — совсем другое дело. Совсем другое дело!

Она подошла к окну. Лео, легко и непринужденно, тихонько насвистывая незатейливую песенку, взбегал по ступеням на кухонную террасу. При виде его Кэрри охватило волнение. Она ничего не могла с собой поделать.

— Он не брат мне, — повторила она. — Это совсем другое дело. Другое!

— Любимая моя, любимая моя, не переживай так! Не терзай себя! — успокаивающе нашептывал ей Лео, нежно поглаживая по волосам.

— Но, Лео, это так ужасно, ужасно. Мне очень тяжело! Они так любили. Я понимаю, что это грех — конечно, грех, но их любовь была такая необыкновенная, такая прекрасная! И какой ужасный конец — это невыносимо жестоко.

— Такова жизнь, — просто сказал он.

Она повернула к нему мокрое от слез лицо.

— Ты действительно так считаешь?

— Да.

— А что будет с нами Лео, что будет с нами? Мы тоже будем наказаны? Мерайя говорит, что будем. Именно это она пытается внушить мне. Или наказание падет на другого, невинного, Лео? Пало ли оно на Артура? Не из-за нас ли случилось с ним несчастье?

Он решительно взял ее за плечи.

— Кэрри, прекрати. Вот сейчас ты говоришь глупости. Просто ты переутомилась. Артур умер, потому что закончился отмеренный ему срок. Это был несчастный случай. Такое бывает. При чем тут ты или я?

— Не знаю. Я боюсь. Может быть, потому, что я сильно хотела этою, — прошептала она. — Я желала ему смерти, понимаешь? Желала!

Его руки еще крепче сжали ее плечи.

— Перестань! Чепуха — просто суеверная чепуха — и больше ничего. Любимая, я знаю, ты чувствуешь себя виноватой. И даже понимаю, почему, хотя уверен, что нет таких причин, по которым ты должна так убиваться. А тут еще этот проклятый дневник — он еще больше огорчил тебя. Но, Кэрри, история Беатрис и Леонарда не имеет ничего общего с нами. Разве ты не видишь? Ну посмотри же на меня! Ты не хочешь смотреть на меня? Я тебе не родной брат.

— Но твой отец был родным братом моей матери, а Генри — несчастный, больной Генри — был братом им обоим. — Она устало потерла лоб рукой. — Все так запуталось!

— Нет, — он улыбнулся едва заметно, — это ты все запутала. Ты у меня в этом мастерица. Я хочу, чтобы ты сделала мне одолжение и как можно скорее распутала этот клубок.

Вытирая слезы и все еще шмыгая носом, она уже невольно улыбалась.

— Почему?

Он привлек ее к себе.

— Потому что, — тихонько шепнул он ей на ухо, — я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. А кому нужна бестолковая жена?

Глава одиннадцатая

Кэрри была непреклонна. Она не выйдет за него замуж.

— Мы не должны, — твердила она снова и снова. — Мы не должны этого делать. Я не могу тебе объяснить…

Он долго уговаривал ее, сначала мягко и терпеливо, но вскоре уже не мог скрыть своего явного раздражения.

— Кэрри, любимая, это лишено всякого смысла. Почему ты не хочешь сделать это? Мы оба свободны. Мы любим друг друга. Боже мой, так или иначе, но мы уже живем вместе. Так в чем же разница? Почему ты отказываешь мне?

Но она была непреклонна, настаивая на своем.

— Не могу, Лео, прости, но я не могу.

— Ты просто не хочешь, — сказал он однажды, рассердившись, — не хочешь, вот и все. Разве это не так? Ты просто не любишь меня. Не доверяешь мне!

— Нет. Нет! Как ты можешь говорить такое? Ты же знаешь, как я тебя люблю.

— Тогда выходи за меня замуж!

— Лео, пожалуйста. К чему все эти разговоры? Почему мы не можем оставить все как есть?

— Потому что я хочу, чтобы ты стала моей женой — вот почему. Неужели ты не можешь это понять? Все так просто. Так делают все люди, когда любят друг друга.

— Вовсе не обязательно, — спокойно ответила она. — Я вышла за Артура без любви.

— И теперь я должен страдать за это? Есть ли тут какой-нибудь смысл?

— Лео, мы с тобой кузены…

— Ну вот! Наконец-то дошло до этого. Во всем виноваты эти чертовы дневники, не так ли? Беатрис, проклятый Леонард. Несчастный помешанный дядя Генри. И эта выжившая из ума старая ведьма со своей суеверной чепухой. Дурная кровь!.. Наказание!.. Подумай своей головой, Кэрри, ради Бога. Нет такого закона, который бы запрещал браки между кузенами. И среди состоятельных людей это случается сплошь и рядом.

— Дай мне время. Мне надо подумать.

— Это что-нибудь изменит? — Он взял пиджак и перебросил через плечо.

— Ты уходишь?

— Схожу в бар. Выпью немного.

Она прикусила губу.

— Лео. Ты вернешься?

— Поздно.

Он действительно вернулся поздно. Кэрри уже легла спать и ничего не слышала. На следующее утро она спустилась вниз и увидела его спящим на диване в гостиной. Он спал, не раздеваясь.

— Я не хотел будить тебя, — ответил он сухо, когда она спросила его за завтраком.

Она положила ладонь на его руку.

— Лео, пожалуйста, давай не будем ссориться. Это так отвратительно.

Он посмотрел на нее с надеждой.

— Есть очень простой путь прекратить наши ссоры. Выходи за меня замуж.

Она растерянно покачала головой.

— Не знаю. В самом деле, не знаю. Я не уверена, что вообще хочу замуж… Все случилось так неожиданно.

— Безутешная вдова, — с холодной иронией заметил он. — Вряд ли ты подходишь для этой роли.

— Ну вот, — сказала Мерайя. — Ты наконец-то прочитала?

— Да, — кивнула Кэрри.

— Теперь ты все знаешь.

— Да.

Наступила долгая тишина.

— Как ужасно, что все так случилось, — удрученно заметила Кэрри.

— Si.

— Вы были там? В тот день когда Леонард… в тот день, когда Беатрис нашла его? — Кэрри крепко сжала руки.

— Si, — тихо ответила Мерайя. — Была.

— Должно быть, это было ужасно.

— Жутко. — Это единственное слово, произнесенное шепотом, было страшным и говорило само за себя.

Кэрри подошла к окну и уселась на подоконник.

— Мерайя, что случилось потом? Как Беатрис вышла замуж за дедушку Свона?

Старушка заерзала на стуле, облокотившись щекой на руку.

— Она, моя голубка, закрылась в их комнате на три дня. Ни с кем не разговаривала, даже со мной. Не ела, не спала. Только горевала. И мне кажется, она задумала что-то… — Мерайя замолчала.

— Что задумала? Последовать за своим братом? — тихо спросила Кэрри.

— Да. Но они были очень разные, эти два человека. Разные. Она оказалась сильнее. Беатрис тоже пыталась, но так и не смогла заставить себя умереть. Ведь в ней уже зародилась новая жизнь. И она не осмелилась ее погубить. Тогда она написала твоему дедушке, который был старинным другом семьи. Он, бывало, часто приходил навестить детей — Беатрис и Леонарда. Она доверяла ему. И он спас ее. Женился на ней и защитил ее и ее ребенка. Они жили хорошо, он любил Беатрис. Мне кажется, он любил ее всегда. Думаю, Беатрис знала об этом и потому обратилась к нему.

— И никто ни о чем не подозревал? Что Генри был дедушке не родным сыном?

Мерайя пожала плечами, глядя в даль.

— Кто знает? Багни постоянно полон слухов. Так было всегда.

В комнате стало тихо. Потом Кэрри несмело сказала:

— Лео хочет жениться на мне.

Мерайя резко вскинула голову.

— Нет!

— Я знаю. Именно это я ему и сказала, но он не понимает. Он говорит, что я не люблю его.

— А ты любишь? До сих пор? Ты уверена?

— Да, да. Только…

— Ты не должна выходить за него замуж. — Мерайя наклонилась вперед в своем кресле, в глазах горела неистовая решимость. — И не должна носить его ребенка.

Встревоженная и смущенная, Кэрри молча взирала на нее.

— У него дурная кровь. Дурная!

— Нет, Мерайя, не нужно так говорить. Сын за отца не отвечает. — Кэрри замолчала, ошеломленная открывшейся правдой. — Генри. Беатрис и Леонард. Смерть Леонарда. Джон все это узнал, — неожиданно и резко сказала она. — Правда? Ему стало известно об этой истории — он прочитал дневник? Каким-то образом он узнал о Генри и вымогал деньги у Беатрис — шантажировал свою мать! О Боже, это поистине омерзительно!

На лицо Мерами легла печаль. Она молчала.

— Так вот в чем дело? Вот что произошло? Вот почему Беатрис и вы так ненавидели Джона? И сделали все, чтобы помешать Лео унаследовать часть бабушкиного наследства?

Старушка по-прежнему не двигалась и не проронила ни слова.

— И если я выйду за него замуж, то получится, что все это было сделано напрасно. — Она устало опустила голову на руки. — Я не знаю, как поступить. Просто не знаю…

— Ты не должна выходить за него замуж. — В эти слова было вложено столько страсти, что Кэрри вздрогнула. — Это грех!

— Нет! Я… я не знаю.

— Твоя любовь греховна, — Мерайя смотрела на Кэрри твердым взглядом.

— Нет, — отчаянно сказала Кэрри, качая головой. — Нет, Мерайя, пожалуйста, не надо так.

Мерайя откинулась на спинку кресла, сложив руки на коленях.

— Если ты выйдешь за него замуж, — мрачно сказала она, — то будешь наказана. Как была наказана она. Будет лучше, если ты расстанешься с ним. Пусть он уходит к своей женщине.

— Я не могу, Мерайя, разве ты не видишь? Ведь я люблю его. Очень люблю. И он любит меня. Я знаю, любит. Он не уйдет, даже если я заставлю себя расстаться с ним. А что касается Анжелики, у него с ней все кончено. Он сам сказал мне об этом.

Лицо Мерайи выразило горькую усмешку и одновременно сочувствие.

— Эту женщину видели здесь опять.

У Кэрри сжалось сердце.

— В Багни?

— Si.

— Я не верю.

— Это правда.

— Говорю вам, что не верю!

Мерайя пожала плечами, но промолчала.

— Вы… вы просто хотите встать между мной и Лео. Вы пытаетесь заставить меня поверить в то, что он лжет мне, заставить меня не доверять ему. Не так ли?

Вместо ответа Мерайя неожиданно протянула ей руку. Кэрри взяла ее, опустилась рядом с ней на колени, глядя в морщинистое лицо несчастными глазами.

— Мерайя, пожалуйста, не испытывайте к нему отвращения. Я уверена, что Лео и его отец совершенно разные люди. Он не такой. Как бы ни было ужасно то, что натворил его отец, не надо обвинять сына. — Она крепче сжала хрупкую руку. — Ведь я права? Именно так все случилось? Джон узнал тайну Беатрис и стал вымогать у нее деньги?

Мерайя кивнула.

— Но как? Как он узнал?

Некоторое время Мерайя молчала. Потом тяжело со стоном вздохнула.

— Это я сказала ему, — призналась она.

Кэрри уставилась на нее широко открытыми от изумления глазами.

— Вы? — спросила она едва слышно. — Вы рассказали ему?

— Si.

— Но почему, почему вы сделали это?

С минуту Мерайя сидела задумчиво, перебирая в памяти картины прошлого.

— Это был молодой человек, который всегда умел найти убедительные слова. У него был льстивый язык. Слова были вкрадчивые, мягкие, но сердце — чернее сажи. Он навестил меня однажды летом, когда его мать была в Лондоне. — Ее тонкие губы сжались еще плотнее, глаза сверкнули гневом. — Потом стал приходить чаще. Я полюбила его, как сына, — в ее словах звучала нестерпимая горечь. — В Багни всегда ходили слухи о Беатрис и Леонарде, даже спустя много лет. Дошли они и до Джона. Он пришел ко мне однажды летом и сказал, что огорчен сплетнями о матери и дяде. Говорил, что хочет защитить мать. С собой Джон принес вино. Мы о многом тогда разговаривали. Мне казалось, он полон сочувствия к ней, что он любит и переживает за нее. — Она откинула голову и закрыла глаза. — Я оказалась такой глупой. В тот вечер я показала ему книгу.

— Дневник?

— Да. Я хотела, чтобы он все понял. Так же, как теперь хочу, чтобы поняла ты. Как они любили друг друга. И насколько тяжела была утрата.

— А он использовал это в своих целях — стал вымогать деньги у Беатрис?

Мерайя кивнула. Ее глаза были закрыты.

— А теперь здесь его сын. В ее доме. С тобой.

— Грехи родителей, — сказала Кэрри. — Я никогда этого не понимала. И сейчас я тоже не могу это понять. Лео не сделал ничего дурного. Он ненавидит своего отца. — Она поднялась, все еще не выпуская руку Мерами. — Пожалуйста, постарайтесь понять. Я люблю его.

Мерайя не выпускала ее руки.

— Не выходи за него замуж, детка, — с мольбой прошептала Мерайя. — Обещай мне.

Кэрри осторожно высвободила руку.

— Я не могу обещать. Не могу. Я должна подумать.

Она повернулась и направилась к двери. Положив руку на щеколду, она остановилась и оглянулась.

— Мерайя, это правда? Анжелика снова здесь?

— Правда, — печально вздохнула Мерайя.

— И Лео видели с ней?

Старушка пожала плечами, стараясь не смотреть Кэрри в глаза.

— Мерайя, видели его с ней?

Старая дама явно колебалась. Потом издала вздох, полный сожаления. — Нет, — призналась ока. — Мой племянник работает в отеле. Он говорит, что нет.

— Возможно, Лео даже не знает, что она здесь?

Кэрри открыла дверь. Яркое солнце ослепило ее.

— В таком случае, может быть, будет лучше, если я скажу ему?

— О Боже! — воскликнул Лео. — Этого мне только не хватало. — Он провел рукой по взъерошенным волосам. — Анжелика? Здесь? Она клялась. Она обещала… — он замолчал. — Впрочем, я должен был бы знать, что так оно и будет.

— Она любит тебя, — тихо сказала Кэрри.

Он с беспомощным видом пожал плечами.

— Да.

— А ты?

Он ничего не ответил.

— Лео! А ты?

Он поднял голову и их взгляды встретились.

— Когда-то — да. С тех пор, как встретил тебя — нет. Из этого есть простой выход, любовь моя — мы должны пожениться. Когда она узнает об этом, ей придется смириться.

— Ну уж нет. Только не по этой причине. Если ты хочешь остаться со мной, оставайся потому, что любишь меня, а не потому, что мы связаны узами брака. — Кэрри сама поразилась своим словам, той силе убеждения, которая в них прозвучала. — Лео, я люблю тебя. Я хочу тебя. Хочу, чтобы ты остался со мной. Но я не готова пока снова выйти замуж. Слишком многое приходится принимать во внимание.

— А если у тебя будет ребенок?

В комнате повисло молчание.

— У меня не было детей с Артуром.

Артур конечно же считал, что по твоей вине?

— Да.

— Ну, разумеется, — невесело усмехнулся Лео.

Он подошел к ней и наклонился, чтобы поцеловать. Лео посмотрел на ее полураскрытые губы и поцеловал, едва касаясь самых чувствительных уголков ее губ. Сначала легкий и нежный, его поцелуй становился все более страстным, пока его губы не прижались жадно к ее мягким, сладким, сводящим с ума губам. Лишь несколько минут спустя он нашел в себе силы оторваться от этих невыразимо сладостных губ и пристально взглянуть ей в глаза. И увидел лишь безграничное восхищение, любовь и желание.

— Лео!

Она дрожала в его руках и прижималась к нему с такой страстью и желанием, что ему все сложнее становилось контролировать свои эмоции и чувства. Руки Лео все нетерпеливее гладили ее плечи, спину, прижимая это податливое тело все сильнее и сильнее. Он постепенно терял контроль над собой.

— Любовь моя, пойдем в постель!..

Когда они пришли в себя, время близилось к вечеру. Они заговорили о его отце.

— Как он мог это сделать? — спросила Кэрри. — Как?

— Я полагаю, без труда. Не испытывая ни малейшего угрызения совести. — Лео повернулся на живот и положил голову на руки. — Зная его, я уверен в этом.

Она протянула руку, чтобы погладить его по волосам.

Но он увернулся от ее ласки и сел, поджав колени к подбородку и обхватив их руками. Лео нахмурился и помрачнел.

— Он был азартным игроком. Наше благополучие всегда зависело от того, сколько проиграет или выиграет в карты отец. Мы были либо при деньгах, либо совсем на мели. По большей части — последнее. Я потерял счет школам, в которых учился. Устал искать предлоги для объяснений. Сколько жилья нам пришлось сменить! Мы переезжали из дома в дом по ночам, тайком от кредиторов. Эти бесконечные судебные разбирательства… Так называемые друзья, которых было множество, когда отец был при деньгах, и которые исчезали, как только в доме становилось пусто. Слезы, которые проливала мать. А отец по-прежнему оставался верен себе. Всегда одет с иголочки. Настоящий денди. Красивый был мужчина. Любимец женщин. — Он убрал волосы со лба.

— И все это на деньги Беатрис?

— Очевидно, так. — Он потянулся за портсигаром.

Кэрри перехватила его руку.

— Лео, это не твоя вина. Это никак не связано с тобой.

— Я знаю.

Она смотрела на него, пока он закуривал и задумчиво выпускал колечками дым в потолок.

— Лео?

— М-м?

— Что ты собираешься делать с Анжеликой?

— Что я собираюсь делать? А что я могу сделать? Италия — свободная страна. Не могу же я запретить Анжелике оставаться в Багни-ди-Лукка, не так ли?

— Наверное.

— Если я не буду обращать на нее внимание, она сама оставит меня в покое.

— А если ты не будешь сторониться или избегать ее? — тихо спросила она.

Он быстро взглянул на нее, неуверенно пожимая плечами.

— Что ей от тебя нужно?

Он улыбнулся, но глаза его при этом оставались совершенно серьезными. Лео соскользнул с постели, подошел к окну и застыл, глядя на долину.

— Она хочет того, чего не хочешь ты. Чтобы я женился на ней.

— Лео…

Он повернулся с выражением нетерпения.

— Что? Что Лео? Я не выйду за тебя зам уж, потому что помешалась на той истории, что произошла пятьдесят лет назад, и уверена, что теперь придется каким-то образом расплачиваться? Я не выйду за тебя замуж, потому что сумасшедшая старуха убедила меня, что я буду наказана за это? Или, к примеру: Лео, я не выйду за тебя, потому что не люблю тебя настолько, чтобы расстаться со своей драгоценной свободой? Чтобы прожить с тобой всю жизнь? Любовник это одно, а муж — совсем другое. Так что ли?

— Нет! Ты же знаешь, что нет!

— Кэрри, я не вижу ничего, что могло бы препятствовать нашему браку. Моя точка зрения такова: то, что произошло с Беатрис, Леонардом и Генри давным давно, не имеет к нам никакого отношения. Сейчас важно одно — любишь ты меня или нет. Да или нет. Все очень просто.

— Ты же знаешь, все совсем не просто.

— Беатрис не хотела, чтобы мне достался ее дом. Все дело в этом, так? А если ты выйдешь за меня замуж, я буду иметь в нем свою долю.

— Ты уже имеешь ее, — ответила она тихо.

— Неужели? — В его словах было столько горечи, что она почувствовала физическую боль, будто он ударил ее. — Неужели? — Он потянулся за одеждой и, накинув на плечи рубашку, стоял, глядя на нее.

— Выходи за меня замуж.

Она бессильно уронила голову, и распущенные волосы закрыли лицо. Когда она подняла ее, Лео в комнате не было.

Эта ссора, после которой он ушел из дома, была похожа на летний ливень: такая же яростная, внезапная и короткая. Вскоре мир был восстановлен.

В течение нескольких дней Лео оставался таким, как прежде — любящим, ласковым, заботливым и больше не пытался разговаривать с ней на тему замужества. Кэрри начала уже надеяться, что он смирился с ее отказом или, по крайней мере, дает ей возможность разобраться в самой себе. Почти все свое время они проводили дома или в саду. Ящики из-под чая давно выдворили на чердак, а дом, благодаря неустанным заботам Изабеллы и Кэрри, вновь стал самим собой — просторным, со вкусом обставленным и гостеприимным. Кэрри с удовольствием бродила по комнатам, вдыхая приятный запах полировки и свежести, любуясь старинной мебелью, шторами и коврами. Хотя обивка и ткани уже выцвели, однако время было не властно над их элегантностью и изяществом. Каждый день Кэрри находила что-нибудь, что вызывало у нее восхищение: картину, которую не замечала прежде и которая при новом освещении привлекала к себе ее внимание, крошечный серебряный наперсток или вазу из венецианского стекла.

В саду тоже наметились перемены. Теперь, глядя на него, никто не посмел бы назвать его заброшенным. Хотя сделано было не так много, как хотелось бы Кэрри. Планы по реставрации сада, намеченные ею, были немалыми. Молодые итальянцы, нанятые в качестве садовников, оказались не слишком усердными, хотя Кэрри отдавала должное их жизнерадостности. Тем не менее, под бдительным присмотром Кэрри медленно, но верно разрушенные террасы были восстановлены, а сорняки прополоты. Кэрри часами изучала планы сада, которые составляла еще Беатрис, удивляясь, как много из задуманного бабушка успела сделать.

Как-то прогуливаясь по саду, на самой верхней террасе она обнаружила много больших глиняных горшков, в которые посадила яркую пахучую герань. И теперь, в жаркие знойные дни, герань буйно расцвела на террасах, благодаря за заботу крупными пышными шапками цветов самых разных оттенков. Кэрри расставила часть горшков на террасе возле кухни, а остальные на балконе в башенной комнате, хотя, как оказалось, это была не лучшая ее идея. Пару дней назад один из таких глиняных горшков свалился на землю рядом с тем местом, где она стояла, чем напугал ее до смерти. Ей пришлось заставить Лео переставить горшки на более безопасное расстояние.

Однажды на рассвете по предложению Лео они отправились в горы верхом на ослах, чтобы своими глазами увидеть расположенную на одной из вершин живописную деревушку Монтефегатези. Кэрри пришла в полный восторг. Воздух в горах был прохладнее, чем в долине, а луга, что расстилались выше лесной полосы, все еще изобиловали яркими цветами поздней весны. Они взяли с собой корзину с провизией и теперь, сидя на камне под ослепительно ярким солнцем, что сияло на прозрачно-голубом небосклоне, с аппетитом подкреплялись немудреными припасами. Воздух был столь же пьянящим, как вино, которое Лео, как всегда, щедрой рукой подливал в бокалы.

— Какой изумительный, чудесный день! — Кэрри раскинула руки, точно хотела обнять весь мир.

Прелестная маленькая деревушка прилепилась высоко на вершине горы напротив того места, где они сидели. Единственное свидетельство цивилизации среди девственной природы. Ниже под деревней паслось небольшое стадо коз. Даже на таком расстоянии до них изредка долетал перезвон колокольчиков.

Лео показал туда, где узкая тропинка, извиваясь, поднималась высоко в горы.

— Ну, что, отважная путешественница? Рискнем подняться немного выше? Вид с вершины, должно быть, просто восхитительный.

Кэрри с сомнением рассматривала тропу.

— Кажется, это козья тропа. Ты уверен, что она вообще куда-нибудь ведет?

— Разумеется, ведет. — Он вскочил на ноги и протянул ей руку. — Ну, давай попробуем. Животных можно оставить здесь. Они тут в полной безопасности. Пойдем.

Его глаза искрились озорными смешинками, свежий ветер трепал на лбу прядь непослушных волос. Она поднялась и оказалась в его объятиях. Его губы были прохладными, требовательными и терпкими от вина.

— Осторожнее, — мягко пошутил он, когда она, наконец, оторвалась от него, — осторожнее, моя дорогая кузина. Если мы видим отсюда деревню, держу пари, вся деревня видит нас, как на ладони. Мы ведь не хотим никого шокировать, правда? Ну, теперь вперед. Кто знает, что мы там найдем?

Они стали подниматься вместе, держась за руки. Поначалу козья тропа поднималась полого, но потом неожиданно круто взвилась вверх по беспорядочному нагромождению камней. Кэрри потянула его назад.

— Это скорее похоже на восхождение, чем на прогулку. Может, не стоит…

— Не бойся. — Он повлек ее за собой. — Я здесь, с тобой. Ничего не случится. — Он обнял ее и жадно поцеловал в губы. — Я еще никогда не занимался любовью на вершине горы. Пойдем, я хочу это сделать!

То ли пьянящий горный воздух так подействовал на нее, то ли выпитое вино, то ли радость от того, что он рядом, только Кэрри почувствовала вдруг прилив такого безрассудного счастья, что пред долей он ей сейчас прыгнуть со скалы, на которой они находились, и полететь, она, не раздумывая, согласилась бы. Она протянула ему руку.

Пройдя полпути, она вновь пожалела о том, что согласилась на эту авантюру. Подъем быт слишком крутой и опасный, а тропа — узкой и ненадежной. От высоты у нее слегка кружилась голова. Дважды ей пришлось останавливаться и закрывать глаза, чтобы сохранить равновесие. Но рядом всегда был Лео. В любую минуту она могла опереться на его сильную руку. Когда они достигли вершины, Кэрри тяжело дышала, а нош ее дрожали от напряжения и усталости. Однако ей пришлось признаться, что усилия стоили того.

— Лео! Мы словно на вершине мира!

Запрокинув голову и раскинув руки, Кэрри сделала шаг вперед. Мелкие камни покатились из-под ног, срываясь в пропасть, и она слегка испугалась.

— Кэрри! — Смеясь, он схватил ее и притянул к себе. — Ради Бога, умоляю тебя, будь осторожнее! Отойди подальше от обрыва, вот сюда, — он увлек ее за собой к расщелине в скале. — Посмотри, какое прекрасное место. Как раз то, что нам нужно.

Он сбросил с плеч маленький рюкзак, вынул из него клетчатый шерстяной плед и расстелил его на большом плоском камне. Она стояла не двигаясь, глядя на него широко распахнутыми глазами. Он выпрямился и повернулся к ней.

— Я долго ждал этой минуты. Я хочу, чтобы ты разделась, любимая, — сказал он тихо. — Сними с себя все-все. Я хочу видеть тебя всю, пока мы будем любить друг друга здесь, под этим небом и теплым солнцем. Пожалуйста, разденься.

Низкий тембр голоса, его слова вызывали трепет, завораживали. Его близость и волнение возбуждали ее. Слегка улыбнувшись, она бросила ему вызов.

— Сначала ты.

Лео улыбнулся уголками губ, в его глазах светилось желание, которое вызывало ответную реакцию в устремленных на него глазах любимой женщины.

— С удовольствием.

Быстрыми и ловкими движениями он сбросил одежду, не отрывая глаз от Кэрри. А она смотрела на него, не испытывая никакого смущения. Его кожа была гладкой и очень белой, кроме золотистого треугольника на шее и ровного загара на лице и руках.

Кэрри замерла.

— Лео… — только и прошептала она, глядя на него затуманившимися глазами.

Он приблизился к ней, опустился на колени и прижался губами к ее руке.

— Теперь, — сказал он, покрывая поцелуями ее ладони, — твоя очередь.

Дрожь пробежала по ее телу. Медленно, вещь за вещью он помог ей освободиться от одежды. Его руки обнимали ее, гладили атласную матовую кожу спины, сжимали талию, бедра. Он освободил ее волосы от заколок. Мягкий узел на затылке ослаб, и волосы шелковистым потоком хлынули ей на спину и грудь. Лео с наслаждением зарылся в этот пушистый водопад, в котором путалось ласковое солнце.

— Если бы ты была моей, — сказал он с жаром, — я запретил бы тебе одеваться — в любую минуту ты мне нужна именно такой.

В его жарком дыхании Кзрри ощутила страдание. Лео привлек ее к себе. Страсть их была пылкой, неистовой. Они двигались в едином ритме, словно возносясь к вершинам страсти и опускаясь на дно безумия. Лео откинулся на спину, и Кэрри вознеслась над ним с длинными развевающимися волосами, словно амазонка.

Это был экстаз чувственного наслаждения, перед которым бессилен разум. Они были одни во всей вселенной, воспаряли над землей, сближаясь и удаляясь, страдая и наслаждаясь.

Солнце плыло по небу, а легкий свежий ветерок ласкал их влажную, покрытую бисеринками пота кожу. Наконец Кэрри пошевелилась, перевернулась на спину и, приподнявшись на локте, поцеловала его в длинные пушистые ресницы.

— Лео, нам пора идти. Иначе стемнеет прежде, чем мы спустимся.

Он мечтательно улыбнулся, лаская ее упругие груди.

— Почему бы нам не остаться здесь?

Она шутливо прикусила мочку его уха.

— Не будь глупеньким.

— У нас есть здесь постель, — сказал он, уворачиваясь и дразня ее увеличившиеся соски. — Что еще нужно?

— Ужин, — ответила она. — Я голодна, как волк.

Он простонал.

— О, Боже, что за женщина! Где романтика твоей души? Голодна!

Она радостно засмеялась.

— Я так проголодалась, что готова съесть все, что найдется в доме, — решительно повторила она, потянувшись за юбкой. — Пойдем же! Или мы действительно останемся тут на ночь. А как же тогда наши несчастные ослики? Подумают, что мы их бросили!

Ссора на следующий день возникла так быстро и неожиданно, что Кэрри не могла вспомнить, с чего все началось. Они добрались до дома, когда сумерки уже переходили в ночь. Лео настоял на том, чтобы откупорить еще одну бутылку вина. Ока легла спать уставшая, захмелевшая, с тяжелой головой и спала как убитая до тех пор, пока не почувствовала, как Лео мечется возле нее весь в поту. Опять кошмарный сон!.. Как. ребенка, она прижала его к себе, когда он проснулся, стараясь успокоить. И как это часто случалось прежде, когда он приходил в себя после пережитого ужаса, Лео отвернулся от нее, сжатый как пружина. Наутро, как всегда после такой ночи, он выглядел совершенно измученным.

— Лео, что это? Что тебе все время снится? ~— допытывалась Кэрри. Ее сердце ныло от боли.

Не поднимая глаз, он нехотя выдавил.

— Не знаю. Я ничего не могу вспомнить.

Она долго недоверчиво смотрела на него, потом неуверенно произнесла.

— Мне трудно поверить в это. Может быть, это как-то связано с войной? Я слышала, что некоторые…

— Оставь это, Кэрри. Пожалуйста, не надо об этом. — Лицо его побледнело.

— Лео, послушай меня! Ведь я только пытаюсь помочь тебе. Я подумала, если бы ты рассказал о том, что тебя мучит…

Он устало провел рукой по волосам.

— Извини. Но мне не хочется говорить на эту тему. Оставим это. Прошу тебя, пожалуйста.

Поднявшись, Лео все больше мрачнел, становясь раздражительным и придирчивым. И Кэрри действительно почувствовала облегчение, когда в полдень он сказал, что собирается прогуляться в деревню. Кэрри надеялась, что прогулка развеет его плохое настроение. Однако, когда он вернулся через несколько часов, было совершенно очевидно, что «прогулка» привела его прямиком в бар Сан-Марко. Она поняла это сразу, лишь увидев его на пороге с угрюмым лицом и тяжелым остекленевшим взглядом. Последнее время он пил часто и много, хотя всегда сохранял при этом ясную голову и уверенность движений.

Кэрри не хотелось встречаться с ним в таком состоянии. Она уединилась на. кухне и некоторое время ей удавалось избегать его. Она старалась ничем не привлекать его внимания, но вскоре Лео нашел ее. Он был пьян сильнее, чем думала Кэрри и говорил чзпгь ли не злобно, насмешливо, с издевкой, наслаждаясь ее растерянностью. Она старалась не обижаться и предложила ему чаю, но он отказался, предпочитая очередную порцию вина. Стараясь избежать ссоры и найти нейтральную тему для разговора, Кэрри поблагодарила его за прогулку в горы.

— Это я должен благодарить тебя, — цинично заявил он.

Какой бы ничтожной ни была та искорка, из которой разгорелась ссора, Кэрри никогда не забыть эту яростную ожесточенность. Позже ока сравнивала ее с беспощадным огнем, что бушует, раздуваемый ветром, пожирая все на своем пути, становясь все более устрашающим и разрушительным. Слово за слово развернулась безобразная сцена и к тому времени, когда всплыла их самая больная тема, оба были разъярены, но в отличие от Лео, Кэрри была вся в слезах.

— Лео, пожалуйста! Я уже пыталась объяснить…

— Объяснить? — Неожиданно его голос стал ледяным. — Объяснить? Что ты объяснила? Ничего! Ты не привела ни одного разумного довода чтобы объяснить, почему ты отказываешься выйти за меня замуж. Одни нелепые выдумки, одна смешнее другой! Уж не обессудь, моя дорогая, — Кэрри передернуло от его едкого сарказма, — но мне трудно поверить тебе. Я вижу единственное возможное объяснение — ты не любишь меня.

— Это неправда!

Не обращая внимания на ее протест, он продолжал.

— Ты любишь недостаточно сильно, чтобы довериться мне и выйти за меня замуж. Что же мне остается? Ты подумала об этом? Ты вообще когда-нибудь думала о том, каково мне? — Он потянулся за пиджаком, не сводя с нее тяжелого взгляда. — Так ты говоришь, Анжелика вернулась в Багни?

— Лео, прошу тебя!

Он неожиданно сделал шаг вперед, схватил ее за запястье и сжал с такой силой, что у нее на глаза навернулись слезы. Понимая, что причиняет ей боль, он по-прежнему крепко держал ее руку.

— Я знаю, где мне будут рады, — медленно сказал он, глядя ей прямо в глаза. — И знаю, где я не нужен. Ты считаешь меня глупцом? Спрашиваю в последний раз — ты выйдешь за меня замуж?

Она открыла рот, чтобы ответить «да». Все, что угодно! Все, что угодно, лишь бы только удержать его, не дать уйти к той женщине. Но слова Мерайи «Не выходи за него, детка. Обещай мне» колокольным набатом отозвались в ее сознании. Движимая неведомой силой, которой не могла противостоять, она сказала:

— Если хочешь, уходи. Я не стану умолять тебя остаться. — Слезы ручьем бежали по ее щекам. — Уходи. Если это должно случиться, то лучше скорее. Иди к Анжелике. Она моложе, красивее, мужчинам нравятся такие… Ты ей нужен.

Рука на запястье сжалась еще крепче.

— А тебе?

— Мне тоже, — выдохнула она, рыдая, но ее слезы не производили на него никакого впечатления. — Ты знаешь…

— Сомневаюсь, — возразил он, продолжая покачивать головой. Затем очень осторожно отпустил ее руку и отступил назад, покачивая головой. — Сомневаюсь, любимая…

Потирая рукой ноющее от боли и покрывшееся кровоподтеками запястье, она смотрела, как он уходит. Потом услышала, как он сбежал вниз по лестнице, а через несколько мгновений послышались его шаги в холле. Она не верила, до самого конца не верила, что он уходит от нее. Вопреки всему она надеялась, что он не уйдет. Не сможет же он уйти, оставив ее в слезах и не сказав ей ни слова на прощание?

Как бы в ответ на немой вопрос хлопнула входная дверь.

Из окна она увидела, как он с маленьким чемоданом в руке удаляется по дороге. Слезы застилали ей глаза, но она все смотрела на дорогу до тех пор, пока он не исчез за деревьями.

Глава двенадцатая

Она сказала себе, что на этот раз не будет переживать. Она часто говорила себе это. Она сумеет все преодолеть и оправится после этой потери. У нее было все, о чем она мечтала — дом, сад, свобода. Но часто, слишком часто ей приходилось напоминать себе об этом.

Как и прежде боль утраты была невыносима. Ока жаждала его, изо всех сил стремилась к нему. Ей так не хватало его — в доме, за столом, в постели. О, боже, особенно в постели!

Куда он мог уйти, с кем мог быть сейчас? Она просто не могла больше об этом думать. Кэрри старалась не вспоминать их последнюю ссору и последовавший за ней разрыв. Малейшее воспоминание о ней вызывало в душе горечь и боль и кончалось всегда одинаково — слезами. Лео был не из тех мужчин, которые долго могут жить без женщин, а Анжелика была необыкновенно красива.

«Ну и пусть! Пусть остается с ней, — упрямо твердила себе Кэрри. — Мне без него намного лучше.»

Иногда ей почти удавалось убедить себя в этом. Как ни любила его Кэрри, как ни тосковала по его ласкам, как ни нуждалась в его умении разжечь в ней огонь желания и утолить ею, тем не менее она не могла не признаться себе в том, что иногда поведение Лео вызывало у нее тревожные предчувствия. Порой ей казалось, что под маской благожелательности скрывается иной человек, непредсказуемый и так ею и не понятый. Человек, которого она совершенно не знает, который может быть жесток и беспощаден. И какие бы объяснения его поведению Кэрри не находила, как бы ни старалась его оправдать, она впервые призналась себе в том, что он пугал ее. Конечно, ей будет без него лучше. Но она по-прежнему плакала.

Долгие часы Кэрри проводила в саду, работая от темна и до темна, занимаясь тяжелой мужской работой, сознательно изнуряя себя, чтобы потом свалиться без сил и уснуть хотя бы на пару часов. Ее молодые работники были искренне озабочены непонятным рвением своей хозяйки. «Сеньора не должна поднимать тяжелые камни, таскать бревна, копать каменистую почву. Сеньора не должна быть так долго на солнце.» Но сеньора только качала головой, с улыбкой благодаря их за заботу, и не обращала внимания на советы. Сеньора испортила себе руки и надорвала спину. Сеньора обгорела под палящими лучами солнца, а когда наступали сумерки, засиживалась допоздна при свете лампы, изучая бабушкины планы переустройства сада и делая пометки.

Но несмотря на усталость, Кэрри спала лишь по два-три часа в сутки. Она похудела и осунулась.

Фактически превратив себя в затворницу, Кэрри совсем перестала появляться в Багни. С одной стороны — ей было бы нестерпимо видеть Лео и Анжелику вместе, с другой — все деревни похожи одна на другую, когда дело касается сплетен и пересудов. Ей пришлось бы ловить на себе понимающие и сочувствующие взгляды. Кэрри всячески стремилась избежать этого. За продуктами теперь ходила Изабелла, она же навещала Мерайю, передавая от Кэрри небольшие подарки или деньги. Если Мерайя и просила что-нибудь передать ей на словах, Кэрри никогда об этом не слышала, поскольку Изабелла не говорила по-английски, а Мерайя не умела писать.

В первые две недели после ухода Лео дважды наведывалась Мэри Уэббер. И в обоих случаях Кэрри панически спасалась бегством, скрываясь от нее в саду. Изабелла отвечала, что хозяйки нет дома. К огромному облегчению Кэрри, у этой женщины хватило ума понять намек, и больше она не появлялась.

Прошло пять невыносимо долгих недель. Пять недель, в течение которых она пыталась примириться с мыслью, что никогда больше не увидит Лео.

Однажды Кэрри, взмокшая от работы в саду, вошла в дом выпить чашку чая и увидела на кухонном столе аккуратно сложенную записку.

Почерк Лео. Она узнала бы его везде.

Она стояла некоторое время, как вкопанная, не в силах сдвинуться с места, и глядела на клочок бумаги, прежде чем протянула к нему исцарапанную, грязную руку. Записка была короткой и грубой.

«Я в Сан-Марко. Если хочешь меня, приходи. Буду ждать до вечера. Не позже.»

Она подняла голову. Если хочешь меня, приходи.

Потом рухнула на стул и закрыла лицо руками.

Если хочешь меня, приходи.

Даже с закрытыми глазами она ясно представила себе его смеющееся лицо. Увидела, как он смотрит на нее, прищурив глаза, в желании обладать ею. Увидела, как он наклоняет голову, чтобы закурить сигарету, и его лицо освещается пламенем, и этот его характерный жест, когда он откидывает волосы со лба.

Если она хочет его?

Буду ждать до вечера. Не позже.

Странно, но часть ее сознания упрямо боролась с подсознательным стремлением броситься к нему немедленно. «Подумай, — спрашивала себя Кэрри. — Чего же ты все-таки хочешь?»

«Лео! — отвечала она себе же. — Я хочу Лео».

Сан-Марко находился в десяти минутах ходьбы от виллы. Полдень был тихим и жарким. Резко, раздражая слух, стрекотали цикады. Из-под ног Кэрри поднималась пыль… В теплом воздухе витал густой аромат розмарина и тимьяна. Сквозь деревья внизу прогладывали крыши домов. Небо, такое яркое, что резало глаза, напоминало раскаленную добела кованую из металла гигантскую чашу.

В маленькой деревушке было тихо. Спасаясь от полуденной жары, жители попрятались в домах, закрыв ставни и двери. Бар стоял неподалеку от неровной, в выбоинах, дороги. Приземистое ветхое строение пряталось в тени огромного каштана. Ей еще не приходилось бывать здесь. Ступив внутрь с ослепительно яркого солнца в полутемную комнату, окна которой были прикрыты ставнями, Кэрри неуверенно остановилась на пороге, ожидая пока глаза привыкнут к полумраку. Комната освещалась только слабыми лучами света, которые просачивались сквозь неплотно прикрытые ставни. Спустя несколько мгновений ее глаза привыкли к полумраку, она огляделась вокруг и почувствовала, что мучительно краснеет.

Небольшое помещение выглядело неряшливым. Стояла удушающая жара. Воздух: был пропитан густым и едким табачным дымом. Отвратительно жужжали прилипшие к окнам мухи. Слева расположилась маленькая, покрывшаяся темными пятнами стойка бара. Несколько столов, накрытых клеенками, были расставлены в глубине комнаты… Почему-то Кэрри ожидала, что они с Лео окажутся наедине. Почему — она не могла толком объяснить, просто так представляла их встречу.

Но ошиблась.

Развалясь за столиками со стаканами в руках, в баре сидело более дюжины местных мужчин. Бармен, облокотившись на стойку бара, с интересом разглядывал новую посетительницу блестящими от возбуждения глазами. По правде говоря, они все рассматривали ее. Она стала центром внимания всех, кроме Лео. Он один делал вид, что ничего не произошло, и даже не поднял на нее глаз. Разговоры смолкли. И в полной тишине особенно явственно заскрипел стул, когда один из мужчин перестал качаться и со стуком сел прямо, чтобы лучше рассмотреть Кэрри.

Лео сидел за столиком в дальнем конце комнаты. Его длинные пальцы сжимали стакан, содержимое которого он сосредоточенно изучал.

От стыда Кэрри, казалось, приросла к полу. Сердце готово было выскочить из груди. У нее дрожали ноги. Мучительно страдая от смущения, она не знала, что делать, и надеялась, что Лео подойдет к ней, заговорит, улыбнется. Что как-нибудь разрядит эту ситуацию.

Но он не шелохнулся, хотя не мог не догадаться, что она здесь. Внезапно ее охватила бессильная ярость от этой намеренной жестокости. Понятно. На этот раз — ее очередь прийти к нему. На какое-то мгновение возникло острое желание повернуться и уйти, не дать ему торжествовать победу. Если бы она хоть на секунду поверила в то, что он последует за ней, она бы так и сделала, олько Кэрри почему-то ’знала, что он не сдвинется с места. Когда всеобщее оцепенение прошло — присутствующие пришли в движение, возобновились прерванные разговоры, — она направилась к его столику, всей кожей ощущая липкие плотоядные взгляды, сопровождавшие каждый ее шаг, каждое движение.

Она остановилась рядом с его столиком, но не села, а продолжала стоять до тех пор, пока он не поднял голову и не взглянул на нее с показным равнодушием. Холодность его была столь явной, что не могла не ранить ее сердце.

— Итак, ты все-таки пришла.

— Да. Ты думал, я не приду? Он пожал плечами.

— Не знаю.

— Лео, ты сам принес записку?

— Да.

— Тогда почему… почему ты не поговорил со мной дома? Почему заставил меня прийти сюда?

— Я хотел знать, готова ли ты сделать ради меня хоть что-нибудь.

— Я здесь. И теперь, Лео, ты вернешься домой? Почему бы тебе не вернуться домой?

Он медленно покачал головой.

— Еще не время.

— Но почему, Лео? Почему еще не время?

Он не ответил, продолжая пристально смотреть на нее. И неожиданно Кэрри поняла его намерения.

— Ты поднимешься со мной наверх, — властно приказал он.

— Лео, нет! Не надо этого, пожалуйста.

— Наверх.

Он залпом осушил стакан, поднялся и, не глядя на Кэрри, прошел мимо нее к двери в другом конце бара. Один из наблюдавших за ними мужчин что-то сказал вполголоса соседу, тот засмеялся и сделал жест, значения которого Кэрри не знала, поняла только, что он неприличный, отчего ее и без того пылающие щеки покраснели еще больше.

Не оглядываясь, Лео толкнул дверь и начал взбираться по темной, узкой лестнице. Кэрри оказалась перед выбором, последовать за ним или стоять посреди бара под прицелом похотливых глаз.

Сознавая, что взгляды всех направлены на нее, и испытывая страшное унижение, она пошла вслед за ним.

Он ждал ее на тускло освещенной и дурно пахнущей площадке, прислонившись к стене коридора. При ее появлении он молча распахнул дверь номера. Это была крошечная и скудно обставленная комнатка: узкая, неудобная и неаккуратно убранная кровать, постельное белье на которой не отличалось свежестью, умывальник с тазом и кувшином с отколотым краем, да один покосившийся стул. Маленький чемодан Лео стоял на полу у стены. Было очень душно. Лео подошел к окну и раздвинул ставни, потом повернулся и посмотрел ей прямо в глаза.

Наступило долгое молчание и даже теперь, даже здесь он не сделал к ней первого шага. Это сделала Кэрри. Она не поняла, как очутилась у него в объятиях. И тогда его губы с невыносимой болью впились в ее. Ив этом поцелуе не было ничего, что можно было бы назвать любовью. Только дикое, необузданное желание и грубая сила. Только насилие. Только ожесточенность. Вскоре ее губы и руки были в синяках и когда она, пытаясь освободиться, укусила его губу, он укусил ее плечо с такой силой, что у нее перехватило дыхание от боли. Она ощутила вкус крови во рту. У них и прежде временами были довольно грубые любовные игры, но такого не было никогда. Он подмял ее под себя и овладел ею грубо, с яростью, не заботясь о том, чтобы быть нежным.

— Я причиняю тебе боль?

— Да.

— Тебе это нравится?

Она сжала зубы и не ответила.

Он еще крепче стиснул ее запястья, заставив ее вздрогнуть.

— Тогда скажи, чтобы я прекратил.

Но Кэрри не могла. Она оцепенела от того, что Лео смог доказать свою власть над ней таким мерзким способом. Самообладание окончательно изменило ей. Чувствуя себя совершенно разбитой, она натянула простыню до самого подбородка и, перевернувшись на живот, уткнулась в подушку. Она плакала от стыда и унижения, которому подверглась по собственной же глупости и доверчивости. Она плакала до тех пор, пока просто не иссякли все слезы, после чего, совершенно измученная и опустошенная, перевернулась на бок и уставилась в окно.

Лео долго лежал не шевелясь, прежде чем приподнялся на локте и тихонько стер с ее мокрой щеки последние слезы.

— Прости меня, Кэрри… Мне очень жаль, — хриплым голосом прошептал он, отводя с ее щек влажные шелковистые пряди.

В голосе Лео прозвучала такая отчаянная мольба, что сердце Кэрри сжалось от боли. Плечи ее затряслись от беззвучных рыданий. Теперь она уже плакала от страха перед своей любовью. Кэрри теперь боялась этой любви. Она поняла, что бессильна перед ней. Лео крепко обнял ее, легкими поцелуями осушая слезы.

— Лео, почему?.. Почему ты заставил меня прийти сюда? Почему ты так груб сегодня? Тебе действительно хотелось причинить мне боль?

— Да.

— Но почему? Почему?

— Не знаю. Если я отвечу «потому что люблю тебя» — это прозвучит абсурдно.

— Я так не считаю, — ее голос был тихим.

Он отвернулся от нее, соскользнул с крбвати и как всегда в тяжелые моменты потянулся за сигаретами. Он курил молча, с мрачным выражением лица.

— Лео?

Он обернулся.

— Ты все еще хочешь жениться на мне?

Он долго молчал, прежде чем сказать.

— Нет.

От невольного изумления у нее округлились глаза.

Лео взял ее руку.

— Ты была права. В этом нет необходимости. Какое значение имеет клочок бумаги? Ты пришла ко мне сегодня по доброй воле. Ты позволила мне заниматься с тобой любовью здесь, понимая, что люди внизу знают, что мы делаем. Ты позволила причинить тебе боль. Для меня этого достаточно.

— Это было испытание?

— Я не думал об этом, но… в общем, полагаю, что да.

Кэрри провела пальцем по его припухшей губе, которую она укусила.

— И я успешно прошла это испытание? — тихо спросила она.

Он улыбнулся.

— Да. Прошла. С развевающимися знаменами. А теперь…

— Что теперь?

— Теперь тебе придется стать очень смелой девочкой, принять приличный вид и подвергнуться еще одному испытанию — выйти отсюда. — Он поднялся и притянул ее к себе, зарывшись лицом в ее спутанные волосы. — Потом мы пойдем домой.

Она вскинула голову, чтобы посмотреть на него.

— Домой? Ты действительно вернешься? Ты в самом деле считаешь виллу своим домом?

— Да.

Она вложила свою ладонь в его руку и невесело улыбнулась.

— В таком случае, зачем попусту тратить врет на то, чтобы выглядеть тем, чем я не являюсь? Приличной девочкой? После того шоу, что ты здесь устроил? Ну, давай, веди меня домой.

Они вернулись к прежним отношениям с такой легкостью, будто между ними никогда не было ссоры. Дни тянулись долго, а ночи, теплые, напоенные ароматами цветущих растений, пролетали незаметно. Лео снова стал веселым и заботливым. Казалось, не было на свете ничего такого, что он не сделал бы для нее. Лето наконец полностью вступило в свои права. Было очень жарко. И Кэрри, не привыкшая к южному солнцу, легко обгорала. Лео потребовал, чтобы она как можно меньше бывала на солнце и проводила самые знойные часы в прохладной тени комнат. Если было необходимо сделать покупки в деревне, он ходил сам. Его беспечный свист доносился до виллы, пока он спускался вниз по дороге. На обратном пути он как правило поднимался в гору на чьей-либо повозке, не упуская возможности пообщаться на ломаном итальянском, если находились на то желающие.

В один из таких дней он вошел, помахивая английской газетой. Подойдя к Кэрри, он наклонился и поцеловал ее в лоб.

— А это тебе. Читай новости. Правда, они недельной давности, ну, ничего. Я полагаю, можно не переживать из-за того, что мы узнаем о новостях на неделю позже. — Он жизнерадостно улыбнулся. — Вообще-то говоря, я сомневаюсь, что кто-нибудь заметит это.

Она взяла газету, с восхищением глядя на его улыбку и ощущая тепло его руки на плече.

— Так что же там происходит? Что-нибудь интересное?

Он слегка пожал плечами.

— В Англии бастуют докеры. Сталин, очевидно, будет возглавлять коммунистов в России. Здесь власть полностью перешла в руки фашистов. В Германии — гиперинфляция. Что там еще? — Он склонился к ее уху и понизил голос до шепота. — Мне неприятно говорить тебе об этом, моя любимая, но о самой большой новости в Багни ты не прочитаешь в газете.

— Что такое? Что ты имеешь в виду?

— Нас. О нас все знают. Мы в немилости. Persona поп grata и всякое такое. — Его улыбка стала насмешливой.

— Почему? Что случилось?

Он снова поцеловал ее и пододвинул стул к столу.

— Сегодня утром меня явно проигнорировали трое местных жителей. Знаешь, это когда смотрят мимо тебя, словно тебя и нет. Видимо, наши с тобой отношения здесь не одобряют. Суровая кара! — Он усмехнулся. — Идиоты!

Она удивленно заморгала.

— Проигнорировали тебя? Ты хочешь сказать, намеренно?

— Вот именно. Это было сделано подчеркнуто. Мы, любовь моя, живем во грехе. А обществу это не нравится. То есть англо-саксонскому обществу.

Кэрри спокойно разложила на столе газету, разглаживая смятые уголки, и пошутила.

— Англо-саксонское общество знает, что делает, не так ли?

Он молчал так долго, что она вопрошающе подняла голову.

Лео стоял рядом, внимательно глядя на нее сверху вниз. Его взгляд, согревал теплом ее душу.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Как же я люблю тебя! — Он схватил ее за руки, рывком поднял на ноги и, притянув к себе, поцеловал. — Поедем со мной во Флоренцию.

— Что? — смеясь, она попыталась высвободиться из его объятий. — Сейчас? Сию секунду?

Он покачал головой.

— Глупышка!.. Завтра.

— Завтра? Вот так просто?

— Вот так просто. Соглашайся быстрей, иначе я могу передумать. Да или нет?

— Да.

— Знаешь, в чем твоя проблема? Ты такая нерешительная. С ума можно сойти. — Он прижался лицом к ее волосам. — Кэрри?

— М-м?

— Ты на самом деле так думаешь?

— О чем? О поездке во Флоренцию?

— Нет, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Она откинулась назад, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Да, Лео. Мнение ревнителей чужой нравственности мне действительно безразлично. К черту это общество! Сейчас у меня есть все, о чем я мечтала. Не одобряют — и не надо! Это не их дело, А теперь расскажи мне о Флоренции.

— Она прекрасна. Уверен, ты будешь в восторге.

Так и было. Они поселились в старой части города, В маленьком, живописном отеле, расположенном на Понте Веккио, единственном из восьми флорентийских мостов, на котором сохранились средневековые давки. Город очаровал Кэрри. Ей хотелось побывать в каждом дворце, музее и церкви, заглянуть на каждую улочку, посетить каждую площадь. Она восторгалась величественным собором Санта Мария дель Фиоре, построенном в форме латинского креста. Долго любовалась самым древним сооружением Флоренции — баптистерием, то есть крещальней, посвященным Иоанну Крестителю. Из трех бронзовых дверей баптистерия именно восточные, украшенные золотыми миниатюрами на сюжеты из Ветхого Завета, Микеланджело назвал «Вратами Рая». Она настояла на том, чтобы они взобрались на вершину колокольни Джотто, и оттуда наслаждалась видом знаменитого города торговцев — поклонников культуры и искусства. Эта колокольня являла собой столь неповторимо прекрасное сооружение, что в свое время император Карл V сравнил ее с драгоценным ювелирным изделием, которое флорентийцам следует хранить под стеклянным колпаком.

— О, Лео — посмотри! Разве это не чудесно? Город — как будто весь на ладони. Красные черепичные крыши — это так красиво!

Стоя рядом и огладывая окрестности с высоты птичьего полета, он снисходительно улыбался ее восторженности.

Она обняла его за талию, опустив голову ему на плечо.

— Спасибо, что привез меня сюда.

Она почувствовала, как он коснулся губами ее волос.

— Спасибо, что приехала со мной. С тобой Флоренция еще прекрасней. Насмотрелась?

— Да.

— Хорошо. Потому что я неожиданно понял, что от следующего стакана холодного кьянти нас отделяет всего несколько сот потертых ступенек. А потом…

— А потом? — спросила она, с улыбкой гладя ему в глаза.

— Потом, — твердо заявил он, — мы отправимся обратно в отель на сиесту.

— Но я не устала, — с невинным видом произнесла она.

— Разве речь идет об усталости, любимая?

Когда они вернулись на виллу, погода неожиданно испортилась. Сильный ветер хлестал по окнам несколько дней, и они вынуждены были оставаться дома. К Лео вновь вернулись его ночные кошмары. Кэрри снова просыпалась от того, что он метался в постели. Днем после подобных ночей он бывал раздражительным и придирчивым. На сей раз она не задавала ему никаких вопросов, опасаясь новых ссор. Поскольку работы в саду пришлось отложить, она сидела за кухонным столом, просматривая свои пометки в дневниках, которые сделала за прошедшие недели, и обдумывала будущие проекты.

— Я говорила тебе, что первоначально Беатрис намеревалась разместить беседку с фонтаном ближе к дому? — спросила она как-то раз. В горах снова загрохотал гром, в воздухе сгустилась духота, — В следующий раз, когда буду в Багни, я постараюсь найти кого-нибудь, кто разбирается в этом, и пригласит сюда. Мне бы хотелось перенести беседку на другое место. Было бы чудесно, если бы мы могли видеть ее отсюда. Не надо было бы взбираться туда с таким трудом, мы почаще бывали бы там.

Лео, нахмурившись, поднял голову от книги, которую читал.

— Не уверен, что это хорошая идея.

— Почему?

— Ради бога, Кэрри, подумай сама. Сколько усилий потребуется, чтобы перенести те статуи? Ты с ума сошла. Это совершенно невозможно. Они прекрасно смотрятся там, где стоят.

— Наверное, ты прав. Хотя я все-таки считаю, что это было бы здорово. Подумай. В любом случае, следует уделить внимание фонтану, В следующий раз, когда я буду в Багни, я поищу кого-нибудь, кто разбирается в этом.

Раскаты грома приближались. Лео вздрогнул и закрыл глаза рукой. Ока почувствовала, что ему стало нехорошо, придвинулась к нему и положила руку на плечо.

— Хочешь чаю?

Он покачал головой. Первые тяжелые капли дождя застучали по террасе. Резкий порыв ветра закачал ветви грушевого дерева. Лео тяжело поднялся, подошел к кухонному шкафу и вынул бутылку вина. Она молча смотрела, как он наливал себе в стакан, и покачала головой в ответ на его молчаливый вопрос.

— Нет, спасибо.

Он залпом выпил вино, налил еще и подошел к ней. Она узнала этот мрачный взгляд и вздрогнула.

— Пойдем в постель, — сказал он. — Сейчас.

— Лео…

Рука сомкнулась на ее запястье.

— Сейчас.

Благодарение всевышнему, депрессия у Лео продолжалась недолго. Уже через несколько дней с ней был прежний Лео, бодрый и оживленный. Энергия в нем била через край. Прошла неделя, потом другая, все ночи проходили спокойно. Вероятно, стремясь загладить свою вину перед Кэрри за перепады своего настроения, он придумывал всевозможные развлечения: пешие прогулки, пикники, вылазки в горы, стараясь отучить Кэрри от разных отговорок и подшучивая над ней.

— Ради Бога, оставь ты свой драгоценный сад хоть ненадолго! Вам полезно немного отдохнуть друг от друга. Впереди у тебя еще много времени. А пока — наслаждайся жизнью!

Он часто вспоминал, как они занимались любовью в горах, и уговаривал Кэрри еще раз подняться в горы к деревушке Монтефегатези. Наконец Кэрри согласилась. Эту вылазку он готовил с особой тщательностью: приготовил в дорогу еду, вино, коврики и даже подушки, На сей раз, говорил он, все будет еще прекраснее. Это будет их день. День, который они никогда не забудут. Он раздобыл ослов, упаковал корзины с провизией, и рано утром, на рассвете теплого августовского дня они вышли на тропу, которая вела в горы, к деревне Монтефегатези.

Лео был в приподнятом настроении. Он пел, подшучивал над Кэрри, рассказывал забавные случаи из жизни. Он откупорил одну из бутылок и пил из горлышка, пока они ехали. Солнце поднималось все выше, ослепительно сияя на прозрачном голубом небе. Тропинка стала круто подниматься вверх все выше и выше, петляя по лесу, заполненному пением птиц. Когда они миновали лес, а затем заросли колючих кустарников и выехали на горный склон, солнце палило нещадно. В отдалении перед ними замаячила деревушка, прилепившаяся к вершине горы — цель их путешествия.

Лео с сожалением взглянул на опорожненную бутылку.

— Сначала заглянем в Монтефегатези, чтобы купить еще вина. Затем поднимемся в гору, к тому самому месту, которое мы нашли прошлый раз.

Он наклонился к ней, чтобы поцеловать. Ею губы пахли вином.

— А потом, моя любимая, мы займемся тем, чем занимались в прошлый раз, только теперь мы не будем спешить.

Кэрри запрокинула голову, наблюдая за стрижами и ласточками, которые носились высоко над ними в великолепном сиянии неба.

— Хотела бы я знать, правда ли, что стрижи занимаются любовью на лету? — задумчиво спросила она.

Лео засмеялся, откинув голову назад. Его смех звучал весело и непринужденно.

— Прекрасная идея, Кэрри. Возможно, нам тоже стоит попробовать.

Стоял знойный полдень, когда они поднялись в деревню по узкой, крутой тропе, которая привела их к небольшой, тенистой площади, вымощенной булыжником. Целая свора дворняжек встретила их яростным лаем. Собаки в безумном возбуждении сновали возле самых ослиных копыт, захлебываясь от лая и нарушая мирный покой дня. Начали открываться ставни домов. Послышались сердитые голоса. Рядом с баром на скамейке сидел старик. Его прищуренные глаза с любопытством разглядывали незнакомцев. Он замахнулся на собак палкой, и те, все еще продолжая лаять, бросились врассыпную по узкой деревенской улочке.

Со вздохом облегчения Лео сполз со своего осла и повернулся, чтобы помочь Кэрри.

— Не знаю, как ты, моя дорогая, но я не прочь спокойно посидеть на чем-нибудь, что не движется. Пойдем, выпьем чего-нибудь.

Бар, в который они вошли, как две капли воды походил на тот, что находился в Сан-Марко, только был меньше, прохладнее и без посетителей. Хозяин вышел им навстречу из-за обшарпанной стойки. Широко улыбаясь, он подвинул Кэрри стул и смахнул со стола салфеткой несуществующие пылинки, говоря при этом без умолку.

— Нам, пожалуйста, вина, — бойко сказал Лео по-итальянски, — и побольше, — добавйл он. — Это все, что я знаю по-итальянски. — Он потянулся, чтобы взять руку Кэрри в свою. — Любимая, ты, словно крепкое вино, кружишь мне голову. Я просто готов проглотить тебя.

Она лукаво прищурилась.

— Ты абсолютно уверен, чго хочешь выпить еще? Ты уже опустошил целую бутылку. Нам только не хватает, чтобы ты свалился с осла!

Он твердой рукой разлил по бокалам вино, принесенное хозяином.

— Ни в коем случае, моя любимая, ни в коем случае. — Он протянул ей стакан и чокнулся с ней. — За нас! За наш день!

За разговором они не заметили, как выпили графин вина, и Лео заказал еще, не обращая внимания на слабые протесты Кэрри. Деревню вновь окутала сонная тишина, какая наступает обычно днем в разгаре знойного лета. В тени густых деревьев дремали их ослики.

Лео сидел молча, о чем-то задумавшись. Вдруг он перегнулся через стол и взял руку Кэрри в свою, переплетя их пальцы. От его шуточек и легкого смеха не осталось и следа. Он пытливо всматривался в ее лицо.

— Ты еще не раздумала идти дальше? На вершину?

— Нет, не раздумала, — слегка удивившись, ответила Кэрри.

Он молча расплатился, и они так же молча вышли на улицу.

Проезжая мимо старика, Кэрри приветливо улыбнулась ему, а он с достоинством кивнул им в знак прощания.

Они решили устроить привал на одном из склонов. Лео достал из корзины хлеб, сыр, ветчину, а также фрукты и бутылку крепкого красного вина. Ели молча, говорить ни о чем не хотелось. После сытного завтрака Лео уселся на камень, вытянув длинные ноги, с неизменной сигаретой во рту. Его задумчивый взгляд был устремлен вдаль на великолепные, вздымающиеся ввысь скалы, что окружали их со всех сторон. Высоко в голубой дали парил орел, распластав огромные крылья и чутко реагируя на малейшее движение воздуха. Тишина была такая глубокая, что было слышно, как стучит сердце. Казалось, что не существует в мире ничего, кроме этого беспорядочного нагромождения скал, пронзительной тишины и беспощадного яркою солнца. Надвинув шляпу на лоб, чтобы защитить глаза от солнца, Кэрри внимательно вгляделась в профиль Лео, четко вырисовывающийся на фоне голубого неба. Она заметила его неподвижный взгляд, какую-то странную отрешенность. Что-то заставило ее осторожно спросить:

— Лео? Ты хорошо себя чувствуешь?

Несколько мгновений он молчал, словно не слышал вопроса.

Потом повернулся к ней со своей ослепительной улыбкой, и у нее чуть было не остановилось сердце.

— Да. Разумеется. — Легко и грациозно словно дикая кошка он поднялся с камня и со свойственным ему изяществом подал ей руку. — Ну, что ж, пора подниматься.

Кэрри уже успела забыть, каким крутым и головокружительным был этот подъем, а вино, которое она выпила по настоянию Лео, никак не облегчало эту задачу. И в этот раз, как ни странно, Лео не помогал ей, словно не замечая, как ей тяжело. Он устремился вперед, быстрый и решительный, твердо стоящий на ногах. Но ей пришлось проглотить обиду и, спрятав свою гордость, дважды окликнуть его, чтобы он подал ей руку. Камни выскальзывали из-под нот и, скатываясь по поверхности скалы, с грохотом падали вниз, в зияющую пропасть, которая разверзлась под ними в двух шагах и невольно притягивала взгляд. Кэрри стало страшно, и неожиданно она осознала, какой опасности себя подвергала. Все это уже не казалось увеселительной прогулкой. Когда она одолела только половину подъема, ноги уже предательски дрожали от слабости, а руки стали холодными и липкими от пота, хотя камни, за которые она цеплялась, нагрелись на солнце.

Наконец она вскарабкалась на выступ и оказалась на вершине. Мысль о том, что не было другого пути назад, кроме той самой тропы, по которой она только что с таким трудом взбиралась, не давала ей вздохнуть с облегчением.

Лео уже сбросил рюкзак и, повернувшись к ней лицом, поджидал ее. Стройный, худощавый и неулыбчивый.

Опасный. Кэрри усмехнулась про себя. Внезапно это слово вспыхнуло в ее мозгу тревожным сигналом. Да. Опасный.

— Лео? — Она не узнала свой тонкий испуганный голос. Предательская дрожь в ногах усилилась. Она медленно отступила от него назад и оказалась прижатой к скале. — Почему ты так странно смотришь на меня? Что случилось?

Он разглядывал ее.

Она не понимала, что с ним происходит и постепенно впадала в панику. Кэрри пыталась заставить себя успокоиться, говорить мягко, но твердо, так как прекрасно понимала, что дрожащий голос выдаст ее страх.

— Лео, извини меня, но я боюсь. Пожалуйста, давай спустимся вниз.

Он протянул к ней руку.

— Иди сюда.

Она отчаянно затрясла головой, еще сильнее прижавшись к скале.

— Кэрри. Иди сюда, — приказал он.

Наступила долгая мучительная пауза. Кэрри не двигались, словно ноги ее приросли к месту.

Тогда он сам медленно приблизился, обнял за плечи, привлек к себе и наклонился, ища губами ее губы. Тело ее мгновенно узнало его, вкус его губ, терпкий мужской запах и потянулось к нему. Мгновенно в ней вспыхнул огонь желания, как это случалось всегда при его прикосновении. Лео!.. Ее любимый… А вовсе не тот опасный незнакомец, которого следовало бояться и от которого надо бежать.

И в тот самый момент, когда она доверчиво расслабилась в ожидании его ласк и поцелуев, он резко повернул ее и теперь уже сам стоял спиной к скале. Она ошеломленно взглянула на него и поняла, что совершила ошибку. Увидев его враждебное лицо, Кэрри испуганно вскрикнула и отшатнулась. Теперь отступив от него с бешено колотящимся сердцем, она оказалась почти на самом краю пропасти.

Он медленно двинулся к ней навстречу.

Она сделала еще шаг назад. Гравий посыпался из-под ее ног.

— Лео. Лео! Что ты делаешь?

А ты еще не догадываешься, любовь моя? — свистящим шепотом проговорил он. — Я убиваю тебя… — голос его дрогнул.

— Но почему? Почему? Ведь ты говорил, что любишь меня.

— Ах да!.. Любовь… Какая сладостная и коварная штука, эта любовь. Мне не стоило об этом забывать…

Он сделал еще один шаг к ней. Объятая ужасом, не сознавая того, как близка она к краю пропасти, Кэрри решила не сдаваться.

— Любовь, — повторил он и на мгновение устало прикрыл глаза, словно от мучительной боли.

Кэрри сама от себя не ожидала такой прыти, но инстинкт выживания оказался сильнее страха. В тот момент, когда он отвлекся, она метнулась к нему, заставив его отшатнуться к скале, и вцепилась в его лицо ногтями.

Изловчившись, он схватил ее за запястья по-кошачьи цепко, отталкивая от себя. Доведенная до отчаяния, она каким-то чудом сумела устоять на ногах и дернулась в сторону, ударившись спиной о скалу. От острой боли перехватило дыхание, на глазах выступили слезы и скатились по щекам, оставляя мокрые дорожки. По спине стекало что-то мокрое и липкое. Кровь… Некоторое время они стояли тяжело дыша, лицом к лицу. Руки Лео крепко сжимали ее запястья, как это бывало и прежде. Долгое, мучительно долгое мгновение они смотрели друг другу в глаза. Что было в его взгляде? Гнев? Немой укор? Раскаяние? Вдруг он изменился в лице, словно судорога пробежала по нему Лео отпустил ее, потом медленно поднял руку и стер с ее щеки непрошенные слезы. Не отводя от нее печальных глаз, он отступил назад.

Ее объял ужас.

— Лео! Лео!

— Любовь, — снова произнес он — Кто бы мог поверить, что она существует?

Еще один шаг назад.

Она рыдала, не в силах совладать е собой, дрожа от ужаса и потрясения.

— Лео, нет, нет! Не делай этого!

Его голос звучал отстранение, взгляд голубых глаз был устремлен вдаль.

— Наверное, они тоже кого-то любили, во всяком случае, некоторые из них. Те люди, которых я убивал на войне. — Он вытянул руки и задумчиво посмотрел на них. — Знаешь, сколько оказывается существует способов убить человека голыми руками?

— Лео, пожалуйста, отойди оттуда, там опасно. Ты нездоров. Любимый, ты болен. Пожалуйста, отойди, пожалуйста, не делай этого.

— Болен. Да, видимо, ты права. А здоровы ли те, кто подчиняет тебя своей власти, выжимает из тебя все соки и посылает убивать других? А потом отбрасывает, как ненужный хлам. И ты остаешься наедине с ночными кошмарами и со своей совестью… Я тоже попробовал добиться своего теми методами, которым меня обучили.

— Лео, я не понимаю, о чем ты говоришь…

— Разумеется, не понимаешь. — Он сделал еще один шаг к пропасти и стоял на самом краю, с трудом сохраняя равновесие. — Я верю, что не понимаешь, и молю бога, чтобы так было всегда.

Из-под его ног покатился камень, он зашатался. Но когда сумел обрести равновесие, улыбнулся ей нежной, немного печальной улыбкой.

— Лео! — крикнула она что есть мочи.

— Итак, в чем же заключается величайшая трагедия жизни, моя любимая? В том, чтобы не исполнилось желание сердца? Или в том, чтобы оно исполнилось? Но беда в том, что я оказался человеком с подорванной репутацией. Настолько порочным, что неизбежно разрушу жизнь и счастье той, которую люблю больше всех на свете…

— Лео, умоляю тебя!

Он хотел еще что-то сказать, но — последнее неосторожное движение и камни градом посыпались в пропасть, увлекая Лео вслед за собой. Он вскрикнул лишь раз, когда его тело упало на острые скалы.

Потом наступила тишина. Ничего, кроме беспощадно яркого солнца и тишины, которая вторила эхом каждому шороху.

Глава тринадцатая

Солнце уже клонилось к закату, но было еще довольно светло, когда Кэрри, оглушенная свалившимся на нее несчастьем, с опухшим от слез лицом добралась по горной тропе к деревушке Монтефегатези. К тому времени, когда она, часто спотыкаясь и падая, дошла до деревенской площади, она уже выплакала все слезы.

Деревне, расположенной высоко в горах, не однажды приходилось бывать свидетелем несчастных случаев.

Потрясенную молодую женщину, потерявшую близкого человека, утешили, как могли. Тело погибшего подняли из ущелья и завернули в саван. Были сделаны необходимые приготовления, чтобы отправиться в Багни-ди-Лукка.

Ни у кого не вызывал сомнений тот факт, что произошла трагическая случайность. Рассказывая о случившемся, Кэрри не стала упоминать о попытке Лео убить ее. Зачем? Если бы она сделала это, неизбежно посыпались бы вопросы, на которые она сама не находила ответа.

Почему? Почему?

Звук ее шагов гулко раздавался в опустевшем доме. В комнатах за закрытыми ставнями было жарко и душно. И пусто…

Почему?

Британская община, осуждавшая Лео при жизни, казалось, перестала преследовать свою жертву после смерти. Во всяком случае, назойливая Мэри Уэббер, вечно сующая нос не в свои дела, не осталась в стороне и на сей раз превзошла сама себя. Впервые за все время Кэрри была ей благодарна. Не прошло и нескольких часов после возвращения Кэрри, как энергичная миссис Уэббер, забыв прошлые обиды, решила подняться на виллу и со всей своей решительностью и неистощимой энергией принялась помогать ей.

— Ну что же, разумеется вы не должны оставаться здесь в одиночестве. Я даже слышать об этом не желаю. Пойдемте со мной, дорогая, сейчас я приготовлю вам необходимые вещи. Без сомнения, будет намного лучше, если вы поживете несколько дней со мной в «Континентале», по крайней мере, до похорон. Отель в самом деле очень удобный, и я уверена, что смогу добиться для вас льготной оплаты — в койне концов, я давнишний постоялец сеньора Донителло. А вы пережили такую трагедию, ужасную трагедию. Вам надо побыть среди людей, которые могли бы разделить ваше горе. Вы не должны оставаться здесь в одиночестве и предаваться горестным размышлениям, просто не должны. Ну, моя дорогая, крепитесь. Пойдемте, покажите мне, что положить в вашу сумку.

Ослепленная горем, подчиняясь чужой воле, Кэрри позволила увезти себя с виллы. Однако, поселившись в отеле, она обнаружила, что ощущение ужаса и замешательства, в котором она пребывала, только усилилось. По крайней мере, вилла была для нее родным местом, где они с Лео пережили много счастливых минут. А здесь она оказалась одна среди незнакомых людей, вырванная из привычной обстановки. И неважно, что окружающие были к ней добры и внимательны. Ужасающее, почти нереальное чувство одиночества охватило ее.

Как к спасительной соломинке, она бросилась к Мерайе.

— Он пытался убить меня. Мерайя, он собирался убить меня! Я поняла это по выражению его лица. А потом, — Кэрри снова начала дрожать и крепко сжала руки, пытаясь справиться с собой. — А потом… Потом он сделал шаг назад, и все! Я не могла его удержать! — Она закрыла лицо руками. — Это было ужасно. Просто ужасно!

Мерайя молчала. В ее глазах застыло бессильное сочувствие. Теперь она выглядела совсем дряхлой старухой, невероятно худой и усталой. Ее иссохшая кожа была почти бесцветной.

Кэрри подняла голову и спросила в сотый, а может быть и в тысячный раз.

— Почему? Почему?

Мерайя покачала головой.

— Дурная кровь.

— Нет! Я не верю в это. Мерайя, он любил меня, я знаю, любил. Потому и не смог этого сделать.

— Он хотел, чтобы дом принадлежал ему, дорогая. Если бы ты погибла, все досталось бы ему одному.

— Я думала об этом. Но, Мерайя, в этом просто нет никакого смысла. У него уже был дом и все, что в нем. Я говорила ему, что он может взять все, что захочет. Он мог бы владеть всем, только попросив об этом, и знал это. Я любила его и отдала бы ему все, о чем бы он только меня ни попросил. — Она покачала головой в отчаянии. — В этом нет никакого смысла, — повторила она.

Мерайя устало откинула голову на подушку и закрыла веки.

— Возможно, ты уже никогда не узнаешь ответ, дорогая, — тихо сказала она. — Никогда.

Тогда Кэрри подошла к ней, опустилась на колени и легонько пожала ее крохотную сморщенную руку.

— Обещайте мне, что не расскажете никому о Лео. Пожалуйста, Мерайя, обещайте. Я не вынесу этого.

— Обещаю. — Она едва заметно кивнула головой, как бы подтверждая сказанное, но по-прежнему не открывая глаз.

Кэрри забеспокоилась.

— Мерайя, вам плохо?

Мерайя слегка приоткрыла глаза.

— Я уже старая, моя дорогая. Я устала жить. Я слишком многое видела.

Кэрри крепче сжала руку старушки.

— Мерайя, хотите жить со мной? На вилле? Я буду заботиться о вас. Там вам будет удобнее.

— Нет, — Мерайя устало покачала головой. — Я слишком стара для таких перемен, дорогая. Слишком стара…

— Но мне будет легче, Мерайя, если рядом будет кто-то, о ком я смогу заботиться, о ком буду думать.

К ее удивлению слабая улыбка коснулась тонких морщинистых губ.

— Тебе будет о ком заботиться, дорогая. Обязательно.

— Нет. Я больше никогда никого не полюблю. Я знаю.

— Ах, молодежь, молодежь!.. — нежно прошептала Мерайя. — Какие вы горячие!

Мерайя не пришла на похороны. Погода стояла чудесная. Церковная служба проходила в миниатюрной часовенке на вершине холма. Маленькое кладбище, утонувшее в тени высоких кипарисов было заполнено множеством людей, большинство из которых, скорее всего, никогда не встречались с Лео. Кэрри была тронута, а Мэри Уэббер позже пояснила ей, что в их небольшой эмигрантской общине считается недопустимым не посетить похороны соотечественника. Кэрри оказалась окружена доброжелательными людьми, которых искренне благодарила за соболезнование. Она принимала приглашения на ленчи и обеды, которые, правда, не назначались на определенное время и поэтому ни к чему ее не обязывали. Впрочем, у Кэррхг не было времени размышлять об этом. Только после того, как закончилась церковная служба и гроб с телом перенесли на кладбище, ставшее последним пристанищем Лео, вся чудовищность случившегося обрушилась на нее с новой силой. У Кэрри закружилась голова и застучало в висках. К горлу подступила тошнота. Покрываясь холодным потом, она остановилась, покачиваясь и едва сохраняя равновесие.

— Моя дорогая, — твердая рука Мэри Уэббер поддержала ее за плечи, — обопритесь на меня. Вот так. Закройте глаза. Мистер Уаллас, стул для миссис Стоу, пожалуйста. Быстрее.

— Нет, — слабым голосом возразила Кэрри. — Все в порядке. В самом деле. Извините. Просто небольшой обморок. Не беспокойтесь.

Но миссис Уэббер по-прежнему крепко держала ее. Кэрри подняла голову, и весь мир закачался перед ней. Она прикрыла веки.

— Я никогда не теряю сознание. — Ее голос звучал еле слышно.

— Все когда-нибудь случается в первый раз, моя дорогая. В данном случае нет ничего удивительного, — Мэри Уэббер неожиданно замолчала. — О, Боже! — воскликнула она с явным неодобрением в голосе. Провалиться мне на этом месте!

— Что? — спросила Кэрри, побуженная в свои мысли.

— Ничего, моя дорогая, ничего, — ответила миссис Уэббер неестественно оживленно. — Просто мне показалось, что я увидела кое-кого, вот и все. Должно быть, я ошиблась.

Но Кэрри открыла глаза. Тошнота и головокружение прекратились, и все встало на свои места.

Внезапно в толпе людей она ясно увидела ту, которая вызвала негодование Мэри Уэббер. Анжелика, одетая во все черное, с черной вуалью на лице, безмолвная и печальная, застыла словно статуя скорби. Неотрывным взглядом провожала она гроб Лео, который плавно проплывал мимо. Затем, видимо, почувствовав на себе взгляд Кэрри, она медленно повернула голову и, приподняв вуаль, открыла красивое, бледное лицо. На мгновение для них исчезло все окружающее. Остались только они вдвоем — Анжелика и Кэрри.

Лицо Анжелики, на котором застыли безутешная скорбь и страдание, вдруг исказилось от ненависти, выразительные глаза сверкнули, заставив Кэрри невольно вздрогнуть.

— Пойдемте, моя дорогая, — Мэри Уэббер была сама предупредительность, — вас ждут. — И она увлекла Кэрри к могиле, чтобы в последний раз проститься с Лео. Когда Кэрри вновь подняла голову, Анжелики уже не было.

Она знала, что рано или поздно ей придется вернуться домой и остаться наедине с пугающей пустотой, со своим горем. А еще с вопросами, так и оставшимися без ответа. В течение трех дней она покорно выслушивала советы и утешения Мэри Уэббер, а потом решила — все, достаточно, ей пора возвращаться домой. Для нее теперь не будет легких времен. Слишком многое изменилось в ее жизни, и чем скорее она повернется лицом к реальности, тем лучше.

Кэрри добралась до виллы после полудня, когда солнце уже прильнуло к кромке горы, отбрасывая длинные тени на долину. Было очень тепло. Племянник Мерайи, серьезный и обходительный, помог ей выбраться из повозки. И хотя они не могли свободно общаться, пока ехали по извилистой, крутой дороге, тем не менее она ощущала его молчаливое сочувствие. Когда он попрощался с ней кивком головы и со словами «Anivedefvi, signora» прыгнул обратно в повозку, прищелкнув языком на терпеливо дожидавшегося мула, она почувствовала необычайную грусть и остро ощутила свое одиночество. Потом долго стояла и смотрела ему вслед до тех пор, пока повозка не скрылась из виду в густой зелени придорожных каштанов. Она повернулась к двери с тяжелым сердцем и вставила ключ в замочную скважину.

Первое, что она почувствовала, толкнув дверь и ступив в холл, это запах сигаретного дыма.

Свежий сигаретный дым.

Леденящий ужас приковал Кэрри к месту, сердце бешено заколотилось, мощными толчками отдаваясь в висках.

Наверху отчетливо щелкнула закрывшаяся дверь.

— Кто там?

Свой голос показался ей чужим. Он прозвучал хрипло и надтреснуто. Горло сжало спазмом. Она прокашлялась.

— Кто там? — спросила она громче.

На лестничной площадке послышались шаги и вскоре на верху лестницы возникла женская фигурка. Непрошеная гостья остановилась на секунду» неотрывно глядя на Кэрри, потом начала медленно спускаться вниз.

— Что ты тут делаешь? — Страх неожиданно обернулся яростным гневом. — Какого черта тебе здесь надо? Как ты осмелилась войти в мой дом?

Анжелика помедлила, спустившись до середины лестницы. Изящная белая рука сжалась на перилах. Дым сигареты, которую она держала в руке, плавал вокруг нее. На ней была белая шелковая блузка, заправленная в плотно облегающие черные брюки. На тонкой талии затянут кожаный ремень, а вокруг шеи небрежно повязан ярко-красный шарф» который выделялся на нежной коже, словно кровавая полоса. Как всегда она была великолепна и уверена в себе.

От этой ее невозмутимости и оттого, что Анжелика вела себя здесь, как хозяйка, Кэрри просто задыхалась от ярости.

— Убирайся из моего дома! Немедленно!

Анжелика покачала темноволосой головой.

— О, нет! Не сейчас… — У нее был низкий хрипловатый голос с легким акцентом. — Я думаю, пришла время поговорить.

И она продолжила свой спуск по лестнице.

— Я хочу поговорить с тобой, Кэрри Стоу, — она процедила ее имя как проклятие.

Неожиданно Кэрри пришла на память встреча на площади несколько месяцев назад, когда она была потрясена неприкрытой ненавистью Анжелики.

— Хочу спросить тебя…

— О чем?

У подножия лестницы Анжелика швырнула сигарету на ковер и демонстративно раздавила ее каблуком. Потом подняла голову, и Кэрри пришлось собрать все свое мужество, чтобы не отшатнуться от лютой злобы, что полыхала в огромных темных глазах.

— О том… как ты убила Лео, — прошептала она. — Я хочу, чтобы ты рассказала мне об этом. Рассказала все. Я должна знать. Надеюсь, ты меня понимаешь? — И не дожидаясь ответа, она повернулась и направилась по коридору в кухню.

Кэрри немного постояла, все еще дрожа от потрясения и ярости, потом последовала за ней. Когда она вошла, Анжелика стояла у распахнутой настежь двери на террасу, закуривая новую сигарету.

— Итак? — спросила она очень тихо.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Анжелика презрительно хмыкнула.

— Зачем притворяться? Ты убила Лео, и мы обе знаем об этом.

— Нет!

Анжелика сделала два быстрых шага к столу и с силой хлопнула по нему открытой ладонью.

— А я говорю — да! Ты убила Лео. Ты убила его!

— Нет! Это неправда, неправда!

— Не лги мне!

Они неожиданно стали кричать друг на друга с искаженными от злости лицами и со слезами на глазах.

— Я не лгу, клянусь! — Кэрри стиснула руки на груди, в тщетной попытке успокоиться. — Анжелика, выслушай меня. Я не убивала Лео. Не убивала. Он… — она замолчала.

— Что? — Анжелика затаила дыхание, испытующе глядя на Кэрри сверкающими от гнева глазами. — Что он сделал?

— Он сам пытался убить меня.

К ужасу Кэрри Анжелика откинула голову назад и расхохоталась.

— Разумеется! Для этого он и повел тебя в горы. Неужели ты до сих пор ничего не поняла?

— Но почему, Анжелика? Зачем ему понадобилось убивать меня? Пожалуйста, скажи мне!

На бледном красивом лице появилась легкая ядовитая улыбка.

— Ты не понимаешь… — протянула. Анжелика. — Ты до сих пор ничего не понимаешь.

Кэрри растерянно пожала плечами.

И тут Анжелика снова рассмеялась, Кэрри зажала уши руками.

— Прекрати! Прекрати!

Анжелика оперлась руками о стол и подалась вперед. Лицо ее исказилось в злобной гримасе, полные губы насмешливо скривились.

— Что я хочу знать, — тихо проговорила она, — так это то, почему все перевернулось? Что произошло? Как ты сумела перехитрить его? Сильного мужчину, который прошел войну и которому не раз доводилось убивать людей голыми руками?

— Я не убивала его! Он покончил с собой. Просто сделал шаг назад и сорвался в пропасть. Да, он хотел убить меня, Я уверена, что он собирался сделать именно это. Но он не смог. — Слова, которые преследовали ее с того трагического дня в горах, до сих пор звенели в ее ушах, будто Лео был рядом, будто она слышала его голос. «Любовь. Кто бы мог поверить, что она существует?» — Он любил меня, — тихо произнесла она. — И перед смертью сказал мне об этом. Он покончил с собой, потому что любил меня.

— Ты лжешь!.. — с яростью прошептала Анжелика. — Ты лжешь, сука.

— Нет, не лгу. Я не убивала его. Я не смогла бы. Я тоже любила его.

— Любила? Ты?! Это просто смешно! Да знаешь ли ты, что такое любовь? — На мгновение с нее слетела маска отчаяния и злобы, и Кэрри увидела неподдельное горе и страдание этой женщины.

— Мы обе его любили, — тихо сказала Кэрри. — Я знаю. Но я не убивала его, Анжелика. Клянусь! Я сказала тебе правду. Он любил меня и не смог убить.

Анжелика сумела справиться с собой и ее лицо вновь стало холодным и непроницаемым. Она долго молчала, потом потянулась за сигаретой и, откинув голову назад, с наслаждением затянулась, наблюдая за Кэрри из-под полуопущенных ресниц.

— Должно быть, моя дорогая, ты всем приносишь несчастье, — сказала она наконец тихо, с издевкой. — Мужчины в твоей жизни умирают с пугающей регулярностью. Не так ли? Тебя это не удивляет?

Кэрри в недоумении уставилась на нее.

— Что ты имеешь в виду?

Анжелика невозмутимо промолчала.

— Анжелика, что ты имеешь в виду? — Сердце у Кэрри сжалось от дурного предчувствия, стало тяжело дышать.

Та не сводила с нее насмешливых глаз, и тонкая многозначительная улыбка кривила ее четко очерченный рот. Улыбка беспощадная, как укус змеи.

— Смерть Артура была несчастным случаем, — сказала Кэрри и даже сама уловила в своих словах неуверенность.

Анжелика только глумливо улыбалась.

— Это был несчастный случай. Он упал с лестницы.

Улыбка стала откровенно издевательской.

— Говорю тебе, он упал с лестницы!

Анжелика хлопнула рукой по столу так неожиданно и так резко, что Кэрри вздрогнула.

— Ты, маленькая, глупая сука! Несчастный случай, говоришь? Несчастный случай? Мой бог! Лео говорил, что ты наивная. Но он ничего не сказал о том, какая ты безмозглая дура! Как только он мог терпеть тебя?

— Прекрати! Убирайся вон из моего дома! Слышишь? Убирайся! — Кэрри была на грани истерики.

— А теперь скажи мне, глупенькая Кэрри, — Анжелика полностью владела, собой, и ее хриплый, низкий голос был совершенно невозмутим и разил беспощадно, как стрела, — где был Лео, когда это несчастье случилось с твоим мужем?

— Он был здесь. Конечно, он… — Кэрри осеклась.

Сочувственно улыбаясь, Анжелика вновь покачала головой.

— Дурочка, подумай еще раз. Подумай хорошенько… Я спросила тебя не о том, где был Лео, когда пришло известие о смерти твоего мужа. Я спросила, где он был, когда твой муж умер.

Наступившая тишина, казалось, длилась бесконечно.

— С тобой, — еле слышно прошептала ошеломленная Кэрри. — Я считала, он был с тобой.

На губах Анжелики промелькнула саркастическая улыбка. Она вновь отрицательно качнула головой.

— Нет, — не в силах поверить в страшную правду, прошептала Кэрри. — Нет!

— Да.

Короткое слово ударило Кэрри, как хлыст.

Солнце уже совсем скрылось за хорой, и длинная тень пролегла в комнату через проем распахнутой двери. Из печей домов Сан-Марко потянуло ароматным дымком. Где-то залаяла собака.

— Твоего мужа убил Лео, — жестко сказала Анжелика. — Он сломал ему шею и сбросил с лестницы.

Кэрри закрыла лицо руками.

— Нет, я не верю тебе.

— Не веришь? Перила были сломаны, не так ли? И прут для крепления ковра тоже. Лео знал свое дело. Он понимал, что убийство должно выглядеть, как несчастный случай. Твой муж был высоким, намного выше его. Лео мне сам рассказал эти детали. Ты понимаешь, о чем я говорю? Почему ты плачешь? Ты ведь хотела, чтобы твой муж умер.

— Нет!

— Да, — неумолимо продолжала Анжелика. — Взгляни на себя, Кэрри Стоу. Даже Лео со своими принципами был честнее тебя. Возможно, поэтому ты погубила его? Скорее всего, он признался, что не любит тебя. Говорят, нет ничего страшнее, чем ярость отвергнутой женщины. Даже такой опытный человек, как Лео, мог поплатиться за свою откровенность.

Кэрри в отчаянии подняла голову.

— Нет! Почему ты не веришь мне? Я не убивала Лео. Говорю тебе — клянусь! — он сам покончил с собой.

— Что ж, теперь мы на равных, так как теперь я не верю тебе. — Голос Анжелики был бесстрастен. — Он никогда не сделал бы этого! Я его знала лучше тебя. Это был закаленный человек, который всегда знал, чего хочет. В чем, в чем, а в этом сомневаться не стоит. Не думай, что я поверю, будто он смог измениться до такой степени.

Она швырнула окурок через открытую дверь на веранду.

— Ничего не понимаю, — устало пробормотала Кэрри.

— Это мое единственное утешение, — с горечью сказала Анжелика.

— Лео? Лео убил Артура? Чтобы я унаследовала дом?

Анжелика смотрела на нее.

— А потом пытался убить меня, потому что, — Кэрри запнулась, пытаясь отыскать в этом кошмарном уравнении какую-то логику, — потому что…

— Потому что он был твоим единственным родственником, и по итальянским законам — ты ведь не отдавала никаких иных распоряжений — дом перешел бы к нему.

— Но у него и так был этот дом. И Лео знал об этом. Я отдала бы ему все, что он только захотел бы.

Не отвечая, Анжелика повернулась и подошла к двери. Она стояла, глядя на мирную картину, что открылась ее взору.

— Может быть да. А может быть и нет. Приходило ли тебе в голову, маленькая сучка, что он, возможно, не хотел делить его с тобой? Возможно, он хотел разделить его со мной? Ты не думала об этом? — Она шагнула на террасу и обернулась, оказавшись спиной к солнцу. Яркий свет окружал ее гибкую фигуру огненным ореолом. — Скажи мне, просил ли тебя Лео снова выйти за него замуж? После возвращения?

— Нет.

— Вот видишь. Потому что не видел в этом необходимости. Потому что понял — поскольку он твой единственный живой родственник, то нет необходимости совершать еще одно преступление.

— Какое преступление?

— Двоеженство. — Анжелика замолчала, наслаждаясь произведенным эффектом. — Лео не мог жениться на тебе, маленькая сучка, хотя сначала и собирался это сделать. Он не мог жениться на тебе, моя глупенькая Кэрри, по одной простой причине — он был уже женат. На мне! — Она смерила Кэрри презрительным взглядом, — Не думаешь же ты, что найдется такой мужчина, который оставил бы меня ради тебя?

— Я не верю тебе… — безжизненно произнесла Кэрри, изо всех сил пытаясь унять мучительную боль, которую причиняла ей Анжелика.

— Тебе придется поверить.

— Он любил меня. Любил! Он говорил мне.

— Но мой бедняга Лео всегда был лгуном. Разве ты не замечала? — Анжелика прислонилась к косяку, сложив на груди руки. — Он, наверное, говорил тебе, что любил свою бабушку?

Ошеломленная Кэрри уставилась на нее, Анжелика покачала головой.

— На самом деле он ненавидел ее. Не мог простить ей, что она все оставила тебе, а ему — ни гроша. Лео не говорил тебе о своих карточных долгах? А, вижу, что нет. Бедняжка, ты еще многого не знаешь… — Она улыбнулась с притворным сочувствием.

Сквозь распахнутую дверь веранды в догорающих лучах заката Кэрри вновь увидела большую хищную птицу, парящую в небе.

— Он, наверное, говорил тебе, что ходил на могилу бабушки? Постоянное место паломничества, так сказать. — Она язвительно рассмеялась.

Кэрри отвернулась, на минуту прикрыв глаза.

— Я догадалась, что он там не был, — задумчиво сказала она. — Когда мы разговаривали о кладбище, он отвечал невпопад и я догадалась, что он не ходил на могилу.

— Вот как? Может быть, ты не совсем глупа. Почему же тогда ты не поймала его на этом?

Кэрри опустила голову.

— Я не хотела смущать его. Это было не так уж и важно. Я не придала этому большого значения.

Анжелика тихо рассмеялась, явно наслаждаясь растерянностью соперницы.

— Как ты ошибалась. Как ошибалась! Скажи, о чем ты еще догадалась?

— Не понимаю, о чем ты…

— Знаешь ли ты, что бабушкины вещи были положены, им в шкаф специально? А потом Лео сделал вид, будто случайно обнаружил их и попросил тебя примерить.

— Зачем? Зачем он это сделал?

Анжелика равнодушно пожала плечами.

— Это была своего рода игра. Вот и все. Просто игра, чтобы воскресить прошлое. Позже он пожалел об этом. После того, как ты начиталась этих дурацких дневников и познакомилась с этой старухой, ты стала отождествлять себя с бабушкой, и все пошло не так — игра была испорчена.

— Игра… — прошептала Кэрри.

— Да, игра, — злорадно подтвердила Анжелика. — А тот горшок с цветами, что упал с балкона? Он чуть не убил тебя, помнишь? Ты в самом деле поверила в случайность этого?

Глаза у Кэрри сами собой закрылись. Обе женщины долго молчали. Потом Кэрри подняла голову и спросила.

— Что еще мне неизвестно? Давай, рассказывай…

— Да много чего. — Анжелика решительно оттолкнулась от косяка и сунула руки в карманы брюк. Жестко улыбнулась одними губами. — Но ты никогда об этом не узнаешь. Никогда. Это будет моим утешением. Ты убила Лео! И я молю бога, чтобы до конца твоих дней его смерть преследовала тебя!

— Анжелика, я не… — в который раз начала было Кэрри.

Но той уже не было в комнате. Ее шаги послышались на ступеньках, а затем, едва слышные, прошуршали по гравию подъездной дороги.

И перед тем, как все стихло, Кэрри показалось, что до нее донесся смех.

Она не хотела верить тому, что услышала. Все пыталась убедить себя в том, что Анжелика лгала ей, потому что сама страдала и хотела побольнее задеть соперницу. Но чем больше Кэрри думала об этом — а эти мысли целиком завладели ее умом — тем больше верила в дурное. То, что Лео не стал бы колебаться относительно Артура, вполне могло оказаться правдой. И по времени все совпадало е тем, что рассказала Анжелика. Артур умер за два дня до того, как обнаружили его тело, потребовалось еще двадцать четыре часа для того, чтобы до нее долетело известие о его смерти. Так что по времени Лео мог это сделать и вернуться обратно, чтобы оказаться с ней. Более того, то, что он говорил, стоя на скале в день смерти, теперь приобретало особый смысл.

«Знаешь, сколько, оказывается, существует способов убить человека голыми руками?» И еще: «Но беда в том, что я оказался человеком с подорванной репутацией. Настолько порочным, что неизбежно разрушу жизнь и счастье той, которую люблю больше всех на свете…»

«…той, которую люблю больше всех на свете.»

К этим словам она возвращалась снова и снова. Они были единственным спасением от мучительных душевных страданий.

«…той, которую люблю больше всех на свете.»

Анжелика была права. Кэрри многого не знала о Лео. Многого, что вызывало в ней разочарование и жгучую боль. Но в одном Анжелика ошиблась. Как бы то ни было, Кэрри не убивала Лео. Он предпочел умереть сам, чтобы уберечь Кэрри. А это означает только одно — он любил ее. Чувство его было сложным, необычным и противоречивым. Но если Кэрри была в чем-то уверена, так это в его любви к ней. Сознание этого облегчало бремя ее страданий и одиночества.

Анжелика больше не появлялась ни в ее доме, ни в Багни. К спокойствию Кэрри ока исчезла после того мучительного разговора, словно никогда и не существовала.

Только ее слова оставили в душе Кэрри неизгладимый след. Ей не давала покоя мысль о том, что Анжел? ке, по-видимому, известно еще мноюе из того, что Кэрри должна была бы знать, но не знала. Вместе с исчезновением Анжелики исчезла и сама возможность раскрыть эти тайны. Кэрри старалась не вспоминать о прошлом. Еще одна раскрытая тайна, еще одна ложь любимого означали бы для нее новую боль и переживания. Все! Лучше не знать об этом.

Но она ошибалась.

Однажды утром, спустя три недели после встречи с Анжеликой, Кэрри заставила себя войти в башенную комнату. После смерти Лео это было в первый раз. Убирая в комнате, она обнаружила под кроватью знакомый кожаный чемодан.

Она положила его на кровать, бережно стерла с него пыль и долго не решалась открыть его. Глазам стало горячо от подступивших слез. Это было все, что осталось у нее на память о Лео. Единственная вещь, принадлежащая Лео. Он уходил с ним, когда оставлял Кэрри, и приносил обратно, когда возвращался. Именно этот чемоданчик стоял в углу той комнаты, когда они занимались любовью в тот день шесть или семь недель назад в баре Сан-Марко. Казалось, прошла делая вечность!..

Она осторожно погладила кончиками пальцев поцарапанную поверхность. Он здесь касался. Она притронулась к потертой ручке. Тут часто лежала его рука. Острое любопытство заставило ее решительно щелкнуть замочком и открыть чемодан.

Почти сразу же Кэрри обнаружила письмо.

Глава четырнадцатая

— Сеньора Стоу.

Навстречу Кэрри вышел щегольски одетый, франтоватый молодой человек. Его твердые шаги эхом отдавались в высоком просторном помещении.

— Добро пожаловать в галерею братьев Лазале.

Он взял ее руку своими тонкими гибкими пальцами и склонился над ней, слегка касаясь губами. Кэрри с трудом удержалась от непроизвольного желания вырвать руку. Лоснящаяся, напомаженная темноволосая голова поднялась и Кэрри убедилась, что предназначенная ей улыбка весьма напоминает волчий оскал.

— Меня зовут Джузеппе Лазале. Мы были очень рады получить ваше письмо. — Яркой белой полосой мелькнули в улыбке острые зубы. — Насколько я понимаю, вы узнали о нас от мистера Свона?

— Да.

— Я надеялся, что он приедет с вами. Мы не могли понять, что случилось. Мы так давно ничего не получали от него. Давайте поднимемся наверх, в кабинет. Я уверен, вы не откажетесь от бокала охлажденного вина?

Он пошел вперед через галерею к крутой мраморной лестнице, оставляя за собой одурманивающий шлейф запаха лосьона для волос.

— Вам нравится Флоренция, миссис Стоу? Вы хорошо знаете город?

— Нет. Я имею в виду, что почти не знаю город. — Путешествие по городу в котором она была когда-то так счастлива, лишь разбередило ее душу. И только непреклонное стремление узнать, что же лежало в основе поступков Лео, привело ее сюда. — Я была здесь всего один раз, и то недолго.

— Чудесный город. Вы надолго здесь останетесь?

— Нет, ненадолго.

Кэрри остановилась, привлеченная одной из картин.

Молодой человек вернулся и встал рядом.

— Нравится?

Кэрри кивнула. Портрет производил сильное впечатление. Из рамы на них смотрел худощавый человек с грустным задумчивым лицом. На пальцах сжатых рук мрачно поблескивали кольца с драгоценными камнями, плечо и рукав покрывало золотое шитье.

— Вы интересуетесь искусством?

Кэрри слегка повела плечом.

— Интересуюсь, но боюсь, что не очень хорошо в нем разбираюсь. Это какой-то известный мастер?

Улыбка превосходства, промелькнувшая на его лице, вновь обнажила некрасивые острые зубы.

— Да, — тихо сказал он. — Действительно известный. Впрочем, как и все остальные. А теперь, — он дотронулся до ее руки, — пожалуйста, пройдемте. Выпьем вина и поговорим. Хорошо?

Комната, в которую он ее пригласил, бьша роскошной. Высокий потолок сам по себе являлся шедевром, чудом резьбы, декоративного искусства и лепнины. Огромное, в золотой раме зеркало над мраморным камином невольно притягивало взгляд. Вид города из высоких окон с его шпилями, колокольнями, старинными крышами и величественным куполом собора захватывал дух.

— Прошу вас, садитесь.

Молодой человек указал ей на большой, обтянутый потертым бархатом резной стул, который, несомненно, оказал бы честь любому дворцу. Она приняла предложенный бокал вина и отпила маленький глоток, осторожно касаясь губами хрупкого, изумительно красивого стекла. Вино было великолепным.

Сеньор Лазале расположился напротив.

— Надеюсь, сеньор Свон чувствует себя хорошо?

— Сеньор Свон умер. — Вспоминая об этом визите позже, она удивлялась, откуда у нее нашлись силы произнести эти слова так сдержанно. — Несчастный случай в горах несколько недель назад, — коротко пояснила Кэрри.

— Ах, сеньора, мне очень жаль. Это трагедия — умереть таким молодым. — Темные глаза изучающе оглядели ее. — Он был вашим… другом?

— Он был моим кузеном.

Голова с прилизанными волосами кивнула в знак сочувствия.

— Понимаю. И он говорил с вами о нас? О наших, скажем так, обоюдных интересах?

Она колебалась некоторое время, прежде чем покачать головой.

— Нет, не говорил. После его смерти я нашла ваше письмо и поэтому решила вам написать.

— Понятно.

Атмосфера в комнате неуловимо изменилась. В его взгляде появилась настороженность. Он поднялся с бокалом вина в руке, подошел к окну и, стоя спиной к Кэрри, долго смотрел на город. Наконец он обернулся и вкрадчиво спросил.

— Итак, вам известны договоренности между нами и сеньором Своном?

— Нет, — ответила она, не понимая, что происходит. — Поэтому-то я и здесь.

Он задумчиво кивнул головой.

— Сеньор Лазале, в чем дело? Письмо, которое я обнаружила — ваше письмо — было весьма осторожным, тем не менее вы упомянули в нем очень большую сумму денег. Что связывало вас с моим кузеном? В чем заключаются эти договоренности?

Не отвечая, сеньор Лазале взял со стола бутылку и подошел к ней.

— Еще вина, сеньора?

— Нет, благодарю вас. — Она поставила свой бокал и поднялась. — Сеньор Лазале, я настаиваю. Если мой кузен вел с вами переговоры относительно виллы Кастелли — а я не могу иначе интерпретировать найденное письмо, — я вынуждена заявить вам, что фактически он не имел права этого делать. Во всяком случае без моего согласия. Вилла и все, что находится в ней, принадлежит мне. Если вам нужна эта «договоренность», как вы ее называете, то вам придется иметь дело со мной.

Он стоял, глядя на нее изучающими холодными глазами, машинально постукивая холеными, с безукоризненным маникюром пальцами по столу. Видимо, придя к какому-то решению после длительной паузы, он выпрямился, и быстро поставил свой бокал на стол.

— Пойдемте, сеньора, я хочу вам кое-что показать, — пригласил он.

Они вышли в коридор, спустились вниз по широкой лестнице и прошли в конец галереи, где сеньор Лазале отбросил штору и открыт дверь, которая за ней скрывалась. Шагнув через порог после его учтивого приглашения, она оказалась в совершенно иной обстановке, нежели уединенная и элегантная галерея.

То была мастерская, или, если выражаться точнее, студия. Воздух здесь был пропитан едким зловонием скипидара и сладким маслянистым ароматом краскм. Стараясь не отстать от своего спутника, она прошлась по студии и огляделась вокруг. Хотя в большой комнате не было ни одного человека, повсюду можно было увидеть мольберты с наполовину готовыми картинами. Здесь же стояли столы, на которых боролись за свободное пространство запачканные красками тряпки, палитры, горшки, кувшины, полные кистей всех размеров и форм.

— Сюда, сеньора.

Еще одна дверь. Их встретила громадная комната, вся наполненная светом. В лучах света, что проникали через высокие, открытые окна, танцевали мельчайшие пылинки. Предназначение этого помещения также не вызывало сомнений. Это была студия скульптора. У самой двери грудой были навалены заготовки из камня и мрамора. Вдоль одной из стен тянулась скамья, на которой стояло несколько маленьких бюстов и статуй, некоторые из них были покрыты бумагой. В центре комнаты на полу Кэрри увидела неоконченную скульптуру. Фигура женщины была пока еще грубо вытесана, но, тем не менее, уже чудесным образом казалась наполненной жизнью. Из мраморной глыбы рождалась, освобождаясь от каменных оков, прекрасная незнакомка.

У Кэрри почти не было возможности оглядеться. Сеньор Лазале быстро вел ее к деревянной, обитой железом двери, которая была заперта на засов. Он вынул из кармана ключ, вставил его в замочную скважину и с усилием отворил тяжелую дверь.

По всей видимости, это было своего рода хранилище. Здесь царил полумрак, было тихо и очень прохладно. Кэрри потребовалось время, чтобы ее глаза привыкли к тусклому свету. Вдоль длинной стены аккуратно расположились картины, повсюду стояли статуи, накрытые чехлами. Сеньор Лазале взял ее за локоть и повел в дальний угол комнаты. Озадаченная Кэрри смотрела, как он потянулся, чтобы снять чехол со скульптурной группы.

Наступила долгая тишина. Кэрри была поражена. Молодой человек, в свою очередь, выжидающе уставился на нее.

— Ничего не понимаю, — наконец произнесла Кэрри.

Фигуры оказались знакомыми. Они выглядели такими же старыми, как те, что стояли у нее в саду возле виллы. И Кэрри казалось, что они абсолютно идентичны. Руки улыбающейся нимфы тянутся к воде, голова склонена к дельфинам, которые плещутся у ее ног. А рядом с ней маленький носильщик воды с кувшином на плече.

— Боюсь, что я ничего не понимаю, — озадаченно повторила Кэрри, хотя смутная догадка уже закралась в душу.

— Пойдемте.

Быстро и ловко он поспешил накрыть статуи и повел ее обратно в мастерские, а затем вверх по лестнице в галерею. Войдя в кабинет, он налил ей вина и протянул бокал. Она взяла его, не поблагодарив, и сидела молча в ожидании объяснений. Он наполнил свой бокал, отпил несколько глотков и решительно отставил его на стол.

— Вы все еще не понимаете, сеньора? — тихо спросил он наконец.

— Не совсем, хотя… — она замолчала. — Могу я задать вам один вопрос?

— Разумеется.

— Я хотела бы знать, кто из вас сделал первый шаг — был ли это Лео — сеньор Свон — или вы сами нашли его?

Он пожал плечами.

— Мы связались с ним. Видите ли, его фамилия — Свон — очень известна в определенных кругах. У нас есть свои методы поиска клиента.

— Я не сомневаюсь.

Он вынул портсигар, открыл его и предложил Кэрри закурить. Ока отрицательно покачала головой, разглядывая свой бокал с вином, которое так и осталось нетронутым. Сквозь янтарную прозрачную жидкость она следила за его точными, без излишней суеты движениями — как он вынул папиросу, постучал ею по крышке портсигара, а потом закурил.

— До нас давно доходили слухи о богатой коллекции, — сказал он, — Слухи нас всегда интересуют, поэтому мы не оставляем их без внимания. Когда старик Свон умер, мы приняли это к сведению.

— И нашли статуи?

— Да.

— Они очень ценны?

— Сеньора Стоу, можно сказать, они бесценные. В Америке за них можно получить целое состояние.

— В.Америке, — повторила она.

— Да. Там, где есть деньги, сеньора. Мы уже нашли несколько заинтересованных покупателей.

— Но если они действительно являются таковыми, как вы считаете, вывозить их из страны вы не имеете права. Это незаконно. Не так ли?

Он невозмутимо выпустил дым в потолок.

— Именно так, — продолжала она. — Насколько я понимаю, ваш план заключался в том, чтобы заменить оригиналы на копии и вывезти их из страны? Контрабандой.

— Контрабанда — не самое подходящее слово, сеньора.

— По крайней мере, честное.

Он пожал плечами.

— Объясните мне, сеньор Лазале. Зачем вам понадобилось разыскивать моего кузена? Не проще ли было бы просто выкрасть статуи, пока вилла была пуста?

— Сеньора, умоляю вас! — Он казался шокирован ее словами. — Пожалуйста, выбирайте выражения! Братья Лазале — не воры. Мы уважаемые торговцы произведениями искусства. Да, в некоторых случаях, таких, как этот, мы, — он развел руками, — позволяем себе иногда обходить закон. Законы несовершенны. Многие так делают. Но воровать? Нет!.. Это не наш метод. Мы заключили соглашение с сеньором Своном. Копии скульптур почти готовы. А потом он куда-то пропал, и мы о нем ничего не слышали.

— Потому что мой приезд на виллу оказался неожиданным для него. Как гром среди ясного неба. — Она внезапно вспомнила промокшую от дождя пачку сигарет, брошенную у беседки. У той самой беседки, про которую кузен говорил, что не помнит ее и еще не успел побывать там. Вот и еще одна загадка раскрыта.

— Какой наивной я была, — тихо прошептала она и, помедлив, добавила. — Скажите, сеньор Лазале, сколько лет этим статуям?

Он с безучастным лицом потягивал вино, но при ее вопросе оживился.

— Очень хорошо, сеньора Стоу, что вы спросили об этом. Поскольку, как вы сами говорите, обстоятельства складываются так, что нам придется иметь дело с вами, я буду откровенным. — Он не обратил внимания на легкую ироническую усмешку, мелькнувшую на ее губах. — У нас есть все основания полагать, что им действительно много лет. Очень много, вы меня понимаете? Мы почти уверены, что их нашли при раскопках Помпей.

— Возможно ли это?

— Ну конечно! Более чем возможно. Лет тридцать назад было возможно все что угодно. И только теперь, увы, появились люди, которые суют нос не в свои дела, придумывая всякие законы и ограничения.

— Мог бы, допустим, человек, который разбирается в подобного рода вещах, определить их ценность?

Он многозначительно улыбнулся.

— Да, разумеется. Любой знаток древности понял бы это. И любое пристальное изучение вызвало бы огромный интерес.

В памяти Кэрри всплыл тот ненастный день, наполненный дождем и грозовыми раскатами, когда она, работая над планом сада и делая пометки на будущее, сказала Лео: «В следующий раз, когда буду в Багни, постараюсь найти кого-нибудь, кто разбирается в этом, и пригласить сюда.» Может быть, именно тогда он и решил, что она должна умереть? Он понял — не мог не понять — как бы она ни любила его, она ни за что не рассталась бы с этой частью наследства.

— На каких условиях вы заключили вашу сделку с сеньором Своном? — спокойно спросила она.

— На тех же, на которых мы всегда заключаем сделки при подобных обстоятельствах. На тех же, которые готовы предложить и вам. На равных началах. Как я уже сказал, деньги немалые. Вы станете сказочно богатой леди, сеньора Стоу.

Она поставила на стол свой бокал с вином, к которому так и не притронулась, и встала, глядя ему прямо в глаза.

— Нет, сеньор Лазале. Я не буду сказочно богатой леди. Потому что ни вы и никто другой никогда не прикоснется к моим статуям. Заключайте свои гнусные сделки с кем угодно, только не со мной. Если хотите продать свои подделки, продавайте, я не стану вам мешать.

Его лицо ожесточилось.

— Сеньора, может быть, вам требуется некоторое время…

— Нет, сеньор, не требуется. — Кэрри повернулась и направилась к двери.

— Сеньора Стоу! — Голос был резкий и угрожающий.

Она обернулась.

— С вами может произойти несчастный случай, если хоть слово из нашего разговора станет достоянием гласности. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? Мы должны защищать свои интересы. Могу заверить вас, что любые необоснованные заявления против нас не найдут своего подтверждения и могут только ударить по тому, кто их сделает. У братьев Лазале много друзей в самых высоких кругах… — Он прищелкнул длинными пальцами. — Запомните, это Италия. А вы, сеньора Стоу, здесь чужой человек.

— Мне не нужны ваши секреты, сеньор Лазале, — спокойно сказала Кэрри. — Я не желаю участвовать в ваших махинациях.

— А жаль, — вздохнул он. — Очень жаль…

Обратный путь в душном вагоне показался ей бесконечным. Она смотрела невидящими глазами на холмистую местность. На фоне сочной зелени травы выделялись темно-зеленые кипарисы. Они тянулись к солнцу словно длинные темные пальцы. Крошечные деревеньки дремали на жарком солнце. Кэрри немного пришла в себя после визита к сеньору Лазале и сейчас вспоминала прожитые здесь месяцы. Как, должно быть, Лео проклинал ее преждевременный приезд! Быть так близко к богатству и остаться ни с чем! Должно быть, он просто взбесился!

А потом… краска смущения залила ее щеки при этой мысли — потом он увидел, как она привлекательна, и в его богатом воображении созрел другой замысел. Он, видимо, понимал, что она никогда добровольно не согласится на вывоз статуй из Италии. Даже если бы он просто помогал навести ей порядок в доме и отправить багаж в Англию, к тому времени вилла Кастелян привлекла бы слишком большое внимание. Сеньор Беллини оказался невольным участником событий. Мэри Уэббер всюду совала свой длинный нос. Половина — Баши и Сан-Марко наблюдали за ними. Лео требовалось время. Ему необходимо было отложить продажу виллы, чтобы завладеть статуями.

И поэтому он придумал предлог для ссоры, отправился в Англию и убил Артура, чтобы затем, если верить словам Анжелики, жениться на Кэрри и таким образом стать двоеженцем. Но тут до него дошло, что, будучи ее единственным родственником, он в любом случае унаследует дом после ее смерти.

Примитивный путь к приобретению состояния. Но Лео не все рассчитал. Что-то у него вышло не так, как было задумано.

«Но беда в том, что я оказался человеком с подорванной репутацией. Настолько порочным, что неизбежно разрушу жизнь и счастье той, которую люблю больше всех на свете.» Неожиданно для самого себя Лео полюбил ее. Нежно, сильно, искренне. Она знала это с уверенностью, которую ничем нельзя было поколебать. Несмотря на все противоречия и сложности своего характера, он любил ее. И в конце концов доказал это — предпочел умереть, чтобы не погубить ее. При этом он наверняка думал о том, что таким образом искупит свою вину за смерти других, убитых им людей, видения которых не давали ему покоя.

Но лучше не думать об обмане и предательстве. Она вспомнила прикосновение его рук, выражение его глаз, когда он смотрел на нее, охваченный желанием, глубокий хрипловатый голос. Вспомнила их ссоры и примирения, ее слезы и как они любили друг друга. Как она тоскует по нему! Как ей не достает его ласк, его нежной страстности, его любви.

Он любил ее. И никто и ничто не отнимет у нее эту любовь.

Кэрри откинула голову на спинку жесткого сиденья, закрыла глаза и, убаюканная плавным движением поезда и перестуком колес, крепко заснула.

Первое, что она сделала на следующее утро — навестила беседку. Утро было чудесным, прозрачным и светлым. В горном воздухе уже ощущались первые признаки осени. Огромная бабушкина акация, раскинувшая ветви над небольшой рощицей, слегка окрасилась золотом. Кэрри любовно коснулась гладкого, почти прозрачного мрамора статуй. Да, надо как можно скорее пригласить какого-нибудь ценителя древности посмотреть их и установить подлинность. Жаль, если придется расстаться с ними. Очень жаль… Но итальянское правительство лучше нее сохранит свое древнее наследие. По правде говоря, таким бесценным произведениям искусства не место в обыкновенном саду. Хотя при сложившихся обстоятельствах ей могут позволить хранить их in situ[6] и даже помочь отреставрировать фонтан и беседку, а также благоустроить сад.

Но все это будет завтра. А пока эти прелестные и бесценные древние сокровища принадлежат только ей.

Она слегка потянулась, чтобы ослабить ноющую боль в спине, и опустилась на камень возле фонтана, точь в точь, как в то первое утро с Лео. Стрекоза сновала туда-сюда над поверхностью водоема, ее тонкие, просвечивающие крылышки отливали изумрудной зеленью.

Внутри нее шевельнулся ребенок. Кэрри с нежностью положила ладонь на живот, ощутив уже знакомое движение.

Дитя, которое Кэрри носила под сердцем, стало для нее бесценным подарком судьбы.

Неужели мудрая Мерайя обо всем догадалась гораздо раньше самой Кэрри?

«…мне будет легче, Мерайя, если рядом будет кто-то, о ком я смогу заботиться, о ком буду думать.» И Мерайя пророчески ответила: «Тебе будет о ком заботиться, дорогая. Обязательно.»

— Он вернет мне любовь, — тихо прошептала Кэрри, с надеждой глядя вдаль. — У нас есть ребенок, любимый, и в свое время он появится на свет. Но— я не Беатрис, и наш сын не будет таким, каким был Генри. Наказание свершилось и уже не падет на него. И хотя ты ушел от меня, мой любимый, и мне всегда будет не хватать тебя, исполнилось желание моего сердца — я больше не буду одинока!..

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Примечания

1

Usufruct — право пользования чужим имуществом и доходами от него.

(обратно)

2

Contretemps (фр.) — неприятность, затруднение, неожиданное осложнение.

(обратно)

3

Сомма, Марна — названия рек.

(обратно)

4

«Послеполуденный отдых фавна» (фр.) — балетный спектакль на музыку К. Дебюсси.

(обратно)

5

Cara mia — моя дорогая.

(обратно)

6

In situ — в месте нахождения (лат.).

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg