«Судьба на выбор»

Судьба на выбор (fb2) - Судьба на выбор (пер. Елена Валерьевна Парахневич) 1205K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дэни Аткинс

Дэни Аткинс Судьба на выбор Роман

Dani Atkins

The story of us

© Dani Atkins, 2015

© Школа перевода В. Баканова, 2015

© Издание на русском языке AST Publishers, 2015

Конец Часть первая

Наверное, день, когда твоя жизнь переворачивается с ног на голову, просто обязан как-то выделяться. Может, должны звенеть колокола (хотя вскоре так и будет). Или сверкать молнии и греметь гром. Однако за окном стояло солнечное осеннее утро и ветер пригоршнями бросал рыжие листья.

От нервного напряжения все внутри крутило, а руки тряслись так сильно, что я, казалось, вот-вот уроню всю косметику, выложенную в ряд на туалетном столике, подобно хирургическим инструментам в операционной. Я попробовала улыбнуться отражению. Вышло не так уж плохо. Глубоко вдохнув, заставила себя расслабиться. Уже лучше. Впрочем, мое нынешнее состояние вполне оправданно. Какая женщина не будет волноваться в такой день? Возможно, глоток-другой чего-нибудь крепкого помог бы справиться с нервами, но мне не хотелось благоухать в церкви алкоголем. Хотя его бы это повеселило…

– Все пройдет хорошо, – заверила я отражение. Аккуратно нанося косметику, поймала себя на том, что который раз смотрю на изящное платье, висящее в прозрачном чехле на двери шкафа. Как только я его увидела, стало ясно: вот идеальный вариант. Я и правда стремилась выглядеть сегодня особенной. Не для себя – ради своего мужчины. Впрочем, обычно его мало волновал мой внешний вид… по крайней мере, пока я одетая.

«Эмма, хватит уже. – Но перед глазами замелькали совершенно неуместные образы. – Держи себя в руках!»

Во входную дверь постучали, и я встала, но не успела сделать и пяти шагов, как услышала в коридоре голоса. Сегодня в доме теснились родственники и друзья, приехавшие с разных концов света, так что было кому встретить новых гостей. Наверно, я немного эгоистична, раз хочу, чтобы сегодня все от меня отстали…

Из соседних комнат доносились голоса родственников, облачающихся в торжественные наряды. Мне тоже пора. А может, лучше не торопиться, и тогда церемонию проведут без меня? «Боже, Эмма, ну что за бред ты несешь?…» Нервно хихикнув, я подошла к окну. У входа стоял белый фургон, из которого в дом заносили букет за букетом. Ладно, я и правда опаздываю. Надо заняться прической и платьем.

Я долго раздумывала, зачесать ли сегодня волосы или, наоборот, распустить. А потом представила, как рыжеватые пряди скользят по его пальцам, обвивая костяшки, когда он притягивает меня к себе… И сомнения развеялись. Надо оставить как есть – рассыпанными по плечам. Прежде чем снять шелковую сорочку, я посмотрела в зеркало и отвела челку, обнажая тонкий шрам на лбу. Проведя пальцем по белой, чуть неровной коже, на миг зажмурилась, вспоминая, откуда он взялся. Та ночь изменила всех нас, и хотя следы на лице остались только у меня, никто так и не смог стать прежним. Слишком много жизней тогда поменяло свое русло, слишком много судеб оказалось переписано…

Я опустила руку, и в зеркале сверкнул солнечный лучик, пойманный обручальным кольцом. Конечно, в ночь, когда случилась авария, кольцо было другим (сейчас оно лежит где-то на дне ущелья). Долгая история. И довольно трагичная… Хотя бывает и трагичнее – например, влюбиться без памяти в незнакомца. Я прочитала немало женских журналов и сентиментальных романов, но ни в одном из них почему-то не шла речь о такой непростой ситуации. А как поступили бы вы, если за пару недель до свадьбы поняли бы, что любите двух разных мужчин?

Начало Глава 1

Что бы там ни говорили, авария случилась из-за оленя, и Кэролайн, за весь вечер не выпившая ни капли спиртного, была совершенно ни при чем.

Для девичника мой праздник получился довольно скромным. Минимум гостей – никаких стриптизеров, дурацких костюмов или пьяных выходок, которые потом могут обернуться серьезными проблемами. Нагулявшись в студенческие годы, теперь, в свои двадцать семь, я чувствовала себя слишком старой для ночи безудержного веселья. Хочу, однако, заметить, что мы все равно неплохо провели время в роскошном спа-отеле. Вдесятером весь день предавались безделью в ароматических ваннах и под руками опытных массажистов. Затем перебрались в бар, в котором, по слухам, делали отменные коктейли, совсем как на Манхэттене. В Нью-Йорке я не была, но если там подают такие шикарные напитки, пожалуй, стоит туда съездить.

Мы успели поднять лишь один тост, когда Шейла, моя без пяти минут свекровь, встала.

– Только не говорите, что уже собрались домой! – разочарованно протянула я.

– Увы, – с сожалением развела та руками. – Бедный Деннис и так весь день провел в одиночестве. Такси я уже вызвала, приедет с минуты на минуту.

– Давайте провожу, – предложила я, пытаясь выбраться из-за стола и не запнуться при этом о чужие ноги. Взяла Шейлу под руку, и мы направились к выходу мимо Эми, моей лучшей подруги, устроившейся на барном стуле якобы затем, чтобы сделать новый заказ. Однако если судить по томным движениям и провокационно низкому смеху, коктейли были только поводом пофлиртовать с молоденьким барменом. Впрочем, ее можно понять – парень за стойкой словно сошел с постера музыкальной группы. Красавчик с длинными светлыми волосами и ослепительно-белой улыбкой так скалился, глядя на Эми, что я даже отсюда могла оценить работу стоматолога. Мне было его чуточку жаль – примерно так же, как рыбу, болтающуюся на крючке. Бедняга еще не знал, что у него ни единого шанса спастись.

В фойе по сравнению с баром было непривычно ярко, и свет резанул глаза. Встав у вращающихся дверей в ожидании такси, я сказала:

– Спасибо, что пришли.

Говорила я искренне, хоть и удивилась, когда мать Ричарда приняла приглашение. Она всегда тепло ко мне относилась. Наши родители дружили много лет. Собственно, благодаря им мы с Ричардом и познакомились. Я, правда, этого не помню – на тот момент мне было всего-то года два.

– Ни за что в жизни не пропустила бы такое. – Шейла стиснула меня в крепких объятиях и прошептала, озвучивая мои собственные мысли: – Как жаль, что твоей матери не было с нами.

Окутанная душистым облаком «Шанель № 5», я кивнула, не доверяя голосу. Отстранившись, Шейла легонько сжала мои руки.

– Все будет замечательно, Эмма, вот увидишь.

Она села в автомобиль, и я ей помахала на прощание, но когда такси отъехало, улыбка медленно сползла с моего лица. Слова Шейлы эхом звенели в ушах. Мама должна была развлекаться с нами, приходить в восторг от спа-процедур, а потом с притворным ужасом читать неприличные названия коктейлей… Глаза опять заслезились, и теперь причиной тому был вовсе не яркий свет.

В этот момент из женского туалета вышла Кэролайн, третий член нашей банды, и сразу увидела мои слезы.

– Эмма, что такое? – с тревогой спросила она.

– Ничего страшного. Просто Шейлу провожала.

Я неуверенно улыбнулась, чуть не утратив последние крохи самообладания. Кэролайн меня обняла. Ей не требовались объяснения.

Она мягко, но настойчиво потащила меня к двери, из-за которой только что вышла. В самое надежное убежище при любых критических ситуациях – женский туалет. Остановилась на секунду возле входа в бар, чтобы позвать Эми. Когда та посмотрела в нашу сторону, Кэролайн резко кивнула и многозначительным взглядом указала на меня. Для посторонних это выглядело так, словно у нее нервный тик, но наша подруга прекрасно все поняла, как будто сообщение передали по радио. Эми спрыгнула со стула, напрочь забыв про своего бармена.

В туалете пришлось объяснить, почему я так расстроилась из-за разговора с будущей свекровью. Девочки выслушали с сочувствием и пониманием; позволили даже поплакать от жалости к самой себе, после чего слаженно и уверенно, как механики на пит-стопе, приступили к работе. Кэролайн надергала бумажных салфеток из хромированного держателя на стене, а Эми выудила из сумочки тушь и пудру, чтобы поправить мой макияж.

Терпеливо ожидая, пока я приведу себя в порядок, они смеялись и шутили, и мое уныние постепенно развеялось.

– Ну что, уже лучше? – подмигнула Эми, забирая косметичку.

Кивнув, я повернулась к нашему отражению. Подруги улыбнулись мне в зеркале, обнимая с обеих сторон за талию. Кэролайн я знала с начальной школы, Эми – почти столько же. После учебы на какое-то время мы разбежались, но в этом году, когда я вернулась в Хэллингфорд, мы успешно сошлись, словно разлуки и не было.

Наша связь ощущалась едва ли не на физическом уровне, надежной цепью соединяя нас столь же крепко, как в детстве. Я ни секунды не раздумывала, кого же выбрать в подружки невесты. Девчонки двадцать лет готовились к этой роли. Никто другой не поддержит меня лучше.

– Ну так что, идем? – Похоже, Эми не терпелось вернуться в бар.

– Что-то ты торопишься, – покачала головой Кэролайн. – Уж не запала ли на того смазливого парнишку, который делает коктейли?

Эми проказливо улыбнулась.

– Все возможно. Кажется, у него смена скоро заканчивается…

Кэролайн, украдкой подмигнув, посмотрела на часы.

– Ну конечно. Вряд ли он станет задерживаться допоздна. А то еще школу проспит и все такое…

– Нет, завтра же суббота, – машинально возразила Эми. Потом до нее дошло, и она криво усмехнулась. – Очень смешно. Ха-ха-ха.

Сразу после полуночи народ решил, что пора расходиться. Многие приехали на мой девичник издалека, и в следующий раз мы увидимся лишь через две недели, уже на свадьбе. При мысли о ней я, как всегда, задрожала – то ли от волнения, то ли от возбуждения… то ли от чего-то еще. Когда мы вышли в холодную мартовскую ночь, я снова вздрогнула и обхватила себя руками, пытаясь укрыться от колючего ветра, норовившего забраться под тонкое платье.

Кэролайн села в машину и стала разогревать двигатель, пока я с преувеличенным энтузиазмом прощалась с подружками. Мои гости представляли собой весьма разношерстную компанию из школьных приятельниц, однокурсниц и коллег по работе. Они не были знакомы друг с другом и потому сначала чувствовали стеснение, но к вечеру уже общались как лучшие друзья. Хотя, может быть, их сблизило спиртное?

Проводив последнее такси, я поспешила к заведенной машине Кэролайн. В пассажирском кресле уже устроилась Эми, так что мне оставалось лишь сесть сзади. Когда я скользнула в уютно-теплый салон, она повернулась и спросила со своей обычной, чуточку наивной улыбкой:

– Ничего, что я впереди?

Мои колени почти упирались в спинку сиденья. Я, конечно, не великан, но сантиметров на пятнадцать повыше Эми…

– Просто сзади меня может укачать, – добавила та, оправдываясь.

– Ага, коктейли назад попросятся, – хмыкнула Кэролайн. Включив фары и щелкнув ремнем безопасности, она одарила нас обеих улыбкой, полной безграничного терпения. – Учтите, заблевавшим салон плата за проезд повышается на тридцать фунтов.

– Поезжай уже, – велела Эми и театральным шепотом добавила, обращаясь ко мне: – Она становится такой стервой, когда не может напиться со всеми!..

Нам предстояло проехать сорок километров до Хэллингфорда, моего родного города. Точнее, городишки, откуда я с превеликим счастьем сбежала в университет. Получив в Лондоне первую работу, я обещала себе, что больше никогда не буду жить в этой глуши. Однако двенадцать месяцев назад обстоятельства вынудили меня вернуться.

Шоссе было практически пустым. Вроде бы ничего удивительного, все-таки час уже поздний. Однако я успела отвыкнуть от тишины и безлюдья – под окнами моей лондонской квартирки машины грохотали в любое время дня и ночи, и теперь мне очень не хватало их рева.

Чуть раньше прошел мелкий дождь, и теперь в лучах фар блестел подмерзающий черный асфальт. Зима отказывалась сдать позиции. Лишь бы к свадьбе потеплело, иначе придется надевать под открытое платье термобелье.

Кэролайн и Эми спорили, насколько разумно давать бармену свой номер телефона. Нетрудно догадаться, кто именно не одобрил эту идею. Кэролайн давным-давно жила со своим парнем Ником и частенько критиковала разгульный образ жизни, который предпочитала Эми. А вот мои отношения с Ричардом Кэролайн более чем одобряла: первая любовь, испытание разлукой и в итоге счастливая свадьба. Ну просто сказка!

– Если мужчина весь вечер пялится тебе на грудь, внимания он не заслуживает, – наставляла Кэролайн.

Я фыркнула – надо признать, бармен и впрямь предпочитал общаться с бюстом Эми.

– Меня сейчас вырвет… – со смущением пробормотала та.

Я насмешливо уточнила:

– От стыда?

В ответ Эми протяжно застонала.

Не отрывая взгляд от неосвещенной трассы, Кэролайн покосилась на подругу. Даже в темноте салона было понятно, что шутливый прогноз насчет коктейлей сбылся.

– Черт, Эми, держись! Я скоро приторможу. Здесь негде – дорога узкая.

– Не могу ждать, – сдавленно промычала та.

– Там под ногами где-то есть пакет.

На этом для нас троих привычная жизнь закончилась.

Наверное, все произошло очень быстро, но для меня прошла целая вечность. Прежде чем я успела сказать хоть слово, Эми отстегнула ремень и наклонилась в поисках пакета. Кэролайн, одновременно глядя на трассу, и присматривая за давящейся спазмами подругой, прошла крутой поворот, и там, сразу перед нами, посреди дороги в свете фар возник огромный олень.

Кто-то выругался, может быть, даже я. Кэролайн ударила по тормозам и вывернула руль, пытаясь избежать столкновения. Зверь стоял на разделительной, не двигаясь с места, будто у него впереди была целая вечность. Возможно, животные так же переживают эти секунды до аварии – бесконечно долгие, когда сознаешь все, что сейчас произойдет, пытаешься что-то придумать, а сам ничего не можешь сделать и покорно ждешь конца… По крайней мере, так было со мной.

Я видела, как Эми выпрямляется и с ее лица отливают последние краски. Я видела, как олень все растет и растет, а потом исчезает, и вместо него оказывается поросшая травой насыпь на обочине. И как мы приближаемся к ней – слишком быстро!

Когда мы врезались, время опять ускорилось. Кэролайн до последнего пыталась удержать машину на дороге, но ничего не могла поделать. Автомобиль отбросило. Меня швырнуло вперед, потом назад; ремень больно впился в грудь и живот. С хлопком раскрылась подушка безопасности, разом закрывшая половину лобового стекла. Но машина была старой модели, и подушки располагались лишь со стороны водителя… Самое страшное я пропустила, потому что перед столкновением зажмурилась. А когда открыла глаза, Эми в автомобиле уже не было.

Однако еще ничего не закончилось. Словно в кошмаре, от которого нельзя проснуться, я чувствовала, как мы переворачиваемся. Вот под колесами дорога, а в следующий миг машина оказывается на крыше и с бешеной скоростью несется по асфальту в облаке оранжевых искр. Оглушительно визжит металл; автомобиль слетает с ледяной поверхности и проваливается в овраг.

Я так и не потеряла сознание – до сих пор не знаю, хорошо это или плохо. Машину смяло вокруг нас гигантской жестяной банкой; острый край вспоротой крыши раскроил мне лоб. Мы глубоко увязли в земле, со всех сторон я видела глину и скрученные корни. Уцелевшая фара (бог знает, каким чудом) беспомощно светила в чернильное небо.

С переднего сиденья, в момент удара сорвавшегося с креплений и придавившего мои ноги, я услышала испуганный плач Кэролайн. Я потянулась к ней, но не смогла выбраться из-под кресла.

– Каро, ты как? Цела?

Плач усилился, перемежаясь завывающими стонами, которые, как мне казалось, могло издавать только животное. Получается, олень тоже здесь, в овраге? Мы все-таки его сбили? Потом послышались частые всхлипы, и я поняла, что это голос моей подруги, просто она не в себе.

– Эмма… Что произошло? Где ты?

– Я за тобой. На заднем сиденье. Ты ранена?

– Ранена? Нет. А должна? Что случилось? – залепетала Кэролайн.

– Каро, мы попали в аварию, – объяснила я, поражаясь, как спокойно звучит мой голос. – На дороге был олень. И мы… мы разбились.

– Разбились? Как это?

Я не ответила. Кэролайн вот-вот сорвется в истерику, а мне вначале надо выяснить у нее кое-что очень важное.

– Каро, ты видишь Эми? Она с тобой?

Я скорее почувствовала, чем увидела, как она ерзает по сиденью, встает на колени и перебирается на соседнее место, пытаясь убедиться, что глаза ее не обманывают. Ладно, есть и хорошие новости: она может двигаться, значит, обошлось без серьезных травм.

– Не вижу… Ее нет! Где она? – В промежутке между подголовниками возникло лицо Кэролайн. – Она здесь, с тобой?!

Прежде чем ответить, я закусила губу и шумно сглотнула. Хоть бы Кэролайн не заметила огромную дыру в лобовом стекле, по краям которой скатывались густые темные капли.

– Наверное, Эми выбросило из машины. Она расстегнула ремень безопасности как раз перед столкновением.

– Значит, с ней все хорошо, да? Ее же не было с нами, когда мы разбились, значит, она цела?

Такое ощущение, что я разговариваю с пятилетним ребенком. Это шок или она ударилась головой? Я смотрела на ветровое стекло – точнее, его остатки, выгнувшиеся воронкой. С правой стороны зияла дыра, и я изо всех сил пыталась не замечать кровь, стекающую по трещинам.

– Кэролайн, ты должна выбраться и найти Эми.

– Нет, – запротестовала она, для выразительности тряся головой. – Я не могу тебя оставить. Тебе нельзя двигаться.

Как странно: после столкновения Кэролайн мыслила не совсем ясно, а сейчас говорила вполне здраво… С чего бы?

– Я знаю. Знаю. Но Эми ранена. Ее выбросило… – Лучше не вдаваться в подробности, пока Кэролайн в таком состоянии. – Ее нет в машине. Надо ее найти, убедиться, что с ней все хорошо. Сделаешь это? Ради меня?

Кэролайн была в ужасе. Я тоже боялась, но не того, что уже случилось, а того, что могло ждать нас на дороге.

– Ты пойдешь со мной?

Похоже, она не замечала или не хотела замечать, что водительским креслом мне зажало обе ноги.

– Не могу, – сказала я и, несмотря на свою храбрость, вдруг поняла, что все это время по моему лицу катятся слезы. Теперь они отчетливо слышались в голосе. – Я застряла, тебе придется самой. Найди Эми и позвони в службу спасения. Кэролайн, прошу!

Мое отчаяние, должно быть, немного развеяло защитную дымку, окутывающую Каро с момента аварии. Та с готовностью, как ребенок, закачала головой. Оглядевшись, я поняла, что двери увязли глубоко в грязи, и оставался лишь один путь наружу.

– Тебе придется вылезти через лобовое стекло и встать на капот. И залезть по склону, держась за кусты. Справишься?

Наверное, я просила слишком многого, но, пока не подоспели спасатели, Кэролайн оставалась нашей единственной надеждой. Обернувшись, она посмотрела на дыру в стекле и оперлась руками о приборную панель.

– Подожди! – крикнула я, нащупывая куртку Эми – та бросила ее на заднее сиденье перед тем, как сесть в машину. – Вот, подложи, а то вся порежешься. – «И истечешь кровью, как Эми», – зловеще добавил шепот в голове.

Нет! Не надо об этом думать! Все будет хорошо!

Кэролайн на удивление легко выбралась из машины. Не говоря ни слова, она послушно сделала все, как я велела: залезла на капот и, цепляясь за торчащие корни деревьев, вскарабкалась на обочину дороги. А потом исчезла.

Ожидание растянулось на целую вечность. Я поручила Кэролайн слишком трудную задачу. Фара бесполезно светила в небо; луна пряталась за рваными облаками. На дороге наверняка царила тьма, и наша подруга могла оказаться где угодно. Что, если Кэролайн направилась в другую сторону? Я слышала, как она зовет Эми, все тише и тише по мере того, как удаляется от машины. Наверное, та без сознания. Эми без сознания и поэтому не откликается. Других разумных объяснений быть не может.

Шли минуты, и я попыталась выбраться сама. Уперевшись обеими руками в спинку сиденья, принялась толкать изо всех сил. Бесполезно. Оно даже не шелохнулось. Зато перед глазами все поплыло, а из раны на голове, про которую я забыла, обильно полилась кровь.

Я поняла, что не слышу криков уже пару минут.

– Каро, ты как?! Нашла ее?!

Мне никто не ответил. Оставалось молиться, чтобы Кэролайн в своем состоянии не забрела куда-нибудь слишком далеко.

А потом ночь прорезал истошный вопль.

Кэролайн нашла Эми.

Не знаю, что бы с нами стало, если бы в тот момент не появился он. Приближающуюся машину я не слышала, но в темноте вдруг раздались крики и внезапный визг тормозов. Перед глазами невольно возникла картина: Кэролайн стоит на коленях возле тела Эми, и вдруг на них падают два луча света, из-за поворота вылетает автомобиль и размазывает их обеих по асфальту…

К счастью, все случилось совсем не так.

Я мало что могла слышать. Хлопнула дверь машины, и раздался низкий мужской голос. Слов я не разобрала, так же как и ответа Кэролайн. Должно быть, она несла какую-то чушь. Но, по крайней мере, теперь здесь был кто-то еще, и нам помогут. Я прислушалась, однако меня отвлек раздражающий звук из-под капота – что-то вроде прерывистого шороха, раздававшегося, кстати, не впервые. Откинувшись набок, насколько позволяли зажатые ноги, я застыла в ожидании. Шум повторился, и за разбитой приборной панелью светлячком замерцал желтый огонек. Впрочем, искрящий электрический треск не имел ничего общего с жужжанием насекомого. Вжавшись в кресло, я с опаской уставилась на приборную панель, будто на ней свернулась кобра.

Было жутко, но я не знала, что происходит там, на дороге, а отвлекать их не хотелось. Сейчас куда важнее помочь Эми, да и Кэролайн сильно досталось. Снова раздался шипящий треск, на этот раз в сопровождении яркой вспышки.

Лишь бы тот водитель вызвал «Скорую», а то наши с Кэролайн телефоны лежали в сумках, а те – в багажнике. А Эми… Ну, вряд ли Эми сейчас в состоянии куда-то звонить.

«Она умирает», – цинично закончил голос в моем сознании.

– Заткнись! – огрызнулась я вслух, и в этот момент передо мной возникло чье-то лицо.

– Эй! Вы как?

С края обрыва на меня смотрел мужчина лет тридцати пяти с темными кудрявыми волосами. Выглядел он совершенно безмятежным, что в нашей ситуации казалось диким. Он ведь должен волноваться или паниковать, получив под свою ответственность сразу трех жертв автокатастрофы, но ни обликом, ни интонациями не выдавал эмоций. Ласково улыбнувшись, незнакомец окинул машину взглядом.

– Нормально, – пробормотала я в ответ.

Мощный луч фонаря осветил салон автомобиля и прошелся по мне с головы до ног, исчезавших под сиденьем. Мужчина чуть нахмурился при виде крови и еще больше, когда понял, что меня зажало.

– Вы ранены.

Я провела пальцами по лбу, качая головой.

– Ничего серьезного. Что с моими подругами? Вы позвонили в службу спасения? Одна из них вылетела сквозь лобовое стекло. Как она? Жива? А Кэролайн?… У нее шок.

– С ними все хорошо, – заверил он. Врал, конечно, но я не стала спорить. – «Скорая» уже едет, и ваша подруга… Кэролайн… она помогает той, другой девушке.

– Эми, – подсказала я. От Кэролайн сейчас никакого толку. Так почему он здесь, а не с ними? – Прошу, вернитесь, помогите им, – настаивала я. Мужчина слишком внимательно оглядывал машину и крутой склон, и я поняла, что он задумал. – Со мной все нормально, я могу дождаться спасателей…

Не слушая, он спрыгнул с края обочины прямо на капот. Искореженный металл застонал под его весом. Хотя мне было трудно судить, мужчина выглядел высоким, не меньше ста восьмидесяти сантиметров, и довольно крепко сложенным.

– Позвольте не согласиться. Думаю, лучше попробуем вас вытащить. Кстати, я Джек.

Только теперь я расслышала в его голосе американский акцент.

– Эмма, – машинально представилась я и совершенно невпопад, сама не зная почему, добавила: – Я скоро замуж выхожу.

– Поздравляю, – отозвался он, обматывая руки курткой Эми.

– Мы как раз возвращались с девичника.

Он едва заметно кивнул, глядя на лобовое стекло.

– Закрой глаза.

Что? Должно быть, послышалось – наверное, я слишком сильно ударилась головой.

– Надо выбить стекло, чтобы я мог залезть и вытащить тебя.

– Не поможет, ноги застряли под водительским сиденьем. Я уже пыталась, ничего не получается.

В этот момент приборную панель озарило огромной искрой. Джек на миг нахмурился, но все равно продолжал улыбаться.

– Давай-ка попробуем. Прикрой чем-нибудь глаза.

Пришлось подчиниться. Не знаю, что именно он делал; раздалось несколько тяжелых ударов, и меня вдруг накрыло дождем стеклянных осколков. Они, будто острые градины, застряли в волосах, осели на лице и даже попали в кровоточащую рану. Я хотела их скинуть, но когда подняла руку, Джек осадил:

– Не трогай! Просто встряхни головой.

Я послушалась, и почти все осколки осыпались сами собой.

– Не хотелось бы портить такое красивое личико, особенно накануне свадьбы, – улыбнулся он, проскальзывая в образовавшийся проем.

Оказавшись в салоне, Джек стал вести себя совершенно иначе. Он припал к пассажирскому сиденью, замер и как-то странно втянул воздух. Я никак не могла понять, что не так, пока сама не принюхалась. Бензин. Им тут все провоняло. И почему я раньше не чувствовала? Наверное, слишком отвлеклась из-за Кэролайн и Эми. Весь салон был пропитан едкими испарениями. Приборная панель опять заискрила. Мы с Джеком обменялись тревожными взглядами.

– Давай-ка тебя вытаскивать.

Я упрямо покачала головой:

– Уходи. Все равно ничего не получится.

Он как будто не слышал. Дернув за рычаг, до предела откинул спинку пассажирского сиденья и перебрался ко мне. От задней части салона мало что осталось, а Джек был крупным парнем, и он заполнил собой едва ли не все пространство. Его лицо оказалось в паре сантиметров от моего.

– Вот и я, – усмехнулся он, словно мы не были в смертельной опасности и нам некуда торопиться.

Я поспешно схватила его за руку.

– Уходи! Ну же!

Судя по его лицу, я сказала какую-то глупость.

– Уйдем вдвоем.

Да кто он вообще такой – этот американец, который ради меня рискует жизнью?

– А теперь скажи, – начал он непринужденным голосом, словно мы вели светскую беседу на званом ужине, – кроме головы, что-нибудь болит? Ноги чувствуешь, двигать ими можешь?

Я покрутила стопы, насколько позволяло кресло, и поморщилась: кровь плохо циркулировала по пережатым сосудам.

– Все нормально.

– Ну что, давай взглянем? – предложил Джек, наклоняясь ко мне. Он на пробу толкнул спинку сиденья, потом еще раз – уже сильнее – и еще, тяжело дыша от напряжения. Похоже, этот случайный герой всерьез собирался спасти мою жизнь. Увы, кресло оказалось крепче. – Извини, придется тебя немного облапать.

Он провел ладонями по моим голым ногам, исчезавшим под сиденьем – наверное, пытаясь понять, не получится ли как-нибудь вытащить их оттуда. Джек совершенно не торопился, хотя времени у нас было в обрез.

– Я знаю, как вы, британцы, цените личное пространство…

Под капотом что-то зашипело, и из вентиляционных отверстий потекли извилистые струйки белого дыма. С лица Джека вмиг исчезла улыбка. Впервые он выглядел взволнованным.

– Уходи, пожалуйста.

Он покачал головой.

– Думаю, я смогу приподнять сиденье.

Может, у него и впрямь хватит сил. Закатанные рукава обнажали мускулистые предплечья, под тканью прорисовывались бицепсы. Джек удобнее уперся ладонями и толкнул кресло. Казалось, весь автомобиль заходил ходуном. Сквозь хрипло-натужное мужское рычание послышался такой-то треск, и рука провалилась в дыру в обшивке сиденья.

– Твою мать! – вырвалось у Джека. Впрочем, он, как ни абсурдно, тут же извинился.

Джек вытащил руку. На внутренней стороне предплечья кровоточил длинный глубокий порез. Похоже, в этой схватке пока побеждал автомобиль.

– Ради бога, хватит уже. Теперь и ты истекаешь кровью.

– Что? Ты про эту царапину? – Джек посмотрел на рану. – Да я бритвой сильнее режусь.

– Ты что, бреешь руки? – Слегка улыбнувшись, он опять повернулся к водительскому креслу. – Джек, прошу, хватит. – Я впервые назвала его по имени. – Спасатели уже в пути. У них есть специальные инструменты. Такие резаки… как их там… «челюсти смерти».

– «Челюсти жизни», – поправил Джек.

– Неважно. Я вполне могу продержаться. Все будет хорошо, ведь бензобак вроде не протек, значит, гореть тут нечему.

Джек так посмотрел, что я поняла: наверное, он лучше меня учил химию в школе. Похоже, я совершенно не разбираюсь в свойствах горючих веществ.

– Что не так?

– Эмма, проблема не в самом бензине. Могут вспыхнуть его пары.

Пояснения не требовались. В машине воняло все сильнее и сильнее.

– Ладно, действуй, – кивнула я.

Он как-то хитро извернулся и, прислонившись спиной к автомобильной двери, уперся в чертово сиденье огромными ботинками.

За рулем той машины мог оказаться кто угодно: женщина, какой-нибудь дохляк, а то и вовсе трус. Я буду вечно благодарить судьбу, что нам на помощь пришел сильный мужчина с неутоленным комплексом героя. Даже прежде, чем сиденье поддалось, стало ясно, что все получится. Стальная решимость, целеустремленность и невероятная сила обязаны были привести к результату.

Кресло сдвинулось самую малость, но я была наготове. Металл заскрипел, давление ослабело, я начала извиваться и неожиданно для самой себя оказалась на свободе. Как ни странно, не считая ссадин и синяков, ноги оказались целы.

Автомобиль, жаждущий моей крови, словно понял, что я вот-вот сбегу, и приборная панель взорвалась фонтаном искр.

– Давай. – Джек помог мне перебраться в переднюю часть салона. На четвереньках я проползла по остаткам лобового стекла и оказалась на скользком накренившемся капоте. Джек последовал за мной.

– Встань на крышку, я тебя подсажу.

– Ты про капот? – машинально уточнила я.

– Любишь, чтобы последнее слово было за тобой, да? – усмехнулся он, бесцеремонно кладя руку мне на спину и подталкивая в нужном направлении. Он подсадил меня на бампер, поймав, когда онемевшие после недавнего испытания ноги начали подгибаться. Выпустив его руку, я в ужасе уставилась на отвесный склон. Машина провалилась неожиданно глубоко – дорога была где-то метрах в двух над головой. И как только Кэролайн удалось туда забраться?

– Вряд ли я смогу…

Джек опустился на колено у моих ног – точь-в-точь как жених перед невестой.

– Залезай на плечи.

– Я слишком тяжелая.

Приборная панель вовсю полыхала. Нам оставались считаные секунды.

– На комплименты напрашиваешься?! Знаешь, сейчас не до того. Лезь уже!

Я кое-как взгромоздилась босыми ногами ему на плечи, и он выпрямился во весь рост с такой легкостью, словно каждый день проделывал подобные акробатические трюки. Я старалась облегчить ему задачу, хватаясь за корни и кусты, и наконец нащупала край оврага.

Еще чуть-чуть. Осталась самая малость.

Я посмотрела вниз, на мужчину, который буквально вырывал меня из лап смерти.

– А ты? Как ты залезешь?

– Обо мне не беспокойся. Я буду рядом.

Не успела я на четвереньках выползти из оврага, как искры и пары бензина нашли друг друга, и автомобиль Кэролайн внезапно исчез в клубах пламени.

Глава 2

Взрыв швырнул меня на дорогу; сверху пронеслась обжигающе-горячая волна. Кое-как поднявшись на колени, я оглянулась через плечо, но разглядеть что-то в бушующем пламени было невозможно. Огонь перекинулся на кусты вокруг машины, и они радостно запылали, озаряя ночь. Кто-то взял меня под локоть, помогая встать.

– Ты цела?

Я молча покачала головой. Все звуки казались какими-то… странными. Через пару секунд я сообразила, что, должно быть, меня оглушило взрывом. Задрав голову, я посмотрела на Джека.

– Да. Спасибо. Спасибо… за все. – Я бестолково пыталась подобрать слова благодарности. Если бы не он, гореть мне сейчас вместе с машиной…

Он непринужденно пожал плечами, будто речь шла о каком-то пустяке.

– Эми и Кэролайн… Где они?

Вместо ответа Джек взял меня за плечи и развернул. Там, метрах в сорока, в темноте виднелись два силуэта. Неужели машина после удара отлетела так далеко? Джек протянул руку, и я неосознанно вцепилась в нее.

– Идем.

Издалека казалось, что Кэролайн, стоящая на коленях возле Эми, молится. Вблизи я поняла, что на самом деле она с тихим плачем раскачивается из стороны в сторону. Последние метры мы с Джеком преодолели чуть ли не бегом, но в самый последний момент он резко остановился.

– Эмма, тебе надо знать. Она… ей сильно досталось.

Молча кивнув, я высвободила руку и оставшееся расстояние преодолела в одиночку.

Джек зря пытался меня предупредить и хоть как-то подготовить к страшному зрелищу. Мог бы и не беспокоиться. К такому подготовить нельзя.

В ужасе глядя на раненую подругу, я… я радовалась, что здесь нет света. Даже того, что можно было различить в темноте, хватало, чтобы сердце провалилось куда-то глубоко, а горло сдавили спазмы. Господи боже, ее лицо… Что у нее с лицом?…

Упав на колени, я вцепилась в плечо Кэролайн. Та, похоже, и не заметила моего появления.

Я не понимала, что делать: то ли вскочить и бежать куда-нибудь – не знаю куда и зачем, лишь бы подальше, – то ли поднять Эми с холодного асфальта и прижать к себе, успокаивая, унимая ее боль… Но раненых нельзя трогать. Я закусила губу, сдерживая рыдания, особенно когда поняла, что Эми в сознании. Она медленно, через силу, повернула голову.

– Эммм… ма?…

Размазывая по лицу горячие слезы, я судорожно кивнула. И вдруг поняла, что глаза Эми, ее дивные, голубые, всегда улыбающиеся глаза теперь утонули в распухших окровавленных веках, и она просто-напросто меня не видит.

– Я здесь, Эми. Здесь.

Я потянулась к ней, не решаясь притронуться, потому что всюду, куда ни посмотри, были кровоточащие раны и порезы. И все равно взяла ее за руку – сейчас Эми как никогда нужна поддержка. Мне, впрочем, тоже.

– Не говори ничего, – предупредила я, увидев, что у нее дрогнули губы.

– Ты… как?

Именно это меня и сломало. Эми лежит на ледяном асфальте, истекает кровью, бог знает, какие у нее травмы и сколько времени ей придется провести на больничной койке, – и первым делом она спрашивает, как я!

– Со мной все хорошо. Я не ранена.

Она слегка кивнула. Под головой у нее лежала свернутая кожаная куртка – должно быть, Джека. Сам он опустился на корточки с другой стороны.

– Потерпи чуть-чуть, – попросил он тем же умиротворяющим голосом, каким говорил со мной в машине, и успокаивающим жестом положил руку ей на плечо. – «Скорая» уже едет.

Лицо Эми скривилось от боли, и я беспомощно уставилась на Джека.

– Они сказали, когда? Ей надо быстрее в больницу.

В его глазах мелькнуло странное выражение, которое мне очень не понравилось.

– Знаю. – Выпрямившись, Джек достал мобильник. – Позвоню еще раз.

Но прежде чем он успел нажать хоть кнопку, мартовский ночной воздух прорезал далекий вой сирен.

Глаза у Эми были закрыты, поэтому я легонько коснулась ее лба.

– Уже едут. Слышишь? Сейчас они будут здесь. Ты держись.

– Б-больно…

Мягко сказано! Я не могла даже представить, какие страдания она испытывает.

– Знаю, – прошептала я. – Но у них есть обезболивающее. Просто подожди минутку.

Я пыталась ее успокоить, но мои старания почему-то произвели обратный эффект. Эми яростно замотала головой и в отчаянном стоне разинула рот. Господи, у нее почти не осталось зубов… Нет, нельзя, чтобы по моему лицу она поняла, как все плохо!

– Больно… теб-бе.

Она бредит. Черт возьми, да где же «Скорая»?!

– Нет-нет. Я в порядке. Этот парень, американец, – я посмотрела поверх ее головы на Джека, – вытащил меня из машины. Я цела. Разве что пара царапин.

Она как будто не слышала.

– Ты хор… роший друг… П-п-прости…

Похоже, у нее галлюцинации. Мне оставалось одно: потакать ей.

– Ну конечно, я тебя прощаю. Эми, не волнуйся, все будет хорошо. Мы обо всем забудем.

Она еле заметно кивнула, словно сбросила тяжелое бремя; напряжение почти ощутимо ушло из ее пальцев.

Служба спасения прибыла полным составом: пожарная, две «Скорые» и несколько полицейских машин. Сейчас к делу подключатся специалисты… Но эта мысль почему-то не принесла облегчения, скорее, наоборот. Когда я шагнула навстречу санитарам с носилками, колени подогнулись, и я чуть не упала. К счастью, меня подхватил Джек. Я тряслась, как при сильной лихорадке; зубы стучали. Джек притянул меня к себе, согревая теплом своего тела.

– Это шок, – прошептал он, ласково поглаживая волосы от затылка до шеи, будто я маленький перепуганный зверек. Что, впрочем, было недалеко от истины.

Казалось, врачи суетятся вокруг Эми целую вечность. И с каждой секундой я нервничала все сильнее.

– Почему они не отвезут ее на своей гребаной «Скорой» в больницу?!

Похоже, я сказала это слишком громко. Джек с виноватым выражением лица кивнул медикам и мягко, но настойчиво отвел меня подальше, к своей машине.

– Давай-ка не будем им мешать.

Ага, легко ему оставаться спокойным. Он нас не знает, просто ехал мимо.

Автомобиль Джека стоял на встречке. Но я, содрогаясь от холода и переживаний, не хотела садиться. Если Эми мерзнет на улице, то и я должна. Как ни странно, Джек понял эту извращенную логику и встал рядом, прислонившись к капоту. Мы наблюдали, как врачи ставят Эми капельницу, надевают на шею какое-то приспособление и, наконец, поднимают ее на носилках и катят к раскрытым дверям «Скорой».

Не спрашивая разрешения, Джек обхватил меня руками, и я позволила себе раствориться в объятиях незнакомца.

– Я бы отдал тебе свою куртку… но им она была нужнее.

Я кивнула, глядя на Кэролайн, возле которой стояли двое полицейских и врач из другой «Скорой». Когда ей протянули алкотестер, я чуть не задохнулась от ярости, стиснула кулаки и решительно зашагала ей на выручку. Какие, к черту, тесты?! Я могу подтвердить, что Кэролайн абсолютно трезвая! Авария случилась не из-за нее. Если им так нужен виновник, пусть ищут оленя!

Джек вовремя меня перехватил, не позволив устроить скандал.

– Они действуют по инструкции. Никто ее не обвиняет. Не надо скандалить.

Он прав. В обычных условиях я ни за что в жизни так бы не завелась. Неохотно, все еще чувствуя злость, я вернулась на прежнее место.

– Ты всегда такая или я застал тебя в скверном расположении духа?

Я невесело фыркнула.

– Одну из моих подруг сейчас увезут на «Скорой», вторую посадят в воронок. Бывали времена и получше.

– «Воронок»? Ты, должно быть, любишь старые фильмы. Не думал, что молоденькие девушки знают такие слова.

– Я не молоденькая, мне двадцать семь, – рассеянно ответила я и слегка улыбнулась, не спуская взгляда с Кэролайн. Джек пытался меня отвлечь, и я была безмерно ему признательна – за все, – но пока мои подруги не окажутся в безопасности, я не смогу думать ни о чем другом.

– Ну что, голубки, теперь займемся вами?

Я так отвлеклась, что даже не заметила появления врача. Натянув чистые перчатки, она приподняла мне голову, осматривая рану. Та, к счастью, уже перестала кровоточить, хотя в ней по-прежнему оставалось стекло.

– Ладно, солнышко, с этим придется подождать до больницы. Надо будет обязательно сделать рентген. Еще где-нибудь болит?

Я покачала головой, но Джек за моей спиной неодобрительно хмыкнул:

– Ей сиденьем зажало ноги. Там жуткие синяки.

Врач села на корточки, а я наградила Джека недовольным взглядом – не стоит тратить время на мою персону, когда Эми в таком состоянии.

– Мои коллеги – лучшие в своем деле, они позаботятся о вашей подруге, – заверила врач, заметив, какой тревожный взгляд я бросила в сторону Эми. – Ваш молодой человек прав, надо обязательно осмотреть и вас.

– Он не мой молодой человек, – машинально уточнила я.

Врач, встав, посмотрела, как бережно прижимает меня к себе Джек, а потом заметила кольцо с бриллиантом на безымянном пальце.

– Ой, простите, жених, – поправилась она.

– Он не…

Я пожала плечами. Почему-то совершенно не хотелось ничего объяснять. Какая разница, что они думают? Сейчас есть куда более важные проблемы.

– А теперь вы, сэр. – Врач сменила перчатки и протянула руку Джеку.

– Я? Да со мной все в порядке. Я не был в машине.

– А это откуда?

– Всего лишь порезался, когда помогал Эмме вылезти.

«Всего лишь»?! Как будто то, что он сделал, в порядке вещей. Внезапно мне стало очень важно, чтобы все узнали о его героизме.

– Он спас мою жизнь, – торжественно объявила я.

Джек как будто смутился.

– Правда? – восхитилась врач. – Тем более надо о нем позаботиться.

– А нельзя просто перевязать? Ну, чтобы не испачкать кровью автомобиль, а то я его напрокат взял.

– Ни в коем случае. Следует хорошенько промыть рану, а может, даже наложить несколько швов. И сделать прививку от столбняка.

Джек вздохнул, понимая, что сопротивление бесполезно. Наш разговор прервал вой сирен – одна из «Скорых» наконец-то сорвалась с места, торопясь доставить пациента в больницу.

– Ты что, врачей боишься? – подколола я, пытаясь переключить внимание на другую тему, лишь бы не думать о судьбе подруги.

– Скорее тебя, – подыграл Джек. – Я был прав, любишь оставлять последнее слово за собой.

Он проводил меня до «Скорой», слегка сжал на прощание руку, и врач помогла мне забраться в салон. На узкой койке сидела Кэролайн, которая вроде бы пришла в себя. Но когда она подняла голову и рассеянно улыбнулась, я поняла, что ей дали какое-то мощное успокоительное. Я обняла ее, и она послушно уронила голову на мое плечо.

В «Скорой» места для всех не хватило. Джеку хотели вызвать третью машину, но он наотрез отказался, заявив, что вполне способен сам сесть за руль. Поэтому ему наложили временную повязку, взяв железное обещание, что он явится в больницу. Я не спускала с него подозрительного взгляда:

– Ты ведь и правда поедешь за нами? Покажешься врачу? Не выкинешь какую-нибудь глупость и не слиняешь на полпути?

Думаю, Джек не собирался этого делать, и видя мое беспокойство, он кивнул и повторил свои недавние слова:

– Обо мне не беспокойся. Я буду рядом.

Никогда не думала, что в больнице бывает так шумно. В приемном покое царила суета, словно был самый разгар буднего дня, но никак не два часа ночи.

Нас тут же окружили медики, которые, следуя отрепетированному сценарию, в один миг оценили сложность травм и отсортировали пострадавших. Кэролайн куда-то забрали, а мне после анализов велели ждать дежурного врача.

Я оказалась предоставлена самой себе. Прошла целая вечность. С каждой минутой мое волнение, только-только улегшееся, опять принялось нарастать, крепким узлом стягивая желудок. Понятно, что врачи и медсестры заняты – из-за шторки, огораживающей мою койку, доносились шаги и голоса. Но ведь можно найти пару секунд и сказать, как там Эми? Я спрашивала об этом каждого, кто оказывался в пределах досягаемости, даже уборщика, который совсем не говорил по-английски, но ответа не получила.

Кроме того, надо позвонить родителям и Ричарду, сообщить, что я жива и относительно здорова. Было поздно, отец наверняка переживал, словно мне тринадцать лет. И пусть такое отношение изрядно меня бесило, ему и так хватало проблем, и я вернулась в Хэллингфорд, чтобы помочь, а не добавить новых.

Наверное, Ричард тоже беспокоился… Мы договорились созвониться после наших вечеринок, а мой мобильник, разбившийся вдребезги, лежит на дне оврага.

За шторой нарисовался чей-то силуэт, и я, не сдержавшись, раздраженно рыкнула:

– Не могли бы вы оказать милость и заглянуть сюда?

Металлические кольца со скрипом проехали по штанге, и в палату зашел Джек, мигом заполняя собой и без того тесное пространство.

– Вот ты где, – заявил он, точно искал меня. Неужели? – Так я и думал, что узнаю этот диктаторский тон.

Сомнительный комплимент… хотя если быть до конца честной, вполне справедливый. Я покраснела.

– Прости, я думала, это медсестра или еще кто.

В его глазах мигом вспыхнула тревога.

– Что такое? Тебе плохо?

Я покачала головой, и он немного расслабился.

– Тебе что-нибудь нужно? Могу организовать… только судно не проси. Ты уж извини, на такие геройские поступки я не способен.

У него был удивительный дар – заставлять меня улыбаться в самых трагичных ситуациях.

– Мне не помешал бы телефон. А лучше – новости про Эми. Даже не знаю, что там с ней…

Понимающе кивнув, он вытащил из кармана мобильник.

– Ой, я вовсе не имела в виду…

Я осеклась – на его повязке проступило большое красное пятно.

– Что, тебя так никто и не осмотрел?

– Я же сказал: просто царапина. Здесь и так черт-те что творится, новые «Скорые» приезжают каждые пять минут. Что-то говорили про пожар в доме престарелых.

Тогда понятно, почему про нас забыли.

– А вот тобой должны были заняться, – добавил Джек. – Вдруг у тебя сотрясение. Кто знает, какие могут быть последствия?…

– Да ладно. Я всегда такая безбашенная.

Джек улыбнулся.

– Тогда смелый он парень – твой жених.

Боже, Ричард! Я должна звонить ему, а не обмениваться любезностями с новым приятелем. Джек тут же понял мои мысли.

– Говори номер, я наберу.

Охотно переложив на Джека эту обязанность, я продиктовала домашний телефон. После сегодняшних испытаний ни за что не разобралась бы в чужом мобильнике. Более того, я нужные цифры вспомнила только с третьей попытки – верный признак сильного волнения. Как можно не знать собственный номер?… Джек заверил, что это сказывается нервное перевозбуждение. Я вяло кивнула в ответ – он-то понятия не имел, какой ужас вызывают у меня подобные провалы в памяти.

Трубку сняли после второго гудка. Прежде чем заговорить, я глубоко вдохнула и пошире улыбнулась, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

– Привет, пап.

– Эмма, это ты?

– Да, папа, я. Разбудила?

Из трубки доносились шорохи – отец искал на тумбочке будильник.

– Эмма, полтретьего утра! Ты где?

Я замолкла. Ну и как сказать про больницу, не напугав отца до полусмерти?

– В общем… имей в виду, что со мной все хорошо, я в полном порядке, но на какое-то время задержусь, потому что мы вроде как… попали в небольшую аварию.

Джек неодобрительно приподнял бровь. Ему не нравилось, что я преуменьшаю.

– Ты как?! Надеюсь, не пострадала?

Черт! Все мои усилия пошли прахом. Отец начинал паниковать. А еще в трубке послышался женский голос, и мое волнение перешло на новый уровень.

– Это Эмма? Что с ней? Где она?

– Я в порядке. Скажи маме, что я задержусь. Потом тебе объясню.

Терпеливо ожидая, когда он поговорит с мамой, я буравила взглядом больничное одеяло, не желая смотреть на Джека.

– Эмма, я здесь. – Отец вернулся.

– Так, папа, молчи, а то она снова встревожится. Просто слушай, хорошо?

Он вздохнул, понимая, зачем это нужно.

– Да, солнышко, – сказал он с нарочитой радостью.

Я вкратце обрисовала ситуацию:

– Мы попали в аварию. Со мной все хорошо, разве что маленькая царапина на лбу. – Я подняла голову и увидела, как Джек выгибает вторую бровь. – Кэролайн тоже жива-здорова, а вот Эми… – Я замолчала. – Эми сильно разбилась. Не знаю, что с ней. Никто ничего не говорит.

– Где ты? Я сейчас приеду.

Из трубки донесся приглушенный голос, и я поняла, что наша затея по поддержанию невинной беседы ради маминого спокойствия провалилась.

– Нет, папа, не надо. Я сейчас позвоню Ричарду, и он меня заберет. А тебе нельзя оставлять маму, кто за ней тогда присмотрит?

Отец замолчал, видимо, понимая мою правоту.

– Мне не нравится, что ты там одна.

Посмотрев на Джека, я слегка улыбнулась.

– Все нормально, пап. Я не одна. Со мной друг.

Когда я закончила разговор, повисло долгое молчание. Нарушил его Джек.

– Что ж… Выходит, ты патологическая лгунья? И давно у тебя эта проблема?

Я пожала плечами. Откровенничать не хотелось. Жаль, что он внимательный.

– «Небольшая авария»? «Маленькая царапина»? – не унимался Джек.

– Ага, и в довершение всего я назвала тебя другом.

Он смягчился, словно понял, что это больная тема.

– Нет, вот здесь ты сказала правду.

Взяв мою руку, он сплел наши пальцы так, что бриллиант вдавился ему в ладонь. Не успела я понять, что бы значил его жест, как Джек меня отпустил.

– Ну ладно, давай звони своему жениху, – велел он, и в его голосе я расслышала холодность, которой прежде не было. – Хоть сейчас постарайся без вранья.

Телефон в квартире Ричарда звонил, наверное, минут пять, но он так и не ответил. Странно, должен уже быть дома. И телефон у него в спальне… Он что, спит как убитый? Я посмотрела на часы. Почти три утра. Ричард говорил, что мальчишник планируется скромным – так, пара коллег по школе, да ребята из регби-клуба. В общем, все будет тихо, мирно и спокойно. Правда, Саймон, будущий шафер, при этом наградил Ричарда весьма странным взглядом.

Вздохнув, я набрала номер мобильного. Меня чуть не оглушило громкой музыкой и пьяными криками.

– Ричард?

В ответ – хриплый смех и звон бокалов. Похоже, мальчишник в самом разгаре и ребята развлекаются в ночном клубе.

– Ричард, ты слышишь?

– Кто это?

Да, не лучшее начало.

– Ричард, это Эмма. – Долгая пауза, которую надо чем-то заполнить. – Твоя невеста.

– Эмма, – повторил он и замолчал, будто припоминая. В трубке послышался приглушенный голос, что-то втолковывающий Ричарду. Всех подробностей я не разобрала, но слова «контролирует» и «наденет хомут» прозвучали вполне отчетливо. Саймон. Ох не зря я терпеть его не могу.

– Ричард, кое-что случилось… Мы попали в аварию, сейчас в больнице.

Мои слова мигом его отрезвили, не хуже ведра ледяной воды на голову.

– Эмма, что с тобой? Ты не пострадала?

– Да так, по мелочи. – Я старалась не замечать, с каким любопытством Джек ждет продолжения. – Лоб разбила, и ноги в синяках. Мы с Кэролайн легко отделались, а вот Эми… – Я не смогла договорить. Горло перехватило, и с губ сорвался судорожный всхлип.

– Эми? Что с ней? – Ричард трезвел с каждой секундой. – Эмма, успокойся и расскажи все по порядку.

Но я не могла. Мысли куда-то разом подевались, меня затрясло от страха. Я-то думала, что держусь молодцом, а паника просто поджидала удобного момента и теперь нахлынула с утроенной силой. Я беспомощно замотала головой.

Телефон перекочевал из моих рук к законному владельцу, и Джек спокойно и размеренно сказал:

– Они в больнице Святой Виктории. Приезжай как можно быстрее. И, кстати, возьми лучше такси, не вздумай сесть за руль.

Я плакала, а Джек меня обнимал. Это даже не казалось странным – висеть на шее у незнакомого мужчины. Он мог оказаться кем угодно. Хотя почему «мог» – я ведь и правда не знала, кто он такой. Случайность – или судьба – привела его к нам в нужное время. Если бы не он, отцу и Ричарду сейчас звонил бы кто-то другой, чтобы сообщить о… Я громко разрыдалась.

– Полегчало? – спросил Джек, когда водопад слез практически иссяк. Он протянул пачку бумажных салфеток, и я принялась вытирать лицо, покраснев еще сильнее, когда пришлось трубно высморкаться. Джек терпеливо ждал, пока я смогу продолжить разговор. – Ну и где твой благоверный предается разврату? Долго ему ехать?

– Что? Господи, ты где таких выражений нахватался?

Пожав плечами, Джек улыбнулся, и я с удивлением поняла, что уголки моих губ тоже приподнялись в улыбке.

– Я приехал издалека, мэм, – произнес он с тягучим акцентом, подражая старым вестернам.

– Да я уже догадалась. Позволь спросить, что ты делаешь в Англии?

– Я писатель. Скоро сдавать новую книгу, а я поселил своих персонажей в английской провинции. Вот и решил приехать на пару месяцев, вживую посмотреть, что тут у вас и как. Арендовал коттедж на побережье, неподалеку от Трентвилла.

При любых других обстоятельствах я засыпала бы его вопросами, но сейчас было не до того.

– Может, мне сходить, поговорить с врачами? Вдруг удастся что-нибудь выяснить об Эми, – предложил Джек.

Для незнакомца он слишком хорошо понимал мое настроение.

Он ушел, и в палате сразу стало просторнее и холоднее. Джек был из тех мужчин, которые всегда притягивают к себе чужое внимание. И дело не во внешности или природном обаянии, хотя даже я, несмотря на ужасный вечер, поддавалась его чарам. Джеку здорово пригодится харизма, когда он будет допрашивать врачей, потому что я почти уверена: любую информацию о состоянии больных дают только близким родственникам. Хотя, черт побери, мы и есть семья Эми – Кэролайн и я. Пусть мы не родные сестры, но нас связывают узы куда прочнее кровных. Ее родители переехали в другой город несколько лет назад. Конечно, они уже знают о случившемся – полиция наверняка сообщила, – однако до Хэллингфорда им добираться часа четыре. Так что у Эми оставались лишь мы…

Штора опять отъехала в сторону, и я нетерпеливо обернулась. В палату заглянула какая-то пожилая женщина. Она настороженно озиралась по сторонам; костлявые морщинистые руки, подобно птичьим лапкам, цеплялись за стальные ручки ходунков.

– Ну куда же, куда он делся?… – в отчаянии бормотала она. – Никак не могу его найти. Где же он?…

Ее трясло от возбуждения, и я не смогла оставаться равнодушной. Надеюсь, правда, ей нужен не туалет – понятия не имею, где его искать. Встав с кровати, я подошла к старушке.

– Успокойтесь, – заговорила я размеренным, почти привычным тоном, к которому последнее время прибегала слишком часто. – Давайте я помогу. Что вы ищете?

Встрепенувшись, она удивленно посмотрела на меня, словно только сейчас заметила. Знакомая ситуация… но мне не хотелось проводить параллели со своей жизнью, особенно сегодня.

Я повторила вопрос, мягко кладя руку поверх сморщенной ладони:

– Что вы потеряли?

– Мой пакет с вязанием. Я оставила его на стуле. А сейчас там ничего нет. Вы не знаете, куда его дели?

Я запоздало сообразила, что она, должно быть, пациентка из сгоревшего дома престарелых. Наверное, сбежала от медсестер.

– Давайте пойдем, спросим, может, кто-то из врачей видел? – предложила я, аккуратно направляя ее в нужную сторону. Выйдя из палаты, я повела старушку по коридору, приспособляясь к ее шаткой походке. За углом нам встретился Джек в сопровождении медсестры, отправленной на поиски беглянки.

– Вы зачем встали? Немедленно вернитесь, – велела та мне.

– Я присмотрю за Эммой, – заверил Джек. Он не спускал с меня задумчивого взгляда, пока я втолковывала смущенной старушке, что женщина в белом халате ей обязательно поможет. Бедняжка и без того была сбита с толку, не стоило пугать ее еще больше. Как ни странно, мои собственные проблемы словно отступили на второй план.

Однако вскоре пришлось вернуться в реальность. Когда мы дошли до моей палаты, Джек заявил:

– Я все выяснил. Эми сейчас делают операцию.

Он помог мне забраться на койку. Я натянула одеяло на исцарапанные ноги.

– Операцию? На лице?

Нахмурившись, он покачал головой.

– Нет. Похоже, у нее внутреннее кровотечение.

Вдоль позвоночника побежали ледяные мурашки. «Внутреннее кровотечение». В переводе с языка врачей это значит, что травмы очень серьезные.

Меня затрясло с прежней силой.

К счастью, Джек предпочитал молчание пустой болтовне – при всем желании я не сумела бы поддержать видимость разговора. Мне не удавалось сосредоточиться, пришлось даже прибегнуть к его помощи с бумагами, которые дала медсестра. Руки тряслись так сильно, что я не могла написать имя и адрес, поэтому охотно позволила Джеку забрать ручку и под мою диктовку заполнить документы уверенным крупным почерком.

По моей просьбе он не стал закрывать штору. Казалось, что без этого тонкого барьера новости доберутся до нас быстрее. Мы наблюдали, как мимо снуют люди: одни торопливо шагали, порой срываясь на бег, другие могли остановиться посреди коридора, беседуя о пустяках и даже не замечая, что будущее вот-вот изменится до неузнаваемости. Услышав разговор двух медсестер, обсуждающих какой-то сериал, я завелась не на шутку. Серьезно? Сериал?! Даже не смешно! Они должны спасать жизни, делать искусственное дыхание, бежать за каталкой, выкрикивать названия препаратов… А не трепаться, черт возьми, о дурацких телешоу!

Джек заметил мою злость и успокаивающе похлопал по спине.

– Для них это обычный рабочий день.

– А для меня – нет.

– Знаю.

Ричард примчался в вихре паники, смятения и алкогольных паров. Он пронесся по коридору, выкрикивая мое имя, и влетел в палату. Джек сразу же поднялся с кресла. При появлении жениха я опять заплакала, хотя прежде казалось, что на сегодня уже слезы закончились. Но нет – лишь при виде знакомого лица, выражавшего одновременно тревогу, заботу и любовь, и у меня снова хлынули слезы. Ричард прижал меня к груди, укачивая, как ребенка, и хотя от него несло хуже, чем от пивного завода, в его объятиях я смогла немного расслабиться.

– Шшш, тише, – ласково шептал он мне в волосы, а я старалась не замечать, как он весь прокоптился табачным дымом и до сих пор невнятно произносит слова. У него был мальчишник. Я не должна злиться, что, пока мы ползали в грязи возле горящей машины, он накачивался спиртным. Но ничего не могла с собой поделать. – Эмма, что, черт возьми, случилось? – спросил он, кладя ладонь мне на ногу и не замечая, как я морщусь от боли. Джек, тут же подлетев, заставил его убрать руку, чем заработал раздраженный взгляд. Мой жених сердито уставился на него, впервые обратив внимание на постороннего.

– У нее все ноги исцарапаны, – лаконично пояснил Джек, и хотя Ричард тут же принял виноватый вид, неприятный осадок никуда не делся. Возникло смутное ощущение, что он провалил некую важную проверку.

– Господи, а с лицом что? Кошмар!

Ну и как реагировать на столь сомнительный комплимент? К счастью, Джек избавил меня от необходимости отвечать.

– Эмма порезалась, когда автомобиль перевернулся и упал в овраг, где ей креслом придавило ноги. А потом машина взорвалась.

Пересказ событий от лица Джека получился хоть и точным, однако излишне резким и нарочито пугающим.

– Господи боже, Эмма… Я не знал… Ты ведь могла погибнуть! Я мог тебя потерять! – В голосе Ричарда слышался такой ужас, что я протянула к нему руки. И, отвлекшись на жениха, чуть не пропустила момент, когда Джек вышел из палаты.

– Постой! – крикнула я, когда Джек уже выходил, на секунду испугавшись, что он не остановится. – Уже уходишь? – недоверчиво спросила я, понимая, что не имею права удивляться, но не в силах ничего с собой поделать. Джек и так всю ночь вел себя как добрый самаритянин. Есть ли смысл ему нянчиться со мной теперь, когда приехал Ричард?

Джек встретился со мной взглядом, и на мгновение мне открылась страшная истина: сейчас он уйдет, и я больше никогда в жизни его не увижу. Может, он заметил страх в моих глазах? Кто знает… Каким-то чудом он всю ночь угадывал, что творится в моей голове, вот и сейчас замер, а потом решительно шагнул к кровати. Ричард растерянно смотрел на нас, словно пытаясь разобраться в хитросплетениях пьесы, к началу которой он опоздал.

Джек ласково улыбнулся.

– Мне пора. У тебя все будет хорошо. Надеюсь, твоя подруга скоро поправится. – К горлу подкатил комок, и я не смогла выдавить ни слова. – Эмма, береги себя, – тихо сказал он, наклоняясь и нежно целуя меня в лоб.

– Что за черт?… – изумился Ричард, круглыми глазами глядя вслед уходящему Джеку. – Тут что, все врачи целуются с пациентами?

После двух чашек крепчайшего кофе Ричард, пожалуй, сумел бы пройти тест на алкоголь. По крайней мере, провожая меня на рентген, разговаривал он уже более-менее внятно. Хотя я все равно не советовала бы ему работать с механизмами или электроникой – только не после того, как он целый час пытался набрать эсэмэс для моего отца.

Наблюдая, как мне промывают и зашивают рану, Ричард медленно зеленел. Наверное, причиной тому был не алкоголь, а страх перед иглами. В конце концов, беднягу практически силком усадили на пластиковый стул – наилучший выход, учитывая, как у него подгибались ноги.

Время неторопливо шло к рассвету. Ричард держался рядом, даже когда меня отправили в одноместную палату, настоятельно рекомендовав оставаться в больнице как минимум до утра, а еще лучше – на день. Выходил он лишь затем, чтобы наведаться к стойке регистратуры и узнать новости о состоянии Эми. Ответ всякий раз оставался неизменным.

– До сих пор оперируют, – доложил Ричард около пяти утра. В моей угловой палате свет был приглушен до минимума. Впрочем, уснуть я не смогла бы даже при большом желании. Это была самая длинная ночь в моей жизни.

Я сразу догадалась, когда он принес плохие новости. Дверь открылась как-то иначе, и черная тень упала на порог. Ричард не заходил; он молча и беспомощно глядел на меня. Я никогда его таким не видела… И молю Господа, чтобы не увидеть в будущем.

Он стоял, не говоря ни слова, и я вдруг поняла.

– Нет, – затрясла я головой, отказываясь принять то, что не было еще даже озвучено. – Нет-нет-нет-нет!

Глаза у него заблестели, но он по-прежнему не двигался.

– Неправда… Я не верю. Не верю!

Ричард наконец шевельнулся и на нетвердых ногах зашел в палату.

– Десять минут назад, – хрипло сказал он, беря меня за руку. Мир перед глазами расплылся. Наверное, Ричард говорил что-то еще… Что врачи сделали все возможное, но травмы оказались слишком серьезными… Не знаю. Я не слышала ничего, потому что в голове бились пять ужасных слов.

Эми, моя лучшая подруга, умерла…

Глава 3

Все внутри онемело. Как при уколе новокаина. Или в ледяной воде. Но не в хорошем смысле, когда боль отступает и становится легче. Нет, это чувство было сродни тому, как ты медленно замерзаешь насмерть, понимая, что совсем скоро все, конец…

Ричард и я сидели в полной тишине, пытаясь усвоить невыносимо страшную мысль, не укладывающуюся в рамки нашей реальности. Эми, яркая и безбашенная, всегда жила так, будто каждый день для нее – последний. И вот… это случилось.

Ее смерть, похоже, потрясла даже персонал больницы, потому что к нам вдруг стали относиться иначе. Медсестра, измерявшая артериальное давление, прежде чем снять манжету, на секунду стиснула мои пальцы. Врач, заявив во время утреннего обхода, что я могу отправляться домой, после некоторой паузы с неловкостью похлопал меня по плечу. И хотя он промолчал, возникло ощущение, что в ближайшие дни нам придется выслушать немало соболезнований.

Ричард помог мне переодеться – снять накрахмаленный больничный халат и снова надеть короткое вечернее платье, совершенно теперь неуместное. Я вздрогнула, когда ткань коснулась голой кожи – на подоле темнели багряные пятна, которые могли быть только кровью. Я не знала лишь, чьей. Моей? Джека? Или Эми? Да и какая разница? Все равно дома оно отправится в мусорное ведро.

Чтобы не тратить зря время, Ричард решил сходить в аптеку за обезболивающим.

– Я быстро, – пообещал он, целуя меня в лоб чуть ниже белой повязки. – С тобой ведь все будет хорошо?

Я печально покачала головой. Ричард, замешкавшись, понимающе кивнул. Для нас уже ничего не будет «хорошо». И сильно подозреваю, что за пределами больницы станет еще хуже.

В дверь тихо постучали, и в палату заглянула молоденькая медсестра. Я решила, она хочет сообщить о приехавшем такси, однако вместо этого услышала:

– Мисс Маршалл, к вам гость. Вообще-то сейчас не часы посещений, но учитывая обстоятельства…

Вот оно – одно из преимуществ лечения тех, кто пережил особую трагедию. Правда, я бы предпочла не состоять в этом вип-клубе.

Медсестра шагнула в сторону, позволяя визитеру войти. Джек, помедлив, произнес те самые, роковые слова:

– Эмма, мои соболезнования.

Я отчаянно пыталась сдержаться. В горле заклокотало, как у оперной певицы, собирающейся взять особенно высокую ноту. И с громким звуком – что-то среднее между икотой и собачьим воем – я в очередной раз нырнула в объятия Джека, заливаясь слезами, которые сдерживала в присутствии Ричарда. Теперь они наконец нашли трещину в плотине.

В общем-то, я никогда не была плаксой. Поэтому удивительно, что писатель из Америки, которого я знаю всего двенадцать часов, пережил больше моих истерик, чем жених за последние двадцать лет.

Я не слышала, как вошел Ричард, хотя к тому времени более-менее взяла себя в руки, и поняла, что мы с Джеком не одни, только когда услышала холодно-отстраненный голос:

– Эмма?

Джек поднял голову, так и не выпуская меня из рук. В его объятиях не было ничего порочного, он просто хотел меня поддержать, однако в светло-карих глазах Ричарда мелькнул хищный огонек, совершенно неуместный в данный момент. Я поспешно высвободилась, отступая от Джека на шаг. Тот протянул Ричарду ладонь:

– Джек Монро. Простите, вчера не было шанса нормально представиться.

Ричард медлил. И лишь когда ситуация из простой невежливости пообещала перерасти в откровенную грубость, он пожал Джеку руку. Правда, в этом жесте, так же как и на лицах обоих мужчин, не было ни капли дружелюбия.

– Ричард Уизерс, – коротко сказал он. – Жених Эммы.

У Джека дернулся уголок рта.

– Тебя что, тоже оставили здесь на ночь? – спросила я.

– Нет. Сделал перевязку и отправился домой.

Ах да, он же в другой одежде, а еще побрился. Под закатанным рукавом белел бинт куда меньших размеров.

– Тогда что ты здесь делаешь? – в лоб спросил Ричард.

Я сердито уставилась на него, но в ответ получила притворно удивленный взгляд.

– Позвонил утром, узнать, как дела, и мне сказали, что… Ну… в общем, я решил, что надо бы заехать.

– Очень любезно с твоей стороны, – процедил Ричард.

– Да, спасибо, – отозвалась я с куда большей искренностью.

– Как видишь, я забираю Эмму домой – ей надо отдохнуть. Так что благодарю, у нас все под контролем.

«Под контролем»? Да наша жизнь летит наперекосяк, но сейчас Ричарду для полноты ощущений не хватало разве что общения с парнем, который спас его любимую девушку. И я понимала, что должна поддержать жениха, пусть даже это будет совершенно неправильно.

– Джек, спасибо, что заглянул. Для меня это очень важно.

Подтекст гласил: «А теперь, пожалуйста, уходи».

– Хотелось бы, чтобы мы встретились при других обстоятельствах. И чтобы я смог сделать что-то большее. Для Эми.

Наверное, последние слова Джек добавил нарочно, не давая Ричарду в ответ ляпнуть какую-нибудь гадость. Как ни парадоксально, почему-то жениха заметно бесил тот факт, что Джек меня спас, – будто это как-то принижало самого Ричарда. Ну что за бред? Он должен испытывать благодарность, а не ерничать и ревновать.

– Тебя уже выписали? Может, подвезти?

– Нет, спасибо. Нас ждет такси, – поспешно возразил Ричард, словно испугавшись, что я приму предложение. Как по команде, опять постучала медсестра, сообщая о прибытии машины.

Ричард повел меня к двери, обнимая за талию. Обернувшись, я посмотрела на Джека – и ничего не смогла прочесть по его бесстрастному лицу. Я печально улыбнулась на прощание мужчине, который рисковал собой, спасая мою жизнь. Казалось, оставлять его вот так – сродни незавершенному делу или неоплаченному долгу. Хотя, может, это чувствуешь всегда, если обязан кому-то жизнью.

В машине я не возмущалась поведением Ричарда. Перед нами стояли куда более серьезные проблемы. Чем ближе мы подъезжали к дому родителей, тем острее ощущалась глобальность катастрофы. Когда такси остановилось и Ричард достал портмоне, чтобы расплатиться с водителем, я положила руку ему на плечо.

– Давай ты сначала съездишь к себе, умоешься и переоденешься?

– Разве тебе не будет легче, если я пойду с тобой?

Тоскливо покачав головой, я поцеловала его в надежде, что меня поймут правильно.

– Что бы мы ни сделали, легче не будет. Просто приезжай чуть позже, хорошо?

Я вылезла из такси и направилась к дому. Жаль, что моя смелость была такой же фальшивкой, как и благодарность, которую Ричард испытывал к моему спасителю.

Родители сидели за кухонным столом. Папа вскочил, как только я зашла, и сгреб меня в по-отечески крепкие объятия, пытаясь выразить свою любовь и тревогу. Я позвонила ему из больницы, поэтому он уже знал про Эми. Судя по красным глазам, он тяжело принял случившееся. Мои подруги заглядывали к нам при любой возможности. Родителям они были практически как родные.

– Чай будешь? – хрипло спросил он. – А то в этих больницах обычно предлагают всякую дрянь.

Пить совершенно не хотелось, но отцу следовало себя чем-то занять и успокоиться, поэтому я кивнула.

Пока он возился с чайником, я села рядом с мамой. Теребя в руках скатерть, она повернулась ко мне со страдальческим выражением на лице, невероятно похожим на мое собственное – точно я смотрела в волшебное зеркало будущего. Раньше это успокаивало, дарило ощущение связи времен… Теперь до ужаса пугало.

Я украдкой покосилась на папу, и он едва заметно кивнул. Что ж, уже легче. По иронии судьбы сегодня у нее хороший день – в то время как у меня худший в жизни.

– Папа сказал, – печально подтвердила она. – Поверить не могу. Малютка Эми…

Я молча кивнула, чувствуя, как слезы текут по щекам. Мама посмотрела на мою повязку.

– Что у тебя с головой?

– Порезалась слегка. Пустяки, почти ничего и нет, просто так замотали. Ты не волнуйся.

Она послушно кивнула, и любой, кто знал ее прежде, сразу понял бы, что это не моя мама. Настоящая Фрэнсис Маршалл никогда не была покладистой.

– Представить не могу, что чувствуют Линда и Дональд… – пробормотала она, и мы с папой обменялись удивленными взглядами. Кажется, это она про родителей Эми. Как странно – я совсем забыла их имена, а мама, хоть и не общалась с ними целую вечность, вспомнила в один момент. Ее болезнь абсолютно непредсказуема: никто не знает, что она отберет, а что оставит.

В тоскливом молчании мы сидели и пили чай. Голова казалась слишком тяжелой для шеи, в глаза словно насыпали горячего песка.

– Дочка, может, пойдешь и немного поспишь? – наконец предложил отец.

– Не могу, слишком много дел. Надо все распланировать… Узнать, как там Кэролайн, а то я про нее совсем забыла, съездить к родителям Эми. А еще свадьба… Придется отложить…

– Почему? – резко спросила мама. – Вы что, с Ричардом поссорились?

Я в замешательстве уставилась на нее.

– Нет. Вовсе нет… Но нельзя же вот так, прямо сейчас… Сразу после того, как Эми… – Я не договорила. Бесполезно, она все равно не поймет…

Папа буравил ее взглядом, словно пытаясь заставить нейроны в мамином мозгу работать должным образом. Последнее время он часто так на нее смотрел.

– Ах да. Конечно. Она ведь будет подружкой невесты?

Я кивнула, не найдя в себе сил поправить ее ошибку. Теперь об Эми надо говорить в прошедшем времени. Но думать об этом было слишком больно.

– Дела подождут до вечера, – отрезал отец, отворачиваясь от мамы. – В подобном состоянии от тебя мало толку. Иди, отдохни.

Казалось, это неправильно – позволять себе такую роскошь, как сон, а вместе с ним хоть и краткое, но бегство от реальности. Однако отец прав. Мне предстоит уйма дел, а сейчас я даже думать не могу. Кое-как поднявшись на ноги, я поцеловала отца, потом маму.

– Только чуть-чуть, – предупредила я папу. – Разбуди через пару часов. Скоро приедет Ричард, я хочу встать к этому моменту.

– О, Ричард приедет? – восхищенно спросила мама. – Как мило с его стороны.

Следующая ее фраза застала меня уже в коридоре:

– Эмма?

Я повернулась.

– Что у тебя с головой? Откуда повязка?

Нет, сегодня у нее вовсе не хороший день.

Судя по темным кругам под глазами, Ричарду, как и мне, выспаться не удалось. Всякий раз, когда я опускала веки, я опять видела события прошлой ночи во всех жутких подробностях, будто смотрела фильм ужасов, не загрузившийся до конца и прокручивающий один и тот же жуткий эпизод снова и снова.

Чувствуя, как давят стены, я набросила старую шерстяную кофту и вышла в сад. Побродив немного, села на скамейку под голым деревом. Сквозь стеклянную дверь я заметила, как в уютно освещенную гостиную зашел Ричард. Они с отцом обменялись рукопожатием, а потом неловко обнялись. С матерью он вел себя душевнее – наклонился к ее креслу, чтобы о чем-то поговорить. Слов я, конечно, не слышала, но видела, как он терпеливо кивает, держа ее за руку. Ричард чудесно к ней относился – ласково, без лишней фальши, раздражения или снисходительности. Я пыталась ему подражать, но ничего не получалось. Ричард считал: это потому, что мы с ней были очень близки – тяжело и несправедливо терять день за днем родного человека.

Папа махнул ему в сторону сада. Через минуту Ричард сидел рядом со мной, обнимая за плечи. Я привычно, будто недостающий кусочек мозаики, устроилась в его объятиях. От Ричарда пахло гелем для душа и лосьоном, и впервые за последние сутки я почувствовала, как удавка напряжения ослабевает.

Мы молчали – в разговорах не было необходимости. Считается, что когда долго живешь с кем-то, начинаешь угадывать его мысли. Но на этот раз я не имела не малейшего понятия, как он отреагирует на мои слова.

– Ричард, придется отложить свадьбу.

Он ничего не ответил, и я повернула к нему голову. Ветер трепал русые волосы, тень от удивительно длинных ресниц падала на лицо, когда он с непонятным выражением смотрел куда-то вдаль. Какие бы картины ни стояли у него перед глазами, он явно не видел ни аккуратный газон, ни ровно подстриженные кусты. Молчание затягивалось, и когда мне показалось, что Ричард уже собирается запротестовать, он вдруг печально вздохнул и ответил:

– Согласен.

Заготовленные аргументы застыли на губах. Я была уверена, что он начнет спорить, и согласие застало врасплох. Как ни глупо, его покладистость на мгновение даже вызвала разочарование.

– Так надо, – пробормотала я, невольно следуя заготовленному сценарию.

– Да.

Взяв меня за руку, он осторожно потрогал бриллиант на безымянном пальце. Я носила кольцо всего три месяца и все еще ощущала его вес.

– На какое-то время, – согласился Ричард, нежно целуя костяшки. – Просто отложим – не отменим.

Он смотрел мне прямо в глаза, и я кивнула, не доверяя голосу.

Темнело, и ветер усиливался, но мы оставались на улице, не замечая холод.

– Знаешь, а ведь если бы не Эми, мы с тобой и не начали бы встречаться, – прошептала я, положив голову Ричарду на плечо. Тот озадаченно посмотрел на меня сверху вниз. – Я, наверное, тебе не рассказывала, но в средней школе я с ума сходила по одному парню, Гаррету Флетчеру. Он всем девчонкам нравился, не мне одной. Мы считали, что он невероятно клевый, потому что играет в рок-группе.

Ричард многозначительно приподнял брови.

– Я умирала от желания, чтобы он позвал меня на выпускной. – Я слегка улыбнулась: даже двенадцать лет спустя детские страсти были свежи в памяти.

– Но на бал ты пошла…

– Он позвал не меня, а Эми, – перебила я, возвращаясь в прошлое и заново переживая тот ужаснейший для девочки-подростка момент, когда Гаррет подошел в переполненном коридоре и пригласил мою лучшую подругу на свидание.

– Я всегда знал, что он идиот, – буркнул Ричард.

– Представляешь, Эми ни секунды не раздумывала, хотя он считался самым классным парнем в школе. Знаешь, почему она отказала?

– Потому что лучше тебя разбиралась в мужчинах? – усмехнулся Ричард.

Я толкнула его в бок.

– Потому что она знала, как он мне нравится, и не хотела делать больно.

– У нее доброе сердце, – сказал Ричард и тут же поправился, отчего к моим глазам подкатили слезы: – …Было доброе сердце.

Горло перехватило. И только переведя дух, я смогла продолжить рассказ:

– И вот Гаррет Флетчер с этой своей обаятельной улыбкой поворачивается ко мне и говорит что-то вроде: «Ну что ж, тогда приглашаю тебя. Всем известно, как ты по мне сохнешь».

– Надеюсь, ты доходчиво объяснила, куда он может запихнуть свое приглашение?

Я улыбнулась, вспоминая, как шокировало меня публичное унижение. И фыркнула, то ли смеясь, то ли плача:

– Нет, тогда я потеряла дар речи. Эми сделала это сама. Прямо там, в коридоре, при всех, она заявила, что меня уже пригласил парень куда круче его, и если Гаррет хоть однажды разует глаза, то поймет, что вовсе не так хорош, как ему кажется.

– Очень на нее похоже, – одобряюще заметил Ричард.

– Конечно, она блефовала, никто меня не приглашал. Но ей не хотелось, чтобы какой-то идиот бросал мне подачки. Позже она сказала, что я заслуживаю кого-то получше, и если придется, мы пойдем на выпускной вместе. Пошлем к черту тупых мальчишек, которым не хватает смелости к нам подкатить.

– Но ведь я…

Усмехнувшись, я накрыла его руку своей:

– А этим же вечером позвонил ты. И так нервничал, что минут десять нес какую-то чушь, прежде чем перейти к делу.

– И ты согласилась, – расплылся в улыбке Ричард.

– Это и стало нашим первым свиданием, – напомнила я. – Если бы не Эми, я могла пойти с Гарретом.

Какое-то время мы молчали. В саду медленно сгущались сумерки.

– Знаешь, а я ведь его недавно видел. Флетчера, – произнес Ричард. – Мы встретились в автомастерской. Кажется, он меня не узнал. У него теперь большущий пивной живот и лысина.

Я прильнула к Ричарду.

– Эми была бы в полном восторге…

Не слушая протесты Ричарда и отца, я собиралась к Кэролайн. Я звонила ей уже несколько раз, но говорила с Ником – Каро наотрез отказывалась брать трубку. С каждым новым звонком в голосе Ника все отчетливее звучало отчаяние.

– Если не хочешь меня отвезти, сама доеду, – упрямо заявила я, ставя Ричарда в безвыходное положение. Он поддерживал отца, который считал, что сейчас не время ходить по гостям и вообще мне самое место в кровати. Однако я не собиралась уступать.

– Я нужна Кэролайн. Я должна, нет, обязана к ней поехать. Да и Нику не помешает сейчас твоя поддержка.

Это был решающий аргумент. Даже недовольное хмыканье отца не могло ослабить мою решимость. Мама наблюдала за нашей перепалкой, как за интереснейшим теннисным матчем.

– Ты уходишь так поздно? – недоуменно спросила она, когда Ричард протянул мне куртку и я стала просовывать руки в рукава.

– Мама, я скоро вернусь.

Кэролайн и Ник жили в новом комплексе на другом конце города – они первыми из нашего круга друзей обзавелись собственным домом. Что, впрочем, было логично, ведь Ник работал в банке, а Кэролайн – в агентстве недвижимости. Они выбрали тихий ухоженный район, заселенный такими же молодыми парами. Кэролайн, с детства копившая приданое (хотя это понятие уже век как устарело), оказалась прирожденной домохозяйкой и свила уютное гнездышко. Бедняжка никак не могла понять, почему ни я, ни Эми не следуем ее примеру.

После Рождества, когда мы с Ричардом объявили о помолвке, она взялась за меня с утроенными силами, соблазнительно размахивая перед носом образцами тканей и подбрасывая глянцевые каталоги домашних товаров, точно приманку для дикого зверя. Ее усилия пошли прахом. Ричард вполне уютно чувствовал себя на съемной квартире, а я собиралась переехать к нему. Мне с лихвой хватало подготовки к свадьбе, чтобы забивать голову еще и поисками дома. Наверное, тогда я здорово разочаровала Кэролайн.

Мы свернули на знакомую улицу, и Ричард припарковался сразу за автомобилем Ника. Там, где обычно стояла машина Кэролайн. Обменявшись с Ричардом печальными взглядами, мы пошли рука об руку по дорожке к дому наших друзей.

Вряд ли гостей можно было встретить с большим энтузиазмом. Ник распахнул дверь даже прежде, чем в обитой дубовыми панелями прихожей угасло эхо звонка, и обнял меня, стараясь не смотреть на белую повязку.

– Кэролайн у себя, – сказал он.

Я бы нашла ее комнату, даже если прежде ни разу не была в этом доме – дорогу подсказывала приглушенная музыка. Подойдя ближе, узнала песню, по которой мы трое лет десять назад сходили с ума. Однако саундтрек нашей юности не мог заглушить громкие рыдания, доносящиеся из спальни. Тихонько постучав, я вошла.

Кэролайн была вся растрепана, а в комнате царил настоящий бардак, выдававший, насколько ей плохо. Короткие светлые волосы торчали во все стороны, на лице проступили красные пятна. В одних пижамных шортиках и майке она стояла на коленях в центре двуспальной кровати, на красиво вышитом пододеяльнике, который сейчас скрывался под морем фотографий. Кажется, она собрала здесь все снимки с нами троими.

– Поверить не могу, что ее… больше нет, – задыхаясь от боли, выдавила Кэролайн. Она провела по матрасу руками, рассыпая карточки, с которых улыбалась Эми.

– Знаю… – всхлипнула я.

– Почему она? Почему?! В мире столько ужасных людей, почему умерла именно она?!

Даже сквозь слезы я различала в глазах Кэролайн немой вопрос, который весь день терзал и меня: «Почему Эми, а не я?» Я слышала, что в психологии существует понятие «вина выжившего», но даже представить не могла, насколько это жуткое чувство. Как несправедливо, что я получила пару царапин там, где Эми лишилась жизни, будущего… лишилась всего. Я разгребла фотографии и забралась на кровать. Мы с Кэролайн вцепились друг в друга, словно Гензель и Гретель в дремучем лесу.

– Мне все время кажется, она сейчас распахнет дверь и скажет, что это глупая шутка.

Кэролайн судорожно закивала, хватаясь за меня в страхе, что я тоже вот-вот исчезну. Я посмотрела на разбросанные фотографии.

– Хотела бы я знать, почему… Почему оборвалась ее жизнь? Она ведь такая молодая, у нее было столько идей, столько планов… – Я захлебывалась рыданиями. – Боже, Кэролайн, я просто не понимаю. Все должно было сложиться совсем иначе. Чтобы мы состарились вместе. Помнишь, как мы строили в детстве планы? Мы должны были выйти замуж, родить детей, и чтобы они тоже стали друзьями, и мы с ними гуляли бы в парке…

Мой голос сорвался, но Кэролайн подхватила – за годы нашей дружбы мы распланировали все до мельчайших деталей.

– А потом, в глубокой старости, выбрали бы дом престарелых поуютнее, где-нибудь на берегу, обязательно с большой верандой, и мы весь день могли бы сидеть там в креслах-качалках… И никогда, никогда не расставались бы.

Мы целую вечность не вспоминали об этой детской фантазии – и вдруг ее грубо отняли и растоптали.

– Не знаю, как мы теперь будем… без Эми, – всхлипывала я. – Так больно… словно умерла она, а предсмертную агонию переживаем мы. Больно дышать, больно думать… это невыносимо!..

Я бессвязно бормотала сквозь рыдания, но Кэролайн, казалось, понимала, кивая каждому слову.

– Мне весь день звонят и звонят… Не могу ни с кем говорить. Так и хочется заорать в трубку: «Неужели вы сами не понимаете, каково нам сейчас?! Не понимаете, что мы потеряли? Что жизнь больше никогда не станет прежней?!»

– Я чувствую то же самое…

Мы долго плакали, цепляясь друг за друга как за единственную надежную опору, не дающую утонуть в океане горя. Когда слезы кончились, я принялась шарить по матрасу в поисках салфеток. Они нашлись под кучкой фотографий школьных лет. Я взяла первую попавшуюся. Снимку было лет двадцать, его сделали после рождественской постановки. В центре кадра стояла Эми в длинном голубом платье; со своей дивной улыбкой она казалась идеальной Девой Марией, если не обращать внимания, что она держит куклу-Иисуса вверх тормашками. Справа – Кэролайн с большущими ослиными ушами и дурацкой ухмылкой. Слева – я с какой-то странной конструкцией из фольги на макушке.

Кэролайн, опустив голову мне на плечо, тоже рассматривала фотографию. Три лица – все разные и при этом одинаково светящиеся радостью и счастьем. Не надо было глядеть на остальные снимки, чтобы убедиться: такие же улыбки на каждом из них. Здесь была даже одна фотография со вчерашнего вечера – когда на девичнике мы сели рядышком, и Кэролайн щелкнула нас на мобильник. Веснушки спрятались под слоем макияжа, косички сменились стильными укладками, но в глазах по-прежнему сияла дружеская любовь. И вот оказалось, что снимок, который родился спонтанно, едва ли не на бегу, запечатлел последние мгновения жизни Эми. Я снова потянулась к салфеткам.

Возле левого колена я заметила незнакомую карточку и подняла фотографию ближе к свету. Снимок, судя по всему, был недавним – не старше пары лет. Девочки с тех пор практически не изменились, только Кэролайн была с длинными волосами, а последнее время она предпочитала короткую стрижку. Сделали его летом, на открытой веранде какого-то бара. Ник и Ричард в шортах и футболках сидели на длинной скамье, держа высокие бокалы с пивом. Напротив примостились задорно хохочущие Кэролайн и Эми. На заднем плане виднелись четыре велосипеда, прислоненные к дереву. Меня в кадре не было.

– Кэролайн, а это где?

Она взяла снимок, и легкая сентиментальная улыбка тронула ей губы.

– Да, было дело. Эми убедила нас прокатиться до Браунли – двадцать пять километров в одну сторону в самое жаркое воскресенье лета. Клянусь, мы тогда чуть не померли от теплового удара. Года три-четыре назад.

Внутри зарождалось непривычное чувство. Как раз в это время я с девочками не общалась – работа в Лондоне отнимала слишком много сил, поэтому я приезжала в Хэллингфорд буквально пару раз повидаться с родителями. Потом, спустя два года, мне выпал шанс на восемнадцать месяцев уехать в Вашингтон. Радуясь своей фантастической удаче, я не задумывалась, как без меня поживают старые друзья. И сейчас было жутковато сознавать, что у них остались свои воспоминания, о которых я ничего не знаю. Эта потеря даже обретала сакральный смысл: ведь я впустую потратила столько времени, которое могла бы провести с ними – вместе с Эми. И уже ничего не исправить…

– Бьюсь об заклад, таким ты Ричарда никогда не видела. – Кэролайн раскопала другую фотографию.

Она права. Ричард, кстати, предпочел бы, чтобы эта карточка не попадалась мне на глаза. Снимали, судя по развешанным повсюду украшениям и разноцветной гирлянде, обвивавшей большую арку, на рождественской вечеринке. Ричард смотрел прямо в объектив, держа в руке бокал, а в волосах у него…

– Господи боже, это что?! Он осветлял пряди?

Кэролайн радостно закивала, будто делясь сокровенным секретом.

– Ему ужасно не шло – словно привет из восьмидесятых. Но он считал себя невероятно крутым.

Я пристально разглядывала фотографию. Мое внимание привлекала вовсе не странная прическа, которая и впрямь делала его похожим на какого-то хипстера. Ричард выглядел очень расслабленным и довольным жизнью. Он, видимо, смеялся над какой-то шуткой, когда его неожиданно попросили повернуться к камере. Сбоку стояла Кэролайн с каким-то незнакомым типом, а рядом с Ричардом, прямо под аркой, пристроилась Эми в ультракоротком красном платье. Судя по ехидной улыбке, она собиралась оторваться по полной. Прямо над головой у нее висела веточка омелы, и я слишком хорошо знала подругу, чтобы понять: это место она заняла не случайно. Интересно, кого из парней на заднем плане она выбрала мишенью?

Тихий стук заставил нас обеих поднять головы. В комнату нерешительно заглянул Ник.

– Девушки, вы тут в порядке?

Как и большинство парней, он плохо переносил женские истерики.

Посмотрев на Кэролайн, я пожала ей руку.

– Нет. Но как-нибудь справимся. Ради Эми.

В конце концов я убедила Кэролайн выйти из спальни и поесть. Нику за последние сутки этого сделать не удалось. Значит, приехала я все-таки не зря.

Ричард с Ником откупорили бутылку вина. Когда мы присоединились к ним на кухне, Ник полез в шкаф за новыми бокалами. Я пила обезболивающее, а у Кэролайн на тумбочке стоял коричневый аптечный пузырек. Не следовало, наверное, мешать медикаменты с алкоголем… И все же мы обе потянулись за вином.

Разговор неизменно вертелся вокруг одной и той же темы, разбившей весь наш мир вдребезги.

– Кто-нибудь говорил с родителями Эми? Уже известно, когда… Они выбрали дату?…

Ричарду никак не давалось слово «похороны», и не без оснований. Оно предназначено для больных стариков, которые повидали мир и успели сделать все, что планировали. Но никак не для красивой веселой девушки двадцати семи лет, чья жизнь только начиналась.

– Они звонили после обеда, – ответил Ник.

– Правда? – изумилась Кэролайн, поворачиваясь на стуле. – А почему ты мне не сказал?

Ник сделал паузу, подбирая слова, чтобы они не прозвучали как упрек.

– Милая, я говорил. Ты отказалась подходить к телефону. Более того, весьма красочно объяснила, куда я могу идти.

Кэролайн перебралась на колени к Нику и обхватила его за шею.

– Прости, – прошептала она, уткнувшись губами ему в плечо, и я вдруг почувствовала, что мы с Ричардом лишние. Мне удалось оттащить подругу с края пропасти, но теперь ей нужен Ник, который поможет встать на ноги.

– Я сама им завтра перезвоню, – предложила я, и Кэролайн поспешно кивнула, с готовностью скидывая на меня эту непосильную ношу. – Где они остановились?

Ник сообщил название отеля, и мы с Ричардом засобирались домой. Когда мы шли к машине, я была очень признательна, что он поддерживает меня за талию. Похоже, лекарства и алкоголь и в самом деле плохо сочетаются.

Глава 4

Как только я произнесла фамилию Эми на стойке регистрации загородного отеля, отношение ко мне стало другим. Девушка-администратор в черном костюме оттаяла, льдинки в ее глазах сменились неприкрытым сочувствием.

– Они в номере люкс. – Даже голос у нее смягчился, когда она поняла, что я участница недавней трагедии. – Вашего визита ожидают?

Девушка провела идеально подточенным ногтем по списку имен. Мое значилось между гробовщиком и флористом.

– Да, я Эмма Маршалл.

Нужный номер был на первом этаже, и из него открывался шикарный вид на огромный парк, окружавший отель. Впрочем, вряд ли родители Эми хоть раз за эти два дня глянули в окно. Хотя я знала их чуть ли не всю жизнь, сложилось так, что семья Кэролайн была им ближе. Однако отец Эми, едва открыв дверь, тут же обнял меня.

Эми не говорила, кем он работает, отделываясь абстрактным «опять уехал по делам». В любом случае род его занятий, похоже, отнимал немало времени; он частенько пропускал школьные мероприятия, а иногда даже дни рождения. Может, поэтому я считала его довольно замкнутым и нелюдимым, и сейчас, глядя на бороздки от слез на щеках Дональда Трэвиса, испытала настоящее потрясение. Это ужасно – вживую видеть родительское горе и знать, что ничем не можешь ослабить эту боль. Он крепко меня обнимал, а слезы все текли и текли, и он даже не пытался их вытереть. Я вспомнила, как Эми иногда обижалась на отца, считая, что он ставит работу выше семьи. Эми, наблюдаешь ли ты за ним сейчас? Понимаешь, как он скорбит? Хотелось бы верить, что да…

Линда Трэвис тоже мало походила на саму себя. Она всегда выглядела так, будто только что вышла из салона красоты. На школьном дворе среди прочих мамочек в джинсах и кроссовках она в своих дизайнерских нарядах и дорогущих туфлях сверкала, как жемчужина в куче навоза. В детстве у Эми было все, что можно пожелать: огромный особняк, шикарные машины, гламурные родители… Более того, под внешностью идеальной леди из глянцевого журнала скрывалась мать, которая души не чаяла в единственной дочери. И сейчас было трудно поверить, что неопрятная женщина, калачиком свернувшаяся на диване, – это она. Хотя бы потому, что она выглядела старше лет на тридцать – и вряд ли теперь сможет вернуть себе прежний облик. Я подошла ближе, но так и не сумела найти слов, которые пусть даже на секунду уняли бы ее страдания. Поэтому просто взяла ее за руку – совсем как Эми две ночи назад.

Когда я позвонила утром, то была почти уверена, что Трэвисы не захотят встретиться. В конце концов, они связались с Кэролайн, а не со мной. Вдруг они считали меня в какой-то степени виноватой в смерти их дочери?

– Если я смогу чем-то помочь… с подготовкой к…

Я замялась. Это слово почему-то не давалось мне так же, как и Ричарду. К счастью, организация различных мероприятий была коньком Дональда Трэвиса и на ближайшие дни обещала стать его отдушиной, как это ни дико звучит, – уйдя с головой в дела, можно забыть о том, что планируешь похороны своего ребенка.

– Разве что… – нерешительно начала Линда.

– Все, что угодно! Просто скажите.

– Гробовщик просил нас выбрать одежду, ну, чтобы… а я не… – Она громко разрыдалась.

Эми нужен наряд для похорон, а Линда, не раз сопровождавшая дочь в походах по магазинам, не могла вынести и мысли о погребальном убранстве. Настоящий кошмар для любой матери…

Подготовка к свадьбе была интересным и даже веселым занятием, поэтому неудивительно, что ее отмена вызывала тоску и повергала в уныние. Конечно, я могла бы просто позвонить по телефону или разослать электронные письма, но почему-то правильнее казалось до мелочей повторить все действия, которые я предпринимала пару месяцев назад, заказывая церковь, цветы и продукты.

Как выяснилось, мои поставщики и сами ждали, когда я отменю заказы, – плохие новости распространяются куда быстрее хороших.

По дороге домой в голову вдруг пришла любопытная мысль: отмена свадьбы наглядно показала, как моя жизнь движется не вперед, а назад. В восемнадцать лет я уехала, оставив здесь родных и близких, чтобы поступить в университет, а потом построить карьеру в Лондоне. И вот мне двадцать семь, и я опять живу с родителями, тружусь в том же магазинчике, куда впервые устроилась на подработку после школы. Даже мои отношения с Ричардом можно расценивать как возврат к прошлому. Много лет назад, расставаясь с ним, я искренне верила, что наш роман себя изжил. И все же мы скоро поженимся – точнее, поженились бы, если бы сегодня я не отменила церемонию.

Чувствуя усталость и – что вполне закономерно – жуткую тоску, я зашла в дом. С порога меня окутало запахом цветов. Их аромат заполонил весь коридор, и я, открыв рот, уставилась на укрытую прозрачным целлофаном огромную охапку нежных экзотических бутонов, лежащую на столике возле двери.

– Ричард… – с улыбкой пробормотала я, доставая из упаковки маленький белый конверт. Прежде жених присылал мне цветы лишь дважды, и оба раза – веточки фрезии. Поэтому столь неожиданный и продуманный жест глубоко тронул. Я вытащила из конверта записку, и, оцепенев на миг, улыбнулась еще шире. На картонном прямоугольнике твердым почерком были выведены шесть слов: «Искренне соболезную твоей потере. Джек Монро».

Я примеряла букет к самой высокой вазе, которую только нашла в доме, когда приехал Ричард.

– Твои цветы? – поинтересовался он, чмокнув меня в щеку. На секунду захотелось соврать, но я решила быть честной. Хотя потом об этом пожалела.

– Да. Правда, очень красивые?

– Ммм… Угу, – рассеянно пробормотал он, озираясь вокруг. Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять: он ищет карточку. – А от кого они?

Глубоко вдохнув, я сказала:

– От Джека Монро.

– Кого?

– Джека Монро. Того американца, который тогда… ну, который вытащил меня из машины.

Недоумение сменилось хмурым взглядом.

– И зачем ему дарить тебе цветы?

– Понятия не имею… Может, чтобы выразить соболезнования? Потому что так принято? Кто знает?… – Видя нескрываемое раздражение Ричарда, я добавила: – Представляешь, а я ведь решила, что они от тебя.

Ричард смутился, но ему не хватило здравого смысла, чтобы оставить эту тему.

– А зачем ты дала ему домашний адрес?

– Я не давала.

– Тогда откуда он узнал?

Положив букет на стол, я повернулась к Ричарду.

– Не имею ни малейшего понятия, – отрезала я, намекая, что лучше бы ему заткнуться. – Он писатель и, наверное, умеет собирать информацию. А почему тебя так это волнует?

Ричард выглядел растерянным – похоже, он жалел, что вообще завел этот разговор. Следующая его реплика только подлила масла в огонь.

– Согласись, странно. Как будто он тебя… преследует.

Благоразумно опустив острые ножницы, которыми я подрезала стебли (не стоит ссориться, держа в руках колюще-режущие предметы), я ответила:

– Даже не знаю. Дай-ка подумаю. Сперва он останавливается, чтобы оказать нам первую помощь, потом рискует жизнью, чтобы вытащить меня из горящей машины, а теперь вот присылает цветы. Надо же, парень явный псих. Пожалуй, стоит заявить на него в полицию.

– Я просто… – начал было Ричард.

– Довольно. – Я подняла ножницы и щелчком перерезала стебель, ставя в разговоре точку.

Обрезав еще шесть цветов, я поняла, что была излишне резка. Ричард мялся, явно раздумывая, стоит ли ему извиняться или лучше оставить все как есть.

– Прости, – сказала я, разрешая его дилемму. – Похоже, я слишком разошлась.

Напряжение утекало каплями дождя по оконному стеклу.

– Да и я, кажется, вел себя как полный придурок, – признался Ричард, протягивая мне руки.

– Разве? – подыграла я, прижимаясь к нему и чувствуя, как уходит раздражение. – У меня был ужасный день. Так грустно – отменять приготовления к свадьбе. Да и встреча с родителями Эми всю душу наизнанку вывернула, – пробормотала я, уткнувшись носом в рубашку. – Но это не повод срываться на тебя. Прости.

– Я и приехал, чтобы ты могла выговориться. – Ричард поцеловал меня в макушку. – А насчет родителей Эми прекрасно тебя понимаю.

Я запрокинула голову, заглядывая ему в лицо.

– Ты с ними тоже сегодня встречался?

Он кивнул, морщась от неприятных воспоминаний.

– Когда? И где? – Как он мог пересечься с родителями моей подруги, если даже не был с ними знаком?

– В гостинице. Позвонил им по дороге с работы, чтобы выразить соболезнования.

– О, – только и ответила я, пытаясь разобраться в услышанном. Насколько мне известно, Ричард не был знаком с семьей Эми. Он и с самой Эми общался исключительно из-за нашей дружбы.

Пристраивая вазу с цветами на столе, я заметила, как Ричард скривился.

– Тебе не нравится Джек или то, что он прислал цветы?

– Джек, – последовал короткий ответ.

Меня это, в общем-то, не удивило.

– Но почему? Ты ведь его совсем не знаешь.

Прислонившись к кухонному шкафу, Ричард глубоко вздохнул.

– Мне не нравятся те чувства, которые он у меня вызывает.

Надо же, а я в корне не согласна… Но лучше держать свои мысли при себе.

– О чем ты?

Ричард уставился поверх моей головы, неохотно исповедуясь банке кофе:

– Из-за него я чувствую себя виноватым. Чувствую, что он выполнил мои обязанности – это я должен был тебя спасти, отвезти в больницу, утешить… Я, а не какой-то незнакомец. Моя любимая переживала свой худший кошмар, а где в это время был я? Что делал? Пил и развлекался.

– Ты не знал. Забудь. Почему нельзя просто радоваться, что кто-то – неважно кто – пришел мне на помощь?

Он выдавил улыбку.

– Попробую.

Ричард привлек меня к себе, чуть слышно бормоча (не знаю даже, предназначалось ли это моим ушам):

– Но лучше бы на его месте был кто-то другой. Кто угодно, лишь бы не он.

Мне потребовалось минут десять, чтобы набраться смелости и вылезти из машины, и еще пять – чтобы вставить ключ, который дали родители Эми, в замочную скважину. Я вызвалась на эту миссию, пытаясь избавить их от лишней боли, но не учла, как трудно будет впервые после смерти подруги переступать этот порог.

Я собрала письма, скопившиеся за несколько дней, в одну стопку, успев заметить, что в основном там извещения о кредитах и магазинные счета. И невольно улыбнулась. Эми свято верила, что банкам нравится иметь задолжников – иначе зачем бы они выдавали кредитные карты?… Я положила почту на кухонный стол, возле отпечатка, оставленного кружкой. Почему-то круглый след давным-давно выпитого кофе поразил в самое сердце, навевая мысли о призраках, и я поспешно стерла его ладонью. В кухне-студии царила тишина, разве что в углу комнаты гудел холодильник, – и это было совершенно неправильно. Эми не любила тишину. У нее всегда гремела музыка, или рокотал телевизор, или то и другое сразу. Она была истинным экстравертом, самоуверенности в ней хватило бы на десятерых; она ненавидела одиночество и молчание. Я представила, как она лежит сейчас на алюминиевом столе где-то во мраке и тишине, и меня накрыло новой волной горя.

В двухкомнатной квартире словно и впрямь обитал дух Эми. Ее присутствие ощущалось повсюду: и в развешанных по стенам постерах, и в ярких разномастных подушках на диване, и в горке немытых тарелок, сложенных возле раковины, и в куче грязного белья у стиральной машины. Я тоскливо уставилась на одежду, которой не суждено быть выстиранной, вспомнила о цели своего визита и, оторвав с держателя бумажное полотенце, решительно промокнула глаза.

Пользуясь любым предлогом, чтобы отложить поиски в гардеробе, я сначала навела порядок на кухне: перемыла посуду, тщательно отдраила шкафы, чего, думаю, с ними не случалось за все время существования. Правда, уборка больше по части Кэролайн, но та сейчас не в себе, а кроме меня, некому снять с родителей Эми этот груз.

– Ох, Эми… – прошептала я в пустоту, одновременно любя ее и ненавидя за то, что она нас бросила.

Под раковиной нашлись черные мусорные пакеты, и я, развернув один, открыла холодильник. Эми редко питалась дома, и в холодильнике было практически пусто. В мусорку отправились всего-навсего вялая кисточка винограда, кусок заплесневелого сыра с трудновыговариваемым названием и пакет молока. Остались шесть бутылок вина, которые за еду не считаются. Даже не заглядывая в морозилку, я знала, что там полно полуфабрикатов, а в верхнем ящике кухонного стола – горка рекламных проспектов из ресторанчиков еды «на вынос». У Кэролайн от такого зрелища приключился бы сердечный приступ.

Закончив с делами на кухне, я неохотно направилась в спальню. Однако проходя через гостиную, вдруг застыла, уставившись в пустой угол, где три месяца назад стояла рождественская елка. Ее мы выбрали вместе, а потом с трудом запихнули в мою машину, – пришлось сложить задние сиденья, и все равно из багажника во все стороны торчали ветки. Мы стояли на переполненной парковке возле гипермаркета, думая, что же делать, когда Эми вдруг сбросила ботинки и стянула цветные колготки.

– Вот! – бросила она их мне. Улыбнувшись, я обмотала капроном, хранившим тепло ее тела, выступающую часть дерева и подергала, убеждаясь в надежности узлов.

В следующий раз эту елку я увидела через неделю после Рождества…

В тот день я позвонила подругам и предложила вечером встретиться. Квартиру Эми в качестве точки сбора выбрали исключительно затем, чтобы никто вроде Ника или моих родителей нам не помешал. Мне хотелось разделить этот особенный момент только с Кэролайн и Эми.

Эми вернулась домой буквально за двадцать минут до нас, бросив сумку прямо возле порога и даже не потрудившись ее убрать, так что мы с Кэролайн по очереди об нее споткнулись. В гостиной играла рождественская музыка, царил уютный полумрак – горели лишь две настольные лампы и гирлянда на елке. На журнальном столике стоял открытый ноутбук, который Эми при нашем появлении захлопнула.

– Пыталась найти рецепт эггнога[1], – пояснила она, радостно нас обнимая. – А потом вспомнила, что у меня нет яиц. И рецепты жутко сложные, и готовить я не умею…

Кэролайн, рассмеявшись, покачала головой.

– Давай я все сделаю. На углу есть круглосуточный магазин…

Я перебила ее, не в силах и дальше держать в себе новость. А рассказывать им по отдельности – уже не то.

– Давайте не будем заморачиваться. Я шампанское принесла.

Свободной рукой я вытащила из сумки заранее купленную бутылку.

Они обе удивленно приподняли брови.

– Как предусмотрительно! – воскликнула Эми. – А что празднуем?

Она вдруг округлила глаза, а Кэролайн шумно вздохнула, – я очень медленно вытащила левую руку из кармана меховой куртки.

– О Господи! Господи боже мой, с ума сойти! – на одной ноте завизжала Кэролайн. Казалось, она вот-вот задохнется. – Да неужели?! Он решился? Нет, правда?!

Я кивнула с широченной улыбкой.

– Ты помолвлена, – медленно проговорила Эми, не то спрашивая, не то утверждая.

– Да! – провозгласила я, а Кэролайн схватила мою руку, чтобы рассмотреть кольцо.

– Эмма! Оно потрясающее!

Я кивнула, согнув палец из-за непривычной тяжести. Кэролайн восторженно сгребла меня в объятия. Через мгновение к нам присоединилась Эми, и мы трое, образовав круг, весело смеялись.

Когда мы наконец выпустили друг друга, Кэролайн опять вцепилась мне в руку.

– Дай-ка еще посмотрю. Черт, камень такой огромный!

– Знаю… – смущенно повела я плечами. – Он, наверное, целое состояние потратил.

– Итак, рассказывай, как прошло! – велела Кэролайн, падая на диван и подбирая под себя ноги. – Каждую мелочь, мы все хотим знать. – И тут же завопила, даже прежде чем я успела открыть рот: – Нет, поверить не могу, что ты нас опередила. Ну, я Нику и устрою!

Я расхохоталась и взглянула на Эми. Та подозрительно тихо сидела в кресле, и на лице у нее отражалась целая гамма эмоций.

– Так рада за тебя – за вас обоих. Вы оба заслужили счастье. По-другому и быть не могло.

Мы с Кэролайн обменялись насмешливыми взглядами. Сантименты – это совсем на Эми не похоже.

– Эми… – внимательнее присмотрелась к ней Кэролайн. – Ты… плачешь?

Фыркнув, Эми потерла глаза, и впрямь подозрительно влажные.

– И что, мисс «Я первая выйду замуж»? – Вот это уже больше походило на нашу Эми. – Может, я и не стремлюсь окольцеваться, но это не значит, что я неспособна радоваться за близких.

Сентиментальностью она прежде не отличалась, и на мгновение мне стало неуютно.

– Подождите, вот нацеплю на вас самые дурацкие платья подружек невесты, тогда и посмотрим, как вы будете радоваться, – предупредила я.

– Мы будем подружками невесты! – завизжала Кэролайн, снова набрасываясь на меня и норовя задушить в объятиях.

– Да, без вас не обойдусь, – пробормотала я в плечо Кэролайн. Эми нежно улыбалась, не торопясь к нам присоединяться. Глаза у нее сияли от слез. Я и правда не ожидала, что мои подруги столь бурно отреагируют на новости.

Кэролайн смотрела в другую сторону и потому не заметила, как губы Эми сложились в беззвучное «Я тебя люблю».

Я немного опешила. Конечно, мы все питали друг к другу нежную привязанность, незыблемую и испытанную временем. Но о наших чувствах мы никогда не говорили – они подразумевались.

Перехватив ее взгляд, я одними губами прошептала: «Я тоже тебя люблю». Потому что так оно и было.

С трудом вынырнув из воспоминаний, я открыла дверь в спальню. Меня тут же окутало запахом любимых духов Эми. Зажмурившись, я вдохнула его, и на секунду показалось, будто она рядом. Но когда я вошла в комнату, в зеркале отразился лишь один силуэт – мой собственный.

Хотя целую стену занимал огромный шкаф, обувь и аксессуары в него не помещались, и каждый свободный уголок был заставлен коробками и ящиками с шарфами, сумками и ремнями. Оглядевшись, я пришла в отчаяние. Как, черт возьми, это сделать? Рыться в ее шкафах – все равно что лезть в личную жизнь.

Последнее натолкнуло на одну мысль, и я, развернувшись на каблуках, прошла обратно на кухню за новым мусорным пакетом. Я приехала, чтобы выбрать одежду для похорон, с остальными вещами разберутся родители Эми. Но сперва надо кое о чем позаботиться – некоторые предметы не предназначены для родительских глаз.

Я вытащила нижний ящик тумбочки. Отведя взгляд, вытряхнула его содержимое в пакет, слыша, как глухо ударяются друг о друга предметы. Эми недавно хвасталась мне своим последним приобретением. Она специально дождалась, когда Кэролайн выйдет, и та, вернувшись с новой бутылкой вина, застала нас глупо хихикающими, точь-в-точь как смущенные школьницы.

– Что смешного? – поинтересовалась она, и мы с Эми вместо ответа зашлись в новом приступе хохота. Кэролайн терпеливо смотрела на нас двоих, дожидаясь, когда мы успокоимся или, что более вероятно, окончательно надорвем животы.

В конце концов я отдышалась и смогла выдавить:

– Кэролайн, дело вот в чем… Вот у тебя нижний ящик в тумбочке забит дизайнерским постельным бельем… – Она кивнула. – В общем, Эми, глядя на тебя, тоже начала собирать кое-какие дамские вещицы… – Кэролайн расплылась в ободряющей улыбке, и тут я выдала: – Правда, большая часть ее коллекции работает на батарейках!

Мы закатились диким хохотом, вытирая слезы, и даже Кэролайн к нам присоединилась, плюхнувшись рядом на двуспальную кровать.

– Ну ты даешь, – упрекнула она Эми. – Как так можно? У тебя ведь даже парня нет.

– Именно! Поэтому я и покупаю эти штуки, – подколола Эми, зная, что Кэролайн зальется краской до корней волос, что и произошло. – А когда остепенюсь, как вы двое, пожертвую их на благотворительность.

– Не сомневаюсь, в доме престарелых твоя коллекция окажется кстати! – согласилась я, и мы опять повалились на кровать.

Образ из прошлого нехотя развеялся, и я, мысленно содрогнувшись, оглядела пустую комнату. Надо приниматься за работу.

Шкаф был забит до отказа, приходилось вынимать вешалки, чтобы хоть немного разобраться в содержимом. Все висело вперемешку, без какой-то системы – купальник мог оказаться между вечерним платьем и джинсами. Что ж, понятно, почему Эми всегда так долго собиралась – наверное, тратила уйму времени лишь на то, чтобы найти нужный наряд…

Чем дольше я рылась в вещах, тем лучше ее понимала. Здесь было много платьев и блузок с сексуальным вырезом, коротких юбок, в которых лучше не наклоняться. Но все это никуда не годилось. Мысль о том, что Эми, такая яркая и полная жизни, в одном из этих откровенных нарядов будет неподвижно лежать в гробу, рвала душу на части.

Только в самом конце я нашла идеальные платье и жакет. Не помню, чтобы Эми их когда-то надевала. Я вытащила двойку из шкафа взглянуть поближе и, даже не снимая целлофановый пакет, поняла: то, что нужно. На бирке был знакомый логотип дорогого магазина из тех, что рекламируются в глянцевых журналах. Определенно не распродажная вещь. Эми, наверное, потратила на нее весь лимит своей кредитки. Платье очень стильное, сдержанно-сексуальное: приталенное, с достаточно глубоким, но при этом вполне приличным вырезом, из темно-синей ткани – наверняка чистейшего шелка. В комплекте к нему шел укороченный жакет. Такую вещь покупают для особых случаев. Интересно, куда Эми собиралась так одеться?

Подходящие по цвету туфли я нашла гораздо быстрее. Затем подобрала комплект дизайнерского белья и бижутерию. Почему-то казалось очень важным, чтобы Эми отправилась в загробный мир как можно более красивой. Поэтому, наверное, стоит завезти платье в химчистку. Я поднесла его к окну убедиться, что нет никаких пятен. Скорее всего, хватит обычной глажки.

Я проверила карманы пиджака. Первый был пуст, а вот во втором нащупала крошечный, не больше почтовой марки, листок бумаги. Я уже собиралась выкинуть его в мусорный пакет, когда меня остановил некий инстинкт. Я развернула бумажку. Один край был неровный, словно оторвали кусочек от блокнотного листа. На нем оказался телефонный номер. Причем знакомый.

Я продолжила складывать вещи, добавив в пакет косметичку, куда положила любимую губную помаду Эми и духи. А сама в это время размышляла, откуда у лучшей подруги в кармане оказался рабочий номер моего жениха. Она что, зачем-то звонила ему в школу? Но во время занятий до Ричарда все равно не дозвониться – это номер преподавательской, можно разве что оставить сообщение кому-то из его коллег.

Садясь в машину, я ощущала крошечный квадратик бумаги даже сквозь джинсы – будто он прожигал ткань. Не то чтобы меня расстроила находка, просто я никак не могла понять, зачем Эми телефон Ричарда. И только после химчистки меня осенило: это же не его личный номер. Должно быть, Эми хотела позвонить кому-то из преподавателей.

Большую часть прошлого года мы с Кэролайн пытались найти Эми парня. Для Кэролайн это даже стало навязчивой идеей; она организовала несколько свиданий вслепую со своими знакомыми. Эми охотно соглашалась; она считала, что любой мужчина, готовый оплатить ужин, – вполне подходящая компания для прогулки по ночному городу. Кэролайн, естественно, рассчитывала на другой эффект, но Эми есть Эми.

Если я и Кэролайн встречались со своими «половинками» уже целую вечность (за вычетом тех пяти лет, что мы с Ричардом провели в разлуке), то Эми меняла мужчин с завидной регулярностью. Со своей внешностью и характером она не испытывала недостатка в поклонниках, но ни одна ее интрижка не длилась дольше пары месяцев. Она говорила, что ей быстро приедается или не хочется ограничивать свою свободу. Однако стоило Эми почувствовать, что партнер готов перейти на новый уровень, как она тут же рвала отношения.

– Я, как рыбак, бросаю мальков обратно в реку, даруя им свободу, – заявила она однажды, когда очередной роман, на который мы с Кэролайн возлагали особые надежды, закончился тем же, что и все предыдущие.

– Кое-кто просто слишком придирчив, – застонала Кэролайн, а Эми как ни в чем не бывало пожала плечами.

– В любом случае в постели он так себе, – сообщила она, зная, как неуютно теперь придется Кэролайн. Ведь та станет вспоминать о ее словах всякий раз, как будет общаться с этим парнем – довольно близким другом Ника.

Чтобы не отстать, я уговаривала Ричарда познакомить Эми с кем-нибудь из коллег по школе.

– Не хочу я становиться сутенером для твоих подружек, – возмутился он.

– Никакое это не сутенерство, – возразила я. – Скорее, сватовство.

– Еще хуже.

– Да ну? Чем же?

– Хуже, и все.

Так продолжалось до тех пор, пока в прошлом году в школу не устроился новый учитель. Однажды он проходил мимо, когда мы всей компанией сидели в кафе, и даже Эми – на которую очень трудно произвести впечатление – была вынуждена признать, что он «ну офигительно хорош». Я утроила усилия, и в конце концов мой жених сдался. Он пообещал при случае поболтать с этим парнем и выяснить, не прочь ли тот, выражаясь словами Ричарда, «подработать на панели».

Теперь, когда в кармане Эми обнаружился номер школы, можно было догадаться, что все-таки у них срослось. Странно лишь, почему она не рассказала. И никогда уже не расскажет…

Глава 5

Как я и думала, церковь оказалась забита до отказа. Мы сидели в первом ряду, и я всеми силами старалась не замечать постамент возле алтаря. Впрочем, смотреть на огромный портрет, стоящий рядом, было не легче. Не знаю, откуда взяли снимок, но Эми выглядела чудесно – ветер развевал ей волосы пушистым золотым облаком, а на губах играла улыбка. Фотографу удалось запечатлеть самую суть нашей подруги. Видеть ее такой было невыносимо.

Я догадывалась, что Трэвисы выберут именно эту церковь: здесь когда-то Эми крестили. А еще, словно по прихоти судьбы, здесь же через три дня я должна была выйти замуж. Только бы мама, которая с нескрываемой грустью глядела то на меня, то на Ричарда, не стала выражать свои сожаления вслух…

Обернувшись, я посмотрела на толпу в черном. Большинство присутствующих входили в список гостей несостоявшейся свадьбы. Думал ли сейчас кто-нибудь из них, что ожидалась совсем другая церемония? Что вместо траурного наряда люди готовили яркие платья и модные фраки? Что здесь должен был играть не похоронный, а свадебный оркестр? И не глухую скорбь надо испытывать, а радость за новобрачных?

А может, нас с Ричардом и вовсе считали виноватыми в смерти Эми? Ведь логика проста: без свадьбы не было бы девичника, мы не попали бы в аварию, и нам не пришлось бы никого сегодня хоронить…

Сквозь распахнутые дубовые двери по-прежнему прибывал народ. Все скамьи уже были заняты, поэтому люди вставали у задней стены. Я медленно скользнула по ним взглядом. И тут меня будто громом ударило! Я вздрогнула и недоверчиво уставилась в одну точку – в толпе выделялся высокий, безукоризненно одетый Джек Монро.

Он явно меня видел. Может быть, даже заметил, как я удивилась его появлению, потому что легонько мне кивнул. Замешкавшись на секунду, я кивнула в ответ. Повернулась обратно, собираясь сказать Ричарду, однако, бросив на жениха один-единственный взгляд, передумала. Ричард и без того сильно переживал. Я заметила это еще утром, когда он за мной заехал. Вокруг губ у него собрались складки, словно он еле сдерживал чувства. Садясь в машину, я поинтересовалась, как он, и Ричард помрачнел еще сильнее.

– Так себе. А ты?

Я пожала плечами, удивляясь его странному настроению.

– Не очень хорошо переношу похороны, – пояснил он. И раз нам не доводилось прежде кого-то хоронить – и надеюсь, придется не скоро, – оставалось принять его слова на веру.

Как ни готовься, ни настраивай себя, момент, когда на церковь сходит скорбная тишина и раздаются первые звуки органа, все равно потрясает до глубины души. Я вцепилась в руку Ричарда, заставляя себя глядеть на наши переплетенные пальцы, а не на черный лакированный гроб с серебряными ручками, медленно плывущий на плечах шести мужчин. Среди них был Ник, непривычно серьезный и сосредоточенный, и при его виде дернуло сердце. Наверное, Ричард жалел, что он не с ними. Дональд Трэвис почему-то пригласил их обоих, и, к еще большему удивлению, Ричард отказался. Сейчас, чувствуя, как сильно он напряжен – вот-вот сорвется, – я поняла, что это, наверное, было разумным решением. Ричард с трудом держался на ногах, что уж говорить о том, чтобы нести столь драгоценный груз…

Гроб опустили на постамент, и я поняла, что не могу отвести от него глаз. Знаю, что родственники произносили речи, я в нужный момент вставала и садилась под звуки гимнов, однако в целом происходящее казалось каким-то разрозненным и совершенно нереальным. Хотелось вскочить и закричать, что это ужасная ошибка, что Эми вовсе не спит вечным сном в черном деревянном ящике. Но шанс высказаться против дают только на свадьбе, а на похоронах нужно сидеть и молча принимать происходящее, каким бы оно ни было жутким.

Надгробное слово Дональда рвало душу; он надолго замолкал и все-таки смог договорить до конца, показав невероятную внутреннюю силу. Речь тронула до слез практически всех женщин в церкви. Тихо зашуршали платки, послышались сдавленные рыдания. Мужчины тоже не остались равнодушны. На протяжении всей церемонии Ричард не поднимал головы. Меня невероятно тронула его реакция – прежде я никогда не видела, чтобы он плакал. Он вообще крайне редко показывал свои чувства. Даже пять лет назад, когда я разорвала наши отношения, заливаясь при этом слезами, – даже тогда на его лице не дрогнул и мускул. Поэтому сейчас было непривычно и как-то тревожно видеть Ричарда таким уязвимым. Сжав ему пальцы, я прильнула к его плечу.

Служба закончилась, и все оцепенело встали. Гроб подняли и понесли, отправляя Эми в последний путь. Скорбящие медленно потянулись к выходу, чтобы выразить сочувствие родителям, вряд ли слышавшим хоть слово за своим горем.

Мы оказались в самом хвосте, ждать своей очереди предстояло довольно долго.

– Хочу пока кое с кем поговорить, – сказала я Ричарду. Он рассеянно кивнул, даже не обернувшись. Я начала пробираться сквозь толпу к задней стене. Некоторые из присутствующих выходили через другую дверь; наверное, нужный мне человек был в их числе, потому что я никак не могла его найти. Я бормотала извинения, расталкивая людей локтями, как вдруг услышала:

– Эмма!

Он стоял прямо у меня за спиной. Надо же, Джек оказался даже выше, чем я помнила.

– Привет, – сказала я, пытаясь сглотнуть нервный комок. – Привет, Джек. Какой сюрприз. Не ожидала тебя здесь увидеть.

Прозвучало не очень-то дружелюбно, но он, похоже, не обиделся.

– Я случайно встретил Кэролайн, и она упомянула, где состоятся похороны. Я решил, что следует приехать. Надеюсь, я не позволил себе лишнего?

Я вдруг поняла, что понимаю его мотивы. Конечно, многие из присутствующих знали Эми куда лучше Джека, однако в ту ночь на обочине у разбитой машины между нами всеми возникла загадочная связь. И почему-то казалось, что у Джека больше прав находиться здесь, чем у многих ее знакомых, не объявлявшихся годами. Странно лишь, что Кэролайн ни слова не сказала о встрече с Джеком.

– Очень сожалею, что не нашел вас раньше или не смог сделать что-то еще… – грустно проговорил он и замолчал.

Повинуясь первой реакции, я схватила Джека за руку.

– Ты сделал все возможное! И даже больше! Мало кто способен на такое. Если бы не ты, меня бы здесь сейчас не было…

Этот долг мне никогда не оплатить – и уж тем более не банальными словами благодарности.

– Ты-то сама как? – заботливо спросил он. Я помнила эти успокаивающие интонации по ночи аварии. Джек пытливо меня разглядывал, и я знала, что он ищет следы моих ран: не физических, почти уже заживших, а душевных, зарастающих куда медленнее.

– В порядке, – машинально ответила я, повинуясь рефлексу вроде того, который заставляет дергать ногой, когда врач стучит по коленке молотком. И вдруг, вспомнив, где нахожусь, огляделась. Как-то зазорно лгать в церкви… – Хотя нет, неправда. Ни черта я не в порядке. Меня всю трясет.

Ругаться в церкви тоже, наверное, не стоило, но, к счастью, и Бог, и Джек мне это простили.

– Потом станет легче, – заверил Джек, нежно сжимая мне пальцы. Я даже не заметила, когда он взял меня за руку.

Почему-то, как ни странно, я верила Джеку, хотя совершенно его не знала. Мне отчаянно хотелось считать, что он прав, – хотелось так же сильно, как и дальше цепляться за его крепкую руку… Я осторожно высвободилась.

– Сегодня все кажется тяжелее из-за… ну… Надо просто пережить этот день. Уверена, на следующей неделе, когда я вернусь к работе, жизнь понемногу наладится.

Джек понимающе кивнул.

– А где ты работаешь?

– Да так, продавцом в книжном магазине, – отмахнулась я, и внезапно меня захлестнуло чувство вины: и потому что столь пренебрежительно отзываюсь о работе (Моник проявила щедрость, когда дала мне место), и потому что болтаю на похоронах Эми о всяких глупостях. Ну что за бред?!

– Думай о будущем, – посоветовал Джек, глядя сверху вниз. – Скоро ты выходишь замуж, и…

– Уже не выхожу, – отрезала я, сама удивляясь своей категоричности. Интересно, что бы сказал на это Фрейд? – Свадьбу отложили. – Сделав паузу, я с тоской огляделась. – Вообще-то мы должны были пожениться прямо здесь. Через три дня.

В глазах Джека мелькнуло странное выражение: сочувствие, смешанное с каким-то другим, непонятным чувством.

– Прости, – в конце концов ответил он. – Тогда еще тяжелее. Вам обоим.

– Ладно, мне пора. – Оглянувшись, я увидела, что Ричард, Кэролайн и Ник уже почти добрались до дверей церкви. – Спасибо, что пришел. Ты очень хороший человек, Джек.

Он криво усмехнулся, но промолчал. Я развернулась и успела сделать два шага, как вдруг вспомнила, что между нами оставался еще один нерешенный вопрос.

– Прости, совсем забыла. Спасибо за цветы. Очень красивые. Я хотела тебя раньше поблагодарить, но не знала, как с тобой связаться.

– Рад, что понравилось, – ответил он, покосившись в сторону Ричарда. – Надеюсь, я не позволил себе лишнего? Не хотел бы поставить тебя в неловкое положение.

Он что, намекает на антипатию, с которой принял его мой жених?

– Нет-нет, – запротестовала я, печально понимая, что столь бурная реакция выглядит неубедительно. – Мы оба сочли, что это было весьма любезно.

Джек промолчал, лишь губы чуть дрогнули. Впервые за все время я почувствовала себя неуютно.

– Ну что ж… пока, – замялась я. Уходить просто так казалось неправильно, поэтому я подалась к нему и поцеловала в щеку, стараясь не обращать внимания, как от него пахнет лосьоном после бритья.

Я поспешно вернулась к друзьям. Кэролайн заметила, что я разговаривала с Джеком. Она открыла было рот, чтобы сказать остальным, но я бросила многозначительный взгляд на Ричарда и покачала головой, после чего заняла свое место в очереди. В глазах Кэролайн вспыхнул понимающий огонек. Благослови Господь нашу дружбу!

«Потеря» – такое странное слово… Последние дни я часто его слышала, практически от каждого. «Сожалею о вашей потере», – выдавали люди дежурную фразу, поглаживали по плечу и терялись, не зная, что говорить дальше. Вот в чем проблема смерти – для нее не существует правил этикета. Нет универсальных советов, как выражать соболезнования. А еще люди как будто боятся подходить к родным и близким умершего, словно есть риск заразиться их горем. Впрочем, кто знает, вдруг оно и в самом деле так?

Словарь объясняет значение слова «потеря» как «утрату, лишение чего-либо». Может, это и так, но мне казалось, что Эми мы вовсе не утратили. Ее присутствие по-прежнему ощущалось повсюду.

В серебряном браслете, который я носила не снимая с тех пор, как она подарила мне его на восемнадцатилетие. В обертках от гамбургеров, валявшихся на полу моей машины, – Эми настояла, чтобы мы после покупки свадебных туфель заскочили в «Макдоналдс».

Я вспоминала о ней всякий раз, когда надевала серьги – именно Эми в четырнадцатилетнем возрасте убедила нас проколоть уши. Кэролайн пришлось тогда затаскивать в салон чуть ли не силой.

Номер Эми по-прежнему оставался первым в моей телефонной книжке, и у меня не поднималась рука его удалить.

Эми никуда не делась – она была везде. Иногда это успокаивало, иногда вызывало улыбку, но чаще пробуждало такую дикую, невыносимую, рвущую на части тоску, что я не могла дышать.

Если я кого-то и потеряла, то это Ричарда. Нет, не в прямом смысле, однако мне очень его не хватало. После похорон он каждый день задерживался на работе. Потом сразу из школы заезжал к нам домой, и я воочию видела, как он все глубже погружается в депрессию. Словно его подменил двойник. Человек, который сидел рядом со мной за ужином или на диване, уставившись невидящим взглядом в телевизор, не был тем, кто на прошлое Рождество преподнес мне кольцо.

И хотя я сама много раз выплакивала горе у него на груди, все равно чувствовала, как Ричард отдаляется. Впервые за всю историю наших отношений – что прошлых, что нынешних – я не могла найти причину проблемы. Словно какая кислота, невидимая глазу, разъедала связующие нас узы, совсем недавно казавшиеся крепкими и надежными.

Каждый день я заглядывала к Кэролайн, и ее тоже немало озадачивало странное поведение Ричарда.

– Что он ответил в прошлый раз? Когда ты спросила, в чем дело? – поинтересовалась она, ставя на кухонный стол две кружки кофе и тарелку с печеньем… хотя мы не притронемся ни к тому, ни к другому. После смерти Эми мы обе потеряли аппетит. Наверное, свадебное платье теперь с меня свалится. Вместе с этой мыслью в голову пришла другая, вызвавшая новый прилив боли, – о двух темно-синих нарядах для подружек невесты, висящих в шкафу гостевой комнаты. – Эмма?…

Я мотнула головой, заставляя себя вернуться в реальность.

– Прости. Я стала такой рассеянной. Наверное, сказывается недостаток сна. – Аппетит, внимание, сон – список моих потерь ширился с каждым днем. – Ричард сказал, что все хорошо, – в конце концов ответила я. – Просто он переживает из-за случившегося.

Решение проблемы пришло само собой, когда заболел один из учителей, который должен был сопровождать школьников в поездке на лыжный курорт.

– Они просили его заменить, но я, конечно, отказался, – заявил Ричард.

Вполне логично, что с этим обратились именно к нему: все в семье Ричарда были заядлыми спортсменами, и мой жених встал на лыжи даже прежде, чем научился ходить.

– Тогда скажи, что передумал.

Мое предложение привело его в ужас.

– Я не могу уехать и бросить тебя одну! Я ведь тебе нужен.

Однако за протестами Ричард не сумел скрыть восторженный взгляд заключенного, перед которым медленно открывалась дверь камеры.

Я взяла его за руку.

– Поезжай. Тебе надо развеяться. А со мной все будет хорошо. Со следующей недели я выйду на работу, и рядом будут Кэролайн, Ник и мама с папой. Всего на десять дней…

Он прижал меня к себе и принялся целовать с энтузиазмом, какого не проявлял уже давно.

Значит, я приняла верное решение.

В вечер накануне его отъезда мы впервые после аварии ужинали в нашем любимом ресторане.

– Уверена, что справишься?

Прежде чем ответить, я сделала глоток минеральной воды и аккуратно поставила стакан на стол. Сидящий напротив Ричард не сводил с меня взгляда.

– Совершенно уверена, – кивнула я.

Ричард широко улыбнулся, поднимая бокал с пивом. Он весь сиял с того самого дня, как согласился на поездку. Тучи над ним, чем бы они ни были вызваны, постепенно рассеивались.

Я старалась не замечать нудный голосок в сознании, ехидно вопрошавший, почему Ричард так торопится уехать. От чего или кого он бежит? Не от меня ли? Может, после аварии я слишком на него давила, и Ричарду просто-напросто не хватало сил справляться с моими истериками?

Когда мы вышли из ресторана и направились к машине, Ричард положил руку мне на талию. Отпереть дверь он не дал – нежно развернул лицом к себе, обнял и поцеловал с жадностью, которую обычно берег для менее людных мест, нежели оживленная улица в самом центре города. На его губах я ощутила привкус пива. Уж не алкоголь ли придавал Ричарду смелости? Однако сам поцелуй вышел привычно ласковым, и я расслабилась.

Ричард отстранился, чтобы хрипло прошептать на ухо очевидный, но такой нежеланный в этих обстоятельствах вопрос:

– Поедем ко мне?

Я медлила с ответом, и с каждой секундой он все сильнее разочаровывался. Ричард намекал уже не впервые, и я не впервые отказывала, но сегодня самый предсказуемый ответ: «Слишком рано», скорее всего, не сработает.

– Эмма? – не сдавался он. Судя по интонациям, Ричард рассчитывал услышать если не согласие, так хотя бы более обстоятельный аргумент. – Может, нам стоит поговорить?

– Прости. Я себя так чувствую… словно это неправильно, мы как будто проявляем неуважение или… Ну, не знаю, – запинаясь, принялась оправдываться я. – Не могу объяснить – сама не понимаю.

Ричард выглядел таким обиженным, что я обхватила его руками, прижимаясь крепче и пытаясь выразить свои чувства. Жаль только, он расценил мою нежность как приглашение и настойчиво впился в губы. Какое-то время мы целовались. Может, и впрямь стоит поехать к нему? Утром он уезжает, а десять дней разлуки – это довольно долго. За прошлый год я часто проводила у Ричарда ночь, так в чем проблема? Мы ведь практически поженились… уже были бы женаты, если бы не авария… и Эми. Опять-таки Эми. Правда, она категорически не одобрила бы мое воздержание. Целомудрие и Эми – абсолютно не совместимы.

– Ричард, прости, не могу, – наконец сказала я, толкая его в грудь – сильнее, чем собиралась. Он покачнулся. Господи, он что, пьян?

Ричард тихо застонал, понимая, что я и правда не в настроении. В этот момент на перекрестке возле нас остановился автомобиль, и с тихим шорохом опустилось водительское стекло. На улице было темно, и я не видела, кто внутри. На светофоре зажегся зеленый, но машина не трогалась.

Ричард вроде бы пришел в себя и понял: сейчас не время и не место (в буквальном смысле) настаивать на своем. Глаза у него, впрочем, все равно горели желанием. Он ласково убрал мне прядь волос за ухо и приподнял подбородок.

– Эмма, прости, я не прав. – Подушечкой большого пальца он погладил нижнюю губу, опухшую от жадных поцелуев. – Но я так по тебе скучаю. Словами не выразить.

– Знаю, – пробормотала я, целуя его ладонь. – Я тоже. Просто дай мне еще немного времени. Уверена, скоро все изменится.

Кто бы мог подумать, насколько я окажусь права?

Краем глаза я заметила, что торчавший на перекрестке автомобиль вдруг с визгом сорвался с места, будто его преследовал десяток полицейских машин.

– Вот придурок, – бросил Ричард вслед исчезающим габаритным огням.

Работу в книжном магазине едва ли можно считать тяжелой, однако, по мнению моей начальницы, стоять за прилавком и общаться с покупателями после аварии было задачей для меня непосильной.

И все же, рано или поздно, мой вынужденный отпуск закончился, и я зашла в магазин, чтобы приступить к работе. Моник – мой босс – как раз стояла на второй ступени лесенки, заставляя верхнюю полку книгами в глянцевых переплетах. Лесенка пошатнулась, и я подскочила к ней. Однако Моник, отмахнувшись от моей помощи, спустилась сама, чтобы тут же заключить любимую подчиненную в крепкие объятия. Она обвила меня короткими пухлыми руками, и широкие рукава ее туники взметнулись цветастыми парусами. Звенящие серьги запутались в моих волосах, чему я, в общем-то, была даже рада – когда высвободилась, вызванные столь бурным приветствием слезы практически высохли.

– А теперь, твою мать, живо объяснила, какого хрена ты здесь делаешь?

В Моник я особенно ценила две черты: ее сочный французский акцент, ни капельки не ослабевший за сорок лет, что она прожила в Великобритании, и солидный запас нецензурной лексики, которому позавидовал бы любой грузчик. Услышать и то и другое в одной фразе – двойное удовольствие.

– Мне нужно себя чем-то занять. Если сижу дома – слишком много думаю, – призналась я с грустной улыбкой. Эта женщина, обожающая этнические наряды, была мне не просто работодателем – я считала ее надежным другом, которому можно доверить все секреты.

Моник кивнула, и серьги зазвенели маленькими колокольчиками.

– Твой жених звонил перед отъездом. Ты в курсе?

– Тебе звонил Ричард? Зачем? – Я изрядно удивилась: они оба не скрывали, что не питают друг к другу особой любви. Моник, кажется, единственная не обрадовалась, когда я приняла предложение Ричарда.

– Ага! Я так и знала, что ты не в теме, – заявила моя начальница с видом мисс Марпл и тоном Эркюля Пуаро. – Он велел присматривать за тобой и не напрягать. Охренеть! Как будто я кретинка, чтоб объяснять мне прописные истины.

– Думаю, он не это имел в виду. – Я невольно встала на сторону жениха.

Моник вместо ответа буравила меня тяжелым взглядом. Многие недооценивали эту женщину, попадаясь в ловушку ее сильного акцента и экспрессивной ломаной речи. Я-то знала, что она в совершенстве владеет английским, ну и французским, само собой – не раз замечала, как она читает серьезные научные сочинения на обоих языках. Но почему-то (Моник не выдавала своих мотивов) она предпочитала скрывать эрудицию.

Наконец Моник смягчилась, и в карих глазах заплясали теплые огоньки.

– Время лечит, Эмма. Все будет хорошо – со временем.

Молча кивнув, я упала в ее крепкие объятия, прильнув к пышной груди, в объятия, на которые моя собственная мать была уже неспособна.

Был полдень четверга, и я уже выпила четвертую чашку кофе, готовая от скуки и переизбытка кофеина лезть на стены, когда Моник зашла в заднюю комнату и с нарочито таинственным видом закрыла за собой дверь.

– Эмма, признайся-ка: ты что, не в ладах с законом?

Я непонимающе на нее уставилась.

– Что? Конечно же, нет! – За мной даже штрафов за неправильную парковку не числилось. – А почему ты спрашиваешь?

– Потому что один мужчина интересуется, не работает ли здесь некая Эмма Маршалл. Он такой весь из себя… солидный. И нереально красивый. А еще он американец и в такой пасмурный день носит очки – так что, скорее всего, он из ФБР.

Сердце почему-то заколотилось быстрее, и отнюдь не из-за страха перед грядущим арестом.

– Что именно он сказал? – Я встала из-за стола.

– Говорю же. Он спросил, работает ли здесь Эмма Маршалл. Я подтвердила. Он спросил, можно ли с ней побеседовать. Я подтвердила. Все, конец.

Я открыла дверь, ведущую в магазин, задержавшись на секунду перед висевшим возле шкафа зеркалом. Поправила волосы, прикрывая недавно подрезанной челкой шрам на лбу, провела пальцами под глазами, проверяя, не размазалась ли тушь. Моник с нескрываемым интересом за мной следила.

– Что? – не выдержала я, когда она расплылась в понимающей улыбке.

– Ничего. Молчу, молчу, – ответила она и жеманно, очень по-французски, повела плечами.

Посетитель стоял спиной и не видел, как я вышла к прилавку. Моник следовала за мной по пятам, не желая оставлять нас наедине. Это было бы совершенно не в ее манере; она просто умирала от любопытства. Даже жаль, что меня не намерены арестовывать, а то Моник досталось бы за укрывательство международной преступницы – и поделом!

– Джек! – окликнула я. Голос, слава богу, звучал относительно ровно.

Он повернулся, широко улыбаясь, и я поняла, чем он заработал характеристику «нереально красивый». Сегодня на нем были джинсы и простая белая рубашка с закатанными рукавами, выставлявшими напоказ мускулистые руки, – я по собственному опыту помнила, какие они в самом деле сильные. Хорошо еще, я надела утром платье, хоть и не рассчитывала, что меня сегодня увидит кто-то, помимо моей эксцентричной начальницы.

Очков, упомянутых Моник, я не заметила – Джек, похоже, убрал их в карман. Его глаза лучились теплом. Обогнув витрину, он подошел ближе.

– Я вспомнил, как ты говорила, что работаешь в книжном. Мне тут понадобилось собрать кое-какую информацию для романа, может, посоветуешь что-нибудь по теме?

Хотелось спросить, почему он не поискал нужные сведения в Интернете, но это значило бы, что я не рада его видеть. А я была очень рада. Даже сильнее, чем следовало.

– Ну… ты явно попал в нужное место, – улыбнулась я. – То есть, если ищешь… В общем, у нас много всяких книг. – Господи боже, что я несу?… Откашлявшись, я попыталась принять более профессиональный вид. – Что именно тебя интересует?

– Что? Ах да. Что-нибудь о местных озерах.

Я вышла из-за прилавка, мысленно благодаря судьбу, которая убедила меня надеть сегодня туфли на каблуке, а не обычные балетки. Джек был таким высоким, что я ощущала себя рядом с ним совсем крохотной. Кстати, довольно приятное чувство.

– Ты пишешь о парусном спорте? – вежливо поинтересовалась я, подходя к витрине, где стояли тома, посвященные географии региона.

– Вообще-то я пишу про убийство. Мне нужно достаточно глубокое озеро, чтобы спрятать в нем тело.

– А, понятно, – пробормотала я, бросая яростный взгляд на Моник, которая не сдержала тихий смешок. Та даже не пыталась сделать вид, что занята – нагло развалилась на стуле, жадно наблюдая за нами, как за героями любимой мыльной оперы.

– Ты пишешь детективы? – уточнила я, не желая выдавать, что уже пробила имя Джека по Интернету, посмотрела список его книг и даже заказала одну. Это все Моник виновата – не стоило оставлять меня без дела наедине с компьютером.

– В целом да, – подтвердил он, идя вслед за мной вдоль стойки с книгами. Я снова почувствовала запах его лосьона после бритья, но не крепкий и бьющий в нос, как часто водится, а легкий, едва уловимый аромат, который так и хотелось назвать «мужественным», словно в дешевом любовном романе. Эта мысль сразу меня отрезвила. Я не героиня книжки. И неважно, каким красивым и загадочным выглядит Джек. У меня есть жених, и делать мне больше нечего, кроме как думать о всяких глупостях!

– Кажется, у нас есть пара подходящих книг. – Я сняла с полки два тяжелых тома в красочных переплетах и протянула их Джеку.

Он мельком взглянул на обложки, а аннотации и вовсе читать не стал.

– Возьму вот эту. – Он выбрал ту, что была дороже. Наверное, она и правда лучше подходила для его целей, однако Джек никак не мог этого знать, потому что даже не заглянул в содержание. Он последовал за мной к прилавку, наверняка заметив многозначительные взгляды, которые я бросала на Моник, сидящую на сторожевом посту. Мне пришлось бочком протиснуться мимо нее к кассе. Моник непринужденно улыбнулась – сперва Джеку, затем мне. Я выбила чек, взяла протянутые деньги, а потом с величайшей осторожностью, чтобы не коснуться случайно кожи, отсчитала сдачу в раскрытую ладонь. Завернула книгу в папиросную бумагу и положила в фирменный пакет, надеясь в глубине души, что Моник не заметит, как я вожусь с оформлением покупки дольше обычного.

– Что ж, приятно было повидаться, – искренне, от всего сердца сказала я.

– И мне, – подхватил он с улыбкой, перевернувшей все внутри. – Кстати… хотел спросить: может, перекусишь со мной? – Джек посмотрел на свои явно дорогие часы. – Когда у тебя обед?

– У нас нет перерыва, – с сожалением пояснила я. – Мы работаем вдвоем, вот и подменяем друг друга при необходимости.

– Уже есть! – Моник решила, что самое время вступить в разговор. Я, конечно, не могла назвать ее лгуньей открыто, но мой взгляд говорил сам за себя. Она невинно похлопала ресницами. – Теперь у всех сотрудников есть часовой перерыв на обед. Таково требование профсоюза.

Господи. Боже. Мой.

Она не могла придумать что-нибудь более правдоподобное?

– Да ну? – удивилась я. – Странно, впервые об этом слышу. Зато я знаю, что нас здесь всего двое и обе мы совершенно точно не вступали ни в какой профсоюз.

Театрально закатив глаза, Моник покачала пальцем.

– Защита труда – святое дело.

Я всегда знала, что она не в восторге от моих отношений с Ричардом. Моник не стеснялась задеть мои чувства и постоянно твердила, что я могу найти «кого-то получше». Можно подумать, она собрала досье на всех моих ухажеров. Но чтобы вот так открыто спроваживать меня на обед с посторонним мужчиной?!

– Ладно, сейчас куртку возьму, – сказала я, исчезая в задней комнате. Когда я вернулась, Моник обслуживала нового покупателя и, к счастью, больше не вмешивалась.

Джек распахнул передо мной дверь. Едва мы вышли наружу, я повернулась к нему.

– Прости. Моник иногда совсем невозможная.

– Да, у нее тот еще характер, – с усмешкой признал Джек. – Ты давно здесь работаешь?

– С шестнадцати лет. То работаю, то нет.

Джек заметно удивился, и я добавила:

– Долгая история.

– Значит, придется рассказывать быстро, – велел он. – А то профсоюз выделил на обед всего один час.

Мы молча шли вдоль стеклянных витрин, когда Джек вдруг осторожно спросил:

– Ты как, Эмма?

Я закусила губу, чтобы сдержать привычное «в порядке», как отвечала всем, кто задавал этот вопрос. Золотисто-карие глаза смотрели в душу, и я знала, что не могу ему соврать: Джек сразу распознает ложь.

– Не очень. Мне тяжело. И больно. Иногда отпускает, а иногда… – Я затихла, и Джек, ласково улыбнувшись, сжал мне пальцы.

– Тогда давай сделаем так, чтобы сегодня отпустило? – тихо предложил он, и сердце, почему-то дрогнув, пропустило удар. – Куда нам лучше отправиться, что посоветуешь? – резко сменил Джек тему. – Есть поблизости приличный ресторанчик? Если что, у меня машина за углом.

Я огляделась. Здесь было несколько подходящих кафе, но городок у нас маленький, а люди обожают судачить. И хотя скрывать мне нечего, становиться объектом сплетен совершенно не хотелось. Если слухи дойдут до Ричарда, ему будет больно.

– В той стороне, в пяти минутах езды, есть неплохое местечко, – предложила я. – «Пахарь», там прекрасная кухня.

– Если мы не объедим несчастного фермера, то я согласен.

Со своим большущим автомобилем Джек обращался крайне умело.

– Значит, действие твоего романа будет происходить в Хэллингфорде? – поинтересовалась я, пока мы петляли по узким улочкам, изредка выруливая на обочину, чтобы объехать трактор.

– Не совсем. Но прочувствовать, как тут все устроено, не помешает.

– Я прожила здесь большую часть жизни, так что если есть вопросы – обращайся… Вопросы про город, я хотела сказать, не про мою жизнь…

Я опять несла полный бред, отчетливо слыша в голосе нервные нотки. Зачем вообще я согласилась на обед, если теперь чувствую себя виноватой? И почему, собственно, виноватой? Впрочем, с последним понятно – я предугадывала реакцию Ричарда…

Может, лучше спросить, что Джек здесь делает? И почему он меня искал?

Убрав одну руку с руля, он накрыл ею мои пальцы, которыми я нервно выдергивала нити из подола платья. Я вздрогнула. Да что со мной творится?

– Эмма, расслабься. Мы не делаем ничего дурного. – Опять он читал меня как открытую книгу. – Двое друзей решили вместе пообедать, вот и все.

Он словно и себя в этом убеждал. Может, у него тоже есть кто-то близкий? Хорошо, если так – тогда будет не очень похоже на интрижку за спиной жениха.

– Да я знаю. – Мне не хотелось, чтобы он решил, будто я вижу в его приглашении тайный смысл. – Просто переживаю из-за упрямства Моник. Я-то думала, она смирилась и не против моих отношений с Ричардом.

– Как интересно, – протянул Джек, останавливая машину возле паба с огромной вывеской. – Тебе и правда придется говорить очень быстро – чтобы объяснить мне каждую мелочь.

Впрочем, ни о личной жизни, ни о недавней трагедии мы так и не поговорили. Я даже могла бы с чистой совестью рассказать о нашей встрече Ричарду – все прошло совершенно невинно, и волноваться ему было не о чем. По крайней мере, так выглядело внешне. Однако в глубине души я испытывала неудобство и понимала, что Ричарда посвящать в некоторые подробности сегодняшнего дня не стоит. Например, говорить о том, как горела кожа на моей спине, куда Джек положил руку, ведя через переполненный зал. Или как под его пристальным взглядом стучало сердце и что-то теплое растекалось внутри от его смеха.

Я только что закончила историю об одной из сумасшедших выходок Моник, и Джек, все еще смеясь, наклонился через столик и погладил меня по щеке. Неожиданно шумный суетливый паб вокруг нас растворился, а из зала исчез весь кислород – словно сгорел в бушующем пламени пожара. Наши взгляды встретились, и смеха в них уже не было. Джек выглядел потрясенным не меньше моего. В его глазах и правда горел огонь, играть с которым – и дураку понятно – очень опасно.

Я опомнилась первой.

– Ну… Уже поздно. Мне пора. А то меня исключат из этого… как его там?… профсоюза.

Джек улыбнулся. Наверняка он почувствовал то же, что и я. И понимал, что я сбегаю – лишь бы не обжечься.

– Я тебя отвезу.

В зеркале женского туалета меня встретила женщина с ярким румянцем на щеках. Отрицать то внезапное притяжение, которое я чувствовала к Джеку, невозможно. Да иначе и быть не могло – ведь он спас мне жизнь! Да, это здорово щекотало нервы, но не стоило видеть в возбуждении, которое всякий раз охватывало меня в его присутствии, сексуальную подоплеку. Наверное, об этом написано немало книг – о том, как меняется жизнь после встречи со смертью. Если кто-то рискует ради твоего спасения, это наверняка накладывает отпечаток на ваши дальнейшие отношения, верно? Я решила проверить свою теорию и поискать что-нибудь в Интернете, когда вернусь в магазин.

Джек остановился прямо у дверей книжного, у всех на виду, чтобы не возникло и мысли, будто он рассчитывает на особенное прощание. Повернувшись, чтобы расстегнуть ремень безопасности, я краем глаза заметила на заднем сиденье два пакета с логотипами наших конкурентов и без спросу взяла их, чтобы взглянуть поближе. Джек ничего не сказал, только поморщился, готовясь к неизбежному. Я вытащила книгу из первого пакета – точно такой же томик, как я продала ему час назад. Во втором обнаружилась еще одна копия. Я молча подняла голову, удивленно приподняв брови.

– Кто же знал, что в таком маленьком городе целых три книжных магазина? – наконец снизошел до объяснений Джек.

Я прикусила губу, сдерживая улыбку.

– А книги зачем?

– Ну, мне и правда нужна информация об озерах. Поэтому когда в первом магазине тебя не оказалось, я решил хотя бы купить книгу.

– А вторая?

– Аналогично, – с виноватой усмешкой признался он.

Несмотря на все усилия, я так и не сдержала ухмылку.

– А что, в магазине номер два и три тебе не пришло в голову попросить что-нибудь другое?

Джек смутился еще сильнее.

– Да, это было бы логично, – удрученно кивнул он. – Жаль, я не додумался. Наверное, не хватило воображения.

– Серьезный недостаток для твоей профессии, – посетовала я, расстегивая ремень и выбираясь из машины. Смех Джека преследовал меня до самых дверей магазина.

Конец Часть вторая

Задумавшись, я забыла про чай, и он вконец остыл. Теперь по его поверхности плавали мутные пятна.

Может, спуститься и заварить новый? Правда, на кухне сейчас целая толпа родственников и гостей… А вдруг кто-нибудь будет меня здесь искать, чтобы сказать напутственное слово? Совсем не помню, что там гласит этикет. Я вернула чашку на комод. Перекусить можно будет и в отеле. Фирма, устраивающая банкет, предложила шикарное меню. Что ж, хотя бы с этим у нас не возникло проблем при организации церемонии.

Бросив взгляд на часы, я ужаснулась. Кто бы мог подумать, что уже так поздно?! А посмотрев в зеркало, я и вовсе запаниковала, ахнула и прижала руку к губам – оттуда глядел непривычный мне образ. В обрамленном стекле отражалась женщина куда старше, с лицом, изрезанным морщинами. Складочки разбегались от глаз и собирались вокруг изумленно приоткрытого рта. Мама! Откуда она здесь? Я обернулась, ожидая увидеть ее за спиной. Однако комната, конечно, была пуста.

Я потянулась к зеркалу, чтобы пальцами провести по контуру ее лица и прядям не тронутых сединой волос, но как только коснулась стекла, мама исчезла, и там снова оказалась я. Неудивительно, что передо мной возникло это видение – мы всегда были очень похожи, и в такой день, как сегодня, когда я много думаю о прошлом, она просто обязана была оказаться рядом.

Глава 6

Подъехав тем же вечером к дому родителей, я сразу поняла: что-то стряслось! Несмотря на сильный дождь, входная дверь была распахнута, и из дома доносились отчаянные крики отца.

Я выпрыгнула из автомобиля даже прежде, чем тот полностью остановился, и рванула к дому. Воздух как будто загустел, и я медленно продиралась сквозь кисель. Иллюзия исчезла, когда на крыльцо выскочил папа с растрепанными волосами. Меня напугали его глаза: дикие и отчаянные, выдававшие панику.

– Что случилось?! – крикнула я. Глупый вопрос. – Как долго ее нет?

– Не знаю. Минут пятнадцать… двадцать. Может, дольше… Господи, да не знаю я!

– Папа, успокойся. Возьми себя в руки. Расскажи, что произошло.

– Она спала в кресле. Задремала, пока смотрела телевизор. Как всегда – ну, ты знаешь… – Я нетерпеливо закивала, отмахиваясь от несущественных деталей, которые никак не могли помочь в поисках. – Мне нужно было отправить пару писем, – продолжил папа. – А она крепко спала, и будить ее и брать с собой в такую непогоду не хотелось. Ну и я подумал: каких-то пять минут до почты и обратно, она даже не поймет, что я уходил. А на обратном пути встретилась Дэбби из аптеки, ты знаешь, как она любит поговорить… В общем, когда я вернулся, дверь была открыта…

– Папа, мы ее найдем. Обязательно.

«Рано или поздно случится так, что НЕ найдем», – добавил голосок в моей голове.

– Ладно, давай думать, – сказала я. Противно, что это мне приходится вести себя как взрослой, причем не только с мамой (что уже само по себе плохо), но и с отцом. – Дома смотрел?

– Да.

– В каждой комнате?

Он наградил меня испепеляющим взглядом.

– Пап, извини. Конечно, в каждой… Давай разделимся. Ты пройдешь по улице, а если ее там не будет, проверишь ту тропинку в лесу, где она любит гулять. Хорошо?

Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

– Эмма, прости…

Я обняла его.

– Ты не виноват. Ты не можешь следить за ней двадцать четыре часа в сутки. Это нереально.

В его глазах горела стальная решимость – отец был со мной категорически не согласен. Впрочем, сейчас не место и не время продолжать давний спор.

– А я пока проверю школу, – сказала, поворачиваясь, и добавила через плечо: – Если ее там нет, позвоню, и мы подумаем, куда еще она могла пойти.

– В полицию пока лучше не звонить?

Я покачала головой.

– Рано. И получаса не прошло. Сперва сами все проверим.

Я бросилась к машине. В полицию будем звонить лишь в крайнем случае, и до этого, надеюсь, не дойдет. Хотя бы сегодня. Хотя однажды неминуемо настанет день, когда мама не найдется, растерянно бродящая по улицам неподалеку от дома. Это вопрос времени.

Не думала, что неторопливо ехать в сторону школы будет так сложно. Мне хотелось утопить педаль газа в пол, чтобы добраться как можно быстрее, но по прежнему опыту я знала: нужно внимательно смотреть на дорогу и на тротуары и даже заглядывать во дворики домов, выстроившихся по обе стороны улицы. Прошлый раз мы нашли ее в чужом саду – сидящую на детских качелях. Она даже не поняла, как сильно нас напугала. Но тогда со мной поехал Ричард; вдвоем было гораздо проще высматривать маму в переплетениях живых изгородей.

Убедившись – насколько это было возможно, – что в чужих дворах ее нет, я свернула налево, на главную дорогу, и направилась к месту, куда маму тянуло, словно магнитом. Меня обогнал фургон, окатив лобовое стекло потоками мутной воды, и я вздрогнула. Это мой худший кошмар – что когда-нибудь ее собьет машина. Мама медленно теряла память, а вместе с ней свою личность. Вдруг эта болезнь отнимает и инстинкт самосохранения? Как глубоко нужно затеряться в себе, чтобы однажды выйти на дорогу перед мчащимся автомобилем?

Страх, который я не показывала отцу, медленно накрывал меня с головой. Я тоже, как и он, злилась – правда, не на него. Он-то не виноват, он заботился о маме так, как не смог бы никто другой. Нет, я злилась – да что там, была в ярости – на саму себя. Последнее время я думала о своих проблемах, совершенно не обращая внимания на происходящее вокруг. О подобных «эпизодах» всегда предупреждали определенные симптомы. Мама становилась более покладистой, или наоборот, рассеянной и нервной. В общем, любая заметная перемена в ее поведении означала, что нам стоит держаться настороже. Но тут эта авария, смерть Эми, тревога за Ричарда и странные чувства к Джеку, которые я пыталась игнорировать… Все это отвлекло от самого главного. И вот что вышло! Пора просыпаться. Только молю Господа, чтобы не было слишком поздно. Нельзя зацикливаться на вещах, которые все равно не изменить. Мама – вот что реально. Вот зачем я вернулась в Хэллингфорд.

Заехав на огромную парковку перед школой, я шумно выдохнула. Сбросила скорость и вытащила из кармана мобильник.

– Папа, она здесь. Я ее нашла.

В трубке повисло молчание – отец пытался совладать с нервами. Когда он наконец заговорил, голос у него оказался непривычно хриплым.

– Слава богу! Вези ее домой. И, Эмма… ты там поосторожнее на дороге…

Медленно, со скоростью улитки, чтобы не напугать маму, я подъехала к зданию, где располагалась кафедра искусств. Дождь лил с прежней силой, а куртку мама, конечно, не надела. Я взяла с заднего сиденья плед.

Мама повернулась, и самые последние шаги я проделала с нарочито безразличным видом. Правила этой игры были знакомы.

– Привет, мам. Что делаешь?

Увы, мне не удалось сохранить спокойное лицо, когда я взглянула ей на ноги и увидела, что она в тех розовых пушистых тапочках, которые я подарила на Рождество. Теперь они промокли, свалялись и больше походили на двух дохлых крашеных кошек. Я чуть не разрыдалась – не из-за болезни Альцгеймера, которая забрала у меня родного человека, а из-за пары дурацких испорченных тапочек… Я сердито смахнула рукавом слезы, надеясь, что мама решит, будто я стираю капли дождя.

– Эмма, я потеряла ключи, – пояснила она, показывая перевернутую сумочку, содержимое которой было разбросано по земле на метр вокруг.

Опустившись на корточки, я принялась собирать вещи, которые мама носила в сумочке: кошелек (без денег, потому что по магазинам в одиночку она не ходила), бумажник, полный кредиток (заблокированных на тот случай, если она решит ими воспользоваться), флакон ее любимых духов (навевавших воспоминания о детстве и ее объятиях) и еще с десяток подобных мелочей. Я запихала все в мокрую сумку. Единственное, чего здесь не было, – ключей, которые искала мама, ключей от ее кабинета. Потому что их забрали три года назад, когда сначала ей пришлось уйти с поста заведующей кафедрой искусств, а затем и вовсе бросить преподавание из-за болезни, развивавшейся с каждым днем. Мама уже давно здесь не работала. Но иногда об этом забывала.

К счастью, впереди пасхальные выходные, а значит, будет время хорошенько все обдумать и расставить приоритеты. На первом месте должна стоять мама, которой я слишком пренебрегала. Когда следующим утром мы с отцом встретились на кухне, темные круги под глазами выдали, что мы оба совершенно не спали в ту ночь. Пока мама была в ванной, я попыталась снова поднять старую тему, но отец в свойственной ему манере отмахнулся.

– Ты же видишь, так не может больше продолжаться, – осторожно начала я, убедившись, что мама нас не слышит.

В глазах отца горело опасное упрямство. Вот от кого я унаследовала характер. Мама не уставала это повторять – пока не потеряла ключ от сокровищницы своей памяти.

– Эмма, закроем тему! Я не намерен отправлять твою маму в приют. Только через мой труп.

– Никто и не предлагает! Есть другие варианты – сиделки, нянечки, дневной стационар, в конце концов. Ты не можешь ухаживать за ней один. Не ставь перед собой невыполнимые задачи. Я знаю, ты пытаешься ее защитить… но ты ведь рискуешь собственным здоровьем. Я волнуюсь. Что, если ты снова сляжешь?

Мы оба вспомнили о событиях годичной давности. Тех самых, которые вынудили меня вернуться. Я видела перед собой его серое лицо, шнуры капельниц и провода от мониторов. В ожидании вердикта врачей прошла целая вечность. Мы боялись, у папы сердечный приступ. К счастью, это оказалась простуда, давшая осложнения из-за стресса. Всего лишь простуда… В следующий раз могло обернуться куда хуже.

– Я знаю, как ты обо мне беспокоишься… и крайне признателен, что ты все бросила ради нас. Но решать не тебе.

Вздохнув, я поболтала в кружке остывший кофе, в который раз пытаясь придумать хоть один новый аргумент.

– А если мы найдем вполне приличное место, где за ней смогут ухаживать пару дней в неделю? Просто, чтобы ты мог перевести дух? Я ведь скоро съеду от вас, – предложила я, заранее зная, что он отвергнет эту идею.

И оказалась права. Отец пришел в ужас, словно я посоветовала ему завести интрижку с соседкой.

– Что?! Отправить ее, как ненужную собачку в питомник, чтобы мы могли развлекаться?!

Отодвинув кружку, я взяла отца за руку, отметив мимоходом, как много у него стало морщин – гораздо больше, чем год назад. Он стареет быстрее, потому что целыми сутками, без продыху, ухаживает за женщиной, которую по-прежнему любит всем сердцем.

– Я скажу, когда станет совсем тяжко, – поставил он точку в споре, смягчая резкость слов признательной улыбкой. – В конце концов, я всегда могу обратиться за помощью к вам с Ричардом. Ведь вы после свадьбы останетесь в городе.

В голове будто лязгнул засов на двери темницы. Но я не выдала отцу обуревавших меня чувств, вместо этого подарив ему полную любви улыбку.

– Конечно, мы всегда будем рядом.

Впервые мамина болезнь проявилась несколько лет назад. В совершенно безобидном, даже глупом инциденте, над которым я тогда лишь посмеялась. Я приехала домой на выходные и рассчитывала на тихий ужин в кругу семьи, а родители организовали грандиозное торжество.

– Целиком теленок не поместился? – пошутила я, открывая духовку, где томился в собственном соку огромный кусок говядины. – Господи, мама, да нас всего трое! Вам с папой на неделю этого хватит.

Мама смущенно открыла ящик со столовым серебром. Я насторожилась: похоже, ужин получится не таким уж семейным.

– Вообще-то я позвала Уизерсов – надо ведь отпраздновать твое возвращение.

Она заторопилась в столовую, и спешка ее была оправданна: на моем лице отразилось все, что я в тот момент думала. Глупо было надеяться, что в списке приглашенных не будет Ричарда. Или Шейлы. Они с мамой в один голос выражали сожаление, когда мы с Ричардом расстались, но чтобы опускаться до неприкрытого сватовства?… Интересно, знает ли мой бывший о том, что его ждет?

В общем, вечер намечался «восхитительный».

Тут из столовой донесся мамин крик. Уронив прихватку, я бросилась туда, мигом растеряв свой гнев. Господи, что с ней: сердечный приступ? Какая-то травма? Но на вид с мамой было все в порядке. Она стояла возле полированного обеденного стола, и перед ней высилась сверкающая горка ножей и вилок.

– Мама, что такое?

Я подлетела к ней. Страх перерос в настоящую панику: по ее лицу, искаженному болью, текли слезы, смывая безупречный макияж.

– Не могу… – в ужасе и отчаянии прошептала она.

В замешательстве я принялась озираться.

– Чего не можешь?! Мама, что случилось?

Я никак не могла понять, что так сильно ее расстроило: комната выглядела как обычно. Только мама билась в истерике.

– Вот, – разрыдалась она, взмахом руки указывая на столовые приборы. – Я не могу накрыть на стол! – Она беспомощно и потерянно уставилась на меня. – Не помню, как это делается. Просто… не помню!

Конечно, тогда мы обратили все в шутку. По-другому было нельзя. Я ее успокоила, сама завершила приготовления к ужину. Мама к тому времени взяла себя в руки и стала почти нормальной. Кажется, мы рассказали о случившемся Ричарду и его родителям и даже – какой ужас! – посмеялись над этим. Иногда я думаю: а не вышло ли так, что мы своим легкомыслием сами распахнули дверь безумию? Не знаю… В любом случае болезнь взяла свое, и вскоре подобные случаи стали повторяться в нашем доме чаще.

Следующие несколько дней мама лучше сознавала реальность – как всегда после срывов. Она даже выразила желание порисовать, и отец, устанавливая для нее мольберт и замешивая краски, то и дело бросал в мою сторону красноречивые взгляды, означавшие: «Вот видишь, все хорошо». Надеюсь, он и сам в это верил.

Что ж, хотя бы Ричард меня поддерживал – правда только по телефону. Мы каждый вечер разговаривали с ним часами, о чем наверняка пожалеем, когда в следующем месяце получим счета.

– Решать твоему отцу, а мы можем разве что смириться, – рассудительно заметил он.

– Знаю, – вздохнула я. – Но что, если бы мы ее не нашли? Что, если в следующий раз она заблудится, или поранится, или еще что?… Он никогда себе этого не простит!

Какое-то время в трубке слышалось тихое потрескивание, и я уж было решила, что связь прервалась. Но затем Ричард заговорил с откровенной тоской в голосе:

– Ты не можешь всю жизнь провести в страхе, думая о всяких «если». Нельзя заглянуть в будущее, надо просто жить, принимая то, что есть. Потому что все может в любую минуту перевернуться… – Ричард замолчал. Мы оба подумали об одном и том же. О смерти Эми. Она всегда придерживалась простой философии: «Живи сегодняшним днем, а завтра будет завтра».

Разговоры с Ричардом заметно придавали мне уверенности. Мы беседовали на разные темы, и он умел подобрать нужные слова: о моих родителях, о моих страхах… а еще о нашем будущем.

– Не хочу откладывать свадьбу надолго.

– Если мы поторопимся, это могут счесть неуважением…

– Да плевать! Есть только ты и я. Давай по-честному: разве Эми была бы против? Как считаешь?

Я покачала головой, забыв, что разговариваю по телефону. Впрочем, говорить все равно я не могла: горло перехватило, едва я представила, как Эми сказала бы то же самое, только куда более красочно.

– Хорошо. Давай все обсудим, когда ты вернешься, – согласилась я.

Следующим утром я сидела за кухонным столом, настороженно изучая небольшой коричневый сверток, будто внутри лежала бомба. Я тихо фыркнула над своей безумной ассоциацией. Это же книга. Обычная книга. Я такие каждый день держу в руках. А моя реакция просто нелепа.

Пусть за пасхальные выходные я так и не смогла решить ничего определенного, одно было ясно наверняка: Джек, как магнит, одновременно притягивал и отталкивал меня, и немаловажную роль в этом сыграл наш обед. Поэтому последнее, что мне сейчас нужно, – читать его книгу, чтобы еще больше забивать им свои мысли. Лучше просто выкинуть сверток и избегать дальнейших встреч, тогда странные чувства исчезнут сами собой. Вот и все. Но почему-то мои пальцы, не слушая меня, уже рвали обертку.

Под ней оказалось солидное издание в переплете, с черной глянцевой обложкой и тиснением. Я прочитала аннотацию, не узнав из нее ничего нового – этот же текст был на страничке заказа в интернет-магазине. Я перевернула книгу, и дыхание перехватило. На заднем форзаце была фотография мужчины, который меня спас. Он стоял в непринужденной позе, с улыбкой прислонившись к дереву. На заднем плане виднелась деревянная изгородь, как у ранчо, а джинсы, рубашка с расстегнутым воротом и высокие сапоги завершали образ ковбоя, который стремился создать фотограф. Джек выглядел моложе, волосы были длиннее, а морщинок вокруг глаз – меньше, но в остальном… Я с треском захлопнула книгу, словно на ее страницах извивалась змея. Вот поэтому и стоило выкинуть роман – потому что один взгляд на Джека (даже на его фотографию) кружил голову хуже наркотика. И вызывал зависимость. Так, надо избавляться от мании, пока я совсем не забыла о по-настоящему важных вещах: о моей семье, женихе, друзьях и попытках жить нормальной жизнью после смерти Эми.

Осторожно, будто книга могла ужалить, я взяла ее за один уголок, и она, естественно, выпала из рук. Наклонившись, я заметила, что раскрылась она на странице с благодарностями. Наверное, я очень долго просидела на корточках с полусогнутой спиной. Ноги вконец затекли. Однако я никак не могла оторвать взгляда от трех набранных курсивом строчек: «Посвящается Шеридан: моей подруге, возлюбленной, музе и жене. Я всегда буду любить тебя. Джек».

День я провела с Кэролайн и Ником. Подъехав к их дому, я сразу же заметила новенький сверкающий автомобиль возле старого внедорожника. В машинах я разбиралась плохо, но эта модель явно стоила намного больше страховой выплаты за разбитую «Тойоту». Проходя мимо, я не удержалась и заглянула внутрь. Как минимум пять подушек безопасности по всему периметру. Зная Ника, можно с уверенностью утверждать: это он настоял на покупке самой дорогой комплектации. Что ж, логично. Увы, неизбежно вставал вопрос: а как бы завершилась ночь девичника, если бы тогда Кэролайн сидела за рулем подобной машины?

Я по-прежнему глядела через плечо на новый автомобиль, когда Ник распахнул дверь. Он поцеловал меня в щеку.

– Просто фантастика, – кивнула я в сторону машины.

– Ага, – с горечью заметил Ник. – Жаль только, Кэролайн не хочет в нее садиться.

В его словах звучала искренняя забота, и я невольно понизила голос до шепота, чтобы Кэролайн не услышала нас из кухни:

– По-прежнему боится автомобилей?

Ник кивнул.

– Да. Кое-как соглашается ехать пассажиром. А вот в водительское кресло, боюсь, больше не сядет.

Что ж, понятно. Меня практически парализовало, когда впервые я села за руль после аварии. А Кэролайн ведь досталось куда сильнее…

– Подожди немного, – вот и все, что я смогла сказать. Повторила слова, которые окружающие твердили и мне: «Подожди, все пройдет, время лечит». Наверное, самый искренний и при этом самый бесполезный совет на свете.

По дому разносились аппетитные запахи, усиливающиеся с каждым шагом в сторону кухни. Кэролайн обернулась и с широкой улыбкой протянула мне руки. Она выглядела собранной и спокойной – правда, обнимала чуточку дольше обычного. Впрочем, я ее тоже.

А потом мы втроем ужинали в непринужденной атмосфере, хотя два пустых стула возле тяжелого соснового стола слишком бросались в глаза. Я расставила тарелки по-другому, чтобы не подчеркивать отсутствие Ричарда и Эми.

– Ну что, как там Ричард? Катается на лыжах в компании восьмидесяти малолеток?

Я понимала иронию Ника. Одно то, что Ричард согласился взвалить на себя такую громадную ответственность, говорило о том, как сильно он хотел уехать. Я лишь надеялась, что пытался сбежать он не от меня.

– Ему гораздо лучше, – пожала я плечами, доедая кусочек чего-то мучного, сладкого и жутко калорийного. – Во время нашего последнего разговора он уже был похож на самого себя.

– Вот и прекрасно, – с улыбкой заметила Кэролайн и со странным взглядом забрала у Ника грязную тарелку. Похоже, мне не показалось: через минуту он извиняющимся тоном пробормотал что-то про футбольный матч и исчез в гостиной.

Загружая посудомоечную машину, Кэролайн будто бы случайно обронила, хотя наверняка вынашивала эту мысль уже несколько дней:

– Слышала, вы с Джеком Монро обедали на прошлой неделе?

Я замерла с тарелкой в руках и медленно повернулась к Кэролайн.

– Кто бы мог подумать. И где же ты слышала?

Она пожала плечами, решив не комментировать, как я вскипела от ее слов.

– Хэллингфорд – городок маленький, сама знаешь.

Я невольно поджала губы.

– В такие минуты я очень скучаю по Лондону – там не надо объяснять людям, что не стоит лезть не в свое дело.

Кэролайн было легче разобраться в квантовой физике, чем понять мое желание сбежать из родного города. Здесь она получила все, о чем только мечтала; для нее уехать равносильно краху планов и надежд.

– До сих пор скучаешь по той жизни?

Я тоскливо уставилась на нее.

– Просто не люблю, когда люди суют повсюду свой нос. – Кэролайн многозначительно выгнула бровь. Пришлось уточнить: – Я не о тебе. О городских сплетницах, которые перемывают кости каждому встречному. И переворачивают все с ног на голову.

Кэролайн приподняла вторую бровь. Это движение она отработала до такой степени, что превратила в настоящее искусство.

– Не было у нас свидания, – вздохнула я.

– Но вы же вместе обедали?

Из Кэролайн вышел бы отличный прокурор. Даже зная, что я не сделала ничего дурного, я все равно чувствовала себя виноватой.

– Джек заглянул в магазин и купил книгу. А заодно предложил перекусить – как раз было время обеда. И все. Конец истории.

Я сознательно умолчала, что он обошел все книжные магазины города, разыскивая меня.

Кэролайн не отводила хмурого взгляда.

– В любом случае он женат и жену свою любит. А я почти что замужем.

Говорят, что нападение – лучшая защита. Только не в том случае, когда тебя знают как облупленную.

– А что сказал Ричард?

– Каро, я не отчитываюсь перед ним о каждой мелочи!

Она помолчала. Потом взяла меня за руку.

– Эмма, прошу тебя: будь осторожнее. Очень прошу.

По-моему, этот совет из той же серии, что и «подожди, время лечит» – он такой же бесполезный. И, кажется, уже запоздалый.

Интересно, почему, когда принимаешь разумное решение, в дело вмешивается госпожа Судьба, самым наглым образом разрушая все планы? В моем случае Судьба перехватила меня практически на пороге дома во вторник утром, приняв облик водителя в красно-желтой форменной куртке с логотипом курьерской доставки. Встав на выезде из дома, он перегородил мне путь. Оставалось только выйти из машины и поздороваться.

– Вы – Эмма Маршалл? – уточнил посыльный, сверяясь с планшетом.

– Да, – кивнула я.

– Вам посылка. Пожалуйста, распишитесь здесь. – Он протянул маленький сканер. Я поставила подпись в электронном окошке и получила большой квадратный пакет, завернутый в коричневую бумагу. Мой адрес был написан незнакомым почерком. Пакет оказался легким и упругим, словно внутри лежала какая-то ткань. Последнее время я не заказывала ничего, кроме книги Джека, однако разыгравшееся любопытство пришлось обуздать, потому что пакет был обмотан в несколько слоев толстым скотчем. Я и без того опаздывала и бросила посылку на пассажирское сиденье.

Моник уже возилась с двумя покупателями сразу, так что я положила пакет на стол в задней комнате и прошла в магазин, чтобы взять одного из клиентов на себя. Свободная минутка выдалась лишь через два часа. Ожидая, пока закипит чайник, я взяла острые ножницы и осторожно, чтобы не повредить содержимое, разрезала обертку. Оказалось, что посылка от матери Эми. Я поняла это, даже не заглядывая в записку, лежавшую поверх аккуратно свернутой кожаной куртки, запаянной в пакет из химчистки. Помимо нее, там обнаружился конверт, на котором не было имени адресата – наверное, родители Эми его даже не знали.

Присев на краешек стола, я прочитала письмо, написанное твердым почерком.

Дорогая Эмма!

Прости, что беспокою тебя, но не знаю, к кому еще можно обратиться. Среди вещей Эми, которые вернули в больнице, оказалась мужская куртка. Наверное, она принадлежит тому американцу, помогавшему вам после аварии. Я отдала ее в чистку, и пятна удалили.

Ты беседовала с этим мужчиной на похоронах; постарайся найти возможность передать ему куртку вместе с нашим благодарственным письмом, если тебя это не слишком затруднит.

Эмма, спасибо вам с Кэролайн за поддержку. Вы и правда были лучшими подругами Эми, и ей с вами очень повезло.

Пожалуйста, не забывай нас.

С любовью, Линда и Дональд (родители Эми).

Добравшись до предпоследнего абзаца, я расплакалась. Можно подумать, дружить с Эми было какой-то непосильной задачей. А потом, прочитав слова в скобках, зарыдала еще горше: уточнение было не для меня, я и так знала, кто они такие. Родители Эми напоминали сами себе, что хотя ее больше нет, она навсегда останется их маленькой девочкой.

– Ты что, отправилась за долбаным кофе в Бразилию пешком?… – начала было Моник и тут же осеклась, увидев горку использованных салфеток и мое зареванное лицо.

Я протянула ей записку Линды, и Моник быстро ее проглядела, после каждого предложения бросая в мою сторону пристальный взгляд. Она шмыгнула носом, отобрала одну салфетку и высморкалась, после чего вернула мне бумажный комок.

– Надо добавить в кофе коньяк, – решила она.

Я почти улыбнулась.

– Должно быть, для родителей это кошмар, – пробормотала Моник.

– Это для всех кошмар, – вздохнула я.

Куртка в целлофановом пакете, так и оставшаяся на столе, то и дело притягивала мой взгляд. Я смотрела на нее всякий раз, когда заходила в комнату. Словно тикающая бомба, она напоминала, что придется нарушить обещание, данное самой себе меньше суток назад, когда я решила избегать любых встреч с Джеком Монро. И что хуже всего, вид куртки неизбежно воскрешал в памяти слова Линды. Как же больно ей было упоминать о пятнах, зная, откуда они взялись…

Я неторопливо ехала по извилистой прибрежной дороге. Дворники работали на полной скорости, но не справлялись с ливнем, обрушившимся на машину, едва я добралась до Трентвилла. Проблема была и в том, что я совершенно не представляла, куда ехать: помнила лишь, как Джек обмолвился об арендованном коттедже с видом на залив. Домов, подходящих под описание, оказалось не так уж много, и я надеялась, что сориентируюсь на месте. Однако теперь, под дождем, я понимала, что мой план найти дом без адреса – настоящая глупость.

Молния зигзагом сверкнула в небе, разрезав ранние сумерки. Через пару секунд послышался рокот грома, и я сбросила скорость до минимума. Начинало темнеть, дождь осыпал крышу и капот мокрой пулеметной дробью.

– Глупая затея, – пробормотала я, понимая, что надо отказаться от своей миссии. Развернуться на ближайшем перекрестке и ехать домой. Буквально секунду спустя я увидела провал в живой изгороди и свернула с дороги.

Прямо передо мной в свете фар возник автомобиль Джека, припаркованный возле небольшого коттеджа. Заглушив двигатель, я уставилась сквозь ливень на дом. Именно такие места обычно изображены на открытках: эркерные окна, уютно-деревенская очаровательность шероховатых каменных стен… Хотя внутри было темно, вряд ли в такую погоду Джек отправился на прогулку. Может, просто оставить куртку в почтовом ящике?

Я вышла из автомобиля и помчалась к крыльцу, полностью вымокнув за пять секунд. Возле дубовой двери висел старомодный медный звонок в форме колокола. Сколько я ни звонила, все звуки утонули в шуме дождя. Куртку я не надела, и мокрая тонкая блузка теперь облепляла меня второй кожей, пока я под проливным дождем дрожала на пороге.

– Пожалуйста, пусть тебя не будет, пожалуйста, пусть тебя не будет, – шептала я, уже высматривая сухое местечко, где можно оставить куртку с письмом, как дверь вдруг распахнулась, и передо мной возник Джек. Кажется, я неприлично вытаращилась на него: совсем как подростки – на страницы «Плейбоя». И стыдно мне не было ни капельки. Конечно, я помолвлена и скоро выхожу замуж, но это не значит, что я слепая и застрахована от рефлекторных гормональных всплесков. Джек был одет лишь в старые выцветшие джинсы, которые, должно быть, поспешно натянул на еще мокрое тело, соблазнительно поблескивающее там, куда смотреть мне вовсе не стоило. Однако я все равно смотрела.

– Эмма, – с удивленной улыбкой произнес он, шире открывая дверь. – Входи.

Я покачала головой, как мокрая собака рассыпая вокруг капли.

– Нет, я на минутку. Просто хотела передать тебе кое-что. Подожди, в машине…

Однако мускулистая рука уже обхватила мое запястье.

– Если это не резиновая лодка, подождет. А то ты вот-вот утонешь.

Я с легкостью могла бы освободиться, но почему-то позволила затащить себя в дом. Коридор был темным и узким, и я поняла, что задыхаюсь от пьянящего запаха влажной кожи, смешанного с ароматом геля для душа.

– Идем, – позвал Джек, и его рука скользнула по моему запястью, чтобы ласково обхватить ладонь. Я молча последовала за ним по коридору, размышляя, можно ли качественнее провалить свой план по сохранению дистанции. Сейчас я нахожусь с ним наедине в затерянном коттедже, он практически раздет, а меня мокрая одежда облепила так, что, считай, ее и вовсе нет…

Кухня оказалась теплой, уютной и очень просторной, с каменными стенами, потолочными балками и чугунной плитой, дышащей жаром. Я невольно подошла ближе. Было темно, только молнии сверкали за двойными стеклянными дверями, ведущими в небольшой сад, за которым раскинулось море.

– Ничего себе! – не сдержала я потрясенный вздох, когда очередной особенно яркий всполох озарил небо и утонул в зыби волн. – Вид – супер!

– Ага, – согласился Джек, и его дыхание разметало волосы на моем затылке. Я вздрогнула. – Ты замерзла, – сказал он, глядя на мою мокрую блузку. Взял висевшее над плитой полотенце, но вместо того чтобы протянуть его мне, сам обернул мои плечи теплой тканью. И, не выпуская края из рук, замер. А я не отступила, как следовало бы.

Я слышала свое дыхание, почему-то немного хриплое, и испытывала непреодолимое желание поднять руку и положить ладонь на мускулистую грудь. Слова Кэролайн эхом бились в голове. Не надо этого делать, нельзя…

Я все-таки нашла силы отойти, и чары сразу же развеялись. Я закуталась в полотенце, а Джек потянулся к футболке, переброшенной через спинку стула.

– Прости, не могу предложить тебе горячий кофе или еще что, – сокрушенно покачал он головой. – Из-за шторма вырубило электричество.

Что ж, теперь ясно, почему здесь так темно.

– Да, такое часто у нас случается, – подхватила я, готовая сколь угодно рассуждать об оборванных проводах и неблагоприятных погодных условиях, лишь бы забыть недавний момент близости. Мы оба старательно делали вид, что ничего не произошло. – У тебя хотя бы есть плита, можно вскипятить воду или приготовить что-нибудь.

– А я буду выглядеть тупым американцем, если спрошу, как ею пользоваться?

О, это уже больше похоже на безобидные шутки, которыми мы обменивались во время обеда. С таким Джеком я справлюсь.

Я огляделась в поисках чайника, но на глаза попался лишь электрический, поэтому я взяла с ближайшей полки кастрюлю.

– Сейчас покажу, – пообещала я, подставляя ее под струю воды. – И тогда ты на личном опыте сможешь убедиться, что все басни про англичан с их церемониальными чаепитиями – чистая правда.

Расхохотавшись, Джек достал чай в пакетиках, кружки и молоко.

– Раз уж ты эксперт по плитам, может, подскажешь, что с этим делать? – Он выудил из холодильника пластиковый лоток с двумя огромными стейками. – А то еще испортятся – бог знает, сколько я просижу без электричества.

Дожидаясь, пока закипит вода, я протянула озябшие руки к теплой конфорке. В мокрой блузке было очень неуютно.

– Давай поищу тебе что-нибудь сухое, – предложил Джек, исчезая в темном коридоре. Через пару минут он принес мягкую серую толстовку с логотипом Гарвардского университета. Удивленно улыбнувшись, я провела по ней пальцами.

– А в Техасе, оказывается, умные мальчики.

– У меня были отличные родители и замечательные учителя, – скромно ответил Джек.

Я натянула толстовку через голову, стараясь не замечать мужской запах, впитавшийся в складки.

– Я отвернусь, – деликатно предложил он, когда я под прикрытием свитера принялась расстегивать блузку.

– Да не стоит, все нормально, – отмахнулась я, с трудом протискивая упрямые пуговицы в отверстия. Джек с удовольствием наблюдал, как я неуклюже и не слишком успешно пытаюсь выпутаться из одежды. Нервозность росла с каждой минутой – кажется, еще немного, и я окончательно запутаюсь в чертовой блузке.

– Помощь нужна? – поинтересовался он, с трудом сдерживая ухмылку.

– Нет-нет, – возразила я, замерев с поднятыми локтями и пытаясь зубами расстегнуть пуговицу на манжете. Из-за неудобной позы свело шею. – Я видела такое в одном фильме… на экране это выглядело проще. – По крайней мере, не припомню, чтобы актриса так натужно пыхтела.

– «Танец-вспышка»?

Я перестала извиваться, потрясенно уставившись на Джека из глубин толстовки.

– Ого!

– Я же говорил, что люблю кино.

Точно. А я и забыла.

Наконец я избавилась от злосчастной блузки и с шумным вздохом облегчения вытащила ее из-под свитера.

– Если я правильно помню, в фильме девушка снимала лифчик, – заявил Джек.

Довольно ухмыльнувшись, я залезла в рукав и, будто кролика из шляпы, извлекла из него промокший бюстгальтер.

– Ого! – не меньше моего восхитился Джек.

Мы сидели в почти полной темноте за маленьким кухонным столом и потягивали чай, наблюдая за бушующей снаружи бурей. Мы словно находились в безопасной гавани, надежно укрытые не только от капризов природы, но и от всех опасностей на свете. И этим чувством я была обязана Джеку. Может, потому что он спас мне жизнь. Хотя это никак не объясняло странное ощущение, что я наконец вернулась домой после очень долгих странствий.

«Шеридан», – прозвенело в голове сигнальным колоколом. Это ее дом, не мой. Я со стуком поставила кружку на стол, отвлекая Джека от созерцания молний.

– А в Техасе бывают такие бури? – неуклюже начала я разговор, чтобы напомнить нам обоим про другую жизнь Джека.

– Вообще-то я давно не живу в Техасе. Еще ребенком перебрался в Нью-Йорк.

– И как тебе там? – прямо спросила я, решив, что хватит ходить вокруг да около.

Прежде чем ответить, Джек изучал меня пару секунд – наверное, ему много раз доводилось давать интервью, так что он знал профессиональные уловки журналистов. И если уж на то пошло, мой вопрос получился довольно провокационным.

– Я прожил в Нью-Йорке большую часть жизни. А несколько лет назад, когда книги стали продаваться особенно хорошо, купил небольшое ранчо на севере штата.

Тем временем совсем стемнело, и Джек достал из шкафа возле раковины коробку свечей.

– А что ты? После свадьбы останетесь с Ричардом здесь?

Я проглотила комок, вызванный его вопросом. Мне показалось, или в нем и правда прозвучало осуждение?

– Да, тут ведь все наши родственники и друзья. Ну и работа, само собой.

Джека мой ответ как будто разочаровал. Я начала сердиться: у него нет права нас осуждать. В провинциальной жизни нет ничего плохого.

– И давно вы помолвлены?

– С Рождества.

Джек поднял свечу, закрепляя ее на полке возле раковины. Она давала достаточно света, чтобы я разглядела в его взгляде удивление.

– Всего-то? А у меня сложилось впечатление, что вы вместе уже довольно долго.

– Мы встречались в старшей школе, а потом на какое-то время я уехала.

Джек разместил свечи по всей кухне. Мерцающее пламя бросало на грубые каменные стены причудливые тени, превращая комнату в сказочную пещеру.

– И куда же ты уехала?

– Сначала в Лондон, а потом на полтора года в Вашингтон.

Он удивленно присвистнул.

– Полагаю, ты там не книгами торговала?

Я усмехнулась.

– Нет. Я маркетолог… была маркетологом. – Мне не нравилось говорить о своей профессии в прошедшем времени.

Джек с любопытством смотрел, ожидая продолжения.

– Пришлось сделать в карьере перерыв… Затяжной отпуск, можно сказать. – Я замолчала. Как всегда, не хотелось вдаваться в подробности. – Мама последнее время болеет, вот и пришлось вернуться – помогать отцу за ней ухаживать.

В глазах Джека вспыхнуло восхищение.

– Ей становится лучше?

Я ответила не сразу.

– Вообще-то, нет. И будет хуже. Пока в конце концов папа не сдастся и не согласится положить ее в больницу. – Я подняла голову, стараясь сдержать слезы. – У нее болезнь Альцгеймера, – невнятно пробормотала я, потому что в какой-то момент, сама не зная когда, очутилась в объятиях Джека, прижимаясь щекой к его груди.

Джек молчал, и я была рада, что он не опускается до бессмысленных и пошлых банальностей. Как человек, который зарабатывает на жизнь словами, он прекрасно знал, когда можно обойтись без них. И мне это нравилось. Наконец, чувствуя неловкость, я отстранилась.

– Ну что, – спросила я с фальшивой улыбкой, вытирая глаза. – Ты все еще хочешь пожарить свои стейки?

Я принялась рыться в ящиках в поисках сковородки, а Джек занялся салатом. Мы готовили в молчаливом согласии, словно не в первый раз. Но больше всего удивляло, что ничего странного в нашем поведении я не ощущала.

Хотелось спросить, готовит ли он дома с женой. Не потому, что меня так уж это интересовало; просто надо нам вспомнить о вторых половинках. Однако я никак не могла выбрать подходящий момент. Мы ели за кухонным столом при свечах. Похвалив мясо, Джек откупорил бутылку вина, но я позволила себе лишь пару крохотных глотков, ведь мне предстоял долгий путь обратно.

– Думаю, лучше подождать, пока буря не утихнет, – заявил Джек. – Трасса не освещена, и дождь льет как из ведра.

Оба мы – жертва и спаситель – тут же вспомнили о недавних событиях на темной дороге и обменялись многозначительными взглядами.

– Мне нельзя опаздывать, – сказала я. – Родители и без того нервничают, когда я сажусь за руль.

– Можно их предупредить, что ты задержишься?

– И Ричард скоро будет звонить из Австрии. Он не обрадуется, что я здесь… – Подразумевалось «с тобой», и Джек это понял.

– Вряд ли он захочет, чтобы ты ехала по такой опасной дороге.

– Конечно, – тут же бросилась я на защиту жениха. Правда, Ричард наверняка посчитает, что я в большей опасности рядом с Джеком, чем ночью за рулем. Вдруг накатило чувство вины.

Кажется, Джек это почувствовал, потому что перегнулся через стол и похлопал меня по руке, словно капризное дитя.

– Не волнуйся, мы доставим тебя домой. – И после паузы произнес: – Кстати, если я правильно понял, ты что-то привезла.

Я тут же отдернула руку, вспоминая о цели своего визита.

– В машине оставила. Сейчас принесу.

Дождь до сих пор лил, но уже не такой сильный. Вернувшись, я вручила Джеку промокший бумажный пакет. На красивом лице отразилось любопытство, но улыбка тут же сползла, когда он увидел свою куртку. Джек прошел обратно на кухню, чтобы прочитать при свечах письмо родителей Эми.

– У тебя есть их адрес? – мрачно спросил он. – Хочу написать им ответ.

– Конечно.

Он так смотрел на свернутую куртку, что я поняла: ей, как и моему платью, суждено отправиться в мусорное ведро. Некоторые вещи, как ни старайся, отмыть невозможно.

Повисла долгая тишина, которую Джек нарушил внезапным и даже как будто неуместным вопросом:

– Я все никак не пойму насчет той ночи… Почему Эми просила у тебя прощения?

Я непонимающе приподняла брови.

– Что?

– Ты не помнишь? Перед приездом «Скорой». Эми сказала, что ты хорошая подруга, и попросила прощения. Словно для нее это очень важно.

– Ну… не знаю. – Я медленно покачала головой. Слова Джека воскресили в памяти тот странный разговор, и внутри сжалась тугая пружина. – Наверное, она и сама не понимала, что говорит. Эми ведь была почти без сознания и, скорее всего, бредила.

Видя мой потерянный взгляд, Джек принялся извиняться. А я опять очутилась там – стояла на коленях в ледяной луже, глядела на раненую подругу, держала ее за руку… и не могла даже представить, что это наш последний разговор.

Джек меня обнял, уже второй раз за вечер. Рыдания шли изнутри, из самого сердца, которое я тщетно пыталась запереть. Он нежно прижимал меня к себе, а я плакала, и становилось легче, потому что с Джеком, в отличие от Кэролайн или Ричарда, я могла расслабиться и выплеснуть всю свою боль. Мои руки лежали у него на груди, я чувствовала под ладонями мерный стук, а Джек неловко поглаживал мой затылок.

Поток слез постепенно иссяк, и я подняла голову. На его футболке осталось большое влажное пятно.

– Извини, – хрипло прошептала я.

– Тсс, – ответил он, а потом внезапно прижался нежным поцелуем к моим губам.

Нас словно током ударило, и мы вмиг отлетели друг от друга. От потрясения все прочие чувства будто сдуло шквальным ветром. Меня затрясло от ярости. Так вот в чем дело?! Он нянчится со мной лишь затем, чтобы воспользоваться моей слабостью? Неужели я так в нем ошиблась?

Я заставила себя взглянуть на Джека. Он выглядел потрясенным не меньше моего, явно ужасаясь тому, что натворил.

– Какого черта?! – закричала я.

Он выставил перед собой руку в успокаивающем жесте. Как будто это я к нему приставала!

– Прости. Я не хотел. Не знаю, чем я думал. – В его словах чудилось оскорбительное пренебрежение, но сейчас мне было не до того. – Эмма, я вовсе не пытался тобой воспользоваться, поверь!

Я принялась озираться в поисках моей сумки. Та лежала на краю стола.

– Эмма, прошу, – умолял Джек, протягивая руку. Лицо у него исказилось болью. – Я даже не понял, что случилось. Я не собирался тебя целовать.

Он и правда думает, что словами можно все исправить?

– Приятно слышать, – язвительно рявкнула я. – Но это ни черта не меняет.

Развернувшись на каблуках, я направилась к двери.

– Эмма, постой! – Джек схватил меня за руку. – Дай я объясню!

– Не утруждайся! И нашу… – я запнулась, – нашу дружбу ты только что разрушил. – Грудь распирало от растущего с каждой минутой гнева. – Я думала, ты меня понимаешь. Думала, мы друзья и я могу тебе доверять!

– Так и есть, – кивнул он, но я махнула рукой. И вдруг поняла, что нахожусь не на кухне, а уже в прихожей. Джек следовал прямо за мной, и мы чуть не столкнулись, когда я остановилась, чтобы бросить ему в лицо прощальные слова:

– Джек, я многим тебе обязана. Но то, что ты сейчас сделал… В общем, ты перешел границы. – Если мои слова для него что-то и значили, он хорошо это скрывал. – Спасибо, что спас мне жизнь, желаю приятно отдохнуть, и если в тебе есть хоть капля порядочности, держись подальше.

Я выскочила из дома, буквально влетела в машину и обернулась – в последний раз. Джек стоял посреди дорожки, морщась, как от сильной боли. Трясущимися руками я кое-как, с третьей попытки, завела двигатель.

Вспыхнули фары, озаряя бледное мужское лицо. Джек вытер рот тыльной стороной ладони, и у меня предательски затряслись губы. К горлу подкатила кисло-горькая желчь. Я с силой вдавила кнопку, опуская стекло.

– Ричард был прав насчет тебя! – крикнула я в щель. – О чем ты, черт возьми, думал? Может, вы с женой исповедуете эти гребаные свободные отношения, но я-то здесь при чем?!

Я развернулась, вырывая колесами куски дерна. Мне следовало бы быть внимательнее, но перед глазами стояло потрясенное лицо Джека.

Глава 7

Ярость, слепящая глаза и туманящая рассудок, хороша тем, что дает возможность сосредоточиться на чем-то конкретном. Например, на сочинении язвительных комментариев, которые стоило бы бросить в лицо обидчику. И в это время ты не думаешь, что на самом деле тебя гложет.

Однако мой гнев, каким бы он ни был сильным, подобно вчерашней буре постепенно улегся. И при свете дня, когда красный туман развеялся, я поняла, что моя бурная реакция на поступок Джека во многом подпитывалась виной. Я сама подпустила его к себе, спутала чувство долга с зарождающейся дружбой и симпатией. А недоверие Ричарда к Джеку лишь укрепило в решимости доказать, что жених не прав. Но если забыть о геройском поступке в ночь аварии, что вообще я знаю о Джеке? Да ничего… Только что брак для него – пустые слова.

Прошлым вечером я солгала Ричарду, чего никогда раньше не делала. Собственный голос звучал до отвращения безмятежно; казалось, даже телефонные провода гудят от моего вранья. Я и словом не обмолвилась о поездке к Джеку, не говоря уж о том, что произошло между нами. Успокаивала себя тем, что лгу ради самого же Ричарда. Можно подумать, есть какая-то разница…

Когда я начала проматывать в памяти сцену на кухне, то поняла, что все пошло наперекосяк после вопроса об Эми. Сущая мелочь, вроде бы незначительная деталь… Которая теперь не даст покоя, пока я не найду ответ: за что Эми передо мной извинялась?

Я не могла припомнить за ней ни одного серьезного проступка. Почему моя лучшая подруга, всегда такая отзывчивая, светлая и радостная, считала, что причинила мне боль? Какой-то бред…

Однако стоило Джеку распахнуть эту дверь, и я, закрывая глаза, всякий раз видела, как Эми хватает меня за руку, будто я священник, отпускающий ей грехи. И как она успокаивается, когда я говорю, что прощаю ее.

Я пыталась убедить себя, что в ее словах не было никакого подтекста. Она могла извиняться, что случайно испортила мои туфли, позаимствованные на вечер… или еще за какую-нибудь банальную мелочь. Ведь кто знает, о чем думает умирающий…

Уж конечно, не о босоножках…

Пришлось тряхнуть головой, чтобы избавиться от голоса сомнения, который почему-то говорил с легким американским акцентом. Кто вообще тянул Джека за язык?

Лишь один человек знал Эми так же хорошо, как и я. Лишь один человек мог рассказать то, что меня интересует.

– Кэролайн Макадамс слушает, – прозвучал в трубке четкий профессиональный голос.

– Привет, Каро. Это я.

Ее тон тут же потеплел. Даже не видя Кэролайн, я поняла, что она улыбнулась.

– Привет, подруга. Как дела?

Хороший вопрос. Жаль, ответа я не знала.

– Все прекрасно, – откликнулась я, потому что именно это она и рассчитывала услышать. – Хотела спросить… может, выпьем по чашечке кофе?

Повисла пауза, и я представила, как Кэролайн сидит за столом возле окна, смотрит на часы и по своему обыкновению покусывает губы.

– Ладно, короткий перерыв не помешает.

Я добралась до кафе первой, нашла приличный столик и даже заказала два капучино. Сквозь стекло увидела Кэролайн и, широко улыбнувшись, помахала ей.

Она аккуратно, чтобы не задеть пенную шапочку, сняла с пластикового стакана крышку. Я позволила ей сделать пару глотков, прежде чем перейти к делу, заставившему меня в самый разгар рабочего дня сорвать с работы лучшего риелтора. Времени у нас было мало.

– Кэролайн, мне надо кое-что узнать.

Она подняла голову, изящно слизывая взбитое молоко с верхней губы.

– Звучит серьезно.

– Да… Знаю. Может быть.

Между бровями у нее пролегла тонкая складочка.

– Так в чем дело?

– Что ты помнишь о ночи, когда умерла Эми?

Кэролайн страдальчески поморщилась.

– Я так понимаю, ты не о девичнике?

Печально качнув головой, я тихо уточнила:

– Об аварии.

Каро пожала плечами и отвела взгляд, с нарочитым интересом любуясь видом за окном.

– Мало что. После вечеринки все будто в тумане. Помню, как тошнило Эми, помню оленя… а потом ничего, уже сижу в «Скорой».

Она, конечно, в ту ночь была не в себе, но я не думала, что все так плохо…

– Ты не помнишь, как нашла Эми на дороге?

Кэролайн удивленно на меня уставилась:

– Я нашла?! Мне казалось, это Джек…

Я вздрогнула. Наклонилась через стол и взяла Кэролайн за руку.

– Нет, милая, нашла ты.

– Разве? Ничего не помню. Совсем ничего…

Значит, следующий вопрос задавать бессмысленно, и все же я спросила:

– И ты не помнишь, о чем она говорила, пока мы ждали «Скорую»?

Кэролайн в ужасе открыла рот:

– Да что ты?! Разве она говорила? Она ведь была без сознания!

– Нет. Она очнулась… ненадолго. Боже, Кэролайн, это был настоящий кошмар – видеть ее такой и не знать, чем помочь… – Она едва сдерживала слезы. – Каро, я не просто так подняла эту тему… Я вспомнила, что Эми говорила что-то очень странное, и подумала… может, ты поняла, что она пыталась сказать?

Она все качала головой, пытаясь избавиться от жуткого видения: наша подруга, придя в сознание, корчится от боли.

– И о чем она говорила? – хрипло прошептала Кэролайн.

– Ну, тогда мне показалось, что она просто бредит… Сейчас я уже не так уверена. По-моему, она пыталась сказать что-то очень важное: будто извинялась и говорила, что я хорошая подруга.

Кэролайн подняла сверкающий от непролитых слез взгляд.

– Это правда – ты отличный друг, – подтвердила она.

– Нет, там было что-то еще. Она словно благодарила за… понимание. Как думаешь, о чем могла идти речь?

Кэролайн потянулась за своим кофе. Руки у нее тряслись так сильно, что пенная жидкость плескалась о стенки.

– Ни малейшего понятия не имею.

Она залпом допила содержимое стаканчика. Пыталась запить привкус вранья?

– Кэролайн, – с нажимом сказала я. – Ты уверена? Ты и правда не представляешь, что так сильно взволновало Эми?

Мои слова прозвучали, пожалуй, слишком резко.

Щеки Кэролайн подозрительно вспыхнули, но она не дрогнула.

– Конечно, нет! Странно даже… Может, тебе просто привиделось? Ты же, в конце концов, ударилась головой.

Ее слова вызвали у меня раздражение. Пришлось себя осадить – не стоит сейчас злиться на подругу.

– Нет, не привиделось. Джек тоже слышал.

Кэролайн замолчала и опустила взгляд, крутя в руках бумажный стаканчик.

– Я действительно не знаю, что она имела в виду.

Ее мокрые глаза слепо глядели в пустоту. Сейчас ей было не до дурацких вопросов, она думала о вещах куда более страшных.

– Поверить не могу, что все это время Эми была в сознании…

День не задался с самого утра. А теперь вдобавок ко всему я терзалась виной – потому что не только обидела Кэролайн, но и насильно воскресила в ее памяти страшную картину.

Я хотела спросить у Ричарда, что он думает о последних словах Эми. Однако в тот вечер мы обменялись буквально парой фраз – кто-то из школьников упал со склона и повредил лодыжку, так что Ричарду пришлось везти мальчишку в больницу. Впрочем, разговор мог подождать и до его возвращения.

В темноте, лежа в постели, я с улыбкой обхватила себя руками, представляя, что он меня обнимает. Оставалось всего два дня. Как ни странно, я соскучилась гораздо сильнее, чем думала. Мне здорово не хватало шутливых сообщений, которые Ричард обычно присылал на телефон – просто так, забавы ради. Или дурацких анимированных открыток, заваливавших мой почтовый ящик. Я тосковала по тому, как он массирует мои ступни или готовит – причем даже те блюда, которые сам терпеть не может, но которые люблю я. И по его объективности – он всегда искренне, не стесняясь, оценивал мою внешность, сколько бы времени я ни потратила на выбор наряда и макияж. Я скучала по тому, как Ричард произносит мое имя – словно перекатывает его на языке, – или как он смотрит иногда, будто не в силах наглядеться. Он идеально мне подходил – казалось, мы две ледяные скульптуры, смерзшиеся в монолит.

В кошмаре, который преследовал меня всю следующую ночь, виноват был, конечно, Джек. Перед сном я читала его детектив, поэтому неудивительно, что подсознание подсунуло сюжет, где я выступала в роли следователя, распутывавшего жуткое преступление. Я находилась в штабе расследования, и передо мной висела огромная доска, увешанная фотографиями, газетными вырезками и записками – я не раз видела такие в кино.

К счастью, в моем сне не было жутких кровавых снимков с места преступления. И все же многие «улики» вызывали чувство глухой тоски. В центре располагался огромный портрет Эми – тот самый, из церкви. Вокруг висели другие фотографии: школьные и домашние, которые мы с Кэролайн перебирали недавно в ее спальне; а еще снимки, сделанные уже без меня, в пабе и на вечеринке, где Ричард был с нелепыми светлыми прядками. Опустив взгляд, я увидела, что держу несколько предметов, которые собиралась прикрепить к доске. Шагнув вперед, я приколола картонный прямоугольник с серебряным тиснением – приглашение на нашу свадьбу. Потом квитанцию из химчистки. Билет Ричарда на горнолыжный курорт. И наконец, клочок бумаги с номером телефона из кармана Эми.

Сон оказался таким ярким, что я даже почувствовала химический запах маркера, когда сняла колпачок. Моя рука будто действовала сама по себе, стремительно очерчивая фото и соединяя их стрелками. Отступив на шаг, я окинула взглядом результат, сведший воедино все подсказки, которые бодрствующий мозг отказывался замечать и тем более связывать друг с другом.

Я проснулась в поту, задыхаясь от беззвучного крика. А когда бессильно упала на влажные подушки, ужасное видение по-прежнему не уходило.

Эта картинка не складывалась медленно, кусочек за кусочком; она пришла разом, во всей своей жуткой полноте. Вот я ничего не подозреваю, – а потом в один миг все части встают на места. Казалось, меня сейчас стошнит, причем в самом прямом смысле: к горлу подкатила кислая желчь. Я судорожно сглотнула – раз, второй, третий…

Наверняка я ошибаюсь. Есть и другое объяснение. Сейчас четыре утра, мне только что приснился кошмар, и я не способна мыслить здраво. Бред, я просто-напросто все придумала.

Однако иногда галлюцинации, какими бы они ни были неправдоподобными, становятся реальностью. Вопрос Джека сорвал предохранитель и зажег запал, который, медленно тлея, подобрался к большущей бочке динамита.

Теперь я видела все даже слишком отчетливо. Вот Эми и Ричард вместе смеются на старой фотографии. Вот истекающая кровью Эми хватает мою руку, умоляя ее простить. Вот записка с телефонным номером среди ее вещей. Вот сам Ричард, убитый горем и почти обезумевший на похоронах…

Ричард! Мой Ричард, которого я знала всю жизнь. Мужчина, который на Рождество заявил, что в целом мире для него нет женщины краше меня, а затем на глазах у наших родителей опустился на колено и протянул мне маленькую бархатную коробочку. Я пыталась забыть тот вечер, но ничего не выходило.

На следующее утро у меня совершенно пропал аппетит, но я все равно сидела за кухонным столом, накачиваясь кофеином, – чтобы покорить намеченную вершину, лишняя энергия не помешает. Когда забрезжил рассвет, я решила не торопиться и дождаться возвращения Ричарда. Подобный разговор лучше вести лицом к лицу, а не с помощью ненадежной телефонной связи.

Сидя напротив, мама осторожно сыпала золотистые хлопья в тарелку. Ей нравилось ощущать независимость и самой готовить завтрак. Она, кстати, неплохо справлялась, пусть даже речь шла о такой ерунде, чтобы залить хлопья молоком. Низко опустив голову, мама занималась своим делом с усердием пятилетнего ребенка. В утреннем свете я обратила внимание на серебряные нити седины в каштановых волосах и отметила про себя, что стоит записать ее в парикмахерскую. Папа постоянно забывал о подобных мелочах; надо снять этот груз с его плеч. Ведь мама всегда пренебрежительно отзывалась о запускавших себя женщинах.

Чувство страшной потери пришло из ниоткуда. На миг я разучилась дышать. Где она – моя настоящая мама, которую подменила похожая на нее женщина в халате? Сейчас она как никогда нужна мне. Нужны ее мудрость, забота, а больше всего – совет, что делать и как жить дальше…

Оторвав взгляд от хлопьев, мама улыбнулась, и на мгновение вспыхнула надежда, что это снова она. Увы, ее слова все разрушили:

– Ты случайно не знаешь, где молоко?

Я печально покачала головой. Каждое утро один и тот же вопрос. Я медленно встала, чувствуя себя настоящей старухой.

– Не знаю, мама. Давай посмотрим в холодильнике.

В тот день я показала себя не лучшим работником. Мягко сказано: я была ходячей катастрофой. Неправильно дала сдачу трем покупателям, и только двоим хватило честности указать на ошибку. Потом заказала сотню экземпляров последнего бестселлера вместо десяти, а в довершение всего умудрилась опрокинуть чашку кофе на коробку с новыми книгами. В общем, меня не уволили на месте лишь благодаря чистому везению. К счастью, Моник мудро оставила меня в покое. Правда, нещадно осыпала проклятиями по-французски, показывая, как сильно раздосадована. Однако за час до конца рабочего дня она не выдержала и торжественно заявила:

– Эмма, сделай-ка одолжение – вали домой, пока от магазина еще что-то осталось.

Ну что ж, она в своем праве. Я взяла сумку, ключи от машины и направилась к выходу. И сразу увидела незваного гостя. Он мое появление не заметил – стоял, небрежно прислонившись к крылу моего автомобиля, лениво оглядывая захламленную погрузочную площадку. За моей спиной хлопнула дверь, и он повернулся. Я застыла, обдумывая, не нырнуть ли обратно? Попрошусь у Моник остаться до конца дня… а то и до глубокой ночи. Правда, смысла в этом уже не было – Джек меня увидел.

Я подошла к машине, и он выпрямился, вскидывая руки, словно предупреждая очередной шквал обвинений.

– Слушай, прежде чем начнешь, хочу сказать, что помню про твою просьбу «держаться подальше». И прекрасно понимаю, что ты не желаешь иметь со мной ничего общего.

– Верно, не желаю, – ледяным тоном сообщила я. – Что ты здесь делаешь?

– Жду, когда закончишь работу.

– Еще целый час.

Джек безразлично пожал плечами и опять прислонился к машине.

– Ничего, подожду.

Я раздраженно покачала головой.

– И давно ты здесь?

Он бросил взгляд на часы.

– Не очень.

Я огляделась: повсюду разбросан мусор, сломанные деревянные ящики свалены в кучу возле переполненных вонючих баков. Не самое приятное место, чтобы проводить здесь время.

– Джек, поезжай домой, – устало попросила я, проходя мимо него и открывая дверь машины.

Он, наверное, услышал что-то в моем голосе, потому что обычная насмешливая улыбка исчезла с его лица.

– Я хочу извиниться. Сам не знаю, что на меня нашло. И понимаю, почему ты злишься. Последнее время тебе сильно досталось, и я не имел права… Я вел себя совершенно некорректно, и мне нет оправдания. Просто ты была такой грустной, а я тебя обнимал и захотел утешить, и… – Он затих.

В свете последних событий приставания Джека по шкале важности спустились куда-то вниз. Но прощения он все равно не заслуживал.

– Ты целуешь всех женщин, которых тебе хочется утешить? – язвительно прошипела я. – У тебя, похоже, жена совсем не ревнивая.

– Какая еще жена? – нахмурился он.

Опять ложь. Почему окружающие то и дело врут?

– «Посвящается Шеридан: моей подруге, возлюбленной, музе и жене. Я всегда буду любить тебя», – процедила я сквозь зубы и слегка покраснела – не думала даже, что запомнила фразу слово в слово, пока она не сорвалась с моего языка.

– А, «Месть сладка», – Джек понимающе выдохнул.

– Да, посвящение в книге.

– У тебя, наверное, раннее издание, – догадался он. – Потом его убрали.

Я не знала, что ответить.

– Я действительно был женат, давным-давно. Не срослось. – Он горько рассмеялся. – Впрочем, понимаю, даже это меня не оправдывает. Пусть я и вольная пташка, но должен с уважением относиться к твоим обязательствам.

В случившемся не только его вина, я и сама вела себя как полная дура.

– Ну да, – бросила я, усаживаясь на водительское сиденье. – Выходит, тебя за измену судить не будем.

Я потянулась к ручке, но Джек оказался быстрее. Вцепившись одной рукой в автомобильную раму, он не дал мне захлопнуть дверь, хотя при этом чуть не остался без пальцев.

– Отличный способ стать инвалидом! – огрызнулась я.

Джек присел на корточки возле машины.

– Что ты сказала?

– Что даже маленькие дети знают: нельзя совать руки в распахнутую дверь…

Сверкнув глазами, он перебил:

– Я не о долбаной двери. Что ты там говорила про суд?

Я медленно вылезла из машины. Джек выпрямился и отступил на шаг.

– Только то, что я, очевидно, обвинила в измене не того мужчину…

Уж не знаю, какой именно реакции я ждала. Джек оказался первым, кому я высказала свои подозрения. Может, все решат, что я сама виновата?

– Ты уверена? Ричард не похож на тех, кто гуляет налево.

– Он же мужчина, – ехидно бросила я.

– Уела… – пробормотал Джек. – Эмма, не все мужчины изменяют. Некоторые умеют хранить верность.

Я вздохнула, пытаясь взять себя в руки.

– Ну, прямо сейчас я мало в ком уверена.

– Ты с ним разговаривала? У тебя вообще есть доказательства? Улики?

Боюсь, кто-то насмотрелся криминальных драм и детективов.

– Нет, пока не разговаривала. Он возвращается завтра.

– Выслушай его, – попросил Джек, неожиданно вставая на сторону моего жениха. – Позволь ему объясниться.

Я неохотно кивнула. Хотя и сама пришла к тому же выводу.

Джек заговорил мягче, словно пытаясь немного успокоить.

– А если он и впрямь изменяет, я посоветую тебе, как лучше его прикончить и избавиться от тела.

– Как в книге «Месть сладка»?

– Ты читала? – Он приятно удивился, что я знакома с его первым романом.

Я кивнула, однако прежде чем Джек возомнил, будто я купила книгу исключительно ради ее автора (как оно и было), добавила:

– Чего только не приходится читать, если работаешь в книжном.

– Опять уела, – притворно вздрогнул он. Несколько секунд Джек молчал, глядя на меня, и наконец нерешительно спросил: – А что ты сейчас делаешь? Есть какие планы на вечер?

Я собиралась немного помучиться, представляя двоих самых близких мне людей в постели. Только признаваться в этом вслух – не лучший вариант.

– Еду домой.

– Слушай, я нашел одно место, на которое хотел бы взглянуть вживую. Для романа. Давай, съездишь со мной, проверишь, можно ли в этом озере утопить труп? – Наверное, он заметил мою нерешительность, потому что добавил с ехидным огоньком в глазах: – Тебе пригодится, если решишь стать убийцей.

– Джек, что происходит? Что все это значит? Зачем ты здесь?

У него было много причин: и желание загладить вину, и приглашение в исследовательскую поездку, но судя по тому, как он изменился в лице, и то и другое было лишь поводом для встречи.

– Сказать правду?

Я кивнула.

– Ладно. Если быть до конца откровенным, я и сам не знаю.

«Да нет, скорее всего, знаешь, просто не хочешь признаваться».

– По-моему, слишком рано взять и просто так уйти. Я ощущаю с тобой связь – необъяснимую и совершенно нелогичную. Словно в ночь аварии между нами возникло что-то такое… Сам не знаю, что. И оно не желает проходить. – Его взгляд затуманился. – В общем, я чувствую, что осталось незавершенное дело.

Объяснение вышло путаным, но, как ни странно, я его поняла – со мной творилось то же самое.

– Так что, поможешь составить план идеального преступления?

Кажется, это одно из самых безумных и соблазнительных приглашений за всю мою жизнь.

– Ну… Почему бы и нет?

Джек провел меня к своей машине, припаркованной неподалеку, и услужливо распахнул дверцу.

– В твоих книгах для героинь все подобной поездкой и заканчивается, – усмехнулась я, забираясь на пассажирское сиденье. Джек улыбнулся, отрегулировал длину моего ремня и сам его защелкнул. Для человека, обдумывающего идеальное убийство, он слишком пекся о безопасности.

Мы направились к одному из озер, о которых говорилось в энциклопедии. Я листала плотные глянцевые страницы, любуясь не столько красочными фотографиями, сколько заметками на полях черной ручкой.

– «Расчленение трупа? Скорость разложения? Возможность сделать вскрытие?» – зачитала я вслух некоторые из них, после чего захлопнула толстый томик. – А тебе не приходило в голову что-нибудь более позитивное?

Расхохотавшись, Джек на миг оторвал взгляд от дороги.

– Книги о смерти лучше продаются. – Он непринужденно пожал плечами. О да, мистер Монро знал, о чем говорит: три его последних романа уже целую вечность держались в списке бестселлеров. – Книги о сексе, кстати, тоже. Даже лучше.

Какой ужас: я покраснела! Взрослая женщина, охотно расставшаяся с невинностью лет десять назад, заливается нежным румянцем при одном лишь слове «секс»!

Озеро мы нашли достаточно легко, всего один раз остановившись в крошечной деревушке, чтобы спросить дорогу у пожилого мужчины. Джек послушно кивал, внимая объяснениям – правда, полагаю, мало что разобрал за сочным региональным акцентом. Когда мы наконец распрощались с энергичным дедулей, бурно размахивающим руками в стремлении как можно детальнее объяснить нам лучший маршрут, Джек тихо пробормотал:

– А теперь мне нужен перевод. Я не понял ни слова. Он на каком языке вообще говорил?

– Не переживай, объясню во всех деталях, – рассмеялась я и, не сознавая, что делаю, похлопала его по загорелой руке.

По сути, такая мелочь, но как только я дотронулась до обнаженной кожи, покрытой мягкими темными волосками, случилось что-то необъяснимое. Словно закоротило все нервные окончания – совершенно непроизвольная реакция, чуть не заставившая потерять голову. Как в ту ночь, когда он меня поцеловал. Джек, отзываясь на мое прикосновение, тоже стиснул пальцы на рулевом колесе.

Озеро оказалось невероятной красоты – слишком чудесное, чтобы сбрасывать в него трупы. Со всех сторон оно было окружено густым лесом; лишь в одном месте деревья слегка расступались. Джек оставил машину в начале узкой тропы, и мы, следуя за причудливыми стрелками, нарисованными цветной краской, спустились по огромным плоским камням, образующим пологую лесенку к самой воде. Легкий ветер волновал озерную гладь. Мшистая земля под ногами была мягкой и слегка пружинила, поэтому я, закачавшись на каблуках, охотно приняла протянутую руку.

– Прости. – Я кивком указала на ноги. – Обычно на природу шпильки не надевают.

– Ясно. – Джек махнул рукой в сторону большого плоского камня метрах в двадцати. – Может, лучше там встанем?

Я рискнула поднять ногу – та оторвалась от земли с громким чавкающим звуком.

– Это не я, это туфли!

– Ну конечно, – насмешливо улыбнулся Джек, внезапно сбросив груз своих тридцати шести лет и помолодев.

Я сделала еще пару шагов, стараясь не упасть в грязь.

– Наверное, проще будет тебя отнести, – решил Джек, когда я в очередной раз, оступившись, вцепилась ему в руку.

– Ни за что! – воскликнула я, на секунду отрывая взгляд от земли. – Сама справлюсь.

Джек покачал головой.

– А ты упрямая.

Он наблюдал, как отчаянно я сражаюсь с глиной.

– Не то слово, – гордо заметила я, наконец-то нащупывая ногой твердую почву.

– Прости, я совсем забыл, что недавно шел дождь. Туфли это переживут?

Прежде чем я успела сказать хоть слово, он опустился на корточки и обхватил мою лодыжку.

– Лучше их снять, – предложил он. Мне показалось, или его голос и впрямь прозвучал хрипло? Опираясь о плечи Джека, я послушно подняла ноги одну за другой, позволяя ему стянуть залепленные глиной туфли.

Джек подошел с ними к озеру и принялся смывать грязь. Он стоял спиной, не видя, как нежно я на него смотрю. А когда обернулся, с моего лица уже исчезли все свидетельства недавних переживаний. С обуви, кстати, тоже.

Мы стояли бок о бок, любуясь видом. Солнце медленно клонилось к горизонту, заливая озеро мистически-красными тонами. На мгновение оно предстало передо мной огромной лужей крови, и я невольно вздрогнула. Джек тут же повернулся.

– Замерзла?

Я покачала головой. Хотя ветер усиливался, шелестя каждым листиком на соседнем дереве, воздух казался вполне теплым.

– Нет, все хорошо.

– Хочешь вернуться в машину? Могу приехать сюда как-нибудь потом.

– Не глупи. Все нормально. К тому же ты не способен общаться с местным населением, так что сам ничего не найдешь.

Он захохотал, и смех эхом разлетелся по озеру.

– Просто делай то, что должен. А я посижу здесь и подожду.

Джек задумался. Однако неуклонно наползающие сумерки вынудили его определиться. Оставив меня на несколько минут в одиночестве, он вернулся с большущим фотоаппаратом вроде тех, которые таскают с собой профессиональные фотографы.

В другой руке он нес клетчатый плед. Джек расстелил его на камне; на мой вкус, получилось слишком похоже на постель, поэтому я решила постоять.

– Еще минут десять, – пообещал он. – Быстренько обойду озеро, сделаю несколько снимков.

– Смотри не упади в воду, – крикнула я ему в спину.

Он обернулся.

– И как ты в таком случае поступишь?

Ответ вырвался сам собой, невольно связывая нас с Джеком крепче, чем хотелось.

– Спасу тебя, конечно. Надо же вернуть долг.

Джеку потребовалось куда больше десяти минут, поэтому я, следя за его перемещениями, в конце концов опустилась на плед. Здесь было тихо, только шуршали листья, да изредка перекрикивались птицы. Но даже в таком спокойном месте я не могла справиться со своим внутренним кризисом. В голове теснились сотни нерешенных вопросов, начиная с «правда ли мой жених переспал с моей лучшей подругой?» и заканчивая «как можно любить одного мужчину и при этом испытывать влечение к другому?». Были среди вопросов и менее значимые, например «знала ли Кэролайн про отношения Ричарда и Эми?» и «что мне, черт возьми, теперь делать?!».

Джек обследовал озеро с ловкостью профессионального разведчика, то спускаясь к самой воде, то поднимаясь к деревьям и ни разу не поскользнувшись на мокрой глине. Он явно набрасывал в голове сцену, которую я увижу на страницах следующего романа, – то и дело останавливаясь, чтобы помахать или просто улыбнуться.

Сделав не меньше сотни фотографий, Джек наконец вернулся и сел рядышком на пледе.

– Уже закончил? Ну что, напишешь про это озеро? – поинтересовалась я.

– Может, и напишу. Посмотрим, куда заведет история.

– Ты всегда хотел стать писателем?… Ой, наверное, тебя все об этом спрашивают?

Он усмехнулся.

– Да. А еще: «Вы напишете обо мне в следующей книге?»

– Правда? А обо мне напишешь?

Джек расхохотался.

– Подожди – сама увидишь.

Я откинулась на спину, наслаждаясь последними лучами заходящего солнца, ласкающими лицо.

– А кем ты хотела стать? – повторил Джек мой же вопрос.

– Тебе для книги или просто интересно?

– Просто интересно.

Кажется, он не врал, потому что крайне внимательно выслушал рассказ о моей прежней работе и о командировке в Вашингтон, заметно окрылившей и заставившей жаждать новых путешествий.

– Похоже, тебе здорово не хватает той жизни. Наверное, по сравнению с ней работа в книжном магазине выглядит довольно тихой?

Я задумалась.

– Пожалуй. Хотя точно не скучной. С Моник не соскучишься.

При упоминании моей эксцентричной работодательницы Джек опять рассмеялся.

– Вот она-то наверняка окажется в новой книге!

Я с нежностью улыбнулась.

– Знаешь, я многим ей обязана. Она видит во мне скорее дочь, чем подчиненную.

Джек подобрал камешек и умело запустил его по водной глади – тот подпрыгнул трижды, прежде чем нырнуть в глубину.

– Ты говорила о болезни матери… Но ведь ты могла остаться в Лондоне, на прежней работе. Зачем стольким жертвовать?

– Это же не навсегда, – сказала я, хотя тонкий голосок в сознании тут же встрял: «Да неужели? А похоже, что навсегда». – Просто решила переехать, чтобы в случае чего быть рядом. Больше даже из-за отца, чем из-за мамы. Он слишком гордый и упрямый, не хочет принимать чужую помощь – мою, например, или Ричарда, не говоря уж о посторонних. Представляешь, он долгое время пытался скрывать мамину болезнь от окружающих. – Я невесело рассмеялась. – А в прошлом году сорвался и попал в больницу.

Джек с сочувствием кивнул.

– К счастью, обошлось. Но мы сильно перепугались. В общем, я пошла к начальству и попросилась в долгосрочный отпуск.

– Храбрый поступок.

– Никакая я не храбрая, – тихо призналась я. – Просто не сумела бы и дальше жить в Лондоне, если бы с мамой или отцом что-то случилось. А так я рядом, могу помочь, и Моник при необходимости всегда готова меня отпустить. В Лондоне я бы не смогла то и дело отпрашиваться… А знаешь, что самое дикое? Сильнее всех ужаснулась бы моему поступку мама. Но ее, такой, какой она была, больше нет. Она всегда учила ставить перед собой цели и добиваться их, несмотря ни на что. Именно поэтому она была таким прекрасным учителем. – Мой голос задрожал. – Боюсь, она совсем во мне разочаровалась бы.

– Не разочаровалась бы! – горячо возразил Джек. – Ты ставишь чужие интересы выше своих собственных. Отдаешь вместо того, чтобы брать, причем с такой легкостью, что даже не замечаешь.

Наверное, это был один из самых приятных комплиментов, что я только слышала, но под пристальным взглядом Джека я чувствовала себя почти голой. Он описывал меня как святую или мученицу, а я ведь совершенно не такая.

– Да ну, я вовсе не такая хорошая! Скорее даже, наоборот.

Джек сверкнул улыбкой.

– Рад слышать.

Он подвинулся на одеяле ближе ко мне, и каждый раз, делая вдох, я задевала его плечом. Мы глядели на темнеющее озеро, думая о своем.

– Ладно, давай начистоту. Что случилось в последние дни, почему ты стала сомневаться в женихе?

Я набрала полную грудь воздуха. Лучше бы он не поднимал эту тему… Ладно, сама виновата, раз уж проболталась.

– Ничего особенного. Просто собрала кое-какие мелкие детали, и вот… похоже, не такие уж они и мелкие.

– Рассказывай, – велел Джек.

Глубоко вздохнув, чтобы собраться с мыслями, следующие двадцать минут я делилась с Джеком своими подозрениями. С каждым словом история казалась более убедительной, и в конце концов я совершенно уверилась, что на правильном пути.

Однако Джек со мной не согласился.

– И это все? Все твои доказательства?

– То есть?

– Телефонный номер, пара старых фотографий, слова умирающей и очень странный сон. И ты сразу решила, что у них была интрижка.

– Э-э… да. А разве этого мало? На мой взгляд, ситуация вполне однозначная.

Джек медленно покачал головой.

– Поверить не могу, что это говорю… Потому что, если уж начистоту, твой жених совершенно меня не впечатляет. Но, по-моему, зря ты его обвиняешь. Нет у тебя никаких доказательств.

Моя душа словно рвалась на части. С одной стороны, очень хотелось верить в невиновность Ричарда. Да и как иначе? С другой, я никак не могла отделаться от ощущения, что сделала единственный верный вывод.

– Эмма, вот честно, мир не такой уж черно-белый, как ты думаешь. Допустим, ты собрала кучу улик и считаешь, что видишь всю картину в целом. Но расположи детали иначе, и перед тобой возникнет совсем другой сюжет. Сами по себе твои «доказательства» не говорят о чьей-то вине или невиновности, а какие-то из них и вовсе могут оказаться пустяком или обычным совпадением. – Джек бросил по воде еще один камешек. – Жизнь вообще хреновая штука…

Я тихо выдохнула. Похоже, мы говорим уже не обо мне – о Джеке.

– Шеридан? – на всякий случай уточнила я, и Джек дернулся, точно ошпаренный. – Не против, если я спрошу, почему вы расстались? Ты не обязан отвечать, я прекрасно понимаю, что…

– Я вернулся из турне на день раньше и застукал, как она трахается с моим лучшим другом. – Я прижала руку к губам, потрясенная его грубой откровенностью. – В ванной, – добавил он, будто это имело какое-то значение.

Я замешкалась, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы выразить сочувствие. И бог знает почему вдруг ляпнула:

– Представляешь, а я никогда не занималась сексом в ванной.

«Господи, неужели я сказала это вслух? Нет-нет-нет», – мысленно застонала я. Вот только, похоже, ответ получился идеальным – никакая другая фраза не заставила бы Джека уставиться на меня в немом удивлении, а потом захохотать, согнувшись в три погибели.

В конце концов успокоившись, он заявил:

– Я еще ни с кем не смеялся так много. Эмма Маршалл, ты невероятная женщина и постоянно меня удивляешь.

Я закусила губу, не зная, как реагировать. К счастью, Джек не ждал ответа.

– Я от всего сердца надеюсь, что твои подозрения насчет Ричарда и Эми – большое недоразумение. И твоя ситуация не имеет ничего общего с моей.

Однако сердце у меня было не на месте. Ладно, в любом случае завтра к этому времени все окончательно прояснится.

Глава 8

На следующий день я получила возможность убедиться в двух вещах. Первое: восемь часов сна – на самом деле пустая блажь, потому что ровно столько, если не меньше, я проспала за всю прошлую неделю и при этом неплохо функционировала. И второе: как ни планируй серьезный разговор, как ни репетируй свою партию, порой все идет наперекосяк с самого начала.

Ричард должен был вернуться не раньше шести вечера; как минимум за час до этого времени я приехала на школьную парковку. Я выбрала укромный уголок с самого краю, почти скрытый нависшими ветвями. Вскоре парковка начала понемногу заполняться машинами. Несмотря на приятный теплый вечер, я оставалась в автомобиле в отличие от большинства родителей, которые прогуливались вокруг, с нетерпением ожидая детей.

Ровно в шесть подъехал школьный автобус, заставляя толпу родителей поспешно расступиться. Ричард как главный тренер вышел первым; он выглядел растрепанным и усталым, что вполне понятно после двадцати часов в дороге. Окинув быстрым взглядом парковку, он заметил под деревом мою машину, расплылся в улыбке и помахал. Затем вытащил из-под мышки папку и принялся отмечать галочками детей, выползающих из автобуса, убеждаясь, что группа вернулась полным составом.

Я наблюдала за ним со стороны. Надо признать, он отлично справлялся с обязанностями. Дети эмоционально, чуть ли не в слезах, с ним прощались, а многие родители жали ему руку, благодаря за искреннюю заботу об их чадах.

Наконец Ричард попрощался с водителем, забрал из багажного отсека свою сумку и быстрым шагом направился ко мне. Распахнув пассажирскую дверь, нырнул в салон, умудрившись при этом чмокнуть меня в губы. Я не стала его отталкивать, но на поцелуй не ответила. Правда, Ричард ничего не заметил. Что, впрочем, не удивительно – он, похоже, засыпал на ходу.

– Привет, красавица!

Он нежно улыбнулся, устраиваясь в кресле. Я хотела улыбнуться в ответ, но не смогла себя заставить.

– Прости, что так долго. Давно ждешь?

Пока он управится – один час, а предстоящего разговора, о котором Ричард еще не знал, – два дня.

– Не очень, – в конце концов определилась я с ответом. Включила зажигание, но прежде чем я успела запустить двигатель, Ричард вдруг наклонился и повернул ключ обратно.

– Эй, что за спешка? – Он распахнул объятия. – Детка, иди же сюда.

Когда-то, совсем недавно, эти слова заставили бы меня довольно улыбнуться и прильнуть к нему. Я попыталась воскресить в памяти это чувство, когда он меня обнял и начал целовать, пользуясь тем, что все разъехались и парковка находится в нашем распоряжении. В присутствии учеников и их родителей Ричард, конечно же, никогда бы на такое не решился.

– Боже, детка, как я по тебе соскучился! – пробормотал он, не отрываясь от моих губ. Он целовался, к счастью, не замечая, что я не слишком активно участвую в процессе.

Вскоре, правда, он уловил мою сдержанность, потому что отстранился и спросил:

– Все хорошо? Ты как будто… не со мной.

«Ты даже не представляешь, насколько прав», – подумала я, а сама покачала головой, изобразив фальшивую улыбку. Затевать разговор прямо под камерами школьного видеонаблюдения совершенно не хотелось. Я уже выбрала идеальное место – и оно не здесь.

– Устала, – призналась я, не слишком кривя душой. – Плохо спала последние дни.

Ричард крепко меня обнял.

– Это потому что меня не было рядом, – сообщил он, многозначительно понижая голос. – И сегодня мы все исправим.

К счастью, я как раз уткнулась лбом ему в плечо, так что он не заметил мою скептическую гримасу.

Хотя Ричард за время поездки накопил немало забавных историй, сначала он очень подробно расспросил о родителях, прежде чем перейти к своим анекдотам. Такая внимательность пробудила сомнения: такой заботливый и ласковый, как он мог совершить подлый поступок?

Рассказ о том, как он с двумя другими учителями распробовал местное пиво и случайно сломал замок на двери своей комнаты, был в самом разгаре, когда Ричард заметил, что я проезжаю мимо его квартиры.

– Эй, Эмма, ты пропустила поворот!

Я на миг отвела взгляд от дороги:

– Думаю, нам сначала стоит уединиться в тихом местечке.

Он недоуменно приподнял брови.

– А что, в моей квартире недостаточно тихо?

Мне хотелось ответить правду: «Нет, ведь я собираюсь на тебя наорать, не переживая при этом, что кто-нибудь вызовет полицию».

Но вслух сказала:

– Я подумала, что ты захочешь развеяться после долгой поездки: размять ноги, немного прогуляться…

– Вообще-то я хочу горячий душ и нежный массаж, – с надеждой заявил Ричард.

Увы, не судьба.

– Ну же, Ричард, – настаивала я, надеясь, что выбрала правильный тон. – Давай прогуляемся, совсем чуть-чуть.

Несколько секунд он пристально на меня глядел, после чего откинулся на спинку кресла, поджимая губы. Похоже, он начинал сознавать, что между нами не все прекрасно. Ура, свершилось…

Я направлялась к ущелью Фармен – весьма живописному уголку природы километрах в двадцати от нашего дома, излюбленному месту туристов и путешественников. Огромные сосны высились по обе стороны крутого скалистого ущелья. Маме на одной из ранних картин удалось запечатлеть, как слепящие лучики солнца пронзают кружевную паутину листьев.

Почти всю дорогу Ричард молчал. Покосившись на него, увидела: спит. Почему-то это дико меня разозлило. Когда мы добрались до небольшой стоянки возле ущелья, я вдавила тормоз чуточку сильнее, чем следовало, машину тряхнуло, и Ричард с недовольным ворчанием открыл глаза.

– Приехали, – заявила я, отстегивая ремень безопасности и оглядывая пустынную парковку. Мы были здесь одни. Вот и прекрасно. Значит, нам никто не помешает.

Ричард уставился сквозь лобовое стекло на приветственную вывеску и недоуменно потер глаза:

– Ущелье Фармен? И что мы здесь забыли?

Не удостоив его ответа, я выбралась из машины и поспешила к началу тропы. Позади сыпался гравий – Ричард шел за мной, но я не останавливалась, заставляя его поторопиться. Он догнал меня и схватил за руку.

– Эмма? Да что с тобой такое?

Я молча покачала головой и ускорила темп. Лишь совершенно запыхавшись, я наконец повернулась к Ричарду лицом. Мы стояли на грунтовой тропинке: по одну сторону выстроились тесным рядом высоченные сосны, по другую был крутой скалистый обрыв глубиной метров тридцать – до самого дна ущелья. И теперь, когда пришло время, я вдруг поняла, что не знаю, с чего начать. Настоящее сумасшествие, ведь последние дни только и делала, что репетировала этот разговор.

– Эмма, что, черт возьми, случилось? Ты меня пугаешь!

Глубоко вздохнув несколько раз, я рискнула:

– Дело в Эми. – Я глядела Ричарду в лицо, но на нем отражалось лишь искреннее непонимание. Неужели я все-таки ошиблась?

– При чем тут Эми?

Порыв ветра взметнул с его лба прядь светло-русых волос. Мне захотелось протянуть руку и поправить ее. Или влепить ему пощечину. А может, и то и другое сразу. Я на всякий случай сцепила кисти в замок, не доверяя самой себе.

– Она кое-что сказала… перед смертью…

– В больнице?

– Нет, – покачала я головой. – На дороге, пока мы ждали «Скорую».

Вот! Реакция, которую я искала. На миг его глаза распахнулись, и он сглотнул.

– И что она сказала? – В голосе тоже слышалось нечто такое… может, и не вина, но как минимум тревога.

– Она просила прощения.

– За что?!

– Я надеялась, ты скажешь.

Он запустил руку в волосы, трепля их еще сильнее, чем это удавалось ветру.

– Я?! Она же твоя подруга.

– Правда?

Он в замешательстве уставился на меня, кажется, начиная сердиться.

– Что за идиотские вопросы? Ну конечно, подруга. Вы трое были как сестры. Все делали вместе, все друг другу. Я-то здесь при чем?!

– Ну, похоже, рассказывали мы далеко не все…

Он что, облегченно выдохнул? Надеется, я не поняла, в чем пыталась признаться Эми?

– Знаешь, я подумала, вдруг Эми переспала с кем не следовало?… – Я замолчала. Не ради драматической паузы, просто продолжать было слишком тяжело и больно. – Может… с тобой?

Я прокрутила в голове вариантов пятнадцать развития нашего разговора, начиная с этого момента. Однако к реальности оказалась не готова. Ричард застыл, и его бесстрастное лицо скривилось в гримасе боли.

– Господи, Эмма… Прости…

Лучше бы он меня ударил… Я попятилась – к счастью, в сторону деревьев, а не обрыва. Ричард тянулся ко мне, но я отступала, словно избегая лап чудовища.

– Так это правда? – потрясенно выдохнула я. – Значит, это правда?!

Он едва заметно кивнул. Стоя на подгибающихся коленях и с трудом сдерживая тошноту, я выдавила:

– Как ты мог?… Как мог поступить так со мной? С нами?…

Ричард качал головой, зная, что ничем не сможет оправдаться. Он неуверенно шагнул ко мне, и я заорала:

– Стой! Не смей подходить!

– Эмма… – словно против воли, прошептал он.

А я неистово замотала головой, пытаясь развеять возникший перед глазами в горячей красной дымке образ, как он укладывает Эми в постель. В горле застрял горький комок желчи.

– Ричард, почему? Почему?! Тебе что, мало меня одной?

– Это не так! – протестующе застонал он.

– Тогда почему?! – закричала я. – Тебе стало скучно? Захотелось разнообразия? Что в ней было такого, чего нет у меня?!

– Ничего. Дело совсем не в этом!

Сверкая глазами, я набросилась на него:

– Тогда в чем?! Потому что я не могу придумать тебе ни одного оправдания, ни одного повода разрушить все, что у нас было, ради интрижки с моей лучшей подругой!

Меня будто ударили в грудь ножом, причем дважды – потому что они оба предали… Следующие слова я произнесла шепотом, охрипнув от крика:

– Ты что… любил ее?

– Нет! Нет, конечно. Я люблю тебя. А Эми… Произошла ошибка, ужасная глупая ошибка. У нас не было никакой интрижки… просто секс. Только один раз.

– То есть мне должно сейчас стать легче?! – рявкнула я. – Нет, черт возьми, из-за этого еще хуже!

Ричард беспомощно отвел взгляд, уже и сам догадавшись, что зря так сказал. Хотя сейчас каждое его слово в любом случае затягивало петлю у него на шее.

– Расскажи! – выплюнула я.

– О чем? – беспомощно спросил он. – Что ты хочешь знать?

– Обо всем.

В его голубых глазах отразилась боль. Ему некуда бежать, негде спрятаться, укрыться от моих вопросов. Он предпринял последнюю попытку увильнуть:

– Эмма, зачем? Зачем? Разве нельзя просто забыть? Да, я совершил низкий, подлый поступок, но зачем вскрывать раны? Это ведь ничего не исправит.

Как удачно он выбирает слова. Просто выражает мои собственные мысли: вскрытие следует за смертью. Смертью наших отношений.

– Рассказывай, – велела я.

Он заговорил, отвернувшись, точно был не в силах смотреть, как каждым словом сдирает с меня заживо кожу.

– Наверное, все началось пару лет назад…

– Что?! – взвилась я. – Ты спал с ней целых два года?!

– Нет. Нет, я же сказал, это было лишь однажды. Просто пару лет назад мы стали ближе. После того как ты уехала… Мы с тобой расстались… – Он рискнул повернуться. Я щурила глаза от злости, с трудом терпя его вид. – Сперва мы были просто друзьями. Много времени проводили с Кэролайн и Ником. Но шли дни…

– …и ты влюбился, – горько завершила я.

Он провел рукой по волосам.

– Нет, сначала нет. Это же была просто Эми, твоя старая подруга. Я не мог и думать о ней иначе. Я ведь любил тебя.

– Я тронута. – Мой голос сочился ядом.

– Шло время, и я начинал обращать внимание на других девушек, но ничего не выходило. Из-за тебя.

– Да ты разбиваешь мне сердце, – злобно вставила я. Хотя взгляд пришлось опустить… потому что это было чистой правдой.

– Эми меня понимала. Мы с ней находили общий язык, и я знал… ну, догадывался… Предполагал. – Умолкнув на секунду, Ричард смущенно договорил: – Я знал, что нравлюсь ей. И что она хотела бы большего.

Перед глазами возникло лицо Эми. Я знала ее всю свою жизнь. Мы делились секретами, мечтами и страхами. Я ей доверяла. А она нарушила главное, священное правило дружбы: завела интрижку с бывшим парнем лучшей подруги.

– Я долго сопротивлялся.

– Как мило с твоей стороны.

Он словно не заметил мой комментарий.

– Но шло время… ты возвращаться не собиралась, и… наши отношения стали развиваться.

Как бы он ни играл словами, в целом картина получалась неприглядной и до ужаса натуралистичной.

– Значит, ты переспал с ней, когда я была в Лондоне?

– Ну… не совсем. Все к этому и шло, но тут ты неожиданно вернулась. И я понял, что люблю тебя одну. По-настоящему. Поэтому и не мог встречаться ни с кем другим – ведь сердце принадлежало тебе.

– А ей, выходит, достались другие части тела? – фыркнула я.

Ричард вздрогнул, как от выстрела, однако продолжил:

– Когда ты вернулась, мы с ней тут же все прекратили. Остались просто друзьями.

– А ты не думал, что это вовсе не мелочи и стоило поделиться со мной, когда мы опять начали встречаться? – сердито бросила я.

– Мы с тобой оба решили, что не стоит ворошить прошлое и рассказывать друг другу о бывших.

– Я имела в виду безымянных незнакомцев, а не лучшую подругу!

– И у нас не было романа, если уж на то пошло. Мы просто целовались пару раз, и…

– Заткнись! – заорала я, не желая, чтобы он вдавался в детали, – и без того хватало фантазии самой все представить.

Какое-то время мы молчали. Ричард явно надеялся, что услышанного мне хватит. Я же собиралась с силами, чтобы узнать историю до конца.

– И когда ты ее трахнул?

Не знаю, что потрясло его больше – неожиданный вопрос или моя грубость.

Он заговорил неуверенно, в каждом слове сквозила вина.

– В прошлом году, после того как ты заставила организовать для нее свидание с тем парнем из школы. – Ричард поднял голову, желая убедиться, что я понимаю, о ком речь. Я наградила его яростным взглядом. – Ну, он оказался тем еще ублюдком. Я же говорил тебе, что не стоит…

Ричарду повезло, что под рукой у меня не было ничего тяжелого. Клонит к тому, что я сама виновата в случившемся?!

Он поспешно продолжил:

– В общем, все прошло не очень, и она позвонила мне вся в слезах.

– Почему тебе?

– Не знаю. Может, потому что я организовал им свидание. Или потому что считала меня своим другом? Не знаю. Ты понятия не имеешь, сколько раз я хотел вернуться в прошлое и попросить, чтобы она позвонила кому-то еще…

Я мысленно подготовилась к самой ужасной части рассказа.

– Я приехал, чтобы ее успокоить, мы немного выпили и… ну…

Он не договорил. Неважно. И так все понятно.

– Потом оба чувствовали себя ужасно. Мы знали, что это было ошибкой. Она понимала, что я люблю тебя, что я хочу быть с тобой. – Ричард умоляюще уставился на меня, но отклика не получил. Мое сердце превратилось в огромный ледяной булыжник. – Она собиралась тебе рассказать. Ей хотелось, чтобы ты знала, как она сожалеет.

Я закрыла глаза.

– В конце концов я убедил ее, что должен рассказать сам. Ведь я предал твою любовь. И сам должен был вымолить у тебя прощение.

– Но ты не рассказал, – холодно вынесла я вердикт.

– Не смог, – надрывно прошептал Ричард. – Боялся тебя потерять, не мог допустить и мысли, что ты уйдешь. Вот и соврал. Тебе и Эми. Я сообщил ей, что ты готова ее простить, но при одном условии: если вы больше никогда не поднимете эту тему.

Что ж, вот и разгадка. Вот о чем Эми говорила на дороге. Поэтому она и благодарила за понимание.

Я уставилась на мужчину, который предал меня самым мерзким способом, и поняла, что он был прав в своих опасениях. Между нами все кончено. Пора ставить точку.

Увидев, что я делаю, Ричард застонал в голос.

– Не надо! – крикнул он, когда я принялась стягивать с пальца кольцо. – Эмма, прошу, перестань!

Подняв взгляд, я увидела на его лице слезы. Странно. А мои глаза совершенно сухие. Полная противоположность нашему первому расставанию.

– Прошу, не надо, – умолял Ричард, пытаясь поймать мои руки. Еще одно движение – и кольцо наконец соскользнуло. Я протянула его на раскрытой ладони.

– Забери.

Он отказался.

– Ричард, забери. Мне оно не нужно. Все кончено.

– Не говори так. – Слезы текли по его щекам. – Дай мне шанс. Клянусь, я больше никогда, ни за что не причиню тебе боли…

Рука совершенно не дрожала, хотя внутри меня трясло.

– Поздно. Ты подарил кольцо через пару недель после того, как переспал с другой женщиной. Твердил, что я единственная в мире, а сам все еще помнил ее вкус и запах. – Я шагнула вперед. – Забери.

– Оно мне не нужно. Оно твое.

Я заглянула ему в глаза, и внутри что-то сломалось.

– Оно тебе не нужно? – переспросила я.

Он покачал головой.

– Мне тоже.

Сжав пальцы, я что было сил швырнула бриллиантовое кольцо в овраг. Оно полетело по большой дуге, сверкнув в лучах солнца, и падающей звездой приземлилось где-то далеко внизу.

Ричард пришел в ужас. По правде говоря, я тоже.

– Да ты хоть знаешь, сколько оно!..

Он вовремя заткнулся, иначе полетел бы с обрыва вслед за проклятым кольцом. Ричард шагнул к пропасти (большая глупость, учитывая мое нынешнее состояние) и стал вглядываться в поросшие кустами скалы.

– Мы в жизни его не найдем… – простонал он.

– Есть телефон? – вдруг спросила я.

У Ричарда отвисла челюсть, но все же он достал мобильник и протянул мне, как я только что протягивала ему кольцо.

– Да нет, мне не надо, – отмахнулась я.

Он хмуро свел брови, не понимая, в чем подвох. Я последний раз поймала его взгляд.

– Позвонишь кому-нибудь из друзей, или в такси, или еще хрен знает куда, без разницы.

До Ричарда по-прежнему не доходило, даже когда я развернулась и пошла назад.

– Я уезжаю, Ричард, и плевать, как ты отсюда выберешься. С этой секунды мне нет до тебя ни малейшего дела.

За последующие несколько дней Ричард перепробовал все доступные средства коммуникации: он звонил, слал эсэмэс и имейлы, даже обычное письмо отправил… Разве что без почтового голубя обошелся. Правда, пользы ему это не принесло – все, что нельзя было удалить простым нажатием кнопки, я рвала в клочья. Поэтому оставался один-единственный вариант – явиться в книжный магазин лично. Судя по всему, он приехал прямо с работы, потому что был в костюме и при галстуке, который я подарила ему на Рождество. В этом году мы обменялись неравноценными подарками: я купила ему галстук и кашемировый свитер, а он мне – кольцо стоимостью в три свои зарплаты. Иногда я чувствовала себя немного виноватой. Может, предложить Ричарду выбросить свитер в ущелье, чтобы сравнять счет?

– Привет, Эмма, – настороженно поздоровался он, остановившись на пороге.

Я спокойно встретила его взгляд.

– Ричард.

Вот так – ни «здравствуй», ни «до свидания», одно лишь имя. Приободрившись, он шагнул к прилавку.

– Ты что здесь делаешь?

Он попытался улыбнуться. Я всегда считала его улыбку неотразимой, но, похоже, выработала иммунитет. Ричард счел мое спокойствие хорошим знаком.

– Хочу книгу купить.

Нет, на провокацию я не поддамся. Это не мой магазин, так что я не могу вышвырнуть его на улицу.

Я широким жестом обвела полки.

– Выбирай.

Мое поведение изрядно его смущало. Он рассчитывал застать меня разъяренной, жаждущей мести или даже убитой горем. Равнодушие в его планы не входило.

Ричард притворился, будто и впрямь приехал за книгой, взял первое попавшееся издание и наугад раскрыл. Пару минут смотрел на страницы невидящим взглядом, затем наконец нарушил повисшую тишину:

– Ты не отвечаешь на звонки.

Я, в свою очередь, перестала делать вид, что проверяю счета поставщиков, и отложила ручку.

– Верно, не отвечаю. И не собираюсь. Мне не о чем с тобой говорить, я уже все сказала.

– Ну а мне есть о чем. Я хочу объясниться.

– А я не буду слушать. Ричард, отстань.

Позади раздался шорох – должно быть, зашла Моник. Наверняка подслушивала весь разговор в задней комнате, выжидая подходящий момент, чтобы вмешаться.

– Bonjour, Ричард, comment ça va?[2] – холодно поинтересовалась она, как у него дела, украдкой сжимая мою руку под прилавком.

Ричард растерялся – он недостаточно хорошо знал Моник. Она переходила на родной язык, когда испытывала невероятное счастье или дикую злость. И сейчас поводов для радости у нее не было.

– Бонж… э-э… здравствуйте, – промямлил он.

– Будете брать? – Моя начальница протянула унизанную кольцами руку, чтобы взять у него книгу. – Согласитесь, очень увлекательный сюжет!

Ричард только сейчас заметил, что держит в руке увесистый том «Энциклопедии европейских дренажных систем».

– Э-э… я просто смотрел, – тут же открестился он, запихивая книгу обратно на полку. – Вообще-то я хотел поговорить с Эммой.

Намек был очевиден, и Моник, по идее, следовало извиниться и оставить нас наедине.

– А вот и она! – Моник указала в мою сторону пафосным жестом, словно на кролика, вытащенного из шляпы.

Переводя взгляд с меня на мою работодательницу, Ричард понял, что его переиграли. Хитрая парижская кошечка развлекалась с пойманной мышью. Моник не сдвинется с места, а оно сейчас – между мной и Ричардом.

Ричард посмотрел на стенные часы. Обеденный перерыв подходил к концу, и следует торопиться, чтобы не опоздать на занятия. Придется откровенничать в присутствии Моник.

– Эмма, нельзя оставлять все, как есть. Нам надо поговорить в спокойной обстановке. – Он покосился на нашу свидетельницу. – Наедине.

– Можешь говоришь прямо сейчас, при Моник.

Улыбнувшись, та жеманно повела плечами.

– Не обращайте внимания. Я плохо понимаю по-английски.

Отвернувшись к окну, чтобы скрыть улыбку, я заметила на той стороне улицы очень знакомый автомобиль. Вот черт! Кажется, сейчас станет совсем неудобно…

– Ты получила цветы? – неожиданно поинтересовался Ричард, заставляя снова посмотреть на него. Букет был шикарным, таким огромным, что не помещался в мусорное ведро. Пришлось пихать его руками, ломая стебли. Я так и сказала Ричарду, ничего при этом не почувствовав. – Ты их выкинула?! – не веря своим ушам, переспросил Ричард. Он принял совершенно потерянный вид – цветы, наверное, стоили целое состояние, хотя с кольцом, конечно, не сравнить.

– Сначала я хотела отвезти их на кладбище, возложить на могилу Эми… – Ричард побелел. – …но потом подумала, что это неуместно.

Он шагнул к прилавку, рассеянно водя рукой по волосам.

– Эмма, ну помоги же! Я не знаю, что делать…

– Вы можете купить книгу, – невинно предложила Моник.

Ричард ее даже не услышал. Он моляще уставился на меня, и где-то внутри шелохнулось сострадание, которое, судя по всему, мне так и не удалось в себе задушить.

От ответа спас звон колокольчика над дверью – зашел посетитель. Подняв взгляд, я поняла, что не ошиблась насчет машины. Мы словно разыгрывали здесь французскую комедию положений. Для полноты картины не хватало только, чтобы из задней комнаты выпорхнула полураздетая горничная.

– Привет, Джек.

Он обвел нас троих взглядом, составляя представление о том, что здесь происходит (причем наверняка угадал). Моя начальница тихонько вздохнула, одновременно кокетливо и восторженно, а Ричард процедил «Монро».

Не обращая больше ни на кого внимания, Джек широко мне улыбнулся.

– Здравствуй, Эмма.

Я приветливо кивнула в ответ, пытаясь понять: он исправляет ситуацию или усугубляет ее?

– О-о, месье Монро! Так приятно снова вас здесь видеть!

Ричард зашипел сквозь зубы. Чем, черт возьми, думает Моник? Она же тыкает палкой в разъяренного тигра.

– «Снова»? – уточнил Ричард, недовольно буравя мое лицо взглядом. – Он что, сюда зачастил?

Джек предусмотрительно шагнул к прилавку, заслоняя меня от Ричарда. В воздухе заметно повеяло тестостероном.

– Ричард, это магазин. Такое место, куда заходят люди, чтобы купить книги, а потом дома их прочитать. Думаю, запомнить несложно. – Кажется, у Джека дернулись губы. Слава богу, сам он пока никак не отвечал на грубость. – И кстати, на тот случай, если ты забыл: тебя больше не касается, с кем и как часто я вижусь.

Джек прислонился к прилавку, полностью загораживая меня от глаз Ричарда. Он взял каталог и принялся лениво его перелистывать, будто бы заинтересовавшись книжными новинками, но только слепой идиот не понял бы, что его истинная цель – стать щитом между мной и Ричардом.

– Мне это не нравится, – заявил Ричард, награждая Джека долгим мрачным взглядом – таким лет сто назад ковбой буравил противника, прежде чем выхватить револьвер.

Мое восхищение выдержкой американца достигло новых пределов, когда он невозмутимо произнес:

– Правда? А я нахожу чтение весьма умиротворяющим занятием.

За все годы, что я знала Ричарда, я еще никогда не видела, чтобы у него так чесались руки кому-то врезать.

– Слушай, я тут пытаюсь поговорить с моей невестой, – выдавил он сквозь стиснутые зубы.

– Бывшей невестой! – рявкнула я и сама застыдилась своей чрезмерной реакции. Не надо подливать масла в огонь – они и без меня прекрасно справляются. – Бывшей невестой, – повторила я уже более спокойно.

Джек заглянул мне в глаза, безмолвно задавая целую сотню вопросов, большая часть которых была связана с тем, как я себя чувствую. Я украдкой кивнула, что все хорошо, но его это, кажется, не успокоило.

Краем глаза я видела, что Ричард переводит взгляд с меня на Джека. Хотя он наверняка заметил встревоженный вид американца или мой кивок, вряд ли понял их правильно.

– О, прекрасно! – процедил он наконец со злобно-язвительной усмешкой, не оставлявшей сомнений в его чувствах. – Ну просто охренительно, вашу мать, прекрасно!

Развернувшись на каблуках, он вылетел за дверь. Повисло ошеломленное молчание, которое нарушила Моник:

– Пожалуй, я готова пересмотреть мнение об этом молодом человеке. Он неплохо ругается – для начинающего.

Джек тоже вскоре ушел – с двумя дорогущими книгами, которые Моник умудрилась ему впарить даже за столь малое время. Она положила пятидесятифунтовую банкноту в кассу, делая вид, что не замечает мой неодобрительный взгляд.

– Эмма, не хмурься. Если твои мужчины то и дело сюда захаживают, пусть хоть поддерживают мой бизнес.

– Они вовсе не мои мужчины, – уточнила я. Хотя, конечно, жаль – насчет обоих, правда, по совершенно разным причинам.

Весь день я проматывала в голове эту неприятную сцену, а еще последующий короткий разговор с Джеком.

– Значит, подозрения подтвердились?

Я хмуро кивнула, потрясенная неприкрытой агрессией Ричарда. Он так редко проявлял враждебность, что это даже пугало.

– И ты сама решила разорвать помолвку?

Я уставилась на Джека с кривой ухмылкой, говорящей без слов.

– Понятно. – Он изучал мое лицо. Я чуть было не заерзала под пристальным взглядом. – И что ты будешь теперь делать?

Хороший вопрос. Жаль, ответа не знаю. Слишком злюсь сейчас, чтобы думать. И хорошо – ярость затмевает боль от предательства и потери.

Джек ладонью накрыл мою руку, лежавшую на прилавке, и сильные мужские пальцы ласково сплелись с моими.

– Если тебе что-нибудь понадобится… и если ты захочешь поговорить, ты знаешь, где меня искать.

Я кивнула молча – дрожащий голос мог выдать мои чувства.

– Эмма, я серьезно, – продолжил Джек тише, почти шепотом, к явному неудовольствию Моник. – В любое время. Днем и ночью. Обещай, что свяжешься со мной. Хорошо?

Я снова кивнула.

Он вышел из магазина – не столь шумно и драматично, как предыдущий покупатель.

– А вот этот парень мне нравится, – торжественно объявила Моник.

– Ага, потому что он скупает твои книжки по охренительно высоким ценам, – отозвалась я, невольно вытирая ладонь о джинсы, словно пытаясь стереть все следы Джека.

– Ай-ай-ай, не выражайся, Эмма, – зацокала языком начальница.

Глава 9

Только-только я, проворочавшись полночи, начала засыпать, как нетерпеливо зазвонил мобильник на прикроватной тумбочке. Сквозь шторы уже пробивались первые лучики солнца, и я, пару раз моргнув, чтобы смахнуть сонный туман, разглядела цифры на часах – полседьмого утра. На телефоне высвечивалось имя. Кэролайн. У меня скрутило живот. По пустякам в такое время не звонят.

Сердце сжалось в предчувствии плохих новостей, и я ответила на вызов:

– Каро?

– Ты его бросила?! – не стала она тратить время на приветствия. – Ты бросила Ричарда и ничего мне не сказала?!

– Кэролайн, сейчас полседьмого утра…

Она продолжала вопить:

– Ты чем, черт возьми, вообще думаешь?!

– Тебе Ричард рассказал? – вздохнула я.

– Нет, не Ричард! Какого черта вы оба творите? Мне ночью пришла эсэмэс от какой-то едва знакомой девицы из регби-клуба. Похоже, Ричард надрался вчера в баре и поделился новостями о своей личной жизни со всеми присутствующими. Я уже несколько часов жду, когда он проспится и возьмет трубку. – Могла бы и мне позвонить попозже. Утром, например. – Эмма Маршалл, своим ушам не верю: мы с тобой дружим двадцать лет, а я узнаю обо всем последней!

Когда она наконец затихла, чтобы перевести дух, в голове у меня билась одна мысль: «Отлично, теперь о нашем разрыве еще и в газетах напишут».

– Почему, черт возьми, ты мне ничего не сказала?! – Кэролайн, отдышавшись, набрала прежнюю громкость.

Нет уж, для таких разговоров и впрямь рановато…

– Из-за Эми, – коротко ответила я.

– А Эми-то здесь при чем?

Я почти физически ощущала, что наша дружба дает трещину и распадается на куски, словно здание при землетрясении. Закрыв глаза, воочию увидела, как все счастливые воспоминания, накопленные за эти годы, летят в бездонную темную пропасть.

– Из-за Эми и Ричарда.

Кэролайн тихо выдохнула. Поняла, значит, о чем я? Хотя кто бы сомневался…

– Ты же была в курсе? – с горечью спросила я. – Я все знаю, не пытайся отрицать.

– Я… я… – Кэролайн, всегда такая уверенная, не могла подобрать слов. – Я предполагала. Догадывалась. – Она замолчала, а потом шепотом призналась: – Не хотела лезть.

– Кэролайн, почему ты ничего мне не сказала?!

– Потому что не знала наверняка. Эми никогда не поднимала эту тему, и я боялась, что ошибаюсь… Знала лишь, что она с кем-то тайно встречается.

Я зажмурилась, пытаясь отгородиться от боли предательства.

– Кэролайн, я ведь твоя лучшая подруга!

– Я не могла, – заплакала она в трубку. – Не могла сделать тебе больно…

– А сейчас не делаешь? – едко бросила я.

Повисла долгая тишина. Первой заговорила Кэролайн:

– Слушай, давай встретимся и обсудим все лицом к лицу?

– Не стоит.

– Эмма… – простонала она. Кажется, разговор свернул совсем в другое русло, чем она рассчитывала. – Эмма, прошу, давай во всем разберемся. Злись на меня, ради бога, я не против, только не отгораживайся. Я твоя подруга. Ты нужна мне. – Ее голос утих до шепота, и теперь, когда ярость пошла на спад, я услышала, как он дрожит. – А я нужна тебе…

Она права. Мы нужны друг другу, и Каро по-прежнему мой друг – последний, потому что Эми и Ричарда я уже потеряла. Но сейчас слишком рано (во всех смыслах слова), и мои раны еще свежи.

– Кэролайн, я не хочу об этом говорить. Вообще ни с кем. По крайней мере, пока. Нет нужды разбираться. Мы с Ричардом расстались. И этого уже не изменить.

Очередная пауза. В трубке послышался приглушенный баритон Ника. Наверное, только благодаря ему Каро не позвонила раньше.

– Дай мне пару дней. Я должна сама все осмыслить. Прошу, не лезь. Я скажу, когда буду готова. А пока не трогай.

Я откинулась на подушку, зная, что уже не засну. Как бы ни хотелось выплакаться Кэролайн, я не могла забыть тот факт, что она подозревала об отношениях Эми и Ричарда – и ничего не сказала. Ни словечка. Она позволила мне планировать свадьбу, зная, что наше совместное будущее будет выстроено на лжи. Три самых близких человека меня предали – каждый по-своему, – и горький привкус обмана сводил горло всякий раз, когда я о них думала.

Утром я распахнула шторы, радуясь, что сегодня суббота и у меня выходной. Даже погода улучшилась – выглянуло долгожданное солнце. Я натянула джинсы, тонкий джемпер с треугольным вырезом и нанесла легкий макияж, чтобы замаскировать круги под глазами.

Я трусливо тянула время, не торопясь сходить вниз, пока не услышала, как отъезжает отцовский автомобиль. Родители жили по строгому расписанию, чтобы маме, а заодно и отцу, было удобнее. Сегодня они соблюдали обычный субботний сценарий: отправились в супермаркет в соседнем городе. Там мама будет везти тележку, закидывая в нее первые попавшиеся коробки, а отец по возможности станет незаметно возвращать их на полки прежде, чем они доберутся до кассы. Иногда у него не получалось, поэтому в нашем шкафу обосновывались маринованные перепелиные яйца или экзотические приправы. После магазина родители пообедают в своем любимом ресторанчике, где мать будет минут пятнадцать изучать меню, а потом закажет ровно то же самое, что на прошлой неделе, и на позапрошлой, и месяц назад…

День тянулся, словно пустынное шоссе, а я никак не могла найти себе дело. Сначала попыталась читать, погрузившись в вымышленный мир интриг и секретов, где можно было застрелить любого, кто тебе не нравится. Увы, несколько часов спустя я признала поражение и со вздохом захлопнула книгу. Сюжетных линий оказалось слишком много, чтобы разбираться в их хитросплетениях. Я перевернула томик, изучая фото на задней обложке. Снимок был другим – из студии. Я провела пальцем по темным волосам, внезапно представив, каково это – запустить в них руки. В золотисто-карих глазах сверкали искорки, словно он знал, что творится в моей голове.

– Да и хрен с ним! – решила я, вскакивая на ноги и отправляясь на поиски куртки и ключей. Главное, не думать, что делаю, иначе обрету над собой контроль и остановлюсь.

Я набросала записку родителям: «Звонила Кэролайн. Я уезжаю. Наверное, буду поздно». И даже не соврала, хоть и опустила некоторые факты.

Ведь я обманула Кэролайн, когда сказала, что не хочу ни с кем говорить. Измена Ричарда душила меня изнутри. Но поговорить надо с кем-то, кто не имеет отношения к моей истории, кто сможет посочувствовать и понять мои переживания, потому что его когда-то предали точно так же.

За время пути я успела придумать, что скажу: «Привет, Джек. Надеюсь, ты не против, что я приехала без предупреждения. Хочу пригласить тебя на ужин, чтобы поблагодарить за все, что ты сделал».

На мой взгляд, звучало неплохо. Угостить того, кто спас тебе жизнь, – это очень мило и вежливо.

Я подъехала к дому как раз в тот момент, когда Джек возвращался с пробежки по пляжу. Он, почти не запыхавшись, поднимался по каменным ступенькам, вырезанным в скале. На нем были тренировочные штаны и майка с логотипом Гарварда.

– Эмма! – радостно воскликнул Джек, и в его глазах отразился неподдельный восторг. Я ответила застенчивой улыбкой, пытаясь смотреть ему в лицо, а не пялиться на блестящие от пота плечи и прилипшую к груди майку. Господи, он же бегал, он имеет право вспотеть. Я силилась вспомнить, зачем вообще приехала.

Джек взял полотенце, предусмотрительно оставленное на перилах, и вытер лицо и шею. Темная прядка упала на лоб, и мне, как ни удивительно, безумно захотелось ее поправить.

– Прости, надо было сперва позвонить. Я помешала твоей… пробежке… разминке, зарядке… Или как оно там называется?…

– Ты у нас, выходит, не спортсменка? – насмешливо прищурился он.

– Только если надо убежать от грабителя или из горящего здания.

Джек улыбнулся, и тугой узел, крутивший мой желудок, ослаб. Я и забыла, как легко становится в его присутствии, как приятно обмениваться с ним шутками. С Джеком было очень комфортно, и это даже пугало.

– Может, прогуляемся немного? – спросил он, кивая в сторону пляжа.

– Давай, – отозвалась я. – Если я, конечно, не мешаю.

– Что ты! Рад тебя видеть. Я беспокоился после той встречи в магазине.

У меня начинали гореть щеки – то ли из-за быстрой ходьбы (я с трудом приноравливалась к широкому шагу Джека), то ли из-за того, что он, оказывается, обо мне думал. Хорошо это или плохо?

Мы молча прогуливались по пустынному пляжу. На гладком песке виднелась лишь одна цепочка следов, которую недавно оставил Джек. В этом тихом уединении чувствовалось что-то умиротворяющее. Напряжение постепенно уходило, как вода при отливе. В конце концов мы добрались до дальнего края бухты и сели на песок, там, где накатывающие волны превращали его из золотого в карамельный. Ветер здесь был сильнее, он трепал пряди моих каштановых волос, будто ленточки на майском дереве. Случайно повернув голову, я поймала на себе любопытный взгляд Джека. Во рту почему-то пересохло, а сердце застучало быстрее. Джек отодвинулся, отвернувшись к морю.

– Плохая выдалась неделя? – рискнул он спросить, по-прежнему глядя за горизонт.

– Бывало и лучше.

Он опять повернулся ко мне.

– Хочешь поговорить?

Я покачала головой.

– Раньше думала, что да. Что мне это нужно. Но знаешь, теперь, когда я здесь, просто хочется забыть обо всем. Сбросить этот груз, хоть ненадолго. Сейчас я не хочу даже думать, не то что говорить.

Он кивнул, понимая меня, наверное, лучше, чем я сама.

– Кэролайн считает, что я не права, что надо обязательно излить кому-нибудь душу. Но у нее такой подход – рассмотреть проблему с разных сторон и рано или поздно найти лучшее решение.

– Тоже выход. Ты ей выговорилась?

– Нет, – немного пристыженно ответила я. – Между нами… скажем так, кошка пробежала. Мне не понравилось, что она не рассказала о своих подозрениях насчет Ричарда и Эми.

Джек нахмурился.

– Вы только что прошли через страшное испытание. Зачем ссориться? К тому же она наверняка считала, что защищает тебя.

– Да, ты прав. Но это… очень сложно. Ничего не могу с собой поделать. – Я понизила голос, словно испугавшись, что кружащие над головами чайки услышат мое признание. – Я почти все время злюсь. На Кэролайн, потому что она скрывала свои подозрения. На Ричарда, потому что он изменил. На Эми, потому что она меня предала… – Я сделала паузу. – А больше всего, потому что она умерла…

Услышав последние слова, Джек тревожно свел брови.

– Жаль, что через три недели мне надо возвращаться в Штаты, – помолчав, сказал он. – Неприятно бросать тебя в тяжелую минуту.

Подвинувшись, он обнял меня за плечи, будто зная, как я сейчас нуждаюсь в поддержке.

Пришлось закусить губу, чтобы не ляпнуть: «Останься». Это было бы невероятной, беспредельной глупостью. Ему в любом случае придется уехать – он еще при первой нашей встрече сказал, что пробудет здесь не больше пары месяцев. В США у Джека дом и работа; в Англию его привела лишь необходимость собрать материал для книги.

– Ты вовсе не обязан за мной присматривать. – Я всегда ценила независимость, чего Ричард, кстати, не понимал. Сейчас это чувство может стать моим спасением.

Джек улыбнулся.

– Может, и так, но в некоторых культурах, если ты спас человека, потом всю жизнь за него в ответе.

– Ты что, гуглил?

– Ага. А ты?

– И я.

Я нашла немало информации о связи, которая возникает между героем и жертвой: чувстве близости, благодарности и о накладываемых обязательствах. Что-то из прочитанного помогало объяснить странное влечение к Джеку, что-то даже близко не описывало нашу ситуацию.

– Да и вряд ли мне вообще нужно выговориться, – продолжила я, возвращая разговор в прежнее русло. – Вот ты говорил с кем-то после того, как Шеридан… ну…

Надеюсь, я не перешла границы дозволенного? Мы не так близко знакомы с Джеком, чтобы задавать личные вопросы… Наверное, стоило держать язык за зубами. Все равно он не ответит…

Джек усмехнулся.

– О, еще как говорил. И она, кстати, тоже. Мы, можно сказать, на всю оставшуюся жизнь наговорились – с адвокатами, которые вытянули из нас целое состояние. Ты права, порой разговоры ни к чему не ведут.

Что ж, нам с Ричардом хотя бы не надо делить имущество. В совместном владении у нас находилась лишь одна вещь – та самая, которую я благополучно отправила на дно ущелья.

– Вот ведь странно… Когда я пытаюсь осмыслить все, что произошло у нас с Ричардом, я почему-то чувствую себя скорее униженной или разозленной… но никак не несчастной.

Джек кивнул.

– Я тоже злился – процентов так на семьдесят. Боли было гораздо меньше – процентов на двадцать. – На секунду он задумался. – Нет, я, конечно, работаю со словами, а не с цифрами, но вроде что-то не складывается? – Он иронично посмеивался сам над собой. – Куда подевались еще десять процентов? Что бы это могло быть?

Я ответила тихо, и слово тут же подхватил соленый ветер.

– Облегчение…

На обратном пути я вспомнила, что хотела пригласить на ужин Джека. Однако он наотрез отказался куда-то ехать, вместо этого предложив мне остаться и разделить с ним трапезу в его доме.

– Я все равно приготовил с запасом, – сказал он, распахивая заднюю дверь. Мы вошли в кухню, наполненную душистым ароматом чили. На плите стояла большущая кастрюля, содержимым которой можно было бы накормить дюжину изголодавшихся мексиканцев.

– Уверен, что нам хватит? – рассмеялась я, сбрасывая измазанные мокрым песком туфли.

Джек перемешивал булькающее варево.

– Здесь в самый раз. Если только ты не из тех девушек, которые питаются исключительно листьями салата.

– А что, по мне похоже? – фыркнула я и лишь потом сообразила, что невольно напрашиваюсь на комплимент. Щеки запылали, словно намазанные тем самым чили, – Джек многозначительно окинул меня взглядом с головы до ног. Зря я не надела что-то попросторнее тонкого свитера, подчеркивающего грудь, и тесных, словно вторая кожа, джинсов.

– На мой вкус, ты выглядишь в самый раз, – вынес вердикт Джек и внезапно отвернулся. – Я в душ, надо помыться после пробежки. Побудешь несколько минут одна?

– Конечно. И помешаю чили.

Он погрозил пальцем.

– Не смей даже трогать! Это работа для кулинарного гения – то есть для меня. На кастрюлю и не смотри! – Он улыбнулся, и в уголках глаз собрались морщинки. – Сиди спокойно. Чувствуй себя как дома, я быстро.

Не могла я сидеть спокойно: тогда неизбежно задумалась бы над вопросом, который не отпускал меня с самого приезда: что я, черт возьми, здесь делаю? Была и другая причина, вынуждавшая заняться хоть каким-то делом: я боялась, что слишком наглядно представлю голого Джека под горячими струями воды.

Я прошла в коридор, удивляясь размерам арендованного коттеджа, и открыла наугад одну дверь. Она вела в комнату, которую Джек, судя по всему, оборудовал под кабинет. На экране компьютера светился текстовый файл, манивший заглянуть хоть одним глазком. Я нехотя отступила на шаг. Вряд ли под «чувствуй себя как дома» Джек имел в виду «читай черновик моей новой книги».

Напротив располагалась уютная гостиная. Я стала осматриваться и вдруг, ахнув, замерла на месте, не веря собственным глазам. Там меня десять минут спустя и застукал Джек.

Как и я, он оказался босиком, поэтому шагов не было слышно. Джек возник из ниоткуда за моей спиной и положил руки мне на плечи. Я подскочила от неожиданности. Сердце заколотилось и улеглось лишь спустя пару минут. Могло бы и быстрее, если бы кое-кто не трогал меня и не пах так одуряюще мылом, шампунем и лосьоном после бритья.

– Прости, что напугал. Замечталась?

Можно сказать и так… Утонула в воспоминаниях. Я опять повернулась к картине, и Джек заметил мой интерес.

– Всегда любил такие вещи, – признался он, глядя на полуразрушенную хижину возле озера. У самого берега, на переднем плане, склонилась ива, и художнику удалось с невероятной точностью передать, как ее длинные листья отражаются в волнах. – Сколько на нее ни смотри, всегда увидишь что-то новое.

Я кивнула. Ее картины вызывали у меня благоговение, и я была рада, что другие разделяют мой восторг.

– Интересно, где находится этот дом?

– В деревушке возле Дордони, – ответила я, не отрывая глаз от картины.

Джек удивленно уставился на меня, а потом, шагнув к стене, прочел надпись в углу полотна.

– «Ф. Маршалл». – В его голосе слышалось уважение. – Неужели твоя мать?

Я кивнула – молча, потому что перехватило горло. Эту картину я не видела целую вечность.

– Мы отдыхали там лет десять назад. Мама каждое утро вставала на рассвете, подстерегая момент, когда свет упадет под нужным углом.

Джек склонил голову, изучая картину с должным восхищением.

– Здорово получилось.

Я улыбнулась – арт-критик из него никудышный.

– Согласна.

Рука Джека по-прежнему лежала на моем плече. Поэтому мне показалось вполне естественным прильнуть к нему. Конечно же, в поисках дружеского утешения.

– Она до сих пор рисует?

Я с грустью и сожалением вздохнула.

– Постоянно. Но так больше не получается.

Джек сочувственно улыбнулся.

– Когда дома на стенах не осталось пустого места, она стала продавать полотна в городской галерее. Дела, кстати, шли неплохо. – Снова вздохнув, я посмотрела на картину. – Эта была одной из моих любимых; мне так не хотелось, чтобы мама ее продавала…

Когда мы вернулись в кухню, солнце уже медленно ползло к горизонту. Джек распахнул стеклянные двери, впуская косые лучи и морской воздух. Отклонив мое предложение помочь, он вытащил из холодильника овощи для салата, а вслед за ними – несколько бутылок разных сортов пива и вино. Я предпочла пиво, чему он одобряюще улыбнулся. И еще шире, когда я отказалась от бокала.

– Ты совершенно точно в моем вкусе! – сказал он, откупоривая две бутылки и протягивая одну из них мне. И пусть это была всего-навсего метафора, я поспешила спрятать улыбку за темным стеклом.

Пока он нарезал салат, я убирала с обеденного стола кипы бумаг, чтобы освободить место для тарелок. Большой конверт выскользнул из пальцев, и по столешнице картами таро рассыпались десятки цветных фотографий. На них было то самое озеро, которое облюбовал Джек для своей книги. Я принялась собирать их в одну стопку. Снимки практически не отличались друг от друга – и зачем только Джеку понадобилось так много? И вдруг я замерла, добравшись до четырех самых нижних фотографий. На них была я – сидящая на пледе и зачарованно глядящая куда-то вдаль.

Я набрала в грудь воздуха, чтобы спросить, зачем он меня фотографировал, и тут же смущенно выдохнула, вконец запутавшись.

Тем вечером я узнала о Джеке довольно много – причем большую часть прочитала между слов. Он рассказывал об умершем отце, и в его голосе отчетливо слышалось, как они были близки и как он теперь скучает. Можно многое узнать о человеке по тому, как он общается со своими родными. Наверное, этим меня так и привлекал Ричард – уважением, которое он демонстрировал к родителям.

Я помотала головой, словно пытаясь избавиться от надоедливого звона в ушах. Хватит считать его образцом для подражания и сравнивать с ним окружающих.

Джек был общительным, веселым и умным и очень ловко уводил разговор от скользких тем. Это немного огорчало, хотя он, конечно, не обязан был делиться со мной деталями личной жизни. К концу ужина я объелась, немного захмелела от двух бутылок пива и, кажется, выболтала практически все подробности своих отношений с Ричардом, так ничего и не получив взамен.

Когда Джек вытащил из холодильника еще пива, я покачала головой. Скоро садиться за руль, поэтому хватит. Он открыл одну бутылку и, запрокинув голову, поднес ее к губам. Я уставилась на загорелое жилистое горло, загипнотизированная мерными движениями адамова яблока. Он поймал на себе мой взгляд, и я залилась румянцем.

– Что? – спросил Джек, ставя пиво на стол.

Я открыла рот, но слова куда-то подевались. «Ну скажи, скажи хоть что-то! – истошно вопил мозг. – Не сиди молча!»

– Просто интересно стало…

Я опять замолчала, не имея ни малейшего представления, как закончить фразу.

– Что интересно? Эмма, спрашивай, не стесняйся.

Я шумно сглотнула, словно сама махом осушила полбутылки пива. Все писатели такие внимательные или только Джек?

– Ну… ты много рассказывал о работе и о своей жизни в Америке. И ни разу не упомянул, не ждет ли тебя там кто-нибудь… близкий…

Я мысленно содрогнулась. Черт, надо было спросить про новую книгу, про любимое блюдо или сколько он заработал в прошлом году! Все, что угодно – лишь бы не демонстрировать столь явный интерес к его личной жизни. Джек усмехнулся при виде моего смущения, и в глазах у него замерцал ехидный огонек.

– Кстати, да. Есть кое-кто. Флетч, например. Мой лабрадор. Я его обожаю. Он, правда, уже не так быстро бегает… ему двенадцать, чего еще ждать от старичка? И пара лошадей…

Я швырнула в него скомканную салфетку.

– Ладно, я поняла! Прости.

Джек поднял бумажный комок с пола. Выпрямившись, он посмотрел на меня – причем без осуждения.

– Были и женщины. Но никого, о ком бы я по-настоящему скучал.

Он так открылся передо мной, что я оказалась совершенно к этому не готова. А еще меня терзала зависть к тем безымянным женщинам, которые, пусть даже временно, стали частью его жизни.

– Ты не хотел жениться второй раз?

– Нет уж. Ни за что. Я больше не верю в брак, – отрезал Джек.

– Правда? Не веришь, как в сказки про вампиров? – Я решила перевести все в шутку.

Джек громко рассмеялся.

– А ты забавная, – похвалил он, и моя душа расцвела от комплимента.

– Ага, подумываю над карьерой комика.

Он сделал еще глоток пива.

– Я был женат. Не испытываю особого желания повторять эту ошибку.

– Вроде как наступать на грабли?

– В точку, – кивнул он с печальным видом. – Брак – это не для меня.

Что ж. Прямее и не скажешь. Собрав тарелки, я принялась мыть их в раковине. Если кому-то и суждено залечить раны этого мужчины с трагичным прошлым, то явно не мне.

– А теперь моя очередь. Почему облегчение?

Я не сразу сообразила, о чем он. Оказывается, Джек решил вернуться к разговору на пляже.

– Ты ждал целых три часа, чтобы спросить?

– Я очень терпеливый. Предпочитаю делать все медленно, с чувством, без спешки…

Пульс ускорился – в его словах почудилась некая двусмысленность. Даже намек. Подняв голову, я увидела в глазах Джека смешливые искорки. Ну конечно, стоило сразу понять. Писатель умеет обращаться со словом и всегда точно знает, что говорит.

– Так почему? – не сдавался Джек.

– У нас с Ричардом все развивалось слишком быстро. Не только из-за него, я тоже виновата. – Надо же, хватило честности это признать. – Когда я вернулась, мы сразу опять стали встречаться, как будто и не было всех этих лет. Но так неправильно. Мы оба изменились.

Я повернулась к Джеку, чтобы взглянуть, не утомила ли его своим нытьем. Он кивком велел продолжать.

– Ричард сделал предложение на Рождество. Прямо на глазах у родителей. Встал на колено… и все такое. Это было очень неожиданно, романтично, и я растерялась… – Сдерживая слезы, я продолжила уже шепотом: – Я и правда любила его. Иначе не сказала бы «да». Но я все думаю… Может быть… не знаю… Может, я любила его не так уж сильно, чтобы выходить замуж?

Я прижала руку к губам, будто ляпнула нечто постыдное. У меня не было ответа на этот вопрос. Я вообще впервые озвучила свои сокровенные мысли. Все вокруг радовались нашей помолвке, и мне не хватало духу сказать что-то вроде: «Эй, давай притормозим и еще разок хорошенько все взвесим».

– Нельзя выходить замуж лишь затем, чтобы порадовать близких, – заявил Джек. Он словно судил по собственному опыту. Видимо, у нас с ним немало общего.

– Знаю.

Повисла пауза.

– Ладно, хватит, – решил Джек. – Хотел тебя развеселить, а в итоге мы оба заливаемся слезами. Может, кино посмотрим?

– До ближайшего кинотеатра миль тридцать. – Я посмотрела на часы. – Вряд ли успеем к началу последнего сеанса.

– А зачем нам кинотеатр? – усмехнулся Джек. – В соседней комнате целая стойка с дисками. Выбирай, а я пока разожгу камин.

Ого, он, выходит, не шутил, что любит старые фильмы! На полках стояли сотни две черных пластиковых футляров. Тут и вечера не хватит, чтобы выбрать. Я опустилась на колени возле стойки, а Джек принялся подкидывать щепки в разгорающееся пламя.

– Не могу определиться. Тебе что нравится? – спросила я. К счастью, он возился с камином спиной ко мне. Ведь я не знала, что интереснее – коллекция фильмов или то, как мужские мышцы двигаются под тонкой футболкой.

– Без разницы. Выбирай сама. Или просто ткни пальцем наугад.

Что ж, так и сделаем.

– «Шарада», – объявила я, потрясая для наглядности плоской коробочкой.

– Про девушку из Европы, которая влюбилась в загадочного американца. Какой неожиданный поворот сюжета!

Я протянула Джеку футляр с изображением Одри Хепберн и Кэри Гранта.

– Сто лет этот фильм не видела! Обожаю ее голос.

Джек вставил диск в проигрыватель, подмигнув украдкой:

– А мне больше нравится твой.

Не найдясь с ответом, я решила промолчать. Джек сел на краю дивана, вытянув перед собой длиннющие ноги. Места там хватило бы двоим, но я, замешкавшись на секунду, предпочла кресло возле потрескивающего камина.

Джек похлопал по пустому месту рядом с собой.

– Ну же, иди сюда.

Терпеть не могу, когда указывают, что делать. Упрямства во мне хватит на двоих. Я предпочитаю сама принимать решения.

Джек, уютно развалившись на диване, с некоторым снисхождением смотрел на меня, словно читая мысли.

Я села рядом.

Может случиться кое-что и похуже, чем нечаянно заснуть в гостях. Например, спать, уткнувшись лицом в ширинку хозяина дома. Увы, я сделала и то и другое.

Мне снился сон. Мы были во Франции на старой ферме, и матери очень хотелось пойти порисовать, но я требовала, чтобы сначала она заплела мне косы в школу. В общем, самый обычный бессмысленный сон.

Только что мы с Джеком смотрели, как Кэри и Одри носятся по Парижу, стараясь не влюбиться и не погибнуть, – а потом тепло камина, спиртное и нехватка сна взяли свое.

Приходила в себя я постепенно. Медленно открыла глаза, уставившись на металлическую штуку прямо перед собой. Рассеянно моргнула, пытаясь понять, что это такое и почему оно лежит на моей подушке – между прочим, твердой, рельефной и довольно неудобной. Странная загогулина навевала ассоциации с фотозагадками – когда разные предметы фотографируют под непривычным углом, а потом публикуют в журналах. По крайней мере, с моего места она выглядела как собачка молнии…

Остатки сна мигом слетели, и я подскочила на коленях Джека, больно ударившись затылком о его челюсть. Выругавшись (уж не знаю, кто именно из нас постарался), мы отпрянули друг от друга, потирая пострадавшие части тела.

– О Господи, Джек, прости… – смущенно пробормотала я.

– За что именно? За то, что чуть не отдавила мне колени, или за то, что пыталась выбить зубы?

Джек убрал от лица руку. На подбородке у него виднелась внушительная красная отметина.

– Я задремала… – Гениальное наблюдение. По экрану телевизора шла белая рябь. – Фильм уже закончился?

– Да… Часа два назад.

– Почему ты меня не разбудил?!

– Ну, сначала я подумал, ты просто… устраиваешься поудобнее. – Я стала медленно заливаться краской: от кончиков ушей до корней волос. – …А потом, когда понял, что ты заснула, решил не тревожить.

– Прости, – повторила я.

Он дружески похлопал меня по плечу. Да уж, не такого жеста ждешь от мужчины, которому совсем недавно утыкалась лицом в пах.

– Не переживай.

Бросив взгляд на часы, я поняла, что уже за полночь.

– Так поздно! Мне пора.

– Вначале кофе, – велел Джек. – Без него не отпущу, а то еще уснешь за рулем.

Он вышел, чтобы включить кофеварку, а я пробежалась пальцами по щеке, лежавшей на коленях Джека, и почувствовала неровности, оставленные швами джинсов. Яростно растирая складки, я подошла к зеркалу в дубовой раме. О да, с одной стороны кожа совсем помялась, а волосы спутались и сбились в колтуны. С другого – длинные каштановые пряди были идеально ровными и расчесанными, словно все это время их аккуратно приглаживали, убирая с лица выбившиеся волоски.

Кофеин быстро сделал свое дело, хотя чашку я осушила в несколько глотков. Джек хотел проводить меня на своей машине, убедиться, что я благополучно доберусь до дома. Но я отказалась.

– Ты выпил больше. Тебе не стоит садиться за руль.

Я просунула руки в куртку, которую Джек держал на весу. Он высвободил из-под воротника мои волосы, задев пальцами чувствительную кожу на шее.

– Полагаю, парень моих размеров может выпить без последствий три бутылки пива. Как видишь, на диване я не вырубился, – подколол Джек.

– Я не вырубилась – просто уснула. – Мы остановились возле моей машины, и я вытащила из сумочки ключи. Ночь была звездной и такой тихой, что доносился шелест накатывающих на берег волн.

Мы неловко уставились друг на друга в темноте, не зная, как прощаться. Первой решилась я. Шагнула вперед, положила руки ему на плечи и нежно поцеловала в щеку.

– Вечер был чудесным, спасибо. Мне и правда стало гораздо легче.

Глава 10

В понедельник покупатели шли один за другим; к концу рабочего дня у меня ныла спина, я жутко устала и немного злилась. Подъезжая к дому, я предвкушала, как поужинаю на скорую руку и завалюсь в ванну на пару часов. Однако мое обычное место возле крыльца оказалось занято – там стоял до боли знакомый автомобиль. В гости заявился Ричард.

– Какие черти его принесли? – буркнула я, проезжая мимо машины и заглядывая в салон. Пусто. Выходит, он уже в доме.

На окне шевельнулась занавеска. Должно быть, внутри заметили, как я подъезжаю. Значит, быстренько развернуться и поколесить до глубокой ночи по городу уже не получится… А жаль.

Не заглушая двигатель, я мрачно обдумывала план действий. Наверное, от Ричарда стоило ожидать подобной выходки. Особенно учитывая, как мои родители восприняли новости. Я не сразу им сообщила, но когда через два дня выяснилось, что наш разрыв обсуждает чуть ли не весь город, пришлось усадить их за кухонный стол и поразить маму в самое сердце. Глядя ей в лицо, я медленно и терпеливо объясняла раз за разом, что мы с Ричардом расторгли помолвку.

– Мы решили не торопиться… сперва надо узнать друг друга получше… – мягко увещевала я, надеясь, что ложь звучит не слишком фальшиво.

Мать потрясенно ахала. Отец сразу заподозрил подвох.

– Да вы с Ричардом всю жизнь знакомы, что значит «не торопиться» и «получше узнать»?!

Вот спасибо, папа!.. Я ласково взяла маму за руку. Интересно, что чувствуют родители, когда сообщают детям о грядущем разводе? Может быть, то же самое, что и я сейчас? Мама выглядела потерянной и несчастной, совсем как ребенок, чей мир перевернулся.

– Боюсь, с помолвкой мы немного поспешили. Такие решения на бегу не принимают. Меня долго не было, и за эти годы мы сильно изменились…

Мама молча кивала; кажется, она соглашалась со мной, только ее затуманенные глаза были полны слез.

– Да какая разница, если вы друг друга любите? Мы с твоей матерью поженились через каких-то три месяца!

Ну, папочка, удружил!

– Может, вы еще передумаете? – полным надежды голосом спросила мама.

– Не знаю, мама, не знаю…

– У всех пар случаются размолвки, – многозначительно заявила она, словно наставляя на путь истинный. – Тебе просто не хватает смелости сделать этот шаг. Вот и все.

Да, не хватает смелости. И любви.

Отец так и не поверил. Но он хотя бы понял, что не стоит на меня давить.

– А я уже купила платье и шляпку… – грустно протянула мама. – Из вас получилась бы очень красивая пара. Так все говорят. Даже детьми вы друг от друга ни на шаг не отходили. Ричард был таким славным мальчиком, а сейчас он чудесный мужчина. Прекрасный будет муж, а когда-нибудь и отец. – Голос у нее задрожал. – Мы с твоим папой уже считали его частью семьи.

Я не могла больше это слушать. К счастью, мы почти закончили. Только отец напоследок поинтересовался:

– Эмма, твое решение никак не связано с Эми?

Перед глазами замелькали образы: разбитое ветровое стекло, окровавленное тело на асфальте, а потом она же, голая и потная, в постели с Ричардом.

– Что ты, нет, конечно, – солгала я и поспешно спряталась в своей комнате…

В конце концов я зашла в дом и бросила сумку на столик в прихожей. Из столовой доносились голоса. Кинув взгляд в зеркало, висящее напротив двери в золоченой раме, я удивилась своему непринужденному виду. У меня из ушей должен был пар валить, настолько все внутри клокотало.

– А вот и она! – воскликнула мама, когда я открыла дверь. Ко мне повернулись все трое. Родители радостно улыбались, а гость уставился с опаской. И не зря. Стол был накрыт на четверых, в центре стояло большое блюдо с серебряной крышкой. Ричард занимал свое обычное место. Он только что поднес к губам бокал с пивом и теперь настороженно глядел поверх его края.

Не знаю, чего мне хотелось больше – хлопнуть по стакану снизу, заставляя Ричарда облиться пенной жидкостью, или просто выбить пиво из его рук… Сдержалась я с большим трудом.

– Что происходит?

Мама нервно сглотнула, и отец успокаивающим жестом положил руку ей на плечо.

– Да ничего особенного, – ответил он. – Просто ужинаем.

Я многозначительно уставилась на Ричарда: в этом доме он не жил, а значит, «просто ужинать» с нами не мог. Мама заерзала, и Ричард ласково пожал ей пальцы. Отлично! Все трое объединились против меня.

– Фрэнсис, все хорошо. Эмма просто не ожидала меня здесь увидеть, вот и удивилась.

«Удивилась» – не то слово. Кажется, он это понял по моему убийственному взгляду.

– Ричард, можно тебя на минуточку? – процедила я сквозь стиснутые до боли зубы.

Он вскочил на ноги и виновато улыбнулся моим родителям.

– Только быстро, – предупредил отец. – Пора разделывать курицу. Приготовленную, кстати, по твоему любимому рецепту, парень.

При одной мысли о еде скрутило живот. Или, может, это потому что отец так мило общается с моим бывшим?

Ричард тянул время, аккуратно складывая салфетку и задвигая стул, а я, нетерпеливо постукивая каблуком, ждала у порога. С чего бы такие хлопоты? Понял, что за стол он больше не вернется?

Наконец он последовал за мной в коридор, и я, убедившись, что дверь плотно закрыта, набросилась на него:

– Ты какого черта здесь делаешь?!

– Жду обещанную курицу… – Заглянув мне в глаза, Ричард осекся. О да, сейчас не лучшее время для шуток. – Слушай, позвонили твои родители, пригласили на ужин… Что я должен был ответить?

– «Нет», например, – прорычала я.

– Не мог я отказаться. Твой отец сказал, что Фрэнсис очень расстроилась из-за нас с тобой… ну, ты понимаешь.

– Нет больше никаких «нас», ясно?

Ричард продолжал, будто не слыша:

– А еще он сказал, что ей плохо спится последнее время… Что оставалось делать?

Говорил он наверняка правду. Даже Ричарду не хватило бы наглости явиться без приглашения. Но почему отец мне ничего не рассказывал о переживаниях матери?

– Ну и потом… – уже с меньшей уверенностью продолжил Ричард, – я подумал, может… может, это ты попросила меня позвать? Вдруг ты решила сделать первый шаг?…

Я распахнула глаза, но прежде чем успела высказать все, что думаю, он поспешно добавил:

– Теперь вижу, что ошибался!

Я хмуро покачала головой. Нужно было сразу рассказать родителям, почему мы с Ричардом расстались. Тогда папа встретил бы его не с запеченной курицей, а с ружьем наперевес. А так они считают, что у нас лишь глупая размолвка или предсвадебный мандраж. И теперь либо я вышвыриваю Ричарда из дома и довожу родителей до истерики, либо весь вечер терплю его рожу.

– Эй, вы, еда стынет! – донеслось из-за обшитой деревянными панелями двери.

– Это не конец, – прошипела я, разворачиваясь на каблуках и берясь за ручку. Ричард меня опередил, и наши пальцы встретились на холодной латуни. Мимолетное касание накрыло нас обоих волной воспоминаний.

– Да, Эмма, – тихо пообещал он. – Все только начинается.

Ужин получился не лучшим на свете, но могло быть и хуже. Никто никого не зарезал столовым ножом, не опрокинул на колени обжигающе горячий противень… Хотя руки чесались. Беседа по большей части крутилась вокруг недавней поездки Ричарда, и это меня более чем устраивало. Чем меньше мы друг с другом разговариваем, тем ниже шансы, что я швырну в него тарелкой.

Было тошно оттого, что он вторгся в мое личное пространство и приходится защищаться в собственном доме. Черт возьми, нужно соблюдать границы дозволенного!.. Только ничего не получится, если родители и дальше будут играть в сватов. Пылая надеждой, они буравили нас с Ричардом пристальными взглядами. Совсем как ученые в Арктике, предвкушающие скорое таяние ледника. Увы – не дождутся.

Запищала духовка, и папа отправился за яблочным пирогом, еще одним любимым блюдом Ричарда. За столом повисло тяжелое молчание. Мама внимательно прислушивалась к нашим разговорам, но последнее время оратор из нее был никудышный. Однако в ее присутствии ни я, ни Ричард не могли высказать все, что на самом деле думаем. Пришлось выражать свои мысли взглядами и жестами. Отец, вернувшись, застал меня сидящей на краешке стула и гордо расправившей плечи, будто в ожидании палача, а не десерта. Я еле дотерпела до того момента, когда тарелки отправятся в посудомоечную машину. Голова буквально раскалывалась, и осталось лишь одно желание: наконец-то спрятаться в своей комнате.

– Кто будет кофе?

Ричард хотел было согласиться, но вовремя заметил мою гримасу.

– Ох нет, простите, Билл, не могу. Мне еще контрольные сегодня проверять.

Он встал.

– Как жаль… – протянула мама. – В общем-то, я тоже должна готовиться к завтрашней лекции…

На секунду стена между мной и Ричардом рассыпалась в прах. Мы обменялись тревожными взглядами.

– Давай провожу, – сказала я.

Кивнув, Ричард поцеловал маму в щеку, поблагодарил отца за прекрасный ужин и последовал за мной на улицу.

Моя злость несколько улеглась – я потратила за вечер все силы и теперь ощущала внутри лишь пустоту.

– Ричард, прекрати! Нельзя приходить ко мне на работу или домой. Это нечестно!

– По-другому не выходит с тобой поговорить.

Я тяжело вздохнула.

– О чем нам разговаривать? Ты все равно меня не переубедишь… А путаясь под ногами, только заставляешь ненавидеть тебя сильнее.

Он дернулся, точно от пощечины.

– Ты меня ненавидишь?!

Я устало покачала головой, даже не представляя, как ему объяснить.

– Не знаю. Иногда да. Особенно сегодня.

Ему хватило совести принять смущенный вид. Ричард потянулся ко мне, но увидев свирепый взгляд, спохватился:

– Извини… Просто не знаю, что делать. Не знаю, как снова тебя добиться.

– Я не приз, чтобы меня добиваться.

– Да, конечно…

– И в этой игре нет победителей. Мы оба проиграли.

– Все должно было быть совсем иначе, – хрипло признался Ричард.

– Увы, дела обстоят именно так. По крайней мере, в данный момент.

Я рассчитывала поставить этой фразой окончательную точку, однако Ричард услышал в моих словах намек.

– Может быть… не сейчас, конечно, я все понимаю… но как-нибудь потом?… – Он беспомощно замолчал.

– Нет, Ричард. Вряд ли.

Он качнул головой, и светлые волосы упали на глаза, пряча полный боли взгляд.

– Эмма, я не отступлюсь. Я не могу уйти просто так, ни с чем. – Я не удостоила его ответом. – Пожалуйста, не отмахивайся от того, что между нами было!

– Я?! Это ты забыл про свои клятвы. А я всего-навсего выбросила проклятое кольцо.

Он невесело фыркнул.

– Ага, я два часа ползал по дну ущелья, пытаясь его найти.

– Ты спускался в ущелье?! Совсем спятил?! Ты же мог все ноги себе переломать. Или шею свернуть! А если бы выронил телефон, кто бы тебя там нашел?!

Ричард довольно усмехнулся: ему понравилось, что я за него переживаю.

– Как видишь, ничего я себе не свернул. Правда, кольцо так и не нашлось…

Я гневно взмахнула руками. Понятно же было, что искать бессмысленно – кольцо укатилось слишком далеко.

– Я решил… ну, вдруг ты передумаешь… Тогда оно пригодится.

– Ричард, я не передумаю.

– Вижу. Пока ты не готова, – смиренно согласился он.

Ну и о чем тут можно говорить? Мы опять пошли по кругу.

Я распахнула дверь.

Перешагивая через порог, Ричард добавил:

– Кстати, если бы я упал, телефон все равно бы не помог.

Я непонимающе приподняла брови.

– Там сигнала не было, – с горечью пояснил Ричард. – Совсем. Пришлось целый час идти по шоссе пешком, прежде чем удалось дозвониться.

Я открыла рот, сама не зная, что сказать: «Прости» или «Так тебе и надо». К счастью, нас отвлек шорох со стороны столовой. Я обернулась – дверь была приоткрыта, и за ней вырисовывался мамин силуэт.

– Прощай, Ричард. – Я многозначительным жестом указала ему на выход.

– До встречи, – уточнил он.

Я не услышала ее шагов. Может, они утонули в шелесте парчи и шелка. Или в шорохе папиросной бумаги, в которую я заворачивала самое дорогое платье в своей жизни – мне так и не довелось его надеть. Но скорее всего – в рвущихся наружу рыданиях и всхлипах. В любом случае, упаковывая сквозь слезы непонадобившееся свадебное платье, я не заметила, как подошла мама.

Она легонько погладила мое плечо. Я повернулась и прижалась щекой к ее руке. Мама ласково убрала с моего мокрого лица пряди спутанных волос и стала поглаживать меня по затылку. Я зажмурила глаза, словно очутившись в прошлом.

– Подвинься, – прошептала она.

Я послушалась, и она села на мое место. Уверенными движениями, будто всю жизнь проработала в свадебном салоне, мама принялась ловко складывать метры белоснежной ткани. Она действовала молча, лишь изредка поглядывая в мою сторону с искренним материнским беспокойством. Боже, как давно я не видела этот ласковый взгляд!..

Я же следила за ее руками, такими знакомыми и родными. Они убаюкивали меня в младенчестве, поддерживали, когда я делала первые шаги, утирали слезы, когда я просыпалась от кошмаров, лепили пластырь на разбитые коленки… Эти руки, в совершенстве умеющие рисовать и лепить скульптуры, каждую ночь перед сном нежно гладили мои волосы. Они должны были когда-нибудь в будущем держать внука. Однако вряд ли это случится – потому что теперь руки упаковывали бесполезное свадебное платье.

Закончив, мама повернулась ко мне с печальной улыбкой.

– Не грусти, малютка Эмми. Все будет хорошо, вот увидишь.

Не знаю, почему я разрыдалась: из-за ее вечного оптимизма, детского прозвища, которое я не слышала лет двадцать, или оттого, что к утру только я одна буду помнить о ночном разговоре…

Глава 11

Я зашла в офис Кэролайн, прижимая к груди коробку с пончиками. Уж не знаю, чего ждать от нашей встречи и придется ли Каро по вкусу мой скромный дар из кондитерской. Если повезет, она примет извинения, и мы обо всем забудем. Если нет – коробку наденут мне на голову…

Звякнул колокольчик над дверью, возвещая о моем прибытии, и трое мужчин в комнате дружно отвели взгляды от мониторов. Старший с теплой улыбкой поднялся на ноги.

– Эмма, рад встрече! Как дела?

– Здравствуйте, Трэвор. Спасибо, все хорошо, – рассеянно ответила я боссу Кэролайн, кося взглядом (надеюсь, незаметно) в сторону ее стола.

– А Каро нет, – сообщил он, отступая вбок, словно в подтверждение своих слов. – Я так понимаю, вы к Кэролайн, а не за квартирой?

Каро частенько рассказывала о своеобразном чувстве юмора шефа, поэтому я растянула губы в улыбке, хотя в голове прозвучал тревожный звоночек.

– Она заболела, – пояснил Трэвор. – Позвонила утром, отпросилась.

Звоночек прибавил громкости.

– А что с ней? – прямо спросила я, глядя Трэвору в лицо. Он, изрядно смущенный вопросом, растерял улыбку.

– Ну… Она не сказала. Я подумал, что у нее… как бы выразиться… женские дела…

– Понятно.

Коробка оттягивала руки, и я положила ее на краешек ближайшего стола. Его владелец жадно уставился на пончики, поэтому я на всякий случай отодвинула угощение подальше.

– А она не говорила, будет ли завтра?

– Уж простите, не спрашивал. У нас как раз клиент сидел.

– Хорошо, спасибо. Сама ей позвоню. – Подхватив коробку, я направилась к выходу.

– Она не берет трубку, – произнес в спину незнакомый голос.

В голове завыла настоящая сирена.

Я обернулась. Кажется, этот парень здесь новенький – совсем его не помню.

– Я звонил ей насчет последней сделки уже несколько раз. Она не отвечает.

Руки невольно потянулись к ближайшему телефону, чтобы набрать ее номер. Пришлось стиснуть кулаки; не стоит перед всеми выставлять себя дурой. Коллеги Кэролайн и так с любопытством косились в мою сторону. Похоже, мне не удалось сохранить спокойное выражение лица.

Завернув за угол, чтобы спрятаться от чужих взглядов, я восемь раз подряд позвонила Каро и на домашний, и на мобильный. В ответ – только гудки.

По дороге на работу я нервничала все сильнее. Если до обеда дозвониться не удастся, отпрошусь у Моник на пару часиков. Каро никогда не расставалась с мобильником, а радиотелефон у них с Ником стоял на тумбочке возле кровати. Даже спи она мертвым сном, все равно не пропустила бы какофонию, которую я устроила.

И вот наступил час дня, а два десятка звонков так и остались без ответа. Теперь не успокоюсь, пока лично не увижу, что Каро жива-здорова. Я прошла в заднюю комнату, где сидела моя начальница. Та почему-то надевала пальто и наматывала длиннющий шарф.

– Ты уходишь? – спросила я.

– А что, не видно? Ты забыла – у меня встреча с новым поставщиком. Вот и пусть кормит в дорогом ресторане бедную несчастную француженку, ничего не смыслящую в коммерции. И заодно вешает ей пасты на уши. А когда подадут кофе, выскажу все, что думаю о его мухлеже.

– «Навешает лапши на уши», – машинально поправила я.

– Знаю, – подмигнула она.

Да уж, кто бы сомневался…

Раз Моник уходит, значит, сбежать с работы не получится, подменить меня некем. Тревога за Кэролайн разыгралась не на шутку, и я, как тигрица в клетке, принялась нервно расхаживать из угла в угол. Нет, надо что-то делать, я больше не вытерплю!

Нехорошо, конечно, отрывать Ника от работы, но я не знала номер его мобильника, а иных вариантов выяснить, что с Каро, не находилось. Если она больна, Ник в курсе, а значит, сумеет меня успокоить. Я потратила целую вечность, чтобы дозвониться до его отдела, но в конце концов, когда все-таки я выяснила нужный номер, мне заявили, что, к сожалению, он не может ответить.

– Я должна с ним поговорить. По очень важному вопросу. Он скоро освободится? – настаивала я, надеясь, что преувеличиваю серьезность ситуации.

– Простите, он сейчас в командировке, вернется через два дня. Если что-то срочное, могу передать ему сообщение.

Я на секунду задумалась.

– Спасибо, не стоит. Наверное, лучше подожду. Еще раз спасибо.

– Уверены?

– Да, извините.

Увы, на самом деле уверенности я не ощущала.

В перерывах между покупателями я продолжала названивать Каро – с неизменным результатом. Да где же она?! Почему не отвечает? Ей настолько плохо? А вдруг она потеряла сознание или упала с лестницы и теперь лежит с переломанными ногами и не может никого позвать на помощь?

После аварии мое воображение порой разыгрывалось не на шутку…

Наверное, мой страх за Кэролайн во многом подпитывался чувством вины. Ведь я отвернулась от подруги, даже слышать о ней не хотела… Хотя Каро была совершенно ни при чем. Просто мне нужно было выплеснуть на ком-то свою злость, а она единственная оказалась рядом в эту непростую минуту…

Вдруг зазвенел телефон, и я спешно схватилась за трубку, чуть не выронив ее на пол. Увы, это была не Кэролайн – на экране высветилось имя Ричарда. В приступе слепой ярости я сбросила вызов. Через десять секунд он перезвонил. Да что же такое, неужели не может оставить меня в покое?! Бросив взгляд на часы, я поняла, что дело близится к вечеру. Занятия в школе закончились, и он, скорее всего, уже дома. Когда до него, наконец, дойдет? Сколько раз нужно повторять, что я не хочу иметь с ним никаких дел?!

Он позвонил еще трижды, а потом прислал эсэмэс: «Возьми трубку». Я хотела было написать «Нет», но решила, что ответа он не достоин. Второе сообщение оказалось куда более эмоциональным: «НАМ НАДО ПОГОВОРИТЬ! СРОЧНО!» Глядя на экран, я задумалась. Наверное, он использует заглавные буквы неспроста. Как будто кричит.

И только третье сообщение расставило все по местам. Ричарду стоило начать именно с него; так он сэкономил бы целых десять минут. «Перезвони. Кэролайн в беде».

– Что случилось? Где она? – Я не стала тратить время на всякие банальности вроде «здравствуй».

Голос Ричарда звучал глухо и далеко, утопая в завываниях сильного ветра. К счастью, он говорил кратко и по делу.

– Я на кладбище. На могиле Эми. Кэролайн здесь. Ей очень плохо. Приезжай. Как можно скорее.

Наверное, скоро меня удостоят награды «Худший работник года»… Я метнулась к двери, чтобы перевернуть табличку стороной «закрыто», вихрем пронеслась по магазину, выключая свет и врубая сигнализацию, на скорую руку черканула записку для Моник. Надо бы ей позвонить, объясниться, но времени совершенно не было.

Все светофоры при моем приближении загорались красным, а водители ближайших машин как будто впервые сели за руль. Когда я наконец добралась до кладбища, меня трясло от страха. С визгом затормозив возле автомобиля Ричарда, я, забыв даже запереть двери, помчалась к воротам.

Я не была здесь почти месяц. Ни разу с того дня, когда, цепляясь за руку жениха, наблюдала, как черный лакированный гроб с телом Эми опускают в яму. Сперва приходить сюда было слишком тяжело, потом, когда узнала об интрижке Ричарда… стало еще тяжелее. Но дорогу я помнила.

Надгробие Эми я раньше не видела. Да и сейчас толком его не разглядела, потому что перед ним на коленях стояла Кэролайн, обхватывая плиту обеими руками и прижимаясь лбом к холодному белому мрамору. Уже одно это было тревожным симптомом. А ее плач так и вовсе наводил ужас – хриплый, протяжный, надрывный, словно она рыдала много часов кряду. Чуть поодаль стоял Ричард, в отчаянии глядя на Кэролайн и нервно расхаживая взад-вперед, то засовывая руки в карманы, то вытаскивая их. Услышав мои шаги, он вскинул голову. Еще ни разу за годы нашего знакомства он не глядел на меня с такой радостью. Я остановилась на полпути, пытаясь понять, что вообще происходит, а Ричард бросился ко мне, точно бегун, готовый передать эстафетную палочку. Ноги чуть не развернулись сами собой, чтобы удрать из этого жуткого места. Но я, конечно же, осталась.

– Слава богу, ты здесь! – с жаром воскликнул Ричард. Не обращая внимания на его протянутую руку, я зашагала по рыхлой земле, стараясь не споткнуться о какие-то сетчатые мешочки с луковицами, разбросанные возле могилы. Приблизившись к Кэролайн, я легонько, будто усмиряя норовистую лошадь, коснулась ее плеча. Она всем телом содрогалась от рыданий.

– Кэролайн, дорогая, поехали домой.

Она даже не шелохнулась, словно меня не заметила. Совсем как в ту кошмарную ночь, когда она стояла на коленях возле Эми.

– И давно так? – спросила я, глядя поверх ее головы на Ричарда, вновь принявшегося ходить из стороны в сторону.

– Не скажу. Не знаю.

– Когда ты ее привез?

– Это не я, – хмуро покачал он головой. – Я приехал один, надеялся, что здесь никого не будет, и нашел ее… уже такой.

Из его слов я поняла больше, чем хотелось бы. Пытаясь не думать, часто ли Ричард навещает могилу Эми, я сосредоточилась на более значимых проблемах.

– Не знаю, как долго она здесь и как сюда добралась. На парковке ее машины нет и…

– Она все равно не водит, – отмахнулась я.

Ричард встревоженно приподнял брови. Черт возьми, было бы из-за чего беспокоиться: нежелание сесть за руль – сущий пустяк по сравнению с тем, что творится с Кэролайн сейчас.

– Когда я пытаюсь ее поднять, она начинает кричать, будто ее режут. Боюсь, кто-нибудь вызовет полицию, и меня арестуют. – Ричард выглядел таким испуганным, что на миг я прониклась к нему сочувствием. – Я и Нику звонил, но тот трубку не берет.

– Он в командировке.

– И что же нам делать? – беспомощно спросил Ричард.

Я опять погладила Кэролайн по плечу. Ее пальто насквозь отсырело. Похоже, она здесь уже давно.

– Тебе – ничего. Можешь ехать домой. Сама разберусь.

Я надеялась избавиться от Ричарда, но он, похоже, никуда не собирался, а у меня не было сил спорить и настаивать на своем. Обхватив Кэролайн за талию, я попыталась поднять ее на ноги.

– Ну же, Каро, вставай, нам пора.

Она крепче ухватилась за надгробие.

– Каро, нельзя здесь остаться, – увещевала я. – Уже темнеет, ты замерзла. Давай поедем к тебе, выпьем чаю, поболтаем… Ну же!

Она решительно замотала головой. Ладно, хотя бы отвернулась от камня, уже хорошо. Теперь я могла разглядеть надпись, пусть и не полностью. Но два слова, выведенные золотыми буквами, просто били в глаза. «Верная подруга». Я замерла, чувствуя, как сердце истекает кровью.

– Не могу. Не сейчас, – хрипло прошептала Кэролайн. – Надо их закопать.

Я огляделась. Вокруг были одни надгробия. И мы – я, Кэролайн и Ричард. Затем мой взгляд упал на те самые, невесть откуда взявшиеся мешочки, разбросанные возле могилы Эми. Каро подняла коричневую луковицу – таким, на мой непрофессиональный взгляд, место лишь в супе.

– В саду сегодня взошли нарциссы. И я вдруг поняла, что Эми здесь совсем без цветов. Те, которые мы приносим, вянут за пару дней. Они… мертвые. А я хочу, чтобы у нее были живые. Эми любила цветы.

Да, любила. Хотя больше всего она обожала шикарные букеты из самых дорогих цветочных салонов.

– Поэтому я отправилась в магазин и купила все весенние сорта. – Кэролайн махнула рукой, указывая на десяток пакетов, разбросанных по земле. Два из них были разорваны, и содержимое рассыпалось по сырой глине. – Правда, не помню, что ей больше нравилось: нарциссы, крокусы, тюльпаны?…

Я знала ответ: Эми было все равно. Но я не могла сказать этого Каро.

– Подснежники, – уверенно заявила я. – Эми обожала подснежники.

Может, и так. Кто знает? В любом случае это не ради Эми. Это нужно Кэролайн.

Я опустилась на землю и взяла лопатку.

– Давай их посадим.

Размякшая глина хлюпала под коленями, слякоть просачивалась сквозь джинсы – малая цена за душевный покой подруги. Сердце ныло от боли за нее… ведь я, обрушившись на Каро с беспочвенными обвинениями, усугубила ее страдания.

Я потянулась к мешочку с луковицами подснежников, но меня опередили. Ричард уже разрывал пакет, тоже опустившись на колени прямо в грязь.

– Ты испачкаешься!.. – воскликнула я.

Поздно – дорогие брюки, которые он надевал исключительно на работу, постигла та же печальная участь, что и мои джинсы.

– Пустяки, – отмахнулся он, пальцами расковыривая землю, потому что лопатка была одна на всех. Я невольно засмотрелась, как он осторожно помещает луковицу в ямку. В душе что-то шелохнулось, и я так и не смогла избавиться от этого странного чувства, даже когда, тряхнув головой, сама принялась за работу.

Втроем мы высадили цветы вокруг могилы довольно быстро. Присыпав последнюю луковицу, Кэролайн наконец согласилась подняться. Машинально отерев грязные ладони о свое кашемировое персиковое пальто, она нежно погладила выбитые на камне буквы.

– Прости, Эми. Умоляю тебя, прости, – прошептала Каро, и слезы, только-только утихшие, опять закапали.

– О чем это она? – тихо спросила я у Ричарда, совсем забыв, что не разговариваю с ним.

Он подался ближе, и я ощутила запах лосьона после бритья. Между прочим, довольно дорогого; сама ему подарила на прошлый день рождения.

– Разве непонятно? Кэролайн считает… считает, что она… ну… – Он никак не мог подобрать слова.

– Что «она»? – сердитым шепотом переспросила я.

– Что она убила Эми.

Я в ужасе отшатнулась от Ричарда и заключила Кэролайн в объятия. Даже сквозь пальто я ощущала выпирающие у нее на спине лопатки. Господи, она такая тоненькая и хрупкая, хоть бы с ней ничего не произошло! Казалось, будто я вот-вот потеряю и ее тоже. Может, не физически, но духовно. Задыхаясь от угрызений совести, я раскачивалась из стороны в сторону, убаюкивая Каро, а Ричард молча стоял, не спуская с нас сумрачного взгляда.

Не знаю, сколько прошло времени. На парковку мы тоже возвращались медленно. Ричард нес инвентарь и оставшиеся луковицы, а я вела Кэролайн. Она едва переставляла ноги, вконец окоченевшие за долгие часы на мокрой траве. Когда мы повернулись спиной к надгробию, Каро опять разрыдалась.

– Не хочу оставлять ее здесь одну. Эмма, обещай, что мы с тобой вернемся ее навестить. – Глухой надрывный голос казался совершенно чужим, будто говорила не Кэролайн. Она повторяла свою просьбу снова и снова, заглядывая в глаза. Соглашаться очень не хотелось, но я не могла опять подвести Кэролайн.

Я собиралась с силами, ощущая на себе пристальный взгляд Ричарда. Наконец он первым нарушил затянувшееся молчание:

– Да, Кэролайн, мы с тобой обязательно ее навестим. – Он вытащил из кармана ключи и жестом указал на свою машину. – В любое время, только скажи.

Ну конечно.

После недолгого спора я нехотя согласилась, чтобы Ричард отвез нас к дому Каро.

– А потом привезу тебя сюда, и ты заберешь свою машину, – предложил Ричард, когда я села на заднее сиденье рядом с трясущейся Кэролайн. Она судорожно цеплялась за мою руку, выпустив ее лишь затем, чтобы застегнуть ремень безопасности.

– Не стоит. Возьму такси, – ответила я, намекая, что между нами все равно ничего не изменилось.

Он поджал губы. Кажется, понял.

Оказавшись в доме, я сразу же потащила Кэролайн в ванную, не обращая внимания на Ричарда, который, вместо того чтобы уехать, зашел в прихожую вслед за нами.

– Я пока чайник включу, – крикнул он, направляясь в кухню.

Отправив грязную одежду в корзину для белья, я удостоверилась, что все необходимое для купания у Каро под рукой. Она вроде бы понемногу приходила в себя, так что у меня больше не было причин прятаться в ванной.

На столе уже дымились три чашки чая. Я с наслаждением глотнула живительно-горячий напиток и стала внимательно разглядывать узор на кружке. Будто игнорируя Ричарда, могла избавиться от его присутствия. Увы, не получалось.

– Ник мне говорил, что Кэролайн последнее время хуже, но я не думал, что все настолько плохо…

Я сделала большой глоток, пытаясь горячим чаем смыть с языка привкус вины.

– Ты была в курсе?

– Нет. Мы с ней недавно поссорились и с тех пор мало общались.

– Да ну? – поразился Ричард. – Из-за чего?

– Не хочу говорить, это личное, – ушла я от ответа.

– Да уж, подходящее время для ссоры. Вы сейчас как никогда нужны друг другу!

– У нас были причины.

Он сердито уставился на меня.

– Эмма…

– Кстати, ты можешь ехать. Я пока останусь здесь. Наверное, даже переночую, дождусь возвращения Ника. Спасибо, что позвонил, сообщил насчет Каро, но…

– …но больше так не делай, – с горечью закончил Ричард.

– Типа того.

Он вздохнул. Нет, Ричард, меня не пронять щенячье-тоскливыми взглядами.

Дождавшись, когда вышла Кэролайн, замотанная в пушистый халат, он чмокнул ее в щеку и попрощался. В дверях замер, обернулся ко мне и произнес напоследок:

– Эмма…

– Ричард, – отозвалась я, удивляясь, как мы успели отдалиться друг от друга – нам даже не нужны слова приветствия или прощания.

Кэролайн предложила принять душ, и я с радостью согласилась. Смывая горячей водой кладбищенскую грязь, я мечтала с той же легкостью избавиться от сегодняшних переживаний. Слова Ричарда о Кэролайн саднящей занозой засели в мозгу. Никогда бы не подумала, что она винит себя в смерти Эми, несет на своих хрупких плечах этот тяжкий груз. Может, не отвернись я от нее, вовремя заметила бы, поняла… Я подставила голову под жгучие струи, надеясь журчанием воды заглушить внутренний голос.

Возле ванной меня поджидали пушистый свитер и штаны Кэролайн, а моя собственная одежда отправилась крутить сальто в стиральной машине. Я с облегчением выдохнула. Приятно сознавать, что домашняя фея вернулась.

Она сидела в гостиной, свернувшись калачиком на диване и поджав ноги. Я рухнула на плюшевые подушки рядом, и мы уставились друга на друга с одинаково виноватыми лицами.

– Прости…

– Мне так жаль…

Мы замолчали, смаргивая набегающие слезы. Не двигаясь, глядя прямо в глаза. А потом я то ли фыркнула, то ли всхлипнула, и мы упали друг другу в объятия, бессвязно бормоча извинения, перебивая и захлебываясь рыданиями, но не от горя – от счастья и облегчения, что сумели спасти кое-что для нас очень ценное.

Зазвенел телефон, и по кривой улыбке Каро я поняла: это Ник. Прошла в кухню, чтобы не мешать разговору, но обрывки фраз доносились и туда:

– …Я сегодня немного расстроена…

Ничего себе «немного»! Я хмыкнула. Можно подумать, Каро не знает, что я первым же делом расскажу о случившемся Нику. Сегодняшние события наглядно показали: она до сих пор испытывает последствия аварии. Однако ее ранам пластырь и антибиотики не помогут.

Мы заказали пиццу (что было совершенно не в духе Кэролайн) и, самое удивительное, с большим аппетитом слопали эту дрянь практически целиком.

– Итак, мисс Макадамс, – начала я, когда коробка отправилась в мусорное ведро, а мы снова устроились на уютном диванчике, – Ричард сегодня кое-что сказал…

– Так вы опять общаетесь?! – с нескрываемым восторгом перебила она.

– Нет. Не общаемся. Разговариваем. – Я не позволю сменить тему. Не замечая полного разочарования взгляда, я прикинула, как бы лучше ей сказать. Это нелегко… – Кэролайн, ты не убивала Эми.

У нее отвисла челюсть.

– Ого! Тебе стоит подумать о карьере политика – с такой прямотой ты всех порвешь на любых дебатах.

– Каро, я серьезно. Эми погибла не из-за тебя.

– Машину вела я, – упрямо заявила Кэролайн.

– А ехали мы с моего девичника, – возразила я. – Значит, я тоже виновата?

– Нет, конечно, – ужаснулась она.

Я стиснула в ладонях ее руку. Похоже, Кэролайн ничего не помнила о той ночи, поэтому я решила воскресить события в ее памяти.

– Эми сама расстегнула ремень безопасности. А ты сделала все возможное, чтобы избежать столкновения. А потом, если бы ты не выбралась из разбитого автомобиля и не нашла ее, Джек бы вас не заметил и не затормозил, и… Все было бы по-другому…

Я не раз проматывала в голове возможные сценарии той ночи.

На лбу Кэролайн залегла знакомая складочка; подруга всегда хмурилась, встречая особенно сложную задачку.

Я стала развивать свою мысль:

– Может, Джек и вытащил меня из-под обломков, но спасла – именно ты. Понимаешь? Тебе я обязана жизнью.

Она недоверчиво затрясла головой, но я не умолкала:

– У тебя был шок, ты только что пережила настоящий кошмар – и при этом сделала все возможное, чтобы помочь нам с Эми. А потом держала ее за руку, пока мы ждали «Скорую». Ты была очень сильной и храброй. Как всегда.

Закрыв глаза, я вспомнила, сколько раз Кэролайн выступала на моей стороне. Давным-давно один задира в школе, старше нас на два года и выше на полметра, начал надо мной издеваться, и именно Кэролайн с ним разобралась – уж не знаю, как. А еще она выслушала мою истерику, когда я впервые рассталась с Ричардом. Я позвонила ей в два часа ночи, несла какой-то бред, а она заявила, что я молодец и все сделала правильно. Каро поддерживала меня, даже если в чем-то не соглашалась. Она спасла мою жизнь не только в ночь аварии – Кэролайн всегда была моим ангелом-хранителем.

Хорошо, что я решила здесь переночевать. Скорее всего, Каро подтолкнули к срыву долгие бессонные ночи без Ника. Она перестала принимать снотворное и вообще игнорировала рекомендации врача. Когда я искала телефон пиццерии, нашла на дне ящика, в самом дальнем углу, две визитки психотерапевтов.

– Знаешь, просить о помощи не стыдно, – сказала я, распаковывая новую зубную щетку, которую Каро держала на случай нежданных гостей (неужели кто-то вообще так делает?).

Каро отозвалась не сразу, чистя зубы над соседней раковиной. Сполоснув рот от пены, она вдруг выдала:

– Может, я и схожу. Если ты тоже пойдешь. Не из-за аварии, а чтобы разобраться в своих отношениях с Ричардом.

Вытирая губы пушистым полотенцем, я покачала головой.

– Это для тех, кто переживает кризис. А у нас с Ричардом кризиса нет. Между нами просто все кончено.

– Так нельзя. – Каро ступила на зыбкую почву. – Знаю, ты не хочешь слушать, но… Ник говорил, что никогда еще не видел Ричарда таким. Он переживает гораздо сильнее, чем в прошлый раз.

Закусив губу, я промолчала.

– Эмма, он и правда очень жалеет. И сознает, что совершил ужасную ошибку.

– Вот и отлично. Не придется лишний раз ничего объяснять. И, между прочим, я считала, что вы на моей стороне.

Вот что значит иметь общих друзей…

– Мы ни на чьей стороне. Мы, как Швейцария, сохраняем нейтралитет. – Я сердито уставилась на нее в зеркале. – Ну хорошо, я с тобой. За нейтралитет выступает Ник. Так пойдет? Просто Ричарду больше не с кем поделиться.

Выключив в ванной свет, мы перебрались в спальню.

– Ну? – жалобно спросила Каро – Ты сможешь его простить? Знаешь, такое случается… Люди находят в себе силы забыть обо всем и жить дальше.

Расчесав волосы, я вскарабкалась на кровать, заняв половину Ника. Хотя в доме были две гостевые спальни, почему-то мы с Кэролайн даже не подумали, что я могу спать в другом месте. Она тоже легла и потушила ночник. Наверное, чтобы не видеть мое лицо, когда вдруг спросила:

– Надеюсь, твое нежелание мириться с Ричардом никак не связано с Джеком Монро?

Вопрос так и остался висеть в темноте.

– Спокойной ночи, Кэролайн, – твердо сказала я.

Я лежала, не шевелясь, и вскоре по ровному дыханию Кэролайн поняла, что подруга заснула. А вот ко мне сон не шел, и неудивительно – обстановка слишком напоминала о наших совместных ночевках в прошлом. Правда, обычно возле кровати стояла раскладушка. Воспоминание было таким ярким, что казалось, будто вот-вот в комнату заглянет мать Кэролайн и строго скажет: «Ну-ка, девочки, живо спать». Веки отяжелели, и я повернулась на бок, поджимая ноги.

– Спокойной ночи, Кэролайн, – сонно пробормотала я. – Спокойной ночи, Эми.

Я увидела ее сразу же, как только утром выглянула в окно. Почему-то она казалась гораздо чище, чем вчера. Будто по пути сюда побывала в автомойке.

– Твоя машина! – воскликнула Кэролайн, уставившись на старенький и довольно убогий автомобиль, припаркованный на подъездной дорожке. – Откуда?!

Я специально завела будильник пораньше, чтобы вызвать такси, забрать машину с кладбища и успеть в магазин до открытия. Ведь мне еще предстоял серьезный разговор с начальницей…

– А! – сама себе ответила Кэролайн. – У Ричарда были ключи.

Да. В числе всего прочего, что я собиралась забрать из его квартиры. Кое-какую одежду, туалетные принадлежности с полочки в ванной, пару книг и дисков…

– Так мило с его стороны. – Кэролайн запихнула в тостер два кусочка хлеба. – Согласись, красивый жест?

Я ничего не ответила, лишь выдавила улыбку, свирепо кромсая вилкой яичницу.

Как бы мне ни было тошно, надо поблагодарить его за машину. Поразмыслив, я трусливо набрала СМС: «Спасибо, что пригнал авто». А потом, чуть помешкав, добавила: «Не мог бы ты при случае завезти ключи в магазин?» И нажала кнопку «отправить».

– Ну вот. – Я откинулась в кресле, любуясь своей работой. – Как тебе?

Мама вытянула руки, оценивая ярко-розовый лак, которым я только что накрасила ей ногти.

– Прелесть! – Подняв голову, она улыбнулась. – Очень красиво. Спасибо, Эмма.

Я закрыла баночки с лосьонами и кремами, собрала инструменты для маникюра и запихнула их обратно в косметичку. Мама подняла руку, чтобы заглядывающее в окно солнце заиграло на полированных блестящих ногтях.

– Просто чудо что за цвет! Точь-в-точь «амарантовый маджента» на палитре, которую мы недавно купили для школы.

Я уставилась на нее с грустной улыбкой. Как порой жестока судьба: мама могла назвать любой цвет с многосотенной палитры, которую не видела несколько лет, но мало что помнила о своей жизни любящей матери и жены.

Нам обеим нравился этот еженедельный ритуал. Правда, наверное, по разным причинам. Я ввела его несколько месяцев назад и всякий раз, подстригая, полируя и подкрашивая маме ногти, вспоминала, что побудило меня это сделать. Мы с Ричардом поехали в одно заведение, которое специализировалось на уходе за больными Альцгеймером. Папа категорически отказался к нам присоединиться – и хорошо. Нельзя сказать, что мы увидели нечто страшное: современное здание, неплохие условия содержания, дружелюбный и внимательный персонал…

Однако, проходя мимо спален, которые, несмотря на домашнюю мебель и прочие предметы интерьера, слишком походили на больничные палаты, я все глубже погружалась в меланхолию. Мы шли по бесконечному коридору, невольно заглядывая в темные комнаты, где сидели пожилые люди, уставившись в пустоту. Здесь не место моей маме. Она слишком живая, улыбчивая и веселая. Тут нечего делать женщине с творческой жилкой, острым глазом и художественным чутьем. Это не для нее…

В конце коридора сопровождавший нас менеджер достал из кармана ключ и отпер высокие двойные двери.

– Зал для пациентов с умственными расстройствами. Нам приходится держать их взаперти – уж больно они любят погулять.

Двери распахнулись, и я с упавшим сердцем поняла, что ошиблась. Мама прекрасно сюда впишется. Запах мочи сильно бил в нос, но я не поэтому медлила у порога, не решаясь зайти. Ричард вдруг схватил меня за руку, и я повернулась. Покачав головой, он шепнул мне на ухо:

– Ей здесь не место. Не переживай.

Наверное, я никогда не любила его так сильно, как в эти секунды, – он без слов понимал все, что я чувствую.

Конечно, мы не могли прервать экскурсию, это было бы невежливо. Пришлось сделать вид, что нас заинтересовали условия и мы всерьез их обдумываем.

У некоторых пациентов болезнь зашла гораздо дальше, чем у мамы. Потерянные пустые лица еще долго будут преследовать меня в кошмарах.

На столах были свалены коробки с мозаикой, не вызывавшей ни у кого интереса. На длинных полках ровными рядами стояли книги, которые никто не брал в руки. На рояле возле окна виднелся толстый слой пыли. Казалось, в этой комнате никому ни до чего нет дела. Голос менеджера тонул в реве телевизора, работавшего на такой громкости, что у слуховых аппаратов перегорали предохранители.

Я развернулась, чтобы выйти, и тут увидела ее. Одетая в ночную рубашку и какой-то жуткий зеленый халат, она сидела в инвалидной коляске и выглядела старой, куда старше моей матери. Редкие седые волосы сбились в воронье гнездо, сквозь которое проглядывала розовая блестящая кожа. Она смотрела в дальний угол комнаты, туда, где стена встречалась с потолком. Проследив за взглядом, я ничего не заметила, однако старуха буквально вперилась в эту точку, и в ее глазах была пустота. От женщины, наверняка когда-то умной и красивой, осталась кучка костей, обтянутых сухой морщинистой кожей и прикрытых заляпанным халатом.

«Кто ты? – с тоской подумалось мне. – Чья-то дочь, жена, мать?… Что ты потеряла?»

Прав был папа, что отказался сюда ехать. И жаль, я его не послушала. Я опустила взгляд и только теперь заметила старушечьи ноги – босые, сморщенные, с надутыми синими венами, узловатыми пальцами… и накрашенными ярко-красным лаком ногтями. Самое нелепое зрелище на свете. Ее педикюр был идеальным. Кто-то потратил немало времени, чтобы сделать его женщине, которая не выходит из комнаты и вряд ли помнит многие события собственной жизни. О ней заботятся. Ее не оставили на произвол судьбы…

Что ж, этот приют не для нас. Но старушка с накрашенными ногтями подарила силы и решимость когда-нибудь, в будущем, посмотреть другие подобные лечебницы. Наверное, я вынесла из этой поездки что-то еще, потому что с того дня раз в неделю откладывала все дела, чтобы сделать маме маникюр.

– Там тебе почта, – сообщил отец, проходя мимо с чашкой в руке и газетой под мышкой. – Оставил в твоей комнате.

Покрывая мамины ногти прозрачным лаком, я кивнула.

– Спасибо. Посмотрю попозже.

Возле зеркала лежали четыре конверта. Я подняла их и, читая обратные адреса, по очереди бросала письма на стол: одно из банка, во втором – счет за телефон, потом извещение о налоге на машину… и письмо от матери моей покойной подруги.

Я узнала характерный почерк Линды с первого же взгляда, хотя прежде видела его лишь раз – на записке, приложенной к куртке Джека. Однако конверт был слишком мал, чтобы вместить какой-то предмет. Интересно, зачем тогда мне писать? Внутри обнаружился лист бумаги, обернутый вокруг другого запечатанного конверта, на котором не было адреса, только мое имя. Значит, отправлять его не собирались… Мы словно затеяли игру «передай послание с того света» – почерк на втором письме тоже оказался знакомым. Он чем-то походил на материнский…

Наверное, во мне должно было взыграть любопытство, желание выяснить последний секрет Эми. Но вместо этого я взялась за письмо Линды.

Милая Эмма!

Мы с Дональдом наконец разобрали вещи Эми. Это было очень тяжело, поэтому мы так затянули. Будь у нас возможность, Дональд оплатил бы аренду ее квартиры на пятьдесят лет вперед, и мы превратили бы это место в храм. Хотя так, наверное, было бы больнее… И Эми бы не понравилось.

Это письмо я нашла среди других важных документов. Оно адресовано тебе. Вероятно, Эми собиралась вручить его в день свадьбы, не знаю… Надеюсь, то, что внутри, не слишком тебя огорчит. Тебе повезло. Я все бы отдала, чтобы еще раз услышать мою деточку.

С любовью,

Линда.

Последнее предложение вызвало у меня угрызения совести. Лучше бы ее родители нашли письмо, адресованное им. Да и опасения насчет содержимого, скорее всего, не напрасны… Я не стану его читать. Если там пожелания по случаю несостоявшейся свадьбы, то нет смысла. А если что-то другое… тем более не хочу это видеть. Не сейчас.

Я достала из глубин шкафа потрепанную картонную коробку, в которую не заглядывала уже целую вечность. Она была обмотана широкой резинкой, не позволявшей крышке распахнуться под натиском всяких сувениров и прочих памятных безделушек. Запихнув в нее белый конверт, я вернула коробку на место.

– О, только посмотрите! – с наигранной радостью воскликнула Моник во время обеденного затишья. – Один из твоих мужчин заглянул в гости. Какая приятная неожиданность.

Я наградила начальницу самым свирепым взглядом, дозволенным ценному сотруднику. Из машины, небрежно брошенной посреди дороги в нарушение всех правил парковки, вылезал – кто бы мог подумать! – Ричард.

Молча войдя в магазин, он положил на деревянный прилавок связку ключей.

– Вот. Как просила.

На его лице ничего не отражалось. Ни малейшего намека на чувства. Но я была рядом, когда в девять лет он свалился с дерева. Ричард не плакал, хотя сломал руку в двух местах. Тогда я видела, как на самом деле ему больно. И видела это сейчас.

Я сглотнула комок в горле. Выглядел Ричард так себе. Возле губ залегли незнакомые прежде морщинки, под глазами проступили серые круги. Несмотря на загар, он казался бледным и усталым.

«Эмма, тебе же нет до него дела…»

– Спасибо. – Я взяла ключи. Острые кромки впились в кожу. – Можно было не спешить.

– Я думал, тебе не нравится, что они у меня.

– Вовсе нет, – смущенно ответила я. – Кстати, в твоей квартире остались и другие мои вещи…

Ричард дернулся, словно его пырнули ножом.

– Может, я заскочу как-нибудь в обед, заберу?

Пояснять, что «в обед» означает «когда тебя там не будет», не пришлось – судя по взгляду, Ричард и сам это понял.

Разделенные прилавком, мы стояли, чувствуя неловкость, словно присматривающиеся друг к другу чужаки. И если честно, так было проще, чем когда мы ругались.

– Конечно. Когда захочешь. У тебя же есть ключи от моей квартиры?

Я кивнула. Надо будет оставить их потом в почтовом ящике.

– Как там Кэролайн? – неожиданно спросил он, и нам обоим полегчало. Проще говорить на нейтральные темы; тогда нет этого мерзкого чувства под ложечкой.

– Гораздо лучше. Она начала ходить к психотерапевту, и, судя по всему, ей помогает. И Ника вроде отпустило. Он сильно за нее переживал.

Ричард явно хотел что-то сказать, но передумал. Нет, вести подобный разговор – это ужасно. Мучительно. Все равно что ходить по минному полю. Боишься сделать неверный шаг, сказать лишнее слово – и разнести все, что осталось между нами, в клочья. Где же Моник со своим острым язычком, когда она так нужна? Увы, моя начальница в кои-то веки тактично предпочла оставить нас наедине.

– Чуть не забыл, я же кое-что принес. – Ричард вытащил из-под куртки большой пухлый сверток.

Сердце упало. После тех цветов я надеялась, что он не станет задабривать меня подарками.

– Это книга, – сказал он, кладя сверток на прилавок.

Развернув бумагу, я вытащила солидное и довольно дорогое издание в переплете. «Альцгеймер: новый взгляд». За последний год я прочла немало книг об этом жутком заболевании, но конкретно эту видела впервые.

– Она вышла совсем недавно, – пояснил Ричард, пока я пробегала взглядом аннотацию. – В последней главе есть довольно интересные моменты. Авторы предлагают новые методики. Может быть, что-то окажется для нее полезным.

Я положила книгу на столешницу.

– Спасибо. Сколько я должна?

Его лицо исказилось болью.

– Конечно же, ничего. Я заказал ее в прошлом месяце, еще до того… Ну, ты поняла. Просто посылка задержалась на почте. – Он покачал головой, словно не веря, что я предложила ему деньги. – Ты ничего не должна.

– Тогда еще раз спасибо.

– Мне пора. Увидимся. – Ричард наткнулся на мой взгляд. – Или нет…

Он направился к выходу, но у самых дверей остановился.

– Эмма, не выбрасывай книгу лишь потому, что ее подарил я. Хотя бы прочти ее сперва.

– Хорошо.

Так я и сделала. Ричард был прав. В книге описывались методики, которые могли помочь маме, и это здорово обнадеживало. Вот только меня смутили поля, пестревшие многочисленными пометками убористым почерком. Ричард потратил на изучение книги немало времени, и я не представляла, как на это реагировать.

Кэролайн выбрала для звонка идеальный момент. Она точно знала, во сколько заканчивается мой рабочий день, и позвонила как раз в те секунды, когда я упаковывала сумку.

– Это я, – объявила она вместо приветствия. Наверное, хотела застать меня врасплох. И у нее получилось. – Помнишь, что сегодня за день?

Глупый вопрос. Конечно, помню. Я держала в голове все важные даты.

– Мне тут подумалось… – Она неловко замолчала. – В общем, я купила цветы.

– Как мило. – Искренности в моем голосе явно не хватало.

– Ты поедешь со мной?

Я вздохнула. Ну конечно, именно поэтому она и звонит.

– Нет, Каро, вряд ли.

– Это ведь ее день рождения, – уныло протянула она.

– Я не могу. Просто не могу.

– Эмма, когда-нибудь тебе придется ее простить. Нельзя держать в себе обиду. Сама знаешь.

– Не знаю… Вдруг я не такая хорошая, как вы все думаете.

– Это не так! – решительно опровергла она.

– Поезжай одна, – попросила я. – Прости, Кэролайн, прошло слишком мало времени.

– Ну хорошо. – Перед таким аргументом Каро сдалась. Вряд ли она и в самом деле рассчитывала на мое согласие. – Я скажу ей, что цветы от нас обеих, – с вызовом добавила она.

– Как хочешь.

Сжимая в руке телефон, я долго стояла, глядя на висящий календарь. Мой взгляд был прикован к черным цифрам сегодняшней даты.

– С днем рождения, Эми…

Глава 12

В пятницу было солнечно и ветрено. Я вернулась с работы пораньше и искала более подходящую одежду для поездки на озеро. Настойчиво твердя себе, что это не свидание, я натянула черные брюки и принялась рыться в шкафу в поисках последней вещи, которую сегодня еще не мерила, – мягкого джемпера из ангоры с довольно глубоким вырезом. Насыщенный нефритовый цвет придавал взгляду зелени, а волосам – рыжинки. Слава богу, с обувью было легче: никаких каблуков!

Стянув резинку с волос, я хорошенько, до медного блеска, расчесала их щеткой. И едва успела нанести помаду на губы, как подъехал автомобиль. Сердце застучало, во рту вдруг пересохло. Поразительно: я нервничала, словно собиралась на первое в жизни свидание.

Это было так странно – видеть Джека в доме моих родителей. Заслышав шаги, он вскинул голову и тепло улыбнулся. Надеюсь, он не заметил, как в момент, когда наши взгляды встретились, у меня перехватило дыхание.

Джек с отцом пожали друг другу руки и перекинулись парой фраз, а в моей груди непривычно затрепетало. Такая ситуация была для нас внове. Ричарда мы все знали так давно, что он фактически стал членом семьи. Родителям он нравился, поэтому я не волновалась, как они примут его в качестве моего бойфренда. Теперь все было по-другому.

Джек вел себя скромно, уважительно и лучился очарованием, а отец, запинаясь, выдавливал давно назревшие слова благодарности.

– Мы с Фрэнсис вам очень признательны… – неуверенно начал он. Мама тихонько вышла из кухни и встала рядом. – Даже не знаю, как это выразить. Если бы не вы, мы ее потеряли бы. Вы не только Эмму спасли – всех нас.

– Ну что вы. – Легкий акцент придавал голосу Джека искренности и мягкости.

– Она для нас – это все… – Отец задохнулся от эмоций.

– Папа, – решила я вмешаться, сочтя, что подобные откровения с незнакомцем хоть и трогательны, но несколько неуместны. – Хватит уже, а то ты Джека совсем засмущал.

– Вовсе нет, – неожиданно возразил Джек, накрывая ладонью мою руку, лежавшую на перилах. – Я прекрасно вас понимаю. Страшно даже думать о том, чтобы потерять Эмму.

Повисла тишина. Я сглотнула так шумно, что, кажется, все трое это услышали.

– А вот моя мама, Фрэнсис, – неуклюже попыталась я сменить тему.

Джек протянул руку, и мама, на секунду замешкавшись, вложила в нее свою.

– Рад наконец-то с вами познакомиться, – с улыбкой проговорил Джек. – Эмма так много о вас рассказывает, что мы будто уже знакомы. И я боялся, что не успею до отъезда признаться лично, как восхищен вашими работами. Одна из картин висит в моем нынешнем доме. Та, которую вы писали во Франции. Это самый чудесный пейзаж, который я только видел.

Его комплименты задели нужную струнку, и мама расслабилась (что в присутствии незнакомцев было редкостью) и даже приободрилась. Интересно: это потому что Джек неприкрыто восторгается ее живописью или потому что он скоро уезжает? Ей, похоже, не очень понравилось, что он держал меня за руку. Если мою личную жизнь расценивать как спортивное состязание, то мама уже выбрала команду, за которую будет болеть.

– Твои родители мне понравились, – признался Джек, когда мы сели в машину. – По-моему, они очень хорошие.

– Так и есть. – Я заерзала в кресле, вспоминая о случившемся перед самым отъездом. – Ты прости, мама иногда путается.

Убрав одну руку с руля, он на миг сжал мои пальцы.

– Все нормально. Забудь.

Не получалось. Мысль слишком прочно засела в голове. Сегодняшний инцидент однозначно подтвердил: мама не обретет покой, пока не побывает на нашей с Ричардом свадьбе.

Джек помогал мне надеть пальто, когда мама впервые за вечер подала голос:

– Вы друг Ричарда?

Заливаясь краской, я тоскливо уставилась в пол, надеясь, что земля разверзнется и поглотит меня. Увы, под ногами был лишь бежевый ковер.

– Нет, миссис Маршалл, – вежливо ответил Джек. – Мы с ним встречались буквально пару раз. Я друг Эммы. – Он нежно мне улыбнулся.

Я не знала, как выразить свою благодарность.

– Фрэнни, мы с молодым человеком уже знакомы, – вступил в разговор отец. – Я говорил тебе о нем чуть раньше. Это Джек Монро, тот джентльмен, который помог Эмме и Кэролайн после аварии.

Мама небрежно кивнула, будто не желая говорить о неком весьма занятном, но, в общем-то, довольно обыденном факте.

– Мистер Монро, надеюсь, вас пригласили на свадьбу? Эмма с Ричардом скоро женятся.

Она ведь знает, что мы расстались. По крайней мере, вчера еще знала.

– Мама… – начала я. – Ты же помнишь, что мы с Ричардом…

– Она будет самой красивой невестой! Правда, свадьбу пришлось отложить… Надеюсь, ненадолго. Да, солнышко?

Папа заметно нервничал, а я не знала, куда деть глаза. Одного Джека эта дикая беседа, казалось, совершенно не смущала.

– Уверен, из Эммы получится чудесная невеста. Увы, боюсь, я не смогу присутствовать на вашем торжестве. Через пару недель мне надо возвращаться в Штаты. К тому же, если честно, я не большой поклонник свадеб.

Первым аргументом Джек все равно что вонзил нож в мою грудь, вторым – провернул его в ране. Папа одними губами прошептал извинения, взял маму под локоть и увлек ее обратно в кухню. У самых дверей мама вдруг повернула голову.

– Эмма, кто этот молодой человек? Друг Ричарда?

Сидя в машине, я продолжала оправдываться:

– Она не всегда такая. Только если расстроена. Но никогда не знаешь, в каком она будет настроении. Папе очень сложно приходится.

– И тебе, – сочувственно добавил Джек.

Я пожала плечами.

– Они женаты сорок лет. Он боится ее потерять.

– О да, она явно сторонница брака. Судя по всему, ей очень хочется выдать тебя замуж.

– Об этом, наверное, все матери мечтают. Просто моя немного зациклилась. – Джек замолчал, сосредоточившись на дороге. – А еще ей очень нравится Ричард, – добавила я.

– А что, он кому-то не нравится?

Я неприлично громко захохотала. Отведя взгляд от трассы, Джек улыбнулся, и тепло от его улыбки расползлось по всему моему телу.

– Что будет, когда она поймет? Ну, что свадьбу совсем отменили?

Веселье испарилось.

– Не знаю, – вздохнула я. – Надеюсь, она смирится… и ей не станет хуже. Не вынесу, если спровоцирую ее болезнь. Просто не смогу с этим жить.

Костяшки пальцев, сжимающих руль, побелели, и Джек медленно, точно подбирая слова, произнес:

– Только не надо ради родителей все-таки выходить за него замуж.

Я не ответила. Тогда Джек повернулся ко мне, забыв о дороге. Он выглядел предельно серьезным.

– Эмма, так нельзя. Ты себе всю жизнь сломаешь.

– Зато стольких осчастливлю, – вздохнула я.

– И себя в том числе?

– Нет.

– Тогда не вздумай. Выбрось из головы. Нельзя выходить замуж ради чужого счастья. Уж поверь, я знаю, о чем говорю.

К нам в машине будто присоединилась Шеридан; она с комфортом устроилась на заднем сиденье, а рядом с ней – Ричард. Но я не допущу, чтобы кто-нибудь из них испортил сегодняшний день.

Удивительно жаркое для апреля солнце ярко светило за окнами машины. В салоне было тепло и уютно, и хотелось забыть о проблемах, свалившихся на меня в последнее время. Хоть ненадолго расслабиться.

– Что будет с твоей матерью, когда отец перестанет справляться? – спросил Джек, возвращаясь к закрытой теме.

– Не представляю. Я смотрела пару пансионатов… Отец категорически против.

– А как насчет сиделки? Приходящей нянечки? Может, его хотя бы такой вариант устроит?

Я вздохнула.

– Не уверена. Мы с Ричардом уже над этим думали, но нам не хватало денег. – Я невесело фыркнула. – А сейчас – тем более.

– А если я помогу?

– В смысле?

– Я мог бы дать денег. Любую сумму, сколько потребуется.

Сперва я даже не сообразила, что именно он предлагает. На секунду представила, как бы изменилась наша жизнь. Как отец, больше не измотанный бесконечной тревогой, смог бы играть с друзьями в гольф или проводить вечера в баре. А я вернулась бы в Лондон к своей работе. Из сиделки снова стала бы дочерью. И жизнь наладилась бы… Глупые мечты.

– Нет. Ни в коем случае.

Вряд ли мой отказ его удивил, но Джек все равно шумно вздохнул, когда я положила руку ему на предплечье.

– Пожалуйста, не думай, что я неблагодарная. Это очень щедрое предложение. Но мы не можем его принять.

– В чем смысл зарабатывать кучу денег, если я не могу тратить их куда хочу?

– Пожертвуй на благотворительность.

– Уже. И я не поэтому тебе предложил.

– Тогда зачем? – спросила я с вызовом.

Джек заговорил не сразу.

– Затем, что мне не все равно, что с тобой будет. Я хочу сделать твою жизнь лучше, хотя, черт возьми, сам не знаю, почему. Может, из-за аварии… А может, я чувствовал бы то же самое, если бы мы случайно встретились на улице. Я не могу просто уехать и забыть тебя. Понимаю, я несу сейчас полный бред, но я как будто обязан присматривать за тобой. – Джек хмыкнул, признавая, что выражается весьма старомодно. – В общем, мне хочется быть твоим рыцарем, и самый лучший способ – решить ваши финансовые затруднения.

– Спасибо, Джек. Я очень признательна. Но нет.

Он посмотрел на меня.

– Просто обещай, что если станет совсем туго, ты не выкинешь какую-нибудь глупость. Не ограбишь банк, не наймешься на три работы сразу… или не выйдешь замуж по расчету.

Стоило, наверное, спросить, какой из этих сценариев он считает наихудшим.

Кажется, Джек понял мое желание сменить тему, потому что следующие двадцать минут он во всех подробностях рассказывал о своем путешествии по Дальнему Востоку. И повествование о городах и нациях так захватило, что отчаянно захотелось купить билет на ближайший рейс в Шанхай.

– Твоя жизнь сильно отличается от моей… – задумчиво протянула я.

– Например?

Я вздохнула. Как бы так сказать, чтобы это не выглядело нытьем?

– Ну например, ты занимаешься любимым делом, и у тебя отлично получается.

Джек скромно пожал плечами, а я продолжала:

– Ты путешествуешь по всему свету. Тебя никто не держит.

Увлекшись разговором, мы чуть не проехали поворот на озеро.

– Здесь, – вовремя спохватился Джек. Я кивнула. Выходит, он и сам прекрасно помнил дорогу, и я в качестве штурмана ему совершенно не нужна. Интересно, зачем тогда он меня позвал?

– Ты тоже можешь жить, как тебе хочется.

Протяжно выдохнув, я помотала головой.

– Вряд ли. По крайней мере, не сейчас.

Джек поджал губы. Похоже, мой ответ ему не понравился.

– Эмма, так нельзя. Да, нет ничего важнее семьи, и замечательно, что ты готова всем ради близких пожертвовать. Но, прошу, не отказывайся от своей мечты. У каждого человека есть обязательства, фокус лишь в том, как расставить приоритеты, чтобы и другим угодить, и самому остаться счастливым.

– Тебе это удается?

Задумавшись на секунду, Джек кивнул.

– Да. И ты ошибаешься. Кое-кто меня все-таки держит, и этот человек очень важен.

Наверное, я сейчас умру от любопытства. О ком это он?

Не замечая, как я ерзаю на кресле, Джек остановился и выключил двигатель.

– Приехали, – объявил он, расстегивая ремень.

Когда мы вылезли, Джек предложил мне руку. После секундной заминки я вложила в нее пальцы. За время нашего знакомства я успела убедиться, что Джек из тех, кто привык воспринимать мир в первую очередь через касание, и не стоит искать какой-то особый смысл в его постоянной тяге к физическому контакту.

Мы дважды обошли вокруг озера, и поддержка Джека оказалась очень кстати, потому что земля была скользкой и бугристой. Сам он молчал, обдумывая какой-то особо хитрый поворот сюжета. Правда, позднее выяснилось, что у него на уме не только поиски идеального места преступления.

Он стоял у самой воды, глядя на свое отражение, а я наблюдала за ним со стороны, зная, что этот образ останется со мной надолго. Может быть, навсегда. Через какие-то две недели Джек исчезнет из моей жизни, а я уже не представляла, как буду без него. На это озеро я точно больше не вернусь. Слишком много воспоминаний с ним связано.

Расстелив покрывало на том же плоском камне, я села.

– Странно, наверное, все время думать о том, как лучше совершить преступление и уйти от ответственности, – заметила я, когда Джек опустился на клетчатый плед рядом со мной.

– Ты бы удивилась, узнав, как это просветляет, – усмехнулся он. – Мне нравится думать, что так я делаю общество чуточку лучше.

Я выгнула бровь, а Джек уставился на меня долгим взглядом. Снова возникло то самое чувство, будто он собирается что-то сказать, но, встав на краю пропасти, в последний момент решает не прыгать вниз головой.

Джек отвернулся, глядя на озеро.

– Есть в этом месте нечто такое…

Я заметила, как в его черных волосах на солнце заплясали синие отблески. Хорошо, что он не видел моего лица. Я поспешно опустила взгляд, нервно затеребив маленький плоский камешек, попавший под руку.

– По-моему, жизнь не может здесь оборваться, – пробормотала я, сама не зная, о чем говорю: о его книге или нашей реальности. – Это место не для смерти, а для рождения чего-то нового.

Сердце застучало. Джек, наверное, даже не понимает, что именно я пытаюсь неуклюже сказать… И сознает ли он вообще, какое воздействие на меня оказывает? Скорее всего, да, потому что его рука вдруг скользнула по одеялу, и он сплел наши пальцы. А я разучилась дышать.

– Эмма, есть в тебе что-то такое… Уже давно никто не западал мне в душу так, как ты.

– Ты мне тоже небезразличен, – чуть слышно прошептала я, будто опасаясь, что деревья раскроют мой маленький постыдный секрет.

Он кивнул, не удивленный моим ответом.

– Давай начистоту. Я уже староват для всяких игр и намеков. Между нами явно что-то есть. Не знаю, виновата ли авария, или гормоны, или что-то еще… Так или иначе, оно есть, и не обращать на него внимание не получается.

– Понимаю. И это чертовски пугает.

– Да уж, не самые лестные слова, – невесело рассмеялся Джек. – Хотя, учитывая обстоятельства, я тебя понимаю. Тебе и без того сейчас несладко.

Джек внезапно встал и потянул меня за собой. Не разжимая рук, он долго-долго смотрел мне в лицо, словно пытаясь запечатлеть его в памяти. Хочет когда-нибудь вывести меня в своей книге или есть другие причины? Я непонимающе нахмурилась, и большим пальцем он попытался разгладить морщинку на лбу.

Наконец Джек заговорил, и негромкий голос разорвал опутывающие нас чары.

– Прости, Эмма, я планировал устроить приятный выходной, а не подкидывать проблем. Давай просто обо всем забудем?

Он наклонился, сворачивая плед, а я, улучив момент, прихватила плоский камешек, с которым играла чуть раньше. Хотелось оставить сувенир на память об этом вечере.

По дороге в город я молчала, проматывая в голове весь разговор у закатного озера. Когда мы добрались до ярко освещенного ресторана, я знала наверняка только одно: ни сейчас, ни в будущем я не смогу стереть из памяти ни единой сегодняшней реплики.

Ресторан, оформленный в деревенском стиле, был очень мил: дубовые балки, каменные стены… Нас проводили к столику возле окна, на котором в стеклянном бокале плясало пламя красной свечи.

Неподалеку бок о бок сидела пожилая пара, переплетя на белой скатерти морщинистые руки, покрытые старческими пятнами. Я вдруг почувствовала зависть – мне очень не хватало такой близости, и я даже знала, с кем именно хочу ее испытать. Глупая, глупая мечта, которой не суждено сбыться. И которая не желала разбиваться о реальность.

– Здесь чудесно, Джек. Спасибо. – Я вздохнула. – Наверное, мне и правда нужно расслабиться.

– Рад, что получается, – сказал он, выдвигая мой стул. От ласковой улыбки, как всегда, дрогнуло сердце. Не я одна пала жертвой его чар; официантка тоже присматривалась к Джеку, украдкой любуясь широкоплечей фигурой, мне же достался от нее хитрый взгляд, будто говорящий: «Везет же некоторым». Я закусила губу. Наверное, вокруг Джека всегда вьются женщины. Флиртуют, кокетничают. Пытаются привлечь внимание. И все же, когда мы вместе, он смотрит только на меня. Джек словно воплощал в себе все качества идеального мужчины из бесконечных списков для глянцевых журналов. И это было так удивительно, что я…

– Какое закажем вино?

Я пыталась поймать ускользающую мысль:

«…так удивительно, что я…»

– Белое или красное?

«…что я… влюбляюсь?!»

– Эмма?

Я не могу влюбиться в Джека! Или могу?… Подумаешь, мимолетное увлечение, сугубо гормональная тяга. Но чтобы любовь? Откуда?!

– Эмма, что-то не так?

Я вздрогнула, словно очнувшись ото сна, и, поймав на себе полные любопытства взгляды Джека и официантки, промямлила:

– Да, белого вина, пожалуйста.

Слава богу, хотя бы дар речи не утратила. Потому что с чувствами явно не ладится. Неужели мне хватило глупости влюбиться в мужчину, который вот-вот исчезнет из моей жизни, у которого аллергия на обязательства и который до сих пор не оправился от предательства бывшей жены? И это при том, что каких-то шесть недель назад я сама собиралась замуж за другого?

Джек что-то говорил, но я не слышала, думая о своем.

– Прости, что ты сказал? – переспросила я, тряхнув головой в надежде, что все лишние мысли уберутся прочь.

Он не сводил с меня задумчивого взгляда.

– Уверена, что все хорошо? Тебя не тошнит? Голова не кружится? Ты какая-то… странная.

– Нет-нет, все замечательно, – соврала я.

Потянувшись через стол, Джек накрыл ладонью мою руку.

– Со временем обязательно станет легче. Поверь.

Он уже столько раз ко мне прикасался, что должен был выработаться иммунитет, однако сейчас все оказалось по-другому. Пальцы дотронулись до моей кожи, и пульс ускорился в тысячу раз, а карие, почти черные глаза Джека вдруг стали серьезными.

– Не хочу уезжать, пока ты в таком состоянии.

С языка рвалось: «Тогда не уезжай. Закончи книгу здесь. И все последующие – тоже. Ведь тебе неважно, где писать, зачем возвращаться?» Но сказать это – значит выставить себя полной дурой, поэтому я ответила:

– Джек, ты не обязан спасать меня всю жизнь. Давай уже, завязывай с геройством.

Горько улыбнувшись, он парировал:

– Знаешь, наверное, я и на другом конце света буду за тебя переживать.

Судя по интонации, это была не шутка.

Я не нашлась с ответом, хотя слова и интонации Джека на всякий случай запомнила, чтобы потом в них разобраться.

– А может, останешься? Ну, ненадолго, если хочешь? – словно невзначай поинтересовалась, предательски заливаясь краской.

– Вряд ли. У меня в Нью-Йорке дела, и дом я арендовал только до конца месяца. – Сделав паузу, он осторожно добавил: – И как я уже говорил, есть кое-кто… ради кого я должен вернуться.

Я сглотнула, надеясь не выдать чувств. Да, недавно он упоминал о ком-то, кто его «держит». И скорее всего, этот кто-то – женщина. Так что все, Эмма, конец. Мы с ним видимся последний раз. Глаза защипало, и я яростно сморгнула слезы. Не стоит портить вечер фантазиями о том, чему не суждено случиться.

Скрывая эмоции, я, как обычно, перекидывалась с Джеком шутками. Смеялась, когда он с нарочитым удивлением принялся изучать в меню раздел национальной кухни.

– «Завтрак пахаря», «Пузырь и писк» и «Хлебный пудинг»? «Жаба в норе»? Люди, да что с вами такое?!

Я подняла тост за будущее, надеясь, что глаза не выдадут печаль от нашего скорого расставания.

Выйдя из ресторана, мы очутились на открытой веранде у самого берега реки. Солнце спустилось совсем низко, и ртутные воды слабо мерцали в косых лучах.

– Прогуляемся немного? – предложил Джек.

Я кивнула, и мы направились к ступенькам. Джек взял меня за руку, чтобы я не упала с напитавшихся влагой деревяшек, и так и не выпустил, даже когда мы пошли по извилистой тропинке к пляжу. Заметно холодало, но я не мерзла, согретая теплом его рук.

На этом берегу реки не было ни души, а на другом и вовсе простирались пустые поля. Деревья отбрасывали причудливые тени, густеющие по мере того, как солнце ползло за горизонт. Поэтому уже через пару минут казалось, что мы с Джеком очутились на краю света. Или в нашем собственном мире для двоих, где не существует привычных правил.

Впереди возник деревянный мост, оформленный под старину. Нам незачем было переходить на другую сторону, однако, поравнявшись с ним, мы не сговариваясь свернули к дощатому настилу. Здесь деревья росли особенно густо, и Джеку приходилось пригибать голову, чтобы не задевать нижние ветки. Добравшись до середины моста, мы замерли на месте, глядя, как на реку спускается ночь и свинцовые волны постепенно чернеют. Последние лучи солнца угасали, в небе всходила луна.

За всю прогулку мы не произнесли ни слова. Слова были лишними, они разрушили бы гармонию этого места. И все же я заговорила:

– Так спокойно… Навсегда бы тут осталась. – Я ждала, что Джек отпустит какой-нибудь насмешливый комментарий, но он молчал. – Тебе стоило захватить фотоаппарат, – продолжала я.

Джек, опираясь рукой о перила, повернулся.

– Нет, – тихо ответил он. – Я и так запомню сегодняшний вечер. Из-за…

Я не заметила, как он опускает голову, как обнимает меня – ужасно, потому что в будущем не раз захочется воскресить в памяти эти секунды. Все случилось неожиданно – каким-то чудом я вдруг очутилась в объятиях Джека, чувствуя его губы на своих и утопая в самом потрясающем поцелуе в жизни.

Я словно парила в небе, не зная, кто я и как вернусь на землю. Джек прижимался ко мне всем телом, и мы идеально подходили друг другу, точно детальки мозаики. Послышался стон – не знаю, чей именно, потому что мы оба уже задыхались, но не желали прерывать поцелуй. Мир тонул в красной бархатной дымке; исчезло все, кроме его сладких губ.

Джек отпустил меня далеко не сразу – он продолжал осыпать меня быстрыми, но невероятно эротичными поцелуями. И руки он не разжал, только откинул голову, чтобы видеть мое лицо. Мы оба тяжело дышали, и сердца стучали в унисон, общаясь в древнем, как вселенная, ритме.

– Знаю, не стоило этого делать, – хрипло произнес Джек. – Но извиняться не стану, потому что ни капельки не жалею. – Я хотела ответить, однако губы не желали предаваться столь мирским занятиям – они жаждали новых поцелуев. – Наверное, я поступил подло, воспользовался моментом… но я должен был узнать, каково оно… Хотя бы раз.

Одной фразой он умудрился сказать столько глупостей, что я даже не знала, с какой из них начать.

– Ты не… ты не воспользовался. Я хотела, чтобы ты меня поцеловал. – Остатки гордости разлетелись вдребезги, и их смыло течением под нашими ногами. – Уже давно хотела.

Джек зажмурился. Я было обрадовалась, что сейчас он сдастся и снова поцелует, однако этот чертов упрямец нашел силы отступить на шаг. И только судорожно дрогнувшие пальцы выдали, как ему не хочется меня отпускать.

– Это неправильно, – пояснил он, избегая моего взгляда. – Для нас обоих.

Я замотала головой, но он поймал мой подбородок. И очень нежно провел большим пальцем по нижней губе, все еще припухшей от поцелуя.

– На тебя многое свалилось, и ты совсем запуталась. Ты и так не знаешь, что делать, а я еще больше сбиваю с толку.

– Джек… – тоскливо начала я, уже, впрочем, зная, что в этой схватке не победить.

Он покачал головой.

– Нет. Для тебя – слишком рано, для меня – уже поздно.

Джек разжал пальцы и шагнул назад.

– Эмма, я не тот, кто тебе сейчас нужен. Но, черт возьми, как же мне хочется схватить тебя и зацеловать до потери сознания!

Я с надеждой уставилась на него, ничуть не стыдясь мольбы в своем взгляде. Все чувства были написаны на моем лице, и даже жадно бьющаяся венка пульса на шее буквально кричала о желании, чтобы он исполнил свою угрозу. Джек, тихо застонав, отвернулся к реке.

– Эмма, у нас все равно нет будущего, а расставаний тебе и без того хватает.

Наконец в душе проснулось достоинство, спасая от унижения.

– Что значит «уже поздно» для тебя? Это потому что ты уезжаешь?

Джек отвел взгляд от реки.

– Нет. Дело не в отъезде. А в том, что… поздно для серьезных отношений. Уже лет десять как.

Десять лет. Именно столько прошло после его развода.

Говорить больше было не о чем, и Джек на обратной дороге включил в машине радио, пытаясь музыкой заполнить пустоту. Чтобы не вести мучительный разговор ни о чем, я трусливо сделала вид, что заснула, а Джек притворился, что поверил.

Глава 13

Следующие несколько дней я никак не могла отделаться от воспоминаний. Что только не пробовала, пытаясь переключиться на другие мысли, но пятничный вечер упрямо всплывал в голове во всех подробностях. И случалось это, естественно, в самый неподходящий момент. Например, во время субботней прогулки с мамой, когда вдруг шелестящий листьями лес исчез и я опять оказалась на мосту в объятиях Джека.

Я так увлеклась, что даже не заметила, как мама отстала. Она замерла метрах в пяти от меня, запрокинув голову и глядя на кружевные кроны, раскачивающиеся в ритмичном танце. Поспешно вернувшись, я молча взяла ее под локоть. Вокруг глаз и губ мамы проступало непривычно много морщинок, и все же она так сильно походила на себя прежнюю, здоровую, что никак не получилось смириться с изменениями, происходившими в ее разуме. Мы с отцом оказались бессильны перед болезнью, которая крала у нас родного человека.

– Смотри, как чудесно преломляется свет!

Я потянула ее за собой.

– Да, очень красиво. Пойдем дальше?

Не слыша, она покачала головой, блуждая в своих обрывочных воспоминаниях.

– Я видела фотографию… или картину… очень давно. На ней солнце тоже проходило сквозь деревья. Там вроде бы был лес…

Я грустно улыбнулась, понимая, что она имеет в виду.

– Да, мама, это была картина. Ты права, она выглядела в точности так же.

Я даже помнила, как мама ее писала. В последнее лето перед моим отъездом. Я спускалась к завтраку, и аромат яичницы с тостами тонул в запахе масляных красок. Мама каждый день вставала на рассвете и рисовала, пока мы с отцом еще спали. Присоединялась к нам уже за столом – взбудораженная, полная воодушевления и обязательно с цветными мазками на лбу, щеках или подбородке.

Теперь же единственной отметиной на ее лице была хмурая морщинка, когда мама силилась вспомнить что-то важное. И сердце от этого рвалось на части.

Вдруг ее озарило:

– Это же я рисовала! Правда? Я была художницей.

– Да, мама, ты художница, и очень талантливая.

Надеюсь, она заметила, что я говорю в настоящем времени, а не в прошедшем.

– Надо же, как во сне. Или в прошлой жизни.

Я кивнула – так оно и есть – и затаила дыхание в надежде, что за этим воспоминанием последуют и остальные. Увы! Мы будто перетягивали канат: с одной стороны я с папой, с другой – болезнь Альцгеймера, и обе команды не желали сдаваться. Не представляю даже, что при этом чувствовала мама, то выскальзывая из бездны беспамятства, то опять проваливаясь. И моменты, когда она осознавала, что с ней происходит, были самыми ужасными.

Я крепко обняла ее за плечи, а мама улыбнулась, однако свет понимания в глазах уже начал угасать. Она опять бросила взгляд на деревья и, прежде чем последовать за мной, сказала:

– Смотри, как чудесно преломляется свет!

Мысли о Джеке преследовали меня повсюду, даже на работе, заставляя умолкнуть на середине разговора, забыть о делах и бесцельно стоять в пустой комнате, уставившись в одну точку и поглаживая кончиками пальцев губы. Зашло так далеко, что Моник не вытерпела и со свойственной ей деликатностью заявила:

– Решено: уволю тебя со следующей недели.

Она непринужденно сделала глоток кофе. Я же поперхнулась, обжигая рот чересчур горячей жидкостью.

– Что?!

– Ничего личного, – извинилась она, мило пожимая плечами. – От тебя совершенно нет толку.

Не самая лестная оценка. И, между прочим, не совсем верная.

– Прости, – пробормотала я, извиняясь как за уже допущенные промахи, так и за грядущие, которых явно не избежать. – Я возьму себя в руки. Скоро все пройдет, потерпи еще чуть-чуть. Пожалуйста.

– Думаешь, его отъезд в Штаты исправит ситуацию? И твои чувства к красавчику из Америки волшебным образом испарятся? – Я уставилась на нее круглыми глазами – ведь никому и словом не обмолвилась, что между нами с Джеком что-то есть. – Считаешь меня старой и слепой? Я француженка! – Моник гордо выпятила грудь. – Такие вещи сразу вижу.

Казалось, что в тот вечер мы с Джеком поставили точку, поэтому его звонок несколько дней спустя явился полной неожиданностью. А первые слова так и вовсе поразили до глубины души.

– «Жаба в норе»… Надеюсь, жаба не настоящая?

– Эээ… Прости, не поняла?

– Да я все никак не могу забыть. Зачем кому-то есть жаб?

– А. Нет, Джек. Жаба не настоящая.

– Хм, так я и думал…

Повисло долгое молчание.

– А ты умеешь это готовить?

– Да. Хочешь попробовать перед отъездом?

– Не откажусь. Ты в субботу после обеда не занята?

– Нет.

Он опять замолчал.

– Представляешь, я потратил уйму времени, чтобы придумать повод для звонка. У меня на сюжет всей книги меньше ушло.

– Кстати, неплохо получилось. Очень правдоподобно.

Громкий смех в моих ушах не утихал, даже когда в трубке раздались гудки.

– Прости, не расслышала. Что ты сказала?! – Кэролайн вопила так, что посетители за соседними столиками обернулись в нашу сторону.

Я подтащила стул ближе и понизила голос:

– Кажется, я начинаю… влюбляться в Джека.

– Бред какой-то, – взмахнув рукой, вынесла она вердикт.

– Нет, не бред. Я это чувствую. Просто поняла не сразу.

– Слушай… – начала Кэролайн, пытаясь говорить спокойно и размеренно, хотя я-то видела, как ей хочется от всей души отвесить мне подзатыльник. – Ты себя накручиваешь. Да, он классный парень, красавчик, герой. Но он не из тех мужчин, с которыми стоит встречаться. Он… он как персонаж из книги – весь такой из себя гламурный, шикарный… Ненастоящий. Он не такой, как, например, Ник. – Она сделала паузу, раздумывая, стоит ли продолжать, и все же рискнула: – Или Ричард.

– Ах да. Ричард. Просто идеал во плоти. Подумаешь, что он тайком спит с лучшей подругой. Такая мелочь, зачем обращать на нее внимание?

– Черт подери, Эмма, это было всего-навсего один раз!

У меня отвисла челюсть. Кэролайн в жизни не ругалась. Из нас троих разве что Эми могла потягаться с Моник.

Вздохнув, Кэролайн решила сменить тактику.

– Ладно. Ты сама говорила, что Джек настроен против брака. – Дождавшись моего кивка, она продолжила: – И он намекал, что в Америке его кто-то ждет? – Я снова кивнула. – А еще он вроде как зациклился на бывшей жене? – Помедлив секунду, я и с этим согласилась. – Ну вот, – протяжно выдохнула она. – Беру слова обратно: не парень, а мечта. Действуй!

Терпеть не могу, когда она говорит с таким сарказмом, но против фактов не поспоришь, она права. Я уныло подтащила стул к столу. Было время обеда, в кафе оказалось многолюдно. И хотя мы ухитрились занять столик в углу, нас все равно могли подслушать.

Кэролайн жевала свой сэндвич, бросая взгляды, полные отчаяния.

– Что, он так классно целуется?

– Не то слово, – призналась я. – Хотя дело не в этом.

– А в чем тогда? Эмма, послушай меня. Ты совсем его не знаешь. Вы познакомились всего-то пару месяцев назад. За такое короткое время влюбиться нельзя! Если только увлечься, но это пройдет.

– Ричарда я знала всю жизнь и верила, что люблю его. И что в итоге?

Кэролайн вздохнула, понимая, что против такого аргумента не поспоришь.

– Ну-ка повтори, что именно говорил Джек, когда вез тебя домой после поцелуя?

– В том-то и дело, – смущенно покачала я головой, до сих пор так и не разобравшись в том, что случилось. – Он вел себя так, словно ничего не произошло. Словно того моста, поцелуя, его признания – всего этого не было.

Кэролайн поджала губы, не решаясь задать следующий вопрос. И все же не стерпела:

– А ты уверена, что это было?

Под моим уничижительным взглядом она скисла.

– Ладно, ладно. Не смотри так. Я должна была спросить. Тебе последнее время пришлось многое пережить, ты ударилась головой, и…

– Это было семь недель назад! И мне совершенно точно не привиделось. Потому что это был самый потрясающий поцелуй в моей жизни!

Две пожилые женщины за соседним столиком с любопытством повернулись в нашу сторону – похоже, последнюю фразу я произнесла чересчур громко. Невозмутимо им улыбнувшись, я на всякий случай подвинулась еще ближе к Кэролайн.

– Так когда вы с ним встречаетесь? – спросила она. Похоже, кое-кто собирался признать поражение.

– В субботу. Я буду готовить «жабу в норе». – Кэролайн недоуменно приподняла брови. – Лучше не спрашивай. Думаешь, стоит признаться ему в своих чувствах? Или сначала спросить его? Или оставить как есть?

– Столько вопросов… Подожди, не все сразу.

В ожидании мудрого совета я, ссутулившись, сползла по спинке черного кожаного стула. Сама я вконец запуталась, и без поддержки Кэролайн не обойтись. В области семейных ценностей и морали она была настоящим экспертом.

– Ладно. Хочешь знать, что я обо всем этом думаю? – Я нетерпеливо подалась вперед. – Думаю, в субботу тебе стоит с ним переспать.

Не знаю, кого эти слова шокировали сильнее – меня или двух дам за соседним столиком. Я и вовсе своим ушам не поверила.

– Прости, что ты сказала?!

Наши соседки со звоном поставили чашки на блюдца. Они-то расслышали с первого раза.

– Переспи с Джеком. Займись с ним сексом. Перепих…

Я замахала руками, обрывая Кэролайн прежде, чем у дамы в синем случится сердечный приступ. Она и так поперхнулась булочкой.

– Я в курсе, как оно называется. Кто ты и что сделала с моей подругой?

Кэролайн робко посмотрела на меня из-под челки.

– Знаю, это несколько противоречит общепринятым нормам…

– Шутишь?

– …но думаю, это будет наилучший выход… для вас с Ричардом.

– Так, давай по порядку. Ты утверждаешь, что мне стоит заняться любовью… – она это понятие пропустила, а я специально его использовала, – …с Джеком, к которому я не безразлична. Причем исключительно ради того, чтобы разобраться в своих отношениях с Ричардом. Который, позволь напомнить, мне изменил. Все правильно?

– Да, – довольная собой, кивнула Кэролайн.

По-моему, в кофе тут добавляют что-то еще, кроме корицы.

– Ты спятила! И несешь какую-то чушь!

Кэролайн только поморщилась, словно не понимая, почему я не вижу всей гениальности ее идеи.

– Послушай. Сейчас ты против того, чтобы вернуться к Ричарду, так? Тебе больно, ты на него злишься. И вполне обоснованно. Единственный выход все исправить, найти силы простить его… это уравновесить весы.

Нет, сегодня я категорически ее не понимаю.

– Эмма, подумай. Если ты это сделаешь, то вроде как отплатишь Ричарду той же монетой. Тебе больше незачем будет на него злиться.

Я пришла в отчаяние.

– Заняться сексом с Джеком, чтобы вернуть Ричарда? Кто так вообще делает? К тому же ты не принимаешь в расчет мои чувства.

Последнее замечание Кэролайн благоразумно пропустила мимо ушей.

– Я лишь хочу сказать, что тебе нужно обязательно переспать с Джеком. – Что ж, тут не поспоришь. – Расценивай это как страстный курортный роман с шикарным парнем, – продолжала Каро. – Между вами двоими явно что-то есть, и вы считаете это любовью, но поверь, это вовсе не так. Ты себя накручиваешь, считаешь, что обязана ему, потому что он спас тебе жизнь. Меня он, кстати, тоже спас, если помнишь, однако я не тороплюсь влюбляться в него по уши. – Я фыркнула. – Эмма, вот честно, ты должна поверить. Ты сейчас просто потеряла голову и не можешь рассуждать здраво. Наутро весь этот романтичный флер обязательно развеется. – Ее слова рвали мне душу, но я не перебивала. – Чтобы избавиться от навязчивой идеи, вам с Джеком придется… сделать это, – скромно заключила Кэролайн, только сейчас заметив нашу аудиторию. – Тогда ты сможешь его отпустить. – Я поморщилась. Она говорила так, будто мои чувства к Джеку – какая-то зараза, и пока не поздно, нужно принять лекарство. – В конце концов, ты увидишь разницу между пылким коротким романом и стабильными отношениями с любимым мужчиной.

– Потрясающе… – только и сказала я.

Кэролайн, жутко довольная своим «гениальным» решением, не заметила сарказма.

– Да-да, – согласилась она. – Ты забудешь про Джека, он получит свой курортный роман, а вы с Ричардом сможете двигаться дальше. Шикарно во всех отношениях!

Старушки закивали, будто Кэролайн стяжала лавры доктора Фила.

– Кэролайн, ты – чокнутая! Это худший совет изо всех, что я слышала! Торгуй своими домами и не вздумай – ни за что! ни в коем случае! – становиться психологом. – Похоже, мой отказ ее здорово огорчил, но мне было все равно. Я продолжала: – Ты, кстати, упустила из виду один очень значимый момент… – Я выдержала паузу, и Кэролайн нетерпеливо встрепенулась. – Джека совершенно не интересуют отношения. Любые. Даже так называемый «курортный роман» без обязательств.

Дома я скинула пальто, уронила сумку и последовала за запахом еды на кухню, ожидая, что родители, как обычно, уже сидят за столом. Однако там было темно, только горела лампочка в духовке, где за стеклянной дверкой доходила запеканка. В столовой тоже никого не оказалось.

– Папа? Мама? – нерешительно позвала я.

Дом молчал. Что-то не так! С тех пор как мама заболела, нам всем пришлось придерживаться строжайшего распорядка дня, любые отступления от него провоцировали новые приступы. Я помчалась вверх и распахнула дверь в родительскую спальню, уже зная, что никого там не обнаружу. Поспешно вернулась в прихожую, едва не упав второпях с лестницы, и схватила сумку, вытряхивая содержимое на пол в поисках телефона. Уже было набрала номер отца, как вдруг увидела на тумбочке прислоненную к вазе записку.

Включив свет, я прочитала написанные ровным отцовским почерком строки. А потом, недоуменно приподняв брови, перечитала еще раз, не веря глазам. Записка начиналась со слов: «Я в баре с Джорджем», и это было так же неожиданно, как «Готовь выкуп, нас похитили инопланетяне». Отец крайне редко, в исключительных случаях, позволял себе расслабиться и провести время с друзьями. Но не это было самым странным: дальше и вовсе начинался бред: «Мама в школе с Ричардом. Ужин в духовке. Вернемся к восьми».

Что значит «мама в школе с Ричардом»? Она снова ушла из дома, а Ричард ее нашел? Такого быть не может, папа ни за что в жизни не стал бы прохлаждаться в баре. Выходит… Ричард сам ее туда отвез? Но ради чего? Хоть убейте, я не могла придумать ни одной причины, зачем ему это делать, даже будь он моим женихом. А сейчас – тем более. Ничего не понимаю. Что хуже всего, отец, получается, соврал, когда соглашался не вовлекать Ричарда в домашние дела, по крайней мере, пока страсти из-за разрыва не улягутся.

Чем больше я об этом думала, тем сильнее злилась. Неужели Ричард решил использовать мою любовь к маме в качестве рычага давления? И он рассчитывает меня вернуть? Что ж, его ждет крайне неприятный сюрприз!.. Пылая праведным гневом, я схватила с тумбочки ключи от машины и хлопнула дверью.

По дороге к школе постоянно приходилось осаживать себя, чтобы не гнать. И было это непросто – от ярости правая нога сама вдавливала педаль газа в пол, а я воображала, как во всех подробностях выскажу Ричарду все, что о нем думаю, и собью с него наконец спесь. Нет, я, конечно, знала, что не позволю себе такого в присутствии мамы. Мне просто хотелось найти их и забрать маму домой. Ричард не идиот, должен сам все понять. А если нет – это его проблемы.

Школа тонула в темноте, и центральный вход в такое время наверняка уже заперт, поэтому я сразу направилась к боковой двери. За мной с тихим жужжанием повернулась камера безопасности. Как бы дело не кончилось плохо: если сработает сигнализация, через пару минут приедут полицейские, и будет весьма непросто объяснить, что на закрытой территории учебного заведения делает дочка бывшей сотрудницы.

За стеклом двери ничего не было видно – в коридорах тоже царила тьма. Положив пальцы на алюминиевую ручку, я замерла. Может, не стоит? Выгнавшая меня из дома злость уже улеглась, сменившись еле тлеющим раздражением. Наверное, лучше вернуться и обо всем забыть. Однако я, практически вопреки собственной воле, распахнула дверь и затаила дыхание. Сирена так и не взвыла, а охранник с дубинкой наперевес не выскочил из-за угла. Отлично.

Отсутствие света не мешало ориентироваться в здании – я неплохо знала планировку. Правда, не представляла, откуда начинать поиски. Коридор, уходящий влево, где располагался кабинет Ричарда, я решила пропустить и направилась в сторону кафедры искусств. Маму всегда тянуло именно туда.

Пройдя сквозь вращающиеся двери, я увидела, что в нескольких классах горит свет, и глубоко вздохнула, готовясь к неприятному разговору.

– Вам чем-нибудь помочь? – раздался за спиной голос. Судя по подозрительным интонациям, помочь мне могли только одним – показать дорогу к выходу. – Школа закрыта, и посторонним вход запрещен.

Замечтавшись о спасении мамы из лап коварного Ричарда, я совсем забыла об осторожности и проворонила момент, когда кто-то вышел из кабинета. Надо же было так влипнуть! Я медленно повернулась.

– Эмма! Ох, Господи боже мой, я тебя не узнала. – Женщина, уже готовая огреть меня скульптурой по голове, вдруг раскрыла руки для объятий. – Ты какого черта разгуливаешь здесь в темноте? Перепугала до смерти. Я же не знала, что ты сегодня приедешь.

Я тоже этого не знала, но не стоит рассказывать Дженис, бывшей маминой коллеге, что именно меня сподвигло.

– Солнышко, ты как? – тем временем щебетала она. – Мы все за тебя переживали. Такая трагедия!

Я рассеянно кивала. Присутствие Дженис еще больше выбивало почву из-под ног. Эта милая дружелюбная женщина, больше всего на свете обожавшая сплетни, в свое время была маминым заместителем и закадычной подругой. Уже по одной этой причине стоило проявить больше вежливости.

– Спасибо, все хорошо.

Дженис похлопала меня по руке, наверняка не упустив из виду отсутствие кольца на безымянном пальце.

– Как жаль, что вам пришлось отложить свадьбу… – сокрушенно покачала она головой, а мне в ее словах почудился намек на вопрос. Выходит, Ричард здесь никому не рассказал, что мы расстались?

Решив обойтись многозначительным «угу» (Дженис, к счастью, не стала выпытывать детали), я покосилась на освещенную студию позади. В любой момент оттуда могли выйти Ричард с мамой, поставив меня в еще более неудобное положение.

Дженис неправильно истолковала мой взгляд.

– Они в «Си четыре», большой студии. Ты успеешь к ним присоединиться.

Я замешкалась, не зная, что ответить. Как бы не стать завтра главной темой для сплетен в преподавательской.

– Э-э… А что они там делают?

Дженис как будто удивилась.

– То же, что и обычно.

Не самый информативный ответ. Я выдержала паузу. Дженис не из тех, кто любит молчание, может быть, скажет что-то еще. Она меня не разочаровала.

– Так мило с его стороны…

Я выдавила улыбку. Последнее время я только и делала, что опровергала концепцию насчет «милого Ричарда». Однако посвящать Дженис, пожалуй, не обязательно.

– Да.

– …Ведь это так много для нее значит!

– Конечно.

– Как подумаю, просто комок в горле встает…

Понятно. Без прямых вопросов не обойтись.

– Дженис, простите, но чем именно Ричард тут занимается с мамой?

– Показывает ей выставку. Как обычно. А ты разве не поэтому приехала?

– Ах, выставка, – с облегчением выдохнула я. Это было давнее мамино детище: она целую вечность искала спонсоров для небольшой картинной галереи, где выставлялись бы лучшие детские работы. – Вы сказали «как обычно». То есть это не впервые?

Дженис смущенно приподняла брови, не понимая, что происходит. Добро пожаловать в мой мир.

– Нет. Ричард привозит ее третий год подряд. Как правило, когда школа уже закрыта и здесь никого нет. А я стараюсь не выходить из кабинета. Твоя мама очень расстраивается, если с ней здороваются люди, которых она не помнит. Не хочется ее пугать. Ей ведь так нравится смотреть на детские рисунки.

Я стояла посреди коридора, чувствуя себя полной дурой. Ричард вел себя поистине благородно, тайком привозя сюда маму. Он никогда об этом не говорил, не искал благодарности… А я чуть не выставила себя настоящей сволочью!

– Он что, ничего не рассказывал?

Я замотала головой, и Дженис нежно улыбнулась.

– Согласись, это в его духе? Он очень милый и внимательный мальчик. Настоящее сокровище.

Я не знала, что ответить. Не признаваться же, что я избавилась от этого «сокровища» с той же легкостью, с какой выбросила его кольцо?

– А теперь иди к ним, – велела Дженис, подталкивая в спину. – А я пока посижу в кабинете, чтобы Фрэнсис меня не заметила.

Дождавшись, когда она скроется в классе, я медленно пошла по коридору. Сквозь стеклянные двери в самом его конце я видела Ричарда и маму. Стены зала были увешаны картинами и эскизами, один из углов занимала большая витрина с глиняными скульптурами. Мама неторопливо обходила выставку, пристально изучая каждый экспонат и указывая на некоторые детали. Ричард следовал за ней, внимательно слушая. Уж не знаю, рассуждала ли она здраво или, как порой случалось, несла какую-нибудь чушь, по его лицу этого было не понять. Он стоял и невозмутимо улыбался, изредка кивал и задавал вопросы. Я не слышала, о чем именно он спрашивает, но мама при этом загоралась воодушевлением и охотно отвечала. Не помню, когда в последний раз видела ее такой счастливой. Бросив на них прощальный взгляд, я развернулась и ушла.

Конец Часть третья

Старинные часы в коридоре пробили час. Господи, неужели и в самом деле так поздно? Но часам придется поверить – они не отставали ни на минуту с того дня, как отец принес их из аукционного дома. Он так и не признался маме, во сколько они обошлись, однако сам этот факт выдавал, что немало. Как и то, что с тех пор отец забыл про аукционы.

Покончив наконец с макияжем, я откинулась на спинку удобного мягкого стула. В комнате было непривычно жарко, и я забрала волосы, чтобы хоть немного остудить взмокшую шею. Несмотря на осень, солнце палило от души. Хорошо, что дождя нет, иначе духота стала бы невыносимой.

Старые деревянные створки протестующе заскрипели, когда я распахнула окно, чтобы впустить в спальню свежий воздух. Некоторые из автомобилей, припаркованных на подъездной дорожке, уже двинулись в сторону церкви. За шумом двигателей слышался стрекот соседской газонокосилки, легкий ветер доносил сочный травяной запах. Он перебивал аромат цветов, стоящих на антикварном комоде.

Я погладила лепестки белых фрезий, для которых выбрала самую красивую вазу. Наклонила голову, вдыхая их сладкий запах, и рыжие пряди рассыпались, укрывая миниатюрные хрупкие бутоны. Букет он прислал мне вчера. Неожиданный и красивый жест, совершенно в его духе. А послание на маленькой карточке делало этот подарок и вовсе особенным. Я выудила из зеленых стеблей картонный прямоугольник и перечитала записку еще раз. Улыбнувшись, провела пальцами по его имени.

А затем, вздохнув, вернулась к своим занятиям.

Глава 14

Я тянула до последнего. Так откладывают визит в стоматологию, зная, что будет больно, несмотря на заверения врача. Но рано или поздно все заканчивается – так и у меня закончились оправдания. Настало время забрать вещи из квартиры Ричарда.

Моник целиком и полностью одобрила это решение, выдала большую картонную коробку и позволила опоздать с обеденного перерыва.

– Пора захлопнуть дверь в эту главу твоей жизни, – торжественно заявила она, мило запутавшись в метафорах.

– Я пытаюсь. Но Ричард всякий раз просовывает в щель ногу.

– Тогда пни его посильнее, – посоветовала Моник, смягчая резкость слов улыбкой. – И скорей захлопывай.

Дорогу к дому бывшего жениха я знала так хорошо, что вела машину практически на автопилоте. Наверное, здесь я в последний раз. Хотя кто знает… Припарковавшись на свободном месте Ричарда, взяла коробку с заднего сиденья. Пальцы сами набрали знакомый код на электронном замке. В доме было тихо; здесь жила в основном молодежь, все соседи сейчас на работе. И хорошо, потому что мне не хотелось случайно с кем-то столкнуться. Гулко стуча каблуками, я поднялась на третий этаж и сунула ключ в замочную скважину, напомнив себе перед уходом снять его со связки и оставить в почтовом ящике.

В квартире ощутимо воняло затхлостью; похоже, в ней давно не проветривали и не убирали. На кухонном столе обнаружилась гора грязных тарелок, хотя в углу стояла вполне приличная посудомойка. Из ведра вываливались пластиковые контейнеры из-под еды на вынос. Кажется, Ричард вернулся ко всем прелестям холостяцкой жизни. Ну и пусть. Не моя проблема. Перехватив удобнее коробку, я решительно отвернула нос от мусорных куч и направилась в спальню. Но успела сделать лишь пару шагов, как до меня донесся шорох. Застыв, как испуганная лань, я медленно, чуть дыша, повернула голову, словно резкое движение могло выдать мое присутствие. Шорох послышался снова – и явно шел из спальни. Там кто-то есть. И непонятно, что он здесь делает в отсутствие хозяина. Я запоздало вспомнила развешанные повсюду листовки, в которых полиция предупреждала об участившихся случаях квартирных краж.

Сердце застучало, а во рту пересохло от ужаса. Дверь спальни вот-вот откроется, и кто бы там ни был, он меня заметит. Внутри что-то проскрежетало по деревянному полу. Уже выходят?! Может, успею добраться до телефона и вызвать полицию? Хотя нет – тогда точно услышат… В голове билась одна мысль – «Беги», но подгибающиеся от страха ноги будто приклеились к паркету. Я не успею добраться до выхода, меня перехватят на полдороге. Надо красться тихо-тихо и молиться, чтобы входная дверь не скрипнула.

Осторожно попятившись, я задела плечом плакат на стене. Деревянная рамка сорвалась с гвоздя и рухнула на пол с грохотом бьющегося стекла.

Я смачно выругалась, а из спальни послышался крик:

– Кто здесь?!

Душа ушла в пятки. Дверь распахнулась, и из-за нее вывалился Ричард, размахивая теннисной ракеткой.

– Черт возьми, Эмма! Я думал, ко мне кто-то вломился!

– Можно и так сказать, – пробормотала я. Голос все еще дрожал, хотя опасность вроде бы миновала. – А это тебе зачем? Хотел сыграть с вором партию в теннис?

Ричард, посмотрев на бесполезное оружие, покачал головой и выронил ракетку. Та со стуком упала на узорный ковер, рядом с курткой и каким-то пакетом.

– Ты что здесь делаешь? – надменно поинтересовалась я, пытаясь опередить аналогичный (и вполне закономерный) вопрос с его стороны. И только сейчас обратила внимание на вполне очевидные вещи. На Ричарде была лишь старая выцветшая футболка и боксеры, а в спальне за его спиной царила непроглядная темнота; плотно задернутые шторы не пропускали ни лучика весеннего солнца.

Щелкнув выключателем в прихожей, я шагнула к Ричарду, отмечая нездоровую бледность и испарину на его лбу. Он прищурился – похоже, свет больно резанул по глазам, – и я поспешно приглушила яркость.

– Опять мигрень? – Он кивнул, опираясь о дверной косяк. – Тебе нельзя вставать, – спохватилась я.

– Я и не вставал, пока кое-кто меня не поднял. – Его взгляд упал на картонную коробку, которую я поставила на пол. – Похоже, тебе мое имущество не нужно, ты за своим пришла. – Он говорил, словно пересиливая боль. Может, из-за мигрени, а может, из-за чего другого.

– Я, наверное, пойду. Заскочу как-нибудь попозже, когда тебя не будет, чтобы не мешать. – Я наклонилась за коробкой, и вдруг меня осенило: – А где твоя машина? На парковке ее нет.

– Возле школы оставил. – Ричард пошатывался; видимо, ему нелегко было стоять прямо и разговаривать. – До дома меня подбросил один парень с работы. Сказал: я жутко выгляжу и за руль мне лучше не садиться.

Ричард страдал мигренями с детства. Обычно, если он вовремя, при первых же симптомах, принимал лекарства, все проходило довольно быстро. Однако изредка из-за стресса или усталости тяжелые приступы укладывали его в постель на пару дней. Как сегодня. Впрочем, учитывая последние события, этого следовало ожидать.

– Иди ложись, – велела я. – Вернусь в другой раз.

Он с явным облегчением поплелся в спальню.

– Можешь и сегодня все сделать, – горько бросил он через плечо, кое-как усаживаясь на двуспальную кровать, словно малейшее движение усиливало и без того острую боль.

– Что, совсем паршиво? – спросила я, невольно последовав за ним в темную спальню. Ричард сидел, скрючившись и обхватив пульсирующую голову руками, и я вдруг поняла, что не могу уйти просто так. – Ты лекарства пил?

Он покачал головой и тут же поморщился, явно жалея о необдуманном поступке.

– Нет. Думал, полежу тут в темноте, может, отосплюсь…

Раздраженно выдохнув, я заговорила недовольным тоном, точь-в-точь как сварливая жена:

– Ричард, ну что за бред? Ты же знаешь, без таблеток ничего не пройдет. – Развернувшись, я зацокала каблуками в сторону ванной. – Сейчас принесу.

В ванной все было по-прежнему. На полочке в привычном порядке стояли мой шампунь, кондиционер для волос, крем и лосьон. На двери висел розовый пушистый халат, а пара заколок лежала на бортике ванны. В общем, мое присутствие ощущалось в каждой мелочи. Неудивительно, что Ричард никак не может меня отпустить.

Распахнув зеркальный шкафчик для лекарств, я достала коробку с таблетками. Однако все ячейки на пластинке оказались пусты. Я вернулась в спальню.

– Где новая упаковка? Ты же получил их по последнему рецепту?

Просто удивительно, как легко давалась прежняя роль надоедливой подружки.

За время моего отсутствия Ричард завалился на скомканные подушки.

– Нет. Все руки не доходили…

– Ричард! – недовольно повысила я голос.

Он поморщился.

– Ну да, представь себе, у меня были и другие проблемы.

Если я и замешкалась, то буквально на пару секунд. Ведь Ричард, по сути, не оставил мне выбора. Без разрешения я полезла в верхний ящик тумбочки, где он хранил рецепты, и выудила зеленый бланк.

– Ты что делаешь? – пробормотал Ричард. Кажется, из-за мигрени он плохо соображал.

– Еду за лекарствами вместо тебя, – огрызнулась я.

Он осторожно, словно лежал на груде битого стекла, повернул голову. И прошептал:

– Спасибо.

Ричард выглядел таким слабым и измученным, что я никак не могла разобраться в своих чувствах к нему. Поэтому нарочито грубо ответила:

– Спи давай. Я скоро.

В аптеке оказалась до жути длинная очередь. Торопясь обратно, я понимала, что голова у Ричарда уже не просто болит, – ее ломит на части. Мне посчастливилось найти на кухне чистый стакан, и я, наполнив его ледяной водой, нерешительно затопталась перед дверью спальни, не зная, зайти ли сразу или сначала постучать, рискуя разбудить Ричарда. И это было странно, потому что, несмотря на расставание, я по-прежнему чувствовала себя здесь как дома. Я медленно потянула дверь, которую сама закрыла перед отъездом, чтобы ему не мешал свет из коридора. Ричард и правда спал. Сброшенное одеяло сбилось под ногами в тугой комок. Футболку он снял, и она мокрой тряпкой валялась на полу, а Ричард, весь в поту, сжался в клубок на кровати. Что лучше: не мешать ему или разбудить и заставить принять лекарство? Ричард страдальчески сморщился и заметался, так что я решила в пользу таблеток.

– Ричард, я вернулась.

Он не ответил, но, судя по приподнятым бровям, услышал мой голос.

– Ричард, открой глаза. Вот, выпей. – Я вложила две таблетки ему в руку. – Он не шелохнулся. – Ричард, это я. Слышишь? Вставай, надо принять таблетки.

Глаза он не открывал, однако изменился в лице и что-то произнес – может быть, даже мое имя, только во рту у него пересохло, поэтому вышло лишь неразборчивое бормотание. Положив таблетки на столик, я села на кровать. Что делать? Не бросать же его в таком состоянии?

Я подсунула руку под неприятно взмокший затылок и приподняла Ричарду голову. Взяла с тумбочки таблетки и запихнула ему в рот. Губы под пальцами были горячими и сухими. Я столько раз прикасалась к ним или чувствовала на своем теле – не счесть, но сегодня это почему-то казалось неправильным. Слишком многое нас теперь разделяло. Я поднесла к его рту стакан воды.

– Ричард, пей.

В полудреме он подчинился. Убедившись, что он благополучно проглотил таблетки, я опять наклонила стакан.

– Еще.

Он послушно сделал пару глотков. И вдруг поднял руку и положил поверх моей ладони. От неожиданности я чуть не облила его холодной водой. Хотя это был бы прекрасный способ его разбудить. Пальцы медленно вырисовывали круги по моей коже. Ричард спал; он не понимал, что делает. По крайней мере, я себя в этом убеждала, пытаясь потихоньку вывернуться из его хватки.

– Эмма, не уходи, – невнятно, во сне, прошептал он.

Я опустила наши сплетенные руки ему на грудь. Ричард расслабился, и я осторожно выпуталась, стараясь его не разбудить. А потом долго стояла, поглаживая его кожу кончиками пальцев.

– Тихо, – шептала я, словно убаюкивая ребенка. – Спи.

Он послушался.

А я прошлась по квартире, собирая свои вещи. Методично, комната за комнатой, уничтожила все следы пребывания здесь в течение целого года. Потом, когда осталось лишь забрать одежду из спальни, принялась за уборку, внушая себе, что мне нет никакого дела ни до этого дома, ни до его обитателя. Наконец кухонные шкафы заблестели от чистоты, а в своем углу тихо заурчала посудомоечная машина. Тени за окном постепенно удлинялись, и больше не было причин оставаться.

Из спальни до сих пор не доносилось ни звука, и я рискнула подойти к шкафу, чтобы забрать последние вещи. На цыпочках пробралась в темную комнату и в слабом свете, проникающем из коридора, принялась снимать одежду с вешалок. На очереди был ящик комода, где хранилась небольшая коллекция белья.

За спиной вспыхнул ночник, и я от испуга чуть не выронила тяжелую коробку. Ричард приподнялся на локте, опираясь о подушку. И давно он не спит и наблюдает за мной?

– Ты как? – поинтересовалась я.

Он провел рукой, взлохмачивая и без того растрепанные волосы.

– Лучше, – ответил он, переводя взгляд на большую раздувшуюся от вещей коробку. – Хотя нет… хуже.

Не стоит прикидываться дурочкой и делать вид, что не понимаю.

– Я сделала сэндвичи, а в кувшине свежая вода, – кивнула я в сторону подноса на тумбочке.

– Мне показалось… – начал было Ричард.

– Нет, – перебила я. – Ничего не изменилось.

– Но ты осталась.

– Решила дождаться, когда ты проснешься. Я уже ухожу. – В подтверждение слов я развернулась к двери.

– Это все из-за того американца…

Я устало выдохнула.

– Он здесь ни при чем.

– Эмма, я ведь тебе небезразличен. Признай.

Я печально смотрела на него. Может, мигрень и прошла, но выглядел Ричард, мягко говоря, не очень. Однако нельзя, чтобы он счел обычный приступ человеколюбия проявлением страсти.

– Этого мало, Ричард. Этого мало.

Он буравил взглядом коробку с вещами.

– Ты и правда уходишь насовсем?

Почему-то глаза защипало от слез.

– Да, Ричард.

Он отвернулся. Наверное, мы оба были рады, что в слабом свете ночника не разобрать лиц.

– Выходит, я все это время обманывался? Думал, если докажу тебе, как я жалею о случившемся, если покажу, как сильно люблю, ты дашь еще один шанс…

Мы так часто это обсуждали, что слова уже закончились. Я молча направилась к выходу, но на пороге спальни замерла.

– Если честно, не знаю. Может быть, я тебя и простила, если бы не авария, – призналась я, к своему собственному удивлению. – Теперь мне никогда не забыть, что ты отнял. – Судя по растерянному взгляду, он не понимал. – Эми, – пояснила я. – Вздрогнув, он судорожно сглотнул. – Получается, ты отнял у меня Эми. Отнял добрую память о ней. – По щекам потекли слезы. – Я должна скорбеть о лучшей подруге, а из-за тебя, из-за того, что ты сделал, не могу! Всякий раз, когда думаю о ней, представляю вас двоих вместе в постели. – Я дрожала, сдерживая рыдания. Ричард молча сидел, ошарашенный моей тирадой. – Из-за тебя я не могу оплакивать ее или просто вспоминать о ней без злости. Я чувствую, что меня предали! И никогда тебе этого не прощу!

Кажется, сегодня нам удалось поставить точку. И вот я еду домой, коробка с вещами покачивается и гремит на пассажирском сиденье, а я обдумываю слова Ричарда, которые он вроде бы искренне сказал напоследок:

– Эмма, я больше не буду на тебя давить. Не буду пытаться вернуть тебя или навязывать свое общество…

Я кивнула, чувствуя облегчение, словно с плеч свалился тяжкий груз, а еще, как ни странно, панику оттого, что очередная страница моей жизни перевернута, и уже ничего не исправить.

– Но знай, – добавил он. – Если ты передумаешь – а ты обязательно передумаешь, – я буду тебя ждать.

Родители, к счастью, куда-то уехали, и мне не пришлось объяснять, что такое я заношу в дом. Я быстро рассовала вещи по своим местам и, закрывая двери шкафа, зацепилась взглядом за обувную коробку в дальнем углу. Оставалось одно незавершенное дело.

Устроившись на ковре, я распустила удерживающую крышку резинку. Оно лежало сверху. Ждало меня. Тогда было слишком рано, я не была готова. А сейчас – в самый раз.

Облокотившись спиной о кровать, я вытащила белый продолговатый конверт. Дрожащими пальцами надорвала край. Пора дать ей последнее слово. Пора прочитать письмо Эми.

Здравствуй, Эмма!

Нет, это звучит странно, как-то пафосно и официозно, согласись? Впрочем, вся эта ситуация очень странная. Я пишу письмо, хотя никогда не осмелюсь тебе его отдать. Наверное, я чокнулась. В любом случае ты все равно не станешь его читать. Ты даже говорить об этом не хочешь, а я беру и пишу черным по белому (точнее, синим по белому, потому что черной ручки у меня нет).

Но мне надо выговориться, выплеснуть все хотя бы на бумагу, и тогда, может, я смогу избавиться от этих мыслей (а заодно и от письма) и жить дальше.

Не знаю, как тебе это удается. Правда, не знаю. Ты обнимаешь меня при встрече, улыбаешься, а я ищу на твоем лице намек, хоть самый малюсенький, что ты при этом чувствуешь. И ничего не вижу. Или ты величайшая актриса в мире («…и «Оскар» достается Эмме Маршалл!»), или (что скорее всего) ты самая лучшая, самая добрая, самая чудесная на свете. Ангел… Нет, святая! В общем, какое-то неземное создание! Любой другой на твоем месте:

а) закидал бы меня камнями на центральной площади;

б) нанял бы киллера;

в) (наихудший вариант) навсегда отвернулся бы от меня и не разговаривал до конца дней.

Но только не ты!

А ведь любое наказание из этого списка было бы заслуженным. Да все сразу! И многие другие. Ты не думай, я понимаю, что натворила. Не знаю, почему ты меня не ненавидишь. Я самой себе противна. Мне нет места среди порядочных людей. Порядочные люди знают, что можно делать, а что нельзя. Они знают, что никогда, ни в коем случае, ни при каких условиях нельзя спать с женихом лучшей подруги. Ну да, тогда он женихом еще не был, но это пустые формальности. То, что я сделала, ужасно. Мерзко. Я отвратительная и гадкая, и единственное мое достоинство – это дружба с замечательной девушкой, которая оказалась настолько благородна, что простила мне самую большую и глупую ошибку за всю мою несуразную жизнь. Ты позволила и дальше называться твоим другом (хотя я этого совершенно недостойна), а взамен попросила лишь никогда не упоминать о случившемся. И я буду уважать это твое решение. Наверное, лучше и впрямь обо всем забыть.

У тебя, кажется, получается, потому что между вами с Ричардом все отлично, по крайней мере, внешне. И слава богу. Я очень, очень за вас рада. Правда. Я рада, что у вас все хорошо и что вы получите свое «долго и счастливо». Вы это заслужили. Оба. Ведь когда ты вернулась, счастливой ты не выглядела. (Не то чтобы меня это оправдывало, нет.) Знаю, тебе было непросто отказаться от карьеры, сменить столичную жизнь на эту дыру, чтобы заботиться о родителях. Кстати, еще один пример, насколько ты хорошая. Я бы хотела думать, что для своих родителей сделаю то же самое, но, если честно (а я обещала себе, что в этом письме врать не стану), кажется, вряд ли смогу.

Последнее время я все чаще замечаю на твоем лице что-то такое… замешательство, что ли? Кэролайн считает, это предсвадебный испуг, а я так не думаю. И может быть, я когда-то сочла это признаком, что ты сомневаешься в Ричарде, что не уверена в своем выборе. Неужели я была такая глупая? Пожалуй, да. Но из всей этой ужасной ситуации я вынесла одно: если кого-то любишь по-настоящему (как ты – Ричарда… ну и меня), то простишь любое предательство.

Ричард должен был рассказать тебе все о той ночи. И ты наверняка знаешь, что это получилось спонтанно, что мы ничего не планировали. И вовсе этого не хотели.

Ну вот! Я обещала, что не буду лгать, а сама соврала! Позволь уточнить. Ричард ничего не планировал и не хотел. На Библии клянусь. А вот я… знаешь, было время, когда ты жила далеко, и мы потеряли с тобой связь… И я стала задумываться… что я и Ричард… что мы могли бы… Ну, ты поняла. Но так думала я одна, потому что, как всегда, думала не головой. Ричард проявлял ко мне интерес только в моем больном воображении. Короче, я жила бредовыми фантазиями. Хотя сама знала правду: все это время Ричард любил тебя одну.

Представляешь, он тогда плакал. В ту ночь. Когда мы поняли, что натворили… потом он разрыдался. Кто бы мог подумать, что я так плоха в постели? Прости. Тупая шутка. Никогда прежде не видела, чтобы мужчина плакал. Чтобы он так мучился от вины и стыда.

Я совершила в жизни немало глупых, безответственных и необдуманных поступков (не буду перечислять – ты и сама не раз была свидетелем). Но этот… Это даже не ошибка, это грех, преступление, предательство… И если мы доживем до седых волос и будем сидеть в наших креслах-качалках на веранде дома престарелых, – я и тогда не пойму, как тебе удалось нас простить.

Эмма, я люблю тебя. Всем сердцем. Прости, что по дурости чуть не разрушила нашу дружбу. И спасибо, что ты ее спасла. Клянусь, больше никогда в жизни, ни за что не причиню тебе боли. Обещаю.

Твоя лучшая подруга, Эми.

– А это тебе нравится?

Отдернув штору, я окинула Кэролайн придирчивым взглядом. Поморщилась и покачала головой.

– Ничем не лучше других. Попробуй синее.

Я вытащила из кучи одежды васильковое платье и протянула его Каро.

Субботним утром торговый центр был переполнен, от громкой музыки разболелась голова. Мы уже сто лет, со времен школы, не шлялись вместе по магазинам.

– Эмма, ну пожалуйста! Мне на день рождения нужно что-нибудь особенное, а одна я выбрать не смогу, – умоляла меня Кэролайн по телефону.

– Возьми Ника, – открещивалась я, хотя знала, что его подобная перспектива не обрадует.

– Нельзя, – прошептала она в трубку. Значит, он где-то рядом.

– Это еще почему?

Из динамика доносились шорохи – должно быть, Каро искала уголок поукромнее.

– Он давно делает намеки. Думаю, это случится именно в мой день рождения.

– Какие намеки?

Она взволнованно зашептала:

– По-моему, он намерен сделать предложение. Мы хотели подождать, сначала скопить денег. Но после Эми… Похоже, он передумал. В общем, ты понимаешь, что обязана пойти со мной? Мне нужно выбрать что-нибудь по-настоящему сногсшибательное!

Конечно, я согласилась, стараясь не обращать внимания на слабый приступ ревности. Пусть моя собственная помолвка закончилась крахом, я не имею права быть эгоисткой и портить момент, который Каро ждала всю сознательную жизнь.

Шторка со скрипом отъехала в сторону, и на пороге примерочной возникла Кэролайн в синем платье. Волосы у нее растрепались, потому что она перемерила уже с десяток нарядов, а полосатые шерстяные носки, которые вполне сочетались с джинсами и сапогами, не очень-то подходили к шелковому платью без бретелек. Но даже несмотря на такие мелочи, выглядела Кэролайн потрясающе – вещь будто сшили на нее.

– Бери, – решительно заявила я. Она улыбнулась своему отражению и, довольная зрелищем, кивнула. – Если Ник увидит тебя в этом платье и не сделает предложения, я сама на тебе женюсь.

Сосредоточившись на охоте за идеальным нарядом, мы не думали ни о чем другом, но в очереди на кассу Кэролайн все-таки заговорила о моих планах на вечер.

– Так вы с Джеком сегодня ужинаете?

Очередь продвинулась, и я шагнула вперед.

– Вроде бы да.

– Как-то не очень уверенно.

Я пожала плечами, пытаясь выглядеть беспечной.

– Все это немного… странно. Ведь это наша последняя встреча.

– Ага, последний шанс, чтобы… заняться кое-чем, – намекнула Кэролайн, протягивая кредитку кассиру.

– Господи, только не начинай! Ты чокнутая. Этого не будет. Хотя бы потому, что он через пару дней исчезнет из моей жизни.

– Может, он передумает, решит остаться… – предположила Каро и поморщилась – на экране вспыхнула стоимость ее покупки.

– Вряд ли. Срок аренды истекает, у него договор всего на три месяца.

Кэролайн смотрела, как кассир складывает платье, заворачивает его в полупрозрачную бумагу и достает из-под кассы большой блестящий пакет. Солидная упаковка. Хотя за такие деньги другого и не ждешь.

– Могу в понедельник созвониться с коллегами. Выясню, кто владелец коттеджа, может, он согласится продлить договор.

Я покачала головой.

– Не надо. Джек все равно вернется в Штаты. Лучше не лезь.

Выехав с многоуровневой парковки, я свернула в сторону Хэллингфорда. Кэролайн внезапно заныла, что хочет перекусить, прежде чем разбежаться.

– Я угощаю, – пообещала она. – Хочу отплатить тебе за то, что ты таскалась со мной все утро.

Каро умоляла так простодушно, что я купилась. Мы заглянули в кафе и сделали заказ. И едва устроились за столиком, как она подняла голову и воскликнула:

– О, только посмотри, кто здесь!

Получилось жутко наигранно. Ей явно не светила актерская карьера. Обернувшись, я увидела, как в кафе заходят Ричард и Ник. Неужели совпадение? Вряд ли. Я сердито уставилась на Кэролайн, разом растеряв все настроение.

– Кэролайн Макадамс!..

– Что? – невинно захлопала она ресницами. – Я понятия не имела, что они здесь будут. Они вообще хотели в сквош играть…

Из Ника актер тоже оказался никудышный; ему не удалось правдоподобно изобразить удивление, когда в выбранном якобы наугад кафе он увидел свою девушку. Положив Ричарду руку на плечо, он кивнул в нашу сторону. Тот побледнел и поджал губы. Что ж, хотя бы он не притворялся. Если встречу и в самом деле подстроили, Ричарда в аферу не посвятили.

Он покачал головой, но Ник, не обращая внимания на хмурый вид друга, направился к нашему столику. Пришлось Ричарду последовать за ним.

– Надо же, какой сюрприз, – восхитилась Кэролайн.

– Кто бы мог подумать, что мы вот так встретимся? – поддакнул Ник.

– Прости. – Ричард прятал взгляд. – Я ничего об этом не знал.

– Верю.

– Ладно, я пойду. – Он повернулся к выходу.

У наших друзей, уже строивших грандиозные планы, разочарованно вытянулись лица. Они явно не учли благородство Ричарда. А я вдруг, сама не зная почему, его окликнула:

– Не уходи.

Челюсти отвисли у всех троих.

– Мы живем в маленьком городе, нам не удастся друг друга избегать. Все равно будем то и дело встречаться… случайно. – Я многозначительно покосилась на Кэролайн. – Нам-то по крайней мере хватает ума вести себя по-взрослому.

Я говорила совершенно искренне. Но мой благожелательный настрой был обусловлен больше обещанием Ричарда, чем стараниями Кэролайн. Раз он смирился с тем, что должен меня отпустить, я в ответ хотя бы могу вести себя вежливо.

Мы с Ричардом общались исключительно через Кэролайн и Ника – словно бывшие возлюбленные вдруг перестают говорить на одном языке и вынуждены прибегать к услугам переводчиков. Я не жуя глотала сэндвич и торопливо давилась кофе. Наверняка меня ждет несварение желудка. И все же нам удалось провести тридцать минут в одном помещении и при этом друг друга не придушить. На мой взгляд, большой шаг вперед. Кэролайн тоже так думала. По крайней мере, идя к машине, только об этом и твердила.

– Вот видишь, все не так плохо.

А я тихо кипела от злости. То мои родители нас сватают, то она с Ником… Как бы не пришлось проводить все свое время исключительно в обществе Моник – та, похоже, единственная, кто не обрадуется моему воссоединению с Ричардом. Хотя нет, есть еще один человек. Джек. Но он через несколько дней уезжает, так что не в счет.

– Каро, пожалуйста, больше так не делай, – с нажимом сказала я, целуя ее в щеку. – Знаю, ты хочешь как лучше. Но прошу, не лезь в нашу жизнь.

– Прости… Я так надеюсь, что вы снова будете вместе… На вас последнее время столько свалилось, вы заслужили свое «жили они долго и счастливо».

– Как бы ты ни старалась, – с грустью сказала я, – я не смогу его простить или снова ему поверить. И не пытайся уложить меня в постель к другому мужчине, чтобы я сравнила его с Ричардом. Я и так знаю, что к нему чувствовала. Больше этих чувств не осталось.

– Со временем…

Я открыла дверцу машины.

– Ричард неплохой парень. – Наконец я нашла в себе смелость признать истину. – Он хороший, очень хороший. Но поступил со мной ужасно.

По пути я жутко нервничала. Что, в общем-то, было глупо. Я ведь сама решила встретиться – нужно обсудить важные вопросы. Разве что меня здорово смущало место встречи…

Я припарковала машину на пустой автостоянке. Вот и прекрасно, значит, нам никто не помешает. Сможем поговорить начистоту.

Гравий тихо скрипел под ногами. Вдоль дорожки поднимали головы ярко-красные тюльпаны; они покачивались на ветру почетным караулом, провожая меня к цели. Я мечтательно улыбнулась, позволяя фантазии разыграться, но, свернув за угол, вдруг пришла в себя. Вот я и на месте. Сердце провалилось, во рту вдруг пересохло. Уж не знаю, как найти силы на дальнейший разговор – а он обещает быть долгим.

Я сошла с тропы, и ботинки утонули в густой траве, разросшейся, несмотря на холода. Шагала, не поднимая взгляда от толстых стеблей, похрустывающих под ногами. Только бы не смотреть, куда иду. И лишь приблизившись вплотную, подняла голову. Нащупала в кармане конверт, медленно его вытащила и сказала:

– Здравствуй, Эми. Я получила твое письмо.

Лист бумаги затрепетал на ветру белым флагом – знаком перемирия. Я смахнула с надгробия комок грязи, пятнавший совершенство мрамора. Хотя Эми было бы все равно. Она никогда не любила уборку. Эта мысль позволила улыбнуться и расслабиться.

– Не против, если я сяду? – уточнила я, прежде чем устроиться на земле возле могилы. Трава оказалась мокрой, и джинсы тут же напитались влагой. Пустяки.

Цветы, которые Кэролайн возложила в прошлый раз, завяли. Я убрала мертвые бутоны с могилы, где спала наша подруга.

– Ты, должно быть, удивлена… Понятно. Я предпочитала обходить это место стороной.

Порыв ветра взметнул мои волосы.

– Да и тебе, наверное, тут не нравится. – Хотелось верить, что Эми, в каком бы мире она сейчас ни прибывала, не утратила чувства юмора. Именно эта черта нравилась в ней больше всего. И на мгновение, словно вспышкой в темноте, меня озарило. Я ведь люблю Эми. Неважно – живую или погибшую. И как ближайшую подругу, с которой можно поделиться секретами, и как подлую предательницу, любовницу жениха. Она все равно мне дорога, никуда не деться.

Положив письмо на колени, я разгладила смявшийся лист. Взгляд выхватывал случайные обрывки фраз: «…прости, что я по дурости…», «…самую большую и глупую ошибку…», «…любое предательство…» Мне не нужно было перечитывать последнее послание Эми. Я помнила текст наизусть.

– Хорошее письмо, – сказала я, обращаясь к каменному надгробию. – Разве что есть пара грамматических ошибок. Но я их тебе прощаю.

У Эми всегда было своеобразное представление о правописании. Я погладила мраморную плиту – свидетельство того, что Эми покинула наш мир.

– Я все тебе прощаю.

Я затаила дыхание, отчаянно мечтая услышать в ответ что-то, кроме шелеста листьев. Никогда не верила в привидений и загробную жизнь, но сейчас что угодно бы отдала, лишь бы еще раз увидеть Эми. Зажмурившись, представила ее лицо: она смеется, красивые голубые глаза сияют…

– Ох, Эми, я так по тебе скучаю…

Эми терпеливо ждала, пока я найду в сумке пачку салфеток. Шумно высморкавшись, я извинилась перед ней и ее соседями. Никто не возражал.

– В общем, я пришла сказать, что все хорошо. Правда. Знаю, ты думала, я в курсе… того, что произошло у вас с Ричардом. Теперь-то тебе, наверное, известно: он так и не признался. Ведь ты все видишь… там… где ты сейчас?

В этот момент я была готова уверовать во что угодно. Не ради себя – ради Эми. Я должна знать, что она слышит.

– А ведь когда я все хорошенько обдумала, это стало таким понятным… Знаю, ты не хотела причинять мне боль… И Ричард тоже. Вы оба сделали это не специально. Просто так вышло. И я даже понимаю почему. Ты ведь его любила? Ты тоже любила его.

Я представила, как душа Эми потрясенно ахает.

– Наверное, я и раньше об этом догадывалась. Замечала, что он тебе нравится… и не просто нравится. Не то чтобы ты вешалась ему на шею… но когда мы с ним расстались, когда я сказала, что между нами все кончено… В общем, я тебя не виню. Он ждал меня, а ты ждала его.

Я невольно всхлипнула.

– Прости, что все так глупо вышло.

Эми не стала спорить.

– А потом, после стольких лет, он наконец тебя заметил. Ты чувствовала себя виноватой? Не надо. Я же сказала ему тогда, что не вернусь. Что не надо ждать. А он оказался слишком упрямым, правда? Тебе стоило с кем-то поделиться. Но ты не могла никому признаться. Даже Кэролайн.

Громко хлопая крыльями, с неба рухнула черно-белая птица и важно опустилась на траву рядом со мной. Я вздрогнула от неожиданности. Сорока… Говорят, сороки предвещают печаль. Незваная гостья устремила на меня немигающий взгляд, такой проницательный, что, казалось, она понимает каждое мое слово. Какая глупость… Невольно вздрогнув, я спугнула птицу, и та, встрепенувшись, исчезла в тени деревьев.

– И вот я вернулась… Я не хотела, мы все это знали, но пришлось – ради мамы и особенно папы. И опять рядом был Ричард. Вполне логично, что мы вновь начали встречаться. Продолжили с того же места… И это, наверное, тебя убило.

Я потрясенно выдохнула, сообразив, что сказала. Пришлось извиняться перед Эми и ее соседями.

– Прости, не самое удачное слово. Но я лишь теперь поняла, как тебе было больно. Ты ведь почти добилась своего мужчины. И вдруг – все кончено. Я его отобрала.

Я замолчала, сомневаясь, стоит ли продолжать. Впрочем, Эми всегда умела хранить секреты, а сейчас – тем более.

– Если думать не головой, а сердцем, очень легко наломать дров. Как вы с Ричардом в ту ночь. Я все понимаю… потому что со мной творится то же самое. Ну… не совсем то же, но я вконец запуталась и не знаю, как теперь выбираться. Когда кажется, протяни руку – и ты получишь желаемое… а сам знаешь, что нельзя… – Выдержав недолгую паузу, я спросила: – Ты ведь не сможешь дать мне совет?

Скользнувшая по щеке слеза влажным шлепком упала на письмо Эми. Блестящая на солнце капелька приземлилась как раз на ее подпись. Наверное, это знак. Только не знаю чего.

– Придется самой выяснить, да? – грустно улыбнулась я, усаживаясь на корточки возле надгробия. Очертила кончиками пальцев золоченые буквы, складывающиеся в ее имя, словно запоминая их контур. И прижалась губами к ледяному камню, чувствуя, что сейчас мы с Эми близки как никогда в жизни.

– Все хорошо. Ни о чем не беспокойся. Спи спокойно, моя милая.

Конец Часть четвертая

Ручка повернулась с тихим щелчком. В образовавшейся щели возникло лицо Кэролайн.

– Здравствуй, милая. Как справляешься?

– Все хорошо, – улыбнулась я, чувствуя, что в присутствии Каро тревога отступает. Жаль только, напряженно бьющаяся на шее нитка пульса выдавала мою ложь. – А где Ник?

– Внизу. Не знает, как отделаться от какого-то твоего кузена из Дэвона. Тот ему все уши прожужжал.

Я поморщилась.

– Передай, что мне жаль.

– Давай я тебе помогу? – предложила Кэролайн, окидывая взглядом комнату и отмечая висящее в чехле платье, разложенное на кровати белье и аккуратно стоящие в углу туфли.

– Не надо. Иди, спасай свою любовь.

Фыркнув, та повернула было к выходу, но вдруг спохватилась.

– Ох, чуть не забыла!

Она подошла и, легонько сжав мои плечи в знак поддержки, вынула из кармана жакета два квадратных конверта.

– Вот, только что доставили.

Я взяла их. Почерк на обоих был незнакомым. В любом случае сейчас некогда их читать, поэтому пусть отправляются в общую кучу.

– Ну ладно, – неуверенно проговорила Кэролайн. – Мне пора, увидимся в церкви.

– Да, конечно, – тихо ответила я.

Кэролайн ушла, напоследок подарив мне полный любви взгляд. А я положила толстые пергаментные конверты на туалетный столик и придавила их серым отполированным до блеска камешком, тем самым, который захватила с озера. Пальцы на миг задержались на гладкой, испещренной черными прожилками поверхности, а перед глазами замелькали воспоминания…

Глава 15

Я вылезла из машины и вытащила пакеты с продуктами. Чем ближе я подходила к коттеджу, тем сильнее нервничала. Первая встреча после нашего поцелуя… поцелуя, который для Джека ничего не значил, а для меня стал навязчивой идеей.

Джек открыл дверь.

– Привет, Эмма, – улыбнулся он, особенно ласково выговаривая мое имя. Забрав пакеты, он поставил их на пол. – Извини, я по скайпу разговариваю. Оставь это пока здесь, иди на кухню. Я сейчас.

Я кивнула, и Джек исчез за дверью комнаты, в которой, как помнится, располагался рабочий кабинет.

– Ну вот и я, дорогая, прости.

Меня будто пронзило копьем. Оно воткнулось в спину, под лопаткой и прошло через сердце, сокрушая по пути прочие жизненно важные органы. Ноги подкосились, пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Я не хотела подслушивать, правда. Просто Джек неплотно закрыл за собой дверь.

– Да, приходил кое-кто. Нет-нет, просто друг. Так о чем мы говорили?

Схватив продукты, я бегом ринулась на кухню. Эмма, ну зачем, зачем ты вообще сюда приперлась? Пакеты одним махом полетели на стол. Яйца наверняка разбились…

Надо же, в сегодняшнем приглашении мне чудились скрытые намеки. Более того, я была уверена: он придумал этот дурацкий повод с «жабой» лишь затем, чтобы провести со мной еще один вечер. И вот я приехала – а он воркует с какой-то женщиной, живущей на другом конце света. И кем бы она ни была, эта «дорогая», судя по сладкому голосу Джека, явно была ему небезразлична. Иногда такие же нежные интонации проскальзывали в разговоре со мной, оттого было вдвойне больнее.

Так какого черта я, как дура, до сих пор стою на его кухне, одетая в новые джинсы и белую рубашку (не слишком вычурно, чтобы он не решил, будто я специально принарядилась), и жду, когда он распрощается со своей девицей и соизволит прийти? Я не собираюсь терпеть такое унижение! Ни от кого, и уж тем более от Джека.

Кэролайн напрасно строила грандиозные планы на мой вечер. Джеку нет до меня никакого дела; он хочет, чтобы я накормила его долбаным ужином. Не зря он велел идти сразу на кухню. Лучше просто уехать. Он сидит за компьютером и, скорее всего, даже не заметит, как я выскальзываю за дверь. А там – в машину, и чао!.. Я нерешительно вышла в темный коридор.

– Я тоже скучаю, милая. Потерпи чуть-чуть, всего пять дней осталось.

Женщина на экране компьютера что-то сказала высоким голосом – я не разобрала слов, – и Джек ответил громким смехом.

– Ну конечно, да, – пообещал он.

Нет, надо уходить, пока они не начали во всех подробностях обсуждать грядущее воссоединение. Я шагнула, и под ногой предательски громко скрипнула дубовая половица. Джек обернулся.

– Эмма, все хорошо? – заботливо спросил он. А я, должно быть, из мазохистских наклонностей, пыталась разглядеть за его плечом лицо женщины, к которой он проявлял такие нежные чувства. Увы, не было видно ничего, кроме копны золотых волос. Блондиночка, значит…

Джек ждал ответа, а я ощущала себя так, словно попалась с поличным – крадусь тут на цыпочках по темному коридору, изображая мультяшного персонажа… Кажется, удрать незамеченной уже не выйдет.

– Да, порядок, – выдавила я нервную улыбку. – Просто… просто хотела продукты забрать. Там кое-что надо в холодильник положить. – Только бы он не заметил, что пакетов уже нет.

– Э-э… ясно, – немного удивленно кивнул он. – Ты подожди, я сейчас попрощаюсь и приду.

Ага, опять меня вежливо сослали на кухню. Я вернулась, до боли закусывая губу. Что делать: остаться или уехать? Если я, как героиня сериала, сейчас драматично выбегу из дома, Джек сразу поймет, что я в него влюблена. Он, как добрый самаритянин, протянул руку помощи в непростой момент. А я сдуру приняла обычную заботу за более нежные чувства. Не увидела разницы между гормональным влечением и эмоциональной привязанностью.

– Прости. – Джек вошел в кухню и поцеловал меня в щеку. Ого, что-то новенькое. Я напряглась, но он, кажется, не заметил, отвернувшись к чайнику. – Кофе будешь?

Я уже открыла рот, чтобы сказать: «Нет, спасибо, мне пора», но вместо этого почему-то произнесла:

– Да, черный и без сахара, пожалуйста.

Поставив воду кипятиться, Джек повернулся к столу и задумчиво уставился на два объемных пакета.

– Ты и продукты привезла?

Он выглядел таким спокойным… Словно не видел ничего предосудительного в том, что общался с любовницей на глазах английской подружки-идиотки. Внутри все мучительно сжималось.

– Джек, скажи, ты зачем меня пригласил? Чтобы я тебе приготовила ужин или по каким-то другим причинам?

Обдумывая вопрос, Джек пристально смотрел на мою нижнюю губу, очерчивая взглядом ее контур. Я с трудом удержалась, чтобы не ответить тем же; все-таки рот у него очень притягательный. Джек выглядел смущенным. Крайне непривычное зрелище.

– Что-то случилось?

– Нет, – соврала я, глядя ему в глаза. – А почему ты спрашиваешь?

Джек как будто нервничал, что тоже было внове.

– Ты сегодня какая-то… злючка.

Я растянула неподатливые губы в улыбке.

– Вовсе нет. Просто хочу поскорее приступить к делу. – Джек удивленно приподнял брови. – К приготовлению ужина, – пояснила я.

Вряд ли он поверил… ну и плевать. Ни за что не позволю ему догадаться, как много для меня значит сегодняшний вечер.

Он заваривал кофе, а я раскладывала ингредиенты аккуратными горками вдоль края стола, словно готовясь к съемкам кулинарного телешоу, и рылась в шкафах в поисках нужной посуды – что где лежит, помнила с того дня, когда жарила стейки.

– А мне что делать? – спросил Джек.

Поставив миски на стол, я указала Джеку на самый дальний угол кухни. Пусть держится подальше… во всех отношениях. Ну ничего, через пять дней нас будет разделять океан. И он воссоединится со своей «дорогой»…

– Стой там, чтобы не перепачкаться, – посоветовала я, опрометчиво высыпая в чашу целый стакан муки и тут же исчезая в белом облаке. – А то я не самый аккуратный повар. Лучше бы ты Кэролайн попросил.

– Я не хочу Кэролайн, я хочу тебя, – негромко отозвался он.

Яйцо я разбила с такой злостью, что вся скорлупа ухнула в чашу. Пришлось оставить ее и потянуться за чистой.

– Эмма… – Джек оказался рядом, перехватывая руку. – Просто скажи, что случилось?

Он снова нацепил на лицо то знакомое выражение, которое я принимала за нежные чувства. Только я наконец прозрела. Ага, как раз вовремя…

– А разве что-то случилось? – Непринужденно пожав плечами, я взяла второе яйцо. – Так, масло нужно разогреть… – Я щедро плеснула его на сковородку и поставила на плиту.

– По телефону у меня сложилось другое впечатление, – не сдавался Джек.

– …на сильном огне, пока не задымится. – Я вернулась к столу и взяла деревянную ложку.

– Ты вроде была не прочь встретиться, – смущенно продолжал он.

– Добавляем яйца и молоко, – с нажимом произнесла я, выливая и то и другое в муку.

– Уж я-то точно рад тебя видеть.

– Взбиваем, – прошипела я сквозь стиснутые зубы, яростно перемешивая тесто, брызги которого разлетались по всему столу. Я не шутила – повар из меня и правда так себе.

– И когда я дверь открыл, ты была в хорошем настроении…

– Добавляем остатки молока. – Я мрачно ждала, когда Джек сделает очевидный вывод. Оставался последний шанс спасти свою гордость.

– А потом, в коридоре, ты показалась какой-то… – Он осекся, и в глазах расцвело понимание.

«Униженной». «Смущенной». «Оскорбленной». Сам выбирай.

– Я разговаривал с…

– Меня это совершенно не касается, – перебила я.

Джек пропустил мои слова мимо ушей.

– …со своей дочерью.

Жидкое тесто плеснуло на стол. Джек аккуратно отобрал миску. Мудрое решение.

– С дочерью? – недоверчиво переспросила я. – У тебя есть дочь?! – Надо уточнить, вдруг что-то неправильно понимаю.

Он кивнул.

– Но почему?… Ты никогда о ней не говорил… – Невольно прозвучало так, будто я требую объяснений.

– Не говорил. О ней мало кто знает. Я и сам узнал всего три года назад.

Гнев сдулся лопнувшим шариком.

– То есть как это? Разве так бывает? Сколько же ей лет?

– Десять. Ее зовут Карли.

Десять. Получается… Дочь Шеридан?

Джек заметил безмолвный вопрос в моих глазах.

– Шеридан забеременела до того, как завела любовника. Может, она знала тогда, может, нет… С ней не разберешь. Короче, она так сильно хотела от меня избавиться, что ничего не сказала.

Я выронила ложку; та упала с грохотом и брызгами, еще больше пачкая стол.

– Какой ужас!

Он пожал плечами, но я видела, что даже сейчас, годы спустя, ему нелегко об этом вспоминать.

– Ты же отец! Как Шеридан могла это утаить? Почему ты не понял, когда узнал, что она родила?

– Я и не узнал, – с горечью произнес Джек. – Развелись мы в считаные дни, а затем она пропала почти на год.

– А потом? Она ведь вернулась с ребенком на руках, ты должен был догадаться…

Следующая фраза меня добила. Теперь понятно, откуда у Джека такое пренебрежение к брачным узам.

– С ней не было никакого ребенка.

– То есть?!

– Шеридан отдала девочку сестре. Та жила на ферме, растила двоих детей. Одна из них – ровесница Карли. Они очень похожи, словно близняшки.

Я качала головой, не веря, что существуют такие бессердечные суки. Ладно, бывший муж, но чтобы отказаться от собственной дочери?…

Однако Джек со мной не согласился.

– Поверь, малышке было только лучше. Ее приемная мать совсем не похожа на Шеридан. Она ласковая, заботливая, любящая… Карли обожает и ее, и кузин. Она там как родная.

Нет, это просто не укладывается в голове!

– И все-таки… как ты о ней узнал?

– Шеридан призналась. – Произнося ее имя, Джек скривил губы. – Она снова развелась, осталась без денег, а ферму сестры должны были пустить с молотка. И ей потребовался я – точнее, мои деньги. Пришлось сказать о ребенке.

– Господи!..

Я потянулась за стулом. Надо сесть, пока меня держат ноги.

– Кстати, с этим что делать? – поинтересовался Джек, крутя в руках миску с тестом.

– Залей сосиски на сковороде, – рассеянно ответила я.

Пока он возился с ужином, я пыталась разобраться во всех перипетиях его прошлого и настоящего. Теперь понятно, что – точнее, кто – держит его в Штатах. Да уж, серьезное обязательство…

Поставив сковороду в духовку, Джек повернулся ко мне.

– И что же случилось, когда ты узнал о Карли? Ты не подал ходатайство об опеке?

Джек покачал головой.

– Зачем? Ей было всего семь, она жила с любящими родителями, сестрами, а я был для нее чужим… Как я мог ее забрать, вырвать из привычной жизни?

К горлу подкатил комок едкой желчи. Я и раньше знала, что у него есть причины ненавидеть бывшую жену. Но кто бы мог подумать, что эти причины окажутся настолько… вескими?

– Сьюзан… это сестра Шеридан, и ее муж Марк – славные люди. Они впустили меня в жизнь Карли, и за последние три года мы здорово сблизились.

Вздохнув, я выдавила улыбку.

– Она знает, что ты ее отец?

Джек кивнул, и в его глазах загорелся незнакомый прежде огонек. Гордость?

– Она замечательная. Каждый месяц приезжает с сестрами ко мне на ранчо. Им там нравится. Я бы хотел, конечно, чтобы все вышло по-другому, но так тоже ничего.

Перемазанными в муке пальцами я взяла Джека за руку и торжественно заявила:

– Ей повезло, что у нее такой отец.

– Пойдем гулять, – смутившись, предложил он. – На пляже сейчас особенно красиво, да и свежий воздух нам обоим не помешает. Мы ведь можем это оставить?

Мы дошли до самого края бухты. Джек не выпускал мою руку, а я смотрела на него новыми глазами. Сегодняшний рассказ многое расставил по местам. И меня тронуло, что он рискнул доверить мне свой секрет.

– Теперь ты, наверное, понимаешь, почему после развода я избегаю серьезных отношений, предпочитаю случайные, ни к чему не обязывающие связи?

Я кивнула, глядя на Джека и силясь запечатлеть его образ во всех деталях, чтобы сохранить память о чудесных днях, проведенных вместе. Я старательно впитывала все: и как на ветру развеваются густые темные волосы, и как в уголках глаз собираются морщинки… Сердце заныло, не желая его отпускать.

– Стараюсь выбирать как можно осторожнее. И по возможности – тех, кто ищет того же. Тогда в дело не вмешиваются эмоции. И расставаться гораздо легче… Но так ты не можешь, правда? – Потрясенная тем, как неожиданно он сменил тему, я не нашлась с ответом. Однако Джек его и не ждал. – Даже после того, что было у вас с Ричардом, ты все равно надеешься найти для своей сказки счастливый конец, да?

Джек не издевался и не высмеивал. Откуда ему знать, как тяжело слышать, что наши представления в этом вопросе так сильно разнятся?

– Ну… – робко начала я, – последнее время мою веру в счастливый конец несколько подорвали, правда. – В горле откуда-то взялся комок. – И все-таки я надеюсь, что однажды кто-нибудь…

«Ты», – требовательно заявил внутренний голос.

– …заставит меня поверить вновь.

Он кивнул, словно услышал от врача диагноз – не самый утешительный, но вполне ожидаемый.

– Значит, кольцо, часовня, свадьба? – Джек не столько спрашивал, сколько констатировал факт.

Я думала возразить, но зачем?

– Наверное, в глубине души я немного старомодна.

Ласково улыбнувшись, он повел меня к лестнице, поднимавшейся к коттеджу. Кажется, этим разговором Джек пытался что-то выяснить, и проверку я провалила.

– Осторожнее. Ступени довольно скользкие, – предупредил он. – Держись поближе.

– Не беспокойся, я буду рядом.

Странно, эти слова почему-то прозвучали… знакомо. Я вдруг вспомнила, что Джек говорил то же самое в ночь аварии, когда вытаскивал меня из разбитой машины. Хотела уже напомнить ему, как вдруг ступеньки ушли из-под ног, и я стала заваливаться назад, беспомощно взмахнув руками и хватаясь за пустоту. Джек в ужасе потянулся за мной, но не успел. В этот раз ему не удалось меня спасти, и я, пролетев пару метров, рухнула на песок, напоровшись на что-то твердое и острое.

– Эмма! – испуганно бросился ко мне Джек. – Ты цела?

Я выдавила смешок, больше похожий на рыдание. Черт, как же больно…

– Ты не пострадала?

– Если только моя гордость, – соврала я. Про камень под песком не скажу ни слова даже под пыткой, потому что удар пришелся на самое чувствительное место – как раз в ягодицу. Джек поставил меня на ноги, и я спрятала болезненную гримасу за кривой ухмылкой.

– Боже, с вами все в порядке?! – Пожилая чета, также решившая нагулять аппетит перед ужином, бросилась нам на помощь. Я не знала, куда деться от стыда.

– Все хорошо, – вымученно улыбнулась я в который раз.

– Может, вызвать «Скорую»? – Женщина достала из кармана мобильник.

– Нет-нет-нет, я в порядке. Только в себя приду. Не беспокойтесь.

– Я о ней позабочусь, – сказал Джек, и пожилая чета, поверив на слово, направилась своей дорогой. Дождавшись, когда они отойдут подальше, Джек повелительно произнес: – Ну, рассказывай, где болит?

– Нигде. Я просто испугалась.

– Эмма Маршалл, не ври! Я вытащил тебя из разбитой машины. И знаю, если тебе больно.

Значит, лгать дальше бессмысленно. Он и сам обо всем догадается, когда увидит, как я ковыляю по лестнице.

– Там камешек был…

Мокрый песок сохранил живописный отпечаток моей задницы. Джек раскидал его мыском ботинка, обнажая острый зазубренный камень.

– Вот черт, – пробормотал Джек, уставившись аккурат на мою пятую точку. – Сильно поранилась? Кровь идет?

– Нет, конечно. Мне было чем смягчить удар.

Он не улыбнулся, как я рассчитывала.

– Синяк?

– Скорее всего, – пожала я плечами.

– Покажи.

– Ни за что! – в ужасе отрезала я.

Он выгнул бровь – похоже, кое-кто собирался стоять на своем.

– Ты просто хочешь увидеть мою попу.

Джек фыркнул.

– Слушай, давай вернемся в дом, я сама посмотрю, что там, и решу, можно ли кому-нибудь это демонстрировать.

Я медленно вскарабкалась по лестнице, наотрез отказавшись от помощи. Джек смирился лишь потому, что боялся задеть мои ушибы, иначе просто сгреб бы меня в охапку. И почему при падении нужно было разбить именно задницу? Нет бы вывихнуть ногу или запястье, как все нормальные люди…

В конце концов мы добрались до кухни.

– Так, Эмма, хватит, – терпение Джека лопнуло. – Ты покажешь свою задницу или как?

Несмотря на пульсирующую боль в правой ягодице, я расхохоталась.

– Нет, Джек, не покажу. И хочу предупредить, что в Англии с такими заявлениями надо поосторожнее, а то могут ударить или даже арестовать.

Джек слегка опешил, однако быстро сориентировался.

– Леди, не удостоите ли вы меня чести взглянуть…

– Нет, – отрезала я.

– Хотя бы в душ сходи. Вода снимет боль, и синяк сможешь рассмотреть. Там есть зеркало в полный рост.

– Да ты просто одержим идеей меня раздеть, – игриво заявила я. Правда, разрушила весь эффект тем, что жутко покраснела. – Ладно, так уж и быть, пойду в душ… Только затем, чтобы ты больше не тянул руки к моей заднице! Договорились?

– Договорились, – неохотно согласился он. – Я пока чай заварю. Чистые полотенца в шкафу возле двери.

– Спасибо. – Я захромала по коридору.

По шкале от одного до десяти синяк тянул на все одиннадцать. Я аж вздрогнула, когда, спустив джинсы и кружевные трусики, увидела в зеркале сине-фиолетовое пятно размером с блюдце, расплывающееся по правой ягодице и уходящее на поясницу. Тут и воды не надо – синяк и без того прекрасно проступил. И все же я сбросила одежду на пол и повернула кран. Горячие струи ужалили пострадавшую кожу, но через пару секунд боль начала стихать. В большой, на двоих, кабине висела полка с мыльными принадлежностями, и я не устояла перед соблазном взять гель для душа, так аппетитно пахнувший Джеком. Намыливая его на обнаженную кожу, зажмурилась, представляя, что в огромной кабине нахожусь не одна. Позади стоял Джек, и сильные пальцы скользили по мокрой коже, а губы сцеловывали с шеи капельки воды…

Из мира грез вырвал скрип петель. Я подпрыгнула, роняя флакон геля, и тот загремел по пластиковому поддону.

– Ты как? – спросил Джек сквозь приоткрытую дверь.

– Не входи! – в панике закричала я, пытаясь прикрыться руками. – Я голая!

Донесся негромкий смешок.

– Мне тоже всегда казалось, что принимать душ в одежде неудобно.

– Очень смешно. – Я всплеснула руками – все равно они мало что закрывали.

– Как твой синяк?

– Краше не придумаешь, – ответила я. – Хотя от горячей воды и правда легче.

Меня жутко смущал этот разговор, потому что я, совершенно голая, стояла в каком-то метре от Джека, переговариваясь с ним через приоткрытую дверь.

– Я кое-что принес.

В маленьком зазоре между дверью и косяком появилась рука Джека, поставившая на кафельный пол маленькую круглую баночку, а потом дымящуюся кружку с чаем.

– Могу помочь тебе с кремом…

– Я, конечно, плохо ориентируюсь на местности, но собственную задницу как-нибудь найду, – съязвила я.

– Ладно, тогда жду внизу.

Послышались удаляющиеся шаги. Он даже не попытался войти в душ. Весьма благородно. Чертов джентльмен!

Чай заметно приободрил, а крем, хоть и нещадно вонял, успокоил нывшую кожу. Я кое-как расчесала спутавшиеся волосы и, вытерев локтем запотевшее зеркало, обнаружила, что от тщательно наложенного макияжа осталась лишь водостойкая тушь. Безразлично пожав плечами, я наклонилась за одеждой. Если Джека не удалось соблазнить обнаженным телом, что толку от блеска для губ?

Он терпеливо поджидал внизу. Пока я спускалась по лестнице, Джек придирчивым взглядом следил за моей походкой. К счастью, после душа я почти не хромала.

– Кажется, тебе лучше.

Я кивнула.

– Все хорошо. Обычный синяк.

– Прости. Я должен был пропустить тебя вперед.

– Тогда мы упали бы оба, – отмахнулась я, принюхиваясь. Пахло горелым.

– Мы убили жабу, – торжественно провозгласил Джек.

Я рассмеялась, только сейчас заметив, как стало темно. Пока я плескалась в душе, тучи серым толстым одеялом заволокли небо; пошел сильный дождь.

– Ты же не виноват, что я упала. Надо было тебя слушаться.

– Стоило учесть, что ты не любишь, когда тобой командуют, – сокрушался Джек. – И теперь меня будут преследовать кошмары: кто знает, какие жуткие травмы ты скрываешь?

– Ой, да ради бога! – воскликнула я, поворачиваясь спиной. – Ты ведь не успокоишься, пока не увидишь, да? Ну что ж, сам напросился; вот, смотри, что я не истекаю кровью. – Выдернув рубашку из-под пояса джинсов, я расстегнула ремень. – Но предупреждаю… зрелище так себе.

В доме царила тишина, лишь дождь барабанил в окно, да тихо вжикнула молния на штанах. Я приспустила джинсы – буквально на пару сантиметров, – выставляя напоказ синяк.

Джек шумно выдохнул, увидев расцвеченную всеми оттенками синего кожу. Мне доводилось оголяться куда сильнее – хотя бы в купальнике на пляже, – но сейчас в том, чтобы стянуть джинсы и показать мужчине прикрытую одними трусиками кожу, чудилось что-то очень интимное.

– Прости, – опять прошептал он, и в этот раз голос прозвучал куда более хрипло. Пояс в моих руках натянулся: Джек потащил штаны вниз, оценивая масштабы повреждений. Он принялся обводить синяк пальцами, замерев, когда добрался до кружева трусиков.

Я жадно, словно утопая, хватала ртом воздух. Затылок жгло тяжелое дыхание Джека. Он не двигался: ждал, что я его остановлю. Не дождется… Наконец пальцы заскользили снова по верхнему краю белья, задержались на миг, чтобы погладить выступающую на боку косточку, и в конце концов добрались до нежной кожицы внизу живота. Я опустила глаза, глядя, как смуглые руки ласкают чувствительную плоть. Откинулась назад, прижавшись спиной к Джеку. Он тихо выдохнул. И медленно, очень медленно, повернул лицом к себе. Его губы нашли мой рот, и наши языки сплелись в танце. Я застонала, захлебываясь под приливом страсти. Жадный горячий поцелуй сводил с ума, словно оставляя на мне выжженное клеймо, и я даже не замечала, как Джек сильно, до боли, вжимает меня в стену, наваливаясь всем телом.

Я парила и падала одновременно; не давали затеряться в огненном раю только его губы и сильные плечи, за которые я цеплялась, не то притягивая Джека к себе, не то отталкивая. А он, оторвавшись от моего рта, принялся прокладывать цепочку поцелуев по моей шее. Джек рванул воротник моей рубашки, чтобы добраться губами до плеча. Лямка бюстгальтера съехала в сторону, и Джек впился зубами в нежную кожу. Колени подогнулись, и я чуть было не сползла по стене.

Жар спал так быстро, что сначала я даже не поняла. Огненный шторм вдруг сменился метелью. Джек замер и усилием воли меня отпустил, опираясь на вытянутые руки по обе стороны от моей головы. В его глазах по-прежнему мерцали затухающие угольки желания, но когда я потянулась к нему за новым поцелуем, он увернулся.

– Джек? – нерешительно позвала я.

Он замотал головой.

– Я не могу.

Эти слова загасили последние искры не хуже ведра ледяной воды. Но почему?… Горло перехватило, и я молча уставилась на Джека.

– Не надо… нельзя… – Для писателя он был не слишком-то красноречив. – Это неправильно.

Что ж, теперь понятно.

– Почему? Почему неправильно? – Я тоже плохо владела собственным голосом.

Он рассеянно провел рукой по волосам.

– Сама знаешь.

Я упрямо покачала головой.

Вздохнув, Джек повернулся к окну, глядя на стекающие по стеклу капли воды. На меня он больше не смотрел.

– С тобой я не могу.

– Не можешь или не хочешь?

В ответ он схватил мою руку и, заглядывая прямо в глаза, прижал ее к своей груди. Я ощутила, как неровно стучит сердце.

– Разве похоже, что не хочу?

Я покачала головой. К глазам подкатили слезы. Ну и пусть он их видит.

– Так почему? Из-за Шеридан? Все дело в ней?

– Что? – ужаснулся он вроде бы искренне. – Нет, конечно!

– Тогда почему? Почему ты меня отталкиваешь? Ты же знаешь, что я этого хочу… – Я бросила к его ногам остатки гордости.

– Именно поэтому.

Я вконец растерялась.

– Я хочу тебя, Эмма, – признался Джек. – Сильно, как никого в жизни. – Наверное, я обрадовалась бы, услышав эти слова в любой другой ситуации. – Я уже все сказал на том мосту. С тех пор ничего не изменилось…

– А я, значит, права голоса не имею? Мое мнение ничего не значит?

– Я знаю, чего ты хочешь, – ответил он, и у меня вспыхнули щеки. – Джек отвел взгляд, уставившись на дождь за окном. – Тебе нужен мужчина, который будет рядом. Кто-то надежный. Кто не сбежит на другой конец света. В общем, не я. – Он говорил все тише и тише. – Ты должна знать, что я сейчас еле остановился. Не могу даже смотреть на тебя, потому что думаю лишь об одном: как бы схватить и утащить в спальню. Но я пока не такой ублюдок. Я остановился ради тебя самой.

– Да ни черта ты не знаешь, чего я хочу… – с горечью бросила я, застегивая джинсы. – Или кто мне нужен…

– В любом случае не я.

Что ж, говорить больше не о чем.

– Ладно, я поехала, – промямлила, в глубине души надеясь, что Джек меня удержит.

Не отворачиваясь от окна, он кивнул. Выходит… финал? После всего, что между нами было, мы расстанемся именно так?

Промаршировав мимо Джека, я распахнула дверь. Капли дождя свирепо били в землю и жалили кожу, и я, втянув голову в плечи, побежала к машине. «Позови меня. Сделай что-нибудь, прошу, только не отпускай». Но Джек неподвижно стоял на крыльце. Прежде чем сесть в машину, я обернулась – в последний раз. Наши взгляды встретились. Джек не скрывал боль и отчаяние… но не пытался остановить.

Нырнув в салон, я захлопнула дверцу и с визгом шин сорвалась с места. Из глаз непрерывно текли слезы, дворники не справлялись с ливневым потоком, и я совершенно не видела, куда еду. Повезло, что на трассе не оказалось других автомобилей. Понимая, что нельзя вести машину в таком состоянии, через пару километров я включила аварийку и съехала на обочину. Уставилась пустым взглядом сквозь завесу разбивающегося о ветровое стекло дождя, видя перед собой одного Джека. Нельзя, чтобы все закончилось вот так… Я даже не призналась в своих чувствах. Вдруг это что-то изменит?

Яростно смахнув слезы, я повернула ключ зажигания. Двигатель взвыл. Наплевав на правила, я лихо развернулась посреди трассы и поехала обратно. Не было никакого плана, в голову не лезли умные и рассудительные слова, которые заставили бы Джека передумать. Меня тянул к нему первобытный инстинкт; словно связующая нас пуповина не желала рваться.

Уже почти стемнело, и дождь смывал остатки дневного света. Я гнала сквозь ливень, стараясь не думать, что будет, если Джек опять отвернется… Когда впереди мелькнул поворот к его коттеджу, сердце колотилось так, будто я бежала, а не сидела в машине. Сейчас все решится. Последний шанс.

Мы не врезались друг в друга каким-то чудом. В самый последний момент Джек успел отвернуть. Я даже толком не поняла, что происходит: сворачиваю – и вдруг слепну от света фар; мимо проносится внедорожник и замирает, нырнув двумя колесами в глинистую обочину. За стеной ливня ничего не было видно, непрерывно ходящие дворники на миг разгоняли потоки воды, выхватывая отдельные кадры: из машины выходит Джек и движется ко мне. Мокрая рубашка облепила его руки и грудь, но он, ничего не замечая, смотрел на меня. Я кое-как нащупала ручку и, выскочив из машины, направилась к нему, влекомая силой куда более значимой, чем гравитация. По щекам текли слезы, смешивались с каплями дождя. Последние метры я преодолела бегом; Джек поймал меня и прижал к себе, отказываясь опускать на землю. Я обвила ногами его талию, и он понес меня в дом, не глядя, куда идет, потому что был слишком занят жадными поцелуями. Нам не нужны были слова – мы разговаривали на своем собственном языке, и я уже получила ответы на все вопросы. Все вокруг исчезло – я не чувствовала ни дождь, ни холод; мир сузился до пределов одного мужчины, терзающего мои губы жадным поцелуем.

Остановился он только у самой двери, которую даже не потрудился захлопнуть перед уходом, и оторвался от моих губ, чтобы заглянуть в глаза и дать последнюю – совершенно ненужную – возможность передумать.

– Уверена? Потому что я не смогу остановиться. После этого назад уже не повернуть, Эмма.

В ответ я впилась ему в губы новым поцелуем. Джек ногой распахнул дверь и поднялся в спальню, а я тем временем расстегивала пуговицы на его рубашке и стаскивала мокрую ткань с широких плеч. Матрас прогнулся под нашим весом, Джек навис надо мной, и я воспользовалась этим, чтобы добраться до его пояса. Он в два счета оказался голым. С моей промокшей одеждой мы провозились немного дольше – он не торопился, целуя везде, куда мог дотянуться. Никогда прежде я не испытывала ничего подобного. И даже расплакалась, когда он скользнул в мое тело, – но не заметила слез, потому что Джек вознес меня на невиданные высоты. Содрогаясь в экстазе, он выкрикнул мое имя, и я воспарила сразу же вслед за ним.

Глава 16

– Какой жуткий синяк…

Я медленно открыла глаза, лежа на животе в клубке скомканных простыней. Память услужливо подсказала, как именно они дошли до такого состояния – мы с Джеком не отпускали друг друга всю ночь. Его пальцы впивались в покрывало, пока он мучительно медленно двигался внутри меня, непривычными ощущениями заново открывая мир вожделения и страсти.

– Не самый романтичный способ пожелать доброго утра, – сонно пробормотала я в подушку.

Джек лежал, опираясь на локоть и любуясь моим обнаженным телом, бесстыдно выставленным напоказ солнечному свету и его взгляду. Наклонившись, он приподнял прядь волос и прильнул губами к чувствительной шее.

– Ты права. Прости. Доброе утро, милая, – соблазнительно промурлыкал он на ухо. – Прошлая ночь… ты и я… слов нет.

Ого! Да я, похоже, совершила настоящий подвиг, раз отняла у писателя способность связно выражать свои мысли.

– Так гораздо лучше, – одобрила я.

– Но гематома у тебя – все равно кошмар!

Подушка приглушила мой смех.

Джек нашел губам более толковое применение, чем разговоры, – он принялся покрывать поцелуями изгиб позвоночника, остановившись, лишь когда добрался до злосчастного синяка. Очень-очень нежно он прильнул к пострадавшей коже, и едва уловимое движение языка распалило новые искры внутри.

– Теперь меньше болит? – поинтересовался он, не отрываясь от моей плоти. Я тихо застонала, провоцируя его на дальнейшие действия. Джек осторожно перевернул меня на спину.

Горящий желанием взгляд заскользил по всему телу, уделяя должное внимание и груди, и узкой талии, и длинным ногам, охотно готовым опять обвиться вокруг его бедер.

– Может, еще где-то болит? – многозначительно понизив голос, уточнил Джек.

– Есть, пожалуй, пара мест, – хрипло выдавила я.

– Посмотрим, вдруг я смогу что-то сделать, – пообещал он, опуская голову. В комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь нашим отрывистым дыханием. И дар речи мы обрели не скоро.

Я, наверное, задремала, потому что когда снова открыла глаза, солнечные зайчики переползли на самый край кровати. Голова лежала у Джека на груди, и он перебирал волосы, накручивал их на пальцы, словно намереваясь навечно привязать меня к себе. Я ничего не имела против, только прижалась теснее, чувствуя, как под щекой мерно стучит сердце, а волоски на ногах щекочут кожу.

Увы, моменты полного единения и счастья никогда не длятся долго.

Джек поцеловал меня в лоб.

– Рискну нарваться на очередное обвинение в том, что я не романтик. Но умираю с голоду.

А ведь и правда, мы уже давно не предавались столь прозаическим занятиям, как прием пищи. Стоило этой мысли прийти в голову, как желудок отозвался громким урчанием.

– Надо подкрепить силы, если мы собираемся продолжать в том же духе.

– А мы собираемся?

– Уж я-то – точно. – Джек расплылся в сексуальной улыбке.

Да, с такими аргументами не поспоришь. Я неохотно сползла с него, однако Джек, прежде чем отпустить, ласково погладил по плечу.

– А еще, Эмма, нам надо поговорить. Но когда ты лежишь здесь голая, я не могу сосредоточиться и думаю только об одном.

С довольной ухмылкой я свесила ноги с кровати. Огляделась в поисках одежды – хоть какой-нибудь – и еле сдержала улыбку, вспоминая, как Джек меня раздевал, небрежно расшвыривая вещи. Те могли оказаться под кроватью, на шкафу, да хоть на люстре – в тот момент нас это волновало меньше всего.

– Вот. – Джек указал на бледно-голубую рубашку, висевшую на спинке стула. Я охотно облачилась в нее. Рубашка была огромной: манжеты пришлось подвернуть трижды, зато длины хватило, чтобы уважить мою скромность, потому что белья не было. Джек натянул только джинсы, и я, босиком спускаясь вслед за ним по лестнице, еле сдерживалась – так и хотелось украдкой погладить мускулистую спину. Джек был прекрасно сложен: совсем как античная скульптура, настоящее произведение искусства, чудом попавшее в мои руки.

Плита пылала жаром, на кухне было тепло и уютно, и я даже в одной тонкой рубашке не мерзла. Поставив чайник на огонь, Джек притянул меня к себе и снова поцеловал. Я погладила его по щеке, и темная щетина непривычно кольнула пальцы.

– Поверить не могу, что мы… – выдохнул Джек в мои волосы.

– Правда? – Я вывернулась, чтобы видеть его лицо.

Он изогнул губы в насмешливой улыбке.

– Правда. И это странно, учитывая, что два последних месяца я видел очень развратные сны.

Щеки запылали, но взгляд я не отвела.

Джек подался ближе, и я ощутила, как к бедру прижалась весьма выдающаяся часть его тела.

– Мистер Монро! – притворно возмутилась я, подражая шокированной викторианской деве. Правда, я слабо представляла, как именно следует вести себя в подобной ситуации, потому что Джейн Остен никогда не описывала столь интимные сцены.

Закипел чайник, но мы оба не обратили на него внимания.

– Так жаль, что мы с этим затянули и у нас совсем мало времени…

Я вдруг обрадовалась, что он не видит моего лица. Последние несколько часов я счастливо витала в облаках и не выдержала столкновения с реальностью. Наивная дура – не ожидала, что после этой волшебной ночи Джек с прежней легкостью соберет вещи и свалит из моей жизни.

– А ты не можешь… остаться, хотя бы ненадолго? – робко спросила я, не поднимая взгляда.

– Рад бы, но нет возможности.

Повисла долгая пауза, нарушаемая тихим гулом холодильника.

Джек приподнял мой подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом.

– Эмма, это был не просто секс. Ты понимаешь?

Я молча кивнула, не зная, к чему он клонит.

– Мы со всем разберемся. Будем часто видеться – я смогу возвращаться каждые три месяца. И ты, наверное, тоже сможешь прилетать…

– Значит, отношения на расстоянии, – тихо произнесла я, глядя на льющееся в стеклянные двери солнце и стараясь не показать, как сильно задета его словами. Не знаю, чего я ждала или на что надеялась… Хотя нет, вру – знаю, и это совершенно точно не полеты через океан и короткие свидания. Мне хотелось большего: обещаний, обязательств, совместного будущего…

– Да, трудно, – продолжил Джек, обнимая меня за талию. – Но мы справимся.

Я натянула на губы улыбку. Между нами с Джеком что-то было – сильное и неоспоримое чувство. И лишь теперь я начинала понимать, насколько у нас разные представления о том, что с ним делать.

– Думаешь, не получится? Ты не этого хочешь?

Я пыталась сморгнуть колючие слезы.

– Нет. Не совсем.

Улыбка исчезла с его лица – впервые за все утро.

– Мы оба знаем, что ничего не выйдет. Это меня и останавливало. У тебя здесь семья, и ты ее не бросишь; я свою тоже. Наверное, лучше бы мы не…

Я поспешно приложила палец к его губам.

– Не смей. Даже не думай об этом.

Мы грустно улыбнулись друг другу. Я пыталась не выдавать своих сомнений. У нас обоих есть серьезные причины жить на разных концах света, но чьи – более весомы? Что, если Джек просит гораздо больше, чем способен предложить взамен?…

– Не хочу тебя терять, – тихо сказал он, убивая своей нежностью.

– Тогда останься, – прошептала я, сама понимая, что нечестно просить его отказаться от недавно обретенной дочери.

– Поедем со мной, – предложил Джек. Я покачала головой, хотя перед глазами замелькали соблазнительные образы светлого будущего. – Эмма, у нас все получится. Мы справимся. Что-нибудь обязательно придумаем… – Он умелым поцелуем сломил сопротивление. – Соглашайся.

Мне ужасно понравилось готовить вместе с ним завтрак. Джек старался лишний раз пройти мимо, поцеловав при этом или хотя бы прикоснувшись. И даже стоя на другом конце кухни, поджаривая на плите тосты, я чувствовала его жадный взгляд. Насытившись – по крайней мере, едой, – я хотела убрать со стола, но Джек перехватил мою руку.

– Оставь, сам потом уберу. А сейчас на тебя есть другие планы.

Он выпрямился во весь немаленький рост. Рывком поднял меня и усадил на стол. Зарылся пальцами в волосы, притягивая ближе. И поцеловал – так жарко, что мы забыли про необходимость дышать.

– Поверить не могу, что у нас всего четыре дня, – с сожалением пробормотала я, не отрывая губ от его шеи.

– Вообще-то меньше, – ответил он с тоской. Я откинулась, опираясь на локти, чтобы заглянуть ему в лицо. – Мне на два дня придется уехать в Лондон. Важные дела. И отменить встречи нельзя.

У меня разочарованно вытянулось лицо. Джек тоже заметно погрустнел.

– Поедем со мной, – вдруг попросил он. – Я все равно не целыми днями буду занят… Да и в конце концов, в нашем распоряжении останутся ночи…

– А давай, – рискнула я. Целых два дня и, что куда более соблазнительно, две ночи наедине с ним? Надо быть дурой, чтобы отказаться.

Джек широко улыбнулся, поражая в самое сердце, и опять притянул к себе. Теряя голову от поцелуя, я едва заметила, как он принялся расстегивать мою рубашку. Руки, неторопливо двигаясь по разгоряченной плоти, накрыли грудь, большие пальцы затеяли игру с сосками. Я застонала, и Джек довольно зарычал. Вдруг до нас донеслось отдаленное эхо стука в дверь.

Я дернулась, но Джек не отпустил.

– Не обращай внимания, – недовольно рыкнул он. – Наверное, почтальон. Сейчас сам уйдет.

В дверь опять заколотили, а в затуманенную страстью голову попытался пробиться тонкий внутренний голосок, напоминавший, что сегодня воскресенье, а по выходным почту не доставляют. Однако я отмахнулась от него, сосредоточившись на дивных ощущениях. Джек просунул обе руки под мою рубашку и прижал к себе. Стук затих.

– Видишь, я же говорил…

Я потянулась к его поясу, нащупывая язычок молнии, как вдруг краем глаза заметила мелькнувшую за окном тень. В дверь опять заколотили, причем громче, потому что незваный гость обогнул дом и теперь ломился в черный вход.

Мы с Джеком отпрянули друг от друга, и я трясущимися руками кое-как запахнула полы расстегнутой рубашки – моя нагота была прекрасно видна взбешенному мужчине за прозрачными дверями.

– Ты какого черта не берешь трубку?! – Вопли Ричарда слышались даже сквозь стекло.

Джек пошел к двери, а я оцепенело застыла, по-прежнему сидя на столе.

– Что? – только и выдавила я, от потрясения утратив дар речи. Джек возился с замком, а Ричард продолжал орать:

– Телефон, Эмма! Где твой гребаный телефон?! Ты почему не отвечаешь? Я уже несколько часов не могу до тебя дозвониться!

Замок наконец щелкнул, и Ричард ворвался в дом и, не обращая внимания на Джека, бросился ко мне – точь-в-точь как разъяренный бык на красную тряпку. Я неуклюже сползла со столешницы, втягивая голову в плечи, однако в последний момент Ричарда перехватил Джек. Тот смерил его взглядом, злобно выплюнув:

– Убери руки!

На один ужасающий миг показалось, что сейчас начнется драка. И все же Джек, помедлив, разжал пальцы. И тут же одним шагом встал между нами, молчаливо обещая вмешаться, если Ричард вздумает меня тронуть.

Испуг и смятение, вызванные внезапным появлением Ричарда, несколько улеглись, и по венам побежал холодок предчувствия.

– Почему ты не отвечала? – опять прогремел Ричард, едва ли не брызжа слюной от ярости.

«Потому что телефон в сумке, а та в машине, ведь я так торопилась к Джеку в постель, что совсем про нее забыла».

– Что случилось? – с тревогой спросила я, но Ричард, кипя от злости, не удостоил меня ответом. Впрочем, учитывая зрелище, открывшееся сквозь стекло, у него были основания сердиться.

– Твой отец с ума сходит, пытаясь тебя найти. Он решил, что ты провела ночь со мной! – Бросив полный ненависти взгляд на Джека, Ричард опять повернулся ко мне. – Откуда ему знать, что ты мутишь с посторонними мужиками.

Джек, злобно зарычав, с силой толкнул Ричарда в плечо.

– Хватит, – процедил он сквозь зубы. Он не кричал, как Ричард, но в воздухе ощутимо запахло угрозой.

– Так в чем дело? Он встревожился, что я не вернулась вечером?

Я почувствовала угрызения совести. Мне и в голову не пришло, что родители будут волноваться. Как непредусмотрительно, глупо и эгоистично с моей стороны…

– Да кому ты нужна, – пренебрежительно бросил Ричард. – Твоя мать исчезла!

Все замерли. Повисла тишина. У меня под ногами разверзлась пропасть. Потянувшись к Ричарду, я схватила его за рубашку.

– Как долго ее нет?

Тот покачал головой.

– Неизвестно. Твой отец проснулся в шесть, и ее уже не было.

Я застонала:

– Где вы искали?

– Везде. Мы свое дело знаем. – Он презрительно покосился на Джека, выпавшего из нашей драмы. – Два часа назад позвонили в полицию. Начали поиски.

Я потрясенно прижала ладонь ко рту. Рубашка распахнулась, и Ричард, скользнув по мне взглядом, поморщился. Прикрывшись и придерживая полы одной рукой, я помчалась в сторону лестницы.

– Буду через минуту, – крикнула я, даже не зная, к кому именно обращаюсь.

В спальне, давясь рыданиями, я принялась копаться под кроватью в поисках одежды. Вошедший вслед за мной Джек поднял меня на ноги и протянул потерянные вещи. Я стала одеваться, думая лишь о трагедии, развернувшейся в родительском доме, пока я эгоистично развлекалась.

– Она найдется, – пообещал Джек, протягивая блузку.

Молча выхватив ее, я просунула руки в рукава и рванула по лестнице вниз, громко стуча каблуками по ступенькам.

Ричард ждал возле входной двери.

– Полиция с добровольцами прочесывает лес.

Я только кивнула, торопясь к выходу. И вдруг замерла, будто запнувшись.

– А папа где? Дома?

Схватив за руку, Ричард потянул меня на улицу.

– Нет. Он в поисковом штабе с женщиной из полиции, координатором поисков. Он наотрез отказался сидеть дома, хочет хоть чем-то помочь. А в доме остался сосед – на случай, если Фрэнсис вернется.

Я замотала головой, стараясь не расплакаться. Мама никогда, ни при каких обстоятельствах не приходила домой сама.

– Школу проверяли? Ты ведь знаешь, как она любит…

В глазах Ричарда впервые мелькнуло что-то вроде сочувствия.

– Я первым делом туда поехал. Ее там не было. Но я позвонил директору и паре коллег, они покараулят входы на всякий случай, пока… пока мы ее не найдем.

– Спасибо, – признательно прошептала я.

Он выразительно покачал головой, словно впервые увидел мою истинную сущность, обычно скрывающуюся под маской.

– Идем, нам пора. Не будем терять здесь время.

Ричард стремительно зашагал к машине, брошенной поперек подъездной дорожки Джека.

Джек! Мы ведь даже не попрощались. Я замешкалась, оборачиваясь к дому, и Ричард нетерпеливо меня окликнул. Он уже был у машины, открывал дверцу. А я все глядела на коттедж, чувствуя, как меня рвет на части.

На крыльцо выскочил Джек, на ходу застегивая рубашку.

– Ты с нами? – не сдержала я удивления.

– Конечно. – Он улыбнулся уголками губ. Жаль, я не могла ответить тем же.

– Эмма! – не вытерпел Ричард.

– Иди, – велел Джек, кивком указывая на мою машину. – Я буду рядом.

Я никогда раньше не участвовала в поисках и понятия не имела, как это вообще происходит. Но обилие полицейских машин, собак и людей – не говоря уж о кружившем над головой вертолете – наполняло душу отчаянием. Припарковав автомобиль, я помчалась к Ричарду, которого заметила в толпе.

– Штаб возле ручья, – сообщил он, не сбавляя шагу.

– А папа?

– Он тоже там.

Я кивнула, пытаясь собраться перед встречей с отцом. Он и сам наверняка не в себе, еще чужих истерик ему не хватает.

– Как ты узнал, где я? – выдохнула я, пока мы огибали небольшую рощу, преграждавшую путь к ручью.

– Позвонил Кэролайн, она рассказала о твоих планах на вчерашний вечер. В общем-то, понятно, почему я ничего не знал.

Возразить было нечего. Что бы я ни сказала – обязательно задену чувства Ричарда. К тому же у нас нет времени на споры. Я не могла думать ни о чем, кроме пропавшей матери.

На складных столах лежали большие карты, по углам прижатые камнями, чтобы их не унесло ветром. Даже яркое солнце не могло разогнать холод после вчерашней грозы. Что было надето на маме, когда она вышла из спальни и куда-то побрела? Неужели только ночная рубашка? Или она все-таки набросила пальто? А вдруг она его потеряла и теперь ходит где-то раздетая, босая и замерзшая? Сколько нужно времени, чтобы заработать переохлаждение? Тряхнув головой и выбрасывая эти жуткие мысли, я ринулась к полицейской машине. Там, трясущимися руками кутаясь в ярко-красный плед, сидел отец.

Он плакал. Я поняла это прежде, чем прильнула щекой к его груди.

– Папочка, – всхлипнула я, хотя не называла его так уже лет десять.

– Эмма, Эмма, Эмма… – забормотал папа, неловко гладя меня по волосам. – Где она? Куда она делась? Где моя Фрэнни?

Я осторожно высвободилась из его рук. За один день папа постарел лет на двадцать.

Подошла доброжелательная на вид женщина в униформе – наверное, тот самый координатор.

– Билл, не переживайте. Мы обязательно ее найдем. Мы знаем, что делать.

Хотелось бы ей верить. Я огляделась. Возле ближайшего стола стояло несколько полицейских, внимательно слушающих инструкции седого мужчины в штатском – должно быть, детектива, ответственного за поиски. Немного в стороне четверо кинологов занимались с собаками, те обнюхивали какую-то розовую тряпку – кажется, мамин кардиган. Он был на ней вчера, когда мы последний раз виделись. Собаки рвались с поводков, торопясь пойти по следу.

– Пойду поговорю с детективом, – сказала я отцу, сжимая его ладонь.

– Там уже собираются добровольцы, – сообщила координатор, жестом указывая на поляну, где толпилось несколько десятков людей.

У меня отвисла челюсть.

– Кто они? Откуда?

– Соседи, друзья… – пробормотал отец. – Пойду к ним.

Он кое-как поднялся на ноги. Я задохнулась от страха, а Ричард, во время разговора державшийся в стороне, шагнул ближе, намереваясь удержать папу.

– Билл, не стоит, – мягко осадила его женщина. – Помните, мы уже говорили? Вам лучше держаться рядом со штабом, чтобы мы сразу же, не тратя зря время, отвезли вас к Фрэнсис, когда ее найдем.

Папа кивнул. Слава богу, он прислушивался к чужому мнению, потому что у него не было сил для блужданий по полям и лесам в поисках пропавшей жены.

– Спасибо, Ричард, что привез Эмму. Я знал, ты за ней присмотришь.

Я тоже покосилась на Ричарда, ожидая шквала упреков в свой адрес. Сейчас он сдаст меня отцу. Впрочем, я это заслужила.

– Да, Билл, она была со мной. Я же обещал, что привезу ее сразу, как мы соберемся.

– Может, вам лучше отправиться к добровольцам? – предложила женщина. – Их как раз делят на группы и распределяют по местности.

Кивнув, мы молча зашагали по мокрой траве.

– Спасибо, что не выдал.

Я окинула толпу взглядом, сразу же выцепив высокую фигуру, держащуюся чуть в отдалении от остальных.

– Не за что, – ехидно бросил Ричард, прежде чем уйти на другой край поляны.

Детектив первым делом отвел меня в сторону и кратко рассказал о проделанной работе и дальнейших планах. Я надеялась, что Джек, обнимавший мои плечи, внимательно слушает, потому что в моей голове царил панический хаос, который превращал слова полицейского в кашу. Удалось лишь понять, что группа добровольцев будет прочесывать лес и поля, прилегающие к нашему дому, а полиция обыщет сады и опросит соседей. Кроме того, офицер сказал, что за последние шесть часов женщины, подходившие под описание, в больницы не поступали. Наверное, он пытался успокоить, но меня, напротив, еще сильнее затрясло при мысли, что мама может лежать где-нибудь на обочине, истекая кровью. Перед глазами всплыл образ Эми, и я беспомощно уставилась на Джека. Он стиснул мою руку, похоже, думая о том же.

А еще я поняла, что полиция не рассчитывает, будто маму и впрямь найдет кто-то из добровольцев. Надежду возлагали скорее на кинологов с собаками, возглавлявших длинную извилистую цепочку людей. И все же мы, следуя инструкции, заняли свое место за полицейским и медленно, не отрывая глаз от земли, побрели по лугам и пастбищам, чавкающим под ногами после вчерашнего ливня.

Собаки беспорядочно носились взад-вперед; похоже, им так и не удалось взять след. Или, напротив, удалось? Жаль, я никогда не была фанаткой всяких криминальных и детективных шоу – возможно, тогда бы знала, что искать. А так лишь тупо пялилась на землю в поисках неведомых улик, которых я все равно не замечу. Может, Джек, учитывая его профессию, лучше понимает, что надо делать? Но он хоть и шел рядом, крепко сжимая мою ладонь, все равно между нами словно пролегла бездонная пропасть.

С каждым новым шагом по высокой траве груз вины становился тяжелее, отталкивая от Джека. Если бы я не осталась у него на ночь, может, мама и не ушла бы. Вдруг она заглянула в мою комнату, увидела пустую постель и отправилась меня искать? А чем обернулся бы сегодняшний день, если бы я не разорвала помолвку с Ричардом? Эти вопросы роились в голове, и я боялась открыть рот и случайно их озвучить.

– Все будет хорошо. Мы обязательно ее найдем, – сказал вдруг Джек, поднося к губам мои пальцы, словно запечатывая обещание поцелуем. Но даже его прикосновение, обычно лишавшее меня воли, сейчас не успокаивало. Вот она – оборотная сторона вчерашнего счастья. Непомерно высокая цена, которую приходится за него платить.

– Она может быть где угодно. Лежать без сознания в любой канаве… Она могла пораниться… или вдруг кто-нибудь на нее напал…

Предположения были одно хуже другого, и Джек хмурился все сильнее, не представляя, как унять мои мучения.

– Эмма! Эмма! – донесся издалека знакомый голос. Конечно, вовсе не тот, о котором я молилась – маму пока не нашли, – но этот я тоже рада была слышать. Вырвавшись из рук Джека, я помчалась к Кэролайн и Нику. Те в числе других добровольцев несли какие-то большие плоские коробки. Кэролайн положила свою загадочную ношу на траву и ринулась навстречу.

Я с разбегу, задыхаясь от рыданий, упала ей в объятия. Кэролайн дала мне выплакаться, смочив слезами ее стеганую куртку, а потом вытащила из кармана пачку бумажных салфеток.

– Ты как? – Она разглядывала мое лицо, пока я тщательно высмаркивалась.

– Нормально. Буду нормально, когда ее найдем.

Она кивнула, но озадаченная складка на гладком лбу никуда не делась. Каро бросила взгляд поверх моего плеча.

– Здравствуй, Джек.

Я обернулась, заметив, как его улыбка тает, сменяясь тревогой. Должно быть, выглядела я ужасно.

– Ты за меня не переживай, я и один справлюсь. – Ник решил разрядить обстановку ноткой сарказма. Он подхватил коробку Кэролайн и теперь с трудом удерживал в руках два большущих пластиковых подноса с напитками, на которых красовался логотип местной кофейни.

– Давай помогу. – Джек взял один из подносов.

– Спасибо, – с заметным облегчением отозвался тот. – Кстати, я Ник, друг Кэролайн. Пожал бы руку, но увы – заняты. – Он с извиняющимся видом пожал плечами.

– Понятно. Я Джек.

– Он знает, кто ты, – послышалось вдруг.

Я вздрогнула. Оказывается, Ричард тоже решил к нам присоединиться. Повисла пауза. Из некрасивой сцены вывела Кэролайн. Она с нарочитой радостью обняла Ричарда, при этом что-то гневно зашептав ему на ухо. Он недовольно поджал губы, но скандалить не стал.

Как ни странно, именно Ник сгладил неловкость:

– Слушайте, давайте все-таки отнесем ребятам кофе, пока он совсем не остыл?

– Отлично, вы этим и займитесь. – Кэролайн властным жестом поручила важную миссию Нику и Джеку. Мы остались втроем. Я переступала с ноги на ногу, избегая взглядов.

– Может, вы хотите поговорить наедине… – начала Кэролайн, однако ее перебило наше с Ричардом дружное «нет!». Впервые за последние несколько недель мы с ним в чем-то согласились.

Ричард опять бесстрастно посмотрел на меня.

– Я, пожалуй, вернусь к поискам.

Он пошел прочь; напряженно расправленные плечи выдавали, как сильно его терзают боль и ярость.

– Он что, нашел тебя у Джека?

– Да, – с досадой кивнула я. Мы направились обратно в строй.

– Прости. – Кэролайн поймала мою руку. – Он нигде не мог тебя найти, а твой папа с ума сходил. Пришлось вас с Джеком выдать.

– Не волнуйся, я понимаю.

– Встреча же нормально прошла? – уточнила Каро.

Парой скупых предложений я описала, как бывший жених застукал меня предающейся разврату на кухонном столе с другим мужчиной.

– Вот че-е-е-ерт! – не сдержав эмоций, протянула Кэролайн. И после короткой паузы, мысленно оценив ситуацию, добавила: – Значит, план «заставь Ричарда ревновать» сработал.

Я подняла голову, собираясь возразить, что у меня и в мыслях такого не было, как вдруг заметила, что нас уже догнал, неся в одной руке пустой поднос, Джек. Судя по застывшему взгляду, он прекрасно расслышал последнюю фразу Кэролайн.

К несчастью, именно в этот момент над головами пронесся вертолет. Он завис на секунду над толпой и направился в сторону леса.

– Наверное, шансов совсем мало, раз они привлекают такую технику, – с упавшим сердцем вынесла я мрачный вердикт.

– Не обязательно, – заверил Ник, раздавший последние напитки. – Просто к делу отнеслись со всей серьезностью и привлекли любые доступные ресурсы.

Я глядела вслед вертолету, успокаивая себя тем, что поиски теперь ведут профессионалы. И, точно в подтверждение мыслей, к машинам на краю поля добавилась «Скорая» с включенной мигалкой.

От лица отхлынула кровь.

– Неужели ее нашли? – Мой голос сорвался. – Зачем здесь «Скорая»?

Джек, Кэролайн и Ник обменялись тревожными взглядами.

– Пойду узнаю. – Джек, поцеловав меня в щеку, быстрым шагом направился к полицейским.

– Ты и впрямь ему небезразлична, – тихо сказала Кэролайн, когда он ушел.

Я раздраженно дернула головой.

– Давай не сейчас? Не могу думать ни о чем, кроме мамы.

– Понимаю, – прошептала она, беря меня за руку. Я сжала пальцы и вдруг почувствовала под мягкими шерстяными перчатками твердый круглый ободок. Удивленно уставилась на Кэролайн, но та невозмутимо улыбнулась, не придавая значения собственным грандиозным новостям.

– С этим тоже подождем, пока твоя мама не найдется, – тихо сказала она. Наверное, никогда Кэролайн не была так дорога мне, как в эти секунды.

Джек вернулся спустя пару минут; он даже не запыхался, хотя бежал туда и обратно.

– «Скорую» прислали на всякий случай – вдруг понадобится медицинская помощь, когда ее найдут.

Кажется, все заметили, что он намеренно сказал «когда», а не «если».

– Прочесывание городских кварталов результата не дало, поэтому зону поиска расширяют. Из больниц новостей тоже нет… и это хорошо.

Как по мне, ничего хорошего. Все это ужасно. И сейчас станет еще хуже – Кэролайн обратила внимание на фургон, примостившийся рядом со «Скорой».

– Кошмар. Вот и стервятники пожаловали. Быстро они учуяли…

Я обернулась. На фургоне красовался логотип местного телевизионного канала; возле него суетились трое: один вытаскивал камеру, двое настраивали антенну.

– Похоже, негусто сегодня с происшествиями, раз в шестичасовых новостях будут рассказывать о слабоумной женщине, – едко прокомментировала я.

– Наверное, это из-за аварии, отмененной свадьбы и всего такого, – предположила Кэролайн.

Оставалось лишь согласиться. Наша личная трагедия несколько недель не сходила с газетных полос, и сегодняшние события подстегнули интерес журналистов.

Мы двигались медленно, но в конце концов достигли границы леса. Полицейские разбили нас на небольшие группы и поручили каждой свой маршрут. Прошло примерно девять часов с момента пропажи мамы.

В лесу Джек предложил мне руку – глинистая земля была бугристой и скользкой. Я оглянулась. Кэролайн и Ник следовали за нами. Краем глаза я заметила какое-то движение: Ричард стремительно несся в сторону импровизированной автостоянки.

– Куда он так торопится? – спросил Ник, не обращаясь ни к кому конкретно.

Пожав плечами, я последовала за Джеком, стараясь аккуратно ступать по мокрой глине и уворачиваться от низких веток, норовящих хлестнуть по лицу. Полицейские сомневались, что мама рискнет забраться в лес, но я-то как раз это допускала. Солнечные лучи, пронзающие ажурную листву, были фирменным знаком всех ее картин, и хотя мама больше не подходила к холсту, она по-прежнему обожала долгие прогулки по лесу в любую погоду. И здесь – ее излюбленные места.

Нам довелось пережить неприятный момент, когда мы вдруг попались на глаза журналистам. Репортеры тут же обступили нас стеной.

– Мисс Маршалл, не дадите комментарий?

Я решительно замотала головой.

– С вашей матерью такое уже случалось? Как справляется ваш отец?

Пытаясь скрыться от назойливых вопросов, я прибавила шагу.

– Как думаете, ей грозит опасность? Или, возможно, она сама опасна для окружающих? – резко спросила какая-то женщина. Я застыла, чувствуя, как закипаю от ярости. К счастью, вмешался Джек. Поймав меня за руку, он перехватил взгляд и одними глазами сказал: «Не надо».

– Я разберусь, – тихо предупредил он и встал между мной и стайкой журналистов нерушимой широкоплечей стеной. – Слушайте, ребята, я понимаю, работа у вас такая, но сейчас не лучшее время для интервью. Позже, если миссис Маршалл вдруг не найдут, к вам обязательно обратятся за помощью. А сейчас, пожалуйста, ведите себя как порядочные люди и не лезьте в чужую жизнь.

Смущенно закивав, журналисты стали расходиться. И только женщина, задавшая последний вопрос, не спешила уйти. Устремив долгий взгляд на Джека, она вдруг прищурилась.

– Вы Джек Монро, писатель? – Глаза у нее лихорадочно заблестели: перед дамочкой замаячил реальный шанс ввести в скучную историю настоящую знаменитость.

Джек пожал плечами и убедительно соврал:

– Увы, нет. Хотя мне часто говорят, что я на него похож.

– Спасибо, – искренне проговорила я, когда Джек, удостоверившись, что отделался от журналистов, опять зашагал впереди, расчищая дорогу. – Я и не думала, что в будущем нам может понадобиться их помощь.

– Надеюсь, не понадобится, – мрачно заявил Джек. – Как бы там ни было, репортеров лучше не дразнить.

Мы зашли глубоко в лес, где солнце уже не пробивалось сквозь полог деревьев. Узкая тропинка вилась по краю обрыва, на дне которого бурлил ручей.

– Смотри под ноги, – предупредил Джек, протягивая руку.

Послушно опустив взгляд, я вдруг заметила на склоне, в самом низу, что-то желтое. Точно такого же цвета, как любимый мамин шарф.

Поспешно схватив Джека за рукав, я указала ему на свою находку.

– Что там? – Он наклонил голову, присматриваясь.

– Внизу, желтое… Кажется, мамин шарф…

Джек начал спускаться. На крутом обрывистом склоне было не за что держаться, и он поскользнулся на мокрой глине. Я еле сдержала крики, выдохнув, лишь когда он благополучно добрался до дна оврага.

Я бы никогда не смогла повторить этот трюк, поэтому встала на самом краю и вытянула шею, всматриваясь, что делает Джек. Ник и Кэролайн с обеих сторон поддерживали меня за плечи. Джек исчез за кустами, и я запаниковала. Что, если там не только шарф? Густые высокие заросли вполне могут скрывать тело.

Обратно Джек поднялся так тихо, что я даже не заметила его приближения, которое выдала лишь зашуршавшая листва. С сожалением качая головой, он протянул ту самую ярко-желтую вещь, привлекшую мое внимание, – плюшевую собаку, облезлую и перемазанную в глине. Я взяла мокрую игрушку, и слезы невольно закапали из глаз.

– Знаю, глупо… в детстве у меня была любимая сказка. Мама часто ее читала. Про мальчика, потерявшего игрушечного щенка. – Мой голос дрогнул. – На картинке он выглядел точно так же.

Джек обнял меня, и я, уткнувшись лицом в рубашку, громко расплакалась. Кэролайн и Ник отступили в сторону, старательно делая вид, что их здесь нет. Едва Джеку удалось унять мои рыдания, как тишину прорезал ставший уже привычным вой сирен. Я встрепенулась. Потом раздались три протяжных автомобильных гудка.

– Что-то случилось! – Я вырвалась из рук Джека. – Нам надо вернуться!

Кажется, все трое кричали в спину, чтобы я притормозила или бежала осторожнее, но я мчалась вперед, не разбирая дороги. Джек догнал меня и, когда тропа расширилась, взял за руку. Мы побежали вместе, разбрызгивая грязь, постепенно сменявшуюся травой. Наконец за расступившимися деревьями мелькнули машины «Скорой помощи» и прочих спецслужб, сползавшихся на звук сирены.

В поисковом штабе, наверное, сильно удивились, когда увидели, как из леса выбегает группа добровольцев, во главе которой несутся бок о бок высокий мужчина и женщина с обезумевшим взглядом. Возле «Скорой» стояла полицейская машина, и седой детектив помогал выбраться моему отцу; он опустил голову, видимо, пытаясь расслышать какой-то вопрос, и потом махнул рукой в мою сторону.

Воздуха в легких не хватало, а правый бок резало тупым ножом, однако я, не обращая внимания на боль, летела навстречу двум машинам, приближающимся в сине-красном сиянии. Впереди ехал полицейский автомобиль с включенной сиреной и мигалкой. А за ним – с ума сойти! – внедорожник Ричарда.

Лихо развернувшись на траве, полицейская машина остановилась. Ричард притормозил рядом, более аккуратно.

Выпрыгнув, он обежал автомобиль и распахнул пассажирскую дверь. Мне почти не было видно, что происходит – глаза залепило слезами. Я яростно стряхнула их рукавом, даже не замечая, что Джек отпустил меня и я бегу уже одна.

Очень осторожно и деликатно – как и всегда, не только сегодня – Ричард подал маме руку и помог ей выйти из машины.

Я начала проталкиваться сквозь окружившую их толпу. Отец меня опередил – сгреб маму в объятия и сжал так крепко, что, казалось, больше никогда не опустит. Обернувшись, он увидел, как я стою рядом и сдавленно рыдаю от облегчения.

– Эмма… – прошептал он, протягивая руку. Я вихрем влетела в освободившееся пространство, содрогаясь от счастья, что все закончилось хорошо. Мама, зажатая между нами, смущенно застыла.

– Мамочка, ты где была? Мы так волновались… – всхлипнула я наконец. Отец как будто и вовсе утратил дар речи.

Мама озадаченно косилась на людей, бесстыдно наблюдавших за столь эмоциональным воссоединением семьи.

– Волновались? Почему? Эмма, я ведь пошла за – тобой.

Вот оно – чего я так боялась. Мама искала меня. Я вытащила тонкий прутик из ее волос, только сейчас заметив грязевые разводы у нее на лице.

– Ты меня искала? – виновато прошептала я.

– Нет, не тебя, – с легкой улыбкой поправила мама – так поправляют маленького ребенка, сморозившего откровенную глупость. – Я искала твое кольцо.

Мы с отцом удивленно переглянулись. Мама устало вздохнула.

– Твое обручальное кольцо, – медленно, практически по слогам, выговорила она достаточно громко, чтобы расслышали все окружающие. – Я искала твое пропавшее обручальное кольцо.

Я повернулась к Ричарду, который стоял в паре метров и неотрывно за нами наблюдал. Недоуменно выгнула брови – Ричард хорошо меня знал и должен был понять вопрос без слов.

Он кивнул.

– Да, именно там я ее и нашел. Она бродила по дну ущелья Фарнем, искала твое кольцо.

В толпе послышались изумленные возгласы. Отец в ужасе простонал:

– Ох, Фрэнни…

Я, вконец растерявшись, отступила к Ричарду.

– В ущелье? – глухо переспросила я.

Он снова кивнул.

– На дне? Она что, упала?

– Нет, слава богу. Хотя сначала я тоже так подумал. Но она туда спустилась. Сказала, что и раньше спускалась.

– Но как?… Как? – Я мотала головой, словно пытаясь уложить в ней все услышанное. – Не понимаю, как она узнала? И как ты узнал, где она?

Ричард пожал плечами.

– Если честно, понятия не имею. Просто мы все пялились в траву, и я вспомнил, как искал в ущелье кольцо. А потом вспомнил, как твоя мама нас тогда подслушивала – в коридоре, недели две назад…

Я не хотела этого делать. Более того, еще минуту назад в гневе отмахнулась бы от самой мысли, что так поступлю. Но когда картина прояснилась и я поняла, что именно Ричард спас мамину жизнь, то не смогла устоять. Я бросилась ему на шею, а он обнял меня, отрывая от земли.

– Спасибо, спасибо, спасибо, – рыдала я, уткнувшись лицом в мужское плечо. Он прижимал меня к себе, и я слышала, как его голос дрожит от эмоций.

– Я так рад, что нашел ее… Боялся, что потеряю вас обеих.

Прильнув к груди Ричарда, я смутно разобрала жужжащий щелчок, перебивший рокот толпы. Потом еще один и еще. Когда Ричард разжал руки, они сыпались уже со всех сторон – это клацали затворы нацеленных на нас фотоаппаратов. Судя по всему, наши объятия окажутся на первых полосах вечерних газет. Словно получив сигнал к действию, защелкали фотокамеры телефонов, а один из журналистов, просочившись сквозь толпу, прильнул к объективу видеокамеры. Я не слышала, что именно говорит улыбающаяся женщина-репортер, но одна фраза прозвучала довольно отчетливо – речь шла о «чудесном спасении будущим зятем». Мой взгляд заметался между Ричардом и журналисткой, когда я вдруг поняла, что камера движется в нашу сторону.

– А вот и наш герой вместе со своей невестой, дочерью пропавшей женщины. – Камера уставилась прямо на нас. – Расскажите всем, как вы рады.

Слова застыли на губах – судя по ровно горящему красному огоньку, шла запись.

– Очень рады, – выступил вперед Ричард, сплетая со мной пальцы.

За нашими спинами полицейские вели моих родителей к машине, разгоняя строй журналистов.

– Миссис Маршалл, последний вопрос, – выкрикнул самый настырный. – Почему вы никому не сказали, куда идете?

Отец нервно отмахнулся от журналистов – ему хотелось поскорее поручить жену заботам медиков. А вот мама, напротив, несмотря на пережитые испытания, наслаждалась вниманием к своей персоне. Кажется, она даже не понимала, что виновата во всей этой суматохе.

– Я просто хотела устроить им обоим сюрприз. Эмма последнее время была расстроена, я знала, как она переживает, что потеряла кольцо. Вот я и решила его отыскать.

С ума сойти! Не понимаю, как ей удалось спуститься в ущелье, не свернув при этом шею.

Из толпы вдруг высунулся микрофон, уткнувшись мне прямо в лицо.

– Вопрос нашим счастливым голубкам: когда свадьба?

На меня уставились сотни любопытствующих глаз. Не замечая микрофон, я искала взглядом одного-единственного человека. Однако вокруг толпилось слишком много народу.

– Мы пока не решили, – сказал за двоих Ричард, хотя я бы предпочла другой ответ. Его слова только усугубляли ошибку журналистов. – Мы рады, что Фрэнсис жива и здорова, вот и все, что сейчас для нас важно.

Полицейский распахнул заднюю дверь фургона «Скорой помощи». Родителям оставалось пройти буквально пару шагов. Репортеры чуть ли не хором стонали от разочарования.

– Пожалуйста, одно фото! – выкрикнул кто-то из журналистов. – Всей семьи: матери, отца и счастливых влюбленных.

Наверное, на моем лице отразилось все, что я думаю, но Ричард еле заметно покачал головой. Наверное, он прав. Не стоит трясти на публике грязным бельем и делиться подробностями личной жизни. Я неохотно встала между матерью и Ричардом, и дружным фейерверком защелкали вспышки.

– Так, ребята, хватит, теперь освободите пространство. Отходим назад, не задерживаемся, – наконец вмешался детектив, и полицейские принялись умело теснить толпу. – Всем спасибо за помощь!

В толпе раздались аплодисменты, и я признательно улыбнулась, сканируя собравшихся взглядом. Джека по-прежнему нигде не было видно.

– А давайте еще один снимок? – ликующий вопль из толпы. – Как насчет поцелуя?

Полагаю, Ричард разглядел в моих глазах ужас, потому что поспешно ответил:

– Думаю, на сегодня достаточно.

Он потянул меня к себе, поворачивая спиной к камерам. Я вскарабкалась на подножку «Скорой помощи», в которой возле матери уже хлопотал врач. И, обернувшись напоследок, я смогла наконец разглядеть Джека – точнее, бампер его автомобиля, исчезавшего в сером облаке гравийной крошки.

Глава 17

Несмотря на уговоры, мама наотрез отказалась ехать в больницу. В конце концов мы решили больше ее не мучить и отправились домой. Я даже не стала возражать, что Ричард едет с нами – это подразумевалось само собой. Сегодняшняя драма заметно истончила разделяющую нас стену. Даже боль от измены и невыполненных обещаний тускнела в сиянии его триумфа. Ведь именно Ричарду удалось предотвратить трагедию.

Более того, я не видела ничего странного в том, как он принялся хозяйничать на нашей кухне: Ричард поставил чайник, без спросу вытащил кружки и заварил крепкий ароматный напиток.

Я наблюдала за его действиями и прислушивалась к разговору родителей в соседней комнате. Мама рассказывала, как добралась до ущелья – оказывается, она (кто бы мог подумать!) поймала попутку.

– И это после всех ее нотаций, чтобы я никогда не садилась в чужой автомобиль? – потрясенно спросила я, принимая у Ричарда дымящуюся кружку. – Она могла заблудиться, попасть под машину, наткнуться на маньяка, да черт возьми, просто-напросто свалиться в долбаное ущелье!..

Я еще долго могла продолжать в том же духе.

– Ну, ничего же не произошло, – успокаивающе произнес Ричард. – Все закончилось хорошо. Можешь расслабиться. Фрэнсис повезло. За ней, наверное, целый легион ангелов-хранителей присматривает.

Я слегка улыбнулась.

– Нет, только один – ты.

Он заметно смутился, хотя мои слова пришлись ему по вкусу.

– Может, теперь нам удастся убедить твоего отца, что надо искать какие-то другие варианты?

Пряча лицо, я уткнулась носом в кружку. Это его «нам» вызвало неприятный холодок по коже.

Остаток дня пролетел незаметно: то и дело приходили врачи и полицейские, телефон разрывался от звонков. К счастью, прогулка обошлась для мамы практически без последствий, по крайней мере, внешне; она получила разве что пару царапин и синяков. Что касается эмоционального состояния… Отец хмуро бормотал что-то о предстоящем визите работников службы опеки и психиатров.

– Это же хорошо, – решил приободрить его Ричард. – Значит, скоро мы получим поддержку от государства.

Отец выдавил улыбку, сомневаясь, что ему нужна такая помощь. Я молчала, теперь переживая из-за «мы» – похоже, Ричард снова считал себя частью семьи. Однако кое-что волновало меня куда сильнее. Джек. Я весь день не могла до него дозвониться. Набирала его номер каждые десять минут, но слышала лишь раздражающе механический голос, уведомлявший, что «абонент отсутствует в сети».

Ричард внимательно смотрел на меня всякий раз, когда я бралась за телефон, тем не менее, с непривычной сдержанностью ничего так и не сказал.

К вечеру моя смутная тревога переросла в злость. Джек понятия не имел, что происходит. И если я для него что-то значу, это он должен названивать мне без перерыва, а не наоборот!

Ричард вызвался сходить в соседнее кафе и заказать что-нибудь на ужин, а я в очередной раз попыталась набрать номер Джека и вдруг услышала в трубке гудки. Схватив куртку с крючка, я выскочила через заднюю дверь во двор, чтобы никто не мешал. Гудки следовали один за другим, сердце колотилось все сильнее. Я заставила себя вздохнуть полной грудью. Не хотелось начинать разговор с ненужных интонаций, которые можно было бы расценить как обиду или злость.

– Привет, – послышалось в телефоне.

При звуках привычного акцента напряжение стало отпускать.

– Привет, это я… – Надеюсь, он так же легко узнает меня по голосу.

– …простите, я не могу сейчас разговаривать. Оставьте ваш номер, и я перезвоню. – Долгий гудок и тишина. Джек включил голосовую почту.

– Привет, Джек, это Эмма. Уже поздно, и я волнуюсь, все ли у тебя в порядке? Весь день с тех пор, как мы расстались, не могу до тебя дозвониться. Пожалуйста, перезвони.

Наверное, стоило еще что-нибудь добавить, но я слишком злилась. Должен ведь понимать, как мне не хотелось участвовать в поднятой газетчиками шумихе. Почему он не может взять трубку и дать возможность объясниться?

За ужином мама клевала носом, да и отец выглядел не лучше. Вообще удивительно, что они до сих пор держались на ногах после сегодняшней суматохи.

– Слушайте, вы идите спать, а я сама все уберу, – предложила я, поднимая со стула засыпающую маму.

– Мы уберем, – поправил Ричард, собирая грязные тарелки и пластиковые контейнеры.

Мама кивнула и поплелась к лестнице. Отец, однако, так легко не сдавался.

– Мне, наверное, лучше остаться здесь, – начал он, хмурясь. – На всякий случай.

Я понимала, что его беспокоит, сама весь вечер думала о том же.

– Сегодня она точно никуда не пойдет. Слишком устала.

– И все же не хочу рисковать. Надо будет установить на двери какую-нибудь сигнализацию.

Я вздохнула. Папа не догадывался, что я больше переживаю за него. Он уже немолод, в его возрасте нельзя сидеть всю ночь на посту.

– Давай я сегодня посплю в гостиной, – предложила я. – Дверь в коридор закрывать не буду и легко услышу шаги в прихожей.

Я принялась подталкивать отца к лестнице.

– Иди уже. Спокойной ночи. – Я поцеловала его в морщинистую щеку.

Мы с Ричардом быстро навели порядок. Вытирая кухонную столешницу, я тоже широко раззевалась. Все мы сегодня не выспались, хоть и по разным причинам.

– Ты устала, – заметил Ричард. – Сядь в гостиной, я принесу чаю.

На секунду задумавшись, я все-таки кивнула. Надо поговорить с Ричардом, причем наедине, пока родителей нет рядом. Нужно убедиться, что он понимает состояние дел. Расставить все точки над «i», и чем раньше, тем лучше.

Сон не затягивал меня медленно и постепенно, накатывая тягучей волной. Он вырубил одним махом, словно прилетевший в голову баскетбольный мяч.

Когда я открыла глаза, сначала не поняла, почему Ричард возится с чаем так долго. Потом заметила, что в комнате уже светло, и на дубовом столике стоит кружка – с мутными пятнами на поверхности напитка, ледяная на ощупь. Вдруг послышался негромкий сопящий звук, и я застыла. Когда-то храп Ричарда казался мне очень милым. Аккуратно повернув голову, я увидела, как бывший жених, приоткрыв рот, крепко спит в соседнем кресле.

Я медленно села на диване, только сейчас заметив, что укрыта толстым пушистым одеялом. Опять Ричард постарался. Аккуратно поднялась на ноги. Спина решительно возражала против резких движений. Старый пружинный диван – не самое удобное место для сна, хотя наверняка лучше кресла, в котором примостился Ричард.

Стараясь не шуметь, я шагнула и ощутила под стопами ледяной пол. Ботинки, которые совершенно точно были на моих ногах, когда я садилась на диван, теперь стояли рядышком со столом. Выходит, Ричард снял их, пока я спала. А я ничего не почувствовала… Хороший из меня вышел сторож – уснула как убитая в первые же тридцать секунд вахты.

– Доброе утро.

Я вздрогнула, не заметив, что он тоже проснулся.

– Привет, – пробормотала я, потирая глаза и кое-как приглаживая волосы. – Поверить не могу, что уснула.

– Скорее, вырубилась, – уточнил Ричард.

– Почему ты не разбудил?

Судя по взгляду Ричарда, я ляпнула глупость.

– Тебе надо было выспаться. Выглядела ты ужасно.

– Вот спасибо, – пробормотала я, смотрясь в зеркало над камином. Взъерошенная, растрепанная… в общем, далеко не красавица. Белая блузка вконец измялась после ночи на диване. А ведь ей досталось еще накануне, когда она насквозь вымокла под дождем, а потом слетела под нетерпеливыми руками Джека…

Я покачала головой, стараясь избавиться от крамольных мыслей.

Ричард свернул плед, которым укрывался сам.

– Спасибо, – пробормотала я, кивая в сторону одеяла. И закусила губу, не зная, как лучше сформулировать следующий вопрос, чтобы не показаться неблагодарной стервой. – Ричард, а почему ты не поехал домой?

В глубине его голубых глаз я увидела странное выражение.

– Подумал, что лучше остаться и покараулить дверь. Ты бы вряд ли услышала, даже если бы ее тараном выносили.

– Понятно… – протянула я. – Ну, еще раз спасибо.

– Эмма, не надо меня благодарить. Я здесь не за этим.

Холод сковал сердце – отчаянно не хотелось, чтобы Ричард продолжал. К счастью, удалось сменить тему, внезапно воскликнув:

– Мама! Как она?! Она не пыталась снова уйти?

Ричард покачал головой, явно сожалея, что я его перебила.

– Нет. Она до сих пор спит. Я поднимался минут сорок назад, слышал через дверь спальни, как они вдвоем храпят.

Я улыбнулась.

– Кто бы говорил – сам только что храпел на все тона.

Он изогнул губы в до боли знакомой усмешке.

– Ты всегда так говоришь, а я не верю.

– В следующий раз запишу на дикто… – Я ошеломленно замолчала на полуслове. Рассмеявшийся было Ричард тоже затих. Мы молча уставились друг на друга, смутно сознавая истину, но не решаясь признать ее вслух.

– Пойду приготовлю чай, – наконец сказал Ричард, а я оживленно закивала, словно он обещал как минимум найти лекарство от рака.

– Отличная мысль!

Я бегом поднялась по лестнице, умылась холодной водой и наскоро почистила зубы. На кухне звенела посуда, и ароматный запах подрумяненных тостов расползался по дому. Я уже почти спустилась, как вдруг услышала стук в дверь. На часах было семь утра. Кто мог прийти в такую рань?

По сравнению с моим неряшливым видом Джек выглядел безупречно. Он стоял на пороге, чисто выбритый, в темном костюме и при галстуке. И хотя нас разделял целый метр, стоило открыть дверь, как меня окутало ароматное облако, пахнущее гелем для душа и лосьоном после бритья. Или разыгралось воображение?

Мне хотелось броситься ему на грудь, и я бы это сделала, если бы он хоть одним движением выразил радость от встречи.

– Джек, – робко сказала я.

– Прости, что так рано.

– Нет-нет, я уже встала.

«Где ты был? Почему не звонил? Ты мне так нужен». В голове метались тысячи фраз, однако вслух удалось выдавить лишь:

– Я оставила тебе сообщение…

– Я знаю.

Два слова выразили больше, чем целая речь. Ведь я просила – нет, умоляла перезвонить. А он не перезвонил… В груди, где-то возле сердца, потяжелело.

Мы смотрели друг на друга, и я впервые заметила глубокие складки вокруг его губ и желваки, играющие на скулах. Джек выглядел крайне напряженным.

– Что с твоей матерью? Как она?

– В порядке. Лучше, чем мы.

У меня запылали щеки: Джек мог подумать, что я о наших с ним отношениях…

– Я хотела сказать… лучше, чем остальные… Чем папа и я. Ну, ты понял.

Джек немного расслабился – легкая улыбка нашла брешь в его суровой маске.

– Зайдешь? – предложила я. Ведь так принято говорить людям, стоящим на твоем пороге, даже если точно знаешь, что они откажутся.

– Нет, прости. Надо ехать в Лондон. У меня в девять встреча.

Я кивнула. Жизнь продолжалась. Какую бы трагедию ни довелось вынести: автокатастрофу, смерть близкого человека, измену, пропажу родственника, – жизнь по-прежнему будет идти своим чередом.

– Теперь ты вряд ли поедешь со мной?… – Голос прервался в несвойственной Джеку манере. Наверное, мы оба знали ответ еще до того, как я его озвучила.

– Не могу. Столько всего навалилось. Я нужна здесь. Должны прийти врачи, социальные работники…

– Я понимаю.

«Правда? – думала я, пытаясь взглядом выразить все, что не получалось сказать словами. – Вряд ли. Иначе не стоял бы столбом, а обнимал бы меня и поцелуями вытягивал бы холод из сердца…»

– Надо было позвонить, – с сожалением сказал Джек. Не знаю, говорил ли он про вчерашний вечер или имел в виду, что стоило предупредить о визите… Хотя неважно, мой ответ в любом случае остался бы тем же.

– Надо было, – согласилась я.

– Просто… – Джек замолк, потому что дверь кухни распахнулась, и в коридор вышел Ричард в расстегнутой и незаправленной рубашке, выставлявшей напоказ кубики пресса.

– Эмма, завтрак готов, – нарочито громко объявил он. Я бросила на него через плечо полный ужаса взгляд и снова повернулась к Джеку. Тот застыл с каменным лицом. Ричард же, напротив, выглядел весьма самодовольным; у него над головой словно витал мультяшный пузырь с текстом: «Выкуси!»

Джек прищурился, сопоставляя мой помятый вид и полураздетость Ричарда, и сделал напрашивающийся вывод, что помешал жаркой сцене на кухне – точь-в-точь как вчера…

– Джек, все не так, как кажется! – Я протянула к нему руку, но он отшатнулся. Пришлось в отчаянии повернуться к Ричарду: – Скажи ему! Скажи, зачем ты здесь. Почему остался. Скажи, что ничего не было!

Тот небрежно пожал плечами, но промолчал. Хотя неважно – в любом случае Джек бы ему не поверил…

– Джек, пожалуйста…

На его лице проступало брезгливое выражение.

– Рад, что у тебя все хорошо, – четко выделяя каждый звук, произнес Джек. – Рад, что ты получила то, чего хотела.

– Это ошибка!

Он растянул губы в холодной улыбке. Сейчас Джек ни капельки не походил на мужчину, который за одну ночь перевернул всю мою жизнь.

– Мне пора, Эмма. Всего доброго. – Развернувшись, он пошел прочь.

Я стояла на крыльце возле распахнутой двери, даже когда автомобиль исчез из виду. И далеко не сразу поняла, что Ричард до сих пор сверлит взглядом мою спину.

– Так будет лучше, – примиряюще заметил он.

Сердито поджав губы, я зашагала к нему. Сграбастала распахнутые полы рубашки и рывком дернула к себе – с такой силой, что ткань протестующе треснула.

– Молодец, Ричард. Спасибо.

Молча заправив рубашку в джинсы, он последовал за мной на кухню. Я упала на стул и трясущейся рукой потянулась за чашкой. И только пролив чай на скатерть, поняла, как сильно меня опустошила безобразная сцена на крыльце.

Ричард сел напротив, настороженно ко мне приглядываясь – вдруг я в запале решу выплеснуть содержимое чашки ему в лицо? Нет, я, конечно, злилась на него за эту детскую выходку, но Джек взбесил меня куда больше. Почему он так легко поверил Ричарду? Или повелся на глупое замечание Кэролайн? Разве не понимает, что после нашей ночи я чисто физически не могу заинтересоваться другим мужчиной? Неужели он совсем меня не чувствует?…

– Эмма, что он для тебя значит?

Очерчивая взглядом рисунок скатерти, я глубоко вздохнула.

– Уже неважно. Очевидно, я все придумала. Он выразился вполне ясно. – Я подняла голову и заглянула Ричарду в глаза. – Можешь радоваться.

Он неожиданно взял меня за руку. И что еще более неожиданно, я ее не вырвала.

– Нет, не могу. Потому что тебе больно. Пусть даже из-за того, чтобы ты рассталась с моим соперником.

«Перестань, Ричард. Хватит сыпать соль на рану».

– Кэролайн говорила, он на днях возвращается в Америку?

Я молча кивнула.

– За всю жизнь не видел ничего страшнее, чем вы двое вчера на кухне.

В голубых глазах плескалась боль.

– Прости, – тихо сказала я. – Что бы между нами ни случилось и кто бы ни был в этом виноват, я не хотела тебя мучить.

Ричард судорожно сглотнул – похоже, ему нелегко будет избавиться от воспоминания, как мы с Джеком обнимались на кухонном столе. Да и мне, впрочем, тоже, пусть и по другой причине.

– Никогда раньше не испытывал ничего подобного. Такой слепой ярости, ревности… Хотелось набить этому типу морду, чтобы ему тоже стало больно. – Ричард хмыкнул. – Знаешь, раньше я и не представлял, каково тебе было узнать про Эми. Думал, извинюсь… и ты поймешь, простишь мою ошибку. И мы обо всем забудем. – Ричард провел рукой по волосам, выглядя непривычно юным и беззащитным. Словно вернулся парень, которого я когда-то любила. – Но если ты испытывала что-то, хоть отдаленно похожее на мои вчерашние чувства… Он затих, а на меня нахлынула новая волна безнадежности и тоски. Глупо все закончилось. – И все же я надеюсь, что у нас с тобой есть будущее, – продолжил Ричард. – Ведь мне было так плохо именно потому, что я до сих пор тебя люблю. – Он сорвался на шепот. – Я разделяю твою боль. И верю, что тебе было так больно, потому что ты тоже меня любишь.

Меня точно ударили под дых. Я не догадывалась, к чему он клонит, и его слова стали полной неожиданностью. Ричард не позволил мне выдернуть руку.

– Эмма, просто выслушай, прошу.

Я неохотно кивнула.

– Знаю, я сам во всем виноват. И одному богу известно, простишь ли ты когда-нибудь, но клянусь: всю оставшуюся жизнь я буду жалеть о том, что совершил. Для меня существует только одна женщина – ты. Понимаю, сейчас слишком рано, но я больше не хочу тратить зря время. Так что вот… снова.

Отпустив мои пальцы, Ричард вытащил из кармана маленькую бархатную коробочку и подвинул ее по столу ко мне. Второй раз за время нашего разговора я потеряла почву под ногами – Ричард словно вознес меня в воздух с помощью магии.

Я уставилась на коробочку со смесью удивления и трепета.

– Не верю. Ты что, и впрямь нашел кольцо в ущелье?

– Это было бы чудом, согласись? – Он с сожалением усмехнулся. – Увы, так бывает лишь в кино или книгах.

Дрожащими пальцами я взяла коробочку. И хотя уже знала, что обнаружу внутри, все равно не устояла перед соблазном заглянуть. От легчайшего нажатия та распахнулась, демонстрируя кольцо с бриллиантом – почти точную копию предыдущего.

– Ох, Ричард… – протяжно выдохнула я.

– Я давно его купил, – признался он. – Как только понял, что то, первое, пропало безвозвратно. – Бережно вытащив кольцо из бархатного гнезда, он протянул его мне. – Потому что не переставал верить. Отказывался терять надежду. Нам с тобой суждено быть вместе. Это понимаю я, понимают все наши друзья, твои родители… и в глубине души ты тоже это понимаешь.

Голова шла кругом, и я вконец потерялась.

– Ричард, я… я не знаю, что сказать.

– Просто скажи «да» – как и в прошлый раз.

– Не могу. Не сейчас.

– Нет, сейчас, – с нажимом произнес он. – Просто признайся, что ты все еще меня любишь.

Под огненным взглядом стены, возведенные вокруг сердца, таяли. И как бы ни хотелось, я не сумела соврать.

– Да, я все еще тебя люблю, – тихо, против воли, призналась я.

Дорога была безлюдной. Широко зевнув, я открыла окно, чтобы впустить в салон хоть немного свежего воздуха. Ночью я почти не спала – слишком нервничала, пытаясь продумать предстоящий разговор.

Прошло целых два дня после нового предложения руки и сердца, а я никому так и не рассказала о повторной помолвке. Ни родителям, ни Кэролайн, ни, само собой, Джеку. Правда, я все равно не знала, где он и как с ним связаться – когда пыталась до него дозвониться (кстати, не так уж часто), всякий раз натыкалась на голосовую почту.

Практически все время я посвятила маме. Пришлось заново распланировать ее распорядок дня. Едва не случившаяся трагедия наконец-то убедила отца, что своими силами нам не справиться, что маме необходима квалифицированная помощь, и гораздо лучше переселить ее в специализированную клинику. По крайней мере, на ближайшее время.

А еще за эти два дня я все-таки приняла решение. Сегодня я дам ответ.

В сумке вдруг зазвенел и завибрировал мобильник. Я включила громкую связь и улыбнулась: в салоне машины зазвенел восторженный голос Кэролайн.

– Привет, Эмма, прости, что так рано. Хотела застать тебя перед работой.

Я криво усмехнулась – работы у меня больше не было. Но подругу не поправила: лучше Кэролайн не знать, куда я направляюсь.

– Все нормально. А что стряслось?

– Ну… Даже не знаю, имеет ли это какое-то значение, но я разговаривала вчера с одним из своих коллег. Тем самым, который сдавал арендованный Джеком коттедж.

Я стиснула пальцы на руле.

– И что?

– Я поинтересовалась насчет аренды на следующий квартал. Ну, вдруг Джек захочет продлить договор…

– И?

– Увы, милая. Дом вообще продали.

Я шумно и протяжно выдохнула, спуская напряжение. Эта новость стала последним гвоздем в крышку гроба наших с Джеком отношений, не успевших даже толком оформиться.

– Ладно, все равно. Он ведь завтра уезжает.

В трубке повисла тишина. Наконец Кэролайн тихо уточнила:

– Эмма, ты как?

– Я? Нормально. – Последние дни мне прекрасно удавалось лгать. – А что?

Кэролайн снова выдержала паузу.

– Ну, не знаю… просто… ты говоришь как-то странно.

– Наверное, помехи на линии, – отмахнулась я. – Ладно, спасибо, что позвонила. Позже поговорим.

К концу дороги нервы совсем разыгрались. Живот крутило – слава богу, сегодня я не стала завтракать. На трясущихся ногах я поднялась на крыльцо. Позвонила. Он открыл дверь не сразу. И увидев меня на пороге, приподнял брови.

– Эмма, – с ноткой удивления произнес он. Похоже, не ждал – в такую-то рань.

Я нервно улыбнулась, мечтая повиснуть у него на шее. Но с этим придется подождать, пока не скажу все, что должна. Я откашлялась.

– Привет. Прости, что так рано. Просто хотела, чтобы ты знал… – Сейчас, в его присутствии, слова сами текли с языка. – Я… согласна.

На его лице не дрогнул и мускул. Но он все же сделал шаг в сторону, распахивая дверь шире.

– Заходи.

Конец Часть пятая

Я почти жалела, что отказалась от помощи Кэролайн, потому что никак не могла справиться с длинной молнией на спине. Наконец та тихо вжикнула, и платье село как надо. Расправив ткань на бедрах, я повернулась к зеркалу в полный рост. И удовлетворенно кивнула. Именно так я и хотела сегодня выглядеть.

Пшикнув его любимыми духами на запястье, я услышала с улицы шум. Прибыли машины. Судя по часам – как раз вовремя.

В доме захлопали двери: гости заторопились в церковь, чтобы успеть прежде нас. Я огляделась, проверяя, не забыла ли чего. Сердце тревожно екнуло, когда в дверь тихо постучали.

– Заходи, – сказала я.

Глава 18

– Заходи, – повторил он.

Казалось, на миг его глаза полыхнули радостью, но, всмотревшись внимательнее, я не увидела в них ничего, кроме вежливого радушия. Почтальона – и того встречают с большей теплотой.

Я прошла вслед за ним в гостиную. Сесть мне не предложили.

– Что-нибудь будешь? Чай, кофе?

Я покачала головой, чувствуя, как тает решимость. Если сейчас он ускользнет на кухню, я передумаю и просто уйду. Набрав полную грудь воздуха, я попыталась вспомнить все те замечательные аргументы, которые пришли в голову посреди ночи.

– Наверное, стоило предупредить, что приеду, – начала я. Голос заметно дрожал.

– Пожалуй, – согласился Джек.

– Я думала, ты занят. Собираешь вещи и все такое… – В коттедже царил обычный порядок; очевидно, дом сдавался с мебелью. – Не хотела тебя отвлекать.

Лицо Джека оставалось каменным, словно я разговаривала со статуей.

– А я так и не услышала от тебя… – Окончание фразы повисло, провоцируя Джека на какие-то объяснения, однако он молчал. – Я должна сказать кое-что важное.

– Ричард сделал тебе предложение. Опять, – с горечью перебил Джек.

Я задохнулась от удивления.

– Да… А ты откуда знаешь?

– Даже не сомневался. – Джек, не мигая, смотрел мне в глаза. – Значит, ты приехала сообщить, что выходишь замуж?

Он стоял всего в паре шагов – с такого расстояния я могла бы разобрать на его лице малейшие оттенки эмоций. Но Джек оставался бесстрастным.

И я не выдержала, сорвалась:

– Нет, конечно! Ты что, спятил?!

Ого, удалось-таки его зацепить. Джек вздрогнул, будто ужаленный. И все равно не торопился меня обнять. Проклятие, как это тяжело… Казалось, нет ничего сложнее, чем тогда на родительской кухне сказать Ричарду, что хотя он мне дорог и навсегда останется в моем сердце, я больше не люблю его так сильно, чтобы связывать с ним свою жизнь. Но это был детский лепет по сравнению с сегодняшним разговором.

Я заглянула в карие глаза, понимая, что Джек заслуживает предельной честности.

– Где-то в глубине души я по-прежнему испытываю чувства к Ричарду. Он был моей первой любовью, мои родители видят в нем чуть ли не родного сына… Но я его не люблю. Не люблю так, как ему хочется. Как он того заслуживает. – Слышит ли Джек дрожь в моем голосе? – А знаешь, почему?! – раздраженно выкрикнула я. – Потому что люблю тебя! – Наверное, получилось самое неромантичное признание в любви. Вздохнув, я продолжила: – И к твоему сведению, я девушка старомодных взглядов и предпочитаю такие вещи мужчинам первой не говорить.

Повисла долгая пауза. Джек не воспользовался ею, чтобы ответить аналогичным признанием.

Нервно кашлянув, я растянула в улыбке дрожащие губы.

– Давай забудем последние три дня и продолжим с того места, где закончили. В воскресенье ты задал один вопрос, и вот я отвечаю: да, я поеду с тобой в Америку. Я хочу попробовать. – Джек наконец изменился в лице. Правда, я не поняла, что означает странный блеск в его глазах. – Если, конечно, предложение еще в силе, – поспешно уточнила я.

Тишина. Наконец он заговорил:

– Знаешь, есть одна проблема. Ситуация немного изменилась.

В самом страшном кошмаре я не могла представить этих слов. Дело в Ричарде, или в комментариях Кэролайн, или просто Джек понял, что совершил ошибку?…

– Ясно, – пробормотала я, как растерявшийся ребенок. Надо уходить, быстро. Я попятилась, нащупывая за спиной дверную ручку.

– Видишь ли, я хорошенько все обдумал и понял, что это нечестно – требовать, чтобы ты отказалась от привычной жизни и уехала со мной.

Только бы не заплакать. Все, что угодно, главное – не заплакать.

Да, я знала, как непросто Джеку перебороть неприязнь к серьезным отношениям. Вот он и воспользовался удобным случаем, чтобы отступить.

– То, что мы с тобой тогда обсуждали… В общем, мне этого мало. Я хочу большего.

У меня отвисла челюсть.

– Большего? – тупо переспросила я.

– Да. Гораздо большего, – подтвердил он и улыбнулся впервые за все утро. – Я хочу каждую ночь засыпать с тобой рядом и обнимать тебя во сне. И знать, что с рассветом ты никуда не денешься.

– Но… ты ведь не хочешь серьезных отношений… Не хочешь обязательств.

– Кто сказал?

– Ты.

Джек смутился на секунду.

– Да, верно. Так было раньше.

– Раньше?

– Пока не встретил тебя.

Под жадным взглядом карих глаз голова шла кругом. Губы сами собой сложились в дурацкую ухмылку – Джек шагнул вперед и протянул руки. Я трепетно, боясь развеять фантастический сон, вложила в них ладони. Джек рывком потянул меня к себе.

– С самого первого дня ты, Эмма, перевернула мой мир. Возродила меня прежнего и заставила подумать, чего же я на самом деле хочу от жизни.

– И ты определился?

Он кивнул. Я была готова утонуть в бездонных глубинах его глаз.

– Мне нужна ты. Только ты. С тобой я хочу дойти до конца моих дней.

Вот теперь Джек наконец-то меня обнял.

– Я люблю тебя, – нежно прошептал он. – Прости, что тебе пришлось признаться в чувствах первой. Виноват, согласен. Зато я первым влюбился. Уже давно, с первого же дня.

Он нашел губами мой рот, безмолвно подтверждая, что эти слова – чистая правда. По моему лицу текли слезы счастья; Джек бережно стряхнул их кончиками пальцев.

– Я знаю, от чего тебе пришлось бы отказаться, если бы ты поехала со мной.

– Взамен я получила бы куда больше.

– И все же есть вариант получше. Мы можем жить и на моем ранчо, и здесь. Так, с одной стороны, мы всегда будем вместе, а с другой, не бросим наши семьи.

Идеальный выход. Если бы не маленькая деталь…

– «Здесь» – ты имеешь в виду в Трэнтвилле? В этом доме? Не получится, его продали. – Джек наградил меня снисходительным взглядом. – Так это ты? Ты его купил?! – Он кивнул. – Но… но… если бы я отказалась? Если бы приняла предложение Ричарда?

– Пришлось бы с ним разобраться. Без борьбы я бы тебя не отдал.

– И все же ты купил дом?

Мне до сих пор не верилось, что Джек совершил такой импульсивный поступок.

Он пожал плечами. И вдруг стал очень серьезным. Притянул к себе и хрипло заговорил:

– Не буду просить твоей руки, потому что пока слишком рано. – В его глазах блеснул насмешливый огонек. – Да и кто женится в наши дни?

Я криво ухмыльнулась.

– Однако я хочу кое-что тебе дать. В знак серьезности своих намерений.

– Думаю, покупка дома говорит сама за себя, – задыхаясь, пролепетала я.

– Да, но дом ты не сможешь носить. – Он сунул руку в карман. – Вот, Эмма, принимай меня, со всеми моими заморочками.

Он раскрыл пальцы. На ладони лежало изысканное кольцо с сапфиром.

– Какая красота… – выдохнула я.

– Примерь.

Я робко взяла перстень. Это не предложение, Джек не просит стать его женой. По крайней мере, пока. Так на какой палец надеть кольцо?

Джек ласково усмехнулся, видя мои сомнения. Он взял мою левую руку.

– Сюда, – сказал он, решительно надевая кольцо на безымянный палец.

Оно идеально мне подошло. Совсем как мы с Джеком – друг другу.

Конец Часть шестая

– Заходи, – сказала я.

При его виде, как всегда, перехватило дыхание. Он стоял возле распахнутой двери, такой красивый в костюме и белоснежной рубашке, подчеркивающей легкий загар. Густые темные волосы были гладко зачесаны. Нежные золотисто-карие глаза с любовью смотрели на меня.

Все переживания тут же улеглись. Он успокаивал одним своим присутствием.

– Машины прибыли. – Сегодня его акцент звучал особенно ярко.

– Я готова.

– Думаю, по лестнице лучше спуститься вместе. И плевать на традиции и приметы.

Я улыбнулась, распознавая за шутливым предложением искреннюю заботу. Именно за это я так сильно его люблю.

Его взгляд заскользил по комнате, задержавшись на маленькой вазе с цветами.

– Очень милые.

Готова поклясться, он знает, откуда они.

– Это фрезии, – пояснила я, оборачиваясь к белоснежным колокольчикам. – Ричард прислал.

Ни капельки не удивившись, он кивнул. И ласково улыбнулся.

– Ну что, идем?

Я положила руку на его согнутый локоть.

– Обожаю тебя, – чуть слышно шепнул он, словно нас могли подслушать из соседней комнаты. На глаза навернулись слезы. Сморгнув их, я нежно улыбнулась, глядя в любимое лицо.

– Аналогично, – ответила я, бережно сжимая его руку.

Дойдя до ступенек, он остановился.

– А где же твоя трость?

Я улыбнулась.

– В коридоре возле двери. Спуститься я могу и без нее. Не бойся, не упаду.

Тревожные морщинки на его лбу так и не разгладились, и он привлек меня к себе, словно готовясь поймать, если я вдруг оступлюсь.

– Держись крепче, бабуля, – заботливо сказал он, и я опять улыбнулась, пытаясь совладать с нахлынувшими чувствами. Я любила всех своих внуков, но Скотт – точная копия деда не только внешне, но и характером, и манерами – занимал особый уголок в моем сердце.

Миновав первый пролет, я остановилась, глядя на свою семью, терпеливо ждущую, когда мы спустимся. Два сына, дочь, их супруги и все наши внуки смотрели на меня, но их лица расплывались за слезами. Я улыбнулась, надеясь, что они последуют моему примеру. И стала медленно спускаться по лестнице – не потому что мешало отсутствие трости, просто хотелось рассмотреть висевшие на стене фотографии.

На первых снимках был коттедж в Трэнтвилле и ранчо Джека – два дома, между которыми мы разрывались первые пять лет нашей совместной жизни. Следующую фотографию сделала я: Джек с моими родителями стоит в залитом солнцем саду возле коттеджа, который мы купили в деревне для престарелых.

– Папа, тебе точно здесь нравится? – в который раз спрашивала я.

– Дом – это не только кирпичи и строительный раствор, Эмма, уж ты-то должна знать. Ты ведь постоянно летаешь туда-сюда через Атлантику.

Я улыбнулась, пожимая ему руку.

Через лужайку в сопровождении медсестры к нам шла мама в заляпанном красками платье – она возвращалась с уроков рисования.

– Дом – это место, где живут твои любимые, – тихо добавил отец.

Следующий снимок – мой портрет авторства Джека. Я выглядела усталой, измученной, а еще безмерно счастливой; улыбалась с больничной койки, прижимая к груди маленький кокон. Коснувшись снимка, я мыслями вернулась в прошлое.

– …Ну что там?

– Подожди минутку.

– Да сколько надо времени, чтобы пописать на тест?

Расплываясь в широченной улыбке, я распахнула дверь ванной.

– Ну? – Джек терял терпение.

– Две полоски! – завопила я.

Каждая новая фотография воскрешала в памяти счастливый момент. Галерея снимков стала воплощением нашей семейной жизни: дней рождений, праздников, каникул и отпусков…

…Солнце жарко палит в ярко-синем небе. Мы с Джеком стоим возле Тадж-Махала – дворца, выстроенного султаном для любимой женщины.

– Эмма, – Джек опускается передо мной на колено, – ты выйдешь за меня замуж?

Туристы отвлекаются от созерцания дворца; кое-кто даже нас фотографирует. Местные же проходят мимо со снисходительными улыбками. Они привыкли к подобным зрелищам.

– Соглашайся уже, – велит Джек с искрящимися весельем глазами. – Ведь семь – счастливое число.

Я качаю головой, улыбаясь мужчине, которому отдала сердце и которого не перестану любить до последнего вздоха.

– Нет, Джек. Не сейчас.

С явным сожалением он выпрямляется.

– А я ведь рассчитывал, что это место тебя зачарует.

Он притягивает меня к себе и жарко целует. В толпе шумно хлопают и свистят. Похоже, решили, что я дала согласие.

– У тебя почти получилось, – признаюсь я шепотом, не отрываясь от его губ. – Поэтому не сдавайся.

Мы так и не поженились, хотя Джек делал мне предложение в общей сложности двенадцать раз. Это стало в нашей семье источником шуток – слишком уж настойчиво добивался моей руки мужчина, который поклялся не связывать себя обязательствами. Но я не нуждалась ни в каких церемониях или документах, чтобы знать: мы всегда будем вместе…

Каждый год мы устраивали праздник в тот день, когда он подарил кольцо, которое я до сих пор ношу на безымянном пальце. Это стало нашей семейной традицией.

Я замерла возле большой и красочной фотографии, которая висела здесь всего несколько месяцев. Со дня нашей сороковой годовщины.

– За Эмму Маршалл. Я всегда буду любить тебя. – Джек держит бокал, приглашая остальных присоединиться к его тосту. – За красивую историю со счастливым концом, – провозглашает он, не спуская с меня нежного взгляда.

– За вечную любовь, – подхватывают наши близкие.

Оставалось всего три ступени. Кто-то предусмотрительно открыл входную дверь, и я видела за ней дорогу, на которой выстроилась вереница из четырех черных лимузинов. Но смотрела я на самый первый. Он утопал в цветах, скрывавших бесценный груз.

Перед глазами все поплыло, но прежде чем дети и внуки успели броситься на помощь, я услышала в голове тихий настойчивый голос:

– Ты справишься, Эмма. Ты сможешь. Просто помни, что я тебя люблю.

Закусив губу, я выпрямилась. И повернулась к последнему портрету на стене, отснятому почти через год после нашей встречи. Джек не хотел тогда фотографироваться, и я чуть ли не силком затащила его в студию, чтобы сделать снимок для задника его нового романа – того самого, ради которого он приехал в Англию. Я видела сотни других его фотографий, но эта навсегда останется моей любимой. За мгновение до того, как щелкнула кнопка затвора, я что-то сказала, и Джек со смехом повернулся в мою сторону. Фотографу удалось запечатлеть один из его особенных искрящихся весельем взглядов, адресованных исключительно мне.

Глядя на портрет, я улыбнулась любимому мужчине и, склонившись к картине, тихо прошептала – где бы он ни был, все равно услышит:

– Только не уходи без меня далеко, дорогой. Наша история еще не закончена.

Примечания

1

Напиток из взбитых яиц с сахаром и алкоголем. – Примеч. ред.

(обратно)

2

Здравствуйте, Ричард, как дела? (фр.)

(обратно)

Оглавление

Конец Часть первая

  Начало Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

Конец Часть вторая

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

Конец Часть третья

  Глава 14

Конец Часть четвертая

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

Конец Часть пятая

  Глава 18

Конец Часть шестая Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg