«Из жизни английских привидений»

Из жизни английских привидений (fb2) - Из жизни английских привидений (Мир неведомого) 5553K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Владимирович Волков

Из жизни английских привидений Александр Волков

ВСТУПЛЕНИЕ

Страх — вот сильнейшая страсть человека.

Мистер Мальтус

Спешу предуведомить читателя о том, чем эта книга не является. Это не пособие для тех, кто жаждет узнать, что именно рассказала им покойная бабушка. Здесь не будет откровений о фигурах, приносящих скорбные вести, и о голосах, передающих привет с того света. Я также обошел вниманием популярные ныне паранормальные сеансы с участием любителей острых ощущений, которым наскучили виртуальные игры и экстремальные выезды на природу. Сетевой ресурс и без того переполнен всякого рода фото- и видеоматериалами, фиксирующими «что я увидел» и «что я почувствовала».

Если бы призраки существовали, их, несомненно, отпугнули бы толпы любознательных туристов с камерами. Ведь привидения, особенно привидения английские, — в первую очередь культурное явление, а всякая культура не терпит массовости. Массовым может быть только бескультурье. О месте привидений в культуре Англии мы и будем говорить. Мы увидим, как менялось отношение к призракам в народных легендах и в литературной среде и каким образом привидения оказались связаны с важнейшими культурными памятниками Туманного Альбиона — замками, усадьбами, аббатствами, соборами и сельскими церквушками.

В книге «Музыка в камне. История Англии через архитектуру» я признавался, что допускаю существование призраков, но не верю большинству рассказов о них, и даже попытался отделить ложь от истины. Теперь мы подробнее изучим эти стереотипы, чтобы понять, какими побуждениями руководствовались их изобретатели. Мы постараемся избежать рассуждений об эфирных телах, телепатических сигналах, энергетических субстанциях и астральных двойниках. Традиционное христианство не вдается в подробности о происхождении привидений, хотя и относит их к объективно существующим проявлениям инобытия. Эта позиция мне очень близка. Сам я не сталкивался с буйством потусторонней силы, а мелочи принимать в расчет не стоит. Убежден, что призраки привязаны к определенным местам и что встречаться с ними опасно для человека нерелигиозного, не способного противостоять их воздействию на психику, а иногда и физическому воздействию. В общем, я не считаю их добрыми и безобидными.

Должен также предупредить, что термин «привидение» в моем понимании характеризует не только умершего человека, точнее — не только покойника, схожего с человеком. Мертвец принимает множество обличий. В частности, он предстает в виде животного или чудовища и в виде различных органов человеческого тела. В этих случаях невозможно определить, является ли призрак в строгом смысле слова человеком или представляет собой некое сверхъестественное существо. Порой призрак невидим глазу (полтергейст) или не имеет ярко выраженной формы. Для наших целей не столь уж важны всплески потусторонней активности, вызывающие перепад температур, беспокойство животных или поломку электронного оборудования. Они не всегда свидетельствуют о наличии привидения. Почти все рассказы о призраках транспортных средств и других неодушевленных предметов, включая НЛО, относятся к минувшему столетию. Мы крайне редко услышим старинные предания о самодвижущихся колымагах и странных летающих аппаратах. Исключение составляют корабли-призраки, но они в равной степени относятся как к Англии, так и к любой другой стране.

Вера и страх

Попытки рационалистов и скептиков найти объяснения призрачным феноменам столь же древни, как и сами свидетельства о них. Гиппократ в V в. до н. э. оценивал состояние людей, встречавшихся с мертвецами, с сугубо медицинской точки зрения, а Лукиан (120–180) в разговоре «Любители лжи» ставил в пример философа Демокрита, который поселился в надгробном памятнике за городскими воротами, чтобы разоблачить неких юношей, нарядившихся покойниками.

Столь уважаемый знаток мистических откровений, как сэр Вальтер Скотт (1771–1832), полагал, что они вызваны ярким сном, пробуждающейся мечтой, расшалившимся воображением или обманом зрения, но ничуть не сомневался в правдивости самих рассказчиков — людей разумных, искренних и решительных. Увы, наше время разучилось выделять честных и достойных людей в огромной, не имеющей классовых и сословных границ человеческой массе. Нынешние авторитеты не склонны доверять свидетельствам очевидцев, справедливо полагая, что среди них слишком много мошенников, ищущих способ заявить о своей индивидуальности. И хотя их видениям могут даваться вполне научные определения — галлюцинации, иллюзии и т. п., все чаще они оборачиваются мистификацией, в которой охотно признаются сами же авторы после того, как добились нужного эффекта. Такие мистификации и розыгрыши, конечно, ничего не доказывают. Еще Гилберт К. Честертон (1874–1936) говорил, что «фальшивые привидения не опровергают существования привидений, как фальшивая банкнота не опровергает существования банка — скорее она его подтверждает»[1].

В остальном позиции скептиков мало изменились. Сэр Вальтер отмечал немногочисленность свидетелей, непосредственно наблюдавших призраков. По мнению писателя, рассказчики обычно слышат историю от того, с кем это случилось, или, что более вероятно, от его семьи или от друга этой семьи[2]. Вот и современные психологи выработали механизм формирования подобных легенд, распространяющихся в обществе наравне со слухами. Как правило, складывается ситуация, когда рассказчик привидение не видел, но слышал о нем от другого человека, которому рассказывал очевидец.

Подметим еще одну черту в характере скептика. Сэр Вальтер гордился образованностью обычного механика, позволяющей ему посмеяться «над вымыслами, которым в прежние времена верили люди, намного более осведомленные в знаниях своей эпохи»[3]. В XXI столетии идея прогресса привлекательности не утратила. Наш скептически настроенный современник непоколебим в чувстве превосходства над необразованными предками, подвластными обманам и суевериям. В свое время Честертон обратил внимание на воинствующий догматизм цивилизованного человека: «Я говорю: “Средневековые документы сообщают об известных чудесах точно так же, как они сообщают об известных битвах”. Мне отвечают: “Средневековые люди суеверны”. Если я пытаюсь понять, в чем их суеверие, единственный решительный ответ — “они верили в чудеса”. Я говорю: “Крестьянин видел привидение”. Мне отвечают: “Но крестьяне так легковерны”. А если я спрошу: “Почему же легковерны?” — ответ один: “Они видят призраков”».

Мы составили определенные представления об окружающем мире и все, что в них не вписывается, отбрасываем за ненадобностью. Находясь в плену этих представлений, мы вряд ли поймем своих далеких предков, чьи понятия были совершенно иными. Некий пласт знаний нами утрачен из-за излишней убежденности в собственной правоте. Отсюда берутся тайны. Ведь человек больше осведомлен о том, что ему интересно. Если взор потомка нацелен на мир видимый, естественно, его познания о нем будут превосходить познания предка, сосредоточенного на невидимом мире. А знания, в свою очередь, формируют личность. Из этого порочного круга нелегко вырваться. Поток информации о видимом мире сковывает человека идеологически, а идеология — враг всякого познания.

Психически здоровый индивидуум, следующий правилу «Верь тому, что видишь», вряд ли признает, что можно видеть то, во что веришь, и соответственно — нельзя видеть то, во что не веришь. Для верующего призраки вполне реальны, но его вера первична. Сигнал рождается изнутри (не важно, откуда он берется), а уже потом человек зрит то, что он готов узреть. Для неверующего призраки — плод воображения или психического отклонения, следовательно, и тут вера в нереальность призраков решает все. Таким образом, вера движет не только горами, но и привидениями.

Действительность, однако, требует скорректировать это утверждение. Среди очевидцев призрачных явлений маловато людей верующих. Вера святых надежно защищает их от призраков. Неверие скептика также препятствует визитам с того света: «Если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят» (Лк. 16: 31). Кому же тогда являются призраки? Попробуем разделить всех гипотетических свидетелей на три группы:

1. Te, кто абсолютно не верит в существование другого мира. Эти люди не то чтобы не боятся призраков, но даже не допускают их внезапного появления. Их материалистическая вера в сущность бытия настолько крепка, что призраки никогда им не явятся.

2. Те, кто абсолютно убежден в существовании другого мира. Таким людям призраки тоже не явятся, потому что они способны противостоять им. Они их не боятся, как святой не боится дьявола.

3. Те, кто колеблется. Другого мира нет. Вроде бы. А если… все-таки? Тогда страшно. Сама неизвестность того мира страшит. Вот кому явятся его посланцы!

Что же пугает таких людей в призраках, не говоря уж о демонах, вампирах и прочей «нечисти»? Во-первых, смерть, которую они с большой долей вероятности несут с собой. Во-вторых, страх как таковой — испуг, нервный шок, потенциально ведущий к смерти. Человек боится психической, а иногда и физической (согласно наблюдению Кириллова в «Бесах») боли.

Истинно верующему смерть не страшна, для него другой мир ужаса в себе не таит: умрешь — обретешь блаженство. Неверующий, точнее — верующий иначе, о жизни после смерти вообще не думает, а нет мысли — нет и страха. А колеблющийся… Он, конечно, уверяет себя и близких в иллюзорности сверхъестественного. Но внутренне сомневается. Процент колеблющихся очень высок и среди атеистов, и среди людей религиозных. Колеблющийся жутко пугается темноты, непонятных звуков, ночных кладбищ и т. д. И если бы призраки обитали всюду, а не только в назначенных им местах, они бы являлись многим.

Итак, вера как препятствующая и страх как побуждающая сила. Эта гипотеза подтверждается отношением к призракам со стороны детей. Незамутненное взрослым скептицизмом детское мышление чрезвычайно восприимчиво к невидимому миру. Для ребенка нет ничего удивительного в инобытии, но он знает, что населяющие его создания могут быть отвратительны и опасны. Чтобы противостоять им, детям, напротив, недостает взрослой веры. Поэтому их психика более всего страдает от призраков.

Почему именно Англия?

Отчего именно Англия густо заселена призраками, мы сумеем понять после знакомства с ними. Но кое-какие заблуждения надо опровергнуть заранее.

Несомненно, англичане во многом следуют национальной традиции, но ведь эта традиция должна была когда-то сложиться. Между тем причин для ее появления на первый взгляд не существовало. На континенте хватает своих феодальных замков, родовых усадеб и разрушенных монастырей, якобы служивших ареной для жестоких пыток, подлых интриг и кровавых преступлений. Если последовать совету мистера Френкленда из Лефтер Холла и обратиться к судебным архивам, можно обнаружить, что большинство английских призраков получило путевку в жизнь вовсе не в «темное» Средневековье. На века, берущие начало с кельтской Британии и доходящие до XV столетия, приходится около 30 % всех привидений, тогда как на одну лишь тюдоровскую эпоху — около 20 %, а на XVII и XVIII века — около 35 %!

Среди призраков действительно много жертв, павших от руки убийцы, покончивших с собой или погибших в результате несчастного случая. Однако мысль о неестественной смерти как о причине последующих «скитаний» отнюдь не английского происхождения. Она точно такая же у славян с их незалежными покойниками и русалками. Да и количество насильственных смертей в Англии не стоит преувеличивать. Далеко не все местные привидения — жертвы насилия. Весьма многочисленны участники любовных историй, чахнущие от тоски, а также монахи и священники, колдуны и ведьмы, сумасшедшие и фанатики, скорбящие и неприкаянные души. Не будем забывать и о демонических созданиях, корни преданий о которых уходят в глубокую древность.

Многие указывают на промозглый британский климат как на благоприятную среду обитания для призраков. Я не занимался исследованием климатических пристрастий привидений, но должен сказать, что в центральных графствах они объявляются даже в большем количестве, чем в холодных северных (35 против 30 %). Среди всех графств пальмой первенства владеет, конечно же, Большой Лондон, а также Йоркшир и Ланкашир с прилегающим к нему Большим Манчестером.

В качестве курьеза упомянем ссылку на полумрак английских домов, где сочетание свечей с зеркалами порождает иллюзии и видения. Эта забавная теория была в свое время обыграна английскими писателями. Например, скептик Армитидж из рассказа Луизы Болдуин (1845–1925) относит явления призраков к темным (в буквальном смысле слова) векам: «…при свечах, не способных рассеять тени, духи действительно являлись. Однако в конце XIX века, когда газ и электричество превратили ночь в день, самые условия существования призраков (а точнее, веры в них, ибо это одно и то же) сведены на нет»[4]. Правильно определив роль веры, сам Армитидж оказывается недостаточно верующим и умирает от разрыва сердца при встрече с привидением монаха-цистерцианца. Герой рассказа Персеваля Лэндона (1869–1927) также полагает, что «электрические лампочки для духов смертельны», присовокупив еще одну причину их появления: «Мне зачастую представлялось, что легкое шевеление незакрепленных гобеленов и отсветы огня в камине наилучшим образом объясняют девяносто девять процентов всех подобного рода рассказов»[5].

Допустим, сочетание всех этих факторов заложило основу испытываемой призраками симпатии к Англии. Но вот беда — ее бывшая заокеанская колония, наследовавшая мистические традиции своей прародины, лишена старинных замков и кровавого прошлого, домов со свечами и дождей с туманами. Тем не менее в XIX–XX веках привидения наводнили Америку с ее передовой промышленностью и приверженностью к техническому прогрессу.

Отношение ппривидениям в древности

Призраки умерших людей наряду с чудовищами встречались задолго до возникновения английского государства и английской культуры. Герой древне-шумерского эпоса Гильгамеш обращается к богам с просьбой освободить своего друга Энкиду, плененного подземными драконами. Отверстие в подземный мир открывается, и оттуда вылетает душа Энкиду. Это не только рассказ о появлении призрака, но и древнейшее описание некромантии — искусства вызывать дух умершего.

Одно из свойств человеческого двойника Ка из древнеегипетской «Книги мертвых» — умение путешествовать между мирами. Ка находится в потустороннем мире и одновременно обитает в гробнице, где покоятся останки умершего, оберегая его мумию, чья целостность гарантирует покой самого Ка. Есть версия, что египтяне бальзамировали тело во избежание его реинкарнации — возвращения духа к суете земной жизни. Из тех же соображений славяне выносили покойника ногами вперед.

Привидений в подземном мире наблюдают древнегреческие герои — Орфей, Одиссей, Геракл. Греки знали, насколько страшными бывают призраки. Уродливые керы, скрежещущие зубами и высасывающие кровь, — это души умерших людей, несущие страдания и смерть. Широко известна греческая эмпуса — привидение из свиты богини Гекаты, которое похищало детей, заманивало юношей, душило жертв, а после выпивало их кровь. Аристофан (446–386) в комедии «Лягушки» описал его как существо, способное менять обличья: бык, мул, прелестная женщина, страшный пес, чудовище с пылающим лицом и медной ногой. Этот призрак появляется главным образом в полдень в слепящем свете солнца и в этом отношении может быть приравнен к полуденному бесу (Пс. 90: 6). Его ночным подобием служит ламия — привидение, высасывающее кровь у молодых людей. Скитающиеся в темноте демоны, которые убивают новорожденных младенцев и беременных женщин и вселяются в трупы, были знакомы шумерской, вавилонской и индуистской мифологиям. Все эти существа считаются предшественниками вампиров, облюбовавших юго-восток Европы и в Англии почти не встречающихся.

Афинодор и призрак старика. Иллюстрация Генри Форда (1900) к письму Плиния Младшего. Цепи привидения и хладнокровная реакция человека — приемы, усвоенные впоследствии викторианскими пародистами

Но у греков имелись и близкие современным англичанам представления о духах. К примеру, Сократ говорит о «телообразных явлениях душ» тех, кто «отрешился, будучи нечистым, удержав в себе видимое» (иными словами, те души, что «пристрастились к телу»). Это люди не добрые, а худые, «принужденные блуждать… в наказание за прежнее дурное свое поведение»[6].

И все же английские призраки в большей степени соотносятся с традициями кельтов и римлян. Несмотря на попытки обелить кельтские религиозные обряды, они остаются свидетельством мрачной веры, ассоциирующейся со смертью и общением с мертвецами. Самайн, праздник мертвых, знаменуя начало нового года, сопровождался смертью, добро вольной или насильственной, тех, кто нарушил запреты, а его римский аналог — Лемурия был ознаменован появлением лярв — блуждающих по миру призраков, насылающих ужас и нервные болезни. Нередко лярвы выступали в виде дряхлых старух и скелетов. Благодаря Лукиану мы можем составить представление об их облике: юноши, посрамленные Демокритом, используют «черное платье и личины, изображающие черепа»[7]. Кроме того, мертвецы издают характерные звуки: «вой» призрака Менетида в «Илиаде» (23, 101); «писк» (вроде писка летучих мышей) душ женихов в «Одиссее» (24, 3 и 9); «жалобный стон» из могилы Полидора в «Энеиде» (3, 39) Вергилия (70–19); «пронзительные голоса» теней на Эсквилинском холме в «Сатирах» (1,8, 40–41) Горация (63—8).

Плутарх (43—127) в «Сравнительных жизнеописаниях» связывает визит привидений с сугубо земными делами, тем самым ступая на путь, ведущий к их рационализации. Дамон, убитый в парильне Херонеи, возвращается туда в виде призрака. Не в силах выносить его стоны, горожане заколачивают двери парильни. Следующий рассказ на удивление схож с современными байками о тиранах и их жертвах. Могущественный полководец Павсаний пожелал обесчестить дочь знатных родителей. Те подчинились насилию и отдали ему девушку. Ожидая ее, Павсаний задремал, как вдруг спальня сотряслась от грохота. Оказывается, девица приказала зачем-то потушить свет и в темноте наткнулась на светильник. Спросонья Павсаний хватается за кинжал и закалывает ее, но она начинает являться ему в виде призрака, досаждая нравоучениями: «Каре навстречу гряди: необузданность гибельна мужу»[8].

Некий вестник богов, которого Плутарх почему-то именует призраком, посещает женщину, вскармливающую маленького Цицерона, только для того, чтобы надоедать ей напоминанием о великом будущем, ожидающем ребенка. «Злой гений», привидевшийся Бруту перед битвой при Филиппах, предваряет собой мстительных мертвецов, осаждавших шекспировского Ричарда III. По сведениям Валерия Максима (I в.), черный великан с длинной нечесаной бородой явился военачальнику Кассию Пармскому в Афинах, назвавшись «злым духом»[9].

Флегонт из Траллеса (II в.) поведал скорбную повесть о мертвой девушке, обручившейся с живым юношей. Однажды ночью родители с удивлением обнаружили свою погребенную дочь в объятиях молодого гостя. Осудив чрезмерное любопытство родных, она вторично отдала концы прямо на кровати у юноши. Несмотря на заверение усопшей о том, что ее визит не противоречил божественной воле, тело все же сожгли по совету не романтически настроенного городского провидца. Жениху оставили только золотое кольцо и ленточку возлюбленной, и в отчаянии он свел счеты с жизнью. В роли невесты выступает и коварное привидение из «Жизни Аполлония Тианского» Филострата Старшего (170–247).

Гораздо интереснее «Письмо Суре», в котором Плиний Младший (61—112) повествует о призраке, облюбовавшем большой и роскошный дом в Афинах. Наряду с парильней Херонеи это первое указание на связь между привидением и конкретным местом. Кроме него мы найдем у Плиния несколько будущих клише. Внешний вид призрака довольно курьезен. Худой изможденный старик с длинной бородой, взъерошенными волосами, потрясающий цепями, сковывающими руки и ноги, как будто сошел со страниц «Кентервиль-ского привидения» Оскара Уайльда. Философ Афинодор, осмеливающийся поселиться в доме, умен и хладнокровен подобно нынешним «специалистам» по призракам — медиумам и ясновидящим. Привидение исчезает после того, как выясняется причина его беспокойства — небрежно захороненные кости.

Схожим опытом изгнания духа из проклятого дома делится пифагореец Аригнот в тех же «Любителях лжи» Лукиана. Дух этот «лохматый и длинноволосый, чернее мрака»; он испытывает силу героя тем, что бросается на него в виде собаки, быка или льва. С помощью заклинания Аригнот загоняет его в один из углов комнаты, а наутро оттуда извлекают и хоронят на кладбище истлевшие останки. Рассказчик признает «заслуживающим внимания» утверждение о том, что «по земле блуждают только души умерших насильственной смертью».

Труп печально знаменитого Гая Калигулы поначалу не был сожжен полностью и кое-как присыпан землей в Ламиевых садах. В результате, по заверению Светония (69 — после 122), садовников «не переставали тревожить привидения», пока тело не зарыли должным образом сестры покойного императора. В доме же, где был убит Калигула, «нельзя было ночи проспать без ужаса, пока самый дом не сгорел во время пожара»[10].

Вообще непогребенные останки — одна из древнейших причин существования призраков. В «Илиаде» (23, 71) дух Патрокла просит Ахиллеса: «О! погреби ты меня, да войду я в обитель Аида!»[11] Сонмы усопших, умоляющих Харона переправить их через Стикс, описаны в «Энеиде» (6, 303–330). Перевозчик «прогоняет иных, на песок им ступить не давая», а Сивилла поясняет Энею:

Эти, что жалкой толпой здесь стоят, —

землей не покрыты.

Лодочник этот — Харон; перевозит он

лишь погребенных.

На берег мрачный нельзя переплыть

через шумные волны

Прежде тенями, чем покой обретут в могиле останки.

Здесь блуждают они и сто лет над берегом реют, —

Только потом к желанной реке их вновь допускают[12].

Поэт имеет в виду в первую очередь тех, чьи тела поглотили морские волны. Они никогда не дождутся погребения, потому им и назначен столетний срок. Что делать тем, чьи трупы гниют на поверхности земли, Вергилий не сказал, но, как видно из Плиния, Светония и Лукиана, их тени оставили Харона в покое и начали преследовать живущих.

Античности были известны и призраки детей. Как правило, они весьма кровожадны и жалости отнюдь не вызывают. Географ Павсаний (111–180) сообщает, что в Коринфе дети Медеи после своей смерти начали убивать младенцев. Они прекратили терроризировать город, только когда коринфяне выполнили предписание оракула, введя ежегодные жертвоприношения в их честь.

Об отношении к призракам иудеев и ранних христиан остается только гадать. Пророк Исаия упоминает ламию, или ночное привидение (Ис. 34:14). Елифаз Феманитянин рассказывает о духе, явившемся среди «размышлений о ночных видениях», чей вид он не распознал: «Объял меня ужас и трепет и потряс все кости мои… дыбом стали волосы на мне» (Иов. 4: 13–16). Апостолы принимают за призрак Иисуса, идущего по морю, и кричат от страха (Мф. 14: 23–27). Увидев воскресшего Христа, ученики вновь пугаются, но Иисус напоминает им, что «дух плоти и костей не имеет» (Лк. 24: 37–39). Судя по всему, иудеи встречались с привидениями, но высказывались о них крайне осторожно, намекая, однако, на опасность, которую призрак несет с собой. В этом их принципиальное отличие от христиан времен чистилища. Если бы дух умершего мог быть добрым и полезным, апостолы прежде всего радовались бы, а не пугались. Еще и поэтому Авраам в притче о богаче и Лазаре не хочет посылать дух Лазаря к братьям богача: мертвого нельзя использовать для подобных целей!

Аэндорская волшебница. Гравюра Кюнца Мейера-Вальдека (1902). Самуил представлен в виде призрака в его классическом понимании, а не в виде человека, одетого в белые одежды, как на других картинах, посвященных библейскому сюжету

Бурные споры христианских богословов породил библейский эпизод с Аэндорской волшебницей, по просьбе царя Саула поднимающей из земли умершего пророка Самуила — «мужа престарелого, одетого в длинную одежду» (1 Цар. 28: 4—14). Самуил, как и «злой гений» Брута, предрекает Саулу гибель в предстоящей битве с филистимлянами (1 Цар. 28:19), вызванную беззаконием царя, «которое он сделал пред Господом, за то, что не соблюл слова Господня и обратился к волшебнице с вопросом» (1 Пар. 10: 13). Наказание кажется заслуженным, если учесть строгую кару для некромантов в иудейском законодательстве.

Недоумение толкователей вызвала, конечно, не волшебница, а призрак Самуила. Каким образом дух праведника оказался подвластен магии? Будущим скептикам библейский автор оставил небольшую лазейку, вложив описание привидения в уста самой колдуньи. Лишь по этому описанию Саул узнает своего бывшего наставника. Предполагают даже, что диалог между царем и призраком происходил в форме чревовещания и Саулу отвечал голос волшебницы или вселившегося в нее демона. С другой стороны, мог ли демон пророчествовать о судьбе Саула, тем самым выступая посланником Господа?

Мнения святых отцов разделились. За истинность духа Самуила выступали такие авторитеты, как Иустин Философ, Ориген, Иоанн Златоуст, против — не менее авторитетные Тертуллиан, Августин, Григорий Нисский. Заметим, что названные имена группируются не по географическому признаку, тем не менее к моменту разделения Церквей скептики обосновались главным образом на Востоке. Там решили, что дух умершего не может иметь видимость телесного облика до всеобщего воскресения и такого рода явления должны бьггь отнесены на счет вызываемых дьяволом иллюзий. Западные христиане тоже склонялись к отрицательной трактовке природы призраков, но полагали, что дьявольскими орудиями могут служить и настоящие мертвецы. Как увидим, в дальнейшем их позиция изменилась.

Увлекавшийся спиритизмом сэр Артур Конан Дойл возмущался христианством, отрекшимся от собственной традиции, наложив с VI в. «вето на общение с потусторонним миром», в результате чего «мертвые, предоставленные самим себе… стали мстить за себя безразличию живых, смущая их покой и будоража их жилища»[13]. Непонятно, где именно сэр Артур отыскал добродушных мертвецов, с которыми общались первые христиане, не говоря уж о представителях более древних религий. Возможно, он имел в виду сонные видения, упомянутые блаженным Августином (354–430). Однако Августин подчеркивает, что увиденные во сне мертвые появляются «не в виде души, но в облике, воспроизводящем их черты»[14]. Они по старинке напоминают о необходимости обеспечить им должное погребение. Эти явления следует отличать от мрачных и вполне реальных порождений некромантии. По словам Августина, некроманты «называли привлеченных духов подземными… суть явления в том, что мертвые говорили» (О Граде Божием, VII, 35).

Живший же двумя веками ранее Тертуллиан (155–220) вообще предостерегал от этих снов.

По его словам, никто из мертвых не может вернуться, а если и случается, что мы видим умерших в наших видениях, значит, мы имеем дело с призраками, посланными демонами. Очевидно «вето» выработалось гораздо раньше VI столетия, и Церковь имела все основания включить в гимн, приписываемый святому Амвросию, молитвенный призыв: «Да отступят сны и призраки ночи».

Священник и поэт Константин Лионский (?—494) рассказывает о лишенных гробов мертвецах, наяву преследующих живых, пугая и не давая покоя. Эти преследования продолжаются в течение нескольких веков. В анналах аббатства Фульда за 858 г. зафиксирован случай появления невидимого призрака, который швырялся камнями, колотил по стенам дома чем-то наподобие молота и даже разговаривал с людьми.

Встречи с мертвыми праведниками порой не менее ужасающи. Когда один язычник пытался ограбить гробницу Илии Пионского, святой обхватил его руками и не отпускал, пока на место преступления не прибыли блюстители правопорядка. «О, святая месть, смешанная с милосердием!» — восклицал по этому поводу Григорий Турский (539–594). Но в чем именно выразилось милосердие Илии? Неужели, побывав в объятиях мертвеца, вор приобрел «блаженное» всеведение?

Не брезговали святые и некромантией. Святой Фридолин, возглавляя монастырь на острове Зекин-ген (Германия), имел тяжбу с ландграфом по имени Ландольф, который оспаривал права аббата на имущество, подаренное монастырю его умершим братом Урзо. Судья был подкуплен Ландольфом, и поэтому Фридолин, помолившись, кликнул Урзо, и тот явился в суд прямиком из могилы. Узрев брата, Ландольф не только прекратил тяжбу, но и пожертвовал обители свою часть земель, после чего Фридолин лично проводил покойника на его законное место.

В «Хронкке» Титмара Мерэебургского (975—1018) мертвецы оккупируют по ночам старую церковь в местечке Девентер и прилегающее к ней кладбище для принесения собственных жертв. В первую ночь они выбрасывают из храма заночевавшего там священника, а во вторую — сжигают его тело прямо перед алтарем. Сей леденящий душу рассказ хронист завершает выводом о том, что день принадлежит живым, а ночь — мертвым. Пристрастие мертвецов к церкви Девентера не случайно: она предположительно стоит на месте бывшего языческого капища. Ужасный вой донимает женщину с детьми, поселившуюся в одном из домов города Зюльфельда. На этот раз священнику удается изгнать призрак с помощью молитв и мощей святых.

В описании другого случая отношение Титмара к призракам смягчается. Умершая женщина внезапно восстает в гробу прямо в храме. Наслышанный о проделках мертвецов народ в страхе разбегается, но женщина спокойно подзывает к себе мужа и домочадцев, дает им поручения, утешает ласковыми словами, а затем вновь укладывается в гроб. И хотя хронист предупреждает читателя о происках лукавого, принимающего «личину мертвецов», он тут же говорит, что «бездыханное тело» может-таки подняться в том случае, «когда мир расцветает» из-за славного образа жизни праведников. Вот и эта праведница утешилась после вкушения смерти[15].

Столь мудреная логика в итоге заставила Западную Церковь пересмотреть свой взгляд на природу привидений. В трактате кардинала из Равенны Петра Дамиани (1007–1072) женщина, посетившая римскую базилику на праздник Успения Девы Марии, видит свою умершую куму. Она нисколько не пугается и вступает с ней в задушевную беседу:

— Не ты ли это, моя умершая кума Мароция?

— Это я.

Выясняется, что кума совершает своеобразное паломничество в благодарность Богоматери за Ее заступничество. Этот образ весьма далек от жутких идолопоклонников Девентера. И хотя умершая прорицает о смерти собеседницы, грозность ее слов сглаживается бытовым диалогом двух кумушек. А ведь прежде роковое предзнаменование заставляло содрогаться Брута и Саула…

Постепенно легенды о мертвецах превращаются в назидательные поучения. Аббат Клюни Петр Достопочтенный (1094–1156) повествует о мертвом рыцаре, умоляющем священника об искуплении двух злодейств, в которых он забыл исповедаться. После совершенного обряда мертвец возвращается с благодарностью за оказанную услугу. Немецкий цистерцианец Цезарий Гейстербахский (1180–1240) ставит в пример честного монаха, который так переживал о неуплаченном корабельщикам пустячном долге, что после смерти явился аббату с просьбой погасить его. Другой монах ненадолго воскресает из мертвых, чтобы сменить рабочую одежду на цистерцианское облачение, требующееся в раю, а помощника повара вытаскивают с того света лишь потому, что он не получил благословения аббата. Прочие умершие монахи являются с информацией о том, как оценивают на небесах деятельность их монастыря.

Даже рассказы о грешниках не оставляют ощущения ужаса из-за своего неприкрытого морализаторства. Один отшельник видит поднявшегося из могилы сплетника с изрезанным и пылающим языком, свисающим до пупа. Вокруг толпятся соседи по кладбищу, умоляющие коллегу не досаждать им сплетнями хотя бы после смерти. Обеспокоенных болтовней мертвецов не смущает присутствие живого наблюдателя. Правда, миланский богач, которому его сородич по-

дожил на могилу золотые монеты, задушил-таки жадного судью, пожелавшего их похитить. Благочестивый епископ Любекский, возмущенный тем, что в храме рядом с ним похоронили его нечестивого и расточительного преемника, ночью покинул свою могилу и трижды постучал посохом по гробу соседа. Когда тот на радостях явился в полном облачении и с посохом, добрый епископ изгнал его из церкви, запустив вдогонку увесистым подсвечником. Оценившие меткость броска очевидцы долго потом демонстрировали гостям помятый канделябр.

Астрологи Джон Ди и Эдвард Келли вызывают духа. Гравюра Эбенезера Сибли (1825). Мертвец не выражает недовольства и терпеливо ждет дальнейших указаний

Довольно жутковат рассказ о руках, высовывающихся из могил и хватающих за ноги мимо идущего священника. Но и здесь торжествует мораль: оказывается, нерадивый пастырь не молится о спасении умерших, хотя и получает за них подаяния. Иные призраки принимают вид нищих с мешками и сумами, вваливающихся в храм ночью, чтобы выпросить молитв у монахини. Все эти байки сочинялись неспроста — в 1274 г. Второй Лионский собор принял догмат о чистилище, одобривший молитвенное общение с мертвыми.

На исходе Средневековья призраков вообще отнесли к иллюзорным видениям. Достопочтенные авторы «Молота ведьм» (1487), подобно Тертуллиану (хотя ссылаются они при этом на Августина), говорят о невозможности «разбудить мертвеца». Если кажется, что мертвец появился, это только обман зрения, осуществленный дьяволом. Тем не менее сведения о встречах с привидениями продолжают поступать. Они делаются мрачнее и поэтичнее, когда рассказчик не вдумывается в смысл происходящего. Антонио де Торквемада (1507–1569) в своем «Гексамероне» повествует о черных псах, преследующих нечестивого рыцаря, ставшего свидетелем собственных похорон. Но особенно потрясает случай с дворянином Антонио Куева. Однажды ночью он читал книгу, лежа на кровати, и вдруг почувствовал, как под ней кто-то шевелится. Антонио глянул вниз и увидел мерзкую черную руку, которая высунулась из-под кровати, схватила подсвечник и бросила его на пол. В темноте вылез хозяин руки и набросился на рыцаря. Антонио сопротивлялся привидению до тех пор, пока в комнату не вбежали слуги со свечами. Черный человек сразу же пропал и больше не появлялся.

Протестантизм упразднил мистику в Церкви, но не в повседневной жизни. Протестанты принимают активное участие в охоте на ведьм, хотя и подвергают критическому анализу большинство свидетельств о духах. Швейцарский теолог Аюдвиг Аафатер (1527–1586), автор книги «Привидения и духи, являющиеся по ночам», высказывает серьезные опасения по поводу легковерия окружающих: «Меланхолики и сумасшедшие воображают многие вещи, которые по самой своей сути не могут происходить… Многие естественные вещи приписываются демонам, так, например, когда они слышат звуки, издаваемые котами, крысами, лисами и другими животными, или когда лошадь бьет копытом в обшивку стойла в полночь, снова и снова покрываются они потом от страха, представляя, как призраки прогуливаются глухой ночью». Из сочинений протестантских авторов, описывающих встречи с привидениями, довольно указать на такие шедевры, как «Сокровищница сверхъестественных, чудесных и достопримечательных историй» Симона Гулара (1543–1628) и «Похождения Симплицисси-муса» Ганса фон Гриммельсгаузена (1622–1676)[16].

Привидения средневековой Англии

Если мы окинем взором средневековую Европу, то обнаружим страну, чьи предания о привидениях сохраняют весь свой ужас. Это Англия, где сформировался удивительный сплав лучших достижений кельтской, древнеримской, англосаксонской и норманнской культур.

Прежде всего заметим, что древние англичане были прекрасно осведомлены об истинном обличье привидений. Нас, русских, нередко вводит в заблуждение само слово «привидение». В.И. Даль, рассуждая о сущности призраков, использует термин «видение», обозначающий видимый предмет, предстающий сверхъестественным образом, и его разновидность «привидение» — дух человека, принявшего плотский, видимый образ[17]. Но в английском языке эти термины функционально разнятся. По определению Нандора Фодора (1895–1964), видение (apparition) может представлять собой как предмет, так и человека, а главная его особенность — наличие определенной цели: сообщить о смерти, предупредить об опасности, попросить о помощи и т. п. Видение всегда «человечно», оно неспособно испугать. Привидение (ghost) — некое потустороннее существо (не всегда человек), вызывающее замогильный ужас. Появление призрака не подчинено никакой цели, это попросту фрагмент иной реальности, открывшийся нашим органам чувств.

Первоначально слово gast передавало мнение о духе как о неведомых силах или сверхъестественном существе, приносящем вред. Этимологически оно сближалось с древнегерманским geiski («испуг, страх, ужас») и geiskafullr («полный страха»). В англосаксонском эпосе «Беовульф» слово gast в основном употребляется в значении «ужасное существо, монстр». Представление о духе как о пугающей сущности (злой дух) подтверждается словообразовательными связями слова gast в древнеанглийском языке: gaestan — «быть испуганным», agasten — «пугать». Позднее, однако, словом gast стали обозначать Святой Дух, ангелов и, наконец, человеческую душу и дыхание. С ним смешалось по смыслу латинское spiritus, и в результате сложился взгляд на дух как на материального двойника, живущего независимой жизнью в теле человека либо вне его[18]. Именно в таком значении, и ни в каком ином, употребляют понятие «дух» спиритуалисты.

 Черная Аннис. Несмотря на переполненность деталями, рисунок неплохо передает бытующие представления об этом древнем существе

В английском фольклоре сохранились отголоски древнейших преданий о призраках. Приведем несколько примеров. Черная Аннис с горящими глазами, длинными зубами, острыми когтями и бледной кожей, вероятнее всего, происходит от одной из кельтских антропоморфных богинь. Ее голодный вой периодически разносится над окрестностями Лестера. Она живет в пещере в корнях старого дуба и покидает ее только с наступлением темноты, нападая на случайных путников и похищая младенцев из колыбели. Но и днем опасно приближаться к ее жилищу. Если Черной Аннис удается схватить детей, она разрывает зубами их плоть, высасывает кровь, а затем старательно развешивает кожу на ветвях своего дерева.

Обитающая в прудах и озерах Йоркшира водяная нечисть Гриндилоу имеет болотно-зеленый цвет, острые рожки и длинные костлявые пальцы. Она восходит к Гренделю, антропоморфному чудовищу из «Беовульфа», и подобно ему питается людьми. Дух по имени Тидди Ман живет в болотах Линкольншира и выбирается оттуда, когда над топями поднимается туман. На голове у него рога, длинные белые волосы и борода свалялись клочьями. Серой тенью он подкрадывается к своей жертве и злобно и скрипуче смеется. Особенно активизировался Тидди Ман в XVII в., когда была предпринята попытка осушить болота.

Гигантские многоглавые эттины, отличающиеся коварством и жестокостью, были замечены в англосаксонском королевстве Нортумбрия и оттуда разбрелись по всей Англии. В полнолуние неподалеку от Солсбери в графстве Уилтшир можно встретить странного танцующего зайца. Кельты и англосаксы держались от него подальше, а их наивные потомки решили, что увидевший зайца якобы обретет счастье. Тот же заяц в полнолуние скачет по вершинам холмов в Корнуолле. Нынешние корнуольцы придумали легенду о девушке, таким необычным способом выражающей загробную скорбь о несчастной любви.

В преданиях, оставленных норманнами, ужас от встречи с привидениями ничуть не тускнеет. В них нет и следа континентальных побасенок о благочестивых мертвецах. Аббат из Бертона в 1090 г. рассказывает о двух внезапно скончавшихся крестьянах. В день похорон, когда солнце еще не село, покойники объявились в деревне, неся на плечах свои гробы и оглашая округу жалобными криками. Затем они приняли облик то ли собак, то ли медведей. Несколько дней спустя местных жителей настигла какая-то необычная болезнь. Эпидемию удалось остановить после того, как трупы откопали, отрубили им головы и вырезали сердца. Похожий случай произошел в Херефорде. Согласно рассказу Уолтера Мэпа (1140—?), один мертвец стал разгуливать по улицам, выкрикивая имена горожан, и те через три дня умирали. По совету местного епископа Гилберта Фолиота (1110–1187) вырытому трупу удалили голову и обрызгали могилу святой водой.

Вильям Ньюбургский (1136–1198) в «Истории Англии» повествует о вампире, зеленых детях, призрачных псах, демонических эфиопах, говорящей голове и демоне-великане. Описанные хронистом мертвецы восстают из могил, чтобы буйствовать и нападать на живых. Превратившийся в монстра покойник из города Бервика (Нортумберленд) бродит в сопровождении своры громко лающих собак и пугает мирных жителей. Его останки сжигают. Призрака из Бекингемшира сумели успокоить, возложив на грудь трупа письмо с отпущением грехов. Вильям отмечает, что привидение «видели только один или двое, хотя в то же время само его присутствие чувствовалось остальными».

Призрак нечестивого капеллана из шотландского монастыря Мелроуз блуждает за монастырскими стенами, поскольку внутри обители его появлению препятствуют молитвы братии. Он не столько ходит, сколько парит (!) вокруг спальни бывшей любовницы. Тем не менее одному монаху удается нанести привидению рану топором. Наутро искалеченный труп вынимают из наполненной кровью могилы и сжигают, развеяв пепел по ветру.

Все эти случаи, за исключением зеленых детей, Вильям объясняет дозволенными Богом происками демонов или дурных людей, которые «посредством волшебства» и «благодаря некоторой силе своей ангельской натуры» могут «совершать описанные выше вещи, частью иллюзорные и волшебные, частью — с реальными вещами»[19].

О парящих в воздухе призрачных телах сообщает Гервазий Тильсберийский (1152—?) в «Императорских досугах». Этим качеством обладают английские портуны — крошечные старички со сморщенными лицами, одетые в рогожу, предшественники брауни и прочих демонов, обожающих мелкие пакости, но изредка помогающих по дому. Намного опаснее драки, завлекающие в воду женщин и детей, а также привидения (Гервазий использует слово larves, обозначающее древнеримских лярв), насылающие ночные кошмары и устраивающие в доме беспорядки. Важнейшее описание полтергейста оставил Гиральд Камбрийский (1146–1223) в «Путешествии по Уэльсу» (1191). В Пемброкшире «нечистый дух» швыряет грязь и предметы, рвет одежды и даже говорит человеческим языком, выдавая интимные секреты людей, при этом присутствующих.

 Романские чудовища. Скульптурный фриз собора в Линкольне. Эти «маски» типичны для так называемого норманнского стиля (английский вариант романского стиля)

О привидениях свидетельствуют и памятники романской эпохи. Скульптуры чудовищ XI–XII вв. далеко не всегда имеют символическое значение, некоторые из них, по-видимому, служат зарисовками с натуры. Особенно богаты на них фасады и интерьеры французских и испанских церквей. Скульптурных изображений в норманнской Англии немного, но они весьма оригинальны и таят в себе множество загадок.

На капителях крипты собора в Кентербери (Кент) изображены демон с телом женщины и двумя звериными головами и монстр с двумя телами: телом крылатого льва с человеческой головой и телом человека с демонической головой с рогами и бивнями, держащего в руках рыбу и чашу. Церковь в Греат Салкельд (Кумбрия) сохранила ранний портал с изображением причудливых созданий. Архивольты портала храма в Иффли (Оксфордшир) и других церквей состоят из голов птицеобразных существ, снабженных длинными клювами. На тимпане храма в Риббесфорде (Вустершир) можно видеть воина, стреляющего из лука в некое существо с толстым телом, четырьмя короткими ногами и веерным хвостом. На чаше купели в Даренте (Кент) присутствует монстр с хвостом дракона, головой и крыльями птицы и бородатым человеческим лицом на груди. Подобные существа заставляют вспомнить судьбу папы Бенедикта IX (1033–1048), который после смерти являлся многим в виде медведя с ослиным хвостом, но со своей собственной человеческой физиономией[20].

 Три призрака из «Макбета». Картина Иоганна Фюсли (1783). Художник не настаивает на их бестелесности, и зритель вправе думать, что перед ним живые ведьмы

Нельзя утверждать, что нравоучительные тенденции в легендах о призраках полностью миновали средневековую Англию. Проследим за ними на примере так называемой Дикой охоты — воинства конных мертвецов, проносящихся по небу или земле вместе с жуткими псами. В германских преданиях о свите бога Одина и кельтских — об охоте короля Артура нет ничего поучительного, как и в хронике аббатства Питерборо, входящей в состав «Англосаксонских хроник». За 1127 г. там записано следующее: «Многие из нас слышали и видели многочисленную ватагу охотников. Все они были огромные, черные и ужасные видом, все их гончие тоже были черные и большеглазые… и скакали охотники на черных лошадях и на черных козах».

Уолтер Мэп повествует о древнем короле бриттов, который вместе со своим войском «кружит в безумии, скитаясь повсюду без отдыха и пристанища», а также о молчаливом войске «вечно скитающихся по кругу странников, лишенных разума и погруженных в молчание» (Херлетинги). В «Великой хронике» Матвея Парижского (1200–1259) есть упоминание о войске «отменно вооруженных рыцарей», объявившемся из-под земли в аббатстве Рош (Йоркшир).

Но уже Ордерик Виталий (1075–1142) в «Церковной истории» подводит под древнее предание солидную моральную базу. Священник Вальхелин, наблюдающий за процессией мертвецов, различает среди них умершего без покаяния убийцу, знатных дам, проживавших в роскоши и блуде, грешных епископов и аббатов, ну и, конечно, черное воинство рыцарей, изрыгающее огонь и несущееся вскачь, потрясая знаменами. Само собой, один из рыцарей обращается к Вальхелину с просьбой о молитвах и предрекает ему скорую смерть. Однако горе-пророку недостало прозорливости римской кумушки: священник прожил еще полтора десятка лет, что и позволило Ордерику записать его свидетельство.

Один из героев Гервазия Тильсберийского встречает в лесу неподалеку от города Карлайла (Кумбрия) святого Симеона, появляющегося в виде «рыцаря, дующего в охотничий рог», в сопровождении «огромной собаки, из пасти которой извергается пламя». Бедняга напуган внезапно разразившейся бурей, но Симеон успокаивает его, подарив рог, чей глас делает молнии бессильными. Затем призрак удаляется, мимоходом спалив дом живущего поблизости священника и его незаконнорожденных отпрысков[21].

Привидения в английской литературе и фольклоре

Начиная с тюдоровской эпохи встречи с привидениями становятся достоянием великой английской литературы. Параллельно развивается устная традиция, зачастую склонная к сентиментальности и благодушию. В XVIII в. рационализм полностью подчиняет себе литературу вплоть до начала XX столетия, когда возрождаются леденящие душу истории, опирающиеся на письменные источники Средневековья и сохраненные в народе предания.

 Макбет и призрак Банко. Картина Теодора Шассерио (1854). Важное свидетельство того, что привидение доступно взорам не всех присутствующих

В колоритных привидениях Уильяма Шекспира (1564–1616) в большей степени ощущается античный пафос. Бернардо в «Гамлете» рассказывает, как «в саванах бродили мертвецы, по римским улицам визжали, выли»[22]. Эти вспомянутые драматургом визги станут неотъемлемым атрибутом многих английских привидений. Призраки в «Макбете» возникают посреди пустоши, оседлав ветер и смешавшись с туманом при громе, молнии и проливном дожде. Правда, чудовищность призраков заметно бледнеет после того, как читатель узнает об их занятиях — они насылают мор на свиней, выпрашивают каштаны у жены матроса, добывают талисманы вроде пальца утонувшего морехода. Призрак Банко неспроста является своему убийце, поэтому, кроме Макбета, никто его не видит. Призрак отца Гамлета преследует вполне определенную цель — побудить сына к мести. Шекспир знает, что ночь принадлежит мертвым, но излишне рационалистически связывает исчезновение привидений с наступлением утра и криком петуха:

Гонец Авроры поднял светоч свой,

И призраки торопятся толпой

К своим гробам; проклятые, чей прах

Схоронен на распутьях и в волнах,

В свои постели улеглись к червям.

Боясь, чтоб день не увидал их срам,

Они бегут от света сами прочь,

И с ними вечно — сумрачная ночь[23].

Англо-шотландские баллады, созданные в XVI–XVII вв., были впоследствии популяризованы Вальтером Скоттом и романтиками XIX столетия. Искорки ужаса в них гаснут в потоке бытового сентиментализма. Погибшие в море сыновья богатой крестьянки по-родственному являются к ней на полночную пирушку и исчезают при крике петуха:

Нельзя нам ждать — за наш уход

Терпеть мы будем муки[24].

Брат приходит с того света, чтобы проучить сестру, из-за строптивого нрава которой многие женихи умерли от разрыва сердца. Скончавшийся юноша, прежде чем окончательно расстаться с любимой, успевает покатать ее на коне, а утонувший моряк жестоко мстит бывшей подруге, заманив ее на призрачный корабль и утопив[25].

Красавец Вилли после смерти навещает свою невесту, требуя вернуть ему клятву. Его требование подменяет средневековые просьбы о молитвенной помощи и призывы к благочестивой жизни. Вилли пророчествует о смерти девушки, но ее эта весть не смущает: она даже высказывает пожелание улечься с любимым в одну могилу. Вилли подобная перспектива не радует, ведь на кладбище околачиваются три другие девицы, на которых он обещал жениться. Они умерли, не дождавшись свадьбы, и теперь нарушают покой незадачливого жениха вместе со своими убиенными детьми и адскими псами, по обыкновению преследующими грешника.

 Призраки разлетаются по гробам. Иллюстрация Артура Рэкхема (1908) к комедии «Сон в летнюю ночь». Пресловутый шекспировский петух — один из шаблонов литературной мистики. Он будет преодолен в викторианскую эпоху, когда духи обретут независимость от смены дня и ночи

Мертвецы и вправду не любят, когда тревожат их могилу. Один покойник вынужден сделать строгое внушение своей скорбящей возлюбленной, в течение года проливавшей слезы на кладбище. В ответ девушка умоляет его о единственном поцелуе, а мертвец, желая отвязаться, прибегает к известной отговорке тетушки Чарли: «Я тебя поцелую. Потом. Если захочешь». Согласно поверью поцелуй призрака означает смерть.

 Оссиан и духи. Картина Франсуа Жерара (1801). Бард поет, а тщеславные призраки вспоминают дела давно минувших дней

В основу самой страшной из баллад легла очередная любовная интрижка. Деревенский повеса Вилли уходит от своей подружки Мэгги и в предрассветных сумерках встречает на холме бледную фигуру. Привидение служит орудием гнева Господня: оно разрывает Вилли на кусочки, раскладывает их по скамьям в соседней церкви, а голову приносит Мэгги.

В XVII–XVIII вв. откровения мистиков выходят из моды, хотя наполненная трагедиями жизнь светского общества порождает массу призраков. Антиквар Джон Обри (1626–1697) в своем «Альманахе» (1696) обращается за помощью к старой рукописи, «химической книге с множеством рецептов, среди которых был и такой, как при помощи дыма изгнать из дома привидений». Рассказ Даниэля Дефо (1660–1731) о «явлении призрака некоей миссис Вил на следующий день после ее смерти некоей миссис Баргрэйв в Кентербери 8 сентября 1703 года» многими воспринимается как розыгрыш, настолько англичане отвыкли от публичного обсуждения сверхъестественного.

Рассказ пропитан протестантским рационализмом. В нем не только сверяют часы и опрашивают свидетелей, но и докапываются до смысла появления призрака, который должен был «во-первых, утешить миссис Баргрэйв в ее горестях и попросить прощения за размолвку и, во-вторых, ободрить ее набожными наставлениями»1. Привидение миссис Вил очень благочестиво и безупречно воспитано — оно, несомненно, относится к «добрым духам». Надо ли говорить, что сам Дефо нисколько не сомневается в «человечности» призраков. «Если существует между нами духовное общение, обмен мыслями, называйте как угодно, — пишет он в “Очерке по истории и существованию привидений” (1727), — это общение душ, одетых плотью, и душ как таковых, бесплотных, то почему, скажите мне, не могут души сами вселиться в ту или иную плоть, сами навлечь на себя ту или иную внешнюю оболочку?»

Англичане эпохи Просвещения забывают о чудовищном обличье призраков, тем не менее в рассказах очевидцев по-прежнему сквозит страх перед ними. В наибольшей степени люди пугаются из-за самовнушения: «Я вижу то, чего не бывает, значит — я болен или умираю». Их страшат вещи, не объяснимые в свете научных истин. Доктор Сэмюэл Джонсон (1709–1784) метко замечает, что «отрицающие появление призраков на словах, нередко подтверждают его своими страхами на деле».

От человеческих эмоций не в состоянии отступиться даже писатели-романтики. В поэмах Оссиана, сочиненных Джеймсом Макферсоном (1736–1796), бесплотные тени умерших героев, пролетающие в облаках и туманах, сохраняют те же склонности, что отличали их при жизни. Они являются живым, чтобы возвестить грядущие беды, и с плохо скрытым тщеславием слушают барда, воспевающего их подвиги.

 Привидение. Карикатура Ричарда Ньютона (1790). Апологеты просвещения без устали потешались над новой модой на истории о призраках

Платье превратилось в привидение. Карикатура Исаака Крукшенка (1797).

А это не только насмешка, но и назидание: всякий призрак — плод разыгравшегося воображения

Роберт Бернс (1759–1796) В поэме «Тэм О’Шентер» (1790) весьма буднично описывает участников бесовского шабаша, привидевшегося подвыпившему герою. Под музыку самого дьявола (Старого Ника) мертвецы отплясывают шотландскую джигу, в то время как Тэм с наслаждением любуется молоденькой ведьмой. От всего этого кошмара пострадала лишь кобыла Тэма, которой оторвали хвост. Фольклорист Бернс передает народные представления о том, кем прежде являлись призраки:

Все мертвецы держали свечи…

Тут были крошечные дети,

Что мало пожили на свете

И умерли, не крещены,

В чем нет, конечно, их вины…

Тут были воры и злодеи

В цепях, с веревкою на шее…

Танец мертвецов. Иллюстрация Джона Райта (1842) к поэме Роберта Бернса «Тэм О'Шентер». Грешники пляшут под музыку Старого Ника, а Тэм любуется молоденькой ведьмой. По бокам стоят призраки со свечами, на окаменевших лицах которых написано недоумение: «Как мы угодили в эту разудалую компанию?»

При них орудья грабежа:

Пять топоров и три ножа,

Одна подвязка, чье объятье

Прервало краткий век дитяти.

Один кинжал, хранивший след

Отцеубийства древних лет:

Навеки к острию кинжала

Седая прядь волос пристала…[26]

И только у Сэмюэла Колриджа (1772–1834) мы отыщем туманные намеки на инородную сущность привидений:

Так путник, чей пустынный путь

Ведет в опасный мрак,

Раз обернется и потом

Спешит, ускорив шаг,

Назад не глядя, чтоб не знать,

Далек иль близок враг[27].

Неведомый преследователь навевает ассоциацию с библейскими «ужасами на дороге» (Еккл. 12: 5). Не случайно эти поэтические строки припомнил М.Р. Джеймс в рассказе «Руническая магия» (1911), где их иллюстрирует гравюра, изображающая залитую лунным светом дорогу и бегущего по ней человека, за которым гонится демон.

В последней трети XVIII в. в Англии зарождается новый литературный жанр — готический роман. Ему английская мистика обязана своими главными нелепостями, более чем на сто лет задержавшими возврат к средневековой традиции. Псевдоготические глупости Хораса Уолпола (1717–1797) и его последователей навредили английской культуре не меньше, чем разрушения и осквернения пуритан. По замечанию Артура Мейчена, «позорная любовь, позорное восхищение готикой было хуже, чем полное невежество и невежественное презрение; ничто не могло так эффективно скрыть или исказить настоящую тайну»[28].

Авторы готических романов не только не порывают с повседневными нуждами, но и подчиняют им мир сверхъестественного. Мрачный колорит и атмосфера страха служат подпоркой для набившего оскомину морализаторства. Загадочные предначертания, странные болезни и загробные визиты приводят к мелодраматической развязке — каре злодея, торжеству праведника, соединению влюбленных или их гибели. Согласно заключению литературоведов, готический роман является всего-навсего разновидностью романа классического, причем не самой выдающейся.

 Путник и демон. Иллюстрация Верджила Финяэя (1937) к поэме Сэмюэла Колриджа «Сказание о старом мореходе». Американский художник трактовал этот отрывок из поэмы точно так же, как автор рисунка из рассказа М.Р. Джеймса

Уолпол в предисловии к роману «Замок Отранто» (1764) утверждает, что выдумки сочинителя передают нравы и верования «мрачных веков». В действительности это не само Средневековье, а расхожие представления о нем, типичные для эпохи Просвещения. Трудно сочинить что-либо более чуждое древности, чем банальная история об узурпаторе, преследуемой им девушке и знатном наследнике, переодетом крестьянином. Волшебные доспехи, громовые раскаты и возносящиеся на облаках фигуры не свойственны средневековой магии. Да и фамильные портреты не могут оживать — они лишь, по верному замечанию Шерлока Холмса, позволяют уверовать в переселение душ.

Призрак из романа Клары Рив (1729–1807) «Старый английский барон» (1777) озабочен разоблачением самозванца и восстановлением в правах настоящего наследника, вновь прикидывающегося крестьянином. Воспитанная в духе рационализма Анна Радклиф (1764–1823) выстраивает массу громоздких умозаключений, чтобы естественным образом объяснить мистические на первый взгляд события. Радклиф стала одним из авторов литературного клише о «застенках инквизиции», а Скедони, отрицательный герой романа «Итальянец» (1804), носит духовный сан подобно многим готическим злодеям.

М.Г. Льюис (1775–1818) своим романом «Монах» (1796) породил еще один стереотип, благодаря которому современный фольклор пестрит рассказами о призраках несчастных монахинь, страдавших от любви к мужчине и жестоко наказанных судьбою. Окровавленная монахиня — привидение бывшей послушницы, покинувшей монастырь и предавшейся дикому разгулу. Она убивает своего любовника, а сама погибает от руки его младшего брата, под-вигшего ее на преступление. После смерти монахиня посещает пещеру, где лежат ее непогребенные кости, и родовой замок, которым теперь владеет ее убийца и сообщник. Описанный в романе призрак удачно дополняет костлявого старика Плиния Младшего: «Я увидел перед собой живой труп. Лицо у нее было обострившимся и изможденным, щеки и губы - бескровными, бледность смерти одевала ее черты, а устремленные на меня глаза были тусклыми и глубоко запавшими»[29].

 Призрак отца Гамлета. Гравюра Иоганна Фюсли (1789). Именно так — дребезжа доспехами и размахивая оружием — являлись привиденияв готических романах, широко распространившихся ко времени создания гравюры

В 1820-х гг. школа готического романа выдыхается. Последний ее представитель Чарльз Метьюрин (1782–1824) в романе «Мельмот Скиталец» (1820) вновь повествует о привидении с фамильного портрета, облюбовавшем чулан старинного дома. Более глубокое впечатление производит чудовище, придуманное Мэри Шелли (1797–1851) в романе «Франкенштейн» (1817). Хотя оно является не призраком, а искусственным человеком, его отвратительные черты напоминают о древних мертвецах.

Наступает эстетическая реакция на засилье бессодержательного трагизма в литературе. Джейн Остен (1775–1817) утонченно пародирует готический жанр в романе «Нортенгерское аббатство» (1818), а писатель-сатирик Томас Лав Пикок (1785–1866) в романе «Аббатство кошмаров» (1818) приводит любопытные сведения о призраках начала XIX столетия. Оказывается, призрачный мир пополнился множеством монахов, которые не столько страдают из-за своих заблуждений, сколько веселятся и бражничают. По заверению мистера Пикника, в Париже они «забрались в погреб к мосье Свебаху, живописцу… выпили у него все вино, а потом еще швыряли в голову ему пустые бутылки». По — прежнему в ходу истории о близких людях, являющихся в момент смерти или вскоре после нее. Мистер Флоски вспоминает очередного моряка, бледного и печального, навещающего свою невесту после кораблекрушения. Наконец, возникает первый викторианский по стилю призрак — джентльмен во фланелевом халате, читающий в кресле библиотеки мистера Горло. Его визит не связан ни с какими событиями — прием, не допустимый для готического романа! В качестве объяснений для всех этих «анекдотов» мистер Пикник не придумал ничего лучшего, как сослаться на «врачебные доказательства» силы воображения. Воображению поддаются особы «нервического, слабого либо меланхолического склада, истомленные горячкой, трудами или скудной пищей»[30].

Викторианская эпоха, с одной стороны, ведет к дальнейшему развитию скептицизма, но с другой — упразднение патетических сюжетов и романтических шаблонов способствует пробуждению интереса к случаям, связанным с настоящими призраками, и что гораздо важнее — к фольклорным описаниям потусторонних явлений. Привидения начинают посещать не фантастические европейские замки, а скромные сельские усадьбы и церковные кладбища, коих хватает в самой Англии. И хотя многие писатели старательно разыскивают «скелеты в шкафу» (внутрисемейные тайны), все чаще сверхъестественное вторгается в личную жизнь, не имея на то серьезных оснований.

 Скрудж и призрак Марли. Иллюстрация Джона Лича (1843) к повести Чарльза Диккенса «Рождественская песнь в прозе». Призрак волочит за собой цепь из замков, ключей и кошельков. Но это вовсе не грехи! Сами по себе они безвредны — ими можно даже делиться с ближним, — но в таких количествах они отвлекают от радостей земных

Чарльз Диккенс (1812–1870), подвергающий критическому анализу и свидетельства очевидцев, и литературные мистификации, в письме от 6 сентября 1859 г. признается: «Я до сих пор еще не встречал такого рассказа о привидениях, достоверность которого мне бы доказали и который не имел бы одной любопытной особенности — а именно что изменение какого-нибудь незначительного обстоятельства возвращает его в рамки естественной вероятности»[31]. Сам писатель в большинстве произведений о призраках избегает патетики. Его призраки настолько обыденны, что их порой трудно отличить от живого человека («Сигнальщик», 1866), а те, кто их видит или ощущает их присутствие, испытывают лишь небольшой дискомфорт («Рецепты доктора Мериголда», 1865). «Рождественская песнь в прозе» (1843) и различные антологии, посвященные таинственным происшествиям, не вызывают страха из-за своего неприкрытого морализаторства.

Дух Джейкоба Марли наносит визит бывшему компаньону Скруджу и жалуется на свою посмертную участь. Марли «осужден колесить по свету и… взирать на радости и горести людские, разделить которые он уже не властен»[32]. Вина его состоит в том, что он, видите ли, недостаточно общался с людьми и соучаствовал в их судьбах. Средневековые понятия переворачиваются с ног на голову: человек наказан не за излишнюю озабоченность земными проблемами, а за недостаток таковой. И его дух тянет к земле отнюдь не то, чем он сам себя к ней привязал (коммерческая деятельность), — нет, он приходит из мира духов за порцией «материи», недополученной при жизни! «Материализация» привидения достигает кульминации.

Шарлотта Бронте (1816–1855) вслед за Анной Радклиф и Джейн Остен старается найти реальное обоснование фантастическим событиям. Ее мнимые призраки оборачиваются умалишенной затворницей, злой и корыстолюбивой старухой, переодетым ухажером. Убежденная викторианка Бронте чурается «романтических бредней» и одновременно сообщает ценные сведения о популярных в народе легендах.

Из романа «Городок» (1853) мы узнаем, что призрак монахини чрезвычайно полюбился англичанам, но теперь его судьба связана с папистской дремучестью и произволом. В посещаемом привидением саду глубоко под землей устроен склеп, где «покоятся останки девушки, которую в мрачную эпоху Средневековья по приговору церковного суда заживо похоронили за нарушение монашеского обета»[33]. А в романе «Джейн Эйр» (1847) героиню едва не напугала повстречавшаяся на дороге огромная собака. Джейн готова была принять ее за Гитраша — призрачное «существо, похожее на льва, с длинной шерстью и крупной головой»[34], обитающее в уединенных местах на севере Англии.

В третьей четверти XIX в. под призрачные явления подводится квазинаучная база. Англия далеко не сразу включается в этот процесс. Кое-кто из европейских ценителей научного прогресса даже склонен обвинять англичан в приверженности к отсталым формам толкования призрачных феноменов[35]. Для этого времени характерно увлечение посмертной фотографией — парадоксальное сочетание цинизма и сентиментальности, назначенное победить страх смерти и отыскать иной способ связи с мертвецами, кроме христианских молитв. Первые фотографы охотно используют свое изобретение для фиксации всего выходящего за рамки обыденного. Так, изобретатель калотипии Уильям Тальбот (1800–1877), ставящий эксперименты в старинной усадьбе Лекок (Уилтшир), замечает около озера традиционную Белую даму, но не успевает запечатлеть ее на снимке.

Джейн Эйр и мнимый призрак. Иллюстрация Ф.Г. Таунсенда (1847) к роману Шарлотты Бронте «Джейн Эйр». Женщина в ночной рубашке, похожей на саван, рвет вуаль Джейн. Супруга мистера Рочестера — человек, а не дух, но ее, как и многих кандидатов в привидения, держат под замком в дальних покоях дома

Тяжеловесные по стилю произведения Эдварда Бульвер-Литтона (1803–1873) призваны доказать, что сверхъестественного нет, а есть «явления, подчиняющиеся не познанным нами пока законам природы». Для писателя и его единомышленников призрак — это некое подобие отжившей формы или идея, передающаяся еще не установленным образом от одного мозга к другому. Передачу осуществляет «материальный агент» (экстрасенс), имеющий власть над мыслями и воспоминаниями умерших и способный предъявлять нашим чувствам «образ самой приземленной части человеческого существа». В подтверждение своей мысли Бульвер-Литтон ссылается на бесцельность явления призраков, которые «редко говорят и не высказывают ничего такого, что выходило бы за рамки посредственности»[36]. Казалось бы, отсутствие цели и молчаливость свидетельствуют вовсе не об иллюзорности привидения, а о его чуждости земным заботам и привязанностям. Но, увы, писатель не расстается с мыслью о «высоких, благородных и способных существах, живущих в безграничной воздушной среде»[37]. И если призрак не ведет светскую беседу, он никак не может существовать!

Идея совместить мистику и науку пришлась по душе далеко не всем. Амелия Эдвардс (1831–1892) сетует на ограниченность ученых, не верящих «во что-либо выходящее за пределы доступной им очень узкой сферы понятий». Писательница слегка наивно апеллирует к законам логики, основанным на «сопоставлении причин и следствий», и к «показаниям надежных свидетелей, которые при судебном разбирательстве рассматриваются как решающий аргумент»[38]. Но еще Вальтер Скотт, пренебрегая заветом святого Фридо-лина, иронизировал по поводу человека, пытающегося свидетельствовать в суде со слов призрака убитого. «Подождите, сэр, — сказал судья, — призрак превосходный свидетель, и его показания весьма важны, но он не может быть выслушан в суде через доверенное лицо. Вызовите его сюда, и я его выслушаю, но ваши слова — только слухи, которые мне непозволительно принимать во внимание».

Медленно, с трудом писатели очищают инобытие от земных понятий, и привидения наконец-то приобретают вид отталкивающий и бездушный. В этом плане трудно переоценить заслугу Джозефа Шеридана Ле Фаню (1814–1873), которого М.Р. Джеймс объявил единственным из викторианцев, кому стоит подражать.

Мистер Дженнингс, герой повести «Зеленый чай» (1872), ссылаясь на «Небесные тайны» Эммануила Сведенборга (1688–1772), пишет о сопутствующих человеку злых духах. Это выходцы из ада, но в аду они более не пребывают, поскольку исторгнуты оттуда: «Их место между небесами и преисподней, и зовется оно миром духов». Дженнингс понимает, что «опасно человеку иметь общение с духами, если не укрывает его твердыня веры», однако сам он принадлежит к разряду колеблющихся. Доктор Хесселиус тщетно напоминает ему о Творце, защищающем от таких существ. Дженнингс гибнет, будучи не в силах противостоять злобной обезьяне. Выбор автором обезьяны в роли привидения не случаен — в романскую эпоху этот зверек олицетворял самого дьявола. Вероятно, к древнему прототипу восходит и сова, сообщник призрака, повинного в смерти капитана Бартона из повести «Давний знакомый» (1872). В сборнике рассказов «Дух мадам Кра-ул» (1851–1872) присутствуют и другие животные из старинных преданий Ирландии и Нортумберленда.

К сожалению, Ле Фаню не ограничивается описанием призраков, уделяя внимание квазинаучным изысканиям причины их воздействия на психику. Бесплотные духи получают доступ к органам чувств человека посредством «избыточного нервного флюида, накапливающегося в мозгу или нервных волокнах». Жертвы привидений больны — у них обнажены «поверхности, которые, ввиду их особой восприимчивости, природа снабдила защитной оболочкой», и утрачена «чувствительность к нежелательным воздействиям». Однако их болезнь не опровергает существование мира духов — «злобного, безжалостного и всемогущего»[39]. Преследующих больного тварей могут видеть и посторонние наблюдатели.

Ле Фаню, безусловно, опередил свое время, упорно не желающее расставаться с призраками, озабоченными человеческими взаимоотношениями. Героиня повести «Отель с привидениями» (1878) Уилки Коллинза (1824–1889) не против того, чтобы призрак являлся «просить милости христианского погребения и возмездия для преступников». Она лишь возмущена своим участием в этом деле, ведь она «совсем не знала убитого при жизни», хотя и «принимала участие в его жене»[40].

 Встреча с привидением. Газетный рисунок конца XIX в. На исходе викторианской эпохи призраки постепенно утрачивают свою человечность

В жанровых пародиях вновь представлена целая россыпь бытующих в викторианском обществе стереотипов. Оскар Уайльд (1854–1900) знакомит нас с призраком сэра Симона де Кентервиля, который в тюдоровскую эпоху убил свою жену. А вот и его описание, совмещающее черты привидений Плиния Младшего и М.Г. Льюиса: «Глаза его горели, как раскаленные угли, длинные седые волосы патлами ниспадали на плечи, грязное платье старинного покроя было все в лохмотьях, с рук его и ног, закованных в кандалы, свисали тяжелые ржавые цепи»[41]. Но еще любопытнее судьба убийцы. Шурины заморили сэра Симона голодом, и триста лет спустя предприимчивые американцы обнаруживают его скелет, прикованный к железному кольцу в потайной каморке в замке. Таким образом, семейный «скелет» материализуется. Когда хозяева английских замков и усадеб начнут делать на призраках деньги, скелеты будут обретаться в массовом порядке.

К концу XIX в. окончательно сформировался образ преступного рыцаря или аристократа, отражающий захлестнувшую тогдашнюю Англию моду на эгалитаризм. Джером К. Джером (1859–1927) в рассказе «Пирушка с привидениями» (1891) перечисляет готовящихся к призрачному параду «злодеек-графинь, зарезанных ими баронов, а также пэров с генеалогией от Вильгельма Завоевателя, успевших придушить кого-нибудь из родичей и кончивших буйным помешательством».

Писателю удается отразить практически все мнения современников о призраках. В параде участвуют совестливые духи, озабоченные тайной завещания или нерасшифрованного письма; щепетильные духи, возмущенные тем, что их тела похоронили на мусорной свалке или в деревенском пруду; слишком молчаливые духи, посещающие случайных гостей (выпад против Бульвер-Литтона); духи богатеев, стремящиеся облагодетельствовать своих бедных родственников (выпад против Диккенса); и наконец, наша старая знакомая — «серая монашка», целующаяся с «коричневым монахом».

Джером высмеивает попытки викторианских обывателей составить родословную призраков ценой осквернения памяти предков, которые в их понимании резали и пытали всех направо и налево: «Вы можете стать духом, либо собственноручно прикончив кого-нибудь, либо став жертвой кровавого преступления, — как вам больше нравится. Призрак-убийца как будто более популярен, но, с другой стороны, вы сумеете с большим эффектом пугать людей, если вы призрак убитого, ибо тогда вы можете показывать свои раны и издавать жалобные стоны». Правда, замурованных останков у Джерома нет, зато есть потайной ход, которым «нередко пользовались в проклятые старые времена»[42].

Шутливый настрой писателя не должен нас обманывать. Однажды Джером признался в существовании серьезных рассказов о привидениях, так и не подготовленных им к печати, и высказал сожаление о том, что «призраки покидают нас, разогнанные научным обществом психологов»[43]. Интересно, что автор «Пирушки» обходит вниманием призрачных чудовищ и злых духов. А ведь он не мог о них не знать — макабрические начинания Ле Фаню уже были поддержаны Стивенсоном и Конан Дойлом. Очевидно, это направление не пользовалось благосклонностью читающей публики. Ее вкусам скорее отвечал роман «Дракула» (1897) Брэма Стокера (1847–1912), отдающий дань уважения классическому мелодраматизму.

Вампир был знаком английскому читателю по новелле Джона Полидори «Вампир» (1819), бульварному роману «Вампир Варни» (1847) и повести Ле Фаню «Кармилла» (1872), но он ассоциировался в первую очередь с Европой (Штирия, Венгрия, Транс-ильвания, Франция). Редчайшим случаям его появления в Англии находились курьезные объяснения. Например, Э. и X. Херон[44] объясняют его самозарождение в свете спиритуалистических фантазий своего времени: «В мертвых человеческих организмах содержатся все семена добра и зла. К росту эти психические семена или зародыши побуждает мысль, а если мысль существует долго и постоянно поощряется, то она, в конце концов, может набраться загадочной жизненной силы, которая будет неуклонно нарастать, вбирая в себя подходящие элементы из того, что ее окружает. Этот зародыш длительное время оставался всего лишь беспомощным разумом, который дожидался случая обрести материальную форму и с ее помощью осуществить свои желания»[45]. Материальным посредником вампирического разума выступает египетская мумия. Вампир воспользовался мумией словно трупом, а вот если бы авторы помнили о гневе Ка, могло бы получиться нечто вроде сногсшибательной схватки «вампиры против зомби».

 Осеннее утро (1864). Картина Джона Гримшоу. Изображена типичная английская усадьба с привидениями

Противоречивые отклики читателей получила знаменитая повесть Генри Джеймса (1843–1916) «Поворот винта» (1898). Многие восприняли встречи с призраками, о которых повествует гувернантка, как показатель ее нездорового психического настроя, возможно, имеющего фрейдистскую подоплеку. Несмотря на бесспорные художественные достоинства повести, она и вправду способна напугать только того, кто незнаком с настоящими литературными привидениями. Но реальные основания у описанных там трагических событий, похоже, были: замысел повести созрел у писателя после того, как он услышал рассказ Эдварда Бенсона (1829–1896), архиепископа Кентерберийского, отца будущих авторов произведений о призраках. Прочие мистические повести Джеймса скучны и затянуты. Их герои, как и прежде, блюдут светские манеры в общении с миром духов.

Вклад в британскую мистику Стивенсона и Конан Дойла обычно преуменьшают из-за авантюрно-приключенческой атмосферы большинства их произведений. Между тем Роберт А. Стивенсон (1850-1894), опираясь на шотландские народные предания, одним из первых указал на связь призрачных феноменов с колдовством. Уродливый призрак ведьмы из рассказа «Окаянная Дженет» (1887) характеризуется как «дряхлое, мертвое, оскверненное тело, надолго разлученное с могилой и обитаемое дьяволом»[46]. Жители прихода Болвири наблюдают и черного человека — того самого, что напал на испанца из рассказа Торквемады.

Полуденным ужасом веет от легенды о колдуне Лисе Лэпрайке, чье тело пребывает в трансе у себя дома, в то время как его призрачный двойник — «большой, жирный и бледный увалень» — визжит, скачет, мечется, подпрыгивает и кружится на залитом солнцем зеленом откосе скалы недалеко от Бервика. Один из рыбаков стреляет в чудище из ружья, заряженного серебряной монетой, и оно исчезает, издав жалобный крик, а монету находят в сердце внезапно очнувшегося и тут же рухнувшего замертво колдуна. Рассказчик задается вопросом: «Я часто думаю, зачем же колдуны и колдуньи продают дьяволу самое дорогое, что у них есть, — свои души, если все они либо сморщенные, оборванные старушонки, либо немощные, дряхлые старики? А потом я вспоминаю, как Лис Лэпрайк один-одинехонек плясал немало часов кряду оттого, что темная радость била в его сердце ключом»[47]. Изрядно помрачнели предания шотландцев со времен Бернса!

Призраки всегда интересовали Артура Конан Дойла (1859–1930), хотя его взгляды на них претерпели кардинальные изменения. В рассказе «Подлинная история о привидениях Горсторпской усадьбы» (1877) юный писатель устами Тома Халтона делит всех людей на «тех, кто открыто заявляет, что не верит в привидения, хотя до смерти их боится, и тех, кто допускает возможность их существования и не остановился бы ни перед чем, лишь бы их увидеть». Таким образом, и через сто лет после замечания доктора Джонсона страх служит доказательством существования призраков. Что же касается стремления увидеть привидение, оно быстро улетучивается у тех, кто с ним встречается, подобно героям рассказа.

В остальном позиция Халтона весьма противоречива. Например, он утверждает, что не настолько глуп, чтобы верить в «души грешников, которые под бременем страшных проклятий в извечно лязгающих цепях совершают свои ретирады по подвалам, чердакам и черным лестницам», и делает вывод: «Когда человек умирает, над ним более не властны заботы и невзгоды этого мира… остается одно только эфирное тело». Однако тут же упоминаются «чувства возвышенные», питающие «лишенный телесной оболочки бесплотный дух», и «темные страсти», висящие «на несчастной душе тяжким бременем, цепляясь за прах»[48].

Вскоре Конан Дойл уклоняется в скептицизм и даже раньше Джерома сочиняет пародию на мистический жанр — рассказ «Тайна замка Горсторп Грэйндж» (1883). В нем он нарочно использует название усадьбы (Goresthorpe Grange) из своего раннего рассказа. Но теперь ее хозяину являются не настоящие, а иллюзорные призраки, вызванные хлоралом, которым его напоил шарлатан Абрахамс, тем временем спокойно ограбивший дом. Бредовые видения заключают в себе дорогое сердцу спиритуалиста «незримое ничто», преисполненное электричества и магнетизма и убивающее собак (уже тогда стали замечать, что собаки боятся призраков, а кошкам они нравятся); злобную старуху, обрушивающую на людей проклятия (из рассказа Вальтера Скотта[49]); благородного кавалера, жертву родового преступления; бесформенный дух, издающий оглушительный хохот (пародия на пародию, что подтверждает отсылка к Диккенсу); убийцу с кинжалом, специалиста по затерянным сокровищам; прекрасную скорбящую деву, жертву несчастной любви. В отличие от рассказа Джерома здесь присутствует вылезший из гроба тощий скелет в саване с капюшоном. Он назван «американским страшилищем» по ассоциации с творчеством Эдгара А. По, который все же предпочитал таким мертвецам томных призрачных женщин. Очевидно, «глубоко сидящие в глазницах злобные глаза» и отвисшая нижняя челюсть, обнажающая «сморщенный, съежившийся язык и два ряда черных, щербатых клыков»[50] — плоды фантазии самого Конан Дойла.

Впоследствии он издал несколько действительно пугающих рассказов о призраках и чудовищах, далеко выходящих за рамки общепринятых шаблонов. Среди них отметим «Номер 249» (1892), «Лисий король» (1898), «Ужас расщелины Голубого Джона» (1910), где описано реальное место в Дербишире, и «Задира из Броукас Корта» (1921).

 Мистер Мелоун видит дух своей матери. Иллюстрация к роману Артура Конан Дойла «Страна туманов» (1925). В фантазиях спиритов гуманистические настроения вновь усилились. Теперь призраки готовы кинуться в объятия живых

На почве увлечения спиритизмом писатель вернулся к своей юношеской идее о чувствах и страстях привидений, открыв своеобразное чистилище, куда поместил человеческие души, подвластные мирским привязанностям, как благородным, так и низменным. Одни из них нейтральны по отношению к живым, другие несут в себе добро — их «держит у земли благодарная память потомков»[51], третьи преисполнены отрицательной энергии и крайне опасны для медиумов.

Конец викторианской эпохи ознаменовался всплеском мистических переживаний, постепенно схлынувшим в 1920-х гг. За короткий срок были созданы лучшие литературные произведения английской мистики. Среди авторов начала столетия выделяются братья Бенсон, Элджернон Блэквуд, Артур Мейчен и М.Р. Джеймс.

Призраки, описанные Эдвардом (1867–1940) и Робертом (1871–1914) Бенсонами, в большинстве своем человечны, хотя братьям принадлежит ряд замечательных наблюдений за потусторонним миром. Эдвард с трудом отрешается от научной терминологии, проводя аналогию с беспроволочным телеграфом и сравнивая тех, кто видит призраков, с приемниками, «время от времени ловящими на вечных волнах эмоций нескончаемые сообщения или отрывки таких сообщений, которые громко звучат для имеющих уши или материализуются для имеющих глаза»[52]. Позднее писатель выразился яснее, охарактеризовав мир привидений как «единственно подлинный и реальный мир», в котором «прошлое, настоящее и будущее неотделимы друг от друга» и «представляют собой единую точку в вечности, воспринимаемую целиком и со всех сторон сразу». Когда «оболочка праха» приоткрывается, люди «обретают способность видеть и познавать»[53].

Вследствие совмещенности временных пластов человеку являются мерзкие создания, принадлежащие, в частности, «к самым простейшим организмам, давно исчезнувшим с лица Земли», подобно, например, огромному фосфоресцирующему слизняку, обладающему «способностью сгущать вокруг себя тьму»[54]. Эти твари одновременно и материальны, и призрачны по своей сути.

Роберт Бенсон в принципе соглашается с Конан Дойлом в том, что сильнейшие человеческие страсти — ненависть, гнев, ужас, раскаяние — могут образовывать «мощный энергетический заряд», способный материализоваться при определенных обстоятельствах. Но зачем искать квазинаучные обоснования появления призрака, когда католичеству давно известно о душах преступников, прикованных к какому-либо месту и вынужденных «замаливать свой тяжкий грех, скорбя, ища прощения и не получая его»?[55]

Элджернон Блэквуд (1869–1951) тоже говорит о силах, сохраняющихся после смерти и функционирующих на бессознательном уровне. Если они принадлежат волевому и сильному человеку, их воздействие ощущается довольно долго. Но этого недостаточно для появления привидения! Лишь соединившись со злобными потусторонними сущностями, человеческие силы «могут жить бесконечно и увеличивать свою мощь до невообразимых пределов». Наконец-то удалось различить человеческое и нечеловеческое! Блэквуд, возможно, сам того не ведая, очень близок к древнему пониманию природы призраков. Вслед за Эдвардом Бенсоном он прозревает иную сферу бытия, находящуюся рядом с нашей сферой. В ней «хаотично дрейфуют канувшие в Лету столетия. Это земля мертвых, их убежище, край, густо заселенный и кишащий чудовищными видениями»[56].

Только злые чувства, убежден Блэквуд, создают призраков: «Кто слышал о заколдованных местах, где творились бы благородные дела, или о добрых и прекрасных призраках, разгуливающих при лунном свете? К сожалению, никто. Только порочные страсти обладают достаточной силой, чтобы оставлять после себя долговечные следы, праведники же обычно холодны и бесстрастны»[57]. Сказки о доброжелательных и вежливых привидениях остались в прошлом.

Писатель исследует и призрак самоубийцы, обойденный вниманием викторианцев. Давно подмечено, что люди кончают с собой не из ненависти к жизни, а от избытка внимания к ней, приходя в отчаяние от несоответствия своих устремлений существующему порядку вещей. Согласно закону материализации чувств логично ожидать того, что эти устремления будут всячески притягивать дух самоубийцы к земле (вспомним «видимое», удержанное призраками Сократа). Его дух «блуждает в потустороннем, жестоко мучаясь, покуда не вселится в чье-нибудь тело, обычно в лунатика или слабоумного, которые не могут противиться страшному вторжению»[58].

В дальнейшем Блэквуд погрузился в гуманистический сентиментализм и позабыл о потусторонних сущностях, неподражаемо описанных им в повестях «Ивы» (1907) и «Вендиго» (1910). Свои представления о призраках он тщательно скорректировал в угоду идеологии, осуждающей высшие духовные достижения человечества, связанные с безудержной верой и нетерпимостью к инакомыслию. В повести «Проклятые» (1914) сонм призраков одержим раздором, питающим безликую и ничуть не устрашающую Тень. К потерянным душам, повинным в недостатке толерантности, относятся древние римляне, друиды, ревностный католик, фанатичный протестант и ортодоксальный иудей. Все они оставили после себя «слой концентрированных мыслей и убеждений»[59], досаждающий честным англичанам, которым для полного комфорта необходима уверенность в собственном благодушии.

 Комната с привидениями. Картина Уильяма Иемса (1869). Такие комнаты облюбовали для своих визитов викторианские призраки

Творчество Артура Мейчена (1863–1947) не имеет аналогов в мировой литературе. Пожалуй, никто из британских писателей не ощущал так глубоко духовное убожество и культурную отсталость нынешней цивилизации. Выросший в Уэльсе юноша и вправду «впитал в себя средневековую тайну темных лесов и древних обычаев»[60] римлян и кельтов. Мейчен в точности отражает психологию человека древности, характеризуя окружающую нас действительность как «иллюзии и тени», скрывающие истинный мир: «Есть подлинный мир, но он вне этих чар и этой призрачности… он спрятан за всем этим, словно за покрывалом»[61]. Мир этот опасен, а интуиция современного человека притупилась, и он не в состоянии признать настоящее зло, даже столкнувшись с ним лицом к лицу: «Материализм нашей эпохи много сделал для уничтожения святости, но еще больше преуспел в уничтожении зла». Настоящее зло напрямую связано с грехом, который «есть не что иное, как попытка проникнуть в иную, высшую сферу недозволенным способом»[62].

Тем самым Мейчен не только находит объяснение невосприимчивости нашего современника к инобытию, но и указывает на враждебную сущность потусторонних явлений, вызванных чародейством и идолопоклонством. Он также приходит к убеждению, как правило, недостающему фольклористам: «Многое из мирового фольклора есть лишь сильно преувеличенный рассказ о событиях, случавшихся в реальности»[63].

Полностью совместить художественную прозу и древние предания удалось Монтагю Родс Джеймсу (1862–1936), чьи произведения, несомненно, самые страшные из всего созданного в литературе Англии. Будучи ректором Королевского колледжа в Кембридже и Итонского колледжа, Джеймс написал несколько новелл, каждая из которых — жемчужина мистического жанра. Воспользовавшись своими грандиозными познаниями антиквара и книжника, он создал целый ряд колоритных призраков. Например, укутанное в постельное белье привидение из рассказа «Ты свистни, тебя не заставлю я ждать» (1904), чье лицо напоминает смятую простыню, имеет параллели с народными легендами о существе без костей (Boneless), походящем на тяжелое мокрое одеяло, холодное и с затхлым запахом.

Все привидения Джеймса материальны, злобны и омерзительны, они воздействуют не только на зрение, но и на органы осязания, если человек ненароком прикасается к ним в темноте. Среди них есть и мертвецы, обретшие чудовищный облик в силу своей греховности, и демоны, вызванные к жизни с помощью магии и колдовства. Писатель сознательно избегает оккультных духов и теней, научных построений и моралистических сентенций. Для наших целей важно подчеркнуть еще одну особенность рассказов Джеймса — во многих из них описаны реально существующие места. Мы вернемся к ним в соответствующем разделе книги.

Джеймс никогда не распространялся о личном опыте встреч с привидениями, хотя намеки на него кое-где попадаются. Лишь однажды он проговорился, что готов признать достоверность слов очевидцев в том случае, если приведенные ими факты убедительны. После Джеймса никто в Англии не писал о призраках столь ярко и проникновенно. Добротная литературная мистика покинула пределы Соединенного Королевства, перекочевав за океан, где достигла кульминации в творчестве Говарда Ф. Лавкрафта.

В настоящее время мистический жанр пребывает в упадке. Интерес к потусторонним явлениям угас в связи с двумя мировыми войнами, а когда он возродился в 1970-х годах, писатели и кинематографисты попали в зависимость от преобладающих в обществе настроений. В результате мир призраков оказался подвластен либерализму, психологизму, сексу и прочим идеалам нашей эпохи. Этим установкам в гораздо большей степени отвечает американская культура, чьи представители крайне редко обращаются даже к собственным классикам. Так, в западном кино до сих пор нет ни одной приличной, не искажающей оригинал экранизации произведений Лавкрафта![64]

Немало сведений об английских привидениях обретаются в специальных сборниках, посвященных «случаям из жизни». Из прежних авторов сборников наибольшим авторитетом пользуются Джон Ингрэм (1842–1916), автор книги «Дома с привидениями и семейные традиции Великобритании» (1905), и Чарльз Линдли (1839–1934), лорд Галифакс, автор «Книги привидений» (1936). К описанным ими встречам с призраками следует относиться с изрядной долей скептицизма, отделяя истину от сопровождающих ее домыслов самих очевидцев. Из ныне живущих специалистов по паранормальным явлениям наиболее уважаем Питер Андервуд (род в 1923 г.), действующий председатель «Клуба привидений», основанного в Кембридже в 1862 г.

В викторианской Англии наличие привидения мгновенно снижало цену на недвижимость. У Джерома агент, сдающий дом в аренду, оформляя договор, сбрасывает из-за привидения десять фунтов арендной платы в год. А лорд Кентервиль вынужден предупредить американского посла о наличии в замке призрака. Но тот приехал из «передовой страны», чья «бойкая молодежь» способна «перевернуть весь Старый Свет», а потому желает заплатить за привидение. Вот и в наше время прогрессивно воспитанные обыватели охотно посещают дома с призраками, а хозяева не в пример наивному лорду столь же охотно берут за это деньги. Скажем, населенная призраками спальня замка Манкастер (Кумбрия) сдается желающим провести там ночь за 450–550 фунтов.

Места с привидениями

Прежде чем перейти к классификации внушительного свода легенд о призраках, следует затронуть еще одну проблему. Мы видели, что привидения с глубокой древности облюбовывали те места, где происходили насильственные смерти или трагические события. Поскольку англичанам XVIII столетия казалось, что жизнь их предков состояла из убийств и пыток, появление призраков стали связывать со средневековым замком и окружающим его лесом. Массивные двери, с лязгом поворачивающиеся на ржавых петлях, ветер, уныло завывающий в щелях и бойницах, тонущие во мраке галереи и громко скрипящие деревянные лестницы нагоняли страх и в то же время помогали объяснить призрачные феномены естественными причинами.

В эпоху романтизма к замкам добавились монастырские развалины и кладбища. Хрестоматийное описание развалин дает Натан Дрейк (1766–1836): «Вид аббатства, каменные плиты которого не пощадило время, являл собою напоминание о тщете и конечности человеческого бытия. Высокие готические окна его и арки, увитые плющом, были едва различимы в сгустившихся сумерках… Ни один звук не нарушал окружавшей руины тьмы; даже шелест крыльев ночных обитателей скрадывала недобрая тишина»[65]. Кстати, вместо светящегося призрака, пугавшего суеверных крестьян, герой Дрейка, согласно романтическим канонам, обнаруживает прекрасную незнакомку.

 Ночью на развалинах церкви. Картина Филиппа Аютербурга (1790). Лежащие на земле надгробия и черепа должны бы навевать мысли о смерти. Но поэту они не страшны! Он хотя и взирает на Христа, явно кого-то ждет: вот-вот из-за угла выплывет туманная женская фигура

Викторианские писатели сосредоточили внимание на старинных усадебных домах XV–XVII вв., наполненных подозрительными стуками и скрипами. Вот типичный образец такого дома, впечатливший Джейн Эйр: «Большие парадные залы показались мне особенно величественными, зато некоторые из комнат на третьем этаже, хотя они были темные и низкие, привлекали тем, что от них веяло духом старины… При неверном свете, падавшем в узкие окна, я видела кровати, которым было не меньше ста лет, лари из дуба или орехового дерева, украшенные причудливой резьбой… ряды старинных стульев с узкими сиденьями и высокими спинками, еще более старинные кресла… Благодаря всем этим реликвиям третий этаж Торнфилда казался олицетворением прошлого, хранилищем воспоминаний. Днем мне очень нравился полумрак, тишина и своеобразная обстановка этих комнат, но я бы ни за что не согласилась провести ночь на одной из этих широких массивных кроватей. Некоторые из альковов имели стены и дубовые двери, другие были завешены старинными гобеленами с изображением странных цветов, еще более странных птиц и уж совсем странных человеческих существ, — все это вместе должно было казаться поистине фантастическим при бледном свете луны». По признанию миссис Фэйрфакс, «если бы в Торнфилде были привидения, они являлись бы именно здесь».

Подобная обстановка пришлась по вкусу англичанам, и подавляющее большинство их рассказов о призраках связано с сельскими и городскими усадьбами. Как именно должен выглядеть дом с привидениями? По мнению Эдварда Бенсона, это может быть постройка «эпохи короля Иакова I, с дубовыми панелями, длинными темными коридорами и высокими сводчатыми потолками». Она расположена «очень уединенно, среди мрачного соснового леса, где в сумерки бормотали и перешептывались деревья», постоянно «задувал штормовой ветер, сопровождавшийся потоками бранчливого дождя, отчего в трубах днем и ночью не умолкали загробные стоны и свист, в вершинах деревьев слышались переговоры беспокойных духов, а по оконным стеклам барабанили невидимые руки»[66].

Такое здание может находиться и в городе, как дом судьи из рассказа Брэма Стокера: «Дом этот был старый, с множеством пристроек, приземистый, в стиле короля Иакова, с тяжеловесными фронтонами… окруженный высокой и толстой кирпичной стеной. При ближайшем рассмотрении он походил более на крепость, чем на обычное жилище». Скептически настроенная уборщица полагает, что причины, вызывающие слухи о привидениях в доме, — это «крысы, мыши, тараканы, скрипучие двери, расшатавшаяся черепица, разбитые оконные стекла, тугие ящики комода — вы выдвинули их днем, а они встают на место посреди ночи»[67]. Но страшная участь уготована поселившемуся там студенту.

Заброшенные, одинокие дома продолжают пугать англичан и в начале XX в. Артур Мейчен иронизирует над «средним жителем Лондона», для которого «любой дом, расположенный в четверти мили от городского фонаря или отстоящий на такое же расстояние от какого-либо другого жилья, уже представляется… этаким жутковатым местом, где впору гнездиться всякого рода духам, призракам и прочей нечисти»[68].

Благодаря усилиям М.Р. Джеймса и других знатоков церковного зодчества к жизни пробуждаются предания о призраках, обитающих в приходских храмах и соборах. По утверждению сэра Джона Лесли (1885–1971), «церкви с привидениями в Лондоне не редкость. В одной из католических церквей часто по ночам звонит колокольчик в исповедальне, и кто-то служит мессы для неведомых верующих. А в одной англиканской церкви слышатся шаги давно умершего хромого священника. Шаги звучат в приделах храма, как будто невидимый пастырь обречен вечно пересчитывать несуществующих прихожан»*.

Кроме замков, усадеб, монастырей и храмов, английские призраки встречаются в деревенских коттеджах и многоквартирных домах (их жильцов чаще других беспокоят полтергейсты), гостиницах и военных фортах, в лесах и на дорогах, в пещерах и гротах, на месте древних языческих капищ. Однако сведения о них за редким исключением довольно смутны и противоречивы. Даже в тех случаях, когда называют имена людей, чьи деяния вызвали к жизни тот или иной призрак, проверить их подлинность крайне сложно.

Это касается и самого известного в Лондоне дома с привидениями — особняка номер 50, расположенного на площади Беркли Сквер. Четырехэтажный кирпичный дом был построен в конце XVIII в. В нем проживал премьер-министр Великобритании Джордж Каннинг (1770–1827), но первые слухи о загадочных феноменах появились уже после его смерти. В 1879 г. журнал «Мейфэр» рассказал о джентльмене, поспорившем с друзьями, что запросто переночует в одной из здешних комнат. Несмотря на ненастную погоду, несколько зевак дежурили под окнами, и их ожидание было вознаграждено: ровно в полночь с верхнего этажа раздался истошный вопль, и ворвавшиеся туда люди обнаружили труп смельчака.

Чарльз Харпер в книге «Заколдованные дома» (1907) подробнее описал сей прискорбный случай. Оказывается, джентльмен, несмотря на свой скептицизм, решил перестраховаться. Он попросил друзей остаться в безопасной части здания и поспешить на помощь, если они услышат [69] два звонка: «Если я позвоню в звонок один раз — не обращайте внимания. Может быть, у меня просто не выдержали нервы и не существует никакой серьезной угрозы». Но экспериментатор недооценил мощь призрака. В полночь друзья услышали один звонок и сразу же за ним — крик о помощи. Минут десять они дожидались второго звонка, но затем, сообразив, что крика вполне достаточно, приоткрыли дверь комнаты. Увы, они опоздали — их друг умер от разрыва сердца, не успев сказать, что именно его напугало.

История со звонком и криком очень понравилась самому Харперу, и он занялся сбором информации о тех, кто проживал в доме. Скоро ему посчастливилось отыскать в судебном архиве уголовное дело Стюарта Уортли. Этот господин запер в одной из мансард дома своего сумасшедшего брата. Когда тому хотелось кушать, он вызывал брата звонком. Состояние больного ухудшалось, он буйствовал, кричал и без устали названивал в звонок. Однажды Уортли надоели крики брата (или в доме закончилось продовольствие), он вошел в комнату и разрядил в беднягу целую обойму. Однако соседи уверяли, что крики и звонки раздавались еще долгое время после убийства.

 Дом на Беркли Сквер, 50. Самый знаменитый лондонский дом с привидениями

Версия Харпера показалась многим читательницам неубедительной. Их недовольство выразила Джесси Миддлтон. В книге «Серое привидение» (1912) ока раскрыла глаза на истинную подоплеку происходящих в доме событий. Не было братоубийц и храбрых джентльменов, была лишь маленькая девочка из Шотландии, которую злые родичи подвергали истязаниям в той самой комнате. В ней она и умерла, не вынеся мук. Чтобы не обидеть шотландцев, мисс Миддлтон предложила альтернативный вариант этого избитого сюжета: девочку звали Аделина, и она выпрыгнула с верхнего этажа, спасаясь от своего распутного дяди. С тех пор призрак Аделины объявляется в доме.

На сей раз возмутились читатели мужеского пола. Их не слишком беспокоила горькая судьба призрака, но допустимо ли принижать подвиг храбреца? Неужели девчонка-малолетка так напугала джентльмена, что тот не смог позвонить второй раз? Эллиот О'Доннелл в книге «Фантомы ночи» (1956) воскресил старый сюжет, в духе времени подменив джентльмена простым парнем — моряком, который в 1887 г. посетил дом в сопровождении сослуживца и без проволочек отправился к праотцам после встречи с чем-то «бесформенным и ужасным». Сослуживец отделался психлечебницей, но, поскольку он находился рядом с жертвой, а не дожидался звонков по соседству, из него сумели вытянуть подробности трагедии. Это существо, несмотря на отсутствие формы, не было девочкой, так как оно подняло тело несчастного моряка и вышвырнуло его в окно. Как видим, деталь с падением из окна просочилась-таки в новую версию ужасов с Беркли Сквер, а значит, у сторонников мисс Миддлтон оставался шанс — существом мог оказаться и дядя-педофил, нетрадиционно польстившийся на лицо своего пола.

Все версии удалось соединить Джеку Хэллему, старательно изучившему историю злосчастного дома. В книге «Призраки Лондона» он рассказал о мисс Керзон, проживавшей на Беркли Сквер в 1840–1859 гг. Именно эта общительная старушка, умершая в возрасте 90 лет, поведала репортерам о встречах с призрачной девочкой. Храбрым джентльменом был не кто иной, как Эдвард Бульвер-Литтон, заночевавший на чердаке дома. Однако ни в какие звонки он не звонил, а недолго думая пальнул в призрака из ружья, обнаружив наутро пустые гильзы от патронов. С 1885 г. главную комнату арендовал некий мистер Майерс, обезумевший на почве разрыва с невестой и в сумерках бродивший по дому, пугая соседей. Его помешательство в совокупности с ружьем Бульвер-Литтона породило легенду Харпера о двух братьях. Ненависть Майерса к невесте распространилась на женщин в целом. Он не подпускал их к своей комнате, и позднее они ему отомстили, наградив ролью дяди, домогающегося девочки из видений мисс Керзон. Таким образом, в книге Хэл-лема нашлось место для всех героев, за исключением трупа храбреца. Но мужчины, умирающие от разрыва сердца, в наше время вышли из моды.

Надеюсь, теперь читатель убедился, сколь нелегко разобраться с домами, в которых побывало чересчур много людей, и он простит автору, если тот ограничится историческими зданиями, населенными призраками, и опустит публичные заведения.

Часть I. ЗНАМЕНИТОСТИ

Но я дал слово посещать этот дом, а своих слов я не нарушаю.

Принц Флоризелъ

Древнейший из героев, объявляющихся в Англии в виде призраков, — это знаменитый король Артур. Еще в 1191 г. в аббатстве Гластонбери (Сомерсет) были найдены саркофаги с именами Артура и его супруги Гвиневры. Предположительно у истоков фальсификации стояла местная братия, заинтересованная в увеличении числа паломников, но непонятно, кто именно сочинил позднейшую легенду, варьирующую популярную в Европе тему спящего короля. Эта тема зазвучала на исходе Средневековья, когда в Англии и других европейских странах вспыхнуло национальное самосознание.

Артур и его рыцари погружены в сон до того часа, когда нужно будет спасать Британию. Молва сочла местом их упокоения остров Авалон, но поскольку никто не знал толком, что он собой представляет, волшебным входом туда сделались горные пещеры и подземные галереи. В Гластонбери таковые находятся внутри полого холма Святого Михаила — естественного возвышения высотой 145 м, над которым поднимается башня одноименной церкви, поврежденной землетрясением в 1275 г.

Сон Артура в Авалоне. Фрагмент картины ЭдвардаБерн-Джонса (1898). В народных легендах, однако, спящего короля окружают не девы, а рыцари, которые тоже спят. Да и сокровищ на картине нет, а без них рассказ теряет всякий интерес

После секуляризации монастырей в XVI в. аббатство Гластонбери не только было ограблено и повреждено, но и утратило честь называться главными вратами в легендарную гробницу. В то время не нашлось мага или экстрасенса, который обратил бы внимание на преизбыток чудесной энергии на холме Святого Михаила, поэтому доступ в Авалон стал открываться по всему королевству, а в священные пределы почивальни Артура вторглись простолюдины. Подобный случай произошел в бывшем норманнском замке Ричмонд на

«

реке Суэйл (Йоркшир).

Однажды гончар по имени Поттер Томпсон, побитый сварливой женой, в печали брел по берегу реки, как вдруг заметил отверстие в холме под замком, приводящее в длинный туннель. Пойдя по туннелю на теплившийся вдали свет, Томпсон очутился в пещере в окружении спящего короля и рыцарей в полном

ЧАСТЬI

е

вооружении. Не в меру просвещенный гончар мигом узнал Артура, чей меч Экскалибур лежал неподалеку. Томпсон попытался вытащить его из ножен, но один из рыцарей зашевелился, и незваный посетитель в страхе выбежал из пещеры. Вослед ему прозвучал скорбный голос, укорявший за нерешительность, — ведь забрав меч, он обрел бы счастье. Впоследствии гончар безуспешно разыскивал вход в туннель. Надо сказать, эта версия легенды не слишком патриотична. Обретение героем счастья посредством меча грозило бы бедой не только его супруге, но и всей Британии, чей король, проснувшись, лишился бы своего главного оружия. Зато скорбь обладателя призрачного голоса легко объяснима — устал человек от сражений…

Крестьянину из деревни Элдерли Эдж (Чешир) привиделся сам Мерлин, а в местных скалах из красного песчаника он обнаружил короля Артура с рыцарями. Обычно крестьяне из легенд ведут себя более естественно, чем гончар Томпсон. Так, один из крестьян, не боясь потревожить спящих, кинулся набивать карманы рассыпанными повсюду золотыми монетами. Торопясь удрать, он задел колокол, предусмотрительно поставленный у выхода из пещеры. Раздался звон, король пробудился и хотел было спасти Британию, но находчивый воришка воскликнул, что назначенный день еще не настал. Артур вновь уснул, а крестьянин выбрался наружу. Затем он рассказал о доверчивости короля односельчанам, но никто из них больше не находил гробницу.

Склон холма, на котором стоит замок Ричмонд. Где-то здесь плетущийся по берегу реки гончар Томпсон обнаружил вход в Авалон

Порой Артур и его воины покидают Авалон и сами являются людям. Например, около замка Тинтаджел на северном побережье Корнуолла неоднократно видели фигуры короля и рыцарей, скачущих по небесам, а также призрак Мерлина, бродящий по развалинам. Это всего лишь разновидность преданий о Дикой охоте, распространенных на юго-западе Англии. Артур и Мерлин включены сюда потому, что сам замок с легкой руки Гальфрида Монмутского (1110–1155), автора «Истории королей Британии», отнесен к циклу легенд о рыцарях Круглого Стола.

Недавно в Тинтаджеле ликующие археологи извлекли на свет Божий камень с надписью на латыни: «Patemus Colus avi ficit, Artognou Coli ficit». Покорпев над ней, ученые решили, что часть букв пропущена и надпись следует читать: «Артугну воздвиг этот камень в память своего праотца Коля». Саму находку датировали VI столетием, воздав должное не только создате-

лю Камелота, но и Старому

королю Колю, который, согласно преданию, воевал с римлянами, а согласно известной песенке, пьянствовал, курил трубку и гонял «скрипачей и трубачей».

Ворота Предателей в Тауэре. Они так раздражали призрак Томаса Бекета, что он стучал по ним крестом прежде, чем их построили

По числу знаменитых привидений ни одно место в Англии не сравнится с лондонским Тауэром. В подавляющем большинстве это призраки казненных в стенах замка и на Тауэрском холме, а также отбывавших тюремное заключение. Легенда о самом древнем призраке сочинялась людьми, плохо знающими историю Тауэра. Томас Бекет (1118–1170), архиепископ Кентерберийский, убитый в своем соборе рыцарями короля Генриха II, не имеет отношения к лондонскому замку. Тем не менее после смерти его замечали у ворот Предателей, получивших название из-за того, что через них провозили на лодке узников, обвиненных в измене. Убиенный архиепископ якобы наносил по воротам два удара крестом (подходящее применение для священного предмета), и те разваливались. Бесчинства призрака прекратились после того, как Генрих III (1207–1272), внук убийцы Бекета, построил часовню в стенах Тауэра.

Неизвестно, чем покойному досаждали ворота Предателей, которые появились гораздо позднее — при Эдуарде I (1239–1307), причем служили для подачи воды в башню Святого Фомы. В башне располагались королевские жилые покои, и вообще никакие ужасы в Тауэре в то время не происходили, а свое имя ворота обрели в начале XVII в. Часовню благочестивые норманны устроили сразу после основания Тауэра, а Генрих III перестроил ее. Увы, призраку Бекета не везет в Англии. Его почему-то лишили права посещать собор в Кентербери и отправили гулять по развалинам прибрежного замка Гастингс (Суссекс).

Следующий по времени земного проживания призрак Тауэра принадлежит королю Генриху VI (1421–1471). Бледный и печальный, он объявляется в годовщину своей смерти в комнате башни Уэйкфилд. Эта башня построена в 1220–1240 гг., и в ней король скончался в ночь 21/22 мая 1471 г. от тоски после известий о битве при Тьюксбери и смерти сына (по другой версии, от руки убийцы).

Судьба так называемых принцев Тауэра — Эдуарда V и его брата Ричарда, герцога Йоркского, убитых в замке в 1483 г., — до сих пор служит предметом исторических дискуссий, вдаваться в которые мы здесь не будем. Я согласен с гипотетическим судьей Вальтера Скотта в том, что призрак не должен выступать свидетелем на процессе. Сей запрет касается и двух мальчиков в ночных сорочках, чьи фигуры наблюдают посетители Тауэра, принимающие на веру пропагандистские выдумки Тюдоров. С принцами связана одна из известнейших «скелетных» находок. В 1674 г. под наружной лестницей Белой башни Тауэра разрыли два детских скелета и с почестями захоронили их в Вестминстерском аббатстве.

Жертвы самих Тюдоров в изобилии присутствуют в Тауэре. Самая популярная из них — Анна Болейн (1303/1507—1536), посещающая Дом королевы. Дом строился для Анны, и в нем она содержалась до своей казни 19 мая 1536 г. Черты призрачной женщины довольно расплывчаты, но одну подробность отмечают все очевидцы — привидение держит в руке свою голову в чепце. В XIX в. офицер из охраны Тауэра видел в часовне целую процессию придворных в костюмах тюдоровской эпохи, включая обезглавленную королеву. Соответствующий скелет вместе с другими останками был найден под полом часовни.

Анна Болейн приглянулась англичанам, и они поспешили заселить ее призраками все места, где она когда-либо побывала, и в первую очередь — фамильные поместья Бликлинг (Норфолк) и Хивер (Кент). Вероятнее всего, Анна родилась в Хивере, куда Болей-ны переехали после реконструкции здешней усадьбы в 1505 г. До этого семья проживала в Бликлинге. Дом в Хивере почти полностью сохранился с XVI столетия, а вот в Бликлинге он выстроен заново в 1616 г.

Принцы в Тауэре. Картина Джона Милле (1878). Самые популярные призраки Тауэра

И все же Хиверу далеко до Бликлинга по числу свидетельств о явлениях Анны. В Бликлинге она не только баюкает на коленях отрубленную голову, но и едет в карете с обезглавленным кучером и четверкой обезглавленных лошадей, так что от лишенных тел голов пестрит в глазах.

В 1940 г. хозяева отдали Бликлинг Национальному фонду — благотворительной организации, охраняющей старинные здания и извлекающей из них солидный доход, — а уже через шесть лет один из администраторов вступил в беседу с призрачной дамой, явившейся с головой на плечах и в сером платье с белым кружевным воротником. Он спросил, может ли чем-то ей помочь, а она ответила: «Того, что я ищу, давно уж нет». Пока мужчина размышлял над смыслом сего замечания, привидение исчезло.

В 1985 г., в годовщину казни Анны Болейн, смотритель Бликлинга был разбужен звуком шагов в спальне. Он сразу же определил, что шаги женские, но решил, что они принадлежат его жене, возвращающейся из ванны. На всякий случай он включил свет и обнаружил, что жена сладко спит рядом, а больше в комнате никого нет. Страх и разочарование боролись в нем, пока он не уснул. Жена не узнала о странных ощущениях мужа, и говорят, в следующий раз наблюдательному смотрителю явился дух Генриетты Говард (1689–1767), графини Суффолк, любовницы короля Георга II, проживавшей в Бликлинге в XVIII в.

Но вернемся в Тауэр. Сведения о призраках Джона Фишера (казнен 22 июня 1535 г.) и Томаса Мора (казнен 6 июля 1535 г.) противоречивы и неполны. Видно, эти деятели не слишком интересны современным туристам. Джордж Болейн (1503–1536), виконт Рочфорд и брат Анны Болейн, казненный 17 мая 1536 г. по обвинению в кровосмесительстве, объявляется разом в нескольких местах Тауэра. Возможно, разброс вызван способом казни. Виконта повесили, а труп выпотрошили и четвертовали.

Дом королевы в Тауэре. Его посещает безголовый призрак Анны Болейн, обожающий пугать охранников

Окрестности Белой башни, древнего норманнского донжона, облюбовал призрак Маргариты Поул (1473–1541), графини Солсбери, казненной 27 мая 1541 г. по приказу Генриха VIII, припомнившего ее родственные связи с Плантагенетами. Появление привидения сопровождается криками боли — вероятными отзвуками казни графини. Казнь действительно была кошмарной. Хрупкая женщина боролась за жизнь. Она отказалась положить голову на деревянный брусок, и ее заставили сделать это силой. Первый удар топора пришелся в плечо, и, по свидетельству очевидцев, после него она еще пыталась бежать. В общей сложности было нанесено одиннадцать ударов, прежде чем графиня скончалась.

Саму Белую башню призраки не балуют. В объяснение их каприза приводится нелепейшая байка о языческом жертвоприношении, устроенном норманнами, ярыми приверженцами учения Римской Церкви.

Вильгельм Завоеватель (1027–1087) при строительстве башни распорядился замуровать в ее стену животное (жаль, что не девственницу) для защиты от злых духов. Во время ремонта в XIX в. одному из рабочих попался под горячую руку приблудный кот, чей скелет с тех пор демонстрируют посетителям.

О прочих казнях повествовать нет смысла. Читатель может сам обратиться к истории XVI–XVII вв. и составить список всех умерщвленных в Тауэре политических деятелей. Если не ошибаюсь, последним привидением из числа казненных является Томас Уэнтворт (1593–1641), граф Страффорд (казнен 12 мая 1641 г.). Он бродит также по своей родовой усадьбе Уэнтворт (Йоркшир) вместе с парочкой участниц любовных историй, хотя новый дом построен там спустя 80 лет после казни графа.

Из бывших узников Тауэра особенно активны три призрака. Первый принадлежит иезуиту Генри Уолполу (1558–1595) из старинного норфолкского рода. В 1593 г. его посадили в Соляную башню (XIII в.), но казнили не в Лондоне, а в Йорке 7 апреля 1595 г. Посетители башни слышат произносимые шепотом молитвы, видят желтое свечение и ощущают прикосновение холодных пальцев. Но эти явления можно отнести и на счет Джона Балиола (1250–1313), шотландского короля, проживавшего в башне с 1296 по 1299 г. Нельзя забывать, что Уолпол канонизирован в 1970 г., и вряд ли дух святого будет таким манером беспокоить людей.

Тринадцатилетнему (1603–1616) пребыванию в Тауэре сэра Уолтера Рэйли (1552–1618) посвящена отдельная музейная экспозиция. На нижнем этаже Кровавой башни размещен кабинет Рэйли с его книгами и другими вещами начала XVII в., а на верхнем — спальня. Конечно, Рэйли не мог не оценить столь пристальное внимание к своей особе: в знак благодарности его призрак изредка наведывается в помещение охраны. Он приходил бы чаще, но Рэйли был казнен не в Тауэре, а в Вестминстере 29 октября 1618 г., и ему трудно конкурировать с прочими знаменитостями. Сама же Кровавая баипы, построенная в 1220 г., прежде называлась Садовой, но Иаков I (1566–1625), посетивший ее в 1604 г., удостоился откровения о том, что именно в ней убили принцев Тауэра. Видать, уже после убийства заметающие следы преступники оттащили тела жертв к Белой башне.

С третьим узником Тауэра сочинители явно промахнулись. За него приняли Томаса Перси (1560–1605), одного из устроителей Порохового заговора (1605).

Кровавая башня Тауэра. Столь громкое наименование — плод выдумки начала XVII в. На самом деле в башне никого не убивали. Но здесь жил Уолтер Рэйли

В Викторианскую эпоху призрак злого паписта пытался столкнуть с лестницы посетителей башни Мартина (XIII в.). На самом деле Томас Перси был застрелен вместе с другими заговорщиками 8 ноября 1605 г. в усадьбе Холбеч (Стаффордшир), а в башне Мартина до 1621 г. отсидел его кузен Генри Перси (1564–1632), граф Нортумберленд, в заговоре не участвовавший. Граф был известным интеллектуалом своей эпохи, собравшим огромную библиотеку и занимавшимся алхимическими экспериментами.

Наконец, мы можем покинуть мрачный Тауэр и познакомиться с более миролюбивыми духами резиденций британской Короны. Мало кто из нынешних англичан разделяет заблуждение Эдуарда III (1312–1377), полагавшего, что замок Виндзор (Беркшир) основал король Артур. Поэтому спящие рыцари в маленьком городке на Темзе никому не встречались, хотя возведенная Эдуардом цилиндрическая башня по-прежнему высится над соседними строениями, напоминая о свершавшихся в ней заседаниях Круглого Стола. В Средние века Виндзор служил местом заточения особ королевских кровей, в том числе шотландского монарха Иакова I и французского — Иоанна II. Но истинные патриоты, к которым относятся и ныне здравствующие члены королевской семьи, уделяют внимание лишь духам правителей Англии.

Поскольку дворец Нонсач (Суррей), главное детище Генриха VIII (1491–1547), разобрали еще в XVII в., лишившееся крова привидение взбалмошного монарха переселилось в Виндзор. Здесь он оставил по себе недобрую память (равно как и в других местах), объявив суеверием поклонение мощам святого Георгия в замковой часовне. Дух Генриха мучительно стонет, блуждая по коридорам замка, и в испуге шарахается от вездесущего привидения Анны Болейн (вариант с головой на плечах).

Показывается в Виндзоре и грустная фигура Карла I (1600–1649), без каких-либо почестей погребенного в часовне после своей казни 30 января 1649 г. Полоумный король Георг III (1738–1820) отнесен к разряду озорных духов. Он внезапно возникает перед хозяевами Виндзора, смущая их своим неряшливым видом. Королева Виктория (1819–1901), как и полагается добропорядочному духу Викторианской эпохи, навещает библиотеку, где она часто грустила после смерти мужа Альберта (1819–1861). Сам Альберт, к сожалению, не приходит утешить супругу.

Кроме Анны Болейн, никто из жен Генриха VIII не вошел в число призраков Тауэра и Виндзора. Юную Екатерину Говард (1520/1323—1542) совсем затолкали в Тауэре, месте ее казни и погребения, и она перебралась в тихий и уютный дворец Хемптон Корт (лондонский округ Ричмонд), где когда-то умоляла короля о прощении. Здесь она неожиданно распоясалась и стала доставлять неудобства экскурсантам. При входе в Длинную галерею те видят фигуру убегающей девушки, слышат ее жалобные крики, а затем чувствуют нехватку воздуха и падают в обморок. В XIX в. галерею даже закрыли на непродолжительное время.

Более уравновешенная Джейн Сеймур (1508/09— 1537) изредка проходит по внутреннему двору Хемптон Корт, одетая в белое платье и держащая в руке горящую свечу. 24 октября 1537 г. Джейн умерла во дворце от родильной горячки, подарив Генриху VIII долгожданного сына и наследника — будущего короля Эдуарда VI (1537–1553). Но похоронена она в часовне замка Виндзор.

В наш демократический век не только королевам доступны сомнительные радости призрачного существования. Не менее знаменит другой призрак Хемптон Корт, принадлежащий Сибелл Пенн, умершей в 1562 г. от оспы и похороненной рядом с местной церковью Святой Марии. Она была няней Эдуарда VI до его смерти в 1553 г. В 1820-х гг. могилу Сибелл перенесли на новое место, которое ей не понравилось, и, прихватив свою любимую прялку, она обосновалась в юго-западном крыле дворца.

Длинная галерея дворца Хемтгтон Корт. Тут посетители падают в обморок при виде призрака Екатерины Говард

Заселив Хемптон Корт, женщины вытеснили оттуда его создателя — кардинала Томаса Уолси (1473—1530), архиепископа Йоркского, и опальный лорд-канцлер вторично утратил свое детище (при жизни он был вынужден уступить его Генриху VIII). В 1966 г. кардинал появился во дворце во время публичного приема, но мало кто из гостей заметил его.

За последнее время духи Хемптон Корт активизировались. В 2003 г. камера видеонаблюдения зафиксировала в дверном проеме безобразное существо в длинном балахоне, с физиономией, слабо напоминающей человеческую. Ричард Уайзмен, профессор Хартфордширского университета и разоблачитель мистиков-шарлатанов, признал подлинность видеозаписи, но не исключил возможность розыгрыша. Многие посетители наблюдали фигуру, беспомощно висящую на ветвях дерева в дворцовом саду.

Скромный Кенсингтонский дворец (одноименный округ Лондона), официальная резиденция герцога и герцогини Глостер, а также герцога и герцогини Кент, имеет репутацию проклятого места. Чтобы создать ее, авторы легенд о призраках Кенсингтона исказили ряд исторических фактов.

В 1689 г. бывший пригородный особняк приобрел король Вильгельм III Оранский (1650–1702), осуществивший его кардинальную перестройку. 28 декабря 1694 г. супруга Вильгельма, королева Мария (1662–1694), умерла в Кенсингтоне от оспы, не оставив королю наследника. Она открывает собой череду дворцовых призраков. Дух королевы горько плачет по так и не родившимся детям. Мария заслужила наказание, объявив подкидышем своего брата, принца Уэльского, и тем самым очистив путь к престолу себе и своему мужу.

Уверяют, что следующей жертвой стал сам Вильгельм, который неудачно упал с лошади, когда гарцевал перед главным фасадом дворца. В действительности он свалился с коня, прогуливаясь в Хемптон Корт, был доставлен в Кенсингтон и там скончался. Королева Анна (1665–1714) умерла в Кенсингтоне от застарелой подагры, но составляющая ей призрачную компанию Каролина (1683–1737), жена Георга II, умерла не здесь, а в лондонском дворце Сент-Джеймс, не выдержав операцию по удалению опухоли.

Сам Георг II (1683–1760) долгое время тяжело болел, но до последней минуты ждал возвращения кораблей с послами из родного Ганновера, задерживающихся из-за непогоды. Он часто вставал с постели, подходил к окну, смотрел с надеждой на флюгер на крыше и бормотал: «Почему же ветер не меняется?»

Принцесса София Матильда — мнимая затворница Кенсингтонского дворца. Портрет работы Уильяма Бичи (1797)

И до сих пор его озабоченное лицо показывается в окне комнаты, где он умер 25 октября 1760 г. Выдумка с кораблями призвана скрыть естественный характер смерти: Георг прожил 77 лет — дольше, чем кто-либо из его предшественников на английском троне.

Следующий призрак Кенсингтона — принцесса София Матильда (1777–1848), правнучка Георга II и дочь Георга III. Считается, что она дала обет безбрачия и всю жизнь провела затворницей в Кенсингтоне. Подобно Сибелл Пенн она обожала прялку, и звуки прядильного станка доносятся теперь из ее комнат во дворце. Конечно, никакого обета София не давала, но в юности находилась под строгим надзором своей матери, королевы Шарлотты (1744–1818), запрещавшей ей общаться с кем-либо за пределами королевского двора. Ходили слухи о кровосмесительной связи принцессы и ее брата Эрнста Августа (1771–1851), герцога Кумберленда. Слухи распространялись либералами с целью подрыва репутации герцога-консерватора, влиятельнейшего члена палаты лордов. По утверждению историков, в 1800 г. принцесса родила внебрачного ребенка от офицера Томаса Гарта (1744–1829), шталмейстера ее отца.

Последние годы жизни София редко выезжала из дворца. Влюбившись в сэра Джона Конроя (1786–1854), она доверила ему управление своим состоянием. Когда лишившаяся зрения принцесса скончалась 27 мая 1848 г., выяснилось, что Конрой растратил большую часть ее денег. Судите сами, можно ли списать трагическую судьбу Софии Матильды на «проклятие» Кенсингтона.

В XX столетии список «проклятых» пополнили Мария Текская (1867–1953), супруга Георга V, и Диана (1961–1997), принцесса Уэльская. Королева Мария родилась в Кенсингтоне 26 мая 1867 г., но умерла не здесь, а в Мальборо Хаус, другой королевской резиденции Лондона. А погибшая в автокатастрофе Диана всего-навсего провела во дворце свою последнюю ночь в Лондоне. В отличие от Марии Текской умершая Диана не посещает Кенсингтон, но, возможно, ее разыскивает здесь дух мужчины с обнаженным торсом и в белых брюках, который проходит сквозь стену, а затем испаряется в воздухе. Ведь при жизни принцессу окружали весьма странноватые личности.

Призракам других знаменитостей достались в удел не пышные королевские покои, а провинциальные замки и усадьбы, связанные с их жизненными судьбами. Дворец Бленейм (Оксфордшир), знаменитое поместье семьи Черчилль, построен на том месте, где в древности находился охотничий домик, в котором Генрих II (1133–1189) встречался с Розамундой Клиффорд (ИЗО—1176). Ее призрак посещает теперь комнаты и галереи Бленейма. На примере Прекрасной Розамунды мы проследим за тем, как народная легенда способствует рождению привидения.

Король впервые увидел Джоан (Розамунду) Клиффорд в 1163 г. Клиффорды — один из древнейших английских родов, тем не менее легенда называет Розамунду дочерью булочника (!) и противопоставляет ее знатной и гордой королеве Элеоноре Аквитанской (1124–1204). Сластолюбивому Генриху пришлась по душе кроткая девочка, и когда Джоан достигла совершеннолетия, он вступил с ней в любовную связь. В 1174 г., после очередного мятежа с участием Элеоноры и ее любимого сына Ричарда (будущий король Ричард I), королева была схвачена своим супругом и последующие 16 лет просидела под стражей в различных замках и аббатствах Англии.

Устранив жену, Генрих открыто появился при дворе под руку с Джоан Клиффорд. Однако фамильная гордость у девушки все же осталась. Не желая терпеть унизительность своего положения, она ушла в монастырь Годстоу около Оксфорда, где умерла 6 июля 1176 г. Конечно, авторы легенды не пожелали смириться со столь банальным исходом. Да чтобы героиня добровольно удалилась в монастырь, когда жизнь вокруг кипит страстями!

Вот так и родился на свет домик и подземный лабиринт, с помощью которого король тайно навещал возлюбленную, пользуясь путеводной нитью. Элеонору срочно извлекли из заточения и вынудили терзаться муками ревности. Впрочем, муки длились недолго. Коварная королева проведала о лабиринте и, обманом завладев чудесной нитью, предстала перед обескураженной девушкой. Мы не раз убедимся в умении англичан расцвечивать яркими красками смерть героев своих легенд. Именно народной фантазии мы в основном обязаны теми ужасами, которыми пугают читателей хронисты и историки, со смаком описывающие средневековые пытки и казни.

Итак, Розамунде предоставили выбор: гибель от кинжала или яда. Несчастная избрала последнее и умерла в страшных мучениях под злорадный хохот Элеоноры. В XIV столетии были записаны новые подробности убийства Розамунды. Королева посадила свою жертву в ванну и наняла злую старуху разрезать ей руки, а другая старуха принесла двух безобразных жаб. Жабы вцепились в груди прекрасной девы и сосали ее кровь. Потом Элеонора приказала схоронить рептилий вместе с телом в сточной канаве.

Прекрасная Розамунда и королева Элеонора. Картина Джона Уотерхауса (1917). Розамунда Клиффорд жила в охотничьем домике, но в окне виден замок с башнями в стиле XIII в.

Домик Розамунды позднее переделали в реально существовавший дворец Вудсток, снесенный в XVII в. по приказу Оливера Кромвеля. Однако молва уверяет, что лабиринт сохранился: «Развалины лабиринта Розамунды, а также ее водоем, дно которого выложено квадратными камнями, и ее башня, из которой начинался лабиринт, существуют и до сих пор. Сводчатые переходы со стенами из камня и кирпича переплетаются так, что найти выход почти невозможно»[70]. После разрушения дворца призрак Розамунды был вынужден довольствоваться лабиринтом, но в начале XVIII в. Джон Черчилль (1650–1722), герцог Мальборо, воздвиг над ним свой дом, куда замерзшая девушка с радостью переселилась, благо хозяева не возражали против ее присутствия, придав рассказу о злоключениях Розамунды статус семейного предания.

Насколько мне известно, дух короля Иоанна Безземельного (1166–1216) нигде в Англии не объявляется, зато жертвы его «кровавых преступлений» облюбовали множество замков. Например, в замке Корф (Дорсет), главной тюрьме Иоанна, был замечен призрак Элеоноры (1184–1241), «прекрасной девы Бретани», сестры принца Артура Бретонского. С 1202 г. и до самой смерти Элеонора томилась в заключении в Корфе. Правда, по другой версии, она содержалась в Бристольском замке, но тот давно прекратил свое существование, а живописные развалины Корфа как будто созданы для привидений, да и деве здесь не так одиноко — ее сопровождает компаньонка, о которой мы еще будем говорить.

Иоанн был неприятным человеком и скверным правителем, но большинство мерзостей, ему приписываемых, не имеют под собой фактологической базы. В 1212 г. он привез из Уэльса 28 заложников, наследников знатных валлийских родов, помещенных под стражу в Ноттингемский замок. Вскоре королю надоело ждать выкупа, он приказал построить виселицы вдоль замкового вала и немедленно повесить всех 28 юношей. Сегодня посетители музейного комплекса, особенно валлийцы, испуганно вздрагивают, когда до них доносятся призрачные мольбы о пощаде.

Работников музея понять можно — в самом замке смотреть не на что. Средневековая крепость, прославленная именами Ричарда Львиное Сердце и Робин Гуда, почти полностью уничтожена парламентскими войсками в годы Гражданской войны. То, что сейчас именуют замком, представляет собой городскую усадьбу, организованную в 1670-х гг. От прежних построек сохранились жалкие остатки внешней стены и ворота с двойной башней, подновленные в Викторианскую эпоху.

По расчетам археологов, в XIII в. длина замкового вала составляла около 670 м. Ее вполне хватает, чтобы установить 28 виселиц. Но в настоящее время большая часть вала густо застроена жилыми кварталами, так что вопли повешенных должны раздаваться не на территории замка, а в квартирах ноттингемских жителей, вряд ли заинтересованных в привлечении туристов.

Помимо юношей в подземельях замка обитает призрак Роджера Мортимера (1287–1330), могущественного диктатора, любовника королевы Изабеллы Французской (1293–1338). 19 октября 1330 г. семнадцатилетний Эдуард III, сын Изабеллы, приказал арестовать Роджера в Ноттингеме. Сообщники короля впустили вооруженный отряд в потайной ход, пробитый в толще скалы, на которой стоит замок (теперь его называют Мортимерова дыра). Ход вел на кухню, прилегающую к Большому залу и спальным покоям.

Диктатор почти не сопротивлялся, и лишь королева умоляла молодых лордов из свиты Эдуарда «пощадить благородного Мортимера». Через месяц его казнили.

Морис Дрюон изрядно приукрасил ноттингемское событие в романе «Лилия и лев» (1960). Юный король, который, по всей вероятности, симулировал болезнь и дожидался верных ему людей на кухне, собственноручно взламывает дверь в материнские покои:

«Роджер Мортимер стоял посреди комнаты, он успел натянуть штаны; белоснежная рубаха была распахнута на груди, а в руке он сжимал шпагу…

Мортимерова дыра в Ноттингемском замке. Сюда водят туристов, рассказывая им байки о призраке Роджера Мортимера. В XIX в. здесь находился вход в…прачечную

Стоявшая рядом с ним Изабелла с мокрым от слез лицом дрожала от холода и страха… За открытой в соседнюю опочивальню дверью была видна неубранная постель».

Не вняв мольбам матери, Эдуард приказывает схватить Мортимера:

«Его грубо подтолкнули к дверям. Уже на пороге Мортимер обернулся.

— Прощайте, Изабелла, прощайте, моя королева, — крикнул он, — мы крепко любили друг друга»[71].

С этим трудно не согласиться — несмотря на все преступления Роджера, его чувство к Изабелле было искренним. А вот сцена ареста целиком выдумана. Влюбленная пара находилась не в личных покоях, а в гостиной, в присутствии двух чиновников и епископа.

Не исключено, что призрак Мортимера некогда посещал дыру своего имени, сокрушаясь о нерадивости охраны, прозевавшей заговорщиков. Но после разрушений XVII в. древние туннели оказались наглухо засыпанными мусором. Нынешние же, построенные в период между 1679 и 1813 гг., имели хозяйственное назначение — они вели в помещение прачечной, расположенной в подножии замковой горы. Осиротевший призрак однажды забрел туда и, не вынеся запаха пара, навсегда покинул Ноттингем. Так что современным рассказам о его появлении доверять не следует.

Кстати, настоящую тюрьму в замке устроил не Иоанн Безземельный, а Эдуард III, желающий отогнать неприятные воспоминания о матери. В 1346 г. сюда был помещен шотландский король Давид II. Впоследствии дух Давида удалили из Ноттингема, как и его сородича из Виндзора. Не всем шотландцам везет, как девочке с Беркли Сквер.

После трагедии в Ноттингеме Изабелла Французская отправилась доживать свой век в замок Райзинг (Норфолк). Она приобрела его еще в 1327 г., как будто предвидя падение Мортимера. Покои королевы располагались не в норманнском донжоне, а в кирпичных строениях по соседству. По замку предположительно бродит призрак Изабеллы, якобы томившейся здесь в заключении. На самом деле сын лишь запретил матери показываться при дворе, но она свободно путешествовала по своим резиденциям, сама избрав Райзинг основным местом жительства. Изабелла скончалась в Хартфорде 23 августа 1358 г., а похоронена в Лондоне. Под старость ее рассудок ослабел. Может, поэтому в Райзинге слышатся громкие крики и истерический смех? Иногда в полнолуние на стене старинного донжона виден белый волк, воющий на луну. Так авторы этой байки интерпретировали прозвище Изабеллы — Французская волчица.

Злополучный супруг Изабеллы, король Эдуард II (1284–1327), тоже кричит ночью в годовщину своей смерти в замке Беркли (Глостершир). Но крики короля слышат только те, кто верит в его умерщвление людьми Роджера Мортимера. К таким верующим относятся далеко не все историки.

В начале XIV в. семья Беркли выступила против Эдуарда II и его фаворитов. В 1321 г. замок был осажден и взят королевскими войсками, а глава рода Морис Беркли (1271–1326) посажен Эдуардом в темницу, где и скончался. В апреле 1327 г. король вновь угодил в Беркли, но уже в качестве пленника Изабеллы и Мортимера. Его тюремщиком назначили сына Мориса и зятя Мортимера — барона Томаса Беркли (1293–1361). Эдуарда поселили в так называемой Королевской галерее в одной из башен. В июне того же года короля освободила группа заговорщиков во главе с монахом-доминиканцем Стивеном Данхеви-дом, успешно штурмовавших ремонтирующимся замок в отсутствие хозяина. Но через месяц беглеца поймали и вернули в Беркли. Затем его пытались спасти валлийцы, которых возглавлял рыцарь Рис ап Гриффит.

По мнению большинства исследователей, 21 сентября 1327 г. Эдуард II был убит в замке. Скорее всего, короля удушили, но подробности смерти до сих пор неизвестны. Сэр Артур Еірайант утверждает, что «никаких увечий не было найдено на теле бывшего короля, но после того, как его доставили в Глостерское аббатство для погребения, распространились слухи, что его убили посредством раскаленного железа, которое было влито ему вовнутрь через специальный рог и выжгло его кишки»[72]. Сам Томас Беркли не одобрял убийства пленника, которое осуществили подосланные Мортимером рыцари — Джон Мальтраверс, женатый на сестре барона, и Томас Гурней.

Романист Морис Дрюон оказался изобретательнее историков. Воспользовавшись фантазиями хронистов XIV столетия, в романе «Французская волчица» (1959) он вдается в отвратительные подробности убийства короля, уточнив, куда именно втыкался раскаленный рог. Вопли жертвы будят не только обитателей замка, но и жителей соседнего городка: «Наутро жители Беркли пришли в замок, чтобы справиться о короле. Им ответили, что действительно нынче ночью король, издав страшный крик, внезапно скончался… И жители города воочию могли убедиться, что нет ни следов ударов, ни кровавых ран на этом теле, которое только что начали обмывать и с умыслом переворачивали перед посетителями. Лишь страшная гримаса исказила лицо покойного»[73].

Комната в замке Беркли, где, по легенде, был убит Эдуард II и куда приходит его призрак

Согласно другой версии, Эдуард сумел-таки бежать из Беркли и спрятался в замке Корф, откуда отбыл в Ирландию, а затем на континент. Вместо него в Глостере погребли убитого при побеге привратника, а король закончил свои дни в итальянских монастырях. Этой версии придерживается, в частности, Элисон Уэйр, ссылающаяся на письмо папского нотариуса Эдуарду III в 1336 г.[74]

Не менее сомнительны сведения о призраке фаворита Эдуарда II — Пирса Гавестона (1284–1312). Он нападает на мирных жителей Скарборо (Йоркшир), пытаясь столкнуть их с уцелевших стен норманнского замка. Несмотря на свою заносчивость, Гавестон славился изяществом и остроумием, и отнюдь не в его характере так вести себя после смерти. Да и в Скарборо он пробыл совсем недолго.

Король подарил ему замок в марте 1312 г., а в мае того же года Эдуард и Пирс бежали сюда из Ньюкасла, захваченного мятежными баронами. Эдуард отправился в Иорк собирать войска, а Гавестон остался в Скарборо. Вскоре замок осадило войско баронов под руководством Эймера де Валенса, графа Пемброка. Через две недели, когда запасы еды в замке подошли к концу, Пирс сдался Пемброку, а тот пообещал ему неприкосновенность до заседания парламента, поклявшись на Евангелии. Пленника отправили в Оксфордшир, но по пути его захватил и увез в свой родовой замок Гай де Бошам, граф Уорик, ненавидевший высокомерного фаворита. Пемброк тщетно просил отпустить Гавестона, и через несколько дней Пирс был казнен.

Даже не дав толком одеться, полуголого и босого Гавестона проволокли по улицам города Уорика под глумливые выкрики толпы. Рыдающий фаворит на коленях умолял о пощаде, шокировав своим унижением присутствующих баронов. Холм, на котором казнили Гавестона 9 июня 1312 г., лежал за пределами владений графа Уорика. Обезглавленное тело отказались принять в замке, и его погребли нищенствующие монахи. Казалось бы, замок Уорик с окрестностями — наиболее приличествующее место для посмертных визитов Гавестона, но там и своих призраков хватает.

В прекрасно сохранившийся замок Лидс (Кент) наведывается привидение королевы Жанны Наваррской (1370–1437), обвиненной в колдовстве своим пасынком Генрихом V (1387–1422). Психометрист Элис Поллок несколько дней ходила по замку, дотрагиваясь до различных предметов в надежде приобщиться к событиям прошлого. Наконец, ей повезло. Вид одной из комнат внезапно изменился, в камине вспыхнул огонь, и Элис едва не столкнулась с высокой сердитой женщиной в белом платье.

В Лидсе побывали многие знатные дамы. Замок построил Эдуард I для своей супруги Элеоноры Кастильской (1241–1290). В 1381 г. Анна Богемская (1366–1394) перезимовала здесь перед вступлением в брак с королем Ричардом II. Некоторое время тут прожила Екатерина Валуа (1401–1437), супруга Генриха V. Лидс был любимым замком Екатерины Арагонской (1483–1536), законной жены Генриха VIII. Каждая из этих женщин могла бы вернуться в Лидс после смерти, за исключением Екатерины Арагонской, которая умерла в холодной и мрачной усадьбе Кимбол-тон (Кембриджшир), где и бродит ее дух. Тем не менее Элис Поллок решила, что ей привиделась именно Жанна Наваррская.

В октябре 1419 г. мачеху Генриха V осудили за то, что она «замыслила и спланировала смерть нашего милорда короля в самых ужасных формах, какие только можно представить». Ілавньїми свидетелями выступили сам Генрих и монах-францисканец Джон Рандольф. У духа Жанны действительно имеются причины для гнева: суд распорядился конфисковать все принадлежащее ей имущество, включая приданое и ренты с поместий. Но условия содержания под стражей были довольно мягкими. В Лидсе королева прожила непродолжительное время, почти сразу же отправившись под надзор в замок Певенси (Суссекс). В 1423 г., после смерти Генриха V, обвинения с Жанны сняли, и она переселилась в Ноттингем. Певенси давно лежит в руинах, а ноттингемская прачечная отпугнет кого угодно. Вот почему призрак Жанны избрал комфортабельный Лидс.

Сумрачный замок Пил на острове Мэн известен как место обитания жуткого призрака — черного пса Моди Ду. Но многие еще в XVIII В. встречались здесь с призрачной дамой — местной пленницей Элеонорой Кобем (1400–1452), герцогиней Глостер. Ее постигла та же участь, что и Жанну Наваррскую. В 1441 г. герцогиня была обвинена в колдовском сговоре с мастером Роджером Болингброком, каноником Томасом Саутвеллом и девицей Марджори Журдемейн, имевшем целью умерщвление короля Генриха VI. На свою беду, Элеонора связалась с людьми, всерьез занимавшимися колдовством. Всех их осудили, а Болингброк перед казнью признался, что оказывал услуги герцогине. Его колдовские аксессуары, включающие восковые фигурки, одна из которых явно изображала короля, были выставлены на всеобщее обозрение в Лондоне. Элеонора безуспешно пыталась доказать, что фигурки предназначались для того, «чтобы зачать ребенка от своего повелителя, герцога Глостера».

Покаяние Элеоноры Кобем. Картина Эдвина Эбби (1900). Элеонора уже примерила белый наряд привидения. Художник романтизировал ситуацию, заметно омолодив и герцогиню, и герцога (стоит справа)

В 1442 г. она содержалась под стражей в замке Честер (Чешир), с 1443 г. — в замке Кенилворт (Уорикшир), с июля 1446 г. — в замке Пил, а с марта 1449 г. — в замке Бомарис (Уэльс), где и скончалась 7 июля 1432 г. Шекспир, однако, отправляет ее сразу на остров Мэн под охраной сэра Джона Стэнли[75]. В замке Пил дух герцогини быстро нашел общий язык с демоническим псом и в других местах замечен не был.

Протестантский полемист Джон Фокс (1517–1587), один из лжецов, вырабатывавших официальную историю Англии, внес Болингброка в свой календарь как мученика, причем красными буквами, а Элеонору окрестил исповедницей. По замечанию его оппонента Стивена Гардинера (1497–1555), «того факта, что Римско-католическая Церковь прокляла ее за какое-то деяние, похоже, было достаточно, чтобы включить ее в календарь».

Призрак Маргариты Анжуйской (1429–1482), воинственной супруги Генриха VI, привязался к маленькому сельскому поместью Оулпен (Глостершир). Она останавливалась в нем весной 1471 г., незадолго до битвы при Тьюксбери, где погиб ее сын и окончательно рухнули надежды на возврат престола. Привидение ведет себя на удивление спокойно. В годы Второй мировой войны королева появилась в той самой комнате, где гостила перед Тьюксбери. Там жили дети, эвакуированные из Бирмингема, подробно описавшие красивую даму в платье, отделанном мехом, с длинными рукавами и в остроконечном бургундском чепце со свисающим сзади покрывалом.

В замке Садели (Глостершир) наблюдается повышенная паранормальная активность. Персонал неоднократно сообщал о необычных видениях и звуках в комнатах, особенно в детской, откуда доносились рыдания. Экскурсантам чудился аромат с примесью яблока, и некоторые видели статную фигуру рыжеволосой женщины в зеленом платье, предположительно Екатерины Парр (1512–1548), последней жены Генриха VIII.

Гробница Екатерины Парр в замке Садели. До того как гробницу восстановили в XIX в., призрак королевы ежедневно являлся в замок

Екатерина прожила в Садели немногим более года. Вскоре после смерти короля она вышла замуж за владельца замка, барона Томаса Сеймура (1508–1549), и умерла 5 сентября 1548 г. от родильной горячки. Погребли ее в саду замка, в мраморной гробнице часовни Святой Марии, разрушенной парламентариями во время Гражданской войны. В 1728 г. на развалинах обнаружили сохранившуюся могилу, и в 1817 г. часовню восстановили. Хотя при жизни королева отличалась кротостью, ей не понравилось, как обошлись с ее усыпальницей, и теперь призрак стремится напугать посетителей Садели. Ему помогает в этом дух экономки Джанет, жившей в замке с 1896 г. Экономка строго следила за нравами прислуги и потому набрасывается на фривольно разодетых туристок.

Духи королей Шотландии не прижились в Англии, но для королевы Марии Стюарт (1542–1587) английские замки с готовностью распахнули двери, равно как и стены. При жизни она успела посидеть под стражей во многих из них, препорученная заботам своей тетушки Елизаветы I (1533–1603). В конце концов Мария была казнена 8 февраля 1587 г. в замке Фоте-рингей (Нортгемптоншир). Там бы она и поселилась после смерти, но замок полностью снесли в 1627 г.

Теперь шотландку чаще всего замечают в замке Тат-бери (Стаффордшир). Так называемую Королевскую спальню Татбери временно закрыли для посетителей, терявших в ней сознание. Сопровождают Марию двое детей — истерически хохочущая девочка с бледной кожей и мальчик в светлой рубашке.

Больше среди знаменитостей отметить некого. Призраков англосаксов и норманнов мы почти не встретим в Англии. Нигде не объявляются ни Альфред Великий, ни Эдуард Исповедник, ни Вильгельм Завоеватель, ни Ричард Львиное Сердце, ни Эдуард I, ни Генрих V — полагаю, гарантией тому их крепкая вера во Христа. Нет свидетельств о призраке Ричарда II (1367–1400), скончавшегося в замке Понтефракт (Йоркшир), несмотря на версию о насильственном характере его смерти. Возможно, причина в том, что сам замок, «благородной кровью обагренный», лежит в руинах и от «цареубийственных стен»[76] почти ничего не осталось. Ричарду III (1432–1483) отвели место на театральных подмостках. Тамошний подлый и кровожадный тиран — литературный фантом, а не реальный человек.

С XVI в. количество призраков королевских особ возрастает, хотя среди них нет ни Марии Кровавой, ни Елизаветы Доброй. Впрочем, обиженная историками Мария послужила прообразом Кровавой Мэри[77], а королева-девственница превратилась в призрак еще при жизни. Карл II (1630–1685) и его многочисленные любовницы показываются редко, особенно в сравнении с женами Генриха VIII. Они не из тех духов, которых запросто исторгнут из ада, согласно формулировке Сведенборга. Наиболее представителен призрачный контангент периода XVIII–XIX вв., а в XX столетии ряды королей и королев заметно редеют.

Горькая участь Роджера Мортимера, нарвавшегося на прачечную, похоже, не прельщает остальных диктаторов — Симона де Монфора, Томаса Ланкастера, Ричарда Невилла, Оливера Кромвеля. Правда, о Монфоре рассказывают прелюбопытную историю. Он погиб в битве при Ившеме 4 августа 1265 г., и его трупу отрубили руки, а затем случайно внесли их в церковь во время богослужения. В самый торжественный момент отрубленные руки вдруг поднялись над головами присутствующих и сложились в молитвенный жест, привычный для их набожного владельца. Потом руки погребли вместе с телом в аббатстве Ившем, и призрак больше не давал о себе знать. Кромвеля после смерти никто не видел, но его многострадальные останки вызвали беспокойство и среди мертвых, и среди живых. Об этом речь впереди.

Мне ничего не известно о посмертных визитах премьер-министров и других политических деятелей Великобритании. Вероятно, им нелегко попасть в разряд духов, как и фавориткам «веселого монарха»: бурные парламентские дебаты в аду требуют их постоянного присутствия. И вообще — чем ближе к нашему времени, тем меньше призрачной знати: процессы демократизации потустороннему миру отнюдь не чужды.

ЧАСТЬ II. ЖЕРТВЫ

Жертв преступлений и несчастных случаев среди призраков значительно больше, чем убийц, самоубийц и насильников. Многие в мире духов последовали совету Джерома, избрав эффективный способ пугать людей, демонстрируя свои раны и издавая жалобные стоны. В результате популярность злодеев резко упала. Ведущие позиции заняли представительницы слабого пола. Их убивают ревнивые мужья, они скорбят о погибших возлюбленных и томятся в заточении в потайных комнатах. Вслед за женщинами расположились младенцы и подростки — убитые и замученные до смерти. Отдельную категорию составляют верные и неверные слуги и пропавшие без вести. Немало преданий связано с человеческими черепами, припрятанными где-то в доме.

 Замок Боуз. Одно из многих мест в Англии, где объявляются римские легионеры

Жертвы исторических событий

Чем менее история правдива, тем больше она доставляет удовольствия.

Фрэнсис Бэкон

Явления, вызванные массовой гибелью людей, чаще всего наблюдаются на полях военных сражений. Таковых в Англии немного по сравнению с континентальной Европой, но почти везде слышатся крики солдат, звон мечей и ружейные выстрелы. Более интересны случаи насилия со стороны мирных жителей. Например, в замке Боуз (Дарем), стоящем на месте римского форта, объявляются служившие здесь в древности легионеры. Перед тем как отбыть на родину в Рим, они разграбили окрестности, и крестьяне отомстили им, напав на гарнизон и почти поголовно его истребив. Теперь призраки разыскивают тела убиенных товарищей.

Вообще римские воины любят посещать Британию. Их наблюдают не только вблизи языческих капищ и в местах дислокации легионов. Жарким днем 1953 г. сантехник Генри Мартиндейл спустился в подвал бывшего дома казначея Йоркского собора и увидел верхние половины тел марширующих римских легионеров — 16 пеших и одного конного. По преданию, дом стоит на старой римской дороге, находившейся ниже уровня пола в подвале (поэтому видна только верхняя часть тел). Мартиндейл ничего не знал о дороге, и его свидетельству можно верить. А скептикам, обратившим внимание на род занятий очевидца, я отвечу словами девиза ордена Подвязки: «Пусть будет стыдно тому, кто дурно об этом подумает».

Преследование евреев в наши дни считается одним из самых гнусных преступлений, совершавшихся в средневековой Англии. Пик гонений пришелся на 1190 год, когда две крупные еврейские диаспоры — в городах Норвич (или Норидж) и Иорк — чуть было не прекратили свое существование.

В 1144 г. в лесу неподалеку от Норвича нашли труп двенадцатилетнего мальчика по имени Уильям, подмастерья скорняка, со следами зверских пыток ритуального характера. В убийстве обвинили евреев, которых обслуживал Уильям. Однако следствие приостановилось, когда в защиту местных ростовщиков выступил шериф Норвича. Это был первый зафиксированный документально случай ритуального убийства христианского ребенка. Прибывший в Норвич монах Томас из Монмута в течение двадцати лет создавал агиографический труд в семи книгах «О житии и страстях святого Уильяма, мученика Норвичского». К могиле мученика потянулись паломники, кому-то явился дух убитого, умножились чудеса, и в итоге Уильяма канонизировали. В течение нескольких лет после этого недовольство норвичскими евреями росло, и в феврале 1190 г. их выдворили из города. Современные историки, не колеблясь, объявили «дело Уильяма» фальсификацией.

О трагедии, происшедшей в Норке в марте 1190 г., напоминает кровь, которая сочится из стен башни Клиффорд, оставшейся от средневековой городской цитадели. Согласно хронике Вильяма Ньюбургского, горожане грабили и поджигали еврейские дома, затмевавшие роскошью королевские дворцы, после чего евреи во главе с богатейшим жителем Иорка по имени Иешуа укрылись в деревянной башне с разрешения констебля (управляющего) замка. Вскоре тот ненадолго отлучился, а по возвращении не был допущен в башню забаррикадировавшимися там евреями. Возмущенный констебль пожаловался шерифу графства, приславшему на помощь своих воинов.

Страсти в собравшейся у башни толпе накалялись. Монах Ордена премонстрантов, стоя под стенами, громко требовал «низвергнуть врагов Христа». В него попал камень, брошенный кем-то из евреев, и он сразу же испустил дух. Теперь осажденные поняли, что пощады им не дождаться. Находившийся в башне раввин, фанатизмом не уступавший погибшему монаху, призвал единоверцев умереть, но не отдаться врагу. По его приказу в башне развели огонь, и ростовщики сожгли все принесенные с собой ценности. Иешуа подал пример, зарезав жену и детей, а сам пал от руки раввина, который затем покончил с собой. Тем временем огонь перекинулся на стены башни, и многие из оставшихся в живых евреев задохнулись в дыму. Уцелели лишь несколько страдальцев, взобравшихся на зубцы крепостной стены. Они умоляли стоящих внизу горожан о милости, и те обещали не трогать их, но, когда евреи вышли из башни, заговорщики, которых возглавлял местный феодал Ричард де Мальбис[78], набросились на них и убили.

Понятно, что погромщики руководствовались чисто материальными соображениями, а не пресловутой религиозной или национальной ненавистью. Сыграла роль и элементарная зависть к евреям со стороны несознательных христиан, которым их Церковь в силу своей темноты и неразвитости категорически запрещала давать деньги в рост. После расправы заговорщики вошли в кафедральный собор, где хранились записи о суммах, взятых в долг у евреев, заставили стражу передать им документы и тут же предали их огню, после чего разошлись по домам. Но выбранный ими способ избавления от долгов вступил в противоречие с интересами английской Короны, облагавшей пошлиной ростовщические операции. Вернувшись из австрийского плена, Ричард I отдал распоряжение об оформлении дубликатов всех сведений о местных должниках. Кроме того, виднейшие горожане должны были внести в королевскую казну значительную сумму денег.

Евреи очень быстро восстановили свои позиции в Иорке. Выживший сын Иешуа, Аарон, был назначен Генрихом III главным раввином Англии. Он и его вдова добились от участников погрома и их наследников выплаты основной части долгов. Скоро Иорк превратился в крупнейший еврейский центр торговли. Но теперь с евреями начали конкурировать христиане, ведь церковная Европа успешно развивалась и XIII в. был веком реабилитации торговли и ростовщичества. Вот почему 18 июля 1290 г., через сто лет после Йоркского погрома, Эдуард I издал указ об изгнании евреев из Англии.

Ну а мартовскую трагедию 1190 г. увековечила мемориальная доска — символ покаяния современных англичан за деяния их неразумных предков. История, как обычно, обросла легендами, и на свет появились кровоточащие стены. Вряд ли они имеют отношение к погибшим евреям. Деревянная башня сгорела, а каменная была возведена в 1245–1265 гг. Да и кровь может принадлежать кому угодно. В 1322 г. Эдуард II казнил в Иорке несколько мятежных баронов, в том числе сэра Роджера Клиффорда (по одной из версий, башню назвали в его честь). В 1537 г. в башне был повешен лидер антиправительственного восстания юрист Роберт Эск. В апреле 1644 г. роялистский гарнизон оборонял крепостные стены Иорка от многократно превосходящих его численностью парламентских войск.

Однако экскурсоводы рассказывают преимущественно о страданиях евреев, причем средневековые хроники дополняются рядом любопытных деталей. Так, мы узнаем о погроме, происшедшем в церкви Святой Троицы в деревне Экастер Мальбис в 8 км к югу от Иорка. Деревней владел не кто иной, как Ричард де Мальбис. В храме укрылись сбежавшие из города евреи, а далее события развивались по сценарию, схожему с Йоркским: преследователи поджигают здание, а их жертвы гибнут в огне. В наши дни на подоконниках здания выступает кровь.

По сравнению с рассказом Вильяма Ньюбургского эта басня реи нипочем не спрятались бы в христианском храме. Во-вторых, христиане не решились бы его поджечь. Существующее здание церкви, как и каменная башня Клиффорд, возведено годы спустя после трагедии — в 1360 г. Между прочим, Мальбиса наказали за участие в погроме: Ричард I конфисковал его владения, но впоследствии они вернулись в семью. В XIV в. Маль-бисы породнились с Ферфаксами и построили новый храм.

 Стены башни Клиффорд в Йорке. Они регулярно сочатся кровью йоркских евреев, хотя, когда евреи погибли, каменной башни еще не существовало

Бывшее поместье Чартерхаус расположено в мало-посещаемой части Лондона, к северу от рынка Смит-филд, на месте средневекового кладбища. В 1348 г. сэр Уолтер де Мэнни (1310–1372), один из самых знаменитых рыцарей Эдуарда III, приобрел этот земельный участок для захоронения жертв Черной смерти. На кладбище были построены часовня и скит, а в 1371 г. образовался картезианский монастырь. Здесь погребли несколько тысяч человек, чьи ночные крики беспокоят сегодняшних обитателей Чартерхауса — пенсионеров богадельни и арендаторов офисов.

По улицам вокруг зданий Чартерхауса разгуливает призрак монаха. Предположительно он имеет отношение к трагедии, происшедшей в ходе роспуска монастырей Генрихом VIII, когда настоятеля Джона Хогто-на (1486–1533) четвертовали, прибив кисть его руки на монастырских воротах, а десять монахов заключили в Ньюгейтскую тюрьму (девять из них скончались от голода, а десятого казнили в Тауэре). Они известны как картезианские мученики.

Другое привидение Чартерхауса — Томас Говард (1536–1572), герцог Норфолк, — всходит по парадной лестнице главного дома, схватившись за голову. Герцог поселился в доме в 1560-х гг. Он принадлежал к влиятельной католической семье и пользовался расположением Елизаветы I, пока не поползли слухи, что Норфолк добивается руки находящейся под стражей Марии Стюарт. В 1570 г. его заключили под домашний арест в Чартерхаус, а вскоре под ковриком в доме обнаружилось письмо, содержащее зашифрованное послание от герцога к Марии. В результате проведенного расследования Норфолк был казнен. О чем теперь сокрушается его призрак — о собственной беспечности или чрезмерной доверчивости (ведь письмо могли подложить шпионы Елизаветы)?

Тюдоровская эпоха оставила нам немало мучеников и невинно убиенных. Но к рассказам об их призраках нужно относиться с осторожностью. Так, на холме Святого Михаила в Гластонбери 15 ноября 1539 г. состоялась казнь последнего настоятеля аббатства Ричарда Уайтинга и двух монахов. Уайтинг канонизирован в 1895 г. Дух его давно пребывает на небесах и не входит в число призраков, будоражащих загадочный холм.

Расселы, владеющие усадьбой Уоберн (Бедфордшир), сочинили легенду о последнем настоятеле местного цистерцианского монастыря Роберте Хоббсе. В 1538 г. его повесили на старом дубе подосланные в Уоберн солдаты. Призрак повешенного объявлялся на месте казни до тех пор, пока хозяева усадьбы не спилили дерево. Хоббса действительно казнили, но только после официального судебного процесса.

Места массовых захоронений всегда внушают страх. Но Англия и в этом плане выгодно отличается от изобилующей ими Европы минувшего столетия. Кроме Чартерхауса, можно назвать, к примеру, окрестности замка Портчестер (Хемпшир), береговой норманнской крепости и бывшего римского форта. В XVI в. замок окончательно утратил оборонительное значение и превратился в тюрьму. В начале XIX в. тут содержались около 7000 французских военнопленных. По соседству располагался госпиталь, и покойников хоронили под стенами замка. В наши дни место их погребения скрыто под водой, и во время прилива море выбрасывает черепа и кости, так что местные жители не любят находиться на берегу в темное время суток.

Большинство английских преданий об «исторических» призраках связано не с битвами, а с осадой замков. Ведь в обороне могут участвовать и женщины, а значит, допустимы интриги, предательства, разгул страстей.

Древний норманнский замок Рочестер (Кент) не раз подвергался осаде. 17 апреля 1264 г. его осадили Симон де Монфор, восставший против Генриха III, и его сообщник Гилберт де Клер (1243–1295), граф Хартфорд. Замок удерживал королевский констебль Роджер де Лейборн (1215–1271). Клер напал на Рочестер с юго-запада, а Монфор — со стороны северного моста через реку Медуэй. Преодолев упорное сопротивление, мятежники ворвались в город и взяли штурмом внешнюю стену замка. Гарнизон отступил в донжон. Осаждавшие начали готовить подкоп, но вынуждены были уйти, узнав о приближении армии Генриха III.

Это скупая историческая хроника. В легенде роль констебля исполняет некий Ральф де Капо, обороняющий замок вместе со своей невестой, красавицей Бланш де Уоренн. По леди Бланш вздыхали многие рыцари, в их числе — отвергнутый ею Гилберт де Клер. Защитники отбивают приступ за приступом, посрамленный Монфор отступает, а воодушевленный победой Ральф де Капо устремляется в погоню. Но хитрый Клер, оставив Монфора, переоблачается в точно такие же доспехи, что носит констебль, и обманом проникает в замок. Спасаясь от разъяренного поклонника, леди Бланш взбегает на крышу донжона.

В этот момент находящийся внизу, под стенами, Ральф де Капо случайно поднимает голову и видит на крыше… самого себя, преследующего собственную невесту. Товарищи констебля кричат от ужаса. Но не склонный к суевериям Ральф путем несложных умозаключении приходит к логичному выводу: на крышу взобрался его соперник — граф Хартфорд. Вскинув арбалет, он стреляет в него, но стрела, немыслимым образом срикошетив от доспехов Клера, поражает леди Бланш прямо в сердце. — Легенда умалчивает о том, как самозванец удрал из Рочестера. Да это и не важно, поскольку отныне плачущая девушка обречена ходить по замку с торчащей из груди стрелой.

Из истории рода Клер известно, что Гилберт в 1253 г. (в возрасте десяти лет) был обручен с Алисой де Лузиньян (1236–1290), племянницей Генриха III. После свадьбы он оставался верен жене и никакую леди Бланш не преследовал. Клер даже ревновал Алису к принцу Эдуарду, ее двоюродному брату, и, возможно, поэтому поддержал Монфора. Алиса родила графу дочерей Изабеллу (1262–1333) и Жанну (1264 — после 1302). В 1267 г. супруги развелись, но к тому времени Клер перешел на сторону Генриха III и сражался против Монфора в битве при Ившеме. Впоследствии он стал сподвижником Эдуарда I в его планах по завоеванию Уэльса и основал там несколько замков. Король женил его на своей дочери Джоанне (1272–1307).

Руины замка Певенси, которыми пренебрегла Жанна Наваррская, достались призраку Джоанны Пелэм (1375–1404), супруги здешнего коменданта сэра Джона Пелэма (1350–1429). Когда в 1399 г. сэр Джон присоединился к мятежным войскам Генриха Бо-лингброка (будущего Генриха IV), его молодая жена выдержала осаду замка войсками Ричарда II. Осада была незначительной, и о ней сохранилось мало сведений. Кстати, обвиненную в колдовстве королеву охранял в Певенси овдовевший к тому времени Пелэм.

Я обещал рассказать о компаньонке «прекрасной девы Бретани» из Корфа. В 1635 г. бывшую тюрьму Иоанна Безземельного приобрел сэр Джон Бэнкс (1589–1644), генеральный прокурор и судья Карла I.

Замком управляла его жена леди Мэри (1598–1661), одна из героических женщин, оборонявших свои резиденции от парламентских войск во время Гражданской войны.

Первая осада состоялась в 1643 г. Она длилась шесть недель и успехом не увенчалась. После смерти судьи парламентарии вновь подступились к замку. Стены Корфа выдержали двухмесячный артиллерийский обстрел, но в феврале 1646 г. изголодавшаяся леди Мэри и ее люди сдались. Хотя парламент издал указ о разрушении Корфа, его хозяйку победители не тронули. Тем не менее многие признали ее в безголовой женщине, объявляющейся на развалинах. Те, кто осведомлен о дате смерти героини, придерживаются иной версии — о предательнице, которая помогла солдатам парламента проникнуть в замок. Но кто и когда лишил ее головы?

Не меньшую кровожадность приписывают солдатам, штурмовавшим замок Уардор (Уилтшир). Владевший им барон Томас Арунделл (1586–1643) в 1607 г. женился на Бланш (1683–1649), дочери Эдварда Сомерсета, графа Вустера. Супруги поддерживали Карла I, и весной 1643 г. замок подвергся осаде войск парламента. Хозяин находился в действующей армии, и обороной руководила шестидесятилетняя леди Бланш. Малочисленный гарнизон сопротивлялся несколько дней, но затем сдался, будучи не в состоянии защитить замок от интенсивного артиллерийского огня. По легенде, организм леди Бланш не вынес пыток и издевательств солдатни, но ее кости так и не были найдены среди развалин замка. Это неудивительно, если учесть, что леди прожила еще шесть лет. В том роковом для Арунделлов году умерла не она, а ее муж, павший в битве при Страттоне (16 мая 1643 г.). Поэтому ее призраку нечего делать в Уардоре.

Замок Дадли около Бирмингема чрезвычайно популярен в мире духов. Охранники и туристы не раз замечали Серую даму, некую Дороти Бомонт, жену генерала роялистских войск, в чьей истории «осадная» тема смешалась с «кладбищенской». В мае 1646 г. замок осадили парламентарии. Малолетняя дочь Бомонтов умерла во время осады, и командующий войсками парламента разрешил похоронить ее в городской церкви. Затем скончалась и Дороти, завещав положить себя рядом с дочерью. Но церковь к тому времени сгорела, и несчастную женщину закопали в другом месте. Ее муж не присутствовал на похоронах, да и сам был погребен неведомо где. С тех пор Дороти блуждает по Дадли, пытаясь разобраться в могилах.

Норманнский замок Гудрич (Херефордшир) был покинут хозяевами еще в 1530 г. Однако во время Гражданской войны он перешел в руки роялистов под командованием сэра Генри Лингена (1612–1662). В 1646 г. замок шесть недель осаждали парламентарии во главе с полковником Джоном Бирчем (1615–1691), обстреливавшие его мощные стены из мортиры по имени Ревущая Мэдж. 31 июля 1646 г. роялисты сдались, а сильно поврежденный замок был заброшен.

Но вскоре на руинах стали замечать призраки юноши и девушки, на чей счет не преминули сочинить трогательную историю о любви, преодолевающей религиозные и политические барьеры. Оказывается, во время осады в Гудриче укрывались племянница полковника Алиса Бирч и ее жених — роялист Чарльз Клиффорд. Неподходящее место избрали молодые люди для медового месяца. Когда Ревущая Мэдж в очередной раз нарушила их досуг, Алиса и Чарльз решили бежать. Под покровом темноты они выбрались из замка, оседлали лошадь — одну на двоих и поскакали к реке Уай. К сожалению, в военное время судьба редко благоволит влюбленным: пересекая полноводную реку, они не усидели в седле и утонули.

В эту легенду можно было бы поверить, если бы не скучные факты. Джон Бирч, происходивший из пресвитерианской семьи Манчестера, в 1633 г. женился на вдове Алисе Селф (?—1673), чье имя, вероятно, унаследовала героиня легенды. А племянницы у полковника не было. Он имел младшего брата, майора Сэмюэла Бирча (?—1693), также воевавшего на стороне парламента, но у того был только сын Джон.

Однажды группа молодых туристов посетила остатки замка Доннингтон (Беркшир). В XVII в. роялисты во главе с сэром Джоном Бойсом (1607–1664) выдержали в нем многочисленные атаки превосходящих сил противника. После полуторагодичной осады гарнизон капитулировал, и в 1646 г. замок снесли по приказу парламента. Так вот туристы не только слышали звуки выстрелов, но и видели пожилого солдата, ухватившего за волосы крестьянку. Один из юношей смело выступил вперед и воскликнул:

— Как вам не стыдно пугать слабую женщину?

Сконфузившись, призрак что-то пробурчал в ответ, а затем обе фигуры исчезли.

Любовь и ревность

Ах, почему жестокий рок-

всегда любви помеха?!

Тетушка Чарли

Не знаю, что думают о призраках в Бразилии, но здешняя народная песня (на слова Роберта Бернса) на редкость точно характеризует содержание большинства мистических историй. Самые изощренные повествования о жертвах любви и ревности мы услышим в знаменитых замках Северной Англии — Чиллингеме (Нортумберленд) и Манкастере (Кумбрия).

 Замок Чиллингем. Несмотря на популярность его призраков, легенды о них не выдерживают никакой критики

Замок Чиллингем с 1246 г. находится во владении семьи Грей. Один из множества призраков Чиллинге-ма — дух леди Мэри Беркли (1657–1719), который в соответствии с заповедью творцов готических романов выходит прямиком из своего портрета. По легенде, муж Мэри ушел к ее сестре, оставив супругу страдать в одиночестве в доме. Мэри приходилась дочерью графу Джорджу Беркли из одноименного замка — того самого, чьи стены оглашают крики Эдуарда II. В 1677 г. она стала женой Форда Грея (1655–1701), хозяина Чиллингема. В 1682 г. разразился скандал в связи с тем, что Грей соблазнил младшую сестру Мэри — Генриетту (1660—?). Затем он участвовал в мятеже герцога Монмута против Иакова II, однако был помилован, выдав несколько мятежников. В 1685 г. Вильгельм III пожаловал ему титул графа Танкервилла, а в последние годы жизни Грей даже занимал должность лорда-хранителя печати. От своей жены он имел двух дочерей. В 1712 г., после смерти мужа, престарелая Мэри вышла замуж за Ричарда Рута (1657–1726) из Эпсома (Суррей). Там же, в Эпсоме, она и скончалась 19 мая 1719 г.

Замок Манкастер в течение восьми веков принадлежит роду Пеннингтон. В здании действительно наблюдаются паранормальные явления — отчетливо слышные шаги, внезапно раскрывающиеся двери, голоса кричащего ребенка, поющей женщины и др. С 1990 Г. эти феномены исследуют специалисты из университета Бирмингема. Но молва их опередила, создав ряд легенд о призраках Манкастера.

Роли незадачливых влюбленных в таких легендах обычно играют представители противоположных сословий и социальных групп — дворяне и простолюдины, богатые и бедные, монахи и миряне. В 1822 г. одна знатная дама (имя не называется) из Манкастера влюбилась в простого парня из деревни. Тот дружил с девушкой по имени Мэри Брагг, и коварная аристократка решила извести соперницу. Нанятые ею убийцы выманили Мэри из дома и, приведя к дереву на берегу реки, застрелили, а тело сбросили в воду. Когда труп всплыл, подкупленный вдовой врач не выдал истинной причины смерти. В 1991 г. дерево спилили, а из корней и срезов вдруг начала сочиться кровь. При этом недалеко от дерева прохожие замечали белую фигуру, окутанную туманной дымкой.

Не так давно легенда видоизменилась. Пеннингтоны были возмущены осквернением памяти их предков, и новая версия говорит о девушке, похищенной деревенским гулякой и сквернословом, обесчещенной и повешенной на воротах замка с помощью собутыльников. Конечно, в этом случае справедливость восторжествовала и виновные понесли наказание.

Сэр Роджер Файнс (1384–1449), казначей Генриха VI, в 1441 г. начал строительство величественного замка Херстмонсо (Суссекс). Его сын Ричард (1415–1483) женился на баронессе Джоанне Дакр (1433–1486) и присоединил к своим владениям земли на севере Англии, в частности небольшой замок Дакр (Кумбрия). Файнсы были пусть и не пылкими, но верными сторонниками католицизма, вот отчего позднее распространялись порочащие семью легенды. Одна из них повествует о Белой даме — простолюдинке, которую заманил в Херстмонсо и изнасиловал сэр Роджер. Другая — о призраке слуги, стучавшего в барабан, чтобы отпугнуть любовников жены хозяина.

Дакрам тоже досталось. В XV в. один из хозяев замка Дакр заточил в нем свою невесту, полюбившую бедного учителя из Италии. Во мраке камеры девушка различила закованного в цепи итальянца, который сидел, прислонившись к стене, и молчал. Она бросилась к нему на грудь, но его отрубленная голова скатилась с плеч ей в руки. От ужаса несчастная сошла с ума и теперь посещает замок в виде призрака. Влюбленные женщины горько рыдают, слушая эту печальную повесть, а беременные, как всегда, выражают недовольство.

Весьма поучительна история каноника Кентерберийского собора, разрывавшегося меж двух страстей — похотью и чревоугодием. Живший в Тюдоровскую эпоху каноник нашел себе служанку по имени Элен Бин и за кулинарные таланты окрестил ее Нелл Кук (Cook — «стряпуха»). Вскоре в доме поселилась молодая дама — то ли кузина, то ли племянница каноника, потребовавшая удалить служанку. Но прожорливый каноник не согласился расстаться с поварихой. Нелл, сведущая не только в кулинарии, но и в родственных связях хозяина, совсем извелась от ревности. Не в силах прокормить двоих, она подсыпала яд в пирог, отравив и каноника, и его любовницу. Во избежание скандала тела потихоньку захоронили в соборном нефе, а служанка бесследно исчезла.

Много лет спустя три каменщика извлекли из-под пола соборной крипты женский скелет. За потревоженными костями явилась грозная кухарка с ножом. В результате один из каменщиков тронулся умом и забил двоих других до смерти лопатой. Но почему останки Нелл угодили под плиты? Либо она покончила с собой с горя, либо ее покарала местная братия, не столь падкая до вкусной стряпни.

Теперь расскажем о ревнивых мужьях. В 1700 г. сэр Уильям Массингберд (1650–1719), баронет, построил маленькое поместье Ганби (Линкольншир). Но он недолго наслаждался уютом и покоем. Его жена (или дочь) задумала сбежать с приглянувшимся ей форейтором. Баронет застрелил его (а может, и ее тоже), а затем утопил тело (или тела) в пруду. С тех пор на берегу объявляется призрак жертвы (группа призраков). Мудрецы из народа поговаривали, что из-за преступления на семью легло проклятие и никто из мужчин рода никогда не унаследует дом.

Известно, что сэр Уильям в 1673 г. женился на Элизабет Уайнн (1655–1714). Она дожила почти до 60 лет — возраста, не располагающего к побегам с форейторами. У супругов родились сын Уильям (1677–1723), который женат не был, и дочь Элизабет, вышедшая замуж за некоего Томаса Мокса и родившая ему сына.

Схожая по типу любовная драма случилась в поместье Лонглит (Уилтшир). Его владелец Томас Тинн (1710–1751), виконт Уэймут, в 1726 г. взял в жены Элизабет (1711–1729), дочь Лайонела Секвил-ла, герцога Дорсета. Она умерла совсем юной, и в 1733 г. виконт вторично женился на Луизе (1714–1736), дочери Джона Картерета, графа Гренвилла, родившей ему сыновей Томаса (1734–1796) и Генри (1735–1826).

Луизе прислуживал молодой лакей, которого завистливые слуги нарекли любовником виконтессы. Однажды поверивший сплетням виконт поругался с лакеем на пороге библиотеки и столкнул его с винтовой лестницы. Юноша покатился вниз и сломал шею. Напуганный хозяин приказал зарыть тело в подвале и скрыл от жены смерть любимца. Луиза предположила, что муж где-то заточил лакея, и в поисках юноши проникла в самые потаенные уголки дома. Комнаты плохо отапливались, виконтесса простудилась и, ослабев от болезни, умерла при родах. Теперь по коридорам Лон-глита шествует Серая дама, заглядывающая во все двери. То, что она ищет, было обнаружено еще в 1903 г., как раз в процессе установки центрального отопления. Под плитой в подвале нашли останки мужчины в одежде XVIII столетия. Их погребли на местном кладбище недалеко от могилы самого виконта.

Младший сын виконта Генри родился 17 ноября 1733 г., а его мать скончалась лишь год спустя — 25 декабря 1736 г. После смерти жены расстроенный виконт покинул усадьбу и перебрался на жительство в соседнюю деревню. Вышеизложенная история сочинена на потребу туристам, посещающим дом и находящийся поблизости сафари-парк.

На примере усадьбы Хармстон (Линкольншир) можно проследить за тем, как в светском обществе рождались слухи об убийствах, призраках и скелетах. С 1456 г. поместье принадлежало семье Торольд. Ныне существующий дом построил в 1710 г. сэр Чарльз Торольд. В 1719 г. в нем проживал сэр Джордж Торольд, лорд-мэр Лондона. Скандально известен следующий владелец дома — сэр Натаниэль Торольд (1695–1764), участник финансовых спекуляций и азартный игрок. В 1741 г. он внезапно сбежал на континент, а на его имущество в Англии был наложен арест. Впоследствии сэр Натаниэль наладил импорт рыбы из Нидерландов в Ливорно и поселился на Капри вместе со своей итальянской любовницей Анной (1707–1787) и ее престарелым мужем Антонио Канале (1675–1757).

Когда муж скончался, Торольд отказался принять католичество, и их с Анной пятеро детей остались незаконнорожденными. Умершего в 1764 г. сэра Натаниэля похоронили на Капри, но позднее тело, согласно завещанию, перевезли в Хармстон.

В «Книге привидений» лорда Галифакса сохранились воспоминания мисс Нэш, жившей в юности по соседству с усадьбой Хармстон. Она называет ее последнего владельца другом Георга IV, то есть переносит время действия на восемьдесят лет вперед. Далее в рассказ вторгается тайна — якобы владелец удрал по неизвестной причине. Дядя рассказчицы видел, как судебные чиновники, опечатавшие дом, открывали дверь комнаты, запертую хозяином: «Комната выглядела так, словно гости внезапно выбежали из-за стола: стулья были перевернуты, бокалы валялись на полу вместе с заплесневелыми, покрытыми пылью остатками еды, словно там случилось нечто страшное. Говорили, будто хозяин неожиданно сообщил гостям, что его жена сбежала с лучшим другом, попросил всех разойтись и на следующий день уехал за границу. Однако дядя говорил, что, вероятнее всего, причиной их бегства было некое ужасное событие. И это, скорее всего, так, ведь ни о жене, ни о ее любовнике никто больше ничего не слышал».

Как видим, холостого сэра Натаниэля не только оженили, но и сделали рогоносцем. Отлились ему слезы Антонио Канале! Любознательный дядя выдал гениальную мысль об «ужасном событии», которую предстояло развить его племяннице. Юная мисс Нэш знакомится с женой «фермера-джентльмена» (забавная формулировка), арендующего усадебные земли, и двумя ее милыми дочками: «Мать девочек рассказала нам, что в доме обитают привидения, о чем она не имела ни малейшего понятия до того, как семья туда переехала. В первую же ночь, как только проби-до одиннадцать, она услышала громкий крик ужаса, и кто-то бросился вниз по лестнице и упал у двери. Она решила, что кому-то из детей приснился страшный сон в незнакомом месте, и побежала открыть дверь, но там никого не было. Это повторялось каждую ночь, ровно в одиннадцать, и она уже начала привыкать».

Реакция мисс Нэш не должна нас удивлять. Она спрашивает у недогадливой фермерши: «Почему же никто не разобрал камин?» — ведь наверняка «жена и друг бывшего хозяина были убиты и похоронены под камином в той самой запертой комнате». Увы, арендатор, успешно совмещающий в своем лице джентльмена и фермера, не оценил смекалки девушки. Камин остался неразобранным, и мисс Нэш сетует на последствия такой нерадивости. Оказывается, существовал сын сбежавшего хозяина. Он возвратился в Англию, но не решился поселиться в усадьбе и умер в одном из пригородов Линкольна. Местные жители его опасались. Тут мы имеем дело с отголоском реального события — доставки в Хармстон гроба с телом сэра Натаниэля.

После фермера в усадьбе жил некий промышленник, чья супруга повредилась рассудком. Он успел даже перестроить дом (имеются в виду крылья, приделанные в XIX в.), но после несчастья с женой уехал оттуда. Затем Хармстон приобрел владелец чугунолитейного завода в Линкольне. «Не знаю, как ему там живется, — завершает свой рассказ мисс Нэш, — и случались ли там еще какие-нибудь необычайные происшествия». Эх, если бы рассказчица дожила до 1930 г., когда в доме разместилась психиатрическая лечебница! Кроме криков, падений и умопомешательств, там случилось много чего необычайного.

Два нижеследующих случая связаны с реальными, а не выдуманными трагедиями. Они касаются женщин, пострадавших от легкомыслия своих мужей. В запущенном поместье Гибсайд неподалеку от Ньюкасла изредка показывается призрак «бедной графини» Мэри Боуз (1749–1800). В 1767 г. она стала женой Джона Лайона (1737–1776), графа Стратмора и Кингорна. Граф вел разгульный образ жизни, уделяя мало внимания своей жене, а она увлекалась поэзией и написала стихотворную драму «Осада Иерусалима» (1769).

В 1776 г. граф умер от туберкулеза. Графиня быстро утешилась и через год вышла замуж за ирландского авантюриста Эндрю Стоуни (1747–1810). Ирландец, напротив, чрезмерно привязался к супруге и пригласил ее принять участие в оргиях, устраиваемых им в Гибсайде. В 1783 г. Мэри добилась разрешения на развод, однако Стоуни похитил ее и увез на север, угрожая убить в случае неповиновения. Вскоре его арестовали, и страдалица вновь обрела свободу. Она покинула Гибсайд и с 1792 г. проживала в хемпшир-ских усадьбах Прабрук и Сторфилд, удивляя окрестных жителей своими чудачествами. Похоронили ее в Вестминстерском аббатстве. История «бедной графини» легла в основу плутовского романа Уильяма Текке-рея «Записки Барри Линдона» (1841).

Другая героиня Кэтрин Тилни-Лонг (1789–1823) в свое время считалась богатейшей невестой Англии. Она унаследовала от отца обширные земельные владения в Уилтшире, Дорсете и поместье Уонстед в районе Редбридж (Лондон) — роскошный особняк, построенный в 1715–1722 гг. архитектором Колином Кемпбеллом. Несмотря на то что к ней сватался герцог Кларенс (будущий король Вильгельм IV), в 1812 г. Кэтрин вышла замуж за Уильяма Уэлсли-Поула (1788–1857), племянника герцога Веллингтона. В браке родилось трое детей. Вначале муж Кэтрин ухаживал за домом и садом в Уонстеде, но постепенно его расточительность дала себя знать. В 1822 г. он распродал обстановку дома, а в 1823 г., не найдя покупателя, решил его снести, чтобы заплатить долг в 250 тысяч фунтов. Хотя строительство дома столетней давности обошлось в 360 тысяч фунтов, после сноса Уильяму удалось выручить всего 10 тысяч.

Он сбежал вместе с семьей в Италию, где спутался с авантюристкой Элен Б лиг (?—1869), женой капитана Томаса Блига. Оскорбленная Кэтрин вернулась в Англию и умерла 12 сентября 1825 г. от кишечного расстройства или венерической болезни, которой наградил ее муж. Она была погребена в поместье Дрей-кот (Уилтшир), но ее призрак избрал для посещений уцелевший парк в Уонстеде.

Незамужние сестры Кэтрин и герцог Веллингтон, взявший под опеку ее детей, сумели отстоять их права на оставшуюся недвижимость. Заботливый отец успел только украсть и продать мебель из Дрейкота. В 1828 г. Уильям женился на овдовевшей Элен, а в 1830 г. отомстил дяде, связавшись с вигами и поспособствовав провалу министерства Веллингтона. Некоторое время он посидел в долговой тюрьме, а последние годы жизни провел в Брюсселе.

От ревнивых и легкомысленных мужей перейдем к суровым отцам. Вариацию на тему легенды замка Гудрич мы обретем в разрушенном поместье Марпл рядом с Манчестером. Девушка-пуританка вновь полюбила солдата-роялиста, однако на сей раз утонул он один. Отец девушки по имени Генри Бредшоу послал слуг, чтобы те выследили молодого человека и утопили его в реке Гойт. Дочь убийцы начала чахнуть и умерла от тоски. Ее призрак бродит по берегу реки в сопровождении элегантного кавалера — Карла I, обожающего наведываться в бывшие усадьбы пуритан.

Надо сказать, у короля есть причины недолюбливать семью Бредшоу. Генри Бредшоу (1600–1661) служил полковником в армии Кромвеля, однако после Реставрации был помилован и мирно почил в поместье Марпл, которое унаследовал лишь в 1654 г., после смерти отца. Брат и совладелец Генри, Джон Бредшоу (1602–1659), юрист, в 1649 г. был назначен лордом-президентом суда, приговорившего Карла I к смертной казни. В награду он получил от парламента богатые земли и звание канцлера Ланкастерского герцогства.

Сэр Уолстон Дикси с семьей. Портрет работы Генри Пикеринга (1755). Одна из девушек — несчастная Энн, которой предстоит угодить в капкан, поставленный ее отцом

Попробуем разобраться с девушкой. В 1624 г. упомянутый Генри Бредшоу женился на богатой наследнице Мэри Уэллс (1606–1643), родившей ему единственного сына Генри (1625–1698). Овдовев, в 1644 г. он взял в жены Энн Боуден (1601–1660), но детей от нее не имел. Джон Бредшоу в 1638 г. женился на Мэри Марбери (1596–1658), но и этот брак был бездетным. Я уже отметил, что во время Гражданской войны, когда свершилось описанное убийство, поместьем владел отец Генри и Джона — старый Генри Бредшоу (?—1654). Кроме них, он имел дочерей Дороти (1598—?) и Энн (1599–1653) и сына Фрэнсиса (1603—?). Ни Дороти, ни Энн по возрасту не годятся в героини легенды. О семьях Дороти и Фрэнсиса сведений не сохранилось. У Энн была дочь Сара (1629–1699), но проживала ли она в поместье своего дедушки?

В другом случае пострадал не мужчина, а его возлюбленная. Речь идет об одной из дочерей сэра Уолстона Дикси (1700–1767), баронета и хозяина поместья Босворт (Лестершир), к югу от которого 22 августа 1485 г. произошла одноименная битва, завершившаяся гибелью Ричарда III и победой Тюдоров. Сэр Уолстон пользовался репутацией скандалиста и драчуна. Однажды он поколотил соседа-помещика за то, что тот пренебрег запретом на хождение по тропинке усадебного парка в Босворте. Вскоре после инцидента усадьбу посетил Георг II. Желая блеснуть знанием английской истории, этот король-чужеземец обратился к хозяину:

— Босворт — знакомое название. Большая битва при Босворте, не так ли?

— Да, сир, — ответил баронет. — Я побил его здесь.

Дочь баронета по имени Энн назначала тайные свидания сыну садовника. Для поимки наглеца сэр Уолстон расставил в саду капканы. Однако он не учел способности юноши. Тот с ловкостью миновал западню, в которую угодила сама Энн. Девушка умерла от потери крови, а ее призрак поселился в Босворте. На дальнейшей судьбе рода эта трагедия никак не отразилась — у баронета было много детей.

Экзотическое привидение объявляется в усадьбе Торп в городе Лауте (Линкольншир). Ее владелец сэр Джон Болле (1560–1606) в 1596 г. участвовал в пиратском нападении на Кадис в составе экспедиции Роберта Деверо, графа Эссекса. Болле охранял захваченных в плен испанцев, среди которых находилась прекрасная донна Леонора Овьедо. Она не могла не влюбиться в настоящего джентльмена, каковым зарекомендовал себя сэр Джон, и пожелала отправиться с ним в Англию. Поразмыслив, Болле отказал ей — могли возникнуть трения на религиозной почве, к тому же джентльмен был женат. Сначала испанка хотела по традиции пронзить себя кинжалом, но потом в ее голове созрел хитроумный план. Она подарила возлюбленному свой портрет в зеленом платье и драгоценности для вручения супруге.

Жадный англичанин обрадовался подарку. Донна Леонора преспокойно удалилась в монастырь (испанкам к этому не привыкать), где скоропостижно скончалась, а сэр Джон отплыл на родину. Его жена Элизабет Уотерс (1565–1647) немного поворчала, увидев портрет, но, получив драгоценности, смирилась. Когда супруги спохватились, было поздно: Зеленая дама вылезла из портрета и начала гулять по дому, пугая восьмерых отпрысков Болле. Портрет срочно убрали, но настырная донна все равно не покинула Торп.

Упомяну также о кровавой бойне в окрестностях замка Фитерстон (Нортумберленд). Издревле замок принадлежал семье Фитерстонго, но во второй половине XVII в. его приобрели Говарды, перестроившие средневековую крепость в представительную резиденцию. В 1711 г. Фитерстонго вернули себе замок, а в 1789 г. продали его семье Уоллес. Свой нынешний вид здание приобрело после реконструкции, осуществленной в 1812–1820 гг. С 1950 г. в нем размещалась школа для мальчиков, а с 1961 г. проводятся студенческие конференции. Подрастающему поколению рассказывают назидательную притчу о нравах «темного» Средневековья.

Замок Фитерстон. Гравюра Уильяма Миллера (XIX в.). Раз в год в замке проходит свадебная пирушка с привидениями

Давным-давно в замке проживали барон Олбани III Фитерстонго и его дочь Абигайль. Абигайль обручилась с Ридли Хардридингом, но отец разорвал их помолвку и сосватал дочь за дальнего родственника Тимоти Фитерстонго. На свадебный кортеж Тимоти и Абигайль, направляющийся к замку, напал обманутый Ридли со своими людьми. Помните трагедию в Рочестере? Так вот Хардридинг владел саблей не лучше, чем Ральф де Капо — арбалетом. Рубанув с размаху жениха, он ненароком задел и невесту. Абигайль скончалась у него на руках, и, не вынеся ее укоризненного взгляда, он тут же покончил с собой.

Тем временем барон ожидал в замке прибытия кортежа и, не дождавшись, отправил слуг на поиски, а сам улегся в постель. В полночь во дворе раздался стук копыт, в замок вошли невеста и жених с гостями и заняли места за пиршественным столом. На их телах отчетливо различались нанесенные раны, по лицам стекала кровь. В зал ворвался ураганный ветер, и не успел вскочивший с кровати хозяин опомниться, как призраков и след простыл. Чуть позже обезображенные тела молодоженов и гостей нашли в овраге. С тех пор в годовщину свадьбы в замке можно наблюдать призрачный банкет.

В действительности Абигайль (1627—?) и ее отец жили не в Средние века, а в XVII столетии. Абигайль была последней владелицей замка, перед тем как он перешел к Говардам. В 1663 г. замок еще принадлежал Фитерстонго, а в 1678 г. Абигайль, хотя и жила на свете, уже не владела замком. Она дважды побывала замужем — за Питером Додшоном из Йоркшира и Томасом Дайксом из Кумбрии. Тимоти Фитерстонго (1600–1651) был убежденным роялистом, казненным в Честере в 1651 г. Затем его владения разграбили, а вдову по имени Бриджит лишили средств существования. Известно также, что 24 октября 1530 г. член семьи Николас Фитерстонго был убит на охоте Уильямом и Хью Ридли. Сэр Вальтер Скотт даже посвятил этому событию стихотворение. После всего сказанного остается только гадать, кто именно пирует в замке под видом убиенных молодоженов.

Заточенные и замурованные

Замуровали, демоны!

Царь Иоанн Грозный

Я не мог не выделить в отдельную категорию женщин, навеки упрятанных в темницах и дальних покоях замков и усадеб своими мужьями, отцами, соперницами и просто врагами. Такого рода истории — старинная традиция, усвоенная английской литературой (ярчайший пример — «Джейн Эйр»).

Древнейшая из них посвящена замку Скипси в Йоркшире, от которого остался лишь насыпной холм. Замок построил в 1086 г. фламандец Дрого де ла Буарер (или Бивер), граф Холднесс, женатый то ли на кузине, то ли на племяннице Вильгельма Завоевателя. В хронике цистерцианского аббатства Мо в Йоркшире, основанного в 1151 г., сказано, что Дрого «к несчастью убил» (unhappily killed) свою жену (имя не названо). Затем он бежал на континент с деньгами, полученными от короля. Бегство породило байку о том, что Дрого заточил, а затем отравил супругу, поскольку они не сошлись характерами: он был жестоким и грубым, она — доброй и нежной. Ко всему прочему графиня не умела готовить, подобно супруге Симона де Кентервиля. Теперь Белая дама посещает замковый холм.

Замок Барнвелл (Нортгемптоншир) был возведен в 1132 г. В 1266 г. здание кардинально перестроил Беренгар Ле Муан, через десять лет продавший его аббатству Рамси. В 1536 г. монастырское владение конфисковали, а затем передали семье Монтагю, владевшей им до 1913 г. В 1704 г. были снесены внутренние строения замка, но сохранилось несколько башен и часть крепостных стен.

Осенью 1948 г. в Барнвелл приехали историк Томас Личфилд и его друг, обладатель парапсихологических способностей, задумавшие проверить многочисленные свидетельства о местных привидениях. На первом сеансе, проходившем в доме Личфилда, друзьям явился настоятель аббатства Рамси, сообщивший, что в XIV в. замок использовался как здание суда и место казни. Личфилда это сообщение не заинтересовало, он и так знал, что в средневековых обителях занимались только судами да казнями.

Друзья продолжили сеанс и вскоре удостоились посещения женского духа, назвавшегося Мэри Ле Муан. Женщина громко стонала и сетовала на свою безвременную кончину. Личфилд сразу же догадался, что дело не обошлось без заточения. Впоследствии он добыл сведения о супруге владельца, умершей во время строительных работ в XIII в. Перспектива вырисовывалась заманчивая: по слухам, Беренгар Ле Муан замуровал живую (!) женщину в стене недостроенного здания. Это вам не бродячий кот из Тауэра!

Через десять дней состоялся второй сеанс, на который явился сам Беренгар Ле Муан. Исследователей не смутил зловещий вид тирана, и они бросили обвинения прямо ему в призрачное лицо. Сначала Берен-гар лишь надменно ухмылялся, но, когда парапсихолог пригрозил вызвать стенающую Мэри, мигом сознался в преступлении. Он возложил вину на свой рассудок, помутившийся вследствие оказываемого давления со стороны настоятеля Рамси, Уильяма де Годманчестера, который беззастенчиво пытался отнять замок и примыкающие к нему земли.

Третий сеанс потребовал месячной подготовки. Он проходил в северо-восточной башне замка. Беренгар, почувствовав близость родных стен, вел себя нагло и вызывающе. Потом он исчез, прислав взамен себя очень назойливое привидение — верхнюю половину тела монаха. Устав выслушивать его бормотания, парапсихолог воззвал к Мэри, но ее стенания долетали откуда-то снизу и не производили нужного эффекта. Друзья поспешили уйти, прежде чем возникнет недостающая половина монашеского тела. Позднее Личфилд разгадал уловку Беренгара, изучив в церкви Барнвелла герб семьи Ле Муан — верхнюю часть фигуры монаха с хлыстом в руке.

А теперь приведем факты, о которых умолчали распространители этой «страшилки». Здешние земли принадлежали аббатству Рамси согласно указам Эдуарда Исповедника и Вильгельма Завоевателя. Семья Ле Муан проживала в Барнвелле с 1091 г. на правах аренды. В ИЗО г. аббат Рейнальд дал разрешение на постройку замка Реджинальду Ле Муану и его наследникам. Названный Беренгар, прямой потомок Реджинальда, достиг совершеннолетия до 1264 г. В 1276 г. Уильям де Годманчестер, настоятель Рамси, выкупил поместья Барнвелл, Хемингтон и Кроуторп за 1666 фунтов. Сделка была подтверждена в 1286 г. Эммой (а не Мэри), здравствующей вдовой Беренгара, которая от себя пожертвовала аббатству часть земель с усадьбой Херст. В 1329 г. Джон де Сауторп, правнук Беренгара, и Уолтер Нонтон, муж внучки Беренгара, подали в суд на аббатство за якобы самочинный захват земель их предков. Приговор суда был в пользу аббатства, а одиннадцать лет спустя Роберт, сын Джона, подтвердил Симону, настоятелю Рамси, незаконность претензий своего отца. Как видим, в реальной истории нет места кровавым жертвам и подлым интригам.

Перенесемся в Девоншир, на развалины замка Берри Померой, впервые возведенного в камне в XII в. норманнской семьей Померой. Большая часть уцелевших построек относится ко второй половине XVI в., когда замком владели потомки лорда-протектора Эдварда Сеймура, герцога Сомерсета. В XVII в. недостроенный замок сильно пострадал от войск парламента.

Хотя с тех пор он стоял необитаемый, легенды о призраках получили распространение лишь в Викторианскую эпоху. Сеймуры в XIX в. еще здравствовали, поэтому все версии о происхождении здешней Белой дамы соотносятся с женщинами из рода Померой. Женщины эти, как следует ожидать, отличались злобным и мстительным характером. Например, Маргарита де Померой влюбилась в того же человека, что и ее сестра Элеонора. Далее… вы, вероятно, и сами догадались. Да, бедную Элеонору заточили в башню (другой вариант — замуровали в комнате), где она умерла голодной смертью. Иногда в окрестностях замка можно услышать скрип несуществующих дверей, глухие шаги и детский плач. Последний также объясняется женским коварством: его виновница задушила собственное дитя, чей голос теперь слышен.

Жена строителя замка Аамли (Дарем), барона Ральфа Ламли (1360–1400), была убита двумя священниками, бросившими тело в колодец. Мужу сообщили, что его супруга приняла постриг в соседнем монастыре, куда действительно незадолго до того поступила молодая девушка. Судя по антиклерикальному содержанию легенды, она сочинена в XVIII–XIX вв. Баронесса Элеонора Невилл (1360–1441) пережила мужа на сорок лет и умерла в глубокой старости в своем родовом поместье Реби, причем один из ее сыновей, Мармадьюк (?—1450), был не просто священником, а епископом Карлайла. Между тем по замку, превращенному в отель, действительно бродит Белая дама. В 2000 и 2005 гг. она напугала… членов команд по крикету (индийской и австралийской соответственно), гостивших в Ламли.

Мотив заточения звучит и в рассказах о старинных усадьбах. Поместье Гейнсборо (Линкольншир) построил в 1460 г. сэр Томас Бург. На северо-восточном углу высится кирпичная башня, в которую была заключена дочь хозяина, полюбившая то ли слугу, то ли проходимца. Происхождение Серой дамы, обитающей в усадьбе Ист Ридлсден (Йоркшир), объясняется гневом мужа, заставшего ее с любовником. Он расправился с женой привычным способом, заперев в комнате и уморив голодом. Та же участь постигла любовника, чья голова возникает в окнах спальни. В качестве подтверждения не придумали ничего лучшего, как сослаться на очередной скелет, найденный в кирпичной кладке дома. Два других призрака облюбовали соседнее озеро — некая Белая дама, вроде бы упавшая с лошади прямо в воду, и кучер, загнавший туда экипаж.

Хорошо сохранившаяся усадьба И тем Мот (Кент) состоит из 70 комнат, объединенных вокруг центрального двора, и башни с бойницами. В 1591 г. поместье приобрел сэр Уильям Селби (?—1612) из Нортумберленда, завещавший его племяннику, тоже Уильяму (1556–1638), женатому на Дороти Бонэм (?—1641), дочери мелкого землевладельца из Кента. Легенда гласит, что в 1605 г. Дороти послала письмо с предупреждением о Пороховом заговоре своему двоюродному брату Уильяму Паркеру (1575–1622), барону Мон-тиглу. После разоблачения друзья заговорщиков явились в Итем Мот и замуровали Дороти где-то в доме. В 1872 г. в одной из потайных комнат усадьбы рабочие-реставраторы обнаружили сидящий на стуле женский скелет.

Смутное происхождение Дороти не позволяет с уверенностью отрицать ее родство с бароном Монти-глом. Известно, что Монтигл, имевший родственные связи со многими заговорщиками, получил анонимное письмо с предупреждением вечером 26 октября 1605 г. во время ужина в своем поместье. В письме барону советовали пропустить заседание парламента, так как слуги Божии собираются покарать нечестие «страшным ударом». Монтигл немедленно отправился в Уайтхолл и передал письмо Роберту Сесилу, могущественному министру Иакова I. Сесил предпринял необходимые меры, дабы предотвратить покушение на жизнь короля и членов парламента.

По одной из версий, написавшим письмо предателем был участник заговора Фрэнсис Трэшем (1567–1605). Его арестовали 12 ноября и три дня спустя посадили в Тауэр, где он дал показания и оперативно скончался. По другой версии, знавший о готовящемся покушении Монтигл сам состряпал письмо, выслуживаясь перед Иаковом I. Не исключено также, что письмо было сфабриковано королевскими спецслужбами, как и сам заговор. Ну а сторонники принципа «шерше ля фам» сочинили третью версию событий, и скелет Дороти занял подобающее ему место в Итем Мот. Остается добавить, что Уильям Селби и его жена поселились в усадьбе только после смерти их дядюшки в 1612 г.

 Коричневая дама поместья Рейнем. Фотография, сделанная в 1936 г., неизменно входит в альманахи об английских призраках

Серая дама поместья Астон в Бирмингеме обязана своим рождением внутрисемейным неурядицам. Усадебный дом построил в 1618–1635 гг. сэр Томас Холт (1571–1654), баронет, из семьи крупных землевладельцев Уорикшира. Он проклял своего сына Эдварда, вопреки воле отца женившегося на Элизабет, дочери Джона Кинга, епископа Лондона. После смерти в 1641 г. Джорджа, брата Эдварда, хозяин Астона женился вторично, планируя обрести нового наследника, но родившийся у него мальчик умер в младенчестве, и баронет вынужден был завещать поместье и титул Роберту, сыну Эдварда.

Авторы легенды о Серой даме переиначили семейную драму, выдумав дочь Томаса Холта, которую отец запер в доме, чтобы она не вышла замуж за полюбившегося ей простолюдина. Шестнадцать лет девушка томилась в заключении и в конце концов повредилась умом. Кроме нее, в Астон наведываются призраки бывшей экономки и наемного работника, повесившегося в центральной башне.

Самая известная из жертв заточения жила в XVIII столетии. Это Дороти Уолпол (1686–1726) из усадьбы Рейнем (Норфолк), жена виконта Чарльза Таун-шенда (1674–1738), крупного политического деятеля из партии вигов, служившего государственным секретарем и лордом-председателем Тайного совета. Дороти приходилась сестрой лидеру вигов — премьер-министру Роберту Уолполу и была одной из любовниц герцога Филипа Уортона (1698–1731). Благоволящий зятю Уолпол ненавидел герцога и в 1721 г. упразднил основанный Уортоном «Клуб адского огня». Однако Дороти продолжала встречаться с герцогом, пока муж не запер ее в Рейнеме, где она умерла от оспы 29 марта 1726 г.

Вскоре поползли слухи, что похороны были фиктивными и узница по-прежнему содержится в доме. Поговаривали также, что она умерла от депрессии либо ее столкнули с лестницы и она разбилась насмерть. Уолполу эти слухи не понравились, их отношения с виконтом испортились. В 1730 г. Тауншенд подал в отставку и, обосновавшись в Рейнеме, занялся сельским хозяйством.

До сих пор, когда усадебный дом погружается в сумрак, на парадной лестнице вырисовывается силуэт Коричневой дамы. Портрет Дороти висел в доме до момента его продажи в 1904 г. Женщина на нем была одета в коричневую парчу с желтой отделкой и круглым воротником. Портрет выглядел нормально только при дневном освещении, а при свечах лицо женщины походило на безглазый череп.

Первая нашумевшая встреча с Коричневой дамой произошла в начале XIX в., когда принц-регент (будущий Георг IV) нанес визит в Рейнем. Ночью ему привиделась женщина в коричневых одеждах, с всклокоченными волосами и смертельно бледным лицом. Хотя принц был известным ценителем слабого пола, он предпочел ретироваться с криком: «Ни часа не останусь в этом проклятом доме!»

В 1835 г. гостивший в усадьбе полковник Лофтус дважды столкнулся с Коричневой дамой. В первую ночь бравый вояка не растерялся и последовал за призраком по коридору, пока тот не исчез. Во второй раз он сумел разглядеть черты женщины, любезно прихватившей с собой зажженную лампу. Лофтус описал величавую леди в роскошной парче и плотно облегающем голову чепце. Ее лицо несколько портили темные пустые глазницы.

На следующий год в Рейнем прибыл капитан Фредерик Марриет (1792–1848), популярный автор приключенческих романов. Естественно, он привез с собой ружье — романисты все такие, вспомним хотя бы Бульвер-Литтона, открывшего стрельбу на Беркли Сквер. Коричневая дама надеялась на новую встречу с Лофтусом. Она вплыла в коридор с лампой в руке, приветливо улыбаясь. Однако вместо полковника ей попался напуганный Марриет, выстреливший в нее в упор. Наутро капитан рассказал о «дьявольской» усмешке и подтвердил, что пуля прошла через даму насквозь.

Призрак обиделся на грубый прием и надолго покинул Рейнем. Точнее, сделался невидимым, и снова засечь его удалось только в 1936 г., когда в доме работали фотографы. Коричневая дама запечатлелась на фотографии в виде бледного силуэта, чья одежда напоминала свадебное платье и вуаль. Это фото, опубликованное в журнале «Сельская жизнь» 1 декабря 1936 г., произвело сенсацию. Исследовавшие его эксперты не выявили признаков мошенничества.

Бедные дети

И умерли вскоре

Детишки от горя,

И только снегирь,

Прилетев из-за моря,

Чирикал: «Несчастные,

бедные дети!»

Печальнее повести

нету на свете.

Песня Матушки Гусыни[79]

Большая часть свидетельств о призраках детей относится к Викторианской эпохе[80], когда заморский снегирь пробудил в британских писателях интерес к жизни малообеспеченных семей и частных школ. В наши дни социальный аспект утратил актуальность, но сохранились рассказы о детских страданиях, вызванных суровыми нравами и жестким воспитанием.

Начнем с самого популярного призрака замка Чиллингем — Голубого мальчика, чье появление сопровождается оглушительными воплями и голубоватым свечением. Обычно Голубые мальчики предзнаменуют чью-то смерть, но в данном случае акцент делается на судьбе самого привидения. Чтобы убедить посетителей в ее трагичности, был со вкусом оформлен потайной склеп с царапинами на стенах. В нем обнаружили скелеты взрослого мужчины и мальчика. Замурованные заживо, они тщетно пытались выбраться.

Компанию Голубому мальчику составляет девушка в белом, постоянно просящая пить. Очевидцы долго размышляли над смыслом этих просьб и, наконец, догадались: девушку отравили. Кто-то из недоброжелателей, коих хватало в то страшное время, регулярно подсыпал ей яд в питье. Таким образом, девушка разделила судьбу подростка из повести Диккенса «Дом с призраками» (1859), чей дух тошнит от излишнего усердия лекарей, пичкающих его микстурами.

Если туристов не удалось разжалобить мальчиком и девушкой, их ведут в подземную темницу. В ней нет ни окон, ни дверей, а в камеру попадают через узкое отверстие в стене. Вероятно, перед заключением туда пленнику ломали руки и ноги (так проще — не расширять же отверстие!). Скелет одного из узников разгребли в начале XX в. — это маленькая девочка, которую бросили умирать в камере наши жестокие предки.

Кости детей не менее важны, чем останки замурованных женщин. Детский плач в бывшем королевском замке Сент-Брайвел (Глостершир) пресекся благодаря счастливой находке — старательно укутанному и уложенному на стропила скелету младенца. Труп даже не потребовал легенды, он и так красноречиво свидетельствует о средневековых нравах.

Немало детей замучил в своих застенках Иоанн Безземельный. Среди них — отпрыски Уильяма де Браоза (1144–1211) из замка Брамбер (Суссекс). До поры до времени Уильям являлся одним из ближайших соратников короля Иоанна и пользовался его особым покровительством. Он играл ключевую роль в пленении Артура Бретонского в 1202 г., а затем отвечал за содержание принца под стражей. В 1206 г. его назначили шерифом Херефордшира, но уже через год по неясным причинам Иоанн сместил Браоза со всех постов и лишил обширных земельных владений. После неудачной попытки организовать восстание в Уэльсе в 1210 г. Уильям бежал во Францию, где и скончался.

Мстительный Иоанн отыгрался на семье Браоза. Его жена Матильда (1155–1210), ее сыновья и внуки умерли от голода в замках Виндзор и Корф. Но там их призракам было тесновато, и они переселились на родину в Суссекс. Маленькие внуки Браоза — в лохмотьях, с изможденными лицами — жалобно причитают на развалинах замка Брамбер и просят подаяния. На самом деле в заключении умер лишь старший сын Браоза — Уильям, который оставил после себя четырех малолетних сыновей, тоже посидевших в тюрьме, но благополучно выпущенных оттуда в 1218 г. Средний сын Жиль (?—1215) был епископом Херефорда, а младший Реджинальд (?—1228) после смерти короля Иоанна получил обратно большую часть земель Браозов.

Нам предстоит впервые посетить популярнейший дом с привидениями — поместье Чингл (Ланкашир). Оно известно под именем Синглтон с 1260 г. и считается самым старым и прочным кирпичным жилым домом Великобритании. Семья Синглтон владела им около трехсот лет, а в 1585 г. он перешел к их родственникам по фамилии Уолл.

В одной из комнат дома когда-то жила взаперти полоумная Элеонора Синглтон. Девочку продержали там около двенадцати лет и наверняка все эти годы беспощадно поили лекарствами. Когда она достигла совершеннолетия, хозяева сообразили, что лекарства не помогают, и не мудрствуя лукаво придушили Элеонору прямо в постели. Теперь человека, входящего в комнату, охватывает безотчетная грусть. Однако предаваться ей опасно — замечтавшихся посетителей призрак дергает за одежду и пытается свалить с ног. В 1997 г. Даррен Дон, исследователь паранормальных явлений, стоял у окна комнаты и делал записи в блокнот, как вдруг получил удар в лицо и грохнулся на пол. По всей вероятности, разбушевавшаяся Элеонора приняла исследователя за выписывающего рецепт врача.

 Сэр Джон Пофэм. Портрет работы неизвестного мастера. По виду судьи и не скажешь, что ему доводилось бросать младенцев из окон

Думаю, призрак удалось бы приструнить, разобрав пол в комнате или произведя капитальный ремонт в доме. Нужные кости непременно отыскались бы! Но вот беда — дом крепкий, а проживающая в нем пожилая супружеская пара дорожит тишиной и покоем.

В 1560 г. сын хозяина усадьбы Арретон на острове Уайт тринадцатилетний (!) Джон Лей задушил подушкой спящего отца с целью завладеть наследством.

Случайной свидетельницей преступления стала младшая сестра Джона — Аннабель. Обезумевший брат выбросил ее с верхнего этажа дома. С тех пор в Арретоне объявляется рыдающая девочка.

В 1950 г. в усадьбе Кимболтон, бывшей резиденции семьи Монтагю, разместилась частная школа-интернат. Ее выпускникам наскучил призрак Екатерины Арагонской, и, наслушавшись россказней взрослых о зверствах прошлого, они сочинили собственную душераздирающую историю. Судья сэр Джон Пофэм (1531–1607) часто страдал от хандры. В один из приступов он взял да и бросил своего новорожденного ребенка из окна дома. Далее следует аллюзия на кровавое пятно из «Кентервильского привидения»: та плита во дворе Кимболтона, на которую упал младенец, окрашивается красным в годовщину трагедии. К разочарованию любителей этой «страшилки» надо заметить, что сэр Джон не жил в Кимболтоне. Основные владения судьи находились в Уилтшире, Сомерсете и Девоншире, а его единственный сын и семь дочерей умерли уже взрослыми. И вообще непонятно, чем Пофэм так досадил школьникам и почему они не избрали в герои кого-нибудь из рода Монтагю.

Судья сделался косвенным участником еще одной драмы, касающейся усадьбы Литтлкот (Уилтшир). Именно в этой усадьбе Генрих VIII ухаживал за Джейн Сеймур, чья бабка происходила из семьи местных помещиков Дарреллов. Во второй половине XVI в. — Литтлкот унаследовал сэр Уильям Даррелл по прозвищу Свирепый Билл.

В соседней деревне проживала повитуха миссис Барнс. Ненастной ночью 1575 г. к ней нагрянули слуги Свирепого Билла. Они завязали повитухе глаза и повезли куда-то. Вы, наверное, догадались, что пунктом назначения была усадьба Литтлкот. Как ни странно, миссис Барнс тоже поняла, куда ее везут, но вежливо-ста ради притворилась, что не узнает хозяина, встречающего ее на пороге дома. Свирепый Билл провел гостью в спальню, где в предродовых схватках мучилась молодая женщина с лицом, скрытым под маской. Ее любовник принялся заранее насылать на голову повитухи все проклятия ада, если та не спасет роженицу. Однако миссис Барнс выпроводила его из комнаты. Билл продолжал орать под дверью, а женщина тем временем разрешилась очаровательным мальчиком.

На радостях повитуха вынесла новорожденного из спальни и показала отцу. А тот… о нет, читатель, Свирепый Билл терпеть не мог всяких пятен и потому не воспользовался окном, а просто швырнул младенца в ярко пылающий огонь в камине. Наутро полумертвую от ужаса миссис Барнс тем же способом — с завязанными глазами — отвезли в деревню. Но она возвращалась из Литтлкота не с пустыми руками! Предчувствуя беду, повитуха ухитрилась отрезать кусочек ткани от занавески в спальне и с этим вещественным доказательством направилась в окружной суд.

Увы, ее старания пропали втуне. Свирепый Билл — не первый и не последний богатей, избежавший официального возмездия. Земных судей он подкупил, но Небесный Судия неподкупен. На верховой охоте перед хозяином Литтлкота предстал невинно убиенный младенец в языках пламени. Не ожидавший подвоха Билл сверзился с коня и свернул себе шею. А дом с той поры оглашается криками несчастной матери и плачем ее сына.

Предположительно в основу легенды легло подлинное происшествие, случившееся с миссис Барнс. Вот только после ночного визита в таинственный дом в суд она не ходила, а рассказала о гибели младенца и продемонстрировала кусок занавески годы спустя, лежа на смертном одре. И хотя она не назвала по имени ни усадьбу, ни хозяина, недоброжелатели без труда приписали злодеяние Уильяму Дарреллу. По разным версиям, роженицей была сестра Даррелла, вступившая с ним в кровосмесительную связь, или одна из его любовниц.

После 1575 г. из-за финансовых проблем Даррелл заложил имение сначала лорд-канцлеру сэру Томасу Бромли, а затем нашему знакомому судье, сам же отсидел в долговой тюрьме вплоть до своей гибели на охоте в 1589 г. Заметим, что дитя явилось покарать папашу аж через пятнадцать лет после рокового броска в камин! По слухам, Свирепый Билл едва ли не подарил имение Джону Пофэму и потому был им оправдан. В действительности такого судебного процесса не было, да и Пофэм не мог возглавлять суд: должность лорда — главного судьи он занимал в 1592–1607 гг.

Погибший Даррелл не имел наследников, поэтому Пофэм выкупил усадьбу и построил новый кирпичный особняк. Потомки судьи владели поместьем до 1929 г., затем его приобрела семья Уиллс, продавшая дом в 1985 г. нефтяному магнату Питеру де Савари, который в 1996 г. организовал здесь комфортабельный отель. Почтенные постояльцы отеля, наблюдая фигуру женщины с ребенком на руках, облегченно вздыхают: как славно, что все эти аристократические ужасы остались в далеком прошлом!

Если отцы безжалостны к дочерям, то главный враг мальчиков — их матери и мачехи. Джером К. Джером не мог обойти вниманием один из самых знаменитых призраков Викторианской эпохи — злую мать из поместья Бишем (Беркшир): «История Бишемского аббатства богата мелодраматическими эпизодами. В нем есть спальня, обитая гобеленами, и потайная комната, глубоко запрятанная в толстых стенах. Призрак леди Холли, которая до смерти засекла своего маленького сына, все еще бродит по ночам, пытаясь смьггь кровь со своих призрачных рук в столь же призрачной чаше»[81]. Писатель исказил имя хозяйки аббатства, но это неудивительно — в точности установить ее личность так и не удалось.

В усадьбе Бишем, бывшем монастыре августинцев, в XVI в. проживал сэр Томас Хоби (1530–1566). Его жена (с 1558 г.) Элизабет Кук (1528–1609), поэтесса и сочинительница музыки, часто принимавшая в Бишеме Елизавету I, родила ему двух дочерей, умерших в младенчестве, и двоих сыновей — Эдварда (1560–1617) и Томаса (1566–1640). В 1574 г. она вторично вышла замуж за Джона (1553–1584), сына Фрэнсиса Рассела, графа Бедфорда.

Будучи на четверть века старше мужа, Элизабет умудрилась родить двух дочерей и сына Фрэнсиса (по другим сведениям, Уильяма). Джон скончался, не успев получить графский титул, а Фрэнсис, по легенде, пал жертвой дурного обращения матери, раздраженной его медлительностью и слабоумием. Однажды она заперла сына в чулане (в версии XIX в. фигурировали потайная комната и розги) в наказание за невыполненный урок. Прискакавший в тот же день гонец срочно затребовал Элизабет во дворец к королеве. Придворные дела не терпят суеты, и когда позабывшая про сына мать вернулась в Бишем, мальчик уже умер от голода.

Леди Элизабет была натурой утонченной и любознательной, подобный поступок вовсе не в ее характере. Но существовала другая Элизабет Хоби (урожденная Стонор) (?—1560), жена сводного брата Томаса Хоби — сэра Филипа (1505–1558), английского посла в Священной Римской империи. Сэр Филип владел усадьбой с 1552 г. и детей, кажется, не имел. Он завещал Бишем своему брату, а не вдове.

Призрак раскаявшейся Элизабет бродит по Большому залу усадьбы. Женщина одета в черное траурное платье, она тщательно моет руки, стараясь удалить следы крови. Последнюю деталь, упомянутую Джеромом, авторы легенды заимствовали у Шекспира, чья леди Макбет, испытывая муки совести, ходит во сне и пытается смыть воображаемую кровь с рук.

Самое авторитетное свидетельство о встрече с привидением принадлежит вице-адмиралу Джону Ванситтарту (1777–1843). Он гостил в доме и как-то вечером допоздна заигрался в шахматы с братом. Потом брат ушел спать, а Джон, анализирующий сыгранную партию в Большом зале, внезапно ощутил присутствие незнакомки. Он мигом подбежал к висящему на стене портрету Элизабет Хоби (какой-то из двух) и, можно сказать, засек призрак с поличным — рама картины оказалась пустой. Каким образом портрет возвратился на место, свидетель, к сожалению, умолчал. Через несколько лет во время ремонта под старыми половицами дома нашли листы бумаги с именем «Уильям Хоби». Бедняга исписал их вдоль и поперек неряшливым почерком, а кое-где чернила были размыты — вероятно, от слез. Благодаря находке преступление его матери вышло наружу. Непонятно, правда, зачем понадобилось прятать листы под полом — за неимением скелета, что ли?

Сегодняшние обитатели поместья встречают рассказ о мытарствах горе-ученика дружным хохотом — с 2005 г. в Бишеме размещается спортивный центр с тренировочной базой.

Следующую легенду проверить будет трудновато — хотя бы потому, что начинается она со слов «много лет назад». Итак, много лет назад в усадьбе Наннингтон (Йоркшир) жил один лорд, чья жена умерла, оставив ему малютку сына. Год прошел как сон пустой, лорд женился… ну, в общем, ситуация банальная. Мачеха красива, но жестока и эгоистична. Она рожает сына, но по правилам игры поместье должен унаследовать ее пасынок.

Тогда злодейка велит мужу отвезти мальчика в лес… ой, нет, мы же в Англии — запирает его (мальчика, не мужа) на чердаке и морит голодом. Морит, в отличие от леди Элизабет, не до смерти — подкармливает хлебом с водой, опасаясь гнева лорда. Аорд наконец умирает, но за узника вступается сводный брат. Мать не в силах отказать любимцу, чья забота о брате сродни утонченному издевательству. В каждый из визитов на чердак он приносит игрушки. Игрушками, понятно, сыт не будешь, и в один прекрасный день наследник Наннингтона исчезает.

Далее согласно традиции должны состояться поиски тела. Чердак опустел, и младший брат, которому отныне некого пичкать игрушками, в отчаянии носится по дому, заглядывая во все углы. Мы уже знаем, чем заканчиваются бессистемные скитания. Женщины обычно заболевают с горя, а дети падают из окон. Мальчик не стал исключением — >влекшись, он неосторожно высунулся из окна комнаты наверху, упал на плиты двора и разбился. Безутешная мать повторила скорбный путь леди Макбет. По ночам она шаталась по дому, призывая сына, пока не падала от усталости и истощения.

Ходит она там и сейчас, шелестя шелковым платьем. Двери открываются и закрываются сами по себе, и ночь напролет звучит детский плач. На заброшенном чердаке беседуют два мальчика, и иногда можно разобрать отдельные слова: «Опять игрушки?! О нет!» Француженка, ночевавшая на верхнем этаже дома, была шокирована поведением незнакомого ребенка, который прошмыгнул мимо ее кровати и вывалился в окно с пронзительным криком. Нервную иностранку переселили в другую комнату.

А вот труп наследника нигде не нашли. Похоже, ему удалось сбежать. Но в Наннингтон он больше не вернулся, осев за границей, где обрел новую семью, а повзрослев, заслужил почет и уважение. Говорят, до конца дней своих он непроизвольно вздрагивал, преходя мимо витрины магазина с игрушками.

Поместье Наннингтон — небольшой двухэтажный дом, который построил в 1680-х гг. Ричард Грэм (1648–1695), виконт Престон. Очевидно, с этого времени и надо вести поиск предполагаемых герое и легенды. Владевшие домом члены семьи Грэм в ситуацию, описанную выше, не попадали. Внук строи теля Чарльз Грэм (1706–1739), не имевший детей, завещал усадьбу своим теткам Кэтрин (?—1757). жене барона Уильяма Уиддрингтона (1678–1743), и незамужней Мэри (?—1753). В конце XVIII в. дом пришел в запустение, и в 1839 г. сэр Беллингем Грэм (1789–1866), баронет, продал его сэру Уильяму Рат-сону (1791–1867), сыну богатого промышленника н работорговца. Баронет был дважды женат. Он имел сыновей от первого брака, а во второй раз женился в 1831 г. на Гарриэт Коттем (?—1903). Однако их два сына, Реджинальд (1835–1920) и Джордж (1836–1930), прожили долгую жизнь.

Уильям Ратсон и его жена (с 1825 г.) Шарлотта Эверт (1803–1881) имели сыновей Уильяма (?—1846 Джона (1829–1906), Генри (1831–1920) и Альберха (1837–1890). Генри завещал Наннингтон своей племяннице, дочери Альберта, Маргарет Ратсон (1890–1952), второй жене (с 1913 г.) полковника Рональда Файфа (1866–1946). У полковника не было детей от первого брака. В 1952 г. его с Маргарет дочь Сьюзан (1917–2001) отдала поместье в Национальный фонд.

Прошу прощения за переизбыток цифр и фактов, но в данном случае они важны для подтверждения полного несоответствия легенды реальным событиям.

Получается, байки о призраках могут возникать ниоткуда — без малейшего намека на что-либо похожее в истории дома и семьи.

В другой легенде о мачехе и пасынке упомянуты реально существовавшие лица и названо время действия — конец XVII в. Правда, речь в ней идет не о мальчике, а о юноше. Чтобы семейное состояние досталось ее родному сыну, мачеха всячески поносит его старшего единокровного брата по имени Хемпден Пай. Глава семьи, хозяин усадьбы Фарингдон (Оксфордшир), не верит злобным наветам супруги, но тут Хемпден совершает оплошность. Он женится на деревенской буфетчице, тем самым угодив в категорию проклинаемых отцами сыновей. «Ничего не поделаешь, сынок, — вздыхает лорд Фарингдон. — Светлое время браков с буфетчицами еще не наступило. Отправляйся-ка ты служить во флот». Хемпден подчиняется воле родителя — он не ведает о сюрпризе, уготованном ему мачехой.

Действие переносится к берегам Испании — в тот самый Кадис, где Джон Болле заполучил портрет донны Леоноры. В разгар морского сражения подкупленный мачехой сэр Джордж Рук (1650–1709), один из прославленных адмиралов английского флота, отдает приказ канониру, и тот выстреливает из пушки в голову Хемпдену. В течение ста лет после битвы дух юноши посещает Англию. В балладе XVII столетия он непременно осчастливил бы своим появлением буфетчицу, но в более поздней версии им движет месть. Он демонстрирует мачехе, братцу, адмиралу и канониру свою оторванную голову, которая из-за пушечного выстрела приобрела довольно неопрятный вид. После смерти всех виновников трагедии призрак продолжает слоняться между могилами на кладбище церкви Всех Святых в Фарингдоне, пока местный викарий не уговаривает его окончательно покинуть бренный мир.

 Замерзший парень из Хилтона. Обложка детской книжки работы Джоан Хендерсон. В такой форме история о призраке утратила всю свою идейность

Хемпден Пай действительно жил во второй половине XVII в., а в Фарингдоне имел место конфликт между отцом и сыном, но только в предыдущем поколении. Сэр Роберт Пай (1585–1662) поддержал короля в ходе Гражданской войны, и роялистский гарнизон Фарингдона был осажден войсками, приведенными сыном хозяина Робертом (1620–1701), сторонником парламента. В дальнейшем сын помирился с отцом и даже участвовал в попытке восстановить монархию. Он женился на Энн (1625–1701), дочери известного политического смутьяна Джона Хемпде-на, и имел от нее дочь и троих сыновей — Хемпдена, Эдмунда и Ричарда. Испанская экспедиция Джорджа

Рука состоялась в августе 1702 г., уже после смерти Роберта и Энн. Неизвестно, принимал ли в ней участие Хемпден — в любом случае он к тому времени давно вышел из юношеского возраста и, скорей всего, умер, поскольку усадьбу унаследовал Эдмунд. Никакой мачехи у братьев не было.

Можно ли отнести к подросткам так называемого Замерзшего парня из замка Хилтон в пригороде Сандерленда? По одной из версий, это был мальчик, прислуживавший барону Хилтону в XVII в. и забитый им до смерти. Авторы другой легенды нарекли его конюхом, ухаживавшим за дочерью барона. Оскорбленный отец заколол юношу вилами и спрятал тело в пруду. Когда труп извлекли из воды, барон сумел оправдаться благодаря свидетельству работника, утверждавшего, что конюх случайно напоролся на вилы.

После гибели мальчика (юноши) кто-то стал по ночам ворошить горшки на кухне. Повар, чья репутация была задета, подкараулил баловника. Им оказался голый парень призрачного вида, трясущийся у потухшего очага с криком: «Замерзаю!» На следующую ночь сердобольная жена повара оставила на кухне теплый плащ с капюшоном. В полночь они с мужем услышали, как призрак пел песенку:

Вот мой плащ, а вот колпак.

Пора устроить кавардак!

Отчаявшийся повар схватился за топор, но парень, покривлявшись напоследок, исчез вместе с одеждой и больше не появлялся. Рассказ смахивает на сказку, и многими он так и был трактован. Парня приняли за эльфа[82], а сказка о нем украсила сборник «Старая ведьма Бонейлег» (1978), составленный Рут Мэннинг-Сандерс. Однако странные крики в Хилтоне слышны до сих пор, а проплывающие по реке Уир замечали огни, горящие в окнах необитаемого замка.

Замерзших мальчиков породил сентиментальный настрой писателей XIX столетия. Они есть даже в России — назовем, к примеру, «Мальчика у Христа на елке» (1876) Ф.М. Достоевского. В Англии самым известным призраком этого типа считается Мальчик из Гилсленда, встречающийся в одноименной деревне возле вала Адриана. Он протягивает дрожащую руку к путникам, и те сразу же чувствуют исходящий от нее холод.

Когда-то юного наследника соседнего замка (имя неизвестно) оставил умирать посреди обледенелой пустоши его дядюшка — стандартный антигерой готической прозы. Через несколько дней крестьяне наткнулись на окоченевший труп ребенка. Его дух и не подумал успокоиться — все мальчики ужасно мстительны. Он приходил к новым владельцам замка, когда те тяжело болели или умирали, возлагал на них ледяные руки и пророчествовал об ожидающей их вечной мерзлоте. Почему именно о мерзлоте? Такова специфика этого призрака. Пламенеющий мальчик из Литтлкота, надо полагать, отправил своего убийцу в местечко погорячее.

Парень из Хилтона — не единственный юный слуга, пострадавший от хозяина. Среди привидений замка Арундел (Суссекс), родового гнезда семьи Говард, есть мальчик-поваренок, которого двести лет назад беспощадно избивал хозяин. В поместье Трерайс (Корнуолл) был замечен мальчик-конюший, затоптанный насмерть сорвавшимися с привязи лошадьми.

В этой трагедии, кажется, никто из людей неповинен, тем не менее призрак бродит вокруг дома, горестно воздевая руки. Возможно, он недоволен тем, что бывшая конюшня занята под общественный туалет. Но владельцы Трерайса из католической семьи Арунделл[83]все равно не ушли от ответственности за свои преступления. Кто-то из них соблазнил и бросил бедную служанку. Ее дух избрал для посещений весьма неожиданное место — библиотеку, чему не стоит удивляться после метаморфозы с конюшней.

Диссонансом с глупыми выдумками прозвучит история с участием Джозефа Пристли (1733–1804), ученого-естествоиспытателя, философа-материалиста, одного из основателей унитаризма[84]. В 1773–1778 гг. он проживал в усадьбе Бовуд (Уилтшир) по приглашению ее владельца Уильяма Петти (1737–1805), графа Шелберна, будущего премьер-министра Великобритании. Граф предложил Пристли неплохое жалованье и благоприятные условия для научных экспериментов в обмен на обучение своих сыновей от покойной жены — Джона (1765–1809) и Уильяма (1768–1778). В 1774 г. в специально оборудованной лаборатории в Бовуде ученым был открыт кислород.

В январе 1778 г. Шелберн отлучился в Лондон, а Уильям внезапно заболел. Лежа в постели, он позвал учителя и пересказал ему свой сон. Он будто бы ехал на диковинной повозке в окружении родных и близких, одетых в черное, по направлению к церкви в Хай Уайкомб, месту семейного захоронения. Когда все зашли внутрь, он понял, что повозка — это катафалк, и в страхе проснулся. Пристли поспешил успокоить мальчика, списав тревожный сон на прогрессирующую лихорадку. Однако назавтра Уильяму полегчало — по всем признакам болезнь пошла на убыль. Учитель разрешил ему встать, но категорически запретил высовываться из дома на мороз.

Еще через день Пристли отправился на прогулку, а по возвращении в усадьбу решил навестить своего пациента. Во дворе, засыпанном снегом, он увидел Уильяма, радостно бегущего ему навстречу с непокрытой головой и без верхней одежды. Пристли хотел отчитать мальчика, но тот как сквозь землю провалился. В доме взволнованному учителю сообщили, что состояние Уильяма резко ухудшилось и за полчаса до его прихода больной скончался.

В том же году произошел разрыв между графом и Пристли. Ученый переехал в Бирмингем, где продолжил свои исследования. По официальным данным, причиной ссоры послужили леворадикальные взгляды Пристли и женитьба Шелберна на ирландке Луизе Фицпатрик (1755–1789), которой претила религия, проповедуемая протеже ее мужа.

Верные и неверные слуги

Бэрримор, столько веков наши предки жили под одной кровлей, и теперь вы замышляете что-то против меня!

Сэр Генри Баскервиль

Слуги, заботящиеся о хозяевах и их собственности, по количеству заметно уступают своим нерадивым коллегам из предыдущих глав.

В родовой усадьбе Спенсеров — Элторп (Нортгемптоншир) — нам расскажут, как забота о противопожарной безопасности побеждает время и пространство. В первой половине XIX в. в доме проживали леди Сара (1787–1870), дочь графа Спенсера, и ее муж барон Уильям Литтлтон (1782–1837). Темной ночью один из гостей барона был разбужен мужчиной с фонарем в руке. На вопрос, какого черта он делает в его спальне, незнакомец презрительно хмыкнул и удалился. Наутро разозленный и невыспавшийся гость призвал к ответу барона:

— Скажите, а кто мог в доме ночью светить фонарем в лицо?

— Хм, в усадьбе всего два фонаря. Один — на конном дворе, но он находится в стороне от дома. А второй — у моего слуги, но уверяю вас…

И вдруг барона осенило — ведь его любимый слуга умер две недели назад! При жизни он всегда проверял на ночь, погашены ли огни в доме, в угоду хозяину, панически боящемуся пожара. Гость что-то пробормотал о странности подобного метода проверки и в тот же день уехал из Элторпа.

Здесь мы говорим главным образом о жертвах, а значит, надо помянуть добрым словом слуг, поплатившихся жизнью за свою преданность. Усадебный дом в Уоберне посещает призрак темнокожего слуги, открывающего и закрывающего двери. Он был убит грабителями в XVIII в. за отказ отвечать, где спрятаны важнейшие из ценностей семьи Рассел. Стойкость слуги вызывает уважение, неясно лишь, зачем ему понадобилось хлопать дверьми — или он тоже следит за порядком в доме?

Старинная легенда повествует о том, как несколько цыган[85] хотели залезть в дом поместья Парк на окраине  города Хенли на Темзе (Беркшир), но были остановлены молодым пастухом, служившим хозяину усадьбы. Они избили беднягу до полусмерти и скинули тело в овраг. Умирая, он каким-то образом сумел опознать бандитов. Теперь его призрак бродит в окрестностях дома.

 Герцог Кумберленд и призраки лакея Селлиса и барона Томаса Грейвза. Карикатура Томаса Джонса (1830). Селлис и Грейвз покончили с собой, однако в их смерти либеральная пресса обвинила герцога, якобы обольстившего их жен

Упоминание о столь незначительном происшествии отсутствует в хрониках, но краткие сведения об усадьбе необходимо привести. Она представляет собой французский по стилю особняк, построенный лордом Арчибальдом Гамильтоном (1673–1734) после того, как он приобрел эту землю в 1719 г. В том же году лорд женился на Джейн Гамильтон (1704–1733), будущей любовнице Фредерика (1707–1751), принца Уэльского, выкупившего дом в 1738 г. После принца усадьбой владел фельдмаршал Генри Конвей (1721–1795). Кого из них собирались навестить цыгане?

В XIX–XX вв. дом сменил множество владельцев. В 2007 г. его купил некий Майк Спинк за 40 миллионов фунтов. Он потратил около 100 миллионов на восстановление усадьбы и в 2011 г. продал дом и большую часть земли анонимному покупателю из России за 140 миллионов. В настоящее время это самый дорогой дом в Великобритании. Интересно, уживутся ли рядом скромный английский пастух и нахрапистый российский бизнесмен?

Вернемся к своенравным и непослушным слугам. Лондонский дворец Сент-Джеймс не пользовался любовью королевских особ. Они жаловались на тесноту и ветхость его помещений и предпочитали тихий и уютный Кенсингтон, не подозревая о лежащем на нем проклятии. После 1810 г. Сент-Джеймс был фактически покинут своими обитателями, но успел подарить Лондону привидение — не знатного вельможи, а слуги.

Во дворце часто останавливался Эрнст Август, герцог Кумберленд, сын Георга III и дядя будущей королевы Виктории. Храбрый воин и убежденный тори, герцог пропитался немецким духом, и на англичан его милитаристские наклонности воздействовали как красная тряпка на быка. И такой человек при определенном раскладе мог сделаться регентом королевства и даже королем! Я уже упоминал о порочащих репутацию герцога сплетнях, распространяемых вигами. Виги в то время активно опробовали новые средства давления на избирателей — газеты и журналы. Эрнст Август пал одной из первых жертв их пропаганды.

Намек на сожительство с родной сестрой публику не впечатлил, и тогда была пущена в ход криминальная басня об убийстве лакея. Герцог не раз демонстрировал свое презрение к «английскому люду». И вот 31 мая 1810 г. простой английский парень — лакей по имени Селлис — был найден мертвым во дворце Сент-Джеймс. Он лежал в постели с перерезанным горлом, а на полу валялась окровавленная бритва.

Случай казался очевидным, и присяжные вынесли вердикт «самоубийство». Но тут заработало общественное мнение) старательно подпитываемое вигами, использующими богатый репертуар национальных преданий о призраках. В народе решили, что герцог соблазнил дочь или жену Селлиса, а лакей попытался отомстить. Он не подстерег хозяина с ножом за углом — честные британские слуги так не поступают, — а заявился ночью к нему в спальню и начал размахивать саблей. После пяти-шести взмахов ему удалось повредить спящему герцогу бедро. Тот вскочил с кровати и схватил подвернувшуюся под руку бритву. Укутавший спальню полумрак уравнял шансы дерущихся. Селлис разрубил пару гобеленов и обрушил полог кровати, прежде чем герцог добрался до его горла.

Потом с помощью второго лакея по имени Нил герцог оттащил тело несостоявшегося мстителя в его комнату и уложил в постель. Он хотел оставить здесь же саблю — ох, уж эти немцы! — но Нил благоразумно подменил ее бритвой. После суда дух Селлиса, огорченный несправедливым приговором, вернулся наказать развратника и убийцу. Он выжил герцога из дворца, залив все помещения кровью, обильно хлещущей из перерезанного горла.

Ты думаешь, читатель, в эту чепуху никто не поверил? Еще как поверили! Грозящий местью призрак лакея изображался на карикатурах британских газет. Общество охотно приняло версию об убийстве, и политическая карьера Эрнста Августа в Англии стала клониться к закату — его подвергали презрительным насмешкам, где бы он ни показывался. В итоге он уехал в Ганновер, где в 1837 г. вступил на престол. На родине новый король снискал огромную популярность. Насмотревшись на британские порядки, он отменил конституцию и строго преследовал всякую оппозицию.

В отличие от Селлиса мстительный слуга Ральф Хейвуд из замка Уорик достиг цели, используя простейшее орудие убийства. 1 сентября 1628 г. Ральф поразил ножом в спину сэра Фулька Гревилла (1554–1628), поэта, драматурга и государственного деятеля, после того, как узнал о своем увольнении. Но и в этом случае посмертные визиты выпали на долю жертвы. Хотя преступление совершилось в Холборне, дух Фулька является в одну из башен старинного замка, тщательно отреставрированного им в начале XVII в.

Жертвы несчастных случаев

«Вот это упала так упала! — думала Алиса. — Мне теперь и с лестницы упасть пара пустяков!»

Кэрролл Л. Алиса в Стране чудес[86]

В описание несчастных случаев очень сложно вплести интриги и страсти, поэтому рассказы о привидениях этих жертв немногочисленны, но правдоподобны. Исключения, впрочем, имеются. Например, рассказ о призраке Зеленой Джейн из замка Бамбург (Нортумберленд). Бедная крестьянка пришла с новорожденным ребенком в замок, прося милостыню, а стражники подвергли ее насилию и прогнали. Будучи впечатлительной девушкой, Джейн приняла близко к сердцу поведение стражников. Спускаясь по лестнице в расстроенных чувствах, она оступилась и полетела вниз вместе с младенцем. С тех пор посетителей Бамбурга держит в страхе падающая сверху фигура в зеленом.

Суждено было потерять ребенка и пассажирке корабля, потерпевшего крушение в бухте рыбацкой деревушки (теперь города) Сент-Ив (Корнуолл). Поскольку поблизости находились рыбаки, а не солдаты, несчастную никто не оскорблял, и даже предпринимались попытки ее спасти. Тем не менее описание спасательной операции оставляет ощущение чего-то подозрительного, даже преступного. Якобы мечущейся по палубе тонущего судна женщине предлагали на время расстаться с ребенком, поскольку Боливар (так звали дюжего рыбака, переправлявшего людей с корабля в лодку) «не выдержит двоих», однако она намертво вцепилась в младенца, и, в конце концов, потерявшие терпение спасатели опустили обоих в воду. Мать потеряла сознание и выронила дитя, и в лодку Боливар втащил ее одну. Придя в себя на берегу, она тут же умерла от горя и вскоре принялась бродить среди скал в поисках ребенка. По ночам призрак освещает себе путь фонарем, нарочито вводя в заблуждение корабельщиков, и потому считается предвестником кораблекрушений.

В замке Карисбрук на окраине города Ньюпорт (остров Уайт) появляются несколько духов, о чьей судьбе сведений не сохранилось: Серая дама с четырьмя собаками, юноша в коричневом кожаном жилете, женщина в платье Викторианской эпохи с двумя большими собаками и дама в длинном пальто с четырьмя маленькими собачками. К счастью, они приходят туда в разное время суток, иначе замок превратился бы в псарню. Тем, кто не любит собак, местные жители советуют заглянуть в колодец замка. Если повезет, можно увидеть отраженное в воде лицо Элизабет Раффин, юной дочери мэра Ньюпорта, упавшей в колодец в 1632 г.

Собор города Или (Кембриджшир) облюбовал призрак захороненного в нем архитектора Джорджа Басеви (1794–1845). Он погиб 15 октября 1845 г. при ремонтных работах в соборе, провалившись в отверстие в полу западной башни.

В саду поместья Уоберн был замечен призрак Мэри Трайб (1865–1937), жены Гербранда Рассела (1858–1940), герцога Бедфорда, которая под старость увлеклась авиационными полетами и разбилась на самолете в Северном море, недалеко от побережья Норфолка.

Развалины знакомого нам замка Дадли были покинуты хозяевами после пожара 1750 г. В годы промышленной революции окрестности Дадли изрезали вдоль и поперек шахты и карьеры, а в XX столетии на территории замкового комплекса разместился зоологический сад. Наводнившие замок призраки обитателей зверинца не смущают, зато доставляют массу хлопот обслуживающему персоналу, особенно ночным сторожам.

Помимо Серой дамы их беспокоят погибший шахтер, стук кирки которого доносится из заваленной шахты, и безымянная женщина, чей скелет откопали в 1961 г. в известняковом карьере. Ночью возле аквариума звучат призрачные голоса, а шахтер изредка выбирается из-под земли вместе с киркой, чтобы посетить загон с медведями. Чем ему приглянулись медведи, неизвестно, — в их загон в ночные часы никто из охранников, естественно, не заходит. Когда служащий Крис Роунд, его напарник и сторожевая собака совершали ночной обход, дорогу им перебежала диковинная тварь. Крис обратил внимание на ее сходство с верблюдом, напарник — на светлую ткань, покрывавшую тело. Оба отметили, что кирки у твари не было. Дрожащая собака полночи не высовывала нос из конуры. И вообще собаки терпеть не могут эти обходы.

Информация о следующем призраке относится к далекому прошлому, а дом, где он появлялся, полностью снесен еще в начале XIX в. Однако связанную с ним детективную историю, пожалуй, стоит рассказать. Официально ее героиню называют жертвой несчастного случая, но существуют версии об убийстве и самоубийстве.

Речь идет об Эми Робсарт (1532–1560), жене Роберта Дадли (1532–1588), графа Лестера, фаворита Елизаветы I. Бездетная Эми предпочитала жить в провинции, а ее честолюбивый муж, напротив, частенько бывал при дворе. Отношения между супругами окончательно разладились, когда Дадли понял, что королева к нему неравнодушна.

В 1560 г. Эми гостила в поместье Камнор недалеко от Оксфорда. В древности оно принадлежало аббатству Абингдон. После роспуска монастырей в 1547 г. усадьбу передали Джорджу Оуэну (1499–1558), врачу Генриха VIII, а с 1558 г. ее арендовал сэр Энтони Форстер (1510–1572), близкий друг Роберта Дадли, с семьей — женой Энн Уильямс (1533–1572) и пятью детьми. Часть дома занимала Мэри Оуэн (1518–1578), вдова Джорджа Оуэна, хотя правами на недвижимость владел ее пасынок Уильям (1535—?). В доме жила также некая миссис Одингселлс — вероятно, Эдит Уильямс (1535–1599), вдова Эдмунда Одинг-селлса и младшая сестра жены Форстера.

В воскресенье 8 сентября 1560 г., во время ярмарки, Эми приказала своим слугам уйти, и в доме остались только миссис Одингселлс, миссис Оуэн и их служанки. Миссис Оуэн пообедала с леди Дадли, а затем удалилась к себе. Вернувшись с ярмарки, слуги нашли Эми лежащей у подножия лестницы со сломанной шеей. Ее муж, бывший в Виндзоре с королевой, отправил в Камнор доверенное лицо для расследования обстоятельств гибели жены. Смерть признали несчастным случаем, и 22 сентября Эми была торжественно погребена в церкви Святой Марии в Оксфорде. Вдовец и королева отсутствовали на похоронах.

О том, что Дадли собирается отравить жену, поговаривали давно. Испанский посол при дворе Елизаветы сообщал: «Люди утверждают, будто у его жены болезнь груди и королева только ждет ее смерти, чтобы выйти замуж за лорда Роберта». После трагедии в Камноре разразился скандал, и Елизавета поостереглась выходить за своего любимца, посчитав, что официальный брак удобрит почву для сплетен.

Современные историки поверили в невиновность Дадли. Медицинские исследования подтвердили версию о раке груди у Эми, при котором метастазы, возникающие в спинных и шейных позвонках, делают их очень хрупкими. Перелом шеи может произойти от небольшого растяжения, если предположить, что Эми сорвалась с лестницы. Согласно другой гипотезе, Эми решилась убить себя под воздействием эмоционального стресса, вызванного слухами о любовной связи мужа с королевой. Этим объясняется ее подавленное настроение, отмеченное домочадцами, и настойчивое желание отослать слуг из дома.

Мнение автора читатель вправе не принимать в расчет — я не могу быть объективен в отношении «девственницы» и ее фаворитов. О передвижениях Дадли в тот день почти ничего не известно. От Виндзора до Камнора около 55 км — мог ли фаворит незамеченным проскакать это расстояние, чтобы убить свою жену? Допустим, не мог. Но ведь в усадьбе наверняка находился его сообщник. Думаю, женщин следует исключить в качестве убийц, но не в качестве лжесвидетельниц — о ненормальном поведении Эми известно только с их слов. Немолодая миссис Оуэн могла обмануться на ее счет, а миссис Одингселлс приходилась свояченицей Форстеру, наиболее вероятному убийце. Не она ли уговорила леди Дадли отпустить слуг под каким-либо предлогом?

 Эми Робсарт. Гравюра Уильяма Йемса (1877). В призрачном виде Эми окажется настолько непривлекательной, что священникам придется загонять ее в пруд

Форстер на тот момент с трудом обеспечивал молодую жену и пятерых детей. Однако через год после несчастного случая он выкупил дом, а затем основательно перестроил его. В 1571 г., за год до смерти, он завещал усадьбу не кому-нибудь, а Роберту Дадли, в обмен на 1200 фунтов. Еще через три года Дадли продал Камнор барону Генри Норрису (1525–1601).

Призрак Эми возвращался в усадьбу, пока его не изгнали в деревенский пруд девять священников. С тех пор пруд не замерзает. Место изгнания не должно удивлять — пруды и озера полюбились английским экзорцистам, в чем мы не раз убедимся. Не знаю, кому так досаждал дух погибшей — усадьба долгое время стояла необитаемая. Потомки Норриса быстро ее забросили. Уже в 1658 г. посетивший Камнор Энтони Вуд описал дом как «пребывающий в руинах». Затем усадебные земли арендовали фермеры. В 1806 г. пустующий дом использовался под амбар, а в 1810 г. его снесли.

Поместье Уоддоу на реке Риббл (Ланкашир) посещает злой водяной дух. Вероятно, в древности он представлял собой речную нимфу, замененную впоследствии призраком человека. Причина замены налицо — усадьба с XIII в. принадлежала семье Темпест, придерживавшейся католичества. Сэра Николаса Тем-песта (1553–1625) в 1599 г. посадили в тюрьму по обвинению в нонконформизме, а сэр Ричард Темпест был одним из лидеров роялистов на севере Англии. Угодив в плен в 1648 г., он сбежал и провел остаток жизни в изгнании во Франции. В 1657 г. его владения конфисковали.

Народная молва не преминула уязвить папистов, выдумав служанку по имени Пег О'Нелл, которую люто ненавидела хозяйка Уоддоу (имени нет). Пег и вправду была хороша — что взять с ирландки! Когда она собралась за водой к соседнему источнику, хозяйка проводила ее добрым напутствием: «Чтоб тебе шею свернуть!» Местная «Аннушка» уже разлила воду, и земля вокруг источника порядком обледенела. Пег шмякнулась с такой силой, что пожелание хозяйки мигом сбылось. Темпесты вскоре убрались из усадьбы, и обиженная служанка решила мстить крестьянам и фермерам: ее мокрый призрак выползает из Риббла, вызывая падеж скота и болезни детей, а иногда и забирая чью-нибудь жизнь — ведь около источника по-прежнему скользко.

Другим мокрым призраком тоже наградили католиков — владельцев замка Скотни (Кент), одного из тех «домов на воде», в чьих потайных комнатах укрывались отцы иезуиты. В конце XVI в. хозяин замка Томас Даррелл[87] прятал в нем Ричарда Блаунта (1565–1638). Когда в Скотни явились солдаты, отец Ричард прыгнул со стены в озеро и таким манером спасся. Поэтому водяным духом суждено было сделаться не ему, а безымянному контрабандисту XVIII столетия.

К тому времени Дарреллы отступились от прежних идеалов, хотя и не утратили авантюристических наклонностей. Занимавшийся контрабандой Артур Даррелл бежал за границу, где скончался, и в 1720 г. его тело привезли на родину и захоронили в Скотни. Похороны были фиктивными: на самом деле Даррелл вернулся тайком и, прячась в замке, продолжил занятия контрабандой. Сообщник хозяина (или случайный наблюдатель) пригрозил ему разоблачением. Даррелл убил шантажиста и утопил тело в пруду. По другой версии, они не поделили деньги, и во время драки сообщник ненароком упал в воду и утонул. Теперь кто-то мокрый вылезает из пруда и бродит по замку.

Водяной дух сам по себе — весьма необычный тип привидения. Его родственная связь с древней нечистью не случайна. По утверждению Элджернона Блэквуда, всякая «активная сила, стоящая за стихиями — будь то земля, воздух, вода или огонь», по своей природе безлична, но «может быть сконцентрирована, персонифицирована или одушевлена теми, кто обладает таким умением»[88]. К чему ведет «персонификация» продемонстрировал американец Джон Бангз (1862–1922) в рассказе «Водяное привидение из Хэрроуби Холла» (1891): «…занавеси и прочие драпировки промокли насквозь, а в зале под роковой спальней на потолке проступило огромное влажное пятно… Привидение настигло хозяина в его собственной уютной комнате, где он пил виски… вдруг волосы его развились, точно от сырости, влага в бутылке поднялась аж до горлышка, а затем выплеснулась наружу, а сам он почувствовал себя человеком, угодившим в бочку с дождевой водой»[89].

Не потому ли новые владельцы Скотни из семьи Хасси перебрались в другой дом, возведенный в XIX в. в стороне от старого замка?

Пропавшие без вести

Мед- если есть, то его

сразу нет!

Винни-Пух

На первый взгляд это неподходящая для призраков категория. Раз неизвестно место пребывания тела, то призрак ни к чему не привязан и появляться не может.

А если он все же появляется, то человека нельзя считать пропавшим без вести — само появление указывает на место пропажи. Но не все так просто. Существуют места, где призрак вроде бы есть, но его как бы нет.

Вспомним, к примеру, подземные галереи холма Святого Михаила в Гластонбери. По слухам, они выкопаны еще кельтами. Однажды в лабиринт спустились тридцать монахов аббатства. Наверное, стремясь к отшельническому подвигу, они искали место поспокойнее. И они нашли его — двадцать семь человек успокоились там навеки. Наружу выбрались только трое: двое сошли с ума, а один утратил речь. Вскоре из-под земли донеслись звуки шагов и голоса, но никто не решился отправиться на поиски тел пропавших. Надеюсь, они составили достойную компанию королю Артуру и его рыцарям.

 Мертвый барабанщик. Иллюстрация Джорджа Крукшенка (1887) к рассказу Томаса Инголдсби. Призраки барабанщиков чрезвычайно распространены в Англии

Похожая история случилась в Ричмонде, другой резиденции спящего короля. Оказывается, трусливый гончар Томпсон побывал в реально существующем потайном туннеле. Туннель соединял норманнский замок с соседним аббатством Исби, чьи монахи укрывались в крепости во время набегов шотландцев. В годы Гражданской войны в безлюдном замке обосновались солдаты одной из враждующих армий. Они случайно наткнулись на туннель, но, в отличие от братии Гластонбери, не осмелились туда сунуться, а выслали на разведку мальчика-барабанщика. Солдаты чутко прислушивались к постепенно удаляющемуся барабанному бою, как вдруг тот прервался и издалека долетел истошный крик подростка. Никто не поспешил ему на помощь, и мальчик так и не вернулся. Что с ним сталось, неведомо — лишь звуки призрачного барабана периодически оглашают стены туннеля.

В подземный туннель монастыря Бинем (Норфолк) добровольно отправился скрипач в надежде на творческое вдохновение. Местные зеваки, прознавшие про неприятность в Ричмонде, столпились у выхода из туннеля в ожидании чуда. Чуда не произошло — звуки скрипки оборвались, и больше скрипача не видели.

В Норфолке уцелело немало тайных подземных ходов. В одном из них в январе 1644 г. скрылись роялисты, преследуемые по пятам солдатами Кромвеля. Высота туннеля позволяла скакать по нему верхом на лошади. Беглецам взбрела в голову зловредная идея — они натянули меж стен туннеля стальную проволоку, и разогнавшиеся преследователи лишились голов и других частей тела. Нынешние посетители туннеля слышат звуки призрачных копыт, но, к счастью, никого не видят.

Кстати, мальчикам-барабанщикам в Англии постоянно не везет. Во время осады замка Дадли, столь плачевно завершившейся Для семьи Дороти Бомонт, парламентарии направили к обороняющимся роялистам молодого барабанщика с предложением о капитуляции, а те невзначай его застрелили, снабдив будущий зоопарк еще одним призраком. Мальчика по имени Шон Флинн послали в замок Дувр (Кент) с деньгами для гарнизона. А он зачем-то прихватил барабан, звуки которого пробудили двух бродяг, заночевавших в придорожной канаве. Злодеи ограбили и убили Шона, чей призрак теперь барабанит в окрестностях Дувра в наказание за собственную глупость.

Черепа и кости

Король говорил, что раз есть голова, то, значит, ее можно отрубить — и нечего нести вздор!

Кэрролл Л. Алиса в Стране чудес

«Скелетная» тема достигает кульминации в преданиях о беспокойных черепах и костях. Их следует отличать от уже описанных скелетов. Раньше приоритет отдавался истории самого призрака, в подтверждение которой производился поиск останков. Надо ли повторять, что большинство таких находок выдумано, как и сами истории. В этой главе будет рассказано о внезапно обнаруженных останках, для объяснения существования которых позднее сочинялись легенды.

В 1865 г. в ходе ремонтных работ на ферме Чам-беркомб (Девоншир) хозяева случайно вскрыли тайник, где стояла кровать с балдахином с покоящимся на ней скелетом. В результате архивных изысканий была высказана гипотеза, что останки принадлежат Кейт Отуэй, дочери Уильяма Отуэя, арендовавшего дом в XVIII В.

Кейт вышла замуж за ирландского капитана и жила в Дублине. Ее отец мечтал выкупить ферму, однако средств на покупку не хватало. Арендаторы издавна промышляли грабежом кораблей, разбившихся о прибрежные скалы. После очередной катастрофы море выплеснуло на берег сильно изуродованное тело женщины. Обыскав покойницу, Уильям узнал в ней Кейт. Подавив страх, он воспользовался деньгами и драгоценностями, найденными на теле дочери, а труп на всякий случай спрятал в доме. С такой впечатляющей родословной дух Кейт чувствует себя весьма вольготно в Чамберкомбе, успешно конкурируя с призраками двух девочек неизвестного происхождения.

Древние христиане не испытывали комплекса в отношении непогребенных костей, особенно черепов. Достаточно указать на оссуарии Западной и Восточной Церквей. Помимо экономии места в хранение останков вкладывался сакральный смысл. В монастырях многие из них обретали статус святых мощей, а прочие служили иллюстрацией выражения Memento mori или, как гласила надпись в Андреевском скиту на Афоне: «Помни всякий брат, что мы были, как вы, и вы будете, как мы».

Изредка тот или иной череп попадал в английский дом[90]. Вера сменилась суеверием, и возненавидевшим мысль о смерти потомкам черепа стали казаться чем-то омерзительным. Чтобы мотивировать их пребывание в доме, были пущены в ход привычные россказни о жертвах — зарезанных и замученных, обиженных и обманутых, которые таким способом выражают недовольство или мстят живущим. Черепа выносят и хоронят в могилах и склепах, но они протестуют, издавая грохот, треск и стоны, и тогда хозяева возвращают их обратно. Горькая ирония видится в неуемном стремлении людей избавиться от черепа, выкинув его в ров, озеро или реку, разбив, испепелив, измолов в пыль, поместив в негашеную известь — как будто этим они желают изгнать любое напоминание о смерти и побороть нелепый страх перед ней.

Череп из усадьбы Беттискомб (Дорсет) кричит, когда его пытаются убрать из дома. Крики длятся несколько ночей подряд, а в последние годы череп даже научился распознавать планы по захоронению, реагируя на них особо задушевными воплями. По легенде, череп принадлежит негру, служившему в доме в XVII в. Он то ли был убит, то ли сам совершил убийство. Перед тем как попасть в дом, он накричался до хрипоты на церковном кладбище, где был погребен после смерти. Чего же добивается череп? Он хочет быть похороненным на родине — в Вест-Индии, но вот беда — за три столетия не выдалось подходящей оказии, чтобы отвезти туда беднягу.

Недавно прославленный череп подвергли научной экспертизе. Профессор Гилберт Кози из Королевского хирургического колледжа определил, что он принадлежит не мужчине, а женщине двадцати или чуть более лет, умершей 3–4 тысячи лет назад, которую — внимание! — принесли в жертву ради процветания здешнего поселения. Забавно, что профессор отдал дань уважения сложившемуся стереотипу: не бывает древности без жертв и страданий! Иначе как объяснить беспокойство черепа?

Усадьбу Калгарт в городе Уиндермир (Кумбрия) облюбовали два очень назойливых черепа. В 1788 г. поселившийся в доме Ричард Уотсон (1737–1816), епископ Лландаффа (Уэльс), провел обряд экзорциз-ма, спрятав черепа в стене. Но через сто лет, когда дом пришел в запустение, окрестные жители вновь заметили на подоконниках одной из комнат два ухмыляющихся черепа.

Чем вызвано их злорадство? Прежде на месте усадьбы располагалась ферма Крастера и Дороти Кук. Земельный участок Куков вознамерился захватить богатый сосед Майлз Филипсон. Он и его жена пригласили честных тружеников на рождественский ужин, а затем обвинили их в краже дорогой серебряной вазы. Исполнявший обязанности судьи Филипсон приговорил супругов к смерти. Куков повесили, но перед казнью Дороти пообещала навестить судью вместе с мужем.

Филипсон возвел на месте фермы красивый дом, куда не преминули явиться два черепа. Они не только нарушали сон и покой домочадцев, но и наносили материальный ущерб. Сначала разбилась пресловутая ваза, за ней — весь кухонный сервиз, потом черепа принялись ломать мебель, весело скача по комнатам. Когда затрещали стены и перекрытия, Филипсон понял, что разорения не избежать. Он и его потомки тщетно старались извести черепа, пока последний представитель рода не умер в полной нищете в начале XVIII в.

Майлз Филипсон (1557—?) действительно бывал в этих местах в XVI в. Однако усадьба Калгарт находилась в собственности его семьи еще в начале XV в.

Сам Майлз проживал не в ней, а в своей главной резиденции — поместье Туоттерден в городе Кендалле. Вероятно, он сдавал Калгарт в аренду Кукам и не сошелся с ними в цене — отсюда и взялась легенда.

Знаменитейший из черепов был когда-то найден в поместье Бартон Агнес (Йоркшир). Он давно потерялся, но посвященная ему легенда жива до сих пор. Усадебный дом построил в 1601–1610 гг. сэр Генри Гриффит (1557–1620). В 1620 г. его дочь Энн подверглась нападению двух грабителей, зверски избивших ее палками. Она сумела доползти до порога дома и через несколько часов умерла от ран. История очень простая — даже смерть Энн Дикси из Б ос ворта, угодившей в капкан, выглядит замысловатее. Тем не менее умирающая Энн Гриффит просит близких… отделить ее голову от туловища и оставить в доме, грозя в случае отказа кошмарами и потрясениями. Кому она собиралась мстить? Двум бродягам, скрывшимся в неизвестном направлении?

Конечно, родные сочли ее просьбу предсмертным бредом и погребли Энн на кладбище, не расчленяя тела. В течение трех ночей после похорон кто-то плакал и стучался в двери дома. Взволнованные родичи выкопали гроб, в котором лежало еще не разложившееся туловище и абсолютно голый череп. Теперь не возникло трудностей с его размещением в доме, ведь череп — это не голова с гниющей кожей.

Легкомысленные потомки Гриффитов пренебрегли наказом покойницы и выбросили коробку с хранящимся в ней черепом в мусорную корзину. Но животные оказались мудрее людей — лошади упорно сторонились телеги с мусором. К тому же в доме зашатались перекрытия, как в свое время в Калгарте, и попадали картины со стен. Порывшись в мусоре, хозяева извлекли оттуда злосчастную коробку. Но они не пожелали оставлять в ней череп — он мог нечаянно напугать гостей — и, следуя старому доброму обычаю, замуровали его в стену прямо за висящим там портретом Энн. Отныне девушка могла появляться в более приличном виде — череп, проходя через портрет, трансформировался в Бежевую даму.

В 1915 г. проживающая в усадьбе Сесиль Бойнтон (1877–1917), жена Томаса Уикема, написала лорду Галифаксу следующее письмо:

«Мы пили чай в зале, когда я, внезапно подняв взгляд, увидела маленькую худенькую женщину, одетую в бежевое; она пришла со стороны сада, торопливо поднялась по ступеням и скрылась через переднюю дверь, которая, как я полагала, была открыта. Я приняла ее за жену приходского священника и сказала своему мужу, который никого не видел:

— Это миссис Коутс. Пойди и пригласи ее.

Он сразу же пошел вслед за ней, но вскоре вернулся, сообщив, что никого не увидел, а передняя дверь заперта.

Тогда мне вспомнилась старая история о Бежевой даме, которая появлялась в имении. Живительно то, что, когда ее видели последний раз много лет назад, она тоже спешила по лестнице в дом, но с восточного входа. Мой отец видел ее и пошел вслед за ней внутрь, но она исчезла. Вероятно, это прародительница Гриффитов, жившая в начале XVII в., чей череп все еще находится в имении, только никто не знает, где именно он замурован. Ее сестра и наследница вышла замуж за сэра Мэтью Бойнтона, и таким образом Бартон Агнес перешел во владение этой семьи».

Непонятно, почему миссис Уикем именует не оставившую детей Энн прародительницей Гриффитов. Но не это важно — по всей вероятности, Энн вообще не жила на свете. В 1620 г. умер сам Генри Гриффит, а Бартон Агнес унаследовала его дочь Фрэнсис (1605–1634), вышедшая замуж за сэра Мэтью Бойнтона (1591–1647), баронета. К сожалению, сведения о ее братьях и сестрах довольно разноречивы. По одной из версий, у Фрэнсис был лишь старший брат Генри, не имевший детей и умерший в 1654 г., по другой — была младшая сестра Кэтрин (это ее портрет висит в доме) и братья Уолтер и Ральф.

Владельцы самых ценных черепов в соответствии с принципом, сформулированным Червонным Королем, попытались связать их с головами исторических деятелей, отделенными от туловища в результате казни или посмертного расчленения.

Поместье Уордли около Манчестера в наши дни служит резиденцией католического епископа Сэлфор-да. В нише на парадной лестнице усадебного дома хранится череп, на чей счет сочинено целых две легенды.

Герой первой из них, Роджер Даунс (?—1638) из Чешира, приобрел усадьбу в 1601 г. Он отличался беспутным поведением и во время кутежа в Лондоне спьяну проткнул шпагой встретившегося на улице матроса. Даунса арестовали по обвинению в убийстве, но подкупленный им судья вынес оправдательный вердикт. В другой раз Даунс забрел на Лондонский мост, где замахнулся шпагой на караульного. Солдат легко отбил удар, а затем снес гуляке голову саблей. Невольный убийца горько сокрушался о своем поступке, пока друзья не посоветовали ему послать отрубленную голову в Уордли, что он и сделал, заслужив благодарность родных покойного и проклятия его потомков. Последние швыряли череп в огонь и в воду, но тот нагло возвращался в дом, неся с собой беды и напасти.

Легенда буквально пропитана пуританской моралью. В ней нашлось место и грешному кавалеру, и продажному судье, и добропорядочным служакам из народа — матросу и солдату. Думаю, читатель уже догадался, кем на самом деле был Роджер Даунс. Совершенно верно — католиком. Почтенный юрист и верный семьянин, он женился на истовой папистке Энн Калверт. Они сами, а также их сын Фрэнсис (1606–1648), рискуя жизнью, организовывали мессы в усадебной часовне. Долгое время в Уордли скрывался Амвросий Барлоу (1585–1641), священник-бенедиктинец, принявший мученический венец.

Ему посвящена вторая легенда о черепе, по-видимому, сочиненная католиками. 26 апреля 1641 г. отец Амвросий возглавлял пасхальное богослужение в соседнем поместье Морлис, во время которого был арестован и заключен в тюрьму замка Ланкастер. 10 сентября того же года его казнили четвертованием, сварив расчлененное тело в масле и выставив голову на всеобщее обозрение. Фрэнсис Даунс тайком снял ее с кола и увез в Уордли, не испросив согласия ближайших родственников покойного.

С этого места рассказ приобретает общенародные черты, сливаясь с пуританской версией. В середине XVIII в. новый владелец поместья Мэтью Мортон обнаружил череп в ящике, выпавшем из поврежденной стены дома. «Ага, — смекнул Мэтью, — никак опять замучили бедную зверушку, проклятые идолопоклонники!» — и выбросил череп в ров с водой. Той же ночью разразился страшный ураган, и Мортон понял, что череп принадлежал человеку, а не животному. Он срочно осушил ров и вернул череп в дом, где теперь тот почитается на правах мощей святого Амвросия.

Свой череп имелся некогда в знакомой нам усадьбе Чингл. Ее дом использовался для тайных богослужений и убежища католиков, как и многие старинные усадьбы Ланкашира и Манчестера. Предположительно в 1620 г. в Чингле родился будущий мученик Джон Уолл. В 1641 г. он принял сан священника Римской Церкви и регулярно служил в доме католические мессы. После казни четвертованием 22 августа 1679 г. части тела мученика дозволили похоронить его друзьям и близким. Вероятно, голова казненного была закопана на территории бывшего францисканского монастыря в Вустере, недалеко от которого состоялась казнь. Но ряд паранормальных событий в Чингле заставляет усомниться в этом.

В потайной комнате дома раздается постукивание, а по коридору движется темная фигура монаха. В 1985 г. некий экскурсант услышал звук сыплющихся кирпичей, явно исходивший из тайника. Он заглянул туда и увидел четкие очертания руки в монашеской рясе, крошащей и роняющей кирпичи. Его бдительность помогла пресечь дальнейшие разрушения — испугавшись человека, призрак исчез вместе со своей шаловливой рукой. Полагаю, он не скоро угомонился бы, попадись ему не кирпичи, а бутылки, которые швыряли в хозяина веселые монахи в «Аббатстве кошмаров» Томаса Пикока. Другие посетители Чингла наблюдали фигуру священника, проплывающую мимо окон второго этажа, расположенных на высоте трех с лишним метров от земли. Как правило, эти явления связывают с Джоном Уоллом и его останками, спрятанными в доме.

Наиболее захватывающие приключения выпали на долю черепов Томаса Мора и Оливера Кромвеля. После казни сэра Томаса 6 июля 1535 г. его тело погребли в часовне Святого Петра в Тауэре, а голову выставили на Лондонском мосту. Дочь казненного Маргарет Ропер (1505–1544) смогла подкупить стражу и снять голову отца, прежде чем ее выкинут в Темзу. Дальнейшая судьба черепа неясна. Скорей всего, Маргарет захоронила его в церкви Святого Дунстана в Кентербери, семейной усыпальнице Роперов. По другой версии — в Старой церкви в Челси, где покоится жена Томаса Мора и где он сам приготовил для себя надгробие.

Но есть мнение, что Маргарет спрятала голову в доме усадьбы Бейнардс (Суррей), удостоившейся затем посещения призрака сэра Томаса. Легенду о призраке породил череп, хранящийся в усадьбе, а также родственные связи ее хозяев с Морами. Проживавший здесь сэр Эдвард Брей (1519–1581) взял в жены Элизабет (1523–1560), дочь Маргарет. Однако свадьба Элизабет состоялась после безвременной кончины ее матери — около 1547 г., когда умерла первая жена Брея — Мэри Элрингтон.

Недавно возникла «бельгийская» версия путешествия головы Томаса Мора. В английском женском монастыре города Брюгге обнаружились шейные позвонки мученика, вмонтированные в раму копии портрета XVI в. Портрет доставила в обитель настоятельница Мэри Мор (1732–1807), последняя представительница рода, погребенная в Брюгге[91]. В призрачных визитах, подтверждающих подлинность мощей, монастырь, естественно, не нуждается.

Оливер Кромвель скончался 3 сентября 1658 г. и был погребен в Вестминстерском аббатстве. 30 января 1661 г., в годовщину казни Карла I, прах лорда-протектора извлекли из могилы, осуществив процедуру «повешения цареубийцы» на виселице для уголовников в Тайберне. Снятый с виселицы труп обезглавили, туловище зарыли в яме, а насаженную на пику голову выставили у Вестминстерского дворца.

Голова находилась на всеобщем обозрении в течение тридцати лет. Все эти годы она выдерживала порывы лондонского ветра, но однажды во время бури слетела с пики и упала под ноги идущему мимо солдату из охраны дворца. Спьяну он поднял ее, чтобы подарить на именины дочери, но утром, протрезвев, не на шутку перепугался и засунул голову в каминную трубу. Дочь долго ворчала на отца — мало того что она лишилась подарка, еще и в комнате стало неприятно попахивать.

Солдат угрюмо отмалчивался, но ведь рано или поздно камин надо было растопить — и отец признался дочери во всем. Та компенсировала отсутствие подарка, выгодно продав голову коллекционеру из Франции.

По иронии судьбы череп сурового диктатора доставался преимущественно алкоголикам и спекулянтам. После смерти француза его очаровательная коллекция была распродана с аукциона. Череп приобрел дальний родственник Кромвеля — актер Сэмюэл Рассел. Окончательно спившись, он уступил его незнакомому ювелиру, а тот перепродал реликвию братьям Хьюз. Одно время Хьюзы подумывали устроить в Лондоне музей головы Оливера Кромвеля. Но эпоха Просвещения миновала, настала пора привидений — и вот братьев настигло «проклятие». Они скоропостижно скончались, а череп попал к антиквару Джошуа Уилкинсону, в чьей семье хранился до 1957 г., когда внук антиквара передал его Кембриджскому университету. Хшвительна не судьба черепа, а то, что после всех скитаний его признали подлинным, поместив в стальной контейнер и захоронив в университетской часовне.

История черепа показалась оскорбительной поклонникам Английской республики, решившим, что из могилы в Вестминстере было вынуто тело не Кромвеля, а его двойника. Останки лорда-протектора несколько раз перезахоранивали в 1658–1660 гг., чтобы уберечь от осквернения роялистами. Они могут покоиться в Лондоне, Кембриджшире, Нортгемптоншире и даже в Йоркшире. Согласно другой легенде, дочерям диктатора Мэри (1637–1713) и Фрэнсис (1638–1721) подобно дочери Томаса Мора удалось подкупить охранников Тайберна и захоронить туловище и голову отца в семейной усыпальнице в церкви Святого Николая в Чизвике (лондонский район Хаунслоу). В 1882 г. там обнаружился дополнительный гроб, и хотя сам Кромвель в Чизвик не явился, призраки его дочерей, чьи могилы тоже не имеют опознавательных знаков, посещают церковное кладбище.

Напоследок расскажу историю так называемого «гроба из Ренишоу» из книги лорда Галифакса. Она выглядит достоверной, поскольку не обросла легендами и шокирующими подробностями. Гости семьи Ситвелл, хозяев поместья Ренишоу (Дербишир), ночевавшие в одной из комнат дома, просыпались оттого, что некое существо касалось их ледяными губами. Сэр Джордж Ситвелл (1860–1943), баронет, известный интеллектуал и садовод, организовал переоборудование холла и расширение парадной лестницы с тайным желанием выведать, не скрывается ли что-нибудь под полом той комнаты. Темницу с кучей скелетов не нашли, но между лагами под полом лежал гроб: «По его виду и отсутствию шурупов (гроб был сколочен гвоздями) можно было сделать вывод, что он относится к XVII в. Гроб был пришит к полу деревянными скобами, из-за нехватки места крышкой ему служили ПОЛОВИЦЫ. Внутри гроба скелета не оказалось. Но некоторые следы указывали, что некогда там лежало тело».

ЧАСТЬ III. УБИЙЦЫ

А вы знаете вообще, что это был за мужчина? Это был жестокий, коварный деспот! Тиранил жену, детей, служанку…

Тетушка Чарли

Хотя убийцы уступили пальму первенства своим жертвам, предания об их призраках не менее изощренны. Классифицировать убийц я, пожалуй, не стану (разве что по половому признаку), а просто расскажу о них в хронологическом порядке.

Признаться, до недавних пор я считал маньяка-убийцу культурным символом нашей дивной эпохи, но вот, оказывается, он водился кое-где и в Средние века. Например, замок Шрусбери (Шропшир) посещает призрак Кровавого Джека. Он убил восемь (называют и другие цифры) молодых девушек, когда служил там хранителем в XII в.

Самые колоритные убийцы поселились в замках Чиллингем и Манкастер. Чиллингем в XIII в. располагался вблизи границы с Шотландией, и в 1298 г. в ходе шотландской кампании в нем останавливался король Эдуард I. Этим временем датируется традиционная камера пыток, тщательно оборудованная нынешними хозяевами Чиллингема. В ней витает дух палача Джона Сейджа, всласть издевавшегося над пленными шотландцами. Их мучениями Сейдж не удовольствовался и прямо в пыточной камере затеял любовные игрища с Элизабет Чарльтон. В момент соития палач настолько увлекся, что придушил партнершу. После сего прискорбного случая отец Элизабет пригрозил Эдуарду I, что вступит в союз с шотландцами и поднимет мятеж, если убийцу не накажут. Король был страшно напуган: ни много ни мало рушились его планы по завоеванию Шотландии. Сейджа немедленно казнили на территории замка. В описании казни разгулялась народная фантазия: Сейджу якобы отрезали половину органов (пальцы, нос и, нетрудно догадаться, что еще), и лишь затем он скончался.

В замке Манкастер вам непременно расскажут о местном шуте Томе Скелтоне, которому англичане обязаны фразой «глуп, как Том». Он был знаком с самим Шекспиром и послужил прообразом шута короля Лира. Очевидно, Том прикрывался маской дурачка, и далеко не безобидные проделки сходили ему с рук. Например, он любил подшучивать над одинокими путниками. Том сидел у каштана (впоследствии это дерево окрестили «деревом Тома») и ждал, когда к нему подойдут спросить дорогу. Тех, кто ему не нравился, он направлял в зыбучие пески в заболоченной низине. Около 1600 г. Скелтон утонул в реке Эск.

О самом кровавом преступлении шута поведал Роберт Харди в телесериале «Замки с привидениями» (1995). Дочь хозяина замка Хелвайз Пеннингтон полюбила деревенского плотника. Разгневанный отец приказал Скелтону расправиться с юношей. Том пригласил плотника в замок, напоил вином, а затем с помощью его же инструментов отрезал несчастному голову. Хелвайз ушла в монастырь, где обезумела от избытка молитв, вредящих молодым людям. Теперь шокированным посетителям предлагают объяснение призрачному стуку, раздающемуся на лестнице. Вы думаете, там кто-то ходит? Вот и нет! Это бьется о ступеньки труп плотника, который тащит за собой Том.

Поместье Беддсли Клинтон (Уорикшир) в 1438 г. купил богатый юрист сэр Джон Бром (1410–1468), начавший возводить «дом на воде», оснащенный амбразурами и подъемным мостом. Сэр Джон служил Ланкастерам и потерял свое состояние после свержения Генриха VI в 1461 г. Позднее он поссорился с Джоном Хертиллом, управляющим Ричарда Невилла, графа Уорика, и был заколот им у входа в лондонскую церковь. Сын и наследник жертвы сэр Николас Бром (1450–1517) отомстил за отца, убив Хертилла в 1471 г.

Убийство показалось авторам семейных легенд слишком незамысловатым, и на свет родился любовник жены сэра Николаса — местный священник. Обманутый муж прикончил его прямо в доме, застав в объятиях супруги. Убийца был помилован и королем, и папой Римским, которых глубоко возмутило нанесенное ему оскорбление. В знак покаяния сэр Николас построил новую церковь, где был затем погребен в стоячем положении. Не уточняется смысл последней детали — это посмертная епитимья или преемник убиенного священника таким образом наказал преступника? Призрак сэра Николаса ходит по дому, а на полу библиотеки проступают пятна крови жертвы.

Проверить эту байку невозможно — ведь убита не супруга, а безымянный служитель культа, коих хватало в то время. Известно лишь, что в 1473 г. сэр Николас женился на Элизабет Арунделл (1456—?) из хорошо знакомой нам католической семьи. Их дочь Констанция (?—1551) в 1500 г. вышла замуж за сэра Эдварда Феррерса (1482–1534). Феррерсы исповедовали католицизм, и в XVI в. усадебный дом слыл прибежищем преследуемых католиков и местом проведения иезуитских собраний.

6 марта 1556 г. на рыночной площади города Солсбери (Уилтшир) был повешен барон Чарльз Стортон (1521–1556), осужденный за убийство двух человек. Для экзекуции использовался шелковый шнурок (привилегия дворянина). Барона погребли в городском соборе, а над его могилой подвесили шнурок. Он должен был служить назиданием для горожан, но вместо этого причинил беспокойство духу убийцы, приходившему туда до 1775 г., когда шнурок убрали.

Теперь перенесемся в начало XVII столетия — время попоек и гуляний. Очередного повесу мы обретем в лице Уолтера Калверли из поместья Калверли (Йоркшир). Слабохарактерный человек, он не осмеливался приставать к матросам и караульным, а срывал злобу на жене и троих детях. 23 апреля 1604 г. Уолтер возвращался домой после бурной пирушки и встретил неизвестного доброжелателя, сообщившего ему о неверности супруги. Разъяренный муж ворвался в дом и, не найдя любовника, набросился на своего четырехлетнего сына. Обитатели усадьбы заранее затворили все окна и погасили камин, но эти меры не помогли — пьяный отец ударил мальчика кинжалом и понес мертвое тело в спальню. Он знал, куда направиться: в спальне как раз собралась шумная компания — жена хозяина, их второй ребенок и нянька. Уолтер порешил всех, а потом сообразил — пьяные бывают на редкость догадливы! — что нигде не видно третьего сына и второй няньки, отправившихся на прогулку в деревню. Оседлав коня, убийца поскакал туда, чтобы довершить начатое дело, но был вовремя обезоружен.

Уолтера судили в И орке и признали виновным. Далее, как и Сейджу, ему пришлось претерпеть жестокие муки: его уложили на каменный пол и водрузили на живот тяжелый груз. Вес груза постепенно увеличивали до тех пор, пока он не раздавил тело.

Читатель, оцени, сколь богат деталями рассказ о жизни и смерти Уолтера Калверли! Разве мог призрак убийцы не почтить присутствием дорогие его сердцу места? Он является и в дом, и на церковное кладбище в Калверли, и даже в Йоркский замок, где состоялась казнь, — тут он, правда, с головой утонул в «еврейской» крови. История Уолтера вдохновила поэта Томаса Мидлтона (1580–1627) на создание пьесы «Йоркширская трагедия» (1608), автором которой прежде считался Шекспир.

Свидетели описывали встретившееся им привидение как туманную фигуру с искаженным злобой лицом и безумными глазами, сжимающую в руке окровавленный кинжал. В конце XVIII в. в бывшей супружеской спальне заночевал один проповедник. Дух убийцы принял почтенного пастора за долгожданного любовника и трижды вышвыривал его из постели, пока тот не перебрался в другую комнату. 5 января 1884 г. в час ночи с башни церкви в Калверли донесся раскатистый звон. Деревенские жители в страхе повскакивали с кроватей и помчались к храму. Как только церковные двери распахнулись, звон прекратился. Внутри здания никого не было, и проделки «черта на колокольне» приписали Уолтеру Калверли.

Наконец, в соседнем лесу стали замечать убийцу и его собутыльников, оседлавших безголовых лошадей, — этакий пуританский вариант Дикой охоты. Те же лошади, но без всадников время от времени забредают в саму усадьбу. Объяснить их уродство просто. У людей должны быть головы, иначе их личности не удастся идентифицировать. Но ведь кого-то надо лишить головы для остроты ощущений! Остаются только кони.

Пора распроститься с мужчинами ради прекрасного пола, подарившего Англии немало злодеек. Сразу несколько трагедий произошло в XVI в. в замке Фар-лей Хангерфорд (Сомерсет). Эдвард Хангерфорд (1472–1522) был женат трижды, причем в третий раз — на вдове Агнес Котелл. Перед смертью он завещал ей замок, но 20 февраля 1523 г. Агнес казнили за давнишнее убийство первого мужа Джона Котелла. Согласно выдвинутому обвинению, она задушила Котелла и сожгла тело в кухонной печи. Вероятно, процесс был инспирирован ее пасынком Уолтером Хан-герфордом (1503–1540), вернувшим себе замок, а затем получившим баронский титул.

Барон, как и его отец, питал слабость к женщинам. Его третья жена (с 1532 г.) Элизабет Хасси (1510–1554) жаловалась королевскому секретарю Томасу Кромвелю на жестокость мужа. Хангерфорд держал ее взаперти в замке, разрешая видеться только со священником, морил голодом и пару раз собирался отравить. Правда это или вымысел, но 28 июля 1540 г. барон был казнен Генрихом VIII. Конечно, не за вольное обращение с женой (короля этим никто не удивил бы), а по обвинению в государственной измене. Парламентский акт, осуждающий Хангерфорда, гласил, что он «нанял сэра Хью Вудса, капеллана, доктора Модлина и некую матушку Роуч, чтобы они колдовским способом разузнали и сообщили ему, как долго будет жить король». Через год овдовевшая Элизабет вышла замуж за сэра Роберта Трокмортона (1510–1581).

Замок конфисковали, но впоследствии Мария I возвратила его сыну барона и пасынку Элизабет — сэру Уолтеру Хангерфорду (1532–1596). Вторым браком (с 1558 г.) тот был женат на Энн Дормер (1525–1603), поэтессе и фрейлине Марии I. В 1570 г. сэр Уолтер предъявил жене обвинение в прелюбодеянии с Уильямом Дарреллом (Свирепым Биллом) из Литтлкота, а также в попытке отравления. Это уже третье дело об отравлении за пятьдесят лет — похоже, подобные обвинения вошли в семейную традицию. Для Даррелла час расплаты еще не наступил, леди Энн тоже оправдали, а вот истца, отказавшегося платить судебные издержки, посадили в долговую тюрьму. Выйдя оттуда, сэр Уолтер лишил наследства и жену, и трех своих дочерей от нее (их единственный сын умер), оставив замок сводному брату Эдварду (1535–1607).

Легкомыслие, в конце концов, довело Хангерфор-дов до разорения. В 1686 г. родовой замок продали, он быстро обветшал и был частично разобран на камни при строительстве соседней усадьбы. Сохранились надвратная башня, часть стен с остатками двух башен и часовня, неподалеку от которой объявилась Серая дама. Обычно ее принимают за Агнес Котелл, но она может оказаться и Элизабет Хасси, и Энн Дормер.

Тело казненной Агнес погребли на кладбище при лондонской церкви Христа Грейфраерс, в месте захоронения королевы Изабеллы Французской. В Викторианскую эпоху призраки двух убийц передрались между собой, о чем поведал наблюдавший за схваткой ночной сторож. Он сильно напугался и на следующий день не пришел в храм за получкой. Судя по содержанию рассказа, нужные деньги у него и так имелись.

В 1879 г. шестилетняя девочка гостила в доме поместья Хем на реке Темзе, к югу от города Ричмонда (ныне в границах Лондона). Посреди ночи она проснулась от непонятного скрежета и увидела старуху, царапающую ногтями стену у камина. Девочка приподнялась на кровати, а старуха, заслышав шум, повернулась, подошла поближе и уставилась на нее. Несмотря на свой возраст, девочка знала из рассказа Вальтера Скотта, какими злобными бывают эти старухи. Она в ужасе закричала, и на крик сбежались взрослые. Старуху они не застали, но заметили царапины на стене. Им не понадобился совет мисс Нэш, чтобы начать разбирать камин. Ни костей, ни черепа там не было, зато отыскались документы, доказывающие факт убийства, совершенного в XVII столетии.

 Герцог и герцогиня Лодердейл. Портрет работы Питера Лели (1679). На заднем плане — поместье Хем, куда Злой герцогине предстоит вернуться после смерти

Хозяйка дома Элизабет Мюррей (1626–1698) происходила из видной роялистской семьи. Ее отец Уильям Мюррей (?—1655) занимал важный пост «мальчика для битья» при будущем короле Карле I: он подвергался наказанию взамен юного принца. Между ними установилась тесная связь, и, повзрослев, Уильям разделял вкусы и пристрастия короля. Когда в 1642 г. вспыхнула Гражданская война, Мюррей присоединился к делу роялистов.

Его дочь в 1648 г. стала женой Лайонела Толмейка (1624–1669), члена старинного рода из Суффолка. У супругов родилось пятеро детей. В годы протектората Кромвеля Элизабет состояла в тайной роялистской организации и пользовалась уважением Карла II. Пуритане уже тогда распускали о ней сплетни. Якобы еще при жизни Толмейка она сделалась любовницей шотландца Джона Мейтленда (1616–1682), будущего герцога Лодердейла и лидера министерства Карла II. Он имел прекрасное образование (владел латынью, ивритом и древнегреческим), отличался националистическими взглядами и экстравагантностью манер. С Элизабет они поженились лишь в 1672 г., после смерти первой жены Мейтленда, леди Энн Хоум.

К тому времени Элизабет три года как овдовела, и сплетники называли кончину ее первого мужа очень подозрительной. Герцога Лодердейла она пережила на шестнадцать лет, превратившись в Злую герцогиню, чьим призраком затем пугали посетителей усадьбы. Благодаря чуткости девочки наконец-то вскрылись подробности убийства Толмейка. Осталось, правда, невыясненным, зачем старая герцогиня приходила за разоблачающими ее документами. Говорят, призрак хотел их перепрятать. Повод для волнений у него действительно имелся — в викторианской Англии полным ходом шла разборка каминов в поисках трупов. Но представляете, сколько возни вызвала бы попытка перепрятать бумаги? Пожалуй, герцогиня перебудила бы весь дом, а не только девочку.

Самая знаменитая из преступниц является по ночам на развалины замка Окхемптон (Девоншир). Призрак леди Мэри Говард (1596–1671) разъезжает в карете, составленной из костей четырех погубленных ею мужей. Каретой управляет обезглавленный кучер (он лишен головы из тех же соображений, что и лошади в Калверли), а рядом с ней бежит скелет собаки с пылающими глазами — традиционное девонширское чудовище. Леди Мэри обречена перевозить ночами по травинке из Окхемптона в свою бывшую усадьбу Фицфорд в городе Тависток. Проклятие с убийцы будет снято, когда последняя травинка очутится в Фиц-форде. Здесь мудрость: за один сезон траву не перевезти, а на следующий год нарастет новая.

В наши дни Мэри Говард оправдали, не сумев, однако, очистить историю ее жизни от романтических наслоений. Мэри действительно происходила из Девоншира и действительно пережила четырех супругов. Она была дочерью богатого землевладельца Джона Фица (1575–1605) и Бриджит Куртене (1572—?) из древнего девонширского рода. В 1599 г. Джон убил своего соседа, после чего сбежал на континент. Благодаря связям семьи Куртене его скоро простили, дозволив вернуться в Фицфорд. В 1605 г. страдающий от приступов умопомешательства Джон изгнал из дома жену и дочь и покончил с собой, предварительно отправив на тот свет владельца гостиницы.

Девятилетняя Мэри унаследовала все его богатства, и поэтому Иаков I сосватал ее за сэра Алана Перси (1577–1611), брата Генри Перси, графа Нортумберленда. Неизвестно, зачем королю вздумалось «продавать» Мэри семье Перси, которая на тот момент угодила в немилость из-за причастности к Пороховому заговору. Официально свадьбу сыграли в 1608 г., но малолетняя Мэри не вступила в брачную связь с мужем.

В 1611 г. Алан умер от воспаления легких, а Мэри испытала позыв к любви и, к неудовольствию родственников покойного, тайно обвенчалась с Томасом Дарси (о нем почти нет сведений, потому он и угодил в герои-любовники). Увы, счастье длилось недолго: любимый муж умер через несколько месяцев после свадьбы. А вот два следующих мужа мечтали заполучить лишь деньги Мэри, но она надежно спрятала их в Фицфорде.

На самом деле третий муж — сэр Чарльз Говард (1590–1626), сын могущественного Томаса Говарда, графа Суффолка, — не испытывал недостатка в средствах, и скорее брак с ним был выгоден самой Мэри, родившей ему двух дочерей. По протекции Говардов Мэри обрела влияние при королевском дворе. Конечно, в смерти сэра Чарльза его жена не была заинтересована, но она не сильно печалилась и в 1628 г. нашла себе четвертого супруга — сэра Ричарда Гренвилла (1600–1659), фаворита герцога Бекингема.

 Леди Мэри Говард. Портрет работы неизвестного художника. Так выглядела легендарная убийца четырех мужей

С ним Мэри просчиталась. Капризный фаворит обращался с женой тиранически, и они развелись в 1633 г., хотя она успела родить ему сына Ричарда и дочь Элизабет. В результате судебных процессов, возбужденных Мэри и Говардами, Гренвилл был заключен в тюрьму, откуда бежал в Германию. Через шесть лет он вернулся на родину, а во время Гражданской войны принял сторону роялистов. Имущественная тяжба с Гренвиллом тянулась до его смерти в 1659 г., причем в годы смуты он захватил и разорил Фицфорд. Мать ненавидела Ричарда и Элизабет (дочь она даже выгнала из дома), и те предпочитали жить с отцом. Гренвилл умер в Генте (Бельгия) на руках дочери, а Ричард, по-видимому, погиб в Англии, сражаясь за короля.

После развода Мэри родила сына Джорджа от покровительствовавшего ей Теофила Говарда (1584–1640), графа Суффолка, вдовца и старшего брата ее третьего мужа. В доме деверя она жила с 1633 г., дав Джорджу фамилию Говард. Позднее они с сыном перебрались в Фицфорд. 17 сентября 1671 г. Джордж умер в расцвете лет, а через месяц его мать последовала за ним.

Вот такая жизнь. Жизнь не убийцы, но и не кроткой овечки. Жизнь знающей себе цену женщины с авантюристическими наклонностями. Сомнительная репутация Мэри и преступления ее родителя поспособствовали созданию легенды об убитых мужьях, двое из которых принадлежали к крупным католическим семействам, а еще один был кавалером и убежденным роялистом.

В графствах Беркшир, Оксфордшир и Бекин-гемшир объявляется призрак Мэри Блэнди (1720–1752). Она была единственной дочерью поверенного Фрэнсиса Блэнди, жившего в городе Хенли, и любовницей капитана Уильяма Крэнстауна, вступив в сговор с которым отравила своего отца.

В отличие от тезки из Девоншира Мэри поучаствовала в убийстве, хотя в последнее время предпринимаются попытки ее оправдать. Говорят, поверенный был чрезвычайно разборчив, и количество отвергнутых им женихов дочери исчислялось десятками. В итоге достигшая тридцатилетия Мэри увлеклась низкорослым и кривоногим капитаном, сыном шотландского графа, покорившим ее своими аристократическими манерами.

Поселившись в Хенли, обаятельный Крэнстаун не только соблазнил девушку, но и пришелся по нраву ее отцу, давшему согласие на брак. Идиллию нарушила покинутая капитаном супруга, чьи претензии шотландский суд признал абсолютно законными. Гневу мистера Блэнди не было предела — неужели все эти годы он гонял обивавших пороги женихов, чтобы затем попасться в сети двоеженца? Крэнстауну отказали от дома, и он принялся думать, где раздобыть деньги на развод.

Как-то утром его осенила блестящая идея — почему бы не отравить старого Блэнди и не воспользоваться приданым по-прежнему влюбленной в него Мэри? Возликовав, он едва не помчался с этой вестью к самому поверенному, но вовремя взял себя в руки и обратился за помощью к невесте. Мэри обожала отца и всегда была послушной дочерью. Выслушав жениха, она согласилась подсыпать отцу в суп и чай некий порошок, который, по словам Крэнстауна, делает человека более дружелюбным и смягчает его сердце.

Так она поступала в течение недели, а потом заметила, что отец и вправду сделался менее раздражителен, почти не сердился и даже перестал разговаривать. После того как блюда с порошком отведали лакей, повар и горничная, в доме воцарилась на удивление дружелюбная атмосфера. Однако горничной, вспыльчивой и своенравной особе, это дружелюбие пришлось не по вкусу, и она отнесла суп с порошком на анализ к местному аптекарю. Следом туда направился повар со своей порцией чудодейственного лекарства.

Аптекарь обнаружил в супе следы мышьяка и забил тревогу. Предупрежденный им Фрэнсис Блэнди ненадолго обрел речь и признался дочери в своих подозрениях. Огорченная Мэри рыдала у него на груди, пока он не скончался 14 августа 1751 г. Скорбь по отцу не помешала ей, впрочем, отослать записку Крэнстауну, в которой она изложила все обстоятельства дела и посетовала на передозировку. Крэнстаун струхнул — он знал, что сердце аптекаря смягчить не удастся, — и поэтому уехал во Францию.

Мэри судили по обвинению в убийстве. Защита старалась доказать невиновность девушки, апеллируя к ее доверчивости, из-за которой она приняла яд за целебное зелье. Во время дебатов Мэри поднялась со своего места и начала громко восхвалять препарат. Судья велел ей помолчать, а она заплакала, расстроенная его суровостью, и предложила попробовать лекарство самому. Рассвирепевший судья приговорил ее к повешению. Казнь состоялась 6 апреля 1752 г. Мэри попросила палача не вешать ее слишком высоко из соображений приличия, а когда тот огрызнулся, порекомендовала ему «порошок для дружелюбия». Думаю, после этого ее повесили как можно выше. Надо ли говорить, что настоящего убийцу настигла расплата — через полгода после казни Крэнстаун умер в полной нищете, презираемый всеми честными французами.

 Мэри Блэнди пьет чай в тюрьме. Гравюра 1751 г. Вероятно, Мэри объясняет собеседнице принцип действия успокоительного лекарства

Те, кто верит в добродетельность героини, упоминают следующую немаловажную деталь. Находясь в тюрьме, Мэри вступила в переписку с другой женщиной, приговоренной к смерти, — Элизабет Джеффрис. Ее совратил дядя, а она вместо того, чтобы прыгнуть из окна, завела любовника и вместе с ним прикончила старого греховодника. Когда Элизабет призналась в соучастии в убийстве, Мэри была шокирована и написала ей письмо, полное упреков. «Нельзя, — восклицала она, — поступать так жестоко, когда существует чудесное средство, умягчающее сердца и дарящее любовь!» Элизабет ответила письмом, цитировать которое здесь не представляется возможным. Перед казнью она, что называется, отвела душу.

Стоит ли удивляться многократным появлениям призрака бедной Мэри? Она показывается на улицах и в домах Хенли, в саду описанного мною поместья Парк, около городской церкви Святой Марии, где была похоронена (могила не сохранилась после реконструкции храма в XIX в.). Воистину глупость наказуема и в мире духов!

Призрак Рут Эллис (1926–1955) посещает кладбище церкви Святой Троицы в селе Пенн (Бекингемшир), где погребена ее жертва — Дэвид Блэкли. В истории Рут с самого начала звучат жалостливые нотки. Третья из шестерых детей в семье небогатого виолончелиста, она покинула школу ради заработка, получив должность официантки в Лондоне. Наивностью семнадцатилетней девушки воспользовался жандарм конной полиции, еще один обладатель кривых ног и бойкого характера. Но у Рут не было приданого, и когда она родила сына, жандарм беспардонно бросил ее.

В прежние времена Рут непременно бы пошла по рукам или сделалась содержанкой. Но гордая девушка радела о независимости и, снабдив внуком виолончелиста, устроилась на работу в бордель при ночном клубе. Сменив несколько любовни… сексуальных партнеров, в 1950 г. она вышла замуж за стоматолога Джорджа Эллиса, разведенного мужчину с двумя детьми. В браке родилась дочь, однако отличавшийся эгоизмом Джордж не признал свое отцовство, и бедняжка Рут вернулась в ночной клуб.

Упорство и предприимчивость наконец принесли плоды — она стала менеджером этого прогрессивного учреждения и приобрела множество влиятельных поклонников. В 1953 г. к Рут впервые пришла любовь в лице Дэвида Блэкли, бывшего на три года ее моложе. Век любви короток — пока Блэкли распутывал отношения с предыдущей невестой, Рут увлеклась другим мужчиной, серьезным и обеспеченным, и молодой человек остался с носом. Он совсем потерял голову и однажды в пылу ссоры ударил беременную Рут кулаком в живот.

Рукоприкладство будущая мать не смогла ему простить. Терять детей ей доводилось и раньше (на ее счету было два или три аборта), но Блэкли оскорбил самое святое — женскую гордость и достоинство менеджера уважаемой и доходной фирмы. Поскольку времена рыцарей, защищающих честь дам, давно миновали, а наемные убийцы еще не расплодились, Рут пришлось действовать самой. 10 апреля 1955 г. она всадила пять пуль в Блэкли, когда тот выходил из публичного дома в Хэмпстеде.

В суде Рут признала себя виновной, и хотя присутствующие там женщины рыдали в три ручья, узнав о горестях, выпавших на долю обвиняемой, жюри присяжных быстро приговорило ее к смертной казни, осуществленной 13 июля того же года в тюрьме Холлоуэй. Рут хладнокровно восприняла приговор и уж точно не вспоминала о приличиях во время процедуры повешения. Дело Рут вызвало широкий общественный резонанс, и в итоге был поднят вопрос об отмене смертной казни. Ее отменили в 1969 г., а Рут вошла в историю как последняя женщина, казненная в Англии.

Противники казни указывали не только на ее бесчеловечность, но и на последствия психической травмы, наносимой близким и друзьям преступника. Овдовевший стоматолог настолько проникся страданиями покойной жены, что мигом излечился от эгоизма, запил с горя и повесился через три года после суда. Сыну Рут на момент казни исполнилось десять лет. Поначалу он ничего не ощутил, но травма дала о себе знать годы спустя — он тоже покончил с собой в 1982 г. А осиротевшая дочь Рут заболела раком и дожила только до 30 лет.

Рут Эллис похоронили в безымянной могиле в стенах тюрьмы Холлоуэй. В 1970 г. останки эксгумировали и перезахоронили в церкви Святой Марии в городе Эмершеме (неподалеку от Пенна) под именем Рут Хорнби. Однако ее дух преследует кладбище в Пенне, продолжая мстить Дэвиду Блэкли и после смерти. Что ж, пусть он бродит бледной тенью между могилами. Назовем вещи своими именами: убийца, блудница и карьеристка сполна заслужила эту участь.

ЧАСТЬ IV. САМОУБИЙЦЫ

Если человек решил уйти из жизни, какого черта он не может этого сделать, как подобает истинному джентльмену?

Принц Флоризель

В этой части нам придется опять говорить о жертвах любви, поэтому читатель, которому наскучили обманутые девицы, может безболезненно ее пропустить. Те, кто ознакомился с предыдущими главами, поймут, какой соблазн таят в себе башни замков и верхние этажи усадебных домов. Художник Перкинс знал потайную калитку в вечность. Лучшая половина человечества предпочла калитке окно.

Наверное, многие обвиняют автора в пренебрежении кошмарными нравами Средневековья. Осмелюсь предложить вашему вниманию настоящую средневековую легенду из куртуазного романа «История о Фуль-ке Фиц-Уорине», известного по рукописи XVI в.

В XII в. замком Ладлоу (Шропшир) владел Гослен де Динан, а пажом у него служил Фульк Фиц-Уорин. Гослен изредка оборонял замок от валлийцев, но повседневным его занятием была, конечно же, вражда с соседями[92] — Гуго де Мортимером и Уолтером де Лейси. Юный Фульк проводил время на одной из башен Ладлоу в компании дочерей хозяина — Хависы и Сибиллы. Оттуда они наблюдали, как пленили могущественного Мортимера, засадив его в подземелье замка, и как Гослен скрестил мечи с Лейси. Молодые люди ухитрялись разглядеть все подробности: то ли они обладали феноменальным зрением, то ли взрослые нарочно устраивали баталии прямо под стенами замка в назидание потомству.

Пока Гослен сражался с Лейси, их сторонники вступили в дружескую беседу и не заметили трех злоумышленников, отделившихся от войска, чтобы помочь Лейси. Но этот подлый маневр не укрылся от взоров молодежи. Сибилла лишилась чувств, а Хависа, видя, как встревожил Фулька обморок ее сестры, весьма язвительно отозвалась о его воинских дарованиях. Сибилла мигом очнулась, но было поздно — пристыженный Фульк кинулся на подмогу хозяину. Он и сам не обольщался на предмет своих достоинств, а потому решил соригинальничать, нахлобучив на голову ржавый шлем, взяв в руку боевой топор эпохи викингов и оседлав ломовую лошадь. Появление чудо-богатыря на поле боя произвело фурор. Пока застывшие от изумления рыцари приходили в себя, Фульк зарубил двоих из них и пленил третьего по имени Арнольд де Лис. Посрамленный Лейси сдался своему противнику, а его люди разъехались по домам, бурно обсуждая происшедший инцидент.

В подземелье уже сидел Мортимер, поэтому пленников заточили в башне. Арнольд был чрезвычайно хорош собой, и когда Лейси начал сетовать на невезение, он быстро его утешил: мол, в Ладлоу непременно отыщется жутко красивая и безнадежно тупая девица. Так и оказалось. Девицу звали Марион де Лабрюйер. Влюбившись в Арнольда, она по его просьбе свила из простыней веревку, по которой пленники спустились вниз.

Гослена де Динана не огорчило бегство Лейси и Арнольда — он и так не знал, куда их девать ввиду предстоящей свадьбы: расхрабрившийся Фульк решил, что Сибилла чересчур ранима (а вдруг они не сойдутся характерами — мы ведь знаем, чем это чревато), и сделал предложение воинственной Хависе. Пир длился две недели, а затем молодожены отправились в путешествие, сопровождаемые в целях безопасности отцом невесты и львиной долей гарнизона Ладлоу — ибо никто не питал иллюзий относительно боевых качеств Фулька.

После их отъезда тоскующая по любимому Марион послала ему записку, сообщив, что в замке она почти одна, а милая ее сердцу веревка по-прежнему крепка и надежна. Арнольду не понравилось это «почти», но он решил рискнуть. И вот темной-претемной ночью Марион окликнули снизу, и она спустила веревку к подножию башни. По ней взобрался ее возлюбленный, а с ним два других рыцаря. Марион была неприятно удивлена, но Арнольд открыл ей по секрету, что товарищами его тоже движет любовь — они спешат к своим невестам, живущим в замке. Восхищенная девушка упала в объятия хитреца, а новоиспеченные женихи тем временем отворили ворота, впустив в замок сотню людей во главе с Лейси.

Марион была не только доброй, но и честной девушкой (знакомый образ, не правда ли?) и не желала причинить зло хозяину Ладлоу. Заметив бегущих по двору воинов, она в гневе обратилась к своему избраннику:

— Кто все эти люди?

— Понимаешь, Марион, — попытался оправдаться Арнольд, — моих друзей ждут не дождутся их возлюбленные…

— Ах ты, негодяй, в замке нет столько девушек!

Пораженный ее догадливостью Арнольд не успел ничего возразить, и Марион, выхватив у предателя меч из ножен, нанесла ему удар в сердце. Окно башни было в ее распоряжении, она прыгнула туда и разбилась насмерть. Теперь призрачная фигура бродит у основания башни. Иногда посетители Ладлоу слышат девичий крик и звук падающего тела.

Хотя автор романа старался придерживаться фактов — за исключением истории Арнольда и Марион, — он все же не избежал путаницы. Замок Ладлоу впервые построен в конце XI в. Уїлтером де Лейси (?—1085) и его старшим сыном Роджером, мелкими приграничными лордами. В 1096 г. у Роджера отняли Ладлоу за участие в мятеже против короля Вильгельма II. В 1115 г. король Генрих I пожаловал замок Пейну Фиц-Джону (?—1137), женившемуся на племяннице Роджера — Сибилле. После смерти Фиц-Джона на его вдове женился Гослен де Динан (?—1166). В 1137 г. замок ненадолго захватил Гилберт де Лейси (?—1162), сын Роджера. В 1139 г. Ладлоу был осажден войсками короля Стефана, но сдан без боя (по-видимому, в тот момент он принадлежал Гослену и Сибилле). В 1148 г. Гослен втянулся в междоусобицу с Гуго де Мортимером (1117–1180), в которой участвовал некий Уолтер (вероятно, Гилберт) де Лейси, Непродолжительное время Мортимер пробыл пленником в Ладлоу, откуда был отпущен за выкуп. Около 1150 г. семья Лейси вернула себе замок, а Гослен получил в качестве компенсации владения в Беркшире.

Он не имел наследников мужского пола, и его земли были разделены между дочерьми. Старшая Хависа была замужем за Фульком II (1165–1197), основателем дворянского рода баронов Фиц-Уорин. Младшая Сибилла (?—1212) вышла замуж за бретонского дворянина Гуго де Плюгене (?—1201). Старший сын Гилберта де Лейси, Роберт, вступил в Орден тамплиеров, и замок перешел по наследству к его младшему брату Гуго (?—1186), погибшему в Ирландии. Генрих II взял под опеку земли Лейси ввиду несовершеннолетия сына Гуго — Уолтера (1172–1241). В 1194 г. Ричард I, недовольный поведением Уолтера в Ирландии, конфисковал Ладлоу. В 1199 г. дочери Гослена де Динана обращались к королю с просьбой вернуть им Ладлоу, но безуспешно. В 1205 г. Лейси выкупили замок за круглую сумму.

Сыном Хависы и Фулька II был Фульк III (1160–1258). В посвященном ему романе причудливо переплелись события из жизни самого героя, его отца и деда. Несомненно, создателями и законными владельцами Ладлоу являлись члены рода Лейси. Они довольно легко уладили конфликт с Госленом де Ди-наном, и притязания дочерей последнего иначе, как наглыми, не назовешь. Создатель романа не только смешал поколения, но и выставил злодеями людей достойных. Тем не менее он не дерзнул привлечь их к участию в любовной интрижке и выдумал Арнольда де Лиса. Сочинители современных басен о знаменитостях не столь щепетильны.

Ведущая роль среди призраков замка Бамбург отводится Розовой даме. Но легенда о ней анализу не поддается — она восходит ко временам англосаксонского королевства Нортумбрия! Нормальные девушки тогда уже встречались. Вот и героиня, которую угораздило родиться принцессой, полюбила не какого-то там чванного принца, а простого воина. Тщетно она скрывала парня от отца — король неизменно обнаруживал его по характерному запаху. Скоро ему надоело принюхиваться, и он отослал беднягу за море на целых семь лет. Все же добрые чувства старику не были чужды — представляете, как поступил бы на его месте рядовой сельский сквайр? Принцесса затосковала, и король поспешил ее успокоить. Он рассказал о женитьбе воина на заморской девице и в знак утешения преподнес дочери роскошное платье розового цвета. Тогдашний Бамбург представлял собой деревянную крепость, состоящую из частокола и башен. С одной из них и сиганула принцесса сразу после примерки. Убитому горем отцу осталось лишь гадать, что именно ее расстроило — измена любимого или фасон платья.

Другая несохранившаяся башня помогла свести счеты с жизнью леди Констанции, жене сэра Томаса Эт-Холла из поместья Холл на окраине города Крей-форда (лондонский округ Бексли). Ее муж, следуя нелепой традиции Ладлоу, забавлялся охотой на оленя под стенами своего замка на глазах у жены. Дальнейший ход событий предугадать несложно — зверь убивает мужа, отчаявшаяся жена падает из окна башни. Она посещает усадьбу, хотя от средневекового замка не осталось и следа. На его месте в 1540 г. возведен новый дом.

Вариация на тему трагедии в Калверли прослеживается в истории усадьбы Спик в Ливерпуле, бывшего «дома на воде». Построившая дом католическая семья Норрис утратила его в 1736 г., когда наследница Мэри Норрис (1698–1766) вышла замуж за лорда Сидни Боклера (1701–1744), азартного игрока, охотника за приданым и внука Карла II.

У них родился мальчик, но, к огорчению супруги, Боклер продолжал проматывать семейное состояние за карточным столом. Однажды он приехал из Лондона мрачнее тучи, поднялся наверх к жене и сообщил ей о полном разорении. Роковая весть застала Мэри стоящей у распахнутого окна с младенцем на руках. Он первым полетел вниз, а за ним последовала впечатлительная мамаша. Оба упали в ров с водой и захлебнулись. Наблюдавший за падением лорд невозмутимо пожал плечами и отправился пить чай. Его слова были скверной шуткой — на самом деле Боклер владел порядочными средствами и несколькими поместьями в Беркшире, а в 1740 г. вошел в Тайный совет. Он знал к тому же, что супруга переживет его на двадцать два года, а сын Тофем (1739–1780) будет другом Сэмюэла Джонсона и Хораса Уолпола и мужем дочери Чарльза Спенсера, герцога Мальборо. Зато всего этого не знали распространители вышеизложенной байки о самоубийце, чья полупрозрачная фигура посещает Гобеленовую комнату усадьбы.

Самоубийство приписали и Констанции Люси (?—1680), жене барона Генри Колерайна (1633–1708), владевшего усадьбой Брюс в Тоттенхеме (лондонский район Херинги). Барон реконструировал тюдоровский особняк, неосмотрительно добавив к нему часовую башню. С ее парапета кинулась несчастная Констанция вместе с маленьким сыном, приревновав мужа к Саре Эльстон (1642–1692), вдове Джона Сеймура (1646–1673), герцога Сомерсета. Коле-райн женился на Саре в 1682 г., предположительно вступив с ней в любовную связь сразу после смерти герцога. Однако дом он переделал лишь в 1684 г., четыре года спустя после мифического самоубийства первой жены. Так что Констанции попросту неоткуда было прыгать.

Чей же тогда призрак объявляется в усадьбе? Возможно, это Марта Темпл (1595–1620), жена арендатора Томаса Пенистона (1591–1644) и любовница хозяина поместья Ричарда Секвилла (1589–1624), графа Дорсета, известного женолюбца. Она умерла от оспы в 1620 г. А возможно, Энн Хангер, дочь управляющего Банком Англии. Ее взял в жены внук Колерайна и Констанции — барон Генри Колерайн (1693–1749), прельстившийся деньгами тестя.

Усадьба Брюс. Гравюра конца XVII в. Центральная башня как будто предназначена для самоубийц, но Констанция Люси умудрилась прыгнуть оттуда, когда башни еще не было

Констанция, впрочем, могла изловчиться и лишить себя жизни, не дожидаясь, когда муж построит башню. Самоубийцам из английских усадеб к этому не привыкать. Подавляющее большинство усадебных домов имеют всего два этажа. Можно сломать шею, упав и с такой высоты, но все-таки количество смертельных исходов вызывает недоумение с точки зрения теории вероятности.

Успешно покончила с собой обманутая женихом невеста из двухэтажного поместья Ордселл в пригороде Манчестера, принявшая затем облик Белой дамы (есть и другие версии ее происхождения). Со второго этажа дома выбросилась девушка в усадьбе Эвбери (Уилтшир), узнавшая о гибели возлюбленного, и мужчина в усадьбе Уэствуд (Уилтшир).

Услугами окон и башен пользовались не только хозяева, но и служанки. В замке Эмберли (Суссекс) был замечен призрак служанки Эмили, соблазненной одним из епископов Чичестера, живших здесь в Средние века, отвергнутой им и сбросившейся с башни. Около замка Арундел в лунные ночи блуждает Белая дама, прыгнувшая с Хиорнской башни в связи с изменой любовника. Эту трагедию по ошибке относят к эпохе Средневековья, но башня, играющая роль парковой «причуды», возведена лишь в конце XVIII в. и названа по имени архитектора Фрэнсиса Хиорна.

В XVIII–XIX вв. сооружен дом, венчающий вершину горы Святого Михаила в Корнуолле. Среди персонажей легенд древней горы нашлось местечко для Серой дамы, несущейся по длинному коридору дома и исчезающей в торцевом окне. Это горничная, родившая ребенка от мужчины, женившегося на ее сопернице. Покинутой им девушке не пришлось долго мучиться, выбирая нужное окно, — вокруг здания высятся скалистые утесы.

Реальные, а не вымышленные самоубийцы редко прибегают к столь ненадежному способу, как падение с высоты. Например, Сара Флетчер (1770–1799) из поместья Кортьерс (Оксфордшир), узнав о двоеженстве своего мужа, капитана королевского флота, повесилась на балдахине кровати, используя носовой платок и кусок кабеля. В XIX в. принадлежавший Флетчерам особняк был занят школой-интернатом для девочек (с 1866 г. — гимназия). Школьницы описывают Сару как женщину в черном плаще, с фиолетовой лентой в каштановых волосах, выходящую из комнаты на верхнем этаже (бывшей спальни).

Покончим с любовными драмами и займемся мужчинами-самоубийцами. На территории полуразрушенного поместья Истбери (Дорсет) видели призрак Старого Доггетта. В 1718–1738 гг. над проектированием усадебного дома работал прославленный архитектор Джон Ванбру. Обычно его проекты отличались масштабностью и дороговизной. Не стал исключением и особняк в Истбери. Обедневшие после строительства хозяева из семьи Додингтон сплавили усадьбу Ричарду Гренвиллу (1711–1779), графу Темплу, видному политику из партии вигов. Но и тот не смог содержать огромный дом, предложив 200 фунтов в год и бесплатное проживание любому, кто возьмет на себя управление Истбери. Никто не откликнулся на это предложение.

Племянник и наследник графа Джордж Гренвилл (1753–1813), маркиз Бекингем, решил демонтировать крылья дома и нанял для управления работами Уильяма Доггетта по прозвищу Старый Догтетт, постоянно носившего короткие штаны, подвязанные желтыми шелковыми лентами. Управляющий, пользуясь отлучкой хозяина, гостившего в Италии, разобрал не только южное крыло, но и основной объем, а материал продал, положив значительную часть вырученных средств себе в карман. Вероятно, он надеялся, что очарованный средиземноморским пейзажем маркиз осядет за границей (такое часто случалось). Но тот неожиданно возвратился, и не успевший удрать Дог-гетт застрелился в доме 23 июня 1786 г.

Маркиз с грустью оглядел уцелевшее северное крыло и, поняв, что солидного покупателя теперь не сыщешь, уступил его за символическую сумму фотографу — экспериментатору Томасу Веджвуду (1771–1805). Чуть позже Старого Доггетта стали замечать рядом с домом и на дорожке в парке. Покойника узнавали по желтым лентам на штанах. В 1845 г. разнеслись слухи о его вампирских наклонностях: рабочие в ходе ремонта церкви Святой Марии в соседнем селе Таррант Ган-вилль извлекли из-под пола прекрасно сохранившийся труп с румянцем на лице и достопамятными лентами на ногах. Последнее свидетельство явно из категории небылиц: самоубийцу не похоронили бы в храме, а ленты на трупе вряд ли сохранили бы цвет.

С неординарными событиями связана и судьба разрушенного поместья Найтон Горджес. Большой тюдоровский особняк наряду с замком Карисбрук считался когда-то главной достопримечательностью острова Уайт. 7 июля 1721 г. в усадьбе покончил с собой сэр Тристрам Диллингтон (1678–1721), баронет, крупно проигравшийся в карты. Его камердинер скрыл факт самоубийства, дабы избежать расследования, которое могло бы лишить имущества сестер баронета Мэри и Ханну. Ночью он привязал покойника к лошади и пустил ее в озеро. Принятые им меры, как ни странно, помогли — лошадь оказалась послушной, трупы не всплыли, и баронета сочли пропавшим без вести. Но Мэри и Ханна недолго наслаждались покоем — беспутный братец навестил их в первую же годовщину своей смерти, заодно доведя до инфаркта мудрого камердинера.

Ежегодные визиты продолжились и при следующих хозяевах — Биссеттах. Однако гибель усадьбы не лежит на совести призрака сэра Тристрама. Ее владелец Джордж Биссетт (1757–1821) в молодости служил капитаном и был одним из многочисленных любовников леди Сеймур Флеминг (1758–1818), жены сэра Ричарда Уорсли (1751–1805), баронета, из соседнего поместья Апалдаркомб. Леди Сеймур родила от Бис-сетта внебрачного ребенка. Сэр Ричард признал его своим, боясь скандала, но, когда в 1781 г. леди Сеймур сбежала с капитаном, подал на них в суд. Он рассчитывал доказать факт прелюбодеяния супруги и тем самым добиться развода, а также наказать Биссетта, потребовав уплаты компенсации в 20 тысяч фунтов.

Жадность, особенно в столь щекотливых делах, до добра не доводит. Официальный развод любовницы Биссетта не смущал, но расплачиваться за свои похождения он не собирался. Капитан нанял хитроумного адвоката, благодаря уловке которого заурядный судебный процесс прогремел на всю Англию. С помощью своего подзащитного адвокату удалось представить суду пикантные детали взаимоотношений четы Уорсли. Якобы на отдыхе сэр Ричард предложил Биссетту полюбоваться своей женой, когда та мылась в купальне. Он даже усадил капитана на плечи, чтобы тот дотянулся до окошка и разглядел обнаженную леди Сеймур во всех подробностях. Биссетт уверял, что самой леди эта забава очень нравилась и муж регулярно поставлял ей «клиентов»[93].

Сэр Ричард был добропорядочным, но не слишком умным человеком. Давая показания в суде, он совсем запутался, чем вызвал смех присутствующих. Не в меру развеселившийся судья отказал ему в праве на развод, но обязал Биссетта уплатить потерпевшему компенсацию в размере… одного шиллинга.

Над мужем-извращенцем смеются до сих пор, его жене многое прощают, а капитана считают невольным участником интриги, изобретателем которой он, скорей всего, явился. Моральный облик героев помогут прояснить их дальнейшие судьбы. Опозоренный Уорсли отправился путешествовать по Европе. Будучи в Италии и Греции, он собрал богатейшую коллекцию живописи, скульптуры и драгоценных камней. Вернувшись на родину, он обустроил родовое поместье, а в 1790–1793 гг. достиг ряда дипломатических успехов, служа послом в Венеции.

Леди Сеймур хватило ума понять, что капитан и его адвокат поиздевались не только над сэром Ричардом. Да и Биссетт не желал поддерживать связь с нимфоманкой. Его сильно встревожили показания врача, лечившего леди Сеймур от венерического заболевания.

Любовники разошлись, а в 1787 г. Биссетт женился на Гарриет Мордаунт. Леди Сеймур сделалась содержанкой (за отсутствием профессии менеджера ночного клуба), родила пару внебрачных детей и сбежала от долгов в Париж, где революционеры посадили ее в тюрьму. В 1797 г. она приехала в Англию, некоторое время тяжело болела, а в 1805 г. после смерти Уорсли вторично вышла замуж.

Биссетт с возрастом превратился в полоумного деспота. В 1820 г. его дочь и наследница Джейн (?—1866) стала женой священника, преподобного Мориса Фенвика (1798–1879), не получив благословения отца. В отместку тот спалил дотла дом в Найтон Горджес. От красивейшей усадьбы сохранились только столбы въездных ворот. Дух Джорджа Биссетта составил компанию сэру Тристраму. Жаль, что к ним не присоединился судья, коему не мешало бы полюбоваться на плоды своей недобросовестности. Будь приговор иным, глядишь, и Биссетт исправился бы, распрощавшись с кучей денег, и поместье уцелело бы. Да и гнусных сплетен в британском обществе было бы поменьше.

Подобно войнам самоубийства XX столетия намного кровавее и трагичнее, чем в предшествующие века. В 1928 г. поместье Арчфонт (Уилтшир) купил адвокат Гамильтон Риверз-Поллок (1884–1940), разорившийся в начале Второй мировой войны. 11 июня 1940 г. впавший в депрессию хозяин отпустил своих сотрудников, взял заряженный пистолет, подошел к жене, сидящей за фортепьяно, и выстрелил ей в голову. Затем он спустился в конюшню и пристрелил лошадей, а вернувшись в дом, убил собаку и пустил себе пулю в рот. После этого в доме не побоялись поселить детей, — эвакуированных из Лондона, а в 1945 г. он перешел в собственность Совета графства Уилтшир, открывшего здесь центр обучения для взрослых. По дому ходят призраки самоубийцы и его жертвы в облике Черной дамы. Безголовых лошадей и демонических собак никто пока не встречал.

Читатель, возможно, удивился отсутствию среди знаменитостей духов Букингемского дворца. Тут ничего не поделаешь — главная королевская резиденция действительно лишена их. Дворец очень поздно получил официальный статус. Он был приобретен Георгом III в 1762 г. и в течение восьмидесяти лет обустраивался, приняв жилой вид лишь в Викторианскую эпоху. В начале XX в. в кабинете на первом этаже дворца застрелился майор Джон Гвинн, личный секретарь короля Эдуарда VII. Причиной самоубийства называют скандал, связанный с разводом, обстоятельства которого мне неизвестны. До сего дня из кабинета доносятся выстрелы, а призрак майора возникает в тех или иных закоулках гигантского здания.

Призраку не зря придана простоватость. Легенда о майоре отвечает традициям королевской семьи, старательно адаптирующейся к демократическим идеалам нашего века. Тому же служат истории двух «сталкеров» — безобидных маньяков, преследующих королев Великобритании, живущих в Букингемском дворце. Первый из них, четырнадцатилетний подросток Эдвард Джонс, ь 1838–1841 гг. трижды украдкой побывал во дворце, успев откушать королевских яств на кухне и посидеть ка королевском троне. А еще он читал книги в дворцовой библиотеке (хороший мальчик) и прятался под кроватью королевы Виктории (находчивый мальчик), когда ее навещал жених — Альберт Саксен-Кобург- Готски Гг Потом этот любознательный и очень развитой ребенок залез в гардероб королевы и стащил ее панталоны.

Пойманного с поличным Джонса королевский суд погладил по головке и отпустил домой. Но, лишившись панталон, он туда не пошел, а вновь отправился во дворец. На сей раз ему пригрозили каторжными работами. О его похождениях проведали журналисты, и он приобрел известность, делясь впечатлениями о спальных покоях королевы и особенностях ее нижнего белья.

Далее для Джонса наступила пора испытаний. Современный исследователь доктор Ян Бондесон из университета Кардиффа (Уэльс) считает, что власти пренебрегли правовыми нормами, подвергнув преследованиям смелого мальчугана. Вместо того чтобы продолжить обучение Джонса в библиотеках и спальнях, они отдали его в матросы, а когда он украл что-то на корабле (штаны капитана?), сослали в Австралию. Там он и кончил свою горемычную жизнь, пристрастившись к выпивке и грабежам.

В 1982 г. подвиг Джонса повторил безработный Майкл Фейган, влезший в окно дворца по водосточной трубе. К сожалению, его страсть к просвещению осталась неутоленной — в библиотеку он не попал и даже до кухни не добрался, прихватив лишь стоявшую на столике бутылку с вином. В спальне ему тоже не повезло. Только он хотел нырнуть под кровать, как увидел, что она занята. На ней лежала королева Елизавета II, которая безмерно обрадовалась возможности побеседовать со своим избират… подданным. Задушевная беседа продолжалась до прихода горничной и охранника. Тут уж королева позабыла о солидарности с народом и разразилась в их адрес нецензурной бранью эпохи абсолютизма. До гардероба Фейгана само собой не допустили, но и преследовать в уголовном порядке не стали, ограничившись медицинской экспертизой.

Вот почему духи королей и королев сторонятся Букингемского дворца. Это Елизавета II под давлением либеральной общественности вынуждена пожимать руки бизнесменам и политиканам. Это ее внуки разъезжают на мотоциклах и обнимаются с девицами. А монархам древности претят встречи с идиотами и алкоголиками. По крайней мере, у их призраков еще осталось право на высокомерие.

ЧАСТЬ V. ПРОКЛЯТИЯ

Отдаваться гневу — все равно что мстить самому себе за вину другого.

Джонатан Свифт

Проклятия изрекались в глубокой древности, поэтому среди порожденных ими призраков нет никого моложе XVIII столетия. При этом те, кто их изрекал, соседствуют в мире духов с самими проклятыми.

Знаменитейший из проклятых грешников обитает в Корнуолле. Это священник Дандо, служивший некогда в приорате Сент-Жермен, основанном святым Германом в V в. Весельчак Дандо любил пировать и охотиться, не отличая будни от праздников и воскресных дней. Как-то раз на охотничьем привале он осушил до дна флягу, после чего принялся изрыгать хулу на своих спутников, не захвативших достаточно вина. Откуда ни возьмись перед Дандо вырос незнакомец, предложивший ему напиток, изготовленный по лучшим рецептам преисподней. Выхлестав целую бутыль, неблагодарный Дандо огрел ею незнакомца по голове, поскольку тот в уплату за напиток присвоил себе добытые охотниками трофеи. Осерчавший дьявол усадил пьяного священника на свою лошадь и прыгнул в реку Линхер, превратив ее в кипящий котел. Собаки Дандо бросились за хозяином и утонули. С тех пор в годовщину своего исчезновения Дандо возвращается во главе Дикой охоты под видом обрюзгшего толстяка с горящими очами. Иногда его образ сливается с вестником Смерти (аналог бретонского Анку), собирающим души умерших.

Немного настораживает род занятий героя. Мы знаем, что средневековые монахи, подвизавшиеся на территории бывших кельтских королевств, в частности корнуоллской Думнонии, отличались благочестием и аскетизмом. То ли легенда родилась позднее, после упразднения приората в XVI в., то ли священнослужитель заменил в ней другого персонажа.

Генри Бергуош (1292–1340), епископ Линкольна, остался в памяти англичан главным образом из-за легенды о призраке Фингеста. Здешняя усадьба, примыкавшая к норманнской церкви Святого Варфоломея на Чилтернских холмах (Бекингемшир), славилась охотничьими угодьями. В 1163 г. она была пожалована главе Линкольнской епархии.

Генри Бергуош возглавил епархию в 1320 г. по протекции своего дяди, барона Бартоломью де Бадлмера, одного из лордов, выступавших против Эдуарда II. После казни барона в 1322 г. Генри тоже попал в немилость, и его земли были конфискованы. В 1326 г. их возвратили, тем не менее Бергуош принял участие в свержении Эдуарда II, поддержав королеву Изабеллу. В 1328 г. он сделался канцлером, но не смог получить вакантный на тот момент пост архиепископа Кентерберийского, а в 1330 г. с падением Изабеллы был снят с должности и угодил в тюрьму. Вскоре Эдуард III освободил его, и в 1334–1337 гг. он возглавлял казначейство.

Напряженная политическая деятельность не мешала Бергуошу бывать в Фингесте, где он «отбирал общинные земли у бедняков (без всякого возмещения), чтобы расширить свой парк». Эта нелестная оценка взята из книги историка и священника Томаса Шуллера (1608–1661), уверявшего, что Бергуош «не сделал ничего хорошего ни Церкви, ни государству — как суверену, так и подданным; был алчен, честолюбив, имел буйный нрав, многих оскорбил и многим причинил вред». Большую часть сведений Фуллер почерпнул не из официальных хроник, тем паче не из сохранившихся воспоминаний самого епископа, а из народных сказаний. А сказания эти сочинялись неспроста — в них Бергуоша настигает посмертная кара.

Первым дух покойного встретил один из его друзей. Поначалу он не узнал епископа, переоблачивше-гося в зеленую одежду лесничего. Призрак должен был назваться, а когда друг поинтересовался, доходное ли ему досталось местечко после смерти, горько зарыдал, ругая свою ненасытность. Место было не просто не доходным, а одним из презреннейших — он обречен вечно сторожить отобранные у бедняков угодья. У него нет ни моральных, ни физических сил обслуживать столь обширную территорию, и он умоляет друга отправиться к новому епископу Линкольна с просьбой сократить парк до изначальных размеров. Остается загадкой, каким образом удалось уговорить главу епархии послушаться Бергуоша. Возможно, сам покойник воздействовал на его психику всеми доступными средствами. Однажды епископ прискакал из леса бледный и молчаливый, еле сполз с коня, а на следующий день распорядился вернуть общинные земли законным владельцам. Призрак сделал свое дело, и находчивые крестьяне отослали его на покой. Больше Бергуоша никто не видел — даже в границах его прежних владений!

Здесь, как и в случае с Дандо, имеет место нравоучительная переработка средневековых преданий о неведомом существе, выступавшем в образах Зеленого человека, Дикого охотника, Лесного человека, Зеленого рыцаря и т. п.

Другая корнуоллская легенда повествует о Жане Трегегле, мировом судье, жившем в начале XVII в. Наконец-то в число призраков угодил один из неправедных судей, давно заслуживших народное проклятие! Трегегл пользовался служебным положением для личного обогащения, занимался подлогами и мошенничеством, присваивал имущество сирот и, в конце концов, продал душу дьяволу. Одно время ему приписывали убийство жены и детей, но потом отказались от этого обвинения — в Корнуолле много скал и камней, но мало замков с башнями и усадеб с окнами.

Трегегл как будто предвидел, что после смерти ему придется отдуваться за все судейское сообщество Англии, и подкупил приходского священника, чтобы тот захоронил его тело на кладбище при церкви. Священник удивился — ведь он и не думал лишать судью законного погребения, — но, повздыхав, взял деньги, заметив при этом, что он «польщен честью, сэр, видеть вашу честь на нашем кладбище». Но гнев народный, а значит, и гнев Божий настиг нечестивца даже в освященной земле.

Вспомним ситуацию, обрисованную Вальтером Скоттом. Председатель суда насмехается над ответчиком, а тот… и вправду приглашает в зал призрака. Именно это произошло в суде города Бодмина. Ответчик, хорошо знавший Трегегла при жизни, вдохновился примером святого Фридолина и вызвал дух судьи из могилы для дачи свидетельских показаний. Посрамленному председателю ничего не оставалось делать, как вынести вердикт в пользу новоявленного некроманта. Услышал бы сэр Вальтер о корнуоллском прецеденте, поостерегся бы ерничать!

Однако самое необычное в этой истории — не судебный курьез, а дальнейшая судьба духа. Вызвать-то его вызвали, а вот обратно загонять не торопились. Времена милосердных святых давно миновали, и некромант не прочь был снова использовать Трегегла в качестве свидетеля, но тут вмешалось духовенство, догадавшееся наконец о сделке покойника с дьяволом. Пастыри нашли действенный способ избавления грешника от адских мучений, загрузив его призрак физической работой. Решение было принято единогласно при одном воздержавшемся.

Под одобрительные возгласы толпы призрака связали молитвами и отправили на бездонное озеро До-змари вычерпывать воду дырявой раковиной. Бывшего судью сизифов труд ничуть не привлекал, он так и норовил сбежать, поэтому охранять его отрядили свору демонических псов. В этом месте авторы легенды что-то напутали. Не духовенство же, в самом деле, науськивало на судью собак! А их настоящий хозяин по логике рассказа не был заинтересован в загробном искуплении грехов Трегегла — он только-только заполучил его для своей резиденции.

Но не будем вдаваться в богословские тонкости. Собаки свое дело знали. Когда над озером разразилась буря, судья рванул оттуда так, что пятки засверкали. За этими пятками, мелькающими в свете молний, мчалась вся свора. Призрак миновал Бодминское болото и, подбежав к часовне на скале Рош Рок, попытался влезть в окно. Он допустил ту же ошибку, что и лиса из сказки. Лиса высунула из норы надоедливый хвост, а судья полез головой вперед, оставив снаружи предательские пятки. Псы добрались до них, и вопли несчастного огласили окрестности.

Трегегл промучился на озере несколько дней, а потом его навестил воздержавшийся при голосовании священник, чью совесть тяготила полученная мзда. Он привел с собой двух святых — по крайней мере, так он представил их судье, — и те, вспомнив о милосердии, препроводили пленника на побережье Педстоу и поручили ему вить из песка веревки. Трегегл радостно

принялся за работу, но с первым же приливом его радость улетучилась вместе с веревками, смытыми водой. В отчаянии призрак разревелся. Он ревел долго, пока покровитель местного храма святой Петрок не направил его в Хелстон. Здесь ему велели очистить берег от песка. Вы заметили, как усложнились исправительные работы с появлением святых? У меня даже закралось подозрение, что они и не святые вовсе, а печально известные Морж и Плотник:

Но Морж и Плотник в эту ночь Пошли на бережок, И горько плакали они, Взирая на песок: — Ах, если б кто-нибудь убрать Весь этот мусор мог![94]

И вот, пожалуйста, нашли козла отпущения! Поняв, что снисхождения не будет, Трегегл принялся таскать мешки с песком, а дьявол, коего не удосужились изгнать работодатели, постоянно ставил ему подножки. Песок просыпался, прилив наносил новые кучи, и тогда обозленный судья перегородил песчаным гребнем гавань Хелстона. Жители города воззвали к своим святым, и те отфутболили призрака на юго-западную оконечность Корнуолла, где его рыдания никого не тревожили. И поныне Трегегл пересыпает песок с места на место, а ветер доносит его протестующие крики.

У ручья, протекающего в усадьбе Суинсти на берегу одноименного водохранилища в Йоркшире, можно заметить одинокого мужчину, тщательно отмывающего золотые и серебряные монеты. Это призрак бывшего хозяина поместья Генри Робинсона, обреченного после смерти отчищать украденные им деньги. Легенда о нем в подробностях живописует лондонскую чуму начала XVII в., благодаря которой Робинсон приобрел свое богатство. Он таскался по зачумленным кварталам, вынимая из карманов умирающих последние деньги, и даже не брезговал снимать монеты с глаз трупов.

Развалины часовни на скале Рош Рок. В ней когда-то пытался укрыться Жан Трегегл, преследуемый по пятам сворой адских псов

Когда он возвратился в родную деревню, соседи посоветовали ему выкинуть все добытые в Лондоне деньги, чтобы не заразиться от них чумой. Робинсон не внял совету и был изгнан из деревни гигиенистами. Он поселился в заброшенном сарае, не страшась воров, так как те не отваживались прикасаться к заразным монетам. Все свободное время Робинсон тратил на чистку и мьггье своих сокровищ. А потом, видя, что болезнь его не берет, возвел усадебный дом и зажил припеваючи. Но хотя на земле деньги удалось пристроить, для неба они оказались грязноваты, и дух Робинсона отправили назад вслед за женщинами-чистюлями с их кровавыми руками.

Генри Робинсон родом из Ланкашира действительно владел усадьбой Суинсти. В 1590 г. он купил уже существующий дом у Фрэнсиса и Элен Вуд, испытывавших финансовые затруднения. Дом был ветхий — но не до такой степени, чтобы селиться в конюшне, — ив начале XVII в. новый хозяин осуществил упомянутую в легенде реконструкцию. Неизвестно, бывал ли Робинсон в Лондоне во время первой вспышки чумы, пришедшейся на 1603 г. и унесшей жизни 30 тысяч человек.

В середине XVII в. в усадьбе Чавнедж (Стаффордшир) жил сэр Натаниэль Стивенс (1589–1660), влиятельный член парламента. Поначалу он не соглашался голосовать за казнь Карла I, но затем уступил настырным коллегам. Когда младшая дочь хозяина Абигайль (1628—?) узнала о решении отца, она прокляла его и всех будущих владельцев Чавнеджа.

Стивенс заболел и оказался прикован к постели вплоть до своей смерти (ее, однако, пришлось ждать добрых десять лет). Когда завернутое в саван тело сэра Натаниэля лежало в доме, во двор въехал катафалк, запряженный четверкой вороных коней. Им управлял обезглавленный возница в королевском облачении. Труп поднялся в воздух, вылетел наружу и спланировал в катафалк, который сразу тронулся с места и исчез в воротах усадьбы. Изумленные родственники решили, что за Стивенсом приезжал сам Карл I. Решение, что ни говори, дерзновенное: облачение ли возницы навело на эту мысль, или кто-то разглядел в катафалке отрубленную голову с испанской бородкой? А вообще король, управляющий катафалком, — это нормально: я уже говорил о демократических порядках в мире духов. Катафалк всякий раз приезжает за умирающим главой семейства, владеющего поместьем.

Есть девушки в английских усадьбах! Весьма неожиданная реакция для дочери протестанта, но, может, она по традиции пылала страстью к юному роялисту? В любом случае неясно, чем провинились остальные владельцы. Громовые проклятия следовало бы изрекать самому Карлу I, но вряд ли этот мягкий и уравновешенный человек поддался бы нелепому порыву.

Надо сказать, хозяева Чавнеджа с удовольствием принимают у себя почетного гостя. А кого, вы думаете, отрядили ему в компаньоны? Оливера Кромвеля! Тот гостил в одной из комнат дома еще до казни короля, и теперь там царит особо мрачная, давящая на психику атмосфера. Самого лорда-протектора и на сей раз никто не видел, но атмосферу ощутили жена священника, ночевавшая в комнате, электрик, ремонтировавший проводку, один из актеров многочисленных телесериалов, снимавшихся в усадьбе, а также принцесса Мария Луиза Шлезвиг-Гольштейнская (1872–1956), написавшая об этом в своих воспоминаниях.

В XVI в. поместьем Смайтлс в городе Болтоне около Манчестера владела католическая семья Бартон. 24 апреля 1555 г. во время гонений на протестантов со стороны Марии I в Честере был осужден на казнь протестантский подвижник Джордж Марш (1515–1555). Суд использовал показания, добытые на допросе обвиняемого в Большом зале усадьбы Смайтлс. Его допрашивали заядлые паписты, и разгневанный их упрямством Марш воздел перст к небу и изрек проклятие на хозяев дома. «Провалиться мне на месте, — воскликнул он, — если мои слова не сбудутся!» — и со всей силы топнул ногой по каменному полу. Пол треснул, и Марш в ужасе отдернул ногу. Его слова не сбылись, и вместо проклятых католиков в дом является призрак протестанта, нарушившего библейский запрет на клятвы и божбу. Треснувший пол Бартоны отремонтировали — по правде говоря, он давно нуждался в ремонте, — но след башмака Марша сохранили в назидание потомкам, и тот кровоточит в годовщину казни подвижника.

Печальные руины поместья Мортон Корбет в Шропшире напоминают о лежащем на нем проклятии.

Роскошный особняк начал возводить сэр Роберт Корбет (1542–1583), но смерть от чумы помешала ему закончить строительство. Достраивали дом его братья Ричард (1545–1606) и Винсент (1550–1622).

По легенде, сэр Винсент спрятал в недостроенном доме рьяного пуританина Пола Холмярда, преследуемого властями в начале XVII в. Скоро Корбет пожалел о своем гостеприимстве — Холмярд без конца бубнил молитвы и требовал от хозяина воздержания в пище и питии. Однажды к столу подали жирного поросенка, и Холмярд разразился такими проклятиями, что терпение Корбета лопнуло, и он выставил проповедника за дверь. Тот обосновался в соседнем лесу, но каждый день приходил в усадьбу и подолгу стоял, хмуро наблюдая за отделочными работами. Когда дом был готов, Холмярд потряс кулаками и громогласно проклял сэра Винсента и его потомков, предсказав, что те не поселятся в новом жилище.

И в этом случае проклятие не сбылось. В доме успели пожить и сэр Винсент, и его сын Эндрю (1580–1637), и внук Винсент (1617–1657). Во время Гражданской войны укрепленная усадьба была осаждена парламентской армией, основательно ее порушившей. Корбеты с горем пополам отремонтировали дом, но все же покинули его в XVIII в., и только тогда он начал приходить в упадок. В лунные ночи по развалинам бродит призрак Пола Холмярда, недоумевающего, как же он мог промахнуться со сроками.

В XVIII в. (точная дата не называется) в дом усадьбы Левене (Кумбрия) постучалась цыганка, попросившаяся на ночлег. Ее не впустили, и тогда она выкрикнула проклятие: «В доме не родится наследник, пока не замерзнет река Кент и белый олененок не появится в парке». В парке паслось стадо черных норвежских оленей, и белого олененка пришлось дожидаться до 1896 г. В тот же год реку сковал лед, и в Левенсе родился наследник мужского пола. А в 1973 г. призрак цыганки был замечен на мосту неподалеку от дома.

В начале XVIII в. усадьбой владел полковник Джеймс Грехэм (1650–1730), бывший хранитель личной казны короля Иакова II. Сына у него не было, и он вряд ли появился бы в силу возраста полковника. Его дочь Кэтрин (?—1762) в 1709 г. вышла замуж за Генри Говарда (1686–1757), графа Суффолка. У них было несколько сыновей, но родились они не в Левенсе, а в поместье Чарльтон (Уилтшир), главной резиденции графа. Графский титул и родовые земли унаследовал внук Кэтрин — Іенри (1739–1779), который поселил в Левенсе свою мать леди Мэри Финч (1717–1803), вдову Уильяма Говарда (1714–1756), виконта Эндовера, проживавшую здесь оставшуюся часть столетия. Не думаю, что от старой виконтессы ожидали рождения наследника — всех, кого следует, она уже родила.

Граф навещал мать в Левенсе, но сам жил в Чарльтоне. Два его сына умерли в младенчестве в 1778 и 1779 гг., причем второй сын — через два дня после смерти отца. Левене достался по завещанию племяннице графа — Мэри Баго (?—1877), в 1807 г. вышедшей замуж за Фулька Гревилла (?—1846). Их брак не принес детей, и после смерти Мэри в Левенсе поселился ее дальний родственник сэр Джоселин Баго (1854–1913), служивший в Канаде, а затем — его сын Алан (1896–1920). Это он родился в 1896 г., но умер в 24 года от пневмонии. Проклятие цыганки било мимо цели: в усадебном доме жили не главы рода, а их близкие родственницы — достигшие преклонного возраста Кэтрин Грехэм, Мэри Финч и Мэри Баго. Из них не имела сыновей лишь Мэри Баго.

Исчерпывающих данных о владельцах поместья Четвинд на окраине города Ньюпорта (Шропшир) у меня нет. В этих местах объявлялся по-настоящему жуткий призрак. Современное предание связывает его с женой сквайра Пиготта, главы рода, владевшего усадьбой в XV–XVIII вв. Но поместье возникло еще в англосаксонскую эпоху, и, на мой взгляд, облюбовавший его древний дух отношения к Пиготтам не имеет. Впрочем, судите сами.

Во время родов супруги сквайр Пиготт был поставлен перед необходимостью выбирать между ее жизнью и жизнью ребенка. Он выбрал ребенка, за что умирающая жена прокляла его. Проклятие пало и на младенца, внезапно пораженного смертельным недугом, и на всех членов рода. Последний его представитель Роберт Пиготт, шериф Шропшира, продал дом в 1774 г. и уехал в Женеву, где скончался в 1794 г.

А привидение миссис Пиготт уселось на ветвях старого дуба по дороге в соседнюю деревню. Существо расчесывало свои длинные волосы или баюкало скорчившегося на груди ребенка. Ілухой ночью до путников долетал унылый вой, и они старались обходить дуб стороной, а всадники пришпоривали коней, ведь существо имело обыкновение вскакивать на лошадь и обхватывать скользкими лапами сидящего впереди человека. Особенно доставалось гонцам, посланным в ночную пору за доктором или акушеркой.

Однажды двенадцать священников решили изгнать злого духа. Силы экзорцистов быстро иссякли, и они с трудом завершили обряд. Призрак уменьшился до размеров мыши, был закупорен в бутылку и брошен в озеро. Зимой катающийся на озере мальчик проткнул коньком лед и разбил плавающую в воде бутылку с демоном. Возблагодарив конькобежца, привидение вернулось на дуб и продолжило свои приставания. Теперь оно не гнушалось экипажами и телегами, запрыгивая на них в светлое время суток.

Вновь собрались двенадцать священников. Они зажгли свечи и начали читать молитвы. Разъяренный призрак погасил все свечи, кроме одной. Держащий ее священник, не прерывая чтения, попросил собратьев знаками о молитвенной поддержке — если бы свеча потухла, демон разорвал бы их всех на куски. Молитвы зазвучали с новой силой, обряд завершился, уменьшившегося духа опять упрятали в бутылку, но на этот раз закопали на кладбище в Ньюпорте.

Необычную троицу грешников можно встретить в церкви Всех Святых в городе Холбиче (Линкольншир). В конце XVIII в. в приходе жили четверо пьяниц и картежников — Слэтор, Уотсон, Баркер и Колдинг. В 1793 г. Колдинг скоропостижно скончался. Вечером накануне похорон три собутыльника, загрузившись в харчевне, отправились навестить покойника, чье тело лежало в храме. Решив оказать последнюю услугу усопшему товарищу, они зажгли свечи, сняли крышку с гроба и, приспособив ее под стол, сдали карты — и себе, и Колдингу, которого они усадили в гробе и двигали его руками.

Пользуясь беспомощностью партнера, картежники немилосердно жульничали. Пробила полночь, и вдруг проигравшийся в пух и прах Колдинг дьявольски усмехнулся, а потом истерически закудахтал. Слэтор, сидевший ближе всех к выходу, кинулся к двери, успев заметить, как покойник запрыгнул на плечи Мэтсону и Баркеру. Когда протрезвевший и поседевший Слэтор ворвался в харчевню, завсегдатаи поверили его словам, а храбрейшие из них, вооружившись, двинулись к церкви. Следов Уотсона и Баркера они не обнаружили. Свечи догорали, труп покоился в гробу, крышка валялась на полу. Слэтор не оправился от шока и умер через пару недель.

С тех пор храм по ночам освещается слабым светом. Говорят, тот, кто войдет внутрь, увидит Колдинга, Уотсона и Баркера с картами в руках. Они пожалуются на сбежавшего партнера и пригласят вошедшего принять участие в игре. Картежники будут там сидеть, пока кто-нибудь не примет их приглашение.

ЧАСТЬ VI. НАВЯЗЧИВАЯ ИДЕЯ

Жил-был грустный старик

Бобби Вилсон,

Сожалевший о том, что родился.

Он улегся в кровать

С целью больше не встать

И поставленной цели добился.

Эдвард Лир[95]

Строго говоря, навязчивая идея присуща всем призракам. Но к названной категории я отнес тех из них, что не выступают ни жертвами, ни преступниками, ни проклятыми. Они скорбят по поводу происшедших событий, разыскивают утерянные и припрятанные сокровища или просто не могут избавиться от земных привычек.

Развалины монастыря Тайнмут на северо — восточном побережье Англии посещает призрак викинга Олафа. Он был тяжело ранен при атаке на обитель и остался лежать на берегу, когда его соотечественники в спешке уплыли. Монахи подобрали и вылечили Олафа. При следующем набеге на Тайнмут среди погибших воинов оказался брат Олафа. Хотя Олаф к тому времени обратился в христианство и готовился к постригу, молитвы ему не помогли. Он так горевал о брате-язычнике, что умер от истощения прямо на полу монастырской церкви.

Трудно определить, кем и когда сочинена эта легенда. Монастырь основан еще в начале VII в., а в 651 г. в нем был погребен святой Освин, король Дейры, павший от рук солдат своего недруга — короля Берниции. В 875 г. викинги почти полностью разрушили обитель, восстановленную норманнами в 1090 г. Умеренный мелодраматизм свидетельствует о раннем происхождении легенды. Наверняка в более поздней версии Олаф собственноручно убивал бы брата, а потом сокрушался бы об ошибке.

Предание о призраке замка Уоркворт (Нортумберленд) сложилось уже под влиянием куртуазной поэзии. В XIV в. замком владела семья Перси. Один из английских приграничных лордов Бертрам де Ботал влюбился в леди Изабеллу Уиддрингтон. Он сражался плечом к плечу с Перси в Шотландии, был ранен и доставлен на родину. Тем временем леди Изабеллу захватил на границе некий шотландский барон. Выздоровевший Бертрам поспешил ей на выручку вместе со своим младшим братом. Не зная имени шотландца, они разделились и искали пленницу поодиночке.

В жизни все дороги ведут в Рим, а в поэзии — к женщине. Оба брата нашли героиню, но младший успел к ней чуть раньше. Он составил хитроумный план по ее спасению, детали которого в легенде опущены. Бертрам же, на свою беду, поспел к замку, где томилась леди Изабелла, в самый неподходящий момент. Он увидел, как из окна спускается по веревке мужчина в шотландской одежде в обнимку с женщиной. В ней Бертрам узнал свою возлюбленную. Ну конечно, он не задумался над тем, почему шотландец не воспользовался дверью, — куртуазные рыцари всегда отдавали предпочтение чувствам — и, размахивая мечом, ринулся на врага. Брат героя (а это он переоделся шотландцем) смущенно молчал, и лишь леди Изабелла, поняв, откуда дует ветер, попыталась предостеречь Бертрама, но тщетно — за ним уже маячила тень невезучего Ральфа де Капо. Один удар мечом, и оба лежат бездыханные, а Бертрам застыл над их телами с поникшей головой.

Раздавленный горем рыцарь вернулся в Нортумберленд и с разрешения лорда Перси поселился в уединенном скиту около Уоркворта, где подобно Бобби Вилсону быстро закончил свои дни. И после смерти он приходит сюда, чтобы поведать нам о своей печали.

Сподвижником Перси, скорей всего, был Роберт II Бертрам (1307–1363), барон Митфорд. Он женился на Маргарет Фельтон (1312–1341), и у них родилась единственная дочь Элен (1337–1403), вышедшая замуж за Роберта де Огла (1331–1410), будущего барона Ботала. Изабелла Уиддрингтон (1422—?) жила в Морпете (Нортумберленд) в следующем столетии; она и впрямь умерла молодой. Призраку есть о чем скорбеть помимо своей неуклюжести. С героиней они никак не могли встретиться при жизни.

А вот образец легенды о печальном рыцаре эпохи романтизма. В окрестностях замка Дунстанбург (Нортумберленд) не раз замечали призрак мужчины в одежде XVI в. Это сэр Гай, с которым произошла здесь курьезная история. Дунстанбург, бывшая резиденция Ланкастеров, был сильно поврежден в XV в. и сделался необитаемым. Сто лет спустя мимо развалин проезжал сэр Гай. Застигнутый грозой он укрылся в уцелевшей башне, где встретил загадочную белую фигуру. Фигура жестом предложила ему подняться на вершину башни. В то время башни еще не приобрели зловещую репутацию губительниц влюбленных девушек, поэтому сэр Гай был весьма заинтригован. Он взбежал по лестнице и уткнулся в запертую дверь. Из-за двери доносилось равномерное похрапывание. «Неужели спящий король? — удивился наш герой. — Как некстати! А монахи говорили, он в пещере почивает. Ладно, сейчас выясним». И сэр Гай приник к замочной скважине. В комнате действительно спали воины с конями (то есть кони спали тут же, а не в конюшне), а между ними стоял гроб, в котором, к огромному облегчению сэра Гая, лежал не Артур, а спящая принцесса.

Сэр Гай долго бы любовался красотой девушки, но белесый посланец начал проявлять признаки беспокойства. Из его невразумительных мычаний герой наконец уяснил, что от него ждут. Он должен разбудить принцессу любым из двух способов: либо разбить дверь на кусочки и броситься в объятия девушки, либо подуть в рог, призвав на помощь других странствующих рыцарей. Сэр Гай был опытным придворным тюдоровской закалки. Он не собирался обниматься с незнакомой девицей, да еще и в присутствии стражи. Такие объятия ко многому обязывают. Не колеблясь, он протрубил в свой рог. Призрачная фигура горестно возопила, обозвав его трусом, и бесследно растаяла. На помощь, конечно, никто не явился — кто из рыцарей потащится в Дунстанбург в такую непогоду? Зато проснулись воины. Вместе с конями они живо выломали дверь — сэр Гай успел еще подумать: «Вот для чего нужны кони!» — и атаковали нарушителя покоя. Тот кубарем скатился с лестницы и потерял сознание.

Очнулся он у подножия башни весь мокрый и грязный. Гроза закончилась, а тоска, внезапно овладевшая его сердцем, только началась. Теперь сэра Гая не покидала мысль о спасении принцессы. Он неоднократно приезжал в Дунстанбург и взбирался на башню, но напрасно — в таинственной комнате было пусто, лишь еле уловимый аромат конского навоза витал в воздухе. В конце концов, сэр Гай оставил двор и друзей и нашел приют в заброшенном замке. Там он умер, туда он возвращается после смерти.

Разновидность этого сюжета мы отыщем в готическом рассказе «Сэр Бертранд» (1773), написанном Анной Барбо (1743–1825). Сэр Бертранд, оказавшийся в одиночестве на темной пустоши и привлеченный ударами колокола и голубоватым светом, входит в старинный замок. Там его поджидает призрак, которого догадливый герой сокрушает мечом. Призрак исчезает, не успев надавать глупых указаний, и на пол со звоном падает железный ключ. Взяв ключ, сэр Бертранд вполне цивилизованным способом отпирает массивные двери в комнату, где установлен гроб с зажженными свечами. Гроб охраняют не воины с конями, а мраморные статуи с кривыми саблями.

Из гроба встает женщина, облаченная в саван, и протягивает к рыцарю руки. Статуи призывно звенят саблями, сэр Бертранд спешит обнять женщину, а та пламенно целует его в губы. Далее по примеру сэра Гая герой лишается чувств. Однако пробуждается он в несравненно более уютной обстановке, лежа на бархатной софе в роскошно убранной зале. «Зазвучала тихая музыка, и двери раскрылись; в покои вошла женщина неземной красоты. Ее окружала стайка прелестных нимф, грациозностью движений не уступавших древним богиням. Она приблизилась к рыцарю и опустилась перед ним на колени, благодаря как своего спасителя. Нимфы водрузили ему на голову лавровый венок, а женщина взяла его за руку и повела к праздничному столу. Там она села подле него. Нимфы тоже сели, и потянулась бесконечная вереница слуг, прислуживавших в пиршественной зале. Все время играла восхитительная музыка. От изумления сэр Бертранд не мог вымолвить ни слова — благодарными взглядами и жестами отвечал он прекрасным незнакомкам»[96]. Не знаю, как вам, а мне тоска незадачливого сэра Гая понятнее и ближе, чем этот слащавый раек с гуриями.

Поместье Клейдон (Бекингемшир) навещает его бывший хозяин сэр Эдмунд Верни (1590/1596-1642), знаменосец Карла I, погибший 23 октября 1642 г. в битве при Эджхилле и погребенный в усадебной церкви Всех Святых. По свидетельству слуг, работавших в Клейдоне, в годовщину смерти сэра Эдмунда на газоне перед домом в сумерках можно было смутно различить сцены сражения. По недостоверному преданию, парламентарии не сумели вырвать королевское знамя из руки мертвого знаменосца и отрубили ее. Тело сэра Эдмунда не нашли и в церкви захоронили только руку, опознанную по кольцу на пальце. Теперь призрак разыскивает недостающую конечность.

Еще одно безрукое привидение объявляется в бывшей усадьбе Броуд Хинтон (Уилтшир). В древности ею владела семья Роугтон. В местной церкви Святого Петра сохранился надгробный памятник сэру Томасу Роугтону (?—1597) — статуя, лишенная рук. По легенде, они засохли, когда вернувшийся с охоты сэр Томас кинул в огонь Библию своей жены. Она читала вместо того, чтобы готовить ужин для голодного мужа.

В 1628 г. Роугтоны продали поместье сэру Джону Гленвиллу (1586–1661). В 1640 г. тот служил спикером палаты общин, но в дальнейшем поддержал Карла I, за что парламент в 1645 г. заключил его в Тауэр (освобожден под залог в 1648 г.). Гленвилл приходился двоюродным братом жене писателя Джона Ивлина, который гостил в Броуд Хинтон в 1654 г. и записал, что жил он в сторожке, так как хозяин нарочно сжег усадьбу, чтобы не собирать гарнизон для парламента во время Гражданской войны.

Существует, однако, легенда, согласно которой леди Гленвилл в отсутствие мужа зарыла где-то по соседству с домом семейные драгоценности и серебро. Тем временем в усадьбу прибыл сам Оливер Кромвель, пожелавший конфисковать имущество опального спикера. Леди Гленвилл не впустила его внутрь, махала перед его лицом горящим факелом, а затем швырнула факел в дом на заранее сложенную там вязанку дров. Та вспыхнула, и огонь мгновенно охватил ветхое здание. Кромвель срочно покинул усадьбу, решив, что ее хозяйка тронулась умом. Он был недалек от истины. В том же году погиб один из сыновей хозяев, сражавшийся на стороне роялистов при осаде Бриджуотера. С горя леди Гленвилл помешалась и не смогла вспомнить, где устроила тайник с сокровищами. Ее дух ищет тайник в деревне и на церковном кладбище.

Супругу сэра Джона звали Уинифред Буршье (?—1676); она происходила из местечка Барнсли в Глостершире. Они поженились около 1615 г. В браке родились четверо сыновей и две дочери. Когда в 1661 г. спикер умер, вдова воздвигла надгробный памятник с эпитафией на его могиле — такой поступок не под силу сумасшедшей, потерявшей память. Интересно, что женой Кромвеля (с 1620 г.) была однофамилица героини — Элизабет Буршье (1598–1665), дочь пуританина из местечка Фельстед в Эссексе.

Трудно сказать, в каком столетии родилась легенда о сокровищах замка Бленкинсопп (Нортумберленд). Небольшая укрепленная усадьба, известная с XIII в., долгое время числилась собственностью семьи Перси. Члены семьи редко бывали в замке, предоставив его в полное распоряжение управляющего. Один из управляющих Брайан де Бленкинсопп, дерзкий и алчный холостяк, поклялся жениться на даме с таким приданым, которое смогут поднять не менее десяти сильных мужчин. И такая дама отыскалась то ли в Венгрии, то ли в Палестине, где воевал Брайан. Двенадцать слуг доставили в замок сундук с золотыми монетами. Но богатство не принесло счастья Брайану. Он постоянно ссорился с женой-чужеземкой, по одной версии, из-за того, что львиная доля веса пришлась на сам сундук, а не на лежащее в нем золото, по другой — из-за двенадцати молодцов, которых так и не удалось выдворить из Бленкинсоппа. А менять что-либо было поздно — ведь супруга управляющего выполнила поставленные им условия. После особенно бурной ссоры с мужем она бросила клич заморским молодцам, и те закопали сундук где-то в замке. Увы, молодцы перестарались — бесследно исчез не только сундук, но и хозяин с хозяйкой.

Позднее этот, на мой взгляд, криминальный сюжет обернулся историей о призраке. Брайана за его алчность отправили гореть в аду, а чужеземку возвратили на грешную землю под видом Белой дамы, озабоченной спрятанными сокровищами. В 1820 г. она попыталась затащить в подвал восьмилетнего мальчика, чтобы отдать ему злосчастный сундук. Напуганный ребенок позвал родителей, и те, рассудив, что ни им, ни их сыну с такой тяжестью не справиться, а дюжину носильщиков взять негде, махнули на клад рукой. Полвека спустя в соседней деревне поселилась некая сновидица, объявившая всем и каждому, что в подвале замка зарыт сундук с золотом и именно ей суждено его найти. Вторая часть ее сна не вдохновила хозяев Бленкинсоппа из семьи Коулсон, и они отказались от услуг приезжей. В 1877 г. замок был реконструирован под загородный дом, а затем продан семье Джойси. Новые владельцы, равно как и постояльцы организованного здесь отеля, проигнорировали призывы Белой дамы, и в 1954 г. дом сгорел.

Восставшая из гроба. Карикатура XVIII в. пародирует распространенный в Георгианскую эпоху страх перед погребением заживо. Ситуация повторяет случай, который рассказал Титмар Мерзебургский за восемьсот лет до этого

Сокровища разыскивает и знаменитая Ханна Бесвик (1688–1758) из разрушенной усадьбы Верчен Бауэр в городе Олдеме недалеко от Манчестера. Ханна прославилась благодаря своему необычному завещанию.

Вторая половина XVIII столетия ознаменовалась беспрецедентным ростом тафофобии — патологического страха погребения заживо. По приблизительным подсчетам, ежегодное количество преждевременных погребений составляло тогда несколько сотен.

Ханна Бесвик унаследовала от отца крупное состояние. Незадолго до смерти Ханны ее брат Джон выказал признаки жизни на собственных похоронах: веки покойника дрогнули, когда над телом готовились опустить крышку гроба. Через пару дней мнимоумерший окончательно пришел в себя. Случай с братом вселил в Ханну паническую боязнь преждевременных похорон.

Она завещала доктору Чарльзу Уайту (1728–1813), основателю Манчестерской королевской лечебницы, немалые деньги при условии, что тот будет хранить ее тело без погребения, регулярно проверяя его на наличие признаков жизни. Уайт забальзамировал труп, перевез его в свой дом и поместил в застекленный шкаф.

В Викторианскую эпоху в условиях возросшего интереса к мумифицированию и посмертной фотографии развернулась полемика о причинах поступка доктора. Дело в том, что в завещании Ханны Бесвик, подписанном 23 июля 1737 г. (меньше чем за год до смерти), желание быть забальзамированной не высказано. Уайту там причитается всего 100 фунтов, а еще 400 фунтов ассигнуется на похоронные расходы. Видимо, Уайт присвоил себе эти 400 фунтов, а труп сохранил на благо науки. С другой стороны, в завещании поставлено нелепое условие, чтобы гроб с телом привозился в Верчен Бауэр каждые 21 год. Как выполнить это условие, не забальзамировав тело?

В 1828 г. наследники доктора передали труп музею Манчестерского общества естествознания. Он экспонировался в музейном вестибюле рядом с древнеперуанской и древнеегипетской мумиями. Потомкам Ханны дозволялось бесплатно навещать усопшую, а в Верчен Бауэр труп привозили вплоть до 1837 г. Благоразумие восторжествовало 22 июля 1868 г., когда многострадальную старуху наконец-то погребли на манчестерском кладбище.

Ее история не обошлась без свидетельств о призраке. В годы научной революции сам факт отсутствия надлежащего погребения, пугавший древних, уже не казался достаточным основанием для визитов с того света. Поэтому была пущена в ход байка о сокровищах. Богатая Ханна припрятала их в 1745 г. при вторжении в Манчестер армии повстанцев-якобитов, а затем забыла упомянуть о тайнике в завещании. Воспользовавшись услугой, оказанной ей Уайтом, умершая Ханна заявилась в Берчен Бауэр за своими сокровищами. После того как фамильный особняк перестроили в доходный дом, его обитатели стали замечать фигуру в черном шелковом платье и белом кружевном чепце, по описанию походившую на покойную хозяйку. Она проплывала через бывшую гостиную и исчезала у одной и той же каменной плиты.

Плиту решили не разбирать — ведь труп был выставлен на всеобщее обозрение, о завещании и прочих документах было хорошо известно, а о сокровищах почему-то никто не вспомнил. Но вот в гостиную вселился некий ткач. Переделывая плиту для установки станка, он нечаянно обнаружил золотые монеты и выгодно продал их фирме, торгующей золотом. Однако ни находка ткача, ни состоявшееся погребение Ханны на повадках призрака не отразились. Он продолжал посещать дом, а затем и электротехническую фабрику, построенную на его месте. В последний раз Ханну видели в 1981 г. на первом этаже фабричного здания.

Призрак из Роузуорна (Корнуолл) был озабочен не столько самими сокровищами, сколько местью новому владельцу усадьбы, поверенному Эзикиелу Гроссу, купившему ее по дешевке в конце XVI в. у Томаса Роузуорна из Кэмборна. Исхудавший старик — привидение одного из предков Томаса — снабдил нувориша фамильным богатством, упрятанным в гранитных глыбах. Обретя достаток, Гросс был принят в самых знатных домах графства, но очень скоро организованные им балы и пирушки почтил присутствием его призрачный благодетель. Мерзкий старикашка приставал к самым обворожительным дамам, громко хохотал и плевался. Репутация Гросса оказалась испорченной раз и навсегда, и он кончил свои дни в нищете.

Самый шаловливый английский призрак обитает в поместье Чарльтон в Гринвиче (Лондон) — прекрас — но сохранившемся особняке, возведенном в 1607–1612 гг. В 1680 г. его купил сэр Уильям Лэнгорн (1631–1713), баронет, торговец из Мадраса и владелец акций Ост-Индской компании. В 1693 г. в преклонном возрасте он женился на богатой вдове Грейс Чаворт (1632–1700), дочери Джона Маннерса, графа Рутленда. Одного брака оказалось мало, и 16 октября 1714 г. 83-летний вдовец взял в жены 17-летнюю Мэри Астон. Он не успел насладиться прелестями совместной жизни с юной женой, скончавшись четыре месяца спустя после свадьбы. Теперь его призрак преследует молодых женщин, останавливающихся в доме, бесцеремонно щипая их за мягкие места. Замужним дамам рекомендуется посещать Чарльтон в сопровождении супруга.

Дворец Хетфилд (Хартфордшир), одна из крупнейших аристократических резиденций Великобритании, по-прежнему принадлежит семье Сесил, чей глава носит титул маркиза Солсбери. В Тюдоровскую эпоху в Хетфилде жила юная принцесса Елизавета. 17 ноября 1558 г. она узнала здесь о кончине своей сестры Марии I. События той поры нашли отражение в предании о карете Хетфилда. В усадебный двор въезжает призрачная карета, запряженная лошадьми, внутри которой восседает загадочная дама в вуали. Не останавливаясь, карета вламывается в дом, поднимается по лестнице и только тогда исчезает. Такая напористость свойственна лишь особам королевских кровей!

Семейное привидение Хетфилда обычно появляется в курительной комнате дворца. Это Джеймс Сесил (1713–1780), граф Солсбери, по прозвищу Нечестивый Граф. При жизни он редко бывал в родовом гнезде, живя в собственном особняке на окраине города Баль-дока вместе с любовницей Мэри Грейв (?—1789), родившей ему семь детей. Они сошлись еще до женитьбы графа в 1745 г. на Элизабет Кит (1721–1776). Когда жена узнала о двойной жизни мужа, она перебралась из Хетфилда в Лондон, прихватив сына и дочь. После смерти Нечестивого Графа в 1780 г. его сын и наследник Джеймс (1748–1823) снес дом в Бальдоке, но Мэри Грейв с детьми получили по завещанию солидное содержание и отнюдь не бедствовали. Графа не считают проклятым или наказанным, и что именно он позабыл в Хетфилде, никто не знает.

Призрак другого нечестивца можно наблюдать в запущенном парке усадьбы Лоутер (Кумбрия). Граф Джеймс Лоутер (1736–1802) был известен в народе под кличкой Злой Джимми. Один из богатейших людей севера Англии — кроме Лоутера, он унаследовал от отца, губернатора Барбадоса, крупную сумму денег — отличался эксцентричным поведением. В 1761 г. он женился на Мэри Стюарт (1741–1824), дочери Джона Стюарта, графа Бьюта, будущего премьер-министра Великобритании, но детей от нее не имел.

Отношения между супругами разладились, и местные жители не преминули сочинить сентиментальную повесть о любовнице графа — юной дочери мелкого арендатора. Злой Джимми открыто содержал ее в усадьбе, выпроводив оттуда жену, но бедная девушка тосковала, как птичка в клетке (любовь богатых дорого обходится их избранникам), и, тоскуя, отдала Богу свою невинную душу. Влюбленный граф запретил хоронить тело, наряжал его в платья, усаживал за стол, укладывал в кровать, а потом поместил в стеклянный гроб. Граф явно повредился умом — только этим можно объяснить, почему он не прибег к помощи науки в лице Чарльза Уайта.

Через некоторое время хозяин Лоутера учуял скверный запах и с болью согласился расстаться с возлюбленной. Похороны состоялись на Паддингтонском кладбище в Лондоне. Интересно, кто додумался везти за несколько сотен километров разлагающийся труп простой девушки? Ее любовник совсем загрустил. В один из дней слугам почудилось, что он умер. Тело подготовили к погребению и отнесли в церковь, но там граф внезапно очухался и с руганью выскочил из гроба. Старожилы осуждающе качали головой: вот, мол, какой он — Злой Джимми! Пришлось ждать долгие годы, пока эпоха тафофобии не миновала. Тогда граф умер окончательно и бесповоротно, но его призрак в полнолуние объявляется в усадебном парке. Он в ярости нахлестывает коней, сидя на передке кареты.

Та же участь постигла Однорукого Богтона, владельца усадьбы со схожим названием Лоуфорд (Уилтшир), жившего в Елизаветинскую эпоху. Сквайр Богтон грубо преследовал арендаторов, в особенности молодых женщин. Поговаривали, что одну из них он обесчестил и отравил. В результате несчастного случая сквайр потерял руку. После его смерти однорукий призрак терроризировал по ночам окрестности Лоуфорда, управляя бешено мчащейся каретой, запряженной четверкой лошадей.

Потомок сквайра, сэр Здвард Богтон (1742–1794), баронет, договорился с двенадцатью священниками о проведении обряда экзорцизма. Пастыри загнали Однорукого Богтона в бутылку и утопили ее в деревенском пруду. В 1790 г. усадебный дом выгорел дотла, и семья переселилась в другое поместье — Бра-унсовер в городе Регби. Примерно в 1815 г. удивший рыбу мальчик вытащил бутылку из пруда. Будучи наслышан о приверженности экзорцистов к водоемам, он поостерегся вскрывать сосуд и отдал его Богтонам. Те поместили бутылку под стекло в своем доме в Браун-совере. В середине XIX в. здесь был возведен новый особняк. Судьба бутылки неизвестна, но, по легенде, Богтоны закопали ее в лесу, поскольку привидение не угомонилось.

Отметим, что в Лоуфорде в XVIII в. совершилась подлинная, а не легендарная трагедия. Сэр Феодосий Богтон (1760–1780), юный кузен сэра Эдварда, страдал от венерического заболевания и употреблял лекарство. 29 августа 1780 г. он скончался. После эксгумации его останков в отравлении обвинили ирландца — капитана Джона Донеллана, мужа сестры покойного, известного как Алмазный Донеллан из-за алмаза, который он привез из Индии. Хотя лекарство больной принял из рук матери, леди Энн Богтон, капитан был осужден на основании косвенных улик и повешен 2 апреля 1781 г., настаивая на своей невиновности.

Через сто лет в рассказе «Привидение из Лоуфорд Холла» (1887) писатель Уолтер Торнбери[97] поведал историю двух братьев и сестры. Старший брат занедужил, а младший в погоне за наследством задумал его отравить и подговорил ничего не подозревающую сестру дать больному успокоительное средство. Та пошла по стопам злосчастной Мэри Блэнди, надежно успокоив беднягу. Спустя много лет з доме поселяются дальние родственники убитого, у которых гостит героиня рассказа. Ночью в ее комнату заглядывает безумный старик, содержащийся в Лоуфорде. Излишне чувствительная женщина принимает его за призрак отравителя.

Нет смысла повествовать обо всех семейных привидениях аристократических гнезд Англии. Как правило, их привязанность к дому вызвана незначительными причинами или вообще ничем не объясняется. То же касается безымянных духов городских и сельских церквей. Неизвестно, почему такой дух угодил именно в этот храм и что ему там нужно. Вот пример. В 1982 г. фотограф Крис Брекли, работавший в интерьере церкви Святого Ботольфа в лондонском Сити, запечатлел полупрозрачную женскую фигуру на хорах. Снимок обозвали подделкой, но через несколько лет при ремонтных работах в склепе отыскались старые гробы, замурованные в стену. Все они были пусты, кроме одного. В нем лежал слабо разложившийся труп женщины, похожей на ту, что сфотографировал Брекли.

В Викторианскую эпоху Святой Ботольф имел репутацию «церкви проституток», которые околачивались на углах сходящихся здесь улиц. Одна из них, Кэтрин Эддоус, была убита неподалеку от храма 30 сентября 1888 г., став предпоследней жертвой Джека Потрошителя. Существует ли связь между проститутками, гробами и призраком?

ЧАСТЬ VII. МОНАХИ И СВЯЩЕННИКИ

Жил когда-то в Сибири монах,

Со скучищи он было зачах,

Но, издав дикий вопль,

Убежал в Севастополь

С настоятельницей на плечах.

Неизвестный поэт[98]

В сердцах англичан давно воцарились благодушие и покой. Они осуждающе взирают на кровавые события, потрясшие Европу минувшего столетия. Трудно представить, чтобы их страну ввергли в политическую бездну по примеру России, скатившейся туда дважды за восемьдесят лет. Казалось бы, пресловутый английский консерватизм никогда не допускал неуважения к собственным культурным традициям. А ведь та грандиозная ломка, что свершилась в XVI столетии в Англии, по своим последствиям вполне сравнима и с русской, и с французской революцией. И русские, и французы активно разрушали монастыри и храмы, основанные их предками, и с бешенством втаптывали в грязь национальные ценности. Но они опомнились, они раскаялись, они восстановили многое, а многое сумели сохранить. Не то англичане. Их лежащие в руинах аббатства — иллюстрация к одной из самых позорных страниц в истории не только Англии, но и всей Европы. Как ни странно, англичанам не хватило культуры, чтобы осознать свою ошибку и возродить институт монашества с его обителями.

Фигура монаха превратилась в некий анахронизм. Католических монастырей в Англии крайне мало, и они размещаются в зданиях современной постройки. А древние развалины, кладбища и монастырские дома, переделанные в усадьбы, заселены призраками монахов. Далеко не все свидетельства о встречах с ними можно принять на веру. Выдумку легко изобличить. Порой очевидец осведомлен о существовании аббатства какого-нибудь средневекового ордена, но ему недостает познаний о традициях самих монахов. Поэтому описанный им призрак бенедиктинца вдруг облачается в белую рясу, августинец или кармелит, побывав на том свете, меняют цвет одежды с черно-белого на коричневый, а под видом Черного аббата выступает цистерцианец или премонстрант.

К авторитетным свидетельствам относятся рассказы о процессии монахов в белых облачениях, замеченной среди руин цистерцианского аббатства Кирксталл(Йоркшир), о призрачном хоре, чьи песнопения оглашают развалины цистерцианского аббатства Фаунтейне(Йоркшир) и своды соборов в Питерборо (Кембриджшир) и Сент-Олбансе (Хартфордшир). В последнем случае определили даже мелодию, которую исполняет орган, сопровождающий хор. Ее написал Роберт Фейрфакс (?—1529), служивший органистом в местном бенедиктинском аббатстве и здесь же погребенный.

В Сент-Олбансе был также замечен Ричард Уоллингфорд (1292–1336), аббат монастыря в 1326–1336 гг., математик и астролог, изготовивший астрономические часы, уничтоженные после закрытия и разграбления обители в 1539 г. Да и сам монастырский собор, великолепный образец романского стиля, уцелел чудом — его хотели снести в 1770-х гг.

Другой изобретатель посещает бывшее кладбище бенедиктинского аббатства Малмсбери (Уилтшир). Пробираясь меж надгробий, он вздымает вверх руки. Сей жест позволил идентифицировать призрак как Эйлмера Малмсберийского, подвизавшегося в аббатстве в XI в. Восхищавшийся мифом о Дедале монах прикрепил крылья к своим рукам и ногам и прыгнул с вершины башни аббатства. Сумев пролететь пару сотен метров, он не справился с силой ветра, упал на землю и сломал обе ноги. Он сразу же начал подготовку ко второму полету, но аббат запретил ему рисковать жизнью ради сомнительного эксперимента.

В разрушенном цистерцианском аббатстве Фернесс (Кумбрия) уцелел выкопанный монахами потайной туннель, соединявший обитель с соседними замками. Но в отличие от Гластонбери здесь не рассказывают историй о таинственных исчезновениях, хотя призраки монахов часто объявляются на развалинах. Предположительно один из них был зверски убит при закрытии аббатства в 1537 г. Недавно археологи отрыли в Фернессе могилу XII в., где покоились останки неизвестного аббата, а также посох с изящно украшенной рукояткой и кольцо с вложенной в него реликвией. Теперь надо ожидать появления самого усопшего.

Из бывших монастырских владений, преобразованных в усадьбы, наибольшей популярностью в мире духов пользуется поместье Болье (Хемпшир). Обитель цистерцианцев основал в 1203 г. Иоанн Безземельный. Первыми тридцатью братьями, ее населившими, были выходцы из бургундского монастыря Сито, колыбели цистерцианского движения. Отсюда французское название этого места. После роспуска аббатства в 1538 г.за его земли развернулась активная борьба, которую выиграла семья Ризли. Новые владельцы не стали переделывать здания в Болье, а снесли их целиком вместе с церковью, приспособив под дом монастырскую сторожку. Нынешний облик дома — плод перестройки, осуществленной в Викторианскую эпоху.

В конце XIX в. усадьбу наводнили призрачные монахи. Преподобный Роберт Паулс, приходской священник Болье в 1886–1939 гг., видел столько монахов, что начал воспринимать их как нечто само собой разумеющееся, и делал, например, такие записи: «Брат Саймон опять приходил прошлой ночью. Я слышал, как скрипят его башмаки».

Аббатство Болтон в Йоркшире, основанное августинцами в 1134 г., упразднено в 1339 г. Оно почти полностью разрушено, лишь одно из зданий занято под жилье семьей Кавендиш, чей глава носит титул герцога Девоншира. Эдвард Кавендиш (1895–1950), маркиз Хартингтон, будущий герцог Девоншир, прислал письмо лорду Галифаксу, в котором рассказал о своей встрече с призраком монаха, происшедшей вечером 18 августа 1912 г. Маркиз так описывает призрак: «Человек этот был ниже среднего роста, на вид старик, лет шестидесяти пяти. У него было необычайно круглое лицо, или, скорее, непропорционально широкое, морщинистое, с грубыми чертами. Глаза сверкали, и лицо можно было бы принять за старушечье, если бы не седая недельная щетина на подбородке. На голову был накинут капюшон, а сам он был в длинном одеянии, напоминавшем халат. Капюшон и верхняя часть казались серыми, а нижняя черной или коричневой. Свет падал у меня из-за спины, и в руке я держал свечу, так что нижняя часть его фигуры была в тени».

Маркиз помнит, что в Болтоне не носили коричневое облачение, поэтому не считает монаха членом братии аббатства. Но ведь при тусклом освещении Кавендиш мог перепутать цвета, к тому же, по его признанию, он наблюдал призрак не более двух секунд. В 1975 г. преподобный Ф.Дж. Гриффитс увидел настоящего августинца, направлявшегося к руинам аббатства. Эта фигура несколько раз попадалась и посетителям Болтона.

Поместье Уэверли (Суррей) — бывшее цистерци-анское аббатство, основанное в 1128 г. и упраздненное в 1536 г. По соседству с его развалинами в 1723 г. возвели новый дом. В XX в. им владел Джон Андерсон (1882–1958), виконт Уэверли. В годы Первой мировой войны дом использовался в качестве госпиталя. По свидетельству миссис Андерсон, приведенному в «Книге привидений» лорда Галифакса, в усадьбу наведывался призрак кардинала: «Часто он появлялся в большой гостиной, где размещалось восемнадцать коек. Раненые и сестры время от времени видели его, и это случалось тогда, когда они были все вместе, так что появление призрака не могло быть объяснено разыгравшимся воображением какого-то одного человека. По общему мнению, аббатство было проклято как место, некогда принадлежавшее Церкви, а затем отобранное у нее».

Отец Робо, окормлявший раненых католиков, попросил разрешения у хозяев, приверженцев англиканства, отслужить мессу в доме. После мессы «он сказал, что получил послание от папы через архиепископа Вестминстерского. Его Святейшество сообщал, что за наши заслуги перед его паствой он снимает проклятие с аббатства Уэверли; что мы должны молиться за кардинала, чтобы его душа обрела покой… с того дня кардинал больше не появлялся».

Я не вправе обойти вниманием анекдоты, касающиеся и монахов, и особенно монахинь. Ибо и здесь с появлением женщин вступает в силу закон любви и ревности, по которому живет большая часть духов. Джеромовская монашка, целующаяся с монахом, к сожалению, встречается гораздо чаще, чем хотелось бы.

Один из самых известных рассадников привидений в Англии — ныне разрушенный дом священника в Борли (Эссекс). Сведения о бенедиктинском аббатстве, основанном на этом месте в 1362 г., весьма скудны, но среди них есть легенда о монахе, воспылавшем страстью к монахине из соседней обители. Где состоялось их знакомство, не важно — наверняка на одном из монастырских раутов, — побег же они задумали поистине фантастический. Сообщник должен был усадить обоих в карету и увезти навстречу счастью. От такого человека требовалась незаурядная смекалка, и, конечно, он попался бдительным стражам, поплатившись головой за участие в монастырских интригах. Влюбленного монаха повесили (!). а монахиню — что бы вы думали? — замуровали в подземелье. Ох, как же я устал от этих глупостей… но надо завершить повесть.

Дом в Борли после пожара 1939 г. Вскоре руины посетит неутомимый Гарри Прайс, который обнаружит многострадальные останки преступной монахини

Новый дом священника построили на территории бывшей обители в 1863 г. В 1883 г. монахиня выбралась из подземелья и начала заглядывать в окно столовой. Обедавший там преподобный Генри Булл был настолько смущен папистским соблазном, что придумал гениальный план: он заложил окно кирпичом. Упершись в стену, монахиня в течение нескольких лет тщетно пыталась проникнуть в помещение иным путем, пока к ней ни присоединился дух висельника. Вдвоем они легко справились с кирпичами и устроили в доме переполох. Влюбленные громко топали в коридоре, включали и выключали свет и швырялись камнями, не говоря уж о бутылках. Трижды во двор дома въезжала призрачная карета, готовая забрать шумную парочку, но те ее игнорировали.

Генри Булл скончался в 1892 г., и поместье унаследовал его сын Гарри, чьей семье резвящиеся служители культа доставили особенно много неприятностей. После смерти Гарри в 1927 г. в дом вселился преподобный Гай Смит, пригласивший маститого парапсихолога Гарри Прайса (1881–1948). В июне 1929 г. Прайс прибыл в Борли в сопровождении газетного репортера. В доме царила гробовая тишина. Стараясь ступать как можно тише, парапсихолог поднялся по лестнице на второй этаж и вдруг услышал нежный звон колокольчиков. Он приотворил дверь в одну из комнат и тут же получил кирпичом по лбу. В расстроенных чувствах Прайс спустился вниз и продемонстрировал вздувшуюся шишку изумленному репортеру.

Назавтра заметка о коварстве призраков украсила номер газеты «Дейли миррор». Через месяц семья Смит, не в силах терпеть происходящее, уехала из Борли. В последующие годы сменилось несколько владельцев дома, ведших ежедневный учет всех призрачных феноменов. В общей сложности набралось около двух тысяч феноменов на сумму… впрочем, ущерб никто не подсчитывал. А он был огромным — в ход пошли стекло и фарфор, книги, картины и даже утюг, с которым довелось ознакомиться жене нового священника — Марианне Фойстер. По слухам, к монаху и монахине примкнул дух Гарри Булла. Не знаю, за какие грехи правоверный англичанин угодил в эту скандальную компанию, но страсти там разгорелись нешуточные — монаху очень не понравился Булл, и, скорей всего, утюг предназначался именно ему.

В мае 1937 г. здание взял в аренду неустрашимый Гарри Прайс. На сей раз парапсихолог был внимательнее и на провокации не реагировал. Он неожиданно заглядывал в пустующие комнаты с тайным желанием застать монахиню врасплох, но, увы, кроме холодного воздуха, ничего не ощутил. После того как Прайс закончил исследования, Борли купил капитан У.Х. Грегсон. Появление в доме военного привело к трагической развязке. 27 февраля 1939 г. измученный ревностью монах (или это был Гарри Булл?) запустил в капитана каминной кочергой. Грегсон увернулся, и кочерга попала в зажженную керосиновую лампу. В результате вспыхнувшего пожара дом выгорел дотла.

В августе 1943 г. Гарри Прайс обследовал руины, обнаружив в подвале дома фрагменты женского черепа и челюсти. Наконец-то парапсихолог встретил свою монахиню! Он долго плакал над ее останками, а затем похоронил их по христианскому (?) обряду. Перед началом обряда Прайс показал кости эксперту, и тот установил наличие абсцесса челюсти, причинявшего неудобства ее владелице. Тогда-то многие свидетели припомнили гримасу на лице призрака. Они думали, что монахиня им улыбалась, а оказывается, она кривилась от боли.

Я не буду перечислять все призраки, чья судьба связана с запретной монастырской любовью. Обыватели, коим глубоко чужд аскетический идеал, склонны всячески приземлять жизнь средневековых монахов и монахинь. Герои легенд страдают от любовных мук, а за попытку воссоединиться отдают свои жизни. Да и может ли быть иначе в те неромантические времена?

Способ наказания провинившихся монахинь тради-ционен — их заживо замуровывают в стене или подвале. Как вы помните, об этом наказании сочла нужным упомянуть даже благоразумная Шарлотта Бронте. Известнейшая из замурованных девушек была замечена на развалинах аббатства Уитби (Йоркшир). Молодая монахиня Констанция де Беверли нарушила обет ради любви к храброму, но вероломному рыцарю Мармиону.

Байка о призраке базируется на поэме Вальтера Скотта «Мармион» (1808). Беглая монахиня Констанция де Беверли — второстепенный персонаж поэмы, действие которой происходит в начале XVI в. Она помогает своему любовнику лорду Мармиону в его интригах против Ральфа де Уилтона, жениха богатой наследницы Клары де Клер. Мармион планирует сам завладеть Кларой, и, узнав об этом, Констанция возвращается в аббатство Уитби и вручает игуменье документы, изобличающие предателя. Затем она пытается отравить прибывшую в монастырь Клару, за что ее и замуровывают в стену.

Жаль, что эта сентиментальная чепуха просочилась в предания об Уитби. Ведь монастырские руины и впрямь отмечены паранормальной активностью. Аббатство бенедиктинок основал в 657 г. Освиу (612–670), король Нортумбрии, а его первой настоятельницей была родственница короля — святая Хильда. В окрестностях Уитби водилось несметное количество змей. По молитвам аббатисы они превратились в камни, разбросанные по территории обители. В 867 г. монастырь разграбили и разрушили викинги, а в XI в. его восстановил Рейнфрид, воин Вильгельма Завоевателя. В 1540 г. аббатство было ликвидировано новыми варварами и стало постепенно разрушаться.

Вид на Уитби. Картина Джона Гримшоу (1877). Развалины аббатства — одно из самых таинственных мест в Англии

В Уитби разворачиваются события романа Брэма Стокера «Дракула», связанные с прибытием в Англию графа и его роковой встречей с Люси Вестенра. Писатель упоминает и о поэме «Мармион», и о Белой даме, которую он, естественно, не считает мифической монахиней.

Вальтер Скотт полностью выдумал главного героя своей поэмы. Он не имеет абсолютно никакого отношения к норманнам Мармионам из замка Тамворт (Стаффордшир), чей род пресекся в конце XIII в. Между тем члены этой семьи тоже встречались с легендарной монахиней — но не живой, а призрачной.

По их бывшему замку ходит Черная дама, чаще всего объявляющаяся в спальне и на парадной лестнице. Малограмотным туристам предлагают следующую версию ее происхождения. Якобы это привидение Эдиты, настоятельницы близлежащего аббатства Полсворт (Уорикшир), жившей в IX в. При этом Эдита канонизирована как местночтимая святая. Далее утверждается, что первый из Мармионов, владевший Тамвортом, изгнал монахинь из обители после того, как получил от Вильгельма Завоевателя землю и замок. Довольно странный поступок для одного из норманнских баронов, прославившихся в качестве основателей, а не разорителей монастырей. Вероятно, сочинители легенды спутали норманнов с датчанами, часто нападавшими на Полсворт и Тамворт.

Обозленные монахини в своих молитвах призвали Эдиту восстать из могилы (!) и заступиться за них. И Эдита восстала, но почему-то полвека спустя. Однажды ночью в 1139 г. она явилась главе рода Марми-он и пригрозила ему преждевременной кончиной, если монастырь не возродится. Перед тем как исчезнуть, призрак коснулся бока Мармиона своим посохом. Рана была ужасной, и крики страдальца разбудили весь замок. Люди из окружения Мармиона посоветовали ему срочно вернуть монахинь в аббатство. Мармион последовал совету, и боль в боку утихла. В монастырских летописях о злоключениях норманна ничего не сказано. Обитель была упразднена в 1336 г., причем реформаторы не только выселили монахинь, но и разобрали монастырские здания. Увы, призрак при этом безмолвствовал.

В редких случаях замурованным может оказаться и монах, и даже аббат. Руины аббатства Торнтон (Линкольншир) преследует призрак Томаса де Грете-ма, возглавлявшего монастырь в конце XIV в. и пользовавшегося репутацией чернокнижника и блудника. Когда его преступления открылись, Гретем был навеки заперт в подземной камере. Скелет, сидящий за столом с книгой, пером и чернильницей, обнаружили рабочие в 1830-х гг. После упразднения обители в 1339 г. ее земли были переданы в частные руки, а большинство зданий разобрано в XVII в. при строительстве соседней фермы. Вот чем надлежало бы возмутиться, а не мнимыми ужасами Средневековья!

Приходские священники и епископы показываются значительно реже монахов. Ведь их можно видеть и в повседневной жизни. Призраки священников были замечены в двух главных религиозных зданиях Лондона — соборе Святого Павла и Вестминстерском аббатстве. Часовню на первом этаже северо-западной башни собора навещает пожилой священник. Его приняли бы за соборного пастора, если бы не издаваемые им звуки — высокие, режущие слух. В месте возникновения визжащего призрака в 1925 г. нашли дверь, скрытую в каменной кладке.

Этот дух никому не знаком, а вот отец Бенедикт из Вестминстерского аббатства, разгуливающий по галереям монастырского дворика между пятью и шестью часами вечера, угодил в герои леденящей душу истории с жертвами, убийцами и казнями.

Летом 1303 г. вестминстерский аббат Уолтер де Уэнлок (возглавлял обитель в 1283–1307 гг.) и восемьдесят монахов вступили в преступный сговор. В сокровищнице аббатства в то время хранились деньги и драгоценности на сумму, равную двум годовым бюджетам королевства. В течение трех месяцев заговорщики потихоньку таскали сокровища, а лондонский купец и торговец шерстью Ричард Педликотт помогал им сбывать краденое. На монастырском кладбище перед входом в сокровищницу по распоряжению Уэнлока посеяли коноплю, чьи густые заросли скрывали от посторонних глаз передвижения вороватой братии. Как-то вечером в коноплю забрался священник по имени Бенедикт, искавший выход из аббатства. Он случайно наткнулся на грабителей и сразу же принялся взывать к их совести. Неизвестно, сколько монахов там находилось — вряд ли все восемьдесят, — но их вопли раскаяния были так оглушительны, что достигли слуха аббата. Разгневанный Уэнлок примчался в сокровищницу и повелел покончить с самозваным проповедником. Братия не могла ослушаться своего наставника, и душа отца Бенедикта покинула суетный мир, а тело упокоилось здесь же в конопле.

Благодаря описаниям очевидцев мы теперь знаем, как выглядел доблестный священник. Он высок и худ, под низко надвинутым капюшоном смутно сереет лицо с крючковатым старческим носом и глубоко посаженными глазами. На ходу он тихо беседует сам с собой. Отдельные слова складываются во фразу: «Язык мой — враг мой».

Ну а что же сталось с убийцами? Осенью того же года до Эдуарда I дошли слухи о безобразиях, творящихся в аббатстве. Он направил в Вестминстер комиссию для расследования обстоятельств дела, и та вскрыла небывалое по масштабам разграбление казны. Часть сокровищ успели вернуть. Где их только не находили! И к северу от столицы — в Нортгемптоне, и на востоке — в Колчестере, и на юго-востоке — в городах Кента, и в домах лондонских купцов, и тут же, в Вестминстере, в могильных склепах, где грабители устроили склад. И даже в личных покоях короля — что не поддавалось объяснению.

По приговору королевского суда с Педликотта заживо содрали кожу и прибили гвоздями к двери сокровищницы для острастки тем, кто вздумает пойти по его стопам. Лоскутья кожи можно видеть и сейчас — отдельные куски сохранились под дверными засовами. Лиц же духовного звания тогда вешали исключительно за любовь к монахиням, а не за воровство и убийство, поэтому Уэнлока и монахов отправили в Тауэр.

Судя по количеству деталей, эта история имеет под собой реальную основу. Согласно историческим хроникам, в октябре 1303 г. аббат Уэнлок и восемьдесят монахов были обвинены в хищении драгоценностей на сумму 100 тысяч фунтов. Двенадцать (всего лишь!) из них были посажены в Тауэр, но суд так и не состоялся, а на Благовещение 1303 г. в честь победы над шотландцами Эдуард I велел освободить их. Большую часть обвинений сняли, а Уэнлок руководил аббатством до своей смерти в 1307 г.

Легендарного Педликотта повесили и только потом содрали с трупа кожу. Около дюжины его сообщников (не монахов) казнили, но большинство задержанных помиловали. Об убитом священнике в обвинении нет ни слова. Кожу к двери, конечно, не прибивали. Россказни о человеческой коже распространялись начиная с XVII столетия с целью демонстрации средневековых кошмаров. В настоящее время установлено, что вестминстерская кожа принадлежала корове. Шкуры мертвых животных применялись для лучшей сохранности дерева.

Впервые данные о «человеческой» коже на церковных дверях приводит в 1661 г. писатель Сэмюэл Пепис (1633–1703), полагавший, что двери собора в Рочестере обиты кожей датчан, совершавших набеги на англосаксонскую Англию. Такие же двери имеются в храмах Эссекса — в Копфорде и Хедстоке. Недавний анализ сохранившегося кусочка кожи из Хедстока, проведенный оксфордскими учеными, показал, что и эта кожа — коровья. Существует также легенда о северных дверях (около 1385 г.) собора в Вустере, якобы обитых кожей человека, ограбившего алтарь храма.

Виновник появления следующего призрака — не жадный средневековый аббат, а благочестивый викторианский клерк.

Одним из образованнейших англичан XII столетия был Раэри (?—1145), каноник собора Святого Павла, основавший в 1127 г. в Лондоне августинский монастырь Святого Варфоломея. Там он занимался врачебной практикой, используя, кроме лекарств, хранившуюся в монастыре частицу Креста Господня. Там он и был похоронен.

Монастырский храм реконструировали после роспуска обители в 1539 г., но могила Раэри с надгробием начала XV в. уцелела. В процессе ремонтных работ в XIX в. гробницу вскрыли. Тело пребывало в целости и сохранности, в приличном состоянии были даже одежда и обувь. Инспектировавший могилу клерк незаметно снял сандалию с ноги покойника и отнес ее домой. К счастью, мягкий характер Раэри не испортился после смерти, и призрак не ринулся на поиски сандалии, а лишь с грустным видом слонялся вокруг гробницы. Встревоженные служители узнали о пропаже и призвали к ответу клерка. Тот покаялся в краже и пообещал вернуть реликвию, но, увы, кто-то из его детей взял ее поиграть и потерял. Теперь церкви Святого Варфоломея вовек не избавиться от привидения.

Хорошо, что Раэри не канонизировали. Иначе его дух лишился бы не только сандалии, но и всего остального, как это произошло с Томасом Бекетом, чья гробница была удалена из Кентерберийского собора, а мощи сожжены по приказу Генриха VIII. Реформаторы не удосужились зарыть их где-нибудь под полом, поэтому дух Бекета покинул свой собор и направился мстить в Тауэр и Гастингс. Правда, в 1888 г. в соборной крипте обнаружили останки, возможно, являющиеся спасенными мощами святого. Но на их счет сочинили смехотворную легенду о кухарке Нелл Кук.

Призрачную пару Нелл составляет Саймон Садбери, архиепископ Кентерберийский в 1375–1381 гг. С января 1380 г. Садбери занимал пост лорд-канцлера Англии, и крестьяне Уота Тайлера считали его одним из главных виновников своих бед. Во время бунта они схватили архиепископа в Тауэре и обезглавили там же 14 июня 1381 г. Вот кому следовало бы приходить в лондонский замок! Но нет — в Тауэре очутился Бе-кет, а Садбери вернулся в Кентербери вслед за своим обезглавленным телом, погребенным в соборе. Голова же, первоначально красовавшаяся на Лондонском мосту, хранится в церкви в Садбери (Суффолк), которую архиепископ перестраивал при жизни.

Реконструкция головы Саймона Садбери. Призрак архиепископа, посещающий собор в Кентербери, выглядит иначе

Те, кто встречался с призраком архиепископа в Кентербери, упоминают его бледное лицо и седую бороду. Удивляться не надо — казнь через обезглавливание не служит гарантией того, что у привидения отнимут голову. Мы в этом убедились на примере посмертных вариаций облика Анны Болейн. Однако в 2011 г. в университете Данди была осуществлена реконструкция лица Саймона Садбери на основе черепа из суффолкской церкви. Выяснилось, что призрак мало чем напоминает покойного архиепископа. Но может, в храм по ошибке угодила не та голова? Подобные казусы нам тоже известны.

ЧАСТЬ VIII. КОЛДУНЫ И МАГИ

Некоторые из героев этого раздела могут быть включены в категорию проклятых душ.

Древние маги довольно безобидны, и сведения о них напоминают сказки. Например, городские улицы и древнеримские термы Бата (Сомерсет) ассоциируются с призраком легендарного Бладуда, которого Гальфрид Монмутский окрестил десятым королем Британии. В юности Бладуд учился в Афинах, где понабрался колдовской премудрости. Кроме нее он привез из Греции проказу и, скрывая свой недуг, жил на ферме в Сомерсете и выращивал свиней[99]. Однажды он заметил, что свиньи, страдающие от кожного заболевания, куда-то уходят, а возвращаются здоровыми и благоухающими. Бладуд выследил своих питомцев и бухнулся вместе с ними в черную грязь. Так он открыл знаменитые термальные источники Бата. Излечившись от проказы, Бладуд вернулся во дворец и вскоре унаследовал трон. Подданные уважали нового короля, но избегали его общества — из-за страсти Бладуда к некромантии, а может, и по другой причине.

 Охотник Герн. Современный образ Терна ассоциируется не только с богом Цернунном, но и с Зеленым человеком. Шекспировская лысина аккуратно прикрыта листьями

Обитающий в Виндзорском лесу дух охотника Терна, по мнению специалистов, служит модификацией кельтского бога Цернунна, изображавшегося с ветвистыми оленьими рогами. Будучи любимым егерем Ричарда II, Герн спас короля от нападения оленя, но сам получил смертельную рану. Жаждущий исцеления герой прибег к помощи магии. Его знакомый колдун обладал познаниями в кельтской мифологии. Он дал егерю лекарство (какой-то фрукт). Рана зарубцевалась, а на голове выросли оленьи рога. В результате побочного действия лекарства Герн лишился охотничьих навыков. Хотя олени принимали его за бога, попытки использовать оружие вызывали у них протест. Звери убегали, а Герн, стремясь угнаться за ними, задевал рогами за деревья и путался в ветках подобно библейскому Авессалому. После очередной неудачи обезумевший егерь так и остался висеть на дереве, уморив себя до смерти. Его призрак научился управляться с рогами, и теперь лихо мчится по лесу на коне в сопровождении своры гончих псов.

Легенда о Герне была известна еще в Тюдоровскую эпоху. Шекспир вспоминает о ней в комедии «Виндзорские насмешницы» (1597):

Я вам напомню сказку древних дней. Охотник Герн, который был лесничим В тенистом вашем Виндзорском лесу, И после смерти навещает лес. Зимою в полночь тихую он бродит Вокруг большого дуба на опушке, Огромнейшие острые рога На лысой голове его ветвятся. Он насылает порчу на стада, В кровь превращает молоко коровье, Деревья губит и крадет овец. Его грехи на нем бряцают цепью. И страшно слышать в полночь этот звон… С младенчества мы сказку эту знаем. Болтливая, седая старина Ее как правду внукам рассказала[100].

По легенде, Герн сам пал жертвой колдовства, но драматург приписывает его призраку сугубо ведьмовские навыки — порчу молока, кражу скота и уничтожение деревьев. Примечательна информация о лысой голове — неужели появление рогов привело к выпадению волос?

В 1915 г. учительница из Эдинбурга рассказала, что ее отец, бывавший в Виндзоре, неоднократно замечал под старым дубом рогатую лысину, сияющую в свете луны. Не менее болтливая современность придумала сказку о трех отроках, ломавших деревца в Виндзорском лесу. Один из них узрел висящий на суку охотничий рог и громко протрубил в него. Явившийся на зов лесничий покарал расточителей природных богатств. Двое успели удрать, а трубач остался лежать на земле, пронзенный призрачной стрелой.

Я уже отмечал, что классических легенд о привидениях в Корнуолле немного ввиду отсутствия должного числа замков и усадеб. Тем не менее одним из прославленных обиталищ призраков в Англии считается маленький замок Пенгерсик, возведенный в 1500–1530 гг. Он популярен среди туристов, хотя авторами здешних мистических рассказов называют контрабандистов XIX столетия, организовавших рядом с замком свой склад. Сочиненные ими нелепости призваны были отпугнуть наивных корнуоллских крестьян.

Лорд Пенгерсик привез с Востока очаровательную чужеземку. Силою колдовства они с женой принудили земных и воздушных духов работать на себя, и те за три дня воздвигли грандиозный замок, от которого до наших дней уцелела одна башня (эта укрепленная башня — традиционная пристройка к скромным сельским усадьбам XV–XVI вв. на севере и юго-западе Англии).

Как и следовало ожидать, по окончании строительства духи не пожелали убраться восвояси, и лорд Пенгерсик вел с ними хотя и невидимую, но отчетливо слышимую брань. По ночам он выкрикивал заклинания на тарабарском наречии, и его голос перекрывал грохот волн, разбивавшихся о скалы. Рассерженные духи отвечали громовыми раскатами, требуя оплаты своих услуг. Напуганные магической перебранкой слуги выбегали из замка и, теснясь в кучу, мерзли во дворе. Крестьянки баюкали разбуженных детей и презрительно взирали на своих мужей, трусливо дрожащих по углам.

 Замок Пенгерсик. Гравюра XVIII в. Все, что осталось от величественного дворца лорда Пенгерсика, построенного строптивыми духами

Внезапно шум обрывался, уступая место чарующим звукам арфы. Это жена лорда успокаивала своего горячего мужа и взбалмошных духов, которые, поворчав на прощание, удалялись в направлении прибрежного мыса. Насквозь промокшие слуги возвращались к своим очагам и постелям, огни гасли, и замок погружался в безмолвие, нарушаемое лишь храпом утомившегося чародея и тихой музыкой его супруги. Те, у кого хватало сил, не ложились спать, а продолжали наблюдать за замком и за морем. Их терпение бывало вознаграждено: послушать арфу приплывали русалки и слетались тысячи призраков — не грубоватых строителей, а поэтических бездельников, лениво парящих над водой и скользящих вверх и вниз по лучам выглянувшей из-за туч луны.

Но всякому чародейству положен предел. Сказочную идиллию нарушило прибытие в Пенгерсик таинственного незнакомца явно восточного происхождения. В темную грозовую ночь он явился в замок и потребо-вал расплатиться с обманутыми духами. Ругательства лорда, мелодия арфы его жены, крики защитника трудовых прав слились в ужасную какофонию. Люди попадали на землю, затыкая уши, как вдруг прогремел взрыв и к небу взметнулись языки пламени. Замок полыхал, и вскоре в деревню примчались обожженные слуги, принесшие весть о сокрушительной победе главы профсоюза. Наутро крестьяне пришли на пепелище, но не обнаружили там следов лорда Пенгерсика и красавицы азиатки. По слухам, незнакомец уволок их за собой в арбитражный суд. Их видели несущимися по небу, но мы-то с вами знаем, где разрешаются подобные споры. Осиротевшие призраки (те, которых тысячи) по-прежнему слетаются в Пенгерсик, но, увы, никто из сегодняшних обитателей замка не умеет извлекать из арфы сладостные звуки.

В замке, предшественнике нынешнего здания, и вправду проживал полоумный чудак по имени Генри де Форт (1267–1329). Молва приписала ему убийство монаха, сборщика податей из аббатства Хейлз (Глостершир), и отравление собственной жены — Энгрины Годольфин (1271–1337) из знатного корнуоллского рода. В действительности Энгрина пережила мужа почти на тридцать лет, а монаха лорд Пенгерсик не убил, а лишь напал на него в припадке безумия.

В связях с дьяволом был заподозрен мореплаватель и пират Фрэнсис Дрейк (1340–1596). Девонширские предания повествуют о духе Дрейка, правящем четверкой безголовых лошадей, везущих черный катафалк (еще одна параллель с Анку). Катафалк возникает на болотах Дартмура в безлунные ночи под аккомпанемент лая адских псов.

Не обошлась без потустороннего вмешательства и широко известная патриотическая легенда о барабане Дрейка. Умирая 28 января 1596 г. от дизентерии на побережье Панамы, мореплаватель приказал отослать домой свой любимый барабан и, если над Англией нависнет угроза, исполнить на нем призывную дробь. Заслышав дробь, Дрейк восстанет из мертвых и защитит родину. Барабан доставили в Англию и поместили на хранение в девонширский замок Бакленд, принадлежавший Дрейку с 1581 г. Налицо аллюзия на сказание о спящем короле Артуре и колоколе. Позднее легенда видоизменилась под влиянием слухов о колдовских способностях Дрейка: барабан начал отбивать дробь сам по себе в случае угрозы для Англии или во время знаковых исторических событий.

Причем барабанит он где попало, а не только в Бакленде. Например, в 1815 г. он зазвучал на борту «Беллерофона», пришвартовавшегося в Плимуте, чем вызвал вполне понятное недовольство находившегося там Наполеона Бонапарта. Британские офицеры издевательски наблюдали за попытками пленного императора надвинуть на уши треуголку — для волшебного барабана не существовало преград.

В минувшем столетии барабан активно досаждал немцам. В 1918 г., после сдачи германского флота на милость противника, барабанная дробь раздалась в недрах одного из победоносных британских линкоров. Его капитан заволновался — ведь оскорбленные немцы могли и передумать — и велел тщательно обыскать линкор. Барабанщика не нашли, но немецкому командованию на всякий случай принесли извинения. Когда же в 1940 г. англичане эвакуировались из Дюнкерка, звуки барабана достигли ушей самого фюрера, и тот, вняв предупреждению, отдал приказ остановить наступление.

Британские патриоты вправе доверять своему чудесному барабану, но мне больше по душе девонширский призрак Дрейка. Думаю, великий мореплаватель мог запросто спутаться с нечистым. Не надо чересчур романтизировать английских пиратов, обладавших весьма трезвыми взглядами на жизнь. Для большинства из них справедлив девиз Уолтера Рэйли: «Сколько торговли, столько и войны». Разбойничьи суда снаряжались людьми зажиточными, за которыми стояли те, кто давал им в ссуду средства под высокие проценты.

Способности Дрейка демонстрирует легенда о его невесте Элизабет Сайденем (1562–1598). Первая жена пирата умерла в 1583 г. Она происходила из бедной семьи, а Элизабет была дочерью одного из богатейших людей Западной Англии — сэра Джорджа Сайденема (1524–1596), шерифа графства и владельца усадьбы Комб Сайденем (Сомерсет). После обручения Дрейк отправился в море, где надолго задержался. Сэр Джордж принял решение разорвать помолвку и выдать дочь за юношу из семьи Уайндем, наследника соседнего поместья Орчард Уайндем. Когда свадебная процессия приближалась к церкви, с неба упал метеорит, проломивший крышу храма. Это было воспринято как дурной знак, и свадьбу отменили. В тот же день корабль Дрейка прибыл в Плимут. Вскоре они с Элизабет обвенчались, а метеорит диаметром 36 см до сих пор хранится в Комб Сайденем.

 Наполеон на борту «Беллерофона». Картина Ушгьяма Куиллера (1880). Император угрюмо слушает дробь призрачного барабана, англичане свысока за ним наблюдают, а юнга пытается выяснить, откуда доносятся звуки

Рассказ о метеорите, как и легенда о барабане, подвергся переработке. Обладавший магическим зрением Дрейк на борту своего корабля узнал о намечающейся свадьбе и, чтобы предотвратить ее, собственноручно выпалил из пушки. Уверенная в гибели мореплавателя Элизабет шла к алтарю вся в слезах, как вдруг в церковь влетело пушечное ядро, упавшее между женихом и невестой. К счастью, обошлось без жертв, если не считать оскорбленного жениха, от которого перепуганная невеста тут же отказалась.

Похоже, обе версии легенды — с метеоритом и с ядром — лгут. У Элизабет не могло быть жениха из Орчард Уайндем. Единственный сын и наследник хозяина усадьбы Джон Уайндем (1538–1645) к 1585 г. уже был женат и имел по крайней мере одного сына Генри (1583–1613).

Интересно, что Джордж Сайденем пошел по стопам своего зятя и тоже разъезжает по ночам на безголовом коне в наказание за темные делишки. А ведь он славился щедростью и содержал шесть домов для бедных вдов.

Сведения о настоящих, а не мифических магах появляются лишь в XVIII в. В усадьбе Оулпен, кроме Маргариты Анжуйской, показывается алхимик Томас Даунт, проживавший здесь в XVIII в. и найденный мертвым в своем кресле (по другой версии, это был домашний учитель). В 1830-х гг. в доме отыскались книги по черной магии. Когда священник сжигал их, по свидетельству очевидцев, из пламени костра выпорхнули черные птицы.

В Глостершире находится одна из самых зловещих английских усадеб — Вудчестер. Она во многом противоположна Оулпену. Вместо уютного сельского домика с миниатюрным ухоженным садиком — заброшенный готический дворец в окружении мрачного ландшафтного парка. Если усадьба Оулпен известна с XII в., то история Вудчестера не насчитывает и трехсот лет. В первой половине XVIII в. владевшие здешними землями Мортоны взялись за разбивку парка с озерами. Не совсем ясно, чем они руководствовались. Местоположение поместья — в низине, большую часть дня остающейся в тени, — не благоприятствовало их замыслу.

Через сто лет Вудчестер приобрел ливерпульский купец Уильям Лей, перешедший в римско-католическую веру. Он заказал проект усадебного дома известному архитектору-католику Огастесу Пьюджину. Пьюджин составил проект, но в 1846 г. заболел и не смог реализовать его. В 1857 г. Лей нанял начинающего специалиста Бенджамина Бакнелла, который возводил ныне существующий дом в течение пятнадцати лет.

В 1873 г. Лей умер, и строительные работы были прекращены. Наследники, не питавшие симпатий к готике, запустили поместье и в 1938 г. продали особняк благотворительной организации, планировавшей разместить в нем психиатрическую лечебницу. План не был реализован, и в годы Второй мировой войны особняк пострадал от канадских и американских солдат, а также от учащихся соседнего колледжа.

Неудивительно, что в таком доме наблюдаются паранормальные явления — крики в пустующих коридорах, голубоватое свечение в окнах. Несчастные случаи на озерах в парке местные жители связывают с обитающим в Вудчестере призраком. Поговаривают, что в XX в. в полуразрушенной часовне дома проводились сатанинские ритуалы, однако конкретные имена не называются. В ходу и традиционные байки о проклятых католиках, например о проплывающем над озерной гладью гробе с телом утопившегося монаха-доминиканца.

Ряд свидетельств о призрачных явлениях посвящен усадьбам Уэст Уайкомб и Медменхем (Бекингем-шир) и действовавшему в них «Клубу адского огня». Первый по времени клуб учредил в 1719 г. в Лондоне герцог Филип Уортон, знакомый нам по истории Дороти Уолпол. По столице поползли слухи, будто члены клуба именуют друг друга бесами, а председателем избрали Сатану. Через два года премьер-министр Роберт Уолпол добился закрытия клуба.

На Вальпургиеву ночь 1752 г. клуб возродился. На заседании в Уэст Уаикомб было учреждено «Братство святого Франциска Уайкомбского» под председательством хозяина усадьбы сэра Фрэнсиса Дешвуда (1708–1781). Три года спустя в связи с ростом численности клуба Дешвуд приспособил для собраний соседнее поместье Медменхем, стоящее на месте разрушенного цистерцианского аббатства. Сам Дешвуд считался «аббатом» Медменхема, а роль «монахинь» исполняли приглашенные на собрания девицы легкого поведения.

Самые мерзкие ритуалы проходили не в усадебных домах и парках, а под землей — в гротах и подземных залах, сохранившихся с доисторических времен. В обустройство так называемых Адовых пещер Дешвуд вложил немалые деньги. В пещерах были расставлены статуи и оформлены святилища Вакха, Венеры, Флоры и кельтских божеств. Там протекала подземная река «Стикс», а «Дверь Жизни» открывала доступ во «Внутренний Храм», где члены братства вершили черную мессу, используя в качестве алтаря обнаженные женские тела, и уединялись с избранными «подругами».

Тайный ход соединял пещеры с… христианской церковью Святого Лаврентия, возведенной по инициативе Дешвуда. Сэр Фрэнсис уверял, что строительству храма долгое время препятствовала «невидимая сила». Однажды здешний пастор услышал «бестелесный голос», повелевавший не осквернять священные пещеры. Дешвуд сумел найти общий язык с древними божествами и реализовал на практике некоторые экуменические идеи.

 Святой Франциск Уайкомбский. Портрет сэра Фрэнсиса Дешвуда работы Уильяма Хогарта (конец 1750-х гг.)

Таковы были сплетни, распространявшиеся в народе не без участия самого хозяина, рекламирующего свой клуб. Авторитеты из среды либеральной аристократии видели истинную цель собраний в обрядах, проводившихся в целях магического высвобождения чувственного восприятия и воображения. Состав клуба в точности неизвестен, но к его членам относят художника Уильяма Хогарта, публициста Джона Уилкса и одного из будущих отцов-основателей США Бенджамина Франклина.

Хогарт, борясь с общественными пороками, в личной жизни их оправдывал, а поклоняясь идеалам Просвещения, не гнушался богохульствами. На его картине Дешвуд представлен в облике святого Франциска Ассизского, читающего вместо Библии эротический трактат. Уилкс, выступая за свободу прессы и парламентскую реформу, прославился как автор порнографического «Эссе о женщине». Франклин вроде бы разделял пуританские взгляды на труд, семью и образование, но разработка проекта независимости североамериканских колоний также нуждалась в освобождении «восприятия и воображения».

К старости Дешвуд образумился и, отправив на свалку языческие статуи, сосредоточился на благотворительности. Однако потусторонняя активность в бывших Адовых пещерах заставляет предположить, что в XVIII в. там высвободились не только чувства. Вместо того чтобы засыпать от греха подальше это славное местечко, в наши дни там организовали паноптикум восковых фигур. Поговаривают о продолжающихся под землей заседаниях «Клуба адского огня». Можно лишь догадываться, кто в них участвует.

Чародей, владевший усадьбой Папильон (Лестершир), оставил своим наследникам призрачные тапочки (домашние туфли), доставившие им массу неудобств. Юрист Дэвид Папильон (1691–1762), отдаленный потомок французских гугенотов, вел уединенный образ жизни, снискав в народе репутацию мага, пьяницы, дебошира и сексуального маньяка, повинного в исчезновении нескольких женщин. В доме он прятал любовницу, привезенную из Испании. Не берусь судить, насколько успешно эти качества сочетались с уединенностью, но сразу приведу факты. В 1717 г. Дэвид Папильон женился на Мэри Кейсер (?—1763) и жил в основном не в Лестершире, а в Кенте, куда его предки перебрались еще в 1670 г.

Согласно завещанию Папильона, отдельные вещи не должны были покидать пределы усадебного дома. В первую очередь это касалось пары домашних тапочек, принадлежавших испанке, бесследно исчезнувшей накануне женитьбы Папильона. То, что испанка исчезла из усадьбы, меня нисколько не удивляет. Гораздо труднее понять, как она туда попала, ведь Папильон в Испанию никогда не ездил. Ну да ладно — мы ведь знаем, что испанки могут перемещаться с помощью различных предметов. Донна Леонора Овьедо использовала для этого портрет, а любовница Папильона — тапочки. Один из слуг мага слышал, как хозяин бормотал что-то о проклятии «этих чертовых тапочек».

В XVIII–XIX вв. дом сменил несколько владельцев, которые до поры до времени беспрекословно соблюдали условия завещания. В 1866 г. усадьбу приобрел Джон Хоуп (1831–1873), граф Хоуптаун. Членов его семьи обеспокоили звуки падающей мебели в гостиной. При ближайшем рассмотрении вся мебель оказалась на местах, а вот заветные тапочки нигде не нашли. Навели справки и выяснили, что дочь и наследница предыдущих хозяев вывезла часть домашней обстановки. Граф не поленился съездить к ней, привез тапочки обратно и торжественно водрузил их на место.

Тапочки не уберегли его от преждевременной кончины. Затем в доме поселился Томас Холфорд. Он проникся интересом к усадебной реликвии и даже отослал тапочки на выставку в Париж, где они экспонировались в отделе «Испанская культура: вчера, сегодня, завтра». Выставка продлилась почти год, и за это время Холфорду так надоела постоянная возня в доме, что он сдал его в аренду семье Уокер вместе с тапочками. Новые жильцы заперли реликвию в огнеупорный сейф, и двадцать лет дом пребывал в покое.

В конце 1890-х гг. усадьбу купила семья Белвилл. В 1903 г. капитан Фрэнк Белвилл (1871–1937) затеял перепланировку дома. Завещание Папильона он проигнорировал и перед началом работ вынес все вещи из дома. Вследствие такой неосторожности пострадали трое: рабочий, разбившийся при падении с лесов; сам капитан, получивший травму черепа в автомобильной аварии; пони, любимец семьи, убитый шаровой молнией в конюшне. Соседи указывали на четвертую жертву — курицу, угодившую под колеса телеги, но Белвиллы отвергли ее кандидатуру. Смирившись с прихотью колдуна, капитан вернул тапочки в сейф, а ключ от него выбросил в пруд.

В годы Второй мировой войны в реквизированной усадьбе поселили воздушно-десантную дивизию войск США. Бравые американские ребята, не отыскав ключ, дружно взломали сейф и увезли тапочки с собой в качестве сувенира. После отъезда солдат здание утратило жилой вид, а когда его владелец Руперт Белвилл высказал претензии американскому военному командованию, ему заявили, что во всем повинны тапочки, которые уже успели наделать бед за океаном. Специально посланный агент тайно доставил тапочки в усадьбу и засунул под половицы, где их обнаружили при ремонте в 1951 г. Однако дом восстановить не удалось. Центральную часть здания снесли, а флигели переделали под фермы. Тапочки же забрал себе представитель семейства Папильон из Колчестера. В 1981 г. его наследники передали тапочки в Музей костюма в Лестере, где они хранятся поныне.

Коллегу заживо погребенного аббата Торнтона мы отыщем на кладбище сгоревшей церкви Святого Андрея в Ливерпуле. На могиле Уильяма Макензи (1794–1851), инженера и железнодорожного подрядчика, установлен памятник в виде черной пирамиды из гранита. Внутри пирамиды находится не преданный земле труп Макензи, усаженный за стол с картами в руках. Будучи азартным игроком в покер, инженер в погоне за удачей заключил договор с дьяволом, пообещав ему отдать свою душу. Чтобы обмануть лукавого, он завещал похоронить себя вышеописанным образом. Дух Макензи витает около пирамиды, а дьявол принимает его за живого человека.

На самом деле памятник был воздвигнут лишь в 1868 г. младшим братом покойного Эдвардом (о чем гласит надпись на пирамиде), унаследовавшим солидное состояние Макензи. Кроме самого инженера в склепе покоятся две его жены — Мэри (1790–1838) и Сара (1807–1867).

 Черная пирамида на могиле Уильяма Макензи в Ливерпуле. Чародей сидит внутри пирамиды за столом с картами в руках, а дьявол в недоумении бродит по кладбищу

Привидение другого оригинала посещает руины лесной часовни Минсден в Хартфордшире. Часовня была построена в XIV в. и начала приходить в упадок в XVII в. В XX в. правом ее пожизненной аренды об' ладал Реджинальд Хайн (1883–1949), юрист, историк и библиофил. Он не только завещал похоронить себя в Минсдене, но и пригрозил явиться после смерти тем святотатцам, что осмелятся нарушить его покой.

При жизни Хайн всячески расхваливал часовню как резиденцию призраков. Даже столь разносторонне развитый человек поверил выдумкам о монахе и монахине. Монахиню убили в часовне (идеально подходящее место для кровавого преступления). А монах просто приходит туда и сразу исчезает, когда начинают звонить призрачные колокола. Их приятный и печальный звон частенько оглашает развалины часовни. В ночь накануне Хэллоуина с разрешения владельца в Минсден наведался Питер Андервуд с друзьями. Они услышали отдаленные звуки музыки и увидели белый крест на уцелевшей стене часовни. Ни монах, ни монахиня замечены не были.

Хайн погиб в результате несчастного случая на железнодорожной станции. По утверждению беседовавшего с ним очевидца, он сам шагнул с платформы под поезд со словами: «Подождите минутку». Возможно, сдобно герою рассказа Герберта Уэллса (1866–1946), он увидел «дверь в стене», ведущую к «вечным реальным ценностям», и превратился в «очень веселого, безмерно счастливого ребенка»[101]. Вопреки завещанию, тело Хайна не погребли в Минсдене. Его кремировали в Лондоне, а прах развеяли по часовне.

ЧАСТЬ IX. ВЕДЬМЫ

Да ты — ведьма!

Царь Иоанн Грозный

Современные англичане не одобряют жестокости, присущей реформаторам, но в целом оправдывают их действия по упразднению и разграблению монастырей. Никто не называет средневековых монахов, принявших мученический венец, жертвами нетерпимости и произвола. Зато подобная репутация закрепилась за развеселой компанией, о которой пойдет речь ниже.

Впрочем, в легендах о призраках ведьмы не выглядят невинными овечками. Их посмертные визиты служат подтверждением мерзостей, творившихся ими при жизни. Тем не менее многие из наших современников уважают ведьм именно потому, что верят в их магические способности, а борцы с колдовством осуждаются не за невежество, а за недостаток толерантности.

В отличие от мага древняя ведьма всегда принимает сторону зла. Мерлин — психологически сложный образ, Моргана — бесспорный враг. За стенами собора Или витает дух безымянной колдуньи, участвовавшей в истории Хереварда (1035–1072), лидера англосаксонского сопротивления в период норманнского завоевания Англии. Легенды о Хереварде сочинялись потомками обиженных англосаксов и, естественно, все самое негативное в них приписано воинам Вильгельма Завоевателя. Мы вновь становимся свидетелями абсурдной приверженности норманнов язычеству.

Херевард, его люди и союзники-датчане обосновались в болотах Кембриджшира, недалеко от Или, откуда совершали разбойничьи набеги на окрестные земли. В частности, в 1070 г. они атаковали аббатство Питерборо. Таким способом герой хотел защитить монастырь от… разграбления норманнами. Однако монахи его не поняли, ведь они были лучше Херевар-да (и авторов легенд) осведомлены о настроениях завоевателей. В 1071 г. Вильгельм осадил Или. Не сумев быстро одолеть англосаксов, он последовал совету своих рыцарей, предложивших воспользоваться услугами колдуньи. Та пообещала наслать на защитников Или панический страх, который вынудит их сдаться врагу.

Норманны тщательно скрывали свой замысел, но они не учли умения древнеанглийских героев прикидываться простолюдинами. Херевард освоил уроки Бладуда и Альфреда Великого. Поскольку ни свиней, ни овец поблизости не было, он переоделся горшечником и тайком проник в дом, где заночевала ведьма. Там он увидел, как колдунья вызывала злого духа, и услышал ее заклинания. Предупрежденные им англосаксы хорошо подготовились к вражеской атаке. Ничуть не оробев, они наголову разбили норманнов, и те позорно бежали. Сопровождавшая их ведьма в спешке упала и сломала шею.

Набег Хереварда остался в памяти братии Питерборо надолго, и многие его «подвиги» были затем приписаны норманну Джеффри де Мандевилю (?—1144), организовавшему военную базу на болотах Или. Именно к нему относится знаменитая фраза из хроники Питерборо: «Христос и святые спали» (когда Джеффри разбойничал). Эти слова подхватили симпатизирующие англосаксам историки, необоснованно распространив их на деяния всех норманнских баронов XII столетия. Херевард угодил в герои, а Мандевиль — в злодеи.

Но вернемся к ведьмам. Вильям Малмсберийский (1090–1143) в «Деяниях английских королей» около 1123 г. рассказал историю ведьмы из Беркли (города, не замка) — богатой женщины, жившей во времена норманнского завоевания. На смертном одре она раскаялась, признавшись, что заключила договор с дьяволом, попросила завернуть свой труп в оленью шкуру и положить в каменный саркофаг, обвязав его тремя цепями из железа, ибо железо отгоняет дьявола. В течение трех ночей над гробом следует петь псалмы, а днем служить мессы. Если по истечении этого времени гроб не будет взломан дьяволом, тело может быть погребено на церковном кладбище. В первые две ночи демоны рвались внутрь, но не сумели взломать двери здания. На третью ночь перед самым криком петуха раздался громкий шум, церковь сотряслась до основания, и явился крупный и страшный демон. Он разбил дверь на куски, на глазах у оторопевших священников приблизился к саркофагу и приказал ведьме следовать за ним, очевидно, вообразив себя епископом Любекским. Призрак ответил из гроба, что не может, поскольку связан цепями. «Сила твоих грехов разорвет цепи», — сказал демон, мигом сорвал их, разбил крышку и схватил оживший труп. Снаружи их поджидал черный конь, покрытый шипами. Демон швырнул ведьму прямо на шипы, проткнувшие ее тело, и ускакал прочь со своей жалобно вопящей добычей. Позднее этот сюжет был преобразован в сказку[102] и опоэтизирован Робертом Саути (1774–1843):

И на коня с добычей прянул враг; И труп завыл; и быстротечно Конь полетел, взвивая дым и прах; И слух о ней пропал навечно[103].

А вот ведьме из Фрэддема, чьи козни успевал разрушать лорд Пенгерсик в перерывах между баталиями с духами-забастовщиками, даже умереть не дали спокойно. Однажды она заключила сделку с дьяволом, чтобы отравить волшебного коня чародея. По стечению обстоятельств конь являлся выходцем из преисподней (в Пенгерсике собрались сплошь темные силы, хотя некоторые из них были белыми). Ночью в разгар сильной бури под раскаты грома и вспышки молний (то есть когда маг препирался с духами) ведьма носилась верхом на метле по болотам и горам в поисках ингредиентов для колдовского отвара.

Наконец, снадобье было готово, и колдунья попыталась напоить им лошадь лорда Пенгерсика, проезжавшего мимо ее дома. Но хитрая тварь не притронулась к отвару. Возмущенно фыркнув, она отпрянула от кадки, а еле удержавшийся в седле чародей произнес пару гневных заклинаний. Конь развернулся и ударил задними копытами по кадке. Та выплеснулась прямо на ведьму, а потом обернулась гробом. Раздался дикий хохот, и появился сам дьявол. Он запихнул недоумевающую ведьму в гроб и унесся с ним за облака (напомню, что позднее туда отправился и лорд). Теперь гроб с ведьмой живописно парит над морем, к неудовольствию русалок и многотысячной толпы призраков-поэтов. Вот и мораль: не сговаривайся с нечистым против колдуна — неизвестно, чью сторону он примет.

От мифологии перейдем к истории, точнее - к ведьмовским процессам XVI–XVII вв., современной историографией характеризуемым не иначе как «печально знаменитые».

Ричард Кромвель (1500–1544), племянник Томаса Кромвеля, лорд-канцлера Генриха VIII, получил в подарок от дяди бывший монастырь бенедиктинок в городе Хантингдоне (ныне в составе Кембриджшира), распущенный в 1535 г., а его сын Генри (1524–1604) организовал здесь усадьбу Хинчингбрук.

Первым браком сэр Генри был женат на Джоан Уоррен (1540–1584). Их старший сын Роберт (1560–1617) имел десять детей, девятым из которых был не кто иной, как Оливер Кромвель. Во второй раз хозяин усадьбы женился на Сьюзан Уикс, чья внезапная смерть 11 июля 1592 г. привела к судебному разбирательству, по итогам которого 5 апреля 1593 г. были приговорены к казни некая матушка Сэмюэл, ее муж и дочь. Однажды леди Сьюзан оттрепала матушку за волосы, приняв ее за ведьму. Хотя матушка сама созналась, что «дьявол познал ее плоть», нынешние исследователи решили, что Сэмюэлов оговорили три малолетние девочки из семьи Трокмортон, едва ли не имитировавшие (!) нервные припадки. Сэр Генри установил в Хантингдоне традицию ежегодной проповеди «против отвратительных занятий ведовством», соблюдавшуюся до 1812 г. Несмотря на эти меры, матушка навещает Хинчингбрук вкупе с очередной парой монастырских любовников.

В марте 1612 г. в тюрьму замка Ланкастер были посажены несколько так называемых Ланкаширских ведьм. В начале апреля, на Страстную пятницу, их друзья (18 женщин, 2 или 3 мужчин) собрались в башне Малкин на холме Пендл, где тогда жила крестьянская семья, подозреваемая в сношениях с дьяволом. Заговорщики планировали ни много ни мало убить тюремщиков, взорвать замок и освободить задержанных. Слухи о заговоре дошли до судьи, арестовавшего еще девять ведьм. Остальные сбежали.

Судебный клерк Томас Поттс посвятил их делу памфлет «Чудесное разоблачение ведьм в графстве Ланкашир» (1613), фигурировавший в качестве пособия на процессах XVII столетия. По итогам суда были повешены десять человек, двое приговорены к годичному заключению, четверо — к позорному столбу, а восемь оправданы.

Вынесенный приговор базировался главным образом на показаниях Элизабет Дивайс и ее детей — двадцатилетнего Джеймса и девятилетней Дженет. Элизабет сделала «очень подробное добровольное признание», а Дженет описала, как «дух в облике коричневой собаки» помогал ее матери убивать людей. Джеймс подтвердил, что он тоже видел бурого пса, а еще — процесс изготовления магических глиняных куколок. Он рассказал историю о краже Святых даров в церкви. По пути домой ему встретился заяц, попросивший отдать облатку, которую мальчик нес во рту[104]. Джеймс проглотил облатку, и заяц очень рассердился. Джеймс и Дженет опознали большинство ведьм, собиравшихся на холме Пендл. Самому Джеймсу также предъявили обвинение в колдовстве, и в присутствии свидетелей он признался, что не устоял перед соблазном и использовал колдовскую собаку для наведения порчи.

 Развалины башни Малкин — обиталища ведьм на холме Пендл. Одно из самых неприятных мест в Англии

Призраки Ланкаширских ведьм до сих пор бродят в окрестностях Ланкастера и смущают путников. Один призрак был замечен в самом замке, играющем роль музея, где обывателям демонстрируют зловещие подземелья и рассказывают о корыстных судьях. Конечно, там существует и своя «камера пыток», со вкусом оформленная в наши дни.

Местные жители стараются не приближаться к холму Пендл, связывая с ним ряд скоропостижных кончин в соседних деревнях. Специалисты, работающие над циклом передач о паранормальных явлениях для британского телевидения, утверждают, что наибольший страх они испытали именно при посещении упомянутого холма. Недоброй славой пользуется кладбище при церкви Святой Марии, на котором похоронена одна из ведьм — Элис Наттер.

В августе того же года в Ланкастере проходил суд над Самлсберийскими ведьмами — Джейн Саутворт, Дженет и Элен Биерли, обвиняемыми в убийстве ребенка и каннибализме.

Владевший поместьем Самлсбери (Ланкашир) сэр Джон Саутворт (1526–1595) был завзятым нонконформистом, неоднократно подвергавшимся аресту за нежелание отречься от католицизма. Его сын Томас (1548–1616) исповедовал веру отца, а внук Джон (1575–1612) принял англиканство и считался в семье изгоем. В 1598 г. он женился на Джейн Шерберн (1575—?). Джейн овдовела за несколько месяцев до привлечения к суду и жила в Самлсбери вместе с десятью детьми. В колдовстве ее обвинила 14-летняя Грейс Сауэрбеттс, внучка Дженет Биерли и племянница Элен Биерли.

По утверждению девочки, ее бабушка и тетка, умевшие превращаться в собак, проникли в дом крестьянина Томаса Уэлшмена, высосали кровь из его ребенка, а после того, как младенца захоронили на церковном кладбище, выкопали труп, принесли домой, ели и готовили из его частей колдовскую мазь. Обвинительница показала, что Дженет и Элен за компанию с Джейн Саутворт участвовали в шабашах, возглавляемых черным человеком.

Уэлшмен подтвердил, что его сын умер по неустановленной причине, а два других свидетеля признались, что Саутворты сторонились Джейн как «злую женщину и ведьму». Однако судья не поверил Грейс, и тогда она расплакалась и с подачи бабушки взвалила вину на католического священника Кристофера Саут-ворта (1559–1612), дядю покойного мужа Джейн, тайно служившего мессы в Самлсбери. Это он подговорил девочку оклеветать честных женщин. Все три обвиняемые громогласно поклялись в своей преданности Англиканской Церкви. Их тут же оправдали, Грейс слегка пожурили, а паписта подвергли судебному преследованию. В итоге усадьбу в обход других претендентов унаследовал старший сын Джейн — Томас (1599–1623). Иными словами, ведьма повинна в колдовстве, только если под рукой нет католика.

Джейн Саутворт, которая, скорей всего, разработала сей хитроумный план назло родственникам покойного мужа, ходит по усадебному дому в облике Белой дамы. В Викторианскую эпоху ведьмы утратили популярность, поэтому призрак Самлсбери обрел новое имя — Дороти Саутворт. В ее истории наличествуют многие привычные для нас клише. Католичка Дороти полюбила юношу из-протестантской семьи Хогтон и условилась сбежать с ним под покровом ночи. Ее возлюбленный с двумя слугами пришли в Самлсбери и были убиты братом Дороти с типично папистским коварством. Трупы, погребенные под полом домовой часовни, обнаружились в начале XIX в. Дороти заключили в монастырь во Франции, где она, конечно же, сошла с ума.

Замок Белвоир (Лестершир), родовое гнездо семьи Маннерс, облюбовал призрак служанки Джоан Флау-эр. Владелец замка Фрэнсис Маннерс (1578–1632), граф Рутленд, имел от первого брака единственную дочь Кэтрин (?—1649), в 1620 г. вышедшую замуж за королевского фаворита Джорджа Вильерса (1692–1728), герцога Бекингема. Овдовев в 1608 г., граф взял в жены Сесиль Тафтон (1587–1653). Их два сына Генри и Фрэнсис умерли в младенчестве, и в их смерти оказались замешаны ведьмы.

Джоан Флауэр и ее дочери Маргарет и Филиппа, прислуживавшие в замке, были выдворены оттуда за воровство. Мстительные служанки обратились за помощью к трем женщинам, имевшим репутацию колдуний, — Энн Бейкер, Джоан Уиллимот, Элен Грин. Вскоре сыновей графа настигла смерть, а дочь Кэтрин тяжело заболела. По требованию графини в 1617 г. бывших служанок арестовали. Джоан, сидя в тюрьме, гордо отвергла все обвинения и потребовала, чтобы ей принесли хлеб с маслом, поклявшись, что пусть она подавится первым же куском, если виновата. Она откусила кусок, подавилась и умерла (это факт, а не миф). Обескураженные Маргарет и Филиппа признали себя виновными и были повешены И марта 1618 г. в Линкольне. Три женщины, помогавшие Флауэрам, также покаялись в ведовстве, но об их судьбе ничего не известно.

Сведения о ведьмах продолжают поступать и в XVIII в., но уже в форме народных побасенок. Среди призраков замка Дадли числится деревенская старуха, удавившаяся на зубчатой стене башни. Ее черный кот был найден мертвым рядом с висящим телом хозяйки. В XIX в. легенду видоизменили, сделав ее участниками молодых людей, которые наткнулись в замке на ведьму, готовящуюся лететь на шабаш. Злые юноши не пощадили бабушку — они накинули ей петлю на шею и сбросили вниз. Вертевшегося под ногами кота безжалостно забили камнями.

Дух колдуньи по имени Молл Блоксхем объявлялся на кухне замка Уорик. В XVIII в. Молл жила в хижине возле замка (по другой версии, служила в нем) и, подобно семье Флауэр, занималась воровством — продавала хозяйское молоко, оставляя себе выручку. Граф Уорик разоблачил ее и изгнал из своих владений. Молл пообещала вернуться в виде черной собаки и сдержала обещание. Призрачный пес не только выпивал все молоко в замке, но и кусал молочника за пятки. Терпение графа лопнуло, и он пригласил священника. Тот помолился, и надоедливое привидение прыгнуло с башни в реку Эйвон, протекающую под стенами замка. Больше пса никто не видел. Молитва священника включала в себя библейские слова о земле, текущей молоком и медом (Исх. 3: 8).

Между прочим, в Уорикшире водилось особенно много ведьм. Главными местами их шабашей были загадочные камни Роллрайт (ряд древних мегалитов) на юге графства, а также дом и парк в усадьбе Чарлкот. Одна из молодых ведьм любила разъезжать по парку голышом на олене и превращала в рогатый скот тех, кто за ней подглядывал. Но этот мотив, кажется, из другой легенды.

На кладбище церкви Святого Иоанна в городе Берслеме (Стаффордшир) покоится ведьма Маргарет (Молли) Ли (1685–1746). Уродливая старуха жила на окраине города, в домике у болота, вместе с черным дроздом. Птица восседала у Молли на плече, когда та приходила на рынок торговать молоком и молочными продуктами от своих коров. Местный священник по фамилии Спенсер обвинял ее в различных пакостях, например в наведении ревматизма на жителей Берс-лема. Как-то раз дрозд уселся на вывеске городской таверны, и в ней моментально скисло все пиво. Лишившийся пинты Спенсер швырнул в птицу пивную кружку, но промахнулся.

 Могила Молли Ли на кладбище в Берслеме. Трава вокруг могилы не вытоптана — мало кто из посетителей осмеливается поиграть в любимую игру Молли

Однако тревожные для ведьм дни миновали, и Молли не тронули. Она мирно скончалась в своем коттедже и была погребена на церковном кладбище. После похорон Спенсер и группа прихожан направились в коттедж Молли. При подходе к нему они услышали звуки песни, исполняемой хриплым голосом под аккомпанемент протяжного свиста дрозда. Молли сидела в кресле-качалке и напевала: «Weight and measure sold I ever, milk and water sold I never»[105]. Ужас охватил Берслем. Люди стали замечать покойную ведьму, шатающуюся по улицам города. Спенсер и три его коллеги-священника вскрыли могилу Молли, засунули туда упирающегося дрозда и перезахоронили гроб в направлении с севера на юг, под прямым углом к остальным могилам. По другой версии, шесть священников заманили блуждающий дух Молли в свиное корыто и закопали его. При этом трое, включая Спенсера, получили раны, защищаясь от свиней, оставшихся без обеда. Как бы то ни было, привидение покинуло город. Проклятый коттедж был снесен в 1894 г.

На кладбище дух ведьмы можно увидеть при соблюдении определенных условий. Надо протанцевать вокруг ее могилы, припевая «Molly Leigh, Molly Leigh, you can’t catch me» («Молли Ли, Молли Ли, не поймаешь ты меня»), или «…follow me into all the holes that I see» («…всюду следуй за мной»), или «… chase me around the apple tree» («…побегай за мной вокруг яблони»). Тогда ведьма, обожающая народную поэзию, непременно покажется. Однако желающих поиграть в эту игру обычно не находится.

Увлекающаяся оккультизмом Сибилла Лик (1915-1982), близкий друг Алистера Кроули, называла себя потомком Молли Ли. На самом деле у Молли не было ни семьи, ни детей. Но может, Сибилла не имела в виду человеческое родство?

Напоследок приведу рассказ о «доброй» ведьме, слоняющейся в окрестностях деревни Френшэм (Суррей). Когда-то в пещере неподалеку от Френшэма проживала матушка Ладлэм, врачевавшая крестьян.

Один крестьянин взял у матушки большой котел, в котором та варила целебные травы, и не вернул его в срок. Дабы избежать ярости колдуньи, он спрятал котел в церкви Святой Марии, где его можно видеть и поныне (это обычный котел для варки пива).

В 1937 г. была записана другая легенда, в которой матушка выступает защитницей крестьян от дьявола. Как изменились взгляды по сравнению с эпохой Хереварда и лорда Пенгерсика! Желая навредить людям, лукавый похитил у матушки ее чудесный котел. Ведьма кинулась в погоню, а дьявол, удирая, прыгал, и там, где он касался копытами земли, остались три холма (вблизи деревни Чарт), получившие название Devil s Jumps — «Прыжки дьявола»[106]. Прыгнув в третий раз, он выронил котел. Матушка подобрала его и спрятала в храме.

Есть и третья версия происхождения котла, не имеющая отношения к нашей теме. Крестьянин выпросил котел у эльфов, обитавших на одном из холмов. Он не вернул его вовремя, и эльфы наложили на него проклятие. Летающий котел всюду преследовал беднягу, пока тот не забежал в церковь, где и умер от разрыва сердца, а котел остался внутри.

ЧАСТЬ Х. ПРЕДВЕСТИЯ

Говорил старичок у куста:

«Эта птичка поет неспроста».

Но, узрев, что за птаха,

Он затрясся от страха:

«Она вчетверо больше куста!»

Эдвард Лир[107]

Визит призрака может служить предвестием какого-нибудь события, чаще всего смерти. Однако фигура, предзнаменующая смерть, не всегда принадлежит к духам умерших людей. Внимание акцентируется не на ней самой, а на судьбе тех, кто ее видит.

Представители сразу нескольких знатных семейств видят Светящегося, или Голубого, мальчика. Его встречал, к примеру, ирландец Роберт Стюарт (1769–1822), виконт Каслри. В бытность армейским капитаном он нес службу на родине и однажды заночевал в доме малознакомого ему господина. Посреди ночи Каслри пробудился от странного голубоватого сияния, вроде бы исходящего от потухшего камина. Вскоре оно приняло форму нагого мальчика, обрамленного ослепительным блеском. Мальчик пристально оглядел виконта и затем исчез. Утром гость обратился за разъяснениями к хозяину и узнал о семейном предании, согласно которому увидевший мальчика сначала обретает богатство и власть, а потом умирает насильственной смертью.

Роберт Стюарт, виконт Каслри. Портрет работы Томаса Лоуренса (1810). Тень смерти еще не легла на лицо виконта — он видел Голубого мальчика только один раз

Предание касалось только членов семьи владельца, и Каслри не придал ему значения. Со временем он превратился в крупнейшего политика, занимавшего в течение десяти лет (с 1812 г.) пост министра иностранных дел в правительстве тори. Он руководил внешней политикой, направленной на свержение Наполеона, и представлял Великобританию на Венском конгрессе. Несмотря на успешную карьеру, коллеги его не любили и даже ненавидели за холодность и высокомерие.

Второй визит голого мальчика состоялся в 1815 г. Мальчик выскользнул из-за решетки камина в усадьбе Лоринг (Кент), принадлежащей виконту, приблизился к сидевшему в кресле хозяину и вдруг, увеличившись в размерах, принял обличье бледнолицего гиганта с кровоточащей раной над бровью. Гневно сверкнув очами, гигант растаял в воздухе. Каслри поделился своими переживаниями с сэром Вальтером Скоттом. Тот растерялся: ведь виконт не был фантазером или легкомысленным человеком, и его видения нельзя было списать на сон или воображение.

Позднее Эдвард Бульвер-Литтон утверждал, что Каслри видел мальчика еще раз — когда гостил у него в поместье Небворт (Хартфордшир). Утром виконт вышел к завтраку невыспавшийся и рассказал о мальчике с длинными золотистыми волосами, который, перед тем как исчезнуть, чиркнул пальцем по горлу.

Эти мальчики, в конце концов, сделались предметом сплетен и насмешек. Виги терпеть не могли виконта, усердно поддерживавшего все репрессивные меры кабинета, а революционные романтики типа Байрона и Шелли критиковали его за деятельность по подавлению так называемых народно-освободительных движений на юге Европы. Поговаривали о нетрадиционной сексуальной ориентации Каслри (вот откуда взялись мальчики!) и о посещении им борделей в компании юношей, переодетых девицами. 12 августа 1822 г. Каслри. удостоившийся к тому времени титула маркиза Лондондерри, покончил с собой, перерезав горло перочинным ножом. Через четыре года Скотт, вспоминая о предзнаменовании, записал в дневнике: «Мне всегда будет страшно, когда кто-то из моих друзей увидит призрака». И все-таки писатель не поверил в реальность мальчика, посчитав, что самоубийца пал жертвой мании преследования.

Светящиеся подростки присутствуют не только в английском фольклоре. Возможно, они берут начало от детей из немецкой мифологии, убитых своими матерями. Многочисленные истории о мальчиках имеют хождение в графстве Кумбрия, которое в IX–X вв. населяли германские и скандинавские народы.

Светящегося мальчика неоднократно замечали в поместье Корби на Севере Кумбрии. В 1611 г. его приобрел лорд Уильям Говард (1563–1640). Он построил ныне существующий дом, сохранив укрепленную башню, возведенную прежними хозяевами — семьей Салкельд. Поместье унаследовал младший сын лорда Фрэнсис (1588–1660), а затем оно неизменно передавалось старшему сыну главы рода. Ситуация благоприятствовала формированию семейного предания, однако Говарды не считали мальчика провозвестником несчастий. Более того — о призраке знали не только хозяева, но и гости.

Согласно записям Генри Говарда (1757–1842), Голубой мальчик приходил в комнату, расположенную в той части дома, которая примыкает к старинной башне, и беспокоил ночевавших там гостей. 8 сентября 1803 г. в комнате поселили пастора из Грейстока, и тот поклялся, что видел мальчика собственными глазами. Как и в случае с Каслри, появлению духа предшествовало мерцание, распространявшееся от погасшего камина. Мальчик был прекрасен лицом, а его волосы ниспадали золотистыми локонами. На этот раз он облачился в белые одежды, вероятно, из уважения к духовному сану гостя. Ласково посмотрев на священника, мальчик плавно скользнул к дымоходу и исчез. Почтенный пастор благополучно здравствова\ двадцать лет спустя после видения в Корби.

Не меньшей известностью, чем ма\ьчики Каслри, в свое время пользовались призраки барона Томаса Литтлтона (1744–1779), любителя поэзии и покорителя женских сердец. В 1779 г. Литтлтон вернулся из Ирландии в Лондон, в свой дом около площади Беркли Сквер. У него гостили несколько человек, в их числе лорд Фортескью, леди Флуд, две незамужние сестры Эмфлетт и один из друзей Литтлтона, который и рассказал о таинственной смерти барона. Литтлтон не отличался крепким здоровьем, и целый месяц перед тем страдал от приступов удушья. В одну из ночей в Лондоне он заметил в окне порхающую птичку, вслед за которой в комнату влетела женщина в белом, сказавшая: «Готовься к смерти — ты проживешь не дольше трех дней».

В отличие от Каслри с его выдержкой военного барон был просто-таки шокирован видением — ведь ему назвали точную дату смерти. Наутро друзья увезли Литтлтона в принадлежавшее ему поместье Питт в городе Эпсоме (Суррей). Там предсказание сбылось — на третью ночь после видения. Заглянувший в комнату барона слуга увидел, что у хозяина начался приступ и он сидит, прижав подбородок к ногам, и никак не может открыть рот — точь-в-точь как Алиса, откусившая не тот кусочек гриба. Вместо того чтобы поменять позу больного, слуга в страхе выскочил из комнаты, зовя на помощь. Когда сбежались взволнованные гости, Литтлтон уже задохнулся.

Была предпринята попытка идентифицировать Белую даму из видения барона. За нее приняли покойную миссис Эмфлетт, якобы жаждавшую отмщения. Эта злопамятная женщина, по слухам, умерла от разрыва сердца, так как Литтлтон соблазнил одну (или всех трех) ее дочерей. Эмфлетты жили по соседству с имением барона в Шропшире. Одну из сестер Литтлтон оставил в Ирландии, а две другие присутствовали при его смерти.

На Сэмюэла Джонсона этот случай произвел столь же негативное впечатление, как история Каслри — на Вальтера Скотта. Однако время не только лечит, но и опровергает. Тот же Скотт, который не знал Литтлтона, а следовательно, не мог лично удостовериться в его искренности и разумности, без зазрения совести обвинил покойного в приверженности черному юмору. Оказывается, барон заранее принял яд и, рассчитав время его действия, попросту разыграл друзей: «Без сомнения, странно, что человек, который замыслил уход из этого мира, решил сыграть с друзьями такую шутку. Но еще вероятнее, что подобную забаву измыслит человек капризный, нежели от мертвеца (миссис Эмфлетт. — А.В.) явится посланец, чтобы сообщить, в какой точно час следует умереть». Иными словами, можно поверить во что угодно, но только не в посланца с того света!

Барон Томас Литтлтон. Портрет работы Ричарда Бромптона (1775). Четыре года спустя барон увидит Белую даму и узнает точный час своей смерти

И тут же писатель отказывается от версии нелепого розыгрыша в пользу сомнительного свидетельства лорда Фортескью, бывшего в доме барона во время предполагаемого визита призрака: «Женщина из числа общих знакомых потеряла любимую птицу, и все мужчины пытались найти ее. Вскоре после этого за завтраком лорд Литтлтон пожаловался, что очень плохо провел ночь и видел беспокойные сны, с повторением охоты за птицей. За этим последовала его смерть». То есть шутливый настрой барона ни при чем — призраков птицы и женщины домыслила падкая на сенсации публика. «Отсюда убедительно следует, на каком шатком основании возник один из самых известных рассказов подобного типа», — резюмирует сэр Вальтер и складывает этот рассказ в копилку своих «доказательств» надуманности привидений.

Случай Литтлтона далеко не единственный, в котором принимает участие птица. Белая сова парит над замком Арундел перед смертью кого-либо из хозяев. Вокруг шпиля собора в Солсбери летают крупные (крупнее лебедей) белые птицы, предвещающие смерть соборного епископа или клирика. В 1885 г. они появились непосредственно перед кончиной епископа Джорджа Моберли (1803–1885). Говорят, их видела дочь покойного. Но которая из них? Ведь у епископа было пятнадцать детей. Подозреваю, ею была Шарлотта Моберли (1846–1937), позднее участвовавшая в нашумевшей истории. 10 августа 1901 г. она и ее подруга Элеонора Джордэн посетили Малый Трианон в Версале (Франция), где встретили несколько призраков, в том числе королеву Марию-Антуанетту.

Знак предстоящей смерти способно подавать и дерево. Осенней ночью 1821 г. Чарльз Тальбот (1753–1827), граф Шрусбери, возвращался в свое поместье Элтон (Стаффордшир). Его экипаж едва не сшиб бродячую старуху, просящую милостыню. Рассвирепевший граф согнал ее с дороги, и тогда нищенка прокляла древний род Тальботов, предсказав, что каждый раз, когда с деревенского дуба упадет ветвь, будет умирать кто-нибудь из членов семьи. «Да его давно пора спилить, старая курица!» — расхохотался граф, но скоро ему стало не до смеха. Ночью разразилась буря, с дерева упала ветка, и в доме кто-то умер. Наутро долго выясняли, кто это был, но выяснить не сумели. Я тоже этого не знаю. В 1821 г. умер лишь племянник графа Генри Брайан (1786–1821), сын младшей сестры Джулианы (1759–1801), который не проживал в Элтоне.

По другой версии, ночной грозы не было, но утром мимо дуба проезжал верхом сын графа, и падающая ветка сбила его с коня и придавила насмерть. Эта версия еще забавнее, ведь граф не имел детей. Элтон унаследовал другой его племянник, сын младшего брата Джона (1765–1815). Вообще к 1821 г. многие близкие родственники графа скончались: две младшие сестры (в 1801 и 1806 гг.), два младших брата (в 1789 и 1815 гг.), две племянницы (в 1810 и 1811 гг.). Так что старуха припозднилась с проклятием.

Во избежание предзнаменований граф приказал приковать цепями ветви к дубу, и в таком виде он простоял до настоящего времени. 9 апреля 2007 г. с дерева обрушилась крупная ветка, но в семье Тальбот все остались живы. С Элтоном семья рассталась еще в 1918 г., и теперь на территории усадьбы расположен второй по посещаемости в Великобритании парк аттракционов. Его владельцы ухаживают за дубом на радость туристам с фотоаппаратами.

Другое знаменательное дерево произрастает в парке усадьбы Хайклер (Хемпшир), резиденции семьи Герберт. В XVIII в. здесь высадили кедры, которые привез из Ливана друг семьи епископ Стивен Покок. В XX в. ветви одного из них приходилось поддерживать цепями и опорами. Местные жители связывали заботу о трухлявом дереве с его «смертельными» возможностями. Когда в 1923 г. умер Джордж Герберт (1866–1923), граф Карнарвон, к кедру потянулись толпы зевак, чтобы поглядеть, не отвалилась ли ветка.

Они думали, что графа, крупного египтолога и собирателя древностей, настигло «проклятие фараонов». В ноябре 1922 г. он и его коллега Говард Картер нашли в Египте гробницу Тутанхамона, датированную XIV в. до н. э. Погребальную камеру вскрыли в феврале 1923 г., а в апреле того же года граф внезапно умер в Каире. Указывали также на смерть сводного брата Карнарвона — Обри (1880–1923), ставшего жертвой заражения крови при обычной стоматологической операции. К 1929 г. умерли 22 участника вскрытия гробницы, но при этом Картер жил и здравствовал до 1939 г.

Дух, обитающий в теле человека, показывается после его смерти, в крайнем случае — в момент трагической гибели или скоропостижной кончины. Но призраки живых людей — это нонсенс. Тем не менее им посвящено знаменитое английское поверье о кануне Дня святого Марка. Если в ночь 25 апреля внимательно наблюдать за порталом приходской церкви, можно увидеть, как те, кому суждено умереть в течение года, один за другим входят в храм:

Тому, кто в полночь на порог Церковный встанет, видит Бог, Дано узреть толпу теней, Печальней нет ее, мертвей; Из деревень и городов, Из хижин ветхих, из дворцов К святому месту, как на суд, Чредой унылой потекут; Итак, во тьме кромешной он Увидит тех, кто обречен, Сойдутся призраки толпой Во тьме полуночной слепой, Стекутся те со всех сторон, Кто смертью будет заклеймен, Кто неизбежно в этот год, В один из дней его, умрет[108].

Таким образом, знак смерти подается без участия посредника с того света. Однако опасность для жизни очевидца сохраняется: если он ненароком уснет, наблюдая за церковью, или раньше времени уйдет домой, то и сам умрет до конца года. Существует смягченный вариант этого поверья. Наблюдатель видит деревенские пары, которые должны обвенчаться в течение года, выходящими из дверей храма рука об руку. Отсюда проистекает множество гаданий и мелких суеверий, связанных с кануном Святого Марка.

ЧАСТЬ XI. ЖИВОТНЫЕ

Когда этой ночью вот здесь, у плетня,

К крыльцу подходил я, кусты раздвигая,

Два глаза из тьмы, два зеленых огня

Уставились прямо в мои, не мигая.

И я не заснул. Даже стыдно сказать —

Кошка как кошка, но странное дело:

Хотя я уверен, что видел глаза,

Я так и не знаю, а было ли тело!

У.Г. Дэвис[109]

Призраки животных немногочисленны. Исключением служат черные псы и безголовые лошади, с которыми мы уже сталкивались. Обычно они сопутствуют призракам людей, а порой сами люди, будучи грешниками, принимают звериный облик.

Предположительно черных призрачных собак завезли в Англию викинги. Такая собака сопровождала бога Одина и его Дикую охоту. Случалось, проказливые охотники оставляли у очага крестьянского дома маленького черного песика, надоедавшего хозяевам своим визгом. Этого пса, как и человеческого подменыша, рекомендовалось чем-нибудь удивить — например, варкой пива или супа в яичных скорлупках. Решив, что попал в лечебницу для умалишенных, призрак в страхе убегал, поджав хвост.

Самый известный из английских псов по имени Черный Шак обитает в Восточной Англии. Его имя происходит от староанглийского scucca («демон») или слова shucky из местного диалекта, означающего «лохматый» или «волосатый». Это огромное существо, иногда размером с теленка, со злобными глазами (или единственным глазом), отливающими желтым, красным или зеленым, как будто внутри их горит огонь. Чаще всего Черного Шака видят на кладбищах, пустынных дорогах, туманных болотах или на окружающих деревни холмах. По ночам доносится его вой, заглушающий шум ветра, а припозднившиеся путники ощущают на своей шее ледяное дыхание чудовища.

4 августа 1577 г. Черный Шак объявился в городе Бангей (Суффолк). Горожане собрались на богослужение в церкви Святой Марии, когда разразилась сильная буря. «Ужасного вида фигура», похожая на черного пса, «возникла в бурном облаке дождя, молний и грома». «Этот черный пес, — пишет Авраам Флеминг в современном событию памфлете, — или дьявол в его обличье», свернул шеи двоим молящимся. Проносясь мимо третьего, он «так цапнул его за спину, что того перекосило и скорчило, как кусок кожи на огне или горловину кошелька или мешка, стянутого веревкой». Призрак оставил «отметины, словно от когтей», на северной стене и двери храма, а колокольня рухнула, пробив крышу. В тот же день чудовищного пса видели в селе Блитбург, находящемся в 19 км от Бангея. Местный храм Святой Троицы, именуемый Собор на болотах, хранит на дверях следы когтей Черного Шака. Чудовище убило троих, опалило руку четвертому и поранило еще нескольких прихожан. Вероятно, сведения о псе Блитбурга просто варьируют информацию из Бангея.

У английского черного пса был предшественник, посетивший в 857 г. германский город Трир. Во время мессы в колокольню городского собора ударила молния, а внутри храма стало так темно, что прихожане едва различали друг друга. Каменный пол разверзся, гигантский пес выскочил из провала в языках пламени, забегал вокруг алтаря, а потом внезапно пропал, в полном смысле слова провалившись сквозь землю. Данные о жертвах не приводятся. Наверное, никто не пострадал — в те годы нервы у людей были покрепче.

Следы огненных когтей Черного Шака на двери церкви в Блитбургс. Странно, что они находятся на внутренней стороне двери. Неужели призрак, накуролесив, не мог выбраться из храма и пытался взломать дверь?

Согласно одной из. легенд, Черный Шак имеет отношение к Гуго Биго (?—1177), графу Норфолку, владельцу обширных земель на востоке Англии, в том числе замка Бангей. Гуго обладал авантюрными наклонностями, неоднократно менял лагерь во время феодальных войн XII в., а в 1173 г. участвовал в мятеже против Генриха II. Тогда-то он и заключил пакт с дьяволом. Но лукавый обманул графа, армия мятежников была разбита, и Гуго пришлось уступить королю свои владения вместе с замком. Возмущенный граф поколотил дьявола, а тот в отместку превратил его после смерти в черного пса.

Легенда пущена в ход кем-то из тогдашних хронистов, активно порочащих норманнских феодалов и льстящих первому Плантагенету. После мятежа, у истоков которого стояли сыновья Генриха II, граф действительно лишился своих земель, но вскоре король вынужден был вернуть их. Амнистированный им Гуго успел перед смертью совершить паломничество в Святую землю. В его отсутствие жадный Плантагенет вновь прибрал к рукам земли, возвращенные Ричардом I сыну покойного графа.

Рассказывая о герцогине Глостер, томившейся в замке Пил, я упомянул черного пса Моди Ду (Moddey Dhoo на местном наречии означает «черная собака»). Замок на острове Мэн был основан в XI в. мореплавателями из Норвегии на месте разрушенного кельтского монастыря. Эти люди, в отличие от завоевателей Англии, были настоящими язычниками, и, вероятно, дьявольской пес поселился на острове благодаря проводимым там ритуалам. После ухода викингов в замке жили монахи и епископы, а рядом с ним находился кафедральный собор Святого Германа. Потом в стенах замка устроили тюрьму и военную базу, а в XVIII в. оба сооружения были заброшены.

«Утверждают, что привидение, имеющее облик лохматого спаниеля, расхаживает по всему замку, — писал поэт и фольклорист Джордж Уолдрон (1690–1730). — Пес облюбовал башню стражников, куда часто наведывался, чтобы поваляться у камина при свете свечи. Стражники так часто видели его, что и бояться-то почти перестали. Но пес слыл злым духом, только и ждущим случая насолить кому-нибудь, поэтому в его присутствии стражники вели себя сдержанно, не сквернословили, не вели бесед».

Для одного из стражников встреча с Моди Ду закончилась плачевно, о чем поведал Вальтер Скотт: «Прежде через церковь вел тайный переход, посредством которого караульня гарнизона, расположенная на наружных укреплениях, сообщалась с главною башней замка, и каждый вечер, как только запирались ворота и расставляли по местам часовых, по этому коридору относили ключи в комнаты коменданта крепости. Однако в царствование Иакова I обычай этот перестали соблюдать по причине известной легенды о Бешеном Псе — злом духе или демоне, который в виде огромной лохматой черной собаки, по слухам, является в церковь». Некий расхрабрившийся от вина солдат «поклялся, что узнает, собака это или дьявол, и, обнажив свой меч, погнался за привидением по коридору. Через несколько минут смельчак возвратился, протрезвившись с перепугу; рот у него был разинут, волосы дыбом стояли на голове, но, к несчастью охотников до чудесного, он так и не смог рассказать об ужасах, которые видел, ибо умер от страшного потрясения»[110].

Черного пса, стерегущего покой мертвецов на церковных кладбищах, называют Баргест. Чудовище с горящими глазами, длинными когтями и клыками появляется по ночам или днем в ненастную погоду. По одной из версий, имя пса происходит непосредственно от слова ghost («привидение»). Другое имя Бар-геста — Черч Грим. Church — «церковь», а эпитет grim («мрачный») указывает на кладбище как место его обитания.

О прижизненных судьбах собак-фантомов ничего не известно, кроме тех случаев, когда в их роли выступают бывшие люди. Поэтому черных псов, как и птиц, нередко наделяют функциями предвестников смертей и несчастий. Встреча с Черным Шаком может означать неминуемую смерть в течение года. Обитающий в Ланкашире черный пес Скрайкер специально повизгивает и топает лапами, чтобы напомнить о своей миссии очевидцу. В Суссексе увидеть Баргеста — не к добру: если вы нуждаетесь в его защите, стало быть, скоро умрете, а то и уже мертвы. В Йоркшире во время похорон Черч Грим взбирается на колокольню и глазеет оттуда на священника. Пастору надлежит проявить недюжинную смекалку и определить по виду пса, попадет ли покойник в ад или в рай. Признаки, по которым выносится судьбоносное решение, не называются, — вероятно, священники хранят их в секрете.

Баргест (Черн Грим). Отсутствие клыков и когтей придает призраку натуральность. От этого он. впрочем, не становится менее устрашающим

Помимо Жанны Наваррской в замке Лидс замечали крупную черную собаку, предвещающую смерть кого-то из хозяев. Однажды она для разнообразия спасла жизнь женщины, гостившей в Лидсе. Та уютно сидела в одном из эркеров, когда увидела в окне призрак собаки. Испугавшись, она отпрянула подальше от окна в комнату, и стена эркера тут же обрушилась в ров. После этого черный пес больше не показывался. Очевидно, его отправили на покой в наказание за профессиональную небрежность.

Другой призрак помог владельцу фермы (бывшей усадьбы) на окраине города Лайм Реджис (Дорсет). Отдыхающему от трудов праведных фермеру каждый вечер мозолил глаза черный пес, сидящий у пылающего камина. На проделки со скорлупой призрак никак не реагировал — наверное, навидался чудес на своем веку. Близкие и соседи в один голос советовали хозяину изыскать способ изгнать собаку, но тот отвечал: «Зачем? Она самое тихое и скромное существо в доме» — и с упреком косился на свою жену. Наконец, устав от насмешек, фермер набрался мужества (в соседнем трактире) и, ухватив кочергу, с бранью накинулся на пса. Обескураженный призрак убежал на чердак и прыгнул сквозь потолок. Исполнив долг, фермер хотел было усесться у камина, но уловив презрительный взгляд супруги, вернулся на чердак и с размаху двинул кочергой по потолку. Дерево треснуло, и в образовавшуюся дыру посыпались золотые и серебряные монеты. Даже привидение не в силах устоять перед «настоящим мужиком»!

Из других животных можно отметить медведя, с которым встретился часовой Тауэра в 1815 г. Он мужественно атаковал зверя, нанеся ему удар штыком, но штык без помех прошел сквозь призрачное тело и воткнулся в стену. Солдат не смог его выдернуть и так расстроился, что упал в обморок, а на следующий день вообще умер. Призрак медведя сочли отголоском тех времен, когда в Тауэре содержался зверинец (с середины XIII в.). Последние животные покинули территорию замка в 1835 г.

Там остались только легендарные черные вороны — существа из плоти и крови, которым приписали волшебные свойства и, в частности, талант предсказателей. Когда-то они прилетали к узникам Тауэра и отравляли последние часы их земного существования криками «Виват!». Первый раз это произошло с «девятидневной королевой» Джейн Грей (1537–1554), а затем — с Робертом Деверо (1565–1601), графом Эссексом. Эссексу ворон трижды проорал свой «Виват!», пока тот не запустил в птицу стоявшей на столе рюмкой. В одном из птичьих гнезд в Тауэре недавно обнаружили браслет с инициалами Джейн Грей, заколку принцессы Елизаветы и рюмку с гербом Эссекса. С браслетом и рюмкой все ясно, но откуда там взялась заколка? Неужели ворон сам стянул ее у будущей королевы?

Зайцы ассоциируются исключительно с ведьмами, а незначительное число посвященных им легенд о духах варьируют предание о зайце из Уилтшира. Старушка из городка Хитфилд (Суссекс) как-то ночью допустила «небольшую ошибку». Проснувшись в полночь, она решила, что настало утро, взяла корзину, вскарабкалась на лошадь и отправилась на рынок. Вполне вероятно, добрая старушка собиралась оседлать не лошадь, а помело, и в ее действиях никакой ошибки не было. Неудивительно, что она встретила на дороге приветливого зайца и посадила его в корзину. Закономерна и последовавшая за этим встреча с рогатым всадником на безголовом коне (если бы голову отняли у всадника, откуда бы росли рога?), со сворой рогатых псов. Избыток ли рогов надоумил старушку или запах серы, но она мигом догадалась, кто перед ней. Дьявол поинтересовался, не видела ли она зайца, и смелая женщина ответила напрямик: «Не видела!» Доверчивость в мире зла в большом почете, поэтому дьявол без колебаний ретировался.

А дальше события развивались по нестандартному сценарию. Вместо маленького зверька из корзины выбралась прекрасная девушка в белом. «Не бойся! — успокоила она свою ошеломленную спасительницу. — Я из мира духов». Смекалка на сей раз подвела старушку, но мы-то с вами понимаем, что корзина не выдержала бы живую девушку, сколь бы прекрасной она ни была. Как выяснилось, дух красавицы несет наказание за совершенное при жизни преступление и потому преследуется дьяволом. В знак благодарности Белая дама наделила корову и кур старушки плодоносящей силой, а мужа — терпением и, убедившись, что ничего не перепутала, радостно улетучилась.

Дух жадного хозяина фермы Бэгбери (Корнуолл) после смерти принял облик ревущего быка. Двенадцать священников долго не могли справиться с привидением, пока не заманили его в церковь, фарами призрачных рогов бык гасил все обрядовые свечи, но один мудрый священник засунул свою свечу в высокий сапог с отворотом, и бык не сумел до нее добраться. Признаюсь, мысль пастора не совсем мне ясна. Гораздо логичнее  другая версия легенды, в которой священник исполь-зует свой нестираный носок. Как бы то ни было, свеча не погасла, и от нее зажглись остальные одиннадцать свечей. Преследуемый отчаянием (или запахом) бык тщетно бился головой- о стену храма. Его загнали в табакерку и, памятуя о неудачах с местными водоемами, не поленились отвезти на Красное море вопреки неофициальному протесту колониальных властей.

Одна из девушек семьи Мартин, владельцев поместья Этелхемптон (Дорсет), решила свести счеты с жизнью из-за несчастной любви. Она заперлась п дальних покоях дома и каким-то образом умудрилась не заметить последовавшую за ней обезьянку, свою любимицу. Когда труп самоубийцы нашелся, животное уже умерло от голода, и с тех пор его призрак скребется где-то в доме, пытаясь выбраться наружу, или скачет по лестнице. Сидящая на пне обезьяна была изображена на родовом гербе Мартинов, который, по хоже, и породил легенду.

Усадьба Хинтон Ампнер (Хемпшир) обязана всеми своими ужасами черепу обезьяны. В древности поместье принадлежало семье Стьюкли. Мэри (1683–1740), дочь и наследница сэра Хью Стьюкли (?—1713), вышла замуж за барона Эдварда Ставелли (1685–1755). Их дочь Мэри (1726–1780) покинула родовое гнездо перед свадьбой с Уиллсом Хиллом (1718–1793), графом Хиллсборо. В январе 1765 г. усадебный дом взяла в аренду семья Рикеттс. В течение последующих лет дом приобрел настолько дурную славу, что в итоге был полностью снесен! Мэри Джеввис (1737–1828), жена Уильяма Рикеттса (1736–1799), записала подробный рассказ о событиях, происшедших в Хинтон Ампнер.

Поначалу Рикеттсы слышали шум хлопающих дверей. Слуги не могли его объяснить, и хозяева заподозрили, что в дом проникает кто-то из жителей соседней деревушки. Они сменили замки, но двери продолжали хлопать. Однажды летним вечером няня их ребенка увидела джентльмена в выцветшем костюме, скрывшегося в комнате внутри дома. Поиски незнакомца успехом не увенчались. Осенью того же года сын садовника, пересекая вестибюль, разглядел там человека в грязно-коричневом сюртуке. В июле 1767 г. слуги заметили постороннюю женщину в темных одеждах, бесследно исчезнувшую в кухонном коридоре. Затем горничную стали беспокоить по ночам стоны и шорох около ее кровати.

До поры до времени Рикеттсы не доверяли слугам и даже уволили многих из них по подозрению в розыгрыше. Но в конце 1769 г., когда глава семьи уехал на Ямайку, миссис Рикеттс, ночуя в спальне над кухней, услышала, как в комнате за стеной кто-то ходит. Звук, похожий на шуршание шелкового платья, не давал ей уснуть, но обнаружить его источник не удалось. После этого слуги начали сами покидать поместье. За семь лет проживания семьи в Хинтон Ампнер штат прислуги целиком обновился.

Хозяева перебирались из спальни в спальню, но призраки продолжали донимать их музыкальными аккордами, стуком по дереву, приглушенными бормотаниями и громкими стенаниями. В апреле 1771 г. невидимка ломился в дверь спальни хозяйки, чуть не доведя ее до истерики. Изредка бормотание складывалось в несвязную речь, в которой различались пронзительный женский голос и два низких мужских.

Миссис Рикеттс пригласила в Хинтон Ампнер своего брата Джона Джервиса (1735–1823), будущего адмирала и графа Сент-Винсента, и его друга в чине армейского капитана. Отнесшись скептически к словам напуганной женщины, они устроили в доме засаду и, сидя в ней, сами услышали призрачные шаги и голоса. Каплей, переполнившей чашу терпения семьи, стали ночные выстрелы, вслед за которыми раздавались сто-ны, словно кто-то был в агонии. Рикеттсы вызвали поверенного графини Хиллсборо и отказались от аренды.

Еще в начале 1770 г. к миссис Рикеттс приходил деревенский старожил, в свое время слышавший рассказ местного плотника. Плотник помогал сэру Хью Стьюкли прятать что-то в тайнике под полом гостиной. Рикеттсы обратились к леди Хиллсборо с просьбой разобрать паркет, но разрешения не получили. После их отъезда желающих арендовать Хинтон Ампнер не нашлось, и в 1793 г. дом снесли. Тогда-то и выяснилось, что скрывал сэр Хью в гостиной. Это был маленький обезьяний череп в коробке с кипой бумаг, положенных туда, вероятно, в середине XVII в.

Сэр Вальтер Скотт не мог умолчать о столь скандальном происшествии, как снос дома с привидениями из-за невозможности дальнейшего проживания. Судя по всему, Скотт не был знаком с записками Мэри Рикеттс, которые оказались доступны читающей публике гораздо позднее и были процитированы в книге лорда Галифакса. Поэтому писатель решил, что прямых свидетельств о призраках Хинтон Ампнер не существует: «Кто слышал подлинный рассказ графа Сент-Винсента… или его сестры? Кто мешает нам предположить, что лорд Сент-Винсент, человек выдающихся достоинств и первоклассный моряк, имел склонность к суевериям? Не мог ли его светлость посоветовать сестре съехать вовсе не из-за непонятных ночных шумов, а из-за того, что ему попросту не нравился этот дом?»

И вновь сэр Вальтер, вопреки собственным словам о «правдивости рассказчиков», подозревает уважаемого человека в суевериях и хитростях. Граф суеверен лишь потому, что убедился в существовании призраков, а призраки существуют потому, что он суеверен, — в полном согласии с принципом, сформулированным Г.К. Честертоном.

ЧАСТЬ ХII. ДЕМОНЫ

Живьем брать демонов!

Неизвестный стрелец

Приступая к формированию этой последней категории, я испытываю некоторые сомнения. Всякой нечисти полным-полно в английском фольклоре, но можно ли отнести ее к призракам? Эльфы, русалки, великаны, драконы, оборотни и прочие чудовища привидениями точно не являются. Это живые существа, а не духи. В то же время духами называют домовых, водяных и древесных тварей, которые тоже не имеют отношения к призракам. Казалось бы, зачем ломать голову? Достаточно ограничить поле зрения миром людей и животных и поставить точку. Но как я уже отмечал, привидения способны принимать настолько отвратительный вид, что их трудно принять за бывших людей. Собственно, привидения М.Р. Джеймса именно таковы. Таковы и древние духи Англии. Писатель неоднократно намекает на нечеловеческую сущность своих призраков, а иногда и прямо называет их демонами. Следовательно, случаи появления бесов и их предводителя нельзя обойти вниманием. Но их надо заранее отделить от мифологических персонажей, населяющих землю, чтобы не повторить бессмыслицу, содержащуюся в призыве стрельца.

С этой точки зрения наиболее сложной представляется фигура вампира. Принадлежит ли вампир целиком к миру духов, или это мертвец, сохранивший свою земную оболочку? Полагаю, мы вправе считать вампира не до конца умершим — вот почему он нуждается в крови. Привидение же окончательно рассталось с бренным телом, и хотя оно может представать в своем земном обличье, обличье это — лишь иллюзия, а не покинутая духом оболочка, поэтому оно бывает искажено до уродства. Иллюзорность, однако, не мешает призраку оказывать физическое воздействие, а не только пугать, ведь и бесы, будучи бестелесными, могут нападать на людей.

Возможно, эта характеристика притянута за уши[111], но она позволяет мне с чистой совестью опустить легенды о вампирах. Все равно они крайне немногочисленны и довольно бледны по сравнению с восточноевропейскими преданиями. Тем же, кто интересуется английскими вампирами, назову три самых известных случая их появления. Первый и самый серьезный описал Вильям Ньюбургский. Речь идет о вампире замка Анантис (Anantis), опознанном как Эннан (Annan) в Шотландии или Алнвик (Alnwick) в Нортумберленде. Второй касается вампира из несохранившейся усадьбы Кроглин (Кумбрия), чью историю рассказал писатель Огастес Хейр (1834–1903). Наконец, третий случай произошел в 1970-х гг. на Хайгейтском кладбище в Лондоне.

Теперь займемся демонами и теми духами, что на них похожи. Древнейших свидетельств о демонах мы коснулись во вступительной части. К ним можно присоединить зафиксированное хроникой видение настоятеля собора в Честере. В ходе строительства соборного нефа, начатого в 1332 г., настоятель был поражен при виде уродливого лица, заглядывающего в окно здания. Он приказал каменщикам запечатлеть сей жуткий образ, дабы отпугнуть его носителя, то есть последовал примеру тех романских мастеров, о творениях которых я упоминал. В XIX в. на одной из плит в северо-западном углу соборного клуатра обнаружили след когтистой лапы. Плиту заменили, но след выступил вновь. Предполагают, что это был отпечаток копыта дьявола.

Чудовищный призрак, отождествленный с дьяволом, причинил наравне с черным псом немало хлопот прихожанам сельских церквушек. В 1402 г. дьявол объявился в храме Святого Иоанна Крестителя в Данбери (Эссекс). Он принял облик высокого монаха в сером облачении (францисканца), ворвавшегося в здание с порывом ураганного ветра, снесшим верхушку церковного шпиля. Демон запрыгнул на алтарь и начал по нему скакать, пока тот не развалился на куски. Храм тем временем наполнился удушающей вонью. Сдирая, призрак шмыгнул между ног одного из прихожан, которого затем поразила гангрена — его ноги почернели снизу. О тогдашних разрушениях в Данбери сведений нет, известно лишь, что в 1730 г. колокольню разрушило молнией. Проделки демона в Эссексе можно сравнить с аналогичным визитом призрака, сопровождаемым молнией, ветром и дурным запахом, в церковь города Льежа (Бельгия) в 1118 г.

В день Богоявления 1334 г. дьявол появился «с бурей и тьмой» в церкви Святого Алкмунда в Шрусбери. Он взобрался на шпиль, отломил и утащил с собой его верхушку, «наложил отпечаток своих когтей на четвертый колокол» и «остановил ненадолго все колокола во всех храмах упомянутого города, так что не могли они ни бить, ни звонить». Проверить эти сведения также трудно: от средневекового здания уцелела одна колокольня, а сам храм выстроен заново в 1790-х гг.

21 октября 1638 г. во время грозы в церковь Святого Панкраса в Уидкомбе в самом сердце Дартмура (Девоншир) ударила шаровая молния. В храме находилось около 300 верующих, четверо из них погибли, около 60 получили ранения. Согласно местной легенде, за несколько минут до начала грозы уродец на черном коне выспрашивал дорогу в церковь. По другой версии, дьявол зашел в храм, чтобы забрать одного из своих последователей, и умчался с ним через крышу. Преподобный Джон Принц (1643–1723) в биографическом сочинении «Девонширские знаменитости» (1701) отмечает, что «камни летели со шпиля так, словно их сбрасывали сто человек одновременно».

Пожалуй, самый нашумевший визит демона в храм состоялся в 1538 г. в Корнхилле (Лондон). По воспоминаниям историка и антиквара Джона Стоу (1525–1605), жившего в приходе, «звонари били в колокола под крышей собора Святого Михаила, когда уродливое подобие человека вошло в южное окно и вышло в северное. От страха все звонари упали на пол и некоторое время лежали как мертвые». Когда они очнулись, чудовище исчезло, часть оконной облицовки была сильно повреждена, а на одном из камней остались глубокие следы когтей. Новое здание церкви возвели в 1672 г., а в XVIII в. снесли старую колокольню и построили новую, сохранив на память тот самый камень.

В монастырских хрониках демоны изображены «черными лохматыми существами с горящими в темноте глазами». Часто их визиты сопровождаются мощной грозой. Аббат Ральф, глава монастыря в городе Ког-гешелле (Эссекс), описал ураган, бушевавший в июне 1205 г.: «В святую ночь Иоанна Крестителя по всей Англии гремела гроза… и непрерывно хлестал дождь.

В графстве Кент возле города Мейдстона молнией убило какое-то странное существо… у него была голова неизвестной твари, живот человека, а другие части тела принадлежали совершенно разным животным. Его черный труп сильно обгорел, и от него исходило зловоние; очень немногие люди смогли приблизиться к нему». Другой случай произошел 29 июля того же года: «По всей Англии бушевала гроза, жутко грохотало, сверкала молния — многие думали, что пришел день Страшного суда… На следующее утро в нескольких местах были обнаружены следы больших, сужающихся к концу ступней какого-то чудовища, подобных которым никто никогда не видел. Многие горожане утверждали, что это следы гигантских демонов».

Позднейшие свидетельства о демонах, атакующих церкви, теряют весь свой ужас и принимают форму бытовых анекдотов. Дьявол, пролетавший мимо церкви Святой Марии в городе Честерфилде (Дербишир), нечаянно зацепился хвостом за ее шпиль, вот почему он такой кривой. С этой курьезной версией конкурирует другая, вовсе уж пошловатая. Однажды невеста на свадьбе оказалась девственницей. Чтобы подивиться на этакую невидаль, шпиль повернулся вокруг своей оси, да так и застрял.

 Демон церкви в Ньюби. Фотография, полученная в 1963 г., многими была воспринята как искусно выполненная подделка

Кривая (спиралевидная) верхушка церковной колокольни, отклоненная — от вертикальной оси здания на три метра, служит символом Честерфилда. Виновником крена, по-видимому, является свинец, которым обложен шпиль, выполненный около 1362 г. Солнце нагревает шпиль с юга, и многотонная свинцовая масса расширяется с одного бока сильнее, чем с другого.

Между тем демоны продолжают посещать храмы, вот только замечают их не всегда. В церкви, построенной в 1870 г. в Ньюби (Йоркшир), паранормальных эффектов не наблюдалось. Но в 1963 г. на фотографии, выполненной преподобным К.Ф. Лордом, у алтаря храма стоит демон, облаченный в черную мантию и имеющий вместо лица белую ткань с прорезями для глаз. Рук нигде не видно. По расчетам, рост призрака составляет около 2,7 м. Пастора заподозрили в мошенничестве, решив, что фото получено в результате двойной экспозиции. Однако анализ опроверг возможность подделки. Сам священник никого не видел, когда снимал алтарь.

Английские демоны не только повреждают церкви, но и строят их. Храм Святого Леонарда «в лесу» в Холлингтоне на северо-западной окраине города Гастингса (Суссекс) возведен в середине XIII в. Приставка «в лесу» закрепилась за ним в Викторианскую эпоху, когда в городе открылись две новые церкви. Еще совсем недавно «лесной» храм от ближайшего жилого дома отделяло расстояние около 0,8 км. Для современной Англии это непривычно большая цифра.

Столь неудачное местоположение объясняется коварством дьявола. Во время работ в XIII в. стройматериалы загадочным образом пропадали. Как-то раз каменщики, завернув в соседнюю чащобу, приметили среди деревьев незнакомую церковь. Оказывается, дьявол воровал кирпичи и строил храм в труднодоступном месте, чтобы усложнить жизнь прихожанам. Хотя этот вариант легенды имеет параллели с древними преданиями о демонах царя Соломона и норвежских троллях — строителях церквей, он оформился позднее, в эпоху романтизма. В первоначальной версии дьявол просто сваливает материалы в лесу, а люди, не желая таскать их обратно, возводят там храм.

Демоны (по другой версии, эльфы) всячески препятствовали возведению церкви Святого Чада в Сад-длворте (Манчестер). Вначале планировалось поставить ее на живописном холме, но стройматериалы за ночь переместились в низину, где и пришлось воздвигнуть храм. Когда на колокольне новой церкви зазвонили колокола, демоны убрались из Саддлворта.

Церковь Святого Триниана в Хайландере на острове Мэн была построена как часовня при шотландском монастыре Святого Ниниана в XIV в., но пришла в упадок в XVII в. Легенда объясняет, почему на здании нет крыши. Каждый раз, когда кровельщик брался за работ)', из-под земли вылезало чудовище с длинными черными волосами и стаскивало с крыши черепицу. Разрушителем был злой дух по имени Баггейн, способный вырастать до исполинских размеров и принимать любой облик.

Дьявол старался помешать святом)' Катмену, жившему р VIII в., когда тот возводил храм в основанном им аббатстве в городе Стейнинге (Суссекс). Святой схитрил, предложив нечистому поучаствовать в соцсоревновании. Дьявол презрительно усмехнулся и заявил, что может за ночь превратить всю округу в сплошное болото. Однако у Катмена имелась мощная идейная поддержка. Он велел монахам молиться в кельях до полуночи, а потом зажечь свечи во всех окнах аббатства. После захода солнца приплелся дьявол с лопатой и начал неспешно копать ров через гряду холмов к побережью, чтобы затопить долину морской водой. Но в полночь в монастырских окнах вспыхнул яркий свет. Местные петухи приняли его за восход солнца и заголосили, встречая новый день, а дьявол в панике бросил инструмент и пустился наутек, оставив работу незавершенной и наполовину. Так образовался Дьявольский ров — глубокое ущелье среди меловых холмов Южного Даунса.

Утомленные монахи радостно приветствовали настоятеля, вернувшегося с победой, а тот сразу же отправил их на стройку — ведь петухи уже возвестили наступление дня. Говорят, храм был построен в рекордно короткие сроки.

Для защиты жилых домов от бесов англичане использовали хорошо знакомую нам подкову. Больше всего подков сохранилось в замке Оукем в столице графства Рутленд. Городская традиция насчитывает свыше пяти столетий. Члены королевской семьи и важные государственные лица, проезжая через город, должны были заплатить пошлину — лошадиную подкову. Подковы вывешивались в центральном зале замка, и, таким образом, накопилось около двухсот подков. Сохранившиеся подковы с трудом поддаются датировке. Достоверно известно, что древнейшую из них подарил городу король Эдуард IV в 1470 г. Сейчас Оукем редко посещают высокопоставленные особы, и если такое случается, преподнесение подковы выливается в пышную церемонию.

Все подковы висят концами вниз. По распространенному в Рутленде поверью, из такой подковы дьявол непременно вывалится, не сумев попасть в дом. Точно так же подкову обычно вешали на Руси. А вот на юго-западе Англии (Корнуолл, Девоншир) подковы висят концами вверх. Здешнее поверье гласит, что дьявол, бегая по кругу, наткнется на такой конец и вынужден будет развернуться, то есть подкова, напротив, послужит ему ловушкой.

 Выставка подков в замке Оукем. Они висят концами вниз, чтобы помешать дьяволу войти в помещение

Объяснений происхождения этого поверья множество. Наиболее примечательное восходит к легенде о святом Дунстане (909–988). Когда Дунстан подрабатывал кузнецом, к нему пришел сам дьявол и попросил подковать копыто. Святой согласился и, приковав визитера к стене, взялся за него так крепко, что нечистый взмолился о пощаде. Перед освобождением Дунстан заставил дьявола поклясться, что тот никогда не войдет в дом, где висит подкова. Но в наше время роль подковы трактуется иначе: добрые духи, попав в дом, в нем и останутся. «Добрые» духи — как это по-современному!

Мы плавно переходим к теме полтергейста. Я смело включаю его в категорию демонов (если угодно, добрых духов) хотя бы потому, что многие связанные с ним случаи сильно напоминают насильственные вторжения в жилище христианских святых и физические нападения на них со стороны дьявольских сил. Поскольку призрак невидим, легенды о его происхождении, как правило, отсутствуют, а подробное описание многочисленных проказ полтергейста быстро наскучит читателю. Я расскажу о самых любопытных случаях.

Известнейший английский полтергейст — плод мистификации, осуществленной в XVII в. Ее разоблачению сэр Вальтер Скотт посвятил значительную часть своих записок о привидениях. 13 октября 1649 г. в старинный королевский дворец Вудсток, заменивший домик Прекрасной Розамунды, прибыли члены парламентской комиссии. В задачи комиссии входили опись имущества и переустройство «гнезда разврата». Парламентарии превратили роскошные апартаменты в кухни, пивоварни и дровяные склады, разорили парк и срубили величественный Королевский дуб.

В первую же неделю своего пребывания в Вудстоке незваные гости столкнулись с полтергейстом: «Остатки большого дерева, называемого Королевским дубом, расколотые на поленья для топки, сами собой раскидывались по дворцу; стулья оказывались то тут, то там; кровати приподнимались так. что ноги оказывались выше головы, а затем резко падали; доски для резки хлеба будто по своей воле плавали над головами. Затем вдруг ударил гром, сверкнула молния, призраки появлялись в разных обличьях; один из членов комиссии видел копыто, которое ударило по подсвечнику так, что горящая свеча отлетела на середину комнаты… Наконец комиссия покинула Вудсток, не исполнив поручения парламента, и впоследствии заявила, что подверглась нападению инфернальных сил».

Спустя несколько лет после Реставрации выяснилось, что набожных пуритан разыграл их письмоводитель Джайлз Шарп за компанию с бывшими дворцовыми слугами. По-настоящему Шарпа звали Джозеф Коллинз, он был тайным роялистом и в молодости часто бывал в Вудстоке, успев изучить секретные двери и коридоры здания, а также подземный лабиринт Розамунды.

Еще до изобличения роялистских происков в ученых кругах велась полемика, касающаяся событий в Вудстоке. Сэр Вальтер упоминает, в частности, о спорах между доктором — натуралистом Робертом Плотом (1640–1696) и философом-мистиком Джозефом Глэнвиллом (1636–1680). Доктор Плот в силу своих воззрений («человек со здравым смыслом», по определению Скотта) подозревал, что «эти фокусы были делом рук каких-то заговорщиков», а Глэнвилл в силу своей дремучести ему возражал. В итоге Плот восторжествовал, но нам следует задаться вопросом — не вызвана ли изрядно запоздавшая история Коллинза потребностями английской публики, склонявшейся к версии заговора и искавшей героя — роялиста? Вера рождает привидений, а неверие — заговорщиков. Затея Коллинза не спасла дворец от полного разрушения. Так ради чего был устроен заговор?

Другой знаменитый полтергейст беспокоил в начале XVIII в. семью Джона Уэсли (1703–1791), протестантского проповедника и основателя методизма[112]. С 1697 г. отец будущего проповедника, Сэмюэл Уэсли (1662–1733), служил англиканским священником в городе Ипворте (Линкольншир). После отъезда Джона на учебу в лондонский Чартерхаус в доме объявился призрак, свидетелями хулиганств которого стали сам пастор, его жена Сьюзан (1669–1742), а также братья и сестры Джона (всего у четы Уэсли было девятнадцать детей).

В начале 1716 г. Сэмюэл Уэсли пожаловался на шум за кухонной дверью, звон разбитого стекла, завывание и кудахтанье. Его супруга в одном из писем сыну  подробнее рассказала о повадках призрака: «Ночью из комнаты наверху доносился такой шум, как будто там ходили несколько человек; затем послышался звук бегущих вверх и вниз по лестнице ног; так было жутко, что мы подумали, что это может напугать детей, поэтому отец и я встали и в темноте спустились вниз, чтобы зажечь свечу. Мы подошли к спальне, находившейся у самой лестницы, крепко держась друг за друга; с моей стороны послышался звук, как будто кто-то высыпал у моих ног из кошелька деньги, а с той стороны, где стоял отец, раздался грохот разбиваемых бутылок, которые находились под лестницей». Кроме того, призрак издавал звуки, похожие на хлопанье оконных ставен и постукивание молотка плотника.

Одаренные отпрыски Уэсли догадались, что в дом забрался католик, — их навели на эту мысль вездесущие бутылки, — и прозвали его Старый Джеффри. При жизни Джеффри был священником-якобитом, поэтому во время вознесения молитв о здравии короля Георга I он в знак протеста приводил с собой целую банду папистов, носившихся по лестнице, распивавших вино и сыпавших монеты к ногам миссис Уэсли (интересно, за кого они ее принимали?). Одна из дочерей по имени Эмили увидела однажды старика в белой ночной рубашке, но, в отличие от героини «Кентервиль-ского привидения», не оказала помощь проклятому идолопоклоннику.

Мать семейства с негодованием отвергла мнение детей, описав увиденное ею существо как… белого кролика (за 150 лет до Алисы!). «Но мама, — вскричали юные дарования, — кролик не умеет выть, кудахтать и сорить деньгами. Он и к вину равнодушен!» Миссис Уэсли настаивала на своем, полагая, что кролик будет детям не так страшен. К их спору прислушивалась старая служанка, которая вывела свое заключение о природе призрака: «Дети, в доме проказничает безголовый барсук!» Ее слова были встречены дружным хохотом, и служанка потом долго ворчала по поводу легкомыслия юных Уэсли.

В итоге было достигнуто соглашение о невидимости призрака, и он вошел в историю в качестве полтергейста. Джон Уэсли всерьез воспринял этот случай, сочтя его одним из «доказательств существования невидимого мира, восприятие которого доступно всем возрастам». Между прочим, он писал: «Англичане вообще, и собственно большая часть людей науки в Европе, отвергли все показания о колдуньях и ведьмах как сказки старых баб. Меня это очень огорчает… Отвергнуть колдовство значит, по правде говоря, отвергнуть Библию».

Всплеск потусторонней активности, наблюдавшийся в 1971 г. в городе Хексхеме (Нортумберленд), вызвали две уродливые каменные головы предположительно кельтского происхождения, откопанные в саду дома семьи Робсон. В дом наведался демон в облике зверя с ногами человека, и семье пришлось съехать оттуда.

Археологическую находку взяла на экспертизу доктор Энн Росс из музея Ньюкасла. Головы хранились у нее дома, и в первую же ночь она лицом к лицу столкнулась с чудовищем, имевшим тело голого мужчины почти двухметровой высоты и морду волка. Засмущавшись, оно выбежало из комнаты Энн на лестницу, перепрыгнуло через перила в холл нижнего этажа, а оттуда умчалось в заднюю часть дома. Дети Энн тоже заметили существо, но мать попросила их ничего не говорить папе, археологу Ричарду Фичэму, отсутствовавшему в доме, чтобы не расстраивать его.

После возвращения отца семейства демон больше не показывался, зато все домашние, включая кошку, ощутили присутствие невидимого духа. Впрочем, кошка явно кого-то видела, но, к счастью, не могла поделиться своими впечатлениями. Дух был не слишком навязчив, он только в раздражении хлопал дверями. Но и это хлопанье действовало Россам на нервы, и они были рады избавиться от голов. Их исследовал доктор Дон Робинс, обнаруживший в камне повышенное содержание кварца. У него родилась гипотеза о сохранении энергии кристаллическими структурами, но развить ее помешала жена ученого, потребовавшая удалить головы из дома. Их зарыли в землю, и в районе захоронения была позднее открыта туристическая база для любителей острых ощущений.

Скорей всего, байка о призраке является репликой на относительно недавнее свидетельство об оборотне. В непосредственной близости к месту находки голов, в селе Эллендейл, в 1904 г. были зафиксированы случаи нападения дикого зверя на домашний скот. На чудовище устроили облаву, но обнаружить его не смогли.

Один из последних визитов невидимки был отмечен в усадьбе Клифтон (Ноттингемшир). С конца XIII в. она принадлежала семье Клифтон. Построенный в XVII в. усадебный дом посещал Карл I, а в ноябре 2006 г. купил за 3,6 миллиона фунтов миллионер Анвар Рашид, торговец недвижимостью из Арабских Эмиратов. Он подал заявку на проведение в доме свадеб, конференций и прочих гражданских мероприятий, но она не была удовлетворена. И вот спустя восемь месяцев после покупки семья бизнесмена вдруг покинула Клифтон.

Рашид поселился в доме с женой и четырьмя детьми. В первый же вечер сидевшая в гостиной семья услышала стук по дереву и мужской голос, отчетливо вопросивший: «Кто здесь живет?» Ответом ему было скорбное молчание. В другой раз жена Рашида стала свидетельницей чудесного приумножения старшей дочери: девочка одновременно находилась в двух разных местах. Окончательное решение о переезде семья приняла после того как на пеленках полуторагодовалого ребенка проступили пятна крови, хотя на теле малыша царапин не было.

Дарен Брукс, глава фирмы, отвечающей за охрану дома, и его сотрудники поделились с журналистами собственными наблюдениями за самодвижущимися стульями, призрачным монахом и незнакомой женщиной с близлежащего кладбища. Дом снова выставлен на продажу, а о том, что послужило тому причиной — боязнь привидений или ловкий рекламный трюк, — предоставляю судить читателю.

ЧАСТЬ ХIII. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРИЗРАКИ

Что это? — удивится читатель. — Разве мы не говорили о литературе во вступлении?» Согласен. Но здесь мне бы хотелось дополнить наши рассуждения теми, увы, редкими случаями, когда литература и жизнь соприкасались: призраки со страниц книг переселялись в реально существующие дома, и наоборот — места, существующие в действительности, служили прообразами литературных мест, населенных привидениями. Я уже рассказал о Лоу-форде и Уитби, теперь — остальные случаи.

Популярный в Англии стишок о погибшей невесте сочинил поэт Сэмюэл Роджерс (1763–1833), преобразовал в балладу поэт Томас Бэйли (1797–1839) и положил на музыку композитор Генри Бишоп. Песня получила название «Ветка омелы», поскольку с 1830-х гг. исполнялась на Рождество во многих английских домах.

Сюжет баллады таков: лорд женится на юной дочери барона, и в брачную ночь невеста предлагает ему сыграть в прятки. Девушка прячется в старинный дубовый сундук, чья крышка тут же за ней захлопывается. Приподнять крышку она не в силах, а ее крики никому не слышны. Жених проводит в поисках невесты всю ночь и весь последующий день, но так и не находит ее. Минует несколько лет, сундук продают, и новые владельцы, открыв его, натыкаются на скелет в свадебном платье.

Ветка омелы. Картина Уильяма Лоудана (начало XX в.). Героиня поостереглась бы залезать в сундук, если бы знала, что до нее там побывало минимум пять невест

Призрака в балладе нет, но сюжет содержит все предпосылки для его возникновения: любовь и свадьба, смерть юной девушки, пропажа тела, обнаружение скелета и даже аналогия с погребением заживо. Благодаря песенке духи угодивших в сундук невест заполонили викторианские усадьбы. Они бродят по коридорам, щелкают дверными запорами и шуршат занавесками, судя по всему, продолжая играть в прятки, а те, кто их видит, начинают догадываться об их печальной судьбе и с содроганием ждут ужасной находки. Самые известные из невест посещают поместья Минстер Ловелл (Оксфордшир), Бремшилл и Марвелл (оба — Хемпшир), Бесилдон (Беркшир), Экстон (Рутленд). В их честь даже переиначили знаменитую пиратскую песню:

Пять призрачных невест на сундук мертвеца. Ио-хо-хо, и омелы ветка!

Чарльз Диккенс частенько гостил у своих друзей из семьи Уотсон, владельцев замка Рокингем (Нортгемптоншир). Сам замок, возможно, стал прообразом Чесни Уолд, усадьбы Дедлоков, в романе писателя «Холодный дом» (1853). По другой версии, романная усадьба — это ныне практически разрушенное поместье Хаверхолм в Линкольншире, графстве, где находится Чесни Уолд: «Вазы на каменной террасе перед домом весь день наполняются дождевой водой, и всю ночь слышно, как она переливается через край и падает тяжелыми каплями — кап-кап-кап — на широкий настил из плитняка, исстари прозванный Дорожкой призрака… Но как бы там ни было, фантазия не очень-то разыгрывается в Чесни Уолд. Если случайно и прозвучит ее слабый голос, он потом долго отдается тихим эхом в гулком старом доме и обычно порождает сказки о привидениях и таинственные истории»[113].

В Хаверхолме еще долгое время после написания романа слышались призрачные шаги. О них упомянул, к примеру, лорд Галифакс, ночевавший в усадьбе в июле 1905 г.: «Прежде чем отправиться в постель, я раздвинул шторы и открыл окно, выходившее в сад.

Я пролежал в кровати минут десять, но сна не было ни в одном глазу. И тут я услышал, что кто-то ходит туда и обратно по посыпанной гравием дорожке под окном. Я подумал, что это кто-то из слуг, и не обратил на это обстоятельство особенного внимания». Однако шаги не давали покоя гостю. Наутро он выяснил у хозяйского сына, что двери дома к тому времени были крепко заперты и на улицу никто выйти не мог.

В другой раз лорд Галифакс посетил Хаверхолм в сентябре 1906 г., столкнувшись с невидимкой, с шумом и свистом промчавшимся по усадебной аллее к мосту через речку. Приходской священник признался лорду, что «аллея пользуется дурной славой и, когда ему случается бывать в Хаверхолме вечером, он никогда по ней не возвращается. Существует предание, что там появляется призрак монахини, особенно часто ее видели у одного дерева неподалеку от моста».

На месте усадьбы прежде стояло женское аббатство августинского ордена Святого Гильберта (гильбер-тинцы), основанное в 1139 г. и распущенное в 1345 г. вместе с орденом. Сам дом пришел в запустение после Первой мировой войны. Заметим, что лорд Галифакс не знал о связи Хаверхолма с романом Диккенса.

Элизабет Гаскелл (1810–1863), работавшая над рождественскими выпусками журналов Диккенса, написала ряд историй о призраках, в частности «Рассказ старой няньки» (1852) — один из лучших образцов викторианской мистической прозы. В 1825–1827 гг. юная Гаскелл побывала в усадьбе Клоптон (Уорикшир), а в 1840 г. она популяризовала местные предания о призраках в одном из своих произведений.

По заверению писательницы, в Клоптоне уживались целых три привидения. Первым был призрак Маргарет Клоптон, утопившейся в 1563 г. после того, как отец запретил ей выйти замуж за любимого. Вполне вероятно, она послужила прототипом Офелии из «Гамлета». Шекспир, будучи уроженцем этих мест, гостил в Клоптоне и был погребен в церкви Святой Троицы в городе Стратфорд рядом с часовней-усыпальницей Клоптонов.

Кроме Маргарет по усадьбе бродила Шарлотта Клоптон, жертва чумы 1564 г., унесшей жизни седьмой части населения Стратфорда. Опасаясь заразы, родственники поторопились доставить тело усопшей в часовню. Через неделю скончался еще один член семьи, и Клоптоны вновь отперли склеп. Гроб Шарлотты пустовал, а ее мертвое тело сидело в углу, привалившись к стене, причем зубами несчастная девушка вцепилась себе в плечо. Компанию двум дамам составлял призрак священника, убитого в усадьбе в конце XVI в. На полу спальни осталась несмываемая полоса крови.

Сейчас нелегко отличить вымысел Гаскелл от подлинной истории поместья. Но можно смело утверждать, что среди Клоптонов из Уорикшира, живших в XVI в., не было никакой Шарлотты, а имя Маргарет носила одна из дочерей хозяина усадьбы Уильяма Клоптона (1537–1592). Однако в 1563 г. она еще не родилась. На всякий случай приведу имена сестер Уильяма, по возрасту годящихся в героини любовной драмы: Элизабет (замужем), Роуз (замужем) и Элеонора. Ну а погибший священник, равно как и прочие ужасы Клоптона, объясняется просто: семья хранила верность католичеству. После смерти Уильяма, ярого нонконформиста, поместье унаследовала его старшая дочь Джойс (1562–1635), жена Джорджа Керью (1555–1629), графа Тотнеса. В 1605 г. в доме проживал друживший с Керью сэр Эмброуз Руквуд (1578–1606), участник Порохового заговора.

Из-за связи с образом Офелии мифическая Маргарет очень полюбилась англичанам. В 2002 г. промелькнула новость, что археологи нашли колодец, где она утопилась.

Есть основания полагать, что Эмили Бронте (1818–1848) была гораздо чувствительнее к миру духов, чем ее сестра Шарлотта. В романе «Грозовой перевал» (1847) Эмили описала два поместья — Мызу Скворцов и Грозовой Перевал, унылое жилище мистера Хитклифа. Сам Хитклиф, наделенный гротескными, едва ли не дьявольскими чертами, видит привидение дорогой ему Кэтрин Эрншо: «Я знал, что поблизости нет никого из плоти и крови; но с той же несомненностью, с какой мы замечаем в темноте приближение живого существа, хоть глаз и не может его различить, я отчетливо ощутил, что Кэти здесь; не под землей, а на земле»[114]. Деревенский люд поговаривает, что умерший Хитклиф и Кэтрин разгуливают в зарослях вереска на пустоши между Мызой и Грозовым Перевалом.

Прообразом усадьбы Грозовой Перевал считается разрушенная ферма около города Хаворта (Йоркшир), однако о ней не рассказывают мистических историй.

А вот прототип Мызы — поместье Шибден (Йоркшир) — имеет своего призрака. Эмили Бронте посетила Шибден в 1838 г., когда работала гувернанткой по соседству, в ныне не существующей усадьбе Хай Сандерленд.

В ту пору домом владела Энн Листер (1791–1840), путешественница и мемуаристка, которая вела лесбийский образ жизни и, конечно же, страдала от непонимания со стороны своих отсталых современников. В 1930 г. закодированные дневники Листер подверглись расшифровке, и в наши дни их с удовольствием читают поклонники «первой современной лесбиянки».

В 1840 г. Листер путешествовала по Российской империи на пару с последней из своих любовниц Энн Уолкер. Когда хозяйка Шибдена неожиданно скончалась в Кутаиси, ее спутница привезла гроб с телом на родину. По завещанию покойницы ее усадьба досталась Уолкер при условии, что та никогда не выйдет замуж. Похоронив «жену» (или «мужа»?), бедняжка Уолкер забаррикадировалась в одной из комнат Шибдена и попыталась удавиться. Ее откачали, а в 1848 г. отправили в психлечебницу, но затем выпустили оттуда, и она умерла в своем родовом поместье в 1854 г. Однако ее призрак до сих пор ходит по дому в Шиб-дене под видом Серой дамы.

Не знаю, можно ли считать «смуглолицего цыгана» Хитклифа таким же изгоем общества, как полоумная лесбиянка, но для меня это совпадение весьма символично. В 2011 г. в очередной экранизации романа роль Хитклифа исполнил темнокожий актер (то ли индус, то ли араб), который борется с расовыми предрассудками и мстит миру белых.

Томаса Гарди (1840–1928) никак не назовешь мистиком, но и он отдал дань призракам. Однажды писатель изумительно верно заметил, что «привидения, известно, не тем являются, кто с женой в обнимку спит»[115]. Все легенды, излагаемые Гарди, почерпнуты им из фольклора графства Дорсет.

Усадьба Мелбери описана в романе «В краю лесов» (1887) как Хинток Хаус, поместье миссис Чармонд, а главная героиня носит имя Грейс Мелбери. С Мелбери связан ряд старинных преданий, и одно из них отражено в романе. Это история «о двух братьях, которые сразились друг с другом и пали, после чего их души поселились в Хинток Хаус и жили там, пока священник не заговорил их и не загнал в болото в этом самом лесу, откуда они каждый Новый год, по старому стилю, кочетами скачут к прежнему жилищу»[116]. Английская пословица гласит: «Новый год придет, кочетом запоет».

Как видим, болото успешно заменило озеро и пруд во время обряда экзорцизма.

Из домов, встречающихся в самом известном произведении писателя «Тэсс из рода д'Эрбервиллей» (1891), с точностью идентифицировано поместье Вул-бридж, которое Гарди обозвал старой фермой Well-bridge House, где Тэсс и Энджел Клэр поселились после свадьбы. В древности оно принадлежало семье Turberville (в романе — D'Urberville).

Висящие в доме старинные портреты представительниц рода описаны Гарди с гротеском, традиционным для человека прогрессивных убеждений: «Он поднял голову и увидел на панелях, вделанных в каменную стену, два портрета в человеческий рост. Как известно всем посетителям старинного дома, на портретах, написанных около двух веков тому назад, изображены женщины средних лет, и лица их, раз увидев, нельзя забыть. Заостренные черты одной, узкие глаза и усмешка, свидетельствующая о бесчеловечности и вероломстве, даже во сне преследуют человека, так же как крючковатый нос другой, длинные зубы и дерзкий взгляд, высокомерный и жестокий… Портреты произвели тяжелое впечатление на Тэсс, и это было тем более неприятно, что ее прекрасное лицо чем-то походило на эти резко очерченные лица».

Глядя на такие вот портреты, англичане Викторианской эпохи и сочиняли байки о жестоких и коварных предках. А тем, кто их слышал, подобно Энджелу и Тэсс, портреты казались еще более зловещими. Легендами молодые люди интересуются, доказательство тому — их беседа о призрачной карете: «В шестнадцатом или семнадцатом веке некий д'Эрбервилль совершил в своей фамильной карете страшное преступление, и с тех пор члены этого рода видят карету либо слышат о ней всякий раз, как… Но я расскажу тебе об этом как-нибудь в другой раз — история слишком мрачная».

Думаю, Энджел и сам плохо помнил легенду, но он знал, что она должна быть мрачной, поскольку предки Тэсс вообще жили в мрачные времена. Позднее ту же легенду пытается пересказать Алек д'Эрбервилль: «Легенда довольно мрачная (!). Говорят, будто стук этой несуществующей кареты может услышать лишь тот, в чьих жилах течет кровь д'Эрбервиллей, — и для него это является дурным предзнаменованием… Говорят, некий д'Эрбервилль похитил красавицу, а она пыталась выскочить из кареты, в которой он ее увозил; завязалась борьба, и он ее убил… или она его, я забыл, кто кого. Такова легенда…»[117]

Гарди блестяще обрисовал механизм формирования легенд о призраках. Первый этап — мрачность эпохи, населенной аристократами-преступниками. Второй — любовная интрига с участием красавицы. Третий — убийство (преднамеренное или случайное). Четвертый — предзнаменование, касающееся членов рода. Согласно местному преданию, записанному Гарди в 1877 г., убийство совершилось на дороге, соединяющей два дома Тарбервиллов — Вулбридж и ныне разрушенный Бир Регис.

Литературоведам не удалось отыскать реальный прототип усадьбы Блай из «Поворота винта» Генри Джеймса, находящейся в Эссексе и описанной как «большой старинный дом, некрасивый, но удобный, воплощавший некоторые черты более древнего здания, наполовину перестроенного и наполовину использованного». Дух порочного слуги Питера Квинта впервые показывается на вершине одной из домовых башен, «квадратных, неуклюжих, зубчатых сооружений»[118]. Для фрейдистов, толковавших повесть, башня служит фаллическим символом, а усадебный водоем, на берегу которого героиня (а может, и ее подопечная Флора) видит призрак гувернантки мисс Джессел, — символом женского начала.

Дом с привидениями. Картина Джона Гримшоу (1870). Дом будто бы сошел со страниц литературных произведений о призраках

Образ усадьбы Блай мог быть вдохновлен рисунком Томаса Гриффитса «Дом с привидениями», напечатанным в иллюстрированном журнале «Черное и белое» (1891). В этом же номере публиковался рассказ Джеймса «Сэр Эдмунд Орм», и писатель, листая журнал, обратил внимание на рисунок, изображающий двух детей, мальчика и девочку, в испуге глядящих на противоположный берег озера, где стоит дом с башней, в чьем окне сияет призрачный свет, отражающийся в воде. Немало таких домов изобразил на своих картинах викторианец Джон Гримшоу (1836–1893).

Сэр Артур Конан Дойл, к сожалению, тоже редко использовал реальные прообразы. Так, он полностью выдумал аббатство Хемптон[119] — усадьбу в Хемпшире из романа «Торговый дом Гердлстон» (1890), дав типично викторианское описание дома с привидениями: «Здание это даже с первого взгляда производило зловещее впечатление. Его высокие белые стены были покрыты пятнами плесени, а кое-где по растрескавшейся штукатурке, подобно Следам пролитых слез, от самой крыши до фундамента струились зеленоватые полосы. Внутри, в тесных, низких коридорах и на узких лестницах, держался сырой, могильный запах. Прогнившие полы и потолки были одинаково изъедены червем. В коридорах валялись большие куски отвалившейся от стен штукатурки. В бесчисленные трещины и щели постоянно задувал ветер, и в больших, унылых комнатах то и дело слышались какие-то вздохи, шорохи, шелест, и это производило впечатление чего-то почти сверхъестественного»[120].

Легенда о призраке Хемптонского аббатства повторяет бытующие в народе представления о жизни монахов. Населяющие обитель доминиканцы утратили былую святость, предаваясь разгулу, попойкам и злодеяниям. Их грозит вывести на чистую воду новый послушник, юный и набожный. Монахи, устрашившись разоблачения (да и воды тоже — после вина-то!), запирают ревнителя в подвале, где его съедают голодные свирепые крысы. Дух жертвы слоняется по дому, построенному на месте проклятого монастыря. Полагаю, читатель и без моей помощи пройдет тест под заголовком «Отметь стереотипы».

Народные поверья всплывают и в романе «Собака Баскервилей» (1901). Речь идет, конечно, о пресловутых черных псах. Дотошные исследователи творчества Конан Дойла установили прообраз Баскервиль Холла — поместье Кромер (Норфолк). Когда в 1901 г. писатель возвратился из Южной Африки, мучаясь от брюшного тифа, журналист Бертрам Робинсон повез его отдохнуть на восточное побережье. Владелец поместья Бенджамин Бонд-Каббелл пригласил друзей на обед в Кромер и рассказал им о своем предке Ричарде Каббелле, проживавшем в XVII в. в Девоншире.

Согласно семейному преданию, Ричард уличил жену в неверности. Та в страхе убежала на болота Дартмура, но сквайр погнался за ней и, настигнув, убил. Верная собака жены накинулась на убийцу и вырвала ему горло. Каббелла погребли в фамильном склепе, а собака бесследно исчезла. Вскоре жители Дартмура заметили огромного черного пса, завывающего по ночам около склепа. В течение многих лет Каббеллов преследовал призрак, пока они не перебрались в Норфолк.

Конан Дойл заинтересовался рассказом и начал тут же вместе с Робинсоном сочинять историю о девонширской семье, над которой тяготеет проклятие: призрачная собака, оказывающаяся существом из плоти и крови. Кроме сюжета писателя покорила великолепно переданная рассказчиком атмосфера Дартмура: скалистая пустошь, угрюмый небосвод, быстро сгущающийся туман, бескрайние болота. Бонд-Каббелл мог, впрочем, не напрягать память: в Норфолке есть свои болота, хотя и не такие колоритные, как в Дартмуре, и есть своя собака — Черный Шак.

Робинсон отклонил предложение Конан Дойла о соавторстве, но взялся сопровождать его в прогулках по Девонширу. Не прошло и месяца, как они поселились в Принстауне. На фоне бледного неба темнело здание тюрьмы, где в то время содержалась тысяча осужденных за тяжкие преступления. Путешественники наблюдали трясину, превратившуюся затем в Гримпенскую топь. В воображении писателя вставал подернутый сеткой дождя Баскервиль Холл с отпечатками ног на тисовой аллее, но поблизости не было подходящего здания, и Конан Дойл использовал в качестве прототипа поместье Кромер.

В пору завлечения спиритизмом писатель участвовал в сеансах, которые устраивали в усадьбе Грумбридж (Кент) сестры Луиза и Элиза Сент. В романе «Долина ужаса» (1915) Конан Дойл изобразил Грумбридж в виде усадьбы Бирлстоун. По легенде, Грумбридж посещает дух конюха, утонувшего в 1808 г. во рву с водой, окружающем усадебный дом. Время от времени его видят одетым в рыжую куртку и стоящим в дверях маленького коттеджа в саду. Конан Дойл поведал о знакомстве с привидением в своей последней книге «Грань неведомого» (1930). Вероятно, о судьбе конюха был осведомлен и режиссер Питер Гринуэй, в чьем фильме «Контракт рисовальщика» (1982) поместье Грумбридж сыграло роль Комптон Энсти, сельской усадьбы мистера Герберта, чей труп вылавливают изо рва с водой. В «Долине ужаса» поиски трупа успехом не увенчались, нашли только одежду.

Чудовище Хьюго Баскервиля. Иллюстрация Сидни Пейджета (1902) к роману Артура Конан Дойла. Художник недвусмысленно трактует призрак из семейной легенды как существо из плоти и крови, подобное псу Степлтона

Действие большинства рассказов Монтагю Родс Джеймса происходит в Англии, и в них писатель предпочитает вслед за коллегами выдумывать дома, соборы, церкви и аббатства, составляя порой гибриды исторических зданий, благо его познания о них глубоки и основательны. Но в тех немногих рассказах, где действие переносится на континент, Джеймс описывает реально существующие места, иногда даже под собственными именами.

Так, аббатству в городе Сен-Бертран-де-Комэнж (Франция), расположенному на отрогах Пиренеев, посвящен рассказ «Альбом каноника Альберика» (1895). Джеймс посетил город и аббатство в 1892 г. Гостиница «Золотой лев» в Виборге (Дания) описана в рассказе «Номер 13» (1904). В Виборге писатель останавливался в 1899 г. Такой гостиницы там нет, но она могла исчезнуть в XX в., когда город утратил много исторических памятников. В рассказе «Граф Магнус» (1904) под именем Робек выведен замок Ульриксдаль в окрестностях Стокгольма (Швеция), а в образе зловещего графа Магнуса различимы черты трех членов семьи Делагарди, чьим родовым гнездом являлся замок. Аббатство премонстрантов в Стейнфелде на горах Эйфель (Германия) описано в рассказе «Сокровище аббата Фомы» (1904) под впечатлением от витражей из этого монастыря, хранящихся в лондонском Музее Виктории и Альберта. Аббат Фома — вероятно, аббат Иоганн VI Шюс фон Арвайлер, возглавлявший обитель в 1517–1538 гг. и добровольно сложивший полномочия. Сохранился даже монастырский колодец, в котором сидел мерзкий страж сокровищ.

Перечень английских географических названий в произведениях Джеймса не столь впечатляющ, но кое-какие любопытные прообразы у них имеются.

Рассказ «Потерянные сердца» написан в 1892–1893 гг. и впервые опубликован в 1895 г. В нем выведена усадьба Асуорби Холл в Линкольншире, жилище холостяка мистера Эбни, увлекающегося оккультизмом и жаждущего обрести власть над духами, для чего он использует старинный рецепт: «Вынуть сердце из живого объекта, сжечь сердце дотла и смешать пепел с пинтой красного вина». Этим способом он «изъял» двух подростков — цыганку и бродячего итальянца. Третьим предназначено стать Стивену Эллиоту, дальнему родственнику мистера Эбни. Прибывший в 1811 г. в усадьбу мальчик встречает призраков убиенных детей и делается свидетелем страшной смерти настигнутого ими колдуна.

Особенно впечатляет ночное видение Стивена. Очутившись в коридоре спящего дома, он заглядывает в застекленное окошко над входом в заброшенную и запертую ванну. Сквозь наружное окно ванны светит луна, и мальчик различает «свинцового цвета существо, невыразимо тощее и жалкое». Оно «было завернуто в одеяние, напоминающее простыню, тонкие губы расплывались в слабой ужасающей улыбке, руки крепко прижимались к сердцу». Это привидение цыганки, чей труп спрятан в ванной. Ладонями оно прикрывает зияющую на груди дыру. Вместе с мальчиком-итальянцем, зарытым в погребе, они бродят по дубовому парку, оглашая его голодными криками и простирая к небу бесцветные руки с длинными ногтями. Сколь несовместимы эти образы с наивными побасенками о бедных детях! И сколь близки они к древним духам!

Ну а сама усадьба? «Высокое квадратное здание из красного кирпича, возведенное во времена правления королевы Анны», имеет «каменные колонны крыльца» в стиле неоклассицизма, изготовленные в 1790 г., круглое окно на фасаде, «застекленные галереи с колоннами», крылья с «покрытым орнаментом куполом с золотистым флюгером», а также церковь с часами на краю парка. Усадьба с таким названием располагалась неподалеку от города Слифорда в Линкольншире. Именно ее описал Джеймс. Со смертью последнего представителя семьи Уичкот, владевшей домом, он был полностью снесен в 1951 г. Сохранилась лишь церковь Святого Дионисия.

В 1811 г. Асуорби владел сэр Томас Уичкот (1763–1828), баронет, но прототипом мистера Эбни был не он, а Томас Тейлор (1758–1835), друг Уильяма Блейка, переводчик Платона и Аристотеля, приверженец неоплатонизма, орфических мистерий, религии Диониса и обрядов Митры. В академических кругах бытовало предание, что в своем доме Тейлор совершал кровавые жертвоприношения древним богам. При этом он был дважды женат и имел пятеро сыновей и дочь.

Большая часть детства Джеймса прошла в Суффолке. Он не раз объяснялся в любви крошечным усадебным домикам, встречающимся в этом графстве. Они выполнены «преимущественно в итальянском стиле» и окружены парками. «Их серые, дубовые ограды, благородные деревья, заросли камыша на берегах прудов и леса вдали всегда приводили меня в восторг, — признавался писатель. — Больше всего я люблю воображать, каковой была жизнь в таком доме, когда его только построили, — тогда землевладельцы процветали, и даже если денег у них было не очень-то много, жизнь их отличалась разнообразием (не то что сейчас). Если бы у меня был такой дом, и мне бы хватало денег на его содержание, я бы принимал в нем друзей в ограниченном количестве».

Отец Джеймса служил священником в селе Греат Ливермир к северо-востоку от города Бэри Сент-Эдмундс, и мальчик мечтал пожить когда-нибудь в соседней усадьбе Ливермир. Мечта его не исполнилась — в 1923 г. усадьбу разрушили, — зато он обессмертил ее в рассказе «Ясень» (1904) под именем Кастрингем Холл. В те годы дом еще существовал, но парк понес кое-какие утраты: «Если вы смотрели на дом со стороны парка, то справа видели огромный старый ясень. Он рос в шести ярдах от дома, а его ветви почти касались стены. Думаю, он стоял там с тех пор, как Кастрингем перестал быть крепостью, ров его был засыпан и на свет появился жилой дом елизаветинского стиля».

В 1690 г. в Бэри Сент-Эдмундс казнили ведьму — миссис Матерсоул. Роковым для нее было свидетельство владельца поместья Мэтью Фелла, поклявшегося, что он трижды наблюдал из окна, как она в полнолуние рвала ветки «с ясеня близ моего дома»: «Забравшись на дерево в одной сорочке, она обрезала веточки необыкновенно большим и кривым ножом и при этом что-то бормотала себе под нос». Фелл пытался поймать ее, но успевал увидеть лишь зайца, бегущего к деревне. Перед казнью ведьма произнесла многозначительную фразу: «Будут еще гости в усадьбе!»

Вскоре в Кастрингеме стали происходить загадочные события, а потом сэра Мэтью нашли в его постели мертвого и почерневшего. Окно в спальне на втором этаже, с которым соприкасались ветки ясеня, было открыто ночью. В 1734 г. та же участь постигла внука Мэтью — сэра Ричарда, после чего выяснилось, что полый ствол дерева обитаем. В дупло провалился кот, и его дикие вопли, сопровождающиеся звуками борьбы, вызвали обмороки у присутствующих дам.

Садовник, осветивший внутренности дерева, от ужаса выронил туда фонарь, и ясень загорелся. Из ствола вылезло «круглое, величиной с голову, охваченное огнем тело». Упав на землю, оно обернулось крупным пауком, жилистым и сухим. Несколько таких чудовищ выкарабкалось из дерева, и все они были уничтожены слугами. Когда ясень догорел, среди его корней нашли круглую яму. В яме «лежала скрюченная мумия или скелет человеческого существа» с высохшим черепом, который «как заявили те, кто его изучал, принадлежал женщине, умершей пятьдесят лет назад». Надо ли говорить, что в гробу миссис Матер-соул, зарытом на кладбище, при эксгумации не обнаружили ни тела, ни костей, ни даже праха.

Надгробие, подписанное Mothersole, находится на кладбище при церкви Святого Петра в Греат Ливер-мир, где похоронены родители писателя. Вероятно, покоящаяся под ним женщина повешена за колдовство. Правда, в 1690 г. суда в Бэри Сент-Эдмундс не было, но в 1694 г. там судили и оправдали некую матушку Маннинг, а в 1664 г. судья сэр Мэтью Хейл приговорил к повешению ведьм Эми Денни и Роуз Каллендер. Известно также, что Джеймс обожал своего домашнего кота и испытывал отвращение к паукам.

Чета Анструтер, герои рассказа «Розарий» (1911), живут в поместье Уэстфилд Холл в Эссексе. В погожий денек миссис Анструтер решает разбить на заболоченной полянке в саду розарий, для чего велит убрать оттуда уцелевший от беседки дубовый столб. Беседку снес предыдущий владелец после того, как члены его семьи, отдыхающие в саду, пожаловались на видения и сны о судах и казнях. Однако столб сохранился, более того — он стоял там еще до возведения беседки.

Садовник выкапывает столб, и сны начинают докучать Анструтерам, а по усадьбе разносятся нечеловеческие вопли. Наконец хозяйка, проходящая в одиночестве по саду, замечает в самшитовом кусте жуткое лицо — гладкое, розовое, похожее на карнавальную маску. Его глаза закрыты, рот разинут, а между губами торчит один-единственный зуб.

Из приходских книг напуганные хозяева узнают, что в XVII в. в Уэстфилде проживал ушедший в отставку «сэр, лорд-главный судья времен царствования Карла II». После его смерти приход Уэстфилда охватило волнение, и дабы похоронить судью, собрались все окрестные священники. Они погребли тело, вбив столб «в поле, граничащее с церковным двором Уэстфилда». Местный викарий конца XVII в. добавил к этому сообщению запись: «Quieta non movere» («Не тревожьте спящего»).

Джеймс, несомненно, имел в виду поместье Вилд в городе Брентвуде (Эссекс), которым с 1668 г. владел судья сэр Уильям Скроггс (1623–1683). По отзывам современников, Скроггс был человеком бессовестным, грубым и несдержанным. Его деяния вошли в историю как образец судебной несправедливости. В 1678 г. он был назначен лордом-главным судьей и проявил свои дурные наклонности в ходе ведения процесса о так называемом папистском заговоре. В апреле 1681 г. Карл II сместил его с должности с предоставлением пенсиона. Судья умер 25 октября 1683 г. в своем лондонском доме и был погребен в церкви Святого Петра по соседству с усадьбой Вилд. Писатель нарочно противопоставил дух Скроггса, судившего католиков, мнимым папистам-нечестивцам из народных легенд.

В рассказе «Вид с холма» (1925), несмотря на заверения Джеймса о воображаемом месте действия, скорее всего, обрисованы окрестности фермы Вуд-лэндс (Херефордшир), где писатель гостил в 1906–1929 гг. у Гвендолен Макбрайд и ее дочери Джейн, которых он опекал. Имена деревень и церквей в рассказе полностью выдуманы, однако под видом Фулнакер-ского аббатства, похоже, выступает бывший приорат Килпек со знаменитой романской церковью, находящейся в 2,5 км от фермы. Здешний Холм Висельника (Gallows Knapp; искаженное knap — «вершина холма») расположен в километре от Килпека. Это название присутствует в рассказе. Из леса на холме герой, мистер Фансшоу, еле выбрался, преследуемый духом мистера Бакстера, повешенного здесь мертвецами за свои оккультные опыты с их костями. Но почему реальный холм так назван, в точности неизвестно.

В исследовании, посвященном английским аббатствам (1926), Джеймс рассказал о монастыре Серн (Дорсет) около деревни Серн Эббас, по его мнению, основанном в 987 г. в качестве противовеса «злому старому гиганту» на соседнем холме Трендл. Под гигантом подразумевается геоглиф, известный ныне под именем «Великан из Серн Эббас». Имея размеры 55 м в высоту и 51 м в ширину, гигантская фигура эрегированного мужчины вырезана на склоне холма посредством траншеи 30 см шириной и примерно такой же глубины. Траншея проделана по траве и земле, в результате чего оголился мел.

Происхождение фигуры и ее возраст пока не определены. По разным версиям, она ассоциируется с кельтским божеством солнца или плодородия, римским Геркулесом и саксонским богом неба Тиу. Так как первое письменное упоминание о фигуре относится к 1694 г., есть мнение, что она появилась незадолго до этой даты (предполагают даже, что это пародия на Оливера Кромвеля, выполненная в 1650-х гг.). Тем не менее гигант занял важное место в фольклоре Дорсета. Согласно поверью, записанному в Викторианскую эпоху, женщина, заснувшая на фигуре, будет благословлена на плодовитость, а заснувшая на изображении пениса гиганта сможет исцелиться от бесплодия.

Изучивший историю гиганта Джеймс полагал, что он принадлежит к языческим временам. В рассказе «Званый вечер» (1925) увлекающийся древними верованиями мистер Дэвис и его молодой друг ежемесячно ходят на холм с вырезанной на нем фигурой «старика». Обоих позднее находят мертвыми (Дэвиса — в доме, юношу — в лесу) со следами ритуального убийства или самоубийства. Трупы хоронят не на церковном кладбище, а на перекрестке дорог. Когда их везут туда, на лужи крови, капающей с тела Дэвиса, слетаются жирные черные мухи, которые затем поднимаются тучей и скрываются в доме покойного. В дальнейшем призрачные мухи обитают на пепелище сожженного крестьянами жилища колдуна. Церковный служка характеризует это явление как «Повелитель мух» — буквальный перевод с древнееврейского имени бога Бааль Зевув (Вельзевул), сопоставляемого христианами с дьяволом. По описанию на него похожи кельтский бог сельского хозяйства и виноделия Суцел-лус и ирландский бог-друид Дагда. Очевидно, кто-то из них изображен в виде «старика на холме».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Как — то поздним вечером в понедельник ко мне в кабинет зашла жаба, и, хотя ее появление ничем особенным не отличалось, мне показалось, что не стоит предаваться размышлению на подобные темы, а то можно увидеть более грозных пришельцев из иных миров.

М.Р. Джеймс

Наступил момент подведения итогов. К проблеме правдоподобия мы возвращаться не будем. Об этом довольно сказано во вступлении, а при обзоре английских привидений как культурного феномена достоверность рассказов о них серьезной роли не играет. О мнении автора читатель, надеюсь, составил представление по тому насмешливо-ироническому тону, который сопровождает большую часть вышеизложенных легенд.

Нет нужды систематизировать способы появления привидений и места их обитания. Благоприятная для призраков обстановка и вызванный ими страх великолепно переданы в художественной литературе, а в тех фольклорных сказаниях, которые я попытался проанализировать, это направление слабо развито, ведь они посвящены главным образом прижизненной судьбе духов. Почему так произошло, мы поймем чуть ниже.

Впрочем, некоторые приемы, выработанные английским фольклором за последние столетия, я постарался отметить, среди них — кости, спрятанные в стене за камином или под плитами пола; черепа, бережно хранимые в доме; оживающие фамильные портреты; водоемы со злыми духами; кареты с безголовыми лошадьми и адскими псами. Можно лишний раз подчеркнуть то значение, что имеют для будущих привидений окна и башни, потайные комнаты, подземные ходы. Но и средства, помогающие людям умереть, ничто по сравнению с причинами, вызвавшими смерть.

Каковы же, если допустимо так выразиться, личности английских привидений, свод преданий о которых начал складываться в XVI–XVII вв.? В глаза прежде всего бросается трагичность их судьбы. Это почти всегда жертвы, организаторы и участники преступлений — случайных и предумышленных.

Среди призраков исторических деятелей, за исключением членов королевской семьи, преобладают казненные и убиенные, будь то узники Тауэра, христианские мученики из Гластонбери, Чартерхауса, Уордли и Смайтлса, евреи из Норка, Эдуард II, Пирс Гавестон, Саймон Садбери, а также погибшие в сражениях, во время осады или эпидемии. Иногда личность убитого полностью выдумана (отец Бенедикт из Вестминстера), а иногда выдумана его смерть (Прекрасная Розамунда, Мэри Бэнкс из Корфа, Бланш Арунделл из Уардора). Но и в этих случаях рассказ о нем демонстрирует нравы прошлого по аналогии с «человеческой» кожей на дверях зданий.

Другая категория страдальцев — лишенные свободы. Она включает в себя заточенных в темницу (Элеонора Бретонская, Жанна Наваррская, герцогиня Глостер, Мария Стюарт), замурованных в стенах замка (Мэри Ле Муан из Барнвелла, Элеонора де Померой) или монастыря (Констанция де Беверли из Уитби и прочие монахини), запертых в доме (Дороти Уолпол из Рейнема и множество безымянных жен и дочерей). Поскольку читателя и слушателя особенно завораживали муки жертвы, эту категорию составили почти сплошь женщины — хрупкие и нежные создания. Даже когда пострадавшим оказывался юноша (например, сын хозяина усадьбы Астон), его подменяли девушкой (дочерью).

Вслед за женщинами издевательствам подвергаются убитые и запертые дети. Мучения самих детей (мальчик и девушка из Чиллингема, Элеонора Синглтон из Чинг-ла, Аннабель Лей из Арретона) дополнены наказаниями их мучителей (Свирепый Билл из Литтлкота, мачехи из Бишема, Наннингтона и Фарингдона).

Чуть позднее (не ранее XIX столетия) формируется категория жертв любви и ревности, опирающаяся отчасти на античные (несостоявшаяся любовница Павсания у Плутарха), отчасти на собственные народные (баллады о женихах) традиции. Здесь по-прежнему правит бал суровый исторический рок (Дороти Бомонт из Дадли, влюбленные из Гудрича) и совершаются убийства (Мэри Брагг из Манкастера, невеста из Дакра, Луиза Картерет из Лонглита, Энн Дикси из Босворта) и самоубийства (Констанция Люси из Брюса, невеста из Ордселла, Сара Флетчер из Кор-тьерса). Сентиментальная атмосфера, царящая в тех же балладах XVII в., где правонарушений нет, сменяется очередной демонстрацией мерзостей минувших эпох. Лишь в историях, обязанных своим содержанием куртуазной поэзии и фантазиям романтиков, чувственность превалирует над кошмаром (Бланш де Уоррен из Рочестера, Марион де Лабрюйер из Ладлоу, Бертрам де Ботал из Уоркворта, сэр Гай из Дунстанбурга). Однако и эти истории были впоследствии переработаны для придания им большей «достоверности».

Душераздирающими подробностями наполнены легенды о призраках убийц. Но если безжалостные и легкомысленные мужчины — плоть от плоти своей эпохи (Джон Сейдж из Чиллингема, Том Скелтон из Манкастера, Уолтер Калверли из Калверли), то среди женщин попадаются и «чистые» души, испорченные мужским обществом (Мэри Говард, Мэри Блэнди, Рут Эллис).

Представители различных социальных групп оцениваются согласно сложившимся идеологическим клише. Подавляющее большинство преступников и общественных паразитов — аристократы. А вот их слуги, за редким исключением (Старый Догтетт из Истбери), или отдают жизнь за хозяев (слуга из Уоберна, пастух из Парка), или — что гораздо чаще — страдают от их произвола (Замерзший парень из Хилтона, поваренок из Арундела, конюший из Трерайса, лакей Селлис из дворца Сент-Джеймс). Отдельные истории прямо-таки вопиют об ужасах социального неравенства (Зеленая Джейн из Бамбурга, супруги Кук из Калгарта).

Крайне негативную оценку заслужили члены семей, оставшихся верных католичеству. Число легенд о них не соотносится с процентной долей католиков в населении Англии. Важное место в мире духов отведено жадным и развратным служителям культа (Дандо из Корнуолла, Генри Бергуош из Фингеста, Томас де Гретем из Торнтона, многочисленные монахи — пьяницы и женолюбцы), а также бедным простецам — их жертвам (Нелл Кук из Кентербери, служанка из Эмберли). При этом внимание вновь акцентируется на страданиях слабого пола. Монахи могут появляться и просто так, вне связи с преступлениями, а вот визит монахини сразу наводит на мысль о казнях и заточениях.

Стоит ли удивляться отсутствию среди призраков купцов, промышленников и предпринимателей? Ведь их интересы до определенного момента совпадают с интересами низших классов, с чем согласны даже марксисты, а дворянство и духовенство для них — несомненные враги, с которыми трудно найти общий язык в потустороннем мире.

Ряд человеческих пороков осуждаются вне зависимости от социальной принадлежности их обладателя, будь то жадность в лице Генри Робинсона из Суинсти и леди Гленвилл из Броуд Хинтон, азарт в лице картежников из Холбича или беспутство в лице Злого Джимми из Лоутера и Однорукого Богтона из Лоуфорда (хотя и здесь аристократов много). Эти случаи — отголосок моральных сентенций о духах чистилища. Истории о нелепых смертях (Ханна Бесвик, невеста в сундуке, Шарлотта Клоптон) восходят к античным страхам перед неправильным погребением.

С глубокой древности тянется цепочка легенд о ведьмах: от Аэндорской волшебницы и ведьм из Или и Беркли — к колдуньям из «Макбета», Ланкаширским и Самлсберийским ведьмам. К XIX в. они, однако, теряют свой гротеск и превращаются в бытовые зарисовки (Молл Блоксхем из Уорика, Молли Ли из Берслема, матушка Ладлэм из Френшэма). Образы колдунов тоже тускнеют и расплываются. Демонические предводители Дикой охоты уступают место сказочному лорду Пенгерсику и безликим сатанистам из Оулпена, Вудче-стера и Медменхема, которые даже и призраками не являются. Старинные предания оживают только на страницах книг Стивенсона, Блэквуда и М.Р. Джеймса.

Истории о предзнаменованиях имеют литературные аналоги — у Плутарха (гений Брута) или Шекспира (мертвецы Ричарда III) — и, как и там, в них предпринята попытка подвести под сверхъестественные феномены морально-этическую базу. Мальчики виконта Каслри объясняются его склонностью к педерастии, Белая дама барона Литтлтона — его любовными похождениями, карета из Чавнеджа и деревья Тальботов и Гербертов — наложенными на семью проклятиями.

Назовем еще одно свойство, общее для всех перечисленных категорий. Почти все привидения, в них включенные, обязаны своим рождением событиям, слу-мавшимся с кем-либо из людей, чаще всего — с теми, кому принадлежит дух. Казненные являются потому, что они были казнены. Убиенные — потому что были убиты, а убийцы — потому что убивали. Испытывавшие физические и психологические муки — потому что они их испытывали. Совершившие какие-нибудь проступки (грехи) — потому что они их совершили (в наказание за них). Имевшие земные привязанности — потому что они их имели (это, по крайней мере, логично, как заметил уже Сократ). Умершие неестественной смертью — потому что они так умерли. Неправильно погребенные — потому что их тела (или части тел) не похоронили должным образом (речь именно о теле, а не о душе, то есть о земной судьбе человеческих останков). Даже предзнаменования — феномены, далеко не всегда оказывающиеся призраками людей, — накрепко привязаны к повседневности.

И лишь немногие колдуны и ведьмы, преимущественно литературные, принимают вид призрака не в наказание за свои дела, а потому, что после смерти претерпели некую метаморфозу. Причина появления таких чудовищ, бывших прежде людьми, заключена в их природе: они появляются потому, что они существуют. Призрачная жизнь для них столь же реальна, как для нас — жизнь земная. И от земной жизни, прошлой и нынешней, их жизнь никак не зависит. Они вправе воскликнуть: «Чего бы ради мы стали терпеть всю эту гадость, весь этот холод, могильную тишину, все это… безмолвное, неведомое миру одиночество… разве мы стали бы все это терпеть, если бы не знали, что… только после смерти для нас начнется наша настоящая жизнь, только тогда мы оживем, да еще как оживем!»[121]

Именно таковы призраки раннего Средневековья. У Титмара Мерзебургского мертвецы живут своей жизнью, не имеющей касательства к жизни живых. Но живые могут их узреть и от них пострадать. Английские монстры, такие как Черная Аннис, Тидди Ман, уродцы со страниц хроник, действуют сами по себе, и об их происхождении ничего не известно. Неизвестно даже, люди ли это. У аббата из Бертона, Уолтера Мэпа и Вильяма Ньюбургского покойники возвращаются беспричинно, и живущие вынуждены защищаться от них любыми доступными средствами — церковной молитвой и расчленением трупов.

Благодаря сплаву четырех культур с мощно развитым восприятием инобытия средневековая Англия оказалась более всех населена привидениями. По мере торжества догмата о чистилище визиты с того света приобретают в Европе нравоучительный характер, но по другую сторону Ла-Манша романские призраки продолжают жить в многочисленных преданиях о демонах и адских созданиях, а позднее — о полтергей-стах. Однако в Тюдоровскую эпоху совершается перелом. На передний план выдвигаются межличностные отношения, а куртуазные сантименты переносятся в мир духов. Повествования о призрачных феноменах не утрачивают популярности, но их смысл меняется. Постепенно люди забывают о настоящих привидениях.

В XVII в. входит в моду критика средневековых общественных институтов. Сначала отвергается католицизм, затем — абсолютная монархия и, наконец, норманнский аристократизм. Порвав с собственными обычаями и очутившись на периферии европейской культуры, англичане пытаются убедить себя в том, что ничего не потеряли, ибо всякое развитие ведет лишь к порче первоначального идеала. И в результате теряют все больше и больше из богатейшего наследия Средних веков. Древние культуры вновь разделяются, но в таком виде от них мало что остается: гражданские свободы римлян, гуманизм кельтов-христиан, мифический парламентаризм англосаксов…

Для средневекового мистицизма места не находится. Народные баллады заключаются в бытовые рамки — наивные и приземленные. С наступлением эпохи Просвещения презрение к прошлому усиливается, и привидения попадают в опалу. Стараниями романтиков и патриотов XIX столетия вновь пробуждается интерес к легендам о призраках, но теперь они, как и вся британская культура, наделяются гуманистической и протестантской моралью. Прошлое, очерненное раз и навсегда, и религия, спустившая небеса на землю, — вот два фактора, формирующие новые легенды. Там много крови и драматизма и, как это ни парадоксально, крайне мало подлинного ужаса.

Его подпитывают писатели-мистики, особенно те, кто, подобно М.Р. Джеймсу, знает и ценит средневековую Англию, и те, кто, подобно Блэквуду и Мейчену, понимает природу языческих духов: «Это место принадлежало пришельцам из иных сфер, тут находилось тайное их обиталище, откуда они, оставаясь невидимыми, могли наблюдать за людьми… место это не было осквернено присутствием людей, ветра прилежно очищали его от всего “человечьего”, что случайно могло попасть сюда; здесь царили духи, их незримое присутствие ощущалось буквально во всем, и настроены они были воинственно. Никогда еще я столь явственно не ощущал близость “инобытия” — других форм жизни, существующих по иным законам»[122]. И вправду — есть ли дело до земных законов тем, кто обитает в другом, лучшем из миров?

Список литературы

Английская готическая проза: В 2 т. / Сост. Н. Будур. М.: Терра, 1999.

Блэквуд Э. Вендиго: Повести и рассказы; Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса: Рассказы / Сост. Е. Пучковой. М.: Энигма, 2005.

Блэквуд Э. Кентавр: Избранные произведения / Сост. Е. Пучковой. М.: Энигма, 2011.

Волков А.В. Музыка в камне. История Англии через архитектуру. М.: Вече, 2012.

Горелов Н.С. и др. Волшебные существа: Энциклопедия. СПб.: Азбука-Классика, 2008.

Готический рассказ XIX–XX веков: Антология / Сост. Л. Бриловой. М.: Эксмо, 2009.

Гуили Р. Энциклопедия привидений и духов / Пер. А. Корженевского. М.: Вече, 1997.

Гуревич А.Я. Избранные труды. Культура средневековой Европы. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского ун-та, 2007.

Даль Р. Рассказы о привидениях / Пер. И. Кастальской. М.: Захаров, 2003.

Джеймс М.Р. Встречи с привидениями / Пер. Т. Ждановой. М.: Терра, 1999.

Клуб Привидений: Рассказы / Сост. Л. Бриловой. СПб.: Азбука-Классика, 2007.

Колдовство в Средние века / Пер. Н. Масловой, сост. Н. Горелова. СПб.: Азбука-Классика, 2009.

Конан Дойл А. Собрание сочинений в 14-ти томах. М.: Терра, 1998.

Коути Е., Харса Н. Суеверия викторианской Англии. М.: Центрполиграф, 2011.

Кэнвелл Д., Сазерленд Д. Призраки / Пер. Е.З. Шакировой. М.: Кладезь-Букс, 2010.

Ле Гофф Ж. Рождение чистилища / Пер. В. Бабинцева, Т. Краевой. Екатеринбург: У-Фактория; М.: ACT, 2009.

Ле Гофф Ж. Средневековый мир воображаемого / Пер. Е.В. Морозовой. М.: Прогресс, 2001.

Линдли Ч. «Книга привидений» лорда Галифакса / Пер. Т. Шушлебиной. СПб.: Азбука-Классика, 2006.

Лицом к лицу с призраками: Таинственные истории / Сост. Л. Бриловой. СПб.: Азбука-Классика, 2004.

Мейчен А. Сад Аваллона: Избранные произведения / Сост. Е. Пучковой. М.: Энигма, 2006.

Мейчен А. Тайная слава: Избранные произведения / Сост. Е. Пучковой. М.: Энигма, 2007.

Мифология Британских островов: Энциклопедия. М.: Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2004.

Орлов МЛ. История сношений человека с дьяволом. М.: Эксмо, 2003.

Охота на ведьм. Заговор, которого не было / Пер. Н. Масловой, сост. Н. Горелова. СПб.: Азбука-Классика, 2009.

«Потерянная комната» и другие истории о привидениях / Сост. Л. Бриловой. СПб.: Азбука-Классика, 2008.

Проклятый остров. Готические рассказы / Сост. Л. Бриловой. СПб.: Азбука-Классика, 2011.

Саммерс М. Вампиры в верованиях и легендах / Пер. Л.А. Карповой. М.: Центрполиграф, 2010.

Скотт В. Письма о демонологии и колдовстве / Пер. А. Лактионова и М. Тимофеева. М.: Эксмо, 2002.

Хартленд Э. Легенды старой Англии / Пер. Л.А. Иго-ревского. М.: Центрполиграф, 2007.

Ingram, John. The Haunted Homes and Family Traditions of Great Britain: Biblio Bazaar, 2008.

Jones, Richard. Haunted Castles of Britain and Ireland. Barnes & Noble Books, 2003.

Jones, Richard. Haunted Houses of Britain and Ireland. New Holland, 2003.

Jones. Richard. Walking Haunted London. Interlink Publishing Group Incorporated, 2007.

Tegner, Henry. Ghosts of the North Country. Butler Publishing, 1991.

Примечания

1

Честертон Г.К. Ортодоксия (1909) / Пер. Л.Б. Сумм.

(обратно)

2

Для сравнения, Джерому К. Джерому не доводилось встречать «человека, который не присутствовал бы лично при том, как кого-то сбросило толчком с империала омнибуса прямо в мусорную телегу». По его подсчетам, «не менее половины жителей Лондона летало с империалов омнибусов в мусорные телеги, откуда их приходилось выуживать с помощью лопаты» (Как мы писали роман / Пер. Е. Полонской и В. Давиденковой).

(обратно)

3

Скотт В. Письма о демонологии и колдовстве (1830) / Пер. А. Лактионова и М. Тимофеева.

(обратно)

4

Болдуин Л. Настоящий и поддельный (1895) / Пер. Л. Бриловой.

(обратно)

5

Лэндон П. Аббатство Тернли (1908) / Пер. Л. Бриловой.

(обратно)

6

Платон. Федон / Пер. В.Н. Карпова.

(обратно)

7

Пер. И.И. Толстого.

(обратно)

8

Пер. В.В. Петуховой.

(обратно)

9

Валерий Максим. Достопамятные деяния и изречения (I, 7, 7) / Пер. И. Алексеева.

(обратно)

10

Пер. М.Л. Гаспарова.

(обратно)

11

Пер. Н.И. Гнедича.

(обратно)

12

Пер. С. Ошерова под ред. Ф. Петровского.

(обратно)

13

Конан Дойл А. Записки о спиритизме (1921) / Пер. М. Антоновой и П. Гелевы.

(обратно)

14

Вероятно, определение Августина учитывает и ветхозаветную практику видений иного мира, которая все же отличается от визитов на землю тамошних обитателей. Вспомним диалог Христа и иудеев: «Тебе нет еще пятидесяти лет,

и Ты видел Авраама?» (Ин. 8: 57). Почему именно пятидесяти, ведь Авраам жил за несколько тысячелетий до Христа? А потому, что, по мнению иудеев, нужно прожить по меньшей мере семь раз по семь лет, чтобы достичь возрастной зрелости, позволяющей духовными очами узреть патриарха.

(обратно)

15

Пер. И.В. Дьяконова.

(обратно)

16

Гриммельсгаузен в итоге принял римско-католическую веру.

(обратно)

17

Даль В.И. О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа (1846).

(обратно)

18

Лянзбург О.В. Особенности семантического развития древнеанглийского gast.

(обратно)

19

Пер. Д.Н. Ракова.

(обратно)

20

Подробнее о романских чудовищах см.: Волков А.В. Код Средневековья. Загадки романских мастеров. М.: Вече, 2013.

(обратно)

21

Пер. Н. Горелова.

(обратно)

22

Шекспир У. Гамлет. Акт I, сцена I / Пер. А. Радлова.

(обратно)

23

Шекспир У. Сон в летнюю ночь. Действие III, явление 2 / Пер. М. Лозинского.

(обратно)

24

Пер. С.Я. Маршака.

(обратно)

25

Помимо античных источников, на легенды о мертвом женихе (муже) повлияли древнескандинавские сказания, например «Песня о Хельги» из Старшей Эдды или датская баллада об Оге и Эльсе.

(обратно)

26

Пер. С.Я. Маршака.

(обратно)

27

Колридж С. Сказание о старом мореходе (1798) / Пер. В. Левика.

(обратно)

28

Мейчен А. Сокрытое чудо (1923) / Пер. Л. Володарской.

(обратно)

29

Пер. И.Г.Гуровой

(обратно)

30

Пер. Е.А. Суриц.

(обратно)

31

Пер. М. Беккер.

(обратно)

32

Пер. Т. Озерской.

(обратно)

33

Пер. Е.А. Суриц.

(обратно)

34

Пер. В. Станевич.

(обратно)

35

См., например, исследование Артура Шопенгауэра «Опыт о духовидении и о том, что с ним связано» (1851). Недолюбливающий англичан философ предпринял попытку описать призрачные явления через совмещение обожаемых им естественных наук с кантовской «вещью в себе» (бессмертной волей в представлении Шопенгауэра). Ближайшая причина этих явлений — процессы в головном мозге и нервной системе, а отдаленная — пробуждаемая волей познавательная способность (орган сновидения). Хотя источник привидений находится внутри живого организма, нельзя полностью исключить магическое воздействие со стороны умершего, имеющего единую с созерцателем волю к жизни. От моральных сентенций Шопенгауэр ни на дюйм не отступился, воздав должное в качестве поводов для возникновения призрака как смерти друзей и близких, так и опасности для жизни.

(обратно)

36

Бульвер-Литтон Э. Лицом к лицу с призраками (1839) / Пер. Л. Бриловой.

(обратно)

37

Бульвер-Литтон Э. Занони (1842) / Лит. обр. Г. Пархоменко.

(обратно)

38

Эдвардс А. Карета-призрак (1864) / Пер. Л. Бриловой.

(обратно)

39

Пер. Л. Бриловой.

(обратно)

40

Пер. В. Харитонова.

(обратно)

41

Уайльд О. Кентервильское привидение (1887) / Пер. Ю.И. Кагарлицкого.

(обратно)

42

Пер. М. Колпакчи.

(обратно)

43

О великой ценности того, что мы намеревались сделать / Пер. Н. Дынник.

(обратно)

44

Псевдоним Кейт Причард (1851–1935) и Хескета Хескет-Причарда (1876–1922).

(обратно)

45

Херон Э. и X. История поместья Бэлброу (1898) / Пер. А. Бродоцкой.

(обратно)

46

Пер. Н.Л. Дарузес.

(обратно)

47

Стивенсон РЛ. Катриона (1893) / Пер. О.В. Рот-штейн.

(обратно)

48

Пер. О. Новицкой.

(обратно)

49

Комната с гобеленами (1828).

(обратно)

50

Пер. Н. Дехтеревой.

(обратно)

51

Конан Дойл А. Страна туманов (1925) / Пер. В. Бернацкой.

(обратно)

52

Бенсон Э.Ф. Ночной кошмар (1912) / Пер. М. Максакова.

(обратно)

53

Бенсон Э.Ф. Корстофайн (1928) / Пер. Л. Бри-ловой.

(обратно)

54

Бенсон Э.Ф. Не слышно пения птиц (1928) / Пер. А. Минина.

(обратно)

55

Бенсон Р. Странник (1903) / Пер. Д. Соколовой.

(обратно)

56

Блэквуд Э. Психическая атака (1908) / Пер. Е. Любимовой.

(обратно)

57

Блэквуд Э. Тайное поклонение (1908) / Пер. А. Ибрагимова.

(обратно)

58

Блэквуд Э. Он ждет (1907) / Пер. И. Шевченко.

(обратно)

59

Пер. Л. Михайловой и А. Ермиловой.

(обратно)

60

Лавкрафт Г.Ф. Сверхъестественный ужас в литера туре / Пер. А. Володарской.

(обратно)

61

Мейчен А. Великий бог Пан (1894) / Пер. А. Ега-зарова.

(обратно)

62

Мейчен А. Белые люди (1904) / Пер. Е. Пучковой.

(обратно)

63

Мейчен А. Три самозванца (1895) / Пер. О. Рединой.

(обратно)

64

В 2011 г. намечалась классическая экранизация повести «Хребты безумия», но крупная американская кино-компания отказалась финансировать фильм по причине отсутствия в нем персонажей женского пола. Для тех, кто незнаком с творчеством Лавкрафта, добавлю, что содомитов у него, естественно, тоже нет.

(обратно)

65

Дрейк Н. Аббатство Клюндейл (1804) / Пер. А. Бутузова.

(обратно)

66

Бенсон Э.Ф. Кондуктор автобуса (1912) / Пер. Л. Ври-ловой.

(обратно)

67

Стокер Б. Дом судьи (1914) / Пер. В. Ахтырской.

(обратно)

68

Мейчен А. Ужас (1917) / Пер. под ред. Е. Пучковой.

(обратно)

69

Лесли Д. Как бы в тусклом стекле / Пер. Л. Бриловой.

(обратно)

70

Скотт В. Вудсток, или Кавалер / Пер. Е. Петровой.

(обратно)

71

Дрюон М. Лилия и лев / Пер. Н. Жаркова.

(обратно)

72

Брайант А. Эпоха рыцарства в истории Англии / Пер. Т.В. Ковалевой и М.Г. Муравьевой. СПб.: Евразия, 2001.

(обратно)

73

Дрюон М, Французская волчица / Пер. Ю. Дубинина.

(обратно)

74

Уэйр Э. Французская волчица — королева Англии. Изабелла / Пер. А. Немировой. М.: ACT, 2010.

(обратно)

75

Шекспир У. Генрих VI. Часть 2, акт II, сцена 4.

(обратно)

76

Шекспир У. Ричард III. Акт III, сцена 3 / Пер. М. Донского.

(обратно)

77

Призрак, возникающий в комнате после троекратного произнесения слов «Кровавая Мэри» перед зеркалом.

(обратно)

78

Вильям Ньюбургский ошибочно называет Ричарда Malbeste (Жестокий). Между тем Malbis (Malbysse или De Malebys) на старофранцузском языке означает «Смуглолицый».

(обратно)

79

Пер. И. Родина.

(обратно)

80

Однако первая история о мальчике и девочке, которых алчный дядюшка бросил умирать в лесу Уэйленд (Норфолк), была опубликована в 1595 г. Она открывает собой внушительный перечень сказок и песенок о лесных приключениях брата и сестры.

(обратно)

81

Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки (1889) / Пер. М.А. Донского.

(обратно)

82

Точнее, за брауни (домашнего духа). Его женский эквивалент — силки, в отличие от миниатюрных и уродливых брауни, считаются бывшими людьми. Сказания о девушках-силки, носящих шелковые платья и выполняющих работу по дому, распространены в Нортумберленде.

(обратно)

83

Родственники владельцев замка Уардор.

(обратно)

84

Унитаризм похоронил остатки протестантской мистики — таинства, догмат о Святой Троице, учение о грехопадении. Во многом он близок пантеизму.

(обратно)

85

Собственно, этническая принадлежность воров и позволяет установить, что легенда сочинена давно. В наше

время ее сочли бы некорректной и заменили бы цыган, ну, скажем, террористами или маньяками.

(обратно)

86

Кэрролл Л. Алиса в Стране чудес (1864) / Пер. Н.М. Демуровой.

(обратно)

87

Однофамилец хозяев усадьбы Литтлкот.

(обратно)

88

Блэквуд Э. Огненная Немезида (1908) / Пер. Е. Пучковой.

(обратно)

89

Пер. В. Полищук.

(обратно)

90

Думаю, нет смысла касаться древнего смысла владения черепом: мертвая голова давала власть над умершим человеком, который был вынужден помогать живым. Рассказы о чудесной голове, помогающей одолеть врагов, есть у средневековых английских хронистов (Уолтер Мэп, Герва-зий Тильсберийский), но вряд ли они повлияли на традицию хранения черепов в домах Англии.

(обратно)

91

Баренбойм П. Похвала утопии. Мощь Эразма и мощи Мора // Время новостей. 12 августа 2009.

(обратно)

92

И грабеж крестьян — об этом читателю должно быть известно из трудов современных историков.

(обратно)

93

Этому половому извращению присвоили имя кандау-лезизм.

(обратно)

94

Кэрролл Л. Алиса в Зазеркалье (1871) / Пер. Д. Орловской.

(обратно)

95

Пер. Г. Варденги.

(обратно)

96

Пер. А. Бутузова.

(обратно)

97

Рассказ по ошибке приписали Конан Дойлу.

(обратно)

98

Пер. Г. Варденги.

(обратно)

99

Чтобы приобщиться к жизни народа, короли древности селились в Сомерсете. Именно там прятался от датчан Альфред Великий, которому влетело за подгоревшие лепешки от жены пастуха.

(обратно)

100

Пер. С. Маршака и М. Морозова.

(обратно)

101

Уэллс Г. Дверь в стене (1906) / Пер. Б. Каминской.

(обратно)

102

Подобные ей сказки и былички известны по всей Европе под условным наименованием «Принцесса (или ведъ-ма) в гробу». Ярчайшая литературная обработка этого сюжета — «Вий» Н.В. Гоголя.

(обратно)

103

Саути Р. Старуха из Беркли (1799) / Пер. В.А. Жуковского.

(обратно)

104

Говорящие зайцы для Англии не такая уж редкость. Даже Алиса удивилась лишь в тот момент, когда Белый Кролик вынул часы из кармана, а не когда он разговаривал сам с собой. Ей это показалось «вполне естественным». А вот Джеймсу это очень не понравилось.

(обратно)

105

Смысл фразы трудно передать в переводе. Эту же песенку напевает призрак одной доярки из Шрусбери.

(обратно)

106

То же имя носят пять курганов вблизи деревни Тей-форд в Суссексе, относящиеся к бронзовому веку.

(обратно)

107

Пер. Г. Кружкова.

(обратно)

108

Ките Д. Канун Святого Марка (1819) / Пер. А. Кушнера.

(обратно)

109

Пер. Г. Варденги.

(обратно)

110

Скотт В. Певерил Пик (1822) / Пер. М. Беккер и Н. Емельянниковой.

(обратно)

111

На то, что призрак не теряет связи с телом, указывает не только его забота о непогребенных останках, но и действенный способ борьбы с ним — расчленение трупа. Оба этих фактора очень древнего происхождения.

(обратно)

112

Методизм не отрекается от мистики, однако малочувствителен к ней. Он подчиняет духовную Церковь общественному равенству, проповедуя священство всех верующих.

(обратно)

113

Пер. М. Клягиной-Кондратьевой.

(обратно)

114

Пер. Н. Вольпин.

(обратно)

115

Гарди Т. Возвращение на родину (1878) / Пер. О. Холмской.

(обратно)

116

Пер. А. Сергеева.

(обратно)

117

Пер. А. Кривцова.

(обратно)

118

Пер. Н.Л. Дарузес.

(обратно)

119

Оно называется Hampton Priory, а в Норфолке существовал монастырь Hempton Priory, почти целиком разрушенный в XVI в.

(обратно)

120

Пер. И. Гуровой и Т. Оэерской.

(обратно)

121

Ницше Ф. Веселая наука (1882) / Пер. М. Кореневой. Живительно, что «психология» мертвецов была понятна немцу (не мистику!), а не англичанам Викторианской эпохи с их привидениями, живущими по законам морали. Можно ли представить что-нибудь более абсурдное, чем призрак, пришедший спасти жизнь человеку или предупредить его об опасности?

(обратно)

122

Блэквуд Э. Ивы (1907) / Пер. М. Макаровой.

(обратно)

Оглавление

ВСТУПЛЕНИЕ

  Вера и страх

  Почему именно Англия?

  Отношение ппривидениям в древности

  Привидения средневековой Англии

  Привидения в английской литературе и фольклоре

  Места с привидениями

Часть I. ЗНАМЕНИТОСТИ

ЧАСТЬ II. ЖЕРТВЫ

  Жертвы исторических событий

  Любовь и ревность

  Заточенные и замурованные

  Бедные дети

  Верные и неверные слуги

  Жертвы несчастных случаев

  Пропавшие без вести

  Черепа и кости

ЧАСТЬ III. УБИЙЦЫ

ЧАСТЬ IV. САМОУБИЙЦЫ

ЧАСТЬ V. ПРОКЛЯТИЯ

ЧАСТЬ VI. НАВЯЗЧИВАЯ ИДЕЯ

ЧАСТЬ VII. МОНАХИ И СВЯЩЕННИКИ

ЧАСТЬ VIII. КОЛДУНЫ И МАГИ

ЧАСТЬ IX. ВЕДЬМЫ

ЧАСТЬ Х. ПРЕДВЕСТИЯ

ЧАСТЬ XI. ЖИВОТНЫЕ

ЧАСТЬ ХII. ДЕМОНЫ

ЧАСТЬ ХIII. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРИЗРАКИ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Список литературы Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg