Кир Булычев Вас много — я одна
* * *
По сути своей эта история забавна — в такие обычно и попадает Корнелий Иванович Удалов. Но для действующих лиц она смешной не показалась…
Смиряясь со своей участью, Удалов все же считал, что стыдно и обидно помирать в такой тесной и маленькой камере смертников, какой ему казалась спасательная капсула. А капсула эта уже выработала свой ресурс и намеревалась отключить системы жизнеобеспечения, о чем откровенно сообщила искалеченному Удалову. Однако тот не услышал угрозы, так как впадал в беспамятство. Потом он спохватился и попросил капсулу отложить казнь, потому что не успел завершить некоторые ценные мысли, касавшиеся жизни города Великий Гусляр. Словно додумав, он мог зафиксировать их на золотых скрижалях в память потомкам… Затем Удалов вновь потерял сознание, что неудивительно. А пока он находился в забытьи, капсула к собственному удивлению зафиксировала материальный объект, который вдруг очутился в пределах ее досягаемости. Оказалось, что он не только реален, но и снабжен сигнальной системой, которая сообщала: «Добро пожаловать. Мы поможем». Капсула сообщила Удалову, которому и дела уже не было до сигналов, что происхождение объекта неизвестно, конструкция полая, внутри положительная температура…
Из последних сил капсула долетела до объекта и отключилась. Но прежде чем ей пришлось рассыпаться, она сумела передать погибающего Удалова длинным манипуляторам встреченного объекта. Манипуляторы бережно перенесли Удалова внутрь. Капсула взорвалась безопасным, но ярким фонтаном титановых искр. Объект, который мы будем далее называть «Избушкой», продолжил свой полет.
Удалов узнавал об Избушке постепенно, по мере того как выздоравливал, хотя, как утверждала сама Избушка, бывшая разумным кораблем, шансов на выздоровление у него не было. И это было не столько последствием катастрофы, постигшей лайнер «Окружность», сколько результатом длительного путешествия в спасательной капсуле, которая рассчитана лишь на перенос человеческого тела с погибшего корабля на какой-нибудь соседний.
Придя в себя, Удалов был несколько удручен стерильной чистотой и пустотой Избушки. Серебристые, матовые стены были лишены украшений, светильники были круглыми, мебель почти отсутствовала, а если надо, то выдвигалась из стен или пола, там же пропадала за ненадобностью. Еда, хотя Удалов далеко не сразу почувствовал в ней потребность, возникала в углублениях стола, а сами углубления появлялись как раз перед обедом. Впрочем, Удалов, когда стал передвигаться, освоил лишь центральную, главную комнату Избушки, двери в остальные помещения не открывались.
— Почему? — спросил Корнелий Иванович.
— Вам туда не нужно, — ответила Избушка. Голос у нее был негромкий, увесистый и солидный — учительский, но звучал он не снаружи, а внутри удаловской головы.
— Я горжусь вами, — сказала как-то Избушка. — В моей практике еще не встречалось такого сложного, безнадежного случая. Поздравляю вас, Корнелий Иванович.
— А шрамов не останется?
— Смешной вопрос, — заметила Избушка. — Какое вам дело до шрамов, если вам давно уже пора на пенсию.
— Вы не представляете, — улыбнулся Удалов, — какой скандал мне закатит Ксения, когда увидит неучтенные шрамы.
— Ах, как это смешно! — засмеялась Избушка. — Она их считает?
— Не сами шрамы интересуют Ксению, а личность, которая их мне нанесла.
— Я могу вам дать справку, — сказала Избушка.
Они летели к Бете Кита, возле которой Удалову можно было пересесть на рейсовый корабль, идущий к Солнечной системе.
— А вы не можете свет немного прибавить? — сказал Удалов. — Живем в полумраке, даже зеркала нет.
— Такого слова в словаре не имеется, — сказала Избушка.
Разумеется, зеркала самой Избушке не нужны. Но на ней же бывают пассажиры!
— Пассажиры бывают редко, — призналась Избушка. — Нас раскидали по космическим трассам несколько лет назад, но спасать некого. Потому что почти всегда при космических крушениях никого не остается в живых. Спасти же человека и еще вернуть его в приемлемое состояние — замечательная тема для диссертации.
— Ах, вы еще и диссертации пишете! — воскликнул Удалов, которого начало тяготить пребывание в утробе. Выздоравливая, он обнаружил, что принципиальной разницы между спасательной капсулой и Избушкой нет, к тому же капсула была родная, земная, хоть и умственно неполноценная. А здесь ты сидишь в утробе вполне сознательного существа, а психология его — космически чуждая!
— Я ищу аналоги в вашей лексике, — ответила Избушка. — Для того чтобы спасти попавшего ко мне человека, я должна в совершенстве изучить его язык. Так что, пока вы были еще в бессознательном состоянии, я проникла к вам в мозг и изъяла из него всю информацию.
— А не повредила?
— Наш лозунг — не навреди. Ассоциация домов спасения еще не покалечила ни одного пациента. Впрочем, в вашем мозгу не обнаружилось ничего, достойного изучения или зависти.
— Обидно, — признался Удалов. Хотя хвала или хула Избушки его мало трогала. У них здесь совсем другие правила жизни.
Ему хотелось почитать или, по крайней мере, посмотреть телевизор. Ему желательно было попробовать нормальной пищи, картошечки, например, а не сиропов неясного вкуса или протертых медуз в башлыке из цветной капусты, которая вовсе не капуста, а гребешок пахотки восковой… Ему хотелось снять наконец липучие перчатки оттенка лягушачьего живота, которые защищали от вредных воздействий недавно восстановленную кожу.
— Хотите, я усыплю вас? — спросила Избушка. — Чтобы путешествие к родным пенатам не казалось вам таким долгим и утомительным.
— Не исключено, — отвечал Удалов. — Гуманизм ваш просто трогает до слез…
— К сожалению, не все в моих силах, — отвечала Избушка. — Ведь я в первую очередь дом, я место, куда стремится каждый человек, и лишь затем я целитель, утешитель и искатель смысла жизни.
— Тогда я посплю, пока не доберемся до Беты Кита, — согласился Удалов.
— А я тем временем завершу терапию, — сказала Избушка.
— А вам не бывает скучно? — спросил Удалов.
— Как можно скучать, если ты на работе? — удивилась Избушка. — Ведь я буду занята. Надо привести ваше тело в точное соответствие со стандартами красоты и здоровья.
И Удалов заснул. И спал, пока они не приблизились к нужной звезде…
Удалов очнулся от ощущения счастья, которое бывает, если ваше тело абсолютно здорово и молодо, и ни одна даже мелкая болезнь его еще не коснулась. Такого с Удаловым не было уже лет двадцать.
Свет в Избушке горел ярче, чем обычно. В стенах каюты образовались иллюминаторы, за которыми поблескивали звезды, а это означало, что скорость Избушки снизилась настолько, что можно пользоваться невооруженным глазом. Что Удалов и сделал, принявшись любоваться видами цивилизованных миров. Потом собрался привести себя в порядок перед посадкой, вычистить восстановленные зубы, причесаться, помыться, побриться… Ничего подобного он не сделал. Потому что в туалете, над умывальником висело зеркало. Лгал, оказывается, домик! И ясно, почему.
Удалов себя не узнал, потому что на него глазело существо… отдаленно похожее на человека, может, даже разумное, но конечно же, таких на Земле не водилось. Начнем с того, что лицо и руки Удалова были покрыты не кожей, а голубоватой чешуей, глаза были подобны стрекозиным, над голой головой возвышался роговой гребень, вместо носа была дырка, а рот был подобен отверстию в почтовом ящике. Кстати, пальцев было шесть. На правой руке. Четыре — на левой…
Наверное, можно было бы увидеть еще немало любопытного, но Удалов так завопил, так забил синим хвостом, что непрочное зеркало лопнуло и осыпалось на пол крупными льдинками.
— Что случилось? — лицемерным голосом спросила Избушка. — Вы чем-то смущены? — Удалов безуспешно пытался содрать с себя чешую.
— У меня не было выхода, — сказала Избушка.
— Почему ты не сказала! Лучше смерть, чем этот маскарад!
— Постыдитесь, спасенный! Смерть всегда хуже.
— Но за что?
— Валерьянка на столике справа от вас, — сказала Избушка, — там же стакан коньяка.
— Анестезия? — мрачно спросил Удалов.
— Как можно путать амнезию и анестезию! — упрекнул Удалова домик. — Коньяк подают для забвения.
Но Удалов все равно не мог прийти в себя, даже после приема стакана коньяка — ведь стакан-то он держал в голубой лапе, а вливал жидкость в почтовый ящик.
— За что? — тупо повторял он. — Как это могло случиться?
— Странно, что внешний вид, который настолько отличается к лучшему от вашего предыдущего облика, — сказала Избушка, — вас не устраивает. Видно, вы извращенец.
— Внешний вид? — разозлился Удалов. — Хуже, чем в зоопарке. Почему вы не могли мне оставить то, что было раньше?
— Там немного оставалось…
— Пускай немного… Но ведь осталось!
Стакан незаметно для Удалова вновь наполнился коньяком, но Корнелий Иванович отбросил выпивку в сторону и сказал:
— Голова должна быть незамутненной.
Этим он огорчил Избушку. Видно, ей было выгодней беседовать с пьяным Удаловым.
— Прошу объяснений, — сказало голубое, покрытое чешуей существо ростом по пояс нормальному человеку. — Иначе я вас по судам затаскаю. Вы проклянете тот день, компрачикосы, когда подняли руку на земного представителя! Знаете ли вы, что в случае угрозы любому землянину вся наша планета от мала до велика встает на его защиту?
— Послушайте, не горячитесь, — сказала Избушка. — Уже много лет назад правительство Варанелецкой федерации разослало в разные концы нашего сектора Галактики избушки вроде меня. В случае если кто-то из варанелецев потерпит бедствие или попадет в беду — мы ждем, мы готовы, мы всегда окажем помощь.
— Но я же не ваш… варанелец!
— Этого я не знала. И мои конструкторы этого предусмотреть не могли. Известно ли вам, уважаемый Корнелий Иванович, что в нашей Галактике насчитывается чуть больше шести тысяч различных цивилизаций? И почти все их представители устроены различно. Что нам делать?
— Что делать? — повторил вопрос Удалов. Он не знал, что делать.
— Я дом. Моя функция — защита и спасение. Я не могу никому отказать в помощи, — продолжала Избушка. — Но как я могу помочь жидкому фаримстоуну или личинке прафутеля? Как, если про эту личинку известно только, что она — фукает? Фукающий прафутель! Это же неприлично! Учтите, Удалов, я никогда в жизни не видела землянина. Я не знала, где у землянина сердце — в груди или в правом бедре.
— Ну, скажете такое! Разумеется, в груди!
— Для меня это не разумелось. Для меня было совершенным открытием, что «квас» пишется слитно, а «к вам» — раздельно… Конечно, мы могли бы отказывать в помощи чуждым существам. Но тогда мы должны отказаться от слова «гуманизм», мы должны отказаться от слова «дом», «убежище», «избушка»… И мы говорили себе: попал к нам под крышу, мы вернем тебя к жизни. Но раз вас так много, а я, Избушка, одна, то по мере лечения я превращаю вас в чудесного, красивого варанелеца! И лечу уже не уродливого землянина, а представителя высшей расы…
— А почему бы теперь меня обратно не превратить в человека?
— Я дом! Я убежище. Я тебя спасла и сделала лучше, чем прежде, но я не представляю себе, каким ты был до катастрофы. Принцип любого дома: я сделаю тебя таким, чтобы тебе было приятно и уютно находиться внутри меня.
Это заявление, хоть и несло в себе претензии на философское обобщение, Удалова не удовлетворило. Он почуял в голосе Избушки некую отстраненность, словно дому, спасшему и выходившему его, и дела не было до его дальнейшей судьбы. Хотя бы потому, что Избушка, воспитанная на фотографиях варанелецких кинозвезд, была уверена, что Удалов должен быть счастлив… Как Иван-дурак из русской сказки, прошедший кипящие воды и ставший царевичем.
— Кто поможет, кто поможет? — повторял уныло Удалов, уткнувшись чешуйчатой рожей в холодное стекло иллюминатора. А там, на подлете к межпланетному космопорту уже вспыхивали и таяли в черном небе огни реклам и бежали строчки новостей.
— Ваши врачи и помогут, — буркнула Избушка. — Мне грустно, что вы не осознали высокую абстракцию моих тезисов: настоящий дом призван не только сохранять и беречь человека, но и совершенствовать его, улучшать…
Тут Избушка качнулась, ударившись о причал. Путешествие закончилось. Удалов был тих и задумчив. Он послушно написал благодарственные слова в «Книге отзывов, жалоб и предложений» Избушки, оставил адрес районного Сбербанка на случай возникновения имущественных проблем и, закутавшись в плащ, подаренный его спасителем и мучителем, пошел на пограничный контроль.
К счастью, при виде него трехметровые рогатые пограничники вытянулись по стойке смирно и хором сказали:
— Паспорта варанелецев принципиально не проверяем…
Из чего Удалов заключил, что принадлежит отныне к могущественной, но не очень приятной расе.
Из космопорта Удалов сразу кинулся в земное посольство. Свои поймут и помогут. Посольство располагалось на тихой, запорошенной ранним снегом горбатой улице. Неба в этом районе не было видно из-за реклам. Когда он подошел к лестнице, ведущей к парадной двери, навстречу спускались два обыкновенных, милых на вид человека, из командировочных. Земляне.
При виде Удалова они замедлили шаги, а тот, забыв о собственном облике, воскликнул:
— Привет, земляки!
Его возглас прозвучал невнятно и приглушенно, потому что речевой аппарат варанелеца для наших звуков не приспособлен. Земляне замерли, а потом быстро побежали — так, чтобы между ними и чешуйчатым коротышкой оставалось не меньше двух метров.
Робот-швейцар распахнул дверь и склонился в поклоне.
— Добро пожаловать!
Внутри было прохладно и просторно. Скупо поблескивали мраморные полы и стены… Некогда это строение принадлежало местному князю Бору-Бару, который влюбился в нашу балеринку Настю и подарил особняк ей. Бору-Бару разорился и повесился, Настя решила вернуться домой, в деревню, к маме, но ей было сказано, что придется сделать дар родине — особняк. Может возникнуть вопрос, когда же это все было, если Удалов — наш с вами современник? Но ведь время движется по кривым, и от этого оно различно течет в разных местах Космоса. Таким образом оказалось, что посольство было укомплектовано торгпредами и стукачами задолго до войны Веллингтона с Наполеоном. А на некоторых других планетах, может быть, думают, что Земля еще не покинула каменный век…
Удалов, имевший некоторый опыт путешествий между звезд, знаком с этим коварным обычаем времени и потому, несмотря на то, что он живет на рубеже XXI земного века, всегда ищет на чужих планетах земляков-дипломатов. Правда, говорят, в этом таится и опасность для министерства. Ведь иногда бумагам приходится отлеживаться по сто лет, а иногда, наоборот, они оказываются безнадежно устаревшими еще до того, как их кто-нибудь умудрится прочесть или даже написать.
Удалов спросил у робота:
— Как пройти к консулу?
— К какому консулу, ваше благородие! — удивился робот. — Вас уже посол ожидает.
И на самом деле, посол бежал по коридору навстречу Удалову, застегивая на ходу синий мидовский мундир.
— Какое счастье! — воскликнул он. — Лично! К нам! Господин варанелец собственной персоной!
Удалову не понравился посол — перед кем заискивать захотел! Роняет достоинство нашей планеты. Поэтому он сказал прямо:
— Никакой я не варанелец, а жертва ихнего заговора. Под предлогом спасения моего тела они пошли на его подмену!
— Ах, не надо шутить, — ответил посол и, подхватив Удалова под мышку, повлек к себе в кабинет, где уже стол стоял, яствами накрыт.
— Да погодите вы! — сердился Удалов, чем все более ввергал посла в тревожное состояние. — Мне нужна клиника и материальная помощь.
— Ах, помощь! — посол втащил в комнату свою элегантную, схожую с анакондой супругу, которая возвышалась над Корнелием, как Пизанская башня над землянкой. — Ах, помощь!..
Из-за пазухи мундира посол вытащил пачку кредиток. Не считая, протянул Удалову и спросил:
— Устроит?
— Спасибо.
Удалов положил деньги себе в карман и спросил:
— А что вы так суетитесь? Чем эти варанелецы вам страшны?
— Ах, оставьте ваши шутки, — сказала посольская анаконда. — Вся Галактика трепещет при одном упоминании о вашем имени, самые гордые выи склоняются униженно в поклонах, когда слышат о вашем приближении. Покоренные вами миры спешат принести вам дань — невинных девушек и белых быков, сартинций и минский фарфор… Любая девушка нашей несчастной небогатой Земли рада была бы провести хотя бы десять минут у ваших ног…
— Только не это! — Удалов принялся поднимать анаконду с пола, но в этом не преуспел, потому что анаконда подниматься не желала. Он сам в результате упал, деньги высыпались из кармана, а посол ни ему, ни жене не помогал, потому что был рад тому, что между ними установились какие-то связи.
Удалову так и не удалось доказать посланцам нашей планеты, что он скромный пенсионер из Великого Гусляра. Потому что посол с послицей глядели на него, а видели перед собой представителя самой лучшей, нахальной и агрессивной цивилизации во Вселенной, которая настолько запугала ближних и дальних соседей, что все были готовы сдаться ей в плен, хотя варанелецы никого в плен не брали. Ну, хоть бы у него какой-нибудь документ был, с печатью!
Больше того, пришлось смириться с тем, что посол устроил обед. Ведь Удалов оказался первым варанелецем, посетившим земное посольство с неофициальным визитом. Неудивительно, что пригласили повара из ресторана «Только для чистых», и Удалов ел пышных крафний и соленых дрезит. Хорошо еще, что при переделке организма Избушка и пищеварительную систему сотворила как надо. Ихнюю.
По ходу обеда посол все пытался выяснить, будут нас завоевывать варанелецы или погодят. В конце концов Удалов сдался и пригрозил вскорости завоевать Землю.
— Ну вот, — взмахнула дрожащим пальчиком анаконда, — а вы притворялись каким-то Удаловым! Я сразу догадалась — ни один землянин не смог бы жрать эту отраву, которую вы уплетаете за обе щеки.
— Марфа! — возопил посол.
Но анаконда уже не слышала его.
— Я разговариваю с повелителем, — сказала она Удалову. — И это меня волнует.
После обеда анаконда пошла показывать Удалову место его отдыха.
Ему была выделена спальня для государственных персон. Анаконда пожелала разделить ложе с гостем — она ласкала его чешуйки, повизгивала и все пыталась, как и принято у анаконд, задушить Удалова в своих объятиях. Но варанелеца так просто не задушишь — шкура у них покрепче, чем у людей, так что анаконда только оцарапала себе руки о голубые щеки Удалова.
Когда, сраженная своим поражением, жена посла удалилась, а ее муж уселся писать отчет о достигнутой дипломатической победе, Удалов тихонько поднялся с кровати, сделал несколько шагов к двери и замер в ужасе.
Попался!
На него смотрело ужасное существо, хуже любой жабы или варана. К тому же голубое. И тут до Удалова дошло, что дверь попалась зеркальная и он увидел в ней самого себя. Удалов принялся смеяться, а потом стал рассуждать, в какую сторону двигаться, чтобы снова не угодить в лапы единоплеменников.
Он шел на цыпочках. Навстречу ему попалась миловидная девушка.
— Не бойтесь! — сказал негромко Удалов. — Я не кусаюсь…
Но девушка не дала ему возможности объяснить, что он стремится отыскать больницу, чтобы вернуться в первоначальный вид, потому что она негромко завопила:
— Керриу Фигер! О, Керриу Фигер!
Она протянула Удалову блокнот с гербом ООН на обложке и, открыв на чистой странице, прошептала:
— Автограф, короткий автограф и ни слова больше.
— Я не Керриу, — сказал Удалов.
— Мне лучше знать, кумир! — девушка была непреклонна. — Я собираю твои открытки!
— Ну с чего вы так решили? Я вообще не имею отношения к талантам, будучи человеком средним даже в масштабах моего родного города.
Девушка выскочила следом за Удаловым на темнеющую улицу.
— Где здесь больница? — спросил ее Удалов.
— Какая больница?
— Чтобы мне вернули свой облик.
— О, мой кумир! Твой облик — само совершенство.
— Да что вы все, с ума, что ли, посходили! Хожу как мымра синезадая, а вы мне глупости говорите!
— Я не притворяюсь, господин моего сердца, повелитель моего взора! Вы и есть — идеал моей красоты. Как я мечтала бы обладать таким прекрасным телом!
Удалов прислонился к стене дома — такого он не мог пережить. Милая российская девчушка — ладная фигурка, серые глазки, русые косы — и хочет такого!
— Клянусь тебе, — прошептал Удалов, пока встревоженная девчушка из посольства помогала ему выпрямиться, искательно заглядывая в лягушачьи глазки, — клянусь, что я подобен тебе и даже превосхожу тебя ростом. Я жертва недоразумения и, может, даже преступления. Я мечтаю об одном — вернуться в мой город, в мой дом, в мою комнату, лечь на диван и посмотреть бразильский сериал про любовь.
— Ах, оставьте! — отмахнулась от него девчушка. — Вы меня не убедили. Не может быть на свете человека, который хотел бы носить оболочку подобную моей. Фу! Какая безобразно тонкая и гладкая кожа меня покрывает!
И она показала Удалову тонкую изящную руку.
— Я бы хотел! Я бы желал поменяться!
— Но почему? Почему?
Девушка посадила Удалова на скамеечку, села рядом и поведала ему о своих бедах… Родителей она не знает, раннего детства не помнит… Ее обнаружили пятилетним ребенком в желтой кожаной сумке из укралиновой кожи возле справочного бюро товарного терминала космопорта на планете Астергази. Если вы думаете, что девочку отдали на воспитание в семью или в детский дом, то ошибаетесь — последующие годы она провела в зоопарке. Причем на клетке была надпись: «Чудовище неизвестного вида. Не кормить, не дразнить. Возможно, плюется ядом». Это и понятно — аборигены Астергази похожи на комариков с размахом крыльев в полметра.
Девчушка озверела, одичала, в самом деле начала плеваться ядом и, конечно же, не получила никакого образования. Так прошло лет десять, и тут зоопарк с Астергази отправил на Бету Кита передвижную выставку самых удивительных уродцев. И эту выставку посетила известная Удалову анаконда, жена земного посла.
— Ах, — воскликнула она, глядя на дикую девушку в клетке. — Это же человек! Как она попала в такие унизительные условия?
В тот же день между правительствами начался обмен нотами, чуть было не произошла война. Астергазийцы стояли на своем: «Чудовище, и все тут!» Земляне грозили: «Если хоть один волос упадет с головы нашей гражданки, вам несдобровать!» В результате девчушку освободили из клетки, и последующие годы она провела в посольстве, но ни ее родителей, ни места рождения найти не удалось. Так она жила, учила иностранные языки и хорошие манеры за столом, но тосковала. По непонятной причине. Никто, даже она сама, не мог понять причин ее тоски.
Она чувствовала себя чужой среди окруживших ее лаской и заботой землян, она собирала открытки с ящерицами и лягушками, а однажды ей попался старый журнал «Варанелецкие культурные новости». И, увидев портреты тамошних певцов и танцоров, девчушка просто зашлась от счастья. К удивлению и даже насмешкам всего посольства, девчушка заявила, что на самом деле она не землянка, а самая настоящая варанелецка, что ее подменили в детстве и вообще ей облик землянки отвратителен.
Но до последнего дня ни один варанелец не почтил своим визитом земное посольство, да и на планете они встречались крайне редко. Опасаясь грязи и микробов, столь свойственных низкоорганизованным мирам, они проносились над поверхностью планеты в своих аэрокарах и военных бульдолетах. И тут — родная душа! Пришел, голубчик! И отказывается от своего счастья!
Чем дальше Удалов слушал этот скорбный рассказ девчушки, тем более он проникался к ней сочувствием. Он понимал, что столкнулся с родственной душой. Что горе у них общее и даже неизвестно, кому из них хуже.
Девушка тоже поверила Удалову, и они пошли дальше по улице, в чем-то сблизившиеся и почти родные, хоть она и была вдвое выше и втрое тоньше Корнелия Ивановича. Она решила проводить нового знакомого до больницы, хотя никакой реальной надежды на излечение Удалова у них не было. Вдруг Удалов остановился.
— Стой! — воскликнул он. — Есть идея. И ее можно опробовать.
— Какая идея?
— Бери такси, поехали в космопорт.
По дороге Удалов сообщил девчушке, что Избушка, его благодетель, спаситель и мучитель, возможно еще не улетела. Она ведь говорила на прощание, что должна заправиться и получить медикаменты. А вдруг она еще здесь? Тогда с ней можно посоветоваться о судьбе несчастной девчушки…
И в самом деле Избушка стояла на летном поле. Люк был открыт. Избушка издали увидела Удалова и воскликнула на все летное поле:
— Чего вернулся, неблагодарный?
— Я привел человека, — ответил Удалов.
— Ну, давай, вводи внутрь меня и выкладывай, — сказал умный дом.
Они вошли, и девчушка сразу заявила:
— Я не человек. Я жертва, хотя не знаю, чего.
— Садитесь, — предложила Избушка. — Сейчас я чайку вам сделаю.
Удалов поморщился — знал он эти варанелецкие чаи — век бы их не пробовать! Но когда он увидел, с каким наслаждением девчушка всасывает кисловатую жидкость оттенка дряхлых водорослей, он окончательно убедился в том, что она не лжет.
Убедилась в том и Избушка.
— Рассказывай, дитя, — оказала она.
И девчушка повторила свой грустный рассказ.
Избушка перебивала девчушку наводящими вопросами, вздыхала…
Потом все они замолчали. Задумались. Удалов даже жалел, что пришел — время так дорого, а он прохлаждается в чужой шкуре. Так она прирастет к нему навсегда! А как же дом, семья, Ксения? Кому он такой нужен?
— Не знаю, — сказала Избушка, — почему ты, существо по всем данным высшего порядка, варанелецкая особь, попала в земную шкуру? Не знаю. Наверное, в этом есть происки врагов. И пускай ими занимаются компетентные органы. Но я должна сообщить вам, мои друзья, что если бы ко мне пришла девчушка с просьбой вернуть ей прежний первоначальный облик, я бы ответила отказом. Удалову я тоже уже ответила отказом. Создание нового тела — ох какое сложное дело!.. Но на ваше счастье каждый из вас хочет получить то, что есть у другого. А это облегчает мне задачу. У меня уже есть два тела, и если бы вы согласились поменяться ими, то положительное решение в пределах моей компетенции…
— Конечно! — закричала девчушка.
— Ни в коем случае! — твердо ответил Удалов, окинув взглядом девичье тело.
— Тогда пускай все остается как есть, — сказала Избушка.
Девчушка бросилась в ноги к Удалову и стала целовать его синие щиколотки.
Избушка сказала:
— Я дом! Я спаситель, целитель и модификатор. Соглашайся, Удалов, может быть, на Земле тебе все же легче будет жить в девичьем теле. Пусть это будет моим последним благодеянием.
— Лучше, — сказала девчушка, проявив завидную мудрость, — цапля в руках, чем воробей в небе.
Через шестнадцать часов из космической Избушки вышли те же два человека, что вошли в нее. Только внутри миловидной девчушки заключался Корнелий Иванович Удалов. А внутри голубого ящероподобного варанелеца — девчушка из посольства. Они попрощались у стойки космопорта. Каждый полетел в свою сторону.
Эта история имеет продолжение. Даже два. Оба драматические, но я оставляю возможность домыслить их воображению читателя.
Представьте себе, как Удалов в образе девушки входит к себе домой и говорит супруге Ксении: «А вот и я!»
И представьте себе, как космический корабль выгружает пассажирку в порту ее родной столицы, а у трапа идет сражение с применением стрелкового атомного оружия… Потому что девушка эта оказывается ни больше ни меньше как принцем Сказаль-Василием, законным претендентом на престол, которого много лет назад, превратив в земного ребеночка, тайком вывезли с планеты враги и заговорщики…
А теперь принц Сказаль-Василий с лазерной шпагой в руке ведет своих сторонников на штурм дворца…
А Удалов прячется в туалете, чтобы Ксения его (то есть ее) не пришибла скалкой.
Такова жизнь…
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Вас много – я одна», Кир Булычев
Всего 0 комментариев