«Один рейс с русским»

Марина Гаки Один рейс с русским[1]

С Манфри приключилась исключительная пакость. При пересадке на каком-то номерном спутнике, имея в запасе три минуты сорок секунд, он решился заскочить в клозет по малой нужде и, в общем-то, успел бы на свой рейс, да не тут-то было!

Какой-то паразит расплескал по розовому кафелю розовый жасминовый шампунь, в который и угодил бедняга Манфри, облегчённо выпрыгнувший из кабинки. Поскользнувшись, изобразив на кафельном розовом фоне лебединую агонию, Манфри возлёг во фривольной позе поперёк туалетной и пролежал там ни много, ни мало, а именно — два раза по три минуты сорок секунд. Чего, собственно, хватило, чтобы репродуктор три раза успел оповестить опаздывающего пассажира Манфреда Грюнберга, что его рейс отправляется. И когда, благоухающий жасмином, Грюнберг на заплетающихся ногах вывалился из туалетной, на табло нежно гасли последние символы его отчалившего рейса.

Покончив с выяснениями, жалобами и ругательствами, Манфри пришёл к освежающей мысли, что необходимо что-либо предпринять. Номерной спутник это вам не та площадка, с которой на Землю стартуют корабли каждые пять минут. Скорее всего — та, с которой, пожалуй, не каждый день, и даже неделю. Но Манфри несказанно повезло, если здесь вообще приемлемо это выражение. Ждать оставалось всего (!) четыре дня. Девушка из отдела пассажирских перевозок искренне восхитилась таким везением. Но, тут же была чрезвычайно удивлена, узрев в какое уныние её сообщение повергло несчастного Манфри. Он, как полоумный метался по космопорту и отчаянно хрустел суставами заламываемых рук. Любому было ясно, что, пребывающий через четверо земных суток, корабль найдет на номернушке только хладный труп бедолаги.

Девушка Из Отдела Пассажирских Перевозок, вопреки инструкции, покинула своё место и склонилась над бессильно распростёртым в кресле Манфредом, придавленным неприятностью и ещё более тем, что ждёт его на Земле из-за этого дурацкого опоздания.

Родные его невесты готовились встретить их с Анхен в ближайшую пятницу. А в субботу уже выйдет воскресная газета с сообщением об их помолвке. Впрочем, пожалуй, уже не выйдет…. Манфри внутренне готов был выпустить себе пулю в лоб. Благо, у него не было пистолета. Даже повеситься в злосчастном туалете было не на чем! Оставалась медленная, мучительная смерть от осознания своего злостного обмана прекрасной девушки Анны.

— Эй, пассажир! — Долетели до его угасающего сознания звуки.

Несчастный открыл глаза. Девушка Из Отдела Пассажирских Перевозок легонько трясла его за рукав:

— Вы могли бы попробовать улететь грузовым рейсом. С Вашего позволения, я попытаюсь поговорить с пилотом!

Ожившим мертвецом восстал из своего кресла Манфри. Его глаза вспыхнули светом надежды. Он, схватив за руку Девушку Из Отдела Пассажирских Перевозок, взмолился проводить его к этому пилоту немедленно!

* * *

— Нет! Не возьму! — Отрезал Ванька.

Девушка отвернулась и смахнула слезинку бессилия. Два часа они потратили, уговаривая Ваньку. Манфри вывернул наизнанку свой бумажник. А она посулила Ваньке премию. Оба, чуть не на коленях постояли перед ним. Всё бесполезно! Ванька был непоколебим. Здоровенный детина, обросший двухнедельной щетиной, добродушный на вид, он упрямо поджимал губы и говорил: «Нет!»

И тут отчаявшийся Манфри выкинул такой финт, что все просто окоченели от неожиданности. Он вдруг, легко отстранив с пути Ваньку, и заголосив что-то вроде «Майн Гот!», бросился к ракете. Никто не поспешил следом — все знали, что электроника не пропустит внутрь чужака. Но Манфри и не думал прорываться в ракету. Он с ходу опустился на колени и, проелозив по оплавленной керамике площадки, скользнул в стартовую шахту. Раздался сдавленный стон. Ванька, двое грузчиков и Девушка Из Отдела Пассажирских Перевозок подбежали к шахте.

— Он что, чокнутый?! — Ванька гневно оглянулся на Девушку.

Внизу в шахте полулежал-полусидел Манфри. Он подвернул ногу, но был полон отчаянной решимости:

— Иван! У меня нет выбора. Или я лечу с Вами, или… — Манфри судорожно сглотнул подкативший к горлу комок, преисполнившись слезливой жалостью к собственной персоне.

— Ну, так бы сразу и сказал… — пробормотал Ванька, озадаченно почёсывая мягкий ворс на своей груди через дыры в комбинезоне. — Вылезай, ты, придурок! Через полчаса стартуем. — Он незлобиво сплюнул и вразвалку пошёл прочь от шахты. — Деньги суёт…, чудак! Эй! — Он обернулся к Девушке Из Отдела Пассажирских Перевозок. — А ты — не забудь про премию!

* * *

Бедняга Манфри никогда не летал на ТАКОМ. Назвать ЭТО кораблём, ракетой, космическим судном или чем угодно, было просто немыслимо! Вернее — Это и было — что угодно, только не….

На старте Манфри сделал в свой скафандр с чужого плеча то, из-за чего, собственно опоздал на свой рейс. А когда Ванька врубил гравитацию, Манфри доделал всё остальное.

— Чёрт бы побрал этих русских! — Раздражённо подумал Манфри и хотел, уже было, снять скафандр, но тут из стартовой рубки высунулся Ванька и знаками показал, что скафандр снимать никак нельзя.

В шлемофоне стоял невообразимый треск и писк. Разобрать что-либо было невозможно.

«Хорошо, хоть гравитация, какая-никакая, есть». — Порадовался Манфри, с отвращением ощущая, как мерзкая жижа поплыла вниз, к ногам.

Корабль трясло, словно он бился в тифозном ознобе. Душераздирающе визжали и скрежетали металл и керамика перегородок. По полу, с гадким бульканьем, перекатывались какие-то баллоны, сорванные с крепёжных ремней при старте. Жёсткие резиновые плюхи, неизвестного Манфри предназначения, подчиняясь общей тряске, точно гигантские, жирные лягушки, подпрыгивали и скользили, заставляя бедолагу, хромая на подвёрнутой ноге, перескакивать с места на место.

Вдруг треск в наушниках прекратился и на горемыку Грюнберга посыпались непонятные слова. Манфри оторопел.

— Капитан! Иван! Ванья! — Пытался он перекричать кудреватые выражения.

Потом сообразил, нашарил кнопочку на шлемофоне, и последнее отчаяние вложил в свой крик:

— Ва-а-анька-а-а-а!!!

— Эй, Фриц! — Сразу же отозвался Ванька. — Чтоб тя разорвало! У тебя там баллоны катаются — крепи их быстрее! Не дай Бог, столкнутся — в клочья разнесёт к едрене фене! Живо!

Горячая волна прокатилась по всему телу. Непослушными руками, кое-как раскидывая резиновые плюхи, Манфри, цепенея от натуги, успел-таки просунуть ногу в тяжёлом сапоге меж двух баллонов, рьяно устремившихся навстречу друг дружке. Баллоны, утробно булькнув, с нежным звоном, легонько коснулись металлических зажимов на сапогах. Истерзанное сердце Манфри, вместе с ледяными градинами пота, ухнуло вниз к тёплым пока ещё экскрементам…

Часа через два адской возни, Манфри доложил Ваньке, что приказ выполнен. Ванька тут же вывалился из стартовой рубки и, окинув взглядом помещение, одобряюще присвистнул:

— Ух, ты!

Все баллоны были прочно принайтованы к своим местам. Резиновые плюхи, похожие на гигантские бублики, послушно лежали рядами, с продетым сквозь дырки тросом.

— Ой, до чего ж я люблю вас фрицев за порядок! — Признался Ванька. — У меня сестра…

Он не успел досказать, потому что неожиданно исчезла гравитация. Манфри почувствовал, как потеплело у него под скафандром на животе, и поплыло липкое тепло по спине. Сам же он плавно воспарил в полупустом пространстве корабля-контейнера.

— А-а, ч-чёрт! Шнурок лопнул. — Досадливо покривился Ванька, взлетев и пытаясь дотянуться до вантов.

Схватившись за верёвочный канатик, протянутый вдоль бортов, Ванька шустро стал пробираться в свою рубку. Манфри на этот раз решил не оставаться со своими страхами и, насколько возможно, поспешил за ним. Едва он успел переплыть порог, как резко, без всякого предупреждения, появилась гравитация, и незадачливый Манфри снопом повалился прямо на ребро высокого пластикового порога. Ударился животом и, хватая ртом ненасыщаемый скафандровый воздух, остался лежать поперёк порога, как рыба на берегу. Ванька заметил его, но не поспешил на помощь, а продолжал сосредоточенно прикручивать тонкой проволокой рычажок гравитации к какой-то ручке на пульте.

Придя в сознание, Манфри обнаружил себя лежащим в стартовом кресле. Пластиковые противоперегрузочные ремни прочно фиксировали его тело. Рядом на запасном кресле дремал Ванька. А вокруг плавала всевозможная куча барахла. Корабль трясло, словно он разваливался на куски. Двигатели не работали, но грохота и шума от этого не уменьшилось. Словно издыхающий зверь, корабль стонал, хрипел, выл и, казалось, раздирал когтями свою стальную грудь. Манфри был больше не в состоянии бояться. Он равнодушно смотрел перед собой бессмысленным взглядом и беззвучно повторял: «Майн Гот, майн Гот, майн…» Всё его тело непрестанно зудело от пота и нечистот.

И всё же Манфри вздрогнул. Внутренности его наполнились Космосом. Слёзы невольно навернулись на глаза. Потому что на пульте вспыхнул беспокойный ряд тревожных огоньков, и на пластиковой панельке загорелась отвратительная надпись: «АВАРИЯ!» В довершение всего, из недр разваливающегося механизма, возник омерзительный звук и, ширясь, наполнил пространство ужасом.

Достойная смерть — вот то единственное, что ещё зависело от Манфри. Он надёжно заблокировал свои чувства, рассудительно решив, что паниковать бесполезно и впал в лёгкую прострацию. Но тут же в микрофонах услышал какой-то звук. Нехотя повернул голову и увидел, как завозился на своём кресле Ванька. «Поздно…» — Спокойно подумал Манфри. Так спокойно, что даже сам удивился. Он отрешённо наблюдал, всё больше наполняясь удивлением, потому что Иван, по всему видать, не испугался. Отстегнувшись от своего топчанчика, он неуклюже подтянулся и с силой, расчётливо пнул в пульт. Что-то щёлкнуло. Сирена захлебнулась. И ровный треск корабля показался спасительной тишиной. А, притянутые неожиданной гравитацией, вещи посыпались на пол.

— А-а, чёрт! — Тут-то Ванька, кажется, струхнул.

Он шустро вскочил и с видимым усилием загнул кверху рычажок гравитации, обмотанный проволокой и огрызками шнурка. Тщётно! Ванька нервничал. Он несколько раз передёрнул рычаг, и, наконец, в беспорядке разбросанные вещи, плавно взмыли вверх. А сам Ванька завис над пультом, словно большая рыба. Слишком большая для такого маленького аквариума рулевой рубки. Он оглянулся на пассажира:

— Порядок, немец! Живём! — Его голос слегка дрожал, выдавая то напряжение, которого стоили ему эти бодрые слова. — Терпи, казак! Через минуту сорок две атмосфера. …Атаманом станешь!

Манфри исполнился неизъяснимым чувством благодарности к этому русскому, который вместе с ним тоже отчаянно боялся и, по своему, скрывал это. И Манфри вымученно улыбнулся в ответ. А Ванька уже щёлкал рядами пёстрых кнопок и сдвигал ноги неподвижного Манфри, усаживаясь за штурвал управления.

Тут из-под пульта, из мелкой сеточки в полу, из стен — появились подозрительные струйки белого пара. К вою, лязгу и рёву корабля добавилось какое-то сомнительное шипение. Манфри внимательно посмотрел на пар. Ему и в голову не могло прийти, что это обычный способ выравнивания давления, который в пассажирских лайнерах упрятан от любопытных глаз! А потому — великомученик последний раз просипел свой «Майн Гот!», и поглотился сладкой ватой бессознания.

Часа через три, после того, как Манфри со стыдом и облегчением избавился от скафандра, принял душ и выпил чашечку кофе, в его номер позвонили. Не доверяя электронике, как истинный бухгалтер, Манфри самолично распахнул дверь.

— Привет, фриц! Как ты себя чувствуешь?

Чистый, бритый Иван стоял на пороге, источая удушливый запах жасмина. — Пришёл пригласить тебя в гости. Сегодня у моей сестрёнки помолвка.… Нет-нет! Не отказывайся! — Воскликнул он, заметив странное движение Манфри. — Такое совпадение — мой будущий шурин тоже немец! Аннушка будет рада гостю…

Иллюстрация Олега Беседина

Примечания

1

Опубликовано в газете «Восток-Запад» (Иркутск) в 1992 году, под псевдонимом Мэри Степлтон.

Оглавление