«Женись на мне, дурачок!»

Вера Чиркова ЖЕНИСЬ НА МНЕ, ДУРАЧОК!

Часть первая Женись на мне, дурачок!

Глава 1

— Ты все равно на мне женишься!

— Ни за что! — Я с презрительной насмешкой смотрел ей в глаза.

Очень тщательно и умело увеличенные с помощью накладных ресниц и специальных красок. Впрочем, у нее все лицо было настоящим произведением искусства. Очень ловкой камеристки.

— Ты понимаешь, что у тебя нет выбора?

— Выбор у человека есть всегда.

— Если я захочу — то нет! — высокомерно ухмыльнулась она и, махнув в крутом развороте шелестящим шелком юбки, звонко поцокала в сторону выхода. — Свадьба через два дня!

— Нет! — крикнул я закрывшейся двери и сплюнул на мраморный пол.

Чтобы сделать ей хоть какую-то гадость. Она, похоже, просто помешана на чистоте и порядке. Даже здесь, в подвале, полы выложены полированным черным мрамором, блестящим как зеркало. И нигде не видно ни пылинки. Я сплюнул еще раз.

Чистюля проклятая. Лучше бы хоть рваный половик дала постелить на этот выдраенный до блеска мрамор!

Меня держат здесь уже три дня, и все три дня приходится спать на холодном и гладком как зеркало полу.

Хорошо хоть голодом не морят. Дают сухари и воду. На свадьбе я ведь не должен выглядеть совсем уж доходягой. Иначе гости могут заподозрить неладное. Хотя почему она так уверена, что на свадьбе я буду вести себя послушно, словно теленок, которого ведут на заклание?

— Ваш обед, милорд. — В голосе одетого в безупречно выглаженную ливрею лакея ничего, кроме официального холодного почтения, расслышать не удается.

Серебряная широкая чаша с крышкой и серебряный бокал на серебряном же подносе ставятся на мраморный столик.

Звеня цепочкой, подхожу поближе. Хоть и знаю — ничего, кроме сухого хлеба, там лежать не может, проверено. Но надежда предательским искусителем нашептывает, что, возможно, сегодня…

Чтобы доказать ей всю глубину ее заблуждений, рывком, вовсе не делающим чести моему воспитанию, срываю с чаши крышку, и заготовленный саркастический хохот замирает на губах.

Нет, этого не может быть! У меня, по-видимому, начинаются галлюцинации… потом будут слышаться голоса… начнутся видения… все то, что неизбежно сопутствует голоду и сильной простуде.

Однако невыразимо, бесподобно аппетитный кусок жареного мяса почему-то никак не хочет превращаться назад в сухари, положенные поваром на это серебро. Наоборот, несколько румяных картофелин, окружающих его, вызывают такие сильные ощущения, что я невольно глотаю слюну.

А лакей тем временем приносит стул, который в другое время суток мне не положен. Как сказала миледи, чтобы у меня были все условия для размышлений. Почему нельзя думать, сидя на стуле, я не понял до сих пор.

Ножа мне не дали, но я и одной вилкой орудовал, как опытный жонглер. Да не будь вилки, я и голыми руками бы справился и ни одной капельки сока или жира не попало бы ни на помятые кружева дорожной рубашки, ни на стол. Я бы этого не допустил. Потому что все эти капли были очень нужны моему туго скрученному в предвкушении этого чуда желудку. Я отрывал мясо маленькими кусочками и, аккуратно держа над ломтиком хлеба, одним из трех, что притаились на краю блюда, так осторожно подносил ко рту, словно еще не верил в их реальность. Последним ломтиком я тщательно вытер блюдо. Чистюля может мной гордиться, посудомойке тут делать уже нечего.

В бокале оказалось подогретое вино с пряностями. Вообще-то я не пью крепких напитков, но после жирного, хорошо посоленного и поперченного мяса… К тому же застуженный на мраморе позвоночник неплохо бы немного подлечить.

Прихлебывая вино маленькими глотками, чтобы подольше растянуть удовольствие от сиденья на мягком стуле, осоловелыми глазами слежу за лакеем. Вместо того чтобы поторопить меня и отобрать бокал, он подходит к двери и машет салфеткой.

Двери распахиваются, и несколько слуг вносят серебряную ванну, длинный низкий стол, шкафчик с баночками и бутылочками.

Медленно пью вино, пытаясь понять, что они собираются делать. И лишь когда вереница крепких слуг начинает выливать в ванну из принесенных ведер горячую воду, от которой идет пар, до меня начинает доходить…

Неужели я наконец дождался соответствующего моему статусу обхождения? Неужели это мои промерзшие на ледяном полу косточки прогреются в этой теплой воде, моя кожа испытает на себе благодатное воздействие этих кремов, масел и благоуханного мыла?

Похоже, я угадал. Меня вежливо приподнимают со стула и подводят к ванне. Куда делась серебряная цепь вместе с поясом, закрытым на замок, я даже не успел заметить.

А чьи-то ловкие руки уже избавляют мое тело от одежды, а ноги от высоких сапог. Не отнимая бокала с вином, а, наоборот, подливая в него из кувшинчика горячей выпивки. Всего один шаг — и я сижу, вздрагивая от выходящего из тела холода, в горячей воде.

Несколько пар умелых рук трут мою кожу упругими мочалками, разгоняя кровь и возвращая здоровье застуженным на мраморном полу костям.

Я краем сознания понимаю, что все это неспроста, что мне придется сполна расплатиться за невозможное наслаждение, но не делаю ни единого движения, чтобы прекратить это замечательное безобразие.

Которое продолжается с небывалым размахом. Несколько пар рук вынимают меня из ванны и укладывают на мягкие простыни, устилающие длинный столик. Бокал к этому времени куда-то исчез, но мне и без него теперь тепло и весело. Я тихо хихикаю и слабо отбиваюсь от приставучих рук массажистов, разминающих и постукивающих каждый дюйм моего тела. В то же самое время ловкие умельцы приводят в порядок ногти на моих ногах и руках. Только что там приводить? Еще три дня назад все было в идеальном порядке. Но, по-видимому, им все же лучше знать. Так ведь я и не протестую! Все это намного веселее, чем ходить по гулкой пустой комнате взад-вперед, пока сон не сморит прямо на полу.

А меня тем временем, растертого и промятого до состояния хорошо вымешанного теста, вновь поднимают на руки и, обмотав душистой подогретой простыней, а сверху покрывалом, несут куда-то прочь из подвала.

Мысли мои начинают путаться, потолок плывет, как вода в ручье. Интересно, в чем тут дело, я сам так напился или все же опоили? На случай, если опоили… есть одно средство: нужно шепнуть в определенной последовательности три заветных слова…

— Трямс… грябс… — ох как кружится голова… как же там дальше-то? — Киррямс…

Проснулся я от духоты. Прислушался к ощущениям своего вспотевшего тела, спеленатого какими-то тряпками, подергал конечностями и осторожно открыл глаза.

Хм. А ведь это вовсе не та подвальная камера, где я провел последние дни. Изящные позолоченные завитушки на мебели, бледно-зеленый шелк затейливо вышитых штор, мягкий лен выбеленных до снежной белизны простыней. Обмотанных вокруг меня с таким старанием, словно кто-то тренировался в пеленании мумий.

Пыхтя и потихоньку матерясь, распутываю скрученные в тугие жгуты тончайшие полотна и с изумлением обнаруживаю, что гол как сокол. Интересно, а хоть подштанники-то они почему мне не надели, уж не говоря о положенной в таких приличных домах длинной ночной рубашке?

Кряхтя и матерясь уже громче, выбираюсь из почти задушивших меня перин и подушек и отправляюсь на поиски… нет, не шкафа с одеждой, а гораздо более прозаичного места.

Как замечательно, что обитатели таких комнат не любят ходить по необходимости слишком далеко! Дверь в нужное помещение обнаруживается совсем близко, рядом с огромным, поблескивающим золоченой резьбой пузатым шкафом.

И в этом просторном помещении, рядом с непременной мраморной ванной, я, к своему несказанному восторгу, нахожу настенный шкафчик со стопками чистых подштанников и рубашек разного размера.

Сначала натягиваю одни льняные исподники и батистовую рубаху, немного думаю и добавляю еще пару комплектов. Если не найдется верхней одежды, можно бежать и в этом. А бежать, похоже, придется, хотя в идеале мне нужно протянуть здесь еще хотя бы пару дней.

Ну ладно, вот позавтракаю и начну продумывать план.

Подцепив пальцами ног черные бархатные мягкие тапочки без задников, зато с огромными меховыми белоснежными помпонами, шлепаю назад в спальню.

Обежав ее взглядом, останавливаю свое внимание на пузатом шкафу. Именно в таких, по-моему, и должны храниться запасы одежды.

О, надо же, какой я, оказывается, умный! Вот они, штаны всех видов и расцветок, кафтаны, куртки и строгие сюртуки. А также сапоги, плащи, шляпы… Целая одежная лавка!

Целая лавка? Хм. Это что же, гардероб всех бывших мужей ее светлости? А тогда не является ли эта комната спальней лорда… лордов… нет, ну не одновременно же они тут спали, значит… все же лорда Монтаеззи?

И что в таком случае тут делаю я? Без штанов и рубашки, хотя этого никто и не видел… кроме какого-то десятка слуг.

Нет, пожалуй, бежать нужно срочно! К демонам завтрак!

Я с головой закапываюсь в шкаф, отыскивая необходимые для побега вещи. Так, вот эти темно-серые штаны… Чуть не достают до щиколоток, но это ерунда. Чулки, сапоги… лучше вот эти, подбитые коваными подковками. Теперь камзол, плащ, шляпа, перчатки в карман… О, а тут что такое? Похоже, лорд забыл в уголке кармана несколько тех волшебных квадратиков, которые так облегчают любое путешествие!

— Ну и куда ты так принарядился, дорогой? — Донесшийся из перин знакомый голос вонзился в меня, как булавка, заставив подпрыгнуть на целый локоть.

— Ты что тут делаешь? — стараясь придать дрогнувшему голосу надлежащее возмущение, строго интересуюсь я, торопясь застегнуть застежку плаща.

Жаль, никакого оружия не видно… где он, этот ковер, на который так любят цеплять свои трофеи местные милорды? Я, конечно, сунул в карман найденные в ванной ножницы, но их размер оставляет желать большего. Много большего. Например, чтобы он был как минимум равен инструменту портного, а еще лучше кровельщика. Который в этом году покрывал жестью крышу конюшни в загородном имении Зигеля.

— А ты… уже забыл? — Этот вопрос звучит так насмешливо и игриво, что у меня на несколько секунд перехватывает дыхание.

Неужели я действительно… Ох, демоны! Тогда понятно… почему были так перекручены простыни, почему на мне ничего не было.

Хотя… были в моей жизни, конечно, подобные пробуждения… но вот такого, чтобы я не мог вспомнить ни одной подробности… нет, такого еще не было!

Так может… она врет? Ведь успел же я сказать свои заветные слова? После которых любое лекарственное или гипнотическое воздействие на меня обращается простым сном.

— Да нечего мне вспоминать! — говорю очень уверенным голосом, надеясь, что это поможет выявить правду. — Ничего такого… не было.

— А вот это кто порвал?! — оскорбленно трясет она перед моим носом якобы доказательством моих подвигов.

Но на самом деле уликой, свидетельствующей в пользу моей абсолютной невиновности. Кривеньким свежим разрезом на подоле широченной ночной сорочки.

Она что, круглым идиотом меня считает?! Да какая необходимость рвать этот балахон, если я под ним не один, а с дюжиной гвардейцев уместиться смогу?

О чем я и заявил ей, протискиваясь мимо к прикроватному столику, на котором горкой лежали мои собственные амулеты. И стояла небольшая статуэтка, будем надеяться, что золотая.

— Негодяй! Как ты можешь отказываться от всего, что пообещал мне ночью! — хладнокровно завязывая широкий пояс алого халата, вышитого золотыми драконами, мелодраматично воззвала она. И сунула ноги в туфли с белым мехом, близнецы тех, что я оставил у шкафа.

— Очень просто. Раз ничего не обещал, значит, и отказываться не от чего! — издевательски ухмыльнулся я и отломил луч от амулета переноса, что подарила мне Кларисса.

Оглушительный визг ударил в уши, что-то острое вонзилось в плечо, но серое облако мгновенно поглотило меня, гася звуки и ощущения.

Глава 2

Яркое солнце ослепило глаза, боль вспыхнула в плече с новой силой, отголосок визга прозвенел и стих. А в спину ударило что-то тяжелое и теплое, сбивая с ног прямо на молодую травку, всего неделю назад вылезшую из земли.

— Гархай мишран тай мурдыкз! — рявкнул я в сердцах, отбрасывая свалившееся на меня нечто и вскакивая на ноги. — Ты… кто? — разинув в недоумении рот, еле выдавил, разглядывая сидящую на земле девицу.

Единственное, что мне было смутно в ней знакомо… это алый халат. С драконами. Нет, вру, еще черные бархатные туфли с огромными шарами белоснежного меха, валяющиеся рядом.

Следовательно, если судить по всем этим деталям, на земле должна сидеть миледи Ортензия Монтаеззи собственной персоной!

Однако… ничего подобного! Нет, я, разумеется, понимаю — ресницы могли быть накладными, брови крашеными… Впрочем, о чем это я? Крашеным там было все, и не просто крашенным, а хорошо крашенным.

Но волосы… Густая грива жгуче-черного цвета… где она?! Откуда эти пушистые рыжевато-соломенные спутанные волосики, не доходящие своей хозяйке и до плеч?

— Что ты на меня уставился?! Подай руку! — сердито прикрикнула она.

— А больше ничего не подать? — ядовито фыркнул я, развернулся и неторопливо пошел прочь.

Разглядывая в ярком утреннем солнечном свете деревья, ощетинившиеся почками, подсохшую дорогу, молоденькую травку. И начиная понемногу понимать… что ничего не понимаю.

А где это я?!

— Зигель! — раздался сзади совсем не такой уверенный голос, как полминуты назад. — Ты меня что, бросаешь?

— А я тебя еще и не подбирал, — мстительно хмыкнул я, не сбавляя хода, и потер ноющее плечо.

Понемногу до меня начинало доходить, что произошло. Эта дура бросилась на меня в момент переноса! Но вот почему так изменилась ее внешность?

Да о чем я вообще думаю! Мне нужно понять, куда я попал. Ведь совершенно ясно, это место совершенно не похоже на ухоженные дорожки садика Клариссы. И все из-за этой… Ясно же, перенос, рассчитанный на одного, сбил ее прыжок. И что ей так далось это замужество!

Хотя… раз выходила замуж два раза, значит, там ей понравилось. Вот только почему-то не понравилось ее мужьям. Первый, лорд Монтаеззи-младший, уехал по делам уже через пару дней после свадьбы, и с тех пор его не видели. Объявили пропавшим бесследно. Второй, его отец, умер через несколько часов после венчания.

Ну и почему она думает, что после всего этого найдутся желающие жениться на ней в третий раз?

— Зигель! — взвыл ненавистный голосок так близко, что я от неожиданности споткнулся. — Не иди так быстро, я не успеваю!

— Куда? — резко остановившись и обернувшись к ней лицом, спросил я.

— Туда! — уверенно показала она в ту сторону, куда я топал до этого мгновения.

— Точно туда? — нехорошо улыбаясь, уточняю я.

— Да! — самоуверенно задрала она не покрытый слоем крема и пудры носик.

Батюшки, да на нем конопушки!

Я ехидно хмыкнул и сделал преувеличенно вежливый приглашающий жест.

Миледи так же гордо прошествовала мимо, а я помахал ей ручкой и пошел в обратную сторону. Раз я нахожусь совершенно в незнакомом месте, значит, мне абсолютно безразлично, куда идти.

Главное, чтобы подальше от нее. Нам больше не по пути.

Но оказалось, что это рыжее недоразумение так вовсе не считало.

— Зигель! — снова взвыл рядом возмущенный голосок.

Еще немного, и я начну ненавидеть это имя.

— Ну что еще?

— Куда ты идешь?

— Подальше от тебя! Неужели не ясно?! — начал свирепеть я.

— Но ты же лорд, благородный человек, и не можешь бросить даму одну посреди этого жуткого леса!

— Во-первых, я тебя, девица, не знаю. Во-вторых…

— Да как ты смеешь так говорить! Я миледи Ортензия Монтаеззи!

— И кто это может подтвердить? Правильно, нет таких! К тому же ты на нее даже не похожа. Она брюнетка с серыми глазами, черными бровями и ресницами. А ты?

— Что? — Девица схватилась рукой за голову и побледнела. — Ой! Не может быть…

Наконец-то она начинает понимать, во что вляпалась со своими матримониальными планами!

Но и мне стало ясно, что прежние волосы у миледи тоже были… неизвестно из чего. Возможно, даже из хвоста ее любимого жеребца.

Да, вот так и дурят нашего брата! Я попытался обойти стоящую на дороге Ортензию, но она в достойном гвардейца броске вцепилась мне в плащ.

— Зигель, умоляю! Не бросай меня здесь! Тут холодно и страшно… я пропаду!

— А когда вы, миледи, бросили меня в подвал, посадили на цепь… и даже стул отбирали… Вы не думали, что мне там холодно и страшно? Не догадывались, что я могу простудиться на вашем мраморном полу? — Вот он, мой звездный час, сейчас я тебе выскажу все, что накипело за трое суток!

— Но… почему ты так упрямился? Тебе же достаточно было стукнуть в дверь. Там все время дежурил слуга. Нам говорили, что ты такой изнеженный… не пройдет и часа… — Она лепетала все тише, понимая, что проговорилась.

Да, Зигель действительно нежный и слабый мальчик… хотя я его и научил кое-чему за эти два года, что живу в его замке. Но боли и издевательств он по-прежнему боится, словно какая-то барышня. Вот и пришлось нам с Клариссой подстраховаться. На всякий случай. Но миледи Ортензия будет последней, кто узнает, что я вовсе не тот, за кого себя выдаю.

— Но почему ты вообще решила, что я должен на тебе жениться?

— А кто еще мне, по-твоему, подходит? — сразу забыла она про свои страдания по накладным локонам. — С востока владения графа Актона и барона Ромульена, оба женаты, дети маленькие. С севера горы, с запада лорд Гонтарис, но за него — избавь Всеслышащий… Значит, остаешься ты!

Это почти полуторастолетнее распоряжение короля, дабы поместья не дробить и не распылять старинные состояния, жениться только на тех, чьи земли прилегают к твоим собственным. Многие лорды ломают головы, как его обойти. Заключается куча фиктивных браков, по которым невеста «перетекает» через несколько имений, пока не окажется в том, куда стремилась изначально. Но Зигеля оно не касалось никаким боком. Впрочем, мне нужно думать сейчас не о нем, а о себе.

— И что, раз я тебе подхожу по уложению о браках, значит, можно ловить меня посреди дороги, хватать за руки и за ноги, засовывать в подвал и заставлять жениться? А вот если бы тот же Гонтарис поймал тебя и вынуждал теми же методами… как ты думаешь, тебе бы понравилось?

— Не смей сравнивать меня с этим… мерзавцем! — вспыхнув, гордо выпрямилась Ортензия.

— А чем ты лучше? — презрительно хмыкнул я, и в тот же миг маленькая ручка, испачканная дорожной грязью, понеслась по направлению к моему лицу.

Ну уж нет, моя дорогая несостоявшаяся невеста! Я уже несколько раз попадался на это, поэтому выработал собственную защиту. Молниеносным выпадом перехватываю тонкую руку чуть выше запястья и направляю удар на ее же собственную щечку.

Ах, как неожиданно! Что, миледи, вам не понравилось? Желаете повторить? Ну, ваше желание для меня закон! Что, снова не нравится? Ах, как жаль! Зато очень понравилось мне.

— Зигель!.. Ты… просто… — Она прижимает ладошки к покрасневшим щекам и от возмущения не может найти таких слов, какими могла бы заклеймить мое недостойное поведение.

— Надеюсь, теперь миледи раздумала идти со мной в одну сторону? — с ядовитой вежливостью приподнимаю бровь, следя за ее реакцией.

Судя по моему опыту, сейчас она готова меня убить. Неплохо было бы, если б у нее нашлось за поясом какое-нибудь оружие. Типа кинжала.

Однако увидев, как она с нехорошим блеском в глазах наклоняется за валяющейся на обочине палкой, разочарованно вздыхаю — значит, кинжала у нее нет. А жаль. Мне бы он очень пригодился.

Палка летит прямо мне в голову, и если бы не моя ловкость, быть моей головушке украшенной порядочной шишкой.

Но к великому разочарованию миледи, палку я поймал на лету. Прищурил глаза, прицеливаясь, многозначительно хмыкнул…

— Милорд, неужели у вас хватит совести бросить в даму палкой?

Ох, какой высокомерный тон! Как презрительно приподняты в праведном гневе рыжеватые бровки, как поджаты бледные губы! Вот если бы еще нижняя не подрагивала так красноречиво, я бы попробовал поверить, что леди абсолютно уверена в моем благородном воспитании. Не позволяющем мне отплатить ей той же монетой.

Ах, миледи, вы даже не догадываетесь, как глубоко заблуждаетесь насчет меня! И моего пресловутого благородства. Нет, разумеется, убивать этой палкой я вас не буду. Но кто сказал, что не попробую хотя бы хорошенько припугнуть?

Палка со свистом летит в сторону миледи с таким расчетом, чтобы пролететь в трех пальцах над ее головой. За что-то другое не поручусь, но меткость у меня на высоте. Можно сказать, это именно то самое, чем мне стоит гордиться. Впрочем, я и горжусь.

— О-о-ой! — необычайно громкий полувскрик, полувой вспугнул птиц со всех окрестных деревьев.

Не может быть! Я же целился выше! И она вроде присела от страха. Почему же теперь лежит на дороге, вцепившись руками в желтенькие волосики?

— Ой! — Медленно, как бы выходя из тумана, проявлялась на дороге в нескольких локтях от Ортензии громоздкая фигура с дубинкой в руке.

Амулет временной невидимости! — вмиг сообразил я. Любимый магический предмет романтиков дорожного промысла. Действует недолго, от получаса до часа, разрушается прямым воздействием любого предмета или существа. Впрочем, так как романтики по одному не бродят…

Нет, я точно отупел за трое суток сидения в этом подвале!

Быстро наклоняюсь и, схватив горсть дорожного песка, мусора и прочего, бросаю в противоположную от бандита сторону.

Прекрасно помня, что подбираться к путникам они предпочитают с разных сторон.

Новый вскрик — и еще одна, не менее громоздкая фигура появляется с другой стороны.

— Парни, — не давая им опомниться, начинаю переговоры, — давайте заключим сделку! Я вам подскажу, где без проблем найти пару сотен золотых квадратиков, а вы дадите мне клятву, перед лицом Всеслышащего, что отпускаете меня и никаких претензий не имеете.

Какая странная задумчивость на их неодухотворенных лицах! Наверное, мне стоило выражаться… попроще. Хотя уж куда проще-то?

— А много… копать нужно? — наконец басом спрашивает тот, что получил палкой по лбу.

Что? Копать? Наверное, я выбил из него последние мозги!

— Копать ничего не нужно, — начиная понемногу представлять, что именно он имел в виду, проникновенно объясняю я.

Заметив, как они, думая, что движутся незаметно, берут нас в клещи.

— Но если вы не согласны… — блефую, отступив к неподвижному телу миледи, — то пеняйте на себя!

Я поднимаю перед собой уже использованный амулет переноса. Хорошо, что им не виден отломанный луч.

— Мы согласны! — быстро выпалил второй разбойник.

— Клятву! — рыкнул я, заметив, что они сделали еще по маленькому шажочку.

— Клянемся… — нестройно пробурчали бандиты.

— Точнее!

— Клянемся именем Всеслышащего, что тебя отпустим.

— Вот и замечательно! — отскакивая подальше на обочину от недоуменно озирающейся Ортензии, выпалил я. — Теперь…

Но они уже столкнулись возле миледи и, сопя, тянут ее в разные стороны. Как не вовремя она пришла в себя!

— Зигель… спаси! — срывается с ее губ полузадушенный крик.

А как вы думаете, милая леди, мне хорошо было, когда ваши люди, выскочив из кустов, намотали на меня триста локтей корабельных тросов и заткнули грязной тряпкой рот?

Впрочем, я не злопамятный.

— Эй, парни! Вы забыли спросить, где находятся золотые квадратики! — Мой зычный голос отвлекает бандитов от миледи.

— А ты сам нам покажешь, чтоб мы вернули тебе твою ледю, — щербато ухмыляется тот, что с шишкой на лбу.

— Глубоко ошибаетесь! Мне ее возвращать не нужно! — холодно отрезал я. — Знаете, где имение лорда Монтаеззи?

— Ну…

— Отнесите ее туда, только аккуратно. Если доставите в целости и сохранности, можете потребовать от управляющего две… нет, лучше три сотни квадратов. Это миледи Ортензия Монтаеззи. Где здесь ближайший город или деревня?

— Там… — растерянно показал пальцем осыпанный мусором разбойник.

Я приветливо помахал им на прощанье ручкой и упругим походным шагом припустил в указанном направлении. От всей души радуясь, что так ловко избавился от навязчивой невесты.

Я шел и насвистывал, солнышко пригревало, птички распевали… На душе, как обычно весной, было весело и чудесно! Даль манила синим небом, белыми барашками облаков, струящимися парком пригорками и легким запахом дыма, говорящим о близости жилья. Я уже снял плащ и раздумывал, стоит ли уходить в кусты, чтобы снять с себя дополнительные комплекты одежды, или переодеться прямо на обочине? Сквозь голые прутья все видно так, словно их и нет, а идти к ним по прошлогодним засохшим зарослям репейника даже в сапогах вовсе не мед.

Приостановился на миг в раздумье, и вдруг услышал позади себя тяжелый топот. Оглянувшись посмотреть, кто это там бежит, рявкнул с досады самое мозголомное орочье проклятие. Однако мгновенно сориентировался в изменившейся обстановке и, пристально осмотрев дорогу, подобрал с обочины пару симпатичных булыжников.

Потому что других веских аргументов, для того чтобы убедить галопом догонявших меня бандитов, рядом не валялось. Один из разбойников, на спине у которого, как на лошадиной шее, сидела миледи, приотстал, не оставив мне выбора, кого из них выводить из игры первым. Я не сомневался, что эта интриганка придумала очень убедительные доводы, чтобы уговорить разбойников нарушить данную мне клятву, поэтому собирался продать свою свободу как можно дороже.

Взвесив в руке первый булыжник, подождал, пока мишень пересечет мысленно отмеченную мною черту, и резко запустил снаряд в цель. Я уже говорил, что меткость — это мое все? Ну вот и в этот раз я не промахнулся.

Бандит сделал по инерции еще шаг, споткнулся и рухнул на дорогу. Без единого вскрика.

Зато оскорбленно взвыл его дружок, изображающий лошадку. На бегу ссадил с себя миледи и рванул ко мне, махая руками как мельница.

Второй булыжник врезал ему точно по старой отметине, и он свалился всего в паре локтей от первого. Как кучненько я отстрелялся-то!

Озадаченно охнула леди Ортензия, и алым столбиком с желтой макушкой застыла посреди дороги.

Однако я, не обращая на ошалевшую миледи никакого внимания, уже волочил первого бандита подальше в кусты.

С нею-то я всегда успею разобраться, а вот эти горе-разбойнички, похоже, не зря так смело орудуют рядом с деревней. Наверняка не ошибусь, если предположу, что их там ждут с промысла к обеду жены и детишки.

Убедившись, что бандит придет в себя не скоро, забрасываю на плечо второго и сноровисто утаскиваю в компанию к другу.

Пока я занимаюсь этой зарядкой, мне в голову приходит довольно удачная, на мой взгляд, мысль. Уже понятно, что эта приставучая невеста отравит мне существование, если не взять ее с собой. Но брести по дорогам с дамой, закутанной в алый халат, идея далеко не из лучших.

Поэтому, сложив бандитов в неглубоком ложке так, чтобы не было видно с дороги, возвращаюсь к миледи.

Ортензия, оценив, с каким решительным видом я направляюсь к ней, взвизгнула, подхватила полы халата и рванула в сторону, противоположную деревне. Ну вот уж это с ее стороны совершеннейшее свинство! Я взрыкнул от негодования, но тут же остановился. Чего-чего, а бегать за назойливой девицей я не собираюсь ни в каком смысле.

Пробежав в запале несколько шагов и не слыша за спиной звуков погони, она остановилась и обернулась назад. Я стоял, уперев руки в бока, и спокойно ждал, когда у нее проснется здравомыслие.

— Зачем ты за мной гнался? — не дождавшись, пока я начну переговоры первым, осторожно поинтересовалась она.

— Чтобы немедленно жениться! — решил я пошутить.

— Ты врешь!

— Вот почему ты не оставишь меня в покое? Я обеспечил тебя транспортом и охраной до дома, зачем ты вернулась?

— Как ты мог отдать меня этим… — Она поперхнулась от негодования.

— Однако ты довольно быстро нашла с ними общий язык, значит, они не такие уж и плохие, — язвительно парировал я. — А вот интересно, что ты им пообещала, раз они так дружно неслись за мной?

— Ничего особенного… — насупившись, пробормотала миледи.

— Ну, в общем, так… — решился я объявить наконец свои планы. — Или я тебя поймаю и привяжу к новым друзьям, чтобы ты не смогла подстроить мне очередную гадость, или ты идешь до ближайшего города вместе со мной и на моих условиях.

— Клянешься Всеслышащим? — недоверчиво прищурилась она.

— Сначала ты клянешься, — не поймался я на ее удочку, — что делаешь все, что я прикажу, и одеваешь все, что дам.

— Клянусь, — подумав с минуту, мрачно буркнула она и потопала в мою сторону.

— Быстрее! — прикрикнул я, заслышав невдалеке лошадиное ржание.

Миледи послушно побежала по направлению ко мне. Хм, с такими темпами мы как раз попадемся на глаза проезжающим, а именно этого мне ну никак не нужно! Я ринулся к ахнувшей Ортензии, подхватил на руки и помчался к ложку.

И вовремя. Не успел я плюхнуть несостоявшуюся невесту Зигеля на сыроватый бугорок, как по дороге неторопливо протрусила пегая лошадка, запряженная в телегу.

Я убрал руку ото рта миледи и свирепо сверкнул на нее глазами:

— Если ты не прекратишь орать по каждому поводу, то мне лучше оставить тебя здесь. Раздевайся!

— Что? — возмущенно ахнула она, оглядываясь на лежащих рядом бандитов. — Да как ты смеешь… мне такое предлагать!

— А как ты посмела сегодня ночью влезть в постель к голому мужчине? — презрительно фыркнул я, стаскивая серые штаны.

Все равно они оказались мне маловаты.

— Но, Зигель… — Она побледнела, вцепилась в свой халат на груди как в последнюю надежду на спасение и расширившимися глазами следила, как я развязываю шнурок исподних штанов.

Исключительно из чувства мести… ну и немного вредности, делаю это в слегка замедленном темпе. Чтобы с удовольствием заметить, как запылали под рыжеватыми волосами ее ушки.

Однако на длительное представление времени у меня нет, поэтому снимаю запасную одежду намного быстрее, чем хотелось бы, чтобы подразнить приставучую девицу.

Потом бросаю ей одни исподники, рубашку и свои серые штаны. Сам же натягиваю черные штаны, снятые с того бандита, что постройнее. Они почти новые, и это означает, что промысел у ребят прибыльный и неопасный. Иначе бы в хороших штанах на дело не пошел, знаю я эту крестьянскую бережливость.

Потом снимаю со второго бандита куртку и отдаю Ортензии, несмотря на ее умоляющий взгляд.

А нечего было за мной в портал прыгать, сидела бы себе сейчас на диванчике, пила какао и смаковала пирожные.

При мысли о еде в желудке засосало, но я успокоил свое воображение воспоминанием о черных сухариках, которыми меня угощали в замке миледи.

— Не так! — Заметив, что она пытается застегнуть куртку на пуговицы, отстраняю ее руки.

Запахнул куртку как халат, подвязал веревкой, найденной в кармане запасливого бандита, и подвернул ей рукава.

Вот теперь эту куртку не узнает даже хозяин!

А вот что делать с ее прической? Впрочем… где там мои, ну, уже почти мои, ножницы?

— Сядь ко мне спиной, я что-нибудь сделаю с твоими волосами, — миролюбиво предлагаю Ортензии, и она доверчиво поворачивается ко мне спиной.

Несколько мгновений перебираю пальцами мягкие пряди, усыпляя ее бдительность, затем достаю из кармана ножницы и несколькими быстрыми движениями отхватываю стратегически важные локоны.

При первых же лязгающих звуках она насторожилась, но, увидев на своих коленях желтенькие прядки, выпрямилась и застыла как статуя. И не шевельнулась, пока я не посчитал, что теперь в ней никто не узнает женщину. Именно такие, торчащие во все стороны вихры носят все деревенские мальчишки.

Обеспокоенный ее молчанием, я зашел с другой стороны полюбоваться полученным эффектом и замер, обнаружив крупные капли, стекающие по бледному личику.

— Иначе ты не походила на мальчишку-слугу… — сообщил ей тихо, злясь на самого себя за сентиментальность.

В конце концов, во всех своих злоключениях виновата она сама, разве не так?

Глава 3

Деревенская улица весенним погожим утром — это самое пустынное место в мире. Все трудоспособное и не очень население в это благословенное время занято на задних дворах. Скребут, чистят, копают, чинят и точат, в общем, готовятся к весеннему огородно-полевому авралу.

Потому-то мы и добрались до лавки практически незамеченными.

Я продал сонному лавочнику с хитрыми глазками алый халат миледи и бархатные, испачканные грязью туфли, продал куртку разбойника и его сапоги, сняв их с ног Ортензии. Но как я ни торговался, после приобретения лакейского комплекта в виде длинного камзола, шляпы и сапожек на покупку лошадей денег не хватало.

Пришлось доставать из кармана статуэтку.

— Это очень памятная мне вещь, — едва не пуская слезу, горестно вздыхал я, нежно оглаживая пальцами пузатенького позолоченного котенка. — Я получил ее в подарок… — тут я понизил голос до едва слышного шепота и, наклонившись к самому уху торговца, сообщил: — От дамы!

Он хитро хмыкнул и понимающе подмигнул.

— Я не могу ее продать… — страдал я, — только оставить под залог. Но! Если случится так, что я не смогу сюда вернуться… отправь ее миледи Монтаеззи. И она даст тебе на двадцать квадратиков больше. Только это между нами!

— А сколько же вы хотите?

— Эта вещь… она бесценна! И я просто негодяй… что оставляю ее в залог всего за пятьдесят квадратиков!

— Двадцать! — отрезал он, жадно блеснув глазками.

— Нет. Пусть тогда повезет кому-нибудь другому. — Я потянул к себе котика.

— Сорок! — Навар в виде двадцати посверкивающих квадратиков искрился в его глазах.

— Что я делаю! — Хватаясь одной рукой за сердце, а другой за статуэтку, скорбно закрываю глаза. — Нет! Нет…

— Договорились, — выдирая котенка из моих судорожно стиснутых пальцев, бормотал лавочник.

— Ах, если бы я так не спешил! Я бы сам поймал этих двух бандитов, отобравших наших лошадей! О! Мои прекрасные гостольские скакуны! И ведь мы почти добрались до вашей деревни! Они возникли на дороге как из-под земли, — приговаривал я, опуская в карман мешочки с золотом. — А здесь мы, наверное, ничего приличного купить не сможем?

— Ну почему! У меня есть неплохие лошади, — воодушевился лавочник, алчно рассчитавший, что еще до наступления ночи станет хозяином гостольских скакунов.

Его лошади оказались запряжной парой, и я по дешевке выторговал у лавочника очень приличную крытую повозку.

Всего через полчаса, захватив мешок с провизией, купленной в этой же лавке, мы весело катили в сторону ближайшего городка.

Как это всегда бывает, когда нарушаются правила переноса, нас выкинуло в очень неудобном месте. Почти на середине прямой линии, которую я мысленно провел между замком миледи и домиком Клариссы. Но вся беда в том, что напрямик эти два места не соединяет ни одна дорога. Более того, между ними лежат непроходимые леса и гиблые болота. И я от души благодарил Всеслышащего за то, что нас не выкинуло ни в одно из них.

Теперь нам нужно было проехать не один десяток лиг до ближайшего городка, потом спуститься по реке к южному тракту, а там уже решать, в какую сторону отправляться. Впрочем, для себя я все уже решил: хочу немного отдохнуть, поэтому еду к Клариссе.

— А ты здорово умеешь торговать, — ехидно буркнула Ортензия, когда я остановил лошадей у небольшой речушки, чтобы напоить. — Особенно чужими вещами.

Но я великодушно не стал отвечать на ее колкость, ведь это были первые слова миледи, с тех самых пор как она увидала на своих коленях остриженные локоны.

Нам и самим пора было подкрепиться; тот пирожок, что я проглотил, пока хромой конюх запрягал наших лошадей, показался мне… очень неубедительным. Поэтому я поставил перед косматеньким конопатым пареньком, в которого превратилась миледи, корзинку с пирожками, кувшин с молоком и две кружки.

— А больше… ничего нет? — принюхавшись к припахивающему коровой молоку, подняла страдальческий взгляд Ортензия.

— Ну… судя по тому, чем угощают в замке Монтаеззи, это просто королевский пир, — хмыкаю, откусывая сразу полпирожка.

— Да сколько еще лет ты будешь это поминать! — с досадой вскричала она, отбрасывая в сторону пирожок.

— Во-первых, — разозлился я, — не разбрасывайся едой! Во-вторых, прежде чем причинить другому боль или страдание, советую вначале опробовать это на себе. В-третьих, выбери сама, как тебя называть, я не собираюсь обращаться к прислуге со словами «миледи Ортензия»! И последнее: припомни, умеешь ли ты хоть что-нибудь делать своими руками, чтобы нам не попасть впросак?

— Да почему ты… так со мной разговариваешь? — Она приподняла было ручку для пощечины, но, припомнив, чем это чревато, с усилием опустила ее на колени. — Где тебя так воспитали?

Ну-ну. Я еще не забыл, что это самое большое оскорбление для благородного дворянина, не воспитывавшегося в пажеском корпусе. Сообщить ему, что его мать, бабушки, тети и прочие принимавшие участие в воспитании родственницы просто деревенские клуши. По всем правилам я должен сейчас надуться и не обращать на выходки миледи никакого внимания. Но, ты уж прости меня, Зигель, я так поступать вовсе не намерен.

— А тебе уже не нравится мое воспитание? — перегнувшись через корзинку, я почти прижал миледи плечом к стенке повозки. — Как же так, дорогая, ведь еще ночью ты была так в меня влюблена. А у любимых, как всем известно, нет недостатков. Ну, взгляни же мне в глаза… ведь ты еще собираешься выйти за меня замуж?

Она отодвинулась от меня, вжалась в обитые дешевым ситцем доски и следила за моим пальцем, приближающимся к ее подбородку, с таким отвращением и ужасом, точно это была змея.

Никогда еще девушки не шарахались от меня с таким испугом… даже когда на мне не висела иллюзия смазливого личика Зигеля.

И это оскорбило и до глубины души возмутило меня. Потому что подтверждало самые худшие подозрения о причинах такой внезапной горячей любви миледи к бедному Зигелю.

А ведь посмотреть на нее со стороны — девчоночка-простушка! Голубенькие глазки, рыжеватые бровки, худенькая, почти мальчишечья фигурка, веснушки, ярко проявленные сегодняшним солнцем… Даже дурной мысли при взгляде на такую не мелькнет! Девочка-одуванчик! А внутри жадная, корыстная и бессердечная паучиха. Из той породы, что сразу после свадьбы сжирают своих избранников.

— Ну так как насчет любви? — Все теснее прижимал я паучиху в угол и думал при этом, будет ли считаться угодным Всеслышащему, если я ее чуть придушу и сброшу с этого моста.

Чтобы она больше никогда никого не сожрала.

Или… не стоит пачкать руки?

— Зигель… не надо… — краснея под моим задумчивым взглядом, прошептала Ортензия, и я опомнился.

Нет, наверное, Всеслышащий все же не одобрит такого решения проблемы. Ее нужно поймать на горячем и судить. А пока… пусть живет!

— Ну, Орти, раз ты не хочешь есть, сбегай вымой в реке кружки! — отстранившись от нее, холодно командую я и с удовольствием слежу, как на ее лице возмущение сменяется разочарованием, потом досадой, покорностью…

Через минуту, удобно устроившись на кучерском сиденье, снисходительно наблюдаю за неуклюжими попытками миледи спрыгнуть с повозки с глиняными кружками в руках. Интересно, а ее-то где воспитывали, если она такой простой вещи сама сообразить не может? Что нужно сначала поставить кружки на скамью, спрыгнуть, потом их взять.

Ой-ей-ей! Какой неудачный кульбит! Надеюсь, хоть кружки уцелели?

А что это она, интересно, не встает? Ждет, пока я прибегу и начну ее поднимать? А вот это дудки! Где ж ты, милая, видала, чтобы милорды бежали со всех ног поднимать мальчишку-слугу? Скажи спасибо, что за кучера я пока сижу сам. Хотя признаю, что поступаю неправильно. В городке это сразу обратит на себя внимание. И пойдут ненужные Зигелю разговоры.

Значит, первым пунктом нашей дальнейшей программы станет обучение кучерскому делу.

Миледи, не дождавшись моей помощи, кое-как поднялась сама и, держа выпачканные грязью руки как можно дальше от себя, поплелась к реке.

Интересно, она что, думает, кружки за ней сами прибегут? Ну вот почему же с ними так трудно-то, с этими богатенькими девушками? А ведь кажутся такими умными и знающими, пока сидят в своих замках, в окружении кучи расторопных слуг.

Я уже привел лошадей и запряг их в повозку, когда из-под моста наконец вылезла миледи. Вся забрызганная водой и с разводами грязи на щеке. Сердито сопя, подошла к повозке с намерением на нее влезть, но натолкнулась на мою фигуру, загородившую ей путь.

Она шагнула влево, намереваясь обойти меня стороной, я шагнул туда же. Она вернулась назад, вернулся и я.

— Ты меня нарочно не пускаешь?

Наконец-то до нее дошло!

— Нет, я просто хочу посмотреть на вымытые кружки, — безразлично пожав плечами, сообщил я.

— Но я же упала! — Голубые глазки смотрят на меня с таким возмущением, словно это я ее уронил.

Хотя… моя бы воля…

— Но ты же ничего себе не сломала? Нет? Значит, вполне можешь помыть кружки. И даю подсказку: та, которая утонет, будет твоя!

— А если утонут обе? — дерзко интересуется миледи, крепко стискивая от бешенства кулачки.

— Будешь нырять, пока не поймаешь мою. А потом тебе придется догонять повозку, так как времени даю ровно пять минут. Ну, что стоишь? Время пошло!

Взглянув на меня с откровенной ненавистью, она поворачивается и топает подбирать кружки.

За пять минут она, разумеется, не управилась, но я тронул лошадей только в тот момент, когда из-под моста появились спутанные соломенные лохмы. Кое-где в них запутался мусор и прошлогодняя паутина, но это только добавляло достоверности образу мальчишки-кучера, поэтому я ничего не сказал миледи об этих природных украшениях.

Чуть придержал лошадей, пока она взбиралась в повозку, и сразу услышал характерный хлюпающий звук.

Ну все ясно, леди набрала в сапог воды!

— Снимай сапог, — направляя лошадей на мост, миролюбиво предлагаю Ортензии, но она смотрит на меня волком.

И как она, интересно, представляла себе семейную жизнь, если не может спокойно договориться даже по самому обыденному вопросу?

— Снимай! — повторяю с нажимом.

Делает страдальческое лицо и стягивает сапог.

— Гархай мишран! — рычу я, приподняв сапог за ушки и выливая под повозку почти полведра воды. — И как ты собиралась в этом ходить?

— Ты же сказал — пять минут, — упрямо бурчит она, но голос обиженно дрожит.

Нет, избавьте меня на будущее, боги и демоны, от таких глупых и упрямых девиц!

Пришлось останавливать лошадей и идти в кусты, выламывать крепкую палку. Я собирался воткнуть ее в борт повозки, чтобы повесить сапог. Сушить его, конечно, все равно придется, но сначала должна стечь вся вода.

Треск дерева смешался с другими звуками, я оглянулся, уже понимая, что произошло, но еще не веря самому себе. И своим ушам.

Зато пришлось поверить глазам. Повозка катила прочь, увлекаемая пущенными вскачь лошадьми.

Я сделал в запале несколько прыжков вслед за ней — догнать, остановить… и застыл только в тот миг, когда задал себе простой вопрос: а зачем?

Зачем мне нужно догонять эту повозку, объясняться с избалованной, эгоистичной грубиянкой, и снова взваливать на себя нелегкий груз совместного путешествия?

Заботиться о ночлегах и обедах, запрягать и распрягать лошадей, кормить их и поить, ловить по утрам…

И все это время общаться с женщиной, которую я глубоко презираю и почти ненавижу. И пусть она еще очень молода, почти девчонка… тем тяжелее груз обвинений, которые я готов ей предъявить.

Даже если не вспоминать про странные исчезновения и смерти двух ее мужей, жестокого обращения со мной, вполне хватит для сурового приговора.

Додуматься до того, чтобы украсть благородного лорда! На такое решиться могла только отпетая интриганка. Да еще и издеваться над ним, морить голодом и принуждать к женитьбе… Совершенно необоснованно, между прочим, принуждать, юный Зигель не был даже близко знаком с претенденткой на его руку. Хотя… судя по поведению невесты, его рука, да и остальные части тела, были нужны ей как раз меньше всего. Миледи, как оказалось, нацелилась на поместья и замки Зигеля, решив одним свадебным звоном увеличить свое состояние почти в три раза.

И мне будет очень легко доказать эти намерения, когда я призову ее на суд.

А вот тогда… пусть делают для себя правильные выводы любительницы быстрого захвата чужих состояний!

Нет, наш справедливый и благородный король не казнит женщин и не отправляет их на рудники, но строгая тишина и суровые порядки Бентийского монастыря с лихвой заменят любой рудник.

Единственное, чего мне было жаль, так это плаща, незаменимой вещи при ночевке в лесу, которая мне теперь обеспечена. Однако за все в жизни приходится платить. И плащ лорда Монтаеззи, если поразмыслить, далеко не самая большая плата за свободу.

Зато все оставшиеся от покупки лошадей и повозки квадратики были при мне, и я в который раз за свою жизнь порадовался вредной привычке все свои ценности таскать с собой.

Еще в моих карманах нашлись ножницы, и я бодро двинулся в избранном направлении, обдирая попутно с помощью ножниц кору с выломанной ветви.

Я не стал ее укорачивать, как намеревался, когда хотел приспособить для сушки сапог. Наоборот, порадовался длине дубинки, сообразив, что ночью в лесу крепкий посох может оказаться вовсе не лишним.

Глава 4

И снова пригревало солнце, только теперь с другой стороны, день пошел на убыль. На разные голоса пели, а может, ругались птицы в ветвях придорожных деревьев, насвистывал простенькую мелодию я.

Жизнь определенно начинала налаживаться!

В городок с простым названием Заречье я доберусь не ранее завтрашнего полудня. Или ближе к вечеру. Значит, сесть на баркас смогу послезавтра рано утром. Пару дней плавания, и я в Тазголе. Там сажусь в пассажирский дилижанс и еще через пару дней въезжаю в пригород столицы. Несколько минут неспешным шагом — и ура! — передо мной ажурные низенькие воротца и дорожка к уютному домику Клариссы!

Убеждаться в недолговечности своих долговременных планов приходилось, наверное, всем, кто их измышлял. Почти каждый из живущих хоть раз в жизни испытал, как в один миг рушатся стройные башни прекрасных порождений мечты и разума и как с ужасающим, неслышным для прочих грохотом рассыпаются несбывшиеся надежды.

Лично мне такое приходилось переживать не однажды, поэтому, как я думал, был готов к резкому повороту событий в любую минуту.

И все же, как оказалось, даже для подготовленного сознания внезапные удары судьбы оказываются довольно чувствительны. Настолько, что я невольно застонал, когда, выйдя из-за огромного валуна, вокруг которого дорога сделала крутой зигзаг, увидел на обочине сильно накренившуюся повозку и запутавшихся в кустах лошадей.

Первым моим чувством при виде этого зрелища, каюсь, было веселое злорадство. Так и хотелось по-детски крикнуть: а я знал, что она не умеет обращаться с лошадьми! Так ей и нужно! Вот пройду мимо, словно ничего не замечаю, пусть кусает локти!

Но почти в тот же миг вспыхнула тревога. Какой бы она ни была дрянью, но все же человек, женщина. Вон, даже король таких судит не особо строго. И вполне возможно, она лежит сейчас на земле, придавленная повозкой, и истекает кровью. Потому и отмел злорадные чувства, как неподобающие настоящему мужчине, и бегом ринулся к повозке. Однако при внимательном осмотре места происшествия Ортензии поблизости не оказалось. Ни под повозкой, ни под ногами уже немного успокоившихся лошадок, ни под ближайшими кустами.

Зато нашелся четкий отпечаток лакейского сапога. Именно такого, в каких последние полдня щеголяла миледи, и, судя по направлению следа, скрылась она в лесу.

Вернувшись к лошадям распутывать упряжь, начинаю попутно неприметно осматривать близлежащие кусты и деревца. И довольно скоро замечаю за пучком сухой прошлогодней травы, торчащей из-под кустика боярышника, сине-зеленое пятно лакейской шляпы.

Мне и до этого времени часто приходилось, глядя на невообразимо мерзкие цвета ливрей, в которые лорды обряжают своих слуг, задумываться: а с какой целью они их выбирают? В смысле такие цвета.

И вот теперь мне, похоже, удалось частично ответить на этот вопрос. Чтобы слуги не могли спрятаться, когда у хозяина есть для них срочное поручение. Потому что в одежде такого невиданного в природе цвета спрятаться практически невозможно. Жаль только, что миледи об этом пока не догадывается.

Действуя своим посохом как рычагом, возвращаю повозку на все четыре колеса и осторожно, чтобы снова не испугать, запрягаю в нее лошадей. И они, почувствовав уверенное обращение, спокойно вывозят повозку на дорогу и послушно замирают, пока я с нарочитой обстоятельностью проверяю упряжь, мешок с продуктами и остальное свое нынешнее скудное имущество. Все оказалось на месте, ни продукты, ни плащ, по которому я так сокрушался, миледи не догадалась захватить с собой.

И это отлично подтверждало мое предположение, что путешествовать без обоза и кучи слуг ей до этих пор не приходилось никогда. Ну а в том, что логически мыслить она не умеет, я уже успел убедиться много раньше. Хотя… какая там логика! Видимо, думать она не умеет вообще никак, если действует такими, мягко говоря, странными методами.

Забравшись в повозку, усаживаюсь на место кучера и легонько взмахиваю кнутом. Лошадки, уставшие стоять в колючих кустах на солнцепеке, под неусыпным вниманием проснувшихся насекомых, дружно рванули вперед.

Конечно, я не собирался оставлять ее здесь. Даже из мести. Судить, наказать… на это я был и способен, и настроен. А вот бросить женщину посреди леса или даже просто на пустынной дороге и потом терзаться угрызениями совести…

Ну а если уж совсем честно… Признаюсь, еще час назад, когда увидел заднюю стенку повозки, исчезающую в жарком мареве весеннего дня, был готов и на это. Но пока шел и осознавал все приятные и не очень аспекты случившегося, успокоился и остыл.

Потому мгновенно натянул вожжи, останавливая рвущихся в дорогу лошадок, в тот самый миг, когда в дальних кустах возник абсолютно чуждый весеннему лесу звук.

Тоненький, острый как зубная боль и такой же заунывный то ли стон, то ли вой. Но я-то сразу понял, что это такое, потому что примерно чего-то подобного и ожидал.

Не говоря ни слова и глядя оскорбленным застывшим взором прямо перед собой, хотя внутри все дрожало от хохота, дождался, пока одетая в нелепый сине-зеленый камзол и шляпу фигурка перевалится через невысокий бортик.

А затем отпустил вожжи и хлестнул лошадей. С такой силой, чтобы миледи, не успевшая как следует устроиться на передней скамье, улетела в дальний угол.

Да, я злой! Но все, кто хорошо меня знает, могут подтвердить: только с теми, кто первый сделал мне гадость.

Так ведь и не ударилась она вовсе, на заднем сиденье и спинке под ситцевой обивкой проложено что-то мягкое. Зато получила ясный намек, что больше я с ней нянчиться не собираюсь. А собираюсь расстаться, едва достигнем города. Пусть идет в приемную губернатора, придумывает какую-нибудь романтическую сказку и проходит процедуру опознания. В этом ни одному знатному гражданину не имеют права отказать.

С давних пор всем детям в богатых семьях в момент рождения делают медальоны личности. Его можно потерять и подменить, но стоит капнуть на него каплю живой крови, как он признает своего хозяина.

Потому никто давно и не ворует простенькие овальчики, что воспользоваться ими нельзя. А при потере достаточно прийти к специальному чиновнику, и он запросит для сверки контрольный медальон из центрального хранилища. Точечный телепорт не очень дешевая штука, но всякий ограбленный или рассеянный лорд готов заплатить любые деньги, чтобы вернуть себе имя и добраться до поместья с удобствами.

Лошадки ровно шлепали по подсохшей дороге. Встречные возницы, узнав их, приветливо махали нам руками. Но, проехав мимо и рассмотрев на месте кучера меня, а не бывшего хозяина лошадей, впадали в крайне удивленное состояние. По-видимому, вся деревня была уверена, что продавать своих лошадей торговец вовсе не собирался. И это меня немного настораживало. Хотя я и надеялся, что бандиты слишком рано в деревню не вернутся, но прекрасно понимал, если лавочник узнает, что никаких скакунов у нас не было, вполне может организовать погоню.

Потому и не останавливался до тех пор, пока не начало темнеть. А потом выбрал местечко на высоком берегу ручья и постарался отъехать как можно дальше от дороги. О том, что сюда могут забрести волки, я не беспокоился, ранней весной они охотятся намного южнее. Там, где уже подросла сочная травка и куда ушли исхудавшие за зиму зайцы.

Небольшой костерок из прихваченных по пути сухих коряг, валявшихся у обочин, я развел за повозкой. Расположив так, чтобы его не было видно от дороги. Не хотелось, чтобы к нам присоединились незваные гости. Ортензия долго бродила по кустикам, выбирая наиболее непрозрачные, потом так же неспешно умывалась.

Я, конечно, сразу сообразил, что она специально тянет время, и в который раз поразился нелогичности ее рассуждений.

Неужели она решила, что я настолько беспринципный самец, что после всех ее выходок смогу польститься на сомнительные прелести? В таком случае она слишком хорошо думает о себе и слишком мало знает мужчин.

В частности Зигеля. Стройный, хорошенький блондин с мечтательными глазами с длиннющими ресницами имел у дам просто невероятный успех. Все незамужние особы, от четырнадцати и до семидесяти, сразу оживлялись, стоило лорду войти в гостиную. Самые юные краснели и преувеличенно громко переговаривались и смеялись, те, кто постарше, бросали зазывные взгляды и поворачивались так, чтобы платье туже обтянуло тонкую талию или высокую грудь. Ну а те дамы, что уже не могли продемонстрировать юному красавчику ничего привлекательного, набрасывались на него с неуемной заботой. Пододвигали блюда и напитки, предлагали самое удобное местечко и всячески следили, чтобы на него не дуло, не светило и не вредило каким-нибудь иным способом.

А он при всем том умудрялся оставаться стеснительным и наивным и искренне считал, что его любят исключительно за хороший характер.

Потому так и всполошилась Кларисса, когда одна из служанок милорда принесла тревожную весть. Ее сестра, служившая у миледи Ортензии, подслушала странный разговор, из которого следовало, что Зигеля хотят обманом женить на ее хозяйке.

Юный лорд приходился Клариссе дальним родственником, и это именно она попросила меня проследить за мальчиком два года назад, когда он остался сиротой.

Ну, это она так сказала — мальчик, а я, когда приехал, обнаружил девятнадцатилетнего парня одного с собой роста. Правда, плечи у него в то время были в два раза уже моих, но пара лет усиленных тренировок свели разницу к минимуму.

Я искренне привязался к лорду и жил в его доме даже не на положении гостя, а скорее брата. И когда Кларисса предложила Зигелю погостить у нее, а меня оставить в замке под его личиной, согласился не раздумывая.

И, как оказалось, правильно сделал. Не прошло и трех дней с того часа, как за Клариссой и лордом растаял туман телепорта, а я, опутанный кучей веревок и с кляпом во рту, уже трясся в багажном ящике кареты, мчавшейся к замку миледи.

Ортензия наконец притопала к костру, умостилась на половике, который я достал из повозки, и с тоскливой миной долго жевала пирожок, запивая простоквашей, в которую превратилось молоко.

А я тем временем, не обращая внимания на ее кисленькое личико, устраивал ночлег. Снял сиденья и спинки от скамеек и уложил их на полу. Прикрыл дерюжкой, снятой с кучерского места, сунул в изголовье мешок с остатками овса. Больше у меня ничего не было, но если опустить полог и накрыться плащом, то можно кое-как подремать до рассвета.

Осталось только загасить догорающие угольки и проверить лошадей, чем я немедленно и занялся.

Стреноженные лошади, хорошо напоенные в ручье, стояли у своих корзин с овсом и мирно жевали, костру хватило пары горстей песка.

— Полезай в повозку, пора спать! — скомандовал я миледи, ставя на борт зажженный огарок свечи.

— А… ты? — дрожащим голоском проблеяла она, помедлив с полминуты.

— И я, — ехидно хихикая про себя, подтверждаю ее опасения самым безразличным голосом.

Неужели непонятно по моему поведению, что женщиной в таком обличье она совершенно не воспринимается?

Тем более желанной женщиной. А Зигель, вернее, я в его личине, абсолютно не похож на изголодавшегося по любой женщине каторжанина.

— Я… тут переночую. Возле костра, — несчастным голоском сообщила миледи, видимо ожидая, что благородный лорд немедленно объявит, что сам готов спать на крошечном половичке у погасшего костра.

Да не на того напала! Вот настоящий Зигель тот вполне способен был на такую глупость, но я-то вовсе не он!

— Как хочешь, — равнодушно пожал я плечами и полез в повозку.

Это даже хорошо, что мне повезло разместиться тут первым, у нее точно не хватило бы сообразительности, как правильно улечься в таком тесном закутке, чтобы было куда вытянуть ноги.

— Между прочим, — громко зеваю, устроившись с максимально возможным удобством, но пока не гашу огарок, — ночью здесь бродят волки. Да и змею я неподалеку видел, а они ползут именно на тепло.

И словно в подтверждение моих слов неподалеку что-то хрустнуло. Наверное, веточка под ногами лошади, лениво подумал я.

Однако миледи рассуждать о том, что это такое хрустит, не стала. С невиданной доселе ловкостью вскарабкалась в повозку и, наступая мне на ноги и на руки, заполошно полезла в самый дальний угол. Где в этот момент находилось, между прочим, нечто очень для меня ценное. А именно — моя голова.

И она первая сообразила, что ей придется несладко, если перепуганной девице удастся по ней потоптаться. Видно, потому и отдала рукам мгновенный приказ перехватить угрозу заблаговременно. А руки у меня всегда беспрекословно слушают то, что им приказывает голова. Вот и в этот раз моментально сгребли ничего не соображающую от страха девицу и крепко притиснули к груди. Моей, разумеется.

Чтобы дать ей время прийти в себя и успокоиться. Однако девица все поняла в меру своей испорченности. Приходить в себя и успокаиваться она не стала. Наоборот. Взвизгнув с такой силой, что у меня заложило уши, дама начала брыкаться, кусаться, щипаться и материться так, словно я поймал в объятия не миледи, а пьяного конюха.

И, разумеется, мне все это очень быстро надоело. Особенно ее доскональные познания народного фольклора. Тем более что Ортензия свалила огарок и тот благополучно погас.

Я знаю лишь один способ, как заставить женщину замолчать. Действенный, но не всегда приятный. Потому сплюнул в сторонку и, стиснув миледи покрепче, накрыл губами извергающий непристойности ротик.

Сначала она вырывалась и мычала, но потом сдалась и обмякла. И тогда я ее отпустил.

— Негодяй! — прорыдала миледи и рванулась в сторону выхода, но я был начеку.

Поймал девицу и положил на приготовленное для нее место. Потом провел рукой вдоль худенькой фигурки и, нащупав сапоги, стянул их с миледи и отбросил в угол. Она горько всхлипнула.

А я ехидно хихикнул. Если бы я собирался делать с ней то, о чем подумала она, сапоги бы мне как раз не помешали. Но я хотел проснуться в чистых, по возможности, штанах, а если рядом будут грязные сапоги Ортензии, то это невыполнимо в принципе.

Я поудобнее устроился на своем месте, укрылся плащом, выделив уголок и Ортензии. А затем, сообщив ей, что если начнет шуметь и трепыхаться, то прибью не задумываясь, с чистой совестью закрыл глаза.

Глава 5

Проснулся я от холода. В неизвестно откуда взявшиеся щели проникал предутренний, чуть подмороженный воздух, и свободно гулял по моему телу. Странно, а ведь я вроде был с вечера укрыт довольно теплым плащом…

Повернувшись на бок, обнаруживаю, что мой плащ никуда не делся, просто сменил хозяина. На хозяйку. И теперь довольно плотно намотан на свернувшуюся в комок девицу.

Представив себе ее визг и ругань, если я начну это разматывать, тяжело вздыхаю и выбираюсь из повозки. Небо только начинает светлеть, но дорогу вполне можно разобрать, и я решаю не тратить время зря. Запрягаю отдохнувших лошадей, собираю все, что может пригодиться в дороге, и легонько хлопаю лошадей вожжами по бокам, мягко трогая с места.

К тому времени, как полностью рассвело и солнышко начало понемногу прогревать воздух, мы были уже далеко от места ночевки. Я потихоньку дожевывал пятый пирожок, когда из-под полога появилась всклокоченная рыжеватая голова миледи.

Сообразив, что ей нужно в кустики, сворачиваю с дороги и останавливаю лошадей.

— Иди погуляй, только не заходи далеко! — вместо приветствия бросаю девице, и она, покраснев, то ли от негодования, то ли от смущения, спрыгивает с повозки.

Пока она ходит, я ставлю на место скамейки и застилаю дерюжкой свое место. Плащ, немного поразмышляв, великодушно оставляю миледи. Все равно скоро станет тепло и мне он не понадобится.

Ортензия, вернувшись, шустро забирается в повозку и сразу вцепляется в скамейку. Видимо, вчерашний урок пошел ей на пользу. Но сегодня я не собирался так резко срывать повозку с места, пока не запью стоящие в горле пирожки кружкой надоевшей простокваши.

Вторую кружку вместе с пирожком протягиваю миледи, и она беспрекословно приступает к завтраку. Ну вот, еще бы денек вместе попутешествовать, глядишь, и научилась бы чему-нибудь. Однако такого счастья нам не суждено. Еще с четверть часа назад, когда дорога шла крутым, почти безлесым склоном холма, я разглядел в утренней дымке шпили храмов и флюгера на башнях дворца. По моим расчетам, это и есть Заречье.

Мелькнула было в моей голове соблазнительная идея сдать миледи в руки правосудия прямо там, но воспоминание о просьбе Клариссы дать ей декаду на разборку этой интриги сыграло решающую роль. В конце концов, может, не зря говорится, что месть должна созреть, как хорошее вино?

Заметив, что спутница допила простоквашу, подвигаюсь на своем сиденье в сторону и хлопаю рукой по нагретому месту рядом с собой, приглашая сесть. Пора приводить в исполнение вчерашние замыслы.

По обучению миледи управлением повозкой.

— Что? — недоуменно вскидывает рыжеватые бровки Ортензия и потихоньку отодвигается назад.

— Иди сюда! — строго рявкаю я, ну не уговаривать же ее?

— Зачем? — неуступчиво интересуется она, пряча что-то за спиной.

Что именно, хотел бы я знать? Но раз хочу, значит, узнаю, таково мое правило.

— Догадаешься сама?

Нет. Судя по нахмуренным бровям, подозрительному взгляду и поджатым губам, ни за что не догадается. Потому что ее мысли текут совершенно не в том направлении. Это какой же извращенкой нужно быть, чтобы придумать такие вещи, от которых в голубеньких глазках стынет откровенный ужас?

— Я и раньше подозревал, миледи, что ваш ум есть нечто патологически злобное и пронырливое, а сейчас убедился, что там присутствует также порядочная доля грязного извращения, — тоном наставницы Бентийского монастыря вещаю я, и это производит именно то впечатление, которое нужно мне.

Взбешенная такой отповедью Ортензия разъяренной кошкой бросается на меня, замахиваясь чем-то ярко блеснувшим на солнце.

Вот сколько раз говорил мой учитель по бою на мечах и кинжалах, что ярость всегда слепа! И как жаль, что миледи этого не слышала и не заучила так же намертво, как я. Потому что рассчитать порыв разъяренного противника так же легко, как и предотвратить. В чем она уже убедилась, сидя на полу с завернутой за спину рукой, из которой я нежно вытаскивал почти родные мне ножницы.

Оказывается, она еще и клептоманка. Фу, как неблагородно — обобрать своего благодетеля! А ведь именно таковым я для нее и являюсь. Несмотря на личные счеты и оскорбления, не бросил обидчицу посреди дороги, а взял с собой, одел, законспирировал… Потом прикупил новых, ну, относительно новых вещичек, вез, кормил, поил, все выходки прощал, спать укладывал, согревал, своим плащом пожертвовал… Теперь вот от тяжкого греха убийства ближнего спасаю…

Все это я укоризненным тоном расстроенной гувернантки рассказываю миледи, насильно усаживая ее рядышком и вручая ей в руки вожжи. И, тронув лошадей с места, тем же тоном объясняю, как править обученной парой, как заранее просчитывать вероятные повороты дороги, как придержать лошадей перед выбоиной…

В общем, все то, что любой деревенский мальчишка двенадцати лет знает назубок. А те, у кого отцы занимаются извозом, намного раньше.

Она кусает от досады и злости губы, по щекам текут соленые ручейки, оставляя на грязном личике светлые полоски. Ну почему она такая грязнуля? Совершенно не умеет следить за собой без горничных и служанок! Даже простых правил не знает, вроде того, что, прежде чем лезть в повозку, нужно хорошенько очистить прутиком грязь с сапог, а потом еще и протереть их пучком сухой травы.

Когда я объяснял это в первый раз, миледи смотрела с такой ненавистью, словно ее танцам диких племен учат. Потом, правда, кое-как смирилась, после того как я на одном из коротких привалов выдал ей огрызок веника, найденный под сиденьем, и заставил вымести отвалившиеся комья грязи.

Однако мои уроки управления лошадками не проходят бесследно, и вскоре миледи почти уверенно правит повозкой. А когда первые домишки Заречья приблизились настолько, что их стало можно рассмотреть в подробностях, я перебрался назад и, по-барски развалившись на скамье, внимательно следил за своим кучером, время от времени тихонько подавая советы.

Городок не огорожен даже условной изгородью, но у дороги стоит будка стражи. А рядом несколько стражников, собирающих с въезжающих проездные. Остановили и нас, и я, демонстративно зевая, лениво подал сержанту серебряный квадратик.

— Как записать лорда? — вежливо спросил он, открывая толстую книгу.

— Зигель дель Ксаро, — надменно бросил я, следя из-под полей шляпы за стражами.

И остался совершенно удовлетворен, когда заметил, как почтительно вытянулись их фигуры.

Еще бы, одна из самых знатных фамилий королевства!

Знали бы они, что на облучке сидит представительница не менее родовитой фамилии! И, в отличие от меня, подлинная.

Нам благосклонно кивают, разрешая въезд, но лошади не трогаются с места. Незаметно толкаю замешкавшуюся миледи носком сапога. Она вскидывает кнут, и лошадки резко срывают повозку с места. Я злым шепотом сообщал неумехе, едва не выдавшей себя с головой, все, что думаю про ее умственные способности, и едва не прозевал широко раскрытый от изумления рот всадника, едущего нам навстречу.

Уж слишком заинтересовал его чем-то наш выезд, раз он тут же развернул коня и поехал вслед за повозкой.

Осторожно опустив затертый ситец занавесок, в щель между которых наблюдал за всадником, я задумался о причинах такого внимания и тяжело вздохнул. Меня не устраивало ни одно из возникших в моей голове предположений.

Потому что если это незнакомый мне друг Зигеля, то проколоться на совместных воспоминаниях проще простого. А вот если этот человек узнал миледи… то мое положение еще хуже. Скорее всего, никто не поверит, что я таскаю ее с собой из жалости, людям несвойственно верить в те душевные качества, которых не наблюдается у них самих.

В любом случае мне прежде всего следовало как можно скорее расстаться с Ортензией и повозкой и, если повезет, сменить облик.

План родился быстро, и я немедленно и неуклонно принялся за его выполнение.

Высадил миледи из повозки у крыльца губернаторской приемной, которая по традиции размещалась на центральной площади, в здании с зеленым флюгером. Сухо объяснил ей ее права, сунул на всякий случай в ладошку несколько квадратиков и резко стегнул лошадей кнутом.

От повозки и животных я избавился в гостинице через три квартала. Предупредив покупавшего лошадей старшего конюха, что преимущественное право выкупа имеет прежний хозяин лошадей, если он явится за ними в течение трех дней. На этой операции я не потерял ни квадратика — торговец, в предвкушении скакунов, своих лошадей продал со скидкой.

Позвякивая квадратиками, выхожу из гостиницы и переулками добираюсь до одежной лавки, предусмотрительно войдя только в третью из тех, что попались на пути. Здесь я полностью сменил гардероб, попросив не продавать и никому не показывать мои прежние вещи в течение все тех же трех дней.

Собрал чуть вьющиеся волосы в тугой хвост и спрятал его под серую дорожную шляпу, украшенную сеточкой от комаров и прочих любителей чужой крови. Поднял воротник серой же длинной куртки, посмотрел в зеркало. Неплохо. На светловолосого красавчика, вошедшего сюда в вышитом камзоле и с распущенными локонами, мало похож, но если вспомнить изощренную фантазию миледи… лишняя предосторожность не повредит.

И я вновь направляюсь к центру города, беспечно насвистывая и помахивая потертым баулом, в котором лежит все то, что требуется в дороге неприхотливому путешественнику. Включая полотенце, мыло и пухлую зачитанную книжонку. Но, строя из себя беззаботного господина, не забываю исподтишка бдительно рассматривать все, что происходит вокруг. И внимательно читать даже самые незаметные вывески. О, а вот и то, что мне нужно!

Вход в рабочий кабинет мага-иллюзиониста вел со двора и никакой очереди там пока не наблюдалось. Это к вечеру к дверям начнут украдкой пробираться почтенные и не очень почтенные горожане. Чтобы нацепив кратковременную личину, навестить веселых девушек из ближайшего заведения, не опасаясь нарваться на знакомых.

— Что желает милорд? — безразлично буркнул повидавший всякого маг.

— Сбросить иллюзию, — снимая шляпу и усаживаясь в кресло для пациентов, пожелал я.

— И не жаль? Работа-то искусная, — хмыкнул он.

Да чего же тут жалеть? Это я раньше не понимал Зигеля и даже, каюсь, иногда над ним посмеивался, глядя, как он прячется от особо настойчивых почитательниц.

Нет, мне, конечно, обижаться на недостаток женского интереса тоже пока не приходилось, но только очутившись в шкуре Зигеля, я понял, как это утомительно. Когда на тебя горящими назойливой надеждой глазами смотрят почти все встречные женщины. И я искренне порадовался за подопечного, пока еще не понимающего и сотой доли тех замаскированных под приветливость и заботу знаков внимания, которые дождем сыплются на него со всех сторон.

Маг делает несколько движений руками, и я краем глаза вижу в висящем на боковой стене зеркале, как белокурые локоны превращаются в каштановую гриву, слегка нечесаную после скитаний.

А хорошенькая мордашка Зигеля — в худощавое лицо кареглазого мужчины с прямыми бровями, решительным подбородком и аккуратными черными усиками над насмешливо изогнутыми губами. Довольно известное, в определенных кругах, лицо.

И реакция иллюзиониста лучшее тому доказательство.

— Мастер Грег Диррейт? — изумленно смотрит он. — Но… как? Надеюсь, я ничего не нарушил?

— Нет, про тебя мне ничего не известно, — строго взглянув в его глаза, отрицательно качаю головой. — Я здесь по другому делу. Думаю, будет лучше, если меня не станут узнавать. Немного состарить лицо и усы подлиннее… сможешь?

— Конечно, меня учила сама Кларисса Тентифель! — гордо заявляет он и вдруг понимающе зажимает рот рукой: — Как же я сразу… не понял!

Через пятнадцать минут моя новая личность готова, и я, внимательно рассмотрев ее в зеркало, нахожу, что работа превосходна.

Что и объявляю магу, приложив к похвале золотой квадратик. Он попытался было объяснить, что готов помочь мне и безвозмездно, но я даже слушать не стал. Когда я трачу не свои деньги, во мне просыпается мот и транжира.

Выйдя на улицу через предупредительно отпертую для меня магом запасную калитку и вдохнув пахнущий жареным мясом дымок, решаю, что сейчас самое время плотно позавтракать. Утренний корабль на Тазгол ушел еще на рассвете, но, как я узнал у мага, в обед туда отправится грузовое судно. На нем нет особых удобств и кают для богатых пассажиров, поэтому всегда есть свободные места для тех, кто не боится провести пару суток без ванны и мягкой кровати.

Однако мой новый костюм как раз и предполагает, что его хозяин именно из таких неприхотливых людей, и потому я собираюсь занять одно место на этом транспорте.

Позавтракать я решаю как можно ближе к месту посадки на судно, и для этого у меня есть несколько веских причин. Во-первых, я не люблю далеко ходить с полным желудком. Во-вторых, никогда не вредно заранее посмотреть на будущих спутников. А в-третьих, именно в таких местах обычно удается подслушать самые интересные сплетни. И далеко не все из них оказываются неправдой.

Придя на причал, для начала бронирую себе место на грузовозе, потом вхожу в приветливо распахнутые двери ближайшей харчевни.

Здесь довольно чисто и пахнет очень недурно. Да и народу как раз столько, сколько должно быть в уважаемом гражданами заведении, зал почти заполнен. Оглядевшись, вижу несколько свободных столов и, уже выбрав один из них, внезапно резко меняю свое намерение.

Потому что замечаю, что за столиком в противоположном углу завтракает очень интересная компания.

Состоящая из молодого темноволосого мужчины, который гнался за моей повозкой, служанки в темном чепце и благородной дамы. В которой, несмотря на элегантное дорожное платье, пышные черные волосы и тщательно накрашенное лицо, я сразу узнаю своего недавнего конюха.

Как вовремя, оказывается, я сменил личину! Представляю, как радовалась бы миледи, если вместо представителя лесной инспекции господина Жиля Зовье заметила беднягу Зигеля! Крики — лови его! — призывы к стражам, свист, топот… и в результате полное разоблачение. Ах, как правильно говорил мой старый наставник, что попадается не тот, кто глупее, а тот, кто не успел вовремя сменить парик.

Подзываю разносчика и, сделав заказ, оглядываюсь, как бы в нерешительности, не зная, где сесть. А затем, кивнув в сторону небогато одетой дамы, прошу узнать, не будет ли она против, если я сяду за ее стол. На что разносчик доверительно сообщил, что это их постоянная клиентка и мое соседство даму только порадует.

Ну-ну. В переводе это значит, что я должен буду выслушивать ее комментарии и отпускать комплименты, однако другого свободного места, расположенного так же близко к интересующей меня компании, нет. И потому я с энтузиазмом соглашаюсь и начинаю неспешно приближаться к уже заметившей мои маневры женщине.

— Прошу, — даже не дождавшись моего стандартного вопроса, делает она широкий жест рукой, и я очень благодарен за это.

Потому что менять голос умею намного хуже, чем походку и жесты.

Усаживаюсь на тот стул, что стоит спинкой к столу Ортензии, и в ожидании заказа лениво озираю завтракающих. На самом деле стараясь поймать каждое слово, доносящееся с соседнего стола. Хотя… говорят там на удивление мало. Усердно и дружно стучат ножами и вилками, шелестят крахмальными салфетками.

Только один раз, в ответ на внезапно прорвавшееся горькое всхлипыванье, мужской голос тихо рыкнул, что убьет гаденыша.

Я только хмыкнул про себя. Надо же, какой у миледи защитник нашелся! Судя по реакции, преданный поклонник ее нарисованных глазок! А где же ты, милый, был, когда миледи ко мне, ну, к Зигелю, как она считала, голому в постель влезла? И что было бы, если бы я, проснувшись, не удобства пошел искать, а к ней обернулся? И впечатлился небывалой красотой? Но пока я втихомолку ехидно хихикал над разъяренным ухажером, мой мозг уже рассмотрел и просчитал всю так и не происшедшую череду спланированных ими событий. И тут мне вдруг стало совсем не до веселья. С невероятной ясностью я понял, где именно он был в тот момент.

В соседней комнате или даже просто под дверью. И ожидал только условного сигнала, чтобы застукать Зигеля на горячем. До которого, на самом деле, дойти и не должно было. Совершенно другие, тщательно заранее подготовленные события должны были случиться со мной всего через секунду после того момента, как миледи издала свой жуткий визг.

И как наяву я видел и набежавших слуг, ждавших условного сигнала в коридоре, и заранее приглашенного и подкупленного жреца храма плодородия, и самого себя в традиционном белом венчальном венке.

А самое страшное, это то, что в момент заключительной клятвы перед алтарем с новобрачных слетают даже самые надежные личины. И именно я, а вовсе не Зигель, оказался бы женат на этом конопатом чудовище! А вон тот оскорбленный моим обращением с его леди парень и был придумавшим все это гением, наставившим мне рога еще до свадьбы.

— Вам не нравятся отбивные? — заметив мой застывший страдальческий взгляд, участливо спросила сотрапезница.

— Нет, нет… как у вас… мой не понималь, чем запах… этот мяс… — ломая язык, хрипловато пробормотал я, возвращая своему лицу невозмутимое выражение.

— О, так вы, наверное, с запада! — с воодушевлением поддержала разговор дама. — Я знаю, что у вас не кладут в мясо такие душистые приправы. А у нас теперь моду задают повара-южане, из переселенцев, набежавших сюда после последних военных событий. И представьте себе, в поле и лесу они работать не желают, а все хотят быть поварами и торговцами…

Она еще долго развивала эту тему, и мне оставалось лишь важно кивать и мычать «угу». Тщетно пытаясь поймать хоть пару слов из нескольких полушепотом брошенных фраз за угловым столом.

Однако они были очень осторожны, и мне не повезло. Но я не расстраивался. Везение приходит не каждый день, и хорошо, что оно не забыло прийти вчера. Иначе сегодня могло и не понадобится. Наш помешанный на семейных ценностях король очень недобро относится к разводам. Особенно если для них нет никаких существенных причин.

Плотно подкрепившись, я любезно распрощался с сотрапезницей, поцеловал ей ручку и неторопливо отправился на судно. Раздумывая по пути, почему именно здесь завтракала миледи со своими сообщниками. Вывод напрашивался сам собой: они тоже решили покинуть этот город на грузовозе. Оставалось только решить, как мне расценивать это совпадение: как невезение или, наоборот, как удачу? Узнать меня практически невозможно, значит, о невезении разговор пока не идет. С другой стороны, какая мне польза от совместного с ними путешествия, я даже представить не мог. Узнать что-то новое я вряд ли сумею, очень уж они осторожны. Как кошки, тайком сожравшие хозяйскую ветчину.

Но на всякий случай я решил за ними присматривать и постараться устроиться поблизости. Ясно, что они постараются снова занять укромный уголок, почему бы мне случайно не оказаться у них в соседях?

Глава 6

Посадки на грузовоз пришлось ожидать минут двадцать, и за это время на причале успели собраться все желающие плыть на этом судне. Кроме миледи со спутниками и меня пришли человек десять торговцев из тех самых переселенцев, что так возмущали постоянную клиентку харчевни. Они громко обсуждали миледи и ее служанку на своем языке, не подозревая, что я прекрасно понимаю их разговор. А когда один из них ляпнул пошлость и все захохотали, я заметил, как крепко стиснули пальцы камеристки ручку саквояжа, и сообразил, что девица тоже все поняла.

Впрочем, это было неудивительно. Почти все наши сограждане, спокойно жившие в южных провинциях до осенних волнений, вынуждены были бежать на родину, бросив все, что нажили за многие годы они сами, их деды и родители. И вместо обеспеченной жизни теперь зарабатывают на хлеб простыми слугами и кухарками. Значит, и камеристка миледи тоже из этих несчастных, решил я, и это сразу расположило меня к ней. Я по мере возможности старался почаще заниматься делами переселенцев и, как мог, помогал беженцам обрести себя на забытой родине.

Когда подали трап для пассажиров, шустрый сообщник миледи оказался возле него первым. Придерживая рукой тонкую ручку Ортензии, важно провел ее на судно, заботливо оглянувшись, не отстала ли служанка. Нет, она не отстала, потому что ей успел подать руку я.

— Спасибо, — бросив на меня опасливый взгляд, тихо поблагодарила девушка и легко побежала по неструганым доскам.

— Пожаль… — вежливо склонил я голову, приподняв шляпу с серебрящихся редкими седыми прядками волос.

И с достоинством прошел следом.

Свободное место для ночлега пассажиров было выделено в размещенной на корме дощатой пристройке, явно никакого отношения не имевшей к первоначальному замыслу судостроителя. Наверное, потому пристройка и была до безобразия примитивной. Низкое и тесное общее помещение с двухъярусными кроватями типа гамак. Именно на таких обычно спят матросы и сезонные рабочие южных ферм.

Сообщник занял для дам угловую кровать, а для себя нижнее место соседней. Я же, словно не замечая его пронзительного недоверчивого взгляда, бросил свой саквояж на верхнюю койку и, вежливо, но прохладно кивнув соседу, отправился наверх.

Ему нужно дать некоторое время, чтобы парень мог понять, что соседство немолодого солидного господина намного предпочтительнее развязных торговцев южан, с гортанными выкриками тащивших на грузовоз по сходням какие-то корзины.

Отплытие прошло тихо и буднично. Никто не провожал грузовоз, никто не махал платочками с причала. Матросы отвязали канаты, оттолкнули судно от причала шестами, поднятый заплатанный парус вяло надулся от слабого полуденного ветерка, и вот мы уже плывем. Неспешно выбираясь на середину реки.

Я устроился на носу, взяв для вида книжку, но читать не стал, да и не то было чтиво, что мне нравится. Просто сидел, разглядывая медленно плывущие за бортом пейзажи, и вновь складывал в стройный рисунок уже известные мне части головоломки. И несмотря на то, что я мог считать, что знаю уже почти все о планах и мотивах миледи, что-то в них не сходилось. Очень существенное, но пока неизвестное, не дававшее мне покоя. Словно спрятанный в мешке с соломой серп, так и норовящий высунуть острый кончик в самом непредсказуемом месте.

Темноволосый поклонник миледи вывел свою даму и ее служанку на палубу, и, поколебавшись, куда идти, выбрал единственно верное решение. На корме, заваленной грузами, прикрытыми рогожей, места для гулянья не было, вдоль бортов по узким переходам сновали матросы, возле пристройки на мешках и корзинах расположились на обед иммигранты. Нехитрую еду они сопровождали шумной и основательной выпивкой, явно считая путешествие на грузовозе праздником. И, судя по количеству пивных бочонков, были решительно настроены отметить его достойно.

Вот и пришлось кавалеру вести свою спутницу поближе к тому месту, где обосновался я.

Спешно раскрываю книгу на середине и делаю вид, что полностью погружен в чтение. Так, и о чем тут речь? О-ох! И что мне отвечать, если дамы поинтересуются, что я читаю? А еще хуже, если кто-нибудь из попутчиц попросит книжку на вечерок. Прощай моя репутация солидного господина! Думаю, для всех будет лучше, если немного позже эта книжка случайно утонет.

— Проходи сюда. Садись.

А они уже на ты… Ехидно отмечаю я, не поднимая глаз от страницы.

— Мы вам не помешали? — Ну надо же, как вежливо, оказывается, умеет разговаривать моя бывшая невеста!

— Я? Нет, нет, пожаль! — С показной неохотой поднимаю глаза от треклятой книги и случайно встречаюсь взглядом с внимательными глазами служанки.

А вот с ней, похоже, нужно держаться поосторожнее. Слишком уж въедливое внимание мелькнуло в настороженном взгляде. Но уже в следующую секунду девушка опустила глаза и, глядя на ее спокойное лицо, я даже засомневался, а не придумал ли себе этот острый взгляд.

— Позвольте представить вам миледи Ортензию Монтаеззи, — церемонно склоняет голову темноволосый наглец. — Меня зовут Хенрик Тарни, я начальник охраны миледи. А это ее камеристка, Зия.

Он смотрит на меня чуть надменно и выжидательно, и я четко понимаю, что от церемонии знакомства мне никуда не деться.

— Жиль Зовье. Инспектор лес. Какой встреч! Я польстить! — Одарив Хенрика извиняющимся взглядом за плохое знание языка, почтительно склоняю голову.

— Очень приятно, господин Зовье, — протягивает мне затянутую в перчатку ручку Ортензия, и я с воодушевлением прижимаюсь к душистой ткани губами.

Колоссальным усилием воли пытаясь не захихикать. И не выкрикнуть ей какую-нибудь команду типа — гони лошадей! Интересно, что бы миледи сделала в этот момент?

Зия все же успела поймать тень ухмылки, скользнувшую по моим губам, и немного помрачнела. Дело дрянь. Значит, она искренне предана этой лживой интриганке и каждое слово или движение будет истолковано не в мою пользу. А я-то ей искренне сочувствовал и даже уже подумывал, куда пристроить беженку, после того как ее нынешняя хозяйка отбудет в Бентийский монастырь.

— Польстить, польстить! — ломаю комедию дальше. — Какой встреч! Миледи ехать гости? Зачем этот… бриг?

— Нет, я возвращаюсь домой, — чуть помедлив, объясняет Ортензия. — Я была здесь… по делам.

Ох, помню я эти делишки! Особенно хорошо вспоминается миледи в алом халате, скачущая на разбойнике. В тот миг у нее было совсем не такое постное выражение личика. Да и рыжеватые локоны развевались очень живописно. Когда еще они отрастут вновь!

Но вслух я говорю совершенно иное. В деланом изумлении всплеснув руками, бормочу, что всегда уважал женщин, которые сами управляют своими поместьями.

— Да, не все можно доверить управляющему, — так же лицемерно вздыхает Ортензия и начинает расспрашивать про лесное хозяйство.

Ну и зачем оно ей? Никогда не поверю, что миледи на самом деле интересуют способы щадящей вырубки и методы транспортировки и разделки древесины. Или она таким образом пытается поймать меня? Так я могу гарантировать, что это не удастся и более сведущему в лесном хозяйстве человеку. Образ Жиля Зовье — одно из самых надежных прикрытий моей деятельности, и я пользовался им столько раз, что разбираюсь в профессии лесовода не хуже дипломированных специалистов. Даже предложил как-то новый метод использования срубленных веток, и его единогласно приняли на совете.

Воодушевленно рассказывая про лесное дело, позволяю глазам оживленно заблестеть, а речи стать чуть более правильной и уверенной. И говорю на эту тему, мстительно не позволяя собеседникам перевести разговор на другую, до тех пор пока не приходит помощник капитана, чтобы пригласить нас на обед.

Надеюсь, больше им никогда не захочется проверять мою компетентность в лесном деле.

Обед для капитана, его помощника и привилегированных пассажиров, то есть нас четверых, накрыт под навесом, примыкающим к такой же дощатой пристройке, в которой спим мы. Только здесь по очереди спят матросы и капитан с помощником, для которых отгорожена крошечная каюта. Все подпалубные помещения и трюм полностью забиты грузами. Время от ледохода до ледостава — самая горячая пора для перевозки грузов с севера на юг и обратно.

Во время обеда я помалкиваю, нехотя ковыряясь в тарелке, и исподтишка наблюдаю за капитаном, пытающимся вовсю флиртовать с миледи. При этом абсолютно не желающим замечать, как от его шуточек сводит скулы Хенрика. И с каким несчастным выражением поглядывает в сторону своего защитника Ортензия.

Ну вот теперь мне хотя бы понятно, почему она так отбивалась, когда решила, что я пытаюсь войти с ней в более тесный контакт. Миледи как кошка влюблена в своего начальника стражи, и, судя по его поведению, это чувство взаимно. Но тогда еще более гнусно выглядит ее отчаянная попытка выйти замуж за Зигеля. Зачем ей понадобилось ломать жизнь парнишке? Из-за поместий? Ну так она и сама вроде не влачит нищенское существование. Неужели не хватило бы им с Хенриком и их внукам на безбедную жизнь? Или действительно права поговорка, утверждающая, что нет предела человеческой жадности?

Погруженный в эти мрачные думы, я едва не пропустил окончание обеда. Капитан, выслушав слова благодарности, пригласил Ортензию на мостик — полюбоваться видами. Хенрик, разумеется, увязался за ними, хотя ему и намекали, что там очень мало места.

А мне не оставалось ничего иного, как предложить Зие проводить ее на то место, откуда нас позвали обедать. С плохо скрытым беспокойством оглянувшись на ушедших, девушка нехотя согласилась. Мы вновь устроились в тех же креслах на носу судна и некоторое время молчали. Я незаметно рассматривал почти скрытое за оборками чепца личико, она исподтишка следила за тем, что происходит на мостике. Хотя видно отсюда было, по правде говоря, очень немного.

Потом я для вида открыл злосчастную книгу, намереваясь спокойно обдумать новые нюансы проблемы под названием миледи Монтаеззи, а девушка, отвернувшись к перилам, решила перевязать ленты чепчика.

Крик Ортензии, который я еще долго не спутаю ни с чьим другим, заставил нас одновременно вскочить со своих мест. Чепчик свалился с головы Зии, и я, мимолетно оглянувшись и отметив вначале лишь шоколадный блеск ее волос, через секунду готов был стукнуть себя по голове за невнимательность. Ведь даже если не видеть цвета волос, трудно было не заметить, как похожи их черты.

— Там что-то случилось! — С личика служанки на меня с тревогой смотрят серые глаза Хенрика.

— Надеюсь, твой брат хорошо владеет мечом? — заслышав звон оружия, интересуюсь я, решая в уме очень важный вопрос.

Настолько ли серьезна эта стычка, чтобы я раскрыл себя, ввязавшись в нее?

— Нет, — нехотя призналась она, сжимая в волнении кулачки. — Он привык разрешать проблемы… другим способом.

Интересно, каким? Так и тянет меня спросить, но боюсь, на это нет времени. Судя по новому отчаянному вскрику миледи, вмешаться мне все же придется.

Когда я взбежал на мостик, положение Хенрика было плачевно. Левая рука висела плетью, с пальцев на доски капала кровь. Короткий меч валялся в стороне, а разъяренный капитан прижимал к груди охранника конец длинного пиратского кинжала.

— Капитан, советую вам опустить оружие, — негромко, но жестко сказал я, доставая из-за ворота рубахи обычный идентификационный овал и нажимая на него определенным образом.

Медальон раскрылся, и я поднес его к самому носу возмущенно оглянувшегося задиры. Чтобы только он мог рассмотреть горящую внутри золотую каплю знака королевского ока.

Зрелище, которое повергает в священный трепет любого жителя страны, мгновенно привело буяна в чувство. Кинжал исчез в ножнах, дрожащая от неперегоревшего азарта рука провела по вспотевшему лицу, пригладила волосы…

— Лекаря! — недовольно буркнул капитан опасливо выглядывающему с лесенки помощнику и, небрежно отодвинув в сторону лежащую в обмороке Ортензию, с высоты пяти локтей спрыгнул через перила на палубу.

Позер.

— О боги! — тихо выдохнул сзади девичий голос, и я мгновенно спрятал свой знак.

Наивно надеясь, что в суматохе еще не до всех дошло, что тут сейчас произошло на самом деле.

Потом нагнулся к осевшему на пол Хенрику и начал расстегивать на нем камзол, чтобы добраться до раны. Вот тут и сообразил, что имела в виду его сестра, говоря про другие методы. На груди охранника висело несколько мощных накопителей. Заметив мой понимающий взгляд, Хенрик нахмурился, кривясь от боли, правой рукой перебросил накопители за спину и обессиленно прикрыл глаза.

— Кто ранен? — Кругленький человечек, пахнущий почему-то не лекарственными настойками, а жареным луком, протиснулся мимо меня к охраннику.

Или… скорее… замковому магу?

Я осторожно подтолкнул к лестнице Зию — здесь, и правда, было тесновато, подхватил на руки Ортензию и понес в каюту. Ну или как оно тут у них называется, это помещение для пассажиров.

— Капитан отдал дамам свою каюту, — встретил меня на палубе приятной новостью трусоватый помощник. — А вы можете расположиться рядом, на матросских койках. Матросы и с пассажирами поспят, ничего не случится.

Ну, это уже не мое дело, случится у них там пьяная драка или нет. В такие мелкие разборки я лезу только в самых крайних случаях.

— Принеси наши вещи, — киваю ему и сворачиваю к матросскому жилью.

Капитанская каюта отгорожена от пристройки щелястой дощатой перегородкой с хлипкой дверью, но для девушек и это эфемерное уединение — большая ценность. Можно переодеться, не боясь, что подсмотрят неделикатные торговцы, можно сбросить жакет, после полудня солнце припекло так, что становится жарковато. Да много чего можно из того, что никогда не позволит себе воспитанная женщина под жадными взглядами кучи чужих мужиков.

Устроив миледи на нижней койке, оставляю ее на попечение камеристки и иду проверить Хенрика. Обернувшись напоследок, ловлю на себе задумчивый взгляд его сестры, и нежданная благодарность, мелькнувшая в нем, приятной теплотой отзывается в моей душе. Закрывая за собой дверцу, я едко усмехнулся. Ну-ну! С каких пор меня радует благодарность служанки? Может, это оттого, что слишком много злобных и презрительных взглядов и словечек я получил за последние дни от ее хозяйки?

Хенрик встретился мне на полпути к каюте, он шел сам, правда слегка опираясь при этом на лекаря.

Я отобрал парня у пахнущего кухней эскулапа и повел к нашему новому пристанищу.

— Как она?! — выдохнул маг, едва коротышка отошел на несколько шагов.

— Кто, твоя сестра? — прикинулся я олухом.

— Нет… миледи, — чуть запнулся он.

— Обычный обморок. И что вы там такого не поделили, что схватились за ножи?

— Он… наглец. А вы, господин Зовье… стали значительно чище говорить по-нашему.

Ух ты, надо же, какой проницательный! Значит, будет жить, раз начал замечать, с каким акцентом говорит случайный попутчик. Весело хмыкнул я, но вслух произнес совсем другое:

— Я всегда начинаю лучше говорить, когда возникает опасность. И когда поближе познакомлюсь с людьми. Вначале… я стесняюсь.

Он изумленно на меня глянул, видимо пытаясь отыскать на моем лице следы этого самого стеснения, но счел за лучшее прекратить свои расспросы, так как только теперь понял, куда я его привел.

И сразу уперся ногой в косяк двери.

— А сюда… зачем?

— Капитан уступил миледи свою каюту, — объясняю я и, видя, что он сейчас взорвется фонтаном ругательств, быстро добавляю: — А мы разместимся рядом. Не волнуйтесь, я вас не брошу.

— О, вы меня утешили! — с сарказмом хмыкнул он и соизволил войти в помещение.

Я не стал ему ничего доказывать, просто довел до кровати, стоящей прямо у перегородки, за которой расположились девушки, и помог прилечь.

По себе знаю — даже малая потеря крови нуждается в хорошей порции сна и большой чашке наваристого бульона.

Потом забросил на верхнюю койку свой баул, принесенный помощником, и передал камеристке в каюту почти невесомый саквояж миледи. Интересно, чего им не хватило, чтобы прикупить запасных вещей, времени или денег? Скорее всего, последнего, я же все успел приобрести, что хотел.

Отправляюсь на нос судна забрать забытую книгу и подвести итоги своих открытий. Теперь мне понятно, каким образом Хенрик так быстро нас отыскал. Как магу, даже довольно слабому, судя по количеству накопителей, ему было несложно по остаточной энергии понять направление и силу переноса. Скорее всего, у него есть и специальные амулеты для таких случаев. И то, что настроен перенос был явно не на двоих, понять по ним нехитро.

Дальше тоже просто. По крайней мере, для меня. Берется карта, ставится палец в примерную точку переноса и заказывается стандартный портал в ближайший город. Ковен магов предоставляет такие услуги своим членам по вполне доступным ценам.

Остальные предпочитают путешествовать тривиальным способом, на лошадях и в повозках. Ну или вот так, как мы сейчас, на кораблях.

Значит, садясь в кресло, продолжаю размышлять я, Хенрик прихватил сестрицу, чтобы не запятнать репутацию миледи, и спешно помчался ей на выручку. И только из-за спешки не успел захватить денег? Вроде все сходится, почему же у меня не пропадает стойкое ощущение, что некоторые мои догадки выглядят так же логично, как заячьи ушки на волчьей шкуре?

Ладно, если я и ошибаюсь, время у меня еще есть. Фу, жарко-то как! Даже душно. А вон те темные облака на горизонте как-то слишком быстро надвигаются на синий ситец весеннего неба.

А зачем я сюда шел? Ну правильно, за книгой. И где же она? И только вспомнив про книгу, я обратил внимание на хихикающих торговцев, что-то разглядывающих, сбившись в тесный кружок. Вот дьявол, неужели там еще и картинки были? Нужно немедленно от нее избавиться, пока не поздно!

— Эй, парни! — окликаю торговцев на их родном языке, и это действует на южан как ведро холодной воды. — Где моя книга?

Вот сколько раз я замечал, как полная уверенность в своей безнаказанности заставляет нормальных с виду людей превращаться в хулиганистых подростков.

И как же быстро происходит обратная трансформация! Едва они начинают понимать, что их разоблачили.

— Вот, господин, — вежливо шепчет несчастный парнишка, которого веселая компания послала отнести мне мое имущество.

Молча забираю у него замусоленный томик и, резко размахнувшись, отправляю за борт. Потом так же молча сажусь в кресло и отворачиваюсь от торговцев, не собираясь опускаться до разборок.

И только дружный тяжелый вздох показывает мне степень их осуждения.

Глава 7

А погода тем временем продолжает портиться. Судя по тому, как забегали матросы, укрывая и дополнительно обвязывая грузы, приближается нешуточная гроза. Такие нередки в этих местах весной, но кончаются обычно быстро. Пока нет дождя, уходить с палубы не тороплюсь, наслаждаясь порывами прохладного ветерка.

Капитан что-то кричит, и, проследив за направлением его вытянутой руки, начинаю догадываться, что он приказывает повернуть к берегу.

Матрос, прибежавший убрать кресла, своим укоризненным взглядом пробуждает во мне совесть, и я, чтобы не мешаться на палубе, отправляюсь взглянуть на попутчиков. Хенрик благополучно спит, видимо, лекарь дал ему успокоительное снадобье.

Постояв пару секунд у двери в каюту капитана и решив, что не стоит беспокоить спутниц, одним движением забрасываю себя на верхнюю койку. Пристраиваю баул под головой и, расположившись поудобнее, намереваюсь подремать, но странная фраза, произнесенная голоском Ортензии, заставляет меня насторожиться.

— Как ты думаешь, она пустит нас обратно?

— Не знаю. Нужно было послушаться Хенрика, вывезти ее в деревню. Но она так рыдала…

Остальные слова я не расслышал, оглушенный резким раскатом грома. А когда он стих, перепуганные девушки умолкли и начатый разговор больше не продолжали. Но мне и услышанного вполне хватило, чтобы призадуматься.

На волчьей шкуре моих выводов, дополнительно к ушкам, появился игривый заячий хвостик и нахально помахал. Даже не помахал, а ехидно покрутил своим пушистым кончиком, словно пальцем у виска. Мне категорически не хватало информации.

Но ее не было не только у меня. Старый милорд Монтаеззи был при жизни очень загадочной и нелюдимой личностью. Хотя всегда слыл преданным соратником короля. И его ратные подвиги описаны не в одной книге по искусству осады и охраны крепостей. Но зато личная жизнь многие годы была закрыта для всех. И это только подтверждало всеобщее мнение, что охранять крепости милорд умел. Жил он очень замкнуто, в гости не ездил и к себе никого не приглашал. Хотя и не отказывал путникам в ночлеге, но и задушевных разговоров вечерами у камина с ними никогда не вел.

Потому так и заинтересовали высшее общество дошедшие из замка новости о его неожиданной женитьбе на вдове сына. И последовавшая почти сразу за свадьбой такая же внезапная смерть. А когда еще выяснилось, что невеста была дочерью кухарки и выросла в замке… можно представить, как начали изощряться в жутких домыслах великосветские сплетницы.

Зато их сыновьям и братьям не давало покоя состояние вдовы. Хотя и поговаривали, что неспроста она похоронила за три года двух мужей, не проведя с обоими и трех дней, однако нашлось немало смельчаков, желающих обменять свою удачу на поместья милорда.

Да только очень скоро выяснилось, что юная вдова полностью сохранила в замке порядки, принятые при муже. Гостей там так же не принимали, как и двадцать пять лет до этого. Даже стало еще хуже. Теперь и путникам отказывали в ночлеге, предоставляя взамен удобные комнаты в новом доме деревенского старосты.

И претенденты на руку миледи, погостив у хлебосольного крестьянина с недельку и попев под неприступной стеной замка серенады, с разбитыми надеждами на выгодную женитьбу отправлялись восвояси.

Наивные олухи. Счастливый соперник, оказывается, давным-давно окопался в замке, штурмуя баррикады миледи в ближнем бою. Ну, если они, конечно, были, эти баррикады. Вон как она за него сегодня переживала, даже в обморок хлопнулась! Встретив разбойников, не хлопалась, когда я ее под деревенского пастушка стриг, тоже падать не спешила. И даже когда была уверена, что я к ней пристаю, сознания не теряла. А стоило капитану схватиться за кинжал…

Оглушительный раскат грома рявкнул словно над самой головой, и в тот же момент корабль тряхнуло с такой силой, что все доски заскрипели, а с потолка посыпался мусор. Взвизгнули за стенкой девушки, завозился на нижней койке проснувшийся маг. Но перекрывая все эти звуки, яростно заорал какие-то команды капитан, застучали по палубе пятки матросов. И сразу тяжелым шуршащим пологом обрушился шум ливня.

— Зовье, вы здесь? — спросил снизу голос Хенрика.

— Можете звать меня на «ты», — откликнулся я.

— Хорошо, что можно. Вот только нужно ли… — ехидно хмыкнул он, но на этот укол я не ответил.

И вовсе не потому, что мне нечего было сказать. Было, конечно. Но не хотел я с ним ссориться.

По роду моей деятельности мне приходится много общаться с разными людьми. Собственно, в этом она и состоит, моя деятельность. Общаться, присматриваться, прислушиваться и делать выводы. Некоторые, опасливо оглядываясь, ядовито обзывают нас шпионами, другие более значительно — тайными агентами. Но мы не то и не другое. Мы королевские очи и имеем право не только делать собственные выводы, которые часто идут вразрез с общественным мнением, но и отдавать за них свой голос. А стоит он дорого, ровно столько же, сколько голос короля. И если в решении какого-то вопроса король и око стоят на противоположных позициях, к разбирательству привлекается старший наставник ока. И именно его слово становится решающим в приговоре.

Я за годы своей работы научился неплохо разбираться в людях, и если после второй или третьей встречи у меня не возникает необъяснимой антипатии, значит, это правильный человек, и я смогу с ним когда-нибудь подружиться. Так вот, с Хенриком мне хотелось дружить, и хотя это было нелогично и странно, но своей интуиции я привык доверять и менять эту привычку не собирался.

Поэтому просто спрыгнул со своего второго этажа и направился к выходу. Выяснить, что же там произошло. Но меня опередили. Дверь распахнулась, и из серой водяной занавеси в помещение шагнул помощник капитана.

— Судно напоролось на корягу, — уныло сообщил он, сбрасывая с головы насквозь промокшую рогожку.

— А глубина? — сразу вник в положение Хенрик, задав на одну секунду раньше тот вопрос, который собирался задать я.

— Мелко. Почти около берега. Только берег тут низкий, луговина, — так же тяжело вздохнул помощник, и я сообразил, что его так тревожит.

Чтобы добраться до пробоины, придется облегчить тяжело груженное судно, а раскладывать товары на мокром лугу, даже если это делать не сейчас, а после грозы… удовольствие еще то.

— Капитан сказал, — хмуро посмотрев на наши посерьезневшие лица, объявил парламентер, — если вы не желаете ждать… возможно, мы провозимся не один день, он даст лодку. Ниже по течению есть деревня, там можно найти ночлег. А если мы не управимся до утра, вы сможете остановить пассажирское судно.

Вот теперь все прояснилось окончательно. Капитан нашел приличный способ избавиться от тех, кто хоть немного, но задел его «эго». Нарушив позиционирование себя непререкаемым божком на этом маленьком суденышке. Мы поколебали его тщательно взлелеянную самоуверенность, и он теперь искал способ поскорее вернуть себе привычное мироощущение. Хоть ненадолго.

И я вполне готов ему в этом помочь. Мне вовсе не хочется сутки или двое бесцельно сидеть на палубе и слушать покрикивания капитана на матросов, таскающих тяжелые тюки. И идея переночевать в нормальной постели тоже кажется очень привлекательной. Только вот на лице Хенрика я почему-то не вижу никакого воодушевления от этого предложения. Неужели ему не хочется увезти отсюда своих девиц? Или… нет, я точно переутомился за эту неделю, раз так долго вникаю в простейшую ситуацию. Все ясней ясного, у парня туговато с наличностью. Ну так ведь я готов поделиться. Тем более это все равно денежки его возлюбленной!

— Мы принимаем предложение капитана, — важно киваю я и замечаю, как лицо помощника осветилось облегчением.

А вот это уже непорядочно, господин капитан, и я такого не стерплю. Обязательно вплотную займусь вашими торговыми делишками, как только разделаюсь с похищением Зигеля. Хотя… прежнего рвения почему-то в себе не ощущаю, но это не особенно и важно. Дело должно быть закрыто, несмотря на мои ощущения.

— Но… — возмущенно оглядывается на меня Хенрик, и изумленно распахивает глаза, рассмотрев мое заговорщицкое подмигивание.

— Что? — обернулся от двери помощник капитана.

— Все хорошо, не забудьте застелить чем-нибудь сухим лодку, чтобы миледи не промочила туфли, — отдаю указание я, и он, понятливо кивнув, уходит.

— Как вы… ты… посмел решать… — рассерженно шипит маг, но на меня его возмущенный взгляд абсолютно не действует.

— У меня хватит денег, чтобы заплатить за вашу постель и ужин, да и на последующее путешествие останется, — твердо перебиваю его я. — А твоим дамам теперь лучше будет оказаться подальше от этого судна. Сам понимаешь, полуголые матросы, крики, мат… Других развлечений тут в ближайшее время не предвидится.

Он недоверчиво качнул головой, но спорить не стал. Да и что спорить, когда из приоткрытой дверцы капитанской каюты умоляюще смотрят голубые глазки его пассии. А из-за ее плеча задумчиво, без возмущения, наблюдает за нами камеристка.

Вот дьявол, похоже, они подслушали наш разговор от первого до последнего слова. Хотя это именно я собирался их подслушивать. Впрочем, не страшно, лишь бы не начали делать скоропалительных выводов, на которые так горазды женщины.

Через час, когда отгремевшая гроза умчалась вдаль, мы сошли с накренившейся палубы в застланную рогожками лодку, и двое матросов налегли на весла.

Капитан не вышел нас проводить, но никого это и не расстроило. Зато представляю, как расстроился бы он, если бы знал, что назначенные встречи я никогда не отменяю. И ничего не забываю.

Нас пустил на постой деревенский староста за смешную, по меркам города, цену. И пока мы сидели в гостиной, пробуя деревенское угощение, в глубине дома и во дворе суетились домочадцы. Топили баню, готовили комнаты.

Спален, как оказалось, нам выделили ровно две. И в каждой стояло по широченной кровати, с перинами и подушками чуть не под потолок. Хенрик, отправившийся вместе со мной осматривать наши апартаменты, только мельком заглянул в комнаты и сразу помрачнел, сверля меня подозрительным взглядом.

Вот теперь я понимаю, откуда у его избранницы такие извращенные предположения по поводу самых обыденных поступков. Наверное, от ухажера нахваталась. И почему он решил, что это я так распорядился?

— Надеюсь, ты не будешь ко мне приставать, если мы устроимся в одной комнате? — скорчив не менее расстроенную мину, нагло заявляю магу, специально, чтобы позлить.

— Я?! — даже задохнулся он от возмущения. — Да как ты смеешь!

— Ну не я же! — ехидно заявляю, проходя мимо кровати и меряя шагами пространство возле окна. — У меня, между прочим, давнишняя репутация уважаемого человека. А вот нынешняя молодежь… довелось мне кое-что слышать про современные нравы.

— Да я лучше тогда вообще… на сеновале спать лягу! — рычит он в ярости.

— Нет. Не ляжешь, — безапелляционно сообщаю я, начиная стаскивать с кровати подушки и складывать их горкой на огромном сундуке.

— Ты запретишь?! — Ноздри мага раздуваются, как у племенного жеребца, которого первый раз огрели плетью.

— Какое я имею право тебе запрещать? Просто сейчас весна. Зима была длинная, снег упал рано. Вряд ли сейчас во всей деревне найдется хоть одна охапка сена. Когда мы подплывали, я видел, как гонят с поля коров. Все исхудавшие за зиму, значит, было голодно. Да и сейчас пока не лучше. Травка-то еще только пробилась.

Пока я разъясняю парню тонкости сельского хозяйства, доходит очередь и до перин. Как я и предполагал, их на кровати целых три штуки. Тогда как мне вполне хватит и одной.

— Помоги! — зову Хенрика и берусь за один край перины.

— Что ты хочешь? — Вид у него теперь скорее задумчивый, чем подозрительный.

— Сбросить пару перин на пол.

— Зачем? — задает он глупый вопрос, но снять перины все же помогает.

— Чтобы тебе не жестко было спать, — аккуратно положив перины стопкой, степенно объясняю я. — Не выгонишь же ты на пол старого человека? Нет? Ну, значит, я правильно догадался, что кровать ты собирался предложить мне и решил упростить тебе эту процедуру. Вот держи простыню, сам постелешь. И подушек возьми, сколько нужно, мне хватит парочки. Это одеяло тебе, а это мне. Ну что ты на меня так уставился? Обижаешься, что я занял кровать?

— Господа, банька готова! Как париться будете, вместе с женами али раздельно? — некстати заглянувший в открытую дверь староста с ужасом разглядывает разгром, которому подверглось так лелеемое ими помещение.

— С какими женами? — взвыл только успевший чуть успокоиться Хенрик.

— А разве это не ваши жены? — По нашим ошарашенным лицам староста начинает догадываться о своей ошибке. — Вот же ведьма старая, опять напутала! Так мы тогда сейчас еще комнатку освободим… ну надо же, какая оплошка вышла!

— Не нужно нам еще комнаты, — наконец сообразил, в чем дело, Хенрик. — Девушки устроятся вместе, а мы уже… устроились.

— Я в баню, — сообщаю старосте и спешно выхожу из комнаты, стараясь удержаться от хохота.

Настолько комично смотрится виновато сопящий маг, мучимый некстати пробудившимся чувством раскаянья.

Глава 8

Проснулся я рано, точно в тот час, какой задумал с вечера. Еще одна из многих полезных привычек, выработанная на службе. Впрочем, службой свое дело никто из нас не считает. Как не считает и число коллег. Многие из нас всю жизнь проводят в тени или под личиной, лишь один-два раза мелькнув яркой звездой на разгромном процессе, другие мотаются по стране, ввязываясь во все скандалы. Среди нас есть старики и юноши, мужчины и женщины. Нет только магов. И это понятно. Магам народ не доверяет с тех пор, как лет двести назад к власти в ковене пришел натуральный маньяк. Помешанный на беспредельной власти. Его обуздали свои же коллеги, но доверие, эта хрупкая, не подлежащая восстановлению субстанция, было потеряно безвозвратно. Вот тогда и пришли мы. Наблюдатели и аналитики, судьи и каратели. Королевские очи. Я думаю, ковен все же приложил свои ручки к рождению нашего клана, недаром у каждого из нас есть свой куратор и помощник среди магов.

— Господа, вы просили разбудить пораньше! — стучит в дверь неугомонный староста. — Завтрак готов!

— Встаем… а-а-ах! — зевает Хенрик, вытягивая руки над головой и зажмурившись, затем резко садится в своих перинах.

— Как спалось? — вежливо интересуюсь я, поворачиваясь от зеркала, перед которым расчесывал волосы.

— Спасибо, хорошо, — по привычке отвечает он и вдруг начинает краснеть.

Ну да, вспомнил наконец про свои ночные приключения. Вернувшись далеко за полночь из комнаты девиц, куда улизнул решать какие-то очень важные вопросы, маг, видимо, так хотел спать, что запамятовал, где его место и с чистой совестью полез на кровать. Я проснулся еще от легкого скрипа двери и от такой наглости вначале даже опешил. Потом решил было не обращать на такое поведение внимания, сообразив, что парень еще не в себе после ранения. Нет, свою рану он кое-как залечил, но восстановить силы и потерю крови пока не успел. Для этого он был пока слишком слабым магом.

Мне даже вначале показалась очень смешной простая шутка. Оставить парня в покое, пусть себе спит, благо кровать такой ширины, что хоть поперек ложись. И я тихо хихикал, представляя себе лицо проснувшегося утром мага, когда он поймет, где уснул. Но, когда озябший Хенрик начал стягивать с меня одеяло, идея так подшутить уже не казалась особенно веселой.

Потому я решительно отобрал одеяло, а когда он, потянув его снова, прижался почти вплотную, положил руку на плечи парня и, словно во сне, пробормотал ему на ухо, что Лиля нехорошая девочка, раз пришла так поздно. Он еще с полминуты приходил в себя, а потом рванулся изо всех сил. Да я и не держал. Только, едва сдерживая хохот, наблюдал из-под ресниц, как маг осторожно, словно змеиную яму, обходит по стеночке мою кровать, пробираясь к своим перинам.

— Мне тоже хорошо спалось, — сообщаю я, мечтательно прищуриваясь. — Даже сон хороший приснился… кажется.

Маг полыхал раскрасневшимися щеками и ушами, но я не сразу сжалился и ушел вниз, на кухню, а еще с минуту с преувеличенной подозрительностью его рассматривал.

Пора уже парню понимать, что не все поступки можно расценивать однозначно и что иногда ни слова, ни действия вовсе не выражают истинных намерений. Иначе он мне отравит своей подозрительностью все последние дни путешествия. Которое этой дружной семейке придется совершить в столицу в компании со мной. Хотя они пока об этом даже не догадываются.

Миледи с камеристкой вошли в кухню, где нас вместе с магом по-свойски кормили завтраком и, усаживаясь за стол, с недоумением посматривали на своего защитника, старавшегося держаться подальше от меня. Судя по их встревоженным взглядам, маниакальная подозрительность — качество, присущее именно этой семейке. Скорее всего, они решили, что мы из-за чего-то с ним повздорили, об этом красноречиво говорили их сочувствующие взгляды, бросаемые в сторону Хенрика. А маг в свою очередь строил зверские гримасы и изо всех сил отрицательно мотал головой. Еще больше расстраивая своих девушек. Я даже в глубине души ему немного позавидовал: все же, должно быть, чертовски приятно, когда тебя так любят.

Однако сам на эти переглядывания не обращал абсолютно никакого внимания, всего себя посвятив уничтожению деревенской снеди.

Не успел я допить вторую кружку странного, но вкусного напитка из сушеных трав с молоком и медом, называемого тут чаем, и дожевать третий огромный пирог с черносливом и орехами, как в кухню ворвался босоногий паренек и пронзительно заорал, что показался парус.

Оказалось, староста поставил на причале двух селян с импровизированным флажком и боевым рожком, неизвестно как оказавшимся в его сундуках. И к моменту нашего прибытия на хлипкий дощатый мостик они успели поднять такой шум, что я начал всерьез опасаться за решение капитана. Лично я на его месте поднял бы паруса и постарался удрать от этого завывания как можно быстрее. И подальше.

Однако обошлось. Парусник причалил, матросы бросили трап, я сунул старосте лишний квадратик, он мне корзинку, с чем Всеслышащий послал, мы взошли на корабль, помахали селянам, и вслед за гостеприимно улыбающимся капитаном отправились расселяться. Причина его столь радушной широкой улыбки выяснилась минуты через три, когда оказалось, что свободны только две самые дорогие каюты.

Хенрик начал стремительно бледнеть, и капитан, похоже, сделал из этого факта соответствующие выводы. Его улыбка мгновенно погасла. Однако в мои планы такое отношение к моим попутчикам и, разумеется, к собственной горячо любимой персоне вовсе не входило.

— Это, конечно, хорошо, что у вас нашлись достойные нашего внимания помещения, — высокомерно поджав губы, сухо заявил я, — но двух кают нам маловато. Мой друг, как вы, наверное, заметили, ранен и ему нужен покой. В одной каюте со мной ему будет некомфортно.

Капитан, заслышав эти претензии, снова расцвел, как подсолнух в полдень, улыбаясь не меньше чем полусотней зубов, и объяснил, что это каюты люкс. А потому состоят из маленькой спальни и гостиной, в которой стоит удобный диван.

— Ну, — плотоядно уставился я на капитана, — и кому же из нас вы предлагаете спать на диване?

Теперь капитан начал бледнеть, а порозовевший Хенрик дернул меня за рукав и сдавленно прошептал, что он вполне обойдется диваном.

— Вчера ты тоже говорил, что обойдешься двумя перинами, — осадил я мага, и он, покраснев как девица, отступил.

Однако комедию пора было прекращать, что-то заподозрившая Зия испытующе смотрела теперь не на меня, а на брата.

Поэтому я тяжело вздохнул и позволил капитану быстренько меня уговорить. Даже самому стало приятно, каким я могу быть при случае милым и покладистым!

Капитан огласил стоимость путешествия в двух каютах люкс, и я немедленно выплатил ему затребованную цену, даже не подумав торговаться. А чего мелочиться, если деньги все равно не мои.

После чего мы отправили миледи со служанкой в их каюту, а сами принялись обживать свою. Хенрик, как и намеревался, занял диван, и никакие доводы не заставили его переселиться в спальню.

Даже моя угроза, что днем я буду сидеть на этом диване и ему негде будет полежать. А раненым, как известно, нужен отдых.

Он уже вполне здоров и днем все равно будет охранять миледи, объявил юный маг, и мне пришлось уступить. И кстати объяснить охраннику, что вовсе не обязательно всем объявлять имя миледи. Иначе и здесь моментально найдутся охотники за приданым, а вторую дуэль он вряд ли выдержит.

С минуту посверлив меня своим фирменным подозрительным взглядом, Хенрик пришел-таки к выводу, что я прав, и мы быстренько договорились о том, кем представимся. После чего я с чистой совестью отправился обживать очередное временное жилье, неизвестно какое по счету за мою не так уж долгую жизнь.

Здравая мысль восполнить недополученный из-за раннего подъема сон пришла сразу же, как только я увидел кровать. С нормальным тюфяком вместо этих душных перин, которые так обожают северяне.

Я не люблю откладывать принятие решений в долгий ящик, потому и лежал через минуту под одеялом, устраивая поудобнее под щекой тощую подушку. Хм. А вот подушки могли бы быть и попышнее.

Прикрываю глаза и по привычке, еще с поры ученичества взятой за правило, припоминаю перед сном, не забыл ли чего важного. Кажется, нет. Ах, как все же хорошо, что я догадался уговорить Хенрика покинуть грузовоз, там нам не пришлось бы поспать с таким комфортом!

Черт, ну и зачем я про него вспомнил? Теперь любопытство не даст спокойно заснуть! Немного поворочавшись и поняв, что сон загублен на корню, одеваюсь и плетусь на поиски капитана. Попутно отмечая, что Хенрика в гостиной уже нет. Значит, правильно я сделал, согласившись на кровать.

Капитан нашелся очень быстро, он завтракал. На корме был растянут полосатый тент из дорогого непромокаемого шелка, привозимого из Останы, а под ним стояли несколько легких столиков и плетеных стульев. За одним из столов и устроился капитан.

Завидев меня, он замахал рукой, приглашая к столу, и я не стал отказываться. Нет, есть я пока не хочу, но вот идея выпить кружечку горячего кофе, которым пахнет по всему кораблю, показалась очень заманчивой.

— Присоединяйтесь! — гостеприимно улыбается капитан, указывая рукой на расставленные по столу деликатесы, и я начинаю понимать, что, пожалуй, зря заранее решил ограничиться кофе.

Капитан завтракает с размахом. Стюард подносит блюда, и капитан берет с каждого понемногу, после чего кушанья отставляются на соседний стол.

Заметив мой недоуменный взгляд, капитан объяснил, что это часть его работы — дегустировать еду, чтобы проконтролировать кока. Чтоб мне так работать! Мне и раньше была по душе романтика морских профессий, но теперь я искренне пожалел, что не стал в свое время моряком. Был бы теперь капитаном, дегустировал три раза в день разнообразные вкусности. И имел такое же брюшко. Нет, пожалуй, все же лучше, что я остался на своем месте.

В ответ на вопрос о грузовозе, ради которого я и притопал сюда, капитан выразил полнейшее недоумение.

— Нет, господин Зовье, мои матросы не пропустили бы, если б он там стоял. Да я и сам в тот момент был на мостике, сами понимаете… две пустые каюты, а в этой деревне иногда случаются пассажиры. Староста всегда дает знак, у нас старая дружба. Если пассажиры бедные, просто махает флажком.

Капитан даже сам не понял, что сдал сейчас с потрохами своего друга. Значит, если бы капитан не был уверен, что мы заплатим за каюту люкс, он вполне мог пройти мимо, «не заметив» простого помахивания флажком.

— У него бабка ведунья, к ней много разного люда ездит… вот я и решил вначале, что и вы из таких. Нет, не знал я про грузовоз. А как же вы-то на нем оказались? И багажа у вас мало…

— У Заречья нас ограбили, — занятый своими мыслями, выдаю ему полуправду, придуманную еще в той деревне, где покупал лошадей. — Бандиты с амулетами невидимости. Все отобрали: вещи, гостольских скакунов… Это уже в Заречье мне знакомый маг денег дал, чтобы добраться до столицы.

— Они и ранили вашего друга? — участливо интересуется капитан, но я отрицательно мотаю головой.

— Нет, это капитан грузовоза, он решил поухаживать за его невестой. Вот парень и схватился за меч.

— И остался жив? Ему баснословно повезло! Капитан Ригье известный драчун и дуэлянт и никогда не терпит поражения. Как же это случилось, рассказывайте, я должен знать!

Вот теперь попался я. По-крупному попался, судя по слабому женскому вскрику. Интересно, и давно они тут стоят? Слышали про гостольских скакунов или только про капитана?

Решившись проверить, быстро оглядываю попутчиков и начинаю убеждаться в самых худших предположениях. Нет, в этот раз мне определенно не везет. Что делать, так иногда случается. Око, распутавшее десяток сложнейших преступлений, засыпается на чем-то очень простом. Видимо, и у меня это тот самый случай. И с чего я так расслабился, непонятно. То ли оттого, что миледи совершенно не кажется мне коварной и опасной, то ли от непонятной симпатии к не умеющему лгать магу? Да и сестра его… хоть и младше мага на вид, но очень неглупая и воспитанная девушка.

И ведет себя эта компания не как шайка аферистов и прожженных интриганов, а как семейка напуганных зайцев. Видимо, это и пробуждает во мне желание опекать и защищать. Совершенно не запретное для нас, кстати, желание.

— Это Жиль спас его, — бросив странный взгляд в мою сторону, объясняет Зия. — Он что-то сказал капитану, и тот ушел.

Не ушел, а упрыгал, поправляю я ее мысленно и наталкиваюсь на изумленный взгляд капитана, рассматривающего меня так, словно я редкая диковинка.

— Но как? — не дает он мне даже минуты на раздумья. — Ригье горяч и своенравен, и никогда еще никому не удалось его остановить.

Вот теперь уже все смотрят на меня точно такими же взглядами, хотя… в некоторых глазах, кроме восторга и изумления, начинают проскакивать искорки подозрительного понимания. А вот это уже совсем плохо.

— Мне пришлось его припугнуть. Кое-какими, ставшими мне совершенно случайно известными фактами. Но это тайна! — значительно поглядев в глаза капитана, нехотя выдавил я, понимая, что обмануть удалось только его и Ортензию.

И то ненадолго. Да, вот уж если не повезет с самого начала расследования, то это необратимо.

От дальнейшего допроса меня спасла толпа пассажиров, которые пришли завтракать. И застали, к своему несказанному удовольствию, дополнительное и дармовое фирменное блюдо.

Это я говорю о нас, разумеется. Ибо они уже за вчерашний день все успели перезнакомиться и посплетничать обо всем, что знали. И наладить контакты, и определиться с симпатиями и антипатиями. А теперь всей оравой собираются наброситься на нас.

Эх, зря я все-таки не уснул…

Впрочем, мне неожиданно повезло. Среди пассажиров оказался знакомый парень из службы приставов, знавший не только этот мой облик, но и настоящий. Мы столкнулись с Доржем пару лет назад в громком деле по укрытию от сдачи в казну налогов от продажи леса и нашли общий язык. Мне еще тогда показалось, что он… слишком осведомлен о моей профессии, но у нас не принято такое спрашивать у тех, кто не хочет отвечать. Вполне может случиться, что человек не просто не хочет говорить, а не имеет права.

— Господин Зовье? — тихо и неуверенно спросил он, не зная, под каким именно именем я путешествую.

— О да, это я! — С едва заметным акцентом радостно отвечаю ему и позволяю увести себя к самому дальнему столику.

— По делу? — пододвигая мне чашку с кофе, одними губами шепнул он, предварительно незаметно оглянувшись, чтобы убедиться, что никто нас не подслушивает.

— Благодарю. — Я утвердительно кивнул, словно благодаря за напиток.

— Здесь… тебе понравилось?

— Да. Мои попутчики… тоже довольны.

— Хм, — осторожно оглянувшись на тех, о ком спрашивал больше интонацией, чем словами, Дорж с минуту присматривается, потом небрежно кивает: — Понятно… Видимо, они неопытные путешественники. И впервые… на корабле.

— Да, — киваю я и скорее для проходящего стюарда, чем для собеседника, поясняю: — Мы вчера в обед вышли на грузовозе. А к вечеру, после грозы, нас отправили в деревню. Чтобы не мешали ремонту.

— А почему он вас потом не забрал?

— Видимо, не понравилось знакомство со мной. Думаю, у него… не все чисто с товаром.

— Сам проверишь… или мне отдашь?

— Бери, — киваю я и, заметив затравленный взгляд Хенрика, на которого навалились с расспросами какие-то дамы, машу ему рукой. — Присмотрись поближе… я в сомнении.

Если он сейчас удивится или начнет расспрашивать, значит, я ошибался, и он не из наших. Или законспирирован наглухо.

Но Дорж только понятливо кивает, и я вздыхаю с облегчением, словно встретил брата. Не так-то это просто, как кажется некоторым, — жить почти все время под маской.

Даже если давно привык.

К нашему столику Хенрик пришел не один, а со спутницами, и я немедленно познакомил их с Доржем. Остальные пассажиры бросали на нас разочарованные взгляды, но подойти к столику не решился никто. Дорж славился острым языком и неподкупностью, и потому его многие опасались и сторонились. Те, у кого были для этого причины.

Но с Ортензией и ее камеристкой он повел себя очень вежливо и галантно, рассказал пару смешных баек, потом вспомнил интересные случаи из жизни речных обитателей и, по-моему, вскоре полностью вошел в доверие.

Быстро разобравшись, что Хенрик влюблен в миледи, Дорж начал неназойливо оказывать знаки внимания ее камеристке. Вот это он молодец, порадовался я, отходя полюбоваться видом быстро проплывающих берегов. Возможно, если ему удастся ее увлечь, девушка проговорится. По настороженности камеристки понятно, что она знает нечто важное о делах миледи. Мне на такое везение даже надеяться нечего, я вызвал у служанки подозрения почти с первой минуты знакомства.

Однако когда мы собрались на обед, стало ясно: Дорж не продвинулся в своих ухаживаниях ни на сантиметр. Более того, Зия держалась с ним подчеркнуто вежливо и сухо. А после обеда девушки вообще ушли в свою каюту и даже Хенрика не пустили. Заявив, что желают отдохнуть.

На ужин его подопечные тоже не явились, и маг, сидевший с нами за одним столом, объявил с несчастным видом, что их укачало и они решили не ужинать.

Лично я ничего особого в таком поведении не усмотрел, но Дорж, когда Хенрик отправился относить девушкам прохладный лимонад и фрукты, нагнулся поправить сапог и шепнул, что нам нужно поговорить.

— Главная у них эта камеристка, и она вовсе не та, за кого себя выдает, — сообщил мне коллега, едва мы уединились в его крошечной каютке.

— Ты… уверен?

— А ты проверь. Она знает по меньшей мере шесть языков, не удивляется, когда слышит высказывания старинных философов, и прекрасно разбирается в экономике и законах. Зато вторая… хоть и строит из себя благородную госпожу, но это плохой любительский спектакль. На самом деле она просто избалованная богатенькая авантюристка.

— Но ты же заметил, что эта Зия — сестра Хенрика. А поскольку он маг, вполне мог дать сестре хорошее образование. Хотя бы в кредит.

— Зачем? Сам подумай, это бессмысленная трата денег. Сестры магов обычно без проблем выходят замуж, специальность брата — надежное приданое. Да к тому же сам он образован намного хуже.

— Спасибо, — задумчиво кивнул я и отправился в свою каюту.

Нечто похожее на то, что он мне сообщил, уже приходило в голову, но я не пытался рассмотреть ситуацию с этой стороны. Хотя рассмотреть стоило. Однако мне почему-то очень не нравились те выводы, что сами напрашивались, когда я пробовал представить дело по-иному, вот интуитивно и откладывал все на потом.

От неприятных мыслей и предположений часа через два у меня разболелась голова, и я, встав с измятой постели, вышел в гостиную за водой. Чтоб разбавить положенные три капли магической настойки, купленной в Заречье.

Неярко горел фитилек прикрученной лампы, и потому я не сразу разглядел, кто сидит на диване. А когда разглядел, то внезапно разозлился. Да какой она к чертям главарь, просто обычная сводница!

— Что ты тут делаешь? — Наверное, этот вопрос прозвучал слишком резко.

— Тебя жду. — Она поднялась и смотрела мне прямо в глаза, чуть прикусив в волнении губу и сама не замечая этого.

— Зачем? — Я постарался спросить как можно холоднее, но полностью скрыть удивление не смог.

— Я тебе… совсем не нравлюсь? — еле слышно прошептала девушка, начиная краснеть.

Это было ничем не прикрытое предложение. И как всякое предложение молодой, симпатичной девушки оно немедленно нашло отклик в тех тайных закоулках моей мужской души, которые плохо контролируются голосом разума.

— Конечно, нравишься… — внезапно охрипшим голосом пробормотал я, едва сдерживая собственное тело, ринувшееся на этот призыв. — Но…

— Не нужно… — Она сама сделала первый шаг и положила руки мне на плечи.

Голос разума сдох мгновенно. Через секунду я неистово целовал ее, а мои руки пытались расстегнуть тугие пуговички на спине строгого платья.

Я отвлекся на них всего на одну секунду, но этим воспользовался голос моего разума. С большим трудом пробившийся сквозь все заглушающий зов основного инстинкта. И доводы, что он так настойчиво мне твердил, стали очевидны, едва я чуть пристальнее взглянул в лицо девушки.

Ко мне частенько прибегали по ночам служанки и кухарки всех мастей. Некоторые откровенно рассчитывали на небольшой подарок или несколько квадратиков, другие, те, что постарше или понеказистее, просто хотели немного ласки. Некоторые мечтали поймать меня в супружеские сети, и от этих я шарахался как от чумы. Но никто из них меня не боялся.

А Зия боялась. Трусила просто до дрожи, но старалась покрепче стиснуть зубы, чтобы они не стучали. Но все же не отталкивала меня и, зажмурив глаза, побледнев, с жертвенной покорностью отдавалась в наглые жадные руки.

Это было так неприятно и обидно, что страсть мигом улетучилась, словно ее и не было. Я отвернулся, налил в кружку воды, накапал настойки, выпил… отошел от дивана и сел на стул сбоку от стола.

Она все поняла, вспыхнула свечой, то ли от стыда, то ли от разочарования… и рванулась к двери. Но я оказался там раньше, крутанул ключ и сунул в карман.

— Сначала ты объяснишь, что это такое было, — заявил прокурорским голосом и вернулся на стул.

Она вдруг успокоилась, поправила прическу и села на диван.

— Разве такое нужно объяснять? — немного помолчав, спросила устало.

— Обычно — нет. Но в твоем случае… нужно. Ты пыталась меня соблазнить, не питая ко мне абсолютно никаких чувств, какие обычно имеют девушки в подобных случаях. А это подозрительно… и оскорбительно.

— Ты неправ… — как-то горько и обиженно хмыкнула она. — Первый раз в жизни я встретила мужчину, который заслуживает… моей любви. Я конечно же… хотела бы узнать тебя получше… поговорить, побродить… Но… у меня просто нет времени на все это.

Это было очень откровенно. Смело. И я вовсе не ожидал услышать подобное. А услышав — не поверил. Что такого она могла рассмотреть во мне за два неполных дня, чтобы так поступить? Может, просто почувствовала, что я подобрался слишком близко к истине, невыгодной для нее, и решила меня таким образом подкупить? А может, и правда, нет в их замке таких, как я… гостей-то они не пускают!

Я смотрел на нее и жалел, что голос разума проснулся так рано. Но заставить его заснуть теперь не смог бы даже гарем шаха Останы.

Стук в дверь прервал мои невеселые мысли, и я пошел отпирать замок.

Едва ключ повернулся, в каюту яростным вихрем ворвался Хенрик. Он был одет… немного небрежно, можно сказать, впопыхах. Видимо, насчет сводни я все же угадал.

— Где она? — пролетев мимо сестры в мою спальню, взрыкнул маг.

— Я здесь, — безжизненным голосом отозвалась его пропажа.

— Зия! — ринулся к ней брат и, схватив за плечи, прижал к себе. — Ты… в порядке? Как вы могли…

О, а вот это уже интересно. Значит, не так я и неправ и налицо заговор. А Хенрика, стало быть, отвлекала Ортензия.

— Дурачок! — ласково и укоризненно бросила она и решительно пошла к двери.

— Я провожу… — бросился он следом, но получил такой насмешливый взгляд, что остановился.

— Кому я нужна, — донеслось из коридора, и я понял, что это камушек в мой огород.

Через секунду хлопнула дверь ее каюты и звякнул в замке ключ.

— Жиль, прости… Я вел себя как дурак, — покаянно выдохнул Хенрик.

На это я только великодушно махнул рукой и ушел в свою спальню.

Подозрение, что это именно я вел себя как дурак, постепенно зрело в душе.

Рано утром корабль причалил в речном порту Тазгола. Завтрак, состоявший из бутербродов и горячих напитков, получасом ранее принес прямо в гостиную стюард, разбудивший нас ровно за пять минут до этого.

Я ел бутерброды и пил кофе, старательно глядя в чашку, и хмуро думал о той минуте, когда мне придется объявить Хенрику, что в свой замок они вернутся очень не скоро. А кое-кто, может быть, не вернется никогда. И как я ни ломал ночью голову, ни одно из тех наказаний, которые, судя по всему, ждут эту семейку, не казалось мне верным. Оставалась одна надежда на Клариссу, она должна была что-то разведать по своим каналам.

Чтобы не устраивать некрасивых сцен на корабле, я решил объявить спутникам неприятное известие по выходе из речного вокзала. А в помощь, немного поразмыслив, призвал Доржа. Подмигнув ему особым образом, когда спускался по трапу.

Речной порт рано утром был полупустым, только редкие группки встречающих стояли на вытертых сотнями ног гранитных плитах набережной. И эта безлюдность должна была значительно облегчить выполнение моей миссии, которую я всячески старался отсрочить. Ну вот дойдем до стоянки дилижансов, тогда…

Хенрик, бывший с утра необычайно угрюмым и подавленным, спокойно шел рядом. Девушки, следовавшие за ним, тоже счастьем не лучились. Зия шла, не поднимая глаз, Ортензия была накрашена, как дикарь в период военных действий. Дорж незаметно следовал за нами на расстоянии нескольких шагов.

Группа молодых повес, явно из столичной золотой молодежи, низко надвинув на глаза шляпы, топала прямо на нас, и я уже собирался прикрикнуть на бездельников, которых едва переносил, как случилось неожиданное.

— А вот и моя драгоценная женушка! — франтовато разодетый молодой человек как коршун бросился к нам и грубо схватил Зию за руку.

— Она не твоя жена! — метнулся к нему Хенрик, но второй франт, очевидно приятель первого, подло подставил подножку.

Маг, споткнувшись, рухнул на землю и ударился больным плечом. Видимо, боль была так сильна, что с губ терпеливого прежде парня сорвался невольный стон.

— Не вой, щенок кухонный, это пока тебе только задаток! — злобно ощерился тот, кто назвал Зию своей женой, и я сразу его возненавидел.

У меня иногда так бывает. Одно слово, взгляд, движение — и я ненавижу человека так люто, словно он мой кровник.

Потому я вмиг оказался рядом с повесой и, прихватив за руку повыше локтя, сдавил с такой силой, что он охнул и выпустил девушку. К нам тут же бросились остальные двое из этой компании. Я бросил взгляд на одинаково одетых крепких мужчин и пришел совершенно к определенному выводу. Видимо, эти двое были не друзья, а слуги или охранники франтов, и выражения их туповатых, как утюг, лиц не сулили от встречи с ними ничего приятного.

Однако в тот же миг Дорж, догнавший нас, достал служебный рожок пристава и сильно в него дунул. Утюги от этого звука послушно застыли на месте, значит, он был им хорошо знаком, и встреча с правосудием вовсе не входила в планы наемников.

Толпа стражников набежала со всех сторон всего за полминуты, и только тогда я отпустил руку мерзкого типа.

— Что здесь происходит? — Командир стражников холодно разглядывал нашу разномастную компанию.

— Я, лорд Терон Монтаеззи, встречал свою жену, Ортензию Монтаеззи, а эти бандиты на меня напали, — нагло усмехаясь и указывая на нас пальцем, высокомерно заявил офицеру франт.

Что? Не может быть! Он же пропал без вести… погиб… Растерянно хлопал я глазами, не желая этому верить, а интуиция подсказывала, что он не врет. Да и Зия… Что? Ортензия… Черт, какой же я болван!

— Кто может подтвердить, что вы именно лорд Монтаеззи? — официальным тоном спросил офицер.

— Да вот жена и подтвердит, — гадко ухмыльнулся лорд. — Ну, Орти, что же ты молчишь, дорогая?

— Она тебе не жена! — ринулся защищать сестру поднявшийся с плит Хенрик. — Она вдова милорда Доральда Монтаеззи!

— А я слышал, что мой папочка не успел… стать фактическим мужем, — пакостно хихикнул молодой лорд. — Значит, по закону моя милая мачеха должна вернуться в мои объятия.

И он снова потянулся к застывшей как статуя Ортензии. Только слезы, катившиеся по ее щекам, доказывали, что она понимает все, что тут происходит. Начал кое о чем догадываться и я, и эта догадка мне окончательно испортила настроение.

Я быстро сделал Доржу условный знак, и он понимающе кивнул головой.

— Эта женщина вместе со спутницей направляются в Торсанну, на судебное разбирательство, — сделав шаг и оказавшись между Ортензией и ее бывшим мужем, объявил Дорж и достал свой знак пристава.

— Я беру миледи под свое поручительство и обязуюсь сам доставить в Торсанну! — мгновенно среагировал лорд Терон.

Черт, а он вовсе не промах! И в законодательских хитросплетениях натаскан.

— Я против, — качнул головой Дорж. — Она поедет под стражей.

— Обязуюсь нанять любую, самую надежную стражу, и прошу не разлучать нас! — лицемерно воззвал к офицеру Терон.

Этот человек становился мне все противнее с каждой секундой. И моя интуиция просто вопила, что если и есть среди нас лжец, то его имя Терон Монтаеззи.

Глядя на колеблющегося командира, я ждал его решения. И когда по виноватому взгляду, который он бросил в сторону Доржа, понял, каким оно будет, шагнул вперед и поднял руку.

Офицер, приоткрывший было рот, чтобы огласить свое решение, захлопнул его и терпеливо ждал, пока я сделаю те пять шагов, что нас разделяли.

Проделав со своим овалом привычную операцию, подношу его к лицу командира и подождав, пока он налюбуется золотой каплей, объявляю свое решение:

— Эти дамы поедут в Торсанну в казенной карете под охраной отряда стражников. Лорда Терона Монтаеззи с тремя его друзьями задержать в платных одиночных камерах на двое суток, чтобы не оказывали влияния на свидетелей правосудия.

Стражники по знаку командира немедленно окружили грязно ругающегося лорда вместе с его приспешниками и, отобрав оружие, увели в сторону города, расположившегося на полого уходящем вверх берегу. Как жаль, что я не имею права задержать их больше чем на два дня!

Настоящую Ортензию и ту рыженькую девицу, что так ловко водила меня за нос, до прибытия черной тюремной кареты оставили на месте. Хенрик бросился к ним, пытаясь обнять и утешить обеих сразу. На вопросительный взгляд стражника я кивнул головой.

Пусть простятся. Ничего плохого маг не сделает, даже перенос построить не сумеет — глянул я утром, пока он надевал рубаху, на его накопители. Там еще и половины энергии нет.

Карета прибыла через пару минут, девушки беспрекословно в нее сели, первой самозванка, второй Ортензия. Остановилась на ступеньке в последний миг, прикоснулась губами к щеке брата, потом глянула через его голову на меня. Словно знала, что я слежу за ней. Мимолетный взгляд в глаза… что-то беззвучно шепнули губы…

В следующий миг она исчезла в темном проеме, дверца захлопнулась, и карета резво рванула с места.

Хенрик потерянно стоял посреди площади, бесполезно стискивая кулаки, офицер, с видимым сочувствием поглядывая на него, не торопился уводить своих людей. Пока Дорж не сделал ему повелительный знак.

Через полминуты мы остались втроем, и я решил наконец, что должен сделать.

— Хенрик, — мягко окликаю мага, — ты пойдешь со мной.

Он, пошатываясь, словно хорошенько выпил, делает шаг, второй… потом, будто очнувшись, оглядывается на меня.

— А… куда? — В серых глазах сквозь боль и растерянность начинает пробиваться интерес.

— Я все объясню. Но сначала уйдем отсюда. Дорж, у тебя здесь дела или едешь в столицу?

— Пока есть одно дельце… да еще тот капитан. Но я буду в столице дня через три… Где тебя найти?

— Южное предместье, магиня Кларисса.

— Знаю. — Дорж еле заметно кивает и уходит назад в порт.

Я разворачиваюсь в сторону города, маг послушно топает сзади. Изредка он тяжело вздыхает, и его вздохи рвут мое сердце.

Мне хочется задать ему несколько вопросов… и одновременно не хочется слышать ответы. И я снова, как час назад, откладываю все выяснения до более удобного времени и места…

Башня переноса находится не очень далеко, но идти пешком у меня нет никакого желания. И настроения. Все вокруг стало вдруг бесцветным и неприятным, не хочется радоваться ни ясному утру, что заливает город золотистыми солнечными лучами, ни мирным лицам людей, спешащих по своим делам. Или просто направляющихся к набережной на утреннюю прогулку.

Из экипажей, дежурящих на углу, выбираю тот, что с закрытым верхом.

— Господин, у нас очередь, возьмите крайний экипаж!

В ответ на это указание соседнего возницы, решившего по моему костюму, что перед ним небогатый провинциал, я рявкнул так злобно, что через полминуты, уже сидя в мчащемся по улице транспорте, почувствовал раскаяние. Разумеется, я не стану возвращаться и просить прощения, боюсь, возница такого просто не поймет. Но за своим поведением впредь постараюсь следить построже. Иначе вскоре вполне могу превратиться в такое же чудовище, как этот наглый лорд. Вот почему у скромного и отважного воина вырос такой гадкий сыночек? Чем таким важным был занят милорд, я даже представить не могу, но что не воспитанием наследника, это точно.

В зале ожидания башни небольшая очередь ждет переноса, и я, не желая афишировать себя еще и здесь, послушно встаю последним. Хенрик, так покорно выполнявший все мои последние указания, словно находился в трансе, вдруг очнулся и решил выяснить, где это мы находимся.

— Это же башня переноса! — с превосходством бросает ему стоящий перед нами ухоженный господин, сжимая в побелевших пальцах ручку дорогого саквояжа.

— Куда? — в недоумении оглянулся на меня Хенрик.

— Да куда хотите! — Господин с саквояжем свысока поглядывает на мага как на деревенского дурачка.

— Жиль, а откуда у нас деньги? — бросив на него неприязненный взгляд, тихо интересуется Хенрик.

— Потом, — сдержанно киваю я, не желая больше лгать.

Он поднимает на меня серые глаза, и в них постепенно появляется такое же задумчивое понимание, как вчера у Зии…

И мне становится совсем паршиво.

Дежурный маг в башне оказался знакомым, он уже пару раз отправлял меня в этой личине, поэтому выжидать, пока отправятся все, кто стоит впереди, нам не пришлось.

Выглянув в зал и заметив лицо Жиля Зовье, он призывно махнул рукой, и я, схватив Хенрика за руку, бойко рванул на зов.

Что-то тихонько и недовольно пробурчал нам в спину господин с саквояжем, но я даже не подумал обернуться. Захлопнул за собой дверь, встал на площадку подъемника рядом с магом, подтянул Хенрика. Маг дернул рычаг, и площадка легко заскользила вверх. Хенрик с хмурым любопытством оглядывается вокруг, а маг-телепортист внимательно разглядывает его.

— Ты маг? — звучит вопрос, когда мы достигаем верхней площадки.

— Да, — кивает Хенрик, — третий разряд, Северная школа.

— Ясно. Куда? — А это вопрос уже мне.

— Южная башня Торсанны.

Он только согласно кивает, и мы проходим к обнесенному низким бордюром кругу. Вид с этой башни на город просто потрясающий. Невдалеке вьется широкой серебряной лентой река, вокруг зеленеют первыми листьями самые смелые деревья и нарядно золотятся купола храмов и крыши дворцов. Серый туман на миг закрывает панораму, а когда он рассеивается, в лицо ударяет жаркий ветерок, принесший сладкий аромат цветущей сирени.

В Торсанне весна в полном разгаре.

— А, Зовье! Доброе утро! — завидев меня на приемном круге южной башни, громко приветствует местный телепортист.

— Привет, Силар! Бросишь меня к Клариссе?

— Извини, клиентов очень много. Да не расстраивайся, ее все равно сейчас дома нет. Я лучше пошлю ей вестника, пока доедешь, как раз вернется! — жизнерадостно улыбается он, и я, понимающе кивнув в ответ, первым ступаю на потертые ступеньки широкой лестницы.

Торсанна стоит на приморских холмах и здесь башня намного ниже тазгольской. Потому и ходят клиенты верх и вниз собственными ножками.

— Кто ты такой? — неожиданно задал Хенрик вопрос, который должен был задать еще на грузовозе.

Ну, разумеется, в том случае, если хоть немного больше интересовался окружающими, чем этой… как, кстати, ее зовут?

— Все ответы на вопросы получишь, когда доберемся до места, — отрезаю я твердо, иначе мы застрянем на этой лестнице надолго.

Потому что вопросы есть не у него одного. И почему-то мне кажется, что у меня их намного больше.

Он скептически хмыкнул, но предпочел пока поверить на слово. Как будто у него был другой выход!

Или у меня.

Глава 9

До домика Клариссы мы добрались на открытой повозке, и вид цветущих улиц южного предместья немного отвлек меня от мрачных мыслей.

Море узким заливом подступает к Торсанне с юго-востока, и потому южная часть города — это самый зеленый и тихий район. С одной стороны, от морских набережных и пляжей недалеко, с другой — не так многолюдно, как на северо-восточном берегу. Где расположены все причалы, склады и рыбные заводики. А также таверны, гостиницы и игорные дома.

Калитка, заговоренная от вторжения непрошеных гостей, пытается захлопнуться перед Хенриком, и мне приходится ее придержать. Пройдя узкой дорожкой мимо клумб, пестрящих цветущими нарциссами и тюльпанами всех цветов, добираюсь до парадного крыльца.

— Меня нет дома! — весело объявляет входная дверь и я, не поднимаясь на низенькое крыльцо, огибаю дом вокруг.

С задней стороны к нему пристроена широкая крытая веранда, на которой стоит невысокий стол, а вокруг него любимые Клариссой кресла, оплетенные мягкой, шелковистой манирской веревкой.

Устраиваюсь в ближайшем к столу кресле и, кивнув Хенрику на другое, пододвигаю поближе кувшин с квасом и плоское блюдо с перевернутыми вверх дном кружками. Кларисса всегда их так ставит, после того как не глядя налила квас в кружку, в которой ползала оса.

В тот раз она от боли в укушенном языке сожгла непроизвольно сорвавшейся молнией свою веранду, поэтому та, на которой мы теперь сидим, стоит всего третий год. Правда, как обычно и бывает, нет худа без добра. Эта веранда намного шире, и окна на ней в непогоду закрываются поднятыми под потолок застекленными рамами. Так что не приходится при первых косых порывах дождя таскать кресла в дом, как мы делали раньше.

— Хозяйка этого дома твоя жена… или… — замялся Хенрик, задав этот неожиданный вопрос.

— Я его друг и наставник, — звонко ответила Кларисса, выходя на веранду из дома.

— Привет! — Вскочив с кресла, крепко обнимаю невысокую, пухленькую женщину с короткими, белоснежными, пышными волосами, делающими похожей ее голову на одуванчик.

— Здравствуй, здравствуй! Не ожидала тебя увидеть в таком виде! А что с прежней личиной?

— Все объясню. Но сначала… сними ее.

— А кто этот молодой человек?

— Он маг. Третий разряд, Северная школа.

— Ладно, — чуть пристальнее вглядевшись в Хенрика, соглашается она. — Садись уже, а то мне до тебя не дотянуться!

И пока я сижу в кресле под струями энергии, снимающей с меня пару десятков лет, маг следит за нами чуть сузившимися, подозрительными глазами.

— Ну вот и все! — снова засмеялась Клара, садясь напротив. — Зеркало нужно?

— И так еще помню, как выгляжу, — отказался я и в упор глянул на Хенрика: — Ну, а теперь будем знакомиться? Грег Диррейт.

— А я просто Кларисса. Магиня Кларисса Тентифель, — поправляется Клара.

— Хенрик Тарни. Штатный маг миледи Монтаеззи, — хмуро произносит мой спутник, уже поняв, что смолчать и что-либо утаить у него не получится.

— А также старший брат этой самой миледи, — со вздохом добавляю я и честно признаюсь: — Но я об этом узнал только сегодня. О том, кто именно его сестра. За миледи Монтаеззи себя выдавала совсем другая девица. Кстати, Хенрик, как ее настоящее имя?

Он долго мнется, сопит и несчастными глазами разглядывает узор на кружке. Но мы его не торопим. Я уже сделал Кларе знак, что все под контролем и времени достаточно, вот она и не начинает давить на убитого двойным горем парня.

— Мари, — с совершенно подавленным видом заявляет он наконец.

И видя, что нас такое сокращение не устроило, совсем тихо шепчет:

— Марита Чануа.

— О! — изумленно вскликнула не ожидавшая такой удачи Клара, а я только поморщился как от зубной боли.

Лучше никому не рассказывать подробностей нашего с ней путешествия, иначе от шуточек на эту тему мне не спастись в ближайшие сто лет. Имя Чануа известно всем в столице и за ее пределами. Магазины Чануа, гостиницы Чануа, трактиры и таверны Чануа — и в столице, и в любом маленьком городке можно встретить это имя.

Мы уже несколько месяцев безрезультатно занимаемся розыском единственной дочери этого удачливого иммигранта с юга. Опередившего основной поток беженцев лет на пятнадцать и сумевшего развернуться во весь свой неуемный торговый талант. Основой его успешной деятельности явилась женитьба на дочери местного трактирщика, отдавшего свое заведение в ловкие ручки зятя.

Дочка разбогатевшего за двадцать лет Чануа сбежала из дома во время неудачной попытки отца выдать ее замуж за обедневшего барона. Очень уж хотелось папеньке-торговцу внучат-аристократов. Но девица оказалась с характером. Отстригла пышные локоны и, соорудив из них прическу собственной служанке, вывела ту под венком и фатой к жениху, а сама ушла через черный вход в стареньком тулупчике и чепчике сообщницы.

С тех пор о ней не было ни слуху ни духу. Теперь понятно, почему не смогли взять след магические поисковички. Хенрик постарался. Тогда, значит… к нему она и сбежала. Потому и решилась пойти против воли отца.

Черт, как все просто-то! Вот почему у нее были такие плохонькие и короткие волосы… От постоянной носки парика они и не росли…

А я еще так веселился, когда их стриг! Наверное, она каждый сантиметр вымеряла, пока подрастет…

Стыд и раскаянье охватили меня с такой силой, что я на минуту позабыл все зло, что она мне причинила — как теперь понимаю, чисто по глупости и прирожденной склонности к авантюризму. Вся в папеньку!

— Но это ее девичье имя! — неожиданно решительно добавляет Хенрик и упрямо поднимает ставшие стальными серые глаза: — Теперь она Марита Тарни, моя жена!

Ох, зря он такое заявил! Если не найдется ни одного свидетеля, облеченного достаточной властью, чтобы подтвердить его слова, парень вполне может загреметь в рудники за соблазнение с корыстной целью. Рассерженный отец наймет ловких законников… и больше никогда не увидит рыженькая Мари своего Хенрика.

— Подождите немного! — Кларисса, словно вспомнив что-то, убежала в дом.

Знаю я, что она вспомнила. Срочно отправлять вестников, что Марита найдена, побежала. Небось не один маг девицу ищет. Про очей я и не говорю, наши все в курсе. Это как же я-то так лопухнулся! Совсем от возмущения разум помутился в этом мраморном подземелье, раз не сопоставил всем известные приметы с внешностью моей похитительницы! Хотя теперь припоминаю… мелькало в мыслях, что я упускаю нечто важное… но как-то задуматься всерьез все не получалось. Сначала с толку сбивали ее способности… да плюс слуги, потом маг, камеристка… отлично они спелись.

И понять я теперь все могу, кроме одного момента… Но про него Хенрика спрашивать не стану. Нет, ни за что не стану.

— Грег… спасибо.

— За что? — удивленно поднимаю брови, хотя уже прекрасно понял за что.

— За то, что не отдал Орти этому… — Он скрипнул зубами.

— Пожалуйста. Она должна предстать перед судом. А он не внушил мне никакого доверия, — уверенно говорю я то, что должен ему сказать… но думаю по-другому.

Просто до судорог взбесило меня гнусное обращение лорда с девушкой. И что-то подсказывало, что едва он окажется с ней наедине, то поведет себя намного жестче. Уж больно что-то пакостное и злобное проскальзывало в его высокомерном взгляде.

— А ты специально за нами следил? — осторожно спрашивает Хенрик, пряча от меня глаза.

Что ему ответить? Если правду… то нужно рассказывать все полностью. А врать я не люблю. Нет, бывает ложь во имя доброго дела, во спасение, так сказать…

Но вот ради выгоды нагородить кучу лжи — это мне всегда было противно.

— Грег по моей просьбе защищал лорда Зигеля от покушения, — одной фразой сдала меня Кларисса, выходя на веранду с корзиной в руках.

Ох, что тут сейчас будет, когда до Хенрика дойдет истинный смысл ее сообщения…

— Но сначала, — расставляя на столе тарелки с едой, продолжает магиня, — мы поедим, и ты, Хенрик, расскажешь нам, зачем твоей сестре понадобился Зигель. А потом мы с Грегом ответим на твои вопросы. И решим, что нам делать дальше.

Идея подкрепиться оказалась очень своевременной. Хоть и завтракали мы всего пару часов назад, но после такого эмоционального потрясения, какое мне пришлось сегодня испытать, я очень голоден.

Пока мы перекусывали, Хенрик мрачно хмурил брови и тяжело вздыхал, что-то решая про себя. И, судя по его горестной физиономии, решения эти давались ему крайне нелегко.

Он даже не догадывался, что Кларисса легко читает его эмоции, особенно такие бурные. И делает свои выводы, от которых в большей степени будет зависеть, поверит она ему или нет.

Поглядывала она и на меня, но я предусмотрительно подстраховался. Активировав самый мощный амулет. Часа на три-четыре его зарядки хватит, а потом я сбегу. Не такое у меня сейчас настроение, чтобы позволять даже старым друзьям копаться в своих чувствах.

Однако, несмотря на ограниченное действие защиты, я не торопился побыстрее закончить с едой. Интуиция просто кричала, что выслушать откровения мага мне будет не очень приятно.

И все же, как мы ни тянули время, пихая в себя явно лишние куски, настал момент, когда есть стало просто нечего.

— Ну, Хенрик, рассказывай, — складывая в корзину пустую посуду, предложила Кларисса.

Я еще надеялся, что у нас есть хоть пара минут, пока аккуратная магиня унесет корзинку в дом, но она просто поставила ее на пол и, положив подбородок на сплетенные пальцы, уставилась ожидающим взглядом.

— Про что рассказывать? — занервничал маг.

— Про все. Почему лорд Монтаеззи женился на твоей сестре. Почему его отец на ней женился. Почему она так не хочет возвращаться к первому супругу. Ну?

А при чем тут… кто на ком женился? Или она хочет найти скрытые мотивы? Ну, так это никому не поможет, даже самые благие мотивы не искупают тяжести содеянного!

— Это не моя тайна… — начал было Хенрик, но Кларисса резко стукнула кулачком по столу.

— Раз ты в это ввязался… и позволил ввязаться своей жене… — Тут она вопросительно взглянула на меня, и я прекрасно понял, что значит ее взгляд.

Официальным лицом, имеющим право подтвердить добровольность их брака, могу быть и я. Если захочу.

Вот только я пока и сам не знаю, чего я захочу в следующую минуту. Признать их мужем и женой и отправить в суд как преступную группу… или опровергнуть его слова и тем самым облегчить участь Мариты.

— Это я во всем виноват, — внезапно охрипшим голосом сообщает Хенрик. — Мне не понравилось, что внезапно воскресший Терон будет хозяйничать в замке, и я решил выдать сестру за Зигеля. Он моложе… и более доверчив. Им легче манипулировать! А Терон властный, жестокий… моя сестра… его не любит. Вот я и придумал этот план и заставил женщин меня слушаться. Ведь я же маг!

Я гляжу на Хенрика и не верю своим ушам.

Он врет.

И врет чудовищно! Я знаю, как он нежно любит сестру и Мари, он никогда бы не стал их заставлять делать нечто подобное!

Значит, собирается взять всю вину на себя. Только еще не понимает, что из этого ничего хорошего не выйдет.

Мари вернут к отцу, и он немедля выдаст ее замуж по своему выбору. Зию… Ортензию… вернут этому негодяю. А самого Хенрика запрут в подвалах ковена и будут использовать как инструмент для зарядки накопителей.

— Я тебе не верю. Ты неправильно просчитал все последствия своего заявления и очень об этом пожалеешь, если не расскажешь, как все было на самом деле. И если твоя сестра достойна помощи, то ты ее получишь, я в этом клянусь! — мягко сообщает ему Клара, и я от всей души благодарен ей за это.

Но искренность добрых намерений магини до Хенрика не доходит.

— Я не могу… как вы не понимаете?! — С болью и укором смотрит он на нас. — Я клятву давал перед Всеслышащим!

— Кому клятву? — разочарованно интересуется Кларисса.

— Ей. Ортензии. Но… это и не ее тайна. Она тоже клятву давала.

— Ладно, — соглашается Кларисса, тяжело вздохнув, — мне нужно немного подумать. А вы пока отдыхайте, на втором этаже есть свободные спальни.

Ну, про эти спальни я и сам знаю. Сколько раз там отсыпался после заданий. Дом построен так хитро, что с улицы кажется одноэтажным. А на самом деле в доме имеется просторная мансарда, где расположены четыре небольшие спальни и аккуратная купальня.

Я веду туда Хенрика по узкой деревянной лесенке с витыми перилами и размышляю о том, что может придумать в нашем случае Кларисса.

Изворотливости ее ума мне приходилось удивляться не раз, но я точно знаю, что и она одна ничего не решает. Уж слишком часто магиня круто меняла ею же самой предложенные планы. После того как уходила «подумать». Значит, советуется с кем-то более мудрым или располагающим более полной информацией. А возможно, и властью. И кто это может быть из главных магистров, я не хочу даже догадываться. Меньше знаешь — крепче спишь.

Потому-то я и не удивился, когда она не стала больше расспрашивать Хенрика. Ведь в ее власти вызвать жреца храма Всеслышащего и попросить освободить мага от данной им клятвы. Во благо стране и короне!

— Выбирай, где будешь отдыхать, — поднявшись в маленький холл верхнего этажа, предложил я.

— Все равно, — безразлично буркнул Хенрик. — Ты хотел… рассказать про Зигеля.

— Не хотел, а обещал. В ответ на твой честный рассказ. Но ты же солгал? Значит, и я в ответ тоже могу только солгать, — резко обрываю его надежды и ловлю разочарованный взгляд.

А на что он, собственно, надеялся? Что я начну в открытую ему сочувствовать? И пойду против закона и собственных принципов? Ну, так я и так сочувствую, правда, пока сам не понимаю, почему это делаю.

А вот все остальное он еще должен заслужить.

В небольшой спальне из мебели только кровать, столик и кресло. Шкафы встроены в покатую стену, и там же имеется несколько тайников на всякий случай. Да и подземный ход под домиком есть, и даже я не знаю, куда он ведет.

Кларисса как-то проронила, что ход остался от старого здания и давно не чищен, но я ей почему-то не поверил.

Мне не хочется спать, куча разных предположений терзает мой мозг. И некоторые из них настолько чудовищны, что мне потребовалось призвать свое разбушевавшееся воображение к порядку, чтобы отбросить их как несостоятельные.

— Грег… — Стук в дверь, раздавшийся примерно через час, воспринимается мной как спасительный стакан воды в летнюю жару.

— Входи.

— Что мне будет… ты знаешь?

Знаю. И с удовольствием, не скрывая подробностей, выкладываю белеющему на глазах Хенрику.

— Но ведь… если она моя жена…

— Если тебя признают преступником, ее отец тут же получит для нее развод. Это если ее вообще признают твоей женой. И тогда ничто не спасет Мари от брака с бароном… как его имя…

— Но… неужели нет никакого выхода?

— Есть. Признаться во всем честно. Если не хочешь выдавать тайну, пригласим жреца.

— Я… должен подумать… — бормочет несчастный маг и быстро скрывается в своей спальне.

Немного постояв, иду вниз, на веранду. Лучше сидеть там и наблюдать, как бабочки вьются над распустившимися цветами, чем сводить себя с ума нелепыми предположениями. Так уже много раз бывало в моей практике: напридумываешь всяких страшных тайн, а правда окажется до противного банальной.

У людей имеется не так уж много серьезных поводов для совершения недостойных поступков.

Этот день мне показался длинным, как северная ночь. Я не мог уйти в город, чтобы развеяться, — Кларисса, все время занятая делами, велела приглядывать за магом.

А взять его в город я бы и сам не решился. Хенрика настолько выбили из рамок события этого утра, что он стал беспомощнее маленького дитяти.

И только в эти часы я наконец окончательно убедился, что Дорж был совершенно прав. Когда заявил, что, несмотря на возраст, старшей в их маленькой семье является Ортензия. Я с печалью смог наблюдать, что именно ее отсутствие превратило парня в растерянного мальчишку.

Ужинали мы поздно и молча. Кларисса выглядела страшно измученной, и накопители на ее груди мутно поблескивали необтертыми новыми цепочками.

Это значило, что свои, привычные, она выкачала досуха, а для этого нужно не раз открыть портал переноса.

Это наводило на определенные мысли, но задавать любые вопросы было бессмысленно. Она все равно ничего не расскажет, пока не убедится в полнейшей достоверности своих сведений.

— Завтра утром я ожидаю одного человека, который расскажет мне про все тайны милорда Монтаеззи, — неожиданно сказала Хенрику магиня, ставя на стол кружку с квасом. — Поэтому, если хочешь что-нибудь мне рассказать… раньше него, у тебя есть время.

Но он только грустно на нее взглянул и покачал головой. К вечеру маг как-то собрался, видимо, пришел к какому-то решению, и я собирался Клару об этом предупредить. Но она меня опередила.

— Тогда дай сюда свои накопители и надень вот этот браслет, — сказала она равнодушно и протянула руку, в которой матово светился молочно-белый металл.

Хенрик побелел — в который раз за этот день, — но спорить не стал. Снял с шеи гроздь накопителей, большинство из которых были уже полны, судя по проскакивающим искрам, и взял в руки браслет.

Даже у меня пробежал холодок по спине при взгляде на этот невинный с виду предмет. Браслет полного подчинения. Человек не может ничего дурного сделать себе или окружающим, не может уйти далеко от того места, где находится контрольный браслет. Артефакт не заставит рассказать свои секреты, но и не позволит выдать чужие. Очень дорогая и редчайшая штучка. Магистр, сделавший шесть пар этих уникальных артефактов, исчез во время загадочного эксперимента, а секрет изготовления браслетов не открыл никому.

И потому используются они магами очень и очень неохотно. По всей вероятности, Клариссе пришлось приложить немало усилий, прежде чем ей выдали эту пару. И мне трудно даже представить аргументы, которыми ей удалась убедить скуповатых магистров.

Браслет сам стянулся на запястье горько усмехнувшегося мага, и он, дерзко взглянув в глаза Кларе, преувеличенно вежливо попросил разрешения погулять по саду. Но она, к моему изумлению, ответила отказом и отправила его в спальню.

Сделав мне знак остаться.

— А теперь расскажи мне подробно все, что с тобой произошло с той самой минуты, как тебя сунули в багажный ящик кареты. Этот эпизод мой человек видел, — бросая в рот жареный орешек, скомандовала магиня.

И мне пришлось подчиниться. Но вовсе не по обязанности, бывали случаи, когда я ничего ей не рассказывал.

Но не в этот раз. Сейчас только она могла повлиять на абсолютно проигрышную ситуацию, и, если рассказ о моих приключениях может ей помочь, она получит его во всех подробностях.

Мы просидели в своих креслах далеко за полночь, и я давно уже все рассказал и ответил на сотню совершенно нелогичных, с моей точки зрения, вопросов.

Кларисса уже сгрызла целую кучу орехов и сидела, уставившись задумчивым взглядом в одну точку, когда перед ней лопнул шарик магической почты.

Такие срочные послания всегда несут очень важные новости, но почему при виде именно этого крошечного клочка бумаги у меня так тоскливо сжалось сердце, я и сам не понял.

Пока не взглянул в расширившиеся глаза магини.

— На карету с миледи и Мари совершено нападение! Стражников усыпили эльфийскими стрелами, женщин увезли в неизвестном направлении… — растерянно произнесла она, видимо сама еще полностью не поверив в происшедшее.

Что-то с оглушительным звоном лопнуло у меня в голове, больно сжалось в груди сердце, и привычный мир исчез.

Не было больше страны, столицы, моря, неба… не осталось на планете ни короля, ни магистров, ни лордов, ни торговцев.

Никого.

Стали неважны все проблемы, что волновали меня из года в год и должны были волновать еще не одно десятилетие.

Перестали иметь хоть малейшее значение все вещи на свете.

Кроме одной.

Она в опасности!

Ее украли, ей плохо… над ней, возможно, в этот момент издеваются… а я сижу как дурак и не могу даже вздохнуть.

— Грег! — отчаянно закричала Кларисса, пытаясь меня остановить, но я уже рывком распахнул легкие двери и как вихрь несся по дорожке к выходу.

Знакомая калитка неожиданно выбросила, как осьминог, кучу щупалец и вцепилась ими в меня. Нож, который я успел выхватить, застрял в упругой древесине, а в следующий момент мои руки оказались так плотно прижаты к телу, что ничего перерезать, кроме собственной ноги, я бы не смог. Но ноги мне пока еще были необходимы, я даже на миг не усомнился, что сумею удрать.

— Ох, боги, ну как же я не сообразила! — причитала Кларисса, пытаясь влить в меня, намертво прикрученного к вкопанной в землю скамейке проклятыми лианами, какое-то снадобье.

— Фрр… Тьфу! — выплюнул я эту гадость на собственную рубашку и зарычал на Клару: — Ты что это себе позволяешь? Ты на кого нападать вздумала? Отпусти немедленно, иначе я устрою такой скандал, что всем магам тошно будет!

— Грег… ты сейчас не кричи. Сначала я скажу несколько слов, потом твоя очередь. Ну? Потерпи одну минуту!

Скрипнув зубами и сплюнув еще раз горьковатую слюну, ожидающе гляжу на нее.

Я выслушаю все, что угодно… и даже притворюсь, что с тобой согласен! Но едва ты дашь команду своим лианам отпустить мои руки… специально на самый крайний, самый непредвиденный случай у меня заготовлена парочка сюрпризов!

— Я, дура старая, ничего сразу не поняла! — непонятно в чем кается она. — Еще сердилась, ну почему ты не сообразил все сам, как только увидел их сходство? Ведь обычно тебе достаточно малюсенькой зацепочки… ты же такие клубки разматывал… Решила — устал, отправить отдыхать хотела… А оно вон как обернулось! Но теперь-то я по-другому действовать начну. Твое счастье и спокойствие для вашей конторы очень важный фактор… А я все гадала: неужто так и останешься в ловеласах до старости? Никто тебя не цепляет… а тебе ведь уже тридцать два…

— Клара! — зарычал я. — Ты уже пять минут воду толчешь, не пора ли говорить по существу? При чем тут мой возраст и мое счастье? И к чему ты приплела мою службу? Признавайся, ждала, пока подействует твое снадобье? Так не дождешься, я ни капли не проглотил, а рот у меня заклятьем защищен. Сколько раз приходилось с разными типами из одной бутылки снотворное пить. Так что говори быстро, что хотела, и отвязывай меня! Иначе я забуду, что ты мой друг… хотя и не хотелось бы.

— А вот это серьезное заявление. Впрочем, заранее можно было понять, что у тебя по-другому и не будет. У таких, как ты, всегда так. Сначала куча разных женщин, а потом раз — и все. Ну а если с ней не получится… но об этом сейчас рано. Куда ты бежать собрался, я поняла — спасать Ортензию. И почему ты, ничего не продумав, налегке рванул, тоже теперь не новость. А вот куда ты бежишь сейчас, когда чуть поостыл? Если даже не спросил, в каком именно месте на них напали, куда следы ведут, кто розыском занят, открыт ли туда перенос. Пойду ли я с тобой, нужно ли брать Хенрика… Вот почему ты все это не узнал, прежде чем нестись, сломя голову, неизвестно куда?!

А действительно… почему? Ну раз она все это и сама знает, чего меня спрашивает?

— Отпусти меня и рассказывай! — приказал я.

— Дай клятву, что не побежишь, пока не переоденешься и не возьмешь все необходимое! — испытующе смотрят почти желтые глаза.

— Клара! Я уже все понял! И не тяни время. Ты-то идешь?

— Да! — Она махнула рукой, и мои конечности оказались на свободе.

В тот же момент я вскочил и побежал. Клара трусила следом.

— Грег, ты Хенрика возьмешь?

— Зачем? От него одни проблемы!

— А как его сестре в глаза посмотришь, если ее найдешь и она спросит про брата? — Голос Клары звучит все тише.

Магиня она сильная, а вот бегает не очень.

Действительно, в глаза Зии мне будет нелегко смотреть… А вот почему никто не думает, каково мне теперь смотреть в глаза Хенрика? Если я увижу в его глазах полный укора и горечи взгляд ее серых глаз?

— Хенрик! — зову мага, стрелой взлетев на мансарду, и бросаюсь к шкафам в своей спальне.

— Что? — Похоже, он не спал.

— Собирайся! Надевай дорожную одежду, сапоги… Да поторопись, их украли!

Он сразу понял кого. Метнулся в спальню, начал суматошно одеваться.

Потом прибежал в одном сапоге и не застегнутой летней куртке.

— Грег, кто их украл? — спросил, размахивая вторым сапогом и тревожно ища ответ в моих глазах.

— Да откуда я знаю! Стражников усыпили эльфийскими стрелами… больше ничего в сообщении не было. Что ты стоишь в одном сапоге?

Да знаю я, что не нужно на него кричать, он ни при чем…

Даже если бы все нам рассказал, никто бы за девушками через портал идти не поспешил, я точно знаю. Перенос дело дорогое, а они завтра к вечеру и так должны были быть в столице. Значит, кто-то точно знал, что если они сюда попадут, то их уже не выкрадешь. И хотя я переживаю только за одну девушку, но разум подсказывает, что как раз вторая в значительно большей опасности. Ортензию никто пальцем не тронет, пока не передадут бывшему мужу. Для восстановления его в правах на поместье миледи нужна Терону живой. А вот Мари не нужна никому.

— Сейчас… сейчас… — бормочет маг и прыгает на одной ноге, вместо того чтобы спокойно сесть и обуться.

Я открываю рот… но готовое сорваться указание застывает на губах. Слишком похоже его поведение на… меня самого пять минут назад. Когда я мчался по дорожке неизвестно куда.

Только ему еще хуже. Он переживает за них обеих.

— Садись на стул, так удобнее, — мягко говорю я и неожиданно для себя задаю вопрос, который еще полчаса назад даже не возник бы в моей голове.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать пять. — Хенрик почему-то насторожился.

— А Зие?

— Двадцать один. — Он смотрит на меня так горестно, что я начинаю кое-что понимать.

— Ваша мать была кухаркой в замке Монтаеззи?

— Да, — с трудом выдавил Хенрик, и лицо его начало краснеть.

— Я готова! — кричит снизу Клара, и я немедленно срываюсь с места, хотя мне осталось задать всего один вопрос.

Ну или от силы два. Но это подождет. Сначала мы должны ее найти. И спасти. И ее, и эту глупую рыжую авантюристку, за чью жизнь я сейчас не поставлю и медяка.

— А ты не зря… так вооружился? — бормочет Клара для вида, ведь от ее замечания не зависит ровным счетом ничего.

Раз уж я взял свои арбалеты и обвесил пояс болтами, значит, не намерен без них никуда идти. И это замечательно, что она не видит, какие именно болты я тащу с собой.

Прощать и миловать похитителей у меня сегодня нет никакого желания.

Глава 10

Перенос выкинул нас в пахнущую навозом и лошадиным потом темноту, и я не сразу понял, что это какая-то конюшня. Клара немедленно зажигает над головой магический светлячок, и обнаруживается, что выход прямо перед нами. На улице никого из сыскарей нет, зато караулит полусонный дед в огромном тулупе. Хотя в столице весна в разгаре, здесь, на перевале, ночи холодные.

Пока мы бежим в направлении, указанном стариком, в моей голове складывается примерная картина нападения. Судя по тому, что нападающие поджидали карету на самом узком месте, у них был либо человек, знающий эти места, либо много времени в запасе. Чтобы все разведать самим.

И второй вариант кажется мне наиболее верным. Чтобы найти местного проводника, нужно расспрашивать о нем, прекрасно понимая, что про эти расспросы потом все вспомнят. Либо быть настолько предусмотрительным, чтобы найти его много раньше. А такая предусмотрительность, и тем более подготовка, стоят больших денег. Лорд же, числящийся пропавшим, должен быть беден, как бродяга.

И тут передо мной встают как наяву его холеные руки и модный камзол от дорогого портного. Как интересно! Значит, деньги все-таки у него откуда-то были! Не забыть бы расспросить Хенрика, кто в замке ведает финансами. И еще одна полузабытая подслушанная фраза всплывает в сознании, и теперь я ее кладу в особое местечко, где запоминаю вопросы, на которые нужно обязательно получить ответ.

Карета так и стоит на том же месте, где настигли ее нападающие, и Хенрик бросается к ней с такой надеждой в глазах, словно надеется найти девушек под скамейкой.

Еле я успел его поймать. Ничего он там не найдет, сыскари свое дело знают, небось уже каждую щелочку проверили. И все, что было, забрали для изучения. А вот сбить магический поисковичок, что маги прицепили, вполне может, не зря ему еще в холле Клара накопители отдала и браслет сняла. Взяв взамен слово, что станет ее слушаться.

Хотя… я его вполне понимаю. Самому невтерпеж потрогать скамью, где она недавно сидела, вдохнуть улетающий запах ее одежды… Нет, вся эта чепуха, что Клара несла, бред, конечно, полный… Но почему у меня так темнеет в глазах при одной мысли о том, что могли мерзавцы сделать с девушками?

Прозрачный, словно мыльный пузырь, шарик лопается у руки магини, и она спешно разворачивает новый клочок бумаги.

— Что? — одним прыжком я оказываюсь рядом.

— Здесь неподалеку есть пещера. Они ждали там. Оттуда и ушли… порталом.

Дьявол! Дело намного хуже, чем я думал вначале. Мне-то виделась погоня на лошадях… Ну, лично я на своем Тауре, а он вовсе не лошадь… Перестрелка, освобождение… Оказывается, ничего этого пока не будет. Будут сидеть над особой картой маги, водить в трансе руками, чтобы ощутить слабый укол поисковичка.

— Где тут брат миледи?! — тяжело дышит выбежавший из тьмы маг. — Решили искать по крови!

Не рассуждая и не задавая вопросов, хватаю Хенрика за руку, и мы в неверном свете луны несемся по камням вслед за магом. Светлячок, умеющий двигаться над хозяином, остался вместе с Кларой далеко позади, а наш провожатый, видимо, еще не так крут, чтобы создавать движущиеся без подпитки светляки.

Но это не имеет сейчас для меня никакого значения, раз этот парнишка в форменном камзоле прибежал без света, значит, я тем более смогу.

В пещере светло от трех мощных светляков, освещающих каждый камень и каждую расщелину.

И еще тут полно народа — сыскари, во главе с генералом Тродинионом, маги, даже пара знакомых очей. Похоже, наглость преступления задела слишком многих. Или это ковен, по наущению Клары, поднял такую бучу?

Несколько магистров, среди которых я сразу нахожу взглядом парочку очень важных особ, сосредоточенно занимаются нелегким делом поиска.

Они уже разложили по столу, принесенному через портал, свою магическую карту, на которой как живые текут реки и стоят горы. Вся магия страны соединена с картой незримыми нитями, и найти отмеченного маячком человека можно поисковиком. А девушек такими маячками должны были пометить в Тазгольском управлении безопасности.

Однако по слабому разочарованию, скользнувшему по лицу взглянувшего на нас мага, сразу понятно, пока никого найти не удается. Выравнивая дыхание, подвожу к нему Хенрика и подталкиваю поближе:

— Вот ее брат.

Один из магов, не мешкая, схватил Хенрика за руку и ткнул чем-то острым в палец. Капельку крови собрал на тонкую стрелку поисковика и, подождав секунду, пока кровь растечется, подвесил стрелку в энергетическом поле карты.

Затаив дыхание слежу, как стрелка медленно, но уверенно двинулась на северо-запад, в сторону равнин. Уже легче, значит, девушек везут в поместье Монтаеззи.

Тогда у нас есть целые сутки, чтобы устроить милорду засаду.

И выяснить, кто же этот сообщник милорда, устроивший такое талантливое похищение.

Я уже почувствовал азарт подготовки к засаде и предвкушение разоблачения, как вдруг стрелка замерла. Дернулась беспомощно туда-сюда и зависла на одном месте.

Не может быть! По родственной крови, тем более мага, она просто обязана была дойти до того самого места, где держат Ортензию! И раскрутиться над ним, подавая знак. Я несколько раз наблюдал такую процедуру, и всегда она заканчивалась одинаково. Так почему же именно сейчас, когда мне так нужна ее помощь, эта проклятая стрелка висит, как сухая муха в паутине?

— Что происходит? — не выдерживаю я многозначительного переглядывания разочарованных магов.

— Нужно попасть в это место, — мягко поясняет неизвестно в какой момент присоединившаяся к нам Клара. — Видимо, здесь женщин разделили.

— Но почему… — горячо начинаю возмущаться я, и вдруг понимаю…

Ох, дьявол! Хенрик, ну что же ты не сказал сразу… и как вообще разрешил ей участвовать во всей этой авантюре?!

— С ней… — дрожат губы парня, — все в порядке?

— Прибудем на место — узнаем! — неопределенно бросает магистр Леон, осторожно скручивая на мягкий валик карту. — Сейчас попробуем выйти на то место… Кто открывает портал?!

— А почему… — не понял один из незнакомых магов. — Почему стрелка не пошла по крови?

— А это ты у будущего папы спроси. Кого он ждет — сына или дочку… — видимо от разочарования, Леон шутит так ехидно.

— Но ведь родная сестра… там кровь пока сильнее? — не сдается упрямый маг, и я оглядываюсь на Клару, — а ведь действительно…

— Она ему сестра только по матери, — вместо мага неожиданно отвечает генерал Тродинион, — отцы у них разные.

Нет, не нужно, не хочу этого слышать! И сразу не хотел, как теперь ясно понимаю! Потому и не старался распутывать клубок в эту сторону… не нравилось мне все, что там могло скрываться.

Ну ничуть не была она похожа на то чудовище, что пряталось в переплетениях этих интриг и тайн, хотелось верить, что не виновны ни в чем таком эти серые глаза… Да и моя интуиция не чувствовала в ней тех низменных качеств, что предполагала такая развязка.

— Тогда понятно, — разочарованно хмыкнул маг, и я облегченно вздохнул, безмерно благодарный ему за то, что он перестал задавать вопросы.

Хотя вовсе не был уверен, что через мгновение не задам их сам. И всеведущему генералу и себе. Теперь я просто обязан знать правду, какой бы она ни оказалась.

— Грег, ты идешь? — отвлек от тягостных раздумий голос Клары.

Что-то слишком она меня сегодня опекает. Даже смешно становится. Больше двенадцати лет назад, когда я пришел к ней первый раз, она была не такой заботливой. Хотя с новичками у нас не нянчатся. Мало ли кем человек хочет стать в юности. Для нашей работы одного желания мало. Нужно уметь вкладывать в дело всю душу, и не только. Бывает, мы не спим по нескольку дней, а бывает, спим в таких местах, что потом об этом даже рассказывать неприятно. Например, не буду же я рассказывать, как спал на мраморном полу замка Монтаеззи! То же самое и с едой, одеждой, дорогами… да со всеми сторонами жизни. Вот и не выдерживают новички, уходят в стражу, в сыскари, просто в торговлю.

Потому и не тратит магистр особых сил на всех своих подопечных, пока не поймет, что его усилия были не напрасны и новое королевское око готово к выполнению любого задания.

Портал засиял чистым светом, и мы бегом ринулись в него. Чтобы не тратить слишком много энергии. Так же бегом и отскакивали в сторону, уступая место пришедшим.

Пока магистры расставляют стол и снова раскладывают карту, разглядываю, куда занесла нас судьба. Ничего хорошего вокруг не находится, место, где разошлись пути девушек, — обычный перекресток двух незначительных дорог. Тут даже столба с указателем не видно, и это, с одной стороны, — хорошо, а с другой, — плохо.

Хорошо потому, что такие дороги заканчиваются обычно поблизости, либо в маленьких деревушках, либо в поместье. А плохо потому, что похититель не дурак, и скорее всего, немного дальше мы найдем след еще одного портала. Потому что прятаться в маленьком поместье стал бы только полный идиот.

Вскоре определилось одно из направлений, и небольшой отряд сыскарей на выведенных из портала лошадях уехал в ту сторону.

— Клара, а где мой Таур? — не оглядываясь, спрашиваю темноту.

— А ты уверен, что он понадобится? — немедленно отзывается она голосом наставницы.

— Пока нет. Но лучше, чтоб он был наготове.

— Его доставить — всего одна минута, — возражает магиня, и я, чуть подумав, соглашаюсь. Лучше подождать минуту мне, чем будет ждать полчаса он.

— Клара, — вспоминаю, о чем давно хотел спросить, — а милорда Монтаеззи уже допросили? Ведь это явно его работа!

— Туда еще из пещеры выслали двух магов, — кивает она, — хотя непонятно, как это ему удалось. Ты же сказал, что отправил в камеру всех его друзей.

Да я и сам так думаю. Но проверить все версии просто необходимо. Терон, судя по его подкованности, будет потом жаловаться. Возможно, ему даже принесут извинения — если выяснится, что он невиновен.

Только моя интуиция просто вопит об обратном!

Следы портала нашлись неподалеку, в рощице, и маги решили перебираться туда на повозках, подоспевших из ближайшего городка, и верхом.

Своего Таура я решил не вызывать, просто сел в одну повозку с магиней, прихватив с собой Хенрика. Он выглядел таким несчастным и убитым, что многие поглядывали с невольным сочувствием.

Хотя и были уверены, что миледи не жертва, а ловкая интриганка, крутившая сразу двумя мужчинами, отцом и сыном. И послужившая причиной их раздора и смерти отца. А потом заставившая и брата участвовать в грязных делишках.

Мне не хотелось ни с кем говорить на эту тему, а тем более убеждать в обратном. Еще никогда в жизни я не чувствовал себя так отвратительно и отлично понимал, что сам виноват в этом. Ну почему мне пришло в голову, что именно я должен ее защищать и спасать? Ничего ведь между нами не было, кроме нескольких поцелуев, ни клятв, ни обещаний…

Даже самый сверхморальный судья не признает за этой женщиной каких-либо прав на мое особое внимание.

И только неведомая сила, поселившаяся во мне, против моего желания толкала меня к поступкам, которые еще пару дней назад я бы рассудительно определил как неприемлемые для моей сущности.

Пока маги снова расставляют свой стол, а Хенрик мается рядом в ожидании, пока ему проколют очередной палец, я стискиваю зубы и отправляюсь искать генерала. Ясно, что именно он знает об этой истории больше других.

Генерал обнаружился быстро, он и не думал скрываться. По привычке всех воинов, приспосабливающихся к любым условиям, он уже пристроил свой тощий зад на застеленном плащом бревне и безмятежно наблюдает за котелком, висящим над костром.

И эта жизненная позиция неизменно вызывает у меня восхищение. В любой стране и любой ситуации такие как он, попав в незнакомое место, первым делом разжигают костер. Если, конечно, позволяют обстоятельства. И пока нет работы для их рук и ног, сидят у трепещущих жаром языков пламени, попивая неизменный чай.

— Садись, — показал он на место рядом с собой, и я даже не подумал отказываться.

Пару минут мы дружно смотрим на огонь, и я все не могу набраться решимости, чтобы задать вопрос, который жжет меня намного сильнее, чем жар близкого костра.

— Он был хорошим воином, — говорит вдруг мой сосед задумчиво, пошевеливая веткой угольки, — отличным стратегом, умелым тактиком. Любящим мужем. И нежным отцом новорожденному сыну. А потом… хм. Однажды он приехал темнее тучи… Я сразу понял: случилось что-то плохое… Вечерком позвал его к себе на ужин, поставил бутылку хорошего вина. Потом вторую… третью… не помню, после которой его прорвало. Все было просто… впрочем, как это обычно и бывает. Сестра жены — она у них гостила — разбила жизнь моего друга маленькой запиской. Гонец ждал его в соседней деревушке, через которую Доральд проезжал, направляясь на службу. Он, конечно, вернулся… Объехал замок лесом… Она ждала у маленькой двери, в которую носили дрова. Показала, куда идти, и побежала прятаться в свою комнату. А он помчался в дальнюю башню, где хранили всякий хлам… и застал их на горячем. Свою жену и садовника. Он только потом вспомнил, что садовник пришел устраиваться на службу всего за пару дней до свадьбы. Оказалось, они любили друг друга чуть ли не с детства… Но знатной девушке не судьба выходить замуж по любви. Доральд не смог простить обман. Он был слишком честный и прямолинейный человек. Жить с женщиной, которая любит другого… это было не про него. Он выгнал садовника, а ей предложил вернуться к родителям… или переехать в ту самую башню. Она выбрала башню.

— Грег! — прервал рассказ генерала крик Клары, и я с досадой скрипнул зубами.

Как она не вовремя!

— Что?

— Плохие новости, — виновато поглядывая на меня, объявила магиня, подходя ближе, — из Тазгола.

Все внутри сжалось в холодный комок.

— Ну?!

— Терон вечером подпоил стражника и ушел вместе с друзьями.

— Как это могло случиться?

— Ты же сам велел вести в платную камеру! — дернула она плечами, нисколько не осуждая меня за это.

Да и не было у меня в тот момент причин сажать его в другую! А платная отличается от обычной лишь тем, что там можно, заплатив, заказать дополнительные удобства. Постель, жаровню с нагретыми камнями, ужин из харчевни и даже бутылочку вина.

И никто не мог предположить, что тюремщик не откажется от предложенного угощения… Наверняка и раньше не отказывался, и все сходило с рук. А в этот раз не прошло.

— Открывай портал в замок, — мгновенно решил кто-то внутри меня. — Я устрою там засаду!

— Я с тобой. — Она даже не спрашивала, а утверждала. — Только сначала переговорю с Леоном.

— Жду пару минут.

Но ее уже нет рядом.

— Ты расскажешь… что было дальше? Когда я вернусь? — оглянулся я на генерала.

— Конечно. Если ты сам не узнаешь все раньше.

Как я могу узнать, когда все что-то скрывают? Хотя… понемногу начинает открываться эта коробочка, битком набитая переплетенными между собой человеческими судьбами. И как обычно бывает, счастливых в ней намного меньше, чем несчастных.

К порталу мы подошли преображенные чужими личинами и вооруженные лишь амулетами, хитро вплетенными в застежки на одежде. Да несколько метательных ножей я вытребовал себе взамен арбалетов, отобранных решительной рукой Леона.

В последний раз оглядываю черный парик и голубые, сильно накрашенные глазки Мари и вздыхаю. Тяжело мне в этот раз придется, все время нужно смотреть на нее влюбленным взглядом Хенрика, ведь именно его я сейчас изображаю. А сам Хенрик, служивший магам консультантом при наведении ими личины на Клару, стоит сейчас в сторонке и глядит на нее с невыносимой тоской, видимо забыв от волнения, что это вовсе не настоящая Марита.

Комната, куда нас выбросил перенос, оказалась далеко не тем местом, куда мы рассчитывали попасть. Хенрик, не умеющий строить порталы из помещений, перебрасывал в Заречье себя и сестру с открытой веранды, расположенной с восточной стороны дома, там же и оставил один из амулетов привязки.

А мы оказались в какой-то мрачной комнате, заставленной поломанной мебелью и старыми сундуками. Пока я оглядываюсь и хоть приблизительно пытаюсь определить, где мы находимся, Клара отправляет вестника Леону, который будет все время следить за нами по маячкам.

Дверь нашлась сразу и оказалась незапертой; я вздохнул свободнее. Я уж было встревожился, посчитав, что мы угодили в ловушку. Однако теперь склоняюсь к мысли, что это просто служанки вынесли сюда вместе с ненужными вещами найденный портальный камень Хенрика.

— Вот он, — шепчет Кларисса, — лежит на самом видном месте! Не похоже, чтобы его принесли сюда по ошибке.

Прежние подозрения возвращаются немедленно, и я отправляюсь проверить, куда ведет дверь. Короткий коридорчик кончается у застекленного и забранного решеткой узкого окна, под которым начинаются ступени винтовой лестницы, ведущей вниз. Но мне не нужно спускаться, чтобы точно сказать, где мы находимся.

Я и так уже это знаю. Самая дальняя из сторожевых башен замка Монтаеззи, именно та, в которой несколько лет прожила в добровольном заточении провинившаяся жена милорда. Пока мне делали личину, пока снаряжали Клару, старый генерал, пришедший посмотреть на наши сборы, сидел рядом. И рассказывал печальную историю непобедимого полководца и несчастного человека милорда Монтаеззи.

Он трудно переживал измену жены, но самым болезненным ударом стали для полководца слова миледи о том, что она всегда любила другого.

На некоторое время крошка сын сосредоточил в себе все его помыслы, но неугомонная свояченица успела и тут. Словно ненароком как-то обронила, что мальчик не похож ни на мать, ни на отца, и это отравленное семя дало колючий росток. Жалящий своими ядовитыми иглами сердце милорда день и ночь.

В конце концов он отправился в башню, переступать порог которой закаялся самой страшной клятвой, и потребовал признания.

Вернулся милорд не скоро, женщина, не желавшая своему ребенку зла, долго не хотела раскрывать тайну его рождения. Но генерал уже к тому времени сопоставил даты и события и догадывался, что его обманули и тут.

Наконец она во всем призналась, сумев, однако, вырвать у обманутого супруга клятву, что мстить ребенку он не будет.

С тех пор внешне ничего не изменилось, малыш рос в тех же покоях, где и раньше, с ним занимались лучшие учителя, только у отца теперь не находилось для него свободного времени. А когда ему исполнилось семь лет, его мать умерла, и милорд немедленно отвез ребенка к ее родителям. Объяснив это тем, что мальчику после смерти матери нужно сменить обстановку.

Вот в то время он и завел суровые обычаи не устраивать празднеств и не ездить в гости. Хотя многие знатные дамы и девицы были совсем не против стать мачехой маленькому Терону. Но милорд не выказывал никакого интереса к таким претенденткам, и постепенно даже самые настойчивые оставили его в покое.

Больше генерал ничего рассказать не мог. Милорд попросил у короля отставку и зажил уединенной жизнью. А Терон, получавший из родительского замка неплохое содержание, постепенно превратился в одного из тех повес, что не встают с постели до заката и не перестают кутить до рассвета.

Милорд исправно платил по всем его карточным долгам, и его постепенно начали считать тихим слабохарактерным старичком, мирно доживающим свой век под сенью неприступных замковых стен.

Пока однажды общество не взорвала немыслимая новость. Милорд женил сына, явившегося к нему за очередной проигранной суммой, на дочери кухарки и через два дня после свадьбы отправил с поручением за океан.

А еще через несколько месяцев слуга, сопровождавший его, привез печальное сообщение, что молодой лорд погиб в этой поездке. Вот тогда и рванули к замку толпой женихи, сразу забывшие и про родословную миледи, и про те сплетни, что сами взахлеб повторяли недавно.

— Пойдем вниз? — предлагает Кларисса, уже ступив на лестницу, и я молча иду следом.

Ей не нужен охранник или проводник, она одна может легко справиться с целым гарнизоном такого замка. Если ситуация разрешает применение магии.

Дверь, ведущая из башни наружу, заперта, но я был бы очень разочарован, если бы это было не так.

Тот, кто устроил ловушку Хенрику и Мари, был очень хитер и предусмотрел все. И то, что Хенрик после переноса будет выжат досуха, и то, что он обучался в Северной магической школе.

А там обучаются только те студенты, у которых в арсенале нет природной магии.

И это сразу отметает подозрения в предательстве от всех, кто никогда не создал ни одного, хоть самого простого заклинания. Знать разницу в школах может только тот, кто проучился там хоть полгода. Или, как я, получил эти сведения от аттестованного мага.

Не предусмотрел этот незнакомец только одного. Того, что вместо них в башню придем мы с Клариссой. Впрочем, в этом случае правильнее сказать: Кларисса со мной.

Она только пренебрежительно хмыкнула, что-то шепнула, и дверь растаяла.

Мы вышли в эту дыру на освещенный ярким утренним солнцем двор и не спеша направились к хозяйскому дому.

— Смотрите, кто явился! Кухаркин сынок со своей девкой! — ядовито процедила стоящая на крыльце высокая старуха в черном шелковом платье и черной кружевной накидке.

Ее не нужно было нам представлять, генерал Тродинион очень точно описал ту, что одной запиской разрушила зыбкое счастье сразу четырех человек.

Свояченица старого лорда с высокомерным презрением рассматривала нас, вовсе не собираясь уступать дорогу.

Кларисса, словно в испуге, прижала к губам левую руку, и я, хмыкнув про себя, выступил вперед. Когда мы с ней работаем вместе, случайных жестов она себе не позволяет. А именно вот этот означал, что я должен уступить инициативу противнику.

В лице этой злобной мегеры с нежным именем Ландиса.

— Почему ты нас так не любишь… — пробормотал я, не зная, как реагировать на этакое заявление.

Хенрик очень мало успел рассказать про слуг и обитателей замка, просто перечислил, кто из них относится к нему по-дружески, а кто не очень.

— А за что мне тебя любить, щенок приблудный! — яростно ощерилась Ландиса. — Мало того, что сам живешь в господских покоях, так еще и девку туда приволок!

— Она не девка! — вдруг разозлился я за деликатного Хенрика. — Она моя жена!

Нет, ну что за странный парень! На капитана с мечом он броситься мог, а этой грымзе слово поперек сказать боится!

— Видали мы таких жен! — так ядовито скорчила худющую физиономию домоправительница, что мне захотелось тоже сделать ей что-нибудь гадкое. Соли в чай насыпать, к примеру.

Ну не на дуэль же ее вызывать.

— Дай пройти, — шагнув на крыльцо, потеснил я плечом старуху и сразу понял, почему Хенрик предпочитал с ней не связываться.

Такой визг и столько самых отборных ругательств мне еще никогда не приходилось слышать! Тем более от дамы почтенного возраста.

И все бы ничего, мы уже обошли ее и протиснулись в дверь, но на помощь свояченице лорда прибежала целая толпа слуг. По их действиям я понял, что комедия спланирована заранее, и вопросительно глянул на спутницу. А она по-прежнему прижимала к губам пальцы, и мне ничего другого не оставалось, как позволить им связать себе руки.

— Хам! — влепила мне пощечину мымра, и я поклялся, что не забуду вернуть должок.

А она сдернула с моей шеи гроздь пустых накопителей и, помахав ими перед моим носом, ушла в дом, не давая никакой команды сообщникам.

Да они и сами все знали. Отвели нас в подвал и толкнули в камеру. Ну, разумеется, я не шел бы туда так покорно, как голодный телок за мамкой, да заметил, что магиня безостановочно шевелит пальцами и губами. Со стороны могло показаться, что она испуганна и бормочет молитвы о спасении.

Но я точно знал: ничего такого ей и в голову не приходило. Просто она ставит маячки на приспешников старой грымзы и оставляет на пути следилки, поисковики и прочую мелкую магическую полуразумную шушеру, что будут служить ей и глазами и ушами.

Дверь за нами сразу захлопнули, даже не распутав веревок на моих руках, и я, не сдерживаясь, рявкнул грозное словцо.

И, словно в ответ, услышал радостный возглас. Едва успел повернуться на него, как на меня обрушился нежный ураган. Объятия, поцелуи, запах… Спасибо вам, конвоиры, что не развязали мне рук.

Иначе я бы не сумел сдержаться.

— Ну хватит его тискать… А то я ревновать начну, — шутливо сказала Кларисса голосом Мари и прижалась ко мне с другой стороны.

Не нужно…

Но движение ловких пальчиков без спросу окатило меня холодной волной какого-то заклинания, приводя в слегка заторможенное состояние.

А тонкие пальцы Ортензии уже распутывают узлы на моих запястьях, и ее ликующий голос не умолкая радуется тому, что мы вместе, что с нами ничего не случилось плохого…

Ну и наивность! Ведь если бы на моем месте был настоящий Хенрик, а на месте Клариссы — Мари, радоваться было бы нечему.

— Да что ты хмуришься, Хен! — хлопнула меня по плечу миледи. — Ты что, все забыл?

— Не люблю я… когда меня связывают… — буркнул я нечто неопределенное, потому что ничего про то, что я мог «забыть», настоящий Хенрик нам не рассказывал.

Тот еще конспиратор! Все вопросы, что касались его сестры, мгновенно приводили мага в состояние временной глухоты и немоты, пока мы наконец не перестали его допрашивать.

Хотя догадки уже клубились в голове… и было трудно не поверить в самые заманчивые… но вопросы никуда от этого не исчезали. Наоборот, их становилось все больше.

— Хен, ну ты же обещал… Она тоже очень несчастна… и не в своем уме… да ты и сам знаешь, — отводя нас к стоящей у стены скамье, бормотала Зия.

Видимо, она сильно переволновалась за эту ночь и ей необходимо было выговориться.

Слабый свет от свечи, стоящей на столе, не позволял рассмотреть выражение ее глаз, а мне так хотелось в них заглянуть, и не только заглянуть. Прогнать нежными поцелуями тревогу и обреченность, которые поселились там за последние несколько часов, согреть дыханием побледневшие щеки…

— Ох, как я боялась за тебя, Мари! — устраивая Клариссу поудобнее, призналась Зия. — Когда те гады… вот видишь, и я умею ругаться… Когда они увели тебя, мне стало так страшно, я так себя ругала… что поддалась на ваши уговоры. Не нужно мне было сразу сопротивляться, но, если бы не клятва… я бы вам никогда не позволила ловить этого милого мальчика. Я видела — да, подсматривала, каюсь… с каким презрением он на вас смотрел. Мне никогда не забыть этот взгляд…

Клянусь, я помогу тебе. Я расскажу, почему так смотрел, почему не понял сразу — тут что-то неправильно. Только подними голову, расправь скорбную складку в уголке губ…

— Как стемнеет, мы уйдем… там приготовлены для тебя накопители и амулеты, — поглаживая меня по голове, объясняла она детали своего тайного плана. — Будем жить в маленьком домике… только втроем… Я стану нянчить вашего сынишку. На первое время денег хватит, а потом мы придумаем, как заработать.

— Ты решила оставить ему замок? — не выдержала Кларисса.

— Не надо! — предупреждающе подняла руку Ортензия. — Больше ни слова! Я очень виновата перед Всеслышащим и перед тем мальчиком, что один раз позволила вам меня уговорить. Второго раза не будет! Пусть остается кому угодно этот проклятый замок, который никому не принес счастья. Ни отцу, ни маме… ни нам.

— Тихо, — внезапно шепнула Клара, — сюда идут!

Миледи изумленно на нее уставилась, видимо, раньше Мари особой тонкостью слуха не отличалась, и… ничего не успела спросить.

В двери зазвенел, поворачиваясь, ключ.

Повинуясь знаку Клариссы, я состроил самое несчастное лицо, какое только мог, и лишь Всеслышащий знает, чего мне это сегодня стоило!

Как можно искать в душе воспоминание о каких-то детских обидах? (А именно таким методом магиня мне всегда рекомендовала настраиваться на нужное настроение.)

Если меня, хоть задумчиво, но нежно гладит по волосам та, чье имя в эту ночь внезапно стало моей самой светлой мечтой? Хотя вполне еще может стать и самым горьким разочарованием.

Слуга, вошедший в дверь, демонстративно не обратил на нас никакого внимания, — видимо, очень хорошо изучил нравы тех, кого мы изображаем. И не ждал от нас никакой агрессии. Да и правильно вообще-то делал. Магиня велела мне не предпринимать никаких решительных действий, но я с ней и не спорил. Начал уже понемногу вникать в ее задумку. Хоть это и не самый быстрый способ — ловить преступников на живца, зато самый действенный. Особенно когда живца изображаем мы с Клариссой.

Не нужно гоняться за злоумышленниками по замку, выслеживать их, прятаться и бросаться наперерез с мечом. Все намного проще и соответственно скучнее. Они сами придут сюда, раз мы нужны им. Сами придут и сами объяснят, чего хотят.

А нам останется только растолковать им, что хотеть и получить — это иногда две стороны одной монеты. Когда ты видишь одну, вторая смотрит в противоположную сторону.

Слуги под присмотром старшего лакея затаскивают пару широких скамеек, несколько одеял и даже подушки. А потом еще и маленький столик, на который ставят немудреную снедь.

А вот это они молодцы. Позавтракать я так и не сподобился, занятый сборами в замок.

И чего мы так сюда торопились, что даже не поели, чудаки? Попытался пошутить я, но в глубине души знал точно: если бы заранее догадался, какая встреча ждет меня в этом подземелье, портал магам пришлось бы открывать намного раньше.

Уходя, слуга незаметно оглянулся на Зию и чуть склонил голову. Совсем ненадолго, буквально на миг… И, показалось мне или нет, как в его выцветших глазах что-то блеснуло? И как это нужно понимать?

— Пойдем завтракать, — тянет меня Ортензия, и я с неохотой поднимаю голову с ее плеча.

Может, лучше еще посидим так… хоть немножко? Неизвестно ведь, как потом повернется наша судьба.

— Мари! Тебе нужно хорошо кушать! — Зия уже раскладывает еду по деревянным мисочкам, принесенным слугами.

Сначала я было удивился: миледи — и с половником. А потом вспомнил про ее мать и задумался: как бы так незаметно задать ей мучающие меня вопросы, не выдавая пока своего настоящего облика?

Однако поесть нам Клара не дала. Подскочила к столу, провела рукой над мисками и топнула в гневе ногой.

— Что такое? — Ортензия потянулась к миске, но я перехватил ее руки.

Почему Клара объясняется со мной жестами, мне понятно, не хочет пока миледи тревожить, а вот почему с ней вдруг разговаривать перестала?

Это может означать только одно: тот, кто так хорошо просчитал свой дьявольский план и придумал, как лишить миледи поместья, находится где-то поблизости.

И это неважно, что Кларисса сидела последние полчаса с усталым видом и сонно хлопала глазками. Где-то в невидимом мире магических энергий шла в этот момент ожесточенная борьба.

Маг, затеявший эту авантюру, явно пытался подействовать на нас ментально, чтобы все творимые им бесчинства выглядели вполне официально и законно. А Кларисса, к его неудовольствию, сумела удержать свои щиты сразу над всеми нами.

И теперь он мало того что прислал еду, сдобренную какой-то гадостью, то ли усыпляющей, то ли подавляющей волю, но еще и решил подслушать наши разговоры. Все это я понял сразу, едва Клара замахала руками. Не мог сообразить только одного: как заставить замолчать Зию, которая открыла рот с очевидным намерением разобраться в ситуации.

Ну да, я мог просто зажать ей рот рукой. Мог приложить палец себе ко рту и сделать страшные глаза. А сделал… то, что мне так давно хотелось. Что так часто вспоминалось в эту ночь, да и в прошлую тоже.

Она вытаращила в изумлении и возмущении глаза и, оглянувшись на абсолютно спокойную, занятую собой Клару, снова попыталась что-то сказать… и снова я ей не дал.

— Ты не… — Едва я оторвался от ее губ, выпалила Зия, и мне пришлось снова прибегнуть к своему методу.

— Уходит! — прервала нас Клара в тот самый миг, когда Ортензия наконец перестала колошматить меня кулачками по плечам и голове.

— Прости, — задыхаясь, буркнул я и бросился следом за магиней, которая уже сотворила в двери магическое окошко и успела в него прыгнуть.

Однако успел краем глаза заметить и потрясенный взгляд Ортензии, и магов, выскакивающих из портала, открывшегося в углу камеры.

Тяжело дыша, Клара бежала вверх по ступенькам, и мне не стоило никакого труда ее обогнать. Бегает она значительно хуже, чем магичит. Яркий поисковичок, зажженный магиней, вел меня все выше, пока не нырнул в одну из дверей.

Раздумывать и сомневаться в таких случаях некогда, у мага есть всего около минуты, чтоб открыть приготовленный перенос.

Дверь распахнулась с первого пинка, хотя, возможно, она вовсе и не была заперта, и я влетел в уютную гостиную, обставленную старинной мебелью. Человек в сером плаще с надвинутым на лицо капюшоном, стоящий у дальнего окна, спешно строил портал, готовясь уйти. Я ринулся к нему, но что-то темное полетело в меня из-за створки двери.

Ни оглянуться, ни уклониться времени у меня не было, был только один выученный назубок прием — мгновенно присесть и кувыркнуться через голову.

Это помогло, но заняло лишние пару секунд. И когда я вскочил на ноги, человек в плаще уже делал шаг в пустоту портала.

Рука сама метнулась к ножу, сама сделала молниеносное, выученное до автоматизма движение, и сверкнувшая алмазной гранью полоска стали, свистнув, метнулась вслед за преступником.

В тот же миг что-то тяжелое ударило меня по голове, заставив пошатнуться и упасть на одно колено рядом со стулом.

Хоть голова и гудела от удара, но быстро соображать не перестала, и я, не дожидаясь, пока меня ударят еще раз, схватил стул и, повернувшись, выставил его над собой.

И вовремя. Давешний слуга лупит по бесценной мебели дубинкой, а высокородная Ландиса пытается содрать с ковра огромный меч в ножнах.

Я только успел подумать, не надорвется ли старуха, как в комнату ворвались маги и голос Леона грозно рыкнул:

— Стоять!

«Лежать», — еще успеваю ехидно подумать, роняя стул и чувствуя, как накатывает болезненная тошнота и уносит меня в мягкую глубину.

Глава 11

— Клара! — укоризненно уставясь на магиню, воскликнул я, вскакивая с кресла. — Как ты могла так поступить? Я тебе так доверял!

— Да при чем тут доверие?! — яростно шипит она, подскакивая почти вплотную и глядя на меня снизу сердитыми глазами. — Ты просто не хочешь сейчас рассуждать логично!

Хочу. Но не могу. Это было мое дело! Я был в нем почти с самого начала. И у меня в нем личный интерес!

— У тебя в этом деле личный интерес, — устало поясняет Кларисса, растеряв внезапно весь свой пыл, — и ты был ранен. А у нас не было времени ждать, пока тебя вылечат.

— Вы могли меня захватить с собой и вылечить по дороге, — повторяю я уже в десятый раз. — Времени это много бы не заняло, а магии у вас было под завязку!

— Это было не целесообразно, — вновь с досадой вздыхает Клара. — Ты не маг и не воин. Нет, я не говорю, что ты не способен защитить себя и отбиться от бандита. Или даже от нескольких. Но сам знаешь — сыскари подготовлены в этом плане гораздо лучше. Ты свою роль выполнил и тебе необходимо было лечение и отдых!

— И потому ты усыпила меня на сутки! — желчно бросил я и оскорбленно уставился в окно.

— Не я, а магистр Леон. Не сердись, Грег, но нам пора собираться, и ты должен быть спокоен и убедителен.

Ну да, после того, как они дружно пробежались сапогами по моему самолюбию, я должен быть спокоен! И убедителен, и хладнокровен! А понять, что я мечтал сам участвовать в освобождении и при этом быть в первых рядах, не желает никто!

— Может… все же выпьешь настоечку? — робко заглядывает Кларисса снизу мне в лицо, держа в руках склянку с прозрачной жидкостью.

— Нет!

Я пока в состоянии взять себя в руки и без успокоительных настоек! Мне просто обидно. Так, как бывало обидно только очень давно, в детстве, когда каждое, даже маленькое предательство казалось концом света.

— Тогда одевайся, — кивает она, указывая на приготовленные вещи. — Выходим через полчаса.

Через полчаса мы вышли из портала прямо в судную комнату и, не мешкая, прошли на свои места за огромным круглым столом, стоящим посредине. Как положено, мы прибыли первыми, но и остальные не заставили себя ждать.

Через секунду в дверь вошел секретарь со свитками и, поздоровавшись, занял свое место.

Затем пришел председатель, милорд Тайнери, дружески кивнул нам и сел рядом с писцом.

И последним из боковой двери появился король. Мы приветствовали его стоя, а он, пожелав нам справедливого судилища, сел на кресло с высокой спинкой, стоящее лицом к центральной двери.

Состроил на лице строгое и непроницаемое выражение и стукнул указкой по колокольчику.

Можно было начинать.

Стражник открыл двери, и в зал вошла главная обвиняемая, миледи Ортензия Монтаеззи.

Я сидел не шелохнувшись, только руки заранее убрал со столешницы и, откинувшись на спинку кресла, вжался в нее спиной.

Мне нужно было во что бы то ни стало выдержать несколько часов, пока будет длиться допрос миледи. Потом станет легче.

— Как ваше девичье имя? — задает первый вопрос председатель.

Она молчит несколько секунд, строго глядя в никуда такими знакомыми серыми глазами, а потом четко говорит:

— Ортензия Монтаеззи.

Мы ждем некоторое время, которое понадобилось королю, чтобы вернуть на лицо официальное выражение.

Привычные к любым откровениям чиновники даже не охнули, а Кларисса, скосив глаза, проверила мою выдержку.

Но я ничего. Держусь. А синяки на коленях скоро пройдут, у меня мазь хорошая есть. Клариссой приготовленная.

— Кто это может подтвердить?

— Документ, написанный моим отцом и заверенный его печатью.

— А ваш отец… не мог написать его позже, под влиянием… нежных чувств? — резко бросает король, сжимая указку так сильно, что я начинаю волноваться за ее сохранность.

Ну имею же я право хоть за что-то волноваться?

— Маги проверили дату написания. Миледи не врет, — скучным голосом роняет Кларисса.

— А почему он тогда не объявил… это всем? — недоверчиво хмурится его величество.

Я понимаю, королю очень неприятно, что уважаемый полководец оказался нарушителем закона.

Интересно, а что будет с ним, когда он поймет, что милорд был не простым, а злостным нарушителем.

— Он оставил на случай, если мне придется это объяснять, подробное письмо, — сухо произносит Ортензия, и в ее глазах на миг вспыхивает такая боль, что я едва сдерживаюсь, чтоб не сорваться с места и не ринуться к ней.

— Письмо подлинное и прилагается к делу, — так же безразлично поясняет Клара.

— Зачитать, — помолчав несколько секунд, постановил король, и я стиснул зубы.

Ну разве не мог он прочесть это быстренько про себя? Мне Клара уже в двух словах все объяснила, чиновники тоже могли бы прочесть заранее, прояви они такое желание.

— «Я, лорд Доральд Монтаеззи, находясь в здравом уме и твердой памяти, сим свитком желаю разъяснить…» — размеренно читает милорд Тайнери, а я представляю сурового воина, задумавшегося над бумагой с пером в руке.

Все в его жизни было размеренно и правильно — хорошо воспитанная жена из знатной семьи, милый крошка сын, наследник имени и крови. И вдруг все исчезло, оказалось ложью, подделкой. Жена любила другого, ребенок был чужим.

А потом… он и сам не запомнил, в какой из летних дней впервые услышал в закатной тишине приятный голосок, тихо выводивший печальную песню.

Ее слова были так созвучны горькой обиде, бушевавшей в его душе, что милорд слушал затаив дыхание. И в следующий вечер был рад, как старому другу, нежному голосу, вновь зазвучавшему в гаснущих сполохах заката. С тех пор он взял за привычку откладывать в это время все дела и, распахнув окно, слушать нехитрый мотив.

А когда в один прекрасный вечер не услышал знакомой песни, был опечален — почти как любовник, не дождавшийся обещанного свидания с возлюбленной.

Но смолчал, хотя потом весь день был не в духе. А когда и на следующий вечер не услышал привычного пения, вызвал управляющего.

— Узнай, куда подевалась женщина, что пела вечерами печальные песни, — бросил приказ и приготовился ждать, пока управляющий проведет расследование.

— Это Зося, что ли? — хмыкнул в ответ всезнающий слуга. — Да куда ж она могла деться? На кухне, поди, ужин готовит.

— А почему… не поет? — сам удивляясь своему любопытству, спросил милорд.

— Так выздоровел ведь Хенрик! Ну, сынок ее маленький. А когда он здоровенький, то и без песен засыпает, как набегается. Уж третий годок ему! — с удовольствием объяснял управляющий, довольный, что может подробно ответить на вопрос господина.

— А что… муж не мог укачивать сына? — еле сдерживаясь, чтобы не показать свое разочарование, скорее для порядка, чем из любопытства, спросил милорд.

— Так нет у нее мужа. Вдова она. Еще с весны. Да вы знали его, он лесником был. Волки задрали, помните? А ее мы тогда кухаркой взяли, дом новый лесник с семьей занял.

Вот потому так печальны ее песни, отпустив слугу, думал милорд. Оттого, что на душе у нее так же горько, как у меня. Хотя… ей повезло больше. У нее хоть сынишка родной есть, а у меня и того нет.

Несколько дней он, забывшись, открывал вечерами окно и вслушивался в затихающий шум поместья, потом, сердясь на себя самого, захлопывал раму и садился к камину с книгой. Но однажды не выдержал, попросил управляющего привести в гостиную кухарку.

Тот неодобрительно поджал губы, но приказ выполнил. Привел кухарку и встал рядом, всем своим видом давая понять, что намерен ее защищать, если господин чем-то недоволен.

Но милорд и не смог бы обидеть эту сероглазую, хрупкую и очень молоденькую женщину.

Она была из тех редких женщин, которых каждый сильный мужчина готов защищать и беречь. Ее глаза смотрели с трогательной честностью, а худые плечики были так беззащитно опущены, что у сурового милорда заныло сердце.

Он попросил ее спеть… и отошел к окну. А когда песня закончилась, в его голове уже созрел план. Они тайно обручатся, а когда его жена, сильно болевшая в последний год, наконец развяжет ему руки, соединятся браком по всем правилам.

Разумеется, она согласилась не сразу… но милорд недаром слыл знатоком осады.

К зиме они тайно обручились и самозабвенно черпали счастье из одной миски, когда его планы понемногу начали рушиться.

Законная жена к весне поправилась, и лекарь вполне заслуженно получил свой гонорар.

Они решили жить, как жили, не мысля уже себя поврозь. Но вскоре жизнь нанесла очередной удар. Кухарка оказалась во вполне ожидаемом положении. Милорд метался по спальне как дикий зверь, не представляя, как восстановить справедливость. Чужое дитя носит его имя и имеет все основания для получения и титула и наследства, а родная кровиночка будет считаться кухаркиным ребенком!

Зосе едва удалось уговорить Доральда не подкупать прислугу, чтоб отравить изменницу. Она боялась, что преступление отца отзовется на ее ребенке.

Тогда он решил уповать на богов и пустить все на волю случая. Но, когда родилась дочь, на всякий случай все же написал документ, заверил печатью и спрятал в тайник. Только он сам да Зося знали секрет старинного сундука с двойным дном.

Потом, словно спохватившись, судьба выдала ему несколько лет счастливой жизни. Через год законная, но неверная супруга тихо скончалась в своей башне, и милорд тайно заключил брак с Зосей. Жениться на кухарке в открытую оказалось невозможно. Десятки препятствий в виде указов и предрассудков оказались неприступнее каменных крепостных стен, что с такой легкостью раньше брал штурмом воин.

Он нянчился с дочерью в дальних покоях, куда не было доступа никому, кроме пары преданных слуг, и упорно размышлял над тем, как устроить ее судьбу таким образом, чтобы именно ей достался титул и замок.

К тому времени, когда девушке исполнилось восемнадцать, милорд уже почти придумал, как решить этот вопрос, но поступил иначе. Ему показалось, что судьба сама дает ему подсказку, когда ненавистный Терон, проигравшись в карты, в очередной раз примчался за деньгами. Сумма была столь велика, а идея запросто решить трудную проблему так соблазнительна, что милорд решился на шантаж. Он предъявил повесе признание его матери, написанное ею собственноручно, потребовал заключить брак с Ортензией и в тот же час покинуть страну навсегда. Только на этом условии милорд был готов оплатить долг и выдать внушительную сумму для обустройства на новом месте.

Огорошенному таким неожиданным поворотом судьбы Терону ничего не оставалось, как согласиться, и Доральд Монтаеззи праздновал победу. Но его счастье продлилось всего два года. Холодной зимой вдруг внезапно заболела и умерла жена, а через полгода так же неожиданно объявился Терон. Он откуда-то выведал все тайны законного, но неродного отца и грозил разоблачением, если ему не отдадут один из замков и половину состояния.

У старого лорда, кроме ложных свидетельств о смерти подкидыша, не было никаких козырей, и он впал в отчаяние. И так подкошенное смертью любимой здоровье сдало окончательно, сердечные приступы следовали один за другим. Врач поселился в соседней комнате, сиделки и Ортензия не отходили от его кровати.

Пока однажды лекарь не сообщил девушке, что ее отцу осталось жить не более двух дней.

По ее заплаканным и тщательно припудренным глазам милорд все понял и, выгнав из комнаты чужих, потребовал, чтобы она сочеталась с ним фиктивным браком. Который позволит ей избежать притязаний Терона. А в случае, если наглец осмелится обратиться в суд, надлежало предъявить признание его матери.

Она пыталась отказаться, но у отца начался очередной приступ. После которого он еле выжил. И его измученный вид и умоляющий взгляд сломили волю любящей дочери. К постели призвали жреца, и тот совершил брачный обряд.

Сразу после обряда милорд попросил принести перо и недописанный свиток, над которым трудился все последние дни в те моменты, когда чувствовал себя лучше.

Дописал несколько строк, поставил при враче и сиделке печать и отдал свиток Ортензии, с тем, чтобы она отнесла его в тайник.

Девушка поспешила выполнить его волю, а когда вернулась, по виноватому взгляду лекаря поняла, какая страшная гостья посетила комнату в ее отсутствие.

Председатель давно дочитал письмо милорда, но король мрачно молчал, вцепившись в свою указку. Ну да, легко издавать правильные и глубоко нравственные указы… вот только всю многогранность человеческих отношений очень нелегко в них уложить. Практически невозможно.

Наконец король вздохнул, постаравшись сделать это как можно незаметнее, и дал знак председателю продолжить допрос.

— Зачем вы, миледи, — уже более мирным тоном спросил милорд Тайнери, — решили захватить милорда Зигеля дель Ксаро?

— Я хотела уговорить его обручиться со мной… фиктивно. Или, еще лучше, жениться, — тихо, но твердо объясняет Ортензия. — Я надеялась таким образом защититься от притязаний Терона. Разумеется, не бесплатно… и с правом расторгнуть помолвку по моей вине.

— В чем заключались эти уговоры? — задает председатель опасный вопрос.

— Мне поведали, что Зигель очень изнеженный молодой человек. Я хотела, чтобы он немного испугался, иначе бы он не согласился на мое предложение… и потому заперла его в подвале.

Она говорит это, глядя в никуда и пытаясь за холодностью голоса скрыть нотки отвращения к самой себе за этот поступок, но заалевшие кончики ушей выдают ее с головой.

Мои пальцы сомкнулись на коленях, как кузнечные клещи, однако боли я не чувствую. Кларисса все чаще косит на меня глазом, но попытки успокоить меня заклинанием не предпринимает. Здесь, в судной комнате, всякая магия запрещена категорически.

— У вас были сообщники? — продолжает допрос милорд Тайнери, не глядя на Ортензию.

— Нет, — ни секунды не задумываясь, быстро выпалила она, — никто не был посвящен в мои планы, я все придумала сама.

— Чем закончилось ваше предприятие?

— Он сбежал. У него был амулет переноса.

— Зачем вы последовали за ним?

Это самый опасный для нее вопрос. Если она признается, что у нее была сообщница, то сразу втянет в это дело Мари, и выкрутиться той уже не удастся.

— Перенос случайно захватил жену моего брата, и мы отправились ее искать. Женщине в ее положении бродить по дорогам очень опасно. — Она сумела сказать почти правду и при этом выгородить Мариту, и мне стало легче дышать.

Теперь я точно знал, что мне можно рассказывать, а что нет.

Однако вскоре убедился, что обрадовался рано.

Председатель объявил, что миледи Ортензия Монтаеззи пока может отправляться в отведенную ей комнату, и стражник открыл перед девушкой двери.

А я вздохнул свободнее. Самое страшное для меня было позади. Теперь предполагались допросы остальных, а уж это я как-нибудь переживу.

Незаметно растер под столом нывшие костяшки пальцев, старательно не замечая несчастных взглядов Клариссы. Ну и что, затекли немного. Зато ни мой разум, ни чувства не затуманены никакими настойками.

Вторым на стул подсудимого сел Хенрик.

Обвел всех внимательным взглядом, задержавшись на один миг на моем лице, и застыл, точно так же глядя в никуда серыми глазами, как совсем недавно смотрела его сестра.

Председатель начал задавать первые, самые простые вопросы, и Хенрик четко назвал свое имя, рассказал про мать и отца, кем он приходится миледи и кто его нанял на службу замковым магом.

Разумеется, отец Ортензии. Он безумно обожал свою дочь, однако и к сыну своей тайной супруги относился очень хорошо. И когда у мальчика обнаружились способности, тот отправился в Северную школу магии в карете милорда. И та же самая карета всякий раз ждала его у ворот, когда в школе начинались каникулы.

А когда Хенрик должен был получить аттестат, на его имя пришло приглашение из замка Монтаеззи.

— Вы знали, что ваша сестра планирует похитить милорда Зигеля дель Ксаро? — задал вопрос председатель, и я вновь напрягся.

— Нет, — отрицательно качнул темноволосой головой маг, — не знал.

У меня отлегло от сердца. Непонятно, когда они успели сговориться, но им это может помочь. А я, естественно, не стану их выдавать. Потому что имею свое мнение по поводу всех происшедших в замке событий.

— И знать такого не мог. Ведь это именно я придумал и провел операцию по захвату милорда. Неужели вы поверили, что нежная, добрая девушка может измыслить, а тем более осуществить такой план? — уверенно и чуть насмешливо сообщил королю Хенрик, заставляя меня крепче вжаться в кресло. — Я давно понял: если вернется Терон, то он выгонит из замка и меня, и мою жену. Да и сестре придется несладко. До нас доходили слухи из столицы… он был хорошо известен как игрок, задира и грубиян. Если бы ему удалось склонить к ненавистному браку мою сестру, думаю, он бы быстро превратил нашу спокойную жизнь в ад. Вот я и предпринял кое-какие действия. И очень жалею, что они не увенчались успехом.

Ну вот и все. Он закопал и себя и ее. Теперь никто не поверит в глупую выходку не знающей реальной жизни девчонки. Сейчас налицо преступная семейка, всеми силами цепляющаяся за не принадлежащее им по закону имение.

— А как же ему удалось сбежать, раз ты так хорошо все продумал? — интересуется председатель.

— У него был спрятан на груди амулет переноса. Я не догадался его обыскать, — признался Хенрик.

— А почему с ним вместе в перенос попала твоя жена? — смотрит испытующе король.

— Случайно. Она ничего не понимает в переносах и, когда увидала, что Зигель исчезает, испугалась за него и схватила за камзол.

— А если бы Зигель уперся и ни в какую не захотел жениться? — интересуется председатель, и я замираю.

Все. Смолчать про то, что я провел в подвале три дня, мне не удастся!

— Мне пришлось бы… подлить ему одно из тех снадобий, что делают людей сговорчивее, — вздохнул Хенрик, быстро взглянув на меня.

Ну хоть что-то сообразил. Однако это теперь такая мелочь, по сравнению с тем, в чем он признался.

Ему задали еще несколько несущественных вопросов и отправили в его комнату.

Несмотря на то, что каждая из этих уютно обставленных комнат имеет примыкающую умывальню, на окнах там стоят красивые витые решетки, а двери запираются на ключ. И стены защищены заклинаниями.

Чтобы те, кто выйдет оттуда свободным человеком, не могли пожаловаться на неудобства, а те, кому хотелось бы оказаться отсюда подальше, не смогли осуществить свои желания.

Председатель объявляет перерыв на час, и мы дружно встаем, проявляя таким образом почтение к стремительно выходящему прочь королю.

— Пойдем выпьем чаю со свежими пирожками, — зовет Кларисса, и я нехотя плетусь за ней.

Не хочу я сейчас ни есть, ни пить; от точащей душу тревоги мне хочется сделать что-нибудь такое… чего никак не ожидают от меня те, кто уверен, что хорошо меня изучил.

Мы проходим мимо комнат, в которых заперты привезенные на сегодняшний суд подозреваемые, и я мечтаю, чтобы двери хоть на миг стали прозрачными. Не все… только в одной комнате.

После перерыва в судную комнату ввели Мари. На голове девушки надет простенький чепчик, а выглядит она побледневшей и утомленной. Хотя маги уверяют, что здоровье ей подправили.

Возлюбленная Хенрика провела всю ту ночь, когда мы их искали, и следующий день взаперти в маленькой заброшенной охотничьей избушке на болотах. Осенью, когда начинается перелет гусей и уток, в тех местах довольно многолюдно, и охотники ее освободили бы намного быстрее. Но сейчас весна, и, пока до нее не добрались маги, Мари просидела, забравшись с ногами на стол, потому что по полу, оказывается, бегали мыши.

— Как твое девичье имя? — Первый же вопрос председателя вгоняет Мариту в легкий ступор.

Она оглядывает нас подозрительным взглядом, тяжело вздыхает, словно ей предстоит прыжок с моста в реку, и тихонько бормочет:

— Марита Чануа.

Король вопросительно глянул на Клариссу, получил подтверждающий кивок и нахмурился.

— Кто может подтвердить, что ваш брак состоялся без применения силы и незаконных действий? — взглянув на короля, переводит в слова его недовольство милорд.

А с чего его величество должен радоваться? Единственная дочь одного из самых толстых денежных мешков столицы могла бы оживить своим приданым любую из захиревших знатных фамилий.

— Я, — произношу заранее приготовленное слово, и это первое, что я сказал на сегодняшнем судилище.

— Как вы познакомились со своим мужем? — продолжает задавать милорд совершенно не относящиеся к делу вопросы.

Однако никто из нас не протестует. Король тоже человек, и ничто человеческое ему не чуждо, в том числе и любопытство.

Да и я пока не имел случая узнать эту историю в деталях.

— Я его обругала, — чуть виновато и мечтательно вздыхает Марита. — В тот день я приехала в одну из лавок отца, туда утром привезли расписанные вручную отрезы антийского шелка… мне хотелось отложить себе парочку. А он стоял у прилавка и выбирал бусы. Это я потом увидела, когда задела его локтем. Он оглянулся… и нечаянно порвал нить… бусы рассыпались. А я сказала: неужели есть девушка, которой нравится этот растяпа? Он покраснел… и стал таким милым… и пробормотал, что это бусы для сестры. Продавцы кинулись помогать собирать бусинки, а я пошла в ту комнату, где лежали ткани. Но в дверях случайно услышала, как он попросил прислать эти бусы в гостиницу «Три коня». Я потому и запомнила… смешное название. А вечером отец познакомил меня с каким-то облезлым бароном и объявил, что это мой жених и что свадьба через три дня. Он, наверное, боялся… если у меня будет больше времени, я приду в себя и придумаю, как удрать. Но мне хватило и трех дней. А когда я убежала, то помчалась в эти «Три коня», больше мне некуда было идти. Я не сразу сказала ему свое имя, — просто объяснила, почему убежала. Он велел подождать и ушел. Я только много позже узнала, что он маг и может запутать следы. Если бы не он, меня поймали бы через день.

— Через несколько часов, — сухо поправляет ее Кларисса, но в глазах у нее мелькают смешинки. — Тебе очень повезло, что Хенрик вовремя подчистил следы.

— Да, — с гордостью соглашается Марита, — он очень хороший!

— А ты знала, что он решил захватить в плен милорда Зигеля, чтобы женить на своей сестре? — строго спросил осмелевшую девушку председатель, и она внезапно расхохоталась.

— Это небось он вам такое наплел? Ох, не могу! Да вы на них посмотрите — что он, что сестра, — они же слова поперек сказать не могут, не то чтобы закон нарушить. Куда им такие планы придумывать! Это я сама дельце провернула — и слуг подкупила, и Зигеля в замок привезла. Да спросите его самого, кто с ним в подвале разговаривал? Можете даже опознание устроить. Только парик мне черный отдайте, я тогда Ортензию изображала. И утром, пока он спал, в спальню пробралась, чтобы потребовать исполнения клятв, какие он якобы ночью давал… А он, гад такой, перенос открыл. Я его удержать хотела, не пустить… За камзол ухватила, да куда там — здоровый, бугаище!

— И что же он вам сказал… когда вы с ним вместе перенеслись?

— Много чего сказал, — сердито фыркнула Мари, — он вообще гад редкостный оказался, издевался надо мной как мог. Волосы вот обрезал, кучером меня нарядил… Хорошо, что не удалось Орти за него выдать — все они, эти знатные господа…

Тут она сообразила, что несет что-то не то, и замолчала.

— Грег… — уставился на меня король, — ты правда… издевался?

— Она перенос сбила, — пожал плечами я, утаивать правду дольше было невозможно, — оказаться посреди незнакомой дороги без денег, с лохматой девицей в халате и ночных туфлях… конечно, я был зол. К тому же за то время, что я сидел в подвале, она мне жутко надоела своими притязаниями!

— Он врет! — категорично опровергла мои слова Мари. — Это не Зигель! Я ту белобрысую смазливую мордашку теперь всю жизнь помнить буду.

— Он был под заклинанием личины, — снизошла Клара до пояснений девице. — Мы не могли допустить, чтобы опасности подвергался настоящий Зигель. Едва получили сообщение, что вы договариваетесь его украсть, так сразу и подменили.

— Кто договаривался? Какое сообщение? — уперлась Мари. — Ничего такого не было! А если там был не настоящий Зигель, а вот этот… Грег… то я его постараюсь запомнить. Своих врагов нужно знать в лицо.

— Иди в свою комнату, если будешь нужна, тебя приведут, — объявил председатель.

Марита послушно встала со стула, но, уже дойдя до двери, внезапно обернулась.

— А можно мне… к Хенрику? — Ее голос жалобно дрогнул.

Председатель вопросительно глянул на короля, на Клариссу, на меня… и кивнул:

— Отведите ее к Хенрику Тарни.

— Спасибо! — Личико Мариты озарилось счастливой улыбкой, и она упорхнула из комнаты.

Даже не понимает, дурочка, что если ее объяснение этой истории признают истиной, то это может оказаться их последнее свидание. Хотя лично я намерен разобраться в этом деле до конца. И пока у меня остается хоть крохотное сомнение, я не дам согласия на окончательный приговор.

— Грег, ты не должен был так себя вести, — сделал мне замечание король, и я с ним полностью согласился.

Сегодня я думаю точно так же, как он. Но ведь неизвестно, как бы он сам повел себя в той ситуации. Однако рассказывать ему подробности и оправдываться я совершенно не намерен. Злость на Мари давно прошла, да я и вообще не злопамятный. И готов простить людям многое. Особенно когда они совершают неподобающие поступки впервые и руководствуются при этом благими намерениями. Хотя и не осознают до конца, в силу своего возраста или наивности, серьезности тех последствий, к каковым могли бы привести их действия. Если бы они осуществились. Тем более если виновные искренне раскаиваются.

Глава 12

А в судную комнату тем временем важно вплыла старуха, заточившая нас с Клариссой в подвал. Она одета в шелестящее шелком строгое черное платье и причесана по моде двадцатилетней давности.

— Как ваше девичье имя? — спрашивает севшую на стул престарелую даму председатель.

— Ландиса де Трасль, — высокомерно задрав нос, роняет она.

— Что вы можете сказать об Ортензии Монтаеззи? — размеренным голосом задает вполне обычный вопрос милорд Тайнери, но лицо женщины вдруг становится маской ненависти.

— Она дрянь… низкородная самозванка… хитрая гадина, как и ее мать! — шипит она так злобно, что возникает невольное желание отодвинуться от этого перекошенного ненавистью рта. — Она провела его, старого дурака, и он женился на ней. Он все время женился на ней!

— Что значит… все время? — опасливо интересуется милорд, вопросительно оглянувшись на Клариссу.

— Его женили на ней, потому что она загуляла! — взорвалась ненавистью старуха. — Вы понимаете? Как простолюдинка, как… собачонка! Я, я была старше! И он должен был жениться на мне! Но она загуляла, эта подлая шлюха, с простым садовником, с плебеем… и папенька ее застукал! Честь семьи… скрыть концы…

Я хотела открыть глаза этому болванчику в золотом мундире, но они меня заперли! Подло — заманили в кладовую и заперли! О, я им отомстила! Я перебила все крынки с маслом и медом… наш дом потом долго пах прогорклым маслом… Но меня тогда все равно не выпустили, пока они не уехали в его замок.

А мне разрешили поехать к ним в гости только через два года. Я вела себя очень хорошо, даже принимала ухаживания графа Левоне, и все поверили, что я смирилась. Нет! Я просто стала хитрее. Я все продумала. И ткнула его носом в эту грязь, которую он называл своей жизнью! Все получилось по-моему. Он запер ее в башне и ждал, пока она подохнет! А она… о, как она смотрела, когда я гуляла под окнами башни с ее щенком! Я прикормила его конфетами, и он называл меня мама… А я нарочно просила: скажи погромче, ты любишь свою мамочку? О, это были счастливые дни! А потом она все-таки подохла. Не с первого раза, нет, тогда ее вылечил один дурачок. Больше его не звали в наш замок. Я пошла к нему… Он должен был жениться на мне… в благодарность за все, что я для него сделала. Но он отказался! Этот тупица, этот солдафон… отказался жениться на мне, Ландисе де Трасль, своей законной невесте! Он вообще посмел сказать, что терпит меня только за ту услугу, что я оказала пять лет назад!

Но я уже умела ждать. Я искала пути… в его комнаты… и я их нашла. Я подружилась с этой глупой курицей, его кухаркой… как же я не разглядела ее раньше! Она бы и близко к замку никогда не подошла! Он носился с ней и с ее выродками, особенно с девкой… Но я успокоилась, когда он выдал ее за Терона. Да! Этот щенок вырос, и плебейская кровь его папочки показала себя во всей красе! Он был груб и жаден и мечтал о том времени, когда станет хозяином поместья. Но он сгинул… погиб за океаном. А потом вдруг пришел от него человек… и я сама отвела его к Доральду. В это время наконец сдохла его кухарка… и я старалась ему почаще напоминать… что рядом есть женщина… которая ждет его столько лет!

— Леди, вот вы же все знаете… Не можете подсказать, кто захватил милорда Зигеля? — состроив преувеличенно почтительную гримасу, осторожно перебил поток ее грязных откровений председатель.

— Так эта девка приблудная вместе с кухаркиным сыночком и захватили! Он в нашем замке магом служил, милорд был слишком добр к ее щенкам. Да, они сами переоделись в слуг и захватили! Еще Тума брали и Нейжа. Так те мне все сразу и рассказали. Как обмотали бедного парнишку с ног до головы веревками, грязной тряпкой заткнули рот и засунули в багажный ящик.

Король чуть виновато косится на меня, видимо, уже сожалея о резких словах, сказанных недавно.

— И как они только решились украсть милорда! — сочувственно поддакивает ей председатель, но получает в ответ высокомерную ухмылку.

— Да как же им было не решиться! Если он — сам! — все придумал и им внушил! — с превосходством бросает старая леди, тыча куда-то вверх сухим пальцем.

Он? Кто такой «он»? Терон? Не похоже. Не стала бы она говорить о Тероне с таким пафосом. Мнимого милорда Ландиса иначе как щенком или плебейским отродьем не называет. Значит, это вполне может быть тот самый маг, в которого я успел бросить свой нож.

И попал-таки, судя по лужице крови, найденной магами на том месте, куда он переместился из замка Монтаеззи. А вот куда он ушел оттуда, проследить не удалось. Он оказался очень хитер, хотя Кларисса и считает, что в магии силен не особенно. Он проложил с той полянки в соседнем лесу целую сеть проходов, и все они то уходили в заброшенные руины старой мельницы, то возвращались назад, то переносили из погреба на чердак… Несколько магов бродили там не один час и так и не смогли найти тот единственный путь, по которому можно было выйти из заколдованного круга и добраться до преступника. А судя по всему, именно преступником он и был, ловким, расчетливым и очень осторожным.

Хотя… вполне возможно, что «он» вовсе не тот маг, а некто другой.

— А! Раз он сам внушил… то действительно, деваться им было некуда, — пытается подыграть полубезумной старухе председатель. — Только непонятно, зачем это ему было нужно?

— А вот и не ему! — снисходительно хмыкнула безумная леди. — Это нужно было мне! Чтобы восстановить справедливость. Как только начнут брачный ритуал, надо сломать амулет. Они будут наказаны! А Терон женится на мне. Замок должен принадлежать истинной леди!

— А куда же денется Терон? — Похоже, ей удалось удивить даже невозмутимого председателя.

— Дать немного денег — и пинок… ха, ха, ха! — развеселилась Ландиса. — Он так и сказал: денег и пинок!

— Он? — словно в забытьи милорд Тайнери трет лоб. — Ах, ну да! Он же, этот… как его…

— Б…б…р… — с превосходством взглянув на милорда, попыталась подсказать Ландиса, но из ее горла донеслись только нечленораздельные булькающие звуки.

Лицо женщины посинело, она закашлялась, словно чем-то подавилась, и, схватившись руками за горло, выпучила глаза.

Кларисса бросилась к ней, махнула пару раз руками, потом опомнилась и закричала:

— Грег, выноси ее отсюда!

Но я и сам уже сообразил, что в комнате, защищенной от применения магии, магиня не сможет ничем помочь старухе. И мчался к ним, опрокинув по пути кресло.

Чтобы схватить Ландису на руки и отнести на диванчик, стоящий в широком коридоре, мне хватило нескольких секунд. Там Кларисса снова махала над ней руками и материлась совсем не по-женски; затем откуда-то появились еще маги и тоже махали руками, оттеснив в сторону Клариссу. Все-таки лекарем высшего разряда она не была.

Однако все было напрасно. Леди задушило хитро наложенное заклинание с условием. Причем сама она, как видно, про это условие и не догадывалась. Очень гадкая и запрещенная вещь такие заклинания. В горле при попытке упоминания обусловленного имени или названия взрывается крошечное заклинание, мгновенно перекрывающее дыхание и не позволяющее произнести ни слова. А главная подлость его в том, что оно очень трудноопределимо из-за небольшого количества затраченной при наложении энергии.

Потому-то дежурный маг, проверяющий допрашиваемых на наложенные заклятия и отбирающий у них амулеты, ничего и не заметил.

Мы вернулись в судную комнату и сели на свои места.

— Кларисса… — помолчав, обратился к магине король. — Ты веришь, что на миледи и ее брата можно было подействовать внушением? Все-таки он ведь маг!

— Не знаю. Если только им понемногу добавляли в еду или питье снадобья. Но миледи, по-моему, вообще ни при чем. Когда эта сумасшедшая говорила про приблудную девку, она определенно имела в виду Мариту. Вот на нее подействовать было вполне возможно, у нее не было личных защитных амулетов, все осталось в доме отца. И Хенрика она вполне могла уговорить, он для нее на все готов. А вот Ортензия была против, ей и сообщили-то обо всем уже после того, как поймали Грега. Она ведь собиралась оставить Терону поместье, считая, что оно не приносит счастья. Мы проверили — в конце тайного хода у миледи приготовлен амулет переноса, настроенный на трех человек. И ведет он в небольшой домик, доставшийся Хенрику в наследство от бабушки по отцу.

— А Терона уже нашли?

— Спал с дружками в съемной комнате у старосты небольшой деревушки. Они немного перебрали в тот вечер и, когда удрали из тюрьмы, воспользовались амулетом переноса, который им передала Ландиса. Думали, окажутся в замке. А очутились в глухом лесу, далеко в стороне от тракта. Двое магов шли по их следам. В деревушку они пришли грязные и голодные. Вот и сняли комнату, чтобы отоспаться. Сейчас их везут тюремной каретой, у магов не хватило накопителей, чтобы захватить их с собой в портал.

— А что это у нас сегодня око молчит? — вдруг вспомнил король про меня.

Действительно, что это я? А вот хочу молчать — и молчу.

— Мне показалось… — вопросительно уставился на Клариссу проницательный милорд Тайнери, — или у него действительно в этом деле личный интерес?

Я от неожиданности скрипнул зубами, и во внезапно наступившей тишине этот звук услышали все.

— Мари? — почему-то шепотом спросил Клару его величество, и она отрицательно мотнула своей одуванчиковой головой.

— Фу, — облегченно вздохнул он, — а она?

— Да что ты все выдумываешь? — взорвался я, с негодованием уставясь на Клариссу. — Достала уже! Нельзя просто, по-человечески, посочувствовать…

Я запутался в словах, мыслях и чувствах, резко отвернулся от магини и возмущенно уставился в противоположную стену.

— Фьить! — присвистнул король.

Тоже еще шутник нашелся. На десять лет меня старше, а такие вещи себе позволяет! Свистит как мальчишка!

— Давайте тогда устроим перерыв… до того времени, пока привезут Терона. А миледи и ее родственников переведите в гостевые покои. Мне кажется… они не сбегут, — сообщил нам свое решение его величество, и мы с ним согласились.

Глава 13

Возвращаться в домик Клариссы я не захотел. Не усидеть мне сейчас в его уютной тишине, не смогу я спокойно ни есть, ни спать. Буду все время смотреть на руки Клары, ожидая момента, когда возле них возникнет шарик вестника.

Меня определили в одну из комнат гостевого крыла парадного трехэтажного замка, построенного прадедом короля в форме буквы Z. В средней части находились общие комнаты, залы, гостиные, кабинеты, столовые и прочее. Одну боковую часть занимал король со своими родственниками, вторая была отдана под гостевые покои.

Но и в просторной гостевой комнате, со вкусом обставленной мебелью орехового дерева, мне не сиделось. В ожидании новостей и ужина я вышел в светлый просторный холл и, устроившись в мягком кресле, лениво листал толстый фолиант с изображениями животных. Это место обычно служило гостям чем-то вроде гостиной, и несколько господ и дам тоже коротали тут время.

— Грег! — раздался неподалеку неуверенный голос, и я немедля поднял голову от книги.

Хенрик подозрительно разглядывал меня, страдальчески сжав губы, и под этим испытующим взглядом мне становилось неуютно. Хотя и до этого слишком хорошо не было.

— Ну? — Я вопросительно поднял бровь.

— Мари сказала… это ты… был там… вместо Зигеля?

— Пойдем отсюда, — предлагаю, спокойно поднимаясь с кресла.

— Как ты… мог! — Он смотрел на меня с презрением и неприязнью.

— Это как вы меня достали! — рыкнул я еле слышно, шагнул к нему и крепко ухватил под локоть: — Идем!

— Никуда… я с тобой… — шипит он, пытаясь вырваться, — не пойду!

— Уже пришли! — рявкаю на испуганного мага, затащив его в свою комнату и толкнув в кресло. — Значит, про то, что вместо Зигеля был я, она тебе уже успела сообщить? А про свое признание королю, будто это именно она одна все придумала и исполнила, а вы оба ничего даже не знали, она тебе сказала? Или забыла?

— Как? Нет, не может быть… Ты врешь!

— Я никогда не вру! — крикнул я, но больше ничего добавить не успел.

— Быстрее! Он его убьет!

Дверь со стуком распахнулась, и в комнату влетели Мари и Ортензия.

— Хенрик! — бросилась к магу его подруга. — Ты жив? Он тебя ударил? У, негодяй!

Это она уже кричит, обернувшись ко мне и занося руку для пощечины.

— Детка, — привычно перехватив ее руку, холодно процедил я, — не забывай, что бывает, когда ты пытаешься ударить меня по лицу. И пора бы уже начинать учиться приличным манерам!

Она пару раз дернула руку и замерла, испуганно вытаращив глаза.

— Сидеть! — остановил я жестким взглядом попытавшегося выбраться из мягкого кресла мага. — И вы, дамы, садитесь.

Мари я подтолкнул к Хенрику, и она плюхнулась на его колени, миледи сама послушно опустилась в соседнее кресло.

— А теперь давайте разберемся с вашими претензиями ко мне, — ставя перед дружной компанией стул и усаживаясь на него верхом, холодно говорю я.

А в сердце яростно горит огонь обиды. Можно сколько угодно сделать добра человеку, которого считаешь почти другом, но стоит девице, от одного взгляда которой он тает, сказать гадость, и на тебя смотрят как на последнюю гадину.

— Я признаю, что в том переходе от места выброса до Заречья иногда вел себя чересчур сурово, — начал я свою речь, и Мари вызывающе фыркнула.

— Но! — поднимаю палец. — Во-первых, я насильно не тянул туда с собой девицу, именующую себя тогда Ортензией Монтаеззи. Она вцепилась в меня сама, сбив тем самым перенос. Во-вторых, я был на нее в то время очень сердит. И не только за перенос! А кто на моем месте был бы добрее, если бы его сначала везли, как мешок с картошкой в багажном ящике, обвязав сотней метров веревки и сунув в рот грязную тряпку? А потом держали на цепи в комнате, где из мебели был только холодный мраморный пол? И три дня давали из еды лишь сухари и воду? В-третьих…

— Мари! — Серые глаза миледи изумленно и недоверчиво уставились на невестку.

— Он врет! — выпалила та. — Я приказала его нормально кормить и приносить на ночь постель! А он вообще не должен был столько упрямиться, он… должен был согласиться в первый же день…

Ее глаза внезапно закатились, и она начала падать на плечо Хенрика.

Черт, я мог бы и раньше догадаться! Мгновенно поворачиваю в висящем на груди простеньком амулете камень срочного вызова и бросаюсь к девушке. Но она пока не задыхается, похоже, просто спит.

— Что случилось? — Кларисса возникает в тумане мгновенного переноса и сразу бросается ко мне.

— Я говорил… про подвал, она начала спорить… и уснула, — объясняю, тормоша Мари в тщетной попытке разбудить.

— Оставь ее. Она не проснется, пока не кончится срок заклятия, — отстраняет меня магиня. — Сейчас придут маги, заберем девушку в цитадель ковена, за ней нужно наблюдать. Я могу ошибаться, поэтому не буду пока говорить ничего определенного.

— Откуда на ней может быть заклятие? — недоверчиво шепчет Хенрик, с болью вглядываясь в спокойно посапывающее веснушчатое личико.

Пара магов врывается в комнату и, выслушав указания Клариссы на их тарабарском секретном языке, немедленно строит портал. Затем они, все так же не обращая внимания на нас, исчезают в нем, унося спящую Мари.

— Видимо, это сделал тот маг, которого не успел догнать Грег и из-за которого его чуть не убили… — вздохнула, невозмутимо усаживаясь на мою кровать, Кларисса, и я с возмущением на нее уставился.

С чего это она начинает рассказывать людям, с которых еще официально не снято подозрение, о подробностях секретного дела?

— Это было, когда я сидела в подвале? — чуть краснея, шепчет Ортензия.

— Ну да, — как подруге кивает ей Клара. — Это мы с Грегом были под личинами Хенрика и Мари. А разве Хенрик еще не рассказывал?

— Не успел, — печально буркнул маг, как неприкаянный бродя по комнате. — Нас всего с полчаса как перевели в гостевые покои. И разрешили выходить.

— Так что там было про подвал и с чего все началось?

Я коротко объяснил Клариссе суть случившегося, и она согласно кивнула.

— Значит, правду сказала старуха про влияние. Я вот одного не могу понять: почему ты, Хенрик, не купил пустых амулетов и не настроил на нее?

— Я все время был рядом… и мог ее защитить, — как-то неуверенно бормочет он, не поднимая глаз.

— У него не было денег, — выдавливает из себя Ортензия, и по ее заалевшим скулам я понимаю, как ей неприятно в этом признаваться.

— Но ведь поместье Монтаеззи одно из двадцати самых богатых в стране! — с легким недоверием поглядывает на нее Кларисса.

— Ландиса не выдавала ему жалованье, — пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица, тихо объясняет Ортензия. — Она считала, что он ничего не делает.

На самом деле он мешал старухе, сообразил я, вернее, тому, кто ею исподтишка управлял. И они, таким образом, пытались выжить Хенрика. Только не учли нежной братской любви, которую он испытывал к Ортензии. И которая оказалась сильнее откровенных оскорблений и издевательств.

— А мне наличные деньги были ни к чему… Все, что было нужно, мне покупали управляющий и Ландиса, — так же бесстрастно продолжает Ортензия, и только побелевшие пальчики, стиснувшие выцветшую оборочку на старомодном платье, выдают ее боль и стыд.

— Управляющий — тот самый, который привел когда-то в замок твою мать? — мягко спросила Клара.

— Нет. Тот взял расчет… вскоре после смерти отца. Этого наняла Ландиса.

— А почему она вообще всем распоряжалась? — не выдержал я.

— После смерти… папы я хотела ее выгнать… Но она так плакала… А потом я некоторое время болела… А когда выздоровела, управляющий уже был другой и никто из слуг меня не слушал. Кроме двоих самых преданных, — опустив голову, шепчет девушка, и у меня от невыносимой боли за нее сжимается сердце.

— Ее больше нет, — опережает меня Кларисса. — Тот маг… в общем, он не хотел, чтобы она назвала его имя и наложил на нее очень маленькое, но нехорошее заклятие.

— Молчание с условием? — удивленно спрашивает Хенрик.

— Ну да, — кивнула ему Кларисса и вдруг истошно закричала: — Молчи! Молчи, Хенрик! Грег! Держи его!

Я прыгнул к магу и успел вовремя подхватить падающее тело на руки.

Пытаясь понять, что за безумная мысль пришла внезапно в ее пушистую головку и зачем Кларисса так спешно усыпила коллегу, отношу парня на свою многострадальную кровать. И тут же бросаюсь к Ортензии, испуганно вскочившей с кресла. Мысль, что она тоже может оказаться в опасности, болью стучит мне в виски.

— Что? Что с ним? — стискивает миледи у груди бледные пальчики и встревоженно переводит взгляд с меня на Клариссу.

— Он мог догадаться, — закончив вызов, повернулась к нам магиня, — или вспомнить, кто и когда интересовался этим заклинанием. И я боюсь, что тот человек вовсе не хотел, чтобы кто-нибудь узнал об этих воспоминаниях.

Маги появились через несколько минут, хотя могли бы, на мой взгляд, для разнообразия и задержаться разок. Хоть на полчасика. А лучше на час.

Пока Клара махала над Хенриком руками, пытаясь самолично определить, висит на нем заклятие с условием или нет, мне по негласному соглашению было позволено утешать миледи. И я в этот раз ничего не имел против такой несвойственной мне роли. Бережно обнимал хрупкие плечи и, вдыхая запах мягких волос, бормотал куда-то в висок стандартные утешения. Хотя на язык упорно рвались совсем другие слова.

— Извини, Грег, — мягко пытаясь отобрать у меня Ортензию, виновато вздохнула Кларисса. — Я считаю, миледи тоже нужно пойти с ними… ну ты понимаешь, на всякий случай.

Вот умом я это понимал, и больше того — ее безопасность была для меня многократно более ценна, чем эти невинные объятия. Однако кто-то незнакомый, сидевший внутри меня с недавних пор, упрямо не хотел отпускать такую долгожданную и сладостную добычу.

Кларисса все же вытащила у меня из рук девушку, и маги увели ее в портал. Внезапный холодок, скользнувший по рукам и груди, там, где еще миг назад трепетало живое, нежное тепло, пронзил сердце пустотой потери, наполнил душу тоской и погасил яркие сполохи заката, горевшего за окнами.

Я доплелся до постели и рухнул на нее, не снимая сапог. Не хотелось ничего, кроме как прыгнуть в уже угасший портал, однако я отлично понимал — вымуштрованное сознание никогда бы этого не допустило. Маги помогали и наставляли, учили и лечили, но никому не позволяли без разрешения совать нос в их тайны, средоточием которых как раз и была цитадель ковена.

А вот интересно, раз они так хорошо знают всех, кто обладает способностями, и отслеживают все мало-мальски важные события в королевстве, как же тогда они умудрились пропустить этого проклятого мага?

— Знаешь, — изумленно разглядывая меня со странной смесью удивления и уважения, заявила Кларисса, когда я ей задал этот вопрос, — я, глядя на тебя, была уверена, что ты думаешь совершенно о другом!

— Клара, мне кажется, ты слишком занята моей личной жизнью! — немедленно разозлился я. — И вообще, я задал тебе конкретный вопрос, изволь отвечать! Или ты и сама не знаешь ответа? Тогда так и признайся!

— А какого ответа ты ждешь? Что мы пропустили появление сильного мага на своей территории? Такого просто не могло быть. Есть специальные амулеты… и маги, которые с ними не расстаются. Но, сам понимаешь, попасть они могут только в дома к обычным жителям. А чем богаче и знатнее человек, тем больше денег и усилий он тратит на защиту своего дома, замка, дворца. И в первую очередь, как ни смешно это звучит, она срабатывает именно против магов. Вот мы и не знаем зачастую, что творится в богатых семьях. Взять хотя бы того же Доральда Монтаеззи. Я была в его замке, там все опутано охранками. А кого из его близких это спасло? Беда, как видишь, просочилась именно оттуда, откуда ее было невероятнее всего ожидать. Казалось бы, ну что такого может натворить обиженная много лет назад немолодая и полубезумная женщина? А результат… сам видишь.

— Однако он уж очень ловко и часто использует всякие запрещенные заклинания. Да и в портал ушел очень лихо! — не согласился я. — Ничего не знаю про ваши секретные амулеты… но чувствую, что именно вы что-то пропускаете. Не могу сказать, откуда такая уверенность, можешь считать, что это интуиция.

Возникший шарик вестника я засек краем глаза, и в ту же секунду уже стоял рядом с магиней.

— Ну что там?

— Маги нашли путь, которым ушел преступник, — начиная торопливо плести заклинание переноса, пробормотала Клара.

Ну еще бы они его не нашли! Небось лучших ищеек ковена нагнали! А как же иначе, если эта загадка не что иное, как огромная мина под авторитет цитадели.

— Кларисса! — заявил я предостерегающе. — Если ты меня не возьмешь, у тебя станет на одного друга меньше!

— Да зачем… — начала было протестовать она и вдруг передумала: — Идем.

Я прыгнул к магине и крепко обхватил за талию, шагая вместе с ней в неизвестность.

Глава 14

Серый полумрак старого и захламленного подземелья осветился впереди голубоватым светом магического светлячка, и мы ринулись туда. Как обычно, через несколько метров я ее обогнал, и она сердито топала сзади, что-то шепча про невоспитанных и неблагодарных учеников. Да и пусть, я-то знаю, что все это просто для порядка. Для небольшой кучки магов, уже толпящихся у одной из стен.

Когда мы подбежали, они как раз обсуждали технику скрытого переноса, и, послушав их объяснения, я уже через пару минут понял, в чем там дело. Обманул всех маг профессионально. Создал одну из десятка ложных привязок рядышком с секретной. А поскольку на эту ложную привязку возвращалось несколько путей, никого не заинтересовало, почему она фонит магией чуть сильнее положенного.

Чтобы встать на истинный путь, ведущий в вероятное логово злоумышленника, нужно было нажать хитроумно замаскированный рычаг, и тогда массивная на вид стена легко уходила в сторону. А через минуту сама возвращалась на место, снова скрывая свою тайну.

— Мы пойдем первыми, — безапелляционно объявил неизвестный мне маг и нажал рычаг.

Заготовленный заранее амулет открыл проход, и трое магов один за другим быстро прошли в него.

Плита, чуть шурша попавшим в щель сухим мусором, встала на место.

— Клара? — оглянулся я на магиню, но она терпеливо чего-то ожидала, и лишь получив крошечный шарик с клочком бумаги, мотнула головой:

— Идем.

Вместе с нами идет очень молодой маг с тремя звездочками на форменном камзоле. У, такой молодой, а уже третий разряд! Хмыкнул я, шагая следом за Кларой в перенос.

Черт! А куда это мы попали? Вернее, я попал, потому что никаких признаков кого-нибудь живого рядом не чувствую. Темнота, хоть глаз выколи, воздух затхлый и неживой и тихо, как в могиле. А еще амулеты на груди как взбесились: один щиплется, другой колет, третий огнем жжет.

Я осторожно протянул руку, пытаясь определить, что находится рядом. Шагать непонятно куда решился бы на моем месте разве что полный идиот. По той же причине я и не кричу — пока не поймешь, каких сюрпризов можно ожидать от этого места, лучше свое местоположение не выдавать.

Осторожно ощупываю темноту вокруг себя. Ничего. Немного подождав, не возникнет ли откуда-нибудь хоть шепот, хоть лучик света, начинаю обводить рукой более широкий полукруг. Почти в тот же момент пальцы натыкаются на что-то мягкое и теплое, точнее определить я не успел.

Острая боль впилась в пальцы, отбросив меня на пару шагов назад. Только чудом мне удалось удержаться на ногах, но еще минуту стою, покачиваясь и успокаивая мечущиеся в голове разноцветные молнии.

А придя в себя, понимаю: хочешь не хочешь, а нужно сделать так, чтобы стало светло. Хоть чуть-чуть. В одном из моих амулетов спрятана на всякий случай пара светлячков. Не очень мощных, но зато двигающихся следом за амулетом и, следовательно, за мной. Чтобы их выпустить, нужно всего-то отломить острые лучики.

Пытаюсь нащупать висящие на груди амулеты, и они немедля впиваются в незащищенную кожу рук роем разъяренных ос. Зашипев, отдергиваю руку и с минуту обиженно дую на пальцы. Что-то здесь не так, и очень нехорошие подозрения настойчиво подсказывают мне крамольную мысль, что именно. А я так же настойчиво отталкиваю ее прочь, потому что, если она верна, то это означает, что все мы влипли. И не просто влипли, а влипли по-крупному.

Ладно, раз с амулетами разобраться не получается, пойдем другим путем. Но вначале лучше вернуться на то место, где я был до этого. Богатое воображение услужливо рисует жуткую картинку: вот меня отбросило назад, и я оказался на самом краю бездонной пропасти… или в сантиметре от какой-нибудь особенно жестокой ловушки. И вместо того, чтобы вернуться в безопасное место, стою себе и спокойно рассуждаю. Чтобы успокоить свою паранойю, делаю шаг вперед и… никуда не иду. Моя нога отрывается от пола с таким трудом, словно я завяз в растопленной смоле.

Паника мгновенно вспыхивает в душе, и мне приходится мысленно рявкнуть в свой адрес несколько забористых орочьих ругательств. Чтобы привести себя в чувство. Паника до добра никого еще не довела. Итак, что тут происходит? Вот только что меня отбросило сюда, и я хорошо почувствовал, как мои пятки ударились обо что-то твердое. А теперь я едва могу поднять от пола ногу. А может… это уже и есть ловушка? И меня в нее медленно, но верно засасывает?

Желание бежать, спасаться вскипает в груди неодолимой волной, захлестывает разум, подавляет силу воли и убивает осторожность. Я отчаянно дергаю ноги, пытаясь оторвать их от проклятой смолы, и это мне кое-как удается, но продвинуть ногу больше чем на несколько сантиметров за один шажок я не сумел. При этом едва не свалился на пол, и только ужас, охвативший меня при мысли, что я могу прилипнуть и руками, помог удержаться в вертикальном положении.

Постоял немного, отдыхая и успокаиваясь, и решил проверить пришедшую в голову бредовую идею. Просто так, на всякий случай. Возможно, я окажусь неправ, ну и что? Отрицательный результат тоже результат.

Прикрыв пальцы рукавом, осторожно поддеваю цепочки висящих на шее амулетов и стаскиваю с себя. Затем опускаю рядом с собой на пол. Кажется мне или вокруг действительно немного посветлело?

Нет, не кажется. Хотя посветлело — это слишком громкое слово, но такой глухой черноты уже нет. Глаза, понемногу привыкшие ко тьме, теперь улавливают вокруг слабое рассеянное свечение, исходящее ниоткуда и отовсюду одновременно. А вот где-то вдалеке, вроде как за поворотом, явно находится какой-то источник света. Но туда еще нужно дойти.

Делаю шаг… и замираю. Хотя я и предполагал нечто подобное, но все же не верил, что окажусь прав. От неожиданности мысли в голове забегали как шальные, одновременно огорчая и радуя своими выводами. И внезапно я вспомнил, что у меня в карманах всегда лежат на всякий случай простые спички.

Хлопнул рукой по одному карману, по другому… Сердце на миг обдало ледяной волной — одевался я в доме Клариссы и был так сердит, что и сам не помню, клал ли в карман спички. И тут под рукой раздался характерный треск. Есть! Вот они, родимые, но судя по тарахтенью, не так-то их и много. Значит, нужно что-нибудь зажечь. А чтобы что-то зажечь, его лучше всего иметь в наличии. А у меня в наличии только я сам. Свечей, к моему превеликому сожалению, я в карманах не таскаю.

Решив пожертвовать одну спичку, чтобы оглядеться, осторожно держу коробок в руках строго вертикально и понемногу выдвигаю среднюю часть вверх. До тех пор, пока не получается определить на ощупь, где у нее дно. Потом так же аккуратно достаю одну спичку, и, закрыв коробок, чтобы не обронить ни одной драгоценной для меня обструганной щепочки, чиркаю спичкой по шершавому боку коробочки.

Уф! Горит! Осторожно поворачиваю огонек в разные стороны, чтобы он вернее уцепился за тонкий насест, и поднимаю руку вверх.

Нерадостное зрелище возникло перед моими глазами, едва они привыкли к неровному бледному мерцанию спички. И маги, ушедшие за несколько минут до нас, и Клара с юным талантом никуда не исчезли. Все они тесной кучкой стояли рядом, но, судя по всему, были абсолютно неспособны к каким-либо решительным действиям по преследованию злодея. Да они и вообще ни на что были сейчас не способны, потому что попались, как мухи в мед.

Это была ловушка, и ставилась она именно на магов. Она ими кормилась, высасывая живую энергию, и ею же удерживала пленников в неподвижности. Этакий замкнутый круг, который выключится только тогда, когда маги перестанут поить его своей силой. А судя по тому, что маги все имеют на камзолах по пять и шесть звезд, энергия у них будет беспрерывно пополняться, пока они живы. А значит, и ловушка будет работать ровно столько же. И я им помочь совершенно не могу, да и вряд ли это под силу немагу.

И что хуже всего — сообразил я, когда догоревшая спичка обожгла мне пальцы, — все маги, что придут коллегам на помощь, застрянут в тот же момент, как окажутся здесь.

Значит, мне нужно искать другой выход, чтобы их предупредить.

Глаза уже вновь привыкли к темноте, и я поворачиваюсь лицом в ту сторону, где вдалеке видны слабые отсветы — то ли пламя свечи, то ли отблески заката.

Осторожно делаю пару шагов и зажигаю спичку. Теперь я не трачу времени на рассматривание места, где нахожусь. Как можно быстрее иду в намеченном направлении, следя сразу за несколькими вещами. Мне нельзя допустить, чтобы погасла спичка, чтобы под ноги попалась яма или ловушка, и еще желательно не соприкоснуться с магами. Ведь именно от прикосновения к кому-то из них меня так тряхануло в тот раз.

А еще я боюсь встретиться с кем-нибудь из них взглядом, боюсь поймать в чужих глазах искорку презрения, осуждения или надежды. Я ведь даже пообещать им ничего не могу, как и объяснить.

В той стороне, куда я иду, уже обрисовалась арка прохода, когда погасла вторая спичка. Я сделал по памяти еще несколько шагов и скрепя сердце зажег очередной огонек. Теперь мне было легче — маги, безнадежно стоящие посреди округлой то ли пещеры, то ли комнаты, остались позади.

Арка привела меня в неширокий тоннель, на другом конце которого явственно различалось светлое пятно. И тут мне несказанно повезло. Пройдя несколько метров, я заметил факел, воткнутый в кольцо, прикрученное к стене. Через пару секунд он уже был у меня в руках.

Вот теперь я почувствовал себя намного увереннее. Решительно зажег факел и, подняв его над головой, внимательно изучил все вокруг. Ведь обычно факелы прикрепляли неподалеку от различных потайных дверей. Тщетно. Дверей не было. Ни потайных, ни каких-либо иных. Я вернулся в комнату, где остались маги, и обошел ее по периметру, исследуя каждую трещинку. Ничего. Видимо, это комната сразу строилась как портальная, судя по высокому потолку. Так ничего и не обнаружив, скрепя сердце возвращаюсь в тоннель.

Придется идти туда, хотя моя интуиция почему-то категорически против этого.

Продвигался я медленно, больше всего опасаясь различных ловушек. Уж больно подходило это место для выскакивающих из стен ножей, падающих с потолка плит и раскрывающихся под ногами пропастей. Однако обошлось. Светлое пятно постепенно приближалось, а ничего такого не происходило.

Правда встретилась в одном месте подозрительная присыпанная чистым песочком площадка на полу, но была она шириной в полтора метра, и я, разбежавшись, благоразумно ее перепрыгнул. Предварительно оставив на той стороне свой камзол. Для предупреждения тому, кто пойдет следующим. Если, конечно, таковой найдется. Еще я, немного подумав, зажег висящий поблизости факел от своего. Все остальные, встреченные по пути, я зажигать не стал. Слишком затхлым был тут воздух, вполне вероятно, что это помещение абсолютно изолировано от внешнего мира, и тогда зажженные факелы убьют магов вернее меча.

Давящая тяжесть потолка и невыносимая тишина, а также прохлада грубого камня стен подсказывали, что находится это помещение глубоко под землей. И это было плохо. В такие места почти не проникают поисковики и прочие магические хитрости, а где это место находится на самом деле, знает только один человек на свете. И вряд ли он пожелает этими сведениями делиться.

Но все когда-нибудь кончается, кончился и мой переход к освещенному полуовалу арки. Очень осторожно, почти не дыша, приближаюсь к нему, погасив предварительно факел, и настороженно замираю, рассматривая открывшееся взгляду помещение.

Я стою на небольшом балкончике, с которого в обе стороны спускается по лесенке, выложенной из каменных плит. А прямо передо мной просторная пещера, превращенная древним зодчим в семейный склеп. Различной формы и величины надгробия мрачно возвышаются на плохо освещенном парой факелов каменном полу.

И только в дальнем конце пещеры мягко подмигивают несколько свечей в высоком подсвечнике, позволяя рассмотреть не соответствующую этому угрюмому месту обычную мебель.

Стараясь скрываться в тени надгробий, тенью скольжу к этому логову злодея, пытаясь сообразить, чем же я, собственно, собираюсь его победить. А о том, что победить его нужно, просто необходимо, я даже не думаю. Это подразумевается само собой и решилось как-то без моего участия.

Но, прежде чем воевать, мне нужно как можно больше о нем узнать, вот и ползу я по полу, пачкая в вековой пыли и без того уже далеко не безупречную рубашку.

— А ты не маг, — произносит внезапно прямо над головой тонкий голосок, и я растерянно замираю, прижавшись всем телом к холодному полу.

Ну вот и все, похоже, я доползался.

Однако невидимый собеседник больше ничего не говорит. Я жду, молчание затягивается, и это начинает меня злить. И тогда я решаюсь. Мгновенно перекатившись на другое место, вскакиваю на ноги, готовясь нанести последний удар. И неважно, для кого из нас он будет последним.

Однако бить, к моему большому разочарованию, никого не пришлось. Просто некого было. Бледный до синевы мальчишка сидел на корточках на мраморной гробнице прямо передо мной и изучал меня черными живыми глазами. А за его спиной на несвежем белье, кое-как постеленном на простой деревянной кровати, недвижно лежал человек с заострившимися, как у трупа, чертами лица.

— Что с ним? — растерявшись от неожиданного зрелища, спрашиваю первое, что приходит в голову.

— Умирает, — тихо сообщает парнишка, и светлая слезинка внезапно выкатывается из его правого глаза.

— От чего?

— Ранен. Ножом, — горько вздохнул парнишка, и вся моя жалость к умирающему мгновенно исчезла.

Ведь это именно я его ранил, и ранил не просто так. Однако парнишке своего отношения к этому, явно небезразличному ему мужчине, показывать я не намерен.

— А лечить… не пробовал? — осторожно вглядываясь в раненого и делая в его направлении пару шагов, спрашиваю мальчика.

— Не подходи к нему! — Враждебность внезапно прорезается в голосе подростка.

— Как скажешь, — выставляю перед ним руки ладонями вверх. — А сесть можно?

Он долго размышляет, потом неуверенно кивает на один из засаленных стульев.

Стараясь не упускать его из виду, неторопливо дохожу до предложенного мне места и с нарочитой усталостью устраиваюсь поудобнее. Мальчишка садится на другой стул поодаль и снова начинает внимательно меня рассматривать.

— Так я про лечение спросил, неужели ничего нельзя сделать? — напоминаю ему, чтобы направить мысли парня в нужное мне русло.

— Я не умею. А чужим сюда не пройти, — после продолжительного молчания выдал он и снова горько вздохнул.

— Знаешь, — помолчав для солидности с минуту, как можно убедительнее сообщаю я, — мой учитель всегда говорит, что безвыходных ситуаций не бывает. И если человек хочет чего-нибудь очень сильно, он обязательно придумает, как этого достичь. Важно только очень хотеть и не отступать перед трудностями.

Он долго размышляет над моими словами, недоверчиво поблескивая черными глазами, и я решаюсь усилить нажим.

— А у тебя вообще есть только два варианта действий, — вздыхаю почти так же тяжело, как он. — Первый — сидеть сложа ручки и ждать, пока он умрет. Второй — искать выход и просить помощи у тех, кто сможет его спасти. И ты должен принять решение прямо сейчас, времени у него, судя по внешнему виду, осталось совсем немного.

— А ты… кто? — подумав с минуту, задает он вопрос, на который я не хотел бы пока отвечать.

— Просто человек. Не маг, это ты правильно угадал, — уклончиво отвечаю я, и чтобы сбить парнишку с этой темы, начинаю поторапливать: — Ну так что ты решил?

— А ты знаком с магами? — оглянувшись на кровать, задает он очередной вопрос.

И я каким-то десятым чувством ощущаю, что этот вопрос для него один из самых важных в жизни. Вот только не могу угадать, как мне следует на него отвечать. Будет ли мое знакомство с магами для меня плюсом или, наоборот, минусом?

— А кто же с ними не знаком? — так и не решив для себя этой проблемы, небрежно пожимаю плечами, потому что тянуть с ответом опасно. — Они же лечат, переносят из города в город, учат… да и многое другое.

— А вот такого мага… чтоб ты его попросить мог… нет?

— Да вообще-то есть один, только в столице. Но если очень нужно будет, можно послать ему письмо. А что тебе нужно от мага-то? — прикидываюсь я дураком.

— Я хочу… чтоб меня забрали, — выдавил он, оглянувшись на полутруп. — Сразу забрали в магическую школу. Пусть там будут бить палками… и держать на цепи… все равно!

— Что? Кто бить палками? Кого на цепи? — Я даже рот разинул от изумления. И тут все понял. — Да мой друг до сих пор встречается со своими учителями как с родными. И о школе у него самые светлые воспоминания. У него была комната на первом этаже, однажды осенью он вылез в окно и принес из сада столько яблок, что потом весь класс хрустел ими два урока! Но учитель сделал вид, что ничего не заметил, а когда мой друг вернулся в комнату, там стояла огромная корзина, полная яблок!

— Ты не врешь, — вздохнул он, и я вздохнул в ответ.

Я, конечно, не соврал, только говорил про Клару как про мальчика, но думаю, она мне это простит. Если доживет до того времени, когда нужно будет прощать.

— Он всегда приходил через портал, — решившись, начинает объяснять парнишка. — Самое главное, в той комнате не магичить и не носить амулеты. Там ловушка на магов, она срабатывает на применение магии.

Ну да, это я уже успел заметить. На собственной шкуре.

— А отсюда можно уходить переносом и тайным ходом, но там я не умею выключать ловушки. Когда я был ему нужен, он сам меня выводил. А последний амулет переноса он уже использовал.

И в таком случае получается, что на смерть обречены не только я и маги, но и вот этот странный подросток вместе со своим наставником. Или кем там он ему приходится?

— А у тебя что, есть способности? — Я уже давно это понял, мне просто нужно, чтоб он сам подтвердил.

— Есть, — нехотя признался мальчик. — Но он говорил… нужно скрываться, а то заберут в школу, посадят на цепь…

Он надолго умолк, а я боялся его потревожить неосторожным замечанием и тоже молчал.

— Давно ты понял… что он тебя обманывает? — наконец тихо произношу, не выдержав этого тягостного молчания.

— Нет. Подслушал разговор двух служанок… когда он брал меня наверх в последний раз.

— Понятно, — кивнул я сочувствующе. — Ну пойдем посмотрим на твои ловушки.

— А ты не будешь брать… сокровища?

— Какие еще сокровища? — недоуменно поднимаю вверх бровь.

— Ну ты же ведь пришел за сокровищами? Которые хранятся в этих ящиках!

— Да кто тебе такую чушь сказал! В этих ящиках скелеты. Это же семейная усыпальница, склеп!

— Неправда! — Его губы дрожат от обиды и негодования.

Значит, не до конца еще он разуверился в своем наставнике, понял я, когда мальчишка повернулся к ближайшему саркофагу и взмахом руки сдвинул с него тяжеленную крышку.

Ну ничего себе у него способности! Невольно восхищаюсь, начиная постигать, кто на самом деле обеспечивал негодяю, лежащему на кровати, успех его махинаций.

А парнишка тем временем подскочил к открытому гробу и смело дернул рукой ветхие покровы.

И, взвизгнув, отпрыгнул в сторону, замерев с недоуменно распахнутыми глазами.

Я бросился к нему, стиснул костлявые плечики, ободряюще похлопал по спине.

— Он меня обманул! — потрясенно всхлипывал мальчишка. — Понимаешь, по-настоящему обманул! Он говорил, сокровища… все хотят ограбить…

Как это — по-настоящему? А раньше… что же было? Понемногу начиная понимать, в какую ловушку чуть не попался, я остолбенел от неожиданности, а парень, вырвавшись из моих рук, бегал по рядам между надгробиями и, одним движением пальца срывая с них крышки, раз за разом убеждался в чудовищном обмане.

Наконец он утомился и, тогда я нашел его между разгромленными могилами и сел рядом на сорванную крышку.

— Знаешь, тебе все равно нужно отсюда уходить, — сообщаю ему безразлично. — Здесь нечего охранять и нечего ждать. Тут только скелеты, и если ты не поторопишься, их станет больше. Я понимаю, ты сейчас напуган и расстроен. Но ведь ты уже не маленький ребенок, должен понимать, что тебя обманывали не только в рассказах о сокровищах. Скажи, ты когда-нибудь слышал про людей, которых называют королевское око?

— Я жил раньше наверху, — печально фыркнул парнишка, — и не совсем дурак. Он попросил меня помочь охранять фамильные сокровища… Он…

— Стоп! — зажимаю я ему рот. — Я тебя прошу: не признавайся сейчас ни в чем вслух и не называй никаких имен или названий заклятий. Одна дама уже умерла от заклятия с условием, попытавшись сообщить королю имя своего знакомого. Маги не успели ей помочь. А теперь смотри сюда.

Я открываю свой овал и показываю мальчишке светящуюся каплю тайного знака.

— Это означает, что я королевское око. И поэтому ничьих сокровищ не могу взять по определению. А еще я тебе обещаю свою помощь и защиту, если ты поможешь мне найти отсюда дорогу или отключить ловушку для магов. Там, в камере переноса, в нее попали очень хорошие люди. Все они маги, и если с ними что-то случится, ковен перероет все королевство, но найдет этот склеп. Только тогда мне будет намного труднее тебе помочь. И ему.

— Пошли! — внимательно рассмотрев напоследок мой знак, решительно кивнул узник зловещего подземелья и направился к коридору, из которого я пришел.

Первую часть пути до ровной площадки, за которой сиротливо валяется мой камзол, мы прошли быстро. А вот здесь мой провожатый задумался.

— Не пойму… — сказал наконец неуверенно. — Ловушка не потревожена, а одежда лежит.

— Это мой камзол, — сообщаю, хваля себя в душе за внимательность. — Я его специально оставил, чтобы тот, кто пойдет следом, не прозевал ловушку.

Парнишка изумленно глянул на меня, видимо, такое беспокойство о других, возможно, даже незнакомых людях, было для него в новинку, и начал ощупывать стену. Один из камней подался под его худыми пальцами, и парнишка, просунув в углубление руку, начал что-то там ковырять.

— Все, — объявил он через полминуты. — Теперь она выключена. Можно идти.

И первым смело вступил на нетронутую целину чистого песка.

Как я успел заметить двинувшийся вниз широкий кусок потолка, и сам не понял. Не помню, рассчитывал что-либо или нет, вспоминал ли прошлое или мечтал о будущем. Память таких подробностей почему-то не сохранила.

Я просто прыгнул вперед, точно зная, что должен выбить своим телом мальчишку из-под мчащейся вниз плиты. И выбил, отбросив на пару шагов вперед и даже, крутнувшись юлой, успел выскользнуть сам.

Почти.

Противный хруст и пронзительная боль в ступне догнали меня одновременно.

— Это не я! Она не должна была! — роняя слезы и пытаясь вытащить меня из-под зажавшей ногу плиты, рыдал юный маг.

— Что ты суетишься? — стиснув зубы, чтобы не взвыть от невыносимой боли, с трудом проговорил я. — Иди отключи ловушку. Маги… помогут…

Я держался до тех пор, пока он не добежал, все время оглядываясь, до тайного камня, который должен был отключить ловушку, держащую в плену магов. И только когда мальчишка победно махнул рукой, позволил себе вздохнуть поглубже и разжать сцепленные зубы.

Милосердная темнота махом опустилась на меня, разом выключая и проклятую боль, и все остальные чувства.

Глава 15

— Грег, ну хватит уже изображать из себя обиженного на жизнь засоню!

Энергичный голос Клариссы обрушивается на меня словно одновременно с нескольких сторон.

Магиня, едва ворвавшись в мою комнату, развила бешеную скорость по обслуживанию несчастного инвалида, провалявшегося полдня в полном одиночестве.

— И что на тебя нашло, уперся как ишак! — ругалась она несколько часов назад. — Ну подумаешь, нога забинтована! Неужели не хочется узнавать все подробности из первых рук?

— Ты вернешься и все расскажешь, — демонстративно отворачиваясь к стенке, буркнул я.

Как она только не понимает! Не могу я хромать с обмотанной бинтами ногой перед Ортензией. Да, я прекрасно знаю, что большинство женщин очень легко взять на жалость. Состроить несчастную мину, поохать, повздыхать, поплакаться в жилетку и потом спокойно пожинать плоды своего притворства.

Но лично я не перенесу, если жалость или благодарность окажутся в основе тех чувств, о которых я втайне мечтаю. Хотя… если принять во внимание бесконечные намеки Клары и их переглядывания с королем, который утречком сам забегал проведать страдальца, не такая уж это и тайна. Но мечтать-то я имею право?

Про то, что творилось в склепе, после того как мальчишка отключил ловушку для магов, уже искрившую к этому времени от переизбытка энергии, мне рассказала Клара еще вчера вечером, едва меня разбудили после операции.

Ну да, оказалось проще располосовать мне ступню и, вычистив все многочисленные осколки, вырастить новые кости. А пока они молодые и незатвердевшие, ходить можно только с примотанной к ноге странной конструкцией из палочек и винтиков. Никакой иной цели, кроме как уберечь от лишней нагрузки неокрепшие кости, она не несет, но со стороны выглядит просто угрожающе. Я знаю, о чем говорю, сам испугался, когда разглядывал в зеркало.

Так вот, это именно тот маг третьей степени очухался первым, из него ловушка всю магию уже выкачала, и он сумел почти доковылять до тоннеля, когда мальчишка отключил это адское изобретение. И тогда маг помчался ко мне на помощь, а обнаружив, что я без сознания, а сам он без достаточного количества магии, чтобы меня вылечить, всыпал от щедрот своих целые сутки сна. Здраво рассудив, что раньше мне ясное сознание и не понадобится. Потом начали приходить в себя остальные маги, они и открыли перенос по ту сторону ловушки, не желая испытывать ее еще раз.

И понеслось.

Усыпили, на всякий случай, умирающего, а потом и мальчишку, когда он им поведал, что я велел имен и явок не называть. Затем все дружно перенеслись в цитадель и взялись за наше лечение и изучение наложенных на свидетелей заклятий. Угомонились только к рассвету.

На утренней встрече в судной комнате король был ошеломлен, узнав подробности ночной операции и моего в ней участия. В результате мне досрочно присвоили звание старшего ока. Но тсс!.. Это пока тайна, король обожает такие приказы оглашать самолично.

Вчера утром в столицу доставили наконец Терона, и он предстал перед высоким судом. Неизвестно каким чувством догадавшись, что Ландиса оставила в покое этот свет, Терон валил все на тетку, пытаясь изобразить себя ее жертвой. Этаким заблудшим ягненочком. Но его волчьи повадки нет-нет да и выглядывали из-под явно маловатой ему кудрявой шкурки, и это производило на всех, как сообщила мне Клара, отталкивающее впечатление.

В итоге обычно неторопливый в решениях король вынес приговор незамедлительно. Терона лишили всех титулов и на пять лет отправили вместе с тремя сообщниками рядовыми воинами в распоряжение генерала Тродиниона. Он как раз набирает волонтеров для укрепления приграничных областей. Бывшему милорду еще повезло. Если бы он успел реализовать хоть один из своих гнусных замыслов, кара была бы намного жестче.

— Тебе обед в постель подать или помочь дойти до стола? — елейным голоском интересуется Кларисса и на всякий случай отскакивает подальше — я ведь говорил, что меткость — это мое все?

— Сам дойду, — великодушно сообщаю наставнице, соблазнительные запахи абсолютно не располагают к военным действиям.

Еды магиня натаскала отменной. Наверное, всех королевских поваров построила и так строем и гоняла, пока они все это не изобразили. Я объелся и, невзирая на умильные гримасы, с которыми она подсовывала калечному другу вкусненькие кусочки, прекратил пир и потребовал отчета о делах судейских.

— Тебе подробно или только суть? — пресыщенно выковыривая из булочки орешки, интересуется Клара.

— Суть, — командую я.

Если мне понадобятся подробности, я их позже из нее вытрясу.

— Ага, значит, суть… — задумчиво грызет она орешек. — Значит, так… придумал все, как мы и подозревали, барон Ромульен.

— Ничего такого вы не подозревали! — немедленно возмутился я.

— Подозревали. Только тебе не говорили, чтоб не послать по ложному следу. Подозревали всех, чьи земли прилегают к землям Монтаеззи. И графа Актона, и барона Ромульена, и лорда Гонтариса. Только Зигеля не подозревали, он у тебя последние два года на виду был. А вот его управляющего и слуг потихоньку проверяли наравне со слугами других соседей. Подозревали, что кто-то хочет объединить два поместья.

— Ну, дальше.

— Дальше он начал действовать. Завел среди соседской прислуги преданных шпионок. Метод прост до противного. Он сам имел весьма небольшие способности… но удачно это скрывал. У него найдено много книг по магии, большая лаборатория, где барон изучал зелья… Вот с них он и начал. Немного приворотного зелья, и нужная девушка влюбляется по уши. Барон ставит ей условие: если она принесет интересные сведения, он на ней женится. А что жена? Ну она у него тихая женщина, послушная. А любовницам он жаловался, что еще и смертельно больная. Вот-вот преставится. Вот они и старались для любимого, причем совершенно бесплатно. Кстати, сегодня уже стало ясно, что он выживет.

— Гад. Можно было и не лечить, — констатировал я и отобрал у нее булочку. — Дальше мне понятно. Когда он получил сведения из замка Монтаеззи, то сразу понял, что это и есть его золотая жила. А вот как он умудрился Ортензию с Мари выкрасть?

— Изначально никто не собирался их воровать. Ты ему весь план испортил. Он ведь как мечтал? Едва Ортензия доведет тихого Зигеля до венца, Ландиса ломает амулет — и появляются они с Тероном. Зигеля, извинившись, отвозят домой, попросив, чтобы не позорил благородную даму рассказами о ее недостойном поведении. А Ортензии предлагают выбор: или тихо согласиться с тем, что Терон — ее законный муж, или их всех отправят в суд. Причем играть собирались именно на ее любви к брату. Потому и втянули в это дело Мариту и Хенрика. Но и тут он подстраховался, держал наготове зелье, чтобы миледи согласилась на то, что выгодно ему.

— Еще раз гад, — с чувством объявляю я. — А что Терон был у него в руках, можешь не объяснять, это и ежу понятно, иначе откуда у изгнанника взялись денежки на сладкую жизнь? Ну и что Ортензии долго жить бы не позволили, тоже ясно. Не пойму одного: как он дальше-то планировал действовать?

— У него старшей дочери уже пятнадцатый пошел. Через год можно и помолвку объявлять. А после свадьбы с ней Терон снова должен был исчезнуть, как он сам считал, далеко и с кучей денег. Но Ромульен, похоже, готовил ему совсем другой конец, — фыркнула Клара.

— Это несомненно. А про похищение?

— Когда Ромульену стало ясно, что план рушится, он просчитал варианты и заранее отправил по всем направлениям верных людей. А едва получил от них вестника, сразу открыл перенос для Терона. И сам за ним следил. Вот и подготовил засаду, когда услышал ваш спор. В амулетах у него недостатка не было, Гиди их заряжал по нескольку штук в день.

— Как он?

Мне уже известно, что я перестраховался, никакого заклинания с условием на мальчике-чародее не было. Впрочем, его бы и найти никто не сумел в случае, если бы барону улыбнулась удача. Для парнишки было приготовлено несколько ловушек, и одна из них та, в которую мы чуть не попались.

— Он будет учиться в Южной школе, очень талантливый парень, — кивнула Кларисса. — Конечно, с ним придется повозиться, но, думаю, он выправится. Кстати, зачем ты ему рассказал про яблоки? Теперь надо мной вся цитадель смеется! Он же так прямо и спросил: правда, что один маг, когда учился, воровал ночью яблоки и его не наказали, а, наоборот, дали еще полную корзину? Хорошо хоть Леон вспомнил этот случай. И сразу ответил: ну как же, знаю, это был маг Тентифель! Теперь, куда я ни приду, отовсюду слышу: как яблочки, маг Тентифель? И каждый старается угостить яблоком у всех на виду!

— А я-то все думаю, что это ты такая ехидная сегодня, — догадался я. — За яблоки мстишь! А мне просто больше ничего в голову не пришло, когда он стал спрашивать, правда ли, что в магической школе детей бьют палками и сажают на цепь.

— Он… так и сказал?

— Ну да. Это ему барон так расписал вашу школу, чтоб не удрал. Парень-то неглупый, со временем начал кое о чем догадываться.

— Сто раз гад! — с чувством говорит Кларисса и некоторое время сердито сопит, размышляя о чем-то своем.

— Клара, а про Хенрика… и остальных решали?

— Да. Не то чтобы решали… а так, наметили кое-что. Тебя ждем. Можешь высказать свое мнение, если в чем-то не согласен. Ковен тебя в этом деле полностью поддержит, мне поручили это передать.

— Рассказывай.

— Хенрика будет наказывать ковен, но скажу по секрету — особенно строги с ним не будут. Марита проснулась и почти ничего не помнит из последних событий. С того часа, как она под действием заклинания внушения решила украсть Зигеля. Ее отцу уже объявили радостную весть. Он так счастлив увидеть дочь живой, что на радостях все ей простил. И даже рад, что зять у него не барон, а маг. Теперь про Ортензию. Имя и титул ей король решил оставить. В память о заслугах ее отца. Все же она родная и единственная дочь милорда, хоть и родилась вне брака. Еще ей достается замок, в котором она родилась. Но, если миледи захочет, может поменять его на любой из остальных пяти домов. Еще ей оставляют соседнюю деревню, какие-то земли… В общем, поместье поделили на шесть почти равных частей. У короля много преданных людей, которых нужно наградить. Деньги, которые хранятся на ее счетах, никто, естественно, отбирать не будет. Но там не так много, как считалось. За все планы барона расплачивалась Ландиса деньгами миледи и экономить их, как ты понимаешь, вовсе не собиралась. А что это ты так скис?

— Ничего, — огрызнулся я и поковылял к своей постели.

— Грег! Ты что, расстроился?

— Нет!

— Грег, ты не хочешь мне ничего объяснить?

— Нет.

Она не стала настаивать, сгребла все со стола в корзину, оставив только вазу с фруктами, и ушла, хлопнув дверью.

Бросив на прощанье, что я упертый самодур.

— Ну и пусть самодур, и пусть упертый! — рычу я, запирая дверь на засов и возвращаясь на кровать.

Они проявили необычайное благодушие и думают, что мне захочется от счастья прыгать!

Вот только не вижу я этого самого счастья.

Нет, разумеется, все правильно они решили — и что имя оставили, и что замка не стали лишать. Да и поместье такое огромное ей ни к чему. Шесть домов, пусть даже не такие большие, как центральный замок, это для нормального человека явный перебор.

Но мне-то все время виделось совершенно другое! Что сначала я до хрипоты спорю с суровым королем, желающим отправить Зию в монастырь, а потом бросаю к ее ногам свой домик с садом, что находится хоть и в маленьком городке, зато на берегу моря.

А как теперь прикажете проявлять благородство и свою готовность защищать ее от всех и всего на свете?

В один миг они превратили меня из великодушного спасателя в одного из соискателей руки богатой и свободной наследницы. А что этих соискателей уже завтра набежит целая толпа, я даже не сомневаюсь.

Вот только лично меня среди них не будет. Эта роль противна мне до омерзения.

И значит, не будет у меня ни горящих багряным пламенем страсти закатов, ни прозрачных от нежности рассветов. Не будет ничего, что я уже успел себе так щедро нафантазировать.

Потому что я не собираюсь гулять под балконами с музыкальными инструментами, не умею писать стихи и письма и не стану заваливать девушку букетами и драгоценностями.

Даже если она зовется Ортензия Монтаеззи.

И от понимания безвыходности этого положения мне так тошно, что хочется удрать куда-нибудь на край света и никогда не возвращаться.

Только кто же мне это позволит! Вон, даже десяти минут не прошло, как Клара вышла в дверь, а уже кто-то лезет в комнату через портал.

— Магистр Леон велел залечить твою ногу, — мрачно объявляет лекарь, еще вчера утверждавший, что мне придется ковылять в этой конструкции не меньше недели.

Ох и наивные! Ну и что от того изменится, что я смогу сейчас свободно ходить по дворцу? Да ничего.

Разве кроме того, о чем я не сразу додумался, а когда догадался, то тотчас повеселел. И даже засвистел что-то веселенькое, заставив сердитого лекаря неодобрительно посмотреть на меня.

Да пусть он думает, что хочет, этот недовольный маг; я уверен, он даже не догадывается об истинной причине моего оживления. Ему и в голову не придет, что я нашел способ, как одним махом решить все свои проблемы. И способ этот прост, как все гениальное.

Решать вообще ничего не нужно. Нужно просто уйти подальше и отлежаться, зализывая свои раны, как это делает раненый зверь. И постепенно все встанет на свои места, и вернется прежняя спокойная жизнь, в которой меня все устраивало. И интересная, порой опасная работа, и верные друзья, и веселые подружки… При мысли о подружках что-то тяжелое шевельнулось, протестуя, в груди, но я немедленно подавил это чувство, пообещав себе, что, пока раны не затянутся, про подружек вспоминать не стану.

— Все, можешь хоть танцевать! — объявил сердитый маг и исчез в портале.

Зачем мне танцевать? Вставая с кровати, фыркнул я. Мне нужно удрать отсюда, и удрать как можно скорее.

А для этого придется убедить в своей правоте Клариссу. Без амулетов переноса и запасной личины мне не обойтись. Вот только где эту магиню, интересно, носит? Никогда нет рядом в тот момент, когда она мне по-настоящему нужна!

Быстренько переодевшись, выглядываю в коридор, и, убедившись, что никого из тех, с кем я категорически не желаю встречаться, рядом нет, отправляюсь на поиски. В холле, как обычно, гуляет несколько гостей, но я постарался проскочить мимо с самым деловым видом. Общаться с ними нет никакого желания. Все во дворце уже, как водится, в курсе вчерашних событий, и выслушивать их ахи, охи и поздравления нестерпимо скучно.

До комнаты Клариссы по коридору дамской половины этого этажа я промчался галопом, моля всех богов, чтобы они не послали мне навстречу ту, от которой я так стремлюсь убежать.

— Ты уверен? — печально спросила Кларисса, когда я, ворвавшись к ней в комнату и предусмотрительно закрыв дверь на засов, изложил свою просьбу.

— Да. Клара, не тяни время. Королю объяснишь все сама. Со всеми решениями я согласен, для Ромульена требую самого жестокого наказания. Чтоб другим неповадно было.

— Ладно, ты сам выбрал. Потом никого не вини, — так же безрадостно тянет она, стараясь не смотреть мне в лицо. — Вот тебе запасные амулеты переноса, вот твои, обновленные, вот личина, вот деньги. Не пойдешь же ты сразу к своему банкиру?

Да мне и не понадобятся в ближайшее время деньги, хотел сказать я. В моем домике неплохой погреб с соленьями, окороками и колбасами, в кладовке полно круп, муки и всего того, чем и наполняются такие помещения. А молоко и овощи я всегда беру у соседа, у него для меня бессрочный кредит. Так что погибнуть от голода мне не грозит. А все остальное… попытаюсь пережить.

— Спасибо, — буркнул я, чмокая Клару в пушистый висок, — ты настоящий друг.

— Еще какой, — уныло хмыкнула она и открыла портал.

Я шагнул в него, не раздумывая. Резать по живому всегда больно, вот и не нужно растягивать эти моменты.

И вышел на прогретую солнцем дощатую веранду собственного дома. Свежий ветерок трепал листья винограда, увивавшего дом почти до крыши, тяжелые, уже темнеющие грозди оттягивали лозу, от клумб доносился дурманящий аромат пышно распустившихся роз.

Я всегда любил свой дом и сад, любил каждый куст и каждое деревце, и встреча с ними неизменно приводила меня в состояние блаженного покоя. Однако в этот раз все было не так. Здесь явно чего-то не хватало, но я упорно не желал себе признаваться чего.

Не заходя в дом, спустился по выбеленным солнцем ступеням и, не глядя на море, с которым всегда бежал здороваться в первую очередь, завернул за угол. Там, между двумя старыми огромными ореховыми деревьями, висит гамак, в котором так замечательно отдыхать в летнюю жару.

А еще там просто отлично думается. А мне все время кажется, что я чего-то не додумал, чего-то не понял или упустил. Нечто вертится на самом краю сознания, что-то очень важное, показавшееся мне в свое время неправильным или смешным. И я просто обязан это вспомнить, иначе все пойдет не так, как должно, все будет плохо и неправильно.

Наверное, я задремал. Потому что, открыв глаза, обнаружил, что под деревьями уже нет тени, расцвеченной яркими солнечными просветами, а сгущаются душноватые сумерки. Вылез из гамака, потянулся и направился к дому, решая в уме, в какой из спален устроиться на ночлег. В просторной на втором этаже или маленькой, зато с дверью на веранду, на первом.

И вдруг вспомнил. Ясно, словно это было минуту назад. Расстроенное лицо старосты, его слова про чью-то ошибку…

Амулет переноса я ломал в такой спешке, что магия вполне могла и не сработать. Однако перенос выбросил меня точно в сад Клариссы, и я помчался по знакомым дорожкам с такой скоростью, словно за мной гналась толпа орков. А добежав до веранды и заметив на ней два знакомых силуэта, резко замер и крался дальше неслышно, словно настоящий шпион.

— … я так не смогу… — донесся до меня несчастный голосок Ортензии. — Ну как это… я появлюсь… и что скажу? Женись на мне?

— И не забудь прибавить — дурачок. Вот так прямо и скажи: женись на мне, дурачок! — громко и сердито выпалила Кларисса и правой рукой пригладила торчащие белоснежные волосы.

Подавая знак, что прекрасно осведомлена о моем присутствии.

Я вздохнул, вылез из куста и перешагнул через низкий подоконник.

— Спасибо, Клара.

— За что? — фыркнула она.

— Ты настоящий друг. Только никогда больше не давай моей девушке таких дурацких советов. — Я шагнул к вжавшейся в кресло Ортензии и нежно потянул ее к себе. — Открой нам портал, мы уходим домой.

— Да что с тобой стряслось? — изумленно вытаращила глаза магиня. — Ты случайно не… напился?

— Я кое-что вспомнил. Скажи, ты знаешь, что за бабка живет в нескольких часах пути вниз по реке от Заречья? — спросил, не отрывая взгляда от серых глаз, в которых потрясение и тревога постепенно вытеснялись робкой надеждой.

— А кто же этого не знает? — с превосходством хмыкнула Клара. — Известная видящая. С первого взгляда определяет истинных супругов. К ней отовсюду едут перед свадьбой… проверить правильность выбора. Что? Грег, ты хочешь сказать…

— Не хочу. Это просто повод. Хотя она не ошиблась, — бросил я, увлекая ничего не понявшую из этого разговора Зию в открытый магиней портал.

Но у меня еще будет время все ей объяснить. У нас впереди теперь целая жизнь.

Часть вторая Простая история

Глава 1

— Понимаешь, — смущается Джус, — это простая история… только она все время плачет. Я думаю, он немножко погуляет и приедет, но хотел бы точно знать, когда… чтобы ее успокоить.

— Джус, не нужно оправдываться. Ты правильно сделал, что пришел ко мне. Я немедленно схожу туда и посмотрю сам. Тем более Зие нравятся дильшарские дыни. Сразу же и прибегу к тебе, как вернусь. Пойдем, до башни нам по пути.

Черноволосый кругленький человек с веселыми карими глазами живо вскакивает с кресла и с обычным для него энтузиазмом бежит к калитке впереди меня. Не переставая рассказывать последние столичные новости и сплетни. Словно уже забыл про ту простую историю, из-за которой пришел сегодня ко мне в гости.

Вот только, как я уже неоднократно имел возможность убедиться, он ничего и никогда не забывает. Джус обладает такой уникальной памятью, которая позволяет держать под контролем десятки, если не сотни крупных и мелких сделок. Кроме того, он необычайно деликатен. Мы в родстве уже почти три года, и сегодня он в первый раз обратился ко мне с просьбой. На первый взгляд совершенно пустяковой, если не знать обширность круга его знакомств. И я больше чем уверен, прежде чем прийти ко мне, он поднял на ноги не одну сотню людей.

А отсюда следует логический вывод: ничего они не нашли. Хотя искать иголку в стоге сена значительно легче, чем человека в огромном Дильшаре. Стражники хана охраняют только его самого, его сыновей и гарем. Богатые жители сами нанимают себе охранников, а как обходятся бедные, не волнует ровным счетом никого.

На башне дежурит знакомый маг; впрочем, незнакомых мне магов в столице почти нет.

— В Дильшар, — приветливо кивнув, прошу его и встаю в очерченный круг.

Одновременно нажимая на прикрепленный к поясу амулет личины. Ходить по Дильшару с лицом северянина не так безопасно, как думают многие жители столицы. И даже личина помогает не всегда, многие торговцы и хозяева дорогих гостиниц держат под рукой талисманы, рассеивающие магию. Но лично я об этом совершенно не волнуюсь — амулетам личины, сделанным для меня Клариссой с помощью магистров цитадели, не страшна никакая проверка.

Дильшар встретил почти летней жарой, и мне пришлось топать в одежную лавку, чтобы купить тонкую рубаху, носимую навыпуск, и шляпу из соломки. Разумеется, можно было сделать условный знак дежурному магу и переодеться в их личных помещениях, там всегда большой запас сменной одежды. Если бы не одна мелочь. Гильдия воров Дильшара держит около башни несколько пронырливых мальчишек, внимательно наблюдающих за прибывшими. Поэтому обратиться к магам под их бдительными взорами все равно что поставить на свой лоб красное клеймо. Сколько бы ты дней потом ни жил в городе, тебя ни на минуту не выпустят из поля зрения.

Свернув свои вещи в неприметный узелок, надвигаю шляпу на глаза так, как это делают наемники из восточных земель, и неторопливо выхожу из лавки. Лениво оглядевшись, иду в сторону порта, со скучающим видом останавливаясь почти у каждой витрины. Минут через десять, заметив следующую за мной оборванную фигурку, я довольно хмыкнул и внезапно свернул в узкий грязноватый переулок. Пройдя по нему несколько десятков шагов, перепрыгнул через забор и, забежав за угол сарая, приготовился ждать. Он появился секунд через пятнадцать, выскочил, запыхавшись, из-за угла и попал прямо мне в руки. Точный удар по шее, горошинка снадобья в приоткрывшийся рот… Событий сегодняшнего дня соглядатай никогда не вспомнит.

А я заворачиваю в свой узелок соломенную шляпу и достаю взамен вышитый тебетей и такой же пояс. Все это я неприметно взял в одежной лавке, компенсируя себе явно завышенные цены торговца.

Закончив маскировку, перепрыгиваю через забор и не спеша выхожу на оставленную несколько минут назад улицу. Почти сразу в мое лицо на секунду впиваются бдительные взгляды двух парней, с досадливой внимательностью разглядывающих толпу прохожих. И сразу уходят в другую сторону — абсолютно не похож респектабельный южанин с округлым брюшком, подхваченным вышитым поясом, на стройного наемника в соломенной шляпе.

А я гуляющим шагом направляюсь в сторону, противоположную той, куда шел еще недавно. Присматривая себе гостиницу подешевле, там всегда суетится больше занятого собственными делами приезжего люда и меньше любопытных глаз завсегдатаев.

Возле стены гостиницы, что приглянулась мне, сидит бедно одетая старуха с грубо намалеванным портретом в руках. Что-то знакомое почудилось в небрежно нарисованных чертах парня, где-то я уже видел точно схваченный неизвестным художником прищур.

— Кто это, нани? — решив, что женщина продает портрет какого-то певца или святого, миролюбиво спросил я.

— Ты нигде не видел его? — Выцветшие глаза впились в мое лицо с робкой надеждой.

— Вроде нет… — уже понимая, что зря с ней заговорил, неуверенно говорю я, но она вскакивает с места, поднятая неуемной силой отчаяния и любви.

— Это мой сыночек, мой Рашат! Вспомни, может, ты где-то видел его, я тебя заклинаю, вспомни! — почти кричит женщина, привлекая внимание постояльцев, и я с досадой сообщаю себе, каких прозвищ заслуживаю за допущенный промах.

— Возьми деньги, — сую ей в руки серебряный квадратик. — Никогда я его не видел, точно не видел!

Она бережно кладет деньги в карман и снова безразлично усаживается прямо в пыль, потеряв всякий интерес ко мне и окружающим.

А я торопливо шагаю в полумрак небольшой прихожей, где непомерно разжиревший хозяин гостиницы за умеренную плату выдает мне ключи от комнаты, которую я снял на пять дней.

Сообщив, что собираюсь поспать, поднимаюсь на верхний этаж и, не заходя в комнату, выхожу из гостиницы на узкую галерею, что тянется по периметру здания. В подходящем месте, оглянувшись, перепрыгиваю точно на такую галерею соседнего дома. Совершив подобную операцию еще раза три, вынимаю в темном закутке из-под рубашки свой узел, прячу в него вышитый пояс и выбрасываю все это в широкое горло канализационного отверстия. А потом спокойно спускаюсь по лестнице вниз, бросаю здешнему хозяину свои ключи и отправляюсь искать гостиницу, где в последний раз ночевал пропавший помощник Джуса.

— А твой господин красивый? — мурлыкнула девушка и прижалась ко мне всем телом.

— Смотря как смотреть, — скаламбурил я, шутливо провел пальцем по ее носику и шагнул к шкафу, чтобы достать специи.

— А может, мы немного пошалим… пока он не приехал?

— Цветочек, да я бы с удовольствием! Вот только денег ты тогда не получишь ни с меня, ни с него. Поэтому решай сама. Ну? Идем?

— А почему не получу? — Раскосые глазки хитро блестят.

— Потому что он умеет заставить говорить любую женщину. Ты все сама ему расскажешь, и как, и сколько, так он тебя заведет. А как услышит про наши шалости, то выгонит тебя без единого медяка, и мне тоже жалованье не выдаст, чтоб не лез на девушек раньше хозяина. Вот и не будет у тебя денег ни за мои шалости, ни за игры с ним. Поэтому лучше выпей чаю и расскажи что-нибудь интересное.

— Неужели он такой жестокий? — упрямая девица все не может поверить, что мои денежки проплывают мимо ее кошелька.

— Не жестокий, красавица, а принципиальный! Да разве у тебя мало бывает клиентов с разными причудами? — игриво подмигиваю ей, не забывая помешивать соус.

Оказалось, что саринянка ничего не пьет на работе, а ест только из одной чаши с клиентом. Видать, кто-то здорово обидел девицу, раз у нее такие железные правила.

Я потерял почти три часа, прежде чем услышал про нее. И израсходовал почти полсотни монет, изображая заядлого игрока и выпивоху, пока собутыльники не прониклись ко мне доверием. Они играли и пили в этой гостинице почти каждый день, завсегдатаев в любой таверне можно узнать по панибратскому обращению с хозяином и развязным позам. И знали почти все, что произошло за последние годы.

А Шинер пропал всего пять дней назад. Ну если считать по времени отправления последнего отчета Джусу. И можно отнять от этих пяти дней несколько часов, которые он провел вот за этим самым столом. Нет, азартным игроком Шинер не был, и пил он немного. Его слабостью были смуглокожие горячие саринянки.

И вот эту самую Фатну он ценил из них больше всех. И именно с ней ушел в тот вечер в свой номер, поведали мне, грязно ухмыляясь, собутыльники. Вернее, они сказали наоборот, это Фатна увела козлика стричься.

Под большим секретом я поведал новым друзьям байку о своем нанимателе, который должен приехать через день и отправил меня все заранее приготовить. Нанять хорошие комнаты, заказать обед, привести женщин. У него богатая, но очень ревнивая жена, поэтому он наймет себе скромную комнату рядом. А ночью поменяется со мной местами.

Изворотливость моего мифического хозяина очень понравилась подвыпившим игрокам, и уже через пару минут я услышал имя Фатна. А рекомендацией ей послужило постоянство господина Шинера, который уже больше года останавливался только в этой гостинице.

И теперь ничто не мешало мне выяснить, когда и куда исчез работник Джуса.

Горка желтоватого от жира риса, политая острым мясным соусом, стояла между нами на столе, и я уже смешал со своей стороны рис и соус в однородную массу и сунул в рот первую ложечку, когда девушка, фривольно хихикнув, развернула глиняное блюдо.

Лукаво заявив, что желает узнать мои мысли.

Да пожалуйста, сколько угодно! Пожав плечами, начинаю снова мять рис. Некоторое время мы едим молча, потом по ее лихорадочно заблестевшим глазам понимаю, что ыса начала действовать. Я предвидел старый фокус с поворотом блюда, поэтому несколько точек, куда подсыпал снадобье, отметил горошинками перца. И одну из них постарался расположить против себя. Так что девушка попалась в довольно простую ловушку.

Разговор, специально подведенный мною к торговцу Шинеру, закончился примерно через час полным поражением саринянки. Рассказав в подробностях, как ее щедрый друг ушел рано утром за вызвавшим его парнем и описав по памяти внешность гонца, девушка начала засыпать прямо за столом.

Однако для того, чтобы найти неизвестного посыльного, выясненных подробностей может и не хватить. Гонец, приходивший за Шинером, говорил с восточным акцентом и был одет как портовый грузчик.

Кроме того, приметливая Фатна, больше всего боявшаяся, чтобы никто из подруг не переманил постоянного клиента, немного проследила за ними из окна и точно указала направление, в котором скрылся ее благодетель. И глядя им вслед, заметила одну интересную деталь: Шинер при ходьбе размахивал двумя руками, а посыльный одной, вторую бережно прижимая к груди.

Я отнес девушку на широкое низкое ложе под муслиновым балдахином и заботливо прикрыл покрывалом.

Потом аккуратно вычерпал из блюда в пустую миску рис со снадобьем и поставил в корзину. Туда же сложил все свои вещи, закатал повыше штанины и облачился поверх рубахи в цветастую читэру, оставлявшую неприкрытыми только ступни ног и глаза. Остатки риса я постарался перемешать как можно сильнее, чтобы нельзя было понять, кто и что тут ел. Собственное расследование, которое, проснувшись, начнет проводить Фатна, должно неизбежно зайти в тупик. И главное условие, чтобы она не обнаружила в еде наркотика. Девушки ее профессии неплохо приплачивают охранникам гостиницы, и те с большим рвением следят, чтоб их овечек не обижали клиенты.

А за угощение ысой, по неписаным законам борделей и гостиниц, полагается очень серьезное наказание.

Прислушавшись к шагам за дверью, я осторожно покинул дорогой номер и, неслышно перебежав коридор, нырнул в узкую дверцу дешевого чуланчика, снятого мною именно в этом женском наряде на одну ночь. Чтобы уже через минуту выйти оттуда, громко шаркая плетенными из прутьев сандалиями и протопать по лестнице вниз.

Сдав хозяину ключи, некоторое время петляю по городу. Потом, избавившись от чаши с едой, снимаю в самой дешевой портовой гостинице комнатушку и отправляюсь на поиски гонца.

Хотя интуиция упрямо не верит в успешность его поисков. Вот только никакой другой зацепки у меня все равно больше нет.

Поздно вечером, голодный и злой, я шел по направлению к башне переноса, болтая связкой свежей рыбы, купленной для конспирации. Последняя ниточка оборвалась, а я так ничего нового и не узнал, поэтому решил вернуться в Торсанну за дополнительными сведениями. Жаль было зря потраченного времени, пришлось просидеть до вечера на старых лодках вместе с рыбачками, ожидающими возвращения мужей, и выслушать кучу неинтересных мне случаев из их семейной жизни. Причем с такими подробностями, каких никогда не рассказывают друг другу мужчины. Однако я сумел-таки, словно ненароком, вставить вопрос про парня с больной рукой. Оказалось, его знали многие. Он нанимался раньше моряком на богатое торговое судно, но месяца три назад вернулся из плавания покалеченный, и с тех пор работал посыльным. Ноги-то у парня были здоровые. Но два дня назад его неожиданно приняли матросом на один из небольших парусников, уходящих в полугодовое плавание к жемчужным островам, и сейчас он где-то далеко в море.

Башня переноса уже была в паре минут ходьбы, когда я заметил неладное. Возле нее толклось столько народу, сколько не бывает и в те весенние дни, когда возвращаются домой паломники с горы, где стоит хижина святого Мусаила. Я убавил шаг и по-старчески зашаркал ногами, пытаясь рассмотреть как можно больше подробностей. И по ним попробовать догадаться, что там такое могло произойти. Но самые страшные подозрения я отбросил сразу — магические фонари у входа светят исправно, следовательно, маги пока целы и невредимы.

А вот насчет остальных версий можно сказать только одно: все они могут оказаться одинаково неверными.

— Взорвалась? — с ужасом, смешанным с любопытством, спросил у столпившихся людей лоточник, опередивший меня на пару шагов.

В Дильшаре бытовало упорное мнение о взрывоопасности башен переноса.

— Да уж лучше бы взорвалась! — желчно сплюнул похожий на торговца саринянин. — Тогда мы бы знали, что нечего тут ждать, и ехали по старинке, караваном!

— А что случилось-то? — приложив руку к уху, как это делают глухие, дрожащим голосом проблеял я.

— Шла бы ты, женщина, домой! — с досадой отмахнулся расстроенный саринянин и отвернулся.

— Хан прислал писца и воинов проверять, кто уходит и зачем, — устало пояснил сидящий на корточках житель Торсанны.

В нашем королевстве не считается доблестью огрызнуться на старую женщину, какой в этот момент выглядел я.

Спасибо, друг, хотелось сказать мне, но вместо этого я разочарованно пробормотал, что вот мне и на родине хорошо, непонятно, зачем другие туда-сюда шастают, и неспешно поплелся дальше. Лихорадочно размышляя, как же мне теперь поступить.

У меня не было никаких веских официальных оснований находиться здесь, да и пришел я под личиной. Если писец выяснит, что по Дильшару беспрепятственно разгуливает королевское око, меня немедленно бросят в зиндан за шпионаж. А чтобы уйти назад под личиной, требовалось выяснить, не проверяют ли уходящих ханскими амулетами, бывшими на порядок мощнее обычных. Иначе я сразу попадусь, скрыть от амулета следы магии не удастся. Да и серьезной причины для перехода в королевство у меня нет. Ни значка торговой гильдии, ни заверенного приглашения. Ни облика богатого бездельника, путешествующего ради собственного удовольствия.

Ну значок можно было бы и купить, как и дорогую одежду, если бы я предвидел такой поворот событий заранее. Но от той довольно приличной суммы, что позвякивала в моем кармане еще утром, сейчас не осталось и десятой части. А этого не хватит ни на один из вариантов.

Размышляя о свалившихся на меня проблемах, я потихоньку доплелся до гостиницы, где на эту ночь мне принадлежал тесный узкий чуланчик. Ни о чем не подозревая, толкнул дверь в стандартный для таких гостиниц коридор. В торце которого обычно сидит хозяин или помощник, сдающий комнаты и приглядывающий за посетителями. А по обе стороны две двери, одна ведет к спальням, вторая в обеденный зал и в помещение для игр.

Когда я днем, поочередно меняя обличья, снимал тут комнаты, хозяин прекрасно обходился без охраны. А сейчас рядом с ним стоят два накачанных аборигена с кинжалами на поясах и прожигают меня подозрительными взглядами.

— Ключ от моей комнаты, — хрипловатым усталым голосом бурчу, смело подходя к хозяину, сейчас любое неуверенное движение может оказаться последним. — И можно попросить повара пожарить эту рыбу?

— А когда ты ушла? — вроде безразлично спросил хозяин, обшаривая с ног до головы цепким взглядом.

— Я думала, это у меня уже память плохая к старости стала! Утром, не помнишь, что ли? — ворчливо отвечаю, забирая протянутый ключ. — Так как насчет рыбы?

— Иди на кухню, скажи повару — я разрешил. А комнату завтра освободишь или платить будешь?

— Освобожу, меня взял мыть посуду хозяин «Синего паруса». С завтрашнего дня. И спать там же буду.

— Это кто, Джат, что ли?

— Не знаю такого. Моего хозяина зовут Астен.

— А, ну точно! Джат владел «Синим парусом» три года назад, — хлопнул себя по лбу хозяин, — и как я забыл!

Да ничего он не забыл. Просто не поленился лишний раз проверить меня на честность. И мне просто повезло, что, зайдя выпить чаю и послушать новости в тот грязный гадюшник, я нечаянно услышал, как один из моряков, ругавшийся с хозяином, с ненавистью выкрикнул:

— Ну и сволочь ты, Астен!

На кухне я отдал повару вместе с рыбой мелкую монетку и скромно устроился в уголке ждать свой ужин.

А когда рыбу принесли, попросил разрешения тут ее и съесть. Повар, махнув рукой, сунул мне кусок лепешки и побежал украшать зеленью и овощами вынутого из печи гуся.

Я ел нарочито медленно, тщательно выбирая косточки, в надежде услышать что-нибудь интересное. Именно кухня во всех гостиницах то самое место, где все про всех знают. И мое терпение было вознаграждено. Мальчишка, разносящий по комнатам заказанные блюда, прибежал с горящими от возбуждения глазами и, схватив протянутую ему корзину, громким шепотом доложил последние новости:

— Не нашли! Никаких вещей! Только блюдо с шавли на столе. И никто не видел, когда он ушел! Наверное, албас!

— А она?

— Унесли. Завтра сожгут, чтоб не обернулась в албаса.

— Бедная девочка! — вздохнул круглолицый женоподобный толстяк. — Хвасталась, что богатый господин нанял ее на три дня!

Преувеличенно тщательно, как беззубая старуха, пережевываю лепешку, пытаясь навести порядок в обрывках мыслей и догадок. Я нигде не прокололся, все следы заметал со скрупулезностью маньяка! Почему же стойкое ощущение дышащей в затылок опасности не покидает меня с той самой минуты, как я заметил толпу возле башни переноса?

И как они вообще могут быть связаны, эти странные события — пропажа помощника Джуса, охранники хана в башне и смерть продажной женщины из второсортной гостиницы?

Мне нужно отдохнуть и хорошенько обо всем поразмыслить, но ночевать в чулане я уже раздумал.

Спросив у поваренка, где здесь можно сполоснуть руки, выхожу в комнатку, где девушка-подросток полощет в большом чане с мутной водой грязные миски.

— Тут есть туалет, деточка? — старческим голосом поинтересовался я, споласкивая в жирной воде кончики пальцев.

— Вон через ту дверь во двор! — не поднимая глаз от груды грязной посуды, мотнула она головой.

Через полчаса, преодолев пару высоких заборов и привычным способом избавившись от приметной читэру, бреду по узкой улочке вдоль глиняных дувалов, за которыми скрываются домики небогатых жителей.

Постоялый двор узнается издали по гомону обедающих под открытым небом посетителей, звяканью кружек и густым запахам дыма и конского навоза. Вот здесь и заночую, а утром попробую что-нибудь придумать, сворачивая к освещенному квадрату широко распахнутых дверей, решил я.

Глава 2

— Послушай, парень, не хочешь подработать? — Узкие бесстрастные глаза изучают меня из-под белоснежной чалмы, концы которой плащом спадают на худощавую спину.

— А что нужно делать? — осторожно интересуюсь я.

Хаинны каждую осень приезжают в Дильшар торговать и развлекаться. Причем развлекаются так ретиво, чтобы потом воспоминаний хватило на весь следующий год.

Потому что в маленьких поселках, где живет полукочевое племя пустынников — хаиннов, царят очень жесткие патриархальные законы, свято поддерживаемые старейшинами. Да и эти парни в белых чалмах, когда придет их очередь пить кумыз в войлочных кибитках и вспоминать молодость, превратятся в столь же истовых поборников старинных законов.

— Нужно охранять наш покой. Мы сняли дом и хотим отдохнуть, — не договаривая и половины правды, коротко объясняет хаинн.

Впрочем, я и сам понимаю, что в снятом на пару дней особняке они будут предаваться вовсе не философским размышлениям о смысле жизни. Для этого им хватает времени, когда хаинны целыми днями не вылезают из седла, мягко покачиваясь на неспешном верблюде, обходящем по кругу пасущееся стадо.

— Я буду охранять один?

— Нет, ты будешь старшим и наймешь еще трех-четырех человек.

— Я никогда не был старшим, — уже сказав, понимаю, что поторопился.

— Ничего, у тебя получится. — Непонятная улыбка змеей скользнула по губам пустынника и пропала, словно почудилась.

— Сколько дней?

— Четыре-пять.

Понятно, пока не кончатся деньги, которые они отложили на это мероприятие.

— Сколько я получу?

— Четыре квадрата в день тебе и по три помощникам.

— Тридцать квадратов мне за все дни и по двадцать троим помощникам. И деньги вперед.

— Хоп! — кивнул хаинн и бросил на стол кошелек. — Тут половина. Остальное получишь, когда приведешь людей.

— Куда?

Он объяснил, как пройти к нанятому ими дому, и спокойно вышел из чайханы. Вот и начинает налаживаться новая жизнь, едко ухмыляюсь, допивая свою джарму. За последние два дня я намотал на свои бедные ноги такие километры пути и перелез через такое количество заборов, что уже давно сбился со счету. Однако, несмотря на все усилия, не продвинулся за эти дни ни на шаг ни в розысках Шинера, ни в поисках выхода из ситуации.

И каждый раз возвращаюсь ночевать на этот постоялый двор. Он удобно расположен и так часто меняет посетителей, что более безопасного места найти все равно бы не удалось.

Разумеется, можно было присоединиться к уходящему в королевство каравану, но мне безумно жаль свою пятую точку опоры. Почти месяц не слезать с лошади далеко не самое приятное времяпровождение. А если к этому прибавить пыль, слепней, комаров, ночевки на жестких камнях и болотных кочках, змей, тарантулов, полусырую пригорелую кашу по вечерам… и еще десятка три подобных радостей…

Нет, я никогда не любил себя так мало, чтобы позволить родному организму перенести все эти лишения.

К тому же я твердо знал — одного меня в беде не оставят. Как только в новых правилах пользования башнями переноса, которые уже на второй день вывесили по городу, появится хоть малейшая лазейка, за мной придут. Возможно, через неделю или две, а может, и через месяц. И я не должен быть в этот момент слишком далеко. А этот постоялый двор располагался на таком расстоянии от башни, что позволял поймать призыв моего амулета. Поэтому все мои проблемы пока сводились к поиску источника существования, на оставшиеся деньги даже в этом, относительно дешевом пристанище, долго мне не прожить.

Охранников себе в помощь я присмотрел, не сходя с места. Троих парней, прибывших с караваном и заказывающих себе самую дешевую пищу, приметил еще в первое утро. Они были хмуры и осторожны, а один бледен и худ так, словно недавно перенес тяжелое ранение. И двое других обращались с ним очень бережно и заботливо, стараясь подсунуть самые лучшие кусочки из того немногого, что у них было.

— Спроси у тех парней, они не разрешат мне угостить их? — шепнул я парнишке, разносящему джарму.

Через минуту, получив это предложение, дружная троица уставилась на меня такими подозрительными взглядами, что любой другой начал бы всерьез опасаться за свою жизнь. Но только не я. Несколько раз понаблюдав за ними, я мог почти с уверенностью сказать, что ни бандитами, ни жуликами парни не были. Зато умели обращаться с оружием и обладали, судя по бдительным взглядам, всеми качествами, необходимыми охранникам.

Я улыбнулся им приветливо, но без заискивания, и допил кисловатую джарму. Ну, решайтесь же, парни, вряд ли вам в ближайшее время поступит подобное предложение.

Они пошептались, и старший, еще раз оглядев меня с ног до головы, осторожно кивнул. Я жестом подозвал разносчика, бросил ему один из своих собственных квадратиков и сделал распоряжения. Потом не спеша встал и спокойно подошел к их столу.

— Можно сесть? — Надеюсь, мой голос звучит достаточно учтиво и одновременно с достоинством.

Старший снова кивнул, и я сел так, чтобы, если переговоры зайдут в тупик, можно было в любой момент успеть вскочить и перевернуть на собеседников стол.

— Что ты хочешь? — без обиняков спросил старший, в открытую изучая мое лицо.

Вернее, личину, к которой я и сам уже так привык за эти дни, что больше не вздрагиваю, когда на меня подозрительно смотрит из осколка зеркала смуглый, черноглазый мужик.

— Хочу совместить завтрак с деловым разговором.

— А если нам не понравится разговор? — ехидно прищурился младший.

— Тогда завтрак вам достанется в качестве оплаты за потраченное на меня время, — дружелюбно улыбнулся я.

Как будто время у них расписано по минутам! Старший так же, как и я, каждый день слоняется по городу, его приметную куртку я научился замечать в любой толпе, а младший остается с раненым. До сих пор они не подыскали себе ни занятия, ни более приличного пристанища.

Старший снова кивнул, и я мысленно дал ему кличку — молчун. Тогда как младшего за ехидный блеск желтоватых глаз справедливо будет прозвать язвой.

Мальчишка-подавальщик, которому я объяснил, что за скорость исполнения заказа сдачу можно не приносить, резво подбежал к столу и начал выгружать из корзинки заказанную мной еду. Кувшин с наваристым бульоном, горячие лепешки, отварная брынза, огромные блестящие помидорины, маринованные баклажаны, фаршированные зеленью и овощами, и жареная жирная курица произвели на парней ошеломляющий эффект. Наесться до отвала на халяву теперь представлялось им не такой уж плохой оплатой за разговор со мной.

Младший, не стесняясь, налил в принесенные миски бульон, и первую поставил перед раненым. Потом разломил курицу на куски и лучший положил перед ним же.

— Я столько не съем! — тихонько запротестовал тот, но никто не собирался его слушать.

Наоборот, сунули в одну руку кусок лепешки, в другую — ложку и предложили начинать искать дно.

Я оторвал себе кусок лепешки, пододвинул одну помидорину и, достав жестом фокусника из рукава метательный нож, принялся нарезать овощ на аккуратные ломтики.

Демонстрация этого номера не осталась незамеченной зрителями. Молчун беззлобно ухмыльнулся, язва иронически приподнял бровь, а раненый только неслышно вздохнул.

— Рассказывай. — Несмотря на слабый голос, было что-то такое в его интонации, что я наконец понял, кто здесь главный.

И мгновенно произвел в уме перераспределение ролей и переоценку их возможностей. Ведь если подчиненные не оставляют командира в таком состоянии, в каком был он, варианты объяснения их поступков уменьшаются до трех… или даже двух. А это значит, с ними нужно либо не связываться вовсе, либо быть честным до конца. И я выбрал последнее.

— Я застрял тут почти без денег из-за последнего указа хана и ищу заработок. Совершенно случайно заметил, что один из вас занят тем же. Сегодня мне повезло, хаинн предложил несколько дней охранять их, но нужно нанять еще несколько помощников. Вы, трое, подошли бы.

— А ты не заметил, что я не совсем здоров? — Он впервые взглянул мне в лицо, и я поразился горькой усмешке, мелькнувшей в его глазах.

— Заметил. И посчитал это еще одной причиной согласиться на мое предложение.

— Объясни, — потребовал язва.

— Все очень просто. Хаинны не будут проверять, кто из нас сколько времени дежурит. Значит, твои друзья смогут тебя подменять. И еще одна выгода: охранять будем особняк, следовательно, там есть тень, свежий воздух и возможность варить для тебя бульоны. Все это должно пойти тебе на пользу. Не говоря уже о заработке.

— Сколько? — В первый раз я услышал голос молчуна.

— За все дни, пять или шесть, тридцать квадратов мне и по двадцать — вам.

— Нужно соглашаться, — доев бульон и прожевав курицу, сказал молчун. — Когда приступать?

— Прямо сейчас.

— Рудо, сходи за вещами, — кивнул молчун язве, и тот немедленно отправился исполнять поручение. — Идти далеко?

— Можно взять бричку. — Мне не хотелось подвергать раненого лишним тяготам.

— Я найму. — Молчун встал из-за стола, но сразу не ушел, дожидаясь возвращения язвы.

— Иди, Дирам, со мной останется наш наниматель, — снова горько усмехнулся раненый, и молчун, досадливо скривившись, ушел за повозкой.

— Меня зовут Джиль, — быстро переделав привычный псевдоним, представился я.

— А меня Кадин. Хотя ты же понимаешь, что это такое же настоящее имя, как и твое. Кстати, хаинны могут быть и приманкой, ты об этом подумал?

— Эти вроде настоящие. Хотя оружие я собираюсь держать наготове, — пожимаю плечами, не желая признаваться, что оружием я называю пару дрянных метательных ножей, которые приобрел уже тут, в Дильшаре.

— Повозка ждет, — окинув нас испытующим взглядом, доложил молчун.

— А вон как раз и Рудо, — кивнул командир, осторожно выбираясь из-за стола.

Через пару минут мы уже ехали, свесив ноги, на высокой бричке без бортов, которую неторопливо тянул серый ишачок с печальными глазами.

— Я в город, ничего не нужно купить? — оглянувшись на сидящих под деревом наемников, спрашиваю я, и Рудо согласно кивает:

— Немного прохлады.

— Вон в хаус окунись, будет тебе прохлада, — беззлобно фыркаю в ответ. — Может, мяса?

— Не нужно. Лучше завтра купим. Испортится по такой жаре, — ответил Кадин, и я вышел со двора.

Работа по охране оказалась не такой уж и трудной, просто нервотрепной. И охранять хаиннов нужно было скорее не от посторонних, а от них самих. Хотя и были часы полного затишья, вот как сейчас. И тогда мы по очереди с Дирамом уходили по своим делам. Но к вечеру нужно было обязательно вернуться — начнут просыпаться опухшие от ночной гулянки наниматели. Будут пить принесенную из чайханы бузу, плюхаться в теплую воду выкопанного на пути арыка хауса, охать и рыгать за сараем. Потом, с наступлением вечерней прохлады, оживятся, поставят варить шорпо, а к ночи, когда в калитку скользнут несколько замотанных в темные читэру фигур, будут полностью готовы к совершению новых подвигов. А нам нужно будет бдительно следить, чтобы они в пылу гулянки не порезали друг друга насмерть, не утонули в полутораметровом хаусе и не подожгли дом. Ну и, разумеется, приглядывать, чтоб не пробрался в дом непрошеный гость или не унесла чего лишнего ночная подружка. На рассвете, когда гостьи исчезали так же осмотрительно, как и приходили, а хозяева храпели по всем углам дома, мы проверяли их по счету, оставляли кого-нибудь на карауле и шли спать сами.

Город встретил меня обычной предобеденной оживленной суетой и запахами готовящихся на каждом углу блюд. Плов и шашлык, манты и фунчоза, суп из нута и шорпо, горячие лепешки и всевозможные пирожки. А также сладости, напитки, холодная вода и жареные орешки нескольких видов поедались покупателями прямо на месте или уносились домой.

Гостиницу, возле которой с утра до вечера сидела женщина с портретом, я старался обходить по другой стороне улицы, чтоб не встречаться с ищущим, умоляющим взглядом бедной матери. Вот и сегодня заранее перешел на противоположную сторону и прибавил шагу, когда до знакомого фасада осталось всего два дома. Шагая с деловым видом, вышел из-за угла и сразу заметил у гостиницы толпу зевак, обсуждающих какое-то происшествие. Переходить улицу было поздно, поэтому я продолжал идти как ни в чем не бывало, а, поравнявшись со стоящей под деревом женщиной в темной дешевой читэру, мимоходом поинтересовался, что там произошло.

— Майниру-эни затоптал конем какой-то негодяй, — горько выдохнул девичий голос, и на меня глянули черные глаза в мокрых пушистых ресницах.

— Случайно? — У меня был очень веский повод задать именно этот вопрос.

— Ей говорили, чтоб не сидела здесь… — убито вымолвила она и вдруг вскинула на меня испуганные глаза: — А ты… кто такой?

— Я с ней один раз разговаривал. Она искала сына, — опечаленно произношу, чтобы не напугать девушку еще больше, — но, к сожалению, я его не знал. Я сам ищу друга, он пропал прямо из гостиницы.

— Ты давал ей деньги? — Черные глаза смотрят испытующе.

— Да, серебряный квадрат, около десяти дней назад.

— Пойдем, — бдительно оглянувшись по сторонам, девушка надвинула пониже на лоб читэру и быстро пошла прочь.

Я, разумеется, отправился следом. Девушка что-то знала, и хотя я пока не был уверен, что это именно то, что может мне пригодиться, но отказываться от информации не собирался. Каждый день, бродя по улицам и перекусывая под открытым небом, я жадно ловил обрывки разговоров, намеки и сплетни. Большинство оказывалось ненужной пеной, но малые крохи по-настоящему интересных сведений я складывал в копилку своей памяти, чтобы позже соединить между собой в стройную версию происходящего. И несмотря на то, что я пока знал очень мало, эта простая на первый взгляд история с каждым днем казалась все более зловещей.

— Сюда. — Девушка остановилась возле узкой калитки в высоком глинобитном заборе и достала огромный ржавый ключ.

А уже через пару секунд запирала калитку за моей спиной.

— Ты живешь одна? — глядя на старенький домик в глубине неухоженного сада, спросил я.

— Нет, вечером приходит дядя, — неуверенно ответила она, и я понял, девушка лжет.

Или никакого дяди нет, и она сказала так, чтобы я не напридумывал себе каких-нибудь планов на ее счет, либо он ей не дядя. Но меня это пока не волнует ни с какой стороны.

— Это хорошо, — ободряюще киваю хозяйке. — Где будем разговаривать?

— Вот здесь, — указав мне на топчан, стоящий над арыком и прикрытый вытертым до основы ковром, кивнула девушка и пошла в дом.

А я сел на указанное место и приготовился ждать. Однако она вышла из дома почти сразу, поставила на топчан кувшинчик, глиняные кружки и положила какой-то предмет, завернутый в платок.

— Это холодный чай, будешь? — наливая себе в кружку, спросила девушка и первой сделала несколько жадных глотков.

Я налил себе чай, отхлебнул и уставился на нее вопросительно.

— Сначала у нее отбирали портреты, — без всякой предыстории начала она рассказ, — но я рисовала ей новые. Потом ей пообещали хорошие деньги, если она перестанет там сидеть. Потом стали угрожать. Но она не обращала внимания на угрозы, кроме сына, у нее никого не было.

— А ты?

— Я просто с ней дружила. Их дом был раньше по соседству, а когда Рашат пропал, она его продала и отдала деньги людям, которые пообещали найти сына. Но не нашли, а деньги потратили. Она ночевала около гостиницы под кустом, повара приносили ей объедки. Когда становилось холодно, приходила ночевать сюда, а летом снова уходила жить в кусты. Ведунья предсказала ей, что однажды к гостинице придет человек, который найдет ее сына. Я в это не верю, уже два года прошло, как Рашат пропал, а она верила и все боялась его пропустить.

— Он пропал из гостиницы?

— Да, он там работал. Помощником повара, он очень любил готовить. Майниру-эни всегда говорила, если я выйду за него замуж, то мне не придется резать свои пальчики, Рашат будет меня кормить.

— Ты его невеста?

— Нет, он любил другую девушку. Но она уже давно вышла замуж, через месяц после его пропажи.

— Может, это ее новый муж так подстроил, чтобы жениться на ней?

— Нет. Он хороший парень и приехал из провинции уже после того, как пропал Рашат. У него здесь живет вторая мать, а первая жила в селе. Когда она умерла, он приехал навестить вторую мать, увидел Зейду и остался.

Да, известен мне этот местный обычай, отдавать первенца родителям. С моей точки зрения, неплохая традиция, молодые родители имеют возможность поднакопить средств и опыта, а их родители получают радость в жизни и опору на старости лет.

— А как пропал Рашат?

— Какой-то посетитель попросил его позвать, они поговорили с минуту и ушли вместе. С тех пор его не видели.

— Ты что-то хотела мне показать?

— Да. Вот это. — Она быстро разворачивает сверток и показывает мне портрет.

И снова ощущение, что я где-то уже видел это лицо, заставляет меня наморщить лоб.

— Ведь ты же его видел? — На меня настойчиво смотрят черные глаза.

— Нет. Не видел. Но вот прищур глаз мне почему-то кажется знакомым. Только я не могу никак вспомнить, где я мог его видеть. Но что не два года назад, а намного раньше… вот это точно.

— Ты не врешь, — печально кивает она. — А как пропал твой друг?

— Тоже из гостиницы, только всего пятнадцать дней назад. К нему пришел незнакомый человек, и они ушли вместе, поговорив всего пару минут. И, что хуже всего, девушку, которая запомнила посыльного, девять дней назад убили в номере клиента. Поэтому я тебя очень прошу, не встревай в это дело. Уничтожь все портреты Рашата, не жалей. Раз ты можешь написать его по памяти, то напишешь еще. И если у тебя нет дяди, то ночуй у подруг. Или еще лучше, съезди навести родственников.

— А ты? Тоже поедешь к родственникам?

— Я — другое дело. Я могу за себя постоять. И у меня есть друзья, которые обо мне беспокоятся.

— А у меня нет больше ни друзей, ни родственников, — печально произнесла она. — Да и дядя не совсем дядя. Он калека, собирает у базара милостыню, а ночевать приезжает сюда. И он говорит точно так, как ты, — чтобы я не писала портреты. Но если никто ничего не будет делать, все так и останется?

— Я буду искать, пока не найду. А ты слушай дядю, похоже, он хороший человек. Мне нужно идти, запри калитку. И еще, если нужна будет помощь, нарисуй синей краской три кружка на том объявлении, что висит у ближайшей башни переноса. Я там каждый день хожу.

Через полчаса, купив по пути кувшин охлажденной воды, подслащенной медом, я входил во двор дома, где меня ждала бессонная ночь под пьяный хохот хаиннов и визг их ночных подруг.

Глава 3

— Завтра рано утром мы уедем, и сюда вернется хозяин. — Хаинн не спеша потягивал из маленькой чашечки горячий бульон. — Тогда вы можете уходить.

Он снова прикрыл глаза, припадая узкими губами к чашечке, а я оглянулся на догорающий за крышами домов закат и выматерился про себя. Хитрец, однако, наш наниматель.

— Нет. Так не пойдет. Сначала уйдем мы. А вы можете ехать, когда хотите. Я не собираюсь выяснять с хозяином дома, чего и сколько вы разбили. Мы договаривались вас охранять, мы свою работу сделали. Никто из вас не пострадал. А за дом мы не отвечаем.

— Тогда можете идти сейчас. Сегодня нас охранять не нужно. — Тонкие ноздри зло раздулись.

— Как скажешь, — спокойно кивнул я и отправился к летней кухне, в которой мы прожили эти шесть дней.

Мои компаньоны поняли все с полуслова и за пару минут собрали свои вещи. А еще через пять минут мы дружной кучкой неторопливо шли по улице в сторону западной башни, — если искать недорогой ночлег, это самое подходящее направление.

— Джиль, ты куда пойдешь? — Когда мы отошли от дома достаточно далеко, спросил Кадин.

— Пока не знаю.

Я очень хорошо понимал тайный смысл его вопроса. За это время мы успели присмотреться друг к другу и понять, что наши жизненные позиции чем-то очень схожи. Так иногда со мной бывает: встречаешь совершенно незнакомого человека, общаешься несколько дней и остаешься с ним друзьями на всю жизнь.

— Тогда, может, пойдем все в одну гостиницу?

Вот он и прозвучал, ключевой вопрос, но если б они знали, как мне трудно на него ответить. Они мне однозначно нравятся, эти непростые парни, несмотря на то что так и не раскрыли ни своего положения, ни настоящих имен. Но ведь я и не задал ни одного вопроса. Потому что тогда должен был в ответ рассказать о себе, а вот как раз этого сделать и не могу. Во-первых, не имею права. Во-вторых, в чужой стране сохранить тайну — значит остаться в живых, это я заучил наизусть.

Я еще раздумывал над ответом, когда взгляд привычно отыскал на стене листок объявления. Ноги уже сами остановились, подчиняясь подсознательному приказу, а я все смотрел на три неровных кружка, синевших в свете магического фонаря.

— Вот дьявол!

Мысли неслись в голове тревожным беспорядочным роем, и сожаление, что так и не прикупил ножей, было среди них главным.

— Джиль, что случилось? — Остановившийся рядом командир легко поймал направление моего взгляда. — Что это значит?

— Я ухожу. Одному человеку нужна помощь. Если вы захотите, можно встретиться здесь завтра, в обед, — оглянувшись по сторонам, тихо бросил я, и быстрым шагом направился к переулку, что вел в сторону дома художницы.

Топот трех пар ног, догоняющих меня, был отлично слышен, однако я не останавливался. Раз хотят идти, пусть идут.

Несмотря на то, что я был возле этой калитки всего один раз, и то днем, дорогу в резко сгущающейся темноте нахожу без размышлений. Это необходимое качество Клариссе пришлось тренировать во мне не один день, зато теперь я не теряюсь ни в лабиринтах, ни в незнакомых городах.

Несколько раз резко дергаю за веревочку, и дребезжащее треньканье железяки кажется мне похоронным звоном. Ну почему я не сходил ее проведать, ведь ясно было, что за девчонкой нужно последить!

— Кто там? — Тихий голосок дрожит от страха.

— Я. — Вот черт, а ведь мы с ней так и не познакомились!

— Кто?

— Серебряный квадрат. — Она должна вспомнить, ведь именно по этим словам опознала меня в прошлый раз.

Скрипит ключ, дверь распахивается, и девушка бросается мне на грудь.

— Ну, ну, успокойся, все будет хорошо! — почти вношу ее во двор и, обернувшись, киваю догнавшим меня спутникам. — Входите и запирайте дверь.

— А это кто? — запоздало встревожилась художница.

— Мои друзья. Они тебя не обидят. Пойдем в дом, там поговорим.

Придерживая за плечи, веду девушку по дорожке к слабо освещенному проему распахнутой двери и, когда мы до нее доходим, вежливо пропускаю парней вперед и тихо сообщаю ей на ушко:

— Я Джиль.

— Зара, — сообразительно шепнула она в ответ, и мы вошли в домик.

Первая, самая большая комната была, по обычаю, всем сразу. И прихожей, и гостиной, и столовой. Стопка одеял на сундуке в одном углу, в другом зимний очаг и рядом полки с посудой. Потом две двери в маленькие спальни, рядом с входной дверью сундук для одежды и над ним несколько вбитых в стену колышков, на которых висят теплые вещи. Еще один сундук, для продуктов, с другой стороны от двери, а рядом на скамеечке кувшин с водой. Пол застлан старыми кошмами, вдоль стен узкие подстилки и подушки, посередине маленький столик. Просвечивающую во всем бедность скрадывает просто идеальная чистота и порядок.

— Садитесь! — сразу начала суетится девушка. — Я сейчас чай сделаю.

— Зара, — остановил я ее, садясь на сундук, — сначала скажи, что произошло.

— Дядя… — на глазах девушки вскипают слезы, — вчера не приехал ночевать. И сегодня еще нет…

— А он никогда… не ночевал в другом месте? — осторожно спрашиваю ее, прикидывая, кому мог помешать старый калека.

— Ему больше негде, — печально качает она головой, и слезы вновь текут по щекам. — Я не знаю, что и думать.

— Значит, так, — оглянувшись на молча сидевших наемников, решил я. — Мы остаемся тут ночевать, а утром я схожу и попробую что-нибудь узнать. Сейчас там все равно никого нет. Познакомься с моими друзьями, и давайте сварим мясо, а то оно до утра пропадет. Давай показывай, где у тебя что.

— Очаг во дворе, только дрова рубить нужно…

— Я Дирам, — поднялся с подушек молчун. — Где дрова?

— Я Рудо, — держа в руках корзину с продуктами, подходит язва. — Воду из арыка брать?

— Нет, там колодец, в углу сада… я покажу… — рванулась Зара, однако парень качнул головой.

— Сам найду.

— Я Кадин, — заметно поздоровевший за эти шесть дней командир попытался выйти следом, однако я придержал его за руку.

— Не беги. Это не то, что вы подумали. У нас просто общая беда, а не роман. Я женат, а Зара приличная девушка. Она художница, но сейчас не может продавать свои картины. Ей опасно выходить из дома. Деньги приносил дядя, он калека… но как ты слышал, куда-то пропал. Зара, ты что-нибудь ела сегодня?

— У меня была лепешка. И крупа есть… правда немного… — тихо отвечает она. — Но ты не волнуйся — я договорилась с одним торговцем, он выставит в лавке мои картины.

— Ладно, с этим я сам разберусь, а сейчас иди присмотри хозяйским глазом за ужином, — кивнул я.

— Ты ее не обидел… сказав, что у вас не роман? — деликатно поинтересовался Кадин, когда Зара упорхнула.

Присутствие четырех крепких мужчин явно придало ей смелости.

— Я вижу ее всего второй раз, и это нужно сказать сразу. У меня замечательная жена и никто другой мне не нужен. Потому и не люблю подавать напрасные надежды, не хочу, чтоб эта милая девушка страдала, ей и так хватило горя, — мотнул я головой. — И вас хочу предупредить: не ищите здесь приключений. Иначе… вы меня разочаруете.

— Понял, — с невольным уважением хмыкнул командир, внимательно рассматривая меня, словно видел впервые. — Пойдем посмотрим, что там все делают. Ты ведь не станешь рассказывать в подробностях ваши проблемы?

— Пока сам не разберусь, не стану. Не обижайся, это не потому, что я не доверяю вам. Слишком часто гибнут те, кто что-нибудь знает.

— Ну-ну, — загадочно хмыкнул он и первым вышел в ночь, освещенную только россыпью по-южному ярких звезд, маленькой лампой и жаром очага, вокруг которого суетились Зара с язвой.

Хотя сегодня это прозвище совершенно не подходило вредному парню — он был сама любезность и предупредительность. Я тихонько толкнул Кадина в плечо и, показав ему взглядом на вьющегося вокруг художницы друга, сделал страшные глаза.

Он понимающе кивнул и позвал:

— Рудо, пойдем польешь мне, я умыться хочу.

Парень сначала досадливо дернул плечом, как кот, которого отвлекают от миски со сметаной, но, расслышав что-то знакомое только ему в интонации командира, послушно пошел следом в темную глубину садика.

Молчун, резавший при свете лампады овощи на маленьком столике, сообразительно глянул им вслед, потом на меня и хитро ухмыльнулся. Ох, чует мое сердце, этому тоже придется объяснять правила поведения. Или оставить это на Кадина? Мне сейчас нужно решить, с чего начинать завтра поиски и какие приемы конспирации применить. Простая история Джуса с каждым днем пахнет все хуже.

Проснулся я на рассвете, потянулся и понял, что впервые за несколько дней выспался нормально. Свернул постеленное у двери в комнату Зары одеяло, на котором спал, и вышел в утреннюю свежесть.

— А вот и начальство, — встретил меня веселым и ехидным блеском глаз язва.

Он уже разводил огонь в очаге, на котором стоял закопченный пузатый чайник. Рядом на скамье сидел Кадин, нарезая тонкими ломтиками холодное мясо. Интересно, а куда они-то так рано собрались? Проходя мимо парней, подумал я и тут же одернул себя. У них могут быть свои дела, не зря же они что-то ищут в городе.

Когда я, умывшись, вернулся к очагу, к язве и командиру уже присоединился молчун.

— Обсудим план действий, — оглянувшись на дверь, деловито начал Кадин, и до меня наконец дошло, куда они собрались.

— Парни… — начинаю нелегкий разговор, прикидывая, какими словами сказать, чтобы их не обидеть, что обойдусь своими силами, — давайте я просто схожу, без всякого плана, и посмотрю, а вы пока будете охранять Зару.

— А как мы будем с ней объясняться, если ты не вернешься? — серьезно смотрит Кадин. — Нет, одного мы не отпустим. И не надо так смотреть. Мы ввязались в это дело по своей воле, значит, все будет поровну — и хлеб, и опасность.

— Кадин, я, конечно, рад, что вы решили мне помочь… Но уходить от погони я умею лучше вас. Если буду один, то уйду от любого, а если мне нужно будет тащить с собой еще кого-то, мы попадемся вместе.

— Ты вор? — пристально смотрит Дирам.

— А похож?

— Нет, — решительно качнул головой командир, — нисколько не похож. Скорее наоборот… ищейка.

— Нет, не простая ищейка, — тем же задумчивым тоном продолжает разговор Рудо. — Похоже на тайный отдел… или, как у короля Торреля, око.

Я, ничем не выдавая своей осведомленности в этом вопросе, все с той же невозмутимой насмешкой слушал эти предположения, но внутри у меня все сжалось при этих небрежно брошенных словах. И роль язвы при Кадине со второго места переместилась на первое. Теперь я не сомневался, что все его дурачества, на которые я насмотрелся за эти дни, были только игрой. Очень хорошей игрой.

— Торрелевым очам тут делать нечего, — буркнул Дирам, — они приравниваются к шпионам.

— Но это не значит, что они сюда не ходят, — задумчиво на меня поглядывая, заключил командир.

Ну и чего они добиваются? Хотят меня запугать или пытаются намекнуть, что вычислили, кто я на самом деле? Ничего это им не даст. Я умею молчать, и вывести меня из себя невозможно.

Дребезжание толстого гвоздя о стенки треснутого колокольчика раздалось как раз в тот момент, когда на пороге появилась румяная со сна Зара.

— Ой, дядя! — пискнула девушка и рванулась к калитке.

Я в два прыжка догнал художницу и, обхватив одной рукой за талию, второй зажал ей рот.

Дирам метнулся в дом, видимо, за оружием. Рудо, прихватив большой кухонный нож, неслышными шагами двинулся к калитке, бдительно посматривая на верхний край дувала.

— Иди в комнату и ни слова! — подталкивая Зару к дому, прошипел я и бросился за развесистый куст кизила.

Кадин уже сидит за кустами шиповника с другой стороны дорожки.

Колокольчик задребезжал снова.

— Кто там? — женским голоском пискнул Рудо и отскочил за стену.

— Это я, Саир. Открывай, девочка.

— А где твой ключ? — пискнул Рудо и метнулся к другой стене.

Не хочет, чтобы по голосу поняли, в каком месте он стоит, понял я. Осторожность наемника заслуживала похвалы. Впрочем, теперь я был уверен, что ни наемником, ни простым воином он не был никогда.

— Где-то потерял, — немного помолчав, ответили за дверью. — Ну, ты мне откроешь или нет?

— Уже открываю, — осторожно протянув из-за угла руку, быстро крутанул ключ язва.

Второй рукой он крепко держал наготове нож. Однако первый удар нанес вовсе не им, а ногой. Когда ворвавшийся в калитку мужчина в простой одежде погонщика махнул перед собой острейшим ятаганом, очерчивая полукруг смерти, предназначенный нашей наивной хозяйке, в бок ему ударил носок крепких сапог. Мне даже показалось, что я слышу хруст ребер.

Убийца на секунду скрючился от боли, но уже в следующий миг развернулся к Рудо, отводя руку для нового удара. И в этот момент в него вонзился мой нож. Я не очень хорошо умею драться на мечах и копьях, не те у меня темперамент и храбрость. Прыгать, не видя земли под ногами, с тяжелой железякой в руках, когда противник норовит отхряпать тебе все, что он посчитал лишним… нет, такое удовольствие не для меня. Вот выждать удобный момент и точно метнуть нож иди дротик, это я люблю и умею. Очень хорошо умею.

Убийца больше не шелохнулся. Рудо схватился руками за ветку стоящего рядом с дувалом дерева, легко подтянулся и выглянул за ограду.

— Ушел, — перевел для меня его мину Кадин, вылезая из кустов.

Дирам к этому времени успел захлопнуть калитку и оттащить от дорожки труп.

— Кто это? — прижав руки к губам, потрясенно смотрела на окровавленное тело Зара.

Ну вот почему ей не сидится там, куда ее отправили? Сейчас начнет либо рыдать, либо падать в обморок.

— Твой убийца, — серьезно заявил Кадин.

А я думал, он умнее. Разве можно такие вещи говорить девушкам? Готовясь ловить падающее тело, рассердился я, оглядываясь на командира. И поймал стынущий виновато-упрекающий взгляд. Не понял, с чего это он мне демонстрирует такие эмоции. Неужели не поверил в то, что я сказал вчера вечером? Или поверил, но не до конца?

— Значит, и Майниру-эни он убил? — к моему удивлению, девушка падать в обморок вовсе не торопилась.

Но на всякий случай я оттеснил ее к топчану и принудил на него сесть. Чтобы не разбилась, если все-таки надумает падать.

— На груди у него знак гильдии наемных убийц, — подошедший Рудо свалил рядом с Зарой кучу интересных вещей.

Пояс с двумя дюжинами острых штучек, предназначенных для метания, и прицепленными ножнами с уже вставленным в них ятаганом, амулеты, тяжелый кошель с деньгами, еще один — с пузырьками различного вида и прочая мелочь.

— Отдай Джилю, это его трофей, — сухо скомандовал Кадин.

— Пояс мне и кошель с ядами, остальное вам, — отказался я, забирая пояс и снимая с него ножны.

— А ятаган зачем снял?

— Мне не нужен, я дерусь метательными ножами.

— А если промахнешься? — испытующе глянул Кадин.

— Пока не промахивался, — пожав плечами, отдаю ятаган Рудо.

Было заметно, что оружие ему очень понравилось. Впрочем, я не сомневался, что если бы он не захотел, чтобы было заметно, то никто ни о чем подобном бы не догадался.

Мы не стали закапывать убийцу, время поджимало. Нужно было срочно все бросать и уходить. Тот, кто приходил с убитым, побежал не развлекаться. И неизвестно, сколько гильдийцев он приведет себе в подмогу.

Я искренне полагал, что главная проблема будет с Зарой, ведь это ее единственное имущество, к тому же родной дом. Но девушка повела себя на удивление разумно, и даже подала нам несколько неплохих идей. Конечно, не все они подошли, но кое-что мы с удовольствием осуществили, хотя и собирались в страшной спешке.

И лучшей из этих идей было уходить не тем путем, что мы пришли сюда, а через маленькую незаметную калитку в соседний двор. Из которого можно было выйти на другую улицу…

— А хозяева нас не выдадут?

— Дом продается, — спешно складывая в мешок свои вещи, сообщила Зара. — Там целыми днями ходят покупатели. И никто пока не купил, хозяин заломил слишком большую цену.

И действительно, никто не обратил особого внимания, когда трое мужчин, важно обсуждая достоинства и недостатки якобы осмотренного дома, вышли из калитки. За нами послушными и молчаливыми тенями следовали две женщины, до глаз завернутые в читэру. Они несли корзины, а у нас были перекинуты через плечо мешки с самым ценным, что не смогла оставить в брошенном доме Зара. Нужно ли говорить, что это были ее картины.

— Где остановимся? — когда стало ясно, что от погони мы улизнули, спросил Кадин.

— Я бы снял на пару дней небольшой домик в той стороне, где живут торговцы. Там, конечно, дороже, но искать нас не будут, — предложил я.

— Может, наоборот, в птичьих гнездах? Там столько людей, что не только нас, армию не найдешь, — в свою очередь предложил Кадин.

— Джиль правильно говорит, — сообщил из-под читэру голос Рудо, — в птичьих гнездах каждый третий работает соглядатаем на гильдию воров или убийц. Остальные попрошайки, а они внимательны, как ястребы. А торговцы своими делами заняты, и заборы у них в два человечьих роста. Хоть наводнение начнись — пока во двор не хлынет, не заметят.

— Значит, идем в торговый район, — постановил Кадин.

— Нет, на базар, — снова не согласился я. — Если мы придем в таком виде, никто с нами даже разговаривать не будет.

Через час, переодевшись в добротную одежду и переложив вещи из мешков в дорогие сумки из полосатого непромокаемого останского шелка, мы заняли дастархан в чайхане, заказали обед и специально громко начали жаркий спор — снимать на два дня домик или комнаты в гостинице.

— Я свою жену в общий дом не поведу! — очень натурально сердился Дирам. — Что там делать приличной женщине, целый день слушать пьяную ругань?

— Лично я тоже не хотел бы, чтобы моя сестра ходила в общую умывальню с чужими людьми. Может, все-таки поищем домик? — поддерживал его я.

— Да разве я против? Только как его найти? Ходить по улицам и всех спрашивать? Нас за ненормальных не примут? Да и женщины уже устали. Может, все-таки попробуем пожить в гостинице? — сетовал Кадин.

— Как ты можешь мне такое предлагать! — возмущался Дирам, и все повторялось по второму и третьему кругу. Уже был съеден плов и острый салат из кудрявой капусты и морских моллюсков. Уже выпили мы не по одной пиале душистого чаю с пирожками и ореховой халвой, а спор не утихал.

— Извините меня, уважаемые. — Вежливый голос подошедшего хозяина мы услышали, разумеется, не сразу.

— Что тебе? — с досадой бурчу я.

— Вам нужен на пару дней домик?

— На пару или на три, мы пока не знаем, — сердито сказал Дирам. — Мы ехали на свадьбу к моему племяннику, а башни переноса, оказывается, изменили правила. Теперь мы ждем разрешения, сегодня прошение подали. Сказали, решение будет через два или три дня. Если не пустят, вернемся домой.

— Тогда я вам помогу. Есть человек, который сдает дом — небольшой, но вам хватит. Я пошлю за ним мальчишку.

— Все блага мира на твою добрую голову, чайханщик! — обрадованно воскликнул Кадин и тут же забеспокоился: — А повозку нельзя будет найти? Женщины сильно устали, мы с дороги.

— Будет и повозка, — заметив в руке командира серебряный квадратик, закивал хозяин и ринулся устраивать наши дела.

Меньше чем через час мы запирали за собой калитку, приведшую в тенистый садик, укрытый за высоченным глинобитным забором. В глубине сада белел аккуратный домик. Можно было передохнуть и спокойно обдумать свои дальнейшие действия. И еще я отчетливо понимал, что придется хоть немного объяснить новым друзьям, во что они ввязались. Вот только не мог пока решить, сколько именно информации достаточно для того, чтобы не обидеть их и не подставиться под удар самому. Ведь тот, кто ничего не знает, выдать не может.

— Как будем спальни делить? — томным голоском спрашивает Рудо, обходя комнаты. — Мальчики отдельно, девочки отдельно?

— Что? — подыгрывая ему, немедленно возмутился я. — Чтобы я разрешил своей сестренке жить с тобой в одной комнате? Не забывай, что ты замужняя женщина, тебе не положено от мужа дальше трех шагов отходить.

— Поняла, ты сам с ней поселишься, — кротко помахала ресничками жена Дирама.

— Дирам, — деловым тоном позвал Кадин, а когда молчун к нему обернулся, серьезно пожурил: — Помнишь, я тебя предупреждал, когда ты женился на моей сестре, что ее нужно для порядка каждую неделю наказывать, иначе на голову сядет? Почему ты меня не послушал?

— Прости, брат, дурака! Сейчас исправлю эту ошибку, — снимая со стены красивую витую плеть, покорно вздохнул Дирам.

— Милый, неужели ты сможешь ударить женщину? — пробираясь вдоль стеночки к выходу, приторным голоском взывал язва. — Ты же клялся мне в вечной любви! Милый, разве можно бить… ай!

— Я тебя не бить собираюсь, а только воспитывать! — серьезно сообщил Дирам, следя за передвижениями Рудо, как кошка за мышью.

И кровожадно прищелкивая при этом кончиком плети.

— Вы что это, всерьез, что ли, драться собрались? — не выдержала Зара. — Кадин, ну скажи им!

— Не переживай, девочка, это у них от сидения в повозке ноги затекли, разомнутся немного и успокоятся, — мягко улыбнулся художнице командир, и Зара, неожиданно вспыхнув, убежала осматривать спальни.

А я в который раз подивился ее житейской проницательности. Кадин за то короткое время, что знаком с нею, ни одним словом не выдал своего статуса.

Пока парни бегали по саду, мы заняли три комнаты, честно оставив им самую большую, так как спален было всего четыре. Правда, при желании любой из них мог спокойно разместиться и в общей комнате, а при нужде и просто под кустом, неженками они не были ни в коей мере. И все же я понимал, что намного более обеспеченный образ жизни был им привычнее.

Однако спрашивать, что за события сорвали эту троицу с родных мест, пока не собирался. Если захотят, расскажут сами.

— Джиль, ты что собираешься сейчас делать? — Кадин возник в дверях комнаты ответом на мои мысли.

— Сбегаю в город, и весь к вашим услугам, — хмыкнул я.

— Рудо возьмешь?

— Если не станет снимать читэру, уж больно ему идет этот наряд, — пошутил я.

— Могу все время в ней ходить, раз тебе так понравилось, — с притворной обидой буркнул язва. — На что только не пойдешь ради друзей.

А про друзей он сказал не просто так. Как бы ни шутил и ни дурачился Рудо, но цену словам знал. Да только и я ее знал. Если назвался другом, то будь им, а не просто числись.

— Ну, сейчас очень невыгодно быть моим другом, — пытаюсь деликатно отшутиться, однако Кадин этой шутки принимать не захотел.

Без стеснения прошел в мою комнату, уселся на лежанке и вопросительно уставился на меня.

— Рассказывай.

— Не стесняйся, — мурлыкнул Рудо, устраиваясь рядом с ним.

— Меня подождите, — держа в руках кувшин с холодной колодезной водой, в дверях появился Дирам.

— Это мужское собрание?

Не успел он удобно устроиться на ковре, как в комнату заглянула Зара.

Меня начинает душить нервный смех. Да они хоть понимают, в какую передрягу пытаются влезть? Устроились поудобнее, глазки горят любопытством. Ну прямо детки, пришедшие послушать страшную сказку!

— Здесь Джиль хозяин, его спрашивай, — предупредил девушку Кадин.

Можно подумать, сами они о чем-то спрашивали! Ввалились и требуют объяснений. Впрочем… а вот с этого мы и начнем.

— Входи Зара, садись, — снимая одеяла с низкого сундука, приглашаю я. — И рассказывай все по порядку, твоя история намного старше.

Глава 4

Возле башни переноса по-прежнему дежурили охранники хана, но народу было намного меньше. Те, кто сообразил, что в ближайшие дни этим способом попасть в великое королевство Этавир им не удастся, ринулись искать другие пути. Корабли теперь отходят от пристани, тяжело груженные товарами, в пассажирских каютах и под навесами на палубах не бывает ни одного свободного места. Торговцы срочно собирают к отправке караваны и обозы, а на тумбах, где оставляют заявки наниматели, каждое третье предложение зазывает высокой оплатой проводников и воинов-наемников.

— Интересно какого… ему пришла в голову эта мудрая идея, — ехидно шипел Рудо, читая правила для желающих воспользоваться башней переноса.

Сегодня для разнообразия гулять в читэру была моя очередь. А язва щеголял новенькими сапогами, джетскими серыми штанами и синей рубахой с золотой вышивкой, которая очень шла к его желтоватым глазам и шоколадным пышным волосам, отросшим почти до плеч.

— Не так громко, — тихонько пискнул я.

— Молчи, женщина! Сколько раз тебе говорить: не открывай рот, когда муж рядом! — высокомерно отчитывал язва, но сегодня я не запоминал его слов, чтобы назавтра отомстить.

Мне было не до того. Мой амулет, почти две декады молчавший, вдруг ожил, и это могло означать только одно. Отвернувшись от «мужа», внимательно рассматриваю измученную долгим ожиданием толпу, пытаясь определить — кто? По условиям конспирации, у связного должно быть не меньше трех присущих истинному облику признаков… вот только варьироваться они могут в любых сочетаниях. А я пока ни в одном из присутствующих не нахожу больше одного. Впрочем, пока даже и не представляю, кого искать. Не этот и не этот… и уж точно не эти двое… И тут мой взгляд падает на низенького писаря, сидящего за переносным столиком у самого входа. Вот у него есть один… второй… и даже третий признак. Но ведь этого не может быть?!

Он же из канцелярии хана! Каким образом он может быть… курьером? Тем более моим. Заметив, что писарь поднял голову от бумаг и обводит толпу равнодушным, усталым взглядом, осторожно поднимаю сначала правую руку и тру висок, потом повторяю этот жест левой рукой.

Писарь скучающе вздохнул, поднял левую руку и, сдвинув набок тебетей, почесал затылок. Потом не спеша переложил стило в левую руку и проделал то же самое правой.

Отзыв совершенно верен, но я еще сомневаюсь. А вдруг… нет, такого быть не может. Я подношу обе руки ко рту и изображаю кашель. Причем пальцы при этом переплетены совершенно определенным образом. Писарь в ответ на это задумчиво потер согнутым пальцем левой руки кончик носа, заставив меня устыдиться своих подозрений. В конце концов, не мое это дело, как они сумели провернуть такой фокус.

Теперь мне нужно было сообщить курьеру, где меня можно найти, а для этого подходил только один способ. Нужно было подать заявку.

Толкнув локтем в бок все еще ворчащего по поводу слишком смелых жен Рудо, направляюсь к столу, где продают бланки заявлений.

— Ты куда? — шипит вслед оторопевший на миг язва.

— Дорогой, — пискнул я, — ну будь же мужчиной! Купи наконец эту бумажку.

Растерянность, мелькнувшую было во взгляде Рудо, не смог заметить никто, кроме меня, так быстро она сменилась возмущенным недовольством.

— Я сам знаю, когда и что покупать! Но только ради того, чтобы ты не пилила меня потом три дня… — на публику буркнул он и подошел к казначею, продающему небрежно наштампованные бумажки.

Хан и тут не упустил своей выгоды. Хотя у него довольно странное о ней представление. Он готов платить большие деньги контролерам, проверяющим мелкие платежи жителей. По Дильшару ходит упорный шепоток, что собирают они много меньше, чем получают за это от хана. Вот и сейчас он теряет большие деньги, которые в виде процента от оплаты за перенос ему приносили маги, зато держит возле каждой башни кучу народа и получает медяки за эти бумажки.

— Напиши, что мы живем в торговом районе… в доме… — шепотом подсказываю язве, поглядывая из-под читэру по сторонам.

Все вокруг заняты тем же непростым делом, — пытаются придумать такие мотивы для перемещения в королевство, какие покажутся убедительными старшим чиновникам хана.

Писарь равнодушно принял у нас с Рудо бумажку и, сообщив, что за ответом нужно прийти через три дня, занялся следующими клиентами.

— Ну? — вопросительно уставился на меня Рудо, когда мы отошли достаточно далеко от башни. — И зачем мы это писали?

— Не пойму, чем ты недоволен, дорогой? — чтобы отомстить за его недавнее поведение, как можно ласковее пробормотал я собственным голосом, от постоянного писка уже болит горло.

И гордо пошлепал вперед.

— Женщина! Куда побежала? Я с кем разговариваю? — возмущался, топая следом, язва.

А я представил, как мы выглядим со стороны, и ехидно хихикнул. Шагающая широкими шагами высокая широкоплечая женщина и худой невысокий муж, тщетно старающийся ее догнать. Рудо ниже меня ростом почти на полголовы, и хотя каблуки на его новых сапогах не менее пяти сантиметров, разница в росте, к его разочарованию, от этого совершенно не уменьшилась. Это я придумал небольшую хитрость, о которой почти случайно забыл ему рассказать. Чтобы не ловить все время руками сползающую с головы ткань, попросил Зару прикрепить читэру булавками к круглой меховой шапочке, найденной мною в сундуке.

Шум базара всегда слышен за несколько сотен шагов, но сегодня он донесся до нас намного раньше.

— Что-то случилось, — мгновенно посерьезнел Рудо и, придержав меня за рукав, упруго зашагал впереди.

Да я и не спорил. В любой драке мое место не в самой гуще, а в стороночке и лучше на возвышении.

Вот только никакой драки на базаре не оказалось. Пара дюжин обитателей птичьих гнезд — поселка, прилепившегося к скалам так тесно, что крыши одних хижин служат полом для других, громили одну из лавок Джуса Чануа. Трое торговцев, попытавшихся защитить хозяйские товары, после нескольких ударов палками и камнями вынуждены были отступить. И теперь, не обращая внимания на собственные синяки и царапины, скорбно наблюдали за наглым погромом.

— Пойдем отсюда, — потянул я Рудо за рукав. Все равно ничем помочь этим людям мы не сможем, а Джус от потери одной лавки не обеднеет.

Тем более кое-что из товаров, разумеется, уцелеет. Вон уже приближаются базарные охранники, которых торговцы нанимают вскладчину.

Откуда-то с крыш раздался резкий свист, и жулики, побросав камни и палки, прыснули во все стороны. Разумеется, охранники никого не поймают, да и искать не станут. Эти налетчики в сложном базарном лабиринте знают каждую щель, и пути отхода обдумали заранее.

Да и не нужны они мне, без слов ясно, на что хотел намекнуть этим погромом Джусу кто-то очень могущественный и жестокий.

Забыть про Шинера — вот что этой выходкой предлагает Чануа неизвестный злодей в обмен на неприкосновенность его собственности. А это означает, что Джус еще не успокоился и, не дождавшись результатов моего расследования, продолжает свое собственное. И его нужно остановить как можно быстрее, иначе в следующий раз неповинные торговцы не отделаются одними лишь синяками.

Рудо не вспоминал о заявке на переход до самого дома, но доказал, что я не обманываюсь на его счет, едва переступил порог общей комнаты, где все спасались от полуденной жары.

— Мы подали заявку! — ехидно поглядывая на меня, выпалил он.

Кадин, полулежавший на ковре в тонкой расстегнутой на груди рубахе, старых штанах и босиком, вопросительно уставился на меня умными карими глазами.

— Сниму эти тряпки и приду, — буркнул я, ныряя в свою спальню.

Как попроще объяснить свой поступок, я придумал еще по дороге. Все равно сказать им больше я пока не имею права, не мои это тайны. И так еле выкрутился пару дней назад, когда они устроили мне настоящий допрос. Но тогда меня здорово выручила Зара. Она так обстоятельно и с подробностями рассказывала свою историю, что мне потом осталось лишь сообщить, что и я разыскиваю человека, недавно пропавшего при сходных обстоятельствах. Про калечного матроса и смерть Фатны я тоже рассказал, им это уже никак не повредит, зато отлично объяснит мою осторожность.

После этого я счел возможным спросить про причины, которые привели Кадина с друзьями в столицу, и они рассказали нам явно урезанную версию своих злоключений.

Кадин был младшим сыном довольно богатого землевладельца. Далеко на западе, в степных просторах Останы находилось большое имение, которое он почти полтора года считал своим. С тех самых пор, как старший брат, оставшийся хозяином после смерти отца, не вернулся из поездки по стоянкам пастухов. Он каждую весну совершал такое путешествие, чтобы самому проверить, как вышли из зимовки животные, какого можно ждать приплода, и решить десятки различных хозяйственных вопросов.

Когда брат пропал вместе с двумя охранниками, Кадин поднял всех своих людей и прочесал огромный кусок степи, где это произошло. Однако никаких следов они не нашли, зато через несколько дней в табуны вернулась одна из лошадей, и на ее спине болталось сбившееся на бок седло. Было ясно, что на всадников кто-то напал, но кто это был, хищники или бандиты, выяснить не удалось.

А несколько недель назад брат вдруг вернулся. Кадин первые дни был вне себя от радости, но вскоре начали возникать смутные подозрения. Ходила с припухшими от слез глазами старшая жена брата, смотрел волчонком на отца ее сын, да и сам Кадин не чувствовал в вернувшемся родного человека. Изменились манеры, речь, пристрастия в еде и многое другое.

И тогда Кадин решил обратиться в совет старейшин, могущественный общественный орган тех мест. Исполнявший роль арбитра в различных житейских и имущественных проблемах местных жителей. Сначала он собирался отправиться в путь один, но его друзья настояли на своем. В итоге они отправились в путь впятером, прихватив с собой двух надежных воинов.

Друзья собирались в строжайшей тайне, однако через пару дней стало ясно, что за ними следили и приняли все меры, чтобы остановить. Засада ждала в рощице меж двух холмов, миновать это место было невозможно. Нападавшие так яростно бросились на Кадина, что спутники сразу поняли — наемники имеют приказ его убить.

Раненного в первые же минуты боя друга увозил Рудо, остальные прикрывали их уход. Когда с лошади упал замертво второй воин, Дирам мощным ударом перерубил шею его коню, и бьющееся в агонии животное на несколько секунд перегородило узкую дорожку. Эти секунды да быстрый конь и спасли молчуна, догнать его бандитам не удалось.

Однако в ближайшем поселке от лошадей и седел беглецам пришлось избавиться, слишком уж приметными они были. Пробираться в Дильшар пришлось тайком, окольными путями, то пешком, то приставая к попутному обозу, то нанимая телегу.

— Джиль, ты там не уснул? — нетерпеливо поинтересовался под дверью голос язвы, и я тяжело вздохнул.

Пора выходить, иначе это будет выглядеть подозрительно. Одернув свободную тунику и наслаждаясь прикосновением босых ступней к прохладе чистого пола, не спеша выхожу из комнаты. Зара за пару дней навела в этом доме идеальный порядок, перемыла и перечистила все, что и до этого казалось вполне приемлемым. И все равно каждое утро девушка начинала с того, что приносила в дом ведро воды, веник и тряпки. Зато после обеда садилась в саду возле маленького складного мольберта и забывала про все и про всех, сосредоточенно мешая краски и что-то обдумывая, уставясь на чистое полотно. Еще в первый наш поход на базар я купил Заре новые кисти, холсты и краски по ее выбору. Предупредив только об одном: никого из нас рисовать пока нельзя.

— Ну? — не выдержал даже молчун, глядя, как я медленно смакую холодную воду.

— Я не хочу вас обнадеживать… давайте подождем до вечера, — рассматривая кружку, буркнул я. — Может быть, нам удастся уйти в королевство.

— Джиль… — Теперь Кадин заинтересованно рассматривает узор на вытертом ковре. — Мы не пойдем в королевство.

— Нужно идти. Сначала устроим в надежном месте Зару и подлечим тебя… Потом поищем нужные знакомства, соберем информацию… Ты же понимаешь, что без доказательств тебя никто не станет слушать, даже если удастся получить разрешение на прием у одного из ханских управителей.

Я сказал значительно больше, чем собирался вначале, и значительно меньше, чем мог бы, если бы не боялся обидеть парня. Он сам отдал и имение, и власть человеку, похожему на пропавшего брата, сам признал его права на семью и имущество. Кто теперь ему поверит, что он не пытается просто отобрать понравившееся богатство? Нужны честные судьи и непредвзятые эксперты. А в Дильшаре таковых нет. Но если бы и были и Кадину удалось доказать свою правоту, то все равно нужны большие деньги нанять воинов, потому что по-хорошему самозванец имение не вернет. А нукеры хана такими делами не занимаются.

— Нет, — горько усмехается Кадин, — нам нечего там делать.

И я прекрасно понимаю, почему он отказывается. Без капитала все, мною перечисленное, и в королевстве не получишь, но они же не знают, что для меня такие деньги не проблема.

— Если не пойдете, значит, не считаете меня другом. Для чего еще нужны друзья, как не для помощи в трудную минуту? — твердо говорю то, что решил уже давно.

— Вы зря спорите. Может, еще никто нас туда и не пустит, — примирительно бурчит молчун, очень переживающий за здоровье друга.

Как только Кадин начинает кашлять, хватаясь за раненый бок и бледнея от боли, в глазах Дирама появляется мученическое выражение. Здоровяк был у Кадина командиром охраны и считает рану друга своей оплошностью.

— Пойду полежу, — мрачно буркнул Кадин и ушел в свою комнату.

Совершенно случайно подняв глаза, вижу, каким страдальческим взглядом провожает парня Зара, и мое настроение сразу резко портится. Дьявол! Вот именно этого я и боялся. Женщин всегда тянет к увечным и несчастным, а о том, что в случае победы он окажется богатым человеком, наследующим после брата не только земли, но и трех жен, она пока не знает. Это я еще в харчевне случайно подслушал обрывок их разговора и добавил к тому, что потом рассказал сам Кадин.

Почти до полуночи мы напряженно ждали гостя, хотя вслух об этом никто не говорил. Только взгляды, что бросали в сторону калитки останцы, и тревожная нервозность, проскальзывающая сквозь наигранное спокойствие, выдавали их с головой. Я сам нервничал больше всех, хотя прекрасно понимал, что гость может появиться в любую минуту и не обязательно это должно случиться сегодня. Однако так не хотелось показаться в глазах новых друзей бахвалом, каковым я никогда не был, что я едва не молил связного поторопиться.

И даже когда Зара, задержавшаяся в общей комнате дольше всех, тихим голоском виновато пожелала мне спокойной ночи и ушла, я продолжал упрямо сидеть у окна, что выходило на ведущую к калитке дорожку и прислушиваться к каждому постороннему шороху. Наконец не выдержал и я. Глаза слипались, а ночная прохлада тянула под одеяло. Осенние ночи в Дильшаре это настоящая награда за дневную жару.

Разбудил меня запах свежих лепешек и позвякивание ложечки о стенки серебряных кружек. Это, наверное, Дирам, твердо уверенный, что для выздоровления Кадину нужно пить очень сладкий чай, сам готовит другу приторный напиток.

Выглянув в окно, понимаю, что солнце давно встало и лежать в постели дальше просто неприлично. А гость так и не появился — кольнула тревожная мысль, но я постарался прогнать ее подальше. Неизвестно, какие возникли проблемы у тех, кто готовил мне пути отхода, но понятно, что это было вовсе не просто. Иначе меня забрали бы много раньше.

Тяжко вздыхая, одеваюсь и выхожу в сад. Так и есть, все уже в сборе, Зара лепит лепешки, Рудо печет их на большой сковороде, водруженной на очаг. Кадин сидит на широком дастархане с резными столбиками и с мученическим видом наблюдает за Дирамом, прилежно болтающим ложечкой чай. И все старательно не замечают моего появления.

Пока Зара не поднимает от лепешки глаза и ошарашенно не вскрикивает:

— Ой!

В недоумении чуть поворачиваю голову в направлении ее взгляда и понимаю, каким был тупицей, когда ждал именно гостя. Не подумав о других способах сообщения.

Радужный шарик вестника висит рядом с моим плечом, проявившись от энергии моего амулета. Протягиваю к нему руки, и он сразу лопается, уронив мне в ладони трубочку письма.

— Рудо! Лепешку сними! — Окрик Дирама вывел зрителей из оцепенения.

Я подхожу к Кадину, сажусь рядом, — так, чтобы он мог видеть текст, и начинаю раскручивать рулончик. Он не продержится долго и не вынесет прикосновения чужих рук, поэтому шепотом предупреждаю командира, чтоб не дотрагивался, и мы, сдвинув головы, вместе читаем короткое указание.

За несколько минут до полудня подойти к писарю, быть готовыми к переходу.

— Рудо! Ты написал, сколько нас? — внезапно испугался я, что язва принял мое вчерашнее поведение за обычную шутку.

— Да… — впервые вижу, что он растерялся по-настоящему. — Трое мужчин и две женщины.

Ох, дьявол! А вдруг стражники каким-то образом проверяют, женщина или мужчина входит в башню? Но в любом случае мы должны попытаться пройти, я почти уверен, что нас будут прикрывать маги.

— А сколько времени? — вдруг вспомнил я про единственное условие, указанное в письме, и опустил глаза на уже исчезнувший листок.

— Еще начало дня не пробило, — понимающе поглядывая, успокаивает Дирам.

И в самом деле, что это я так разволновался? Надо взять себя в руки и продумать, что нужно брать, а что нет. С одной стороны, без вещей мы будем выглядеть подозрительно, а с другой, таскать лишний вес вовсе не обязательно.

Пока завтракаем, объясняю это всем, бдительно поглядывая на Кадина. Не хотелось бы, чтобы он в последний момент испортил все мои планы.

— Не переживай, — с горькой усмешкой взглянув на меня, отвечает тревожным мыслям командир, — я решил идти с тобой, все равно другого выхода нет.

Рудо бросил на него участливый взгляд и сразу опустил ресницы. Дирам облегченно вздохнул. Он волновался не меньше меня и, зная гордый характер друга, видимо, до последнего момента не был уверен, что тот примет правильное решение.

Выйти из дома мы решили заранее, в таких делах всегда лучше иметь запас времени. Да и идти тут неблизко, а брать повозку мне не хотелось. В целях конспирации я несколько раз отставал от друзей, предупредив одетого в читэру Рудо взглядом, и резко сворачивал в другую сторону, внимательно наблюдая, не меняет ли кто-нибудь направление вслед за мной. Но убедившись, что все чисто, снова догонял приодетых в недавно купленную одежду друзей, с дорогими сумками в руках. Корзинки со старой одеждой мы забыли возле одной из лавок, и я заметил, как их мгновенно подхватил какой-то оборванец.

К башне мы подошли минут за двадцать до назначенного в письме срока, и амулет снова дал мне знать о присутствии связного.

На этот раз за столом сидел другой писец, а вчерашний стоял рядом, что-то объясняя. Едва ощутив наше приближение, он задумчиво подергал себя за ухо.

— Пошли! — скомандовал я и, подхватив под руку Зару, торопливо направился к дверям.

Условный знак означал одно слово: быстрее.

— Ваша заявка удовлетворена, — бесцветным знакомым голосом пробормотал связной и, пропустив нас внутрь, вошел следом.

— Бегом наверх! — подстегнул свистящий шепот, и я, подхватив на руки художницу, через ступеньку понесся вверх по лестнице. Парни дружно топали сзади. На крутом повороте я заметил, как Дирам тащит за руку Кадина, а следом за Рудо, все больше отставая, торопится связной.

— Рудо! Помоги ему! — не останавливаясь, бросил я, и сообразительный язва тут же ухватил писаря за руку.

Портальный круг светился голубоватым светом, значит, все настройки были сделаны заранее. Я влетел в него, поставил на ноги Зару, подтолкнул к ней Дирама и задыхающегося от бега Кадина. Вернувшись на несколько шагов, схватил за вторую руку насилу переставляющего ноги писаря.

— Сколько раз говорить — тренируйся! — сердито рыкнул на толстячка, вталкивая их с Рудо в круг и впрыгивая следом.

И в тот же момент снизу донеслись крики и топот сапог. А потом все вокруг заволокло серым туманом телепорта.

Глава 5

Торсанна встретила нас холодным проливным дождем. Тяжелые струи резко ударили в лицо, мгновенно промочили одежду и волосы. После душной жары Дильшара это было так неожиданно, что вскрикнула Зара, охнул Кадин и буркнул что-то сердитое Дирам. Не удержался от короткого возгласа и я, только Рудо и невысокий полноватый писарь остались невозмутимыми. Второй потому, что еще не успел отдышаться после подъема по лестнице, однако почти сразу справился с собой и выхватил откуда-то тонкую портальную звездочку.

— Возьмитесь все за меня. Покрепче.

Я послушно ухватил его под руку, а другой рукой покрепче притиснул к себе Зару. Рудо обхватил писаря за пояс, Дирам за второй локоть, Кадина они держали вдвоем. Блеснул отломанный лучик одноразового переноса, снова на миг нас окутал туман, и вновь обрушился на голову холодный водопад.

— Быстрее в дом! — не отпуская ни одной руки, скомандовал я и первым ринулся по дорожке.

Благо бежать недалеко, всего с десяток шагов. Врываемся на уютную веранду, оставляя на чистом полу мокрый песок и лужи, и некоторое время просто стоим, ожидая, пока хоть немного стечет вода.

— Так, ну и кто тут у нас? — В дверях дома стоит на зависть сухой Леон.

— Может, подсушишь? — отирая мокрым запястьем бегущие по лицу струйки, буркнул я.

— Извини, с энергией туговато, — сочувственно вздохнул он, — сейчас дам полотенца и сухие вещи.

— Мы переоденемся в доме, — хватая за руку Зару, сообщил бывший писарь.

— Только личину сначала сними, не пугай девушку, — предупреждаю, поймав испуганный взгляд художницы, и начинаю стаскивать рубашку.

Терпеть не могу на теле мокрое тряпье.

Леон вернулся подозрительно быстро — то ли заранее предусмотрел наше появление в мокром виде, то ли не захотел при незнакомых демонстрировать свои возможности, кто их разберет, эти заморочки магов.

— Оставьте здесь мокрую одежду, потом уберем. В столовой готов горячий чай, — положив на кресло стопку сухих вещей и полотенец, сообщил он и ушел в дом.

— Однако встречают нас так, словно знали загодя, — буркнул язва, выбирая себе штаны по размеру.

— Конечно, знали, — невозмутимо подтвердил я.

— Откуда? — подозрительно смотрит на меня один желтый глаз.

На втором висит густая прядь мокрых волос, которые он усиленно трет полотенцем.

— Ты же сам все вчера написал в заявке, — пожав плечами, натягиваю сухую рубашку. — Я готов.

— Но заявка в Дильшаре. А мы… — Он демонстративно оглядывается.

— А мы уже в Торсанне. И заявка, я думаю, еще вчера была здесь. Идем?

Ну и чего они так мнутся? Как-то разом растерялись, словно приграничные селяне, впервые попавшие на столичную ярмарку.

— Рудо, Кадин! Что случилось? — Шагнув к новым друзьям, заглядываю в хмурые лица.

— Это же не твой дом? — С сомнением смотрит командир.

— Нет, это дом моего друга. И я думаю, что он скоро станет и вашим другом. Если, конечно, вы захотите. Мы недолго побудем здесь, мне нужно поговорить, потом сразу отправимся ко мне.

— Ладно, — безнадежно, словно на казнь, шагнул вперед Дирам, — пойдем… пить чай.

Так, или я чего-то не понимаю, или они. Неужели считают, что я привел их на допрос или еще в какое-нибудь более страшное место? Ну да, после той пропаганды, что ведут высшие чиновники хана (он называет их управителями), вполне можно испугаться невозмутимого лица Леона. Не удивился, не насторожился… Они же не знают, что он магистр, да еще и менталист.

В столовой вокруг большого овального стола стоят стулья с высокими спинками, под потолком мягко светится матовый шар магического светильника. Источающий парок чайник стоит на круглом деревянном подносе, вокруг него керамические кружки, посреди стола высокими горками сложены всевозможные пироги и плюшки, не менее десяти видов, прикрытые вышитыми салфетками. В туеске мед, в вазочках различное варенье.

— Вы ограбили кондитерскую лавку? — интересуюсь, падая на первый попавшийся стул.

— Нет, это Джус прислал, когда узнал, что ты возвращаешься с друзьями. Наверное, надеялся, что есть хорошие вести про Шинера.

— Нету. О, с мясом! Самое то! — Понюхав один пирожок, определился с выбором я и оглянулся на спутников: — Парни, а вы что это сидите как неживые? Кстати, знакомьтесь, это Леон. А это Кадин, вон тот желтоглазый Рудо, а этот силач Дирам. Наливайте чай, берите пироги.

— Вот, видишь, я же тебе говорила, что они тут без нас уже пироги едят! — влетела в столовую Кларисса, таща за собой смущенную Зару.

Ну понятно, почему смущенную: оказывается, Кларисса уговорила девушку надеть одно из тех запасных платьев, которые магиня специально держит именно для таких случаев. Да еще и длинные волнистые черные волосы ей не стала заплетать, а просто собрала под заколку. И не выдала никакой тряпки вместо читэру. Конечно, в Дильшаре женщинам ходить по городу без читэру считается неприличным, но дома-то она ведь ее снимала. Оставаясь в длинных шароварах и бесформенной тунике ниже колен с длинными широкими рукавами. А в этом простеньком платье из тонкой шерсти темно-зеленого цвета Зара кажется невероятно тонкой и гибкой как тростинка. Все-таки плохо она питалась со своим дядей. Да и откуда им было взять хорошее питание? В Останской столице продукты дороги, а нищим много не подают. Да еще и гильдия отбирает большую часть собранного.

А как парни-то на нее вытаращились! Похоже, новый облик художницы потряс их до онемения. Ну да, они же привыкли — бегает с ведрами и тряпками нечто бесформенное, с пятью обязательными косичками, заправленными под платок, а тут вдруг вышла такая красавица, еще и румянец на щечках от смущения… Нет, нужно мне быстрее домой удирать, а то уже хорошеньких девушек замечать начинаю.

— Мне Клара платье подарила, — сообщает Зара, вопросительно глядя на меня.

Это она у меня разрешения, что ли, спрашивать собирается? Да они все что, с ума посходили? Небось представляют меня кем-то вроде рабовладельца, не дай Всеслышащий, еще и кланяться начнут! Нет, нужно эту дурь у них из голов вытрясать, и как можно скорее.

— Тебе очень идет! — ласково улыбнувшись, киваю художнице. — Ты бери, не стесняйся, она тетка не бедная. К тому же, если не начнет бегать по утрам, в ближайшем будущем эти платья ей вообще уже не понадобятся.

— Ты это о чем? — насторожился Леон.

Тот еще артист. Наверняка уже снял с моей памяти информацию о нашем спешном побеге.

— Если тебе еще дорога жена, скажи спасибо Рудо, что втащил ее на башню, — закладываю я подругу ядовитым тоном, и он делает в ответ встревоженные глаза, — иначе бы она до сих пор по ступенькам карабкалась.

Вот уже почти два года, как маги перестали наконец скрывать свои отношения и живут под одной крышей. И все мы, кто приложил немало усилий, чтобы уломать упрямцев, очень за них рады.

— Ой, чуть не забыла! — очень натурально покраснела Кларисса. — Это я из-за дождя такая рассеянная… Спасибо, Рудо, я и вправду… не в ладах с лестницами.

— Пожалуйста… — скептически поглядывает на нее язва. — Но я что-то не понимаю…

Еще один лицедей-самоучка. Давно все понял, еще когда она с Зарой сюда вошла. Любимая игра — показать себя глупее, чем есть на самом деле.

— Вот и я не понимаю, — нарочито обиженно кивнул я, — как с себя, любимой, так сразу личину сняла, а про меня и не вспоминает!

— Потерпи еще немного. Поем, силы подкоплю, и с тебя сниму, — оторвавшись на миг от пирожка, серьезно сообщила Клара. — Не волнуйся, в таком виде к жене не отправим!

— Я в таком виде и сам к ней не пойду, у нее в спальне зеркало финдийской работы висит. Жутко дорогое, — с превосходством фыркнул я.

— А при чем тут зеркало? — изумленно поднял бровь Леон.

— При том, что жена очень расстроится, когда я его разобью. Не думаешь же ты, что я смогу стерпеть появление в спальне у своей жены чужого мужика?

Зара тихонько фыркнула, хихикнула Клара. Вот только те, кого я так старательно пытаюсь рассмешить, так и сидят с подавленным видом.

— К нам еще гости, — внезапно сообщил Леон, лениво потягивающий чай.

— Кто? — не вытерпел я.

— Хенрик, Джус, Мари…

— Не говорите им, который я, — едва успеваю предупредить магов, как дверь распахивается и в столовую влетает Джус.

— Грег вернулся?

— А ты разве не видишь? — хитренько улыбается Леон.

— Вижу… — неуверенно буркнул Джус и медленно направился к нам, внимательно вглядываясь в лица.

Хенрик и Мари молча застыли за спиной Клариссы, заинтересованно наблюдая за изысканиями отца.

— Не этот, — категорически отверг он Дирама. — И не этот, — добавил, проходя мимо язвы.

— Привет! — хлопая меня по плечу, заключил свое исследование Чануа.

— Привет, Джус, — растерянно буркнул я. — Но как?..

— Ну, про правила наложения долговременной личины мне рассказал Хенрик, — садясь рядом и внимательно вглядываясь в мое лицо, объяснил Джус. — Значит, тем здоровяком ты быть не мог. А второй ниже тебя ростом.

— Ну а почему не он? — указывая на Кадина, бывшего со мной примерно одного роста и телосложения, и почти сдавшись, все же поинтересовался я.

— Ну ты ведь не дурак, чтобы открыто разгуливать по Дильшару в личине младшего князя Теокадина Шуари, разыскиваемого по всей Остане за попытку убийства старшего брата, — пожал Джус плечами с таким видом, словно сообщал всем известные истины.

— Что? Тот самый? — усевшийся рядом со мной с другой стороны Хенрик с нескрываемым интересом разглядывал Кадина.

Мари, до сих пор немного сторонящаяся меня, хотя и не вспомнила ничего из нашего с ней совместного путешествия, устроилась рядом с ним и привычно прижалась щекой к плечу мага.

— Джус, поверь, я в первый раз слышу это имя, — наконец-то сообразив, за кем из нас на самом деле гнались стражники, с невольной обидой буркнул я.

Он что, предупредить не мог? Ведь мы могли все там остаться, если бы его опознали хоть на миг раньше. Вот теперь я понимаю, почему так торопила меня Кларисса. Ей, с ее даром эмпата, ничего не стоило уловить эмоции узнавшего Кадина человека. Теперь становится ясно и почему она сама рванула вслед за нами, потеряв такое надежное прикрытие. Ведь наверняка добиться места писаря было не так-то просто. И далеко не дешево.

— Ты и не мог слышать. Официальное послание из Останы мы получили в тот день, когда ты ушел в Дильшар, — качнула головой Клара.

— Меня отправят в тюрьму? — спокойно поинтересовался Кадин, кладя руки на стол.

— Разумеется, нет, князь, — твердо ответил Леон, глядя ему прямо в глаза. — Вы, конечно, пока не в курсе, но люди, которых Грег Диррейт назвал своими друзьями, в нашем королевстве неприкосновенны.

— А вы сам кто? — чуть прищурившись, скептически поинтересовался язва.

— Магистр Леон Шофолд.

— Тот самый? — Желтые глаза останца недоверчиво распахнулись.

— Магистр Леон Шофолд в нашем королевстве всего один, — с достоинством сообщила Клара. — А откуда ты про него знаешь?

— Ну, это же он пятнадцать лет назад, во время эпидемии синепузки, доказал нашим старейшинам, что не нужно сжигать всех жителей поселка, если заболел хоть один!

— Да, — фыркнул Леон, — на редкость упрямые были старички! Им говоришь, что зараза идет от зараженной утопцами воды, которую нужно просто прокипятить, а они быстрее окружают село и забрасывают факелами.

— А тех, кто попытался убежать, расстреливают из арбалетов. Невзирая на пол и возраст, — тихо и так горько сказал Рудо, что у меня стянуло челюсти, как от кислючего столетнего вина.

Значит, и он там был… раз так хорошо знает все подробности. Сколько же ему было тогда лет? Десять? Двенадцать?

— Однажды… — осторожно нарушил повисшую над столом тишину Леон, — мы немного не успели… в один маленький поселок. Старейшины в то время еще не поверили нам окончательно и скрывали сведения о вспышках, натравливая на обреченные аулы мужчин из окрестных поселений. Когда мы выскочили из портала, то из живых нашли лишь одного парнишку, тяжело раненного в плечо. Мы его вылечили и унесли оттуда, а потом мальчишку взял к себе в дом какой-то скотовод.

— Князь Шуари, — кивнул Рудо и, расстегнув рубашку, показал звездочку старого шрама от резного арбалетного болта.

— Вот как… Значит, ты вырос в его доме, а теперь преданно служишь младшему брату, — внимательно вглядывается в парня магистр.

— Леон! — предупреждающим тоном остановил я мага, слишком хорошо зная, что иначе этот допрос продлится не один час. — Потерпи до завтра. Все, что я могу вам сказать сейчас, — эта история вовсе не так проста, как казалось вначале Джусу. И я завяз в ней по уши, поэтому никому не уступлю. Кстати, Джус, ты тоже должен прийти завтра ко мне и принести все, что накопали твои люди. А сейчас иди и немедленно отзови всех, кто там у тебя этим занимается. Всех, Джус, до единого! Вчера громили твою лавку на базаре, и торговцы остались в живых только потому, что пока это было лишь предупреждение. Но синяков и шишек они нахватали порядочно, пока пытались защитить твои товары.

— Значит, Шинера ты не нашел, — обреченно вздохнул Чануа.

— Найду. Но не вздумай еще раз утаить от меня хоть каплю информации… Если бы ты мне сразу рассказал, как он там развлекался, я бы не потратил напрасно целый день. И возможно, не погибла бы его подружка.

На самом деле я так не считаю. Фатну убрали бы в любом случае, она была единственным свидетелем похищения.

— Я не думал, что это имеет значение, — расстроился Чануа. — Мои люди к ней уже ходили, она ничего не знала.

— Знала. Но не захотела говорить. Или твои люди не умеют спрашивать. В общем, так, Клара, снимай с меня эту рожу и открывай уже перенос. Я хочу домой. Хенрик, вы к нам?

— Лучше завтра с отцом придем. Мы только вчера вечером вернулись оттуда. Ходили успокаивать Зию, когда узнали про заявку.

— Так она меня сейчас ждет! — схватился я за голову. — Клара! Снимай быстрей личину! И хватит уже жевать! Лучше побегай немного, пока еще не попалась кому-нибудь в лапы.

— Сними ты уже с него личину, — не выдержал Леон, — иначе он нам сейчас дом разнесет! И зачем вы только напомнили про жену?

Можно подумать, я о ней когда-нибудь забывал.

Клара вздохнула, поднялась с места и, встав рядом, начала водить над моей головой руками, выправляя искривленное амулетом пространство. Заставляющее окружающих видеть не действительность, а ее искаженный вариант. А с магией у нее действительно плоховато, я-то вначале подумал, наставница шутит. И Леон говорил про энергию что-то подобное… не забыть бы завтра спросить, куда это они ее девают. Кстати, а не потому ли и Хенрик отказался идти в Монтаеззи, ведь раньше он не пропускал ни малейшей возможности повидаться с сестрой.

Мои догадки насчет магии подтвердились, когда вместо того, чтобы просто открыть портал, Клара выдала мне амулет переноса.

— Когда вас ждать? — велев спутникам ухватиться за меня, спрашиваю Леона напоследок.

— К обеду. Привет от нас Ортензии, и скажи, что фаршированные птички у нее просто чудо.

— Ладно, будут тебе птички, — фыркнул я, отламывая лучик.

Над Монтаеззи дождя нет, хотя нет и тепла. На широком балконе третьего этажа, превращенном мной в портальную площадку, сразу бросается в глаза одиноко стоящая у перил фигурка. Прохладный ветерок раздувает полы серого плаща, треплет темную прядку волос.

— Зия… — Мы столкнулись на краю огороженного невысоким бордюром портального круга, одновременно устремившись друг другу навстречу. — Ну и зачем ты тут мерзнешь…

— Я недавно пришла… — убирая в рукава холодные ладошки, врет она, пряча лицо на моей груди.

— Все равно пойдем отсюда.

Мне очень хочется подхватить жену на руки, но она ведь обязательно начнет возмущаться, что я сделал это при посторонних.

И так на всех приемах слишком любопытные дамы достают Ортензию дотошными расспросами про выходки мужа-сумасброда. Неизвестно, какими путями они про них пронюхали. Зия из-за этого и не любит ходить на всякие официальные мероприятия, хотя я твердо уверен, все эти сплетницы ей просто завидуют. Ну не носит их никто на руках, не влезает по утрам в окна, держа в зубах мокрые от росы букеты, и не покупает немедленно все, на чем дольше чем на пару секунд остановится заинтересованный женский взгляд.

С балкона мы попали прямо в парадную гостиную третьего этажа, где нас встретил крепкий старик управляющий, тот самый, что служил еще при старом милорде. Его возвращению, организованному мной через несколько дней после брачного обряда, радовались, кроме Ортензии и Хенрика, только двое преданных слуг. Всех остальных, не слушая никаких объяснений, я выгнал в первый же день, когда явился сюда в качестве хозяина. Ортензия попыталась было слабо защищать тех, кто сам не издевался над ними с братом, спокойно наблюдая, как это делают другие, но в этом вопросе я был непреклонен. Человек, поступивший подло один раз, обязательно поступит так и второй и третий.

Кроме того, мне и по долгу службы не приходится расслабляться. Новых слуг нам помогали нанимать Клара с Леоном, вдвоем легко читающие мысли и эмоции любого человека. Даже защищенного мощными амулетами.

Предоставив управляющему самому решать, как устроить моих новых друзей, и дождавшись, пока их шаги стихнут на лестнице, наконец-то подхватываю Зию на руки и прижимаю к себе. Вот я и дома, родная, как хорошо, что ты у меня есть!

— Милорд, гости прибыли.

Ну да, теперь я милорд. Наш драгоценный король, Торрель Дортеон Этавир, потрясенный три года назад моим внезапным бегством из дворца, решил, что это я обиделся на него за то, что он собрался отобрать у моей девушки большую часть поместья. И немедленно произвел меня в милорды, специальным указом прибавил к моему имени фамилию Монтаеззи и попытался всучить еще один замок, в компенсацию за ущерб. Но я его гордо не взял. Тогда он буквально силой впихнул мне дом в Торсанне. Сейчас там живет Хенрик с Мари, рассорившейся с молодой женой отца. А заодно и с ним самим — за то, что Джус, по останскому обычаю, привел в дом третью жену. Она считает, что ему не стоило подавать таких дурных примеров любимому зятю.

— Прикажете принести вазу с водой? — Слуга с трудом удерживает на лице серьезное выражение.

Сегодня утром я опять попался. Он как раз протирал мокрые от росы перила на портальном балконе, когда я карабкался по увивающему замок плющу к своему окну с охапкой ярких осенних хризантем.

— Принеси. И пусть начинают подавать, мы уже идем, — со вздохом отвечаю ему. Даже одного дня спокойно отдохнуть не дадут!

А вот это я уже лукавлю. Маленькая простая история, незаметно выросшая до пугающей своей непонятностью проблемы, все время не выходит у меня из головы. Поэтому если мне даже предложат отдохнуть, я ни за что не соглашусь сам.

— Вот и хозяин проснулся! — вместо приветствия объявляет Клара, подмигнув Зие, едва мы вошли в столовую. — Давайте уже сядем за стол, а то все остынет. Мы сегодня специально не завтракали в предвкушении вашего обеда.

Конечно, она шутит, хотя выглядят они оба и в самом деле бледновато. Да и Хенрик какой-то вялый. Неужели думают, что я ничего не замечаю?

— Тянем дорогу через зыбучие пески к южной границе с Останой, — поймав мой невысказанный вопрос, признался Леон, — уже десятый день. С тех самых пор, как стало ясно, что договориться с ханом о нормальном использовании башен переноса скоро не получится. Теперь собираемся строить башню на границе, иначе слишком много гибнет людей и товаров в песках и при переправе через соленые озера. А в результате поднимаются цены в королевстве.

Он замолк и занялся фаршированной куропаткой, а я сразу вспомнил наше вчерашнее бегство из Дильшара. Вряд ли это поможет быстрее решить вопрос с башнями. Скорее навредит.

— Грег, не вини себя ни в чем. К тому все и шло, — буркнула, не отрываясь от еды, Клара.

Похоже, им действительно не пришлось сегодня позавтракать, и вовсе не потому, что они помнили про этот обед. А что это она сказала… к чему там шло?

— Объясни.

— Хан запретил все переносы, — с сытым вздохом откинулся на спинку мягкого стула Хенрик, — со вчерашнего вечера. И прислал Торрелю петицию, в которой обвиняет короля в укрывательстве государственных преступников. Маги с башен еле успели уйти, двоих последних забирали по резервному варианту.

— Это все из-за нас? — напряженно смотрит Кадин.

— Формально — да. А на самом деле они просто искали предлог. Так что не переживайте, мы ждали этого со дня на день. И старались не обращать внимания на всяческие провокации, пока не вытащим Грега, — откровенно пояснил Леон. — Ну а теперь рассказывайте свои истории. И хочу сразу предупредить: мне врать бесполезно. Я могу читать мысли.

— Тогда зачем рассказывать? — невинно хлопнул ресницами Рудо.

— Чтобы голова после моего вторжения не болела, — мило улыбнулся магистр.

Что-то мне начинает казаться, не того я зову про себя язвой.

Закончил задавать свои вопросы Леон только к вечеру. Мы все уже ушли от стола к жарким язычкам огня, танцующим в низкой круглой каменной чаше, стоящей посреди столовой. Устроившись вокруг огня в удобных креслах, между которыми стоят маленькие чайные столики, не спеша пьем чай и обмениваемся новостями. Легкий дым от тлеющего саксаула уходит в изящную вытяжную трубу, хитроумно совмещающую эту функцию с ролью опоры для магических светильников.

— Клара, ты считаешь, что за всем этим стоит хан? — лично я так вовсе не думаю, меня интересует ее непредсказуемая логика.

— Несомненно, — разочаровав меня, кивнула она и тут же огорошила: — Вот только сам он об этом даже не догадывается.

Нечто подобное я и подозревал и мне это очень не нравилось. Искать в ханском дворце того, кто незаметно ведет свою непонятную и жестокую игру сразу со всеми, будет не только невероятно трудно, но и чертовски опасно.

Глава 6

— Вот, готово. — Зара положила передо мной готовый портрет пропавшего соседа.

— Похоже, — согласился я. Запомнившиеся черты лица с портрета погибшей старухи были воспроизведены с точностью.

— Сколько раз рисовала, — вздохнула она.

— Можно? — Леон протянул руку, на миг прищурился, разглядывая портрет, потом, не говоря ни слова, передал его Клариссе.

— Понятно, — буркнула она.

— Что тебе понятно?

— Все. Это не тот человек. Спасибо, Зара.

— Пожалуйста, — коротко ответила расстроенная художница и вышла из моего кабинета, притворив за собой дверь.

Ну конечно, она на что-то надеялась, вот только на что?

Леон, напряженно прислушивавшийся к чему-то, доступному только ему, удовлетворенно кивнул и устремил внимательный взгляд на меня.

— Не мог ты этого вспомнить, потому что его арест совпал с твоей женитьбой. Мельком ты его, конечно, видел, вот и показалось, что этот парень тебе знаком. Ну, догадался?

Конечно, вот теперь догадался. Речь идет о Ахтархоне Тайяни. Беру со стола портрет и вглядываюсь повнимательнее. Сходство просто поразительное, хотя есть и отличия. У Рашата честный, открытый взгляд и короткие, едва прикрывающие шею волосы.

А Ахтархон, любимец ханши Саялат, носил волнистую гриву чуть не до пояса и смотрел на всех презрительно прищуренными глазами. Он попался на ввозе в королевство запрещенного снадобья под названием «тысяча снов». Причем привез довольно много, надеясь, что вещи фаворита ханши досматривать не будут. Но за это ему дали бы всего года четыре, а потом еще парочку скостили в обмен на уступки хана. Однако красавчик многократно усугубил свою вину, встретив пришедших за ним сыскарей с ятаганом в руках. И яростно сопротивлялся до последнего, тяжело ранив одного и чуть не убив второго. Хорошо, маги в тот раз успели вовремя.

Таких выходок наш король не прощает никому, вот и отмерил наглому жиголо пятнадцать лет рудников. Без права свиданий и помилования.

— А он… точно на руднике? — пришла в мою голову шальная мысль.

— Точно. Наши проверяют осужденных два раза в год. Последняя проверка была в начале весны, все были на месте. Я помню, они еще про Тайяни говорили, что рудники заметно сбили с него спесь. Раньше он был вовсе не таким, если ты помнишь.

Да, это я запомнил, хотя заходил в кабинет сыскаря, готовящего дело к судилищу, всего на пару минут. Тогда на простой скамье передо мной сидел высокомерный красивый парень, свысока презрительно посматривающий на собеседника. Весь его вид говорил, что ему глубоко плевать на эту суету, все равно он здесь долго не задержится. И кто-то потом говорил, что он и на судилище вел себя на редкость вызывающе и дерзил, даже отвечая на вопросы короля. Конечно, это тоже сыграло роль при вынесении приговора, однако Ахтархон выслушал беспощадные слова, кривя губы в ироничной ухмылке, и ушел в портальную комнату, насвистывая веселую песенку.

Видимо, надеялся, что мать хана проявит все свое влияние, чтобы вызволить молодого любовника на свободу. Она действительно приняла к этому все меры, хан неоднократно присылал запросы по обмену преступниками, последний раз, помнится, предлагал за Тайяни двадцать проштрафившихся граждан Этавира. Но король в этом вопросе был непоколебим и со временем хан свои попытки прекратил.

— А по делу Кадина что-то прояснилось? — отложив не пригодившийся портрет, интересуюсь у Леона, проведшего собственное расследование.

— Все происходило, как он и рассказал. Князь Иштадин Шуари выехал в обычную инспекционную поездку ранней весной, у нас в это время еще снега лежат. И пропал, пришла только одна напуганная лошадь. Все, кто были свидетелями тех поисков, подтверждают, что Кадин в поисках брата несколько дней не слезал с коня, весь почернел и похудел. А когда через полтора года князь вернулся, его брат был просто вне себя от радости. Устроил грандиозный праздник с обильным угощением для всех желающих порадоваться счастливому возвращению. Хотя некоторые старые слуги уже тогда приметили небольшие странности в поведении князя, но шум поднимать, естественно, не стали — как можно портить такой праздник. А через некоторое время Кадин внезапно уехал, и Иштадин заявил, что брат хотел его убить, а когда покушение не удалось, сбежал с пособниками.

— А приметы пособников сообщались? — небрежно интересуюсь, всей кожей чувствуя прошлую близость провала.

— Тебе повезло, — не попался на мой беззаботный тон Леон, — искали в основном Кадина, причем заявитель не знал, что он ранен. Видимо, тот, кто нанес ему удар, погиб в той схватке. А за чужими ударами, сам знаешь, в бою уследить трудно. А про пособников сообщали только возраст и число. Так что искали троих парней, одного в дорогой одежде.

— Ну, втроем они только до города доехали. А одежду к тому времени успели сменить. Но все равно крупно повезло, — согласился я.

— А мне кажется, не очень он и хотел найти Кадина, этот самозванец. Скорее припугнуть, — задумчиво водит стилом по столешнице Леон. — Разбирательства старейшин ему невыгодны.

— Все равно мне придется идти в Дильшар, так, может, покрутиться немного в княжестве? Простой люд приметливый, развяжу пару языков в чайхане, — предлагаю поправку к плану, почти наверняка зная, что никто этого не разрешит.

— Эх, меня бы туда, я бы их за пару дней вывел на чистую воду! — вырвался у мага тоскливый вздох.

В ответ я могу только сочувственно кивать. Ни ковен, ни король никогда не отпустят в Остану лучшего менталиста королевства.

— Башни еще нет, а клиенты уже поперли, — беззлобно бурчит один из принимающих магов, помогая нам выбраться из кучи песка.

А что делать, если именно тут со временем будет выситься башня переноса, соединяющая Торсанну с этим диким местом. Раньше, когда в Дильшаре работали телепортационные башни для переброски людей и товаров, здесь проходила тропа контрабандистов. И стоял небольшой пограничный пост, отлавливающий рисковых парней с мешками запрещенных товаров за плечами. Отсюда воины Тродиниона выбирались в ближайший городок, до которого пешим ходом нужно пробираться по опасным тропам почти декаду с помощью одноразовых амулетов. Тропа и граница пересекаются в широкой болотистой низине, потому для устойчивых переносов не обойтись без высокой башни.

— Эй, господин маг, а в другой сторона не бросишь клиент? Моя хорошо платить будет, запрещенный товар нет, быстро туда нада! — лаково блестят черные маслины глаз ушлого торговца.

Ему уже повезло, этому смуглому хитроглазому мужичку, он без потерь преодолел одну половину пути, судя по двум тяжело груженным мохноногим лошадкам, и одной верховой. Знаю я таких животин — неприхотливы, выносливы и терпеливы. Нам бы такие очень пригодились.

— Лошадок за перенос отдашь? — насмешливо спросил я.

— Отдам, пачиму не отдать! — обрадовался останец.

— Ты что это тут командуешь? — взбеленился молодой маг, уставившись на меня возмущенным взглядом.

— Ну что, жалко тебе, что ли, для хорошего человека доброе дело сделать? — подхожу к упрямцу почти вплотную и привычным движением раскрываю идентификационный амулет.

Маг оказался молодцом — только на краткий миг выпал из реальности, увидев золотую каплю глаза с агатовым зрачком, знак старшего королевского ока, — и сразу сменил тон.

— Да не жалко, просто с энергией туговато. Но раз для хороших людей…

— Сколько? — жадно заглядывая мне в глаза, шепнул торговец, не понявший смысл нашего объяснения и решивший, что я сунул магу взятку.

— У тебя столько нет. Давай лошадок, — в один миг разрушил я мечту пронырливого останца о выгодном знакомстве с магами.

— Это ты хорошо сообразил насчет лошадей, — нагружая нашу поклажу на одну из освободившихся от товара животин, весело сообщил Рудо, когда торговец вместе с товарами растворился в сером тумане.

— Жаль только, что седло всего одно. Ну ничего, по пути приобретем второе у кого-нибудь.

— А зачем? — непонимающе смотрят на меня желтые глаза спутника. — Я всю жизнь без седел ездил, чего лошадей мучить и самому мучиться?

Он и вправду устроился очень просто: свернул одеяло, положил на спину лошади и припечатал его своей худой задницей.

Лошадь восприняла это вполне адекватно, во всяком случае, до первого привала мы доехали без всяких осложнений, несмотря на то что дорога, шедшая по дну ложбины, переходящей в неглубокое ущелье, была не совсем благоустроена. Вернее, вовсе не благоустроена.

— А почему ты выбрал именно меня? — разогревая над костром жареную курицу, словно невзначай, внезапно спросил язва, но я почувствовал, что ему почему-то очень важен мой ответ.

— Ну, Кадина я взять не мог; хотя маги его подлечили, все же лучше пока князю особенно не напрягаться. Дирам, конечно, подошел бы, но он слишком крупный и заметный. И нет в нем того дара перевоплощения, что у тебя. Да и соображаешь ты быстрее.

— А то, что я сирота безродный… имело значение?

— Что ты хочешь этим сказать? — сначала не понял я, но, взглянув в подозрительно сузившиеся глаза, сообразил: у меня тоже нет родных, вернее, не было раньше. Мои мать с отцом погибли, когда я был совсем мальчишкой, пятнадцати лет. — Но, если ты не хотел идти, почему не сказал еще там? Я бы взял кого-нибудь другого. Впрочем, ты еще можешь вернуться.

— Я не хочу возвращаться. Просто… князь, не этот, его брат, всегда посылал меня, когда была опасность. Говорил — ты же понимаешь, у него дети… или мать старенькая… А как ты стал оком? — резко сменил тему спутник.

— Когда родителей не стало, попечители отдали меня в помощники столяру. Но мне показалось очень скучно делать столы и стулья, я просто возненавидел всякие доски. В восемнадцать лет пришел в королевскую комиссию и сообщил, что хочу стать оком. Меня определили в ученики к Клариссе. Вместе со мной у нее было девять учеников. А оком стал только я один. После обучения я много раз уходил вот так, как сейчас, в неизвестность. Ты думаешь, Кларе было меня не жаль, раз я сирота?

— Она странная, — задумчиво хмыкнул Рудо и, подумав, добавил: — Но добрая. А зачем тебе сейчас работать? Богатая жена, замок, слуги… Сидел бы целый день на диване, пил чай.

— А Зару бы зарезал тот наемник, а Кадин загнулся бы от раны в зиндане… Да еще много чего случилось бы такого, что мне очень не нравится, — саркастически буркнул я. — Ну, ты доел? Тогда поехали дальше, чем быстрее мы перейдем перевал, тем лучше.

Все мельчайшие детали и хитрости предстоящего пути я заучил наизусть. Торговцы, которым Леон пообещал первоочередное перемещение, не скупясь, делились ценной информацией.

Именно от них я и знал, что хотя первая часть пути и проходит по пересеченной местности, зато свободна от бандитов. А вот как только до первых поселений останется не более одного перехода, лучше прибиться к какому-нибудь большому обозу, малочисленные отряды путников и одиночки зачастую пропадают бесследно. И именно поэтому собирали меня маги в этот раз с особой заботой, насовав в кошель амулетов на все случаи жизни. Да и понравившийся мне пояс того убийцы я не забыл пополнить очень оригинальными вещичками.

И действительно, первые три ночи мы страдали только от поздних комаров, торопящихся нами подзакусить, едва догорал отпугивающий их костерок.

А на четвертый день вышли из предгорного леса на холмистую равнину, изредка украшенную рощицами, и почти сразу попали на вытоптанную тропу, ведущую с запада на восток. И ближе к вечеру догнали стоящий обоз. Вообще-то я хотел бы как можно дольше не попадаться на глаза ни встречным, ни попутным торговцам и их охранникам. Самое разрушительное человеческое чувство — жадность. Всегда есть шанс нарваться на кого-нибудь, кто решит, что жизнь двух путников стоит значительно дешевле, чем их вещи. Потому я и всматривался в даль так пристально и часто, как это позволяла местность.

И этот обоз я заметил издали, а по некоторым подробностям сразу сообразил: с ним стряслась какая-то беда.

Рудо тоже настороженно вглядывался в составленные кругом телеги и повозки, нерасседланных коней и суетящихся охранников.

— Похоже, они ждут нападения, — сделал язва тот же вывод, что и я. — Что будем делать?

— А ты что предлагаешь? — После того разговора, который произошел в первый день, у меня в голове все время крутилась идея проверить спутника в деле.

И если он окажется не тем, за кого я его принял первоначально, придется незаметно испариться в каком-нибудь попутном городишке. В нашем деле нужно полностью доверять партнеру, иначе можно попасться самому и завалить задание.

— Нужно бы им помочь, — нерешительно предложил язва.

— А может… переждем, посмотрим, чем закончится? — словно в раздумье, произношу слова, которые самому противно даже слушать.

— Это правильно, у тебя тут важное дело… — бормочет Рудо. — Давай ты подождешь, а я подойду к ним поближе… посмотрю…

— Ладно, иди, — словно нехотя разрешил я, прикидывая, где мне лучше оставить лошадей.

А едва язва исчез среди кустов, отогнал животных чуть назад, в неглубокий овражек, скрытый густыми зарослями малины, и, прихватив арбалет и болты, последовал за ним.

Охранники обоза очень грамотно приготовились к обороне, заняв самое выгодное из всех возможных здесь мест, что выдавало немалый опыт в таких делах. Заросшая редкими кустами вершина небольшого холма позволяла следить одновременно за всеми направлениями и исключала для бандитов возможность подойти незамеченными. Да и то, что у обозников было время подготовиться, могло означать только одно — они высылали вперед дозорную группу. Теперь ход был за бандитами, и у них было всего два варианта нападения. Ринуться всей кучей и подавить сопротивление численностью и жестокостью или окружить и выбивать защитников по одному.

Прислушиваясь к треску ветвей под чужими ногами, осторожно выбираю себе боевую позицию. То есть она будет боевой, если бандиты все же решатся напасть. Толстое разлапистое дерево, одно из двух десятков, живописно разбросанных по склонам, некоторое время служило мне ориентиром, когда я шнырял под кустами. А уж когда я до него добрался, то сразу понял — искомое место найдено. Огляделся, подождал и полез наверх.

Видно отсюда было просто замечательно, особенно после того, как я слегка обломал несколько веточек. Телеги и защитники обоза находились прямо передо мной.

Ну и где же бандиты? Мне уже начало казаться, что зря мы не объехали обоз стороной, благо местность позволяла, как прямо под моим деревом раздался тихий разговор. Кто-то невидимый приказал другому невидимому влезть повыше и по сигналу начинать отстреливать охранников.

Ну, ну. Влезай, посмотрим, кто ты такой. Я прижался к стволу и затаился.

Вначале я заметил мелькнувшую подо мной спину с висящим на ней оружием. Стрелок оказался лучником. Немного позже за соседнюю ветку взялась тонкая рука, стрелок подтянулся, ловко вскарабкался на ветку и… оказался со мной лицом к лицу. Вот только я был к этому готов, а он нет.

Дернув легкую фигурку на свою ветку, где я стою, упершись спиной в ствол, одной рукой прижимаю к себе, другой засовываю в раскрытый от изумления рот платок, предварительно слегка сбрызнутый сонным зельем. Несколько секунд бандит дергает руками и ногами, пытаясь вырваться и рискуя свалиться с высоты вместе со мной, потом обмякает в моих руках.

Давно бы так! Хмыкнул я, устраивая худенького стрелка на соседней ветви и привязывая к ней за пояс. Я приподнял за волосы свесившуюся голову — рассмотреть, кого же я поймал. Нет. Не может быть. Не доверяя глазам, на всякий случай провел рукой по курточке. Точно. Стрелок оказался девчонкой.

Однако размышлять, что она делает в банде, было некогда. Раздался резкий выкрик главаря, и замелькали на склоне бегущие вверх фигурки.

Бандит, бежавший чуть позади других, обернулся и снова издал пронзительный клич, надеясь, что в ответ на него в охранников обоза полетят стрелы.

Наивный, сейчас полетят не стрелы, а болты, и не в охранников, а в вас. Я прицелился и снял того из бандитов, что уже почти добежал до телег. Нет, рухнувший в пожелтевшую траву налетчик не был мертв. Не считаю я себя вправе убивать тех, кто не сделал лично мне ничего плохого, и вообще не моя это страна и не мои враги. Да и по сути своей работы я скорее судья, а не каратель. Потому и зарядил арбалет легкими болтами со смазанными парализующим снадобьем остриями. И стреляю не в спину, а немного ниже.

Вот упал, сраженный моим болтом, второй бандит, потом третий. Налетчик, издававший сигнал, начинает понимать, что происходит нечто странное, оглядывается на бегу на дерево, и я ясно вижу его совсем молодое, встревоженное лицо.

Кто же для него эта лучница, раз разбойник решил взять ее с собой в бой? Почему рискует жизнью девушки? Негде ее оставить или не хочет расставаться даже на короткое время? И особенно странно выглядит его поступок в стране, где молодые женщины большая ценность. И чем они моложе и красивее, тем дороже стоят. Вот только мнения самих девушек, за сколько и кому их продать, в Останском ханстве никто и не думает спрашивать. Лишь в Дильшаре и некоторых приморских городах есть несколько категорий женщин, принадлежащих самим себе. К ним относятся вдовы тех мужчин, у которых не было родни, и девушки, ставшие полными сиротами после пятнадцати лет, но таких обычно очень немного.

А вот девушка — бандитский лучник, это вообще небывалое явление. Хотя пленницы, захваченные в обозах, зачастую годами живут в бандитских логовищах, но на дело их с собой никогда не берут, оставляя под охраной или запирая в своих пещерах. А бедные пленницы, проводив захватчиков, горячо молятся, чтобы мучители вернулись назад, иначе им грозит страшная гибель от жажды и голода.

И пока эти мысли мелькали у меня в голове, руки отправили отдыхать еще двоих рвущихся к обозу бандитов. Главарь, добежав до одного из подстреленных, перевернул его и обнаружил мой болт. Это открытие настолько потрясло главаря, что он рывком обернулся и уставился на укрывавшие нас ветви остановившимся взглядом. Рассмотрев невероятную смесь из отчаяния, недоверия и горя, исказившую его миловидное худощавое лицо, я не удержался и насмешливо хмыкнул.

Что, бандит, не нравится? Ведь ты надеялся совершенно на другое развитие событий? Я прицелился, собираясь уложить и его, пока главарь не успел криком предупредить остальных, но выпустить болт не успел.

— Не нужно! — отчаянно выкрикнула очнувшаяся пленница и, извернувшись, со всей дури пнула меня в ногу.

Да так здорово это у нее получилось, что лететь бы мне вниз навстречу всевозможным препятствиям, если б не одно «но». Зная, что могу в пылу боя забыть, где нахожусь, я заранее привязал себя за ремень к толстой ветке.

— Ему, значит, можно людей убивать, а мне его — нет?! — сердито рявкаю на нее, взбираясь на ветку, и, отодвинувшись подальше, снова поднимаю арбалет.

— Умоляю, хочешь, возьми меня в рабыни, только его не убивай! — В срывающемся голосе девушки столько самоотверженной мольбы и боли, что мне становится ясно: выстрелить теперь я не смогу, даже зная, что бандит всего лишь временно впадет в обездвиженное состояние.

— Кто он тебе? — разочарованно бурчу, разглядывая виляющую между кустами мишень.

Показывать пленнице свои истинные чувства я не намерен, пока не разберусь, в чем тут дело. Тем временем бандиты успели сообразить, что события развиваются вовсе не по подготовленному ими плану, и замедлили свое продвижение вперед. А некоторые и вовсе начинают потихоньку отступать, напрочь забыв про лежащих на земле подельников. Похоже, вся надежда на победу была завязана на панике, которую должна была посеять среди охранников лучница, и это говорит о ее мастерстве.

Впрочем, бандиты вполне искренне считают своих сообщников трупами, несмотря на отсутствие кровавых ран и простреленных голов. Ведь привычка смазывать болты ядом считается в ханстве обычным делом. Кларисса именно на такой случай выдала мне специальный амулет и фиал с универсальным противоядием.

Осмелевшие обозники начали выскакивать из образованного повозками круга и свирепо размахивать оружием, не решаясь, впрочем, отходить слишком далеко. Непонятное поведение бандитов и моя неожиданная помощь настораживали опытных путешественников, предполагавших, что все это может оказаться хитроумной западней.

— Брат, — безнадежно глядя перед собой, выдавила лучница.

— Ладно, — буркнул я, — клянись.

Нет, рабыня мне вовсе не нужна, я вообще противник рабства, но и получить непримиримого врага не желаю. Но, если я не возьму с нее клятвы, она будет считать себя вправе отомстить. Дурацкие порядки.

— Отныне я твоя рабыня в уплату за жизнь моего брата. Клянусь великим Амирту. Что прикажешь, господин?

— Спускайся вниз вслед за мной и постарайся не попасть в чужие руки, — отвязывая девчонку, хмуро скомандовал я.

Пора было выяснить, чем там занят Рудо.

Мой спутник обнаружился, едва мы выбрались на открытое место. Сминая ногами давно выжженную летним зноем траву, он волчком крутился вокруг неуклюжего на первый взгляд бандита, пытаясь достать соперника подаренным мной ятаганом. Однако бандит был на голову выше язвы и легко парировал удары своей длинной саблей.

— Не обижайся, но так будет лучше, — поднимая арбалет, вздохнул я, не имея никакого желания долго наблюдать за тем, как они кружат в смертельном танце.

— Джиль? — недоуменно вскинул брови язва, когда противник рухнул ему под ноги.

— Извини, Рудо. — Я так и продолжал называть его привычным вымышленным именем, на заучивание нового не хватило времени. — Но твоя разведка слегка затянулась.

— Зато твоя закончилась очень удачно, — в упор рассматривая девчонку, язвительно хмыкнул он.

Пленница стояла, опустив по местному обычаю глаза, и не обращала никакого внимания ни на пристальный взгляд останца, ни на его слова.

— Это вам мы обязаны такой своевременной помощью? — учтиво обратился подоспевший обозник.

Судя по манерам, или командир охранников, или старшина обоза.

— Нам, — не стал я отрицать очевидного, уважение и помощь путешественников могут еще пригодиться.

— Айзар, — подбежал запыхавшийся охранник, — эти мертвецы… они живы. Прикажешь добить?

— Да, — небрежно кивнул командир и снова повернулся ко мне.

— Нет, — спокойно и властно произнес я. — Не троньте их, это мои пленники.

— А что ты собираешься с ними делать? — подозрительно прищурил глаза Айзар, словно невзначай опуская руку на оружие.

— Возьму с них клятву рабов, — холодно ответил я, слегка приподнимая опущенный к земле арбалет. Лучница подала мне отличную идею.

— Понятно, — с легким презрением фыркнул командир и, отвернувшись, скомандовал охраннику: — Не троньте их, они принадлежат этому господину.

— И верните им оружие и все, что было в карманах, — так же холодно обронил я, — чтоб не заставлять меня сомневаться, кто тут настоящие бандиты.

— Иди! — зло сверкнул глазами на подчиненного Айзар, а по губам моей рабыни скользнула еле заметная усмешка.

— Что ты задумал? — проходя мимо, едва слышно шепнул Рудо.

— Сам пока не знаю, — вздохнул я и скомандовал лучнице: — Следуй за мной.

Что-то мне подсказывало, что лучше лично проследить за слишком активизировавшимися обозниками.

Девушка заняла место за моим левым плечом, Рудо сообразительно встал справа, и мы отправились собирать своих пленников. Обозники уже успели обшарить неподвижные тела, а некоторых даже раздеть, и теперь под присмотром командира складывали в одну кучку чужие вещи.

— Вы пойдете с нами? — вежливо предложил нам обозник, но я так же вежливо отказался.

Сам не понимая, почему так делаю, ведь еще недавно был совсем не против примкнуть к попутному обозу.

Уговаривать нас путешественники не стали, быстро собрались и двинулись в путь.

— Ну и где он? — дождавшись, пока исчезнет из вида последняя телега, спросил я рабыню.

— Кто? — заинтересованно обернулся Рудо, таскающий пленников в одну кучу.

— Немедленно отойдите от нее, если хотите жить! — крикнул с вершины холма знакомый голос.

Обернувшись, вижу главаря, держащего в руках направленный на нас взведенный арбалет.

— Вот он.

И в тот же миг ко мне метнулась девчонка и встала впереди, загораживая собой от стрелка.

— Нет! Остановись! — отчаянно зазвенел над холмом ее голосок.

И главарь, странно скривившись, послушно уронил в сухую траву свое оружие.

Глава 7

— Кто там еще? — грубо спросил из-за ворот хриплый голос, сопровождаемый бряцаньем оружия.

— Джиль Зовиен с семьей и рабами! — надменно выкрикнул я в ответ.

За воротами послышалось сердитое ворчание, неспешное шарканье ног, что-то загремело, упало, зазвенев, на мостовую. Хриплый голос рыкнул что-то ругательное, снова зазвенело, заскрежетало… И наконец ворота медленно распахнулись.

Все так просто? А где же цепкий или хотя бы небрежный взгляд, требование объяснений или доказательств?

Даже обидно! Мы с Рудо несколько часов взвешивали все возможные варианты развития событий, придумали логически обоснованные ответы на каждый предполагаемый каверзный вопрос, проэкзаменовали всех своих рабов и предусмотрели все способы отхода в случае непредвиденной ситуации. А полупьяный сторож мимоходом превратил наши хитроумные замыслы в чрезмерно раздутую мнительность заядлых параноиков. Без всяких колебаний впустив нас в строго охраняемый священный город Декту, место обитания великого шамана Ештанчи.

— Куда нам ехать? — с невольным сомнением спрашиваю обвешанного оружием стражника, спокойно запирающего за нами ворота.

— В храм, — махнул он рукой в сторону вырубленной в скале огромной фигуры могущественного бога справедливости и правосудия Амирту, смотрящей на нас скорбными агатовыми глазами. — Ештанчи ждет вас еще с обеда.

— Что? — Даже моя выдержка, натренированная многолетним общением с магами, не перенесла такого заявления и заставила на миг замереть, изумленно вытаращив глаза.

Этого не может быть. Это не про нас. Вот теперь понятно, почему нас так легко впустили. Стражник с похмелья перепутал с кем-то другим.

— Так и передали. Джиль Зовиен. Девять мужчин и одна женщина, — правильно поняв мой недоуменный взгляд, объясняет страж.

Но это просто невозможно! Ну, если только не предположить, что шаман умеет видеть грядущее. Но про такие его способности до сих пор никаких слухов не ходило.

Тогда откуда он мог это знать? Только два дня назад, через полдекады после того, как я захватил в плен и обратил в рабов восемь бандитов, включая Лайли и Тахара, мы с Рудо решили изменить продуманный Леоном маршрут. Пришлось делать приличный крюк, чтобы попросить великого безгрешного шамана Ештанчи взять во временные прислужники богу справедливости и правосудия пятерых бывших налетчиков. Остальных я собираюсь взять с собой и по возможности переправить в королевство. Слишком уж странные истории своих скитаний рассказали эти трое.

Лайли с Тахаром и в самом деле оказались родными сестрой и братом, вынужденными бежать темной зимней ночью из родного дома. Они принадлежали к довольно знатному старинному роду тургонов, правителей южных островов, и долгое время считали себя круглыми сиротами. Отец, много лет назад захвативший обширный участок побережья и правящий им твердо и справедливо, умер от укуса неизвестной морской твари, а мать, любимая и единственная жена тургона, зачахла меньше чем за год. Тахар, заменивший отца в его нелегком труде правителя, был слишком молод и доверчив, и дела с каждым днем шли все хуже. Осмелевшие подданные открыто игнорировали его распоряжения, налогов собиралось с каждым разом все меньше. Только Лайли, младшая сестра тургона, ни разу не упрекнула брата. Наоборот, видя отчаяние, все чаще появляющееся в черных глазах Тахара, как могла подбадривала и успокаивала его.

Кажущееся спасение пришло с неожиданной стороны. Однажды к ним явился крепкий мужчина, назвавшийся троюродным братом, прибывшим погостить с островов. Несколько рассказов о дальних тетушках и семейные легенды открыли перед ним двери замка и сердца сирот. Он сразу вник в проблемы Тахара и дал ряд ценных советов. А пожив в замке несколько дней, предложил тургону солидную денежную помощь в виде выкупа за Лайли.

Юный тургон, впервые за последние годы почувствовав себя увереннее, перестал скорбно кривить уголок рта и все чаще стал смеяться прежним заразительным смехом. Не замечая, как внезапно поблекла и осунулась Лайли.

Прозрение пришло внезапно, в одночасье разбив все надежды тургона на спокойную жизнь и счастье сестры. Однажды вечером Тахар засиделся допоздна, разбираясь в путаных отчетах своих наместников, и перед сном решил прогуляться по саду. Проходя под террасой с женской стороны дома, парень случайно стал свидетелем сцены, потрясшей его до глубины души. Великодушный родственник, днем обращавшийся с Лайли с почтением и робостью, под прикрытием ночной сени выкручивал ей руки и угрожал гордо молчавшей девушке, что разорит ее брата, если она раскроет тому какую-то тайну.

Тахар, выхватывая кинжал, молнией метнулся через перила террасы и в ярости бросился на негодяя. Однако шустрый родственник отбиваться не стал, прыгнул в сад и скрылся в темноте.

А через несколько дней Тахара вызвали в совет старейшин. Мнимый родственник подал на него жалобу. Тургон едва сумел сдержать себя в руках, когда услыхал, как негодяй, состроив жалобное лицо, обвиняет его в чудовищных деяниях. Подлец заявил, что Тахар выманил у него большую сумму денег как выкуп за сестру, и предъявил строгим старейшинам несколько свидетелей, видевших, как тургон брал эти деньги. А потом скорбно сообщил, что Тахар, оказывается, его обманул и вовсе не собирался отдавать Лайли, так как сам состоит с ней в запрещенной богами связи. А чтобы не отдавать выкуп, решил убить обманутого родственника и вероломно набросился на него с ножом. И в доказательство предъявил длинную свежую царапину на руке.

Старейшины постановили, что тургон должен в трехдневный срок отдать или сестру, или деньги, и Тахар впал в жестокое отчаяние. Денег у него не было, истец запросил втрое большую сумму, чем дал на самом деле. Да к тому же оказался вовсе не родственником, это и была та тайна, которую случайно подслушала Лайли. Но и отдавать гнусному обманщику единственного близкого человека тургон тоже не мог. Вот и пришлось им бросить все и бежать темной холодной ночью из родного дома, прихватив все ценное, что Лайли смогла собрать, пока брат под предлогом прогулки выводил за ворота лошадей.

Вот только воспользоваться этими ценностями они так и не сумели. В придорожной гостинице на них напали местные бандиты, и только благодаря стрелковым талантам Лайли брат с сестрой сумели ускользнуть. Оставив в руках грабителей все свое имущество. А еще через несколько дней им самим пришлось выйти на большую дорогу, чтобы выжить.

Выслушав эту историю из уст хмурящегося тургона, прекрасно понимаю, что в настоящий момент ничем не смогу помочь парню с чуть наивными, но честными глазами, но на будущее ставлю в своей памяти зарубочку обязательно вернуться к этому делу.

Третьим человеком с необычной историей был Иштан, немолодой спокойный мужчина с печальными глазами. Он много лет служил старшим писарем при наместнике Бирулы, второго по величине города Останского ханства, и намеревался занимать эту должность до самой старости. Однако несколько месяцев назад начал замечать необычных посетителей, которые пользовались невиданными привилегиями у его начальника. А покопавшись тайком в толстых папках с отчетами, обнаружил странные документы, которые тот составлял в обход принятого порядка. Иштан отправился с ними к начальнику, но чиновник отделался какими-то путаными объяснениями, совершенно не удовлетворившими честного останца. Тогда писарь решил доложить о своих подозрениях наместнику, но не успел. Ночью загорелся его дом, а когда Иштан, спасаясь от огня, выпрыгнул в окно, рядом засвистели стрелы. Его спасла случайность — у соседей было какое-то семейное торжество, и они примчались вместе со всеми гостями. Но писарь прекрасно понял предупреждение, и к утру был уже далеко. Про события, приведшие его в банду, Иштан рассказывать не стал, только горько вздохнул и махнул рукой. Да я и не ждал от него этих откровений, сам прекрасно знаю, что иногда обстоятельства бывают сильнее людей.

— Лошадок тут оставим? — Первой спрыгнула на выложенную тесаным камнем дорожку шустрая Лайли.

— А они никуда не денутся? — Рассудительный Иштан подозрительно оглядел пустынную площадь.

— Это же святой город, — уверенно заявил Тахар, привязывая лошадь к деревцу.

— Совсем обнаглели, — прошипел, словно для себя, язва, никак не желающий смириться с тем, что я позволяю рабам общаться с нами на равных.

Ну не объяснять же ему при всех, что я вообще против рабства и потому не считаю рабами бывших бандитов, поневоле ставших нашими спутниками. Да и вообще для такого заявления еще не время. Вот если удастся пристроить пятерых раскаявшихся разбойников к шаману, для которого заблудшие души дороже праведных, тогда и поговорим. Все равно мне придется разбираться с запутавшимся в своих амбициях Рудо. Он считает себя моим напарником, то есть почти совладельцем восьми рабов. И потому не спускал все эти дни своенравной лучнице ни одного дерзкого слова. А острая на язык девчонка словно нарочно дразнила его с утра до вечера, превратив наше путешествие в настоящий балаган.

Хуже всего их отношения стали после того, как мы добрались до первого небольшого городка и прикупили табунок недорогих лошадок. Конечно, незапланированные траты сильно облегчили мой кошелек, но путешествовать с толпой пеших спутников оказалось чрезвычайно затруднительно. Да и в моральном плане как-то некрасиво. Хотя они и были до встречи со мной бандитами, но я-то рабовладельцем никогда не был. И не хочу учиться им быть.

— Лошадей ваших мы отведем в конюшни.

Откуда взялись эти то ли жрецы, то ли прислужники в простой одинаковой одежде, я не заметил. А если судить по растерянному взгляду язвы, не понял и он, однако появились они очень вовремя. Лайли уже рот открыла, чтобы едко ответить на злой шепот Рудо.

— А нам куда? — поторопился я озвучить свой вопрос, бросая на девушку предупреждающий взгляд.

— Туда. — Прислужник показал на дверцу рядом с босой ногой бога и дернул лошадей за поводья.

В храм всемогущего бога справедливости и правосудия Амирту я входил равнодушно. Сколько я их уже повидал, различных храмов, и в королевстве, и в ханстве, и в других странах, где приходилось бывать по делам. Потому и был уверен, что ничем меня удивить этот храм не сможет.

И глубоко ошибался.

В просторной рукотворной пещере не было ни одного обычного для других храмов атрибута. Ни усеянного алмазами и изумрудами алтаря, как в храме морской богини Эльсанны, ни ярких позолоченных фресок, от пола до потолка украшающих святилище бога огня Фарториса.

Тут не было вообще никаких украшений или алтарей. Посреди пещеры расположился открытый очаг, в котором уютно плясали на поленьях язычки огня, а вокруг него была сооружена круглая скамья. Да еще у центральной стены стоял странный длинный стол. Он был узок и низок с одной стороны, а к другой становился все шире и выше. А в стене за столом виднелись какие-то ниши, в которые стекали разноцветные струйки.

— Можете подойти и испытать символ справедливости. — Мягкий голос доверителен и добр.

Резко обернувшись, обнаруживаю рядом с собой невысокого седобородого мужчину в мягком колпаке на белоснежных волосах, волной падающих на плечи.

Неужели…

— Я Ештанчи, — утвердительно кивает седая голова, а черные прищуренные глаза глядят с удивительно доброй лукавинкой.

— А мы…

— Я знаю, — снова кивает он, — поговорим после обеда. Так вы идете?

— Куда?

— Испытать справедливость.

— А нужно? — Мне становится безумно интересно, что же он ответит.

— Кому? — Глаза прищуриваются еще хитрее, так что от уголков бежит к вискам веер морщинок.

— Вам, — пытаюсь выяснить, каков на самом деле смысл этого ритуала.

— Нам не нужно. — Морщинки углубились еще сильнее. Видно, что шаман с трудом сдерживает смех.

— А нам нужно? — не выдерживает язва.

— И вам не нужно, — весело фыркнул шаман.

— Тогда зачем? — бдительно нахмурилась Лайли.

— Не знаю, — пожал плечами Ештанчи. — Но все ходят.

— А мы не пойдем! — категорично объявил Тахар и даже руки за спину спрятал, чтобы показать свою принципиальность.

И все же мы пошли. Все до единого. Вблизи оказалось, что стол сделан намного хитроумнее, чем виделось издали. Он был просто вырезан из скалы, причем внешний край сильно скруглен, а поверхность отполирована до невероятной гладкости.

В первой нише в широкое углубление резвой струйкой стекала вода, и дотянуться до него смог бы даже ребенок лет пяти. В следующей, вырезанной в стене через пару метров, из отверстия тек густой, но несладкий травяной отвар, мы все попробовали. Еще дальше были ниши с сывороткой, кисло-сладким взваром, молоком, соком, сливками, медом, редчайшим ценным маслом ореха тенши.

Дотянуться до каждой следующей ниши было все труднее, а струйка, стекавшая в нее, становилась все тоньше. Да и углубления становились все меньше. В самой последней нише, где капали редкие капли, судя по молочному цвету и легкому горьковатому запаху, драгоценного снадобья «юность Эльсанны», углубления не было вообще. Капли исчезали в узком отверстии, взять можно было только ту, что срывалась с края верхнего отверстия.

Но дотянуться до него не смог бы даже самый высокий и длиннорукий мужчина. А женщинам, мечтавшим хоть раз в жизни втереть эту волшебную субстанцию в кожу своего личика, нечего было и думать о том, чтобы добраться до вожделенных капель.

— И как же это достают? — поглядывая на пригорюнившуюся Лайли, задумался Тахар.

— Есть какие-то правила? — поинтересовался я у искренне веселящегося шамана.

— Только одно. У каждого есть лишь одна попытка, — серьезно сообщил тот.

— Лайли, иди сюда! — позвал девушку брат, подхватил на руки и приподнял над собой: — Достаешь?

— Угу, — дотянувшись пальчиком до душистой капли, сосредоточенно буркнула она.

— Быстрее, Лай, — предупредил бывший тургон, обнаружив, что гладкий, как полированный лед, пол возле стола имеет почти незаметный для глаз, но довольно ощутимый ногами уклон к центру зала.

Как парень ни старался удержаться, его ноги неуклонно скользили прочь от стола. Еще пара секунд, и дружная семейка рискует растянуться на каменном полу. Лайли, подставив под растущую капельку левую руку, правой торопливо втирала уже добытое снадобье в свои щечки. Я бросился к Тахару и быстро перехватил у еле держащегося парня легкую фигурку.

И только тут понял всю хитрую механику этого фокуса. Вытянувшаяся на гладкой поверхности девушка тоже съезжала вниз, ухватиться ей было не за что. И своим весом невольно отталкивала меня от стола, заставляя ноги скользить все сильнее.

— Ну, достала? — проскрипел я, чувствуя, что скоро мои колени поближе познакомятся с твердостью местного камня.

И тут же почувствовал, как чьи-то руки перехватывают у меня стройные ножки, одетые в мужские штаны.

Быстро выпрямившись и уступив место добровольцу, второй раз за этот день застываю в изумлении. Оказывается, меня подменил Рудо. Ну и чудеса! Вот уж от кого я не ожидал такого благородного жеста.

— Все! Отпускайте! — звенит ликующий голосок лучницы, и язва, ослабив захват, позволяет ей скатиться по округлому камню в кольцо его рук и встать на ноги.

— Спасибо! Я достала… — сияя счастливыми глазами, выдохнула Лайли и ошеломленно смолкла, внезапно осознав, кто держал ее на руках.

— Пожалуйста, — ехидно ухмыльнулся язва, медленно размыкая руки.

— А теперь идемте обедать! — Так кстати прозвучавшее приглашение шамана очень выручило бойкую девицу, впервые не отыскавшую едкого словца.

Идти пришлось довольно долго — по прорубленному в камне тоннелю, мимо крепких дверей различного размера и тускло освещенных ответвлений. Зато выйдя вслед за шаманом в дверь, предупредительно распахнутую перед ним прислужником, мы внезапно оказались в согретом предзакатным солнцем просторном заднем дворике довольно внушительного дома.

Немолодая женщина, одетая по-домашнему, без обязательной для этой части страны читэру, явно ожидала нашего прихода. Едва мы оказались в зоне досягаемости, она крепко ухватила за руку Лайли и утащила в дом. А нас шаман отправил в длинную одноэтажную постройку, стоящую в глубине двора и очень кстати оказавшуюся баней. Причем баней, организованной в лучших традициях ханства. С обязательным посещением трех широких емкостей с водой различной температуры, мускулистым мойщиком, едва не содравшим кожу жесткой мочалкой и обливанием напоследок обжигающе холодной водой.

Невероятно приятным показалось после этих процедур прикосновение к телу мягкой, пахнущей солнцем и травами чистой одежды, ждавшей нас в последнем помещении.

Когда мы умиротворенной толпой ввалились в столовую, Лайли уже сидела у накрытого стола, с вожделением поглядывая на еду, но не решаясь приступить к трапезе без нас.

Под нашими заинтересованными взглядами, ищущими на ее загорелом личике проявления действия драгоценного снадобья, смелая девушка внезапно засмущалась и покраснела.

— Ну и что вы на меня так уставились? — буркнула почти враждебно.

— Хотим удостовериться в появлении неземной красоты. — Язва не смог упустить удобного случая.

— Рано, — вместо лучницы внезапно ответил незаметно вышедший из боковой двери шаман. — Снадобье действует неизбежно, но постепенно. Через пару декад Лайли лучше не ходить по улицам Дильшара без читэру и без охраны.

Ну и зачем мне нужна была эта головная боль? Запоздало задался я вполне естественным вопросом.

— Ну, без охраны она не останется… — Тахар вопросительно оглянулся на меня.

— И читэру купим, — правильно понял я сомнения парня. — Мне интересно другое: многим ли удается достать это снадобье и почему этот стол считается символом справедливости? Если одни могут до чего-то дотянуться, а другие нет?

— Все это спрашивают, — жестом приглашая нас занять места за столом, серьезно кивнул шаман, — и никто не задумывается: а есть ли она в мире изначально, справедливость, в том виде, как ее хотят понимать люди.

— И как ее хотят понимать люди? — Рудо отставил ото рта ложку с похлебкой.

— В виде равных прав и равных возможностей, — вздохнул шаман. — Как у мышей, которых разводят в одинаковых клетках и поровну кормят одной едой. А у людей такого быть не может. Даже дети, родившиеся у одной матери, получают разное количество любви, внимания и игрушек. Те, что родились в период, когда в семье был больший достаток, получают больше, чем те, на чье детство пришлись тяжелые времена. Младшие получают больше внимания, зато донашивают башмаки старших. Вот алтарь Амирту наглядно и показывает это неравенство. Взрослый может легко взять то, до чего не дотянется ребенок. Высокий и здоровый получит больше, чем больной и слабый. Хитрые могут объединить усилия, мужчины помогут женщинам, которых хотят порадовать, как это сделали сегодня вы. Вот это и есть главный принцип справедливости — понять, что тебе дано больше других, и ты можешь помочь тем, кто в этом нуждается.

Я черпал ложкой наваристый суп и раздумывал над его словами. Не могу сказать, что эти мысли и раньше не приходили мне в голову или что я узнал нечто новое. Меня озадачивало другое. Зачем шаману понадобилась эта демонстрация, больше похожая на проверку, что он понял после нее про нас, и удовлетворил ли его результат.

— В общем, если в жизни нет справедливости, то и у бога ее нечего искать, — разочарованно протянул один из бандитов.

— У бога, конечно, не заготовлено для каждого по дворцу, — с сожалением глянув на гостя, вздохнул шаман, — но есть маленькая подсказка. Вы все заметили стол, однако не обратили внимания на горящий в зале очаг. А это и есть символ справедливости, тогда как алтарь только испытание. Огонь очага согреет всех поровну — калека, ребенок или воин сядет возле него на скамью. И тем жарче будет огонь, чем больше дров принесут желающие согреться возле него. А теперь я готов выслушать вашу просьбу.

Через несколько минут пятеро бывших бандитов выходили из комнаты вслед за пришедшим за ними прислужником. Не знаю, поймут ли они когда-нибудь тонкости определения справедливости, но уверен в одном: угрожать путникам на дорогах эти люди больше не станут. Жаль только, что не в моих силах переловить всех разбойников Останы, чтобы привезти сюда. Да и вряд ли шаман смог бы приютить всех, кто промышляет на местных дорогах.

— Твои спутники могут отдохнуть, пока мы поговорим, — опередил мой вопрос Ештанчи, кивком пригласив следовать за ним.

В дальней комнате на втором этаже, куда шаман привел меня, отпирая и тщательно запирая за собой двери, Ештанчи разлил по чашкам чуть остывший чай из обернутого тканью чайника и капнул туда останского бальзама.

— Ну и как там поживают Леон с Клариссой? — плюхнувшись на стул напротив меня, неожиданно спросил шаман на языке моей родины и довольно хихикнул, заметив, какое впечатление произвел его вопрос.

— Неплохо, — и, не пытаясь скрыть ошеломленный взгляд, процедил я, прикидывая, какими словами объясню наставнице, что именно подумал о ней в эту минуту.

«Если будет нужен совет или помощь, попробуй обратиться к шаману в Декте». — Вот ее слова, словно невзначай брошенные на прощание, когда Клара перечисляла адреса и имена тех, кто сможет помочь в трудную минуту.

— Не обижайся на них, — примирительно вздохнул проницательный шаман, — это было мое условие. Я сам решаю, кому можно доверять, а кому нет. Сам понимаешь, если кто-нибудь чужой вызнает, что шаманом Ештанчи прикидывается маг из Этавирской цитадели, мне не поздоровится. Хотя Амирту я служу честно и вполне осознанно.

Я все это понимаю, но вот по каким критериям он определил, что мне можно доверять, наверное, не соображу никогда. Впрочем, особого значения это сейчас не имеет.

— Что ты знаешь о странных событиях, происходящих в Остане, и связанных с ними исчезновениях людей? — задал я главный вопрос, над которым неотрывно думал последние семь дней.

— Много чего. Но вначале ты расскажи мне, с чего начал это расследование, — серьезно кивнул маг.

Глава 8

Было раннее утро, когда ворота Декты, заскрипев, распахнулись, чтобы выпустить нас из города.

Сторож уже был другой, молчаливый и трезвый, и двигался он быстро и ловко.

Мы выезжали вчетвером: я, Рудо, Тахар и юный парнишка-лучник, в которого по совету шамана превратилась Лайли. С ее худенькой фигуркой и мальчишескими манерами оказалось достаточно слегка подстричь и без того короткие волосы и наложить простенькую иллюзию. Стриг сам Тахар, а иллюзию накладывал Ештанчи, другого имени маг мне не назвал, да я и не стремился его узнать. Меньше знаешь, спокойнее спишь — слишком часто в моей жизни эта поговорка полностью оправдывала себя.

Разумеется, когда мы прибудем в Дильшар и окаянное снадобье наберет силу, придется переодеть Лайли в читэру и запереть в доме, который мы собираемся снять поближе к ханскому дворцу. Шаман подсказал несколько способов, как можно проникнуть во дворец, не вызывая ничьих подозрений, и дал пару адресов надежных людей, поэтому слегка размытый первоначальный план начал обретать четкие подробности. Хотя вероятность импровизации остается всегда, рассчитать все тонкости просто невозможно.

Иштан остался гостить у шамана, чиновник никогда не был сильным бойцом и про свое существование в банде Тахара вспоминал с содроганием. Дни, когда приходилось бежать с мечом наперевес, нападая на несчастных путников, были в его памяти едва ли не чернее того дня, когда вместе с домом сгорела его прошлая жизнь.

Ехали мы молча, прохладная сырость раннего осеннего утра не располагала ни к душевным разговорам, ни к шуткам. Спутники мои были явно не в духе, но особенно мрачным и неразговорчивым казался Рудо. Стиснув губы, смотрел строго вперед и выглядел со своей десятидневной черной щетиной, покрывшей подбородок и щеки, больше похожим на разбойника, чем аккуратно причесанный, сияющий гладкими щеками Тахар. Бывшему правителю маг из предосторожности тоже подправил стойкой иллюзией черты лица, — в столице нам могли встретиться люди, знавшие его раньше.

Вчера вечером я все-таки отправился в комнату Рудо, чтобы поговорить по поводу рабов, но он, едва выслушав первую фразу, заявил, что все уже понял и хочет спать. Не хочешь — не нужно, не стал настаивать я, решив, что по его поведению в пути пойму, действительно язва осознал свои заблуждения или ему просто неприятно об этом говорить.

Часа за два до обеда мы выехали на центральную дорогу, и путешественники стали попадаться намного чаще. Здесь, в открытой взгляду необъятной степи, вблизи довольно больших городов встречались не только ощетинившиеся копьями охраны длинные обозы, но и путники, странствующие по трое и даже по двое. И все они, подъезжая ближе, демонстративно выставляли напоказ приготовленное для боя оружие.

— Нам навстречу едет какая-то процессия. — Остроглазая Лайли первая заметила клубящуюся вдалеке пыль.

— Может, и не процессия, — из чистого упрямства хмуро фыркнул язва, — несколько всадников, несущихся вскачь, вполне могут поднять такую же пылищу.

— Несколько всадников приближались бы намного быстрее, я слежу за ними уже несколько минут, — упрямо стояла на своем девушка.

— Давайте отъедем в сторонку, — предложил тургон, — местные князья не любят, когда пылят им в лицо.

— Тогда налево, — решил я. Ветер дул именно с этой стороны.

Собрать на себя всю пыль, поднятую встречным обозом, мне тоже вовсе не улыбалось. Да и видно с наветренной стороны будет намного лучше, хотя и мы будем как на ладони.

Мы направили лошадок в сторону от протоптанной ровной дороги и не спеша двинулись в прежнем направлении. До ближайшего города я рассчитывал доехать на закате, если устраивать не больше двух коротких привалов. Три вьючные лошадки, связанные одной веревкой, как бусины на нитке, послушно трусили сзади Рудо, неся на своих спинах запас еды и воды. Не на каждом перегоне между городами встречались обмелевшие к осени речки или колодцы. А последние, если и встречались, обязательно имели хозяина, жившего рядом и державшего несколько крепких рабов, для сервиса путников и охраны своей главной ценности — воды.

Путешественники, метко названные Лайли процессией, приблизились уже настолько, что стали видны едущие впереди хорошо вооруженные стражники в одинаковой кожаной броне и следующая за ними большая удобная повозка, местный аналог наших карет. Войлочные боковины повозки были подняты и занавешены тонкой тканью, неплохо защищающей от мух и пыли, но пропускающей легкий ветерок. За ней двигался целый караван разнообразных средств передвижения попроще, от повозок, везущих сопровождающих важную персону приближенных лиц, до передвижной кухни и телег с поклажей.

Размеренно и спокойно продолжая свой путь, мы старались не особенно пялиться на неспешно передвигающийся странный караван, и очень надеялись, что и мы их не заинтересуем.

Зря надеялись. И поняли мы это слишком поздно, когда от головы и хвоста процессии внезапно свернули в нашу сторону по четверо воинов на быстрых скакунах.

— Что делать будем? — сквозь зубы прошипел Рудо, стискивая повод с такой силой, что на руках напряглись жилы.

— Что мы можем сделать? — так же тихо буркнул я, останавливая лошадь. — Попробуем договориться.

Выбора действительно не было. Удрать на наших выносливых лошадках от холеных иноходцев невозможно, сражаться бесполезно. Их вдвое больше и в случае сопротивления из обоза прискачет еще столько же. Да они нас запросто в щепки порубят.

— Кто такие? — надменно выкрикнул один из всадников, видимо, офицер, не доезжая до нас метров десяти.

— Мирные путники, господин, — склоняя голову в поклоне и прикладывая руку к груди, с преувеличенной вежливостью произнес я.

— Откуда?

— Едем из Шонкоя, а по пути заезжали в Декту, поклониться богу Амирту, — снова прикладываю руку к груди, лихорадочно прикидывая, уже пора нажимать на амулет очарования или обойдется.

— Что делали в Шонкое? — не унимается всадник, а его люди в это время берут нас в кольцо.

— Отвез на воды жен и сестру, господин, — снова кланяюсь я.

— А теперь куда едешь?

— В Дильшар, господин.

— Зачем?

— Я хозяин судна, господин, тороплюсь к его возвращению с Бенрайских островов. Мой капитан сообщил с попутным судном, что везет ценный груз экзотических птиц и животных, — почти с незаметно сквозящей в голосе хвастливостью сообщаю ему.

Малозаметной ровно настолько, чтобы офицер сумел ее подметить.

— Поезжай за мной, расскажешь все это великой госпоже ханше! — не обратил он никакого внимания на мое выступление.

Вот только ханши мне и недоставало! Мысленно ругнулся я и, состроив ликующее выражение лица, направил лошадь следом за офицером. Но только после того как отъехал несколько метров, заметил, что спутников не пустили следовать за мной, а направили, в окружении воинов, в конец обоза. И, едва сделав это открытие, ощутил, как от нахлынувшей тревоги мгновенно вспотели ладони.

Трюхая на своей неказистой лошадке вслед за рыжим красавцем, на котором восседал офицер, я никак не мог сообразить, какая же неправильность, насторожившая хитрую как хорек и осторожную как оборотень ханшу Саялат, была в нашем поведении. Разумеется, на самый крайний случай Клара вооружила меня парой замаскированных под простые обереги боевых амулетов, но остаться без них еще до Дильшара было бы крайне нежелательно. Тем более что действие их очень ограничено из-за того, что я не маг и не могу пополнять замаскированную энергию. И спасти с их помощью смогу лишь себя, оставив на погибель спутников. Значит, нужно срочно припомнить все, что мне известно про Саялат, и попытаться сыграть на ее тайных страстях или наклонностях.

До самой смерти старого хана про его третью жену было известно только, что ее зовут Саялат и что она родила мужу двоих сыновей. Все знали, что ханство наследует Тоирхон, сын старшей жены, ну а если с ним что-то случится, то и у второй жены тоже имелось двое подходящих по возрасту сыновей.

Можно представить, как были потрясены посланники сопредельных стран и именитые граждане Останского ханства, когда на второй день после кончины старого хана им объявили, что Тоирхона внезапно поразила странная неизлечимая болезнь, смесь лихорадки с безумием, а сыновья средней жены отказались от престола. И что ханом становится молодой Шаурсияр, старший сын ханши Саялат.

Правильные выводы из этой ошеломляющей новости все сделали сразу, и Саялат в одно мгновение из заурядной обитательницы гарема стала повелительницей, почти равной по авторитетности своему сыну. Зато многократно превосходящей его в хитроумии и умении плести интриги и устраивать заговоры. Она немедленно переселилась из гарема в те покои, которые занимал до того времени Тоирхон, отправленный на излечение в Шонкой, и набрала себе собственную охрану. Причем рассказывали, что беседовала госпожа ханша с каждым кандидатом наедине, и некоторых из них после этой беседы увели в расположенные под дворцом тюремные камеры. А еще через пару месяцев Саялат завела себе фаворита, и каждый, кто осмелился бросить на нее или любимца неодобрительный взгляд, через некоторое время на своей шкуре убеждался в наблюдательности и злопамятности ханши.

Но очень скоро и фаворит узнал цену женскому коварству. На первой свадьбе хана Саялат познакомилась с Ахтархоном Тайяни, скандальным красавцем, любителем веселых пирушек, охоты и женщин, в основном состоятельных вдов, приобретших после смерти мужей долгожданную свободу. Он был на пятнадцать лет моложе ханши и всего на пару старше ее сына. Через несколько дней после этого знакомства фаворит ханши как-то незаметно стал бывшим, и очень скоро исчез в одной из глухих провинций, которыми так богато ханство. А его место в сердце и покоях Саялат прочно занял наглый красавчик Ахтархон.

— Подойди поближе, — ласково мурлыкнул из-за полупрозрачной занавески мягкий женский голос, и я немедленно исполнил этот приказ.

Именно приказ, и неважно, каким голосом он отдан. Попытка его проигнорировать будет равнозначна подписанию себе и спутникам сурового приговора. Нет, в особой кровожадности Саялат пока не замечена, однако те наказания, что она придумывает, многие с удовольствием сменяли бы на практикуемые ее покойным мужем плети.

Спрыгнув с лошади и почтительно склонив голову, уверенно подхожу к повозке.

— У тебя есть оружие? — Ласковый голос завораживал, дурманил, заставляя думать о его обладательнице, а не о сути вопроса.

— Конечно, госпожа, — склоняя голову еще ниже, подтвердил я, пытаясь понять, что за магию она использует.

Вроде бы про природные способности ханши до сих пор ничего не было известно, значит, это может быть какой-то амулет или специальные духи. В таком случае немного помогает взгляд со стороны, простой метод сопротивления колдовскому обаянию, которому уже давно научила меня Кларисса.

— Ты сказал об этом охраннику? — в ласковом голосе зазвучали слегка угрожающие нотки.

Пока еще почти незаметные, только чтобы заставить занервничать допрашиваемого. В данном случае меня. Однако меня сейчас нет в этом подобострастно склоненном теле, я, свободный и гордый, стою чуть поодаль, с презрительной насмешкой наблюдая за этой унизительной для невиновного человека позой.

— Нет, госпожа.

— Почему? — чуть добавила она угрозы.

— Во-первых, он не спрашивал, — спокойно и резонно отвечает мое тело, поднимая на едва угадываемый за занавесью силуэт честные глаза, — а во-вторых, всем известно, что выехать в дальний путь без оружия может только круглый дурак.

— Значит, себя ты считаешь умным, — мгновенно поймала меня ханша, даже не догадываясь, что сказал я это не без умысла.

Это один из старых приемов — увести собеседника в сторону провокационным заявлением и запутать в словах и определениях. Именно в таком разговоре можно вроде случайно польстить собеседнику и, высказывая нелицеприятные вещи о самом себе, на деле незаметно создать хорошую репутацию.

— Нет, госпожа, не считаю, — коротко поклонилось занавеске мое тело.

Я мысленно похлопал ему, глядя со стороны на полный достоинства поклон.

— Но ты же сейчас сказал, что без оружия путешествуют только круглые дураки!

Кажется, ханша считает, что приперла меня к стене?

— Круглым дураком я себя тоже не считаю, госпожа, — уверенно кивнуло мое тело.

— А кто твои спутники? — не принимая игры, неожиданно резко сменила тему Саялат.

Жаль, вздохнул тот я, который стоял в сторонке.

— Муж сестры, бала и слуга, — коротко отвечаю, радуясь, что мы еще вчера вечером обговорили, кем будем представляться вероятным попутчикам и при заселении в гостиницы.

И еще немного тому, что разговор идет на останском языке. В нем нет женского и мужского рода для слова «ребенок», и мне не пришлось лишний раз кривить душой, называя Лайли сыном, а не дочерью.

— Бала — девочка или мальчик? — Обойти ханшу безликим словом «ребенок» мне все-таки не удалось.

— Девочка, — не опуская взгляда, признаюсь я, с Саялат нельзя шутить такими вещами.

Вполне в ее духе приказать раздеть Лайли, чтобы убедиться в моей честности.

— А почему она в мужской одежде? — Пристальный взгляд повелительницы прожигает меня, словно между нами нет легкой занавески.

— Для безопасности, — словно удивляясь наивности собеседницы, пожимаю я плечами.

— А каких зверей везет твой корабль? — снова меняет она тему, пытаясь своей осведомленностью сбить меня с толку.

Но я уже успел сообразить, что у них с офицером связанные между собой амулеты. И то, что слышит один владелец, вполне доступно для другого. Такие, кстати, имеют почти все капитаны, бороздящие благословенное Серебряное море. Очень удобно, отправляя помощника на берег за товарами, точно знать, как проходили торги.

— Капитан велел передать мне, что животные редкие, но точных сведений в чужие уши вкладывать не стал, — удрученно вздыхаю я.

Я и действительно не знаю, кого и что привезет корабль, который, отправив магического вестника, поручили перекупить одному из королевских капитанов.

— А если я… — Ханша многозначительно помолчала. — Если я прикажу привести сюда твоих родственников… ты вспомнишь?

— Госпожа может приказывать все, что ей угодно, но вспомнить то, чего человек никогда не знал, это не поможет, — поджав губы, бормочу разочарованно.

— А разве нельзя, скажем, предположить… Возможно, угадаешь? — В женском голосе звучат сострадание и доброжелательность, но я им не верю ни на медяк.

Не такая это женщина, чтобы из добрых побуждений подсказывать незнакомому судовладельцу, как обмануть саму себя.

— Возможно, кто-нибудь и мог бы так поступить… — тяжело вздыхаю, с тоской окидывая взглядом небо, словно прощаясь навсегда, — но только не я.

— Почему?

— Моя мать часто говорила, когда была жива, — даже малая ложь зачастую тянет за собой большие беды, — еще тяжелее вздохнул я и потупился.

— Саи, да ну его к шайтану, неужели ты не видишь, какой это зануда? Давай лучше посмотрим на дочку! — недовольно протянул за занавеской капризный мужской голос, и я очень порадовался, что стою со сжатыми как бы от волнения кулаками и опущенными глазами.

Уж слишком знакомым показался мне этот высокомерный, нахальный тон.

— Обойдешься, — тихо оборвала его ханша и, приоткрыв занавеску, насмешливо уставилась на меня своими блестящими черносливинами глаз.

Она была еще очень хороша, эта сорокатрехлетняя повелительница, привезенная хану почти ребенком с далеких восточных островов. На ухоженном овальном лице ни одной морщинки, под крутыми дугами бровей яркие черные глаза в мохнатых ресницах, а вишни чувственных губ так туги, что кажется, вот-вот брызнут спелым соком.

Разумеется, все мужчины, завидев такой персик, сразу начинали жадно таращиться на нее. И я, решив не выходить за рамки стереотипного поведения, тоже позволил себе с полминуты попускать на нее слюни. И только потом, словно спохватившись, застеснялся и потупил взгляд.

— Через неделю я вернусь из Шонкоя, — отстраненно сообщила ханша, испытующе поглядывая на меня.

Словно хотела, чтобы я сам о чем-то догадался. Вот только интересно о чем? Если бы она попыталась намекнуть мне, что я ей интересен как мужчина, она бы никогда не сделала это при любовнике. Если только не хотела одновременно проверить мои способности воина. А ханша этого хотеть не могла… или мне предоставили неполную информацию о ее характере. Значит, что-то другое. А из другого у нас остается только две вещи, которые заинтересовали Саялат, кроме меня самого.

Лайли и неведомые зверушки, плывущие по просторам Серебряного моря. Но про Лайли я не стану сам напоминать… не стоит забывать о репутации человека, чей голос, как мне кажется, я узнал. Значит, остаются зверушки.

— Если госпожа пожелает… — склоняюсь еще ниже, — я сочту за честь преподнести в подарок любых понравившихся зверушек. К вашему возвращению корабль уже будет стоять в порту.

— Я учту, — неожиданно скучающим голосом бросила ханша, опуская занавеску, и командным голосом объявила: — Тайр, отправляемся! И перестань ловить всех встречных путешественников, так ты совсем запугаешь народ!

Командир охранников ничего не ответил, просто махнул рукой, и повозки двинулись дальше. А я остался стоять на том же месте, не зная, можно ли мне уже сесть на лошадь и ехать в свою сторону, или надлежит проявить уважение и дождаться, пока весь огромный обоз проедет дальше.

Они медленно проплывали мимо меня в клубах пыли — богатые, задрапированные шелковыми занавесями кареты и простые повозки. И все сидевшие в них считали своим долгом внимательно рассмотреть и меня, и мою неказистую степную лошадку. Только для того, чтобы потом на привале, если ханша случайно вспомнит обо мне, можно было со всезнающим видом поддакнуть повелительнице.

Но мне не было дела ни до их мелочных амбиций, ни до дотошных взглядов. Меня жгуче интересовало, что сталось с моими спутниками. Память услужливо вытаскивала из своих запыленных чуланов разные, подходящие случаю, рассказы про изуверские шутки останских повелителей. И у меня от одной только мысли, что за то время, пока я упражнялся в поклонах и льстивых взглядах, с моими друзьями произошло нечто скверное, сами собой стискивались зубы и темнело в глазах.

А обоз так медленно пылил мимо, словно кто-то жестокий задался гаденькой целью как следует потрепать мне и без того натянутые до предела нервы.

И только двое людей из едущих в этих повозках имели реальную власть для такой изуверской шутки, но я пока слишком мало знал, чтобы с уверенностью обвинить кого-то одного из них.

Однако все это лишь вопрос времени. Немного денег, усилий и любознательности, и я буду разбираться в дворцовых интригах, как крыса в сырах. Вот тогда и придет время отомстить за сегодняшнюю выходку.

Нет, я не буду хвататься за мечи и дубинки. Для подлых и наглых у меня совершенно другие методы наказания. Собственноручно изобретенные и не раз опробованные. И неважно, что в обычной жизни я категорически отвергаю месть как способ борьбы с негодяями и никому не прощаю ее проявлений. Сегодня я намеренно не гнал от себя сладостные мысли о возможности когда-нибудь в будущем сделать обидчикам большую пакость, они помогали мне продержаться до конца этой тупой пытки под названием ханский обоз.

Но вот уже прогрохотала мимо последняя телега со связанными овечками, накрытыми тентом от жаркого солнца и провожающими печальными всезнающими глазами скудный пейзаж своего последнего дня.

А моих спутников нигде нет. Я вскочил на лошадку и резко взмахнул кнутом, чего до сих пор ни разу не позволял себе. Но сейчас мне вовсе не до оскорбленных лошадиных чувств. Бешено подгоняя лошадь, я мчусь сквозь пыль к тому месту, куда стражники увели моих спутников, и стараюсь отогнать страшные картины, подсовываемые богатым на подробности воображением.

Сердце вспыхнуло радостным факелом, когда я разглядел сквозь медленно оседающую пыль несколько темных силуэтов. Еще не веря своим глазам, затаив дыхание пересчитал… Все! Хвала Всеслышащему!

Отпустил поводья, огладил по шее лошадку, мысленно прося у нее прощения за недавнюю грубость — извини милая, я не со зла.

И только, подъехав ближе, понял, что спутники тоже провели не лучшие минуты. Тахар мрачно упаковывал сильно исхудавшие мешки, Рудо старался развернуться ко мне левым боком, чтобы я не разглядел красную набухшую полосу на его щеке. А Лайли была непривычно тиха, ни с кем не спорила и ни разу не сказала ни одной колкости моему напарнику.

Но все это были такие мелочи по сравнению с тем, чего я ожидал и боялся увидеть. Нам просто сказочно повезло. Не каждому путнику удавалось так легко отделаться от встречи со скучающими правителями Останы.

Я не стал выяснять, что именно произошло тут в мое отсутствие, немного отойдут от нервного потрясения и сами расскажут. Просто кратко распорядился отправляться в путь. Сейчас нужно как можно быстрее достичь ближайшего городка или деревни, вряд ли в наших мешках осталось что-то из еды.

— Они всю воду забрали, — догнав меня примерно через полчаса, хмуро сообщил Тахар.

— До колодца потерпите? — припоминая заученную наизусть карту, так же бесстрастно спросил я.

— А далеко?

— Еще с час езды такой же скоростью, — сообщаю, прикидывая направление с помощью одного из амулетов.

— Лайли не выдержит. Они заставили ее съесть большой кусок сушеного сыра, — глядя в сторону, вздохнул тургон.

Вот же сволочи! Горько-соленый сушеный овечий сыр можно есть только маленькими крохами, и то вместе с овощами. Я покопался в своей седельной сумке, нетронутой охранниками только из-за каприза ханши, и достал маленькую фляжку с водой.

— Давай кружку! — скомандовал тургону, и едва требуемое появилось в его руках, вылил туда всю воду из фляги.

— А тебе? — забеспокоился парень.

— Потерплю.

Не объяснять же ему, что в этой магической фляжке через некоторое время будет снова плескаться вода. А если шепнуть тайное слово, то любой из четырех загаданных при ее изготовлении напитков.

Колодца мы достигли, едва начало вечереть. Напоив лошадей и напившись сами, наполнили водой оставленные нам пустые бурдюки и, не отдыхая, двинулись дальше. До ближайшего города оставалось не более двух часов пути. И благоразумнее всего было провести ночь именно там, не стоит дважды в один день искушать судьбу.

Глава 9

Ворот Дильшара мы достигли к вечеру третьего дня, считая от встречи с ханским обозом. Последние лиги дались нам тяжелее всего, ибо, чтобы впоследствии было легче осуществить наш план по найму дома, пришлось еще на обеденном привале приказать Лайли надеть женскую одежду.

Она, конечно, немного подулась, но особо спорить не стала. И вышла к нам из-за чахлых кустиков уже одетая в светлую читэру и выглядывающих из-под нее шароварах. После этого момента нам пришлось ехать, не снимая рук с демонстративно выставленного напоказ оружия.

И все равно почти все путники, где мужчин было хоть на два-три человека больше, чем в моем маленьком отряде, пытались прощупать нас на прочность. А вдруг мы не сумеем защитить свое сокровище, и тогда ценная добыча достанется им. Нет, обижать девушку никто бы и не подумал. Зато, едва попав в город, ее потащили бы на рынок рабынь. Место, которое я люто ненавидел и всегда обходил стороной.

А что понапрасну травить себе душу. Купить всех несчастных девушек и женщин, украденных из родных домов, я все равно не мог, а если бы и купил, то все равно не знал, куда потом девать. В Этавир уводить нельзя, не дай бог, пронюхают шпионы хана, тогда грандиозный скандал обеспечен. Вплоть до объявления войны. А держать где-нибудь на территории Останы не имеет смысла. Во-первых, нужна мощная охрана, а во-вторых, вопрос, что с ними делать дальше, никуда после этого не девается.

Но свою юную спутницу я намеревался защищать до конца. И ради нее самой, и ради ее брата, и ради той дружбы, что как-то незаметно связала нас за эти дни. Впрочем, так у меня случается почти со всеми порядочными или совестливыми людьми. И именно это свойство характера, сопереживать людям и находить в них положительные качества, сделало меня тем, кто я есть. Это случилось еще в первый год моего обучения. В то время нас оставалось всего семеро, прошедших предварительный отбор на должность королевского ока. Очередное задание Клара принесла в пасмурный, холодный осенний полдень. Нужно было срочно найти ценный артефакт, припрятанный вором в развалинах старого дома на краю маленького городка. И по возможности попробовать вычислить, кто именно из троих подозреваемых, которых нельзя было просто допросить, по ряду серьезных причин, покусился на священный предмет.

Портал выбросил нас почти в центре городка, за глухой стеной храма, и все сразу припустили в указанном ранее направлении. Из предыдущих заданий мы успели твердо заучить: медлить нельзя ни одной секунды, обстоятельства могут измениться в любой момент.

И все же я невольно замедлил шаг, заметив сидящего под забором малыша с грязными разводами от слез на худом личике. Потом все же рванул дальше, но уже через пару шагов остановился и решительно повернул назад. Не мог я пройти мимо откровенного горя, смотрящего на меня из голубых детских глаз.

Разумеется, пока я отыскал дом заблудившегося малыша, пока напоил снадобьями из личного запаса его больную мать, пока растопил им печь и сварил немудреную похлебку, мои соученики уже успели излазить все развалины. Я же так и не пошел туда, решив, что все равно уже лишился статуса ученика. Каково же было мое изумление, когда мальчишка на прощание сунул мне в руку тряпичный сверточек, сказав, что это на память. Развернув тряпку, я неожиданно для себя обнаружил в нем искомый артефакт, а ребенок подтвердил, что играл в развалинах, когда человек в зеленом мундире что-то быстро спрятал под камнями. Естественно, мальчишке стало интересно, и он полез посмотреть. И тут человек в мундире вернулся, обнаружил нашедшего его вещицу малыша и со злобным криком погнался за ним. От страха парнишка помчался куда глаза глядят, помня только об одном: нельзя приводить разъяренного преследователя к себе домой. Мама и так болеет, и ей будет еще хуже, если этот мундир нажалуется на сына. От преследователя мальчишка, в конце концов, оторвался, но оказался в незнакомом районе и не смог найти дорогу домой.

Обрадованный счастливым стечением обстоятельств, я немедленно помчался докладывать Клариссе о выполнении задания, всем сердцем моля Всеслышащего, чтобы мне простили такое неслыханное своеволие.

Но, вернувшись в общежитие, обнаружил, что Клара уже собрала мои вещи и перевезла в свой дом. И что с этого дня я являюсь единственным учеником магини. Потому что только один выдержал испытание на человечность, которое и являлось истинным в этом задании.

— Кто и зачем? — без стеснения обшаривая взглядом задрапированную в читэру фигурку Лайли, грубовато прохрипел стражник на западных воротах.

Собственно, охранником как таковым он не являлся, так как никого ни от чего не защищал. И если б у меня за спиной сейчас стояла сотня хорошо вооруженных головорезов, можно было спокойно сказать, что я иду завоевывать Дильшар. Нас пропустили бы в город беспрекословно. Ибо главной задачей сего бородатого индивидуума был сбор въездных податей и откладывание их большей части в собственный карман. Чтобы позже поделиться с парой вышестоящих чиновников. Самым смешным для меня всегда было то, что существовала как минимум сотня лазеек, как обычных, так и правовых, для бесплатного проникновения в столицу.

— Судовладелец Меджиль Зовиени, с родичами и слугой, — надменно процедил я. — Еду на собственный корабль.

— Плати три серебряных квадрата проходных, — немного подумав, насчитал привратник.

— И не подумаю. У меня не дом в городе, а корабль, он места не занимает. И продавать я его не собираюсь, так что заплачу только за лошадок — два больших медных квадрата и четыре малых. Держи!

— А за женщину?

— Где ты видишь женщину, олух? — возмущенно оглядываюсь на спутников. — Это моя дочь, едет домой, в Киджар!

— А чем докажешь? — пакостно заухмылялся взяточник, не желающий так просто расставаться с моими денежками.

Которые уже не без основания почти считал своими.

— Ничем не собираюсь доказывать! Я деловой человек, мне самые богатые купцы Дильшара на слово верят, не хватало еще, чтобы я простому охраннику доказательства предъявлял! — притворно взбунтовался я, точно зная, что выступать против богатых купцов не станет ни один стражник.

Мрачный привратник еще долго плевал нам вслед, рассматривая сиротливо лежащие на ладони медные квадраты и пытаясь решить почти неразрешимую проблему — все положить в карман или что-нибудь бросить в запечатанный бочонок, стоящий в сторожке.

А мы уверенно продвигались по направлению к центру, все больше расслабляясь в ожидании момента, когда можно будет совсем убрать оружие. В столице женщин и девушек воровали намного реже, чем за ее пределами. Едва обнаружив пропажу, обворованный отец или муж собирал соседей и коллег по цеху или гильдии и отправлялся громить рынок рабынь. Потому и предпочитали его хозяева не связываться с горожанками. Были известны случаи, когда рабыню, заявившую, что она горожанка, немедленно отправляли домой с охраной, а ее похититель оказывался либо на свалке с переломанными костями, либо вообще исчезал навсегда.

Дом в центральной части города, на обитых металлическими полосами воротах которого был нарисован мелом квадрат, означающий, что строение сдается, мы нашли довольно легко. Да и не один он был такой. Хан в настоящее время вместе со всем гаремом отдыхает от городской жары в своем приморском дворце, а его мать мы встретили по пути в Шонкой. Потому и поспешили освободить дорогие съемные дома придворные прихлебатели, постаравшиеся правдами и неправдами пристроиться к свите правительницы. А те, кому не повезло, разъехались по своим имениям или мотались по стране в попытках найти что-либо выдающееся в подарок ханше, чтобы в следующий раз гарантированно иметь счастье глотать пыль за ее каретой.

— Слуг присылать? — недоверчиво поглядывая на наши тощие мешки, поинтересовался домовладелец, сухощавый останец с проницательными глазами пройдохи и шулера.

Хотелось бы мне, чтобы нашим хозяином был человек немного менее ушлый, да уж больно удобно стоял его дом. Прямо за оградой ханского дворца, и задняя калитка выходила точно в тот же переулок, что и калитка для ханских слуг. Однако это не значило, что я не собирался поставить его на место.

— У меня есть свои слуги. Ждут нашего приезда в гостинице. А чужих я в доме не выношу, да и ты, любезный, постарайся мне не слишком надоедать, — ледяным тоном отверг я его вовсе не бескорыстную заботу и, отвернувшись, направился вверх по лестнице, якобы затем, чтобы осмотреть спальни женской половины.

Разумеется, мы не отправим Лайли ночевать туда одну, я уже присмотрел ей на сегодня спальню между комнатой брата и своей. А комната Рудо будет напротив. Так мне удобнее растянуть на всех охранный контур выданного магами амулета.

Хотя само расположение этого дома уже предполагает его безопасность. Хозяева сдаваемых внаем престижных особняков сообща держат тут свою охрану, набранную из проверенных и опытных воинов. И это намного дешевле, чем чинить выломанные воришками двери и вставлять дорогие стекла.

— Ты правду сказал про слуг? — заперев за ушедшим хозяином ворота, недоверчиво смотрит вернувшийся в дом Рудо.

— Конечно, — пожал я плечами, — не думаешь же ты, что я решился бы ему соврать? Во-первых, это бы все равно не получилось, я думаю, что у него полно осведомителей в соседних домах. А во-вторых, я теперь важный судовладелец и без слуг мне нельзя. Их уже нанял для нас человек Джуса, нужно только сходить и привести. Завтра с утра и займусь.

— А может… мне сходить? — внимательно следит за моей реакцией язва.

— А кто будет охранять мою дочь? — вопросом на вопрос отвечаю я.

— Твой зять, — почти враждебно хмыкнул напарник, называя тургона вымышленным родственником, хотя рядом нет никого чужого.

Странно, а мне почему-то казалось, что они с Тахаром по-настоящему сдружились. И как мне узнать, что могли не поделить мои спутники? Или кого? И главное, когда? Если я все время находился рядом с ними. Кроме того случая… во время встречи с обозом. Никто из них за эти дни так и не заговорил о происшедшем в мое отсутствие, а сам я спрашивать не стал. Не потому, что не интересовался, просто не хотел лишний раз напоминать о пережитых неприятных минутах.

— И он тоже, — миролюбиво вздохнул я. — Надеюсь, вы продержитесь без меня пару часов?

— Надейся, — так же загадочно хмыкнул язва и отправился проверять запоры на окнах и дверях.

Утром мне поневоле пришлось встать пораньше, слишком подозрительно будет выглядеть со стороны, если волнующийся за свой груз судовладелец проспит до обеда.

Хотя больше всего мне хотелось именно проспать до обеда. Ночью прошел хороший дождь, принеся задохнувшемуся от духоты городу долгожданную свежесть и прохладу. Заслышав звон первых струй, ударивших в жестяные отливы, я не выдержал, вылез из мягкой постели и приоткрыл окно.

Только тот, кто неделями спал под звездной крышей на жесткой земле, умывался одной кружкой воды и вытрясал по вечерам свою одежду, как хозяйки трясут половики, может понять, какое это блаженство спать в чистой постели. Просидев перед этим не меньше часа в теплом бассейне, устроенном в закрытом от посторонних взглядов саду.

Собственно, сад и небольшой бассейн относились к женской половине дома, состоятельные мужчины обычно ездили мыться в роскошные городские бани.

Но ни у меня, ни у спутников не нашлось в этот вечер ни малейшего желания трястись по духоте в громыхающей по камням повозке. Даже если в конце пути ждут самые лучшие бани на свете. Вышли мы из затруднения просто — вначале предоставили бассейн девушке, потом купались сами.

Естественно, по очереди, у останцев считается жутко неприличным сидеть двоим мужчинам в одном бассейне, даже если он размером с зал для танцев, а они сидят в разных концах. Смягчалось это правило только для простолюдинов, купающихся в море. Богатые останцы, приезжая на море, купались в наглухо огороженных купальнях, вызывая своим упорством одновременно уважение и жалость. Да и как не пожалеть людей, так много теряющих из-за старинных правил.

Вздохнув, решительно откидываю полог из кисеи, защищающий от насекомых. Хочешь не хочешь, а вылезать из постели все же придется. Умывшись и принарядившись в сохраненную на самом дне сумы парадную одежду, в который раз порадовался счастливой случайности, благодаря которой моя сумка в тот злосчастный день ехала сзади меня. Если бы не захромала одна из вьючных лошадей, которая до этого дня везла мои вещи, мне пришлось бы сегодня надевать грязную рубаху. Впрочем, именно такая проблема стоит сейчас перед моими спутниками, и я должен не забыть прикупить для них новой одежды.

Разумеется, покупать вещи я собираюсь в одной из лавок Джуса, его надежный человек должен определить мои полномочия по условленному паролю. Чануа взял на себя все материальные затраты по этому делу и даже слушать не захотел про какие-либо гарантии возврата.

— Не нужно мне ничего возвращать! — сердито фыркнул он. — Я в состоянии сам оплачивать поиски моего человека. О том, чтобы полностью оплатить твою неоценимую помощь, я даже не заикаюсь, на это не хватит даже моего состояния.

Ну это он, разумеется, преувеличивал, размер его состояния давно стал в народе легендой. Но мне все равно была приятна такая оценка, на которую Джуса определенно подвигло прослушивание моего подробного рассказа о дильшарских похождениях.

Только после того как тесть Хенрика долго и изумленно качал головой, разглядывая мое смущенное таким вниманием лицо, я наконец сообразил, что все эти три года он тщательно прятал в своем сердце остатки обиды за мое обращение с Мари. Хотя сам, на мой взгляд, обошелся тогда с дочерью намного хуже.

Оглядев себя последний раз в зеркало и найдя, что выгляжу точно так, как и должен выглядеть человек, только вчера вечером вернувшийся в город, запираю комнату и отправляюсь на кухню.

Не потому, что очень проголодался, нет, первоначально я вообще собирался пробежаться по делам налегке. Но запах, встретивший меня в коридоре, лучшим шпионом донес, что некто неугомонный встал еще раньше меня, успел разжечь плиту и напечь свежих лепешек. Или оладий — издалека они пахнут одинаково. Вот и захотелось узнать, кто же из нас этот неугомонный хлебопек. Ну и заодно выпить чаю со свежим печевом.

Перейдя на неслышный шаг, подбираюсь к двери и потихоньку тяну на себя створку…

Ого! Вот это сюрприз!

Нет, ничего такого… что могло бы навести на неприглядные подозрения, в кухне не происходит.

Рудо, стоя у плиты, жарит на большой сковороде какие-то пирожки, а Лайли, сидя за усыпанным мукой столом, эти самые пирожки лепит.

Сюрприз был в том, что переговаривались они при этом тихими умиротворенными голосами, словно были супружеской парой, прожившей вместе не один год.

Счастливой супружеской парой, само собой.

Так. Я мгновенно сопоставил все детали, и необъяснимое поведение язвы в последние дни начинает понемногу становиться ясным и понятным.

Значит, Тахар против этой, хм… дружбы. Или уже не дружбы? А раз против, следовательно, успел донести до попутчика свою точку зрения. Не зря же язва так на него злится.

А это значит только одно. Все-таки это не дружба.

Ох, и как же не ко времени все эти страсти в нашем маленьком «семействе»!

— А чай уже готов? — распахивая створку во всю ширину, спрашиваю с преувеличенной жизнерадостностью, и по кривой ухмылке Рудо, стоящего к двери вполоборота, догадываюсь, что мое внезапное появление не стало для язвы неожиданностью.

— Конечно, готов! — отрясая руки от муки, срывается с места слегка зардевшаяся Лайли. — Сейчас я налью.

— А пирожки с чем? — Сделав вид, что не замечаю многозначительной ехидной гримасы напарника, устраиваюсь за обеденным столом.

Лайли приносит мне глиняную пиалу с чаем и ставит напротив блюдо с готовыми пирогами.

— С абрикосами и мясом.

— Что, вместе? — мгновенно забыв про возникшую в моем отряде проблему, отдергиваю поднесенный ко рту пирожок.

Такое экзотическое блюдо я есть точно не смогу.

— Нет! — довольно хихикнула девчонка. — Круглые с мясом, а вот эти с абрикосами.

— Сразу нужно говорить! — бурчу с притворной обидой, кладя назад продолговатый пирожок.

Где тут с мясом?

И уже сжевав почти половину необыкновенно вкусного пирожка, вдруг спохватился:

— Рудо, а откуда у нас взялось мясо? И абрикосы?

— Так тут утром торговцы в двери стучали, — почему-то занервничал язва, — вот я и купил. А что, не надо было? — Он прищурился с неожиданным вызовом.

— Надо, надо. Ты все правильно сделал, — успокаиваю я напарника, все отчетливее понимая, что никакого демона не правильно.

Потому что не мог он услышать из своей спальни стук торгашей в калитку для прислуги. Ведь не в парадные же двери ломятся с утра пораньше обнаглевшие разносчики? Где угодно — только не в этом районе. Никогда не поверю, что им настолько надоела собственная жизнь. Значит, Рудо зачем-то сам гулял спозаранку у черного входа, вот только как выяснить зачем?

И чем лично мне и моему делу грозит такой поворот событий.

Ведь если он хотел уйти от нападок Тахара… значит, мне ни в коем случае нельзя на него дальше надеяться, а на этом построена значительная часть моих планов. А если хотел уйти, да еще не один… тогда мне обязательно нужно знать наверняка, почему они не ушли и не собираются ли сделать это в ближайший удобный момент.

Эх, вот никогда нельзя заранее знать, какое событие и в какую сторону повернет твои планы и всю жизнь. Вот не ввязался бы я тогда в дела этой семейки разбойничков, и не было бы у меня сегодня такой головной боли.

— Джиль… — Интересно, почему это девчонка смотрит на меня с таким состраданием?

Я что, опять забыл повесить на лицо непроницаемую маску? Расслабился за время путешествия по пустыне, привык, что никто не видит выражения моего лица под белым платком, опущенным из-под тебетея по обычаю скотоводов.

— Что?

— Я никуда отсюда не уйду! — решительно поджав губы, твердо обещает Лайли, но ушки ее предательски краснеют.

Не понял. А при чем тут она? И почему так смотрит на девушку Рудо?

Все, пока не выясню, что тут происходит, не тронусь с места. Иначе меня обуют, как деревенского пастушка, впервые приехавшего в столицу.

— Рассказывай! — безнадежно взглянув на стынущие пирожки, приказываю девушке.

— Лучше я, — раздается от дверей виноватый голос Тахара, и тургон твердыми шагами проходит к столу. — Все началось…

— Садись, — перебил я его, внезапно сообразив, если он будет стоять передо мной навытяжку, то не удастся рассмотреть выражения глаз.

А видеть его глаза для меня очень важно. Я не эмпат и не умею читать чужих мыслей, но постепенно научился разбираться в выражениях лиц и интуитивно понимать, когда мне лгут или пытаются утаить часть правды.

Тахар сел, помолчал, собираясь с силами, и, глядя в стол, продолжал:

— Все началось в тот день… когда мы встретили караван ханши…

Я глотнул остывшего чаю и кивнул. Именно это я и предполагал.

— Когда тебя повели к повозке этой… — он скрипнул зубами, — нас отправили в конец обоза. Там охранники велели ждать, а сами поехали дальше. Видимо, им не дали насчет нас никаких указаний. А скучающие господа… из тех, что умеют только пить вино и хвастаться подвигами… начали нас поддевать. Мы молчали, пока было возможно… а потом один начал делать Лайли всякие предложения… как мальчику…

Он на несколько мгновений задохнулся старым гневом, стиснул зубы, заиграл желваками скул… потом все же взял себя в руки.

— Я хотел броситься на него… или расстрелять в них болты… сколько успею. Но тут он… — тургон кивнул исподлобья в сторону язвы, — заявил, что это его мальчик, и если кто-нибудь желает его получить, пусть выходит в рукопашную…

— Так… — Кажется, я начинаю понимать, откуда на щеке Рудо взялась до сих пор не сошедшая до конца полоса. — А дальше?

— Я его почти сделал, — с досадой сообщил язва, — но у него оказался приготовлен сюрприз. Плетка для слуг… за оружие это не посчитали. Когда он понял, что проигрывает, выхватил ее… Ну и мне тоже пришлось применить один прием, запрещенный в рукопашной…

И почему я даже догадываться не хочу, что это за прием…

— Тогда они все пошли на нас, но вернулись стражники, — кивнул Тахар. — А этот… с плеткой… пожаловался, что просто хотел угостить мальчика, а мы не так поняли. И достал этот сыр… Пришлось Лайли его грызть, а они все просто покатывались со смеху… А потом поехали…

— Ты запомнил… его рожу? — с трудом выдавил я сквозь душащую меня ненависть. — Потом покажешь мне. И объясните наконец, что произошло сегодня утром.

— Это я виновата, — вздохнула Лайли.

— Что-то многовато виноватых на одного меня… — шучу, вглядываясь в хмурого Тахара. — Пусть объяснит твой брат.

— А что объяснять… — как-то враз постарел и сгорбился тургон. — Сестра считает, что должна отплатить Рудо за спасение, и заявила, что выйдет за него замуж. Вот я и решил, как доберемся до Дильшара, уйти от вас. Ты же не считаешь нас рабами, сам говорил, а у меня тут друзья… были.

— Вот именно, были… — презрительно фыркнул Рудо, яростно швыряя на блюдо ни в чем не повинные пирожки.

Я бы поверил тургону… если бы не слышал, как язва с лучницей общались до моего прихода. Мне даже кольнуло сердце воспоминание о тихих вечерах с Зией, когда мы точно так же перебрасывались своими впечатлениями о каком-либо событии.

Поэтому я решил применить один из приемов Клариссы — потянуть время.

— Знаете что? — медленно дожевав пирожок, обращаюсь к настороженно ждущей компании. — Я, конечно, никого не считаю рабами… но все же рассчитывал на вашу помощь, и потому никуда никого пока не отпускаю. А насчет того, за кого хочет выйти замуж Лайли, мы поговорим потом, когда я закончу здесь все свои дела. И запомните, я считаю, что девочка имеет право на собственное мнение, и всегда ее поддержу. Ну а она за это время успеет проверить свои чувства. Нужно же убедиться, что это именно выбор, а не простая благодарность. Тахар, собирайся, ты идешь со мной.

Тургон строптиво раздул ноздри, подозрительно оглянулся на сестру, и девушка, поняв его сомнения, немедленно шагнула к брату.

— Я согласна с Джилем. Подождать и проверить себя, — кротко сообщила она, покорно опустив глаза, но я успел заметить мелькнувший в них стальной отблеск.

Всегда преклонялся перед женщинами, умеющими принять в нужный момент покорный вид. Они обычно быстрее получают желаемое, чем истеричные упрямицы.

Через несколько минут мы вышли в калитку черного хода, и Рудо крепко запер ее за нами. Оставляя дом и Лайли под его охраной, я ничуть не рисковал, интуиция подсказывала, что оберегать девушку напарник будет до последней капли крови. Гарантией тому был благодарный взгляд язвы, пойманный мной при выходе из кухни.

Да не за что! Вертелось на языке, но я предусмотрительно смолчал. Не стоит снова накалять едва унявшиеся страсти.

Глава 10

Утренний Дильшар — это лучший Дильшар. Такое мнение у меня сложилось еще несколько лет назад, когда я был тут по делам в первый раз. Тогда еще правил старый хан, отец нынешнего, очень осторожный и предусмотрительный правитель. Он старательно дружил с нашим королем и зачастую перенимал у него различные политические приемчики. В пику своим настроенным на агрессивно-националистический лад советникам.

Но утро в Дильшаре и сейчас оставалось точно таким, как в те времена. Спешили по делам многочисленные торговцы, отдохнувшие от жары в тени собственных садов. Зазывали испробовать разнообразные кушанья, приготовленные прямо на улице, неизвестно когда отдыхавшие повара. Мчались по улицам разносчики и развозчики, и чего только не было в их корзинах и тележках!

И каждый попавший в эту жизнерадостную толпу невольно заражался ее неукротимой энергией и жаждой деятельности.

Мы с Тахаром тоже не стали исключением, и, выйдя из калитки довольно вялым шагом, вскоре уже почти бежали, подчиняясь всеобщему ритму. Но все же я находил моменты, чтобы изредка бросать взгляд назад или останавливаться у стеклянных витрин богатых магазинов. И вскоре точно знал, наш домовладелец и не подумал оставить меня в покое. Потому что хвост, неотрывно следовавший за нами, я приметил еще на выходе из первого переулка.

— Не отставай, — прикрикнув на глазеющего по сторонам Тахара, ныряю в распахнутые двери знакомой чайханы.

Она имеет второй выход в соседний переулок и этим часто пользуются постоянные посетители, срезая себе путь. Но хитрый хозяин никого не останавливает, точно зная — захотев перекусить, они так же привычно свернут к его дверям. Привычка — страшная вещь, и зачастую она ведет человека по жизни много надежнее кованой цепи.

Мы почти бегом проходим ко второй двери и сразу ныряем в соседнюю лавчонку. Тут торгуют подержанной одеждой, и я не раз покупал у хозяина лавки недорогие, но вполне пристойные вещи, главным достоинством которых была относительная чистота. Слуги уносили куда-то скупаемую хозяином одежду и приносили назад уже выстиранную. Эта простенькая услуга привлекала в лавку покупателей среднего достатка, желающих дешево и прилично одеть своих слуг или учеников.

Вот и сейчас, несмотря на утреннее время, все три примерочные кабинки были уже заняты, но я знаю один маленький секрет. Неприметно кивнув хозяину, прохожу в дверцу, ведущую к лестнице на второй этаж.

Это значило, что я куплю нужную мне одежду, не торгуясь, и вдобавок бесплатно оставлю свою.

Мне немного жаль в первый раз надетых вещей, с таким трудом доставленных в столицу, но приводить хвост в лавку Джуса было бы непростительной глупостью.

Взбежав на второй этаж, молча заскакиваю в знакомую комнатку и, помянув недобрым словом нашего предприимчивого домовладельца, начинаю раздеваться.

— А ты что стоишь? Раздевайся! — приказываю, заметив потрясенный взгляд застывшего у двери спутника, но он внезапно начинает бледнеть.

— З-зач-чем? — Вот никогда не замечал, что он и заика.

— Чтобы переодеться! — сердито рявкаю, обозленный направлением его мыслей и, бросив на сундук свои вещи, распахиваю синий шкаф. По негласному уговору в нем висят женские вещи.

Выбрав темные шаровары и светлую, почти новую читэру, торопливо натягиваю все на себя. Однако, обернувшись к тургону, с возмущением вижу, что он все еще не разделся. Кроме того, цвет его лица изменился далеко не в лучшую сторону. Теперь оно свекольно-алого цвета, а в глазах бушуют смятение и, как ни странно, любопытство.

— Тахар! — почти рычу от бешенства, шагнув в его сторону. — Быстро переодевайся, за нами следили!

— Кто? — недоверчиво бормочет он, пугливо шарахаясь от меня.

— Неважно! Но если ты немедленно не переоденешься, я уйду один.

Неужели до него все-таки дошло? Саркастически хмыкаю, наблюдая, как тургон начинает стаскивать вылинявшую в дороге рубаху.

— А мне тоже… женское? — Карие глаза смотрят так жалобно, что я сдаюсь.

— Мужская в красном шкафу.

Он сразу засуетился, торопясь переодеться, пока я не передумал. Почти новые штаны, белая рубаха, сапоги…

— Надень еще вон тот халат и тебетей, тогда мы вполне сойдем за семейную пару, — командую я и замечаю, как его уши снова разгораются стыдливым огнем.

Ну и что же я такого сказал, что мои слова можно истолковать превратно? Нет, больше никогда не возьму на дело новичка. Никогда раньше не думал, что так трудно объяснить другим то, что самому кажется элементарным.

Поймав мой взбешенный взгляд, Тахар снова побледнел, насколько это возможно с его смуглой кожей. И нервно засуетился, натягивая указанный мной халат.

— Я буду идти сзади и потихоньку подсказывать, — выдаю инструкции, вручая спутнику мешочек с деньгами. — И не забывай, если тебе встретится знакомый, бросаться к нему не нужно. На тебе личина, поэтому все равно никто не узнает. Только по шее могут накостылять за самозванство.

Он рассеянно кивает, словно и вправду слушает болтовню назойливой женщины. Знакомый фокус, люди часто принимают внешний вид за истинную сущность. И до тех пор, пока я не переоденусь, тургон будет невольно относиться ко мне как к женщине. Вот только мне это очень не нравится. Но будем надеяться, что все обойдется, нужная нам лавка не так уж далеко, а в случае надобности я как-нибудь сумею напомнить спутнику о его заблуждениях.

Спустившись по лесенке, мы ненадолго останавливаемся возле хозяина — рассчитаться. Мельком оглядев наш наряд, он с ходу называет цену, и Тахар беспрекословно отдает серебро.

— Направо, — выйдя из лавки, бурчу в спину тургона, и он поворачивает так важно, словно и сам собирался пойти в ту сторону.

Наших преследователей нигде не видно, но это еще ничего не значит. Несколько раз я ненадолго приостанавливаюсь возле полощущихся на ветерке тканей и шалей и начинаю восхищенно крутить их в руках, незаметно оглядывая прохожих. И наконец убеждаюсь, что мы сумели-таки оторваться от хвоста. Видимо, не особо опытными они были профессионалами, раз сумели так легко нас потерять.

Добравшись до базара, не сразу отправляемся в нужную лавку, а заходим вначале во все подряд. Пусть у тех, кто вздумает за нами следить, создастся впечатление, что мы безалаберная пара, которая на самом деле ничего не собирается покупать, а просто наслаждается процессом выбора ненужных или недоступных товаров.

Молодой помощник, сидящий перед лавкой Джуса, очевидно заметил нас заранее, потому и встретил довольно кислой физиономией. И это было плохо. Никогда не будет хороший торговец выказывать покупателю свое мнение о его поведении или платежеспособности. И Чануа, насколько я знаю, свято придерживается этого правила.

Мы проходим внутрь и для виду начинаем разглядывать и щупать товары, а он следит за нами все тем же презрительным взглядом, и не думая скрывать свое отношение.

Что же делать? Уйти отсюда я не могу, денег осталось очень мало, да и к тому же у меня большие надежды на информацию, которую торговцу велел собрать для нас Джус. Тахар, уже уставший, как всякий нормальный мужчина, от разглядывания тряпок, все чаще недоуменно оглядывается на меня, а я все тяну время, не решаясь уйти с пустыми руками.

Хотя уходить, судя по всему, придется.

И тут, на мое счастье, в лавку вернулся сам торговец. Он, видимо, где-то завтракал, потому что пахнет чайханой и довольно улыбается.

— Иди, посиди возле лавки, — повелительно бросил он помощнику и переключил свое внимание на Тахара: — Чего господин желает купить для своей женщины? Вот шелка, читэру, бусы…

Помощник едко хмыкнул, проходя мимо, и бросил очень выразительный взгляд в нашу сторону, но старший сделал вид, что ничего такого не заметил.

И заслужил этим мое одобрение. Похоже, с ним можно иметь дело.

— Черноволосому мальчику пойдет синяя рубашечка? — не меняя голос, спрашиваю я, благо в лавке нет других покупателей.

— Синее лучше для светленьких… — едва заметно растерялся, но сразу взял себя в руки торговец, — а черноволосому пойдет красное.

— У меня от красного голова болит, — заканчиваю я дурацкий пароль и перехожу к делу: — Отошли своего помощника по делам, он ничего не должен знать.

— Но ему можно доверять… это мой племянник, — снова растерялся торгаш.

— Ты не научил его главному: нельзя оценивать людей по одежде. Делай, как я говорю, и тогда я не расскажу о его поведении Джусу.

Торговец сереет, работать на Чануа очень выгодно. Все его лавочники через несколько лет обзаводятся собственными магазинчиками.

— Хорошо, господин. Проходите сюда. — Он откидывает ковер, занавешивающий проход во внутреннее помещение.

— Скажешь, что мы это купили, — по пути снимаю я с вбитого в стену колышка несколько ниток ярких бус.

— Как пожелаете.

Он опускает за нами ковер.

Тахар прошел в глубь комнаты и устало опустился на широкий диван, а я остался у двери, чтобы проследить за выполнением моего приказа.

Через пару минут племянник отправлен к какому-то должнику, а следить за разложенными на улице товарами поставлен соседский парень.

Вернувшийся купец сразу развил бурную деятельность. Притащил кучу одежды, несколько кошелей с золотыми квадратиками, свитки с записями и самую главную ценность — ларец с магическими вестниками.

Переодевшись, прошу сложить в сумки отобранные мною вещи и ту одежду, в которой мы сюда пришли.

— Он никому не скажет… — правильно понял мою предосторожность торгаш, но я лишь отрицательно мотнул головой.

Не скажет тот, кто ничего не знает. А его племяннику узнать про нас просто не придется.

Да и в эту лавку мы постараемся больше не приходить.

Вот только купцу я пока этого говорить не собираюсь. Лишь еще раз напоминаю про необходимость молчать и важно устраиваюсь в коляске, за которой сбегал шустрый соседский парнишка. Тахар садится рядом, торговец устраивает у нас в ногах новенькие, туго набитые сумки, и возница картинно щелкает кнутом.

Целое представление для купцов и приказчиков ближайших лавок. Разумеется, я предпочел бы закупить все нужное потихоньку, по одной-две вещи в разных лавках, но на это ушел бы целый день. А нам нужно торопиться, судя по бегло просмотренным записям купца, мое судно не сегодня завтра войдет в гавань. Только вчера его обогнал юркий парусник, бросивший поздно вечером якорь в гавани Дильшара.

В харчевню, где нас ждали нанятые купцом слуги, мы прибыли только через полчаса. Быстро продвигаться по многолюдным переулкам оказалось просто невозможно.

Некоторое время молча разглядываю разномастную компанию, потом важно сообщаю, что желаю побеседовать с каждым наедине. Для этого мне пришлось нанять отдельный кабинет и устроиться там основательно. Чтобы не отвлекаться на Тахара, страдающего от скуки и мыслей о сестре, прошу хозяина нанять коляску и отправляю его вместе с покупками домой, а сам принимаюсь за нудную, но необходимую процедуру найма слуг. Дома, в Этавире, я всячески старался спихнуть неблагодарную работу по выбору прислуги на кого-нибудь другого. Например, на Клариссу или Леона. Трудно смотреть в глаза человека, которому очень нужна работа, и говорить, что он тебе не подходит. А маги видят все скрытые от меня недостатки и в открытую объявляют о них претендентам. Но здесь помощи ждать неоткуда, поэтому, тяжко повздыхав, принимаюсь за прием соискателей. По новому статусу нам полагается иметь не меньше четырех слуг мужского пола да еще пару служанок для Лайли. Впрочем, женщин, желающих получить работу, оказалось всего трое, с них я и решил начать. Памятуя о том, что торговец пригласил сюда лишь самых надежных, довольно быстро нанимаю служанок для Лайли. Вежливо отказав той из женщин, которая показалась мне слишком бойкой и недостаточно аккуратной. А вот с парнями пришлось помучиться. Я вначале поговорил с каждым и записал на свитке, любезно предоставленном хозяином, свое мнение. А после разложил кусочки бумаги как карты и попытался выбрать лучших. Первая тройка набралась легко. Повар, старший охранник и домоправитель были именно теми людьми, каких я и представлял на этих должностях. А вот второй охранник никак не выбирался из оставшихся четырех претендентов. Немного помучившись, я решил, что будет справедливо, если я разделю ответственность за этот выбор между собой и уже принятыми. Ведь, скорее всего, они уже успели составить о конкурентах собственное мнение, пока несколько дней сидели тут в ожидании моего приезда. Купец кормил соискателей в эти дни за счет нанимателя и немного доплачивал за ожидание, вот у них и было предостаточно времени на общение.

Пригласив троих нанятых в кабинет, объявляю о своем решении.

Толстячок повар, пожав плечами, объявил, что ему все равно, лишь бы кто-то помогал чистить овощи, носить дрова и воду. И я признал это справедливым. Тем более что Саркин, немолодой спокойный мужчина, принятый мною домоправителем, согласно кивал в ответ на выступление толстячка. Зато Бижан, слегка прихрамывающий суровый жилистый воин, идеально подошедший на роль старшего охраны, на пару минут задумался и честно признался, что не может выбрать между двумя претендентами — парнем с узким лицом жителя восточных земель и молодым останцем, остроглазым и гибким. А помолчав еще минуту, удрученно сообщил, что останца по имени Алим знает давно и не раз работал с ним вместе. Однако восточник ему чрезвычайно нравится невозмутимостью и боевыми умениями.

— Господин… — смущенно мнется Бижан, — я немного… калека, поэтому могу работать и за меньшие деньги. И Алим… тоже. Но ему очень нужна сейчас работа.

Ну, тогда мне вообще повезло. Нет, не в смысле денег. Если человек может отказаться от денег ради дружбы или верности, он стоит намного больше того, от чего отказался. Разумеется, его честность произвела на меня должное впечатление, и я объявил, что беру обоих парней. За заранее объявленную плату. И действительно, одним больше, одним меньше… Джус от этого точно не обеднеет.

Через минуту довольный Бижан отправился объявить соискателям о принятом решении, а Саркин искать транспорт. Не собираюсь я топать пешком по городу во главе отряда слуг.

А меньше чем через час мы важно подъезжали к парадным воротам на двух колясках. В первой, кроме меня и женщин, сидел Саркин, во второй — Бижан, Алим, повар Тошип и восточник Нират.

Трясясь по выложенной круглыми камнями мостовой, я немного тревожился за своих домочадцев, но, оказалось, зря. Едва мы подъехали, ворота открылись, и рядом с ними обнаружился Рудо, насмешливо поглядывающий на вылезающую из колясок толпу. А через минуту на крыльцо вышел живой и невредимый Тахар, и у меня отлегло от сердца. Ну отчего я так переживал, собственно говоря? Если с ними оставалась Лайли, всегда легко справлявшаяся с братом, а теперь незаметно для меня прибравшая к рукам и независимого язву.

— Как моя дочь? — с напускным беспокойством спрашиваю Тахара, едва взойдя на широкое низкое крыльцо.

— Хорошо, — кивает он, понимающе ухмыляясь, и я вздыхаю с нарочитым облегчением.

— Проводи к ней служанок.

Женщины степенно уходят следом за тургоном, а язва уводит остальных слуг показывать наше временное жилье.

И я наконец могу спокойно отправиться в свою комнату и заняться делом. Мелко исписанные важными сведениями свитки нужно немедленно прочесть, заучить самое важное и затем сжечь. А поскольку важным там было практически все, мне предстоял нелегкий вечерок, а может быть, и ночь.

— Господин… — постучав в дверь, в комнату заглянул домоправитель. — Можно… один вопрос…

— Входи, — приглашаю, едва успев убрать развернутый свиток.

— Это по поводу дома…

— И что с ним не так?

— Я тут уже работал… и не один раз.

Вот тебе и на. Выбрал я себе слуг, незнакомых с хозяином. Но нужно все-таки выяснить, с чего это он решил мне признаться.

— А это имеет какое-то значение? — осторожно интересуюсь, внимательно следя за выражением лица Саркина.

— Имеет, — едва заметно вздохнув, как в холодную воду бросается в признания домоправитель. — Хозяин дома… он любит все знать о своих постояльцах. И платит за всякие… тайные сведения очень щедро. А я отказывался… шпионить, и он сказал, что никогда мне теперь не получить эту работу. Что он знает про меня такие вещи… никто не будет держать меня на службе… если он расскажет.

Слуга смотрит на меня печальными глазами, на самом донышке которых едва заметно теплится надежда. Очень слабая надежда, убывающая с каждой секундой моего молчания. А я радуюсь, что мне так повезло со слугой. И никак не могу решить, что же мне теперь делать. Срочно переезжать в другой дом или попробовать занять круговую оборону? Оба варианта имеют свои плюсы и минусы. И главный минус первого в том, что, отказавшись от этого дома, мы дадим знать чересчур любопытному домовладельцу о своих подозрениях в отношении его. И, значит, разбудим ответные подозрения, считается, что честным людям нечего скрывать. К тому же, наняв другой дом, не так удобно расположенный, как этот, мы приобретем и нового домовладельца, о тайных пристрастиях которого нам не будет известно ровным счетом ничего. А я в таких случаях всегда предпочитаю иметь дело со знакомым противником. Да и ретироваться при первых признаках опасности как-то не привык. Второй же вариант предполагает жизнь в постоянном напряжении и постоянный контроль за действиями всех обитателей дома. Ну и как же тут выбрать?

— Ну а какого же решения ты ждал от меня? — задаю последний вопрос поникшему домоправителю.

— Не знаю, — безнадежно признался он. — Мне показалось… когда ты там, в чайхане, спросил у нас совета… так не многие делают… Мне показалось, господин, что ты умен и добр.

Интересно, это он правда так думает или пытается ко мне подольститься? Да нет, на льстеца этот человек не похож однозначно, те любят заглядывать в глаза и сиять, как начищенные тазики.

— Позови моего помощника, — не отвечая пока на главный вопрос, интересующий домоправителя, распорядился я, и загадал себе, что поступлю так, как решит поднаторевший в уловках язва.

— Ты звал? — Через пару минут появляется в дверях Рудо, явно недовольный, что я оторвал его от каких-то дел.

— Садись. И ты тоже, — приказываю домоправителю и коротко объясняю язве, в чем дело.

— Он мне сразу не понравился, — хмуро кивает напарник и встает. — Это все?

— Нет. Что будем делать?

— Ничего не будем. Нам скрывать нечего. Конечно, на всякий случай проследим, чтобы слуги никуда не выходили и ни с кем не разговаривали.

— А… я? — не выдерживает Саркин.

— А что ты? — не понял язва и перевел взгляд на меня: — Мы же не уволим честного человека за то, что он предупредил тебя о подлеце?

— А разве нужно? — приходя в хорошее расположение духа, пошутил я.

— У меня там еще куча проблем, а ты отвлекаешь на разную чепуху! — не приняв шутки, рассердился язва.

— Я не отвлекаю, а ставлю в известность, что за эту чепуху отвечаешь ты! — тоже рассердившись, рявкаю в ответ.

Смотрите, какой занятый выискался, посоветоваться нельзя!

— Ну и отвечу, — неожиданно согласился Рудо. — А твоя комната теперь на втором этаже, вторая налево.

— Хорошо, пусть будет налево, — тоже согласился я. — Но за это ты решишь вопрос с купанием. Я человек деловой, каждый день тратить по полдня на поездку в баню не собираюсь.

— Решу, — угрожающе рычит язва, — а ты за это узнаешь у домовладельца, можно брать продукты в кладовой и подвале или нет.

— Не нужно узнавать, — робко вмешался ошарашенный нашей перебранкой Саркин. — Дома сдаются вместе со всем, что в них находится. Потому и цены такие бешеные.

— Тогда пойдем, поможешь разобраться с ключами. — Обрадованный язва схватил за руку домоправителя и уволок с собой, хитро подмигнув мне на прощанье.

Интересно, шутил он насчет второго этажа или нет?

Глава 11

Утренний сон испортил мальчишка-гонец, принесший хорошую весть. Судно под бодрым названием «Надежный» входило в гавань Дильшара.

Честь разбудить меня досталась Алиму, охраняющему дом под утро. Я, разумеется, сначала не хотел даже поднимать с подушки голову, но его упорный стук в дверь пробудил мою бдительность, и я решил, что из-за пустяка так стучать не будут.

Оказалось, еще как будут.

— Господин, — в голосе охранника звучит почтение, — там посыльный с сообщением.

— Он сказал, с каким? — зевая, поинтересовался я, по тону охранника сообразив, что ничего неприятного не произошло.

Когда случается беда, слуги имеют обыкновение прибегать с выпученными глазами и орать истошными голосами.

— Да. Ваше судно входит в гавань.

— А! И долго… оно будет входить? Я имею в виду, когда наконец причалит? — прикидывая, успею я позавтракать или нет, бурчу, натягивая одежду.

— Часа через три, — недоуменно сообщает Алим, не найдя на моем лице соответствующих такому событию эмоций.

Ну да, я, наверное, должен был сейчас изобразить танец дикарей с южных островов или устроить импровизированный молебен в честь всех останских богов, которых в местном пантеоне чуть ли не три сотни. На каждый случай жизни свой.

— И нужно было меня будить так рано? Ладно, иди. И скажи Тошипу, что скоро я приду в кухню пить чай, — отправляю охранника из спальни, но он смущенно мнется. — Алим, — поняв, что нужно раз и навсегда разобраться с проблемой общения, делаю к останцу пару шагов, — я никогда не жил в Дильшаре, лишь был тут по делам пару раз и потому могу не знать каких-то правил. Поэтому, если ты заметишь, что я делаю что-то не так, подсказывай, пожалуйста, или потихоньку исправляй сам. Что я сейчас сделал не так?

— Прости, господин, я не знал, — с невольным облегчением вздыхает охранник. — Нужно позвать посыльного в дом и хорошо накормить за добрые новости. Тошип уже жарит мясо. Потом нужно сесть в повозку и ехать на пристань, кидая медные монеты нищим. На пристани нужно стоять и бросать монеты в воду, чтобы судно удачно причалило.

Ох и заморочки! Прямо цирк, а не деловая встреча. Они там, в Этавире, разве не знали, что я терпеть не могу таких представлений? Не могли подогнать мне простенький караван, надеюсь, ему не надо посыпать дорогу медью?

— А нельзя послать вместо себя помощника? — еще надеясь увильнуть от этой церемонии, с надеждой спросил я, но охранник только сочувственно покачал головой.

Показалось мне или в глубине его глаз точно прыгали веселые чертики?

— А много нужно разбросать мелочи? — надеясь, что у Рудо не найдется нужных монет, обреченно ворчу я, и тогда в комнату с достоинством входит Саркин, неся на круглом подносе несколько туго набитых мешочков.

— Два-три разбросайте по дороге, причем около пристани нищих будет больше, остальные в воду. И старайтесь бросать не слишком глубоко и не в том месте, где причалит судно. Деньги достают дети бедняков, а нырять на глубину им трудно.

— А нельзя этим детям просто отдать квадратики?

— Они не возьмут, — с жалостью глядит на меня домоправитель, — берут только нищие. А для детей это заработок.

Идея бросать деньги с причала уже не кажется мне совсем ненужной и вредной, и я со вздохом начинаю натягивать сапоги.

Парнишка, сидящий на кухне за чисто выскобленным столом, вовсе не похож на человека, обильно завтракающего каждый день. Что, разве грузовые суда приходят в огромную Дильшарскую бухту так редко? Или вестники бегут к судовладельцам наперегонки? Тогда не похоже, чтобы такой заморенный подросток мог кого-то перегнать. Или ко мне как к новичку послали самого захудалого гонца? Все эти вопросы волной вскипают в моем мозгу, и я вовсе не желаю оставлять их без ответа.

Пока я пью чай, а мальчишка жадно глотает мясо, Тошип наперебой с Саркином рассказывают, как обстоят дела. На пристани обосновалось около двух десятков малолетних гонцов, и они образовали нечто вроде гильдии. Сообщения о приходе судов доставляют по очереди, и в среднем раз в три-четыре дня каждому удается наесться до отвала. Что все окружающие считают вполне нормальным.

Только не я.

План созрел мгновенно, едва я заметил, как парнишка воровато сунул за пазуху кусок мяса. Небось собирается угостить кого-то из друзей.

— Тошип, отодвинь от него блюдо, иначе мальчишке будет плохо, — командую повару, и он, осуждающе поджав губы, послушно отодвигает от мальчишки еду. — А теперь принеси корзинку, не слишком маленькую, чтобы хватило на всех, и сложи туда всю эту еду.

— Что ты хочешь сделать, господин? — осторожно интересуется Саркин, с какой-то болезненной надеждой всматриваясь в меня.

— Ввести новую традицию. Ведь все традиции когда-то бывают новыми, не так ли?

Через несколько минут мы величественно отъезжаем от ворот, наняв самую просторную повозку. Рядом со мной сидит Рудо, держа в руках сумку с медной мелочью, а возле возницы важно восседает впечатленный историческим моментом зарождения традиции гонец, цепко прижимая к груди запашистую корзинку.

Хотя вряд ли он понимает до конца всю значимость моего поступка. Зато Рудо сразу сообразил, что богатые судовладельцы, соревнующиеся между собой в количестве разбросанной меди, вряд ли проигнорируют это нововведение. И из чувства соперничества, ради которого они копят свои богатства, забыв в какой-то момент, что изначально мечтали просто о хорошей жизни. И в угоду маниакальному суеверию, особенно сильно развитому среди мореходов и караванщиков.

На пристани нам пришлось провести почти два часа, и мне уже начинало казаться, что это никогда не закончится. Бульканье меди о сонную поверхность утреннего моря, плюханье в воду детских тел, визги, брызги, подсчеты добытых денег, споры и даже ссоры. Признаюсь честно, я вовсю шельмовал, бросая монеты в воду почти у ног самых маленьких и худеньких мальчишек. А едва старшие бросались оттеснять малышей, подмигивал тем, показывая глазами место следующего броска. Публика довольно быстро раскусила мою игру и с южной активностью включилась в нее, десятками орущих глоток подсказывая малышам мои намерения.

Судно причалило как раз в тот момент, когда я доставал последнюю горсть монет из последнего мешочка. И пусть простит меня Джус, но первоначальное желание сэкономить часть его денег, бросая квадратики понемногу, исчезло как лед на сковороде, едва я увидел горящие надеждой глазенки на худеньких лицах.

Капитан встретил меня у трапа и, почтительно кланяясь, проводил в свою каюту. От встречи с этавирским кораблем в его глазах остался застарелый страх, и мне пришлось очень постараться, чтобы его рассеять. Совершенно невероятную и, на мой взгляд, идиотскую историю о полученном наследстве и патологической любви к судам и экзотическим странам он проглотил покорно, как тяжелобольной пилюлю.

После чего отдал мне кипу документов и повел показывать зверей. Вот тут и рухнуло все мое безразличие. Сотни клеток с птицами и мелкими зверушками, ящерицы, змеи и даже несколько полумагических существ, как обычно, привели меня в сентиментальное состояние.

Капитану крупно повезло, что все животные находились в довольно комфортных условиях, насколько это позволял размер трюма и палубы. Иначе ему пришлось бы значительно хуже. Впрочем, он и так краснел и бледнел, а под конец даже пробормотал, что я намного строже, чем его предупреждали. Интересно, и кто это там такой знающий нашелся?

В итоге я потребовал немедленной выгрузки всех животных и, наняв первую попавшуюся коляску, помчался проверять приготовленное для них место.

Жаль, что я не задумался об этом вчера, так ведь и не представлял себе истинного размера проблемы. Мне просто сказали, что для быстрого проникновения во дворец подготовлена и даже начата операция по моему превращению в успешного судовладельца, торгующего редкими животными. И что хорошо налаженное дело перекуплено у давно занимающегося этим нашего человека. А вот что этих животных будет так много и что загончик, куда предполагалось их поместить, слишком тесен и не вычищен с прошлого раза, я не мог даже предположить.

Пришлось отправить Рудо за владельцем соседнего участка и немедленно заключить договор об аренде. Нанять, с помощью вызванного из дома Саркина, уборщиков и мойщиков, закупить фрукты и зерно, а также доски, гвозди и многое другое. И когда начали подвозить первые клетки, места для них были уже вычищены, посыпаны чистым песком, в бочках стояла свежая вода, а в корзинах заморские фрукты.

Боюсь, после моего вмешательства это дело сильно потеряет в выгоде.

Немного позже я отправил домой Саркина, велев прислать вместо себя Бижана, чтобы он добавил несколько охранников в дополнение к уже нанятым работникам.

Уже темнело, когда мы добрались наконец домой. И только войдя в пронизанный ароматами чего-то вкусного дом, я вспомнил, что со всеми этими хлопотами съел только раздавленный кисловатый фрукт, который не решился дать измученным дорогой зверушкам.

— Джиль… — оторвался от стены ожидавший меня Тахар, но мне было в этот момент не до тургона.

— Давай поговорим после ужина? Или завтра с утра, — устало предложил я, проходя в устроенную язвой почти настоящую баню.

Как ему пришла в голову мысль отгородить коврами и занавесками от зимней веранды небольшое помещение и поставить там чаны с водой, я не стал даже расспрашивать. Просто принял на заметку находчивость напарника, сумевшего выполнить неразрешимое, на мой взгляд, задание, всего за пару часов. Правда, обходиться приходилось без банщика, но это уже такая мелочь по сравнению с тяготами путешествия в городскую баню.

Потом я вяло ужинал и буквально засыпал за столом, потому и отправился после еды в постель, оставив на утро все нерешенные проблемы.

А утром оказалось, что Тахар исчез.

Хотя, когда об этом узнал я, было уже не совсем утро. Но я так замечательно выспался, что не видел никакой беды в том, что солнце поднялось уже довольно высоко, когда господин Меджиль Зовиени изволил наконец притопать на кухню, чтобы позавтракать.

И едва успел откусить необыкновенно нежный блинчик, как в двери ворвался хмурый язва.

— Джиль, это ты куда-то послал Тахара?! — тревожно выкрикнул он, даже не пожелав мне доброго утра.

— Нет, — продолжая спокойно макать блинчики в сметану, смешанную со свежим медом, невозмутимо ответил я.

— Тогда куда он пошел? Лайли говорит, он хотел с ней вечером поговорить, но служанки запретили ей встречаться с ним без отца.

Да, тут строгие законы. Хотя… А как, интересно, тогда сам Рудо узнал, что именно говорит Лайли?

Я отложил уже вымазанный сладкой смесью блинчик и подозрительно уставился на язву. Ну, давай, напарник, объясняй строгому отцу, как ты ухитряешься с ней видеться?

— Ну, ты же сам сказал, что она имеет право выбора, — ничуть не смутившись, объявил парень.

— Но я говорил о будущем! — резонно замечаю, бдительно разглядывая ловкого нахала.

Вот чувствует мое сердце, не без выгоды он поселился именно в самой дальней и самой маленькой комнатке, когда переезжал на второй этаж.

— Джиль… — оглянувшись на Тошипа, увлеченно скребущего на кухонном крыльце огромную сковороду, доверительно наклонился ко мне язва: — Она уже сделала свой выбор. Просто нужно время… чтобы это понял ее брат.

— Рудо… — неожиданно я и впрямь почувствовал себя… ну не совсем отцом, но ближайшим родичем, обязанным думать о чести юной девушки. — Ты что…

Я возмущенно замолчал, не зная, как выразить в словах свое подозрение, но Рудо понял меня и без слов.

— Как ты мог подумать! — всерьез рассердился он. — Я все время рядом с тобой нахожусь!

Ну да, а если бы не находился… — продолжил я в уме его слова, то вполне бы мог. Ну, так я сделаю все, чтобы ты всегда был у меня на глазах.

— Джиль, — вздохнул язва, — ты не о том думаешь. Тахар ушел в калитку рано утром, сказав Нирату, что идет проверить животных. Но в загончиках его не видели, я только что оттуда. А Лайли мне ничего не говорила, она передала записку. Вот, смотри.

«Рудо, я волнуюсь за Тахара. Он вчера хотел со мной поговорить, но служанки не пустили, пока не вернется отец. Ночью мне послышался из сада его голос, но эти тетки следят за мной как за узницей. Узнай, что хотел сказать Тахар и сообщи мне. И что-нибудь придумай, чтобы я могла видеться с вами. Долго я так не выдержу». — Вот что было нацарапано на клочке бумажки.

Ох, Всеслышащий! Ну конечно же девчонке, некоторое время пожившей свободной жизнью разбойницы, домашний женский рай покажется хуже тюрьмы. Вот только почему я заранее об этом не подумал?

Потому что сам привык приспосабливаться к чужим личинам и правилам, подстраиваться под чужие законы. Но на обучение этому ушли годы, и делаю я это по своей доброй воле, защищая собственные принципы. Сурово отвечаю себе на свой вопрос и немедленно начинаю действовать.

— Позови сюда самую строгую из этих теток! — командую язве, и он вихрем срывается с места.

Так быстро, что даже вошедший на кухню с черного входа Тошип вытаращил в изумлении глаза и едва не уронил себе на ноги тяжеленную сковороду. Кстати, а разве в этом доме нет специальной комнаты для еды?

— Тошип, а где тут столовая? — Мне кажется или мой вопрос действительно обрадовал повара?

Ну конечно, ему мешает работать путающаяся под ногами куча господ.

— Я покажу, — заторопился он.

И действительно показал отличную просторную комнату, словно невидимой стеной разгороженную на две зоны. В одной из которых стоял буфет, узкий диван, обеденный стол и стулья. Зато во второй части, сплошь застеленной мягкими коврами, только низенький переносной столик и куча подушек, живописно разбросанных по ковру. Да вдоль торцевой стены стопки разноцветных одеял, ковриков и узких подстилок, на которых так удобно лежать возле этого самого столика.

— Принеси сюда завтрак на троих, — командую повару и, немного подумав, усаживаюсь за большой стол.

Наверное, будет правильным показать рьяно настроенным служанкам, что я не особый поборник национальных обычаев.

— Вы звали меня, господин? — почтительно обращается ко мне вошедшая женщина.

— Да, — важно киваю я. — Как твое имя?

— Хатина.

— Так вот, Хатина, — строго смотрю на опустившую глаза служанку, — я не из этого города и придерживаюсь обычаев своей родины. Моя дочь будет каждый день завтракать, обедать и ужинать в этой комнате со мной или с кем-то из моих родственников. Иди приведи ее.

Разумеется, этого ничтожно мало для привыкшей к другой жизни Лайли, но зато просто невероятная свобода по местным меркам. Служанка молча повернулась и вышла, но ее оскорбленно выпрямленная спина была красноречивее любых речей.

Через несколько минут в столовую вошла до глаз замотанная в читэру Лайли, сопровождаемая все той же служанкой.

Девушка благовоспитанно прошла к столу и молча присела на краешек стула, а Хатина гордо остановилась у двери с явным намерением не сойти с этого места до конца завтрака.

Рудо, принесший вместе с поваром подносы с едой, незаметно состроил мне недовольную рожу, значение которой не понял бы только слепой. Ну, тут уж я был с ним вполне солидарен. Нельзя позволять этой тетке сесть на шею, снять ее оттуда мы уже не сможем.

— Спасибо, Хатина, можешь идти отдыхать, — кивнул я надзирательнице Лайли. — Я сам провожу дочку в ее комнаты.

— Но, господин… — возмущенно начала было служанка, однако, наткнувшись на мой холодный взгляд, недовольно поджала губы и нарочито медленно выплыла из комнаты.

— Где Тахар? — едва повар вышел из столовой, выпалила Лайли, скидывая с головы читэру.

— Ушел куда-то рано утром, — не стал я придумывать разные хитрости. — Мы думали, что он посоветовался с тобой.

— Разве эти… — она сердито оглянулась на дверь, — дадут поговорить? Я уже задыхаюсь от их правил!

— Вот увезу тебя в степь, птичка моя, там делай что хочешь. — Голос придвинувшегося ближе к девушке язвы необычайно тих и нежен. — А здесь придется потерпеть. Иначе Джилю придется бить каждую морду, которая будет шипеть гадости о его дочери.

— А может, просто не обращать на них внимания? — оглянулась на меня девчонка, словно невзначай положив свою загорелую ручку на протянутую к ней мускулистую руку Рудо.

Уф, и вот за что мне все это? Мало своих собственных хлопот, так еще переживай теперь за этих влюбленных. Вон как глазки у обоих заблестели! Им сейчас вовсе не до моих проблем, не до наивного Тахара, ни с того ни с сего решившего поиграть в исследователя. Нет, зря я притащил с собой всю эту компанию. А все Ештанчи… Бери, говорит, обязательно, в Дильшаре тебе, семейному и благопристойному, больше веры будет, чем одинокому да невесть откуда явившемуся.

— Нельзя ему не обращать внимания, — со вздохом опроверг мои рассуждения язва, — это сразу сочтут за слабость и трусость. И тогда ему и знакомства завести, и разузнать что-то будет не в пример труднее. Сама понимаешь, с трусами уважающие себя господа водиться не станут.

— Значит, у тебя нет никаких соображений, куда он мог пойти? — допивая ставший безвкусным чай, подвел я неутешительный итог своим мыслям. — Тогда попробуем разузнать на рынке, может, видели его. Лайли, теперь тебя три раза в день будут приводить в эту комнату, есть будешь с нами. А сейчас иди к себе, мы отправимся в город.

— А с вами… нельзя? — Она смотрит так умоляюще, что будь это любой другой город, я не смог бы отказать.

Но Дильшар это Дильшар. Здесь все старинные обычаи усиленно поддерживаются ханом и знатью, и не принято возить с собой по улице приличных девушек без веской причины. А пропажу дальнего родича, каковым является для нее Тахар согласно нашей легенде, веской причиной не сочтет ни один останец.

Поэтому, без слов поняв выражение наших лиц, Лайли сдалась. Нехотя сжевала еще один блинчик и, накинув читэру на голову, поднялась со стула.

— Джиль… — повернулась уже от двери. — Найдите его!

Рудо молча нежно поцеловал жесткую ладошку девчонки и открыл перед нею дверь.

Похоже, они действительно нашли друг друга, заметив ее ласковый ответный взгляд, вздохнул я, не зная уже, радоваться или огорчаться этому обстоятельству.

А еще через несколько минут, выдав указания Саркину и прихватив с собой Бижана и Алима, мы вышли из ворот. И сразу налетели на бросившегося нам навстречу домовладельца. Наверное, он давно тут караулил, от его халата так и веяло жаром раскаленной улицы. Несмотря на то что в северных областях нашего королевства уже вовсю хозяйничала осень, в Дильшаре никак не спадает летняя жара.

— Господин!

А голос и тон у него претерпели волшебные изменения за последние пару дней. Исчезла неприятная грубая ухмылка, нет презрительности и недоверия во взгляде. Теперь он просто обаятельный благодушный мужчина, мечтающий с утра до ночи делать безвозмездно добрые дела.

— Что ты хотел? — Мой ледяной голос остановил его на расстоянии трех шагов.

— Я хотел… — в притворной растерянности и обиде опустились жесткие глаза, — просто спросить, нет ли каких претензий… к моему дому?

— Мы же осмотрели его при тебе, — так же холодно не понял я намека, — и если бы претензии нашлись, я бы не стал его снимать за такую цену.

— Но это хорошая цена… — возражает он уже нашим спинам, так как я ни на миг не замедлил своих шагов.

— Для тебя… — негромко буркнул язва.

— Впрочем… — Я резко остановился. Все равно скрыть наши поиски от пройдошливого населения уже не удастся. — Ты можешь оказать мне небольшую услугу.

— Конечно, господин! — Он как на крыльях оказался рядом.

— Мой зять… муж сестры, ты его видел, немного болен. Мы возили его в Шонкой, потом молились за его здоровье в Декте, великому Амирту… но пока улучшений нет. Иногда по ночам ему снится, что он совсем другой человек… и он уходит искать свой дом и друзей.

Домовладелец слушает меня, затаив дыхание. Еще бы, столько тайных сведений, и все абсолютно бесплатно.

— Я знаю, что у тебя есть несколько ловких парней, ну хотя бы те двое, что вчера охраняли нас на прогулке… — Я многозначительно усмехнулся вытянувшемуся лицу хозяина. — Пусть они поищут моего зятя… и я не стану рассказывать ханше Саялат, как тут встретили поставщика заморских птиц для ее сада.

Имя Саялат произвело на несчастного впечатление сорвавшегося в ущелье селя. Он даже забыл, что должен счастливо мне улыбаться и благодарить за доверие. Просто стоял, вытаращив глаза, видимо, уже представлял сцены наказаний, выдуманных изобретательной ханшей.

— И поторопись, — подтолкнул я его к действию, — если я найду Тахара первым, наш договор потеряет силу.

Он снова задохнулся от эмоций, — знаю, не таким виделось интригану завершение нашего разговора. Но мне слишком часто доводится встречаться с людьми, которые, якобы в порыве благородства, пытаются навязать свои абсолютно бесплатные услуги. И я накрепко заучил простую истину: если не хочешь потом расплачиваться втройне, и не только деньгами, нужно постараться держать на расстоянии таких «друзей». На очень значительном расстоянии. Конечно, в королевстве мне с такими проблемами значительно легче, там я открыто ношу на запястьях и на шее очень мощные амулеты. Которых сейчас со мной нет. Все, что смогли зачаровать маги на несколько простеньких оберегов, защищено от постороннего вмешательства, и эта защита берет большую часть вложенной в них энергии.

Наняв две крытые коляски, делимся на пары и едем в разные стороны. Я с Алимом отправляюсь в лавку Чануа, договориться с купцом о помощи, а язва с Бижаном едут проверить, не пришел ли все-таки Тахар туда, где содержатся наши животные. А потом, если его нет, отправятся к знакомым Бижана, нанять пару-тройку его оборотистых друзей для поиска по гостиницам и чайханам.

Глава 12

Мы искали Тахара весь день. Кроме нанятых Бижаном пронырливых парней, из числа тех, что всегда находятся где-то посреди между законопослушной частью населения и жульем, по городу бесплатно бегали почти полтора десятка подростков из портовой гильдии гонцов. Услышав от их предводителя, жилистого паренька с глазами взрослого мужчины, о том, что они постановили помочь мне без денег, я немедленно назначил своим штабом недорогую чайхану, расположенную на перекрестке возле рынка. И тайком договорился с хозяином, что на нашем столе будет все время стоять казан с горячим супом и блюдо с лепешками.

И каждому гонцу вначале наливали полную миску густого мясного супа, а потом уже я выслушивал донесение. Впрочем, ничего при этом не теряя. Сообщения залетающих в чайхану пацанов я читал издали по их виноватым рожицам.

Ничего не нашли и люди домовладельца, хотя их было четверо. И все они знали город как свои пять пальцев, каждую подворотню, проходной магазин, незапертую калитку и удобный балкон.

На рынке уже зажглись масляные фонари, лавочники заносили в помещения разложенные на улице товары, редкие покупатели спешили приобрести то, на что днем не хватало денег или времени. Многие работники получали оплату ежевечерне, и теперь торопились потратить ее на приобретение продуктов, большинство из которых к закрытию рынка заметно подешевело. Нищие копались в кучах мятых овощей и фруктов, которые торговцы отбрасывали в мусорные тележки. Жаркую ночь в запертом помещении этим дарам природы все равно не пережить.

Хозяин чайханы, уже протерший тряпкой неопределенного цвета освободившиеся топчаны и столы, все чаще с ожиданием посматривал на нас. Не подходя с предложением освободить место только потому, что мы сегодня своим присутствием сделали ему неплохую выручку. Я сам видел, как ближе к вечеру его разносчики бегали куда-то в соседнее заведение за лепешками и пирожками.

Вот только его укоризненные взгляды меня мало волновали, обвиняющего взгляда других карих глаз я хотел бы миновать любым путем. Хотя точно знал — избежать объяснения с Лайли не получится.

Однако вскоре стало ясно, что прощаться с засаленной подушкой, которую мне подсунул под седалище чайханщик, все же придется. Гонцы, намотавшие по городу не один десяток лиг, уже больше получаса не появлялись. Бижан, отправивший своих наемников в ночные злачные места ловить сплетни, смирно сидел рядом, незаметно растирая под столом больную ногу. Рудо с Алимом должны были ожидать нас у Дженгула, купца из лавки Чануа.

— Пойдем, — вставая с нагретой подушки, тяжело вздохнул я, — нас уже, наверное, ждут. Да и хозяину пора закрывать заведение.

Мы не спеша вышли из дверей, чайханщик резво загремел за нами засовами, словно опасаясь, что мы раздумаем и вернемся в низкое помещение, пропахшее горелым маслом и чесноком.

Так и не дошло до него, что вовсе не чайхана нам так приглянулась. Просто, пока сидишь и встречаешь прибегающих с отчетами гонцов, все еще жива надежда — ну не этот, так следующий принесет долгожданную весть. В любом большом городе каждый день теряются люди. Особенно приезжие. Ведь каждый город — это целая система, со своими правилами, законами и ловушками. И вполне закономерно, что чаще в них попадают именно те, кто не знает правил выживания в данном месте. Не запомнил пока новичок тупичков, опасных только в определенное время суток, не понял правил общения, не поинтересовался заранее приоритетами аборигенов. И в результате стал заметен на фоне туземцев, словно над ним повесили яркий вымпел.

Проще всего в таких случаях, как ни странно, двум категориям людей. Очень богатым, окруженным заботливыми слугами и охраной и потому стоящим на особом положении. И тем, кто относится к самым низшим слоям общества и потому уже не ждет ни от кого ни понимания, ни сочувствия. Еще почти в безопасности сильные воины, наемники и вообще мужчины, которые держатся группами. А вот такие новички, как наш тургон, даже не догадывающиеся, сколько подлости и жестокости может ожидать их в любом переулке, самые частые жертвы беспощадной системы по имени чужой город.

И не имеет значения, что после того, как им с Лайли чудом удалось вырваться из лап ограбивших их бандитов, тургон сам некоторое время был главарем организованной им шайки. В которую вошли такие же, как он, ограбленные путники и беглецы. В силу своего воспитания Тахар был самым благородным в округе разбойником, не бравшим рабов и не убивавшим путников. Банде достаточно было припугнуть небольшой обоз несколькими меткими выстрелами Лайли, целившейся только в конечности противников. Забрав продукты, деньги и ценности, банда окольными путями отправлялась отдыхать в небольшую деревню, старосте которой неплохо платила за молчание.

Вот и казался парень самому себе бывалым и неуязвимым. Обычная ошибка провинциала в большом городе.

Мы уже почти дошли до лавки Чануа, когда сзади раздался окрик, и нас догнало шлепанье босых ног по теплой еще базарной пыли.

— Господин… — Тот парнишка, которого мы так торжественно подвезли вчера до пристани, приостановился и согнулся почти пополам, чтобы отдышаться.

А меня кольнуло в сердце недоброе предчувствие.

Я шагнул к одетому в рванье гонцу и, подхватив его на руки, как потерявшую туфельку принцессу, почти бегом понес в лавку. Бижан, прихрамывая, спешил следом, и по его сопению я догадывался, что бывалый воин почувствовал то же, что и я.

Влетев в дверь, распахнутую выглянувшим на негромкий стук Дженгулом, решительно прохожу в дальнюю комнатку и опускаю испуганно сжавшегося парнишку на топчан.

— Дайте ему пить, — не успел я это произнести, как к мальчишке уже протянулись пара пиал с чаем.

— Ну рассказывай и не бойся, здесь все свои, — мягко предлагаю, дождавшись, пока гонец напьется и его глаза примут привычную раскосую форму вместо круглой.

— Мои знакомые сказали… — с сомнением поглядывая на сгрудившихся вокруг мужчин, пробормотал парнишка, — в один дом пришел странный вор…

Он ненадолго смолк, то ли давая нам понять необычность случая, то ли прикидывая, сколько можно рассказать, чтобы не выдать своих друзей.

— Ну? — не выдержал язва.

— Хозяин… его побил и велел бросить в сарай… вот… — Он протянул мне покрытый засохшими бурыми пятнами лоскут, и от одного взгляда на зеленоватую тряпку что-то оборвалось в груди.

Я сам вчера помогал тургону выбрать эту бледно-зеленую рубашку, вышитую по вырезу чуть более темным растительным узором.

— Это он… — хрипло выдавил Рудо, страдальчески поджав губы.

— Как ты достал… это? — Меня интересует возможность добраться до Тахара.

— Один слуга… продал.

— Возьми. — Язва немедленно вкладывает в его грязноватую руку несколько серебряных квадратиков.

— Это много… — неуверенно бормочет парнишка, но я решительно прерываю его протест.

— Покажешь нам, где этот дом и как можно добраться до сарая.

— Не нужно добираться, — решился наконец мальчишка. — Они сказали — пять серебряных, они его сами вывезут ночью… с мусором.

— А это не ловушка? — вслух сомневаюсь я.

Уж слишком все просто получается.

— Нет, господин, тебя я не стану обманывать. Их хозяин жадный человек, кормит плохо, денег не платит… они все равно хотели уходить.

Я знаю, что глупо верить городским оборванцам, но раскосые глаза смотрят так открыто, что хочется плюнуть на собственные принципы.

— Говори, куда они его привезут? — подмигнув мне из-за спины парнишки, деловито интересуется Бижан. — Будет им пять серебряных.

— На свалку за развалинами сгоревшего дома банщика! — облегченно выпалил гонец. — Так я пойду?

— Но напомни им: деньги получат, только если этот человек будет жив. Уж пусть они постараются, если хотят заработать. Раны перевяжут, водой напоят… Ты понял?

Гонец понятливо кивнул, отступая к двери.

— Иди, — открыл ему дверь Дженгул, и мальчишка исчез в сгустившихся сумерках.

— Алим, — не дожидаясь моих указаний, берет операцию в свои руки Бижан, — иди в таверну за парнями. Собираемся в моем доме, не стоит их водить сюда.

— Мы пойдем с вами, — непререкаемо заявляю, вставая с места. — А насчет лавки ты решил правильно, не нужно всем знать это место. Я и мальчишку-то зря притащил, но как понял, что он что-то знает…

— Ладно, идемте, — прервал меня Дженгул, — его дом не так близко.

— А ты что, знаешь, где мой дом? — неожиданно насторожился Бижан.

— Совершенно случайно, — отмахнулся купец, запирая лавку. — Потом расскажу, если захочешь.

Он сунул в руки язвы какой-то мешок, и мы дружной толпой направились в сторону моря.

Значит, мой старший охранник живет далеко не зажиточно. В этом районе, выше причалов и складов, теснятся совсем маленькие и бедные домишки. Отгороженные, согласно обычаю, друг от друга высокими глинобитными заборами, но зачастую с общей стеной и крышей. И с крошечным двориком, в котором порой растет всего одно дерево или пара кустов винограда.

Во дворике Бижана росло и то и другое. Под самой стеной с одной стороны росли толстые, как стволы небольших деревьев, лозы винограда, сплетая из молодых ветвей густой навес над низким широким топчаном, застеленным старой кошмой. С другой стороны росло высокое ореховое дерево, и под ним был сооружен летний очаг, а рядом стоял небольшой столик и скамейка. В ближнем к дереву углу двора находился закрытый деревянной крышкой бассейн для воды, а в углу за виноградом стыдливо прятался обмазанный глиной нужник.

Весь торец дворика занимала стена дома, отличающаяся от забора только парой дверей и краем крыши. Окон, даже маленьких, домик не имел, еще одна местная особенность. Когда во двор приходят гости, молодые женщины и дети не должны за ними подсматривать.

А вот женщин постарше уже не касались почти никакие правила. Именно такая тетушка выскочила из двери дома, едва Бижан распахнул отпертую своим ключом калитку.

— А, сынок! Ты с гостями! Сейчас поставлю чайник! — не удивившись ни внеурочному появлению Бижана, ни нашей компании, засуетилась женщина. — Принеси мне воды.

Мой старший охранник уверенно направился к колодцу и, приоткрыв крышку, зачерпнул ведерком воду. Понятно, это не колодец, а бассейн, который нужно постоянно доливать.

Устраиваясь на топчане, я едва не прозевал незаметный жест Дженгула, подтолкнувшего язву, и вначале даже удивился такой фамильярности. Но Рудо все понял правильно и, обаятельно улыбаясь, протянул женщине загадочный мешок.

А она, ничуть не удивившись, благодарно ему улыбнулась и потащила мешок к столу. И только когда он оказался в ее руках, стало понятно, что весит странная ноша вовсе не так мало, как казалось ранее.

Язва, спохватившись, тут же перехватил мешок за нижний угол, и они дружно донесли его до стола. Потом так же дружно начали доставать оттуда лепешки, сыр, копченых кур, овощи и прочие продукты. Интересно — справедливо возникла в моей голове мысль, — а откуда купец мог заранее знать, что мы сюда пойдем? И что означает благодарный взгляд тетушки, украдкой брошенный в его сторону? Определенно она была в курсе, кто мог сложить в мешок всю эту еду.

— Мали! — строго взглянув на суетящуюся женщину, рыкнул внимательный Бижан. — Это и есть тот незнакомец, которого ты никак не можешь рассмотреть?

— Ой, а где же заварка? — словно не расслышав его слов, тетушка резво рванула в домик.

— Теперь я понимаю, кто меня рекомендовал в охранники господина Зовиени, — мрачно подытожил Бижан и присел перед очагом, поправляя разгоревшиеся щепки.

— А я считаю, что ничего страшного в этом нет, — миролюбиво заявляю охраннику, почувствовав, что пора вмешаться. — Мне предложил помощь в устройстве один знакомый купец, не хотелось нанимать ненадежных людей. Я согласился, он попросил Дженгула подыскать… разве не так всегда делается?

— Ты не знаешь, — сердито дернул плечом хромой, — он давно нас подкармливает. А Мали ни за что не хотела признаваться, кто это такой добрый. Зачем ему это было нужно?

— Ладно… — обреченно вздохнул Дженгул. — Я все расскажу. Бижан, наверное, уже забыл… Пятнадцать лет назад — он тогда еще не хромал, — на свалке за базаром пятеро воров били парня… Ни за что били, просто подмигнул деревенскому торговцу, у которого они почти стянули тугой кошель. Так вот, тогда Бижан расшвырял этих бандитов и притащил парня в первую попавшуюся лавку. И дал лавочнику несколько монет позвать лекаря. С тех пор мне везло. Этот лавочник взял меня помощником. А потом, когда продавал лавку Чануа, замолвил словечко. А я с тех пор все время следил за мастером рукопашного боя. Тогда это было нетрудно, он часто выступал в поединках. А когда… ну, в общем, когда для него наступили не лучшие времена, я понял — пришло время отдавать долг. Ведь он в тот раз меня от смерти спас… сильно я их разозлил.

— Ты прав… я не помню того случая, — снимая с огня чайник, буркнул Бижан. — И правильно догадался — я никогда бы не позволил мне помогать. И сейчас запрещаю… приносить свои подачки. Потому что я сделал то, что должен делать в таком случае каждый нормальный мужчина, если у него достает сил. А у меня в то время силы хватало.

Дженгул с несчастным видом оглянулся на меня, и пришлось незаметно кивнуть, обещая поговорить с этим упрямцем. Потом. Сейчас все мои мысли занимал Тахар и вопрос, не пора ли уже бежать к этому сгоревшему дому банщика.

И я тихонько задал его присевшему рядом Алиму, приведшему с собой троих парней.

— Там бросать мусор не разрешает хозяин земли. Он хочет весной что-то строить, то ли дом, то ли лавку. Поэтому все вывозят после полуночи, когда уснет сторож. А он утром копает ямки и прячет мусор, это все знают, — смешливо фыркнул охранник.

— А лекаря… не нашли? — Я вспомнил, что не смогу при всех вытащить амулет.

— Так Мали же лечит, — объяснил Алим и тихонько добавил: — Только на это они иногда и живут…

И кто же она Бижану? — вертелся на губах вопрос, но я сдержался. Позже спрошу у Дженгула, он, видимо, знает все подробности жизни своего спасителя.

От позднего чаепития мы с мрачным Бижаном отказались, зато все остальные неспешно и с аппетитом поглощали принесенные язвой продукты, перебрасываясь короткими репликами.

Я не вслушивался в их смысл, желание быстрее бежать к проклятой свалке разгоралось в груди, как костер. Интересно, а как вообще эти останцы определяют, когда наступает полночь? Ни у кого из них и в помине нет ни одного из тех приборов, которыми пользуются люди в моем королевстве.

Время тянулось просто невыносимо медленно. Я терпеливо разглядывал освещенный маленькой лампадой кусок двора, где уже изучил каждую трещинку в утоптанной земле, потом вопросительно заглядывал в глаза парней, но они вновь и вновь отрицательно качали головами, продолжая свое нескончаемое чаепитие. И почему мне кажется, что после этого вечера я так же горячо возненавижу чай, как любил раньше? О том, как тянется сейчас время для ничего не знающей о нас Лайли, я предпочитал даже не вспоминать.

И когда мне уже начало казаться, что нас просто водят за нос, где-то вдалеке прозвонил колокол.

— Пора, — не успел произнести Бижан, а я уже вскочил на ноги.

Команда моего охранника так неторопливо, молча и серьезно проверяла оружие перед выходом из дворика, что я ясно понял то, что мог бы сообразить и раньше. Просто не считал нужным задумываться. Они не в первый раз вот так, молча и сосредоточенно, выходят в ночь… возможно, кому-то помочь или кого-то наказать. Ну и удружил же мне Чануа! Теперь только не хватало, чтоб мое имя кто-нибудь сопоставил с командой этих неробких парней, и на всем расследовании можно поставить жирный крест.

Однако ничего изменить я все равно уже не могу, без них мне не спасти Тахара. Да если честно, и не верю, чтобы Тахар мог что-то украсть. На всякий случай у всех моих спутников зашито в одежде по нескольку серебряных квадратиков, и при нужде каждый из них сможет экономно прожить на эти деньги почти месяц.

Выйдя из дворика на безлюдную улочку, неожиданно для себя обнаруживаю, что тут не так и темно, как ожидалось. Это во дворике, укрытом густой ореховой кроной и листьями винограда, стояла непроницаемая темень, а над сонным Дильшаром царит роскошная южная ночь. Россыпь ярких созвездий драгоценными камнями сияет на темно-синем бархате неба, ничуть не приглушенная сочным оранжевым апельсином поднимающейся луны.

Вот только любоваться этой красотой мне некогда, да и настроение абсолютно не то. Мои бойцы неслышными тенями пробираются вдоль дувалов, и мне приходится напрячь все умение, чтобы не потерять в тени высоких оград их смутные силуэты. Теперь я отчетливо понял, почему все они одеты в темное: стоит кому-нибудь замереть в тени любого куста, как он сразу становится невидим.

Нужное место оказывается минутах в пятнадцати ходу; я сам догадался, что мы уже пришли, когда увидел на фоне звездного неба руины сгоревшего строения.

— Стой тут, — замерев возле меня, неслышно шепнул Бижан, и я послушно прижался к обломку стены.

Его парни неслышно растворились в тени руин и кустов, не видно и Рудо. Оглянувшись на старшего охранника, с изумлением обнаруживаю, что нет и его. Вообще никого нет вокруг, ушли и бросили меня одного. Так сильно было это впечатление, что я слегка запаниковал. И сделал единственное, что отлично успокаивает в таких вот непредсказуемых ситуациях, — положил руку на спрятанный под рубахой пояс с оружием.

Минуты текли невыносимо долго, уже сто раз заставив пожалеть, что так торопился с выходом из дома. Предательские мысли о том, что предложившие сделку слуги могут обмануть и не прийти, или что случилось нечто непоправимое, я гнал от себя как мог.

Тонкое поскрипывание тележки острым ножом резануло по нервам, и я весь напрягся в ожидании действий Бижана и его парней. Однако все мои спутники словно вымерли. Что же теперь делать? Пора вылезать или подождать еще немного?

Легкое прикосновение к плечу ударило молнией, я мгновенно развернулся и поднял руку для броска, но знакомый шепот холодным дождем пролился на вскипевшие эмоции.

— Это не те. Просто мусор привезли.

Черт, а вот такую возможность я как-то совсем упустил из виду. Что кроме нужных нам слуг могут быть и другие желающие по-быстрому избавится от сора. Чтобы не стать жертвами полчищ крыс и мух, останцы придерживаются одного мудрого правила, — собирать и закапывать мусор как можно чаще. Во многих богатых домах даже держат специального парня, в обязанность которого входит каждое утро копать узкую глубокую яму. Потом он весь день стаскивает туда мусор, каждый раз тщательно присыпая землей. И вечером завершает работу невысоким холмиком. К зиме ямы готовятся значительно большего размера, и весной на заполненном мусором месте сажается что-нибудь полезное. Но, как известно, на человеческую лень и хитрость еще не придумано противоядия. Оказывается, некоторые нерадивые слуги целый день копят свой сор, чтобы ночью потихоньку куда-нибудь подбросить.

Вскоре, почти не скрываясь, задребезжала вторая тележка, потом третья. Мне к этому времени уже было жалко любителя поспать, когда представил, сколько ям ему придется копать утром.

Потом на некоторое время наступила ничем не нарушаемая тишина, и вдруг кто-то тихо свистнул. Я напрягся в ожидании скрипа тележки, однако быстро сообразил, что парни, собирающиеся продать мне Тахара, оказались хитрее других и не пожалели для смазки колес хозяйского масла.

Кто-то из наших ответил точно таким же свистом. На освещенном луной обломке стены мелькнула тень, послышался еле различимый шепот. Я решил было немного продвинуться вперед, чтобы расслышать, о чем идет речь, но уверенная рука Бижана придержала меня за плечо. До чего дожил, хихикаю про себя, мой собственный охранник считает, что обычный наемник сможет договориться лучше, чем я.

Однако переговоры все же идут, и похоже, довольно успешно. Откуда-то появился язва, его слегка приглушенный голос я узнал сразу. Судя по его деловитому тону и серебряному звону квадратиков, вскоре я смогу получить тургона назад. Наконец тени метнулись в стороны, прямо на меня выехала из-за стены тележка, на которой лежит нечто совершенно неопределимое в темноте. Я торопливо делаю к ней шаг, второй… и внезапно останавливаюсь, споткнувшись о резкий перелив нового свиста.

Он вовсе не такой, этот свист, какими были два первых — робкие, осторожные призывы к переговорам. Это свист — разбойник, сигнал к нападению. И понимаю это не только я один. Метнулся куда-то в тень язва со своим непонятным грузом, рыкнул неприличное словосочетание Бижан. И тут же так свистнул под моим ухом в ответ, что я едва не оглох. А потом ринулся куда-то вбок, и я услышал явственный чмок мощного удара и чей-то стон. Впрочем, удары, стоны и ругань доносятся уже со всех сторон. Но кто и кого бьет и как парни Бижана могут отличить в темноте своих от чужих, пока остается для меня полнейшей тайной. Если судить по тому, что я успел заметить, и те и другие были одеты во что-то темное. Больше никаких отличий. В этой ситуации мне оставалось лишь одно — поплотнее вжаться в темную щель и терпеливо ждать того момента, когда обстановка вокруг хоть немного прояснится. А драка к этому моменту уже кипит нешуточная, и, судя по обилию мелькающих теней, напавших значительно больше, чем нас. Но зато дерутся парни Бижана намного лучше и слаженнее.

Это как-то само стало понятно по доносившимся со всех сторон азартным выкрикам. И все же бандиты теснили мою команду, и я наконец догадался куда. Их загоняли в развалины, постепенно окружая со всех сторон. И в этом просматривался коварный, явно придуманный заранее план. Переловить жертв (пока еще не знаю, для чего) в руинах всегда проще.

Из своей щели я хорошо вижу, как понемногу отступают под прикрытие стен пришедшие со мной парни, загораживая собой язву, тащившего на руках замотанный в тряпку тюк, но не подаю им никакого, даже тихого сигнала. Не для того я тут столько времени кусаю ногти, чтобы выдать себя в самый ответственный момент.

И неважно, что бандиты уже считают своей добычей тех, кого так ловко заманили в эти руины. В том, что они поверили в победу и расслабились, и заключается их самая большая ошибка.

Потому что они никак не могли учесть один маленький нюанс.

Меня.

Вообще-то, по сути своей, я очень мирный человек, и жутко не люблю ни боев, ни драк. И даже не понимаю, да и понимать не хочу, чем одни отличаются от других. Хотя мне и пытаются объяснить это все, кому ни лень. Кроме магов и давних друзей. Они-то точно знают степень моего упрямства. Раз уж я решил, что это два названия одного явления, значит, так оно и останется в моем представлении.

Но, когда случаются вот такие события, как сегодня, я на некоторое время откладываю свои принципы на дальнюю полочку. Есть такая где-то глубоко в моем сознании. А взамен достаю несколько хорошо заученных правил выживания нормального человека в данном на этот момент обществе, изуродованном шакальими законами.

И главное правило для этой ситуации очень простое. Нужно говорить с противником только на том языке, который ему близок по духу, иначе тебя не поймут и сочтут либо глупым, либо слабым.

На языке силы.

Пока я ждал подходящий момент, один из нападавших, видимо, главарь, влез на освещенный луной обломок стены и свистнул. Наверное, решил, что настала его очередь выступать. Ну что ж, я не настаиваю, могу пропустить вперед. Может, ненароком откроется еще какой-нибудь выход из ситуации, кроме того, что могу предложить я.

— Эй ты, хромой! — грубо начал свою речь бандит, сразу заработав мою сильнейшую неприязнь.

Никогда не поверю, что он не знает имени моего старшего охранника. Значит, хочет задеть, принизить… показать, кто сейчас сильней.

Досадно, конечно, очень не хотелось мне демонстрировать здесь свои таланты, но таким тоном мирные переговоры точно не ведутся. Похоже, теперь можно уже не ждать ничего хорошего от его хамской речи.

Заученным жестом достаю самый простенький дротик, для этого наглеца вполне хватит и такого, и застываю, услышав продолжение призыва.

— Если хочешь сохранить последнюю ногу, уползай отсюда! Вместе со своими дружками. Только быстро, пока я добрый!

Вот почему все когда-либо виденные мною злодеи обычно твердо уверены, что они могут быть добрыми?

— А мои спутники? — Голос Бижана удивительно спокоен.

— Твои хозяева? А что, они тебе еще не заплатили? Какая жалость! Ну ничего, теперь заплатят нам! — издевается главарь, не подозревая, что каждое желчное слово падает увесистым камнем на ту чашу весов, что склоняется не в его пользу.

— Тебе нужны деньги? — все так же спокойно интересуется охранник.

— А тебе нет? — заржал бандит. — Ну хватит! Некогда мне с тобой болтать! Либо ты быстро уходишь сам… либо старому дураку Ишлану придется утром копать много длинных ямок. Да, и не надейся на помощь портовых щенков. Вот он… Лис, покажи!

Возникшая рядом с главарем на фоне звездного неба фигура приподняла рукой какую-то вещь… шкуру или мешок… не разобрать.

— А что это такое? — безразлично осведомился охранник.

— Не что! А кто! — снова некрасиво заржал бандит. — Не узнаете милого мальчика? А вот вашему хозяину он вчера так понравился, даже в порт его довез… Ха, ха! Ну понятно…

Больше он ничего не успел в своей жизни ни сказать, ни сделать гнусного, этот законченный негодяй.

Хотя еще пару секунд стоял, инстинктивно схватившись рукой за глаз, которого у него уже не было.

А еще через мгновение рядом с рухнувшим главарем визжал и крутился от боли в проткнутой тонким лезвием руке бандит со звериным именем Лис.

Кто-то из шайки взвыл и кинулся к главарю, кто-то оценил ситуацию правильно и пустился наутек. Но не все успели, еще парочка успешно встретилась с моими колючими игрушками. Но больше ни для кого эта встреча не закончилась так фатально.

Любой из жителей королевства знает, каковы права и обязанности королевского ока. Одновременно следователь, обвинитель, защитник и судья…

Но только несколько избранных в курсе, что у нас есть еще одно право. В тех редких случаях, когда око не сомневается в правильности вынесенного приговора, оно может казнить преступника на месте.

Однако мы очень редко и неохотно пользуемся этой привилегией. Вот лично я всего третий раз. Разумеется, обездвижить, ранить, чтобы преступник не ушел или не сделал чего дурного, случается довольно часто. Но убить осознанно… Каждый раз это очень тяжелое испытание.

И только сегодня, в чужой стране, где я, собственно, и не имею на такой поступок никаких полномочий, в душе впервые появилась твердая уверенность в правильности непростого решения. И ясное понимание, что другого выхода просто не было. Моральные терзания, обычно набрасывающиеся на меня сразу после рокового применения оружия, в этот раз почему-то отсутствуют напрочь. И это непривычно и жутко.

А Бижан и его парни мгновенно оценили происшедшую перемену в обстановке и теперь яростно лупят тех бандитов, кому не хватило ума сбежать.

Хотя, судя по выкрикам и звукам боя, убежать удалось немногим. Непонятная подмога, хоть и с запозданием, но пришла, и драка теперь бурлит вокруг руин с такой энергией, что я впервые вспомнил про спящего неподалеку сторожа.

Вряд ли кто может спокойно спать под такой гам, пришла запоздалая догадка, просто несчастный предпочитает тихо копать свои ямки и ни во что не ввязываться. Уж слишком хорошо знакомы бандитам все кустики и закутки этого места, чтобы можно было вообразить, что такая драка случилась тут впервые.

В этот раз битва окончилась быстро и полной нашей победой. Вот только радости это принесло мало. Два бессознательно обвисших тела, Тахара и несчастного мальчишки, мы уносили на руках, еще трое парней брели сзади, придерживая на скорую руку перетянутые раны.

Ничуть не утешало даже то, что противник понес неизмеримо более крупные потери. После прибытия ватаги гонцов драка превратилась в свирепое избиение успевшей всем насолить банды. Еще пару лет назад они промышляли мелким воровством и жульничеством, но постепенно, под руководством жестокого и беспринципного главаря, превратились в настоящее бедствие для никем не защищенных бедняков. Только Бижан со своей командой кое-как умудрялся защищать жителей своего района от обнаглевших молодчиков, но и ему это удавалось со все большим трудом.

И теперь он был вправе праздновать долгожданную победу, однако почему-то не торопился, шел рядом и виновато сопел, изредка поглядывая на безжизненно обвисшего в моих руках Тахара.

— Заносите в дом! — едва завидев нашу печальную ношу, засуетилась тетушка и побежала впереди распахнуть дверь.

Войдя в освещенное масляной лампой помещение, отчетливо понимаю, что она и не думала отдыхать, готовилась встречать нас. И точно знала, что в эту ночь у нее будет много работы. Вон даже помощницу привела. Значит, и Бижан должен был подозревать, во что может вылиться наш поход на свалку. Но почему он мне ни словом не обмолвился о своих подозрениях? Видно, придется позже поговорить с ним серьезно.

Опустив тургона на чисто выскобленный, ничем не застеленный топчан, пытаюсь рассмотреть его раны, и яростный возглас невольно срывается с губ. Какие гады…

И тут же мягкое прикосновение к плечу заставляет взять себя в руки. Виновато оглянувшись на знахарку, встречаю мягкий понимающий взгляд.

— Иди отдохни, сынок, — бесцеремонно выпроваживает она меня из комнатушки, — тут и без тебя тесно.

Пока женщины занимаются самыми тяжелыми ранеными, я кипячу чай. Отстранив от очага Алима и язву. Оба парня тоже пострадали, но стараются держаться и даже попытались мне доказать, что вполне справятся с такой пустяковой задачей. Ну уж нет. Мне значительно легче, если руки заняты каким-нибудь делом, тогда голова сама находит решение запутанных вопросов.

А найти его сейчас просто необходимо. Вернуться домой с растерзанным Тахаром мы не можем. Во-первых, Лайли не стоит его сейчас показывать. Не выдержит девчонка, расплачется, что-нибудь с расстройства ляпнет при слугах…

Да и слугам лучше не видеть тургона в таком состоянии. Какими бы они ни были на первый взгляд хорошими людьми, но поручиться я пока смогу только за двоих. Тех, кого видел в деле.

Нет, это плохой вариант.

Значит, нужно придумать, где устроить раненых, хотя бы на короткое время. И придумать срочно, ночь уже давно перевалила за половину.

Мальчишка ведь тоже теперь на моей совести. Глава гонцов, прощаясь с нами у руин, мрачно сообщил, что за Дияром банда уже давно охотилась. Кто-то из капитанов пожелал взять его в юнги. А поскольку добровольно идти парнишка отказался наотрез, разозлившийся моряк нанял бандитов.

— Может, пока оставим здесь твоего родича? — неуверенно спрашивает подошедший к очагу Бижан.

В ночной стычке он пострадал меньше других, очевидно, сказался опыт боев на аренах. И теперь чувствует себя виноватым за ранения остальных.

Особенно за Дженгула, который потерял в руинах сознание от удара по голове. Теперь торговец может похвастать огромной шишкой на затылке и головной болью, которая должна пройти после того, как он допьет отвар, данный ему шустрой тетушкой.

— Нет, — отвечает за меня торговец, болезненно кривясь. — Идите… на улицу… там, на перекрестке, ждет повозка. Всех, кого нужно лечить… отвезем в мой дом. А за Малихон-эни завтра пришлю повозку проведать больных.

Ну, хоть один не потерял способности ясно мыслить, несмотря на больную голову! Корю себя в душе за то, что сам заранее не подумал о таком простом варианте. Нанять в торговом районе небольшой домик.

— А там никто…

— Нет. Все слуги давно у меня работают, а племянник живет с родителями, — не преминул припомнить мою подозрительность обиженный за прошлое купец.

— Ладно. Кто пойдет за повозкой? — соглашаюсь я.

Все равно у меня пока нет лучшего выхода.

К своему дому мы подъехали, когда уже поблекли на небе звезды и уплыла за горизонт апельсиновая луна.

Чуткий Нират немедленно приоткрыл ворота, и мы спешно, как мыши, прошмыгнули в узкую щель. Показываться в таком виде соседям или разносчикам продуктов равнозначно потере всякого авторитета.

Во дворе сразу сворачиваю к зимней веранде, превращенной язвой в баню. Неважно, есть там горячая вода или нет, быстренько умыться и рухнуть в постель — это все, на что еще остались силы.

Худенькая фигурка стоит посреди ковров и занавесей, вслушиваясь в доносящиеся с улицы звуки.

— Лайли? Ты что тут делаешь? А… где твои служанки? — растерялся я от неожиданности.

— Спят, — отмахнулась она, с надеждой и болью вглядываясь мне в лицо. — Ну?

— Нашли, — преувеличенно бодро киваю я и ловлю рванувшуюся девушку за руку: — Да не беги! Его с нами нет. Он… на бандитов напоролся, теперь должен немного полежать. Но все будет хорошо… Лайли! Ну что ты? Ну перестань… Вдруг войдет Рудо и увидит, что его невеста обнимает другого мужчину… что он подумает?

— Ничего не подумает, — ворчливо сообщил голос язвы. — Я тебе горячую воду принес. Иди сюда, моя птичка. Пока он умывается, мы попьем на кухне чаю и я все сам тебе объясню.

Глава 13

— Господи-ин… — в который раз терпеливо тянет голос Саркина, и я еще сильнее натягиваю на голову покрывало.

Вот же настырный. Да помню я, что нужно вставать, говорил ты уже. Минут пять… или десять назад…

— Господи-ин…

Уволю. Вот проснусь и уволю ко всем чертям. Надоело. Хорошие слуги не стоят с утра пораньше у господ над головой и не ноют заунывными голосами.

— Джиль, вставай! — добавляет мне решимости уволить всех разом бодрый голос язвы.

— Встаю, — соглашаюсь я, не открывая глаз.

Даже во сне твердо зная, что этого лучше не сердить. Что-то он такое может сделать… сейчас вспомню…

— Учти, ты сам просил!

Как-то мне не нравится его тон… И интуиция подсказывает, что игнорировать его не стоит.

— О чем просил? — не открывая глаз, сажусь, опускаю ноги на пол и трясу головой.

— Полить водой.

— Водой? — Глаза от возмущения распахнулись сами.

Не мог я такого просить, терпеть не могу этот варварский метод! Просто ненавижу! И будить меня таким способом не просто нельзя, а крайне опасно. Потому что, еще не до конца проснувшись, я плохо контролирую свою реакцию. И могу от ярости бросить в обидчика все, что найдется рядом. А с моей меткостью…

— Дай сюда, — отбираю у этой довольной рожи простую медную кружку и с удовольствием делаю несколько глотков.

Ух, какая холодненькая!

— Я предупреждал, чтобы ты на самом деле не вздумал даже капнуть? — потянувшись за одеждой, серьезно спрашиваю язву, и он так же серьезно кивает головой.

— Да.

— Так повторяю еще раз, я не шутил.

— Знаю, — уже прикрывая за собой дверь, сообщил Рудо и окончательно исчез.

Поспать, что ли, еще пару минут? Однако оглянувшись на смятый подголовный валик, чрезвычайно неудобную часть местных постелей, отчетливо понимаю — процесс пробуждения зашел слишком далеко.

И уже через полчаса, наскоро выпив чаю и облачившись в новый шелковый халат, подпоясанный алым платком, стою в толпе таких же невыспавшихся бедолаг перед воротами ханского дворца.

Останский этикет предписывает всем просителям, посетителям и придворным лизоблюдам являться к открытию ворот, если они хотят выказать хану свое уважение.

Само собой, никакого уважения дорвавшемуся до власти мальчишке я выказывать не хочу, но отступить от этикета не могу. Если собираюсь хоть что-то тут разведать.

Не успел я решить, что буду говорить стражникам, если меня вдруг начнут расспрашивать о цели визита, как ворота бесшумно распахнулись и ожидающие плотной толпой рванули внутрь.

И я, естественно, вместе с ними, реакция у меня всегда была хорошая. Хотя сразу и не понял, куда мы бежим.

Впрочем, какая разница куда? В таких случаях главное — не отрываться от завсегдатаев.

Но по мере продвижения все-таки вник, что несемся мы в ханский дворец. Немного освоившись, на всякий случай выдвигаюсь в середину толпы. Вдруг там пропускают только определенное количество?

Вот и бегу себе, а по пути заинтересованно рассматриваю достопримечательности, поскольку оказалось, что я в значительно лучшей форме, чем большинство аборигенов. И вполне могу наслаждаться окружающими красотами, нисколько не сбавляя скорости.

Ну что бежим мы по главной аллее дворцового парка, мне даже догадываться не пришлось. Это я еще в Этавире знал, даже изображения парка видел. Но на тех рисунках не проглядывало утреннее солнышко сквозь резные листья редких деревьев и кустарников, свободно разбросанных по ухоженным лужайкам. И одуряюще не пахли сотни роз всевозможных цветов и оттенков. И не пели, не чирикали и оголтело не орали в ажурных клетках экзотические птицы.

Только одно портило впечатление — сопящие, покрасневшие лица несущихся рядом останцев. Да и не только останцев, вон тот господин в ядовито-зеленом халате, расшитым шелком и бисером, явно из Сарина, а его поджарый сосед, скорее всего, с жемчужных островов. Слишком уж он смугл и курчав.

Аллея наконец закончилась, и мы побежали по широким мраморным ступеням парадного крыльца. Ну тут я мог бы обогнать всех, но не стал, решив на первый раз просто понаблюдать. Если нужно будет, обгоню завтра.

На самом верху лестницы нас встречает надменно сложивший руки на животе человек в вышитой золотом тунике. Выглядит она впечатляюще, но означает всего лишь должность младшего помощника ханского советника.

— Бергай-али, ты сегодня в седьмой раз оказался первым, и удостаиваешься визита в кабинет советника, — важно изрек он и, неспешно повернувшись, потопал к высоким распахнутым дверям.

Человек, к которому была обращена эта речь, гордо рванул за ним, а следом с унылыми лицами поплелись все остальные. Разумеется, я шел вместе с ними, упорно пытаясь понять, по каким приметам чиновник определил это первенство. Если на последнюю ступеньку одновременно с избранным ступило не менее пяти человек.

А мы тем временем оказываемся в просторном первом зале, построенном именно для ожидающих посетителей и встречи различных делегаций. По местному обычаю, периметр обнимает вереница широких низких кушеток, украшенных горами ярких подушек. Между ними оставлены только проходы к застекленным дверям на широкую террасу, по которой фланируют стражники. Посредине зала на устланном коврами возвышении стоит самый большой диван, и на нем высится самая большая гора самых красивых подушек.

Все ясно, там будет лежать кто-то главный. И, поскольку это точно не я, смело плюхаюсь на понравившийся мне диванчик у прохода на террасу. Не думаю, что мне что-либо грозит в этом месте, но привычку держать в запасе пути отхода преодолевать в себе не собираюсь.

Устроившись поудобнее, начинаю наблюдать за остальными. И с запоздалым огорчением понимаю, что диванчики занимают вовсе не по наитию, а по какому-то сложному расчету. О котором я не имею ни малейшего представления. Ничего не было об этой тонкости в переданном мне свитке. Да и Ештанчи, много поведавший о дворцовых нравах, ни одного слова на эту тему не сказал.

Какой-то откормленный господин остановился возле занятого мной дивана и возмущенно запыхтел, посверкивая на меня заплывшими глазками. Видимо надеясь разбудить этим мою совесть. Напрасно старался, я даже глазом не моргнул. Из этой неприятной ситуации нет достойного выхода, но самый неверный — встать сейчас и покорно уступить ему место. Все. Потом можно хоть самые невероятные чудеса тут показывать, тебя запомнят как человека, которого в первый же день турнули с чужого дивана.

Не дождавшись от меня никакой реакции, толстяк с несчастным видом оглянулся на распределяющего места помощника, но тот уже прошел дальше, показывая следующим просителям их диваны. Все те, кто к этому моменту уже устроен, с нездоровым интересом наблюдают за метаниями моего соперника, с удовольствием ожидая разрешения конфликта. Хм. А вот с развлечениями, по-видимому, тут туговато. Остальные посетители редеющей толпой бредут следом за помощником, не обращая внимания на то, что творится сзади.

Через несколько минут, закончив распределение мест, чиновник важно возвращается назад и внезапно натыкается на покрасневшего и расстроенного толстяка. Мне не слышно их переговоров, зато прекрасно виден результат. С высокомерно поджатыми губами помощник разворачивается в мою сторону, а толстяк, победоносно улыбаясь, семенит сзади.

В зале наступила настороженная тишина. Подробностей разборки не желает пропустить никто, не каждый день к их услугам такое зрелище. Да и никому не хочется после оказаться самым неосведомленным.

— Кто ты такой? — не доходя нескольких шагов, холодно интересуется помощник.

И от того, как я сейчас сумею выпутаться, зависит, кто из нас выйдет отсюда посмешищем. Мне искренне жаль толстяка, но становиться посмешищем нельзя ни в коем случае.

— Меджиль Зовиени, владелец судна «Надежный», — не менее надменно роняю я, не меняя расслабленной позы.

Он уже открывал рот, чтобы выдать заранее приготовленный приказ… как вдруг вспомнил…

Интересно что?

Но лицо из неприступно-холодного уже стало лакейски-приветливым, спина чуть склонилась в подобии поклона.

— Приветствую. — Голос чиновника, претерпев мгновенное изменение, стал медоточив и дружелюбен. — Советник примет тебя сразу после трапезы. А место…

Он оглядывается на те диваны, куда рассаживал, как я теперь понимаю, самых важных гостей, и они начинают нервничать.

— Мне тут нравится… — безразлично бросаю я, и, пожалев сникшего конкурента, великодушно предлагаю: — А этот господин, если желает, пусть устраивается рядом, места много.

Господин неожиданно бледнеет, потом покрывается красными пятнами… Да что я опять не так сказал?

— Он может подождать там, — отправляясь по своим делам, небрежно махнул толстяку чиновник, и тот уныло поплелся в сторону самых дальних кушеток.

Публика ехидно захихикала ему вслед, а я незаметно провел руками по покрывалу, отирая с ладоней пот.

Первый бой быстро выигран и первый враг так же быстро нажит. Неплохо я начинаю свою придворную карьеру.

Какое-то время мы предоставлены самим себе, и некоторые используют эту возможность, чтобы тихонько обмениваться новостями. Затем боковые двери распахиваются, и слуги не спеша вносят подносы с едой и небольшими фарфоровыми чайниками.

Вот про эту процедуру Ештанчи рассказал подробно. Обычай поить посетителей чаем существует в Дильшаре со времени прадеда Шаурсияра. Тот был в молодости известен как расточительнейший из ханов, зато к старости стал прижимистым скупердяем. И когда в один прекрасный день придворным бездельникам и посетителям подали чай, подвох заподозрили почти все. И оказались правы — после чаепития по залу прошел слуга с прозрачным кувшином, вежливо предлагая оплатить выпитое и съеденное.

Вот и сегодня бегущие во дворец просители не зря нестройно позвякивали кошельками, впрочем, ничуть не пугая привычных птиц. Я тоже загодя приготовил несколько серебряных квадратов, но истратить их, как оказалось, было не суждено. Чиновник в золотой тунике, ловко огибая разносчиков, прямиком направился ко мне.

— Советник приглашает тебя позавтракать с ним, — сообщил важно и, развернувшись, сразу направился назад.

Словно не сомневался, что я покорно последую за ним. И что самое обидное, был совершенно прав. Действительно следую, да еще и улыбаюсь так счастливо, словно получил в подарок жемчужный остров. Все просители и приближенные смотрят мне вслед, и далеко не во всех глазах светится откровенная зависть. Некоторые взгляды внешне невозмутимых южан так нехорошо задумчивы, что заставляют меня внутренне собраться. Ну да, слышал я в Дильшаре боязливые намеки на возможность не вернуться домой после визита к советникам.

Он сидит в просторной комнате на диване, подложив под себя ноги, и на первый взгляд не выглядит опасным.

Хотя… только на первый. Белые штаны и рубаха хотя и не украшены ни единым стежком вышивки, но так безукоризненно сшиты и из такого тонкого полотна, что сразу понятно — золотая туника слуги обошлась впятеро дешевле. Коротко стриженные волосы, бородка с проседью, отстраненно-вежливый взгляд узких глаз и сухие чуткие пальцы, небрежно отщипывающие кусочки горячей лепешки, должны вызывать ощущение покоя и надежности… но происходит наоборот.

Под этим безразлично спокойным обликом чувствуется мощная воля и жесткий, даже жестокий характер. Впрочем, здесь мягкие до таких должностей не доживают.

Он кивком предлагает мне садиться, и я осторожно устраиваюсь на краешке соседнего дивана, вспомнив, как среагировал толстяк на предложение сесть рядом. Мне, конечно, простительно не знать всяких дворцовых тонкостей, раз я якобы прибыл из провинции, но только на первый раз. Невнимательных и неосторожных дворцовые акулы считают своей законной добычей.

— Зачем ты пришел? — запив лепешку горячим душистым настоем, без обиняков спрашивает советник.

— За советом, — виновато понуря голову, бормочу я, нервно сжимая кулаки, чтобы выглядеть волнующимся.

— Но советы я даю только своему хану, — не показывая даже капли заинтересованности, высокомерно хмыкнул царедворец, снова возвращаясь к трапезе.

Можно подумать, я этого не знал! Однако вслух говорю совсем другое:

— Да, господин, вот только дело и касается хана… Вернее, его матери, великой ханши Саялат…

Он клюнет, он уже клюнул, вот только не покажет этого сразу. Сначала помурыжит хорошенько, чтобы как следует вбить в сознание, что я без его указаний просто пыль под ногами.

— Рассказывай, — не переставая завтракать, бросил советник, — только коротко.

— Госпожа Саялат… выразила желание… иметь дивных птиц и животных с Бенрайских островов. Мое судно привезло их позавчера. Но… я человек простой, в Дильшаре был два раза, проездом, и не знаю, как показать животных ханше, чтобы она могла выбрать лучших…

— Надо было спросить других торговцев, — довольно грубо оборвал мою неуверенную речь советник. — С чего ты решил, что я должен знать такие вещи?

А с чего он решил, что я не спрашивал? Да тот же Дженгул подробно рассказал, как все такое устраивают. Договариваются с торговцем коврами и шелками, он драпирует своими тканями неприглядные загончики, устраивает полог над проходом и застилает дорожку коврами. Потом посылается приглашение ханше, она приезжает, выбирает себе питомцев, их пересаживают в новые клетки и везут во дворец.

Вот только я так делать не собираюсь. Меня совсем не устраивает перспектива просто продать зверей великой ханше и стать ее постоянным поставщиком. После этого придется возить бедных птиц лет двадцать, чтобы стать своим в околотронной стае. А я на все дела отпустил двадцать дней и еще хочу немного поторопить события. Если удастся, конечно.

— Я не решил… — шепчу почти виновато. — Я знаю точно: только вы можете устроить для великой госпожи настоящий праздник. Я видел… во сне… как она выходит в сад, а там, среди цветов, красивые клетки, музыка и столики с фруктами…

Советник дергает шнурок звонка, и в комнату влетает слуга. Понятливо ловит небрежный кивок господина и доливает ему настой из чайника, стоящего на отдельном столике. Потом наливает оттуда же и мне, и если это угощение означает не согласие, то я не королевское око.

— Тебе хватит три дня? — после того, как я, деликатно взяв крошечный кусок лепешки, отпил глоток чая, роняет советник.

— Постараюсь. Клетки закажу заранее, а установить можно в последний момент. Чтобы никто не испортил сюрприз, — немедленно отвечаю, внимательно ловя его взгляд.

— Мои люди помогут расставить клетки, — наконец вступает он в сделку, — но в городе…

— …Никто не услышит вашего имени, — понятливо подхватываю я.

Он молча кивает, рассматривая меня тем же холодным взглядом, и снова дергает шнурок.

На этот раз появляется золотая туника, и я, подхватывая полы халата, поспешно вскакиваю с дивана.

Время аудиенции закончилось.

— Ну, получилось? — вскинул глаза на мое довольное лицо какой-то безрадостный язва. — А тебя Дженгул просил приехать.

Все хорошее настроение вмиг растаяло, словно снежинка на печи. Там парни еле живые, а я тут радуюсь, что удалось заключить очень сомнительный договор с очень ненадежным человеком.

— Сейчас, только сниму этот халат и поеду. Скажи Тошипу, пусть даст какой-нибудь пирожок, перехвачу по дороге.

— Тебя же завтраком во дворце покормили, — подозрительно смотрит Рудо.

— Не успели, — уже с лестницы откликнулся я.

Во двор Дженгула я почти вбегаю. Не мог же человек Чануа потревожить меня просто так. Не дано ему такого права. Значит, случилось что-то неординарное. Сую в руки встретившего меня слуги корзинку, которую всучил для раненых заботливый Тошип, и предлагаю проводить к хозяину.

Но приветливо улыбающийся купец уже поджидает меня на крыльце своего дома, и вышколенный слуга исчезает на дорожке, ведущей к кухонной двери.

— Что случилось? — едва шагнув на первую ступеньку, нетерпеливо интересуюсь я, чувствуя, как внутри вскипает раздражение при виде его спокойной улыбающейся физиономии.

Похоже, я все-таки ошибся с оценкой этого человека, раз он решился вызвать меня по какому-то пустяковому поводу, и это очень неприятно и тревожно. Не будет стоить и медного квадратика моя жизнь, если я начну вот так ошибаться на каждом шагу.

— С тобой хочет поговорить лекарь, — все так же довольно улыбается он, словно не замечая моей хмурой физиономии.

Какой еще лекарь? Зачем он впутал в эту историю постороннего человека? Разве тетушки Мали нам было недостаточно? Куча вопросов мгновенно взвилась в голове, однако я постарался взять себя в руки и не делать никаких выводов, пока не взгляну на этого лекаря. Может я и разучился разбираться в людях, однако не разучился наблюдать и думать. А Дженгул выглядит подозрительно довольным, да и шишки на его голове уже не видно.

Пока мы дошли до комнаты на втором этаже, где ожидал неизвестный лекарь, я полностью успокоился и взял себя в руки. Незнакомого человека следует встречать без капли предвзятости и раздражения, это правило иногда помогало мне находить друзей там, где полагалось встретить лишь врагов. И наоборот.

Поэтому, войдя в комнату, где безмятежно пьет чай невысокий господин, я спокойно и внимательно окидываю его взглядом и вежливо произношу стандартные слова приветствия.

Одновременно совершенно механически оценивая незнакомый облик на совпадения по трем параметрам. И неожиданно для себя найдя все три, замираю лишь на краткий миг, затем непринужденно усаживаюсь на диван и пододвигаю к себе чистую чашку. Я, значит, даже позавтракать не успеваю, а они тут шуточки шутить изволят.

— Может, лучше в другом месте чай попьешь? — интересуется «лекарь» знакомым голосом, и моя рука зависает, не дотянувшись до чайника.

В каком другом? Неужели?

— А можно? — Внезапно охрипший голос выдает меня с головой.

— Идем.

Я метнулся к нему и едва успел ухватить руками за пояс, как услышал хруст сломанного лучика амулета.

Глава 14

— Клара, не могла ты подождать, пока мы на ноги встанем? — поднимаясь из мокрой каши, в которую превратилась куча песка, и, вытягивая за руку наставницу, рычу я.

— Не могла. — Она развернулась и зачавкала мокрыми башмаками в сторону скрытого в струях дождя строения. — Во-первых, этот купец был уже почти рядом, а во-вторых, мы бы все равно не удержались на ногах. А так даже меньше ушиблись, раз ниже падать пришлось.

Чисто женская логика. Найти в любой ситуации оправдание всем своим спонтанным действиям.

— Да ты особенно не переживай, я тебя высушу, — поднимаясь на крыльцо, пообещала она и дернула за ручку.

Я ничего не ответил, не так-то приятно ругаться под попадающими в рот потоками воды. Просто заскочил вслед за ней в комнату и быстрей захлопнул дверь. Порывы ветра были так сильны, что косые струи вносило в дом.

А пока поворачивался от двери, почувствовал, как и вправду исчезли неприятные ощущения текущих под одеждой ручейков. О, ну надо же, действительно высушила. Интересно только, с чего такая щедрость? Они же вроде совсем недавно всю свою энергию на строительство дороги отправляли.

— Чай будете? — заботливо спросил в полутьме дома еще один знакомый голос. Что тут у них, тайное собрание, что ли?

— И еще свет, — ворчливо согласился я.

Нет, ну на самом деле! Нельзя же человека, не вооруженного специальными магическими амулетами, переместить из пронизанной солнцем комнаты куда-то в темную от проливного дождя и непроглядных туч местность, и ждать, чтоб он видел все наравне с магами!

— Хорошо, — невозмутимо согласился Леон, и под потолком вспыхнул магический светильник. — Просто я думал, что вам будет приятно после жары полюбоваться на дождик.

— После жары особенно приятно плюхнуться со всего размаху в грязное болотце, если ты еще не знаешь, — устраиваясь возле стола, не удержался я от ядовитой реплики.

— Да что ты жалуешься, ведь я тебя уже высушила и вычистила! — возмутилась Кларисса, снимая с себя личину. — Садись лучше чай пить, пока горячий.

А уютненько тут, оказывается, при свете-то. Свежие бревна стен украшены красочными связками сохнущих ягод и луковыми гирляндами, низкий буфет заставлен разнообразной керамической посудой и деревянными блюдами, на столе яркая полотняная скатерть. Ну а на скатерти золотятся родные моему сердцу пироги и дымятся большие кружки с настоем.

— Ну и чем вы тут занимаетесь? — интересуюсь, пододвигая к себе чашку, хотя уже почти догадался, чем именно.

Небось меня они отсюда контролируют, вот чем. Словно смогут быстро помочь, если такая помощь, не приведи все триста останских богов, мне понадобится.

— А ты хоть знаешь, где мы? — так хитро прищурилась Клара, что я сразу понял — нет, не знаю.

Но говорить про это немедля не стал, только пожал плечами. Откусил кусок пирога, долго задумчиво жевал и наконец поинтересовался:

— А это имеет значение?

— И еще какое, — кивнула Клара. — Ну, угадал?

— А подсказку? — начинаю торговаться, перебирая в уме варианты возможного местонахождения.

На то место, куда нас с язвой выбросил почти две недели назад телепорт, вроде не похоже, хотя вначале я решил, что попал именно туда. На Торсанну не похоже тем более. Ну а про земли Монтаеззи можно и не заикаться. Да и морскими пейзажами моего любимого городка не пахнет даже близко. И вообще ничем знакомым не пахнет. Значит, я никогда тут не был, а местечки в королевстве, где еще не ступала моя нога, можно перечислить по пальцам. Например, на рудниках я никогда не был, да и в Бентийском монастыре не довелось прогуляться. Но поскольку проказливые монашки мне теперь абсолютно безразличны, пробуем выстрел наугад…

— Неужели рудники? — делаю я горестную физиономию, но почему-то никто не смеется этой шутке.

— Но… как? — Лишь тренированная реакция помогла Клариссе поймать выроненный пирожок.

— Ну и интуиция, — озадаченно вторит ей маг.

Эй, ребята… Я что, угадал? Нет, вы и вправду не шутите? Действительно рудники?

— Как ему удается собрать возле себя всех невиновных и обиженных, я еще могу понять, тянутся люди к тем, кто им искренне сочувствует, — обиженно бурчит Клара. — Но вот каким образом он каждый раз так точно определяет место, где нужно его вмешательство, — это выше моего понимания.

— Клара, хватит причитать. Скажи серьезно: это что, точно рудники?

— Нет, это пока не рудники, — сжалился надо мной Леон, — это станция переноса, одна из закрытых. Но отсюда мы собираемся идти именно на рудники, проверить твою догадку.

— Какую?

— Ну, ты же сам написал в записке, что голос был очень похож. Неужели забыл?

Ну да, писал. Я всегда стараюсь как можно подробнее описать все, что меня задело или показалось неправильным. Или опасным. А разбираться, было там что-либо на самом деле или мне померещилось, это уже дело магов.

— Пойдем только мы трое? — начиная сомневаться в верности их решения, оглядываюсь на серое от дождя окно.

— Нет, конечно. Скоро прибудут еще маги. Я не ожидала, что сумею тебя так быстро забрать. Леон пока держит здесь дождь, чтобы никто не выходил из бараков.

Известие о грядущих магах подвигло меня еще на пару пирогов и кружку чая. Знаю я этих ненормальных, как налетят кучей, так от выпечки останутся одни воспоминания. И почему у них всегда не хватает времени, чтобы нормально поесть?

А заодно пытаюсь просчитать, зачем мы идем в рудники такой толпой. И как далеко они находятся, если Леон легко накрывает их отсюда дождем?

— Клара, а какую площадь непогоды может держать Леон? — словно невзначай роняю я, задумчиво разглядывая мчащиеся по стеклу струйки.

И слышу в ответ дружный взрыв хохота.

— Что такого смешного я спросил? — непонимающе дергаю плечом, но они заливаются еще больше.

— Ну?

— Мы едем будущим летом на жемчужные острова! — наконец сквозь хохот прорыдала Клара.

— Поздравляю! Но при чем тут я?

— Мы поспорили. Я сказала, что если мы хотим сохранить в тайне от тебя размещение рудничных бараков, то ни в коем случае нельзя проговориться, что дождевые тучи притянуты Леоном. Иначе уже следующим вопросом ты выйдешь на расстояние до рудника. А Лео ответил, что повезет меня летом на острова, если я не ошибаюсь.

— Понятно. Леон, в следующий раз, когда захочешь сделать жене такой приятный подарок, предупреждай заранее. Я с удовольствием разгадаю для тебя еще пару-тройку детских задачек.

— Ладно, — с деланой досадой вздыхает маг, с хитрой усмешкой поглядывая на невозможно довольную собой Клару.

Потакать ее клушачьим инстинктам, вот как я это называю, словно невзначай, найти во мне при наставнице какое-нибудь новое достоинство. И тогда она часа два будет гордо поглядывать на окружающих, словно курица, снесшая золотое яйцо.

Маги пришли целой толпой, человек шесть или семь, и в небольшом помещении сразу стало тесно и шумно. Как я и предвидел, они стаей голодных скворцов набросились на пироги и чай, наскоро пристраиваясь на стульях, лавке и даже подоконнике, и очень скоро последние крошки исчезли в магических ртах.

Потом Леон провесил точечный переход до места, расположение которого, кроме короля и нескольких доверенных особ, не знал никто в Этавире и за его пределами, и они дружно открыли туда стабильный портал.

Вполне ожидаемо выходим под непрерывно моросящий дождь, но даже сквозь его серые струи можно разглядеть грозные башни и зубчатые стены старинного военного сооружения. То ли форта, то ли крепости.

Ну, ну! Историю, тем более военную, я изучал с удовольствием и отличительные особенности, как и расположение всех старых крепостей, знаю назубок. Попробую угадать, только не буду больше делиться своими соображениями с этими шутниками, а то придется их потом собирать по всему Сереброморью.

В просторном помещении нас встречают явно встревоженные таким необычным, а главное, внеплановым нашествием охранники.

Старший по званию сначала долго и подозрительно читал поданный ему Леоном свиток, потом, сделав строгое лицо, заявил, что должен поставить в известность своего командира.

— Ставь, — легко согласился магистр и кивнул коллегам, — но мои люди пойдут с тобой.

Трое магов решительно окружили воина, и он, стиснув зубы, мрачно шагнул к двери.

«Ничего себе начало прогулки! — присвистнул я про себя. — А мероприятьице-то обещает быть веселым. Но даже если маги не ошиблись в своих выводах, то не слишком ли резко они начали проверку? Почему не подселили заранее кого-нибудь из своих или не подменили нескольких охранников? Зачем было так нагнетать страх в преданных людях, ведь им потом еще здесь работать?»

Мы стоим в ожидании командира посреди караулки, и только одно обстоятельство примиряет меня с этой пустой тратой времени. Клара пообещала, что напишет записку одному из дильшарских медников, который считает себя ее должником, чтобы он помог мне с клетками для птиц.

От скуки я сначала заинтересованно рассмотрел всех охранников, вводя их в тихую панику испытующим взглядом, потом перешел на скучающие физиономии магов. Они стоят в небрежных позах, явно настроившись на долгое, но необременительное ожидание.

И вдруг в один момент все переменилось. Застыл столбом, услышав что-то доступное только одному ему Леон, дернулась, как от удара, Кларисса. Сцепились руки младших магов, потянулись к магистру, передавая ему дополнительную энергию.

Охранники отпрянули к двери, кто-то даже дернулся было бежать, но магиня тяжело глянула в ту сторону, и безумец кулем осел возле двери.

— Всем оставаться на местах, если не хотите отправиться помогать своим подопечным добывать медь, — процедила ледяным голосом Кларисса, и даже у меня скользнул по спине холодок.

Вообще-то она очень участливая и сентиментальная женщина, но только до тех пор, пока не начинает говорить вот таким тоном. И тогда ее лучше беспрекословно слушать, дешевле обойдется.

— Можно идти, — скомандовал Леон, и мы рванули.

Нет, разумеется, не в двери. В портал, наскоро открытый магом и ведущий неизвестно куда. Возможно, даже в отсеки, где сидят наказанные за саботаж или драки.

Однако оказались мы все же не в камере или карцере. Разгромленная, словно ураганом, комната, скорее всего, еще недавно была уютной гостиной, обставленной добротной мебелью. Ведь лишь такая мебель могла достойно вынести баталию, случившуюся здесь минуту назад. Заброшенный на диванчик стул, перевернутый столик, сорванные со стены картины, разбитая ваза… распахнутая настежь дверь…

А посреди всего этого бедлама валяется недвижное тело человека в форме офицера стражи.

— Кто он? — Вопрос вылетает сам, не успеваю даже взвесить, нужно ли мне это знать.

— Командир одной из смен охранников, — сбрасывая стул и падая на диван, с досадой буркнул Леон. — Предатель.

— Но ведь… — едва ли не первый раз в жизни у меня не хватает слов.

Как может такое быть? Все, кто работает здесь охранниками, проходят не одну тщательную проверку. И по профессиональным качествам, и ментальную, в цитадели магов. И всегда считалось, что уж где-где, а здесь просто не может быть предателей.

— Если бы ты не узнал голос, — вдоволь налюбовавшись на мое ошеломленное лицо, тяжело вздыхает магистр, — мы бы до сих пор думали, что тут изменников просто не может быть. А когда решили проверить — просто для успокоения совести — твои подозрения, то вдруг обнаружили, что так хорошо защитили стражников амулетами от возможного ментального нападения, что сами не можем добраться до их истинных мыслей. Пришлось спешно готовить секретную операцию. Кларисса наложила на меня личину, и три дня в этих бараках жил новенький заключенный.

— Леон… — Поступок мага, никогда не готовившегося к выживанию в таких условиях, сразил меня.

— Не бери в голову, — отмахнулся он, — всего три дня, не такое уж большое испытание. К тому же меня хорошо подготовили. Зато ночами я понемногу расплетал защиту на их амулетах, и когда смог услышать неприкрытые щитами мысли, испытал настоящее потрясение. Целый заговор. Четыре человека. Главный — командир смены. Немедленно отправил вестника, и в то же утро меня отсюда забрали. Все последние дни мы готовили операцию по захвату. А тебя решили взять с собой в награду, ведь это было твое предположение. Не совсем сформированное, почти невероятное, но все же именно твое.

— Спасибо, конечно, но я бы хотел теперь узнать… а лучше посмотреть на того… ну ты понимаешь.

— Сейчас должна порталом прийти новая команда стражников, они под присмотром магов снимут со всех старослужащих амулеты, и ментальщики начнут всеобщую проверку. Вот тогда мы и сходим в камеры, — пообещал магистр.

Идти в камеры пришлось ножками. Хорошо хоть не в подвал. Бывшие оружейные комнаты старинной крепости, помещения для боеприпасов и просто припасов, коровники, конюшни, сенники и все прочие каменные постройки были переделаны под камеры для преступников. Причем комиссия, проверяющая тюрьму два раза в год, обязательно проверяла и условия жизни. Обычно проверяющие были довольны. Чистые, достаточно просторные камеры, свежие постели, простая, но сытная еда.

Может, я слишком придирчив, только почему-то мне вовсе не кажутся удобными каменные клетки и свежим — доносящийся из-за дверных решеток запах. Но особенно портят настроение настороженные, загнанные взгляды тех, кто находится за этими решетками. Какая-то неловкость заставляет меня отводить взгляд от худых, недобрых лиц. Словно это я, а не они сами повинны в том, что попали сюда. А больше всего при взгляде на этих ожесточенных людей мучат сомнения, что они действительно выйдут отсюда мирными законопослушными гражданами.

— И снова ты прав, — мрачно проговорил шествующий рядом Леон. — Пора пересматривать систему наказаний. Можешь предлагать свои идеи, если они у тебя есть.

— Есть, — ехидно откликнулся я. — И первая — запретить тебе лазать в моих мыслях.

— Даже и не думал, — обиженно возмущается магистр. — У меня после уничтожения амулетов нет ни сил, ни желания. Да и голова разболелась. Просто у тебя лицо было такое… выразительное, когда ты в камеры заглядывал. Но об этом потом, мы пришли.

Возле решетки нас дожидается встревоженный стражник, и по его дрожащим пальцам, перебирающим ключи, можно догадаться, как переполошил наш налет тюремщиков. Хотя всем официально объявили, что это были просто тактические учения и они уже закончены.

В камере сидят на грубо сколоченных лавках несколько заключенных, но среди них нет того, кого я так жажду увидеть.

— Где Ахтархон? — опередил мой вопрос Леон.

И хорошо, что опередил, я ведь собрался назвать совсем другое имя.

Однако заключенные словно не слышали вопроса. И не заметили нас.

Стражник ринулся было в камеру, поднимая прицепленный к запястью хлыст, но тут же попятился назад, остановленный ледяным взглядом магистра.

— Ему разрешено свидание, — безразлично пробормотал, ни к кому не обращаясь, маг.

— Спит он, — бросив на нас недоверчивый взгляд, хмуро буркнул один из узников.

— Где?

— Здесь я. — С верхней койки неловко слезает худой парень в грубой тюремной одежде.

— Это правда, про свидание? — С бледного, болезненного лица недоверчиво смотрят так знакомые мне по портретам Зары глаза.

— Правда, — шагаю к нему. — Идем со мной.

— Вещи его сразу захватите… — тихо и желчно произнес кто-то из заключенных, и парень дернулся, как от удара.

— А то потом окажется, что он сам захотел в другую камеру… — глухо донеслось из другого угла.

Заключенные явно нарывались.

Я вопросительно оглянулся на Леона. Магистр, стоически сцепив зубы, ответил мне страдальческим взглядом. Вот как. Значит, и такое бывало… Ну, тогда я не завидую вам с Кларой, одной поездки на жемчужные острова явно маловато будет за разгребание этой грязи.

И тут мне в голову пришла просто сумасшедшая идея.

— А что, у тебя действительно есть вещи, с которыми ты не хотел бы расстаться? — мягко спрашиваю бывшего повара.

— Да нет, — уныло промямлил он. — Если только кое-какая мелочь…

— Если хочешь, забери, — разрешаю я, — возможно, тебя действительно потом переведут в другую камеру.

Рашат побледнел еще сильнее и покорно полез на свою полку. А его сокамерники больше не проронили ни слова, только искоса бросали на нас ненавидящие взгляды.

Леон, выйдя из камеры, терпеливо ждал, пока узник соберет свои вещи и робко встанет возле меня, прижимая к груди небольшой узелок, затем приказал следовать за ним и направился к выходу.

До комнатки, где полагается находиться дежурному охраннику, мы топаем как сквозь горящий лес. Наполненные бессильной злобой глаза узников жгут спины, но стоит обернуться, как сразу оказывается, что все они старательно изучают грязный пол. И до жути обидно, что ничего нельзя объяснить этим глубоко заблуждающимся на наш счет людям. Все происшедшее сегодня в цитадели еще много лет будет считаться совершенно секретной информацией.

— Иди займись каким-нибудь делом, — отправляю из караулки охранника и, едва за ним закрывается дверь, оборачиваюсь к Леону: — Ты можешь открыть отсюда путь ко мне домой?

Нужно отдать должное магистру, он не особенно оторопел от моей наглости и не поспешил отказаться. Просто посверлил меня пару секунд возмущенным взглядом, потом сдался и пробормотал:

— Попробую…

Ну вот и ладненько, вздыхаю облегченно, значит, я все-таки попаду сегодня домой, а то уже как-то сомневаться в своем везении начал. Зато теперь и с бывшим узником спокойно побеседую в мирной обстановке, и с женой повидаюсь. Да и не найти этому невезучему парню лучшего места, чем Монтаеззи, для восстановления и лечения.

И тут я совершенно неожиданно догадался, где именно мы сейчас находимся. Вне всякого сомнения, это старая крепость Дареслайт, больше двух тысяч лет назад построенная в Андолезских горах на северо-западе от имения лорда Гонтариса. Конечно, исторические книги утверждают, что крепость Дареслайт давно развалилась от времени и мощного землетрясения, сильно изменившего облик этих гор пару столетий назад. Но я и раньше не особенно-то верил историкам, каждый из них обычно яро защищает только те гипотезы, которые совпадают с его личным представлением о логике событий. А теперь точно знаю, что крепость не просто вышла победителем в борьбе со временем и катаклизмами, а продолжает, как прежде, верно служить королевству. И размещение тюрьмы именно в Дареслайте вполне логично, Гонтарис — ближайший сосед Монтаеззи в этом направлении. А медные разработки находятся на юго-западных склонах гор, всего в нескольких сотнях лиг от крепости.

— Наверное, ты правильно поступаешь, — открывая портал, мрачно признался магистр. — Ждите нас к вечеру.

Я ничего не ответил, просто покрепче обхватил злосчастного узника за плечи и потянул за собой в серый туман портала.

Хорошо, что в Монтаеззи нас не ждали. Нет, вначале я испытал невольное разочарование, когда, окинув балкон привычным взглядом, не обнаружил стоящей у перил фигурки. Зато потом, увидев, как степенный лакей, случайно попавшийся в коридоре нам навстречу, со всхлипом схватился за сердце, — отчетливо понял, что расстраивался зря. Не хватало мне еще и Зию перепугать таким образом. Поэтому я схватил Рашата за руку и стремительно потащил в сторону гостевых комнат. Втолкнул в первую свободную, быстро показал, где что находится, и рванул в свой рабочий кабинет. И, уже пробежав почти половину пути, сообразил, что забыл предупредить его о необходимости держать язык за зубами.

Пришлось возвращаться. Останец растерянно стоял на том же месте, недоуменно рассматривая брошенную перед ним чистую одежду. Да, похоже, попытка отложить объяснение на потом провалилась с треском. Хочешь не хочешь, придется хоть немного просветить его сейчас.

— Рашат! — Останец изумленно поднял на меня глаза, в которых засветилась робкая надежда. — Я знаю, что ты не Ахтархон. И что сидел в тюрьме незаслуженно. Но, пока ищут людей, виновных в твоих бедах, постарайся никому не рассказывать, где ты провел последние годы. Это для твоего же блага. И побыстрее переодевайся, здесь есть человек, который тебя разыскивает все это время.

— Зейда? — чуть воспрянул духом бывший узник.

— К сожалению, нет, — отрицательно мотаю головой, хоть и неприятно причинять ему новую боль. — Иди умывайся, все остальное расскажу потом.

В этот раз я несся в кабинет так, будто был банкротом и за мной гнались рассвирепевшие кредиторы.

Пришедший в себя лакей непременно должен броситься за подмогой, а если прикинуть расстояние между коридором, где мы с ним встретились, и холлом первого этажа, где всегда дежурит охранник, то у меня в запасе не так уж много времени.

Влетев в кабинет, на всякий случай запираю двери и спешно принимаюсь за превращение в самого себя.

Кроме небольшой умывальной комнатки, к кабинету примыкает потайная кладовая, где у меня хранится запас магических предметов и снадобий. И еще целая куча различных нужных вещей.

Первым делом достаю из кладовой амулет для снятия личины и, повесив на шею, активирую поворотом центрального камня. Следующие несколько минут лихорадочно привожу себя в приличный вид, беспрестанно поглядывая в зеркало. В котором отражается нестерпимо медленный процесс преображения черноволосого смуглого останца в довольно симпатичного светлокожего мужчину. Разумеется, симпатичного на мой пристрастный взгляд. Еще пару минут, и можно будет без опаски показывать меня не только жене, но и слугам.

Топот и крики донеслись из той части дома, где я оставил гостя, слишком уж быстро. По моим подсчетам, перепуганный слуга не должен был за это время даже добежать до холла. Однако хочешь или нет, с источником шума придется разбираться на месте. Кинув последний взгляд в зеркало, отпираю дверь и, стараясь больше не обращать внимания на свою несуразную внешность, бегу туда.

И успеваю как раз вовремя. Кадин в сопровождении пары вооруженных охранников и того самого лакея решительно продвигаются по коридору, распахивая все двери подряд и обшаривая комнаты. Неуклонно приближаясь к спальне, где я оставил бывшего узника.

— Не могли они никуда сбежать, — все время повторяет слуга, стараясь держаться сзади. — Я двери-то сразу, как сигнал дал, на ключ запер.

И в доказательство потрясал увесистой связкой ключей. Наивный. Первое, чему научили меня специалисты в цитадели, это именно отпиранию всех видов замков. Но вот про какой-то там сигнал слышу впервые. Похоже, нужно побольше времени проводить дома, иначе не только слуги скоро перестанут узнавать, вздыхаю я и выхожу в центр освещенного светильниками коридора.

— Ну и во что играем? — спокойно и насмешливо спрашиваю остолбеневших от неожиданности сыщиков. — Может, и меня возьмете?

— Жиль? — недоверчиво спросил князь. — Это ты напугал бедного лакея?

— Нет. Это он меня напугал, — кающимся голосом объявляю я.

— Их двое было, — упорствует слуга, — и одеты… как каторжники.

— Грег! — Из-за угла летит ко мне разрумянившаяся от бега стройная фигурка в чем-то сиреневом, и я, забыв обо всех, бросаюсь навстречу.

— Как же ты не узнал хозяина, милейший? — укоризненно тянет за спиной Кадин, но лакей и не думает сдаваться.

— Нет, те были другие! Я одного хорошо запомнил — вылитый бандит. И второй, худой такой… Да вот он!

С трудом оторвавшись от любимых глаз, оборачиваюсь и вижу своего гостя, храбро шагнувшего в коридор.

— Рашат? — неуверенно спрашивает звонкий голосок Зары, а в следующий миг уже ликующе кричит во всю мощь своих легких: — Раша-а-ат!

Глава 15

— Поужинаем позже, — усталый Леон, чуть морщась, потирает виски, — сначала покончим с делами.

Немногие знают, что совсем не просто даются магистру такие проверки, как сегодняшняя. Пропустить через собственное сознание несчетное количество чужих мыслей и мыслишек и выбрать из них нужные — это вовсе не то же самое, что найти в ларце, полном бусинок, две одинаковые. Головная боль и ночные кошмары лишь небольшая часть платы за сомнительное удовольствие покопаться в чужом мозгу.

— Но хотя бы чаю? — Зия заботливо пододвигает поближе к гостю чашку с душистым напитком.

— Чаю можно… — удрученно вздыхает магистр, и я отлично понимаю, сейчас ему вовсе не до забот о собственном желудке.

Маленькая история Джуса обернулась для многих влиятельных людей государства большой проблемой. Король, которому в экстренном порядке доложили о результатах проверки, вызвал для объяснений верховного магистра цитадели, главное королевское око и советника иностранных дел.

В трех самых могущественных ведомствах королевства — сыскном, иностранных дел и военном, а также в службе королевских очей и цитадели магов секретным указом объявлено особое положение.

Лорд Берстаччи, в течение последних двадцати лет бессменно руководивший самой засекреченной тюрьмой королевства, узнав о творившихся за его спиной делишках, немедленно подал прошение об отставке. А еще через четверть часа маги еле откачали его после тяжелого сердечного приступа.

Если честно признаться, ему было отчего заболеть. Кроме Рашата еще пятеро узников, сидящих в Дареслайте, оказались двойниками. А еще трое двойников уже погибли к этому времени в рудниках при странных обстоятельствах. Странных в свете нынешних открытий, на тот момент их смерти казались всем вполне естественными.

— Я вас оставлю, нужно проследить за ужином, — вежливо объявляет Ортензия и, мимоходом нежно проведя пальчиком по моей щеке, исчезает из кабинета.

С сожалением проводив взглядом жену, специально придумавшую причину, чтобы оставить нас втроем, вопросительно смотрю на Леона.

— И что такого секретного вы собрались мне сказать? — спрашиваю напрямик, не дожидаясь, пока он придумает, как подойти к мучительному разговору.

— Грег, мы хотим поговорить о твоем расследовании, — деликатно начинает Кларисса. — Ты должен понять: в этот раз у тебя очень опасный враг. И для него твоя жизнь не значит абсолютно ничего. Один из погибших в руднике оказался графом, второй сыном известного генерала.

— А третий?

— Третий был останцем. Из девяти подмененных — пятеро останцы. Причем все, кому удалось таким способом вырваться из рудников, довольно известные, в некотором смысле, люди, — с тяжелым вздохом начинает объяснять магистр. — Суди сам: известный контрабандист, брат главаря самой крупной банды, орудующей возле границы, работорговец, насильник из знатного рода и уже известный тебе Ахтархон. Еще один — коренной житель жемчужных островов, сидел за ввоз ворованного жемчуга. Как оказалось, он весьма богатый человек у себя на родине. И последние трое — этавирцы.

Это слово Леон произнес с такой интонацией, что, не будь я в курсе всей невероятности происшедшего, догадался бы по его голосу, что магистр испытывает глубочайшую досаду. Но мне-то все было ясно уже с первого взгляда. Затратить немереную прорву сил, времени и золота, чтобы наладить надежную систему поимки и наказания особо важных преступников, и вдруг узнать, что девять осужденных ловко избежали заслуженной кары — такое ввергнет в отчаяние даже самого стойкого человека. А если еще представить, что над королевским правосудием сейчас где-то втихаря потешаются их родственники, посвященные в подробности побега и оплатившие услуги дерзких наглецов, делающих себе состояния почти на виду у считавшихся до сих пор непогрешимыми ведомств, то настроение ощутимо портится и у меня. Хотя и до этого особо прекрасным не было.

Бедный Рашат, которому бесхитростная Зара в первые же полчаса после встречи вывалила на голову все беды, случившиеся в его отсутствие, до сих пор стоит у меня перед глазами. Хорошо еще, что Леон с Клариссой не особенно задержались в крепости и сразу по приходе взялись за здоровье несчастного повара. И за физическое, и за моральное, так что парень проспит теперь не меньше суток и проснется совершенно здоровым. А вот станет ли он прежним, лично я почему-то не верю.

— Но ведь теперь можно отправить в семьи преступников магов… — начинаю я утешительную речь и понимаю, что опоздал.

— Давно отправили, еще когда я изображал узника, едва прочел мысли предателей, — безнадежно хмыкнул магистр. — И сразу выяснилось, что недавно продала все имущество и спешно выехала за границу очень богатая дама, чей муж попал в тюрьму за участие в заговоре. Это вместо него пару месяцев добывал медь, а потом погиб под завалами некий граф. Кстати, они были очень похожи, так как оказались двоюродными братьями. Семья второго беглеца живет на прежнем месте, но его мать год назад рассорилась с мужем и исчезла в неизвестном направлении. Прихватив с собой фамильных ценностей на кругленькую сумму. Вместо ее сына в тюрьме непостижимым образом оказался генеральский сынок, совершенно случайно имевший внешнее сходство со сбежавшим. Парень вел довольно беспутный образ жизни и в семье считается утонувшим во время пикника. Он погиб первым, так как все время писал жалобы собственному отцу. Ну а с третьим преступником вообще сплошные загадки. Этот был сиротой, опытным вором и взломщиком. И хотя имел на воле немалые средства, но выкупать его на свободу, по нашим сведениям, было некому. Однако в тюрьме вместо него оказался простой крестьянин, последним воспоминанием которого о нахождении на свободе стала попойка в портовой таверне. И, проснувшись после нее в камере, дурень искренне считал, что сидит за собственные грехи, совершенные по пьянке.

— Благодаря тому, что жаловаться не собирался, жив и остался, — вздохнула Кларисса. — Удивился немного, что его зовут чужим именем, но спорить не стал по крестьянской осмотрительности — а вдруг под своим именем еще чего похуже натворил.

— С этого момента твое расследование в Дильшаре берет под контроль главное око и цитадель, — внезапно совсем другим тоном сказал Леон. — Мы подключаем всех наших людей, действующих там, хотя их не так много, как хотелось бы. И даем тебе в помощь сильного мага вместо раненого тургона.

— А Тахара куда? — от неожиданности чуть растерялся я.

— Заберем сюда, его нужно подлечить, — терпеливо поясняет Клара. — И того мальчишку, разумеется, тоже. Я думаю, нужно забрать и Лайли, зачем тебе лишние волнения? А вместо нее отправим магиню, из старших учеников. Я бы сама пошла, но долговременная личина… сам знаешь.

— Ну да, мои служанки с ума бы сошли от такой перемены характера своей госпожи. И конечно, фигуры, — фыркнул я.

— Ты о своей безопасности думай, а не об умственном здоровье служанок, — вроде бы шутит Клара, но в глазах у нее неподдельное беспокойство. — Да и о девчонке надо позаботиться. Сам знаешь, Дильшар — город жестокий.

— Нет, — не поддался я на уговоры, — не будем пока ее менять. Ну пойми ты — никакому риску она не подвергается. Зато отлично знает местные обычаи и не проколется на мелочах.

А еще небольшая тонкость: язва не будет нервничать и переживать, что Тахар воспользуется его отсутствием, чтобы переупрямить сестру. Но про это я пока стараюсь не только не говорить, но и не думать. Да надеяться, что мои противоментальные амулеты не слабее, чем были у охранников в Дареслайте.

— Ну как знаешь, — с сомнением поглядывая на меня, согласился наконец магистр. — И где там ваш ужин? Перекусим да будем тебя отправлять.

— В дом к Дженгулу? — интересуюсь, дергая за шнур звонка. Я уже мысленно прикидываю, как буду объяснять купцу, где прятался почти целый день, но тут Клара неожиданно начинает хитро улыбаться.

Значит, опять приготовила какой-то сюрприз, и надеюсь, на этот раз приятный.

— Увидишь, — загадочно фыркает магиня, а я только пожимаю плечами.

Ну, раз не хочешь, можешь не говорить, я не особо претендую. Зато могу немного поддразнить магов и отвлечь от дурных мыслей.

— Кстати, я наконец вспомнил, в какой книжке видел такие башни, — говорю задумчиво, рассматривая содержимое подносов, принесенных слугами.

Маги еще раньше отказались спускаться в столовую, и мне кажется, дело вовсе не в банальном капризе, как можно было подумать, не зная Клариссу так, как знаю я. Скорее всего, сегодня они слишком устали и выложились, но не лечатся, экономя силы на мою переброску.

— К вам можно? — В руках Зии блюдо с ее коронным блюдом — фаршированными куропатками.

— Конечно можно, мы уже покончили с делами, — немедленно вскакивая с кресла и отбирая у жены блюдо, незаметно подмигиваю магам.

В конце концов, я тоже человек и имею право на семейную жизнь. Хотя бы и на такую нерегулярную.

— Разумеется. — Леон слегка виновато улыбается Ортензии. — Надеюсь, прелестная хозяйка простит нашу бесцеремонность? Но обещаю, скоро это дело закончится, и тогда мы не потревожим Грега целый месяц.

Ох и врет же! И даже не краснеет! Во-первых, это дело очень не скоро распутается, а во-вторых, после того, как мы его раскроем, придется решать столько новых проблем, что вряд ли у меня будет возможность отдыхать целый месяц. Они даже после свадьбы еле выдержали две недели, хотя тоже обещали забыть про меня на полгода.

— Я и не сомневалась, что ты вспомнишь, — вздохнула Клара, намеренно уводя разговор в другую сторону.

Похоже, я прав, и она слишком переутомилась, если не радуется, как обычно, моим успехам. Зато радуется Леон.

— Хорошо, что я не стал с тобой спорить, — приступая к куропатке, бурчит магистр, — к тому дому я уже привык.

Все понятно, опять магиня пыталась уговорить его сменить жилье. Она всерьез считает, что раз они теперь живут вместе, то нужен более просторный дом. А я в этом вопросе солидарен с Леоном — ее домик на удивление уютен и хорошо расположен. И защищен такой мощной сетью заклинаний, что не по зубам даже обученным магам. А немагам не стоит даже мечтать проникнуть за живую изгородь, которая кажется такой простой преградой.

— Ничего, я тебя в следующий раз подловлю, — спокойно пообещала Клара, и магистр едва не подавился куропаткой от такой прямоты.

Поужинав, мы некоторое время посплетничали о всяких пустяках вроде погоды и светских новостей, но, едва запульсировал голубыми огоньками стоящий на письменном столе кристалл, сообщая о прибытии на портальный балкон нового гостя, маги заторопились. Все понятно, потому-то они и болтали так расслабленно последние полчаса, что кого-то ждали, фыркнул я, покрепче прижимая сидящую рядом Зию и с любопытством поглядывая на дверь.

Вошедший останец замирает на мгновение, дожидаясь сигнала магистра, затем сбрасывает с лица конец хаиннского платка, оставляющего открытыми только глаза, и я вижу перед собой Тахара. Только здорового.

Так.

А вот таких сюрпризов я не прощаю даже друзьям. Сначала наложить личину тургона на мага, а потом начинать переговоры со мной. Это по меньшей мере некорректно. А в данном случае, когда расследование я начинал по частной просьбе, вообще возмутительно, потому что задевает мои профессиональные интересы.

— Грег, это не то, о чем ты подумал, — спокойно произносит Кларисса, открыто глядя в мое застывшее лицо.

— А о чем я подумал?

— Ты подумал, что мы все решили заранее, а потом разыграли перед тобой спектакль.

— А разве не так?

— Нет. Если бы ты не согласился, никто бы силой неволить не стал, — твердо заявляет магистр, — но подготовить человека следовало в любом случае. Проще истратить понапрасну немного энергии, чем терять драгоценное время.

А вот это уже звучит как упрек. Хотя логика в этом заявлении, несомненно, есть. Вот только одна маленькая оплошность — можно ведь было сразу предупредить, что мага вместо Тахара подготовили заранее. И тогда я воспринял бы появление этого двойника совершенно по-другому.

— Ну что ты молчишь? — не выдержала наставница.

— Я не молчу, а думаю. И знаете, что я решил? Никакого мага я не возьму. Тахара с мальчишкой заберите сюда, а я сделаю вид, что мы никого не нашли. Все. Открывайте портал.

Спорить она не стала, хотя, судя по кипящему возмущением взгляду, очень хотела. Сдержало магиню лишь присутствие Ортензии и рука Леона, стиснувшая ее запястье.

Едва вытерпев процедуру наложения личины и поцеловав жену на прощанье, решительно шагаю в открытый Кларой портал. В другое облако открытого магистром портала уходят он сам и замаскированный под Тахара маг.

Сделав пару шагов в сторону от портала, чтобы уступить место магине, собирающейся забрать в Торсанну Тахара и Дияра, четко понимаю — она меня обманула.

Место, где мы оказались, мне отлично знакомо, приходилось бывать раньше. Это одна из ближайших к Остане башен переноса. В настоящее время не работающая из-за конфликта, развязанного ханскими советниками.

— Ну и чего ты надеешься добиться этой выходкой? — сложив руки на груди, жду, пока магиня придет в себя после перехода.

— Ни на что я не надеюсь, — ворчит Клара, и в этот момент в тумане портала появляются еще две знакомые фигуры.

Очень знакомые, настолько, что я не успел даже забыть, во что они сегодня одеты. Вот это еще один вид навязывания своего мнения, который я очень не люблю. Когда я уже принял решение, а меня пытаются всеми способами заставить от него отказаться. Или уговорить, что в исполнении Клары практически одно и то же.

Сообразив, что разговор предстоит долгий, отхожу к будочке мага и сажусь на скамью.

— Грег… извини, — оглядевшись, начинает свою оправдательную речь магистр. Я поощрительно киваю ему головой: продолжай, мол, в том же духе, и я, возможно, вас прощу.

Но на уговоры все же не поддамся. И не потому, что у меня упрямый характер или повышенная вредность. А просто потому, что поддаваться нельзя. Поддашься один раз, второй… и сам не заметишь, как начнут тобой манипулировать все, кому не лень.

— Мы и в самом деле тебя использовали… Хотели убедить Ортензию, что ты не возьмешь с собой этого мага.

Стоп… чего-то я недопонял. При чем тут моя жена? И какое отношение она имеет к моей работе? У меня с Зией твердая договоренность: я никогда не сую нос в ее хозяйственные дела, а она воспринимает мою работу как неотъемлемую часть меня и никогда не пытается нас разделить. Или каким-то образом повлиять на мои решения. Поэтому ее не может волновать, кого я беру с собой, а кого — нет. Да и откуда она смогла бы узнать заранее, что я должен кого-то взять? Если я сам узнал об этом только сегодня!

Еще раз стоп.

А если допустить, что у нее была возможность узнать… Леон, привыкший ценить произносимое собственным языком и потому почти всегда выражающий самую суть в трех словах, сказал — этого мага. Значит, против кого-то другого она была бы не против. Так, ну и что может быть в этом маге такого особенного, чтобы именно он заинтересовал мою жену? Если она из всех магов хорошо знакома только с Клариссой и Леоном, а никто из них идти со мной не собирается?

Снова стоп.

А вот тут я неправ. Вернее, кое-что подзабыл. Есть еще один маг, за которого Зия всегда будет волноваться почти так же, как за меня, в этом я точно уверен. Но ведь он же еще ученик? Во всяком случае, три года назад его приняли в цитадель учеником магистра.

Неужели прошло уже три года? Вот шайтан. Тогда вполне возможно, что ему уже начинают давать более сложные задания, чем дежурство в королевском дворце во время праздников.

И в этом случае вся ситуация приобретает совершенно другое значение, и в моих рассуждениях имеется лишь одно слабое место.

Ну откуда моей жене, которая почти не выезжает из замка, знать, куда собираются отправить Хенрика? Ведь даже зайцу понятно, что никто и никогда ей таких вещей сообщать не собирался. Ни Хенрик, ни кто-то другой из магов, в этом можно не сомневаться. А если не маг, то кто? Кто еще может быть заинтересован в безопасности моего шурина так же сильно, как Ортензия? Лично я знаю только одного, вернее, одну очень заинтересованную личность. Но в таком случае она просто обязана быть в курсе планов магистров. И тогда все сходится. Узнав, что мужа собираются послать в полный опасностей Дильшар, она вполне могла примчаться в Монтаеззи и заключить договор с подругой. И я вовсе не сомневаюсь, что она сумела найти целую кучу веских аргументов и не менее убедительных причин, чтобы правдоподобно объяснить свои успехи в шпионаже за собственным мужем.

Ай да Мари!

Заставить самого магистра Леона изобрести сложную интригу, дабы наверняка убедить Ортензию, что ее брат не отправится в опасный Дильшар.

И ведь убедили-таки. Я уходил из дома в таком гневе, что ни о каком притворстве с моей стороны и речи идти не могло. То-то меня слегка насторожило при прощании с женой смущенное и чуть виноватое выражение ее лица. Теперь я жалею, что у нас не было ни времени, ни возможности поговорить наедине. Зия конечно же не выдержала бы и во всем мне призналась.

Но я же сам потребовал от магистра немедленно открыть портал! И тем самым лишил ее этой возможности. Ну, буду считать, что лишил.

И что из этого всего следует? Что мне все-таки придется обмануть надежды жены и взять Хена с собой? Ведь он, как ни крути, мой друг, и как теперь стало понятно, заранее к этому заданию готовился. А кому лучше знать, как не мне, как бывает обидно, если долго готовишься к какому-то делу, а тебя внезапно отстраняют. Даже если для такого отстранения были объективные причины, все равно невольно чувствуешь себя обманутым. И даже каким-то неполноценным, что ли.

Или все же настоять на первоначальном решении и сделать приятное Ортензии? А еще есть старый маленький должок Мари…

К тому же, если с Хеном в Остане что-нибудь произойдет, я и сам себе никогда не прощу. А уж с какими глазами в таком случае появлюсь перед нашими женщинами… даже представить страшно.

— Грег… — безнадежно тянет Хенрик с лицом Тахара, что-то такое разглядев на моем лице. — Извини, пожалуйста. Это я виноват. Но она же пообещала… Не мог даже представить, что сразу помчится к Зие… Ну конечно, я должен был молчать…

Да все понятно. От домашнего сыщика трудно что-либо скрыть. Особенно если его имя Марита Чануа и он обладает голубыми глазками, действующими на Хенрика как запрещенный порошок «тысяча снов». И просто неудержимым энтузиазмом и пронырливостью, когда дело касается людей или вещей, которые она считает нужным оберегать от всего на свете.

Но почему за его болтливость должен расплачиваться я? И не просто расплачиваться, а еще и поступаться собственными принципами? И почему, интересно, так притихли на другом конце скамьи эти двое интриганов? Снова на что-то поспорили?

Веселая у них семейная жизнь, как я погляжу! Ну так я сейчас сделаю ее еще немножко веселее.

— Знаешь, Хен, — произношу задумчиво, — вообще-то я не выношу, когда на меня давят, и всегда в таких случаях делаю все наоборот. И Кларисса это прекрасно знала, потому и подловила меня как мальчика. Но с тобой у меня особые отношения, и я хорошо знаю, как обидно, когда ты готовишься к заданию, а тебя вдруг не берут. Поэтому я тебя все же возьму, но… — Я смолкаю и, дождавшись, пока маги уставятся мне в лицо ожидающими взглядами, выдаю приговор: — …Но Кларисса, как проштрафившаяся, прямиком отсюда пойдет в Монтаеззи и именно сегодня все честно объяснит Ортензии.

— А если… она не согласится? — На Хенрика жалко смотреть.

— Мне будет очень жаль… обращаться в цитадель с настоятельной просьбой сменить мне куратора.

Теперь побледнела и магиня, я это отлично вижу краем глаза, хотя специально не гляжу в ее сторону.

Некоторое время маги озабоченно сопят, видимо переговариваясь мысленно, потом Леон поднимается и молча начинает открывать портал. Я тоже не говорю ни слова, все мы отлично знаем, что такие угрозы не произносятся впустую. И его действия означают только одно: хотя они и возмущены моим ультиматумом, но условия его готовы выполнить. Вот и ладненько, а я и не сомневался в обратном.

Так же молча взяв нас с Хеном под руки, Кларисса шагает в облако переноса, и через миг мы выходим из него в густо заросшем дикой алычой углу незнакомого сада. Клара немедля ломает луч переноса и исчезает, а я, выглянув из кустов и присмотревшись к виднеющимся за ними башенкам, запоздало понимаю, что магиня телепортировала нас в сад нанятого мною дома. И светлая читэру Лайли, мелькнувшая на открытой террасе, лучшее тому подтверждение.

— Там Лайли, твоя сестра, — тихо шепчу Хену. — Хочешь сейчас попробовать пообщаться?

— Может… завтра? — нервно терзая в пальцах сорванный листок, неуверенно бормочет он. — Скажешь, что я еще… плохо себя чувствую.

— Ладно, — великодушно иду я навстречу другу, тем более что у меня есть для него небольшое известие, которого нельзя найти в моих донесениях. — Главное, не забудь, у вас с Лайли слегка натянутые отношения из-за Рудо. Она собирается выйти за него замуж.

— Ты об этом не писал… — растерялся маг.

— Счел несущественным. — Я махнул рукой. Вовсе не обязательно выкладывать магу, даже если он мне друг и родственник, все свои и чужие секреты.

Хорошо, что над Дильшаром начинают сгущаться сумерки, иначе мы бы точно попались служанке Лайли. А так просто отсиделись в кустах, пока она нарезала букет в комнату своей хозяйки. Однако все плохое когда-нибудь кончается, закончилось и наше скитание по кустам.

Очень неожиданно закончилось.

— Быстро встали лицом к стене и подняли руки! Иначе не досчитаетесь конечностей! — Когда мы уже почти добрались до калитки, тихо, но решительно скомандовал за нашими спинами голос Алима.

— А за то, что хозяина не узнал, по башке не хочешь? — обозлился я, поворачиваясь к охраннику лицом.

Да что ж это за день такой! Куда ни приду, везде за мной собственные слуги с оружием гоняться начинают!

Хенрик, уже начавший было нерешительно поднимать руки, повернулся следом, и мы оказались перед взведенным арбалетом.

— А чем ты докажешь, что ты мой хозяин? — продолжает упорствовать Алим, хотя твердости в голосе заметно поубавилось.

— Встань к тому дереву, и если мой дротик заденет хоть волос на твоей голове, значит, я — не я, и тебе положена премия за бдительность.

— Ага, посмертно! — не обрадовался этому способу проверки охранник. — Я уже и так верю. А зачем вы по кустам лазите?

— Твою работу проверяем, — едко фыркнул я. Где это видано, чтобы хозяева отчитывались перед сторожами в своих действиях?

Правильно, где угодно, только не в Дильшаре.

Алим верно понял мою язвительность, опустил арбалет и отступил на пару шагов, пропуская нас к калитке. Вот только в глазах у него мелькнуло что-то, в сумерках не разглядишь. То ли обида, то ли разочарование.

— Извини, парень, — немедленно накатило жгучей волной раскаяние, и я, шагнув к нему, примирительно касаюсь ладонью плеча. — Мы просто хотели посмотреть, везде ли надежен дувал, сам понимаешь, врагов у меня прибавилось.

Он согласно кивнул, оттаивая, и мы, уже не скрываясь, прошли в калитку, ведущую во двор. И когда уже шли к дому, мне показалось, что вслед донеслись тихие слова:

— И друзей…

Глава 16

Следующие три дня слились в моей памяти в один огромный нескончаемый клубок проблем и вопросов, требующих немедленного решения и моего обязательного присутствия. И я бы ни за что не разобрался с ними, если бы, как по волшебству, не начали вдруг открываться запертые для прочих просителей двери, появляться из ниоткуда нужные материалы и становиться покладистыми несговорчивые мастера.

У меня не было времени задумываться над источниками такого везения и желания высчитывать, чьи люди — цитадели или советника — незаметно помогают моим планам, но окружающие дильшарцы делали свои выводы. И далеко не все из них были в мою пользу. Но больше всего меня настораживало все более холодное отношение ко мне Бижана. Старый боец вел себя с каждым днем все суше и официальнее и старался лишний раз не попадаться мне на глаза.

Началось все в тот вечер, когда мы с Хенриком вошли на закате в дом. Встревоженный моим долгим отсутствием домоправитель с приветственным возгласом заторопился навстречу, и сразу же на голоса из кухни выглянул старший охранник. Окинул нас внимательным взглядом, чуть заметно сощурил глаза, заметив, что на лице лже-Тахара не видно ни шрамов, ни синяков. И равнодушно буркнув приветствие, скрылся за кухонной дверью.

В тот момент еще можно было шагнуть следом за ним, попробовать поговорить, пошутить, бросить прозрачный намек. И попытаться спасти зарождающуюся дружбу. Но я этого не сделал, торопясь показать Хену его комнату и объяснить пару-тройку важных бытовых тонкостей. Тем более к этому времени я уже отчетливо сознавал, что без особой надобности на кухню, которую здешние слуги традиционно считали своей территорией, лучше не вторгаться.

С тех пор калечный воин ловко избегал встреч со мною, стараясь как можно больше времени проводить в дежурствах и проверках своих подчиненных, возвращаясь в дом только перекусить да поспать несколько часов.

Это обстоятельство меня очень беспокоило, но для того, чтобы вызвать его на более-менее откровенный разговор, не было ни времени, ни сил. А самое главное, у меня не было видимой причины для такого шага. Поведение охранника было безукоризненным, работу свою он знал превосходно. Потому я и надеялся, что успею с ним разобраться после того, как вернется ханша и я проверну свою затею с демонстрацией зверушек.

Но я не успел. Все произошло неожиданно и абсолютно не так, как я планировал. В то самое утро, когда мы ожидали прибытия Саялат и нанятые специально для этого работники с превеликими предосторожностями всю ночь расставляли вдоль аллей ханского парка ажурные медные клетки, выкрашенные под золото, в мою спальню спозаранку постучали.

— Входи! — думая, что это Хен, крикнул я, занятый облачением в приготовленную с вечера парадную одежду.

Однако вошел вовсе не Хенрик, который должен быть на сегодняшнем приеме моим сопровождающим, а Бижан.

— Чего тебе? — мельком обернувшись от зеркала, спросил я и снова занялся непослушным узлом на поясном платке, углы которого никак не желали свисать ровными концами, а торчали в разные стороны.

— Я пришел предупредить, что больше здесь не работаю, — прямиком заявил старший охранник и развернулся, чтобы уйти.

— Подожди, — едва придя в себя от внезапности его решения, оставляю в покое проклятый узел и бросаюсь за охранником. — Объясни, что случилось?

— Ничего, — неохотно буркнул он. — Мне сделали более выгодное предложение.

— Сколько тебе обещали? Я буду платить на треть больше, — немедленно предложил я, прекрасно понимая, что воин врет.

Когда людям предлагают более высокую зарплату, они не сообщают об этом предыдущему нанимателю таким кислым тоном.

— Деньги тут ни при чем, — не задумавшись ни на секунду, выпалил он явно заранее приготовленную ложь. — Там работа постоянная.

— А с чего ты взял, что у меня временная? — уже поняв, что переубедить его не получится, спрашиваю просто из чувства противоречия. — Я тоже собираюсь дело расширять, дом куплю…

— Нет, я там уже пообещал, — твердо объявил Бижан и взялся за ручку двери.

— Подожди секунду, — дергаю я шнур звонка, ведущий к домоправителю.

Саркин появился в спальне всего через несколько мгновений, вызвав у меня нешуточное подозрение, что ожидал этого звонка за дверью. Бесстрастно выслушал приказ выдать старшему охраннику жалованье и премию за спасение моего родственника и с тем же показным безразличием отправился выполнять это поручение. Хотя брошенный им искоса недовольный взгляд яснее ясного говорил, что домоправитель имеет собственное мнение по этому вопросу. И что оно сильно отличается от мнения Бижана.

— Джиль, ты готов? — Влетевший в комнату оживленный Хенрик уже подпоясан новеньким синим с золотыми звездами платком, очень подходящим к парчовому голубому халату и белоснежному нижнему костюму из лучшего останского шелка.

— Почти.

— А что случилось? — мгновенно посерьезнел друг.

Кажется мне или он действительно каким-то образом чувствует мое настроение? В который уже раз за последние дни задаю себе один и тот же вопрос. Нам не часто приходилось сталкиваться с ним последнее время на профессиональной почве, а дома я о делах стараюсь не говорить. И потому его явно возросшие способности и ставший более уравновешенным характер явились для меня своего рода сюрпризом. Единственным приятным сюрпризом за последнее время.

— Бижан ушел, — процедил я сквозь зубы и с досадой подергал затянувшийся узел. — Ну что стоишь, пойдем! — окликнул застывшего мага.

— Ты оружие взял? — еще думая о чем-то своем, поинтересовался Хенрик.

— Нет, — слукавил я.

Просто так, на всякий случай, завалялась у меня на поясе под нижней рубашкой пара метательных ножей. Да прекрасно я понимаю, что сильно рискую, нарушая приказ хана, но идти в змеиное гнездо вовсе без оружия просто не могу. Против такой глупости восстает вся моя тренированная интуиция. Потому и не хочу говорить о них Хенрику, чтоб не выслушивать кучу очень убедительных доводов в пользу пунктуального выполнения ханских указов.

Сегодня нам не пришлось стоять под воротами вместе с остальными посетителями, по негласному указанию советника Энжебина для меня теперь в любое время открыта калитка для слуг. Разумеется, многие из тех лизоблюдов, что каждое утро совершают пробежку по центральной аллее, считают ниже своего достоинства входить через черный вход, но я особым снобизмом никогда не страдал. И предпочитаю спокойное топанье под окнами кухни коллективному бегу под сенью экзотических деревьев и старинных статуй.

Рабочие уже выполнили все приготовления и теперь скромно сидят прямо на земле под присмотром парковой охраны. Но я не спешу их отпускать. Медленно обхожу клетки со зверушками и птицами, диктуя Хенрику, идущему сзади со свитком и стилом, последние замечания. Старшина рабочих плетется следом за лже-Тахаром и немедленно передает эти указания своей команде. Через несколько минут везде кипит работа, а я пытаюсь припомнить, все ли свои задумки успел осуществить.

Вроде все. Клетки расставлены, возле них столики с фруктами — на случай, если ханша пожелает собственноручно покормить понравившуюся зверушку. В вазах роскошные букеты свежих цветов, под деревьями соблазнительно притаились широкие диваны и столики для угощения. Чуть позже люди советника принесут ковры, подушки и сладости. А чай, который ханша пьет только очень горячий, будут подносить из зеленого шелкового шатра, замаскированного в густых кустах сирени. Там у меня уже должен сидеть повар и несколько быстроногих разносчиков.

Кстати, нужно проверить, все ли у них готово. Я круто развернулся в сторону кустов, но не успел сделать и пяти шагов, как меня остановил парнишка, одетый в фартук поваренка.

— Это тебе, — сунул он в мою ладонь крошечный обрывок шелковой бумаги и мгновенно унесся в сторону дворца.

— «Ханша вернулась». — Только два слова начертаны на клочке нарочито кривыми каракулями, но сколько они несут в себе важной информации!

Если Саялат вернулась раньше времени и советник не сообщает об этом открыто, через своих слуг, а посылает кухонного мальчишку, значит, настроение у ханши отвратительное и видеть она никого не желает. И вполне возможно, вовсе не обрадуется моему сюрпризу, а, наоборот, рассердится за своеволие. Ведь мы расположили клетки с животными именно там, где она любит гулять. Так что делать? Спешно таскать клетки прочь или все же подождать? Возможно, после бассейна и завтрака настроение ханши изменится в лучшую сторону. А если не изменится, то к чему мне готовиться?

Я по инерции прошел еще пару шагов в сторону шатра и решительно развернулся в обратную сторону. Сейчас мне вовсе не до проверок, нужно срочно найти решение, которое спасет плоды моего труда. И едва успев повернуться, оторопело замираю от неожиданно открывшегося зрелища.

По широкой аллее прямо ко мне мчится одетая в полупрозрачное и голубое сдобная женская фигурка, в которой я без труда опознаю ханшу, хотя она и оказалась немного ниже ростом, чем представлялось после встречи в пустыне. Следом за ней несется стайка служанок, наглухо замотанных в гораздо более плотные читэру. А по сторонам от дорожки, уткнувшись лбами в песок, недвижно торчат задницами вверх мои рабочие, рухнувшие наземь в тот самый момент, когда заметили приближение Саялат. И потому рядом с ними валяются метлы, совки, ведра и корзины с кормом и песком. Хм, веселенький сюрпризик получился.

— Что здесь происходит? — разъяренно кричит ханша, еще не успев добежать, и мне неожиданно становится смешно.

Ну почему они так любят орать, эти властные женщины, даже не попытавшись разобраться, обидеть их хотели или порадовать? Неужели всерьез верят, что найдется хоть один нормальный мужчина, который, увидев один раз этот перекошенный злобой рот, рискнет позже мечтать о том, чтобы припасть к нему губами в порыве страсти?

— Ничего, — вежливо говорю я, изо всех сил пытаясь не улыбаться, и с ужасом понимаю, что это мне не удается.

— Как это ничего? — Словно споткнувшись, резко остановилась ханша, и наперсницы тесной стенкой замерли за ее спиной. — А почему это ты скалишь зубы?

— По двум причинам, — все еще веселясь, легкомысленно ухмыляюсь я. — Но если вы, госпожа, позволите проводить вас вон к тому диванчику, то я по пути расскажу про обе.

— К диванчику? — Черные глаза еще глядят сердито и подозрительно, но в глубине их уже тлеет крошечная искра интереса, и это рождает во мне робкую пока надежду.

Любопытство — вот крючок, на который можно поймать почти каждую женщину. Пусть только завязнет хоть коготочком, а уж выпутаться я ей не позволю.

— Да, — скромно опускаю глаза, — вон к тому. Или лучше вот к этому, тут уже солнышко подсушило росу. Вообще-то слуги должны были уже принести ковры и подушки, но мне кажется, что они сейчас немного… боятся.

— А кто ты такой… и почему тут распоряжаешься? — быстро сориентировалась Саялат и вновь смотрит дикой кошкой.

— О, я никто, — снова хихикнул я, — и тут вовсе не распоряжаюсь… а готовлю для вас сюрприз. Впрочем… он уже не удастся.

— Не волнуйся, он уже удался! — почти рыкнула она мстительно, и тут я, припомнив торчащие вверх седалища работников, снова хрюкнул. — И объясни уже, над чем ты все время хохочешь?

— Над слугами, которые, едва завидев вас, подняли к небу свои… хм… — Я снова хихикнул, хотя мне уже было не смешно, а очень неуютно под черным огнем ее прожигающих глаз. — Надеюсь, вы не подумали… что это и есть сюрприз?

— Я про них вообще никогда не думаю… — все еще сердито буркнула она и оглянулась.

Ни одного рабочего уже не было на дорожке и аккуратно подстриженных лужайках. Исчезли и метлы с корзинами.

— Так, и где же настоящий сюрприз?! — В ее голосе убавилось металла, зато появилось ядовитое змеиное шипение.

— Прошу, — склонил я голову, предлагая ей пройти вперед, но ханша неожиданно замялась, опасливо вглядываясь в изменившийся рельеф кустов.

Словно чего-то боялась, хотя чего можно опасаться в собственном парке властительнице, перед которой дрожит весь дворец и вся столица?

Что толкнуло меня — интуиция или наглость, а может, ударила в голову шальная догадка, но я резко сорвал с ближайшего столика богато вышитую скатерть и, набросив на правую руку, молча протянул ее ханше.

Возмущение лишь скользнуло тенью по ее губам, уступая место холодной самоуверенности, затем Саялат царственно положила холеную ручку на скатерть, позволяя мне вести себя.

— Госпожа не пожалеет, что приняла такое решение, — мягко и проникновенно вещаю я, подводя ее к ближайшей клетке. — Постараться по мере моих слабых возможностей доставить вам хоть небольшую радость, это все, о чем только я могу мечтать.

С этими словами я левой рукой сдернул с клетки цветастое покрывало и сам едва не охнул от изумления. Совершенно случайно, от потрясения неожиданным появлением Саялат, я привел ханшу не к началу осмотра, а к концу, к той самой клетке, которая, по моему замыслу, должна была стать главным украшением выставки.

Зато повелительница сдержать восхищенный возглас не смогла. Да и никто другой бы не смог. На маленькой бархатной подушечке, лежащей в глубине широкой чаши тончайшего розового фарфора, зашевелились эльмы, легендарные полуволшебные создания, похожие на крошечных человечков с прозрачными крылышками. Прячась от ночной прохлады, эльмы укладываются спать в вазу, стоящую посреди золоченой клетки, которая едва угадывается своей тончайшей ажурной вязью. Но стоит им почувствовать солнечный свет и тепло, как крошки начинают один за другим перепархивать с подстилки на широкие края вазы. И постепенно просыпаясь до конца и оживая, еще неуверенно помахивая крылышками, усыпанными посверкивающей алмазной пыльцой, принимаются изящно поворачиваться, согреваясь в ласковых лучах утреннего солнца. Драгоценные крылья переливаются всеми цветами радуги, крошечные ручки и ножки, покрытые мягким серебристым пухом, все быстрее двигаются в такт неслышной музыки, постепенно выплетая необыкновенно прекрасный танец.

Саялат, в волнении приоткрыв пухлый ротик и забыв про все на свете, завороженно следила за этим танцем, а я стоял рядом, не решаясь нарушить ее восторженное состояние. В этот момент рядом со мной не было хитрой и осторожной правительницы, из ухоженной роскошной оболочки выглянула совсем юная, нерешительная и доверчивая девчонка, и мне почему-то стало ее очень жаль.

— Ты был прав. Я не жалею, что поверила тебе, — слишком быстро опомнилась ханша. — А кто тебя нанял?

— Госпожа, наверное, забыла… — удрученно вздыхаю я, хотя почему-то уверен, что ничего и никогда она не забывает. — Да и немудрено, мало ли людей встречается вам каждый день. А со мной вы встречались больше недели назад. Я хозяин судна, которое доставило с южных островов зверей и птиц. Помня о данном госпоже обещании, я осмелился предположить, что в этом парке вам будет приятнее и удобнее разглядывать моих питомцев, чем в припортовом тесном загончике.

— И мои стражники теперь беспрепятственно пропускают сюда каждого, кто захочет показать мне свой товар? — просовывая в маленькую дверцу клетки кусочки фруктов, насмешливо фыркает она.

— Нет. Они никого не пускают. Но мне посчастливилось встретить среди ваших помощников человека… который так же сильно, как и я, хотел устроить для вас приятный сюрприз.

Продолжать я не стал. Если она захочет узнать имя советника, разрешившего мне привезти сюда животных, то спросит сама. А если не спросит, значит, на это у нее есть свои причины.

— А эта клетка… она одна… — Ханша выжидательно молчит, не желая показывать свою заинтересованность, и я мысленно поздравляю себя с правильной тактикой. Женское любопытство — это страшная сила, и каждый мужчина должен уметь им пользоваться.

— Еще ни одно животное, привезенное этим рейсом, не показано ни одному покупателю, — заявляю в ответ с явно слышимой в голосе обидой. — Не мог же я лишить вас права выбрать себе любимца первой?

— И все они…

— Здесь, — киваю утвердительно и, отвернувшись от клетки, делаю широкий пригласительный жест.

— Фокусник! — проследив за взмахом моей руки, одобрительно фыркнула Саялат, не замечая, что я поражен не менее ее.

Все, что мы не успели приготовить до появления в парке ханши, теперь доделано. Ковры, подушки, сласти, изысканная посуда за несколько минут, пока мы созерцали эльмов, словно по волшебству, бесшумно заняли свои места.

— Это не я, — абсолютно честно сообщаю ханше и по лукавому взгляду понимаю, что мне не очень-то верят.

Надеюсь, она на самом деле не считает меня магом?

Нет, хотя маги в Остане и под запретом, но пользоваться их услугами жители, особенно состоятельные, никогда не перестанут. И местные маги, скрывающиеся под видом гадалок, лекарей, шаманов и предсказателей, только рады такому положению дела. Некоторая полулегальность и мнимая опасность позволяют им драть с клиентов двойные и тройные гонорары. Вот только мне подозрение в причастности к этой компании может лишь навредить. Хотя все придворные завсегдатаи усиленно пользуются услугами шаманов, беседовать на равных с человеком, сведущим в магии, они не будут.

— Просто у вас тут слуги… слишком быстро бегают от страха, — сердито буркнул я, и Саялат неожиданно задорно расхохоталась.

— А если не успевают убежать, то прячут головы, выставляя мне напоказ… ха-ха!.. И почему я… ха-ха… не замечала, что это действительно смешно?

Ее задорный смех, словно заклинание магистра, в несколько секунд превратил тихий уголок парка в зал приемов. Непонятно из-за каких кустов начали появляться высокопоставленные чиновники со свитами помощников, знатные завсегдатаи робко пристраивались на диванах, стоящих во втором ряду от дорожки, стражники важно застыли у каждого поворота, а юркие прислужники потащили из секретного шатра кипящие чайники.

Я вел ханшу от клетки к клетке, подробно рассказывая выученные ночами сведения о своих питомцах, и на каком-то повороте с изумлением заметил, что за нами на почтительном расстоянии следует порядочная толпа придворных. И первыми в ней идут советник Энжебин и Хенрик, с донельзя деловитым видом не выпускающий из рук свой свиток. Придворные косились на него с досадой и пытались отпихнуть в задние ряды, но маг держался с героической невозмутимостью. Невзирая на едва не сбивающие с ног тычки, на которые не скупились озлившиеся лизоблюды. Остановившись у очередной клетки, я кивком головы подозвал мага, якобы затем, чтобы тихонько выдать указания по уходу за изумрудно-черной птицей с роскошным золотым хвостом и огромными печальными глазами.

— Пусть чаще меняют воду и не забудут днем прикрыть от солнца. Да держись рядом, а то тебя затопчут.

— Ты беспокоишься о нем, словно о родном, кто он тебе? — не упустила этот эпизод из виду зоркая Саялат.

— Муж сестры, — скромно ответил я, но ханшу внезапно заинтересовало это обстоятельство, и она пожелала узнать о нем подробнее.

Очень ненавязчиво намекаю, что для доверительного разговора лучше присесть на диван, и Саялат великодушно соглашается.

Кстати, еще пару дней назад я специально расспросил одного из чиновников и выяснил, что в дворцовом этикете нет никаких правил или обычаев, запрещающих одновременно сидеть на одном диване нескольким посетителям и приглашенным. Но среди спесивых придворных не так давно прошел слушок, что важных посетителей размещают более просторно, и все стали требовать себе отдельные диваны.

Однако сесть рядом с ханшей как равный я все же не решился. Не стоит дразнить всю эту орду интриганов и завистников, нажить кучу врагов я всегда успею. Поэтому, дождавшись, пока Саялат удобно устроится в куче подушек, скромно опускаюсь неподалеку от ее ног на край ковра, устилающего траву вокруг выбранного ханшей дивана, и беру из рук подскочившего с чайником прислужника горячую пиалу. Чуть сморщившись — ну не пью я в жару слишком горячее, — ставлю чай на краешек стола остывать и с преувеличенным ожиданием смотрю на копающуюся в вазах с конфетами женщину, давая понять, что готов удовлетворить ее любопытство.

— Почему же ты так о нем заботишься? — не замедлила этим воспользоваться Саялат.

Еще при нашей первой незабываемой встрече в пустыне я заметил это ее качество — резко, в лоб, задавать самые непредсказуемые вопросы. И еще тогда понял, что она каким-то образом умеет отличать ложь от правды. Потому с ходу выдаю ей не придуманную Клариссой легенду, а чуть подредактированную правду о наших отношениях с Хеном.

— Он хороший человек, и мы дружим. Родителей у него нет… Кто еще позаботится о парне?

— А сестру ты ему продал или твой отец?

— Ну, с сестрой у меня вышла целая история, — вспомнив приключения Мари, весело фыркнул я.

— Расскажи, — требует Саялат и, отодвинув в сторону поднос со сладостями, жадно вглядывается в мое лицо.

Пока я, слегка перевирая на ходу давние события, рассказываю заинтригованной ханше историю женитьбы Хенрика, придворное общество издалека тоскливо и страстно завидует моему триумфу. Ну еще бы, они по многу лет в любую погоду бегают по утрам во дворец с минимальными результатами. А я только раз пробежался и сразу попал чуть ли не в фавориты. И одновременно стал врагом всем этим прихлебателям. Похоже, кольцо, которое чуть ли не насильно заставил меня сегодня надеть на палец Хенрик, в ближайшем будущем лишним явно не будет. Достаточно незаметно капнуть на невзрачный камень одну каплю любого питья или кушанья, содержащего яд, как цвет минерала изменится.

Просто из любопытства незаметно касаюсь камнем остывающего чая, и в ту же секунду холодная пружина туго скручивается в моем желудке. Сероватый камушек мгновенно окрасился в насыщенный зеленый цвет.

— Что-то случилось? — насторожилась ханша, видимо, сработало ее необъяснимое чутье.

Что ей отвечать? Солгать или сказать правду? И что это было на самом деле? Попытка отравить меня или прислужник ошибся и подал мне пиалу, причитающуюся повелительнице? А вдруг яд был в обеих пиалах? И что мне делать, если она уже успела хлебнуть ядовитое угощение?

— Госпожа… вы пили чай? — изо всех сил пытаясь размышлять спокойно, спрашиваю Саялат.

И молю про себя всех останских богов, чтобы она ответила — нет. Иначе я буду первым в списке подозреваемых, и в чем в чем, но в том, что дворцовые палачи за пару часов выбьют из меня признание во всех преступлениях, совершенных в Остане за последние сто лет, можно даже не сомневаться.

— Нет… а что с ним такое?! — Ханша напоминает сейчас гончую, взявшую свежий след.

— Яд.

— Как ты узнал?

— Опробовал новое кольцо… Тахар специально для вашего дворца подарил.

Я намеренно выдаю ей больше информации, чем следовало бы, желая понаблюдать, как Саялат воспримет это заявление. Но она вдруг стиснула зубы и замкнулась в себе, словно решала в уме важную задачу.

Какой-то странный шум раздался со стороны дворца, и вокруг нас неожиданно воцарилась тревожная тишина. Мгновенно поворачиваю голову и вижу быстро продвигающуюся в нашу сторону необычную компанию. Возглавляет ее один из четверки старших советников, Каджимин, по бокам идут шестеро дюжих воинов в обшитой металлической сетью кожаной броне и с посверкивающими синевой обнаженными ятаганами. А сзади, под прицелом двух арбалетчиков, плетется коротко стриженный бородатый останец, в котором я с большим трудом узнаю Ахтархона. Впрочем, судя по дворцовым сплетням, зовут нынешнего любовника ханши Зайзир, и привезла она его из западных провинций именно за сходство с длинноволосым любимчиком.

И если я не ошибаюсь, то все происходящее — не что иное, как попытка дворцового переворота, а значит, нам с Тахаром сейчас тут нечего делать.

Пора делать ноги.

Вскочив с ковра, оборачиваюсь, чтобы сообщить о своем вынужденном решении магу, и тут же падаю на ханшу, сбитый с ног прыгнувшим на меня Хенриком. Свист болтов, стон Хена, хруст ломаемого амулета и женский взвизг сливаются в один звук, и в тот же миг пропадают в сером тумане телепорта.

А уже в следующее мгновение мы трепыхающейся шумной кучкой вываливаемся на теплый красноватый песок.

Глава 17

Впрочем, это я чуть позже рассмотрел, что он красный, и определил, что теплый. А в тот момент меня волновало лишь одно — что с Хенриком. И едва растаял туман переноса, я рванулся побыстрее выпутаться из чужих рук и ног и подхватить мага. Он все-таки ранен и хотя пытается сам подняться на ноги, но кривится от боли и бледнеет на глазах.

И его следует первым делом осмотреть и перевязать. Оглянувшись в поисках более удобного места для раненого, не поверил вначале своим глазам. Повернулся вокруг себя — проверить, не показалось ли мне… и положил Хенрика прямо под ноги. Все равно нет никакой разницы между здесь и там. Вот в этот момент я все отлично и оценил — и цвет песка, и его сухое тепло. Да так оно и должно было быть, чего еще можно ожидать от песка в полупустыне?

Но в этот миг я не стал задумываться ни о том, зачем Хен приволок нас именно сюда, ни о том, куда рванула, едва вскочив на ноги, перепуганная Саялат.

Все потом.

В мою голову намертво вбито Клариссой и магами цитадели, что в экстремальных ситуациях первым делом необходимо классифицировать все проблемы по степени актуальности. Вот это я немедленно и произвел и теперь делаю именно то, что не может ждать ни секунды.

Устроив поудобнее теряющего сознание мага, ломая ногти, тороплюсь развязать набрякший кровью узел платка. И, только развязав, соображаю, что вполне мог его просто разрезать, ведь несколько дротиков, тайком от Хенрика пронесенных во дворец под одеждой, никуда не делись.

Хорошо, хоть вообще о них вспомнил. Самый противный из всех известных мне болтов, розочка, глубоко впился в тугие мышцы спины между лопаткой и плечом. Почему-то не помнится мне, чтобы у Хенрика были такие крепкие мускулы, и я мимоходом поставил в памяти зарубку впоследствии поинтересоваться, откуда они у него взялись. А еще позднее можно будет и проверочку устроить, — есть в нашем прошлом несколько небольших эпизодов, о которых маг не решился рассказать даже Мари. Все можно, только пусть он вначале поправится. Совестливое подозрение, что эта розочка предназначалась вовсе не ему, я старательно гоню из головы. Не до угрызений совести мне сейчас.

А руки уже заученно разрезают франтоватый наряд, нащупывают в своих карманах дротик, а в поясе у запасливого Хенрика плоский флакончик с целебным зельем, предусмотрительно подписанный на останском языке. Чуть капнув зелья прямо на кожу вокруг болта, бестрепетно беру в руки самый тонкий нож и поминаю добрым словом Клариссу, создававшую таких добротных фантомов, что они даже стонали, когда я тренировался на них в оказании первой помощи. Зато теперь моя рука не дернулась, когда Хенрик вскрикнул от боли. Я сам знаю, как это больно, когда из тела вырезают розочку вместе с куском плоти. Но иначе ее не вынешь, а полностью снять боль мне нечем.

Впрочем, в том снадобье, которым я щедро поливаю разрезы на теле мага, все это должно быть. И кровоостанавливающее, и обезболивающее, и заживляющее. И даже противоядие от большинства известных ядов. Есть у некоторых вояк подлая привычка мазать свои болты и ятаганы какой-нибудь гадостью. Нет, я понимаю, конечно, обойтись без оружия во многих случаях жизни просто невозможно. Но будь моя воля, приказал бы испытывать самые кровопролитные и подлые образчики на тех умельцах оружейниках и алхимиках, которые изобретают такое оружие и яды для него. Не сомневаюсь, количество желающих совершенствовать свои способности в этом направлении сразу бы резко уменьшилось.

Хенрик притих, да и сильное кровотечение постепенно унялось, видимо, начало действовать снадобье, и я уже более спокойно и тщательно сооружаю ему повязку. А потом прикрываю спину друга синим платком и приступаю к решению второго вопроса.

Нет, не вопрос, где искать и ловить Саялат, стоит у меня под вторым номером. Вокруг нас до самого горизонта расстилаются невысокие песчаные холмы, покрытые низкими сухими кустиками и выгоревшими островками жесткой травы, между ними изредка торчат искривленные чахлые стволы незнакомых деревьев. На удивление однообразный и унылый пейзаж, смертельно опасный именно этой монотонностью. Стоит уйти за ближайший холм, и можно уже никогда не найти место, где лежит беспомощный друг. И тогда, заплутав в красновато-рыжем однообразии, я уже не смогу помочь ни ему, ни ханше. Ни себе.

Потому и начал с того, что наломал с ближайшего деревца веток и соорудил над Хенриком шалаш от солнца, которое все выше взбиралось по безоблачному небу. Накрыл свое сооружение сверху остатками испорченного парчового халата и отправился ломать новые ветви, потолще. Некоторые выдирал руками, кое-какие пришлось пилить дротиком.

А наломав, взялся за непростую задачу — сооружение маячка. Свой халат тратить на нарезку веревок не стал, он ночью послужит одеялом Хенрику, если мы до того времени не сумеем выбраться отсюда. Отрезал узкие полоски от нижней, изрезанной и выпачканной в крови рубахи мага и туго спеленал ими несколько длинных ветвей. Потом поднялся на вершину ближнего холма, на котором борется за существование кривая колючая акация, и намертво прикрутил к ее стволику получившийся шест. Разумеется, прицепив заранее к верхнему концу яркий лоскут от своего платка.

Вернувшись к Хенрику, первым делом осматриваю его рану и, оставшись довольным результатами своего труда, снова тщательно прикрываю спину друга платком. Ничего, что он сейчас находится в полузабытьи или полусне. Зелье, в котором наряду с лекарственными компонентами щедро намешано заклинаний, и без его участия справится с нелегкой задачей. А мне нужно попробовать осуществить следующий пункт своей программы. Постараться найти хоть немного воды. Для потерявшего целую лужу крови Хена она не менее важна, чем самое мощное снадобье. Ну почему я случайно не прихватил с собой стоящий на столике кувшин лимонада вместо совершенно бесполезной Саялат? Сейчас бы маг восстанавливал пролитую кровь холодным напитком.

Кстати, о крови. Сообразив, что не стоит оставлять на виду ни одной капли, иначе на сладковатый запах быстро слетятся и насекомые, и хищники, я, прежде чем уйти на розыски воды, прямо руками вырыл в песке глубокую ямку и тщательно сгреб в нее все подсохшие бурые пятна с песка. Закончив с уборкой, еще раз бдительно оглядываю уже почти обжитое место и нехотя бреду к самому высокому холму. Надеясь с его вершины разглядеть в окружающем пейзаже хоть маленький клочок зелени.

Зелени вблизи не оказалось. Зато оказалась яркая, воздушная голубизна. Поджав обвитые руками колени к груди и положив на них подбородок, ханша сидит на песчаном склоне холма, с другой стороны от устроенного мною шалаша.

— Ну и долго ты собираешься тут сидеть? — подойдя почти вплотную, поинтересовался я.

— Не очень-то вы торопились меня искать, — отрезала женщина обвиняющим тоном.

Видимо, расслышала скрип песка и подглядела, что это я подхожу, а не какой-нибудь хищник.

— Тахар ранен. Пришлось вырезать из его спины болт, — нисколько не заботясь о ее женской ранимости, устало произнес я. — А ты же не малолетняя дурочка, чтобы бежать сломя ноги куда глаза глядят. Я так и думал, что сидишь где-нибудь поблизости.

Ну вру я, вру. Ничего я про нее не думал, отложил эту проблему напоследок. Зачем мне вообще ее искать, если я не найду воды?

— Сильно он ранен? — не обратив никакого внимания на явный упрек, прозвучавший в моем голосе, живо заинтересовалась ханша.

— Болт розочка легких ран не оставляет, — мрачно буркнул я и предложил, протягивая ей руку: — Пошли к нему, чего тут сидеть.

Она как-то испытующе, искоса поглядела на меня, чуток подумала… и ловко, без моей помощи поднялась на ноги. Похоже, ханша только притворяется изнеженной госпожой, невольно мелькнуло в голове, а на самом деле из тех женщин, что по выносливости оставят далеко позади некоторых мужчин.

Шалаш мне пришлось перестроить, и на это ушли еще пара сломанных деревьев, мой халат и почти час времени. Я, конечно, торопился, как мог, но из корявых веток и без инструментов особенно быстро не построишь. Тем более что пришлось переносить свою постройку на другую сторону холма. После полудня именно там должна быть тень, а это для нас не такое маловажное обстоятельство, чтобы им можно было пренебречь.

Вот так и получилось, что солнце было уже почти в зените, когда я все-таки отправился на поиски воды. Оставив своих подопечных под ненадежной защитой неказистого шалаша. И взяв клятвенное обещание с Саялат, что ханша непременно начнет кричать или визжать, если рядом с ними появится кто-нибудь чужой или опасный.

От шалаша я уходил с большой неохотой и тяжелым сердцем. Не люблю оставлять беспомощных друзей и просто хороших людей наедине с такими мутными личностями, как ханша. Я немало повидал людей, и среди них было много женщин, но ни разу еще мне не встречалась такая переменчивая и противоречивая особа, как Саялат.

Вот ханша выяснила, что воды у нас нет ни капли, и шлепнулась, пригорюнившись, прямо на песок, а ее поджатые губы задрожали так обиженно, что у меня невольно проснулось ощущение собственной вины. И как я посмел увлечь бедняжку в портал и не захватить при этом кучу совершенно необходимых ей вещей! А бедняжка всего через полминуты яростно наступает на меня, крепко стиснув кулачки, и с тупым упрямством кричит, что ни за что не будет сидеть в одном шалаше с раненым. Потому что боится мертвецов. И ее упорное нежелание понять мои терпеливые объяснения злит просто до бешенства. Теперь уже я сам впиваюсь ногтями в ладони, чтобы сдержаться и не влепить ей вполне заслуженную оплеуху.

Справедливости ради надо отметить — мою вспышку гнева она заметила сразу и мгновенно стала тихой и покладистой. Вот только в глазах мелькнуло то ли понимание, то ли испуг. И не понять, какие чувства она скрывает, возможно, осознала мою правоту, а может, и наоборот, затаила злобу и в подходящий момент не преминет отомстить.

Я ухожу от поникшего в жарком безветрии цветного лоскутка по широкой спирали, решив, что обидно будет, исследовав одну за другой три стороны, в четвертой обнаружить драгоценный источник. Ведь именно так обычно и бывает, по закону подлости.

Однако воды близко нет, ни по каким законам. Нет и намеков на ее присутствие в виде следов животных или караванных путей. Впрочем, это вовсе не значит, что воды здесь нет вообще. В каждом следующем ложке может обнаружиться зеленый клок травы, вытоптанный копытами быстрых джейранов, и если под ним выкопать ямку, то в ней начнет медленно скапливаться грязная жижа. Которая после отстаивания и процеживания превратится в несколько глотков мутной, солоноватой воды.

Вот только найти такой ложок мне пока не повезло. Уже третий час бреду я по холмам, постепенно теряя силы и надежду, а солнце, намертво застряв в центре выцветшего небосклона, жарит так безжалостно, что перед глазами начинают плыть разноцветные круги. И я с каждым разом все дольше взбираюсь на очередной холм и все тяжелее при этом дышу. Я вообще не люблю ни особой жары, ни солнца, разве только в комплекте с морским пляжем.

Воспоминание о ласковых прохладных волнах, послушными котятами щекочущих подошвы, полоснуло по сердцу горечью ностальгии, и я решительно повернул назад. Что ж, раз не удалось найти источник, попробуем собрать ночью росу, иногда ее здесь бывает столько, что можно выжимать покрывала. О том, что зачастую не бывает вовсе, я стараюсь не вспоминать. Как и о ране Хенрика. Лучше всего подумать о ханше, эта тема хоть и вызывает у меня раздражение, но это лучше, чем безысходность.

Да, миссию свою я в этот раз провалил, себе-то можно честно признаться. Не получится теперь у меня сыграть во дворце так хорошо продуманную роль везунчика, наше исчезновение насторожит даже самых беспечных. Да и сама Саялат, при ближайшем рассмотрении, на осторожного, расчетливого интригана никак не тянет. При всей своей властности и осмотрительности не сумела бы она придумать и провести такие сложные операции. И это очень прискорбно. Хотя какое-то время ханша стояла у меня чуть ли не первым номером в списке. Ведь началась вся эта история именно с нее. Вернее, с похищения Ахтархона. Да только теперь мне предельно ясно, что ханша была в этом деле простым заказчиком и о последующих подменах вряд ли догадывается. Зато того, кто сумел для нее подменить любимчика на Рашата, она, несомненно, знает. Не может не знать хотя бы начало преступной цепочки. И значит, нужно эти сведения у нее добыть. Эх, вот если бы у меня был такой дар, как у Леона… но чего нет, того нет.

Мой самодельный вымпел медленно приближался, и вместе с ним ядовитой змеей поднималась в душе тревога. Все-таки зря оставил Хенрика с Саялат! Интуиция просто вопит, что не следовало этого делать. Последние метры до шалаша я крался как вор, хотя хотелось мчаться со всех ног. Около шалаша никого не видно, и я с замиранием сердца заглянул внутрь. Две неподвижные фигуры лежат в разных углах, и я, оцепенев, некоторое время смотрю на них, пытаясь убедить себя, что все хорошо, что они просто спят.

Наконец, решившись, вползаю в шалаш и, стараясь не поворачиваться спиной к ханше, приподнимаю платок, которым прикрыл Хенрика от назойливых насекомых. Вроде дышит. Жилка на шее бьется так слабо, что у меня что-то переворачивается в душе. Неужели у Ортензии интуиция сильнее моей? Почему она так не хотела, чтобы брат шел со мной на это задание? И почему я не почувствовал в этот раз опасности? А Саялат, которая тоже всегда что-то чувствует, почему она в этот раз сразу не догадалась, чем грозит ей двигающаяся в нашу сторону странная процессия?

Внимательнее присмотревшись к закрытым глазам женщины, понимаю, что она действительно спит. Наверное, зря я подозревал ее в чем-то недобром, но в моем деле иначе нельзя. Лучше обидеть кого-нибудь необоснованным подозрением, чем проявить беспечность. Для собственного здоровья лучше.

Потрогав на всякий случай мага и удостоверившись, что кожа его нормальной теплоты, устраиваюсь рядом с ним, лицом к ханше. Не слишком удобно, но другого места нет. А остаться сейчас под открытым небом я не пожелал бы и врагу. Не по-осеннему жаркие лучи солнца уже раскалили песок и воздух, заставив спрятаться в жиденькой тени кустиков всех обитателей этих скудных земель.

— Воды не нашел? — Заданный женским голосом вопрос заставил меня мгновенно распахнуть глаза и сесть.

— Нет. — Голос сиплый, как будто простуженный.

Наверное, я все-таки проспал несколько часов, раз наше убежище уже накрыла тень от холма. Да и жара начинает понемногу спадать. Саялат уже выбралась из шалаша и сидит на высохшем кустике травы, похожая в своей голубой полупрозрачной читэру на печальную птицу с перебитыми крыльями.

— Скажи… Мы ведь умрем здесь, да?

Вот умеет она подбодрить в трудную минуту, ничего не скажешь.

— В мои планы это не входит, — сухо отвечаю я.

— А что входит в твои планы? — с печальным презрением фыркнула женщина. — Вот я точно знаю: строить планы на жизнь — самое глупое занятие, какое только можно придумать.

— И ты никогда не мечтаешь, и не загадываешь заранее, и не делаешь все, что можешь, чтобы осуществить свои мечты? — в тон ей хмыкнул я.

— Я делала так всю жизнь. И ни разу не вышло по-моему. Ты думаешь, я о многом мечтала?

Похоже, эта тема волнует ханшу всерьез, и мне нужно очень постараться, чтобы она не закрылась и не замолчала. В такие минуты, когда человек ощущает эфемерность своего бытия, он готов вывернуть наизнанку душу, чтобы объяснить хоть кому-нибудь смысл своих стремлений и поступков.

— А о чем ты мечтала? — примирительно вздыхаю я, устраиваясь на соседней кочке.

— Всего-навсего о любви… О муже, своем доме, детях, внуках… Нет, не о богатом муже, я никогда не хотела богатства. У нас на островах никто за богатством не гнался, а мой отец был вождем, и у нас все было, что нужно для жизни. Мне тогда было тринадцать… И в то лето я вдруг заметила, как хорош и строен один парнишка, как ладно на нем сидят простые штаны, как блестят под солнцем загорелые плечи… Он стал сниться мне по ночам, а утром я просыпалась счастливая и смущенная своими видениями… Но все закончилось не так, как я мечтала. Вскоре пришел большой корабль… много больше наших лодок. Люди, приплывшие на нем, целый день угощали наших мужчин вином и невиданными кушаньями, одаривали бусами и ножами. А потом начали торговать. Они доставали невиданные ткани и украшения, посуду и вино. Но вместо раковин, бывших нашими деньгами, брали девушек. Я всегда была сообразительнее других и, едва заметила загоревшийся взгляд отца, когда в его ладони лег блестящий кинжал, тут же сбежала в лес. Там у меня было на дереве тайное местечко вроде гнезда. Домой я вернулась лишь через два дня и только после того, как побывала на берегу и не увидала в бухте корабля. Но отец оказался хитрее. Меня схватили, едва переступила порог родного дома. Несколько матросов специально остались караулить. Их капитан, оказывается, меня сразу заприметил. И даже судно нарочно в другую бухту отвел — поведали ему, что я сообразительна не по годам. Ты слушаешь?

— Слушаю, — тяжко вздыхаю в ответ.

Хотя что там слушать? Знакомая история. Сколько их, таких негодяев, рыскает по Сереброморью и даже заплывает дальше, в бурные воды Мирового океана, рискуя своими жизнями и кораблями в погоне за экзотическими красавицами с далеких островов. Скупая и воруя ради наживы всех, кого удастся. О сломанных судьбах и загубленных жизнях эти морские шакалы не задумываются даже на миг, их жестокие сердца в погоне за золотом и развлечениями давно растеряли последние капли человечности. Капитаны королевского флота иногда встречают в море эти дрянные суденышки, и тогда для них наступает час возмездия. После того как один из наших кораблей в первый раз привез в Торсанну пару десятков смертельно перепуганных и растерзанных девчонок, снятых с полузатонувшего, потрепанного штормом судна, которое сбежавшая на шлюпках команда бросила на произвол судьбы, ни один из шакалов почему-то не выживает в стычках. И даже приказ адмирала Лурдо эн Корджекиса не помогает.

— Попрыгали в море, — горестно сокрушался при мне седовласый заслуженный капитан; во всем королевстве ни у кого язык не повернулся бы назвать его лжецом.

— …мечтала, чтобы никто не пришел ночью в тот чуланчик. Девчонки так страшно кричали… А потом, когда поняла, что я слишком ценный товар, чтобы капитан отдал меня матросам, стала мечтать убежать на берегу. Дурочка еще была, не знала, как они ловко умеют все устраивать. Купцы пришли прямо на корабль, но мы этого даже не видели. Чего-то снотворного дали с водой, я к тому времени так расхрабрилась, что ела и пила все без опасения. Очнулась уже во дворце… Женщины сказали, что меня купил главный евнух в гарем хана. Ты бывал в гареме?

— Нет, — отвечаю честно, — кто бы меня пустил?

— А своего, что, нету? — подозрительно уставились округлившиеся черносливины.

— У меня одна жена, и я ее люблю, — твердо заявил я, хотя и не представлял, во что мне обойдется такая честность.

Но что ложь Саялат распознает вмиг, даже не сомневался. И она действительно несколько долгих секунд внимательно изучает мое лицо, а затем, качнув головой, горестно хмыкает.

— Я сразу почувствовала, что ты какой-то… неправильный. Я ведь не верила, что такие бывают. Тогда я расскажу тебе, что такое гарем. Это куча несчастных женщин… рабынь, которые никогда не станут свободными. Некоторые привыкают и даже находят какие-то радости в подобном существовании. Некоторые терпят и потихоньку мечтают о несбыточном, а есть и такие, что не могут смириться и всю жизнь ищут выход. Вот к последним я и отношусь. Но сначала нужно было сделать все, чтобы стать не одной из сотен, а хотя бы одной из трех. И я сумела добиться, хоть это было очень нелегко… Хан решил на мне жениться. Если бы ты знал, как они все возненавидели меня в тот миг, когда об этом стало известно! Несколько раз меня пытались отравить, один раз столкнули с лестницы… Но девчонку, привыкшую карабкаться по пальмам, трудно убить этим способом. Тогда подослали одну из старых наложниц… из тех, которым хан приказывал вначале отрезать язык, а потом одаривал ими верных воинов. Выгодно и просто. Ничего рассказать они не смогут, и хану кормить бесполезную наложницу не надо. А воины вынуждены их беречь — как же, ханский подарок! Так вот, эта старуха решила меня удавить подушкой… Только я к тому времени уже несколько ночей не спала на своем ложе… боялась. И когда она навалилась на сделанную мной куклу, ударила ее кувшином по затылку и подняла шум. Многие мои обидчицы поплатились за эту выходку… ханские палачи большие умельцы. А хан немедленно на мне женился. Он очень не любил… всякие протесты.

— А о чем ты мечтала потом? — осторожно попытался я подтолкнуть задумавшуюся ханшу, но внезапный порыв ветра отвлек меня от осуществления коварного плана по несложному получению информации.

Как-то быстро начало темнеть, порывы ветра участились. Вскочив на ноги, мы, не веря своим глазам, глядели на север, откуда, вопреки всем законам этой местности, стремительно надвигалась тяжелая темная туча.

Глава 18

Не знаю, что подумала в тот миг ханша, но лично я сразу понял, что это не естественное природное явление. И горячо взмолился Всеслышащему, чтобы интуиция в этот раз меня не подвела.

Первые редкие капли упали на плечи, едва край тучи пересек невидимую черту над нашими головами, устремляясь дальше к югу. Мы ловили их в ладони, подставляли драгоценным каплям лица, раскрыв навстречу пересохшие губы. Как же они были сладки и как малы вначале, но очень быстро робкий дождь превратился в проливной ливень, и мы пили, захлебываясь, ловили воду горстями, заливали в рот и снова ловили. Очень скоро я вспомнил про Хенрика и бросился в шалаш. Мое ненадежное сооружение, вовсе не приспособленное к защите от ливня, давно протекло, и с намокших халатов вниз текли многочисленные струйки. Под одну из них я и подставил полуоткрытый, обметенный жаром рот мага, осторожно перевернув парня на спину и поддерживая руками на весу.

Неплохо было бы дать ему немного того снадобья, пришла запоздалая мысль, вот только руки у меня уже заняты. Пришлось звать Саялат. Она влезла под протекающую крышу и недовольно сморщила носик, разглядев, во что превратилось наше временное жилище. С присущей женщинам практичностью догадавшись раньше меня, что, избавившись от одной проблемы, мы приобрели другую, и не менее серьезную. Но напоить Хенрика лекарством помогла охотно, капнув немного зелья в ладошку и разбавив водой.

Дождь потихоньку стихал, уносясь на юг, а мы так и сидели в промокшем насквозь шалаше, в мокрой до нитки одежде. Показалось мне или женщину действительно начала бить дрожь?

— Прижмись к моей спине, — предложил я, — может, станет теплее.

— Ничего… я терпеливая… — упрямо буркнула она, снова устраиваясь в своей любимой позе с подтянутыми к подбородку коленями, крепко охватив их увешанными браслетами и кольцами руками.

Как часто люди заблуждаются, полагая, что ценность некоторых вещей неизменна во всех случаях жизни, философски подумал я, мельком оглядев все это мокрое, тускло поблескивающее богатство. Возможно, где-то в другом месте за эти тяжелые полоски желтого металла, облепленные разномастным многоцветьем камней, можно выменять огромный дом с теплыми спальнями и полной еды кухней. А здесь и сейчас это просто лишний груз, и черствый кусок хлеба с кружкой горячего чая стоят стократ дороже, потому что могут то, чего никогда не сможет сделать золото. Спасти жизнь.

— Долго… я спал? — слабым голосом пробормотал маг и открыл еще затуманенные беспамятством серые глаза.

— Вечереет, — отозвался я коротко, не стоит вываливать на раненого всю кучу наших проблем.

— А почему… так сыро? — еще через минуту с трудом выдавил Хен, попробовав поерзать мокрым задом по песку в поисках более сухого места.

— Дождь прошел. Ливень. Туча шла с севера, — выдаю кратко информацию, надеясь, что выводы он сделает сам.

Он и сделал. Минуты через три, сморщившись от боли, вытащил откуда-то дешевые разноцветные четки. Такие обычно носят путешественники и небогатые торговцы. Каждая бусина расписана символом одного из богов, и, перебирая их на ночь в молитве, можно быть уверенным, что никого из обширного пантеона не оставишь без внимания.

— Найди бусинку Амирту…

— А какая она?

— Черная с красными пятнышками, — ответила за Хенрика ханша.

Маг только утомленно кивнул в ответ на мой вопросительный взгляд.

— Которая? — Найдя три похожих бусинки, протягиваю им. И как только можно это все запомнить?

— Эта, — уверенно ткнул пальцем Хенрик. — Раздави.

У него с головой все в порядке? Насколько я понимаю, бусинки выточены из крепкого дерева, а пальцы у меня вовсе не железные. Но спорить с больным не стал, незачем его лишний раз расстраивать. Покрепче ухватил указанную бусину и сдавил изо всех сил. Легкий хруст, ощущение раздавленной яичной скорлупки в пальцах… и над моей рукой всплывает в воздух бледный шарик магического вестника.

Я еще не успел даже охнуть, не то чтобы придумать текст послания, как Хенрик щелкнул пальцами, и вестник исчез. Вот теперь и мне понятно, что это не простое письмо, а экстренный вызов. И, значит, можно расслабиться, наше спасение — теперь просто вопрос времени. А часом раньше — днем позже… уже не так важно, нужно просто набраться терпения и ждать.

— Что это было? — насторожилась ханша, после недолгих сомнений все-таки прижавшаяся к моей спине.

— Сигнал друзьям. Теперь нам нужно немного подождать, — уверенно изрекаю я, хотя в глубине души такой уверенности вовсе не чувствую.

И чуткая женщина это поняла, строптиво дернулась у меня за плечом и едко фыркнула. И словно в ответ на ее сомнения рядом с шалашом мягко засветился овал перехода, и из него начали выпрыгивать маги. Я даже растерялся от такой оперативности. Насколько же они были встревожены нашим исчезновением, если в ожидании сигнала держали наготове целую толпу сильных магов? Сердце захлестнула горячая волна благодарности, а в носу вдруг предательски защипало. Все же как невообразимо славно в трудную минуту почувствовать, что ты не безразличен своей стране, что тебя всегда попытаются найти и вытащить из самой безвыходной ситуации!

Едва поняв, что маг ранен, двое его коллег подхватывают Хенрика на руки и утаскивают в открывшийся портал. Думаю, что не ошибусь, если предположу, что ведет он в лазарет цитадели. Еще один маг, Энилий, хорошо знакомый мне по одному совместному делу, вежливо протянул руку Саялат, но ханша неожиданно намертво вцепилась в мою рубашку и истерично заявила, что без меня никуда не пойдет. Еле заметная снисходительная усмешка скользнула по губам мага, но от женщины он отступил, тихо пробормотав, что в таком случае мне придется идти в Торсанну. Интересно, и куда же это они собирались отправлять меня изначально, хотел было поинтересоваться я, но вопрос так и остался незаданным. Условный знак молчания, словно ненароком поданный магом, запер мой язык крепче секретного замка.

В Торсанне путь вывел нас в портальную комнату дворца, находящуюся на вершине одной из башен. Я столько раз сюда попадал, что точно знаю, на сколько ступенек нужно спуститься и в какую сторону идти, чтобы попасть в королевскую приемную. Однако Энилий ведет нас в другую сторону, к гостевым апартаментам, и, поймав тоскливый взгляд слуги, обращенный на грязные следы, остающиеся позади нас, поневоле признаю правильность его решения. Умыться и переодеться — вот что нужно сделать в первую очередь, остальное может немного подождать.

Возле комнат, предназначенных ханше, мы столкнулись с взволнованными девушками в читэру, в которых я с удивлением узнал служанок Саялат. Ханша немедленно успокоилась и уже беспрекословно рассталась наконец с моей рубашкой.

— Тебе сюда, — в ответ на мой вопросительный взгляд открыл соседнюю дверь Энилий, и я послушно шагнул в нее, заметив, как ханша, настороженно застывшая было на пороге своих апартаментов, уверенно пошла дальше.

— Ну и чем же ты эту-то умудрился приворожить? — почти весело шутит маг, входя в комнату следом и плотно прикрывая за собой дверь.

— Ничем. Просто объяснил, что у меня нет гарема, и свою жену я люблю. А где Клара? Или она еще не знает, что меня нашли?

Этот вопрос дался мне нелегко, я пока не успел забыть, что мы с ней поссорились перед расставанием. Но и не спросить тоже не мог, все-таки наставник — это больше чем учитель, хотя и чуть меньше, чем мать.

— Ты умывайся по-быстрому, одежда в шкафу. А потом приходи в синий кабинет, обед подают туда, — неожиданно заторопился посерьезневший маг и, пряча глаза, шагнул к выходу.

Но я был быстрее. В два прыжка оказался у двери и, загородив ее своим телом, как тигр вцепился в магистра.

— Энилий! — даже сам забыл, что умею так рычать. — Где Клара?

— Пока не умоешься… — полузадушенно сипит он, — ничего не скажу…

— Скажи только одно: она… жива? — почувствовав, как во рту внезапно снова пересохло, пробормотал я.

И, осознав несусветную глупость своего поступка, виновато вздохнул и отпустил форменный камзол мага. Ведь если бы он захотел или был вынужден спасать свою жизнь, — играючи мог размазать меня по этой комнате ровным слоем.

— Жива, — с внезапным состраданием взглянул Энилий и ушел, отодвинув меня с дороги как какой-нибудь стул.

В синий кабинет я ворвался уже через пять минут, приглаживая на ходу мокрые волосы. На краткий миг замер при виде большого стола, заставленного блюдами и вазами с источающей умопомрачительный запах едой, и решительно шагнул к устало обмякшему в кресле магу. Кроме него, в кабинете пока никого, но, судя по расставленным приборам, считать которые нет никакого желания, кормить собираются не одного меня.

— Что с Кларой?

Про Леона я и не подумал спросить, и зайцу понятно, он там же, где его жена. Эти двое слишком долго скрывали друг от друга свои чувства, чтобы теперь расставаться даже ненадолго.

— Она жива, здорова… — тут Энилий неприметно запнулся, — и находится на задании. Садись, сейчас подойдут остальные и тебе все объяснят подробно.

Падаю на стул рядом с ним и машинально тяну руку к блюду с мягкими румяными булочками. Энилий чуть повел в мою сторону глазами, и я почувствовал, что по шее больше не течет за шиворот противный ручеек. Благодарно ему кивнув, пододвигаю к себе пустую тарелку и накладываю на нее понемногу всего, до чего сумел дотянуться. Попутно отправляя в рот самые соблазнительные кусочки. Вскоре тарелка напоминает сумасшедший натюрморт, а уютная тишина кабинета разбавлена постукиванием моего ножа и вилки. И еще, что греха таить, энергичным похрустыванием на зубах особо неподдающихся деликатесов.

— Вот цветочек мог бы и не жевать, он из сырой морковки и тут лишь как элемент украшения, — невозмутимо бурчит Энилий, не поднимая опущенных век.

Я уже сообразил, что он смертельно устал и таким образом пополняет свой резерв, потому отвечать не стал, просто беспечно пожал плечами. Вполне съедобный был элемент, и ничего, что сырой. Так даже полезнее.

А в следующую минуту дверь резко распахнулась, и в кабинет стремительно ворвался его величество Торрель Дортеон. Махнув на меня рукой, чтоб не вставал с места (хотя я, ожидая этого жеста, только изобразил готовность вскочить), плюхнулся на свое место, схватил первый попавшийся кубок и, плеснув в него из ближайшего кувшина, залпом проглотил. Удовлетворенно выдохнул, налил еще и выпил уже спокойнее, со вкусом.

— Будешь лимонад? — поймав мой взгляд, вопросительно приподнял бровь.

— Лучше чаю, — без всякого смущения отказался я. Когда Торрель обедает в синем кабинете, все церемонии отменены.

Дверь снова открылась, и кабинет начал наполняться людьми, с которыми в обычной жизни я вижусь очень редко. Разве только на дворцовых приемах да в экстраординарных ситуациях. Верховный магистр цитадели, главное королевское око, министры и советники самых высших рангов. И раз все они собрались здесь в этот час, значит, произошло нечто очень серьезное. Аппетит пропал мгновенно, и я без сожаления отодвинул от себя тарелку. Первый голод уже утолил, но, если придется идти на задание — а судя по серьезным и усталым физиономиям прибывших, все-таки придется, — полное пузо мне будет только мешать.

— Грег… объясни, зачем вы похитили ханшу Саялат? — едва устроившись по правую руку от короля, подозрительно уставился на меня верховный магистр.

Вот хорошо, что в этот момент я уже ничего не жевал, подавился бы наверняка.

— А с чего ты взял, что мы ее украли?

Сверлю в ответ седовласого мага возмущенным взглядом, однако почти сразу беру себя в руки и спокойным ровным голосом, словно объясняя правила поведения за столом непослушному ребенку, с мельчайшими подробностями повествую об утренних событиях. Специально не упуская ни малейших подробностей происшествия, ни своих выводов, сделанных в тот момент. Все равно все вытянут, поэтому проще разжевать сразу, чем потом отвечать на сотню абсолютно абсурдных вопросов.

Отвечать все же пришлось, и вопросы были, мягко скажем, неожиданные. Например, Торреля очень интересовало, куда девался в последний момент советник Энжебин и не поторопились ли мы с выводами. Возможно ли, что попытка переворота нам просто привиделась?

— Двоим сразу? — ухмыляюсь саркастически. — Хенрик прыгнул раньше, чем я успел подать сигнал, а стреляли в тот же момент.

— А может, потому и стреляли, что заметили ваши намерения? — Это уже решил проявить бдительность главнокомандующий.

— Что они могли заметить, если не знали, кто мы? Как помощник торговца подает хозяину свиток? А почему они вообще шли по парку со взведенными арбалетами, да еще и заряженными розочками? — начинаю звереть я.

— Откуда ты знаешь про розочки? — Похоже, это как раз главнокомандующий чего-то не знает.

— Потому что сам вырезал болт из плеча Хенрика. И потому, что не забыл захватить его сюда, лежит в моей комнате в ящике комода. А если считаете, что я ошибся, спросите Хена, его уже, наверное, подлечили.

— Не сердись, Грег. Дело намного серьезнее, чем ты думаешь, — примирительно говорит король, — и мы должны быть твердо уверены, что вы все поняли правильно. Кстати, еще некоторое время тебе придется побыть останцем… Признать, что в Дильшаре действовало королевское око, мы пока не готовы. И так наши страны на грани войны. После вашего исчезновения там произошли скверные события. Было объявлено о похищении ханши группой заговорщиков во главе с советником Энжебином, но сам он словно сквозь землю провалился. Всех присутствующих в парке на тот момент заперли в казематах. Маги не смогли сразу отследить путь вашего переноса, поэтому Клара с Леоном и еще тремя магами ушли в сад того дома, что ты снимал. А там уже вовсю шла битва, стражники пытались захватить твоих домочадцев. Этот парень, Рудо, и сестра тургона вдвоем отстреливались с чердака… Первый этаж дома горел. Маги смогли пробиться к ним… Оба были уже ранены, однако девушка — легко. Уйти обычным путем не получилось, стражи было слишком много… А раскрывать себя маги не имели права. Последний вестник от них пришел из подземелья. Леон пока держит ментальный щит, но девушка слишком яркая… Когда их вели в камеры, ее приметили ханские поставщики красоты… Читэру она потеряла еще в бою…

Я слушаю негромкие слова короля, временами смолкающего, словно в раздумье, достаточно уже сказано или можно прибавить еще немного, а в груди неумолимо разрастается ледяная колючая сосулька. Обжигающе больно вонзающаяся своими острыми иглами в сердце. Гархай мишран тай мурдыкз! Еще бы девушка была не яркая, если уже начало проявляться действие проклятого снадобья! И зачем только мы помогали ей его доставать? Красоты необычайной дурехе захотелось. И я тоже хорош! Будто не знал загодя, что в Дильшаре красота для девушки вовсе не радость, а дополнительный источник опасности и бед. И как ее теперь оттуда вытащить, если куча магов не может ничего поделать? И непонятно, почему маги не увели их переносом, пусть бы потом стражники попробовали что-то доказать.

— Кроме тебя в Дильшаре находится еще несколько верных королевству людей, — тихо роняет Энилий, — и некоторые из них были утром в парке.

Интересно, он тоже может слышать мысли, или все было написано на моей физиономии? Впрочем, даже если слышит, меня это почти не задевает. Я уже настолько привык к откровенному общению с Леоном и Кларой, что порой совершенно не замечаю их способностей. Просто со временем начинаешь жить по самым высшим критериям честности, и тогда становится невозможным попытаться слукавить даже в мыслях.

— Мне нужно туда идти, — неожиданно само вырывается решение, хотя в голове носятся пока только смутные предположения о том, чем я смогу помочь заключенным.

— Сейчас сюда придет ханша… — словно не слышит моих слов маг. — Ты нашел с ней общий язык. Попробуй выяснить, может, она больше нашего понимает в происшедшем?

— Если она что-то и понимает, это вовсе не значит, что захочет говорить. Тем более с такой толпой мужчин… Не обижайтесь, нужно понять, что для нее обстановка здесь не совсем располагающая к откровению, — извиняющимся тоном поясняю я.

— В таком случае все отправляются в зал заседаний, — мгновенно постановил Торрель. — Со мной остаются Грег и Энилий. Как менталист.

Ну вот, оказывается, я угадал. Все-таки он слышит мои мысли. И в какой-то степени это даже хорошо. Потому что вслух я бы никогда не отважился его попросить, в случае чего, передать Кларе, что я очень жалею… о тех своих словах.

Саялат пришла через несколько минут после того, как члены расширенного королевского совета покинули кабинет. Бесшумно снующие слуги успели за это время заново накрыть стол, пододвинуть к свободной стороне маленький диванчик и натаскать на него вышитых шелком подушек.

Объявили о прибытии Саялат очень коротко, так же коротко представили ханше короля и мага. Назвать ее визит официальным не повернулся бы язык даже у самого закоренелого лицемера.

И она прекрасно это понимала и вела себя просто и с достоинством. Словно прибыла сюда не из-за печального стечения обстоятельств, а по личному приглашению правителя дружественной страны. Я исподтишка наблюдал за деликатно жующей ханшей и, пытаясь отвлечься от гнетущей тревоги за друзей, размышлял, каким же проницательным человеком должен был быть старый хан Останы, чтобы рассмотреть в юной девчонке задатки тех качеств, без которых невозможно стать достойной женой правителя. И сколько еще она умудрилась успешно от него скрыть, иначе никогда бы хан не совершил такого опрометчивого шага.

— У тебя что-то случилось? — прервав на полуслове вежливый обмен любезностями с Торрелем, резко поворачивается ко мне ханша.

— Случилось, — помолчав, нехотя признаюсь ей, заметив изумленно приподнятую бровь мага.

Объяснял же я им, что Саялат каким-то образом чувствует, что происходит в душе у окружающих. Вот был бы тут Леон, он бы уже разобрался, в чем дело. При воспоминании о застрявших в зиндане магах очередная волна отчаяния накатила, протащила по темным путям неведения и бросила в бездну безысходности. Сомневаться в находчивости и жизненном опыте магов у меня никогда не было поводов, и если они до сих пор не с нами, значит, не могут найти ни одного приемлемого выхода из ситуации. Если предположить, что приемлемым они считают выход, когда в живых останутся все, за чьи судьбы мы в ответе.

— Что? — словно не замечая моего нежелания говорить, продолжает настаивать Саялат.

— Когда родственник Меджиля заметил направленные на него арбалеты, он использовал заранее приготовленный амулет. Действующий примерно так же, как башни переноса, — начал обстоятельно объяснять Энилий, но ханша его перебила, не дослушав.

— Это я сразу поняла, и что меня захватило случайно — тоже. А при чем тут Меджиль?

— Ханские советники решили, что Меджиль специально организовал похищение, — мягко сообщил Торрель, — и послали стражников в его жилище. Думали, что он там вас прячет.

— Дураки тупоголовые! — не выдержала Саялат. — Стоило использовать дорогой амулет, чтобы переместиться за стену! И что там случилось?

— Мой помощник имел приказ защищать бала от любого, кто вторгнется в дом, — горько вздыхаю, сообразив, на чем можно сыграть. — Теперь они оба ранены и находятся в зиндане. Но самое скверное — ее видели евнухи… и собираются забрать в гарем.

— Ну, гарем… это не так плохо… — задумчиво бормочет ханша. — Возможно, я сумею ее оттуда вытащить.

— Саялат! — не выдержал я. — Ты уже забыла, что мне рассказывала про ханский гарем? Да моя Лайли там одного дня не выдержит! Тем более они с Рудо любят друг друга, и я уже обещал, что после продажи зверей устрою им свадьбу.

— Ну, гарем теперь совсем не тот, что был раньше… Я навела там порядок… — неуверенно спорит она. — Вместо шести сотен женщин оставила только одну…

— И все они счастливы, — ядовито хмыкнул я.

— Не все, конечно, но… — Она внезапно замолчала и хмуро задумалась, а я попробовал мысленно закончить за ханшу недоговоренную фразу и понял, что однозначного продолжения у нее быть не может.

Но одно из них заставляло взглянуть на всю эту историю с другой стороны… и именно оно мне не нравилось больше всего.

— Саялат… — терпеливо прождав несколько минут, Торрель решился деликатно возобновить беседу. — Я всегда считал, что многие проблемы можно разрешить, не прибегая к помощи силы, если попытаться понять позицию другой стороны.

— Что я должна для вас сделать, чтобы вы вернули меня домой? — с обычной прямотой выпалила ханша.

— Есть одна тайна… которую вы могли бы помочь раскрыть, — осторожничает король, поглядывая на Энилия.

Но маг, дождавшись момента, когда ханша чуть отвлеклась на содержимое своей тарелки, лишь едва заметно качнул головой.

— Если раскрытие этой тайны не задевает моих интересов… — Она на миг запнулась и твердо продолжила: — Или интересов моего сына, я готова к сотрудничеству.

— Саялат… — поторопился я опередить почти открывшего рот Торреля, — сначала я хотел бы познакомить тебя с одним человеком.

— Я бы сначала с удовольствием познакомилась с тобой, — неторопливо потягивая холодный лимонад, задумчиво сообщила она и, заметив изумленный взгляд короля, снизошла до объяснения: — Он и раньше мало походил на торговца птицами, а теперь… сразу понятно, что вовсе не тот, за кого себя выдает. И больше всего он похож… на королевское око. — Да не расстраивайтесь вы так, — фыркнула она в следующее мгновение, разглядывая наши ошеломленные лица, — этого никто, кроме меня, не понял.

Глава 19

— Саялат… — в силу своей профессии или по какой другой причине, но я первым пришел в себя, — надеюсь, ты понимаешь… что никогда этого не говорила?

Она пару секунд испытующе смотрит в мои глаза, и я прекрасно знаю, что там видит. Потому что этот безжалостный ледяной взгляд не один день отрабатывал перед зеркалом.

— Иначе… вы меня убьете? — В изучающем взгляде нет ни капли страха.

— Ну как вы могли такое подумать! — пришел мне на помощь опамятовавшийся король. — У нас в стране даже для преступников нет смертной казни.

— Ну да, зачем их казнить, если можно заставить бесплатно работать!

Судя по количеству яда, который ханша вложила в эту фразу, Торрель задел очень болезненную для нее тему. И я не поручусь, что сделал он это нечаянно. Уж больно довольное выражение промелькнуло на лице короля после яростного выпада ханши.

— Ну не кормить же преступников бесплатно за все то зло, что они сотворили, — примирительно произношу я, поднимаясь и подходя к маленькому столику с письменными принадлежностями. — Кроме того, даже у осужденных нельзя отнимать последнюю надежду, да и совершенно исключать возможность судебной ошибки тоже не стоит. Энилий, тебе нетрудно будет попросить кого-нибудь из ваших привести этого человека?

— Нетрудно, — прочтя написанное мной, коротко ответил маг и почти в тот же миг дверь открылась и один из лакеев с вежливым поклоном забрал листок из моих рук.

Саялат и виду не подала, что ее поразила такая расторопность слуг, я же только тихонько хихикнул про себя. Необычайная прозорливость и вежливость одетых в одинаковые ливреи парней объясняется очень просто. Личными лакеями короля, с совмещением функций телохранителей, отрабатывают практику ученики старших классов магической школы. И они совершенно не стесняются при этом использовать собственные способности и мощные амулеты.

— А если я не захочу… знакомиться с твоим человеком? — еще вредничает ханша, но я уже точно знаю, что не потрафить своему любопытству она не сможет.

— Тогда тебя немедленно отправят в Дильшар, в ханский дворец, — сделав незаметный знак Торрелю не вмешиваться, светским тоном говорю я. — Только прежде хорошенько подумай — ты точно хочешь там сейчас оказаться?

Саялат сосредоточенно выковыривает ложечкой сочную мякоть экзотического фрукта, старательно делая вид, что не слышит моих слов, хотя зайцу ясно, именно этот вопрос ее и мучает с того самого момента, как мы рухнули из портала на красный песок. Ханше сегодня уже несказанно повезло несколько раз. Первый — в тот момент, когда мне вздумалось проверить перстень Хенрика, второй — когда чай оказался холоднее, чем она любит. И чуть позже, когда Хенрик в прыжке поймал не предназначенную ему розочку, в результате чего мы случайно захватили Саялат с собой. С ее умом просто невозможно не понять, что такое запредельное везение может закончиться в любой момент. Особенно если кто-то могущественный сегодня утром подписал ей смертный приговор и предпринял все меры, чтобы его вердикт исполнился.

— Ты мне угрожаешь? — наконец подняла сузившиеся глаза ханша, закончив терзать фрукт.

— Не притворяйся! — неожиданно для самого себя разозлился я. — Ты прекрасно понимаешь, что не угрожаю, а пытаюсь найти способ помочь. Разумеется, не задаром… Взамен ты поможешь нам спасти из зиндана невиновных. Тот, кто решил от тебя избавиться, не в игрушки играет. Судя по всему, это очень умный… и очень жестокий человек. Несколько десятков чужих жизней для него не стоят даже выеденного… фрукта. Впрочем, зачем я тебе это объясняю? Сама уже небось давно сообразила. А теперь постарайся подумать… Нет, не кому ты могла так насолить, этот список нам и за год не проверить. А вот у кого были возможности, и главное, средства для исполнения этого плана.

Разумеется, я и сам могу назвать десяток таких личностей, но с ее помощью мы значительно быстрее найдем среди них того единственного, кто нам нужен. А уж найти способ заставить его вернуть свободу неповинным людям для магов не составит особого труда.

— Ты хочешь сказать, что меня может не любить целая куча людей? — с преувеличенным возмущением уставились на меня влажные черносливины ее глаз.

— Нет, говорить ничего не хочу, а вот доказать могу, — едко хмыкаю в ответ, ну не могу я оставаться добреньким, когда лучшие друзья в смертельной опасности.

В такие моменты меня вообще лучше не задевать. От тревоги за друзей я перестаю понимать даже самые безобидные шутки и не способен шутить сам. Может, оттого, что мой мозг активно просеивает в эти моменты горы информации, анализирует и отбрасывает варианты, припоминает схожие проблемы и их удачные решения. Мне в таких обстоятельствах не до пустого трепа, и, хотя я сам не имею возможности срочно отправиться на помощь, сдерживать свои мысли даже не пытаюсь.

— Вызванного вами человека доставили, — лаконично доложил бесшумно появившийся в дверях парень в ливрее, и я молча кивнул, разрешая пропустить в кабинет своего подопечного.

Он неуверенно шагнул в комнату и остановился у порога. Застыл в позе новобранца — руки навытяжку — и молча ждал, не зная, как поступить дальше и что сказать. Молчали и мы, но не оттого, что не хотели ему помочь, а в ожидании реакции Саялат. Сама же она намеренно не поднимала на вошедшего взгляд, с преувеличенным вниманием ковыряясь в поставленной на колени вазе со сладостями. Молчание затягивалось, заставляя парня мяться у порога и нервно теребить полы куртки. Положить руки в карманы он так и не решился.

Наконец ханша не выдержала. То ли любопытство заело, то ли гордость взыграла. С независимой ухмылкой подняла взгляд и с заранее приготовленной скучающей миной повернулась к двери.

У нее хватило выдержки не вскрикнуть и не ахнуть, только чуть побелевшие костяшки пальцев, вцепившихся в край вазы, выдавали ее потрясение. Она, несомненно, его узнала, просто не могла не узнать, уж слишком они были похожи. И уже тем самым, что смолчала, Саялат выдала себя с головой. Значит, наверняка знала, почему никто не будет искать Ахтархона ни в Этавире, ни в Остане, и была до конца уверена, что никто не заподозрит ее в организации подмены.

— Проходи, Рашат, садись к столу, бери тарелку, — мягко пригласил Торрель. — Ты знаешь, кто я?

— Знаю, — неуверенно присаживаясь на край стула, кивнул останец. — Вы король.

За годы, проведенные в руднике вместо Ахтархона, он хорошо научился понимать наш язык и говорил почти без акцента.

— Тебе уже принесли извинения за происшедшую страшную ошибку. Но я еще раз, от себя лично, прошу простить нашу страну… за то, что ждать справедливости пришлось так долго.

И хотя Торрель извиняется от чистого сердца, все присутствующие, кроме Рашата, не могли не понять, что его оправдания — это откровенный упрек ханше Саялат. Однако чтобы пробить непроницаемый кокон, в который спряталась душа женщины в тот миг, как она увидела Рашата, одних упреков явно мало. Нужно нечто более проникновенное… И потому я, тяжело вздохнув и мысленно попросив у Рашата прощения за то, что собираюсь проделать, начинаю полный трагизма и душераздирающих подробностей рассказ о Майнере-эни. Подробно описывая, как она в любую погоду, изо дня в день сидела с его портретом в руках возле дома, где в последний раз видели ее сына, и хватала прохожих за полы, умоляя вспомнить, не знают ли они, где ее Рашат. Рассказал о всаднике, который затоптал конем несчастную старуху, о Заре, рисовавшей для нее портреты, и об убийцах, пришедших зарезать художницу. О пропавшем помощнике Джуса и о проститутке из гостиницы, которую убили лишь за то, что она подглядела, кто за ним приходил. О подставном брате князя Шуари, о лже-родиче Тахара и Лайли, о начальнике Иштана и еще несколько подобных историй, которые мне рассказали Ештанчи и Дженгул.

Закончив рассказ кратким описанием судеб девяти невиновных, оказавшихся в рудниках вместо преступников лишь благодаря внешнему сходству и воле обстоятельств, и чувствуя, что больше не могу произнести ни слова, хватаю бокал лимонада, милосердно протянутый мне магом.

Рашат сидит бледный как тень, лицо короля посуровело, маг, стиснув зубы, крутит в руках столовый нож.

— И что… — Губы ханши подозрительно дрожат. — Вы обвиняете во всех этих преступлениях меня?

— Разумеется, нет, — в строгом голосе Торреля твердо звучит так необходимая ей уверенность. — Но, если вы не откроете, кто исполнил ваш заказ по освобождению Ахтархона, мы еще долго будем искать ключ к разгадке этой цепи преступлений. Без всякого сомнения, имеющих между собой какую-то связь.

— Значит, это ханша Саялат? — тихонько шепнул, наклонившись ко мне, Рашат. — А я ее представлял вовсе не такой…

— А какой? — Как любая женщина, все слова, касающиеся ее внешности, ханша расслышала тотчас.

— Не такой молодой… и красивой… — Останец неожиданно засмущался, покраснел и быстренько уткнулся в свою тарелку, потеряв в этот момент сходство с наглым Ахтархоном.

— Ну да, — устало вздохнул Энилий в ответ на недоуменный взгляд Саялат. — Все заключенные, с которыми Ахтархон общался на руднике, уверены, что ханша Саялат — старая толстая корова.

— И много их там? Впрочем, теперь все равно. — Она махнула рукой, словно отметая все сказанное как ненужный сор. — Ваше величество, я согласна назвать того, кто нашел людей, вывезших из рудников Ахтархона. Это Дамира, вторая жена моего покойного мужа. Когда он умер и ханом стал Шаурсияр, старшие жены уехали из дворца. У каждой из них были собственные резиденции и собственные деньги. Но денег много не бывает… А я за спасение Ахтархона предлагала очень щедрое вознаграждение, вполне можно было купить приличный дворец. А вот где она нашла исполнителей… меня в тот момент не интересовало.

— А где она сейчас? — деловито интересуется Энилий, и я не сомневаюсь, что слова ханши уже известны всем в кабинете, где заседают члены чрезвычайного совета.

— Гостит во дворце, — легко пожала плечами Саялат и вдруг начала стремительно бледнеть.

— Что случилось? — быстрее всех сориентировавшийся маг ринулся к ханше.

— Шаур!.. — с отчаянием прошептала она и потеряла сознание.

— Вызовите целителя! — на ходу деловито бросил Торрель, поспешно улетучиваясь из кабинета.

— Угу, — насмешливо фыркнул вслед ему Энилий. Все мы давно в курсе, что женских слез и обмороков король просто не переносит.

— Нужно побрызгать холодной водой… — робко внес свою лепту Рашат, подсовывая мне кувшин с охлажденным лимонадом.

— Лучше налейте в бокал. — Маг, замысловато водящий над лицом женщины руками, решительно пресек нашу попытку ее обрызгать. — Иначе ханша может не понять… ваших благих намерений.

Это хорошо, что он вовремя напомнил, что в гневе Саялат похожа на тигрицу. Я предусмотрительно попытался отодвинуться, но тут его загадочные пассы наконец сработали, и Саялат распахнула глаза. А едва открыв, немедленно разыскала меня взглядом и вцепилась в руку так горячо и цепко, словно обманутая невеста в убегающего жениха.

— Меджиль, умоляю… спаси его! Она опасна. Я только теперь поняла, что означают ее слова. Я вам все расскажу, покажу тайные ходы. Их никто не знает… Карта хранится в сокровищнице, я несколько дней там сидела, перерисовывала, потом лично проверяла, где проходы целы, а где обвалились. Можно дойти и до зиндана, и до ханской опочивальни. Можете забрать хоть всех… и все сокровища… Только сына спасите! Мальчик ни в чем не виноват. Помнишь, ты спрашивал, о чем я еще мечтала? Вот о том, чтобы дети были свободными, и мечтала… Ты знаешь, сколько я всего для этого сделала… сколько интриг провернула? Сколько раз лгала и изворачивалась? Женщинам в гареме не позволено ничего… даже любить своих детей. Они должны любить только господина, однако никто во всем мире не знает, какая это невыносимо тяжкая обязанность. Пока жена совсем молода, господин еще удостаивает ее ложе редкими посещениями. Вот только в гарем все время привозят новых девочек… а расцветшая красота жены его быстро перестает интересовать. А потом рождается ребенок, и господин вообще забывает о жене на пару лет… пока массажистки и банщицы не приведут ее тело в прежний вид. Но это не означает, что можно самой кормить и растить своего сына. Его сразу отдают нянькам, а едва исполнится пять лет — наставнику. Вот только я этого допускать не желала. Никто во всем дворце не догадывался, что нянька Шаура спала на моей постели и целыми днями ела рахат-лукум. А его первый наставник за три года купил три гостиницы и теперь очень богатый человек. Зато мой сын никогда не путал меня с другими женщинами из гарема. Я сама учила его кушать и ходить. И всю правду про нашу жизнь тоже объяснила ему сама…

Она всхлипнула и попыталась вытереть краем шелковой читэру залитое слезами лицо. Энилий небрежно вытащил из воздуха мягкое полотенце и, отобрав у ханши накидку, сам осторожно промокнул ей припухшие глаза.

— Перестаньте плакать. И соберитесь с силами, они вам сегодня пригодятся. — В голосе мага нет ни капли увещевания, но его деловитый тон успокаивает ханшу вернее слащавых соболезнований. — Команда, которая пойдет с вами через потайной ход, уже начала подготовку. Вам тоже нужно переодеться… в мужское платье и удобную обувь. Идите, вас проводят.

— А ты пойдешь? — уже сделав пару шагов к двери, вдруг обернулась ко мне женщина.

— Разве я останусь? Конечно, иду.

— Если король разрешит, — скептически хмыкнул Энилий, не обращая внимания на мой полный возмущения взгляд.

Ну да, с него станется оставить меня во дворце. Я ведь не сыскарь, который может пройти через пропасть по веревочке, и не тренированный воин, прошибающий кулаком дыру в стене. А уж про магов я и не заикаюсь. Они сделают все это и многое другое и даже не запачкают ладоней.

— Хочешь, я попрошу короля? — испытующе бросила из-под пушистых ресниц черную молнию Саялат.

— И за меня, — делает шаг вперед Рашат. — Я тоже хочу пойти.

— Тебе зачем? — немедленно воспротивился я. — Ты и так потерпевшая сторона, сиди, восстанавливай здоровье. Я слышал, тебе король на выбор предложил службу во дворце или домик в любом городе? Мой совет — бери у моря. Поживи в свое удовольствие.

— Если вернусь, так и сделаю, — уперся он. — А сейчас хочу помочь. Мне же помогли… Я помню, как ты за мной пришел. Зара потом рассказала, сколько вы всего пережили.

— Вот и иди к ней, не нужно заставлять девушку волноваться! — обрадовался я удачно найденному предлогу. Какой толк в сложной операции от совершенно не подготовленного человека?

— Не нужен я там… Она Теокадина любит. Да и он весь позеленел за последние дни от ревности, я же не слепой, — горько хмыкнул Рашат. — Вот и пусть разберутся… пока меня нет.

— Значит, попрошу за обоих, — не обращая внимания на осуждающе поджавшего губы мага, довольно заключила ханша и птичкой выпорхнула из комнаты.

Вот и пойми после этого женщин. Только пять минут назад рыдала и падала в обморок, а сейчас улыбается и скачет чуть ли не вприпрыжку.

— Идите, переодевайтесь, — недовольно буркнул Энилий, посидев пару минут с отсутствующим видом, — король решил не ждать, пока ханша действительно придет за вас просить. Тем более ваше знание языка и обстановки может оказаться полезным, как и внешность. У нас сейчас не хватит сил на личины для всех.

Ну, раз Торрель так постановил… то и я спорить больше не стал. Но про себя твердо решил, что глаз с этого добровольца не спущу. Не для того я в это дело вложил столько усилий, чтобы теперь нести потери.

Команда собиралась в гостиной, рядом с портальным помещением, и мы туда явились заранее — лучше немного подождать, чем опоздать. На диванчиках и столиках уже лежали серые вещевые сумки стандартного армейского образца. Несколько магов, под руководством Энилия, заглядывая в свитки, раскладывали по ним какие-то пузырьки и пакетики.

— Кто назначен старшим? — безразличным голосом спросил я, понаблюдав с минуту за этими сборами.

— Зиновас Лавайзир, — охотно откликнулся один из знакомых магов. — Он скоро подойдет.

— Ясно, — киваю в ответ, знаю я этого Зина.

Очень сильный сыскарь, ловкий, проворный. И цепкий, как дрессированный крокодил, если кого-то поймал — оторвать можно только вместе с руками. Но вот с воображением у него… да и не нужно оно ему, если по большому счету это воображение-то.

— А, вы уже тут! — по обыкновению, стремительно ворвался в комнату король и сразу наткнулся на нас: — Ну и как настроение?

— Я вот думаю… может, нам лучше краской написать на лбу, что мы из Этавира? — задумчиво спрашиваю его и шлепаюсь на свободный диван.

— Зачем? — недоуменно оглянулся король. — Или ты так шутишь?

— Не шутит он, — втаскивая в гостиную ящик со скалолазным снаряжением, высокомерно хмыкнул Зин, — а свою бдительность демонстрирует. Рюкзаки армейские увидал. Но мы их в тоннелях оставим, а те, что с собой возьмем, маги под останские сумки закамуфлируют.

Надо же, какой шустрый! Враз догадался, что я имею в виду. Похоже, он немного поднаторел с того времени, как мы виделись в последний раз. Когда же это было-то?..

— А ботинки тоже будут… как это… ну, маскировать? — тихонько шепчет мне на ухо осторожно притулившийся рядом Рашат.

Похоже, он и сам решил все время держаться поблизости, и такое благоразумие меня вполне устраивает.

— Слышал вопрос? — в упор смотрю на застывшего столбом Зина. — Отвечай.

— Кто отвечал за экипировку? — не обращая внимания на колкий тон вопроса, рычит Зин на магов. — Почему не подумали про ботинки?

— Да их же все равно никто в темноте не заметит! — взвыл один из магистров. — Где мы вам сейчас найдем столько останских сапог!

— Но вот он сразу заметил! — орет в ответ Зин, указывая на вжавшегося в спинку дивана Рашата. — Вы что, не понимаете, что там может оказаться решающей любая мелочь?

— Вообще-то расследование заказывал Джус… и брал на себя расходы… — словно про себя бормочу я. — А на его складах и сапог, и останских сумок… И главное, ничего маскировать не нужно, возможно, там времени на маскировку как раз и не будет.

— У тебя есть к нему портал? — мгновенно ухватил суть предложения Торрель.

— У Хенрика постоянный, если он уже поправился…

— Раз идет с нами, значит, поправился, — выдал мне неизвестную до сих пор информацию Энилий. — Сейчас отправим его к Чануа вместе с магами. Вынимайте все назад… Да не смешивайте! Так кучками и кладите, а рюкзаки бросайте в угол, потом уберем.

Вот это другое дело. Вот только зачем нам нужен в путешествии по потайным ходам Хенрик? Впрочем, сейчас расстроенных магов лучше ни о чем не спрашивать, я все равно это узнаю… попозже.

Еще через полчаса сумки, доставленные от Джуса, заполнены всякой всячиной. Наверное, Зин решил, что нам придется немного пожить в этих тоннелях, недели две по крайней мере. Хотя, на мой взгляд, идти стоило налегке. Впрочем, мы с Рашатом и ханшей именно так и идем, кроме специальных жилетов, туго перетянутых широкими страховочными поясами, на нас ничего не повесили. Наоборот, попытались, хоть и вяло, отобрать мой собственный пояс с колючими игрушками, доставленный для меня из дома Клариссы. Но тут уж я уперся как скала. Да я лучше без этого жилета отправлюсь, чем оставлю с такой любовью подобранный арсенал. Без своих ножей я чувствую себя почти беззащитным.

И неважно, что там, в потайных жилетных кармашках, есть плоская фляжка с водой и пузырьки со снадобьями, моток тончайшей шелковой веревки и набор различных амулетов, вплоть до лучевого переноса.

Но наконец все собрано и все готовы. В команде из восемнадцати человек — пятеро маги, считая Хенрика, остальные одиннадцать человек бывалые воины и сыскари. Нас, троих, ставят в середине шеренги, приготовившейся ринуться в портал. Первыми идут сыскари, а замыкают группу маги-телепортисты, которые пойдут с нами до начала хода и откроют оттуда портал следующим группам.

Король в последний раз напомнил, что королевству павшие герои без надобности, и маги совместными усилиями открыли портал. Едва загустела серая глубина овала, сыскари споро начали прыгать туда, и очередь до нас дошла на удивление быстро. Двое парней подхватили ханшу и растаяли в тумане, следом прыгнул я, крепко уцепив под локоть Рашата.

На месте прибытия немедленно оттаскиваю его в сторону, иначе нам на голову свалятся идущие следом, и пытаюсь оглядеться.

Безрезультатно. Здесь уже вступила в свои права ночь, и, кроме звезд да неясных темных куч вокруг небольшой вытоптанной площадки, разобрать ничего невозможно. Но что это не окрестности дворца, могу поклясться. Почему-то мне казалось, что портал доставит нас значительно ближе к резиденции хана, ведь ходить такой толпой по столице небезопасно даже ночью.

— Зин, мы где? — интересуюсь я, определив командира по голосу, шепчущему тихие распоряжения. Впрочем, без особой надежды на исчерпывающий ответ.

— Окрестности Дильшара. Заброшенные персиковые сады, — тихо бормочет Энилий. — Никуда не отходите, сейчас придет проводник.

— Я уже тут, — заявляет молодой незнакомый голос. — Возьмитесь за веревку и пошли, а то скоро луна взойдет. Хоть здесь никого быть и не должно, но лучше поторопиться.

Последние слова он произносит, уже утаскивая нас, как телят на веревке, куда-то в непроницаемую тьму. Ощущение близкой опасности заставляет напрягать все чувства, а сердце обмирает каждый раз, как нога попадает в крошечную выбоину на тропе. Впрочем, судя по количеству попадающихся ям и кочек, идем мы вовсе не по ухоженной дороге. А когда по лицу начали хлестать тонкие ветви, возникло стойкое ощущение, что вокруг густой лес, и только колючая шерстяная веревка, в которую намертво вцепились пальцы, словно последняя надежда, еще связывает меня с растаявшими во мраке спутниками. Саялат, идущая следом, очевидно, испытывает такие же чувства, потому что изредка коротко прикасается пальцами к моей спине, проверяя, не исчез ли я бесследно.

Мы идем так долго, что должны уже, по моему представлению, оказаться в центре Дильшара, однако ничего подобного пока не наблюдается.

И когда я уже почти решился прошептать куда-то в темноту свои сомнения, идущий впереди воин резко остановился, и я с ходу врезался в его спину. Сзади на меня налетела Саялат, а на нее наткнулся Рашат, судя по виноватому шепоту, которым он приносит свои извинения.

— Чш-ш!.. — предостерегающе шикнул кто-то впереди, и мы послушно застыли, боясь произнести хоть слово.

— Отдай веревку, — шепнули почти в ухо, и я запоздало догадался, что слепые тут далеко не все.

Разумеется, у магов есть соответствующее заклинание, называется кошачье зрение. И сыскари в нужные моменты вовсю пользуются снадобьем с аналогичным наименованием. Значит, поднимается в душе волна гнева, только нас вели как слепых щенков, все остальные видели, куда идут? Ну, Зин, эту маленькую шутку я тебе еще припомню, хотя, возможно, и не сегодня. Но что не забуду, можешь быть уверен, память у меня на такие вещи очень хорошая.

Пока я со злобным предвкушением придумываю ответную пакость для Зина, ко мне пробирается Хенрик и выдает горошинку заветного снадобья. Недовольно фыркнув — друг мог бы вспомнить обо мне и раньше, — немедленно забрасываю ее в рот и жду, пока кошачий глаз начнет действовать.

— Раньше принимать не стоило, — шепчет маг, — у нее ограниченное время действия. А вторая пилюля действует слабее, глаза устают от непривычного напряжения.

— Ну и где это мы? — ощупывая взглядом проявляющиеся из тьмы рядом с нами прутья кованой решетки, себе под нос обиженно буркнул я.

— На заднем дворе, возле ограды гаремного сада, — шепотом отвечает за него ханша, видимо, зелье выдали и ей. — Где-то здесь должен быть старый колодец, а рядом статуя лани… только я так сразу не найду. Вон там, дальше, за решеткой, ночью светят фонари… просто за кустами не видно.

А вот я уже разглядел и небольшую каменную статую безрогой козы, и поблескивающую медными заклепками крышку колодца рядом с ней… И ряд походных шатров, ровным полукругом темнеющих чуть дальше.

Шатров, которых здесь никогда раньше не было. И быть не должно.

Глава 20

До этого момента я воспринимал нашу операцию довольно несерьезно. Пятеро мощных магов, в сопровождении толпы тренированных воинов и ловких сыскарей, должны пройти с хорошо знающей потайные ходы ханшей до зиндана и освободить еще четверых сильных магов и несколько узников. Какие тут могут быть трудности? Или проблемы?

Ну если только у тех, кто захочет нам помешать.

Однако оказалось, что я ошибался, и ошибался в самой сути происходящего. То, что я принял за банальный тихий переворот, каковые время от времени происходят в любых странах, оказалось на деле заранее подготовленным захватом дворца, столицы или даже страны… А это уже совершенно другая статья.

При тихом перевороте меняют только хана, и можно надеяться, что новый хан — кстати, он должен быть кровным родичем свергнутому, иначе народ не признает, — так вот, он вполне мог впоследствии оказаться более талантливым правителем, чем нынешний. И народ от этого зачастую только выигрывает, как выигрывают и взаимовыгодные отношения с соседними странами. А прежний хан отправляется в изгнание в какое-нибудь отдаленное имение и спокойно доживает там до глубокой старости.

А вот при вооруженном захвате власти обычно ханом стремится стать какой-нибудь самозванец, который лихорадочно торопится вырезать под корень всех законных наследников. И утопить в крови всякий намек на сопротивление. А как следствие — неминуемы народные волнения и ухудшение международных отношений. Вплоть до войны.

Вот почему, заметив приготовленные для наемников шатры, я потрясенно застыл на месте. Ситуация в который раз за последние дни поменяла значимость, и мне предстояло срочно решить, продолжать операцию, как было запланировано, или приказать магам открыть обратный путь в Торсанну. И ровным счетом ничего теперь не значило то обстоятельство, что командиром нашей группы назначен Зиновас, в экстренных случаях я имею право брать в свои руки командование любым королевским подразделением. И боюсь, что сейчас наступил именно такой случай. Хотя недооценивать опыт и выучку своих спутников я вовсе не собираюсь.

— Крутите камень под левой задней ногой против струи водоворота, — шепчет ханша добравшимся до статуи сыскарям, и они набрасываются на каменное животное с таким рвением, словно собираются разобрать на части.

— Отставить.

Надо отдать должное выучке этих парней, они мгновенно застыли такими же неподвижными изваяниями, как злополучная лань.

— Что случилось? — молниеносно скользнул ко мне Зиновас.

— Видишь шатры? Нужно проверить, есть там кто… или нет.

— Есть несколько человек, но они спят, — момент, когда к нам подошел Энилий, я почти пропустил, занятый раздирающими мою душу сомнениями.

— А что с ними не так? — начинает нервничать Зин. — Мы за шатрами уже следим, если проснется кто-нибудь — успокоим.

— Саялат, скажи им — должны тут вообще стоять эти шатры?

Но она уже все поняла… и даже сделала правильные выводы. Только вот способ реагирования на такие новости у нее оставляет желать лучшего, мне вовсе не улыбается по нескольку раз в день приводить женщин в чувство.

— Объясни все сам, — требует Энилий и сгружает нелегкое тело ханши, которое он едва успел подхватить почти у самой земли, Рашату. — А ею сейчас целитель займется.

Суть моих размышлений он понял немедленно, и тут же выдал вполне приемлемую идею. Мы отправляем одного из магистров переноса в Торсанну, с предложением как можно скорее переправить сюда вторую команду, обязательно дополнительно усиленную сыскарями и воинами. А сами начинаем тем временем пробираться в зиндан, время от времени отправляя магических вестников с отчетами. С этим планом я был в общих чертах согласен, но настоял, чтобы возле шатров на всякий случай остался небольшой дозор из двух воинов и мага. И еще предложил покрепче усыпить наемников — просто так, на всякий случай, чтобы исключить возможность неприятных сюрпризов.

Все эти приготовления занимают у магов не больше десяти минут, и вскоре мы снова стоим возле пресловутой статуи. С легким скрипом вращается камень под задним копытцем, и одна из плоских плит, которыми обложен постамент, неожиданно легко поворачивается внутрь, открывая довольно узкий проем, пахнувший затхлой сыростью. Первым туда скользнул один из сыскарей, потом маг, затем воины из рук в руки передали им очнувшуюся, но не вполне собравшуюся с силами ханшу. Следом забираемся мы с Рашатом, помогая друг другу. Узкий лаз внутри обернулся тесным, ведущим круто вниз тоннелем. Выщербленные узкие ступеньки, по которым приходится спускаться в потайной ход, растянули наш отряд на несколько десятков метров, и это мне крайне не нравится. Радует только одно: кошачий глаз действует уже в полную силу, и можно отлично разглядеть каждый выступ и каждую трещину в ступенях. Мы спустились уже на порядочную глубину, когда тоннель внезапно потерял свою крутизну и стал почти вдвое шире.

— Здесь довольно большой участок совершенно безопасного пути, — сообщает где-то за поворотом чуть окрепший голос Саялат. — А потом я пойду впереди, чтобы проверить, не трогал ли кто-нибудь ловушки.

Мне не очень понравились властные нотки, проскользнувшие в ее голосе. Однако решил на всякий случай сделать вид, что ничего не замечаю. И постараюсь не спускать с ханши глаз.

Слишком мало мы знакомы. И слишком часто она преподносит сюрпризы, чтобы я почувствовал, что полностью уверен в мотивах ее поступков. Происходящее во дворце вообще очень загадочно, и ощущение какой-то неправильности… или подвоха не покидает меня. Только сейчас, когда мимо неторопливо уплывают вдаль тусклые стены тоннеля, я всерьез задумался — для чего неведомому самозванцу вообще понадобилось травить ханшу посреди парка? Чтобы свалить это на торговца редкими животными? А если бы я выпил чай, как предполагалось… и отравился вместе с ней? Какой ход последовал бы за этим?

И тут я отчетливо вспомнил, как шли по парку на нас советник с Ахтархоном, окруженные мощными стражами с взведенными арбалетами и ятаганами на изготовку. И чуть не застонал от ясной догадки, слишком поздно пришедшей мне в голову. Ведь они вооружались и выходили из дворца заранее, когда еще никому не известно было, сядем мы пить чай… или мне не удастся убедить Саялат в своей благонадежности. И теперь понятно становилось, не куда пропал Энжебин, а почему он исчез так спешно. И хотя бы в отношении его почти появилась уверенность, что советник непричастен к творившемуся во дворце бесчинству. Потому что в противном случае исчезать ему бы не пришлось, он мог изначально не появляться на испорченной демонстрации моих птичек.

Следовало как можно скорее поговорить об этом с Зином и Энилием. Да и Хенрика к обсуждению неплохо бы привлечь, он мог заметить то, на что я, занятый в тот момент усмирением ханши, попросту не обратил внимания.

Вот только нужно сначала найти подходящее место, не загораживать же своими фигурами проход, где с трудом могут разминуться два человека. Хочешь не хочешь, придется подождать до тех пор, пока не станет немного посвободнее. Вроде Саялат что-то говорила про естественные пещеры, через которые проходит потайной ход ближе к дворцу.

До пещер мы дошли быстро. Едва тоннель стал шире, воины постарались сократить дистанцию между членами команды и теперь споро шагали вперед компактной группой. Но по-прежнему настороженно помалкивали, по негласному уговору стараясь не нарушать мрак и тишину подземелья даже тихими разговорами.

И только бдительно осмотрев первое более-менее просторное помещение и отправив вперед пару человек на разведку, а в пройденном тоннеле поставив часового, Зин достал из сумки обычную лампу и повесил на ржавый крюк для факелов, торчащий из стены.

Почему-то не хочет, чтобы маги зажигали светлячков, сообразил я и сделал командиру условный знак.

— Отдыхаем пять минут, — негромко объявил он. — Энилий, Грег, пойдемте со мной, посмотрим, чего там нашли разведчики.

Я подмигнул Хену, предлагая идти с нами, и направился вслед за сыскарем. Рашат увязался было следом, парень явно чувствовал себя неуютно рядом с воинами, очевидно, они вызывали у него ассоциации с тюремной охраной. Пришлось срочно придумать ему важное задание — приглядеть за ханшей. Ведь по останским законам неприлично оставлять женщину наедине с незнакомыми мужчинами. Хотя этот закон каждый обычно трактует так, как удобно именно ему.

Но в этот раз понятия Рашата, как видимо, совпали с моим указанием, и он послушно вернулся в освещенный лампой круг. Там воины, привыкшие пользоваться для отдыха каждой свободной минутой, сидя и лежа прямо на пыльных камнях пола, наскоро перекусывали крошечными питательными лепешками из ореховой муки, смешанной с медом и измельченными сухофруктами. Сухие как камень овальчики клали в рот и, запив глотком воды, долго и старательно жевали, открывая для себя все новые оттенки запаха и вкуса.

Я бы тоже с удовольствием пожевал нечто подобное, несколько проглоченных наскоро кусков давно превратились в приятное воспоминание.

В следующей пещерке тоже горит лампа, и мы как по уговору останавливаемся в противоположном от нее углу. Сработало намертво въевшееся в сознание правило никогда не оказываться в выгодном для противника положении. Быстренько выкладываю спутникам свои соображения и сделанные на их основе выводы, и они несколько минут молчат, обдумывая сказанное.

— Кстати, этот Ахтархон… Он утром очень трусил — просто непозволительно для взрослого мужчины, — задумчиво заметил Хенрик, первым прерывая затянувшееся молчание.

— Откуда ты знаешь?

— У меня недавно обнаружились небольшие способности эмпата, и мне их усиленно развивают… специальными тренировками, — нехотя приоткрыл профессиональную тайну друг, старательно не замечая порицающего взгляда Энилия.

Вот теперь кое-что из событий последних дней становится на свои места. И хотя я вовсе не в восторге от новых способностей родича, но предпочитаю о таких вещах не догадываться, а знать наверняка.

— Пока планы менять не будем, — выносит наконец решение Зин, — но действовать начинаем не по пункту А-7, а по пункту Е-3. То есть, если кто не помнит, двигаемся в режиме особой подстраховки, как в обстановке повышенной опасности.

Ну что ж, вполне разумное решение. Только пора, пожалуй, и мне перейти на особый режим… и держать под руками кое-какие давно припасенные штучки. Моя интуиция прямо-таки вопит, что противник слишком хитер и осторожен, чтобы не просчитать этого нашего освободительного рейда.

Следующие полчаса мы со всеми предосторожностями пробираемся по запутанным переходам и лесенкам, время от времени обходя отмеченные ханшей ловушки. Наконец идущие впереди разведчики передали сообщение, что дошли до массивной металлической двери, которой открывается, как объяснила Саялат, довольно широкий коридор, ведущий к тайным входам в тюрьму и сокровищницу. Наверное, именно через эту дверь предполагал выносить свои сокровища в случае нападения врагов прадед покойного хана.

Ключей от двери у нас, разумеется, нет, да и Саялат почему-то забыла прихватить на всякий случай связку, когда шла гулять в парк.

Поэтому сыскари, ничуть не расстроившись, отпирают хитроумный замок старым проверенным способом, с помощью отмычек. С которыми точно так же никогда не расстаются, как я со своими ножами.

Первым в тоннель входит один из магов и, осторожно пробуя ногой плиты пола, добирается до первого крюка, на который можно повесить лампу. Следом идет Энилий, чутко ловящий доступные только ему колебания энергии, идущие от живых существ. Затем, с оружием наготове, проходят сыскари и воины. Последними входим мы с Рашатом, ханша и Хенрик. Он выглядит совершенно здоровым, но мне из многолетнего опыта общения с Кларой отлично известно, что это от избытка магии, которой парня накачали, когда заживляли рану. Позже, завтра или послезавтра, когда его энергетический баланс придет в привычное равновесие, наступит эффект магического похмелья. И тогда ему нужно будет отсыпаться не меньше суток. Видать, не очень густо у цитадели со свободными магами-эмпатами, раз едва вставшего с постели Хена снова отправили на задание.

Маги и сыскари уже вплотную подобрались к неказистой дверце, ведущей, по словам ханши, в одну из кладовых зиндана, где хранятся старые кошмы, кандалы, цепи и прочая тюремная утварь. Из этого чуланчика можно прямиком попасть в многоуровневые помещения тюрьмы.

По предварительному плану туда пойдут только маги и пятерка сыскарей во главе с Зином, и именно они будут выводить из камер наших людей. А мы останемся здесь, прикрывать тыл. Потом, если все пройдет удачно, отправимся через сокровищницу выполнять данное ханше обещание, спасать ее сына, хана Шаурсияра.

— Может… сначала сходим в опочивальню хана? — несчастным шепотом просит Саялат, наблюдая, как сыскари ловко вскрывают сложнейшие замки.

— Не волнуйся, раз я обещал, что мы его заберем, значит, так и будет, — успокаивающе буркнул я, пытаясь разобраться в собственных ощущениях.

Вроде все идет как по маслу, замки уже поддались, и дверка открылась, и даже какие-то цепи действительно поблескивают сквозь узкий проем, в который быстрыми тенями ныряют маги и сыскари. Энилий предварительно бдительно прослушал ночную тишину и ничего подозрительного не обнаружил. Почему же мою голову сжимает невидимыми обручами гнетущее чувство приближающейся беды? Откуда оно взялось и почему никто, кроме меня, не ощущает ничего подобного, пытаюсь понять я, с тяжелым сердцем провожая взглядом последнего сыскаря, исчезнувшего в дверном проеме.

— Что-то не похоже это место на тюрьму, — неуверенно прошептал мне в ухо Рашат.

Потрясенно оглядываюсь на него, и вдруг понимание истины молнией взрывается в мозгу.

Вот же дьявол, ну как же я сам сразу не понял! Даже глубокой ночью в тюрьме, переполненной страдающими людьми, не может быть такой неправдоподобно мирной тишины. Да и запахи… В настоящем зиндане они так густы, что ощущаются издалека.

— Зин, назад! — забился под сводами пещеры мой отчаянный вопль, заставив отшатнуться стоящих рядом ханшу и Рашата.

Однако грохот падающих сверху каменных плит, отсекающих проходы к дверям, и облако доисторической пыли, поднявшееся с пола, слишком быстро доказали всю бесполезность моих призывов. Пробиться сюда они теперь смогут не раньше, чем через сутки. А что произойдет с нами за это время в сравнительно небольшом помещении? Задохнемся от недостатка воздуха или неведомый охотник, загнавший нас в ловушку с ловкостью опытного птицелова, придумает нечто новенькое? Пока невозможно даже предугадать.

Как и причину, по которой он так тщательно и так безжалостно продумал приманку и завлек нас в свои сети.

Вот только, как говорит Кларисса, хотя человечество и придумало несколько тысяч оправданий для совершения неблаговидных поступков, истинных причин ровно в тысячу раз меньше. Если исключить нюансы, то останется всего четыре: деньги, власть, любовь и месть.

А у нашего пленителя вполне могут быть актуальны все четыре, и это самый страшный вариант. Тогда он не остановится ни перед чем и не пожалеет никого. И, следовательно, автоматически становится для меня персоной вне закона, диким зверем, которого нужно уничтожить любой ценой.

Разумеется, это самый нежелательный вариант, и я приложу все свое умение и находчивость, чтобы его избежать. А в настоящий момент пора брать власть в свои руки. Воины, оставшиеся без командира, как-то поскучнели, сбились вокруг нас, с подозрительной тоской оглядывая потолок и стены в невольном ожидании новых сюрпризов.

— Может… попробуем пройти через сокровищницу? — неуверенно предложила Саялат, и я вновь подивился ее жизненной стойкости и резким перепадам настроения.

То от одной мысли об опасности теряла сознание, а едва над нами нависла настоящая беда, первая начала искать выход.

Вот только не уверен я, что нам вообще нужно его искать. Потому что путь в сокровищницу единственный, который не перекрыл неведомый враг, и это невольно наводит совершенно на определенные выводы — именно там нас и ждут.

— Не думаю, что следует туда идти… — задумчиво проворчал Хенрик, укрепляя меня в правильности своих предположений.

Ну раз и он считает так же, значит, мы ни за что не войдем в эти двери, выношу я свой вердикт.

Однако уже через пару часов, торопясь изо всех сил, самозабвенно ковыряю отмычкой сложный замок, проклиная неведомого мучителя на всех известных мне языках.

Нехватка воздуха подступила незаметно, плиты перекрывали проходы не наглухо, и первое время мы ничего не замечали. Потом, несмотря на холод каменных плит, в небольшом помещении, где на пыльных сумках терпеливо лежали и сидели девять человек, стало душновато, и на коже выступила испарина. А еще через полчаса я отчетливо понял: если мы немедленно не войдем в сокровищницу, спасать магам будет некого.

И, когда замок, заскрипев, сдался, ощущаю себя почти победителем. Несмотря на то, что снова проиграл коварному незнакомцу очередной ход в навязанной им игре с необъявленными правилами.

Зато смог полной грудью вдохнуть свежий воздух, холодной волной хлынувший в тускло освещенный последней лампой коридор. Остальные мы погасили, едва заметили первые признаки удушья. По-хорошему нужно было бы погасить и эту, да остановил несчастный взгляд ханши. Впрочем, я и сам не чувствовал себя настолько отважным, чтобы остаться в полном подвохов месте совсем без света.

В сокровищнице на широких полках вдоль стен пылятся многочисленные сундуки, сундучки, свертки и шкатулки различного размера и гуляет легкий сквознячок, доказывающий наличие то ли вентиляции, то ли других открытых проходов. Однако я немедленно категорически запретил воинам и Хену обследовать это помещение на наличие выхода, точно зная, что именно в таких местах правители обычно предпочитают ставить самые подлые и кровожадные ловушки.

И открывать сундуки тоже настрого запретил, хотя Саялат и доказывала, что в сокровищнице была не раз и знает все ловушки назубок.

— Ты и проход вроде проверила, а про плиты ничего не сказала, — резко обрываю упрямую правительницу. — Значит, и сама не знала. Мне вовсе не хочется вытаскивать из какой-нибудь дыры твое тело.

— Ну надо же, какая забота! Похоже, наша Саи обзавелась новым верным поклонником.

Я так резко обернулся на этот голос, что едва не сбил с ног шагнувшего ко мне Хенрика. Скорее всего, маг на секунду раньше обнаружил незваных посетителей и хотел предупредить.

И теперь он застыл чуть впереди, немного загораживая меня от вошедших. Впереди всех стоит немолодая и худая женщина в расшитой золотом читэру, увешанная таким количеством тяжелых браслетов и ожерелий, что они давно превратились из украшений в средство испытания выносливости. А позади нее и по бокам застыли уже знакомые рослые стражники со взведенными арбалетами.

— Чего ты хочешь, Дами? — сделала шаг вперед Саялат. — Неужели не могла сказать мне по-хорошему? Я тебя вроде никогда не обижала…

— Не о чем мне с тобой разговаривать. Сейчас сюда придут советники и старейшины, чтобы своими глазами убедиться, как ты через потайной ход растаскиваешь ханскую казну. Совсем обнаглела! Мало того, что почти в открытую на вызволение своих любовников такие сумасшедшие деньги тратишь, так еще и этавирских шпионов нашими сокровищами оплачиваешь!

Последние слова она уже почти кричит, в расчете на публику, уже пробирающуюся к нам между колоннами и арками сокровищницы в окружении толпы таких же вооруженных стражников.

— Тебя давно пора казнить перед простым людом на площади! За твои грязные делишки и за то, что опозорила звание ханши и растащила на свои прихоти всю казну! — надрывается бывшая напарница Саялат, и в глазах ее фанатично полыхает безумный кликушеский огонь.

— А что, разве не ты это золото и получила за верную помощь в моих грязных делишках? — снова показала еще неизвестную мне сторону характера ханша, невозмутимо и с презрением разглядывающая почти родственницу. — Или мало показалось, что я спасла тебя двадцать лет назад от ханского возмездия? Ведь тогда даже некоторые слуги догадывались… а я так точно знала, кто отец твоего младшего.

— Ты этого не докажешь! — еще пылая священным гневом, чуть сбавила напор Дамира, но старейшины уже услышали самое страшное обвинение, какое можно предъявить законной жене хана.

И мгновенно превратились из невозмутимых, благообразных старичков в стаю кровожадных демонов.

Да и прекрасно понимали они, что мы никуда от их правосудных лап уйти не сможем, при таком-то количестве отлично обученных стражников, а вот вторая ханша вполне сумеет ускользнуть, вместе со своим незаконнорожденным, как оказалось, сыном.

— Не подходите ко мне! — истерично взвизгнула женщина, разглядев решительные лица седобородых аксакалов, неуклонно приближавшихся к ней. — Вы еще не знаете, с кем придется иметь дело! Да мне стоит только одно словечко сказать…

Не пришлось ей больше ничего сказать. Неизвестно откуда сорвавшийся болт украсил середину морщинистого лба куцым хвостиком, и ханша, пошатнувшись, мешком осела на пыльный пол.

Старейшины потрясенно застыли, потом с негодованием обернулись на нас, ища невидимого убийцу. Мои же воины только теснее сгрудились вокруг, настороженно осматривая шкатулки, стоящие вдоль стен. Бывалые парни сумели точно определить траекторию полета смертоносного болта и теперь откровенно недоумевали, не найдя в том месте никого похожего на арбалетчика. Да и вообще никого. И потому загадочная смерть старой ханши встревожила нас намного сильнее, чем можно было подумать — все отлично поняли, что ей просто заткнул рот кто-то очень ловкий и жестокий.

Глава 21

И лишь осознав эту истину, я вспомнил о Саялат и резко обернулся в ее сторону, страшась увидеть новое доказательство существования неведомого злодея. Однако побледневшую женщину крепко держал в кольце рук Рашат, раньше всех догадавшийся, что ханша может нас порадовать не только новым обмороком.

— Опустите оружие и сдайтесь на милость правосудия! — шагнул вперед прятавшийся в тени арки советник Каджимин, ледяным взглядом изучая замаскированную под группу останцев команду.

Конечно, я мог бы не согласиться на это предложение. Мог бы отдать приказ защищаться. И возможно, нам даже повезло бы перебить окруживших нас стражников. Ну или хотя бы часть. Но тот, кто убил исподтишка старую ханшу, оставался где-то рядом. И был все так же невидим. Он, ничем особо не рискуя, легко мог расстрелять нас со спины, и не было у нас против него никакой защиты. Не было и опытных магов, способных найти среди колонн и сундуков того, кто умело использовал то ли магию амулетов, то ли какие-то никому не известные собственные способности.

И напрасно морщил лоб в тщетной попытке Хенрик, опытным мастером в эмпатии он пока вовсе не являлся.

Вот так и вышло, что мы послушно протопали в полном составе через всю сокровищницу — и дальше, через несколько дверей и коридоров, пока не почуяли отвратительный запашок ханской тюрьмы. И, в конце концов, оказались в тесной камере с обитой железом дверью и скудно посыпанным грязной соломой полом. Нас разоружили весьма небрежно, забрав у парней только то оружие, которое было на виду. И хотя я был почти уверен, что это скорее всего не халатность, а новая ловушка, добровольно отдавать спрятанное под одеждой оружие не стал, справедливо рассудив, что если нам и суждено тут погибнуть, то будет обидно не захватить с собой кого-нибудь особенно мерзкого.

Единственное, против чего мы дружно взбунтовались, это против предложения советника без сопротивления выдать ему ханшу. Несчастная женщина изо всех сил цеплялась за мою жилетку и отчаянно умоляла не отдавать ее стражникам. И этавирские воины, с детства привыкшие уважать и защищать женщин, не смогли пересилить собственных принципов. С таким мрачным видом сомкнули вокруг нас кольцо, что даже мне стало жутко. Не уступит сейчас советник — и начнется бойня, из которой никто из нас живым не выйдет.

Но он не стал настаивать, лишь буркнул что-то грубое насчет ловких баб, умеющих крутить глупыми мужиками, и с лязгом захлопнул за нами дверь.

Облегченно выдохнув, отвожу Саялат в дальний угол и, пододвинув ногой пучок соломы, опускаю на него женщину. Похоже, в этот раз своенравные боги ненадолго отвели беду. Или у неизвестного злодея имеются на нас собственные извращенные планы. Вот только не родилось в моей голове пока ни одной хоть сколько-нибудь правдоподобной догадки, зачем мы ему могли понадобиться.

— Наши все тут, и Клара с Леоном тоже, — едва слышно шепнул на ухо Хен, и у меня на душе заметно полегчало.

Несмотря на почти полную уверенность, что у Зина хватит выдержки не вступать в бой с поймавшими нас в ловушку захватчиками, некоторые сомнения все же оставались, хотя я упорно пытался их гнать. Не стоит себя травить, пока точно не уверен в худшем, это простое правило не однажды помогало мне не сойти с ума.

А после сообщения Хена словно камень с души свалился. Непоколебимая вера в находчивость и могущество наставницы была взращена за многие годы сотрудничества совершенно конкретными поступками и действиями магини. Если Кларисса с Леоном и магами рядом, значит, у нас есть шанс уйти отсюда без потерь, — потихоньку крепнет в душе пока ничем не подкрепленная уверенность.

Я благодарно кивнул Хену и, решительно растянувшись на кучке соломы, спокойно закрыл глаза, здраво рассудив, что свежие силы мне утром вовсе не помешают.

Однако захватчики так вовсе не считали, иначе не стали бы будить нас посреди ночи и, угрожая оружием, выгонять на улицу.

Не разбирая, кто из узников пришел подземным ходом, а кого захватили в ханском парке.

Поставили длинной шеренгой вдоль высокой каменной стены под прицел нескольких десятков арбалетов, заставив дрожать после душного тепла зиндана то ли от свежего ветерка, то ли от страха. Командовал всей этой процедурой Каджимин, и мне нестерпимо обидно, что я не посчитал его сколько-нибудь опасной личностью, когда изучал собранные о советниках сведения. Отлично помню, что именно о нем было написано много меньше, чем о других. Он отвечал при старом хане за охрану и безопасность, особыми талантами не отличался, кроме пунктуальности и исполнительности. Да еще отмечалась просто необыкновенная честность и преданность. Видимо, хорошим он оказался актером, раз сумел так ловко провести всех наблюдателей.

Ждем довольно долго, но недовольство высказывать никто не стремится, прекрасно понимая, что крепкие парни, настороженно уставившиеся на нас в прицелы арбалетов, шутить не станут. Не такой они получили приказ… неизвестно от кого. Где-то в конце шеренги, заставив меня занервничать, мелькнула пушистая голова Клары. Не должна она гулять тут в собственном облике… если у нее все в порядке с магическим резервом. Однако, поймав строгий предупреждающий взгляд Хенрика, задавать вслух вопрос о планах магов поостерегся, не стоит ворошить муравьиную кучу, если сидишь на ней.

Наконец из темноты выступила странная процессия — несколько стражников привели закованного в цепи молодого хана. Он немного помят и поцарапан, простая рубаха разорвана до пояса, но идет, гордо запрокинув перемазанное подсохшей кровью лицо. А следом в таких же цепях ведут бледного и трясущегося фаворита ханши Зайзира, бывшего раньше Ахтархоном.

— Узники! — выступив на пару шагов вперед, строго произнес Каджимин. — Я знаю, что среди вас есть и честные останцы. Но обращаюсь сейчас не к ним. Я хочу, чтобы откликнулся кто-нибудь из этавирских магов. И не нужно думать, что я не смогу сам определить этого человека. Сейчас мне важно, чтобы маг признался сам. Потому что я намерен ему предложить роль посредника между ханом и королем. Вернее, хан желает, чтобы маг послал королю от него ультиматум… с магическим вестником.

Я слушаю его и внимательно наблюдаю за саркастической усмешкой, блуждающей по лицу Шаурсияра. Впрочем, не одному мне уже ясно, что когда Каджимин говорит про хана, то имеет в виду вовсе не сына Саялат. Вот только непонятно, зачем завоеватели его привели, неужели считают, что зрелище закованного в цепи Шаурсияра так впечатлит магов?

— А чтобы господа маги могли убедиться в серьезности намерений хана, он готов вернуть королю Торрелю сбежавшего из рудников Этавира опасного преступника Ахтархона Тайяни… но только в упокоенном состоянии.

Ахтархон взвыл дурниной и попытался скрыться за спиной Шаурсияра… однако не успел. Арбалетный болт, точная копия того, что унес жизнь старой ханши, в тот самый миг, как прозвучали последние слова приговора, пронзил его висок. На этот раз я ждал чего-то похожего и потому сумел проследить, откуда прилетела смерть.

Вот только опять никого в том месте не увидал.

Разве что тьма показалась чуть гуще, чем в других углах двора, скудно освещенного редкими факелами, специально расположенными так, чтобы свет падал лишь в сторону шеренги узников.

Громко вскрикнув, рухнула на камни Саялат, и стоявшие рядом Рашат и Хенрик немедленно склонились к ней, не обращая внимания на дрогнувшие в руках стражников арбалеты.

Но получить приказ стрелять стражи не успели. Невысокая белоголовая женщина, выступившая из строя на другом конце шеренги, привлекла всеобщее внимание.

— Я могу послать королю Торрелю Дортеону Этавиру магическим вестником ваше сообщение, — произнесла звонко, и ее холодный официальный голос прозвучал с насмешливым достоинством.

— Стой там. Тебе принесут свиток, — сверля Клариссу подозрительным взглядом, откликнулся Каджимин и махнул кому-то невидимому рукой.

И снова мы терпеливо ждем, пока объявленный ультиматум принесут в серебряной шкатулке два хмурых старших советника. А Кларисса ловко уменьшает торжественно поданный ей свиток и щелчком пальца отправляет в Этавир.

— Вряд ли король не спит в такое время, — насмешливо ухмыляется магиня прямо в лицо стоящему перед ней советнику. — Скорее всего, придется вам подождать ответа до утра.

— Ничего, зато с вами за компанию! — невесело шутит тот, и все снова замирают, не получив от Каджимина никаких новых инструкций.

У меня уже начали затекать ноги и от камней ограды застыла спина, но рассвет еще не близок, а вести нас обратно в тюрьму никто почему-то не собирается. Неужели действительно решили ждать здесь ответа Торреля?

Нет, в то, что ему не доставят ультиматум немедленно, я даже на минуту не поверю. Не такой формалист наш король, да и маги, его окружающие, всегда сумеют отличить важное сообщение от ерунды. Тем более ультиматум, касающийся жизней его подданных. Ибо ничем другим не мог самозванец шантажировать Торреля, а в том, что это грубый шантаж, я и секунды не сомневался. Хватило наглядной демонстрации участи Ахтархона. Разумеется, он был наглец, подлец и грубиян. Но убивать за такое даже по понятиям ханства чересчур.

Значит, были еще причины, скрытые пока от моего понимания, но не менее веские, чтобы устроить показательную казнь именно любимчику ханши. И навскидку приходит на ум всего три — отомстить ханше, самому Ахтархону или навсегда заставить его, как и Дамиру, замолчать… Хотя на самом деле вполне может быть и четвертая.

— Что-то он слишком нервничает, — прислонившись ко мне словно в изнеможении, шепнул еле слышно Хенрик, и я внимательнее присмотрелся к Каджимину.

Да нет… если не знать про способность мага чувствовать эмоции, никогда бы не заподозрил ничего такого. Стоит, как часовой у дверей арсенала, чуть расставив ноги для устойчивости и, положив руку на рукоять ятагана, невозмутимыми щелочками глаз наблюдает за толпой измученных людей, выстроенных перед ним.

Сияющий нежно-голубым магическим светом шарик так внезапно повис перед лицом Каджимина, что даже я невольно дернулся, а он лишь крепче сжал рукоять оружия и что-то тихо сказал маявшимся неподалеку коллегам. Они поднесли к вестнику серебряную шкатулку, и в нее упал свиток, перевитый шнурком с королевской печатью.

Шкатулку немедленно утащили куда-то в темноту, и нам осталось лишь терпеливо ожидать решения своей участи.

И не знаю, как собирались распорядиться своими последними минутами жизни другие узники, но лично я намеревался повеселиться от души. Еще в камере я как можно незаметнее рассовал большую часть своего арсенала по карманам, сапогам и рукавам. Ничего, что нужно ни на секунду об этом не забывать, зато и доставать в решающий момент значительно проще.

Запыхавшийся гонец возник из темноты и метнулся к Каджимину. Что-то тихо и виновато забормотал, опасливо оглядываясь на настороженные лица ближайших арбалетчиков. Видимо, слухи о странных внезапных смертях уже вовсю гуляют среди обслуги дворца.

Вот теперь и без пояснений Хенрика мне стало понятно, что советник чрезвычайно взволнован. Нет, он сумел не растерять своей неприступной холодности, только чуть более суетливо, чем требовалось, поправлял дрожащими пальцами и так идеально завязанный узел поясного платка. И все словно никак не мог чему-то поверить, въедливо выспрашивая у посланца какие-то детали. И вдруг сорвался и рванул в темноту, даже не оглянувшись в сторону застывших в тревожном ожидании людей. И узники, и стражи, искоса наблюдавшие за своим командиром, прекрасно поняли обостренным от близости смертельной опасности чутьем, что произошло нечто непредвиденное, неординарное, пошатнувшее и так нестабильное равновесие… непонятно только в чью сторону.

Почему маги решили, что этот момент больше всего подходит для атаки, мне, наверное, никогда не дано будет понять. А в тот миг, когда усиленный магией голос Зина скомандовал: «К бою!», я вообще потерял способность размышлять. Просто выхватил давно согревшиеся от тепла моей кожи дротики и недрогнувшей рукой начал посылать в растерявшихся на миг стражников. Впрочем, как я рассмотрел уже в пылу боя, теряться им было от чего. Всего за миг до выкрика сыскаря почти все арбалеты внезапно пришли в негодность. На некоторых вспыхнул нестерпимый жар, намертво приваривая болт к направляющей, на других, наоборот, спусковой механизм превратился в кусок льда, на третьих лопнула пережженная магическим огнем тетива.

Но растерялись стражи всего на доли секунды. Отбросив испорченное оружие, они лихо выхватывали ятаганы и с рычанием бросались на ожесточенно нападавших магов. И почти сразу падали сраженные или внезапным магическим сном, или обычным оружием, которое, как я правильно догадался, случайно завалялось не только у меня. Лишь немногим охранникам удалось добежать до противника, но и их участь была решена в несколько секунд.

— Во дворец! — выкрикнул Зин и, схватив ближайший факел, ринулся в ту сторону, куда незадолго до этого умчался Каджимин.

Кто-то из магов запустил ввысь магический светляк, осветивший тюремный дворик до последнего угла, и сразу стало понятно, что перед нами высится темная громада ханского дворца, выходящего сюда глухой стеной, с единственной дверью на невысоком крыльце. Вход в подземные камеры, откуда нас вывели, находился в самом углу, отгороженный от остального двора низкой каменной стенкой, чтобы случайно вырвавшийся на свободу узник в первые секунды был ограничен в передвижении и попадал под прицел сразу трех стражников, дежурящих на угловых вышках. Но сейчас мы бежали не туда, а в распахнутую настежь дверь, мечтая как можно быстрее поймать того, по чьей вине произошла вся эта череда трагедий.

Маги с сыскарями в этой гонке оказались первыми, следом мчались наши воины, а уже потом и мы с Рашатом. Ханша еще раньше, когда шел короткий бой, рванулась освобождать из цепей сына, и я случайно заметил, проносясь мимо, как кто-то из бегущих впереди магов, сжалившись над женщиной, бросил раскрывающее замки заклинание. Цепи с громким звоном осыпались на брусчатку, и Саялат немедленно потащила хана подальше от страшного места. Даже на миг не обернувшись ко второму закованному в цепи мужчине, так и оставшемуся лежать страшной бесформенной кучей посреди опустевшего дворика. Те из узников, кто не считал себя ни виновным, ни обязанным за что-либо сражаться, пронырливо нашли калитку, ведущую в хозяйственные дворы, и моментально испарились через нее.

Дворец встретил нас необычным запустением. Не сновали под ногами молчаливые слуги с многозначительным выражением на лице, не слонялись по гостиным неприкаянные придворные. С трудом вспомнив, что вообще-то на дворе еще ночь, вернее, раннее утро и нормальные люди должны сладко спать, сворачиваю к сквозным залам, ведущим в сторону женской половины дворца.

— Куда мы бежим? — проскочив через несколько роскошных помещений, спохватился наконец Рашат.

— В гарем, — не оглядываясь, бросил я, пытаясь сообразить, как отыскать на женской половине Лайли и почему в зиндане не было Рудо.

— Что?! — так удивленно охнул бывший повар, что я невольно оглянулся.

Он возмущенной статуей застыл посреди зала, глядя на меня с такой непередаваемой смесью укора и отвращения, что шутить как-то сразу расхотелось.

— Туда забрали одну девушку, она мне как дочь, — мягко поясняю облегченно выдохнувшему останцу, — и раненого друга куда-то упрятали. Их нужно найти.

Все последние часы с той самой минуты, как я услышал про захват магов и Рудо с Лайли, в сердце сидела большая болезненная заноза. Вот только предаваться бесполезным страданиям вовсе не в моем характере, и пока я не имел возможности хоть как-то им помочь, старался не изводить себя скверными предположениями. Потом тревога за магов прошла, когда я выяснил, что все они живы. Не верилось мне и в то, что бывалые интриганы не придумают какой-нибудь хитрый план. И как видно по последним событиям, я не ошибся. Зато мысли про Лайли и Рудо все настойчивее бродили в голове, и едва стало ясно, что в ловле преступника маги с сыскарями легко обойдутся и без меня, стали просто навязчивыми. Потому я и бежал совсем не в ту сторону, куда помчались остальные, — слова Саялат про гарем накрепко запали в память.

— А ты знаешь… что мужчинам опасно… входить в гарем без охраны… — топая следом, просвещает меня Рашат, и я в шоке на миг застываю, запнувшись от неожиданности о ковер.

Действительно… а почему я об этом даже не подумал? Но возвращаться все равно не стану. На входе ведь должна быть охрана, иначе все пленницы давно бы разбежались, значит, с нее мы и будем требовать… все, что захотим.

Охрана, раскормленный бывший мужчина в широком балахоне и с плетью за поясом, выглядит весьма экзотично и немного жалко.

— Вам сюда нельзя, Зайзир-иде, хан нас убьет… — загородил дорогу своим телом толстячок, приняв спросонья моего спутника за покойного Ахтархона.

— Он со мной, — авторитетно заявил я, протискиваясь мимо охранника. — Где здесь дочка торговца редкими птицами? Вчера утром привели.

— А к ней нельзя, она наказана… — начал было высокомерно объяснять евнух и вдруг словно поперхнулся.

Подозреваю, что он разглядел наконец мои глаза и мигом проснулся окончательно.

— Это ты сейчас будешь наказан! — грозно рявкаю, выдернув у упрямца из-за пояса плеть и резко щелкая перед его носом. — Если немедленно не проведешь меня к ней! Да позаботься о нашей безопасности, иначе первым отправишься… на встречу с предками.

Второй евнух заинтересованно выглянул на шум из неприметной дверцы и, мгновенно сообразив, что находиться тут не очень-то полезно для его здоровья, исчез без единого звука.

Охраннику поневоле пришлось мне подчиниться, и он, всем своим видом демонстрируя возмущение, нехотя поплелся впереди нас по направлению к дальним покоям. Сейчас, когда Лайли была где-то рядом, меня охватило тревожное волнение, а сознание, что я больше всех виновен в том, что пришлось вытерпеть здесь мужественной девушке, жгло душу, заставляя почти бежать. И медленное продвижение по залам под тяжелые нарочитые вздохи евнуха, раздражало просто безумно, с каждой секундой становясь все невыносимее. Наконец я не выдержал, и плеть, словно случайно, свистнула в опасной близи от обтянутой дорогой тканью пятой точки евнуха. Резво подпрыгнув от испуга, гаремный пастух правильно понял намек и помчался вперед как ошпаренный.

Комнатку, в которую он нас привел, оборудовали специально для наказания строптивых, я это понял с первого взгляда. И моментально озверел. Для меня нет ничего более мерзкого в людях, чем рассудительное, хладнокровное придумывание методов и приспособлений для изощренных пыток. И я готов собственноручно убивать изобретателей таких гнусностей, без всякого суда и жалости. Ибо абсолютно уверен: те, кто придумывает такое, людьми считаться не могут. Они перестают ими быть в тот самый миг, когда перед воспаленным воображением впервые возникают в деталях результаты применения дьявольских приспособлений.

Момент, когда моя рука поймала за шиворот непонятное одеяние евнуха, я и сам пропустил. И только его выпученные от страха глаза и задыхающийся рот, почему-то оказавшиеся на уровне моего лица, заставили сознание проясниться. Брезгливо разжимаю пальцы, и толстячок шлепается на пол, схватившись руками за горло. Молнией метнулась плеть, на этот раз не в шутку огрев раскормленную спину, но охранник только всхлипнул, пряча голову.

— Ключи! — рычу от бешенства, и тяжелая связка, словно по волшебству, появляется у меня в руках.

— Отпирай! — мгновенно сообразив, что не скоро разберусь с таким количеством железок, командую толстяку и для ускорения слегка наподдаю сапогом под тяжелый зад.

Решетчатая дверца стоящей у стены тесной клетки из толстых железных прутьев распахнулась почти мгновенно, и я не медля ринулся туда, бросив Рашату плеть охранника. Стараясь не поскользнуться на залитых свежей кровью каменных плитах, осторожно просовываю руки под неподвижно распростертое прямо на холодном полу тело и, бережно прижимая его к груди, шагаю назад. В помещение, похожее на лабораторию сумасшедшего палача. Бережно опускаю раненого на стоящий у зарешеченного окна стол, с виду лекарский, но явно использующийся с прямо противоположными целями и мстительно указываю трясущемуся евнуху на клетку. Он понял все правильно, торопливо протиснулся в узкую дверцу и сжался в дальнем углу, испуганно ожидая от меня чего-нибудь такого, чем они угощали непокорных девушек.

Однако я моментально забыл про него, едва разглядел в полутемном углу напротив клетки второго узника. Вернее, узницу. Прикрученная за локти к двум вбитым в стену крючьям таким образом, чтобы непрерывно смотреть туда, где медленно умирает любимый, на узком топчанчике обвисла без сознания Лайли, замотанная до глаз в многослойную читэру.

Видимо, сильно бить девушку евнухи не решились, чтобы не испортить красоту, зато пытались сломить ее упорство видом мучений Рудо.

Рашат, ловко заперев запор за толстяком, бросился помогать мне освобождать девушку, и очень скоро я смог уложить ее поудобнее на том же топчане. И, лишь убедившись, что она в относительной безопасности, поспешил вернуться к своему напарнику. Его ранения хотя и тяжелы, но не смертельны, значительно хуже, что парень потерял много крови. Мучители специально не давали закрыться ранам, чтобы вид свежей крови заставил девушку быстрее сдаться. Эта бесчеловечная жестокость напрочь убила во мне едва зародившуюся симпатию к хозяину гарема, Шаурсияру. Но с ним я разберусь попозже, сейчас мне необходимо сделать все возможное, чтобы поддержать друга до появления магов. Условный сигнал Кларе я подал, едва перешагнув порог этой комнаты, почти машинально крутанув камень в одном из висящих на шее амулетов.

Пользоваться непонятными зельями, стоящими на полках, нет никакой необходимости, карманы наших жилетов набиты снадобьями на все случаи жизни, а во фляжках еще осталось немного воды. Куски тряпок на перевязку я без сожаления отрываю от сорванной с Лайли читэру, и вскоре Рудо напоминает клубок цветных лоскутков, из которых в бедных семьях шьют одеяла и плетут коврики.

Напарник пока не пришел в сознание, но пульс довольно ровный, а несколько капель зелья, влитые ему в рот с остатками воды, должны помочь ослабленному организму продержаться до прибытия целителей.

Прикрыв парня остатками читэру, отправляюсь проверить состояние Лайли. Ей повезло немного больше, хотя бы в физическом отношении. Небольшая ранка на предплечье аккуратно забинтована, а пара полос от плети на спине и шее смазана какой-то мазью. Однако мое, хотя и очень скромное, знание подлых гаремных методов принуждения не позволяет до конца поверить такой необычной заботе. Поэтому я тщательно промываю раны девушки одним из собственных зелий и полностью меняю повязки. Осторожным и боги помогают, в эту поговорку я верю свято.

Через полчаса, исчерпав все свои таланты в сфере знахарства и убедившись, что пока ничто не угрожает жизням моих пациентов, решаю, что пора позаботиться и о себе. Но для начала необходимо найти более приличное помещение и перенести туда раненых, оставлять их здесь без присмотра я не собираюсь. Взяв на руки Рудо и кивнув Рашату в сторону Лайли, делаю шаг к двери, уверенный, что любое из соседних помещений окажется для нас более приемлемым, чем этот кабинет гаремного палача.

Однако выйти из комнаты мы не успели. Раздавшиеся в соседних залах крики и топот множества ног заставили мои руки вновь опустить тело друга на стол и метнуться к наполовину опустошенному поясу за очередной порцией острых штучек.

— Ни шагу дальше или ты труп! — честно предупреждаю первую же фигуру, ворвавшуюся в распахнутую дверь, и потрясенно застываю с поднятой для броска рукой.

Грозно выставив перед собой огромный меч, в дверях стоит Бижан.

Глава 22

— Меджиль… — Меч со звоном покатился по полу. — Можешь убивать… Я заслужил… — Его потерянный виноватый взгляд случайно падает на Рудо, и лицо искажает гримаса неподдельного ужаса: — Что с ним?

— Евнухи издевались… чтобы Лайли образумить… — рассовывая дротики назад по карманам, хмуро бурчу в ответ. Да с чего он взял, что я смогу вот так, запросто, кого-нибудь убить? И тем более его.

— А Лайли… — убито бормочет мой бывший охранник, и я, поняв, о чем так страшится спросить воин, нехотя киваю на топчан.

— Вон лежит.

Ученики воина, сгрудившиеся за его спиной, деликатно отступают на пару шагов, но уходить совсем не собираются, ожидая дальнейших распоряжений своего командира.

Бижан минуту с тревогой вглядывается в осунувшееся личико девчонки, наконец, скорбно поджав губы, поднимает тяжелый от непомерной вины взгляд. И вдруг весь вспыхивает, его суровое лицо искажает жгучая ненависть… Меч в одно мгновение подхвачен с пола, и я едва успеваю прыгнуть навстречу, чтобы повиснуть на несущей смерть руке.

— Бижан, нет! Это не он! Это Рашат… Он тоже пострадал из-за этого сходства. Два года отработал вместо Ахтархона в рудниках… — тороплюсь утопить в потоке слов неконтролируемый гнев охранника.

Воин постепенно остывает, взгляд становиться осмысленным, а дыхание выравнивается. Опустив меч, он внимательно вглядывается в лицо Рашата, затем горько вздыхает.

— Извини, парень, обознался я. Когда присмотришься — понятно, что не он, глаза совсем другие, честные. Да скажи спасибо Меджилю, что жив остался. А мне теперь по гроб жизни не рассчитаться — столько ошибок наделал. Я ведь потому и ушел, что этот Зайзир меня заставил. Сначала добром уговаривал, денег сулил… А в последний раз угрожать стал. И не мне, я-то уже ничего не боюсь. А Малихон-эни — единственный близкий человек, мать моей покойной жены. И у нее больше никого нет, чтобы защитить. Вот за нее и испугался. Он ведь страшную власть имеет, люди целыми семьями исчезали, а на их месте другие появлялись. Потом теща узнала, отругала меня, я вернулся… но было поздно. Дом горел, слуг в зиндан увели. Один Алим сумел через забор сбежать, так он тут все выходы знает. А вот Нират погиб. Трех стражников положил, а сам…

Мне тоже бесконечно жаль ловкого восточника, но есть одно, хоть и слабое утешение — Ахтархон прожил ненамного дольше и получил свой болт вполне заслуженно.

— Нет его больше, Зайзира… или Ахтархона. Как хочешь зови, один это человек был. Застрелили его в тюремном дворе пару часов назад, — вновь поднимая на руки Рудо, устало объясняю я. — Пошли отсюда, нужно их устроить поудобнее, раны я перевязал.

— Кто вы такие? — сердитым окриком встретила нас владелица просторных комнат, в которые мы ввалились всей оравой.

— Новые хозяева. Быстро собирай личные вещи и исчезай отсюда! — командую я, опуская Рудо на широкое ложе, завешенное полупрозрачным балдахином, и наложница, как ни странно, понимает все с полуслова. Даже спорить не пытается. И мне на миг становится стыдно, что прикрикнул на такое бесправное существо. Но я слишком устал. Последние сутки длятся нестерпимо долго, а количество физических и моральных потрясений слишком велико даже для моего привычного к экстремальным ситуациям организма.

А она мигом связывает в узлы кучу тряпок из блестящего шелка и разнообразные шкатулки и с помощью добровольцев утаскивает прочь. Рашат, вопросительно глянув на меня, устраивает на другом конце необъятной постели Лайли, и мы выходим в первую, большую по размеру комнату. Воины Бижана, уже поставившие в дверях караульных, с помощью выбравшихся из своих закутков перепуганных евнухов освобождают от обитательниц несколько соседних покоев и начинают в них устраиваться с такой обыденной хозяйственностью, словно всю жизнь только и делали, что захватывали ханские гаремы.

— А вы себе недурственное местечко облюбовали! — едва заслышав за спиной первые звуки знакомого голоса, резко разворачиваюсь и стискиваю в объятиях низенькую фигурку.

— Наши все в порядке? — тихо и виновато спрашиваю пушистый белый шар, щекочущий подбородок.

Она правильно понимает мой вопрос и так же тихо бормочет в ответ:

— Да что им сделается. А зачем вы полезли в гарем? Во дворце полно свободных помещений.

— Тут Лайли и Рудо, — мигом вспомнив, что пострадавшим друзьям неплохо бы получить помощь сильного мага, хватаю Клару за руку и тащу в спальню: — Посмотри, больше ничем нельзя помочь?

— Ты все отлично сделал. — Она бережно выливает в рот Рудо еще какое-то снадобье. — Извини, больше пока ничего не могу сделать, у меня резерв почти пуст, немного позже пришлю лекаря. Они все сейчас пытаются спасти Амрити. Ее отравили.

— Кто?

— Все тот же самозванец. — Она устало потирает плечи, и я немедленно усаживаю магиню в уютное кресло рядом со столиком, заставленным вазами со сластями и фруктами.

Сам устраиваюсь прямо на ковре, сунув под бок несколько подушек, и терпеливо жду, пока Клара дожует сцапанный с блюда персик.

— Ну и кто он?

— Про него ничего неизвестно. Только то, что действовал через Амрити, Дамиру и Ахтархона. Каджимин ему тоже подчинялся, но не напрямую, а через Амрити.

— Так вы что… не поймали его?

— Сбежал. Сразу же после убийства Ахтархона. А представление с ультиматумом придумал, чтобы получить запас времени… Заранее просчитал. Парни Зина нашли повозку, что перевезла его к ханскому причалу, там ждал самый быстроходный парусный корвет. Мы уже послали вестников всем капитанам королевского флота, но… Сам понимаешь, он слишком хитер, может ускользнуть в любую сторону.

— Клара, — обдумав все сказанное ею, просительно сказал я, — мне тогда нечего тут делать. Только Рудо и Лайли не хочу оставлять. Еще Рашата нужно спросить, куда он хочет. И кстати… когда будете хану претензии выставлять, у меня тоже кое-что найдется.

— Да он ведь сам в этом деле потерпевший… — начала было объяснять Клара, но внимательнее вгляделась в мое застывшее лицо и покладисто согласилась: — Ладно, запомню. Твой амулет на троих рассчитан, бери этих и отправляйся. Рашата я позже переброшу, если захочет.

Через минуту я стоял на портальном балконе замка Монтаеззи, едва удерживая перед собой два израненных тела, спеленатых одним покрывалом. Утренний холодок бодряще проникал под одежду, а с лица медленно сползала смуглая личина.

Топот слуг, дежурящих возле сигнального кристалла, и легкие шаги Ортензии раздались почти одновременно, напомнив о какой-то загадочной системе подачи сигналов, которую оборудовали в мое отсутствие.

С облегчением вздохнув, аккуратно опускаю в заботливые руки слуг сверток и нежно прижимаю к щеке теплую ладошку жены.

— Мне бы умыться… — вспомнив о стойком запахе зиндана, бормочу виновато, — и перекусить…

— Идем, — решительно поворачивается в сторону дверей Зия, и я блаженно улыбаюсь первому солнечному лучу, скользнувшему по ее растрепанным со сна волосам.

Эх, до чего же прекрасно возвращаться домой! Особенно когда уверен, что тебя всегда ждут и тебе всегда рады.

Они пришли через сутки, поздним утром, как раз в тот момент, когда мы все сидели на восточной веранде за завтраком. Осень подарила несколько необычайно солнечных деньков, и следовало воспользоваться этим подарком в полной мере.

— Там!.. — захлебнулся эмоциями прибежавший с портального балкона слуга, но твердая рука решительно распахнула застекленную дверь, не дожидаясь положенного доклада.

— Мы неофициально, поэтому никаких церемоний. — Торрель, как всегда стремительно, шагнул на веранду.

— Тогда прошу к столу, — не растерялась Ортензия, делая приглашающий жест. Места за длинным столом было предостаточно.

Первым делом они заново знакомят со мной и Зией ханшу, потом рассаживаются согласно своим предпочтениям и начинают энергично наполнять тарелки ветчиной и пирогами. А я все то время, пока слуги разливают чай, молоко и кофе, а поварята подтаскивают новые блюда с пирогами, внимательно разглядываю разномастную компанию, решившую осчастливить своим присутствием старый замок, и пытаюсь угадать, какие новости они принесли с собой.

И все же, несмотря на довольные лица Клары и Леона, ничего конкретного придумать не могу. Кроме одного.

— Ну что, поймали его?

— Не-а, — отрицательно качнула головой Клара, не в силах сказать ни одного слова, так как рот занят совершенно другим, не менее важным делом, — жует необычайно вкусный мясной пирожок, какие научил печь нашего повара Рашат.

Впрочем, сам останец, пришедший вместе с ними и уверенно устроившийся рядом с ханшей, по-видимому, вовсе не считает, что пирожки удались, изредка бросая недовольные взгляды на высунувшегося из-за двери ученика.

— А Амрити… вылечили?

Клара снова отрицательно качает пушистым белым шаром. Странно. Никого не поймали, никого не спасли… Чему же тогда они так рады?

— Нашли корвет, он налетел в темноте на скалу, — не выдержав моего взгляда, начинает объяснять Леон. — Но самозванца там нет, исчез вместе со шлюпкой и небольшой кучкой преданных людей.

— И вместе с огромной кучей драгоценностей, вывезенных из сокровищницы… — горько вздыхает Саялат.

— Зато пойманы все оставшиеся в живых исполнители подлогов и похищений, — наконец дожевала Клара. — Мы почти всю ночь их допрашивали.

Вот почему они такие возбужденные и голодные, наконец понимаю я. Зия, сообразившая все одновременно со мной, уже энергично машет поварятам, чтобы подавали следующее блюдо. Не так часто доводится незаконнорожденным графиням принимать у себя короля с неофициальным визитом и волчьим аппетитом.

— Ну и как он сумел организовать такие дерзкие преступления?

— Ничего он не организовывал, — горестно вздыхает Саялат, — это его организовали. А началось все с меня. Теперь Шаур и близко ко дворцу не подпустит.

— А тебе так важно… чтобы пустил? — глядя в чашку, мрачно буркнул Рашат, и мне становится понятно, что это вовсе не начало диалога.

— Нет. Дворец не важен, но он же мой сын… — безнадежно вздохнула ханша, и незаметно чуть ближе придвинулась к парню.

— Со временем поостынет и простит, — философски изрекла Кларисса, принимаясь за кусок торта.

— Да объясните вы ему все по порядку! — не выдержал Торрель. — А то у человека, наверное, уже мешанина в голове!

— А если по порядку, действительно все началось с Саялат, — начал рассказывать Леон. — Вернее, с ее горячего желания заполучить назад Ахтархона. И тогда она вспомнила, что у Дамиры есть какие-то связи с гильдией воров. Находчивые воры Ахтархона вернули. Саялат на радостях заплатила за выполненную работу очень большую сумму, настолько огромную, что Дамира решила отдать исполнителям только половину, а остальное присвоить. Вскоре все заметили, что у нее появились новые украшения, а у Саялат новый поклонник, очень похожий на Ахтархона. Но лишь Амрити додумалась сделать правильные выводы, не зря же она была старшей женой. И сумела так припереть к стенке Дамиру, что та все рассказала. Вот тогда у Амрити, которая тратила кучу золота, чтобы вылечить Тоирхона, и все время нуждалась в деньгах, родился простой, но беспроигрышный план — найти желающих вызволить своих родственников из неприступной этавирской тюрьмы. Очень богатых желающих. Такие вскоре нашлись, и деньги потекли к старшим женам рекой. Но, как известно, аппетит приходит во время еды. Зная, что весь план похищения построен на подмене преступников похожими внешне двойниками, Амрити пошла дальше. Предложила подменять подставными личностями тех из состоятельных останцев, кто слишком лояльно отнесся к восхождению на трон Шаурсияра, и забирать их деньги. А дворцы, поместья и должности потом продавать. Таким образом, она и свои сундуки пополняла, и мстила недостаточно преданным законному наследнику согражданам.

— Только все дело в том, что он законным вовсе не был, — обиженно заметила ханша, — потому что давно был болен. Только от хана это всячески скрывали, чтоб не назначил другого наследника. Все знают закон: больной или увечный ханом стать не может. А у Амрити второй сын кривой, упал в детстве с дерева неудачно; она тогда всех наставников велела запороть.

— Ну да, никоим образом законной ханшей она стать не могла… но очень хотела, — продолжил рассказ маг. — И наконец сообразила: нужно найти двойника Тоирхону. Такого парадного хана, для приемов и церемоний. А на самом деле править собиралась сама, пока подрастает старший внук — мальчишке уже двенадцать, и Амрити в нем души не чаяла. Двойник долго не находился, а когда все же появился, то оказался очень хитрым и расчетливым. Запросил огромную сумму, чтобы после окончания работы уехать подальше и жить безбедно.

— Подожди, — останавливаю Леона, — не так быстро. Откуда вы это узнали? Ведь двойника не поймали, а Амрити не выжила.

— Не выжила. Но на пару часов мы ее все же вернули. Основное успели прочесть, — устало вздохнула Клара, и я понял, что не так-то легко это было — читать мысли почти умершей ханши.

— А тех, кто доставлял двойников, поймали?

— Амрити посчитала, что они опасны, раз знают про подмены. В живых осталось только несколько членов гильдии, из самых мелких сошек, — ответил за жену Леон. — Но у нас есть для тебя хорошая новость: сыскари все-таки нашли место, куда увозили тех, кого подменили. Мы не пошли туда без тебя, как-никак это твое дело и тебе его завершать.

— Завершать его будем за столом переговоров, — вырвалось у меня. — Шаурсияр достаточно задолжал и королевству, и мне лично.

— Что ты хочешь от него? — насторожилась Саялат.

— Простой вещи: указа о запрете гаремов, — объявил я свое решение, и оно произвело такой же эффект, как взрыв фаербола.

— Но это… невозможно, — вытаращилась на меня Саялат. — Народ будет недоволен!

— С чего бы ему быть недовольным, если самым примерным и верным останцам, не имеющим пока жен, раздадут бесплатно почти сто пятьдесят тысяч красивых женщин? — насмешливо сообщаю произведенные мной вчера примерные выкладки. — Наоборот, хан приобретет сразу сто пятьдесят тысяч верноподданных граждан. И необычайно поднимет этим свой упавший авторитет. Очень низко упавший, благодаря неумным указам о закрытии башен переноса и новым налогам.

— А те знатные жители, у которых отнимут гаремы… — еще не может понять меня ханша, — они же будут возмущены!

— Кто отнимет? — насмешливо фыркнул я. — Сами с радостью отдадут, когда хан издаст указ и первый покажет пример. Не дураки же они, чтобы навсегда превратить свои дома в осажденные крепости, тем более что защищаться придется не только от желающих захватить гаремы, но и от мятежа изнутри.

— Ты правильно сказала, — пошутил Леон, явно вспоминая о каком-то разговоре с Кларой, — не зря он ночью побежал не самозванца ловить, а в гарем. Значит, еще тогда задумал подложить мину под устои ханства.

— Наоборот, — не согласился я, — вот попомните мои слова — хан Шаурсияр останется известен потомкам именно благодаря этому указу, как самый мудрый правитель Останы. Так я не понял, а когда идти-то?

— Чай допьем, и открою портал в одно место. Оттуда нас проводят дальше, — пробормотала не перестающая жевать Клара.

— А это… не опасно? — почти равнодушным тоном осведомилась Зия, глядя куда-то в сторону.

— Нет, и если желаешь, можешь пойти с ними. — Король сегодня необычайно щедр и благодушен.

И почему мне кажется, что его настроение как-то поднялось после того, как я объявил свои условия? Неужели он считал себя обделенным отсутствием гарема?

— А мы? — впервые с момента прибытия гостей решился задать вопрос Теокадин.

— И вы, — разрешил Леон. — Сегодня у нас накопителей хватит на всех желающих.

— Кстати о накопителях, — вспоминаю мучивший меня вопрос. — А вы уже выяснили, почему мы его не могли увидеть?

— Амрити постаралась, выдала амулет из ханского тайника. Шаурсияр и Саялат ничего о нем не знали, секрет тайника передается только назначенному наследнику. За последние века там скопилось несколько сотен мощных магических вещичек, некоторые из них настоящие артефакты.

Ну вот теперь я понимаю причину их радужного настроения. Без всякого сомнения, маги немедленно наложили лапу на все ханские раритеты.

— Нельзя оставлять такие мощные вещи в руках непосвященных, — важно ответил на мои мысли Леон, словно не замечая, как кисло сморщила носик в ответ на это заявление ханша. — Зато теперь Шаурсияру не нужно думать, чем расплатиться с Этавиром за помощь в возвращении трона. Ведь этот двойник, судя по его действиям, решил нарушить уговор и начал постепенно убирать посвященных в его тайну, чтобы стать полноправным ханом. Вот только амулет, который дала ему Амрити, выполнял еще одну функцию — показывал всех сильных магов в радиусе ста шагов. Остается только предположить, что хитрец сумел правильно оценить наши силы и предпочел не связываться с магами, решив удрать именно в тот момент, когда по проложенному вами пути в Дильшар прибыло несколько отрядов магов и сыскарей. Хотя, если бы Грег в свое время не начал расследование и не расшевелил это гнездо, возможно, сейчас в Остане уже правил бы Тоирхон. Только фальшивый, и разумеется, без Амрити.

Некоторое время все молчат, словно примеряя на себя возможное развитие событий, и, похоже, оно не нравится не мне одному.

— А как себя чувствует твоя дочь? — вспомнила Саялат про Лайли, оглядев сидящих за столом. — Мне про нее рассказали… Очень отважная девочка, плевала в глаза евнухам, когда они мучили ее жениха. Сказала, лучше сама умрет, чем посмотрит на кого-нибудь другого.

— Она и сейчас возле него сидит… — тихо сказала Зия, чуть крепче пожимая мои пальцы, переплетенные с ее рукой. — Рудо пока нельзя вставать с постели, раны почти затянулись, но очень слаб.

— Нужно предложить ему достойную должность… — задумался король. — Нам необходимы такие люди.

— Мне тоже, — серьезно сообщил тургон. — И должность для него уже есть — начальник замкового гарнизона. Как только он сможет вставать, поедем выгонять лжеца из своего дома. Поэтому я с вами сейчас не иду, нам еще многое нужно решить.

— Когда будете решать, учти: один останец давно мечтает всадить пару небольших ножиков в негодяя, крутившего руки его названой дочери, — словно невзначай уронил я и возмущенно уставился на Клару: — Ты наконец наелась или пусть нам все это с собой завернут?

— Отличная идея, — ничуть не смутилась магиня, — пусть заворачивают, если я не съем, там найдется, кого подкормить.

— Слышали? — заволновалась Ортензия, оглядываясь на поварят. — Быстро соберите им корзины!

— Скажите, миледи… — Король так тщательно подбирает слова, что мне становится не по себе. — Вы очень обиделись… что я поделил ваше имение?

— Обиделась, — не думая ни секунды, тут же ответила Зия, — но только на то, что не забрали и этот замок. Тогда Грег женился бы на мне на двенадцать часов раньше.

Несколько секунд она откровенно любовалась потерявшим дар речи Торрелем, затем звонко рассмеялась. Я изо всех сил пытался сохранить невинное выражение лица, зато маги хохотали, как дети, наконец-то подловившие свою бонну на воровстве конфет.

— Не обращайте внимания… ваше величество, — стирая с глаз слезинки, наконец еле выговорил Леон, — вы попали точно в их семейную шутку. Грег каждый раз говорит, что если бы у Зии отобрали и этот замок, то он бы женился на ней на полдня раньше.

— Я рад, что сумел вас развеселить, — попытался состроить из себя обиженного Торрель, но не выдержал и хихикнул: — Жаль, что я не понял этого тогда. У меня было бы на одного благодарного графа больше.

— Не переживайте. — Мне кажется или сегодня Зия действительно в ударе? — Зато у вас скоро будет больше на одного милорда.

— Что вы имеете в виду? — снова растерялся король, а у меня остановилось сердце. Постояло… и заколотилось, как безумное.

— Ты… уверена?

Она только молча кивнула, внезапно засмущавшись, но мне достаточно и такого подтверждения. Роняя пироги и стулья, хватаю ее на руки и кружу по веранде в шальном танце.

— Грег! — только такой грозный окрик наставницы и смог остановить меня. — Отпусти ее немедленно! Медведь сумасшедший, разве с ней сейчас так можно!

— Наверное, он прав… — невпопад бормочет Саялат. — Разогнать надо к шайтанам эти гаремы!

— Все, я готова, — вылезая из-за стола, сообщила Клара, когда мы выслушали все поздравления и все советы. — Берите корзины, открываю…

Странный дом, в котором мы очутились, пройдя через пару порталов, построен не из камня или досок, а из каких-то палок. Сквозь щели гуляет жаркий сквознячок, а в окнах, затянутых редкой тканью, никогда не обитали стекла.

— И где это мы? — крепче прижимая к себе Ортензию, задаю вертящийся на языке вопрос.

— Сам не попробуешь догадаться? — на миг замер у двери Леон.

Как тут догадаешься? Таких домов я не видел ни в Остане, ни тем более в Этавире. И вообще всегда думал, что если такое и строят, то только где-нибудь, где не бывает зимы. Например…

— На жемчужных островах…

— Проиграл! — объявляет ликуя Кларисса и с торжеством глядит на мужа: — В первый же свободный день идем смотреть дом.

— Если бы я за тобой не следил, — удрученно вздыхает Леон, распахивая щелястую дверь, — то решил бы, что она подсказала. А теперь не знаю что и думать.

— Думай что хочешь, а дом покупаем, — постановила Кларисса, выходя следом за ним на небольшую площадку, с которой вьется вниз, огибая высокие опоры дома, узкая лестница без перил.

— Ну и как Ортензия тут пойдет? — расстроился я, прикидывая, как удобнее взять жену на руки, чтоб еще и видеть ступеньки.

— Очень просто! — довольная своей победой Клара хватает Зию за руку, и в ту же секунду они оказываются внизу.

Завистливо вздохнув, начинаем спускаться гуськом по ненадежным ступеням. Короткие порталы берут почти столько же энергии, как обычные, и считаются ужасным расточительством.

Несколько сотен шагов по выложенной жердями тропе, и мы внезапно выныриваем из-под нависающих ветвей на берег моря.

И, захваченные открывшейся панорамой, зачарованно застываем. Нежно лижут желтый песок прозрачные, с кружевными краями, языки волн, в синем небе застыли редкие кипы белоснежной пены, у берега покачиваются плоские, почти игрушечные лодочки. Красота.

Но стоит присмотреться к сидящим неподалеку людям, как настроение начинает резко и неумолимо портиться. Непонятно, как в этом богатом рыбой и фруктами месте можно быть такими худыми и изможденными.

— Когда человек целый день ныряет, даже неглубоко, к вечеру его тошнит так, что пища просто не идет. А отдыхать дают только тем, кто собрал норму, — хмуро объясняет Леон, словно подслушав мои мысли. — Их сдавали хозяину острова в аренду, как вещи. Поэтому сейчас наши ищут его, чтобы выяснить, кто этим занимался.

— А как узнали, что они тут? — присматриваясь к изможденным безразличным лицам, спрашивает Рашат.

— В коробках с мелким жемчугом торговцы пару раз находили странные записки на обрывках рубах. Но внимания не обращали. Думали — шутка. А когда сыскари искали след самозванца и спрашивали про все необычное, один из приказчиков вспомнил. Работали всю ночь и нашли королевское судно, идущее мимо, оно и доставило на один из соседних островов портальные камни. Потом еще искали, на каком острове их держат, тут на каждую квадратную милю от десятка до трех мелких островков. А когда нашли, еле хватило сил на вестника, это уже маги из цитадели проложили сюда путь, пока мы у вас завтракали, — рассказывая историю поисков пленников, Леон необычайно важен, и я его отлично понимаю.

Не каждый день магам удается так наглядно показать всю полезность и необходимость своей работы, зачастую Торрель слышит лишь недовольное ворчание министра финансов, что казна тратит слишком много денег на забавы этих шарлатанов из цитадели.

— Можно к ним подойти? — взволнованно шепчет Зия, и я, одной рукой крепко взяв ее ладонь, а второй подхватив корзину, решительно шагаю к исподтишка наблюдающим за нами людям.

Они пока не поверили словам невесть откуда появившихся чужаков, что работать больше не нужно и что скоро их отправят по домам. Мало ли кто чего болтает, вот примчится на быстрой весельной шлюпке хозяин, достанет из-за пояса плеть, тогда и станет ясно, правду или нет говорят незнакомцы.

Мы поставили возле первой группы корзину с едой и пошли дальше, внимательно вглядываясь в такие похожие между собой, худые и загорелые лица. Но ни один даже близко не похож на человека, чье описание выдано мне Джусом. И только ради очистки совести, без всякой надежды, набираю в грудь воздуха и начинаю кричать:

— Шинер! Шинер Берти! Джус Чануа тебя ищет!

— Что? — Очень худой мужчина, мимо которого мы уже прошли, поднимается с песка и осторожно, недоверчиво делает один шаг. — Как ты сказал?

— Джус Чануа ищет своего работника Шинера Берти, которого послал в Остану проверить отправку товаров, — вяло объясняю я, выжидающе поглядывая на раба. Может, он что-то слышал про веселого упитанного Шинера, любителя смуглокожих саринянок.

— А сказал Джус слова… чтобы Шинер поверил… — подозрительно смотрит раб, и я начинаю подозревать, что ошибся на его счет.

Хотя не может быть… Чтобы человек так изменился меньше чем за месяц!..

— Джус сказал: если он не поверит, скажи, что калымный долг за его жену закончится через два года.

— Это правильно… — шепчет мужчина, и вдруг садится на песок и начинает беззвучно плакать. — Я думал… никогда ему не найти меня тут… Разве лет через пять, но мне столько не прожить. Режет в желудке от местной еды. Сказали — язва открылась…

— Постой… так ты Шинер? — никак не укладывается в моей голове. — Тогда ответь на один вопрос: что ты должен был проверить, какой товар?

— Большие ящики с останской белой замшей отправляли из Дильшара полными, а раз в месяц или два… один оказывался почти пуст.

Чертов Джус! Ну почему ты не рассказал мне этой подробности сразу, отделавшись общей фразой про проблему с поставками? — сложив в уме два и два, рычу я от злости. Имей я в руках эту ниточку еще в первый визит в Дильшар, давно бы уже раскрутил весь клубок! Зайцу понятно, что именно так и переправлялись в Торсанну двойники через башни переноса. И именно потому пострадал посланный Джусом проверяющий, что почти нашел того поставщика, который помогал преступникам.

— Ты мне веришь? — Взволнованный Шинер с надеждой ждет ответа, и мне становится стыдно.

— Конечно, верю, — поспешно успокаиваю несчастливого ревизора. — Скоро маги наладят перенос, и ты отправишься в Торсанну. Твоя жена все глаза выплакала. А вот Фатну забудь, нет ее больше. Тот, кто тебя сюда засунул, и ее убил, за любопытство.

— Я так и знал, что боги накажут… — снова садится на песок купец, и я не знаю, какими словами можно его утешить.

— Джиль… — От волнения Дирам забыл, что меня зовут совсем по-другому. — Мы его нашли, идем скорее… Кадин всегда чувствовал, что он жив!

И мы, увязая в песке, почти бежим за ним к кучке людей, напряженно наблюдающих за двумя мужчинами, крепко вцепившимися друг другу в плечи.

Они ничего не говорят, но при одном взгляде на залитые слезами счастливые лица даже у меня перехватило горло.

Ортензия, всхлипнув, резко повернулась ко мне и зарыдала, уткнувшись носом в рубашку.

— Зия, не нужно… ну что ты… зачем так расстраиваться? Перестань, тебе нельзя… — растерянно бормочу ей в подрагивающую макушку, лихорадочно ища взглядом Клариссу. Ну вот куда она каждый раз исчезает именно в тот момент, когда нужна мне больше всего?

— Сейчас, сейчас… уже все… больше не буду… — виновато бормочет жена, сморкаясь в мой платок. — Просто я поняла, что никогда не смогу… тебя попросить…

— О чем? — не понял я. Да пусть просит, разве есть хоть что-то такое, чего я не сделаю ради нее?

— Нет, уже ни о чем… — начала было запираться она, но видимо поняв, что я теперь не отстану, прошептала, пряча лицо: — Поехать на жемчужные острова… но уже не хочу.

— Ну не хочешь так не хочешь, — покладисто соглашаюсь я. — Возле моего домика море ничуть не хуже.

Хотя в душе и мелькнуло на миг сомнение, что хотела она попросить совсем о другом… но лучше сразу задавить его, как ядовитого тарантула. Слишком много еще вокруг суетится хитрецов, проявляющих необычайную изобретательность, чтобы урвать себе за чужой счет кусок пожирнее. И, значит, мне лучше сейчас не понять прозрачного намека, чем потом мучительно придумывать оправдания своему очередному уходу. В очередную, простую на первый взгляд историю.

Оглавление

Часть первая Женись на мне, дурачок!

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

Часть вторая Простая история

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22 X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?