«Председатель Луны»

Сергей Боровский Председатель Луны

Говорят, что история повторяется дважды: первый раз — в виде трагедии, второй раз — в виде сослагательного наклонения.

I

Директор шахты «Румольская» Николай Иванович Клыков сидел в своём кабинете и размышлял. Развёрнутая перед ним на столе сводка красноречиво свидетельствовала о том, что план выработки в этом месяце выполнен не будет. Ни при каких обстоятельствах. И дело даже не в том, что отставание от графика составило минимум две недели. Настроение рабочих — вот что его беспокоило больше всего.

Бригадир проходчиков Егоров на собрании трудового коллектива выразил общую мысль предельно ясно:

— Так продолжаться не может, — сказал он. — Нормы выработки завышены, инструмент и техника изношены, из продуктов нам шлют одни рыбные консервы. Так и до цинги не далеко. А во что мы одеты? Это разве скафандры? — Он показал рукой в сторону раздевалки. — Это не скафандры, а телогрейки со стеклянными куполами. Каменный век!

— Верно!

— Правильно говорит!

— Где обещанные сапоги на магнитах?

— Где перчатки с присосками?

Парторг шахты Востриков Емельян Захарович тяжело и нехотя поднялся со своего места.

— Чего бузишь? — укорил он Егорова. — Или ты не знал о трудностях, когда подписывал контракт?

— В контракте упоминались трудности совсем другого рода. Я прилетел сюда руду добывать, а не чинить по ночам отопление в кубрике.

— Так-то оно так, Григорий Александрович, — вступился за парторга Клыков. — Но мы не можем думать только о себе, не учитывать объективных причин. Мировой экономический кризис, неурожай…

— Ага. Вон, у соседей — немцев — скафандры на сентипоне, и на завтрак — свежий апельсиновый сок. И никакой кризис им не помеха. А что, если завтра нам не подвезут вовремя кислород? Без фруктов человек ещё как-то может продержаться, а без воздуха…

Трудно, ой, трудно дался Клыкову этот разговор. Он понимал, что люди во многом правы, и пустить решение проблемы на самотёк ему не удастся.

Он придвинул к себе чистый листок гербовой бумаги и вывел на самом верху:

«Уважаемые члены Высшего Партийного Совета!»

Двенадцать лет назад он, тогда ещё совсем юный и необстрелянный птенец, записался добровольцем на освоение месторождения № 1365. За его плечами на тот момент были лишь горный техникум да три года на приисках в тайге. Ни руководящего опыта, ни правительственных наград. Но его заявление неожиданно приняли, и он предстал перед Трудовой Комиссией.

Сначала его полдня изучали медики: заставляли приседать, гоняли на тренажёрах, кололи в вену реагенты, измеряли пульс. А потом он оказался в просторной белой комнате с широким столом вдоль окна, за которым сидели: представитель ВПС Сусликов Ипполит Анатольевич, архимандрит Кирилл и светило мировой науки доктор Крейцер.

— В Бога веруешь? — поинтересовался священник.

— Так точно.

— О чем говорится в десятой Заповеди?

— Своими словами?

— Любыми.

— Не возжелать жены ближнего, имущества его, ну, и всё такое прочее.

— Когда последний раз причащался?

— На прошлой неделе.

— Можешь назвать кого-нибудь из Святых Апостолов?

— Павел, Пётр, Андрей, Фома…

— Достаточно. — Кирилл повернулся к коллегам. — Годится.

Сусликов полистал лежавшие перед ним бумаги.

— Характеристика с места учебы достойная. А как со здоровьем?

— Был перелом среднего пальца на правой руке лет пять назад. В остальном — здоров, как бык.

— Какое примем решение, господа?

— Разрешить, — сказал поп.

— Разрешить, — подтвердил доктор.

— Ну, раз так, то и я не против, — подытожил Сусликов.

Далее события развивались стремительно, как на центрифуге. Он прошёл краткосрочные курсы профессиональной подготовки и уже через три месяца вылетел к месту дислокации.

Начал простым проходчиком на «Румольской», а через двенадцать лет его назначили директором — вот такая простая и одновременно яркая судьба.

В Партию он вступил уже здесь, на Луне.

«Уважаемые члены Высшего Партийного Совета!

В связи с резко обострившимися противоречиями во вверенном мне хозяйстве прошу рассмотреть вопрос о выделении дополнительных продовольственных ресурсов, а также навести порядок в поставках обмундирования и оборудования…»

Письмо содержало множество скупых и точных формулировок, явных и неявных просьб, требований и предложений. Заканчивалось оно так:

«Прошу форсировать решение данного вопроса, так как имеются все основания предполагать возможность возникновения стихийных волнений и беспорядков».

II

«Румольская» — это не совсем шахта. Вернее, совсем не шахта. Это разрез. Калдоний никогда не располагается глубже десяти метров от поверхности, поэтому его добывают открытым способом. Взрывники минируют небольшой участок и производят взрыв, снимая таким образом пустой верхний слой и оголяя породу, а затем проходчики прокладывают рельсы, и начинается собственно разработка.

Порода рыхлая и лёгкая, для загрузки её в тележки нужны лишь обычные лопаты да трудолюбивые руки. Основной её недостаток — это низкое содержание драгоценного калдония: всего сто миллиграмм на тонну. Легко подсчитать, что для добычи одного килограмма — то есть месячной нормы — приходится в буквальном смысле перелопачивать десять тысяч тонн лунного грунта.

Обогащение происходит тут же, на Луне, на специально построенной для этих целей фабрике. Никому и в голову не придёт тащить весь этот мусор на Землю. Да и экономически оно выгоднее, несмотря на то, что больше половины имеющихся ресурсов шахты тратится именно на поддержание работоспособности фабрики. Директор её — Богатырёв Петр Терентьевич — второй после Клыкова человек. Как по регламенту, так и фактически.

Потребности страны в калдонии значительно выше, однако возможности расширить его добычу и построить, скажем, ещё одну лунную базу, пока нет. Приходится отвлекаться и на повышение обороноспособности, и на продовольственные задачи, и на поддержание противометеоритного купола. Всё это накладывает на румольцев двойную ответственность. Они — авангард человечества в постоянной борьбе за светлое будущее.

Оперативное управление шахтой осуществляется из передвижного штаба, сконструированного на базе ракетного тягача и стандартного комплекта биолаборатории. Такой подход объясняется просто: ведь по мере разработки разрез постоянно отодвигается всё дальше и дальше от центрального узла жизнеобеспечения. Вот штаб и следует за ним, буквально наступая на пятки и подгоняя.

На том же принципе мобильности построены и бытовки для персонала, где хранится инвентарь и спецодежда. Только тягач у них — один на всех, и не такой мощный.

По рабочим местам людей развозит автобус. Его румольцы смастерили сами из таранного бульдозера, вышедшего из строя. Проделали сваркой окна в корпусе и обшили сверхпрочным пластиком. Мягкие сиденья нарезали из обычных диванов. В народе это средство передвижения шутливо называют «Бурлак».

К северу от разреза расположились два огромных стационарных здания.

В спальном корпусе — тридцать четыре кубрика. Каждый рассчитан на четыре тела. Но это вовсе не означает, что общая численность населения «Румольской» — с то тридцать шесть человек. На самом деле их почти в три раза больше, но так как работа ведётся по сменам, то и необходимости в дополнительных лежачих местах нет. График сна утверждается на год вперёд и неукоснительно соблюдается.

В перерывах между работой и сном население отдыхает в общем корпусе, соединённом со спальным прочной гибкой трубой. Там есть и уютная столовая, и библиотека, и кинозал, служащий по совместительству местом для общих собраний. В спортивном зале, как водится, установлены велотренажёры и приспособления для силовых упражнений — очень важный элемент здорового образа жизни, особенно в условиях ослабленного притяжения.

Есть душевые комнаты и даже баня — предмет особой гордости румольцев. Из-за жёсткой экономии воды приходится, конечно, дозировать эти простые земные удовольствия, но, с другой стороны, их прекрасно заменяют кабины санитарной обработки, где под струями сжатого воздуха можно привести себя в порядок после смены.

Ну и, конечно, имеется лазарет, оборудованный по последнему слову науки и техники. На Земле не в каждой больнице вы найдёте аппарат для пересадки сердца или почек. А здесь — пожалуйста. И главврач — Порфирий Анатольевич — до того, как приехал сюда добровольцем, работал третьим заместителем министра здравоохранения.

Другое дело, что болеть на «Румольской» некогда. Да и некому — народ на шахту едет специально отобранный и подготовленный. Поэтому в лазарете редко бывают аншлаги. Если же у кого-то возникают серьёзные проблемы со здоровьем, то его немедленно комиссуют и отправляют на Землю.

Несколько специальных палат со звукоизоляцией служат для интимных встреч, но особой популярностью они не пользуются, так как большинство предпочитает принимать «имполакс», гарантированно подавляющий всякое влечение на целый месяц. Така мера оправдывает себя, поскольку, во-первых, женщин на «Румольской» гораздо меньше, а, во-вторых, средняя продолжительность полового акта на Луне в четыре раза дольше, что создаёт дополнительные неудобства участникам процесса.

У Клыкова в общем корпусе есть отдельный кабинет, однако он давно отказался от единоличного права распоряжаться им. Пока директор находится в штабе, в его кабинете проходят заседания клубов по интересам, шахматные матчи, репетиции местной самодеятельности — то есть мероприятия, не требующие большого пространства, но которым тесно в компактных коридорах и рекреациях.

Космодром, площадка которого рассчитана на одновременный прием трёх грузовых кораблей, находится на севере от жилых корпусов, в безопасном удалении. Роль дополнительной защиты играет также гора пустой породы, вывозимой с обогатительной фабрики. Космодром — самый большой на Луне. Строился с запасом, с учётом растущих потребностей. А пока его часто сдают в аренду соседям-немцам, если у тех не хватает своих мощностей. Конечно, не бесплатно.

У них там свои порядки, немецкие, русскому человеку мало понятные. Но жаловаться на них грех. Отношения поддерживают нормальные, на чужое на зарятся, при случае могут и выручить. Их управляющий Детлефф Хопперхофф когда-то учился в МГУ, болтает по-русски не хуже некоторых румольцев. Кстати, это ему принадлежит идея совместных дискотек — по великим праздникам случается у них такое мероприятие. Немцы, конечно, строго следят за чистотой нации, поэтому никакого «перекрестного опыления» они не допускают, но развлечения получаются неплохие. Особенно для молодёжи.

Платят на «Румольской» хорошо. Клыков как-то подсчитал, что на Земле он за свою месячную зарплату год горбатиться должен. Причём, не где-нибудь в теплом московском офисе, а прорабом на стройке. Или старшим камнесборщиком где-нибудь на Ставрополье. Опять же, пенсия румольцам обеспечена персональная, с надбавками за пребывание в вакууме.

III

Прибытие грузолёта ожидалось во второй половине дня. Это рутинное событие, происходившее один раз в два-три месяца, вызывало, тем не менее, ажиотаж среди населения шахты. Кому-то из дома передавали посылки, кто-то получал новые вещь-потребности. И уж совсем особенное внимание привлекали рейсы с пополнением.

Сегодня как раз и был такой.

Клыков накануне тщательно изучил характеристики новобранцев, ознакомился с личными делами: оба молодые, полные задора и планов на будущее.

Ольга Сарапулова, 23 года, выпускница Краснодарского института пищевой и лёгкой промышленности. Прислана в помощь поварихе Тамаре. На фото — белокурая девчушка, слегка курносая, но довольно-таки приятная лицом. В институте занималась общественной работой помимо учебы — вела «Клуб любителей морского боя». Общительная, судя по всему. И не робкого десятка.

Андрей Померанцев, 26 лет, геолог, закончил Селигерскую академию управления. Имеет две награды: медаль «За трудовые подвиги» первой степени и почётный знак ЦК Румола «Душа коллектива». Принципиален, требователен к себе и окружающим. Направлен проходчиком вместо отбывающего на заслуженный отдых Петровича. Хотя, конечно, это громко сказано — Петровича заменить будет не просто. Ну, да ладно.

Однако, если честно, то Клыкова на этот раз беспокоило совсем другое. На дерзкое письмо своё он получил ответ за подписью самого Сусликова. Нельзя утверждать, что ему отказали, но и делать выводы обратного характера он пока не спешил. Расплывчато как-то: мол, рассмотрели, сочли оправданным, поставили на особый контроль.

В политике Клыков мало что смыслил, но каким-то внутренним чутьём он понимал, что не такие пишутся слова, когда принимается положительное решение по наболевшему вопросу. Трубили бы фанфары и лились бы победные речи, если бы оно случилось. А то одна размазня: сочли, рассмотрели, поставили…

Клыков отвлёкся от своих размышлений только в диспетчерской, когда штурман «Тополя» вызвал его на связь и запросил посадку.

— Посадку разрешаю! — сказал в микрофон Клыков.

«Тополь» садился медленно и даже как-то неуклюже. Так оно и понятно: грузоподъёмность — тысяча четыреста тонн, размах крыльев — шестьдесят метров. Машина с характером и стальными мышцами. Клыков невольно залюбовался им.

Когда погасли сопла и немного осела пыль, он вышел из диспетчерской навстречу прибывшим, не дожидаясь открытия люков. Всё равно, где стоять — будка не отапливалась и не снабжалась кислородом.

Первым из грузолёта вышел штурман.

— Ну, здравствуй, Алексей! — Клыков по-дружески толкнул его в плечо и обнял.

— Привет лунатикам! — ответил тот и сам расхохотался своей простоватой шутке.

Вслед за ним у трапа, озираясь по сторонам, показались новички и замерли. Конечно. Им всё сейчас в диковинку: и тусклое лунное небо, и унылый равнинный пейзаж, и даже диспетчерская, одиноко стоящая посреди пустыни. Пусть посмотрят, пока есть такая возможность. Потом наступят трудовые будни, пойдёт адаптация. Нервные срывы, слёзы, просьбы вернуть домой. Не всем удаётся выдержать это испытание до конца.

— Как прошел полёт?

— Нормально, Николай Иванович! — ответил юноша.

Ишь ты! Имя-отчество вызубрил. Подготовился, значит.

— Голова не кружится?

— Вот ещё! — ответила девчонка.

Да, палец ей в рот не клади — это сразу бросается в глаза.

— Ну, пойдёмте, коли так. Будем знакомиться с коллективом.

Клыков развернулся на сто восемьдесят градусов и зашагал в сторону корпусов. Удивлённо переглянувшись между собой, двое новичков последовали за ним, оставив штурмана ждать грузчиков. Они, конечно, не собирались видеть никакого злого умысла в том, что за ними не прибыл транспорт, однако странно всё-таки. Не пешком же они здесь передвигаются с утра до вечера.

Клыков улыбался себе под нос и молчал, будто слышал сейчас их спутанные мысли. Так надо, ребята. Почувствовать ногами почву под собой, ощутить себя частью того мира, в котором предстоит провести долгие годы. А покататься ещё успеете. Ещё надоест.

Дорога заняла чуть больше двадцати минут, и вот они очутились в шлюзовом отсеке. Вакуум плавно насытился необходимой для жизни воздушной смесью, и Клыков стянул с себя стеклянный колпак, подавая пример.

Двери разъехались в стороны, и их взору предстали улыбающиеся лица. Грянула гитара.

Ой, приехал! Ой, приехал! Померанцев наш Андрей!

Нет, совершенно невозможно что-либо скрыть от этих любопытных. Кто им доложил, как зовут нового проходчика? И почему девушке тогда не поют серенады?

Но Клыков не успел высказать эти претензии вслух. Ольгу окружили резвящиеся юноши, и один из них, картинно упав на колени, продекламировал стихи. Что-то из Пушкина, кажется. Ну, всё. Можно за них не беспокоиться. Остальное им покажут и расскажут многочисленные добровольцы.

— Дайте же ей хоть немного освоиться, жеребцы! — всё же произнёс Клыков, но больше для проформы.

IV

Накрытый в столовой праздничный стол не ломился от яств — режим экономии никто нарушать не собирался. И всё же Тамара слегка решила побаловать собравшихся. Она испекла торт из настоящей муки и к обычной порции белкового супа добавила немного котлет из солонины.

Понятное дело, что старалась она больше ради Петровича. Как-никак, а тридцать четыре года из своих шестидесяти семи проработал он на шахте. Карьеру не делал, потому что не стремился к ней. Любил работать руками. Но авторитета от этого у него не убавлялось.

Молодые бегали к нему за советами — и по производственным нуждам, и просто так, для себя. Все знали, что Петрович найдет для них правильное слово, подберет только им одним годящееся решение.

И вот завтра его больше не будет среди них.

Клыков поднялся со стула, и все замерли, обратив к нему взгляды.

— Тяжёлый сегодня день для всех нас, — начал он. — Грустный. Не думал, что доживу до того момента, когда вот так буду стоять перед вами и говорить эти горькие слова. Петрович! Ты не забывай нас, пожалуйста. А уж мы, смею уверить тебя, сохраним всё то доброе, что ты посеял в наших сердцах. За тебя! Долгих тебе лет и радости!

Петрович смахнул скупую слезу, а Клыков опрокинул содержимое стакана внутрь и слегка поморщился. За ним проделали ту же процедуру и остальные. Только штурман потихоньку отодвинул от себя напиток. Хотел незаметно, но не получилось.

— Что это ты? — делано удивился Клыков. — Завязал?

— Ты же знаешь, мне завтра обратно. Не положено.

— Да брось ты! В космосе, слава Богу, гаишников пока нет.

Послышался дружный смех.

— Да не хочу я уничтожать ваши запасы, — попытался сменить тему Алексей. — Я же знаю, вам по бутылке водки на человека в месяц выделяют.

— Или две вина.

— Ну, вот видишь.

Клыков усмехнулся.

— Ты крепко сидишь?

— А что такое?

— Обещаешь, что никому ни слова?

— Ты же меня знаешь.

— Так вот. Свою мы научились делать.

— Иди ты! Из чего?

— Из плесени на стенах. Специально выращиваем.

— Ну вы даёте! И как она? Нормальная?

— Не дрейфь. Очистку на центрифуге делаем. Тройную. Для здоровья не опасно. Порфирий Анатольевич может подтвердить.

Главврач демонстративно опрокинул свой стаканчик и довольно крякнул.

Натурально, после такой рекламы отказываться Алексей никак не мог. Он осторожно пригубил напиток, удовлетворённо пожевал губами и осушил бокал. Новички, которые по традиции сели за один стол с директором, тоже удивились не меньше его.

После третьего тоста послышались звуки гитары. Кто умел, исполнял по аккомпанемент этого древнего инструмента пару песен и передавал дальше. Когда дошла очередь до Клыкова, зал стал скандировать:

— Лунную! Лунную!

Директор тронул струны и запел:

Я в суровом холодном краю вспомнил лунную песню свою, и тебя, мой далёкий румольский разрез, самой первой любовью люблю…

Клыков замолчал и поставил гитару возле стола. Народ безмолвствовал, всё ещё находясь под впечатлением музыки и слов. Ольга Сарапулова смотрела на директора глазами, полными восхищения и слёз.

— Эх, душевно поешь! — сказал Егоров. — Такой талант загубил!

— А лунной шахтой руководить талант не нужен? — отшутился Клыков.

И веселье продолжилось. До глубокой ночи они пели песни, спорили, произносили тосты, мечтали о счастливом будущем Луны. Клыков, подобрев от выпитого, посвятил Ольгу и Андрея в некоторые тонкости местного уклада жизни. Обычно он предоставлял новичков заботам коллектива, но что-то его тронуло на этот раз в молодых лицах, с энтузиазмом смотрящих на него. Или только одном лице?

Он поймал себя на мысли, что украдкой рассматривает белокурый завиток у виска девушки, её улыбку, обнажающую ровные зубы…

«Вздор! — одёрнул он себя. — Не о том думаешь сейчас, Николай Иванович. Вот что я тебе скажу».

V

«Тополь» отбыл точно по расписанию. Минута в минуту. Уже перед самым закрытием люка они ещё раз обнялись с Петровичем и пожелали друг другу несколько дежурных банальностей. Так иногда случается: чувства сильнее слов, которые есть лишь оболочка, чуждая эмоциям.

Клыков подождал, пока не исчезла в небе светящаяся точка и немедленно отправился на склад.

Поликарп Андреевич, его заведующий и по совместительству батюшка местной Христианской общины (наместник Бога на Луне, как он сам себя величал), уже с самого утра всячески намекал Клыкову, что, мол, нужно кое-что обсудить. Лицо его выражало при этом озабоченность, что не предвещало ничего хорошего. Впрочем, и без его намеков Клыков не собирался откладывать этого дела в долгий ящик — распределение прибывшей провизии никогда не терпело отлагательств.

— Вот посмотри, — показал рукой отец Поликарп.

Клыков наклонился к поддону, на котором возвышалась стопка картонных коробок с тушёнкой. Бок одной из них был разорван. Он просунул руку внутрь и тут же разочарованно вытащил обратно.

— Пустая? — не поверил он.

— Почти. Половины банок не достаёт. И так — в каждой третьей коробке.

— А по документам что?

— По документам должны быть полные.

— Как же ты принимал товар?

Поликарп Андреевич покачал головой.

— Не гневи Бога, Коля! Сам прекрасно знаешь, что невозможно всё проверить. Не обнюхивать же каждую упаковку. Да и не случалось такого никогда раньше.

Клыков задумался.

— Будем проводить ревизию, — наконец, выдохнул он. — Это же форменное свинство!

— Согласен.

— Перепиши всё. Протоколы составь, как положено. Понятых пригласи.

— Ясно.

— И пока — никому ни слова.

— Само собой.

На деле всё оказалось ещё хуже. Недостача обнаружилась практически во всём: прохудившиеся мешки с сахаром, промокший до степени непригодности чай, рваные пачки с махоркой… Стало очевидно, что это не случайность. Но что тогда?

Собранный в кабинете Клыкова партактив впервые за много лет прошёл за закрытыми дверями.

— Какие будут мнения? — спросил поникших товарищей Клыков после того, как ознакомил с фактами.

— Первым делом необходимо составить рапорт и отправить его в ВПС, — сказал без раздумий Востриков.

— Это понятно, — согласился с ним Богатырёв. — Что в рапорте будет?

— Во-первых, копии протоколов.

— Во-вторых?

— Запрос на внеплановый грузолёт.

Бригадир взрывников Евлоев грохнул кулаком по столу:

— Какая же сволочь могла пойти на такое?!

— Погоди, Магомет! — одернул его Клыков. — Не будем торопиться с выводами.

— Как не торопиться? Что ты кушать через месяц собираешься? Вакуум ты кушать собираешься?

Егоров покачал головой.

— Сомневаюсь я насчёт внепланового грузолёта. Мы того, что по расписанию положено, добиться не можем, а здесь…

— Пессимизм, — одёрнул его Востриков. — Не сомневаться и пеплом голову посыпать нужно, а действовать.

— Хорошенькое действие — написать рапорт и ждать у моря погоды.

— А что предлагаешь ты?

Егоров встал и нервно прошёлся по кабинету.

— Провести общее собрание коллектива.

— Повестка?

— Сокращение дневного пайка. — Егоров сделал паузу. — И составление рапорта, как того добиваешься ты. Но только не по адресу абстрактного ВПС…

— Абстрактного? — ужаснулся Востриков.

— Да! А на имя самого что ни на есть конкретного Президента.

— Поддерживаю! — поднял руку Евлоев.

— Я тоже, — сказал Богатырёв.

Клыков обвёл взглядом окружающих.

— Принимается, — согласился он. — С этого дня я прошу снять с меня все дополнительные привилегии, касающиеся режима питания. Надеюсь, что и другие члены партактива поступят так же.

VI

Клыков всегда верил, что под уютными сводами «Румольской» собрались лучшие сыны и дочери человечества, но даже он не мог предположить, насколько мужественны и самоотверженны люди, которыми ему доверено руководить.

Его речь выслушали в полной тишине, не перебивая и не задавая лишних вопросов. Потом, так же спокойно они обсудили текст письма, приняв его единогласно. Нет, они не сыпали пустыми угрозами и жалкими мольбами. Предельно кратко они изложили ситуацию и перечислили по пунктам ряд мер, необходимых к немедленному принятию.

Факс с ответом пришёл уже на следующий день, но почему-то не от Президента, а опять-таки от ВПС. Без подписи. Клыков зачитал его вслух перед оказавшимися в кабинете отцом Поликарпом и Егоровым:

«Румольская», Клыкову

Совершенно секретно

В связи с обнаружившимися фактами вредительства и растраты срочно произвести расследование с целью выявления злоумышленников и их пособников. О результатах проверки доложить не позднее четверга этой недели.

— Это что же такое получается? — воскликнул Поликарп Андреевич. — То есть это мы сами у себя украли? Так что ли?

— Погоди, не кипятись!

— А может, это я украл? Как же! Я же ведь завскладом! Я один принимал товар, без свидетелей. Потом закопал его в кратере. Теперь бегаю туда по ночам и отъедаюсь.

— Никто тебя не обвиняет…

— Да? А какие же ещё выводы можно сделать из этой сраной бумажки?

— Хорошо, что Востриков тебя не слышит, — попытался пошутить Егоров.

— Да чихал я на вашего Вострикова! Где тут хоть слово, хоть полслова про дополнительный рейс? Расследование вместо ужина? Так?

Клыков играл желваками, рассматривая свои плотно сжатые кулаки, с побелевшими костяшками пальцев.

— Думаю, что ситуацию нашу в полной мере можно отнести к разряду чрезвычайных, — проговорил он. — Нужен четко разработанный план дальнейших действий.

Товарищи его закивали головами, но тут раздался какой-то шум вдалеке, и через некоторое время в кабинет ворвался Евлоев, сопровождаемый толпой своих подрывников. Клыков опешил — он ожидал увидеть всё, что угодно, но только не ту радость, которой буквально захлёбывался Магомет.

— Николай Иванович! Дорогой! — закричал с порога он.

— Что случилось?

— Помнишь, я говорил тебе, что Магомет — самый удачливый человек на Луне?

— Да не тяни ты!

— Кислород!

— Какой кислород?

— Что он говорит?

— Где?

Магомет вскочил прямо на стол. В своих грязных сапожищах. И топнул ногой, рискуя повредить казенную мебель.

— Кислород! Понимаешь? Кислород нашли! Много кислорода! Струя до неба бьёт! Скоро зацветут здесь луга, полетят птицы. Жизнь начнётся. Настоящая! Я привезу сюда тётю Зайнаб. И Амин приедет. Брат.

До Клыкова понемногу стала доходить суть.

— Вези! Показывай! — скомандовал он.

Скоростной вездеход домчал их до места за десять минут. Они оказались у самого южного края разреза, где ещё только вчера лежала нетронутая пустыня.

Клыков издалека заметил его — столб кислорода, бьющий из недр Луны. Правда, взрывники уже умудрились слегка обуздать его — врезали в грунт вентиль и теперь постепенно сужали отверстие, через которое рвался наружу живительный газ. Скоро его закроют совсем и направят по трубам туда, где он более всего нужен людям — в их жилища и производственные цеха.

Клыков порывисто опустился на колени перед скважиной и неумело перекрестился. Многие последовали его примеру, включая Магомета. Хотелось сорвать с себя скафандр к ядрёной фене и нырнуть головой в холодную струю.

— Жизнь! — что есть силы закричал Клыков, насилуя лёгкие. — Это жизнь!

VII

В обед к месторождению потянулись грузовые вездеходы, а проходчики стали прокладывать рельсы. Клыков отдал распоряжение — немедленное приступить к строительству парникового комплекса. Первого на Луне! Он давно лелеял про себя эту мысль, более напоминавшую фантастику. Мечтал. И вот теперь получалось так, что она становилась явью.

Объём залежей кислорода, по самым скромным оценкам, составлял четыреста триллионов кубометров. Этого хватит и на грядки, и даже на собственный животноводческий комплекс. Многочисленные попытки учёных достичь этой цели с помощью специальных скафандров для коров и свиней теперь можно выбросить на свалку истории. Животные будут расти в хорошо отапливаемых, наполненных настоящим воздухом фермах.

— Что, Емельян Захарович, прорвёмся? — радовался Клыков. — Ещё, чем чёрт не шутит, на Землю кислород будем продавать!

Но Востриков почему-то не выглядел ликующим.

— Ты погоди радоваться, Николай Иванович. Не всё так просто.

— Что-то я тебя не понимаю.

— А я объясню. Мы с тобой не первый год вместе работаем. Знаешь, что я зря горячку пороть не буду.

— Говори.

— Вот мы начали теплицу строить. Так?

— Так.

— Людей с добычи и переработки сняли. Так?

— Так.

— Плана в конце месяца не дадим. Так?

— Ну, допустим.

— Ты думаешь, тебя в Москве за это по головке погладят?

— Не погладят. Это точно. Но я готов доказать перед сколь угодно высокой комиссией, что в перспективе мы выиграем и в добыче тоже. Наладив собственное производство овощей, мы сможем принять на «Румольской» в два раза больше рабочих. Потом — в три. В десять раз больше. Ты-то хоть способен разглядеть мою правоту?

— Я-то да, но вот помяни моё слово — трудно тебе придется. Не всегда то, что правильно, находит себе дорогу.

— К трудностям мне не привыкать. Я как без матери да без отца в пять лет остался, хлебнул такого… В конце концов, положу партбилет на стол.

Клыков видел, как трудно приходится самому Вострикову. Он ведь, если разобраться, между двух огней сейчас находится. С одной стороны — партийная дисциплина, с другой стороны — родной коллектив и борьба за выживание.

— А мы вот возьмём и ничего про теплицу пока не скажем. — Клыков решил немного ободрить своего товарища. — Умолчим.

— Чем же ты объяснишь недовыработку?

— А кто тебе сказал, что она будет?

Востриков непонимающе уставился на него.

— Что ты ещё задумал, Николай?

— Немцы.

— Что?

— Детлефф даст нам полкило калдония.

— Это за какие такие шиши?

— А ты пораскинь мозгами.

Востриков хлопнул ладонью себя по лбу.

— Ну, Клыков! Ну, голова! Неужели на кислород обменяешь?

— И ещё мешок семян в придачу!

Парторг явно оживился. В его взгляде появились какие-то новые искры.

— В Москве, конечно, никто не узнает? Ох, попаду я вместе с вами на плаху! — уже полушутя, сказал он. — Пойду поразмыслю над всем этим делом. А то голова кругом идёт.

— Да, ты пойди, посоветуйся с совестью, — поддержал его тон Клыков. — А там, как решишь, так и поступай.

К вечеру каркас первой теплицы был готов. Пока без остекления, конечно, но Клыков рассчитывал успеть все работы завершить дня через два-три. Если что, ещё людей привлечём. Ночей спать не будем. Авралить нам не привыкать.

Инженеры параллельно вели монтаж установок для поддержания микроклимата и водоснабжения в теплицах. Технически они давно к этому подготовились. Реголит, из которого на девяносто процентов состояла лунная поверхность, идеально подходил в качестве топлива для котлов. Теперь, когда они надежно обеспечены кислородом, КПД отопительных агрегатов вырастет многократно. И с водой можно будет не экономить: хочешь — добывай её из растопленного и очищенного кометного льда, хочешь — получай искусственным способом, смешивая кислород с водородом.

На шахте царило оживление, подобное тому, какое происходит в преддверии больших праздников. Люди обсуждали между собой перспективы и просто радовались неожиданно свалившейся на них удаче.

Факс, полученный вечером того суматошного дня, послужил для Клыкова ушатом холодной воды. Ложкой дегтя в бездонной медовой бочке. Высший Партийный Совет выражал обеспокоенность тем, что происходит на шахте, и требовал немедленно прекратить строительство теплицы и вернуться к выполнению производственных задач.

— Опасения твои оправдываются, Емельян Захарович, — протянул он Вострикову листок. — Вот полюбуйся.

— Что значит, опасения? — набросился на парторга Егоров. — Может, это он и сообщил на Землю дружкам своим.

— Ты говори да не заговаривайся! Иудой я никогда не был, и к старости привычек своих менять не собираюсь.

— Кто же тогда настучал? — гнул своё Егоров.

— Самому хотелось бы узнать. Я бы этого гадёныша…

— Погодите, — осадил спорящих Клыков. — Не время сейчас выяснять отношения. С этого дня я прекращаю свободный доступ в кабинет. Ключ будет только у меня и Богатырёва. Так что канал утечки мы перекроем.

— А с теплицей что?

— Как что? Продолжаем строительство. Или есть другие мнения?

В Москву ушёл факс, подтверждающий выполнение приказа.

VIII

Встреча с Детлеффом происходила на базе у немцев. Вдоль стен комнаты аккуратно стояли раскрытые мешки с семенами, и улыбающийся ариец всем своим видом показывал, что он горд их содержанием.

Когда Клыков говорил Вострикову о немецкой помощи, он блефовал — Детлефф не предлагал ему ни калдония, ни семян. Эта идея родилась у Клыкова в момент спора, импровизированно, так сказать. Но в результате он оказался прав на все сто процентов — Детлефф ухватился за предложение обеими руками.

— Откуда у тебя такие сокровища? — удивился Клыков, разглядывая на ладони зёрна пшеницы.

Детлефф только рассмеялся.

— Не ты один про это думаешь, коллега. Немецкие учёные тоже шевелить мозгами умеют.

— Ну, и до чего же они дошевелились?

— Эти семена специально созданы для проращивания в лунных условиях. У нас есть экспериментальная грядка, на которой пройден весь цикл созревания. Понятно, что объёмов позволить мы себе не могли, но принцип проверен. Работает.

— Ассортимент?

Детлефф оживился.

— О, тут целый супермаркет! Редиска, салат, томаты, огурцы. Клубника!

— Вижу по лицу твоему, директиву от начальства ты уже получил. Цена вопроса?

— Семена — в обмен на часть урожая.

Клыков присвистнул.

— А у вас губа не дура.

— Что ж, вполне нормальные условия. Кислорода же ты не отдашь, чтобы мы сами сельским хозяйством занимались.

— Да, тут ты прав. Об этом забудь. По крайней мере, пока мы не заткнём все свои прорехи.

— Ну так вот. В обмен на семена — треть от первого урожая. И пятнадцать процентов — от всех последующих.

— Не многовато ли?

— Плюс дам тебе десяток своих людей. Кое-какие приспособления. Поверь, у вас такого и в помине нет. Контрольно-измерительные приборы, садово-огородный инструмент.

— Что-нибудь ещё?

— Чернозём. Удобрения.

Клыков откинулся ни спинку кресла в раздумье. Он всегда считал себя плохим коммерсантом, и сейчас боялся продешевить. Ладно бы он покупал всё это для себя, но тут ведь речь идёт о многих человеческих судьбах. Однако, как он ни пытался найти в предложении Детлеффа какой-нибудь подвох, у него ничего не получалось.

— Чёрт возьми! — воскликнул он. — Мне иногда кажется, что я сам себя перехитрить боюсь. По рукам! Подписывать договор будем?

Детлефф опять продемонстрировал свои белоснежные зубы.

— Зачем? Нет ничего надёжнее честного слова соседа. Ведь так?

Вызванные с «Румольской» ребята погрузили на вездеход немецкий товар и доставили его прямо в теплицу, практически готовую к посевной. Так, мелкие детали остались. Штрихи. Доделаем походу. Клыков лично бросил в землю первую горсть семян, а отец Поликарп произнёс короткую молитву во плодородие.

После этого объединённая русско-немецкая бригада приступила к рутине. Детлефф, как и обещал, подогнал инвентарь и рабочую силу. И дело у них сразу заспорилось.

Клыков лишь немного понаблюдал за ними, потому что вспомнил — за целый день он не притронулся к еде. Так поглотили его новые заботы.

Он вернулся на «Бурлаке» в спальный корпус вместе с бригадой проходчиков, оттрубивших смену, по дороге обсуждая с ними последние новости. Настроение среди рабочих преобладало приподнятое, и это не могло не радовать.

«Всё у нас получится, — подумал Клыков. — Ещё ни у кого так не получалось, как получится у нас».

На кухне его радостно встретила Тамара со своей новой помощницей, налив полную тарелку супа. Клыков с жадностью принялся уничтожать пищу, испытывая не физическое наслаждение. Ольга присела на краешек стула, наблюдая, как он ест, и улыбаясь.

— Не бережёте вы себя, Николай Иванович, — упрекнула она. — Принимать пищу нужно по расписанию.

— Кто сказал? — пошутил директор. — Каким документом регламентируется?

— Не документом, а целой наукой. Медицина называется. Режим благоприятствует пищеварению, а ведь именно от него, вернее, от его неправильности — все наши болезни.

— Красиво излагаешь, — похвалил Клыков и вдруг остановился. — Что это? — спросил он, подняв на ложке какой-то темный кусок.

— Мясо.

— Откуда?

— Вам положено, Николай Иванович.

Клыков покачал головой и выложил мясо на стоявшее рядом блюдце.

— Отдайте его строителям. Вот кому сейчас положено. И не пытайтесь со мной спорить.

Ольга порывисто, возможно, неожиданно для самой себя, схватила его руку и прижала к щеке.

— Какой вы хороший! — прошептала она.

Клыков замер на месте, не в силах отнять руку. Или боясь, что сделав это, причинит девушке напрасную боль.

IX

К прибытию следующего по расписанию грузолёта Клыков подготовился совершенно по-другому. Он приехал на космодром на «Бурлаке» в сопровождении десяти грузчиков во главе с отцом Поликарпом, захватив автокары с подъемниками.

«Каждую коробку лично перетрясу!» — мысленно пообещал он, однако душу его сверлили сомнения в том, что всё пойдет именно по такому сценарию.

Из грузолёта вышли двое. Не оглядываясь по сторонам, они быстрым шагом направились к встречавшим их румольцам.

«Почему двое? — удивился Клыков. — О пассажире никто меня не предупредил».

Когда они приблизились вплотную, Клыков понял, что не знает ни одного из них. Один — в штурманской форме, другой — в обычном гражданском скафандре.

— Кто здесь Клыков? — спросил гражданский.

— Я.

— Вам пакет.

На конверте, скреплённом сургучной печатью в виде знакомого двуглавого орла, стояла пометка: «Клыкову, лично в руки». На одинарном листке, оказавшимся внутри конверта, было напечатано следующее:

Настоящим предписывается директору шахты «Румольская» Клыкову Николаю Ивановичу передать полномочия предъявителю сего письма, Долгих Игорю Александровичу. Также ему приказано обратным рейсом отправиться на Землю, о дате и времени которого будет объявлено дополнительно. До тех пор оказывать всяческое содействие новому руководству.

Клыков повертел конверт в руках.

— Когда прикажете начать исполнение?

— Что за вопрос? — удивился Игорь Александрович. — Немедленно.

— Ну, что ж. Пройдёмте в корпус. — Он повернулся к озадаченным грузчикам. — Разгружайте без меня. Поликарп Андреевич, действуйте, как договаривались…

Хохот, раздавшийся в наушниках, заставил его замереть.

— Разгружать? — насмешливо произнес Игорь Александрович. — Что разгружать собираетесь?

И Клыков тут понял, что оправдались самые худшие его опасения — грузолёт пуст, а эти два человека с Земли — его конвоиры. И не более того.

Будто предчувствуя что-то неладное, у шлюза уже толпился народ. Вид вошедших в помещение людей, сопровождавших Клыкова, только усилил их подозрения.

— Что происходит? — задал мучивший всех вопрос Егоров.

— Всё в порядке, — ответил Клыков. — Это Игорь Александрович. С сегодняшнего дня он будет исполнять обязанности директора шахты.

Повисла мертвящая тишина. Игорь Александрович выступил слегка вперёд и поднял вверх руку, как бы пресекая возможные возражения.

— Приветствую вас, румольцы! Властью, данной мне Высшим Партийным Советом Московии, объявляю о сложении полномочий действующего директора шахты…

Договорить он не успел. Толпа бросилась на него и мгновенно скрутила. Штурман, стоявший чуть сзади, попытался достать из внутреннего кармана пистолет, но у него выбили оружие из рук и повалили на пол.

Всё произошло настолько быстро, что Клыков не успел даже сообразить, какими должны быть его собственные действия. Благо, на тот момент от него это и не требовалось — народ, повинуясь здоровым революционным инстинктам, выступал в роли самоорганизующегося общественного организма.

— У меня на руках распоряжение Президента, обязательное к исполнению всем, в том числе и присутствующим здесь! — прохрипел Долгих.

— Долой!

— Не подчинимся!

Егоров подошёл к нему вплотную, вытащил торчавший из грудного кармана мандат и порвал его, демонстративно рассыпая вокруг клочки бумаги.

— Какое такое распоряжение? — полюбопытствовал он.

— Вы забываетесь! Это не частная лавочка, а государственное предприятие!

— А я так считаю, что это, прежде всего, наш дом. И мы сами вправе разбираться в наших делах. Верно? — обратился он к толпе.

— Верно!

— Правильно!

— На фонарь его!

Долгих повернул голову к Клыкову:

— Вы отдаёте себе отчет в том, что совершаете бунт?

— Отдаю, — ответил Клыков, придя, наконец, в себя. — Но это решение — не только моё. Так постановил коллектив шахты. Народ. Если помните, по Конституции, именно ему принадлежит власть в нашей стране. — Он повернулся к людям, державшим заложников. — Запереть их в карцере!

X

Стремительно развивающиеся события оставили на лице Клыкова заметный след. Впервые в жизни у него появились мешки под глазами, заострившийся нос и светящиеся лёгким безумным блеском глаза — как у каскадёра, выполняющего опасный трюк. Ещё вчера респектабельный и преуспевающий менеджер среднего звена, он в считанные мгновения перешёл совсем в другую категорию. Кто он теперь? Капитан мятежного корабля? Стенька Разин? Разбойник с большой дороги? Торговец нелегальным калдонием?

— И мне, чёрт возьми, это нравится! — сказал Клыков самому себе.

Нет, он не рассчитывал на то, что неожиданная свобода, оказавшаяся у него в руках, облегчит ему существование. Наоборот — она легла тяжёлым бременем на плечи, заставляя находиться в постоянном умственном напряжении. Множество новых задач теперь встало перед ним, и даже привычные, застарелые проблемы приобрели совершенно не присущие им оттенки.

Нужно думать, как наладить работу шахты в изменившихся условиях, и самое главное — как найти нового потребителя калдония. Московия, можно не сомневаться, не отступится. Всякому потенциальному потребителю они предъявят ультиматум, вплоть до полного физического уничтожения с помощью ядерного оружия, которым страна обладала в достаточных количествах.

С другой стороны, можно попытаться просто вести натуральное хозяйство, пробиваясь случайными заработками. Кислород и помощь Детлеффа давал им такой шанс. Разрез заморозить, производство приостановить. До тех пор, пока они не договорятся. А в том, что это рано или поздно произойдёт, Клыков не сомневался.

В кабинете раздался зуммер экстренной правительственной видеосвязи, которой разрешалось пользоваться только в самых крайних случаях. Что ж, такой случай наступил. Видать, не только у него бессонница.

Он поднял рычажок и на экране появилось расплывчатое изображение Сусликова. Собственной персоной.

— Как дела, Николай Иванович? — весело сказал тот.

— Вашими молитвами, — попытался соответствовать ему Клыков.

— Дерзите, дерзите. Ваши слова и, самое главное, дела записываются.

Голос его был, однако, совершенно беззлобный, не соответствующий смыслу произносимого.

— Насколько я понимаю, уполномоченного Кремлём посланника вы посадили под домашний арест, а сами намереваетесь продолжать самоуправство.

— С вами страшно разговаривать. Вы будто бы мозг мой просканировали. И откуда вы только берёте подобную информацию?

— Пустяки! Вам бы мою школу и опыт жизни. Так, значит, бунт?

— Нет. Борьба за справедливость.

Клыков не стал притворяться и лгать. Видимо, Сусликов договорился со своими агентами заранее, что несостоявшийся контакт автоматически означает провал операции.

— Правда? — удивился последней фразе Сусликов. — Лишить свою страну единственного источника калдония называется теперь борьбой за справедливость. Ту страну, которая вложила в проект многомиллиардные средства. И, между прочим, подготовила вас к этой миссии, дав вам в руки огромную ответственность. Не только передо мной, или перед ВПС, но и перед вашими согражданами. Перед будущими поколениями. Об этом ты подумал, Клыков?

Складно говорит. Ну, это мы ещё посмотрим, кто кого. Не на собрании.

— А зачем держать людей впроголодь? — упрекнул его Клыков. — На коротком поводке, как собак? Чтобы послушно лизали вам руки? Значит, приструнить решили нас. Коробки рваные прислали. Гниль всякую. Для устрашения?

— А вот это уже интересно. Значит, без суда из следствия обвинили родную страну во всех смертных грехах, её руководство — в прямом вредительстве, и теперь в плену своих же домыслов и картонных врагов…

— Я, простите, чего-то не понимаю. Не вы, значит, посылали грузолёт с неликвидом. И сменщика моего, может, тоже не вы к нам направили?

Сусликов изобразил на лице озабоченность.

— Да-а-а. Не получается у нас разговора.

— Не получается.

— Надеюсь, понятно, что никаких грузов в ближайшее время вы не получите?

— Как Божий день.

— Рассчитываете на немцев?

— На себя, Ипполит Анатольевич. Только на себя.

XI

Клыков не лукавил, говоря, что надеяться им больше не на кого. Он тогда ещё не знал, что Детлефф ведет переговоры с хозяином своей шахты, требуя материальной и политической поддержки румольцев. Не лёгкий поднимал он вопрос.

«Международная Конвенция по Лунным запасам» чётко распределяла территорию спутника между странами Земли. По сути лунные участки, закреплённые за каким-либо государством, являлись продолжением его территории и подпадали под его юрисдикцию. Говорить другим, как вести своё хозяйство, и, тем более, что-то требовать, выходило за рамки дипломатии. А ссориться с Московией никто не хотел. Не тот это соперник, кого можно подавить силой.

Как бы предотвращая возможные попытки некоторых стран повлиять на сложившийся в мире баланс сил, Московия вызывала в МИД послов стран «большой двадцатки» и вручила им ноты, в которых содержался одинаковый угрожающий текст. В случае помощи — явной или косвенной — шахте «Румольская» Москва грозила разрывом дипломатических отношений, со всеми вытекающими последствиями — вплоть до отключения провинившихся от противометеоритной системы.

Всё это Детлефф услышал от хозяина и пересказал Клыкову, с которым они тайно встретились в уединённом кратере на севере от шахты.

— И что мы будем делать? — поинтересовался у немца Клыков.

— А ничего, — весело ответил тот. — Игнорировать приказы и продолжать сотрудничество.

— Не боишься вступать с начальством в конфликт?

Детлефф рубанул себя ребром ладони по горлу.

— Мне эта их политика — вот где! Я бы и сам с удовольствием разорвал всякие дипломатические отношения с Землёй. И занялся бы делом. Если хорошенько подумать, без нашего калдония они очень скоро волком завоют. Ещё неизвестно, кто кому нужнее.

— Так-то оно так, но ты всё же не сбрасывай со счетов нашу зависимость от земных поставок. Износятся скафандры, где ты им замену найдешь?

— Умом-то я понимаю, — согласился Детлефф. — Но сердце подсказывает, что есть другой выход. Должен быть.

Клыков похлопал его дружески по плечу.

— О том же самом день и ночь думаю. Всю голову разбил. Так какое же примем решение?

Детлефф не замедлил с ответом.

— Продолжаем начатое. На Землю ничего об этом не докладываем. Если что, мы вас не бросим. Наши ребята готовы поделиться последним куском. А там, вот увидишь, что-нибудь придумаем.

— Спасибо, — кашлянул Клыков, у которого слегка запершило в горле. — Ну, а вы на нас в таком случае можете рассчитывать, как на самих себя.

— Зер гут!

Вернувшись к себе, Клыков первым делом вызвал Егорова, который возглавил все работы по теплицам.

— Сколько времени у нас до первого урожая?

— Редиску ожидаем через пару недель. Но разве же ей наешься? Остальное — через пару месяцев, не раньше.

— Долго.

— Знаю. Сокращать пайки нужно, товарищ начальник. И по возможности отложить сверх того в неприкосновенный запас.

— Логично. Сегодня же распоряжусь об этом. Люди поддержат?

— Поддержат. Не маленькие. Не вчера родились. Все и всё прекрасно понимают, Николай Иванович.

— И вот что ещё, — Клыков замялся. — Что ты думаешь насчёт того, чтобы полностью остановить — временно, разумеется — все работы, связанные с добычей калдония? Нам сейчас силы экономит нужно.

— Возможно, ты и прав. Но, с другой стороны, такая орава — да без работы.

Клыков усмехнулся.

— Да, психология толпы, мать её! Всех — на строительство теплиц. Разбить ещё несколько площадок под новые парники.

— А вот это дело. За это я обеими руками. Выносить на актив будешь?

— Обязательно! И на актив, и на общее собрание. Мы же с тобой тут не частные вопросы поднимаем.

XII

Как и предполагали Клыков с Егоровым, их инициатива была встречена румольцами полным пониманием и одобрением. Более того, на общем собрании произошёл буквально мозговой штурм — другое слово трудно подобрать. Люди высказывали предложения, одно ценнее другого. И не только технологического порядка.

Так, например, один из проходчиков высказался за то, чтобы искать средства для коммуникаций с внешним миром. Офисное оборудование, которое находилось в их распоряжении, обладало одним существенным конструктивным недостатком: оно могло выходить на связь лишь с одним абонентом, и этот абонент находился в Кремле. Сделано так было специально, по соображениям государственной безопасности, но теперь ситуация разворачивалась совсем в другую сторону.

В бригаде проходчиков нашёлся один смышлёный паренек, из бывших хакеров, который ещё до принятия «Анти-Интернетовской Хартии» работал техническим консультантом в Google. Занимался безопасностью и дружил с ихним «железом».

Поковырявшись пару часов в рубке Клыкова, он выдал однозначное заключение.

— Три дня мне нужно, — сказал он. — И этого монстра я в чувство приведу.

— Сталкивался раньше с таким оборудованием? — уважительно спросил Востриков.

— Ну, не точно с таким. Однако принцип тот же был: адресное соединение двух точек, с шифрованным каналом. Панель управления защищена на уровне «прошивки», а не железа — это нам и даёт надежды на благоприятный исход. Мне потребуется один помощник. Такой, чтобы отвёртку в руках держать умел и от электричества не шарахался.

— Найдём, — пообещал Клыков. — Что ещё?

— Стаканчик чаю, — ухмыльнулся хакер.

— Будет. А не сломаешь агрегат?

— Это в принципе невозможно. У него несколько тысяч дублирующих витков одной и той же функциональности. Для того и создавался, чтобы никакие случайности не вывели его из строя. Я вот другого боюсь, — озабоченно добавил он.

— Чего именно?

— Если в агрегате есть система оповещения, заточенная на взлом, то там, — он мотнул головой неопределенно куда-то вбок. — Узнают, что мы затеяли.

— А! — беспечно отмахнулся Клыков. — Пусть знают. Рано или поздно это произойдёт. Знание прибавляет скорби. Не правда ли, Поликарп Андреевич?

— Не богохульствуй, — упрекнул Клыкова батюшка.

А ещё Клыков передал румольцам слова Детлеффа, которые растрогали всех без исключения, как и его самого двумя часами ранее. Он считал важным, чтобы они не чувствовали себя окончательно оторванными от остального мира, где остались их родные и близкие. Чтобы не сомневались в собственной правоте, в правильности выбранного пути.

XIII

Заседать закончили глубоко за полночь. Кто-то после этого отправился на стройку, кто-то стал приводить в порядок личные дела. Многие продолжали спорить, собравшись тесными кучками по пять-шесть человек.

Клыков же, честно говоря, просто решил хоть немного поспать. Этому занятию в последние дни он предавался крайне редко.

— Разбудишь меня через шесть часов, — попросил он Вострикова, который объявил о начале плановых бесед с молодёжью. — Нет, через пять. Некогда разлёживаться.

— Не беспокойся, Николай Иванович. Отдыхай.

Клыков нашёл свободное место в четырнадцатом кубрике. Стянул с себя обувь, рубашку и брюки, оставшись в одном лишь юнисексовом спальном комплекте, который на шахте для удобства носили вместо нижнего белья, и плюхнулся на прохладную мягкую поверхность.

«Ни о чём не думать и спать!» — приказал он мысленно себе.

Он почувствовал, как его обволакивает сладкая дрёма, и усталость давит приятной тяжестью на глаза. На соседней кровати кто-то перевернулся с боку на бок, скрипнув пружинами. Клыков машинально посмотрел в ту сторону, откуда донёсся звук, и весь его сон моментально улетучился — подложив руку под голову, там лежала Ольга. На расстоянии всего одного шага от него.

И вдруг он совершенно отчётливо вспомнил, что вчера пропустил очередной прием «имполакса». В этом сумасшедшем круговороте событий он забыл о бытовых мелочах, которые раньше выполнял машинально.

«Так вот в чём дело!» — обрадовался он, открыв причину своего непонятного влечения к этой девушке.

Он вскочил с кровати и, в чём был, добежал до умывальника, где в аптечке хранились средства первой необходимости. Коробочка со снадобьем лежала на месте. Он вытащил одну дозу, зубами надорвал упаковку и замер перед своим отражением в зеркале. На него смотрел зрелый мужчина приятной наружности с типичным волевым подбородком, правильным носом и красивыми карими глазами…

Всё, что произошло потом, он вспоминал с трудом. Будто какая-то сила подхватила его и понесла обратно к кубрику. Он склонился над ложем, где почивала Ольга, и прикоснулся губами к её румяной щеке. Она медленно открыла глаза, и её руки обвили его шею.

Они без труда отыскали свободную комнату в лазарете, подгоняемые мыслью о предстоящей близости, пробегавшей током по их жилам. Дверь, притягиваемая рычагами, едва успела закрыться за ними — уже в следующее мгновенье они очутились в объятьях друг друга и предались нескончаемым ласкам.

Клыков осознал случившееся лишь много позже, когда они, поверженные истомой и усталостью, лежали на диване, по инерции продолжая любовные игры, и не произнося ни слова. Только теперь он разглядел убранство комнаты, в которой ему раньше бывать не приходилось.

Торшер, целиком сделанный из прозрачного стекла, освещал пространство мягким стелющимся светом. На стене висела картина с изображённым на ней земным пейзажем. На тумбочке, украшенной кувшином с пластмассовыми цветами, предусмотрительно стояли два бокала, а рядом с ними — бутылка чего-то шипучего в ведёрке со льдом.

Клыков потянулся к бутылке, и она открылась с лёгким звуком, похожим на тот, который раздаётся, когда воздух струится из прохудившегося скафандра.

Когда это было с ним в последний раз? На пятом курсе? Нет, пожалуй, в экспедиции. Имя своей тогдашней любовницы он никак вспомнить не мог. Впрочем, зачем оно ему теперь?

Ольгу тоже, должно быть, опутали какие-то свои мысли. Воспоминания. Сожаления. Она лишь слегка пригубила бокал и хранила молчание.

Раздался звонок телефона внутренней связи.

— Клыков у аппарата!

— Николай Иванович! Простите меня великодушно. Вас разыскивают. Срочное дело.

Клыков узнал голос главы лазарета, Порфирия Анатольевича.

— Уже бегу!

Он бросил трубку и стал быстро одеваться, найдя одежду общего пользования, которая предусмотрительно всегда висела в шкафу.

— Что случилось? — заволновалась Ольга.

— Не знаю, малышка. Как отдохнешь, приходи в мой кабинет.

Он коротко поцеловал её в губы, наклонившись к дивану, на котором она все ещё продолжала лежать, нежная и мягкая. А затем исчез за дверью.

XIV

В рубке толпился народ. Они стояли, нависая над хакером, и смотрели, как он ловко управляется с рычагами настроек, что-то подкручивая и регулируя. При этом он монотонно говорил в микрофон:

— «Аватар»! Ответь «Юродивому»! Ответь «Юродивому»! «Аватар»! Ты слышишь меня? «Аватар»!

— Есть связь! — радостно доложил Магомет, увидев Клыкова, хотя здесь вряд ли требовались пояснения.

— Тише! — зашикали на него.

— Связь-то есть, только пока «связного» разыскать не можем, — прошептал Востриков. — Это он своим старым друзьям названивает.

Клыков пробрался поближе к рации. Перед ним расступились, пропуская вперёд.

Выйдя в эфир, они сделали ещё один маленький, но такой важный шажок к успеху. Им обязательно откликнутся, не сегодня, так завтра, и с того момента начнётся новый отсчёт в истории покорения Луны. По лицам присутствующих было видно, что они все, как один, верят в это.

Клыков понимал, что ожидание контакта может продлиться достаточно долго. Он мысленно сказал себе, что пробудет здесь ещё минут десять, а потом вернётся к неотложным делам, требующим его личного участия. Но тут в динамике послышался радостный голос:

— «Юродивый»! Ты что ли? Откуда? Какими судьбами?

Хакер вытер со лба выступивший от напряжения пот.

— «Аватар», переходи на запасную частоту. Шифр прежний. Как понял?

— Понял тебя. Перехожу на запасную.

Что-то засвистело, захрипело, и потом снова послышался тот же голос:

— «Юродивый», я на запасной. Ответь!

— Я здесь! «Аватар», скажи, насколько надёжно защищён канал?

— Как обычно, — ответил далёкий земной собеседник. — Сто двадцати восьми битным кодом. Поверх туннеля — ещё один слой. Можешь рассказывать свои секреты, никто не узнает.

Хакер повернулся к Клыкову, как бы приглашая его вступить в разговор, но тот только махнул одобрительно рукой — продолжай, мол, сам.

— Слушай! — сказал тогда хакер. — Я сейчас на «Румольской». У нас проблемы. Нужна твоя помощь.

— Догадываюсь.

— Откуда?

— Так вы что, ничего не знаете?

— Боюсь, что нет. Мы здесь сидим, как в клетке.

— К вам летят три штурмовых звездолёта с дагестанским ОМОНом.

В рубке наступило молчание, и Клыков впервые взял в руки микрофон.

— Информация проверенная? — жёстко спросил он.

— Точнее некуда. Все западные газеты только об этом и пишут. Вы тут такой шорох наделали. Враги человечества, мать вашу!

— Расчётное время прибытия известно?

— Нет, операция засекречена. Но у вас на орбите пасутся наблюдатели ОБСЕ и миротворцы Лиги Наций. Связывайтесь с ними. Мимо них ОМОН не проскочит.

— Как это сделать?

Парень рассмеялся.

— Пытайте «Юродивого». Он в этих делах специалист покруче любого другого будет.

Хакер кивком подтвердил, что ему известны дальнейшие шаги, которые необходимо предпринять.

— Заканчивать будем, — сказал он. — От греха подальше. Следующий сеанс — завтра. Ищи меня там же, в то же время.

— Лады!

Да, им здорово повезло с хакером. Парень оказался профессионалом высшего класса. Через полчаса они связались с «голубыми касками» и от них узнали недостающие подробности. Оказалось, что орбита Луны буквально кишела спутниками с того самого дня, как стало известно о злостных намерениях Кремля расправиться с мятежной «Румольской». Кроме упомянутых Лиги Наций и ОБСЕ, свои отряды командировали и «Грин Пис», и антиглобалисты, и «Монархический Союз Южной Азии». Как всегда, в районе предполагаемого конфликта обозначил своё присутствие спутник-шпион из Северной Кореи, пилотируемый разумным роботом пятого поколения.

В прямой вооружённый конфликт с Московией никто вступать не собирался, но оказать политическое давление они вполне могли. Главной задачей на данный момент ставилось наличие достоверной информации о происходящем.

Клыков договорился с «голубыми касками», что при обнаружении десантных звездолётов они немедленно свяжутся с румольцами и предупредят их о надвигающейся опасности.

— И ещё просьба, — добавил он в конце разговора. — Постарайтесь, чтобы информация не просочилась за пределы вашей базы. Иначе они поймут, что мы знаем об их прилёте. Хотим приготовить для них сюрприз.

— Замётано.

Говоря о сюрпризе, Клыков ещё и сам не знал, что он имеет в виду, но инстинкты вели его правильной дорогой. Через два часа общее собрание «Румольской» единогласно постановило: они принимают бой, чем бы он ни закончился. Это наш дом! Отступать нам некуда!

XV

Собрание также объявило о создании «Чрезвычайного комитета обороны», который возглавил Клыков, а его штаб, вполне естественно, разместился в кабинете. Помещение находилось под круглосуточной охраной, чтобы исключить даже самые неправдоподобные варианты проникновения сюда потенциального врага.

Кроме Клыкова, в Комитет вошли представители трудовых коллективов — по два человека от каждого — и, конечно, всё начальство шахты в полном составе. Ольга добровольно вызвалась секретарём, чем несказанно обрадовала Главнокомандующего. Теперь рядом с ним постоянно будет не просто толковый помощник, но и близкий человек, которому он мог стопроцентно доверять.

На первом же заседании они приступили к обсуждению плана обороны. Опыта никто в данном вопросе не имел — это понятно, люди все гражданские. Но смекалки и мужества им было не занимать.

Они пришли к логическому выводу о том, что атаковать их будут с поверхности, а не с воздуха. С десантных кораблей можно произвести только бомбардировку, и на это Москва не пойдёт, поскольку они вряд ли собираются разрушить здесь всё до основания, а потом в течение долгих лет восстанавливать работоспособность шахты. Инфраструктура для них важнее человеческих жизней. Вот если сорвутся их первоначальные планы, тогда возможна и месть. Но только не с самого начала кампании.

По той же причине они отмели и юг, как возможное направление удара. Там разрез, залежи драгоценного калдония. Стоит ли затевать битву, если победа не будет означать достижения поставленных целей?

С востока у них — немцы. Значит, и туда они не сунутся. Остается что? Север и запад. Вот там и следует вести оборону. Но как? Егоров предложил произвести хотя бы частичное минирование подступов к шахте. Не в качестве основной меры обороны, конечно, но в дополнение к чему-либо ещё.

— Сколько у нас взрывчатки? — уточнил Клыков.

— Хватит на десяток таких десантов, — отозвался Магомет. — И дополнительно можно приготовить. Реголита на Луне, слава Богу, навалом.

Кто-то из опытных взрывников подсказал, что для усиления мощности взрыва мины нужно класть вперемешку с кислородными баллонами. А что? Не плохо. Сырьё есть. Пока заседание Комитета продолжалось, рабочие приступили к выполнению этой части плана — никто не знал, сколько времени у них осталось.

После долгих дебатов они пришли к необходимости вырыть метров сто окопов и поставить два-три дота, снаряжённых вакуумными пушками. Обычно они использовались для очистки лунной поверхности от крупных камней. В труху их разбивали.

И ещё появилась хорошая идея — поставить в засаде две группы бульдозеров: одну — за горой порожняка, другую — с юго-западного края разреза. То есть аккурат таким образом, чтобы ударить при случае одновременно с двух сторон и взять противника в кольцо. Техника крепкая, не всякий гранатомет её одолеет. А в качестве оружия будут им детонирующие взрывчатки, приготовленные бойцами Евлоева.

— Вопрос на засыпку, — подал голо Богатырёв после того, как план обороны обсудили в мельчайших деталях. — Пленных брать будем?

Повисла пауза. Пока они ставили крестики на карте и творили умозрительные конструкции, всё получалось хорошо, но что они станут делать, когда придется по-настоящему увидеть кровь, умирающих товарищей, оголённые рваные раны? Правильные вопросы задавал Петр Терентьевич. И они требовали немедленного ответа.

— В общем так, — сказал Клыков. — Предложим сдаться. Кто согласится, помилуем.

— И куда их потом? Они же нас тут ночью всех перережут.

— Да! Пусти козла в огород.

— Что же вы предлагаете? Всех уничтожить?

— Так они к нам тоже не банановыми шкурками кидаться едут.

Сошлись на том, что пленных, если таковые окажутся, поместят в специально отгороженный корпус под охраной. С каждым проведут индивидуальную беседу, и уже на основании полученных впечатлений будут решать, кто и чего заслужил в этой жизни. Не отвергался и вариант с отправкой пленников домой на уцелевших звездолётах. Пожалуй, самый гуманный.

XVI

Отец Поликарп никогда не надевал рясу. Даже на служения он приходил в простом свитере или пиджаке. Единственное, что напоминало в нём православного священника, так это борода, горделиво свисавшая до самой груди.

Но в тот день он решил изменить своим привычкам. Ещё никогда он не проводил молебна перед столь ответственными событиями, от исхода которых, вне всякого сомнения, зависела его собственная судьба и судьбы сотен лунных товарищей.

Торжественность момента передалась аудитории. Взгляды людей, обращенных к нему, красноречиво свидетельствовали сами за себя. Они ждали от него не просто слов, но откровений, должных стать маяком в их дальнейших действиях. Слов, способных изгнать страх и сомнения, так легко могущих поселиться в душах.

Как всегда, отец Поликарп взял накануне однодневный пост и вознёс молитву, уединившись в библиотеке. Там к нему и спустились с неба те самые слова, которые предстояло произнести.

— Братья и сестры! — начал он. — Давайте откроем Священное Писание. Псалом двадцать шестой.

Те, у кого имелись при себе Библии, последовали совету проповедника и зашелестели страницами, а он принялся читать вслух приятным ровным басом, слегка напевая текст.

— «Господь — свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь крепость жизни моей: кого мне страшиться? Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и падут. Если ополчится против меня полк, не убоится сердце моё; если восстанет на меня война, и тогда буду надеяться».

Слова, знакомые многим с детства, не оставили никого равнодушным, тем более, что они как нельзя кстати подходили к ситуации и настроению. Отец Поликарп отложил в сторону книгу.

— Так Давид, царь иудейский, взывал к Господу, собираясь на битву, как многим казалось, заведомо проигрышную для него. Ведь кто противостоял ему? Сам Голиаф. Воин филистимлянский, богатырь. Громила, не ведающий страха и боли. Говоря современным языком, на тот момент вряд ли бы нашелся хоть один букмекер, согласившийся поставить на Давида ломаный грош. Однако Давид знал, что сила его не в тренированном теле и мышцах, но в вере. Безоговорочной и неумолимой, способной творить чудеса. Что может человек сам по себе? Одолеть в бою себе подобного. Но в следующий раз он падёт от чьей-то более мощной руки.

Отец Поликарп вскинул руки к небу.

— Тогда, выйдя на битву, Давит обратился к Господу. И именем Его возвестил свою победу в сражении, которое даже ещё и не началось. Мы все знаем, что случилось потом: Голиаф был повержен, а изумленная толпа избрала своим царем Давида. Помазанника Божьего.

Молчание в зале говорило о том, что все поглощены рассказом.

— Голиаф сегодня стучится в нашу дверь, братья и сёстры. Наглый, уверенный в своей непобедимости. Жаждущий невинной крови. Не знающий пощады и жалости. Он уже мысленно похоронил нас, определил нашу участь. Участь бессловесного и беззащитного стада, не способного дать ему отпор. Но вот что я вам скажу, братья и сестры. Господь имеет на нас другие планы!

— Аминь! — раздались многочисленные голоса.

— И с этими планами Голиафу не совладать. Он падёт, как пал некогда Вавилон! От наших рук, в которые Всевышний вложил святой меч справедливости!

Отец Поликарп сделал паузу, оглядывая зал, подолгу останавливаясь на каком-нибудь конкретном слушателе.

— Моего сердца касается грусть. Грусть от того, что многих из присутствующих здесь я, возможно, вижу в последний раз. Но его также заполняет и радость. Радость от того, что мы являемся проводниками Господней Воли, и за это всем нам уготовано место на небесах, рядом с Всемогущим Богом. А что может быть прекраснее такой доли?

— Аллилуйя!

— Так выйдем же все, как один, на поле брани, и пусть трепещут наши враги! Ибо скоро грядёт на их поганые головы возмездие!

— Ура! — раздались отдельные возгласы, не совсем соответствующие, правда, букве служения.

В заключение на сцену вышел хор и исполнил старый славный гимн «Всех Святых».

XVII

Когда все разошлись выполнять возложенные на них обязанности, вдохновлённые проповедью отца Поликарпа, Клыков с Ольгой остались на некоторое время одни в кабинете.

— Видишь, в какое неблагополучное время нас свела с тобой судьба, — сказал устало Главнокомандующий. — Уж ты прости.

— Что ты, Коленька. Для любви любые времена годятся. Мой прадед со своей будущей женой на фронте в Великую Отечественную познакомился. Ты не переживай. Вдвоём, оно сподручнее даже будет.

Клыков не успел ей возразить, потому что в штабе появился гонец — кто-то из проходчиков.

— Николай Иванович! — доложил он. — Там этот… Секуба просит вашей аудиенции.

— Что ему нужно?

— Не знаю. Говорит, что дело чрезвычайной важности.

— Ладно. Зови.

Секуба — так звали местного бомжа. Как он появился на Луне, с каким кораблём прилетел, что здесь делал, никто не знал. Он жил в открытом пространстве и появлялся на шахте только для того, чтобы клянчить кислород и еду. Постоянные предложения румольцев присоединиться к ним, заняться полезным трудом и обрести крышу над головой он отвергал.

Скафандр его износился до невозможности. Казалось, он уже совсем не выполняет своей роли, а его владелец научился дышать в вакууме — так шутили острые на язык взрывники.

— Здорово, начальник! — поприветствовал он Клыкова с порога, распространяя странные ароматы.

— Говори, что нужно. Времени у меня в обрез.

Бродяга трескуче рассмеялся.

— И даже меньше, чем ты думаешь, начальник, — пояснил он свою весёлость. — Ходил я сегодня на север. Недалеко. Километра три-четыре. Видел там незнакомцев.

— Продолжай, — потребовал Клыков, ощущая, как горло его пересохло.

— Три корабля, — повиновался Секуба. — Диковинные какие-то. Треугольные. На грузовые не похожи. На пассажирские вроде тоже. Не их ли вы поджидаете, начальник?

Ольга вцепилась побелевшими пальцами в обивку кресла.

— Ты точно не ошибся? — сдавленным голосом спросил Клыков.

— Если бы Секуба ошибался, то он давно бы перестал вам докучать своими визитами. Верно? Корабли это. Настоящие. Три штуки.

— Оленька, — распорядился Клыков. — Срочно всех членов комитета сюда! Хотя, нет. Не всех. У них работы невпроворот. Вострикова, Евлоева и Егорова!

Выслушав страшные новости, Востриков стал задавать Секубе наводящие вопросы, и Клыков мысленно похвалил его за чёткость формулировок и ясность изложения.

Оказалось, что десант — а в том, что это был именно он, сомневаться не приходилось — выгрузил несколько огромных ящиков. Секубе удалось притаиться за скалой, и он увидел их содержимое, когда бойцы вспороли обшивку. Он долго не мог поверить своим глазам — перед ним стояли странные животные, внешне похожие на быков, но с большими крыльями, слегка приподнятыми над туловищем. Невероятно, но они передвигались без скафандров. Ни обжигающий лунный климат, ни разряженная атмосфера не причиняли им никакого вреда.

— Чёрт! — выругался Магомет. — Это боевые мулы! Как я сразу о них не догадался!

Он поведал товарищам то, что краем уха слышал от одного своего бывшего сослуживца. Боевой мул — это новейшая секретная разработка оборонных космических предприятий Московии. Жизнь на основе свинца вместо белка. Они могут дышать хоть кислородом, хоть вакуумом. И передвигаются в любой среде.

— А зачем им крылья? — удивился Егоров. — На Луне же воздуха нет.

— Это у них не крылья, а стабилизаторы, — пояснил Магомет. — Движутся они с помощью реактивной тяги.

Получалось, что ОМОН их перехитрил, и атаковать собирается с высоты. Причём, возможно, что даже, управляя смертоносной армией откуда-нибудь из кабины джойстиком. Попивая чаёк из блюдца. Скорее всего, используя какое-нибудь современное оружие, уничтожающее всё живое, но оставляющее целыми сооружения и здания.

Как могли их проморгать эти бездельники на орбите?

— Недооценили мы соперника. — Клыков почувствовал жесточайший прилив адреналина. — Нужно атаковать их первыми, пока мулы проходят адаптацию.

— Как?

— Грузолёт.

Все непонимающе посмотрели на командира.

— Я имею в виду тот, на котором прилетели посланники Кремля с мандатом об отстранении меня от должности. Забыли? Он всё ещё стоит на космодроме. Нужно всего лишь поднять его над поверхностью Луны и направить в лагерь десанта. Взрыв уничтожит их всех, и никакой свинец им не поможет. Секуба, ты ведь говоришь, что они стоят кучно, в одном месте?

— Да, практически рядом.

Идея зажгла в людях потухшие, было, глаза.

— Но у нас нет на шахте штурмана! — воскликнул Востриков. — Не станет же выполнять наши распоряжения этот кремлёвский агент!

— Можно попробовать разобраться самим.

— Утопия!

Идея затухала так же быстро, как и возникла.

— Почему нет штурмана? — раздался в наступившей тишине голос Секубы. — Если у вас не имеется каких-нибудь серьёзных возражений против моей кандидатуры, то я готов попробовать.

— Ты?!! — воскликнули все разом.

— Токийское космическое агентство Его Императорского Величества. Две тысячи часов полётов. Годится?

Надежда снова вырисовывалась из ниоткуда. Её маятник осязаемым образом раскачивался в воздухе.

— Но позвольте, — догадался Востриков. — Что произойдёт в результате со штурманом корабля?

— Не беспокойтесь, — сказал Секуба. — Это честь для меня — умереть за правое дело в бою.

XVIII

Не оставалось времени ни на что: ни чтобы отговорить его, ни даже чтобы поблагодарить или попрощаться по-христиански. Секуба с Клыковым вскочили на вездеход и помчались к грузолёту вдвоём. Их товарищи отправились объявлять тревогу и полную боевую готовность. Хотя, какая там готовность! Видимость одна. Все надежды их покоились теперь на безумной идее блиц-атаки.

Корпус грузолёта одиноко и гордо возвышался среди безжизненного лунного пейзажа. Секуба без проволочек открыл шлюзовой отсек корабля, и стало окончательно ясно, что он не фантазировал — перед Клыковым стоял настоящий штурман. Причём, очень высокого класса.

— Не нужно слов, начальник! — опередил он Клыкова в его намерениях. — Лучше прибереги их для своих воинов. И прошу: не плачьте обо мне. Я знаю, на что и для чего иду. Прощай!

Дверь наглухо закрылась за ним. Клыков поспешно отбежал в сторону диспетчерской шагов на сто — расстояние достаточное, чтобы огонь сопел не причинил ему вреда. Взревели пусковые устройства, а вслед за ними и сами двигатели. Грузолёт плавно поднялся над поверхностью, зависнув без движения на некоторое время — должно быть, Секуба задавал компьютеру параметры полёта. Потом он резко наклонился и рванул в бок, по направлению к тому месту, где предположительно высадился десант.

Всё. Больше здесь оставаться не имело смысла. Клыков вернулся к вездеходу и тронулся в обратную сторону.

Штурман Секуба снова сидел в привычном ему кресле, с которым расстался много лет назад. Не по чьей-либо злой воле, а по своей собственной. О сделанном выборе он никогда не жалел. И теперь он понял, почему. Именно для этого подвига готовила его судьба, бросив в одиночестве в лунной пустыне, заставляя скитаться и попрошайничать.

Три вражеских корабля он увидел сразу, а они его — нет. Мелкие фигурки людей, копошащихся внизу, не вызывали у него никаких чувств. Они объявили им всем войну, и за это будут наказаны — таковы правила игры, придуманной не ими и не сегодня. Они — просто мишень.

Оказавшись непосредственно над десантниками, Секуба потянул на себя рычаг управления, включив реверс, стабилизировал корпус грузолёта и сразу после этого заглушил двигатель. Корабль камнем устремился вниз.

— Да здравствует победа! — прокричал отважный штурман, и в следующий момент огненный гриб взметнулся к небу в том месте, где только что находились корабли.

Румольцы увидели его издалека, но никто не издал ни звука. Глаза многих заблестели слезами печали и восхищения.

— Вечная слава героям! — только и смог сказать отец Поликарп.

Прошло минуты две, наполненных молчанием и скорбью. Каждый думал о чём-то своём, возможно, прикидывая, как бы он поступил на месте Секубы. Но тут на горизонте появились пять светящихся точек. Они стали стремительно приближаться, увеличиваясь в размерах, превращаясь в миниатюрные кометы с горящими хвостами.

Первым опомнился Магомет.

— Все в укрытие! — страшным голосом закричал он. — Это мулы!

Те, кто успел среагировать, попадали на грунт и спрятались за валунами. По остальным румольцам противник открыл прицельный огонь.

Да, пятерым боевым единицам десанта чудом удалось спастись. Они как раз совершали тренировочный полет, когда произошёл взрыв, разметавший в клочья их базу. Поняв, что их перехитрили, ОМОНовцы, сидевшие верхом на мулах, решили нанести сокрушительный ответный удар.

В качестве оружия они использовали гильзы, наполненные биологически активной жидкостью. Соприкасаясь с твёрдым телом, гильзы аннигилировали, высвобождая вещество, которое окутывало жертву слоем губительной слизи. Смерть происходила мгновенно, поражая жертву даже через скафандр, но не причиняя вреда неодушевлённым предметам.

Клыков увидел, как один за другим падают его товарищи, сражённые меткими выстрелами.

— Огонь! — скомандовал он, и тотчас заработали вакуумные пушки, рассекая небо белыми стрелами.

Залп не прошёл безрезультатно. Один из нападавших дернулся в бок, словно наткнулся на невидимое препятствие, а потом рухнул на поверхность, сопровождаемый радостными криками румольцев.

— Бей гадов!

— Так им, сволочам!

— Будете знать, кто такие лунатики!

Радость их оказалась недолгой. Четверо оставшихся в живых врагов рассредоточились по небу и предприняли новую атаку, причиняя значительный ущерб в живой силе. Но и на этот раз Клыков не растерялся.

— Стреляйте пушками в грунт! — закричал он. — Поднимайте пыль!

Его бойцы исполнили и этот приказ, продемонстрировав, насколько мудрыми были мысли командира. Столб реголита взметнулся в небо, делая видимость для противника нулевой.

— Всем разбиться на мелкие группы по три-четыре человека! — продолжал командовать Клыков. — Не больше. Равномерно распределиться по территории. Бульдозерная бригада, занимайте огневые позиции! Магомет! Снабжай людей взрывчаткой! Тем, у кого лазерные пушки, вести прицельный огонь!

Клыков выдохся, произнеся эту длинную тираду, и присел возле камня, чтобы перевести дух.

— Привет, Николай Иванович! — раздалось у него над самым ухом.

Он поднял взгляд и увидел Детлеффа. За ним толпились все его работники — общим количеством человек двести.

— Принимай в свой полк! Русский и немец — братья навек!

XIX

Облако пыли оседало очень медленно. Это давало румольцам неоспоримое преимущество: они могли «зализать раны» и подготовиться к следующему этапу борьбы. Мулы патрулировали небо, их изредка беспокоили безрезультатными одиночными выстрелами. Сохранялся хрупкий паритет. Что делать дальше, Клыков пока не знал. Но не вечно же им сидеть под прикрытием пыльной завесы.

Немцы, правда, принесли с собой кое-что посерьёзнее: автоматическое оружие, гранаты, миномёты. Запасливыми и прозорливыми соседи оказались. Но даже с новым арсеналом оставалась неясной дальнейшая стратегия войны.

И тут на помощь пришла исконно русская сообразительность. Богатырёв выдвинул интересную гипотезу.

— Я так понимаю, мулы — это всего лишь животные, — предположил он. — Модифицированные и натренированные, но животные. Белок им заменили на свинец, но вряд ли додумались поколдовать над инстинктами.

— К чему ты клонишь? — не понял Клыков.

— Ты бывал когда-нибудь на корриде, Николай? Ничто так не возбуждает молодого свирепого бычка, как красная тряпка и острая пика тореадора.

— Как ты себе это представляешь?

— У нас красные флаги в конференц-зале стоят, если я не ошибаюсь. Так вот, привязать их к бульдозерам и отправить на минное поле.

— Опять человеческие жертвы?

— Нет, заклиним им рычаги — сами покатятся.

— Петр Терентьевич, ты — гений! — воскликнул Востриков.

Идею тут же принялись реализовывать, вот только флагов оказалось три.

Едва появилась видимость, запустили первый бульдозер. С замирающим сердцем Клыков наблюдал — получится ли. Но всё произошло, как по писанному. Глупый мул, завидев красную тряпку, взбесился и, пренебрегая управляющими воздействиями седока, устремился за приманкой. Взрывная волна накрыла их обоих.

Второй бульдозер пошёл сразу вслед за первым. Всадник мула, осознав, что его ожидает в конце пути, выбросился из седла и упал на острые камни. Мул же успел несколько раз атаковать бульдозер, рыча и пытаясь перевернуть его рогами, пока машина не достигла минного заграждения, и они вместе не разлетелись на мелкие кусочки.

Третьему мулу почти удалось справиться со своим визави: он сорвал с бульдозера крышу и повредил гусеницы. Но даже покалеченный тот дополз до нужного места, где в грунте притаился смертельный заряд.

В небе оставался лишь один, последний противник. Но стоил он многих, если судить по тому, как умело он принялся поливать территорию шахты своим убийственным зельем. Снова румольцы понесли значительные потери, тщетно пытаясь сбить нападающего из лазерных пушек и немецкого оружия.

— Смотрите! — закричал кто-то.

Все увидели, как из спального корпуса вышел человек в ярко-красном скафандре. Клыков вспомнил, что такой хранился у них музее, в память о лунных первопроходцах, пользовавшихся именно такими, раскрашенными в разные цвета костюмами. И пожалел, что не ему первому пришла эта мысль в голову.

— Кто там? — прокричал Клыков по адресу неизвестного героя.

— Все под контролем, Николай Иванович, — ответили ему.

— Егоров, не смей! Сейчас же вернись! Я приказываю!

Но одинокая фигура, державшая в руках вакуумную пушку, уже вышла на открытое пространство, став соблазнительной и доступной мишенью.

— Ну, где ты, подлая тварь?! — приободрил он врага.

Мул прорезал небо, камнем устремившись вниз, словно стервятник, заметивший поживу. Егоров держал своё оружие наготове, но пока не стрелял, подпуская противника поближе, чтобы бить наверняка. Когда расстояние между ними сократилось метров до двадцати, он нажал на рычаг и одновременно закричал:

— Прощайте, товарищи!

Взрыв поднял новый клуб пыли. В спешке подбежавшие румольцы застали там лишь рваные куски красного скафандра да переломленный пополам рог монстра.

XX

Хоронить погибших решили всех сразу и вместе, развеяв их прах в Космосе. Останки, что смогли собрать, сожгли в печи обогатительной фабрики и поместили в одну братскую урну. Всего румольцы не досчитались тридцати шести человек убитыми, включая немцев, которые теперь стали неотъемлемой их частью. Ещё двадцати двум бойцам потребовалась медицинская помощь.

Клыков, взволнованный и торжественный, произнёс короткую речь.

— Вот и первые жертвы нашей справедливой борьбы, — сказал он. — Так, видимо, устроено в этом мире, что без крови не обходится ни одно значимое событие в истории. Давайте сегодня скорбеть об умерших, вспоминать их добрым словом. Но завтра мы снова продолжим борьбу, чтобы их жертва не стала напрасной. Светлая память и вечный покой!

— Светлая память! — откликнулись сотни голосов.

Отец Поликарп и немецкий пастор Браун перевернули чашу с прахом, и он разлетелся по лунным просторам.

Потом в столовой «Румольской» состоялись поминки. Водку наливали в большие котелки и пускали по кругу. Молча, как делали это их далёкие предки.

Люди, такие разные в повседневной жизни, сейчас думали об одном и том же: враг будет разбит, чего бы им это ни стоило. Пусть орды проклятых ОМОНовцев не ждут лёгких сражений и победных маршей. Пусть каждый квадратный сантиметр родной почвы воспламенится у них под ногами, впиваясь жалом в их проклятые сапоги.

Они знали, что силы не равны. Что найдутся тысячи и десятки тысяч наемников, готовых за кусок ржавого золота разорять их жилища. Но они также знали, что последнее слово в предстоящей битве будет за ними — румольцами.

Клыков кожей чувствовал это настроение своего народа. Потому что и сам проникся и напитался им под завязку.

XXI

События, развернувшиеся на «Румольской», всколыхнули весь мир.

Грандиозные демонстрации прокатились по Северным Штатам Америки, призывая правительство и президента к вмешательству. Европа не отставала от них. В Брюсселе многотысячная толпа разгромила штаб-квартиру НАТО, обвиняя альянс в пассивности и конформизме. В Швейцарии полыхали пожары на альпийских курортах, где отдыхала европейская безответственная бюрократия.

Объединенное Королевство Сибирских Народов — постоянный стратегический партнер Московии — гневно осудило агрессора и потребовало прекратить войну, а все лунные шахты сделать достоянием мирового сообщества. Русайцы оказались в своих идеях не одиноки — с аналогичным заявлением выступил и Лондонский Имамат.

Претензии эти назревали давно — ведь только москвичам и немцам по счастливой случайности достались залежи калдония при дележке лунных участков. Мировая элита и различные ловкие политиканы спешили выгодно использовать сложившуюся ситуацию.

Москва же старалась не замечать происходивших в мире событий. Более того, продолжала гнуть свою агрессивную линию, настраивая против румольцев свой собственный народ.

По стране прошли якобы стихийные митинги — на самом деле спровоцированные спецслужбами — гневно клеймящие изменников. Самым массовым оказался митинг на сборочном заводе «Самсунг», где собравшиеся приняли обращение к Президенту с требованием немедленного начала полномасштабной военной кампании на Луне.

Деятели искусств подписали письмо в ВПС, где выразили солидарность с московским народом в деле уничтожения врагов республики. Всего подписей набралось более двухсот. Среди них оказались такие известные люди, как Председатель Комитета 3D Полукратов, Ведущий Фотошопер Московии Семенов, неоднократный обладатель Кубка Яндекса Фарфоров, и многие другие.

Информационная война полным ходом разгоралась в СМИ. Канал НТВ показал разоблачительный фильм про Клыкова, затолкав в него отрывки из интервью с родственниками и знакомыми скандального директора шахты. Открылись вопиющие факты злоупотреблений служебным положением, обнаружились офшорные счета, куда Клыков складывал деньги, полученные от иностранных разведслужб в обмен на обещание вести их игру. Его бывшая девушка обвиняла его в сексуальном садизме.

Родственники погибших ОМОНовцев объявили румольцам кровную месть. Они собрались в районе города Сочи в специальный тренировочный лагерь, организованный министерством внутренних дел, где их обучали боевым искусствам по ускоренной программе, стрельбе из самых современных видов оружия, а также ориентированию на местности в условиях низкой гравитации.

Экстренное совещание ВПС состоялось в Кремле. Обсуждение заняло более двадцати часов, в результате чего было принято жесткое решение — поручить министерству обороны в недельный срок представить план военных действий в трех различных вариантах, включая ядерный.

— Мы обязаны покончить со смутой раз и навсегда, — заявил для прессы Сусликов, выходя из зала заседаний. — Лунные события угрожают национальной безопасности и стабильности. Поэтому мы не остановимся ни перед чем. Пусть об этом знают все, у кого чешутся руки и капает похотливая слюна.

Запись интервью Сусликова Клыков получил на следующий день. Равно как и «документальный» фильм о своей скромной персоне. И тысячи телеграмм от самых разных людей планеты, выражающих солидарность с их борьбой. Один крупный камнепромышленник и меценат предложил выслать к Луне корабль, загруженный новейшим оружием и строительным оборудованием, общей стоимостью в два миллиарда юаней.

В тот же день они приняли Декларацию Независимости, дав себе новое название — Лунная Интернациональная Демократическая Республика (ЛИДР). Общим открытым голосованием Клыкова избрали её первым Президентом. Нет, он не набрал ста процентов голосов, как ехидно заметили бы злые языки. Кое-то выдвигал на эту должность и Детлеффа, и других достойных людей. Но восемь десятых всего населения Луны отдали свои предпочтения Николаю Ивановичу.

К населению Земли они обратились со следующим посланием:

Мы, мирные жители Луны и вчерашние ваши соплеменники, хотим только одного — чтобы нас оставили в покое. Устав от интриг и препятствий, чинимых земными плутократическими правительствами и глобальной бюрократией, мы объявляем себя независимым государством — Лунной Интернациональной Демократической Республикой. Мы призываем все прогрессивные силы человечества признать наше право на самоопределение, а также приглашаем к сотрудничеству все заинтересованные организации, не скованные боязнью и гнилыми правилами, навязанными им врагами человеческого рода. Мы не собираемся ни на кого нападать, но и своей территории не отдадим. Мы будем защищать наши завоевания до побледней капли крови.

Новость мгновенно разлетелась по всей земле.

XXII

Ударными темпами продолжалось строительство теплиц. Со дня на день ожидался урожай картофеля. Энтузиазм масс преодолевал все преграды и выходил за все мыслимые пределы. Упомянутый выше меценат сдержал своё слово, и они со дня на день ожидали прибытия грузолёта с оборудованием и оружием. С Земли продолжали поступать известия о продолжающемся международном давлении на Московию. И это вдохновляло руководство ЛИДРа на поиски новых потребителей калдония.

Клыков отрядил пятерых человек во главе с «Юродивым» для постоянного мониторинга эфира. У группы имелись все полномочия, в случае появления кандидатов, начать с ними переговоры. В обход алчных и кровожадных правительств, в числе которых оказалось и Немецкое. Оно также выставило своим лунным представителям ультиматум и прекратило всяческие поставки. А на что ещё они способны, кроме шантажа?

Король русайцев, Павел Шын Третий, через подставных лиц пытался выйти с ними на связь, но его предложения отмели с порога, не желая связываться с заведомо тупиковым вариантом. Хватит! Калдоний должен, наконец, попасть в честные руки и начать служить простым людям, а не горстке узурпировавших власть политиканов.

Клыков во всей этой кутерьме находился на ногах по шестнадцать часов в сутки, но не жаловался. Черпал силы в вере и в людях, не щадивших живота.

Арестованных посланников Кремля выпустили на свободу после того, как они сами обратились с просьбой принять их в гражданство ЛИДР. Тогда же родилась идея всеобщей присяги.

Торжественное собрание провёл лично Клыков, зачитав текст, принятый накануне расширенным Советом республики. Повторяя слова, выстраданные ими в борьбе, люди плакали и клялись служить делу Отечества.

Именно в тот самый момент, ни минутой раньше или позже, произошёл взрыв возле кислородной скважины. Он повредил трубопровод, ведущий к теплицам, едва не погубив на корню поспевающий урожай. Аварийной бригаде удалось ликвидировать последствия аварии в считанные часы, и это спасло дело.

Выводы экспертов, которые провели расследования причин аварии, оказались сенсационными — все факты указывали на диверсию. Кто-то подложил под трубы взрывчатку, воспользовавшись всеобщим собранием, и привёл в действие дистанционный детонатор.

Клыкову не оставалось ничего другого, как создать комиссию для поиска злоумышленников. Профессиональных следователей среди населения, конечно, не оказалось и поэтому они чуть было не наломали дров, сразу заподозрив Долгих и его штурмана. Как ни отрицали обвиняемые свою причастность, им не верили и продолжали изнурительные допросы.

Помог случай. Злоумышленник нечаянно повредил руку, выполняя свою недобрую миссию. Она начала гноиться, и он был вынужден искать средства для лечения. Тут-то бдительный доктор и догадался, откуда дровишки, и доложил в Совет.

Кто бы мог подумать, что гадом окажется Андрей Померанцев! Тот самый, из новичков, прибывший вместе с Ольгой. Которому ребята пели приветственную. Который ел и пил вместе со всеми, изображая из себя друга. Спал бок о бок с остальными.

Клыков собрал экстренный трибунал, где все предположения подтвердились. Померанцев не только признался в содеянном, но также произнёс паскудную речь по адресу населения Луны.

— Ненавижу вас всех! — прокричал он. — Давить вас надо, как тараканов!

Ему дали выговориться. Какими бы отвратительными ни были его пассажи, он имел право на последнее слово.

Выяснилось, что его направили на Луну спецслужбы для сбора информации и ведения подрывной деятельности. После того, как Клыков написал в ВПС первое письмо с требованиями. Почуяли, что назревает бунт. И депешу о начале строительства теплиц отправил именно Померанцев, тайно пробравшись в рубку под покровом ночи.

Решение о судьбе предателя и врага было однозначным.

— Расстрелять! — постановил Клыков и сам привёл приговор в исполнение на глазах у сотен грозно-молчаливых людей.

XXIII

Клыков сидел в кабинете, когда раздался давно забытый сигнал, означающий, что кто-то в Кремле хочет с ним поговорить. Зашевелились, голубчики, когда поняли, что их партия закончилась проигрышем — шах и мат.

Он выждал минуту, прежде чем ответить, заставляя понервничать далёкого собеседника. Преимущество на нашей стороне. Нужно пользоваться им при любой возможности. Даже по мелочам.

— Клыков на проводе! — в конце концов, сжалился он.

Экран засветился, и на нём обозначились знакомые черты члена ВПС Сусликова. Он лишь отдалённо напоминал свою прежнюю версию. Он осунулся, глаза провалились. Меньше всего он сейчас походил на того искусного и беспощадного интригана, распоряжающегося человеческими судьбами, которым был всего месяц назад. Перед Клыковым сидел жалкий старик, сам нуждающийся в покровительстве и защите.

— Наслаждаешься зрелищем?

Клыков покачал головой. Он никогда бы не стал добивать смертельно раненого врага.

— Чем могу помочь, Ипполит Анатольевич?

Сусликов внимательно посмотрел на него, и на секунду в его взгляде ожил прежний идеолог, но сразу же погас.

— Просьба к тебе, Клыков. Одна-единственная.

— Говори.

— Двое детей у меня. Сын и дочь. Ему в этом году двадцать пять исполнится. Заканчивает институт. А она только поступила. Возьми их к себе.

Глаза Клыкова округлились. Он что, спятил на старости лет? Родную кровь на лунную шахту отправить собрался.

— Вижу, что ты ничего не знаешь.

— А что я должен знать?

— Тебе расскажут. Не волнуйся. А из меня рассказчик никудышный. Обещай, что выполнишь мою просьбу.

Что-то здесь было не так. Опытный аппаратчик, переживший двух президентов, просил своего подчиненного, хотя и бывшего, об одолжении. Значит, грядут перемены и в Московии.

— Что же это ты, родных детей под ядерный удар подставляешь?

— Война отменяется, — сообщил Сусликов. — Так каков будет твой ответ?

— Никакой. Пока я не разберусь, в чём состоит суть твоей просьбы.

Сусликов невесело усмехнулся.

— Смотри, не перегни палку. А то знаешь, как оно бывает: сегодня ты на коне, а завтра — под ним.

— В твоих словах чувствуется выстраданное лично.

— Да, — согласился Сусликов. — И потом, знаешь, война — это такое дело: всегда и отменить можно, и спровоцировать. Пока!

Он неожиданно отключился, но поразмыслить над только что услышанным Клыкову не дали. Затрещала лента телетайпа, а по радиосвязи зазвучало сразу несколько вызовов. Клыков взял в руки выскочивший из щели жёлтый листок и прочитал:

Сегодня поступило подтверждение из Пулковской обсерватории о неизбежности столкновения Земли с неизвестным космическим телом. Последствия столкновения оцениваются как критические для флоры и фауны планеты. Расчетное время столкновения — 154000000 секунд с момента получения данной депеши.

Клыков машинально набил эту цифру на калькуляторе. Два месяца? Пятьдесят девять дней, два часа и шесть минут, если быть предельно точным. Так вот о чем ты беспокоился, Ипполит Анатольевич!

XXIV

Невозможно описать словами, что началось потом.

Клыков был вынужден отключить факс и телетайп, чтобы не израсходовать под чистую все запасы бумаги. И даже радиосвязью он пользовался теперь выборочно. Звонки и призывы обрушились на него шквалом тропического урагана. Земляне просили принять отряды беженцев. И каждый из них настаивал на том, что незаменим для ЛИДР.

Параллельно, не дожидаясь решений Луны, земляне провели всепланетный конгресс, на котором обсудили квоты граждан, направляемых на Луну. Они почему-то считали, что имеют на это право.

Китай предложил выделать квоты на страну пропорционально населению. Индия поддержала эту идею. Израиль выступил со своей инициативой — выбирать безотносительно квот по списку журнала «Форбс» и из Нобелевских лауреатов. США настаивали на том, чтобы больше квот получили те государства, которые произведут наибольший вклад: наукой, снаряжением и прочей материальной и нематериальной помощью. Европа сотрясала в воздухе произведениями искусства. Московия утверждала, что пятьдесят процентов мест должно принадлежать ей, поскольку «Румольская» — это русская шахта. Сибиряки претендовали ровно на то же самое.

Какие аргументы выдвигались Саудовской Аравией, осталось неизвестным, потому что они бойкотировали конгресс, пообещав сбивать ракетами направляемые к Луне корабли. Африка вообще была не в курсе происходящего.

Нужно ли говорить, что у лунатиков имелось своё видение ситуации?

На общем собрании, после долгих дебатов, они выработали список критериев, согласно которым готовы принимать у себя беженцев. Кроме того, они разбили его по категориям.

Предпочтение отдавалось людям с учёной степенью и тем, кто обладал какими-нибудь уникальными навыками и знаниями, необходимыми для выживания цивилизации. Насчёт людей искусства решили, что они появятся и так, в своей среде, когда для того возникнет необходимость.

Окончательную версию получившегося документа они разослали по главным новостным агентствам, а Клыков выступил в прямом эфире с речью.

— Дорогие земляне! — сказал он. — Обращаюсь к вам в этот нерадостный час от имени всего населения Луны. Ужасная весть о грозящей беде поразила нас в самое сердце. Но мы должны быть мужественны и сдержанны. Наша главная задача — не поддаваться эмоциям и блюсти рациональное зерно. Мы готовы принять у себя десять тысяч человек. Не больше. Имеющиеся в нашем распоряжении ресурсы не позволяют. Надеюсь, что вы понимаете, какие именно люди должны представлять Землю. Истинные специалисты, профессионалы высокого уровня, врачи с мировым именем, эффективные менеджеры. Мы ждем от правительств и общественных организаций списков кандидатов. Обещаю, что каждая кандидатура будет рассмотрена и оценена самым тщательным образом. Мы максимально попытаемся исключить из процесса субъективный фактор, полагаясь лишь на те критерии, которые разработали.

Факс не переставал работать ни на секунду. Клыков организовал постоянное дежурство возле аппарата из двух техников, чтобы периодически менять бумагу и, в случае поломок — устранять их. Рулоны с резюме самых выдающихся землян валились на пол. Их аккуратно разрезали постранично и передавали в библиотеку, где их изучали добровольцы.

Не обошлось без трений и казусов.

Досье на самого себя прислал президент международной ассоциации геев, настаивающий на своей исключительной уникальности. Не все отнеслись к этому письму спокойно.

— Я против того, чтобы брать педиков! — разозлился Емельян Захарович. — Нам здесь не до игрушек. Весь процесс эволюции придётся начинать сначала. Размножаться придётся, как ни банально это звучит. А что предложат они?

Его многие поддержали, но тут выступил Детлефф:

— Тогда можете и меня списывать с корабля, — признался он. — Потому что я голубой.

Поднялся шум и гам, но коллектив решил, что специально для герра Хопперхоффа, учитывая его заслуги перед ЛИДР, необходимо взять с Земли одного гея. Но не обязательно президента ассоциации, а просто толкового парня, который Детлеффу понравится.

Ещё отличился Магомет. В своём особом колорите. Он попытался подсунуть Клыкову на подпись список родственников, а когда обман раскрылся, стал доказывать, что они — уникальные специалисты.

— В чём? — спросил его Клыков.

— Мой дядя Вайран коньяк делает — нигде больше такого не найдешь.

— Коньяк… А по образованию он кто?

Магомет сверился с бумажкой.

— Ага. Вот. МГМИМО.

— Дипломат?

— И дипломат, и крупный промышленник, и певец. Да ты сам посмотри.

Окончательный список передали на Землю для публикации в СМИ. Счастливые избранники стали собираться в дорогу, и их в буквальном смысле провожала вся Земля.

Но нашлись и такие, кто остался недоволен решением свободных лунатиков. Они пытались сеять смуту и угрожали применением ядерного оружия. Поздно. Их поезд безвозвратно ушёл.

XXV

Супер-звездолёт «Спартак» прибыл на Луну с первой тысячей беженцев на борту. Специально для них «румольцы» (некоторые всё ещё продолжали себя называть так по привычке) своими силами построили отдельный корпус. Предполагалось, что вновь прибывшие сразу включатся в работу и станут строить недостающие здания для следующей партии землян.

Новичков встречали сдержанно — не до ликований сейчас. А Востриков даже выступил с инициативой зачистки.

— Документики бы у них не мешало проверить, — настаивал он. — Со списком свериться. Вдруг кто словчил.

— Брось, — возразил ему Клыков. — Теперь уже поздно. Раз прибыли, не обратно же их отсылать.

Резко увеличившееся количество подчиненных заставило Клыкова посвятить специальное время организационным вопросам. Он назначил себе двенадцать заместителей: по производству калдония, по продовольствию, по межпланетным отношениям, по строительству, по климату, по здравоохранению, по досугу, по правопорядку и дисциплине, по полезным ископаемым, по связям с общественностью, по образованию и, наконец, по кадрам.

Кроме того, он собрал группу телохранителей из пяти человек, руководителем которой стал Магомет Евлоев, бывший бригадир подрывников. Эта мера явилась вынужденной, поскольку накануне произошла потасовка между новичками и старожилами, закончившаяся поножовщиной. Летального исхода удалось избежать, но двоих пострадавших всё же в лазарет поместили.

— Эх, люди! — укорил нарушителей Клыков. — Что же вы делаете? Не полицию же нам теперь заводить. Земные бесчеловечные порядки тащить в наш новый мир. Луна — не место для преступлений и раздоров. Тех, кто не понимает этих простых истин, мы отправим обратно. Даже и после того, как Земли не станет.

Его поддержали, решив впредь высылать крупно провинившихся в пустыню с запасом еды на неделю. Этого времени им хватит, чтобы осознать содеянное и раскаяться. За повторное нарушение срок увеличивался до трех недель. Ну, и за третье рецидивист лишался права на возвращение, получив лишь дневной паёк.

Эти меры охладили горячие головы, и конфликты прекратились.

Новички учились быстро — недаром же выбирали самых продвинутых — поэтому лунный город рос прямо на глазах. Появились современные спальные корпуса и бытовые помещения. Клыков лично посещал наиболее ответственные участки и давал ценные указания.

Космодром пришлось перенести дальше на север, потому что город подпирал и теснил его.

Через неделю напряжённой, изнурительной работы Луна телеграфировала о своей готовности принять следующий звездолет.

XXVI

Клыков сидел один в своем кабинете, опять пропуская отдых и сон, и размышлял. Хотя, нельзя сказать, что его теперешние мысли несли практическую нагрузку.

В который уж раз за свою историю Земле уготована такая участь, сокрушался он. Потоп, вечный холод. Теперь разрушение метеоритом. И каждый раз мы находим способ, чтобы выжить и продолжить своё существование. Значит, это кому-нибудь нужно. Возможно, таким образом человечество проходит очищение и набирается сил, выходя из трудностей в ещё более совершенной форме. А возможно, что и случится когда-нибудь такое, когда мы перестанем существовать вовсе.

Клыков не находил ответа на эти глобальные вопросы, но свою конкретную часть ответа он знал наверняка: не в этот раз. Человечество покинет свою колыбель и в скором времени разрастётся до прежних размеров в совершенно другом пространстве. А может, и вернётся обратно, когда для того снова возникнут условия? Кто знает…

Свою миссию он выполнил. Не то чтобы гордость переполняла его, но удовлетворение играло в жилах — это да. О нём будут помнить многие поколения. Возможно, имя его обрастет легендами, не совсем соответствующими действительности. Пусть. Важно, что где-нибудь в далёком три тысячи каком-то году кто-то перелистнёт учебник истории и посмотрит на исковерканный временем портрет.

Нужно, кстати, поручить кому-нибудь заняться вопросами летописи. Чем больше свидетельств оставят они сегодня, тем легче придётся потомкам, разгребающим по крупицам драгоценный, запутанный временем материал…

Его мысли прервал зуммер. Включив видео, он увидел на экране совершенно незнакомого человека. Молодой, лет тридцати, наверное. Приятный, спокойный взгляд.

— Добрый день, Николай Иванович! — поздоровался незнакомец.

— Привет! — ответил Клыков.

Несколько фамильярно, как он сам про себя отметил, на разница в возрасте позволяла ему такие безобидные шалости.

— Меня зовут Алефтин.

— Очень приятно.

— Я являюсь заместителем председателя Переходного Правительства Московии. Мне выпала честь довести до вас кое-какую информацию…

— Как вы сказали? — не утерпел Клыков.

— Да. Произошла революция. Бандитская клика, присосавшаяся к артериям государства, свергнута. К власти пришли умеренно-настроенные силы, ориентированные на расширение основных свобод и прав человека.

Клыков опустился на стул, с которого вскочил, услышав потрясающие новости.

— Знаете, — сказал устало он. — Я бы порадовался вместе с вами и за вас, если бы всё не было так грустно.

— Понимаю вас, — ответил Алефтин. — Но я ещё не закончил с новостями.

Клыков поднял голову.

— Метеорит пролетит мимо.

Клыкову потребовалась целая минута, чтобы прийти в себя.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

— Если новыми подсчётами занимались те же люди, что раньше предсказали гибель Земли…

— Не в этом дело, — перебил его Алефтин. — Произошёл космический катаклизм, который уничтожил основную массу метеорита. От него осталась лишь пыль, которая, к тому же, совершенно поменяла траекторию движения. Есть снимки из Космоса и показания приборов.

Нет, он положительно сойдёт с ума от всех этих поворотов судьбы. Усталость и опустошенность — вот что сейчас преобладало у него внутри. Эмоции придут позже. Он знал это.

— Каковы ваши планы, Алефтин?

— Относительно вас?

— В том числе.

— Будем сотрудничать. Договариваться. Это очевидно. На взаимовыгодных условиях. Мы планируем создать международный консорциум по реализации лунных богатств. Они не должны принадлежать кучке безответственных интриганов. Мы признаём вашу независимость и уважаем ваш суверенитет. Если кто захочет вернуться на Землю — милости просим. С калдонием или без, вы — неотъемлемая часть нас самих, о которой мы помним и заботимся.

— Спасибо.

— Вам спасибо, Николай Иванович. Вы даже не представляете, сколько обожателей у вас появилось на Земле. Мы преклоняемся перед вашим мужеством и умением принимать сложные решения в экстремальных ситуациях. Вы — наш герой.

— Да бросьте! На моём месте вы бы поступили точно так же.

— Мог бы, наверное, но поступили так именно вы.

Казалось, на том хорошо бы разговор и прервать, продолжив его завтра на свежую голову, но Клыков не смог удержаться.

— Вы разрешите нескромный вопрос?

— К вашим услугам.

— Что стало с Сусликовым?

— А, с этим! — рассмеялся Алефтин. — Сбежал. Что и следовало ожидать от труса и подонка.

— И кто же дал ему убежище? Неужели в мире ещё есть такие уголки, где принимают ошмётки истории?

— Есть. Я не сказал вам, что в результате революции от Московии отделились южные регионы. Все реакционные силы устремились именно туда.

— Почему же вы не попытаетесь их образумить?

— Мы пока не достаточно сильны. Новое кровопролитие приведёт лишь к обнищанию населения и ослаблению наших позиций в парламенте.

— У вас снова появился парламент?

— Да. И теперь уже навсегда. Мы не допустим обратного хода истории.

XXVII

В новом, только что отстроенном корпусе с шикарным, вместительным конференц-залом, накрыли праздничные столы. Клыков распорядился выдать дополнительные пайки из НЗ и выкатить несколько бочек со спиртом. Радость, переполнявшая лунатиков, требовала выхода.

Речей они решили не говорить принципиально. Просто беззаветно отдались веселью, отбросив чины, регламент, целесообразность, правила и прочие благоглупости, присущие производственным коллективам. Ведь они теперь и по сути своей являлись чем-то большим, верно?

И праздник удался. Потому что отмечали они такое событие, какое, может быть, не отмечал никто и никогда за всю историю человечества. Молодёжь пустилась во все тяжкие, куражась и творя бесшабашные шалости, на грани с мелким хулиганством. И народ более почтенный не отставал от них. Завтра начнётся новый день, если верить синоптикам, полный забот и смысла, а теперь, пока есть такая возможность, нужно отдыхать.

Клыкова видели то там, то здесь. Он вовсю старался соответствовать духу мероприятия, не теряя, однако, контроля над количеством выпитого. И всё же в один прекрасный момент он почувствовал, что настала пора объявить паузу. Для себя лично, конечно. Других это не касалось.

Он отыскал Ольгу и выманил её совершить ночную прогулку вдвоём.

Клыков не подбирал маршрут специально, но так получилось, что очутились они среди многочисленных построек: и едва начатых, и уже доведённых до технологического конца. И он не смог удержаться от соблазнительной роли гида.

— Всё теперь будет по-другому, Оленька, — с энтузиазмом сказал он. — Ещё пару лет назад мы не могли об этом и мечтать, а сегодня — посмотри, какой размах. Здесь заложен фундамент ткацкой фабрики. Вот это — мясокомбинат. Рядом — завод молочной продукции. Чуть дальше — завод по производству калосборников для скафандров. А это…

Клыков будто бы примерил на себя маску чрезвычайно хитрого субъекта.

— Угадаешь?

Ольга смешно и как-то по-детски наморщила лоб.

— Кондитерская фабрика?

— Нет.

— Парфюмерная?

— Нет.

— Сдаюсь.

— Первая лунная киностудия! Я не шучу. И это только начало. Внешняя оболочка, так сказать. Мы построим здесь самое справедливое общество, которого не знала Земля. И самое обеспеченное. Видишь ту пустыню? Там скоро начнётся строительство коттеджного посёлка на сто домов. Знаешь, чем это пахнет? Уже следующее поколение лунатиков будет жить в отдельных квартирах…

— Коля, — опустила глаза Ольга. — Мне тебе нужно кое-что сказать.

— Говори, — немного остыл Клыков и даже как-то напрягся.

— Я беременна.

После всех тех новостей, которые пришлось переварить Клыкову за последние пару месяцев, эта оказалась самой неожиданной.

— То есть как… Это что же… Мы…

Он стоял и мямлил перед ней, как последний первоклашка, но потом волна счастья захлестнула его, вытеснив все остальные чувства.

— Олька! — завопил он. — Ты волшебница!

Он схватил её, поднял на руки, и они закружились на месте, поднимая лунную пыль.

— К чёрту киностудию! — продолжил он. — Сначала — роддом!

И Ольга ещё крепче ухватилась за его могучую шею.

Сергей Боровский

Houston, 2011

Оглавление

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

IX

X

XI

XII

XIII

XIV

XV

XVI

XVII

XVIII

XIX

XX

XXI

XXII

XXIII

XXIV

XXV

XXVI

XXVII X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?