«Алхимические хроники (части 1-3)»

Туулли Лана Борисовна "Алхимические хроники, части 1–3"

Рассказ 1. НОЧНОЙ СТОРОЖ

Мужчины любят женщин,

женщины любят детей,

дети любят хомячков,

а хомячки никого не любят.

А.Рудазов

А теперь послушаем правильный ответ!

М. Галкин

Тиха кавладорская ночь. Дождь шелестит по густой летней листве, мостовая блестит в неярком свете редких фонарей, и Алер, закованный в камень набережной, неторопливо катит свои воды. Редкая птица долетит до середины Алера… Впрочем, если хорошенько размахнуться и прицелиться, а еще лучше — взять какую-нибудь тушку с хорошими аэродинамическими свойствами, то птичка-другая имеет шанс преодолеть заветный рубеж.

Тиха, еще раз повторяю, ночь в Талерине. Кажется, из всего населения столицы не сплю только я — кручусь у зеркала, проверяю качество макияжа, длину прически… Может, мне покраситься? Ярко-рыжий — не мой колер. Надо бы использовать натуральные цвета — бежевый, или цвета палой листвы… Еще лучше — цвет каштан, с оттенком жжёной охры. Интересно, если спросить в лавке — продадут, или скажут, что нет, таких цветов в природе не водится?

Я ещё раз взглянула на своё отражение в огромном бронзовом зеркале — таки да, я могу позволить себе такую роскошь, как использование в быту вещиц, которые сделаны лет за тысячу до моего рождения, — и вдруг из глубины темной полированной поверхности на меня надвинулось нечто.

Нечто было бледненьким подобием сильно растянутого на дыбе скелета гнома. По сравнению с обыкновенными скелетами оно отличалось: а) волосиками — серыми, будто присыпанными пеплом; б) костюмчиком — обычно скелеты, развратники этакие, одежонкой себя не утруждают (разве что найдется какой-нибудь оригинал с плохо забытыми привычками); в) кожей. Кожа была, как уже упоминалась, бледненькой, но явно не попорченной тлением.

Надо ли говорить, что от этого зрелища я испугалась?

Я завизжала и перекинулась.

Когда совершаешь переворот через голову и меняешь при этом форму, обычно оказываешься нос к носу с тем, кто — или что — стоит у тебя прямо за спиной. Я и оказалась нос к плечику тощего русоволосого мальчика в темном костюмчике. От неожиданности я заорала еще раз, и подпрыгнула вверх.

Мальчик с отстраненным вежливым любопытством смотрел, как я подскакиваю, как прыгаю на витрину с образцами цинского фарфора, как эта витрина, мать её, рассыпается в кучу осколков, как я прыгаю по острым черепкам, как врезаюсь со всей дури в зеркало, и как это зеркало с солидным гулом падает на пол.

Мальчик, еще раз повторяю, стоял и спокойно смотрел на происходящее безобразие. И вовсе он был не такой бледный и гномообразный, как мне показалось в начале. Оригинал, по сравнению с отражением в бронзе, был — да, тощеньким, не слишком загорелым, но вполне обыкновенным мальчиком. Русые коротко постриженные волосы, впалые щеки, телосложение обыкновенное детское, руки-ноги на месте, нос посреди лица, поджатые в некотором подобии смущения губы и любопытные карие глаза. На вид — лет девять, хотя я в человеческих отпрысках разбираюсь плохо — только и вижу, что тех, кого сюда приводят на экскурсию. А когда в стены Королевского Музея врывается стая воспитанников какой-нибудь воскресной школы, и все одновременно, в сорок-пятьдесят здоровых розовых глоток орут, какие замечательные кругом фигурки, а смотрите — рысь, как настоящая, и усы у нее длинные, и ушки с кисточками!!! Там не до подробностей. не на детей любуешься, а себя не знаешь, как от травм уберечь…

Я осторожно понюхала мальчика. Кажется, пахнет живым. Ну, если он — живой, чего ж я испугалась?

Перекинулась обратно в человека.

— Мальчик, ты кто такой и что здесь делаешь? — строго спросила я.

Мальчик похлопал густыми черными ресницами, и вежливо ответил:

— Я пришёл в музей.

— Какой музей?!

— Королевский музей, расположенный в Талерине, столице королевства Кавладор, по адресу: улица Неизвестностей, налево от набережной Алера, дом номер тринадцать, — послушно просветил безграмотную меня мальчик.

Он что, издевается?

— Мальчик, какой музей в такое время?! Полночь на дворе! Тебе не говорили, что по ночам нужно спать, а не ходить по незнакомым помещениям!

— В вашем утверждении, сударыня, я усматриваю несколько несоответствий. Во-первых, спать по ночам не означает спать всю ночь. Мой наставник и воспитатель, мэтр Фледегран, на основе данных последних алхимических исследований физиологии человека, утверждает, что для полноценного отдыха достаточно четырех-пяти часов, и если, предположим, я лягу спать в три утра, то как раз к восьми, то есть к завтраку, буду отдохнувшим. Во-вторых, это помещение мне знакомо… Частично. И я как раз хочу исследовать его, пользуясь свободным временем.

— Мальчик, — мурлыкнула я нежно и ласково. — Приходи утром.

— Утром я буду занят.

Я начала терять терпение.

— Чем ты можешь быть занят таким важным?! И вообще — хватит мне заговаривать зубы! Музей открывается утром, и работает до вечера, вот тогда и приходи!

Мальчик, не меняя отстраненно-вежливого выражения на мордашке, отвечает:

— Позволю себе не согласиться с вами, сударыня. Музей был открыт, я вошёл, заплатил за экскурсию. И я ее совершу. — И глазами карими на меня хлоп-хлоп.

— Входная дверь открыта? — обеспокоилась я. Потом моё сознание догнала здравая мысль. — Мальчик, там, рядом с входом, висит красивая табличка, и на ней написано, в какие часы работает музей. Прочитай её, и приходи в соответствующее время. Ну, иди же! — я мысленно представляю, как этот малолетний шутник человеческой породы подходит к двери, как он выходит на улицу, чтобы прочитать табличку, как я запираю за ним дверь на засов…

Мечты, мечты…

— Я, кажется, понимаю, — смущенно улыбнулся мальчишка, — о чем вы говорите. Рядом со входом действительно висит какая-то вывеска, но по ней нельзя определить, в какое время работает музей.

Я бросилась к выходу.

Выскочила на улицу, посмотрела на табличку. В свете полной луны убедилась в том, что она аккуратно измазана какой-то субстанцией (судя по запаху — дёгтем), и определить, что на ней написано, мягко говоря, действительно невозможно.

Следующие две минуты я потратила на размышление о том, в какой ситуации оказалась. Если рассуждать трезво и здраво, то виноватым во всех сегодняшних происшествиях в музее (включая разбитую витрину цинского фарфора и похождения незнакомого мальчика) окажется ночной сторож. Бедный сторож…

Приняв решение, я вернулась к мальчику.

— Говоришь, заплатил за экскурсию?

— Да.

— И сколько? На той вывеске, по которой сейчас невозможно ничего прочитать, если мне не изменяет память, указано, что ночная экскурсия с комментариями дипломированного экскурсовода стоит пять золотых.

Мальчик немного смущается. Запускает руки в карманы камзольчика, смущенно закусывает губку (я, например, даже с такого расстояния чую, что в карманах у него ни золотом, ни — фэээ… — серебром не пахнет). Обнаружив свою полную неплатежеспособность, любитель ночных экскурсий не убегает, как я тайно надеялась, а минуту размышляет.

— У меня нет с собой требуемой суммы. Я обещаю ее принести, если только…

— Что?

— А вы действительно дипломированный экскурсовод?

— Угу, — отвечаю я. Терять мне особо нечего. — Недавно прошла курсы повышения квалификации в Университете, при кафедре истории, специализация «Создание и практическое применение магических артефактов», и вот, вернулась сюда, подрабатываю… Пока не найду достойного для себя занятия. А экскурсовод я замечательный, никто не знает этот музей лучше меня…

Мальчик проглотил мою речь с восторженно-любопытным выражением лица. Бедненький, как он живёт с такой мордочкой! Несчастный малыш! Угораздило ж ребенка родиться с таким пытливым личиком, что каждый второй встречный неминуемо возжелает его обмануть! наверное, родной отец с чистой совестью врет ему по четырнадцать раз на дню, а мама, боясь чрезмерно оправдать ожидания восторженного сына, не рискует лишний раз зайти, поцеловать спящее в кроватке чадо!

Хотя, если подумать, может, она не успевает — в те четыре часа, которые ребенок отводит себе на отдых?

От этих мыслей о судьбе ребенка я растрогалась.

— Ладно, золотые будешь должен. Пойдем.

* * *

И мы отправляемся в поход по ночному музею. Под ногами у нас скрипят черепки:

— Обрати внимание на пол: мы идем по осколкам фарфора, произведенного в Вечной империи Ци во времена династии Ян, — сухим тоном дипломированного историка я принимаюсь комментировать экспозицию. — Вот здесь — династия Мян, тут — династия Фу. Упавшее зеркало — образец искусства династии Пинг. В этой витрине — образцы брабансского фарфора, который по своим качествам значительно уступает цинскому…

— Тогда зачем его выставили в музее? — задает справедливый вопрос ребенок, и я рассудительно отвечаю:

— Наверное, чтобы на фоне брабансского наш родной кавладорский фарфор выглядел поприличнее.

Мальчик внимательно рассматривает на витрину, в которой фарфоровые пастушки пасут фарфоровых овечек, и соглашается.

— Так как, говоришь, тебя зовут? — ненароком интересуюсь я, попутно комментируя собрание геологических пород из Тривернских гор с северо-востока Кавладора.

— Арден.

— Арден, Арден… Какое-то знакомое имя… Так, кажется, какого-то короля звали? Тебя что, в честь него назвали?

— Ну да, — ответил ребенок, покраснев от смущения. — В честь папиного дедушки…

До меня спустя некоторое время доходит, почему мальчик столь нахально посмел забраться именно в Королевский музей.

— Так ты что — местного короля отпрыск? Принц Арден? Я думала, ты постарше. Вроде бы недавно объявляли о твоей помолвке… — задумчиво протянула я.

— Нет, женился папин троюродный брат, тоже Арден, только не принц, а герцог. Четыре года назад.

— А еще раньше объявляли о смерти какого-то Ардена… — я снова с подозрением принюхиваюсь к принцу. нет, характерный запах нежити не ощущается… Или у меня внезапно обоняние отказало?

— Это тот самый прадедушка, — нетерпеливо отмахивается ребенок, изучая со всех сторон огромный медный самородок весом в семьдесят восемь фунтов, обнаруженный в Тривернских горах старателями клана Анкенштрек в год Белого Бишопа.

— А был еще Арден, который женился на какой-то Елизавете, — копаюсь я в воспоминаниях.

— А… это вообще какой-то стародавний предок.

— Эй! — припомнила я, — А еще какой-то Арден проиграл в карты Пелаверинскому герцогу провинцию Луаз! — и очень-очень строго посмотрела на отрока, чтоб он понял, насколько отрицательно я отношусь к азартным играм.

— А это вообще был не Арден, а король Ранн. Вы что-то перепутали. Король Арден Девятый как раз выкупил Луаз у Золотых герцогов… А я, когда унаследую королевство, буду Арденом Тринадцатым.

— Ты — Тринадцатый, твой папаша — Гудеран Десятый… Надо же, как быстро летит время! Не успеешь оглянуться — все короли поспешат обзавестись трехзначным порядковым номером!.. И куда катится этот мир? Послушай, твое высочество — а ты уверен, что принцам можно шататься по ночам демоны знают где, да еще в одиночку? Почему вас не ищут, не ловят? Не запирают в комнате с обитыми мягким войлоком стенами?

— Все ушли в Оперу — мама, папа, дядя Роскар, тетя Ангелика. На премьеру, — поясняет рассудительный ребенок. — А сестер и меня не взяли, вроде как мы еще маленькие. Анна и Дафна отправились спать, а я решил сходить в музей.

— Действительно, в другое время некогда… Вот дракон, три сотни лет назад обитавший в Южном Шумерете на высоте семнадцати тысяч локтей над уровнем моря, — проходим мы в следующий зал. Я как можно непринужденнее вытаскиваю обломки метлы из челюстей драконьего скелета. Тот недовольно трясет хвостом (хорошо, что любопытный королевский ребенок смотрит при этом в другую сторону). — Обратите внимание на представленные в соседней витрине зубы, чешую, деревянный каркас, имитирующий размах крыльев… Здесь модель огнедышащей железы, масштаб один к ста, — осторожно, не трогайте руками! Модель действующая. Вот в пробирке — образец драконовой крови…

— Чёрная.

— Если бы ты осматривал экспонаты в естественном солнечном освещении, ты бы увидел ее истинный свет. Ой, прости, твое высочество… — спохватываюсь я, что позабыла о вежливости.

— Что вы, сударыня, можете обращаться ко мне без лишних формальностей. Меня и так во дворце круглые сутки все, кому не лень, этикетом мучают… Так значит, на свету кровь дракона другого цвета?

Я ласково потрепала принца Ардена по плечу:

— Приходи завтра утром — увидишь.

Мальчик смотрит на меня с неизменно любопытным выражением мордашки.

— А вас как зовут?

— Ядвига, — приседаю я в реверансе, — работаю здесь ночным сторожем. По совместительству. Обрати внимание на сей обширный деревянный постамент. Видишь?

— Ну, да… — скромно протянул мальчик, рассматривая деревянный помост — зачаток экспозиции.

— Подготовлен специально для гидры. Чтобы, значит, посетители музея могли сравнить строение родов Draco и Hydrae, а говоря попросту, чтоб не путали обыкновенную живущую в болотах да подземных пещерах тварь с парящим в поднебесье величественным и загадочным разумным существом. Подданные Вечной Империи Ци считают, что на Вселенском Драконе — или, по их собственной версии, Вселенском Змее, держится всё мироздание, и очень обижаются, что драконов не уважают. Сокровища у них, бедняжек, крылатых, — я, если ты не понял, говорю не о цинцах, а о драконах, — отнимают, подвиги рвутся совершать за их счет… Вот цинцы и напоминают, что есть полезный зверь гидра — победить сложно, победителю честь и хвала, а вреда для мироздания гораздо меньше… Да уж. Так вот, здесь, на этом постаменте, должны были разместить скелет гидры. Но, понимаешь ли, победить такую зверюгу в единоборстве… проблематично и не всем героям под силу…

— Знаю! Мне дядя Роскар говорил! И мамин папа, дедушка Аэлифарра, рассказывал! У гидр внутри такое зернышко есть, в котором особое вещество вырабатывается! И когда гидру ранят, это вещество ее мгновенно вылечивает! Регенерация называется!

— Умный у тебя дедушка…

— Он придворный маг короля Иберры! — похвастался ребенок. Я поспешила немного испортить ему настроение:

— Правильно, правильно… И раз обычным — и даже магическим — оружием гидру не победить, решились на очень жестокий поступок: уморить ее голодом. Алхимики, чтоб ты знал, и большинство магов, который у алхимиков научились эксперименты ставить, — иногда так очень немилосердные существа. Вот здесь, в этом шкафу, — я распахнула перед мальчиком дверь подсобного помещения, — собраны скелеты тех экспериментаторов, которые хотели путем голодания получить скелет гидры. Ой, опять все в кучу перемешалось, — я поморщилась при виде трех останков, рухнувших в общую кучу. Череп одного из троицы экспериментаторов посмел клацнуть на меня зубами, и я поспешила прикрыть подсобку. — Ну ладно. Идем дальше.

Так, зал фносской флоры нам не интересен, он вообще только кентавров привлекает… А вот, посмотри — чучело обезьяны из личного обезьяньего питомника Императора Ляо Вечной Империи Ци, — и как им, бедным цинцам, не надоедает именовать страну полным названием? — я разворачиваю принца к следующей витрине, небрежно направляю его взгляд на экспонируемые редкости: — Вот леопард из далекого восточного царства Бирмагутта; цинская змея-намордник, песчаная змея-погремушка из Эль-Джалада, а вот эта пухленькая, белая, похожая на гигантского червяка прелесть — змея съедобная. Здесь у нас живут… э-э… в этой витрине собраны представители северной живности: буренавский волк серый обыкновенный, полярная сова с острова Одиле, риттландский лемминг, ворон величественный, подвид королевский; здесь южная фауна — лисица ушастая, удав жёлтый ужасный, жаба-мачо, хорь чернокнижника смеющийся…

— Может быть, хорь смеющегося чернокнижника? — осторожно поправляет мальчик. Я спешу внести поправки:

— Нет, увы. Когда какой-то умник из Университета королевства Ллойярд придумывал название бедняге, он заметил сначала хозяина хорька. А уж потом, когда состоялись похороны, обнаружили, что хорек постоянно хихикает…

— Чьи похороны? — округляет глаза мальчишка.

— Ну, зоолога, естественно! Чернокнижники живучие, а хорьки увертливые… А вот видишь этого зверя, черного с белыми полосками на спине и пушистым хвостом? Хорь-хохотун. Смеется еще чаще. Правда, из-за чрезмерной пахучести так и не был одомашнен, поэтому причины его смеха до конца не выяснены… А посмотри-ка лучше сюда. В этом футляре сконцентрирована самая примечательная энтомология — жуки, скорпионы, бабочки, стрекозки, шершни, муравьиные львы… Красивые, правда?

— Красивые, — вежливо соглашается мальчик. При виде энтомологический раритетов он морщится — заставляя меня в который раз за мою длинную профессиональную карьеру ночного сторожа задуматься, почему ж люди так не любят безобидных и симпатичных таракашек? Может, они просто не пробовали по-настоящему вкусных?

Впрочем, на остальную фауну мальчик реагирует гораздо живей, а уж на экспонаты гномьих, эльфийских, кентаврийских и человеческих культур — тем более. Раззадорившись искренним интересом принца к познанию окружающей реальности, я пришла в хорошее расположение духа. И захотела показать Ардену самые лучшие экспонаты своего музея.

Ах, да. Музей формально Королевский. Ладно, чего нам с королем делить? Пусть считает себя владельцем. А я всего лишь посторожу здесь, чтоб не пропало самое ценное…

— Так, значит, ты совсем не боишься гулять по ночам? — решилась я на последнюю провокацию, чтоб испытать степень заинтересованности ребенка в предстоящей экскурсии. — А если бы, к примеру, здесь, в музее, ты встретил оборотня?

— Но ведь вы же и есть оборотень, госпожа Ядвига, — разумно отвечает мальчик.

— Ой, да, я ж забыла. А как ты догадался? — с подозрением спрашиваю я.

— Во-первых, когда при нашей встрече вы испугались, то превратились в очень крупную рысь, во-вторых, у вас выросла шерсть и были очень большие зубы; а в-третьих, вы прыгали на четырех лапах. Вы всегда в полнолуние обращаетесь?

— Нет, я, знаешь ли, не обыкновенный оборотень, а двусущностное создание… Тебя твои дедушки-наставники как, натаскивают в теории магии? — Мальчик в ответ отрицательно покачал головой, и я, вдохновившись его незнанием, продолжила: — Это означает, что мое морфологическое поле нестабильно и переходит из состояния Ай в состояние Бу при любом чрезмерном эмоциональном состоянии. Стоит мне испугаться или рассердиться — сразу же превращаюсь… — вдохновенно вру я. — Так, это образец зодчества варваров, живущих далеко на севере, за Большим Буренавским Лесом. Редкий.

— Чем он знаменит?

— Собственно, тем, что его построили варвары. Они, знаешь ли, племена кочевые, стройками голову себе не забивают…

— А что это за строение? — мальчик делает два шага, чтобы подойти, прочитать табличку. Читает. Безукоризненно вежливо просит пояснить, что такое «обряды бога плодородия», зачем они совершаются, и, собственно, как.

Я, непроизвольно покраснев, мямлю что-то о том, что эти обряды проводятся весной, в полнолуние… Мальчик со вздохом разочарования констатирует, что на дворе лето, и, к сожалению, придется терпеть до следующего года, если он хочет увидеть искомое действо своими глазами.

Отвлекая чадо от вопроса, в чем специализация богов плодородия, я веду его в зал панорам.

Мальчик с жадным любопытством начинает рассматривать гномью шахту в разрезе. Пока он изучает все сто семьдесят восемь слоев и триста одиннадцать ответвлений, я успеваю сбегать, принести ключи от залов с более ценными экспонатами.

— Точно, не боишься? — на всякий случай спрашиваю я.

Мальчик отрицательно качает головой. Хороший мальчик, смелый мальчик.

* * *

Заходим в зал Утерянных Цивилизаций.

Помещение оформлено в желтых, янтарных и сердоликовых оттенках, символизирующих пески и барханы, в которых две с лишним тысячи лет назад потерялась империя Гиджа-Пент. Потомки гиджей, — вещаю я, отрабатывая жалкий золотой, уплаченный за экскурсию с сопровождением, — расселились по берегам Пентийского моря, основав новые государства, самым крупным из которых, дотерпевшим до наших дней, является эмират Эль-Джалад. Хотя, разумеется, нельзя и близко ставить мумии, скульптуры, а тем более глиняные горшки древних гиджей и современные эль-джаладские подделки под архаику. Еще подерутся, а ночному сторожу потом порядок наводить…

Арден, с возрастающим изумлением и восторгом, смотрит на мумию, помещенную в переливающийся магической аурой стазис. Мумия визжит, пробует вырваться, колотит в стенки стазиса.

— Кто это?

— Главный советник одного правителя, жившего полторы тысячи лет назад. Большой был оригинал — приказал сохранить своё тело с целью последующего оживления. Когда его откопали и привезли сюда археологи, неделю бегал по городу, искал мага, чтобы, значит, его оживили. Беременные женщины были очень недовольны. Хотя он и предлагал несметные сокровища за услугу оживления…

— Сокровища? — спрашивает мальчик. Его восхищенные глаза отражают блики и свечение магического защитного полога.

— Да, зарыты, говорит, сокровища на севере пустыни, там, где начинаются отроги Южного Шумерета, под камнем, подобным верблюдице, неподалеку от Радужного водопада… Короче, если уговоришь придворного мага на эксперимент по оживлению, у тебя есть большой шанс разбогатеть. Да, кстати — твое высочество, не трогай, пожалуйста, руками вон то опаловое ожерелье.

— Проклято? — потеряв от изумления голос, сдавленным шепотом спрашивает мальчик.

— Нет, просто оно лежит на хлипкой подставке, которая постоянно ломается.

Идём дальше. Здесь образцы эльфийской культуры.

Гобелены, будто сотканные из солнечных и лунных нитей, белые стволы деревьев, образующих ажурные беседки над серебряной водой бьющего из-под земли ключа, скульптуры — настолько правдоподобные, что кажется, сейчас заговорят…

— Ах… — вздыхает малолетний принц в восхищении. — Как жаль, что эльфы вдруг ушли из нашего мира! Интересно, почему?

— Покажу зал Подделок, поймешь. Эльфы — они ведь тоже каким-то боком люди… Ну, ты понимаешь — бегают на двух лапах, верхние используют для труда, письменность изобретают, все такое прочее… И жутко обижаются, когда кто-то их творения копирует, да без должного тщания и вдохновения!

Мне один знакомый маг рассказывал, — поделилась я с принцем сплетней давно минувших дней, — что эльфы-де обиделись на то, что их магию уважать перестали, к советам прислушивались вполуха, а потом вообще — смеяться начали. Какой-то король принародно объявил себя эльфом да как-то себя скомпрометировал, а перед эльфийскими кланами извиняться отказался. Короче, кто их, эльфов, теперь поймет?

Но вот чего не оспоришь — так это их мастерство. Волшебство, чистое волшебство, пусть и сотворенное с обычными красками, холстами и прочими артистическими ингредиентами…

Честно говоря, сама засматриваюсь на вполголоса комментируемые шедевры. Который год сторожу Королевский Музей, а все равно посмотреть приятно…

Беру принца Ардена за руку — потому как напротив картины эльфийского художника, изображающей утреннее пробуждение лесной чащобы и резвящихся на поваленной сосне медвежат, можно стоять бесконечно, позабыв в благоговении перед естественной красотой природы о сне и еде, и веду экскурсанта дальше.

— А в следующие три зала посвящены ныне здравствующим и процветающим гномам. Здесь — образцы гномьих ремёсел. Вот художественное литьё клана Анкенштрек, вот фигурная ковка клана Данкендольф. вот восемнадцать видов молотков, которые использовал в своей работе над знаменитым «Крылом бабочки», композиции из двадцати семи сапфиров разного оттенка, мастер Ом из клана Гогенбрутт. Самого «Крыла Бабочки», к сожалению, нет. Король Иберры считает его своим национальным достоянием, не начинать же войну с соседями из-за какого-то музейного экспоната… На схеме — я разворачиваю любопытного принца к левой стене и выше поднимаю магический фонарь, — представлены сто двадцать четыре гномьих варианта стрижки бороды и усов; в этом сезоне у кавладорских кланов пользуются популярностью первый, основной, «лопата» и сто одиннадцатый — «нос поросёнка»… Ну, если тебе интересно — можешь посмотреть на оружие и доспехи. Изделия клана Шнапсштельмайер, клана Штруденгольц, а вот эта лапочка — показываю я на занимающую центр зала прекрасную баллисту, — изделие ллойярдского клана Кордсдейл.

— А пушки? — с пристрастием допытывается Арден.

— Пушки… где ж у нас тут пушки? Ага, смотри сюда, — я подвела ребенка к еще одной, небольшой панораме в углу зала, — Вот реконструкция осады города Луаза. В этой кампании, да будет тебе известно, использовались самые новейшие мортиры и бомбарды…

— Знаю, — кивает головой ребенок, — мне дедушка Лорад рассказывал.

— Какой дедушка? — не поняла я.

— Мой дедушка. Лорад Восьмой Завоеватель. Он, — просвещая непонятливую меня, Арден указал пальчиком на портрет полководца, венчающий описание крупнейшей баталии Кавладора последних сорока лет. — Жаль, что здесь, в музее, настоящих пушек нет… Я так хотел пострелять…

И в самом деле, какая жалость, что здесь нельзя пострелять из пушек!!

Я продолжаю экскурсию:

— На стенде с правой стороны ты, если постараешься, можешь разглядеть схему изготовления нюртанга. Сначала добывается нюр — крайне редкий металл. Буквально сотня гномов во всем мире знает, где располагаются его залежи…

Мальчик округляет глаза от столь близкого знакомства с Потрясающей Тайной. Угу, угу, как любил подражать уханью совы один мой странный знакомец. Сотня гномов — но зато в каждом клане! Дураки гномы, что ли, рисковать столь ценной информацией?

К тому же, если потратить восемь-девять суток и внимательно прочитать вывешенную на стенде инструкцию, написанную очень-очень мелкими рунами, можно узнать, что для приготовления одного фунта нюртанга требуется… всего один карат нюра.

Держа в уме все эти тайны, продолжаю шокировать ребенка:

— Потом нюр плавится вместе с серебром и очищенным от примесей железом — по специальной технологии, в чанах и сосудах, покрытых магическими знаками. Ну, и лет через пять-шесть упорных усилий получается нюртанг — сплав, совершенно инертный по отношению к магической энергии.

— Что значит — «инертный»? Нет, я, конечно, знаю от дедушки Аэлифарры, что нюртанг мешает колдовать…

— Инертный — значит, не позволяющий магической энергии питать волшебную Силу мага и не разрешающий уже накопленному магическому потенциалу реализовываться в каких-то инициированных магией действиях. — Я нахмурилась, припоминая. — Собственно, понятия не имею, как этот самый нюртанг работает, но знаю, что маги его больше, чем огня и чумы, вместе взятых, боятся. Так им, магам, и надо! знаешь такую поговорку: на то и нюртанг у гнома, чтобы эльф-волшебник носом не клевал!

Я оскалила зубы в радостной улыбке, долженствующей способствовать непринужденности и живости беседы, и собралась переходить к следующей демонстрации:

— А это…

Из соседнего зала доносится истошный вопль.

* * *

У принца Ардена загораются любопытством глаза, и он сломя голову бросился на звук. Я следом. Распахиваем двери…

Четыре разбойного вида личности нападают на гнома, добропорядочно гуляющего по лесу. Гному убежать не удается, его ловят, стаскивают с него сапоги и начинают выпытывать, где он зарыл клад.

Мальчик внимательно рассматривает картину, и оборачивается ко мне за комментариями.

— Господин, или, как величали его жители Пелаверино, маэстро Брюль, ранние работы. Смотри внимательно, твое высочество.

Из купы деревьев на заднем плане картины выныривает десяток гномов, осторожно подкрадываются, и резво нападают на четырех разбойников. С анатомической точностью отсекаются руки и две головы, спасенный гном — босиком, борода встопорщена, топор хищно поблескивает — бегает за обидчиками…

Мальчик досмотрел картину до конца.

— Говорят — это всего лишь версия, которую трудно подтвердить или опровергнуть из-за давности времени, — занудным тоном дипломированного экскурсовода вещаю я, — что в первые годы своей карьеры маэстро Брюль испытывал некоторые финансовые затруднения, поэтому и нарисовал сразу несколько картин своего знаменитого «Охотничьего цикла» на одном холсте. Вот, собственно, этот холст и есть. Потом, как ты, наверное, слышал, господин Брюль прославился на весь континент своими масштабными работами. «Коронация короля Куперсмита», «Катание на санях зимой в Лугарице», «Фносский полдень», «Купание вороного кентавра», «Сожжение Вертано», посвященное завоеванию викингами герцогства Пелаверино и пожару, который они устроили там, в столице, «Нашествие леммингов», «Последний день Шан-Ду» — Шан-Ду, может быть, ты слышал, был городом в Вечной Империи Ци. Император захотел работу кисти знаменитого художника, и приказал придворным магам устроить землетрясение, чтоб картина получилась эффектнее. Для одного из самых масштабных полотен маэстро Брюль заказал — и, что не менее важно, получил три с половиной тысячи статистов-натурщиков! Вот она, эта картина: «Штурм Аль-Тораза». Нет уж, твое высочество, лучше поверь на слово: на полотне действительно изображены три тысячи воинов; и не надо их пересчитывать.

В нашем музее представлены и картины ллойярдского цикла маэстро Брюля: «Экзамен у некромантов», «Полночь на кладбище», «Портрет неизвестного с красными глазами»… Правда, детям до шестнадцати лет на них смотреть не рекомендуется.

Мальчик, слушая мои россказни в пол-уха, снова повернулся к «Охотничьему циклу» и вытаращился на полотно.

В массивной бронзовой раме тем временем разворачивалась следующая сценка. По лесу идет девушка-гном в красном чепчике, а поблизости от тропинки, за деревьями, мелькает волчья спина.

Я поторопилась увести ребенка от неподобающих зрелищ.

— А в следующей зале, — проговорила я, закрывая за собой дверь плотнее, чтобы ребенок- пусть даже такой чудной, — не увидел, чего требует волк от Красного Чепчика, и как ему за эти требования достаётся. Мне всегда искренне жаль, когда несчастное животное попадает в безжалостные лапы маньяка, — ты можешь видеть картины художника Гюрзовского. «Трехголовые змеи, пересекающие пустыню», «Кобра в шляпе», «Портрет кавладорской обыкновенной гадюки» и «Девятый удав».

— Он что, только змей рисовал?

— Нет, не только. Вот, посмотри, шедевр: «Дракон Жжогг, пожирающий быка в горах Шумерета».

Принц наклонил голову на бок, внимательно изучая художественное полотно.

— Быка не вижу, — пожаловался мальчик.

— Бык уже внутри, — пояснила я. — Хотя ты прав, у Гюрзовского на редкость однообразная тематика произведений. Буренавец, что ты хочешь! У них каждый четвертый житель — оборотень, вот оставшиеся три четверти усиленно подделываются, страсть к животным изображают… И безопаснее — сосед не покусает, и вообще…

— Мама говорит, что оборотни намного дольше живут. Это правда?

— Я откуда знаю?

— Но вы же, госпожа Ядвига, оборотень!

— Ты что, спрашиваешь меня о моем возрасте? — я рассердилась и непроизвольно зарычала. Мальчишка поспешил исправиться:

— Нет… да… Я только… А папа говорит, — принц спешно придумал новую, как ему показалось, тему для разговора: — что король Буренавии Мирмидон хочет стать оборотнем, чтобы жить подольше. Но королева Ефрасея и придворные маги ему запрещают.

— Буренавец, — протягиваю я скептически, показывая, что даже такой профессиональный оборотень, как я, не чужд пониманию сложной человеческой натуры: — что ты хочешь — у них на севере зимы холодные, долгие, смотришь, как метель сугробы наметает — всякая чушь в голову лезет…

Мы с принцем внимательно изучаем развешенные на стенах полотна разнообразных художественных школ, степенно сравнивая достоинства пейзажей, портретов и натюрмортов. И вдруг…

Мимо нас пробежало что-то небольшое, локтей двух с половиной ростом, зелененькое, чешуйчатое, с редкой шерсткой на плюгавенькой голове, с оттопыренными острыми ушами и равномерно-пронзительно визжащее. Его высочество вежливо спросил меня, что это.

Компактное, чешуйчатое, зеленое, ушастое и громко орущее пронеслось мимо нас в обратную сторону.

— Гоблин. Чучело стоит в коридорчике рядом залом Минорных Магических Народностей: понимаешь, алхимики никак не договорятся, куда ж его определить. Магическими способностями, кроме надоедливости, гоблин не обладает. А ставить его в зал куда-нибудь к разумным существам — немного стрёмно. Чучело все-таки…

Гоблин промелькнул мимо нас в третий раз.

Патологически вежливый и самоубийственно любопытный ребенок заинтересовался моим компетентным мнением, является ли гоблин разумным существом.

Гоблин проскочил мимо нас в четвертый раз. От крика и топота закачались картины, вазы и инициировалось дребезжание статуэток.

— Лично я согласна с мнением мэтра Питбуля из Уинс-Тауна, что…

Гоблин появился в пятый раз, музейная пыль за ним вилась нестройным хвостом, и я не выдержала.

С рёвом прыгнула на чешуйчато-зеленую тварь, успевая перекинуться в полёте, прижала тщедушное тельце к паркету и грозно зарычала.

Гоблин немедленно прикинулся мёртвым.

Несколько секунд сохранялось статус-кво — я прижимала чешуйчатую заразу к полу, зараза вполне правдоподобно прикидывалась тушкой, мальчик скрупулезно изучал нашу скульптурную композицию. Первым не выдержал и нарушил затянувшуюся музейную тишину мальчик.

— А можно, я задам ему несколько вопросов?

— Зачем? — удивилась я, бросив гоблина лежать, где упал, и вернувшись в человеческое обличье. Встала, отряхнула полы мантии. Гоблин упорно не двигался.

— Чтобы выяснить, разумный ли он.

— Мальчик, — мурлыкнула я. — Верней, твое высочество! Посмотри внимательнее — это же чучело. Оно уж точно не может быть разумным.

— Как — чучело? — любознательность и пытливость принца Ардена поистине умиляют. — Он же только что бегал и вопил?!

— И что? Непроизвольные мышечные сокращения, всего-навсего.

Мальчик помолчал минутку. Я заворожено следила за тем, как протекал мыслительный процесс в детской голове. Вот сейчас до него дойдет, и он задаст сакраментальный вопрос:

— Но разве у чучел есть мышцы? — осторожно поинтересовался мальчик.

Я постучала себя по лбу согнутым пальцем. Звук получился глухим.

— Ну, подумай сам, твое высочество. Это же чучело — у него не может быть мышц. — Я подняла с пола чучело гоблина, поставила его в угол, чтобы не мешалось. — Просто он настолько глупый, что не понимает, что двигаться и издавать звуки не может! Чего ты, в конце концов, хочешь от гоблина!

Мальчик похлопал карими глазенками.

* * *

Чтобы успокоиться после шока, в который меня всегда повергает эта чешуйчатая вопящая тварь (я имею в виду гоблина), веду принца в свой любимый зал:

— А сейчас ты, твое высочество, имеешь уникальный шанс познакомиться с шедеврами женских ремесел: вышивкой гла…

— Фу, — скривился Арден. — Занятие для девчонок.

— Вышивка гладью, — с легкой угрозой в голосе произнесла я. — Вышивка буренавским мелким крестиком, чудурским косым двойным, анжерийским гобеленовым швом, мелким орберийским бисером…

У мальчишки медленно, но верно стекленеют глазки.

— Кружева охохонские, кружева перуэллские, луазские, тривернские, и, наконец, самые ценные — брабансские, — показываю я, — буренавские коклюшки, подлинные спицы Императрицы Ню из Нан-Пина, а это — риттландские… м-м… кольчуги…

Его высочество тут же покидает предкоматозное состояние и прислушивается гораздо внимательнее:

— Вот в этом углу можно посмотреть на типичные занятия обитательниц Риттландских островов: выделка шкур полярных медведей, резьба по моржовой кости и охота на викингов. Мда… Жаль, что ты пришел ночью: днем можно послушать запись традиционных песнопений прекрасных жительниц Зинга.

— Вы имеете в виду Зингских Валькирий? В прошлом году нас с сестрами водили на их концерт; с тех пор я не люблю оперу… — вяло отнекивается мальчишка.

— Ну, строго говоря, валькириями, согласно риттландским поверьям, являются божественные воительницы, а выступают с концертами даже не натуральные риттландки, а так, ансамбль песни и пляски северных народностей… Спасибо, что напомнил о божественном. Теперь пошли в зал, рассказывающих о самых известных религиях континента.

Подвожу его любопытное высочество к дверям, распахиваю обе створки. С некоторым изумлением рассматриваю вместе с мальчишкой деревянные обломки, разбитые ковчежцы для мощей, мраморную крошку разнообразных алтарей, погнутые кубки и потиры… Мальчик вежливо запрашивает комментарий.

— А… ф… мм… — тяну я, соображая, — наверное, здесь опять прошел диспут на тему, какое из божеств является главным. Вообще-то, Министерство Чудес Кавладора, да и любого другого королевства, тщательно следит, чтобы последователи и священники разных Орденов жили в мире и дружбе, как проповедуют своим прихожанам… Увы, стоит Министерству Чудес отвернуться…

«Или ночному сторожу запереть дверь зала», — про себя добавила я, и вслух продолжила: — Все, пиши пропало. Будут использовать весь сверхъестественный потенциал, чтобы доказать свою правоту, — я выгоняю мальчишку из музейного зала и прикрываю за собой двери, — Допрыгаются эти боги… — скептически предрекаю я, качая головой, — Останется в живых только один — что в одиночку-то делать с множественной Вселенной будет?

Следующий зал, прежде чем впустить в него королевского ребенка, я тщательно обнюхиваю. Любопытный мальчишка — и не терпится ему! — спешит пролезть у меня под локтем, сунуть свой неукротимый нос и спросить, что означают все эти картинки, озаряемые магическими вспышками.

— Как тебе объяснить… Видишь ли, у вас, человеков, очень странная история.

Мальчик, естественно, не поверил. Пришлось комментировать, судорожно пытаясь припомнить речь, которую толкал какой-то алхимик на открытии экспозиции лет этак девяносто назад.

— Во-первых, не ясно, с какого момента начинать отсчет подлинно человеческому обществу. Гномы и эльфы от изложения фактов на подобные темы начинают ржать, как сивые мерины, и лезть с комментариями, типа всё было совсем не так. Во-вторых, когда этих советчиков ученые спрашивают, а как же было на самом деле, все смущаются, начинают ковырять пол сапожком, и рассказывать, что они лично и никто живой из их родственников ни в каких войнах не участвовал, ни в каких темных делишках замечен не был, и вообще, они безобиднее кроликов. К тому — это пункт «в-третьих», хронология в некоторых королевствах, не в обиду вашему семейству будь сказано, такая, что у гидры головы петлями завязываются: год Бунтующего Камыша, год Веселого Монаха, год Ирбиса, год Кругового Путешественника… А в-четвертых, но в-главных, когда люди все-таки как-то ухитряются договориться с гномами, эльфами, кентаврами и драконами, какие события считать важными, а какие — малозначительными в истории мирового сообщества, вмешиваются служители разных орденов и начинают выяснять, а не противоречат ли установленные факты концептуальными мировоззрения любимого божества. Ну, а чем заканчивается спор богов, ты только что видел в соседнем зале.

Так вот. После долгих споров и разбирательств алхимики Королевского Университета все-таки создали некоторую усредненную модель, повествующую о начале и продолжении человеческой истории.

Мы с Арденом подходим к экспозиции и глубокомысленно наблюдаем. В данном случае экспозиция представлена уменьшенной копией континента — видны зеленые насаждения на месте Чудурского леса и Буренавии, горы повыше (Шан-Тяй и Шумерет), горы пониже; тонкие ниточки дорог, узкие голубые пунктиры ручейков, проплешины полей, миниатюрные — в пять-шесть дюймов, крепости, игрушечные города…

— Назови какую-нибудь дату, — прошу я принца. — И страну, которая тебя интересует.

— Год Пикирующего Дракона! Королевство Кавладор!

Я подхожу к бронзовому диску с вплавленными в поверхность мерцающими кристаллами, пытаюсь на запах определить, какая блестящая штучка к чему относится. Потом, махнув лапой, — а-а, мы, оборотни, живучие, можно рискнуть! — наугад нажимаю пять кристаллов.

Над игрушечной копией континента разносится многоголосый вой, все земли, сколько их есть в модели, мгновенно погружаются во мрак.

— Солнечное затмение! — догадывается мальчишка. — Ух ты!!! А я не верил, что такой алхимический факт бывает…

— А может, какой-нибудь давно обещанный Темный Властелин объявился, — пожимаю я плечами. — Тоже давно дискутируемый магический факт…

Откуда-то из середины земель (может быть, из предполагаемого Кавладора), взлетает вспышка молнии, которая ненадолго освещает окрестности. Мы с принцем успеваем заметить выстроившиеся в боевом порядке армии с поникшими знаменами, потом мрак возвращается — но уже периодически расцвечиваемый вспышками магических заклинаний и огненными точками пушечных выстрелов. Я усиленно пытаюсь догадаться, что бы это значило. А тем временем вдруг образуется огненный смерч над юго-восточным краем модели — там, где должны возвышаться горы Южного и Восточного Шумерета, еще несколько секунд — и мы с мальчишкой (он — проглотив язык от удивления, я чисто случайно поймав пролетающую наглую муху зубами) имеем счастье лицезреть великолепное извержение вулкана.

Его уменьшенной магической копии, разумеется.

Пронаблюдав за вооруженным столкновением, природным катаклизмом и окончательным концом света, мальчик запрашивает у меня — меня! — компетентный исторический комментарий.

— Ну… как это… Астрологи ведь постоянно предсказывают вселенскую катастрофу! вот, наконец, она и сбылась…

— А как же… — не понимает мальчик, — история?

— История, твое высочество, как и пелаверинские меры веса — вещь относительная.

Я с отвращением смотрю на вконец разрушенную модель мира и спешу покинуть зал, чтобы никто из дирекции, которой утром предстоит разбираться с этим шедевром вандализма, не вздумал случайно связать мою прекрасную особу и разруху в зале Истории.

Проходим по коридору и поворачиваем направо.

— Здесь начинаются залы, посвященные достижениям современной Алхимической Науки. Вот для сравнения позавчерашний день алхимии: посмотри, вот кайло, перегонный куб и глиняная клинописная табличка. Здесь — коллекции, гербарии, механизмы, хроники, почетные дипломы… Так… реконструкцию анатомического театра посмотришь, когда станешь совершеннолетним. И не трогай пробирки!

— А что там? — с замиранием сердца спросил любопытнейший принц. Я, в очередной раз чувствуя себя монстром, поспешила лишить его иллюзий:

— Обыкновенная вода. Ну, может быть, подкрашенная. Для красоты.

— А почему тогда их нельзя трогать?

— Почему-почему! Потому что они взрываются. И у магов начинается нервный шок: что такого сделали алхимики, что у них взрывается обыкновенная вода? Не-ет, твое высочество, даже думать не моги взять экспонат! Рассержусь и покусаю…

Мы пошли дальше. У принца Ардена едва голова не свернулась, так его заинтересовали достижения Алхимической Науки.

— Внимательно смотри, куда ступаешь: паркет в этом зале изображает тринадцать созвездий, давших имена месяцам года. Не топал бы ты по Короне… Осторожно, Зеркало!

Мальчишка попытался переступить опасный участок. Разумеется, не удержался и поскользнулся.

— Месяц Зеркала, как утверждают астрологи, — поучаю я, — благоволит к свершающейся мести, возвращению долгов… и, собственно, всем ситуациям и обстоятельствам, по свершению которых возникает необходимость мстить и отдавать долги. Сама не понимаю, зачем все эти задияки выложили в залах достижений Алхимии. Астрология — лженаука. Любого мага спроси.

Тут я вспомнила, что мальчик — вроде как наследник престола, которого нам, кавладорским подданным, предполагается беречь и охранять, и почувствовала себя неуютно. Поспешила исправиться:

— Хотя лучше не спрашивай. Маги почему-то очень не любят астрологов, и всегда молниями в них кидаются…

* * *

Я перешла к следующему музейному раритету.

— А здесь представлен сегодняшний день Алхимической Науки. Последние исследования и самые перспективные наукообразные направления. Ты, должно быть, слышал, что, когда иберрцы разобрались с попытками Эль-Джалада завоевать их страну, они решили показать всем королевствам пример мирного сосуществования и экспансии без ущемления прав коренного населения. И вот они долго и упорно ищут земли, якобы располагающиеся за Великим Западным Океаном.

— Никак не найдут, — поддакнул мальчик. — Папа как-то говорил маме, что нет у этих искателей системы и методичности в работе… Поучились бы у наших сыщиков!

Я улыбнулась и продолжила:

— Всего, как ты знаешь, за четыреста прошедших лет было организовано шестьдесят шесть экспедиций. Как минимум половина из них закончились удачно.

Мальчишка расширяет глаза в приступе крайнего изумления и тут же — мне не надо быть магом-менталистом, чтобы догадаться, — принимается вспоминать, а не пропустил ли он пышной церемонии встречи авантюристов-исследователей, нашедших-таки далекие Западные земли. Я спешу озвучить комментарии:

— «Удачно» — это по сравнению с остальными, — киваю я на витрины в зале, на пороге которого мы всё еще стоим. Здесь господа оформители постарались, создавая впечатление уюта подводного мира: осветительные магические фонари приглушены, светят через темно-синие фильтры; витрины мягко поблескивают стеклом и скрытыми за ними раковинами гигантских тридакн, жемчужниц… — Штук тридцать экспедиций закончили свое путешествие на дне Великого Западного Океана, а остальные… То были застигнуты штормом и вынуждены вернуться в Аль-Миридо, то команда у них там с чего-то бучу затеяла, то астрологи перепугали отважных моряков своими правдивыми предсказаниями…

Вот карта, составленная алхимиками Университета Аль-Миридо; так называемый Аль-Миридский Список. Здесь обозначены все те моря, где точно нет так называемых Западных Земель. Вот в этой витрине…

Мальчик наклонился к низкой витрине, и еле успел отшатнуться, когда погруженное в глицериновую вязкую массу морское чудище резко всплыло и попробовало напасть на экскурсанта.

— Здесь уменьшенная магическая копия восьминога гигантского, который двести лет назад напал на столицу Иберры. Эта копия тоже действующая. К комплектации экспонатов Королевского музея принято подходить вдумчиво и ответственно. А в этом шкафу ты, твое высочество, можешь увидеть уникальное зрелище, — торжественно восклицаю я и умолкаю, вроде как от нахлынувших возвышенных чувств.

— Похоже на апельсин, — протянул мальчик, внимательно разглядывая экспонат.

— Точно, апельсин, — согласилась я. Выдержала паузу. Тоненький слабый голос совести, гласящий, что я издеваюсь над девятилетним ребенком, я задавила обеими руками. Ребеночек, как же! Не заплатил мне пять золотых — пусть расплачивается натурой!

Э-э… В смысле…

— А что особенного в этом апельсине? — не выдерживает любопытный ребенок. Я стала осторожно продвигаться к выходу из зала.

— Ну, по мнению мэтра Сандро из Химериады, одного из виднейших представителей знаменитой фносской Академии Под Открытым Небом, этот апельсин является моделью нашего мира.

— То есть как? — спросил мальчик.

Он повернулся спиной к шкафу, и не увидел, как из Аль-Миридского Списка принялось расти и расползаться во все стороны прозрачное голубое облачко.

— Если утром посмотреть на море, — приступила я к пространным объяснениям. Тем временем магическая копия восьминога сдвинула крышку витрины и приступила к медленному преодолению бортика своего «аквариума». — То ты увидишь, как вдали вдруг начинают подниматься мачты кораблей. Один кораблик, два кораблика, три… Хотя лучше сразу пять. Путешественники, плывущие на кораблях, наоборот, по мере приближения к суше, вдруг начинают видеть шпили самых высоких зданий города, потом более низких…

Из эксклюзивных обломков матросских сундуков, бортов кораблей и парусных обрывков, свидетельствующих об успехах Иберры в поисках Западных Земель, тем временем выросла пара десятков призраков.

— Такая поступательность и постепенность, по мнению мэтра Сандро, является доказательством того, что мир круглый. Как апельсин. И…

Я не успела закончить фразу: мальчик вдруг заметил, как оранжевая корка апельсина лопнула. Его любопытствие тут же подобралось ближе, чтобы рассмотреть объект во всех деталях.

С боевым присвистом призраки выстроились боевым порядком. Сандро из Химериады поспешно попытался спрятать свою лохматую голову обратно в апельсин.

Как я могла упустить такое из виду! Мальчишка же обыкновенный, он наверняка не видит призраков!

Дыша злостью на собственную недальновидность, я бросилась в зал Магических Артефактов, принесла хрустальный шар и ненавязчиво подсказала мальчику посмотреть на витрину еще раз.

Принц заинтересованно взял в руки магическую сферу, покрутил сей волшебный хрустальный шар, после чего все-таки последовал моему совету. И буквально прирос к месту, боясь пропустить жест или слово потусторонних существ.

— Круглая! Круглая?! Круглая, говоришь, Земля?! И, отправившись на запад, можно обойти ее всю и вернуться обратно в тот же порт?! — кричит призрак пропойцы-боцмана, и алый нос его разделен на половинки стеклом шкафа. — Я тебе покажу круглую Землю! Ужо я тебе покажу!

— Свинья коняческая! — вторил боцману призрак отважного капитана. — Меня подговорил, проверить, значит, гипотезу, а сам, подлец, в кусты! К своей подружке под бочок! У него, видите ли, копыта на палубе разъезжаются! Макушка потолок каюты задевает! Он, видите ли, силён в теориях! А я, значит, помирай в море! Свинья ходячая, непарнокопытная…

Бывший Сандро, с трудом вмещающийся в некрупном апельсине, тщился обрести укрытие от безжалостных обвинителей, но не успел: мерцающий в лунном свете ученик мага с воплем — «Говоришь, всегда можно вернуться?! Говоришь, телепортируйся при первых признаках бури?! Говоришь, морских чудовищ в ближайшем море не ожидается?!» проникнул через стекло насквозь, ударил со всего маху по апельсину ногой, и призрак ученого-кентавра вылетел на пол. Оказавшись на полу, мэтр Сандро из Химериады, развернулся во весь кентаврий рост и, сверкая прозрачными копытами, бросился наутёк. Толпа утопленников погналась за ним — улюлюкая, подбадривая себя и сотоварищей по несчастью, отбивая в сторону вещественные реликвии иберрских потерянных экспедиций за неведомым счастьем.

Призрак вороного кентавра попытался сбежать вон из залы, но в дверях он угодил копытом в плотные объятия гигантского восьминога (уменьшенная магическая копия). Зрелище было презанятнейшее.

Мальчик восторженно впитывал новую информацию. Мой придушенный голос совести на секунду пробудился при мысли о том, что существенной частью информации является непередаваемый печатным образом лексикон необразованного и крайне разгневанного контингента исследователей-неудачников… Ну что ж. В жизни пригодится.

— А здесь, — продолжаю я ночную экскурсию, — ой, подожди, сейчас справлюсь с замком… Магический шар, будь добр, поставь в уголок, чтоб призраки его не уронили… Ну, вот. Смотри, твое высочество. Здесь представлены флаги и гербы самых крупных и влиятельных государств освоенного разумными существами мира. Розы и меч королевства Брабанс, солнечная корона Иберры, снежный тигр Буренавии… Угадай, что за черное полотнище? — с ехидцей спросила я, питая надежду, что сейчас посажу в лужу незнания своего любопытного экскурсанта.

— Герб королевства Ллойярд — вернее, Соединенного королевства Ллойярд-и-Дац. Черная летучая мышь над черной крепостной стеной на черном фоне, — бойко отвечает Арден. Я поморщилась: ну конечно, воспитатель и наставник подрастающего королевского поколения, мэтр Фледегран не из тех, кто даром жует свои полкраюшки… — Геральдический символ образован из герба династии Дацких принцев — летучая мышь на фоне магической четырехлепестной фигуры; и герба династии Ллойярдских королей — Черной Дыры в Бесконечность; обозначает стойкость, мужество, власть над тайнами Хаоса, торжество Тайных Знаний…

— Верно, — мрачно соглашаюсь я. — Снисходя к смиренным просьбам подданных, король Блексмит Джонс разрешил использовать в обозначении гербовых мотивов разные оттенки серого… Но в Королевском Музее, как я уже упоминала, принято вдумчиво и серьезно подходить к комплектации экспозиции. Ладно, не будем привередничать. Вот тебе, — показываю я на развешенные по стенам гербы и флаги, — семь золотых пик герцогства Пелаверино, рог изобилия наших друзей, фносских кентавров, черный дракон Вечной Империи Ци, звезды и полумесяц Эль-Джалада, а это…

— Золотой дуб Кавладора!

— Молодец, твое высочество. Вернешься во дворец — разрешаю украсть пирожок из королевской кухни. Та-ак… — вдруг обнаружила я в своих музейных владениях новый экспонат. Подняла с подставки роскошно изданный том в полный пергаментный лист размером, толстенный, переплетенный в кожу прекрасной выделки. Переплет был черным, на верхней обложке в отблесках магического фонаря сверкал, подрагивая искусно выполненными золотыми листочками, кавладорский дуб, сияли золотые цепи… Я понюхала книгу, пытаясь догадаться, о чем она. — Почему не знаю? Кто посмел дополнить выставку и меня не известить?

— Это… вы позволите, госпожа Ядвига? — деликатно поднял руку, как на уроке, принц. Подошел поближе, прочитал первую страницу фолианта. — Это, наверное, обновленный Свод Законов и Уголовный Кодекс Кавладора.

— Нет, твое высочество, ты что-то путаешь. Уголовный кодекс — эта такая засаленная истрепанная грамотка, которой размахивают судебные приставы и полицейские, когда приходят кого-то арестовывать. У нее еще сургучная печать на шнурке болтается… — нахмурившись, припомнила я.

Мальчик преисполнился гордости:

— Вы, госпожа Ядвига, правы, так и было до последнего времени. Но мой папа, Гудеран Десятый, решил переработать кавладорское законодательство и вот результат его трудов. Промежуточный, — пояснил Арден. — Папа еще не уверен, что достиг должной степени совершенства…

— Бедное королевство! — фыркнула я, откладывая книгу, — Спорю на собственный хвост — сейчас все дружно бросятся в законопослушность! Кроме убежденных воров и не менее убежденных убийц, мошенников, разбойников и некромантов… Ну, следующая часть выставки тебе совершенно не интересна — парадные короны твоих родителей, скипетр, мантии, официальные портреты… — Я изучаю развешанные на стенах полотна. Мальчишка, правильно истолковав направление моего взгляда, подсказывает — видимо, думает, что я сама не догадаюсь:

— Это мои сестры, Анна и Дафна, это дядя Роскар, тетя Ангелика, а это я, — указывает Арден на серый квадрат, аккуратно выписанный на холсте в крайней правой золотой раме.

— Совершенно не похож. Художник плохой попался? Ксиприссионист? Или габстракционщик?

— Нет, — вздохнул Арден. — Это я сбежал, чтоб не сидеть, не позировать. Скучно стало…

— Мм… — глубокомысленно протянула я. — В следующий раз, как заскучаешь, советую забраться в лабораторию придворного мага. Поверь опытному охранному артеф… то есть, я хотела сказать, поверь опытному охраннику: нет ничего интереснее и замечательнее, чем пристальное вдумчивое знакомство с магическими эликсирами, артефактными заготовками и прочими волшебными штучками!

Ребенок мгновенно купился на фальшивый тон моей неискренней заботы. Он понурился, скривил губу, будто собираясь поплакаться, и произнес:

— Я бы рад… Но мэтр Фледегран и дедушка Аэлифарра, когда вдруг покидают Королевский Дворец по делам, всегда плотно запечатывают башню магов. После того случая с дядей Роскаром…

— Какого случая? Почему я не слышала подробностей? В каком зале выставили для всеобщего обозрения итоговое тело?

— Дядя Роскар, когда был маленьким — таким же, как я сейчас, — пробрался в лабораторию мэтра Фледеграна и выпил эликсир, который наш придворный маг готовил для дедушки Лорада.

— И что?

— Если бы эликсир выпил дедушка, — продолжает совсем по-взрослому, солидно, объяснять принц. — Он бы просто выздоровел — он тогда сильно простудился и кашлял. А Роскар и так здоровый был. И от этого эликсира начал усиленно расти. «Акселерировался», — по слогам произнес трудное слово мальчишка. — С тех пор дядя Роскар такой высокий, сильный и никогда не болеет…

Я зафыркала, сдерживая ехидный смешок.

— Раз уж мы заговорили о принце Роскаре, — я поманила принца за собой, выдержав паузу, чтоб он прочувствовал торжественность момента, распахнула двери и щелкнула рычажком на стене, включая магическую подсветку: — Па-бам!! Зал, посвященный рыцарству вообще и подвигам твоего дяди в частности.

— Ух ты!!! — восторженно завизжал Арден. Подбежал к изрубленному щиту, с которым принц Роскар сражался в последней заварушке с викингами; присвистнул, потеряв дар речи, при виде великолепной, оживленной магией, панорамы боя Роскара с фносскими гидрами… А уж охота Роскара на дракона — в пропорции один к ста, причем ящер дрожал крылышками и плевался натуральным огоньком, даже запах серы можно было учуять (если, конечно, у вас чутье, как у оборотня), — вызвала прямо-таки фейерверк счастливых эмоций!

Его любопытное высочество просто прилип к картинам, этюдам и наброскам, изображающим сцены рыцарских турниров, осторожно, думая, что я не замечу, провел пальчиком по оружию бывших чемпионов, разумеется, порезался…

Мгновением позже я насторожилась.

* * *

Кажется, в соседнем зале разбилось окно.

Так, оставляем мальчика развлекаться с рыцарскими игрушками, а сами идём отрабатывать гордое звание ночного сторожа.

В зале современных Человеческих Искусств ветер свободно задувает в раскрытое окно. Я осторожно выглянула из-за угла: так и есть, нюх меня не обманул; в музей проникли посторонние. Два человека (кавладорцы — от них несёт обычным, в меру разбавленным талеринским пивом), с ними полугном (запах жителя Тривернских гор), подробно вспоминая родственников тех, кто построил такие неудобные окна в Королевском Музее, пробирались внутрь зала Современной Музыки. Я прокралась к ближайшему окну, прячась в тени, отбрасываемой гигантской арфой, и выглянула на залитую лунным светом улицу. Так: еще двое остались сторожить под окном.

Теперь нужно определить, каким оружием от грабителей пахнет?

У одного человека и полугнома ножи — не самого лучшего качества, свинцовый кастет… Вот гадость! От второго человека серебром несёт… Я искренне понадеялась, чтобы грабители догадались взять с собой луки — и побольше, помощнее. Милое дело, ловить такого горе-стрелка, когда он пытается натянуть тетиву, сидя на корточках в каком-нибудь шкафу. Достаточно поцокать когтями и порычать — стрела уходит в потолок или в ближайшее чучело, а я спокойно волоку обеспамятевшего грабителя в подсобку.

На цыпочках, аккуратно и бесшумно, я пробралась до следующего угла, и, прячась под полуколонной полированного малахита (образец резьбы по камню в лучших гномьих традициях предоставлен банковским домом «Возрожденные Жуки и сыновья»), и принялась высматривать, с чем сегодня придётся работать. Фу-ух… Арбалет. Вполне новый, не пахнущий ржавчиной, арбалет был в руках у распространяющего пивной аромат человека — к сожалению, весьма уверенно стоящего на ногах. И в придачу к арбалету у мужчины имелись болты с серебряными наконечниками — если верить моему носу, болты спрятаны в специальных кармашках, сзади, на широком поясе. Чтобы положить серебряную стрелку на арбалетное ложе, прицелиться и спустить струну — среднестатистическому грабителю требуется от двадцати до восьмидесяти секунд. Можете поверить заслуженному ночному музейному работнику.

Вот только как узнать доподлинно — двадцать секунд, или все-таки восемьдесят? Ца-ца-ца… Если восемьдесят — так это не проблема! Мне, как показывает многолетняя практика, достаточно всего минуты, чтобы обезвредить человека-арбалетчика, но вот если грабитель поторопится и успеет выстрелить первым…

А если попадут? Да еще серебром?! Я затаилась и лишь настороженно следила за перемещениями грабителей по залам ночного Музея. Бр-р… Какая досада.

Так, поразмыслив, я решила следовать запасному плану. Спрятаться и до поры до времени молчать.

— Госпожа Ядвига! Вы где? — нежданно-негаданно раздаётся позади меня детский голосок.

У меня шерсть на затылке вздыбилась. Не мог еще часа три постоять, полюбоваться на рыцарские забавы!!!

Грабителям оказалось достаточно двух секунд, чтобы отвлечься от золотых и серебряных изделий с длинной и пышной хронологией, развернуться на звук голоса, и еще трех мгновений, чтобы начать забрасывать острыми предметами случайного музейного посетителя.

Мне, скажу без лишней скромности, хватило секунды с четвертью, чтобы в своем рысьем обличье добежать до мальчика и забросить его себе за загривок. Со всех четырех лап я бросилась наутек в поисках укрытия. Сейчас надо спрятаться, как можно скорее, хотя бы вон за тот поворот!!

В дверной косяк вонзился, трепеща, арбалетный болт. Второй, чтоб мне с эльфийского дуба рухнуть, будет серебряным. Ядвига, скорее же! Кто лучше тебя найдет, где переждать визит непрошенных гостей, здесь, в стенах Королевского Музея?

* * *

Пожалуй, здесь надо передохнуть и объяснить одно обстоятельство.

Видите ли, я — женщина. Другими словами — принадлежу к традиционно более слабой и, теоретически, стыдливой половине человечества. Ладно, проехали — шутки насчет оборотней и их отношении к человеку разумному я слышала, и могу сама при случае процитировать.

Речь о платье. Оборотню, пребывающему в звериной сущности, оно, собственно, ни к чему. Но нас, двусущностных созданий, иногда пробирает внезапно, и тогда конфуз неизбежен.

Потому я привыкла носить мантию. Раньше были балахоны старо-буренавского покроя, но, перебравшись в столицу, я решила обновить свой гардероб. Постепенно перешла на мантии, которые по всему Музею оставляют господа музейные работники, историки, руководители групп коллекционных изысканий и всяческая шушера вроде студентов. Я женщина не гордая, использую то, что под рукой. Собственно, я вообще не женщина… Ладно. Итак, алхимическая мантия. Максимально широкий покрой, рукава и подол — подлиннее; ворот не затягивать, цвет не маркий, раньше все алхимики, как один, носили черное, но как только в Науку по-партизански пробрался слабый пол, появилось цветовое разнообразие. В таком наряде, даже если вас обстоятельства застигнут в неподходящий момент (например, когда вы прихорашиваетесь перед зеркалом, а рядом возникает кто-то незнакомый и неожиданный), у вас есть шанс соблюсти толику приличий.

Но как эта мерзость, в смысле, широкая и долгополая мантия, мешает быстро бегать на четырех лапах!

Его кавладорское неугомонное высочество тоже оказался неудобным грузом. Мы с ним упали, проехались по полированному паркету (брабансский стиль «Бон-бон», палисандр и кедр), врезались в огромную напольную вазу (изделие клана Моргенштерн, яшма, бронза, стиль «Яблони в цвету»), по инерции вкатились в зал Минорных Магических Народностей.

Прямиком ташуну в зубы.

Я, чего скрывать, была бы нормальной женщиной, заорала бы от неожиданности и омерзения. Не люблю я этих мерзких трупоядных земноводных, очень не люблю! А когда они на меня зубами щелкают, у меня шерсть дыбом встает и когти сами собой из пазух выскакивают!

Отбросив принца в сторонку, я с удовольствием прыгнула ташуну на спину — он, будучи стопроцентным чучелом, не возражал, — и разодрала его в мелкие клочки. Арден закричал что-то вопросительное — типа, чем я занимаюсь, что за люди пришли в музей, в чем повинен музейный экспонат… Он повинен в том, что попался мне в лапы!!

И правильно сделала. Ташуну в зале ММН не место. Никакой магии в нем нет в помине, ни одной чудесной способностью, кроме всеядности, не обладает. Подумаешь, сотворен с помощью магии — так это означает, что ему самое место в зале Забытых Искусств. Но там он одной прекрасной особе на нервы действует, вот его сюда от ме… от нее, особы этой, и запрятали.

Думали, что я не найду!

Я рыкнула мальчишке, надеясь, что он понимает рысий рык и что он догадается бежать следом и не отставать. Сама же для верности откусила ташуну голову, опрокинула каменную горгулью, послала по известному адресу минотавра, играющего на щелбаны в загадки со скучающим без аквариума тритоном и распутным сфинксом, перепугала до смерти выглянувшего из каминной трубы домового и с наслаждением продрала когтями ком кисеи, увенчанный парчовым тюрбаном. Давно собиралась познакомиться поближе с этим «экспонатом», который директор Музея купил под видом джинна у неких прощелыг, но все никак лапы не доставали.

Выбегая из зала ММН, мы с мальчиком, действуя удивительно синхронно и слаженно, уронили пришедшую поинтересоваться, что за шум в стане соседей, деревянную, в полный рост, скульптуру розовопятого тролля, и она покатилась по коридору, весело рассыпаясь трухой.

* * *

Не буду жаловаться: нам очень повезло. Когда мальчик споткнулся, упал на угол моей мантии, и вместе мы проехались до зала Древних Войн, оружие, сорвавшееся с пьедесталов, постаментов и стен, все-таки падало не на нас, а рядом.

Я кувыркнулась через голову, возвращая себе человеческий вид. Выдернула вонзившиеся в рукава и хвост моей мантии клинки и лезвия (секиру малую цинскую «восток-запад», гномий боевой топор, тесак размера «Тролль»; ритуальный серп античного друидского культа, парадный ятаган эль-джаладского эмира и пр.), и осторожно поинтересовалась, а жив ли мальчик.

Мальчик — какая прелесть! — не сбившийся с дыхания и не проявляющий признаков панического испуга, снова, с оттенком прогрессирующей патологии вежливости, спросил меня, что случилось.

Жутким, не доступным человеку усилием воли, проглотила рвущиеся с языка первые пять вариантов ответов на поставленный вопрос. Отряхнула порванные рукава мантии и сообщила, что музей подвергся нашествию грабителей.

Чадо, очевидно, слишком долго общалось со своим рыцарственным родственником. Потому как, ничуть не сомневаясь, оно мгновенно выдвинуло предложение поймать нехороших дядей.

Дядей-то поймать недолго, — подумалось мне, — а вот с серебром что делать?

— Хорошо, — согласилась я — для вида, с целью потянуть время, — вот только переоденусь.

— Зачем? — наконец-то изумился Арден.

Я с трудом подобрала слова, которые было бы не стыдно произнести в обществе женщин и детей.

— Это полузабытая эльфийская методика ловли воров.

— И в чем она состоит?

А я откуда знаю? Я что, эльфийка? Или юность в эльфийских рощах на травке провалялась? Р-рр, я не имела в виду ничего аморального!! Еще немного — и я специально уверую в какое-нибудь божество, чтобы иметь полное моральное право закричать: «О боги, за что вы наказали меня должностью экскурсовода для любопытных королевичей!!!»

Со всех ног бросилась в подсобку, располагающуюся чуть в стороне от наиболее посещаемых залов, рядом с кабинетом директора музея. Стряхнула с себя превратившуюся с лапшевидные лохмотья старую мантию, натянула запасную мантию директора музея, и попутно навешала словесную лапшу на ушки не в меру любознательного принца, что ловить воров (по эльфийской методике) надо чем-то острым, сохраняя безупречный макияж и царственную осанку.

Мальчик всё очень внимательно выслушал, сосредоточенно кивая в такт моим рассуждениям, по-взрослому хмуря брови, и даже, кажется, законспектировал мою речь на крахмальных манжетах.

Приведя свой вид в соответствие с высокими этическими стандартами, я, придерживая мальчишку за спиной, прокралась обратно. Притаившись в тени скульптурной группы, изображающей какого-то древнего воина на колеснице, я слышала, как громилы и полугном шастали по музейным залам, высматривая нас.

Воображение услужливо дорисовало картину: вот воры входят в очередной зал, снимают с подставок всё золотое, выковыривают драгоценности, из чего только под руку подвернется, переставляют таблички с подписями… А дракона-то я заперла, дура безмозглая! И ведь обычным оборотнем в наш просвещенный век никого не испугаешь! А призраков-то они не увидят!

Тут мою голову — хорошо, что полнолуние, и голова вполне человеческая, — посещает Идея.

Кто-то подергал меня за руку. Обернулась и увидела, что принц Арден смотрит на меня снизу вверх, серьезно хлопая ресницами и явно ожидая более подробного рассказа о чудесных эльфах-дозорных. Совершенно невежливо отмахнувшись от его настырной любознательности, я помчалась сломя голову обратно в зал Достижений Алхимии (раздел прикладной фармакологии), отперла угловой шкаф и достала скромный кувшинчик.

Кувшинчик — так себе, как уже говорилось, кавладорская керамика высокой оценки не заслуживает; но вот его содержимое не зря получило Королевскую Премию в год Желтой Хризантемы — если, конечно, не врут экскурсоводы.

Распечатала кувшин, набирала полную горсть мази и, раз уж мой замечательный ночной гость снова оказался рядом, собралась размазать алхимическую новинку по его лицу. Мальчик отшатнулся и спросил, что это такое.

Как и положено благовоспитанному принцу — вежливо, благовоспитанно и невозмутимо. Хотя выражение его личика не меняется, я на всякий случай решаю, что он испугался. И, призывая на помощь всю фантазию и воображение, спешу успокоить:

— Это растительный… м-м… крем. Для кожи. Не бойся, твое высочество, он абсолютно безопасен. Не ядовит. И даже запаха лишён. Вот, смотри, — я разукрасила собственное лицо. Круговыми движениями обвела желеобразным «кремом» глазницы, сделала мазок по лбу, два — по скулам.

Мальчик, может быть, и хотел что-то возразить, но я решительно вымазала и его мордаху. Для верности нанесла крем на рукава — и свои, и чужие.

Сразу почувствовала себя лучше. Будто нацепила полный стальной доспех гномьей работы.

— А теперь мы пойдем ловить воров. Знаешь, как ловят воров?

Мальчик минутку подумал.

— На сладкое?

— Нет. Это пчел или детей. Воров, мой юный друг, ловят на самое ценное. И по счастливой случайности я знаю совершенно точно, где оно хранится. В самом-самом темном зале, в самом-самом крепком сейфе…

Мы с принцем Арденом осторожно пробрались в нужное место.

— Что это за зал? — шёпотом спросил любопытный принц. О боги! Есть ли способ приостановить этот поток вопросов?

— Природных минералов. Агаты, алмазы, аметисты и дальше по алфавиту… Тс-с. Молчи, твое высочество. Стой здесь. Я сейчас погашу все магические светильники, и будем действовать осторожненько.

— А… — попытался спросить меня еще о чем-то королевский ребенок, но я уже убежала.

После краткой содержательной, насыщенной взаимными угрозами и обещаниями беседы со знакомым призраком изобретателя громоотвода — мы с ним старые приятели, столько раз в пылу научного диспута громили музейные окна, — грабители начали продвигаться в строго определенном направлении. Призраки утопленников и несостоявшихся первооткрывателей, отвлекшись от сведения счётов, со всей возможной услужливостью принялись подсовывать им вещицы поценнее да помассивнее. В итоге полугном согнулся под тяжестью мешка и закряхтел, дрожа коленками от перегрузки. А люди, которым выпитое придало смелости, всё добавляли и добавляли — то резной кубок, то сверкающую диадему.

Зрелище троицы воров, не спеша следующих в приготовленную для них ловушку, привело меня в приподнятое расположение духа. Я уже предвкушала, как сейчас выскочу — прямо на спину тому, что с арбалетом! И очень надеялась, что он успеет спустить тетиву — по моим расчетам, хотя я, конечно же, недостойна занимать место в галерее портретов ведущих математиков и инженеров Кавладора, — по моим расчетам болт из арбалета первого громилы должен был вонзиться в филейную часть второго.

И надо же было паршивцу гоблину понадобилось ожить именно в этот момент!

Я взвыла от разочарования! Взвыла, наблюдая, как чешуйчато-зеленый музейный кошмар со всего маху врезается в полугнома, и с тщанием подобранный компромат рассыпается по полу!

Жадный полугном бросился подбирать рассыпавшиеся сокровища. А гоблин не вписался в очередной поворот, вышиб своей плешивой глупой башкой запертые двери — и заорал, его мамашу, наступив в уменьшенную копию гигантского восьминога, совершающего ночной обход музейных помещений.

Вот так и страдаем мы, музейные работники, под ногами равнодушных посетителей…

Заслышав вопли, гулко прокатившиеся по пустым музейным залам, воры поспешили отойти подальше от гоблина и восьминога, и только они приблизились к очередным створкам, как те распахиваются, и на пороге появился его высочество наследный принц Кавладора Арден.

Судьба у него, что ли, такая — появляться там, где не просят?

Впрочем, сейчас это не важно.

Важно то, что луна выбрала сей миг, чтобы скрыться за тучкой, и в Музее сгущается темнота. И в полумраке, разгоняемым неверным бликом далеких уличных фонарей, растительный алхимический «крем» светится жгуче-зеленым холодным некромантским пламенем, являя зрителям слегка вытянутый череп и очертания неправильной, скособоченной формы плечевых костей.

Полугном выдал с низкого старта, не тратя лишнего времени на ругань и попытки унести награбленное. Человечки, может, были бы рады последовать его примеру, но на их пути восстала я.

Очертания моего черепа изящны, округлы и величественны, как и подобает крупному хищнику семейства кошачьих. И усы зеленеют распустившейся цинской хризантемой…

* * *

Следующие полчаса прошли в атмосфере тихого музейного счастья. Я была счастлива, во-первых, от того, что поймала грабителей — на которых с чистой совестью можно повесить и разгром зала цинского фарфора, и очередной лопнувший апельсин, и разобранных на кусочки «джинна» и ташуна, ну, и еще пару-тройку мелких провинностей. Во-вторых, причиной моего хорошего настроения было открытие, что любопытному принцу ловить, связывать и допрашивать воров понравилось все-таки больше, чем гулять по музею.

Достойный сын достойного отца. Матушка принца, королева Везувия, как высказался в приступе откровенности мальчик, почему-то считала, что пересмотр Свода Законов развлечения короля Гудерана с Уголовным Кодексом обойдутся королевству дешевле, чем хобби предыдущего монарха. Военным кампаниям Лорада Восьмого Завоевателя — Луазской, Монтийской, Илюмской и Северной — у нас в Музее, между прочим, отводится половина второго этажа.

Ну что ж. Поживем — увидим.

Почувствовав некоторую сопричастность ко внутренней политике Кавладора в течение ближайшего царствования, я тонко намекнула, что в Министерстве Спокойствия господа сыщики, должно быть, сделали неплохую подборку экспонатов, посвященных взломам, поджогам и разрушению жилищ. В ответ карие глазёнки любопытного принца зажглись ярче магических фонариков предвкушением очередной экскурсии. Сходи, милый, сходи, мой хороший…

Ну, а в-третьих, я вдруг обнаружила, что ночь заканчивается. Лето. Месяц Паруса — время, когда дни жаркие, ночи теплые и короткие, а сияние звезд благоволит искателям приключений. Мне, скромному ночному сторожу, можно и отдохнуть. Обидно, конечно, что не удалось заработать пять золотых, но — увы, нет в жизни совершенства.

С напускным радушием я пригласила принца заходить в любое время — но лучше дня, чем ночи, — и попрощалась с милым ребенком.

До следующей, чует мое сердце, встречи.

Тщательно заперла входную дверь. Конечно, окно на первом этаже разбито, но здесь делать нечего — остается только надеяться, что у принца не хватит роста, ловкости и воспитания лезть, куда не просят.

От души зевнула. Потянулась, расправила лапки, хвост и еще раз потяяяяянула загривок. Ну и ночка выдалась. Сейчас бы прилечь, поспать… На сон грядущий я решилась снова полюбоваться своим отражением — честно говоря, это мой самый ненаглядный экспонат в Королевском Музее.

Подкралась и заглянула свое любимое зеркало. С серебром у меня, сами понимаете, не ладится, а вот бронзовое чудо династии Пинг я очень даже люблю. Улыбаюсь подмигивающей из-за туч луне. И тут же огорчаюсь — в ночном неясном свете моя прическа — что в зверином, что в человеческом виде, — очень меня смущает. нет, действительно… Я что, крыса домашняя, чтобы с одним цветом волос полвека ходить?

И тут меня снова осенила Дельная Мысль. И я, со всех четырех лап, поспешила проверить ее осуществимость. Подбежала к жестянке, в которой хранится плата за вход в музей; подцепила коготком крышечку… Ура! Золотой! Новенький и полновесный! Теперь — нужно быстрей добежать до Университетского квартала и разыскать лауреата Королевской Премии за год Желтой Хризантемы. Может, он согласится поделиться своим «кремом» в обмен на мой золотой или собственную жизнь?

Вперед, Ядвига! Ночь еще не закончилась!

* * *

Свежо летнее утро.

Редко когда светлое время суток начиналось для кавладорского придворного мага такой близостью к сердечному приступу. Собственно, приступ, как таковой, имел место быть — у стражника, который увидел в предрассветной мгле неспешно приближающийся к королевскому дворцу полыхающий зеленым некромантским пламенем череп существа, похожего на сильно растянутого на дыбе гнома. Второй стражник, на которого свалилась алебарда напарника, отделался сильным испугом и отрубленным мизинцем на левой ноге.

Мэтр Фледегран, придворный маг и по совместительству — воспитатель принца и принцесс, а с ним — господин Жорез Ле Пле, занимавший в королевстве важный пост главы Министерства Спокойствия, с одинаковыми недоверчивыми выражениями на лицах смотрели на принца Ардена. Его любопытное высочество со смесью законной гордости, естественной детской скромности и весьма опытного предугадывания грядущей порки, повествовал о своих ночных приключениях. Маг и министр сдерживали человекоубийственные порывы, плюс старались унять вопли «Как ты мог?!!!», плюс — и это, последнее в перечислении, следует считать самым насущным мероприятием — пытались решить, что же теперь им ДЕЛАТЬ?!!

Первым отмер министр Спокойствия. Среднего роста, сухощавый мужчина с непроницаемыми черными глазами, несколько раз шепотом повторил охранно-боевую мантру своего ведомства — «Спокойствие, только Спокойствие», откашлялся и, проглотив воспитательные возгласы, задал вопрос по существу:

— Ядвига? Какая такая Ядвига? — министерский палец заскользил по списку сотрудников недограбленного музея.

От озарения ужасной догадкой (хотя чего ужасного? Это же всего-навсего я…) у мэтра Фледеграна едва не сорвало скальп. Он мигом телепортировал Ле Пле, тщательно умытого Ардена и себя в музей.

Все трое прохрустели осколками фарфора и остановились напротив бронзового полированного диска, еще не вернувшегося на полагающееся согласно последнему каталогу экспонатов место.

Господа, утро на дворе. Таинственная ночь в музее закончилась.

Я хихикаю.

Мэтр Фледегран щелчком возвращает зеркало на стену, вторым закрывает окна шторами, и в мой любимый зал Забытых Искусств возвращается темнота.

Я спешно делаю серьезное и солидное выражение лица.

У сдержанного, спокойного господина Ле Пле черные глаза постепенно расширяются до состояния астрономического объекта, когда он начинает видеть меня.

Конечно, в зеркале — бронзовом, а не серебряном, — меня всегда видно. Симпатичная рысь, может быть, дюймов на семь-восемь выше, чем ее обычные лесные собратья; с поджарой фигурой, кисточками на ушах, коготки подточены, шерстка блестит…

— Мда, — протягивает господин Ле Пле. И снова — буквально на пороге слышимости: «Спокойствие, только спо…»

Мальчик подходит ближе, протягивает руку и осторожно проверяет, насколько реальна видимая в сумраке звериная фигура. Мне немного щекотно, но, в конце концов, я уже не первый год успешно притворяюсь музейным чучелком.

— «Яд Вига». Охранный артефакт в виде рыси-оборотня. Изобретена мэтром Вигом, магистром 10 ступени Школы Крыла и Когтя, с дополнительной специализацией в Школе Природных Начал (8 уровня), магистром криптозоологии и трансфизики Кавладорской Школы Магии по спискам года Бунтующего Камыша, почетным членом Академии Под Открытым Небом королевства Фносс, бакалавра словесности, бакалавра современных искусств по спискам Ллойярдского университета года Спящего Дракона, и прочая, прочая, прочая… для охраны личной Башни, — читает вслух принц Арден мою табличку. Прочитал бы вчера — было бы еще любопытнее, но ладно уж. Повеселилась ночь — и то приятно будет вспомнить. — Обладает личностью, хитра, коварна, терпелива, настойчива, подвержена вспышкам сентиментальности. Укус ядовит, и, по всей вероятности, смертелен.

— Она тебя не кусала? — заботливо спрашивает мальчика его воспитатель.

Я изнутри попробовала на прочность, белизну и ядовитость свои роскошные рысьи клыки.

— Нет, — отвечает его высочество. Дочитывает табличку: — При дневном свете невидима; в полнолуние оборачивается женщиной с неопределимым чувством юмора. Поймала 1723 вора…

— Тысячу семьсот двадцать одного вора, — рассеянно поправляет малолетнего принца придворный маг. Типа, смотрите, какой я умный и знающий, наизусть знаю любую табличку в вашем хвалёном музее…

— Одну тысячу семьсот двадцать три, — поправляет Арден, указуя перстом в руны таблички.

Мэтр Фледегран, нахмурившись, посмотрел на табличку. На меня. На табличку. На меня… Министр Спокойствия искренне, от души засмеялся — приятно, приятно видеть человека с таким прекрасным чувство юмора! — и проговорил:

— Вот хорошо! Оказывается, нам можно сэкономить на должности музейного сторожа! Он всё равно ничего не делает, только спит по ночам, а эта красавица и за себя постоять сможет, и украсть ничего не даст, и жалованьем обойдется минимальным…

Пальцы господина министра стучат — хочется верить, что не со зла, а так, автоматически, — по моему широкому умному лбу. Звук получается глухой. Со смесью выражения крайнего изумления и профессиональной подозрительности на сухощавом, вытянутом, если не сказать — лошадином, лице господин Ле Пле толкает меня — я аккуратно, сохраняя положение, приданное мне таксидермистом, заваливаюсь на бок.

— Мда… — протягивает министр кавладорского Спокойствия.

Мэтр Фледегран молчит. А любопытный Арден мигом спрашивает почтенного мэтра, что всё это значит.

Собственно, вопросов он задает не один, а одиннадцать тысяч сто одиннадцать в полторы минуты. Так его! Так его! Пусть почтенный мэтр поотвечает на «детские» вопросы! Я целую ночь это делала — чуть не облысела; теперь ты, старый хрыч, поработай!

Как только количество вопросов приближается к миллиону, придворный маг впадает в педагогическое бешенство (недуг, весьма распространенный среди магов-воспитателей). Мэтр Фледегран протягивает руку над головой мальчика и что-то спешно колдует. Лицо принца Ардена разглаживается, успокаивается, вопросы прекращаются и мальчик, совершенно волшебным способом начинает похрапывать, не теряя вертикального положения.

— Господин министр, не соблаговолите ли, — обращается мэтр Фледегран к своему спутнику. — Уведите мальчика обратно во дворец. Их величества, должно быть, скоро изволят проснуться — не стоит их пугать внезапным исчезновением его высочества. А я сейчас проверю, не похитили ли грабители что-нибудь из выставленных в музее магических артефактов, и вас догоню.

Министр, разумеется, и не думает сей же секунд бросаться выполнять просьбу придворного мага. Ему тоже интересно, какие из заключенных в Королевском Музее ценностей остались на месте, какие переместились, почему, каковы особенности героизма и исполнительности присмотренного для исполнения сторожевых обязанностей охранного артефакта… Господин Ле Пле тоже получает коротенькое гипнотическое внушение — легонькое, только чтобы убрался, и, наконец, мальчик и министр закрывают за собой дверь музейного помещения.

Мэтр Фледегран тут же начинает шипеть на меня, напоминая пелаверинскую змею-златошвейку, которую укусил бешеный скорпион:

— Опять взялась за свои фокусы! Что ты наделала?! Мне пришлось заколдовать и принца Ардена, и министра! А ведь они просто так не успокоятся! Что, прикажешь и память им обоим менять?!

Я поднимаюсь с пола, отряхиваюсь и грациозным прыжком возвращаюсь на прежнее место. Была бы сейчас ночь, позволяющая проявиться моей человеческой сущности, я бы ответила. Ох, я бы ответила…

Мэтр Фледегран выдает длительную воспитательную сентенцию и обещает меня заколдовать, если я еще раз посмею так развлекаться. Пережидаю бурю. Не в первый, собственно, раз.

Пообещав мне казни гиджийские и тяготы пентийские, выдав намерение пожаловаться на меня моему создателю, мэтр Фледегран уходит, кипя негодованием.

Я пожимаю рысьими плечами, принимаю более удобное положение, и, пока смотритель музея не пришел раскрыть шторы, любуюсь своим отражением в зеркале.

Мой изумрудный мех — от кончика носа до кончика хвоста — полыхает в темноте холодным пламенем…

Рассказ 2. ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ

Я, Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл (кавладорская ветвь), настоящим утверждаю, что действия, совершенные мною в Илюмских горах на границе королевств Кавладор и Иберра, и прочих территориях в минувший вторник и среду, были результатом несчастливого стечения обстоятельств и веления Судьбы, и я как есть ни в чём невиновна.

Всё началось с того, что мэтресса Далия (Королевский Университет) и мэтр Питбуль (действительный член Ллойярдской Алхимической Ассамблеи) провели очередной диспут о проблеме разума и его сущностей в макроэргическом пространстве реальности без меня. Я как чувствовала, что не следует Далии ехать в Уинс-таун одной; и верно, без неприятностей не обошлось. Мэтр Питбуль — опасный человек; я давно заметила, что он страдает острой манией исследования, одна попытка составить урбаногнозическую систематику разумных существ чего стоит. Так вот, мэтр Питбуль предложил Далии провести независимый эксперимент в области сапиенсологии — науки о разуме и его воплощении в сущностях макроэргической реальности Вселенной, чтобы ответить на вопрос: следует ли считать разумными существами алкоголиков. И кого, собственно, алкоголиками следует называть. А то кого ни позовёшь участвовать в эксперименте, все оскорбляются, решают, что их не уважают, и лезут в драку.

Алхимики-сапиенсологи совершили научный рейд по пивнушкам ллойярдской столицы, где связали и протестировали полсотни матросов, воров, сутенеров и девиц легкого поведения. Масштаб исследования и личный энтузиазм экспериментаторов вызвал несколько двусмысленную реакцию со стороны правоохранительных органов. С одной стороны, они (правоохранители) обрадовались, что нелёгкую работу ловить и вязать сделали за них. С другой стороны, зрелище кружевных панталон мэтрессы Далии, танцующей канкан на стойке бара, не было рассчитано на среднего полицейского, и мэтр Питбуль зря пытался склонить сержанта к откровенному разговору об источнике его, сержанта, разуме в сексуальном общественном подсознании. Ничего удивительного, что разразился небольшой скандал.

Вернувшись в Талерин, мэтресса Далия весь день мучалась похмельем и чувством вины, пока вечером ее не нашла эта [зачеркнуто, исправлено] кошмарная женщина — мэтресса Долли, которая объявила, что в субботу состоится расширенное заседание Учёного Совета, где Далии предстоит объяснить своё поведение.

Так что во всём, что произошло, следует винить мэтрессу Долли, Учёного секретаря Университета Королевства Кавладор, заведующую в нём сектором пропаганды знаний и распространения научной литературы. Когда эта облезлая [зачёркнуто, исправлено] женщина, потрясая накладными кудряшками и вялым бюстом, потребовала предъявить отчёт о командировках за последние полгода и целевом использовании средств на научные изыскания, она так мерзко намекнула на мой рост (цитирую: «Кое-кто уже думает, что вы, дорогая Далия, мелким мошенничеством занимаетесь»), что я не могла не вмешаться в происходящее. Тем более, что учёные дамы находились на моей территории — в стенах «Алой розы» (меню роскошное, цены умеренные).

— Что значит — недостаточно математической обработки? — грозно спросила я, потому как считала, что выполнила свою часть работы, дескриптивную, ковариантную и факторную статистику на высоком профессиональном уровне.

Мэтресса Долли грозно фыркнула, отвлеклась от тиранства в адрес Далии, и перевела взгляд на меня.

Глаза у Долли мутноватенькие, глупенькие, и меня, признаюсь, обидело то, что, повернувшись на звук моего голоса, наш так называемый «Учёный» секретарь долго рыскала взором по зале, пока догадалась перевести взгляд пониже.

Помню, я немного рассердилась, нахмурилась, упёрла руки в бока. Возможно, моя кольчуга немного звякнула, но могу утверждать с достаточной долей вероятности, что ничего тяжелее тарелок, льняных салфеток и дубового стола рядом со мной не было. Да, признаю, может быть, я покосилась на развешенную по стенам «Алой розы» коллекцию фамильного оружия, но это исключительно из-за высокой художественной и культурной ценности означенной коллекции, а физической расправой мэтрессе Долли я и не думала угрожать.

Делать мне больше нечего, угрожать этой [зачеркнуто] на голову ушибленной [зачеркнуто] старой кошёлке. Я просто обратила ее внимание на то, что клан Кордсдейл славится качеством обработки тупых материалов, и математики в том числе.

Так что последующий визг мэтрессы Долли, ее обвинения в моей некомпетентности и злом характере я решительно отвергаю и считаю проявлениями антигномьих и антропофильных настроений.

Выслушали вопли и возгласы мэтрессы Долли мы с Далией очень спокойно (счёт за разбитую мэтрессой Долли посуду прилагается). Потом так же спокойно и взвешенно приняли решение основательно подготовиться к субботнему отчёту на Учёном совете Университета.

Какого демона мэтрессе Далии потребовалось отправиться на границу, в Илюмские горы, ловить розовопятых троллей, я не знаю. В демонологии, каюсь, не сильна. В любом случае, Далии, как предводителю нашей исследовательской группы, виднее. Помню, я пыталась немного расширить состав нашей экспедиции охотников за разумными существами, и настаивала на кандидатуре Фриолара — милого мальчика, за которым мне поручила присматривать моя давняя подруга, госпожа Фиона. Как только наступило утро, мы с Далией отправились в университетскую Библиотеку, поискать малыша среди стеллажей и пригласить его с собой на прогулку по горам, но Судьбе было угодно пошутить.

На улице было ветрено, и когда мы с Далией пересекали площадь перед Университетом, полы ее мантии и юбки немного… как бы это выразить… увлекло в сторону. Какой-то мимо проходящий жлоб посвистел и сделал крайне фривольное замечание о формах и ножках мэтрессы, а также предложил барышне не валять дурака, мотаясь по библиотекам, а приятно провести с ним, жлобом, время.

Далия, видимо, не до конца оправилась от недомогания, вызванного избыточным научным рвением и потреблением недостаточно очищенного этилового спирта. Потому как от этого замечания она вспылила и резко поменяла курс следования, рванув на площадь Созвездий. Ворвалась в телепортационную станцию и потребовала от магов переправить нас в горы сей же час.

Возможно, господа маги будут утверждать, что у мэтрессы Далии из глаз сыпались молнии, когда она вежливо и кратко предложила им не отвлекаться и телепортировать нас, куда сказано, возможно, у неё из ноздрей поднимались струйки раскаленного пара, врать не буду. Я как раз немного сбилась с дыхания, подзапоздала, и успела лишь шагнуть в облачко телепорта, хотя теперь, по прошествии времени, мне кажется, что кто-то меня толкнул. Предлагаю просканировать память работников станции, чтобы установить окончательную истину и определить ещё одного ответственного за безобразный срыв научно-исследовательского проекта.

Итак, мы оказались в Илюмских горах.

Придя в себя после перемещения, т. е. практически сразу, обнаружив под ногами, над головой, вокруг на весь горизонт милый сердцу горный массив, я ненадолго покинула привычное мне состояние спокойствия и невозмутимости и позволила себе обратить внимание предводителя проекта на недостаточность нашей экипировки. Я сказала, что человек столь высокого интеллектуального потенциала, столь широкой эрудиции должен хотя бы относительно понимать невозможность совершать прицельную диагностику креативных и дискуссионных особенностей субкультуры розовопятых троллей: а) без специально обученного ловчего, или хотя бы Фриолара, у него руки крепкие, б) без надёжных веревок, в) без портативного набора алхимических реактивов, г) без респиратора, д) на пустой желудок, и е) практически голыми! Мэтрессе-то привычно расхаживать в платье, тонких туфельках и в рабочей мантии, но я-то была вообще без ничего! Подумаешь, одна кольчуга… В горы надо собираться по-серьёзному, одевать сапоги не с серебряными пряжками, а со стальными, тройной закалки, набойками, шлем не забыть, топор взять потяжелее, а не тот, на который даёт разрешение Министерство Спокойствия королевства Кавладор. Я не собираюсь спорить с законами, но данная объяснительная записка как раз является доказательством того, что добропорядочным гномам необходимы льготы на ношение и использование личного оружия. Мало ли, в какие обстоятельства вас занесёт.

Высказав всё, что я думаю об умственных способностях, отягощенной наследственности и привычки Далии действовать в ущерб первым и в подтверждение второй, я отправилась искать цивилизацию и Талерин. Или Ла-Фризе — кажется, моя бабушка, которая увлекается пешими переходами через хребты всех известных гномам гор, говорила, что Ла-Фризе ближе к Илюмским горам, чем кавладорская столица.

Так что, если кто-то решит обвинить меня, Напу Леоне, в том, что наш сапиенсологический эксперимент пошел не в ту сторону, пусть сам ищет мою бабушку и требует у нее объяснений по поводу кавладорской географии. Четыре года назад она отправилась в поход по Шан-Тяйским горам. В последнем письме, доставленном моей маменьке, говорилось, что бабуля решила просветить по поводу изготовления сложных самоходных механизмом племена варваров, живущих на севере Буренавии, за Большим Лесом. Кажется, там какие-то высокие горы нашлись — или это ледяные глыбы такие большие?

Ладно, о бабуле как-нибудь в следующий раз.

Спустя какое-то время я успокоилась, присела на гранитную глыбу, и решила извиниться перед предводителем проекта. Только тогда я обнаружила, что мэтресса куда-то подевалась. Справедливо рассудив, что мэтресса на меня обиделась (хотя чего на правду-то обижаться?) и ушла искать троллей, я тоже отправилась в их поселение.

Нашла розовопятых троллей.

Не нашла мэтрессу Далию.

На всякий случай я внимательно присмотрелась, какого цвета пятки у троллей и не лежат ли где-нибудь поблизости обрывки мантии моей научной предводительницы. Если вы пропустили лекцию, прочитанную в нашем Университете в конце месяца Горы мэтром Прокопием, напоминаю, что алхимики до сих пор спорят насчет классификации и рубрикации тролльих сообществ. С одной стороны, оба тролльих рода отличаются большими габаритами: рост от 7 до 9 локтей[1] (отдельные экземпляры — все 10), мощные плечи, передние лапы свешиваются до колен, а ноги сами по себе короткие, полусогнутые в коленах, заканчиваются большими ступнями. В то же время, присутствуют и различия — есть тролли погрубее, у них морда покрыта бородавкообразными пупырышками, надбровные дуги сильно выпирают, челюсти мощные, клыки наружу, и пятки покрыты черными роговыми наростами. А есть тролли… нет, не то, чтобы красивее — чуть менее безобразные, у них морды пятнистые, но без бородавок, клыки острее, чем у чернопятых собратьев, но зато меньше и сами собой в пасти помещаются. И, конечно, нет наростов на пятках. Если загнать такого тролля в воду и хорошенько отмыть, можно увидеть, что пятки у них розовенькие. Как у котенка.

Если верить мэтру Прокопию, конечно.

В любом случае, есть несомненные свидетельства, что с некоторыми троллями можно договориться, а с другими никак не получается. Мэтр Прокопий в своей лекции приводил примеры, мэтр Питбуль приводил примеры, хотя, по справедливости, гномьи кланы Илюма, Орбери и Триверна еще пять-семь сотен лет назад обнаружили факт пригодности троллей для примитивного труда. Донести бревно, перетащить камень, устроить на реке запруду, начерно перемолоть руду… Правда, гномам в голову не приходило отмывать троллям пятки, что свидетельствует о здравомыслии и прагматичности нашей расы.

У людей вечно всё, не как у гномов.

Но я отвлеклась. Итак, следов, свидетельствующих, что мэтресса Далия стала жертвой каннибальских наклонностей троллей, я не обнаружила.

Немного постояла в сторонке, прячась под деревом, посмотрела, как эти криволапые пытаются выращивать коноплю, изобретать колесо путём раскручивания над головой мелких верещащих зверьков типа белок, курить дубовую кору (зрелище, надо признать, впечатляющее, особенно учитывая, что огонь в своей культуре тролли крайне не поощряют). Подождала — мэтресса Далия не появлялась. Подождала ещё полчасика — она так и не пришла.

Я догадалась, что наша научная коньцепция[2] немного изменилась, и отправилась на её (Далии) поиски.

Не могу припомнить, заметила ли я, как пересекла государственную границу Кавладора и Иберры. В горах, знаете ли, всё так неровно, расплывчато… Может быть, и был средь кустов и горных завалов один-другой сотрудник пограничной службы, но, скорее всего, не был. Основываю своё утверждение на том простом факте, что если бы я заметила кого-нибудь разумнее троллей, я бы догадалась это разумное существо схватить и не отпускать до тех пор, пока не вернусь (или меня не вернут) в цивилизацию.

Мэтресса Далия обнаружилась ближе к полудню, лежащей краю обрыва, под корнями одинокой сосны.

— Ну наконец, Напа! Где ты ходишь? Я тебя совсем потеряла, — приветствовала меня Далия, не оборачиваясь и сосредоточенно рассматривая что-то внизу, под обрывом. Я перехватила топор покрепче, но сдержалась и решила не заострять вопрос о пропажах и поисках.

— А я там троллей нашла.

— Тише! — отмахнулась от меня Далия. — У меня тут семейство гоблинов. Тролли подождут, они ж цивилизуются, значит, быстро не смоются… Если что, по запаху найдём. А вот гоблины, если сбегут, лови их потом по всем горам. Вот, бери бумагу, будем вести протокол наблюдения. Ты фиксируй реакции, я делаю хронометраж. Напа, не отвлекайся! Мне нужны данные для статьи, чтобы удавить этого мерзавца Питбуля! Тоже мне, алхимик-теоретик! Рассчитал он, видите ли, что гоблин — существо разумное. А вот ему! — и мэтресса, с сожалением констатирую, сопроводила свой текст неприличным жестом.

— Я ему покажу, где омары гнездятся, он у меня узнает разницу между компиляцией и плагиатом, коньцептуалист хренов… Он у меня еще попомнит свой уинс-таунский пивной эксперимент, говорила же ему — не надо смешивать, пили бы чистый спирт, и данные были бы надёжнее, и голова бы потом не болела. Напа, хватит дрожать! Ты должна оправдывать гордое звание вольного слушателя Университета и лучшего лаборанта кафедры невероятной статистики! Вперёд, за Короля, Кавладор и Алхимию!

Подумав, что не стоит ссориться с предводителем проекта и бегло рассчитав, что наш с Далией общий вес, скорее всего, не критический и вряд ли вызовет обрушение уступа, я пристроилась рядом и осторожненько поглядела вниз.

Там, на крохотной лужайке посреди уходящих вверх и вниз горных склонов, действительно резвилась группа гоблинов. Первые десять минут я добросовестно фиксировала происходящее.

Покрытый зеленой чешуей гоблин-папа загибал свою плешивую макушку в сторону коленей, что приводило к легкому перекувыркиванию и столкновению с гоблином-мамой. Ушастая гоблин-мама нежной трепетной рукой отвешивала гоблину-папе оплеуху, и тот кувыркался в сторону обрыва, но тормозился о выступающие рёбра валунов и откормленные окорока второй самки. Эта самка, судя по седой поросли на подбородке, была гоблином-тёщей, на гоблина-зятя реагировала сильным двойным фырканьем, от чего у того спина распрямлялась, плешивая макушка устремлялась в зенит, но потом снова, под тяжестью раздумий о вечном, как сказал бы неисправимый сапиенсолог Питбуль, склонялась к коленям. Цикл повторялся. Нескончаемо. Снова и снова — кувырк-хлопок-фыр-фыр, кувырк-хлопок-фыр-фыр…

Меня замутило. Далия привела меня в чувство лёгкими похлопываниями по щекам.

— Напочка, что с тобой? Тебе плохо?

— Я кушать хочу, — пожаловалась я. Потому как из-за спешного отбытия позавтракать действительно не успела.

— Потерпи, нам еще сорок пять минут фиксировать, а потом пойдём, поищем что-нибудь съедобное. Сядь поближе к краю, оттуда лучше видно.

— А почему я? Ты и садись, раз такая любопытная.

— Потому, что ты меньше заметна на фоне камней, а нам важно не спугнуть подопытных.

— Это не камни, это скальные породы.

— Тем более. Садись ближе к краю, нам надо зафиксировать поведение молодняка.

— Тебе надо фиксировать, ты и садись.

— Напа, не спорь со старшими по учёному званию.

— Далия, не спорь с гномами, которые помнят, как ты у них списывала лабораторки по прикладной математике.

— Напа Леоне, не сердись.

— Далия, не наглей.

Мэтресса нахмурилась, потом, как я и опасалась, сделала логический вывод.

— Напочка, ты что, высоты боишься?

Говоря честно и откровенно, высоты я не то, что боюсь, а просто — не доверяю. Поэтому и ответила:

— Я?! Да как ты могла подумать такое! Гномы ничего не боятся, а у клана Кордсдейл самая крепкая психика из всех кавладорских кланов!

— Да, — согласилась Далия. И тут же пожала плечами, — хотя, конечно, жаль, что ты не эльф.

— А причём тут эльфы? — поинтересовалась я. И вовсе тут нет никаких намёков. Я просто поинтересовалась, с чего это Далии понадобилось вспоминать остроухое племя, сбежавшее из нашего мира лет триста назад.

— Была бы ты эльфийского происхождения, тебе бы не составило труда сесть поближе к краешку уступа — широкого и прочного уступа, между прочим, — и рассмотреть гоблинский молодняк. Но раз уж гномье зрение уступает эльфийскому…

Здесь, надо сказать, я оскорбилась до глубины своей гномьей души.

— Ты, Далия, просто расистка какая-то! Чтоб ты знала, у клана Кордсдейл нет проблем со зрением! Мы ничем не хуже эльфов — только ростом немного ниже, а в плечах шире, и на ногах устойчивей! Доставай свой блокнот, будет тебе протокол наблюдения…

Вцепившись в корни сосны, я перебралась на самый край уступа и сосредоточилась на гоблинском молодняке.

Четыре детёныша — двое уже относительно подросших, и еще парочка поменьше, увлеченно ползали по траве, и что-то ели.

— Что едят? — увлеченно переспросила Далия, порхая карандашом по листу бумаги. — Как быстро двигают челюстями? Тщательно ли пережёвывают пищу? Попёрхиваются ли во время еды?

— Что делают? — обернулась я, услышав незнакомое слово. Кажется, именно в этот момент я и ослабила захват сосновых корней.

— Напа Леоне, не отвлекайся. Посмотри внимательнее: пища растительного или животного происхождения? Если верно второе, глотают они пищу целиком или отрывают кусками? Добыча извивается, убегает, парализована, обездвижена, оглушена или верно еще какое-то предположение? Напа Леоне Фью, что с тобой?

Ответить я не успела. Перед глазами поплыло еще на фразе «отрывают кусками», а тут еще папы-гоблина кувырк-хлопок-фыр-фыр нескончаемое, — и права я была, что не доверяла высоте. С законами, а тем более тяжести, не больно-то поспоришь, и стоило прыткому корню вывернуться из моих рук, как я быстренько потеряла равновесие и полетела вниз.

* * *

Единственной радостью от моего падения с высоты дюжины локтей стала его скоротечность.

Ну, и то, что количество гоблинов на той лужайке, в которую я воткнулась темечком, не уменьшилось, а существенно увеличилось. Они кружились вокруг, сияя радужными всполохами, кувыркались и кувыркались, и просто требовали погромче хлопнуть и фыркнуть на них, чтобы завершить цикл пере-вращений.

К сожалению, когда я попыталась объяснить необходимость хлопков и фырканья сползшей-скатившейся-съехавшей с обрыва Далии, она меня не поняла. Человек, что ещё ожидать от этой несовершенной расы? Пристала с вопросами, а не болит ли у меня что-нибудь, а не подташнивает ли, и какую комбинацию из скольких пальцев она мне показывает. Извращенка.

Хотя признаю, есть доля вероятности, что количество пальцев, показанных мне мэтрессой Далией, было больше естественных пяти. Потому как количество рук и отростков на них множилось, как стадо креветок. Помню, что очень внимательно следила за этим процессом, и потому категорически не заметила, откуда взялись еще люди.

Требую рассмотреть вероятность того, что их материализовал из воздуха какой-нибудь подлый злобный ллойярдский некромант с целью окончательного погубления нашего научно-исследовательского проекта.

Потому как эти представители царства разумных, класс воров, отряд разбойники, семейство отвратительные, как-то очень быстро расползлись по окружающему пространству и начали издеваться над мэтрессой Далией и надо мной.

Гоблины продолжали вращаться во всех семнадцати направлениях света, и в происходящее не вмешивались.

Возвращаюсь к бандитам.

Для начала они посмеялись над моим вопросом, как пройти в ближайшую библиотеку. Сейчас я понимаю, что вопрос звучал очень расплывчато, и надо было спрашивать конкретнее: «Как пройти в университетскую Библиотеку, располагающуюся по адресу: королевство Кавладор, Талерин, Университетский квартал, вход со стороны Чернильной улицы, и за каким столом там прячется Фриолар? Какого демона мы, две слабые беззащитные девушки, лазаем по горам, не в силах поймать для эксперимента пару троллей, и даже как следует хлопнуть на кувыркающихся гоблинов, а этот перекормыш-недоучка книжки читает?»

Потом обсудили, что выкуп в размере одной лупы семидесятикратного увеличения, даже отличной гномьей работы, и даже на позолоченной цепочке, даже с карандашом с именной гравировкой в придачу (единственных ценных вещиц, которые у нас с Далией были), их не устраивает. Похихикали над предложением Далии оценить мой фамильный топор (отдавать я его не собиралась, а промолчала опять-таки из-за мельтешащих перед глазами гоблинов).

Потом эти [зачеркнуто, исправлено] разбойники коллективно не смогли прочитать надпись на предъявленном Далией жетоне. Пояснение, что данный жетон подтверждает личность мэтрессы — незаменимого, научного и неприкосновенного сотрудника Службы по Контролю за Распространением Чумы, Холеры и Телячьего Ящура, мне, наверное, не следовало прерывать вопросами, когда ж у нас в Кавладоре всё это успело распространиться, ведь эльфы ещё полтыщи лет назад придумали заклинания и лекарства от упомянутых инфекций.

Короче, громилы нас окружили и начали нехорошо облизываться.

В этот момент я вспомнила, что позавтракать утром не успела, и не смогла сдержать урчание в пустом желудке. Спросила, что у нас сегодня на обед, и все дружно заржали. Ответили, что полторы цыпочки. Я попыталась объяснить, что из полутора цыплят можно приготовить очень недурное фрикасе, если использовать пшеничные сухари, яйца, специи и крепкий бульон, но меня совершенно не слушали, и даже отпихнули в сторону.

Мэтрессе Далии пришлось врезать какому-то обормоту по шее, чтобы тот не хватал ее за локотки. Почему-то эта поведенческая реакция снова вызвала странный смех у горной популяции разбойников. Не понимаю. Люди такие непонятные существа… И с чего Далия всегда сердится, когда кто-нибудь говорит о выступающих опциях ее фигуры, делает вид, что сказанное к ней не относится? «Платье удачного покроя», ага, как же. Нечего на бельё пенять, если ноги прямы…

Кто из трёх разбойников, пытавшихся ухватить мэтрессу, которая выворачивалась похлеще школяра на восьмой переэкзаменовке, высказался, что ему нравятся девушки с характером, я не помню. Может быть тот, что со сломанным носом. Может быть, с выбитым зубом. Может, тот, у кого зубов совсем не осталось. Я постоянно отвлекалась на вращающихся гоблинов, всё думала, как же хлопнуть погромче, и даже саму эту фразу вряд ли бы услышала, если бы Далия не поспешила объяснить мне происходящее более доступно. А именно, что, адресуя ей (Далии) качество характера, они (разбойники) тем самым отрицают наличие его (характера) у меня, да и у всего клана Кордсдейл.

Подобного оскорбления родному клану я, разумеется, снести не могла. Настоящим документом утверждаю, что все телесные повреждения, причиненные мною, Напой Леоне Фью, четырём разбойникам из Илюмских гор, являлись результатом честной дуэли в защиту чести, репутации и достоинства клана Кордсдейл, и официально отказываюсь платить штрафы и компенсации, буде эти [зачеркнуто, исправлено] пострадавшие подадут на меня в суд.

(Портреты разбойников прилагаются. Простите, но на всех ярко-красной краски не хватило, так что некоторые места нанесенных ударов я просто обозначила крестиками). Пятый и шестой бандиты, трусы и подлецы, сбежали от честной драки и принялись стрелять по мэтрессе и мне из кривосработанных луков. Я пыталась догнать беглецов, привлекая их внимание громким криком и размахиванием топора, чтобы предложить им обратиться в мастерскую моего кузена Грома Лиома (королевство Ллойярд, Орбурн, квартал Оружейников), специалиста по арбалетам и противопехотным баллистам, но Далия мне этого не позволила. Почему — сама до сих пор не понимаю.

В итоге мы с мэтрессой Далией отправились в противоположную сторону.

Спустились с горушки, увидели горный ручеек, решили остановиться передохнуть. Ручеек был прохладный, хороший, я с удовольствием бы посидела на прибрежных валунах, послушала его журчанье, но меня постоянно отвлекали кувыркающиеся гоблины. Мэтресса Далия, вместо того, чтобы хлопнуть на них погромче, принялась уговаривать меня попить водички, приложить мокрый лоскут ее юбки к моей голове… Зачем? до сих пор не понимаю. Проще объяснить макроэргическое пространство реальности тому же самому чернопятому троллю, чем понять логику дипломированного алхимика.

Я категорически отказалась пить воду, в которой плавали головастики, сбежала от Далии — она замешкалась, зачем-то вычерпывая туфлями ручей, а я пересекла его вброд. Ушла ниже по течению. И тут очень кстати заметила местных жителей.

Сейчас, поразмыслив по поводу произошедших событий, я вынуждена признать, что моя попытка пообщаться с обнаруженными в Илюмских горах человекоподобными существами не является доказательством высокой эффективности моего интеллекта, природной гномьей смекалки и воспитанной кланом Кордсдейл сообразительности.

— Привет! — вежливо поздоровалась я. Твердо отодвинула подальше мельтешащих перед глазами гоблинов и продолжила: — Окажите любезность, скажите пожалуйста, не будете ли вы так добры… — начала я формулировать свою мысль.

Копавшийся в прибрежной травке местный житель, услышав мой голос, прекратил свое занятие и поднял на меня голову.

Солнце било меня прямо в правый глаз, поэтому я и левый прикрыла [и не верьте инсинуациям Далии по поводу якобы плохого гномьего зрения!!!].

И вежливо так продолжаю:

— … указать мне дорогу к вашему жилищу, или любому другому поселению, которые, вполне возможно, если учитывать статистические показатели населенности юго-западной части континента, располагаются здесь, неподалеку…

Пока я говорила, местный илюмский житель подбирался ко мне ближе и ближе. Я сразу обратила внимание, что он какой-то странный. Тело корявое, голова плоская, безносая, челюсти какие-то странные, словно бы лягушечьи, растянуты в стороны. На макушке гребень топорщится, вся физиономия покрыта голубоватыми чешуйками, приволакивает обе ноги, вместо одежды на нем какие-то водоросли трясутся, — и не вздумайте верить Далии, если она станет утверждать что я просто стояла и ждала, когда эта нечисть ко мне подберется поближе. Нет. Просто я была вежливой. Отвлекалась на гоблинов, да, признаю, солнце меня немного ослепило — увы. Хотя у вас, человеков, и не такие беды бывают. Но когда эта пахнущая гнилью и тиной тварь попыталась меня скушать, я сразу же отпрыгнула.

Высоко подпрыгнула, эльфы бы увидели — обзавидовались.

Ну, конечно, надо отдать должное Далии — она заверещала, побежала ко мне; бурая тварь визга и педагогических угроз дипломированного алхимика перепугалась, от меня отступилась. Далия зачем-то схватила меня за шиворот, и мы поторопились скрыться, по-ллойярдски, не прощаясь.

— Далия, тебе голову солнце напекло? Или филе головастиков покоя не дает? — вежливо попросила я объяснений.

— Напа, — строго спросила меня Далия. — Ты хоть поняла, с кем сейчас у ручья разговаривала?

— Поняла, конечно же, — обиделась я. — С человеком.

— С каким человеком!! — завопила Далия. Я обиделась еще больше, но, тем не менее, решила быть вежливой:

— Со странным человеком. Что-то он какой-то гнилью вонял. И цвета… — тут я припомнила, какого цвета было лицо у мэтра Питбуля, когда его, страдающего и стенающего, транспортировали в мою ресторацию после изгнания алхимиков из Ллойярда. Я могла бы высказаться по поводу внешности и мэтра Питбуля, и илюмского жителя довольно подробно — но постеснялась, отвлеклась, чтобы пришикнуть на развеселившихся, катающихся колесами гоблинов, и ответила кратко: — Странного он был цвета, странного.

— Напа, — серьезно проговорила Далия и посмотрела на меня очень строго, — это был не человек. Это был ташун.

— Ташун? — Не поверила я. — Но ведь ташуны — вроде как и не люди вовсе.

— Вот именно! Это воздуходышащие земноводные некрофаги, их четыреста лет назад маги вывели, чтобы они на болотах отряды зомби пожирали. А теперь они размножились, и жрут любую мелкую добычу! Тебе еще очень повезло, что он был один, а не стая, и днем, а не в сумерки!

Я имела полное право обидеться на слово «мелкий», но не стала. Мой интеллект выше подобных незначительных оскорблений. Я молча выслушала от своей научной предводительницы краткую лекцию о привычках и особенностях ташунов, видовом многообразии, появившемся за истекшие четыре столетия, наказании, постигшем магов-экспериментаторов за то, что не уследили за побегом опытной партии всеядных чудищ. Когда Далия добралась до сравнительного описания нор ташунов северных (ареал обитания — запад Ллойярда) и южных (Илюмские горы и низовья Алера), я все-таки решилась ее прервать.

— То есть живут они группами?

— Да, и…

— Охотятся обычно стаями? — уточнила я.

— А еще…

— А они разумные? — уточнила я на всякий случай.

— Нет! — возмутилась Далия. — Просто на человека похожи, хотя строение верхних конечностей…

Я не стала слушать про верхние конечности и спросила у Далии:

— Так значит, мы здесь просто стоим разговариваем, а не ждем, когда до нас доберется голодная стая?

Тут Далия примолкла. Подумала, посмотрела по сторонам. Пробормотала, что ташуны предпочитают держаться у воды, а дальше, чем на троллий шаг[3] от водоема их никакими калачами не заманишь, и велела мне побыстрее подниматься выше в гору. По пути госпожа мэтресса взяла с меня клятвенное обещание больше ни с какими подозрительными, пахнущими тиной и илом, существами не общаться, и, по возможности, избегать компании сфинксов, если вдруг они свалятся мне на голову. А если она сама, Далия, вдруг заговорит с какой-то незнакомой женщиной со спиной львицы, крыльями орлицы и грудью блудницы, то я, как обладательница крепкой гномьей психики, должна свою научную предводительницу спасти. И чихать на то, что сфинксы редкие и охраняются природолюбивыми магами — дипломированные алхимики тоже на дороге не валяются… И вообще, пойдем из этих гор…

Мы и пошли. Все быстрее и быстрее.

Бежали долго. Остановились, отдышались.

— Напа, где мы? — спросила мэтресса Далия. Я честно ответила:

— В Илюмских горах.

— Спасибо, что напомнила, — огрызнулась Далия, и опустилась на ближайшую кочку. Пару раз обмахнулась подолом мантии, поправила ворот, вытерла капельку пота на виске. — Далеко еще до Ла-Фризе?

— А я откуда знаю?

Далее между нами последовал лёгкий непринужденный обмен данными, сопровождающийся нехитрыми логическими выкладками, которые позволили заключить простую истину: каждая из нас решила, что другая следит за направлением общих перемещений. И сколько лиг до ближайшего жилища разумных существ (троллей, сфинксов, ташунов, гоблинов и разбойников не предлагать) ни одна не знает.

Со стороны Далии это было непростительной глупостью, ведь именно она (не глупость, — Далия) бросила хорошо утоптанную тропку, на которую нас так любезно телепортировали, и отправилась исследовать разум гоблинов. В то время как я опять-таки ни в чем не виновата: гномы, даже из клана Кордсдейл, с трудом ориентируются на земной поверхности; блуждали бы мы по шахтам и подземельям — это да, уж там бы я не потерялась.

Наверное…

Моё предложение прорубить по-быстренькому шахту и попытаться добраться до поселений гномов изнутри горы мэтрессе не понравилось. Пришлось довериться приметам, которые я краем уха слышала от Фриолара: что мох растёт с северной стороны деревьев, а солнце самое жаркое на юге. Используя температурно-мохово-древесные указатели, мы и побрели.

Есть хотелось невыносимо. Пить тоже, но про водоемы, населенные южными ташунами, мы постарались забыть во избежание. К тому же от жары у меня разболелась голова, и, если бы Далия не догадалась прикладывать к ушибленному месту топор (единственный бывший у нас металлический предмет с большой поверхностью), а потом зафиксировать его длинным лоскутом, было бы ещё хуже.

По пути пытались вспомнить, какие из растений Илюмских гор можно употреблять в пищу.

Мэтресса, точно знаю, пересдавала зачёт по ботанике трижды. Я дважды, но у меня преимущество — дядюшка из Химериады, специалист по фруктам и прочим плодовым деревьям. Помню, как профессор визжал, похрюкивал и утирал выступившие от хохота слёзы, когда я красочно пересказывала технологию выращивания на суглинке бескосточковых партерных карпиков. Думаю, я немного переборщила, предположив, что фносские маслины есть результат неудачного скрещивания иберрских оливковых деревьев и буренавских осетровых рыб. Но зачёт мне всё-таки поставили, разве это не главное?

Как показал опыт блуждания на солнцепёке, да на пустой желудок, нет. Ни одно из растений, которые попадались мне и Далии, почему-то не были похожи на продукты, которые каждое утро привозили на кухню «Алой розы». Ах, как я скучала по моим кастрюлькам, сковородочкам, вертелочкам, скалочкам, а самое главное — по забитому всякой вкуснятиной погребу!

Мэтресса приказала не думать о бараньих отбивных, и я добросовестно подчинилась ее приказу. Чтобы отвлечься, я начала собирать красивые камушки. Ничего драгоценного, но зато очень специфического оттенка и с занимательными вкраплениями. Далия зачем-то собирала грибы. Как оказалось, она считала их съедобными. Пришлось объяснить, что «пыльный гром» надо замачивать в уксусной кислоте часа на три, не меньше, потом полсуток кипятить, и только потом можно рискнуть попробовать. А переросшие и подсохшие экземпляры, наподобие тех, что срезала в свою полевую сумку мэтресса, вообще ни на что, кроме фейерверков, не годятся.

Полевые горные изыскания зашли в тупик, мы забрались в какие-то каменные джунгли, и день обещал войти в историю кавладорской алхимии ужаснейшим кризисом сапиенсологии. Потребовалась вся воля лучшей представительницы клана Кордсдейл и весь ум и талант дипломированного алхимика, чтобы кардинально преломить ситуацию и обернуть ее в нашу пользу.

— Золото! — вскрикнула Далия и в порыве чувств хлопнула себя по лбу. Я, признаться, не сразу поняла ее идею, и подумала, что жара окончательно размягчила ее человеческий мозг. Только что нашли дикую вишню, нарвали чего-то кошмарно кислого, присели отдохнуть…

— Где золото? Сколько? — заинтересовалась я.

— Гномы ведь прекрасно чувствуют драгоценные металлы, верно?

— Ну… Если рассуждать теоретически…

— Напа, это наш шанс! Ведь там, где живут гномы и люди, там всегда скапливается — что?

Я подумала над вопросом. Ответила.

— Напа, — начала сердиться Далия. — Навоз — это из области животноводства. А мы говорим о разумных существах. Попробуй рассуждать, как сапиенсолог!

— Я не алхимик, я только учусь…

Мэтрессу Далию мои оправдания не интересовали. Она требовала завершить умственное построение:

— Там, где живут гномы и люди, всегда появляются — ну же, ты знаешь!

— Эльфы? — предположила я. Опять не угадала.

— Деньги, Напа! Деньги! Там, где живут разумные существа, рано или поздно скапливаются деньги!

— Не факт. Вот у меня они вечно куда-то исчезают…

— Они исчезают не куда-то, а к другим разумным существам.

— Но это несправедливо! Слушай, а как сделать так, чтобы от других разумных существ деньги перетекали ко мне?

— Напа Леоне, не отвлекайся и не сбивай меня с мысли!

Как будто что-то в макроэргическом пространстве реальности может сбить с мысли впавшего в инсайт алхимика. Разве что драконом попробовать…

— Мы будем искать большое количество драгоценных металлов, и, когда их найдем, рядом обязательно окажется кто-то разумный, — блестя глазами, определила направление изысканий предводительница научного проекта. — Вопрос только, кто именно… Но я поработаю над этой проблемой, — мэтресса задумчиво погрызла ноготок. — А ты не трать время зря, ищи деньги.

Я принялась шарить глазами по травке, ведущую неравную борьбу за существование с ярким летним солнцем и каменистой почвой.

— Напа, — опять высказала недовольство мэтресса. — Что ты делаешь? У тебя до сих пор голова болит?

— Нет, уже не болит, — я поправила топор, привязанный к темени лоскутом, — только гоблины вертятся и вертятся, думать мешают.

Мэтресса Далия как-то подозрительно ласково посоветовала мне закрыть глаза и попытаться уловить ауру драгоценностей.

Я села поудобнее, выполнила, что было велено. Сосредоточилась. Мэтресса шёпотом посоветовала представить себя рядом с сундуком с сокровищами, мысленно открыть его крышку, опустить руку (мысленно) в сияющую груду… Я (мысленно) надавала пинков вредным гоблинам, которым приспичило захлопнуть крышку сундука; и, дыша ровно и спокойно, продолжила медитацию. Вот мои (мысленные) руки добрались до сокровища (одного огромного рубина достаточно, чтобы отдать долг родителям за подъёмные на обустройство «Алой розы»), почувствовали его вес (а этой пятифунтововой горстки хватило бы рассчитаться с Фионой), его запах…

Запах!

Я резко открыла глаза и рывком поднялась на ноги.

Пусть я не оборотень, не орберийская овчарка и не знаменитый буренавский волкодав, но запах, который шаловливый ветерок волею Судьбы принёс мне в ноздри, был настолько знакомым, что сомнений не оставалось. Я ринулась на поиски источника аромата.

Форсировала парочку выступов, преодолела ручеёк, перепрыгнула овражек и мелкую пропасть, прорвалась сквозь заросли, потеряв счёт расстоянию, и, наконец, настигла искомое.

Поправив топорище, чтобы не цеплялось за длинные плети колючей ежевики, я осторожненько подобралась к своей добыче и, боевым гномьим воплем подстёгивая усталые ноги, стремительно выскочила на полянку и схватила объект.

«Он» оказался мелким чернявым пареньком одетый просто и без изысков — темная распахнутая по жаркому времени куртка, белоснежная рубаха, темные штаны и удобные сапожки. Из всей его внешности заслуживает упоминания только лицо — одновременно вдохновенное и испуганное, — такое бывает у людей, когда они впервые в жизни берутся забить гвоздь молотком и попадают куда угодно, кроме гвоздя и нужной стены; — да еще выразительные огромные глазищи. Такие большие, со зрачком в половину картофелины, глаза частенько бывают у потомков эльфов. Поэтому, сознаюсь, первое впечатление от паренька у меня сложилось не самое благоприятное.

При виде меня, вылезающей из ежевики, паренёк подавился окурком, скривился, зашёлся в кашле, и произнёс несколько слов, привести которые в объяснительной записке не могу, так как не знаю их правильного написания.

И тут я его узнала.

— Я тебя знаю! — вскричала я, подскочила ближе и покрепче вцепилась в конечность парня. — Ты мне должен!

— Тебе тоже? — печально переспросил паренёк и печально улыбнулся. Выражение на его лице было такое умилительное, такое замечательное… Но гномы клана Кордсдейл никогда не теряют важной сюжетной линии разговора!

— Должен, должен! С процентами за двадцать четыре года!

— Гм-м… — удивился паренёк. Сморгнул пару раз и даже, кажется, частично протрезвел. — Мадам, а вы меня ни с кем не перепутали? Двадцать четыре года назад мне было десять лет, я был милым ребенком, кушал на завтрак манную кашу, никого не трогал, а про «Короля и Звездочета» только краем уха слышал, даже правил не знал…

— «Милым»? «Милым»?!!! «Никого не трогал»!! Он, видите ли, был милым ребенком!!! — разозлилась я. На гномов вообще губительно действует голодание. — Как уговаривать меня сделать подкоп под кондитерскую, так он не ребенок, а как о долге вспомнить, так — сразу в ежевику, и травку покуривать?!! — Я примеривалась, как бы врезать этому мелкому пакостнику, но дым от съеденного косячка был таким плотным, что координация движений частично покинула меня.

— Подкоп под кондитерскую? — принялся припоминать паренек — хотя какой он паренек? путем элементарных арифметических вычислений выходило, что ему тридцать четыре года. Не, ну точно — потомок эльфов! На одну восьмую или даже на четверть! Только эльфы могут лет до ста выглядеть как едва начавшие бриться человеческие подростки!

То ли дело — гномы. К сорока годам у всех, даже самых мелких, подбородок покрывается приятной мягкой порослью. Поскорей бы уж и мне повзрослеть…

Но это рассуждение совершенно не относится к делу.

Итак, случайно встретившийся нам в Илюмских горах чернявый престарелый паренек оказался моим старым знакомым с тех самых пор, когда наша семья жила в королевстве Иберра. Среди иберрцев, знаете ли, много потомков эльфов. Они южный климат любят, там их эльфийские сады пышнее цветут.

То есть цвели триста лет назад.

Но в любом случае речь не о причинах, по которым эльфы отправились на поиски нового, лучшего мира, а о срыве научно-исследовательского сапиенсологического эксперимента, поэтому продолжаю.

Я уперла руки в пояс и сурово напомнила обстоятельства нашей предыдущей встречи.

— Да, в Аль-Миридо. В трех кварталах от королевского дворца. Двадцать четыре года назад. «Давай сделаем ма-аленький подкоп, — процитировала я, — ведь ты же гномка, тебе докопать до соседнего подвала ничего не стоит!»

— Что-то такое, может быть, и было…

Тут, наконец, меня догнала мэтресса Далия.

— Напа! Где ты? — раздался ее голос из кустов.

— Напа! — осенило четверть-эльфийца. — Как же я мог сразу тебя не узнать! Напа! — он обрадовался, попытался меня обнять, наткнулся на топор, и как-то странно стал его рассматривать.

— Что это у тебя с головой, Напа?

— Черепномозговая. Специальной закалки, фигурной заточки, — замогильным голосом прокомментировала Далия, появляясь из кустов.

— Не отвлекаться! — рявкнула я. Может быть, я немного забылась, и мне не следовало повышать голос на человека старшего учёного звания, но я заботилась об общих интересах. — Во-первых, ты должен мне половину добычи, а именно — черничный пирог, два торта со взбитыми сливками, четыре коробки с цукатами, банку мёда, девять фунтов — и не каких-нибудь пелаверинских, а полновесных гномьих! — заварных пирожных и профитроли в сиропе. А во-вторых, с тебя проценты из расчёта десяти годовых. А в-третьих, моральная компенсация за порку, которую мне устроили мой и твой папы! Которая тоже облагается процентами — из расчета пятидесяти годовых!

— Мой папа? — удивился иберрец. Какой-то он, право слово, тормозной на голову. А еще на мою удивленно косится. — Он в жизни не поднимет руку на женщину. Ну, конечно, если та сама попросит…

Мэтресса Далия, которой дымок ежевичной полянки доходил только до бюста, а потому пока что не затрагивал головной мозг, решительно выступила вперед, подошла к пойманному иберрцу, душевно вцепилась в его субтильное плечо и нежно перевела разговор в конструктивное русло.

— Не будем отвлекаться на мелочи, добрый человек. Мы, смиренные исследовательницы, исходя из гуманных соображений, проводили небольшой эксперимент на природе. А потом нас какие-то козлы, чтоб им [опять слова, которые я не знаю, как пишутся. Умеет мэтресса Далия кратко формулировать мысль! Ох, умеет!], пытались ограбить. А вон она, — кивнула Далия на меня, — упала и ушибла голову, потому как ловила гоблинов голыми руками.

— А чего их ловить? Пусть кувыркаются… — всмотрелась я в стайку, которая с самого полудня не отставала от меня. Кажется, плешивые бестолочи начали выдыхаться, вращения у них замедлились, радужная оболочка сбавила ослепительность сияния…

— Да уж, пусть кувыркаются, — поспешно согласилась Далия, — а потом были головастики и задушевные разговоры со стайкой ташунов… Напа, не спорь! Сама же сказала, что где один ташун, там и десять. Хорошо, это я говорила. Но ведь ты со мной не спорила!!

Поспоришь с ней, как же!

Кувыркающийся поблизости гоблин сочувствующе покачал плешивой головой и протянул мне окурок. Я отмахнулась — мой старый приятель-сообщник по ограблению аль-миридской кондитерской накурил на полянке столько, что можно было самой не затягиваться.

— Так вот, добрый человек, — продолжала Далия. — Если ты сей же час не скажешь нам, где здесь ближайшая гостиница, таверна, или хотя бы крестьянский сарай, в котором можно найти приличный обед (неприличный тоже, вероятно, сгодится), я за неё, — ткнула мэтресса в меня пальцем, — не ручаюсь. Знаешь, каковы гномы в приступе голодного бешенства?

— Нет, — испугался иберрец.

— Узнаешь, — пообещала мэтресса.

— Не надо, — прошептала я, дёргая Далию за подол. — У него папа — придворный маг. Он тебя проклянёт так, что костей не соберёшь.

Чернявый четверть-эльф неожиданно расхохотался. Курить ему надо меньше, однозначно.

— Девочки, так вы голодные? Потерялись? Нет проблем! Вам несказанно повезло! Вы нашли решение всех своих трудностей!

— Пока что мы нашли только тебя, — проговорила я. Посмотрела на своего научного предводителя и увидела, что на нее атмосфера полянки тоже начала действовать: нахмуренный лоб разгладился, личико разрумянилось, улыбка поползла по щёчкам… Я решила не делиться с ней косячком, полученным от гоблина и затянулась сама.

— Правильно! А кто я? — спросил иберрец.

— Сын мэтра Аэлифарры? — уточнила я.

— Специалист по кондитерским?

— Девочки… Милые дамы! Стыдно алхимикам пользоваться столь устаревшей информацией! — засмеялся иберрец. И нам с мэтрессой тотчас же стало стыдно. — Между прочим, почти четверть века прошло с тех пор, когда я был всего лишь сыном придворного мага. Теперь я сам — маг!

Я собиралась поинтересоваться, а где же в таком случае его магическая мантия, посох, длинная борода или хотя бы книга заклинаний, но парень не дал мне времени на формулировку запроса, достав из воздуха огромный бутерброд с солониной. Мы с мэтрессой, не сговариваясь, набросились на еду, как два голодных студента. Бутерброда вмиг не стало. Обрадованные, мы попросили добавки. Маг сосредоточился, и рядом с ним оказалась тарелка с жареной картошечкой, котлетками и маринованными грибочками. Потом — яичница с зеленью, сыр, шипящие колбаски на рыцарском кинжале (кинжал украл крутанувший сложный прыжок гоблин. Вместе с последней колбаской, но я не жалуюсь). Потом был недозрелый апельсин и обязательная послеобеденная полупинтовая кружка с отличным крепким кофе. Да, возможно, придирчивый знаток этикета обратил бы внимание на то, что сервировка изысканностью не отличалось, приходилось еду хватать руками, а потом вытирать конечности обо что придётся.

Но обед был замечательный.

— Сейчас бы десертик, — замечталась я. — Заварных пирожных… Или щербету…

— Слушай, — отвлеклась от догладывания бараньей отбивной на косточке мэтресса. — Если ты такой знаток телепортации, почему бы просто не переправить нас с Напой домой? То есть, конечно, если уважаемый мэтр соизволит… — и этак хитренько ему улыбнулась.

«Уважаемый» мэтр засмеялся:

— Обязательно! Я просто воспользовался случаем, и вернул часть долга старой подруге по кондитерскому цеху!

— Да ладно, — растрогалась я. — Какие мелочи! Забудем о долге… Ты нам сейчас жизнь спас!

— Рад помочь, прекрасные дамы, — обаятельно улыбнулся четверть-эльфиец. Нет, все-таки с эльфами иногда можно иметь дело. Пусть даже дедуля категорически не согласен с таким предположением. — Давайте, действительно, завершим наше пиршество чем-нибудь сногсшибательным, и отправимся по домам.

Я облизала пальцы, и, полная радостных предвкушений, сосредоточилась на содержимом телепорта.

Оттуда выскочил бешено вращающийся половник и угодил прямо мне в лоб.

Перед глазами снова замельтешили радужные гоблины.

— Черепномозговая два, — раздался надо мной печальный голос Далии.

— Извини, такое иногда бывает, — грустно вздохнул маг. Далия развела руками (всеми восемью) и покачала головой (сначала правой, потом левой, потом центральной).

— Понимаю. Обед был замечательный, правда. Но давай-ка и в самом деле отправимся по домам.

— Хорошо, — проговорил огорченный неудачей маг. — Становитесь поближе, сейчас я вас телепортирую.

Я совершенно не виновата в том, что произошло! Абсолютно! Я сидела и трогала шишку на лбу, пытаясь сдвинуть топор так, чтобы холодило и теменную, и лобовую травму. Это всё он, безбородый похититель заварных пирожных, натворил! А мэтресса Далия стояла рядом и смотрела!

И не было с ними специалиста по вероятностям (то есть был, но занимался шишками), чтобы подсказать: раз пошла полоса неудач, одним половником она (неудача) не ограничится.

Сгустилось облачко телепорта; рассеялось, и мы с мэтрессой Далией снова оказались в горах.

Но это были совсем другие горы.

* * *

— Напа, — спросила полтора часа спустя мэтресса Далия. — Рассчитай, пожалуйста, вероятность того, что случайно встреченный посреди Илюмских гор одиноко курящий травку человек с долей эльфийской наследственности, близкий родственник придворного мага короля Иберы, водит приятельство с кем-нибудь из наших знакомых.

— Единица к двадцати семи тысячам шестистам тринадцати. Но ты неправильно формулируешь задачу.

— Вот как?

— Надо считать такие вводные: житель Аль-Миридо, пребывающий в горах по неизвестной причине, какова вероятность, что у него есть общие знакомые с эмигранткой из Ллойярда, скрывающейся в Кавладоре по причине творческих разногласий. Единица к шести тысячам девятистам семи и пятнадцати сотым в периоде.

— Утешает. А каков шанс, что этот обдолбанный, недоделанный, демоном [зачеркнуто] травмированный маг вспомнит, куда он нас телепортировал?

Я пожала плечами.

— Невероятность приближается к абсолюту.

Мэтресса прокомментировала этот вывод длинной тирадой, которую, как и предыдущий полуторачасовой монолог, я дословно не запомнила и не привожу во избежание ошибки цитирования.

— Вернёмся в Талерин, — злобно прищурилась Далия, — пойду к ближайшей ведьме и прокляну этого гада.

— Не надо! — испугалась я. — Проклинающий отягощает свою карму!

— Откуда ты набралась таких завиральных идей?! Какая разница… Главное, вернутся в Талерин. В Университет. Пострадаем, конечно, во время Ученого совета… не в первый раз… Зато хотя бы пообедаем.

— Если, конечно, нас не посадят.

— За что? — скептически хмыкнула Далия. — За глупость в особо крупных размерах? Разве что меня уволят по профнепригодности…

— За кражу из дворца.

— Какую кражу?

Я показала ушибший меня половник, который чисто автоматически прихватила с собой с места обеда (правда, правда, ну чисто автоматически! Можете спросить профессора Прибылова-Захватского, он вам объяснит, что есть такая подлая вещь — условный рефлекс называется). Отличная гномья работа, серебро, а на черенке ручки медальон из черной эмали с тонко прорисованным золотым древом…

— Королевский герб… — простонала Далия. — О небо! Мы совершили кражу королевского половника!

— Не мы, — педантично поправила я отключившуюся от Высшего Разума мэтрессу. — Но доказать, что мы просто рядом стояли, будет не просто. Не дрейфь, Далия, — утешительно похлопала я подругу по той части тела, до которой смогла дотянуться. — Если бы ты каждый день вела аморальный, антиобщественный и криминальный образ жизни, ты вообще такой мелочи не заметила бы. А раз уж ты стала дипломированным алхимиком, попробуй рассуждать логически-позитивно. Пропажу антиквариата из дворца наверняка будут расследовать лучшие специалисты Министерства Спокойствия, а они такие — ууу! Носом землю роют, кого хочешь, где угодно найдут! А уж нас — тем более.

Мэтресса недолго постояла, раскачиваясь на ветру, как сохлая былинка.

— Вернёмся с каторги, — наконец, нашла в себе силы вернуться к реальности Далия. — Пойду к ведьме и прокляну эту рыжую овцу Долли.

— За некромантию дополнительный срок дадут.

— Напа! Молчи! — вспылила моя предводительница. — Если бы ты была нормальной гномкой и умела ориентироваться в горах, мы бы давно уже были дома! Грелись у камина в «Алой розе», и не мокли бы под дождём!

— Я уже говорила, что умею! Умею ориентироваться В горах, а не На них!

Мэтресса Далия окинула ищущим взором округу и призадумалась.

Округа состояла из пиков, обрывов, пропастей, скал, осколков пород разного содержания и вольного размера, склонов крутых, очень крутых и отвесных. Растительность, которая в предыдущей зоне экспериментирования заслуживала название чахлой, здесь отсутствовала как класс. В местности, куда нас столь неудачно забросило телепортом [зачеркнуто, исправлено] низкоквалифицированного мага, упрямо шёл мелкий противный дождь, солнце катилось в закат. Единственное, что могу сказать хорошего о столь негостеприимном месте — там не было комаров.

Людей, гномов, кентавров, эльфов, да что там, даже чернопятых троллей там тоже не было. Гоблины, сволочи, тоже куда-то подевались.

— Хорошо. Давай искать лаз внутрь горы, — наконец, согласилась Далия. — Не найдем гномьих пещер, так хоть от дождя укроемся. Переночуем, а утром уж как-нибудь. Напа, веди! Я утверждаю твой план. Напа? Что не так на этот раз?

— Горы мне не нравятся, — поёжилась я. Как объяснить человеку чувства гнома? — Мёртвые они какие-то. Пустые.

— И что? Погоди, как это — пустые?

Я осторожно потопала ногой по камням. Ковырнула ближайший валунчик, постучала по нему кулаком:

— Выработали их до конца, до зёрнышка, до последней вагонетки, — объяснила я. — Эта горушка внутри как ноздрястый сыр. Изъедена до тонких стеночек. Даже удивительно, как это старейшины гномьих кланов допустили подобное безобразие! Того и гляди, всё обвалится. Не хочется внутри оказаться, если вдруг какой камнепад начнётся.

— Напа, ты не шутишь? — сдержанно запаниковала мэтресса. — Пошли-ка отсюда. Я в спелеологии не сильна.

И мы пошли дальше. Прошли шагов двадцать, и за очередной скалой опять обнаружились люди.

Позволю себе на минутку отвлечься от ясного, подробного и правдивого изложения событий, и объяснить, почему я не пытаюсь приукрасить поведение мэтрессы Далии. Да, признаю, мысль о наказуемом Уголовным Кодексом королевства Кавладор деянии (наложении проклятия) посещала её многомудрую голову. Все мы несовершенны. Но определиться с объектом, на который проклятие следует наложить, ей, Далии, мешал слишком богатый выбор кандидатур, в данном конкретном случае — тех, кто помешал нам набрать сведений для отчёта на Учёном совете. Так что, скорее всего, заявление мэтрессы Далии о предстоящем визите к ведьме, колдуну или магу, было всего лишь попыткой отвлечься, выпустить, что называется, пар.

А если с мэтрессой Долли, чью кандидатуру мэтресса Далия так рьяно обсуждала, демонстрируя богатейший словарный запас и изысканное словотворчество там, где устоявшихся выражений не хватало, и вправду что-то плохое случилось… Так разве только Далия могла Долли проклясть? У той рыжей [зачеркнуто] облезлой мэтрессы есть, теоретически, студенты, которые не могут угадать правильный ответ на экзамене, и коллеги, которые могут чему-то завидовать (например, парику. Среди алхимиков много лысых, только большинство стесняются признать свой дефект), есть госпожа Гиранди, секретарь господина ректора (краем уха слышала, что дамы очень друг друга недолюбливают, но тс-с! Я вам ничего не говорила!) Наконец, есть научная литература, которую мэтресса Долли распространяет со всевозможной страстью! Короче, идея с проклятием кого-либо виноватого так и повисла в воздухе.

Нам с Далией срочно требовалась решить более насущную проблему.

* * *

— Что это за убожество? — презрительно, с гадливостью и отвращением спросила меня мэтресса Далия, приподнимая кончиками пальцев обсуждаемый предмет.

Я подошла ближе, понюхала. Попробовала на зуб.

— Железная проволока. С накрученными на нее кусочками такой же проволоки. У кусочков края острые, царапаются… Похоже на какое-то заграждение. От коров, наверное, берегутся, — высказала я гипотезу. Мэтресса Далия, которой железная проволока своими колючками расцарапала подол мантии, возмутилась:

— Где ты здесь видишь коров?

Вопрос был справедливый. Я осмотрелась по сторонам, пробежалась в сторону от тропинки, на которую мы с Далией в конце концов спустились с окружающих небольшую долину крутых скал, и признала, что коров в обозримом пространстве нет.

— Ну, мало ли… Может, тут овцы зубастые… Или стадо минотавров бегает. Или здешние хозяева просто гостей не любят…

Далия фыркнула:

— ну, мало ли кого здешние хозяева не любят… Придется. Я им устрою — Алхимию игнорировать!..

И мы смело пересекли границу, очерченную бетонными столбами и натянутой между ними железной проволокой в колючках.

Резон для вторжения на территорию неизвестного племени имелся. И не единственный. Во-первых, мы очень устали. Не под открытым же небом нам ночевать. Во-вторых, примитивные существа наподобие троллей, а тем более — гоблинов, были просто не в состоянии соорудить нечто аналогичное встреченному нами среди гор. Эльфы тоже не стали бы утруждать себя возведением столь уродливой пародии на забор — к заборам эльфы относились трепетно, ибо они не только очерчивали зону владения, но и служили подмостками тем певцам и музыкантам, которые не могли сдержать творческих порывов. На гномье изделие бесконечно длинные плети железной проволоки тоже не походили. Значит… Значит, это либо кентавры — они иногда выходят из своих зеленых полей, или люди.

Идея исследовать неизвестный кавладорской Алхимии клан людей, изготовляющий отвратительные изделия из дурно сработанного железа, обитающий в пустых, изъеденных коррозией горах (не известных мне, гному из клана Кордсдейл), захватила Далию целиком и полностью.

И вот мэтресса Далия, гордо подняв голову и придерживая полы мантии, вступила на бетонный плац, опоясывающий примитивное, очень уродливое сооружение, уходящее глубоко под землю. Увидел бы такое строение мой прадедушка, знаменитый архитектор, взял бы кирку и самолично стер бы с лица земли.

Мне тоже не понравилось.

А гоблинам — тем более.

— Ау! Аааууу! — покричала Далия, стуча в дверь. Отклика не было. Но дверь сама собой распахнулась (и вовсе я по ней половником не стучала, честное слово. Так, камешком тюкнула…). Мы вошли.

Открывшееся перед нами помещение не было похоже ни на одно цивилизованное жилище. Здесь не было ни уютных кресел, ни лавок, укрытых мягкими шкурами или ковриками, не горел огонь в камине — хотя бы потому, что камина не было. Зря — в горах прохладно, и мы с Далией мечтали согреться.

В помещении присутствовали столы, хаотично размещенные вдоль стен. Прямо в столешницах какой-то шибко «умный» мастер зачем-то наделал кнопок, рычажков и клавиш, покрытых странными закорючками; над столами, в стенах или специальных держателях, были закреплены странные стеклянные черные пластины, а от них волочились гибкие черные кишки, которые скрывались где-то в стене. Я проверила — за стеной обнаружился ящик. У ящика нашлись вполне цивилизованные, похожие на гномьи, винтики, я их открутила и обследовала содержимое. Ничего, достойного внимания — какие-то блестящие штучки, переключатели, кнопки, хаотичное смешение проводков, ведущее наружу, к другим железным, стеклянным и каким-то непонятно из чего сработанным штуковинам. На всякий случай я пощелкала, постучала по всему, до чего могла дотянуться, серебряным половником, но ничего не произошло. Вернулась к Далии.

Она внимательно рассматривала обнаруженный ею блокнот. Вполне обычный блок из склеенных листков, которым таинственный обитатель странного уродливого жилища пользовался. Но почему-то записи делал не понятными рунами, а совершенно идиотскими пиктограммами и иероглифами.

— Интересно, что это? — подумала Далия, и, чтоб лучше размышлялось, уселась на краешке стола.

Практически сразу же откуда-то из-под крыши… нет, сверху… нет, отовсюду сразу раздался жуткий завывающий звук, стеклянные пластины ожили, и на них замелькали совершенно потрясающие картинки. Я даже оторопела от неожиданности! Конечно, изображениям не хватало академической изысканности, которую так ценят мастера живописи Фносса или Кавладора, но, например, господин Бобри из Фраскарона, как мне рассказывал директор Королевского Музея, любит шокировать зрителя подобными цветовыми экспериментами…

На быстро мельтешащих картинках угадывались очертания гор, того помещения, в котором мы находились, какой-то повозки, почему-то движущейся своим ходом, без помощи осликов или лошадок. Потом в одной из картинок я увидела… я увидела себя и Далию — и громко ойкнула от неожиданности. Мэтресса подскочила, потребовала, чтобы я объяснила ей свое поведение…

— Что это за фигня? — сурово нахмурилась алхимичка на круг, перечеркнутый крестом, вдруг появившийся поверх наших с ней изображений.

— Похоже на прицел, — сказала я, подумав. — Папенька, рассчитывая дальнобойность пушек, всегда рисует что-то подобное, чтобы мишени не сливались с окружающими предметами…

Далия несколько раз хлопнула глазами, после чего неожиданно подхватила меня на руки и рванула неровным спотыкающимся галопом вон.

Через три с половиной секунды после того, как мы покинули бетонную конструкцию, рядом с ней приземлилось нечто, похожее на сработанного из металла и железа головастика. Крупная «голова» и сзади тонкий отросток. На «макушке» и кончике «хвоста» ревели, вращаясь с бешеной скоростью, пропеллеры, а из нутра «головастика» выпрыгнуло несколько мужчин в странных, серо-пятнистых одеяниях.

— Смотри, Далия, — обратилась я к своей научной предводительнице. — Люди.

Мэтресса приостановилась, чтобы отдышаться. Активизировав неведомые Алхимии резервы своего организма, Далия за короткий срок успела преодолеть расстояние в сотню тролльих шагов, да не просто так — а вверх по почти отвесной скале и со мной и половником из королевского сервиза на руках.

— Интересно, а они серые с пятнышками потому, что приходятся родней розовопятым троллям?

Далия продолжала тяжело, с краткими всхлипами, дышать, судорожно обмахиваясь украденным блокнотом.

— Пошли, спросим?

— Нет.

— Да брось, Далия! Ты ведь наверняка хочешь узнать, что это за существа, почему используют странную письменность, зачем построили такой уродливый бункер…

— Нет.

— Далия, я тебя не узнаю! Пошли, хотя бы спросим, зачем они нас ищут?

— Напа Леоне, поверь дипломированному алхимику: чем больше тайн у Вселенной останется, тем будет лучше для всех! — рявкнула Далия в ответ.

Мне оставалось только пожать плечами, поправить топор, чтобы не сползал с макушки, и поспешить за научной предводительницей.

В глубине души я, признаться, сожалела, что не получилось исследовать новооткрытое людское племя. Но спустя полчаса нам с Далией представилась возможность исправить это досадное упущение.

* * *

Текст обращения, с которым обратились к нам случайно встреченные люди обнаруженной в неведомых горах популяции, привести затрудняюсь, потому как звучал он на странном, неизвестном мне наречии. Тем не менее, мэтресса Далия, со свойственным ей интеллектом, тут же догадалась, что это был приказ стоять, не двигаться и поднять руки вверх. Пока мы стояли, застыв скорее из уважения к обычаям незнакомого племени варваров, чем из страха (гнома клана Кордсдейл ничего не боятся!), вожак начал движение навстречу.

Вида он был неприятного, росту огромного (Далия может утверждать другое, но это ее, человеческие, измерения), и в руках держал какую-то штуку наподобие очень уродливого пистолета (схематическое изображение «этой штуки» прилагается).

Вообще, должна отметить, у варваров было очень много разных железных штучек, правда, металл был самого наипаршивейшего качества, лишь самую чуточку лучше, чем железная проволока, натянутая для обороны странного бункера. Сразу видно, что племя мало общается с гномами: мы бы уж не допустили издевательства над старым добрым плавильным искусством!

Так вот. Кроме уродливых пародий на пистолеты, у варваров была также целиком сделанная из железа повозка, может быть, та, которую мы видели на стеклянных пластинах в бункере. Где паслись выпряженные из повозки лошади, не знаю, ведь рядом трава не росла, но, вынуждена повторить, зачёт по ботанике мне поставили из человеколюбия, то есть, из гномолюбия, а не за прочные, устойчивые знания.

Я исправлюсь, честное слово!

Приблизившись к нам, вернее, к Далии, которую, благодаря росту и особенностям фигуры, заметить проще, чем меня, почти неразличимую на фоне скальных пород и в сумерках сгущающегося заката, вожак племени задал какой-то вопрос. Далия развела руками, объясняя, что не понимает языка.

Вожак совершил сложный шаманский ритуал, постучав по маленькой черной коробочке, закрепленной на одном из перекрещивающий грудь ремней, выдернув из прически кого-то из подчиненных что-то вроде короткого перышка и воткнув сей предмет за ухо, и вдруг заговорил по-кавладорски. Правда, с ужасным произношением.

— Кого прячешь? Я сказал, выйти с поднятыми руками! Выполнять!

Я осторожненько вышла на середину тропинки.

— Мутант! — закричали люди племени. Не знаю уж, что обозначает этот звукокомплекс.

Племя оказалось очень агрессивным, иначе не объяснить, как шустро люди перехватили своё оружие и нацелили на мирных нас. Тут меня осенила одна идея, и я поторопилась прошептать ее Далии.

— Скажи им о Телячьем Ящуре!

— Чего? — не поняла мэтресса.

— Скажи им, что нас нельзя трогать, потому, как мы исследуем Распространение Чумы и всего остального, и очень полезны для общества!

Мэтресса Далия как-то странно отреагировала на мои слова. Лицо ее перекосило, а глаза метнули пару молний.

Теперь-то я понимаю, что не следовало шептать так громко. Вожак племени услышал, перевёл мои слова остальным и наверняка допустил ошибку цитирования. Потому как племя всё поняло неправильно, поспешив выполнить приказ «на плечо, к бою товсь».

— Напа, — спокойным, размеренным голосом проговорила Далия. — Бежим.

И мы побежали.

Пули свистели над нашими головами (варварство! Дикое варварство так обращаться с алхимиками! Пусть им не нравится научное творчество мэтрессы Далии, но в меня-то зачем целиться? Я только подставляла циферки в статистические формулы!). Мы с Далией спотыкались, падали, скользили на мокрых от некстати начавшегося дождя горных тропках, а нам вдогонку летели выстрелы, вопли, и даже, кажется, порванные башмаки дикого, необразованного племени.

Не смотря на сложные обстоятельства, не смотря на бег по пересеченной местности, не смотря под ноги, потому как всё равно в темноте уже почти ничего не было видно, я не выронила из рук национальное сокровище, я не потеряла предмет из королевского столового набора!

Бежать было трудно, и, если бы не отточенные в веках и схватках с [тщательно зачёркнуто, посажено две кляксы; магическому восстановлению ранее написанный текст не подлежит] обидчиками гномьи навыки ориентирования в, на, под и изнутри гор, дикари схватили бы нас уже на пятнадцатой минуте.

Благодаря талантам клана Кордсдейл отряд серо-пятнистых человекоподобных существ загнал нас в ловушку где-то через час.

Мы с мэтрессой забились в расщелину, и, поскуливая от страха (то есть, конечно же, поскуливала Далия, а я ее морально поддерживала), смотрели, как варвары подогнали поближе свою железную повозку с ярко горящими передними фонарями, как построились неровной цепью и принялись заглядывать под каждый камень.

Я не виновата, что акустика в расщелине оказалась такой хорошей! Честное слово, не виновата!

— Напа, — укоризненно прошептала Далия. — Пока мы живы, ради всех богов, ответь, зачем ты это сделала?

— У меня в носу зачесалось. Может быть, они не услышали, как я чихаю?

— Думаешь? — мэтресса осторожно выглянула, и убедилась, что звук одинокого гномьего чиха привлёк внимание охотников.

Опять!

— Будь здорова, Напа. Чтоб ты долго была здорова…

Опять! Опять!

— Издеваешься? — холодно осведомилась мэтресса.

— Нет, просто у них повозка воняет! Напихали они туда всякой гадости, а у меня организм тонкой конституции! Вернёмся домой, я тебе справку от мэтрессы Розанны покажу!

— Эй, вы, мутанты! Это вы, что ли, из секретной лаборатории сбежали? — окрикнул нас вожак племени. — Мы знаем, что вы здесь! Выходите! Мы вас не тронем, — и варвары заржали. Кажется, у меня начала развиваться аллергия на смех низкоорганизованных людских кланов.

— Какой дрянью? — шепотом спросила Далия. Целиком сосредоточившись на проблеме, как быстро прорубить из расщелины подземный ход в отсутствие отбойного молотка, одним половником, я даже сначала не поняла, о чем она. Нашла, [зачеркнуто], время пополнить запас своей осведомленности! — Какой вонючей дрянью забита их повозка?

Видя, что у нее очередное обострение мании исследования, я не стала спорить.

— Что-то из лёгких фракций перегонки нефти.

— Оно горючее?

— Эй, вы! — кричали меж тем наши преследователи. — Выходите! Считаем до десяти! Один…

— Что, старше десяти чисел не знаете? — выкрикнула я.

— Напа! — зарычала мэтресса, будто в роду у нее водились волки. — Оно горючее?

— Да, очень. И нечего на меня кричать. Я, между прочим, думаю, как бы нам сбежать отсюда.

— Я тоже. Давай, сначала попробуем мой план. Хорошо?

— Как скажешь. Мой тогда будет называться план Бу.

— Эй, вы! — очередной раз прокричали варвары и выпустили тучу пуль в сторону нашего укрытия. — Поторопитесь, у нас кончается терпение! Четыре…

— У меня тоже! — закричала мэтресса, быстренько запихнула в карман мантии похищенный блокнот, и зачем-то оторвала очередной лоскут от своей нижней юбки. Как будто мало их (обрывков, не юбок) осталось в родных Илюмских горах. — Оружие на землю, руки за голову!

Варвары захохотали и заулюлюкали.

— Ой, как нам страшно, — перевёл нам их слова вожак. — Мы просто готовы описаться от страха.

— Вам должно быть страшно, — громко проговорила Далия, лихорадочно заворачивая в лоскут пару сухих шляпок «пыльного грома». Так вот, оказывается, что она несла в своей полевой сумке! — Напа, — зашептала алхимичка. — Ты руки чем во время обеда вытирала? Носовым платком? Дай сюда. — И снова вожаку племени, очень громко, так, что у меня в ушах заложило. — У меня тут бешеная самка чернопятого тролля, и я не побоюсь спустить ее с поводка!

— Какого тролля? — насмешливо проговорил вожак дикарей.

— Какого тролля? — не поняла я и на всякий случай еще раз обследовала расщелину на предмет обнаружения других разумных существ.

Мэтресса тяжело вздохнула.

— Карликового!

Я хотела спросить, бывают ли такие, но, подумав, решила не вмешиваться.

— Девять… — напомнил нам об истекающем времени вожак. Потом вдруг как-то сразу оказался рядом. Наставил на Далию свой уродливый револьвер, и закончил счёт: — Десять. Ну что, красавица, будешь и дальше рассказывать сказки, или пойдем, побеседуем о том, кого и зачем ты похитила из генетической лаборатории?

— Какой лаборатории? — недослышала я, но на мой вопрос никто не ответил.

— Пойдем, — согласилась Далия, пристально глядя на наведенное на нее оружие. — Поговорим.

— Знаешь, если ты будешь умницей, и скажешь, на кого работаешь, мы, так и быть, не станем усыплять похищенное тобой существо.

— Это кого он назвал умницей? — оскорбилась я за мэтрессу Далию.

— Смотри-ка! А она у тебя разговаривает! Да уж, каких только бед не натворит радиация…

Повинуясь принуждению, мы с мэтрессой выбрались из убежища, и пошли поближе к повозке. Мне совсем не нравились ни мерзкие ухмылки, ни грязные щетинистые физиономии — убогая пародия на достойные, степенные бороды, которые так украшают наиболее мужественных представителей славного племени гномов. Я пыталась прочесть на лице мэтрессы подсказку, когда же включать в дело план Бу, но её лицо было невозмутимо, как у настоящего дипломированного экзаменатора.

— Может, хоть прикурить дашь? — спросила Далия у нашего конвоира. В эту минуту я, признаться, едва не разочаровалась в ее моральных качествах. Просить что-то у победителей? Фу.

Тот усмехнулся, достал из кармана пачку сигарет и чиркнул зажигалкой. Далия неумело прикурила. Потом повернулась ко мне.

— Напа, так что ты там говорила насчёт Бу? — и хитро мне подмигнула.

Вдохновленная (ура! Я не ошиблась в своей научной предводительнице!), я сжала оружие покрепче и атаковала врага.

Я забыла, забыла, забыла, что топор у меня привязан к темечку, а в руках королевское имущество! Я не хотела его (имущество) повредить! Я исправлю! Честное слово! Я сама всё исправлю! Торжественно клянусь, что исправлю!

В пылу схватки я на несколько секунд выпустила из поля зрения Далию. Когда опять поймала, она уже была около повозки, зачем-то подожгла сверток с «пыльным громом», и тут уж я испугалась по-настоящему.

— А-аа! — заорала я, позабыв от страха человеческий язык.

Подбежала к Далии, подхватила ее на плечо и понеслась прочь, сметая кольчужной собой и перевернутой мэтрессой оторопевших от столь дикого крика варваров.

Воспоминания о печальном опыте детских лет, когда мы с братьями решили сварганить пару фейерверков, были очень свежи, так что я живенько представила себе, как маленькая капелька оранжевого огонька, закинутого внутрь повозки, вдруг расширилась, увеличилась в объёме, как сухие споры грибов (ну, их-то я, конечно, не видела, но догадываюсь об их участии), выстрелив голубым фейерверком, прожгли и подожгли всё вокруг себя, как бросились дикари спасать своё имущество… И каким великолепным огненным цветком, с черными полосами сгоревшей лёгкой фракции перегонки нефти, вдруг расцвела железная проржавевшая колымага!

Честное слово, это было потрясающее зрелище. Не смотря на то, к каким последствиям привело.

Спустя некоторое время Далия возмутилась, что ее несут, как куль с мукой, и потребовала поставить ее на ноги.

— Ты что, отупела?! — заорала я. — Бежим скорее!

— Ты думаешь, кто-то в живых остался? Рвануло сильно, осколков было много, неужели кто-то выжил?!

— Во-первых, кто-нибудь всегда выживает, — доходчиво объяснила я. — А во-вторых, выжить во время пожара, даже сильного, и выжить во время горного обвала — это две разные вероятности.

— Обвала? — до алхимички дошло. — Ты думаешь, будет?

— Обязательно.

И, смею вас уверить, сбывшимся прогнозом я вновь подтвердила свою высокую квалификацию исчислителя статистических невероятностей.

* * *

Некоторое время мы обсуждали, что нам говорить на заседании Учёного совета. Я предлагала молчать и, к своему глубокому стыду, рассматривала (теоретически, исключительно теоретически) вопрос о невозвращении в Кавладор. Далия говорила, что нас всё равно найдут, и готовила речь, изобилующую изящными логическими формулами, красочными примерами, доходчивыми пояснениями… Текст речи в настоящей объяснительной записке привести не рискну во избежание ошибки цитирования.

Далия, конечно, мне друг, но на ошибочное цитирование, как и любой, уважающий свои труды (не в смысле — рабочий пот, а в смысле — научное издание) алхимик, обижается.

Мы шли вдоль стены подземного хода, которую я сочла достаточно надежной и не склонной к неожиданному обрушению. Звуки и пыль горного обвала остались позади. Было сыро, прохладно, немного голодно и, с дополнением в виде жуткой усталости, тоскливо.

— А ещё в тюрьме можно будет проводить камерный эксперимент. — утешала я Далию.

— как это?

— Ловишь крысу, сажаешь ее в камеру, изучаешь её разум. В смысле, крысы разум; у камер, как тебе должно быть известно, с разумом не густо.

— Напа, у крыс тоже нет разума.

— Ну и что? Всегда можно сказать, что поведение крысы в запутанном помещении (или даже еще лучше — ящике!) есть уменьшенная модель поведения человека в этом сложном, многомерном и макроэргическом мире…

— Что-то такое в этой идее есть… Но крыс будешь ловить сама.

— Я? — и я поспешила перевести разговор на что-нибудь другое. — Кстати, тут рядом кто-то живёт.

— как определила? — немного воспрянула алхимическим духом Далия.

— А вот стена хорошо отшлифована. А здесь ее совсем недавно подновляли, значит, до сих пор пользуются, — я подняла повыше огонёк маленького, карманного осветительного фонарика. В фонарике уже заканчивалась магия, и я была очень рада, что следы цивилизации обнаружились до того, как мы с мэтрессой погрузились в темноту.

— А кто живёт, не скажешь? — с надеждой уставилась на меня Далия.

— Не тролли, однозначно. Им до каменотёстсва как до луны. Не кентавры, они зелёную травку предпочитают. Не эльфы. Не гномы — мы не идиоты, жить в подверженных сотрясениям помещениях.

— Значит, опять люди.

Постояли. Помолчали.

— Случайно, не родственники тем пятнистым острякам-самоучкам, которые нас чуть не пристрелили?

Я пожала плечами. Откуда мне знать? Ее (Далии) раса, ей и виднее.

— Как ты думаешь, они знают, что мы с тем отрядом сделали?

— Не знаю… Они ж отсюда не выбегали, значит, не знают.

— Не выбегали?.. Ах, да, мы бы с ними в подобном случае встретились бы в подземелье. Значит, надо рискнуть, попробовать зайти. Кстати! Если они не выбегали на шум обвала, значит, они или глухие, его не слышали, или какие-нибудь увечные, и бегать не могут, или какие психи, что не посчитали важным. Рискнём. Войдём.

Гипотеза мэтрессы Далии подтвердилась частично: сидевшие в каменной келье трое парней не были глухими, но действительно выборочно утратили возможность передвигаться и адекватно реагировать на события реальности.

Они были пьяны, как… Даже не знаю, кто. Студенты, монахи, сапожники, варвары — все эти отряды разумных существ, которые так любит классифицировать с урбаногнозических позиций мэтр Питбуль, просто никогда не напивались до такой степени, каковую продемонстрировали обнаруженные нами три мужские особи.

Мэтресса, шепотом велев мне молчать и предоставить действовать ей, шустро подскочила к столу, за которым сидела означенная троица, и достала из кармана не перенёсшей излишеств полевой практики мантии злополучный жетон.

— Добрый вечер.

Все трое как-то опешили. Самый крупный, нацепивший квадратные очки, что придавало ему сходство с дрессированной цинской пандой или бирмагуттской коброй, вылупился на меня, скромно стоящую у стеночки. Остальные смотрели на выдвинувшуюся из темноты мэтрессу и тоже, кажется, не верили своим глазам.

— Служба по Контролю за Психическими Заболеваниями. На что жалуетесь?

Второй из трёх замычал жалостливо. Третий перевёл взгляд с мэтрессы на меня, охнул, выругался, и как-то обмяк на стуле.

Похожий на цинского медведя человек инстинктивным жестом убрал со стола полуведерную бутыль с неприятного вида мутным раствором, и в растерянности прижал ее к груди.

— На что, спрашиваю, жалуетесь? Мы что, так до утра и будем молчать? И никто не предложит даме присесть? И никто даже не поздоровается?

«Панда» частично пришёл в сознание, освободил одну из рук, трясущимися пальцами достал из кармана черную коробочку — мы с Далией уже видели нечто подобное, поэтому не удивились, что после появления коробочки мужчины вдруг обрели способность изъясняться на нормальном, кавладорском языке.

Один из хозяев подземелья пододвинул мэтрессе стул, сделал попытку улыбнуться (лучше бы, право слово, воздержался), и попросил повторить, что, собственно, привело сюда прекрасную даму.

— Служба, говорю, Охраны Психического здоровья. Какие жалобы? Не мучает ли вас бессонница? Не беспокоит ли посторонний, только вам слышимый шум? Не отвлекают ли от выполнения служебных обязанностей видения маленьких глазастых человечков? Вращающихся гоблинов? домашних котлет с чесночком? Девиц в неглиже?.. — Мэтресса профессиональным жестом извлекла из сумки блокнот и заинтересованно посмотрела на новых подопытных.

Один, тот, что мычал, поднял руку и попытался утвердить дрожащий палец в мою сторону. А что я? Я стояла себе, никого не трогала.

Человек в квадратных очках схватил руку мычащего и с усилием прижал ее к столу.

— Нет, что вы, доктор. Мы в абсолютном порядке.

— Т-т-т-топор… — простонал гномо-указатель.

— Топоры помогают вам сосредоточиться? — деловито черкала карандашом мэтресса. Именная гравировка сверкала в тусклом свете странных ламп, закрепленных под потолком. — И сколько штук требуется для нормального функционирования вашего мозга? Один в неделю, два, три, нужное подчеркнём…

— Он хотел сказать — трефы.

— Вы утверждаете, что я неправильно его расслышала? — с морозцем в голосе осведомилась мэтресса. Скомандовала мычащему-заикающемуся. — Повторите, любезный, что вы сказали.

— Т-т-тпорики, ёлочку рубить…

— Запишем. У пациента ярко выражена агрессия в адрес зелёных насаждений…

— Доктор, вы нас не правильно поняли, — вернул бутыль на стол «панда», и попытался объяснить ситуацию «доктору». — Он о другой ёлочке!

— О, — состроила гримасу Далия. — Вы хотите поговорить об этом?

— Нет, — оскорбился почему-то очкарик. Но тут же вернулся к конструктивным переговорам. — «Ёлочка» — это запись набранных очков в преферансе. Знаете?

— Что-то подобное доводилось слышать…

— Преферанс, старинная карточная игра? Понимаете, доктор, мы все его так любим, так любим… Он нам как родной.

— Дозированное употребление… гм… употребление дозы… грм… — попытался родить оправдание второй подопытный. Замолчал, не в силах развязать запутавшийся язык. Его товарищ пришел на помощь:

— Перераспределение нагрузки с учетом межполушарной асимметрии способствует повышению общего жизненного тонуса и обретению эмоционального равновесия, — солидно, стараясь не смотреть в мою сторону, пробасил третий из присутствующих мужчин. — Вот и отвлеклись, в нерабочее, между прочим, время.

— Не всё ж нам открытиями заниматься… — прохрипел второй человек.

— И не статьи ж научные нам тут писать… — добавил из последних сил третий.

Мэтресса выдала на такую сентенцию презрительную гримаску, но не дала увести себя прочь от предмета, возбудившего в ней профессиональный алхимический интерес.

— Любопытненько, любопытненько… И как в эту игру играют?

— Играть надо вчетвером, — спешно забасил третий. — Можно и втроём, только это неспортивно. Раздаём тридцать две карты…

Я не стала сердиться на невнимание к своей персоне, к тому же, в комнате было столько занимательных мелочей. Отошла к стене, обнаружила вполне цивилизованный, обычный письменный стол, заваленный рулонами и клочками бумаги, нашла яркие цветные карандаши, обрадовалась, что приблизительно знаю, как использовать пластины черного стекла, закрепленные над столешницами с клавишами и кнопочками, покрытыми непонятными письменами. Воспользовавшись относительной тишиной, выплеснула на подвернувшуюся гладкую поверхность все эмоции и напряжение тяжёлого дня.

В какой-то момент очкарик отвлёкся от объяснений, что, цитирую, «марьяж по любому взятку берёт», посмотрел на моё творчество, побледнел почти до протрезвления, и основательно приложился к бутыли.

Я побродила по помещению, нашла пару сухарей, сгрызла их (вкус был отвратительный), попыталась выправить вмятины на королевском имуществе, расстроилась, пристроилась в пустующем кресле, и, пока Далия постигала тонкости преферанса, немного подремала.

И приснился мне сон. Как будто предмет из королевского столового набора никто не ищет. А сидит король за королевским столом, изволит спокойно ужинать в обществе королевы, младшего брата, собственных детей и своих же верных придворных…

* * *

Я приблизительно представляла себе интерьер королевского дворца, в основном — по рассказам маменьки, которой доводилось общаться с самыми разными человеками и дома, в Ллойярде, и в Иберре, где наше семейство жило в годы моего детства, и в Кавладоре. Стены, украшенные фносскими мозаиками и картинам в тяжелых золотых рамах, распахнутые по летнему времени окна, свечи в тяжелых золотых канделябрах на обеденном столе, и вдоль стен — яркие магические фонарики, закрепленные на специальных держателях. Где-нибудь в углу — мраморная статуя. Маменька рассказывала, что Лорад Восьмой, батюшка ныне здравствующего монарха Кавладора, заказывал ей когда-то скульптуру богини красоты, смотрящейся в зеркало. Вот, наверное, эта самая богиня в беломраморном исполнении и украшает обеденную залу Королевского Дворца в Талерине.

За столом — его величество Гудеран Десятый, мужчина средних лет, среднего сложения и абсолютно заурядной, среднестатистической внешности, хорошо знакомой каждому, кто когда-либо держал в руках кавладорский золотой. В моем сне Гудеран держит в руках книгу, рядом со столовым прибором сверкает золотым бочком чернильница, и время от времени король делает правки в тексте. Ну да, как же иначе? Ведь всем известно, что его величество решил пересмотреть, исправить и переработать с учетом новейших социальных, экономических и магических тенденций Свод Законов и Уголовный Кодекс королевства. Вот и правит, не делая перерыва даже во время ужина.

Рядом с королем — королева. Ее величество Везувия, двоюродная сестра иберрского короля Фабиана Восьмого. Очень красивая женщина — я ее видела, когда королевская карета проезжала по Университетскому кварталу. ну, конечно, Везувия по человеческим меркам хороша, а по гномьим — так чересчур высока, недостаточно крепка в кости, личико у нее какое-то плоское, ни ушей, ни носа, ни щек не выпирает, а бороды совсем нет.

Но, еще раз повторюсь, по человеческим меркам она красавица.

По левую руку от короля сидит его высочество принц Роскар, герой и истинный рыцарь. Он победил пятерых злобных драконов, выиграл за последние десять лет все известные турниры, сражался с разбойниками и риттландскими викингами… Хотя что это я трачу время, рассказываю о подвигах принца Роскара? все и так прекрасно знают, что кавладорский принц самый храбрый, отважный и доблестный рыцарь современности. Знают и то, что в детстве Роскар по ошибке выпил волшебный эликсир, предназначенный для укрепления здоровья. Эликсир варил придворный маг, мэтр Фледегран, для короля Лорада Восьмого; пришлось магу изготовить еще одну канистру волшебного напитка, а с тех пор принц Роскар никогда не испытывает проблем со здоровьем. Вот он, слева от короля, высоченный, широченный, румяный и веселый.

Оставшиеся места за обеденным столом занимают принцессы Анна и Дафна, бледненькие человеческие девочки тринадцати и двенадцати лет, и наследник Короны — принц Арден. Все трое очень похожи на свои портреты, вывешенные в Королевском Музее. Вплоть до мелочей — неподалеку от принцессы Дафны стоит клетка с экзотическим белым попугаем, а у ног принца Ардена лежит пес в золоченом ошейнике.

Еще за столом сидят гости — глава Министерства Спокойствия господин Жорез Ле Пле (тот самый, который выдавал мне разрешение на ношение топора определенного Министерство здешнего Спокойствия калибра), смуглая черноглазая иберрийка, молодой светловолосый мужчина, и еще одна человеческая женщина — принцесса Ангелика, младшая сестра Гудерана и Роскара. Ну, я так думаю — сама лично я кавладорской принцессы никогда не видела, но, думаю, ни какую другую кислую женщину с вредной физиономией и пристальным оценивающем взглядом за королевский стол не пустили бы.

Все чинно работают вилками и ножами, вполголоса обсуждают что-то очень приличное и нейтральное; тихо пиликает струнный квартет в углу, и даже королевский шут мирно поглощает пирог вместо того, чтобы носиться сломя голову по зале, звеня бубенцами и пугая всех подряд.

И в этот оплот спокойствия и государственной стабильности вдруг конденсируется телепортом наш знакомец по Илюмским горам. Улыбается всем присутствующим, хватает себе прибор, наваливает на него без счета разнообразных кушаний, плюхается рядом с принцем Роскаром, и, начиная чавкать, спрашивает, как прошёл сегодняшний день. Король с королевой, братом, принцессами, принцем и придворными, отвечают, что, в целом, неплохо. Принцесса Ангелика морщится и шипит что-то себе под нос о манерах молодого нахала — но и только.

А один из королевских гостей, тот самый светловолосый, этак подозрительно на мага недоделанного прищуривается и протяжно, с ленивым ллойярдским акцентом, говорит:

— Только какая-то зараза украла у меня обед. Я охотился сегодня весь день, устал, как последняя собака. Велел оруженосцу приготовить что-то на скорую руку, колбасок на костре пожарить, и надо же, какая неприятность!.. Колбаски вдруг куда-то исчезли, вместе с кинжалом. Правда, кинжал потом вернулся, — ллойярдский рыцарь показал оружие, висевшее у него на поясе. — Но колбасок и след простыл…

Маг-неумеха посмеивается и молча жрёт королевское угощение.

— Слушай, а со мной такая же лажа приключилась, — добавляет принц Роскар. — Украли блюдо с отбивными. Прямо со стола. Я на управляющего накричал.

— И у меня! — подала голос смуглянка в красном, сшитом по последней моде Аль-Миридо, наряде, — Я варила кофе, а он вдруг вжик! испарился…

— Ты опять издевалась над поваром и варила себе кофе на королевской кухне? — спрашивает королева Везувия у своей соотечественницы. Принцесса Ангелика прошептала что-то о застарелых привычках некоторых придворных дам, которых кое-кто, не будем показывать пальцем на некоторых светловолосых рыцарей, находит чуть ли не в канаве, а еще кое-кто, не будем злословить о присутствующих королевах, даже приближает ко двору!

Ллойярдец — как же я сразу не сообразила! Это барон де Кром, друг принца Роскара! — ласково взял свою даму за руку. А король Гудеран вдруг процитировал статью за клевету, сознательное предоставление неверных сведений и лжесвидетельство. Королева Везувия нехорошо прищурилась на золовку, а принц Арден с детской непосредственностью замер в предвкушении семейного скандала.

Маг-гад ест, да посмеивается.

— У нас тоже были обеденные пропажи, — степенно, с достоинством добавила королева, чтобы разрядить атмосферу ужина.

— Прикажете провести подробное расследование? — привстал со своего места министр Спокойствия.

— Это не я! — поспешил оправдаться принц Арден, и почему-то приготовился прятаться под обеденным столом.

— Похоже, кое-кто очень хорошо осведомлен о происшествии, и сейчас соизволит выдать подробный комментарий, — резюмирует король, и на время откладывает том с подробным изложением кавладорских законов.

Горный наш знакомец не выдерживает, и от души, счастливо, смеётся.

Я даже сквозь сон соглашаюсь с мэтрессой Далией. Действительно, как вернёмся, в первую очередь отыщем практикующего некроманта…

— Не обижайтесь! Везувия, Гудеран! Сестрица, ну, не хмурься, морщины портят твою красоту! — и только после этой фразы я замечаю, что иберрец-недомаг действительно имеет наглость быть похожим на кавладорскую королеву. Те же черты лица, заставляющие вспомнить эльфов, выразительные глаза (синие у королевы, и темные — у мага), улыбка… Хотя нет, сейчас ее величество не улыбается. — Я же прислал вам замену!

— Какую? — осведомляется его величество. Этак по-доброму, по-домашнему.

— И что, по-твоему, может заменить антикварный предмет столовой сервировки, которым мне пришлось пожертвовать, чтобы остановить поток магического воровства? — звенит металл в голосе королевы.

— Сестрица, так это ты метнула половник? Какая меткость! Мои поздравления!

— Не отвлекайся, рассказывай, что ты прислал нам на замену. Может, удастся найти смягчающие вину обстоятельства, — подсказывает король.

— Конечно же, удастся! Всё сделано исключительно из человеко- и гномолюбия, и на благо государства! — принялся объяснять маг-недоучка, — представляете, сегодня, после полудня, когда экзаменаторы сделали перерыв…

— Пабло, — перебивает иберрца королева, — скажи, ты сдал экзамен?

— Дядя Пабло, — вмешивается любопытный принц Арден, — а разве маги сдают экзамены?

Господин из ежевики солидно отвечает:

— Ну конечно! Магам же надо оценить, как подготовлены их ученики! Ллойярдцы, — легкий поклон в сторону барона де Крома, — проводят испытания каждую зиму; а вот у нас, в Иберре, как-то не принято откладывать важные дела «на потом». Мой наставник, мэтр Пугтакль, посоветовался с мэтром Фледеграном, они вместе уломали отца, и вот я уже неделю сдаю экзамены на звание бакалавра магии.

— В Кавладоре, — подала ехидный голос принцесса Ангелика, — Министерство Чудес дозволяет проходить подобные испытания, только будучи уверенным в том, что ученик не взорвет себя и весь город в придачу.

— Вот-вот, — живо согласился Пабло с желчной принцессой, — поэтому мы всю последнюю неделю проводим на свежем воздухе, в Илюмских горах. И вот сегодня, после полудня, когда мои наставники затеяли спор о путешествии между мирами и особенностями наведенной и стихийной телепортации, принялись демонстрировать свои потайные субреальности и пробовать там новые…э-э… заклинания, я отправился поку… гм-м, помедитировать в одиночестве.

Королевский шут зафыркал, засмеялся — и сдох под суровым взглядом королевы, не рискуя объяснить любопытным королевским детям, над чем смеется. Будущий маг поспешил увести повествование в менее опасное, чем лекция о растениях Илюмских гор и их наркотических свойствах, русло:

— Вдруг из кустов появляется… Угадайте, кто?

— Медведь? — округлив карие глазенки, предположила принцесса Анна, а ее сестренка собралась завизжать от страха.

— Тролль? — деловито высказывается его высочество Роскар и явно готовится бежать и побеждать возможного чернопятого противника.

— Докладчик? — состроив умильную рожицу, предполагает придворная дама.

— Франческа почти угадала. Из кустов появляются две дамы, одна из которых ваш, кавладорский, алхимик в поисках материала для исследований, а другая — ни за что не поверите! Моя старая знакомая по Аль-Миридо!

— И что за знакомая? Я ее знаю? — сдержанно-агрессивно осведомляется королева. Ее брат спешит объяснить:

— Конечно! И ты, Франческа, должна знать «Лавку странностей» Нийи Кордсдейл — она когда-то располагалась в трех кварталах от королевского дворца, рядом с кондитерской?

— Нийя Фью Кордсдейл? Торговец редкостями и древностями? — сводит брови к переносице королева. — Кажется, я помню эту достойную гномку. Она подбирала для королевского дворца какие-то антикварные вещички… А отцу привозила древние артефакты из Ллойярда, Фносса и Брабанса…

— Так вот, — продолжает радостно скалящийся иберрец, — второй из исследовательской группы была Напа Леоне, ее младшая дочка. С которой мы в старые добрые времена, ограбили кондитерскую. Бывают же такие совпадения!

Тут королева как-то очень крепко сжала столовый нож, и Пабло, видимо, помимо всего прочего обладающий способностями к чтению мыслей, в ответ на восторженные вопли племянника и племянниц рассказать подробнее об ограблении кондитерской, поспешил сказать, что был очень не прав, и глубоко раскаивается в содеянном.

Всегда глубокомысленный и крайне сдержанный министр Спокойствия заткнул рот салфеткой, чтобы его потайное хихиканье не испортило торжественность момента.

— Напа Леоне… Кордсдейл… — протягивает принц Роскар. — Где я мог слышать это имя?

— Королева Пруденсия, — подсказывает король. А барон де Кром добавляет:

— «Половинки персика».

И король с ллойярдским бароном дружно заходятся хохотом.

Мне даже сквозь сон обидно. Ведь старалась, делала, как лучше.

Принц Арден тут же задает вопрос, при чем тут королева Пруденсия, но его вместе с сестрами жестоко изгоняют спать. Когда дети под охраной королевского шута удаляются, Везувия, Ангелика и Франческа требуют пояснений.

Король, согнувшись от смеха, дозволяет говорить господину министру. Тот откладывает десертную ложечку, и начинает рассказывать:

— Вскоре после свадьбы дацкой принцессы Пруденсии и короля Ллойярда Тотсмита I Джонса, ее величеству захотелось продемонстрировать мужу, насколько хорошей, домовитой и бережливой хозяйкой она может быть. И молодая супруга лично руководила ремонтом некоторых помещений королевского дворца. Чтобы сэкономить, королева Пруденсия заказывала некоторые детали интерьера начинающим мастерам, в числе которых и оказалась Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл. По личному эскизу королевы Напа Леоне выполнила мраморный барельеф для украшения камина, на котором изобразила… Как бы точнее выразиться… фруктовые композиции в несколько неожиданном ракурсе.

Сеньорита Франческа мигом подвигает поближе вазу с фруктами и придирчиво примеривается, какую же композицию можно изобразить из них. Принц Роскар, почему-то покраснев, перекладывает персики, гроздь винограда и разобранный по долькам апельсин, чтобы показать, какие композиции получила ллойярдская королева. Принцесса Ангелика заливается гневным румянцем.

— Вот-вот, — добавляет король, радуясь веселью компании. — Тотсмит вспылил, но не стал ссориться с женой, а велел Напе убираться из Уинс-тауна в двадцать четыре часа. Напа помоталась по континенту, пока не осела у нас, в Талерине.

— Ректор Университета за ней присматривает, — поспешил доложить господин Ле Пле, — говорит, что она постепенно избавляется от пристрастия к чрезмерно реалистичному изобразительному искусству и добросовестно выполняет свои служебные обязанности.

— А как успехи юной гномки в алхимических занятиях? — переспрашивает окончательно развеселившегося иберрца его величество.

— Я поверил, поверил! — смеётся гад.

— Чему ты поверил? — несколько опешил король.

— Классно вы меня, ребята, разыграли! Я почти поверил, что вы их сегодня не видели!..

— Прости, кого именно? — переспрашивает его высочество Роскар.

— Уж не хочешь ли сказать, — догадывается Везувия. — Что ты, чтобы компенсировать своё мелкое магическое хулиганство, отправил сюда, во дворец, двух заблудших алхимиков?

— А что мне было с ними делать? — начинает защищаться маг-недоучка. — Не тащить же с собой в субреальность, где мэтры с утра затеяли… э-э… — смутился на полуслове сеньор Пабло и начал изворачиваться, — новое заклинание задумали испытывать… Сложное. «Удар ершом» называется…

— Что за заклинание? — с милой непосредственностью спросила сеньорита Франческа.

В ответ Пабло засмущался, залепетал что-то о школе Четвертого Шага и ее воздействии на разумных существ, и вообще… — Не могу ж я нарушать режим магической секретности! И оставлять двух дам, будь они сто раз алхимики, посреди гор, неправильно! на них и так разбойники напасть пытались! Я ж хотел, как лучше…

— Получилось, как всегда, — поддела будущего мага принцесса Ангелика.

— Они вам тут посуду побили? — с печальной покорностью Судьбе спросил сеньор Пабло свою сестру. — Или Напа что-то изобразила слишком натуралистическое?

— Ангелика тебе уже ответила, — прищурился король на непутевого родственника. — У тебя получилось, как всегда. Кстати, где мэтр Фледегран? Все еще… гм… «Удар ершом» испытывает?

— Нет, — совершенно серьезно ответил принц Роскар. — Я его видел пару часов назад. Он уже «Ответный удар» репетирует. С красным тривернским полусухим выдержанным.

Барон де Кром засмеялся. Его боевой товарищ — я о принце Роскаре, разумеется, — подумав, присоединился к веселью — правда, осторожно и задумчиво, будто не понимая соли шутки.

— Везувия, будь добра, — попросил король Гудеран супругу, — не могла бы ты связаться со своим отцом? Может быть, мэтр Аэлифарра сумеет развеять завесу тайны над судьбой моих подданных?

Королевское семейство, барон и Франческа поднялись со своих мест — министр уже сорвался, спеша водворять спокойствие на землях Кавладорского королевства.

Секунду маг, оставшись за обеденным столом в одиночестве, шевелил челюстями, дожёвывая последний кусочек пирожного. Потом глаза его дико расширились, руки сами собой, в каком-то экстатическом шаманском жесте, потянулись к волосам.

— ……., что ж я наделал-то?

Я улыбнулась, обняла добычу покрепче, перевернулась на другой бочок, и заснула по-настоящему.

* * *

Проснулась я на чем-то жестком. Огляделась. Мы снова были в Илюмских горах — уж эту местность ни с чем не спутаешь. Хмурилось раннее утро. Фамильный топор и королевский половник были на месте. В желудке было пусто. Рядом мэтресса Далия, растрёпанная, в пропыленной одежде, блистая сочными алхимическими перлами, избивала какого-то мужчину с острыми длинными эльфийскими ушами. Мужчина неправдоподобно хрупкого телосложения, прямо таки, плюнуть — переломится, был одет в лиловую мантию профессионального мага, которая немного сковывала его движения. А может, сказывались удары, наносимые уверенной рукой профессионального сапиенсолога с помощью вырезанного из белого дерева волшебного посоха.

— Ой! Эльф! — удивилась я.

Эльф вывернулся, невозможно далёким прыжком отскочил от Далии.

— Сударыня! Я всего лишь хотел помочь вам! Я… — пытался оправдывать мужчина. Далия отбросила выстреливший снопом розовых васильков посох и попыталась мага удушить. — Да успокойся же ты! — и эльф избавился от мэтрессы, используя заклинание левитации.

— Ты мне неловленный мизер сбил, негодяй! Ты мне всю игру спалил, морда твоя эльфийская! Немедленно поставь меня на землю, слышишь, ты!.. — кричала Далия, летая на высоте тролльего роста.

— Могу вернуть тебя обратно, раз уж так настаиваешь. И мизер сыграешь, и с интересными людьми пообщаешься вволю, — хитренько улыбнулся маг. Его эльфийские уши задорно трепетнули кончиками.

Вмиг проснувшись, я, не мешкая, сняла с головы топор, засунула половник за пояс, подошла поближе к этому шутнику и ткнула лезвием ему под рёбра.

— Слушай, комик, — сказала я. — Брось магичить.

— Девочка, — вздумал затянуть шутку маг-эльфиец. — Тебе не говорили, что этой штукой можно порезаться?

— Мальчик, — передразнила я его. — Тебе не говорили, что сердить гномов клана Кордсдейл даже вам, остроухим волшебникам, чревато последствиями? Быстро поставил Далию на место!

— Она же дерётся!

— Ты сам первый начал! — подала голос летающая Далия. — Ты мне мизер спалил! Когда еще такая карта придёт!

— А если ты только попробуешь вернуть нас назад, в мёртвые горы, — добавила я. — Я, Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл, сделаю подкоп под твоё дерево, вплавлю нюртанг в твои серебряные пуговицы, приведу самого громкого осла на твой концерт и засуну ему под хвост самую колючую ветку терновника! А когда ты полезешь на башню, в спальню к своей любовнице, помни — возможно, эту башню тоже построила я, и цемент между кирпичами не положила!..

Услышав старую добрую клятву вышедшего на разборки с эльфами гнома, волшебник отреагировал так, как и планировалось: упал наземь. Вот только явно не с перепугу, — он смеялся так заливисто, искренне, размазывая слёзы по щекам, так смешно дрыгал ножками на пике чувств, что куда там профессору кавладорской ботаники…

— Давно я так не смеялся! — жизнерадостно пропел маг. — Ух, даже щёки заболели. Осла на концерт!.. Терновник под хвост!.. Оказывается, какие вы, гномы, затейники!

Далия сверху прошептала что-то уничижительное о состоянии загадочного эльфийского разума, прицелилась и швырнула в мага чем-то маленьким.

— Немедленно сними меня отсюда! Прошу, как человека прошу. То есть, эльфа. То есть… — мэтресса внимательно вгляделась в собеседника. — Какой, однако, интереснейший материал для изучения бесхозный попадается… Сними, а?

— Что за вещица? — жизнерадостный эльф ухватился за новую игрушку. Далию он, будучи частично человеком, и вправду спустил из поднебесья.

— да так, безделушка… Подтверждает право на скидку при покупке спиртного в некоторых заведениях Уинс-Тауна. Стащила у коллеги по провалившемуся эксперименту. Исключительно из вредности. Потому как заклинания я всё равно не знаю, а он закодирован и без пароля не работает. Да и выдворили нас под подписку о невъезде в течение ближайшего года… Нравится? — спросила Далия. Милостиво разрешила. — Забирай. Слушай, а ты вообще кто? неужели настоящий эльф? каким ветром тебя занесло в наш мир?

— Вообще-то, моя мама была человеком. Лотринаэн, — с поклоном представился маг. Подобрал посох, приосанился, — Вольнонаемный эксперт Министерства Чудес Кавладора.

— Эксперт? — недоверчиво протянула Далия. — Интересно, по каким вопросам ты эксперт?

— По межпространственным перемещениям. Не верите? Сейчас я быстренько телепортирую вас в…

— НЕТ! — заорали мы с Далией хором. Маг, ударенный звуковой волной, аж присел.

— Девочки, вы чего?

— Мы лучше пойдём пешком, — сказала я.

— Нас от телепортов укачивает, — объяснила Далия.

— Мы хотим быть к земле поближе.

— И лучше магию на пустяки не тратить, вдруг когда еще пригодится.

— А мы пройдемся, здесь недалеко…

— Здесь совсем рядом, я уже вижу: вон, внизу, под горой какие-то домики…

— О, там и лошади водятся… Далия лошадей любит, жить без них не может…

— Напа по ослам специалист, я по лошадкам…

— А я думала, по разуму…

— Он, оказывается, бывает и лошадиный, и крысиный… Только гномий до конца не исследован. Кстати, у нас тут эксперимент срывается.

— Ма-аленький…

— Важный… Ну, мы пойдём?

— Пойдём?

— Побежим!

— А вы не стесняйтесь, телепортируйтесь, куда душе угодно.

— Без нас.

— да, за нас не беспокойтесь.

— Всего хорошего!

— Всего самого наилучшего!

Отойдя на пару шагов, Далия прошептала:

— Напа, пошли быстрее, пока этот остроухий не опомнился, и не отправил нас в какое-нибудь соседнее измерение!

И, снова, в который раз за прошедшие сутки, мы поспешили удалиться, не слушая, как маг в лиловой мантии что-то бормочет о своих лучших намерениях.

Отошли на приличное расстояние, успокоились, убедились в том, что полуэльф не стал нас преследовать, а начертил посохом какой-то знак и телепортировался в неизвестном направлении, и пошли себе спокойно дальше. Пока Далия не вскрикнула и не провалилась в какую-то яму.

Я её вытащила, в который раз пожалев об отсутствии Фриолара, потому как масса мэтрессы оказалась весьма основательной; в силу своих умений наложила временную шину на поврежденную мэтрессину конечность.

На трёх ногах, одном костыле и одном топорище мы поковыляли дальше.

К первому из встречных жителей мы бросились, повизгивая от счастья. Житель Илюмских гор, настоящий человек, а не какое-нибудь притворяющееся разумным существом трупоядное земноводное, строго на нас посмотрел, осведомился, кто мы, по какому делу, и знаем ли мы, что здешние лесные угодья принадлежат его величеству. Да, мы знали. Знали ли мы, что вырубка деревьев запрещена, особенно эльфийского дуба, который осмелились использовать в качестве костыля? Нет. Житель напомнил, что незнание законов не освобождает от ответственности. Пришлось выплатить штраф, на которые ушла почти половина денег, чудом спасённых от разбойников.

Ко второму и третьему жителям видневшейся у подножия горы деревушки мы тоже еще спешили. Так как ни первый, ни второй добропорядочные подданные (насчет третьего у меня большие сомнения) нам не выдали квитанции об оплате штрафа, бросить костыль Далия не могла, срубить другой мы не решались, а бросить Далию мне не позволяла совесть, штраф за несанкционированную вырубку эльфийского дуба мы оплатили трижды. Честно, оплатили. Спросите этих [зачеркнуто] жителей; портреты которых прилагаю. Может, конечно, я увлеклась, разрисовывая их физиономии, но главное для истинного художника — передать впечатление от того или иного опыта быстротекущей жизни, разве нет?

Четвертый и пятый жители деревушки не поверили нам на слово, не удовлетворились чеком, который пыталась выписать Далия на сумму штрафа, а доставили нас прямо на деревенскую площадь, чему лично я была очень рада. Фамильным топором я владела на законных основаниях, и даже предъявила документ, подписанный лично министром Спокойствия, подтверждавший мои слова.

То, что у деревенского старосты оказалось плохое зрение — случайность.

То, что мэтресса Далия, мучаясь от боли в ноге, предложила старому пню воспользоваться ее семидесятикратной лупой — всего лишь проявление вежливости.

То, что староста положил документ на отобранную (без всяких законных причин, между прочим!) у Далии полевую сумку — может быть, закономерность. Многие люди, знаете ли, подкладывают под одинокий лист пергамента что-нибудь твёрдое.

То, что в момент, пока староста законопослушной деревеньки читал сквозь увеличительное стекло отличной гномьей шлифовки бумагу, на небе сияло солнце — закон природы. Солнце — одна из самых предсказуемых вещей в мире, знаете ли, каждое утро появляется на востоке.

А вот то, что бумага почему-то задымилась, загорелась, а в сумке оказалось еще несколько шляпок «пыльного грома», которые при нагревании дозрели, рванули и пожгли старосту, немного жителей и половину домов в деревне — это всего лишь шутка Судьбы.

Теперь вы знаете всю историю.

Теперь вы понимаете, что я не буду присутствовать на субботнем заседании Ученого совета по крайне важным обстоятельствам: из тюрьмы на такие частные посиделки не выпускают. Мне очень жаль, что, не смотря на все усилия и мэтрессы Далии, и мои личные, мы так и не сумели собрать достаточно данных, дабы достойно выглядеть на фоне остальных мэтров Великой Алхимической Науки.

Очень прошу предоставить мне возможность восстановления в статусе вольного слушателя потом, когда через десять-двадцать лет меня выпустят с каторги за хорошее поведение. Выпустят, выпустят. Я обещаю, что буду очень хорошо себя вести.

Не выгоняйте меня из Университета совсем, а? Я так люблю Алхимию. Я так хочу стать сапиенсологом…

[текст обрывается. Последние строчки расплывчаты из-за попадания на бумагу большого количества солёной жидкости. ]

* * *

[Неделю спустя. Талерин, Университетский квартал, ресторация «Алая роза». Материалы предоставлены подслушивающим агентом. ]

О, мэтресса Долли… Проходите, проходите… Я имела в виду, мимо проходите, да что уж там. Что привело вас в наши края? Как я себя чувствую? Замечательно. Уверяю вас, замечательно. Самочувствие отличное, аппетит хороший, настроение оптимистическое… Надеюсь, мистики знают что-нибудь такое о «пти»… Хахаха… Где я была? Почему не присутствовала на заседании Ученого совета? М-м… Да так, знаете ли, эксперимент проводила. Разум троллей и гоблинов изучала. Немного ботанику повторила. Национальное сокровище спасла. Полдеревни казнокрадов обезвредила. Премию за героизм получила… Завтра возвращаюсь к своим обязанностям лаборанта на кафедре невероятной статистики. Да, господин ректор в курсе. Он обо всём, знаете ли, в курсе, я ему такую объяснительную написала… Да, он мне разрешил.

Нет, меня не ищут сыщики Министерства Спокойствия. Нет, под определение уголовного деяния мои действия не попадают. Нет, я не сама это придумала — мне объяснил знающий юрист. Нет, это очень хороший юрист. Вы бы думали, что говорите об уважаемых людях, госпожа Долли. Хотя о чем это я? Вы думать клинически не способны.

Нет, я не знаю, где мэтресса Далия. Она не сбежала от полицейского преследования, не эмигрировала и не повесилась на ближайшей осине от того, что люди, подобные вам, не в состоянии постигнуть ее научных постулатов. Когда мы виделись в последний раз, мэтресса лечила растянутую ногу; вцепилась в кресло, подушки, придвинула к себе письменный стол, пачку бумаги, перо и бутылку с чернилами, и сказала, что, пока справится с приступом вдохновения и не оформит свою монографию, с места не сдвинется. Не рассчитывайте, госпожа Долли, мэтресса Далия вернётся и займёт полагающееся ей место в составе Ученого совета Университета, среди лучших алхимиков нашего славного королевства.

Что?! Что вы такое смеете говорить о Короле, Кавладоре и Алхимии?

[Звук падения]

Фриолар! Эй, Фри-Фри! Чем ты занят? Убери отсюда тело! Куда-куда… В театр! Анатомический!

А потом вымой руки и приходи на кухню. Я приготовила замечательный сладкий пирог. С персиками…

Рассказ 3. АЛХИМИК, МАГ И К°

Они первые начали!

(из свидетельских показаний)

День выдался погожий. Блестела свежая зелень на юных дубах, воздух дурманился запахом поспевающих яблок, ласковый ветерок гулял по полянкам и одуванчикам… Далеко на севере насыщенно синели Орберийские горы. Всё время, пока шла месса, отец Титус слышал чириканье птичек и умилительно думал, что это есть знак высшего расположения радетелей Создателя ему, недостойному.

Сосредоточенно подставив лицо теплому солнышку, бьющему в Око Храма, отец Титус погрузился в молитвы, поэтому не сразу внял словам брата Гарри.

Впрочем, не стоит валить все беды только на молитвенную сосредоточенность. Брат Гарри от роду был столь шепеляв и картав, что люди серьезные обычно не поручали сообщать привратнику обители что-то более-менее значащее. Так, сплетни. Или, как сейчас, крайне бесполезную информацию.

— Паломники? — скучающе поднял бровь отец Титус.

Брат Гарри ответил, что тфа.

— Что собой представляют?

Брат Гарри замялся, переступил косолапо, понурился и пробормотал, что «флофе шокитфные». Сжалившись над увечным братом, отец Титус прекратил расспросы, напоследок возвёл глаза к Оку, осенил себя знаком священной длани, и отправился выполнять свой нелёгкий долг.

Назвался поганкой — получай по морде, говаривал в своё время наставник отца Титуса. Добравшись до статуса главы Ордена, не стоит забывать о добродетелях вежливости и гостеприимства. А так же об истинном богатстве Ордена — учениках.

Паломник, явившийся с утра пораньше, еще до того, как глава Ордена завершит цикл молитв, скорее всего, горит желанием отдать любимое чадо в суровую, но крайне полезную науку. Отец Титус, шлёпая сандалиями по каменным плитам Храма, уже начал подсчитывать, какую сумму стоит затребовать с заботливого родителя за воспитание в чаде добродетелей Стяжательства и Богатств Приумножения; вышел на орденский двор, замигал, щурясь на яркое солнышко. Потом рассмотрел паломников и скривился.

Потенциальный ученик произвёл крайне неприятное впечатление.

Во-первых, он был немного староват для начала обучения. Лет двадцать, а то и старше. Во-вторых, наделён запоминающейся внешностью. Поймите правильно, горб, кривой нос, бельмо на глазу, бородавки по коже и коллекция угрей, залысины и выступающие клыки отсутствовали. Однако, высокий рост, прямая, уверенная осанка, румянец во всю щеку, гладкие темные волосы до плеч… Нет, такого типа учеников при орденской школе было маловато. Скажем точнее — вообще не было.

Впрочем, недостатки типа возраста или внешности можно было бы простить. Если бы не стоящий рядом с юношей персонаж.

Который, судя по всему, и являлся родственником молодого человека.

Маг. Самой, что ни на есть магической наружности. Борода до пояса, всклокоченные седые пряди из-под вязаного колпака, мантия старомодного покроя из когда-то расшитого бисером бархата, посох… нет. Как правило, маги редко прибегают к услугам школ при Ордене Ожидания Очередного Откровения Создателя Нашего и Всего Сущего Покровителя и Высшего Радетеля. Точнее, за сто пятьдесят лет существования Ордена и школы при нём, ни разу.

Впрочем, как говаривал наставник отца Титуса, какой бы старой ни была дева, это еще не повод выбрасывать кровать. Отец Титус подошёл к паломникам и, вежливо улыбнувшись, осведомился, чем может помочь уважаемому мэтру.

Мэтр захлопал голубыми глазами, зашевелил паутинкой морщин, превращавших его лицо в подобие печёного яблочка, удивленно ахнул:

— Как ты изменился, Гильдебран!

— Что? — не понял ситуацию отец Титус.

— Похудел, побледнел, патлы отрастил… Или это парик? — и тут отец-настоятель Ордена Ожидания Следующего Откровения… и т. д. почувствовал, как неведомая сила поднимает его вверх за волосы. С трудом подавив злость, Титус напомнил себе, что доброта и незлобивость являются угодными Создателю. А также о том, что наставник учил его не только житейской мудрости.

Сосредоточился. От мысленного усилия покраснел; брат Гарри, державшийся за спиной начальства, ахнул и принялся картаво шепелявить молитвы, следя за тем, как глаза отца Титуса сбегаются к переносице, брови шевелятся, а руки крутят непонятные дули. Служители Ордена, шедшие по своим делам, начали останавливаться. Не каждый день увидишь парящего в воздухе отца-настоятеля.

Молодой человек, которого отец Титус ошибочно принял за потенциального ученика, ненавязчиво обратился к магу:

— По-моему, мэтр, это вовсе не отец Гильдебран.

— Ты не знаешь, какой он мастер! — радостно отмахнулся маг. — Такое умеет вытворять с иллюзиями да Магией Жизни — отрастить новую шевелюру ему тьфу… Гильдебран, ты шутник! — и отец Титус с ужасом увидел, что его тело вдруг раздувается, как бычий пузырь на детском празднике. А маг тем временем хихикал, будто кот, объевшийся валерьянки. — Но я тебя узнал! Тебе не спрятать от меня свою главную опознавательную примету!..

И отец Титус с ужасом почувствовал, как шевелятся полы его рясы, создавая нечестивую прохладу в окружности интимных частей его тела.

Орден притих в ожидании чего-то совершенно кошмарного. Брат Гарри пустил слюну… Мысленное усилие и…

Отец Титус рухнул на плиты дворика, с шумом испустив лишний воздух. Его шевелюра осталась парить в воздухе, удерживаемая магическим заклинанием. Спустя секунду после приземления настоятеля, окрестности Ордена Ожидания Очередного Откровения Создателя услышали тихий, исполненный ярких эмоций стон.

Маг удивленно захлопал глазками.

— А чего это он меня не колданул? Он что, заболел? Или снова болотной чумовки объелся? Или корешков экалития пупырного где раздобыл? Или ты муравочки выкурил сверх меры? Так не волнуйся, Гили, это дело поправимое. Не бойся, Гили, я тебя спасу. Сейчас поставим клизму…

Повинуясь даже не словам — цвету лица настоятеля, орденская братия подобралась, подтянулась, начала засучивать рукава и искать дубинки потяжелее.

— Мэтр, позвольте мне, — ненавязчиво вышел вперёд молодой человек. Подошёл к настоятелю, рывком поставил его на ноги, аккуратно и заботливо отряхнул мантию святого отца. Заглянул в глаза: — Отче, мы ищем отца Гильдебрана, не будете ли вы столь любезны помочь нам в поисках, ибо, как только поиски наши увенчаются результатом, мы покинем сей гостеприимный кров и «воцарится под крышами чад Его спокойствие и благочестие» — Откровение Св. Иова, глава 8, стих 118; ибо пишет апостол Буцевал Химериадский слова Белой Матери: «И пошёл путник, куда ему было сказано, перебирая ногами большими и копытами конскими». И также гласит учение Многолюбивой Удры — да не откажи просящему в малости; и учит нас пророк Синь-с-Хребта — «откажи — и да воздаяние последует; прими — и приумножатся твои деяния, станут крепкими плечи и плодородными чресла»… А также Наставления братанА Тука, святого причётчика из Компенхерста, гласят: «отправь зелёною порой подпаска в отчий дом; вернётся отрок по зиме с тысчонкой серебром. Отправь юницу за козой, пусть маслице собьет. И свежий сыр, и сладкий мёд с собою принесёт. Отправь вдовицу в монастырь, пусть помощь обретёт, поможет настоятель ей, а то и весь приход…»

Отец Титус обнаружил, что непроизвольно кивает в такт словам молодого человека. Краем глаза заметил, что братия преклонила колени и начала подпевать старинной языческой балладе.

Взбесился.

— Да кто вы такие! Что вы тут забыли! Вон из обители! — собирался прокричать отец-настоятель. Выдавил из сведенных судорогой праведного гнева легких первую фразу. Потом как-то сразу почувствовал, что у молодца очень крепкие руки, и находятся эти руки в опасной близости от его, Титуса, шеи. И понял, что даже если все духовные сыновья и единоверцы сейчас разом набросятся на непрошенных гостей, от встречи с Создателем ему, отцу Титусу, не увернуться.

Поднял глаза к бесконечному Небу и вопросил: «За что? И почему именно сегодня?»

— Грешишь мноугоу, — ответил какой-то голос отцу Титусу. Обостренными, как перед первым причастием, чувствами, настоятель понял, что говорит не маг, не его спутник, не брат Гарри и вообще не человек, а существо сверхъестественное. И потерял сознание.

* * *

Очнулся отец Титус в своей келье. На лбу мокрое полотенце, под пострадавшей во время утреннего происшествия спиной — мягкая перина. Настоятель вздохнул. Прислушался к ощущениями: ласковый ветерок, запах травяного отвара, медовых лепешек, щебет птички на подоконнике, голоса гостей…

Гостей?

— Ну вот, я ж говорил, что надо было ставить клизму! — обрадовано возгласил мерзкий старикашка, шумно отхлёбывая чай.

Настоятеля подбросило.

Брат Гарри с легким изумлением проследил, как начальство скатывается с ложа; неодобрительно покачал головой, услышав, какими словами сопровождался недалёкий полёт и почти мягкая посадка. Подошёл, помог встать.

Маг тем временем хлопнул по плечу своего молодого спутника и засмеялся:

— Всегда помогает! Учись, алхимия! Вот оно, истинное Целительство! Пообещай клизму — половина болячек проходит сама собой! А не пройдет — ставь сразу на пол-ведра, да не жалей перчику!..

Отец Титус почувствовал, как от вновь обретенной тонзуры у него начинает подниматься пар. Сложил пальцы в позицию N11, рекомендованной самоучителем «Магия для простачков», начал шептать заклинание…

— Не надо, отче, — пробасил брат Гарри, заботливо загораживая гостей от взъярившегося мистика. — Не серчайте, не гневите сердце, ибо сказано… Фриолар, дружище, скажи еще раз, как там сказано?

«Дружище» Фриолар, прожевав кусок медовой лепешки, — его, отца Титуса законной лепешки!!!! — незамедлительно выдал:

— «И прояснились сЕрдца синие волны, и охладилась кровь, текущая к мозгу, и обоняли ноздри запах цветущих роз, унавоженных ровно… И запели жаворонки славу Всевышнему, журчали ручьи в долах, и сыпались с неба золотые монеты блестящие…» — апокрифы Бваны Тихого, глава XL, стих 3095.

Брат Гарри благочестиво покивал головой:

— Именно, именно… Хорошо сказал Бвана. Отче, всему виной недоразумение.

— Недоразумение?!!! — прошипел Титус. Фриолар легко включился в дискуссию:

— «Есть три рода ошибок», как утверждает мэтр Кузимиан в своем труде «Зри: се Корень Мудрости»: «ошибки сознательные называются ложью или неправдой; ошибки закономерные, возникающие из-за смешения астральных сфер; ошибки случайные, возникающие в отсутствие целеполагания, ибо…»

— Сынок, достаточно, — остановил Фриолара маг. Подмигнул отцу-настоятелю радостным голубым глазом. — Прошу прощения, отче. Простите старого дурака. Я ведь вас и в самом деле за своего друга Гильдебрана принял. Он шутник был, такими иллюзиями прикрывался — закачаешься… Ваш служка, — кивнул маг на Гарри. Тот радостно заулыбался, — обещал привести настоятеля. Привел. Я и подумал, что вы — это Гили. А он, оказывается, сотню лет назад додумался исчезнуть. Помер, что ли? Вот ведь как не по-товарищески… Мог бы и предупредить меня.

— Вместе в ящик бы сыграли, — добавил откуда-то снизу, из-под скатерти, потусторонний голос. Отец Титус с нарастающим беспокойством понял, что таинственный голос никто, кроме него, не слышит.

— Да, светлая ему память, — вздохнул маг. — Хороший он был человек… надеюсь, вы не хуже, — вежливо улыбнулся гость хозяину. — А раз уж мы познакомились, давайте, любезный, перейдем сразу к делам.

Отец Титус посмотрел внимательно. Поежился. Рука его инстинктивно потянулась пригладить волосы; скользнула по гладкой макушке. Настоятель скептически поджал губы.

Брат Гарри, учуяв, что начальство изволит пребывать в сомнениях, расстарался подставить поближе к обеденному столу креслице, налить чашечку чая, материализовать из неведомых запасов банку малинового варенья…

Внезапно до отца Титуса дошло:

— Гарри! Ты больше не картавишь!

— Чудо! Истинное чудо! — благоговейно зарумянился брат Гарри. — Спасибо нашему гостю, мэтру Вигу! Он меня вылечил буквально за десять минут!

И, довольно жмурясь, как кот на яркое солнышко, поведал, как было дело. Мэтр Виг кивал, поддакивая. Значит, начертил маг посохом восьмигранную фигуру вокруг брата Гарри, прошептал заклинание, сопроводив его энергичными движениями пальцев — предписанных каноном Школы Природных Начал, глядь! А монастырского служку ка-ак плотной струей воздуха вверх подбросит! Ка-ак кувыркнет!! Да ка-ак Гарри прямо напротив голодного гигантского восьминога окажется!

И пусть тот факт, что гигантские восьминоги имеют обыкновение жить в Пентийском Море или Западном Океане, отца Титуса не смущает. Брату Гарри по большому счету безразлично, где эти твари живут, он из них только одного видел — того восьминога, который зимой на небе, в виде созвездия появляется. Зато от испуга у брата Гарри челюсти на место встали, а язык сам собой укоротился и стал гибче в узелки завязываться…

— А поможем ему, — завершив рассказ о своем чудесном исцелении, зашептал духовный сын в волосатое ухо отца-настоятеля, — авось, еще на какие чудеса расщедрится. Ну же, отче! Хорошая сделка намечается…

Если и есть слова, способные успокоить и усмирить служителя Ордена Ожидания Очередного Откровения Создателя Нашего и Всего Сущего Покровителя и Высшего Радетеля, так это слова о предстоящей сделке. Ибо сказано в Предыдущем Откровении: «Приумножайте стада свои, чините крыши и прибивайте их гвоздями острыми надёжно и крепко. Топите в вине с виноградников своих горести и собирайте урожай изобильный в предотвращении бед. Копите лучшее сами и помогите соседу залатать худой карман, ибо воспоследует…»

— Хорошо, — кивнул настоятель. Пригубил чай. Осмотрел мэтра Вига и его спутника. Выжидательно выгнул бровь. — Так какое же дело привело уважаемого мэтра в нашу глушь?

— Да, да, да, молодой человек. Вы абсолютно правы, — заквохтал почтенный маг. — Сразу к делу. Так вот, одолжите мне, пожалуйста, единорога.

— Чаво? — спросил брат Гарри.

— Что? — спросил отец Титус.

— Единорога, почтеннейшие. Обещаю вернуть в целости и сохранности. Мне и нужно-то всего десяток волосков и четверть грана толчёного рога. Но, понимаете, для моего опыта крайне важна последовательность обработки материала и соблюдение некоторых ритуалов. Так что не буду вас утруждать, все пробы сделаю сам. И верну экземпляр при первой же возможности.

Минуту царила тишина. Потом отец Титус снова услышал Голос.

— Хочу-уу немноугоууу…но хочууууу!..

Настоятель вздрогнул. Вежливо извинился, поднялся, жестом пригласил брата Гарри уединиться.

Когда настоятель и брат скрылись за дверью, мэтр Виг удивленно спросил Фриолара:

— Чего это они?

Фриолар, пожав широкими плечами, флегматично прожевал очередную лепешку.

— Сейчас будут утверждать, что у них нет единорога.

— Как это нет! — возмутился пожилой маг. — Здесь Орден Единорога, как это у них не может быть священного символа!

— Мэтр, я уже сказал вам — здесь располагается совсем другой орден.

— Какой — другой?! — всполошился Виг. — Да кто им позволит! Мой друг Гильдебран не такой дурак, чтобы разбрасываться священными местами, да еще с таким средоточием Силы! Он не позволит, чтобы кто-то другой строил свой монастырь на его территории!

— Мэтр, ваш друг пропал, возможно, что умер, — спокойно, с присущей моменту скорбной миной, сообщил Фриолар.

— Как это — умер? Кто сказал, что Гили умер?

Фриолар вздохнул.

— Мяуразмм, — проворковал таинственный голос откуда-то с уровня пола. Ни волшебник, ни его секретарь не показали вида, что его слышат.

Из-под скатерти, свисавшей почти до полу, появилось странное существо. Больше всего оно было похоже на обыкновенного домашнего котика. Ну, подумаешь, очень крупного котика.

Вот только у обычных кошек не бывает такого человекоподобного голоса. И взгляда, в котором отражается половина пороков множественной Вселенной, тоже. И раскраска — хаотичное смешение угольно-черных и снежно-белых крупных пятен — тоже в домах среднестатистического человека, гнома или кентавра, встречается редко.

А для практикующего мага — самая обычная зверушка. Ну, почти.

Черно-Белый Кот грациозным прыжком поднялся на стол, потоптался по скатерти. Брезгливо встопорщил усы, понюхал варенье.

— Мяугистр, — принялся тереться Кот о рукав своего хозяина. Мэтр Виг сделал попытку отстраниться; позади оказалась стена, а потому отступление не состоялось. — Мяугистррр, здесь все-урррр лжецы, вам врут и соблазняют… Давайте их пытать, мяугистр-р-р… Точить о них когти, выр-р-рывать шёрстку и лизать, лизать, лизать обнаженные не-уурр-вы…

Осторожно, стараясь не делать резких движений, маг отломил кусок лепешки и протянул животному. Животное мигом уронило подношение на пол, с довольным видом опрокинуло на скатерть чашку настоятеля, припечатало несколько десятков волосков к банке с вареньем, подобралось к Фриолару.

— Фри-Фффф-ри, мой мяугонький…

Фриолар, не произнеся ни слова, подхватил Черно-Белого Кота за шкирку (тот только и успел, что взмявкнуть) и отточенным жестом отправил довольно увесистый комок кошачьих мускулов, шерсти, паранойи и сексуальных извращений за окно.

Кот пролетел два десятка локтей, извернулся и вцепился острыми когтями в кстати подвернувшееся дерево. Щебетавшая на ветке пичуга, встретившись взглядом с ярко-золотым взором воплощения птичьего представления о преисподней, поперхнулась трелью.

* * *

Спустя несколько минут в келью настоятеля, где распивали чаи непрошенные гости, был впихнут брат Гарри. Нервно сглатывая и морщась свежим синяком под правым глазом, брат присел за стол переговоров.

— Знаете ли, почтенный мэтр, а у нас вроде как единорога и нету… — слегка заикаясь, проговорил он.

— Откуда ты знал? — строго вопросил маг своего секретаря. Фриолар флегматично промолчал. — Знаешь, нам обязательно надо проверить тебя на наличие скрытых прогностических способностей. Я думаю, что…

— Магистр Виг, давайте вернёмся к вопросу о диагностике позже, — степенно вывернул дискуссию в конструктивное русло Фриолар. — Меньше способностей, больше — единорогов. Может, нам стоит поискать единорога в каком-нибудь другом месте?

— Да! — согласился брат Гарри.

— Да! — возрадовался подслушивающий за дверью отец Титус.

— Нет, — поморщился маг. — Они так редко водятся.

Фриолар согласился с работодателем:

— Как сказано у магистра Террье в «Поучении Лордам и Леди»: «… ибо единорог является воплощением грёз о невозможном, и показывается, а тем более в руки даётся только тем, кто знает об отсутствии границ между реальным и ненастоящим. И приидет он, помахивая рогом…»

Маг печально покачал головой и утешил своего переполненного цитатами помощника:

— Не бойся, сынок. Может, это не смертельно? Будет время — прокатимся в Талерин, я покажу тебя коллеге Фледеграну. Он тебя от патологического цитатничества вылечит…

— Но вы же маг! — выдвинул гипотезу начинающий мистик. — Вы ж колдануть можете — зверь сам прибежит!

— Да! — раздался из-за окна голос Черно-Белого Кота. Гарри обернулся, но Фриолар ненавязчиво вернул его голову в исходное положение.

— Не получится… Если получить ингредиенты с помощью магии, то лет через пятьсот-шестьсот эффект от заклинания развеется, и артефакт перестанет действовать. Нет, я такими подделками не занимаюсь. У вас тут благословенное место, — обратился маг к Гарри. — Такая редкостная комбинация пластов реальности и энергетических потоков, что как раз подходит для обитания единорожков. Наверняка они тут у вас есть… Может, поищешь? Для меня, старика? За мной не запылится… — намекающее подвигал бровями магистр Виг.

За дверью послышался горестный вопль и удаляющиеся шаги отца Титуса.

— Я бы рад, — горестно вздохнул брат Гарри. Мысль о том, в чем может выражаться незапыление мага, уже искрилась перед его внутренним оком грудой сокровищ и толпой не обремененных предрассудками и одеждой поселянок. — Но у нас тут и вправду нет единорогов.

— Поищем, — кивнул маг седой головой. — Ради такого дела тряхну стариной. Скажи, где кости?

— Ка-как-какие кости? — снова обнаружил склонность к патологическому заиканию брат.

— Гильдебрановы. Нам же нужно у него узнать заклинание для вызова Символа Ордена. Да и должен мне он. Помер он, видите ли… А кто долги отдавать будет? Полста золотых на дороге не валяются.

— Ввв-вы что, не-не-некромантию п-ппрактикуете?

— Да, молодой человек, вам стоит внимательнее относиться к чистке кармы, похоже, дефекты речи суждены вам от рождения, — погрозил пальцем начинающему мистику пожилой маг. — Но не беспокойтесь, я замолвлю за вас словечко перед коллегой Фледеграну, он вас тоже вылечит.

— Мэтр Виг, брат говорит правду, — вмешался Фриолар. — Некромантия запрещена законом практически везде, кроме королевства Ллойярд. Уголовный Кодекс королевства Брабанс, в которым мы сейчас находимся, гласит, что…

— Не надо, — маг поспешно щелкнул пальцами, и последние слова Фриолар произнёс без звука. Пошевелил губами, пытаясь выдавить из себя просящуюся к оглашению цитату, понял, что попытки бесполезны. Строго посмотрел на своего работодателя. Маг продолжал: — Верю, верю, что такой закон существует. Но неужели его кто-то соблюдает? Ведь чего проще — берёшь косточку, читаешь заклинание, является дух, делай с ним, что хочешь!

От окна послышалось:

— Вяжешь, душишь, показываешь семейные портреты, запихиваешь в него пироги с повидлом, пока не треснет хар-р-р-ря-уууууууу…

Брат Гарри осторожно повернулся к источнику таинственного голоса. На подоконнике сидело что-то с перьями на морде.

— А-а-а… — спросил брат.

— Не беспокойтесь. Стерилен, — ответил маг.

— Э? — переспросил Гарри. Маг тем временем сделал пасс, и поток сгущенного воздуха вымел Черно-Белого Кота вон.

— Так что, попрактикуем Магию Смерти? Немного? Пользы дела для?

Фриолар, к которому еще не вернулся голос, деловито черкнул карандашом по скатерти: «Законопослушание дешевле обходится». Брат Гарри пролепетал, что, вроде, отец Гильдебран и не похоронен, потому как умер не совсем достоверно — отправился в единорогоугодное путешествие, да и пропал. Хотя эта информация тоже может быть не до конца правдивой. И вообще, старое кладбище обители затопило наводнением (до ближайшей реки всего полдня пути, так что наводнение здесь — обычнейшая вещь. Раз в сто лет обязательно случается). Маг понял, что оказался в меньшинстве.

— Ну, ладно. Тогда идите в библиотеку. Надеюсь, библиотека в вашем святом заведении есть? Ищите заклинание там. Да, и если найдете указание, где Гильдебран прятал свою кубышку, несите сюда. Вам, как помощникам, будет по пять процентов. А я, пожалуй, вздремну, — почтенный волшебник потянулся, зевнул. Поставил посох в изголовье настоятельского ложа, сам устроился на титусовых одеялах да подушках. Чинно расправил бороду, сложил ручки на груди, закрыл глаза и уже через пару секунд выдал порцию уютного посвистывания.

Если бы сейчас в келью настоятеля залетел случайно дух покойной птички, он бы испугался азарта, вспыхнувшего в глазах молодого помощника мага при упоминании о библиотечном поиске. Брат Гарри, человек, приобщенный к святым таинствам Ордена Ожидания Очередного Откровения Создателя Нашего и Всего Сущего Покровителя и Высшего Радетеля, на мелочи типа ближнего своего, внимание не обратил.

* * *

Отец Титус тем временем ползал на коленях под Оком Храма. Он обратил лицо к круглому отверстию в куполе, откуда шёл поток света, и срывающимся голосом возносил молитвы:

— Скажи, Создатель, за что? За что мне такое испытание? Я ль не служил тебе верой и правдой столько лет? Я ль не берёг стада свои от хищения? Я ль не ратовал за благость селян, избавляя их от лишней наличности? Я ль не топил в вине горести свои и братьев? Помогал разбогатеть сирым и убогим? Учил и наставлял отроков на Путь Богатств Приумножения? Я ль не ждал Откровения Очередного? Я ль не был радетелем за души грешных плательщиков налогов и — прости, Создатель, за выражение — «ме-це-на-тов», тьфу, пакость; и как позволяешь Ты топтать нечестивцам грешную землю…

Над куполом Храма пронеслась какая-то тень.

— Я не ропщу, Создатель, — продолжал отец Титус. — Я только спрашиваю — доколе? Доколе мне, грешному слуге Твоему, пребывать в тени чужой дурной репутаци? Доколе мне, убогому, слышать: «смотрите, вот вор идёт»? Ну, что плохого в том, что мы любим деньги? Мы ведь Твои заповеди, Создатель, выполняем! Мы бережем! Мы храним! Оцениваем! Принимаем на комиссию, в залог, ссужаем под проценты… И навару — пшик, с голубиный носик. А сколько страданий выходит на нашу долю? Хочется взять чужое — и не корысти ради, а токмо волею Твоей, заповедовавшего нам сохранение и преумножение Богатств земных; — а тебя за руку хвать! В кутузку. Установишь процент, накажешь должника — как Ты велел, Создатель! — а тут раз! Налоговая. За кавладорских братьев я вообще молчу, глядя на их судьбу, придавленную тамошним Исправленным Уголовным Кодексом, радетели плачут… Но я не ропщу, Создатель! Я не ропщу! Я всего лишь спрашиваю: за что, в довершение всех бед, Ты ниспослал нам магов? Этих мерзких созданий с ненормальной продолжительностью жизни; привычкой давать в долг, забывать и требовать возврат суммы лет триста спустя? Этих нечестивцев, которые продают свои изделия по бешеным ценам — и не нам, скромным перекупщикам, а непосредственно клиенту? Этим […], прости за мат, Создатель, которые оказывают услуги героям бесплатно? Убери из Ордена старикашку, прошу Тебя. По-хорошему прошу…

Внимательный слушатель мог бы различить осторожное, едва слышимое царапанье кошачьих коготков, цепляющихся за черепицу Храма. Отец Титус внимателен был только к доходам братии; к тому же, в состоянии крайнего эмоционального потрясения он мог думать только о святом.

— Может, ты, Создатель, не знаешь, но подлые маги придумали нам оскорбление, вынести которое не каждый человек, а уж тем более гномы и кентавры спокойно могут! Придумали маги, что вроде как у всякого страждущего Прибыли разумного существа в ауре какой-то Шлейф Тени появляется! Якобы от того, что, выполняя твои Заветы и Откровения мы затемняем Свет Душ, ибо слишком много внимания уделяем грешным потребностям бренного тела! И Тьму недостаточно почитаем, потому как грешим с разумением и чистым сердцем, не допуская, чтобы низменные страсти окончательно овладели нашими помыслами! За что, о, за что, Создатель, маги прозвали нас созданиями Тени, будто каких-то недоделанных вампиров или убогих призраков!

Создатель, помоги! Даруй свою благость! Изведи мага! Удали его от духовных чад Твоих, дабы братия не впала во искушение честного приработка! И, кстати, раз уж я упоминал об этом, даруй свое благословение нынешнему слёту нашему…

— Слё-уу-туу? — переспросило Око Храма.

Настоятель Ордена Ожидания Очередного Откровения замер. В отверстие купола ярко светило солнце. Перед глазами молившегося настоятеля плыли цветные пятна.

Не каждый день приходится разговаривать с архитектурными изысками. Но, на всякий случай, отец Титус ответил:

— Ну да. Пелаверинские послушники настаивают. Фноссиане и ллойярдцы не возражали; кавладорские братья обещали быть… Сядем, поговорим о делах наших грешных…

— Мяу-урком, лау-удкоум, да по прибыли? — уточнил Голос.

Отец Титус подобрался, насторожился. Наставник его в былые годы предупреждал о такой возможности. Как уж там звучала народная мудрость? «Бьют — беги, дают — бери, намекают на прибыль — заложи мытарям, но сначала выслушай.»

— Хотим, о таинственный Голос, еще раз подать прошение в Министерства Чудес всех королевств континента, всем религиозным Орденам, архимагистрам самых значительных и влиятельных магических Школ, и прочим влиятельным личностям, о том, чтобы дозволить ввести повсеместно штрафы, если кто-то нас ворами еще раз обзывать зазря будет! А также собираемся лоббировать идею о запрещении разглядывания ауры купцов, менял и прочих честных дельцов в поисках Шлейфа Тени или каких других злостных намерений! Надоело, о таинственный посланник Создателя, что каждый доморощенный мажонок готов всякие страсти про нас рассказывать, будто мы обсчитываем, обвешиваем да обманываем! А мы честные! Мы все тут очень-очень честные…

Отец Титус напряженно вглядывался в Око Храма. Солнце слепило глаза. Минутку было тихо, и настоятель вздохнул облегченно, поняв, что сумел-таки избежать Откровения Создателя. Но потом Голос раздался снова:

— Ау чтоуу? Хоурошоу бывает выйти из сууммрррака…

— Спасибо тебе, о таинственный Голос! — обрадовался отец Титус.

— Ауу убить ммяуга — еще лучше, — продолжил Голос.

Отец-настоятель, поднявшийся в позицию для низкого старта, снова опустился на колени.

— Убить? Хмм…

— Удавить. Растерзать. Разобрать на кусочки, — начал выдвигать идеи Голос. — Поднять в виде зомби, отоуурвать голову. Загнать ему осину под рёбра. Скоуурррммить дракону!..

— Хмм, — прокашлялся отец Титус. — О таинственный Голос, пойми, я одобряю идею и целиком с ней согласен. Но дракона на складе у меня нет. Да и не силён я как-то в убийствах. Маг всё-таки. Смагичит — мало не покажется.

— Няуу прроублеммяу… Слушшай, мой мяугонький…

* * *

Брат Гарри вздохнул. Взъерошил и без того буйную шевелюру. Посмотрел на Фриолара: тот сидел на верхней ступеньке библиотечной лестницы и спешно листал очередной фолиант. Гарри удивленно покачал головой и восхищенно поцокал зубом: если бы он сам так попробовал забраться на верхотуру, сидеть на перекладине, удерживать равновесие, да еще и читать при этом… Нет, у Гарри никогда бы так не получилось. Хотя бы потому, что читать не умел.

Позавидовав ближнему своему в лучших традициях Ордена Ожидания Очередного Откровения, брат Гарри взял с соседних полок еще парочку томов и показал их Фриолару.

— Может, эти?

Волшебников помощник посмотрел на обложки и отрицательно покачал головой.

— А вот эта? — Очередная книга тоже не пришлась ко двору. Заняться Гарри было нечем, а потому он начал ни к чему не обязывающий разговор. — Слышь, а как ты вообще у мага в учениках оказался?

— Я не ученик. Ой, кажется, голос вернулся, — ответил с верха лестницы Фриолар. — Я его секретарь.

— А я думал, у магов только ученики бывают…

— Мэтр Виг занят написанием монографии, ему сейчас не до педагогики.

— Педа — что? — испугался неграмотный брат.

— Обучения, — пояснил Фриолар. Захлопнул фолиант. Подтянулся, вместе с лестницей, к следующей секции библиотечных стеллажей. Взгляд магова секретаря с вожделением пробежался по корешкам разномастных книг. — Некогда ему учениками заниматься, понимаешь…

Молодой человек хотел было добавить, что ему тоже некогда отвлекаться на пустые разговоры — столько страниц надо прочитать. Но подумал долю секунды, решил, что слова бесполезны, ибо сказано у маэстро Ариосто «Смешны слова твои», а у святого причётчика из Компенхерста были куплеты на тему…

Фриолар резко оборвал ход свивающихся в клубки путаницы мыслей и сосредоточился на чтении. Гарри что-то в очередной раз спросил, не получил ответа.

Фриолар Читал. Гарри завидовал. Он вообще был немного завистлив. Потому и свёл у кума стельную корову, продал, деньги прогулял, был бит деревней и, лелея сдвинутую набок челюсть, пошёл, куда глаза глядят. Дошёл до Ордена, был излечен и привечен. Обещали даже с дефектами речи помочь. И ведь помогли, что интересно…

Чистое чувство зависти переполнило душу Гарри. Он вздохнул. Провел крепким крестьянским пальчиком по корешкам книг. Пальчик зацепился за переплёт, тонкая книжица вывернулась из строя изданий, упала на пол. Фриолар посмотрел сверху, да так строго, что у Гарри отнялся недавно скорректированный дар речи.

— Вот она! — хищно раздулись ноздри секретаря. Он легким, грациозным прыжком спрыгнул с высоты семи локтей, подхватил рукописную книжицу и принялся вчитываться в ее содержание. Гарри показалось, что голова его компаньона по библиотечным изысканиями вдруг вспыхнула ярким, уходящим ввысь лучом. Брат проморгался.

Фриолар, подойдя к окну, жадно листал страницы.

— Точно она? — уточнил Гарри.

— Нет, — ответил Фриолар, зачем-то запихивая книгу за отворот камзола. — Надо еще искать.

— Врёшь, поди? — уточнил бывший крестьянин.

Фриолар легко согласился:

— Вру. А кому от этого плохо? Слушай, Гарри, будь человеком. У вас такие редкие издания на полках пылятся. Я просто посмотрю тихонечко. Полистаю легонечко… Нам торопиться некуда. У мэтра Вига сейчас всё равно сиеста…

— Чего у него?

— Сиеста. Слово иберрского происхождения. Означает спокойный здоровый послеобеденный сон.

— Не очень-то он у него спокойный, — проговорил Гарри, вглядываясь в то, что происходило за окном, снаружи орденской библиотеки.

Фриолар обернулся.

Две пары глаз, серые волшебникова секретаря и карие орденского служки, проследили, как процессия крепких братьев Ордена Ожидания Очередного Откровения несёт на своих плечах отчаянно извивающегося старичка. Старичок тряс бородой, неудобно прижатой к шее нюртанговым ошейником, пинался мозолистыми узловатыми ногами, призывал на головы обидчиков страшные беды. Руководящий процессией отец Титус радостно подпрыгивал.

— Похоже, коньцепция изысканий изменилась, — горестно пробормотал Фриолар. Грустно осмотрелся кругом. Вот, так всегда! Есть материал для исследований, есть возможность посидеть, почитать в тишине пару-тройку сотен интереснейших книг, а приходится отвлекаться и идти, спасать кого-то. Где ж тут логика?

* * *

Месяц назад, когда в мансарде Фриолара материализовался почтенный старый маг, начинающий алхимик переживал период глубокого душевного кризиса. С одной стороны, ему пора было сдавать черновик диссертации научному руководителю. Не проблема. С другой стороны, черновик Фриолару самому не нравился — и теория там расплывчато обозначена, и выводы какие-то некаузальные, и формулировки за лигу несут трюизмами… С третьей стороны напирала Изольда.

Изольда — милая барышня, во всех отношениях милая, но ей вдруг надоело, что каждую неделю очередной герой спасает ее от: (в порядке хронологии) от гоблина, вампира, содержателей гарема эль-джаладского эмира, практикующего некроманта, еще одного вампира, разбойников, стайки мышат, двух воров, конкурирующей банды разбойников, евнухов из гарема Императора Вечной Империи Ци, тролля… У Изольды вообще была богатая фантазия. И ведь народ верил! И спасали все студенты-старшекурсники, рыцари королевской гвардии, даже, говорят, преподаватель — мэтр Питбуль попался… Впрочем, Фриолар потом слышал рассказ непосредственного участника событий: мэтр Питбуль всего-то хотел вернуть заблудившийся подопытный экземпляр в лабораторию. А тут Изольда! Верещит, кричит «Тролль! Спасите! Тролль!» Мэтр и бросился спасать свое имущество. А Изольда, не дура ли, хватает алхимика за мантию и тащит в подворотню. И там выделывает та-акое…

Короче, почему-то Изольде надоело искать приключений, и она, не долго думая, велела Фриолару на ней жениться.

Фриолар никогда не спорил с женщинами. Знал, что бесполезно. Этот Дар трепетно взращивали на протяжении двадцати одного года матушка — госпожа Фиона, тетушки Диона, Пиона и Ниона, бабушка, две ее сестры, их дочери и невестки, маменькины и тетушкины близкие подружки общим числом тридцать девять штук, и, особенно, кузины. Ныне покойный дедушка, капитан лафризских бомбардиров (в отставке), герой Луазской Кампании, бывало, выходил на балкон своего столичного дома, глядел на выводок в пастельных шелках, резвящийся в саду, вздыхал и похлопывал по плечу единственного внука.

Так вот, спорить с Изольдой Фриолар не стал. Тщательно продумал стратегию поведения и начал с самого простого из девяносто семи аргументов в пользу переноса свадьбы на более поздний срок.

Со справки о доходах за истёкший налоговый период.

Так уж получилось, что после безвременной кончины папеньки все финансовые потоки семьи оказались сосредоточены в цепких ручках госпожи Фионы. Тогда, шесть лет назад, сам Фриолар был еще сопливым пятнадцатилетним недорослем, поэтому с матушкой не спорил. Впрочем, Фриолар вообще никогда (см. выше) не спорил с матушкой. И позволил себе проявить фамильную, от деда унаследованную твёрдость характера единственный раз, когда убеждал горячо любимую родительницу ответить на предложение внезапного воздыхателя.

Ко времени встречи с господином Граткхом госпожа Фиона уже полгода вдовела; а тут — такой подарок Судьбы. Солидный, степенный, состоятельный, а самое главное — викинг. Человек с чистой, широкой, не замутненной цивилизацией душой. Вождь племени, полновластный владыка острова Ритт, пусть и не самого большого из островов Ледяного Океана, приехал по делам в Кавладорское королевство, подписывать какой-то там союзный договор с его величеством Гудераном Десятым. Скучая на королевских приемах, вождь скользнул взглядом по веренице гостей, зацепился (опять-таки, взглядом), за даму в скромном вдовьем сером платье, также скучающую рядом с расфуфыренными жертвами моды и борьбы с осыпающейся пудрой зрелостью…

Суровый викинг Граткх, следуя многовековым традициям своего вольнолюбивого, щедрого страстями и обильного сердцем народа, влюбился с первого взгляда. Однако его чувства — уже по традициям Кавладорского королевства, — встретили прием не то, чтобы ледяной, но и недостаточно пылкий.

Фионе внимание господина Граткха льстило, но рядом были сын, сестры, матушка, а самое главное — потрет усердно оплакиваемого мужа, покойного кавалера Альна де Дьюра. Контраст между кавалером Альном, промолчавшим вторую половину жизни (по причине женитьбы на женщине с большим количеством сестер, а также контузии средней степени тяжести) и громогласным ярко-рыжим Граткхом, что и говорить, присутствовал.

«Ах, не был бы он викингом…» — вздохнула однажды Фиона, наблюдая, как воздыхатель, нахватавшийся в Талерине последних веяний культуры южных королевств, пробует петь серенаду под ее окном. Фриолар тоже выглянул, посмотрел, как дубасит Граткх двух гусляров, отважившихся сопровождать риттландские народные баллады своим многострунным перебором, потом в поле зрения будущего алхимика случайно попала карта Кавладора и соседних королевств, повешенная на стену ради ликвидации географической безграмотности. И впервые в жизни, неожиданно для себя самого, юный Фри-Фри возразил матушке, принявшись логически последовательно и обстоятельно доказывать, что именно принадлежность к племенам Ледяного Океана и есть самое лучшее качество влюбленного вождя.

Получив (по тонкому намёку Фриолара) от потенциального зятя по увесистому, золотому с каменьями, подарку, тётушки и бабушки совместными усилиями уговорили Фиону не беспокоиться о судьбе сына и сосредоточиться на устроении своей, женской. Живем один лишь раз, и в тридцать пять стать объектом пылкой, пусть даже викинговой, страсти… Тетушки, как одна, обливались слезами зависти.

Госпожа Фиона подумала и согласилась. Конечно, заботливая женщина с большой радостью взяла бы мальчика с собой, но, скрепя сердце, пожертвовала родительскими чувствами ради будущего образования сына. Викинги и шаманы Ритта до идеи постройки высшего учебного заведения пока не додумались, и пришлось Фриолара оставить в Талерине. А перед отъездом во владения мужа, госпожа Фиона заставила каждую из сестер подписать обязательство приглядывать за маленьким Фри-Фри. Нашла немного сумасшедшую добрую гномку, Напу Леоне Фью, которая согласилась приютить Фриолара на мансарде своей ресторации и обеспечивать ежедневное трех-шести-двенадцатиразовое (по необходимости) питание. Финансы же доверила старому приятелю своего первого мужа, и, по стечению обстоятельств, супругу старшей сестры, госпожи Пионы — тайному советнику Министерства Золота господину Джиобарди.

Окажись на месте молодого алхимика другой человек, или гном, или кентавр, он бы обиделся на то что ему, перешагивающему через порог совершеннолетия, мать не доверяет распоряжение семейным наследством. Не то, чтобы наследство было значительным, но в юности важен сам принцип! А для Фриолара самым главным было то, что теперь его персону отделяет от источника материнской заботы несколько сотен лиг и бурные воды Ледяного Океана.

Так уж получилось, что дядюшка Джиобарди хорошо знал, что представляет собой Изольда. Он бывал в Университете королевства Кавладор, и не раз. Проверял, как расходуется в учебном заведении принадлежащее Короне золото. Однажды господину тайному советнику довелось припоздниться и собственными ушами услышать пронзительный девичий голосок, извещавший округу о том, что на бедняжку напали голодные вампиры при поддержке злокозненных демонов, метающих огненные шары пополам с цветочными горшками. Джиобарди, как честный и, в общем и целом, добрый человек, отправил трех своих телохранителей разобраться. Ждал их возвращения вместе со спасенной — час, полтора, два, провел бессонную ночь, высчитывая, какая компенсация и пенсия положены семьям погибших на рабочем месте охранников… Телохранители вернулись только к полудню, осоловелые, практически невменяемые и полуголые. Связный рассказ, где и при каких обстоятельствах они умудрились в клочки разорвать свою форму, господин Джиобарди услышал лишь на четвертый день, и искренне не поверил, что одна (цифрой и прописью — одна) девица на такое способна. И только побеседовав с Ницшем — полицейским, сторожившим спокойствие Университетского квартала, которому выпадала участь как минимум раз в месяц доставлять в реанимацию жертв спасателей Изольды, не стал вычитать стоимость утраченного обмундирования из жалования телохранителей.

Если говорить короче и по существу — господин Джиобарди с удовольствием расписал в налоговой декларации Фриолара, что тот стоит далеко за чертой бедности.

Изольда прочитала фальшивку, поморщилась и велела Фриолару спешно искать высокооплачиваемое место.

Фриолар, как уже упоминалось, никогда не спорил с женщинами.

Он лежал на кровати, задумчиво поплёвывая в потолок, чиркал карандашом по газете, небрежно вымарывая подходящие объявления, как вдруг посреди комнатки заклубился серый туман. Переместившийся маг, седой хрупкий старичок, с лицом в морщинах, как печёное яблочко, долго удивлялся, что на месте дома его бывшей возлюбленной стоит совершенно чужое имущество. В призванных с кухни Напе Леоне и мэтрессе Далии похитительницу своего пожилого сердца маг не опознал. Поохал, как быстро, однако, летит время. Потом посетовал на затруднение: подошла пора, видите ли, систематизировать результаты трёх сотен лет экспериментов в области магии Школы Крыла и Когтя и Школы Четвертого Шага, а рук не хватает. То есть руки есть, от грабителей-неудачников остались. Вот только мозгов у зомбей не очень. А в Магии Смерти мэтр Виг не очень силён, ничего материальнее мозаичного духа-воспоминания не получается… Где бы найти расторопного гнома, человека или эльфа с алхимическим складом мышления? Кентавр не подойдет, лестницы у мага в Башне слишком узкие, хотя, если найдется кентавр подходящий, можно попробовать перестроить жилище… Ах, что вы говорите, молодой человек, эльфы — покинули наш мир?! Да кто бы мог подумать? И как это произошло? Какая у вас, молодой человек, хорошая память — цитируете наизусть такие большие куски текста. Окончили Университет с отличием? А когда в Кавладоре успели достроить Университет, вроде бы буквально лет пять назад строительство затеяли? Нет, не стоит перечислять историю его постройки, количество израсходованных строительных материалов, хронологию создания кафедр, алфавитный список получивших дипломы… А скажите-ка, любезный…

Утром, оформив академический отпуск, собрав сундучок, перекусив на дорожку и выслушав наставления плачущей компании тётушек, Фриолар заскочил ненадолго к Изольде, объяснить, что выполняет её распоряжения и вернётся в самом скором будущем, лет через десять. Объяснил. Поздоровался с мужем какой-то из своих дальних родственниц, кавалером Шантильоном, который, оказывается, спасал нынешней ночью Изольду от нашествия краснобородых викингов, поднявшихся по течению Алера до столицы, чтоб только похитить белокурую красавицу с целью превращения ее в одну из смертоносных Зингских Валькирий. Рыцарственный, доблестный, бесконечно смелый кавалер Шантильон и уберег алхимика от цветочных горшков, которых метала из окна расстроенная Изольда — с легкостью превратившаяся в воительницу с Риттландских островов без всякой посторонней помощи.

Собственно, к магу можно было и не возвращаться — несостоявшаяся невеста велела Фриолару не показываться ей на глаза, и алхимик твёрдо намеревался выполнить сие распоряжение. Но, право слово, любопытно было попробовать новую область научных изысканий.

Сейчас тоже можно было не тратить силы на спасения мэтра Вига, попавшего в цепкие лапы Ордена Ожидающих Очередного Откровения. Можно было взять тетрадку с описанием редкого заклинания Призыва Единорога, выйти за ворота обители, и отправиться восвояси. Вот только это будет очень недостойным поступком. Недостойным, непорядочным и неподобающим истинному сыну Алхимической Науки.

* * *

Отец Титус радостно потирал руки у сложенного у ступеней Храма костерка, в котором догорали обломки посоха мэтра Вига. Операция по обезвреживанию мага прошла без сучка, без задоринки. Теперь подготовим общественность…

— А где парень? Этот, как его, Фриолар? — спохватился отец-настоятель. Таинственный Голос, дающий бесподобные советы, ответил с высоты крыши:

— Не боуйсся… он появится. Придёт спасать ммяуга, и тут ты его схватишь. Свяжешь, и твои люди будут его пинать, пинать, пинать… А потом я лично съеммм его печень…

Отец Титус, человек глубоко мирный, поёжился. Собственно, магов секретарь ему ничего плохого не сделал.

— А может, не стоит? Он, в конце концов, не маг. Может, не стоит его убивать?

— Не стоит, — благодушно промурлыкал Голос. — Можно положить ему за уши листики петрушки, почесать за ушком и заставить чихать 244 раза подряд. Моужноу закопать в мокрый песок, навесить на него бусы и водить хороводы, распевая пеусенки…

По мере перечисления предложения таинственного Голоса по нейтрализации магова секретаря становились всё более странными и оторванными от реальности. Отца Титуса, человека с глубоко традиционной ориентацией, совет «с бусами» вообще покоробил. В голову почтенного святого отца закралось подозрение, что, пожалуй, Откровение — откровением, но, может, стоит не только следовать подсказкам с купола Храма, а вспомнить парочку житейских мудростей незабвенного наставника. Тот, бывало, говаривал: «Мало ли, что на заборе написано. Подойди, усыпи сторожа, отвлеки собаку, вскрой замок и убедись, что там дрова, и ничего больше, извращенец».

Хмм…

Странный этот Голос, однако…

* * *

Приняв решение о спасении плененного работодателя, Фриолар принялся обдумывать ход своих дальнейших действий. Следовало максимально объективно оценить плюсы и минусы своего положения.

К минусам нужно было отнести мирный и флегматически спокойный склад характера молодого алхимика. Люди (гномы, кентавры, даже драконы), подобные ему, всегда готовы немного подождать, уверенные, что рано или поздно их непримиримый оппонент сдохнет по естественным причинам и, как выражаются поэты Вечной Империи Ци, если посидеть вечность на берегу, река сама собой принесет к вашим ногам труп кровного врага.

К плюсам, конечно же, относилось разностороннее образование, которое получил юный Фри-Фри, прочитавший груды — тонны! горы! самых разнообразных книг.

В современных брабансских романах, которыми зачитывались Фриоларовы кузины, к слову сказать, можно найти подробные инструкции, как следует спасать плененных прекрасных дев, беспомощных детей, прелестных детёнышей домашних животных и почтенных старушек/стариков. Если коротко — надо завернуться в плащ, поправить бархатную черную полумаску и тонкие усы над верхней губой (тут главное не промахнуться и не поправить эспаньолку на подбородке), влететь на белом коне в темницу, раскидать врагов, пронзить верным мечом предводителя, предотвратить прочтение последнего слога Заклинания, Способного Разрушить Мир, и вынести спасаемую/спасаемого на руках, навстречу разгорающейся заре…

Из эксклюзивной подборки детективной литературы, оставленной в столице заботливой маменькой, Фриолар почерпнул несколько полезных советов, как идентифицировать останки, совершать побег путём подкопа, обезвреживать коварных шпионов и противостоять соблазнительницам. Правда, первые полгода разлуки госпожа Фиона высказывалась посредством частной переписки, что зря она столь легко рассталась с чтением, так согревавшим ее душу после утраты первого мужа. Поэтому пришлось Фриолару новейшие детективные романы покупать в двойном количестве — оставлять один экземпляр себе, а второй посылать на Ритт маменьке.

Потом госпожа Фиона немного отвлеклась на рождение сводной Фриоларовой сестренки, получившей звучное имя Эргунтлия. Зато парой месяцев позже с легкостью наверстала упущенное, не только прочитывая по два детектива в неделю, но и настоятельно требуя от сестер и сына, чтобы они доводили до сведения авторов всяческих «убийств из-за страсти», «убийств из выгоды» и «убийств по ошибке», какие неточности были ею замечены в тексте.

Вынужденный пересказывать сочинителям претензии маменьки (тетушки Пиона, Ниона и Диона от подобных поручений самопроизвольно отстранились), Фриолар поневоле стал специалистом в обеспечении алиби, поискам подземных ходов, разоблачению самозванцев и т. п. Плюс научился верно угадывать момент, когда оскорбленный в лучших чувствах автор хватает со стены восточный изогнутый кинжал, впадает в кровавое безумие и пытается прирезать незваного советчика, чтобы потом закатать его труп в драгоценный эль-джаладский ковер, тайком вынести из дома и утопить в медленно текущих водах Алера, привязав к ногам покойника ядро с ллойярдского линейного корабля…

Дедушка в былые годы говаривал, что настоящему воину любая наука пойдет впрок.

Если уж рассматривать образование Фриолара, необходимо уделить внимание и двум наставникам, оказавшим сверхбольшое влияние на формирование души молодого алхимика. А именно — папеньке и дедушке.

Покойный папенька, еще не будучи покойным, успел поделиться с единственным чадом некоторыми полезными умениями отставного военного. А именно: не спорить с женой, пропускать мимо ушей её наставления и вовремя уходить на рыбалку. И, конечно, Фриолар помнил науку, которую радостно постигал в младые годы под руководством обожаемого деда. Тот, озверевший от женского общества, учил мальчика искусству Быть Рыцарем Без Страха и Упрека.

В частности, отставной капитан бомбардиров таскал внука на руках, тетешкался с ним, дарил на именины и прочие праздники милые мужскому сердцу пустячки: шлемик на детскую голову; боевого, натасканного кусать врагов за пятки, пони; кинжал с волнообразной заточкой; щит с личным дедовым гербом; рогатку с оптическим прицелом… Госпожа Фиона пыталась спорить с отцом: дескать, чего, старый, с ребёнком делаешь? Воспитательные беседы разбивались о броню прародительского счастья. Герой Луазской Кампании поводил плечиком в кольчуге, укрывал голову шлемом с кокардой бомбардирского полка, плотно запирал за дочерью дверь. Подхватывал Фри-Фри на закорки, и старый да малый отправлялись в сад, играть в Осаду Луаза, или что-то еще, не менее захватывающее, состоящее из леденящих кровь врага воплей, захватов на удушение, подсечек, ударов в корпус, хуков в челюсть, и с обязательными вывихами и синяками.

Ах, славное было время…

Фриолар внимательнейшим образом пролистал (мысленным взором, разумеется) картины своей жизни, сосчитал активы, уравновесил их пассивами, чтобы выбрать наиболее оптимальный способ действия. Подумал. Подумал еще раз.

За месяц, проведенные в личной башне магистра Вига, у Фриолара накопилась достаточная статистика объяснений всем загадочным случаям вроде опрокидывания чернил на только что переписанный лист маговой монографии, порчи личного имущества и прочим досадным мелочам. Да, конечно, можно сбегать попросить в ближайшей деревне белого коня, или, изображая беспристрастного сыщика, полазать с лупой по плитам обители Ордена Ожидания Очередного Откровения, но давай-ка, брат Гарри, мы поступим с тобой вот так…

Брат Гарри, выслушав донельзя простой и понятный план действий, с удовольствием проводил секретаря магистра Вига на кухню, где и помог стащить большую свежую рыбину. Потом организовал засаду в саду обители, явив недюжинную крестьянскую сметку и некоторый опыт в обмане ближнего своего, и приготовился наблюдать.

Некоторое время ничего не происходило. Рыбина лежала в тени раскидистой яблони; порхали насекомые, щебетали птички. Брат Гарри от волнения сгрыз ногти.

Потом в гуще листвы мелькнула тень. Секунда — и окрестности мирной обители Ордена Ожидания… и т. д. огласил трубный кошачий мяв.

— Гарри, можешь выходить, — сообщил Фриолар.

Брат осторожно выдвинулся из своего убежища. Посмотрел на то, что попалось в сети (тоже позаимствованные у добропочтенной братии): животинка, очень похожая на обыкновенного домашнего кота.

Гарри посмотрел внимательнее. Понял, что этого «котика» он не возьмёт на руки, даже если ему пообещают все сокровища короны. И саму корону в придачу.

— Что это?

— Не бойся, он стерилен, — ответил Фриолар. Животное, услышав оскорбление, с бешенством предприняло отчаянную попытку разорвать когтями сеть или хотя бы дотянуться до рук, держащих ловчее приспособление. — Мэтр Виг учёл печальный опыт своих коллег-эльфов из соседних миров, да еще тех бедолаг, которые ташунов в ллойярдские болота выпустили, да еще трех десятков экспериментаторов от магического Искусства, и теперь тщательно следит за тем, чтобы его экспериментальные образцы не могли размножаться.

Котообразное, якобы стерильное животное демонстративно и крайне негигиенично порвало на куски застрявшую в веревочных ячейках приманку. Слизнуло с морды содержимое рыбьего живота. Потом с яростью зарычало и сделало попытку добраться до горла брата Гарри. Сетевой мешок, наплевав на законы тяготения и повинуясь мощному толчку пружин, по ошибке спрятанных под кошачью шкуру, рванул вверх. Так как до человека было четыре локтя минимум, а Фриолар держал крепко, «котик» схватил лишь воздух. Но как летела пена от его морды… Брат Гарри осенил себя знаком священной длани.

— Вот нечисть…

— Мэтр говорит, хорошо крыс изводит. А, по-моему, он крыс разводит и специально тренирует, чтобы обеспечить себя пожизненным правом нахождения в маговой Башне.

— А что ж старик не колданёт, не избавит дом от серых паразитов?

— Знаешь, похоже, такой способ просто не приходит ему в голову.

В бешенстве Черно-Белому Коту не было равных. Он фырчал, вырывался, отчаянно царапался всю дорогу до Храма, выпустил струю дурно пахнущей мочи, едва не попав в Гарри, катался в веревочном плену, еще больше запутываясь в сети…

Отец Титус, к которому сопроводили Фриолара, «пойманного» братией, посмотрел на черно-белое существо с выражением крайнего отвращения.

— Что это?

— Кадавр, — пояснил Фриолар. — Созданное с помощью магии существо.

— Я знаю, что такое кадавр, молодой человек. Не прогуливал, знаете ли, курс по теории магии… И что мне с той нечисти?

— Отче, я не знаю, что послужило причиной размолвки вашей с магистром Вигом, — степенно проговорил Фриолар. Братия, меж тем, опасливо косилась на грозно рычащую и подвывающую тварюшку. — Но утверждаю, что виной всему он, Черно-Белый Кот.

— С чего ты взял, что я с Вигом ссорился? — изобразил святую невинность Титус.

— Я и не утверждаю. С чего это вдруг уважаемому мистику, главе духовного Ордена, ссориться с пожилым почтенным магом? — изобразил еще большую невинность Фриолар.

— Ну, например, с того, что в Брабансе ныне некромантия под запретом, а от кадавра так и тянет нарушением распоряжения нашего драгоценного Министерства Чудес об ограничениях создания новых квазиживых, условно разумных и омагиченных форм существ, — с азартом опытного законника указал отец Титус на состав чужого преступления.

Фриолар скривился. Неохотно согласился.

— Об этом я как-то не думал…

— Не думал, не думал, — захихикал отец-настоятель.

— Я мог бы сказать, что мэтр создал эту тварь еще до закона о некромантии. Но, пожалуй, не буду спорить.

— Не спорь, не спорь, — обрадовался Титус.

— И, пожалуй, схожу за полицией в ближайший городок…

— Сходи, схо… Эй! Зачем нам полиция? — спохватился настоятель обители. Братия, услышав о возможности прихода своего извечного духовного оппонента, как-то насторожилась, начала оглядываться…

— А пока отпущу котика, что над животным зря издеваться…

И прежде, чем кто-то что-то успел сказать, предложить выкуп, применить угрозы или другой действенный способ убеждения, алхимик легким плавным движением отпустил сеть с Черно-Белом Котом наземь.

* * *

Храм в обители Ордена Ожидания Очередного Откровения Создателя Нашего и пр. задумывался как место, в первую очередь, молитв и свершения таинств, во вторую очередь — как место собраний и совещаний отца-настоятеля в присутствии братии. Это было красивое, хотя и однообразно серое каменное здание. Фрески и мозаики на стенах Храма планировались уже семьдесят пять лет, были оплачены прихожанами и мирскими послушниками сто сорок три раза, но еще не выполнены. Братия никак не могла решить, какого содержания должны быть иллюстрации к Откровениям Создателя. Портреты глав Министерств Золота? Да полно вам! Это ж так, любители, а истинные профессионалы ни в жизнь не допустят, чтобы их лица — настоящие лица — вдруг попали в поле зрения министров Закона, Порядка или, как придумали название в Кавладоре, Спокойствия. А если изображать что-то более досягаемое и анонимное? Корпящий над приходно-расходной книгой бухгалтер? Купец, сопровождающий караван? Казначей, приумножающий богатства целой страны? Ну, и как это, по-вашему, может быть нарисовано?

А какое материальное воплощение может быть у Высшей задачи Ордена: дождаться-таки Очередного Откровения Создателя? Должен же когда-нибудь Он объяснить, как следует праведно использовать накопленные Богатство и Имущество?

Именно в этот, суетный и хлопотный день, начавшийся с сияния зелени, щебетания птиц и прохладного дуновения с Орберийских гор, отцу Титусу явилось откровение о том, какие наставления и истины Создателя должны быть увековечены на стенах Храма. Он даже вспомнил, где видел подходящую по сюжету картинку (в соседней обители, у коллеги-христианина). Можно будет спросить, скопировать… Много действующих лиц с выражениями крайнего смирения перед Создателем. Яркие, сочные краски. И название звучное.

«Армагеддон».

* * *

— Мэтр, не ругайтесь, не гневите Создателя, — собрав в кулак все не слишком великие таланты утешения и умиротворения, увещевал Вига брат Гарри. Он ковырялся ключом в замке нюртангового ошейника.

не подумайте ничего плохого. На этот раз обошлось без Кражи У Ближнего Своего. Ключ висел на гвоздике. А гвоздик был вбит в притолоку. Конечно, наружной стороны двери погреба — тюрьмы в обители, слава Создателю, не было. А погреб был.

Почтенный волшебник, которому наконец развязали руки, порывался сам поучаствовать в своем освобождении. В итоге потерял не один десяток волосков из бороды.

Под пальцами Гарри замок щелкнул, и тускло-черный, тяжелый ошейник, наконец, разомкнулся.

— Свободен! — радостно попытался подскочить маг. Гарри с ужасом увидел, как на ладонях его магичества начали конденсироваться голубоватые шаровые молнии. — Держись, Гильдебран! Я спасу тебя! Я уже бегу! Я уже лезу!

На счастье обители, от прохлады, неотъемлемой особенности каждого уважающего себя погреба, мага скрючил радикулит. Из погреба Виг действительно вылез, да еще с помощью сердобольного Гарри. Шаровые молнии ушли в пол, не причинив помещению большого вреда. Да и братия, которая в момент освобождения мага представляла собой идеальную мишень: все сорок человек, двадцать шесть гномов, три кентавра собрались в Храме, все стоят, а если и двигаются, то медленно, не спеша…

Короче, когда полный мести и заклинаний маг занял боевую позицию, служители Ордена успели разбежаться и ускоренно прятались, хаотично перемещаясь по двору обители, между зданиями склада, трапезной, дормиториев и орденской школы.

Гарри с отстраненным любопытством и некоторым, тщательно скрываемым, удовольствием наблюдал происходящее с духовными братьями.

Раз — и от Вига, от пол его старомодной мантии начинают разбегаться в стороны толпы, стада и батальоны маленьких, но потрясающе колючих дикобразиков.

Два — дикобразы, свиристя через передние зубы, выстреливая вверх и в стороны ломкими длинными иголками, подкатываются под ноги убегающим от Храма монахам, вызывая падение тел и извержение отборного мата. Брат Серге с визгом, которого трудно ожидать от солидного кентавра, делает попытку подскочить на четыре локтя вверх и с размаху приземляется на дюжину призванных остроиглых зверушек.

Три — короткий пасс руками волшебника, и в воздухе материализуется черная полоса, состоящая из больших и очень — ОЧЕНЬ! — голодных москитов. Братия вскакивает, перестает обращать внимание на попадающиеся под ноги колючие шарики, и бежит, бежит, бежит…

А маг не ждёт, а маг наслаждается жизнью…

Четыре — и из рук мага выплескивается огненный поток. Секунду спустя огненная струя сворачивается, превращаясь в огненную саламандру. Небольшую — всего-то четыре локтя в длину, не больше одного в высоту. Но как быстро она бегает! Как легко всё поджигает!

Поле битвы мага с Орденом начал заволакивать дымок от подожженных ряс и опаленных гномьих бород.

Пять — обитель начинает мелко трястись. Перед Вигом материализуется гигантская фигура тролля — раз в десять крупнее обычного, высотой с колокольню, не меньше. Переступая колоннообразными ножищами, чудовище медленно и неотвратимо двигается к Храму. Братья Догнат и Захват, являя человекам пример знаменитого гномьего бесстрашия и отсутствия воображения, встают на его пути. Очень дальним краем сознания Гарри отмечает, что оба брата достали откуда-то запрещенные к хранению и использованию в Ордене топоры. Что ж… Может, им повезёт остановить чудовище и выступить в роли маленьких спасителей обители?

Не повезло.

Шесть — призванная магом стая уток не показалась брату Гарри такой уж грозной. Расцарапанная, покусанная, обколотая, с трудом избегающая захвата громадными тролльими лапищами, братия, пришибленная беспорядочным кряканьем и прихлопнутая взмахами уверенных крыльев, возможно, посчитала иначе. Когда утки развернулись и заложили обратный вираж, брат Никус вдруг вспомнил, что, собственно, они тут все немного святые, следовательно, какая-та часть Магии Благословения им, теоретически, доступна. Никус накрыл свою особу переливающейся радугой, как мыльный пузырь, защитной сферой.

«Вот жулик! Потрясающий обманщик!» — подумалось Гарри. — «А мне говорил, дескать, магии не обучен; способностей у тебя нет; благословляющего клирика из тебя не выйдет; иди, сторожи ворота обители, начинай обет послушания и смирения… Врал, определенно, врал…»

Братья, которые еще сохраняли способность двигаться, определенно хотели жить. Они бросились под защиту Никусовой защитной сферы.

На счет семь завязалась схватка уже без Виговых зверушек. Монахи дружной толпой пытались залезть под невеликий магический полог. С легким хлопком, который бывает, когда мыльный пузырь налетает на стену, защитная сфера лопнула.

Тролль медленно, заинтересованно и с подобием мысли на огромной морде, начал ковырять стену складского помещения.

— Хо-хо! — азартно показал кулак небесам старикашка. — Вот вам!

Маг сосредоточенно зашевелил пальцами, губы его начали шептать заклинание.

— А может, достаточно? — робко подал голос Гарри.

— Сейчас им будет на орехи! Мое новое изобретение. Так давно ждал случая его попробовать!

Из субреальности, откуда приходят все призванные животные, в этот мир начало проникать нечто огромное, чешуйчатое и извивающееся. Гарри рассмотрел змеиную голову, способную не напрягаясь проглотить трёх поставленных пирамидой буйволов. Представил, как сейчас исполинское пресмыкающееся одним могучим ударом хвоста превратит обитель в груду щебня и мусора. Осенил себя знаком священной длани. И крепко саданул мэтра Вига кулаком по темени.

* * *

В силу некоторых особенностей Учения, которому следовал Орден Ожидания Очередного Откровения Создателя Нашего и Всего Сущего Покровителя, с традиционной «специализацией» священнослужителей, излечением с помощью возложения рук, благословения и чтения молитв, у братии были сложные отношения. То ли дело сбор пожертвований…

Да и не смогли бы мелко подрагивающий брат Никус и пребывающий в полубессознательном состоянии отец Титус вылечить всех страждущих. На мага рассчитывать не приходилось. Старик, осторожным ощупыванием обнаружив шишку на голове, пытался помочь хотя бы своей почтенной особе. Заводил руку наверх, шептал заклинания, а с пальцев сыпалась то мелкая речная галька, то сухие дрозофилы, то легкие электрические разряды… Те, кому не повезло быть сваленному рядом с почтенным волшебником, или переползали в другую часть Храма, или, если не хватало сил на перемещение, лишь опасливо икали при каждой неудачной попытке самоисцеления.

Брат Гарри, покончив с транспортировкой увечных тел своих единоверцев в Храм, следующим заходом во двор обители принёс пару вёдер воды и принялся практиковать единственный доступный способ приведения в чувство.

Маг, мигом сплагиатив дельную мысль, вылил себе на макушку бочку воды. По-собачьи встряхнулся, оживился; легким прищёлкиванием пальцев высушил одежду и причёску и начал пристальным, нехорошим взглядом искать, чего еще не хватает мирной обители в качестве стимуляции к самосовершенствованию.

Со стороны Федуса, самого молодого из послушников, послышались сдержанные рыдания и обещания неизвестно кому, что он больше не будет.

— Мэтр, — выросла перед волшебником фигура его секретаря. — Смотрите, что я нашёл в библиотеке. Кажется, это дневник вашего друга.

Одной рукой придерживая завёрнутого в обрывки сети Черно-Белого Кота, другой рукой Фриолар протягивал магу найденную тетрадку с записями отца Гильдебрана. Будь здесь кто-нибудь с кафедры измерений и геометрии, обязательно восхитился бы талантами собрата-алхимика: Фриолар умудрился при минимальной площади соприкосновения с котообразным кадавром обеспечить максимальную силу сжатия тела. Черно-белая пушистая сволочь скользила золотистыми глазами по людям, гномам и кентаврам, прижимающимся к стенам помещения, и довольно мурлыкала (Фриолар, тщательно обернув руку обрывком чьей-то рясы, время от времени почёсывал ему животик).

Брат Дедалус, наставник орденской школы, на которого пришлось очередное ведро, прислушался к чему-то, что происходило снаружи стен.

— Что это? Кто там ходит? Полиция??? — с ужасом вопросил почтенный мистик.

— Всего лишь гигантский тролль. Еще не дематериализовался, — ответил Гарри. — Но вы не бойтесь. Он склад уже весь сломал — но ничего не взял. Честный, однако, экземпляр попался…

— За что? — простонал отец Титус, привычно обратив взгляд к Оку. — За что, Создатель?

Брат Никус, с ненавистью глядя в сторону мага, пробормотал, что есть простой способ покончить с неприятностями, и с намёком почесал шею.

— Я всего лишь попросил у вас единорога! И намеревался его вернуть! Честное слово, собирался! — гордо ответствовал магистр Виг. С азартом, доказывающим, что молодым душой личностям никакие столетия прожитой жизни не помеха, волшебник предпринял очередную попытку разжать пальцы своего секретаря на искомом пособии. Фриолар держал крепко. Черно-Белый Кот довольно мурлыкал.

— У нас нет единорога! — закричал отец Титус. — Нет! Нет! Понимаете? Не водится таких зверей в нашей обители! Климат для них не подходящий! Уровень магической энергии не тот! Ловить некем!

Братия, которая, несмотря на крайне специфический профиль образования, теоретически знала некоторые универсальные приёмы ловли единорогов, закивала, затрясла бородами и зацокала копытами, поддерживая точку зрения настоятеля. Со стороны Федуса послышались еще более нервные рыдания и еще более горячие обещания, что он больше не будет, никогда, ни за что…

— Сказал же, что призову его сам! А если хотите, — ответил Виг; старик слегка запыхался в неравной схватке с крепкой дланью алхимика, удерживающую книгу. Выпрямился. Отдышался, — Оставлю вам оригинал заклинания. Себе, так и быть, копию сниму. Вы только представьте: будет жить тут у вас самый волшебный из магических зверей, самой, что ни на есть, редкой породы… Это ж какая слава Ордену вашему будет! Сынок, — задушевно обратился волшебник к Фриолару. — Отдай книгу. Отдай заклинание. Отдай, говорю!

И, не дожидаясь пока мозг наёмного служащего одержит многотрудную победу над врожденными алхимическими рефлексами, прицельно шваркнул электрическим разрядом по руке Фриолара. Тот разжал пальцы; маг подхватил записи своего старого друга и принялся лихорадочно искать нужный заголовок. Фриолар обиженно дул на пострадавшую конечность, Черно-Белый Кот урчал, по-кошачьи радуясь бедам ближнего своего, а брат Гарри с удивлением обнаружил, что в его неумелых, но усердных вспомогательных воздействиях больше нет нужды.

Ибо в Храме происходило Чудо.

Нет, следы кадавровых когтей, укусы насекомых и прочие последствия столкновения с рассерженным магистром школы Крыла и Когтя у единоверцев брата Гарри не исцелились и никуда не исчезли. Гарри, у которого синяк, подаренный отеческой рукой настоятеля, портил внешность, видел в увечьях обитателей Ордена еще одно доказательство Справедливости Создателя.

Но вот дух…

Дух, который, как сказано в «Глаголике» отца Яго из Монти, «есть продолжение устремлений нас, смертных, к Его величию и благодати» [спроси у Фриолара номер страницы]; который, будучи самой нематериальной из всех субстанций макроэргической реальности, является по совместительству и источником этой самой реальности… Так вот, дух братии Ордена О.О.О. возродился самым мистическим образом.

В глазах всех, кроме мага, секретаря, кадавра и недотёпистого брата Гарри, защёлкали счёты и замелькали цифры. Если принять среднюю стоимость одного волоска единорога (длиной, скажем, в локоть) за сотню золотых… Хотя цена — очень, очень, очень субъективная мера, — так гласит сочинение ллойярдского послушника, Шерлока Мергатройда Ломса. А если принять среднее количество волосков в хвосте единорога равной аналогичному органу у кентавров — без обид, брат Серге, — и учесть среднюю скорость прироста рога за год… Простите еще раз, брат Серге, я не намекаю на поведение вашей жены, любовницы, другой любовницы; верю, что они все по вам скучают и тщательно хранят вам верность… И брат Дедалус верит, и вон Федус опять рыдает…

А умножим-ка мы полученный итог на коэффициент экслюзивности нашего будущего товара…

— Гмм, почтеннейший… — прокашлялся отец Титус, подавая духовным сыновьям пример Всепрощения Прибыли Для, — Так что, вы говорите, потребуется вам для вызова?

* * *

Черно-Белый Кот объелся пожертвованной поваром печёнкой до состояния Мяо. Животное — всем уже было начхать, живое оно там, мертвое поднятое, искусственно созданное… Сидит спокойно, никого не царапает… Пусть его подавится печёнкой! Эй, брат Уксус! У тебя ещё что-то осталось?..

Итак, животное сонно моргало, наблюдая за ходом подготовки к магическому опыту. Большинство братьев Ордена Ожидания Очередного Откровения Создателя занимались строительно-восстановительными работами в обители. Ревниво озирались и всё больше и больше взвинчивали темп своих и чужих движений. Всем было интересно поучаствовать в близком знакомстве с новым, еще потенциальным, но уже занявшим почетное место в графах расходных книг, Символа Ордена.

Наиболее предприимчивые братья уже обсуждали в тесном кругу, а не вернуть ли обитель к прежнему названию? А то как-то неподобающе — Единорог, символ Ордена О.О.О. Может быть, однорогое копытное согласится модернизировать свое прозвание? Уникорн? Однокорн? Корн-юнион? Юникорнсорциум?

— Мэтр, простите, что вмешиваюсь… — робко обратился к волшебнику брат Гарри.

— Не будет дев, не будет! — сердито отмахнулся Виг. — И откуда набрались таких дурацких суеверий! Надоели уже!

— Да я, собственно, по другому поводу…

— Не бойся, сынок, — сменил гнев на милость волшебник. — Может быть, это тоже можно как-то вылечить…

Сидящая неподалеку компания издала дружный рёв. Чувствуя, как волна смущения заливает его от пяток до макушки, Гарри обернулся.

Возглавлял оживленную компанию брат Опус, библиотекарь. Полчаса назад, когда было достигнуто мировое соглашение между магистром Вигом и обителью в лице отца Титуса, Фриолар вежливо, но без разрешения, попытался сбежать в библиотеку, поискать там еще каких-нибудь знаний. Брат Опус не смог позволить столь наглого разбазаривания информационных запасов обители, воззвал к начальству. Настоятель же погрузился в молитвы (он благодарил Создателя за какой-то таинственный Голос, просил прощения, что сомневался в посреднике, который, если забыть о странностях произношения и немного своеобразном способе действий, устроил всё к лучшему), и только кратко посоветовал не раздувать конфликт, а думать своей головой. А не умеет думать своей — обратиться к магу. Пусть рассудит.

Брат Опус, верный заветам Предыдущего Откровения Создателя, оценил заинтересованность клиента и предложил перекинуться в картишки. На интерес, то есть право пользования библиотекой обители.

Сейчас привлеченные для создания азартной атмосферы братья Догнат и Захват, стесняясь и пламенея гномьи комплексами, стаскивали последние кольчуги. Крики компании, оказывается, относились вовсе не к Гарри, а к брату Серге, которому гномы радушно помогли оторвать предпоследнюю подкову — кентавр вообще никогда не умел толком играть в «Короля и Звездочета»…

Гарри справился со смущением и предпринял вторую попытку.

— Мэтр, разве разумно призывать сюда единорога?

— Сынок, да что ты! Во-первых, «призывать» — неверное слово. Как я понимаю, ты понимаешь этот термин так же, как и большинство неспециалистов, и ставишь знак равенства между Вызовом и заклинаниями вроде тех, что я использовал давеча. Это ошибка! Не простительная нам с тобой ошибка…

— Да? — поощрил мага к дальнейшим объяснениям брат Гарри.

— Единорог — это существо от магии, сотворённое чистой Силой… Следовательно, частичная материализация по матрице заклинания, фиксирующей ауру Сущности Живого — в просторечии «призыв» — ему вообще не подходит…

— Тогда что ж вы делаете? — указал Гарри на разрисованные магическими символами плиты внутреннего дворика обители.

— Смешиваю Реальности… Открываю Тропы… Не бойся, всё продумано. Ты, уж будь добр, за котиком присмотри… Не приведи Небо, учудит что-то… Прошу внимания, господа! — громко обратился волшебник к мистикам. — Я начинаю! Кто не успел, потом не вздумайте жаловаться! Фриолар, брось заниматься глупостями. Держи книжку. Если забуду заклинание, будешь подсказывать.

Рысью, на полусогнутых, пристанывая и шлёпая сандалиями, братия поспешила к месту событий. Отец Титус, закончив цикл молитв, пришёл одним из первых, расправил на груди рясу, привычным жестом пригладил волосы. Немного скривился, почувствовав под пальцами бугры царапин среди тонзуры, но успокоил себя тем, что сейчас, наконец, получит Воздаяние.

Это самая приятная минута для любого мистика — получить, наконец, то, что было обещано Создателем за праведный образ жизни. А уж для Ордена…

Все замерли в благоговейном почтении. Брат Дедалус на всякий случай спрятал под рясу ножницы и мешок, став при этом немного беременным.

— Слушай, — шепотом обратился Гарри к Фриолару. — Ты ведь много разных книжек читал…

Фриолар кивнул. Украдкой посмотрел на изжелта зелёного, глодаемого некоей тайной грустью брата Опуса, и кивнул еще раз.

— Скажи, если кто-то говорит «во-первых», значит ли это, что обязательно есть «во-вторых»?

— Да. Как правило.

— Эх, знать бы, что именно…

— Ты о Вызове Единорога? — в свою очередь едва слышно проговорил Фриолар. Мог бы и не стараться, соблюдая таинственность: все монахи даже дышать забыли, столь внимательно они следили за действиями магистра Вига. — О втором ограничивающем условии? Объясняющем, почему единорогов нельзя насильно удержать в нашей реальности?

Одной фразой Фриолар выдал маленькую, но очень интересную дозу информации. Бывшему крестьянину ее хватило, чтобы правильно угадать ход развития ситуации.

Брат Гарри с испугом осмотрел толпу собравшихся.

— Что, правда? То есть, даже если сейчас единорог и появится, он всё равно не останется?

— Слишком низкий фон Силы. Он просто не выживет здесь. Можно, конечно, если довериться словам отца Гильдебрана, скомпенсировать его Верой. Собственно, Орден Единорога так и поступал на протяжении веков, располагая возможностью приглашать Символ Ордена в нашу реальность. Но время уходит… Люди умирают, старые религиозные догматы ветшают…

— И единороги не возвращаются… Но… Но… Мы ж стараемся! Мы готовы о нем заботиться! Мы магии начнём учиться, и… Я уж не знаю, что мы можем сделать…

— Нет, — грустно улыбнулся Фриолар. — Здесь нужна Вера. Я, например, этого качества напрочь лишен. И, признаться, с трудом верю, что кто-нибудь из присутствующих обладает такой способностью. А ты?

— Я верю, — набычился разочарованный столь низким, недостойным обманом со стороны кажущегося почтенным мага, Гарри.

— Да, — посмотрел на бывшего орденского привратника Фриолар. — Вижу.

* * *

Братия дружно ахнула, когда унылый, практично-пустынный серый дворик обители (да, уютный, да немаркий, да, крайне дешёвый в содержании) расцвел яркой радугой бьющих в разные стороны, сверкающих, сплетающимися вихрями потоками Силы. А уж появление красивого, как в сказке, волшебного существа встретила благоговейным безмолвием.

Глаза молодых послушников и почтенных монахов с жадной влюблённостью следили, как единорог и маг шепчутся о чем-то таинственном, приветствуя друг друга с восторгом старых знакомых. Каждое движение старческих рук магистра Вига было запечатлено. Каждое место, которого коснулось копыто Символа исчезнувшего ордена, тщательно зафиксировано и снабжено пока еще мысленной, но готовой к реализации меткой «Чудо».

Брату Гарри едва ли не впервые в жизни захотелось плакать.

Единорог, потряхивая немыслимой — королевской! Императорской! Боги, подскажите, кто круче императора! — ценностью, украшающей его точёную, изящную голову (в глазах брата Дедалуса дзинькали золотые, золотые, золотые), прошёлся по дворику. Осторожно принюхался к кентаврам, махнул хвостом в сторону гномов (рок-музыкантам нашего мира и не снились стоны высшей экзальтации, которые сейчас исторглись из уст Догната). Фыркнул, позволил настоятелю погладить себя по голове (у Дедалуса золото потекло из носа и ушей). Потом повернулся и легко, как ветер, как мысль, помчался прочь.

— Эй! — первым избавился от наваждения ожившей сказки расторопный брат Никус. — Держи его! Лови! Заходи слева! Справа! Держи! Деньги УХОДЯТ!!!!!!!

Всё смешалось в обители Ордена Ожидания Очередного Откровения. Тощий юный Федус подпрыгивал и поощрял всех к решительным действиям. Дедалус, вспомнив разбойную лихую молодость, лихо отрезал единорогу путь к отступлению, каковым посчитали нарисованную на плитах магическую абстракцию. Мага, кстати сказать, позабыв о потенциальном ущербе, который мог быть нанесен собранием его заклинаний, похоронили под кучей бросившихся к источнику будущего дохода. Гномы, пользуясь низким ростом, лихорадочно стирали нарисованные Вигом знаки, веруя, что, потеряв ориентиры, единорог забудет дорогу домой.

Почувствовав, что любые воззвания одуматься сейчас не будут услышаны, Гарри широким крестьянским жестом закатал рукава и бесстрашно шагнул прямо в середину беснующейся толпы орденских служителей. Сжал кулаки покрепче и принялся последовательно раскидывать всех, кто посмел встать на пути волшебного создания.

Фриолар только и успел, что подхватить на руки брошенного братом Черно-Белого Кота.

СловА, что беднягу (Гарри, на Кота Фриолару, по большому счёту, было плевать), просто затопчут просветленные Откровениями Создателя разбойники, жадины и мздоимцы, потерялись в гуле схватки.

— Ну-с, молодой человек, — раздался за спиной Фриолара голос старины Вига. — Дело сделано. — Маг степенно свернул пучок снежно-белых волосков из хвоста единорога и аккуратно сложил их в карман мантии. — Можно, собственно, и домой отправляться.

Фриолар посмотрел на довольно ухмыляющегося работодателя. Перевел взгляд на свалку из тел монахов, которые дружно лупили друг дружку в расчете на то, что какая-то часть ударов придется в защищающего единорога от всевозможных освященных бед брата Гарри.

И тут надо с грустью, хотя и гордо признать, Фриолар не потратил и доли секунды, чтобы сделать выбор относительно своих дальнейших действий.

Черно-Белый Кот как-то слышал от одного из «странников», волею Судьбы время от времени попадавших в этот мир, о таком артефакте как «Переходящее Красное Знамя». Почему знамя красное, куда и что оно переходит — Кота в свое время не слишком интересовало. Но сейчас, видимо, пришёл тот час, когда настала пора из нечисти, гада и кадавра обыкновенного трансмутировать в указанное состояние. От резкого толчка, которым Фриолар сунул работодателю его магическое имущество, Кот проснулся. Маг успокаивающее почесал любимца за ушком. Скептически посмотрел, как доблестный алхимик встал спина к спине с бывшим послушником.

— Мда уж… Рыцарское воспитание… Может, уволить его, к демонам?

Кот недовольно всхрапнул.

— Так ведь, чего доброго, еще меня попробует учить, скажет: «Давайте, мэтр, спасём кого-нибудь». Знаю я эту геройскую породу… Да. Уволю-ка я его, пока он меня еще в какие-нибудь неприятности не втравил, — принял решение магистр Виг. И принялся освобождать руку, чтобы телепортироваться, пока Орден ловит единорога, а секретарь усмиряет Орден, домой, в Чудурский лес.

Черно-Белый Кот взмявкнул и ненавязчиво вонзил в грудь Вига когти правой верхней лапы.

— Ну что ты разволновался, маленький? — умилительно, как мать с ребенком, проговорил маг. — Так и быть, выплачу я ему жалованье за минувший месяц.

Когти пропороли мантию и стали подбираться к сердцу волшебника.

— Ладно, за прошлый и нынешний.

В рокоте, извлекаемом Котом из собственного горла, появилась надрывная, звериная, в полном смысле этого слова, нота.

— За полгода? Как скажешь, — дипломатично согласился Виг. И, всмотревшись в двор боевых действий, добавил: — Если жив останется, конечно…

Сам маг и не думал вступать в рукопашную. Поднялся с помощью потоков ветра над двориком, присел на подоконник чьей-то кельи. Поглаживая Кота, скучающе наблюдал за смешением людей, кентавров и гномов. Белоснежная спина единорога мелькала среди бурых грубых ряс, а вот серого с темно-голубой отделкой камзола Фриолара уже и видно не было…

Маг обвёл взглядом открывавшиеся с высоты второго этажа подробности схватки. Ах, молодёжь, молодёжь…

Аккуратно посадил Кота на подоконник. Взмахнул руками, активизируя потоки Силы. Возраст всё-таки давал о себе знать; ладони, перетрудившиеся во время послеобеденного сражения, немного ныли в суставах.

Потом прицелился и прочёл заклинание.

* * *

Солнце клонилось к закату, окрашивая в багровые тона спокойные леса, луга и закончившие дымиться мусором руины склада Ордена О.О.О. Все, кто успел, разбежались. Те, кто, исходя из преувеличенного чувства гордости, храбрости и лёгкого налёта безумной веры в благосклонность госпожи Удачи, бежать не собрались или не успели, сейчас постанывали в разоренном дворике обители.

Отец Титус размазывал по щекам скупые слезы:

— Восемьдесят лет работы… Столько идей украдено… Столько маркетинговых кампаний… Столько рекламных акций! Столько взяток!!!.. И всё впустую… Всё напрасно… Мы так и останемся шайкой воров! Да еще и воров-неудачников!..

— Может, что-то можно еще исправить? — переминаясь с ноги на ногу, прогудел брат Гарри. Настоятель сердито зыркнул на того, кого при желании можно было назвать виновником всех бед.

Если, конечно, не помнить о том, что Гарри вышел победителем из Великой Орденской Битвы. Или как еще обзовут сегодняшнее событие будущие хроникёры…

— И как ты предлагаешь всё исправить? Щелкнешь пальцами, и всё станет, как было?

Брат Гарри обвёл обитель взглядом нашкодившего щенка. Перевёл взгляд на собственную лопатообразную ладонь…

— Смотри, сынок, как это делается, — вмешался маг. Медленно, как ребёнку, показал хитрые жесты, подсказал уравновесить ритм дыхания и сердцебиения. Гарри терпеливо, не споря, выполнил указания нежданного помощника. Счастливо спасённый единорог, ни на шаг не отстающий от своего покровителя и радетеля, тряхнул гривой, махнул волшебным рогом, и перед преисполненным восторга мысленным оком брата Гарри, а также перед скептическим — настоятеля покорёженной обители, вдруг развернулась другая, Волшебная реальность.

Сияющий поток Магии хлынул бурным потоком (какие знаки? Какие указатели? Магия приходит, вот и всё!) на Орден Ожидания Очередного Откровения Создателя, прокатились океанской волной, преображая практичные серые здания в нечто волшебно-прекрасное. Это продолжалось минуту. Всего лишь минуту… Целую минуту…

Потом волшебство кончилось.

Единорог взмахнул головой, прицокнул копытами и поскакал прочь. Домой. Гарри сначала нерешительно, потом, с каждым шагом, всё уверенней и уверенней, поспешил за ним.

— Эй… — окликнул бывшего послушника отец Титус. — А я? А как же я?

Гарри обернулся и помахал рукой на прощание.

— Куда это он? — прошептал отец-настоятель. Неуклюжая фигура брата Гарри уже растворилась в таинственной магической дымке, в которой несколькими мгновениями раньше скрылся волшебный единорог.

— Крестьянин, что тут скажешь… Увидел животинку — должОн проверить, как в стойле устроена, много ли сена на зиму припасено… — прокомментировал маг. — Не бойтесь за парня, отче. Убедится, что всё в порядке, вернётся. Правда, вернётся. Гильдебран всегда возвращался…

— Вы думаете? — с надеждой спросил настоятель. Шмыгнул носом. Воспрянул духом. — А мне что ж делать?

— А к вам, кажется, гости едут, — ответил Фриолар. Хотя, собственно, отец Титус не его спрашивал.

Преподобный сурово поджал губы, смерив магова секретаря уничижительным взглядом с головы до пят. Секретарь, который казался таким воспитанным, таким добропорядочным молодым человеком, оказался, во-первых, склонным к вступлению в драки. Во-вторых, из оных драк (по крайней мере, одной) сумел выйти победителем. Положенная священнослужителям терпимость и милость к побежденным как-то плохо сочеталась (по крайней мере, в этом конкретном Ордене, в этот конкретный день и час) с любовью к победителям. В-третьих, сейчас Фриолар выглядел не самым лучшим образом: нос разбит и заливает кровью воротник рубашки, камзол порван, на лице ссадины, губы разбиты, глаза горят… Увидит кто-нибудь из приезжих, посторонних, что отец-настоятель благосклонно разговаривает с таким разбойного вида молодцом, конец репутации…

В следующую секунду до отца Титуса дошло, и он со всего маху припечатал последнего из призванных москитов у себя на лбу.

— Как я мог забыть! Сегодня же слёт! О боги! То есть, конечно, о Создатель! Прошу простить меня, — принялся расшаркиваться отец Титус с его магичеством. — Я должен распорядиться о некоторых мелочах…

— Не смею задерживать ваше преподобие, — вежливо откланялся маг. — Мы и так у вас задержались. Мы, пожалуй, пойдем… Фриолар, сынок, Кот с тобой? Поспешим домой.

— Простите, мэтр… А прочее имущество как же? — забеспокоился Фриолар.

— Какое имущество? — удивился маг. — Мы ж налегке путешествовали. Если ты о записках Гильдебрана, они у меня в кармане. Не беспокойтесь, отче, — ответил Виг прежде, чем отец Титус успел задать вопрос. — Верну при следующей нашей встрече.

Настоятель, наблюдавший, как, покачиваясь, поднимается на ноги изувеченная братия, вежливо, хотя и немного натянуто, разрешил магу не торопиться с возвратом долга.

— Фриолар, поторопись, — скомандовал маг.

Если бы Виг умел читать мысли, он бы заметил, как борется в голове Фриолара извилина, на которой отпечатан запрет не спорить со старшими, с другой, которая надеялась, что Виг отнюдь не женщина, а значит, поспорить можно…

Победил Алхимик.

— Мэтр, но ведь это книги…

— Какие книги?

— Из библиотеки… Вы ж просили найти записи вашего друга; может, в одной из книг и рассказывается, где он спрятал свои капиталы…

— Полсотни золотых? И буду я из-за такой мелочи… Погоди-ка, сынок. Я что-то не понял. Книги ж здешние, библиотечные. Какого демона нам их с собой забирать?

— Да? — нахмурился отец Титус. Предыдущее Откровение о пользе Приумножения и Сохранения, не то врожденное, не то украденное с молоком матери, проснулось и повелело вмешаться.

— Так я ведь их выиграл… вроде как…

— У кого? — рассмеялся отец Титус. — У Опуса?

И понял, что молодой человек не шутит.

— Серьезно, выиграл? Честно?

Фриолар сделал почти удачную попытку по-прежнему отстраненно и флегматично пожать плечами. Выдали его пляшущие в серых глазах демонята, обдолбанные дармовым адреналином до состояния примерки апостольских крыльев.

А если учесть, что брата Опуса в свое время выгнали — за извращенное шулерство — из славного города Бёфери содержатели игорных домов, принадлежащих консорциуму «Фрателли онести»… О боги!

Пока маг отвлёкся на измышления способов транспортировки нескольких сотен книг в дальние чудурские лесные края, Титус уважительно протянул руку секретарю волшебника.

— Уверуете, друг мой, приходите. Мы рады видеть в нашей скромной обители вас, и вас, ваше магичество… — сердечно, искренне попрощался с магом отец Титус. — и тебя, пушистый… — осмелел отец-настоятель настолько, что почесал за ушком мохнатую сволочь.

Черно-Белый Кот извернулся на руках Фриолара и неуловимым интимным жестом лизнул внутреннюю поверхность ладони настоятеля.

— Пока-уу, мяугонький… — промурлыкал Кот на прощанье.

Маг, алхимик и кадавр исчезли в облачке телепорта.

К отцу Титусу подошёл, прихрамывая, брат Никус.

— Что нам делать, отче? Встречать гостей-то?

— Встречайте, — кивнул настоятель.

— А вы что делать будете? — наглел недобитый Никус.

— Я? — задумчиво произнёс отец Титус. — Пойду, пожалуй… Кстати, дружище Никус, пока не забыл, не отвлёкся.

— Да, отче?

— Если к следующему визиту этого ненормального мага у нас в обители не будет двух десятков хорошо обученных монахов-воителей с практикой боевых действий, то…

— Да? — ухмыльнулся Никус. Он в детстве тоже любил сказки.

Титус повернулся и посмотрел прямо в душу единоверцу.

— Прокляну. Будешь жить на жалованье честного труженика.

Убедившись в том, что ближайшие лет сто Никусу есть чем заняться, отец Титус коротенько раскланялся с выбравшимся из кареты господином Джиобарди — очень высоко ценимым агентом… тьфу-тьфу-тьфу — кавладорским прихожанином Ордена О.О.О., и поспешил в свою келью. После того, как он услышал голос маговой зверушки, после этого… «прощания»… Титуса одолевало желание как можно скорее вымыться, почиститься, сменить одежду, простерилиз… Обработать спиртом руки, ноги, грудь, лысину, глотку…

Обработал.

Некоторое время отец Титус, тяжело дыша после очистительных процедур, мог лишь тупо смотреть на покрытую столешницей скатерть и перебирать в уме события прожитого дня. Позор. Позор на оставшиеся седины.

Сначала потерял шевелюру.

Потом позволил извечному оппоненту — магу! — ступить в святую обитель.

Додумался принять мявканье нечисти за Глас Его Посланца. Прости, Создатель!

Следовал советам кошачьего извращенца. Тьфу, чтоб его!

Поссорился с магом. Идиот.

Позволил испакостить двор обители магическим ритуалом.

УПУСТИЛ ПРИБЫЛЬ.

Не остановил отправившегося в неведомые дали послушника. Неплохой был малец… Маг обещал, что Гарри вернётся, так что, пожалуй, в убытки этот пункт записывать не стоит.

Позволил толпам призванных зверей, птиц, насекомых и гадов потоптать, поклевать, покусать и покалечить братию. Хмм… Как говаривал наставник, «битый идёт по цене двух небитых». Так что, в конечном итоге, прожитый день удвоил стоимость фондов Ордена… Неплохо… Причем это произошло практически без затрат со стороны Титуса.

Профукал библиотеку Ордена Единорога. Так это вообще виноват брат Опус. Удавить его, урезать содержание… Запретить ему совсем играть в азартные игры. Нет, не годится. Запретить на два месяца… Тоже слишком сурово. Ага! Обязать Опуса играть до тех пор, пока не выиграет стоимость утраченных книг!

Настроение отца Титуса, пройдя точку абсолютного минимума, понемногу начало повышаться. Потом пытливый, ищущий взгляд святого человека наткнулся на надпись, которую неизвестно кто и неизвестно зачем оставил на скатерти.

То есть, как это — неизвестно? Как это — непонятно, кто?

Создатель! Он думает о своих чадах! Посылает им знаки! Подсказки, что говорить на сборном мероприятии!! Основные, так сказать, тезисы… «Законопослушание дешевле обходится» — хм, хм… Свежая, однако, идея… Такая оригинальная…

* * *

Разложив полученные ингредиенты в коробочки, заперев лабораторию, магистр Виг расположился в своем любимом кресле, пил маленькими глотками эльфийское вино и добрыми глазами следил, как стая дрессированных белок расставляет по полкам доставленные из Ордена О.О.О. книги. Черно-Белый Кот, приходя в себя от несвойственного отравления перееданием, тоже очень внимательно наблюдал за серыми белочками — сейчас, шмыгая по полкам и виляя пушистыми хвостиками, они немного напоминали котейкины любимые игрушки. Фриолар, чтобы не отбиваться от коллектива, тоже делал вид, что наблюдает за белками.

На самом деле, он, не отрываясь, следил за книгами.

Поэтому ключевой момент речи своего работодателя упустил.

— Простите, мэтр, не расслышал. Чем, вы говорили, мы завтра будем заниматься? — переспросил Фриолар.

— Сначала — тест на общий, фоновый уровень магии. Потом на расположение к Природным Началам. После обеда выполнишь тест на способности к предсказаниям, потом на телекинез и телепортацию, потом на эмпатию и телепатию…

— Мэтр! — в отчаянии воскликнул алхимик. — Я не маг! Я не выполню ни одного теста!

И, как это ни удивительно, все пробы, измышленные Вигом, Фриолар действительно завалил. Тем самым подтвердив свою высокую избирательную одарённость к стихийным предсказаниям.

Просто Чудеса какие-то…

Рассказ 4. СКАЗ О ТОМ, КАК МЭТР ВИГ ГРИФОНА ЛОВИЛ

Чудурский лес, Башня. Неделя до полнолуния

В начале осени, когда вечера еще длинные и светлые, в личной магической Башне мэтра Вига, магистра 10 ступени Школы Крыла и Когтя, получившего дополнительную специализацию (6 уровня) в Школе Природных Начал, бывшего вольным слушателем Школы Четвертого шага, магистра криптозоологии и трансфизики Кавладорской Школы Магии по спискам года Бунтующего Камыша, почетного члена Академии Под Открытым Небом королевства Фносс, бакалавра словесности, бакалавра современных искусств по спискам Ллойярдского университета года Спящего Дракона, и прочая, прочая, прочая, случилось маленькое происшествие.

Секретарь господина волшебника выполнял предписанные работодателем наблюдения за несколькими кипящими на магическом огне колбами. Что в колбах, Фриолар предпочел не знать, но в первой из них что-то периодически пело хорошо поставленным оперным сопрано, вторая выстреливала время от времени светло-фиолетовым фейерверком, в третьей копошились червячки (то увеличиваясь, то уменьшаясь в совокупном объеме), а из четвертой доносился запах превосходного куриного бульона со специями. Теоретически, результат выпаривания, последующей сублимации и растворения в секрете паучьих паутинных желёз должен был как-то специфически воздействовать на нюртанг. То ли разнести горошину тускло-черного металла на молекулы, то ли наоборот, сделать проницаемым для магической энергии. Мэтр еще не решил. А может, не знал. В любом случае, Фри-Фри был очень занят. Потому и не усмотрел, забыл запереть дверь лаборатории и в нее просочился Черно-Белый Кот.

Кот подождал пару секунд, пока на него кто-нибудь обратит внимание, потом неслышно, по-кошачьи мягко подкрался и начал тереться о Фриоларовы сапоги. Несколько раз секретарь отодвигал пушистое имущество своего работодателя. Черно-Белый Кот, конечно, рассчитывал на более интересное времяпрепровождение, но согласился и на эту нехитрую игру. Фри-Фри его ногой в сторону — раз. А ЧБК обратно на сапог — бряк. И распластаться, расслабиться…

А потом случилось то, что рано или поздно случается со всеми алхимиками. Фриолар перекладывал папки, рукописи, книги, освобождая на столешнице пространство для дальнейшего эксперимента, и автоматически уцепился глазами за какую-то строчку. Замер. Прочитал всю страницу. И следующую. И следующую…

Пытаясь одновременно переписывать найденный текст, и помешивать закипающий раствор на спиртовке в правильной, утвержденной господином работодателем, последовательности, Фриолар сделал шаг и со всего маху наступил на «зверушку».

Черно-Белый Кот заорал противным голосом, изображая скоротечную агонию. Фриолар, чудом выплеснувший кипящий раствор не на себя, а на столешницу, успел подумать, что зря он воспитывался в духе уважения к живой материи. Но на остальные измышлизмы времени не осталось: колбы, как по команде, вдруг лопнули, их содержимое вступило в неожиданное взаимодействие.

Поверхность огромного лабораторного стола задымилась, пошла трещинами. Штатив с результатами предыдущих маговых опытов некоторое время побалансировал на краю, потом шваркнулся об пол. Разноцветные жидкости устремились друг к другу с жадностью стародавних врагов, и грянул взрыв.

Вспышка, сопровождая алхимическую неприятность, осветила не только лабораторию под самой крышей башни, но и половину Чудурского леса.

Фриолар искренне понадеялся на то, что ни вспышки, превратившей магову Башню в подобие маяка, ни взрыва, никто не заметил, и торопливо начал спасать гибнущее имущество работодателя.

* * *

Мэтр Виг мирно и спокойно занимался украшением своей внешности. другими словами — подстригал усы и брови. Внезапно Башня содрогнулась, мелко затряслась, во все щели начал проникать неестественный свет…

На мэтра с потолка посыпалась штукатурка.

— Эй! Ты, как тебя! Алхимия! Чего опять взорвал? Чего опять наделал? Ты мне так всю Башню разгромишь!

В покоях мэтра появился Фриолар — перепачканный сажей, пристукнутый, в побелке и запахе гари… За ним ковылял Черно-Белый Кот, трогательно припадая на все четыре вывихнутые лапки.

— Ты что наделал? — начал возмущаться почтенный мэтр. — Что ты…

Тут взгляд мэтра случайно попал на зеркало. Тусклая, покрытая патиной поверхность, до сих пор не отражавшая ничего непристойнее, чем содержимое волшебниковых ноздрей, несколько раз ярко сверкнула, мигнула, потом стало показывать таинственные движущиеся картинки.

Маг и Фриолар, не говоря уж о Черно-Белом Коте, внимательно вгляделись в туманную поверхность.

— Что это? — на всякий случай переспросил Фриолар.

— Дракон, вестимо. — Ответил Виг, в качестве пояснения указывая на хвост, крылья и огненную пасть, транслируемые зеркалом. Спустя некоторое время он понял. — А, ты о зеркале? Никогда не умел настраивать зеркала на межпространственный поиск. Наверное, взрыв что-то замкнул…

Зеркало же тем временем показывало события из мира животных: вот дракон сделал несколько кругов над горами, поймал овечку, съел ее (Фриолара замутило, а ЧБК, наоборот, почувствовал вкус чужой жизни и придвинулся к зеркалу поближе)… Потом изображение скользнуло, и маг с секретарём понаблюдали увлекательнейшее зрелище размножение вшей, потом пошла очередная картинка, где девица с ярко выраженными признаками млекопитающих соблазняла усатого буренавского гусара. Потом…

— Что ЭТО? — спросил маг, благоговейно понизив голос.

Фриолар всмотрелся — зеркало передавало информацию из какой-то пещерки, поэтому было плохо видно.

— Цинец, — сделал вывод алхимик, рассмотрев характерный разрез глаз, смуглую кожу и национальную прическу — хитро свернутую тугой петлей косичку — одного из персонажей репортажа.

— Цинец? Опять цинцы? Они там совсем у себя обнаглели! как они получили ЭТО? Что ЭТО такое?! — вскричал удивленный волшебник.

Фриолар всмотрелся в изображение: и в самом деле, молодой цинец, сидя на камнях около нехитрого костерка, что-то оживленно обсуждал с весьма странным собеседником. Собеседник был размером с небольшого леопарда (или очень-очень крупного пса), покрыт плотной рыжей шерстью, имел мощные лапы, острый клюв, хвост, пару огромных крыльев, развесистые ушки и темные глаза. Как такая зверушка называется, Фриолар, к стыду своему, не знал. Маг, специалист в области криптозоологии, очевидно, тоже.

Мэтр Виг несколько раз подпрыгнул, ненароком наступив на Кота, и приступил к выяснению подробностей.

— Почему у цинцев ЭТО есть, а у меня, уважаемого магистра Школы Крыла и Когтя, нет? Секретарь! Немедленно достань мне образец этой рыжей лохматой крылатой клювастой твари! немедленно!

— Да, мэтр, — на всякий случай не стал спорить Фриолар. — Вот только я затрудняюсь определить, где этот монстр находится.

— Где-где… В горах где-то… Сейчас я… — мэтр поднапрягся и кастанул что-то на магический приборчик.

«Что-то» оказалось плохой идеей: зеркало замкнуло, пошипело, исторгло несколько струек пара. Потом переключилось на следующую передачу.

— Ну, и что же нам делать? — глубокомысленно почесал в затылке маг.

Впрочем, думал он не долго.

* * *

Где-то в горах Восточного Шумерета. К северо-востоку от Иберры, к юго-востоку от Кавладора. В трех дневных переходах от Вечной Империи Ци

Крылатый и звенящий развед-отряд бочком-молчком заглянул в очередную пещеру — уже сотую за последние несколько часов странствия, и, наконец, обнаружил искомый объект. Объект сидел, разложив крылья по камням, и болтал с каким-то цинцем. Командир Москит Первый протрубил атаку, и десант ринулся выполнять поставленную миссию.

Стрекозы залетели в пещерку и выбросили первые четыре батальона блох.

Рыжее крылатое существо начало немного беспокоиться…

Танкеры Слеппень Первый, Слеппень Второй и Овод Сто Четырнадцатый первыми опустились на шею неведомого создания, набрали полные баки крови (Овод Сто Тринадцатый по ошибке напился цинской) и, увернувшись от когтистой лапы, тяжело взлетели и двинулись в сторону Чудурского леса. Оводы Сто Двенадцатый и далее по нисходящей нумерации, только примеривались к объемному корпусу странного, одновременно и крылатого, и разлапистого существа…

Блохи вгрызлись в рыжую плотную шкуру. Столь желанные магу образцы шерсти и кожи были набраны за полторы секунды. Самые ответственные поспешили обратно к поджидающим стрекозам, на отгрузку украденного, но блохи вообще безответственные твари…

Командир Москит Первый геройски погиб на цинском загривке. Оставшись без чуткого руководства, блошиная рать начала оглядываться по сторонам, ища, кем подзакусить…

Предмет излишнего любопытства старого волшебника услышал писк насекомых и начал трясти головой, отмахиваться хвостом, делая безуспешные попытки избавиться от назойливого москитно-слепневого внимания. Молодой цинский парень же оказался менее выносливым — после первого же укуса он начал самозабвенно, истово и виртуозно материться. Потом произошло то, чего никто не ожидал: с покрытой рыжей шерстью мощной шеи странного существа, на которой болталось несколько грубо сработанных висюлек, полыхнул огонёк. Какой-то краткий миг маленький и робкий оранжевый шарик держался поближе к породившему его артефакту, потом полетел к потолку пещеры, с каждым мигом увеличиваясь и увеличиваясь в размерах. Цинец застыл от удивления — он явно не ожидал, что его собеседник окажется магом. За полмгновения до того, как огромный оранжевый шар превратил пещерку в жерло вулкана, рыжее неведомое существо расправило крылья, подхватило клювом и передними когтистыми лапами своего гостя и покинуло убежище.

Нестерпимо жаркое пламя пожрало самых любопытных и нерасторопных из посланной магом армии насекомых. Последний из некогда славного отряда, жалкий и несчастный Москит Последний, чудом уцелев в огненном шаре, в который вдруг превратилось кажущееся гостеприимством жилище, летел, куда глаза глядят. Повисел в воздухе, наблюдая, как рыжий крылатый зверь роняет цинца в горный ручей, как вылавливает его оттуда. Позвенел, не зная, как поступить — маг, Призвавший москитный полк, четко велел напиться крови Объекта и живенько возвращаться в Башню. А вдруг он снова огонёк запустит? Москит позудел, прикидывая, как бы выполнить приказ. А через пару секунд Москит Последний врезался во что-то крепкое и особо шерстистое. И вцепился всеми челюстями, как в последнюю надежду.

Горный козел, который мирно пасся и никого не трогал, почувствовал, что что-то идёт не так. потерся о ближайшую скалу. Москит поднажал и еще крепче впился в теплую живую плоть.

Козел попрыгал-попрыгал, потом побегал-побегал… Пораскинул своими козлиными мозгами, и решил, что самоубийство таки выход.

* * *

Если бы цинец и его неизвестный науке Кавладорского, ллойярдского, брабансского и прочих королевств, собеседник немного отвлеклись от выяснения вопроса, кто виноват в их бедах и сделали шагов четыреста-пятьсот на север от ледяного ручья, они вполне могли бы оказаться свидетелями совершаемого преступления.

Преступление планировалось обыкновенным. Зайти в древнюю гробницу. Сверяя каждый шаг с украденной схемой, избежать ловушек. Дойти до зала Х, вскрыть замки на сундуках, взломать саркофаг. Взять всё, что блестит. Выйти. Жить долго и счастливо.

Воровка (если верить информации, развешенной на стендах Министерства Спокойствия Королевства Кавладор, ее звали Касси Шок) справилась с ловушками играючи. Неприятным сюрпризом стала бездонная пропасть, неизвестно как сооруженная неведомыми строителями прямо перед главной усыпальницей. Немного ловкости, напряжение рук, «кошка» с прочной веревкой — и вот Касси стоит у цели. Цель представляла собой золотой литой саркофаг, украшенный драгоценными камнями. Качество работы изумляло и поражало: казалось бы, саркофаг — тот же гроб, только с изображением на крышке, ан нет. Этот экземпляр был более похож на скульптуру, с такой точностью повторялись на крышке черты давно почившей королевы потерянного в веках и пустынях племени.

Касси не увлекалась историей. Искусство как способ выражения чувств, эмоций и образов клинически неустойчивой части населения ей тоже было чуждо. Поэтому девушка придирчиво оценила огромные сапфиры, изображающие глаза саркофага, подковырнула их тонким кинжалом. Убедилась, что камни приделаны на совесть. Не отступая и не сдаваясь, повторила ту же процедуру с изумрудами, изображавшими ожерелье почившей властительницы. Один из камней вроде бы как шевельнулся, и девушка, обрадовавшись, решила довести начатое до конца.

Несмотря на ловкость и искусность, проявляемые воровкой, дело продвигалось медленно. Золотая цепь с изумрудами с большим трудом покидала шею своей обладательницы, так что в какой-то момент азарт вора наплевал на женскую солидарность. Другими словами, Касси трезво рассудила, что художественная ценность саркофага ей не нужна (не унесет), археологам тоже без разницы. А прочие перебьются.

Девушка подобрала камушек и, используя кинжал вместо стамески, принялась выковыривать драгоценности, «украшая» золотое лицо и шею саркофага царапинами и щербинками.

«Тук-тук-тук» — бодренько повторяло эхо мраморной гробницы следом за торопливыми ударами Касси. Тук. Шмяк. Вывалился первый «глаз». Тук-тук-тук… Второй. Тук-тук…

Довольная, Касси примерила изумрудное ожерелье. Жаль, не было зеркала, оценить, насколько ей идет драгоценность. Девушка с тихим вздохом сожаления заправила ожерелье под одежду и приготовилась к главному. Надо быстренько вскрыть саркофаг, изъять из него всё, заслуживающее внимания, и поворачивать домой (Касси с тяжким вздохом вынужденно призналась, что один момент предстоящей операции совершенно упустила из виду. Припасов с собой в дорогу она взяла мало, рассчитывая на крестьянские дворы. А оказалось, здесь, между пиками Южного Шумерета, ограничивающего Эль-Джаладский Эмират от королевства Иберра и скалами, разделеющего Иберру и западные земли Вечной Империи Ци, крестьян маловато, грабить у них практически нечего, зато троллей много. И не все они пренебрегают человечинкой…)

«Тук-тук-тук» — играло эхо под сводами гробницы, хотя Касси уже давно занималась более тихим делом: напряженно и сосредоточенно сдвигала крышку саркофага. Были задействованы множество предметов, как то: золотое копье статуи стража вместо рычага; блок из «кошки», колонны и той же самой статуи; заклинание «цып-цып-цып», когда Касси устала, решилась передохнуть, сжевала последнюю краюшку, сидя на ступеньках под саркофагом и от нечего делать дразнила навязчивое эхо. Эхо проигнорировало предложенную игру; оно не желало повторять «цып-цып», упрямо твердя «тук-тук».

Подкрепившись, Касси, насвистывая, продолжила свой нелегкий, но такой многообещающий труд.

Вот образовалась микроскопическая щель — крышка чуть-чуть сдвинулась, и Касси, торжествующе блестя глазами, просунула кинжал, используя его тонкое лезвие, чтобы проверить, а не скрепляет ли половинки саркофага какая-нибудь потайная пружинка. Еще немного — и можно будет действовать более прочным орудием. Еще немного…

Наконец, Касси поздравила себя с успешным завершением операции, вытащила кинжал, намереваясь продолжить с помощью золотого копья, и… С удивлением увидела, что клинок, покрытый неприятно пахнущей бурой жижей, тихо плавится в ее руках.

— Что за… — успела прошептать воровка. Инстинктивно отпрянула от саркофага. Обернулась.

И завизжала что было сил. Из бездонной пропасти, преодолеть которую стоило стольких усилий, к золотому гробу и грабительнице ползли серые полуистлевшие мертвецы.

— ……. вашу, — высказалась девушка. Самый резвый из мертвецов бросился на ступеньки возвышения, намереваясь схватить воровку за ноги. Но ее уже там не было.

Заикаясь от страха в особо заковыристых ругательствах, Касси карабкалась вверх по колоннам, спеша оставить неприятных «охранников» позади. «Вот… И… Предупреждать же надо, что гробница охраняется магией», — думала девушка, рассматривая, как армия зомби заполняет все пространство вокруг последнего пристанища забытой королевы. «И что я буду делать?»

Вопрос требовал ответа. Спустя какое-то время руки у Касси начали неметь. А зомби… Что зомби? Они мертвецки вяло предпринимали попытки забраться на стены, обламывали себе ссохшиеся пальцы, падали, ломали собратьев… Можно, конечно, тихо посидеть-подождать, когда они изломают себя в пыль. Год-другой-третий…

Касси посмотрела вниз, сдавленно всхлипнула и попыталась придумать другой план. Единственное, что приходило в голову — спешно бежать за помощью к какому-нибудь волшебнику. Или к какому-нибудь властительному феодалу — у них армии большие, им покрошить тупых мертвецов раз плюнуть. А потом добраться до «специалиста», продавшего ей карту клада и долго, томительно душить его за подставу…

План был плох, Касси сама это сознавала, но делать было нечего.

Тщательно примерившись, девушка спрыгнула так, чтобы попасть на особо изломанную кучку мертвецов. Тут же, не медля ни секунды, прыгнула в сторону покачивающейся на соседней колонне «кошки». Как Касси и рассчитывала, все мертвяки, отчаянно мешая друг другу, рванули в одну сторону, и ей удалось пробежать по головам и хрупающим плечам до вожделенной веревки. С веревкой и крюком Касси почувствовала себя увереннее. Теперь было делом воровской ловкости добраться до пропасти, потом…

Переправляясь через отверстую пасть бездонного проема, отчаянно вцепившись в тонкую, такую тонкую веревку, Касси с ужасом увидела, как пропасть выплевывает одного мертвеца за другим. Тоненько заверещав «На помощь!!» Касси бросилась прочь. За ней тяжелой шаркающей поступью двинулись мертвые стражи гробницы.

* * *

Если бы у Касси Шок оставалось времени подумать, она бы наверняка порадовалась, что наткнулась на очень древнюю гробницу. В более поздние времена стало модным сражать непрошенных гостей не числом, но качеством. В соседней гробнице, например, расположенной севернее и еще восточнее, под огромной белой скалой, дремал сторожевой василиск. Так что Касси еще повезло, что ей не предложили достать ценности из того саркофага…

Но Касси бежала, что было сил, спасая свою шкуру от преследователей, и ей такие мысли в голову не приходили.

Ах, нет. Одна мысль все-таки была.

* * *

Чудурский лес. Башня

— Цып-цып-цып, — строго сказал мэтр Виг, раскладывая крошки на поверхности обеденного стола. Огромный ворон, хлопнув пару раз крыльями, перелетел с подоконника на стол, внимательно рассмотрел угощение, не нашел в нем никакого подвоха и деловито приступил к завтраку.

Черно-Белый Кот, сидевший на противоположном углу, недовольно шевельнул усами. Корвин последние пятьдесят лет был его конкурентом и соперником, крадя внимание хозяина и лучшие куски из его тарелки. Мэтр Виг идею конкуренции видов считал эволюционной блажью, а потому упорно занимался перевоспитанием своих любимцев. Впрочем, стоило магистру Вигу на секунду отвлечься, как питомец пушистый набрасывался на пернатого и вырывал из его роскошных крыльев по перышку, а ворон, не желая оставаться в долгу, примеривался, как бы выклевать Коту золотистый глаз. Что поделаешь, не всегда Вигу удаются его эксперименты. Взять, к примеру, Черно-Белого. Какая шикарная была концепция! Сколько трудов! Сколько хлопот! Сколько времени потребовалось Вигу найти группу серийных маньяков, выследить их, обезвредить, обеспечить пожизненными сроками каторги, договориться со службами охраны порядка нескольких королевств… Всё было так хорошо спланировано, результат по всем расчетам должен был возвести мэтра Вига в разряд уважаемых магистров Школы Четвертого Шага, управляющей разумными существами. А что в итоге? В итоге котообразный кадавр с наркотической зависимостью от магического излучения, паранойей, сексуальной одержимостью, пристрастием к экстрактам растений семейства зонтичных, самолюбованием, льстивостью, манией величия и попытками разнообразить чужое существование…

Одним словом, фу. Больше таких ошибок Виг совершать не собирался.

— Из Триверна в Аль-Миридо… — мурлыкнул тихонько волшебник, с умильной улыбкой наблюдая за мирным, как ему казалось, сосуществованием Кота и ворона.

— Мэтр, — появился в дверях столовой Фриолар. — Кажется, прибыли ваши разведчики.

Виг обрадовано заохал и поспешил наверх, в лабораторию. Кот, едва волшебник повернулся к нему спиной, стремительным движением прыгнул на Корвина, и по столовой полетели черные перышки.

В лаборатории на спешно восстановленном столе сидели полтора десятка насекомых. Шесть крупных раздувшихся от похищенной крови слепней, пара оводов, несколько блошек и транспортная стрекоза. Виг, углядев свое сокровище, радостно потёр ручки и принялся извлекать кровь, микроскопические волоски и частички кожи неизвестного магической науке животного. Действо сие было простым, но требовало известной сноровки: насекомое помещалось в стеклянную плоскую чашечку, Виг шептал коротенькое заклинание, букашка с легким хлопком исчезала, оставляя после себя микроскопические обрывки тканей. Как знал Фриолар после общения с профессурой кафедр ботаники и зоологии Королевского Университета, если взять хорошо подогнанные увеличительные стекла и через них посмотреть на эти маленькие пятнышки, можно увидеть что-то очень интересное. А мэтру Вигу было интересно и без увеличительных стекол. Он давил очередную мошку и по-детски беззаботно и счастливо смеялся… Давил и смеялся…

Фриолар скептически поднял брови, рассудительно решив, что его вмешательство в процесс излишне. Подумал и повернулся к книжным стеллажам, чтобы найти, наконец, хоть какое-нибудь упоминание о подобных рыжих, лохматых, крылатых и четверолапых тварях. Только устроился Фриолар с дюжиной томиков составлять краткий конспект сообщений по проблеме, рядом с ним закружился ЧБК и льстивым подмурлыкивающим голоском спросил, а что он тут делает.

Виг, начиная процесс перевоспитания маньяков, не предполагал, что полученный кадавр будет разговаривать. И на всякий случай Фриолар сделал вид, что он никаких Котов не слышит.

— А хоуучешшшь, я свои стихи тебе поуучитаюуууу? — мявкнул Кот, и, не дожидаясь согласия, приступил к декламации: — Если доулго-доулго-доулго, если очень-очень доулго у одной мышиной ноурки буду-буду я лежать… То навеурно, несомненно, буду я мышей жевать. Прауувда, жизненные стишаута? — гордо спросил четвероногий поэт.

— Нет, — остудил пыл рифмоплета Фриолар. — Размер хромает. Образы негативные. Не отвлекай меня.

— Мрряк… — Кот переступил с ноги на ногу, вылизал бок. Не выдержав и пару секунд тишины, предложил прочитать продолжение. Прежде, чем Фриолар успел отказаться, Черно-Белый Кот озвучил: — Однажды… в следущшшей жизни… Я стану кошкой, кошкой, мм-урря…

— А здесь рифмы нет, — тоном знатока ответил Фриолар, не прекращая листать монументальный труд магистров Школы Крыла и Когтя, посвященный проблемам криптозоологии в нынешнем тысячелетии.

Кот счел этот комментарий за комплимент и продолжил:

— А знаешь, что кот древнее, священное и неприкосновенное животное?

Фриолар заложил страницу, прикрыл книгу и строго посмотрел на Кота.

— Признавайся, что ты натворил.

— Ничего! — честно-честно округлил глаза Черно-Белый Кот. Фриолар ему не поверил. Кот шаловливо дернул хвостиком и объяснил: — Давай что-нибудь сделаем вмесссте? Поушшалим?

— Отстань, а? Будь человеком… — с тоской в голосе спросил Фриолар, возвращаясь к чтению.

Кот вильнул хвостиком направо. Налево.

Направо.

Налево.

Направо.

Налево…

Фриолар не выдержал:

— Слушай, древнее и неприкосновенное. Чего тебе надо?

— Пыток, — сладострастно мяукнул Кот.

Фриолар несколько секунд соображал, издевается Кот или говорит искренне. Потряс головой, прогоняя соблазнительный образ, как бы обошелся с Черно-Белым какой-нибудь садист-любитель.

— Приключений. Путешшшествий… Но лучше всегоу пыток, — зажмурившись и улыбаясь от предвкушения изысканных удовольствий, перечислял волшебников котик.

— Иди к Вигу, — коротко посоветовал Фриолар.

Хвостик направо. Налево. Направо. Налево. Направо…

Через шесть минут и сорок две секунды Фриолар взорвался. Одним прыжком покинув уютное кресло, не обращая внимания на рассыпавшиеся листы и книги, он подхватил ЧБК за шкирку и отнес его в угол библиотеки, где Виг складировал столичные газеты.

Котик осторожно-недоверчиво тронул лапкой лист тонкой шуршащей бумаги.

— Вот, видишь? — спросил Фриолар, раскрывая газету наугад. — Читай.

Кот еще раз тронул газету и поднял на человека огромные наивно-непонимающие глаза.

— Только не прикидывайся неграмотным, — нахмурился Фриолар. — Сказано, читай. Видишь, тут на последней странице обычно криминальная хроника. Если найдешь какие-нибудь упоминания о садистах, предоставляющих услуги на дому, я лично тебе закажу обслуживание по высшему разряду. Понятно?

— Мрр-мрр… — задумчиво протянул котик. Посмотрел на газетку и невинно поинтересовался: — Что, правдау? Вы с них, — кивок на бумагу, — еще и читаете чегоу-то? А я так наудеялся, что вы газеты для меня поулучаете… Они такие мяконькие… Так шууррршшшат… — острый кошачий коготь отрезал тоненькую газетную полоску и приготовился действовать дальше, организуя самый информационноемкий кошачий туалет в мире.

Фриолар целую секунду пытался себе внушить, что он спокоен, совершенно спокоен и прямолинейные наезды животного, находящегося далеко под эволюционной лестницей, его не касаются. Потом резким движением схватил Кота за шкирку и уверенно отправил его в полёт в раскрытое окно. Отряхнул руки и поднялся наверх, в лабораторию. Сидевший за столом маньяк-исследователь, крупнейший специалист Кавладора по мифологическим и волшебным существам, давил насекомых в лабораторных чашках и тихо радовался…

* * *

Где-то в Восточном Шумерете. Окрестности пещеры

Горный козел, даже разделанный и зажаренный, не внушал аппетита. Молодой парень — достойный представитель Вечной Империи Ци, в соответствии с веками оттачивавшимся знаменитым цинским этикетом, предложил своему спутнику попробовать угощение первым. Крылатый зверь подумал. Понюхал. И торжественно уступил честь первого куска своему другу. Цинец тоже подумал. Понюхал. Поточил нож о камень. Понюхал. Подумал о том, что больше есть особо нечего. И предложил Крылатому Зверю угощаться первым.

В мире, где властвует Магия, всегда есть место случаю. Вот и свела озорница-судьба двух таких несходных путешественников. Крылатый Зверь, как уже установил Фриолар в ходе своих кропотливых и добросовестных библиотечных изысканий, был редким представителем малочисленного клана грифонов. И жил, строго говоря, в совершенно другом мире. И вот однажды, собираясь на охоту, не послушал метеорологический прогноз; как результат — попал в страшенный шторм. Молнии, гром, снова молнии… Грифон, стараясь прижиматься как можно ближе к земле, летел домой, хоть и представлял себе, как могут быть опасны бреющие полёты. И снова молнии. Самые опасные — шаровые лиловые. Некоторое время грифона выручал волшебный амулет, поглотивший какое-то количество энергии атмосферных разрядов. Потом амулет «объелся», и следующий разряд летающее четвероногое ощутило во всей электрической мощи.

Полуоглушенный, грифон начал падать, отчаянно размахивая крыльями, лапами, ушами… Кошмарным усилием он выровнял полёт, спустился переждать грозу вниз, на скалы, и даже понадеялся, что все в порядке. А потом понял, что его занесло куда-то не туда.

В отчаянии грифон прочесывал горы, пытаясь найти родной клан или хотя бы что-то, похожее на привычные охотничьи угодья. И с каждым днем убеждался, что оказался в месте, неизвестном грифоньей науке и цивилизации. Спустя несколько суток беспорядочного метания с места на место, со скалы на скалу, грифон принял решение лететь строго на закатное солнце, авось, повезет.

Повезло — и не столько грифону, сколько цинцу. Судьба, которая действительно любит пошутить, привела его в небольшую деревеньку на склоне самой восточной из Восточно-Шумеретских гор, поставив нос к носу с дюжиной дядюшкиных слуг. Бывает же так: у кого-то непереносимость клубники, у кого-то аллергия на бруснику, вампиры не выносят осины, а данный конкретный молодой цинец не выносил родственников. И от вежливого приглашения вернуться домой, в широко распахнутые щупальца родственного обожания, захотел сбежать. А слугам «любимый» дядя строго-настрого приказал без Бу Дыща не возвращаться. Ну, парень и рванул в горы. Догнали. Подрался. Связали. Убежал. Снова догнали. И вот, стоя на краю скалы и в ярости наблюдая, как дядюшкин маг готовит обездвиживающее заклинание, Бу Дыщ увидел ужасное чудовище. Замахал руками, отвлекая преследователей на неопознанный летающий объект, чтобы самому слинять в суматохе. А чудовище возьми да и подхвати размахивающего цинца, да и унесло куда-то.

Первые минуты полета в когтистых грифоньих лапах Бу вспоминал в кошмарных снах. А потом… Потом они долетели до этой вот пещерки, сели, познакомились, начали рассказывать о житье-бытье…

И то, что грифон согласился зажарить на ужин упавшего в ручей козла, Бу Дыщ посчитал очень хорошим знаком. Значит, грифоны — они того… нормальные ребята… Человекоедением не увлекаются…

А значит, козла кому-то есть придётся. Другой еды нет…

Подумал так Бу Дыщ, потыкал ножом в зажаренную козлиную тушу, и опять предложил грифону угощаться первым. Тот срезал острым когтем тонкую полоску мяса, понюхал… Отстраненно заметил, что представители его биологического вида могут голодать неделями. Если очень надо. Но есть такая вещь, как законы гостеприимства, и он уступает право первого куска своему новому другу.

Цинец спешно начал придумывать какое-нибудь объяснение, почему он ЭТО не будет есть, если не начнет умирать с голоду, и в этот момент приятелей прервали.

На площадку перед пещеркой откуда-то снизу бодренько и быстро вбежала молоденькая симпатичная девушка. Растрепавшаяся прическа, некоторый нехудожественный беспорядок в одежде и усиленное дыхание свидетельствовали о том, что девушка очень-очень куда-то спешит.

Буквально через секунду Бу Дыщ и грифон получили ответ, куда же спешит незваная гостья. Уже пробежав пространство перед пещеркой, девушка вернулась, бесцеремонно уселась рядом с костерком, отрезала тут же, на ходу, украденным у Бу Дыща, ножом кусок от жареного козла и с упоением вонзила в еду блестящие белые зубки.

— Мм… — промычала Касси, с трудом прожевывая жесткое мясо. — Воняет знатно. Дрянь, — проговорила она после третьего проглоченного куска. — Незабываемая.

Цинец и грифон проследили, как в девичьей пасти исчезает козлиный бочок. Когда девушка «уговорила» ту единственную порцию козлятины, которую, с большой натяжкой, можно было называть аппетитной, Бу пришел в себя и возмутился:

— Эй!! Ты кто такая!! Тебя — что? Звали, что ли? Кончай козла жрать! Он наш! — и в доказательство своих слов цинец вырвал свое имущество, отрезал кусок лопатки и демонстративно вгрызся в него. — Гриня! — скомандовал он грифону. — Нас нагло обворовывают! Надо разобраться!

Грифон дипломатично согласился, с любопытством наблюдая за сложными взаимоотношениями между человеческими особями. Догадавшись, что новоприбывшее существо является самкой, грифон счел, что перед ним сейчас будет проходить ритуал человеческого ухаживания. А может, и спаривания, кто их, человеков, знает.

Пока парень цинской наружности орал и требовал объяснений, Касси проглотила еще один кусочек и, наконец, перевела дух. Все-таки голод ее сильно беспокоил. Выбиралась она из пещеры гораздо дольше, чем планировалось. Пришлось и на стенах повисеть, и прятаться, и бегать… Побегать пришлось много, и Касси откровенно радовалась минутной передышке, давая отдых уставшим ногам. Пока козел цинский возмущался, что она без спросу села к их костерку, Касси украла еще пару кусочков вонючего полусырого жареного, и решила дипломатично объяснить, что к чему.

— Ну, не сердитесь. Я не надолго. Кусочек съела, уж простите. Всё равно ваше мясо невкусное…

— Нет, ты слышал? — возмутился Бу Дыщ. Вообще-то, в глубине души он был мирным человеком. Но умел прятать это качество. — Ты слышал? Сожрала нашу еду, да еще и недовольна!!

— Уж вы меня простите, — обворожительно улыбнулась Касси, начиная потихоньку отползать от костерка. — Вы меня не так поняли…

— Мы что, по-твоему, тупые, понять ничего не можем? — всё больше и больше распалялся цинец. — Ты на себя-то посмотри!!!!

Касси развела руками, с воровской тщательностью имитируя дружелюбие и искренность.

— Мальчики, поймите, я…

— И вообще, Гриня, — повернулся цинец к грифону. — Кого это она называет мальчиками?

Грифон, не думая обижаться на фамильярного «Гриню», предвкушал, как сейчас первым из грифоньей цивилизации станет свидетелем брачных обрядов человеков разумных. Какая-то часть большого мозга загадочного создания из другого мира интересовалась, а не приносят ли человеки в этот важный этап своей жизни кого-нибудь в жертву? Если да, то кого? А если нет, то когда ж начнут спариваться? Грифон заинтересованно переводил взгляд с Бу Дыща на самку и обратно.

Воровской инстинкт подсказал Касси, что с агрессивным цинцем разговаривать бесполезно, и она попыталась сбежать — по-брабансски не прощаясь, не расплачиваясь за козлятину и не объясняя, кто, ковыляя, ломаясь и падая, медленно и упорно имеет честь ее преследовать. Девушка приподнялась, собираясь рвануть с низкого старта — и позорно недооценила противника. Бу Дыщ, темные глаза которого метали огненные искры, подобрался, профессионально-ловко сделал подсечку, повалил девушку на камни и принялся скручивать руки незваной гостьи ее же ремнем.

Грифон облизнулся.

* * *

Чудурский лес. Башня.

Черно-Белый Кот Страдал.

Он поточил когти о любимое кресло мэтра, повытягивал нитки из любимого ковра мэтра, съел пару канареек, материализованных заботливым мэтром для своего любимца, но котику этого было мало… Он желал действия, охоты, на крайний случай — пыток, вместо этого…

Фриолар нырнул в библиотеку. Нырнул — иначе не скажешь. Погрузился с макушкой, множа вокруг себя волны мелких записочек с цитатами относительно громадных пернатых-крылатых-клювастых чудищ, и лишь иногда, отфыркиваясь, всплывал на поверхность. Захватывал еще пачку листов, наливал себе бутылочку чернил, и снова — в фолианты, фолианты, фолианты…

Доставать этого ненормального алхимика было скучно. С Вигом дело обстояло еще хуже. Он поставил себе цель просканировать ауру неведомого зверя, для чего уперся в зеркало (оно хоть и выпускало раз в час струйку пара, но еще не взорвалось), и, кажется, то ли окончательно оглох, то ли просто умер…

— МММАу… — грустно пропел Кот. Никто не обратил на него внимания.

— ММаууууууууу…

Написать, что ли, парочку стишат от безысходной тоски?..

Подумав, Черно-Белый Кот изысканно и просто соорудил гениальную поэму и отправился в птичник, чтоб получить независимый и объективный отзыв на свое творчество.

— Если б можно было трахать десять кошек и слонёнка, крокодила, поварёнка, ёжика, коль не сбежит… Был бы я тогда счастливым, милым, добрым и хорошим, ласковым, как день погожий, славным котиком я был…

— декламировал, не забывая подвывать, ЧБК.

Черный, с золотым хвостом, петух зло косился на пушистого пришельца, царапал шпорами солому и нервно бдил, чтоб курицы не падали в обморок от восхищения.

— Дайте, дайте мне кого-то, кто б меня связал и шлёпал, удавил, прибил, замучил или на цепь посадил… Был бы я тогда облезлым, мерзким, сальным и болезным, но для вас всегда полезным славным котиком я был…

— закатив глаза, пел Кот.

Одна глупая перепелка сомнамбулически снесла яйцо.

— Съем сметану, кашалота, тюбик с клеем, свечку, что-то из корзины с потрохами я на завтрак сразу съем… Отравлюсь и буду долго я блевать вчерашним супом чтобы вы смогли запомнить — славным котиком я был…

У белой гусыни случился краткий эпилептический припадок.

— Унесу, сворую деньги, всё имущество попорчу, вашу украду копилку и капканов накуплю. Заведу я счетовода, чтобы счетовод хоть понял — даже в трудную минуту славным котиком я был…

Амбарная крыса резво бросилась проверять заначенное на черный день.

— Вы, конечно, разозлитесь и меня прибьёте снова, я обижусь и в столовой буду кресла я иметь. Драть ковры, когтить обои, поднимать повсюду пыль, чтоб сказал ремонтный мастер — Славный котик у вас был…

— продолжал ЧБК.

Стайка мышат дружно утирала слезы. То ли прочувствовала глубину и значимость шедевра. То ли поверила, что Кот действительно скончался. Ну, глупые мыши. Бывает.

— Если вы меня зовёте, с тяжким ломом поджидая, шею с хрустом мне ломая, и кидаете в ведро — знайте, знайте, я обижусь, я вернусь и вот тогда-то вы поймете — до убийства славным котиком я был…

Красоту и великолепие, а главное — истину этих строк, почувствовали все. Петух приготовился реализовать пожелания автора, гусак проверил, как глубоко может ущипнуть клюв, а подслушивающий в слуховом окне Корвин примерился, как одним ударом пронзить весь Черно-Белый мозг.

— Я всего-то и мечтаю: меня кто-нибудь полюбит — приголубит, приласкает, ухо черное пришьёт… Я проникну в ваше сердце, в селезёнку через печень, чтоб вы поняли, что очень славный котик — ЧБК!

— подвывая, со слезой в мяве, произнес Кот.

К этому моменту рыдали все. Птичник медленно, но верно затапливала волна соленой водицы…

* * *

Где-то в горах Восточного Шумерета. Окрестности пещеры

Прижав вислоухую голову к левому плечу, грифон вслушивался в слова связанной самки, время от времени переспрашивая значения непонятных слов. Бу Дыщ пообещал продемонстрировать человеческое искусство пытания, намекая, что когда-то был истинным профессионалом по этому профилю в славном своими темными мрачными извращениями Ллойярде. И только он принялся стаскивать с самки одежду, чтоб не мешала давать правильные ответы (грифон очень удивился: надо же! У людей количество одежек обратно пропорционально искренности! Какая удивительная закономерность…), как на маленькой площадке возник странный туман.

Вихревое туманное пятнышко разрослось серым облачком, внутри которого материализовалась расплывчатая фигура. Секунда-другая, и из открывшегося телепорта вышла ослепительно красивая человеческая самка с длинной белой шерстью на макушке, стрельнула по присутствующим огромными дивными очами, выявила знакомую личность и тут же на нее напустилась.

Грифон прилег, разложив по нагретым солнцем камням крылья; приготовился внимать новым человеческим идиомам. Судя по небольшому количеству одежды на этой самке, она собиралась говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

— Бу Дыщ! Ты подлец! Ты скотина! Ты свинья, козел и обманщик! — сжав кулачки, ослепительно хорошея от гнева, кричала на цинца его новая, вернее, старая, знакомая.

— Да-да, — поддакнула Касси. — Причем не жареный…

— Тэффифи, не надо, — кротко ответил Бу Дыщ. Но девушка не унималась.

— Я тебя, видите ли, ищу. Все горы сканирую, ночей не сплю, пытаясь обнаружить твои следы. Готовлюсь спасать от наглых похитителей! И что же! Нахожу его в компании какой-то… какой-то… — девушка-маг презрительно скривилась, тыкая изящным пальчиком в девушку-воровку. Касси обиделась:

— А что сразу я? он сам меня раздевал. Охальник. Не виноватая я, он первый начал…

Тэффифи не собиралась успокаиваться.

— Если ты от меня сбежал, чтобы завести пошлую интрижку с первой встречной, то знай: я этого не прощу! Я тебя прокляну, заколдую, скормлю дракону и…

— Тэф, Тэф, пожалуйста! — принялся умолять Бу Дыщ. Грифон с любопытством заметил, что его знакомец ведет себя совсем не так, как с предыдущей самкой. Не связывает, не раздевает… Какая, однако, широкая вариативность брачного поведения…

— Тэф, я все могу объяснить! Я сбежал не от тебя, а от дяди!

— От какого? — в один голос спросили Тэффифи и Касси. Магэсса скептически, а воровка изумленно — может, от того «Дяди», который заказал ей доставку антикварного золотого ожерелья из гробницы? И Касси приготовилась внимательно слушать (кстати, поняв, что оказалась в компании мага, воровка успокоилась и к предстоящим пыткам решила отнестись философски. Главное, не на обед к мертвякам. А остальное […], сбежать успеем). А успокоившись, Касси внимательнее присмотрелась к сердитой блондинке и обнаружила между ней и собой как минимум десять отличий. Вернее, отличие было одно — и кардинальное. Судя по острым ушкам, пробивавшимся сквозь пышную белокурую прическу Тэффифи, в ее близких родственниках значились эльфы. Да, точно, кивнула сама себе Касси, приглядываясь к огромным — эльфийским — очам магэссы.

— От моего дяди. Двоюродного.

— И зачем ты от него сбежал? — допытывалась магэсса.

— Он меня женить хочет, — признался Бу.

— Чего? — не поверила Касси. Цинец не понял, кто задал вопрос, и автоматически ответил:

— На своей воспитаннице. Приемной дочери — когда-то дядюшка Фу крепко дружил по торговым делам с одним почтенным цинцем из семейства Лай, так вот, компаньон помер десять лет назад, оставил свою дочь и состояние Фу под опеку. А эта Лай Ой-Ай такая дура — уууу!!!

— Правильно ли я поняла, — переспросила Тэффифи опасно медоточивым голосом. — Что у тебя есть невеста?

— Ну… — пожал плечами Бу Дыщ. — Как говорил один алхимик, которого мне довелось допрашивать, если рассуждать теоретически…

— Подлец! — набросилась Тэффифи и замолотила маленькими крепенькими кулачками по цинцу. — Ты меня обманывал!

— Все мужики — сволочи, — добавила Касси из партера, ненавязчиво пытаясь высвободить руки. Одновременно девушка пристально осмотрела наряд волшебницы, так, мимоходом и не специально, обратив внимание, что у них почти один размер. Платье Тэффифи, хоть и было антиобщественно коротким (едва прикрывало коленки), Касси понравилось: глубокий вырез выгодно подчеркивал линию плеч и груди, вышитый пояс выделял осиную талию… Короче, на фоне красавицы-эльфийки воровка особенно остро ощутила, что ее собственный «рабочий» костюм пропылён и не моден. Потом вспомнила о том, что вроде как связана, вроде как в безвыходном положении, и решила не красть одежду у возможной благодетельницы.

Пусть сначала мертвяков упокоит, что ли…

— Все мужики — козлы! — высказалась Тэффифи. Глаза ее пылали праведным негодованием, а пальцы недвусмысленно потрескивали от крошечных магических молний, и всем более-менее разумным существам было понятно, что с разгневанной эльфийкой сейчас лучше не связываться.

Разумным существам. А Бу Дыщ, как оказалось, к этому отряду совсем не относился.

Он сделал шаг вперед, обнял свою темпераментную подружку и нежно поцеловал.

И как раз в этот момент снизу, из ущелья с ручейком, на площадку перед грифоновым жилищем полезли толпы серых мертвецов.

* * *

Чудурский лес. Башня

— Магический круг, взрывы вокруг — это мечтанья котишки! В башню опять пробрался тайком и написал угольком!!! — от души скандировал ЧБК. Со слухом у него были большие проблемы. С чувством ритма тоже. Мелодия кадавра сторонилась. Но вдохновения было, хоть отбавляй.

— Пусть всегда будут крысы! пусть всегда будут крысы! Пусть всегда будут крысы! А при них буду я!

На третьем повторе контрольного слова маг, сидевший напротив зачарованного зеркала, очнулся.

— Крысы? Опять крысы? Секретарь! Ты опять выпустил крыс из лаборатории?

— Нет, — поспешил оправдаться явившийся на зов мэтра Фриолар. — В лаборатории всё спокойно.

В доказательство его слов от угла к двери пробежался бурый перепуганный зверёк. Маг завизжал, подскочил в кресле, подбирая полы мантии, как перепуганная женщина — юбки. ЧБК, рисуясь, прыгнул на крысу и деловито отгрыз ей голову.

— Мэтр, я закончил с вашим заданием, — поторопился высказаться Фриолар, прежде чем мэтр начнет варить воду на тему, кто разводит столько живности в башне. — Можем приступать к фазе полевых исследований.

Мэтр Виг с тоской посмотрел на зеркало, передававшее очередную увлекательную передачу из мира животных. Махнул рукой.

Черно-Белый Кот едва успел впрыгнуть в исчезающий телепорт.

* * *

Где-то в горах Восточного Шумерета. В трех дневных переходах от Вечной Империи Ци

Магистр Виг, как успел понять Фриолар за время службы, не отличался шустростью и быстрым подъемом, предпочитая действовать осторожно, обдуманно и осмотрительно. Так что путешествие в горы стало для секретаря волшебника неожиданностью. И не сказать, что приятной: алхимика и мага угораздило приземлиться прямо посреди походного лагеря наемных бойцов.

В конце концов, самые ответственные из ответственных вояк подвержены маленьким слабостям. Данным конкретным цинцам, на чью голову свалились мэтр Виг и Фриолар, была свойственна слабость к принятию чая — в спокойной, мирной обстановке.

— Чего кричат? — осведомился мэтр Виг, пытаясь отмахнуться от чересчур навязчиво тыкаемых в его почтенную персону острий.

Фриолар, глядя поверх голов (средний рост атакующих его наёмников заканчивался где-то под мышкой), перевел список требований временных хозяев горной лужайки:

— Требуют выдать какого-то Бу Дыща… То ли палача, то ли принца… То ли принца палачей, то ли палача, казнившего принца… Бр-р, ну и произношение у них… Никакой столичной изысканности. И чему их в школах учат…

— Скажи им, что нет у нас ни принцев, ни палачей, — капризно потребовал маг.

— Не поверят, — скептически предсказал Фриолар.

— Ну, тогда я пошёл отсюда.

Слуги, обслуживающие чайную церемонию начальства в отдельной, специально ради такого случая поставленной палатке, только и успели, что заметить тающее облачко телепорта и побежали сообщать своему хозяину об исчезнувшем старике. Командовавший отрядом наёмников маг философски решил, что и сам в почтенном возрасте будет избегать драки, а потому в погоню за исчезнувшим магистром не поспешил.

А Фриолар так и вовсе не успел уследить за исчезновением своего работодателя. Не до того бедняге стало. Мечом его проткнуть попытались. Метнули пару ножей. Ткнули копьем, потом попытались отпинать в лучших традициях цинской ногопашной.

От первых ударов Фриолару повезло увернуться. Потом мозг головной передал функции спинному, и дело пошло веселее: Фриолар перехватил чье-то копьё, приголубил кого-то вдоль хребта; врезал пинка под зад какому-то мечнику; едва успел упасть на четвереньки, спасаясь от выпущенных стрел (тут же горько пожалел о содеянном, так как колени ударились об острые камни). Выручал, как ни странно, Кот: от неожиданности, что обожаемый мэтр нагло смылся, забыв свою зверушку на поле боя, Черно-Белый орал блажью. Цинцы понимали кошачий мяв как грубые, отборные ругательства, и тратили силы, пытаясь поймать или хотя бы прибить богохульника, оскорбителя нравственности и террориста, подбивающего к низложению верховной власти.

Прикрываясь каким-то щупленьким цинцем от атак его соотечественников, Фриолар, наконец, подсчитал, на какой минуте драки его прикончат. Решил, что пора сматываться, и зашарил глазами по округе в поисках пути отступления.

А цинский маг допил свой чай. Отставил пиалу. Вышел из палатки на свежий воздух. Сделал пару упражнений, распрямил плечи, встал в позу, удобную для метания заклинаний, сосредоточился…

И, собственно, всё.

Жаль, некому было проследить процесс почернения и усыхания волшебника-цинца до состояния тысячелетней мумии. Наемникам как-то не до того стало: камни под их ногами превратились в зыбучий песок, оружие рассыпалось ржавой трухой, а потом (Фриолар едва успел подхватить Кота за шкирку и отпрыгнуть в сторону) гора плавненько превратилась в болото.

— Какие-то невоспитанные попались, — укоризненно пробормотал мэтр Виг, отрывая мумии цинского противника голову и жестом профессионального карманника пряча ее в левый рукав мантии, где поблескивал едва уловимый серый туман резервного подпространства. — Даже чаю не предложили… Что за молодёжь нынче пошла! — сетовал почтенный волшебник, проплывая над болотом, где еще продолжали трепыхаться упорнейшие из наемников. Самый крупный и круглый из цинцев отчаянно рванулся прочь из грязно-бурой жижи и вцепился в полу мантии Вига.

Мэтр нахмурился. Воровато оглянулся, убедился, что Фриолар скрылся в чайной палатке иссохнувшего мага, заклинанием оторвал цинцу руку, быстро отправил ее за головой мумии, и благосклонно заулыбался: доверенный секретарь протягивал пиалу ароматного крепкого напитка. С шумным наслаждением совершив первый глоток, магистр почувствовал, как кровь истинного исследователя бурлит по жилам, обещая счастливое завершение криптозоологической затеи.

* * *

Где-то в горах Восточного Шумерета. Окрестности пещеры

Первая растерянность, которую пережили Бу Дыщ, Тэффифи и грифон с появлением армии непрошенных визитеров, благополучно отошла в вечность.

Сначала молодой цинец и не менее молодой, по меркам своего летающего племени, грифон азартно ломали серые кости зомби. Потом, притомившись, не менее азартно наблюдали, как волшебница жжёт хмурые неживые тела. Потом Бу Дыщ некстати споткнулся о притихшую Касси, до сих пор валяющуюся у костра. Молодой человек не удержался на ногах, рухнул на связанную девушку; исключительно пристойно и, можно даже сказать, целомудренно пытаясь подняться на ноги, он привлек внимание эльфийки, которая с чисто женской целеустремленностью и дотошностью немедленно устроила сцену ревности. Касси, обиженная, что ее упорно именуют «вот ЭТО», громко возмутилась. Чем спровоцировала совершенно излишнее, на ее, воровской взгляд, извержение магических эмоций и эпитетов в собственный адрес.

Всё то время, когда его человеческий друг разбирался со своими самками, грифон доблестно крушил полусгнившего противника — смертельно-острым клювом пронзал черепушки, сбивал наземь хрупкие тела мощными лапами, бил хвостом… Истратил толику заряда своего антимолниевого амулета, отправив, наконец, в загробный мир десяток особо рьяных. Запустил в нападающих остатками козлиной туши, надеясь, что она выполнит-таки свое кулинарное предназначение и убьёт волной ароматов хоть кого-то, но все было напрасно. Численное превосходство было таким, что рано или поздно — грифон понимал это своей героической душой, его просто-напросто задавят нескончаемой серо-бурой массой. И вполне приготовился улетать, куда глаза глядят, от ненормальных человеков, спасая драгоценную рыжую шкуру. Однако прежде, чем отважный грифон совершил столь тягостное для кармы деяние, Тэффифи отвлеклась от разборок с возлюбленным (ползущий мертвяк схватил ее за лодыжку, и девушке крайне не понравилось прикосновение полуистлевших серых пальцев) и кастанула заклятие, сгустившее вокруг площадки упругую воздушную полусферу. Мертвяки продолжали напирать — магический защитный полог шипел, плевался статическими разрядами, но выдерживал, обеспечив находящимся внутри относительную безопасность.

Мертвяки унылыми серыми волнами поднимались из ущелья и тупо, уперто и неотвратимо надвигались на крохотную площадку между уступами, уходящими вверх, вниз и снова вверх. Подбирались к заветной цели, наталкивались лбами, плечами и прочими деталями скелетов на защитный полог, сооруженный Тэффифи вокруг угасающего костерка. Отбрасывались резкими разрядами магического поля, сшибали своих нетвердо стоящих на ногах соседей, которые поднимались и тупо, размеренно и упрямо ползли за вожделенной добычей.

— Да что вы всё обо мне, да обо мне! — наконец, вскипела Касси, выслушав длинную тираду о своих моральных качествах, прическе, вероятной стоимости на рынке ценных бумаг и потенциальной возможности очутиться в каком-нибудь богобоязненном Ордене. — Давайте лучше поговорим о том, как бы нам всем отсюда смотаться!

Не то, чтобы Кассии смущала нецензурщина, озвучиваемая в ее адрес. Юную воровку настораживали два момента: во-первых, фраза магэссы «И опять ты кого-то пытал без меня!», после которой Бу Дыщ десять минут клялся и божился всем пантеоном Вечной Империи Ци, что больше никогда, ни с кем, кроме обожаемой Тэффифи, он не станет никому прижигать пятки раскаленными углями. «Опаньки,» — подумала Касси. — «Вот повезло, так повезло. Мало того, что мертвяки стаей по следу идут, мало того, что крылатый облезлый лев на меня облизывается, мало того, что вонючей старой козлятиной накормили… Они меня еще и пытать собираются!!! Извращенцы демоновы! Куда полиция смотрит… А еще говорят, что эльфы мирные. Прикидываются!»

А во-вторых, в голову Касси настойчиво стучалась мысль о том, что защитный полог, чем демоны не шутят, может не выдержать. И что толку тогда в том, что она почти успела развязаться? Да тьфу это, а не почти… И потом, уважающий себя вор просто обязан иметь запасной вариант на случай непредвиденного отступления!

— Лично я, — ответила Тэффифи с несколько высокомерными интонациями. — Могу отсюда слинять в любой момент.

Грифон, уловив идею, звонко щелкнул хвостом и расправил крылья.

— Нет, — покачала головой магэсса в ответ на движение «Грини». — Не улететь. Сфера Защиты непроницаемая ни для чего, кроме молекул воздуха. А если я ее уберу, вас тотчас же задавят вот эти, — сморщившись от отвращения, Тэффифи ткнула пальцем в напирающих на защитный полог мертвяков. — Так что вам, — девушка стрельнула глазками в Бу Дыща. — Нужно очень постараться, чтобы убедить меня или остаться, или взять вас с собой.

Тэффифи присела на камушек, кокетливо покачав плечиками и сложив ручки на коленочках, как подобает примерной девочке. Грифон, мало знакомый с женской половиной человеческой цивилизации, принял ее слова за чистую монету, подошел, присел на задние лапы, подвернул хвост и крылья и начал вещать:

— Приветствую твою шерсть и когти, о тощая крыдла!

Тэффифи поперхнулась. Бу Дыщ нахмурился. Касси почувствовала себя наполовину отомщенной.

— Кто? — с угрожающей интонацией переспросил цинец.

— Крыдла, — искренне пояснил грифон. — Так у нас в племени называют тех, кто умеет летать без крыльев. Ну, вроде как ты вот такие штуки сооружать… — зверь махнул хвостом на потрескивающую электричеством полусферу вокруг своего жилища.

— А, магов… — догадались цинец и Тэффифи. Решили не обижаться и слушать дальше.

Касси высвободила левую руку и несколько раз осторожно сжала пальцы, восстанавливая кровообращение.

— Зграба латук майоли кусива тебе сейчас и отсюда навечно! — продолжал грифон, с выспренним выражением морды.

Цинец поточил нож о собственный подбородок, после чего демонстративно несколько раз подбросил оружие. Грифон не углядел в поведении знакомца ничего особенного, а может быть, просто не заметил, и продолжал с восторженным подвыванием:

— Пусть будет щгыдыга сгуды крабани да зута, макатыва рали и вечно сытое брюхо!

Некоторое время грифон гордо смотрел на людей сверху вниз, явно довольный проявленным политесом и изысканностью собственных «добрых пожеланий».

— Угу, — наконец, выдавила пораженная до глубины души Тэффифи. — С тобой все ясно.

— Эй! — воскликнула Касси, испугавшаяся, как бы блондинка, пребывающая в легком смущении от общения с представителем иного биологического вида, не рванула в дальние дали. — У меня тоже есть предложение!

— У тебя? — фыркнула Тэффифи. — Что ты можешь предложить мне?

* * *

Касси дернулась, как бы невзначай поправляя одежду — на самом деле, чтобы убедиться в том, что золотое ожерелье с изумрудами, украденное из гробницы, скрыто от посторонних глаз. И ответила:

— Я расскажу тебе всё о его, — Касси кивнула на цинца, — изменах.

— ЧТО? — подскочила Тэффифи. От возмущения она стала еще прекраснее.

— Всё началось в один прекрасный солнечный день на улицах Аль-Миридо.

— Аль-Миридо? — задумалась Тэффифи. — А мне он говорил, что никогда не был в Иберре!

— И ты ему веришь? — мудрой тонкой улыбкой выразила свое отношение к словам мужчины Касси. Краем уха, когда-то давно, Касси слышала, что матёрому магу ничего не стоит распознать ложь, клевету и даже полуправду. Интересно, сможет ли отдельно взятая связанная воровка провести эльфийку?

И, не давая клиенту перевести дух, Касси, проверяя собственную задумку, продолжила:

— В таверне «Морское око» сидели двое незнакомцев. Один из них, высокий сухощавый человек средних лет налил темного и густого, как драконья кровь, вина в бокал своего собеседника — краснолицего крепыша с буйными седеющими кудрями вокруг уже явно заметной лысины. Одежда крепыша выдавала в нем искателя приключений. Меч, перевязь с метательными ножами, а особенно взгляд, цепкий и хитрый, подтверждали, что этот еще не старый, скорее, вошедший в лучшую пору зрелости, человек, умеет рискнуть, бросить на алтарь Удачи свою и чужую жизнь, не сожалея о сделанном выборе и не печалясь о прошлом… — вещала Касси, с каждой фразой всё более и более входя во вкус. Грифон пододвинулся ближе, сгорая от любопытства и навострив уши, как охотничья собака. Тэффифи же художественных потуг рассказчицы не оценила.

— А где был в этот момент Бу Дыщ? — строго спросила Тэффифи, выразительным взглядом смерив невысокую и скорее мускулистую, чем крепкую фигуру своего ветреного возлюбленного. Особенно ревностного разглядывания удостоилась черная длинная коса, которую Бу заплетал на цинский манер. Касси подавила желание подсказать дернуть за нее, чтобы обнаружить предполагающийся парик — еле удержалась: цин так кстати сосредоточился на том, чтобы пинать и материть пытающихся пролезть сквозь преграду зомби, что было преступлением отвлекать его от сего достойнейшего занятия.

Поэтому на вопрос Тэффифи Касси ответила максимально кратко:

— Бу Дыщ в этот момент прятался. — И, правильно истолковав рокочущие звуки, издаваемые грифоном, как требование подробностей, попыталась продолжить дозволенные речи. — Собеседник искателя приключений, напротив, одет был в темные одежды, более подходящие скромностью и чопорностью какому-нибудь честному управляющему, аптекарю или служке небогатого прихода. Но именно он только что заказал самое дорогое вино, которым могла похвастаться прячущаяся на окраине столицы таверна — и расплатился, бросив подавальщикам горсть золотых. Расплатился, как истинный хозяин жизни: даже не обернувшись, чтобы посмотреть, куда упали золотые кружочки…

— А зачем Бу Дыщ там прятался? — на всякий случай переспросила Тэффифи, с трудом стряхнув с себя очарование рассказа о былых временах.

— Зачем, зачем, — передразнила волшебницу Касси. — Что ты какие вопросы задаешь? Ты что, его плохо знаешь, что ли? — скептически выгнула бровь воровка. И магэсса попалась.

— Нашел какую-нибудь швабру и строил ей куры! — рассерженная Тэффифи прищурила глаза и принялась — донельзя человеческим, тщательно, на генетическом уровне заученным жестом засучивать кружевные коротенькие рукавчики.

С плохо скрываемой радостью Касси проследила, как разгневанная волшебница подошла к цину с твердым намерением получить от него объяснения, когда и с кем он развлекался в столице Иберры (воровка решила не уточнять, что рассказываемая история произошла лет этак четыреста тому назад). Вот эльфийка приближается… Вот цин резко оборачивается — на его узкоглазой морде написаны выражения, которые добропорядочные романисты заменяют многоточием, вот он орёт что-то…

— Сделай что-нибудь, Тэф! — кричит Бу Дыщ. — Смотри, что эти […] удумали! Они ж нас заживо хоронят!!! — и ткнул пальцем в происходящее за Сферой Защиты.

Касси всмотрелась. Мамочки!!!

Зомби действительно заваливали защитную полусферу камнями и песком, вперемешку с собственными костями. Как пришла в их мертвые головы такая «гениальная» идея — ведают только боги, но было несомненно, что рано или поздно затея удастся. Скорее поздно — но когда-нибудь или камней станет слишком много, и полусфера расплющится под их весом; или пленники задохнутся, или умрут с голоду. Поздно… Но когда-нибудь обязательно.

Касси сглотнула ставшую вдруг вязкой и горькой слюну и — впервые в жизни — подумала, а не бросить ли ей добычу. Может, именно в этом ее шанс на спасение?

Полчаса размышлений (размышлял, в основном, грифон — о том, что с появлением в его жизни этих странных безхвостых двуногих проблемы вокруг множатся просто как кролики, а может, еще быстрее), попыток что-нибудь предпринять (Бу Дыщ усиленно ратовал за то, чтобы попробовать запытать воровку-козлоедку до смерти. Не то, чтобы это, по его собственному признанию, спасло бы от некромантской групповухи, но хоть нервы бы свои цинские успокоил…) закончились тем, что Тэффифи грозно потребовала тишины и приступила к плетению заклинания.

Старательно разровняв небольшой пятачок рядом с потухшим костерком, Тэффифи углём нарисовала какие-то магические закорючки, сосредоточилась, закрыла глаза и запела заклинание.

Эффект не замедлил случиться: Касси мрачно пронаблюдала, как часть мертвецов скукоживается в голубоватом пламени, обрушившемся на них с небес. Но только часть — остальные тупо и неотвратимо продолжали свое нехитрое дело, подтаскивая камни и гальку и засыпая магический шатёр, наращивая скальный уступ.

— А дальше? — отважился задать «крыдле» вопрос грифон. — Я думал, ты всех уничтожишь.

— Я предпочитаю действовать по собственной методе, — отрубила волшебница. Наслышанная о некоторых магических штучках Касси обратила внимание на выступивший на лбу Тэффифи пот, участившее дыхание и мелкое подрагивание рук. — Потом разберусь с остальными…

Потом. Вот только успеет ли Тэффифи?

— Нет, ну вы как хотите, а я начинаю ее пытать! — заорал Бу Дыщ и принялся стаскивать с пленницы сапоги.

* * *

Где-то в горах Восточного Шумерета

Мэтр Виг тихо плыл на мягком пушистом облачке над горными грядами и внимательно приглядывался к окружающей природе. То поднимется повыше, украдет яйцо из орлиного гнезда; то спустится в ущелье, вывернет камень и соберет разбегающихся в панике от незнакомого солнечного света жучков-личинок… Старый волшебник от всей души наслаждался неожиданной «полевой экскурсией». Он закинул пышный хвост седой длинной бороды за плечо и залихватски насвистывал какую-то песенку времен своей молодости.

Только одно смущало радужный полёт души и облачный — тела старого почтенного мага. Отсутствие Кота.

Тогда, после кратковременного сражения и долгого чаепития, Виг и не заметил, куда и как сбежал пушистый любимец. Был занят, поучая подрастающее поколение. Его секретарь, увы и ах, оказался приверженцем пацифизма: идеи, которой Виг сочувствовал настолько, что готов был оплатить похороны всем ее последователям. Другими словами, алхимик, вместо того, чтобы опустить забрало, поднять копье, начистить шпоры — вместо того, чтобы броситься в бой и добить противника, осмелившегося напасть на его, Вигово, магичество, предпочел… Вы не поверите! «Во всем подробно и спокойно разобраться»!!! Тьфу ты, пакость…

Виг был сторонником немедленных действий. Прибить кого-нибудь… Потом поднять в виде, скажем, духа, чтоб не особенно рыпался, и повелеть рассказать, каким образом цинам — и кому конкретно? — попало в загребущие лапы таинственное существо под названием «грифон»? Зачем в горы отпустили? Какие эксперименты злоумышляют? Почему, ну почему же — у цинцев грифон есть, а у Вига нет? Так нечестно!!!

И Виг коротко придавил дискуссию, которую вёл секретарь в присутствии мэтровых ушей, телепортировав своего помощника обратно в Башню. Потом Виг долго «кыс-кыскал» по кустам, плюнул, материализовал себе облачко и отправился на поиски таинственного крылатого зверя. Если интуиция не подводила, он должен быть где-то рядом… где-то тут…

* * *

Где-то рядом. Окрестности пещеры

Крепко зажав локтем изящную девичью ножку, Бу Дыщ осторожно принялся подносить орудие пытки к розовенькой пяточке.

— АААА!!! — заорала Касси, отчаянно стараясь вырвать пытуемую конечность.

— Да тьфу на тебя! — разозлился цинец. — Я ж еще не начал…

Нога вывернулась и зафиндюлила цинцу по затылку. От неожиданности Бу Дыщ выронил кисточку, второпях сооруженную из обломка ветки и остатков козлиной шкуры. Кисточка не замедлила распасться на части.

— Тэф, держи ее, — скомандовал цинец и отправился бродить между камнями, выискивая что-то более подходящее для пытки. Тэффифи, скрестив руки на груди, демонстративно проигнорировала его просьбу.

— А давайте, я вам другую историю расскажу! — предложила Касси.

— Нно? — буркнул Бу Дыщ.

— О своем достойном происхождении. Значит, восемнадцать лет назад в одной глухой Кавладорской деревушке…

— Что такое «Кавладорской»? — перебил грифон. Если бы кто-нибудь из присутствующих действительно разбирался бы в грифонах, он бы заметил, что кончик хвоста «Грини» подрагивает. А это верный признак, что крылатый зверь нервничает. А если грифон нервничает, он либо голоден, либо зол…

Грифон злился на самого себя: бросил бы в ручей этого странного узкоглазого двуногого, сейчас бы летел над горами, широко раскрыв крылья и наслаждаясь бьющим в грудь ветром… А теперь сиди тут, слушай самкины байки и жди, пока сгорят толпы вонючих серых останков… Фу…

— Кавладорской — значит, самой лучшей. Не перебивай меня, ширококрыленький. А то я забуду, о чем говорила. Значит, родилась я в Буренавии, в середине жутко холодной и снежной зимы…

Тэффифи фыркнула.

— Ура! — закричал Бу Дыщ, поднимая с земли какой-то обломочек. — Нашёл! Смотри, Тэф! Если мы правильно применим эту штуку, у нее начнется заражение крови!

Касси извернулась (Бу Дыщ, чтоб ему хорошо жилось, заново связал ей руки, и попытку освобождения пришлось начинать сначала) и посмотрела на штучку, которая больше всего напоминала очень старый ржавый наконечник стрелы.

— Тэф, держи ее, сейчас я буду ее резать.

— Этим?.. У тебя же нож за поясом. Почему бы им не воспользоваться? — выдвинула идею эльфийка.

— Не, нож жалко… Вдруг у нее кровь ядовитая, еще заржавеет. Щас я этой воришке антисанитарную обработку сделаю, — кровожадно облизнулся Бу Дыщ. Сделал шаг к лежащей на земле Касси…

— АААА!!! — завопила воровка.

— Да я же еще ничего не сделал!!! — возмутился Бу Дыщ.

— А я тут причем? — удивилась Касси. — Сам виноват. Говоришь, что пытаешь меня, вот я и кричу. Мое право. Хотя, конечно же, тяжело работать с дилетантом…

— С дилетантами всегда трудно, — согласился цинец. Спустя секунду нахмурился, изогнув широкие черные брови, понял, в чем была соль шутки, и почти взбесился: — Это кого ты называешь дилетантом?!!!

— Ну, — пожала плечиками Касси. Почувствовала, как слезает к шее спрятанное под рубашкой похищенное ожерелье, и чуть изменила позу. — Я, конечно, не привередничаю. Но ведь пытки всегда сопровождают допрос. Как задержанная по обвинению в краже куска козлиного мяса, я требую тщательного рассмотрения вопроса! Пусть меня допрашивают по всей строгости закона! Пусть!!

Бу оскалился и молча, не вступая в дискуссию, шагнул к босым ногам Касси, твердо намереваясь применить особо изысканную пытку щекоткой. Касси отчаянно завизжала.

Надо отдать должное всем участникам представления: воровка вырывалась и создавала неповторимый акустический фон (от которого магический полог трепетал, как вывешенное на просушку бельё под штормовым шквалистым ветром), палач-любитель целенаправленно и упорно пытался скрутить ей ноги; эльфийка, которая не выдержала такого явного доказательства неверности Бу Дыщ, перечисляя дробным шепотом рассерженной фурии всё то, что она с ним сделает, когда, наконец, выберется из-под зомбиево-кремниевой ловушки…

Грифон от всего этого быстро устал. И практически без всякого интереса посмотрел на странное маленькое (по сравнению с собой, любимым, или теми же человеками) хвостатое существо на четырех лапах, без крыльев, в плотной черно-белой пушистой шубке, которое совершенно необъяснимым способом очутилось рядом. Вот его не было — мгновение, и вот оно здесь, сидит, сверкая щелочками золотистых глаз, и издает громкие рокочущие, странно приятные звуки.

* * *

Снаружи

Если не обманывал помещающийся под спутанной седой шевелюрой и покусанным молью ночным колпаком магический компас, искомый зверь находился практически здесь. Виг повелел облаку опуститься на скалу и с любопытством рассмотрел безобразие, творящееся посреди гор.

Вид полуподжаренных мертвяков, угрюмо натаскивающих мусор на магический купол, ему не понравился. Не гигиенично, не вкусно, не практично. Купол, сам по себе… Скорее понравился: оценив работу коллеги по Искусству, Виг приблизительно прикинул расход Силы, необходимый для такого сооружения и степень владения заклинаниями… Если принять за гипотезу, что сооружалась Сфера Защиты быстро, в течение нескольких минут… Мда, молодец мальчик. Или девочка. Для своего возраста и уровня совсем неплохо…

Виг легким мазком Силы просканировал окрестности, с удовольствием убедился, что нашел правильное место — он почти видел за грудой камней и переливающейся магической полусферой силуэт рыжего лохматого крылатика, — и приступил к извлечению требуемого.

Ну, как тут было не пожалеть о том, что нет под рукой ни Черно-Белого Кота, ни надоедливо-правильного секретаря! Отправил бы его на Сферу, она б его сожгла — да и сама редуцировалась бы… А так сиди, жди, скучай в одиночестве — даже выпить не с кем…

Мэтр шевельнул длинным носом. Ухватил прибежавшую в голову идею. Потом…

Виг тщательно сосредоточился. в его руках материализовался кувшин — увесистый, покрытый седой паутиной. Виг со вздохом сожаления сорвал печати четырехсотлетней давности, осторожно пролил на камни десяток капель.

Какой бы ни был замечательный купол, запах выдержанного эльфийского вина он пропустил.

* * *

Внутри

Первым запах вина почувствовал Бу Дыщ. И — взвыл. то бишь взревел так, что голодный дракон по сравнению с ним должен был разве что записываться в детский хор.

— Выпустите меня отсюда!!!! Я ВИНА ХОЧУ!!!! — взвыл несчастный цинец и попытался головой прошибить купол пузыря. Какое там… только очередной раз голову ушиб…

— Это нечестно!!! Почему? Вино там, а я здеся??? Туда хочу!!!

Чуть сбоку грифон и воровка ошарашенно наблюдали за истерикой цинца.

— Скажи, все люди так любят это вино? — спросил грифон у Касси.

— А что я, что я, я сама в шоке…

Бу Дыщ заметил удивленную парочку и снизошел до объяснений.

— Чего уставились? да, я алкоголик… но я лечусь… вином… В больших количествах помогает…

Запах витал в воздухе, кружил голову. Бу окончательно озверел и начал кружить по полупрозрачному пузырю, пиная камни и прочий мусор, пытаясь вырваться наружу. Попал по чему-то не столь твердому, и, наконец, нашел выход бушующим эмоциям.

Тяжелым взглядом цинец уставился на экстатически мурлыкающего Кота. Черно-Белый щурил золотистые глаза на двуногих, мурчал и никого, что удивительно, не трогал.

— А ты что такое?!!!!! Как ты здесь оказался??

— Собственно, хороший вопрос, — поддержала воровка отвлечение от собственной драгоценной персоны.

— Пытали… — промяукал котик.

* * *

Снаружи

Мэтр Виг наблюдал за развитием ситуации и тщательно скрываемым сожалением об отсутствии секретаря. Зануда он, конечно, еще тот… Но вот был бы под рукой, так хоть поспорили бы, что прочнее — купол неведомого мага или энтузиазм нежити? Капельки вина постепенно высыхали. Когда истекло контрольное время, мэтр покачал головой, достал из субпространства в левом рукаве миску соленых огурчиков. Понюхал кувшин; убедился в том, что поморские соленья такого божественного напитка недостойны, и отправил кувшин подальше, в личные запасники. К соленостям полагалась буренавская пшеничная, кристальной перегонки. Мэтр достал огромную, квинциевую бутыль, от щедрого сердца откупорил ее и засёк время для второй пробы.

Если внутри существа, включая искомое, крылатое, лохматое и рыжее, обладают хоть подобием разума, они выберутся. А если нет… Отрицательный результат, как гласит алхимия, это очень даже неплохой результат.

* * *

Когда в руках незнакомого колдуна появилась плошка с огурчиками, у Бу Дыща затряслись руки. С воплем, в котором знающие язык Вечной Империи Ци разобрали бы «Да пошло оно всё на…!!!», цинец торпедировал головой защитный магический полог — и как раз в этот миг подействовало заклинание, подготовленное Тэффифи некоторое время назад.

Купол начал выворачиваться, свертывая внутрь себя отчаянно сопротивляющихся зомби и тонны камней. Грифон щелкнул хвостом и почувствовал себя гораздо спокойнее, Касси счастливо убедилась в том, что ей, как всегда, везёт, и приготовилась к побегу при первой же удобной возможности. Тэффифи, наоборот, задышала тяжело, будто на собственных хрупких плечиках держала всю эту груду (в каком-то смысле, так оно и было). А Бу Дыщ бросился к подножью скалы, на которой сидел невысокий, условного сложения старичок в старомодной мантии и древнем ночном колпаке:

— Дай водки, ну, дай водки… ну будь человеком… я уже дня три не пил!!!! Ужас… Дай водки, ну дай водки…

* * *

Дрессированная стайка канареек расстелила перед Вигом белую скатерть, куда начали конденсироваться из субпространства левого рукава квашенная вельба, капустка с брусничкой, сало, копчености… Виг налил первую стопочку (не спешите задавать вопрос, а была ли стопка. Магу раз плюнуть заморозить кусочек льда нужной стопкообразной формы. Плюнуть, собственно, фразеологизм, а не то, что вы подумали). Так вот, налил себе Виг стопочку водочки, выпил, закусил.

Счастливо улыбнулся — оказывается, под скалой, на которой вольготно расположился старый волшебник, успела собраться разношерстая компания, включая и искомого крылатого зверя. Виг прищелкнул пальцами, повелевая скале немного понизиться, расслышал вопрос, одобрительно хмыкнул, сотворил еще одну стопку и, наполнив ее до краев кристально чистым спиртом, протянул новому знакомцу.

Проследил, как прозрачная жидкость пустилась в предопределенный путь по цинскому пищеводу, желудку и далее. Без слов пододвинул к пасти страждущего закусь. Потом добро улыбнулся девушкам. Касси максимально осторожно, не делая резких движений, стряхнула стягивающий запястья ремень, перевернулась на четвереньки и теперь решала, куда бежать. С одной стороны, бежать придётся, и чем быстрее, тем верней не догонят. С другой стороны… они ж маги. Маги, чтоб им… А с третьей… Полежав на камнях и переволновавшись за исход сражения магии с мертвяками, девушка поняла, что замерзла. А первое средство против простуды… Правильно.

Касси смело приняла протянутую стариком прозрачную холодную стопочку, сделала осторожный глоточек. Своровала пару хрустких огурчиков и приготовилась. Не к чему-то конкретному, а просто так. Нюх подсказывал ей, что если в одном месте подобралась столь пёстрая компания, одной молодой симпатичной удачливой воровке обязательно удастся поиметь собственный интерес.

— Что я здесь делаю? — старик посмотрел на Тэффифи, задавшую вопрос, и расплылся в улыбке доброго дедушки. Одновременно маг тщательно сканировал ауру более не защищенного куполом грифона. — Да, собственно, ничего… Так, прогуляться вышел. А меня какой-то гад убить пытался. Вы, случайно, не знаете, кто это?

И Виг продемонстрировал собравшимся ссохшуюся голову побежденного соперника.

Грифону такое зрелище показалось крайне не аппетитным. В отличие от неведомых ярко-цветных и крайне ароматных кушаний на белой тряпке. К ним он принюхивался и осторожно примеривался, пытаясь угадать, как у этих ненормальных людей принято навязываться на угощение. ЧБК, стараясь держаться от хозяина подальше, тоже примеривался, внимательно оценивая грифона с разных ракурсов: он еще никогда не ел птичек такой величины…

Опрокинув в глотку еще пару стопок, Бу Дыщ несколько секунд разглядывал голову. А потом, собравшись с мыслями, ответил почтенному мэтру:

— Бедный Хай Вань… Я знал его когда-то…

В ссохшейся до размеров детского кулачка голове цинец узнал особу, приближенную к императору, а заодно и лучшего мага своего дядюшки. Добрых чувств к мумии он не питал: именно Хай Вань руководил операцией по захвату Бу. И если бы не грифон, стоял бы сейчас бедный цинец перед алтарём предков, а рядом рыдала бы от счастья дура Ой-Ай…

— Что, действительно такой бедный? — удивился маг.

— А зачем ему теперь богатство? Надеюсь, он хоть мучался перед смертью? А то как-то неудобно… Я ему обещал всевозможные муки, а тут… Слушай, налей еще, будь человеком…

— Он умер от жажды, — с доброй улыбкой ответствовал Виг, и подлил цинцу еще. И перешел к следующему пункту своего Генерального Плана по Изучению Неведомой Зверушки.

— А ты что такое, дружок? — спросил Виг. Присвистнул и хлопнул себя по ноге, как бы подзывая собаку. Грифон не отреагировал (вернее, он всего лишь недоуменно повернул голову), и старый криптозоолог сделал вывод: «не дрессированный». — Из эльфийского леса, вестимо?

Тэффифи, пытавшаяся шепотом причитать Бу Дыщу лекцию о вреде пьянства, снизошла до объяснений: нет, она в жизни не видела таких… э-э… экземпляров.

— Я — грифон! — гордо ответил «Гриня», привстал на все четыре ноги и захлопал крыльями (Черно-Белого Кота снесло небольшим порывом ветра).

— Грифонов не существует, — с прежней доброй улыбкой ответил Виг.

— Неправда! — возмутился грифон. — Вот же я, перед вами!

— Знаешь, орленок, — хитро прищурился Виг, — если хочешь, можем полететь ко мне домой. У меня прекрасная лаборатория, крепкие стены, надежные запоры… Я быстренько ампутирую тебе лишние ноги, будешь летать, как молодой орёл.

На это предложение Виг получил немного невежливые, но достаточно внятные объяснения грифона, что, во-первых, он не болен, во-вторых, не «орлёнок», не соколенок, вообще не птенчик, а вполне взрослый и самостоятельный грифон. Да, да, он есть и он существует. Услышавшая их диалог Тэффифи намекнула, обращаясь не к кому-то конкретно, а, скорее, горам вообще: она не допустит пленения свободного существа, даже не существующего, потому как это противно эльфийской морали единения и невмешательства в дела природы. Виг, нисколько не разочаровавшись тем, что его «гениальный» план завлечь испытуемого в лабораторию, сорвался, вежливо ответил, что всегда рад гостям, будь то друзья, духи, странствующие пилигримы, путешествующие прокуроры… Дескать, будете у нас в чащобе — и, посмотрев на Касси с участием и радушием любящего дедушки, предложил заглядывать на огонёк.

Короче, начала завязываться обычная застольная… ну, в данном конкретном случае, накаменная, беседа, которую большинство присутствующих сочли своим долгом сделать политически корректной и тактичной.

Разве что Черно-Белый Кот пребывал в состоянии крайней растерянности: не мог выбрать: съесть ему птичку сейчас. Или же заняться девушкой-воровкой, которая использовала краткий миг отдыха, чтобы оснастить свою персону оружием, негласно позаимствовав его у цинца и — крайне осторожно — у эльфийки. Оружия ЧБК не любил. Но вот самок…

А в это время….

* * *

Вечная Империя Ци. Тай-до. Приблизительно в то же самое время

Тай-до считался жемчужиной Вечной Империи Ци. Всего-то в нескольких часах пути от Нан-Пина, маленький городок стал приютом многих знатных фамилий (здесь им можно было возводить свои дворцы, не озираясь поминутно, а не превзошли ли они роскошью самого Императора), отставных генералов (которые тосковали по тишине и спокойствию; именно этого в Тай-до было навалом) и богатых купцов. А эта публика привозила с собой дочек, племянниц, крестниц, своячениц, сестер — короче, небольшую рать относительно молодых и, в массе своей, красивых особ женского пола в надежде устроить им выгодное замужество. О, какие матримонии иногда случались в чинном Тай-до! Какие сделки заключались между семьями женихов и невест! Какие были громкие свадьбы! Как крепко вцеплялись в выгодную «партию» обе стороны! Какой долгой и счастливой была семейная жизнь в маленьком Тай-до!

* * *

В почтенной семье Хай царило смятение. Глава рода, уважаемый маг Хай Вань, не вышел на сеанс вечерней телепатической связи со своей младшей женой, от чего та закатила истерику и сделала попытку совершить ритуальное убийство четырёх наложниц горячо любимого мужа. Количество жертв, увы, не поспособствовало качеству дела: когда младшая жена Хай Ваня, действуя строго в предписанных традициями рамках, предложила рабыням выбор между ядом, ножом, удавкой и мешком для утопления, на женской половине дома возник небольшой переполох. Закончился переполох разбитой вазой, обнаружением чьего-то любовника в стенном шкафу, совершенно, ну абсолютно, случайной кражей любимой туфли достопочтенного главы дома и пятью трупами.

Хай Вам, младший брат почтенного Хай Ваня, вызванный водворить порядок, укоризненно качал головой. Как это невежливо: заливать кровью стены и пол дома, когда хозяин изволит отсутствовать и не может лично насладиться зрелищем гибели любимой младшей жены…

Зрелище — зрелищем, но, господа хорошие, брат Вань действительно раньше не пропускал вечерние сеансы связи. Хай Вань, собственно, ради этого и взял в дом некрасивую сварливую девицу со слабыми магическими способностями; благодаря проведенным ритуалам ныне покойная могла «читать» мысли мужа, в какую бы далёкую и длительную командировку тот ни уезжал. Удобно — и отчёт господину Фу Ньонгу передать, и мужу убедиться в том, что дома хотя бы одна из жен хранит ему верность…

Уж не случилось бы чего с братцем Ванем, — рассуждал Хай Вам. К полуночи беспокойство Вама достигло такой силы, что почтенный брат главы дома не выдержал, пробрался в кабинет Ваня, где тот хранил свои магические принадлежности и стал смотреть в хрустальный шар.

Хрустальный шар тупо смотрел на Хай Вама.

Полчаса спустя, когда передали приказ появиться перед господином Фу Ньонгом, Вам пребывал в мрачной уверенности, что с братом случилась какая-то пакость.

Господин Фу Ньонг, высокий худой и желтый тип, с тощей бородкой и бородавкой под носом, которому было высказано предположение, лишь пожал плечами:

— Думай, что говоришь. Хай Вань — мой лучший маг. Мало кто из ныне живущих волшебников может противостоять ему в открытой схватке. Кроме, конечно, почтенного Чан Дзиня, или других придворных магов. Но Хай Вань, — и тут господин повысил голос, чтобы все, абсолютно ВСЕ могли услышать его благонадёжнейшие из речей, — НЕ СОБИРАЛСЯ ССОРИТЬСЯ С КОРОЛЕВСТВОМ Кавладор… тьфу ты! — сплюнул господин Фу Ньонг с отвращением. — Кто писал мне текст? Я спрашиваю, кто писал мне текст?

Начальник стражи упал на колени, и пробормотал что-то. Господин Фу Ньонг не собирался тратить свое личное время на подробности:

— К палачу.

Хай Вам и переполненный чувством собственного достоинства господин Фу пару минут помолчали, вслушиваясь в звуки перебежек по дворцовым переходам, удары убеждения следовать отданным свыше распоряжениям; потом звуки переместились в подвалы. Вот скрипнула, открываясь, дверь в пыточную…

— Кто это орёт? — поджал губы Фу.

— Любовник какой-то из наложниц моего брата.

Фу вслушался в звуки из глубин подвалов.

— Плохо палачи работают, плохо… Никакого творческого подхода. Одна грубая сила. Где тонкость, я вас спрашиваю? Где вдохновение? Где любовь к искусству? Я так надеялся, что племянник моей четвероюродной сестры со стороны свободной бабушки пятиюродного брата второго мужа единокровной сестры моего дедушки Бу Дыщ возродит старые традиции. Я так ждал, что после его возвращения старое, забытое искусство физической расправы обретёт шестое дыхание… И что же?

— Что, господин? — сочувствующе спросил Хай Вам.

— И ничего! Хай Вань сказал, что почти нашёл его — и вот ты приносишь весть о том, что Вань пропал! Долго ли мне еще ждать свадьбы единственного и неповторимого обожаемого и дорогого сердцу племянника четвероюродной сестры со стороны свободной бабушки пятиюродного брата второго мужа единокровной сестры моего дедушки и моей милой воспитанницы Ой-Ай!.. Восемь поисковых отрядов — восемь! Это только в горах… И где результат? — начал впадать в бешенство Фу Ньонг. — Где, тебя, козёл, спрашиваю, результат?

Хай Вам, которого Фу Ньонг поднял за воротник, почувствовал, что сейчас его поиск истины и справедливости рискует закончиться перекрытием шейной артерии, а там и до апоплексии недалеко…

— Ты отправишься на поиски Хай Ваня. И без Бу Дыща ни ты, ни он не смейте появляться мне на глаза. — Фу брезгливо уронил Хай Вама на пол.

— Да, господин, — привычно согнулся в поклоне Хай Вам.

— А на место главного евнуха я временно подыщу кого-нибудь порасторопнее тебя…

— Конечно, господин, — поспешил согнуться еще ниже Хай Вам, пряча покосившееся от бурных эмоций лицо.

В свое время младший из братьев Хай предпочел забросить глубокое изучение магии ради административной, легко достижимой должности. Но способности не пропьешь, не отрежешь, и, сделав удачную карьеру на женской половине дома господина Фу, Хай Вам сумел подловить старшего брата на обещании раскрыть перед младшим родственником тайны Магии Жизни и Смерти. Особенно активно тренировался Хай Вам на забытых эльфийских заклинаниях. Всё надеялся открыть секрет регенерации, бедняга.

* * *

Чудурский лес. Башня. Приблизительно в то же самое время

Фриолар, насвистывая что-то себе под нос, достал очередной словарь и принялся листать страницы в поисках нужного слова. Перевод бумаг, обнаруженных на месте достопамятного сражения, как и предполагал юный алхимик, преподнёс сюрпризы.

Во-первых, Фриолар, наконец-то разобрался, кого искали наёмники. Непонятно только, почему цинского принца ищут на границе Кавладора и Иберры… Но чего еще ждать от цинцев, у них все, не как у людей.

Во-вторых, и это открытие Фриолара не порадовало, искали-то с самыми благоприятными намерениями. В посланиях покойному цинскому магу не двусмысленно подчеркивалось, что вреда типа усечения членов этому самому искомому объекту ни в коем случае причинять нельзя. Доставить в целости и сохранности. Зачем — не совсем понятно, а вот личность заказчика начала вырисовываться.

Ну, а третьим итогом шебуршания в бумагах стало таинственное заклинание. Сути его Фриолар пока не понял, но был уверен, что мэтр Виг, наплевавший на библиотечный поиск и анализ первоисточников, помрёт от зависти, что такое чудо магического Искусства отыскал не он сам.

Фриолар осторожно развернул свиток рисовой бумаги, всмотрелся в очередной иероглиф. Сверился со словарем. Как же это перевести? «Летать со смертью»? нет, кажется, должна быть другая грамматическая конструкция. «Летучая смерть»? нет, не звучит… а эту фразу как перевести? «Сущность вещества», или же «щепка»? бр-р. Может, вообще, в данном контексте это должно означать «уголёк»? или «молния»?

Фриолар несколько раз громко проговорил фразу, сначала по-цински, потом — по-Кавладорски, добиваясь звучности переведенного текста. С опаской покосился на раздавшееся от стеллажей с магическим хламом дребезжание. На всякий случай замолчал. Дребезжание прекратилось.

Хоть Черно-Белый Кот и сгинул где-то в горах — чему Фриолар был очень, очень, очень рад, — в Башне и без него странностей хватало. Так что, на всякий случай, ФРиолар не стал озвучивать перевод вслух. Но, собственно, и того, что уже было сказано, оказалось достаточно.

* * *

Где-то. Тогда же

Первый пилот Джонс сверился с диспетчером Базы и велел второму пилоту Смиту готовится к посадке. тот послушно защелкал тумблерами, переключателями и прочей клавиатурой, прилагающейся к суперсовременному истребителю. Внезапно скорость авиаконструкции, и без того немаленькая, увеличилась; перегрузка вдавила пилотов в кресла. В ушах и Джонса, и Смита, зазвенело-загудело… Яркая точка на дисплее, обозначающее положение «Летающей крепости» на карте, замерла — потому как истребитель на всей сумасшедшей скорости летел не куда-то в сторону, а строго вертикально вниз.

— Благодарю тебя, Господи, — прошептал Смит, — что позволил умереть на работе.

* * *

Джонс вопил. Самолет падал.

Зрение пилотов еще работало, отмечая мелкие, незначительные подробности, касающиеся места будущей авиакатастрофы.

Горы. Речушка плещется по камушкам, над ней — гранитные отвесные скалы, какие-то люди устраивают пикник на свежем воздухе. Не только люди — вот у них собачка какая-то странная. Рыжая. Крупная. Выше человека. Крылатая.

* * *

Восточный Шумерет. Пещера грифона.

Касси не была любительницей спиртного, но решила не отбиваться от компании. Потягивая пшеничную водку микроскопически маленькими глоточками, девушка откинулась, облокотившись на камни. Поэтому она первой увидела, как с неба на них несется… НЕЧТО. И завизжала.

Виг отвлекся от пространных и несколько бессвязных объяснений запутанных толкований чего-то строго научного. Недоуменно посмотрел вверх: с неба стремительно падало что-то огромное, серое и явно со злобными намерениями.

Черно-Белый Кот тоже посмотрел вверх. Понял, что времени на размышления практически нет, и начал действовать.

Он бросился на шею грифону длиннющим затяжным прыжком и заорал нечеловеческим голосом — «Спаси МЕНЯЯЯУУУУ!!!!!!!!»

Грифон, который принимал маленького (по сравнению с собой, конечно) зверька за детёныша, оказывается, обладал развитым родительским инстинктом. К тому же приближающееся с нарастающим гулом НЕЧТО остро напомнило родной грифоний мир — от таких больших хищников ничего, кроме беды, ждать не приходилось. «Гриня» рывком расправил крылья, автоматически уклоняясь от опасности.

ЧБК же увидел на шее грифона какие-то висюльки и обнаружил, что воровской инстинкт у него явно доминирует над инстинктом самосохранения. Вцепившись когтями в плотную шерсть своего спасителя, ЧБК сомкнул челюсти на том, что в кошачье-кадаврем представлении соответствовало драгоценностям короны.

Всё это произошло за пару-тройку секунд — именно тех, что потребовались мэтру Вигу донести, наконец, очередную стопку до глотки, выпить, встряхнуться и подумать о спасении собственной жизни. Маг выбросил огромную шаровую молнию, долженствующую не сбить, так отклонить курс стремительно приближающегося НЕЧТО.

Эльфийка в тот же момент кастанула что-то своё, пожалуй, еще круче.

И, согласно теории невероятностей, утверждающей, что дерьмо — оно того, случается… — оба заклятия пересеклись именно в той точке пространства и времени, в которой сейчас не повезло находиться грифону с Черно-Белым Котом на шее.

Грифон, рассчитывая на амулет, не боялся молний. Поэтому принял оба магических потока грудью.

Он не учел того, что на любой амулет отрицательно влияет слюна того кота, во рту которого этот амулет находится.

Три магии притянулись друг к другу.

Пошипели.

Отверглись.

Грянул взрыв.

* * *

Где-то. Две минуты спустя

Жуткий взрыв, прогремевший в горах, которые не должны были находиться под истребителем, который не должен был падать, создал ударную волну такой силы, что самолёт пару раз перевернулся носом вверх, и, что уж совсем никакими теориями не объяснимо, выровнялся.

— Ты видел?.. — посиневшими губами спросил первый пилот Джонс второго пилота Смита.

Смит только и смог, что издать невнятное попискивание. Перед глазами его мелькали 449 страниц первичного психиатрического теста на устойчивость к внешним воздействиям.

Перед глазами Джонса, кроме вернувшихся в реальность милых и родных показателей приборов (нормальных — и приборов, и показателей), нормальных облаков и нормальной, тоже родной, Базы с нормальной посадочной полосой, стояло очень-очень белое и мягкое видение комнаты, которая прилагается к смирительной рубашке.

— Я тоже ничего не видел, — уверенным, приказным тоном объявил Джонс.

Смит пискнул еще раз.

* * *

Восточный Шумерет. Пещера грифона. За полсекунды до взрыва и непосредственно после

Бу Дыщ осторожно опустил бутылку. Несколько раз хлопнул глазами — еще более узкими и косыми, чем обычно, и медленно втянул в себя выпитую жидкость. Приходилось туго. Очень туго. Практически в одиночку одолеть более шестисот жидких унций — дело само по себе нелегкое. А тут еще мешают всякие… Цинец осторожно осмотрелся. На него сверху спускалось что-то огромное, серое… Но слава всем цинским богам — этот Нечто не получит буренавской пшеничной! Бу Дыщ доблестно ее спас! Цинец, покачнулся, прилёг, испытывая крайнюю усталость. Но, сознавая свой долг перед человечеством, доблестно пополз к людям в поисках какой-нибудь другой бутыли, поджидавшей очередь на спасение.

Именно в этот момент взрыв сгустка магии расцвел ярко-голубым, лазоревым и ультрафиолетовым. Ударная волна отшвырнула огромное падающее НЕЧТО, так и не дав с ним поближе познакомиться. Ну да боги с ним.

Сухонькое щуплое тело Вига тоже отлетело в сторону; приземлилось на кучу щебня и прошлогодней травы. Некоторое время маг полежал, потом, кряхтя, осторожно начал подниматься. С трудом разогнул отбитую спину. Поправил колпак на голове. И начал искать виноватых.

— Ты, остроухая!! Ты чего делаешь, твою… на… через….ю…….!!! Ты в какой школе училась! Ты магию… или….?!!!!!!

Эльфийка, тоже познакомившаяся с материальной сущностью планеты некоторой хорошо развитой мышцей чуть пониже спины, не замедлила с ответом:

— Ты, старый……!!!!!!!

А потом, не тратя слов, перешла к излюбленным заклинаниям. Завела руку к плечу, резко выпрямила.

Маг едва успел выставить вперед скрюченные для ответного заклинания пальцы. По идее, эльфийский огненный поток должен был натолкнуться на упругую стену воздуха и отрикошетить обратно, сжигая магэссу.

Однако ни у Вига, ни у Тэффифи, никакой магии не вышло.

Касси с интересом понаблюдала за этой сценкой. Убедившись, что опасное Нечто не угрожает целостности ее жизни и сохранности сворованного имущества, немного расслабившись после дозы национального буренавского напитка, воровка пропустила тот момент, когда эльфийка обнаружила пропажу стилета, который сейчас благополучно пребывал у Касси за пазухой. И потому едва успела увернуться от атаковавшей ее эльфийки. Касси побежала, пытаясь спрятаться за массивной фигурой грифона, Тэффифи бросилась за ней, споткнулась о мирно покачивающегося Бу Дыща, и обе девушки, грифон и Черно-Белый Кот кубарем полетели на старика.

— АААА!!! — вопил Виг, вылезая из-под навалившихся на него тел. — Отлезьте от меня, придурки! Я лицо традиционной ориентации! Отвяньте, не то прокляну!

Тут старик обнаружил, что одно из тел явно принадлежит молодой красивой женщине, и прекратил отбиваться усиленно, продолжая трепыхаться для проформы.

Магия возвращалась очень медленно. Пинаться-брыкаться наравне с молодёжью не получалось, потому что, во-первых, мешал возраст, а во-вторых, ползучий цинец, вылакавший-таки всю — ВСЮ! — водку один, лежал пластом и собирал драконью долю воспитательных воздействий, предназначавшихся общественности.

— Так, — наконец, освободился маг. Обвел всех грозным взглядом. — В связи с чрезвычайными обстоятельствами принимаю решение рвать отсюда когти. Поверьте моему опыту, ребятки. Если с неба что-то падает, — маг стряхнул с плеча старую высохшую кляксу птичьего помета. — То по осени оно летит клином.

Касси тихонько кляла себя, что недооценила эльфийскую настойчивость. Краем уха воровка слышала, что лет до ста эльфы — очень безалаберный народ. «Сколько ж этой стерве лет?» — думала Касси, пока Тэффифи обыскивала ее на предмет похищенного стилета. На всякий случай искательница приключений притворилась, что она без сознания.

— Ты, как тебя, грифон, — приступил Виг к раздаче указаний. — Проводишь разведку с воздуха. Ты, тело, как тебя…. — попинал мэтр Бу Дыща, добившись лишь невнятного посыла на…

— Можно, можно я сделаю ему искусственное дыхание! — выдвинулся Черно-Белый Кот. Впрочем, выдвинулся — громко сказано. Кот нежно обнимал своего спасителя за шею, пытаясь хотя бы нежностью своей отвлечь грифончика от вопроса, что случилось с амулетом от молний.

— Можно. И той барышне тоже…

* * *

Вечная Империя Ци. Тай-до

Сури-Мей сидела в уголке, на двенадцати шёлковых подушках и скромно шмыгала носиком. Госпожа Крапива и госпожа Плющ покачивали прическами в такт песни, исполняемой Ой-Ай. Обе почтенные матроны улыбались: госпожа Крапива гримасой сушёной воблы, госпожа Плющ расцвела чем-то приторным вроде приманки для мух. Господин Фу Ньонг, восседая на почётном месте, тоже покачивал бородкой и бородавкой. Дочь почившего горячо любимого и тщательно обобранного компаньона рьяно щипала струны старинного цинского инструмента и старательно выводила рулады о несбыточной любви и тоскующем сердце. От пронзительного голоса юной барышни Лай пошёл трещинами лак на ближайшем чайном столике; от резонанса очередного аккорда, особенно цепко захваченного девичьей рукой на безответном инструменте, порвалась бумажная стена… Сури-Мей прикусила нижнюю губку, мучаясь от зависти к подруге: какое мастерство! какое вдохновение!

Ой-Ай поднапряглась; глазки у нее закатились, когда она взяла высокую ноту финальной коды… В саду господина Фу Ньонга начали осыпаться лепестки хризантем… Треснула очередная фарфоровая ваза… упала наземь сбитая звуковой волной ворона… А Ой-Ай всё тянула и тянула… Камни садовых дорожек начали лопаться и рассыпаться песком…

Госпожи Крапива и Плющ одобрительно захлопали веерами. Господин Фу Ньонг дождался финала, осторожно промокнул уголки глаз от выступивших слёз простого человеческого счастья, прижал руки к сердцу и всхлипнул:

— О моя нежная птичка! Какое мастерство! Какой талант! Хай Вам! Хай Вам! — окликнул господин своего доверенного слугу. Хай Вам вынул затычки из ушей и осмелился выйти на середину чайной комнаты. Степенно поклонился хозяину дома.

— Хай Вам! Немедленно принеси сюда мой подарок моей драгоценной Ой-Ай! немедленно!

Хай Вам еще раз согнул спину, достал из рукава припасенный футляр черного лака и с надлежащей угодливой улыбкой протянул господину Фу.

У жён при виде извлеченного из футляра драгоценного ожерелья разом увеличилось слюноотделение и уменьшилось сердцебиение.

— Душечка Ой-Ай! — защебетала Плющ. — Какой роскошный подарок!

— Спасибо, господин Фу, — согнулась в подобающе низком поклоне Ой-Ай. От приятной неожиданности и великолепия подарка у нее раскраснелись не только скуластые щёчки, но и милые оттопыренные ушки.

— Как подойдёт это украшение к твоему свадебному наряду! — поспешила вплести свой голосок в хор восхвалений щедрости господина Фу и таланта барышни Ой-Ай ее подруга. Крапива моментально шикнула на дочку, но было уже поздно: как орёл роняет черепаху на придорожный камень, так возвышенное настроение Ой-Ай моментально сменилось своей противоположностью.

Губки девушки скривились, ушки покраснели еще сильнее, косоватенькие глазки закрылись реденькими ресничками, и раздалось заунывное хныканье…

Крапива, Плющ и Сури-Мей мигом окружили несчастную и принялись ее утешать.

— Не плачь, дорогая… Не плачь, милая…

Господин Фу подпрыгивал на своем величественном, подобающем главе дома, кресле, не зная, как бы половчее нарушить ритуал выражения женской солидарности.

— Я никогда… ик! — прервала свой плач Ой-Ай. — Никог…да… не выйду замуж… нико… ик! да… Где… ик! мой милый Бу Дыщ!!! где… мой же… ик! них!..

— Я его почти нашёл, Ой, — поёрзал на своем месте Фу Ньонг. — Хай Вам, ведь ты нашёл его?

— Прилагаю все усилия к достижению цели, господин, — степенно и с достоинством ответствовал Хай.

Ой-Ай никак не могла успокоиться. И в самом деле — мыслимо ли! вот уже без малого год кормить заждавшуюся невесту сказками о погонях и почти-почти совсем уже пойманном женихе!

Прочитав в глазах жён и дочери укоризну своей нерасторопности, господин Фу Ньонг мигом вспомнил о других неотложных делах и поспешил покинуть чайную комнату.

* * *

Восточный Шумерет. Пещера грифона

Касси старалась лежать неподвижно, радуясь отсутствию магических способностей у двух самых компетентных и сознательных из обманываемых лиц. Правда, когда ее попыталась облизать противная мохнато-усатая морда, девушка не выдержала, подскочила, отплевываясь — и чуть не наступила на цинца. Цинец полусидел-полулежал, источая неистовый аромат пшеничной водки, и пытался петь. Горы тряслись от издаваемых Бу Дыщем звуков…

Грифон, очумев окончательно от столь жуткого мельтешения двуногих, осторожно поскреб когтем правой передней лапы грудь. С недоумением посмотрел на зажеванный обрывок шнура, на котором до недавнего времени держался антимолниевый амулет. Посмотрел на Кота. Нахмурился.

Котик, покончив с реанимацией барышни, подобрал лапки, обвил их хвостиком и невинным взглядом уставился на рыжего грифона. Тот посмотрел. Подумал. Ласково, и даже, можно сказать, нежно, заключил нос зверушки между створками своего бритвенно-острого клюва. ЧБК заверещал. Потом вонзил когти правой верхней лапы грифону прямо в ноздрю. Грифон инстинктивно взвыл. Коротенько, но ЧБК хватило, чтобы отскочить в сторону.

Впрочем, Котик мигом бросился назад, на шею «Грине».

— Мучай меня еще! Еще, мяуконький! Еще!!!!!

Виг с умилением понаблюдал сцену взаимных разборок, в очередной раз сожалея об отсутствии секретаря — с тем было приятно заключать пари о том, когда ж и кто прибьет ЧБК. Потом вернулся к более насущным вопросам.

— Как ты думаешь, милое дитя, лучше растительное или животное?

— Что растительное и что животное? — не поняла Тэффифи.

— Зелье для восстановления магического потенциала. Я знаю два рецепта. Растительное, увы, может не получиться — некоторые травы здесь трудно найти, они растут только на Востоке. А животное… Я-то привычный, а вот некоторые слабовольные дамочки падают в обморок, когда пьют взвар из бешеного молочка со смесью белка гадючьих яиц и лягушачьей икры… Ты как? или потранспортируем тело этого выпивохи на птичке? Или все же вернем себе часть магии? я, конечно, понимаю, что Сила вернется… Но на этой полянке, похоже, ее сильно перемкнуло. — Виг неодобрительно посмотрел на то, как огромный грифон гоняется за маленьким ЧБК. — И я так думаю, что задерживаться здесь не стоит. Пошли-ка отсюда. А то дружки высушенного Хай Ваня нас догонят.

В ажиотаже погони ЧБК залетел в пещерку грифона. Врезался в какие-то травки, глиняные черепочки, которые могло сделать только существо с когтями вместо пальцев. Сгрыз чье-то подкопченное мясо — не всё, но ЧБК очень старался понадкусывать как можно больше и как можно больше кусков уронить на пол, в пыль и мусор. Наконец, то, что Кот не сумел отправить внутрь себя, он побил, уронил — короче, оттянулся во всю кадаврью душу.

«Гриня» залетел в пещеру. Увидел. Взъярился. Примерился, как бы точнее попасть ЧБК в череп. Развел крылья и понёсся на тварь.

Черно-Белый Кот проскользнул низом. Выскочил, пометался, не делая, впрочем, попытки отвлечь господ волшебников (мало ли, когда к ним вернётся Сила, но то, что Котик их поцарапал, вспомнят точно), увернулся от Бу Дыща, попытавшегося закусить кошкой (взыграли кулинарные детские пристрастия), и спрятался под валяющейся «в отключке» Касси.

Грифон потряс головой, справляясь от небольшого потрясения, вызванного столкновения с гранитной стеночкой. Выскочил наружу и атаковал воровку.

— Дети, дети, не надо! — отвлёкся Виг от размышлений на зельеведческие темы. — Помиритесь и живите дружно!

Грифон сердито прошипел что-то нелицеприятное о старых крыдлах. Кот демонстративно напрягся и выплюнул что-то, в чем обладатель какой-нибудь совершенно запредельной фантазии смог бы опознать грифонов амулет. Тэффифи успокаивающе положила руку грифону на крыло: мол, не печалься, у меня есть план, как тебе помочь. Воспользовавшись моментом, эльфийка наступила Коту на хвост, отчего тот заорал примерно мерзким голосом.

Бу Дыщ, пытавшийся вытянуть в одиночку знаменитый хит всех цинских времен и народов о шумящих камышовых зарослях и глухом времени суток, обиделся, что его творчество так грубо и неделикатно прервали. Он с большим трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел, куда глаза глядят.

Глядели они в горизонт. Только вот в горах горизонт того… малость прерывается вертикальными склонами.

* * *

— Уходит! Уходит! — всполошился мэтр, безнадежно запоздав. — КУда ты смотрела, деточка! — укоризненно обратился мэтр к Тэффифи. — Испытуемый ушел! на ком теперь будем калибровать дозировку зелья?!!

Испытующий взгляд старого волшебника скользнул по тем, кто пока оставался на полянке перед пещеркой. Касси на всякий случай тоже посмотрела, обнаружила как минимум сотню отличий между собой и остальными собравшимися, и как-то очень быстро сообразила, кто является следующим человекообразным кандидатом в испытатели.

— Мэтр, — привычно начала ездку по ушам девушка-воровка. — Как же вы собираетесь варить зелье, если здесь ничего нет!

Мэтр похлопал себя по карманам и согласился. действительно, под руками ничего нет — кроме пуговицы, невесть как завалявшейся в недрах волшебниковой мантии (все остальное пряталось в субпространство в левом рукаве. Увы, для того, чтобы добраться до того склада, требовалась магия).

— Деточка, — обратился Виг к добросовестной и, как ему показалось, инициативной помощнице. — Вот ты мне и достанешь — запоминай: косточку из левого крыла вОрона, мозг летучей мыши, восемь капель крови девственницы и золотую чашу с толщиной стенок не менее полупальца. Ты, — обратился мэтр к ЧБК, — будь добр, отыщи гнездо гадюки. А ты, крылатый, — обратился мэтр к грифону, — если будет желание, помоги кому-нибудь.

— Не волнуйся, — обратился мэтр к Тэффифи, чтоб эльфийка вдруг не подумала, что о ней забыли. — Сейчас сварим зелье, и Сила к нам вернётся.

Грифон подумал над предложением старого крыдла. потом решил уточнить:

— А что такое девственница?

По загоревшимся глазам Кота Касси догадалась, что на этот вопрос лучше ответить ей.

* * *

Ниже по течению ручья

Бу Дыщ плыл по течению, булькая в унисон с ручейком. Прикрыл глаза, потому как от выпитого почему-то начало клонить в сон. Во сне Бу видел милых и прекрасных дам, которые склонились над ним, обнимая, соблазнительно улыбаясь, примериваясь, как бы половчее поцеловать покрепче… Кто-то вцепился в плечо, и Бу обрадовался, надеясь, что раз пошло такое везение — дармовая выпивка, то и другая его мечта вот-вот исполнится.

— Тяни его, — сказала во сне Тэффифи другой, такой же Тэффифи. Только не блондинке, а брюнетке. Почему-то басом и по-цински.

— Наконец-то, — ответила Тэффифи-брюнетка хриплым срывающимся тенорком. — Вот господин Фу обрадуется…

Два здоровяка радостно тащили неспособного к сопротивлению Бу Дыща куда-то вверх по склону…

* * *

Бывшая пещера грифона. Полчаса спустя

Грифон взволнованно шевелил ушами, пытаясь осмыслить всю ту сложную многоэтапную конструкцию, которую ему объяснила Касси. Уверившись, что грифон как минимум обезврежен, воровка вскарабкалась ему на заплечье, вцепилась в шерсть и скомандовала взлетать. Старик суетился рядом, продолжая подсказывать, где лучше всего собирать ингредиенты для своего магического варева.

«Жди, старый», — ухмылялась в глубине души воровка. Она тайком проверила, как держится на шее похищенное ожерелье. Подсчитала, за какое время летающий зверь домчит ее до обитаемых областей Иберры. Сколько за этого «птичку» можно выручить, если продать в зоопарк… Настроение у Касси стало замечательным. — «Жди меня, и я вернусь».

— Возвращайся, возвращайся, — покивал Виг. — Говорю же: коллегам, друзьям и духам вход в Башню свободный…

Уже почти отлетающий на поиски составляющих волшебникова варева грифон вдруг принял еще один вес. Небольшой. Касси обернулась, смерила взглядом Тэффифи, убедилась в том, что фигуры у них почти одинаковы, а вожделенное платье еще не пострадало… И не стала спихивать эльфийку наземь.

Виг помахал рукой — желая удачи поисковому, как он думал, отряду.

Грифон расправил крылья и заложил крутой вираж. Девушки коротенько взвизгнули, и «Гриня», приняв это за поощрение, продемонстрировал с десяток чудес высшего грифоньего пилотажа. Касси, зажмурившись, каялась, что так плотно пообедала, а Тэффифи…

У эльфов, как известно, прекрасный вестибулярный аппарат. И, что тоже известно, острое чувство прекрасного. Другими словами, посмотрев сверху на беспорядок, учиненный сначала мертвецами, потом взрывами, потом кошачье-грифоньими гонками, эльфийка возмутилась и решила что-то исправить. Сосредоточившись (хоть и было это нелегко, учитывая, что грифон отрывался в воздушной стихии по полной программе), Тэффифи прищелкнула пальцами, проговорив заклинание, возвращающее приличный облик полуразрушенному ущелью.

Заклинание сорвалось легкой эфирной тенью. Опустилось, натыкаясь на торчащие, фигурально выражаясь, ошметки силовых полей замкнувшей магии. Как-то сработало.

К сожалению, эффект от столкновения трех типов магий на местности вокруг пещеры, еще продолжал воздействие на всё, происходящее рядом. Тэффифи и Касси, взнуздав грифона, всё дальше и дальше удалялись на поиски пропавшего цина, а мэтр…

А мэтр, собственно, и попал под эффект деформированного заклинания. Пожилой волшебник попробовал было объяснить воровке, что приспособления для забора чужой крови у него с собой (после очередного похлопывания по карманам отыскался крохотулечный, с ноготок, хрустальный флакончик с микроскопической, не толще суровой нити, змейкой внутри). Заметил, что его никто не слушает. Скептически поджал губы и лично приступил к сбору ингредиентов.

(Черно-Белый Кот, угадавший, кого волшебник будет просить о помощи, дипломатично куда-то исчез).

Виг отыскал под камнями гадюку, воспользовавшись каким-то острым каменным обломком, деловито отчекрыжил ей голову с ядовитыми зубами, освежевал и подвесил над угасающим костерком.

Появившихся цинцев мэтр приветствовал спокойным помахиванием руки и вежливым, хотя и не очень чистосердечным, приглашением разделить скромную трапезу.

Цинцы же, возбужденно лопоча, набросились на почтенного старика.

Виг пытался догадаться, что ж ненормальным надо. О цинском языке он знал приблизительно то же, что среднестатистический викинг — о законности. Догадывался о существовании, но не более. В очередной раз пожалев о том, что слишком быстро отправил секретаря в теплое, сухое, уютное жилище, мэтр попытался сбежать и самостоятельно достигнуть своей Башни.

За что был крепко связан, упакован в надежные кожаные ремни с головы до ног, погружен на какую-то сомнительную тележку и оттранспортирован в неизвестном направлении.

Если бы Виг дал себе труд изучить цинский язык, он был легко расшифровал причину хорошего настроения у наемников, его похитивших.

Они, наконец-то поймали племянника господина Фу! Пусть и утратил несчастный человеческую речь, пусть и выросла у него неведомо как длинная, до пояса, борода, пусть и замаскировался беглец в старую, потёртую мантию волшебника, но лицом и телосложением был точь-в-точь как на картинке, розданной родственниками пропавшего Бу Дыща для опознания.

* * *

Мэтр Виг почувствовал слабенький приток Силы, когда похитившие его болваны отошли от пещерки на пару лиг. Волшебник обрадовался, завозился, пытаясь освободить пальцы от пут и колдануть, наконец, хоть по прыщу на каждую задницу его поймавшим. Наемники отреагировали крайне неадекватно: они саданули почтенного мэтра по макушке, от чего последовало крайне глубокая потеря сознания.

* * *

Где-то в горах

Черно-Белый Кот мягкими лапочками спешил вдоль по камешкам, вдоль речки, куда глаза глядят. какой-то из инстинктов вёл его туда, где происходило что-то очень и очень нехорошее.

Кадаврий инстинкт снова оказался на высоте.

Рядом с горным ручейком лежало в свободных позах несколько трупов. Обнюхав несколько павших тел, Кот пожалел, что ему снова достались трупы, а зрелище убиения так и осталось не познанным. Помяукал от разочарования. На всякий случай пометил территорию — типа, я здесь был, и лучше вам сюда не соваться. Потом поспешил туда, куда, как подсказывало обоняние, унесли что-то со следами хорошего алкогольного отравления.

Кот не одно столетие прожил в башне мэтра Вига, поэтому знал: когда тот угощает кого-то своей любимой, буренавского производства пшеничной водкой, эффект долгоиграющий и приводящий к разнообразным последствиям.

Неслышным шагом Кот поспешил вслед за тем, что могло обеспечить ему новые развлечения.

Рядом точно был ОН. Настоящий эль-джаладский ковёр, ручной работы, натуральной краски, полмиллиона узелков на квадратную ладонь, в меру потёртый, полный свеженьких молевых личинок…

Последние полсотни кошачьих шажков, и искомое, наконец, попалось.

Сгущались вечерние сумерки. Кот лежал несколькими локтями выше, на скалах, и наблюдал, как два неказистых цинца в потертой одежде расположились на ночлег. Ковер вместе с завернутым в нем чем-то храпящим и испускающим аромат крепчайшего перегара, люди положили рядом с собой.

Что ж… Это был их собственный выбор.

Когда настала ночь, Кот осторожно спустился и уселся точно на грудь первого человека.

Человек открыл глаза. Увидел два золотистых мерцающих огонька…Мерцающих… мерцающих…

Когда сознание частично вернулось сначала в первую, потом во вторую наемнические головы, всё еще была ночь. Сборы были недолгими. Наемники вскинули на плечи свернутый ковёр вместе с Бу Дыщем и вцепившимся всеми когтями в добычу Котом; и, мня себя всесильными и всемогущими, не пошли — чихать они теперь хотели на усталость! — побежали.

Кот довольно улыбался. Мерное покачивание успокаивало и убаюкивало. Оставалось только поддерживать внушение, что, во-первых, оба стражника теперь почти бессмертные и могущественные вампиры, и, во-вторых, что эти конкретные вампиры не боятся ни солнечного света, ни серебра — а только кошачьих когтей.

Вот так и отправился Черно-Белый Кот на поиски приключений. В глубине кадаврьей души алым цветком зрела уверенность, что день, два — максимум полтора столетия путешествий, и Черно-Белый непризнанный поэт соберет-таки вдохновения чтобы написать шедевр. Скажем, пару-тройку тысяч сонетов под единым названием «Повесть о настоящем Мяу»…

* * *

Южный Шумерет. В одном дневном переходе от Аль-Миридо

— Давайте же я расскажу вам о чем-нибудь, — ныла Касси.

Тэффифи застонала и попыталась в очередной раз сбросить наглую девицу с грифоньей спины. «Гриня», которому суммарный вес человеческих самок уже не казался легким, попросил не ёрзать, и, чтобы успокоить пассажирок, заложил крутой вираж по направлению к земле. Девушки повизжали, вцепились покрепче и временно примолкли.

— Ну, давайте я вам что-нибудь расскажу, — заныла Касси спустя две минуты.

— Прекрати. Мы тебя даже пытать не начали, — ответила эльфийка. Знал бы кто, как она ненавидела сейчас эксперименты в области магии! Как не хватало привычного ощущения Силы, пульсирующей на кончиках пальцев! Тэффифи злорадно надеялась, что старику сейчас приходится еще хуже.

— О! Хорошая идея! Расскажу-ка я вам о пытках! — загорелись глаза у воровки. Тэффифи поджала губы, взглядом обещая надоедливой балаболке проделать с ней то, о чем она сейчас поведает уважаемой публике.

Грифон не вмешивался. Во-первых, с каждой минутой путешествия человеческие самки казались ему все более и более странными. Просто дальше не куда, вот до чего странными. Во-вторых, в грифоньей стае считалось неприличным с самками спорить. Себе дороже: обычно самки раза в полтора-два выше и вполовину тяжелее самцов. Упадет на тебя в полёте такое «золотистое счастье», не успеешь хвостом дёрнуть. А в-третьих, уши у грифона во время полёта как бы прикрываются внутренним клапаном. Чтоб не простудиться. Чтоб лишнего в глубь слухового прохода не залетело. Были, знаете ли, прецеденты… Так что бОльшую часть того, о чем рассказывала довольная своим спасением и способом передвижения Касси, грифон попросту не слышал.

— Самой страшной пыткой моего детства было пребывание на Риттландских островах среди варваров, — вещала Касси. — Это просто кошмар был какой-то! Папа — варвар, мама — варвар, варварская сестра Варвара, братик варвар, бобик варвар! И каждый варварский праздник мы варварски ели сосиски из свинок, которые были варварами до кончиков варварских пятачков…

Острые эльфийские уши были спасены от изложения подробностей варварского детства назойливой компаньонки благодаря грифону: заприметив большую черную птицу, тот бросился на нее, заложив крутой вираж. Поймал. Потом поймал упавших пассажирок — не то, чтобы ему очень этого хотелось, просто грифоний рефлекс сработал.

Вот тут уже Касси оторвалась по полной программе.

Перечислила всех родственников грифона, в красках расписав, в каких именно отношениях с демонами, навозными жуками и телегами они состояли. Прошлась по внешнему виду своего спасителя-ловителя, четко определив меру его блохоноскости и рогатости. Потом перешла к подробной характеристике интеллекта, взяв для примера пойманную птичку. Ворон, вы скажете? А какой именно? Самец вороны? Ворон черный магический обыкновенный? Простой падальщик-могильщик? А вдруг это граф? Ну, грач с поля феодала-логопата? Не знаешь… А ну положь птичку, где взял! Что это тут нашу природу кто ни попадя разворовывает?!!!

Приблизительно на второй минуте вдохновенного монолога Касси ее попыталась задушить эльфийка. Той тоже досталось. Воровка максимально участливо и заботливо (перехватив руки агрессорши за тонкие запястья) посетовала, что «молодежь уже не та, что в годы вашей, сударыня, молодости». Подставила шею для душения, выдавая со скоростью пикирующего дракона советы, как ее лучше прикончить, чтобы «старушке» лишнего не напрягаться. В ее возрасте Силу и силы надо беречь, да, надо бы… Тэффифи, став еще втрое прекраснее от гнева, примолкла и только прищуренные глаза выдавали обещание, что этакое нахальство она прощать не собирается. Касси же, сделав честные глаза, выдала высший пилотаж, испрашивая прощения у эльфийки. О, как она каялась! Как просила пощады, сообщая обстоятельства, смягчающие ее вину перед представительницей древней магической расы! В частности, упомянула о детстве среди викингов-варваров («Не надо,» — прошипела Тэффифи), дурное влияние школы, хронический испуг от появления зомби в больших количествах, постоянное недоедание… Скороговоркой изложив, что «папа — бил, мама — бил, бобик сдох…», Касси во искупление своей вины даже предложила эльфийке познакомить ее с подружкой, модисткой, у которой можно разжиться недорогим платьем. Конечно, не последней дизайнерской разработкой, но всё ж не такое старьё, в котором приличной эльфе, должно быть, стыдно на людях появляться.

Короче, Касси Шок практически не удивилась, когда грифон и эльфийка ее бросили. В глубине души воровка считала, что они могли бы это сделать и пораньше. А так… Пришлось посетить небольшую горную деревеньку и сторожить грифона в кустах, который порывался сбежать от странных самок. Касси поглаживала вислоухую грифонью голову, шепотом рассказывая, какие эльфы на самом деле добрые, хорошие, как много знают… Наследственность ширококрыленькому они, конечно, не исправят, но обязательно, если он хорошо попросит, расскажут, как вернуться в собственный мир, к родным молниям… Уговорив грифона потерпеть их с Тэф общество еще немного, воровка отправилась поторопить эльфийку, вызвавшуюся закупить питание для небольшого отряда.

Нашлась эльфийка, как Касси и предполагала, в единственной на всю деревню лавке одежды. Тэффифи придирчиво перебирала юбки, блузы, корсеты, чулки, платья, белье, леггинсы, колеты, кюлоты, пояса, рукава, сарафаны, фартуки, понёвы…

Управляющий лавкой носился с тюками и свертками до самого вечера. Усталый, измотанный, взопревший, он почти не удивился, когда в дверь небольшого помещения просунулся огромный клюв рыжего лохматого, размером с леопарда, крылатого зверя. Тэффифи, одетая по последней горной моде, очнулась, извинилась перед заждавшимся транспортным средством, купила напоследок у хозяина лавки курицу (птичка в ассортименте не значилась, но хозяин был готов отдать правую руку тещи, лишь бы получить хоть пять минут передышки) и, довольная, отправилась дальше по своим эльфийским делам.

О девушке, которую, судя по плакатам «Их ищет Министерство Спокойствия Королевства Кавладор», звали Касси Шок, Тэффифи даже не вспомнила.

* * *

Восточный Шумерет. Граница Вечной Империи Ци.

Крепкие плечи невысоких цинцев покачивались, крепкие уверенные ноги топали по горным тропам, крепкие круглые головы размахивали тугими черными косами… Тележка, на которой везли пойманного «племянника», крепенько подскакивала на каждой неровности (благо, неровным был каждый второй шаг), скрипела колёсами, а плененный магистр крепенько проклинал всех и каждого.

Старику со связанными руками и головной болью только это и оставалось. Хоть и не была Магия Смерти профильной для мэтра Вига, но он очень старался. Уже на второй день пути небольшой отряд цинских наёмников располагал: тремя хроническими икотами, одной быстро прогрессирующей лысиной, десятью растущими на разных частях тела бородавками и парой случаев заболевания почесухой. В очереди стояли (т. е. проклятие мэтр уже озвучил, только магия еще не успела сработать) кишечные газы и тикоидное подмигивание.

Мэтр последовательно поднимался выше и выше по шкале ярости.

Отряд наемников продвигался к Тай-до.

Если говорить правду, обращение с плененным под видом Бу Дыща пожилым магом было почти безупречным. Ему не развязывали рук, не выпускали из виду, но подавали лучшие куски еды, давали вдоволь питья — не эльфийские вина, но и не тухлую воду. Не отобрали найденное в карманах имущество (серебряную пуговицу, гадючью голову, хрустальный пузырёчек, использованный носовой платок), так, всего лишь обыскали на предмет спрятанного оружия. И очень трепетно относились к бороде пленника.

Цинский атаман так вообще, пользовался каждым удобным случаем, чтобы подойти ближе к этому роскошному, до пояса, черному пушистому чуду, удивленно чмокал-цокал, качал головой и почесывал собственный подбородок, с десятком тонюсеньких волосков.

После очередного сеанса перешептываний с магическим кристаллом, который атаман выполнял каждые два часа (мэтр, дыша с шипением, буравил взглядом артефакт, да так, что тот начал посвистывать), на горизонте нарисовался Тай-до. Городок казался акварельной миниатюрой: ровные ряды домиков, ухоженные сады, аккуратные дорожки, покатые крыши пагод, крошечные рукотворные водопадики, изящные фонтаны на площадях, тонкие деревца с идеально подстриженными кронами…

Отряд остановился у общественного колодца, сурово оттеснил отару баранов с дюжиной погонщиков и принялся приводить себя в презентабельный, пригодный для появления в густонаселенной местности вид.

Мэтр покрутил головой, посмотрел, как наемники отряхивают запыленные куртки, чистят сапоги, как наматывают на ноги свежие портянки (к списку проклятий добавился еще один пункт, и местность вокруг колодца начала ощутимо пованивать), и тоже потребовал умывание.

Крепко пнул ближайшего цинца и мигнул ему на ведро с водой.

Можно, конечно, было просто умыться, расчесать бороду пятернёй, да на этом и успокоиться.

Мэтр умывался, явственно шепча что-то себе под нос (охранник, державший веревку, привязанную к запястьям пленника, и второй, наставивший на пленника копьё, изо всех сил тщились понять Кавладорский разговорный нецензурный). Потом Виг тщательно, по волоску, холил бороду. Потом пленник вручил охранникам пуговицу, изо всех сил намекая, что серебро в данном конкретном случае является взяткой. Демонстративно прячась, выдавил в воду яд из змеиной головы, отпил щедрый глоток, смочил ладони и принялся поглаживать бороду, отпил еще глоток, и снова начал холить своё богатство, отпил еще глоток…

Действо не осталось незамеченным.

Через пятнадцать минут самый молоденький из наёмников уже тащил к колодцу пару ядовитых змей. Атаман лично выдавил яд, размешал отравленную воду в ведре. С недоверием посмотрел на блаженно улыбающегося «племянника». На его черную густую длинную бороду… И с каким-то надрывным возгласом сделал первый глоток.

Еще через полчасика, когда все ревнители мужской красоты уже добросовестно маялись животами (змеиный яд, конечно, лучше действует при попадании в кровь. Но и желудок он отравляет прилично), мэтр перешел ко второй фазе борьбы за свободу.

Осторожно перепилил связывающую руки веревку о позабытый нож стражника и на полусогнутых, скрипя суставами, побежал. Через пару сотен шагов, приблизившись к изгнанным баранам, мэтр достал из кармана скляночку, вытряс на ладонь угольно-черную малютку-змейку. Затем Виг проверил уровень доступной ему Силы, укоризненно покачал головой и начал шептать заклинание, активируя артефакт.

Змейка начала расти.

Виг бросил ее на землю, обернулся на крики цинцев, обнаруживших пропажу. Ухмыльнулся.

Черное змеиное тело уже достигло размера хорошего коромысла.

Те наёмники, что смогли разогнуться, придерживая животы и спадающие штаны, поплелись в погоню за стоящим посреди открытой степи «племянником»

Змея свернулась тугим кольцом, развернулась. Вскинула рогатую черную голову. Шея у основания уже была толщиной с руку. Виг ласково погладил гадину между глаз, и та счастливо зашипела.

Подбежавший первым цинец заорал на бывшего пленника. Подбежал еще ближе, встретился взглядом с холодным змеиным оком, заорал еще громче — и сгинул в глотке растущей твари. Увеличившись сразу втрое, черная змея с обманчивой медлительностью скользнула в сторону остальных наемников и прочих разбегающихся баранов. Степь наполнилась воплями о помощи и взываниями к цинским богам.

Спустя еще несколько минут змея… нет — Змей — отужинав, вернулся к Вигу. Пожилой волшебник чувствовал себя не лучшим образом — всё-таки перерасход Силы и возраст давали о себе знать; покряхтывая, магистр взобрался на Змея. Уцепился на рога, выступающие на затылке гигантского пресмыкающегося (диаметром локтей семь, не меньше), и «пришпорил» ездовую гадину. Черный Змей взревел, вскинув уродливую голову, покрытую множеством рогов, выступов и гребней, к небесам, и понёсся прочь от Тай-до, оставляя за собой извилистый след из перевернутых камней и вывороченных кустов…

* * *

Королевство Иберра. Аль-Миридо. Утро дня полнолуния

Посреди столицы Иберры завертелось серое облачно телепорта, и из него вышла хорошенькая волшебница. Вежливо раскланялась с встречающими путешественников стражами столичного порядка и общественного спокойствия, назвалась совершенно шикарным именем, зарегистрировалась в Книге Прибытия и отправилась по своим волшебным делам. Горячие иберрцы провожали темноволосую незнакомку пылкими взглядами, присвистывали, оценивая смелую длину подола, стройные ножки, которые этот самый подол открывал, тонкую талию и провокационно узкий лиф. Касси, помня о том, что дышать глубоко она может только в самом крайнем случае, шла не торопясь, вроде как преисполнившись чувства собственного достоинства, на самом деле — проклиная мерзкое эльфийское телосложение… умф, сколько трудов пришлось воровке потратить, чтобы застегнуть на себе вожделенное платье! Украсть его у эльфийки — и то было легче!

Наслаждаясь красотой древнего города, теплым утренним солнышком и свежим ветерком, доносившимся с моря, девушка с шикарным выдуманным именем добралась до узких улочек окраин. И, стараясь казаться незаметной (поверьте, учитывая фасон эльфийского наряда, это была крайне сложная задача), добралась до неприметных руин.

Полусгнившее-полусломанное здание притулилось в тупичке, окруженное такими же развалюхами. Здесь жили бродячие кошки, тощие крысы, множество голубей и… тот, кто заказал Касси Шок доставку изумрудного колье из гробницы безвестной, давно покойной властительницы горных земель.

Касси смело переступила через рухнувшую вывеску, на которой еще различалось то ли изображение лупоглазого морского чудища, то ли схема тайфуна, прошла внутрь, осмотрелась. Так же, как и пару месяцев назад, сквозь черные прокопченные и полуобгоревшие балки синело небо, маня в таинственные дали… Девушка улыбнулась, вспоминая своих недавних попутчиков, бесконечно забавный полет, и искренне пожелала грифону и эльфийке удачи.

Обернулась на покашливание, раздавшееся из самого темного угла.

— «Дядюшка»?

— Да, милая, — проскрипел в ответ едва слышный голос.

— Дорогой «дядюшка», как же я рада вас видеть!

— Взаимно, милая, взаимно… Иди же сюда, дай мне обнять мою умницу и красавицу! — проскрипел голос, потом повернулась фальшивая стенка, и Касси шагнула в чудом сохранившийся подземный ход бывшей таверны «Морское око».

В потайной комнатке было темно и неуютно. Заказчик, черный силуэт которого практически сливался с полутьмой помещения, подхватил брошенное воровкой украшение, с непрекращающимся покашливанием и поскрипыванием склонился над драгоценностью, определяя вид и вес камней. Касси скептически хмыкнула: в этом полуподвале рассмотреть в подробностях даже собственные руки было проблематичным. Но зажигать свечи, как воровка знала из собственного опыта, «Дядя» разрешает редко.

— Хорошо, очень хорошо… — проскрипел заказчик. — Наверное, трудно пришлось его достать?

«Опасность!» — взвыло внутреннее чутье. Воровка пожала плечами, притворилась, что поправляет корсаж, на всякий случай подбираясь поближе к спрятанному стилету. Подумала и ответила — стараясь, чтобы голос звучал как можно более равнодушно.

— Вы же знаете, «Дядюшка». Мне раз плюнуть обойти ловушки, открыть замкИ… правда, армия зомби меня едва не убила, так что вам придётся заплатить вдвое больше. За моральный ущерб.

— Милая, да ты ж меня просто без ножа режешь!!! Откуда у старого больного человека столько золота!

— Ну… — помедлила воровка. — Тогда мне очень жаль, — наконец, продолжила она, подскочила к противному старикашке и ловким стремительным движением выхватила золотую цепь с изумрудами из его мерзких рук.

Острое жало стилета погрузилось в свою добычу по рукоятку.

Боли не было. Страха не было. Ничего не было…

Просто Касси вдруг поняла, что ноги ее не держат, и упала на колени, на вековые скопления пыли. Прижала руки к груди — и с изумлением ощутила что-то теплое.

— Сволочь!! — закричала… вернее, попробовала закричать девушка. — Ты мне платье испортил! Новое!

— Мне тоже очень жаль, — наклонился к своей жертве черный человек. — Красивое платье, можно было бы за полсотни золотых продать…

— Ты меня убил, — из последних сил прошептала воровка.

«Дядюшка» проследил, как осело на пол тело, и презрительно фыркнул.

— Не совсем. Эх, молодёжь, молодёжь… «Мне раз плюнуть обойти ловушки…» — передразнил он Касси. Черный человек подобрал ожерелье, подхватил девушку на руки и пошёл дальше в подземелье, по старой привычке разговаривая сам с собой.

— Знала бы ты, какие ловушки обходил я на своем веку. Хотя, конечно, надо отдать тебе должное, работала ты хорошо.

Добравшись комнаты, спрятанной глубоко под землей, «Дядюшка» положил тело своей жертвы на огромную гранитную плиту, возвышавшуюся в центре. Деловито снял с девушки одежду, не забыв поинтересоваться содержимым карманов.

— Знала бы ты, как мне не хочется на ближайшие пятьдесят лет становиться женщиной, — посетовал черный человек, расставляя по краю «стола» коробки с порошками и баночки с таинственными мазями. — Физиология с сюрпризами, — перечислял «Дядюшка», заталкивая в нос жертве темную «пудру». — Эмоции бьют через край… Любовь, однако, с вами случается…

Бормоча себе под нос, черный человек не забывал покрывать тело жертвы сложным рисунком. Касси…

Касси вдруг вдохнула — тяжело, с хрипом, и тут же закашлялась.

— Ну-ну, не стоит, — почти заботливо проговорил страшный человек, прижал девушку к гранитной плите и начал заново набивать ей ноздри мерзким порошком. Касси сделала слабую попытку отмахнуться.

— Ты же сам учил меня воровать, — попыталась воззвать к чему-то хорошему в душе своего убийцы Касси. — Ты ж говорил, что у меня… хороший потенциал… Ты же…

«Дядюшка» наклонился и тепло улыбнулся.

— У тебя замечательный потенциал. И ты действительно многому у меня научилась. Как и задумывалось. Как я и планировал… И теперь ни с кем не собираюсь делиться.

— Да забирай ты это проклятое ожерелье. Что б ты им подавился! — прошептала Касси, чувствуя, что силы стремительно покидают ее.

— Ожерелье было всего лишь проверкой. На самом деле мне нужно было совсем другое.

— Что? Что ты задумал?! Что ты делаешь? — с ужасом, порожденным убеждением в неотвратимости, прошептала девушка. Черный человек, нарочито спокойно и с какой-то садистской торжественностью выдернул стилет из груди Касси Шок и терпеливо дождался, пока тонкий горячий фонтан крови не иссякнет.

— «Что ты делаешь, что ты задумал», — снова передразнил он свою жертву. — Ворую твое тело, конечно же…

— Будь ты проклят, — произнесла Касси, но ее уже никто не услышал.

Воровка — вернее, бывшая воровка — понаблюдала, как мерзкий обманщик читает непонятную абракадабру по бумажке, как затягивается ее рана, как «Дядюшка» вдруг рассыпается пеплом (или чем он там, гад, рассыпался) и черная противная эфирная субстанция затягивается вглубь ее бывшего тела.

Фу, подумалось Касси. Какая мерзость…

Девушка, лежавшая на гранитной огромной плите, открыла глаза, встала, осторожно пошевелила руками. Прошлась, деловито и спокойно нашла в соседней кладовке сундук и принялась одеваться. Касси, которую зрелище красующейся перед зеркалом самой себя вывело из навеянного смертью оцепенения, попыталась вернуться на законное, судьбой дарованное место.

— Иии-яяяя!!! — заверещала Касси, врываясь в собственную голову.

Черный человек, которого Касси там обнаружила, лишь презрительно скривился.

— Прекрати.

Касси почувствовала, как легко ей дышать собственными легкими и как удобно рукам надавливать на собственную шею. Дышать, правда, стало тяжелее, но ведь главное — отстоять свое имущество, верно?

— Я сказал, прекрати.

— Ты меня убил, да еще и командуешь!!..!!!..!!! — заверещала Касси.

— Еще не убил. Я тебя даже вылечил. — Черный человек напрягся — и Касси почувствовала, как ее выталкивают из собственного тела. Решимости воровке было не занимать, и она недрогнувшей рукой отправила своё бывшее телесное вместилище на ближайшую стену.

Тело глухо стукнулось, ойкнуло и, тихо постанывая, сползло на пол.

— Я сказал, прекрати. — всё так же спокойно и высокомерно ответил «Дядюшка». — Если твое тело погибнет, умрёшь ты, а не я.

— Почему это? Как это? — потребовала объяснений Касси.

— Всё просто. Ты не умерла, не беспокойся об этом. Просто в момент… — алхимики называют это состояние «клинической смертью» — когда твое сердце не билось, твоя душа начала отделяться, и я ей немного помог. А когда хозяин покидает дом…

— Наилучшее время для ограбления, — заученно процитировала воровка прописную истину. И начала озираться в поисках кинжала.

Черный человек руками бывшего тела Касси поднял с пола стилет и демонстративно принялся его раскачивать, кончиками пальчиков (ее, Касси, прекрасных девичьих пальчиков!!!) придерживая рукоять.

— Если ты хочешь вернуться, — с ленцой объяснил Вор растерянной воровке. — Ты можешь найти мое тело и попробовать провести обратный процесс.

И тело молодой привлекательной девушки легко и изящно поднялось, прошлось к сундукам и возобновило прерванный обряд одевания. Касси, нахмурившись, проследила, как бывшая она неловкими руками укладывает волосы, растрепавшиеся в момент смерти, как плохо справляется с застежками, как противоестественно нелепо припудривает синяк на левой скуле…

— Хотя за четыреста прошедших лет, — задумчиво проговорил черный человек, используя голосовые связки Касси. — Никто не нашел. Но ничего. Дерзай. У тебя есть лет… думаю, как минимум полгода, пока мне не надоест твоя грудь, и я не захочу сменить ее на что-нибудь поприглядней. Да, кстати, призраки обычно привязаны к месту своей смерти — ты, маленькая глупышка, знаешь об этом?

— Ты ж сказал, что я типа не умерла, — нахмурился призрак Касси.

— Я это к тому, что не стоит пугать соседей. Мне может понадобиться это логово лет через сто. Так что оставайся здесь, охраняй мое имущество. Если будешь хорошей девочкой, — проговорила хорошенькая темноволосая девушка в элегантном аристократическом наряде, на ослепительно белоснежной шее которой сверкала золотая цепь с бесценными изумрудами, — я заведу для тебя призрак кошечки. Будете вместе коротать столетия…

И, довольный своим остроумием, черный человек увёл тело Касси Шок из подземелья бывшей таверны «Морское око».

Призрак девушки-воровки, чинно расправив на эфирных коленках призрак прекрасного эльфийского платья (немного испорченного темным кровавым пятном на груди), присел на гранитную плиту. Создавшееся положение требовалось внимательно, со всех сторон, рассмотреть и хорошенько обдумать.

* * *

Чудурский Лес. Утро дня полнолуния

Ресурс Силы, который был доступен мэтру Вигу после злосчастного эксперимента по взаимодействию эльфийской, человеческой и грифоньей магией с кошачьей слюной, был достаточно ограничен. Строго говоря, Силы было с пшик. Змей начал терять форму, едва магистр приблизился к Чудурскому лесу. Даже усиленная кормёжка на попавшейся по дороге ферме не помогла. Когда пятки Вига начали царапать землю, волшебник слез со Змея, печально пошипел гаду свои восторги, выслушал ответный затихающий шип. Подобрал тоненькую черную ниточку, бережно вернул ее в хрустальную скляночку, убрал в карман. Деловито оглянулся.

Рядом уже стоял красавец-олень с раскидистыми рогами. Он величаво опустился на колено, помогая пожилому человеку подняться к себе на спину. Мэтр охал, на каждом оленьем шагу хватался за собственную поясницу, ворчал при каждом попадании густой Чудурской растительности по своей драгоценной особе, и неизменно приближался к родному дому.

Башня возвышалась на том же месте и ничуть не изменилась за те несколько дней, которые потребовались Вигу, чтобы удовлетворить свою страсть к путешествиям. С прискорбием отметим, что прочие страсти магистра Школы Крыла и Когтя, с дополнительной специализацией… и так далее, один простой факт стабильности и неизменности жилища удовлетворить не мог.

Каким именно способом Фриолар определил, что дубасивший дверь скрюченный, хромающий, исцарапанный цин среднего роста с рассыпавшимися по плечам черными прямыми волосами и донельзя всклокоченной бородой до пояса есть его, Фриолара, работодатель — знает лишь Высший Разум. Может, и не узнал секретарь мэтра Вига, а впустил цинского бродягу лишь из милосердия и чувства сострадания. А может, сумел идентифицировать одежду (хотя то, что осталось от мантии Вига, постеснялись бы предложить даже огородному чучелу), или некоторые специфические выражения, которые сыпались с языка пожилого волшебника со скоростью сорочиного стрёкота.

— Компания придурков… Ушибленных головой, обкурившихся сушеным куриным пометом, обколотых верблюжьими колючками и придавленных одинокоспиленной сосной! Чтоб вам всем снилась задница демона У каждую среду в ночь на шестое! Сопелки косоглазые! Идиоты! Чай вам в сало! Меня — ловить??!!!!! Сволочи… какие же все цинцы сволочи… Пуговицу забрали! Любимую! Прокляну! мышей напущу! Кто их в наш мир пустил?!! Пускают всяких, а потом у нас Коты башенные пропадают!!! Да что б цинцы приподнялись да грюкнулись! Чтоб им ласточкины гнёзда жрать да нахваливать! Да разве магистров так ловят! без магической поддержки! без нюртанга!!! без уважения к сединам!!!!!! Где моя седина!!!!! — завизжал волшебник, увидев свое отражение в боку какого-то полированного кувшина. — Где моя седина! — закричал мэтр, схватив Фриолара за рукав камзола. — Верните мне мою масть, придурки! Где моё лицо??!!!! УБЬЮ!!!!! — окончательно перекосило Вига.

Он встал на четвереньки, резвенько поднялся по лестнице, добежал до рабочего стола в лаборатории, локтями и зубами открыл первый из ящиков и начал выгружать магический хлам, по-собачьи обнюхивая каждый артефакт, каждый свиток, каждый пузырёк с булькающими жидкостями или уменьшенными до игрушечных размеров зверушками, выгружая следующую порцию овеществленных магических знаний, и следующую, и…

Фриолар недрогнувшей рукой снял камзол, накинул его на поскуливающего Вига, стянул рукава двойным узлом на спине, плотно зафиксировав руки мэтра, сам сел рядом и принялся увещевать:

— Мэтр, вы спокойны… вы совершенно спокойны… Для вашего магического гения нет никаких преград… Вы совершенно спокойно достигните поставленной цели… Вы твердо знаете, чего хотите достичь… Вы спокойно и размеренно настигните любую… то есть, достигните любой цели… Вы совершенно спокойны…

— Ты правда так думаешь? — шмыгнул носом (цинским) Виг.

— Да, мэтр, — с образцовым спокойным достоинством ответил Фриолар. И на всякий случай отодвинулся от старика подальше.

— Мы отомстим, — совершенно вменяемо и очень целеустремленно произнёс мэтр Виг. — Сейчас подумаем, как вернуть мне Силу, как поседеть до разумных пределов, и начнём жутко мстить тому, кто посмел меня ловить. Ты сейчас что цитировал? — Фриолар сознался. — Отличненько, значит, курс молодого гипнотизёра ты уже освоил… Сейчас мы…

— Мэтр, позвольте, но за время вашего отсутствия накопилось несколько дел, требующих вашего особого внимания… — попытался призвать волшебника к порядку секретарь. Виг фыркнул, закусил край одежки. Глаза его (по-цински раскосые и темные) блестели идеями.

— Скажи правду, алхимия: жить хочешь?

В Чудурском лесу крылатые и мохнатые примолкли, наблюдая, как крутится бешеным потоком вокруг Башни дикая магия…

Рассказ 5. ФЛОСВИЛЛЬСКОЕ ДЕЛО, или ЗАКОН ЧУДУРСКОГО ЛЕСА

Согласно официальной статистике, во Флосвилле было всё спокойно. Нюх младшего капрала Шарля утверждал обратное. О преступных деяниях не только говорили, а шептали, стенали и вопили все зеленые насаждения, все тёмные переулочки, городской фонтан с замшелой каменной статуей то ли местного лешего, то ли локального святого… В каждом втором доме маленького городка на северо-западе Кавладорского королевства полицейский, буквально вчера прибывший для прохождения первой в жизни службы, был склонен подозревать место преступления. Не доверял Шарль и кажущемуся спокойствию и степенности флосвилльцев. Раскланиваясь по пути от гостиницы до полицейского участка с почтенными мастеровыми, лавочниками, матронами, девицами и молодняком обоих полов, капрал мысленно прикидывал, каких пакостей от кого из них следует ожидать, проверял, не потерялось ли служебное оружие, и был уверен, что уж теперь-то горожане узнают, что такое настоящая охрана правопорядка.

Спустя четверть часа Шарлю представилась возможность продемонстрировать свои таланты. Как раз требовалось мужественное плечо представителя законной власти, чтобы помочь почтенной пожилой госпоже Амели с ее бедой.

Шарль старательно фиксировал протокол первичного опроса пострадавшей.

— … Спускаюсь, значитца, в подпол, где шуршало, и вижу: сидит этот гад по уши в кувшине со сливками. Я веником. Он кувшин на пол, сам под стол. Я ведром. Он в угол. Я топором. Он под стол. И говорит мне: «Мамаша, не кидайтесь, больно же». Я ему, — глазки у госпожи Амели горели огнём пятнадцатилетки, убежавшей на танцульки, — «Осёдлый тролль тебе мамаша.» А он, из-под стола, и отвечает: дескать, давайте жить дружно, я вашу крысу тут ловил, упарился, орьганизьм в жидкости зануждился… занудился… Короче, бает, чтоб я его простила, он больше не будет. Из-под стола вылезает, усы распушил, мне глазки строит… Я его снова веником. Он в угол. Я ему и говорю: «Подлец ты, и орьганизьм у тебя подлячий, а жидкость ищи в колодце, может, утопнешь, и всем нам лучше будет». А он мне: «Мамаша, не кричите»… И плечиками пожимает. Я, было, успокоилась. Стану я из-за какого-то кувшина переживать. Хотя кувшин был хороший, мне его муж, покойник, привёз из столицы. То бишь, — вдруг засмущалась пожилая пострадавшая. — Он тогда еще покойником не был, когда кувшин привозил. Потом уж лесиной его придавило. И с тех пор никаких подарков от него не дождёсси…

— Понятно, — откашлялся в кулачок Шарль. — Значит, преступник украл у вас кувшин сливок, и…

— Не скрал он сливки. Он их сглотил, подлец. А кувшин разбил. Записали? Тогда дальше. Он мне: «Мамаша, не кричите». Я ему: «Ллойярдский грач тебе мамаша». И тут эта дура начала стонать.

Карандаш, которым Шарль записывал протокол, сломался.

— Какая дура? — решился задать уточняющий вопрос господин младший капрал.

— Анхен, доченька моя ненаглядная. А подлец, как услышал, сразу уши торчком, спина горой, глазищами на меня моргает и говорит: «Мамаша, кто это у вас в доме страдает? Может, помощь требуется?» И так бочком, тишком, к ступенькам, к лестнице из подпола. Я ему: «Трухлявый пень тебе мамаша! Пшёл, говорю, вон, пока мужнину дубину об тебя не сломала». А эта дурочка… — госпожа Амели заплакала. Слёзы ее, как струйки дождевой воды, побежали по морщинистым щекам. — Сама пришла. И подлецу этому…

— Не плачьте, сударыня. Может, водички? — сочувствуя, предложил Шарль. Прочие служители закона — капрал Стопик и капрал Жиль, невольные свидетели работы «специалиста прямиком из столицы», резво подали стакан воды. Госпожа Амели, всхлипывая, отпила пару глоточков.

— Стоит, значит, Анхен на пороге. А подлец к ней подбирается. Я его и веником, и топором, и ведром… Ему, кобельцу, всё ни почем. А она ему песни распевает. А она ему улыбается… Я быстрей к лестнице. Думаю, успею увести мою девочку от этого совратителя. И… — тут уж отдельные всхлипы перешли в спорадические рыдания. — На разлитых сливках посклизнулась да хряпнулась… Пока поднималась, спину разгибала, они вдвоем в дом сбежали. Ой, что они делали!.. Что вытворяли! Занавески мне подрали, буфет оскоромили, посуду вместе с полками побили… Я их и ведром, и водой, и дубиной, и свёкровой рукой… Только перец помог. Он, сволочь, расчихался, да от Анхен отстал. Да ведь и моя ненаглядная тоже расчихалась… Беру ее на руки — она, милая, так дрожит, так дрожит… Мамочку свою не признала, укусила меня… А этот: «Мамаша, меня на руки возьмите! Я тоже хочу!» и как на меня прыгнет!..

У Шарля сломался и второй карандаш.

— И что? — задал он вопрос. Положа руку на сердце, надо признать, что Шарлю в тот момент представились заголовки столичных газет: «Доблестный полицейский спас старушку от маньяка».

— Юбку мне когтями своими подрал. Я ж не стерпела. Кричу: «Рогатый демон тебе мамаша», да в него, что в руках было, и кинула… — Завсхлипывала госпожа Амели дальше.

— Постойте… — спохватился Шарль. — Погодите. Какими когтями?

— Острыми, — высморкалась старушка; спрятала комочек носового платка в левый рукав. — А юбку мне покойница маменька еще дарила, когда я…

— Постойте-ка! Вы мне про когти объясните, мамаша!..

— Дракон казённый тебе мамаша, — откликнулась госпожа Амели. Высморкалась еще раз, спрятала платок теперь уже в правый рукав. Потом стрельнула в полицейского глазками и по-старушечьи зарделась скромным румянцем. — То есть, конечно, мы со всем уважением, но маменьками вашими, господин капрал, становиться не могём… О чем я, бишь, говорила?

— О юбке. Нет, о демонах. Нет, о преступнике! Вы ж его видели, разговаривали, значит, узнать должны! Или он был в маске? — ухватился за исчезнувшую было нить разговора Шарль. — Вообще, в чем он был одет, рассказать сможете?

— Конечно, смогу. Я ж не дура какая. Без ничего он был. Таков, как есть, по подполу шастал. Наверх когда пробрался, он занавеской прикрывался. Но потом, когда на меня полез…

Рассказ пожилой горожанки так захватил Шарля, что он не услышал, как сзади подошёл его нынешний начальник. Господин Иво грузно опустил свою тушу… Пардон, своё дородное тело в придвинутое к столу нового подчиненного кресло, выпустил облачко табачного дыма из маленькой (и вонючей) трубки, и грозно спросил:

— Ты, Амели, мне сотрудника не пугай. Он у нас человек новый, еще с населением тутошним познакомиться не успел. Ты сразу говори, чего пришла.

— Комьпеньсацию получить, — с охотой, бойко ответстовала пожилая дама. — Вот, у меня тут всё записано, — откуда-то из недр платья Амели достала смятый клочок бумаги. — И порванные занавески, и посуда, и…

Господин Иво на бумажку хмыкнул.

— Ты ж сама говорила, что твоя Анхен в разгроме тоже поучаствовала. Теперь поди, докажи, что это он всё один разбил… Нет, за это компенсация тебе не положена. Вот за кувшин, да за сливки — может быть.

— Кувшин хороший был! Вместительный! и старый. Этот, как его… Аньтикварьят!

— Где черепки? — с дотошностью бывалого служителя закона спросил господин Иво. — Предъяви черепки, наши сотрудники проведут экспертизу. Если не врёшь…

— Не вру, не вру… — закивала головой старушка. — Так я пойду за черепками. Я, дура, их на помойку скинула, пойду, поищу…

— Всего хорошего! — попрощался Иво. Шарль кивнул головой, не в силах подобрать адекватных выражений.

В растерянности обернулся… Чтобы увидеть, как давятся от смеха Жиль и Стопик. Повернулся к начальнику.

Слова с трудом продирались сквозь пересохшее горло:

— а… Как же… Это, как его… Вы что, знаете, кто преступник? Вот так, без расследования, без погони, даже не глядя на улики?..

— Конечно, знаю. — Попыхтел трубкой Иво. — И ты бы знал, если б не второй день у нас жил. Это Черно-Белый развлекался. Она, — кивнул господин начальник на дверь, захлопнувшуюся за посетительницей, — неделю кругами вокруг участка ходит. Я ребятам запретил ее пускать, чтобы время попусту не тратить. Подумаешь, кошки в порыве страсти мебель поцарапали… Если б Амели пускала свою Анхен погулять, как все нормальные люди делают, ничего бы не вышло. А то тряслась она над ней, тряслась… Дескать, «уникальная окраска», «цинская порода», «смотрите, какие у нее глазки голубые», «муж, покойник, такой подарок на старости лет отмудрил»… Тьфу. — Подытожил Иво. — Я вообще кошек за зверей не считаю, особенно таких мелких, комнатных… Вот рысь там, или барс какой — да. А это… Баловство одно. Рыбу на них переводят, да и…

— Анхен — кошка? — в ужасе осознал действительность Шарль. — Это что же получается?! Он — с кошкой?..

Стопик упал на пол, визжа от хохота. Иво похлопал нового подчиненного по плечу. Плечо прогнулось.

— Он хочет сказать, что Черно-Белый тоже кот. И, пока ты размышляешь над следующим вопросом, отвечу: да, он, подлец, разговаривать умеет. Маг научил.

— Вот зараза… — уныло протянул Шарль.

* * *

Хотя Шарль и знал, что в любом коллективе розыгрыши и шутки над новичками являются обыденным, привычным делом, хоть и простил он доржавшихся до выговора от начальника Стопика и Жиля, а всё равно неприятный осадок от происшествия остался. Шарль немного поразмышлял и решил: во что бы то ни стало добиться успеха на профессиональном поприще. Добыть преступника. Раскрыть что-нибудь. Разоблачить козни врагов.

Добыл. На свою голову. Ну, не голову…

Три часа просидел в засаде на задворках птичьей фермы (о, что за ферма во Флосвилле! Всем фермам кряк, всем окрестностям га…). Под лопухами скрывался от моросящего дождика, шепотом ругал шмякающихся на капральский загривок мошек-паучков. Едва не проглядел преступника: сгущались сумерки, а тот, коварный, пробирался тихонечко, буквально стелился над травой, росточку оказался небольшого, чуть больше обычной собачки, и масти был невнятной, почти не различимой в тени. Капрал бросился на вора, не пожалев ни штанов, на которых явно отпечатались зелёные следы подавленной растительности, ни собственных рук. Последнее оказалось ошибкой: пойманный на месте преступления зверь явно был чемпионом Флосвилля, а то и всего Чудурского леса по царапанью. За полторы секунды он обработал младшего капрала до ажурного состояния, укусил за всё, что не смог истончить когтями, и матерно оттявкал. Самое главное: когда в порыве сыщицкого азарта Шарль и зверь катались по травке, их угораздило влететь в забор. А потом и вломиться на территорию фермы.

Ферма, как оказалась, охранялась не только рьяными слугами закона. И, что обиднее всего, глупые птицы, услышавшие шум, тоже хотели защищать родные кормушки-насесты от непрошенных гостей.

Спешно вызванному на место преступления господину Иво фермер предъявил для опознания тело в кровоточащих шрамах, занозах и клочках ткани, дохлого утёнка со следами человеческих зубов на шее, пистолет служебного образца, гордую пойманной добычей свору терьеров и смущенного, растерявшего половину пушистой шубки лиса. Шарль, вздрагивая и громко сглатывая слюну, приготовился к раздраженному начальственному ряву, к отеческому внушению о недопустимости утраты личного оружия, к очередной порции смешков за спиной… К тому, что господин начальник велит подчиненного отвести к мистику — как-то нет. И к тому, что флосвилльский лекарь окажется приверженцем новаторских методов лечения и профилактики с использованием приспособлений для введения вакцин против бешенства внутрь мышц — тоже.

В конце концов, всё обошлось. Но от маленьких собак Шарль начал шарахаться.

Добрейшая госпожа Тонья, хозяйка гостиницы, расщедрилась на персональную подушечку, так что сидеть Шарль попытался. Вяло ковырял вилкой в увядшем салате, смотрел на засыпающее пламя камина, и думал, что прожитый день не был самым счастливым в его, Шарля, младшего капрала службы охраны правопорядка, жизни.

О чем и поведал подсевшему за столик нежданному собеседнику. Этот парень был, судя по одежде и акценту, мелкий купчишка из Пелаверино. Шарль, погрузившись в думы о том, какие обидные прозвища ему завтра придумают Жиль и Стопик, рассказал о том, как арестовал лиса при попытке обокрасть птичник.

— Теперь гуси могут спать спокойно, — смеялся Смит. — Кавладорская полиция не дремлет, спасёт их от лис, медведей и прочей живности!..

Захмелевший от горя по загубленной карьере Шарль покачал головой:

— Я ж кота хотел поймать…

— Что, и мыши тоже теперь в твоей юрисдикции? — фыркал Смит в пивную кружку.

— Нет, мне на мышей начхать. Меня кот волнует. Понимаешь, они тут привыкли… А преступление всегда остаётся таковым, даже если его совершает наш старый знакомый, и по мотивам, которые мы считаем достаточными… Понимаешь?

Смит понимал.

— Я ведь, правда, подумал, что на старушку маньяк напал.

— Какую старушку? Какой маньяк?

— С топором. Он ведь, паразит, говорящий… Волшебник, говорят, научил…

— Ну, маги они такие… — Смит выцеживал из кружки последние капли пива. — А что, в этом забытом богами городке есть маги? И где живут? Чем занимаются?

* * *

После долгого задушевного разговора с новым знакомцем у Шарля осталось странное ощущение. Какой-то неясности, какой-то недосказанности… Ощущение это звало на подвиги.

Проигнорировав намёк начальства, что после боевых ранений даже младшим капралам полагается денёк отдыха, который можно использовать в личных целях, вежливо и гордо отказавшись от помощи, которую предложил жизнерадостный Жиль, Шарль отправился выполнять служебные обязанности. В данном конкретном случае — довести до сведения ответчика, некоего Вига, магистра Школы Крыла и Когтя, что на его имущество (обозначаемое в дальнейшем Черно-Белый Кот, или ЧБК) поступила жалоба и требование о возмещении материального ущерба. К некоторому удивлению Шарля, жалоб оказалось девяносто семь штук. Жиль — чернявый парень с живой, быстроменяющейся мимикой и острым языком записного балагура, охотно объяснил ситуацию. Оказывается, мэтр — учёнейший человек, постоянно занят научными изысканиями и прочими магическими экспериментами, так что отвлекать его по пустякам соседи, то есть жители Флосвилля, не считают нужным. Подумаешь, котик пошалил… Бывает. Дело житейское. Вот мэтра и беспокоят раз в полтора-два года… Очень хорошо, что Шарль сам вызвался проведать старика-мага. Заодно и познакомятся, а то следующего случая ждать долго придётся…

Предложение Стопика воспользоваться служебной кобылой Шарль принял за утонченное издевательство. Вежливо отказался, подивился флосвилльской моде — украшать головы лошадей просторными соломенными шляпами, да и пошёл на поиски мэтровой башни.

* * *

Вокруг был лес.

Нет, вокруг был Лес. Много, очень много и еще больше деревьев, перепутанных ветками, много кустарников, много зелени… Собственно, начиналось всё это роскошество еще на флосвилльских улицах, отдельными купами украшая серый фон домов; ближе к окраине деревья становились выше, толще, а уж за пределами города… Таких великанов бывший столичный житель Шарль еще не видывал. Шляпа наземь падает, если хочешь увидеть верхушку. Да и то — напрасные старания. Крона такая густая, что еле-еле солнышко проблёскивает.

И тишина. Живая, волнующаяся — но тишина. То щебет, то треск, то шорох… Пробегут, прокатятся волной по лесной чаще — и снова зеленое спокойствие.

Дорога была хорошая. Шагов двести. А потом всё более и более заросшая травой, всё уже и уже… После очередного поворота так и вовсе — так, тропинка.

Запах нагретой по-летнему теплым солнышком смолы дурманил, начинающая опадать листва уютно шуршала под ногами. Птички в вышине что-то мелодично посвистывали. Шарль усиленно пытался думать.

По всему выходило, что после вчерашнего двойного конфуза он просто обязан раскрыть Преступление Века. Или совершить какой-нибудь подвиг, во славу Короля и Кавладора. А где ж, спрашивается, в этой глуши отыскаться такому чуду? Разве ж здесь могут зреть заговоры, таиться интриги? Лисы, куры да блудливые кошки… Вот теперь его, Шарля, потолок возможностей…

Горестно вздыхая, Шарль обогнул маленькое болотце — если б не список подсказок, как найти магово жилище, составленный господином Иво, молодой полицейский ни за что бы не подумал, что под изумрудно-зеленой травкой скрывается опасность. Потом Шарль миновал завал из бурелома, потом прошёл мимо Старого дуба (нечто огромное, размером с дракона), подивился Муравьиному Королевству — столь же великому пню с мантией из сосновых игл, веточек, шишечек, грибочков и суетящихся подданных. Услышав медвежий рёв (собственно, медведя Шарль не видел. Но проверять не собирался), прибавил шагу. За какую-то пару часов Шарль узнал о природе родного королевства больше, чем за всю предыдущую жизнь.

Когда на тропинку вышел огромный серый волк, Шарль, как и учил его начальник, не стал делать резких движений, медленно-медленно, не поворачиваясь спиной, прикусив от волнения кончик языка, обошёл зверюгу и припустил дальше. То, что рука, лежавшая на рукояти пистолета, вспотела, право слово, мелочи.

Долго ли, коротко ли… Прямо скажем, долго — солнце уже начало клониться к закату, — тропинка привела Шарля в такую глушь, что и поверить трудно.

Под полог леса уже не пробивались ни солнечные лучи, ни лишние звуки. Только поскрипывали вековые деревья. Живность больше не показывалась, птицы смолкли. Не было даже травы под ногами: никакое растение не могло бы жить в таком полумраке. Шарль, дитя большого города, чувствовал себя крайне не уютно. Был бы рад даже лошади, пусть и не мог сесть в седло… Хоть какая-то живая душа была рядом… но вокруг был Лес. Лес…

За спиной что-то весьма целенаправленно заченьченькало. Застрекотало, как мог бы стрекотать увеличенный раз в сто кузнечик. От неожиданности Шарль подскочил на месте, выхватил пистолет и лихорадочно начал искать цель, чтоб дать отпор неведомому противнику.

Мимо него деловито пробежали два иссиня-черных блестящих жука. Шарль прикусил свободный от оружия кулак, чтобы не завизжать, как девчонка: жуки были величиной с курицу. Длинные жучиные ноги лихо перебирали по прошлогодней листве и хвое, усищи шевелились, выпуклые глаза на Шарля, хвала богам, даже не посмотрели…

Убедившись в том, что два черных монстра не интересуются свежей человечиной, отскочив, на всякий случай, за ближайшее громадное дерево (благо, долго искать не пришлось), Шарль трясущимися руками развернул бумажку с указаниями. Прочитал. Решил, что его обманывает зрение. Потом подумал, что Иво над ним тоже, как и Жиль со Стопиком, издевается. Всхлипнул…

По всему выходило, что дальнейший путь к башне мэтра Вига лежит в той же стороне, где скрылись жуки-переростки.

Делать было нечего. Шарль проверил, как заряжено оружие, и осторожно, внимательно озираясь по сторонам, пошёл по едва заметной стёжке. Хотелось верить, что к искомому обиталищу мага, а не на ужин к какой-нибудь жути.

Лес вдруг расступился. Шарль от удивления даже рот раскрыл: вот только что его окружала чащоба Чудурского леса, а вот, смотрите-ка… Пшеничное поле! Величиной локтей десять на пятнадцать, но вполне себе цивилизованная пшеница! А вот смотрите — пруд, и какая-то прачка бельё полощет…

Шарль чуть ли не бегом заспешил к согбённой фигуре в темном. Под сапогом служителя закона треснула ветка; фигура разогнулась.

— Извините, — автоматически пролепетал Шарль. — Я тут башню ищу. Магову. Не подскажете ли…

Спустя секунду мозг младшего капрала посетила мысль, как, должно быть, он глупо выглядит со стороны, разговаривая с енотом. Енот, продолжая придерживать в лапке мокрую постирушку, чихнул и зафырчал что-то, пузЫря белые щеки.

— Извините… Я, пожалуй, пойду… Не смею вас отвлекать…

Против воли разглядывая деловитого енота, Шарль поспешил дальше. Под ногами у него что-то оскорблено пискнуло.

— Что за…

На младшего капрала смотрели кролики. Три, четыре — нет, пять кроликов разного возраста, одинаково пушистых, но разных по степени белизны, сидели под ногами и обиженно ждали, когда ж большой человек соизволит сойти с куста зелёного (а почему, собственно, зелёного? Осень на дворе…) клевера. Шарль отступил. Кролики сосредоточенно сгрызли клевер и попрыгали себе дальше.

Мозг человека обладает очень ограниченной способностью к удивлению. Эту алхимическую истину Шарль где-то когда-то слышал, но до сих пор к себе, человеку в высшей степени рациональному и практическому, не применял. После того, как по дороге Шарлю попалась коза, пропалывающая грядку с капустой (капустные головы размером были с хорошую коровью), еще одна коза, доимая енотом (более мелким, чем образец первый, стирающий), как он понаблюдал за ловлей рыбы… Упитанный осётр самостоятельно выскочил из пруда, уложился в оставленную на бережку корзину, попрыгал… Шарль не утерпел, подошёл ближе, нарвался на еще одну воспитательную сентенцию «прачки»; чуднО, но осётр уложился не в корзинку с мокрым бельем, а в соседнюю, пустую…

После всех этих чудес Шарль уверился, что магова башня где-то рядом. Осмотрелся. Вокруг него были только полянки с клевером и кроликами, нехитрый огород, три маленьких поля (что удивительно: пшеница в разной стадии созревания), один странной формы, похожей на вытянутую восьмёрку, пруд, живности без счёта… И ничего, похожего на архитектуру.

Шарль еще раз вчитался в шпаргалку. «А после постучать три раза, громко назваться и войти». Так, по чему стучать будем?

Под ногу попался камушек. Размером с хорошего гуся (Шарль мельком подумал, что после вчерашней засады стал великим знатоком домашней птицы), серый в мелких слюдяных кристалликах. Не козе же по рогам стучать?

Тук, тук, тук.

— Это я, Шарль… Служба охраны спокойствия и порядка города Флосвилль! Младший капрал… я…

Мир мигнул. Едва заметно, почти неразличимо… Колыхнулся воздух, иначе засветило солнце… Перед Шарлем, не верящим собственным глазам, стояла Башня. Дверь в ее основании скрипнула, открываясь…

Полицейский собрал в кулак всю волю, всю решимость истинного слуги закона, и переступил порог.

* * *

Уходящее солнце четвертого дня своего пребывания на службе в Флосвилле Шарль провожал печальным взглядом из окна гостиницы. Вчерашний день всплывал в памяти обрывочными кошмарами. А с кошмарами, как всем известно, единственный способ справится — пересказать кому-нибудь сочувствующему.

— Добрался я туда, думал, всё, дело сделано… Прохожу по коридору, слышу, наверху кто-то ходит… Поднимаюсь на второй этаж, а там…

— Значит, в башне этой аж два этажа? — переспросил сочувствующий слушатель Смит.

— Думаю, этажей пять. Я, правда, на втором ночевал. Этот, который маговым секретарём назвался, меня пригласил, а так зад… в смысле, ноги после путешествия гудели, что я согласился…

Правду сказать, лечебные экзерсисы мэтра Андре, профилактировавшего Шарля от лисьего бешенства, уже забылись и стёрлись из памяти восемью часами пути к Башне и шестью часами пути обратно в Флосвилль…

— И что? Гляжу, тебя не съели.

— Зря смеешься. Ем я ужин — того самого осётра, а у самого кусок в горло не лезет. Эта секретарская сволочь мне вина предлагает…

— Ну?

— Оно так пахнет… У меня слюнки потекли. Я такого роскошества никогда не нюхал, ты, наверное тоже… Один запах на сотню золотых тянет…

— Должно быть, эльфийское вино было, — рефлекторно облизнулся Смит. — И что, оно на самом деле такое вкусное, как говорят?

— Не знаю. Не смог попробовать. Веришь, нет — не смог, и всё.

— Не верю, — честно сознался Смит. — Давай дальше рассказывай. Интересно же. А маг каков? А этот, как его… котейка говорящий?

— Не знаю, — прикусил ноготь Шарль. Призадумался. Потом не выдержал, наклонился поближе к пелаверинскому уху, понизил голос: — Я вообще ни того, ни другого в Башне не видел. Белки там прыгают по всем лестницам, полкам — типа, пыль стирают. В?рон чёрный по столу ходил, на меня смотрел… Аж по спине мурашки побежали… Я так думаю, не стала бы птица так себя вести, если б рядом была кошка. Котов ведь птицы боятся, верно?

Смит пожал плечами, согласился, что, вроде бы да, но от этих магов и их питомцев всякого можно ожидать. Отвлёкся на что-то, происходящее за спиной Шарля, шёпотом спросил:

— Это и есть магов секретарь?

Шарль обернулся, посмотрел, как за соседним столиком располагается высокий темноволосый парень. Вежливо раскланялся.

— Да. Фриоларом назвался.

— Что, тоже в магии сечёт? — задумчиво прищурился Смит.

— Говорит, нет. Алхимик в поисках приработка. Мэтрову монографию переписывает. А я так думаю…

Озвучивание размышлений пришлось отложить. В трапезную вломился Стопик, подскочил к Шарлю и от всей души хлопнул коллегу по плечу.

Хвала богам, сложения Стопик был не крепкого; в отличие от Иво, с трудом протискивающегося в дверной проём, или того же магова Фриолара, второй из флосвилльских капралов ростом был чуть выше гнома и хрупок в кости. Единственной крупной частью тела (поймите правильно: видимой частью) был нос, подвижный и ноздрястый.

— Смотри-ка, живой вернулся! — вскричал Стопик. — Я уж и не ждал! Мы с Жилем поспорили, кто тебя съест — рысь или медведь. А ты, гляди-ка, живой!

Шарль что-то промямлил. На самом деле ему до смерти хотелось узнать размер ставок, но спрашивать прямо младший капрал стеснялся.

— Я что пришёл, тебе Иво передать велел, что тобой доволен, молодец, справился, а завтра можешь взять выходной. Днём мы с ним вдвоём по ярмарке походим.

Шарль согласно кивнул. Потом спохватился:

— Как это — вдвоем? А Жиль?

Стопик хмыкнул, как-то подозрительно зыркнул на Смита, уклончиво объяснил, что Жиль нездоров, попрощался, развернулся на каблуках и отправился раскланиваться с госпожой Тоньей и ее супругом.

Смит нетерпеливо переспросил, что ж хотел сказать Шарль, когда их прервали.

Шарль наклонил голову и тихим голосом произнёс:

— Я так думаю, что мага больше нет. Убил его этот, — и кивком головы указал на степенно дегустирующего яблочный пирог подозреваемого. — Прямо там, в Башне, убил, а закопал где-нибудь в огороде или в лесу… Поди, найди теперь тело.

— Да уж… — задумчиво пробормотал Смит. — Живёт себе старичок на отшибе, в лесной глуши, в городе появляется редко. Если кого-то убивать, то именно так… Идеальное преступление.

И оба, и купец, и полицейский, внимательно посмотрели на Фриолара.

* * *

Ярмаркой развесёлые жители Флосвилля называли полдюжины палаток да тройку фургончиков, размещенных вокруг фонтана на городской площади. С двух фургончиков бородатые гномы торговали молотками-гвоздями и прочей скобяной надобностью; в одной палатке обосновался ювелир с серебряными да золотыми поделками; еще в одной ссорились дамы, рвясь пощупать рулоны ткани. В остальных торговых точках заключались оптовые сделки с лесом, древесным углём, шкурами, птицей и зерном.

Остальные торговцы обходились лотками, повешенными прямо на шею. Купив с такого переносного прилавка рогалик, пробравшись сквозь стайку ребятишек, жизнерадостно наблюдавших за кукольным представлением, Шарль наскоро перекусил и приступил к Раскрытию Преступления.

Он начал шпионить за Фриоларом.

Вот магов секретарь покупает гусиные перья. Подозрительно? подозрительно. На что, спрашивается, нормальному человеку четыре большие связки длинных гусиных перьев? Подушку набивать? нет, дорогие мои, в подушку такие огромные пёрышки не войдут…

Вот Фриолар передаёт деньги подозрительному купеческому работнику. Выходит из палатки, а в руках ничего нет. Подозрительно? Что за работник? Шарль прочитал вывеску: «Эрих Краузер. Всё, что понадобится вашей конторе». Сообщник? С какой такой «конторой» связан этот умник?

Что-то живо, эмоционально жестикулируя, обсуждает с мэтром Андре. Из рук магова предполагаемого убийцы в руки маньяка-терапевта переходят какие-то скляночки, пузырёчки, свёрточки… Зад у Шарля заныл.

Дольше всего простоял Фриолар у повозки, владелец которой, степенный седой гном в полулунных очочках, торговал самым дорогим, что было на флосвилльской ярмарке — оружием. Шарль изо всех капральских сил подслушивал. Как на грех, злоумышленник соблюдал конспирацию; разговор шёл на ллойярдском. Кажется. Или на гномьем. У Шарля была двойка по иностранным языкам. Зато твёрдая пятерка по наблюдательности: он успел-таки рассмотреть, как Фриолар передаёт гному какой-то свиток. Осталось только узнать, что ж заказал магов секретарь оружейнику. Может быть, какой-нибудь хитроумный арбалет? Зачем, хотелось бы знать? на кого-то охотиться? Ведь мага он уже того… В лесу зарыл…

В раздумьях Шарль наткнулся на чью-то огромную спину. Пришлось отвлечься от Расследования, чтобы поздороваться с начальством. Господин Иво представил Шарля своей супруге. Госпожа Канна, мягкостью телосложения компенсируя недостаток в росте, всплеснула ручками, кто ж так морит голодом мальчика. Младший капрал был спешно изловлен, отволочён в частный дом своего непосредственного начальника, где проглотил обед из восьми блюд. Супчик с гусиными потрошками, клёцки в грибной подливе, поджаренные до хруста деликатесные «ушки» (Шарль так и не понял, из чего они сделаны), сам гусь, запеченный с яблоками, блинчики с мясной начинкой, фаршированная чем-то картошечка, сырник и яблочный пирог. К пирогу младший капрал осоловел и утратил способность самостоятельно передвигаться, говорить, думать, и даже дышал с перебоями. Хозяева не дали помереть. Душевное им спасибо. Натолкали в карманы пирожков и отпустили на все четыре стороны…

Шарль с трудом добрёл до каменной фантазии, украшающей площадь, присел в ее тени и попытался сфокусировать разбредающиеся глаза. Увы. Внутри капрала было столько нового, что один глаз смотрел в, другой на север.

Очнулся Шарль от какого-то навязчивого звука. Пригляделся. Рядом стояла госпожа Амели, сверкая белоснежными накрахмаленными чепцом и передником, и рассказывала:

— И тут он мне говорит: «Мамаша, мне приснились эти зубы». Я ему: «Блохастый ёж тебе мамаша». А он как обиделся, как заорёт на меня… А мой-то вдруг как замычит!..

— Кто-о… — простонал Шарль.

— Подлец этот. Охренолог который.

— Который вам юбку подрал? — припомнилось Шарлю.

— И энтот пьян, — с удовлетворением заключила госпожа Амели. — Солнце еще не село, луна не взошла — валяется себе, будто ему мёдом намазано… Правильно мне маменька говорила: «Амели, все мужики сволочи. Все пьют» А я ей тогда, дурочка совсем молоденькая была, и говорю: «Мамаша, вы мне женихов не пугайте. Оставьте хоть одного на племя»… Или время? — задумалась Амели. Махнула рукой на точность и продолжила повесть временных лет: — А она мне…

— Уйдите… — захрипел Шарль.

— Вот и она мне говорит: «Изыди, Амели!»… — озвучила старушка былое. Запнулась. Задумалась. — Или она это не мне тогда говорила? Или не она говорила, но мне? Или не говорила, но она — мне? Как ты думаешь? — спросила Амели совета у младшего полицейского чина.

Шарль на четвереньках пополз от навязчивой старушенции прочь. Сначала было трудно, но потом коленки и ладони сработались, переполненный желудок договорился с чувством равновесия и силами гравитации, и скорость младшего капрала увеличилась. Госпожа Амели попыталась догнать, но где уж ей тягаться в скорости с натасканным на ловлю преступников сыщиком!

С разбега Шарль налетел на чьи-то ноги.

— Простите, — раздалось с высоты.

Шарль потёр лоб, сел и хмуро посмотрел на причину своего споткновения. Вот он, подозреваемый… Сам нашёлся!..

А Фриолар тем временем задумчиво и по-алхимически рассеянно шарил по карманам. Потом совершил то, за что его следовало придушить на месте: погладил сидящего на мостовой Шарля по головке (!), запихнул ему что-то в губы и пошёл себе дальше. Младший капрал автоматически разгрыз солоноватый, пахнущий рыбой сухарик. Прожевал. Выплюнул. С ненавистью посмотрел в спину удаляющемуся Фриолару. Тот раскланивался с госпожой Амели, которая воспользовалась случаем и пересказала в свободные уши свою историю о чьих-то там зубах и — ологах. А Шарль понял, что этого конкретного человека он ненавидит.

Расследовать, что этот алхимик натворил, засадить его в тюрьму, связать и скормить ему десяток фунтов кошачьих галет стало для Шарля личным делом чести.

* * *

Не подозревая о том, что только что нажил себе смертельного недруга, Фриолар забрал оплаченные заказы у Краузера, у мастеровитого гнома, аккуратно упаковал их, сложил в арендованную тачку, посмотрел на уходящее в закат солнце, и поспешил вглубь Леса. Меряя тропинку до заветной поляночки, господин алхимик размышлял над тем, что поведала ему старушка-горожанка. Конечно, не следовало принимать ее слова на веру. В конце концов, возраст явно отрицательно сказался на ее умственных способностях. Но будем логичны. Мэтр Виг еще старше. Рассуждает еще более путано. Но всё-таки иногда, согласно теории невероятности, бывает прав. Ладно. Поживём, как говорится, увидим.

Сзади раздался шорох. В любое другое время Фриолар и внимания бы на него не обратил. Но сегодня… К тому же, солнце почти зашло.

Фриолар приостановился, осмотрелся по сторонам. Лес как лес. Деревья, деревья и еще раз деревья. Кое-где качаются ветки; должно быть, или птица взлетела, или случайным сквознячком потянуло… В сгущающихся сумерках не видно. Пожав плечами, Фриолар прибавил шагу.

Нужной полянки Фриолар достиг уже в темноте. Прислонив тачку к дереву так, чтобы завтра ее смог найти работник, достал из кармана деревянную свистульку, высвистал условный сигнал. Медведь явился почти тотчас же, судя по довольной, перепачканной сладким морде, он где-то поблизости откушивал медовых сот. Водрузив на огромного зверя свёртки, Фриолар уселся сам, вцепился в густую (между прочим, довольно неприятно пахнущую) шерсть, и скомандовал поворачивать к Башне. Хоть и старался господин алхимик сохранять невозмутимость, хоть и вёл себя так, будто «рысак» его полностью устраивает в качестве ездового животного, — в душе Фриолар развлекался, как пятилетний мальчишка, которого родители впервые повели в цирк. Он едет верхом на настоящем медведе! Гип-гип — ура!

Всё-таки мэтр Виг молодец. Одно дело — выдрессировать одного конкретного мишку, чтобы позволил на себе ездить. Трудно, достойно настоящего мастера, не всем подобный талант дан. А убедить живность целого Леса, — да еще какого! — в том, что волшебник, его нужды и вольнонаёмные кадры являются неотъемлемой частью лесного существования… Это ль не признак высокой магической квалификации?

* * *

Появление медведя спутало все героические планы младшего капрала службы охраны правопорядка Флосвилля. Некоторое время Шарль бежал за медведем и подозреваемым — уже не столь заботясь сохранять инкогнито; но быстро понял, что хорошо замагиченный медведь действительно может на скаку обогнать среднестатистическую лошадь.

Шарль остановился. С трудом выровнял дыхание. Ну, ладно. Далеко не уйдет. Действительно, лучше добраться до Башни не спеша, с достоинством… Благо, дорога уже известна. И тропинка отчётливо видна — вон, луна как светит… Со дня на день полнолуние; луна сияет неровным золотым шаром, и видно всё, как на ладони…

Чувство неуверенности и сомнения в принятом решении посетило Шарля далёко не сразу. Только после того, как услышал младший капрал волчий вой, и только после того, как понял господин полицейский, что волков много, и все они — приближаются…

* * *

Многому учат в современной школе. Арифметике, каллиграфии, истории, географии, риторике, изящной словесности, наблюдательности, доказательности… Говорят, в пансионах для благородных девиц в Ллойярде и Иберре появилась новая мода: юных дворяночек учат самостоятельно готовить обед и штопать чулки — дамы из благородных семейств, разоренных ушлыми банкирами Пелаверино, сами хлебнувшие чудес внезапного лишения надежд, такие занятия очень рекомендуют.

С тяжким вздохом Шарль был вынужден признать, что сейчас ему больше всего подошли бы уроки смирения, пропагандируемые христианскими орденами. Как-то трудно слушать за своей спиной хихиканье, как-то тяжело принимать поучения о том, что нельзя бросаться в подбирающихся волков пирожками — дескать, от этого у них только аппетит разыгрался… И неприятно молчать: знать, что обязан помирающему от нездорового юмора Стопику своим спасением, и молчать, не произнося ни слова в оправдание. Оправдываться младшему капралу Шарлю было нечем.

Пожаловавшись на горькую свою судьбу господину Смиту, который решил задержаться после ярмарки по каким-то своим купеческим делам и который с большим состраданием и участием выслушал повесть о пятидесяти злых чудовищах, едва не сожравших Шарля в Лесу, — младший капрал твёрдо решил, что совершенная глупость была последняя в его жизни. И теперь-то он уж точно всем покажет.

Ровно в девять вечера Шарль занял стратегическую позицию в тени каменной скульптуры на городской площади. Отсюда хорошо просматривалась запертая палатка ювелира, гномьи фургончики, приготовившиеся в понедельник с утречка отправиться восвояси, двери гостиницы и все четыре улицы Флосвилля. Если луна окажется яркой — что вряд ли, слишком много туч скопилось на небе, — при желании можно было увидеть даже птичью ферму на окраине.

Одиночество Шарля немного разнообразила маленькая кошечка (серая), подлезшая под руку; потом на край фонтана села серая птица и накаркала за что-то на младшего капрала; потом мимо, сторожась и оглядываясь, пробрела группа выпивох… От нечего делать младший капрал принялся гадать, на что похожа скульптурная композиция у городского фонтана: фантазия настроенного на ловлю воров полицейского выдавала один кошмарных образ за другим. И низкорослый тролль чудился Шарлю в каменной глыбе, и ташун, излеченный от излишней водянистости, и дракон, внезапно потерявший крылья и сильно уменьшивший длину шеи. И только ближе к полуночи, когда маленький провинциальный городок добропорядочно и скучно погрузился в сон, терпение жаждущего подвигов полицейского было вознаграждено. На тёмно-сером фоне стены какого-то дома мелькнула светло-серая тень человекообразной фигуры.

Шарль отбросил в сторону кошечку, пригнувшись, попытался подобраться поближе к таинственной тени. Тень вполне уверенно перемещалась в сторону палатки ювелира. Тишину нарушил скрип, какое-то невнятное шарканье, подозрительное пыхтение…

— А ну, стой! — заорал во весь голос Шарль, выпрыгивая из своего укрытия.

Фигура, не говоря ни слова, рванула прочь.

Погоня! Как много в этом слове для настоящего сыщика, преследующего настоящего вора! Как много эмоций и содержания сливаются в быстрый топот сапог по мостовой, в резкие прыжки вправо-влево-вверх; какой душевный подъем испытывают те, кому довелось скакать с крыши на крышу, с дерева — на соседнее, из одной лужи в другую, падать в заботливо подставленную копну сена и уворачиваться от чьих-то настигающих лап!

А какие чувства переживаешь, когда искомое оказывается от тебя в двух шагах! О! Этот пыл настоящей мужской (Шарль очень надеялся, что мужской; рассказы о том, что его угораздило подраться с девчонкой, младший капрал бы не пережил) драки! Эти трескающиеся после первого же удара оглобли… Эти кусты, которые царапают служителя Закона, когда он прорывается сквозь них к шее преступного элемента… Эти удары… вот демон, больно же!

Да, такое не передать словами. Надо пережить этот раж, азарт, упоение погоней самому.

Как имел возможность убедиться Шарль, крайне полезно также перед тем, как погрузиться в экстаз погони, неплохо бы выяснить обстановку, где будет проводиться поисково-сыщицкий забег. Потому как крайне неприятно в разгар схватки с преступностью обнаружить тёмно-серые фигуры, передвигающиеся на четырёх лапах, которые с глухим рычанием набрасываются на служители закона, не производя обязательного предупредительного оклика… И добычу неприятно отпускать, и самому на дереве спасаться — второй раз за два дня, — тоже не хочется…

Тоскливый волчий вой наполнил окрестности Флосвилля. О боги, опять…

«Ничего», — размышлял Шарль, покрепче обнимая шершавый ствол своего липового спасителя, — «Ушёл от меня этот вор недалеко и не надолго. Завтра утром, едва только слезу…» — младший капрал посмотрел вниз. Высокий тощий зверь с более тёмной, чем у остальных, шерстью, поднял на него золотистый взгляд и нагло клацнул клыками. — «Если только спасусь,» — смиренно исправился Шарль. — «Опознаю злоумышленника по внешнему виду. Царапин на нём, должно быть, больше, чем на мне»…

Как подсказывал Шарлю свежеприобретенный опыт, с восходом солнца волки перестанут сторожить добычу, и повернут в чащу леса. Осталось только дождаться этого самого восхода…

Утром базовое доверие Шарля к миру в целом и к Флосвиллю в частности пережило сокрушительный удар. Точнее говоря, оно вообще этого удара не пережило. Прямо так и скончалось на месте.

Причиной этого было количество расцарапанных мужчин в возрасте от восьми до девяносто восьми лет (более младший контингент не подходил таинственному ночному лазутчику по росту, и был отвергнут из размышлений младшего капрала), встреченных по пути от околицы к полицейскому участку. Чем, спрашивается, занимаются по ночам горожане?! Волков развели тут у себя, понимаешь, по ночам прямо по улицам ходят… Хорошо, не загрызли никого… А если да?! Шарль ссутулился, нахохлился и лично обошел все более-менее темные уголки, чтобы убедиться в отсутствии жертв. Нашёл труп курицы. Арестовал тут же сидящую и колупающую перья предполагаемую убийцу. Госпожа Амели, поджидавшая служителей закона у порога полицейского участка, опознала в подозреваемой свою ненаглядную доченьку Анхен, обещала примерно наказать ее, и много чего порассказала Шарлю. Тот выслушал, на всякий случай придерживая кончик языка зубами.

Вошёл, наконец, в служебное помещение. Увидел. Покачнулся и был вынужден схватиться за что-то надёжное: под глазом господина Иво тоже красовался синяк. Роскошный, отливающий сливовым бочком, сочный фингал. Господин Иво, заметив удивление подчиненного, смутился, и несколько бессвязно поведал, как вчера они с шурином обмывали его, шурина, прибавление в семействе, и немного увлеклись.

«Ладно бы побит-поцарапал был Стопик, или Жиль. Тут бы я поверил безоговорочно. От Жиля — может быть, а от Стопика наверняка следует ожидать любой подлости. Например, что он специально организовал всем жителям города какие-нибудь натянутые на ступенях веревочки, разбитые кувшины со сливками или что-то еще, ведущее к мелким травмам, но господин Иво… Нет, вчерашний мой противник явно был на полголовы ниже и гораздо хлипче в плечах… Нет, не верю… Уже ничему не верю…»

Тут дверь раскрылась, и вошёл Стопик.

Капрал флосвилльской службы охраны правопорядка был расцарапан, пожалуй, еще сильнее, чем Шарль в вечер приснопамятной битвы с лисом. Стопик ощутимо прихрамывал и придерживал локтем правый бок.

«Верно… — заметались в голове Шарля бредовые мысли. — Я того, ночного, когда толкнул, он на дом налетел правой стороной. Мог и рёбрами треснуть…»

— Что с тобой? — нахмурился Иво. Стопик пошевелил своим выдающимся носом:

— С яблони свалился. Прямо в крапиву…

Господин Иво нахмурился:

— А к мэтру Андре зайти, что, фантазии не хватило? Я руковожу службой охраны спокойствия и порядка или младшей группой приходской школы? Ты хоть свою яблоню обирал, или опять — помогал уставшим соседкам? Бери пример с нашего молодого сослуживца. Солнце едва встало — уже на ногах. Орёл! Хвалю! Да еще, наверное, и преступление какое-нибудь унюхать успел. А, Шарль?

— Конечно… — уныло поведал Шарль. — Госпожа Амели жаловалась, что вчера, когда она переодевалась, чтобы отойти ко сну, кто-то за ней в окно подсматривал.

Секунду в участке была тишина. Тише, чем на кладбище до прихода некроманта. Потом грянул сочный хохот.

Утирая слезы, начальство похлопало Шарля по плечу.

— Неймется ведьминой дочке… Знаешь, малыш, ты заслуживаешь, чтобы расследование этого казуса поручили тебе. Следи, вынюхивай…

— Амели всего семьдесят один, она еще вполне может полежать… — лицемерно намекнул Стопик.

— Цыц, охальник! — рявкнул Иво. Подвёл Шарля к выходу, и, конспиративно понизив голос, добавил: — А на деревья ты б лазить поостерёгся… Они, конечно, для того и посажены были… Но одно дело волки — попрыгают, повоют, да разойдутся. А рыси, барсы иногда захаживают в гости… Или медведь, если молодой, еще не заматеревший — они ведь и наверх полезут, коли учуют. Ты смотри, глупостей больше не делай…

— Что… Что вы хотите сказать? — не понял Шарль.

— Это не я, это привет от Жиля… Можешь с ним сам поговорить, через четыре дня он набегается, вернётся… Ну, вперед. Ищи вуайериста. — Иво заржал басом.

Шарль автоматически кивнул. Ничего не понял, но то, что надо искать, был готов выполнить.

Он найдет, он обязательно найдёт!

По пути в гостиницу, которая за недолгие несколько дней стала для младшего капрала едва ли не родным домом, в голову Шарля залетела умная мысль. Даже удивительно, как Шарль не подумал об этом раньше. Ведь Флосвилль просто кишит преступлениями! И в сельскохозяйственные приключения Стопика Шарль ни на секунду не поверил, и вчерашние приключения, и Нюх — всё просто приказывало спешно идти и кого-нибудь арестовать. Запереть в кутузку. Бросить в темницу. нет и не будет покоя Шарлю, если он спешно кого-нибудь не схватит!

Значит, надо пойти и схватить. А так как в одиночку это не получится (вчера, по крайней мере, не получилось), надо брать помощника.

Жиль куда-то пропал. Приветики какие-то странные передаёт. Должно быть, мозговое расстройство с ним приключилось. Шарль искренне желал этому коллеге скорейшего выздоровления. Стопик — подозрителен до ужаса. И не один выдающий нос тому причиной. ну, чувствует Шарль, что коротышка-капрал ему в чем-то врёт. Может быть, его первого арестовывать придётся. Господин Иво…

Здесь воображение, рисовавшее жгуче-черные ужасы, спасовало.

На помощь пришла память. О субботних пирожках.

Шарля прошиб холодный пот. Вспомнился изобильный обед госпожи начальницы, и как потом пытались ухватить младшего капрала за пятки серые волки. Она нарочно всех откармливает, чтоб лесным жителям было, чем полакомиться! Она… Она змея-обольстительница! А господина Иво наверняка околдовала-опоила какими-нибудь зельями, чтоб верил ей беззаветно!..

Версия была паршивая. Шарль не успел ее додумать, когда увидел еще одного возможного кандидата в соратники-помощники. Доброжелательного и сочувствующего пелаверинского мистера Смита:

— Слушай, я, конечно, ничего не понимаю в преступлениях. Знаешь, кто тебе действительно может помочь? Гадалка или предсказатель. Если, конечно, ты сможешь доверять какому-либо местному специалисту… Хочешь позвать кого-то из Ла Фризе? Прекрасный выбор. Дней через пять, если не случится дождя, он как раз сможет доехать… Я бы тоже на твоем месте поспешил. Преступника надо ловить, не отходя от кассы. Ах, как бы тебе помог один старинный магический артефакт, о котором я краем уха слышал! Кто знает, кто знает, где он хранится… Может, имеет смысл поспрашивать у магистра Вига? Ах да, его ж убили… Не из-за этого ли сокровища, хотел бы я знать… Жаль, что дело об убийстве еще не раскрыли. Ну, если никого не арестовали — то дело точно еще не закончено…

* * *

Чудурский лес. Башня. Полнолуние

— Левое крыло ворона чёрного обыкновенного — одна косточка, лучше плечевая, она побольше… Почему именно вОрона? Едва ли не самая разумная птица, понятливая до ужаса. Хочешь кушать, Корвин? — обратился Виг к своему питомцу, расхаживающему по лабораторному столу. Черный ворон мигнул блестящим глазом и согласно кивнул головой. Благосклонно принял сухарик. — Корвин у меня письма носит, а у коллеги Панча триста лет назад ворон вообще обучился страной править — король тогдашний Антуан его в своем кабинете запирал, да ворон через закрытую дверь приказы королевским министрам отдавал… Смешно было! Особенно когда ворон приказывал подавать королю на завтрак свежих дождевых червей да снулую рыбешку… да, о чем это я? — спохватился пожилой волшебник. Покрутил пальцами хвостик бороды, подумал и продолжил пояснение. — Так вот. Нашей конкретной задачей является восстановление магического потенциала, оживление, другими словами, заблокированного Силового потока. Поэтому нам нужны ингредиенты, которые по сути своей являются ключами к раскрытию невероятного. Понятно?

последнее слово явно было риторическим, но Фриолар поспешил ответить.

— То есть в данном контексте «потенциал» следует понимать как «возможность»? Или ее обратную противоположность, которая…

— Алхимия, не словоблудь. Тебе что, девок мало?

— Ну, если вы сами подняли эту тему, то, вынужден признать, что в данном ареале распространенность особей женского пола весьма незначительна…

Рука волшебника, поглаживающая антрацитовые блестящие перья питомца, тем временем, приступила к целенаправленной пальпации левой верхней конечности. Корвин, прикончив сухарик, следующим клевком пронзил настырную руку; вырвался и перелетел на потолочную балку. Мэтр Виг ойкнул, затряс кистью, благодарно принял от секретаря баночку с заживляющей мазью.

— Вернемся лучше к эликсиру. Дай мне вон тот короб, третья нижняя полка слева…Спасибо, — мэтр зашуршал извлекаемыми деталями птичьих скелетов. внимательно обнюхал две косточки. одну бросил обратно в коробку, другую гордо продемонстрировал помощнику. — Видишь, какая большая? Корвинова пратётушка. Я что думаю? Что у женского пола вероятностей всегда больше. Я как-то раз даже статистику вёл. Жила тут у меня одна… — старик улыбнулся шаловливым воспоминаниям. — Но я ее выгнал. Достала… Так вот. Крыло есть ключ к возможности полёта; а левая половина тела более чувствительна к эмоциям, которые по сути своей есть противоположность разума… То есть в итоге мы имеет возможность первую — к полёту, и возможность вторую — к эмоциям, и важнее всего, что первая при жизни была реализована, а вторая — нет. Следовательно, Силы в ней накопилось достаточно. Чего ты там пишешь, алхимия?

— Рецептуру и правила подбора ингредиентов, — сознался Фриолар, поскрипывая пером.

— Это хорошо. Возьми ступку, разотри кость в мелкую пыль, и смотри у меня: чтоб на каждые восемьдесят пять движений пестиком направо приходилось пятнадцать налево!

Припахав ассистента, мэтр, смело поскрипывая разбитой радикулитом спиной, атаковал стеллажи с прочими баночками, скляночками, колбочками и другими заспиртовано-засушенными припасами. Достал объемную банку с каким-то черным зернообразным содержимым. Радостно улыбнулся.

— Лягушачья икра. Хочешь? Сколько лет храню, а всё как свежая… М-мм, вкусненько! Зря отказываешься. Корвин, а ты хочешь? — Корвин соизволил спуститься и снизойти до предложенного деликатеса. Виг обвёл ищущим взглядом свои запасники.

— Так… Еще что нам нужно? гадючку бы… Кот, неси мне гадюку.

— Мэтр, Черно-Белый Кот пропал.

— Как это, пропал! — всполошился мэтр Виг. — А кого ж я за обедом под столом гладил?

Волшебник с сомнением посмотрел на собственные руки.

— Не беспокойтесь, мэтр, гадюки надёжно заперты. Я принесу вам экземпляр. самца, самку?

— Яйцо. Да смотри, чтоб свежее было. В крайнем случае, покудахчи, чтоб она снесла его в твоем присутствии… Что за мир? — возмущенно бурчал себе под нос волшебник, раздраженно перебирая заготовленные ингредиенты. — Коты пропадают, гладишь неизвестно кого, гадюки кудахчут… — здесь мэтр остановился. В глазах его сверкнула мысль. Он резво подбежал к лестнице, уводящей из лаборатории вниз башни, и крикнул удалившемуся ассистенту: — Эй, секретарь! Смотри, не ошибись! Если гадюка кудахчет, то это курица!

Прошёлся обратно, о чем-то сосредоточенно размышляя. Подёргал себя за бороду. Поглядел на дёргаемое. В раздражении сплюнул.

Несколько дней назад Виг углядел в намагиченном зеркале неведомое магистру Школы Крыла и Когтя существо. Самое профильное существо, которое только можно придумать, чтобы специально порадовать криптозоолога: у существа были и размашистые крылья с почти орлиными, черными с серебристым отливом, перьями, и когти — на всех четырех львиных лапах. Принять решение о том, что зверушку требуется немедленно найти и приобщить к маговой коллекции биологомагических раритетов, было делом нескольких минут. К сожалению, из-за недостаточности планирования, операция по исследованию таинственного крылатого и четвероногого животного — уверявшего, что является разумным, — прошла не идеально. Вмешались отвлекающие и помехообразующие факторы: какие-то эльфийки (очень симпатичные), воровки (тоже ничего), кто-то, пока не выясненный, кто украл у Вига бутыль с водкой, неупокоенные мертвецы и целая орда цинцев. Да, еще были падающие ревущие стальные горы и неправильно сработавшие заклинания. В результате мэтр внезапно стал брюнетом (будь в Башне хоть одно нормальное зеркало, а не старые, покрытые патиной, или магическое, показывающее демоны знают что, он бы заметил, что и разрез глаз у него уменьшился, и скулы стали пошире, и росточком он как-то увеличился…), был похищен, унижен (у мэтра отобрали серебряную пуговицу! позор! позор! его ловили без нюртанга! ужас! катастрофа!), и сбежать ему удалось не иначе, как чудом. (иначе, иначе. Не чудом, а настырностью, изощренным коварством, знанием основ токсикологии и верой в собственную магистерскую исследовательскую разработку. Но тсс! не будем лишать старичка радостей самообмана и самопоглаживания…)

Сейчас мэтр был полон решимости отомстить. Замыслы роились под седой/брюнетистой шевелюрой, единственное, что пока спасало Вечную Империю Ци от нашествия амбарных долгоносиков и кровососущих мух, было некоторое снижение магических способностей магистра. Впрочем, сейчас он вспомнит, что хотел найти, сварит зелье, выпьет…О, уже вспомнил!

Мэтр Виг достал из нижнего ящика стола бутыль, стаканы, набулькал, выпил, погладил бороду… Хлопнул себя по лбу.

Поднялся по лестнице на следующий пролёт. Еще выше начинался чердак — даже не помещение, а просто огороженное с одной стороны — крышей, с другой стороны — каменными зубцами, пространство. Мэтр же, игнорируя меру глухости стены, подошёл поближе. Нашёл единственный декоративный элемент, рогатую демоническую маску, нажал. Ничего не случилось. Мэтр нажал еще раз. Рассердился, пнул стену, запрыгал на одной ноге, лелея ушибленную, и высказался.

Рогатый мраморный демон скабрезно ухмыльнулся:

— Пароль принят. Доступ разрешён.

Потайная стена со скрипом отъехала в сторону. Мэтр вошёл в тайник.

В ответ на появление волшебника активизировался один из спрятанных артефактов. Скульптурная группа, весьма натурально изображавшая трёх крокодильчиков, презрела факт своего создания из драгоценного снежно-белого нефрита; пресмыкающиеся задвигались, ожили…

— Вижу Вига! Вижу Вига! — заверещал первый, тараща не по-крокодильи огромные глаза.

— Опять эти идиоты… — проворчал волшебник, рассматривая что-то в сундуке.

— Я всё слышал! Он назвал нас идиотами! — включился второй крокодильчик. Прижал лапку к виску, напряженно ожидая продолжения.

Третий крокодильчик, глядя на мэтра Вига злыми глазами, отчаянно дожёвывал что-то, склеивающее его зубастую пасть.

Мэтр достал какой-то странный кусок, больше всего похожий на осколок гигантской фарфоровой вазы, извлёк из груды барахла толстостенную приземистую чашу с полустёртым ветвисто-лиственным узором, не торопясь, с ленцой, покинул помещение.

В лаборатории мэтр установил чашу на жаровню; наполнил отопительный агрегат тщательно подобранными кусочками угля — для наилучшего эффекта заклинания требовалось, чтобы количество сколов на кусочках составляло 11, 13, 17, 19 или 23. Вытерев перепачканные руки кончиком бороды, мэтр деловито огляделся, обнаружил, что ему никто не помогает, и рассердился.

— Алхимия! Эй, секретарь! Где пропал?! немедленно иди сюда! Слышишь? Не появишься через полсекунды, вычту из жалованья.

Через четверть секунды перед мэтром материализовался Фриолар. В каждой руки он держал по телу. Тело справа принадлежало молодому человеку блондинистой внешности, субтильному, обиженно хлюпающему разбитым носом, наряженному в изрядно потрёпанный мундир. Тело слева было покрепче, на десяток лет старше, было брито и стрижено на пелаверинский манер, и демонстрировало потерю сознания как симптом черепно-мозговой травмы средней степени тяжести. Мэтр Виг с некоторым изумлением посмотрел на всех троих, потом расплылся в довольной улыбке:

— Отлично, алхимия! Сам догадался, что нам испытуемые понадобятся, или подсказал кто? Или опять у тебя стихийные предсказательские способности открылись? — с тихой надежной спросил волшебник.

— Ни то, ни другое, ни третье, мэтр. Я поймал этих двух, когда они пытались влезть в Башню. Воры, магистр.

— Конечно, воры. У обоих невооруженным магическим зрением в ауре Шлейф Тени видно, — пожал плечами волшебник.

Младший из пойманных воришек, хилый блондин, возмутился и сделал попытку вырваться из крепкой секретарской руки.

— Я не вор! Я сыщик! Я пришёл арестовать вас за заговор с целью убийства!

— Это что такое я слышу? — насупил брови Виг. — Секретарь? Чем ты тут в мое отсутствие занимался? Кого убил? Где закопал? Что на этом выгадал? Требую сорок пять процентов!

Прежде, чем Фриолар успел рот раскрыть, ответил горе-сыщик:

— Он убил мэтра Вига, магистра Школы Крыла и Когтя, уважаемого волшебника и подданного королевства Кавладор!

— Да что ты говоришь!?! — всполошился «убиённый». На всякий случай проверил, не падает ли голова с плеч, посчитал пульс. Возмутился: — Да что ты брешешь? Я ж живой!

— Вы — не Виг! — уверенно отвечал блондин. — Я его описание внешности хорошо изучил! Вы — сообщник убийцы! Признавайтесь! Признавайтесь в Заговоре против Спокойствия Кавладора!

Парнишка отчаянно извивался и, наконец, добился того, что воротник мундира треснул, отделился от всего остального, и мгновение спустя Шарль оказался на полу. Пробыл он там недолго; отскочив в угол, младший капрал наставил на обоих подозреваемых — придурковатого бородача и флегматично-спокойного секретаря, указательный палец.

— Вы, двое, убийцы и грабители! Именем короля, я арестовываю вас! Сопротивление бесполезно!

Мэтр Виг почесал в затылке.

— О чем это он? — переспросил он у Фриолара. Но прежде, чем добросовестный алхимик сумел подобрать достаточно логичное объяснение, молодой сыщик заорал нервно-сорвавшимся фальцетом: — Ма-алчать! Всем молчать, стоять, не двигаться! Вы арестованы! Ты слышишь меня, цыц позорный!

* * *

Согласно статистике, накопленной филологами Кавладорского Университета, уничижительное «цыц» понимали все цинцы, на каком бы языке оно не было бы произнесено.

Как-то догадавшись, что произнесенное Шарлем ругательство обращено к нему, пожилой волшебник отреагировал на редкость спокойно. Он задумчиво погрыз ноготь большого пальца, потом столь же задумчиво попробовал добраться зубами до какой-то наглой блохи, кусавшей его под мышкой. После оклика Фриолара — «Крепитесь, мэтр», Виг выплюнул попавшую в рот мантию, и спокойно повернулся к лабораторному столу.

— Вы не возражаете, если я свяжу этого? — обратился к работодателю секретарь, потрясая бессознательным пелаверинцем.

— Нет-нет, отличная идея. Нальем молочка от бешеной коровки… Алхимия, я жду гадючье яйцо. Корвин, друг мой, неси девственницу, — попросил Виг ворона. Тот расправил крылья и вылетел из окна башни. У Шарля перехватило дыхание.

— Вы чччто… над людьми тут издеваетесь! Я напишу… утром написал жалобу в Министерство Спокойствия и Министерство Магии! Если я не вернусь до утра, мои друзья передадут его по нужному адресу… И тогда мало вам не покажется… Убийцы… — прошептал Шарль.

Страшнее всего было то, что ни бородатый цинец, ни секретарь-убийца никак не показали, что испугались, или хотя бы услышали угрозы младшего капрала. В нарастающей панике Шарль подумал об отступлении. Вспомнил, что находятся они на пятом этаже башни, а в окружающем Лесу уже начали показательные выступления волчьи хоры, и подумал, что бросаться вниз головой из окна недостойно флосвилльской службы охраны спокойствия и порядка. Настоящий сыщик обязательно пошёл бы до конца. Арестовал бы этих двух…насмерть… при попытке сопротивления…

Самым опасным предметом, на взгляд отчаянно нуждавшегося в оружии и отваге Шарля, показалась тяжелая чаша и еще более увесистая жаровня. Согласно задумке, жаровня должна была упасть, рассыпать угли, заставив злоумышленников плясать и гасить зарождающееся на деревянном полу пламя, а Шарль бы за это время, отмахиваясь от кулаков секретаря хозяйственной утварью, успел или спасти Смита, или схватить какой-нибудь кинжал. О боги, за что вы послали расследовать убийство мага, а не какого-нибудь родовитого аристократа! У аристократов, согласно официальным отчетам, все стены зАмков увешены коллекциями оружия, а у этого паршивого мага, чтоб ему икнулось, все стены уставлены каким-то барахлом и книгами!

Виг громко икнул. Смутился; затянул песенку далёкой молодости:

— В славном граде Аль-Миридо в тихом сумраке ночей раздаются серенады, раздаётся звон ножей…

Уткнув нос в густую черную бороду, волшебник старательно растирал в чаше смесь молока, лягушачьей икры со змеиным яйцом; добавил порошок из ступки, повернулся спиной…

Шарль с леденящим кровь визгом прыгнул ближе к жаровне, вцепился в чашу… Заорал — она была горяча, как начинающий закипать чайник. Чаша полыхнула вдруг жарким золотом, расцвела неимоверной красоты узорами, и ни на волосок не сдвинулась с места. Больше того, когда Шарль попытался вынуть из ручки полыхающую болью ладонь, из основания волшебной чаши вырос золотой тонкий стебелек и красивейшим в мире наручником пристегнул горе-воришку к вещественной улике неудавшегося преступления.

— Ага, — удовлетворенно улыбнулся Виг, повернувшись и увидев случившееся. — Алхимия! Чего волынишь?! Садись, ступчай дальше! — велел маг, бросая в ступку кусочки «фарфоровой вазы». Фриолар, убедившись, что оба пленника связаны надёжно, добросовестно взялся за пестик.

— А что это за субстанция, мэтр?

Мэтр Виг умилился и с охотой объяснил.

— Скорлупа драконьего яйца. Конечно, на бездраконье можно заменить саламандровой сушёной шкуркой, или даже рачьим панцирем. Но мой девиз: магии отдавать самое лучшее. А, вот и Корвин вернулся…

Черный ворон спланировал на стол, выплюнул из клюва новорожденного мышонка. Еще слепой, голенький, мышиный младенчик отчаянно запищал. Шарль всхлипнул.

Мэтр аккуратно погладил мышонка, уверенно сделал надрез острейшим скальпелем, выдавил из детеныша несколько капель крови, потом смазал ранку мазью. Мышонок (пардон, конечно же, это была девочка) тотчас же успокоился. А когда мэтр от широкой души поместил малышку-мышку в рюмку, где ей досталась убойная доза спиртного…

Фриолар удивленно поднял брови. Мэтр охотно пояснил:

— Девственность — это общефизиологический феномен. И почти универсальный ключ к тысяче нереализованных возможностей. Если усилить такой кровью наведенный наговор или заклинание, м-мм!.. Такая прелесть получится!

Мэтр, сверкая глазами из-под густых черных бровей, шепча магическую абракадабру, широким жестом вылил капельки мышиной крови в пламя жаровни, и Шарль заорал во второй раз: чаша мгновенно заледенела. Теперь вместо огня ее ласкали небесно-голубые языки холода.

Из золотой чаша превратилась в серебряную.

— Подай мне мозг летучей мыши, — протянул мэтр руку. Фриолар мигом достал с полки нужную склянку. — Летучая мышь нарушает законы природы, открывая новые возможности; направляя свои стопы в небеса, а голову клоня к земле, она каждый день засыпает, отрицая живительную силу Солнца, и каждую ночь пробуждается, чтобы принести вечный сон другим живым существам…

Виг выбрал из похожих на сморщенные ядрышки фносских орехов самый крупный, с шептанием бросил его в чашу, в вязкую черную массу. Перехватив паранойяльный взгляд сыщика-неудачника, мэтр протянул Шарлю всю склянку: — Хочешь? угощайся. Так, что там дальше? Слюна гневливого самца. Это мы быстро, — Виг сосредоточился, плюнул в ледяное нутро жаровни, и вернулось обычное пламя. — Шерсть оборотня… Корвин, слетай, принеси свеженькую. Старую, наверное, опять моль поела.

— Шерсть оборотня?! — зашевелились кудряшки на макушке Шарля. — Что, вот так вот здесь можно встретить оборотня?

Мэтр сочувствующе посмотрел на молоденького идиота. Пернатый Корвин на редкость быстро вернулся и протянул бородачу пучок серой шерсти. Варево в чаше обогатилось еще одним ингредиентом, и стало откровенно мерзким. Буро-черная масса попыхивала, пузырилась, хлюпала, и вызывала у Шарля, который ближе всех располагался к этому зелью, рвотные позывы.

«Цинец», он же злодей, он же предполагаемый грабитель-убийца помешивал свое творение тонким скальпелем; теперь, когда это оружие оказалось в пределах досягаемости, Шарль почему-то не помышлял о том, чтобы его захватить или, не приведи боги, использовать. Тонкая длинная ручка и закруглённое лезвие неизвестного Шарлю тёмного металла, были покрыты волнообразными рисунками; от соприкосновения с субстанцией чаши эти узоры начали вспыхивать. После двух-трех десятков вспышек мэтр удовлетворенно хмыкнул, добавил порошок толченой скорлупы драконова яйца, горсть виноградных улиток (попутно объяснив всем желающим, что, конечно, огненная медуза с пентийского побережья в смысле магии ядрёней… Но улитки вкуснее); пошептал что-то… Потом аккуратно перенес чашу (Шарль нехотя двигался следом) на подоконник, поставил ее под белый свет ночного светила, сделал надрез себе на большом пальце, и уронил в колдовское зелье капельку собственной крови.

Последовала бурная реакция. Шарль был бы рад ее не видеть, но «наручник» не позволил далеко удалиться. Зелье вспенилось, закружилось, полируя стенки чаши до ослепительного блеска, повалил густой пар, содержимое чаши распухло, как дрожжевое тесто, забурлило… Потом успокоилось и прояснилось. Когда Шарль решился осторожненько открыть глаза, в чаше уже плескалась кристально-прозрачная жидкость. Чернобородый «цинец» причмокнул, расплылся улыбкой, помешал жидкость скальпелем, и радушно предложил Шарлю сделать первый глоток.

Если б не писк несовершеннолетней мышки, упившейся в зюзю, у младшего капрала вполне хватило бы глупости последовать предложенному совету.

— Эу, цинская твоя борода… Ты чего? У тебя эта… лицензия на изготовление волшебных зелий и эликсиров имеется?

— Сынок, ты пей, не бойся. Понюхай, как хорошо пахнет… Какие приятные воспоминания навевает… оно теплое, как парное молочко… Ты ведь любишь парное молоко, правда?

Фриолар громко откашлялся, напоминая о своем присутствии.

— Простите, мэтр, но, может быть, не стоит?

— СтОит, стОит! — огрызнулся работодатель.

— Вы не посмеете… — простонал Шарль. — Так издеваться над слугой закона…

— Быть слугой — не аморально, но я всегда говорил: будь сверху. Нет, — спохватился мэтр. — Я, кажется, говорил иначе…

— Я его величеству пожалуюсь, королю Гудерану!

— Он до сих пор при делах? — обрадовался волшебник. — Я буду очень рад возможности его снова повидать. Помню, на славу мы с ним поразмножались той весной…

Прежде, чем Шарль успел хлопнуться в обморок от сцены, выскочившей из подсознания, Фриолар педантично прокомментировал:

— Мэтр говорит о короле Гудеране Пятом, по просьбе которого участвовал в выведении уникальной породы лошадей, сочетающей выносливость, грузоподъемность, быстроту и скорость обучения. Некоторое время указанную породу граф Умбирадский разводил, а теперь на них рыцари королевской гвардии разъезжают, слышал?

Шарль судорожно кивнул. О, где вы, королевские гвардейцы?! Почему не спасаете несчастного сыщика из лап маньяков?! А Фриолар тем временем продолжил:

— Я склонен поддержать точку зрения сего молодого господина, — указал он на трясущегося младшего капрала. — Не стоит именно его назначать на ответственную роль испытуемого. Кажется, он слишком молод и скорбен разумом.

— Каким-таким разумом я скорбен? нет у меня никакого разума…Скорбного…

— Это заметно, — скривился Фриолар. — Но всё-таки посмею обратить ваше внимание на еще один экземпляр. Вон он лежит у стеночки, связанный.

Мэтр вытряхнул из рюмки счастливую мышку, протёр сосуд полой мантии, зачерпнул эликсира и поскакал к испытателю.

Смит как раз очнулся и пробормотал:

— Пить…

Его желание тотчас же исполнилось.

Несколько томительных секунд, все — Фриолар, Виг, Шарль, Корвин и пьяная девственница — напряженно всматривались, как меняется цвет лица господина Смита. Меняется, меняется…

Потом Смит встал, единственным неуловимым движением сбросив с себя путы, и плавно, текуче и стремительно, как горный поток, исчез за дверью.

— Работает! — счастливо провозгласил мэтр, подбежал к чаше и припал губами к волшебному напитку.

Фриолар поднял веревку, которой был связан вор, удивленно попробовал ее на прочность.

— Мэтр, простите, вам не кажется…

— Ура! Я снова в деле! Сила! Сила вернулась! — счастливо подпрыгивал на полусогнутых ногах мэтр, седея с каждой секундой. Черты лица его поспешно маскировались сетью морщин, спина стала уже, хрупче; теперь уже стопроцентный старик ласково погладил свою бороду: — Хорошая моя, беленькая, пушистенькая…

— Мэтр!

— Моя прелесть… — зашептал мэтр нежно.

— Мэтр!! — рявкнул Фриолар, поднял волшебника за ворот мантии и развернул его лицом к себе. — Вы чувствуете, что что-то происходит?

Мэтр на всякий случай спрятал свое сокровище в самое надежное, как ему показалось, укрытие — в рот. Осознав вопрос, неуверенно пожал плечами.

Шарль, прижимая к груди опустошенную магическую чашу, прислушался к тому, что происходило в Башне.

Шум. Грохот. Что-то отрывается, падает. Что-то (кого-то? О, ужас!) волокут; скрипят перегруженные ступени, хлопают крышки сундуков, жалобно звенят вскрываемые замки…

— Как действует ваш эликсир на обыкновенного человека? Если он не обладает магическими способностями?

Мэтр нехотя выплюнул бороду и ответил:

— Оно все способности усиливает и вызывает резкое увеличение продуктивности в выбранной сфере занятий. Магические способности возрастают надолго, что даёт возможность активизировать и переструктурировать канал энергии, который, исходя из синергетического контекста…

— Короче, — грозно потребовал Фриолар.

— А прочие — минут на десять-пятнадцать. Но прямо пропорционально потенциалу индивида.

Фриолар резко разжал ладонь, отчего Виг, взмявкнув, шлёпнулся на пол.

— Что это значит? — робко подал голос Шарль.

— Это значит, что в ближайшие десять-пятнадцать минут твой приятель, который и так неплохой вор, ограбит всю Башню. Или украдёт Башню, вместе с нами. Или… Да что я тут с тобой разговариваю! Ты ж полицейский! Иди, лови!

— Да что ты сочиняешь! — возмутился до глубины своей полицейской души Шарль. — Смит вовсе не вор! Он мне сам сказал — работает в Особом Комитете по Спасению Магических Ценностей. Ищет пропавший артефакт — Тройной Оракул называется. Который вы, господа грабители, — нахмурился младший капрал, сощурился младший капрал, зубом цыкнул младший капрал, стараясь запугать подозреваемых, — у кого-то спёрли.

* * *

Башня. Тайник. Практически в то же самое время.

След магической энергии, активизировавший Тройного Оракула, понемногу распылялся. Первый Оракул уже не так бойко, как раньше, перечислял многочисленные предметы, которые видели его большие, выпуклые глаза. Второй скучно дублировал сказанное Первым: больше в тайнике волшебника слушать было особо нечего. Оба снежно-белых нефритовых крокодильчика время от времени обращали внимание на третьего своего собрата. Тот героически сражался с «патентованной жевательной конфетой из мёда, нуги и специально высушенного винограда», производство гномьей артели «Нога и Копыто» (Первый Оракул прочел название валяющейся на полу бумажки как минимум две сотни раз).

— Семьсот девяносто одна тысяча триста десять… — Скучающе прокомментировал Второй Оракул особенно громкий звук, которым сопровождалась медленная, томительная смерть патентованной конфеты. — Семьсот девяносто одна тысяча триста одиннадцать… Слышу, как кто-то озвучивает пароль у двери тайника… Семьсот девяносто одна тысяча триста двенадцать…

— Вижу, дверь открывается, — проговорил Первый Оракул. — За ней видна старинная каменная кладка. Камни неровной формы, оттенок… Вижу ногу! — оживился Первый. — Вижу ногу вора! Сапог со стёртым мыском, сделан из среднего качества кожи старого больного козла…

— Семьсот девяносто одна тысяча триста тринадцать… он больше не жуёт… — удивился, насколько вообще способна удивляться нефритовая фигурка, Второй Оракул. — Послушай, а ведь он, наконец, освободился!

Третий крокодильчик каким-то совершенно мистическим образом избавился от жевательной пытки, несколько раз хлопнул-клацнул длинной зубастой пастью, и звучным голосом произнёс:

— На землях кавладорского королевства полночь. Двадцать седьмой день месяца Вуали. Полнолуние. В Тривернских горах, в гномьей шахте номер 115/95646-бис произошёл обвал при испытании работниками усложненной модели самогонного аппарата. В столице герцогства Пелаверино Джина Хэтвелл, супруга торгового магната Сесила Хэтвелла, только что изменила мужу с его же, Сесила, консультантом по вопросам безопасности. Цинский крестьянин Пи Во собрал рекордный урожай земляных орехов с полей своих соседей. Ведется следствие. В Ллойярде туманно. На ужин его величеству королю Ллойярда Тотсмиту I Джонсу подавали жареную камбалу с двумя левым глазами. Король Тотсмит поел, и пока еще жив! В Башне мэтра Вига, магистра криптозоологии и трансфизики Кавладорской Школы Магии по спискам года Бунтующего Камыша, почетного члена Академии Под Открытым Небом королевства Фносс, бакалавра словесности, бакалавра современных искусств по спискам Ллойярдского университета года Спящего Дракона, и так далее, только что похищены старинные предметы эльфийской и гномьей работы, из золота, серебра и драгоценных сплавов, а так же культурные ценности, включая старинный артефакт под называнием Тройной Оракул, на общую сумму…

* * *

Представители воровской элиты континента, как следует из многотомного труда алхимиков-психологов Королевского Университета, часто склонны верить в собственную удачу, что некоторым из них (воров, не психологов), заменяет рутинную работу мысли. Зная об этом, большинство хранителей Спокойствия королевства, обеспечивающие безопасность, порядок и мирный сон подданных Кавладора, считали, что вправе не отягощать себя избыточным грузом (читай: мозгом, интеллектом, сомнениями, рассуждениями)…

Вот и Шарль лишних усилий прикладывать не стал. В волшебной чаше еще оставались несколько капель эликсира, младший капрал флосвилльской службы охраны правопорядка лихо закинул их в собственную глотку; на мгновение губы обожгло жгучим привкусом, потом…

В тайных уголках своей юной души Шарль ожидал, что у него сейчас вдруг увеличится мускулатура, отчего он станет таким же отважным рыцарем, борцом с нечистью, как принц-герой Роскар. Предполагал, что вдруг у него прорежется какое-то особое чутьё на правду и ложь, которым славился инспектор Дука, первый наставник Шарля в нелегком сыщицком деле; или вдруг какое-то смертельно опасное для врагов хитроумие и демонская настойчивость, с помощью которого сделал себе блестящую карьеру господин Жорез Ле Пле, нынешний министр Спокойствия Королевства Кавладор…

Вместо этого у господина полицейского зачесались кончики пальцев и запершило горло. Схватив чашу покрепче, чтоб унять зуд, Шарль откашлялся и грозно произнёс:

— Всем стоять! Вы все арестованы! За неподчинение Закону буду карать на месте.

Корвин нахально смерил юного выскочку глазом-бусинкой, за что и получил первым:

— Ты арестован за похищение, насильственное удержание в плену, кражу в особо мелких размерах у лесного нерогатого скота! Ты! — заорал Шарль на мышку, исполнявшую свой вариант танца живота на лабораторной столешнице. — Арестована за нахождение в нетрезвом виде в общественном месте, появление в непристойном одеянии, точнее, без оного! Развратница!

Корвин демонстративно, явно копируя стиль поведения некоего черно-белого пушистого животного, которое, хвала богам, решило покинуть Башню, пролетел над Шарлем, задевая блондина распахнутыми черными крыльями.

Последствия оказались крайне неожиданными. Для всех. Во-первых, для Корвина, которого на лету сбили чем-то металлическим, да так, что бедный ворон отлетел в сторону, растеряв половину оперения. Во-вторых, для Шарля, чесавшиеся руки которого сами нанесли удар чашей по птичке. В-третьих, для Фриолара, на которого налетел ворон. Как положено налетел: выставив для ответной атаки клюв, растопырив когти. Фриолар инстинктивно отступил, оказался на лестничной площадке, оступился и загремел вниз по лестнице. Шарль подскочил и заорал вслед:

— Ты арестован по обвинению в подстрекательстве к экспериментам над живыми и мёртвыми людьми и животными! За участие в нелицензированном магическом эксперименте! За нахождение на рабочем месте в… в… — запнулся Шарль, но тут же нашёлся: — в неположенное время! За сокрытие улик о возможном преступлении! За заговор с неустановленным лицом, занимающимся недозволенной магией! За… За то, что мне пришлось сидеть на дереве целую ночь! За кошачью галету, которой ты пытался меня отравить, тебя вообще убить мало!!! Так что получай — арест за покушение на жизнь и здоровье слуги закона!! За клевету на нашего короля — он не занимался разведением лошадей, он драконов разводит, чтоб ты знал, на бешеные бабки!!!..

— Гм-м, молодой человек, — окликнули Шарля. Он резко повернулся, увидел рядом с собой степенного старичка в мантии мага. Старичок полностью соответствовал описанию мэтра Вига, магистра Школы Крыла и Когтя, со специализацией, бакалавриатом… и так далее. Конечно, Шарль сам был свидетелем, как подозреваемый заполучил этот облик, и на кончике языка уже вертелось обвинение «в недозволенных экспериментах, непристойных, угрожающих общественной морали, нравственности и человеческой, кентаврийской, гномьей, наследственно-эльфийской жизни», «за злостный обман работников службы охраны спокойствия и порядка с помощью иллюзий и фантомов» и прочее, лет на сто-двести пятьдесят тюремного заключения… Вот только говорить всё это старичку, который поигрывает шаровой молнией, Шарлю не захотелось.

— А… Я это… Спросить хотел, может, я вас тоже арестую, а?

— Обязательно, — расплылся в улыбке седой волшебник. — Заходите как-нибудь на досуге, я научу вас замечательным способам добывать информацию из преступника…

Обострившееся до предела воровское чутье подсказало, что на этот раз мэтр не врёт. Действительно, научит. Действительно, добывать. Прямо из преступника…

— Ну, я пойду дальше? — переспросил Шарль, понемногу, потихоньку, по полшажка, удаляясь от старичка.

— Чего вы здесь делаете? — грозно спросил от двери раскрасневшийся Фриолар. Стряхнул с волос черные перышки, закинул на стол бессознательного Корвина. — Что, не слышите? Этот пелаверинский ворюга забрался в ваш сейф, мэтр. Быстрее, а то будет поздно!

И Фриолар, за ним Шарль и, далеко отстав, Виг, выпустивший молнию за окно, в ночное небо, поспешили подняться на пол-этажа выше.

На лабораторном столе остался лежащий кверху лапками и страдающий Корвин. Вдруг его острого, мужественного и воинственного клюва коснулась невыразимо нежная, трепетная, заботливая мягкая розовая лапка. Корвин чуть приоткрыл глаз. Ему было очень, очень плохо. А тут рядом — Она. Влюбленное, искреннее, готовое прийти на помощь существо. Преккррасно сбалансированный набор белков, жиров и витаминов.

Как грустно, что каждую конкретную мышку можно съесть только однажды…

* * *

Рогатый мраморный демон невесело твердил:

— Пароль принят…И этот пароль принят… И этот пароль принят…А вот на такую похабную нецензурщину я обижусь, и больше тебе открывать не стану, пра-ативный…

Шарль и Фриолар, ноздря в ноздрю, ворвались в вигов тайник.

— Вижу господина Фриолара, одетого в повседневный костюм горожанина: штаны темно-зеленого сукна, камзол темно-зеленый с изумрудной отделкой, добротные башмаки… Пальцы правой руки немного испачканы чернилами, благородный профиль, искренний и открытый взгляд… И господина Шарля, который до смерти завидует господину Фриолару, тоже вижу… — Последнюю фразу Первый Оракул озвучил с каким-то садистским выражением на нефритовой крокодильей морде. — В десяти болотах искупался господин Шарль, на три сосны напоролся, сослуживца своего по морде каблуком осчастливил…

— Слышу… Слышу, что пароль принят! Слышу, как по лестнице Виг поднимается! — упоенно пересказывал акустические впечатления Второй Оракул. — Слушай, вор, ты не мог бы озвучивать пароль потише? Я хочу послушать, как воют оборотни… Какой звук! Какие тона!

Пелаверинец, почему-то стоявший посреди тайника, зло сощурился на Шарля и Фриолара.

— Ты арестован! — гордо наставил указательный палец на обвиняемого Шарль. — Следуй за мной, Джон Смит, у тебя есть право…

— Это Билл Оконс, — подсказал Первый Оракул. — Он же Помру-Билли, он же мадам Ковальски, он же дон Базилио. Разыскивается в Брабансе, Иберре, Кавладоре, Пелаверино и Ллойярде за преступления против собственности, общим числом сорок одно тяжкое, и двести четырнадцать мелочь, больше, чем на три месяца каторги не потянут…

— Ах!.. — поразился Шарль.

— Билл Оконс только что щелкнул курком пистолета, — добавил Второй Оракул.

Фриолар совсем не по-алхимически лихо запустил в голову Билла Оконса какой-то под руку подвернувшейся керамической банкой. Грянул выстрел. По полу рассыпались черепки и кругляши конфет.

— Все живы! Все дышат! — счастливо завопил Второй Оракул.

Третий Оракул покивал нефритовой головой:

— В обители святой Варвары Урюмистой сестры Лизетта, Козетта и Мюзетта начали подкоп в сторону обители Ордена Ожидания Очередного Откровения Создателя. Из Ордена навстречу монахиням продвигаются братья Федус, Дедалус, Догнат и Захват. Вопрос: как долго придётся копать монахиням, если Догнат, Захват и Дедалус роют параллельно подкоп в личный винный погреб брата Никуса? Захват преступника Билла Оконса в Башне мэтра Вига прошёл без жертв. Награбленное возвращается владельцу. Владелец не проявляет бурного восторга. Он смотрит по сторонам…

— И видит нас! Замечательных Трёх Оракулов! — подхватывает эстафету сообщений Первый. — Мы красивые! Мы ценные! Мэтр, мы очень ценные, нас нельзя разбивать на мелкие крошки!..

— Слышу частое дыханье, — вещает Второй Оракул. — Слышу, как клокочет неудовлетворенное самолюбие в младшем капрале Шарле. Слышу, как мэтр Виг утешает господина полицейского конфетой. Слышу, как шуршит, падая на пол, бумажка, как начинает жевать Шарль патентованное изделие гномьей артели… Один. Два. Три…

— Вижу, как связывают Билла Оконса…Как отдирают его сапоги, прилипшие к остаткам конфеты… Как закрывается за людьми дверь нашего тайника…

— В Ллойярде туман. В Талерине король Гудеран Десятый читает лекцию о морали и нравственности кавалеру Шантильону. Принцесса Дафна и принцесса Анна подслушивают за занавеской, а принц Арден тщательно конспектирует речь отца, чтобы потом выяснить значение непонятных слов у придворного мага-воспитателя.

В Анжери для охраны принца-консорта Генриха от ревности королевы Сиропии прибыл полк Зингских Валькирий. Ее величество наследная королева Брабанса Сиропия Единственная Великолепная во избежание жертв среди мирного мужского населения ввела комендантский час. После масштабной церемонии приветствия Валькирий в королевском дворце природные дамы и именитые аристократки спешно заказывают себе парики и тренируются наматывать портянки.

В Вертано Джина Хэтвелл изменила своему мужу с кучером, ливрейным лакеем и новой каретой… В Тай-до объявлено о свадьбе светской хищницы Лай Ой-Ай… Имя жениха и дата бракосочетания уточняются… В Аль-Миридо наследный принц Иберры дон Алонсо дегустируют опытный образец «конфеты с нугой, орехами, вафлей и специальным карамелизированным покрытием» гномьей артели «Нога и Копыто».

Скандалом завершилась выставка произведений современных художников в Орбурне. Представитель классической школы живописи, господин Павлини из Луаза заявил протест против излишнего реализма произведений учеников г-на Бобри из Фраскарона. Господин Бобри настаивал, что судить о достоинстве того или иного произведения должен не критик, не рафинированные эльфы, а простой зритель с улицы. Гневная речь главы художественной школы произвела впечатление, и было принято решение развесить холсты учеников прямо на центральной площади Орбурна. Имеются смертельные случаи среди пролетавших мимо выставки воробьев. Маэстро Бобри в ходе творческой дискуссии с господами Павлини и Ренуарди получил подкованным копытом удары в лоб, пах и правую почку…

В Буренавии у оборотней начинается сезонная зимняя линька. Король Мирмидон объявил о графике отпусков для обретения советниками, министрами и прочими придворными оптимального внешнего вида, с учетом раскраски зимних шкур. Под руководством королевы Ефрасеи королевские егеря расставили капканы на пути от покоев его величества Мирмидона до покоев княгини Леушки Чернесской. Капканы по специальному заказу изготовили гномы клана Анкенштрек из высококачественной стали; зубцы ловчего приспособления покрыты слоем серебра.

Викинги Риттландских островов нашли урановую руду, и теперь не знают, что с ней делать… Во Флосвилле дождь и всё спокойно…

* * *

Утренний туман постепенно рассеялся, отгоняя в прошлое воспоминания о ночной непогоде; солнышко медленно поднималось, даря замечательный день для сбора урожая. Шарль и Смит-Оконс-Ковальски-Базилио (с крепко связанными длинной гадюкой руками) вышли из облачка телепорта, любезно сотворенного мэтром Вигом, и направили свои стопы в полицейский участок. У самого участка Шарль вынужденно притормозил: путь преграждала госпожа Амели, отчаянно упиравшаяся в дверной косяк и нежелающая проходить внутрь. Одежда почтенной старушки пребывала в крайнем беспорядке, обувь была испачкана, изукрашена налипшими опавшими листьями, прическа вздыблена. Не это главное: за пятки старушку покусывал огромный серо-черный волчара; он скалил клыки, всячески подпихивал со всех четырех лап Амели в спину. Видно, волк попался на редкость воспитанный, а вот госпожа Амели…

— Чудурский лес тебе мамаша! Чтоб тебе под дождь попасть! Да что б ты на муравейник сел! Ничего не докажешь! Тухлое твое дело, начальник! Думаешь, клыки у тебя выросли — что, невиновных людёв заарестовывать могёшь? Шиш тебе!

Тут почтенная горожанка увидела блондинистого младшего капрала, бросила упираться сухонькими ручками и такими же коленками в дверной проем, и закричала:

— Господин Шарль! Господин младший капрал! Спасите от полицейского произвола! Мне тут дело шьют, а я невиноватая! Спасите! Я ведь вам в мамаши гожусь, молодой человек, проявите уважение к пожилой женщине… — повернулась Амели к Шарлю, чтоб посмотреть в его честные глаза не менее честным взглядом. Это оказалось ошибкой; едва старушка прекратила упираться, волк поднялся на задние лапы, опрокинул Амели навзничь…

… так, что в полицейский участок госпожа Амели была доставлена вперед пятой опорной точкой. Волк благодарно клацнул зубами, кивнул Шарлю лобастой остроухой головой, забежал внутрь.

Еще вчера утром или днём, даже вечером, когда пришлось в сгущающихся сумерках пробираться к Башне волшебника, Шарль от столь близкого знакомства с лесными жителями заорал бы на месте. Теперь же Шарль просто и очень обыкновенно толкнул вперед себя связанного Смита и вошёл на своё постоянное место работы.

Госпожа Амели, поднявшись, немного отряхнувшись, продолжала показательные выступления, да так звонко и завораживающе интересно, что на Шарля с его добычей ни Стопик, ни Иво, не обратили внимание:

— Вы не имеете права! Покажите мне статью Уголовного Кодекса, который запрещает почтенным дамам прогуливаться по ночам в лесу! Покажите, покажите! Нет такого закона! А раз нет — то это произвол и корьрупьция!

— При ней что-нибудь было? — спросил господин Иво волка. Волк отрицательно помотал головой. Амели подскочила и завизжала еще громче:

— Вот, видите? — торжествующе подпрыгнула она. — А раз нет, то я пошла отседова…

— Что, она отправилась ночью в лес, и даже свекрову руку не взяла? — удивился Иво.

— Нет у меня никакой такой руки! — с интонациями победительницы заявила Амели.

У Шарля появилась одна идейка, которую он поспешил проверить. Он заглянул в мешок, в который добросовестный сволочной алхимический секретарь сложил найденные при Смите улики, достал нечто ссохшееся и скрюченное, положил на стол начальника.

— Ну вот, — удовлетворенно хмыкнул Иво. Благодарно посмотрел на младшие кадры. — Улика есть. Так что ты, Амели, снова арестована.

— Это не мое! — закричала старушка.

Смит мгновенно отреагировал:

— Её, её. По крайней мере, в её доме я это нашёл.

— Где? Как? — поинтересовался Стопик. — Это ты, что ли, интересовался, как старушка ночную красоту наводит?

Смит сознался, что усмотрел исключительно благочинное снятие передника. Пелаверинец честно поведал о том, как он увидел в огороде этой бабушки (комолая телега тебе бабушка, прокомментировала Амели) работающего зомби, и решил проверить, может, еще какие редкости в доме найдутся… Залез, проверил. Нашлась только кошка да вот рука… Говорят, рука повешенного в полнолуние может привести к спрятанному кладу. Взял с собой, решил проверить. Нет, результат не такой уж положительный, а так… нейтральный.

Иво сурового нахмурился.

— Говоришь, в огороде зомби работает?

— Да. Старый такой… В смысле, наполовину уже истлевший, кости все наружу, некоторые веревочками подвязаны.

— Да врёт он! Врёт! — возмутилась Амели. — И ничуть он не истлевший, а так, немного крыски поели… Анхен, деточка моя, как с этим Черно-Белым гадом любовь поделала, совсем крысами не интересуется… Страдает, песни о томлении любовном поёт… — зашмыгала носом старушка.

Ив громко откашлялся.

— Амели!

— А что — я? что — я? Я почтенная одинокая женщина! И что, я виновата, что он позволил себя лесиной придавить? Что, мне самой огород копать? Я и поднимаю-то его раз в полгода… Остальное время он отдыхает. Могилку я ему кирпичом обложила, чтоб было прохладно и сухо… Полынные веники поставила, чтоб насекомая не заводилась… Ему хорошо… — захныкала Амели, вытирая уголки совершенно сухих глаз платочком.

— Амели! — рыкнул господин Иво, со всего маху хлопнув ладонью по столу.

— Поняла, поняла, — понурилась старушка. — Сегодня же его отдыхать отправлю…

— Амели, сколько ж можно? Может быть, обратимся к господину Вигу, он твоего покойного мужа окончательно упокоит?

Гадюка, обвивавшая Смита, поднялась по спине пелаверинца, положила голову ему на плечо, чем привлекла к себе внимание Стопика:

— О, Шарль, ты чего это учудил? Только не говори, что сам эту «верёвочку» в местном болоте нашёл. Что, тоже к мэтру ходил? Зачем на этот раз?

Шарль подавил позыв к убийству сослуживца, достал из кармана конверт, положил на стол начальника, добавил туда же мешок с уликами. Посчитал, что на этом дело закончено, сел в свое кресло. Волк подошёл, сел рядом. Почти по-собачьи что-то утешающее тявкнул. А может быть, просто чихнул.

Смит, не дожидаясь, когда господин Иво дочитает отчёт о событиях сегодняшней ночи в маговом жилище, начал каяться:

— Я полностью сознаю свою вину. готов отвечать по всей строгости закона. Признаю себя виновным и в еще нескольких преступлениях, совершенных на территориях других государств, Иберры, Брабанса… О, вы просто не поверите, сколько я украл в Брабансе…

— Покойный свёкор тоже рассказывал, как там много украсть можно, — всхлипнула распухшим красным носиком госпожа Амели.

— Вот и я старался для будущей невестки! — ответил Смит.

— А сынок евонный, за которого я с дуру замуж вышла, — продолжала пригорюнившаяся Амели, — только и знал: честно, говорит, трудиться будем! На жисть заработаем! За фермерством будущее! Сволочь он был…Как с утра в поле уйдет, так только вечером и приходит… Я, говорит, устал, у меня, говорит, голова болит… А потом и вовсе помер, подлюка…

— Гр-мм, — откашлялся господин Иво. Смит, малость шокированный простотой нравов в кавладорской провинции, продолжал:

— Я готов хоть сегодня быть препровожденным в ближайшую брабансскую тюрьму для дополнительного следствия и отбывания наказания.

— Отлично, — поразмышляв, согласился господин Иво. — Я обдумаю твое предложение. А пока — думаю, что тебе стоит искупить свою вину перед горожанами Флосвилля. Начнёшь… ну, вот, хотя бы, начнёшь с того, что поможешь с уборкой урожая ограбленной тобой пожилой женщине.

— Рад стараться! — попытался щёлкнуть каблуками Смит. Гадюка на его плече недовольно шипнула, но успокоилась, когда Иво подошёл и погладил ее между бровями.

— Всё-таки мэтр знает своё дело… Он тебе сказал, как змея будет реагировать на попытку бегства? — уточнил господин начальник у Смита. — Нет? Ну, может это и к лучшему…

Повинуясь приказу начальника, Стопик вывел напряженно переспрашивающего, на какие ж страсти рассчитывать, Смита, а Иво обратился к Амели:

— По-хорошему, по-правильному, тебя, Амели, следует в темницу посадить.

— Да… — печально кивнула старушка.

— Но вот господин Фриолар пишет, что именно твое предупреждение, что какие-то посторонние пелаверинцы лазили по твоему огороду и пытались перекупить действующего зомби, спасло от ограбления жилище магистра. Так и быть. На сей раз я назначаю тебе штраф.

Престарелая «преступница» шмыгнула носом.

— Заплатишь, когда продашь урожай. И смотри у меня! Упокой своего мужа! Чтоб через неделю он был похоронен по всем правилам! Я ребят пришлю, они проверят!

Амели, кручинясь, но умудряясь при этом хитро поблескивать глазками, отправилась восвояси.

Господин Иво хмыкнул и повернулся к Шарлю и сидящему рядом волку.

— Молодцы! Хорошо поработали! Особенно ты, Шарль! Я, право слово, не ожидал. Ты как-то резко взялся тут всех ловить, думаю — всё. Какого-то восторженного энтузиаста, помилуйте боги, прислали! А ты, оказывается, молодец! Втирался преступному элементу в доверие, чтоб его прямо на месте преступления, с горячими уликами взять! Молодец! А ювелира ты здорово от пьянства отучил; взял он тут моду, понимаешь, после закрытия ярмарки по кабакам шляться, нам молодёжь спаивать… И ты, Жиль, хорошо сработал. Благодаря тебе гномы спокойно доехали до границы с Брабансом. Утром письмо прислали — все спокойно, никто их не съел, поехали они дальше в свои Орберийские горы…

Секунду Шарль, выпучив глаза от ужаса внезапного прозрения, усиленно пытался закричать. Угощение сволочного волшебника держало челюсти стальным захватом.

«Волк» гордо выпрямился, коротко взвыл что-то на подобие «Служу Спокойствию Кавладора», повернул к Шарлю умную морду, и зашуршал хвостом. Осторожно, стараясь не делать резких движений, Шарль дотронулся до острого волчьего носа.

— Ты чего молчишь, Шарль? Что-то это на тебя совсем не похоже? — наконец, сподобился заметить господин Иво.

Вместо ответа Шарль предъявил бумажку от склеившей его челюсти конфеты.

Дальнейшие несколько часов все сочувствующие жители Флосвилля, которых набралось немало, пытались помочь Шарлю справиться с патентованным изобретением гномов. Мэтр Андре клятвенно обещал, что сделает анестезию при вырывании передних зубов в лучшем виде. Детишки владельца птичьей фермы принесли пук перьев: вроде как, пусть чихает погромче, и то, что во рту застряло, само вылетит. Гном-кузнец посоветовал налить серной кислоты. Оно, конечно ж, рот немного пожжёт, но зубы растворит, и конфету, вероятнее всего, тоже. (Гномы в рейтинге Шарля заняли почётное третье место главных злодеев после практикующих магов и экспериментирующих алхимиков) Приглашенная для консультации старая горбатая ведьма долго ржала — нет, она не была конским оборотнем, ей хохма коллеги понравилась, и посоветовала спешно парня женить. В смысле, от конфеты всё равно он скоро не избавится, а свадьба в любом случае дело приятное.

Матримониальным поползновениям возмутились госпожа Канна и госпожа Тонья. Обе сударыни пообещали варить капралу бульоны, пока конфета не прожуется…

Господин Иво подсел поближе к пригорюнившемуся подчиненному:

— Что, служивый, похоже, ты здесь прижился…

Шарль печально кивнул.

— Хорошо, что ты приехал. Жиль ведь по лесу как побегает, так неделю отсыпается… А мне как хочешь помощник нужен. Стопик ведь тоже не идеален… — Иво воровато оглянулся по сторонам, убедился, что все заняты вопросом о достоинствах бульонов различных рецептур, и проговорил тихонько: — Только никому не говори. Я тебе — как нашему, флосвилльскому полицейскому, по секрету. У Стопика врожденная болезнь. Патологическая лживость называется. Думаешь, он сам таким задохликом вырос? Нет, это исцеляющие лживость зелья… Подумать страшно, сколько он колдовской чепухи всякой выпил. Вот последнее, кажется, помогло… Врёт Стопик всего лишь через раз… Помнишь, он нам про яблони заливал? Это он к одной молодушке под бочок залез, а муж, как водится, вернулся, когда не ждали…

Не переживай, Шарль. Всё будет хорошо. Нам как раз такой во Флосвилле полицейский и нужен: скромный, добросовестный, законопослушный, думающий, молчаливый…

* * *

— В славном граде Аль-Миридо… — напевал себе под нос мэтр Виг.

В волшебной чаше, остывшей после магического эксперимента и вернувшей себе неказистый вид с полустёршимся рисунком, плавала жидкость, а в ней — кусочек человеческой кожи.

Вопреки мнению Шарля, мэтр Виг не был законченным сумасшедшим и садистом. Он был исследователем. А то, что Шарль забыл о какой-то части себя (площадью 0,0012 квадратных дюйма) — его, недотёпы вороватого, проблемы.

— … В тихом сумраке ночей…

Наверху, в тайнике, постепенно замолкал Тройной Оракул.

— В Ллойярде дождь, туман и снова дождь. Ограблен дом лорда Стоунхенджа. Викинги Риттландских Островов устроили соревнование: кто дальше выбросит кусок руды. Его высочество принц дон Алонсо д'Ирифада продегустировал опытные образцы новых изобретений гномьей артели, утверждает, что не успел прочувствовать вкус каждого, и позволяет подать ему вторую порцию. В Вертано Джина Хэтвелл по ошибке соблазнила собственного мужа. Теперь она подаёт на развод в связи с тем, что супруг не был ей верен. Алименты составят…

— Вижу моль… Вижу еще одну моль…

— Да слышу я вас обоих, слышу…

— Во Флосвилле Билл Оконс, он же Джон Смит, он же Помру-Билли, укушен полуистлевшим зомби, и дважды — змеёй, при попытке к бегству. Пострадавшему оказывается первая медицинская помощь.

— Раздаются серенады… — пел в лаборатории под тайником мэтр Виг. Скептически посмотрел на то, что получилось в результате эксперимента. Чего-то ему не хватало. — … раздается писк мышей…

Корвин, доказывая, что ворон черный обыкновенный действительно является разумной птицей, бесшумно раскрыл крылья и спланировал вниз с карниза Башни. Нет уж, пусть дальнейшие эксперименты мэтр проводит без него.

Прирученная магия, довольная возвращением своего старого поклонника, мурлыкала, сворачиваясь вокруг Башни, как огромная домашняя кошка…

* * *

Локоть — мера длины, 33,8 см

7 локтей — 237 см, 10 локтей — 338 см

КонЬцепция — специальный термин, сопровождающий жизнь научной общественности Фносса, Кавладора, Ллойярда, Иберры и прочих государств континента. Происхождение термина традиционно связывают с жизнью и научными успехами мэтра Сандро из Химериады. Сей ученейший кентавр прославился непревзойденным до настоящего времени умением организовывать проверку своих экспериментальных гипотез, большая часть которых касалась предположения о сферичности Земли, и, что еще более важно, находить добровольцев для участия в указанных экспериментах. К сожалению, впечатления этих активистов, энтузиастов от науки и пионеров-первооткрывателей о мэтре Сандро привести не представляется возможным, потому что некромантия ныне под запретом, и вообще, самые верные определения и самые искренние выражения ни одна цензура не пропустит. Если вас интересует более подробное описание жизни, открытий и свершений этого адепта прикладной географии, первооткрывателя «эффекта апельсина» и вообще замечательного своей вороной мастью кентавра, можете поискать монографию сочинения Кр. Агатии «Конь бледный».

* * *

Снова слово, обязанное своим происхождением несомненно глобальному и мультиглобусному научному творчеству мэтра Сандро из Химериады троллий шаг — 13 локтей, 4 м 39 см;

Азартная карточная игра

Фунт — 480 г. Пелаверинский фунт — 408 г. Жители Пелаверино утверждают, что имеют полное моральное право обозвать словом «фунт» любую меру веса, сколько бы она ни весила на самом деле.

Пинта (845 мл) равна 13 жидким унциям (65 мл)

Троллий шаг — мера расстояния, приблизительно 4,4 м. Сто тролльих шагов — приблизительно 440 м.

зд. Ведро — как мера жидкости, 10,985 л, 13 пинт

КонЬцепция — специальный термин, сопровождающий жизнь научной общественности Фносса, Кавладора, Ллойярда, Иберры и прочих государств континента. Происхождение термина традиционно связывают с жизнью и научными успехами мэтра Сандро из Химериады. Сей ученейший кентавр прославился непревзойденным до настоящего времени умением организовывать проверку своих экспериментальных гипотез, большая часть которых касалась предположения о сферичности Земли, и, что еще более важно, находить добровольцев для участия в указанных экспериментах. К сожалению, впечатления этих активистов, энтузиастов от науки и пионеров-первооткрывателей о мэтре Сандро привести не представляется возможным, потому что некромантия ныне под запретом, и вообще, самые верные определения и самые искренние выражения ни одна цензура не пропустит. Если вас интересует более подробное описание жизни, открытий и свершений этого адепта прикладной географии, первооткрывателя «эффекта апельсина» и вообще замечательного своей вороной мастью кентавра, можете поискать монографию сочинения Кр. Агатии «Конь бледный».

Рассказ 6. О ЛОГИКЕ И ПРЕКРАСНЫХ ДАМАХ, или ЗАЩИТА МЭТРА ФРИОЛАРА

Нет повести печальнее на свете…

Классик Занимайся сексом, спортом, Плавай, рыбок разводи, Дай хоть раз начальству в морду, Делай что-то, не сиди! Тимур Шаов, «Боремся с депрессией»

За то время, пока Далия стояла под дождем на площади Созвездий, ей предложили горячие пирожки — одиннадцать раз; свежие газеты — восемнадцать; отправиться телепортом в солнечную Лалету или Аль-Миридо, недорого, со скидкой — сорок один; и переспать — трижды. Это, собственно, не считая навязчивых домогательств коллеги из Королевского Музея, уговаривавшего ее пожертвовать для истории предмет галантереи, которым Далия оборонялась от моросившей надоедливой стихии — дескать, потомки желают знать. Сооружение, закрывавшее мэтрессу и часть окружающей мостовой, было сделано кланом Кордсдейл и для лучших друзей клана Кордсдейл. Другими словами, оно было железным, из промасленной тюленьей шкуры, весило как молодой барашек, и, о боги, в довершении всего оно складывалось, стоило нажать на неприметную кнопочку на ручке.

— Что это? — спросил радостно улыбающийся Фриолар, появляясь из дверей телепортационной станции.

— Угадай, — мрачно предложила мэтресса, складывая огромный железно-кожаный зонтище. Размашистое движение едва не пришибло коллегу из Музея, и тот счёл за благо ретироваться. — Почему так долго? Ты что, не получил моего письма? Я тебя уже два дня дожидаюсь!!! — сердито напустилась Далия на Фриолара.

Отчитывая своего спутника и не собираясь слушать его ответы, ученая дама подобрала полы мантии, на последок метнула злой взгляд в очередного мага-телепортиста, зазывавшего совершить приятное путешествие подальше от кавладорской осени в теплое солнечное королевство Иберра, и пошлёпала по лужам. Маг на полуслове позабыл заклинание и сподобился поджечь полы собственной лиловой мантии, тем самым дополнив список пострадавших от мэтрессы — два предыдущих мага-телепортиста уже удалились. Ведущий специалист по межпространственным перемещениям, мэтр Лотринаэн — пить микстуры от расшатанных общением с мэтрессой нервов, а специалист в магии Четвертого шага, мэтресса Хлоя, рискнувшая поспорить с Далией о природе человеческого разума — корректировать свежеприобретенное заикание.

На честном, открытом лице Фриолара отразилось некоторое недоумение. Потом молодой человек легко вздохнул, философски пожал плечами, подхватил сумку с вещами и поспешил за своей расстроенной спутницей. Радость от внеочередного отпуска и возвращения на родину предков ни одно женское рычание омрачить не могло.

Те месяцы, которые Фриолар провёл в Башне мэтра Вига, молодой алхимик был склонен расценивать как а) весьма познавательные, б) насыщенные интересными событиями и знакомствами и в) проведенные с толком и большой пользой. Книг Фриолар прочел море, нарасшифровывался старинных пергаментов и таинственных свитков по макушку, вкусил радость первооткрывателя Истины и вообще, лицом разрумянился, стал еще шире в плечах и поправился на целый фунт. Пребывание на свежем воздухе, среди целебного лесного разнотравья и хорошо отмеренная доза физических упражнений, которыми сопровождался труд алхимика на благо мага-исследователя, имели лишь один недостаток.

Нет, это были вовсе бытовые хлопоты. И не однообразие пищи. Собственно, мэтр Виг, он же — работодатель, всячески поощрял своего секретаря к исследованиям трудов под названием «Попробуй его испечь», «1000 и один простой рецепт Брахманджи из Йодля», «Супы и похлёбки», «Утехи старого обжоры», «Хочешь стать толстяком? Спроси меня, как!» и тому подобных трактатов о вкусной и здоровой еде. Давясь опостылевшей яичницей, Фриолар взял за правило листать что-то с картинками повеселее, типа «Семи Гурманов». Готовить он даже не пытался — догадывался, что, стоит мэтру Вигу хоть раз убедиться в том, что секретарь обучаем кулинарии, так не найти Фриолару выхода из Чудурского леса еще лет триста.

И вовсе не изобилие обитателей Башни нервировало вдохновленного научно-магическими изысканиями алхимика. Ко всем, кроме Черно-Белого Кота, Фриолар в пять минут научился относиться вежливо и спокойно. Кота, правда, за шесть минут захотел пришибить, но эта пушистая сволочь оказалась увертливой, так что… И к привычке мэтра Вига время от времени переспрашивать, не знает ли собеседник того, о чем почтенный волшебник забыл, Фриолар постепенно притерпелся.

Короче, единственным недостатком обитания в Башне мэтра в глуши Чудурского леса был дефицит общения с дамами.

Да, где-то поблизости водились женщины — во Флосвилле, куда доставлялась часть Виговой корреспонденции, и куда мэтр отсылал секретаря за необходимыми покупками, Фриолару все приветливо улыбались, мило приглашали попить чайку, поболтать о чем-нибудь. О литературе, скажем, театре, о времени, о пространстве (например: «Ой, господин хороший, я ж совсем как есть неграмотная. Может, вы мне объясните, чавой-то кукольники представляли, пока муж уехал, меня на целую неделю одну оставил…»); обсудить животрепещущую проблему добрачного поведения молодёжи и отношения к ней родственников, которые так никогда ничего и не узнают… Но Фриолару, воспитанному в столице, в какой-то момент вдруг захотелось того, чем он был окружен практически с самого момента своего рождения. Щебета женских голосов (Фриолар пробовал слушать соек — не-а, эффект не тот. Да и помёта много…), мельтешения платьев с пышными оборками (жительницы Флосвилля тоже неплохо одевались — по позапрошлогодней моде, в основном), разговоров о том, что кузина Маргарет поссорилась с душечкой Лоттой из-за ее разрыва с Седриком, который повздорил с Изабеллой, которая дуется — и совершенно зря — на Йонни, в то время как Фаина виновата сама в том, что случилось с Кейти! — и вечного вопроса: «А за кого бы сходить замуж?»

Удивленный тоской по тому, от чего он, собственно, и сбежал в лесную глушь, Фриолар попробовал забыться. Зарылся в книги. Увеличил время тренировок с мечом и копьем. Не постеснялся попросить у работодателя лошадь. Мэтр предложил осваивать искусство верховой езды на медведе, потом что-то бормотал о каких-то рогатых змеях и новых горизонтах исследования, но на коняшку в итоге расщедрился. В качестве средства от тоски по дамскому обществу Фриолар сподобился даже вывести точное число живности в Башне. Сидел ведь, кому сказать — не поверят; и фиксировал всех рабочих пчёлок, трутней, муравьиных солдат и головастиков…Фиксировал и фиксировал…

Когда черный пернатый Корвин принёс Фриолару письмо, написанное знакомым мелким почерком, алхимик возрадовался, бросился к работодателю, навис над ним румяной широкоплечей статуей Скорби по Проходящей Молодости, и упросил-умолил отпустить его на недельку для «устройства личных дел».

Личное дело, как понял Фриолар гораздо позже, когда нашлось время прочитать письмо в двадцатый раз, было сверхважным и сверхответственным. Ибо неровные строчки рун, вышедших из-под пера Далии, гласили: «Возвращайся немедленно. С Напой беда».

* * *

Далия резво и рьяно вышагивала по лужам, толкая прохожих ручкой гномьего подарочка. Фриолар поспевал за ней, продолжая радостно скалиться, смотреть по сторонам и раскланиваясь со всеми встречными.

Не был бы этот перекормыш-недоучка так важен для планов Далии, пришибла б его на месте, честное слово.

— Так что случилось с Напой? — задал вопрос Фриолар. — Далия? Постой, да куда ж ты так несешься!

В качестве ответа Далия грозно свела к переносице брови и резко затормозила. От какого-то из движений мэтрессы предательская кнопочка гномьего изобретения сработала; огромное кожаное полотнище, растянутое на стальных спицах, с негромким хлопком трансформировалось. Проходивший мимо полицейский отпрыгнул от этого саморазворачивающегося передвижного шатра, и почти совсем уже начал советовать молодой госпоже и ее спутнику прочистить мозги или сходить к какой-нибудь бабушке, но встретился взглядом с Далией, позеленел и счел за лучшее промолчать и удалиться.

— Далия, что с Напой? — посмотрев на эту сценку, обеспокоился Фриолар. Свою коллегу по ученому призванию он знал, как ему казалось, достаточно, чтобы понять — вывести ее из привычного нейтрально-отстраненного настроения может только экстраординарное событие.

— Неужели Напа заболела? — испуганно проговорил Фриолар.

— Фри-Фри, она же гномка.

— Поранилась? Упала с высоты и сломала себе что-нибудь? Обожглась, когда метала сковороды по кухне? И не называй меня Фри-Фри, знаешь же, как я это прозвище ненавижу.

— Она гномка, Фриолар. Всё, что ты перечислил, способно создать гномам некоторые неприятности… На пару деньков, чтобы был повод глушить пиво кувшинами, воспитывать в себе «стойкость духа», «умение преодолевать препятствия»… — Далия сморщила носик, явно цитируя чьи-то слова. Покачала головой. Посмотрела на зонтище у себя в руках, протянула его Фриолару. Тот машинально взял. — Всё гораздо хуже. Наша Напа влюбилась.

— Ну и что? — не понял этот здоровый лоб, прикидывающийся алхимиком. — Это ж здорово!

— Фриолар! — укоризненно проговорила Далия. — Она же гномка!!!

* * *

Прекрасному и возвышенному чувству любви покорны все. Кого-то любовь настигает внезапно, как южный шторм; к кому-то приходит в виде ллойярдского дождичка — мелкими капельками, зато навсегда. Кого-то сражает, как воровской нож, прямо в сердце, к кому-то приходит через желудок и прочие части организма. Кого-то любовь уволакивает в пучину страстей, кто-то чинно и степенно доходит до ближайшей часовенки и следует далее по жизненной тропинке к двуспальной могилке с надписью: «Они жили счастливо и умерли в один день». Любовь — универсальное чувство, которое испытывают все существа в макроэргической вселенной, как недавно доказала мэтресса Далия в своем трактате «О предпочтениях», и не стоит с этой ненормальной алхимичкой спорить.

Проблема, собственно, в том, что каждый тип существ на пришествие или, как вариант, внезапное исчезновение этого прекрасного чувства, реагируют по-разному.

Простейшие амёбы, встречая свою пару, выпускают наружу псевдоподии и кружат в плавном танце. Тритоны в любовную пору поднимают хвосты и меняют окраску. Насекомые выделяют ферменты и шевелят усиками. Драконы ревут и поднимаются в полёт. Человеки совершают глупости. Кентавры меланхолично бродят по лужайкам, собирая лютики и полевые колокольчики, вздрагивают копытами и мелодично ржут. Эльфы творят, как справедливо отмечает буренавский любвевед мэтр Лаврентий в своей монографии, после, во время и, иногда, если успевают, непосредственно перед тем, что составляет биологическую основу этого великого чувства.

Гномы, влюбившись, работают.

— … Я сначала даже не поняла, что произошло. Подумала — вот какая у нас Напа молодчина, рецепты новые изобретает; достигает мастерства на нелёгком кулинарном поприще. Готовит и готовит, жарит и парит… — рассказывала Далия, перешагивая лужи. — Добро бы всё это добро съедалось. Нет… Когда Напа наготовила столько, что закончился погреб и всё пространство внутри «Алой розы», только тогда она прекратила свои опыты у плиты. И начала кормить всех голодных. Прямо с рассветом выходила из дома, изыскивала голодных и кормила их, кормила… Мэтра Никанта помнишь? Противный такой старик, погруженный в древнейшую историю. Он, видите ли, вегетарианец, и изволит сердиться, когда его отвлекают от учёных занятий. Бедняжке Напе приходится залезать к нему по приставной лестнице в окно и самой тихонько расставлять кастрюльки с вареной спаржей и судки с тушеным сельдереем, чтоб только не отвлечь старого маразматика. А ты же знаешь, как она боится высоты… А у Никанта этаж хоть и первый, а все равно, цоколь высокий… — Далия шмыгнула носом. Фриолар сочувственно нахмурился. — Потом, уже после того, как она починила всю свою коллекцию старинного оружия, Напа ремонт в «Алой розе» затеяла. Говорит, что это за дом, в котором не пахнет настоящим гномьим жилищем. Для аромату она принесла побольше железа, этой, как ее, бронзы, олова, чугунные чушки, порошков всяких, и пробовала варить сталь по семейному рецепту Кордсдейлов на своей кухне… — Далия утёрла предательскую слезу. — Так что, Фриолар, ты, главное, не пугайся нашего нового этнического колорита. И не ругайся, что она твои запасы реактивов ополовинила… Напа думает, что об этом никто не знает.

— Хорошо…

— Потом Напа затеяла ремонт мостовой в квартале… Я как-то раз вечерком из Университета возвращаюсь, а она тут как тут… Сидит на обочине, рядом фонарь чуть теплится, стоят вёдра с гравием, горка песочка, а она булыжнички обтёсывает и напевает… Тихонечко так, грустно…

Фриолар против воли своей тоже почувствовал, как начало пощипывать в глазах.

— Я к ней: «Напочка, да что с тобой?» А она: «Оставь меня, мэтресса, я в печали…» Я и так, и этак… Потом наконец, поняла. Когда она новый вид печенья изобрела. Недели две Напа сидела и гнула что-то из жести, какие-то формочки отливала. Потом этими формочками наделала печенюшек из сладкого теста, а как из духовки достала, начала всем печёным профилям кремовые бороды рисовать. Смотрю, а профиль-то я где-то видела…

— И кто он? — заинтересовался Фриолар.

— Понятия не имею. Помню, что видела какую-то очень похожую бороду здесь, в Талерине, в конце лета. Заходила к нам эта борода, ела Напину стряпню и очень нахваливала… А кто, откуда… не знаю. Улетела эта бородатая пташка, как будто и не было ее. Я, как просекла ситуацию, попробовала воззвать к Напиному Высшему Разуму.

Здесь мэтресса Далия приостановилась, примолкла. Фриолар, частично знакомый с тем уровнем энтузиазма, которого достигает в подобных воззваниях коллега-сапиенсолог, уважительно склонил голову.

— И что?

— Да, собственно, ничего… Она мне призналась, я ее простила, по-сестрински отчитала, сказала, что надо уважать себя, ценить собственное достоинство…

— А она?

— Напа глазами погрустнела, носик у нее покраснел, морщинками пошёл… Я и заплакала.

Мэтресса и сейчас, при одном воспоминании о событиях минувших дней, пустила скупую алхимическую слезу.

— Ты-то почему заплакала? — удивился толстокожий представитель противоположного пола.

— Ах, я уж и не знаю… Это всё так волнительно, так волнительно…

Фриолар попытался понять логику последних фраз Далии. Зашел в глубокую лужу; и только промочив сапоги, понял, что логика была абсолютно дамская.

Глубоко-глубоко в душе Фриолара это нехитрое открытие расцвело цинским фейерверком. Ура. Вот то, чего ему так не хватало в тишине Виговой Башни. Вот оно, настоящее дамское общество!

Теперь надо подумать, как от него избавиться.

— И что? То есть, — спохватился Фриолар. — Я, конечно, очень вам сочувствую, я вас так понимаю, так понимаю…

— Да что может понимать в чувствах женщины эгоистичный, избалованный жизнью, маскулинизированный алхимик, да еще и без научной степени в придачу!! — горестно повысила голос мэтресса Далия. Услышав этот вопль души, все наличные на улице дамы, включая лошадей извозчиков, укоризненно и сурово посмотрели на Фриолара. Фриолар споткнулся и поспешил закрыться от женской общественности шторм-шатром на железном каркасе. — Тем более, — продолжала между тем Далия всё более и более истерически-экстатическим голосом, не снижая, впрочем, темпа продвижения в направлении ресторации «Алая роза», — попробовал бы ты понять хоть что-нибудь в чувствах юной гномки, не бреющей бороды!!!

На этот вопль половина мужской составляющей встречных жителей дружно посмотрела на изящный округлый подбородок Далии, другая — на ее явно не гномью стать.

— Ну, я собственно, и не претендую на то, чтобы меня считали разбирающимся в чувствах… И, между прочим, собственную степень ты получила, когда была старше, чем я сейчас, в двадцать д…

Далия резко и очень удачно остановилась: ее локоть вонзился под дых Фриолару; тот коротко охнул и замолчал.

— Что ты там говорил о цифрах, маленький Фри-Фри? — медовым голоском осведомилась милая дама.

— Я молчу о цифрах, молчу… Я о том говорю, что, если ты вызвала меня за тем, чтобы помочь Напе — которую, как и тебя, очень ценю, уважаю и бесконечно люблю, — разобраться в чувствах… ох… Ну и локти у тебя, коллега… То, собственно, зря. Категорически не представляю, что можно сделать. Ты бы с какими-нибудь святыми братьями, монахами посоветовалась, с астрологами или с поэтами — они тоже неплохо разбираются в тонких материях девичьих душ… А у меня совершенно другая тематика исследований… Другая, так сказать, плоскость.

Далия, справившаяся с приступом сострадания и соучастия, смерила Фриолара взглядом торжествующей укротительницы тигров (или, к примеру, налогового инспектора, которому принесли обещанные налоги с пеней за прошедшие десять лет).

— Ну, раз ты спрашиваешь… Отвечаю по порядку. Первое. С монахами и жрецами советовалась, сказали, что само пройдёт. Конечно, если уговорить Напу наведаться еще раз в обитель Святого Париса, пройдет быстрее…

— А что, она там уже разок была? — учитывая, что Святой Парис благоволил блудницам, куртизанкам и просто неверным женам, Фриолара сама мысль о том, о чем может беседовать священник указанной обители со стыдливой гномкой, впечатлила до глубины простой алхимической души. — Далия, а ты не врёшь? Гномка — и…

— Оставь свои улыбочки и приструни воображение. Да, Напа туда сходила. Починила им дверь на воротах, петли смазала, чтоб не скрипели… Фри-Фри, не отвлекай меня. Так, дальше у нас пункт «во-вторых». Астрологи от меня почему-то сбежали.

— Почему? — удивился Фриолар. Далия пожала плечами:

— Сама не знаю. Я всего лишь попросила их подробнее обосновать, откуда они берут свои выводы и рекомендации, предъявить мне статистику правдивых и ошибочных предсказаний, а они вдруг взяли, да и сбежали, будто я в них шаровыми молниями кидаться принялась… Тогда я принялась за сочинителей. Трубадуры и менестрели тоже сказали что-то вроде того, что душа Напы сама успокоится, как только любовное возмущение схлынет или найдет соответствующий объект восхищения. Только с цитатами из стихов собственного сочинения. Так что у меня остался только один запасной вариант. Ты. Так что, как это ни печально, господин Фриолар, придётся вам на время переменить вашу тематику. Так сказать, — передразнила Далия. — переложить плоскость.

— Далия… Извини, я, наверное, поглупел…

— Нет, уж, что уродилось, то уродилось, — поджала губы мэтресса.

Фриолар с терпением истинного дворянина пропустил мимо ушей колкость дамы:

— Но я никак не могу понять, что я-то могу сделать в этой ситуации? Подержать Напу, когда она лезет по лестнице на первый этаж? Съесть всё, что она готовит? Сидеть рядом с вами и, рыдая, раскрашивать печенье ванильным кремом?

— Крем апельсиновый, — поправила Далия. — Ну, я надеялась… Слабо надеялась, что у тебя как у человека честного, и… честного… и… — алхимичка бросила косой взгляд на румяного широкоплечего верзилу, которым был Фри-Фри и попыталась сказать что-нибудь колкое о его характере, привычках или научных достижениях. Фриолар же, как назло, выглядел настолько обычным, «своим», алхимическим бравым парнем, что на ум Далии не шло ничего оригинального: — И опять-таки, не побоюсь этого слова, честного, и совсем немного заинтересованного человека, будут какие-то свежие идеи…

— Это в чем я «немного заинтересован»? — с подозрением спросил Фриолар.

Далия притормозила, чтобы невинно захлопать длиннющими ресницами, глядя прямо в глаза собрата по научному призванию:

— Ну, если ты мне не поможешь, я напишу твоей матери. Вдруг госпожа Фиона не знает, что ты тут творишь без надлежащего присмотра?

— Мама и так знает, что я нашёл подработку у почтенного волшебника, помогаю ему оформлять научные труды.

— А то, что волшебник — маразматик, маньяк и некромант?

— Он не некромант! — возмутился Фриолар. — Он всего лишь практикующий криптозоолог! Ну да, ему свойственна некоторая забывчивость и настойчивость в проведении экспериментов, но пока никто не жаловался…

Далия упёрла кулачки в крутые изгибы талии.

— Ты хочешь сказать, что я вру? или что я заблуждаюсь? Или, может, тебя устроит третий вариант ответа?

Фриолар за секунду сообразил, как приблизительно этот третий вариант должен звучать.

— «Не надо писать маме лишнего, дорогая Далия»?

— Может быть, Фри-Фри, может быть, я и не буду. Значит, уговор? Ты делаешь всё, чтобы отвлечь Напу от ее влюбленности, а я, так и быть, не жалуюсь на тебя твоей дорогой матушке.

— Уговор, — со вздохом согласился Фриолар.

Они пошли дальше. Минуту Фриолар был грустен. Потом открытое, и, аналогично Далии, не побоимся повторить это слово, честное лицо магова секретаря просветлело:

— Далия! Ты же только что меня успешно прошантажировала!

— Фри-Фри… — опешила мэтресса.

— Я мечтал об этом три недели! Я так соскучился по старому доброму дамскому шантажу… У Вига он никогда не получается столь изящным, старик предпочитает сильнодействующие средства… Далия! Подумать только! Ты в свои годы — не надо локтей, я имел в виду, крайне молодые годы, — превзошла этого старого маразматика!.. Далия! Ты гений!..

Как и все дамы, у которых Фриолар долго учился искусству выживания со слабейшим из полов, падкая на лесть и похвалу Далия зарделась.

— Ну… Я стараюсь…

— Только я всё-таки не понимаю, чем могу помочь. Ну, влюбленная Напа тихо страдает не известно по кому; работает себе и работает… Держу пари, на кафедре невероятной статистки она такие результаты выдает — закачаешься!

— Вот тут ты не угадал. С недавних пор у Напы какие-то досадные оплошности в вычислениях. То запятую не там поставит, то цифры перепутает… Любовь и математика редко совместимы, я давно это заметила; и Напа пала жертвой этой закономерности макроэргической реальности.

Фриолар довольно ухмыльнулся.

— Ах, вот оно что! Напа делает ошибки в вычислениях, а у тебя наверняка из-за этого какая-нибудь статейка пропадает.

— Я не настолько корыстна, — обиделась Далия, уязвленная тем, как легко разгадал этот «перекормыш-недоучка» ее коварные замыслы. — Я, между прочим, боюсь, что Напа сейчас, в состоянии эмоционального возбуждения натворит что-то, что потом вовек не расхлебать.

— Далия, — голосом демона-искусителя промурлыкал Фриолар, — скажи честно. Тебе просто нужно кого-то шпынять и пинать, пока Напа не успокоится, а все остальные мужчины вдруг оказались вне зоны досягаемости твоих сапиенсологических ловушек. Ну, что, ради всех богов, может натворить Напа? Отремонтировать мостовую? Испечь фигурное печенье? Побить в очередной раз мэтрессу Долли? Выковать кнопку, чтоб опять подложить ее на стул госпоже Гиранди? Поспорить с кем-то из ученой братии? Переложить перцу в спаржу мэтра Никанта? Напа — безобиднейшее существо, — говорил Фриолар, выворачивая на знакомую улицу и уже созерцая огромный ярко-алый щит в виде розы, поскрипывающий над входом в одноименную ресторацию. — Я уверен, что с ней ничего страшного произойти не может, и никакие коварства, беды и тревоги ее светлое чувство омрачать не будут.

Фриолар вежливо открыл дверь ресторации перед Далией; мэтресса натянуто улыбнулась и жестом предложила войти первым. Молодой человек, учтиво повинуясь своей спутнице, переступил порог. Нога его попала в какую-то пропасть, а тело, усиленное моментом инерции железно-тюленьего происхождения, продолжая начатое уверенное движение, перегнулось в коварную пустоту… Мгновением позже Фриолар всей своей алхимической массой впечатался в грубо обработанный каменный пол.

* * *

А еще гномы, влюбившись, печалятся, сделал тонкое наблюдение Фриолар. Он сел, придерживая пострадавшей рукой аналогичную челюсть; обрадованная посетителю и испуганная его падением, Напа подбежала, и теперь алхимик мог хорошенько ее рассмотреть.

Кольчуга на плечах гномки, по-домашнему легкая, сияла, начищенная до блеска и немного пахла колёсным маслом — самую чуточку, и этот запах мигом вернул Фриолара в золотую пору детства. Кованые цветочки по вороту кольчуги по-прежнему алели яркой сочной эмалью, нос Напы всё также возвышался мощным морским утёсом между упрямым лбом под каштановой вьющейся челкой и время от времени шишковатым подбородком. Вот только глаза… Большие голубые глаза юной гномки были полны печали и в глубине их чистых омутов таились грустные слёзы…

Внутренний зал ресторации, впрочем, тоже разительно изменился. До отъезда Фриолара это было уютное помещение с невысоким потолком, чисто выбеленное, сияющее золотом пролаченного дерева, светлое благодаря осветительным шарам, постоянно теплящемуся камину и наичистейшему стеклу окон. Теперь, после ремонта, (спасибо Далии, что пыталась предупредить) «Алая роза» приобрела незыблемый гномий колорит.

Пол опустился на три-четыре локтя и покрылся, как успел ощутить Фриолар некоторыми частями тела, неровным камнем. Ранее отсутствовавшая за ненадобностью парадная лестница была сделана в лучших шахтных традициях: то есть состояла из узких перекладин, вбитых в стену. Освещение стало тусклым: шары заменились коптилками, размещенными под самым потолком. Чуть живое желтоватое пламя слабо отсвечивало от полированных поверхностей коллекции фамильного оружия, — предмета гордости Напы Леоне Фью из клана Кордсдейл — по-прежнему развешенной на стенах. Количество столиков осталось неизменным, вот только качество посетителей… О да, такого Фриолар действительно не ожидал увидеть.

Пока упавший спутник приходил в себя, Далия как раз успела чинно, придерживая юбки, справиться со ступеньками. Посмотрела, кто сидит за единственным занятым столиком, кошмарным усилием воли сдержалась и заставила себя улыбнуться.

— Всем привет и доброго дня! Мэтресса Долли, госпожа Гиранди… Как хорошо, что вы зашли… опять… А я вот совершенно случайно встретила Фриолара. Он приехал, главу диссертации привёз, на Ученом совете выступать собирается с докладом о проделанной работе…

Фриолар, опекаемый Напой, сердито на Далию посмотрел, но, как и рассчитывала коварная алхимичка, спорить не стал.

— Он, похоже, сильно ушибся, — проворковала госпожа Гиранди. — Ему срочно нужно приложить к синякам серебряную монету.

— Лучше ложку, — внесла свою лепту мэтресса Долли.

И Напа Леоне Фью из славного гордого клана Кордсдейл, о боги и демоны, их обеих послушалась.

Далия, с трудом удерживая каменную гримасу улыбающейся горгульи, подняла зонтище и направилась на второй этаж. Поскрипела по ступенькам. Наверху сбросила туфельки, на цыпочках прокралась поближе и принялась подслушивать, что ж будет происходить дальше.

— Он, наверное, жутко голоден после путешествия, — не оставляла своих поучений госпожа секретарь господина ректора Университета королевства Кавладор.

— Да, Напочка, его срочно необходимо накормить, — вторила ей госпожа Ученый секретарь Университета королевства Кавладор.

И Напа второй раз бросилась на кухню, чтоб загреметь там тарелками, половниками и сковородками.

Фриолар встал, поклонился обеим дамам, вежливо, сволочь, поцеловал руку одной и другой, завел какую-то шарманку на тему, как приятно видеть их обеих… Несколько раз покосился в сторону лестницы. Далия на всякий случай отступила дальше в тень.

Напа, приседая от усердия, принесла громадный поднос с полудюжиной тарелок. Госпожа Гиранди придирчиво осмотрела, и выразила сомнение, что в середине дня молодому человеку необходим настолько плотный перекус. Ему лучше подойдёт что-нибудь легкое, например, омлет. Мэтресса Долли, потряхивая рыжими буклями парика, проблеяла, что и для вина время еще не пришло. Юному Фриолару лучше ограничится чаем. Или ячменным отваром. Крайне полезно для пищеварения. Крайне полезно, согласилась госпожа Гиранди, и обе дамы скоординировано, как будто год репетировали, закивали головами.

Юный, по выражению Долли, Фриолар — и это было хорошо видно Далии, притаившейся наверху лестницы, оторопел, когда Напа, не успев донести до пределов досягаемости поднос, поспешила унести его обратно. Насторожился. А когда с кухни донесся однозначный аромат, откланялся и поспешил наверх.

Далия бросилась в свою каморку, и уже почти закрыла дверь, когда Фриолар оказался на ее пороге. Некоторое время алхимики перетягивали дверь — причем Далия бессовестно жульничала; в итоге Фриолар ворвался в комнату мэтрессы с несколько большим шумом, чем планировал.

— ЧТО это…

— ТИШЕ! — прошипела Далия.

— Что это значит? — шепотом закричал Фриолар. — Как ты позволила этим двум…

— Фриолар, — холодно напомнила Далия. — Я, в конце концов, женщина, выбирай выражения.

— Выбираю! — вспылил Фриолар. — Я просто не знаю адекватных! Далия! Как ты позволила этим двум особам командовать Напой??!!! Что здесь происходит??!!!

— И не смей на меня кричать! — возмутилась Далия. На всякий случай, шепотом.

Прошлась, села на кровать.

— Всё как-то само собой получилось… Я и оглянуться не успела, как эти две… Особы, как ты говоришь, осели в нашей «Розочке». Сначала они просто ели. Дважды в день завтракали, трижды обедали… А потом начали Напе давать советы.

— А ты что при этом делала? — обвиняюще спросил Фриолар, и присел рядом.

— А что — я? Чуть что, так сразу Далия, — передернула плечиками мэтресса. — Я, между прочим, работаю. Лекции провожу, семинары, исследования… И советы сначала были — ну, адекватные, что ли… И проблема вовсе не в том, что эти две дуры дают советы Напе. Проблема в Напе! Я ж говорила тебе! Напа их слушается!

— Напа очень грустная, — заметил Фриолар. Помолчал, обдумывая всё, что успел за короткое время увидеть в «Алой розе». Потёр подбородок. — А что Питбуль говорит по этому поводу?

— Мерзкий Пит умотал в мерзкий Уинс-Таун мокнуть под мерзким ллойярдским дождем, — ответила Далия. Выражение ее лица стало каким-то странным, что побудило Фриолара задать вопрос, уж не поссорились ли Далия и ее вечный научный оппонент в очередной раз. Из-за кого? снова разумные гоблины?

— Нет. Он повез домой очередной псевдонаучный компилятивный субклинический бред, чтоб посвятить его королю Тотсмиту I. Хочет, чтоб его простили за наши летние похождения… Ну, ты помнишь, я рассказывала…

— Мельком. Я так и не знаю подробности.

— Подробности… — Далия печально подперла нежный подбородок перепачканным в чернилах кулачком и устремила грустный взгляд на стену и вершину платьевого шкафа. — Подробности будут, когда Тотсмит рассердится и прикажет посадить Пита в тюрьму… Палачам отдаст… Или извращенцам-исследователям…

— Ну, не плачь. Может, оно как-то обойдется? — принялся утешать мэтрессу алхимик. Далия представила, как на мэтре Питбуле ставит алхимические эксперименты кто-нибудь другой, а не она — допустим, какая-нибудь красноглазая ллойярдская вампиресса с плотоядной ухмылочкой и в стильно-алой обтягивающей мантии, всхлипнула и пристроила переполненную тягостными размышлениями голову на крепкое плечо собрата по научной школе.

Дверь мрачно исполнила долгий, томительный скрип. Далия и Фриолар обернулись. В дверном проеме возвышались две фигуры.

— Разврат, — с торжеством в голосе выдала мэтресса Долли.

— Полный разврат, — поддержала ее госпожа Гиранди. — Напа, ты не должна допускать подобное поведение в своем доме, — повелительным тоном обратилась госпожа секретарша к своей юбке.

— Не должна, — добавила Долли, потрясая указательным перстом в тот же адрес.

Дамы неспешно развернулись, и, скрипя половицами и корсетами, удалились.

На пороге осталась грустная маленькая Напа.

— Ребята, вы чего? — спросила она. Фриолар подскочил, поднял Напу на руки, усадил рядом с Далией — от возмущения та потеряла дар речи, что было к лучшему; сам сел на полу, напротив.

— Напа, — сочувственно и напористо начал Фриолар. — Я вижу, что с тобой что-то случилось. Ты хорошо себя чувствуешь? Может, у тебя что-нибудь болит?

Напа покачала буйной каштановой шевелюрой. Понурилась. Сложила ручки на коленочках.

— Напа, я тебя не узнаю. И Далию, если уж на то пошло, тоже. Вы же умные девочки! А ведете себя, как… как… Как две взбалмошные курицы! Вы же алхимики!

— Я только учусь, — ответила Напа. И в гномьих глазах еще явственней заблестела влага.

Далия вспомнила свой последний научный спор, в ходе которого она, используя мэтрессу Долли и Изольду в качестве наглядного материала, доказала мэтру Питбулю, что разум должно считать относительной величиной кумулятивной множественности, обратно пропорциональной индексу численности (1), и всхлипнула еще натуральнее, чем прежде.

— Почему бы вам не оценить ситуацию и не наметить перспективы изменений рационально, разумно и взвешенно?! — удивился представитель противоположного пола. — Вы же сапиенсологи! — не спотыкнувшись на трудном слове, выговорил Фриолар.

— Не надо комплиментов, Фри-Фри… — отмахнулась мэтресса. — Не надо пошлых комплиментов…

— Вы же такие замечательные! — продолжал агитационно-гипнотическое воздействие Фриолар.

— Мы несчастные, — в голос зарыдала Далия.

— Очень несчастные… — обняла подругу Напа. И тоже, наконец, расплакалась.

Далия уткнула нос в макушке гномке, заливаясь горькими слезами. Напа вторила ей, растекаясь сопельками по экватору мантии мэтрессы и икая после особенно громких рыданий.

«Надо что-то с этим делать,» — решил Фриолар, с тихим ужасом наблюдая такое не свойственное ни одной, ни другой даме поведение. — «Вот только что?»

* * *

Потребовалось немало рассказов о взбалмошном работодателе и буднях на службе в Башне — иногда смешных, иногда лирически-познавательных, иногда откровенно скептических, а также целая бутылка тривернского вина, чтобы девочки немного успокоились и прекратили лить слёзы. За это время обе особы из Университета потихоньку удалились по своим делам. Убедившись, что в «Алой розе» хотя бы на некоторое время воцарились тишина, спокойствие и относительная гармония в функционировании гормональной сферы ее обитательниц, Фриолар отправился искать совета у специалистов.

Собственно, повидать хотя бы одного — вернее, одну, — из означенных «специалистов», ему все равно бы пришлось. Ибо госпожа Фиона, истосковавшаяся по контролю за сыном, каждую неделю неукоснительно присылала почтовых вОронов с далеких Риттландских островов, бомбардируя своих сестер письмами с требованиями отчетов о состоянии Фриолара. Матери, они все такие. Считают, что если не указывать своим детям, что делать, они нос расшибут, когда попытаются порог перешагнуть.

Фриолар направил свои стопы к тетушке Пионе. Из трех наличных теток эта была самой жизнерадостной.

— Мальчик мой! — счастливо обняла Пиона племянника и расцеловала в обе щеки. — Как ты возмужал! Как похудел! — тут же нахмурилась она. — Тебя плохо кормят? Сейчас же велю подать обед. Садись, рассказывай. Как ты? Как твоя работа? Как диссертация? Мама очень беспокоится о тебе. Спрашивает, может быть, тебе нужна помощь? — озабоченно спросила тетушка. Фриолар поспешил успокоить родственницу.

— Нет-нет, у меня все просто отлично. А как вы? Как поживает дядя, тетушки, кузины, ваши внучки? — задал алхимик встречный вопрос, зная, что серьезный разговор не начнется до тех пор, пока тетя Пиона не перескажет все столичные сплетни.

Тетя Пиона и расстаралась. Блестя глазами и румяными щечками, активно жестикулируя локотками и смачно колыхаясь покрытым кружевами корпусом, она поведала о нелегкой жизни своей, сестер и прочего населения кавладорской столицы.

В Министерстве Золота, где служил супруг тети Пионы — господин Джиобарди, шепчутся, что его величество король Гудеран намерен назначить свою сестру, принцессу Ангелику, патронессой Министерства Чудес. Поэтому в Министерстве Чудес — тетя Пиона знает доподлинно, ибо ей на днях составлял гороскоп тамошний председатель Астрологического комитета, — принялись колдовать и составлять сложнейшие заклинания, чтобы отвести от себя нависшую угрозу.

— Конечно, — поспешила дипломатично прибавить Пиона, — ничего кошмарного в принцессе Ангелике нет, меня ей представили на прошлом приеме в Королевском Дворце, она очень милая дама… Только увлекающаяся натура, как и все наши короли, — глубокомысленно заключила верная подданная Короны. — Что принц Роскар — увидит чудовище, так не успокоится, пока не победит, что король Гудеран — взялся переделывать законы, так пока всё в демонам в преисподнюю не спустит… я хотела сказать, — спохватилась тетушка Пио, — пока всё не исправит, роздыху себе не даст. Так и принцесса Ангелика наверняка за священников, магов, колдунов и астрологов примется всерьез…

К обеду в столовую спустились три барышни — то ли младшие из пяти дочерей тети Пионы, то ее же подросшие внучки (Фриолар точно помнил, что одна из племянниц младше его всего лишь на четыре года). Пришлось и им задать вопрос о том, как они поживают. Уютное журчание голосов слилось в единый шум, наподобие рокота небольшого водопада, перебиваемого звоном тарелок и стуком столовых приборов.

— А еще лекари Обители Премудрой Прасковьи обнаружили у твоей тети Дионы эротический гастрит, — понизив голос, сообщила Пиона. Фриолар мигом вообразил композицию из тощей подозрительной Дионы, гастрита и эротики, поперхнулся и закашлялся в салфетку.

— Может быть, эрозивный? — переспросил Фриолар, мысленно пролистав свои небогатые медицинские познания. — В смысле — эрозия, как у камней или металлов, то есть разрушение под воздействием кислот, щелочи или другой агрессивной среды? — задал он вопрос, не подумав и, как на грех, смотря при этом на самую унылую из кузин Пионовой ветви. Кузина, разумеется, приняла высказывание на собственный счет, мгновенно обиделась и сказала, что у Фри-Фри голова металлическая. Пришлось вспомнить наставления папеньки о том, что истинный дворянин никогда не позволит себе спорить с дамой и промолчать.

— Может, и эрозивный, — легко согласилась Пиона. — Просто я думала, что наконец-то у Дионы хоть что-то эротического появилось…

Сестры периодически ссорились. Тем слаще было потом сестринское примирение и тем крепче клятвы в вечной любви и преданности.

После сладкого и пересказа в подробностях, как долго и мучительно резался первый зуб у кого-то из тетушкиных крестников, Фриолар, наконец, приступил к делу.

— Тетя, скажите, а что бы вы делали в случае несчастной любви?

Пиона, пышная и розовая после сытного обеда, с подозрением уставилась на племянника.

— Говори, Фри-Фри. Я сильная женщина, я всё выдержу.

— Тетя, я же просил не звать меня Фри-Фри.

— Не отвлекайся, милый. Говори, что такого наделал мой муж. Я должна знать.

— Господин Джиобарди? — удивился Фриолар. — А причем здесь он?

— Ты ж спрашиваешь о несчастной любви. Говори, что натворил этот подлец, негодяй, чудовище… Что он натворил такого, что разобьет мне сердце? — и ее выразительные зеленовато-карие глаза наполнились слезами.

— Тетя! — ужаснулся Фриолар. — Я не имел в виду вашего мужа!..

— Да? — удивилась Пиона. Пощелкала веером. Подсела поближе к племяннику и таинственно понизила голос. — А как ты узнал о… нем? И он тоже решил разбить мое бедное маленькое сердечко?

«Мда, — скептически подумал Фриолар, спешно моделируя в уме ход ближайшей беседы. — Тетя Пиона действительно умеет радоваться жизни…» Против воли алхимически тренированный мозг Фри-Фри занялся математическими подсчетами: если принять как данность, что Пиона — старшая из четырех сестер, младшей из которых, Фионе, недавно исполнился сорок один год… Тише, Фри-Фри, успокойся! Будь мужчиной, и, пока имеешь дело с женщинами, забудь о математике и логике!

— Дорогая тетушка, — Фриолар сжал пухленькую ладошку своей родственницы и начал говорить медленно и убедительно. — Понимаете, несчастная любовь у одной девушки, которая мой хороший друг.

— Да? — тетя немного запнулась. Обмахнулась веером. — Изольда, что ли?

— Нет, не Изольда, — поспешил откреститься Фриолар. — Совершенно другая девушка. Вот, чтобы вы ей посоветовали, если бы она обратилась к вам по поводу того, как вылечить разбитое сердце?

Пиона подумала буквально треть секунды.

— Ну, я бы ей посоветовала утешиться с другим человеком.

— А еще?

— Что, этого разве мало? Ну, в театр сходить, в музей… Заняться благотворительностью или домашними хлопотами… Можно почитать что-нибудь умное… И скучное… Пообщаться с родственниками, на худой конец… Или сходить, потратить немножко денежек на какие-нибудь милые пустячки…

Фриолар кивнул, соглашаясь. Значит, ход мыслей Напы и Далии не сильно отличается от среднестатистического. Пиона меж тем, наконец, сформулировала самый действенный, на ее взгляд, способ борьбы с несчастной любовью:

— В конце концов, если не отстанет, всегда можно написать Фионе.

— Зачем? — рефлекторно подскочил Фриолар.

— Ну, она приедет. И разберется с твоей воздыхательницей раз и навсегда.

— Тетя! — возмутился, забыв о привычной осторожности в общении с родственницами, Фриолар. — Речь не о моей воздыхательнице, а о Напе!

Тетя изумилась так, что чуть не выпала из корсета.

— Она так увлеклась своими чувствами к какому-то неизвестному гному, что… — Фриолар запнулся, придумывая достойную ложь. Она должна быть а) правдоподобной, б) объясняющей его беспокойство и в) такой, чтоб не подхлёстывать эрозивые… тьфу ты, эротические комплексы тетушки. — Перестала готовить, и я сегодня не позавтракал.

— Что, она снова взялась за свои художества? Говорила же я сестрице Фи — сколько художника не ставь к плите, он и там найдет повод для творческого самовыражения… — проворчала Пиона. На этот раз она задумалась по-настоящему. — Ну, она же гномка… Надо воззвать к ее чувству долга.

— То есть, объяснить ей логически, что она должна собраться и вести себя разумно?

— Нет, напомнить ей, что она должна Фионе… сколько, не помню, но должна точно. И если эта сумасшедшая гномка будет плохо за тобой присматривать, Фиона ее на корку вместо паштета намажет.

— Напа не сумасшедшая, — обиделся Фриолар.

— Ну, попросить в долг у твоей матушки мог только сумасшедший, дурак или какая-нибудь витающая в облаках творческая личность, — степенно, со знанием жизни, рассудила Пиона. Фриолар надулся от такого нелицеприятного определения Напы Леоне Фью, и взгляд его скользнул на беломраморную отделку камина. У молодого алхимика шевельнулось смутное воспоминание… Но как раз в этот момент в гостиную явились две кузины с шелками для вышивки и атаковали умную мужскую голову замечательным вопросом, какой тон лучше: палевый иль оранжОвый, кремоватенький или сливоватенький, фуксиевый или фиалковый, цвет засохшей розы или свежей лососевой икры?

Этот художественный кошмар преследовал вернувшегося из гостеприимного дома тетушки Пионы Фриолара всю ночь. Свежий лосось гонялся за ним по кустам засохших роз, и голый палево-оранжевый алхимик, перемазанный кремом и взбитыми сливками, спасался от него в огромной мраморной вазе, полной фуксий и персиков. В ужасе проснувшись, молодой человек долго лежал с открытыми глазами, вслушиваясь в шепот дождя за окнами «Алой розы». Где-то далеко стучала гномья кирка, где-то еще дальше глухо мяукали коты, по-осеннему вяло отстаивая право на размножение, процокал копытами одинокий всадник по только что отремонтированной мостовой Университетского квартала… В итоге Фриолар всё-таки уснул.

А утром начались неприятности.

* * *

Строго говоря, начались неприятности еще вечером, когда возвратившийся от тетушки Фриолар обратил внимание, что половина посетителей «Алой розы» не расплачивается за ужин. Далия, которая на правах лучшей подруги никогда не вмешивалась в дела Напы, если они не касались сапиенсологии, статистики или теории невероятности, сначала равнодушно пожала плечами. Потом задумалась. И полночи проворочалась без сна, пытаясь вычислить, а давно ли в ресторации завелись нахлебники, и сколько ж добросердечная Напа теряет на их кормёжке. Результат получился неутешительным.

— Ну как я могу требовать с них плату? — захлопала глазами Напа. — Они ж голодные… Ты же сама предложила, чтоб еда не продала даром, кого-нибудь накормить… — И честно-честно посмотрела снизу вверх на Далию.

Далия немного смутилась. Действительно, предлагала. Думала, что таким образом справится с кризисом кухонного перепроизводства, а теперь оказалась на грани кризиса неплатежеспособности.

— Я предложила сделать это один раз, а не круглый год… И кто, позволь спросить, были вчерашние посетители? На голодающих они не похожи. Этот, который… ну, ты помнишь, так вообще… Щёки по ширине плеч; если он голодает, то я цинская императрица в риттландской сауне…

— Он сочиняет для Оперы. Они все немного поэты, музыканты… У них такие жизненные обстоятельства, такие обстоятельства… — горестно запричитала гномка, заламывая бровки. — Мой долг им помочь.

— А твой долг родителям? И матушке нашего «милого Фри-Фри»? Хочешь сказать, что ты его выплатила?

Напа смутилась. Денежные вопросы были самыми ужасными кошмарами ее безупречного существования.

Госпожа Кордсдейл-старшая, с которой Далия пару лет назад познакомилась, высказывала недовольство, что ее младшая своевольная дочь влезла в долги к людям. Дескать, любящие гномы-родители были готовы оплатить дочкину блажь, то есть ресторанчик, целиком и полностью сами. Но Напа оказалась истинной представительницей клана Кордсдейл. Другими словами, о ее гордость можно было порезаться так же, как о боевой топор.

Далия не застала те времена, когда Напа Леоне только-только начинала своё обустройство на землях кавладорского королевства, и знала историю основания «Алой розы» только по рассказам Фриолара, самой Напы и некоторых старожилов Университетского квартала. Гномка утверждала, что госпожа Фиона была милой и очень сердечной дамой. Собственно, таковой она и осталась, только покинула пределы Кавладора ради второго замужества. И, якобы, эта самая милая дама помогла отставной мастерице по мрамору из благих побуждений в обмен на обещание заботиться о «малыше», пока Фиона отсутствует.

Фриолар над такой версией посмеялся, но сам, паршивец этакий, не сказал ничего нового. Далии пришлось долго и муторно вытрясать крупицы информации из его тупоголовых кузин. Все они сходились во мнении, что Напа должна Фионе кошмарную сумму денег. Но никто не смог ответить на три логически оправданных вопроса: а) какую именно сумму? б) как рассудительная и достаточно подкованная в арифметике гномка решилась задолжать так много постороннему человеку? и в) где ж взяла эту сумму вдова небогатого дворянина?

Далия отвлеклась от размышлений о хитрой подпольной экономике, которую тщательно оберегала от постороннего вмешательства ее низкорослая подруга. Посмотрела на грустную поникшую Напу, и в голове мэтрессы родился План.

— Знаешь, что? А давай Я скажу им всем, — Далия сделала широкий жест, обводя щедрым кругом весь Талерин и предместья, — что они должны тебе деньги. А еще лучше… — и глаза исследователя-сапиенсолога зажглись двумя яркими звездочками. — Давай, я пробегусь по твоим «голодающим» и принесу тебе их долг!

Сказано — и, как это свойственно мэтрессе Далии, сделано.

Получасом позже, когда осеннее утро только-только начинало золотить задержавшиеся на деревьях листья и пригревать оставшиеся после вчерашнего дождя лужицы, у дома мэтра Никанта скрипнула приставная лестница.

Мэтр Никант был очень неуважаемым профессором кафедры истории. Связываться с ним боялись и коллеги, и половина студентов, и, что уж совсем ни в какие ворота не лезло, ночные университетские сторожа. Ибо мэтр был злопамятен, велеречив и зануден, как скрипучая телега. Другая половина студентов, кичившаяся своим бесстрашием перед первой, испуганной половиной, обзывала его Желтым Ослом — и это было самое приличное из прозвищ, которыми обладал этот худой, морщинистый старикан.

О нем ходило много слухов. Например, что в молодости он участвовал в каких-то войнах — именно тех, о которых сейчас кропает монографию за монографией. Вторым по распространенности слухом была сказка-несказка, что Никанта в этих войнах кто-то все-таки убил. Студенты, которым выпала комиссия изучать историю, время от времени скидывались профессору на новый гроб, один раз даже прислали бригаду могильщиков, помочь добраться до кладбища, но мэтр историк никак не унимался.

Шуток, кстати сказать, он не понимал напрочь. И с каждой сессией зверствовал все изощренней и методичнее…

Итак, в это прекрасное свежее осеннее утро мэтр Никант посмотрел на часы, захлопнул книгу, аккуратно положил ее на край стола. Разложил перед собой салфетку, поставил на нее столовый прибор, завернул вторую салфетку за ворот рубашки и приготовился к завтраку.

Ждать пришлось дольше обычного. Мэтр уже трижды посмотрел на часы, и скорбно поджал губы, когда его кормилица-поилица наконец-то показалась за окном.

Мэтр Никант, если б его кто-нибудь об этом спросил, одобрял Напу Леоне Фью. Особенно ее бесплатные обеды. Но позволять ей опаздывать он не собирался. О чем и заявил, как только окно отворилось.

— Вы не пунктуальны, милочка, — так и заявил Никант голове, которая начала проявляться за подоконником. — Из-за вашего опоздания мои научные изыскания прервались на четыре с половиной минуты. Кто вы? — с некоторым оттенком брезгливости спросил профессор у появившейся девушки, которая никак не походила на гномку. — И что, позвольте спросить, делаете в моем доме?

— Прошу прощения, — с оттенком коварства и, как сказали бы Странники-Из-Других-Миров, «иезуитски» улыбнулась Далия, перелезая через подоконник. Процесс протекал неспешно, ибо мэтрессу в данный конкретный момент времени очень заботило соблюдение приличий, и она старалась преодолеть подоконник так, чтобы не повредить отрепетированную изысканность платья и наброшенной поверх мантии. И вообще, мэтресса Далия ведь не какая-нибудь Изольда, чтобы сверкать лодыжками перед каким-нибудь старым мэтром Никантом! — Я позвонила в дверь, но мне никто не открыл.

— Конечно, — ответил мэтр. — Я не такой дурак, отрываться от дел, чтобы бегать, открывать двери кому ни попадя… Что это такое у вас в руках? — потянул носом воздух профессор.

Девушка подтянула из-за окна веревку с привязанным вегетарианским завтраком. С улыбкой доброй ллойярдской бабушки, долго специализировавшей в Магии Смерти, объяснила:

— Кастрюля, мэтр Никант. Тушеная тыква с изюмом и мёдом; картофельные оладышки с подливкой из яблочного варенья… — Далия сняла крышку и по мрачной, заставленной стеллажами и заваленной научными историческими трудами комнате поплыл дивный аромат. У Никанта, который подошел поближе к завтраконосице и вожделенной посудине, потекли слюнки. Сухие — и в самом деле, немного желтоватые, руки потянулись и схватили кастрюльку.

Далия держала крепко. К тому же хитроумная мэтресса позаботилась натянуть толстые стеганые рукавицы, а мэтр — нет.

Никант отдернул руки и поплевал на обожженные пальцы. Далия продолжала спокойно стоять и наблюдать за мучениями господина алхимика.

— Ну, чего вам? — недовольно осведомился он у наглой девицы, забравшейся к нему в дом.

Далия, предусмотрительно отодвинув кастрюльку, извлекла из недр мантии бумажку и развернула ее перед профессором.

Тот всмотрелся в длинные ряды цифр и недовольно скривился.

— Что это?

— Это? Счёт. За ваши завтраки, обеды…

— Чушь! — коротко фыркнул Никант. — Эта ненормальная гномка сказала, что еда — бесплатно.

— Конечно, с этим уж не поспоришь… А вот доставка — нет. Бедной Напе приходилось каждый день подниматься по лестнице, перелезать через окно, а она так высоты боится… Ваш долг — оплатить ее душевные страдания и лечение от агорафобии…

— Бред! — возмутился Никант.

— Ей приходилось таскать эту клятую лестницу трижды в день! Это ж тяжело!

— Ересь! Во-первых, гномы выносливые, а во-вторых — только дважды в день! Я, знаете ли, путем долгосрочных наблюдений установил, что если вечером не поесть, как раз к утру концентрация желудочного сока достигает оптимальной для переваривания пищи величины…

Тушеная тыковка манила, и одна мысль о том, что оладышки могут остыть, вызвали у сухого старика бурное слюноотделение. А девица и не думала сдаваться:

— Мэтр, при всем моем уважении к вам, я вынуждена настаивать, чтобы вы заплатили за свой завтрак. Понимаете, Напа — очень добрая гномка, и пользоваться ее добрым сердцем недостойно настоящего алхимика, да и просто уважающего себя человека. Понимаете?

— Нет, — немного грубо, зато кратко ответил Никант. — Вы что, пришли сюда басни рассказывать? А ну пошла вон! — закричал профессор на наглую девицу.

Девица оскорбилась, подбоченилась и вспыхнула глазами.

— Не смейте так со мной разговаривать!

— Я с тобой еще и не так поговорю! Пришла тут… несушка… Я сейчас полицию вызову! — пригрозил историк. — Пошла, говорю, вон!

Далия была вынуждена проглотить пару-тройку рвущихся с языка выражений, гордо хмыкнула и ответила:

— Ну и уйду, — и, метнув подолом черной алхимической мантии, развернулась в сторону окна и приставной лестницы, — надеюсь, мэтр, полиция принесет вам завтракать.

Но мэтр Никант, которого Далия посчитала побежденным, отнюдь таковым не являлся. С какой-то демонской сноровкой он хитрым финтом извернулся, и выхватил из рук замешкавшейся при переходе через препятствие «несушки» вожделенную кастрюльку.

Далия взвизгнула, спрыгнула обратно в кабинет мэтра и попыталась отобрать Напино имущество.

На стороне мэтра Никанта был эффект неожиданности. На стороне Далии — вся женская хитрость и непредсказуемость. В первый момент ее предали стеганые перчатки; кастрюлька выскользнула… Мэтр тоже повизжал, когда в его ладонях оказалось горячее металлическое тулово; к счастью или несчастью, но очень быстро и один, и другая алхимики сообразили, что держаться лучше за деревянные руки кастрюльки, и, уцепившись, потянули каждый на себя.

Мэтр был, возможно, сильнее. Мэтресса моложе и азартнее. Никант — голоднее. Далия — упорнее. И ноги у нее были длиннее, а каблуки острее…

Перетягивание добычи сопровождалось пыхтением и крушением башен из книг и тетрадок, по которым Далия топталась с плохо скрываемым удовольствием, а Никант с возрастающей яростью. Наконец, мэтресса с боевым кличем отпустила свою часть спорного предмета; Никант, не удержавшись, рухнул на пол, и в ту же секунду оскорбленная подруга владелицы ресторации подскочила и вывалила тушеную тыковку, изюм, мед, оладьи и подливу на побежденного врага.

После чего, убедившись в его моральном изничтожении, с гордо поднятой головой удалилась из негостеприимного дома.

* * *

Приблизительно в то же самое время Фриолар посчитал своим долгом заняться человеколюбивым делом. Он сбегал на Большую Базарную площадь, нашел у торговцев необходимые ингредиенты, и, вернувшись в «Алую розу» приступил к изготовлению большого ударопрочного сооружения.

Только алхимик расправил на полу ресторации широкий соломенный мат и прикрыл его немного покусанным, но вполне еще цивильным ковром, как объявилась первая испытательница. Яркая иберийка, правда, в платье, выдающим симпатии к кавладорской моде, с горячим национальным энтузиазмом рванула дверь «Алой розы», перешагнула порог и шлепнулась прямёхонько в центр коврика. Именно туда, куда вчера довелось упасть и Фриолару.

Надо заметить, что женщина оправилась быстрее, чем давеча алхимик. Поднявшись… да что там, буквально взвившись на ноги, как стартующий дракон, иберрийка выхватила из-за корсажа тонкий длинный стилет и с воплем — опять же, пылким и еще более национальным, — бросилась в атаку.

Фриолар еле успел отскочить в сторону; женщина пронеслась внутрь, на кухню, откуда послышались ее крики, тихое блеяние помощницы Напы — девицы по имени Полин, звон посуды и стук переворачиваемой мебели. Напа, убиравшаяся в комнатах наверху, спустилась с ведущей на второй этаж лестницы, встала рядом с Фриоларом и спросила, что за ураган пришёл по их души. Алхимик только и успел, что пожать плечами, как вооруженная посетительница появилась на пороге кухни, увидела маленькую квадратную фигуру гномки и торжествующе заверещала, перехватив стилет жестом профессионального горлореза.

Далее события сопровождались крайне экспрессивными иберрскими идиомами.

— Ты, [непереводимо], подлая коротконогая совратительница! Иди сюда и объясни, что такая [непереводимо] имеет [непереводимо, но явно глагол] быть [непереводимо], где [непереводимо] и [непереводимо]!!!!!!!!!!!

Напа на секунду опешила, но опомнилась и тоже ответила — по-иберрски, хотя и с твердым гранитоподобным ллойярдским акцентом, неотторжимым, как борода у большинства гномов. Иберрийка завизжала и бросилась на гномку. Напа, пережив первый выпад стилета за широкой спиной Фриолара, шустро бросилась под стол. Спустя секунду острый граненый клинок пропорол дюймовую дубовую столешницу.

Напа выскочила из-под стола и попробовала отбиваться черенком метлы. Иберрийка визжала, что теперь-то она всё знает (?), теперь-то она его (?) выследила и уж теперь-то она не допустит попрания своих прав…

Длинные руки разгневанной южной дамы и хищное острие стилета тянулись к шее Напы; гномка защищалась, но Фриолар видел, что с каждой секундой ее движения становятся все быстрее, жёстче и агрессивнее…

— Прошу прощения, — кашлянул за спиной кто-то Фриолара. Он обернулся.

— О, мэтр Мартин! Как я рад вас видеть!

— Взаимно, молодой человек, взаимно… Вы случайно не знаете, можно ли как-то остановить эти прелестные создания… — кругленький уютный мэтр Мартин указал кончиком пальца на фехтующих дам. — Я в такой растерянности, коллега… Понимаете, я должен им кое-что объяснить, но, боюсь, сейчас они меня не услышат.

— А вы, случайно, не знаете, кто это? — указал Фриолар на черноволосую даму.

— Моя жена. Донья Долорес.

— Позвольте поздравить вас с бракосочетанием…

Оба алхимика внимательно пронаблюдали особенно захватывающую серию ударов доньи, которую гномка, тем не менее, блокировала, а потом, извернувшись, перешла в ответную атаку. Прутья метлы свистели и летали со скоростью трепетания крылышек рассерженного шершня.

Фриолар решил, что пора вмешаться. Он подскочил к супруге коллеги-алхимика, обхватил ее сзади, крепко зафиксировав руки. Сверкнув белой молнией, стилет отлетел и вонзился глубоко в стену. Донья Долорес брыкалась и выдавала такие лингвистические редкости, которые в словаре не найдешь. Напа же, успев раскрутить вокруг метлы свою увесистую тушку до скорости падающего метеорита, потеряла равновесие и врезалась в боковину камина.

Фриолар оттащил бешено вырывающуюся иберрийку на кухню, где впихнул ее в один из шкафов. Несколько коротких вскриков, странный шум — и в «Алой розе» наступило затишье.

Полин, прятавшаяся от иберрского стихийного бедствия под крышкой от кастрюли, уронила свой «щит», и он громко задребезжал, покатившись по каменному полу кухни.

Последовавший за молодым коллегой на кухню мэтр Мартин обеспокоено спросил:

— Фриолар, дружище, а в том шкафу…

— Мука, мэтр, — поспешил успокоить коллегу алхимик, — пшеничная, высший сорт…

В доказательство своих слов Фриолар открыл дверцу.

Донья Долорес степенно выдвинула свою усыпанную белым мучным сугробом персону из шкафа. Выплюнула ком, попавший в рот. Струйки белой пыли стекали с вершины на плечи и грудь алхимической супруги маленькими лавинами…

Мэтр Мартин, явно спеша воспользоваться мгновением тишины, приступил к объяснениям:

— Дорогая, прости меня. Это моя и только моя вина. Напа Леоне, — обратился степенный алхимик к подошедшей слегка качающейся гномке. — Прости. Дорогая Долорес, не надо оружия, я сейчас всё объясню.

Утром к нам заглянула Далия и, к стыду моему, напомнила, как давно я не оплачивал кредит в твоём замечательном ресторанчике, — услышав эти слова, донья Долорес издала звук, с которым в ином мире поезд проходит через ледяные перевалы. — Спокойно, дорогая. Если я иногда — очень, очень редко перекусываю в «Розочке», это не значит, что я не люблю твою готовку.

— О, любимый! — пылко ответила ревнивая донья, колыхая мучные горы. — Скажи, скажи мне правду! Ты ведь любишь мои колбасы, фаршированные шуттберийской капустой кабачки, варенье из томатов, салат из зеленых апельсинов и сушеных кузнечиков?!

— Люблю, дорогая, — с искренним чувством ответил Мартин.

Фриолар, которого собственный работодатель как-то раз подначил на дегустацию саранчи в меду, на всякий случай промолчал.

Убедившись в признании своих кулинарных талантов, донья Долорес игриво передёрнула плечиками и окатила маленькую плотную фигуру Напы взглядом победительницы.

— Ха! Так и быть… Я тебя прощаю, — заявила донья Долорес мужу и походкой тигрицы прошлась по кухне. Остановилась, нависнув над Напой как Шан-Тяйские горы высоким, но рассеивающимся айсбергом.

— А если дашь мне рецепт твоего гуся с семью начинками, так и быть, тебя, маленькая гномка, я тоже прощу.

— Мой фирменный? — начала возмущаться гномка. — Гусь? С семью начинками? С подливой?

— Напа, — на всякий случай подал голос Фриолар.

Напа покачала головой и неохотно согласилась.

Мартин и Фриолар, чтоб не смущать обменивающихся тайными кулинарными знаниями дам, перешли в обеденный зал.

— Фриолар, я, конечно, не хочу вмешиваться… Но вы бы попробовали приструнить Далию? нет, я понимаю, она прекрасный человек и действует из лучших побуждений… Но ее энтузиазм, он, несколько… — мэтр покрутил воздух пальцами, пытаясь родить нужное слово.

— Драконообразен? — подсказал Фриолар.

— Именно! Замечательный термин, коллега. Да, кстати, как поживает ваша диссертация? Когда можно будет провозгласить тост в честь защиты вашей ученой степени? — и разговор между гастрономически неверным супругом и маговым секретарём в отгуле плавно скользнул на мирные алхимические темы.

Вторым испытателем противоударной Фриоларовой системы стал мэтр Гийом. Ему повезло меньше, чем донье Долорес, приземлился он боком, господин алхимик кувыркнулся, и его занесло в обеденный стол.

Мартин и Фриолар только-только распечатали вторую бутылку, чтоб лучше пошла дискуссия на очередную актуальную проблему макроэргической реальности, поэтому на появление мэтра Гийома отреагировали излишне спокойно. Что упавшему пришельцу не понравилось.

В Университете мэтра Гийома любили немногим больше, чем мэтра Никанта и уж всяко больше, чем чумную заразу. Но не все. Честно говоря, Фриолар мэтра Гийома практически не знал — уж больно разной была тематика их научных интересов. К тому же господин Гийом считал студентов и тех, кто еще не защитился хотя бы на бакалавра, слишком мелкими объектами, чтоб тратить душевные и алхимические силы на их обнаружение и контакт. Здороваться он начинал с уже подтвердившими свою научную квалификацию, разговаривать — с магистрами, а приветливости своей гийомской удостаивал только избранных. Начальство, в основном.

Так что Фриолар очень удивился, когда увидел в стенах «Алой розы» этого высокоонаученного субъекта.

— Хай, Ги! — приветствовал коллегу мэтр Мартин. И пока Гийом вставал и потирал ушибленные места, Мартин наклонился и шепнул Фриолару: — В годы нашего студенчества мы его звали Гиги-Кабанчик.

— Кабанчик?

— Он нам постоянно рассказывал, как хорошо живется его папашке в собственном имении и как они по осени кабанов в лесу гоняют… Привет, Кабанятина! Пришёл попробовать своих сородичей? — весело спросил Мартин у подошедшего мэтра. — Их здесь классно готовят на раскаленной решетке, с винным соусом, завернув в листья шалфея и посыпав рубленым чесночком…

Мэтр Гийом презрительно раздул ноздри и не удостоил бывшего однокашника ответом.

— Мне нужна Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл. В личном деле указан этот адрес, — холодным тоном ответил господин Гийом. Фриолар поднялся и пообещал пригласить Напу.

Мартин, настроенный гедонистически и альруистично, пригласил «Гиги» садиться и выпить. Тот еще презрительнее поджал тонкие губы и отказался.

На приблизившуюся Напу он посмотрел, как пекарь на плесень.

— Сударыня, извольте объяснить, почему вас не было сегодня на рабочем месте.

Напа смутилась, опустила голову, начала ковырять пол сапожком.

— Не слышу, — мерзким голосом проскрипел бывший Гиги-Кабанчик.

Напа, собрав в кулак всю волю истинной представительницы клана Кордсдейл, прошептала, что не пришла на работу потому как, во-первых, если верить часам, идти туда еще рано, а во-вторых, ей надо было прийти в себя после попытки убийства.

— Вы убили кого-то? — холодно осведомился мэтр Гийом.

Прижав руки к выразительной груди, донья Долорес, хотя ее никто не спрашивал, страстно объяснила, что убивать — это ее призвание, а Напа всего лишь невинная жертва. Фриолар же, не теряя времени, отыскал часы, которые до появления в «Алой розе» ревнивой иберрийки спокойно стояли на полке камина, и поспешил предъявить мэтру Гийому.

— Смотрите, мэтр, вот эти часы. — Фриолар потряс механизм и вслушался. — Похоже, они разбились, когда упали…

— Я спрашивал не вас, юноша, — Гийом смерил неприязненным взглядом Фриолара и вернулся к Напе. — Сударыня. Университет оказал вам честь, предоставив работу — важную и ответственную. Если вы не желаете ее выполнять — Университет, представителем коего я являюсь, не желает вас видеть.

— Но я… — начала Напа.

— Но она… — дружно начали все остальные.

Мэтр Гийом сверху вниз посмотрел на поникшую гномку. На бюст доньи Долорес.

— Я согласен признать, что сегодня вас отвлекли чрезвычайные обстоятельства. Поэтому ограничусь первым предупреждением — с занесением вашей провинности в личное дело, разумеется. Помните, — и мэтр Гийом многозначительно покосился на Мартина, — что первое предупреждение — оно же последнее. Больше провинностей я не допущу. Всего хорошего.

И мэтр Гийом, отвесив общий поклон, поспешил к выходу.

Фриолар посмотрел ему в след. Напа же подошла к стене и несколько раз громко стукнулась об нее головой. Долорес и Мартин дружно бросились ее утешать.

Хорошо еще, что стены в «Алой розе» ныне уходят в глубь и сложены из камня, подумал Фриолар. были б, как прежде, обычные, проломила бы Напа их своей горестной гномьей головой, чинить бы пришлось. Хотя, может это и к лучшему: физический труд отвлекает от душевных переживаний…

На выходе мэтр Гийом задержался, чтобы смерить холодным абстрактно-неприязненным взглядом мэтрессу Далию.

Мэтрессу сопровождали два полицейских с алебардами наперевес; вид у охранников столичного спокойствия и порядка был суровый и солидный. А у благотворительницы от алхимии — как у кошки, объевшейся дармовых сливок.

Один из полицейских официальным тоном попросил подтвердить личность задержанной. Оба алхимика и их дамы нестройным хором удостоверили требуемое. Видимо, удовлетворенные таким научным доказательством, стражники расслабились, погрозили мэтрессе Далии пальцем и велели ей вести себя осмотрительнее, иначе в следующий раз не миновать ей знакомства с их начальством…

Мэтр Гийом просмотрел эту сцену, еще плотнее сомкнув зубы, и Фриолару, пока дверь за непрошенными гостями не закрылась, казалось, что он слышит какой-то подозрительный скрип.

— Далия?

Радужно сияющая мэтресса жестом фокусника достала из рукава огромный тугой кошелек:

— Вуаля! Ах, какой сегодня замечательный день! — провозгласила она, располагаясь в центре обеденной залы, пристраивая ножки на краешке стола и откровенно наслаждаясь собой и макроэргической вселенной вокруг.

«Кажется, с терапией домашними делами и благотворительностью вышел перебор», — решил Фриолар, наблюдая за поведением мэтрессы. «Надо пробовать другую методу…»

* * *

Перед мысленным взором алхимички тем временем проплывало самое замечательное приключение за последние недели.

… Они встретились в узком переулке. Одна из них должна была отступить, чтоб позволить пройти другой.

— Далия, — констатировала Изольда.

— Изольда, — прищурилась Далия.

Ветер донёс печальный гитарный перебор и флейтой стёк по водосточной трубе.

Звонко высекая из брусчатки искры подкованными каблучками, они неторопливо сошлись. Смерили друг друга гордыми взглядами. Сравнили белизну лебединых шей и изящество осанки. Изольда осмелилась хмыкнуть на мэтрессину мантию, распрямила спину, выставляя грудь и обтягивающее ее модное платье вперед. А Далия, не теряя инициативы, ка-а-ак зафондючит ей…

— Далия, очнись! — потряс мэтрессу Фриолар. — Очнись! Очнись, ты уже два часа с идиотским видом улыбаешься, молчишь, ничего не ешь и ни с кем не споришь! Не пугай меня…

— Не беспокойся, в канаве ее быстро найдут. Столько раз спасали, что уж сегодня-то помогут обязательно, — вальяжно отмахнулась алхимичка.

— Ты это о ком? — с подозрением спросил Фриолар.

Мэтресса спохватилась. Признаваться в уголовно-наказуемом деянии — свалке бытовых отходов в общественном месте — она не собиралась. Проморгалась и с подозрением уставилась на Фри-Фри.

— А ты о чем?

— Боги, да о концерте же! Ну как, ты пойдешь с Напой и со мной? Решайся, будет здорово. Отвлечетесь, успокоитесь…

— Концерт? Какой концерт?

— Далия, я тебе полчаса уже объясняю: тетя Ниона пригласила моих друзей и меня послушать орган в христианской церкви…

— Всё, больше ни слова. Если там будет твоя тетя Ниона и ее знакомые, то, конечно же, я иду. А Напа? Она сможет пойти?

— Да, я ее уговорил.

Напа по случаю культурного мероприятия дала выходной Полин, и скоро она, Далия и Фриолар, подперев дверь «Алой розы» поленцем и повесив табличку: «Приходите завтра», отправились приобщаться к прекрасному.

Для разбитого сердца, как утверждала тётя Пиона, самое то — воспарить над миром на крыльях какого-нибудь Искусства. Только от предвкушения концерта у Напы нос перестал нависать над подбородком, а Далия прекратила пялиться в стену с видом счастливо и результативно потрудившегося маньяка…

Обе девушки принарядились. Напа блистала надвинутой на лоб серебряной каскеткой с алыми эмалевыми розочками по краю, новой парадной кольчугой; топор ее сиял, начищенные сапоги на звонких каблучках гордились новыми пряжками. Свою девичью шейку по случаю выхода в свет гномка украсила ожерельем: серебро и гранаты сплетались в алые розаны самым причудливым образом. Далия тоже долго любовалась своим отражением в зеркале. Посчитала, что и так хороша, накинула старую добрую мантию, повесила на шею длинную цепочку, удерживающую большую лупу, забрала волосы наверх, используя карандаш вместо шпильки, и позволила сопроводить себя на концерт.

* * *

Тетушка Ниона, в отличие от своей жизнерадостной сестры, славилась долгими и упорными попытками кому-нибудь покровительствовать. Вторая из четырех сестер, она считала своим долгом покровительствовать младшим — Дионе и Фионе; в какой-то момент немного поменяла приоритеты своей жизни, и начала покровительствовать своим мужьям, потом — их и своим детям (из пасынков и падчериц Нионы можно было собрать небольшой полк), потом знакомым, потом знакомым знакомых… Так, постепенно, Ниона добралась до покровительства современным искусствам. Тетя ни в коей мере не была пристрастна — она покровительствовала всем.

В своем трактате «О предпочтениях» Далия всласть порассуждала о том, что странной закономерностью макроэргической реальности является часто встречающаяся последовательность: А предпочитает Б, но Б предпочитает В, который, в свою очередь, хотел бы А, но довольствуется Г. Так вот, Фриолар давно подозревал, что многие искусства предпочли бы, чтобы им покровительствовал кто-нибудь другой, а не тётя Ниона, но оказались бессильны пред ее — тоже достаточно драконообразным — энтузиазмом.

Ниона встретила своего племянника и его дам умильно и приторно. Одета она была в какой то серый балахон с огромными накладными карманами, опушенный по вороту мехом риттландского лемминга, и не успели Далия и Напа с госпожой Нионой поздороваться, как им сообщили, что этот балахон — последний писк моды. Разработан буренавским дизайнером, и, если барышни хотят себе такой же, пусть обращаются вон к тому молодому человеку на первом ряду.

Далия храбро пообещала и потащила Напу в противоположный угол.

Фриолар остался с тетей.

— Фри-Фри, я, кажется, говорила тебе, что не хочу больше видеть эту ненормальную девицу, — прошипела Ниона, продолжая удерживать на лице приторную улыбку и просто прожигая насквозь огненным разъяренным взглядом спину удаляющейся алхимички.

— Тетя, я устал повторять: Напа совершенно нормальна, просто она — гномка. И прекрати, ради всех богов, которым ты молишься, называть меня Фри-Фри!

— Будь тактичен, Фри-Фри — христиане считают, что многобожие есть ересь и язычество, — наставительно произнесла Ниона. — Я, собственно, не о гномке, а об этой девице… Она совершенно не умеет вести себя в приличном обществе! Прошлый раз, когда я пригласила ее на поэтический вечер — между прочим, это ведь ты привел ее в мой дом! — твоя приятельница назвала моих друзей и меня «контрольной выборкой», а ты, непослушный мальчик, до сих пор не объяснил, что это значит. И раз уж зашла речь о недостатке манер: тебе следовало приехать на свадьбу Лики.

— Лики? — наморщился, припоминая, Фриолар. Ниона помогла:

— Крестница троюродной сестры мужа побочной племянницы первого свекра четвертой супруги моего пятого мужа.

— О… Мне нет прощенья, — покаялся Фриолар.

— Да ладно, — отмахнулась тетя. Достала из кармана зеркальце и принялась изучать свое лицо — тоже, кстати сказать, представляющее шедевр очередного, на этот раз — Декоративно-Пластического искусства. — Ничего особенного. Вышла замуж за какого-то писаку из газеты. У мужа — я всегда говорила это своим девочкам, — должна быть перспектива. Деньги тоже не помешают, но перспектива важнее, — наставительно произнесла Ниона.

Ну, тетя явно знает, о чем говорит, подумал Фри-Фри: Ниона схоронила шесть из семи мужей (седьмой сбежал сам, чтоб поучаствовать в организованном королем Иберры очередном, шестьдесят шестом по счету, исследовании Великого Западного Океана, и до трупа его заботливая бывшая жена добраться так и не сумела). И покорно пошёл здороваться с новым родственником.

Предоставленная для светского мероприятия христианская церквушка была небольшой и очень уютной. Ровные ряды деревянных скамей были украшены осенними — кленовыми, каштановыми, дубовыми и рябиновыми — листьями. Свечи в огромных, в рост тролля, светильниках, отражались в цветных витражах, создавая непередаваемую атмосферу уюта, спокойствия и всеобщего миролюбия. Напа и Далия уселись у самой стеночки, подальше от дизайнера. С этого места был виден практически весь зал (если проявить достаточно невоспитанности и покрутить головой, чтобы рассмотреть то, что позади), стальные трубы органа, алтарь, выход…

Напа поёрзала, усаживаясь поудобнее. Она облокотилась на спинку скамьи, и коротенькие гномьи ножки теперь болтались высоко над полом. Топор Напа приставила к спинке предыдущего ряда, где он и ухмылялся полированным хищным оскалом.

На специальный помост взошел органист, раскланялся в ответ на жидкие аплодисменты. Изящная в дизайнерском балахоне Ниона объявила имена сочинителя и исполнителя, музыкант занял место за инструментом, и концерт начался.

Далия вытащила из потайного кармашка на рукаве затычки для ушей, элегантным жестом использовала их по назначению. Достала из прически карандаш; скромным жестом задрав подол мантии, извлекла из кармана юбки блокнот и приготовилась вести протокол наблюдения.

На втором аккорде глазки Напы начали потихоньку закрываться. На четвертом — голова, увенчанная веночком эмалевых роз, клониться долу. К десятому аккорду заявил о себе фамильный кордсдейловский нос.

— Хр… хр… хряхряхря… хрррррррррр, — подпевала Напа Леоне органисту. — Мрря… пхпхспсс… буфрррр… хр… хррррррррр…

На Далию начали оборачиваться недоумевающие зрители — Напу видели только ближайшие соседи. А вот слышали все, кроме музыканта, с упоением давящего педали и клавиши, да, может быть, первого ряда.

— Хррр… Уик-уик… хсссссссс… — раздавалось из глубины зала. — Умн… фр… хмфыссссспрбыррррр…

Христианский священник, сидевший на другом конце той же скамьи, что и алхимичка с гномкой, перекрестился.

— Хр… хррр… мммряффффффф… Уик-уик-уик… хрррссссссссррррр… умн-уик-уипсссссс…

Разграфленный блокнот Далии заполнялся заметками, схемами и диаграммами. При этом мэтресса успевала очаровательно улыбаться всем подряд, кто подозревал ее в создании помех музыкальному произведению. Кто-то просто скользил глазами по храпящему углу зала, кто-то рассматривал личико мэтрессы, а кто-то уже начал смежать веки и приобщаться к новому виду искусства…

— Хххрррр… бнбррбм… хря… уик-уик-уик… хсспсхрррр…бурфрфы… хр…хырыффффффрррррр…

Фриолар, оторвавшийся от занимательной беседы с новым родственником-журналистом, Бронном, тоже оглянулся на сочный храп. Встретился взглядом с тетушкой, прикинулся невинным младенцем.

«Зря я все-таки не позволил Далии эксперимент с ослом, — подумалось Фриолару. — Ну, привела бы она в музыкальную гостиную Нионы ослика — готов поспорить, осёл бы выдохнулся раньше, чем гном проспится… Правда, животное жалко… И пришлось бы объяснять Нионе, что значит „экспериментально смоделированная среда“, а этого бы ни я, ни Далия не пережили бы…» Пользуясь тем, что всё внимание присутствующих поделено между звуками стальных и носовых труб, Фриолар достал из кармана платок, разорвал его на части, скатал затычки для ушей; вежливо предложил оставшуюся ткань Бронну. И продолжил наслаждаться органным концертом.

— Хрррррр… уик… бррхрмрьмрьмссяяяяяяяуии…Хпсфхррррррррррррр… Фрфхр… пуикпрпрххрсспбфыфрхррррррррр… Хр… хр… хряяуипсссспххрсрсссспппппппхххрррррр…

* * *

Домой Фриолар вернулся за полночь. Концерт давно закончился, но после того, как он отвёз Далию и Напу в «Алую розу», Фриолар испытывал настоятельное желание побыть в месте, где его не сможет отыскать и потребовать объяснений тётя Ниона. Фри-Фри, надо это признать, трусливо сбежал и скрылся в редакции газеты, в которой служил Бронн. Конечно, библиотека Университета подошла бы лучше, но она была закрыта ночью, а Фриолару не терпелось почитать отчеты о праздновании Дня Рождения Императора в Нан-Пине. Уж больно интересное описание пламени и температурных характеристик взрывчатых веществ… А еще Бронн поведал Фриолару о нашумевшем ограблении хранилища Тривернского банка — преступники сумели обойти магическую охранную систему с помощью некоего алхимического устройства, украденного у мэтра Фомы. Фриолар год назад, будучи студентом, имел счастливую возможность прослушать курс лекций этого именитого ученого, члена Буренавского Круга Толкователей и Объяснителей, и охотно потратил несколько часов, чтобы просветить нового родственника по поводу экспериментов с природным магнетизмом, прославивших мэтра Фому на весь алхимически подкованный континент.

В ночной тишине Фриолар приоткрыл черный ход «Алой розы», пробрался в кухню. Не зажигая свечи, открыл дверцу буфета, достал остатки чего-то остывшего, но, тем не менее, вкусного и принялся за поздний ужин.

Далия объявилась внезапно. Только что ее не было, и вот — шваркнула молния осветительного шара, и алхимичка в мантии, накинутой поверх ночной сорочки, стоит на кухонном пороге.

Без слов прошла, села за разделочный стол напротив Фриолара и потянула на себя остатки гусятины.

Некоторое время в кухне был слышен только звук неторопливого, достойного шевеления алхимических челюстей.

— С твоей стороны, — проворчал Фри-Фри, догладывая крылышко, — это просто тиранство — такую козу подставлять Нионе.

Далия наколола на вилку кусочек редиски.

— Будь ты, дружок, порасторопнее, — поучительно произнесла она, прожевав. — Ты бы на своих родственницах давно уж диссертацию защитил. И не одну… Там только Диона на целый учебник по психиатрии тянет…

Алхимики — Далия с видом бывалого экспериментатора, которой нашел то самое колено, по которому можно мерить море, Фриолар — нехотя признавая ее правоту, помолчали.

Месяц светил в оконце, мерцало воображаемыми струнами созвездие Лютни, где-то лаяла собака, ходили ночные сторожа, выкрикивая «Всё спокойно!», стучали припозднившиеся топора и одинокая гномья кирка…

Алхимики подумали еще немного, и Далия достала из буфета половину огромного торта со взбитыми сливками.

Съели.

Крепко задумавшийся Фриолар подливал вина Далии, и мысленно пробегал снова и снова по событиям сегодняшнего и вчерашнего дня. Что-то такое вчера тетя Пиона сказала о Напе…

— Напа спит? — спросил Фриолар. — Обычно она выскакивает, чтоб отчитать меня за опоздания.

— На самом деле — чтоб удостовериться, что ты пришел и один, а не с какой-нибудь Изольдой… И как это Напа согласилась за тобой приглядывать? Знаешь, вот что мне интересно на самом деле — так это поизучать твою матушку. Я ведь так и не знаю подробностей ее договора с нашей отважной Кордсдейл. Может, она ее шантажировала?

— Кто — кого? — устало спросил Фриолар. Успокаивающе тикали отремонтированные часы на шкафчике, где-то ухала кирка…

— Фиона — нашу Напочку. Понимаю, что это предположение может тебя оскорбить, поэтому заранее прошу прощения… И нет ведь ничего такого плохого, что Напа сделала, и чем ее можно шантажировать — не просто играть на нервах, а по-настоящему, так ведь? — спросила, позевывая, мэтресса.

Фриолар вслушался. Стук кирки был совсем рядом…

— Далия… — пробормотал он, таинственно понизив голос. — Ты ничего не слышишь?

Тук… тук… тук…

— Кто-то что-то копает где-то… — неуверенно ответила Далия.

Стук не прекращался, ровный и мерный, как поступь Судьбы. Тук… тук… тук…

— По-моему, это где-то рядом. В доме, — сказал Фриолар. Поднялся, на всякий случай взял кочергу. Далия, запаниковав, схватила кухонный нож, уронила его, схватилась за магический шар, уронила его с подставки…

— Погаси, — велел Фри-Фри. — Держись за мной… Это там, за чуланом.

Алхимики двинулись в сторону чуланчика. Фриолар, ухватив кочергу удобнее, резко отворил дверцу — и за ней обнаружилась огромная черная дыра.

— Потайной ход, — пролепетала Далия.

Стук стал еще громче. Акустика, над которой поиздевалась Далия сегодня вечером, спешила отомстить, выкидывая из черного провала одну за другой порции страха.

— Иди, разбуди Напу и бегите на угол Чернильной улицы, к Ницшу, пусть он вызовет наряд полиции, — шепотом велел Фриолар. Но Далия, вдруг открыв, наконец, зачем нужен мужчина в доме, всхлипнула, запищала, что одна она с места не тронется, вцепилась ему в рукав мертвой хваткой.

И тут стук прекратился.

У Далии остановилось сердце и подкосились ноги.

Спустя целую вечность, а может, и две, в потайном ходе раздались шаркающие неровные шаги. Фриолар подхватил пребывающую в полуобморочном состоянии Далию, отволок ее в сторону, чтоб не мешалась, а сам спрятался за дверью чуланчика, занеся кочергу, чтоб оглушить неведомого гостя. Далия, у которой сердце торопливо выбивало неистовую дробь о все наличные ребра, съёжилась за углом плиты, и наблюдала, как в глубине потайного хода вдруг стал виден бледный зеленый отблеск… И шаги… Они все приближались и приближались… Потом свет померк, и из двери показалось что-то страшное — угольно-черное, квадратное, трехногое, горбатое, топорщащееся рогами и тонкими длинными щупальцами… Зеленоватый лучик маленького фонарика выхватил страшенную в своей нелепости демонскую маску с огромным, под стать гигантскому кракену, клювом… Тут Далия не выдержала и завизжала.

Черное страшное существо уронило свой фонарик, он вспыхнул ярче и…

— Напа? — с ужасом признал Фриолар.

Маленькая гномка сделала еще один шаг из подземелья и оказалась в пятне лунного света. Да, это была она — перепачканная землей и пылью, с непонятным мешком за плечами, опирающаяся на кирку, прижимающая к груди другой рукой лопату… Да, это была Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл.

* * *

Далия спешно кромсала ножом колбасу и, практически не жуя, отправляла в рот кусок за куском. Напа сидела за столом, магический осветительный шар прогонял ночной сумрак, Фриолар нервно хмурил выразительные брови.

— Я не сделала ничего плохого… Правда… Я просто хотела забрать свои инструменты…

— Какие инструменты? — спросила Далия в кратком промежутке между последним кусочком колбасы и первым — голубого сыра.

— Которые у меня отобрали… — прошептала гномка. Вид у нее был наинесчастнейший.

— Кто? Зачем? — не унималась Далия. Сыр как-то быстро исчез, алхимичка пошарила вокруг в поисках съестного, нашла какой-то сухарик и вгрызлась в него.

— Далия, уймись! — не выдержал Фриолар.

— У меня стресс! — объявила мэтресса. Схрумкав сухарик, она бросилась к ларю, достала картофелину, наскоро обрубила кожуру и начала грызть ее сырую. — Боги, какая гадость… Напа, ну что ты молчишь?!!

Фриолар тяжело вздохнул, и, на правах самого разумного из присутствующих, выдал порцию пояснений.

— У Напы были некоторые неприятности, сначала в Иберре, потом в Ллойярде из-за ее творческого самовыражения.

— Слышала. — Мэтресса, давясь, справилась с картофелиной. Начала шарить по полочкам и занорикам в поисках чего-то повкуснее.

— И когда Напа добралась до Кавладора, ее взяли в Университет только при условии, что она сделает перерыв в карьере резчика по мрамору на период обучения, — продолжил Фри-Фри. Далия скривилась:

— Немного странно, но вполне в духе нашего господина ректора. Не ценит старый крендель современного искусства. И что? — ручки алхимички добрались до какого-то пакета, и зубки спустя пару секунд начали с хрустом разжевывать его содержимое.

— Он потребовал, чтобы я сдала свои инструменты, — прошептала Напа. — Все молоточки, набор стеков, зубила, долото, шлифовальные круги — всё…

— И что? — удивилась Далия. — В чем проблема?

— Мне было так грустно, так грустно… — вздохнула Напа, и вдруг решившись облегчить совесть признанием вины, затараторила, спеша выговориться и тем самым сбросить груз со своей чистой гномьей души. — Что я решила нарушить свое слово и сотворить что-нибудь… Я даже кусок мрамора купила по дешевке…

— А, так вот зачем во дворе появилась эта каменная глыба! — прозрела алхимичка. — Ну, и резала бы его тайком по ночам, или что там с мрамором делают, — Далия, хрустя, всё ещё не понимала сути происходящего. — Чего ради ты начала делать подкоп под Университет?

— Потому, что мои инструменты хранятся в сейфе господина ректора!

— Так взяла б другие…

От возмущения Напа подросла на ладонь.

— Другие?!!!

— Далия, у настоящего гнома, — занудливо пояснил Фри-Фри, спокойно наблюдавший за разборками между приятельницами. — может быть только один комплект инструментов в течение всей жизни.

— Мне их дедушка подарил! На день рождения! — пояснила Напа. — Папа сам для них сталь сварил!

— Какая, однако, сложность… — пробормотала Далия.

— И перестань, пожалуйста, есть тараканов, которых я заготовил для мэтра Вига, — попросил Фриолар. Далия с яростью уставилась на опустошенный пакет.

Тем временем Напа каялась:

— Я не хотела нарушать свое слово! Не хотела, правда! Думала всего-навсего расширю чулан, чтоб там больше места было… А потом копаю себе, и вдруг думаю — а ведь Университет-то совсем рядом! пятнадцать минут ходьбы… И если сделать тайный ход в кабинет господина ректора, то никто ничего не узнает…

— А то, что кабинет — на втором этаже, это, право слово, мелочи, — с иронией заметил Фриолар. Напа как-то уж очень резко засмущалась. Фриолара пронзило страшное подозрение: — Уж не собиралась ли ты взорвать крыло Университета, чтоб добраться до своего сокровища?

— Нет, ты ж никаких взрывателей не оставил, всё с собой в Чудурский лес увез… — отмахнулась гномка. Догадавшись, что ей не верят, решила сознаться: — Университет же мои прабабушка с прадедушкой строили… Они тут, на его строительстве, и познакомились, поженились… У нас в семье до сих пор хранятся чертежи потайных ходов, которые дедуля рисовал, когда за бабулей ухаживал…

Фриолар мысленно представил эту картину: солидный бородатый гном (с фамильным носом Кордсдейлов) ждёт под валуном юную, с короткой девической щетинкой на щеках, гномку. А дождавшись, бухает боевой молот, или с чем он там любил на ташунов, гидр, зомби или прочую условно живую и очень агрессивную живность охотится, на землю, сам падает на колени, вдохновенно протягивает ей свернутую кальку чертежей и каким-нибудь спотыкательным сложным стихом вещает, сколько тонн какой руды напоминает ему ее, гномки, блестящие глаза; сколько шахт он готов прорубить, чтоб украсть ее поцелуй; сколько часов он готов отстоять у раскаленного горнила, чтоб только доказать свою любовь… Бедная Напа, ей ведь никто даже собственноручно сделанной подковы не подарил… Как, должно быть, страдает ее гномье сердечко!

— Напа, умоляю, не совершай необдуманных поступков, — Фриолар встал перед Напой на одно колено, чтоб их глаза оказались на одном уровне. — Мне очень хотелось бы сказать, что я знаю средство, чтоб сделать тебя счастливой, но не могу лгать. Поэтому прошу — как твой старый друг, прошу: Напа, ты ж умная девочка! Опомнись! Успокойся! Займись другими делами!

— Какими?! — с надрывом вопросила Напа. — Мрамор — это ж… это… Он же розовый и прозрачный… как копченая грудинка…

В желудке у Далии что-то из съеденного забурлило.

— Он такой белый, как лёд, вкусный, как мороженое… Прохладный, как вода в подземных озерах, и такой же чистый… Он сам по себе искусство! А в нем, к тому же, — от восторга у Напы спёрло дыхание. — Столько вкраплений…

— Напа! — сжал ручки гномки Фри-Фри. — Не мучай себя. Успокойся. Прими ванну, наруби дров, отремонтируй что-нибудь, вычисти коллекцию фамильного оружия…

— Оружие! — блеснули глаза Напы, и Фриолар мигом поспешил исправиться и увести разговор прочь от опасной темы:

— Намели кофе с запасом на семь недель, посади кусты роз под окном…

— У кофе аромат выветрится, а розы всё равно не вырастут, — отмахнулась гномка.

— И хорошо! Ты посадишь их еще раз!

— Я задумала такую прекрасную композицию, — вздохнула Напа. По всему было видно, что она уже смирилась с мыслью о том, что до окончания вуза ей не придётся подержать зубило в кулачке. И сейчас гномка просто пересказывает своим друзьям потаенные мысли и желания, с тихой надеждой, что когда-то им суждено сбыться. — В натуральную величину: его величество король Гудеран X на фоне Университетского фасада. И в руках у него — как у тебя, Далия — лупа и новейшее издание Свода Законов и Уголовного Кодекса…

Стоило больших усилий успокоить и убедить Напу, что ей есть чем заняться. Ночь к тому времени повернула к рассвету. Фриолар и гномка отправились по комнатам, спеша урвать несколько часов сна. А Далия, чувствуя себя на удивление бодрствующей и полной сил, осталась на кухне.

Во-первых, стресс никак не желал униматься. Был бы рядом старый добрый мэтр Питбуль, Далия или побила его сковородкой, или поспорила о несчастных разумных гоблинах, — впрочем, можно было бы сначала поспорить, а потом воспользоваться сковородкой в качестве весомого аргумента. Не будь Фри-Фри столь обременен родственниками, а вернее, того хуже, родственницами, можно было бы его попробовать соблазнить. Но, как на грех, один в Ллойярде, а у другого тёти…

Во-вторых, съеденные тараканы в желудке мэтрессы еще не определились, куда им поворачивать, вверх или вниз. На редкость хреновое ощущение.

А в-третьих… Далия побродила по кухне. Подняла Напино землеройное снаряжение. Прикинула кирку себе по руке… Никогда не знаешь, что ждать от этих гномов. Далия ковырнула кусочек суглинка на стеночке черной дыры.

Потом подняла фонарик, кирку, лопату и смело шагнула в темноту потайного хода.

* * *

Проснулся Фриолар от неистового стука в дверь.

— Что случилось? — пробормотал он, не спеша открывать глаза.

— Фри-Фри, к тебе пришли! — ответила Напа. — Вставай, поторопись! Не заставляй мэтрессу Долли ждать! Просыпайся, соня!

Пришлось вставать, приводить себя в приемлемый вид и спускаться, позевывая, на нижний этаж. За одним из столиков Фриолара уже поджидали мэтресса Долли и госпожа Гиранди. Увидев эту парочку, алхимик скривился, поморщился — всячески демонстрируя неведомым богам, насколько ему общение с этими особами неприятно; склеил фальшиво-учтивую физиономию и приветствовал дам вежливым поклоном.

Не было в Университете проблемы более занимательной, чем насущный вопрос: кто кого переживет. Мэтресса Долли госпожу Гиранди или госпожа Гиранди мэтрессу Долли. Фриолар знал — тому было с полтысячи доказательств, что друг дружку они ненавидят и используют малейшую возможность, чтобы досадить сопернице. Поэтому видеть их вместе было странноватенько… Ну, например, всё равно, что увидеть, как не тает кусок льда в пламени, или как мышки доят кошку, или как гном — настоящий гном, в кольчужных штанах, панцире, стальных сапогах, с крепкой головой, утяжеленной стальным шлемом — тренируется в прыжках в воду с офигительно высокой вышки…

Госпожа Долли гордится званием мэтрессы лет тридцать, если не больше. Когда-то она была самой рыжей, самой кудрявой и самой застенчивой студенткой на курсе. Теперь это степенная добропорядочная дама в морщинах, рюшечках и фальшивых локонах, всем сердцем преданная Науке и тем, кто ее олицетворяет.

Госпожа Гиранди совсем другая. Это глубоко замужняя дама, украшающая педагогический коллектив Университета, как свежие сливки — только что заваренный крепкий чай. Это идеал, по которому темными ночами скучает любой алхимик степенного возраста. Среднего роста, приятно округлая, с ровным розовым личиком и широко распахнутыми голубыми глазами эта милая блондинка неторопливой плавностью движений и бархатным изысканно-протяжным произношением сложных дифтонгов скрашивает суровые будни доблестных служителей науки, и, в частности, лично господина ректора. То принесет чашечку чая, то булочку с апельсиновым джемом, проследит за тем, чтобы вытерли пыль и вовремя выкинули мусор, чтобы не терялись важные документы, чтобы папки на полках стояли ровненько и в алфавитном порядке, напомнит ответить на входящую корреспонденцию и вежливо намекнет, чтО мэтр забыл одеть сегодня: шляпу, башмаки или мантию. У госпожи Гиранди есть еще одно немаловажное качество, высоко ценимое руководством Университета. Она женщина. Нет, вы не поняли: она женщина в том смысле, что ей можно войти в дамскую комнату и строго отчитать студенток за курение в неподобающих местах.

Мэтресса Долли руководит сектором пропаганды научных знаний. Она ходит по приходским школам, рассказывает деткам, как весело учиться в Университете и дарит им тощие брошюрки, отпечатанные на серой бумаге. Госпожа Гиранди гордится своей орфографией: ее супруг (никто в глаза его никогда не видел, но все догадываются, что он есть) якобы близкий родственник всемогущих герцогов Тирандье; лишь две шальные руны отделяют его от претензий на наследство и высокое положение в обществе. Но госпоже Гиранди это и даром не надо: она и все ее семейство есть пример того, что самый последний нищий может возвыситься на службе Короне, благодаря усердию и старательности.

Короче, госпожа Гиранди считала, как думал Фриолар и как подтверждалось многочисленными университетскими сплетнями, что мэтресса Долли выжившая из ума старая овца, а мэтресса Долли, придавленная привычкой подвергать свои и чужие высказывания политкорректной цензуре, называла госпожу Гиранди всего лишь куртизанкой.

Более того, занимались дамы практически одним и тем же. Госпожа Гиранди вела документацию Университета — всякие там служебные записки о расходовании средств, выделении дополнительных партий дров для отопления в зимний период и прочее. А мэтресса Долли вела записи относительно Ученых советов, на которых решалась судьба оригинальных научных исследований и сравнительных изысканий. Каждая считала, что другая Университету не важна. И обе использовали малейший повод, чтоб подставить конкурентку.

Так что видеть их вдвоем, согласными друг с дружкой, было все равно, как наблюдать за мирными переговорами между Добром и Злом о взаимном делегировании полномочий.

— Я все устроила, — живенько сообщила мэтресса Долли, как только Фриолар оказался перед ними. — Тебя включили в повестку дня.

Фриолар подавился зевком.

— Простите, мэтресса Долли, я не понял, куда меня включили?

— В повестку дня, — терпеливо объяснила мэтресса. Госпожа Гиранди улыбнулась, явив милые ямочки на слегка увядших щеках, и пояснила:

— Сегодня вас, сударь, выслушают на Большом Ученом Совете.

— А-а… что я должен докладывать? — с подозрением спросил Фриолар.

Мэтресса Долли фыркнула и затрясла буклями, показывая, что оценила шутку молодого человека:

— Конечно же, свою диссертацию!

— Но у меня еще ничего не готово! — схватился за голову Фриолар.

Госпожа Гиранди с материнской заботой потрепала его по руке.

— Не расстраивайтесь, это всего лишь ежегодный отчет о проделанной работе. Вы же не теряли времени даром, результаты какие-то есть? Вот о них и расскажете новому начальству…

— Новому начальству? — переспросила Напа, принёсшая посетительницам завтрак. Мэтресса Долли — торопливо, а госпожа Гиранди — с элегантной истомой, но обе с ястребиным блеском в глазах, набросились на еду. — А господин ректор что же?

— Господин ректор изволили отбыть с визитом в Химериаду. Программа государственной важности, — с достоинством пояснила госпожа секретарь ректора.

— Наш долг, — добавила, подхватывая блёклыми губами блинчик, госпожа Ученый секретарь, — помочь фносским коллегам преодолеть многолетний кризис в тамошней науке. Зря они позволили прокентаврийски настроенному населению сосредоточиться на ботанике и упустить развитие прочих наук… Думаю, господин ректор с задачей реорганизации фносских исследований справится, — верноподданно высказалась мэтресса.

— Справится обязательно, — не менее лояльно высказалась секретарша.

И обе дамы согласно и гармонично закивали головами.

— А кто ж его замещает? — поинтересовалась Напа.

— Мэтр Гийом, — с охотой пояснила мэтресса Долли.

У Фриолара это сообщение почему-то вызвало неприятное ощущение во рту. Хотя дело, вероятно, было в том, что он не успел почистить зубы…

Вежливо откланявшись, алхимик поспешил наверх, готовится к выступлению на Ученом Совете. Когда он уже поднимался по лестнице на второй этаж, мэтресса Долли сделала перерыв в поглощении вкусностей, и прошамкала, что Далии то же неплохо бы появиться с очередным отчётом о проделанной работе. Кстати, где Далия? Чем занимается?

* * *

Далия была в северо-западном угле фундамента Университета. И с охотой бы поведала, чем она здесь занимается. увы, во-первых, таких слов она не знала, во-вторых, не было подходящей аудитории для прослушивания, и в-третьих, спасите кто-нибудь Далию оттуда!!!!!!!!!

Копать землю мэтрессе понравилось, потому как не пришлось. Трудолюбивая Напа остановилась прямо у фундамента, и Далии оставалось лишь ткнуть киркой камень основания Университета. Повезло, подумала Далия, несказанно: камень услужливо скрипнул, поворачиваясь вместе со своими соседями вокруг скрытой оси. Алхимичка протиснулась в узкий проход, сделала пару шагов…

Потом за ее спиной произошло событие А — камни повернулись и встали на место, и событие Б — поверх них выдвинулись крепкие железные прутья. Мэтресса взялась за решётку, потрясла ее. Производила это действие в течение пятнадцати минут, последовательно увеличивая амплитуду движений и громкость сопровождавших движения высказываний. Ничего.

Пришлось идти вперед. На первой же развилке мэтресса, руководствуясь своей алхимической интуицией, двинула туда, где был свежее воздух. Долезла до вентиляционной шахты. Скорбно и долго вопила еле различимому в вышине лоскутку голубого неба, но только спугнула голубей, которые по-своему, по-голубиному отомстили мэтрессе. Плюясь и ругаясь, Далия отправилась знакомиться с родным Университетом изнутри.

Поминая на каждом шагу Напиного прадедушку, Далия протискивалась по узкому лазу. Кляла мелкое гномье телосложение, пылкое воображение влюбленных и добросовестность строителей, которые не поскупились, возводя Университет. Загадка, как же Напа собиралась ориентироваться в хитросплетении потайных ходов и вентиляционных каналов, была Далией решена в полсекунды: конечно же, именно за картой Напа и вернулась. С чего бы ей ночь терять, прерывая незавершенное дело на полпути? Она ж так хорошо выспалась на концерте…

Одно было хорошо, успокаивала себя мэтресса в краткие минуты отдыха: ее отсутствие наверняка заметят. И Фриолар может догадаться, куда ее понесло. Скорее всего, догадается. Он парень умный. Иногда. И они пойдут ее искать. И обнаружат ссохшийся скелет в ночной сорочке и потрепанной, перемазанной голубиным пометом, мантии…

Не хнычь, велела себе мэтресса. Ты же прекрасно поужинала прежде, чем отправится на поиски новых горизонтов исследования! [Не думать, не думать, не думать о том, белкИ каких животных она съела!] Так поужинала, что в некоторые повороты еле протискиваешься. Не расслабляйся! Вперед! И Далия двигалась дальше.

Сволочные строители, как догадалась алхимичка, были представителями воинствующего подвида гномов (есть среди этих коротышек такие, которых камнем по голове не бей, дай подраться), потому как в подземном ходе время от времени встречались ловушки, явно подготовленные для врагов. Например, одна плита, на которую ступила Далия, подпрыгнула и едва не вдавила несчастную заблудшую алхимичку в потолок. А может, это был гномий вариант защиты интеллектуальной собственности?

В любом случае, пришлось очень долго собирать силу воли в кулак, чтобы сделать следующий шаг. Поразмыслив, как могут рассуждать гномы, Далия опустилась на четвереньки и продолжила путь, ощупывая трясущимися от страха руками пол и стены.

Спокойствие, Далия, только спокойствие. Выбрось из головы эту паранойю насчет ведения в храме науки военных действий и глупые идеи, чью интеллектуальную собственность кому-то захочется своровать. Эти потайные ходы должны быть совершенно безопасны, ведь их создал всего-навсего тихий, мирный, влюбленный гном, у которого под рукой оказалась большая куча оплаченных щедрой кавладорской короной строительных материалов…

В довершение счастья фонарик погас, и наступила кромешная тьма. Блин! подумала мэтресса. Напа! И прадедушка ее! мать его, мать его, мать его…

* * *

Страдания Далии усугубились бы, знай она подробности происходящего в одной университетской аудитории. Хотя, может, и наоборот: не страдала бы алхимичка, а перешла бы в последний градус ярости и порвала б Университет с его потайными лазами, как волкодав овечку. Говоря по существу, в одной из аудиторий первого этажа величественного здания Университета Изольда в то же самое время пересдавала очередной зачёт.

Такие барышни, как Изольда, встречаются везде, и, теоретически, сердиться на них — все равно, что на моль, проедающую ваши любимые шерстяные носочки. Но злостная Изольда покусилась на святое — она осмелилась мэтра Питбуля отвлечь от изучения разума троллей и гоблинов на свою тощезадую персону, и Далия ей этого не простила.

Училась Изольда с перерывами. Отчисляли ее за неуспеваемость раз двадцать, восстанавливали из человеколюбия, и вот намечался двадцать первый казус.

Слушала неуспевающую (хотя кое-где и кое в чем Изольда успевала, уж поверьте, лучше многих других) студентку комиссия из трех профессоров кафедры истории. Мэтр Никант, Желтый Осел, глотал голодную слюну. Рядом сидел мэтр Филипп, что-то грушевидное в традициях старой научной школы. Такие, как мэтр Филипп, умудряются экономить немалые деньги, довольствуясь одной мантией в год, подштанниками под ней, и питаясь большим количеством манной каши. Кашка-размазня, просвечивая под рыхлой кожей, должно быть, и придавала Филиппу цвет новорожденного шампиньона. Еще присутствовал мэтр Люмус — представитель еще более старой школы. Говорили, что в молодости он жил в библиотеке, занюхивал книжную пыль и общался с призраками, поэтому знает так много подробностей из истории королевства Кавладор. Хотя, может быть, он и сейчас беседует с призраками: они явно принимают его за своего. Люмус такой же прозрачный и отрешенный от действительности.

И вот такому припорошенному пылью веков триумвирату пришлось Изольде пересдавать зачёт. А тут, как на грех, вчерашняя встреча с Далией в узком переулке, после которой немного ломит в костях, болит филей и сияет фингал под левым глазом.

Изольда почти профессиональным жестом спустила рукавчик с левого — гладкого, беленького — плечика, и томно продолжила свой ответ:

— А еще его величество Лорад Восьмой Завоеватель завоевал многие земли.

— Какие именно? — задал наводящий вопрос мэтр Филипп. Мэтр Люмус слабо покачивался на сквознячке.

— Большие, — уверенно ответила Изольда, обнажая и правое плечико. Поняла, что надо отвечать подробнее. — Они зелёные и… и… с травкой.

При упоминании такого простого, знакомого и полезного стимулятора интеллектуальной деятельности Люмус (хоть и был поклонником высушенного и хорошо перемолотого) оживился:

— Может быть, милая барышня перечислит некоторые самые знаменитые сражения новой истории Кавладора? И побыстрее, а то мы можем опоздать на заседание Ученого Совета.

И троица алхимиков с нетерпением воззрилась на барышню в ожидании повествования о Луазской кампании, когда была отвоевана часть исконно кавладорских земель у жадного герцога Пелаверино, или о боевых буднях тривернских партизанов, или, на худой конец, о недопустимой халатности короля Ранна Четвертого Сонного, проигравшего город Луаз со всеми деревеньками, хуторами и фермами в «Короля и Звездочета» своему ушлому соседу?

Изольда припомнила, что ей рассказывали ее спасатели о своих подвигах. Вспомнила.

— Прошлый год был очень урожайным на ташунов, и жители южных провинций Брабанса объявили рыцарский турнир, победитель которого был делегирован в провинцию Илюм, чтобы очистить берега Алера от…

— Не прошлый год, — мрачно поправил Никант. — Поближе к королю Лораду Восьмому, пожалуйста.

Страдая, Изольда посмотрела на трех профессоров. И начала увеличивать зону декольте.

В этот момент потолок хряснул, и из образовавшейся дыры на стол членов экзаменационной комиссии вывалилась Далия.

Изольда завизжала, отпрыгнула. Мэтр Люмус ушел в астрал. Мэтр Филипп удивился. Мэтр Никант строго потребовал объяснений.

Далия — перепачканная, в пыли, паутине, помёте, взъерошенная, счастливая, — запрыгнула мэтру Никанту на руки и завизжала, как она рада его видеть. Никант возмутился. Изольда не переставала визжать, чем обратила на себя внимание мэтрессы:

— Изольда! — возопила Далия, без всякого, впрочем, злого умысла. А студентка в ответ панически заметалась по аудитории. С криком: «Убивают! Спасите! Убивают! Режут! Давят! Спасите! Насилуют! Убивают!!» Изольда выскочила и понеслась по коридорам.

На крик, как это бывало раньше, тут же откликнулись. Мэтр Гийом уверенными шагами прошёл в аудиторию и потребовал объяснить ему, что здесь происходит.

— Эта женщина меня домогается! — завопил мэтр Никант.

— А меня почему-то нет, — обиделся мэтр Филипп. Далия спрыгнула с рук Никанта и сделала попытку поцеловать Филиппа.

Никант не унимался:

— Эта ненормальная хочет меня убить! Вчера она чуть не разрушила мой дом, сегодня прервала пересдачу!.. Она просто преследует меня, не даёт работать!

— Сударыня! — приказал Гийом, — извольте прекратить целовать всех мэтров подряд и объяснить, кто вы такая и что здесь делаете?!

— Я… — приостановилась выражать восторги по поводу счастливого спасения Далия. Задумалась. — Я здесь, собственно… — никакая ложь не шла в голову. — Что касается меня, то я здесь эксперименты провожу. Алхимические, — на всякий случай уточнила Далия.

Объяснение насчет алхимических экспериментов, как повода совершать всякие глупости, у мэтрессы прокатывало особенно часто.

Мэтр Гийом посмотрел на всклокоченное грязное существо, имеющее наглость пытаться быть похожим на степенного, уважаемого и солидного алхимика, которым, без сомнения, являлся он сам, и ноздри его презрительно раздулись.

— Что касается меня, то никогда больше вы здесь никакие эксперименты проводить не будете.

* * *

Зал заседаний Большого Совета Университета был, как это легко догадаться, большим. Просторное помещение украшали уходящие ввысь арки, витражные окна, ряды кресел, кафедра докладчика, стол председателя, конторка секретаря, бесценные гобелены, карты, схемы и прочие учебные пособия на стенах… Мэтры, собравшиеся здесь, ожидали явление начальства, а пока обсуждали свои последние монографии, студентов, детей, жён, и, изредка, мужей. Сосали ментоловые и лимонные леденцы от застарелого лекторского ларингита, глотали пилюли от сердечной недостаточности, жаловались на то, что ученики не такие добросовестные, научные проблемы — не такие заковыристые, и чернила — не такие черные, как в годы их молодости, курили, протирали очки — одним словом, вели себя, как всегда.

— Ну, что тебе сказать, Фри-Фри… — задумался мэтр Мартин, внимательно изучив краткий (на двадцати четырех страницах) конспект речи Фриолара. — Вот этот абзац я бы переформулировал обязательно. Вот здесь, — мэтр ногтем отчертил избранную фразу, — ты говоришь немного непонятно, и противоречишь вышесказанному… где уж тут? а, вот, смотри…

— Так вы думаете, он меня не уволит? — решилась вмешаться Напа. Она беспокойно подпрыгивала на слишком высоком для нее стуле, и каждые две секунды переспрашивала мэтра Мартина, как, на его взгляд, будет относиться к ней заместитель господина ректора после вчерашнего нечаянного прогула.

— Не уволит, Напа, я же тебе сказал. Гиги-Кабанчик, хоть и был в студенческие годы жмотом и врединой, не будет подкладывать себе свинью. В смысле, — спохватился мэтр, поймав себя на мысли, что его высказывание может создать двусмысленный имидж коллеге, пробившемуся на руководящую должность. — Гийом в тебе, в твоих математических талантах очень, зуб даю, заинтересован. У него весьма сложная в доказательной части проблематика, и там столько формул, — я слышал его доклад в прошлом году… Очень солидная статистика, а ты самый лучший спец по вычислениям, которого я знаю, Напа. Успокойся. Гийом тебя не уволит.

Напа подумала, потом гордо произнесла:

— Я самый лучший вычислитель, потому, как у гномов голова каменная. Мы по своему костному содержимому близкие родственники алмазов, графита, угля, силикатов и многих других драгоценных минералов, — Напа оглядела высящиеся вокруг нее спины научной общественности. Фриолар черкал карандашом, правя речь. Далия куда-то пропала. Ожидание было невыносимым. — А чем таким мэтр Гийом занимается?

— Временем, — ответил мэтр Мартин и пояснил: — Я, собственно говоря, в этом полный профан. А у Ги очень интересный взгляд на проблему сжатия, свертываемости и исчисления времени. Периодичности, амплитуды изменчивости, смены фаз, взаимодействия с характеристиками объекта и субъекта… Всё это крайне сложно, я, признаться, в натурфилософии не силён. Тише, Напа, кажется, начинается.

Размашистыми быстрыми шагами в зал заседаний вошёл господин заместитель ректора. Мэтры и мэтрессы, повинуясь выработанному в студенческие годы рефлексу, мигом спрятали под мантии всё, что держали в руках, и по залу поплыл легкий аромат подпаленных недокуренными сигаретами алхимических мантий.

Госпожа Гиранди, наоборот, взяла блокнот и орлиное перо на изготовку, рвясь конспектировать речь начальства.

Начальство было разгневано. Следом за ним, прихрамывая и теряя домашние тапочки, бежала крайне растрепанная девушка в грязной мантии, из-под которой проглядывала не очень новая ночная сорочка.

— Мэтр!.. Мэтр Гийом!.. — пыталась она что-то сказать. Узнав Далию, Фриолар в крайнем изумлении перестал вносить правки в свою речь.

— Хватит!! — вспылил господин и.о. ректора, солидно громыхнув кулаком о стол. — Вон!!!

Мэтресса Далия потупилась, обнаружила вокруг себя коллег, и, вынужденная признать — временно, исключительно временно, — свое поражение, отступила на пару шагов.

— Дамы и господа, — срывающимся злым голосом начал мэтр Гийон, усаживаясь в председательское кресло. — Объявляю заседание Большого Ученого Совета Университета открытым. Первый вопрос повестки дня — увольнение мэтрессы Далии.

Вздох изумления прокатился по залу.

— Но первый вопрос, — подала голосок мэтресса Долли, сверяясь с каракулями в своей тетрадке. — Отчет мэтрессы Розаны по исследованию физиологии гормональной системы кентавров…

Гийом еще сильнее стукнул кулаком по столу, и Долли обиженно заткнулась. Господин заместитель ректора поднялся во весь свой немалый рост. Вид его резко контрастировал с растрепанным чучелообразным нарядом Далии: черная мантия и.о. ректора была новенькой, шелковой, хорошо выглаженной, сияла золотым кантом по воротнику и манжетам, бородка мэтра, в отличие от кос мэтрессы, была ровно подстрижена, лицо умыто…

— Мэтрессу Далию следует уволить из состава научных кадров Университета Королевства Кавладор за систематическое нарушение дисциплины, за…

— Меня — уволить? — не поверила своим ушам Далия.

— За попытку шантажа уважаемого мэтра Никанта, за рукоприкладство, за…

— Уволить Далию? — не верил услышанному Мартин. Напа в волнении подскочила и встала на стул.

— За оскорбление словами и действием, за вашу постоянную ложь, за появление в непристойном виде!.. — ярился мэтр Гийом.

Не стоило ему этого говорить, подумал Фриолар. Еще ни одна дама от сотворения мира не снесет оскорбления, что она, дескать, солгала. Не выносят дамы такой жуткой правды, конституция у них слабенькая…

Хоть и была Далия в неприлично-непристойном виде, но язычок у нее во время лазания внутри стен Университета пострадать не успел, что она тут же, не теряя ни секунды, поспешила продемонстировать:

— Ложь??!! Я — лгу?!!! — закричала оскорбленная мэтресса. — Когда это я лгала?!!! Когда это я хотя бы раз сказала неправду!!!! Клевета!

Мэтр Гийом вышел из-за стола, чтобы встать с недостойной коллегой лицом к лицу.

— То есть, я — и вы, уважаемые дамы и господа, — пригласил он присутствующих быть свидетелями, — должен поверить, что кто-то, будучи в здравом уме и твердой памяти, заберется в вентиляционные шахты Университета, чтобы там исследовать разум?!

— А что в этом такого? — подбоченилась Далия. — Чем плоха экспериментальная установка?! Зато никто не посмеет утверждать, что я эту идею у кого-то украла или воспользовалась чужими результатами…

— И вы… — мэтр Гийом от злости едва не потерял голос. Потряс над всклокоченной головой Далии кулаками. Обернулся к оторопевшим присутствующим, объясняя свое негодование: — Эта девица посмела сказать, что она хочет запустить в печные трубы и вентиляционные шахты мелких животных, чтобы исследовать особенности их разумного поведения в сложных кризисно-безвыходных ситуациях!!

Кто-то из мэтров поконсервативнее тут же нахмурился и начал обсуждать, что такое новаторство до добра не доведет.

— И ЭТО — прорычал мэтр Гийом. — Она называет «Разумом»?!!

— Да что ты в сапиенсологии понимаешь…? — вспылила Далия. Близсидящие расслышали и слово «Кабанчик». Но мэтр Гийом своим командирским голосом заглушил оскорбительное прозвище.

— Вы уволены! Вон из Университета! Своим присутствием вы оскорбляете Науку! Пугало!!!

— Я — «пугало»?!! — взбесилась мэтресса. Она рванула к бородке Гийома, намереваясь выщипать ее по волоску, чтоб уравнять, так сказать, их шансы во внешности, но кто-то решительный обхватил ее сзади и отпихнул в сторону.

— Позвольте высказаться, уважаемый мэтр Гийом. — проговорил непрошенный защитник, появившийся из ниоткуда. — Так уж получилось, что я долго общаюсь с мэтрессой Далией и частично в курсе проблемы.

— Да! — рявкнула из-за спины Фриолара Далия. «Развратница!» — подала было голосок госпожа Гиранди, но мэтресса Долли ткнула ее в ребра, и секретарь ректора отложила оглашение комментариев до начала прений.

— Понимаете, — успокаивающе развёл руками алхимик перед лицами и очками своих собратьев. — Далия еще летом обсуждала вышеупомянутую идею. Мы пытались ее отговорить…

— Да! — подтвердила Далия.

— Но мэтресса жизнь готова отдать ради Науки!

— Да!

— И то, что она, рискуя здоровьем, провела эксперимент на себе — ты же провела, Далия? — уточнил Фриолар, и мэтресса размашисто кивнула. — Это, наоборот, доказывает ее научную квалификацию и… э-э… осмотрительность, потому как теперь мэтресса уверена, что крыс в вентиляцию Университета напускать не стоит.

— Нет! — охотно подтвердила Далия. — Ты прав, коллега.

Автоматически Далия приняла позу опытного лектора: рука полусогнута и ненавязчиво жестикулирует, другая за спиной крутит дули, спина выпрямлена, голова поднята, взгляд устремлен в никуда…

— Когда я стояла на четвереньках над аудиторией 32 «бис»… — начала сообщать научные выводы Далия, но Гийом невежливо ее прервал:

— ВОН!!! Вон из Университета, ты… — он затопал ногами, не в силах подобрать нужной формулировки. Нашел. — ДУРА!!!!

По залу заседаний смертельным вирусом начала распространяться тишина.

— Я — «дура»? — спокойным тоном переспросила Далия. Потом метнулась, как серая потрепанная ворона к лицу мэтра Гийому. Фриолар — на этот раз с большим трудом, — перехватил разъяренную алхимичку на близких подступах к вожделенной вражеской бородке.

— Сам дурак! — ярилась Далия.

— Сударь, извинитесь перед дамой, — степенно и солидно проговорил Фриолар.

— Истеричка!! Истеричка!! Истеричка!! — без особой фантазии, зато громко и часто кричал Гийом.

— Плагиатор! Научный ревизионист! Эссеист от макулатуры!!! — не оставалась в долгу Далия. Фриолар еле успевал сдерживать ее попытки добраться до оппонента когтями и коленками. Кое-кто на галерке принялся свистеть и подбадривать спорщиков. «Ату его!» — кричали аспиранты. «Какая наглость…» — шептались в первых рядах. «Какие ножки!» — шелестело в углах.

— Сударь, я вынужден настаивать, чтоб вы извинились перед дамой за оскорбление, — не унимался Фриолар.

— Это не оскорбление, это констатация факта! — ответил Гийом. Мэтры и мэтрессы, которые помоложе, уловили основную коньцепцию(2) сегодняшнего заседания и начали улюлюкать и закидывать дерущихся жеваной бумагой и огрызками яблок. Мартин и его соседи с большим трудом удерживали Напу, которой не терпелось проверить на практике остроту ее нового топора и посмотреть, какого колера кишки у ректорского зама.

— Она еще и… — Получив по голове надкушенной кочерыжкой, мэтр Гийом в бешенстве бросил в Далию и Фриолара, которых считал виновниками происходящего безобразия, чернильницей.

— Да чтоб ты пукнул! — прокричала Далия, размазывая по лицу чернила. Мэтр Никант оправдывал свое желтое прозвище, регоча на весь зал по поводу утраченного вследствие столкновения с канцтоваром зуба. Наконец, мэтр Гийом не выдержал прицельного пинка домашней дамской тапочкой и попытался Далию придушить.

Пребывающий в центре алхимического урагана Фриолар счел своим долгом не допустить смертоубийства, отшвырнул Далию на мощи мэтрессы Долли, перехватил мэтра Гийома, оттеснил в сторону. Тот увернулся, освободил руки и врезал непрошенному защитнику в солнечное сплетение. Фриолар коротко хекнул, но выдержал удар, и сам в ответ резко отбросил господина заместителя ректора назад, ударив его в плечо — так сильно, что Гийом по инерции отлетел на пару шагов и врезался спиной в кафедру. Дубовая кафедра пошатнулась, треснула, и медленно-ме-еедленно, как крепко выпивший рыцарь, накренилась, драматично заскрипела и рухнула на пол. Из основания выбежала маленькая мышка, и несколько мэтресс тоненько завизжали.

Мэтр Гийом вытер капельку крови, выступившую на прокушенной губе.

Шутки кончились.

* * *

Дальнейшие развитие событий сыщики из Министерства Спокойствия потом восстанавливали по записям, сделанным мэтрессой Долли и госпожой Гиранди, хоть и пришло ради этого счищать с конспекта мэтрессы остатки леденца с ментолом, а стенограмму госпожи Гиранди собирать из карманов пяти мэтров, которые планировали пустить документ на самокрутки.

— Ваше поведение недостойно, сударь. Пусть вы не согласны с теоретическими посылами вашего оппонента, это не дает вам права допускать оскорбительные высказывания о ее личности, внешности и модус операнди!

— Да кто ты такой, щенок, чтоб говорить о моих правах!

— Сударь, вы забываетесь.

— Вон отсюда, наглый молокосос!

— Сударь, я требую извинений.

— Хам! Смерд! Щенок! Недоучка!

И, чтоб адресат этих эпитетов доходчивее всё понял, мэтр Гийом коротко размахивается и пытается ударить собеседника в челюсть. Тот перехватывает направленный кулак и резко выворачивает руку напавшего. Гийом впадает в азарт и прёт напролом, как раненный кабан, на обидчика. Тот не желает оставаться в долгу, и охотно участвует в продолжении завязавшейся грубой, вульгарной, совершенно антинаучной драки. Забыв о своих округлых дифтонгах, испуганно верещит госпожа Гиранди. Мэтры посмелее бросаются растаскивать дерущихся. А откуда-то сверху, с потолка, оглушительно свистя, падает и вонзается прямо в председательский (по счастью, пустой) стол огромный гномий топор.

* * *

Покосившийся ветхий домик тётушки Дионы прятался на самой окраине Талерина. Под соломенной крышей было всегда темновато; раскрытые ставни поскрипывали ржавыми петлями, наводя тоску. Фриолар ссутулился на колченогом стуле с вдавленным сидением, слушая трескотню тети Дионы.

В отличие от Пионы, пересказывающей столичные сплетни, или Нионы, каждая фраза которой что-то рекламировала, Диона охотно повествовала и рассуждала о своих фантазиях, снах и народных приметах. Сейчас, с высоты своего двадцати одного года, умудренный житейским опытом, Фриолар догадывался, что тете Ди очень не повезло в ранней юности. Ей явно следовало пойти в какой-нибудь Орден, попробовать учиться ведовству или той же самой практической астрологии. Сверхъестественных способностей, конечно, у нее от этого бы не прибавилось (ноль при умножении на любое число дает ноль), но хоть содержание фантазий было б немного более упорядоченное. Вместо этого Диона задумала добиться успеха на том же поприще, что и сестры. Выскочила замуж она лет в семнадцать. Через год муж от нее попытался сбежать, но после долгого задушевного разговора с тестем вернулся к Дионе, чтобы стать примерным отцом и мужем. На памяти Фрилара такие задушевные разговоры дяди Певерила повторялись то с дедушкой, то с папенькой каждые полгода. Певерил рыдал, стоя на коленях, клялся, что ни единого дня больше с этой ненормальной не выдержит. Но до сих пор, уже двадцать пять лет, держался. В основном, конечно же, ради детей.

Точное количество дочерей своих трех теток Фриолар, наверное, знал. На самом деле запись об урожае семейного древа в него была сделана в личном дневнике и время от времени повторялась, как боевая мантра: всего- восемнадцать, пятеро старших кузин у тети Пио, четыре почти ровесницы Фриолара у тети Ди, три родные дочери у тети Нионы, остальные — ее же приемные.

Каждый год, покупая календарь, он ставил пометки, когда кого и с каким количеством прожитых лет надо поздравлять. Но поздравления предпочитал отправлять по почте: имена как-то слабо соотносились с визуальными образами. Кузины менялись платьями, делали друг дружке модные — и одинаковые, — прически… Фриолар пробовал запомнить кузин по алфавитному списку, но они придумывали себе прозвища. Пробовал нумеровать — но тут обязательно прибавится какая-нибудь падчерица хронически вдовой Нионы, и все снова испортит. С кузинами со стороны Дионы было сложнее всего: две из них были близнецами, младшая и старшая сестры были похожи на двух средних, и различить их могли только всезнающие боги. Дядя Певерил, кстати сказать, искренне считал, что дочек у него одна, и дедушка, папенька, а теперь и сам Фриолар считали неоправданной жестокостью сообщать ему правду. Существование Певерила и без того было не сладким. Например, несмотря на уровень доходов от успешной торговли лошадьми, его супруга напрочь отказывалась переехать в более приличный дом. «Соломенная крыша должна дышать свежим воздухом», — объясняла тётя Диона, и прибавляла: — «Ничто так не облагораживает душу, как постоянное преодоление трудностей». Время от времени Ниона устраивала своим друзьям сеанс массового облагораживания, приглашая их понюхать свежий воздух в доме младшей сестры. Бедному Певерилу, на котором попутно испытывались новейшие сорта духов и притираний, только и оставалось, что сбегАть в конюшни и собственноручно чистить стойла…

— Крепкий чай портит цвет лица, — наставительно изрекла очередную истину Диона, — кофе мне врачи из-за гастрита запретили, но он все равно вреден для стенок сосудов, — заботливая тётушка налила племяннику воды. Фриолар повертел чашку, посмотрел, как оседает на донце песочек, сделал вид, что пьет.

— А этот сервиз мне подарил папА на свадьбу, так что надо беречь посуды, надо беречь… — Тетя ревниво проследила за уровнем жидкости в отдельно взятом племянником сосуде: — Фри-Фри, ты мало пьешь. Вода полезна! Вода необходима! Без нее мы зачахнем за каких-то сорок пять суток!

— Полезна? — автоматически переспросил Фриолар.

— Возьмем, к примеру, озеро, — начала объяснять Диона. — Вода в нем застаивается, и ее надо процеживать через тростник, плавунец и кувшинки…

Фриолар мученически прикрыл глаза. Открыл их, когда в комнате послышались новые голоса.

— Привет, Фри-Фри! Ты приехал! Как мы рады тебя видеть! — пропела кузина — белокурая, голубоглазая и в розовом, приветливо целуя кузена.

— Привет, дылда! — пропела вторая кузина, тоже в розовом, белокурая и голубоглазая.

— Здравствуй, алхимятина! — третья кузина (голубоглазая, в розовом и белокурая) клюнула Фриолара в другую щеку. И все три дружно захлопали на него глазками. Фри-Фри поздоровался и отодвинулся подальше в тень.

— Слышали новость? — пропела увертюру первая кузина. И начался совместный концерт. — Кавалер Шантильон опять изменил бедняжке Матильде.

— А его величество опять обещал устроить Министерству Золота проверку фондов.

— А принцессу Ангелику сделали патронессой Министерства Чудес.

— А в Опере репетируют новое сочинение маэстро Даниценто.

— А на выходные астрологи предсказывают дождь из лягушек.

— А у кузины Сью кошка родила шесть котят.

— А в Буренавии водятся оборотни.

— А вода в море особенно мокрая…

— А в Университете двое алхимиков решили драться на дуэли.

— А в Иберре новая мода — носить береты, чтоб закрывали одно ушко. Фри-Фри, тебе, наверное, пойдет.

— А из Нан-Пина в лавку старика Ли привезли целый караван шёлка. Интересно, папенька даст нам денег на новые платья?

Этот вопрос вызвал тектонические возмущения под прическами юных красавиц и минуту торжественного молчания. В воцарившейся тишине проскрипел голос тети Дионы:

— … И выйти из морской пены, подобно вечно юной богине!

— Фри-Фри, как ты думаешь? — спросила кузина номер два.

Фриолар не думал, он и так знал ответ:

— Ты совершенно права, дорогая.

В прихожей старенького домика проскрипели половицы, и Фриолар понял, что он явилось спасение.

— Кажется, дядя Певерил вернулся. Я, с вашего позволения, пойду, обсужу с ним одно дельце… — и, не дожидаясь ответа, покинул тетушкину гостиную. Уходя, он успел услышать, как кузина номер один прочирикала: «Ах, наш Фри-Фри такой милый», номер два ее поддержала: «Он такой хороший», а номер три добавила: «Да, мы правильно его воспитали…»

Дядя Певерил густо захохотал, увидев племянника жены, обнял, похлопал по спине — и тут же присвистнул, разглядывая Фриоларовы синяки на физиономии.

— Только не говори, что какой-то идиот пытался тебя ограбить! Что, он не видел с кем связывается?

— Нет, это в Университете… поспорили о том, о сем… Дядя, ты не продашь ли мне лошадь?

— Да хоть двадцать. Выбирай любую. Знаешь, мне недавно привели из Эль-Джалада настоящего чистокровного скакуна. Стать, копыта, шкура!.. Блеск!

— Да, собственно…

— Не беспокойся, — неправильно истолковал Певерил замешательство Фриолара, — отдам, как родственнику, за полцены.

— Мне что-нибудь более выносливое.

— Найдем. Мне тут из Фносса табун на продажу прислали. Они, конечно, неказистые, невысокие, гриву им от сотворения мира не чесали, но бегают резво. Ты что, в экспедицию собрался?

— Да нет, собственно… Знаешь, дядя, мне бы что-нибудь посолиднее, вроде… вроде боевого скакуна. Обученного, в смысле…

— И это имеется. А зачем тебе? — с подозрением осведомился дядюшка.

Фриолар тяжело вздохнул. Решил сознаться.

— У меня завтра поединок. Вот, рассчитывал, что ты выручишь, подскажешь, где найти коня, упряжь… Оружие есть, а вот коня бы…

— У тебя — поединок? — удивился Певерил, и усы его полезли к лысине. — Врешь, как пить дать, врешь…

— Если хочешь пить, вода в ручье, милый. Если хочешь есть — в огороде полно свежих трав и кореньев… — подала голос из комнаты Диона.

Фриолар и Певерил спохватились, вспомнили об угрозе постоянного подслушивания и ненавязчивого разглашения чужих тайн, и перешли на заговорщицкий шепот.

— Из-за чего дерешься-то, парень? из-за этой своей Изольды, что ли? нашел из-за кого…

— Нет. Собственно, из-за Далии. Ну, ты помнишь, я вас знакомил.

Певерил расплылся в понимающей ухмылке, подмигнул племяннику жены.

— Это я одобряю. Грива, ножки, стать! Хороша кобылка, — и дядя нарисовал в воздухе приблизительный силуэт мэтрессы Далии. — Она, конечно же, стоит того, чтоб разбить из-за нее чей-то лоб. Вот только я уверен, как в том, что солнце встает на востоке, что это твой лоб будет разбит, глупый ты Фри-Фри.

Фриолар мрачно согласился.

* * *

— В молодости он служил в Королевской армии. Король ему за отвагу лично пожаловал арбалет с именной гравировкой, — шепотом пересказывала мэтресса Долли слухи о житие исполняющего ректорские обязанности. А госпожа Гиранди вторила ей, сообщая факты, почерпнутые из личного дела мэтра Гийома:

— В восемнадцать лет он выиграл в Ла-Фризе турнир по случаю Нового года, потом служил в армии и получал королевские поощрения, в двадцать четыре получил звание бакалавра натурфилософии, в двадцать семь руководил обороной Снежной Крепости…

— Какой крепости? — не поняла Долли, и госпожа Гиранди терпеливо ей разъяснила:

— Вот, здесь написано. «Год Черного Орла. Стажировался в Буренавии. В Лугарице возвёл Снежную Крепость и руководил ее обороной в течение всей Масленицы.» Что за Масленица такая, не знаю, но наверняка что-то очень важное… — Потом защитил магистерское исследование, выиграл турнир «Звездном Кувшине»…

— Мы метали вишневые косточки в портрет тогдашнего университетского казначея, — припомнила Долли. — Гийом попал четыреста восемь раз и выиграл себе на грант…

— У него есть брат, который уехал в Триверн, — продолжала госпожа Гиранди.

— Была жена, но сбежала с этим самым братом, — добавила мэтресса Долли.

— И он берет уроки фехтования дважды в неделю у мэтра Шевалье на Стальной улице, — закончила свое сообщение секретарша ректора.

— Потому как боится потолстеть: его батюшка получил приз как самый толстый человек в… каком, бишь его, году? — не унималась мэтресса Долли.

От их обеих Далию мутило.

Вымытая, причесанная, переодетая и благоухающая жасминовой водой мэтресса с жалостливой тоской посмотрела в сторону кухни. В дверном проеме было видно, как бегает между ларями, шкафами, разделочным столом и жерлом духовки приземистая коротконогая фигура. Белые тени Полин и двух наемных официантов метались между кухней и обеденным залом, не успевая обслуживать клиентов — сегодня в «Алой розе» было на редкость много посетителей. Напа Леоне рубила, кромсала, резала, потрошила, нашпиговывала, давила, рвала и взбивала. Энергии и ярости, которую гномка сейчас вкладывала в неповинное мясо, птицу, овощи и тесто, хватило бы на десяток подзаборных убийц. А еще Напа Леоне сурово сжала губы и молчала. О боги, она совсем не желала разговаривать с ней, с Далией!

И Далии приходилось терпеть этих двух особ, которые приклеились к ней, как пчелы к варенью…

К столу университетских дам партизанской неслышной походкой приблизилась донья Долорес.

— Приехал, — заговорщицким шепотом оповестила донья. — Верхом пришел.

— Значит, ему удалось раздобыть коня? — на всякий случай переспросила госпожа Гиранди.

— Не на собаке ж ему разъезжать, — отмахнулась мэтресса Долли. — Так. Первый план провалился. Теперь мы пойдем другим путём. Надо украсть его копье.

Донья Долорес пылко покраснела.

— Не получится, — горестно покачала головой Далия. — Оно тяжелое, далеко не унести, а здесь, внизу, он его быстро отыщет…

— Где он вообще оружие взял, — заворчала Долли, и госпожа Гиранди ее поддержала: — Кто ему все эти смертоубийственные штуки продал? Что, не видели, что у нашего малыша Фри-Фри на лбу высшее образование написано?

— От дедушки досталось, — печально уточнила виновница будущей дуэли. Долли и Гиранди дружно принялись охаивать Фриоларова дедушку в частности и привычку некоторых мужчин составлять завещания в пользу внуков вообще.

Отряхивая промокший под дождем плащ, Фриолар вошёл в обеденный зал. Посмотрел на четыре разномастные дамские головки, обернувшиеся к нему с тайными надеждами. Ушел в кухню. Вернулся с тарелкой бутербродов и молча поднялся на второй этаж.

Далия, госпожа Гиранди, мэтресса Долли и донья Долорес обдумывали создавшуюся ситуацию.

— Выхода нет, — после нескольких минут размышлений веско высказалась мэтресса Долли. — Нам надо убедить его отказаться от поединка.

— Но КАК? — со слезой в голосе спросила Далия. — Я пыталась…

— Надо не пытаться, а сделать задуманное. Если слов недостаточно, соблазни его.

Госпожа Гиранди с доньей Долорес, умудренные жизнью блондинка с брюнеткой, рьяно закивали, утверждая применение этого универсального сильнодействующего средства. И степенные солидные дамы втроем подняли Далию с насиженного места и стали дружно подталкивать ее к лестнице.

— Да не хочу я его соблазнять, — упиралась Далия.

— Это твой долг! — увещевала госпожа Гиранди.

— Как сможешь ты спокойно спать, зная, что этот прекрасный, вежливый, никогда не спорящий молодой человек погиб из-за тебя на поединке?! — страстно вопрошала донья Долорес. Далия задумалась, и дамы, воспользовавшись этим, протащили ее на один пролет вверх.

— Думаю, что смогу, — наконец, решила Далия. — На всякий случай, всегда можно купить снотворное в аптеке, — и попыталась вывернуться.

— Если ты не отговоришь Фри-Фри от поединка с мэтром Гийомом, тебя сгложет чувство вины, — объясняла Долли, пока ее товарки ловили изворачивающуюся молодую алхимчку. Госпожа Гиранди придирчиво осмотрела пойманную Далию и собственноручно расстегнула ей две верхние пуговки на мантии.

— Да нет у меня никакого чувства вины, и никогда не было! — возмутилась Далия, застегивая пуговки.

Мэтресса Долли, госпожа Гиранди и Долорес подталкивали ее к комнате Фри-Фри. В коридоре, ведущем к мансарде Фриолара, Далия вцепилась в косяк чужой двери, категорически отказываясь участвовать в заговоре. Донья Долорес деловито распахнула ей ворот мантии, вытащила карандаш из прически молодой мэтрессы, расправила локоны по плечам.

— Я не стану его соблазнять! — приглушенно — из соображений конспирации — завопила Далия.

— Надо, — твердо и убежденно ответили три дамы. Мэтресса Долли добавила: — Как это — не станешь?! Еще скажи, что ты его не любишь…

— Нет, конечно! Он меня вчера тараканами в анабиозе накормил; практически никогда не спорит… Правда, тети у него занимательные… Но совершенно другая, чем у меня, плоскость исследований! — задумалась Далия, и три университетские гарпии протащили ее по коридору к лестнице на мансарду. — Да поймите же, я люблю не Фри-Фри, а сапиенсологию и Питбуля!.. — всё еще оправдывалась Далия, когда ее подпихивали на последние ступеньки.

Госпожа Гиранди обрызгала Далию духами, донья Долорес торопливо разрисовала ей губы помадой. Долли с истерическим надрывом в голосе напутствовала ее, обняв напоследок:

— Ну, Далия. Вперед. За Короля, Кавладор и Алхимию!

И шесть дамских рук втолкнули Далию в каморку Фриолара.

* * *

Фриолар, присев на краешек сундука, разбирался с его содержимым. На Далию он посмотрел неприветливо.

Мэтресса несколько раз — вроде как случайно — толкнула дверь, убедилась, что эти три сговорившиеся грымзы а) ее подпирают, и б) их подслушивают. Выпрямилась и, придав себе самоуверенный и гордый вид, прошлась по комнате.

— Итак, — начала она уверенно. — Вижу, что ты еще не прекратил совершать глупости.

Фриолар достал из сундука сверток, развернул устроенную на длительное хранение в промасленную тряпицу кольчугу и принялся придирчиво рассматривать ее звенья.

— Фри-Фри, ты не должен этого делать.

— Далия, я не собираюсь спорить с тобой, — устало проговорил молодой человек.

— Нет уж, дорогой, поспорь! — вспылила мэтресса. — Поспорь! И я объясню тебе, насколько ты не прав! Это уму не постижимо! Вызывать на дуэль — и кого?! Университетского профессора! Магистра натурфилософии! Это ж удар по всему Университету! Позор! Это погубит нашу — не только твою, но всего высшего учебного заведения — репутацию, когда станет известно, как некоторые профессора обращаются с некоторыми аспирантами! Да к нам никто учиться больше не придет!..

Фриолар достал из сундука меч, прикинул его вес, попробовал, удобно ли лежит рукоять в ладони. Сделал пару круговых движений кистью. Придирчиво оценил остроту лезвия.

— Представь, что скажет его величество, когда узнает об этой истории, — понизила голос Далия. — А ведь он непременно узнает, сыщики министра Ле Пле не даром хлеб жуют, — и что тогда? Думаешь, его величество скажет: «Правильно, господин Гийом, так и надо отсеивать непригодных для дальнейшего обучения», или похвалит тебя, за то, что ты, видите, вступился за честь прекрасной дамы? Конечно, — Далия присела на краешек стула и телячьим скромным взором посмотрела на Фриолара. — Я очень благодарна тебе, что ты вступился, но право, это ж не достойно интеллигентного человека — бить кому-то морду! Можно было словами объяснить, насколько он не прав!

— Смотря какими словами объяснять. И если ты согласна, что тебя надо увольнять, что ж оправдывалась?

Далия пожала плечами и мигом состряпала правдоподобное объяснение:

— Ну, по привычке. Не говорить же, в самом деле, правду! И не рассказывать же всем про Напину несчастную любовь и душевный кризис. Меня-то просто уволили, а ее…

— Во-первых, тебя еще не уволили, — ответил Фриолар. Отвлёкся от ревизии оружия, прошелся по мансарде, опустился на стул, приставленный к непривычно чистому письменному столу, придирчиво выбрал себе бутерброд с наполовину опустошенной тарелки. — Если ты помнишь, Гийом сказал, что тебя «следует уволить», а голосование по этому предложению так и не состоялось. Так что можешь с гордо поднятой головой на следующем заседании Ученого Совета требовать пересмотра вопроса.

Далия похлопала глазами, впечатленная речью молодого коллеги по научному призванию до глубины алхимической души:

— Фри-Фри! Какое коварство! То есть ты спровоцировал его на драку, чтобы… — у мэтрессы резко повысился жизненный тонус. — И все это ради меня?

— А во-вторых, — не обратив внимания на внезапно расцветшую от нежных чувств Далию, продолжил Фриолар. — За то, что он тебя прилюдно оскорбил, ему следовало клыки обломать. Это недостойно мужчины, так презрительно и грубо разговаривать с дамой.

— Ну-ну. Может, нам в Университете ввести вступительный экзамен по этикету? А еще лучше — и по физической подготовке заодно. Слушай, — иронично протянула Далия, как будто эта мысль только что пришла ей в голову. — А может, нам в Университет на профессорские должности сразу рыцарей королевской гвардии записывать?

— Представляю, какой предмет достанется преподавать кавалеру Шантильону, — засмеялся Фриолар.

Далия похихикала, вспомнила очередной пикантный анекдот о похождениях знаменитого на весь Талерин ловеласа, не постеснялась рассказать историю Фриолару — в том числе и для того, чтобы объяснить свое веселье, и протянула руку к чужим бутербродам. За дверью кто-то, убедившийся, что дискуссия развивается в правильном направлении, скрипнул половицами, удаляясь. Но хорошее настроение быстро утекло в щели вместе со сквозняком от раскрытого окна.

— Напа не переживет, если с тобой что-то случится, — мрачно заметила Далия. — Она и так уже со мной перестала разговаривать. Слышал бы ты, как она послала мэтрессу Долли и госпожу Гиранди — рассердилась, что эти две курицы не вмешивались, когда мэтр Гийом пытался тебя побить.

— Послала, говоришь?

— Да. На гномьем, правда, так что они вряд ли поняли подробности. Общее содержание до них дошло, когда Напа срубила с Долли часть парика и покрошила его, подскакивая при каждом ударе…

— То есть больше Напа ни мэтрессу Долли, ни госпожу Гиранди не слушается? — еле сдерживал смех Фриолар. Далия посмотрела на него с подозрением. Потом догадалась:

— Фриолар, ты начинаешь меня пугать. То есть, в твоей драке есть еще и «в-третьих»? Поссорить Напу с этими перьевыми подушками, чтоб вернуть ей вкус к жизни? Оригинальная терапия, ничего не скажешь… Должна тебя разочаровать, теперь Напа общается с доньей Долорес. Хотя иберрийка, конечно же, намного лучше, чем эти две.

— Этот эффект не планировался. Хотя он-то как раз и закономерен…

Последний бутерброд Фриолар благородно уступил даме. Далия отмахнулась.

— Фриолар, не делай этого, — воззвала мэтресса. — Веди себя разумно! Извинись…

— Извиняться должен он. Перед тобой и передо мной. Только он не станет.

— И боги с ним! Прости его. Посочувствуй… Прояви милосердие… Его репутация теперь схизнула, все в Университете знают, что он грубиян, сноб, не любит женщин, сапиенсологию и пренебрегает эмпирикой, доверяя какому-нибудь пошлому невключенному наблюдению! Драться вовсе не обязательно, Фри-Фри, — сказала Далия, положив руку Фриолару на плечо. Она даже рискнула осторожно его погладить.

— Далия, вопрос не в том, у кого какая репутация. Вопрос в том, как дОлжно и не дОлжно поступать. Это недостойно, так вести себя, и неправильно — дважды, трижды, сто раз неправильно! оставлять подобное поведение безнаказанным! — немного вспылил Фриолар.

— Какая глупость, рассуждать о чьей-то правоте, когда тебя завтра могут убить! — рассердилась Далия.

— Убить меня не могут. Оружие — Мартин настоял, — будет турнирным, тупым. Можешь убедиться, — Фриолар протянул ей клинок.

— Извини, — холодно ответила мэтресса Далия, напрочь игнорируя меч. — С тобой может случиться несчастный случай. Помнишь того наследного принца в Брабансе, как бишь его… Которого убило обломком копья? А если ты упадешь с лошади и сломаешь себе что-нибудь? Прости за прямоту, но ты вовсе не принц-герой Роскар, чтоб надеяться на победу!!

— Ну, если подумать, то и Гийом вовсе не Великая Гидра. Хотя, конечно, тоже плеваться умеет…

— Но, Фри-Фри, что скажет мэтр Виг, когда ты явишься к нему из отпуска на костылях?

— Ему много кажется обычным. Говорящие коты, стирающие еноты, предсказывающие статуэтки, ездовые медведи, честные купцы, вскапывающие огород зомби… Кстати, раз уж ты о нем упомянула. Если вдруг что, передай ему мой мозг для опытов. Он очень просил…

— Фриолар! Прекрати немедленно. Выбрось эту дурь о поражении и завещании из головы, иначе я с тобой поссорюсь.

— Я уже сказал, что не собираюсь с тобой спорить. Достаточно, Далия. Решение принято.

— Но ты ведешь себя нелогично!!!

— Зато правильно.

— Фриолар, давай обратимся к Высшему Разуму. Представь, что скажет твоя мама, если — верней, когда — узнает о завтрашней дуэли!

Дверь мансарды отворилась. Захлопнулась.

Сидевшие на верхних ступеньках лестницы мэтресса Долли и госпожа Гиранди вопросительно посмотрели на Далию. Далия попробовала держаться спокойно, но губы ее сами собой разъехались, вывернулись, глазки зажмурились, нос шмыгнул, слёзы полились…

— Он… — Далия несколько раз судорожно всхлипнула, потом все-таки не удержалась в рамках имиджа строгой суровой мэтрессы от Алхимии, и заревела. — Он… не соблазняется…

Многоопытная мэтресса Долли предложила свою персону для осуществления плана по соблазнению, но ее кандидатура большинством голосов — вернее, громкостью голоса одной лишь Далии, была отвергнута. Наличие доньи Долорес, возможно, изменило бы исход голосования, но иберрийка сбежала к хозяйке ресторации, и что-то долго обсуждала с ней. Как смогли уловить из трескотни быстрых иберрских фраз желающие подслушать, речь между достойной гномкой и добропорядочной супругой степенного алхимика шла о сравнительных характеристиках горячих и холодных блюд. Это же самое главное: хорошенько подкрепиться перед тем, как ввязаться в драку…

У Далии от нервных переживаний, наоборот, совсем кусок не лез в горло. Утешилась ученейшая мэтресса чтением подобающей случаю литературы. С целью узнать, как следует вести себя с не в меру доблестным рыцарем, Далия обратилась к трудам Фелиции Белль «Мятежные сердца», «Долг и Розы», «Твоя до гроба». И оказывается, вовсе не так глупа эта брабансская романистка. Сцены соблазнения персонажами Фелиции всяко были выполнены лучше, чем самой Далией. Хотя, конечно, перебарщивает сочинительница с фантазиями на тему некромантов…

В расстроенных чувствах и при полном отсутствии планов, как отменить вызывающе, вопиюще (а также, если угодно, рекуще и глаголяще) несвойственное алхимикам действо, мэтресса Далия встретила хмурый осенний рассвет.

* * *

Этажом выше, под самой крышей «Алой розы», Фриолар тоже не спал. Слушал легкое поскрипывание раскачивающегося на ветру щита-вывески, думая, что в Башне мэтра Вига ему не хватало именно этого тихого звука, ненавязчивого символа мирской суеты, стремления к идеалам красоты и важности сиюминутных дел. Подсчитывал, какова вероятность, что его тетушки уже знают о планирующемся безобразии — участии племянника в дуэльном состязании. В дяде Певериле Фриолар был уверен процентов на девяносто, а вот дядя Джиобарди внушал определенное беспокойство — у господина тайного советника иногда возникали совершенно странные идеи насчет того, что есть безопасное поведение для современного молодого человека. Муж тети Нионы… Тут Фриолар нахмурился, припоминая. Ах, как он мог забыть — тетя Ниона пока сохраняет вдовствующее состояние, и на том концерте, помнится, спрашивала мнение Фри-Фри о каком-то мужчине, которого она сама считала вполне перспективным кандидатом на роль очередного супруга. Собственно, вероятность, что тети успеют вмешаться, уменьшалась с каждым часом, а следовательно — успокоил себя Фриолар, — нет никаких поводов волноваться, что они успеют известить маменьку о Фриоларовых очередных экспериментах.

Значит, всё пройдет хорошо…

Фриолар перевернулся на бок, побил подушку, чтобы стало мягче, попытался уснуть.

В голову честного алхимика продолжали лезть непрошенные мысли.

Размышлял Фриолар на тему загадочной двойственности своего характера. С одной стороны — алхимическая трезвость ума, рассудочность, флегматичность, неторопливость и взвешенное отношение к событиям жизни. С другой… совершенно необъяснимая жажда поработать кулаками, особенно когда дело касается восстановления справедливости. Дедушкина наследственность? Или дедушкино воспитание?

Одноименный дед Фриолара, капитан лафризских бомбардиров в отставке, к моменту рождения первого внука окончательно озверел от женского общества. Дряхлая старушка-мать, парочка не менее дряхлых, но весьма живучих тётушек, жена, мать жены, две сестры жены и одна собственная и четверо — о, помилуйте, боги! — четверо дочерей. Надо ли говорить, с каким удовольствием дедушка бросился нянчить и воспитывать внука!

Родители Фри-Фри — Фиона и Альн де Дьюр, поначалу только радовались помощи со стороны Фриолара-старшего и откровенно наслаждались тем, что лишены части родительских забот. Собственно, Альн не возражал и дальше предоставлять тестю возможность учить мальчика драться на кулачках, метать ножички, командовать артиллерийским расчетом и планировать захват крепостей… Во-первых, господин де Дьюр вообще никогда ни с кем не спорил, во-вторых, когда-то в молодости начинал военную карьеру под командованием капитана Фриолара и благоговел перед тестем, как новобранец перед генералом. А в-третьих… собственно, причина, по которой господин де Дьюр был вынужден оставить военную службу и искать место «на гражданке», называлась «контузия средней степени тяжести, сопровождающаяся частичной потерей речи». Папенька Фриолара, каким алхимик запомнил родителя, вообще был очень молчалив…

А вот Фиона, уже в молодости отличавшаяся решительным и немного вздорным нравом, после четырех лет отстраненного удивления по поводу старого и малого Фриоларов, поставила вопрос ребром: чего, старый, в смысле, папенька, ты делаешь с моим сыном? Отставной капитан бомбардиров счастливо принялся рассказывать дочери далеко идущие планы. И юный Фри-Фри несомненные успехи в освоении воинских наук демонстрирует, и Фриолар-старший уже со своими приятелями, ветеранами Луазской Кампании, договорился — мальчика возьмут в качестве оруженосца, на испытательный срок, едва ему исполнится двенадцать, а доживет до совершеннолетия — всё, можете не волноваться, военная карьера Фри-Фри обеспечена! Фиона пришла в ужас. Мало того, что всю свою юность она и сестры провели в дальних пыльных гарнизонах (хотя ни Пиона, ни Ниона, ни Диона, вроде бы не жаловались), мало того, что она, Фиона, сама вышла замуж за военного и теперь вынуждена терпеть его молчание, так еще и сына ее собираются вырастить тупым солдафоном?!!

Фриолар смутно помнил последовавшие за судьбоносным скандалом продолжавшиеся в течение трех месяцев заседания семейного совета, где дедушка и папенька пытались отстоять свою, мужскую точку зрения на воспитание мальчика перед объединенным фронтом четырех сестер, при тактической поддержки бабушки и тетушек. Что бы ни говорили потом родители (говорила, конечно же, Фиона — Альн отмалчивался и философски пожимал плечами), но именно эти вечерние семейные склоки отвратили будущего алхимика от выбора военной карьеры. Впрочем, диверсии, совершаемые кузинами — дочерьми тети Пионы, которым в ту пору было лет двенадцать-четырнадцать, тоже сыграли свою роль. Для начала Фри-Фри потерял молочный зуб, сражаясь за кузину номер один против деревянного кукольного тролля, потом кузина номер два, назначив кузена своим верным рыцарем, отправила его в заросли крапивы, искать ее потерявшуюся сережку; через пару дней кузина номер три уговорила проехаться верхом, после чего Фриолара приревновал его боевой пони и долго потом кусал за пятки, а кузины номер четыре и пять постоянно ссорились между собой и хором требовали, чтобы Фри-Фри сражался на их стороне, и ничьей другой…

Споры о том, какую карьеру стоит избрать мальчику, продолжались почти год — и закончились в канун пятого дня рождения Фриолара. Дед и Альн уже не настаивали на исключительно военном поприще, просто объясняли, что, собственно, кроме армии, порядочному дворянину заняться нечем. Бабушка пребывала в сомнениях — дедушка коварно подбросил ей идею, что из Фри-Фри получится недурной королевский гвардеец. Фиона же превозносила доблесть, настойчивость и верность присяге господ из Министерства Спокойствия… Конечно, еще больше матушку привлекали безопасные для здоровья (ну, почти) и весьма почтенные занятия, и на самом деле она мечтала для Фри-Фри о карьере практикующего волшебника, может быть — даже главы Министерства Чудес Кавладора… Поэтому на свое пятое день рождения Фриолар получил поистине королевский подарок — Фиона отправилась с ним к настоящему магу, чтобы выяснить, нет ли у ребенка магических способностей.

Маг — живчик-толстопузик в лиловой мантии, посмотрел на мальчика, с любопытством разглядывающего его рабочий кабинет, хрустальные шары, кристаллы, инкунабулы и ряды пузырьков с зельями, и сказал, что способности у Фри-Фри немалые. Вырастет весьма недурным алхимиком.

Госпожа Фиона, до того радовавшаяся, как быстро сын освоил руны и выучил таблицу умножения, огорчилась:

— Это что же, он теперь так и будет читать книжки и завоняет дом алхимическими опытами? А других способностей у него нет? — с намеком зазвенела кошельком заботливая мать. — Может быть, из него какой-нибудь казначей или чиновник получится? Или поэт? Пусть и плохой… — незадолго до этого Фиона прочитала сентиментальный роман, в котором поэт своими гениальными стихами спасает мир от злобного колдуна, поэтому считала, что карьера поэта-сочинителя вполне сгодится для Фри-Фри. — А то ведь в школе другие мальчики отличников не любят, они же Фри-Фри обижать будут!

— Так ведь поэтов еще больше бьют, — философски развел пухлыми ручками маг. И добавил, вспомнив увесистый кошёлек, оставленный буквально вчера прытким дедушкой мальчика, — а что б не били, пусть кулаки тренирует.

Госпожа Фиона подумала, прикинула все плюсы и минусы алхимического будущего сына, и неохотно согласилась.

С тех пор Фриолар упорно тренировал мышцы, усердно читал неподъёмные фолианты, уверенно преодолел школу, тяжело пережил кончину обожаемого деда, поплакал на похоронах папеньки, с трудно скрываемым счастьем сплавил матушку во второй брак… С удовольствием прожил пять счастливых лет, будучи студентом Университета королевства Кавладор. Изредка вспоминал дедовы уроки рукопашного боя и папенькины старания сделать из него фехтовальщика — когда требовалось поучаствовать в очень… э-э… как бы сказать деликатнее… Очень активных научных дискуссиях…И вот теперь…

Фриолар поворочался, понял, что сон окончательно ушел. Встал, зажег свечу. Погонял по тарелке одинокие крошки, оставшиеся после бутербродов, посмотрел на дно пустой чашки из-под кофе…

Сел за письменный стол, достал пачку листов бумаги и принялся сочинять текст второй главы своей диссертации — совершенно серьезно понимая, что после сегодняшнего боя с господином Гийомом, занимающим, хоть и временно, высокий пост ректора Университета, не видать ему научной степени магистра, как собственных ушей…

* * *

Место для выяснения вопроса о том, имеет ли исполняющий обязанности ректора Королевского Университета Кавладора мэтр Гийом право говорить о господине Фриоларе, соискателе научной степени и ученого звания в том же заведении, всё, что вздумается, выбрали подходящее. Прямо под стенами Университета нашлось относительное ровное поле: время от времени его использовали мэтры с инженерного факультета, чтобы проверить расчеты для создания баллист и прочих метательных, стреляющих и пуляющих орудий. Ямки, оставшиеся после испытаний, спешно засыпали, выпустили на них младшекурсников потоптаться, чтоб стало ровнее, и к утру поле было готово принять дуэлянтов.

Фриолар — хмурый и невыспавшийся — явился за полчаса до назначенного времени и с удивлением обнаружил, что вокруг испытательного полигона собралась небольшая толпа. Он, честно говоря, рассчитывал, что все пройдет тихо, мирно и без лишних свидетелей. Фри-Фри спешился, и, придерживая за уздцы свою лошадь, подошел к мэтру Мартину, чтоб узнать, кто ж проболтался.

— Ах, Фри-Фри, не бери в голову! — отмахнулся кругленький мэтр. — Это ж событие сезона! Студентов и так в аудиторию не затащишь, а тут такой повод не учиться: начальство бьет морду подчиненным!.. В театре не каждый день увидишь. Ой, извини, — смутился мэтр Мартин, когда побитая физиономия Фриолара скривилась. — Слушай, — понизил голос мэтр и потянул Фриолара вниз, чтоб сказать ему на ухо важную информацию. — Я вчера беседовал с секундантом Гиги. Он сказал, что попробует уговорить решить дело кулуарно. Прости мерзкого кабана, а? Фри-Фри, я, конечно, немного циник, но подумай о том, как ты собираешься учиться дальше. Ты прилюдно поссорился — почти что с ректором!! Да тебя уволят через три секунды после финала драки! тьфу ты, дуэли, конечно.

— Мэтр Мартин, я глубоко признателен за вашу помощь и поддержку, — ответил на это Фри-Фри. — Но я не собираюсь идти на подобные сделки с собственной честью.

— Есть и другая причина. Подумай сам, — Мартин огляделся, убедился в отсутствии мэтрессы Далии и продолжил заговорщицким шепотом: — Кого ты защищаешь? Ведь Далия и в самом деле виновата… Когда с ней приключается приступ мании исследования, все благоразумные люди вынуждены скрываться в подземельях, спасая свой разум от ее опытов! А теперь, оказывается, она и в подземельях потайные ходы эксплуатирует на благо науки!..

— Если следовать логике Гийома, Далию следует уволить за то, как она реализует научную инициативу. А что последует дальше? Увольнения за то, что кто-то появился на работе в нетрезвом виде? Придется уволить половину кафедры классической алхимии и три четверти изучающих фармакологию. А как филологам изучать иностранные идиомы, если мэтр Гийом догадается ввести запрет на нецензурные высказывания…

— Послушать тебя, так ты борешься за то, чтоб мы жили и учили счастливо, — скептически хмыкнул мэтр Мартин.

Лошадь всхрапнула, забила копытом, и Фриолар обратил все свое внимание на то, чтоб ее успокоить.

— Нет. Я дерусь, потому что меня прилюдно назвали хамом и недоучкой.

— А это, вроде как, неправда? — раздался рядом насмешливый голос.

Мартин и Фриолар обернулись, чтоб посмотреть на сияющего и довольного собственной персоной мэтра Гийома.

Мэтр сменил мантию на кожаный красный дублет, кольчугу и прочие металлические защитные щитки — как и Фриолар. Шлем мэтр Гийом нес на сгибе руки, поэтому все желающие могли посмотреть ему прямо в лицо и увидеть там приятную светскую улыбку уверенного в себе человека.

— Гийом… — протянул Фриоларов секундант.

— Мэтр Гийом, — повторяя жест мэтра Мартина, наклонил голову Фри-Фри, приветствуя соперника.

— Мэтр Мартин, — слегка качнул упрямым лбом мэтр Гийом. Фриолара и его приветствие он проигнорировал. — Признаться, ожидал, что вы передумаете. Помнится, в студенческие годы вы мечтали о научной карьере. Интересно, где и как вы собираетесь реализовать свою мечту?

Мэтр Мартин поджал губы и промолчал. Мэтр Гийом обратил свою вежливость на подошедшую к мужчинам донью Долорес.

— Вам нелегко придется на чужбине, дорогой коллега. Интересно, как долго ваша прелестная супруга будет терпеть тяготы нищенского существования алхимика-неудачника? — посмотрел ясным теплым взглядом Гийом на донью Долорес. Та выслушала фразу, быстренько по-иберрски переспросила мужа перевод малознакомых слов. Убедившись, что она все поняла правильно, донья зашарила по груди в поисках стилета. Мэтр Мартин поспешил оттеснить жену подальше от соблазна.

Фриолар терпеливо ждал продолжения. Гийом приблизился, протянул руку, чтоб погладить лошадь.

— Не ожидал, что у какого-то недоучки найдется оружие и приличный конь. Наверное, заложил последнюю мантию, чтоб купить такого красавца?

Фриолар промолчал, пока мэтр Гийом соизволил заглянуть коню в зубы. Наконец, и.о. ректора снизошел до того, чтоб посмотреть на своего противника.

— Я готов выслушать твои извинения, парень.

— Мои?! — опешил Фриолар.

— Пожалуй, нам стоит разойтись по-хорошему, — продолжил мэтр Гийом. — Обещаю даже восстановить тебя в Университете. Не сейчас, разумеется — ибо я не потерплю нарушения дисциплины и безответственность при организации алхимических исследований, а когда-нибудь потом, когда ты докажешь, что хорошо подумал над своим поведением и осознал, какую ошибку допустил.

Фриолар непроизвольно сжал кулак. Заставил себя подумать о том, что зрители, рассаживавшиеся на жухлую травку по краю поля, не поймут, если дуэлянты опять пойдут в рукопашную.

— К барьеру, сударь.

— Отказываешься? — удивленно приподнял брови Гийом. — Ну, дело твое… Молодо-зелено. Наверное, рассчитываешь, что прекрасная дама поможет забыть позор поражения? — Гийом посмотрел куда-то за спину Фриолара, тот обернулся и увидел спешащую к ним Далию. — Могу тебя заверить: она бросит тебя, как только ты проиграешь. Никто из этих глупых баб не любит неудачников…

— У вас, конечно же, была масса времени, чтоб исследовать эту закономерность, — съязвила Далия.

Мэтр Гийом ядовито улыбнулся, надел шлем и удалился с гордо поднятой головой.

Далия, сгибаясь под тяжестью перекинутой через плечо сумки и чего-то, укрытого мантией, подошла к Фриолару поближе.

— Фри-Фри…

— Далия, не надо.

— Да не отговариваю я тебя, глупый… Вот, смотри, — мэтресса достала из-под полы мантии огромный том. Обложка фолианта, размерами не уступавшего гному, была усеяна бронзовыми фигурными заклепками. Фриолар взял тяжеленную «книгу» и пролистал пару страниц.

— Да не время сейчас читать, Фри-Фри! — возмутилась мэтресса Далия. — Бери его вместо щита. А вот это и это, — алхимичка достала из сумки пару чуть меньших по величине, но весьма упитанных книжек. — Можно использовать вместо панциря…

— Далия…

— Я провела эксперимент! — чуть не плача, возмутилась мэтресса. — Я попробовала разрубить эти книжки Напиным топором, и у меня ничего не вышло! Я их в нашей университетской библиотеке украла! Я…

— Спасибо, — ответил Фриолар и поцеловал Далию в щеку.

Зрители прокомментировали это выражение признательности за заботу бодрым свистом. Фриолар хотел было сдать литературу и сесть в седло, но Далия сделала последнюю попытку удержать его, вцепившись в стремя.

— Фри-Фри! Погоди! Я ж тебе инструкции составила, как выиграть рыцарский поединок, а ты еще их не прочитал!..

Фриолар взял из трепещущих рук Далии смятый листочек, вчитался в неровные строчки. Захихикал. Краем глаза заметил, как начала хмуриться мэтресса, и сделал вид, что у него была истерика:

— Что, действительно, я должен все это выполнить?

— В романах мадам Белль это делают все рыцари. Доспехи из моих рук ты уже не принял, — проворчала Далия. — Оружие… — мэтресса пошарила в карманах мантии. Достала орлиное перо и протянула его своему рыцарю. Фриолар скептически посмотрел на пижонски вызолоченный острый кончик перышка. Далия, шипя сквозь зубы о чьей-то тупоголовой упертости, поискала, куда бы это оружие пристроить. В надрыве безысходности воткнула перо у ворота Фриолара в одно из кольчужных звеньев.

Фриолар увидел, как соперник и его секунданты покатываются со смеху от этой сцены, и решительно отстранил Далию, порывавшуюся завязать ему на шее какой-то шарф (подозрительно смахивающий на кусок кружевной занавески). Вскочил в седло, взял из рук подоспевшего Мартина копье, отдал ему составленные Далией инструкции, и, решительно выдохнув, отправился в угол импровизированного ристалища.

* * *

Стоящую в первых рядах зрителей Напу Леоне не отпускало чувство, что кто-то кого-то хочет обдурить. И демонски настойчивое подозрение, что обдурить хотят ее. Все. И Фриолар, который всё утро вдохновенно и долго доказывал, что на людские народные собрания, как то: поединки, ярмарки, театральные представления, Ученые советы, массовые казни и прочая, гномам не принято приходить тяжело вооруженными (Напе в итоге пришлось оставить боевой топор, моргенштерн, дубину и набор кусачек дома). И Далия, которая горячо поддержала идею гномьего разоружения, предлагая заменить режуще-дробящие орудия зонтиком. И Мартин, который заявился в половине шестого утра, чтоб учредить кухонный обыск: вроде как Долорес пыталась в очередной раз отравить его каким-то экзотическим блюдом. О мэтрессе Долли и госпоже Гиранди хозяйка «Алой розы» тоже думала как возможных кандидатах на участие в заговоре против спокойного существования ее, Напы Леоне. Исключительно нецензурно.

Ах, как иногда страдала Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл от человеческого фактора! Какими бессердечными, непредсказуемыми и черствыми бывают люди! Чего стоит, например, вывод мэтра Мартина, что Напино печенье в виде таинственного апельсинобородого профиля, не вкусное! Он же его даже не пробовал! Сгрыз куски мела, которые оставались после ремонтных работ в доме и прилегающей мостовой, а не доволен печеньем! Воистину, логика трезвомыслящих гномов не справляется с анализом поведения прочих существ…

И вот не доверяющая никому и ничему маленькая гномка стояла на краю поля, опираясь на сложенный зонт и в напряжении покусывая краешек его стальной спицы.

Наконец, Далия прекратила что-то втолковывать Фриолару, мальчик пришпорил коня и отъехал в сторону. Далия, понурив голову, подошла поближе к Напе.

Напа прикусила стальной прут зонта покрепче. Она еще не решила, когда именно выселит Далию из «Алой розы», потому как не знала, как сказать своей бывшей подруге и научной предводительнице (тоже, вероятно, бывшей), что та может складывать вещички и убираться, куда ее провокаторской душеньке угодно. Надо же, ну надо же — спровоцировать маленького мальчика на драку с нехорошим дядей! Бессовестная Далия! Фу ей!

Далия остановилась рядом с Напой. Заговорить с хмурой гномкой так и не решилась. Через минуту подошла и донья Долорес.

— Мартин говорит, что видел на трибуне королевского шута, — сообщила она и Напе, и Далии. — Говорит, что его появление не к добру. Я опять что-то неправильно поняла? Или это у вас в Кавладоре примета такая народная? Или у здешнего шута такие плохие шутки?

— Нет, это не примета, — нервно буркнула Напа. Она достала из висящего на шее футляра подарок старшего брата — сдвоенные подзорные окуляры, и начала пристально рассматривать главных действующих лиц. Фриолара, Гийома, Мартина, прочих секундантов, мэтра Люмуса, вызвавшегося быть глашатаем состязания… Над гномьей головой дамы продолжали обмен информацией.

— Это не примета, — пояснила Далия. — И шутки у него ничего… Вот только он явно здесь не просто так, а как королевский шпион.

— Шпион?! — брезгливо поморщилась Долорес. И начала засучивать кружевные рукава. — Сейчас я его…

— Нет!!! — хором вскрикнули и Далия, и Напа, хватая пылкую правдолюбивую иберрийку за руки. Далия мигом подобрала нужное объяснение: — Он шпионит исключительно за неблагонадежными придворными, а здесь, скорее всего, из-за девушки. Да-да, он ухаживает за кем-то с медицинского факультета.

— С факультета искусств, — поправила Напа.

Мэтр Филипп, который с мэтром Никантом, стояли в двух шагах от спорящих дам, поспешили сообщить, что девушка королевского шута вроде как при университетской библиотеке состоит. Или на историческом факультете обретается, но точно не медичка.

— Не верю я этим шпионам, — презрительно сощурилась донья Долорес, смотря при этом не на пригорочек, где, по слухам, обосновался королевский шут, а на художественную композицию из мэтрессы Долли, госпожи Гиранди, двух блокнотов, трех чернильниц и семи перьев. — Я так считаю, что хороший шпион — это шпион с отравленным яблоком в зубах, простреленной башкой, перерезанным горлом, осиновым колом в сердце, похороненный по всем обрядам; законсервированный в святой воде и сброшенный в бурный океан с высокой-высокой скалы.

Далия и Напа переглянулись. Подумали каждая о своем. Потом с крайне добропорядочным видом принялись рассматривать происходящее на поле.

На поле мэтр Люмус толкал речь. Ветер уносил его слова в сторону, где обосновалась особенно веселая группа студентов, которые и взрывались одобрительными возгласами и аплодисментами после каждого напоминания, какие приемы следует считать запрещенными, куда — и главное, почему — бить не следует, как уважать своего противника, и прочую рыцарственную лабуду.

Мэтр Филипп и мэтр Никант, пользуясь случаем, устроили научную дискуссию, у кого из противников больше шансов победить в поединке. Выслушав, что у Гийома, оказывается, преимущество в длине руки, крепости корпуса, посадке, опыте, и вообще, этот аспирант как-то хлипковат, Далия не выдержала, повернулась к спорщикам разъяренной фурией.

— Нет, нет, уважаемая коллега, — поспешил затрястись вместилищем манной кашки мэтр Филипп. — Мы, конечно, уверены, что наш Фри-Фри поступает правильно…

— Но Кабанчик действительно имеет боевой опыт, — проскрипел, немного пришепетывая вследствие отсутствия переднего зуба, мэтр Никант. — Фри-Фри может быть крепким, тренированным, но если у нет практики долгих и частных драк, это всё не стоит и гнутого медяка. Рассуждая объективно, у него шансов один на миллион. Может быть, на полмиллиона.

— К демонам объективность! — прошипела Далия. Напа перехватила сложенный зонтик наподобие дубинки и нехорошо прищурилась, выискивая цель попрестижней. Долорес озвучила что-то по-иберрийски. Мэтр Никант, как это ни удивительно, ее понял и даже щербато улыбнулся (сухая желтоватая кожа почти что треснула, изломанная непривычной мимической активностью):

— Вынужден согласиться с вами, мадам. Гиги-Кабанчик действительно это самое, что вы сейчас сказали. Потому-то, — печально вздохнул Никант. — Я и стал вегетарианцем…

Тем временем мэтр Люмус вещал и вещал. У Далии возникло нехорошее подозрение, что историк, пользуясь случаем, озвучил половину своей последней монографии. Солнышко поднималось, зрители, которые похлипче здоровьем, начали засыпать — кроме госпожи Гиранди и мэтрессы Долли, которые на перегонки строчили листок за листком, стенографируя оратора.

Наконец, мэтр Гийом не выдержал. Он резко рванул на себя удила, отчего его скакун (очень холёная и очень породистая животина) всхрапнул и попытался подняться на дыбы. К и.о. глашатая подошел кто-то из лагеря мэтра Гийома и на ушко объяснил что-то. Почтенный полупрозрачный историк немного опешил, объясняющий повторил. И как-то само собой получилось так, что их беседа ухнула в историю: мэтр Гийом, посчитав молчание глашатая за сигнал к атаке, пришпорил коня и начал разбег.

— Хорошо идёт, — заметил мэтр Филипп, наблюдая, как мэтр Гийом образцово-показательно набирает скорость, как уверенно держит копье. Противники сближались…

Кляммс!! Бряммс! клацнуло соприкоснувшееся оружие.

Фриолар и Гийом — на полном скаку — пронеслись мимо друг друга, едва задев копьями щиты противника. Присутствующие дамы, как одна, ахнули. Студенты заулюлюкали.

— Королевские гвардейцы бы уписались, — мрачно заметил мэтр Никант. И пояснил, хотя его о том не просили: — Они ж должны съезжаться грудь в грудь, плечо к плечу, а между ними добрых три локтя расстояния.

— Послушай, ты!!! — подскочила, с оборотом на 180 градусов, Далия. Волнение за жизнь и научную карьеру Фриолара мешало мэтрессе отыскать нужное слово в богатом языковом запасе. — Ты!.. Тыковка!!..

— Чего обзываешься? — обиженно прогундосил мэтр Никант.

— Я, — прищурилась Далия, нацелив в глаз историку указательный палец и медленно, но неуклонно приближаясь: — Искренне советую вам, «уважаемый» мэтр Никант, заткнуться!

— Да! — рявкнула снизу Напа. — Тут гномки и… и… — Напа осмотрела попавшие в зрительное поле гневные части мэтрессы Далии и смилостивилась. — и люди за маленького Фри-Фри переживают, а ты туда же, со своими… своими…

— Чем — «своими»? — не понял Никант.

— Чем-чем!! — вмешалась донья Долорес. — Еще одно слово против нашего доблестного рыцаря, и тебя в Университетском квартале ни в одной кормушке ни разу в жизни не накормят!!!

— Чего сразу шантажируете? — пошел на попятный мэтр Никант. Мэтр Филипп его поддержал: — Мы как раз хотели сказать, что если они так издалека будут друг друга доставать, больше шансов, что кто-нибудь покалечится. А вы что подумали?

В этот момент трибуны болельщиков взревели, и Долорес, Далия и Напа бросили тиранить двух мэтров и вернулись к нелегкому труду переживания за своего героя.

— Что-то он бледненький… — проговорила Далия.

— На щите две царапины, — сообщила Напа, рассмотревшая подробности в оптическое приспособление.

— Я ж говорила, бери труд по металлургии!! — охнула Далия. Оглянулась на валявшийся под ногами огромный фолиант. Вслух озвучила сомнение, что сейчас ее вмешательство пройдет незамеченным.

— О!! — закричала Долорес после очередного разбега Гийома и Фриолара. — Он покачнулся! Надо было его веревкой к седлу привязать!!

— Что ж он моим подарком не пользуется! — переживала Далия. — Метнул бы этому Кабану в забрало, выколол бы глаз, и всех проблем…

Напа еще сильнее прижалась к окулярам, нервно стуча зубами и подпрыгивая от переживаний.

— Что ж они не дерутся как мужчины, в кругу, на ножах, как в Иберре? — спрашивала донья Долорес.

— Во-первых, у Гиги нет ножа, во-вторых, не нашлось нужного круга, не обсерваторию ж ради одной драки разбирать, — пояснил мэтр Филипп супруге коллеги. — А в третьих, как это ни печально…

— Здесь не Иберра? — догадалась Далия, на секунду отвлекшись от сгрызания ногтей.

— Нет. После вчерашнего у меня большие сомнения, что Гийом мужчина, — ответил Никант. Пожал плечами и сказал: — Это мое личное мнение, и тушеная тыковка здесь совершенно ни при чем.

В груди Далии (у Напы тоже, но у нее грудь намного меньше. Ээ-э… размер «гном», стандартный…) шевельнулось слабое чувство симпатии к упрямому Желтому Ослу.

— Это ж уму не постижимо, — продолжал скрипеть мэтр Никант. — устроить публичный скандал из-за какого-то стандартного увольнения! Я бы вас, мэтресса Далия, просто придушил где-нибудь в уголочке, а не устраивал шоу с прецедентами…

Чувство симпатии свернулось и умерло. Далия промолчала. Потом, как бы невзначай, сделала пару шажков назад и вонзила каблучок туфельки в ногу коллеги. Более обстоятельная, чем порывистая мэтресса, Напа представила, как она замуровывает мэтра Никанта в сыром, обросшим селитрой подвале наедине с бараньей ногой… Занесла в мысленный список неотложных дел купить селитру, выкопать подвал и подвести к нему течение Алера, и продолжила переживание за Фри-Фри.

Прочие зрители изрядно волновались:

— Бей его, бей! — кричали обоим противникам развеселые школяры.

— Надо было уговорить их сражаться в зале заседаний, там хоть кресла для зрителей есть, — шелестело из угла, где собралась географическая элита. — Расстелили бы контурные карты, переставляли флажки, сочиняли бы стратегию… А тут парят, как лошадей…

— Фи, как некультурно! Какая вульгарная, варварская, дикая драка! А раздеваться они будут? Как это — зачем? Говорят, среди викингов Риттландских островов есть такая привычка — идти на смертный бой полуголыми, закусив край щита и устрашая противника всеми доступными средствами… Уж я-то точно знаю, как раз диссертацию про дикие народы заканчиваю…

— Не забудьте сдать книги в библиотеку по истечении указанного срока… Не забудьте сдать книги в библиотеку по истечении указанного срока… И не смейте кидаться тухлыми яйцами, мне сероводород вреден… Не забудьте сдать книги в библиотеку по истечении указанного срока… Не забудьте сдать книги в библиотеку по истечении указанного срока… Не забудьте сдать книги в библиотеку по истечении указанного срока… Не забудьте сдать книги в библиотеку по истечении указанного срока…

— Пирожки! Пирожки!

— Покупайте газету! Читайте в новом номере: изгнание демонов на оргАнном концерте в христианской церкви! Последние новости! Комментарии специалистов! Загадки и конкурсы! Суперприз — обед на две персоны в лучшем заведении Университетского квартала!!

— Красное Гийому не к лицу, — раздавался откуда-то издалека голосок, похожий на Изольдин. — Я его попросила примерить что-то фиолетовое или черное с золотом, чтобы выглядеть солиднее, но новую мантию ему жалко, а в старой у него пузико не помещается…

— Когда это ты занималась гардеробом исполняющего обязанности ректора? — спросил какой-то незнакомый голос. Изольда ответила с тихой ностальгией:

— Да что там за исполнение обязанностей… Ах, как бы я сейчас хотела снять с Фри-Фри кольчугу и этот ужасный серый камзол! Без них он выглядит намного мужественнее!..

— Поставлю зачет по всем предметам… Недорого… Оптовикам скидка…

— Левой его! Левой! Правой! Да не правой, а левой! Ты вообще стороны различаешь, или нет? Нет?! а туда же, в алхимика метишь…

— Мечи его! Мечи! Да не туда ж ты мечишь!!

— Лошадью ступай, лошадью!!! Шевели копытами! Кто так разворачивается? Кто так ходит?! Ты лошадь оседлал или слона? Кто-нибудь, приведите с зоологического тигра!

— Твою досаду мать, мы сегодня труп для анатомички получим, или день прошел впустую, пора на кладбище шкандыбать?..

— … Берешь его нежненько, бережно, дышишь через раз и исключительно в сторону… Обращаешься аккуратно, с заботой, любовью, наполняя душу млеком незлобивости…и с-с-с… СКАЗАЛИ ЖЕ, БЕЙ!!!! бей его!!! Этот лошадиный топот так отвлекает от научных изысканий… Так вот, берёшь в руки…

— … логарифм…

— КлЕщи?

— … и осторожненько вынимаешь содержимое из черепной коробки…

— Шоловьи швиштят ошоловело, Шамбалу жавидемши швятую, Жымки шамки кошятша на шено Жумы шамы бужатша вшепую…

Шлушай, штихи какие-то корявые получилишя… Пошли, выпьем, штудент! Помянем шпоршшиков…

— Офсайда не было! — кричал какой-то настойчивый голос после каждого второго удара. — Судью на мыло! Не было офсайда!

— Что такое «офсайд»? — автоматически переспросили, почти одновременно, и Долорес, и Напа.

— Какая разница… Его все равно не было, — ответила Далия. И тут…

* * *

Они снова были в противоположных углах поля. Фриолар решительно подтянул ремешок шлема, закусил губу. Сжал покрепче оружие, и, полный решимости, направил коня на противника. Гулкая, все убыстряющаяся дробь копыт горячила кровь рыцаря от алхимии.

Еще чуть-чуть. Чуть-чуть. На этот раз фокус Гийома — в последний момент дернуть поводья и вильнуть в сторону, фокус, который этот хитрец проделывал сегодня трижды, ему не удастся. Фриолар был твердо уверен в победе. Сейчас… Десять локтей… Девять… Восемь…

Похоже, на этот раз Гийом не будет убегать от драки. Он мчится прямо навстречу. Копье его наклонено под неправильным углом, что к лучшему…

Пять локтей до столкновения. Четыре…

Чувствуя своего четвероногого помощника как самое себя, в этот самый миг Фриолар услышал, как у коня остановилось сердце. Услышал, почувствовал, как будто это случилось с ним самим. Но вот сделать что-либо…

Три локтя… Два…

У Фриоларова коня подкосились ноги, и он, отчаянно и почти по-человечески закричав, рухнул в пыль. Копьё Гийома очень резко, больно и сильно ударило в грудь Фриолара, выбивая того из седла.

Крик всполошенной гномки и мэтрессы Далии потонул в море возгласов, наполнивших экспериментальный университетский полигон.

* * *

Мэтр Гийом так и не узнал, как близок он был к смерти в момент своего триумфа. Если бы не Долорес и Далия, рванувшие каждая на себя Напин бинокуляр (в результате гномка на несколько секунд повисла в воздухе, приподнятая за прочный ремешок своего оптического прибора), и, как ни печально это признавать, Изольда. Изольда так картинно упала в обморок, что к ней рвануло штук сорок студентов, притоптавших тщившуюся пробраться на поле гномку. В ярости Напа Леоне начала крушить всех и всё зонтиком. Далия спешно толкнула к эпицентру железно-тюленье-гномьего ураганчика мэтра Никанта, обезопасив себя и ближайших соседей. А там и Фриолар подал признаки жизни, зашевелился, встал… И надобность убивать мэтра Гийома временно исчерпалась. Так что, как потом рассказывала грудным контральто донья Долорес полицейским, явившимся транспортировать тело мэтра Никанта в лечебницу, почтенному историку просто не повезло. Как-то так получилось, что прерывать Напу Леоне было крайне невежливо, а гномы, как известно, всегда доводят начатое до конца…

* * *

Для Фриолара мир замер, став похожим на полотно маэстро Брюля, с нечеловеческой дотошностью рисуя реальность алыми, пахнущими кровью (ошибся дядя Певерил, не нос, а бровь разбили) красками. Вот суматоха на западном фланге, где кого-то радостно и смачно бьют. Вот шлем с оборванным ремешком, валяется в жухлой траве, и никому он теперь не нужен… Вот застывшие стенографическими изваяниями Ученый секретарь и секретарь господина ректора творят отчеты о проделанной дуэлянтами работе… Вот подпрыгивающие от нетерпения, азарта, сочувствия и горечи по проигранным ставкам люди — и как их много… Вот мэтр Люмус, подгоняемый свежим осенним ветерком, подплывает к секундантам мэтра Гийома. Вот мэтр Мартин бежит на помощь, прижав к покатой, плавно переходящей в брюшко, груди Фриоларов меч…

Наверное, Фриолар слишком крепко приложился головушкой о землю, потому что ему почудилось на мгновение, что Мартин споткнулся о серебристую змейку. Фу ты… Это в Башне мэтра Вига на каждом шагу попадаются забытые старым маразматиком хорошо заряженные артефакты, а Мартин просто споткнулся и упал — не привык почтенный коллега к таким экспресс-методам передвижения…

А прямо у ног Фриолара лежит то, что пять минут назад было послушным, быстрым, выносливым и обученным скакуном. Сломал ногу, бедняга; остается утешиться тем, что к этому моменту конь был уже не в состоянии что-либо чувствовать… Фриолар автоматически погладил бедную животину по морде, смахнул с лошадиных губ синеватую пену, провел рукой по крутому изгибу шеи…

Потом начали возвращаться звуки. Первым в уши Фриолара влетел издевательский свист, вторым — яростный стук копыт, который…

Фриолар резко отпрыгнул вправо, не удержал равновесие и упал, только в последний момент сумев превратить падение в очень неловкий перекат, уходя от неожиданной атаки. Мэтр Гийом, видимо, вложил в этот удар все силы, всю душу, — боевитый противник еле удержался в седле…

От эмоциональной встряски в голову Фри-Фри начали возвращаться мысли. Во-первых, ужас, что Далия оказалась права. Во-вторых, еще более паническая мысль, что ему, если он сейчас даст себя убить, придется объяснять Напе Леоне, Далии, тетушкам, матушке и всей армии кузин свое непутёвое поведение. А в-третьих…

«Никогда не давай алхимику времени на раздумье,» — поучал как-то Фриолара его почтенный работодатель. Мэтр Виг однажды задумал навести порядок в своей лаборатории и начал перекладывать с места на место стопки бумаг, колбочки, пробирочки, скляночки, пока не добрался до заначенной полсотни лет назад бутыли буренавской пшеничной водки. Страсть к порядку была злостно утоплена, и мэтр, принимая Фриолара то ли за вызванного демона, то ли за личного биографа, то ли за ново-выведенный вид комнатной собачки, начал его поучать. «Никогда-никогда,» — глубокомысленно изрекал Виг, пока Фриолар выволакивал его, завернутого в нюртанговую сеть, на свежий воздух в Лес, протрезвления ради. «Он, ведь, зараза, что-нибудь придумать успеет…»

Вот и Фриолару хватило всего нескольких секунд, в течение которых Гийом справился с утраченным чувством равновесия, принял из рук подбежавшего, нигде не споткнувшегося, оруженосца, меч, чтобы начать соображать по-алхимически трезво, конструктивно и последовательно.

— Ты! — мэтр Гийом, чтоб его слова дошли до оппонента, открыл забрало, и Фриолар снизу мог видеть его торжествующее лицо. — Признаешь ли ты себя побежденным?

Фриолар совсем неинтеллигентно сплюнул себе под ноги.

— Полагаю, кричать на всё поле о том, что ты отравил моего коня, сейчас бессмысленно? Бледно-синий оттенок пены, характерный запах, сведенные судорогой мышцы… Что-то на основе трицены ползучей, верно? Чтоб действовать начал не сразу, а после выброса адреналина, когда сердце достаточно разогреется? Я угадал?

Гийом, гарцуя на своем великолепном скакуне, широко улыбнулся:

— Угадал, не угадал… Ты рассуждаешь, как ярмарочный предсказатель, а не алхимик. Так что я прав, в Университете тебе не место! Умри, щенок!!

Жестом победителя подняв над головой меч, Гийом пришпорил коня, намереваясь а) затоптать, б) задавить, в) пристукнуть мечом (жаль, что тупым) молодого наглеца, осмелившегося выдавать себя за алхимика. А тот, видимо, обезумев от незнакомого чувства позорного поражения, бросился навстречу своей… ну, не смерти, (мэтр Гийом всегда хотел был «демократичным преподом»), но больничной койке на пару-тройку недель.

А Фри-Фри, наверное, действительно здорово приложился головушкой, потому как воспринимал происходящее с ним с некоторым опозданием. На половинку секунды, не больше, но это было очень странное чувство, что мозг живет отдельной жизнью, а все остальное тело — своей собственной. Мозг хотел бы чего-то прохладного, успокоительного, спокойного (в сознании мелькнула картинка гостеприимно открытой стеклянной банки с раствором и дальний угол холодильника…) А Фриоларовы ноги подскочили к набирающему скорость коню Гийома; правая рука Фри-Фри сама собой вцепилась в поводья, потянула, а левый кулак врезался в лошадиные ноздри…

Конь, теперь уже второго дуэлянта, не выдержал такого бестактного к себе отношения и завалился на бок. Гийом свалился как куль с картошкой, неловко ударившись о собственный меч. Освободившись от лишней тяжести, благородное четвероногое поспешило убраться восвояси. Едва и.о. ректора успел подняться на карачки, как Фриолар пнул его в спину, уронив мэтра еще раз.

— Ты еще пожалеешь об этом… — пообещал мэтр Гийом, выплевывая пыль и ссохшиеся травинки. — Пожалеешь…

Фриолар, не тратя слов и не обращая внимания на рев-свист-стон-гром со стороны зрителей, отошел на пару шагов, поднял свое копьё, одним движением довершил его превращение в обломок простой, деревянный, непритязательный, и, поскольку противник уже встал и занял позицию, приступил к завершающей фазе дискуссии.

— Ой! — против воли вскрикнул Гийом, когда Фриолар выбил из его руки меч. — Ай! — когда вытянул палкой вдоль хребта. — Эй?! — когда удар пришелся по левому плечу. — Э… — это уже после правого плеча? или мэтр Гийом получил травму колена? а, неважно…

Тяжело дыша, Фриолар остановился только тогда, когда поверженный противник прекратил издавать даже невнятные звуки. Обнаружил, что ветер принес мэтра Люмуса, мэтра Филиппа и мэтра Мартина. Последний почесал затылок тупым кончиком Фриоларова меча, и задумчиво спросил:

— Кто объявляет победу? Глашатай или я? Вообще-то и без объявлений все понятно…

— Нет, — наставительно изрёк мэтр Люмус. — Поединок окончен, только если один из соперников мертв, или до первой крови — но мэтр Гийом проигнорировал мой совет и не включил сие событие в условия победы. Значит, нам остается только дождаться, когда один из наших славных рыцарей попросит пощады. Мэтр, а, мэтр, — Люмус осторожненько тронул исполняющего обязанности ректора носком туфли. — Вы просите пощады?

Тело промолчало. Мэтры Филипп и Люмус обрадовано потерли ручки и хором велели Фриолару продолжать.

У Фри-Фри тряслись руки, колени, и даже зубы порывались выстучать ритм варварской песни. Так что он просто отбросил в сторону измочаленный обломок и удалился. Мартин что-то говорил ему вслед… Но это уже было не важно.

* * *

А студенты, лаборанты, ассистенты, профессора и прочие, еще не успевшие поверить, что зрелище закончено, продолжали свистеть, хлопать, улюлюкать, обсуждать новости научного существования и собственного сообщества — одним словом, представляя собой идеальный случай для опытного сапиенсолога-исследователя. Поэтому никто не удивился, когда ученые мужи, жены и их научные чада обнаружили рядом с собой любопытных личностей с карандашами и блокнотами, задающих вопросы: «Что происходит?», «Кто виноват?», «А вы чем в это время занимались?». Не будь мэтресса Далия так увлечена скандированием фразы «Фри-Фри — чемпион!!!», может быть, именно она задавала бы вопросы присутствующим, а так — пришлось уступить первенство служащим Министерства Спокойствия.

Подтянутый бравый полицейский придирчиво и строго вопросил у очередной группы людей в мантиях, кто здесь главный.

— Он, — дружно ответили мэтры, указывая на постанывающее тело мэтра Гийома.

Полицейский черкнул в блокноте, распорядился оказать медицинскую помощь пострадавшему и предложил присутствующим объяснить, что происходит.

Никогда раньше в истории Кавладорского королевства этот вопрос не находил столь бурного и сочувствующего отклика в душах и голосовых связках опрашиваемых.

Спустя некоторое время (осеннее солнышко укрыло университетский полигон длинными тенями курирующего вуза) полицейский очнулся. Вокруг было тихо: основная масса людей давно разошлась по своим делам, рядом осталось пятеро. Допрашиваемые — две женщины и трое мужчин — внимательно и трепетно смотрели в лицо служителя Закона.

— Кхм, — попытался сказать что-то важное и значительное полицейский. Покосился на свой блокнот, останки которого продолжали находиться в пухлых молочно-белых ручках алхимика степенного возраста. — Не уверен, что понимаю…

— Объясняю еще раз! — восторженно произнес мэтр Филипп, вырвал еще один листок и бойко начал чертить замысловатую схему на следующем.

— Молодой человек, — одновременно и укоризненно произнесла траченная молью ученая дама в плохом рыжем парике, — вам сказано кавладорским языком, что…

— Мэтресса Долли, не беспокойтесь, — уютным кремообразным голосом перебила госпожа Гиранди. — Я дам скопировать господину полицейскому свою стенограмму, — ненавязчиво пообещала госпожа секретарь отсутствовавшего на момент происшествия ректора. И предъявила пухленькую стопку испещренных строчками листов.

Стопка как-то невзначай перешла в руки самого древнего из почтенных мэтров.

— Ах, сколько слов…

Полицейский профессионально ловко вцепился в край вожделенной улики, но мэтр Люмус держал крепко.

— Сколько суеты, сколько переживаний… — руки старого алхимика привычно и сноровисто принялись сворачивать из верхнего листа самокрутку. — Давайте рассуждать логически, господин полицейский.

Чуть хрипловатый голос пожилого человека, словно присыпанный пылью веков, действовал успокаивающе и, как не парадоксально, отрезвляюще.

— Вам нужны не столько наши объяснения, что тут произошло, сколько ваши объяснения вышестоящим органам по поводу того, что им делать дальше. Записывайте. Я буду краток.

Повинуясь повелительному жесту сухого, почти прозрачного, указательного пальца, полицейский начал писать под диктовку:

— «Произошедшее в день»… число напишите прописью… «на участке с западной стороны главного корпуса Университета королевства Кавладор»… Записали? А вы, госпожа Гиранди? Продолжаю. «…Есть следствие экспериментальной проверки гипотезы о необходимости усуровления»… Как это, не существует такого слова? Госпожа Гиранди, вы уверены? Хорошо, не будем отвлекаться на поиск соответствующих цитат. Зачеркивайте, исправляйте. «О необходимости ужесточения отбора кандидатов на соискание научной степени и ученого звания в означенном учебном заведении в связи с выдвинутой мэтром Гийомом, магистром натурфилософии, теории о недопустимости проведения в стенах, подвалах и чердаках нашего храма Науки необдуманных экспериментов и оперирования непроверенными и неподтвержденными документальными источниками фактами». Записали? Дальше. «Гипотеза частично подтвердилась. Науке необходимы обдуманные эксперименты, хотя некоторые факты, как показала тщательная проверка наиболее ответственными лицами научной общественности королевства, могут допускать двоякое, троякое и полиякое толкование». Госпожа Гиранди, тише. Продолжаю. «В связи с тем, что дискуссия между мэтром Гийомом и господином Фриоларом, его научным оппонентом, вызвала всеобщее внимание, экспериментальная проверка проходила в максимально приближенных к боевым условиям, что, с прискорбием отмечаем, повлекло за собой срыв пятнадцати запланированных занятий и один случай глубокого голодного обморока».

— Кто-то упал в обморок? — встрепенулась мэтресса Долли.

— Мэтр Никант, — пояснил мэтр Мартин. — Наша доблестная Напа Леоне пыталась его спасти, но у нее под рукой оказался только зонт и бутерброды с ветчиной, так что…

— Коллеги, своим щебетом вы пугаете мои извилины, а они и сами горазды путаться, — воззвал к тишине мэтр Люмус. И продолжил полицейское просвещение: — «В ходе экспериментальной проверки и реализации необходимых мероприятий пострадало одно» — цифрой и прописью — «животное». Животное с малой руны. «Не смотря на задействованные реанимационные средства, спасти животное не удалось; туша передана медицинскому факультету для дальнейших опытов». Так… — мэтр Люмус откашлялся. Спросил содержимое своей головы. — Что-то еще было… Ах, да. «Дополнительный, незапланированный результат научной дискуссии — одна беременность». Тоже цифрой и прописью…

— Кто беременный? — подскочила от удивления мэтресса Долли.

— Мы с Долорес ждём первенца, — гордо ответил кругленький мэтр Мартин. — Давно собирались, узнали позавчера, вот и…

— Кхм-кхм, — угрожающе прочистил горло от лишней пыли мэтр Люмус, и алхимики притихли. Дальнейшие поздравления будущему отцу семейства озвучивались шепотом. — «В связи с экономической обстановкой в королевстве Кавладор и дружественных королевствах, в частности, с ростом цен на движимое имущество» — в скобках поставьте «лошадь» — «эмпирически достигнутые результаты признаны не желательным прецедентом и не рекомендуются для дальнейшего использования». Далее. «Участникам мероприятия малым составом Ученого совета Университета в лице…» — ну, имена у вас записаны; — «вынесена благодарность. Господину Фриолару за личное мужество, умение применять разнообразные доводы, навыки свободного цитирования и творческого применения логических переменных…» Записали? «Присуждается степень магистра».

— Да? — удивилась мэтресса Долли. — Вот так, сразу? И в какой такой области он теперь магистр?

Мэтр Люмус посмотрел на надоедливую женщину потусторонним, мутным и пронзительным одновременно, взглядом. Ученая дама смутилась и пробормотала, что она за Фри-Фри очень рада…

— В нашей области, коллега. Нашей, алхимической…. Вы еще живы? — спросил алхимик вяло царапающего блокнот полицейского. — Пишите дальше. «…С последующим предоставлением текста любой диссертации в течение ближайших ста лет, начиная с завтрашнего дня. Ученому секретарю и секретарю ректора, которые вели протокол внеочередного заседания Большого Ученого Совета Университета, выдать премию в размере оклада. Мэтру Мартину выдать такую же премию в связи с предстоящими расходами по сопровождению супруги, травмированной эмоционально-насыщенными событиями научной дискуссии, на южном побережье Брабанса. Мэтру Гийому выдать премию…» — спокойно, коллеги, не скрипите зубами, он это заслужил. Продолжаю. «… в размере, соответствующем счету за лечение из больницы…» Вот название больницы я не помню. Придется вам, молодой человек, — и профессор Люмус принялся гипнотически раскачиваться из стороны в стороны под свежеющим вечерним ветерком. — Самому провести расследование, узнать, где ж сейчас этот… Простите, милые дамы… Исполняющий обязанности ректора… Вот, собственно, всё.

— Тогда… я пошёл? — переспросил полицейский.

— Идите, друг мой, — напутствовал слугу закона, порядка и кавладорского спокойствия мэтр Филипп.

Полицейский, не верящий своему счастью, начал откланиваться. Облегчение от переживания предстоящего спасения от этих сосудов словоблудия было настолько сильным, что у бедняги проснулось чувство долга.

— А завтра-послезавтра, я, с вашего разрешения, забегу за расшифрованной стенограммой. А то, в самом деле, наделаю ошибок при переписке… А вы, сударыня, — продолжал размякший мозгом полицейский, обращаясь куда-то выше талии госпожи Гиранди. — Так кругло пишите… в смысле, кругом правильно, грамотно…

— Это кто тут грамотно пишет? — возмутилась мэтресса Долли, оскорбленная тем, что на нее лично смотрят исключительно с деловой точки зрения. — Да я столько раз за ней все документы переписывала! Она ж не в состоянии даже спрягать правильно, а туда же, в учебное заведение подалась, уж лучше бы улицы мести взялась, там сора никто не видит… Пройдет, подолом метнёт…

— Ну, если уважаемая мэтресса соизволит поделиться личным опытом, и показать, как это делается — я попробую научиться, — проворковала госпожа Гиранди.

— Ну что вы, милая госпожа Гиранди! Судя по вашему поведению, вы просто мастер и не мне рисковать давать вам уроки…

— м…м… мэтресса Долли… — мекнул мэтр Филипп.

— Ах, как влияет на некоторые ущербные головы долгое пребывание в тесном, душном помещении, — мило улыбнувшись полицейскому, ответила госпожа Гиранди.

— Госпожа Гиранди…

— Уж кто бы говорил!! — подбоченилась мэтресса Долли.

Далее сработал один из извечных дамских инстинктов. Руки госпожи Гиранди сами собой тоже дернулись и нашли приют на крутых изгибах верхних областей юбки:

— А почему бы мне и не сказать?

— Ну, конечно… Поговорить-то вы, сударыня, любите…

— Да кто бы говорил! Сама говорит, говорит, и только говорит, что говорит, когда не разговаривает!

— Да что ты там болтаешь, балаболка!

— Да что ты мелешь! Мельница!

— Сама мельница!

— Пустозвонка!

— Сударыни!!! — громогласно возопил полицейский, но было уже поздно:

— Сам сударыня!!! — дружно рявкнули на него Ученая и неученая секретарши. Дамы подобрались, поглубже вдохнули, прищурились на противницу, нахохлились, встряхнули крылышками, вытянули шейки, потрясли гузками…

— Кто пролил на контрольный экземпляр моей депонированной статьи ромашковый чай!!! — завизжала мэтресса Долли.

— Кто украл мою косметичку!!! — еще громче завизжала госпожа Гиранди.

— Кто проел плешь ректору, чтоб ей отвели отдельный кабинет!

— А кто курил в подсобке и поджег собачье чучело!!!

— Это не собака, а волк, дура!

— Сама дура!

— ААААА!!! — закричала мэтресса Долли, вцепляясь в волосы госпоже Гиранди.

— ААААА!!! — закричала госпожа Гиранди, вцепляясь во что-то, принадлежащее мэтрессе…

* * *

— Знаешь новость? — прощебетала Далия, врываясь в комнату Фри-Фри без стука и без приглашения. — Мэтресса Долли и госпожа Гиранди все-таки помирились. Провели ночь в полицейском участке, довели до кондрашки следователя, избили какого-то несчастного, пытавшегося проповедовать им о вечной любви… Несчастный оказался брачным аферистом, после общения с нашими университетскими дамами сознался во всех преступлениях. Целую ночь девочки сидели в тишине и соломе, раскаялись, подтвердили, что были не правы, омыли друг друга в слезах, и теперь готовы направлять на путь истинный всех, кто не успел спрятаться. Угадай, кто первым попался госпоже Гиранди и мэтрессе Долли навстречу, когда они возвращались в Университет?

Фриолар пожал плечами.

— Изольда! — торжествующе блеснула глазами Далия. — Теперь, когда наши дамы отстали от Напы, они посчитали, что «бедная заблудшая овечка» подходящий объект для перевоспитания. О боги, — Далия молитвенно сложила руки и обратила к горним высям умоляющий взгляд. — Пусть их первая лекция Изольде будет о пользе воздержания!

Фриолар усмехнулся и продолжил занятие, которому так навязчиво мешала жизнерадостная мэтресса.

— Что делаешь? а, пишешь отчет своей матушке… Слушай, Фри-Фри, может, не стоит тебе так быстро уезжать? Может, напишешь мэтру Вигу, что опасно ранен и тебе прописан постельный режим?

Немного поморщившись, Фриолар поправил компресс, призванный исправить синяк на левой брови, и ответил:

— Не рискну. Есть стремящаяся к нулю вероятность, что он решит мне помочь, явится сюда и начнет меня лечить своими излюбленными средствами. А мэтр Виг большой поклонник клизм. Нет, такой риск не оправдан… То есть, — спохватился Фриолар. — Я, конечно же, рад побыть со всеми вами, но…

— Ну-ну, — скептически протянула Далия. — Так рад, что еле дышишь… Два часа тебя уговаривали отпраздновать защиту. «Алхимику не подобает такое поведение», «Это ошибка, я недостоин магистерской степени»… Я так думаю, — сказала алхимичка решительно, исключая всякую возможность для возражений. — Что восшествовать к желаемой научной выси, наступив на исполняющего обязанности ректора, иногда можно. Вот Питбуль говорил…

— Он уже вернулся? — немного невежливо перебил Фриолар Далию. Та нахмурилась:

— А что, должен был? Неужели у этого гоблиноведа пробудилась совесть, и он решил вернуться?

— Насколько я знаю, собирался. Во сколько в Талерин прибывает почтовая карета из Уинс-Тауна?

Оба алхимика посмотрели на часы. Далия резко подскочила и выбежала вон из комнаты. Фриолар дописал последнюю фразу в письме, аккуратно положил перо (орлиное, с позолоченным кончиком), присыпал чернила песочком, свернул послание, перетянул его бечевкой, запечатал и только тогда поспешил вслед за ускакавшей мэтрессой.

Ничего удивительного, что Фри-Фри опоздал. Когда он притормозил на лестнице, Далия уже обрушивала гору упреков на голову мэтра Питбуля.

— Все это случилось из-за тебя! Из-за твоей безответственности! самонадеянности! непоследовательности! Говорила же, не смешивай пиво с виски!!!

Мэтр Питбуль — второй молодости плотный сутулый человек водянистой ллойярдской внешности, близоруко щурился сквозь сильные очки и пытался что-то возражать. Но мэтресса раздраконилась:

— Из-за тебя погибла лошадь! Фри-Фри мается головой и опасается клизм! Кабанчика избили! Изольду изнасиловали…

— Кто на этот раз? — удивился Питбуль.

— Мэтресса Долли и госпожа Гиранди. Не отвлекай меня и не сбивай с мысли! Так вот, господин Питбуль, — изрекла мэтресса Далия, и вдруг обнаружила, что у домашней скандальной сцены есть незапланированной зритель. — Здравствуйте, уважаемый, — перешла она на гномий, приветствуя посетителя.

Гном, пытаясь выглядеть солидно и степенно, кивнул. А мэтр Питбуль, воспользовавшись паузой, поспешил сообщить, что познакомился с мастером Айрой в почтовой карете, привел его сюда в расчете на ее, Далии, чуткое сердце и отзывчивость, потому как молодому гному нужна помощь.

Далия проворчала пару-тройку комментариев, из которых следовало, что у нее помимо вышеуказанных достоинств есть еще и прекрасный словарный запас и некоторая совершенно неожиданная для дамы садистская изобретательность, дежурно улыбнулась и спросила, какой же помощи алчет сей гном. «Если опять придется лазить по потайным ходам, возьму с собой Пита,» — про себя решила мэтресса. — «Пусть настраивается на семейный лад. В конце концов, зачем я издевалась над Фри-Фри? Третировать Питбуля гораздо интереснее…»

— Да вот, — мастер Айра развернул сложенную в несколько раз газету. — Друзья уговорили участвовать в конкурсе, а я так думаю, что это розыгрыш. Потом думаю: все равно в Кавладор собирался, надо дедулю навестить в подземельях…

«О боги», — подумала Далия.

— … Дай-ка заеду, спрошу. Если розыгрыш, — вздохнул Айра, и женское сердце мэтрессы мгновенно сбавило его предполагаемый возраст лет на двадцать. — Что ж, посмеюсь… Я люблю хорошие шутки…

Гном понурил огненно рыжую голову, и Далии какой-то из прячущихся в глубине каждой дамы инстинктов велел утешить этого бородатого ребенка. Погладить его по головке, угостить печеньицем, налить стаканчик пива…

Да, дети требуют внимания и заботы. «Благодари гнома, мерзкий Питбуль, — пронеслось в голове мэтрессы. — На ближайший год свадьба отменяется».

Мэтресса протянула руку к газете, чтобы самой оценить, насколько связаны газетные шуточки с ней, с Университетским кварталом вообще и «Алой розой» в частности.

На серой газетной бумаге крупными рунами значилось, что самый-самый похожий на следующий за объявлением рисунок гном имеет шанс бесплатно пообедать в лучшей ресторации города. Далия посмотрела на рисунок. Жуткая абракадабра. Но название ресторации почему-то «Алая роза». Реклама? Далия пожала плечами.

— Напа! Напа, ты можешь подойти? Тут какой-то розыгрыш! — позвала мэтресса свою подругу (вчера, оттаскивая Напу от полицейских, спасавших от зонта гномки мэтра Никанта, девушки помирились).

Напа, овеянная легким облаком муки и в аромате свежевзбитого лимонного крема, вышла из кухни. Поздоровалась с мэтром Питбулем, с таинственно появившимся в ресторации соплеменником…

Фриолар наблюдал за этой сценой с лестничной площадки. Вот первый взгляд, который Напа бросает на мастера Айру. Подслеповатый — у гномов не самое эльфийское зрение, а этническое освещение, устроенное в «Алой розе», по-гномьи экономное. Вот ответный, любопытный и пытливый взгляд Айры на открытое, добродушное голубоглазое личико Напы. Кажется, начинают щебетать соловьи… Напа Леоне смотрит еще раз, пристальнее и внимательнее. Далия создает музыкальный фон, изобретательно и умело третируя беднягу Питбуля, а оба гнома начинают ковырять носками подкованных сапог каменный пол, заливаясь одинаково алым стыдливым румянцем…

Убедившись, что его, Фриолара, миссия по вселению надежды в переполненные любовью страждущие сердца, выполнена и выполнена успешно, молодой мэтр отправился паковать вещи к отъезду.

* * *

Тушеный кролик был недосолен и утоплен в склизком сером веществе, который мэтр Виг обозначил как луковый соус. Фриолар отважился положить кусочек на тарелку, ткнул пару раз вилкой и при первой же возможности скормил кролика Корвину. Тот любил полусырое мясо.

— Любовь — это хорошо, — одобрил мэтр. — Помню, сам когда-то влюблялся… Ни к чему хорошему это не привело, но ведь есть вероятность, что кому-то повезет еще меньше, чем тебе… Так что пусть влюбляются. Ты молодец. Я б до объявления в газете не додумался. Напоил бы обеих отворотным зельем — тоже очень хорошо помогает.

— Конечно, — согласился Фриолар — теперь уже мэтр Фриолар, с работодателем. — Но при использовании отворотного зелья нет никаких гарантий, что через пять минут женщины не влюбятся снова, в кого-то другого.

— Выдавать отворотное зелье каждое утро по столовой ложке? — принялся размышлять мэтр Виг. Фриолар положил себе на тарелку яблоко и стал резать его на дольки. Виг бойко хлебал луковый соус, стараясь не пролить ни капли на бороду. — Ты, алхимия, лучше скажи, зачем этот душегуб животину твою угробил? что, так не верил в собственную победу? Это ж каким надо быть идиотом! Да при первом же вскрытии след яда обнаружили бы…

— Я так думаю, что все дело во времени.

— Чего?

— Во времени, мэтр. Гийом так долго изучал эту переменную, что уже не мог размышлять иначе. Ведь если бы он победил, а я только потом, через час или через день доказал, что Гийом сжульничал, — мне бы не удалось ничего доказать. Время сработало бы на мэтра Гийома. Все, кто присутствовал, были бы уверены, что я пытаюсь спасти лицо, и Гийом бы победил окончательно, и мечом, и секундной, так сказать, стрелкой…

— Хитро придумано… Непоследовательно, несовершенно, но хитро. Получается как бы петля: если мы хотим создать событие А, которое верно, потому как ему предшествует событие Б, нам надо создать именно последнее, хотя оно может и совсем не быть непременным условием события А… Знаешь, если рассуждать логически, из этого следует, что…

И разговор двух мужчин в Башне приняло сугубо алхимическое направление.

* * *

А крыша в доме мэтра Гийома поскрипывала, постанывала и сочилась крупными дождевыми каплями. Дымоходы дымили. Половицы шатались. Мебель жаловалась на жизнь. Прикроватная шкура медведя, убитого далеким предком, избрала именно этот год, чтоб полысеть окончательно и каждое утро совершенно мистическим образом отползала на три четверти локтя — так, что Гийом, спуская ноги, попадал на стылый пол. Неприятности в Университете испортили настроение и характер господина алхимика основательно и, кажется, навсегда. Мрачный и меланхоличный, Гийом даже попробовал вести статистический учет своим бедам. Перечитал записи за неделю и нашел, как показалось на первый взгляд, закономерность. Плохой сон и неправильное — с лишним количеством соли и перца — питание.

Решил бороться с осенней затяжной депрессией. Для начала мэтр Гийом ограничил потребление специй. Но еда все равно продолжала быть соленой и ядрено наперченной. Обследовался у лекарей: нет, с вкусовыми ощущениями был полный порядок. Но стоило Гийому сесть на свое любимое место в собственной столовой и нацелиться на хорошо зажаренный кусок мяса — соль и перец словно сыпались с потолка! В отчаянии мэтр Гийом уволил кухарку, перестал питаться дома и с утра уходил из негостеприимного жилища, рыская по тавернам и ресторанчикам.

Возвращался домой, чтобы провалиться в безрадостное забытье. Сон не приносил облегчения. Перина кололась, как будто кто-то насыпал в нее крохотных иголочек, и мэтру Гийому каждую ночь снились сны, что балдахин то снижается к спящему, пытаясь его задушить, то раскачивается из стороны в сторону, и от этих сновидений у алхимика начала развиваться настоящая морская болезнь.

К тому времени, когда на смену Лютне на звездном небе появился Охотник, мэтр Гийом озверел. Однажды утром он очнулся из тяжелого, не приносящего отдыха, кошмара и увидел, как шкура медведя опять уползает в сторону. С нецензурным воплем алхимик не погнушался добежать до ближайшей лавки гномов (как был — в ночной рубашке, колпаке, старой мятой мантии и домашних тапочках), купить гвозди и молоток и лично приколотить наглую лысую сволочь к полу. В процессе осуществления этой процедуры одна доска вывернулась и ударила мэтра снизу в челюсть. Пара секунд дезориентации быстро кончилась, и мэтр с еще более громким, но уже бессвязным воплем начал громить дом. Особенно досталось обеденному столу. Когда старинный предмет мебели пал, рассеченный на сотню кусков фамильным двуручником, откуда-то из пола с серебристым звоном вывернулись подозрительные пружинки, и сверху на Гийома вывалился десяток фунтов соли пополам с мелко молотым черным перцем.

Взбешенный, мэтр Гийом выскочил вон, намереваясь никогда больше не возвращаться в этот сумасшедший дом. На прощание он крепко и зло хлопнул дверью — от удара строение исполнило протяжную секвенцию и рухнуло.

Мэтр Гийом оторопел, не в силах поверить собственным глазам. Но он был умным человеком, с логическим, последовательным, алхимическим складом ума. Когда его собственные руки ощупали груду поломанных досок и трухлявых кирпичей, он понял, что действительно лишился дома. Ну, если повезет, под обломками можно отыскать сундуки с одеждой, книги, домашняя утварь, если металлическая, может быть, еще осталась… Кровать каким-то чудом уцелела…

Бездомный алхимик сбросил пару угрожающих его здоровью кусков и в отчаянии присел на краешек кровати… Его что-то укололо. Мэтр пересел. Там тоже было колко. С финальным воплем Гийом вспорол подлую перину мечом, и оттуда на руины дома весело посыпались стальные горошины. Величиной чуть больше настоящих, с тремя-четырьмя острыми шипами, из прекрасной гномьей стали…

* * *

Из частной корреспонденции госпожи Фионы.

Дорогая сестра!

Выполняя твою просьбу, я пригласила на чашечку чая трех влиятельных университетских дам. Госпожа Гиранди съела пончик с сахарной глазурью, госпожа Долорес научила моего повара готовить торт с апельсиновыми цукатами, а госпожа Долли уверила меня, что к Фри-Фри в Университете прекрасно относятся и никаких последствий его мальчишеская шалость иметь не будет. Мэтресса Долли съела пятнадцать пончиков, выпила две пинты тривернского полусладкого красного, и ее обещанию, что Фри-Фри предоставят кафедру, я верю слабо — это было до того, как целитель дал ей содовую…

Напу Леоне я навещала на прошлой неделе. Она, представь себе, влюблена в очаровательного ллойярдца и потрясающе готовит бараньи ребрышки. Знаешь, а ведь я до сих пор не знаю, сколько и чего тебе должна наша гномка. Забавно, правда? Впрочем, ты всегда была самой прагматичной и самой целеустремленной из нас. Приятно, что Фри-Фри унаследовал эти качества.

Поцелуй маленькую Эргунтлию. Привет супругу. С любовью, Пио.

* * *

Дорогая сестра!

Ты обязательно должна приехать, потому что в музее открывается выставка художника, которому я покровительствую. Я должна узнать твое мнение, подходит ли он мне в мужья. Помолвка еще не назначена — мне совершенно нечего надеть! Сейчас в моде платья с кружевным высоким воротником, чтобы кончики задорно поднимались, их надо крахмалить, а одна экстравагантная особа предложила усилить кружево позолотой. Что ты об этом думаешь, ответь немедленно.

P. S. Слухи о том, что Фри-Фри дрался на дуэли, я отвергаю. Он хороший мальчик! Не верь всему, что о нем сочиняют.

При первой же оказии пришлю для маленькой Эргунтлии очаровательную амазонку. Пожалуйста, проконтролируй, чтобы девочку хорошенько учили верховой езде. Это понадобится ей, когда мы представим ее ко Двору. И музыке. Музыке обязательно. Я тут на днях видела небольшой клавесин, и… [далее следует текст на 15 страницах о достоинствах клавесинов различных стран и торговых марок].

…С любовью, Ниона.

О, извини. Я почти совсем закончила, когда пришла Ди. Она тоже хочет тебе что-то сообщить.

[приписка рукой госпожи Дионы]

Дорогая сестра!

Суши мышей. Твоя Ди.

Рассказ 7. ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ИДЕАЛЬНОЙ ДИЕТЫ

Возьмите батон свежего пшеничного хлеба, разрежьте его вдоль, смажьте густым соусом или сливочным маслом, положите сверху кусочек ветчины, листик салата, ломтик ноздрястого сыра, тонкий ломтик помидора, веточку зелени, несколько кружков салями, добавьте по вкусу горсть маслин, соленый огурчик или каперсы, повторите последовательность соус — маслины столько раз, сколько позволяет содержимое ваших запасов.

Придавите сверху вторым куском хлеба и наслаждайтесь трапезой.

NB: Постарайтесь не ронять бутерброд. Тяжело! Травмоопасно! Возможно внимание алхимиков к вопросу, на какую из сторон упало это чудо!

Из книги «1000 и один простой рецепт Брахманджи из Йодля»

* * *

— Мда… — протянула Далия, обозревая масштабный фронт предстоящих работ. Прошлась, посмотрела с другой стороны.

Элоиза Росинант смущенно хихикнула…

Начало весны ресторация «Алая роза», украшение и кулинарная гордость Университетского квартала, встречала в жестоких условиях затянувшегося финансового кризиса. Заканчивался месяц Посоха, приближалось весеннее солнцестояние и знаменитый Лишний день. Согласно древней, освещенной веками традиции двадцать девятый день тринадцатого месяца в году никто не работал, все праздновали смену Посоха на Корону, радовались жизни, увеличению продолжительности светлого времени суток, теплу, весне, первым птичкам, кроличьему приплоду, свежесваренному самогону, оттаявшим валенкам, расцветающим первоцветам — и так далее.

Итак, верные подданные королевства Кавладор готовились к приходу Нового Года, а те, кто имел неосторожность взять энную сумму на развитие частного бизнеса — часа расплаты с кредиторами.

В ресторанчике с вывеской в виде огромной алой розы Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл (кавладорская ветвь) вздыхала, подсчитывая вечерами золотые, предназначавшиеся ее маменьке с папенькой, поставщикам продуктов и дров, а также таинственной госпоже Фионе. Сочувствующая маленькой гномке ее научная предводительница, мэтресса Далия, дипломированный сапиенсолог Университета Королевства Кавладор, шила из старого бархатного занавеса кошельки и планомерно искала возможность подработать.

Именно она нашла в газете объявление, что «Граф Федерико Росинант приглашает высококвалифицированного специалиста для разрешения деликатных проблем. Оплата щедрая».

— Росинант, Росинант… — призадумалась Напа. — Что-то где-то я такое слышала… ну конечно же! Мне о нем рассказывал Айра! Этот граф обещал заключить с кланом Моргенштерн сделку, а потом, когда все думали, что дело, как говорите вы, человеки, в чепчике, вдруг пошел на попятный! Представляешь, так обмануть доверие целой гномьей артели! У отца Айры вышел нервный кризис, и его пришлось топить в темном пиве.

— Ну, вы, гномы, любите помянуть стресс кувшинчиком-другим, — ответила Далия.

— Вот и я о том же, и Айра говорил: это же додуматься надо было — нырнуть в полную пивную бочку! И ни с кем поделиться даже не подумал!.. А вдруг бы он там и в самом деле утоп?

Потерявшись в Напиной привычке вольготно обращаться с местоимениями, Далия решила не продолжать тему потопа, пива и отца Айры вкупе со стрессом, а вернуться к газетному объявлению:

— «Приглашает высококвалифицированного специалиста для решения деликатных проблем…» Напа Леоне, ты понимаешь, что это значит?

— Э-э… Что у графа полно денег и неприятностей?

— Верно, Напа, очень верно. А если у кого-то много денег и много же неприятностей, то это означает, что… Ну же, попробуй угадать!

— Что скоро из-за неприятностей у него закончатся деньги? — нерешительно выдвинула гипотезу Напа. Далия поморщилась:

— Ну, где-то в целом ты права. А если рассматривать ситуацию в частном аспекте, то это наш шанс! Напа, как ты не понимаешь? Если мы сейчас отзовемся на объявление и отправимся в Росинант, этим самым мы решим сразу две собственные трудности! Во-первых, заработаем немножко, как раз хватит, чтобы продержаться до того, как мне заплатят гонорар за монографию; а во-вторых, пока мы будем в Росинанте, мы сможем пошпионить за ним и понять, почему же он так круто переменил свое мнение относительно бизнеса с кланом твоего жениха! Напа! мы одним ударом поразим сразу две цели! Понимаешь?

— Да! — тут же отозвалась Напа. Большие голубые глаза юной гномки, тусклые с момента последнего пересчета изрядно облегченной кассы, зажглись предвкушением победы. — Бегу собирать свои метательные звезды, моргенштерн и дубинку!

Далия отчего-то заскрежетала зубами.

— Напа, мы едем в мирное графство с абсолютно честными, искренними и добропорядочными намерениями — как высококвалифицированные специалисты, по персональному приглашению владельца, — зачем, во имя Неба, нам оружие?!

Воинственная наследница клана Кордсдейл немного подумала и дала максимально полный ответ.

— Во-первых, ты сама после наших летних приключений в Илюмских горах говорила, что оружие никогда не помешает при проведении полевых изысканий.

Далия грозно потрясла пальчиком:

— Ошибка цитирования, Напа Леоне, ошибка цитирования! Я имела в виду именно полевые изыскания, а сейчас мы собираемся заниматься решением прикладных проблем. Совершенно другой раздел сапиенсологии!

— Во-вторых, — упрямо продолжала маленькая гномка. — Ты сама сколько раз твердила, что по дороге всякое может случиться.

— Ну, этот аргумент принимается, но с оговорками. Сегодня же надо будет поинтересоваться официальной статистикой, а много ли в Росинанте происходит преступлений. И твою систему вооружения я утвердю… или утвержу? только если она будет соответствовать степени вероятности возможной опасности.

— А в-третьих, Далия, — не унималась Напа. — Ты же сама только что сказала, что нам одним ударом надо поразить две цели! Чем я буду их (кто там в Росинанте имел наглость обидеть клан моего Айры?) поражать и сбивать с ног, если не возьму что-нибудь поувесистей да поразмашистей?

— Напа, — Далия погладила гномку по буйной шевелюре. — Ты прелесть. Так и быть, разрешаю взять зонтик…

* * *

Путешествие в графство Росинант не вызвало, как ни ожидала этого Напа, никаких сложностей. В Университете Далия воспользовалась Правом Бабушки (3), чтобы получить отгулы на неделю-другую, а Напа Леоне в два счета договорилась гномьим торговым караваном, путешествующем в соответствующую сторону, чтобы ее с подругой подвезли до ближайшей к Росинанту развилки. По дороге… Разве что Далии пришлось немного не по вкусу путешествие в обществе гномов: как пожаловалась она потом, постоянно чувствовала себя дылдой-гувернанткой на празднике озорных бородатых детишек. Трудно, трудно человеку науки дается привычка смотреть свысока на кого-либо. Трудно не в плане формирования, а наоборот, отвыкания, — добавила Далия и сверху вниз посмотрела на Напу Леоне.

Маленькая отважная гномка придирчиво озиралась по сторонам, но в этой местности разбойники, увы, не водились. Так что шанса подзаработать, скрутив-измолотив какого-нибудь элемента из тех, «кого разыскивает Министерство Спокойствия королевства Кавладор», не представилось. Зато представилась совершенно другая возможность.

— Смотри, Далия! Что это там в кустах?

Далия остановилась, присмотрелась.

— Кошка.

Животное тоненько промяукало и потихоньку вылезло из зарослей на столбовую дорогу.

— Какой миленький! — восхитилась Напа. — Пушистенький! Черненький! в серую крапинку!

Далия придирчиво рассмотрела крупного кота с двуцветной — тускло — черной и когда-то-более-светлой густой шерстью. Кот в ответ поднял на алхимичку несчастный желтый взгляд.

— Мяу… — тихо проскулил котик, без сил опускаясь и тяжело поводя ввалившимися боками.

— Он такой хорошенький! — бросилась Напа к котику и погладила его за ушами.

— Напа! — ужаснулась Далия. — Тебе не говорили, что нельзя трогать бродячих животных! А вдруг у него блохи? А вдруг он бешеный? А вдруг он оборотень, еще, чего доброго, покусает тебя!

— На мне кольчуга, серебряное ожерелье, два оберега от сглаза, в сумке аптечка, которую мне подарила мэтресса Розанна, а сестра Мария из обители Премудрой Прасковьи, когда узнала о нашем путешествии, попросила одного священника благословить наше начинание и сама пожелала удача. Так что успокойся, Далия. Какой хороший котик! — Напа с истинно гномьим тщанием тискала животное и почесывала его за ушком. Кот стоически терпел, жадно нюхая котомку Напы. — Он же кушать хочет! — воскликнула гномка с радостным удивлением и c энтузиазмом принялась доставать съестные припасы, чтобы накормить пушистого страдальца. — Далия, он мурлычет!

— Где-то я это слышала, — проворчала в ответ мэтресса. — Напа, хватит кормить бродячих животных! Нам до Росинанта осталось пройти всего одну лигу. Вон, там, — махнула рукой Далия. — уже виден замок. Пошли быстрее — может быть, успеем к обеду?

— Ну, пошли, конечно же… — Напа нехотя отстала от котика, который набросился на дорожный пирог с рыбой. — Далия, а может…

— Что — может? Согласно теории невероятности в макроэргическом пространстве реальности возможно всё.

— Может, возьмем его с собой? А? Смотри — животное же с голоду помереть может…

Кот, проглотив пирог, набросился на луковицу, припасенную хозяйственной гномкой, и схрупал ее, давясь собственными слезами, но не думая выпускать из голодной пасти горькое угощение.

— Дело, конечно, твое, — дипломатично ответила Далия. — Только лично мне именно вот этот кот не нравится.

— А мне — нравится! — объявила Напа, и тут же подхватила кота на руки. — У меня будет собственное домашнее животное! Я буду воспитывать из него, — добавила гномка, крепко обнимая своего ново-обретенного питомца, — сторожевого минотавра по-гномьи и охотничьего леопарда а-натюрель.

Кот, прислушиваясь к своему приятно плотно набитому желудку, сонно сомкнул желтые глаза. Так как его мнения, а хочет ли он быть питомцем маленькой гномки, никто не спрашивал, Кот на всякий случай решил промолчать.

* * *

Вот за такими делами и разговорами алхимик-сапиенсолог и ее верная ассистентка по математическим вычислениям достигли внушительного — все как полагается: крепостные стены, ров, подъемный мост, сторожевые башни — замка графа Росинант. Представились мажордому, предстали пред его сиятельством графом и его супругой.

— Как мы рады вас видеть! — защебетала графиня Синтия. — Какое счастье, что опять кто-то откликнулся на нашу просьбу!

— Опять? — нахмурилась было Далия, и графиня тут же объяснила:

— Мы просто не знаем, что делать, у кого просить помощи! К магам мы обращались, и даже не один раз. Местная ведьма отказалась, и, вместо того, чтобы проявить феодальную верность и помочь нам, пригрозила, что вообще переедет в другую часть страны, если мы еще раз ее побеспокоим. Мы истратили кучу золота на консультации самых лучших целителей и мистиков из самых уважаемых Орденов — и просто в растерянности! Какая радость для нас, какая честь, что нас почтила своим вниманием госпожа алхимик!

— Стоп-стоп-стоп, — покачала головой мэтресса Далия. — Я, собственно, для начала хотела бы узнать, что за проблему предстоит решить. Окончательного согласия я еще не давала…

— Все дело в нашей дочери, — начал пояснять граф Федерико Росинант, — в Элоизе.

— Да-да, — мигом включилась графиня. — У Элоизы… м-м… небольшие проблемы с внешним видом. А мы так хотим, чтобы она познакомилась с одним приятным молодым человеком из древнего рода… Чтобы она ему понравилась, понимаете? Элоизе семнадцать, пора подумать о своем будущем… Вот мы бы и хотели, чтобы вы, сударыня, и ваша ассистентка… — графиня, запнувшись, посмотрела на Напу, которая сидела в слишком большом для нее кресле, используя котика, чтобы заткнуть лишние пустоты вокруг себя. Котик спал и пускал слюни. Обивка кресла медленно, но неуклонно, темнела… — Подправили внешний вид Элоизы. Хотя бы немного… Понимаете?

— Ну, прежде, чем согласиться, мне надо увидеть вашу дочь, — разумно ответила Далия. — Оценить, так сказать, дефекты внешности… Я, знаете ли, совсем не хирург, а всего лишь практикующий сапиенсолог…

Граф мигом распорядился позвать дочурку. Дочурка явилась.

— Мда… — протянула мэтресса Далия, обходя девушку по кругу. Элоиза смущенно хихикнула еще раз. — Мда…

Мэтресса придирчиво оценила объект предполагаемого воздействия.

Элоиза Росинант являла собой квинтэссенцию всего, чем славилось это небольшое, но очень уютное и зажиточное графство в полутора дневных переходах от столицы. Элоиза была бела, как свежие сливки, румяна, как ранняя клубника, и столь же изобильна, как кладовые ее отца-графа. У графской дочки были большие карие глаза — почти такие же милые и кроткие, как у пасущихся на обширных зеленых пастбищах черно-белых бурёнок; у нее были пышные соломенные косы — точь-в-точь снопы спелой пшеницы, кулачки ее напоминали крохотные кочанчики капусты, и вообще, она служила наглядной иллюстрацией буйного триумфа сельского хозяйства на отдельно взятых землях Кавладорского королевства.

Одного взгляда (хотя мэтресса Далия, статистической невероятности ради произвела десяток визуальных замеров) было понятно, что Федерико и Синтия Росинант очень заботливые родители: они явно не давали своему дитяте умереть с голоду. С детства они кормили Элоизу пирожками (смотри на подбородок), конфетами и бубликами (смотри на второй подбородок), пончиками и казинаками на меду (см. шею, плавно переходящую в плечи и бюст), потом подошла пора ученичества, когда за каждую прочитанную страничку девочку вознаграждали куском жареной курочки, фаршированными фазанами или еще каким-нибудь плотным перекусом. Судя по тому месту, где, теоретически, должна была располагаться талия, или девочка читала много, или педагоги были чересчур щедрыми на похвалы… К юности у Элоизы образовалась устойчивая привычка постоянно что-то жевать, что и довершило процесс созидания… э-э… весьма выразительных форм, достойных кисти какого-нибудь маэстро-гигантомана.

В остальном, это была весьма приятная девушка, высокого роста, пропорционального сложения, личико милое, приветливое, глазки карие, щеки… ну очень круглые и румяные…

— Хотя бы десять фунтов, — жарко зашептала графиня на ухо Далии. — Умоляю, поймите, — это вопрос жизни и смерти!

— Я, знаете ли, совсем не медик, но уверена — жизни вашей дочери ничто не угрожает, — задумчиво проговорила Далия.

— Через две недели с Элоизой приедет знакомиться один очень перспективный молодой человек. Это такая уважаемая семья, такие связи!..

— Ваша милость, — доверительно сообщила графине последние научные разработки в области социологии мэтресса Далия. — Это же просто какое-то пошлое безграмотное средневековье, рассматривать женщину как сексуальный объект. У вашей дочери — махнула Далия на Элоизу, — прекрасные данные… Ну, — тут же поправила сама себя алхимичка (глубоко в душе она считала себя честным человеком), — по крайней мере, у вашей дочери очень много данных…

Элоиза от такой похвалы зарделась. Казалось, в графской гостиной произошел взрыв фабрики по производству томатной пасты…

— И она обязательно найдет поле для реализации заложенного в ней креативного потенциала…

— Но мы-то хотим, чтобы она была счастлива! — взрыднула графиня Синтия. — Мы вовсе не принуждаем ее выходить замуж, мы просто хотим, чтобы она стала… как все.

— С точки зрения статистики это совершенно антинаучно, — рявкнула Далия, не слишком стараясь соблюдать этикет. — Идентичны только близнецы, да и то — одна пара из трех, но даже близнецы могут различаться аурой, стремлениями, судьбой… Хотя и не всегда различия достоверны… Я хочу сказать, что…

Граф Федерик, до того молчавший, поднял руку, призывая дам к тишине.

— Хорошо. Мы поняли ваши доводы, но, уважаемая мэтресса, поймите — мы хорошо заплатим за ваши труды!

— Да-да! — поддержала мужа графиня, — вознаграждение гарантировано.

Далия фыркнула. Напа, заскучав, обратила свой взор в окно, откуда открывался прекрасный вид на графский парк, крепостную стену и, едва различимо — на темную воду опоясывающего крепость рва.

— А что, — подала голосок гномка, мало обращая внимания на то, что вмешивается в людские разговоры. — Вы всегда так рано мост поднимаете? Обычно в замках мост поднимают перед закатом, а сейчас всего-навсего обеденное время…

Мэтресса Далия нахмурилась и с подозрением посмотрела на графа с супругой. В такие моменты Далия жалела, что не носит очки: сквозь линзы ее взгляд был бы более строгим и непримиримым:

— Уж не являемся мы с тобой, Напа, свидетелями попытки шантажа и морального давления?

— Мы чтим Уголовный Кодекс! — чопорно ответил граф Федерико.

У графини хватило совести покраснеть:

— Нет-нет, что вы… Вы — наша последняя надежда, мэтресса Далия! Умоляю! Помогите!

Далия постучала ноготками по подлокотнику. Граф не выдержал:

— Я заплачу втрое больше, если вы поможете Элоизе избавиться хотя бы от десятка фунтов лишнего веса!

— Папа! — тут же обиделась Элоиза. — У меня нет лишнего веса!

— Конечно, доченька, конечно, всё это твоё, — тут же восстановила мир между супругом и дочерью графиня. — Умоляю, мэтресса Далия…

Алхимичка посмотрела на сердитого и упрямого графа, на готовую пустить слезу графиню, на объемистую Элоизу, на Напу, на котика, который изволил мирно почивать… Подумала…

— Решено. Две недели, — Далия внимательно посмотрела в глаза графине, — Минус десять фунтов веса, — алхимичка пришпилила возможные возражения Элоизы легким мановением руки. — И тройная оплата, — в завершении мэтресса протянула руку графу. Тот, вздохнув, пожал ее, закрепляя сделку. — А теперь, чтобы не было ненужных проблем, давайте-ка проведем контрольный замер. Нет ли у вас, случайно, чего-нибудь похожего на весы?

* * *

Наскоро закинув котомку, сумку и дремлющего котика в отведенную гостям замка Росинант комнату, Далия отправилась совершать, как она высказалась, «точечные динамичные топографически-статические измерения степени невероятности выборочных вариант исхода события». Напа на всякий случай подхватила верный зонтик и побежала следом.

Мэтресса Далия споро поднялась на крепостную стену и, прикрыв глаза козырьком, осмотрела окрестности.

— И отчего люди не летают, как птицы? — задумчиво произнесла Далия, после чего заговорщицким шепотом обратилась к Напе. — Ты посмотрела подъемный механизм, как я тебя просила?

— Да.

— И что?

— Ну, конечно, попробовать можно… Только, если мы сбежим, за нами ведь погоню пустят… Боюсь, — печально призналась Напа.

— Я тоже боюсь. Но мы просто обязаны предусмотреть все варианты развития событий! Судя по всему, Синтия с Федерико на таких, как мы, специалистах уже собаку съели — на слово не верят, сразу запирают…

— Вот… сама говоришь, собаку они уже съели. А вдруг кто захочет кошачьего мяса и за моего котика примется? Боюсь, не выдержит он волнений погони… Он голодал долго, у него бока ввалились, лапки слабенькие…

— Так ты что, не побега боишься, а за кота своего чумазого переживаешь?! Ну, Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл, не ожидала я от тебя подобного… подобного ребячества! Подумай, ведь, может быть, речь действительно идет о жизни и смерти! И даже больше того — о репутации! О репутации всей кавладорской алхимической общественности! Ты только представь, — Далия принялась вышагивать вдоль каменных зубцов, развивая свою мысль. — Какая будет сенсация, если Алхимическая Наука — в моем скромном лице — достигнет результата там, где потерпели неудачу и маги, и адепты разных Орденов, и целители… И какой будет позор — и прежде всего мне, если Наука не справится! От открывающихся перспектив просто дух захватывает!

Напа осторожно посмотрела туда, где стена заканчивалась и начинался синий воздушный простор, поморщилась от не ко времени накатившего приступа агорафобии.

— Может, спустимся ниже? — нерешительно предложила гномка. Далия, что удивительно, не стала спорить.

— Конечно. Сейчас же спускайся вниз и осмотри здешний замок на предмет подземных ходов — только, прошу тебя, осторожно! Не попадайся никому на глаза! А я пока побеседую с графиней, — Далия решительно тряхнула головой и поддернула лиф платья, — о потаённом.

Напа кивнула и поспешила вниз.

* * *

Ее милость графиня Синтия нашлась в гостиной. Стоя у раскрытого окна, она командовала распределением навоза между кустами роз на ближайших клумбах.

— О, мэтресса Далия! Как вы устроились? Надеюсь, вам понравится у нас в гостях.

Далия оскалилась в вежливой улыбке.

— Не сомневайтесь, я постараюсь получить максимум удовольствия… Я хотела бы побеседовать с вами подробнее о том, что же, все-таки, случилось с Элоизой, почему она такая полная?

— Мы не употребляем этого слова! — ужаснулась графиня. Оглянулась, убедилась, что ее никто не подслушивает, присела поближе к Далии и шепотом пояснила. — Мы выполняем рекомендации мэтра Оливье — вы слышали, прекрасный специалист по лечению нервных болезней, — и просто исключили из обихода слова, которые могут травмировать нашу девочку…

— Да? — удивилась Далия. Она, признаться, никогда не слышала ни о мэтре Оливье, ни о его специфической методе. — А как же вы скажете, например, о стакане воды, что он полон?

— Мы просто скажем, что воды в нем достаточное количество. — графиня немного пошуршала оборками платья, и достала из потайного кармашка сложенную в несколько раз бумажку. — Вот, здесь всё записано: исключить слова «полный», «весомый», «избыточный», «жирный», «толстый», «пухлый», «дебелый», а также их глагольные производные, как то…

Далия выхватила бумажку из рук графини и придирчиво изучила список.

— И как, помогло? — на всякий случай уточнила алхимичка.

— Ну, не могу сказать, что Элоиза так сильно изменилась со времени сеансов мэтра Оливье, но, по крайней мер, у нее теперь нет повода рыдать, бить посуду и грозить нам самоубийством…

«Мда…» — еще раз, но уже мысленно повторила себе Далия. Достала блокнот и начала делать рабочие записи.

— Вы не узнавали, может быть, это проклятие?

— Проверяли, и местная ведьма, и специалист из Буренавии. Мы даже в позапрошлом году возили Элоизочку в Уинс-таун, чтобы показать ее мэтру Мориарти, известнейшему ллойярдскому некроманту. Проклятия нет.

— Так… — в блокноте зачернела первая строчка. — А как дела с кармой?

— С кармой все немного сложнее. Но последние три года мы учим Элоизу не бояться трудностей. Буквально недавно, в конце осени, мы приглашали одну милую даму из столицы, которая проводит сеансы массового облагораживания… Вы просто не представляете, какие чудеса творит госпожа Ниона! Она просто волшебница!..

Далия запнулась посередине записываемой фразы. Теперь и она вспомнила, где слышала название этого графства. Конечно же, тетушка Ниона (тетушка Фриолара, Напиного бывшего постояльца) как-то раз высказалась, что страшнее невоспитанности Далии и её маньяческого стремления всё подвергать эмпирике только — прямая цитата: «еще одна поездка в Росинант». Чем, скажите пожалуйста, она здесь занималась?!

— Конечно, «волшебница» в переносном смысле, лицензии Министерства Чудес на магическую практику у нее нет, только вдохновение и тонкое понимание жизненных ценностей… — продолжала меж тем госпожа Синтия. — Так что не беспокойтесь, Элоиза регулярно совершает чистку кармы.

— Хорошо, — мрачно протянула Далия. — Наследственность?

— Никто в нашей семье не страдал ожи… э-э… избыт… — запнулась графиня. В итоге обошлась без слов, обрисовав в воздухе, что и сколько она имеет в виду. — И в семье Федерико тоже.

— Я имею в виду, а может, у вас где-нибудь в родословных затесались цинские слоны, риттландские белые медведи или розовопятые тролли?.. Нет? — Далия осмотрела выпученные от изумления глазки графини и решила, что, кажется, нашла верный тон общения с ней. — Думаю, вам стоит проверить. Пожалуй, мне стоит полистать ваши семейные архивы, вдруг что-то найдется… Продолжим. Знаете, я хотела бы ознакомиться с теми мерами, которые вам были рекомендованы предыдущими специалистами. Просто, чтобы убедиться в степени их соответствия квазиметрическим характеристикам изоморфно-функциональной мощности истероидности потенциала нашего объекта.

— Конечно, — пролепетала графиня. — Только, прошу вас… То слово…

— Какое?

— «Мощность» — оно ведь тоже… не рекомендовано для общения с Элоизой…

— Пишу за номером один. Ограничение использования вербальных триггеров[4] стрессовой ситуации критической рефлексии… Еще что было?

Графиня уже не помышляла о своем графиньском достоинстве, она была изумлена до сползания с диванчика:

— Потом… мы повесили в комнату Элоизы портреты самых известных дам нашего и соседнего королевств, ну знаете, королевы Сиропии, мадам де Шумпадур, баронессы Булыг, княгини Леушки Чернесской…

— Да? А я почему-то думала, что баронесса Булыг — гномка, а князья Чернесские — оборотни?

— Э-э… — запнулась ее графиньство. — Ну, в общем, портреты брабансских, ллойярдских и наших, кавладорских придворных красавиц. Чтобы ей было на кого ровняться…

— Номер два. Моделирование вероятностного события с использованием механизма темпосоциофлексии…

— Простите… — придушенно пискнула Синтия. — А что такое — темпоциосо…фл…кскс…

— Темпо — время, социо — общество, флексо — отражение… «Временно общественное отражение» Как-то так… Продолжайте.

— Потом… была акопунктура.

— Номер три… Точечные тактильные воздействия с помощью… ясно. Дальше.

— Потом… собственно, я не уверена, что это случилось именно потом, потому как началось все сначала, и я теперь не помню, что было до, что было после, что — вместо…

— Короче и конкретней, — потребовала Далия. Страх, что она может не справиться с какой-то плевой задачкой — устроить сеанс экстренного похудания графской дочке, куда-то ушел, так что мэтресса чувствовала себя уверенно, как будто проводила вступительное тестирование с будущим вероятным прогульщиком и двоечником. — Что вы имеете в виду?

— Диету, — ответила Синтия. — Их было много: молочная, картофельная, ллойярдская — вы не представляете, мэтресса Далия, как, оказывается, трудно убедить прислугу встать утром пораньше и наловить бадью-другую свежего утреннего тумана! Еще была диета цинская, химерская — сочетание мясных и немясных продуктов; Элоизочке очень нравилось сочетание котлет и булочек, только после этой диеты она почему-то на восемь фунтов поправилась. Так же мы пробовали на дочери диету пелаверинсую — о, это было настоящее разорение, приходилось кормить ее на золотой посуде, а потом, потому как все полезные свойства золота Элоизочка с каждым приемом пищи съедала, разоряться на новый столовый прибор…

«Вот сволочь,» — подумала Далия в адрес неизвестного пелаверинца. — «Такую прибыльную идею замацал…»

— Потом была диета с апельсинами, — продолжала меж тем заботливая мать. — Мясная, рыбная, рисовая, овощная, яблочная, на простокваше, на рассоле, на тыквенных семечках, на кружочках лунного кабачка, диета республиканская и колхозная, диета отставной актрисы, диета последнего императора…

— Кого? — вырвался вздох изумления у Далии.

— Никаких намеков на наших друзей из Вечной Империи! — в панике замахала руками графиня Росинант. — Это просто поэтическая вольность, чтобы диета показалась будущему голодающему привлекательнее. Лечебное голодание мы тоже, кстати сказать, пробовали. И неоднократно.

— Гипноз? — потребовала ответа Далия.

— Применяли. Не очень помогло: у Элоизы началось снохождение, она, не просыпаясь, вставала, шла в кухню и там съедала все подряд… Когда бедная девочка покусала медный таз для варенья, хранившейся в семье Федерико без малого три сотни лет, мы решили отказаться от этой методы…

— Заколдовать не пытались?

— Пытались. Любые заклинания почему-то действуют не более сорока восьми часов, а потом наступает… как бы это сказать…

— Магическая отдача, — многомудро прокомментировала Далия. — И Элоиза съедает все, что не доела на протяжении сорока восьми часов… Понятно. Кляп не пробовали?

— Пробовали, — печально отозвалась Синтия.

— И что?

— Его она тоже съела… — Графиня печально вздохнула. — Знаете, мэтресса Далия, ведь вы и вправду наша последняя надежда. Мы так много ожиданий связываем с предстоящим браком Элоизы! Мы так хотим, чтобы она была счастлива! вы просто не представляете! — Синтия зашмыгала, достала из декольте крошечный платочек и зарыдала, аккуратно трясясь и элегантно вытирая слёзки. — В последние месяцы Федерико решил, что мы, как родители, должны сами исправить все ошибки воспитания Элоизы, в том числе и ее привычку… м-м… много кушать. Мы так рады, что появились вы! Теперь у Элоизы не будет повода сердиться на меня или на отца! Как хорошо, что вы приехали к нам в Росинант, мэтресса Далия!

Алхимичка выдала еще одну порцию вежливого оскала. Да, уж, приехала так приехала…

— А что с гномами?

Графиня словила легкий амок.

— Гномов… — пролепетала Синтия. — Элоизочка не ела… Никогда в жизни…

— Да я не об этом, — отмахнулась Далия, на всякий случай фиксируя и это откровение любящей маман. — Вчера, когда моя помощница здоровалась с вашим супругом, он как-то странно на нее посмотрел…

Вообще-то, этот факт Далия придумала только что, и ей было любопытно узнать реакцию графини. Графиня еще раз оглянулась по сторонам, убедилась, что их никто не подслушивает, и шепотом поведала причину некоторой напряженности в отношениях Федерико с гномами:

— Года три назад, когда Элоиза подросла, мы стали задумываться о ее будущем. Ну, и в том числе — собирать приданое. Да-да, мэтресса Далия, помню, что вы не считаете женщину сексуальным объектом, но мы люди провинциальные, привыкли к старому жизненному укладу, действуем по старинке, берём, так сказать, естеством… Короче, Федерико отправился в Ла-Фризе, чтобы заказать для Элоизы украшения в лучшей гномьей мастерской. А тогда, знаете ли, были популярны таки плотные золотые витые ожерелья с драгоценными камнями, а еще — веера на длинной цепочке, и чтобы украшение веера сочеталось с браслетами или диадемой… Вот мастер его и спросил, что Федерико заказывает: опахало для дракона или упряжь для боевой коровы? Федерико обиделся…

— И с тех пор… — принялась размышлять Далия.

— С тех пор мы подумали и решили, что, может быть, Элоиза действительно немного… немного… — Графиня на всякий случай заглянула в бумажку-подсказку со списком запрещенных вербальных триггеров, но и там не нашла спасения. Пришлось говорить по существу: — немного крупнее всех остальных девочек ее возраста. И начали пробовать подобрать ей диету…чтобы она хоть немножко уменьшилась…

«Мда…» — подумала Далия. «Кажется, мы с Напой влипли».

* * *

С момента этого разговора прошло четыре дня.

Лучше всего понял ситуацию садовник графа Росинант, чье имя осталось Далии неизвестным. Вечером дня прибытия мэтресса столкнулась с ним, когда исследовала вероятность побега через какую-нибудь лазейку в графском парке. Старик-садовник собирал свои вещи и на вежливую просьбу мэтрессы что-нибудь объяснить, показать выход из гостеприимного замка, спасти дипломированного сапиенсолога из лап жаждущих его практического вмешательства, — в ответ на сбивчивые посулы и объяснения Далии садовник показал на верх сторожевой башни.

— Смотрите, барышня.

— Ну?

— Видите? Там вроде как флаг подняли.

Далия прищурилась.

— Перекрещенные вилка со столовым ножом… Не знала, что у Росинанта такой герб…

— Это значит, что барышню Элоизу опять на диету посадят, — растолковал мэтрессе ситуацию садовник. — Опять, бедная, страдать будет… И не жалко родителям над родным дитём так издеваться! А когда барышня Элоиза страдать изволят, оне, малость, того…

— Чего — того? — подозрительно уточнила Далия.

— Злятся. Граф, как голоданием дочки озаботился, нам так и велел: если срочной работы в замке нет, то лучше не появляться, чтоб дочу не провоцировать.

— Что, были случаи людоедства?

— Пока Небо милостиво. Но так ведь барышня Элоиза еще не оголодала по-настоящему; вот когда действительно худеть начнет, чем демоны не шутят, может и попробовать. Так что я пошел, а вам тут — не скучать…

Скучать в замке Росинант действительно не приходилось.

Обед в честь прибытия алхимических сил диетного реагирования, плавно перетекший в ужин, Далии запомнился. Очень-очень хорошо запомнился. Были поданы: тарелка свежего салата, нарезанного широкими лентами и залитого лимонным соком, две веточки зелени — петрушка и любисток, одна тонюсенькая, рахитично желтая морковка и стакан простой воды. Как объяснила, вежливо, хотя и нервно, улыбаясь, графиня: они (родители) хотят своим личным примером вдохновить ее (Элоизу) на потерю их (лишних фунтов). Поэтому ограничивают в еде всех обитателей замка. Напа Леоне на салат посмотрела с удивлением: в своей ресторации она такое использовала только для придания зеленого оттенка творимым блюдам, поэтому проглотила всё без лишних возмущений.

Едва покинув столовую, алхимик дипломированный и вольный слушатель Университета, не тратя времени на обсуждение, не комментируя произошедшее, ведомые одной мыслью, рванули в свое временное пристанище. Если Далия помнила верно, в котомке еще оставалось жареная курица, пирог с грибами, четыре картофелины в мундире, шесть вареных яиц, три луковицы, одна большая чесночина, половина головки сыра, двадцать бутербродов (с ветчиной, копченой рыбой, с паштетом), полтора фунта мелкого рассыпчатого печенья (без профиля), четыре яблока и горшочек апельсинового джема.

А еще в прямом доступе от котомки оставался подобранный Напой на большой дороге котик.

Когда Далия и Напа, обманутые поданным обедом в лучших чувствах, немного запыхавшись от чрезмерной скорости, ворвались, ноздря в ноздрю, в свою комнату, они застали зрелище, достойное кисти любителя вселенских катастроф, маэстро Брюля. Черно-серый кот лежал на кровати Далии, задрав вверх все четыре лапы, отбрякнув хвост и выпятив в зенит пушистое, переполненное, круглое пузико. Морда кота едва касалась изрядно пожеванной тряпки, всё покрывало было усеяно крошками, осколочками скорлупы и неподдающимися идентификации огрызками…

Напа взобралась на кровать, попробовала найти у котика пульс. Котик вяло отреагировал, моргнул и жалобно простонал. Далия подняла закатившуюся в угол покусанную чесночину и — второй или третий раз за всю свою научную жизнь — не нашла слов.

— Это!.. Это!.. — потрясала Далия руками и чесночиной. — Это!..

— Далия, не сердись, — откликнулась гномка.

— Не сердись?!! Я — сержусь?!!!

— Он просто очень-очень голодный, — принялась защищать Напа своего питомца. Подумала, посмотрела на трясущуюся от гнева Далию, прибавила, справедливости ради: — Был. Теперь ему уже лучше…

Напа огляделась по сторонам.

— Вот, смотри! Еще джем остался! — гномка предъявила горшочек. Снаружи горшочек был покрыт глубокими царапинами и следами кошачьих зубов. — Хочешь? Жаль, что булочки нет…

Далия заскрежетала зубами и протянула чесночину. Гномка сарказма не поняла, поблагодарила и, с умилением почесывая котика за ушком, продолжила банкет…

За время с момента прибытия в замок Росинант мэтресса Далия потеряла уже шесть фунтов собственного веса.

Во-первых, графская семья действительно питалась только салатом, благо в Росинанте теплиц для зимних овощей и оранжерей для ранних фруктов было достаточно. По утрам графиня подавала собственноручно приготовленную кашку из пророщенных злаков. «Мы, знаете ли, временно без повара,» — смущенно краснела Синтия. Далия так и не набралась мужества отведать это варево: подгоревшее, комковатое и, как выражалась Напа, с неопознанными вкраплениями. Элоиза матушкину стряпню ела за обе щеки, и Далия, эксперимента ради, скармливала девушке свою порцию. За что каждый раз заслуживала признательный и благодарный, по-коровьи искренний взгляд больших карих глаз…

Во-вторых, потребовало эмоционально-энергетических затрат и изобретение, которое Далия назвала «диетой королевы Фани». А что? И в меру верноподданно, и красиво, и по существу.

Проворочавшись на пустой желудок всю ночь в неудобной кровати (котик как заснул посреди ложа, предназначенного Далии, так и не кантовался. Напа сказала, что бедному животному нужен покой, и уступила мэтрессе свою лежанку. Судя по размеру, что-то, из чего когда-то выросла Элоиза), Далия вовремя вспомнила о персонаже трехтомной эпопеи сэра Скоттиша Айсбра.

Господину Айсбру не давали покоя лавры королевских хронистов, и он с выспренним чувством и вскормленным ллойярдскими туманами энтузиазмом расписал на трех тысячах страницах о трепетном сердце королевы Фани, истории ее печальной любви к шести лучшим рыцарям королевской гвардии (по два рыцаря на каждый том), о ее чуткости, нежности, романтичности и утонченности… Тираж у книг был большой, образованные барышни читали сагу о Фане запоем, так что успех практически лежал в кармане мэтрессиной мантии.

Условием неуспеха была крошечная вероятность, что графы Росинант слышали о подвигах реальной королевы Фани. Она доводилась сводной сестрой королю Ллойярда Суперсмиту IV Джонсу, который, в свою очередь, был прадедом с материнской стороны ныне здравствующего монарха Кавладора, Гудерана X. Если отвлечься от сочинений сэра Скоттиша Айсбра и изучить беспристрастно свидетельства современников, Фаня была невысокой горбуньей с родословной, в которой подозревали гномов, сыпавшей солеными шутками направо-налево и давшей обет не мыться, пока не будут открыты земли за Западным Океаном. В чем не соврал господин Айсбр — Фаня действительно была воительницей.

В историю вошла немыслимая, невозможная победа Фани — тогда еще ллойярдской принцессы, над предводителем армий викингов, пытавшихся завоевать королевство ее старшего сводного брата. Фаня буквально выбила победу из рук Уфгаса Медведя, упоив его в зюзю. Свадьба с побежденным викингом, старательно и в подробностях пересказанная сэром Скоттишем, действительно имела место быть, правда, закончилась она не горячим сексом и рождением чудных детишек, а скандалом (муж все выпил, ей пива не досталось) и отъездом новобрачной на север Риттландских островов. Там обиженная на мужа королева Фаня воспитала едва ли не лучшую боевую единицу армии викингов того далекого времени — полк Зингских Валькирий. Только после того, как Валькирии десантировались на западном побережье Буренавии, прошлись… Если не огнем и мечом, то уж точно вокалом и забралом от Чудур до Вертано и прижали к лезвию секиры Артура, шестого герцога Пелаверино, посмевшего монополизировавшего торговлю спиртным на Риттландских островах, Фаня помирилась с мужем и некоторую часть своей жизни (может быть, бОльшую, может быть, финальную) прожила долго и счастливо.

Не будь Далия подстрекателем и ассистентом нескольких весьма аргументированных споров между коллегами-историками, она бы и знать не знала таких подробностей жизни королевы Фани. Вторым достоверным источником сведений о воительнице трехсотлетней давности была, как ни странно, Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл. У гномов вообще хорошая память, а дедуля Напы, оказывается, самолично ковал предводительнице Зингских Валькирий какую-то деталь одеяния — то ли щит, то ли топор, то ли пуговки с хитро спрятанными потайными лезвиями, то ли обручальное колечко с шипами по ободку. С гномьей точки зрения любой солидный заказчик становится буквально членом семьи; следовательно, Напа имела такие же права на воспоминания о королеве Фане, как, допустим, королевский дом Ллойярда или семейство короля Гудерана Х.

Как-то раз, после пятой бутылки полусладкого тривернского, Напа Леоне под очень большим секретом поведала мэтрессе Далии, что считает себя немного похожей на легендарную королеву Зингских Валькирий. Самую малость — ростом, цветом глаз и квадратной плотностью телосложения…

Утром алхимичка убедилась, что графская библиотека содержит необходимый трехтомник, что он в меру зачитан и покрыт следами высохших слез. Придя в себя после чахлого завтрака, Далия выдала чудодейственную методу. Так как в питании Элоиза, как и все население замка Росинант, уже достаточно ограничена, и карму регулярно чистит, значит, для долгожданного похудания девочке не достает только физической нагрузки. Вперед!

Спешно созванные горничные под руководством графини сшили нечто, напоминающее гигантский мешок для картофеля, и Элоиза, наряженная в этот «костюм для физических упражнений», отправилась совершать пробежку в парке. Взгляд, которым девушка наградила мэтрессу два часа спустя, уже не был благодарным — это был кроткий, грустный, полный вселенской печали взгляд коровки, путешествующей в сторону бойни, и Далии не осталось ничего другого, как отдать Элоизе свой ужин — чтоб хоть немного вернуть бедной страдалице веру в человеческий род… Голодная мэтресса потом долго плевалась и укоряла себя за антипедагогическое поведение.

А в-третьих, Напа Леоне стала читать книжку. Нет, ничего специфического в самом факте гномьего чтения не было. Но, с одной стороны, Напа зачитывала вслух особо занимательные, с ее точки зрения, места, покатываясь при этом со смеху так, что иногда падала со стула или кровати на пол — попробуйте находиться в одной комнате с такой юморной соседкой, когда настроение у вас мрачнее грозовой тучи. А с другой стороны, книжка была сочинением мадам Фелиции Белль, ответу романтического Брабанса велеречивости господина Айсбр. Эпопея называлась «Сердце моё — твоё навсегда».

Далия тоже прочла, и нашла сей роман исключительно скучным: очередная повесть о вечной любви, она не поняла, он не пожелал объясниться, она ушла, оно случилось, после чего он отправился на далекие острова Ледяного Океана, еще севернее Риттландских, чтоб найти покой. Что нашла смешного в этом произведении Напа? Описание сцен, когда страдающий от неразделенной любви герой путешествовал по ледяным торосам сначала в обществе верного оруженосца, потом они оба оголодали, оруженосец умер первым, завещав свое тело господину. Изобильная фантазия Фелиции Белль, оказывается, смаковала не только некромантские извращения, но Напа… Напа Леоне зачитывала очередную сцену, когда, томимый мрачными предчувствиями герой смотрел на луну, вздыхал о своей возлюбленной, готовил себе очередной ужин, — и нечуткая гномка хихикала, утверждая, что ГОТОВИТ ОН НЕПРАВИЛЬНО!!!

После двух вечеров в обществе плотоядно облизывающегося в ее сторону кота и хихикающего эксперта в области кулинарии, Далия стала задумываться о гномоубийстве.

С каждым прожитым днем — даже не днем, а часом — мэтресса все больше и больше злилась на Напу и постоянно следующего попятам за гномкой кота, которых теперь воспринимала как единое, шестиногое, с пушистым хвостом и клювообразным горбатым носом существо. Кот мешал мэтрессе спать — по ночам он аккуратно и бесшумно забирался к ней в постель, сначала топтался по ногам, потом подбирался все выше, выше, пока не оказывался у Далии на плече. На плече в лучшем случае, потому что на спине или других частях Далии котику тоже нравилось лежать, а терпеть эту негигиеничную, активно толстеющую и нагло мурлыкающую тварь алхимичка не собиралась. После каждого ночного визита кота невыспавшаяся Далия просила Напу приструнить своего питомца. Гномка подхватывала котика поперек живота, от чего он свешивался странной формы продавленным матрасиком, и говорила, что это очень хорошая киса. Только любит пошалить…

В глубине души Далия понимала, что раньше у гномки, вероятно, просто не было возможности потетешкаться вдоволь с домашними питомцами (самодвижущийся отбойный молоток, изобретение папеньки-гнома, а также тапочки в виде медвежат, выполненные маменькой-гномкой по специальному заказу для принца Ардена из шкуры, добытой принцем Роскаром, не в счет); пройдет некоторое время, Напа сама поймет, что любовь к животным — она любовь только на пять процентов, а остальные девяносто девять — это строгость, строгость и строгость… Но растить в себе зерна всепрощения получалось у голодающей мэтрессы Далии все хуже и хуже.

В довершение несчастий Элоиза совершенно не худела. Четыре дня интенсивных физических упражнений привели к тому, что девица стала еще румяней и еще голодней. Теперь она съедала обед-ужин из салата с морковкой не за семьдесят секунд, как было сразу по прибытии Далии и Напы в Росинант, а за двадцать.

И продолжала смотреть на Далию преданными ласковыми выжидающими голодными глазами…

Итак, шел четвертый день диеты Элоизы Росинант.

* * *

Мэтресса Далия сидела на крепостной стене и грустно жевала оставшийся после завтрака лист капусты. Подошел Напин немытый питомец, помурлыкал, примерился, попробовал сесть поближе. Как только его немытая полгода, а то и дольше, шерсть коснулась мантии, этого священного для каждого алхимика одеяния, мэтресса очнулась от размышлений, суровым тяжелым взглядом пригвоздила наглую сволочь и пообещала ей (ему?) недолгую, но веселую жизнь.

Если бы кто-то додумался поинтересоваться мнением котика, то мэтресса Далия ему очень и очень нравилась. Особенно это обещание весёлой жизни. Поэтому Кот со всем тщанием лучшего представителя семейства кошачьих попробовал объясниться ей (Далии) в любви. Он заурчал еще громче, распластался рядом с алхимичкой на нагретых по-весеннему ярким солнышком камнях, и улыбнулся ей (по-прежнему Далии) очаровательной кошачьей улыбкой.

— Мне кажется, что всё это плохо кончится… — пробормотала Далия. Напа Леоне, сидевшая почти рядом — поближе к зубцам и подальше от края, но в пределах слышимости, переспросила, что имеет в виду ее научная предводительница.

— Пытаюсь рассчитать, что произойдет через десять дней. Какова вероятность, что граф с графиней нас просто выгонят, а не освищут на всех углах… И зачем я только ввязалась в это сомнительное предприятие!..

Напа Леоне погрузилась в размышление, отчего ее голубые глазки сошлись к переносице и сосредоточились в рассматривании кончика носа. Немного времени спустя решение было найдено:

— Брось, Далия, не все так плохо… Вот ты, к примеру, до того объявления в газете, слышала ли о том, что где-то в Кавладоре живет чересчур пухлая графская дочка? Или что кто-то ее лечил, но до конца не вылечил? Нет. Значит, и про твой провал мы ничего не скажем. Мы никому ничего не скажем, правда, киса?

Кот, который после нескольких недель полуголодного существования, наконец, открыл, зачем на этой земле водятся гномы, вильнул хвостом и дипломатично промолчал. Никаких опрометчивых обещаний он давать не собирался. Но и «кису» он этой гномке припомнит, ох, припомнит…

— Умные люди наверняка приезжали сюда под вымышленными именами… Или выдавали такие методы похудания, какие доказывали свою несостоятельность только после их отъезда… Подумать только, я оказалась такой же глупой, как Фриоларова тетя Ниона! — горестно возопила Далия. Котик дернул хвостом. Мэтресса меж тем продолжила. — Даже еще глупее!

— Не расстраивайся так, Далия, — попыталась утешить гномка свою научную предводительницу. — Еще не всё потеряно. Элоизе, по-моему, понравилась «диета королевы Фани», и с боевым топором у нее всё лучше и лучше получается… Со стрельбой из лука пока не очень, но Элоиза очень старается…

Кот приоткрыл один глаз. Стрельбу Элоизы по голубям его кошачий нюх считал очень-очень перспективным делом.

— Кстати, Напа. Вчера Элоиза подстрелила одного. Ты случайно не знаешь, что с голубком стало? А то можно было бы рискнуть, попробовать приготовить…

Котик облизнулся.

Напа как-то резко засмущалась.

— Понимаешь, Далия, — тоненьким голоском начала гномка. — Он оказался не совсем подстреленный… Когда я подошла ближе, оказалось, что он — живой, и вдруг фррр!

— Что — фрр? — прищурившись, спросила Далия. Если бы она не знала, насколько патологически честна гномка, она бы подумала, что Напа чего-то недоговаривает.

— Улетел. Но в следующий раз мы… я хотела сказать, я обязательно зажарю тебе голубя. С начинкой из свежих трав, с румяной корочкой, сложу костерок из можжевеловых шишечек, чтоб дымок был ароматнее, сверху полью лимонным соком, и чтоб соль была крупная, чтоб кристаллики сияли, на зубах хрустели…

У голодной Далии потекли слюнки; мозг алхимички временно прекратил активное функционирование. Зато включились эмоции.

— Мне кажется, — с надрывом в голосе произнесла мэтресса. — Что я взялась не за свое дело… Да, Напа, и не думай утешать меня! Я не должна была идти на поводу у… у неграмотного большинства! Какое-то решение есть, и я… — теперь урчали в унисон, и кот и желудок Далии. — И я обязана что-то сделать, чтобы изменить всю ситуацию в целом! Это бессмысленно и жестоко — морить девочку и весь замок голодом! У Элоизы растущий организм, а у меня мозг, между прочим, на голодание неправильно реагирует!

— Мне тоже ее очень жалко, — покаялась Напа.

Обе дамы уставились на мешковато одетую, по-утиному переваливающуюся фигуру, совершающую дополнительный моцион в графском парке. Элоиза издали помахала рукой своим наставницам в нелегком деле похудания.

— И зачем вся эта лабуда с диетой? — пожала плечиками Напа. — По-моему, человек что меньше, что больше — всё одно…

— Понимаешь, — Далия высморкалась, немного успокоилась и была рада возможности порассуждать вслух. — Все дело в канонах красоты. По стандартам одного вида разумных существ красивым считается одно, другого вида — другое… Например, возьмем гномью бороду.

Напа Леоне на всякий случай потрогала собственный подбородок. Внимательно вслушалась в слова Далии.

— Если бы нечто подобное было бы у человека, это бы не считалось красивым…

Гномка подумала, потом возразила:

— И напрасно. Вот тебе бы очень пошла маленькая аккуратная эспаньолка. Попробуй как-нибудь отрастить…

Далия вздохнула, потом вернулась к более насущным вопросам.

— Что там у нас с весами? Ты сделала, что я просила?

— Конечно! — радостно отрапортовала гномка. — Разобрала, собрала заново и изменила настройку шкалы. Теперь они любой вес показывают в пелаверинских фунтах (4). Плохо только, — вздохнула Напа печально. — Что на этих весах граф не только Элоизу, но и телеги с товаром для продажи в столице взвешивает. Он такие убытки, должно быть, потерпит, пока я обратно весы не исправлю…

— Так, этот запасной вариант оставим на крайний случай. Теперь объясни мне, что с подземным ходом. Сначала ты говоришь, что нашла, потом — что он обвалился… Каждый вечер бегаешь его ремонтировать, кот твой облопался крысами — скоро будет толще Элоизы, да простят меня боги… Когда можно будет совершать побег?

— ну… я… он… в принципе… — засмущалась Напа. Потом нахмурилась: — Ты же сама сказала, что хочешь, чтобы Алхимия в твоем лице всех уделала! Не собираешься ли ты сбежать, когда еще есть возможность выиграть!.. А кто будет Элоизе читать лекции о женском самосознании и отличии слабого пола от остальных разумных существ?!

— Напа, мне кажется, или ты и в самом деле чего-то не договариваешь?

— Я?! — фыркнула Напа. — Между прочим, тут кое-кто обещал выяснить, что Росинант имеет против моего Айры, и до сих пор ничего не узнал!

Далия на секунду задумалась — каждый день диеты Элоизы все больше и больше затруднял ассоциативные и логические процессы в голове дипломированного алхимика, потом вспомнила:

— А, тут-то все оказалось проще простого. Вспомни, чем занимается мастерская папаши твоего жениха.

— Ну, они делают такие специальные машинки, чтобы шинковать капусту, взбивать кремы, чаны со встроенными механизмами для замешивания большого объема теста, а еще сковороды, кастрюли, гусятницы, жаровни, столовые серебряные и золотые сервизы… Все это имеет отношение к еде, — грустно заключила гномка. Теперь и до нее дошло. Напа нахмурилась. — И что же делать?

— Не знаю…

Котик тоже не знал. Поэтому промолчал — на этот раз из солидарности…

* * *

Вечером Далия, уныло поделившись салатом с Элоизой, отправилась погулять — лелея тайную мечту, что ей удастся найти выход. Если не из создавшегося положения — то хотя бы из замка графа Федерико. Изнутри одной из башен мэтрессе послышались подозрительные звуки, и она подошла поближе…

— Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут… В бой роковой мы вступили с графьями, нас еще судьбы безвестные ждут… Но мы поднимем гордо и смело ложки и плошки, кусок бутерброда — знамя борьбы всех людей и народов за лучший мир, за еду и свободу!.. — негромко, но очень душевно и слаженно распевал хор, состоящий, как обнаружила прокравшаяся Далия, из заключенных и охранников.

Заключенные приходу Далии обрадовались, охранники сначала смутились, потом тоже обрадовались, так что на вопросы алхимической дамы отвечали все, радуясь возможности поговорить с новым человеком.

Да, это и есть тюрьма, да, господин граф изволят лично арестовывать и сажать под замок — имеет право, если преступление не слишком тяжелое… За что? За недостойное кухонное поведение. Да-да, я — повар, это вон кухарка, а эти два лоботряса — наши помощники, а вот этот почтенный господин — хлебопек из деревни… Господа граф с графиней каждый раз, как только дочу на диету сажают, и нас засаживают в тюрьму, чтоб не было соблазна повкуснее что-то сготовить… Нет, что вы, госпожа Далия, не надо никого звать на помощь! Мы ж понимаем, что сами виноваты, графский приказ нарушили… Они повелели только салат да морковку жрать, а мы… Да вот не откажите в любезности, попробуйте, чем мы тут грешим…

Вкуснее этой «тюремной баланды», которую готовили посаженные под замок повар с кухаркой, Далия ничего в своей жизни не ела. Она слопала аппетитное картофельное пюре с мясной подливой в рекордные сроки — Элоизе и не снилось подобное контрольное время, — облизала ложку, нагло попросила добавку, и только потом, насытившись, обрела некоторое подобие работы мысли.

— А что, — осведомилась Далия приторно-сладким голоском. — Моя помощница, Напа Леоне Фью, успела сегодня поужинать?

Услужливая кухарка объяснила барышне-мэтрессе, что Напа уже прибегала, забрала свою порцию и побежала выполнять какое-то очень важное и ответственное поручение. «Так-так,» — подумала мэтресса. И отправилась искать дальше.

Планомерно и методично Далия начала обшаривать замок Росинант, коридор за коридором, комната за комнатой, в поисках своей помощницы. Попутно обнаружила пропажу своей худеющей подопечной, взяла на заметку отсутствие в обозримом пространстве гномкиного котика…

— Извините, — как ошпаренная, выскочила из очередной комнаты Далия. Захлопнула за собой дверь, прошла два шага, попробовала понять, что ж ее так смутило. Поняла.

Нет, не так.

ПОНЯЛА.

Быстро и споро вернулась обратно, еще раз извинилась перед уединившимися от посторонних глаз графом с графиней. Синтия и Федерико, сидящие за круглым уставленным яствами столиком, от неожиданного появления мэтрессы дружно уронили вилки на пол и, не потрудившись захлопнуть набитые едой рты, на всякий случай прикрылись скатертью. Далия собрала со столика все закуски, початую бутылку вина, еще раз присев в смущенном книксене, наскоро оценила запасы съестного в фамильном сейфе графа, прикрыла огромную, окованную железом дверь тайника, заперла его, уложила ключи в надежное хранилище на собственной груди, и, еще раз извинившись, исчезла.

Контрольное время — полторы минуты.

Прожевав кусок свежей, благоухающей чесноком и майораном колбасы и запив его превосходным тривернским, Далия заново оценила всю авантюру целиком.

И, помахивая украденной салфеткой как боевым знаменем, а батоном-багетом как мечом, отправилась на поиски Напы. Мэтрессе Далии почему-то казалось, что она с большой долей вероятности может угадать, чем сейчас Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл (кавладорская ветвь) занимается…

* * *

Возница торгового каравана тихо посапывал, успокоенный равномерным покачиванием фургона. Лошадки цокали себе копытами, продвигаясь вперед… Еще полчаса — и можно остановиться на ночлег, передохнуть, да с первыми лучами солнца двинуться в Талерин… Приедешь первым — больше заработаешь… Ах, зевнул возница, хорошо, что месяц Короны скоро… День с ночью сравняется, светло будет, а нынче вечера еще доооолгие…

Лошадки сбавили шаг и почему-то остановились. Полусонный возница приоткрыл глаза.

Справа на него надвигалась нечто огромное.

— Еда есть? — спросило нечто поменьше, слева.

— У… ээ… м… уук… — затрясся возница.

То, что поменьше, протопотало по фургончику, выскочило сзади, потрясая котомкой с собранными женой нехитрыми дорожными припасами.

— Большое спасибо, — сказало то, что было справа. — Вот вам за беспокойство… — и вложило в руку, держащие вожжи, серебряную монету. — Ну, доброй вам ночи…

— Н… д… уу… ага…

* * *

В доме деревенского старосты ложились рано. Дети старшего из сыновей, приехавшие навестить дедушку, бабушку и прочую родню, целый день скакали по огородам, заборам, амбару, и, наконец, умаялись. Сын уехал навестить кума, его жена засиделась за рукоделием, а все остальные уже разошлись по комнатам и начали просмотр цветных, со стереоэффектом, снов.

Спустя некоторое время невестка, вся белая от страха, постучалась в комнату к свекру.

— Там ходит кто-то по двору… Большой, страшный…

Староста взял дубинку, осторожно приотворил дверь, выглянул во двор. Потом, стараясь не шуметь, вернулся, дверь запер и даже заложил засовом.

— Что там? — прошептала трясущаяся невестка. Она в графстве Росинант была человеком новым, вообще-то семья сына старосты жила в Талерине, а сюда приехала ненадолго погостить.

Староста подумал, посмотрел на перепуганную женщину. Прикинул свои шансы на лишнюю рюмку анисовки.

— Медведь это…

— О боже мой! Медведь!.. И часто у вас медведи по дворам шастают?

— Ну, бывает. Пошатается, куру задерет, так разве жалко… Мне бы это… успокоения нервов ради… пятнадцать капель…

Невестка старосте нравилась — женщина работящая, хозяйственная, наливку, опять же, делает собственноручно, а вот то, что в доме, с прибытием семейства сына, стало очень тесно и шумно, — не очень. Чем быстрее уедут — тем лучше. А то, не ровен час, прознает граф, кто дочу его подкармливает, или барышня Элоиза узнает, кто и какие продукты ее папеньке с маменькой из-под полы поставляет, — тут одной тюрьмой не отделаешься. Говорят, барышня Элоиза с голоду уж очень злая становится…

* * *

В поднебесье парил вампир. Легко помахивал крыльями, ярко-красными глазами пронзал пространство, высматривая добычу… Вот крестьянское подворье… Вот какая-то фигура мелькает, едва-едва освещенная трепетным пламенем свечи…

Вампир заложил вираж, чтобы вернуться и рассмотреть все поближе.

Облизнулся.

Фигура явно принадлежала представительнице слабой половины рода человеческого. Более того, малокровием дамочка не страдала. Она была именно такой, какой, по мнению вампира, должна быть каждая женщина.

— Привет, — вежливо поздоровался вампир, подбираясь поближе и пытаясь подхватить под локоток свою новую знакомую.

Под локотком что-то неожиданно шевельнулось. И упало бы на землю, если бы у вампиров не было столь отменной реакции.

С некоторым изумлением вампир рассмотрел полуживую курицу.

— Это тебе зачем?

— Отдай, — возмутилась девушка.

— Нет, а всё же? — продолжал вампир. Каким бы ловеласом и знатоком тонких девичьих душ он ни был при жизни, смерть, а потом превращение в вампира отрицательно сказалось на его способности понимать непостижимые повороты женской натуры.

— Я есть хочу! — ответила девица.

Вампир очнулся от размышлений и вернулся, как ему показалось, на более твердую и знакомую почву.

— Я тоже! — начал было вампир прицеливаться к белой — и такой приятно округлой — шее.

В когда-то кротких карих глазах Элоизы Росинант отразились алые искры зрачков вампира, и она коротко, без замаха, саданула приставаке прямо в лоб.

Подобрала курицу и, ворча «Он, видите ли, хочет…», отправилась дальше.

На земле осталось трепыхаться жалкое голодное тело.

* * *

Напа Леоне Фью добросовестно приладила последний камень, провела мастерком, замазывая соединительный шов раствором. Отошла в сторону, придирчиво оценивая свою работу.

— По-моему, замечательно, — без ложной скромности заключила гномка.

Элоиза Росинант хихикнула. Мэтресса Далия вот уже четыре дня твердила ей, что девушке ее возраста подобает быть смелой и решительно заявлять собственное мнение, если оно есть, но Элоиза пока что стеснялась. И была исполнена… в смысле, обладала достаточным количеством намерения стать такой, как ей повелела госпожа алхимик.

Тем временем гномка подошла, подпрыгнула, повисла на рычаге (рычаг был сделан в расчете на Элоизу, и для Напы немного великоват), механизм, украденный с подъемного моста, заскрипел, повернулся, фальшивая стенка подземелья отошла в сторону… Элоиза спешно прибавила к уже собранным продуктам сегодняшнюю добычу, Напа отпустила рычаг, стенка закрылась.

— Просто восхитительно… — Элоиза расплылась в счастливой улыбке. — Напа Леоне, даже не знаю, как тебя благодарить! Если бы не ты, если бы не мэтресса Далия, которой я так признательна за внимание и заботу!.. — девушка не находила слов для выражения обуревавших ее чувств признательности.

Напа хлопнула себя по лбу, вдруг вспомнив об одном обещании:

— Как же я могла забыть! Далия там сидит голодная, давай ей хоть одного голубя зажарим…

— Можешь не трудится, — раздался над Напой приторный медовый голос алхимика-сапиенсолога. — Сегодня я уже разок поужинала. А в последнее время стараюсь следить за своей фигурой.

— Мэтресса Далия! — затряслась всеми накоплениями бедняжка Элоиза, как будто только что съела в одиночку запретную банку варенья (абрикосового, айвового, апельсинового, барбарисового, виноградного, голубичного, ежевичного, кизилового и далее по алфавиту).

Напа Леоне промолчала, раздавленная чувством вины.

— Мэ… мэтресса Далия, — пролепетала Элоиза. — Простите меня! Я просто не сдержалась, мне вдруг так кушать захотелось, дай, думаю, до деревни пробегусь, спрошу там хоть чего-нибудь…

— Родители, как я понимаю, не знают про этот подземный ход? — Далия задумчиво осмотрела стены, пол, укрепленный потолок, рычаг, фальшивую стенку…

— Нет. То есть да, знают, но ход обвалился еще во время прадедушки, а я потом уж… когда они меня на диету сажать начали, вот… откопала, чтоб иногда выбираться из замка… Летом, оно конечно, можно вплавь через ров, а вот зимой холодно…Мэтресса Далия, умоляю: не говорите ничего родителям! Я исправлюсь, я буду бегать по парку, постараюсь продержаться на диете…

— И что, действительно выдержишь? — полюбопытствовала мэтресса.

Элоиза опустила голову, украшенную растрепавшимися снопами кос, и пробурчала, что будет стараться изо всех сил. Только пусть мэтресса не уезжает, ладно? Она так интересно третирует-интерпретирует проблему равноправия полов и традицию матриархата этнокультурных сообществ Северной Буренавии и Риттландских островов…

Далия повторила Напино упражнение с рычагом, осмотрела запасы «голодающей» Элоизы. Нахмурилась.

— Думаю, что надо всё это отнести на кухню. А то еще испортится.

— Но маменька с папенькой…

Далия проверила — ключ от сейфа графа Федерико всё еще был там, куда мэтресса его положила на сохранение.

— Думаю, что возражений с их стороны не последует.

Покорная графская дочь подхватила в белые рученьки корзины, свертки, короба и бросилась выполнять распоряжение мэтрессы.

— Далия… — тоненько пискнула раздавленная собственной виной Напа Леоне. В ответ алхимичка припечатала неверную помощницу единственным словом:

— Штрейкбрехер!

* * *

Возвращаясь в гостевые покои замка Росинант, Далия чувствовала себя паладином, а еще вернее — воинственным монахом какого-нибудь святого Ордена, принесшим если не мир, то хотя бы справедливость завоеванным землям. Должно быть, подхватила вирус правдоискательства от общения с Фриоларом. Интересно, как поживает этот книголюб в башне старого зоофила, надо будет ему написать, спросить, как дела…

Вспомнив Фриолара и его рассказы о живности, выведенной мэтром Вигом, мэтресса Далия приостановилась, задумалась. Вампир, только-только пришедший в себя и решивший поискать в замке деликатесов, именно в этот момент заглянул в окно, увидел мрачный свет очей дамы в мантии и решил, что не так уж он и голоден…

На подушке, поджидавшей мэтрессу, возлежали кот и крыса.

У Далии был долгий и тяжелый день, большая часть которого сопровождалась прилипанием пустого желудка к позвоночнику, а другая часть — меньшая по времени, но весьма насыщенная интересными открытиями, — попрала все возможные идеалы алхимической взаимовыручки и женской солидарности.

В любой другой день мэтресса бы завизжала и/или подскочила вверх и/или упала в обморок при виде дохлой крысы у себя на подушке. Сегодня же мэтресса начала неторопливо расстегивать мантию, сняла ее, вынула из прически карандаш, удерживающий тяжелые пряди, принялась расшнуровывать платье… И, дождавшись, когда золотые глазки котика, внимательно наблюдающего за стриптизом а-ля кавладорская алхимия, прикроются от удовольствия, одним броском накинула на животное мантию, замотала вырывающегося Напиного питомца в огромный куль из той же мантии, покрывала, простынь, связала огромный узел, прыгающий и издающий придушенное рычание, и, со скоростью разъяренной фурии, бросилась вниз, во двор замка. Там, если мэтрессе Далии не изменяла ее натренированная память, стоял огромный чан с дождевой водой.

* * *

Утро пятого дня визита элиты кавладорской сапиенсологии в Росинант выдалось по-настоящему весенним. Что-то где-то чирикало, что-то где-то зеленело, распускались первые тюльпаны…

Мэтресса Далия сидела в столовой, закинув ножки на краешек стола, и, пристроив на подлокотнике кресла — чернильницу, а на коленях — огромный том из графской библиотеки, строчила письма.

Графиня Синтия, мило краснея, осведомилась, что желает уважаемая мэтресса на завтрак. Далия выразительно подняла брови и на всякий случай спросила, кто этот завтрак собирается готовить.

Через секунду мажордом уже бежал к замковой темнице с извещением о всеобщей амнистии.

Потом появилась Элоиза. Глядя в пол, извинилась перед маменькой за свое недостойное поведение и испросила разрешение пробежать дополнительных три круга по парку. Разрешение было даровано.

Потом появился граф Федерико. Немного растерянный, немного взволнованный. Оказывается, сегодня, когда он, впервые за несколько дней, решил выехать на прогулку в принадлежащие ему поля, обнаружилось, что подъемный механизм моста совершенно мистическим образом превратился в ржавую труху. Из замка просто не выйти! Надо срочно что-то предпринять, а то долгожданные гости через девять дней просто не смогут войти в Росинант! Срочно! Немедленно! Только где ж найти мастеров?!! Далия осторожным покашливанием вернула внимание аудитории к себе. Как это, где найти мастеров? В любом горном массиве, на выбор — Ллойярдский Орбери, иберрский Илюм, наши Тривернские Горы, цинский Шан-Тяй или Восточный Шумерет… Затрудняетесь выбрать? Здесь, по замку бродит весьма колоритная гномка, спросите у нее, вдруг вас смогут выручить ее родичи или, допустим, жених… Конечно, для того, чтобы степенные мастера взялись за столь срочный и спешный заказ, надо будет хорошенько их умаслить, может быть, даже подкупить… Федерико смотрел на Далию, которую впервые увидел без мантии (не спешите с выводами, платье-то на ней еще оставалось), и равномерно кивал, соглашаясь с каждым ее предложением… Синтия тоже посмотрела на мэтрессу без мантии, нашла это зрелище не самым подходящим для ее мужа, и увела Федерико подальше, разбираться с подъемными механизмами и вращательными мостами…

Прибежал повар. Успевший умыться после тюремного заточения, переодеться в чистое, нацепить сверху белый фартук и огромный высокий колпак; осведомился, что барышне угодно на завтрак.

Далия подумала и ответила, что всё равно, лишь бы побольше.

Спустя буквально несколько минут в солнечное весеннее утро начали вплетаться упоительные ароматы.

Мэтресса сидела в столовой и продолжала писать и запечатывать письма.

Ароматы стали насыщенней и соблазнительнее.

Появилась унылая гномка. Ковыряя пол сапожком, осведомилась, не видела ли Далия ее питомца. Нет, ответила Далия, с тех пор, как он ночью от нее вырвался, не видела.

— Что ты с ним сделала? — испугалась Напа.

— Ничего, — равнодушно пожала плечами Далия. — Только выстирала…

Пришествовала графиня Синтия. Радостно приветствовала гномку, тут же увела ее посовещаться с графом. Вернувшись, графиня Росинант попробовала узнать у мэтрессы приблизительный план ее дальнейших действий.

— Мои планы? Собственно, хотелось бы быстрее вернуться в столицу, но, боюсь, до тех пор, пока мост не починят, это затруднительно. Если только у вас нет какого-нибудь способа преодолеть залитый талой водой ров…

— Вы что же… Не хотите помочь нашей маленькой девочке?! — попробовала надавить на психику Далии Синтия. Ах, бедняжка Синтия! До сих пор не поняла, с кем связалась…

— Вашей БОЛЬШОЙ девочке, моя дорогая госпожа графиня, — ответила ей Далия, высококвалифицированный, и, что ни маловажно, сытый алхимик-сапиенсолог, — я ни за что не буду помогать бесплатно. Не будете ли вы столь любезны выплатить обещанный аванс?

Синтия покраснела — на этот раз искренне.

В окно столовой постучали, графиня вздрогнула. Далия, как будто для нее это было привычным делом, подошла, раскрыла створку, впустила большого угольно-черного ворона, привязала к его лапке пару писем, угостила веточкой петрушки и пожелала счастливого пути. Ворон улетел. К графине частично вернулся дар речи.

— Мэтресса Далия, мы с мужем чтим Уголовный Кодекс.

— А я, знаете ли, в последнее время что-то увлеклась цинской философией. Вы когда-нибудь читали сборник притч «Яшмовый ларец»? нет? очень советую, вам понравится… Такое оригинальное изложение исторических событий, мифы о богоравном величии, поэмы о любви, о страждущих сердцах, о традициях мести…

— Наши финансовые трудности, — принялась оправдываться графиня, щелкая от волнения зубами и пальцами, — исключительно временные… Нам просто надо продержаться до новых поступлений будущего года, скоро арендаторы заплатят, созреет урожай в теплицах, понимаете?

— О, да! — соорудила на своем личике кайманову улыбку Далия.

— Мы так рассчитываем на помолвку Элоизы! Это такая добропорядочная семья, у нее такие связи… — Синтия попробовала заплакать. Мэтресса встретила ее слезы с непробиваемым спокойствием опытного экзаменатора, подумав, что такая коньцепция развития Элоизы ее, Далию, просвещенного служителя Науки, не устраивает абсолютно.

Тем временем в столовую подтянулись и остальные обитатели замка. Элоиза, тяжело пыхтя, вернулась с пробежки, Напа и граф вернулись с закрытых переговоров — гномка довольная, будто на голову ей свалился алмаз величиной с тыкву, а Федерико бледный, в испарине, будто с него потребовали стоимость этого самого алмаза, немедленно и наличными… Сияющий повар, источающий запахи кардамона, ванили, корицы, сдобных булочек, свежайших нежнейших омлетов, колбас, померанцев и фаршированных перепелов, заглянул в столовую, осведомляясь, нести ли господам завтрак, или подождать чуток…

В этот момент в окно опять постучали.

«Сейчас — или никогда,» — решительно выпрямилась Далия.

— Господа! Могу ли я попросить вас о помощи? — обратилась сразу ко всем присутствующим мэтресса. — Мне надо отправить все эти письма, — она указала на белую, с черными строчками рун, стопку. — Мой друг прислал мне стаю почтовых птиц, не будете ли вы столь любезны…

Федерико с Синтией вызвались первыми, а спустя секунду Элоиза и Напа в четыре руки открывали створки окна, ловили прилетевших вОронов, привязывали им на лапки мэтрессины послания…

— Вас всех из тюрьмы выпустили? — очень тихо, практически не разжимая губ, поинтересовалась Далия у всё еще ожидавшего ответ господ повара.

— Всех, а что?

— Быстро, но очень тихо — все обратно. И запритесь изнутри. Диспозиция ясна?

— Нет, — ответил честный человек. — Но я потороплюсь…

Умница Фриолар, спасибо ему за помощь, упросил своего работодателя Призвать именно такое количество птиц, которое было нужно Далии для воплощения в жизнь ее Плана.

— Что ж не подают завтрак? — осведомился проголодавшийся граф, когда с алхимическими эпистолами было покончено.

Синтия мило улыбнулась и пообещала, что сейчас всё разузнает. Далия проводила графиню внимательным взглядом и вся обратилась в слух: вот Синтия спускается, вот открывает дверь в кухню…

ВОПЛЬ.

Элоиза, Федерико и Напа стартанули разом. Далия исключительно в последний момент словила энергичную гномку за воротник, крикнула, чтобы она срочно сняла с плиты убегающее молоко, и, пока Напа теряла драгоценные секунды в поисках забытой кастрюльки, выскочила вслед за семейством Росинант, крепко заперев за собой дверь.

Добежала до кухни, протиснулась мимо графа поближе к Элоизе.

Элоиза Росинант… выглядела далеко не лучшим образом. Мало того, что она немного взмокла, совершая утренний моцион, мало того, что ее прическа малость растрепалась, когда, испугавшись за жизнь маменьки, девушка спешно бежала на кухню и сшибла верхней куполообразной частью черепа пару балок и дверных притолок… Сейчас глаза Элоизы стекленели, не в силах справиться со зрелищем, транслируемым их пособничеством головному мозгу.

На кухонном столе, где заботливые руки повара, кухарки и подмастерьев расставили изысканные и элегантные кушанья, царило разорение, достойное или даже превосходящее деяния величайшего Темного Властелина любого из соседних миров. Все, что было не покусано и не продавлено, было перевернуто, расколото, расплющено, прожевано огромным толстым пушистым Котом.

Соизволив, наконец, заметить прибежавших людей — о, сие соизволение было даровано этим императором семейства кошачьих со всей царственностью потомственного владыки! — Черно-Белый Кот облизнулся, сверкнул ярко-желтыми глазами и нагло вгрызся в следующий кулинарный шедевр.

Синтия издала еще один вопль.

— Посмотри, — Далия ласково похлопала Элоизу по плечику. — Эта плохая киса съела твою еду.

Глаза юной графини Росинант зажглись как у матерого быка, увидевшего перед собой красный плащ назойливого матадора. Пухленький кочанообразный кулачок сам собой нашарил кухонный тесак…

— Фффрря! — мявкнул Черно-Белый Кот, пробегая мимо Далии, и помчался прочь в судорожной попытке спасти свою жизнь.

* * *

Прошло еще девять с половиной дней.

Приближался давно ожидаемый торжественный вечер знакомства юной графини Росинант с перспективным молодым человеком из уважаемой семьи с огромными связями.

Мастер Айра, разгоняя полусумрак наступающего вечера ярко-рыжей шевелюрой, проверил, вся ли поклажа надежно упрятана под тент фургона, помог своей милой Напе подняться в транспортное средство.

— Нет-нет, я хочу немного пройтись, — вежливо отказалась Далия от предложения занять место на козлах.

Фургончик принадлежал клану Моргенштерн, был сделан гномами и, теоретически, для гномов. Мэтресса Далия могла разместиться в нем только согнувшись в три погибели, постоянно задевая локтями противоположные стенки и прикладываясь темечком о верх фургончика, буде ему случится подскочить на злокозненной кочке.

Подождав, когда мимо нее в замок Росинант въедет еще одна богато изукрашенная карета званых гостей, вежливо обменявшись поклонами с неспешно цокающим следом за каретой степенным гнедым кентавром, госпожа алхимик пересекла мост и, с некоторым сожалением, посмотрела на сияющие парадной иллюминацией окна.

— Может быть, все-таки останемся на торжественный ужин? — еще раз спросила Напа.

Айра вздохнул и сказал, что, конечно, он может перенести завтрашнюю встречу на другой день, если того желает прекраснейшая из Нап. Юная Кордсдейл мигом переменила решение и принялась уверять Айру поторопиться с отъездом. Запряженные в фургончик ослики дохрупали последние крохи овса и не спеша двинулись в путешествие.

— Жаль только, — грустно заломила бровки гномка, бросая прощальный взгляд на Росинант, — что котика мне спасти не удалось…

Последние минуты Черно-Белого Кота были трагичны. Восемь дней подряд, практически без отдыха, его преследовала яростная, как голодный дракон, неистовая, как викинг-берсеркер, и настойчивая, как алхимик в поиске Истины, Элоиза Росинант. Стоило девушке запыхаться и приостановиться, чтоб хоть немного перевести дух, как Черно-Белый Кот подходил поближе и начинал сыто и сладко облизываться. Этого, как правило, хватало.

Они носились друг за другом по всему замку, от вершин сторожевых башен до глубинных погребов, переворачивая все на своем пути. Котик при этом умудрялся еще и крыс ловить, так что с питанием у него проблем не возникло, а вот у Элоизы проклюнулся дар преследования во сне. Далия однажды лично зафиксировала, как ее подопечная бежала по графскому парку за котиком, с закрытыми глазами ровно, аккуратно, как по ниточке, обходя все препятствия и похрапывая на полном… то есть, конечно же, достаточно скором ходу.

Утром последнего дня Элоиза все-таки загнала Черно-Белого Кота на крышу надвратной башни. Внизу суетились гномы, заканчивая ремонт подъемного механизма (перенести мастеров через ров, поднять на стены, ибо вход как раз и сломался — вот это была задачка!), Напа Леоне, переживавшая за исход погони больше всех остальных, отстала где-то на лестнице… Котик тревожно мяукнул. Шерсть его — хаотичное смешение угольно-черных и снежно-белых пятен — встала дыбом. В ярко-желтых глазах мелькнуло что-то похожее на страх. Элоиза зарычала и перехватила папенькин боевой топор поудобнее.

Котик вспрыгнул на зубец башни.

Элоиза с профессионально поставленным (спасибо Напе и сотне крыс) визгом размахнулась и вдарила топором. Мимо. Увертливый котик мяукал уже с другой стороны. Элоиза рубанула еще раз.

— Рррр… — тихо проурчал Черно-Белый Кот, безуспешно пытаясь прикинуться чем-то невинным и пушистым.

— Плохая киса! — крикнула девушка, и котик, очевидно, придавленный этим вердиктом, вдруг пошатнулся, оступился — и камнем полетел в темные воды крепостного рва…

Все были рады. И Элоиза, и ее родители, которые еще надеялись навести в замке порядок, и остальные обитатели замка — особенно те, кто сумел верно угадать исход баталии между барышней и животным, и теперь бренчали выигранными монетами в глубоких карманах…

Были рады все, кроме гномки.

Далия тяжело вздохнула, сошла с мощеной дороги, подошла к вкопанному у самого края рва колышку — летом к нему привязывали лодку, в которой граф катал графиню вокруг фамильного замка. Мэтресса же подобрала привязанную к колышку веревку, уходившую в темную воду, потянула на себя. Воспитанный Айра тут же пришел на помощь.

Веревка натянулась, вышла из воды, где-то в стороне замка засвистел несмазанный блок. Что-то темное стало спускаться с верхотуры надвратной башни, летя над крепостным рвом некоторым абстрактным подобием перевернутого гриба…

Напа Леоне сморгнула, не в силах поверить собственным гномьим глазам.

В предпоследний момент веревка все-таки не выдержала чрезмерной тяжести, лопнула, и огромный зонтище, подарок мэтрессе Далии от госпожи Нийи Кордсдейл, плюхнулся в воду. Айре пришлось зайти по колено в воду, чтобы вытащить это плавсредство вместе с черно-белым пушистым пассажиром.

— Мой котик вернулся! — завизжала радостная Напа Леоне. Кот недовольно фыркнул.

— Напа Леоне, он Кот. Черно-Белый.

— Да! Как хорошо постирался! Далия, какая ты умница, какой молодец! — гномка подбежала, подхватила своего питомца на руки, крепко стиснула в объятиях.

Глазки у ЧБК повылазили.

Айра придирчиво исследовал поверхность зонта на предмет внутренних повреждений, на сдавленный кошачий стон отреагировал, посмотрел на счастливую Напу и умилился.

— Айра, смотри, какой у меня карликовый охотничий леопард растет! — продолжала счастливая гномка, целуя котика в макушку между черным и белым острыми ушами. — А потом, когда у него рога проклюнутся, я его, как минотавра, на охрану подземелий натаскивать буду!

Черно-Белый Кот, которого категорически не вдохновляла перспектива где-то доставать бычьи рога, а потом всю оставшуюся жизнь таскать их и следить, чтоб в лабиринтах не потерялись, страдальчески мяукнул.

— Думаю, — деловито выдвинула рациональное предложение Напа Леоне. — Что нам надо спешно отсюда уезжать. А то вдруг увидит Элоиза, опять рассердится, побежит за кисой, еще, чего доброго, платье порвёт, Синтию расстроит… Нет, алхимик свое дело сделал, алхимик может уезжать…

Платье, о котором беспокоилась Напа, действительно было роскошным. Нежно-земляничного тона, с золотой вышивкой по подолу и рукавам, с изящной кружевной отделкой… Впрочем, «перспективный молодой человек» на платье даже внимание не обратил. Он смотрел во все глаза — на ту богиню, ту королеву, ту красавицу, которая вместе с маменькой и папенькой сейчас встречала гостей. Богиня была статна и величественна, все прочие рядом с ней казались мелкими уродливыми гоблинами, королева была царственна в своей завершенной округлости, у красавицы были пышные золотистые косы и блестящие карие глаза…

Элоиза Росинант, глядя на смущенного молодого человека, по привычке хихикнула.

Синтия и Федерико обменялись торжествующими взглядами и тайком пожали друг другу руки.

* * *

— И что же мы в конечном итоге выиграли? — спросила Напа, глядя, как Кот расплющивает сахарно-белыми зубами куриную кость. Подумав, добавила настрадавшемуся от диеты Элоизы питомцу еще один кусочек из изобилия взятых в дорогу припасов.

— Ну, нашему клану грех жаловаться, — тут же откликнулся Айра. — Граф и за ремонт моста заплатил, правда, в рассрочку, вторую половину суммы отдаст летом. И контракт на поставку в Росинант продукции артели «Корона и капуста», тоже подтвердил.

— А тебе, Далия? Ведь Элоиза-то в конце концов похудела, и даже не на десять фунтов, а гораздо больше!

Далия улыбнулась. Потом все-таки не выдержала и похвасталась:

— Ну, во-первых, за алхимическую консультацию граф с графиней мне заплатили. Правда, тоже в рассрочку и окончательный расчет будет только осенью, придется подождать. Но ведь есть еще и «во-вторых»!

… Вечер в замке графов Росинант набирал обороты. Элоиза, чуть раскрасневшаяся, в тон новому платью, от кружения в танце, приняла бокал легкого вина из рук своего потенциального жениха. Отпила глоточек (корсет затягивали всем замком, и немного перестарались), согласилась выйти в парк, подышать свежим воздухом.

— Здесь так романтично! — воскликнул молодой человек, рассматривая замысловатые композиции, вырезанные из кустов и деревьев, живописные развалины клумб и побитые статуи. — Это ведь древняя фносская работа, не правда ли?

Элоиза смутилась. Посмотрела на дело своих рук, папенькиного топора и гномкиного питомца и смутилась еще больше.

Повисла минута неловкого молчания. Молодой человек вспоминал наставления своего папеньки. «Я старый кто-то там, и не знаю слов любви…» А если он не знает слов любви, так о чем же говорить и какими словами?..

— А во-вторых, как вы, наверное, знаете, я не любитель ждать милостей от природы, — продолжала Далия. — Поэтому я написала Фриолару, чтобы он срочно, сей же минут, не откладывая и не мешкая…

— Прислал тебе вОронов? — припомнила что-то такое Напа.

— Это тоже, но главное — чтобы он написал своей тете Нионе, что я сижу в Росинанте, держу на диете графскую дочь и хвастаюсь, что достигну успеха там, где полсотни других специалистов потерпели поражение. И случайно так, мимоходом, упомянуть, что он, наш маленький Фри-Фри, готов держать пари: у меня есть шанс добиться своего.

— И что? — не поняла гномка. Все-таки эти человеки такие загадочные существа. Ну, заключил кто-то пари, так что же… — А! — дошло до Напы. — И Ниона тут же поспорила с Фриоларом!

— Поспорили и Ниона, и Диона, и Пиона, и их дочери, и половина Университетского квартала, и десяток рыцарей королевской гвардии, и королевский шут, и королевский повар, и хранительница платьев королевы Везувии, и казначеи из Министерства Золота, и старые хрычи из Министерства Чудес, и еще немного добропорядочных подданных королевств Иберра, Ллойярд, Брабанс, Буренавия… — Далия достала из кармана список ставок за и против похудания Элоизы Росинант, передала Напе, чтоб она оценила масштаб волнения за судьбу пухленькой графской дочери. — Ты, кстати, ошиблась, когда предполагала, что никто из потерпевших неудачу специалистов не рассказывал о своем фиаско. Судя по географии ставок, рассказывали все, и даже очень.

Напа мигом подсчитала пущенные в оборот деньги, с испугом вытаращилась на мэтрессу. Айра просто присвистнул, изумленный прыткостью мэтрессы — вполне сопоставимой с размахом финансовых махинаций Золотых герцогов Пелаверино (5).

— Я поставила на самую сложную и невероятную, с точки зрения обывательской логики, комбинацию, — продолжала довольная собой мэтресса Далия. — Что Элоиза все-таки похудеет, получит предложение руки и сердца, но отвергнет жениха.

— Отвергнет? — изумились Напа и Айра. — С чего бы это?

— Ну… — мэтресса счастливо улыбнулась. С удовольствием надкусила зеленое яблочко. — Есть такая вероятность…

Признание, пусть и сбивчивое, состоялось. От волнения Элоиза разве что не вспорхнула, трепеща крылышками… Молодой человек рискнул было подхватить свою богиню-королеву на руки, чтобы счастливо закружить от полноты чувств.

Жалобно застонал, не справившись с весом. Добрая девушка принялась обмахивать платочком пылкого поклонника. Донесла до ближайшей лавочки, усадила, похлопала по щекам.

Когда объект достаточно пришел в себя, Элоиза, верная данному мэтрессе Далии слову, достала из рукава сложенную в несколько раз шпаргалку и, смущаясь до клубничной степени, попросила ответить на несколько вопросов.

— Люблю ли я кошек? — удивился молодой человек из семьи с хорошими связями. — Конечно! У меня их три штуки дома. Жду не дождусь того часа, когда ты увидишь их собственными глазами. Они тебе обязательно понравятся. Старшую кошку зовут Маргарита, она просто пусечка, ест у меня из рук, а кота — Томас, он ловит кусочки на лету, в воздухе, а потом так забавно переворачивается, машет хвостиком, а младшая киса потрясающе мурлычет… А как она любит взбитые сливки!..

Элоиза поджала губы. Собственно, и без остальных девятисот девяноста девяти вопросов ей стала ясна перспектива будущей супружеской несовместимости.

— Далия, — строго начала Напа, с твердым намерением отчитать экспериментирующую мэтрессу за неподобающее обращение с чувствами юной девушки. Потом гномка немного подумала, попробовала рассуждать о ситуации с точки зрения самой Элоизы… В результате чего ограничилась грустным вздохом. — Далия, — продолжила Напа уже гораздо миролюбивей и дипломатичнее. — Ты когда-нибудь простишь меня за мое штрейкбрехерство? Я просто не могла спокойно смотреть, как бедную девочку морят голодом.

— Ну, что уж теперь об этом говорить. Помню, ты и мэтру Никанту, когда после инцидента на экспериментальной площадке Университета он попал в лечебницу, каждый день еду носила… Куриные бульоны, бараньи отбивные, мясные рулетики, тефтельки…

Черно-Белый Кот заурчал, и Далия пододвинула ему поближе еще один кусочек. Подумала и отдала весь пирожок. Заслужил.

Айра прищелкнул вожжами, и фургончик покатил в Талерин чуть быстрее. Далия тотчас же стукнулась о бортик, но ничто не могло испортить ей настроения:

— А почему никто из вас не спрашивает, какую сумму я получила за то, что не рассказала Элоизе о родительском тайнике с пищевыми запасами на случай дочкиной диеты? Хватит как минимум на десяток новых мантий. К тому же, — и тут Далия обменялась понимающими взглядами с Черно-Белым Котом. — Ключ-то я им так и не отдала…

Черно-Белый Кот посмотрел на сияющую, радостную, посвежевшую и похорошевшую после двухнедельного отдыха в провинции алхимичку, и подумал, что, возможно, ему стоит вернуться к своему прежнему хозяину.

Не то, чтобы с алхимичкой было не весело (в конце концов, Фриолар только и делал, что выкидывал Кота из окон Башни, а Далия организовала супермарафон по сложной пересеченной местности, с невменяемой преследовательницей, — но и с острым топором, в конце концов!). Не то, чтобы женщина не сдержала своего слова (зонт действительно поймал бросившегося со стены Кота именно так, как было обещано), но все-таки…

Все-таки мэтр Виг, в отличие от мэтрессы Далии, никогда никого не держал на диете.

Святой человек, если хорошенько подумать.

* * *

Комментарии:

1. Триггер — компонент условной реакции, а именно — специальный раздражитель, который при повторном предъявлении замыкает рефлекторную цепь. Может быть и вербальным, и невербальным. А проще — это именно то слово, услышав которое, ваш волкодав хватает врага за шею, или тот жест, который позволяет вашей жене услышать, наконец, честный ответ, где ж вы были вчера с девяти до полуночи.

2. КонЬцепция — см. Бестиарий

3. Если кто забыл или не знал: мэтр Никант, проживающий в Университетском Квартале и преподающий в соответствующем вузе, — идейный вегетарианец.

4. Услышав об успехе миссии мэтрессы Далии в замке Росинант, Фриоларова тетушка Ниона покусала свою золотистую шан-тяйскую болонку. Лучшие ветеринары столицы стараются спасти бедное животное от тяжелого приступа зависти.

5. Выигрыш от пари составил достаточную сумму, так что ресторация «Алая роза» возобновила практику обедов для голодающих Университетского Квартала (приходите во вторник, с полудня до полуночи), а мэтресса Далия решила позволить себе небольшой отпуск для написания цикла научных статей.

6. Ключ от сейфа Далия так и не отдала.

Рассказ 8. ВОЙНА И ВИГ

Г-ну Жорезу Ле Пле, министру Спокойствия Королевства Кавладор

Совершенно секретно

Донос

О, министр серьезный, покой Кавладора хранящий бессменно! Ты, кто сон потерял от шпионов двудомных, людям порядочным жизнь заподляющих злобно, знай же: не всё у нас в королевстве Кавладорском спокойно!

Есть подозрительных типов два, вернее, один с половиною: во второй половине же я полноценно уверена, что подозрительность ей абсолютно не свойственна, да уж.

Главный смутьян прозывается Вигом, возраста старого, мозгом же зело проворен. Получив прошлым летом жгучих обид целых ворох от цинцев таинственных, что в горах ему ловлю грифона суропили, Виг сей взъярился и ответную месть измышлять бойко начал.

Знай же, министр: возмездия вигова час уже близок!

Строит он планы и Лес наводняет войсками!

Жертвую собственной шеей, в разведку отправившись лично. Не пожалею и бороду, если вдруг вырастет! Знайте! Невинных спасу!

В.П.О. (вырублено после обеда) Секретарь мэтра Вига мэтр Фри-Фри ни в чем не виноват.

Д.П.У. (добавлено после ужина) Если вдруг, проходя мимо «Алой розы» вы услышите подозрительные звуки из подвала, не торопитесь откапывать: я специально заперла там Айру из клана Моргенштерн и своего маленького сторожевого леопарда, чтобы они не пострадали во время будущих боевых действий.

И.О.Н.И. (извините, обстоятельства немного изменились) Оказывается, мой славный котик уже вырвался на волю. А Айру из подвала не выпускайте, ладно?

Искренне ваша — Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл (анонимно).

Чудурский лес, Башня

Первым делом Далия свалила на руки Фриолару целый ворох картонных тубусов и свернутых в тугие рулоны бумаг, потом добавила туда же мокрую мантию и бросилась к ярко горящему камину, протягивая замерзшие ладошки.

— Дождь заладил — аж жуть! Совершенно внезапно, мы уже почти у Башни были — как зарядит! И такой холодный! Бр-р!

— А градинки были? — деловито поинтересовался Виг, приглашая даму садиться во второе кресло. Первое занимал он сам, две ящерицы, Корвин (ворон довольствовался изогнутым изголовьем мебельного шедевра), пестрая змея, дремавшая на коленях у пожилого волшебника, и (хотя этого Виг не знал) целое семейство древоточцев.

Мэтресса Далия кивнула: да, градинки были. Напа Леоне, лелеющая вмятину на шлеме и шишечку под ним, передала принимающему гостей Фриолару топор, и добавила, что не градинки то были, а настоящие лошади. Уж лучше бы драконы летали, право слово, от них хотя бы не холодно…

— Драконы… — задумчиво протянул мэтр Виг. И потянулся к сваленной рядом с креслом груде книг. Вытянул солидный том в темной обложке, расстегнул бронзовые застежки, поплевал на пальцы, полистал. — Вот! — ткнул Виг потемневшим ногтем в яркую картинку. — Такие драконы тебя устроят?

Напа Леоне подошла ближе и придирчиво рассмотрела изображение.

— У него ж две ноги.

Виг нетерпеливо отмахнулся.

— Ну да, это ж не настоящий дракон, а виверна. Тоже летает. Огонь у нее против драконьего слабоват, ничего не скажешь, но зато она кислотой плюется. Изобретение мэтра Аэродинамикуса, год… Год солидный, наверняка давно забыли. Это хорошо, — бойко встрепенулся Виг. Змея недовольно подняла голову, обозрела окрестности и снова заснула. — Раз забыли, то такого зверя ждать не будут. Значит, пустим ее вперед, чтобы расплавила доспехи.

Далия, прищурившись, внимательно посмотрела на предмет обсуждения и пожала плечами:

— Ну, не знаю… Четверолапый дракон как-то и на земле устойчивее, и в небе привычнее…

— Зато разумнее, — привел контрдовод Виг.

— Уверены? — ехидно поинтересовалась Далия, ведущий сапиенсолог Университета Королевства Кавладор.

— Я в том смысле, что призывать разумных существ не получается, не та у меня магическая специализация, — посетовал Виг и добавил с тяжким вздохом. — Не то воспитание…

— Тогда давайте попробуем виверну, — подбодрила старика Далия. — Призовете завтра с утра, а ты, Напа, проведи эксперимент, сколько и каких доспехов виверна расплавит. Прохронометрируй, запротоколируй.

Гномка, которая погрузилась в описание тактико-технических характеристик годного для призыва монстра, рассеянно кивнула.

. — Мэтр, а это что за зверь?

— Это? — близоруко прищурился Виг. — А, это! Еще одна разновидность дракона — русский трехголовый.

— Что значит — «русский»? — поинтересовалась Далия.

— Не знаю, — сознался Виг. — Призывать не рискну — ему для полноценного функционирования жареный бык и целая бочка зелена вина требуется. Насчет быка — я не жадный, а вот насчет зеленого вина… Поймите меня правильно, девочки, — поведал алхимичке и гномке, интимные подробности своей нелегкой жизни мэтр Виг — я дал себе слово, что до конца боевых действий с абсентом шутить не буду. Скромнее надо быть в своих запросах, скромнее… Эй, алхимия! — прищелкнул пальцами Виг. — Обеспечь дамам полигон и ночлег.

Фриолар шумно втянул воздух, но принародно спорить с работодателем не решился.

— Всё уже готово. Дамы, — секретарь волшебника вежливо пригласил следовать за собой. — Идемте, я покажу вам ваши комнаты. Должно быть, вы устали с дороги.

— Я — нет, — отозвалась Напа. Гномка перехватила тяжелый фолиант на изготовку и решительно атаковала мага: — Мэтр, а что могёт этот зверь? — тыкнула пальчиком в очередную картинку любопытная Напа. Мэтр Виг радостно захихикал и объяснил, что это василиск. Зверь хороший, в хозяйстве полезный, тоже ядовитый — что делать, всерьез неравнодушен волшебник к смертельно опасным тварям. Одна беда — встречаться взглядом с василиском не рекомендуется.

— А если через очки? — тут же внесла конструктивное предложение Напа.

— Разве что зеркальные… Но мои поставщики заверили меня, что на складе подобной продукции не имеется.

— Сделаем, — деловито согласилась гномка.

В углу Фриолар заскрипел зубами. Далия широко зевнула и выразила желание посмотреть на гостевые апартаменты. Как коварная алхимичка и рассчитывала, едва Фри-Фри вывел ее из гостиной, он тут же набросился на нее с совершенно необоснованными обвинениями:

— Далия! Как ты могла! Как у тебя только фантазии хватило! Да как…

— Фри-Фри, хватит «какать». Хватило — и хватило. Ты что, не рад меня видеть? Или ты так против Напы настроен? Бедняжка, а она так по тебе скучала, так уговаривала меня съездить, проверить, где ты, чем занят, не голодаешь ли… Что-то ты и в самом деле похудел, — с фальшивой заботой Далия обозрела собрата по алхимическому призванию.

— Далия, — погрозил Фриолар пальцем. — Ты эти штучки прекрати. У меня мать, три тетки, восемнадцать кузин, не считая всех их подружек, подрастающих племянниц и собственной сводной сестры, которую матушка уже второй год грозится привезти в Кавладор. Я все эти фокусы знаю наперечет. Лучше сразу говори, что ты задумала!

— Да ничего! — возмутилась Далия. Она всегда забывала о том, что в некоторых вопросах Фриолар отличается от прочих мужчин, с которыми ей приходилось иметь дело. По крайней мере, пару сотен типовых женских хитростей, позволяющих не испачкав ручек добиться своего, он действительно знал. К счастью, Далия знала не двести, а как минимум двести пятьдесят хитростей… — Ладно. Ты меня вычислил. Придется сказать тебе правду.

— Да? — Фриолар подозрительно насторожился.

— Ты ведь посылал в Университет письмо с просьбой о помощи?

Секретарь волшебника осторожно кивнул.

— Ну так вот. Я и есть на него ответ. Прислана по личному указанию господина ректора, чтобы пронаблюдать за нестандартным дезаптационным синдромом у экстраординарного объекта геронтологического исследования…

— Далия! — зарычал Фриолар. Не будь у него многолетней закалки в обществе матери, трех теток и далее по списку, он бы начал рвать на голове волосы и топотать ногами. — Я писал на кафедру психиатрии! Вызывал психиатра! А появилась ты!

— Фри-Фри, послушать тебя, так ты не веришь в сапиенсологию! — стукнула каблучком Далия. Уперла руки в боки, чтобы оппонент доходчивей понял, какими бедами грозит ему неверие в идеалы Высшего Разума. — Или, может быть, ты хочешь, чтобы я в отсутствие подработок умерла с голоду? Почему все всегда вызывают психиатра?! — грозно вопросила у лестничного пролета мэтресса. — Психиатры ужасно занятые люди! Вызывайте лучше сапиенсологов. Мы логично докажем вам, насколько заблуждаются все остальные!

Фриолар сжал вдруг зачесавшиеся кулаки. Вспомнил, что всегда советовал в подобных случаях дед (тот советовал никогда, никогда, никогда, даже если надо и очень хочется, не спорить с женщинами), выдохнул, махнул рукой в сторону третьего этажа Башни.

— Тебе на третий этаж. Комната слева — для тебя, комната справа — для Напы. Ванная и уборная в заколдованной стенке между вашими комнатами. Чтобы войти, надо почесать между рожками оленью голову, украшающую камин. У тебя — левую голову, а у Напы — правую.

— Прости? — непонятливо округлила глазки Далия. — А как мне найти у себя левую голову?

И захихикала, когда Фриолар сбежал от нее со скоростью среднестатистического перепуганного зайца.

Поднялась на лестничный пролет, обнаружила две украшенные резьбой на охотничье-звероводческие темы двери. Выбрав левую, оказалась в предназначенных для ее алхимичества апартаментах. Далия присвистнула: видно, мэтр Виг ей был рад гораздо больше, чем приснопамятные граф и графиня Росинант. В комнате присутствовали узорчатые ковры, бархатные портьеры, монументальное сооружение под балдахином, резной гардероб, пара удобных кресел, и много, много, очень много животных. К удовольствию Далии, знакомой с некоторыми обитателями Башни по письмам Фриолара, животные были в основном металлические, мраморные и деревянные. Поддерживали горящие свечи серебряные медвежата и бронзовые слоны, в углу располагалась клетка с золотыми пичужками, — Далия на всякий случай посвистела им, протянула руку через прутья и постучала ноготком, чтобы убедиться в полной декоративности сооружения. Мраморные обезьянки поддерживали круглую столешницу маленького столика между креслами. Обнаружилось зверьё и на подлокотниках кресел, и на портьерах (на бархате слабо мерцали вышитые тонкой золотой нитью бабочки и стрекозки). Далия полюбовалась всем этим зоологическим великолепием и, сосредоточившись на поисках необходимой — левой — оленьей головы с рожками, обследовала камин. На каминной полке, кроме подсвечников в виде застывших в странной позе богомолов, располагался большой хрустальный шар, в котором плавали серебряные и золотые карасики. Выше, над камином, располагалась огромная картина. Что-то похожее на знаменитые Ллойярдские пейзажи: над осенним желтым болотом летели ровным клином утки. В деревянной панели над зажженным очагом обнаружились целых девять голов достойных представителей парнокопытных. Далия почесала самую левую.

Ничего не произошло.

Далия на всякий случай еще раз дотронулась до левой деревянной головы, постучала между рогами, потом подергала оба этих рога. Ничего не изменилось.

Далия нахмурилась. Отошла от камина, с размаху села на кровать, с благими намерениями обдумать происходящее и найти свою ошибку. С воплем подскочила: меховая подушечка, на которую села Далия, оказалась живым лисенком; бедный звереныш с жалобным скулением подскочил и заметался по комнате в поисках спасения.

От вопля Далии сверху, с балдахина кровати, упал крошечный серый паучок — как-то так получилось, что он закачался на невидимой паутинке прямо перед глазами алхимички. Далия заорала громче. В это время лисенок своим тявканьем разбудил дремавшую под креслами крысиную семейку. При виде стартовавших в разные стороны зверьков Далия завизжала и вспрыгнула на каминную полку одним грациозным прыжком. Обнаружив себя на высоте гномьего роста над полом комнаты, Далия поняла, что дело плохо, и начала падать. Упала она…

Что удивительно, упала Далия не на ковер, где бегали крысята и тявкающий лисенок, а на какую-то сухую пожелтевшую траву. Осторожно открыла глаза и увидела над собой не затянутый паутиной потолок, а серое осеннее небо. И летящих ровным клином уток. Крылья вверх — крылья вниз… Вверх-вниз…Летят утки… Далия присмотрелась получше. И два гуся…

По каблучку правой туфельки Далии осторожно постучали.

— Да-да? — слабым голосом отозвалась алхимичка.

— Далия? Ты там жива? — поинтересовался Фриолар.

— Не уверена, — честно созналась мэтресса.

— Если не хочешь остаться в этой картине навсегда, давай, вылезай. Я тебя тут подхвачу.

Далия осторожно перевернулась, встала на четвереньки — правая нога тут же провалилась в какую-то болотистую лужу.

— Фриолар! — пожаловалась мэтресса. — У меня туфля в болоте застряла!

— Далия, — приказал Фри-Фри. — Брось ныть. Я не знаю, что за штуку приспособил мэтр Виг в качестве украшения этой комнаты, может быть, это просто такой хитрый телепорт. Но предупреждаю, что рядом с тобой — гнездо неясыти обыкновенной. И она, судя по всему, голодная.

Далию пробрало так, что она выскочила из картины за секунду.

Фриолар, как и было обещано, подхватил мэтрессу на руки, помог спуститься.

— А что такое неясыть? — поинтересовалась Далия, печально рассматривая свою правую туфлю, оставшуюся украшать осенний пейзаж.

— Что-то вроде совы.

— Тьфу ты… — в сердцах плюнула мэтресса. — А я думала — это какая-нибудь нечисть или змея…

— Надо было лучше учить зоологию, — чопорно поджал губы Фриолар.

— Не надо было врать про оленью голову! — рявкнула мэтресса. Обнаружив, что Фри-Фри прогнал живых обитателей комнаты, она почувствовала себя намного уверенней.

Вместо ответа Фриолар легонько постучал центральную из голов парнокопытных над камином. Свободная от животных стена замерцала, позволяя увидеть очертания покоящейся на чугунных драконьих лапах ванной, фарфорового бегемотика с умывальником на голове…

— Ты же сказал, левую оленью голову, — возмутилась Далия.

— Ну да. — Фриолар ткнул пальцем, объясняя. — Вот правая голова оленя, вот левая. А, ты, должно быть, спутала оленя с антилопой! — «догадался» Фриолар. — Здесь вообще крайняя голова слева — единорога.

— Но здесь рогов два! — от гнева Далия охрипла.

— Ну, подумаешь. Художник, видимо, знал зоологию еще хуже тебя. Бедняга, — печально вздохнул Фриолар, почему-то глядя на чучело головы лося, украшавшее пространство над дверью.

Далия зарычала.

* * *

Где-то далеко от Башни

Каждому, кому известно хоть что-нибудь о кошках, знает, что эти удивительные создания не только умеют лежать на солнышке и сыто жмуриться после сытного обеда. Кошки обладают интуицией. Именно благодаря этой волшебной способности их и держат в доме: всегда, если верить специалистам кафедры невероятной статистики Королевского Кавладорского Университета и продавцам страховых полисов, есть вероятность землетрясения, наводнения и пожара. Тяжело в этом признаваться, но, может быть, ваша обожаемая теща не просто так завела наглого кота, ворующего лучшие куски из вашей тарелки? Может, именно так она (теща) хочет проявить свою заботу о зяте, всячески исключив с помощью его (кота) вероятность гибели его (зятя) в стихийном бедствии?

В любом случае, надо же хоть как-то логически обосновывать присутствие кошек в нашей, человеческой, жизни.

Иначе у кошек что-то такое щелкнет в головах, и они начнут считать, что это люди должны им, мурлыкам, обосновывать свое присутствие в их кошачьих домах и их же кошачьих жизнях…

Черно-Белый Кот был крупным (кошачьим) специалистом по вопросам практического человековедения.

Почти всю весну ЧБК прожил на попечении кошколюбивой гномки, дозволяя кормить свою особу, расчесывать мягкой щеткой двуцветную шерсть и воспитывать в глубине себя сторожевого леопарда. И все три месяца Кота не оставляло беспокойство, что мэтресса Далия, знающая о прямом отношении ЧБК к мэтру Вигу, владельцу Башни в Чудурском лесу, официальном владельце и создателе, может его (не Вига — ЧБК) кинуть. Один раз она это сделала, правда, по предварительному сговору и без членовредительских последствий. Но известно каждому, кто хоть что-то знает о женщинах: то, что случилось однажды, им когда-нибудь обязательно захочется повторить.

ЧБК, ожидая подвоха, всячески старался разведать пути отступления из ресторации «Алая роза». Обнаружил подземный ход в Университет, неделю пугал ночных сторожей, завывая в толще стен научного заведения. Потом свел короткое знакомство с тетушками Фриолара, вернее, с их кошечками и собачками. Шан-тяйская болонка тетки Нионы ощенилась — к чему ЧБК имел лишь касательное отношение. Честное слово! Кот всего-навсего свалился из дымохода как раз тогда, когда Ниона, собрав самых доверенных друзей и родственников, заговорщицким шепотом читала изящно сформулированное воззвание разрушить цитадель зла и рассадник смутьянов и беспокойства — Королевский Кавладорский Университет. Только-только Ниона логически доказала, что под видом тамошних сапиенсологов свили себе гнездышко вампиры и демоны, как из догорающего камина с нечеловеческим воплем (ага, вам бы так — с высоты, да на горячие уголья!) выкатилось нечто, полыхающее искрами на угольно-черной шерсти. Ниона и ее супруг попали в больницу с нервным расстройством, а роды у болонки пришлось принимать госпоже Дионе. По счастью, золотистая болонка после визга своей хозяйки малость оглохла, так что на все поучения Дионы собачка лишь махала хвостиком и радостно показывала язык…

После бурной ночи, которую Черно-Белый Кот провел в обществе кошечек трех фриоларовых кузин, кошки известной всей столице брабансской шпионки, которая старалась у него, такого пушистого и красивого, выпытать какие-то секреты, кошки из с Малой Базарной площади, которая время от времени предлагала некоторую помощь в организации (??? ЧБК всегда отлично сам справлялся), ЧБК вдруг загрустил о спокойствии и размеренности вольной бродячей жизни. Да, подумал Кот, когда, во время ночной прогулки по крышам Королевского Дворца, за ним с радостным лаем погнался откормленный буренавский волкодав с принцем Арденом на поводке. Столица — это неплохо, но истинное богатство страны — в ее простых жителях…

Интуиция подсказала Коту, что с гномкой и Далией пришла пора расстаться. И она (интуиция) не подвела! Действительно, буквально на следующий день Далия вернулся в «Алую розу», победно размахивая письмом, в котором Фриолар просил о помощи.

Первое, что сделал ЧБК — спрятался от гномки в вырытом ею погребе.

Второе — вырвался из подвала «Алой розы» и догнал сбежавших от него Напу и Далию, чтобы своим несчастным видом показать, насколько он, Черно-Белый котик, печален, скорбен и недужен в их отсутствие.

Третье — сбежал от гномки. Опять. На этот раз — далеко-далеко.

Каждому, кто хоть немного знает о кошках, знакомы и их непредсказуемость и коварство. Крупный (13 фунтов) результат занятий мэтра Вига практической фелинологией обладал сверхкошачьими способностями, а потому он сбежал туда, где, как подсказывала интуиция, искать его никто не будет.

Правда, как могла бы прокомментировать поступок Черно-Белого Кота мэтресса Далия, интуиция все-таки не является стопроцентно надежным способом предугадывания будущего…

* * *

Г-ну Жорезу Ле Пле.

Совершенно секретно.

Объяснительная.

Была введена в заблуждение мэтрессой Далией о якобы имеющихся намерениях мэтра Вига относительно вторжения в Вечную Империю Ци. Проникнув в стан вероятного противника, убедилась в том, что он не представляет реальной опасности вследствие прогрессирующего слабоумия. Прошу считать мой предыдущий анонимный донос недействительным и в реальности не существовавшим. Во избежание подобных ошибок продолжаю наблюдение за Далией.

П.Д. (подчеркнуто дважды) Фриолар действительно не виноват в том, что Виг хочет воевать с цинцами! Ну, не связывать же его (Вига), в самом-то деле!

Д. П. (добавлено, подумав) Господин министр, а вы случайно не видели моего маленького котика? Бедняжка сбежал. Вдруг найдется? Верните его в подвал «Алой розы». Только осторожно, а то Айра тоже может попробовать сбежать.

Как семья? Как погода в Талерине?

Искренне ваша — Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл.

* * *

Чудурский лес, Башня

Мэтр Виг, следуя давно сформировавшейся привычке, проснулся рано утром. Он любил просыпаться первым и громогласно командовать остальным обитателям Башни подъем. Быстренько призвав карликового слона, который протрубил зорю, мэтр посчитал долг перед общественностью выполненным, и снова свернулся калачиком в кресле, обнял фолиант с боевыми заклинаниями Школы Крыла и Когтя, и продолжил во сне смаковать подробности будущей мести.

В комнате Далии трубный зов вызвал падение моли с балдахина прямо на спящую мэтрессу. Поэтому в столовую она спустилась малость рассерженная. И тут же нашла, на ком раздражение выместить.

— А, Фри-Фри… Кому пишешь?

Фриолар поспешно убрал только что сочиненное послание.

— Опять зовешь психиатра? — предположила Далия. Так как Фриолар не стал оправдываться, а только надулся, как мышь на крупу, Далия сочла за благо его просветить: — Зря стараешься.

— Почему это зря? — буркнул Фри-Фри.

— Потому, что сейчас весь Университет на ушах стоит. Ну, фигурально выражаясь. Представляешь, неделю назад мэтресса Долли и госпожа Гиранди в ходе ежегодной инвентаризации вдруг обнаружили несоответствие в списках выделенного Университету оборудования. Две огромные коробки с неиспользованными писчими принадлежностями. Бумага, пергамент для особо важных трактатов и отчетов, два бочонка чернил, перья там всякие…

— Одна коробка и один бочонок обнаружились в недрах аудиторий, подотчетных мэтрессе Долли, а другой комплект — там, где властвует госпожа Гиранди? — мудро предположил Фриолар.

— Ага, — ухмыльнулась Далия. — И каждая тут же завопила, что противница хочет ее подставить, обвинив в расхищении университетского имущества!

Мэтр Фриолар и мэтресса Далия дружно рассмеялись.

— Так что теперь, — заключила алхимичка, — весь Университет в полном профессорско-преподавательском составе срочно утилизирует излишек писчебумажных принадлежностей. Строчит монографии, статьи и обыкновенные ученые записки: ты ж знаешь наше руководство. Если сказать Министерству Золота, что есть излишек, в следующем году именно «излишка» нам не достанется…

— А ты чего же даром тратишь время, лишаешь человечество рассуждений о природе разума?

— Ничего подобного! — фыркнула Далия. — Я, к твоему сведению, сдала требуемый трактат самой первой. Зря, что ли, я помогала Долли прятать заначку от госпожи Гиранди? Или Напа напрасно помогала секретарю ректора подставить Ученого секретаря Университета? Так что смирись, Фри-Фри. С Вигом буду работать я, — тут Далия щелчком расправила кружевные манжеты блузки, выглядывавшие из-под черной мантии. — Давай, Фри-Фри, колись, в чем дело.

Поразмыслив, Фриолар решил смириться с неизбежным. Пока. До тех пор, когда вдруг появится другая возможность…

— Как ты, должно быть, знаешь, чуть больше полугода назад у Вига случился приступ мании исследования. Он случайно узнал, что где-то в Восточно-шумеретских горах обитает грифон. И, когда мы отправились этого грифона ловить, мы случайно натолкнулись на небольшой отряд цинцев-наемников. Мэтра Вига малость заклинило на мысли, что цинцы искали именно сбежавшего из их секретной магической лаборатории грифона. И как-то так получилось, что цинцы искали грифона, а поймали Вига. Околдовали его, так, что он потерял магические способности, связали, подвергли страшным испытаниям, обокрали, и теперь Виг намерен жутко отомстить.

Далия печально и участливо покачала головой.

— Фри-Фри, дорогой… Ты слишком много времени проводишь за книгами, на тебя дурно подействовала атмосфера этой Башни. Грифонов не существуют.

— Существуют, — возразил Фриолар, указывая наверх, где предполагалась лаборатория мэтра Вига.

— Нет.

— Да.

— Нет!

Фриолар сделал мужественную попытку не спорить. Выдержал ровно пять секунд:

— Хорошо. Значит, если исключить грифонов, получается следующая история: мэтру Вигу вдруг захотелось погулять по горам Восточного Шумерета. Навстречу ему попались цинцы, они его похитили, поэтому сейчас он хочет им отомстить.

— Ну да. Так звучит намного логичней. А главное, — прищурилась Далия, сосредоточенно размышляя, — по этой версии событий во всем виноваты сами цинцы. Они первые начали, а Виг не виноват, он только защищается. Следовательно, когда мы на них, агрессоров этаких, нападем, в глазах общественности наш поступок будет всего лишь справедливым воздаянием…

В глазах Фриолара застыли укор и ужас.

— Далия… — прошептал алхимик. — Что ты делаешь? Нельзя поощрять Вига к войне!

Далия погрозила ему пальчиком.

— Фри-Фри, ты намеренно вводишь меня в заблуждение. Ты писал в Университет письмо с просьбой о помощи, ибо твой работодатель измыслил войну с Вечной Империей Ци? Писал. Я приехала? Приехала. И готова к боевым действиям. Зачем, по-твоему, я искала все эти карты? — Далия махнула рукой в сторону картонных тубусов.

Фриолар мысленно представил, как душит мэтрессу. От недалиелюбивых фантазией его отвлек голос Напы Леоне.

— Доброе утро. Завтракать будете?

От этих волшебных слов пробудились все обитатели Башни. Совершенно чудесным образом Фриолар вдруг обнаружил себя не просто в столовой, а в столовой за накрытым столом, рядом с тарелкой замечательной овсянки. Овсянка была человеческой… То есть, конечно же, гномьей: без комков, без пучков сена, на молоке, с сушеными ягодками и малиновым вареньем.

Виг смолотил две порции, вылизал тарелку, вытер бородой губы и поинтересовался, кому из прекрасных дам он обязан счастью прекрасного начала дня. Напа созналась.

— Отлично! — воскликнул Виг. — Назначаю тебя интендантом нашей армии!

Польщенная Напа расправила плечи, приосанилась и шепотом поинтересовалась у Фриолара, что делает в армии интендант. У Фри-Фри хватило мозгов (что поделать, рассуждения Далии на него подействовали малость отупляюще) сказать, что интендант в армии самый главный человек, от него зависит обеспечение и, в конечном счете, боеспособность армейских частей. Напа Леоне выросла в собственных глазах и предложила Вигу пирожки с зеленым луком. После пирожков Напу повысили в звании до суперинтенданта.

Далия нахмурилась, как бы случайно упомянула, что лично украла из университетской библиотеки комплект карт будущего театра военных действий, и многомудрый мэтр Виг тут же провозгласил мэтрессу Далию начальником оперативного штаба. Себя скромный волшебник после недолгих уговоров свежеиспеченного начальника штаба решился назначить главнокомандующим совместных алхимико-магических сил мстительного реагирования.

Рядовому Фриолару выпала честь сходить за бутылкой эльфийского вина, чтобы торжественно обмыть новые воинские звания.

* * *

В подвале пищали крысеныши. Считая этот звук самой надежной гарантией от прибытия Далии и Вига (оба боялись крыс до ужаса), Фриолар сел на ступеньки каменной лестницы, окинул грустным взором сваленные в углу подвала ржавые доспехи и задумался.

Дело принимало нежелательный оборот. Фриолар так надеялся, что из столицы прибудет какой-нибудь уважаемый специалист, с тяжелым пронзительным взглядом, загипнотизирует Вига, внушит ему, что месть восточным агрессорам должна быть по-цински неторопливой и основательной. И война должна быть соответствующей! Столетней или даже двухсотлетней. Поражая противника не только боевыми заклинаниями, но и сложностью причесок воинов и изысканностью чайных церемоний полководцев, наблюдающих за сражениями… За сто лет, надеялся Фриолар, могло многое случится. И цинцы могли извиниться перед Вигом, что пытались его похитить; и Виг мог забыть о том, с кем именно хотел воевать, и сам Фриолар мог бы за эти годы спрятаться где-нибудь на краю земли, чтобы не участвовать в этом маразмо-диверсионном приключении, или помереть, в конце концов… Даже если бы Виг его поднял в качестве духа, с нежити, в отличие от практикующего некроманта, взятки гладки. Ан нет! Вместо долгожданного психиатра явилась Далия!

Интересно, она на самом деле решилась участвовать в авантюре Вига, или специально дразнит Фриолара?

— Фри-Фри? — раздался голос Напы. — Что с тобой? Ты заболел?

— Нет, — отмахнулся Фриолар. — Думаю.

Напа Леоне бойко скатилась по каменной лестнице вниз, врезалась в груду доспехов, прошла их насквозь. Вынырнула с противоположной стороны, отфыркалась, стряхнула с каштановых буйных кудряшек хлопья ржавчины.

— Ну, нет! Так дело не пойдет! Это ж кто у вас тут за доспехами смотрел?! Всё ржавое! А где у вас оружие спрятано?

Фриолар флегматично пожал плечами. В качестве оружия он мог рекомендовать два кухонных ножа, собственный перочинный ножичек, скальпели и палочки, которыми Виг помешивал зелья, топор, которым один из местных дрессированных медведей рубил мэтру дрова и, собственно…

Гномка схватилась за голову.

— Фри-Фри! Это же самоубийство, с такими некрепкими тылами объявлять войну!.. Надо Вига остановить, пока не поздно!

Фриолар обрадовался появлению единомышленника и, подхватив гномку под мышку, рванул в гостиную.

Виг и Далия оторвались от пристального созерцания разложенных на столе карт и вопросительно посмотрели на Фриолара.

— Что случилось, алхимия? — поинтересовался волшебник. — Почто моего суперинтенданта мучаешь?

— Мэтр, пожалуйста, выслушайте Напу Леоне. Прошу вас. Напа, — шепнул Фриолар гномке, надеясь, что сейчас та выскажется в пользу всеобщего разоружения. — Ты без подробностей, самое главное, ладно? Ну, говори.

Напа набрала побольше воздуха, вытянулась во фрунт и четко проорала на половину Чудурского леса:

— Господин Виг!

— Мэтр, — тут же поправила Напу Далия, не отвлекаясь от украшения карты яркими цветными стрелками, долженствующих обозначать направления будущих атак.

— Мэтр главнокомандующий! — исправилась Напа. — Спешу доложить! При обследовании Башни на предмет защитных и нападающих вооружений ни первого, ни второго не обнаружено! Требуются дополнительные ресурсы! Испытания ДДМПК отложено ввиду отсутствия добровольцев-испытателей!

— Кого испытания? — не понял Виг. Напа проорала:

— Дракона Двуногого Малогабаритного, Плюющегося Кислотой!

Виг почесал бороду. Взгляд его, пристальный и оценивающий, уперся в лицо Фриолара. Жутким усилием воли алхимик справился с истерикой, спровоцированной нежданным предательством Напы, и твердо заявил:

— Простите, мэтр, но в испытаниях ДДМПК я участвовать отказываюсь.

Виг дернул себя за ус и с надеждой поинтересовался, а как алхимия посмотрит на виверн.

— Простите, мэтр, — еще раз разочаровал волшебника Фриолар. — Не смогу. С сегодняшнего дня прошу уволить меня с должности вашего секретаря.

— Ну… — закручинился-запечалился мэтр. — А я к тебе уже привыкать начал… Ладно. Можешь идти, собирать вещи. Я отправлю тебя телепортом, куда скажешь…

— Мэтр! — хором воскликнули Напа и Далия. — Не вздумайте его отпускать!

И не успел Фриолар как-то успокоить девушек, что беспокойство о его судьбе излишне, коварная Далия добавила:

— Он же единственный из нас имеет военный опыт! Кем мы командовать будем, если вдруг отпустим Фри-Фри?

Алхимики соображают быстро. Алхимички, с неудовольствием понял Фриолар, иногда еще быстрее. А алхимические мантии, сволочи этакие, мешают побегу… Мэтр Виг выстрелил заклятием, ноги убегающего из гостиной Фриолара спутали две длинные змеи, и в итоге он скатился с лестницы прямиком в подвал. Дверь со скрипом захлопнулась, и бывший секретарь волшебника внезапно понял, что оказался в заключении.

Напа сурово посмотрела вслед «маленькому Фри-Фри». Дезертирство ее воинственная душа — по крайней мере, сегодня — не одобряла.

— Мэтр главнокомандующий! Разрешите приступить к заполнению складов необходимым для кампании!

Виг потряс мизинцем в ухе, восстанавливая слух:

— Разрешаю. Ну-с, мэтресса Далия, на чем мы с вами остановились? Ага, ага, принципиальный вопрос, что делать с завоеванным населением. Предлагаю пятьдесят на пятьдесят: половину захватим в рабство и продадим второй половине. Пусть они сами со своим бунтующим населением возятся… Что у нас дальше на повестке дня?

* * *

Из личной переписки госпожи Фионы

Дорогая матушка!

Спешу ответить на твое письмо, полученное на прошлой неделе. У меня всё хорошо, можешь не беспокоиться.

Помнишь, когда мне было пять лет, я без твоего разрешения сбежал с дедушкой на сборы ветеранов Луазской Кампании? Прости меня, глупого, за этот бессовестный поступок. Если бы я знал, что семнадцать лет спустя мое подпрыгивание на шее деда и размахивание бабушкиным кружевным ночным чепцом вместо флага будет названо «военным опытом», я никогда бы так не поступил.

Передавай привет моему отчиму. Надеюсь, господин Граткх здоров и благополучен. Привет Эргунтлии.

Любящий тебя сын — Фриолар.

* * *

Из личной переписки министра Спокойствия Королевства Кавладор.

Уважаемый господин Ле Пле! Спешу вас известить, что погоды в Чудурском лесу стоят нормальные. Воздух прогрелся, на почве незначительные заморозки. Влажность удовлетворительная.

В Башне мэтра Вига всё спокойно. Сам мэтр отдыхает, играя с мэтрессой Далией в логические игры. Мэтресса Далия, в свою очередь, играет с мэтром Вигом в профессиональные сапиенсологические. Войной не пахнет. Какая, к рогатым демонам и ушастым эльфам, война, когда ни припасов нет, ни войск, ни вооружения!

Можете быть спокойны, господин министр. Я все исправлю.

Привет королю, семье и мэтрессе Долли из Университета.

Искренне ваша — Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл.

* * *

Вечная Империя Ци. Тай-до.

Известие о долгожданной поимке сбежавшего жениха было передано барышне Ой-Ай тогда же, как и остальным домочадцам почтенного Фу, но дошло оно гораздо позже.

Завизжав от радости, Ой-Ай хорошо отдрессированным жестом выбила дробь глубоких поклонов у статуй домашних божеств-покровителей семейства Лай и семейства Фу, и бросилась выбирать наряд для предстоящей свадебной церемонии. Халаты красного, ярко-красного, огненного, ядовито-жгуче-перечного, мухоморового, закатного и прочего инфернального цвета так и летали из сундуков на плечики Ой-Ай. От такого роскошества шёлка разных оттенков драконова пламени у Хай Вама, контролировавшего процесс подготовки к свадьбе, разболелась голова. Может быть, подействовало и воспоминание о том, как господин Фу Ньонг полгода назад изволили приложить о лысую голову исполняющего обязанности придворного мага нефритовую статуэтку, когда отряд и пойманный обородевший принц Бу Дыщ исчезли. Но вероятнее всего — от того, что злосчастному Ваму снова, в десятый раз, предстояло объяснять барышне Ой-Ай, что ее свадьба опять откладывается.

Ой-Ай никак не могла выбрать между халатом с вышивкой, изображавшей чету апельсиновых уточек на фоне водопада, и халатом с вышивкой о водопаде, в котором утонули два апельсина. Верная подруга невесты, любимая дочь господина Фу Ньонга Сури-Мей, набросив на правое плечо первый, на левое плечико — второй халаты, медленно кружила перед зеркалом, а госпожа Крапива прикладывала к шейке дочери то одно, то другое украшение. Госпожа Плющ критиковала и дегустировала сладости, которые расторопные повара периодически начали заготавливать к торжеству.

Хай Вам, которому доложили о радости, осенившей своим крылом воспитанницу хозяина дома, вошёл в покои барышни Лай Ой-Ай. Поклонился, степенно присел на предложенные подушки. Терпеливо усадил барышню Лай рядом и короткими словами, максимально простыми предложениями повторил то, что сообщал еще осенью. Что жениху барышни Ой-Ай опять удалось сбежать. В качестве доказательства своих слов передал единственное, что нашлось на месте поискового отряда вместо Бу Дыща: большую серебряную пуговицу.

Сури-Мей скептически хмыкнула. Госпожа Плющ подавилась куском халвы. Госпожа Крапива на несколько секунд застыла, как фигурка божества-покровителя дома, потом опомнилась, прикрыла рот, торопливо выкинула букет хризантем из вазы, налила в ладошку воды и начала размазывать жидкость по щёчкам Ой-Ай.

— О, несчастная девочка! — запричитала прокашлявшаяся Плющ хорошо поставленным голосом. — О горькая твоя судьба! Какое горе! Какое несчастье! Твой жених снова исчез!

Сури-Мей деловито сбросила оба халата на пол (оставив на шее и в ушах драгоценности):

— Я так и знала! Так и думала, что Хао опять сбежит! Слушай, Ой-Ай. Если дело так пойдет дальше, ты очень не скоро выйдешь замуж. Надо срочно работать над вторым вариантом.

— А откуда ты знала, что Бу Дыщ убежит?! — проговорила Сунь, слизывая скатывающуюся со щёк водичку. — Ты знала, знала, что он сбежит, и мне ничего не сказа-аа-лаааааа… Ты всё-ооооо зна-лаааааа… — Заголосила Ой-Ай, и тут уж из ее глаз полились настоящие слёзы. — Это ты его украла-ааа!..

Крапива и Плющ дружно зашикали на Сури-Мей. Та обиделась:

— Ну и ладно. Я хотела предложить план, как Ой-Ай быстрее замуж выйти, а не хотите слушать — я пойду и буду… буду… буду учиться акварелью рисовать, вот!

Хай Вам, которому в огромных количествах, по всякому мало-мальски значимому поводу дарились «прелестные работы нашей дорогой дочурки», содрогнулся.

Слова Сури-Мей, хвала ци-богам, были услышаны. Госпожи Крапива и Плющ резво перехватили дерзкую девицу, усадили рядом с собой и велели излагать по существу.

— План Первый, — торжественно провозгласила Сури-Мей. — Ой-Ай выходит замуж за кого-нибудь другого. Например, за генерала Дзю.

— Нет… — хором пропели все присутствующие. И так же хором пояснили: — Принц Бу Дыщ гораздо лучше!

Крапива и Плющ подозрительно посмотрели друг на друга.

Сури-Мей закатила глаза. О боги, за что??!!

— План Второй. Ой-Ай сама отправляется искать Бу Дыща. Папенька сказал, что Бу ищут везде и все, кто только можно. Кто-то даже находит. А сбежал он от того, что был слишком далеко, много времени ушло на переход туда-обратно. Понятно?

Дамы и Ой-Ай затрясли причёсками. Хай Вам прищурился.

— Пусть Ой-Ай поедет в горы, и там же, как только папенькины наемники опять поймают Бу Дыща, выйдет за него замуж. Надо только найти…

— Конечно! — раздался от порога голос хозяина дома, скромно подслушивавшего у дверей. — Хай Вам! Хай Вам! Где Хай Вам?!

Хай Вам встал и вежливо согнулся в поклоне.

— Мы все отправляемся жениться, — приказал господин Фу Ньонг. — Сейчас же вели собирать караван, мы отправляемся в горы, на поиски принца Бу Дыща. А как только найдем, мигом проведем свадебную церемонию. На скорую руку, чтоб только брак считался законным. А уж празднество мы организуем по возвращении, пригласим всю родню… Это будет так прекрасно! — прослезился господин Фу. Госпожа Крапива и госпожа Плющ последовали его примеру. — Хай Вам! Найди какого-нибудь жреца, чтоб взять с собой. Ой-Ай, красавица моя, доченька, женушки, собирайтесь в дорогу. Вперёд! К Бу Дыщу!

Красавица Ой-Ай заметалась по комнате, пытаясь собрать всё то, что раскидывала по креслам и подушкам в течение трех дней. Первой под руку ей попалась пуговица. Девушка положила ее за пазуху, поближе к сердцу. Лай Ой-Ай чувствовала: настал ее час! Наконец-то Бу Дыщ станет ее мужем!

* * *

Садовник его милости господина Фу Ньонга, хозяйственный Лынь По, еще не слишком пьяный, но уже добродушный и покладистый, напевая что-то себе под нос, наводил порядок в саду. Безжалостная мозолистая рука вырвала с корнем облетевшие хризантемы; засыпала серовато-бурым песочком (доставленным из пустынь Эль-Джалада за бешеные деньги) зеленые лужайки… Сейчас Лынь По следил за двумя троллями, устанавливавшим валуны. Валунов было оплачено пятнадцать; бдящий за садово-парковыми работами Лынь По отчетливо видел четырнадцать. Какой-то частью своей души садовник понимал, что даже такое глупое существо, как тролль, жрать камень не будет. С другой стороны, знал, как иногда не хватает закуси под пиво…

Лынь По аккуратно разровнял песок между камнями; затаив дыхание, прочертил прихотливые извилистые линии. Придирчивым замутненным оком оценил итог. Хорошо. Валуны (всё-таки пятнадцать, Лынь их на всякий случай пронумеровал) большие; барышня Ой-Ай может и дальше приходить в гости и петь для господина и его жён, сколько ее ойистой душеньке угодно — камень раскрошится нескоро. И песочек больше привозить не придётся, экономия господину Фу, однако…

Довольный качественно выполненной работой, Лынь По отправился защищать от злых духов и демона У остальные садовые угодья. Больше всего пришлось постараться у пруда: деревья там вымахали большие, раскидистые, пока на них залезешь, пока на каждую ветку красный лоскутик привяжешь…Наконец, Лынь По спустился вниз, привязал к нижней ветке последний колокольчик, повернулся и столкнулся нос к носу с главным евнухом, Хай Вамом.

— Что это? — подозрительно и брезгливо сросил господин Хай садовника.

— От злых духов, однако, — бодро отрапортовал Лынь полубеззубым ртом.

— Сними! — с какой-то беззлобной и безысходной тоской приказал Хай Вам. — Не позорь перед людьми!

Лынь По упрямо поморгал.

— Не сниму. От злых духов помогает, однако. Вы, господин, не серчайте. Посмотрите на кусты хрюзантем.

— Не вижу я никаких хризантем.

— Пра-ально… Не видите. Потому как злые духи позавидовали и их съели. А деревья эти барышня Сури-Мей рисовать изволят частенько. Вы ж не хотите, чтоб и деревья демон У откушал? Пра-ально. Нужна защита от злых духов. В Учении всё об этом сказано, всё верно… Хай Вам заинтересовался, о каком-таком Учении говорит садовник. Гордый Лынь По продемонстрировал бляшку, пришитую на засаленном халате, объяснил, что она означает: первую, самую начальную степень освоения Учения о Воде и Воздухе. На десятой минуте повествования о том, какие беды пришлось пережить неофиту Лыню на пути познания сути Учения, сколько навоза перелопатить и сколько дров напилить, Хай Вам сменил недовольную морду на личину немного заинтересованного слушателя.

— Так что, ты, вроде как, жрец считаешься?

— Конечно, — гордо ответил Лынь По. — Жрец начального ранга с перспективой.

— Это хорошо. Жрец нам как раз и нужен. Ты наверняка слышал о том, что господин Фу давно мечтает выдать свою воспитанницу замуж, — утвердительно задал вопрос Хай Вам.

— Конечно. Всякая кобыла невеста, — гордо проговорил Лынь. У Хай Вама почему-то дёрнулась щека и взгляд стал каким-то нехорошим. Лынь По мигом решил исправиться. — А кому и овца по нраву.

— Ты что такое говоришь, смерд? — зарычал Хай Вам. Лынь осознал, исправился дальше.

— Однако, слышал о печали барышни Ой-Ай, слышал… Оне так о разбитом сердце плакать изволят… Мне даже в пруд воды напускать не пришлось. Всё их стараниями сделано, — садовник с умилением посмотрел на тёмно-синий от глубины водоём. — Рыбки, правда, сдохли, да не хай… То ись, не вам… Да… — наконец, замолчал Лынь По.

— Господин Фу доверяет нам исправить ошибку. — торжественно изрёк Хай Вам, решив пропустить лепетание Лыня мимо ушей.

Садовник засмущался.

— Так я это… То ись я того… Вроде как женат, однако…

— Это нам не помешает.

— Ну, как же! — Лынь По искренне считал, что знает женщин куда лучше, чем какой-то там евнух. Пусть и главный. — Она кээ-к дасть… То ись… Она того…Сковородку любит… Мною…

— Господин Цы и мы с тобой отправляемся в поход вместе с барышней Лай Ой-Ай, чтоб поженить ее с нареченным женихом, Бу Дыщем. Ясно?

— Никак нет! — бодро взял метлу на караул садовник. — Так ведь жених ихний того… этого… сбежать изволили!

— Ничего, — уверенно потёр ручки Хай Вам. — Отыщем.

— Отчего ж не отыскать? — согласился Лынь По. — Отыскать можно. Хорошего человека всегда приятно найти, выпить с ним, поговорить по душам…

— А вот этого — ни-ни! До того, как мы поженим Лай Ой-Ай и Бу Дыща — ни капли! Приказ понял?

Садовник понурил голову.

А как только господин Хай Вам повернулся да отошёл на достаточное состояние, садовник показал его спине всё, что он думает о воздержании от горячительных напитков. И кулак, и кукиш, и даже задницу демона У.

* * *

Удивительно, но сборы семейства господина Фу и барышни Лай продолжались недолго. Навьючив на небольшой (семь слонов, пятнадцать верблюдов, тридцать лошадей) караван тюки с самым необходимым, Фу Ньонг, обе его жены, барышни Сури-Мей и Ой-Ай под охраной Хай Вама, трех сотен наемников, и недовольного принудительной трезвостью Лынь По отправились в путь.

* * *

Где-то далеко от Башни

Черно-Белый Кот бежал, петляя лучше зайца, заметая следы пышным хвостом.

* * *

Чудурский лес. Башня

В подвале Фриолар провел три дня и три ночи, слушая, как сотрясаются стены Башни от могучих малогабаритных атак двуногих плюющихся кислотой драконов и от визга их испытателей.

Время от времени к нему с гуманитарной помощью (бутерброды и чтиво) заскакивала Напа Леоне. Маленькая гномка, путая гномий с Кавладорским, бодро рапортовала о состоянии дел. ПР (6) согласованы и утверждены ГК (7), МСО (8) комплектуется исходя из подручных средств, МОС -1 (9) куются. Сорок седьмая модель КА (это сокращение Напа, снизойдя к смиренной просьбе Фри-Фри, расшифровала: копья афигительного) доставлена. Полным ходом идет мобилизация.

Перед мысленным оком Фри-Фри встало страшное видение. Вот Чудурский лес. Не Башня и ближайшая, осчастливленная присутствием мага экосистема, а какой-нибудь уголок поглуше, подальше. Берлога, допустим, господина Беарри. Сам господин Беарри, степенный, полуседой, забывающий перекидываться обратно в человека — по крайней мере, сейчас, весной. Летом-то, когда настанет пора сбора мёда, Беарри всегда выбирал человеческий облик — так меньше соблазна съесть урожай. И вот стучит в берлогу господина Беарри мэтресса Далия. В защитном камуфляже — темно-зеленой мантии с неровно нашитыми коричневыми пятнами. И строго-строго спрашивает, где его, оборотня, совесть, что он не желает воевать на стороне Вига с цинскими захватчиками?

Фриолару вспомнилась пара вечеринок, которые Виг устраивал для своих соседей-оборотней. Веселые были гулянки, что и говорить. Жиль, старший капрал из Флосвилля, всё прикалывался над Фриоларом и уговаривал попробовать темно-красный напиток из общего кувшина, а не тянуть надоевший клюквенный морс…

Вечером второго дня заточения объявилась Далия. Немного бледная — Фриолар высказал предположение, что мобилизованные оборотни прибыли и устроили небольшой пикничок в Виговой гостиной.

— Да… — печально согласилась Далия. Фыркнула. — Не беспокойся, больше такого не повторится. Я всех комиссовала за профнепригодность. Виг обещал подумать, где еще можно раздобыть новобранцев.

Фриолар благородно промолчал. Далия еще некоторое время тиранила заключенного, рассказывая о приготовлениях Вига к войне, выдвигая откровенно нелепые предположения, как вести пока не существующие полки в бой, явно надеясь, что Фриолар не выдержит, начнет с ней спорить и, авось, невольно выскажет пару-тройку здравых идей. Фриолар мужественно держался. Мэтресса рассердилась и ушла разбираться с планами и стратегиями.

На третий день подвал Виговой Башни начал сотрясаться от звуков, которых Фриолар ожидал с первой минуты появления Напы Леоне в обозримом пространстве. Ухала гномья кирка. Если Фри-Фри хоть немного успел выучить характер гномки, скоро спешно увеличенные в десять раз подвалы Башни будут доверху забиты военной амуницией, припасами, КА, МСО, ПР, ТТП, ТД, ТП и прочим снаряжением.

И тогда Вигу, пришел к логическому заключению Фриолар, не останется ничего другого, как объявить кому-нибудь войну. Хотя бы для того, чтобы израсходовать часть припасенного его гномьим суперинтендантом.

На третью ночь одиночного заключения рыцарских дух и дедово воспитание Фриолара не выдержали. Алхимик поднялся по каменным ступенькам и принялся дубасить в дверь.

* * *

Блудного секретаря пожилой маг встретил с распростертыми объятиями.

— Алхимия! — прослезился от счастья Виг. — Вернулся! Одумался! Принимаю обратно на службу — с тем же окладом.

Далия смерила собрата по классу придирчивым и недоверчивым взором.

— Передумал? Или опять будешь нам лекции читать о пацифизме?

Виг и Напа, услышав непотребное слово, дружно принялись плеваться. Фриолар призвал на помощь всю выдержку и долготерпение.

— Может быть, вы расскажете мне, какую стратегию придумали?

Маг, алхимичка и вольнонаемный суперинтендант охотно поделились планами.

Далия расстелила на столе одну из карт (всю в аккуратных стрелочках, виньетках и, кажется, благоухающую модным в этом сезоне ароматом ландыша). Напа расставила оловянных солдатиков, а Виг прочитал коротенькое заклинание. Солдатики оживились, вытянулись по стойке смирно и принялись корчить злобные рожи условному противнику.

— Сначала проводим ряд диверсий, — высказался Виг и сбросил на территорию Вечной Империи Ци парочку небольших шаровых молний. Фриолар обратил внимание, что карта неоднократно реставрировалась.

— От молний нас защищают местные маги, — нахмурилась Далия и расставила над предполагаемыми областями диверсий бумажные маленькие зонтики.

— Поэтому мы используем местных шпионов, саботажников и засланных в тыл диверсантов.

По карте от пальцев мэтра Вига поползли букашки. Добравшись до точек с подписями наподобие «Дворец Императора», «Общежитие гаремного типа? 111», «Лавка косметических принадлежностей», «Лавка кисточек», «Общежитие мандаринов 1 ранга?202», и т. д., и т. п., букашки глубоко вздохнули, обреченно переглянулись и принялись грызть означенные строения.

— Против этого внутреннего противника придется использовать внутренние резервы, — бойко продолжила Далия.

Повинуясь щелчку Вига, Напа поставила на карту ярко разрисованную коробку. Из коробки вывалилась ватага танцовщиц, пастушек, принцесс (у кузин Фриолара подобные куколки «жили» в музыкальных шкатулках). С оглушительным визгом «внутренние резервы» принялись крушить толпы диверсантов. Переевшие стратегического корма букашки спешно падали на спинку, изображая тяжелые ранения, агонию и смерть.

— Обрати внимание, алхимия, — радостно зашептал Виг. — Враг полностью деморализован паническими воплями собственных войск, а также суматохой, возникшей в разоренных зданиях. Пользуясь неразберихой, я применяю что-нибудь мощное. Например, сбрасываю на Восточный Шумерет метеорит.

Напа Леоне вскочила на стол и с оглушительным воплем вонзила гномий топор точно туда, куда указывал перст мага. Продолжила Далия:

— Я вынуждена действовать решительно, поэтому ввожу в бой войска.

К топору Напы побежала одна из орд оловянных солдатиков.

— Я нейтрализую их своими отрядами.

Наперерез войскам Далии побежали солдатики Вига.

— А вот теперь — смотри внимательно, алхимия, я завлекаю противника обманным маневром в ловушку. Смотри…

— Это что у вас? Какое-то кровавое море? Мэтр, я не позволю вам уничтожение населения целой страны! — возмутился Фриолар.

— Где море? Где кровавое? А, это… Это мы с начальником штаба вчера вино дегустировали. Надо же заранее подготовиться к празднованию победы… Так вот. Завлекаю армию противника вот сюда. Узнаешь? Это то самое место, где меня пленили. В этом, — сверкал маньяческим блеском в глазах почтенный мэтр, — и состоит план моей Мести! Я завлеку их сюда, и тут уж я их победю!

— Взводы ДДМПК укомплектованы, — бодро доложила суперинтендант. — ББ (10), КО (11) на взводе, СПУ (12) готовы к отправке. ОМК (13) проголодались и звенят крылышками. ЯГП (14) начищают зубы и заправляются ядом по самые уши. Правда, — тихонечко добавила Напа. — У нас большие проблемы с личным составом. Собственно, боеспособных единиц только одна. Фриолар. Но мне как-то его жалко отправлять на войну… А вдруг цинцев окажется больше?

Мэтресса Далия вытерла скупую слезу:

— Алхимия его не забудет…

Виг зарыдал и сделал попытку обнять верного секретаря. Фриолар успокаивающе погладил старика по макушке. Несколько секунд Напа Леоне боролась с бушующим в ее гномьей груди материнским инстинктом, проиграла неравную схватку и тоже бросилась на шею маленькому Фри-Фри.

Фриолар немного покачнулся, но стоически пережил крепкие гномьи объятия. Дождавшись, когда рыдания стихнут, алхимик решился перейти в наступление. Откашлявшись, он сказал:

— План хорош. Не без недостатков, но спорить не буду. Вот только, мне кажется, вы… то есть, мы забыли об одном немаловажном моменте.

— Каком? — высморкался в край мантии Виг.

— О поводе для объявления войны.

— Как это? Они ж меня ловили! Без нюртанга, без уважения к сединам, без магической поддержки, без…

— Да, согласен, — остановил затрясшегося от возмущения Вига Фриолар. — Но это было достаточно давно. Если мы хотим сейчас привлечь на свою сторону потенциальных союзников и сформировать нужное нам общественное мнение, нам нужен формальный повод для войны.

— Они украли мою пуговицу! — вспомнил Виг. Но даже Далия, известная необозримой широтой истолкования малозначительных событий как вселенских катастроф, поморщилась.

— Тут надо хорошенько подумать, — заключил Фриолар.

И со скрытым удовольствием отметил, что его уловка удалась: мэтр Виг и мэтресса Далия отвлеклись от карт и принялись бродить по Башне с задумчивым видом, шепча что-то себе под нос.

* * *

Активизировавшиеся после трех суток одиночного заключения интеллектуальные способности Фриолара весьма успешно блокировали наступательные инициативы мэтра Вига и мэтрессы Далии. Подкинув идею насчет повода для объявления войны, алхимик провел массовую арт-подготовку: а придумал ли Виг форму для своих будущих войск? А есть ли у Далии идеи насчет внешнего вида наград, к которым она будет приставлять особо отличившихся воинов? нет-нет, дорогая Напа, наш мэтр главнокомандующий желает, чтобы панцири у всей пехоты были не только одного фасона, но и одного стандартного размера… Конечно, я понимаю твои трудности: не так-то легко уравнять в амуниции жука-хрущака и буренавского волкодава, но вспомни! Мы на пороге войны! Кому, спрашивается, сейчас легко?

Довольный своими диверсионными успехами, Фри-Фри с легкой улыбкой наблюдал, как госпожа суперинтендант встречает радостными воплями доставленные из Ллойярда ящики.

Взломав крышки, Напа с выражением неземного блаженства нырнула в глубь тары. Спустя несколько минут она появилась на поверхности, потрясая уловом: в каждом кулачке гномки было зажато по револьверу, на голове сиял новенький шлем с зеркальным забралом, на плечиках откуда-то появилась мелкого плетения кольчуга, украшенная пряжкой с изображением дракона. От экстатического восторга, написанного на круглом личике гномки, Фриолару встала поперек горла последняя чашка кофе, и он поспешил к мэтру на разведку.

Сидя в любимом кресле у камина, мэтр Виг выслушивал доклад о полученных вооружениях. Фри-Фри успел как раз к последней фразе Напы:

— … Валютные резервы героически скончались, мэтр! Предлагаю почтить их память минутой молчания!

Мэтр поморщился.

— Ты уверена? Помню, я откладывал что-то в кукушкином гнезде на черный день…

— Подскажите конкретное направление поисков! — Напа Леоне явно считала, что уровень боевой подготовки военных определяется громкостью их речи. Орала она так, что с чудурских сосен падали, тупея, иголки.

Мэтр Виг было махнул рукой в сторону Леса, потом спохватился, придирчиво оценил рвение суперинтендента и окстился.

— Гм… Говоришь, деньги нужны?

— Так точно, мэтр! — проорала Напа. — Деньги и артиллерия! Выплавку пушек беру на себя, — пояснила она чуть тише Фриолару. — Уже написала маменьке в Ллойярд, она обещала подкинуть сотню-другую снарядов. Дяде в Фносс тоже написала, он пришлет орехов. У него как раз на складе завалялась партия фносских орехов с душком, на любителя. Будем использовать вместо картечи! А еще, мэтр главнокомандующий, я добралась до материалов одной жутко секретной лаборатории…

Гномка подозрительно огляделась по сторонам. Фриолар спешно начал излучать доверие к своей персоне. Корвин прикинулся чучелком. Глаза в кабано-охотничьем гобелене на стене постарались открыться пошире и не привлекать к себе лишнего внимания. Напа Леоне продолжила громким шепотом:

— Есть возможность — тсс! это секрет!!! Есть возможность заказать секретную разработку. Партия опытная, даже испытания еще не завершены. Но я по знакомству раздобыла чертежи. — Гномка порылась в тайниках своего одеяния, достала свернутый тугой трубочкой листок бумаги. Развернула, показала Вигу.

— Что это?

— Тсс! Никто не должен знать! — оповестила Напа половину Леса. — По-ллойярдски это называется танк. Самоходный аппарат! Закажем сотню?

Мэтр Виг побарабанил пальцами по подлокотнику, смущенно покряхтел… Изобретение манило своей совершенной механикой и потенциальными разрушительными возможностями, как пирожное — сластену.

— А давай закажем! — залихватски махнул рукой волшебник. — Десяток. Секретарь! Выдай суперинтенданту на расходы.

Довольная Напа тут же разорвала чертеж на мелкие кусочки и принялась скармливать их зазевавшемуся Корвину.

— Простите, мэтр, но чтО выдать? Ваши сундуки опустели. — Доложил Фриолар.

— Не беда. Сейчас отыщем какой-нибудь клад и пополним счет. Слу-ушай… — спохватился Виг, и повернулся к Напе. — Гнома моя, а может, твои изобретатели возьмут оплату в соответствующем золотому эквиваленту магическом выражении? У меня тут как раз завалялся жутко ценный старинный артефакт…

Напа задумалась.

— Не уверена… А что этот артефакт делает?

— Алхимия! Тащи Оракулов! — счастливый Виг исполнил ревматическое па-де-де. Прокомментировал ошалевшей Далии, выпавшей из-за гобелена: — Если в ходе военных действий я избавлюсь от этих трех идиотов, будем считать, что кампания удалась!

* * *

Из личной переписки госпожи Фионы.

Дорогая Фиона!

Соблюдая наш давний уговор, защищаю маленького Фри-Фри от возможных опасностей. Имею надежные сведения, что именно сейчас твой сын готовится стать мишенью для атаки со стороны Вечной Империи Ци. Поэтому, не теряя времени, срочно убеди мужа объявить цинцам второй фронт.

Тут мне подсказывают, что у викингов Риттладии нет общей границы с Вечной Империей Ци. Срочно исправь эту несправедливость судьбы. Будешь захватывать Фносс — не обижай моего дядю, а то он скормит варварам партию фносских орехов (с душком) — у меня на это хим. средство свои планы.

Карту с указаниями направлений наилучших атак на Буренавию, Брабанс, Ллойярд и Фносс прилагаю.

Д. П. Знаешь, вышли-ка нам на подмогу штучек пятьсот викингов уже сейчас. Путь окопаются вокруг Башни. И Фри-Фри защитят, и местному населению с огородом помогут, а то здешние зомби постоянно теряют пальцы в грядках…

Твоя надежная помощница, суперинтендант армии мэтра Вига, Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл.

* * *

Из личной переписки госпожи Фионы.

Мама!

Если вдруг ты получишь странные послания от Напы Леоне, НЕ ВЕРЬ ИМ! У Напы очередной приступ мании вооружения. У меня же всё хорошо. Мэтр Виг ведет себя тихо и спокойно, почти целыми днями смотрится в зеркало. Не беспокойся и по этому поводу: тетушки и кузины вне опасности, мэтр стойко предпочитает шестиногих, хвостатых, крылатых или покрытых шерстью. Это, между прочим, еще один повод задержать воинов господина Граткха до того, как они выступят в поход на помощь Напе: мэтр Виг может спутать их рубрикацию в зоологической классификации. Если ты, со свойственным тебе прагматизмом и острым умом, не вмешаешься, обязательно будут конфликты между потенциальными союзниками.

Матушка, я клянусь тебе, что воевать с Вечной Империей Ци не собираюсь. Даю честное научное слово дипломированного алхимика, что всячески избегаю вооруженных конфликтов.

Не трать зря время и силы, читая послания Напы. Разве что захочешь посмеяться…

Привет Эргунтлии.

Любящий сын — Фриолар.

* * *

Из личной переписки господина Жореза Ле Пле, министра Спокойствия королевства Кавладор.

Хэлло, Жорик!

Это донос.

Получила от Тройного Оракула верные сведения, что в Королевский Дворец проникли цинцы со стойкими комплексами по поводу острых ритуальных ножей, а также особо важные карьеристы с хитрым взглядом и двусмысленными намерениями относительно кавладоро-цинской политики. Найди их и обезвредь. Да не комплексы и не ножи — цинцев!

Награду — пополам, заметано?

Будь готов к немедленному аресту всех цинских диверсантов, окопавшихся в Кавладоре на Малой Базарной улице. Узнаю их координаты точнее — передам немедленно.

Да, кстати! Попробуй поговорить с королем. Может, его величество сам сдаст Кавладор армии викингов? Уверена, что принц Роскар сможет заключить капитуляцию на очень выгодных условиях. А если не хватит спиртного — я знаю в Триверне пару гномьих артелей, они продадут вам вино со скидкой. Сошлетесь, что от Напы Леоне — и они вам процентов два-два с половиной точно скостят.

Ладно, пока. Пошла воевать дальше.

Н.Л.Ф. из к. К. (а.)

* * *

Из личной переписки господина Жореза Ле Пле, министра Спокойствия Королевства Кавладор

Уважаемый господин министр!

Пишет Вам дипломированный сапиенсолог Королевского Кавладорского Университета, мэтресса Далия.

Не смея отрывать Вас от дел государственной важности, спешу сообщить, что наблюдаю сложный случай гномьего военного помешательства. Больная — Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл, недавно созналась мне, что посылала Вам какие-то письма и доносы. Простите ее. Больше подобного не повторится.

Я увезла Напу Леоне Фью на природу, в специализированный санаторий «Башня», где уже проходят лечение от сходных клинических симптомов мэтр Виг, магистр Школы Крыла и Когтя (10 уровень) с дополнительной специализацией в Школе Природных Начал (6 уровень), и мэтр Фриолар, чьи научные интересы весьма разнообразны. Пациенты чувствуют себя хорошо, но иногда начинают плеваться овсяной кашей (особенно если доверят ее приготовление енотам). Агрессивность моих подопечных тщательно контролируется и пока не выходит за пределы стен санатория. Например, Напа Леоне вчера спилила рог единорогу, но сделала это старательно и демонстрируя высшую степень почтения к живой природе.

Не волнуйтесь, господин министр. Думаю, уже на этой неделе у Напы Леоне закончатся бумага и чернила, которыми ее снабдили госпожа Гиранди и мэтресса Долли, работающие в Королевском Университете. Мне очень жаль, что не могу лично пронаблюдать и сообщить вам верные сведения о состоянии разума этих двух особ: не думаю, что разум как таковой когда-либо захаживал в их черепные коробки. Хотя трепанация, весьма вероятно, сможет дать ответы на некоторые вопросы.

С уважением — мэтресса Далия (Королевский Университет).

* * *

Где-то между королевством Иберра, королевством Кавладор и Вечной Империей Ци, в Восточно-Шумеретских горах

— Дааа-леее-каа дорога твояя… Далека, дика и пустыннааа… — завывал жрец начального ранга с перспективою, бывший садовник Лынь По. — Этаа даль и глушшь не для слабых душшш, далека дорога твояяя…

Главный евнух, качающийся по другую сторону слоновьей спины, жалел, что он не глух. или хотя бы Лынь По не нем. К сожалению, удавить мерзкого певуна пока не представлялось возможности: Бу Дыщ еще не нашелся, свадьба по-прежнему откладывалась, найти другого жреца в этой глуши представлялось невозможным… Так что Лынь По продолжал вытягивать хрипло и тоскливо:

— Дааа-леее-кааааааа дорога твояяяяяяяяяя…

Если бы у Хай Вама еще оставались волосы, он бы все их выдернул, один за другим, за длинные дни путешествия…

Причиной всех бед господина Хай Вама, а также Бу Дыща и барышни Ой-Ай, была вошедшая в поговорку тщательность и аккуратность цинцев. Составляя генеалогию невесты сорок восьмого сына Его Императорского Величества, безвестный переписчик на шестистах шестидесяти страницах мелким почерком переименовал всех ее родственников, в числе которых оказался и Бу — в те времена еще младенец трех дней от роду. Сорок восьмой сын полюбил невесту, состоялась пышная свадьба, а в качестве подарка император милостиво одарил новоприобретенную родню титулами. Тот самый трехдневный младенец подцепил титул принца. Эта история внезапно обретшей знатность семьи была как кость в горле господину Фу Ньонгу — тогда еще молодому, амбициозному интригану, который тоже захотел стать тестем императора. Или, на худой конец, принца. После нескольких фальстартов Фу Ньонг малость умерил свои требования к судьбе, за что надо воздать хвалу его двум старшим женам. Госпожи Плющ и Крапива тратили деньги мужа так лихо, что тот просто не успевал их воро… э-э… зарабатывать тяжким трудом. Если бы не эта милая женская слабость, Фу Ньонг давно имел бы не двух, а две тысячи жен, не одну относительно взрослую дочь и одну воспитанницу, а батальон охочих до знатных женихов девиц, похожих на него долговязостью, желтизной кожи и бородавкой на подбородке.

В качестве утешительного приза судьба преподнесла Фу Ньонгу принца Бу Дыща. Свиток, подтверждавший право на титул, одеяние с желтой каймой шириной в четыре пальца, использование для еды палочек из драгоценных пород дерева и одну золотую монету из наследства державного родственника, когда-то был продан за ненадобностью (денег на пиво принцу Бу всегда не хватало). А купивший эту «забавность» Фу Ньонг хранил ее как величайшую драгоценность. Когда отрада сердца Фу Ньонга, милая Ой-Ай, сочетается с Бу Дыщем браком, все эти волшебные привилегии станут ее! А потом, укрепив родство с семьей императора десятком карапузиков, можно будет подумать и о реставрации старого доброго искусства физических пыток, к которому Фу Ньонг был неравнодушен, и в котором принц Бу достиг столь выдающихся успехов…

Хай Вам, маясь разыгравшейся зубной болью, зло смотрел на довольного путешествием Лыня. Поскорее бы уж найти этого принца-беглеца. Найти, женить на Ой-Ай, и долго, мучительно и очень громко петь в ухо бывшему садовнику: Коротка дорога твояяяяяя…

* * *

Где-то

Как считают некоторые фелинологи, у кошек прекрасно развито чувство направления. Черно-Белый Кот присел, обвил уставшие лапки хвостом, огляделся. То ли его кошачья мама и кошачий папа (в роли обоих родителей, двух в одном мешке — мэтр Виг) плохо сделали, то ли врут наглые ученые кошковеды. ЧБК потерялся.

Котик помотал головой из стороны в сторону. Направо… Налево… Направо…

Окружающий Кота ландшафт немного напоминал ту местность, в которой ЧБК некоторое время назад потерял хозяина. Если взять этот эмпирически обнаруженный факт за основу, можно рассуждать следующим образом. Один раз в похожей местности ЧБК потерялся, следовательно, вероятность найти здесь мэтра Вига не велика. Опять-таки, если продолжить ход кошачьих рассуждений, самым сильным чувством у ЧБК был голод. Голод, как Черно-Белый был готов доказывать с пеной на пасти (фигурально, фигурально выражаясь), является первейшим доказательством отсутствия в непосредственном контакте от ЧБК разумных существ, а значит, и мэтра Вига, которого, теоретически, учитывая запасной комплект мозгов в черепушке его секретаря, можно было к этому классу живых созданий отнести.

Таким образом, безопасности Черно-Белого Кота никакие возможные хозяева не угрожали.

Возрадовавшись такому простому и логическому объяснению кошачьей вселенной, ЧБК отправился на поиски пожевать чего-нибудь.

Спустя некоторое время ЧБК выследил добычу. Свою самую любимую еду — крысу.

Крысочка пищала где-то далеко внизу, под камнями. Кот к тому времени достаточно проголодался, и, найдя узкое отверстие, ведущее под землю, протиснулся (о! спросите на досуге кого-нибудь из фелинологов: вам расскажут о таинственных способностях котов к управлению мышцами своего тела!) и прыгнул вниз.

Падал он долго.

* * *

Из личной переписки мэтра Фриолара

Дорогой брат!

Мама не пускает меня спасать тебя от цинских захватчиков, говорит, что я слишком маленькая. Постарайся, чтобы тебя убило как можно больше народу. Когда вырасту, я всем жутко за тебя отомщу.

С любовью, твоя сестра Эргунтлия.

* * *

Чудурский Лес. Башня

Мэтр Виг проснулся в тишине своей Башни, укрытый мягким тёплым одеялом. Пожилой маг немного поворочался в уютном гнёздышке, потом открыл глаза, посмотрел на пыльный бархат балдахина, на паутину, свисающую с прикроватного столбика… Нахмурился. Чего-то явно не хватало.

Виг пошарил сбоку от своей укрытой одеялом персоны. Вытянул длинную черную гадюку; змея недовольно зашипела, обвила кольцом руку волшебника, выскользнула и заспешила по каменным плитам пола в свою гадючью норку.

Мэтр чихнул. Нашарил рядом на подушке что-то мягкое, громко в это что-то высморкался, утёр нос серым беличьим мехом и отбросил его обладательницу в сторону. Белочка сквиркнула и поскакала куда-то, приводить свой бок в порядок. Сова, сидящая в изголовье, ух-ухнула положенное число раз, сообщая магу о точном времени его пробуждения.

Виг откинул одеяло, вышвырнул из изножья большого, повышенной пушистости, соболя, встал, оставив на постели растерянных внезапным исчезновением источника тепла термитов, отправился в умывальную.

Чего-то явно не хватало.

Почистив зубы, прополоскав рот и выплюнув головастика, мэтр Виг не спеша оделся, натянул на узкие плечи потёртую бархатную мантию и отправился в комнату своего секретаря.

Секретарь спал. Его кровать не была, в отличие от аналогичного сооружения в покоях Вига, филиалом Талеринского зоологического сада, поэтому Фриолар спал, вольготно расположившись на максимальное количество постельной площади, обнимая подушку и явно наслаждаясь сновидениями.

Мэтр обошёл комнату секретаря. Открыл окно, впуская свежий холодный воздух и черного ворона. Заглянул в чернильницу, полистал книги, брошенные в кресле; заглянул под кровать Фриолара, зашёл за спинку, посмотрел на пыль, скопившуюся там за долгие годы…

Чего-то мэтру Вигу не хватало, и это «что-то» явно отсутствовало в комнате секретаря.

Мэтру взгрустнулось. Он размашисто опустился на край постели, что вызвало некоторое смущение в спокойном течении сновидений волшебникова секретаря.

Фриолар поморщился, повернулся на другой бок и еще нежнее обнял подушку.

— Ээй, алхимия… Ты случайно не знаешь, что я потерял? — спросил Виг у спящего Фриолара. Тот не отреагировал. — Алхимия? Слышишь? Твою мать, — внезапно заорал мэтр. — Где он?

— А?! Что?! Где мама?! — подскочил Фри-Фри.

— Зачем мне твоя матушка? — подозрительно осведомился Виг.

Фриолар совсем уже проснулся, протёр глаза и поспешил уверить мага, что его матушка, госпожа Фиона, и впрямь Вигу не зачем. Потом осторожно поинтересовался, что же ищет мэтр в такую несусветную рань.

— Если б я знал, зачем бы у тебя спрашивал? — ответил Виг.

— А… — протянул Фриолар. Подумал, прокрутил в мыслях десяток наиболее правдоподобных вариантов. — Чернильницу? нет? Бутерброд?

— Нет, я уже позавтракал…

— Тройного Оракула? Он у Далии. Гномы его вернули позавчера. Не выдержали их суровые души болтовни вашего артефакта.

Мэтр Виг начал плеваться и шептать заковыристые проклятия. Фри-Фри поспешил сменить тему.

— Может быть, вы ищите мэтрессу Далию? Она в комнате на третьем этаже, — с удовольствием «заложил» алхимичку Фри-Фри. — Вчера обещала, что утром начнет учить водоплавающих жуков ставить бомбы на проплывающие суда. Кажется, после этих «учений» в ванной придется делать ремонт…

— Нет, я уже заходил к ней в комнату, — отмахнулся Виг. — Там тоже повода для войны нету. Ага! — озарило старика. — Я ж повод для войны ищу!

— Хорошо, — с облегчением вздохнул Фриолар. — А я уж было подумал, вы о своем Черно-Белом Коте вдруг вспомнили…

Слово, как утверждают специалисты Школы Крыла и Когтя, не всегда воробей, вылетит или выползет, ловить не захочешь.

— Как я мог забыть! — вскричал Виг. — Мой маленький! Мой котёночек! Мой Черно-Беленький! Мой мягонький! Где он?!

Маг бросился искать своего домашнего питомца.

Увидев, какая радость долбанула старика Вига, Фриолар (мысленно) хорошенько пнул себя. Надо же… Ведь полгода не вспоминал… Фри-Фри так надеялся, что ЧБК пропал окончательно и бесповоротно…

К тому времени, когда Фриолар, все еще зевая, спустился вниз, волшебник уже доковылял до волшебного зеркала. К слову сказать, это был новенький экземпляр, зачарованный магистрами наивысочайшего уровня, с диагональю в гномий рост и дистанционным управлением. Настройка этого чуда была очень чувствительной: уже четвертый день мэтр тратил на то, чтобы с помощью этого зеркала найти чьи-нибудь пропавшие сокровища. Зеркало исправно показывало клады, по большей части — сокрытые толщей воды. Последние два дня, после того, как производители танков не приняли Вигову оплату Тройным Оракулом, мэтр всерьез озаботился поиском заклинания и/или животного, способного высушить океан. Уменьшенные модели гигантского кладонаходящего осьминога и кувшинки волшебной бездонной тоже взялась испытывать мэтресса Далия в своей ванной.

Итак, к тому времени, как Фриолар достиг покоев волшебника, Виг уже сидел у зеркала, прижавшись носом к поверхности и лихорадочно щелкая по пульту дистанционного управления. Стоило алхимику открыть рот, чтобы логически обоснованными, точными и сочными формулировками объяснить, что главнокомандующему на пороге войны не след отвлекаться на поиски домашнего — в данном случае, башенного питомца, в дверь Башни постучали.

Исполняя секретарские обязанности, Фриолар пошел встречать очередных гостей.

Открыл дверь — и подавился следующим зевком.

— Мир тебе, сыне, — сладко улыбнулся с порога отец Титус.

— Мир, мир, — поздоровался брат Дедалус, оттирая зазевавшегося алхимика в сторону и хозяйским взглядом окидывая имущество мага. Вошедший следом брат Никус, не тратя слов, примерился к двум слоновьим бивням, украшавшим вход в гостиную. Привстав на цыпочки, Фриолар выглянул наружу и обнаружил перед Башней полтора десятка братии Ордена Ожидания Очередного Откровения Создателя. Каждый нес на плече лопату, и, судя по всеобщей пузатости, под каждой рясой скрывалось минимум четыре мешка.

— А… что это вы здесь делаете?

Отец Титус ободряюще похлопал молодого человека по плечу.

— Явились на зов друга нашей обители. Готовимся отпевать будущих жертв…

Брат Никус уже орудовал в гостиной. Судя по звукам, внимание смиренного монаха привлек резной ларец, украшенный самоцветами. Фриолар мог бы подсказать, что ларец служит Вигу для хранения козинаков на меду, конфет гномьей артели «Нога и копыто» и тому подобных ценностей, но не стал. Звонко щелкнули челюсти, и брат Никус завизжал, чтобы его срочно спасли от того чудовища, которое вдруг вылезло из ларца.

— Что это с ним? — поинтересовался отец Титус.

— А, не волнуйтесь, — отмахнулся Фри-Фри. — Всего лишь Кариес. Домашний, стерильный. Не бойтесь, он, кроме зубов, ничего у вашего Никуса не съест…

Отец Титус похмыкал и строго велел Дедалусу напомнить братии, что они здесь ПОМОГАЮТ мэтру Вигу получить с поверженного врага максимально справедливую контрибуцию. Не победит Виг — контрибуцию будут требовать с него, а с него пшик возьмешь…

— Кстати, юноша, — «вспомнил» отец Титус. — Мне помнится, в нашу прошлую встречу вы стали обладателем нашей орденской библиотеки? Брат Опус просил меня замолвить за него словечко: видите ли, он хочет отыграться. — Брат Опус материализовался рядом, жестом опытного каталы достал из воздуха колоду. Свернул из нее длинную ленту, потом розу, потом — карточную пародию на вигову Башню, и, удерживая конструкцию двумя пальцами, угодливо хихикнул. — Может, пока завоевание готовится…а?

Фриолар почувствовал, что день сегодня предстоит тяжелый.

— У вас появилась новая библиотека? — съехидничал Фри-Фри.

Брат Опус увял.

В этот момент из апартаментов Вига раздался вопль:

— Нашел! Нашел!

* * *

Душа мэтрессы Далии пела. Никакими особенными вокальными данными она (ни душа, ни Далия) отродясь не обладала, к музыке вообще была равнодушна, но сегодня как-то захотелось.

— Ла-ла-лиииии… ла-ла-лааа…

Раздался осторожный стук.

— Мдау? — мурлыкнула Далия.

— Далия? — послышался голос Фриолара.

Далия взвизгнула и спряталась под слой пышной пены.

Фриолар поспешно ретировался и продолжил — уже из-за стены ванной.

— Извини, я думал, ты занята испытаниями жуков и осьминогов. Мэтр спешно требует твоего присутствия в штабе на втором этаже, в столовой.

Далия вынырнула из-под пены и принялась отплевываться. Украшавшие большое зеркало три нефритовых крокодильчика, которых Виг презентовал своему начальнику штаба, попытались выдать несколько комментариев относительно появления из глубин ванной (на драконьих лапах) дипломированного сапиенсолога. Увы, их пасти были плотно связаны. Хотя тот крокодильчик, что с большими глазами, сволочь этакая, даже не вздумал зажмуриться…

Далия принялась укутываться в полотенца.

— Что за спешка?

— Мэтр велит начинать наступление по всем фронтам.

— Как?! Уже?! У нас же ничего не готово! Что этот старый маразматик воображает — нас же первый попавшийся отряд раскатает на месте! Одна надежда, что помрут от хохота перед нашими «войсками»! Как он собирается начинать войну, когда я даже мундир себе не приготовила! А куда мы наступаем, уже известно? — затараторила испуганная виговой прытью Далия. От неожиданности она уронила на пол кусок мыла, тут же на него наступила и шлепнулась. Строго по закону подлости, голова мэтрессы оказалась в опасной близости от края ванной — Далия едва успела подставить ладонь, чтобы не врезаться в край искусственного водоема. Сверху на нее посыпались клочья пены, благоухающей модным ароматом ландыша.

— Далия? — обеспокоился Фри-Фри. — С тобой всё в порядке?

Шмат пены сполз с темечка мэтрессы прямо в глаз. Далия захныкала.

— Далия? Что случилось?

Пена ужасно щипалась, и Далия, после нескольких неудачных попыток подняться и найти в этой виговой ванной кран с холодной водой, заплакала.

— Далия, не плачь, — послышался голос Фриолара. Какой-то странный голос, будто алхимик просил у Далии за что-то прощения. — Я рад, что хотя бы теперь ты понимаешь, насколько опасны эти ваши штабные игры? Как вредно поощрять мстительность Вига? Далия?

Далия рыдала, размазывая по щекам остатки пены и воды. Крокодильчики, пользуясь тем, что их никто не видит, пытались развязать друг дружке челюсти короткими нефритовыми лапками. Фриолар же, послушав странные всхлипы и сдавленные причитания, доносящиеся из ванной, устыдился окончательно:

— Ладно, Далия, не печалься. Я, кажется, придумал, что нужно делать. Давай, выходи… У меня есть несколько заготовок, как нейтрализовать Вига даже на этой стадии, обсудим. Далия?

Как обмануть мужчину, способ двести пятьдесят первый, — удовлетворенно подумала мэтресса Далия, утопив развязавшегося Оракула в кувшинчике с ландышевой эссенцией, и промывая, наконец, глаза. Кажется, я выиграла войну, не выходя из ванной…

* * *

Глубоко под горой

Черно-Белый Кот наслаждался жизнью. Первую крысу он съел, даже не разжевывая, вторую долго смаковал, третью… Ах, стоит ли настоящим Котам считать пойманных крыс!

Потом Котик присел на задние лапки, и осмотрелся кругом. Оказывается, вокруг него сидело еще полторы-две тысячи крыс и ОЧЕНЬ голодными глазами на него смотрели.

Опаньки… Вот он, кошачий рай!

Потом ЧБК вспомнил, что он атеист (вроде как). Поднялся на все четыре ноги, махнул хвостом. Крысы жадными и, опять-таки, голодными глазами, трепетно следили за каждым ходом самопришедшей добычи. Кот хорошо заученным движением свел глазки к переносице, и попытался загипнотизировать крысью стаю.

Увы Черно-Белому Коту! На его беду крысы, столь коварно заманившие его в подземелье, были потомками крыс, когда-то живших в гномьих шахтах. Гномы, как известно всем сапиенсологам, чрезвычайно трезвомыслящие существа. Единственный способ ввести в гипнотический транс ту же самую Напу Леоне — уронить ее с обрыва на темечко. Тогда, может быть, если в полете вы успеете сорвать с нее защищающий голову шлем, сработает.

Воспитанные соседством с гномами крысы тоже сохраняли остатки трезвомыслия. Поэтому на попытки Кота их загипнотизировать ответили маленьким шажком навстречу. Потом — еще одним. Потом…

Потом у Кота сработали кошачьи инстинкты, и он рванул прочь.

Он бежал быстро и красиво. Петлял по подземным коридорам, вскарабкивался на сталагмиты и апатиты, катился кубарем по ступенькам заброшенных гномьих шахт и таинственных подземелий. Разбудил дремавших зомби (ибо известно знатокам подземелий: где-то всегда прячется десяток зомби), прошел насквозь через ужасное и кровожадное привидение с моторчиком (откуда оно там взялось?!), пробил круглым кошачьим лбом пару туннелей, и продолжал бежать, бежать, бежать, спасая свою черно-белую шкуру.

Поздно ли, рано, но в один прекрасный момент подземелье кончилось, и Черно-Белый Кот вырвался на волю.

* * *

Восточный Шумерет. Окрестности бывшей пещеры грифона. Приблизительно тогда же

Караван господина Фу Ньонга остановился на ночлег. Ровная площадка перед небольшим углублением в скале носила отпечаток человеческого присутствия (следы костра и довольно упорядоченно разбросанные камни), под скалой, неподалеку, журчал горный ручей. Собственно, таких местечек в горах между Иберрой, Кавладором и Вечной Империей Ци было множество, но господин Фу выбрал именно это.

Выпили чаю. Поговорили о прекрасном. А там и ночь закончилась.

Барышня Ой-Ай, проснувшись с восемьдесят миллиардов одиннадцать миллионов двести девяносто семь тысяч восемьсот шестьдесят первым лучом рассвета, захотела прогуляться. Она дошла до ручейка, посмотрела, как бежит по камушкам водичка. Смотрела она так, смотрела, и вдруг из-под земли на нее выскочил большой Черно-Белый Кот.

Случись это с кем-нибудь другим, например, с барышней Сури-Мей, можно было смело сказать, что девушка была испугана до посинения пяток. Однако мысли в голове Ой-Ай двигались с неторопливостью, достойной небожителей. Другими словами, желание завизжать прошло свой путь от подкорки до мозжечка, перекурило, обсуждая последние мировые катаклизмы с желанием позавтракать и потребностью поплакать о прелести вчерашнего заката, и, только-только собралось вступить в центральные извилины, как обнаружило, что место уже занято другой мыслью: «Какой он хорошенький! Он, кажется, мурлычет!»

* * *

Именно этот трогательный момент единения перепуганного, запыхавшегося Черно-Белого Кота с разряженной в ярко-красный циский халат девицей и показало волшебное зеркало мэтра Вига.

Долгожданный повод для войны с Вечной Империей был найден.

Настала пора от разговоров и стратегического планирования перейти к активным действиям.

* * *

Чудурский Лес.

Братия Ордена О.О.О. сделала героическую попытку подтянуть животы, выпятить грудь и держать лопаты относительно ровно.

Напа Леоне прошла мимо отряда «новобранцев» и грозно посмотрела на воинствующих монахов. С братом Федусом случилась внеплановая истерика.

Большая саламандра, призванная мэтром Вигом специально для подобных случаев, расставила стремянку и помогла Напе на нее взобраться. Гномка еще раз, сурово нахмурившись, осмотрела новобранцев.

Здесь следует немного остановиться и воздать должное внешнему виду маленькой воительницы.

Если говорить коротко, на Напе присутствовали: шлем, панцирь, куртка, юбка, сапоги, защитные налокотники, перчатки, плащ и еще около сорока одежек, невидимых внешнему наблюдателю. Гномы очень стесняются говорить о таких вещах, так что сосредоточимся на описании того, что точно было видно.

Сапоги были Фриоларовы. Гномка втрое сложила голенища, и эти хлопающие на каждом шагу «ботфорты» создавали неповторимый имидж агрессивной сексуальности (братья Догнат и Захват при виде Напы теряли сознание). Над сапогами кружилась юбочка из кожаных полосок, над юбочкой сверкал начищенный до ослепительного блеска панцирь, украшенный затейливой резьбой. Таким же манером Напа украсила и налокотники. Резьба, если кому-то интересно, изображала сценки из мирной жизни огнедышащих пресмыкающихся. А на плащ из серебристой ткани гномка для прочности и красоты нашила самодельные чешуйки, похожие на настоящие драконьи, только маленькие.

Самым замечательным во внешности Напы, кроме, разумеется, фамильного кордсдейловского носа, был шлем. Он казался сделанным в виде змеиной головы, но Фриолар доподлинно знал, что это и была змеиная голова, оправленная в серебро и укрепленная стальными накладками. Гномка потратила немало усилий, чтобы выполнить этот шедевр, можно сказать, крадя время, предназначенное для интендантских обязанностей. Последний штрих: так как драгоценных камней под рукой Напы не оказалось, а оставлять пустыми глазницы было не стильно, гномка украсила шлем подручным материалом. Теперь змеиный череп смотрел на мир двумя симметричными розочками из красной эмали, которые когда-то были пряжками Напиных сапог.

Когда б Фриолар знал, что Напа-таки успеет завершить свою экипировку в срок, он бы подал ей более трудновыполнимую идею, как защитить себя от стрел и копий яростных цинцев. О, женщины… Находчивость вам имя…

Появилась еще одна саламандра и предъявила для всеобщего восхищения доспехи, собранные трудолюбивой Напой для мэтра главнокомандующего. На взгляд Фриолара, на саламандре доспехи смотрелись неплохо, а вот Вигу были явно великоваты.

Потом появилась госпожа начштаба. В защитной мантии цвета ллойярдского болота, с соколиными перьями в прическе. Далия всем любезно улыбнулась, и с Федусом случилась еще одна истерика.

Потом из Башни вышел сам мэтр главнокомандующий. В парадной бархатной мантии, расшитой змейками, опираясь на посох, он прошествовал мимо выстроившихся в ряд монахов и остановился напротив Фриолара.

Так как, технически, братия Ордена О.О.О. была всего лишь военными капелланами, а сам Фриолар являл собой всю боевую мощь армии Вига, он почувствовал необходимость вытянуться по стойке смирно.

Мэтр Виг прослезился.

— Братья мои! Алхимия! В этот великий день я объявляю вас… э-э… — задумался Виг. — А кем я их объявляю?

Далия торопливо прошептала подсказку.

— Объявляю вас, — торжественно начал Виг. — Победителями. э? Уже?

Далия снова пошуршала, подсказывая.

— Ибо вы победители уже потому, что решились выступить на стороне чести, справедливости и разума! — провозгласил Виг. И, довольный, добавил: — А хорошо сказано!

Фриолар покраснел, принимая заслуженную похвалу своим сочинительско-демагогическим талантам. Мэтр Виг вдруг спохватился:

— А почему — разума? Мы ж за магию боремся?

Далия поджала губы, но спорить, коварнейшая, не стала.

— Ну, ребятки, благословляю вас на подвиги! Можете отправляться.

Отец Титус нахмурился.

— Вы же обещали нам телепорт.

— Ах, да! — спохватился Виг. Проследил, как Напа выдает братии сухой паек (учитывая печальную участь виговых финансов, это был ОЧЕНЬ сухой паек). Попросил монахов встать поближе друг к другу, прочитал заклинание и помахал рукой тающему телепорту.

Настал черед десантирования самых боеспособных частей.

— Нам вы обещали двусторонний телепорт, — на всякий случай напомнил Фриолар.

Мэтр покивал, соглашаясь, и достал из кармана мантии три зачарованных колечка, объяснил, как ими пользоваться.

Напа вырулила тележку со сложенным на нее боевым снаряжением. Мэтр главнокомандующий дал напоследок распоряжения остающимся в Башне зверям, дематериализовал саламандр, попросил Напу, тележку, Далию и основную боевую единицу встать поближе, чтоб сподручней было отправляться телепортом…

Именно в этот момент сработала одна из «задумок» Фриолара. Если кому-то интересны технические подробности, это было не до конца закрытое окно в собственной гостиной мэтра Вига.

Итак, мэтр Виг взмахнул рукой, начиная читать заклинание, повернулся — и охнул, скорчившись от внезапной боли в спине.

— Мэтр? Что с вами? Бандитская пуля?? — забеспокоилась гномка.

— Нет, — проскрипел Виг, лихим словом поминая сквозняки любимого жилища. — Хуже.

— Мэтр, — обеспокоено предложила Далия. — Я знаю замечательное народное средство. Спиртовой настой мухомора вылить за порог и десять раз помешать серебряной ложкой…

Мэтр заворчал. Фриолар подставил работодателю свое мужественное плечо.

— Пойдемте, мэтр. Кажется, вам лучше прилечь.

— У меня война! — пожаловался старик. — У меня маневры!

— Нет, мэтр, у вас строжайший постельный режим. Не беспокойтесь, мэтр, — продолжил Фриолар врать и не краснеть, — вы так все замечательно спланировали, что мы победим обязательно.

— Да-да, — поддакнула Далия. — Не беспокойтесь.

Виг доверчиво и беззащитно улыбнулся своим доверенным помощникам. Дочитал, наконец, давно заготовленное заклинание и тяжело вздохнул, глядя на тающее облачко телепорта, в котором скрылись его добросовестные помощники.

* * *

Где-то в Восточном Шумерете

Далия вышла из телепорта, обозрела окрестности.

— Далия? ну что, у тебя получилось? — тут же поинтересовался Фриолар. — У тебя было так мало времени…

— Ничего. Дело, как говорится, магистра боится. — Мэтресса достала из мантии и предъявила для всеобщего обозрения пульт от волшебного зеркала. Махнула рукой застывшей в позе атакующего лебедя Напе, — располагайся, гнома моя. У нас есть как минимум два-три дня заслуженного отдыха.

— Не поняла… — раздельно проговорила Напа. — А где война?

— Напа, дорогая моя, — приступил к объяснениям Фриолар. — Начнем с того, что война как способ вооруженного разрешения конфликтов появилась на заре времен… нет, начнем еще с более ранних событий. Итак, в начале был взрыв метафизической Вселенной.

— Какой силы, если принять за одну условную взрывную единицу взрыв одной унции черного пороха? — деловито осведомилась Напа. Фриолар терпеливо продолжил:

— Порох появился намного позже. А пока Вселенная расширялась, расширялась, потом начала сужаться, сужаться, и произошел еще один взрыв.

— Фри-Фри! — рявкнула нетерпеливая Напа. — Я воевать хочу! У меня топор чешется!

— Спокойно, Напа, спокойно, — отмел возражения Фриолар. — Сейчас повоюем. Только решим, на чьей стороне и какими средствами. На чем это я остановился? Итак, вселенная все-таки образовалась. Есть версия, что образовалась сразу множественная вселенная, сначала один мир, потом другой, являющийся искаженной копией первого, потом третий мир, искажающий искажение изначального мира, потом четвертый, в котором искажение первоначального искаженного искажения не так искажено, как кажется…

* * *

Где-то в глубине Восточного Шумерета

Пошуршало, и бесконечном черном лабиринте подземелья вспыхнул слабенький огонек одинокой спички.

— Ну что ж, братия, — уверенно и напористо проговорил отец Титус. — Какие будут предложения?

К сожалению, удалось расслышать только предложения брата Дедалуса. Из соображений морали и этики скажем лишь, что предложения были немного агрессивные и не слишком конструктивные.

— Не понимаю! — подал голосок самый юный из братьев, брат Федус. Он активно потрясал каким-то кулоном. — Госпожа начштаба шепнула мне, что этот амулет с большой долей вероятности приведет нас прямиком к сокровищам! А где тут сокровища?

— В подземельях, — ответил брат Догнат. Будучи гномом, он не очень страдал от темноты и клаустрофобии. Но гномье сердце уже ныло от разлуки с прекрасным суперинтендантом. — Всегда есть сокровища.

— Да! — подтвердил брат Захват. Из двух присутствующих гномов он был более жадным. — Это известно каждому: в таких вот заброшенных подземельях полно забытых сокровищ!

Спичка погасла, но даже в сгущающейся темноте чувствовалось, как согласно закивали головами бравые монахи. Посовещавшись еще немного, решили идти прямо. Где бы это «прямо» ни находилось…

— Полно сокровищ, — довольно облизнулся брат Федус.

— Ага. И охраняют их зомби и кровожадные привидения, — поделился житейским опытом брат Дедалус.

— Вот только никогда не мог понять, — прошамкал брат Никус. Познакомившись с виговым Кариесом, он дал себе зарок не открывать челюсти без нужды. — Откуда берутся все эти привидения и зомби в подземельях? Не сами же они приходят… Может, их сюда телепортирует кто?

Братия весело заржала над таким нелепым предположением, и полтора десятка темных-темных фигур отправились в непредсказуемо авантюристическое путешествие по бесконечно опасному подземелью…

* * *

На стороне вероятного противника

Отдышавшись, пообедав и поспав, Черно-Белый Кот почувствовал себя человеком. Он оглянулся по сторонам, поцарапал подушечку, которую ему подложила под бока очередная хозяйка, и захотел пошалить.

Барышня Ой-Ай и барышня Сури-Мей имели на сей счет свои соображения: они в четыре руки перехватили Котика, уложили его обратно на подушку, и принялись заматывать в какие-то шелка, оживленно мяукая при этом по-своему, по-иностранному. Если бы ЧБК был сведущ в цинском, он бы понял, что обсуждается его присутствие на грядущей свадебной церемонии в качестве почетного гостя. Хорошо, что не понял: барышня Сури-Мей советовала почетного гостя приготовить на свадебный ужин, многословно сожалея, что котик маленький и его хватит только если разрезать на маа-аленькие кусочки… А так…

Господин Фу Ньонг понаблюдал, как его дочь и воспитанница подавляют сопротивление черно-белого пленника, послушал, как храпят Плющ и Крапива, отчитал Хай Вама за недостаточно активные поиски, выслушал наставление на путь истинного благочестия от Лынь По, пригрозил остальным (слонам, верблюдам, лошадям и наемникам) — просто так, для порядку, и решил прогуляться.

Долго ли, коротко ли, вьющаяся горная тропинка привела Фу Ньонга к небольшой скалистой площадке. На площадке среди отвесных скал широкоглазая варварка собирала цветочки.

О! Как она была прекрасна! Ее не портили ни уродливо большие глаза, ни светлая кожа, ни темно-зеленый балахон с коричневыми полосками! А как оценил Фу Ньонг ее страсть к природе! Это ж какая экономически выгодная жена из нее получится! Купить ей всего один кусочек поля, да и пусть себе наслаждается!..

Быстро, пока не проснулись жены и не велели передумать, Фу Ньонг дробной рысью поскакал обратно к своему каравану. Растолкал начальника своих воинов, объяснил диспозицию. Тактическая задача номер раз: захват широкоглазой варварки с максимально минимальными травматическими последствиями. Тактическая задача номер два: быстро, быстро, быстро!

Пятьдесят лучших солдат ползком двинулись на захват бродящей между отвесными скалами варварки.

Приблизительно в то же самое время Черно-Белый Кот все-таки сумел вырваться из ручек Лай Ой-Ай и Фу Сури-Мей и побежал по камням, оставляя за собой длинный шлейф из красного шелка. Девушки завизжали. Путем долгих терпеливых расспросов Хай Вам выяснил причину их беспокойства и отправил оставшихся двести пятьдесят воинов ловить котика барышень. Проснувшиеся Плющ и Крапива поковыляли следом, подстегивая бравых солдат язвительными замечаниями.

* * *

На фронте

— Таким образом, мы логически доказали, что война не является непременным итогом развития общества и не должна становиться самоцелью в личностной самореализации избранных сапиенсологов, — весомо проговорил мэтр Фриолар. Строго посмотрел на Напу Леоне. — Понятно?

Напа шмыгнула носиком и нехотя согласилась. Гномка печально нахохлилась, завернулась в плащ. Даже змеиная голова горестно заломила бровки, собираясь рыдать по поводу безвозвратно уходящей небоевой гномьей молодости…

— Так, значит, с первым вопросом разобрались. Переходим ко второму пункту. Что насчет вооружений, которые ты запасла для военных действий?

Напа Леоне гордо вскинула голову.

— Это очень хорошие вооружения, — как партизан на допросе, ответствовала она.

— Я не спорю, — примирительно развел руками Фриолар. — Давай проведем их ревизию.

— Сейчас? — с подозрением переспросила Напа.

— А почему бы и нет? Главный лозунг всех воинов: живи настоящим.

Маленькая воительница пошмыгала, но принялась разгружать тележку и объяснять назначение ее содержимого.

— Вот танк. Самоходный.

Фриолар придирчиво осмотрел механизм. Взял на руки, взболтал закрепленный на сложной многоколесной конструкции цилиндр, прислушался.

— Что внутри?

— Пиво. Ллойярдское. Можешь повернуть краник, попробовать. А теперь покрути ключиком.

Заведенный «танк» застучал шестеренками и двинулся в направлении Напы.

— Я ж говорю, что он сам двигается. Жалко даже, что мэтр только один экземпляр получил.

— Не представляю, — протянул Фри-Фри, внимательно рассматривая движущуюся конструкцию. — Как эта самоходная банка, по-твоему, может изменить исход войны?

— А как же! — возмутилась Напа. — Допустим, кто-то пить захочет. А бежать до полевой кухни далеко. Вот танк и доставит… Сам же говорил, что хорошее снабжение — верный залог победы!

Фриолар вспомнил, что действительно изрекал подобные сентенции, и промолчал. Достал со дна тележки связку амулетов.

— А это для чего?

— О, тут всего полно. Красные — метать файерболы, синие — ледяные снаряды, зеленые — как мэтр Виг сказал, несколько полезных изобретений из школы Зеленой Магии.

— А это, как я понимаю, — Фриолар открыл шкатулочку, которую Напа спрятала на самое дно тележки. Вынул несколько грубо сработанных фигурок животных. — И есть наше самое секретное оружие. Артефакты, позволяющие вызывать всяких там чудовищ.

Говорил Фриолар настолько укоризненно, что Напе отчего-то стало стыдно. Она засмущалась, вдруг подумала, что и вправду что-то слишком увлеклась…

— А еще в тележке твой обед на сегодня, — попыталась исправиться гномка. — Твой любимый пирог. С персиками.

Фриолар обрадовался. Достал сверток, присел на камушек. Очень формально позвал Далию. В конце концов, она сама решила уйти цветочки собирать. Из-под сверкающего красными розочками змеиного шлема Напа умильно смотрела, как алхимик поглощает лакомство.

Вопреки предположениям Фриолара или наблюдениям господина Фу Ньонга, Далия в настоящий момент времени интересовалась вовсе не цветочками. Отношения с ботаникой, увы, у мэтрессы были напряженными и динамичными. Мэтресса Далия пыталась расковырять случайно подобранным прутиком странную кочку, вокруг которой роились большие, тяжелые фиолетово-черные жужжащие насекомые — из чисто научного интереса узнать, что находится внутри.

Был бы рядом мэтр Виг, он бы подсказал, что мэтресса нашла гнездо редкой разновидности восточношумеретских горных пчёл, славных своими ядовитыми качествами и мстительностью, которой даже он сам, магистр криптозоологии, завидует (ядовитей их были только пышноголовые иберрские шершни). Увы, мэтр Виг лелеял ноющую спину далеко-далеко в Чудурском лесу. Так что Далия без помех смогла завершить начатое черное дело.

Мэтресса аккуратно, легкими движениями сняла с «кочки» верхнюю корочку, нагнулась, чтобы заглянуть внутрь, и вдруг обнаружила человеческую голову. Голова торчала между камней и сосредоточенно наблюдала за Далией, хлопая узкими черными глазами.

От неожиданности Далия завизжала.

Наемник, наблюдающий за ней, перепугался и подскочил. Остальные сорок девять наемников посчитали раздавшийся над скалами пронзительный звук сигналом к атаке, и бросились ловить «широкоглазую варварку».

Стоит ли говорить, что горные пчёлы были очень недовольны тем, что по их гнезду пробежалась сотня цинских ног?

* * *

— Вернись, о черно-белый пушистый странник! — зазывала Ой-Ай. — Зову тебя! зову! Кис! Кис!

— Вернись, о будущий ужин наш! — заглядывала под кусты Сури-Мей. — Вернись скорее! Не то хуже будет…

Черно-Белый Кот наблюдал за собственными поисками, забравшись повыше на почти отвесный уступ. Сверху ему были прекрасно видны и две цинские красавицы, и остальные двести пятьдесят искателей. Поисковики смыкали плотное кольцо вокруг мятежного беглеца, и пришлось срочно искать путь отступления. Повинуясь достославной кошачьей интуиции, ЧБК протиснулся в узкий лаз, уводящий внутрь горы. Что-то подсказывало Коту, что там он обретет если не покой, то общество двух тысяч крыс…

* * *

— Д…Ды… Далия? — отвлекся Фриолар от сладкого пирога.

Запыхавшаяся от быстрого бега мэтресса, активно жестикулируя, исполнила сложную танцевальную композицию, из которой следовало, во-первых, что за ней кто-то гонится, во-вторых, что у догоняющих много голов, ног, и они (не головы и ноги, а догоняющие) больно кусаются. В-третьих, что на месте оставаться не стоит, и в-четвертых, что Фриолар сам дурак, раз не может обо всем этом догадаться. Покончив с танцевальным сообщением, Далия толкнула растерявшуюся гномку в тележку и попробовала утащить ее в укрытие, попутно сунув Фриолару связку магических амулетов и крикнув на прощание: «Прикрой нас!».

Буквально в ту же секунду Фриолар почувствовал, как что-то очень большое и острое вонзилось ему в щеку. Спустя мгновение — в другую. Отмахиваясь от жужжащих агрессоров, Фриолар в отчаянии активизировал один из артефактов. И очень удивился, когда вместо ожидаемого огненного шара или какой-нибудь другой убойной штучки из зеленовато камня амулета вырвалось облако цветов. Кажется, это были маки — огненно-красные и очень крупные. Внимание пчел они привлекли, что и говорить — правда, после того, как те сожрали остатки пирога и некоторую часть Фриолара. Но самое замечательное, что маки оказались вполне настоящим боевым заклинанием! По крайней мере, никто из выскочивших на полянку цинцев до покусанного алхимика не добрался; один за другим преследователи Далии падали, засыпая буквально на ходу, с выражением неземного блаженства на круглых узкоглазых лицах…

Фриолар на всякий случай зажал нос и побежал в ту сторону, куда Далия укатила Напу. Через сотню шагов он догнал запыхавшихся, перепуганных девушек.

— Дамы, — попытался проговорить Фриолар распухающим от укусов пчел языком. — У меня две новости. Одна, как говорится, хорошая, другая — плохая.

— Говори, Фри-Фри. Мы сильные, мы смелые, мы справимся… — трясущимися от страха губами проговорила Далия.

— Нас атакуют цинские наемники, — доложил рядовой всея армия.

— Знаешь, об этом я уже догадалась, — съязвила Далия. — А какая новость хорошая?

— Это и была хорошая новость. Плохая в том, что цинцев много.

— Ффу, тоже мне, новость, — скривилась Далия. — Цинцев всегда много. И поэтому я предлагаю не терять времени даром, а покрошить всех срочно в капусту, — приняла героическое решение начальник штаба. — Значит так, Напа. Ты берешь свой топор, и…

— Не могу, — кротко ответила гномка.

— Почему это ты не можешь? — опешила мэтресса.

— Фри-Фри мне логически доказал, что быть злой экспансивной милитаристкой плохо, — ответила Напа и подняла на Далию печальные голубые глаза.

— Да что… Да как… Фри-Фри! — заорала Далия.

— Шо… — попытался ответить Фриолар. Лицо его превращалось в нечто луноподобное просто на глазах.

— Немедленно вноси поправки в Напину Я-концепцию!

— Не моху… Яжик не движесся…

Ветерок донес до спорящих алхимиков шум погони. Мэтресса опять впала в панику и велела Фри-Фри срочно обеспечить их безопасность. Алхимику спорить было уже нечем, поэтому он выбрал наугад из связки артефактов и нацелил на возможных преследователей. И только десяток полусонных цинских солдат появились из-за поворота, на них спикировал ДДМПК с комплектом ЯГП в когтях. В рядах атакующего противника возникла приятная легкая паника.

Повинуясь привычке действовать систематично и методично, Фриолар выбрал еще три артефакта, и, направив их на север, юг и восток, выпустил стаи ЛГОК (лягушек гигантских, оглушительно квакающих), ПМП (пауков многопаутинных) и XXС (хорей-хохотунов смердючих).

— Думаешь, этого будет достаточно? — с подозрением выгнула бровь мэтресса.

С севера грянул дружный лягушачий квак, после чего послышался шум сходящей горной лавины. С востока немного погодя донесся панический вопль и залихватское хихиканье. С юга… На южном фронте было тихо.

— Не подействовало? — забеспокоилась Далия. Фриолар промычал что-то. Далия осмотрелась, кого бы послать на разведку.

Между камней мелькнуло красное одеяние.

— Эй, девушка! — щелкнула пальцами Далия. — Да-да, ты, в красном платье, с оттопыренными ушами!

Ой-Ай поглядела по сторонам и поняла, что широкоглазая варварка обращается к кому-то за ее спиной. Повернулась. Посмотрела.

— Да я тебе говорю! — мэтресса широким уверенным шагом спустилась к предполагаемой добровольной помощнице. — А… ты тоже наш вероятный противник… Выбирай: или ты пойдешь на разведку, посмотреть, кого там съели наши паучки, или я скормлю тебя нашей воинственной гномке.

На личике Ой-Ай застыла вежливая улыбка.

— Ага, Кавладорского мы не знаем… Фри-Фри! Ты, кажется, знаешь цинский? Переведи ей, что, если она сходит туда, — мэтресса махнула рукой в сторону предполагаемой ловушки, — и обратно, я угощу ее конфеткой.

Фриолар грозно фыркнул на Далию, но спорить, как уже говорилось, ему было нечем. Поэтому чисто рефлекторно повиновался алхимичке, подошел ближе… И до смерти удивился тому, что неизвестная цинцеянка вдруг бросилась к нему на шею с бессвязными всхлипывающими рыданиями.

— Что это с ней? — переспросила Далия у Напы. Та пожала плечиками и почесала затылок змеиного шлема.

* * *

Черно-Белый Кот блеснул в темноте подземелья ярко-желтыми глазами. Прислушался. Кажется, что-то он не рассчитал в этой жизни: его преследователи перемяукивались, искали проход внутрь горы и не думали оставлять кошачье в покое. Ну что ж… Долг ЧБК — разнообразить жизнь ближним и дальним своим.

Откуда-то донесся звук обвала. Так, туда не пойдем. С другой стороны летел невесомой дымкой весьма специфический аромат. Туда тоже торопиться не стоит. А вот с третьей стороны, если очень хорошо прислушаться, доносилось чье-то перешептывание и бессвязные проклятия. Крыски, радостно облизнулся ЧБК и отправился на разведку.

Не успел Черно-Белый Кот утомить пушистые лапки, как кто-то очень наглый и очень глупый попытался украсть его глаза. Прямо вот так, посреди черной пещеры вдруг попробовал схватить загребущими руками блестящие, круглые и золотые, как новенькие монетки, прекрасные зерцала кошачьей души. Кот, разумеется, не стерпел и впился всеми когтями и зубами в таинственного обидчика.

Обидчик закричал от страха и боли, и что-то в этом крике показалось Коту знакомым.

— Пряустите, — мурлыкнул Кот. — Мыу с вами гдеу-то встрряучались?

Грабитель кошачьих сокровищ поднес едва различимую в темноте руку к сумрачно виднеющемуся лицу. Зашипела, разгораясь, последняя спичка из тех, что припасли с собой братья Ордена О.О.О.

Разглядев и вспомнив присутствующих, Черно-Белый Кот обрадовался: эти игрушки ему нравились, повеселились они тогда на славу.

— Мяунахи! — оскалился в приветственной улыбке Кот.

— Демон! — заорали монахи.

* * *

Когда из глубины подземелья донеслись чьи-то крики, десятник цинских наемников похлопал по плечу своего подчиненного. Тот, вроде как, знал два десятка слов языка варваров.

— Что кричат? — уточнило начальство. Подчиненный прислушался.

— Кричат, что там демоны.

— Угу, угу… — согласно покивал десятник. Принялся раздавать приказы столпившимся наемникам: — Значит, ты идешь вон той тропинкой, ты поворачиваешь налево, ты несешь факел и заглядываешь под камни, чтобы нам быстрее найти кота барышни Ой-Ай…

Крики становились все громче и ближе.

— Господин, — осторожно подал голос один из наемников. — Там демоны.

— Да понял я, понял! Подумаешь, какие-то завалящие демоны широкоглазых бледнолицых варваров! Значит, идем и заглядываем, и…

Из глубины подземелья выскочило черное плотное трехголовое привидение, увидело цинцев, заорало что-то и начало быстро-быстро приближаться — явно с кровожадными намерениями.

— Демоны! — закричал десятник и припустил бегом за спешно отступающим отрядом.

— Люди! — закричали хором братья Догнат и Захват из-за спины брата Дедалуса. Брат Дедалус, которому опыт бурной разбойной молодости подсказывал беречь дыхание, взбрыкнул, издал короткое ржание и перешел на бешеный галоп.

За ним, подобрав рясы и скользя сандалиями на гладких камнях, спешили еще десять братьев Ордена, подгоняемые радостно ухмыляющимся Черно-Белым Котом.

Если кому-нибудь интересно, то отсутствующие на выходе из подземелий брат Опус и отец Титус как раз в этот момент нашли в одном из тупиковых коридоров кем-то забытую груду золота и драгоценностей. Бывает же так… Обычные суеверия — а сбываются.

* * *

Господин Фу Ньонг ждал, когда ж ему доставят прекрасную пленницу. А посланный отряд не возвращаться. Господин Фу Ньонг изволил нервничать, подергивая бородавку на подбородке. А отряд и не думал возвращаться.

Ну, дождетесь вы у меня, — решил Фу и отправился похищать будущую третью жену сам.

Правда, некоторое время господин Фу потратил на то, чтобы посмотреть на дивное зрелище: откуда ни возьмись, вдруг появились пауки и спешно, быстро и добросовестно натянули паутину над узким ущельем. Работали паучки слаженно, паутина у них получилась красивая, и Фу Ньонг мысленно дал себе слово украсть и их, принять на работу с половинным — а лучше, с четверть-окладом, и нажить небольшое состояние, продавая оригинальные коврики с паутинным рисунком.

Шел Фу Ньонг, искал варварку, и, что удивительно, нашел. Она стояла рядом с каким-то очень странным человеком, его, Фу, воспитанницей Лай Ой-Ай, и все трое о чем-то оживленно спорили. Чуть подальше и повыше, на тропинке, в тележке покачивала серебристой головой огромная змея, почему-то укутанная в плащ. Фу Ньонг остановился, нервно сглотнул. Разглядел, что из-под тулова змеи торчат чьи-то большие сапоги и — о, ужас! — шевелятся…

Сбежать Фу Ньонг, увы, не успел: воспитанница заметила своего любимого опекуна и мигом подскочила и потянула за собой, на ходу объясняя суть проблемы. Оказывается, она наконец-то, сама, лично, нашла пропавшего-сбежавшего жениха, но он — представляете? — успел жениться на какой-то уродливой девице! В качестве доказательства Ой-Ай подвела господина Фу поближе, указала на предполагающегося Бу Дыща, на его возможную жену, а самое главное — на одинаковые кольца у них на руках.

«Она замужем? Хм…» — нахмурился Цы.

— Ты уверена, что это Бу Дыщ? — спросил он вслух. Ему помнилось, что до побега принц был малость пониже ростом, чернее прической, и лицо было какое-то другое…

— Нет, я никакой не Бу Дыщ, — попытался выговорить Фриолар. Увы, язык его после знакомства с жалами пчел, стал непонятен окружающим.

— Да! Это он, мой любимый! — взвизгнула Ой-Ай. — Я хочу быстрей за него замуж! Вели ему развестись с этой мымрой!

«Развод — это хорошо», — возрадовался Фу Ньонг. Подошел ближе.

— А, еще один испытатель. Пусть проведает, как там дела у хорей, — благосклонно улыбнулась незнакомому цинцу Далия.

— Далия! — позабыв о своем благородном воспитании, попытался закричать Фриолар. — Эта дура говорит, что я похож на ее жениха и хочет за меня замуж!

Далия поняла бурчание из-за распухших круглых щек Фри-Фри по-своему.

— Действительно, пусть лучше сходит, посмотрит, что там выделывают пауки, а то эта дура какая-то странная, еще пауки ею отравятся…

Фу Ньонг подошел поближе к спорщикам, расплывшись в широкой благодушной улыбке. Пользуясь случаем, рассмотрел свою будущую третью жену. С близкого расстояния ее светлая кожа не так бросалась в глаза, а вот все остальные прелести…

— Фри-Фри, — нахмурилась Далия. — Чего этот цинец так на меня уставился?

— Извини, что говорю это, но, по-моему, лучше нам сматываться отсюда, — попытался выговорить алхимик. Его опять не поняли.

— Нет, я уже не об этой дуре, а вот об этом экземпляре, — махнула рукой Далия в сторону Фу Ньонга.

Господин Фу вежливо поклонился. Фриолар защищающим жестом попытался отстранить Далию от возможной опасности. И тут долговязый желтый цинец показал свою истинную мерзкую природу: вдруг ловко и споро стащил с руки Фриолара кольцо, снабженное телепортом в Башню. От удивления такой подлостью и низостью со стороны цинских агрессоров Далия всплеснула руками — и ее колечко, которое было великовато, соскочило само собой.

— Далия, пошли отсюда, — просигналил Фриолар, с нарастающим беспокойством следя за тем, как блудная (или блуждающая? или заблудившаяся?) невеста радостно взвизгнула, захлопала в ладоши и, пританцовывая, засеменила мелкими шажками куда-то в сторону.

— Фри-Фри, я, конечно, понимаю, они мирное население, а мы честные захватчики, всё такое, геноциду нет, демографии да, но, может, пойдем отсюда? — прошептала Далия. И алхимики оба осторожно, не делая резких движений, начали отступать.

Тут из-за камней и скал вырулили еще две цинские фигуры. Одна была замотана в светло-зеленые драпировки и была худой, как сушеная вобла. Другая была затянута в темно-зеленые одежды, и была изобильной, как весеннее половодье. Обе были набелены, нарумянены; четыре густые брови имели общую протяженность в два локтя, конских волос в черных париках этих особ хватило бы на племенной табун. Цинцеянки спешили очень-очень мелкими шажками, потрясая коллекциями ювелирных украшений на одном сухом и одном полном бюсте, переругиваясь на ходу — и до такой степени напоминая мэтрессу Долли с госпожой Гиранди, что психика алхимиков не выдержала.

— К Вигу! — скомандовала начальник штаба.

Алхимики бросились к Напе, молча пытавшейся угадать, что на сей раз означают возгласы и потряхивания руками у этих смешных забавных человеков, подхватили ее под локотки, Далия спешно активизировала телепорт, и…

Фу Ньонг только и успел, что вытянуть руки и прокричать:

— Любовь моя!

Ответом печальному влюбленному стала опустевшая тележка и серый туман телепорта.

* * *

Чудурский лес. Башня.

Покряхтывая, охая и придерживаясь за закутанную теплым платком поясницу, Виг переворачивал подушки в гостиной. Пульт от волшебного зеркала куда-то запропастился, а так хотелось посмотреть военные действия он-лайн…

Грюкнуло. Посыпалась штукатурка. Посреди гостиной материализовались Далия и Фриолар, поддерживающие на руках недоумевающую гномку.

— Мэтр! — закричала начальник штаба. — У нас потери!

— Что?! Как?! — закудахтал главнокомандующий.

— Для начала — излечите рядового. Послушаем, что он понял… Вы не представляете, мэтр, с какими чудовищами мы имеем дело! — принялась комментировать Далия фронтовую обстановку. — Они раскидывают между камнями и скалами живые человеческие головы…

Почтенный мэтр, не обращая внимания на чириканье Далии, принялся вытаскивать из щек и прочих частей своего секретаря пчелиные жала. Фриолар ойкал. Хозяйственная суперинтендант бросилась в подвал, за вином и прочим обезболивающим. Далия же, частично успокоившись, отыскала на столике вазочку с потенциально съедобным содержимым.

— Так что, не хватило вам артефактов для первой атаки? — поинтересовался Виг, сотворив кубик льда и приложив его к пострадавшему лицу секретаря.

Мысли Далии и Фриолара вернулись на некоторое время назад. Вот они складывают артефакты и прочие боеприпасы в тележку. Вот тележка катится по горам. Сначала ее катит Напа, потом — Напа сидит поверх магических припасов, а всё и всех катит Далия. Вот Далия и Фриолар подхватывают Напу и скрываются телепортом. Вот тележка остается, одинокая и бесхозная, а рядом цинец и три цинцеянки, которым, разумеется, интересно, куда люди сбежали. Они подходят к тележке, видят там непонятные штучки, начинают их крутить в руках…

— ААААА!!! — заорал Фриолар. Может быть, от счастья, что наконец-то может говорить.

— Чего ты так кричишь? — сплюнула Далия косточку чернослива. — Подумай сам: они там. А мы — здесь.

— Надолго? — прохрипел Фриолар.

* * *

В горах Восточного Шумерета.

— Он нашелся, нашелся! — радостно чирикала Ой-Ай, бросаясь на шею госпоже Плющ. — Мы поженимся! — обняла счастливая невеста госпожу Крапиву. — Он развелся! — захлопала в ладоши девушка, подпрыгивая от избытка чувств.

Дамы ее не поняли и потребовали уточнения.

— Он развелся! — пропела счастливая Ой-Ай и показала на господина Фу. И тут же бросилась на шею обожаемому опекуну, чтобы выразить всё восхищение его геройским поступком.

Четыре глаза, в окружении гор сурьмы и залежей прочего грима, внимательно и пристально посмотрели, как девушка в ярко-красном халате обнимается с симпатичным (по этническим стандартам) цинцем средних лет. Две глотки выпустили легкий вздох сожаления по поводу, где их (да не её — их!!!) семнадцать лет…

— О, любовь моя! — донеслось до трех ушей, увешанных серьгами (на одно ухо госпожа Плющ была глуховата).

Два глаза посмотрели в другие два глаза.

— Не поняла… — одновременно выдохнули госпожа Плющ и госпожа Крапива.

* * *

В глубоком тылу.

— Вставай! Немедленно вставай! Это твой долг! Вставай и иди! — пинал Хай Вам жреца начального ранга с перспективою.

— Да-ле-каааа дорога твояяя… — прохрипел Лынь По. Перевернулся на другой бок и продолжил: — Далека, дика и пустыннаааа…

— Не получается, — наконец, сдался евнух. — И где он только раздобыл выпивку в этой глуши…

— Этаааа даль и глушь не для слабых душ… — с намеком протянул Лынь По. Хай Вам плюнул.

Барышня Сури-Мей нетерпеливо постучала туфелькой.

— Что-то мне всё это не нравится… — задумчиво прищурилась девушка.

На полянку перед заброшенной пещерой вдруг начали собираться папенькины наемники. Глаза у Сури-Мей понемногу начали расширяться: каждый из вернувшихся вояк выглядел так, будто только что пережил смертельную схватку. Потрепанные, покусанные, в красных пятнышках…

— Что случилось? — всполошился Хай Вам.

— Драконы! — зарыдали наемники. — Лягушки! Плюются! Квакают! Хорьки! Все спят! Пчелы! Хвост поднимут и хохочут!

— Нет-нет, давайте по порядку, — потребовал объяснений Хай Вам. — Вы же, вроде как, кота ловить отправились?

— Да нет же, господин хороший! Женщину!

— Женщину, которая поднимает хвост, квакает и засыпает от хохота? — уточнила Сури-Мей.

— Они летают! — закричали на нее пострадавшие от военных действий.

— Кто? Хорьки? На лягушках? — переспросил евнух.

Со стороны ручейка донесся топот еще одного возвращающегося отряда. И панический вопль:

— Демоны!!!

— Вот это уже враки, — пробурчал Хай Вам. Будучи образованным человеком, он знал сам и поспешил поведать остальным, что демонов не существует.

— Я им ужже скаузал, — донеслось откуда-то снизу, — но они неу поверрили…

Хай Вам осторожно посмотрел вниз. Там сидел крупный черно-белый пушистый котище и приветственно махал правой верхней лапкой. Потом показал главному евнуху язык и сказал — о боги! коты! разговаривают!

— Давай — мурр… Поушалим немноуго, мой мяугонький?

Хай Вам подобрал полы халата и побежал.

За считанные минуты суета и толкотня, возникшие на площадке около бывшей грифоновой пещеры, переросли в массовое паническое бегство. Этому немало поспособствовали пронзительные крики барышни Сури-Мей, оседлавшей слона. Почувствовав себя в относительной безопасности, Фу Сури-Мей скомандовала:

— Вперед! В Тай-до! Мы отступаем!

* * *

Запыхавшиеся монахи только и увидели, как поднимается столбом пыль над спешно удаляющимся отрядом.

— Нет… — простонал брат Никус. — Вы как хотите, а я дальше не побегу. Всё… Надо отдохнуть. Из подземелья выбрались, уже хорошо… ффух…

— От демона избавились, — согласился Дедалус, оглядываясь и не видя спрятавшегося за камушком ЧБК. — От настоятеля, хвала Создателю и его откровениям, тоже.

— Уже? — всполошился Никус. — Так быстро?

— Не надейтесь, дети мои, — послышался голос отца Титуса. Он появился с противоположной стороны, сгибаясь от тяжести большого мешка. — Я здесь, с вами. И — обратите внимание — с прибылью. В отличие от некоторых, — уничижительно фыркнул Титус в сторону самых завистливых братьев, Никуса и Дедалуса.

— Сокровища! — зарыдал от счастья брат Федус. — Где! Как! Я тоже хочу!

— Там, в пещере, — коротко объяснил Титус. — Брат Опус остался сторожить. А я вот вас нашел. Думаю, надо дать шанс обогатиться благочестивой братии…

Гномы и остальные братья закричали хвалу отцу Титусу и поспешили искать Опуса с волшебной пещерой.

Отец Титус, оставшись в относительном одиночестве, покачал головой, видя кругом беспорядок. Цинцы сбежали так быстро, что позабыли о тюках, поклаже и даже походных палатках. И о спящем сном праведника Лынь По.

— Эй, уважаемый, — осторожно постучал по плечу храпящего пьяницы отец Титус.

Тот проснулся и посмотрел на настоятеля мутным глазом.

— Выпить хочешь? — добро улыбнулся благочестивый монах и протянул приятно булькнувшую фляжку.

— Ага! — согласился Лынь.

— Только уговор: я тебе — выпить, а ты мне — всё, что отыщется в этих тюках, — обвел широким жестом Титус округу.

— Давай! — протянул руку Лынь.

Что удивительно: Титус говорил по-лояйрдски, Лынь По — по-цински, но языкового барьера между двумя пройдохами-праведниками не возникло. Черно-Белый Кот понаблюдал трогательную картину братания и решил не вмешиваться.

* * *

Чудурский лес. Башня

— Ищу, ищу! Уже ищу! — отмахивался Виг от наседавших с обоих сторон алхимиков. Далия вопила, что Фриолар зря нагнетает панику. Фриолар сипло перечислял все неисчислимые беды, которые могут случиться, если заряженными зоологической магией артефактами воспользуется кто-то злой и коварный. Оба столь рьяно отстаивали свою позицию, что только случайно вклинившееся между ними кресло с Вигом мешало вцепиться друг другу в глотки и перевести теоретический спор в материальное, физическое, так сказать, русло.

— Нашел! — подал голос мэтр, и показал появившееся в волшебном зеркале изображение одинокой тележки посреди горного пейзажа.

— Мэтр, — скомандовал Фриолар. — Всё ваше магическо-военное имущество надо срочно вернуть в Башню. Нам только войн из-за амулетов и волшебных колец не достает для полного счастья…

— Хорошо, — согласился волшебник. Потом нахмурился: — А что мой котик? Вы его нашли?

— Делать нам больше неч… — начала возмущаться Далия, но Фриолар невежливо, хотя очень вовремя, закрыл ей рот рукой.

— Нет, мэтр. Не успели.

Мэтр запричитал:

— Он промочит ноги! Простынет! Оголодает! Усохнет с тоски!

— Ваш Черно-Белый Кот? — флегматично-неприязненно уточнил Фриолар. И лицемерно добавил: — Что ж, таковы превратности войны.

— Нельзя быть таким чёрствым по отношению к живому существу! — обиделся мэтр Виг. — Он может погибнуть в любой момент!

— Да? Обещаете? — заинтересовался Фриолар.

— Его может утянуть болото! Утопить водопад! Его могут ограбить! Похитить! Изнасиловать!

— Вашего Кота?!!! Кто рискнет здоровьем…

— Его могут съесть, в конце концов!! Та девица выглядела очень голодной.

Фриолар мечтательно вздохнул. Потом решительно взял себя в руки.

— Первым делом, мэтр, артефакты. А коты и девушки потом.

Виг повздыхал, потом согласился. Кастанул какое-то сложное заклинание.

— Вот. Можете не беспокоится. Сейчас всё, что в этих горах есть сколько-нибудь ценного, будет перенесено сюда.

Внимание Фриолара привлекло что-то странное в левом нижнем углу волшебного зеркала.

— Эй? А эти что там делают?

* * *

В горах Восточного Шумерета

— Нет, ты мне объясни! — шипела госпожа Плющ.

— Нет, это ты мне объясни! — шипела госпожа Крапива.

— Ой, как хорошо! Ай, мы поженимся! Ах, мы все-таки поженимся! — верещала Ой-Ай, удерживаясь за шею своего опекуна и благодетеля — мозг, переполненный бушующей радостью, не мог самостоятельно поддерживать девушку в вертикальном положении.

— Любовь моя! — кричал Фу Ньонг с Ой-Ай на шее, стараясь повернуться к обеим женам лицом и одновременно защитится от их царапок. — Ты все не правильно поняла! Я всего лишь развел их! Это мое право, как главы семьи!

— Ах ты подлый! — зашипела Плющ.

— Ах ты лживый! — не отставала Крапива.

— Клянусь вам! Вот, смотрите, я и кольца с них снял…

— Дай сюда! — закричали все три цинцеянки, и каждая потянула добычу Фу Ньонга на себя.

* * *

Чудурский лес. Башня

— Зачем вы это сделали, мэтр? — отстраненно полюбопытствовала Далия, наблюдая, как десантировавшееся посреди башенной гостиной женское разнокалиберное трио мутузит долговязого цинца.

— Случайно… — покаялся Виг. — Нет, смотри! Я совсем здесь ни при чем, они кольцом телепортнулись. А чегой-то они делают?

Из цинской свалки выпала девушка в красном и экстатически потянулась к растерявшемуся от неожиданности Фриолару.

— Это он! — закричала Ой-Ай.

— Это она! — закричал Фу Ньонг, увидев Далию, а его жены как-то сразу обо всем догадались и хищно нацелились на новую жертву:

— Ах, это ты!

Алхимики, как уже говорилось, действительно соображают быстро. А перепуганные алхимики — еще быстрее.

Со скоростью зайца-чемпиона, с перепугу обогнавшего и гепарда, и страуса, Фриолар и Далия выскочили из гостиной, едва успев захлопнуть за собой дверь. Далия было ринулась прятаться в подвал, но Фриолар мужественно потащил ее вверх по лестнице.

Виг с неудовольствием посмотрел, как пришлые незваные визитёры вышибли ему дверь в гостиной, и покачал головой. Кажется, настала пора размять старые косточки и лично пойти подстрелить немного цинцев…

* * *

— Любимый! Любимый! — верещала Ой-Ай, торопясь вверх по лестнице. Для верности девушка придерживалась за ступеньки руками, являя наглядное доказательство происхождения некоторых древнейших цинских родов от маленьких бесхвостых обезьянок.

— Вернись! Я всё прощу! — обещал Фу Ньонг убегающей Далии.

— Ах ты коварный! — кричала Крапива.

— Ах ты… — запнулась Плющ. На площадке второго этажа она остановилась, чтобы перевести дыхание и вспомнить очередное ругательство. — Слушай, — остановила Плющ Крапиву. — Жлобом ты его уже называла?

— Да. Подлый, лживый, коварный, сварливый, трусливый, придирчивый, ленивый, занудный, жадный, неверный, злой, уродливый, чёрствый, подозрительный, жлоб, ворюга, интриган, подкаблучник, импотент… Что-то забыли, — покачала головой Крапива.

Обе жены посмотрели, как незнакомый варвар, соблазнительница их мужа, восторженно-запыхавшаяся Лай Ой-Ай и сам Фу Ньонг бегают вокруг стола.

Когда, разгромив вигову столовую, Далия и Фриолар пронеслись между двух растрепанных цинцеянок выше по лестнице, Крапиву осенило:

— Рогоносец!

— Да! Точно! Спасибо, что подсказала, — обрадовалась Плющ и пристроилась последней в цепочке преследователей алхимиков. — Ах ты, рогоносец!

— Ах ты, дважды рогоносец! — добавила остроты Крапива.

* * *

На третьем этаже Далия по старой привычке рванула в свою комнату. Фриолар вбежал следом и торопливо запер дверь.

— Куда! Они же сейчас ворвутся! — запричитала Далия, судорожно ища заветную левую оленью голову.

— Спокойно! У меня есть план! — Фриолар тоже бросился к камину. — Лучше помоги!

Когда дверь распахнулась — если кому-то интересно, замок сам раскрошился от ужасного вопля, который издал Фу Ньонг, наконец, догадавшийся, почему жёны так его обзывают, вся дружная цинская семья разом споткнулась о положенное поперек порога полено. И всё так же дружно влетела в приветливый Ллойярдский пейзаж: унылое болото с пожухлой травой, летящие высоко в небе утки… и два гуся.

Фриолар торопливо перевернул картину изображением к стене. Изнанка холста несколько раз дернулась — Далия взвизгнула — и успокоилась.

— Получилось? — испуганным шепотом спросила алхимичка.

— Не знаю. Надо проверить.

Алхимики помолчали.

— А как? — поинтересовалась Далия.

— Повернуть, посмотреть.

— Ну, давай, переворачивай, — скомандовала Далия.

— Может, лучше ты? — нахмурился Фриолар.

— Фри-Фри! Я всего лишь слабая женщина! — грозно напомнила Далия. Пришлось Фриолару, скрепя сердце, подойти к тяжелой раме, осторожно заглянуть…

— Ну, что ж… — заключил Фриолар, рассматривая художественную группу, застывшую посреди болотного пейзажа. — Бери стул. Помогай вешать на место. Или все-таки позовем Вига, попросим его извлечь пострадавших?

Далия внимательно посмотрела на цинцев. Алхимичке показалось, что долговязый циноманьяк с бородавкой на подбородке ей подмигивает.

— Вот еще… Беспокоить пожилого человека по таким пустякам.

* * *

В таинственно пещере мягко поблескивали груды золота. Солидные сундуки, скромно приподняв крышки, показывали свое нутро — свертки, жезлы, книги, ожерелья, зеркала, посуду и прочее. Загадочно мерцали драгоценности, всё это прочее украшавшие. Кто и как оставил всё это богатство ждать заветного часа в темной далекой пещере? Кто бы ни оставил — он сделал это явно сочувствуя идеям и вере Ордена Ожидания Очередного Откровения Создателя Нашего и т. д., и. т. п.

Брат Опус, бывший библиотекарь Ордена (библиотеку он позорнейшим образом проиграл в «Короля и Звездочета» уже упоминавшемуся секретарю старого мага-исследователя), проплыл классическим брассом из одного конца пещеры в другой. Каждое прикосновение к разбросанным в беспорядке золотым монетам разных времен и правителей, рождало у благочестивого монаха приятное побулькивание в груди. От переполнявшего его счастья брат Опус закрыл на секунду глаза…

* * *

Чудурский лес. Башня

Почтенный волшебник, скрипя больной спиной, добрался до лестницы. Прислушался к тому безобразию, которое творили захватчики-цинцы в его Башне…

— Мэтр главнокомандующий… — послышался рядом робкий голосок суперинтенданта.

— Что, гнома моя? — приветливо обернулся Виг. Прищурился, вспоминая: — Тебя вроде раньше одна была? Я уже выпил, или нынче гномы по весне самостоятельно размножаются?

Напа смущенно улыбнулась, зарумянилась и ласково посмотрела на огненно-рыжего гнома в полной боевой амуниции, стоявшего рядом с ней.

— Это мой жених, Айра из клана Моргенштерн. Представляете, он так по мне соскучился, что прорыл подземный ход из «Алой розы» до самой вашей Башни. А еще он украл все мои послания из Министерства Спокойствия.

— Я хотел, — объяснил свой не очень законопослушный поступок гном. — Увидеть еще раз почерк прекраснейшей Напы.

— Правда, он очень милый?

И гномка осторожно, мило и трогательно стукнулась краешком клыков своего змеиного шлема о круглый шишак, укреплявший думательный орган ее возлюбленного.

— Кстати, мэтр Виг, — спохватилась Напа Леоне. — У вас в подвале происходит что-то очень странное.

— Более странное, чем обычно? — поинтересовался Фриолар, спускаясь на первый этаж. Виг вцепился в надежное плечо своего верного рядового, и они вдвоем поковыляли вниз.

В подвале откуда-то из-под земли все прибывали и прибывали крупные, с фалангу пальца, золотисто-прозрачные муравьишки. Каждый из них нёс на своем горбу золотую монету или какую-нибудь драгоценность. Свалив ношу в уголок, муравьишка тут же с легким хлопком исчезал, но на его месте тут же оказывался другой.

Много ли было муравьев, не известно, но пол в подземелье уже поднялся на пару локтей.

Маг удивленно посмотрел на эту груду золота. Подергал бороду, надеясь таким образом активизировать мыслительные способности.

— Всё в порядке, мэтр, — доложил Фриолар, произведя пристальный осмотр помещения. — Вот все ваши артефакты, — алхимик потряс связкой магических амулетов и шкатулочкой с грубо сработанными фигурками зверюшек. — Думаю, можно давать отбой вашим золотоносным муравьям.

— Да? А Кот мой где? — закапризничал старик. — Эй, вы! — прикрикнул он на волшебных насекомых. — Где мой Кот? Мне Кот нужен! Немедленно несите его сюда!

Муравьиные войска бодро отсалютовали и резво поскакали выполнять приказ. Спустя некоторое время на полу подвала Башни начала сооружаться огромная статуя Кота, сработанная из золотых монет и прочих подручных алмазо-сапфирово-изумрудных материалов.

— Да… — вздохнул Виг. — Что с них взять? Неразумные твари. Не получается у меня с разумом, никак не получается…

Фриолар проводил опечаленного волшебника в гостиную. Там Далия с трогательным выражением заботы и почти натуральным сочувствием выслушала жалобы старика на жизнь и неразумность и поспешила его утешить:

— Не печальтесь, мэтр! Пусть и неразумно, но ведь войну-то вы выиграли!

— А я ее выиграл? — удивился Виг.

Далия утвердительно кивнула:

— Конечно! Вы заманили в ловушку самого главного цинского предводителя. Можете подняться на третий этаж, убедиться в полной его неспособности оказать сопротивление. Вот, — предъявила Далия найденную на лестнице серебряную пуговицу. — Это он просил передать вам в знак капитуляции.

Мэтр пуговице обрадовался. Повинуясь щелчку и шиканью Далии, Напа спешно начала доставку вкусностей:

— Видите, наша героическая суперинтендантская Напа Леоне уже приготовила парадный победный ужин! А мастер Айра обещал салют.

— Но ведь Кота-то мы так и не вернули, — нахмурился Виг.

— Мэтр, — торжественно провозгласил Фриолар, положа руку на плечо своего работодателя. — Позвольте высказать вам прелюбопытнейшее эмпирически подтвержденное предположение: войны начинаются тогда, когда это нужно какому-нибудь неудачнику, и заканчиваются тогда, когда готов парадный ужин и праздничный салют.

— Да? — засомневался Виг. Выполняя коварный план Далии, Напа пронесла нечто румяное и благоуханное прямо под носом волшебника. Маг жадно принюхался и явно оценил прелести мирной жизни.

— И можете смело выбросить из головы всяких там несуществующих грифонов! — заключила радостная Далия.

— Несуществующих?! — всполошился Виг. Фриолар мученически застонал, догадавшись, что вся история имеет реальные шансы пуститься по второму кругу. — Как это — «несуществующих»? его что, опять кто-то украл?

Мэтр срочно телепортировался наверх, в лабораторию, прихватив вцепившуюся в рукав его мантии Далию. Фриолар поспешил своим ходом, перескакивая по четыре ступеньки за раз.

В лаборатории Виг быстренько заковылял к маленькому лабораторному столу, придвинутому к стене. Далия, глаза которой раскрывались все шире и шире, увидела, что на этом столе, в раскидистом и явно рукотворном подобии орлиного гнезда сидит маленький, росточком с курицу, рыжий птенец. Проснувшись от заботливого и радостного курлыканья Вига, птенец открыл клювик (хороший клювик, большой, острый), захлопал еще не оперившимися крылышками, навострил треугольные уши, запищал. Виг добро и ласково погладил малыша, и тот поднялся на четыре лапки. Лапки, как сумела рассмотреть Далия, были похожи на кошачьи. Только крупнее. И хвостик у птенчика был странноватый — с кисточкой, как у маленького льва.

— А еще у птиц тело покрыто перьями, а у грифонов — плотной шерстью, — добавил ненужный комментарий подоспевший Фриолар.

— Фри-Фри, давай обойдемся без зоологии, — простонала Далия.

— Строго говоря, это криптозоология, наука о несуществующих животных и антропоморфных существах, которые…

— Фри-Фри! — вспылила Далия. — Если ты сей же момент не выкинешь всю эту животную информацию из головы, я пожалуюсь твоей маме! И вообще… В ближайшее время я хочу забыть о животных. Может быть, даже стану вегетарианкой.

— Не стоит начинать именно сегодня. Напа сварила раков, пожарила бифштексы, сделала…

— Фри-Фри, позволь заявить со всей ответственностью: в этой Башне ты самое мерзкое и противное животное! — гордо припечатала Далия и удалилась из лаборатории с высоко поднятой головой.

Фриолар понаблюдал, как Виг воркует над маленьким грифончиком, как кормит его мясным фаршем, напомнил бывшему главнокомандующему о том, что его ожидают для празднования победы, и поспешил вниз. Кажется, на сегодня он честно заслужил немного отдыха и положительных эмоций.

* * *

В пещере

Брат Опус открыл глаза и увидел, как над ним склонились братья по вере. Лица всех были печальны.

— Говори, грешник, где золото? — пробасил Дедалус.

Брат Опус протер глаза, осмотрелся. Странно… Заснул он в пещере, набитой сокровищами, а проснулся среди опустошенных сундуков, а рассыпанных на полу монет едва пара тысяч наберется. Опус нервно сглотнул, чувствуя, что случилось что-то не то. Или, в качестве альтернативы, вот-вот случится в самом ближайшем будущем, если он спешно и срочно не придумает удовлетворительный ответ.

— Братья мои… — прошептал Опус. — Вы мне не поверите…

И они ему не поверили.

* * *

Несколько дней спустя

Вечная Империя Ци. Тай-до. Дворец семейства Цы

Барышня Фу Сури-Мей строго взглянула на Хай Вама.

— Что, папенька и маменьки до сих пор не вернулись?

— Нет, госпожа. Я отправил в горы несколько отрядов на их поиски, — поклонился главный евнух. — Увы, люди перепуганы слухами об обитающих в горах чудовищах, поэтому поиски продвигаются медленно.

— Ну что ж, — вздохнула Сури-Мей. — Это плохо. Но не стоит отчаиваться. Я тут поразмыслила на досуге… Думаю, что самым верным нашем поступком будет жить так, как если бы папенька и маменьки никуда не исчезали. Ты в курсе всех дел, значит, объяснишь мне, что к чему. Будем управлять всем имуществом вместе.

То, что барышня Сури-Мей не грустила о пропавшей подруге и родителях, Хай Ваму, в общем и целом, нравилось больше, чем если бы она загрустила и вдруг продолжила с горя занятия акварелью. Поэтому Хай Вам склонил в степенном поклоне лысую голову.

— Да! — спохватилась Сури-Мей. — Я тут подумала…

— Слушаю вас, госпожа? — подобострастно склонился Хай Вам.

— А не сходить ли мне замуж? Знаешь, подбери-ка мне несколько подходящих кандидатур. Чтоб были и знатными, и богатыми, и желательно сиротами. Конечно, — тут глазки Сури-Мей мечтательно затуманились, — лучшей кандидатурой был бы принц Бу Дыщ… Но где ж его найти?

Хай Вам тоскливо подумал о самоубийстве.

* * *

Чудурский лес. Башня

Фриолар выложил на стол кошелек. Суровый гном высыпал монеты на столешницу, тщательно пересчитал. Нахмурился.

— Здесь только оплата по счету.

— А чего бы вы еще хотели? — осведомился секретарь волшебника.

— Как это — чего? Когда мы договаривались с Напой Леоне, она обещала нам надбавку в пятнадцать процентов от общей суммы, за спешность!

— Ну, не очень-то вы и спешили, — не моргнув глазом, съехидничал Фриолар.

В действительности же подумав о том, что виноваты в скоротечности вигово-цинской войны только Далия и Напа. Надо было всё лучше планировать… А то — утром, до завтрака, заказали вооружение, а вечером, когда коробки и ящики прибыли, война уже закончилась.

— Хотя, — продолжал алхимик, — мэтр Виг признает справедливость ваших требований. И предлагает в качестве оплаты некий предмет высокой художественной и магической ценности.

— Не нужен нам этот Тройной Оракул! — встрепенулся гном. — От него сплошные неприятности! Подсматривает, подслушивает, и, сволочь нефритовая, всем всё рассказывает!

— Хорошо, — покладисто согласился Фриолар. — Тогда другой предмет.

Гном скептически рассмотрел предъявленную ценность:

— А чего это с их лицами такое?

— Цинцы, уважаемый мастер. Они и должны быть такими, — ответил Фриолар. Протер рукавом раму картины, чтобы бронза засверкала ярче. — Обратите внимание на размер картины. На ландшафт, на богатство красок, на то, как правдоподобно и реалистично выписаны все четыре фигуры и виднеющаяся на заднем фоне, у гнезда неясыти, женская туфля…

* * *

Из донесения г-ну Жорезу Ле Пле, главе Министерства Спокойствия Королевства Кавладор

Выполняя Ваше приказание, проведено исследование горного массива на границе королевства Иберра, королевства Лояйрд и Вечной Империи Ци. Обнаружены: четыре отряда нелегальных мигрантов, якобы собирающихся в Кавладор на заработки. Так же обнаружены и доставлены по месту основного проживания монахи Ордена О.О.О. в количестве тринадцати человек и двух гномов. Один из братьев был тяжело ранен — как сообщил нам брат Дедалус, при проведении испытаний на крепость веры. Пострадавшему оказана необходимая медицинская помощь, расследование продолжается, для чего в Орден Ожидания Очередного Откровения внедрен наш сотрудник под прикрытием. Так же в горах обнаружена одна разбойничья банда, ведется следствие.

В ходе поисково-розыскных мероприятий обнаружено несколько пар скрывающихся от родителей влюбленных. Просим инструкций по поводу того, что с ними делать. Отправить ли несовершеннолетних домой?

При инспектировании населения горного массива получены неоднократные сведения слухообразной природы о странных животных. Сотрудник табельный номер Ж-9827-11 утверждает, что видел стадо лягушек, исполнявших хором гимн Кавладора а капелла. Сотрудник табельный номер В-3564-35 пострадал от аллергического шока, вызванного поимкой зверя, похожего на крупного откормленного хоря. Сотрудник В-3564-35 утверждает, что, когда он взял хоря на руки, тот захохотал и попытался его, сотрудника, поцеловать. Ведется внутреннее расследование относительно наркотических предпочтений обоих сотрудников и их служебного соответствия.

Обнаружен, допрошен и отправлен в штаб-квартиру для дополнительного расследования цинец по имени Лынь По. Согласно первым показаниям Лынь По, он разыскивает с целью выпить с уважаемым человеком представителя императорской династии, принца Бу Дыща. Полное имя, описание внешности и местонахождение упомянутого родственника императора Вечной Империи Ци уточняются.

Других вооруженных формирований в горах на границе Иберры, Кавладора и Вечной Империи Ци пока не обнаружено. Поиски продолжаются.

* * *

Из донесения г-ну Жорезу Ле Пле, главе Министерства Спокойствия Королевства Кавладор

В Университете Королевства Кавладор всё спокойно. Мэтресса Далия вернулась из служебной командировки и приступила к выполнению непосредственных обязанностей.

Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл утверждает, что у нее было временное душевное расстройство на почве взрыва множественной Вселенной. В ресторации «Алая роза» предлагается новое меню: бульон «Поверженный», суп с клецками «Мозголом», суп диетический «Госпитальер», мясное ассорти «Пороховой склад», жареные черепашки на шпажках «Щит и меч», и многое другое. Названия действительно немного отдают гонкой вооружений, но, как по секрету сообщила сама Напа Леоне, она покончила с практикой милитаризма. Теперь ее топор будет служить делу охраны мира и спокойствия, служить доблестно и беспощадно…

* * *

Где-то

Черно-Белый Кот бежал, наслаждаясь весной и свободой. Возможно, он думал о том, как приятно иногда обмануть заботливых хозяев, радушных гномок, болонок, вегетарианцев, крысоловов, монахов, наемников, невест, алхимиков — и осчастливить весь мир, царапнув его, пофырчав и махнув пышным хвостом на прощание.

Но кошки не думают. И этот факт известен всем, кто хоть что-нибудь знает о кошках.

* * *

Рассказ 9. ТРУП В БИБЛИОТЕКЕ

Утро.

Прохлада летней ночи зябко прячется в глубине извилистых улочек, отступая перед лучами восходящего солнца. Городские коты — рыжие, серые и полосатые — с довольными мордами возвращаются с прогулки, многозначительно поглядывая в сторону чирикающих воробьев. По мостовой катится тележка с квохчущими курами: крестьянин, яростно зевая, торопится на рынок, и его беспокойная ноша трепетно обсуждает свое ближайшее бульонное будущее.

Деревянная вывеска, художественно выпиленная в виде огромной алой розы, легонько раскачивается и поскрипывает в тон флюгеру на крыше — тоже исполненному в виде вьющегося цветущего растения семейства розоцветных. Две фигуры — одна маленькая и почти квадратная, закутанная до ушей в темный плащ, другая повыше и поизящнее, задрапированная в черную мантию, — осторожно выскользнули из-за двери ресторации, осмотрелись по сторонам, и крадучись, на цыпочках, поспешили в сторону возвышающегося в конце (или в начале — как посмотреть) квартала Университета.

Подойдя к солидным дубовым дверям высшего и наивысочайшего учебного заведения королевства Кавладор, фигуры еще раз воровато осмотрелись по сторонам, убедились в том, что все окрестные жители и университетские сторожа спят сном праведником, посовещались. После короткого обмена репликами низенькая фигура на секунду приблизилась к дверному замку. Послышался осторожный скрип, потом дверь чуть приоткрылась…

Вторая фигура осталась перед входом. С крайне добропорядочным видом осмотрелась по сторонам, поправила прическу, прищурившись, полюбовалась утренним солнышком. Как бы невзначай, случайно, продефилировала в сторону солнечных часов, украшавших внутренний дворик Университета — до недавних пор именно этот нехитрый прибор был главным подспорьем в измерении времени для студентов и профессоров. Собственно, таковым он и оставался: огромные часы на одной из университетских башенок имели неприятное свойство ломаться раз в пять-шесть лет, а клепсидры и песочные колбы-перевертыши, по которым отмерялась продолжительность занятий, увы и ах, теоретически были доступны шаловливым ручонкам школяров. На какие только уловки не шли господа студенты, чтобы убавить себе мучений в ожидании конца занятий!

Солнечные часы, согласно элементарной логике, просто невозможно было «подкрутить» так, чтобы они показывали неправильное время.

Фигура в мантии, наверное, размышляла именно о невозможном. Она обошла кругом вкопанного в землю циферблата, постучала носком туфельки о создающий эстетическое оформление «прибору» декоративный горшок с аналогичными цветочками, похмыкала, рассматривая ажурную бронзовую спицу, отбрасывающую длинную утреннюю тень… Потом подошла к другому декоративному объекту, возвышающему над солнечными часами — высокой гранитной чаше с петуниями. Пристроила под зелеными побегами какой-то небольшой предмет. Выжидающе посмотрела наверх, очевидно, сравнивая показатели солнечных и башенных часов.

Часы на Часовой Башне Университета как раз собирались отмерить пятый утренний час. Они захрипели, шевеля шестеренками, и как раз собирались позвенеть курантами, когда что-то произошло.

Это «что-то» было скрыто от глаз посторонних наблюдателей. Но в итоге часы пробили не пять, а девять раз, удивленно дрожа вдруг перескочившими с цифру на цифру стрелками.

Наблюдавшая за поведением башенных часов фигура удовлетворенно хмыкнула, щелкнула потайной кнопочкой на спрятанном в петунии приборчике, после чего резво пересекла внутренний дворик Университета, пробежалась по десятку ступенек и уверенным кулачком принялась стучать в двери университетской библиотеке.

Она стучала, колотила и дубасила, изо всех сил травмируя дверь кулачком и каблучками, пока ей не открыли.

— Мэ… Мэтресса Далия? — удивленно проговорил библиотечный сторож, господин Гринч, чуточку приоткрыв дверные створки.

— А вы кого здесь ожидали увидеть? Дракона? Водяного элементаля? Студентов? — едко переспросила Далия и сделала попытку проникнуть в нутро университетского хранилища книг.

— Но… Мэтресса, вы же знаете, что библиотека работает только с девяти утра! — возмутился сторож, и попытался захлопнуть перед напористой посетительницей дверь.

Мэтресса Далия одарила Гринча взглядом, сообщавшим очень многое. Гринч, поежившись, понял, что мэтресса, во-первых, ему очень сочувствует, во-вторых, сопереживает и понимает недолговечность его существования, а в-третьих, сама немедленно готова прекратить суровое испытание его, Гринчевой, жизни, собственными руками придушив того, кто мешает ей пройти в библиотеку…

— Но, мэтресса, — заныл Гринч. — Вы же знаете правила! Раньше девяти никак нельзя!

— На часы посмотрите, — сложив руки на груди, тоном последнего предупреждения посоветовала Далия.

Гринч осторожно высунул нос наружу. Посмотрел наверх, на Часовую Башню, где часы показывали четыре минуты десятого. Удивился. Посмотрел в сторону солнечных часов.

Ажурный бронзовый шпиль совершенно мистическим образом указывал короткой тенью на девять часов, а длинной, едва различимой — приблизительно на двадцать пять минут.

Гринч растерялся.

— А я думал, что сейчас намного раньше…

— Кто рано встает, того удача ждет, — подсказала мэтресса, плечиком оттесняя библиотечного сторожа и просачиваясь внутрь.

Гринч повздыхал, судорожно зевнул и прикрыл за мэтрессой дверь.

Наверху, под крышей Часовой Башни, вооружившаяся подзорными окулярами Напа Леоне наблюдала происходящее у входа в библиотеку. Убедившись в том, что задуманная Далией авантюра прошла без сучка, без задоринки, гномка сложила подзорную трубу, поколдовала с рычагами часов, переводя стрелки на правильное время, спустилась с Часовой Башни вниз. Осторожно, стараясь не слишком громко стучать подкованными каблуками сапог, пробралась до солнечных часов. После чего долго прыгала, пытаясь добраться до установленного на высоте мэтрессиного роста магического осветительного шара. Сбив, наконец, осветительный прибор прицельно брошенным камушком, Напа Леоне подобрала улику, свидетельствующую о незаконном проникновении на территорию учебного заведения в неположенное время, и с громким топотом, частым дроботом поспешила обратно в ресторацию «Алая роза» — пора было ставить тесто для утренних пирожков.

* * *

Предметом вожделения мэтрессы Далии были новейшие поступления библиотеки. Как-то так получилось, что в конце учебного года в Университет поступило несколько сотен книг — новых вообще, и новых для собрания Университета в частности.

Двадцать семь устаревших учебников, восемнадцать рассыпанных по листочку книжек и полдюжины потрепанных тетрадей-дневников завещал господин Пункер, сбежавший когда-то из стен гостеприимного вуза, чтобы поискать подвигов и богатства. Что удивительно — нашел, разбогател, выгодно женился, взрастил плеяду детей и внуков; скончался в возрасте девяноста девяти лет, счастливо убежденный, что причиной всех его благ было вовремя случившееся расставание с наукой.

Еще около сотни томов достались Университету как дар служителей Министерства Спокойствия. Редчайшие рукописи, иллюстрированные травники и переполненные деяниями былых веков исторические хроники были реквизированы в качестве улик у неблагонадежных личностей. Сам факт того, что кто-то крадет книги, всегда глубоко возмущал алхимиков Кавладорского Университета; так что изъятые из теневого товарно-денежного оборота фолианты были приняты с радостными воплями. Тем более, что воры явно знали толк в чтении: как на подбор, все книги были редкими памятниками культуры (и отечественной Кавладорской, и ушедшей эльфийской, и соседней ллойярдской, и прочая), а большинство томов к тому же хвасталось золотыми, серебряными, драгоценными и полудрагоценными переплетами.

Около двух сотен книг, если называть вещи своими именами, были взятками. Господам из Министерства Спокойствия об этом старались не намекать, но, как говориться, шила в мешке не утаишь… Стоило начаться сессии, стоило повстречаться понурым студентам со счастливо, до ушей, улыбающимися профессорами, как к Университету начали подтягиваться обеспокоенные родительские особи. Какие только намеки не делались в заботе о положительной оценке чада! Большинство профессоров встречало такие посулы хмурым взором; меньшая часть подставляла карманы; избранные личности — например, та же самая мэтресса Далия, устраивали похохотать и взяточникам, и их подопечным, да как!

Но, как известно, книга — лучший подарок, и от него настоящий алхимик отказаться просто не в силах. Даже зная, что руководство вуза крайне одобряет законопослушность и неподкупность своих сотрудников. Вот и получалось к концу учебного года… Мэтр Филипп, профессор истории, тяжко вздыхая, только вчера расстался со стопочкой раритетных манускриптов; а неделю назад мэтр Рупь (с кафедры горных изысканий) рыдал, прощаясь с иллюстрированным справочником по минералогии и секретным гномьим руководством по металлургии… Ставшая случайной свидетельницей того, как ее супруг принимает зачет у небезызвестной Изольды, жена профессора Дормиля, полыхая праведным гневом, сдала в Университет всю домашнюю библиотеку. Отголоски семейного скандала долго разлетались клочками по закоулочкам Университетского квартала.

А еще в библиотеку Университета пришли дневниковые записи пропавшей экспедиции мэтра Симона. Мэтр Симон в свое время — больше пятидесяти лет тому назад — считался признанным авторитетом в области этнографии, истории и культуры утраченной Империи Гиджа-Пент. Империю потеряли два с лишним тысячелетия назад, когда земли Гиджы начали заносить пески. Правда, потомки древних гиджей спаслись, расселившись по берегам Пентийского моря, и основали новые государства. Страны, как должно, враждовали между собой, делали подлые подарки в виде деревянных коней или яблок с неясным предназначением, активно поджигали города соседей, — и отступали перед надвигающимися песками, тем самым создавая рай земной для будущих археологов.

В один прекрасный день почтенный гиджапентолог не устоял перед идеей организовать экспедицию в сердце пустыни Эль-Джаладского Эмирата, чтобы откопать там таинственный город мифического царя Тиглатпалассара. Мэтр-энтузиаст был уверен, что где-то в песках и барханах эльджаладской пустыни таковой заброшенный город имеется, а если не город, то остатки поселения, а если не остатки поселения, так хоть гробница, а если не гробница — так хоть что-нибудь да найдется, стоит хорошенько поискать! Вооружившись этой благой идеей, мэтр Симон отправился в коварные пески, и вот, спустя полвека, вернулся. В некотором, обобщенно-теоретическом смысле слова. По крайней мере, вернулись в родные университетские стены очки мэтра Симона, нечто черное, что было его рабочей мантией, ремешки его сандалий, а также лопаточка и кисточка, которыми почтенный мэтр пользовался для археологических раскопок… И самое главное — вернулись дневники, которые мэтр Симон вёл на протяжении пяти лет скитаний в поисках пропавшего, погребенного под пустынями города.

Университет, мужественно утерев скупую алхимическую слезу, готовился устроить в стенах библиотеки небольшую экспозицию в память деяний коллеги.

Остальную часть новых поступлений составили недавно выпущенные издания — и местной, университетской книгопечатни, и присланные ллойярдскими, буренавскими, брабансскими, иберскими и фносскими коллегами. Диссертации, монографии, толстые солидные научные журналы, сборники тезисов, бесчисленные «К вопросу о…», «В замечание к…» и «В дополнение к комментариям относительно…». А в довесок — скромные брошюрки, в которых преподаватели Высшей Школы Мандаринов Империи Ци делились с алхимиками соседних королевств поэтическими впечатлениями о науке и мироустройстве.

Прослышав от госпожи Гиранди, секретаря ректора, об этом роскошестве, которое ждет инвентаризации и каталогизации в недрах библиотеки, мэтресса Далия не поленилась встать пораньше, подбить Напу на эксперимент с часами, и вот теперь…

Далия прытко вбежала в читальный зал и остановилась на пороге. Библиотечному сторожу, который проковылял следом, показалось, что мэтресса плотоядно облизывается. Гринч почесал сонные глаза: нет, показалось. Мэтресса просто довольно улыбалась и сверкала глазками. Гринч судорожно зевнул — спать хотелось невыносимо; он же был уверен, что до начала трудового дня часа два, а то и три…

Читальный зал представлял собой большое, просторное помещение высотой в два этажа. Нижняя часть зала была занята двумя рядами столов — солидных, основательных, сработанных из темного прочного дерева и затянутых официальным зеленым сукном. Вдоль стен выстроились ряды стеллажей — со словарями, учебниками, справочниками, подшивками периодики, а также с тематическими выставками — гербариями, энтомологическими коллекциями и прочими околонаучными картинками. Те стеллажи, которые не помещались вдоль стены, выполняли роль своеобразных ширм, отгораживая ниши на одно-два читальных места для особо привилегированных посетителей. Практически все вертикальные поверхности помещения использовались для демонстрации красочных сообщений на тему «Ими гордится Алхимия», «Величайшие открытия современности», «Лауреаты Королевской Ежегодной Премии», а также — ведь Университет был не только рассадником знаний, но и оплотом воспитания подрастающего поколения: «Их разыскивает Министерство Спокойствия королевства Кавладор» и «Сообщи о нелегальном некроманте — и покойся с миром!»

В центре противоположной от входа стены со всем возможным величием и достоинством располагался огромный камин. В зимнее время — весьма полезное средство отопления, а летом — постоянный источник забот для Гринча, его сменщика и библиотечных уборщиц. Почему-то из каминной трубы всегда сыпалась зола; Гринч убеждал директора библиотеки увеличить расходы на трубочиста, но пока особого успеха не достиг. Вот и сейчас, войдя в читальный зал, Гринч первым делом бросился проверять, много ли золы нападало за ночь.

Слева и справа от камина поднимались лесенки на узкую галерею, опоясывающую читальный зал приблизительно на высоте первого этажа. Выше поднимались высокие стрельчатые окна; если же пройти по галерее кругом, мимо каталожных шкафчиков, бюстов основателей университета, портретов царствующих особ, доспехов, оружия и прочего, свидетельствующих о героической истории страны-университетовладелицы, можно было попасть в так называемый Высокий зал. Высокий зал, как сообщали каждый год студенты только что поступившим первокурсникам, был предназначен для Очень Высоких Особ, которые иногда посещали университетскую библиотеку по старой памяти. Хотя, если придираться к словами… Принца Роскара — очень видного представителя правящей династии, в Университет невозможно было заманить не то, что калачом — даже обещанием торжественного банкета. Правда, его младшая сестра, принцесса Ангелика, иногда снисходила до визита в высшее учебное заведение, появлялась, как ясное солнышко над дождливыми ллойярдскими долинами, внимательно прочитывала жалобы, просматривала представленные для широкой публики экспозиции и сообщения… В Высоком зале, постоянно готовом для приема короля или любого члена королевской семьи, были низкие потолки, удобнейшие кресла, яркие осветительные шары, собственный камин и даже бар с настоящим брабансским коньяком.

По крайней мере, предполагалось, что всё перечисленное в Высоком зале имеется, но проверить, увы, возможности не имел никто.

Проследив, как мэтресса Далия уверенным шагом направилась к стеллажу с новыми поступлениями, Гринч добросовестно приступил к выполнению своих обязанностей. А именно: прошелся по главному залу, поправляя и без того ровные ряды столов, задвигая стулья, поправляя скособочившиеся свечи в стандартных оловянных шандалах. Поднялся на галерею, приоткрыл три форточки, чтобы впустить свежий воздух. Пока Гринч ходил проверять камин в зале для Очень Высоких Особ, мэтресса Далия успела захватить свой любимый уголок за шкафчиком с коллекцией древнефносской керамики, завалить стол книжными башнями, открыть блокнот и уже начала листать первый том.

Гринч опять зевнул. Не понимая, куда запропастились библиотечные барышни, где лично Сам — то есть директор университетской библиотеки, ночной сторож вернулся к выходу из читательского зала. Сел на стул у двери, чтобы сразу же, как придет кто-нибудь из библиотекарей, доложить о том, что во вверенном под охрану Гринча помещении никаких происшествий нет, и на секундочку прикрыл глаза.

Тень ажурной стрелки солнечных часов медленно и неохотно покинула цифру «пять».

* * *

Беспокойные студенты штурмовали библиотеку, отчаянно покашливая, топоча грубыми стоптанными башмаками, отфыркиваясь и переговариваясь сдавленным шепотом. Потом появился Сам, зачем-то завернулся в кухонный передник и проговорил, многозначительно подмигивая и шевеля кустистыми бровями:

— Я король ночи! Я москит, кружащий над вашей головой! Я заноза в вашем пальце! Я ложка соли в вашем утреннем чае! Я чайка! Я Черный Плащ! Я зола в вашем камине! — а дальше с душевным воплем: — Кто мог подумать, что в старике окажется столько кррр-аагхх! Тише, идиот! Блин, ты испачкал мой плащ! — заорал напоследок Сам, и вспрыгнул Гринчу на колени.

Гринч в ужасе проснулся, рефлекторно отшатнувшись от чего-то мягкого и пушистого, приблизившегося к его лицу.

Роджер недовольно мяукнул.

— А, это ты…

Роджер мигнул зелеными глазами, вильнул хвостом, соглашаясь, что это всего лишь он — еще один страж университетской библиотеки. И, в отличие от всяких там человеков, доблестно выполняет свои обязанности, не допуская мелких грызунов в охраняемый периметр.

Гринч почесал Роджера за ушком, погладил небритую щеку, зевнул.

С трудом вырвался из теплых вялых объятий полудремы. Откашлялся и осмотрелся кругом, чтобы убедиться в том, что тяжкий проступок — сон на рабочем месте — никто не заметил.

Что-то было неправильно. Гринч помотал головой, пытаясь понять, что же его смутило.

Тянуло сильным сквозняком, и Гринч встал, чтобы прикрыть двери библиотеки. Выглянул во дворик — понюхать, какая сегодня ожидается погода, и подавился зевком.

Университетские часы показывали половину девятого.

— Приснится же… — отмахнулся библиотечный сторож, и, в который уже раз, дал себе зарок не спать и не пить горячительных напитков на рабочем месте. Недоумевая, зачем же он в своем сне открывал настежь двери и форточки, Гринч отправился посмотреть, все ли в порядке.

Роджер, подняв хвост, шествовал следом.

— Что, котяра, молочка хочешь? Сейчас, сейчас… Вот только окно прикрою… Ой… — замер Гринч, не веря своим глазам. Кот, возмущенный отсутствием молочного вознаграждения, мяукнул.

Сидящая в дальнем левом углу читального зала, в окружении книжных гор мэтресса Далия удивленно обернулась и наградила Гринча сияющей улыбкой.

— А, Гринч! а я думаю, что с вами случилось… Вы то бегаете по залу бешеным аллюром, то храпите…

— А… А вы здесь откуда, мэтресса Далия? — уточнил Гринч, не спеша приближаться.

— Как это — откуда? Как всегда.

— А как вы здесь очутились?

Далия изобразила крайнее изумление.

— Что с вами, Гринч? Вы не помните? Вы сами меня впустили.

— Но ведь… — растерялся бедняга сторож. — Но ведь еще очень рано, библиотека закрыта… Должна быть закрыта, — осторожно предположил добросовестный Гринч. — Как же вы сюда проникли? И когда успели?

Мэтресса Далия прикрыла книгу, заложив карандашом нужную страницу, встала и подошла к Гринчу. Сложила руки на груди, скептически выгнула бровь:

— Что вы имеете в виду, уважаемый? Вы что, не помните, как меня впустили?

— Ну… я… помню, конечно, — согласился сторож. — Мне это буквально только что снилось.

— Нет-нет, Гринч, вам это не снилось. Когда вы меня впустили в библиотеку, было четыре минуты десятого.

— Ага… Но сейчас — почему-то на сорок минут меньше.

— Да? — с тщательно отрепетированным изумлением вопросила Далия. Потом изобразила глобальную работу мысли. — Мне кажется, я знаю, что это.

— Что?

— Мы с вами, дорогой Гринч, стали свидетелями Необъяснимого Феномена, — весомо проговорила мэтресса. И, убедившись в том, что несчастный сторож буквально раздавлен осознанием феноменальной необъяснимости, предложила: — Выпить хотите?

— А?

— Это самая надежная константа феноменологического исследования, — уверила мэтресса, извлекла из кармана мантии маленькую, размером с дамскую ладошку, фляжечку и лихо отвернула крышечку. Гринч, благодарно поохав, надолго припал к живительному содержимому.

— Спасибо… — поблагодарил сторож.

Далия внимательно вгляделась в лицо Гринча — обыкновенное, чуть вытянутое, неуловимо плоское лицо неизбалованного судьбой человека средних лет — и убедилась в том, что ее «домашняя заготовка номер два» тоже работает. Как по волшебству — хотя какое тут волшебство, обыкновенный аптечный сбор общеукрепляющего и усыпляющего назначения пополам с алкоголем — физиономия сторожа разглаживалась, и тревоги постепенно улетучивались… Роджер, учуявший в составе содержимого фляжки валерьянку, требовательно напомнил о себе. Далия поискала, во что бы налить котику, потом пожертвовала носовой платок, смочила краешек в настойке. Роджер поймал тряпку в полете и набросился на нее… как настоящий кот на обыкновенную валерьянку.

— Я, пожалуй, возьму еще и эти книги, пока их никто не перехватил, — указала мэтресса пальчиком на груду книг, сваленных в правом углу читального зала, за столом, откуда библиотечные барышни одаривали читателей улыбками, фолиантами и напоминаниями не шуметь и не жрать, в конце концов, в библиотеке.

Гринч — еще толком не уяснивший сути происходящего, но уже чувствующий, как за его спиной расправляется пара крыльев, согласно кивнул. Прошел мимо камина, поднялся на галерею, запер форточку. Чуть не наступил на счастливого Роджера, с экстатическими воплями гоняющего по галерее белый платок мэтрессы, посмотрел вниз…

Преувеличенно осторожно спустился по лесенке и деликатным покашливанием попытался привлечь внимание мэтрессы Далии. Та как раз вышла из-за стола выдачи, споткнулась об упавшую на пол книгу, подобрала ее, сунула подмышку, и, не переставая читать уже открытый толстый фолиант, пыталась на ощупь найти свой рабочий стол.

— Мэтресса Далия… Вы извините, что я вас отвлекаю…

— Мм… — Глаза Далии, не отрываясь, скользили по строчкам.

— А тот Необъяснимый Феномен, о котором вы говорили — он только нас касается, или еще кого-нибудь?

— А? Чего? Гринч, не отвлекайте меня — вы же видите, что я читаю.

Деликатность Гринча, пустившаяся в полет от успокоительного содержимого фляжки мэтрессы, была бы рада выполнить просьбу читательницы. Но долг у университетского персонала, как и у всех сознательных подданных Кавладорского королевства, всегда был превыше всего:

— Вы меня простите… Но, кажется, у нас в библиотеке труп. Лежит у камина.

— Мм? — отозвалась Далия. — Дело житейское…

— Вы думаете? А что же мне делать?

— ну… — мэтресса перевернула страницу и принялась пристально разглядывать некую таинственную схему. Которая, может быть, на самом деле была картой. А может — и диаграммой, но чтобы убедиться в своих предположениях, надо перейти по авторской ссылке к 219 странице, так что… — Гринч, вы напрасно беспокоитесь. Полежит — встанет и сам уйдет.

— Вы думаете?

— Несомненно.

— А я думал полицию вызвать.

Мэтресса как раз добралась до 219 страницы, но краем глаза заметила, что двести двенадцатая гораздо интереснее. Поэтому на слышащиеся в отдалении звуки отреагировала чисто формально:

— Ну, если вам так хочется…

— А может, он еще живой? Мэтресса, как вы думаете?

— Ну, я думаю, что… — Далия на секунду оторвалась от чтения. Взгляд ее, туманный от прочитанного, скользнул в сторону камина и его окрестностей. — Гринч! — завопила она. — В библиотеке труп!

— А я о чем говорю!

Далия — что было для нее крайне нехарактерно — не удостоила сторожа ответом; заложив пальцем нужную страницу, она, трепетно прижимая книгу к груди, сделала несколько осторожных шажков и, наморщив носик, посмотрела на лежащее перед камином тело.

— Гринч, — серьезно и деловито известила собеседника Далия. — Я сейчас упаду в обморок.

— Тогда, может быть, я заодно и кого-нибудь с медицинского факультета поищу? — предложил сторож.

— И побыстрее, будьте любезны… — умирающим голосом отозвалась алхимичка. Гринч бережно, под локоток, подвел мэтрессу Далию к своему стулу около входа в главный зал.

Усадил, схватил какую-то тетрадь с ближайшего стеллажа и несколько раз энергично взмахнул, чтобы к даме быстрее пришел спасительный воздух. Спустя десяток секунд Далия перехватила «опахало» и уверенным повелительным тоном велела Гринчу поторапливаться.

Бедняга сторож, пребывающий в крайне растрепанных чувствах, попросил мэтрессу подождать самую чуточку. Подхватил полы потрепанной мантии, на выходе еще раз, нервно сглотнув слюну, обернулся. Нет, не померещилось: у камина действительно лежал в странной, неестественной позе какой-то совершенно посторонний молодой человек. Даже с противоположного конца зала было видно, как рядом с ним расплывается темное пятно…

О боги… И откуда только берутся в обычной библиотеке странные трупы…

* * *

Гринч выскочил из библиотеки и мгновенно закашлялся, попав в полосу какого-то необыкновенно плотного утреннего тумана — у библиотечного сторожа, привыкшего к спертой душной атмосфере книгохранилища, за годы службы выработалась стойкая аллергия на свежий воздух. Увы, уделять внимание страданиям собственного тела не было времени. Долг звал, а жидкость, которой его угостила заботливая мэтресса Далия, придавала весьма специфическое ускорение — правда, с некоторым загибом на правую сторону, но это мелочи.

Старина Гринч побежал искать полицейского.

Приблизительно в то же самое время Роджер наблюдал — такова невероятность макроэргического пространства реальности — действительно Необъяснимый Феномен. Мир вокруг, благоухающий приятными звуками, вибрирующий упоительными запахами, переливающийся виляниями кончика хвоста и выпускающий коготки, вел себя очень странно. Попрыгав по лестничным перилам и каталожным шкафчикам, сделав отчаянную попытку пролезть в мышиную норку, выразив искреннее сексуальное восхищение доспехами, украшавшими галерею, Роджер от избытка чувств подпел только ему слышимой музыке сфер, вонзил когти всех двенадцати лап в деревянную мебель, потом резко, без разбега и лишних раздумий, решил полетать…

Потом пришлось поползать. Роджеру показалось отличной идеей ползать на спине, отталкиваясь лапами от осаждающих видений. Поиграл с солнечным зайчиком, поймал и проглотил комок книжной пыли. Потом около кошачьей морды материализовался вытянутый и вогнутый, пахнущий ночными улицами сапог. Рядом появился его ближайший родственник — тоже благоухающий коротким знакомством с лужицами на Малой Базарной площади и Сенном переулке — перешашшагнуул через Роджера, и пошел себе дальше… Если бы Роджер был алхимиком, он бы закричал, чтобы коллеги несли хронометры, готовальни и лупы, дабы достойно и как подобает зафиксировать всю изогнутость и невероятную загогулистость представшего перед ним явления. Но Роджер был обычным библиотечным котом, докой по части подвальных крыс и любителем свежих сливок, поэтому он только зафыркал и попытался цапнуть проходящие мимо сапоги. Подскочил, бросился, промахнулся, нарисовал когтем на ближайшем сапоге аккуратную царапинку, не удержался на расползающихся лапах, упал — прямо в объятия благоухающей валерьянкой Бесконечности…

Мэтресса Далия, сморщившись, еще раз посмотрела на труп. Боги, какая пошлость — труп в библиотеке! Как это похоже на примитивные фантазии брабансской романистки Фелиции Белль! И кому же, интересно, пришло в голову кого-то убивать — и почему обязательно в университетской библиотеке? Здесь почтенные алхимики, между прочим, работают! А для работы нужна ясная голова — тут Далия поправила прическу, гордясь тем фактом, что в степени ясности мышления ей нет равных; чистые руки… Или холодные ноги? — нахмурилась Далия, припоминая известный афоризм. Не вспомнила, и сочинила свой вариант. Ясная голова, острые карандаши, чистые блокноты и спокойные нервы. А как тут будешь спокойным, когда приходишь с утречка почитать пару книжек — и обнаруживаешь посторонний труп?!

Чтобы успокоиться, Далия прибегла к самому привычному способу — автоматически открыла первую попавшуюся обложку и заскользила взглядом по ровным строчкам рун.

* * *

Возможно, эта история имела шанс завершиться очень быстро. Ведь только и оставалось, что Гринчу — добежать до угла Университетского и Бумажного кварталов, броситься к стоящему там стражу правопорядка, сбивчиво, задыхаясь и захлебываясь волнением, изложить существо дела… Страж, несомненно, поспешил бы исполнить свой долг. А стражи Спокойствия Кавладора — это вам не какие-нибудь энтузиасты-иберрцы, занятые распитием кофе с каждой встречной блондинкой, и не лощеные стиляги-брабансцы, которые идут в полицию ради красивой формы… Полицейские Кавладорского королевства — ого-го, на семь локтей в землю зрят, ложь за лигу чуют, порядок всеми силами бдят…

Но речь не об этом.

Речь о том, что Ницш, полицейский, стороживший порядок в Университетском квартале, провел бурную ночь. Не подумайте ничего аморального: бурное времяпрепровождение Ницшу обеспечил пьяный возчик, который не только упился сам до последнего градуса, но и кобылу свою попотчевал чем-то, от чего бедное животное прошлось на передних копытах, отбивая задними ритм национального гимна.

Проведя ночь в выяснениях, что кто пил, кто здесь лошадь, и почем нынче овес в Занзибаре, Ницш весьма скептически отнесся к рассказу, который бедняга Гринч, сам того не желая, сопроводил слабым ароматом спиртного.

Так или иначе, в университетскую библиотеку Гринч возвратился в компании с полицейским, чувствуя себя арестантом и даже, в какой-то степени, каторжником.

Переступив порог читального зала одновременно со звоном университетских часов, пробивших четверть десятого, Гринч несколько минут стоял, не в силах произнести ни слова. Наконец-то пришли библиотекарши — это хорошо. Сам еще не появился — это тоже неплохо. Мэтресса Далия, уткнувшаяся в потрепанную то ли тонкую книжицу, то ли толстую тетрадку, зачем-то допустила в читальный зал читателей — что ж поделать, мэтресса умная, ей виднее, зачем она это сделала…

А вот то, что труп, лежащий у камина, куда-то пропал, явно — даже такой не слишком ученый человек, как Гринч, это понимал — было плохо.

* * *

Расследование настоящего преступления обычно начинается с обнаружения тела, выяснения обстоятельств перехода бывшего обладателя тела из состояния А (живой, дышит, разговаривает, действует) в состояние В (не дышит), С (не разговаривает), D (не действует) или Е (не живой, хотя пытается). Потом следует проверка алиби у подозрительных лиц, и только по прошествии всех предыдущих стадий твердая карающая рука закона волочет трепыхающегося, но придавленного бременем вины и доказательств преступника в темницу. Следует отметить, что расследование происшествия в университетской библиотеке изначально пошло совершенно по другому пути.

Расследование началось с того, что Ницш оттащил упирающегося и хватающегося за косяки Гринча в кутузку. Официальная версия — чтобы проспался и дал правдивые показания о том, что и почто пил на рабочем месте. Библиотечные дамы в лице госпожи Лейлы, Труамины, Клотильды и Лизон проводили Гринча неодобрительными взглядами; впрочем, они почти тут же забыли о его существовании, сосредоточившись на выдаче стопок книг, толстых научных журналом и свитков пергамента алчущим алхимикам. О Гринче пожалел только верный полосатый Роджер — котяра мяукнул сторожу на прощание. Правда, положа руку на сердце, надо признать, что в этот момент Роджер находился не вполне в собственной шкуре; выгрызенная из платочка Далии валерьянка обрядила котика в балетную пачку, водрузила на лапки пуанты и сподвигла на исполнение знаменитой сарабанды из «Утиного болота». Станцевав за каждого из шести утят, Роджер притомился и застонал — впрочем, Гринч, не зная о балетных успехах своего ночного напарника, обрадовался и умильно пообещал напоить кота сливками, если когда-нибудь сам вернется с каторги.

Второй этап в расследовании преступления был также, хоть и закономерен, но весьма неординарен по исполнению. По Университету и прилегающему кварталу поползли слухи.

До ресторации «Алая роза» слухи доползли к концу унылого и печального завтрака.

Начало лета в Университетском квартале вообще было очень траурным временем года. Завтраки в «Алой розе» существенно отличались от вечерних приемов пищи в этом же заведении. Не проснувшиеся или не проспавшиеся студенты хмуро клевали — кто носом, кто бутерброды с чахлым сыром, настраиваясь на то, как поэтично и вдохновенно будут врать о причине отсутствия знаний на грядущем экзамене. Пожалуйста, не подумайте, что чахлый сыр в бутербродах был доказательством скаредности хозяйки ресторации, или, еще того страшней — свидетельством низкого уровня ее кулинарных талантов. Наоборот: Напа Леоне студентам сочувствовала и специально подсушивала сыр и позволяла ему покрыться зеленоватой корочкой, чтобы потом накормленные ею школяры могли врать о своей несчастной жизни гораздо, гораздо убедительнее.

Дверь распахнулась, и, в очередной раз забыв о необходимости спускаться по ступенькам узкой шахтной лестницы, в ресторанчик спикировала мэтресса Долли.

Охнула, с трудом поднялась, поправила сползшие на лоб рыжие кудряшки, отряхнула юбку, покряхтела, разгибая спину и оповестила всех присутствующих:

— Слышали? В библиотеке обнаружили труп!

Последовала секунда всеобщего замешательства.

Потом кто-то из группы студентов, понуро и тоскливо набивающих желудки, с надеждой спросил:

— Чей? Мэтра Люмуса? Вот уж не ожидал такого финала! Неужели старик дочитался фолиантов…

— Скорей, донюхался…

— Или это мэтр Баро?

— Или мэтр Никант? — с горячей надеждой поинтересовался студент-историк.

— Нет-нет, — немедленно возразила мэтресса Долли. — Вы не поняли. Там, кажется, кого-то убили!

— Да ну! — воспрянули духом студенты. Предположения посыпались как песни из влюбленного эльфа. — Так, значит, мэтра Никанта! Или мэтра Каспара? Мэтрессу Николетт? Мэтра Жозе?

— Господина Бургвайссера?

— Ты чё? Зачем кому-то понадобилось убивать Бургвайссера, он же всего-навсего торгует мантиями?

— И что? Я ему должен шесть серебряных монет. Вдруг отдавать не придется?

— Так кого же убили в библиотеке, мэтресса Долли? — посыпались вопросы студентов. Мэтресса Долли, Ученый Секретарь Университета, нетерпеливо отмахнулась:

— Еще сама не знаю. Меня известили, что кого-то задержали до выяснения обстоятельств. Вот, бегу узнавать подробности. — Мэтресса, кряхтя, поспешила к выходу.

Студенты задумчиво надкусили по последнему бутерброду. Пожевали, подумали.

— Ну что, — подал голос один. — Сбрасываемся?

Остальные хором согласились.

— Если не на похороны старику Никанту, — заметил другой школяр, пересчитывая медяки в тощем кошельке. — Так отметить сдачу экзамена.

— Это святое дело — выпить за успех! — прочирикал третий студент, оптимист-первокурсник. Его поправил старший, более опытный коллега:

— Не сглазь. Лучше настройся на то, что пить придется с горя…

Во время этого разговора под буйной каштановой шевелюрой, украшавшей голову Напы Леоне, проходил следующий вычислительный процесс.

Известно: в библиотеке труп.

Известно также: в библиотеку с самого рассвета рвалась мэтресса Далия.

Следовательно… Следовательно…

Напа ворвалась в кухню, срывая с себя фартук. Крикнула помощнице — блёклой девице с романтичным именем Полин, идеальному дополнению к кухонной утвари и тестозамешивающей машине, чтобы доваривала куриный суп и не забыла порезать овощи к обеду.

— А вы куда?

— В Министерство Спокойствия! — на ходу ответила Напа.

* * *

Тело, запущенное вниз по мостовой, набрало солидный запас инерции. Напа Леоне, тяжело отдуваясь, стучала каблуками сапог, стараясь, чтобы ее коротенькие ножки догнали ее же корпус. Хорошо, что бежать пришлось под горку; чтобы успокоиться, гномка принялась высчитывать, с какой скоростью она бежит. Высчитала, и только успела удивиться, что, оказывается, обогнала среднестатистическую лошадь, не успев затормозить, во что-то врезалась.

Дежурный, охраняющий вход в Министерство Спокойствия, взвыл. Напа принялась извиняться, но увы — ее вежливость встретила крайне холодный прием.

— Что здесь происходит? — поинтересовался господин, который вышел из остановившейся перед Министерством кареты.

— Попытка покушения, — прохрипел пострадавший.

— Господин министр! — с волнением прокричала Напа, бросаясь к выходящему из кареты. — Господин министр! Она ни в чем не виновата!

— Кто? — уточнил министр Спокойствия Жорез Ле Пле. В его темных глазах читалось легкое удивление.

— Мэтресса Далия! Улики могут быть против нее, но я знаю — на самом деле она ни в чем не виновата!

— В чем именно она не виновата? — переспросил министр Спокойствия.

— В убийстве! — торопливо пояснила Напа, начиная негодовать. — Я уверена — она этого не делала! Она не могла!

— Думаете, ваша знакомая на такое не способна? — отстраненно-вежливо спросил Ле Пле. Напа энергично замотала головой.

— Мэтресса Далия способна абсолютно на ВСЁ, господин министр. Но я в нее верю, она бы никого не стала убивать!

— Она бы поручила это дело вам, — язвительно прохрипел дежурный, обиженный гномкой. Господин Ле Пле перевел очень внимательный, немигающий и суровый взгляд на случайного свидетеля их разговора. Дежурный мигом вспомнил о служебном соответствии и сделал героическую попытку придать себе мужественный, независимый, а главное — спокойный и степенный вид.

Напа же поспешила вернуть внимание господина Ле Пле к себе:

— Господин министр, пожалуйста, не спешите отсылать Далию на каторгу! Пожалуйста! Она хорошая! Она законопослушная! Она каждое утро целых пять минут чтит Уголовный Кодекс! — с отчаянием в голосе оправдывала свою научную предводительницу маленькая гномка.

Министр солидно, со знанием дела похмыкал и ответил:

— Думаю, что я поручу разбираться в деле мэтрессы Далии своему лучшему специалисту.

— Вы ее не четвертуете? — с робкой надеждой спросила Напа. Жорез Ле Пле отрицательно покачал головой:

— Не думаю, что я сделаю это.

Про себя министр Спокойствия добавил: «Еще чего! Буду я кого-то четвертовать, когда в министерстве без дела шатается дюжина штатных палачей!» Напа же, истолковав заявление министра как повод для обретения Спокойствия, еще раз быстрым речитативом перечислила достоинства Далии, и, получив порцию заверений, что господин Ле Пле во всем разберется, поспешила обратно, в «Алую розу».

— Вызовите ко мне Клеорна, — велел Жорез Ле Пле дежурному.

— Слушаюсь, господин министр.

— Кто свободен из штатных магов-менталистов?

— Сожалею, господин министр. Согласно вашему приказу все отправились в Аль-Миридо, обеспечивать безопасность встречи на высшем уровне.

— Но хоть кто-нибудь из магов сейчас в штаб-квартире присутствует?

— Только мэтр Лео.

— Не самый лучший вариант…. Но пока не освободятся другие, путь он поможет Клеорну допрашивать свидетелей.

— Слушаюсь, господин министр.

— И передайте моему заместителю, что я жду его в своем кабинете для объяснений — почему предполагаемый преступник уже известен, даже имеются доброхоты, готовые утверждать, что она ни в чем не виновата, а состав преступления до сих пор не выяснен?!

Дежурный в панике задергал носом, пытаясь сообразить объяснение, хотя бы отдаленно похожее на правду.

— Плохо работаете, плохо!

— Будем стараться!..

Раз уж важнейшая стадия, выявление подозреваемого, наступила столь быстро и успешно, следовало всячески закрепить успех расследования. Господин Клеорн и мэтр Лео получили весьма недвусмысленные намеки действовать, действовать, действовать…

* * *

Приблизительно в то же самое время, когда заботливая Напа Леоне стартовала из «Алой розы», чтобы как можно быстрее убедить начальника Министерства Спокойствия в невиновности Далии, мэтресса… как бы это сказать поделикатнее, почувствовала настоятельную необходимость отозваться на зов природы.

Мэтресса Далия, поглощающая библиотечные новинки практически с рассвета, честно собиралась сделать небольшой перерыв где-то ближе к десяти часам утра. Она даже подошла к выходу из читального зала, где довольно долго стояла, с полным самозабвением переворачивая страницы читаемой книги. Мэтрессина природа при этом смущенно мялась, не в силах справиться с основными инстинктами дипломированного алхимика. Наконец, не выдержала госпожа Лейла, старшая библиотекарша — дама, приятная во всех измерениях.

— Давайте книгу, мэтресса. Вы же знаете правила — из читального зала выносить литературу не положено.

— Сейчас, сейчас, — отмахнулась Далия, дочитывая абзац.

За абзацем последовал следующий. И еще два. И еще четыре страницы.

Наконец, зрелище подтанцовывающей мэтрессы вывело библиотекаршу из себя. Лейла оторвалась от своего поста на выходе из читального зала, подошла и резко захлопнула книгу, которую читала Далия. Руки мэтрессы Далии рефлекторно дернулись, чтобы покарать святотатца, осмелившегося вмешаться в процесс книжного алхимического насыщения:

— Что это вы делаете! Я страницу не запомнила! Ой… Вы ее посторожите, правда?

— Правда, правда, — являя бесконечное терпение, пообещала Лейла. Мэтресса уже бежала в направлении дамской комнаты.

Расправившись с природой, Далия сполоснула руки и лицо холодной водой, посмотрела на свое отражение в казенном пыльном зеркале, поправила выбившийся из прически локон, и вдруг услышала странные звуки.

Далия прислушалась.

Звуки действительно были странными.

И раздавались, что было совершенно невероятно, из одной из пяти закрытых туалетных кабинок. Что за напасть? Здесь, в библиотеке? Кто посмел заниматься в университетском книжном святилище чем-то еще, кроме чтения?

Перехватив для храбрости рукоятку верной лупы, мэтресса подошла к ряду закрытых дверец, определила, из-за которой звуки слышнее всего, и осторожно, притворяясь зимним сквозняком, толкнула ручку.

В кабинке обнаружилась — кто бы мог подумать! — связанная по рукам и ногам Изольда. Увидев Далию, девица попыталась что-то прокричать, но, к счастью, ее рот был плотно заткнут кляпом.

— О боги! — воскликнула мэтресса и бросилась развязывать несчастную. — Изольда! Что с тобой случилось?

Изольда еле дождалась, когда Далия развяжет ей руки, вытащила изо рта тряпку и разрыдалась:

— Меня пытались убить!

— Правда? Здесь? Сейчас?

— Не сейчас, а раньше! Я почти полчаса кричу и бьюсь головой об стену, но никто не приходил! Не приходил, хотя я пыталась стучать, пыталась кричать, звать на помощь! Это было ужасно!

— Ужасно, — согласилась Далия. С сомнением посмотрела на веревку, которой была связана самая знаменитая из глупых и красивых студенток Университета. Веревка была на диво прочной. И узлы, с которыми с некоторым трудом справилась Далия, весьма профессиональные. Обычно, если верить разведданным госпожи Гиранди, которая всё в Университете про всех знала, связывали Изольду исключительно понарошку… — А кто ж тебя связал?

— Ах, я не знаю! — еще громче зарыдала Изольда. Впрочем, на опытный взгляд Далии, девица начала успокаиваться: умывшись, она принялась пристально рассматривать себя в зеркале. Если любуется собой — значит, все не так плохо; жить будет. Изольда пошмыгала, извлекла из-за корсажа ярко-розового платья крошечный ажурный платочек и принялась вытирать расплывшуюся краску вокруг глаз: — Я пришла сюда, зашла туда…

— А потом появился он, — подсказала Далия, слышавшая несколько типовых Изольдиных историй.

— Я как раз вышла, поправляла мантию — о, Далия, как вы, алхимики, можете носить это кошмарное одеяние! Оно абсолютно бесформенно, ворот сбивается куда-то на спину, в рукавах запутаешься, полы не кружатся…

— Гм, Изольда… — заинтересовалась мэтресса. — Не хочешь ли ты сказать, что тоже носила мантию?

— Конечно! — возмутилась студентка. — Иначе меня в библиотеку не хотели пускать! Пришлось напялить на себя это убожество… Хотя это совсем не мой стиль, не мой фасон, скроено кое-как…

Мэтресса сложила руки на груди. Посмотрела на Изольду. Скептически фыркнула.

— Странная история. И что случилось потом, когда ты поправила мантию?

Изольда пожала плечами.

— А потом я оказалась в кабинке, связанная, и никто не пришел ко мне на помощь.

Мэтресса Далия похмыкала. Решительно остановила Изольду и развернула ее к зеркалу.

— Посмотри, — велела алхимичка студентке. Та посмотрела на их отражения. Похлопала ресницами. — Ничего не замечаешь?

Робкая морщинка пробежалась по гладкому лбу Изольды.

— Ты покрасила волосы? — с сомнением предположила девушка. Мэтресса обиделась.

— Смотри ниже.

Взгляд студентки переместился в указанном направлении. Секунду спустя девушка начала поправлять декольте нарядного платья — с явной гордостью от того, что мэтрессе в этом отношении похвастаться нечем. Ни платья, ни декольте, всё, что ниже шеи закрыто черной мантией…

— Ну? — требовательно спросила мэтресса, которой надоело следить за прихорашиванием Изольды. — Где ж твоя мантия?

Изольда в панике начала себя обшаривать.

— Ой! Меня изнасиловали! — запричитала она.

— На твоем месте я бы не стала обольщаться, — с сомнением покачала головой Далия. — Вот мантию спёрли, это да.

— Нет! — заверещала Изольда. Поднесла руки к прелестному ротику — краем глаза любуясь на свое отражение. — Что мне делать! Как я буду жить, опозоренная! Теперь ты обязан на мне жениться!

— Прости? — поразилась Далия. На всякий случай огляделась по сторонам. — Это ты с кем сейчас разговариваешь?

— Да не с тобой, конечно же. Я репетирую.

— Ладно, не буду мешать…

Пристроив на край умывальника бывший кляп и аккуратно свернутую веревку, Далия, с трудом пряча улыбку, поспешила вернуться в читальный зал. А Изольда, после нескольких попыток добившись идеальной позы, выскочила из дамской комнаты, прошлась по библиотечным коридорам. Поднялась на второй этаж. Стоя на площадке парадной лестницы, отметив приближение какого-то господина серьезной наружности, Изольда претворила в жизнь задуманное.

— Ах! — закричала она. Так как господин — при ближайшем рассмотрении обнаружились обширная лысина и бегающие глазки, средний рост, немолодой возраст и весьма посредственный доход, — не поспешил отреагировать, Изольде пришлось повторить погромче: — Ах! Что же мне делать! Спасите! Спасите!

И картинно потеряла сознание.

Здесь надо подчеркнуть, что особым умом Изольда никогда не блистала. Поэтому ничего удивительного, что «потеряв сознание», девушка не удержалась на лестничной площадке и чувствительно прокатилась вниз, насчитав сорок шесть ступенек и набив взаправдашнюю шишку.

Увы, травма Изольды оказалось напрасной: вместо того, чтобы услышать зов прекрасной девы о помощи, господин отреагировал на оклик другого человека. Тот господин разве что на лбу не имел подписи «служу Спокойствию Кавладора»: официального вида представительный усач в сером неброском мундире, сопровождаемый двумя младшими сотрудниками, плечистым и недотепистым, ненавязчиво вышел из облачка телепорта. Усач придирчиво и оценивающе осмотрелся по сторонам, вследствие чего все более или менее уполномоченные лица подтянулись и поспешили соответствовать занимаемой должности. Так что Сам, директор университетской библиотеки, вместо того, чтобы подхватить падающую Изольду, бросился навстречу официальному господину — не сказать, чтобы распахнув объятья и подвизгивая от радости, но наверняка намочив подштанники и сдавленно постанывая в ожидании служебных неприятностей.

Господин Клеорн осмотрелся по сторонам, по привычке составляя план-конспект для будущего официального отчета. Так-так-так… Помещение стольки-то кубических локтей объемом, потолки высокие, стены обшиты деревянными панелями, на восточной стене портрет неизвестного с гусиным пером за ухом и чернильным пятном на носу, на западной стене — портрет неизвестной с тремя хорями; в северном углу доспехи (современная пелаверинская подделка под старинную гномскую работу). Помещение имеет прямое сообщение с лестницей, у подножия которой лежит труп молодой симпатичной барышни лет девятнадцати на первый взгляд и двадцати четырех на второй, в ярко-розовом шелковом платье с кружевами. Причина смерти барышни… Господин Клеорн подошел поближе.

Изольда застонала.

Клеорн нахмурился. Обернулся к своему спутнику недотепистой наружности.

— Мэтр Лео, ваше мнение?

Мэтр Лео с трудом высвободил руку, которую ему с приветственным оскалом тряс директор библиотеки и подошел ближе. Просканировал Изольду и кратко резюмировал:

— Вполне половозрелая самочка. Прикус правильный, круп, ноги и кожные покровы ярко выраженных дефектов не имеют. Можно спаривать…

Господин Клеорн пошевелил усами и напомнил (видят боги, уже в десятый раз за утро!), что от мэтра Лео требуется чуть больше рвения и чуть меньше физиологии. Мэтр Лео поспешил извиниться:

— Простите, простите, я, как всегда, увлекся…

— Скажите просто, мэтр Лео: живая она или нет? Может, зомби? Вампир? Призрак особо плотной эктоплазматической природы?

Придерживая пострадавшую голову, Изольда молча перевела замутненный взгляд с одного господина на другого, а от него — на третьего.

— Живая, конечно же, — удостоверил мэтр Лео.

Господин Клеорн расстроился. Велел плечистому охраннику позаботиться о пострадавшей. Повернулся к директору библиотеки и вежливо выразил готовность осмотреть то тело, предположительно мертвое, из-за которого его вызвали на место преступления.

Директор, который прибыл на рабочее место буквально за четыре минуты до появления господ из Министерства Спокойствия, еще не успел ознакомиться с последними известиями подотчетной ему библиотеки, рванул с низкого старта одновременно в шести направлениях. Господин инспектор желает тело? Господин инспектор его получит, даже если директору придется самому умереть ради этого!

* * *

— Тело! — закричал на весь читальный зал господин директор с самого порога. — Дайте тело!

Библиотечные дамы, оживленно обсуждавшие за столом выдачи новости (помолвку Жаннет, скандал в опере, кавалера Клотильды, новый сорт сдобы в пекарне на углу), от удивления проглотили языки. Рудольфус, очень серьезный студент с медицинского факультета, на секунду отвлекся от чтения и строго посмотрел на пробегавшего мимо запыхавшегося директора. Но тут рядом с ним плюхнулся держащий в руках тонкую книжицу алхимик, — мужчина лет тридцати с небольшим, сухощавого телосложения, в дурно сидящей мантии, — и оглушительно чихнул. Рудольфус переключился на него, суровым презрительным взглядом пытаясь просверлить мозг соседа и вложить ему в голову нехитрую мысль, что утирать нос рукавом неприлично, неэстетично, негигиенично и вообще не подобающе для высокого знания алхимика.

— Чего вы стоите?! — возмутился директор. — Здесь полиция! Здесь трупы! Здесь дамы!

— Здесь библиотека, — строго поправила зарваршееся начальство госпожа Лейла. И постучала ногтем по табличке с огромными золочеными рунами «ПРОСЬБА СОБЛЮДАТЬ ТИШИНУ».

— Дайте труп, — сдавленным шепотом проорал директор, подбегая на полусогнутых к своим подчиненным. Некоторые посетители проводили его туманными взорами. — Где он?

— Кто? — хором спросили Клотильда и Труамина. Лизон, библиотекарша на испытательном сроке, на всякий случай промолчала (ее маменька уверяла, что так она гораздо привлекательнее выглядит), приосанилась и затрепетала глазками.

— Труп! Тело! Покойник! Сторож! Где ночной сторож? Почему меня не известили сразу же! — возмущался директор. Госпожа Лейла почувствовала необходимость успокоить Самого; путем нехитрых маневров невысокий директор оказался приперт спиной к стеллажу с новейшими библиотечными поступлениями и придавлен бюстом своей заместительницы.

— Гринча отвели в участок. Пил и спал на рабочем месте, — объяснила Лейла. Клотильда добавила, в восторге всплеснув руками:

— Был та-акой скандал, когда полицейский выводил его отсюда…

— А труп? — осторожно поинтересовался директор. Бюст госпожи Лейлы произвел качественный утешительный эффект: директор начал рассуждать почти здраво.

— Никакого тела не было, — отмахнулась Труамина, отвлекаясь на выдачу подшивки газеты «Философская правда».

— Уверены? — прозвучал за спинами библиотечных дам незнакомый голос.

Дамы резко развернулись, и, как по команде, дежурно и дружно улыбнулись степенному усачу и молодому человеку, порядком напоминающего подростка-спаниеля.

— Мое имя Клеорн, я провожу расследования, — отрекомендовался усатый представительный сыщик. — А это мэтр Лео, мой временный помощник.

— Гм… да… привет-привет! — поздоровался Лео. Клотильда и Труамина, библиотекарши со стажем, скользнули придирчивыми женскими взглядами по потрепанной, в пятнах паутины, мантии мэтра и с отчаянной смесью материнского терпения и фальшивого девичьего восторга сказали, что очарованы знакомством.

Тем более, что молодой маг, по виду — стопроцентный недотепа, действительно вызывал симпатию. Правда, создавалось стойкое впечатление, что Судьба посмеялась, вместив в человеческое тело характер и общее мироощущение добродушного пса. Карие глаза, патлатая головушка, пританцовывающие от избытка радости от окружающего мира лапы, задорно виляющий хвост… Он совершенно не был похож на привычный образ служащего Министерства Спокойствия. Казалось, мэтр Лео просто решил поиграть в «сыщики и воры»; и сейчас с вполне понятным любопытством оценивал красоты библиотечных дам, раскланивался с каким-то знакомым в читальном зале, приглядывался к корешкам книг…

— Вернемся к трупу, — призвал работников библиотеки к порядку господин Клеорн. Библиотечные дамы мигом повернулись к сыщику, и тот на секунду нахмурился, почувствовав, угадав, учуяв спинным своим мозгом, что сейчас библиотекарши коллективно составляют его собственный портрет: мужчина лет тридцати пяти, заметно выше среднего роста, чуть плотнее, чем просто среднего сложения, руки-ноги на месте, голова имеется… Да какая голова! Геометрически правильный овал лица, взгляд изучающий и пронзительный, пышные усы аккуратно подстрижены, кончики закручены вверх…

На самом деле Клеорн, увы, ошибался. Клотильда и Лизон нашли его внешность непримечательной и скучной, Труамине, правда, понравилось, что Клеорн еще не окончательно облысел, но серый официальный мундир ему совершенно не идет, только и всего…

— Ах, господин Клеорн! Мне кажется, вас неправильно информировали! — всплеснула руками госпожа Лейла. — Никакого трупа в библиотеке не было! Понимаете, наш сторож…

— Почему это не было?

Все дамы и господа мигом обернулись к тому, кто так неосмотрительно нарушил конфиденциальность их беседы. Стоящая у ближайшего стеллажа мэтресса Далия перевернула очередную страницу.

И следующую.

И следующую.

И следу…

Многоопытная госпожа Лейла не выдержала:

— Что вы такое говорите, мэтресса! Никакого трупа не было! Гринч выпил, вот ему и привиделись всякие страсти!

— Нет, — весомо не согласилась мэтресса Далия. Из-за того, что уважаемой мэтрессе приходилось читать, думать и говорить одновременно, каждая фраза звучала на редкость размеренно и убедительно. — Труп был.

— Был труп?!

— Ну да. Я сама его видела. — И, в ответ на вежливую настойчивую просьбу Клеорна, махнула рукой, указывая направление. — У камина лежал. Вот так.

Далия (не выпуская книгу из рук и не отрываясь от строчек), коротенько изобразила внешний вид искомого объекта.

— И кровь под ним такой черной лужей растекалась…

До Лизон, наконец, дошло, и она завизжала.

Остальные библиотекарши мигом шикнули на нарушительницу спокойствия и постучали по табличке с просьбой соблюдать тишину.

Лизон снова взвизгнула — теперь уже гораздо тише.

Дальнейшее развитие событий напоминало знаменитые фносские трагедии. В центре — усатый протагонист Клеорн с недотепистым спаниелеобразным альтер-эго на поводке. Рядом заламывающие руки плакальщицы (по крайней мере, Труамина действительно имела привычку щелкать пальцами от волнения, а Клотильда всхлипывала и шмыгала от избытка чувств). На заднем плане читатели: штук двадцать готовящихся к зачетам и экзаменам студентов, два книгожертвователя и тридцать девять облаченных в черные мантии алхимиков. Из звукового сопровождения — оглушительные, хотя и редкие чихи алхимика-оригинала. И в центре всего действа, небрежно опираясь на каминную полку, воплощением какого-то профильного божества или, еще вернее, Изначального Абсолюта — мэтресса Далия, в строгой черной мантии, с мистически отсутствующим выражением лица и книгой в руках.

Глаза мэтрессы так и бегали по строчкам, так и бегали…

Вот инспектор Клеорн останавливается перед камином. Скептически шевелит усами, рассматривая следы сажи. Проверяет большим клетчатым носовым платком какое-то темное пятнышко на полу.

Скажем правду: в этот напряженный момент господину директору, которого заинтересовавшаяся поисками трупа госпожа Лейла продолжала придавливать частью себя, стало очень-очень жарко и хорошо-о…

— Мэтр Лео! — окликнул Клеорн. — Что вы об этом скажете?

Мэтр Лео отвлекся от листания взятой с полки книжки. Подошел. Тоже смахнул с пола подозрительную капельку. Попробовал на язык (все дамы, кроме погруженной в книгу Далии, собрались падать в обморок).

— У, свежачок-с!

— Кровь! — выдохнула Клотильда, горячая поклонница сочинений Фелиции Белль.

— Чернила! — возмутился Лео. Лизон от избытка чувств упала в обморок.

Господин Клеорн похмыкал, выпрямился, еще раз осмотрел камин и пол рядом.

— А еще чего-нибудь не приметили? А? Я вас спрашиваю, барышня! — Клеорн на всякий случай пощелкал пальцами над ушком Далии. Далия не прореагировала.

Госпожа Лейла поспешила прийти на помощь (отдавленный директор стек счастливой лужицей на пол).

— Мэтресса — видный сапиенсолог нашего Университета, — шепотом пояснила она Клеорну. — С алхимиками, особенно теми, которые поумнее, надо действовать вот так.

И, демонстрируя высокую квалификацию, подошла к Далии и положила ладошку на читаемую страницу.

— Чего еще? — недовольно буркнула Далия.

— У вас господин следователь спрашивает, не видели ли вы чего-нибудь еще? Не слышали ли? Расскажите, что случилось, мэтресса Далия! Мы просто умираем от волнения! — Проговорила госпожа Лейла голосом, которым терпеливая коза разговаривает с непослушным, но любимым козленком. По крайней мере, в детских спектаклях козы и их дети разговаривают именно так. — Скажите же, что случилось здесь утром?

Мэтресса Далия пожала плечами, скривила губу, демонстрируя полную степень недоумения, и сделала попытку сбросить ладошку Лейлы с читаемого текста. Не вышло — госпожа Лейла работала в библиотеке пятнадцать лет и действительно знала, как обращаться с алхимиками.

После второй неудачной попытки Далия поняла, что дешевле ответить:

— Что именно вас интересует?

— Вы начните с самого начала, расскажите все, что делали, видели и слышали, а потом мы разберемся, — посоветовал Клеорн.

— Ну… Всё — так всё. Утро. Проснулась. Пришла сюда. Сначала я взяла Вестник Буренавского Круга Толкователей и Объяснителей. Потом листала периодику. Потом была статья Гаспарагуса «К вопросу о флуктуации модификаций интеллектуальности». Потом здесь бегали. Хрипели. Храпели. Прикладная экзистенциалика. Сквозняк. Загадки и проблемы гносеологии. Но это был Гринч. Потом часы. Теория Дрейфуса-Ланге и комментарии Вон Ли Чонга. Сильный сквозняк. «Офелин, или Убийца поневоле». Парадокс Ландонтена. Вычисления кривизны орбиты Нимфалиды и радиуса периферических спутников пояса Гюнь-Гюнь-Тюа. Завещание. Снова Гринч, на этот раз с Роджером и необъяснимым феноменом. Потом тело. Лужа. Обморок. Опахало. Гринч на факультет и угол. Потом… — глаза мэтрессы, обращенные вглубь нафаршированной свеженькими воспоминаниями головы, чуть затуманились. Библиотекарши, зачарованные рассказом, ловили каждое слово, будто мэтресса вещала им священное откровение. Клеорн слушал, хмурясь с каждой фразой. — Потом была пустыня и сокровища. Почерк и стиль соответствуют. Потом статьи Прибылова-Захватского о побудительной силе инстинктов, потом я споткнулась, потом… м-м… Систематика и генезис логопеталей, потом Бухтияр-заде о проблеме апперцепции и конфабуляции в современной литературе, потом «Жизнеописание и подвиги Ван Ниира, Великого Ллойярдца», потом Сабакенцци, теория социальной эстетики, потом… Потом Изольда и стоны в туалете, потом «История эльфийских розыгрышей», эпизоды с 151 по 299… Рассказать Напе о десерте из жженого сахара, написать в Уинс-таун Питбулю, дойти до сухого колодца и копать до последнего, забрать белье и скатерти из прачечной, трубочист стучит дважды, отнести туфли в починку, купить новый магический фонарь, а лучше три, про запас… Хотя по поводу хронологии я теперь не уверена. Что еще вас интересует?

Слушавшие Далию дамы и господа с трудом перевели дух.

— В таком случае не мешайте. Я читаю, — припечатала Далия и снова вернулась к чтению.

Господин Клеорн утер выступивший на лбу пот, подумал мельком: «Кошмарная женщина! Поистине кошмарная!». Затем, являя профессиональную выдержку и не менее профессиональные садомазохистские наклонности, отважился задать уточняющий вопрос:

— То есть, вы готовы свидетельствовать, что труп точно был.

— Был.

— А…

Только собрался Клеорн получить, наконец, ответ, каков из себя был тот труп в библиотеке, как вмешался еще один препятствующий фактор. Фактор этот уже давно стоял неподалеку, переминаясь с ноги на ногу и всячески пытаясь или подслушать, или привлечь к себе внимание. Наконец, ему (фактору) это удалось.

— Простите, инспектор, — осторожно проблеял нижний чин из Министерства Спокойствия. — Разрешите побеспокоить, инспектор…

— Ну, чего вам?

— Что делать с беглецами, господин Клеорн?

— С беглеца… Беглецами! — воскликнул Клеорн, и его усы поднялись в охотничьей стойке.

— Точно так! — козырнул охранник. — Вы давеча приказали никого из библиотеки не пущать, а оне вылезть пытались!

Господину Клеорну тут же был предъявлен нарушитель — высокий недокормленный юноша, в котором библиотечные дамы с оханьем опознали Рудольфуса.

— Да, я пытался сбежать, — с напускной уверенностью поправил очки на переносице Рудольфус. — Между прочим, у меня экзамен! Уже час идет! Меня вся группа ждет! У кого ж они все будут списывать?! Мне пора!

— Обойдетесь, — с удовольствием отказал Клеорн. — Пока не доведу расследование до логического завершения, никого из библиотеки не выпущу!

Эта фраза была сказана негромко, но с полным осознанием долга и необходимости служить закону.

Повинуясь каким-то загадочным флуктуациям, происхождение которых связывается некоторыми исследователями с необъяснимым феноменом так называемого Б-пространства, услышали реплику господину Клеорна совершенно иначе.

И секунды не прошло, как господин Клеорн обнаружил вокруг себя, над собой и на уровне собственных коленей около двух десятков относительно молодых физиономий с невинными улыбками.

— А вы справочку дадите? — подал голос один из обступивших Клеорна студентов.

— Какую справочку? — опешил следователь.

— Что нам нельзя отлучиться на экзамен по причинам внутренних служебных обстоятельств и ради торжества справедливости? — подсказал второй студент.

Рудольфус сделал попытку вырваться из кольца блокады.

— Мне на экзамен нужно! — с горячностью молодости взывал он к рассудку (хи!) и добропорядочности (ха!) препятствующих побегу однокашников. Однако прорваться через толпу студентов оказалось непросто.

— Так… — крякнул Клеорн. — Извольте-ка не мешать расследованию!

Студенты дружно, как по команде, отступили на четыре шага. Подумав, переглянувшись, сделали еще десяток шагов и скучковались за одним из столов.

Рудольфус неистовствовал. «Пустите меня! Я на экзамен хочу! На экзамен мне надо! Я наконец-то всё выучил!» и прочие уверения, что он ни в чем не виноват, были встречены равнодушным фырканьем Клеорна. Конечно же, решал про себя специалист Министерства Спокойствия, желание удалиться с места вероятного преступления еще ничего не доказывает… С другой стороны… Тут один из школяров подскочил к господину Клеорну и шепотом поведал несколько подробностей из жизни студента-медика. Клеорн подкрутил ус. В свете только что полученных фактов он принял героическое решение задержать молодого буяна до выяснения всех обстоятельств.

Затем, к удивлению той части присутствующих, которой были плохо знакомы страсти и порывы загадочной алхимической души, Рудольфус взбесился. Очки его заблестели жарким драконовым пламенем, бледные, припорошенные книжной пылью щеки налились яростным румянцем, и Рудольфус со всех студенческих ног попытался с боем прорваться к выходу.

Увы, попытка прервалась, не успев начаться. Охранник, бдящий за Подозрительным Беглецом, сделал подсечку, Рудольфус упал на мэтра Лео, потом — на пол. Пленение Рудольфуса заняло буквально три секунды.

Но гораздо более интересные события произошли за те же три секунды в другой физической плоскости. Мэтр Лео, которого толчок Рудольфуса лишил равновесия, упал на стоящую поблизости Далию, едва не вырвав из рук алхимички читаемый том. К удивлению всех, мэтресса, вместо того, чтобы вскрикнуть, или испугаться, или уронить книгу, или сделать еще что-то алхимически бесполезное и по-женски нейтральное, ловко отправила мага в нокаут — перехватив книгу обеими руками, врезала в опасно приблизившуюся челюсть мага снизу вверх. Лео отлетел на пару шагов, перевернул стол и тяжело притормозил у стенного шкафа.

На голову несчастного мага посыпались книги.

Впрочем, мэтресса Далия всего этого не видела — она снова погрузилась в чтение.

Студенты отреагировали на фирменный алхимический удар мэтрессы бурными аплодисментами.

Клеорн подкрутил кончики усов. Похоже, господин Ле Пле был прав: с подозреваемой действительно всё ясно. Осталось только разобраться с пострадавшим.

* * *

— Принести воды? — участливо спросила Клотильда, обмахивая несчастного мэтра Лео тонким платочком.

— Клотильда, что я слышу! — возмутилась Труамина. — Никаких напитков и еды! Мы же в библиотеке! — Труамина опустилась рядом, помогла пострадавшему магу положить голову на свои колени. Приложила к самой большой шишке пустую медную чернильницу. Лео ойкнул. — Больно? — участливо осведомилась Труамина.

Госпожа Лейла шикнула на своих помощниц — дескать, чем заниматься глупостями, лучше бы собрали книги с пола. Клотильда и Труамина ее не услышали. Наоборот. Клотильда завистливо поджала губки, расправила пышные юбки и попробовала переложить голову пострадавшего с колен Труамины на свои.

Труамина всячески старалась этому помешать.

Мэтр Лео, которому библиотечные дамы в ходе проявления своей заботы и участия прищемили уши, сделал попытку вырваться. Не тут-то было…

Студенты с нарастающим восторгом смотрели, как две библиотекарши отбирают друг у дружки мужчинку, начали делать ставки, кто победит. Попутно шепотом обсуждались вопросы: надолго ли упекут в кутузку Руди (потому как своей успеваемостью он портит картину академических задолжностей всей группы); кто ж все-таки убийца; кого ж, в конце концов, убили; интересно, заметили ли почтенные читающие мэтры, что вокруг происходит что-то странное (особенно вон тот, спящий над словарем); о чем так долго размышляет усатый шпик? Вы только гляньте: щеки раздувает, усами шевелит, глаза то к носу, то в разные стороны сводит-разводит…

Напряженная тишина библиотеки оказала стимулирующее влияние на пребывающую в центре событий (не морально, так физически) мэтрессу Далию. А впрочем, книга всё равно закончилась, так что имелась счастливая возможность ненадолго прервать читательный процесс и поучить жизни окружающих.

Здесь надо упомянуть о том, что среди новичков Университетского квартала, а иногда — даже среди почтенных мэтров Университета, находились любопытные, искренне не понимающие, почему мэтрессе Далии оказывает столь большое доверие Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл. Нет, всё на первый взгляд понятно: когда-то они оказались за одной партой на курсе невероятной статистики, потом закрепили знакомство, обеспечивая вычислительную базу дипломной работе Далии, потом Напа Леоне сдала Далии комнатку на верхнем этаже «Алой розы», потом Далия помогла Напе устроиться лаборантом на кафедру всё той же статистики… Всё это понятно. Но вот почему гномка так трепетно и внимательно прислушивается к некоторым советам мэтрессы? Гномы — это вам не грош с полтиной, они умные. Что такого может или умеет Далия (задавали в этот момент вопросы господа из Министерства Спокойствия соседям мэтрессы по кварталу), что гномка ее уважает и ценит ее мнение?

Ответ мог бы дать мэтр Фриолар (еще один постоялец «Алой розы»), но, увы, отсутствовал в городе. Дело в том, что одной из прекраснейших (на гномий взгляд) черт Далии было то, что она патологически не могла смотреть на то, как другие предаются бездействию. Ничегонеделание, с точки зрения Далии, было преступлением. А уж если кто-то плевался от скуки в потолок, когда у самой мэтрессы дел было по горло…

Вера Далии в то, что каждый должен выполнять свое дело (обычно — из списка поручений, составленных самой мэтрессой) была крепче и увесистей гномьего молота.

Поэтому Далия с недоверием и легким раздражением уставилась на группу студентов, переговаривающихся за столом в середине читального зала. Подошла поближе. Поинтересовалась, что это они здесь делают.

— Мы пришли готовиться к экзаменам, мэтресса. А нас не выпускают.

— Сволочи, — сердитым шепотом прокомментировал Рудольфус, сидящий за соседним столиком и лелеющий фингал под правым глазом. Охранник, нависающий над студентом, мигом запомнил этот комментарий. Рудольфус между тем продолжал бухтеть: — Что за безобразие! Мэтресса Розанна не будет ждать! Как же я буду пересдавать ей экзамен!.. Какая глупость — не пускать студентов на экзамены, потому что никак не могут найти мертвеца в библиотеке! Что за… — Рудольфус в сердцах плюнул.

— Не пускают? — с вежливым равнодушием переспросила Далия. Присмотрелась к студенту, — Ты ведь Рудольфус, верно? С медицинского?

— Да, — согласился Рудольфус. С подозрением спросил: — А что?

— Да так. Просто любопытно, почему в библиотеке шастают служащие Министерства Спокойствия, а никто из заинтересованных лиц не думает им помогать.

Студенты честно попытались а) сделать не только заинтересованные, но и умные лица, и б) угадать, о чем это мэтресса Далия тут толкует. Рудольфус смотрел вежливее всех. У отведавший книжных новинок Далии было хорошее настроение, и она пояснила.

— Короче, медик. Смотри туда: там кто-то уронил на мага-балбеса кипу книг. Теперь туда — видишь ноги из-за стола выдачи? Судя по оборкам и чулкам в сеточку, это должна быть Лизон, она здесь на испытательном сроке. А теперь посмотри во-он в тот дальний правый угол: директор в состоянии эйфории. А еще в районе дамской комнаты болтается некто Изольда с последствиями легкого сотрясения отсутствующего мозга. Сможешь им помочь — этот усатый «спокушник» будет лично свидетельствовать перед Розанной о твоей высокой квалификации.

Рудольфус просветлел и шустро отправился на подвиги во имя отличной отметки.

— Теперь вы, — повернулась Далия к остальной молодежи.

— Мы не медики, — тут же отшатнулись студенты.

— И слава Небу. Долго ли вы собираетесь здесь протирать мантии?

Кое-кто из студентов насупился и проворчал, что мантии для того и нужны, чтобы протирать их, а не штаны и не юбки. Процентов пять присутствующих спешно вычисляла, что безопаснее: а) признать себя виновным в расследуемом преступлении, б) сбежать, в) явиться на экзамен, или г) — все-таки остаться в пределах прямой досягаемости мэтрессы?

— Нас не выпускают, потому что здесь расследование, — пискнула перепуганная студентка.

— Здесь библиотека, — весомо возразила Далия. — Хранилище книг и сокровищница знаний. Совершать здесь преступления и проводить расследования — нонсенс!

— Но вы же сами сказали, — подал голос другой студент. — Что утром здесь был труп.

— Я так сказала? — изумилась Далия. — Ну, если я сама так сказала… Хотя какая разница, что я говорила! Займитесь делом! И побыстрее!

— Но что нам делать? — всё так же хором переспросили студенты.

Мэтресса Далия скорчила гримаску, показывая, что ей бы их проблемы. Посмотрела по сторонам. Смерила придирчивым взглядом Клеорна.

— Ну, труп поищите. Вдруг найдете…

Студенты переглянулись, пожали плечами, потом большинством голосов решили, что чтобы ни делать — главное не попасть на экзамен, и разбрелись по читальному залу. Заглядывали под стеллажи, под столы, а за выставкой, посвященной иберрской табачной промышленности, делили на тринадцать человек коробочку с леденцами.

Клеорн наблюдал за передвижениями студентов с явным неудовольствием. Хотя… Как всегда, дело имело не только явную, но и оборотную сторону, покрытую мраком. Может, и вправду найдут? К тому же, надо чем-то занять всех присутствующих в читальном зале, пока Лео не придет в себя настолько, чтобы переговорить со свидетелями.

И потом, добавил про себя Клеорн, подкручивая ус и рассматривая два ряда столов и склонившихся над книгами господ и дам в черных мантиях — никто не спешит отсюда уходить. Если студенты еще проявляли какой-то интерес к происходящему (пусть и чисто академический), то их мэтры-наставники, не обращая никакого внимания на снующих по читальному залу специалистов Министерства Спокойствия, продолжали жить в своем собственном мире, располагающихся на бумажных или пергаментных страницах. Кто-то чихал (да как громко!), кто-то умудрялся одновременно конспектировать, жестикулировать и увлеченно громить воображаемого оппонента. Клеорн послал одного из своих помощников, чтобы тот запротоколировал алхимические речи — так мэтр потребовал, чтобы ему потом выдали копию. Вон тот мэтр вел себя подозрительно: время от времени подходил к столу выдачи, брал очередную стопку книг — да с таким трепетом, с какой-то нечеловеческой жадностью… Клеорн нахмурился. Ему, человеку степенному, была больше по душе другая реакция — вон как у того бледного молодого алхимика, который откровенно спал над раскрытой книгой. Надо бы проверить «жадного» читателя, подумал Клеорн.

И вообще, странные люди, эти алхимики…

* * *

Как практик, Рудольфус оказался на высоте. Реанимированный похлопыванием по щекам господин директор ожил, подскочил и бросился исполнять повеления инспектора. В частности, поминутно раскланиваясь, лично отвел группу бдительного вида служак, предводительствуемых шишконосным Лео, в основное книгохранилище. Выскочил на рысях, отвел еще двоих специалистов в зал для Очень Высоких Особ; спустился с галереи, на всякий случай сбегал в свой кабинет. Официальная версия — за записями о расходах библиотеки за минувшие десять лет, на самом деле — чтобы выпить стаканчик успокоительного. Судя по всему, успокоительного в кабинете не оказалось: директор прибежал в читальный зал и, тщательно соблюдая режим тишины, шепотом заорал благим матом, что «этот хвостатый полосатый паразит» опять оставил ночной улов у него под дверью. Он больше не желает наступать на дохлых мышей! Он больше не желает вляпываться в пятна сажи! Где, его мать, трубочист?! Где, его всех родственников, Гринч, почему он не убрал «гостинцы» своего любимчика?!!

Вежливо пронаблюдав за истерикой начальства, Лейла поджала губы. По ее мнению всю эту суету можно было пережить, только демонстрируя выдержку и спокойствие. Впрочем, сердце библиотечной дамы было преисполнено недовольства. Выдавая Далии очередной том со стеллажа новых поступлений, Лейла сердито шептала, что на ее памяти такой казус случается впервые. Труп в библиотеке! Подумать только! Студенты рыщут по шкафам, а полицейские бродят по книжному хранилищу! Ужас! Кошмар!

И будто кто-то там, высоко-высоко на облаках, услышал сетования почтенной библиотекарши, потому как за окнами вдруг потемнело, налетел порыв сердитого ветра. В читальном зале стало темно — через высокие окна в помещение читального зала заползли предгрозовые сумерки. Сквознячок, осторожно заползающий через приоткрытую створку, принес запах дождя, грибов, каверзной летней простуды и обещание чего-то… чего-то мрачного и трансцендентально сурового.

И раздался глухой тоскливый вой.

Все присутствующие замерли.

Вой повторился.

Как будто и вправду играя накрепко затверженные роли в хорошо срежиссированном спектакле, все — и читатели, и библиотекарши, и служаки из Министерства Спокойствия, — подняли лица вверх.

Темноту за высокими стрельчатыми окнами разбила молния.

И снова повторился протяжный, вынимающий душу вой.

Казалось, в этом звуке смешалось всё печальное, безнадежное и беспросветное, что только есть в макроэргической Вселенной. Долгий тянущийся звук, гулкий и рокочущий заполнил все пространство читального зала. Он ревел, плакал и тявкал обиженной гиеной, рассыпался на части обреченными раскатами, длился и длился, тянулся и стонал, и звал, и мучался…

В отдалении коротко громыхнула гроза.

На исполненной неземной печалью высокой ноте вой оборвался.

И тут же вернулся, с упорными, нарастающим тарахтеньем будоража воображение пораженных слушателей. Теперь это был не просто вой. О, нет! Это был рёв боевого слона, потрясающего утыканным железным скарбом хоботом, это был гомон вышедших на тропу войны викингов, это была свора отведавших крови яростных боевых леопардов, это был…

— Это там, на галерее! — закричал мэтр Лео, выскакивая из двери, ведущей в хранилище.

Самые смелые из студентов побежали следом. Служащие Министерства Спокойствия, не в силах совладать с охотничьими инстинктами, тоже.

Первым на левой части галереи оказался Рудольфус. Не обращая внимания на панические охи и ахи Лизон, Труамины и Клотильды, он уверенно, хотя и очень медленно, продвигался к доспехам, украшавшим проем между двумя дальними каталожными шкафчиками.

Вой повторился. Бесконечный тоскливый звук тянулся, тянулся, а потом вдруг перешел в безумный лай. Доспехи, к которым пробирался Рудольфус, затряслись в унисон нечленораздельной брани потустороннего голоса.

— Не беспокойтесь! — обнадежил всех мэтр Лео. — Я его достану!

Молодой маг резво подскочил к доспехам, единым быстрым движением сорвал кое-как закрепленный панцирь…

Из недр стального чучела выскочил маленький демон.

Все дамы (разве что кроме Далии) дружно взвизгнули. Лизон брякнулась в обморок.

— Ах, нет! — удрученно воскликнул Лео и бросился в погоню.

Маленькое существо бросилось наутек. Оно передвигалось с бешеной скоростью, не прекращая издавать низкие утробные звуки, повизгивать, фырчать, царапать все попадающиеся поверхности, будь они деревянными, каменными или студенческими, разбрызгивать что-то жидкое (Рудольфус искренне надеялся, что это слюна. Романтичная Клотильда решила, что это слезы), и вообще… Если потусторонний мир и решил устроить испытание алхимикам на прочность нервов — он-таки добился своего, явив своего представителя в этот грозовой час…

— Чего вы стоите?! — возмутился Лео, сбегая за маленьким существом вниз, в глубины читального зала. — Ловите! Только осторожно, он испуган!

— Вот уж нет уж, — проворчал один из студентов. — Вы уж сами…

— Вы что, такие большие, а обыкновенной кошки испугались? — попытался купить «на слабо» мэтр Лео вероятных помощников.

В этот момент злой с валерианового похмелья Роджер, получивший дополнительные бонусы ярости во время сидения в железном заточении, вскочил на стол выдачи, угодил лапой в чернильницу и взвыл особенно мерзко и неистово. Его глаза горели волшебными тясячемановыми фонарями, и госпожа Лейла, которая всегда подозревала семейство кошачьих в тринадцати дюжинах смертных грехов, поспешила отступить к полке с изданиями на религиозные темы.

— Да держите же его! — возмутился Лео. Но Роджер не ждал милостей от природы.

Пропечатав чернильные следы на трех преследователях и юбке Лизон, он пробежал до выхода из читального зала. Увернулся от рук охранника и рванул обратно. Взлетел на галерею, увернулся от Труамины, пытавшейся поцеловать мэтра Лео (а что? он так кстати оказался рядом, и вообще мужчина положительный…), взмыл вертикально вверх, использовав в качестве опоры портрет первого ректора Университета. Попрыгал по крышам шкафчиков, царапая каждую из протянутых к нему рук, потом бросился к окну и с воем — на этот раз финальным — протиснулся через приоткрытую форточку наружу.

— Уйдет! — горестно закричал Лео, открыл форточку пошире и бросился в погоню.

Судя по смачному звуку, мэтр попал. Под дождь — сто процентов, и, кажется, на цветочно-горшечный бордюр вокруг солнечных часов… А может, и на больничную койку…

Следуя строгому приказу инспектора Клеорна не покидать помещение библиотеки до выяснения, студенты следили за дальнейшими событиями, прижав носы к оконным стеклам и шепотом ругаясь на мешающий обзору летний дождь.

Вот мэтр Лео, наконец, поднялся на ноги. Прихрамывая, двинулся к кругу солнечных часов, где застыл, выгнув спину и распушив хвост, полосатый Роджер. Кажется, мэтр пытается что-то колдовать — увы, неразумная котяра не стала дожидаться и побежала, петляя и уворачиваясь, в сторону главного корпуса Университета. Мэтр Лео попытался запустить гигантскую семиногую стрекозу — стрекоза прокукарекала и нагадила на полдень солнечных часов. Роджер, не теряя времени и скорости, рванул вверх по стене, цепляясь когтями за трещинки между камнями.

Мэтр Лео попробовал взлететь. Пролевитировал на высоту половинки первого этажа и упал в гранитную чашу с петуниями. Студенты принялись спорить, а умеет ли господин маг хоть что-нибудь. Чтобы доказать спорщикам, сколь они не правы, мэтр Лео — даже из соседнего здания, даже сквозь серую завесу дождя было видно, что он не на шутку рассержен — призвал большую яркую птицу, смело ее оседлал и взлетел.

Преследуемый магом Роджер едва не сорвался с узкого карниза второго этажа, спугнул голубей, юркнул в распахнутое окно. Перепуганные голуби врезались в мэтра Лео, но только господа школяры успели предположить, что, наконец, магу крышка, как тот призвал длинного питона, забросил его, как веревку, в окно. И, разбив университетское стекло, тоже проник внутрь здания.

Студенты огорченно отлипли от окон. Разумеется, увидеть, как кот и маг гоняют друг друга по учебным аудиториям, не получится… Оставалось только представлять, как полосатый пушистый кот несется по темным коридорам Университета, прыгает по гипсовым бюстам, крутится на глобусе, рвет когтями вывешенные схемы и плакаты, таранит лбом классные доски, а следом за ним, запыхавшись, бежит на четвереньках лохматый спаниель в магической мантии…

— Смотрите! — пискнула маленькая студентка в кудряшках, показывая куда-то наверх. И точно, из окна верхнего этажа вынырнул неутомимый Роджер и со смелой бесшабашностью неразумного создания поспешил вверх, на крышу. Мэтр Лео выскочил с опозданием всего лишь на две секунды, и тоже бросился вверх по отвесной стене — то ли вспомнил соответствующее заклинание, то ли напрочь забыл о силе тяготения, кто ж его знает…

На узком карнизе Часовой Башни Роджер притормозил. Зашипел, поднял лапу, угрожая преследователю. Тот, судя по всему, не понял. Продолжал приближаться и тянуть к драгоценной полосатой кошачьей шкурке шаловливые загребущие ручонки. Маг тянулся, тянулся, будто хотел превратиться в нитку шелка из брюшка шелкопряда; наконец, мэтр Лео почувствовал, что он близок к победе и сделал последнее решительное движение к беглецу. Кот бросился в узкий лаз за часовым циферблатом.

Мэтр Лео чуть не сорвался. Чудом удержался, в самый последний момент ухватившись за минутную стрелку.

Часы возмутились и не вовремя пробили половину.

Студенты с восторгом посмотрели на мучения мэтра, втискивающегося в щель (рассчитанную на то, что ремонтировать часовой механизм будут гномы). Дальнейшие события хоть и не были видны, были очень хорошо слышны.

Вот куранты прозвенели час и четверть. Половину четвертого. Потом глухо отмерили двенадцать — то ли давно ожидаемый полдень, то ли внеочередную полночь. Потом затрещали. Потом уронили часовую стрелку, так, что она оказалась прямо перпендикулярна циферблату. Потом отзвонили сто семнадцать гулких размеренных ударов. Потом — явно ожидая аплодисментов, исполнили популярную мелодию «Не слышны в саду…» Тирли- бом…

бом…

БОМ!!!

Потом замолчали.

— Ну, что? — шепотом спросили студенты друг у друга.

Молча в ответ пожали плечами.

Притихли. То ли, наконец, вспомнили о подобающей библиотеке тишине, то ли не зная, что сказать, то ли выражая почтение перед безвременной кончиной… Или кота, или мага, или обоих. Увы, жизнь так быстротечна…

— Поймал! — взвизгнул от счастья самый любопытный из студентов.

И действительно, мэтр Лео показался из-за циферблата. На руках его сидел Роджер (хотя, учитывая расстояние… что-то полосатое и размером с кота).

— Чего это он нам машет? — не понял студент-тугодум.

Студенты единым жестом почесали затылки, соображая.

— Он просит, чтобы кто-то поднялся в Часовую Башню и выпустил его через служебный ход, — подала голос мэтресса Далия.

Клеорн, тоже переживавший за исход погони, услышал сей комментарий, подкрался, убедился в том, что мэтресса по прежнему, как и всё то время, пока Лео ловил возможного свидетеля, читает, и подкрутил усы. Удивительно, и как она догадалась?

— Откуда вы так много знаете? — прошептала незаданный вопрос Клеорна Лизон, которую привела в чувство Лейла. Младая библиотекарша смотрела на Далию с благоговением, а другая — со смесью недоверия и настороженности.

— Я, между прочим, читаю очень много книг, — отозвалась мэтресса Далия, дочитывая последние пять страниц. — Это на ком угодно скажется.

Мэтресса перевернула последний лист, захлопала обложку. Скользнула по Клеорну, Лейле и Лизон мутным, но всё еще жаждущим взором.

— Ваш детектив еще не кончился? Значит, покидать библиотеку нельзя? Жаль, я хотела перекусить.

— Вы ничего не хотите нам рассказать, мэтресса? — осторожно поинтересовался Клеорн.

— О чем? О трупе? — мэтресса щелкнула, и госпожа Лейла, знакомая с алхимическими пристрастиями, поспешила вложить в протянутую руку Далию очередной шедевр научной (или ненаучной) литературы. — Сейчас будет второй.

«Обрадовав» Клеорна, Лизон и Лейлу, Далия плюнула на щепоть и погрузилась в чтение рукописи.

Взгляд госпожи Лейлы, если бы Далия удосужилась его увидеть, сказал бы: а) никакие трупы Лейле не нужны; б) мэтресса Далия глубоко заблуждается, если предполагает, что господа студенты способны найти хоть что-то, кроме бутербродов и недопитых бутылочек пива; в) библиотека, в конце концов, очень приличное место, и никогда, испокон веку, с начала человеческой истории, с того самого момента, когда Лейла начала здесь работать…э-э… короче, никогда в университетской библиотеке трупы не находились и не найдутся впредь. И вообще. Пункт г: мэтресса Далия более не является любимой читательницей госпожи Лейлы.

Буквально через пять минут после небрежного пророчества Далии студенточка в мантии с белым воротничком, которая бродила по читальному залу и заглядывала под шкафы с тематическими выставками, коротко вскрикнула. И замолчала, испугавшись собственного голоса, вытаращив перепуганные глаза и придерживая ротик ладошкой.

— Что там? — с замиранием сердца спросили Клотильда и Труамина.

Господин Клеорн решительным шагом подошел к студентке. Отстранил девушку, и, с полным осознанием значительности и важности момента приоткрыл дверцу шкафа.

Это был один из тех таинственных библиотечных шкафов, которые возбуждают любопытство посетителей своей внушительностью, солидностью и постоянной закрытостью. Всегда непонятно, что скрывается в его деревянном чреве, способном разместить полдюжины гномов — стопка словарей? Мышиное гнездо? Первоисточники по теории изготовления философского камня? Секреты альмиридского двора? Тяжелая дубовая дверца дипломатично скрипнула, открываясь, и на руки Клеорну с глухим стуком выпало нечто скрюченное, костяное, завернутое в черную мантию.

Сумрак читального зала осветила еще одна молния. Громыхнуло.

— А… Вот и Фродо нашелся! — с отстраненной загадочной полуулыбкой констатировал Рудольфус.

Тут госпожа Лейла почувствовала, что опыт опытом, а сознание потерять иногда можно…

* * *

Обнаружение скелета в библиотечном шкафу и последовавшая профессионально-сдержанная истерика госпожи Лейлы привела к тому, что студентам разрешили — вернее, велели, не путаться под ногами, а сесть где-нибудь и не мешать следствию. Господин Клеорн счел своим долгом задать мэтрессе Далии несколько каверзных вопросов, весьма хитро подводящих к возможному признанию или даже раскаянию. Но мэтресса Далия просто не заметила всех тех интеллектуальных ловушек, которые ей расставил инспектор. Она читала.

Читала и читала.

Читала.

И читала…

На разнос, который ей устроили хором Клотильда и Труамина, обнаружившие в одной из прочитанных мэтрессой рукописей испачканную страницу, Далия отреагировала с редкостным пофигизмом, даже не стала уверять, что «не она это сделала». А на обвинение в том, что Далия нарочно пролила чернила на книжку, она ответила коротким, почти королевским в своей величии: «Обоснуйте». Полнейшим безразличием к происходящему мэтресса разила наповал все хитроумные теории инспектора Клеорна относительно ее непосредственного участия в совершенном преступлении. Мэтресса Далия всего-навсего читала. Читала и читала. Время от время она начинала трястись от сдерживаемого смеха над особо занимательными, с ее точки зрения, кусками прочитанного и с каким-то беспощадным садизмом цитировала вслух фразу-другую, чтобы все присутствующие поняли глупость написанного…

На инспектора Клеорна мэтресса произвела глубокое впечатление, а бедняжку Лизон, в пришедшую в себя после очередного обморока, мэтресса просто загипнотизировала. Юная библиотекарша вняла намеку инспектора, что мэтрессу следует держать в изоляции, но ненавязчиво, чтоб на людей бросаться не начала. И Лизон усадила мэтрессу Далию рядом с предполагаемым местом предполагаемого преступления, у камина, поблизости от стола выдачи. После чего принесла несколько стопок книг, положила так, чтобы Далии даже вставать не пришлось, чтобы дотянуться до следующей…

Мэтресса отреагировала на заботу о своей персоне тем, что принялась читать еще больше и быстрее.

Клеорн немного успокоился; нюх опытного сыщика подсказывал ему, что пока не будут прочитаны все принесенные Лизон книги, мэтресса не сдвинется с места.

Хотя можно было бы подискутировать, какая судьба ожидает мэтрессу спустя еще пару часов такого читательского энтузиазма. Будет ли она погребена под книжным завалом? Выстроит вокруг себя стену семи локтей в высоту и четырех в ширину? Сложит из книг курган и усядется сверху, как варвар-завоеватель на груде черепов поверженных врагов?

* * *

— Какой-такой Фродо? — шепотом поинтересовался тот самый чихающий алхимик у Рудольфуса, когда первые шум и волнения по поводу нежданной находки немного улеглись, и студенты разбрелись по проверенным областям читального зала, чтобы не мешать профессиональным сыщикам.

Студент-медик с ласковой заботой поправил скелет, провел рукой, проверяя, не разогнулись ли скрепляющие кости в единое целое проволочки.

— Это наш талисман. Мы по нему анатомию изучаем. Перед каждой зимней сессией пропадает. В этом году его хорошо спрятали, видите — нашли только к летним экзаменам. А что, вы не слышали, как господин ректор ругался по поводу очередного исчезновения Фродо из лаборатории?

— Ну, я… — Чихающий читатель почесал в затылке и переменил тему. — Слышь, парень, а что это легавый стоит на стреме рядом с той читающей кралей?

Рудольфус пошевелил извилинами, постучал пальцами по черепушке Фродо и спустя какое-то время догадался:

— А, вы имеете в виду мэтрессу Далию! Охранник стоит рядом с ней, потому что она является свидетелем убийства.

— Свидетель из нее, — цыкнул зубом странноватый алхимик, — как из промокашки картинная галерея.

Он поправил мантию, сидящую так, будто она сшита на сороконожку и скроена из любимого ночного колпака цинского императора, — Рудольфус вспомнил о чем-то, заухмылялся; и спустя какое-то время не выдержал, дал волю своему любопытству:

— Купили у Бургвайссера?

— Что?

— Я о мантии. Купили у Бургвайссера? Со скидкой в восемьдесят процентов, верно?

— А что? — с подозрением спросил алхимик. И снова чихнул, но абсолютно без всякого энтузиазма.

— Ничего. Просто я думал, что купить такое убожество может только идио… кхм-кхм, — закашлялся Рудольфус, спеша скрыть собственную бестактность. Чтобы загладить впечатление от своего опрометчивого высказывания, студент проявил вежливость, поинтересовавшись: — Вы, наверное, у нас в Талерине человек новый, непривычный.

— С чего ты взял?

— Эту мантию, — охотно поведал Рудольфус, — хозяин лавки пытался продать почти год. А вы откуда приехали?

Сухощавый, подтянутый алхимик как-то уж слишком добродушно улыбнулся, придержал Рудольфуса под локоток, ненавязчиво оттесняя в сторону экспозиции «Рудеральная флора экосистемы среднестатистической драконовой пещеры. Экспонаты предоставлены без ведома владельца».

— Угадал, парень. Я из Вертано.

— На стажировку к нам приехали?

— Ага… На гастроли. Гы-гы. Слышь, паря. Я тут не местный, а ты, вижу, всё про всех знаешь…

— А в чем специализируетесь? — с любопытством спросил Рудольфус. Поправил очки, чтобы лучше видеть собеседника. На какой-то момент ему показалось, что в глазах пелаверинца мелькнуло что-то стальное, с хищным отливом, но прежде, чем мысль успела пробежаться по перепутанным извилинам будущего светила кавладорской медицины, гость из Пелаверино опять улыбался, добродушнейшим образом показывая неимоверное количество острых белоснежных зубов:

— А ты угадай!

— Я уже догадался! — засмеялся Рудольфус. — Прикладная лингвистика, раздел ненормативной лексики, верно?

— Ну, ты, брат, силён! — радостно осклабился пелаверинец и хлопнул Рудольфуса по плечу. Студент покачнулся. — Слышь, у меня к тебе дело. Видишь, рядом с той кралей, — алхимик указал на Далию, продолжающую поглощать том за томом. — Много книг скопилось.

Рудольфус кивнул. Отрицать сей факт было бессмысленно.

— А ты понимаешь, она случайно прихватила книгу, которая мне нужна… В смысле, мне ее выдала — вот та толстушка, которая вашего лысого давила, — а эта краля ее себе скоммунарила. Вот как бы мне ее достать, эту книгу, а? Ты ведь умный, по глазам вижу — принеси, а? А то это я уже дочитал… Ни хрена не понял… В смысле, — торопливо поправился пелаверинец, — она оказалась не по моей основной специальности.

— Ну, хорошо. Я пойду, спрошу у мэтрессы…

— Нет, парень, спрашивать не надо! Ты на нее посмотри… Нет, ты лучше на меня посмотри! Я что, похож на того, кто будет просить что-то у кого-то? Хрумп мужик серьезный, Хрумп тырит, а не фуфляндию разводит!

— А! — догадался Рудольфус. — Хрумп — это вы. Приятно познакомиться, мэтр Хрумп.

Мэтр Хрумп разрешил пожать себе руку, поправил сбившийся назад ворот мантии, и вежливо намекнул, что знакомство — знакомством, но ему очень, очень нужно прочитать во-он ту книгу.

— Как называется? — уточнил Рудольфус перед тем, как отправиться на поиски.

— Называется? называется…Мой тебе совет, паря, не мучай голову лишним репьём, а извилину — лишним рельсом. Во-он та, четвертая снизу в правой стопке. Старенькая такая, потрепанная, ее потом заново в кожу переплетали, так что обложка как бы двойная — с одной стороны темно-зеленая, потертая, а с другой красная, и тоже не новая… Ну, вон же она! Принеси, а?

Рудольфус пожал плечами и согласился. Он успел проникнуться к мэтру Хрумпу доверием, к тому же сыграла свою роль и корпоративное алхимическое взаимопонимание. Если бы вдруг у него, Рудольфуса, во время подготовки к зачету, кто-то попробовал ужучить учебник или справочник, ух, что было бы.!

Проследив, как студент отправился добывать искомый первоисточник, мэтр Хрумп…

Оглушительно чихнул.

И этим чихом вроде как расправился с напускным добродушием и спокойствием. Весь вытянувшись, как учуявшая зайца борзая, Хрумп внимательно следил за передвижениями Рудольфуса по залу. Попробовал грызть ногти, плюясь и досадуя на весь окружающий его алхимический антураж. Особенно доставалось мантии — она то и дела куда-то сбивалась, искажая фигуру до латентной беременности, и упорно демонстрировала то правый, то левый сапог алхимика. Сапоги, кстати сказать, были совсем не алхимические: ладные, новенькие, пижонски начищенные, хоть смотрись в них, как зеркало. Единственный минус — на правом маленькая-маленькая царапинка, будто кошачий коготок пошалил…

Мэтр Хрумп проследил из-за угла шкафа, как долговязый Рудольфус пробирается ближе к мэтрессе Далии. Как мнется, не рискуя спрашивать… Блин! Оглобля стоеросовая! Вымахал, очки напялил, а как до дела доходит, так опять… Мэтр Хрумп совсем не по-алхимически сплюнул, и тут же снова нацепил добропорядочную личину. Заглянувший в закуток за «Флорой» студент (Хрумп уже запутался в этих студентах, для него они все были на одно лицо) поинтересовался, где стоят хрестоматии по сопротивлению материалов, и Хрумпу, впервые в жизни услышавшему, что материалы тоже могут сопротивляться, пришлось сбежать.

Он двинулся вдоль стены, автоматически рассматривая картинки. Некоторые оказались очень даже познавательные — теперь-то Хруп узнал, как выглядит пресловутая болотная чумовка и не попадется на приколы Дядюшки Веня. Но большинство — абсолютная ерундень. Ну, кому, какому нормальному человеку может понадобиться схема разводного моста через реку Пришесть? И вообще, где такая река обретается? Ну, история королевских регалий — еще туда-сюда, хотя лучше бы они притаранили сюда золотой оригинал, чтоб потомство, значить, знало, почем фунт желудей… А рисунок рыбьего черепа с подробным наименованием 86 костей? А…

Опаньки!

Хрумп остановился рядом со свежим, белым и еще пахнущим типографской краской плакатом «Их разыскивает Министерство Спокойствия». С неудовольствием покосился на очень знакомое лицо, под которым какой-то умник додумался написать «Вооружен и опасен». Огляделся. Достал из кармана свинцовый карандаш и шустро пририсовал своему изображению длинные черные усы, подкорректировал линию глаз и бровей (не зная, что становится очень похожим на господина Жореза Ле Пле), добавил черные локоны до плеч… Полюбовался на свое творение. И, небрежно посвистывая, удалился, — еще более настороженно оглядываясь по сторонам.

Никто не заметил?

Ему везет…

Ему всегда везёт!

Приободрившись, Хрумп решил подкрасться поближе, чтобы узнать, долго ли очкарик будет испытывать его терпение? Дел-то на медный грош: подойти к крале, спросить книгу, а не разрешит — так спереть ее… Ну, чего он ждет, чего медлит!

Из очередного убежища Хрумпа снова вытурили студенты. Для отвода глаз пелаверинец принялся листать очередной шедевр — какой-то умник малоразборчиво карябал меленькими-меленькими рунами о какой-то пустыне и царе Тиглатпа… Тигратполоса… Ти… Те… Закусив губу в отчаянной попытке добраться до конца длинного слова, Хрумп случайно уловил разговор за соседним столом. Там студент — на этот раз крупный, сытый, мордатый, кулак что твоя дыня, а морда как слоновий за… Короче, студент втирал двум барышням — той, что с кудряшками, и той, что с любопытной мордашкой, — что видел в хранилище призрак.

— Ей-ей, не вру! — божился парень всеми богами, которых знал. — Настоящий призрак! Прозрачная, и юбка у нее просвечивает… Нет, ты меня не правильно поняла: призрак совсем прозрачный, через него… нее… Через призрак всё просвечивает, и стеллажи видны, и даже читать можно, если фонарь мощный врубить. А сам призрак — девушка, вся из себя мертвая, с кровавым пятном на груди, и платье у нее… — Парень понизил голос, девушки склонились к нему поближе, собираясь взвизгнуть от страха. Хрумп тоже навострил уши. — Платье у нее, — продолжал студент с завораживающими интонациями профессионального сказителя, — неприличное.

Девушки ойкнули. Потом та, которая с кудряшками, недоверчиво переспросила:

— А что такого неприличного в платье призрака?

Парень смело обрисовал в воздухе что-то очень тесно прилегающее к фигуре, потом спохватился и ответил, преданно глядя на кудрявую:

— Да ну этот призрак. Мне ты нравишься в любой мантии…

Вторая девушка посмотрела на воркующую парочку, встала и решительным шагом направилась к двери в книгохранилище.

Любовь — сложная штука, решил Хрумп. В очередной раз поправил ворот мантии, уехавший в Луаз навещать покойную свекровь, и дал себе зарок что-нибудь сделать с той дурой, которой хватило ума купить самое неудобное из всех неудобных одеяний. А лучше — и с торговцем, который осмелился продавать такое убожество. А еще…

Мимо простучала каблучками Клотильда, склонилась к изжелта-бледной мэтрессе в сильнейших очках, передала ей стопочку книг. Хрумп повернулся, чтоб библиотекарша его не заметила. Любовь, глубокомысленно сказал себе пелаверинский мэтр, очень полезная штука.

Блин, да где ж этот очкарик! Всего-навсего — подойти, взять книгу из стопки, и тикать обратно…

Опять нарвался на придурка.

И почему ему сегодня так не везет?

Хотя… Надо еще немного подождать, и повезет обязательно.

Хрумп чихнул. Вытер нос и подумал, что виной всему кот. Тигра полосатая. И, конечно, читающая краля…

* * *

Чеканя шаг, инспектор Клеорн шел по коридору, разыскивая замешкавшегося мэтра Лео. Сколько можно беседовать с одним котом? Хорошо, сделаем скидку на расстроенные нервы — и животного, и мэтра, который должен с ним побеседовать. Это полчаса. От силы сорок минут. Но где эти недотепы битый час прохлаждаются?

По пути Клеорн добросовестно совал нос во все двери, разыскивая Что-нибудь Подозрительное. Как назло, попадались то уборные (окна плотно заколочены, доступ снаружи, ровно как и побег изнутри совершенно исключен), то кабинет реставраторов, то малый читальный зал для переводчиков, то милующаяся парочка… Что?!!

— Сержант! — рявкнул Клеорн, рывком распахивая только что прикрытую из вежливости дверь. — Что происходит?!

Плечистый сержант, которому была поручена девица, скатившаяся с лестницы, вскочил, бодро козырнул и, стесняясь наполовину расстегнутого мундира, браво отрапортовал, что поручение инспектора выполнено, девица приведена в боеготовное… то бишь, в дееспособное состояние, помощь не требуется.

Девица скептически фыркнула, поправила смятое платье и плотоядно облизнулась на Клеорна. Инспектор почувствовал, что усы у него задрожали.

— Свободен! — рыкнуло начальство. — А вас, милая, я попрошу остаться. Ну-с, сударыня, и что вы имеете сообщить по существу дела?

Оказалось, что барышня Изольда имела — о, сколько всего она имела!!! Инспектор Клеорн, назвавшись, как говорит буренавская пословица, груздем, был вынужден запомнить великое множество случившихся с барышней происшествий. О, сколько раз ее пытались похитить! Сколько раз она была на волосок от того, чтобы быть проданной в гарем! Сколько раз ее грабили! А уж покушались на самое драгоценное…

Спас начальника проштрафившийся сержант. Осторожно постучал и спросил, что делать с теми особами, которые рвутся в библиотеку. Пущать али не пущать? А если впустить — то сразу на допрос, или в предвариловку… Прошу прощения, господин инспектор, в читальный зал, к другим подозреваемым?

Инспектор с готовностью ухватился за… Нет, барышню Изольду он обошел по максимальной орбите. Клеорн с готовностью ухватился за предлог и покинул помещение.

У входа действительно обнаружились. И действительно особы.

Одна дама в мантии, покусанная молью (и мантия, и дама, и ее фальшивые рыжие букли), вторая дама, как ни странно для стен учебного заведения — без мантии, гладенькая и сладенькая, а еще гномка.

Об этой гномке Клеорн слышал — Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл. Господин Ле Пле неоднократно упоминал в приватных беседах с подчиненными, что есть директива свыше — гномов, особенно имеющих подпольные связи с заграницей, зря не обижать. Поэтому Клеорн первым пригласил во временно занятый кабинет директора именно Напу Леоне.

Напа Леоне, вместо того, чтобы сесть в кресло, скромно подошла к столу и водрузила на него огромный сверток.

— Что это?

— Лекарство, — хлопая чистыми голубыми глазами, ответила гномка. — Для мэтрессы Далии.

На содержимом расписной жестянки, на каждом бисквитном кругляше, действительно читалось слово «Пилюля». А вот остальное…

— Больше похоже на бутерброды. С сыром, с паштетом. А вот эти — с чем, с ветчиной, что ли?…

Гномка зарделась.

— Ну, вы же понимаете… — она поковыряла пол сапожком. — Она ж здесь с утра голодная. Вы, может быть, думаете, что я просто-напросто на еде повернута? Так это неправда, это у вас, людей, срывает пружины с шестеренками, если не вовремя примете пищу. А мэтресса с утра как ушла, так и сидит голодная. Пока читает, она, конечно, этого не замечает… Но потом книги кончатся, а голодная Далия останется. Оно вам надо? Вдруг кого-нибудь с голодухи покусает?

Клеорн добродушно подкрутил левый ус и согласился. Действительно, в словах гномки некоторый смысл присутствовал.

А еще — и Клеорн сам в это с трудом верил, — присутствовала какая-то хитринка. Правда-правда. Клянусь твоей селезенкой, как говаривал один бывалый вор.

— А что, госпожа Далия и в самом деле вот это всё, — инспектор кивнул на объемистую котомку, — осилит?

— Нет, но, может быть, она захочет кого-нибудь угостить?

— Логично, логично… Вот только, милая барышня, вы не серчайте, но у меня тут официальное расследование, так что не обессудьте.

И, не дожидаясь, пока гномка сообразит, что ответить, ловкими умелыми руками прощупал стопки бутербродов на предмет спрятанного оружия, понюхал белый порошок в спичечном коробке (всего лишь соль крупного помола), лизнул белый порошок на «пилюле» (сахарная пудра с ванилью), проверил содержимое бутылочки из темного стекла (кофе, да еще не сладкий)…

— А это что? — Клеорн уставился на карандашный рисунок. Попытался понять, что означают все эти суматошные линии и выпирающие зубы. Нет, Клеорн был уверен, что это зубы, хотя…

— Можно, я подпишу, чтобы было понятнее? Это портрет моего прадедушки. Он когда-то строил Университет, и я уверена, что библиотеку потом возводили с учетом его советов… Далии будет приятно смотреть во время обеда… то есть, я хотела сказать, во время приема лекарств, на дедулю, — пообещала Напа. Клеорн посмотрел на рисунок и содрогнулся всем телом. Он уже понял, что мэтресса Далия — это алхимический эквивалент локальной магической войны с использованием запрещенных заклинаний, но, оказывается, у нее и художественные вкусы такие, что эльфа до импотенции доведут.

Клятвенно заверив гномку, что спасет мэтрессу Далию от голодной смерти, инспектор Клеорн задумался. По правде сказать, он с удовольствием бы продлил мгновения одиночества, потому что требовалось привести в систему полученные за суматошное утро факты.

Подчиненные, обследующие книгохранилище, пока что отыскали только склад брабансской порнографии. Сам Клеорн не добился практически никаких успехов… В задумчивости сыщик открыл верхний ящик директорского стола. Так-так-так, что тут у нас? Ага, списки какого-то тайного общества. Осталось узнать, какого…

Спасенный из объятий Изольды сержант появился снова, принеся стопку протоколов показаний посетителей библиотеки и получив указания придержать «особ» до специального приглашения. Клеорн хмуро принялся просматривать записи — сколько всего! А ведь основных свидетелей — посетителей главного читального зала — даже еще не начинали опрашивать, ждали, будет ли найдено тело, или вдруг окажется, что всё происходящее — дурная шутка непроспавшегося ночного сторожа?

Из протоколов Клеорн узнал, что господа реставраторы работают с уникальными текстами расцвета эльфийской культуры. Что им пришлось преодолеть массу сложностей, чтобы протащить в библиотеку стелу из песчаника с пиктографическими записями о войне племени Ухтыков с племенем Ыйшей (предположительно 7–9 века до н. э.), а начальство их в упор не понимает. Хвала богам, есть еще подлинные ученые, энтузиасты ухтыкологии, способные оценить все значение каменного свидетельства расцвета культуры изучаемых тролльих племен. Что кто-то очень вредный и злокозненный (наверняка из постоянных посетителей зала переводчиков) спер у мэтра Арчера мантию, в которой он имел обыкновение травить закрепителем литографии с ксилографиями… О боги, подумалось Клеорну. Эти ненормальные алхимики просто помешались на своих мантиях. И если случившееся с Изольдой еще как-то можно объяснить взыгравшими инстинктами, то красть старую мантию в пятнышках химикатов у не менее старого реставратора ни один извращенец не стал бы.

Показания, записанные со слов переводчиков, были краткими. Пришли (интервал прибытия от 8.36 до 9.06 утра), дождались прихода госпожи Лейлы (приблизительно в 8.45), взяли у нее свежие газеты, научные журналы и только что изданные учебники из соседних королевств, ушли в малый читальный зал переводить. Подозрительного не видели, не слышали. Заметили, что у входа в читальный зал сидел не Гринч, а мэтресса Далия. Ну да, сидела и читала какую-то рукопись. Те двое переводчиков, которые пришли пораньше, даже пытались с ней поздороваться, но та была слишком погружена в содержание рукописи. Что было потом? Потом, уважаемый кто вы там, переводчики работали. И им надо спешно закончить начатое. Они, переводчики, не какие-нибудь там реставраторы, которые не надышатся на одну страничку по полгода, им деньги за результат платят. Иногда такие сроки выполнения работы называют — что некогда, просим прощения, лишний раз в туалет сбегать. А тем более…

Клеорн дочитал показания до конца. Задумался. Какая-то идейка шевельнулась в глубине сыщицкого мозга. Интересно, интересно.

* * *

— Можно? — осторожно поскребся в дверь директорского кабинета мэтр Лео. Клеорн дозволил.

Маг проскакал на середину кабинета. Предъявил свидетеля — Роджер вцепился всеми когтями магу в рукав и снисходительно млел, подставив шею для нежного почесывания.

— Мы помурлыкали, — доложился Лео.

— И что?

— Да, собственно… — Мэтр Лео пожал плечами и устроился в кресле для посетителей. — Был пьян, не помнит. Мы где-то валерьяночки тяпнули, а потом хотели пойти в гости к одной симпатяге, но ножки нас подвели…

Клеорн попытался быть терпеливым и не обращать внимания на воркование мэтра Лео с полосатым свидетелем. Хочется молодому магу выставлять себя полным придурком — пусть. А дело, тем более не раскрытое — есть дело.

— И всё же, кто-нибудь был в библиотеке, кроме сторожа?

— Был, — тут же утвердительно кивнул Лео. — Кто-то, пахнущий лужами с Малой Базарной площади. И еще кто-то, пахнущий чернилами. Глупость, правда? Ведь это же библиотека, здесь постоянно кто-то что-то пишет.

— Не скажи, — принялся размышлять вслух сыщик. — Я заметил, что на столах для посетителей чернил не держат. Студенты и алхимики, в том числе и мэтресса Далия, пользуются карандашами. Только на столе для библиотекарш стоят две медные чернильницы. И одна из них, кажется, была пуста… Ты сказал, Малая Базарная?

— Ну, да. Мы этот запах хорошо выучили. Там у нас, — в качестве доказательства мэтр Лео потряс Роджером. — Киса живет. А что?

— Ничего. Просто в сводках по Министерству Спокойствия частенько упоминается один адресок на Малой Базарной площади. Не притон, но человечки там живут хитрые, информацией торгуют, приезжих специалистов привечают, — Клеорн забарабанил пальцами по столу.

Роджер, недовольный прекращения поглаживания, глухо заурчал. Мэтр Лео спохватился и принялся гладить кота, фырча и подмяукивая. Инспектор был вынужден напомнить себе, что мэтр Лео командирован в его распоряжение лично господином министром, так что терпи, усатый…

— Ах, какие у нас усы… — проворковал маг, утешая животное. — Какие у нас розовые носики… Наконец-то выветрился этот ужасный запах…

— Какой запах? — автоматически переспросил Клеорн, хотя его безумно раздражало поведение молодого мага.

— У того нехорошего человека, который сунул нас в панцирь, руки пахли так же, как большой камень, который стоит в комнате с невкусными мышами.

Клеорн нахмурился, расшифровывая показания кота. Роджер потянулся, вывернулся из рук мага, перешел на стол. Сел перед сыщиком, пошевелил усами (Клеорн сам не заметил, что пошевелил усами в ответ), и, убедившись в полном взаимопонимании, начал мяукать показания.

— Мы тех мышей никогда не кушаем, — добросовестно перевел Лео. — Они очень невкусные. И люди тамошние дурно пахнут, хотя все, как один, делятся молоком.

— Кабинет реставраторов! — догадался Клеорн. Пробежался по протоколу допроса свидетелей, нашел искомую фразу: «… в помещении содержатся запахи аммиака, сернистых солей и купороса; остальные ингредиенты определить с помощью носа капрала Врунгеля не представляется возможным; образец отправлен в…»

Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки!

— Погоди, — оборвал сам себя Клеорн. Еще раз вернулся к протоколу, похмыкал, постучал пальцем по строчке со временем прибытия реставраторов на рабочие места. Эти господа действительно никуда не спешили…

Кот повернул голову, чтобы было удобнее наблюдать за надгубным украшением странного человека, и мяукнул что-то тягучее.

— Он говорит, что вы ему нравитесь, — перевел мэтр. Роджер мяукнул еще раз. — Что он приглашает вас на охоту в подвал, там самые жирные мыши.

— Премного благодарен.

— А если вы с нами поделитесь той едой, которая так вкусно пахнет, — продолжал переводить Лео мурлыканье Роджера, который принялся тереться о руку инспектора, — Мы вам споем о любви… Простите, господин Клеорн, я не это имел в виду! — спохватился мэтр Лео, заметив, что усы начальника сердито взъерошились. — Это мы пошутили! Это он пошутил! Роджер вообще такой веселый…

Послав мэтра Лео — не слишком далеко, всего лишь скормить оголодавшим алхимикам приготовленные гномкой бутерброды, инспектор велел вводить «особ». Спустя десять секунд в кабинет к Клеорну ворвались госпожа Гиранди и мэтресса Долли.

— Доколе?! — заорала мэтресса с порога. Чувствовалось, что это слово ей нравится. — Доколе?

— Мэтресса обеспокоена, — перевела госпожа Гиранди, сладко улыбаясь. — Мы все обеспокоены, сударь.

— Почто?! — вытаращив глаза, проорала Долли. Гиранди улыбнулась еще слаще: — Мэтресса Долли, да и господин ректор, секретарем которого я являюсь, хотели бы узнать, когда можно будет возобновить нормальную работу библиотеки?

— У нас учебный процесс! — строго погрозила пальцем Долли. — У нас сессия прямо вот здесь!

Она, видимо, имела в виду, что сессия на носу, но промахнулась и ткнула пальцем себе в глаз. Застонала и ненадолго притихла, лелея недремное око.

— А еще господин ректор хотел бы… Если только это возможно… Если только это никого не затруднит…

Клеорн не выдержал. Достал служебный револьвер и принялся поглаживать его воронёное дуло и полированную деревянную рукоятку.

Как и ожидалось, оружие произвело магический эффект. Три с половиной глаза сосредоточились на мушке револьвера и два рта сподобились четко ответить на поставленные Клеорном вопросы.

Нет, преступника не видели. Кого убили — не знают. Зачем… Да мало ли ненормальных в Университете! — вякнула Долли, но Клеорн прицелился в чернильницу, и получил информацию от безмятежной госпожи Гиранди, что они ничего не знают. А список неблагонадежных лиц Университета нашелся у мэтрессы Долли в сумочке.

Прощаясь, госпожа Гиранди передала, что господин ректор очень, очень просил завершить расследование как можно быстрее. Через неделю открывается археологическая конференция, съедутся мэтры со всего континента, а экспозиция, посвященная памяти мэтра Симона, еще совершенно не готова.

— Мэтр Симон? — нахмурился Клеорн. Мэтресса Долли тут же просветила инспектора о преданности мэтра утраченной Империи Гиджа-Пент и, в частности, царю Тиглатспсс… Тугриттвою… Тигратпт… Короче, отдавший жизнь раскопкам и тигриному царю гиджапентолог есть образец для подражания университетской молодежи — и пример для всех нас, добавила мэтресса Долли на прощание.

* * *

Рудольфус в крайнем смущении пытался придумать какой-нибудь элегантный и дипломатичный способ подойти и «стырить», как советовал мэтр Хрумп, столь нужную пелаверинскому алхимику книгу. Руки студента сами собой тянулись к четвертому корешку снизу в правой стопке, а вот спинной мозг того же самого студента шипел и щелкал кнутом: «Как можно! Да как ты смеешь! Эти книги уже читают! Отставить похищение! Запишись у госпожи Лейлы в очередь!»

— Чего тебе? — буркнула Далия. Строго посмотрела на юношу. Рудольфус мимоходом отметил, что глаза у мэтрессы покраснели и опухли от чрезмерного напряжения. Быть ей завтра с головной и глазной болью.

Рудольфус промямлил, что ему бы книжечку…

— Конечно, — с душевной щедростью согласилась Далия. Дотянулась до указанного экземпляра и попыталась его извлечь.

Стопка обрушилась. Рудольфус кинулся поднимать книги с пола. О длинные ноги студента споткнулась Лизон, переносившая книги от стола выдачи на стол профессора Дормиля. Лизон взвизгнула, Рудольфус поспешил вскочить, извиниться, но добился только того, что попал своей макушкой девушке по подбородку. Из прелестных глаз Лизон брызнули слезы. Клотильда, воображение которой, и без того романтичное, подогрели утренние библиотечные события, подумала, что наших бьют, и решительно вмешалась, оглушив Рудольфуса географическим атласом. Бедняга студент покачнулся и упал на стол выдачи, свалив его вместе с полусотней книг.

Мэтр Хрумп, наблюдавший за этой сценой, коротко ругнулся с досады.

Книжную баталию выиграл, сам того не желая, мэтр Лео. Вернее, Роджер, который спрыгнул с рук мага прямо в гущу событий. Библиотечные дамы, еще помнящие леденящие душу вопли, которые издавал полосатый дератизатор, отшатнулись, и книгоприкладство прекратилось.

Роджер потоптался на упавшем Рудольфусе, потом вспрыгнул на руки Далии. Мяукнул, что рассчитывает еще на одну очень вкусную тряпочку, благоухающую валерьянкой. И побольше, побоуульшше…

Когда мэтр Лео добросовестно передал Далии посылочку от Напы, Клотильда было возмутилась: еда и напитки в библиотеке! Но Труамина мигом успокоила всех, порекомендовав не обращать внимания на Кло: та закрутила роман с та-аким мужчиной, а он возьми и пропусти последнее назначенное свидание. Вот Клотильда на мужиков и кидается, — пояснила Труамина, выражая всяческое сочувствие Рудольфусу.

— Угощайтесь, — гостеприимно пригласила Далия. — Только быстрей, пока Лейла не заметила, и остальные не проснулись, а то с ними тоже придется делиться. Так какую книгу, говоришь, ты хотел почитать? — обратилась мэтресса к студенту. Тот, выправляя дужку помятых очков, сказал, что четвертую из правой сто… ах, они же все смешались! Вон ту, в зеленой обложке, отреставрированную красной кожей?

Таких книг обнаружилось шесть. Далия прочитала подписи на переплетах — кажется, учебники, выпущенные чуть ли не восемьдесят лет назад. Потом их заботливо переплели, отреставрировали и пользовались еще лет тридцать.

— Зачем тебе это старье? — удивилась Далия. Студент замялся. Труамина уговаривала его скушать «пилюлю», чтобы поправить здоровье.

Мэтр Лео воздал должное бутербродам с ветчиной.

— Ах, какие пирожки печет моя маменька в Луазе!.. — вздохнул он, делясь с Роджером угощением.

— Вы из Луаза, мэтр? — проворковала Лизон. — А я-то думала, почему вы такой прибабахнутый…

— Она хочет сказать, — перевела Далия с застенчивого девичьего на привычный Кавладорский. — Что удивлена тем, как такой знающий, грамотный человек как вы, специалист в своем деле, вдруг служит в Министерстве Спокойствия, а не занимается какими-нибудь высоконаучными исследованиями.

— Ах… — вздохнул Лео и поведал историю своей жизни. — Вы не поверите…

Дамы хором заверили, что под бутерброды, печенье и кофе поверят во что угодно. Роджер сражался с куском колбасы, Рудольфус пытался разгадать, какие лечебные компоненты и в каких пропорциях содержатся в «пилюлях».

— Представьте, что к вам подходит человек и рассказывает о бедственном положении фермы по выращиванию белых хомячков. Он даже показывает вам одного из них — такого трогательного, маленького, храброго…

Лизон, Труамина и Клотильда мигом представили и прослезились.

— И безумно одинокого.

Библиотечные дамы хором всхлипнули.

— Оказывается, бесчеловечный хозяин, которому ферма приносит низкий доход, решил отправить всех несчастных животных на корм диким волкам…

Библиотечные дамы возмутились. Предприимчивая Труамина зашарила в поисках чего-нибудь увесистого и убедительного.

— И единственный способ спасти сотню маленьких трогательных белых хомячков от страшной участи — это проникнуть в запертую усадьбу и украсть их. Разумеется, оставив злому хозяину деньги, восполняющие стоимость похищенного. Но ведь дом сторожат полдюжины обученных буренавских волкодавов, и без квалифицированного мага спасителям живой природы не обойтись…

— И вы отправились спасать хомячков, — с душевным трепетанием восхитилась мужеством мэтра Лео Лизон.

— И схлопотал условный срок, — покаялся маг. Далии хватило дурного тона засмеяться. — Вот, теперь искупаю грехи своей глупости.

— Что случилось? — с добродушной улыбкой спросил Клеорн о причине всеобщего приподнятого настроения. Мэтр Лео подавился и попробовал выглядеть солидным недотепистым спаниелем, библиотечные дамы принялись собирать разбросанные по полу книги, а мэтресса Далия вежливо протянула инспектору жестянку с «пилюлями».

— Приятного аппетита.

— Благодарствую.

Библиотечные дамы как-то сразу догадались, что господин сыщик желает побеседовать с мэтрессой Далией, пока она снова не принялась за чтение и пока, как выражаются психиатры, доступна контакту. Рудольфус вежливо бросился помогать Лизон снабжать книгами мэтра Дормиля, мэтр Лео, повинуясь намеку начальства, унес Роджера обнюхивать подозрительных реставраторов. И господин Клеорн с мэтрессой Далией остались наедине.

Студенты и погруженные в научные занятия алхимики не в счет.

— Мэтресса, я хотел у вас спросить…

— Конечно, сударь, я вся внимание.

— Вы умная женщина, мэтресса. Если бы вы были преступницей, куда бы вы спрятали труп?

— Куда? Да тут прятать-то негде. Шкафы маленькие. Фродо, правда, поместился, так, во-первых, он маленький, а во-вторых, его сложили. А со свежим трупом так не получится. Что касается других тайников и укрытий… Можно засунуть человека в латы. Благо все попечители просто сговорились: дарят Университету эти железки и дарят. Профессура кафедры истории просто сама не своя до таких подарков: по ним легко историю вооруженных конфликтов изучать. Только упаковать кого-то больше кота в доспех — дело шумное и долгое. Знаете, — в глазах Далии пролетели тени прочитанных страниц. — Я читала в каком-то детективе, как убийца — такой, знаете ли, представительный убийца телосложением с тролля и интеллектом с гоблина — спрятал труп в каминной трубе. Дело было летом, камин не топили, и полиция была в растерянности на протяжении пятидесяти страниц.

У Клеорна застряла «пилюля» в горле. Он медленно повернулся и посмотрел на величественный камин.

— Но я всегда подозревала эту сочинительницу, Фелицию Белль, что она придумывает неестественные обстоятельства. Я бы на ее месте…

— Так-так, мэтресса, продолжайте, я вас внимательно слушаю.

— Я бы вообще не стала никого прятать. Тем более здесь, в библиотеке, где никто ни на что не обращает внимания. Кроме книг, разумеется.

Инспектор Клеорн был вынужден признать разумность этого довода. Но позволил себе выразить сомнение в словах мэтрессы. Разве читатели библиотеки не знают друг друга и не заметят постороннего?

Далия пожала плечами.

— Как сказать… Знаете, мой хороший друг мэтр Фриолар как-то познакомился здесь, в библиотеке с девушкой. Поговорили, назначили свидание. Мы с Напой его спрашиваем: «А что за девица?» А он нам: «Ах! Она читала „Песнь тысячи листьев“ на языке оригинала!» Отправился Фри-Фри на свидание, но вернулся не солоно хлебавши, печальный и одинокий. Оказалось, в театре, куда он пригласил интеллектуалку, рядом сидели четыре девушки, и Фри-Фри не сумел определить, которая из них ждет его, потому что все девушки были без мантии и книг в руках.

Усы инспектора Клеорна вздыбились так, будто в них ударила молния. Мантия! Конечно же, мантия! Даже две — старая, похищенная у реставратора, и та, которую сняли с девицы в розовом!

Но ведь не труп же занимался похищением алхимических одежек, значит… Значит…

Далия истолковала молчание Клеорна по-своему и похлопала сыщика по руке, утешая:

— Вы не волнуйтесь. Вечером труп найдется. Госпожа Лейла лично всех вечером выгоняет из зала, на нее никакие уговоры и взятки не действуют. Правда-правда. Я сама не единожды проверяла…

— Простите, сударыня, — поднялся Клеорн. В глазах его блестела Гениальная Идея. — Вынужден вас покинуть. Долг зовет.

— Удачи, — пожелала мэтресса. Зевнула, потянулась и снова направилась к столу выдачи. Читать, так читать!

* * *

В дальнем углу библиотеки Хрумп лихорадочно листал принесенные Рудольфусом книги.

— Здесь его нет! — горестно возопил пелаверинец.

— Нет — чего? — уточнил Рудольфус, поправляя очки.

— Так, паря, не будем отчаиваться. Тарань сюда остальное.

— Что — остальное.

— Таких книг, — мэтр Хрумп потряс зелено-красной обложкой, — было дюжины четыре, не меньше. Неси сюда остальные! Быстрее!

— Вы знаете, мэтр, я, конечно, хочу вам помочь, но обстоятельства складывают так… — Рудольфус отшатнулся от тяжелого взгляда и оглушительного чиха, которым его наградил мэтр Хрумп, — конечно, сударь, конечно, я уже иду за вашими книгами…

Студент, озираясь на странного мэтра, действительно пошел к столу выдачи. Там его встретила приветливая улыбка Лизон.

— Странный он какой-то, — поделился с ней наблюдениями относительно чихающего пелаверинца. Лизон пожала прелестными плечиками.

— Страньше мэтрессы Далии?

— Не «страньше», а «страннее». Намного, знаешь ли, намного…

— Мэтресса Далия — душка, — сообщила Лизон. Посмотрела на книги, которые выбирал с полки Рудольфус. — Ой, извини, эту нельзя, — Лизон ласково придержала ту красно-зеленую книжицу, которую студент хотел забрать с рабочего места госпожи Лейлы.

— Почему?

— Ее надо отнести мэтру Арчеру, на реставрацию. Кто-то из читателей залил страницу чернилами. И когда успели? Ведь буквально вчера эти книги поступили, мы их еще даже не внесли в общий каталог, а тут вся эта суета, трупы, вопли… Представляешь? В хранилище у нас призрак завелся!

Рудольфус не очень понял, как связаны чернила и призраки, поэтому уточнил, показывая что-то клубами вылезающее из двери в книгохранилище:

— Это он?

— Нет, — отмахнулась Лизон. — Это просто дым, пожаром пахнет. А там, представляешь, настоящий призрак, такая девица без ничего, и платье у нее…

Рудольфус не зря считался умным студентом. На то, чтобы подскочить ко входу в книгохранилище, распахнуть дверь, закашляться от плотных клубов дыма и заорать «Пожар!!» у него ушло секунды три, не больше.

— ПОЖАР!!! — хором закричали госпожа Лейла, Клотильда и Труамина. Лизон, опровергая предположение о своем низком интеллектуальном развитии, не тратя времени даром подобрала юбки и бросилась к выходу.

Студенты закричали «Спасайся, кто может!!» и тоже заметались между столами и стеллажами в поисках выхода.

До мэтров и мэтресс, погруженных в чтение, информация о разгуле огненной стихии доходила постепенно, и, увы, тяжело признавать, медленно. Правда, очень помогал Роджер: зверь очумело метался по читальному залу, запрыгивая на алхимиков, блестя глазами, фырча и воя дурным голосом.

Скоро главный читальный зал университетской библиотеки заволокло плотным густым чадом.

— Достаточно, — проговорил Клеорн, подкручивая ус.

Мэтр Лео, тяжело дыша, прочитал завершающее заклинание, и дым прекратился.

Покашливая и разгоняя руками плотные, пахнущие пожаром клубы, Клеорн в сопровождении мага и плечистого сержанта вышел из книгохранилища и отправился исследовать помещение читального зала.

— Что вы наделали, — шепотом ворчал мэтр Лео. — И зачем вы дали Роджеру валерьянки? У него же зависимость сформируется!

— Чтоб убедительнее было, — отозвался Клеорн.

— Было очень, очень убедительно, — верноподданно поддакнул директор, трусцой бегущий позади сыщиков. — У меня чуть инфаркт не случился.

— Значит, моя затея удалась, — усмехнулся Клеорн.

— Надеюсь, обошлось без смертельных случаев? — переспросил взмокший директор, не без оснований считающий, что эксперименты сыщика Министерство Спокойствия — экспериментами, а за порядок в библиотеке отвечает все-таки он. — Пожар в библиотеке — это ужас. Как представлю, на что способны алхимики, если не будут читать по десять книг в неделю, страшно становится. Они столько всего изобрести могут… Ой…

Один из алхимиков, не взирая на вопли и панику, так и остался сидеть за столом.

— Простите, любезный… — подошел ближе к бледному молодому человеку мэтр Лео. — Вы что, спите?

Маг осторожно дотронулся до плеча спящего, и тот, покачнувшись, рухнул на пол.

Сыщики склонились над телом. Мэтр Лео, борясь со своими жизнелюбивыми инстинктами, брезгливо поискал отсутствующий пульс на мертвой шее.

— Прекрасно, господа, просто прекрасно. — раздался голос мэтрессы Далии. Она стояла рядом — разумеется, с книгой в руках. — Вы все-таки его нашли. Я так и подумала, что пожара никакого нет, а просто вы тоже знакомы с сочинениями мэтра Конана — ну, того ллойярдского философа, который обожал прохаживаться насчет единообразия натуры всех разумных существ. Действительно, каждый во время пожара спасает самое дорогое: кто-то собственную жизнь, а такие добросовестные сыщики, как вы — чужие трупы. Прекрасно. Значит, я права, и труп в библиотеке действительно был. И есть. Теперь осталось узнать, само ли тело умерло…

— Не само, — возразил сержант, показывая колотую рану на груди потерпевшего. Небольшое кровавое пятно успело высохнуть.

— Ну, тогда осталось выяснить, кто преступник.

— Это нам раз плюнуть, — залихватски потер ладони Клеорн. — Говорю вам как профессионал, найти преступника не так уж и сложно. Если вы знаете, кого убили, знаете, когда, где и как убили, то…

— Остается только понять, зачем. «Почто», как любит вопить наша мэтресса Долли, — с вежливой улыбкой продолжила мысль сыщика Далия. — Но вы ведь уже всё знаете, не так ли?

— Я — нет, — инспектор Клеорн предоставил своим помощникам заниматься погибшим. Поднялся, подошел к Далии и благоговейно взял ее за руку: — Но готов спорить, что все наивозможнейшие детали этого преступления до мелочей знаете вы…

* * *

Хрумп выбежал из клубящейся горячим дымом пожарища библиотеки одним из первых. Пришлось, конечно же, поработать локтями и попинать тех, кто посмел лезть раньше него, но собственная шкура была дорога Хрумпу как никакие другие сокровища в мире. Ладно, думал Хрумп, выбираясь на свежий воздух, не везет, так не везет. И первый напарник оказался идиотом, и второй, урод-очкарик, не лучше, и книжки множились быстрее кроликов, и все его попытки добраться до заветной странички, кажется, накрылись тазом с медным громоотводом. Хрумп опасался, что после треволнений прожитого дня ему придется взять тайм-аут и провести неделю-другую на южном теплом побережье Фносса. Требовалось срочно поправить здоровье — после всех этих безумных котов, которые бегают по библиотеке когда не надо и заставляют чихать честных воров, после продолжительного соседства с господами сыщиками… И ведь знаешь, что ищут именно тебя, а способ выбраться из клятой библиотеке, не привлекая внимания, не придумывается, хоть ты тресни!..

Не повезло добыть сокровища. Тяжело. Печально. Но ведь в убийстве-то его еще никто пока не заподозрил, так что… Будем считать, дружище Хрумп, что тебе повезло. И пора сматываться из этого клятого местечка, пока госпожа Удача окончательно не отвернулась!

Все эти мысли бродили в лабиринте сознания «мэтра» Хрумпа, пока он выбегал из библиотеки и тяжело восстанавливал дыхание, опираясь на ажурную стрелку солнечных часов. И только потом пелаверинец заметил, что всех читателей затянутой дымом библиотеки вежливо, но крайне профессионально «пасут» на мокрых от прошедшего дождя плитах внутреннего университетского дворика скромные полицейские, не позволяя спасшимся расходиться. У Хрумпа зачесался нос, предсказывая неприятности.

— Где же пожарные?! — вопили на четыре голоса библиотекарши. — Где же пожарные?! Тащите ведра! Зовите мага! Спасайте книги!

— Кни-ги! — эхом прокатилось по толпе. Самые сознательные из алхимиков принялись засучивать рукава, всерьез намереваясь вернуться обратно в библиотеку и пожертвовать жизнью ради бумажных сокровищ.

Рудольфус обнял напоследок Фродо, протянул учебное пособие Лизон и тоже, решительный и благородно бледный, встал в ряды спасителей кавладорской науки.

Клотильда весенним кроликом скакала по циферблату солнечных часов, умоляя господ алхимиков не делать глупостей. Чтобы не столкнуться с ней нос к носу, Хрумп поднял ворот мантии, скособочился и осторожно принялся пятиться в противоположном направлении.

Как ни осторожничал Хрумп, столкновения ему избежать не удалось — не с Клотильдой, хвала Небу, а с каким-то совершенно незнакомым дядькой. Дядька был в алхимической мантии (еще бы!), с очень жадным взглядом и неимоверно, необъятно, колоссально объемным чревом. Ударившись об огромный живот алхимика, Хрумп подскочил, ибо нервы не выдержали, и…

Из-под мантии толстяка посыпались книги.

— Книги! — завопил кто-то, и студенты бросились поднимать упавшие тома.

— Книги! — хором рявкнули алхимики и попытались штурмом взять тяжелые дубовые двери библиотеки.

Хрумп не стал наблюдать, увенчается ли спасательная операция успехом, он изо всех сил пытался придумать, как по-тихому слинять из негостеприимного Университета. Ведь наверняка не он первый, кого посещает сия благая идея; как же поколения школяров незамеченными сбегают с занятий? Где-то тут, твердил воровской нюх, есть лазейка. Или потайной ход…

— Ах! — дружно вздохнула толпа, и Хрумп, чтобы не привлекать к себе внимания, тоже повернулся, чтобы увидеть объект, вызывавший такие бурные эмоции.

Господин Клеорн, весь в саже, в ошметках дыма, нес на руках мэтрессу Далию. Мэтресса тоже была покрыта сажей, и, судя по всему, находилась в обмороке — но даже сейчас продолжала прижимать к сердцу книгу.

Ту самую книгу. Когда-то зеленую, потрепанную, а затем отреставрированную красной кожей.

— Отойдите! Ей нужен воздух! — прокричал сыщик.

Толпа алхимиков и студентов заволновалась, выясняя, жива ли мэтресса. Рудольфус подбежал с намерением оказать первую помощь, но был вежливо и непреклонно остановлен требовательным окликом Клеорна.

— Стойте, где стоите, молодой человек! Я не допущу, чтобы единственный свидетель гнусного преступления погибла по моей небрежности — тем более сейчас, когда она все-таки вспомнила, кого видела тогда, утром в библиотеке! Мэтр Лео! Спешите за помощью! Мэтресса, вы еще живы? — похлопал Клеорн по щечкам Далию. Та вяло приоткрыла глаза и тут же снова сомлела. — Мэтресса Далия, умоляю, не умирайте!

— Попробуйте ее раздеть, — посоветовал какой-то сушеный гриб — из тех почтенных мэтров, которых студенты едва ли не силой выводили из-за читальных столов.

— Поможет? — с надеждой спросила Лизон.

— Ей — не думаю, а вот мне пережить сегодняшний стресс — наверняка, — ответил старый пень. Библиотечные дамы во главе с госпожой Лейлой оскорбились.

«Умрет? Или не умрет?» — почесал нос Хрумп. Вот, блин, вопрос!

Далия пошевелилась.

— Оу! — раздался еще один вопль, и к лежащей мэтрессе бросилась, заламывая руки, блондинка в розовом, как отмытая пятка тролля, платье. — Прости меня, Далия! Прости меня!

— Изольда? — приоткрыла глаза Далия. Клеорн вытаращился на Изольду как… Хрумп даже не знал подходящего сравнения. Как креветка на лимон?

— Прости! — меж тем рыдала Изольда, и все присутствующие мужчины имели возможность оценить изысканность и прелесть слез красавицы. — Я всегда тебя считала стервой! Я не скрывала от окружающих, какая ты настырная, вредная, сумасбродная и злопамятная! Я знала, что ты умрешь раньше меня — в конце концов, ты же старше, но я не думала, что это случится так скоро! Обещаю тебе, дорогая Далия, что буду сажать цветы на твоей могилке! И поливать их собственными слезами каждое утро-о… Теперь я могу говорить о тебе только хорошее-ее…

Повинуясь сухому кивку начальства, сержант отволок рыдающую Изольду в сторонку.

— Господин инспектор, — вмешался маг. Его неожиданно звонкий молодой голос раздался во всех уголках внутреннего университетского дворика. — Простите, что отвлекаю, но, понимаете, тут есть… Вернее, может быть… ма-ааленькая проблемка…

— Что случилось? — Клеорн бережно положил Далию наземь и поднялся, чтобы поговорить с мэтром Лео.

— Понимаете, я, кажется, всё-таки не справлюсь со здешним пожаром, — услышала слова мага притихшая толпа, — Мне кажется…

— Кажется?! — закричал Клеорн. — Вы не маг, Лео, вы идиот! Вы напившийся валерьянки и обожравшийся мятой умственно ущербный кот, вот вы кто!

— Да, да, — смутился мэтр, склонил голову, и каштановые пряди волос свесились на лицо — придав еще больше сходства с грустным спаниелем, которого хозяин отчитывает за испорченную пару тапочек. — Вы правы, но пожар…

— Что — пожар?

— Пожар как-то, знаете, быстро распространяется, и… я тут подумал…

— «Подумал!» — взбесился Клеорн.

— Подумал, может, нам весь Университет эвакуировать? От греха подальше…

— Лео, вы… вы… — Клеорн потряс кулаками над склоненной головой мэтра. Обернулся и прокричал: — Чего стоите! Немедленно собирайте людей и уводите их отсюда!..

— Но позвольте, молодой человек, — обратился к Клеорну пожилой господин. — Вам не кажется странным, что до сих пор не видно языков пламени?.. Вы что-нибудь слышали о теории Иль-Элигарпа, который утверждает, что горение всегда сопровождается…

— Мэтр! — заорал на старика сыщик. — А вы знаете, какие химикаты используют здешние специалисты по реставрации книг?!!

— Конечно, знаю. Сорок два года этим занимаюсь.

— Так вот, мэтр Арчер, вы как хотите, можете оставаться здесь и высчитывать свои теории, а мой долг — спасать людей! Эй, вы! Уходите в безопасное место! Вы слышите?

На площадке вокруг солнечных часов возникла паника. Мэтресса Далия начала приподниматься, оглядываясь по сторонам мутным взором, и Хрумп… Хрумп почувствовал, что если он не использует этот шанс — то другого подарка госпожи Удачи ему вовек не дождаться.

Стянув через голову надоевшую мантию, Хрумп достал нож, обернул одежкой руку, чтобы не испачкаться в брызгах крови, змеей скользнул к Далии, твердо уверенный, что сейчас все смотрят на дым из окон библиотеки, а вовсе не на него. Не отрывая жаждущего взгляда от зеленого с красным переплета, он приблизился, занося нож, и…

На Хрумпа навалились сразу двое. Сержант выбил нож, а Клеорн заломил назад левую руку, и прямо перед носом скрученного незадачливого преступника оказалась оскаленная, кровавая пасть разъяренного медведя.

— Простите! — жалобно прокричал мэтр Лео. — Я сейчас уберу медведя! Я просто хотел… но заклинание опять… простите! сейчас, сейчас, я понял, что боевые верблюды вам тоже уже не понадобятся!..

* * *

Удлинившаяся тень ажурной спицы снова вернулась к цифре пять. Вечерело. Жара летнего дня, разбавленная отбушевавшей грозой, ушла, но вечерняя прохлада не спешила занять ее место.

— Итак, — проговорил господин Клеорн, опускаясь в кресло за столом директора библиотеки. — Начнем с вас, сударь.

— Я ни в чем не виноватый! — закричал алхимик, — Я спасал книги из горящей библиотеки! Я, можно сказать, герой!

— О… — сыщик свел пальцы домиком. — Замечательно. Может быть, объясните, как вам удалось за столь короткое время спрятать под мантией так много изданий?

— У меня было дурное предчувствие, — попробовал вывернуться пойманный с поличным алхимик.

Клеорн с ласковой улыбкой проговорил:

— А, значит, вы на досуге предсказаниями занимаетесь? А лицензия на магическую практику у вас имеется?

Алхимик прикусил язык.

— А, может быть, вы сами и подожгли библиотеку? Ну-ка, стоять, смотреть мне в глаза, говорить правду!!! Кто поджёг библиотеку?!!!

Мэтр Лео скромно поднял указательный палец правой руки, привлекая к себе внимание начальства. Господин Клеорн грозно распушил усы на своего временного помощника, понял, что немного увлекся и решил притормозить:

— Ладно. Начнем сначала. Представьтесь, — с нажимом подсказал сыщик.

Алхимик потупил когда-то жадный, а теперь очень несчастный взгляд.

— Профессор я тутошний. Дормиль.

— Будьте столь любезны, профессор Дормиль, обоснуйте попытку кражи принадлежащих Университету книг в количестве… — Клеорн посмотрел записи и присвистнул. — В особо большом количестве.

— Это мои книги! — возмутился Дормиль. — Мои собственные! Я их всю жизнь собирал, а жена отдала их в здешнюю библиотеку всего-навсего из-за одной-единственной интрижки!

— Интрижки?! ах, интрижки! — вскричала Изольда. — Ах ты, негодяй! — девушка подскочила и отвесила звонкую затрещину несчастному профессору. — Если я для тебя Интрижка — хотя ты точно знаешь, что мое имя Изольда, зачем же ты так настаивал, чтобы я пришла сегодня сюда, в библиотеку? Разве не для того, чтобы сделать мне предложение?

— Ну, вдвоем мы с тобой гораздо больше книг сумели бы вынести… — ответил Дормиль. — И вовсе я ничего не крал! — продолжил профессор с жалкой бравадой справедливо приговоренного. — Я пожара испугался и прикладывал все усилия, чтобы спасти казенное имущество от огня!

— Упорствуете, значит. Ясно… Ваше дело будет передано для рассмотрения ректору Университета. Полагаю, он разрешит ваш случай по справедливости. Можете быть свободны — пока можете, — с опасным холодком намекнул Клеорн. Изольда было возмутилась, что ей не разрешают присутствовать при дальнейших событиях, но сержант все-таки вывел ее вон, шепча на ушко, что его смена заканчивается в одиннадцать вечера, и до полуночи они успеют…

— Теперь перейдем к следующему пункту. — Клеорн достал из кармана свернутые листы бумаги. — Кто мне объяснит, что это такое?

Директор присмотрелся… и принялся лысеть прямо на глазах.

— Я! — подняла руку Далия. — Это очередь! Мне мэтресса Долли сболтнула, что подобные списки существуют, но я до последнего момента отказывалась верить, как подобное безобразие может твориться в стенах нашего обожаемого Университета. Это очередь на самые популярные книги и самые ожидаемые новинки, и он, — ткнула Далия в несчастного директора, — берет деньги, чтобы вас внесли в список потенциальных читателей!

— Мэтресса… — прохрипел директор. — Что я вам сделал…

— Сударь, я вас очень люблю, — призналась Далия. — Но этот список просто… просто убивает идею свободы слова!

— А я уж надеялся, что это заговор или тайное общество, — уныло протянул Клеорн. — Ну что ж, нельзя получить сразу всё. Степень вашей ответственности, сударь, определит суд. Мне вся эта ситуация напоминает злостное использование служебного положения, но, возможно, найдутся смягчающие вину обстоятельства… Например, добровольное признание вины. Или возврат в казну полученных сумм.

Покачивающегося и трясущегося директора вывели из кабинета и бережно передали страже.

— Остается убийство, — удовлетворенно потер руки Клеорн. — Итак, любезный, мы тебя слушаем.

— Это он! — выкрикнула Клотильда из угла, в котором прятались четыре библиотекарши. Разгневанная Кло потрясала кулачками и метала глазами молнии. — Это он!

— Не уточните ли для протокола…

— Пишите! — бойко подскочила Клотильда к столу и принялась сообщать факты и подробности: — Он не пришел на свидание! Сам меня позвал, говорил о моей неземной красоте, обещал познакомиться с моей мамой…

— И наверняка, — ввернул Клеорн, — много спрашивал о том, где вы работаете, и какие порядки в университетской библиотеке…

— Да! И я была так слепа, так наивна, что всё ему о себе рассказала!

— Она — наивна? — подал голос Хрумп. — Ни… себе «наивная». […], — выдал он весьма нелицеприятное определение, от которого у Клотильды случился амок.

— Как он смеет! — возмутилась Лизон. — Нет, как он смеет!!

— Тише, дорогая, — призвала стажерку соблюдать тишину в библиотеке Труамина.

— Но он называл нашу добрую Кло […], а это оскорбление!

— Дорогая Лизон, — отозвалась госпожа Лейла, — воспитанная барышня не должна знать подобных слов.

— Единственный выход — поступить в Университет, изучать пять-шесть лет ненормативную лексику, и тогда ты сможешь говорить что угодно и когда угодно, не рискуя собственной репутацией, — порекомендовала Далия. — Поверь мне, девочка, это очень веский аргумент в пользу высшего образования.

— Дамы, дамы! Не увлекайтесь! Вы, барышня, подпишите здесь, что с ваших слов записано верно. Вот так… Не смею вас больше задерживать. Благодарю за сотрудничество. Прошу прощения за тот дым, который мэтр Лео напустил в читальный зал и книгохранилище. Всего доброго.

Квартет библиотечных дам, невзирая на их попытки просочиться обратно и узнать волнительные подробности из первых уст, выпроводили. В раскрытую дверь директорского кабинета, пока Лизон возмущалась на пороге лингвистико-этическими закавыками, просунулся Роджер, держащий в пасти дохлого мыша.

Увидев одновременно и господина Клеорна, и мэтрессу Далию, котяра растерялся, не зная, кого из благодетелей, столь охотно потчевавших его кошачество валерьянкой, осчастливить. И, так как последняя доза еще не закончила блуждание по роджерову организму, пошел по кругу. Нашел чьи-то сапоги, попробовал пристроить на них добычу…

— Уберите от меня эту гадость! — заорал Хрумп.

— Так-так-так. Дохлых мышей боишься? — фальшиво-участливо поинтересовался сыщик.

— Да вы…….! Смеетесь, что ли?

— Оскорбление при исполнении, — запротоколировал Клеорн. Тут Хрумп чихнул, и мэтрессу осенило.

Она подхватила Роджера на руки, поднесла его к Хрумпу. Тот чихнул и выругался. Далия убрала кота — чих прекратился. Приблизила к лицу своего несостоявшегося убийцы полосатого котика — Хрумп снова начал чихать. Убрала. Поднесла. Чих. Убрала. Вернула. Чих-чих.

Кот катался на руках Далии, расценивая путешествие к Хрумпу и обратно как тренировочный полет по райским кущам.

— Я понял, спасибо вам за подсказку, мэтресса. Я понял, — с нажимом повторил Клеорн несколько минут спустя. — Мэтресса, не увлекайтесь. — И еще спустя несколько минут: — Далия, пожалейте животное!

— Эта скотина пыталась меня убить! — возразила алхимичка. Хрумп высказался словами из набора, которые не следовало знать добропорядочным девицам, что мэтресса вполне заслуживает самой страшной участи.

Мэтр Лео всё время, пока инспектор Клеорн разбирался с преступлениями и подозреваемыми, почему-то хмурился и явно пытался что-то припомнить. Теперь же, когда разговор пошел о жалости к животным и скотах, которых следовало бы убить, мага посетила здравая мысль.

— А я ведь его тоже знаю! Это как раз тот самый тип, который так меня подставил в Луазе с кражей и волкодавами! Это он! А я еще пытался вспомнить, откуда мне его лицо знакомо… Ах, ты, ты! ты!!!

— Мэтр, успокойтесь. Мэтр Лео, как старший по званию я запрещаю вам призывать верблюдов!.. Надо же, какой большой у вас призвался скорпион. Ядовитый? Тогда уберите немедленно. Ваши показания я уже записал, думаю, наши коллеги будут рады, что мы изловили давно разыскиваемого клиента. Теперь же разберемся с сегодняшними событиями. Не желаешь ли сообщить, господин хороший, — снова обратился Клеорн к пойманному преступнику. — почему ты решил зарезал своего компаньона?

В ответ Хрумп презрительно сплюнул на пол и пообещал, что от него никто ничего не дождется.

Инспектор Клеорн посоветовал Хрумпу выбирать выражения в присутствии дам. Пелаверинец зло зыркнул на довольную собой мэтрессу и, что удивительно, нашел в себе силы промолчать. Клеорн хмыкнул, оценив осторожность пойманного преступника. Умеет мужик проигрывать, признал в глубине сыщицкой души Клеорн. Мигом понял, что шансов практически никаких, даже оказывать физическое сопротивление не стал. И хорошо. А то сержант ему физиономию бы расцветил…

Тут знаменитый Воровской Нюх дернул Клеорна за оба пышных уса и велел еще раз присмотреться к лицу задержанного.

— Сударь, а что это у тебя на подбородке?

— А что у меня на подбородке? — не понял Хрумп.

— Мэтр Лео, проверьте, пожалуйста.

Мэтр Лео подошел к преступнику, наклонился, чтобы лучше рассмотреть тонкую полоску синяка под лицом Хрумпа. Клеорн еще раз — на секунду зажмурившись от удовольствия — подкрутил ус.

— Кто это тебя так ударил, болезный ты наш? — ласково спросил сыщик Хрумпа. — Книжной обложкой да прямиком снизу в челюсть? — и не менее ласково посмотрел на Далию, полагая, что алхимичка поймет намек.

Далия задумалась буквально на долю секунды:

— Разумеется, тот, кто идентичным ударом нанес аналогичный ущерб мэтру Лео! Посмотрите, у него такой же синяк, и почти в том же самом месте!

— Мэтресса, — удивленно проговорил маг, — вы что…

— Вернемся к мотивам преступления, — постучал карандашом по столу Клеорн. Все-таки мэтресса — ужасная женщина! Хочет делать вид, что не помнит, как «одарила» Лео — ее дело, но зачем выгораживать того, кто на нее нападал? Сыщик добавил металлических нот в свой голос и с еще большей суровостью потребовал, чтобы ему сей же час объяснили, почему и зачем Хрумп — пункт первый: проник в библиотеку. Пункт второй: зачем туда же проник второй посторонний. И пункт третий: что не поделили Хрумп и тот, другой, что в итоге получился труп господина из второго пункта в помещении из пункта первого.

Как по заказу, в дверь постучали, и ворвался Рудольфус. За его очками горел огнь праведного мщения.

— Он, — заявил с порога студент, тыча пальцем в Хрумпа. — Подбивал меня украсть для него книгу! И не одну, а целых четыре дюжины! Я требую, чтобы этого человека четвертовали!

— Мы учтем ваши пожелания и показания, молодой человек, — пообещал Клеорн. С немалыми усилиями охранники выпроводили из кабинета взбесившегося агнца от медицины, оставив главных действующих лиц разбираться между собой.

— Итак, книга. Я заинтригован, — сообщил Клеорн. — Я, грешным делом, уверен, что подобные тебе «специалисты» книг не читают в принципе. А вы что скажете, мэтр Лео?

— Поддерживаю. — Потом мэтр Лео спохватился, что, может быть, ведет себя как-то не правильно, и он склонился к уху начальника и прошептал сдавленным шепотом: — Инспектор, а что, я теперь изображаю мага-менталиста? Умоляю, не требуйте, чтобы я пытался воздействовать на мозг подозреваемого! У меня не получится! Тараканов потом год будем выводить!

— Успокойтесь, мэтр. А вы что скажете, мэтресса?

Далия внимательно изучала красно-зеленую потрепанную книжку. Потом с усилием сжала обложку, резко распахнула… Книга раскрылась на развороте, залитом чернилами.

— Мэтр Лео, — повелительно приказал Клеорн, но Далия его опередила, предложив позвать специалиста. Пока сержант разыскивал мэтра Арчера, Хрумп зло буркнул:

— Всё равно ничего не докажешь, начальник. Мало ли кто когда чернила туда бухнул, я тут ни при чем.

Клеорн дипломатично промолчал. Под усами играла довольная ехидная улыбочка.

Мэтр Арчер принес с собой амулет, который вытянул разлитые чернила со страницы, и инспектор Клеорн с мэтром Лео склонили головы над ровными строчками. Автор этого послания явно считал, что чем больше усилий приложит читатель — тем лучше дойдет до него содержание. Поэтому писал он очень мелкими буквами и очень плотно. Инспектор Клеорн с благодарностью принял предложенную Далией лупу.

— «Я, Саттертуэйт Эркюль Донатей Симон Огастус Уинтерсдорф Пункер, пребывая в здравом уме и твердой памяти…» — прочитал сыщик первую строчку.

— Гад, — прокомментировал Хрумп. — Сволочь последняя.

— «… сим объявляю свою последнюю волю. Наблюдая за своими детьми и внуками, я с течением лет пришел к выводу, что оба моих сына, дочь и все восемь внуков, коих выше перечислил поименно, не проявляют в делах и жизненных обстоятельствах ни практической смётки, ни упорства, ни воображения. Вина в сём печальном факте моя и только моя — став отцом семейства в достаточно зрелых летах, я не мог нарадоваться на своих чад, потворствуя их желаниям и выполняя любые прихоти. Увы, плоды неблагоразумия созревали долго, и только сейчас мне стало ясно, что это леность, и…» Короче, бла-бла-бла по поводу того, чем дети и внуки его разочаровали. Дальше. «Больше всего меня огорчает наплевательское отношение моих детей и внуков к людям, посвятившим свою жизнь благородному делу познания макроэрг…мэрг…»

— Макроэргического пространства реальности Вселенной, — подсказала внимательно слушающая Далия. — Не отвлекайтесь, я потом как-нибудь объясню с диаграммами, что означает этот термин.

— Ага… Итак… «Поэтому я хочу, чтобы мои дети и внуки, а в последствии и правнуки, доказали, что достойны получить все те сокровища и блага, которые я скопил за долгую жизнь. Я оставляю им в пользование и равное владение дом, который построил, и небольшую сумму на расходы в течение года. Всё остальное я завещаю тому, кто отыщет это завещание и сумеет правильно им распорядиться. Пусть всё начнется там, где когда-то завершилось. И пусть богатства земные достанутся тому, кто умеет читать следы истины и мечтать о невозможном». Конец, — с удивлением добавил Клеорн. Перевернул лист, следующий, открыл книгу с начала… — Это дневник. Здесь каждая запись имеет дату, первая запись сделана десять лет назад, последняя — от позапрошлого года, но никакой другой информации по завещанию, кажется, нет…

— И откуда в старике столько дерьма?! — еще раз плюнул Хрумп. — Не мог сразу сказать, что куда заначил…

— В «Офелине, убийце поневоле», принц спрашивает: «Кто мог подумать, что в старике окажется столько яда?», — задумчиво произнесла мэтресса. — Да-а… что уж скажешь. Старик до последнего верил в своих потомков.

— Почему вы так думаете? — спросил мэтр Лео. Мэтресса пожала плечами:

— Совершенно очевидно, что эти слова совершенно ничего не значат — для тех, кто не знал господина Пункера. А его дети или внуки, которые знакомы с обстоятельствами его жизни, привычками и любимыми метафорами, вполне могли бы догадаться — если бы взяли на себя труд прочитать, как их дед советовал, его книги и дневники. Печальная история. Хотя… Если рассуждать логически, то кто-то ведь из детей и внуков просто должен был выполнять часть завещания старого Пункера — привезти в Кавладор, в наш Университет завещанные книги и дневники. Знаете, господа, — мэтресса Далия сделала многозначительную паузу. — Я не удивлюсь, если один из его внуков всё же заинтересовался рукописями деда.

Клеорн нахмурился, не понимая, куда клонит мэтресса. Мэтр Лео оказался сообразительнее:

— Так, значит, убитый — молодой Пункер! Или как там его, но близкий родственник или кто-то, хорошо знавший завещателя! Он понял, что в одной из книг, завещанных старым Пункером Университету, может быть что-то важное, проник тайком, нашел дедов дневник. И он нарочно залил чернилами страницы, чтобы уничтожить завещание, чтобы никто больше не прочитал и не узнал, где искать завещанные деньги!

Теперь мэтр Лео был похож на счастливого спаниеля, — спаниеля, которого не только вывели на прогулку, но и разрешили догнать и облаять бродячую кошку.

— Ну, — со всей возможной солидностью взглянул инспектор на Хрумпа. — Это твой последний шанс совершить признание.

И Хрумп понял, что госпожа Удача ушла от него, не прощаясь.

— Угадали… Всё это — то есть залезть в библиотеку и стырить старую красно-зеленую книгу выдумал Фил Пункер. Зараза! Как в библиотеку лезть, так — Хрумп, дружище, помоги, выручи, а как поделиться картой, где сокровища дед зарыл — так, сволочь, не захотел. А еще он тайком чернильницу спер, и стоило мне спиной повернуться — начал книгу чернилами поливать. Я ему — ах ты……… москит ты недорезанный! А он: тише, идиот, разбудишь сторожа и дамочку! Я грю: это кто здесь идиот, ты, что ли………, а он меня в камин попробовал толкнуть, а там сажи с прошлого года не чищено, а сам бежать, ну, я, естьсно, ему в печень, он мне в кость, я его в бараний рог, а он на меня ка-ак ээх! а потом взял и совершенно случайно напоролся на нож.

— Вот этот нож? — уточнил Клеорн, вертя в руках орудие несостоявшегося убийства мэтрессы Далии.

— Это его нож, Фила. Честно-честно. Он меня им убить хотел. Правда-правда, — принялся врать Хрумп. — Так что это была чистая самооборона, начальник.

Хрумп врал так же, как и заметал следы: артистично и вдохновенно, но лед, как любил повторять один смелый серфингист с Риттладских островов, уже тронулся.

* * *

Когда несколькими часами позже инспектор Клеорн делал доклад главе Министерства, обнаружилась ма-аленькая несостыковка, которая вполне была способна испортить стройную картину преступления, связанного с таинственным появлением трупа в библиотеке.

— Чего-то я не понимаю, — протянул господин Ле Пле. — Хрумп и Пункер проникли в библиотеку через приоткрытые окна читального зала утром приблизительно в семь с четвертью. Фил Пункер убит не раньше восьми и не позже половины девятого утра…

— Думаю, что ближе к половине девятого, — выразил свое мнение Клеорн. Непосредственно перед тем, как тело обнаружил этот… как его… сторож Гринч в 8.30. Кстати, мэтр Лео потом нашел улику — плащ Хрумпа, перепачканный кровью жертвы и разлившимися чернилами.

— Вот как!

— Да, причем в том тайнике, на который намекнула мэтресса Далия — в каминной трубе.

— И все же остается некоторая неясность. Давайте пройдемся по известным фактам. Итак, Хрумп не успел сбежать, потому что у входа сидела мэтресса Далия, и начали собираться читатели библиотеки. Время прибытия от 8.36 и позже. Резать одновременно Гринча, мэтрессу Далию, а потом и остальных читателей Хрумп побоялся, поэтому поспешил на поиски мантии мэтра Арчера (о которой он знал из болтовни той библиотекарши, Клотильды). Конечно, зря мэтресса Далия так и не сумела вспомнить, когда и при каких обстоятельствах она нанесла Хрумпу свой фирменный удар книгой в челюсть. Чую я, что не так просто Хрумп отказался от идеи убрать нежданных свидетелей. Впрочем, в любом случае Хрумп натворил достаточно — будет о чем подумать на каторге.

К 8 часам 45 минутам, когда в читальный зал прошла госпожа Лейла, Хрумп уже вернулся, укрыл мертвого Фила Пункера мантией и посадил в угол, чтобы на него не сразу обратили внимание. После чего отправился в уборную, чтобы там отобрать у кого-нибудь мантию и выйти из библиотеки незамеченным прежде, чем преступление раскроется. Что ж… — задумчиво протянул господин Жорез Ле Пле. — Должен признать, при некоторой доли везения этот незамысловатый план мог сработать.

— Хрумп допустил ошибку, попытавшись второй раз, уже самостоятельно найти завещание старого Пункера. Жадность помешала ему здраво рассуждать, — тоном знатока прокомментировал Клеорн. — Хотя, должен отметить, — никто не совершенен. Я тоже допустил непростительную ошибку в самом начале расследования — когда предположил, что существует лишь два варианта случившегося. Версия первая: убила мэтресса Далия, а следовательно, надо искать улики против нее, и никого более…

— Потому-то вы не стали спешить с проверкой показаний всех остальных посетителей главного читального зала, — тонко подметил Ле Пле. — А вторая версия?

— Вторая версия заключалась в том, что преступник не станет терять два-три драгоценных часа, чтобы дождаться прибытия полиции. Приходится признать, что я глубоко заблуждался.

— Рад, что вы умеете признавать свои ошибки, Клеорн. Но вернемся к той несостыковке, которая портит всю картину расследованного дела. Мы выяснили, что причиной невозможности побега Хрумпа из библиотеке после половины девятого, времени обнаружения трупа, было навязчивое присутствие мэтрессы Далии. А согласно показаниям того же Гринча, мэтресса Далия появилась в 9.04, намного раньше всех остальных. Что-то тут не сходится.

— Мм… — подкрутил кончики усов Клеорн, — первое, что приходит на ум: мэтресса как-то обманула Гринча. Второе — что Гринчу не дорога вновь обретенная свобода, и он до сих пор зачем-то обманывает нас. А третье… Знаете, мне очень не нравятся претензии ректора Университета по поводу ремонта за счет Министерства Спокойствия башенных часов. У господина ректора совершенно необоснованные фантазии, что часы сломались якобы из-за действий служащих Министерства, связанных с поимкой преступника. А уж что я выслушал по поводу фальшивого пожара и срыва экзаменов у трех групп!

Министр прищурился, глядя на освещавший кабинет магический фонарь.

— Я вот думаю, — осторожно выдвинул предположение инспектор Клеорн, — А может, вся неточность картины преступления исчезнет, если мы примем за аксиому, что часы на Часовой Башне, по которым Гринч ориентировался в своих показаниях, показывали неправильное время? Они ж ломаются каждые шесть лет. А с последнего ремонта прошло как раз пять с половиной…

— А показаниям остальных можно верить, — подхватил идею подчиненного глава Министерства Спокойствия, — потому, что утро было ясное, и посетители библиотеки смотрели не только вверх, на башню, но и на солнечные часы, а те никогда не врут. Отличная идея, Клеорн. Таким образом, претензии ректора нас не касаются.

Сыщики помолчали, подсчитывая выгоду этого решения.

— Не представляю, как вообще можно обмануть солнечные часы, — наконец, сдался Жорез Ле Пле. — Не думаю, что мэтрессе Далии по плечу эта загадка. Я прочитал ее досье — она чистый гуманитарий. Никаких познаний в технике. Да, кстати, о познаниях. Как проявил себя в расследовании мэтр Лео?

— Ну, я затрудняюсь оценить его магическую квалификацию, — издалека начал Клеорн. Усы его поникли. — Хотя дыма он создал много. Свидетеля ловил, допрашивал… Вы были абсолютно правы, господин министр. Любое свидетельство, даже то, которое не может фигурировать в суде по причине неразумности дающего его существа, ценно само по себе, как источник информации. К тому же, мэтр Лео в конце концов вспомнил, где и при каких обстоятельствах встречал Хрумпа, улику, опять же, нашел…

Глава Министерства Спокойствия терпеливо ждал. Клеорн честно пытался дать своему временному подчиненному положительную оценку, вспоминал, как добросовестно Лео искал труп под книжными шкафами, хотя, по собственному признанию, до ужаса боится мертвецов. Как определял степень живучести той сексуально озабоченной блондинки. Как мэтр Лео имеет обыкновение, не раздумывая, спасать любое живое существо, искренне веря, что самое главное — жизнь, и абсолютно не задумываясь о законности своих действий или их последствиях. Как мэтр повиливает отсутствующим хвостом, когда сомневается в правильности своих поступков, как улыбается всем подряд, как похож Лео на шаловливого недотепистого подростка-спаниеля, который когда-то в далеком детстве жил в доме родителей Клеорна…

Инспектор сдался:

— Если честно, то мэтр Лео — человек с добрым сердцем и волшебник с большим будущим. Но при всем при этом он недотепа, каких поискать.

* * *

На столицу опускалась ночь. Мэтр Лео вернулся к себе, в уютную мансарду. Поужинал, с ностальгией вспоминая пирожки своей луазской маменьки и бутерброды радушной гномки. Снял сапоги и мантию, почистил, привел в более-менее приличный вид. Раскрыл сборник заклинаний и принялся зубрить то, что уже завтра может понадобиться в работе.

Следовало признать — прошедший день не повысил магической квалификации мэтра Лео ни на волосок. Надо больше практиковаться. Практиковаться, практиковаться и практиковаться, не растревоживая душу воспоминаниями о каких-то там бутербродах…

«Я слишком застенчив, — решил мэтр Лео. — Потому и не могу добиться успеха — потому, что сам в глубине души не верю в него. Следовательно… Следовательно, надо хоть в чем-то преуспеть, и потом всё остальное тоже наладится. Ты прав, Лео. Так и будем действовать. Как насчет того, чтобы познакомиться с какой-нибудь симпатичной девушкой? Например, та, в библиотеке, такая заботливая, красивая, хозяйственная… Как ее — Труамина? Красивое имя…

Нет, — тут же оборвал приятные грезы господин Сомневающийся. — Надо тренироваться на ком-нибудь попроще… Труамина такая… такая замечательная, зачем ей столь жалкий неудачник, как я?»

И как по заказу в окно мансарды мага заглянула красавица. Миниатюрная, стройная, изящная, она остановилась на подоконнике, дразня молодого мага своей загадочностью и неприступностью.

— Попробуем на этой, — решился Лео. Подошел к красавице поближе и мурлыкнул, включая присущее ему спаниелевое обаяние на полную мощность: — Привет, красотка!

Красотка заинтересованно подняла на мага глаза. О, сколько сдержанной страсти, сколько ожидания было в этих глазах!

— Девушка, а девушка, разрешите с вами познакомиться?!..

В ответ кошка почему-то скривилась, взмахнула хвостом и убежала дальше по крыше.

— Не получилось, — опечалился Лео. И почесался за ухом — громко, как настоящий пес.

* * *

И снова наступило утро.

Гринч пританцовывал у входа в университетскую библиотеку, поджидая, когда тень солнечных часов достигнет девяти, и можно будет впускать всех желающих познакомиться с сокровищами знаний, заключенных в этих стенах. Рудольфус хмуро смотрел то на Гринча, то на сыто облизывающегося на библиотечных ступеньках Роджера, и тоже ждал, когда тень ажурной спицы доползет-таки до девятой цифры. Мэтресса Розанна была столь добра, что пригласила Рудольфуса для пересдачи экзамена к половине одиннадцатого, и Рудольфус был полон решимости успеть повторить к назначенному сроку все четыре учебника, пять справочников и три энциклопедии по изученным темам.

Заслышав приближающиеся шаги, Рудольфус обернулся и вежливо пожелал мэтрессе Далии доброго утра. Гринч же, увидев алхимичку, заметался, вытянулся во фрунт, взял на плечо сначала метлу, которой подметали плиты внутреннего дворика, потом, ради солидности — Роджера, неведомо как заставив кота стоять вертикально вниз головой…

Мэтресса и подпрыгивающая следом Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл поздоровались со студентом и сторожем, и были допущены в святая святых.

— А я?.. — попытался пройти следом Рудольфус, но Гринч преградил ему путь.

— Вот выучитесь, станете таким же умным, как госпожа Далия, тогда вам будет можно. А нынче — ни-ни!

Далия и Напа вошли в читальный зал. Но не успели они толком поздороваться с присутствующими, как стали объектом пристального внимания и пылких речей господина ректора и сопровождавших его лиц: четырех потомственных аристократов из Попечительского Совета, трех проректоров, пяти профессоров Университета, и, в качестве довеска — мэтрессы Долли и госпожи Гиранди, протоколирующих внеочередное заседание ректората.

— А, вот и вы, милочка! Извольте-ка объяснить нам, что вчера здесь происходило?! — разбрызгивая желчную слюну, напустился на Далию мэтр Никант. И как его впустили в ректорское окружение?

— Боюсь, я не понимаю вашего вопроса, мэтр.

— Не понимает! Она не понимает! — плебейски указал на Далию пальцем Никант. — Как будто я не знаю этих ваших штучек, милочка! Что вы здесь вчера устроили? Пожар! Злодеяние! Убийство!

— Я всего-навсего читала, мэтр Никант, — с приличествующей случаю вежливой улыбкой ответила Далия, для надежности придерживая Напу, чтобы та не вмешалась в свойственном ей агрессивном стиле. Что поделать — не любили они друг друга. Ни Никант Напу, ни Напа — Никанта.

— Надеюсь, вы понимаете, что ваше участие в событиях прошедшего дня подрывает репутацию Университета? — спросил лощеный аристократ из Попечительского Совета.

— И понимаете то, что никто не будет держать в штате сотрудников даму, которую чуть было не обвинили в предумышленном убийстве? — вкрадчиво спросил первый проректор.

Далия нахмурилась, припоминая.

— Разве меня кто-то в чем-то обвинял? Что-то не припомню…

— Я! — снова вылез мэтр Никант. — Я обвиняю вас в том, что вы нарочно заварили вчера всю эту кашу, что вы специально подстроили так, чтобы убийство состоялось именно здесь! Вы хотите сорвать конференцию, которую мы, члены кафедры истории, с таким трудом готовили целый год! Вы хотите дискредитировать нас! Вас мало уволить! Вас надо… надо…

— Пожалуйста, помедленнее, мэтр Никант, — хрустальным голоском попросила госпожа Гиранди. — Я записываю вашу речь для протокола и потомков. Так что вы предлагаете сделать с мэтрессой Далией?

— В последнем номере журнала «Застенок» я прочел удивительную статью! — зажглись глазки почтенного историка. — О гуманных способах казни. Я предлагаю провести эксперимент, и выбрать наиболее гуманный способ. А честь быть главной испытуемой предложить мэтрессе Далии — ведь она, как никто другой, любит и ценит экспериментально полученные данные! Кто за это предложение, прошу голосовать!

Мэтр Никант принялся лихорадочно оглядываться и рыскать по сторонам. В ходе беспорядочной беготни историк наткнулся на Напу. Гномка вышла из-за спины мэтрессы, уперла руки в бока, набычилась, яростно засопела и наставила на мэтра Никанта стальную розу, украшавшую ее шлем. В утреннем свете роза сверкнула остро заточенными лепестками.

— А я тут часы ремонтировала, — с угрозой объявила Напа во всеуслышание. — А это, между прочим, не входит в мои служебные обязанности как лаборанта кафедры статистики! И между прочим, у меня есть… есть… — Напа толкнула Далию под коленку, — Скажи им, что у меня есть, а то опять слово из головы вылетело.

— Агорафобия, — подсказала Далия.

— Топор! — исправила Напа. — А еще баранья нога!

— Не обращайте внимания, — спохватилась Далия и попыталась задвинуть воинственную лаборантку за свою изящную фигуру. — Вот в таких бессвязных речах и проявляется агорафобический синдром с антиантропофильной компонентой у некоторой части гномов!

Ректор откашлялся:

— Собственно, меня смущает не то, что мэтресса могла как-то участвовать во вчерашних событиях — в конце концов, здесь побывал и профессор Дормиль, и мэтр Антюфус, и мэтр Тинк, и еще тридцать с лишним человек, не считая студентов… Но меня действительно заботит, что в последнее время мэтресса Далия все чаще и чаще становится участницей весьма, весьма двусмысленных историй. В прошлом году — ловля гоблинов в Илюмских горах и какие-то совершенно невозможные социальные опросы в Уинс-тауне. А весной — вы отпрашивались на две недели навестить престарелую родственницу, а потом я вдруг случайно узнаю, что вы занимались какими-то экспериментами с дочерью графа Росинант!

— Из-за нее мне вышибли зуб, и уволился мэтр Гийом! — обвиняющее завопил мэтр Никант.

— Спасибо, что напомнили. Это еще один случай, когда вы вроде бы были совершенно не при чем, а весь Университет стоял, фигурально выражаясь, на ушах. Мэтресса, я недоволен вашей работой, — с дружеским участием покачал головой ректор. Госпожа Гиранди и мэтресса Долли преданно скопировали этот жест, но у них получилось фальшиво и неискренне. — Боюсь, я не могу оставить без внимания случившееся вчера. Увы, ваши действия портят репутацию Университета. А репутация для учебного заведения вообще и для каждого алхимика в частности — это очень, очень важно.

— А еще важнее…! — выскочила Напа из-за спины Далии.

Далии схватила ее за плечо и еле-еле успела остановить.

— Напа Леоне собиралась сказать, что еще одним, не менее важным качеством алхимика является умение забывать, — проворковала Далия.

Долли почесалась под париком.

Напа подумала, что она ослышалась:

— Ты хотела сказать — «умение помнить»?

— Нет, Напа. И я с удовольствием тебе всю объясню на конкретном примере. Возьмем, к примеру, те самые дневники, из-за которых погиб несчастный Фил Пункер.

Мэтресса прошла к столу выдачи и придавленная свалившемся на ее завитую голову повышением госпожа Лейла, преданно дыша, по первому же щелчку Далии протянула ей одну из книг в красно-зеленой обложке. Оказавшись в руках алхимички, книга сразу совершенно мистическим образам преобразилась и волшебными флюидами принялась воздействовать на окружающих. Почтенные мэтры затаили дыхание, а господа из Попечительского Совета весьма благосклонно рассматривали в лорнеты личико и фигурку алхимички, которые служили столь прекрасным фоном для старого, потрепанного, но полного сюрпризов экземпляра.

— А, это же те дневники, в которых Пункер-дедушка спрятал свое путанное завещание? — подсказала Напа Леоне.

— Тот самый дневник, если понимаете о чем речь, господа, передан в Министерство Спокойствия как важнейшая улика. И у меня есть подозрение, что мы больше никогда-никогда не увидим его в нашей библиотеке. Увы, текст завещания господина Пункера навсегда утерян — по крайней мере, до тех пор, пока кто-то не решится поискать его на секретных складах Министерства.

Господа коротко обменялись впечатлением, что такой авантюрист-полудурок не скоро отыщется.

— Так вот, — продолжила меж тем Далия, плавно передвигаясь по библиотеке и остановившись перед не до конца оформленной витриной, которую украшал карандашный потрет мэтра Симона. Мэтр Никант попробовал преградить Далии путь, но Напа очень вовремя кашлянула, и историк ретировался, поджав полы мантии. — Если бы, как утверждает Напа, важнейшим качеством алхимика было «умение помнить», я вспомнила бы гораздо раньше об одном незначительном обстоятельстве.

— Каком именно обстоятельстве? — заинтересовался ректор.

Вместо ответа Далия раскрыла дневник Пункера в красно-зеленой обложке, положила его на стол, чтобы все присутствующие могли ознакомиться с содержанием. Потом сняла с витрины том путевых заметок мэтра Симона, раскрыла и положила рядом.

— И что мы должны понять из этих каракулей? — попросил подсказки аристократ-попечитель.

Ректор по праву занимал свою должность: он первым заметил то, на что намекала Далия.

— Один и тот же почерк! Очень мелкие руны… Нажим, наклон… строчки теснятся, пишет почти без полей, всячески экономит бумагу…

— Что всё это значит? — воскликнула мэтресса Долли.

Госпожа Гиранди тоже попросила, чтобы ей объяснили, что писать в протоколе заседания ректората. Мэтресса Далия ненавязчиво изъяла из рук секретарши ректора блокнот.

— Что все это значит, Далия, — постучала Напа по… ладно, будем считать, что опять по коленке мэтрессы. — Мне снизу ничего не видно.

— Конечно, Напа, без компетентной графологической экспертизы это ничего не значит, но весьма, весьма вероятно, что полное имя мэтра Симона — Саттертуэйт Эркюль Донатей Симон Огастус Уинтерсдорф Пункер. Имя легко уточнить — ведь он учился и работал здесь, в этих стенах. Может быть, даже остался читательский формуляр вот в этой самой библиотеке… И, оказывается, мэтр Симон вовсе не погиб, разыскивая в Эльджаладской Пустыне покинутый город царя Тиглатпалассара, а уехал… в Пелаверино, если мне не изменяет память. Там он занялся тем, что пелаверинцы называют «бизнес»; разбогател, женился, путешествовал, переехал обратно в Кавладор, прожил долгую жизнь. И только на пороге смерти понял, как многое он потерял, предав высокое звание Кавладорского алхимика… Какой пример молодежи! — лицемерно воскликнула мэтресса Далия.

— Он пример для всех нас! — патетически поддержала мэтресса Долли, но, сраженная тяжелым взглядом ректора, прикусила язычок.

— В свете выше сказанного, — резюмировала Далия, — хорошо, что алхимики умеют забывать.

Один из проректоров с шумом втянул воздух. Другой шепотом объяснил господам попечителям, в чем суть проблемы. Воспитание, господа… Снова и опять проблема воспитания!..

— Думаю, мэтресса Далия, — наконец, пришел к какому-то решению господин ректор. — Что мы вынуждены довериться вашей тактичности, деликатности и… забывчивости.

— Благодарю вас, мэтр, — Далия почтительно склонила голову.

— Но как же!.. — подал голос мэтр Никант, но это был глас вопиющего в самой сухой, безжизненной и безнадежнейшей из пустынь.

— И к вопросу о примере для подрастающего поколения, — добавил ректор, поразмыслив. — Думаю, будет прекрасно, если вы проявите благородство и самопожертвование, участвуя в организации общественных мероприятий Университета. Потратьте… скажем, сто часов своего личного времени, чтобы мы, руководство Университета и Попечительский Совет, поняли, что вы как алхимик Университета королевства Кавладор не делали ошибок в прошлом — и не наделаете их в будущем, дорогая мэтресса Далия!

* * *

— И что всё это значит? — потребовала объяснений Напа Леоне, когда господа удалились, провожаемые активно худеющей от волнений госпожой Лейлой, смотреть прочие пострадавшие от вчерашнего расследования части библиотеки.

— В суде это называется сто часов общественных работ. Жаль… Я так предвкушала отпуск. Уже запланировала путешествие… Жаль. Придется повкалывать на благо родного вуза. Ну да ладно. Скажу тебе как специалисту в исчислении невероятности событий — могло быть гораздо хуже.

— Если бы вчера тебя поймали на фокусах с часами, это «хуже» и случилось бы, — покачала головой Напа. — Но я спрашивала не о наказании, а об этой истории с мэтром Симоном. Вот дела! Никогда не поверю! В качестве примера сама-то я не гожусь — я ж все-таки не алхимик, а только учусь. Но зная тебя, малыша Фри-Фри, мэтра Мартина, мэтра Люмуса, мэтра Филиппа, того же старикашку Никанта — я просто не верю, что человек тридцать лет занимался поисками древних городов, а потом в одночасье передумал и предпочел сытую скучную жизнь торговца! Не верю, и все тут!

Далия с подозрением огляделась по сторонам, увидела Роджера, с плотоядным интересом подслушивающего конфиденциальный разговор алхимички и гномки. Вывела Напу во дворик, к солнечным часам, и, тщательно убедившись в отсутствии свидетелей, поведала шепотом Страшную Тайну.

— Ну, проблема как раз в том, что мэтр Симон, перед тем, как стать многоименным Пункером, все-таки нашел город и гробницу Тиглатпалассара. Слышала о таком? Хороший был царь. Завоевал окрестности от горизонта до горизонта, скопил несметные богатства. Мечтал стать богом, для чего приказал сделать себе золотые крылья и пытался научиться летать. На статуе царя — по крайней мере, такие слухи в свое время дошли до мэтра Симона — было написано его любимое изречение. «Мечтать о несбыточном». Понимаешь теперь, что к чему?

Гномка сначала нахмурилась, явно предполагая, что столь обильное чтение не довело до добра мозги мэтрессы Далии. Потом вспомнила кое-какие факты, формулировки, покрутила их, бросила на внутричерепную наковаленку и постучала извилистым увесистым молоточком… В конце-то концов, Напа Леоне очень хорошо — даже лучше, чем хотелось бы, знала цену деньгам и опасности, подстерегающие на стезе индивидуального предпринимательства начинающего бизнесгнома.

— Он не заработал свое состояние! — с изумлением выдохнула Напа.

— ТСС! — шикнула Далия. — О, да. Основой земных благ господина Пункера стала часть найденного клада — золото, обнаруженное в потерянном городе царя Тиглатпалассара. Представляю себе его чувства — наконец-то, потратив юность и молодость на изучение первоисточников, чтение манускриптов и расшифровку обрывков тростниковых свитков, после пяти лет скитания по пустыне, мэтр Симон все-таки нашел то, что искал. И обнаружил, что больше ему искать нечего, и его жизнь как ученого просто не имеет смысла… — Алхимичка выдержала паузу, подобающую в таких прискорбных обстоятельствах.

— «Пусть все начнется там, где когда-то завершилось!» — догадалась Напа. — Сокровища достанутся тому, кто умеет… — гномка задохнулась от открывшихся перспектив. — Далия, Далия, Далия!! — запрыгала Напа, тормоша мэтрессу, — поехали в Эль-Джалад! Поехали, поехали, поехали!!! Покопаем!!!

— Нет, — сурово поджала губы Далия. — Ты только вчера копала. Еще додумалась прислать мне портрет своего прадедушки с зашифрованной схемой расположения тайных туннелей под Университетом! Он мне весь аппетит испортил…

— Я хотела тебя спасти!

— А ты не думала о том, что Талерин рухнет, если ты перекопаешь подземными ходами его вдоль и поперек?!

— Я всё предварительно рассчитываю и укрепляю! Ну, Далия, поедем в Эль-Джалад! Там-то рухать не чему! Поедем раскапывать!!! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!.. — принялась канючить Напа Леоне.

— Нет, — мэтресса была непреклонна. — По крайней мере, сейчас, когда наш отъезд может вызвать толки и подозрения.

Гномка обрадовалась и огорчилась одновременно:

— Но ведь кто-то тоже может догадаться и успеет выкопать сокровища раньше нас!

— Позволь не согласиться с этой гипотезой. Есть как минимум два фактора, которые серьезно снижают вероятность подобного поворота событий. Во-первых, если я хоть чуть-чуть знаю ректора, то сейчас он заставляет всех, посвященных в тайну мэтра Симона и его второго Я, дать клятву о неразглашении. А это значит, — продолжила Далия с ласковой улыбкой, — что экспозиция памяти господина «археолога» будет скупой, краткой, а его дневники и путевые заметки — уберут подальше. И в нашей библиотеке появится еще один скелет в шкафу.

— Ну… экспозиция все-таки будет. И кто-то может случайно взять рукопись мэтра Симона, полистать, прочитать… — неуверенно протянула Напа. Мэтресса Далия одарила ее тонкой улыбкой:

— А вот здесь уже будет влиять второй фактор. Скажи, только честно, сколько слогов читает обычный человек или гном в очень-очень длинном имени или названии? Два или три — но редко все пять или шесть сразу. Естественная, если хорошенько подумать, антиалхимическая реакция…Думаю, вероятность, что кто-то будет внимательно читать книгу, в которой много длинных непонятных имен и названий, невелика. Так что — мэтр Симон знал, что делал, подробно расписывая свое путешествие по эльджаладской пустыне.

Напа помолчала, осмысливая сказанное. Потом сорвалась с места.

— Ты куда?

— Разберу часовой механизм в башне.

— Зачем? — изумилась Далия. — Ты же только что его отремонтировала!

— Мне в любом случае еще не заплатили. А так будем ремонтировать потихоньку, как раз наберем сто часов твоих общественных работ. Или ты предпочитаешь, чтобы тебе мэтресса Долли с госпожой Гиранди придумали какое-нибудь другое общественно-полезное поручение?

— Что бы я делала без твоей практичности, Напа!

* * *

Пока Напа Леоне Фью била молотком по шестеренкам университетских часов, двери ресторации «Алая роза» заперли изнутри; были зашторены окна, приглушен свет ламп, бледную Полин на кухне связали по рукам и ногам и поместили в шкафчик с горшочками варенья. Чтобы девица, не приведи боги, не вскрикнула, рот ей заткнули кляпом из листа свежей капусты — предлагали булочку, но, оказывается, Полин сидела на диете. Так вот, убедившись в том, что девица смирно грызет лист капусты, черные тени собрались в главном зале ресторации, сели в круг и заговорили замогильными голосами.

— Господа, мы собрались здесь, чтобы обсудить вчерашнюю трагедию. Напомню подробности. В нашей университетской библиотеке был обнаружен труп. Труп оказался посторонним. Его убийца тоже не имеет никакого отношения к Университету. В ходе расследования были сорваны экзамены у трех групп.

Господа! Этого недостаточно! Сессия ждать не будет! Нет никакой надежды на то, что подобное происшествие повторится завтра, а значит… — выступающий добавил трепета в свой голос. — Значит, мы беззащитны перед профессорами и доцентами, которые играют нашими судьбами!

— Надо что-то делать! — пропищал девичий голосок. — У нас завтра зачет у мэтра Никанта, а он, сволочь, такой злой от своей вегетарианской диеты, что никогда списать не получается!

Раздались сочувствующие девушке и возмущающиеся мэтром Никантом и вегетарианством голоса. Первый выступающий постучал ножом о край стакана, прося тишины.

— Случай с обнаружением трупа в библиотеке показывает, что выход все-таки есть. Но я говорю вам — мы не можем ждать милостей от природы или посторонних пелаверинских воров! Мы не можем ждать милостей — взять их, — оратор крепко сжал кулаки, совершенно очевидно представляя, как в них оказывается горло любимого преподавателя, — Взять их — наша задача!

— Ура! Ату милости! Улю-лю природе! Даешь еще один труп в библиотеке! — раздались восторженные голоса.

Оратор мановением руки призвал всех к порядку.

— Господа! Дамы! Давайте обсудим все разумные предложения…

* * *

Поймав шестую за минувшее утро мышь, Роджер посчитал свой долг перед библиотекой выполненным и отправился на крышу, принять солнечную ванну.

В Часовой Башне суетились Напа Леоне и мэтресса Далия. На карнизах ворковали голуби. Вон распахнутое окно кабинета ректора, и какие-то странные господа подписывают не менее странную бумагу. Почему-то кровью… А в том окне на четвертом этаже видно, как хихикает над ответами студентов нюхнувший книжной пыли мэтр Люмус. А вон Изольда… Опять кого-то охмуряет, — философски вильнул хвостом Роджер. А вон те студенты что-то замышляют. В руках у них разбойничья дубинка, а в глазах отчаяние пополам с надеждой, и лучше тому неприятного вида профессору не поворачивать за угол…

Может быть, будет еще расследование? Роджер мяукнул, прикидывая невеликим кошачьим мозгом шансы на двойную дозу валерьянки.

Призрак девушки с кровавым пятном на груди, совершенно невидимый в ясных лучах летнего солнца почесал кота за ушком, и Роджер успокоился.

Ну их, эти преступления, подумал он, погружаясь в сладкий послеобеденный сон на крыше университетской библиотеки.

Тень солнечных часов продолжила свой бесконечный бег по кругу.

В Университет королевства Кавладор вернулось привычное время покоя и безмятежности.

Рассказ 10. СТО ЧАСОВ ИЗ ЖИЗНИ АЛХИМИКА

Если хотите, чтобы слушатели поверили самому странному и экзотическому бреду сивой кобылы — говорите чётко, громко, с подробностями и убедитесь в том, что жеребца вы перекрасили тщательно, аккуратно и бережно.

Практические советы на каждый день Отца Яго из Монти

Восемнадцать крутых ступенек. Бегом по коридору — сумрачному, пустому, комментирующему каждый шаг гулким полнозвучным эхом. Резко затормозить около нужно двери, запрыгать на одной ноге, не позволяя свободолюбивой туфле пуститься во все тяжкие; плотно прижать к груди стопку бумаг и, балансируя корзинкой с дополнительной ношей, шепотом ругнуться — где ж взять еще пару рук, чтобы справиться с закрытой дверью?

А дверь хороша. Тяжелая, прочная, с резным орнаментом — конечно же, в стиле королевского герба, эльфийский раскидистый дуб и цепи; и пружины у нее, гномы старались… Осторооожненько открываем, пригибаемся — завидуя гномам и, особенно, малорослым гоблинам, которые мастера прятаться, и пробуем незаметно проникнуть в святая святых Университета королевства Кавладор.

— А вот и наша дорогая Далия! — раздался голос — очень вредный, пронзительный и ехидный.

Мэтресса Далия поняла, что незаметно проникнуть в зал заседаний Большого Совета не удалось. С достоинством выпрямилась, прочистила горлышко и смело приготовилась получать выговор за опоздание. Сейчас вся развеселая команда престарелых деятелей Науки и профессионалов от Алхимии примутся ее воспитывать, читать мораль, объяснять, что половина совершаемых Далией поступков категорически не вписываются в их, мэтров и, по совместительству, старых перечников, модель вселенной…

— Проходите, мэтресса, не стесняйтесь! — продолжал ёрничать господин ректор, мэтр Григо. — Какая жалость, что университетские часы до сих пор не отремонтировали, и теперь все, кому не лень — вернее, все, кому лень — приходят в Университет с опозданием! Может вы, мэтресса Далия, нас обрадуете, скажете, что часы отремонтировали? Вы же лично обещали проконтролировать ход восстановительных работ! Будьте так любезны, мэтресса, отчитайтесь, на каком этапе сейчас находится порученное вам дело! Прошу за кафедру.

Использовав натренированный в научных баталиях сапиенсологически ориентированный мозг, Далия догадалась, что ее шикарный план присутствовать на заседании Большого Совета где-нибудь в задних рядах, а еще лучше — спрятавшись в подсобке, с треском провалился. Во-первых, прятаться было практически негде — сегодня Большой Ученый совет Университета заседал в очень малом составе. Господин ректор, его любимые дамы — мэтресса Долли, Ученый секретарь, и госпожа Гиранди, секретарь личный; мэтр Люмус, мэтр Диаз, мэтр Карвинтий — и, как ни странно, всё. (Естественно, — подумала Далия, — остальные мэтры посчитали, что искать крупицы знаний в головах студентов гораздо интереснее, чем самим быть объектом ректорского наблюдения.) А во-вторых, судя по язвительным замечаниям мэтра Григо, настроение почтенного алхимика достигло той температуры, когда самовозгорание и эксплицитный взрыв неизбежны.

«Лучше не усугублять, — подумала Далия, — бедняга Григо! До обещанной конференции по археологии и исследованиям Империи Гиджа-Пент осталось два дня. Говорят, съедутся алхимики со всего континента! Всё организуй, подготовь… Григо, бедняге, некогда сбегать в подвал, результаты очередного опыта проанализировать! А тут университетские часы, чтоб их, так не вовремя сломались… Да мои общественные работы!..»

Госпожа Гиранди и мэтресса Долли ревниво проследили, как Далия идет от двери в направлении стола председателя. Мэтр Григо язвительно улыбался, мэтр Диаз рыскал по карманам в поисках очков, мэтр Карвинтий при приближении Далии рефлекторно дёрнулся, будто хотел спрятаться под креслом, а мэтр Люмус, по своему обыкновению, пребывал в далеком-далеком, лучшем мире.

— День добрый, — вежливо поздоровалась Далия. Огляделась. Опустила корзинку подле кресла в первом ряду, сама проследовала за кафедру, положила перед собой блокнот и принялась деловито листать страницы в поисках нужных цифр и фактов. В результате поисков обнаружилась зашифрованное расписание на месяц Паруса:

2-го. Часы (6 ч.)

3-го. Часы, Рупь, зуб; пр. и? (8 ч.)

7-го. М. Аббе. Поймать! (14 ч.)

8-10-го. Отдохнуть после большой ловли. Сны и кости (надо ли?) Клрн? Лтрнн!! Без прокл. Пусть, 2 ч.

11-го. Экзамен???

12-го. Не забыть морковку!

13-го. Идиот, 4 ч. Сволочь! Не потерять счет от Бургвайссера за новую мантию. НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТЬ НАПЕ!!!

14-15-го. Принять задолжников (гр?) Занять Напу по максимуму. Лучше всего начать готовить ее к фуршету на конференцию (8 часов минимум). Клрн?

16-го. Доклад на Большом Ученом Совете о том, как я вкалываю на благо Университета.

18-го Конференция Королевского Археологического Общества «Новейшие открытия забытой Империи Гиджа-Пент», посвященная памяти мэтра Симона. Я участвую??? НАПА!!! Пережить с минимальными потерями

20-го. Уинс-таун? Питбуль!!!

Далия нахмурилась, соображая, какие из зашифрованных фактов следует рассказывать в подробностях, а какие — конспективно, не привлекая внимания к участию мэтрессы в означенных событиях, вполне заслуживающих быть названными проишествиями.

За это время мэтр Диаз успел отыскать очки и теперь ревностно изыскивал, где в облике докладчицы самая привлекательная деталь, чтобы созерцанием ее расцветить серые алхимические будни. Карвинтий притих, делая вид, что его здесь нет, и вообще, метафизически выражаясь — что значит наше присутствие в каком-либо месте? Так, философский нонсенс! Наше бытиё ещё доказывать надо, батенька, а уж тем более…

Интенсивный шорох страниц всколыхнул что-то в памяти мэтра Люмуса, и почтенный историк ненадолго покинул мир своих грёз:

— Говорят, — проговорил он голосом, пыльным и растрескавшимся под гнётом столетий, — что вокруг наших университетских часов бушевали роковые страсти! Мне студенты вместо экзамена рассказывали, что кого-то скинули с Часовой башни, кто-то рыдал и читал сонеты, кто-то прикармливал голубей и выпускал их в чистое небо…

— Ну что ж… — протянула Далия, весьма удивленная тем, как, оказывается, исказила студенческая молва реальное положение вещей. — Голуби действительно были, — припомнила мэтресса и рефлекторно стряхнула с мантии невидимые воспоминания о пыли. — Хотя, конечно, я могу ошибаться, ведь прошло почти две недели с тех пор, как мэтр Григо попросил меня посвятить сто часов личного времени для демонстрации образцового поведения, приличествующего дипломированному алхимику Университета королевства Кавладор…

1. Часы, зубы и принцы

Труды на благо Университета королевства Кавладор

Третий день месяца Паруса

— Сосредоточься на своем внутреннем Я, — мистическим, задушевно-задушенным голосом вещала мэтресса Далия. — Почувствуй, как твою внутреннюю самость переполняет энергия… Сейчас ты — часть Вселенной, и сквозь твой внутренний мир проходит поток сверхъестественной Силы. Сосредоточься, и ты сможешь ощутить гармонию и радость… гармонию и радость…

Торжественность речей мэтрессы прервало жизнерадостное похлопывание крыльев. Какой-то глупый птиц — Далия сильно подозревала, что из разряда голубей обыкновенных, городских, надоедливых, — посмел сунуться на карниз Часовой башни, возвышающейся над Университетом. Как будто его крылатые сизые собратья ему не сообщили, что весь вчерашний день башенка находилась в ведении магистра сапиенсологии, только и изыскивающей, на ком бы выместить раздражение и агрессию, накопившиеся вследствие пребывания в недостаточно замкнутом (стена с сорванной дверью, открытая всем ветрам, нервировала), переполненным часовым механизмом пространстве.

Голубей Далия перестала считать безобидными еще осенью, когда ей непосчастливилось блуждать скрытыми в толще стен потайными ходами родного вуза и стать жертвой птичьей привычки разводить вокруг себя грязь и сор. А сейчас, когда любой посторонний звук, любая мелочь грозили прервать сеанс гномотерапии… А ну, пшел прочь!

Ну вот. Вместо того, чтобы созерцать внутреннее Я, пациентка Далии — Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл (кавладорская ветвь), пристроившаяся на извлеченных из часового механизма деталях, приоткрыла ярко-голубой глаз и смотрела на Далию.

— Напа, — строго велела мэтресса сапиенсолог. — Не отвлекайся. Вернемся к потокам энергии.

Напа покорно сникла. Закрыла глаз, вздохнула и приготовилась следовать инструкциям.

— Ты чувствуешь, как твое внутреннее Я плывет в бесконечном потоке энергии… энергия, как вода, тебя обтекает и несёт с собой… как поток Силы увлекает тебя, наполняет твой внутренний мир светом, воздухом, радостью… и ты чувствуешь себя легкой… невесомой… воздушной…как… как… — мэтресса Далия увидела, кто на карниз Часовой башни — там, где должна была висеть дверца, ведущая к огромному циферблату — примеривается еще один сизый незванец и зашарила вокруг себя в поисках какого-нибудь увесистого камня, одновременно тихим выразительным словом вспоминая сыщика из Министерства Спокойствия, который в результате погони по всему Университету за свидетелем преступления эту самую дверь снес с петель, уронил вниз и который, кстати о птичках, доломал часовой механизм до полной нефункциональности.

Кстати, о птичках…

— Как мыльный пузырь, — подсказала Напа, которой стало скучно сидеть с закрытыми глазами. — Как ты думаешь, — спустя минуту не выдержала гномка, — в древние времена были мыльные пузыри? Бабуля говорила, что мыло мы, гномы, изобрели давным-давно, только очень долго не могли найти ему достойного применения. Не эльфам же отдавать, они и так все наши изобретения почем зря воровали… Только потом, когда люди малость оцивилизовались, мы стали с вами мылом и всем таким прочим торговать. У нас-то от мыла кожа портится, оно нам только для стирки нужно. Хотя пузыри — это красиво. Хоть и бесполезно. Но красиво. Как ты думаешь, если я найду в кладе царя Тиглатпалассара трубочку для выдувания мыльных пузырей, это будет считаться великим алхимическим открытием? А, Далия?

Не дождавшись ответа, Напа рискнула приоткрыть правый глаз и посмотреть на свою научную предводительницу. Гномке тут же стало нехорошо — Далия балансировала на краю карниза и размахивала молотком, прогоняя кружащих птиц.

— Далия… — прохрипела мгновенно побледневшая Напа Леоне. — ты же сейчас упадешь…

— Не беспокойся, — легкомысленно откликнулась Далия. Повернулась… и тут же поскользнулась и замахала руками, теряя равновесие.

Напа в ужасе зажмурилась, представляя, как ее научная предводительница сейчас спикирует на твердые камни внутреннего университетского дворика шестью этажами ниже, и какая большая алхимическая клякса останется. Впрочем, состояние нарастающей паники только подхлестнуло и так быстрые нейронные вычислительные процессы в голове маленькой гномки; в итоге Напа бросилась на помощь своей подруге. Не открывая глаз, чтоб ненароком не посмотреть прямо в небесную синеву коварной воздушной стихии.

В лучших традициях основного закона статистических невероятностей Напа споткнулась о кувалду, которой чинила часовой механизм, запнулась и…

— Спокойно, — прошипела Далия, вцепившись мертвой хваткой в воротник Напиной одежки. По счастью, сегодня, по причине надвигающегося на Кавладор летнего зноя, гномка изменила верной кольчуге, предпочтя ей кожаную курточку с бронзовыми нашлепками.

— Что… где? — не поняла гномка и, разумеется, открыла глаза, чтобы осмотреться. — Ой…

— Не смотри вниз! — закричала мэтресса. — Только не смотри вниз!..

Напа, разумеется, не послушалась. Увидела, что свешивается с Часовой башни, удерживаемая только тонкими хлипкими ручками Далии, которая сама одной ногой парит над пропастью, и… и…

— Напа! Не смей впадать в истерику!.. О боги! Напа! Держись! За что-нибудь!..

Гномка бестолково замахала руками, что, разумеется, не придало устойчивости конструкции из мэтрессы с ассистенткой на краю башни. Далия шепотом выругалась — не смотря на небольшой росточек, вес гномки был больше ее собственного, и, если Напа и дальше будет дергаться, возрастает риск, что Университет сегодня потеряет двух представительниц славной науки.

— Напа, держись!

— Далия, мы падаем! — закричала Напа, от расстройства чувств переходя на гномий. — Я уронилась!

— Еще нет. Мы с тобой еще держимся… ай! — поскользнулась Далия и еще на пару дюймов съехала вниз по карнизу.

— Еще четыреста секунд, и мы совершим путешествие к Центру Земли!

— Не поняла? Повтори, пожалуйста, только медленнее, а то ты верещишь с жутким ллойярдским акцентом! Ты же образованная гномка, ты целых три года являешься вольным слушателем Университета королевства Кавладор…

— Еще триста восемьдесят секунд, и мама с папой меня закопают! вместе с тобой, в одной шахте!

— Ну, нет! — возмутилась Далия и попыталась втолкнуть полувыпавшую — между прочим, по собственной глупости и невнимательности! — гномку обратно. Напа только плотнее вцепилась в руки мэтрессы и заверещала, что жалеет только об одном — что не успела выкопать клад царя Тиглатпа…

При упоминании имени древнего гиджа-пентийского владыки мэтресса рассердилась. Ибо за прошедшие три дня Тиглатпалассар стал для Далии личным демоном, ибо упоминался Напой в любое время дня и ночи, по делу и без, а предстоящие раскопки его гробницы стали для отважной представительницы кавладорской ветви клана Кордсдейл своеобразной манией. Итак, имя прозвучало, Далия разозлилась и сама не заметила, как боевым уверенным ударом отправила гномку обратно внутрь башенки. В тот же самый миг мэтрессе довелось пожалеть, что мало она уделяла внимания натурфилософии — по инерции Далию качнуло назад, полы мантии взметнулись свежим летним ветерком, разношенная туфелька заскользила по камню стены, и…

И в тот же миг Далию подхватили чьи-то уверенные сильные руки.

— Ох… — только и смогла проговорить мэтресса, оказавшись в безопасности. Да, в тесноте, да, посреди разобранного на составляющие шестеренки часового механизма, да, среди голубиного помета и прошлогодних перьев, да, среди прочего мусора — но не на каменных плитках в виде алхимического блинчика. — Спасибо…

— Всегда рад помочь, — галантно отметил спаситель.

— О, инспектор Клеорн! Какая неожиданность снова увидеть вас в стенах нашего Университета! — просветлела ликом Далия, а Напа, еще не поверившая в собственное спасение, угрюмо буркнула на гномьем, что господин Клеорн, должно быть, почуял грядущие трупы…

Господин Клеорн отчего-то засмущался, уверил мэтрессу, что он оказался здесь совершенно случайно, вот, решился зайти, полюбопытствовать, как живет мэтресса Далия, как ей читается в библиотеке, не беспокоят ли призраки невинно убиенных, студентов, всё такое прочее…

— Да вот, чиню часы, — вольно махнула Далия. Увидела на полу молоток, попыталась его поднять. Уронила на Напу, отчего та пришла в себя:

— Это я чиню часы, — проворчала гномка и профессионально врезала молотком по рычагу с пружиной. — А она лечит меня от… Ёльфы зелёные, опять слово забыла.

— От агорафобии. У гномов, знаете ли, такая привычка…э-э… быть в контакте с земной поверхностью, и вот я, по необходимости, помогаю Напе Леоне пережить ремонтные работы на высоте. Тихо, Напа! — крикнула Далия, подхватывая гномку, которую от одного упоминания о высоте опять закачало. — Всё в порядке! Сосредоточься на своем внутреннем Я…

Гномка засопела, тяжело и нехотя пытаясь вернуться в сапиенсологический транс. Далия шепотом пояснила Клеорну, взиравшему на происходящее с удивлением, что использует последние ноу-хау сапиенсологии.

— А я слышал, — шепотом ответил сыщик, — что гномы магии Четвертого Шага не поддаются.

— Магии они и не должны поддаваться, — так же шепотом ответила Далия. — Спокойно, Напа, спокойно! Ты представляешь, как зарываешься глубоко-глубоко в сверкающий и переливающийся поток Силы, как слышишь пульс Вселенной… Это всего лишь сапиенсология, господин Клеорн, переубеждение методом гипнотации, сублимации и последовательного логического разложения объекта на составляющие.

Клеорн выслушал объяснения, коротко хекнул, подкрутил ус — неслышно повторяя при этом, что впечатление, сформировавшееся после расследования дела Хрумпа, его не подвело, и мэтресса Далия действительно настолько кошмарна, как подсказывает ему интуиция сыщика Министерства Спокойствия. И, чтобы долго не затягивать визит, с удовольствием ответил на последовавший вопрос госпожи алхимика — что он здесь делает.

— Господин министр отправил меня разбираться с оплатой ремонтных работ — ваш ректор, не в обиду будь сказано, требует, чтобы ремонт часов оплачивало наше Министерство, будто бы наш специалист, мэтр Лео, по ним скакал, когда гонялся за свидетелем, да сломал. А господин Ле Пле считает, что часы университетские сломались задолго до появления нашего мага в здешних краях. Вот, надо бы всё разузнать, разведать, расследовать…

Клеорн нахмурился, рассматривая содержимое Часовой башни. Далия тоже осмотрелась — как будто хоть что-нибудь понимала в хаотичном нагромождении гигантских металлических колес, рычагов, пружин, колоколов и противовесов.

— М-мм-да… — протянула Далия. — Разобраться будет сложно. Знаю! — тут же осенило Далию. — Давайте поспрашиваем мэтра Рупя!

— Мэтр Рупь? кто таков? почему не знаю? — заинтересовался инспектор.

— О, это такой потрясающий ученый! С кафедры горных изысканий, специализируется по металлургии. Он мигом определит, какая металлическая часть здешней конструкции и почему испортилась!

Вышедшая из трансового состояния и подслушивающая разговор Напа подергала Далию за мантию, но мэтресса лишь коротко показала гномке сжатый кулачок. И продолжила:

— О, инспектор! Вам обязательно нужно познакомиться с этим Алхимиком с заглавной руны! Вы испытаете несравненное удовольствие, общаясь с ним!

— Далия, — решила вмешаться Напа, — ты какого Рупя имеешь в виду?

— Напа, не отвлекайся, представляй свое внутреннее Я! Спускайтесь, инспектор, мы сейчас за вами последуем…

Дождавшись, когда в тесноте башенки останется только их неунывающая сапиенсологическая парочка, Далия нависла над Напой, как цунами над рыбацким баркасом:

— Чего тебе?

— Ты же прекрасно знаешь, — подбоченилась Напа. Страх высоты ушел, сменившись праведным гневом, — как я отношусь к мэтру Рупю. Если тебе нужна грамотная экспертиза поломки механизма — давай напишем папуле в Уинс-таун, он приедет и всё сделает в лучшем виде!

— То есть — установит, когда и зачем был сломан механизм? — ехидно поинтересовалась Далия. Напа поняла скрытый смысл вопроса и сникла. — Идём к Рупю.

— Нет. не пойду, — заупрямилась гномка. — Он меня не любит.

— Я знаю! Потому и зову!

И гномке ничего не оставалось делать, как последовать за мэтрессой на кафедру горных изысканий.

* * *

После недолгих споров разнокалиберная троица — солидный, усатый и преисполненный профессионального спокойствия господин Клеорн, азартная Далия и подпрыгивающая в ожидании скандала Напа Леоне — отправилась по длинным темным коридорам на кафедру горных изысканий.

Когда алхимик задается вопросом, учить иль не учить чему-нибудь подрастающее поколение, рано или поздно вспоминаются истории о Замечательных Учениках, Которые Всегда Всё Знали. Наверное, им даровалось свыше откровение кого-нибудь из многочисленных божеств; может быть, так было запланировано изначально, при метафорическом взрыве Вселенной; а может быть, постарались учениковы папа с мамой, подкладывающие под подушку будущего студента тома и фолианты, измерители, лупы, запаянные реторты с говяжьим бульоном и прочие зажженные спиртовки. Впрочем, все попытки подвести педагогику под звание полноценной науки в Университете Кавладора пока что проваливались, а факт оставался фактом: некоторые студенты и слушатели знали немножко больше, чем их преподаватели.

Таков был в юности мэтр Бруст, создатель Свода Универсальных Законов — монументального труда в две странички, на которых корявым почерком перечислялись основные закономерности бытия. Говорят, с возрастом мэтр Бруст стал еще лаконичнее и даже, в целях неувеличения энтропии Вселенной, отказался от ведения лекций, и лишь загадочно улыбался, когда его пытали вопросом на очередную алхимическую тему. Впрочем, мэтр Бруст жил век назад, с тех пор традиция прижилась, и время от времени Университет испытывал на своих кафедрах нашествие Слишком Умных Студентов. Сразила преподавателей своими знаниями Розанна — ставшая в последствии мэтрессой Розанной, главой кафедры человеческой медицины; таков был в былые годы мэтр Григо, пришедший в Талерин из неведомых глубин Кавладорского королевства с торговым караваном и буквально взорвавшим классическую алхимию; таков был Фриолар, серьезный вьнош, терроризировавший своими цитатами всех преподавателей… Но все эти единичные случаи всё-таки следовало считать исключениями, подтверждающими основное правило, что количество знаний студента обратно пропорционально желанию преподавателя его, студента, чему-нибудь научить.

Настоящим же кошмаром преподающих и активно изучающих макроэргическую Вселенную алхимиков были гномы.

Гномы крайне редко увлекались историей, филологией и философией, и вообще не считали гуманитарное направление чем-то серьезным — так, сплошное словоблудие. (Например, Напу Леоне Фью мэтресса Далия сумела уговорить заниматься сапиенсологией, только посулив, что та станет первой гномкой-гуманитарием в Кавладоре.) Гномам было чихать на географию, чуть меньше — на зоологию, и гораздо больше — на ботанику, ведь от слишком близкого контакта с растительностью у 90,09 % гномов начиналась аллергия.[5]

От анатомии и физиологии гномы сбегали, краснея. Отношения гномьих кланов с натурфилософией — всякими там спорами о законах притяжения, давления и отражения — складывались на редкость удачно, ибо многочисленные физические формулы требовали серьезных расчетов и экспериментальных проверок, которые с удовольствием выполняли бородатыми низкорослыми студентами и аспирантами. Инженерные специальности… скажем так, гномы-строители еще не поняли, что занимаются наукой, и в рассеянности своей продолжали занимать ведущие академические должности.

Но оставались геология, минералогия и металлургия.

Гномы. Полезные ископаемые. Металлы. Гномы…

Да, вы правильно выстроили логическую цепочку, добавив слова «воинственные» и «беспощадные».

Кавладорский Университет тщательно обходил молчанием вопрос, были ли смертельные исходы лекций по геологии, минералогии и металлургии, которые люди пытались прочитать гномам. И совершенно не случайно кафедра горных изысканий располагалась в одной из угловых башен Университета. С главным корпусом башенка соединялась отрытым мостиком — столь тонким и ажурным, что один вид его вызывал приступ головокружения. И вполне закономерным негласным требованием к студентам и преподавателям кафедры было отсутствие боязни высоты и открытых пространств. Еще более надежным способом для преподавателей кафедры обсудить последние — с человеческой точки зрения — данные своих экспериментов, не вступая в опасные споры с гномьим сообществом, было забраться на Луну. Над «лунным проектом» дружно работала вся кафедра, облачившись в доспехи, защищая головы сложными противоударными конструкциями, и ни за что — ни за какие коврижки! — не вступая в научный диалог со случайно зашедшими поболтать гномами…

Далия и Клеорн совместными усилиями перетащили зажмурившуюся, бледную от страха Напу через мостик, и, наконец, вломились на кафедру горных изысканий.

При виде Далии мэтр Рупь — мужчина крупный, представительный, с прической а-ля влюбленный лев — насторожился, при виде Клеорна удивился, а при виде Напы — испугался и потянулся за лежащим на краю стола шлемом.

— Мэтр! Добрый день! Как хорошо, что мы вас поймали!

— Гм… мэтресса… рад видеть… — еще больше насторожился и испугался мэтр Рупь.

Мэтресса совершила краткую церемонию представления и, узнав, что зачем-то нужен господину из Министерства Спокойствия, мэтр сник еще больше.

— Вы хотите, чтобы я провел экспертизу сломавшегося часового механизма?

Напа сурово нахмурилась, вышла из-за Далии и подбоченилась. У Рупя затряслись коленки, и он затребовал от Далии дополнительных инструкций, для чего вывел ее на середину мостика.

— Что я должен делать? Почему, собственно, именно я? Вы бы лучше кого-нибудь с инженерного факультета позвали!..

— Мэтр Рупь, — обаятельно улыбнулась коварная мэтресса. — Я уверена, что всё дело в износе металла. Кроме вас лучше в металлургии разбираются только гномы, а с ними мне связываться не с руки, одной Напы достаточно. Я думала, что вы напишите заключение, объясняющее, что же все-таки случилось, что башенные часы решили вдруг сломаться…

Мэтр Рупь запутался еще больше.

— Часы университетские ведь гномы делали. Какой износ? Они на пятьсот лет беспрерывной работы рассчитаны!

— Так там…осадки метеорологические… голуби летают. И вороны тоже. И мыши там так и шарят, наверняка что-нибудь перегрызли…

— Так идите на кафедру зоологии!

— Не могу, — печально ответила Далия. — Я пообещала мэтрессе Аббе, что появлюсь там, если только они внесут исправления в рубрикацию разумных существ и перенесут гоблина… Представляете, мэтру Питбулю хватило коварства уговорить Аббе всё-таки втиснуть это зеленое убожество на один стенд к человеку, кентаврам и эльфам! Давайте, вы напишите отчет, что часы сломались сами собой, — для пущего эффекта мэтресса громко и часто захлопала ресницами.

— Далия, дорогая, — ответил мэтр Рупь, с отеческим участием беря коллегу под локоток, — В этом мире ничего не случается само по себе. Вы ж сама — алхимик, должны понимать такие вещи.

Далия захлопала ресницами еще чаще. («Интересно, — отстраненно подумала какая-то часть мэтрессы, — если я вдруг упаду вниз, хватит ли подъемной силы моих ресниц для мягкой левитации по пологой кривой?»)

Внезапно дверь кафедры горных изысканий распахнулась, и на пороге показалась маленькая, но донельзя разгневанная Напа Леоне. Каштановая челка торчала дыбом, нос тяжело и шумно вдыхал-выдыхал, а в руках гномки были зажаты какие-то металлические прутья — результаты опытов, который сам мэтр Рупь почему-то считал успешными.

— Что?! Это?! Такое?! — завопила Напа Леоне. И, чувствуя себя самой компетентной среди присутствующих, выдала громоздкое определение. Далия, в свое время изучившая цензурный гномий, позабыла о ресницах и задействовала брови, выразив свое удивление и непонимание. Мэтр Рупь замялся и сделал попытку спрятаться за изящную спину мэтрессы. Покончив с характеристикой опытов несчастного металлурга, Напа засунула все образцы за пазуху, спасая драгоценный металл от человеков, извлекла из кармана какую-то перечерканную, смятую бумагу и завопила с еще большим негодованием: — А ЭТО что такое?!!!

— Н-но эт-тоо в-введь мм-мелочь… — заикаясь, попробовал оправдаться мэтр Рупь. — Мэтресса Далия, да скажите же своей ассистентке, что это мелочь! Я просто пытался сделать запись химической реакции более краткой, подумаешь, ввел некоторые сокращения, сократил слово «золото» до руны «зар»…

— Ка-ак ты обозвал золото? — задушенным шепотом прохрипела Напа.

— Это вы зря, — прокомментировала Далия. — Что, не знали, как гномы относятся к этому металлу?

— Как ты смеешь называть золото металлом?! — возмутилась Напа словами мэтрессы, которую считала вполне разумной — для человека, естественно. — Это поэзия, это… это… Вселенная, заключенная в желтую пластическую неокисляемую форму! Это… — еще страшнее возмутилась гномка, подскочила к Далии и принялась, активно жестикулируя, потрясая кулачками и клацая бронзовыми заклепками курточки, объяснять мэтрессе всю глубину ее неправоты.

Облокотившийся на дверь кафедры инспектор Клеорн с профессиональным самообладанием наблюдал за происходящим, мимоходом отмечая, что сейчас гномка, хоть и стоит на воздушном ажурном мостике, совершенно забыла о своем страхе высоты, и даже подпрыгивает, чтобы до мэтрессы Далии и до мэтра Рупя быстрее дошли ее доводы.

— Куда мне принести заключение? — шепотом осведомился незадачливый металлург. Сапиенсологиня вежливо ответила, что будет отлично, если документ передадут в ресторацию «Алая роза» — Далия там вообще-то живет.

— Только, Далия, не сочтите за лишнюю осторожность — всё-таки сходите на кафедру географии, спросите у Карвинтия сводку погоды за прошедшие пять лет — должен же часовой механизм отчего-то проржаветь…

— Что ты называешь ржавчиной, человек? — с лету схватила повод для очередной порции раздражения Напа. — Правильно выплавленный металл не ржавеет! Он всего лишь покрывается хаотично организованными окислами! — продолжала буянить гномка. — Далия, погоди, куда ты меня несешь? Я еще не всё этому человечишке сказала! Я должна раскритиковать его домну и пройтись по его плавильне с инспекцией…

— Напа, посмотри вниз, — хладнокровно скомандовала Далия. Гномка автоматически подчинилась, увидела, какой впечатляющий воздушный простор открывается под мостиком, соединяющим главный корпус и башню кафедры горных изысканий, охнула — тут кстати подоспела помощь со стороны инспектора Клеорна, и мэтр Рупь с облегчением вытер выступивший на лбу пот — кажется, на этот раз спор гнома с алхимической наукой, раздел Прикладная Металлургия, обошелся без человеческих жертв.

Хвала сапиенсологам!

Краткие минуты отдыха

— Благодарю вас, мэтресса, — проговорил Клеорн и вежливо пожал даме руку, — вы мне так помогли! Надеюсь, у вас не будет неприятностей?

— У меня? — удивилась Далия. — С чего бы?

— Вы же помогаете мне найти доказательства того, что университетские часы сломались по причине плохого ухода за ними, и ремонтные работы должен оплачивать сам Университет, а не наше Министерство.

— Вообще-то, — возразила Далия, — я собиралась доказать, что часы сломались случайно…

— По воле богов? — уточнил Клеорн.

— Ну, в принципе, идея неплоха… — протянула задумчиво алхимичка. И сделала попытку сбежать — наверняка на поиски какого-нибудь теософа с соответствующими цитатами. Но Клеорн продолжал крепко, хотя и очень деликатно, придерживать руку мэтрессы.

— Спасибо вам, мэтресса Далия. Вы мне очень помогли.

— Всегда пожалуйста.

Напа внимательно посмотрела сначала на свою научную предводительницу, потом на усатого сыщика. Что это с ними? Стоят посреди университетского холла, держатся за руки и глупо улыбаются друг другу. Ну, по крайней мере, на лице Клеорна застыло некое отстраненно-доверчивое, наивное и возвышенное выражение, а мэтресса, как всегда, держится молодцом, на ее физиономии даже сейчас читается высшее образование и привычка действовать логикой, как штопором, ввинчиваясь в очередную проблему, если та вдруг встретится в быстротекущем потоке мэтрессиной жизни.

Спустя две минуты Напе надоело смотреть на молчащую парочку, и она прибегла к испытанному способу достучаться до алхимического интеллекта, дернув мэтрессу за мантию.

— Да, Напа, я сейчас иду, — откликнулась Далия, продолжая смотреть на Клеорна.

Инспектор отмер, извинился, что важные дела требуют его присутствия в другом месте, поцеловал мэтрессе руку и степенно удалился.

Далия осталась стоять посреди университетского холла.

— Далия… Далия! — снова дернула за мантию гномка.

— А он симпатичный, ты не находишь? — задумчиво протянула мэтресса. — Конечно, никакого сравнения с Питбулем. Ни очков, ни чернил на носу, ни ллойярдской туманности во внешности… Мантия Клеорну наверняка не пойдет… усы эти дурацкие…

— Далия, очнись!

— Да-да, Напа, я тебя внимательно слушаю.

— Тогда скажи, как ты думаешь, этот сыщик ни о чем не догадался?

— О чем ему догадываться? — Далия пожала плечами, продолжая задумчиво глядеть вслед удалившемуся сыщику. — О том, что это мы сломали университетские часы? Да с чего бы ему пришла в голову такая идея?

— Нет! — возмутилась гномка. — О том, что мы решили самостоятельно добыть клад царя Тиглатпалассара!

Задумчиво-романтическое настроение мэтрессы мигом сменилось раздражением. Далия издала звук, с которым усталая лошадь принимает во влекомую ею телегу очередную корпулентную пассажирку.

— Напа! Я же сказала! Оставь эти идеи!

— Почему? Я хочу стать охренологом!

— Археологом, — автоматически поправила Далия.

— Да, верно. Копать что-нибудь и находить при этом древние сокровища! Нет, ну почему я раньше не думала об охренологии?! Ведь ахрено… ар-хе-о-логия, — по слогам, четко, чтобы привыкнуть к незнакомому слову, проговорила Напа, — это ж идеальная наука для любого гнома! Бери лопату — и изучай закопанное кем-то золото!

Из Далии вырвалось сдавленное рычание.

— Археология — не наука.

— Как?! Как не наука?! Наука. Ею мэтры с кафедры истории занимаются!

— Археология — направление исследований, а наукой называется такая область знания, которая… которая… — попыталась подобрать Далия аргумент поубойнее. Но Напа сумела подобрать контраргумент быстрее:

— Ты же сама, Далия, говорила, что наукой станет любое знание, если алхимик его четко сформулирует и обозначит профильную проблематику! Спорим на что угодно: когда я отыщу гробницу царя Тиглатпалассара, я нарою там столько профильной проблематики, что хватит на две науки! На десяток наук! На… — гномка аж задохнулась от открывающихся перед ее копательно-ориентированным воображением перспектив. — На целый университет ар-хео-логических исследований! — драматическим шепотом, ибо горло перехватило от волнения, выдала Напа. — И у всех алхимиков будут гномьи лопаты и кирки, и все будут копать!!!

— Напа.

— А?

— Что у нас сегодня на обед?

— Я почем знаю, — медленно, со скрежетом, вагонетка мыслей Напы Леоне Фью из клана Кордсдейл перестраивалась с рельсов, ведущих в будущее алхимическое величие, на рельсы проблем сегодняшнего дня. — Полин должна была доварить суп «Ветер пустыни», приготовить куриное филе для шашлычков, я собиралась сделать плов — это эль-джаладское национальное блюдо, если ты не знаешь… Полин его доверять нельзя, она крышку с котла не поднимет… Знаешь, Далия, побегу-ка я в «Розочку», проверю, как обед готовится.

— Ага. Беги. Я тут… еще на общественное благо поработаю…

Проследив, как скрывается из виду квадратная фигура подпрыгивающей от избытка чувств и научного — увы, археологического — рвения гномки, Далия перестала сдерживать накопившиеся эмоции и выдала краткую, но крайне экспрессивную пантомиму. Искаженное лицо, впечатывание каблука в университетский пол и потрясание рук над головой означало, что Далии идея Напы сменить профиль научных изысканий категорически не нравится.

Чтобы успокоиться, Далия выскочила во внутренний дворик и принялась бегать кругами вокруг солнечных часов, продолжая на все корки честить клан Кордсдейл с его гномьим воспитанием и не менее гномьими идеалами мироустройства и профессиональной реализации. Археология! Вы только подумайте — археология! Копать, копать и еще раз копать! О боги, да что ж с Напой делать-то?

Последние три дня — с тех пор, как Далия обнаружила в одной из библиотечных рукописей зашифрованное описание дороги к кладу царя Тиглатпалассара, гномку не оставляла мысль, что тридцать восемь лет ее предшествующей жизни прожиты зря. Прямо-таки псу под хвост, эльфу в черновик поэмы… Подумать только! Рядом, буквально рядом — только киркой дотянись, лопатой докопай, жили люди, кентавры и гномы, которые рыли землю, находили несметные сокровища, да еще совершали при этом великие алхимические открытия — а она, Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл (кавладорская ветвь), просто не догадывалась об их существовании!! А ведь могла бы уже вырыть яму величиной… так, примем за средний объем работ количество грунта величиной с…

Первый вечер, отдыхая после суматохи, вызванной обнаружением трупа неизвестного в университетской библиотеке, Далия, помнится, радовалась. Ну, думала она, наконец-то! Ведь предыдущие полгода Напа Леоне могла разговаривать, в основном, лишь на тему «Айра из клана Моргенштерн, его внешность, привычки и перспективы в качестве жениха Напы Леоне Фью». Далия против мастера Айры ничего не имела, напротив, этот степенный рыжий гном ей нравился, и она всячески желала своей подруге счастья. Правда, в какой-то момент мэтресса догадалась, — если термин «догадалась» адекватен вспышке шаровой молнии, промчавшейся по нейронам алхимически ориентированного мозга — что жизнь гномов, мягко говоря, немного продолжительнее, чем человеческий век. Ага, вы тоже об этом слышали? И что гномы — существа очень застенчивые и деликатные, наверное, слышать случалось? А что у гномов период помолвки для влюбленной пары длится до полувека?

Вот и Далия однажды сообразила, что может слушать восторженные дифирамбы в адрес Айры Моргенштерна всю оставшуюся жизнь. А потом счастливая пара обязательно позовет ее на свадьбу- в качестве самой старой подруги невесты, и будут деликатно объяснять крепеньким, розовощеким родичам-гномам, что во-он та седая развалина с трясущейся головой, с чернильным пятном на носу и челюстью на подвязке, в годы своей молодости была грозой и грёзой Университетского квартала…

Так вот, обрадовавшись, что у Напы наконец-то нашлась новая тема для разговоров, Далия уже к утру стонала, скрежетала зубами, обвязала голову полотенцем, симулируя приступ мигрени, и едва не бросалась на стенку. Почему, почему, досаду вашу, Напа никогда раньше не думала о карьере археолога? Ведь археолог должен копать! Выворачивать горы грунта и находить в них и под ними тонны сокровищ! Да ведь это не профессия, для гнома — это просто мечта!

Добро бы, Напа, как любой нормальный человек, мечтала отыскать сокровища забытого царя, с целью разбогатеть. Понятно. Конечно, меркантильно, прагматично, приземлено — но понятно. Золото гномы любят, уважают, и считают своим долгом спасать изделия из драгоценного металла от загребущих ручек других разумных рас. Если бы Напа вдруг доказала, что ее интерес к археологическим раскопкам продиктован искренним алхимическим интересом — что ж… Далия, может быть, и всплакнула бы, что не получился из гномки сапиенсолог, но мужественно приняла бы выбор подруги и даже помогла бы с подготовкой первых научных отчетов. Но Напа-то хотела копать! Тем более, что ради поисков гробницы Тиглатпалассара пришлось бы копать много!

Дайте, дайте же Напе лопату и отпустите в Эль-Джалад — она выкопает клад царя Тиглатпалассара! Она отыщет затерянные в песках города! Она выкопает, отроет, перелопатит, можете не сомневаться…

О боги, пошлите светлую мысль, как справиться с приступом гномьей копательной одержимости! — шептала Далия, бегая вокруг солнечных часов. Но мысль упрямо избегала настырной мэтрессы.

Внезапно до чуткого алхимического уха донеслись вопли. Обернувшись, Далия увидела, как от Библиотеки бегут, нелепо размахивая руками, Лизон — библиотечная барышня, переступившая испытательный срок, и Рудольфус, студент-отличник. Заметив Далию, Рудольфус, на правах представителя сильного пола, закричал еще громче, дёрнул Лизон за руку, помогая девушке изменить направление движения, и спустя секунду предстал перед мэтрессой.

— Мтрсдл… — задыхаясь, проговорил Рудольфус.

— Спасите! — проверещала Лизон.

— Что случилось?

— Гринч… — указал слабеющей рукой на Библиотеку Рудольфус. Подушечка указательного пальца Рудольфуса кровоточила, будто покусанная злобным хомяком-самураем.

— Гринч! — завопила Лизон.

— Что — Гринч? Он что, умер?! — испугалась мэтресса и, подобрав полы мантии, бегом поспешила в библиотеку. Что же, о боги и демоны, могло случиться с библиотечным сторожем? нет, неужели еще один злоумышленник проник в священное хранилище книг? Далия была исполнена решимости не пожалеть оставшихся девяносто четырех часов своего общественного времени, чтобы раз и навсегда разобраться в ситуации!

Труды на благо Университета

Гринч обнаружился в каморке под лестницей, куда складывались щетки, метлы и прочие орудия уборки. Вполне живой, что Далию обрадовало.

Но в совершенно убитом состоянии.

— Гринч? Что с вами? — осторожно спросила Далия. Сделала шажок вглубь каморки, прищурилась, чтобы рассмотреть подробности. — Ой…

Гринч всхлипнул.

— Зуб болит? — участливо спросила мэтресса. Ночной библиотечный сторож попытался подпереть кулаком раздувшуюся правую щеку, вздрогнул, застонал и промолчал.

— Я пошлю за мэтром Лаенсом, хорошо?

— Нет! — завопил страдалец. — Я не позволю какому-то зубодёру… — Гринч замахал руками и зарыдал. Далия тут же возразила, что мэтр Лаенс не «какой-то», а вполне дипломированный, компетентный, солидный ученый с двадцатилетним стажем. Сторож ее не слушал, он обхватил руками голову, зарыдал еще громче и поведал нижнему правому углу каморки, как же он несчастен… как же он страдает… — Я ведь сказал этому, очкастому…

— Рудольфусу? — догадалась Далия.

— Ему! Что не отдам никому свои зубы!!! И вообще, у меня… у меня нежные десны, к ним нужен особый подход!

— Хорошо, — примирительно развела руками Далия. — Тогда, может, попросить мэтрессу Аббе позвать кого-нибудь из ее знакомых?

Гринч долгих три минуты размышлял. Далия с отстраненным алхимическим любопытством зафиксировала, что за указанное время флюс увеличился в размерах на пятнадцать с четвертью процента.

— А кто такая Аббе? Я ее знаю?

— Должны знать, она в Университете работает сорок первый год. Такая маленькая, кругленькая, у нее пышная прическа «капустой», румяные щеки, маленькие черные глазки… Ну же!

— Это которая жуков-пауков изучает? — дошло до Гринча. — Так вы что, мне блошиного костоправа сулите?

— Почему обязательно блошиного? У блох и костей-то нет, чтобы их править… Ветеринара, Гринч, ветеринара. Очень уважаемая профессия. Особенно на севере Буренавии.

— Ну, нет!.. Я уж думал, она ведьму хорошую знает, ведьма бы мне зуб заговорила, да и всё…

— Отлично! Тогда я попрошу Лизон срочно привести к вам ведьму-знахарку.

— Нет! — категорически отказался сторож. — Я человек просвещенный, столько лет книжки ваши алхимические сторожу, грамоты набрался, еще чуть-чуть, и читать научусь; я всем этим магам, ведьмам да оборотням-перевертышам верить не верю!

— Так, может… — задумчиво протянула Далия. И чисто автоматически взяла в руки первую попавшуюся метлу, осмотрела деревянную рукоятку, прикинула в качестве зубоизвлекательного инструмента…

— Нет! — испугался Гринч. Он вытянул руки перед собой, загораживаясь от возможной алхимической агрессии, спрятал под мышку ущербную щеку и заверещал: — Не вздумайте! Я вашего очкастого не побоялся покусать, когда он мне в рот полез! Не думайте, что я вас покусать забоюсь, хоть вы и мэтресса в мантии!

— Тише, Гринч, тише! Спокойно! Видите, я кладу метлу на месте, я безоружна, при мне даже чернильницы нет…

— Ага, а что это у вас за ухом? карандаш!

Мэтресса, ради восстановления доверия пациента, сдала последние оружие и попросила у Гринча разрешение подумать, что можно сделать для облегчения зубной боли мягкими, терапевтическими средствами.

— Что там происходит? — встретили мэтрессино появление из каморки библиотечные дамы. Они уже успели собраться полным кворумом — госпожа Лейла, осознающая ответственность, Труамина и Клотильда, библиотекарши со стажем, и Лизон, поддерживающая ослабевшего Рудольфуса. Пострадавший от зубов Гринча палец студента был уже замотан белой тряпицей.

— Всё очень плохо, — трагически возвестила Далия.

— Гринч взял в заложники книги и грозится вырывать по странице каждые пять минут, пока ему не заплатят выкуп! — воскликнула Клотильда, большая поклонница брабансских романов.

— Нет. У него абсцесс, надо рвать, — попыталась объяснить Далия, но библиотечные дамы поняли ее как-то по-своему, покраснели и принялись упирать на тот факт, что Лизон не замужем, поэтому дальше участвовать в разрешении проблемы Гринча не может. Далия посмотрела на заломленные руки трех наличных библиотекарш, на Рудольфуса… Студент ответил мэтрессе через линзы очков столь истовым взглядом, какого не всегда удостаивалась статуя божественного предка Императора Вечной Империи Ци от своих потомственных почитателей.

— Мэтресса Далия, умоляю, сделайте что-нибудь!

— Хорошо. Попытаюсь. Вы мне найдите… Ах, какая незадача! Когда нужен Фриолар, он по-прежнему в своем Чудурском лесу прохлаждается! Короче, мне понадобится самый крепкий и сильный мужчина, которого вы сможете найти.

Труамина с Клотильдой переглянулись — в том смысле, что сами бы от такого сильнодействующего средства не отказались.

— Да, но не сразу сейчас, а часа через полтора. Пока что для предварительной обработки пациента мне понадобится… — Мэтресса деликатно замялась, потом все-таки объявила вслух требуемое. Библиотечные дамы выпали в осадок. — На кафедре человеческой медицины спросите, у них обязательно есть… Или у мэтра Григо!

— Он же ректор!

— Вот именно!

— А может, на кафедре гномьей медицины спросить? — проявил энтузиазм студент-очкарик.

— Рудольфус, — участливо, как на Гринча, посмотрела на юношу мэтресса. — Гномы и алкоголь — не совместимы.

— Но я же собственными глазами видел, — осмелился возразить Рудольфус. — как гномы употребляли…

— Дитя мое в Алхимии, позволь огласить один из законов мироздания: там, где присутствуют гномы, алкоголь заканчивается очень быстро. Марш за бутылкой!

* * *

Подхватив две пустые чернильницы вместо стаканов и полосатого библиотечного кота в качестве третьего собутыльника, Далия вернулась в каморку и приступила к «предварительной обработке» пациента.

Через четверть часа Гринч почувствовал к мэтрессе такое расположение, что принялся рассказывать ей самые смешные и забавные случаи своей карьеры библиотечного сторожа.

— Помню, было это в году Серебряного Бобра… Или Серебряного Оленя?

— Выпьем за год Оленя, — подсказала Далия и подлила Гринчу. Потом сама, из любопытства, понюхала прозрачную жидкость у себя в чернильнице, отстраненно подумав, что всего лишь знание химической формулы этого вещества способно вызвать симптомы первой, а то и последующих, стадий опьянения. Нет, сейчас не время предаваться дегустации… Сейчас важно сохранить трезвую голову. Разве что еще раз понюхать?

— Не-не… — засмущался сторож. — Я в одиночку не пью… Вы, мэтресса, мне компанию составите?

— С удовольствием. И вон Роджер третьим будет, — Далия положила перед котиком пробку от бутылки. — Так что было в год Бобра?

— Пришел я на работу, — торжественно провозгласил Гринч. Посмотрел на чернильницу с крепчайшим медицинским спиртом, настоянным на сорока семи таинственных лекарственных растениях, у себя в руке. Выпил, охая при каждом соприкосновении жидкости с больным зубом. Крякнул. — И представляете? Всю ночь, как огурчик, сна ни в едином глазу, хожу по этажам, всё проверяю, двери на замок, ставни на засов…

— И что?

— И — никаких происшествий!

— Да, это редкость. За такой подвиг стоит выпить.

Гринч не стал отказываться.

— Помню еще одну ночь. В году этак… Медового Вереска. Гроза была… ух, страшенная! А я — на посту! Трезв, аки яхонт буренавский! И снова — ни одного происшествия!

Полосатый Роджер переводил внимательный кошачий взгляд с алхимички на сторожа. На его усатой морде читалось недоумение. Как вообще можно опьянеть без валерьянки?

— Должно быть, — подытожила мэтресса Далия час спустя, — вы, Гринч, прожили очень счастливую жизнь. Вы работали, находились рядом с книгами — и с вами никогда ничего не случалось… — В глубокой задумчивости Далия посмотрела на зажатую в руках чернильницу, которую с начала «обработки» так и не решилась пригубить, и, коротко выдохнув, поднесла сосуд к губам.

Гринч молча и невежливо вырвал чернильницу из рук дамы, вылил в собственную глотку спирт и требовательно взглянул на Роджера. Тот мяукнул и, от греха подальше, отошел прочь от квадратной бутыли зеленого стекла — пятой из полудюжины, «организованных» библиотечным коллективом.

— По-моему, уже хватит, — решила Далия. Подхватила шестую бутыль, откупорила и принялась приманивать страдальца-сторожа к выходу из каморки.

Под дверью охала Клотильда. Увидев выползающего Гринча, перекошенного от флюса и употребления, впечатлительная барышня ойкнула и шепотом, осторожно, поведала мэтрессе Далии, что богатырь найден и ожидает пациента в главном читательском зале.

— Фьють-фьють, — посвистела Далия, и Гринч послушно пополз за ней. Роджер выступал замыкающим, гордо подняв хвост.

В читательском зале для Гринча уже было подготовлено место. Стул стоял посреди прохода между столами, а вокруг столпились студенты и сочувствующие — в том числе, хоть и незваный, мэтр Лаенс, благодушный низенький живчик. Мэтр Лаенс, по университетским меркам, был пижон из пижонов: он предпочитал носить ослепительно белую мантию, вместо классической черной. Говорят, в потайном кармашке белой мантии мэтра Лаенса всегда лежал леденец на палочке, и именно благодаря этому орудию мэтру заработал себе славу лучшего стоматолога к востоку от Орберийских гор. Сейчас мэтр Лаенс с живейшим азартом наблюдал за подготовкой Далии к алхимически-сапиенсологическому воздействию на Гринча; судя по тому, что на руках стоматолога сияли кольчужные перчатки, он уже знал о том, что пациент сложный, не все зубы у него болят — остальные кусаются.

— Мэтр, — обратилась Далия к Лаенсу, — не откажите в любезности, продиагностируйте.

— Я бы с радостью, мэтресса, но как?

— Нет проблем… Гринч, хотите выпить? Садитесь, я налью.

По знаку Далии самые смелые из студентов помогли Гринчу приземлиться на стул; потом мэтресса подошла и опрокинула спиртосодержащую емкость над головой сторожа. Тот мигом закинул голову назад, раскрыл, насколько позволял флюс, рот и принялся жадно глотать.

— Нижняя пятерка справа, и шестерка не внушает доверие.

— Благодарю вас, мэтр. Где мужчина? — громко, на всю библиотеку, спросила Далия, с неудовольствием констатируя, что даже вдыхания паров спирта для ее организма, утомленного трудами на благо Университета, оказалось достаточно. Впрочем, мэтрессу поняли, и собравшиеся студенты, зрители и сочувствующие вытолкнули к Далии найденного богатыря.

Вот уж действительно богатыря…

Далия даже ущипнула себя за ладонь, чтобы убедиться, что ей это грандиозное видение не снится. Чуть ли не шести локтей ростом, почти четырех — в плечах, румяный, пышущий здоровьем детинушка лет двадцати четырех — двадцати пяти, в богатом, украшенном золотыми позументами черном камзоле, смущенно переминался с ноги на ногу.

— Студент? — не поверила Далия.

Добрый молодец пробасил, что случайно в Университет заглянул. Старший брат послал поручение одно выполнить, вот оно и как-то так…

— Значит, слушай сюда, — Далия подхватила богатыря за пуговицу камзола, притянула поближе, чтобы громкими речами не спугнуть допивающего бутылку Гринча. — Бьешь его в нижнюю челюсть. С правой стороны, но чуть ближе к уху. Понял?

— Понял, — ответил детинушка. — А зачем?

Далия опять пожалела об отсутствии под рукой Фриолара с его натренированным ударом и не менее тренированным мозгом. Нет, он тоже не всегда был согласен с предложениями мэтрессы, но никогда, выдрессированный кузинами и тетками, не спорил.

— Ну какая тебе разница? — скривилась Далия в ответ на просьбу об уточнении инструкций. — Ты что, никогда раньше не дрался?

Богатырь замялся, зарумянился, почесал кулаки и с застенчивой улыбкой поведал, что бывало… но брат — он у них в семье самый умный — не всегда одобрительно к последствиям драки относился.

— Хорошо, тогда попробуем другую методу. Видишь нашего сторожа? Пойди и ударь его — справа, в челюсть, поближе к уху — за короля, Кавладор и Алхимию!

— Угу! — обрадовался богатырь.

Последний этап стоматологического воздействия занял буквально три четверти минуты: богатырь подошел, решительно отнял у Гринча пустую бутыль и, стоило сторожу приподняться и открыть рот, чтоб возмущенным воплем оповестить округу об акте несправедливости, врезал. Короткий полувскрик-полувсхлип… и практически сразу же — восторженное квохтанье со стороны мэтра Лаенса, который, пользуясь недееспособным состоянием пациента, подбежал, проинспектировал и в полном восторге объявил, что больные зубы удалены, жизнь Гринча вне опасности!

Студенты и библиотекарши разразились бурными аплодисментами. Госпожа Лейла сердечно обняла мэтрессу Далию.

— О, мэтресса! Вы просто волшебница…

Поведение же прочих мэтров вызывало у директрисы Библиотеки гораздо более негативные эмоции:

— Фуу… — возмутилась госпожа Лейла, когда мэтр Лаенс продемонстрировал извлеченный из Гринча больной зуб и принялся объяснять всем присутствующим происхождение и варианты зубных проблем, — какая гадость!

— На вашем месте, любезнейшая сударыня, я бы этот зуб поместила на какой-нибудь стенд, а еще лучше — заказала памятную табличку: «Здесь, в Библиотеке Университета королевства Кавладор, в третий день месяца Паруса, в присутствии студентов и преподавателей, кулаками его королевского высочества принца Роскара был извлечен больной зуб ночного сторожа»… Как звучит! Поэма! Песня!

— Его — кого? — изумилась директриса. — Принца Роскара? Вот это и есть наш принц? Тот самый, младший брат короля Гудерана Десятого? Вы уверены?

— Тот самый, с чьим профилем Министерство Золота выпускало памятные серебряные монеты в позапрошлом году, — Мэтресса Далия изобразила нечто глубокомысленное и утвердительное, — Вы что, плату за террор читателей в Библиотеке в золотых получаете? Или тратите жалованье так быстро, что рассмотреть не успеваете? Что ж вы так невнимательны, госпожа Лейла? Страна должна знать своих героев! А библиотекарши тем более…

Известие о присутствии особы королевских кровей окончательно деморализовала госпожу Лейлу. Та подхватила с ближайшего стола стопку альманахов и твердой уверенной поступью отправилась изъявлять свое нижайшее почтение брату правящего монарха.

2. Доклад мэтрессы Далии на Большом Ученом Совете.

Шестнадцатый день месяца Паруса

— В наш Университет заглядывал его высочество? — изумился внимательно слушавший доклад Далии господин ректор.

— Да, и мне выпала честь сотрудничать с этим прославленным героем современности, организовывая излечение нашего библиотечного сторожа.

— Излечение? — нахмурилась мэтресса Долли. — Гринч же с тех пор в запой ушел…

Господин ректор эту реплику проигнорировал, поднялся и торжественно объявил:

— Думаю, мы все должны поблагодарить мэтрессу Далию!

— За что? — нахмурилась теперь уже госпожа Гиранди.

— За то, что у его высочества принца Роскара наверняка остались приятные воспоминания о нашем Университете! Кстати, почему я не помню день визита принца Роскара?

Мэтры, мэтрессы и госпожа Гиранди сначала переглянулись между собой (Люмус перемигнулся с выползшим из стены призраком), потом все дружно повернулись к Далии.

— Понимаете, мэтр Григо, его высочество заходил к нам незадолго до того, как взорвалась ваша лаборатория…

— Да-да, помню! — оживился господин ректор. — Мне рассказывали… Кажется, наша драгоценная мэтресса Далия отличилась и при организации спасательных работ после взрыва, не так ли?

Мэтресса Далия уставилась в свой блокнот, делая вид, что припоминает подробности. Стоит ли и это деяние отнести в рубрику «труды на благо»? Судя по тому, что господин ректор счастлив быть живым, наверное, да…

— Вы прекрасно справились с Гринчем, мэтресса, — между тем продолжил господин ректор. — Но все-таки, мне интересно знать, когда будут отремонтированы университетские часы? Судя по экспертизе, проведенной мэтром Рупем, имел место износ металла — и господа из Министерства Спокойствия под этим предлогом категорически отказались оплачивать ремонтные работы. Дескать, не их специалиста вина. Может быть, проведем повторную экспертизу? Я знаю замечательного эксперта по анализу механических неполадок в Триверне…

— Кхм… господин ректор, — отважилась возразить мэтресса Далия. — Понимаете, в чем дело: теперь, после мэтра Рупя, нам нельзя приглашать экспертов-гномов. Они ведь обязательно найдут доказательства, что Рупь не прав! Наш коллега будет очень расстроен подобным вердиктом.

— Рупь — прекрасный человек, — проснулся и подал голос мэтр Люмус, — всегда наливает!

— Да, да! — поддержал коллегу мэтр Диаз, — Прекрасная женщина, просто прекрасная!

Мэтру Диазу вот уже пятнадцатый год все лекари столицы рекомендовали носить сильнейшие очки — от чего господин заведующий кафедрой эльфийской литературы планомерно отказывался, ибо считал, что конструкция из двух толстенных линз и черной железной оправы портит его бесподобную внешность (на счет своей внешности мэтр ошибался, сделать ее еще хуже не сподобились бы и боги). Диаз передвигался по Университету большей частью на ощупь, читал с помощью ассистенток, обладал чудовищной памятью — что позволяло ему великолепно справляться с профессиональными обязанностями. Более того, можно утверждать, что благодаря плохому зрению мэтр Диаз жил счастливую жизнь — например, его никогда не волновало, когда студенты спали или отсутствовали на его лекциях, потому как к аудиториям мэтр принципиально не присматривался.

По слухам, однажды мэтр Диаз прочитал блестящую лекцию о символике смерти в эльфийской поэзии, по ошибке попав в морг, к группе первокурсников-медиков. Студенты испытали тяжкий культурный шок.

Так что тот факт, что мэтр Диаз считает мэтра Рупя, да и прочих мэтров, с которыми не имел близких научных контактов, женщиной, уже давно никого не смущал. И что завкафедрой эльфийской литературы всех считает красавцами — тоже. Эльфийское восприятие мира, знаете ли, что поделать…

— Я взяла на себя смелость, — между тем продолжила мэтресса Далия, — собрать еще кое-какие документы. Вот справка от составителей Большого Кавладорского Словаря о значении слов «поломка», «механизм» и «случайность»…

— Интересно, интересно, — проворчал мэтр Григо, принимая документы. — Госпожа Гиранди, приобщите к протоколу… Вот ведь хитрецы!

— Кто, мэтр Григо? — забеспокоилась мэтресса Долли.

— Да составители эти! Мне они который год втюхивают, что дальше слов «абак», «абзац» и «абстракция» у них ничего не готово, а здесь, смотрите-ка! Расстарались! Наверное, на работу хотят приходить вовремя.

Мэтры и мэтрессы оценили шутку начальства и вежливо засмеялись. Далия подумала о том, что мэтр Григо еще не знает, как, оказывается, подстегивает работоспособность желание словаресозидателей получить бесплатный обед в «Алой розе».

— Вот…э-э… как бы это назвать? Служебная записка с пояснением относительно причинно-следственных связей мироздания и влияния эсхатологических функционально-сукцессивных процессов на жизнедеятельность макроэргического пространства реальности Вселенной, с указанием преломления основных указанных категорий относительно Часовой башни Университета и ее содержимого.

— Кто… — прохрипел раздавленный научностью происходящего мэтр Григо. Откашлялся и повторил громче: — Кто вам такое наформулировал?

— Мэтр Цюцевв.

— А, наш почетный доктор философии… А он был… э-э… вменяем?

— В смысле, — уточнила Далия, — была ли его голова обернута мокрым полотенцем, кутался ли он в фносскую тогу, держал ли ноги в тазике с холодной водой, в которой плавают кусочки льда, и не следил ли за полетом стрекозы, привязанной длинной ниткой к его правому уху?

— Да.

— Было и полотенце, и тога, и тазик. Стрекоза как раз при моем появлении сорвалась, улетела, и мэтр Цюцевв принялся насыпать песочек на блюдечко.

— Значит, философ был вменяем, и служебную записку приобщаем к протоколу, — принял решение господин ректор.

— А зачем… — рискнула подать голос госпожа Гиранди. — Зачем мэтр Цюцевв насыпал песочек на блюдечко?

— Одно из двух, — пожала плечами Далия, — или пытался вырастить горы-бонсай — я читала в одном зарубежном научном журнале, есть такой последний писк философской моды, либо мэтр подобным образом хотел приманить кошку.

— Зачем Цюцевву кошка?

— Забавно, что вы не спрашиваете, зачем ему горы-бонсай! Сама не знаю. Надо будет уточнить.

— Уточните, мэтресса, — подвел итог разговору на посторонние темы господин ректор. — Потом доложите. Я вижу, у вас еще какие-то документы, мэтресса Далия? Наверное, те самые, которые вы собирали последние десять дней?

— Вот… — Далия немного смутилась. — Мэтр Рупь выдвинул идею, что износ металла спровоцирован жизнедеятельностью всяких животных. И я, после того, как… м-мм… пришла в себя после операции спасения Гринча и взрыва вашей лаборатории, решила побеседовать с мэтрессой Аббе…

— Слышал, слышал, а как же! — проговорил господин ректор. В его голосе звучало искреннее расположение, и даже, может быть, восхищение мэтрессой: — Мэтресса Аббе рассказывала, что вы очень отличились во время полевой экскурсии, которую она устраивала для первокурсников. Кого-то там поймали…

Далия зарделась от неожиданной похвалы, и мысленно порадовалась, что господин ректор знаком только с официальным и очень кратким докладом о случившемся, потому как ловить пришлось многих…

3. Большая ловля

Труды на благо Университета

Седьмой день месяца Паруса

Верная своему слову — не появляться на кафедре зоологии, пока они не пересмотрят классификацию разумных существ и не исключат из нее зеленых гоблинов, — Далия с самого утра заняла стратегически важную позицию между центральным входом в Университет и тропинкой, уводящей к флигелям, лабораториям и сараюшкам, в которых размещалась подопытная база мэтров-исследователей.

Побеседовала с Бронном — сотрудником популярного издания «Талерин сегодня» и, по стечению обстоятельств, супругом крестницы троюродной сестры мужа побочной племянницы первого свекра четвертой супруги пятого из покойных мужей госпожи Нионы, тетушки Фриолара — бывшего постояльца «Алой розы». В свой прошлый приезд в столицу Фриолар сумел ввинтить в голову Бронна, что Алхимия стоит на пороге революционного открытия в области взрывчатых веществ. И вот теперь журналист жаждал стать соучастником Рождения Истины, а потому не пропускал ни одного чрезвычайного происшествия, будь то взрыв, пожар или наводнение (хотя последний раз наводнение в Талерине отмечалось 123 года назад), и пользовался любой возможностью, чтобы выведать причину взрыва лаборатории мэтра Григо. Далия попыталась эту причину всячески скрыть — не из каких-то меркантильных соображений, а исключительно из корпоративной солидарности.

Потом мэтресса совершенно случайно встретила двух собственных студентов, которые прогуливали занятия еще с Лишнего дня, и поговорила с ними, с ласковой материнской заботой объяснив, что ставит прогульщикам неудовлетворительные оценки исключительно в воспитательных целях, чтобы им было над чем страдать всё оставшееся лето. И вообще, ничто так не способствует самосовершенствованию, как отчисление из Университета…

— Мэтресса Аббе! Доброе утро! Какая неожиданная встреча!

Госпожа энтомологиня встретила Далию ласково и радушно. Она вообще, что достаточно парадоксально для алхимика, была женщиной доброй и в полном смысле этого слова интеллигентной — из того очень редкого подвида образованных леди, которые искренне краснеют, услышав нецензурное слово. Правда-правда. На памяти Далии был случай, когда мэтресса Аббе резко запунцовела, смутилась и чуть не заплакала от возмущения, услышав, как тролль Гыртрчак, лаборант мэтра Питбуля, честит студента, выпавшего на него из окна пятого этажа. Да, образованная леди узнает нецензурщину на любом языке…

(Потом Далия даже проводила серию испытаний на кузинах и тетках Фриолара, чтоб подтвердить обнаруженную закономерность. Результаты: все моложе четырнадцати лет, услышав ругательства, сбегают и жалуются маме; все моложе двадцати пяти — отвечают тем же; госпожа Ниона и Диона — прекрасно узнают бранные выражения любого языка, а госпоже Пионе абсолютно плевать, кто о чем говорит — сама она высказывается гораздо чаще…)

А еще мэтресса Аббе была старожилом Университетского квартала и одним из самых почетных сотрудников Университета, начав научную карьеру, в ту пору, когда мир вокруг был молодым и невинным. Ходили слухи, что дедом мэтрессы был гном, поэтому студенты-гномы принимали невысокую плотненькую алхимичку за свою, относились с уважением и лично монтировали всякие увеличительные приспособления для энтомологических исследований в ее лаборатории. Далия подвергала сомнению гипотезу о гномьей наследственности мэтрессы Аббе — та, хоть и была невысокого роста, бороды не имела, так, четыре волосинки на подбородке и двадцать три — над верхней губой; а то, что почтенная энтомологиня покровительствует бородатому тривернскому землячеству — что ж… у каждого свои недостатки!

— О, дорогая Далия! как я рада вас видеть!

— Мэтресса, мы можем поговорить? есть одно дело, относительно которого мне нужна ваша консультация…

— Далия, простите! Я спешу! Понимаете, сегодня я обещала сводить студентов на полевую экскурсию, уже опаздываю… может быть, увидимся послезавтра?

— А… гм… Мэтресса Аббе, а что за экскурсия?

— Я должна показать ребятам клопа-фавна, жука-оленя, жука-рыцаря, бабочку-красавку и помочь студентам изучить цикл размножения обыкновенного комара. Мы идем на экскурсию за город.

— Гм… — прикинула мэтресса «за» и «против». — А можно, я составлю вам компанию? Надеюсь, — спохватилась Далия в последний момент, — ваша экскурсия не предполагает путешествий телепортом?

— Нет, мэтр Григо сумел организовать только попутную телегу. Так даже лучше — мы по дороге больше экземпляров наловим. Ах, Далия, какая же вы молодец! Конечно, я буду рада вашему участию в нашей экскурсии! Мне, в мои-то годы, — дипломатично поведала Аббе, — уже бывает трудно уследить за всей этой молодежью, а с вашей помощью мы еще и оводов поизучать успеем!

Проявив недюжинное проворство, мэтресса Далия сумела подготовиться к выездной экскурсии за каких-то сорок минут — сбегала в «Алую розу» за необходимыми для путешествия в чистое поле вещичками, предупредила Напу, что не вернется к обеду — а до возвращения Далии чтобы гномка и думать забыла начинать готовиться к археологическим раскопкам! — и успела вспрыгнуть в организованную для зоологов телегу до того, как Ницш закончит проверять документы у возничего и скомандует разрешение на выезд. Помахав рукой полицейскому, оставленному сторожить покой Университетского квартала, компания студентов, возглавляемая мэтрессами, благополучно двинулась вперед, к намеченной комариной цели.

Было бы ошибкой сказать, что мэтресса Далия, проявляя инициативу и трудолюбие, употребила час неспешного путешествия, чтобы выяснить у мэтрессы Аббе периодичность и сезонность (или что там еще бывает?) миграций насекомых, которые якобы участвовали в саморазрушении часового механизма. Нет. На самом деле, стоило Далии отвоевать себе кусочек телеги и в дополнение к нему клок соломы, сработал один из вечных инстинктов любого путешественника: нос мэтрессы свесился, глазки закрылись, и сон пришел.

Во сне Далия читала лекцию мэтру Питбулю о разуме гоблинов — и он (Питбуль, разум, гоблин — нужное подчеркнуть) с ней не спорил…

* * *

— … Основным приемом ловли насекомых, — жизнерадостно объясняла мэтресса Аббе. Далия, позевывая, стояла чуть позади нестройной линейки из дюжины студентов и скептически рассматривала торжественно врученное ей основное орудие энтомологического исследования — сачок. Вне всяких ожиданий мэтрессы, сачок был солидным — четырех с половиной локтей в длину, и весомым. Чувствовалась квалифицированная гномья работа. — Базовым приемом является кошение. Берете сачок в левую руку, аккуратно расправляете ловчий колпак свободной правой рукой; потом аккуратно опускаете и проводите колпаком справа налево по траве… Не спешите! Не пугайте жучков и клопиков! Попробуйте, у вас обязательно получится!

Вдохновленные искренним энтузиазмом преподавательницы, студенты попробовали — и полянка огласилась возгласами тихой радости — у них действительно получилось!

— Отлично! Теперь — только не спешите! — вынимаете улов по одному… держите осторожно — нам важно не оборвать крылышки! Вот так, отлично, и сразу — в морилку!

Студенты дружно выхватили из сачков что-то мелкое и трепыхающееся, решительно закинули добычу в морилки — стеклянные банки с крепким раствором чего-то удушающего, повешенные на шеи — и единым хлопком, действуя слаженно, как единый многорукий организм, закрыли крышки. Ура! Получилось!

— Прекрасно! Теперь продолжайте самостоятельно! Встречаемся на этом месте через четыре часа!

Студенты нестройной толпой начали разбредаться, внимательно осматривая ближайшие травы и колючки в поисках добычи. То тут, то там поднимались и опускались белые полотняные колпаки, выполняя высшую алхимическую миссию. Мэтресса Далия рискнула подойти к коллеге — исходя из предположения, что та относительно безопасна, ибо больше ничего энтомологического вручить сапиенсологу-теоретику не может:

— Мэтресса Аббе? А мне что же делать?

— Вы, моя дорогая, приглядите за девочками — мне будет гораздо спокойнее, если вы о них позаботитесь.

— А что, здесь… — Далия хотела спросить, а не проходят ли неподалеку выездные экскурсии королевской гвардии, но успела вовремя вспомнить версию о гномьем происхождении мэтрессы Аббе, прикусить язычок и задать более нейтральный вопрос: —… здесь есть кто-то еще, кроме нас?

— Нет, даже удивительно — полчаса от Талерина, а такая глушь и тишина! Просто у девочек трудности с ориентацией на местности, им надо будет подсказать, в каком направлении двигаться, — улыбаясь, ответила энтомологиня. И поспешила успокоить коллегу: — Ничего страшного. Вы только постарайтесь остаться в живых — мало ли, какие случайности встречаются на выездной экскурсии…

Далия подумала, что ослышалась. А мэтресса Аббе уже семенила, подскакивая, в противоположную сторону, и оповещала своих подопечных:

— Старайтесь собирать представителей разных видов! Не бойтесь, времени у нас достаточно, поэтому не гоняйтесь за одним экземпляром бесконечно! Да, и поймавшему живую полуночную саранчу — моя личная премия! Пять серебряных монет! Ловим, дети, ловим!

Воодушевленные кличем своей предводительницы девять штук из доставленных на полянку студентов подхватили полы мантий, закинули сачки на плечи и бросились наперегонки. Три особи — опознанные Далией как студентки — без особого энтузиазма поволокли себя туда же, но практически сразу были остановлены требовательным криком:

— Вы куда?

— Мы… туда, мэтресса, — ответила рыженькая симпатичная девушка с конопушками на носу и махнула в сторону лесочка, начинавшегося на втором, если считать от полянки, пригорке.

— Куда — «туда»? — грозно вопросила Далия, очень хорошо помнившая свой последний опыт «ориентации на местности». Вывихнутая лодыжка имела нехорошую привычку ныть к перемене погоды. — Вы что, знаете, куда ведут местные лесные тропы? У вас родственники в здешних браконьерах числятся?

— У меня нет… — пролепетало несчастное перепуганное создание, — нет браконьеров…

— А может быть, — продолжала издеваться Далия, — вы умеете определять время по солнцу? Вот так, запросто, одним взглядом…

— Умеем, — вдруг откликнулась одна из третируемых девушек. Далия мрачно посмотрела на смелую барышню, ожидая продолжения.

Зрелище было увлекательное: спадающие из-под черной смятой шляпы черные прямые волосы загораживали лицо, но те части, которые все-таки улавливались взглядом, были густо набелены (или обведены густым черным же контуром); вокруг тоненькой девичьей шеи бренчала внушительная коллекция металлических цепочек и медальончиков, плюс амулет из драконьего зуба, плюс клочок белой длинной шерсти, обмотанный кожаным шнурком, плюс еще какие-то побрякасы… Из-под края мантии виднелись солидные сапожки — подбитые огнеупорными гвоздями в лучших гномьих традициях; и даже сачок для ловли насекомых у этой девушки был не белый, как у всех, а глухо черный.

— Да-да? — подсказала Далия, что уже заждалась комментария.

— Умеем мы по солнцу время определять, — храбро ответила девушка. — Вот, посмотрите, солнце на небе — значит, сейчас день. А взойдет луна — наступит ночь. Время отдыха…

— Ве-ли-ко-лепно! — с придыханием, искренне восхитилась мэтресса Далия. — Вас, сударыня, как зовут?

— Джоя.

— Вот вы, сударыня Джоя, и будете следить, чтобы ваши подруги и вы сами далеко с этой полянки не уходили. Здесь ловите. Тут букашек на всех хватит!

— Но, мэтресса Далия!..

— Что?

— Мэтресса Аббе обещала пять серебряных монет тому, кто поймает полуночную саранчу! — хором возмутились и рыженькая, и последняя, третья, самая красивая и тихая из студенток. — Знаете, какая она редкая!

— Что за зверь? Кусается? — уточнила мэтресса Далия.

— Нет! Просто очень быстро бегает, алхимикам в руки не дается!

— Представляете, — добавила Джоя, — экземпляра полуночной саранчи даже в Королевском Музее нет!

— Хм…Отлично! Той из вас, кто поймает искомое насекомое здесь, на этой полянке, я лично обещаю дополнительное вознаграждение в пятнадцать серебряных монет!

Девушки издали дружное восхищенное «Ох ты!» и бросились ловить долгоногую козявку — как и предполагала коварная Далия, в двух-трех тролльих шагах от персоны мэтрессы.

* * *

«Неплохо я тут устроилась,» — похвалила себя мэтресса Далия некоторое время спустя. Придирчиво осмотрела сквозь верную лупу окрестности — вон пожарная каланча Талерина виднеется, вот в двадцати тролльих шагах дорога из столицы в провинцию. Через дорогу колосилось поле растительности, опознанной как не-клевер — у Далии где-то на задворках сознания имелось твердое убеждение, что клеверные поля и пустоши всегда украшены сверху крупным рогатым скотом, а скота-то как раз и не наблюдалось. Полянка, облюбованная энтомологами, плавно переходила в березняк и окаймлялась по направлению к дороге купами кустов. По дороге время от времени проезжали крестьянские телеги, промчался всадник, промаршировала полудюжина солдат под командованием бравого капрала, проскрипела почтовая карета. Все путники, выплывающие, выбегающие и марширующие из-за кустов, придирчиво рассматривали бродящих по полянке студенток, потом видели их мантии, повешенные заботливой Далией на березе, отчего-то менялись в лице, еще раз менялись в лице, когда в подробностях рассматривали внешность Джои, и все, как один, просили кучера поспешить и начинали кричать на лошадок.

Далия зевнула, отпила глоточек остывшего кофе из бутылки, прихваченной с собой, надкусила пирожок, перевернула страничку очередного шедевра сэра Скоттиша Айсбра, помахала сачком, чтобы прогнать мошек, кружащихся вокруг мантий студенток. Сама мэтресса осталась верна привычной алхимической униформе, только расстегнула пуговицы, но жара стояла летняя, искренняя и веселая, поэтому девушек, сбросивших черные хламиды и оставшихся в легких летних платьях, Далия не слишком осуждала. Студентка в конопушках водрузила на голову в качестве аксессуара к летнему ансамблю широкополую соломенную шляпу — заслуженное, раритетное украшение, принадлежавшее, по видимости, не только бабушке ученой барышни, но и ее корове. «Чтобы не обгореть,» — серьезно объяснила рыженькая, чем вызвала смех со стороны своих подружек. Джоя посоветовала прикрепить к шляпе цветочков, чтоб подманивать бабочек и пчелок, сама же уныло, но добросовестно занималась энтомологическим кошением, бороздя травные заросли и бряцая пустыми морилками на шее. Оказывается, Джоя придерживалась убеждений, что смерть любого существа должна сопровождаться реквиемом, панегириком или хотя бы краткой эпитафией — но, какой бы ни была эпитафия краткой, насекомые успевали вывернуться из сачка и улететь, не прощаясь.

«Зато Джоя любит черное,» — попыталась рассуждать оптимистично мэтресса. Под мантией у студентки обнаружилось ночного оттенка платье ллойярдского кроя — верх точно по линии плеч, завышенная талия, длинный ряд пуговиц, рукава узкие вверху ниже локтя расширяются — ну, как говорится, не нам это носить. Третья студентка — красавица-тихоня — лишь фыркала на угрюмую подружку, и всё больше и больше повадками и загадочно-пустыми полуулыбками, бросаемыми просто так, на удачу, напоминала Далии приснопамятную Изольду. Ну просто Изольда-2! Хорошо хоть, мужиков поблизости нет, а то бы эта «тихоня» обязательно на кого-нибудь повесилась…

Над ухом мэтрессы прожужжал шмель, Далия автоматически махнула сачком, прогоняя его, посмотрела, хорошо ли закреплены зацепленные за березовую ветку мантии девушек. И еще раз подумала, насколько разительно и в выгодную сторону отличается ее околозоологическая карьера от попыток ловить гоблинов в Илюмских горах. Потом, уже погружаясь в полусонное состояние, прислушалась к ритмичному отдаленному звяканью украшений Джои, к скороговорке, которую бубнила рыженькая (та на ходу определяла каждого пойманного долгоносика и именовала его на кавладорском, буренавском и брабансском), посмотрела сквозь ресницы, как поворачивает из-за шиповниковых зарослей очередная карета, как эта карета притормаживает, как Тихоня подходит и здоровается с кучером, как кучер спрыгивает с козел и помогает девушке подняться, как…

— Эй! — закричала мэтресса Далия. — Э-э-эй!!!

Тихоня с негромким хлопком закрыла за собой дверцу кареты, кучер ловко вскарабкался на свое место, поднял кнут и звонко щелкнул, понукая лошадей. Вороная пара тряхнула головами, чуть взбрыкнула, но послушно тронулась и уже через секунду прибавила шаг.

— Мэтресса Далия! — послышались растерянные крики Джои и рыженькой. — Мэтресса Далия! Вы видели?.. вы видите?.. Она куда-то уехала!..

А Далия, отбросив книгу, уже неслась к дороге, потрясая сачком, путаясь в юбке и испуская страшный угрожающий вопль. Скажем правду — алхимичке хотелось сесть и заплакать с досады: только-только она добралась до интриги, только-только многословный сэр Скоттиш добрался до описания подвязок королевы, которые просто обязан был похитить влюбленный в короля министр, и вот! Прямо из-под носа похищают оставленную под мэтрессино наблюдение девицу! Остановись, глупая! куда ты едешь?! Эй, так не честно, у кареты же две лошадиных силы, а у мэтрессы юбки за траву запутались! Эй, верните девушку! эй, как тебя там, опомнись, куда ты, ведь зачет по полевой практике не получишь?! Эй, как тебя там…

— ИЗОЛЬДА!!! — из последних сил, в полную мощь легких, прокричала Далия, когда карета, разогнавшись и покачиваясь, простучала буквально в семи локтях от цепких рук алхимички и поспешила скрыться за поворотом.

Не успел отзвучать вопль мэтрессиной души, прощающейся с надеждами на карьерный рост, не успели запыхавшиеся студентки догнать свою научную даму, как из других кустов (кажется, малиновых), украшавших загородную полянку, выскочила та самая Изольда, которая вот уже четвертый год мозолила Далии глаза в Университете.

Следом за девушкой, торопливо поправлявшей розово-цветочное платье и выбиравшей травинки из растрепанной белокурой прически, появился статный молодой человек, которого Далия, по сумме слухов, дрейфующих по Университетскому кварталу, опознала как кавалера Шантильона.

Кавалер был полураздет, но вооружен — судя по всему, доблестный воин спасал Изольду от слишком дикой саранчи, которая скушала букет красавицы…

— А чё это вы там делали? — чуть грубовато, но зато по существу, спросила притормозившая за спиной Далии Джоя. Мэтресса пришла в себя от шока, вызванного нежданным появлением настоящей Изольды, повернулась было, чтобы приструнить студентку, но тут вмешалась рыженькая.

Сорвав с головы соломенный раритет, добросовестная аккуратистка-студентка, насупившись, грозными размашистыми шагами продавила малинник, подошла к перепуганным Шантильону и Изольде и, ни говоря ни слова, закатила затрещины сначала кавалеру, потом его даме.

Через секунду Далия и Джоя услышали комментарий:

— Ты!!! Как ты посмел… с ней!! Да она ж пятую сессию подряд заваливает!! А мне говорил, что любишь умных!!

Кавалер Шантильон многоопытно упал в кусты и, пока рыженькая набросилась на Изольду, ползком выбрался на дорогу и, смущенно подтягивая сползающие штаны и придерживая локтем перевязь с мечом, подобрался поближе к Далии — видимо, рассчитывая на ее алхимическую протекцию.

В голове Далии царил первозданный хаос. Кто?! Как! Зачем?! Ее же уволят! Почему? Куда?!

— Мэтресса, вон она! — закричала Джоя, показывая пальцем направление, в котором торопливо мчалась похитившая Тихоню карета. — Бежим! Если поспешим, может быть, догоним!!

— Вперед! — скомандовала Далия. Джоя подхватила сачок и с залихватским улюлюканьем рванула через не-клевер.

Разумеется, зацепилась за первый же ползучий побег и свалилась носом в придорожную пыль.

Вопли и энтузиазм Джои совершили благое деяние — в мозгах Далии немного прояснилось, и она начала оценивать ситуацию прагматично и по существу.

Алхимичка подскочила к кавалеру Шантильону и грозно наставила на него сачок:

— Где она?

— Изольда? — перепугался кавалер. — Да вот же…

— Нет! Твоя лошадь! Не пешком же ты сюда…

Из-за кустов раздалось ржание, и церемонной поступью вышел благородный серый, в яблоках, конь.

— Джоя, хватай кобылу!

— Это жеребец, — поправила Далию Джоя, но остальное выполнила.

— Сколько ей лет?

— Ему — пять с половиной, — торопливо начал объяснять Шантильон, прикрываясь ножнами с мечом от сачка и грозно посверкивающей лупы мэтрессы, — вышколен, объезжен, умбирадская порода…

— Ей! — грозно зарычала Далия, указывая на малинник, где происходила разборка между рыженькой студенткой и Изольдой. Разборка уже достигла стадии, где одна из соперниц лупит другую по чему попало и чем под руку взялось, а вторая визжит благим матом — вот только девушки еще не окончательно распределили роли, поэтому визжали и лупили обе, одновременно, и в основном — несчастную малину и соломенную шляпу.

— Ну… — засмущался Шантильон и погрузился в математические расчеты.

В тренированных мозгах Далии с отчетливой ясностью и ледяной решимостью сложился план массового истребления возможных свидетелей ее академического фиаско, и, если бы не Джоя, кто знает, в чьем гробу упокоился бы нынешней ночью любвеобильный кавалер?

— Нелли девятнадцать, в прошлом месяце мы все вместе отмечали! — объяснила студентка, подвела коня Далии и недоумевающее спросила, а что ж с лошадью делать-то?

— Если ваша очередная пассия совершеннолетния, то ни меня, ни кавладорские законы ваш совместный моральный облик, похождения и интрижки совершенно не интересуют. Значит, так, господин Шантильон. Через час сюда вернутся студенты во главе с мэтрессой Аббе. До тех пор Нелли должна дышать — ваша задача это обеспечить. Придёт мэтресса Аббе — скажете ей, что мы с…

— Джоей, — подсказала Джоя.

— Как эту зовут, которая… ну, тихоня ваша!.. — защелкала мэтресса, указывая туда, где клубилась поднятая спешно удаляющейся каретой пыль.

— Ользида.

— Скажете Аббе, что мы с Джоей и Ользидой преследуем саранчу, — велела Далия Шантильону. — Чего же вы ждете, сударь? Помогите даме забраться на ваше животное!

— Сей минут, сударыня, — отмер кавалер.

Мужественно претерпев все неудобства, которые неизбежно ожидают даму, стойко предпочитающую пешие прогулки, при попытке взгромоздиться на чужого коня, Далия наградила Шантильона еще одним грозным взглядом:

— Угробите Нелли или сболтнете лишнего — прокляну, — сухо, по-деловому, пообещала мэтресса. И добавила, кивнув на Джою: — А она — несовершеннолетняя. Будете подсаживать ее, как меня — у меня жених в Министерстве Спокойствия работает, он вам устроит… прогулку на выезде…

С лица Шантильона — прямо скажем, лица открытого, симпатичного и достаточно интересного, чтобы прославить своего обладателя на весь Талерин потрясающим списком самых разнообразных побед на любовном фронте, — сползло самоуверенное выражение.

Дождавшись, когда Джоя вскарабкается и устроится позади, Далия по мере возможностей расправила юбки и мантию, легонько шлепнула коня по шее, указала сачком направление и громко скомандовала:

— Вперед! Догнать Ользиду!

Джоя жизнерадостно завизжала. «Если догоним в течение двадцати минут,» — с мрачной обреченностью подумала Далия, — «Можно будет попытаться замять грядущий скандал, и лет сорок спустя рискнуть продолжить научную карьеру в каком-нибудь другом университете…»

* * *

Через двадцать две минуты Далия сдалась. Какая карьера? Хорошо, если удастся спрятаться от разгневанных родственников похищенной девицы! Придется переехать в какую-нибудь глушь, например, зашифроваться в чащобах Чудурского Леса, проблема только — как замаскировать Напу? Без гномки прятаться бесполезно — лучше сразу сдаваться, ведь в тюрьме хоть как-то кормить будут, а самостоятельно добывать пищу Далия алхимически не приспособлена. Может, попытаться Напе как-нибудь утянуть талию корсетом и выдавать гномку за специфического ребенка? ах нет, не получится! У Напы, если она день проживет и хоть чего-нибудь не покопает или не отремонтирует, начинается абстинентный синдром…

— Хо-хо-хоро-шо-шо-шо и-и-и-дем-ммм! — выдала радостный комментарий Джоя, попрыгивающая позади Далии.

Трясущаяся в седле Далия, методом проб и ошибок установившая, как управлять жеребцом с помощью поводьев и рукоятки сачка, стиснула зубы. Преследуемая карета будто издевалась — вот же она, совсем рядом, но недосягаема, как линия горизонта. Кучер, обнаружив за спиной алхимическое преследование, засвистел, подгоняя вороных, которые еще бойче застучали копытами. Серый, может быть, и мог догнать тяжелую карету — если бы в седле сидел нормальный рыцарь, пусть даже и в доспехе — что делать, умбирадскую породу ценили именно за выносливость и способность передвигать из разных точек пространства максимально большие грузы. Но отдать свою холёную спину на растерзание двум дамочкам, постоянно с нее (спины) скатывающихся, да еще безропотно выполнять их команды!.. не дождетесь!

— Смотрите! — выкрикнула Джоя. — Дорога поворачивает! Если поедем через луг, можем догнать!

— Вперед! — решительно подобрала поводья Далия. Серый недовольно всхрапнул, заартачился, и мэтресса отважилась на крайнее, бывшее у нее с собой, алхимическое средство. Она воззвала к Высшему Разуму умбирадца: — Если догоним, с меня фунт морковки!

Серый, который, в дополнение к своим грузоподъемным качествам, был вовсе не дурак, заржал, подтверждая, что цена для него вполне приемлема. За что он всегда ценил женщин — так это за их кулинарный подход к жизни!

Карета, увозившая Ользиду, поднимая тучи пыли, в ареоле бодрого посвиста возницы спешила по дороге. Преследовательницы свернули в сторону, украсили придорожные колючки клочками юбок, потом Далия и Джоя громко застучали зубами — Серый прибавил ходу. Через несколько десятков тролльих шагов пути жеребец увидел цель — и повел себя, как хорошая борзая; он поднапрягся и просто полетел, широкими уверенными скачками преодолевая расстояние. Одним махом перепрыгнув через неширокий овраг, предательски скрытый нависающей над ним травой, Серый взял барьер из высокого плетня, обозначающего границу чьих-то владений, подняв тучу брызг, форсировал глубокую лужу, и выскочил на дорогу — через десять секунд после того, как по ней пронеслась карета похитителей.

Карета неслась вдаль, сохраняя минимальное преимущество.

Джоя засвистела — звонко и пронзительно, Серый упрямо заржал — и поднажал. Вот преследователи сравнялись с быстро вращающимися задними колесами кареты… Вот Далия и Джоя оказались чуть позади дверец — если бы не мешали опущенные шторки, мэтресса бы испепелила обвиняющим взглядом беглянку и ее похитителей. На лице кучера — тот постоянно оглядывался, — читалось удивление пополам с испугом, и Далия, вошедшая в раж, решилась на более активные действия, чем клацанье зубами и планирование, каким бедам она подвергнет обидчиков. Бросив Серого на самоуправление, Далия приподнялась в седле, крепко ухватила сачок, и, как только кучер оказался в пределах досягаемости, поймала его элементарнейшим энтомологическим приемом «простой сверху».

Запутавшись в полотняном колпаке, кучер, оказавшийся при ближайшем рассмотрении обычным молодым парнем несерьезного вида, заверещал мольбу о пощаде, выпустил из рук вожжи, попытался освободиться — но сачки мэтрессы Аббе были сработаны представителями тривернского землячества, и просто так не ломались. Далия, продолжавшая инстинктивно держаться за орудие лова, едва не стащила своего пленника наземь (другой альтернативой было самой упасть под копыта Серого). В результате карета, отпущенная на свободу, заехала в рытвину, и, опасно накренившись, остановилась.

— Ользида!

Джоя скатилась со спины Серого и бросилась открывать дверцу кареты.

— Ользида, держись, мы тебя спасём! Мы уже здесь!

Далия была бы рада добавить еще что-нибудь свое, алхимическое, высоконаучное и убийственное, но у нее до сих пор, по инерции, дрожали челюсти. Мэтресса еще не пришла в себя после того, как Серый пролетел над оврагом, а ведь барьер-плетень тоже надо было учитывать. В какой-то момент скачки из глаз бултыхающейся в районе седла Далии посыпались искры; алхимичка была уверена, что видит воочию улыбающихся ей с небес Альфу Кентавра, Приму Цереуса и Премудрую Праматерь Прасковию…

Поэтому сейчас мэтресса решительно состроила на лице самое страшное выражение и приготовилась морально изничтожить несчастного кучера — молча, но подробно и сачком по существу.

— Ой… — послышался испуганный голосок Джои. Далия направила коня к дверцам кареты, чтобы лично узнать, что случилось.

— Здесь никого… — Джоя открыла дверцу кареты шире, чтобы госпожа алхимик могла заглянуть и убедиться — здесь ничего, кроме перекатывающихся по полу стеклянных осколков и надколотого фонаря, нет.

— Как это — нет?! — закричала Далия. — Я же собственными глазами видела, что Ользида села именно в эту карету! Я даже особую примету запомнила — карета без особых примет!! Эй, ты, отвечай! Куда делись твои пассажиры? — грозно вопросила Далия сползшего с козел возницу.

Тот, заикаясь и поминутно вздрагивая, прошелестел, что сударыне, должно быть, головку напекло — она что-то путает, никаких пассажиров он не подвозил…

— Да что ты мелешь!! — возмутилась Далия. В сердцах пнула Серого, и тот громко заржал, приседая на задние ноги. Передние копыта пронеслись в опасной близости от лица кучера. Тот побледнел и картинно упал в обморок.

— Может быть, это другая карета? — неуверенно предположила Джоя.

— Чушь! — фыркнула мэтресса. — Мимо нас проезжали телеги, почтовый фургон, но карета была только одна — вот эта, не по волшебству же здесь, посреди дороги, вдруг появилась другая!.. Постой-ка, — спохватилась Далия, озаренная внезапной догадкой. — Джоя, будь любезна, дай-ка мне поближе посмотреть те осколки…

Студентка, не споря, аккуратно подобрала несколько острых кусочков и протянула их на освидетельствование мэтрессе. Та придирчиво посмотрела дымчато-матовые толстые осколки, прищурившись, оценила расколотую стенку фонаря — ее прозрачное и достаточно тонкое стекло, воспользовалась лупой, всё обнюхала и, наконец, с торжеством произнесла:

— Я так и думала! Посмотри!

Джоя послушно посмотрела — на Далию.

— Это осколки баночки-морилки. Можешь понюхать — еще чувствуется слабый запах эфира, которым вы букашек травите. Ользида была здесь! Вот только где она сейчас? Будем допрашивать свидетеля!

Кучер сквозь обморок догадался, что речь идет о нем, и сделал попытку отползти в придорожные заросли.

— Отвечай, где Ользида? — строго спросила Далия, наставляя сачок на пленника. Восседая на Сером и потряхивая грозным матерчатым оружием, она чувствовала себя королевой положения, ведь могла в любой момент догнать кучера и снова поймать его, аки таракана.

— Ответь нам, смертный, или жизнь твоя продлится до финала дня! — грозно, но с каким-то мало приличествующим серьезности вопроса энтузиазмом, продекламировала Джоя. И, не дожидаясь подсказок, нацелила собственный, черный сачок на бедолагу.

— Я… я… — заикаясь, пролепетал кучер. — Я ничего не знаю! Мне заплатили, чтоб я каретой правил! Честно!

— И он нам тут рассуждает о честности! — горько посетовала Далия. — Ты хоть понимаешь, что участвовал в похищении? Да по тебе каторга плачет!

— Никогда! — заплакал бедняга, размазывая по щекам дорожную пыль. — Никогда! Он сказал, что…

— Кто — «он»? — рявкнула Далия.

— В лиловой мантии… такой, знаете ли… — приступил к объяснениям пленник.

— Я уже поняла, что он маг! Как он выглядел? Блондин? Брюнет? молодой или старый? Хотя о чем я — это ж маг, он может выглядеть как угодно!

— Вот именно! — пророкотал с небес неведомый голос, и, не успела Далия испугаться, а Джоя — понять, что же происходит, произошло странное: кучер задрожал и начал расплываться, пока не превратился в грязно-темную компактную тучку. Мгновение или два результат волшебства висел над дорогой, потом исчез, оставив после себя расплывчатое серое пятно, как после сработавшего телепорта.

— Что это было? — убито прошептала Джоя.

— Магия, — прокомментировала Далия. — Твою однокурсницу угораздило связаться с магом. И что нам теперь делать?

— Это ужасно, — подумав, высказалась студентка.

— Не то слово… — вздохнула госпожа алхимик.

* * *

В отчаянии

— Кажется, я знаю, что мы должны сделать, — решительно заявила Джоя.

С момента исчезновения кучера прошло какое-то время.

Сначала Далия и Джоя просто молчали и сосредоточенно размышляли, наблюдая, как вокруг летают и порхают жуки и мухи, цветут ромашки и плывут по небу облака. Потом студентка нашла себе занятие — уговорила лошадей, запряженных в карету, вывезти транспортное средство из рытвины на ровную часть дороги. Серый жеребец кавалера Шантильона помотал головой, потряс хвостом и решился намекнуть, что, если его скорость пока что никому не нужна, может дать роздых и грузоподъемности? Далия в ответ на предложение Джои спешиться — дескать, всё равно они не знают, куда дальше торопиться, — угрюмо буркнула, что просто не представляет, как с этой зверюги спуститься.

Серый галантно разрешил проблему, подскочив, лягнув задними ногами воздух — отчего Далия вылетела из седла, совершила пару кульбитов и приземлилась в дорожную пыль. После чего жеребец издевательски заржал, показывая зубы.

— Козел, — сделала тонкое зоологическое наблюдение Далия, охая, поднялась и проковыляла к карете. Села на подножку, и вот тут-то и последовало деловое предложение Джои.

— А давайте, вы попросите своего жениха расследовать исчезновение Ользиды?

— Какого жениха? — поморщилась Далия.

— Ну, вы давеча кавалеру Шантильону говорили, что он у вас в Министерстве Спокойствия служит. Наверное, сыщик, да?

— Мало ли, кто чего говорил Шантильону, — с горечью отмахнулась Далия. — Инспектор Клеорн всего лишь расследовал преступление, которое я случайно обнаружила.

— Всё равно, — упрямо повторила Джоя, — может быть, он сможет как-то помочь?

— Как?! — завопила Далия. — Когда я скажу, что у меня на глазах украли студентку, доверенную под мою ответственность, меня, может быть, и выслушают — когда спросят, какой смертью я желаю умереть! Кому, кому, какому идиоту могла прийти в голову идея воровать девушек в чистом поле?! Да еще не каких-то селянок, а студенток, без пяти минут дипломированных алхимиков! извращенцы…

— Погодите, мэтресса Далия. А почему вы решили, что Ользиду украли? Я видела, как она сама села в карету! И вообще, она ведь с самого начала экскурсии бродила только вдоль дороги, всё в сторону Талерина поглядывала, будто ждала чего-то… — нахмурившись, припомнила Джоя.

Далия хмыкнула — сначала скептически, потом воспроизвела в памяти увиденное, и хмыкнула со сдержанной яростью:

— Ты хочешь сказать, что Ользида с кем-то заранее договорилась? Сбежать с полевой практики? Почему ж она из дома не сбежала, пораньше или попозже, чтоб научные руководители из-за нее не переживали?

— У нее родители строгие, — объяснила студентка. — Последние два месяца — вообще не родители, а звери стали, из дома ни ногой, в гости — только за ручку с мамочкой или тетушкой, даже до ворот Университета ее папаша сам лично провожал.

— Значит, наша тихоня дала родственникам серьезный повод… Вот козявка! Так меня подставить!.. А что случилось с Ользидой два месяца назад? Ты знаешь? Может быть, вспомнишь, с кем она тогда встречалась?

Джоя покачала головой.

— Да разве всех кавалеров нашей Ользиды упомнишь? Представляете, ее мамаша даже к магу отвела, чтоб тот как-нибудь поколдовал, умерил Ользидино желание выскочить замуж!

— Вот уж не знала, что Изольда заказала себе магическую копию, — проворчала себе под нос Далия. Студенточка-тихоня, оказывается, повторяла опыт своей белокурой сестры во грехе… ладно, будем считать, сестры по оружию, чуть ли не дословно. Изольду, когда она страдала на втором курсе, помнится, тоже хотели образумить родители и даже нашли приличного жениха — толстенького купчишку с бледно-розовым поросячьим личиком. Так Изольда закрутила жестокий романс с сыном свахи! Вот шуму-то было!..

Может быть, сходство Изольды и Ользиды следует понимать, как положительный бонус случившейся истории? — попыталась Далия мыслить позитивно. Уж Изольда-то точно не позволила бы каким-то посторонним извращенцам украсть себя с полевой экскурсии! Вообще, мания быть от кого-то спасенной образовалось у Изольды немного позже, а когда она училась на первых курсах — до облома с купчишкой — единственной мечтой красавицы было сходить замуж…

На этом этапе рассуждений Далия вдруг испытала шок от собственной гениальности — настолько сильный, что даже позабыла о последствиях участия в алхимическом дерби.

— Джоя! — закричала мэтресса. — Я знаю, куда они направились! Быстрее, нельзя терять ни секунды!

* * *

Труды на благо Университета

Вороные лошадки, не обращая внимания на смену власти на противоположном конце вожжей, несли карету по дороге.

— Ну, что-нибудь видно? — напряженно спросила Далия, стараясь одним глазом следить, куда мчатся лошади, а другим — присматривать за последней из студенток, оставшейся на ее попечении.

— Нет… нет… — отвечала Джоя. Девушка взобралась на крышу кареты, и, держась за самодельное крепление, сооруженное из кнута и какой-то случайной веревки, трудилась впередсмотрящим, внимательно разглядывая окрестности. — Нет, ничего не видно. Нет… — Джоя медленно поворачивалась с запада на восток, — нет… Вижу! — завопила студентка. — Вижу! Во-он там, на севере, какая-то часовенка! Вижу! Туда!

Далия резко и решительно развернула карету в указанную сторону (кстати сказать, мэтресса не поверила, что это север — и была права, ведь это был юго-восток). Серый, привязанный за крепление для фонаря, мельком подумал, что еще немного служения на благо Алхимии, и мэтресса, чего доброго, станет себя считать спецом по лошадям. По крайней мере, пока что алхимичке удавалось справляться с повозкой — та отчаянно подпрыгивала, пустившись по бездорожью, скрипела, но продолжала катиться вперед.

Бешено вращающиеся колеса давили сочную зеленую траву, пугали до полусмерти полевых мышей и луговых кроликов, прошлись по залегшему подремать в полуденную жару лису, вывернули на дорогу, подняли тучу пыли, снова скатились на лужок, умылись лужицей поза-поза-позавчерашнего проливного ливня, снова гнездо полевок, снова кузнечики брызнули во все стороны… Джоя на крыше весело и отчаянно орала, или, если выразиться деликатнее, громко изъявляла свой восторг по поводу происходящего. Шляпу с головы девушки снесло порывом ветра, и, удерживаемый длинными лентами, головной убор трепыхался где-то за спиной своей обладательницы; в порыве чувств Джоя размахивала сачком — держа его в левой, свободной от крепления, рукой, глаза у нее горели, как черные бриллианты, щеки… не то, чтобы разрумянились — это нарушило бы черно-белую симфонию образа, но их белизна стала еще изысканнее и фарфоровее, чем была до второго этапа преследования.

Сама же Далия решительно готовилась к активным боевым действиям.

Рыцарям королевской гвардии в подобных ситуациях полагается подгонять доспехи по фигуре, точить мечи и…хм-м… что-то такое делать с копьями, чтобы не ломались после первого же удара; лучники перед битвой, должно быть, проверяют свои арбалеты и прочие колчаны; маги накачиваются маной, кофе или абсентом — в зависимости от страны проживания, времени суток, индивидуальных предпочтений и школьной специализации; боевые мистики соблюдают строгий пост и стоят на голове, сосредотачиваясь на Постижении Мироздания и стараясь Не Думать О Белых Медведях; алхимики…

Алхимики, как и всё остальное время своего существования между рождением и смертью, думают. И вовсе не зря мэтр Виг в свое время предупреждал своего секретаря, мэтра Фриолара, что крайне опасно давать алхимику хоть минуту на раздумья. Скажем прямо, к тому моменту, как карета выкатилась на тропинку, ведущую к придорожной часовне, Далия была полна идей и планов относительно расправы над коварной Ользидой, как заряженная бомбарда — ядер и черного пороха.

* * *

Аккуратная белокаменная часовенка принадлежала божеству, чье изображение сияло с фасада сине-желто-белой яркой фреской — неизвестный художник так старался в подробностях представить образ высшего существа, что рассмотреть за деталями общее не представлялось возможным.

За пару мгновений, как по выложенному неровными, щербатыми каменными плитами дворику застучала дюжина лошадиных копыт, раздался звон колокола, возвещавшего то ли конец молитвы, то ли призыв к ее началу.

Ага, — догадалась Далия, когда двери часовенки распахнулись. Здесь отмечают колокольным звоном свершившиеся венчания… Ладно, запомним на будущее, вдруг пригодится. И слегка шлепнула вожжами, чтобы карета подъехала ко входу — точь-в-точь тогда, когда из глубины храма вышли, щурясь на яркий солнечный свет, Ользида и ее кавалер — как и говорил кучер наемного экипажа, в лиловой мантии практикующего мага.

Мэтресса со скрытым удовлетворением отметила, что кремовое, с темно-синей отделкой платье студентки совершенно не гармонирует с лиловой мантией ее избранника, и вообще… Маг был невелик ростом, неказист и самовлюблен. Он искренне удивился, когда увидел перед собой карету и мэтрессу в ехидном настроении; еще больше он удивился, когда с крыши экипажа с шумом сверзилась Джоя — впрочем, как догадывалась Далия, приближение этой студентки было просто обречено сопровождаться звоном разнообразных украшений, шумом неожиданного падения, удивлением и желанием сбегать за практикующим некромантом.

Ользида же будто только и ждала, когда ее найдут. Девушка гордо подбоченилась и заявила:

— Вы, мэтресса Далия, опоздали! Отныне и навсегда я отдала свое сердце моему дорогому, любимому Крифианчику…

Далия, коряво и тяжело спустившись с козел, замахала руками. Дескать, что ты, что ты…

Упрямая Ользида спряталась за спину своего новоиспеченного супруга и продолжила:

— Мы будем вместе всегда! Вам ни за что не удастся упрятать меня в тюрьму, в клетку, в этот мещанский обывательский быт..!

— Разве обывательский быт бывает? — с недоумением уточнила Джоя. Унылый священник, вышедший из часовенки за молодыми, пожал плечами.

— Я люблю его! — оповещала Ользида округу все громче и громче. — И мы всегда будем вместе! Мой любимый Крифиан!

— Моя любимая Ользида! — напыщенно ответил счастливый жених и трепетно заключил свою красавицу в объятья — видимо, ожидая, что сейчас мэтресса начнет их растаскивать, крича грубые слова и применяя физическую силу.

Вместо этого Далия подковыляла ближе и с усилием выдавила из глаз три слезинки счастья:

— Мои дорогие!!! — закричала она еще громче. Серый удивленно всхрапнул, правая вороная застучала копытами, у Джои перестала звенеть коллекция нашейных украшений. — Ользида, деточка! Я так за тебя рада! Как же вы догадались, что надо сбежать с полевой экскурсии? — схватила Далия изумленных молодоженов за руки. Поняла, что ей что-то мешает — и решительно отбросила далеко в сторону ставший бесполезным сачок. И еще искреннее выразила свое восхищение:

— Вы абсолютно правы! Да пошла к ядреным д… простите, отче — к ядреным веникам эта учеба! Любовь — вот что главное!! Ну, — потребовала Далия, переводя счастливый взгляд с опешившей Ользиды на подхреневшего Крифиана. — Рассказывайте. Какие планы на дальнейшую жизнь?

Из часовни высунул нос бедняга-кучер, опознал в наседающей на мага и его избранницу даме свою преследовательницу, ойкнул и уполз обратно. Джоя молчала, совершенно не понимая глобальный алхимический замысел мэтрессы, Ользида и Крифиан молчали за компанию — им тоже вопрос Далии показался странным… И вообще, они как-то, честно говоря, не думали о будущем — ведь главное было выбрать момент, организовать побег, потом, собственно, сбежать и пожениться, так что всё остальное, вплоть до того далекого-далекого дня, когда им суждено умереть в одночасье, обнимая друг друга, счастливым молодоженам представлялось крайне туманно. А госпожа алхимик между тем продолжила:

— Думаю, на медовый месяц вам лучше поехать куда-нибудь на юг, скажем, в Лалету… Нет, лучше вам туда телепортироваться! Вы не представляете, сколько на дорогах нынче грабителей развелось, разбойников да похитителей! Вон, кучера своего спросите, он расскажет.

— Действительно, лучше воспользоваться телепортом, — важно согласился Крифиан.

— Нет, дорогой! — капризно надула губки Ользида. — После твоих заклинаний у меня голова кружится…

— Ша, девочка, — грозно вмешалась Далия. — Муж сказал, теперь твое дело слушаться.

Ользида вытаращилась на мэтрессу, не замечая, как порхающий в облаках новобрачный стал еще более счастлив от осознания мысли что, наконец, теперь кто-то должен беспрекословно выполнять его повеления.

— Джоя, отойди, сейчас они будут перемещаться в пространстве. Еще занесет тебя остаточным выбросом в какой-нибудь другой мир — меня потом еле нашли, их — не знаю, смогут ли…

Крифиан со свистом выпустил набранный для солидности воздух.

— Чего ждете, молодой…э-э… господин маг? Ваша жена жаждет погреться под иберрским солнышком, — последнее утверждение таило в себе множество подводных камней, хотя бы потому, что сегодня кавладорское светило жарило гораздо сильнее какого-то там южного аналога; и Далия поспешила развить минимальное преимущество: — Давайте, давайте, телепортируйтесь! Или вы ждете, чтобы вас отыскали родственники жены?

Задумчиво и неуверенно, не вполне понимая, зачем он это делает, Крифиан принялся складывать пальцы, чтобы сопроводить необходимым жестовым компонентом заклинание перемещения.

— Не промахнись, — услужливо подсказала мэтресса, когда маг сосредоточился.

Счастливый новобрачный — впрочем, уже не такой счастливый, как десятью минутами ранее, грозно глянул на Далию — но та только благочинно и заботливо улыбнулась в ответ. Отчаянно сосредоточившись, волшебник припомнил ориентиры Лалеты — и тут внимательно вникающая в происходящее Джоя вдруг громко закудахтала, подрыгивая тощенькими локотками и гремя собранием украшений на шее. Священник подпрыгнул и принялся совершать странные и громоздкие поклоны изподвыподверта, очевидно, приветствующиеся его религией или рекомендованные для профилактики остеохондроза. Перепуганная Ользида на всякий случай отстранилась от подруги, Далия с одобрением показала Джое оба больших пальца, а Крифиан совершенно растерялся и возмущенно завопил:

— Я не могу работать в такой нервной обстановке!..

— Дорогой, — заныла Ользида. — Не хочу в Лалету.

— Правильно! — подхватила Далия. — на побережье Фносса гораздо лучше. Говорят, там кентавры предлагают молодоженам специальные бунгало на пляже — вы живете на берегу моря, кругом цветы, цветы, цветы, здоровый подножный корм, и в промежутках между купаниями, загораниями и легкими физическими упражнениями, восторгаетесь друг другом.

— Э? — не понял пространной речи мэтрессы Крифиан. Далия с удовольствием пояснила:

— Конечно, под «легкими физическими упражнениями» я имею в виду бег трусцой — вдруг на пляж какой-нибудь дракон из Шумерета залетит, или гидра из подземелья вылезет…

Маг начал медленно, но верно, тупеть. Госпожа алхимик продолжала:

— За сфинксами не гоняйся, — она по-матерински поправила Крифиану воротник мантии. Помогла закрыть отвисшую челюсть. — А если подвернется возможность совершить какой-нибудь подвиг — не отказывайся. Помни — твоей вдове и детям вознаграждение за этот подвиг ой как понадобится…

Крифиан нервно сглотнул. Ользида уже не догоняла:

— Какой вдове? Каким детям?

— Детям, детям. Вы уж поторопитесь, не откладывайте хорошее дело на потом. Годы ваши уже не те, чтобы ждать, ему вон уже восьмой десяток катит, — кивнула Далия на Крифиана, и тот автоматически поправил, что девятый; — да и тебе… — мэтресса смерила Ользиду придирчивым взором, прикидывая, на сколько та горазда обманывать действительность.

— Мне восемнадцать! — закричала Ользида. Джоя, азартно следящая за препирательствами, заржала. Серый ее поддержал. — Как это, — повернулась жена к мужу, — тебе восемьдесят два года? Мне ты говорил, что двадцать восемь!

— Я… — попытался оправдаться Крифиан, но Далия и тут его опередила. Она схватила Ользиду за платье и начала с максимальной амплитудой трясти девушку, изображая гневливую свекровь: — Никогда! не! спорь! с мужем! Верь всему, что он говорит, верь!

— Отпустите меня! — вырвалась Ользида. — Милый, почему ты не вмешиваешься?

— Да, почему? — уперла руки в бока мэтресса, мгновенно преображаясь из «свекрови» в «тещу». — Как ты смеешь спокойно стоять и смотреть на безобразие, которое творится с твоей женой? Ты что ж, жену не уважаешь?! Вот они какие, нынешние мужчины, — доверительно сообщила Далия Ользиде, беря ее под локоток, — никакого благородства — его жену бьют, а он даже не вмешивается… Чего стоишь, — рявкнула Далия в ухо студентке. — Давай, начинай плакать.

Ользида послушно оттопырила нижнюю губу и принялась тереть глаза.

Священник, уныло наблюдающий за шуточками мэтрессы, принес из часовни стакан воды, чтобы помочь девушке успокоиться, но по стечению обстоятельств путь заботливого человека пролегал мимо Крифиана. Маг, еще размышляющий над инструкциями, полученными от Далии — а может, и припоминающий формулу нужного заклинания, — автоматически принял из рук священника стакан и пригубил его.

Мэтресса не упустила подаренного судьбой шанса:

— Смотри! — зашептала она на ухо новобрачной, да так громко, что местные насекомые подпрыгнули в своих гнездах; — Вот его истинная природа! Всё себе, всё себе, у-уу, жадюга! А о тебе даже не думает! На небе — ни облачка, жара страшенная, а он глогчет и глогчет… Да, чать, — Далия старательно имитировала простроречье, чтобы Ользидин мозг проглотил нужную информацию, не перенапрягаясь при обработке всяких там научных алхимических терминов; — водку пьет… По такой жаре, при живой-то жене, спивается, гад сердешный… эээх!

— Не думай, — внезапно, но очень вовремя, подала голосок Джоя. Говорила она торжественно, с потусторонними завываниями и замогильным трепетом, что очень точно соотносилось с требованиями момента: — что семье не угодишь, когда крылом свободным полетишь. И не мечтай, что кончилась судьба, когда еще танцует жизнь твоя!..

— Вот, — удовлетворенно кивнула Далия. — Слушай, что тебе подруги советуют. Ты всегда можешь вернуть кольцо и подарки, и… Колечко покажи, — потребовала мэтресса. Изучила предъявленное украшение и скривилась: — Фи, дешевое. Что за муж тебе достался? Жадный, самовлюбленный, недалекий… В смысле, близкий, — тут же повернулась Далия к набравшему полный рот воды Крифиану. Понизила голос и зашептала ему на ухо: — Беги отсюда!.. Ты с кем связался? Ты что, не видишь — у нее на уме только претензии на высшее общество, богатство да удовольствия! Знаешь, кого я встретила по дороге, когда вас дого… э-э… спешила поздравить вас с началом счастливой семейной жизни?

— Кого? — ревниво осведомился новоиспеченный муж.

— Кавалера Шантильона, — нанесла последний удар мэтресса. И выдержала многозначительную паузу.

После чего отступила на полшага, чтобы не мешать супругам вонзить друг в друга пламенные взгляды.

— Джоя, будь добра — сходи за кучером. Нам пора, — велела мэтресса, удовлетворенно потирая руки и направляясь к карете. — У меня что-то было в руках, — припомнила мэтресса и посмотрела по сторонам, припоминая: — Что-то такое длинное, но удобное, если нужно погонять лошадь, прости Серый, я рассуждаю теоретически… Где же… А!

Далия подошла к отброшенному на плиты ловчему орудию и стала примериваться — как же согнуть спину.

И вдруг сачок сам кинулся на мэтрессу.

— ААА!!! — закричала Далия, отскочив на троллий шаг в сторону. — Он живой!

Мэтр Крифиан рефлекторно бросился за юбки Ользиды и выставил в сторону грядущей опасности руку с поднятым амулетом.

— Я так и знала, — брезгливо процедила обманутая в лучших чувствах молодая супруга, — Правильно мне мама говорила, что мужчинам верить нельзя!.. Мэтресса, можно, я поеду с вами?

— Конечно, конечно, — согласилась Далия, с ужасом глядя на трепыхания сачка. — Поехали быстрее отсюда…

— Эй! Куда вы собрались? — очнулся священник. — Убирайте отсюда вашего… вашу… что у вас в этом демонском колпаке? — закричал он еще громче — после того, как сачок, гремя и подскакивая, пропрыгал пару локтей по двору.

— А! — закричала Далия вместо научного объяснения. — Отче, с чего вы решили, что демон — наш? Я откуда знаю, кого вы тут изгнали, но не выгнали?

— Ааа!! — еще громче и еще ненаучней поддержала ее Ользида. Нервы Крифиана не выдержали окончательно, и он с оглушительным хлопком телепортировался в неизвестном направлении.

Кучер, которого Джоя вывела из часовенки, опасливо пробрался к лошадям и, косясь на самодвижущийся сачок, взобрался на козлы и поднял поводья. Священник упал на колени и завел молитву о спасении своей грешной души.

Визги и опасения могли продолжаться долго, но тут вмешалась Джоя. Она опустилась на корточки рядом с сачком, вгляделась сквозь полотно, осторожно нажала пальчиком, чтобы определить, что или кто там внутри прячется…

— Мэтресса! Кажется, вы кого-то поймали! Хотите посмотреть, кто это?

— Нет!! — закричала Далия. Ей было достаточно воображения.

— Судя по размеру, — продолжала студентка, — это или мелкий грызун, или крупное насекомое… Ага, — девушка осторожно прощупала добычу через ткань. — Это насекомое, оно в жестком панцире. Да какое крупное! В треть локтя будет…

Джоя перехватила колпак, чтобы жучок не выскочил, подняла сачок, осторожно заглянула:

— Мэтресса Далия! Вы поймали полуночную саранчу!! Ваше имя войдет в историю кавладорской энтомологии!

— Ну уж нет. Мне и сапиенсологии хватает, хвала богам, — выдохнула Далия. — Хватит с меня ваших полевых экскурсий и всяческой ловли…

* * *

2. Доклад

— Мэтресса Аббе была столь любезна, что показала мне добычу мэтрессы Далии — знаменитую кавладорскую полуночную саранчу, — восторженно сообщил мэтр Диаз ученому собранию, — Даже дала подержать в руках — не побоялась, добрая женщина, что саранча сбежит, или что я ее ненароком раздавлю! Великолепный, просто великолепный экземпляр! Такая большая — ее хвост у меня с ладони свешивался, мягкая, по запаху немного напоминает дохлую мышь, но просто прелестная, просто прелестная!

— Я бы ничего не смогла сделать без помощи барышни Джои, — скромно потупилась мэтресса Далия.

— Думаю, мы должны поощрить студентку, — высказался господин ректор, и ученые дамы и господа негромким гулом выразили свое согласие. — Так, значит, мэтресса Аббе тоже составила акт экспертизы… хм-м… Вот она указывает — цитирую: «Обнаруженные в Часовой Башне колонии пауков-крестовиков демонстрируют тенденцию к паутиноплетению на 58,9 % более вертикулоцентрированную, чем расположенные по сегментарно капсуловидной ретикуле…» чего? а, тут какие-то специальные термины. И тут термины… и тут…

Мэтр Григо пролистнул пару страниц объемного зоологического труда. Далия подумала, что, пожалуй, правильно сделала, что не стала препятствовать госпоже Аббе выражать свой восторг по поводу поимки редкого насекомого. Старушка-энтомологиня с удовольствием предоставила целый трактат, объясняющий… Правда, Далия, даже внимательно прочитав и добросовестно выспросив значения всех малознакомых слов, так и не смогла понять, что Аббе этим трудом объясняет, но ведь главное, чтобы сей манускрипт был приобщен к прочей документации, объясняющей поломку университетских часов. А объемный протокол сегодняшнего заседания Ученого Совета, в свою очередь, в соответствии с коварным далеко идущим планом Далии, должен раз и навсегда отбить охоту у любой комиссии, настоящей и будущей, выяснять истинную причину случившейся катастрофы.

— Никогда бы не подумал, что насекомые могут проделывать все эти штучки, — заключил мэтр Григо, перевернув последнюю страницу. — Что это с нашими кавладорскими жуками творилось? Уж не маг ли какой-нибудь наш Университет проклял?

— Нет-нет, — поспешила возразить Далия. — Я обратилась за консультацией к мэтру Лотринаэну, вот его доклад.

— Лотринаэн? — нахмурился мэтр Григо. — Что-то знакомое…

— Эксперт Министерства Чудес по межпространственным перемещениям. Ну, и по прочим штучкам. Мы с ним случайно пересеклись на прошлой неделе — у дальнего родственника мэтра Лотринаэна возникла проблема деликатного свойства, и он, по старой памяти, обратился ко мне, как к немного практикующему сапиенсологу-теоретику. А я, в свою очередь, посчитала возможным попросить консультацию по поводу наших сломанных университетских часов. Вот как-то так… Кстати, мэтр Лотринаэн подал великолепную мысль — что миграции и странное поведение насекомых и прочей живности в Часовой башне могут быть вызваны аномальными метеорологическими явлениями.

— Да? — удивился господин ректор. Мэтресса Долли и госпожа Гиранди верноподданно удивились еще сильнее. — Мэтр Карвинтий, что вы думаете относительно такого варианта развития событий?

— Я уже обращалась за консультацией к мэтру Карвинтию, — прищурившись, как эльф на мишень, протянула Далия. — Вот только у него в лаборатории не нашлось чернил, чтобы начертать соответствующий документ…

Мэтр Карвинтий подскочил, будто ворона, перепутавшая огородное чучело с застывшим в ожидании добычи охотником, встрепенулся, замахал руками. В его взгляде, устремленном на мэтрессу Далию, читалось: «Ну, погоди! Сейчас я разоблачу все твои фокусы! Ты у меня попляшешь! Сейчас ты поймешь, что значит — связаться с алхимиком, который видит все твои козни насквозь!»

Хотя, очень может быть, всё это содержание вмещал ответный взгляд, которым Далия наградила мэтра Карвинтия.

4. Бедняга Монгел

Краткие минуты отдыха

Восьмой день месяца Паруса. Ресторация «Алая роза».

Теплый летний вечер позволил переставить столики из душного полуподвального помещения прямо на мостовую. Завсегдатаи «Розочки» — студенты, празднующие очередной этап сессии, почтенные алхимики и прочие жители Университетского квартала, оживленно беседовали, обмениваясь последними новостями и городскими сплетнями. Полин уныло бродила от столика к столику, подавая салатные листья тем, кто заказывал морковную запеканку, и картофельное пюре — тем, кто ожидал жареных сосисок. Полицейский-хранитель Университетского квартала, господин Ницш, потягивал пиво из огромной персональной кружки, за крайним столиком жадно чавкала парочка оборванных, но явно святых людей — борода до глаз, позвякивающие цепи, лохматая одежонка, и на выбор около десятка самых разнообразных религиозных символов. Странствующие миссионеры, весьма вероятно, проповедали многобожие.

Расставленные на столиках и окнах «Алой розы» шахтные фонарики перемигивались огоньками горящих свеч, голоса сливались в тихий рокот, Далия блаженствовала, погрузившись в удобное плетеное кресло, покрытое мягкой овечьей шкурой, потягивала прохладное вино, и вообще — жизнь была хороша, и жить было… ах, как бы не сглазить — неплохо.

Наваристая похлебка исчезала, заглатываемая прямо-таки с чудовищной скоростью. Выбрав все, до последней капельки, Джоя облизала ложку, потом вытерла губы тыльной стороной ладони. Напа Леоне следила за студенткой с выражением крайнего умиления.

— Спасибо, всё было очень вкусно, — искренне поблагодарила Джоя. И сделала попытку встать.

— Нет-нет! Не спеши! Сейчас я тебе принесу кусочек окорока! — всполошилась гномка.

— Спасибо, Напа! Всё, что ты готовишь — очень вкусно!

Сидевшие за тем же столиком, что и Далия с Джоей, посетители — заглянувшие поужинать и рассказать последние сплетни Министерства Чудес, мэтр Лотринаэн и мэтр Лео хором подтвердили, что стряпня уважаемой Напы Леоне выше всяческих похвал. Вернее, изящный, по-эльфийски утонченный, со внешностью влюбленного юноши с нервом, Лотринаэн подтвердил — простоватый Лео, по молодости лет, стремился доказать слова действием, а потому сосредоточился на тарелке с жареной рыбой.

— А можно, я пока стихи свои почитаю? — спросила Джоя, обнадеженная добрым приемом.

— Конечно! Только погромче, чтобы я тоже слышала! — и гномка ускакала на кухню.

Джоя встала, откашлялась, достала из кармана мантии смятую тетрадку, приняла торжественную позу и принялась завывать, помогая себе руками — жестикулируя так, будто призывала бури на головы слушателей:

— В самом центре потока жизни мое сердце не спит, хоть скисни Я ему говорю — бессонница может плохо здоровью кончиться Но оно уверяет, несчастное, что удары ему неопасные И стучит, и стучит, и не хочет покоя…

Лотринаэн наклонился к Далии и тихонько прошептал:

— Каждый раз, когда я для себя решаю: вот оно, самое чудовищное, что могут изобрести люди, мгновенно появляется еще более странный образчик их искусства…

Далия хмыкнула:

— Что, себя ты к людям не относишь?

Полуэльф картинно вздохнул:

— Не сегодня, — и выразительно покосился в сторону странствующих и чавкающих святош. Меж тем Джоя озвучивала уже другой шедевр:

— В смятеньи чувств порой обалдеваю, вот так живу, а как — сама не знаю, Брожу по темным улицам тайком, и подзываю мягким голоском — Приди, о тайна вечная моя! Как отыщу, как я пойму тебя? Подкидышем судьбы себя найду, И зарыдаю, и в астрал пойду…

— Потрясающая девушка, — заключил Лотринаэн.

— Но-но! — строго погрозила Далия. — Напа взяла над ней шефство. Даже предоставила временное политическое убежище на мансарде. Так что не вздумай критиковать стихи Джои, а то спровоцируешь очередную гномо-эльфийскую войну.

— У Напы Леоне слишком радушное сердце, — дипломатично ушел от ответа Лотринаэн.

Далия отпила глоток вина, и ее потянуло на философствования:

— В чем-то ты прав. Как вспомнишь опыты по классической алхимии, которые проводил в своей мансарде наш бывший сосед, Фриолар, со всеми этими солями, кислотами, поташами, купоросами и аммиачной селитрой, так сразу понимаешь — гномы не вымерли как вид, только потому, что сердце у них бронебойное. И нюх избирателен до подозрительности. А знаешь, почему гномы так любят почудить?

— И почему же?

— Ты когда-нибудь видел у гномов детские игрушки?

— Честно говоря, я не слишком часто захаживал в гномьи шахты, но вот ты сейчас спросила… — полуэльф нахмурился, припоминая. — Шутка насчет чугунных горшков и каменных подметок ходит по всему миру, наверное, не зря…

— Не зря. Мне госпожа Кордсдейл-страшная… фр, что-то я лишнего выпила — я хотела сказать, что госпожа Нийя мне как-то рассказывала подробности детства своих сыновей и малолетней дочери. Каменные или чугунные подметки на детских башмаках, поверь, вынужденная мера — иначе маленькие гномики слишком быстро убегают от своих родителей, и за ними совершенно невозможно уследить, если не использовать груз-утяжелитель в качестве сухопутного якоря. А выбравшись из каменных колыбелек — то есть приблизительно к году, гномьи детки начинают хватать рабочие инструменты своих родителей — тут уж не до игрушек становится взрослым, только и успевай, что обучать горно-рудным работам, рассказывать, как ставить крепи в шахтах, как плавить сталь, как строить мосты и крепости, как затачивать режущие кромки всяких там секир да мечей, как воспитывать чернопятых троллей, чтоб помогали при переноске грузов… Тяжелое детство — тут не до игрушек. И вот годам к двадцати, когда основы ремесел гномята освоят, и начинается…

— Что именно? — уточнил Лотринаэн. Он пролевитировал бутылку, наклонив ее сначала над бокалом Далии, потом над своим. Судя по всему, эксперт Министерства Чудес пребывал в прекрасном расположении духа.

— У кого что. Один из троюродно-дальних родичей Напы, например, решил освоить новые приемы добывания золота и стал профессиональным сборщиков пожертвований. Говорят, целые селения снимались с места и срывались с обжитых земель, когда слышали о приближении носатого гнома с жестянкой для сборов на общественные нужды. А другие поселения сбегали, когда к ним являлась вооруженная до зубов гномка и начинала с визгом и аханьем лазать по местным горам… У бабушки нашей славной Напы, — пояснила Далия в ответ на недоумевающий взгляд собеседника, — в детстве было много забот, и она отложила подростковый возраст на старость, сейчас отрывается. Во-от, — протянула мэтресса. — Так что, учитывая всё вышесказанное, стремление Напы Леоне накормить и обогреть всяких там бродячих котов или тощих студентов, вполне закономерно.

— Серые кости Судьбы — Бредут в одиночестве мрака… Мне скелет из шкафа сказал, что их как-то искал злой голодный собака…

— торжественно продолжала Джоя, и Лотринаэн скорчил кислую рожицу:

— Лучше кошки.

— Лучше студенты, — живо возразила Далия, очень хорошо помнившая Черно-Белого питомца гномки.

— Не спорьте, — примирила мэтра и мэтрессу подошедшая Напа, — я всё, что угодно, приготовить сумею. Вам как, пожарить на вертеле или потушить с подливой?

Лотринаэн и Далия обменялись демонятами, которые перекувыркнулись из больших эльфийских глаз в прищуренные мэтрессины.

— Ллойярдский берег пуст, и тих, и грязен Брожу по валунам, рыдая и скорбя Под кАмнями песок насыпался, прекрасен, И вижу я, что рылась в нем свинья…

Лотринаэн не выдержал и громко зафыркал. Напа посмотрела недоумевающе, Далия — сердито, и полуэльф поспешил увести разговор в сторону:

— Знаете, чем закончилась эпопея со свадьбой Крифиана и Ользиды?

— Ользиду неожиданно простили родители, — ответила Далия. — Сегодня утром она здесь плакала, что молодость ее безвозвратно погублена, любовь предана, и только маменька с папенькой ее понимают; так что теперь наша тихоня собирается положить остатки своей жизни на благо кавладорской Алхимии. Пусть ее, — махнула рукой Далия. — Нынче Ользида сидит в библиотеке напротив новенькой таблички — ну, той, где выбитый зуб Гринча и поэма о подвиге принца Роскара, — и ждет, когда его высочество об нее случайно споткнется…

— Запросы у девушки, — присвистнул полуэльф.

— Ничего не выйдет, — подал голос, в промежутке между рыбой и запеканкой, мэтр Лео. — Принц Роскар не такой идиот, чтобы ходить по библиотекам.

— Угу, — согласилась Далия. И обменялась с Лотринаэном еще одной партией демонят-акробатов.

— Ничего, попадется ваша Ользида на зубок нашей патронессе, принцессе Ангелике, — многозначительно начал мэтр волшебник, но тут подошла Джоя и, сияя черной улыбкой — по случаю вечера девушка выбрала ультра-темную губную помаду, — спросила:

— Как? Понравились вам мои стихи?

Напа быстренько вскарабкалась на стульчик, откуда бросилась обнимать Джою, и громко оповестила весь белый свет:

— Твои стихи просто прекрасны! Я будто снова побывала в Уинс-Тауне! Будто снова погрузилась в шум кузниц родного Орбурна! Джоя, садись, вот попробуй окорок, вот к нему свежая зелень, ты кушай, кушай — что-то ты бледненькая…

Со стороны, где сидел полуэльф, раздались какие-то сдавленные звуки, но когда Далия грозно повернулась, то увидела только туман сработавшего телепорта.

* * *

Через некоторое время прохохотавшийся волшебник вернулся.

— Я что-то пропустил?

— Пудинг, — ответила Далия. — Напа приготовила специально для Джои, но тут на всех хватит. Угощайся.

Полуэльф издали принюхался к трясущемуся желеобразному угощению и щедро пожертвовал предназначенную для него порцию младшему коллеге — у мэтра Лео и желудок покрепче, и не такая большая потеря для Магического Искусства, ежели что…

— С самого дома такой вкуснотищи не пробовала, — отозвалась Джоя, наворачивая свою долю деликатеса.

— Джоя, а откуда ты родом? Из Ллойярда? Уинс-таун, Шуттбери?

— Нет, — ответила девушка господину магу. — Я с острова Дац. Напа, а можно я еще стихи почитаю?

— Конечно, читай на здоровье! — умилительно согласилась Напа. Джоя резво выскочила вперед и продолжила чтение своих заунывных баллад. А Далия и Лотринаэн возобновили обмен мнениями.

— Я, конечно, знаю, что остаточное излучение Магии Смерти может отрицательно влиять на окружающих, но чтобы так…

— Что ты имеешь против Джои? — возмутилась Далия.

— Ее стихи.

— Ода Восьмому Позвонку, — громко объявила девушка.

О, ты, возвышаясь над миром остовом костистым, ты, где горгульи приют обрели и уснули сном вечности, Ты, о великая школа, где постигают таинства ученики, боящиеся случайно умереть, отравившись свинцом и чернилами…

— Тема стихов и их слог, — железно впечатала Далия. — Личное дело поэта. Посмотри — никто из слушателей не возмущается.

— Ага. Да они просто не слышат — треск челюстей мешает.

— Чтобы ты ни говорил — мне ллойярдцы нравятся.

— Да? а кто подложил этой милой черно-белой барышне серебряную ложку и не садился за стол до тех пор, пока не исключилась вероятность анафилактического шока, столь характерного для вампиров? А-а, Далия, признавайся — ты ведь не просто так при случайной встрече с Лео начала зазывать его заглядывать к вам на огонек! Ты проверяла, не зомби ли ваша студентка!

— Зомби очень глупые, — скривилась Далия. — Все знают — с мозгами у нежити не очень. Из обычного зомби студента не получится. Хотя обратный процесс трансформации студента в зомби вульгарис — осуществляемый без всякой магии — я наблюдаю почти каждый день… Кстати. Джоя, можно тебя на минутку? — выбрала алхимичка паузу в стихотворном потоке.

— Да, мэтресса?

— Извини, что спрашиваю — но тут вот мэтр Лотринаэн интересуется — у тебя случайно в кошках родственников нет?

— Где? — не поняла Джоя.

— В кошках. Котах. Леопардах. Рысях, тиграх, львах…

— Оборотней у нас в роду, — вытаращив на Далию глаза, пробормотала Джоя, — никогда не было.

— Приятно это слышать. Видишь, Лотти, что я тебе и говорила, а ты — Черно-Белая, Черно-Белая…

Джоя покосилась на бутылку, продолжавшую левитировать от стакана мэтра к стакану мэтрессы, и решила, что лучше не вмешиваться.

— Не называй меня Лотти, терпеть не могу ваших человеческих прозвищ!

— Вот опять — «ваших», «человеческих»! Я, может быть, обижусь.

— Не обижайся, — спохватился Лотринаэн, и, поймав ладошку мэтрессы, наклонился, чтобы поцеловать и загладить свою вину. Далия ойкнула. — Что такое? О Стихии, что у тебя с рукой?

— Вожжи. Вот, натерла, знаешь, как бо-о… ой!

— Сейчас подействует исцеляющее заклинание. А это что такое? Ожог, что ли?

— Случайность. Не обращай внимания.

— Ну как можно — на такую симпатичную девушку, и не обращать внимания? — тепло улыбнулся Лотринаэн. Далия начала расплываться в ответной улыбке, но вовремя спохватилась. Отодвинулась сама, вдруг обнаружив, что они с господином магом сидят, чуть ли не обнявшись, потом отодвинула предательское вино, и сделала попытку стать солидной и серьезной:

— Что мы всё обо мне, да обо мне! А у тебя как жизнь? как магия? как заклинания, не отказывают ли?

— А… — отмахнулся полуэльф. — Большинство — работают, как по волшебству, — Лотринаэн улыбнулся собственному каламбуру. Потом погрустнел. — Хотя забавно, что ты вспомнила о дефектных заклинаниях. Мне тут привели пациента на излечение с помощью магии Четвертого Шага — знаешь… — грустно понурился мэтр, — не мой это вид магии…

— Откажись.

— Не могу. Это родственник… не мой родственник, — поспешил пресечь все подозрения господин маг, — а, понимаешь, мой молочный брат — сын моей кормилицы, когда-то имел несчастье жениться, завести детей, вот его внучка, в свою очередь, вышла замуж за двоюродного брата сына бабушкиной…

— Лучше скажи, что родственник, — посоветовала мэтресса.

— Хорошо тебе говорить! Не тебе же ему мозги промывать!

— А хоть бы и мне, — легкомысленно махнула рукой Далия. — Что, думаешь, я сяду в лужу? В крайнем случае — составлю компанию твоей замечательной четвероногой магии…

— Четверошаговой! тьфу, четвертьногОвой!.. тьфу, из чего вы вино делаете… Чтобы какая-то, — брезгливо наморщив нос, протянул полуэльф, — человеческая Алхимия посмела тягаться с магией!..

— Не какая-то! — рассердилась Далия. — А сапиенсология! Зря смеешься, — холодно добавила она, посмотрев, как весельчака Лотринаэна снова разбирает хохот. — Давай сюда твоего подопечного — я ему мозги вправлю! Если найду, — на всякий случай оставила себе лазейку мэтресса.

— Я подарю тебе букет,

— читала Джоя, и Напа Леоне вдохновенно внимала литературному шедевру в стиле Сумрачного острова Дац:

— Схожу и наберу четырнадцать цветочных трупов; вот резеда, что запахом своим мутит и отравляет, а вот шалфей, что моль прямь на лету охотно убивает; а вот цикута. Отведай сок ее корней, и ты поймешь, что мой букет — он для твоей могилы собран…

Труды во славу сапиенсологии

Девятый день месяца Паруса.

Господин Монгел ссутулился, нахохлился, спрятался за воротником и потому казался еще меньше, чем он был на самом деле. Голова его тряслась, карие, на выкате, глаза смотрели на мир жалобно и обреченно, руки крепко держали одна другую и тоже тряслись, загнанные под кресло ноги тоже время от времени начинали выстукивать чечетку, и вообще — господин Монгел являл зрелище безрадостное и несчастное.

Даже Гринч в расцвет запоя не выглядел таки жалким, — подумала Далия. — А ведь, судя по костюму, Монгел — человек не бедный, на голодающего не тянет — разве что голодает по собственной воле, чтобы вызывать побольше сочувствия и участия. Интересно, что с ним такое случилось?

— Понимаете, — прошептал господин Монгел, справившись с приступом паники, которую спровоцировало приглашение Далии присаживаться в кресло и рассказывать о своих бедах. — Я убил свою жену.

— Это ужасно, — искренне посочувствовала Далия и жертве, и преступнику.

— А когда утром, за завтраком, я рассказал ей подробности преступления, она вспылила и ударила меня сковородкой по темечку. Вот сюда, — господин Монгел наклонился и предоставил мэтрессе для изучения свою голову — с едва намечающейся лысиной, пока еще закрытой редкими русыми, в мелких кудряшках, локонами. Из-под прядей выглядывал желтовато-зеленоватый след старого синяка.

— Угу, — только и смогла, что кивнуть, Далия. — Продолжайте, я вас внимательно слушаю.

— А потом моя дражайшая госпожа Токиата пожаловалась своей матушке, госпоже Ребекке, и она спустила на меня сторожевую «потухшую» саламандру.[6] Она укусила меня вот сюда, — господин Монгел задрал рукав и предъявил след укуса на предплечье. — Это было шесть дней назад, — уточнил страдалец, на случай, если мэтресса вдруг захочет знать подробности. — А четыре дня назад мне приснилось, как я убиваю нашего соседа, который торгует зеленью и овощами.

«Приснилось»?!! Так весь этот бред ему снится! О боги, слава вам — глубоко в душе возликовала Далия. — Это не натуральный маньяк, это всего лишь тихий безобидный псих… У сапиенсологини будто гора с плеч свалилась.

— Когда я рассказал ему, как душил его несвежим укропом, он как-то очень странно на меня смотрел, — продолжал повествование господин Монгел. — А вечером, когда я возвращался со службы, за мной вдруг погналась длинная черная, в желтую крапинку, змея, и укусила меня, сейчас покажу… — пострадавший поднялся и принялся расстегивать поясной ремень.

— Нет-нет, — едва не запаниковала Далия, — я верю вам на слово!

— Спасибо, мэтресса, — тихо пролепетал господин Монгел. Помолчал и грустно-грустно посмотрел на госпожу сапиенсологиню: — Что мне делать, мэтресса? Я чувствую, что делаю что-то не так, но вот что именно?

— Гм… — потанцевала бровями мэтресса. Покрутила карандаш. — А зачем, собственно, вы рассказываете тем, кто стал «жертвами» ваших снов об этих… э-э… фантазиях?

— Как же иначе? — испугался Монгел. — Отец Джером, священник Ордена Отдохновения Ночного, мне так посоветовал еще в детстве. И я неукоснительно соблюдаю его предписание — иначе, если я не расскажу, а с человеком вдруг беда какая случится, ведь грех на мне будет! Нет, я рано утром, как проснусь, сразу же иду и всё рассказываю…

— Похвально, — задумчиво ответила Далия. — Так что, получается, что у вас подобные кошмары бывают частенько…

— Не кошмары! — встрепенулся господин Монгел. — Нет, что вы, мэтресса! Это совсем не кошмары! Я обожаю свои сны! В них всё такое красивое, яркое, будто… будто я сижу в театре и смотрю занимательную пьесу! Или еще лучше — будто я сам играю на сцене! Какие захватывающие монологи я произношу! Мои жертвы столь изысканно красиво молят о пощаде! Вы не поверите, мэтресса! когда я давеча сбросил свою супругу в Алер, предварительно привязав ей к ногам подушку, которую ее матушка подарила нам на бракосочетание — вы не поверите, мэтресса, какое было лицо у моей дражайшей Токиаты! Такое возвышенное, такое вдохновенное, тонкое и прекрасное!..

— О… вот как…

Путем кропотливых расспросов мэтресса Далия установила следующее. Во-первых, все жертвы снов господина Монгела — люди, гномы и кентавры, которых он хорошо знает. Члены семьи, родственники, кумовья, сваты, седьмая вода на киселе — но чаще все-таки жена и теща. Дети — два сына и две дочери, были героями сновидений крайне редко, и обычно в качестве помощников, подавая папеньке веревки, чтобы связать жертву, или что-то в этом роде. Вторую по частоте убиваемости группу составляли купцы, лавочники и приказчики, которые или служили вместе с Монгелом (тот трудился счетоводом при Министерстве Золота и следил за расходами на некоторые секретные статьи государственного бюджета — то ли на выплавку пушек, то ли на обновление гардероба королевы Везувии, Далия не поняла). Пациента очень смущала недавно обнаруженная закономерность: стоит лавочнику обсчитать Монгела хотя бы на ломаный грош — всё, ближайшей ночью смотри сцену удушения, утопления или даже вообще нечто такое, о чем при дамах упоминать неприлично.

Во-вторых, что это были за преступления! О, как сложно запутывал Монгел (во сне) следы своего участия в очередной кровавой разборке! О, как сложно обставляло его воображение картину преступления! Сколько раз ему приходилось выискивать таинственные руины, или грязные трущобы, или темные-темные подвалы — в Талерине-то такого днем с огнем не найдешь, вот фантазиям и приходилось страдать по полной, заправляясь в рабочее время идеями, высказанный в шедеврах Фелиции Белль, Жермуаны Опасной и Мегалотты Бимз. А орудия преступления? Куда там — «ножи, топоры»!.. Фи, разве можно получить кайф от преступления, совершенного столь примитивными средствами? Мощные тесаки гномьей голубой стали, с рунными подписями и спрятанными в лезвии проклятиями, старинные бронзовые секиры, помнящие кровь, пролитую в великих битвах прошлого (однажды Монгелу приснился даже сон про такую великую битву — увы, в подробностях не запомнился; слишком много пентийских осьминогов и миног в соусе из розовых лепестков по-брабансски бедняга-счетовод перед этим попробовал); правда, к сожалению, почему-то не фигурируют огромные мечи — наверное, вздохнул печально сновидец, не достоин он носить благородное оружие доблестных рыцарей…

В-третьих, какой-либо сезонной закономерности в этих снах Монгел за собой не замечал. Он просто спал. И просто мстил своим обидчикам…

— Ага! — воскликнула Далия, когда ей показалось, что она видит Истину за темной завесой чужих комплексов. — Обидчиков! Значит, вы действительно хотите отомстить? — бросилась мэтресса на многообещающую оговорку собеседника, как коршун на цыпленка.

Монгел замахал руками, еще плотнее сжался в комочек, еще больше затрясся и начал уверять, что никогда в жизни, никогда, ни за что… Он человек тихий, смиренный, как он может брать на себя грех чрезмерной мести? Какое право он имеет судить, заслуживает ли кто-нибудь наказания, и какого?

Далия похмыкала, убила (о, боги! простите, случайно с языка сорвалось) еще час времени, подробно расспрашивая Монгела о его привычках, истории, наследственности, образе жизни, а потом, отпустив жертву обстоятельств на свободу, крепко задумалась.

* * *

Мэтр Лотринаэн, прохлаждающийся под красно-белым полосатым тентом, натянутым над столиками «Алой розы», встретил появление мэтрессы Далии бурными аплодисментами.

— Жаль, что я не поспорил с Лео, — заявил господин маг, — Что ты сдашься, как только разок выслушаешь этого чудика. Впрочем, пустяк. Ведь Лео тоже пытался работать с Монгелом, так что он наверняка бы отказался от пари…

— И как мэтр Лео работал с нашим страдальцем?

— А, — отмахнулся маг, — еще хуже, чем я. До сих пор госпожа Токиата гоняет по клумбам чересчур резвых дождевых червяков… А сам я пытался Монгелу воспоминания изменить, понимаешь, чтобы он помнил не о том, что случилось на самом деле, а…

— Так он на самом деле убийца? — всполошилась Далия.

— Нет! Мы с мэтрессой Хлоей — весьма компетентная в магии Четвертого Шага магэсса, может, слышала? — просканировали его память вплоть до первого крика — никогда ничего подобного! Он даже мошек не бьет — боится причинить им вред! Правда, Хлоя после сканирования почему-то напрочь отказалась работать с господином Монгелом, что поделать, даже у лучших магов случаются кратковременные капризы… А сам я пытался его заколдовать, сделать ему личность… поуверенней, что ли? Посмелее, помужественнее. Безуспешно, — задумчиво протянул Лотринаэн. — Эх, придется, видимо, отдавать Монгела на терапию брабансским коллегам — говорят, тамошний глава Министерства Чудес, мэтр Адам, очень хорош в лечении застарелых неврозов.

— Не спеши, — ответила Далия. — Я, между прочим, еще не сдалась.

* * *

Следующий визит Далия нанесла в Министерство Спокойствия.

Вход в Министерство Спокойствия украшали гномы. Мэтресса Далия скептически посмотрела на квадратные плотные фигурки, мельтешащие между зданием Министерства и сложенными неподалеку, на зеленом газоне, орудиями гномьего труда, закашлялась от клубов строительной пыли и поспешила закрыть рот и нос рукавом мантии.

— Чего надо? — грозно спросил один из гномов. Судя по пыльному кожаному фартуку, рукам, упертым в крепкие бочкА по обе стороны самоуверенного пузца, окладистой бороде и сурово сведенным бровям, старший подрядчик. — Министерство закрыто! Никого пущать не велели! Приходите через неделю! А лучше через месяц, хотя, по уму, раньше нового года торопиться не следует…

Декорируемо-разбираемый гномами фасад как-то очень громко ухнул, отломившись особенно большим куском, который при соприкосновении с землей поднял целую тучу пыли. Гномы обрадовались, оживились и принялись с еще большим энтузиазмом вгрызаться в стену Министерства. Обнаружившая очередной Необъяснимый Феномен макроэргической реальности мэтресса, следуя укоренившейся глубоко в подкорке привычке, уже тянула из кармана блокнот и карандаш.

— Скажите, пожалуйста, уважаемый мастер, — издалека начала допрос испытуемых госпожа сапиенсолог. — Если меня не обманывают мои несовершенные органы зрения, сейчас вы с коллегами ломаете вход в здание Министерства Спокойствия королевства Кавладор. Не будете ли вы так любезны и не соблаговолите ли прокомментировать смысл ваших действий?

Гном задумался. Чувствовалось, что ему хочется дать ответ правдивый, содержательный, серьезный и максимально полный. Правда, существовало некое тайное обстоятельство, еще не ведомое мастеру-строителю, но прекрасно известное самой мэтрессе: гномы никогда не думают о цели своих действий, им доставляет наслаждение сам процесс размахивания железными орудиями.

Вот и на этот раз пойманный с поличным испытуемый не мог сообразить, зачем же ему нужно в прекрасный теплый летний день глотать летающую в воздухе пыль, надрываться, следя за десятком трудяг, ворочающих крупные каменные глыбы и матерящихся, когда случайно попадаешь мимо гвоздя по собственным пальцам. Гном думал. Дыра, ведущая в глубь Министерства, постепенно расширялась. Далия ждала.

— Ну… ета… оне того… — наконец, разродился гном.

Мэтресса Далия с деловым видом черкнула строку в блокноте. С настойчивым вниманием подождала продолжения. Гном стушевался.

— Ента… вот так… я… ну… вы поняли?

— О, да! — поспешила заверить мэтресса Далия строителя. Закрыла блокнот и постучала карандашиком по обложке. — Благодарю вас от имени всей кавладорской Алхимии за содержательный рассказ и неоценимый вклад в развитие отечественной сапиенсологии! — мэтресса, наклонившись, пожала гному руку. Мастер не сопротивлялся. — Можно, теперь я пройду в Министерство?

— Да, конечно! — поспешил обрадоваться строитель и под локоток провел Далию к месту, где когда-то располагались ступеньки парадной лестнице. Шикнул на своих подчиненных, торжественно сопроводил мэтрессу через завалы строительного мусора, помог перескочить через пару особенно коварных каменно-блочных препятствий, собственноручно снял красную ленточку, обозначающую, что посторонним личностям вход в Министерство Спокойствия закрыт до окончания ремонта, и еще долго кланялся в след удаляющейся фигуре в мантии.

Похоже, ремонтные работы по реконструкции парадного входа никак не сказались на общем графике работы господ сыщиков, полицейских и прочих специалистов, сторожащих мирный сон и не менее мирное бодрствующее состояние законопослушных подданных Кавладора, думала Далия, путешествуя по коридорам Министерства. Мимо мэтрессы сновали в разные стороны господа в мундирах, господа без мундиров, попался даже один господин без верхней одежды — впрочем, тролли никогда не утруждали себя лишним грузом; кто-то нес в руках стопки бумаг, кто-то, надрываясь, волок на собственном горбу жутко довольного пьяницу, кто-то цивильно обнимался с собственной алебардой, а еще один странный тип с совершенно экстатическим выражением лица целовал пергаментный свиток с официального вида печатью.

Далия придирчиво посмотрела на последнего, по привычке схватила блокнот, но потом удержалась — приложив для этого совершенно катастрофическое усилие воли. Успокоив себя размышлением, что, судя по всему, уже прошло некоторое время с тех пор, как счастливчик начал свой целовательный процесс, а значит, есть существенная доля вероятности, что он простоит в той же позе за тем же занятием еще хотя бы час, алхимичка отправилась дальше.

— Будьте любезны, подскажите, — обратилась Далия, но ее невежливо обошли.

— Где мне найти… — мимо нее пробежали.

— Инспектора Клеорна? — Далию просто не заметили и, если бы она не отпрыгнула к стене, прошли бы насквозь, как призрака.

После долгих блужданий Далия добралась до специфического островка тишины — солидной дубовой двери на втором этаже. К этому порталу в секретнейшие недра наиспокойнейшего Министерства вел маленький коридор — с одной стороны располагалось маленькое окошко, распахнутое по летнему времени; чуть правее — спускалась лестница на первый этаж.

Дверь охранялась. По правую и левую сторону от створок застыли два охранника — каждый ростом с недокормленного тролля, у каждого на плечах по пол-вагонетки изделий гномьих кузнецов, у каждого на передней стороне черепа написано стремление заслужить похвалу начальства. Детали правого и левого объектов немного различались: у правого в руках было копье иностранной разновидности (наконечник был намного больше обычного и весь с шипами-зазубринами по обеим сторонам лезвия), у левого подрагивал в огромных ручищах шипастый шар на цепи. Выглядели охранники, что и говорить, грозно. Поэтому Далия подошла к ним осторожно, на цыпочках, и заговорила тихим шепотом:

— Пожалуйста… Скажите, где мне найти инспектора Клеорна?

— Это секретная информация! — рявкнули оба охранника разом. Далию едва не снесло звуковой волной.

— Мне он нужен по очень важному делу! Вы только скажите, где его найти? Можете не говорить, — тут же поправилась Далия. — Можете просто указать направление!

Рука с шипастым шаром чуть дрогнула, но тут же была остановлена окриком собрата по двери:

— Секретная информация! Не подлежит разглашению!

— Тьфу ты! — в сердцах плюнула Далия. Вернулась к лестнице, долго смотрела на суетящихся на первом этаже сотрудников, прикидывая вероятность встречи с тем, кто сможет ответить на ее вопрос. Потом набрала побольше воздуха, как ныряльщик перед прыжком, состроила решительно-деловое выражение лица, и, развернувшись, — не каждый рыцарь так резво берет старт при виде противника, — уверенно и деловито направилась к запертой двери.

Уловка сработала, но не идеально. Далия уже дотянулась до бронзовой ручки, уже занесла ногу, чтобы переступить порог — и тут ее остановила сталь экзотического оружия, перекрывшая вход.

— Вы внесены в списки посетителей? — грозно пророкотал страж.

— Вы меня об этом спрашиваете?

Стражи растерялись. Ответить на подобный вопрос, что «информация не подлежит разглашению» было как-то неправильно. А вдруг и в самом деле мэтресса алхимик записана, и, следовательно, имеет право находиться в Министерстве Спокойствия? А вдруг — но это уже вообще из области невероятности — она тоже имеет право на допуск к секретной информации? Стражи задумались, как бы им почесать в затылках, чтоб не очень было заметны со стороны их раздумья над сложнейшей проблемой современности. После долгого молчания левый амбал неуверенно предположил:

— Может, спросить министра, кто к нему записан на прием?

— А где министр? — тут же откликнулась мэтресса.

— Секретная информация не подлежит разглашению! — хором ответили ей.

Тут Алхимик в Далии не выдержал и все-таки добрался до вожделенного блокнота.

— Скажите, — обратилась мэтресса к правому охраннику. — Вам когда-нибудь ставили диагноз «сотрясение мозга»?

— Секретная информация не подлежит разглашению!

— Что вы ели на завтрак? — живенько повернулась алхимичка к левому охраннику.

— Секретная информация не подлежит разглашению!

— Вам нравится, когда наступают на ногу туфелькой с очень острой шпилькой?

— Секретная информация не подлежит разглашению!

— Ваш словарный запас составляет менее или более ста пятидесяти слов?

— Секретная информация не подлежит разглашению!

— Вы когда-нибудь испытывали сильные романтические чувства в адрес представителя противоположного пола?

— Секретная информация не подлежит разглашению! — браво и гордо ответили стражи. Далия уткнулась в блокнот:

— Так, запишем: отсутствие явного утвердительного ответа является доказательством, что подобные чувства респонденты испытывали чувства только к существам, к противоположному полу не относящимся…

Правый охранник задумался, а левый — наверное, больше, чем собрат, преуспевший в накачивании мускулов внутри черепа, — как-то застеснялся и поспешил смущенно пробурчать, что он вроде как помолвлен… Милая девушка, учится в Университете…

— Ага, ага… Изольда, что ли? И тут она успела…

— А откуда вы знаете?

— О, Изольду в Университете знают все! — не подумав, брякнула Далия и тут же прикусила язычок и попыталась исправить смысл своего высказывания: — Такая замечательная девушка, настоящее сокровище!..

— Да? — просветлел ликом охранник. — Я тоже так думаю! Она такая красивая, милая, так нуждается в защите и помощи, что…

— Грм, — выразительно напомнил страж второй створки о служебном долге.

— Служебная информация не подлежит разглашению! — проорал левый охранник.

— Ладно, оставим Изольду в покое. Скажите, а вы когда-нибудь свой пост покидаете?

— Служе… — начал было ответственный господин, но быстро скис под крайне выразительным взглядом Далии и ответил по существу. — Только в случае стихийного бедствия.

— И часто они тут случаются? И какие события конкретно под эту категорию попадают? — деловито осведомилась Далия.

Озвучить, что данная информация тоже секретна, стражи не успели — дверь кабинета министра отворилась изнутри, и появившийся на пороге господин Клеорн мигом напомнил болтунам о служебном долге. Он хмуро взглянул сначала на одного, потом — на другого, встопорщил усы, потом разглядел Далию и расплылся в приветственной улыбке:

— Мэтресса, какая приятная встреча! Рад видеть вас в добром здравии! Позвольте спросить, какая необходимость привела вас в наше Министерство?

— Служебная информация не подлежит разглашению! — автоматически гаркнула Далия, и только потом спохватилась: — Тьфу ты, привязалось! Инспектор Клеорн, мне нужна ваша консультация по поводу одного якобы совершенного преступления… — Далия прочирикала суть дела, которое ее привело в Министерство Спокойствия, после чего позволила увести себя для конфиденциального разговора в кабинет господина сыщика.

— Монгел, — буркнул Клеорн. Щеки его надулись, брови сошлись в смертельной схватке, усы растопырились. — Монгел.

Сыщик выразительно хлопнул по пухлой папке, извлеченной из глубин шкафа:

— Вы не представляете, мэтресса Далия, как напряг всех в Министерстве тишайший и нижайший господин Монгел! Вот жалоба его сапожника — якобы Монгел следит за работягой с целью убийства; вот слёзная просьба зеленщика спасти его от бесчинной расправы, ожидающейся в следующее полнолуние; вот объяснения тайного советника Джиобарди — целый день работа Министерства Золота была невозможна, потому как шло разбирательство, кого из коллег в своем эпохальном сновидении Монгел зарезал просто так, а кого — с особой жестокостью, и старшие счетоводы дико возмущались, почему это их бездыханные тела отправили в Илюм, сторожить сокровища сфинксов. Пока не выяснили, чем же провинились страдальцы, что их так наказывают после смерти, несколько голов, в том числе и виновника дискуссии, было разбито с применением новейших вычислительных технологий (я имею в виду конторские счёты).

— Странные фантазии у человека…

— А вот посмотрите, мэтресса — здесь доносы госпожи Ребекки, — Клеорн протянул стопку исписанных листов, судя по объему — краткий конспект хроник гномо-эльфийских сражений. — Если бы Монгел хотя бы свою тещу довел до логического завершения — вот не поверите, сударыня, я бы его оправдал и лично ходатайствовал о смягчении приговора. Мы ведь за ним следили! Четыре стажера, сменяя друг друга, ходили, как привязанные, в течение недели — потом в слезах прибежали ко мне, потому как однажды утром Монгел подошел познакомиться и в красках поведал, какой смертью умерли шпионы нынешней ночью… Может, его все-таки запереть?

— Куда? — всполошилась Далия.

— Ну, — изобразил Клеорн что-то с длинными рукавами, завязанными крепким узлом на спине. — Есть же богадельни всякие.

— Через два дня к вам прибегут лекари и сиделки с известием, что Монгел угрожает — теперь уже им, — философски пожала плечами госпожа Алхимик. — Тут нужно придумать что-нибудь другое… Что-нибудь… хм-м… убойное!

Клеорн развел руками, показывая, что предложение Далии он еще не понял, но уже принял.

— Например?

— Я думаю, — ответила Далия и стала барабанить пальцами по столу. — У меня есть идея, — наконец, проговорила мэтресса. — Возможно, даже хорошая…

— Слушаю вас, сударыня, — благоговейно склонил голову инспектор. — Уверен, ваша идея гениальна.

Далия не спешила верить лести:

— Гораздо более вероятно, что последствия моей идеи будут аморальными или противозаконными. Но если вы так настаиваете, конечно, я расскажу свой план, как приструнить воображение тишайшего господина Монгела.

* * *

Два часа спустя, обговорив, пересмотрев, поспорив и утвердив окончательный вариант монгелоцентрированного воздействия, Далия летящей походкой покидала здание Министерства.

Посреди столпотворения ответственных и серьезных хранителей Спокойствия королевства Кавладор, у нижнего края лестницы, связывающей этажи официального здания, стоял странноватый господин и по-прежнему, экстатически и самозабвенно, покрывал поцелуями печать черного сургуча на официального вида пергаментном свитке.

Тут уж алхимичка не выдержала, и, выхватив карандаш и блокнот, подскочила, чтобы задать несколько вопросов:

— Скажите, любезнейший, а… — Далия пощелкала пальцами у уха счастливчика. Тот не прореагировал и снова приложился губами к официальной печати. — А! А! а! — произвела акустическое воздействие мэтресса, общелкивая радующегося субъекта с разных сторон.

Тот с упоением продолжал лобызать сургуч и пергамент. Чмок — печать, чмок — документ. Чмок — печать, чмок — снова документ, чмок…

Далия сделала попытку как-то рассмотреть, что, собственно, за пергамент вызвал столь бурную реакцию. Подлезла счастливчику под руку, изогнулась, прищурилась — но сумела разобрать только обрывок слова — ага, руна «скай»… руна «фахт»… а это что за закорючка? а, руна «ингер». Вместе получается «сфи»…

— Сфинкс, что ли? — спросила саму себя мэтресса.

— Где сфинкс? — мигом откликнулся проходивший мимо серьезный бородач в кирасе и стальной каскетке.

— Не знаю, — застенчиво улыбаясь, развела руками Далия. — Пролетел мимо — вот, бедолагу заколдовал, и улетел… И где теперь крылатого гипнотизера сыскать?

Шуточка про «пролетевшего сфинкса» была особенно популярна в Унивеситете для определения алхимиков, подобных… хмм, ну, чтоб далеко за примером не ходить, хотя бы мэтрессе Далии. Когда к ней в руки попадала очередная энциклопедия, ее отстраненно-оглушенный вид и отсуствие реакции вне напечатанных крупным шрифтом раздражителей, по слухам, как раз соответствовали дозе гипноза, излученного на жертву крылатым магическим существом.

Бородачу, по всем университетским традициям, полагалось рассмеяться шутке, или, может быть, попытаться пошутить в ответ, но сотрудник Министерства Спокойствия повел себя совершенно иначе. Он достал из кармана свисток и принялся неистово свистеть. Как по команде… хотя почему «как»? Точно следуя полученным при вступлении в должность инструкциям, сотрудники Министерства Спокойствия — сыщики, шпионы, полицейские, следователи, палачи, дознаватели, сторожа, охранники, головоломы, головотяпы, штатные чтецы мыслей и вольнонаемными осведомители, бросились оказывать организованное сопротивление возможному противнику.

Как по мановению волшебного посоха, в руках шнырявших по Министерству чинов оказались щиты и дубинки. Кто-то подкатился под лестницу, и наставил служебный арбалет вверх, под потолок. Кто-то спешно баррикадировал двери по правой стороне коридора, срывая с петель дверцы с противоположных проемов. Кто-то с визгом «Спасай документы!!!» ворвался, разбив преграды, в ближайший кабинет и принялся швырять из окон шкафы с отчетностью.

Спустя две с половиной минуты Далия осталась единственным неспрятавшимся человеком в Министерстве — конечно, кроме целовальщика, но его можно было смело сбросывать со счетов.

Как на грех, вверху, под потолком второго этажа, мелькнула тень перепуганного голубя, и тут же стала мишенью для огненного шара, электрического разряда и десятка арбалетных болтов.

На Далию и целовальщика посыпалась отбитая штукатурка. Пока мэтресса думала, а не завизжать ли ей, или, может, не мелочиться, и попробовать обморок, ее невменяемый сосед пришел в себя, недовольно спросил «Что за демонские штучки?», стряхнул с драгоценного пергамента пыль и отправился восвояси. Мэтресса поспешила следом за ним, на выход, усиленно делая вид, что она забредала в Министерство абсолютно случайно.

Еще немного постояла на улице, наблюдая, как два знакомых амбала с риском для жизни (жизни министра, разумеется), эвакуируют из здания, «подвергшегося атаке сфинкса», господина Ле Пле. Министр Спокойствия яростно вцепился в каменного дракончика, который украшал карниз окна кабинета, и категорически отказывался выбрасываться со второго этажа. Охранник-левый, отбросивший на время спасательных работ шипастый моргенштерн, подталкивал Ле Пле поближе к свободе, и, следовательно, к спасению (и, подумаешь, к какой-то там черепно-мозговой травме!). А охранник-правый сражался с кем-то внутри кабинета министра. Далии с улицы был не виден атакующий противник, но копье, даром что иноземное и экзотическое, свистело, рассекая воздух, сверкало, ловя лучи солнца, совершало опаснейшие выпады, и вообще… Далия, конечно же, в отличие от того же мэтра Фриолара, даже не притворялась специалистом по фехтованию, но ей понравилось.

* * *

Полночь. Министерство Спокойствия.

Темнота кончилась.

Несчастный господин Монгел, связанный по рукам и ногам, подслеповато заморгал, когда таинственные незнакомцы стащили с его головы холщовый мешок. Беспощадные похитители включили магический фонарь и направили яркий поток света прямо в лицо бедолаге-счетоводу.

— Отвечать! в глаза смотреть! Не мешкать!! — заревел раненным медведем первый из похитителей — мужчина выше среднего роста и более, чем среднего, плотного сложения.

— Отвечайте, или мы загоним вам черепашек в… под… — фальцетом поддержал товарища по преступлению второй.

Первый похититель шикнул на второго, и черепашья угроза временно отвернулась.

— Я вас внимательно слушаю, — чуть спокойнее повторил похититель (тот, что поплотнее), сел за письменный стол, подвинул чернильницу и стопку бумаги. — Признавайтесь.

— А… а в-в чем? — трясясь и икая, пролепетал Монгел.

— В своих преступлениях. Коллега, — подал знак своему сообщнику похититель.

Коллега порывисто подлетел к столу, навис над сжавшимся в комочек подозреваемым обвиняющим знаком вопроса и высоким ломающимся голосом прокричал:

— Кто убил саламандру госпожи Ребекки?!!

— Не я! Нет, не я!! — заплакал маньяк-самоучка. — Нет! Я не убивал ее! Она сама умерла, от старости!

— А вот наш свидетель уверяет, что дело было иначе, — весомо шевельнул усами обвинитель-похититель. — Мэтр, образуйте свидетеля.

Мэтр послушно «образовал»: стена помещения, куда похитители доставили маньяка-сновидца, вдруг заискрилась, отодвинулась в сторону, и из глубин каменной кладки выплыла госпожи Ребекка. Монументальные семь пудов веса, роскошная копна седых кос, собранных на макушке в затейливое гнездышко — где, в соответствии с писком столичной моды трехлетней давности, сидела фальшивая птичка, — обтягивающее лимонно-желтое платье и, для полного комплекта, веер, силой дуновений вполне способный заменить гномий горн.

Господину Монгелу стало плохо, и он медленно пополз со стула вниз.

Госпожа Ребекка медленно приблизилась к перепуганному зятю и обвиняюще скривила ярко накрашенные сливовой помадой губы.

— Мама! — заверещал Монгел, молитвенно сложив руки, — Мама, не трогал я вашей саламандры! Она сама в погреб заползла! Я ее туда не ронял! Мама, простите, я не хотел! Я только за простоквашей в погреб пошел, жарко было, холодненького захотел, а саламандра ваша туда сама скопытилась!.. — и незадачливый «маньяк» разразился бурными рыданиями.

— Нет у саламандры копыт! Врешь, врешь, и не краснеешь! — попытался возразить мэтр, но сник под выразительным взглядом коллеги.

— Будем оформлять протокол, — буднично объявил первый из «похитителей». — Мэтр Лео, свидетельницу…э-э… изолируйте…

— Сей момент, — волшебник сделал короткий пасс рукой, и стена вернулась на прежнее место, а свидетельница буквально растаяла в воздухе. Впрочем, господину Монгелу было не до того — он давился от рыданий, слезы текли из него потоком, смешиваясь с другими жидкостями, которые тоже не желали оставаться внутри тщедушного трясущегося тела.

Инспектору Клеорну пришлось потрудиться: Монгел столь охотно сознавался во всех преступлениях, на которые только намекал господин сыщик, что у того руки устали записывать. Пришлось привлечь мэтра Лео — тот наставил на официальный документ клякс, долго тренировался Призывать муравьев, чтоб они выгрызли лишь испорченный кусок страницы, и не тронули чего-то остального, потом пришлось воспитывать Лео…

Где-то к двум часам ночи громилы-охранники подхватили Монгела под мышки и поволокли в камеру. Жена и теща, трепетавшие в коридоре, дружно схватились — одна за горло, другая — за грудь, — когда увидели несчастное создание, умытое слезами.

— Господин инспектор! Господин инспектор! за что ж его? — простонала госпожа Токиата, но ее супруг ответа уже не услышал. Его унесли за угол, потом — в подвал, потом, коротко раскачав за плечи и ноги, швырнули в камеру и с грохотом закрыли дверь на огромный ржавый засов.

— Слышь, убогий, — окликнули Монгела какие-то незнакомцы, когда шаги охранников стихли. — Ты кта таков будешь?

— Я?.. Монгел, счетовод, — пролепетал «маньяк», поднимаясь с усыпанного отдельными чахоточными соломинками пола. Поморгал, привыкая к сумраку. Наконец, различил очертания нескольких сидящих фигур и медленно, придерживаясь за стену, побрел к ним.

Тяжело опустился на свободное местечко.

— Слышь, счетавод! — вульгарно растягивая гласные, продолжил любознательный обитатель камеры. — За чта тебя сюда? Баранки варавал, чта ли?

Серые фигуры дружно загоготали. У Монгела остатки души попытались найти остатки пяток — увы, те уж давно превратились в мелкое сито…

— За… за убийство, — заикаясь, пролепетал бывший счетовод.

— Харош гнать! — не унимался любознательный. — И каво ты убил-та? Личную казявку?

— Двадцать семь человек, — тяжело вздохнув, сознался Монгел. — Не считая тех, с кем я был знаком заочно.

Минуту в темной камере царила тишина, потом грянул дружный гогот.

Практически сразу же дверь камеры распахнулась, заметались ярко-белые лучи волшебных фонарей, какие-то люди — судя по звуку шагов, люди большие, в кольчугах и вооруженные до зубов… Хотя последний пункт трудно было установить на слух — но помогли удары, которые охранники щедро раздавали направо налево.

Через какие-то секунды, когда с весельем было благополучно покончено, Монгел понял, что его приковали к стене за кольцо, надетое на запястье; другим заключенным повезло то меньше, то больше: кого-то просто отбросили к стенке, кого-то приковали всеми возможными способами, кому-то обеспечили потерю сознания до утра и щедрую головную боль после…

— Не беспокойся, — произнес один из миротворцев, когда с нейтрализацией обитателей камеры было покончено. Поднес волшебный фонарь, осветил лицо Монгела и произнес кровожадно: — Вот он, наш убивец… Ничего, до утра ты здесь никого не убьешь, а утром…

И выразительно, так, чтобы Монгел понял, что имеется в виду, почесал ребром ладони собственную шею.

Мог бы и не стараться — у несчастного счетовода уже не осталось сил, чтобы паниковать. Он тихо потерял сознание.

Когда он пришел в себя, по углам камеры шелестел тихий шепот:

— От оно как… Хлипкий, мелкий, а тудыть! Двадцать семь человеков завалил! Да столько же гномов, пятерых троллей, а гоблинов — и вовсе без счету…

— Еха как судьба человека шкандыбает! Такой бы из него горлорез получился, а уже не, — громкий звук всасывания бывшего обеда из зуба, — хана… Волки позорные, спокушники наши, такого человека под топор подставили!..

Услышав из этого «достоверного» источника, что завтра его ожидает казнь, Монгел еще раз потерял сознание — теперь уже до утра.

Десятый день месяца Паруса

Ощущая подрагивание в коленях, Монгел покорно позволил снять себя с цепи и перенести наверх, на первый этаж, в кабинет сыщика. Хозяин кабинета — тот самый, усатый и представительный, который вчера похищал несчастного счетовода, ругался с мэтрессой Далией. Как догадался Монгел после нескольких услышанных фраз, мэтресса протестовала, что приговор убивцу вынесен без ее участия, что она еще не закончила подробный анализ личности и комплексов приговоренного, что ей чихать на торжество справедливости — пока Монгел не разобрался со своим подавленным Я, казнить его не обязательно, не нужно, и так далее.

В итоге господин Клеорн рявкнул, грозно встопорщив усы:

— Хотите его изучать? Пожалуйста! У вас полчаса времени, пока я найду штатного специалиста по наказаниям.

— Скажите, инспектор, — осведомилась Далия, с карандашом и блокнотом наготове ожидая ответа: — Насколько часто вы заменяете понятие, имеющее резко негативный смысл и употребляемое в отрицательном контексте, служебным эвфемизмом?

Инспектор прорычал что-то, плюнул и ушел.

Мэтресса подскочила к Монгелу и потянула куда-то.

— Быстрее! Нельзя терять ни минуты!

— Что… куда… зачем…

— Это ваш последний шанс, сударь! Скажите честно, вы виновны?

— Да… я…

— Нет, нет! Я не требую признаний! Я лишь прошу — пожалуйста, загляните в свою душу — и скажите, вы действительно лишили жизни всех своих жертв?

— Я хотел этого. Иногда сны бывают такими реальными! — низко повесив голову — чтоб успеть начувствоваться шейный остеохондроз, до тех пор, пока топор не прекратит траты на костоправа и растирания, — ответил несчастный «убивец».

— Дорогой господин Монгел, это ведь так естественно — ведь во снах мы проживаем то, что нам не суждено прожить в настоящем макроэргическом пространстве реальности! — с доброй улыбкой лектора ответила Далия.

— А что такое…

— Не отвлекайтесь. Сознавайтесь — вы убили, или лишь желали убить?

— Желал, — печально сознался Монгел и заплакал.

Далия возвела очи горе, потрясла руками, призывая богов быть свидетелями ее долготерпения, потом подошла к стене, свободной от шкафов и сейфов, легонько ее толкнула — и стена, предусмотрительно разобранная бригадой очарованных Алхимией и сапиенсологиней гномов, развалилась на отдельные кирпичи. Монгел от удивления позабыл о слезах.

— Бежим! — коротко скомандовала Далия и потянула бедолагу за собой.

С другой стороны разрушенной стены мэтрессу поджидал степенный гном-строитель. Он уважительно поддержал алхимичку при прыжке через каменную груду, подтолкнул Монгела, который в страхе замешкался; потом бригадир заорал на подчиненных — что вы, пиво пить сюда нанимались, или давайте все же поработаем! Скрытые пылью, поднятой декоративно-ремонтными работами, беглецы рванули прочь от оплота законности и добронравия.

— Никогда в жизни не встречал такого хлипкого и внушаемого типа, — заключил инспектор Клеорн, наблюдая за совершающимся побегом из окна второго этажа. — А вы?

— Служебная информация не подлежит разглашению! — бодро крикнули два охранника, сидящие на карнизе под окном. Правый крикнул чуть громче, поэтому не удержался на узком выступе (или хитро прищурившийся каменный дракон его подтолкнул) и сорвался вниз. Левый сумел восстановить равновесие, отдышался, посочувствовал товарищу, приземлившемуся в цементный раствор, потом жалостливо посмотрел на Клеорна и ответил:

— Всяко бывало…

* * *

Дотащив Монгела до «Алой розы», Далия впихнула его в бывший обеденный зал, уронила жертву полицейского произвола на стул и перевела дыхание перед тем, как разразиться длинной напыщенной речью:

— Господин Монгел! Я знаю, что вам нужно сделать! Значит, так. Во-первых, вы меняете имя и внешность, называетесь, допустим…допустим, господином Легномом. Во-вторых, вы меняете место жительства — я уже договорилась с вашей тещей, она предоставит вам на лето загородный домик, в котором когда-то жили ее родители. Потом — в-третьих — вы меняете образ жизни — больше никогда, ни при каких обстоятельствах, не рассказываете первым встречным о своих снах!

— а? — попытался поспорить Монгел-Легном, но мэтресса знала, как профессионально давить на психику.

— Отставить споры! Рассказывать можно отцу Джерому…

(Из кухни донесся вопль Джои: «Запускайте, запускайте!») В дверь ресторации осторожно постучались, и в обеденный зал спокойно, не теряя достоинства, прошествовал священник Ордена Отдохновения Ночного.

Следом за ним, не дожидаясь персонального приглашения, к присутствующим присоединился загорелый, темноволосый молодой человек лет двадцати шести, в костюме горожанина — разве что взгляд у господина был необычный, нахальный, настойчивый и целеустремленный.

— Или вот, господину Бронну, — представила указанную персону Далия. — Очень, очень надежный человек! Смело рассказывайте ему свои фантазии!

— Ага, — включился Бронн, лучась обаятельно-настоятельной улыбкой: — Можете даже убить меня — только в своих снах, разумеется!

Далия и отец Джером вежливо рассмеялись.

— Но… — проблеял Легном. — Мне же надо на что-то жить! как же — я ведь потеряю работу!

— Не беспокойтесь, я уже всё обдумала!

С кухни послышалось какое-то шебуршание, потом дверь отворилась, и в обеденный зал вошел мэтр Лотринаэн. Далия сердито нахмурилась, и Джоя с Напой, активно подслушивающие ход событий, переползли за дверной косяк и прикинулись кастрюльками.

Маг тем временем уже объяснял выпавшему в осадок Монгелу-Легному, раскачивая перед глазами «пациента» кристалл магического посоха:

— Все ваши коллеги верят, что вы скрылись в неизвестном направлении! Они принимают вас за другого человека! Они знают, что вы Легном, человек смирный и тихий! Вы не Монгел, который рассказывает свои фантазии первому встречному! Вы Легном, который добросовестно исповедуется священнику и общается только с женой, тещей, детьми, и самыми близкими друзьями…

— И сотрудниками газеты «Талерин сегодня», — подсказал Бронн.

— И сотрудниками газеты, — охотно повторил Лотринаэн. Сделал несколько пассов, повертел посохом, отчего глаза Монгела закрылись, голова закачалась на тонкой шее, потом волшебник поколдовал еще немного.

Отец Джером кисло следил за магическими манипуляциями и рассеянно крутил в руках символ своего Ордена — диск, раскрашенный стремящимися к центру черно-белыми спиралями. Очевидно, перед внутренним оком священника проходили недели и месяцы, насыщенные яркими человеко- и не-только-человеко- убийственными фантазиями прихожанина. Далия почувствовала необходимость сказать слова утешения:

— Не тревожьтесь, отче. Бронн мечтает о карьере сочинителя, так что, пока не допишет роман, от Монгела просто так не отстанет. А ведь, кроме Бронна, в столичной газете полно других амбициозных журналистов, да и газете надо публиковать какие-то новости — не беспокойтесь, на вашу долю достанется самая чуточка исповедей.

Отец Джером немножко приободрился.

Очередным заклинанием Лотринаэн сменил «Легному» цвет волос, добавил жирку на талию, подумав, изменил цвет лица с изжелта-бледного на легкий румянец, потом подумал, и у жертвы обстоятельств выросли уши, потом подумал, и…

— Не увлекайся, мэтр, — остановила мага Далия.

— Да ладно тебе! Мне — пустяк, а Токиата нам всем потом спасибо скажет.

— Что, давно не нарушал Закон о Магии, самовольно вмешиваясь в жизнь разумного существа? — съехидничала Далия. — Или тебе так хочется еще пару лет своей жизни потратить на его терапию? Давай, телепортируй его отсюда. Напе пора приступить к приготовлению обеда. У меня тоже дел по горло…

Мэтр Лотринаэн прочитал еще несколько заклинаний (отец Джером, видимо, почувствовал какие-то магические потоки, потому как удивленно поднял брови), исчезнул Монгела, потом, объявив, что вернется после того, как еще раз поговорит с господином Джиобарди, телепортировался сам.

Бронн аккуратно записал всё, чему был свидетелем, сложил блокнот в карман — но тут же достал и с трепетным ожиданием подскочил к вошедшему в ресторацию инспектору Клеорну.

— Господин Клеорн, как вы прокомментируете побег из Министерства Спокойствия самого известного преступника всех времен и народов?

— Он скажет, что такого преступника не велено брать живым, — возмутилась Далия и принялась выпихивать Бронна вон. — Иди, сочиняй свои новости! Брысь отсюда, а то покусаю!

— Эх, мэтресса, где ж ваша тонкость и сочувствие! Я ж еще даже не завтракал. О, идея, напишу-ка статью о журналисте, умирающем с голоду — может, жалованье прибавят? — но вместо того, чтобы взяться за карандаш, Бронн взялся за Напу, и та повела его к столикам на мостовой, куда уже брела Полин с подносом.

— Гм… Мэтресса? — скромно откашлялся Клеорн, когда прочие посетители «Розочки» отправились по своим делам, и они с Далией остались наедине.

— Вы по поводу Монгела? Спасибо вам за помощь, инспектор! Думаю, что о результатах можно будет говорить не сразу, должно пройти дней семь-девять, чтобы сказать, подействовала ли терапия… Мэтр Лотринаэн обещал лично обновлять заклинания внушения! Я думаю, что всё получится, — немного бессвязно принялась благодарить и объяснять произошедшее разволновавшаяся Далия. Клеорн подкрутил усы, мимоходом отметив, как легкое смущение украшает мэтрессу:

— Не беспокойтесь, сударыня. Если Монгел примется за старое, и опять начнет баламутить народ пересказами своих снов, у меня в Министерстве лежит подписанное им признание — загремит на каторгу, как миленький.

— Не слишком ли это жестоко? — затрепетала глазками Далия. Клеорн взял мэтрессу за руку и проговорил срывающимся голосом:

— Если дело дойдет до суда, думаю, король учтет, что Министерство Спокойствия и я, как его служащий, действовали исключительно из соображений самозащиты. Кстати, о личной безопасности… Гм-м, Далия… А чем вы заняты сегодня вечером?

— Монографией, — с чарующей улыбкой ответила Далия. Клеорн, не зная, как соперничать с Алхимией, растерялся.

Обмен проникновенно-загадочными взглядами прервала вернувшаяся Напа. Она деловито подошла, хлопнула Далию по той части тела, до которой только и могла дотягиваться, — мэтресса ойкнула, — а гномка громким шепотом напомнила:

— Ты уже его спросила? Спроси еще раз!

— О чем вы хотели меня спросить? — поинтересовался сыщик.

— Понимаете, Напа Леоне хотела навестить своих родственников в Ллойярде, а, знаете ли, там была некая двусмысленная история с его величеством Тотсмитом…

— И персиками, — кивнул Клеорн. — Слышал.

Напа грозно нахмурилась и снова ткнула Далию — на этот раз под коленку. Та поморщилась, но не сдалась:

— Можно ли как-то посодействовать, поспрашивать, походатайствовать, чтобы Напе разрешили проезд в Уинс-таун? Недолго, хотя бы на неделю! И она даст слово, что не будет заниматься резьбой по мрамору и любым другим декоративно-прикладным искусством!

— Я посмотрю, что можно сделать, — ответил Клеорн и, раскланявшись, отбыл.

— Зачем ты напридумывала всяких сложностей? — грозно спросила Напа Далию. — Нет, спасибо, конечно, я соскучилась по маменьке и папеньке, но я-то ведь хочу не в Ллойярд, что я, родителей собственных не видела? Я хочу поехать в Эль-Джалад! и начать там охренологические раскопки!

— Напа, успокойся. Во-первых, если я хоть немного разбираюсь в мужской психологии, Клеорн сделает тебе разрешение на пересечение границы Кавладора в любом направлении, действующее неограниченно долго, а если очень повезет — он и меня в твою подорожную грамоту впишет без лишних вопросов.

— Это хорошо! Я бегу паковать вещи! — подпрыгнула от восторга гномка. Далия перехватила ее за воротник:

— А во-вторых, — добавила мэтресса, понизив голос. — Ты, как всегда, забыла главное.

— А что у нас главное?

— Тссс!!! Конспирация!!!

— Ага. Тссс, — громовым шепотом скомандовала сама себе Напа. — Конспирация! — и на цыпочках, осторожно, громко скрипя сапогами и половицами, отправилась в свою каморку, прикидывать, нужно ли что прикупить для дальнего путешествия.

Два дня спустя Далия возвращалась после того, как посетила с дружественным визитом конюшню полка королевской гвардии и скормила обещанные два фунта морковки серому умбирадцу господина Шантильона. Договаривались алхимическая и копытная стороны об одном фунте, но мэтресса не стала жадничать и делить. Морковкой больше, морковкой меньше — для сапиенсологии тьфу, ерунда. К тому же Далия обнаружила, что ее появление вызывает у хозяев лошадей крайне странные реакции, и дала себе слово прийти еще раз, с сапиенсологическим оборудованием, и всё подробно изучить. На заметку: взять Гыртрчака, тролля-лаборанта, а то он без присмотра мэтра Питбуля совсем зачах, — даже попробовал устроиться барабанщиком в какую-то молодежную музыкальную группу; запастись веревками, чернилами и Напой. Веревки — Напу связывать, а то она и тут начудит…

На подступах к «Алой розе» мэтресса была атакована неизвестным. Среднего роста нелепый человечек с букетом увядших колокольчиков наперевес бросился к Далии и принялся восхищаться ее умом, неземной красотой, алхимической компетентностью и чем-то еще, кажется, фасоном черной мантии. После секундного замешательства сапиенсологиня с некоторым удивлением опознала в господине Монгела-Легнома. Да, это был он — отъевшийся, чуть успокоившийся, с развесистыми слоновьими ушами, в черном парике и с фальшивыми зелеными очками на носу.

— О, мэтресса, позвольте вас отблагодарить!

— Позволяю, позволяю… отдайте уже этот веник!

— Всё ради вас, мэтресса!

— Ну, господин Монгел, рассказывайте. Как ваша жизнь? Удалось ли обмануть сослуживцев? как вас, беглеца от правосудия, встретила супруга? Сняться ли вам сны того же, угрожающего окружающим, содержания?

Монгел, трепеща от восторга, поведал, что всё в порядке. Сны снятся, еще более занимательные, чем прежде. Тайный советник Джиобарди старого сотрудника в Легноме в упор не признал, коллеги косятся, но он, в соответствии с инструкциями Далии, молчит и рассказывает сновидения только жене, теще и Бронну — такой милый молодой человек! Ловит каждое слово и подробнейше всё записывает! С супругой они помирились — она тоже иногда странно на него смотрит, но стоит Легному завести разговор о ночи в камере, как Токиата начинает рыдать, просить прощения и уверять, что никаких доносов ни она, ни ее маменька не писали, и вообще, никого арестовывать не просили… Госпожа Ребекка завела вместо погибшей «потухшей» саламандры щенка орберийской овчарки, и требует, чтобы песик приносил тапочки Легному, как главе семьи. Зачем? Да кто эту Ребекку знает? Песик хороший, тапочки жует не часто, вот минувшей ночью приснился — только не мертвый, а наоборот, вполне живо и радостно гонял с лаем свою пожилую хозяйку вокруг колодца. Что бы это значило?

— Даже не могу решить, что сказать в первую очередь, — задумалась Далия. — Знаете ли, ведь толкование снов — область сразу нескольких наук и прикладных специальностей. Есть астрологическое толкование, есть руническое, есть кофейное…

— В последнее время, — гордо заявил господин Монгел, — я доверяю только алхимическому.

— Похвально, похвально.

— И знаете, мэтресса, — оглянувшись по сторонам, добавил бывший страдалец, дотягиваясь до уха Далии. — Раз уж зашла речь о необъяснимом и алъхимическом… Под утро мне приснился совсем уж странный сон.

— И какой же?

— Будто мы с вами стоим в часовне. Мою драгоценную Токиату только что отпели, и я лично запер ключом дверь в их фамильный — с госпожой Ребеккой — склеп. Вы, мэтресса, такая красивая, ну такая красивая!.. Отец Джером нас венчает, а мэтр Лотринаэн рыдает и вытирает нос вашей старой черной мантией. А я, простите за вольность, мэтресса, в одной рубашке, замерз, как собака, и потому вы берете меня за руку…

— И что? — подозрительно спросила Далия.

— И тут меня жена разбудила, — с ностальгическим вздохом ответил Монгел. — Я ей утром сон рассказал, она сразу в слезы… А я так сразу подумал: мэтресса Далия сумеет объяснить мои сновидения, она ведь умная и понимающая, она сразу же скажет, что означает это сон, — Монгел истово воззрился на Далию, видимо, ожидая, что у нее из рукавов мантии вдруг выскочит стая белых кроликов.

Перебрав в уме наиболее возможные интерпретации сна неизлечимого пациента, Далия с трудом сохранила нейтрально-вежливое выражение лица и принялась спешно изыскивать пути отступления. И тут очень кстати увидела, как по противоположной стороне мостовой бредёт печальная Изольда.

— Простите, сударь, я вынуждена прервать нашу увлекательную беседу. Вот идет моя подруга, она, кажется, еще в большей беде, чем вы сейчас.

Далия, делая вид, что не замечает прилепившегося к краю ее мантии Монгела, подбежала к Изольде и изобразила сочувствие и внимание к ее проблемам:

— Изольда, дорогая! Ты столь печальна! Что-то случилось?

— Ах, Далия! Ты не поверишь! Меня бросил этот изменщик, кавалер Шантильон!

— Как?! — наигранно удивилась Далия. Монгел шепотом повторил вопрос, видимо, его фантазия отказывалась принять, что кто-то может по доброй воле отказаться от шикарной стройной блондинки. — Он тебя бросил? Опять?!!

— А, ты уже в курсе? — заплакала Изольда. Вытерла глазки и носик ажурным платочком. — Оказывается, он уже расставался со мной в прошлом году, сразу после того, как женился на Матильде! А я как-то забыла, что у нас был роман… И он не напомнил… О, как я несчастна! — зарыдала Изольда. — Мое сердце застыло от горя! Кто меня обогреет?! Кто меня спасет?!

Далия, не теряя времени, отскочила на два шага и притянула к себе Монгела:

— Слышали?

— Что?

— Контрольные слова: обогреет, сердце, женитьба, да еще у Изольды начинается насморк, она плачет и утирает нос платочком — всё как в вашем сне.

— А эльф? — нашел несоответствие Монгел. — В моем сне были еще священник и эльф! И мантия! Черная, алхимическая!

— Мантия у Изольды есть, — заверила Далия. — Попросите, она вам покажет. А что до остального… — Мэтресса спешно сканировала улицу на предмет подсказок. — Вот! Глядите! — она указала на вывеску аптеки: «Эльфийское долголетие — с нашими настойками!» и мастерской по реставрации и переписке книг: «Святые слова оптом и в розницу!» — Похоже, сударь, ваш сон был вещим. Вам остается только одно — идти и немедленно обсудить двойной символизм вашего сновидения с Изольдой.

— А вы? — беспомощно заморгал господин маньяк.

— Не беспокойтесь обо мне, — ответила Далия, постепенно, микроскопическими шажками, отползая в сторону, — я упомяну о вашем случае в своей ближайшей монографии — не беспокойтесь, абсолютно конфиденциально, не называя имен; и буду молчать, если ваша жена вдруг спросит, где вы и с кем. Всё, сударь, можете поверить — я — могила! — И, подтолкнув Монгела еще ближе к Изольде, сочла за благо сбежать под надежную охрану Напы Леоне.

— Бывают сны вещими, — бормотала Далия, — бывают пророческими. Бывают цветными, бывают — тьфу-тьфу-тьфу, как бы не сглазить! — черно-белыми. Бывает, полночи не можешь уснуть, ворочаешься, студентов считаешь… Но чтобы сны были исключительно маньяческими?!.. И откуда только все эти ненормальные берутся?!

Мэтресса выразительно потряхивала головой, грозила сама себе пальцем и себя же убеждала в том, что причиной возрастания популяции разумных существ, не дружащих с собственной головой, является недоразвитие сапиенсологии как прикладной науки. Пора, пора слезть с теоретических вершин и заняться низменной практикой!

У двери «Алой розы» Далия столкнулась с Джоей. Студентка, согнувшись от тяжести, волокла огромную, потемневшую от времени, кость.

— Что это? — не поняла Далия.

— Берцовая драконья кость. Видите, характерные выступы? Чтоб когти мощнее выросли и лапы специальными наростами уплотнились. Значит, самец был… Мне мэтресса Аббе отдала, чтобы я за лето подготовила реферат и сделала осенью развернутое сообщение. Знаете, оказывается, существует версия, что прочность драконьих костей обусловлена отдаленным родством вида дракон благородный с некоторыми жуками семейства оленоголовых…

«Еще раз Лотринаэн посмеет хихикать над стихами девчонки, — решила в ту минуту Далия, — возьму стажировку в Чудурский лес, научусь быть оборотнем и покусаю его эльфийские уши. Он меня давно уже достал своим совершенством! А Джоя — абсолютно нормальная девчонка. Для алхимика, конечно…»

Пристроив драконью косточку, Джоя вернулась в обеденный зал, чтобы составить Далии компанию:

— А хотите, я вам свои новые стихи почитаю? Летел дракон над мраком ночи, летел, крылов не берегя, и падали пред ним две бочки, и три руки, и пол-зомбя…

«… Хотя всё в мире относительно», — подумала Далия.

* * *

Ближе к полудню тринадцатого дня месяца Паруса мэтресса Далия отправилась проведать, благополучно ли Университет пребывает на прежнем месте. А то всякое бывает — экзамены, опять же, некоторые студенты сдавать не хотят, а те, которые сдают, лабораторят от души, не считаясь с затратами на реактивы и последствия…

В крошечном закутке, считавшемся рабочим кабинетом мэтрессы Долли, Ученый секретарь Университета, Далия поучаствовала в распитии чая в компании упомянутой старшей коллеги и личного секретаря господина ректора.

— Запишите, Далия, а то вдруг забудете, — на шестнадцатое назначили заседание Большого Совета, — сказала госпожа Гиранди. Придирчиво выбрала себе пряник помедовей. — Вам — обязательно надо быть, потому что мэтр Григо очень хочет услышать, как идут ваши общественные работы на благо воспитания.

Мэтресса Далия наморщила носик, но спорить благоразумно не стала. Открыла блокнот, сделала пометку.

— А что, мэтр Григо будет присутствовать на заседании? Он что, планирует выздороветь к тому времени?

— Угу, — утвердительно кивнула мэтресса Долли, шумно прихлебывая чай. — Мэтресса Розанна только ради профилактики его дома удерживает. Говорит, сотрясение мозга нашему ректору уже подлечили, амнезия потом рассосется… Надо будет потом узнать, из-за чего лаборатория ректорская взорвалась, — решительно заявила ученая дама. Будто хоть на секунду собиралась заниматься расследованием! Как же! Ищите другую ломовую алхимичку… Ее ненаучный антипод и, по совместительству, коллега поддакнула:

— Ага. Давненько ведь не было взрывов! Последний раз взрывалось… Хм, не помню точно. У кого ж?

— У нашего дорогого Фриолара. Он тогда что-то там взболтал, добавил немного кислоты и потом нагрел до кипения, — припомнила мэтресса Долли. — Крыло с кафедрой классической алхимии, а так же прилегающие с той стороны к Университету лаборатории лично мэтра Григо, кафедры натурфилософии и сарай мэтра Карвинтия пришлось отстраивать заново.

— На несчастливом месте этот сарай стоит, — глубокомысленно заметила госпожа Гиранди. — Вот и в начале года, сразу после Лишнего дня, опять горел. Карвинтию, как прочие нормальные люди, сбегать бы к магу, попросить оберег от несчастных случаев — нет, советов не слушает, он, видите ли, алхимик…

— Ой-ой-ой, — скривилась мэтресса Долли. — Да какой он алхимик? Астролог, вот он кто! Трубу подзорную в небо уткнул, на облака, видите ли, смотрит! А я видела собственными глазами — мантия у него с фиолетовым кантом, ну, точно в астрологи метит. Ну, ничего. Господин Нюй — он в Министерстве Чудес главный астролог, — ему как-нибудь гороскопчик-то уделает…

— А где, вы говорите, расположена лаборатория мэтра Карвинтия? — осведомилась Далия.

Госпожа Гиранди не поленилась подойти к окну, распахнуть его и указать мэтрессе общее направление. Во-он тот сарай, если обходить Университет с той стороны, где пригрелись флигели естественников и натурфилософов, потом свернуть по тропинке от ботанических кустиков и перейти по мостку через прудик. Пруд — уже, собственно, территория спорная между метеорологической лабораторией и кафедрой натурфилософии, там мэтр Карвинтий должен гусей своих пасти, для коллег-натурфилософов волны красными лапками нагнетать…

Далия вежливо поблагодарила и при первом же удобном случае испарилась, как летняя роса. Оставшиеся в деловом одиночестве мэтресса Долли и госпожа Гиранди задумчиво посмотрели на содержимое своих чашек.

— Что-то чай невкусный, — подала голос госпожа Гиранди.

— Ага, — поплевалась мэтресса Долли. — листья не наваристые… И корешки какие-то плавают… Так и должно быть?

— Может, его маслом заправить? Или салом буренавским?

— Нет… — протянула после долгого раздумья мэтресса Долли. — Это ж слишком сытно получится. А нам, дамам, нужно что-нибудь освежающее, может, фрукт какой…

После размышления — на этот раз короткого, госпожа Гиранди решительно выплеснула чашку в открытое окно (послышался приглушенный вскрик «Ну кто там летает?»); хозяйка кабинетика достала из-под письменного стола бутылку с содержимым, которое условно подпадало под рубрику «фруктовый сок», щедро плеснула красную ароматную жидкость себе и гостье.

— Вот, — удовлетворенно протянула мэтресса Долли. — Совсем другое дело.

— Только не стоит увлекаться, — предупредила госпожа Гиранди. — По одной — и за работу.

— Нет, лучше по две.

Дамы выпили по одной чашке «сока», произведенного на знаменитых виноградниках провинции Триверн, по второй. Глубокомысленно усвоили поглощенное.

— Знаешь, — протянула мэтресса Долли. — А ведь Розанна обещала устроить всему Университету неделю трезвости. Видишь ли, ее не устраивает, что господин ректор по пьяни в очередной раз лабораторию взорвал.

— Собственно, еще неизвестно, с чего это у мэтра Григо взрыв случился. Но все равно, будет жалко, если вино вдруг прокиснет, — печально и озабоченно отозвалась госпожа Гиранди.

Дамы прикинули, что да как, потом решительно опустошили бутылку и, освеженные и умиротворенные, покачиваясь и позевывая, отправились выполнять служебные обязанности.

* * *

Далия тем временем бежала по направлению к лаборатории мэтра Карвинтия, в уме репетируя речь, которая должна была убедить господина погодоведа в неизбежности участия в расследовании причин, заставивших сломаться часы Университета. Нет, правда… Проклятий маг не нашел, зато философы, металлурги и зоологи высказались. Чего уж проще — свалить произошедшие беды на погоду!

— Мэтр Карвинтий! — принялась выкрикивать алхимичка, приблизившись к пруду. — Мэтр! Уааа!! Тьфу ты, давненько я никого не искала! Аууу! Мэтр Карвинтий!

В ответ на Далию громко захлопала крыльями дикая утка — та самая, которую околоалхимические дамы почему-то считали гусем. Из загончика, притулившегося позади искомой лаборатории, раздалось сердитое хрюканье.

Есть в безбрежной Алхимии науки, которые могут быть изучены, есть те, которые могут быть поняты, а есть — погода. Когда маги — специалисты высшего уровня в школе Природных Начал, хвастаются, что могут управлять таинственными несущими бури, ураганы и штормы Силами, у среднестатистического обывателя из груди вырывается вздох благоговения, у астролога — ненавязчивое замечание, что он именно это на прошлой неделе и предсказал, а у королей и прочих сильных мира сего рано или поздно появлялся вопрос: если маги устраивают бури, то кто же обеспечивает солнечный день? И мистикам, установившим прямую связь с Небесной Канцелярией, остается только скромно молчать и любоваться порхающими бабочками.

Мэтр Карвинтий упорно доказывал, что Алхимическая наука о погоде — есть! Она существует и, что не маловажно, работает! без всяких магических штучек и взрывов! Благодаря неустанным трудам мэтра Карвинтия в Университете королевства Кавладор было совершено немало открытий. Например, что на приход влажного, несущего дождь и слякоть воздуха, неизменно влияет стремление муравьев запечатывать свой муравейник; холод и легкие заморозки провоцируются увеличением содержания красного пигмента в лапах водоплавающих птиц (н-р, гусей обыкновенных, домашних, серых и белых); а если заставить ласточек и стрижей летать пониже, это, опять же, наверняка приведет за собой дождевую тучу; что можно устроить ненастье, заставив свинью вылезти из грязи… Правда, Карвинтий вечно жаловался на проблемы масштаба: подумаешь, одну свинку он из лужи вытащил — вот, посмотрите внимательно на небо, одна тучка и появилась. А вот было бы у него стадо побольше, голов этак… стоп, подождите, я сосчитаю… голов этак в пятнадцать тысяч — погодой в Кавладоре можно было б управлять легко и спокойно.

К сожалению, глобальный метеорологический эксперимент откладывался — Карвинтий подал прошение в Министерство Золота о дополнительном финансировании, но вот уже прошло три года, а положительный ответ так и не был получен. Но мэтр не сдавался — он вставал на рассвете и залезал на раскидистую старую яблоню, чтобы увидеть в подробностях линию горизонта (чистый горизонт — верный признак ясного дня), завел на чердаке своего сарайчика-лаборатории ферму по выращиванию воронов, ведь черные птицы, с дружным граем поднимавшиеся в поднебесье, легко призывали холодный атмосферный фронт — правда, в масштабах всего лишь Университета, но лихо беды начало…

В стремлении изучить и обезвредить мэтру погодоведу не было равных. Карвинтий правдами и неправдами заставил студентов взвешивать воздух — обнаружилось, что выдох гномов, сделанный в стеклянную бутылочку, почему-то всегда тяжелее такого же выдоха, сделанного представителем человеческой расы. На основании этого эмпирического факты мэтр сделал потрясающее в своей прогностической ценности предположение, что частые осадки в Дождливом (по второй распространенной версии — Туманном) королевстве Ллойярд-и-Дац вызываются обильными, несущими пары пива и прочих употребленных жидкостей, выдохами существенных, но низкорослых сорока процентов населения, сиречь гномов.

Естественно, как и предупреждали умные люди, мэтра после публикации вышеуказанного доклада побили неизвестные плотного квадратного телосложения, ушедшие после совершения злодеяния под землю. А потом была бурная ночь, когда из прудика, в котором мэтры натурфилософы постигали тайны Океана, вышли тринадцать зеленых призраков и дюжина зомби, и дружно прыгали сквозь стены карвинтиевой лаборатории, распугали воронов (те так и не вернулись) и устроили хоровод вокруг муравейника. Мэтр Карвинтий, ночевавший у дамы сердца, обнаружил утром разгром, побледнел, позеленел и с тех пор — вот уже скоро год — жил тихо и смирно.

Пожар, случившийся после Лишнего дня в его лаборатории, можно было смело списать как случайный — мэтресса Далия доподлинно знала, что никакие некроманты или оскорбленные в лучших чувствах гномы к стихийному бедствию пушистых черно-белых лап не приложили.[7]

Итак, мэтресса Далия окликнула коллегу, получила в ответ недовольство со стороны утки, привязанной к перилам мостика, и свинки, которой на мэтрессу, по большому счету, было нахрюкать, но у которой картошка укатилась. Алхимичка решительно спустилась с мостика и двинулась к сарайчику.

Краем глаза заметила какое-то движение около обиталища хрюшки — какой-то мужик, наверное, лаборант-помощник, торопливо выпрыгивал из высоких грязных сапог, но тут же скрылся в служебном помещении.

— Мэтр, — на всякий случай еще раз окликнула Далия. Не получив ответа, пожала плечами, постучала в дверь лаборатории и, получив торопливое «Да-да!» в ответ, вошла.

И тут же пожалела об этом.

В лаборатории царил аромат мяты. Перечной, если верны фрагментарно-эпизодические знания уважаемой сапиенсологини относительно кавладорской ботаники. Аромат мяты сочился из подвешенных к потолку корзинок, от стен, щели в которых были заткнуты пучками указанного растения, от свечей, оментоленные фитили которых сыпали зелеными искрами, и ничего удивительного, что лицо мэтра Карвинтия, на взгляд Далии, оказалось слабого зеленовато-серого оттенка. «Странно, — подумалось мэтрессе, — почему эту лабораторию до сих пор не оккупировали все окрестные кошки?» Впрочем, секрет открылся быстро — пока Далия озиралась по сторонам в поисках хотя бы чего-нибудь, не воняющего мятой, обнаружились расставленные по углам глиняные фигурки-обереги[8] в виде кошек. «Значит, господин алхимик предпочитает пользоваться не услугами магов, а помощью ведьм, — сделала мысленную заметку Далия. — Информация бесполезная, но интересная…»

— Мэтресса Далия, — тем временем поприветствовал коллегу мэтр Карвинтий. — Чем обязан?

— О, мэтр, — аааапчхи! — ответила Далия. — Простите, у меня, кажется, аллергия на все эти кошачьи запахи… Простите еще раз — аааапчи!!! Хорошо, что я вас нашла. Понимаете ли, мне нужна ваша профессиональная консультация.

— Всегда готов помочь. Присаживайтесь, мэтресса… Нет, тот стул сломан! он под грозу попал… Вот, сюда, — указал мэтр Карвинтий на стул рядом со своим письменным столом и легко сдвинул с предмета меблировки стопку журналов. Мэтресса воспользовалась любезным приглашением, устроилась поудобнее и еще раз осмотрела пытливым взглядом помещение.

Помимо указанных мятных кустиков везде, где можно и нельзя, кроме свечей, благоухающих по углам и спрятавшихся за подсвечниками монстров-оберегов с кошачьими ушами, в лаборатории было много карт, разрисованных оттенками красного и синего, погнутый ржавый флюгер в виде пронзенного стрелой яблока, плакат-схема, объясняющий, как правильно кормить свинью, и портрет мэтра Карвинтия — очень похожий. Правда, художник сделал лицо вдохновенно-отрешенным, а оригинал отличался скорее хитрым, чем умным выражением, а так — всё то же самое. Среднего роста, ровненький, гладкий, хитрые серые глаза с небольшим прищуром, где-то за лбом — растрепанные русые пряди… Нос скорее есть, чем нет — хотя куда ему до фамильного сокровища клана Кордсдейл, так что внешность, прямо скажем, заурядная. Совершенно удивительно, что при таких усредненных внешних данных мэтр Карвинтий, если верить разведке госпожи Гиранди, мнил себя великим сердцеедом и считал обязательным соблазнять всех дам в радиусе действия атмосферного фронта (эти подробности рассказывали Клотильда и Труамина, из Библиотеки).

— Вы, наверное, слышали, что наши университетские часы сломались, — приступила к объяснениям Далия.

— Слышал, — кивнул мэтр Карвинтий, присаживаясь напротив дамы. — Это прекрасно.

— Господин ректор поручил мне присматривать за ходом ремонтных работ… Погодите. Вы сказали «прекрасно»? Что же хорошего в том, что университетское имущество сломалось?

— Ах, сударыня, — мило засмеялся мэтр Карвинтий, складывая губы в улыбку, которая Далии показалась излишне манерной. — Ну, как же вы не понимаете! До тех пор, пока сломан демонский механизм, сооруженный маленькими самоуверенными… — на лице мэтра образовалось брезгливо-гадливое выражение. — Гномами, — наконец, выдавил из себя Карвинтий, — до тех пор, пока этот механизм сломан, преподаватели и студенты могут свободно наблюдать наше прекрасное дневное светило. И, не побоюсь этого слова — небо в целом! какой прелестный вид! Какая масса информации! А вы, дорогая Далия, когда-нибудь смотрели на небо в подзорную трубу?

Далия собиралась высказаться в том ключе, что, собственно, лучшая оптика — взять, к примеру, лупу, которую мэтресса постоянно носила на цепочке, считая самым стильным украшением, — делается именно маленькими, самоуверенными, гордыми и непримиримыми чадами горных кланов. Однако вовремя вспомнила, что ей позарез нужна сводка погоды за последние пять лет, чтобы объяснить самопроизвольное проржавение указанного механизма, и позволила себе лишь добавить морозца в тон беседы.

— Нет, мэтр, моя область исследований, скажем так, далека от увеличительной оптики и наблюдений за погодой. Кстати, о погоде! Мэтр, не будете ли вы так любезны — мне нужна… как бы это назвать? общая информация о дождях, снеге, граде и прочих осадках, попавших на Часовую башню за последние пять лет.

— Вот как? Ну-ка посмотрим, сколько их было всего… — Карвинтий потянулся к потрепанным тетрадям на полу, просмотрел пару, повернулся к стоящим на книжной полке. Взял том заметок, принялся листать, подсчитывать, шевеля губами. Догадавшись, что мэтру-погоднику доставляет удовольствие видеть собственный почерк и наслаждаться сформулированными в отчете фразами, Далия сочла возможным изобразить легкомыслие:

— Ах, мэтр Карвинтий! Я не думала, что это займет так много времени! Может, вы просто напишите, что осадков было больше обычного, что все тучи, в соответствии с таинственными, не до конца изученными атмосферными явлениями, роняли свое содержимое исключительно на Часовую башню — да и дело с концом!

Мэтр Карвинтий задумался и, очевидно, для стимуляции мозговой деятельности, принялся раскачиваться на стуле. Практически сразу же ножка стула крякнула, и алхимик едва не свалился на колени Далии.

— Ой, простите…Я так не ловок… Простите, дорогая Далия! Ах, как вы любезны…. Конечно, слово дамы — для меня закон, я, конечно, напишу, всё, что вы просите, вот только… — мэтр картинно засмущался. — Никак не пойму, зачем вам все это нужно.

Далия почти не следила за словами коллеги — гораздо больше ее занимала рука уважаемого мэтра, которая так и осталась лежать на ее колене. Хмм, кажется, Далия что-то неправильно поняла…

Мэтресса встала — как будто заинтересовавшись особенно яркой цветной схемой, на которой был изображен гном, со злодейской ухмылкой выдыхающий туман на карту Ллойярда.

— Вам понравилось? — тут же подскочил Карвинтий. — Моя работа. Мне кажется, что чем красивее представлена алхимическая гипотеза, тем она доходчивее. Вы согласны?

Далия почувствовала, как мэтр пытается ее приобнять за талию. Отступила на полшага.

— Красота — это, конечно, не плохо, — пробурчала она.

— Красота — это прекрасно! — с пылом возразил Карвинтий и подскочил к опешившей мэтресса. — Сударыня, позвольте заявить вам, вы — прекрасны!

— Ну… — растерялась Далия. — Я, конечно… Ну, как бы это сказать…

Алхимичка просто не знала, как реагировать. Был бы на месте Карвинтия тот же мэтр Диаз, который восхищался всем, даже дохлыми мышками, или даже мэтр Ходрих — искусствовед из Королевского Музея, который однажды уговаривал Далию позировать ученикам-рисовальщикам — комплимент бы звучал как комплимент, и точка. Скажи подобную фразу мэтр Никант — Далия бы сразу догадалась, что это издевательство и выдала бы пару ответных комментариев об «уважаемом» коллеге. А Карвинтий… Ну, мэтр, ну, собрат по Алхимии, вот учудил! Что, не знает, какие отношения связывают сапиенсологиню с мэтром Питбулем? Смотрит на Далию, как… как на Изольду!

— Простите, — наконец, решилась мэтресса. — Я, пожалуй, подожду вашего отчета на свежем воздухе — здесь от снопов мяты как-то душновато… дышать нечем…

Ей почти удалось проскользнуть мимо Карвинтия, но тот бросился на колено, поймал ручку мэтрессы и принялся целовать ее ладошку.

— О, дорогая! Не лишайте меня вашего прекрасного общества! Молю вас!..

— Простите, мэтр Карвинтий, — решилась Далия. Говорила она серьезно и ровно, чтобы не обидеть чувства романтического коллеги. — Вы меня не так поняли. Понимаете, я, в некотором смысле, почти помолвлена. Есть один алхимик — он весной уехал по делам в Ллойярд, но скоро вернется, и мы с ним… Ну, надо еще решить вопрос о разумности гоблинов, но в остальном между нами царит полное согласие, и я думаю… — Далия мысленно дала себе пинка: заикается и мямлит, как первоклашка. Где ее лекторская легкость изложения и интерпретации материала? Подумаешь, Питбуль до сих пор не раскачался сделать ей официального предложения — сути дела это не меняет, ведь главное, чтобы Карвинтий перестал пожирать ее, Далии, внешние данные алчущим взором!

А с Питбулем, пусть он только вернется из Уинс-Тауна, Далия разберется.

— Понимаете, — продолжала алхимичка, — мне ваше внимание, конечно, немного льстит, но кажется чрезмерным, и оно может внести разлад в наши отношения с мэтром Питбулем…

— Это вы меня неправильно поняли, сударыня, — вежливо ответил Карвинтий, поднимаясь с колен. Рук Далии он так и не выпустил. — Я и в мыслях не держал становиться между вами и каким-то там Питбулем…

У Далии с души упала гора величиной с Шан-Тяйский хребет. Фу, а она-то подумала, что этот мятный крендель к ней клеится…

— Я просто говорю вам — хотите получить отчет, какие грозы бушевали над Часовой Башней — приходите вечером ко мне. Прямо сюда — у меня временные трудности с наймом жилья, так что приходится пользоваться служебным положением. Но тут удобно, за дверью есть кладовка, там кушетка стоит, фигура у вас изящная, так что поместимся…

Карвинтий говорил с таким обыденным, житейским спокойствием в голосе, что Далия сама не поняла, почему продолжает слушать его, и вообще, как же она оказалась крепко зажата в уголок между письменным столом, мятным веником, книжной полкой и плакатом, на котором гном туманил Ллойярд?

— Эй! — возмутилась она. — Вы что себе позволяете!

— Ну, хорошо, хорошо! — раздраженно прибавил Карвинтий. — Уговорила. Кроме отчета, я напишу твой портрет, идет?

Далия сделала попытку вырваться из окружения. Карвинтий понял так, что мэтресса жаждет объятий и поспешил раскрыть свои. Танец двух алхимиков, один из которых изо всех сил старался, а другая всячески увертывалась, постепенно стал более эмоциональным — глазки Карвинтия зажглись красными фонариками; Далия же не стала тратить блеск очей и слова понапрасну — она схватила с письменного стола первый попавшийся предмет и приложила мэтра по макушке.

Предметом оказалась полная до краев чернильница; Карвинтий коротко вскрикнул, когда почувствовал, как по его лицу ползет черная жидкость, Далия за компанию тоже покричала — оказывается, часть оборонительного средства попала на ее мантию.

— Что!.. ты!.. — кричал мэтр.

— Что вы себе позволяете? — громко возмущалась Далия, вспрыгнувшая на стол, чтоб избежать дальнейшего контакта. — Да как вы посмели!

— Что… Кто тебе позволил топтать мои записи? — закричал в ответ Карвинтий. — Ты зачем меня в чернилах выкупала?

— Хам! А ну, убери руки!

— Я — хам? А ты, ты… — задохнулся от возмущения алхимик и попытался выхватить из-под каблучков разгневанной дамы свои драгоценные тетради с заметками. — Ты… Ты испортила год моих экспериментов!

— Экспериментов? — воскликнула мэтресса. — Три ха-ха четыре раза! Свиновод-теоретик, тоже мне, выискался! Нормальные люди, гномы и кентавры по всему континенту уже давно воздушные течения и атмосферное давление с температурой открыли, а ты — посмешище всему Кавладору! гусям лапы красной тушью красишь, чтоб доказать, что морозы настанут!

— Я — посмешище? — прохрипел Карвинтий. — Я? А ты… ты… Жаль, что Гийом тебя не придушил в свое время! Ну, я это исправлю!! — и оскорбленный в научное кредо алхимик бросился на Далию со сжатыми кулаками.

Для лучшего нападения Карвинтию пришлось обойти стол — Далия длинным прыжком покинула свое временное убежище, приземлившись на середину лаборатории, подхватила в качестве орудия первое попавшееся — а это оказалась мята; стоило преследователю приблизиться, мэтресса сунула сушеный букет ему в лицо и, когда Карвинтий закашлялся, выскочила из сарайчика-лаборатории, захлопнула за собой дверь. Секунда на размышления — и вот уже Далия, подперев дверь старой лопатой, обнаружившейся поблизости, почувствовала себя в безопасности.

— Кряк! — поддержала запыхавшуюся и порядком встревоженную мэтрессу утка.

— Вот тебе и кряк. Вроде свой, алхимик в мантии, — покачала головой Далия. — А тот же маньяк-самоучка, что и Монгел. Эх, развелось их в славном Кавладоре!.. Стучи, стучи, — язвительно посоветовала мэтресса в ответ шум, с которым Карвинтий пытался открыть изнутри запертую снаружи дверь.

— Ну, ты у меня еще попляшешь!.. — донеслось приглушенное обещание.

— Ага. На столе, иберрское танго, — пообещала Далия. И поспешила покинуть негостеприимную метеорологическую лабораторию. — И мантию мне, гад, испортил! Если не отстирается, придется новую покупать. А потом я заставлю этого любвеобильного мятомана ее оплатить! Не забыть, — спохватилась Далия. Достала блокнот, записала для памяти: «Не потерять счет от Бургвайссера за новую мантию». Потом подумала, прикинула, какую реакцию она вызовет, если распустит по Университету слух о неподобающем поведении мэтра. Охнула, когда поняла, чем случившаяся история грозит в плане обострения гномо-алхимических отношений, и дописала: «НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТЬ НАПЕ!!!»

2. Доклад

— Ну же, мэтр Карвинтий, — повторил свой вопрос мэтр Григо. — Так что вы скажете — права ли мэтресса Далия…

— И мэтр Лотринаэн, — подсказала алхимичка, — ведущий специалист Министерства Чудес королевства Кавладор по межпространственным перемещениям, маг со специализацией в школе Природных Начал, с дополнительной специализацией в Зеленой школе и школе Четвертого Шага. Маг, чья квалификация признана…

— Мы поняли, мэтресса, — примирительно подняв руки, проговорил господин ректор. — Так вот, коллега Карвинтий, что насчет слишком большого количества атмосферных явлений, которые и привели наши университетские часы в полную негодность?

Мэтр Карвинтий несколько раз взмахнул кулачками, боксируя с невидимым противником, мысленно представил, как сейчас изобличит козни Далии, как сейчас выскажет все подозрения, которые зародились в его голове в тот час, когда алхимик узнал о давнем и крепком приятельстве оппонентки с представительницей гномьей ллойярдской диаспоры… Не будем скрывать, фантазии ученого-погодника шли еще дальше: он уже представлял, как сейчас легко и просто унизит коварную мэтрессу, испортившую ему половину прошлогодних заметок и предпоследнюю приличную мантию, как Далия поникнет головой и начнет картинно плакаться, как еще больше похорошеет при этом — если, конечно, ее не подведет распухший покрасневший носик, как мигом отыщется какой-нибудь защитник Прав Женщин в Алхимии, — ну, как прошлой осенью нашелся некто Фриолар…

Хмм… на этой стадии воображение мэтра Карвинтия поспешно сдало позиции. Представило поверженного в пыль метеоролога, избитого и облитого чернилами, почему-то из подсознания вышел образ крупного черно-белого кота, который по весне устроил в лаборатории мэтра пожар, и начал выкусывать блох на плече. Впрочем — ничего удивительного в шалостях подсознания на этот раз не было. Где мельтешат женщины — обязательно появляются кошки, а следом за кошками, поднявшими хвосты, появляются женщины, приводят с собой еще немного кошек, и все вместе, дружно поедают выращенную собственными руками, с чернилами оторванными от метеорологических заметок, и с таким трудом собранную мяту… А куда ученому, изучающему таинства погоды, без мяты? Никуда… Свинки ненастья предсказывают, что и говорить, но амбре создают будь здоров, надо ж как-то упреждать и противодействовать…

— Мэтр, — осторожно, чтобы сразу не будить, а то не допустите боги, заикой останется, окликнул задумавшегося коллегу мэтр Григо. — Коллега, так что вы скажете?

— А? — очнулся Карвинтий. — Что? Что я скажу? Ну, трудно, трудно в наше неспокойное время погоду предсказывать. Я давно уже прошу дополнительного финансирования, но мне каждый год отказывают… А ведь я еще в году… короче, давно уже предсказывал, что если мы не заведем достаточное количество свиней и воронов, Кавладор захлестнет волна летнего зноя! В своей последней статье, опубликованной в «Вестнике Буренавского Круга Толкователей и Объяснителей» я обосновал, что…

Мэтресса Долли и госпожа Гиранди истово закивали. Как же, как же, вон, как сегодня жарко… Прав мэтр Карвинтий, прав…

Далия тайком проглотила хитрую усмешку и вышла из-за кафедры.

Слово взял мэтр Григо. Он поднялся с председательского кресла, расправил мантию и солидно проговорил:

— Думаю, уважаемые коллеги, выражу общее мнение, если признаю доклад мэтрессы Далии и все перечисленные труды на благо Университета королевства Кавладор — удовлетворительными и заслуживающими всяческого поощрения. Спасибо вам, мэтресса, вы проделали отличную работу, собрав все эти экспертные заключения. Теперь…

Далия, уже добравшаяся до кресла, в котором планировала тихо и мирно продремать до конца заседания, застыла, забыв опустить ногу.

— … Теперь мы поручаем вам, дорогая наша Далия, отнести в Министерство Золота прошение о выдаче средств, необходимых для ремонта университетского оборудования. Уверен, что вы с вашей энергией и предприимчивостью обязательно добьетесь успеха!

«Вот демон, — подумала Далия. — Я так и знала, что „великолепная“ идея спровадить меня клянчить золото у скряги Джиобарди, обязательно попробует заползти в их мудрёные головы! Блин, Григо, и.о. благодетеля! А я зачем-то тебя из-под рухнувшей крыши лаборатории извлекала!» Но вместо того, чтобы активно возмутиться, мэтресса сапиенсологиня воспользовалась коварной домашней заготовкой.

Во-первых, Далия начала трепетать ресницами. Присутствуй на Большом Совете мэтр Рупь, он бы дал коллегам совет знатока — не противоречить даме, когда она хлопает глазками так часто, что создает условия для созревания шторма в Пентийском море.

Во-вторых, мэтресса вроде как случайно добралась до плетеной корзинки, которую в самом начале своего доклада спрятала под креслом, и осторожно выдвинула ношу в проход между креслами. Ловкость рук, небольшая удача — и вот льняное полотенце с корзинки сдвинулось, еще немного доверия к Воздушной Стихии — и по залу заседаний поплыл легкий, но отнюдь не мятный аромат.

— Господин ректор, как же так… вы отправляете меня в Министерство Золота? Но ведь… ведь они все прошения о выделении лишних денег рассматривают так долго!

Мэтр Григо, госпожа Гиранди и мэтресса Далия удовлетворенно кивнули. Ага. ОЧЕНЬ долго. Поэтому и надо отправить к господам казначеям того, кто помоложе — тогда есть надежда, что посланец доживет до положительного ответа на заявку… Мэтр Люмус вяло покачивался на сквозняке, мэтр Карвинтий рьяно спорил сам с собой относительно перспектив использования диких уток для ловли градин, а мэтр Диаз — как большинство слабовидящих, нюхом он обладал отменным — шумно втянул испускаемый корзинкой аромат. Еще раз. И еще…

— А я планировала, — грустным, тоненьким голоском сказала Далия, — что займусь подготовкой фуршета для участников конференции по исследованиям Империи Гиджа-Пент…

— Гм, мэтресса… Я, конечно, уважаю ваш энтузиазм — но, к сожалению, не верю — просто, как ученый, алхимик и человек с большим стажем, не верю, что вы найдете общий язык с мэтром Никантом.

— Мэтр Никант? — внезапно пробудился мэтр Люмус. — Это его порция так вкусно пахнет? Не тратьте, девушки, продукты на убежденного вегетарианца! Давайте еду сюда, пока не остыла — я что-то проголодался.

— Еду? — втянул носом мэтр Григо. — А действительно, неплохо пахнет.

Мэтр Диаз, на ощупь, выдвинулся к корзинке.

— Понимаете, уважаемые коллеги, — продолжала Далия, — Я рассчитывала, что немного, в меру своих сил, поучаствую в некоторых организационных мероприятиях конференции, и на этом мои сто часов общественных работ исчерпаются, да и поеду я в отпуск… э-э… я хотела сказать…

Мэтресса вдруг поняла, что может говорить, что ее душеньке угодно — мэтресса Долли, госпожа Гиранди, ректор, завкафедрой эльфийской литературы и пробудившийся историк дружно набросились на подготовленную Напой корзинку и планомерно, самозабвенно и в высшей степени академично поглощали ее содержимое.

«Отлично. Где там моя вторая фаза воздействия?» — Далия осторожно, чтоб не спугнуть чавкающих коллег, прошла к двери, приоткрыла, чтобы пропустить в зал Большого Совета худенькую Джою и солидную Напу, толкающих перед собой сервировочную вагонетку с угощением.

— Мэтр Карвинтий! — спохватилась алхимичка, вдруг заметив, что один из коллег спешит покинуть место сапиенсологического эксперимента. — Мэтр, куда вы! Не сердитесь, — Далия, удовлетворенная моральной победой, сочла возможным догнать бывшего обидчика в коридоре. — Давайте забудем о наших разногласиях? Похороним наши обиды и начнем общение с чистого, не замаранного никакими чернилами и воспоминаниями, листа? — мэтресса протянула руку, предлагая перемирие и обоюдный нейтралитет.

Но получила совершенно другое:

— Что, сударыня, — ядовито зашипел на даму господин алхимик, — Довольны собой? Думаете, что вот так и будете всеми вертеть, как вам хочется? Не выйдет! — он грозно помахал руками перед лицом опешившей от такого напора Далии. — Не получится! Можете крутить шашни с этим престарелым самородком-самодурком, сколько не лень — не думайте, что я подпаду под ваши чары! Не думайте, что я, как цинский болванчик, буду вам кланяться и восхищаться очертаниями вашей груди, вашей талией, вашими розовыми ушками, вашим личиком, вашими глазками, носиком, нежными губками… — ууу, как вы меня достали!!!

Мэтр Карвинтий, сурово чеканя шаг, счел за лучшее удалиться — шипя и плюясь на всех красоток, которые просто сговорились отвлекать его от научных изысканий. нет, ладно бы просто отвлекали — но ведь приводят с собой кошек! Подпирают лопатами двери, и приходится вылезать через свинарник, мешая Хрюндии сосредоточится на управлении погодой!

Далия проводила мэтра Карвинтия недоуменным взглядом, потом достала из кармана блокнот, из прически — карандаш, и написала на чистой странице:

Очень важно — НИКОГДА не ходить в лабораторию к мэтру К. без моральной поддержки мэтрессы Долли, госпожи Гиранди и библиотечных кумушек — для надежности свидетельских показаний.

Потом подумала, зачеркнула и написала еще раз:

НИКОГДА НЕ ИНТЕРЕСОВАТЬСЯ ПОГОДОЙ!!!

Потом захлопнула блокнот — и только тогда обнаружила, что у безобразной сцены, устроенной обиженным мэтром, был зритель.

Напа Леоне с мрачным недоумением показала вслед Карвинтию пальцем и спросила:

— «Престарелый самородок» — это он о ком?

— Ах, Напа, да брось! Мало ли, какие глупости люди говорят…

— Люди всегда говорят глупости, — серьезно ответила гномка. — В их черепах умные мысли просто не помещаются! Но все-таки — этот погодник-свиномать тебя обвинил в том, что ты крутишь шашни на рабочем месте! С коллегой!

— Напа, успокойся. Он несет чушь, зачем повторять всякий бред?

— У нас дома, под Ллойярдом, за такое оскорбление бороду выдергивают! И морды бьют! Да как он посмел!.. — грозно нахмурилась гномка, подбоченилась и выставила вперед нос, в качестве первичной угрозы. — Да я ему!..

— Напа, — прорычала Далия. — Вспомни: мы хотим прорваться на конференцию по Империи Гиджа-Пент! Тебе надо закрепиться в обществе Королевских Археологов! — чтоб они потом твоим успехам не удивлялись и не задавали лишних вопросов, мысленно прибавила Далия. И еще раз воззвала к Высшему Разуму гномки: — Не отвлекайся на посторонние раздражители!

— Да пошла эта Гиджа к такому-то Пенту! — в сердцах крикнула Напа. — Нет, всё-таки, на кого этот тип намекал? «Престарелый самородок» — наверняка я его знаю… Это ведь… — тут большие голубые глаза гномки зажглись прямо-таки ненормальным блеском, будто сапфиры взращенной в подземельях Орберийских гор души Великий Кузнец заново отполировал и помахал фонариком, чтоб легче искалась Истина: — Подразумевается мэтр Рупь, верно? Он что, потребовал у тебя, чтобы ты раскрыла ему секреты древних гномов-металлургов?

Тээкс, — подумала Далия. — Через час на кафедре горных изысканий откроется вакансия на замещение должности профессора. А вслух сказала:

— Напа, окстись! Чем лучше мы справимся с фуршетом для конференции, тем быстрее ты выкопаешь царя Тиглатпалассара!

Звуки, вылетевшие из уст мэтрессы, потихоньку проникли в мозг гномки:

— Да я расправлюсь фуршетом с любым Рупем! И Карвинтием в придачу!.. Я зафондю им фундуком по финикам! Пусть только попробуют не проглотить! А когда я выкопаю… выкопаю… — Напа, произнеся свое любимое слово несколько раз, вдруг начала возвращаться в привычное спокойное состояние. Выпрямилась, будто бы даже подросла (на четверть осьмушки дюйма) и гордо поклялась: — Да, я выкопаю. И прославлю лопаты клана Кордсдейл на весь Алхимический мир. Но ты, Далия, у меня смотри! — погрозила гномка научной предводительнице. — Чтоб никаких шашней в шахте!

— Ни за что, — клятвенно пообещала мэтресса.

* * *

1. Часы, зубы и принцы

Труды во благо Университета

Самими яркими впечатлениями семнадцатого дня хлопотного месяца Паруса для Далии стали золотые локоны господина Джиобарди.

Прическа «Дитя природы» стала популярна среди столичных адептов моды перед Новым годом. Чтобы обрести мелкие кудри, модницы накручивали пряди на тонкие деревянные палочки и спали сидя; особым шиком считалось увенчать конструкцию из разметавшихся локонов золотой пудрой — если, конечно, вам не повезло родиться блондином, а аптекари, торгующие соответствующей краской, разбогатели прямо-таки неприлично.

Господин Джиобарди, каким его запомнила Далия — их когда-то случайно познакомил Фриолар, да и дочери Джиобарди и Пионы иногда заглядывали в «Алую розу» — явно стал обладателем роскошной шевелюры против своей воли. Мэтресса еще, было, подумала, что довольно-таки странно — носить в такой жаркий день плотный бархатный берет, но отнесла сию странность на счет рассеянности и забывчивости, которая была свойственна господину советнику во всех делах, не имеющих отношение к золоту и другим драгоценным субстанциям. А потом подал сигнал расположенный на краю стола хрустальный «глаз»;[9] Джиобарди подскочил, сорвал головной убор, с почтением ответил на несколько вопросов, заданных невидимым собеседником — а Далия испытала культурный шок, когда по плечам тайного советника рассыпались золотые витые локоны.

— Э-э… Дочери уговорили изменить имидж, — смущенно объяснил Джиобарди, поняв, что его страшная тайна открыта. — А жена запретила стричься, она, видите ли, считает, что короткая стрижка хороша только для извозчиков, да, может быть, для овец — но им деваться некуда…

Контраст между сухим, сдержанным, в высшей степени благочинным обликом тайного советника, всю жизнь укладывающегося точно в строки дебета и кредита, и буйными, прямо-таки живыми золотыми локонами, вольготно разметавшимися сияющим ореолом вокруг длинного, немного кислого лица, был столь разительным, что Далия против своей воли смотрела — и молчала. Здесь следует учесть, что господин Джиобарди был полной противоположностью своей супруге, госпоже Пионе. Насколько та была пухленькой и жизнерадостной, настолько же ее муж был тощий и отстраненно-мрачный. Может быть, сказалась служба в Министерстве Золота, где господин Джиобарди дослужился до чина тайного советника — Далия всегда считала, что нет более безрадостного занятия, чем подсчет чужих прибылей. Может быть, сыграл свою роль факт женитьбы на неунывающей даме, обремененной жутким количеством сестер, кузин и подруг, может быть, пятеро дочерей натренировали папеньку Джиобарди не ждать радостей от Судьбы… В любом случае, если верить Фриолару, под непрезентабельной внешностью и чопорным нарядом в темных, немарких тонах, билось золотое сердце. Но вот золотые локоны…

— Ну, давайте ваше прошение, — нетерпеливо протянул руку казначей. — Сколько просит мэтр Григо на этот раз?

Вырвав из рук впавшей в ступор Далии официальный пергамент, господин Джиобарди коротко его просмотрел, потом — ибо заметил, как его собеседница забыла моргать и дышала с перерывами, впечатленная эстетическим эффектом, тайный советник в сердцах прошипел ругательство и принялся натягивать опостылевший берет. Когда золотое роскошество скрылось из виду, — только тогда — Далия отмерла.

— И на что ваш ректор планирует потратить деньги? Башенные часы? Хмм… — господин Джиобарди достал из шкафа солидный гроссбух, пролистал, подсчитал, возмутился: — Это будут внеплановые траты!

— Понимаете, господин советник, наши часы испортились по воле богов…

— И почему боги никогда не советуются с Министерством Золота, когда изъявляют свою волю? Нет, мэтресса, — после хаотичного щелканья счетами, сухо ответил Джиобарди. — Боюсь, должен разочаровать вас и отказать в дополнительном финансировании.

Мэтресса была морально готова к отказу, поэтому сразу же после реплики казначея прижала к носику платочек и зашмыгала. Так как в тонкое полотно была завернута нарезанная луковица — эффект не замедлил воспоследовать.

— Ну, мэтресса, не плачьте…

— Я не пла… ааа… чу… — натурально всхлипнула Далия. — Со…ооооо… всем…

— Сударыня, да успокойтесь же… — не выносивший женских слез Джиобарди, самоустранившийся от проблем воспитания отец пяти дочерей и безалаберный любящий дед девяти внучек, подскочил и суетливо начал искать, чем бы даму успокоить. Нашелся графин — но пустой. После нескольких безуспешных попыток как-то воздействовать словами и убеждениями, Джиобарди сорвал с головы берет и начал овеивать всхлипывающую мэтрессу, как опахалом. Реакция последовала! Далия опять впала в ступор, заворожено следя за жизнью золотых извилистых «змеек» и соображая, как соотносятся постная физиономия господина Джиобарди и предписанная жертвам моды, в дополнение к вьющимся локонам, эльфийская живость в общении с противоположным полом.

— Мэтресса, пожалуйста, вы же умная, ученая дама, должны понимать — королевская казна не бесконечна, она нуждается в том, чтобы ее берегли, охраняли, приумножали… О, Создатель! — спохватился Джиобарди и снова спрятал прическу под головной убор.

Далия вытерла носик платочком, чихнула от лука и заметила, вроде как случайно.

— Между прочим, я знаю одного алхимика, который изобретает не только золотистую краску для волос.

— Да я уже три разных пузырька извел, — механически и уныло отозвался Джиобарди, — Парикмахер, сволочь, каким-то хитрым закрепителем воспользовался, никакие антисредстване помогают.

— Ну, тогда посоветуйтесь с Лотринаэном. Монгела он перекрасил за три секунды.

— Не вспоминайте о Монгеле… — скривился тайный советник. Потом спохватился: — Вы сказали — мэтр Лотринаэн? Конечно же! Как я сразу не подумал о магии! Маги могут всё, что ж я, старый дурак, тяну время, не верю в их чудеса… Извините меня, сударыня, я должен бежать, меня ждут неотложные дела!

Господин Джиобарди поспешил к двери. Далия же не тронулась с места.

— Кхм, мэтресса… — спохватился казначей. — Мне, право, очень жаль, что я ничем не могу помочь. Может быть, в следующем году мне удастся выделить вам дополнительную сумму?

Далия наморщила носик, показывая, что идея ее не вдохновляет — слишком долго ждать. И как бы невзначай спросила — что новый сотрудник Министерства Золота, господин Легном? Не слишком ли докучает коллегам пересказами своих снов?

— Нет, всё нормально, сны обновленного Монгела-Легнома нам нравятся, — откликнулся призадумавшийся советник. — Теперь он сверкает зелеными очками и рассказывает, как переспал за одну ночь с тремя самыми известными придворными красавицами… Везет же человеку — такие сны яркие…

— Кому-то для счастья достаточно заснуть, кому-то — отремонтировать университетское имущество, а кому-то приходиться по велению дочерей красить и завивать локоны… — ненавязчиво напомнила Далия.

Джиобарди смутился. Потом понизил голос и произнес:

— Мэтресса, я и вправду ничего не могу сделать. Хотите совет? Обратитесь к начальству.

— Мэтр Григо меня сюда и отправил, — напомнила Далия.

— Я о начальстве вашего начальства. И моего. Думаю, вам нужно подать прошение принцессе Ангелике — ведь, в конечном итоге, именно она патронесса Министерства Чудес. Значит, и ваш Университет, в какой-то мере, попадает под ее заботливую руку. Кстати, давно хотел спросить — и почему ваше обожаемое высшее учебное заведение отнесли именно к этому Министерству?

— Всё просто, — рассеянно отозвалась Далия, поднимаясь с кресла и уже обдумывая следующий шаг. — К Министерству Золота нас не припишешь — как говорит некто господин Джиобарди, от Алхимии одни расходы; к Министерству Спокойствия тоже не отнесешь — увы нам! У алхимиков не получается ходить строем, мантии мешают, да и вообще, что такое Порядок, Законность и Спокойствие мы понимаем только теоретически. Остается только Министерство Чудес, тем более, что у нас волшебство случается на каждом шагу. Стоит только добавить нужное количество правильной кислоты, помешать, растворить, перегнать по десяти стеклянным коленцам и под давлением как следует нагреть…

* * *

Краткие минуты отдыха и размышления

Ресторация «Алая роза»

— Что ты знаешь о ее высочестве Ангелике? — с пристрастием спросила Далия у Лотринаэна. — Ты ведь с ней знаком, верно?

Маг-полуэльф отвлекся от поглощения обеда, нервно передернул плечами:

— С чего ты взяла, что я знаю принцессу? в Королевском Дворце своих магов хватает, да и что мне там делать? А в нашем чудесатом Министерстве я редко ее вижу. Что может быть мне известно? Да то же, что и всем… За исключением королевского происхождения — обыкновенная неустроенная в жизни старая дева… Ой, — спохватился маг и торопливо прикрыл рот ладонью. — Я не то хотел сказать.

— Да ладно уж. И так всё понятно… — задумавшись, Далия постучала пальцами по столу.

Каждое королевство и каждая эпоха жаждут своих героев. Может быть, где-то далеко, в других мирах, героями становятся те, кто спасает Вселенную или некоторую ее остаточную часть; может быть, где-то ценят и поклоняются великим Воинам, падают ниц пред мудрыми Правителями, опять же, Могущественным Магом, как утверждают специалисты, тоже не плохо оказаться…

Мирное, тихое и законопослушное (в последнее царствование) королевство Кавладор славилось своим умением создавать героев буквально из любого подходящего объекта. Был бы случай.

А уж если кому-то повезло родиться в семье монарха, случай обеспечивался сам собой.

Особенно везло на увеличение собственной героичности в глазах подданных тем членам королевской семьи, которые переживали свои любовные терзания в присутствии широкой публики. В конце концов, должны же быть чем-то заполнены страницы «Талерин сегодня»?

С королем Гудераном у народа случился, называя вещи своими именами, облом. Шестнадцать лет назад Гудеран — тогда еще не король, а скромный двадцатилетний принц, тихий сын громогласного Лорада Восьмого, влюбился в прекрасную дочь придворного мага короля Иберры, несравненную Везувию, буквально с первого взгляда. «Ах!» — вдохновенно вздрогнули от восторга оба королевства. Кое-кто уже предвкушал бурные страсти в иберрском стиле; заключали пари, сам Гудеран будет исполнять серенады под балконом возлюбленной, или к профессионалам Талеринской Оперы обратится; говорят, сам мэтр Аэлифарра, заботясь о счастье дочери, конкретно поговорил с каждым красавцем, имевшим планы повздорить с кавладорским принцем — о вечности, которую упомянутые воздыхатели, может быть, хотят провести в ближайшем пруду, квакая на луну… И только-только полетели послания из Аль-Миридо в Талерин, с рассказами и предположениями, кто может стать «третьим» или «третьей» для самой горячей лав-стори последних двадцати лет…

Облом, вот что это такое было. Натуральный облом.

Пока послания отправлялись, Гудеран и Везувия успели пожениться, тихо, скромно, с согласия родителей жениха и венценосных родственников невесты (супруга придворного мага приходилась младшей дочерью дону Рожеру, брату короля Луиса). И сплетникам оставалось довольствоваться описанием наряда невесты, да сетовать, что не пригласили дворянство двух стран поучаствовать в свадебном пире. Ну, на худой конец, можно, конечно, счесть скорую свадьбу достаточным поводом для будущих сплетен, если, конечно, ну, вы понимаете — жаркие иберрские ночи, пылкая Везувия, и наш Гудеран парень не промах, ну вы же понимаете…

И тут облом. Первенец счастливых влюбленных, принцесса Анна родилась только два года спустя.

К тому времени в Талерине случились другие события, и королевское семейство оставили в покое. И без того поводов для сплетен хватало.

(В частности, очень печальные события произошли в благородном семействе правящей династии Иберры. В возрасте восьмидесяти одного года скончался король Луис, старший сын покойного короля Хуана Четвертого — дон Луис тяжело переживал безвременную кончину своего младшего брата, дона Рожера, укушенного скорпионом, трехголовой змеей, буренавской гадюкой и пышноголовым шершнем одновременно (братья поспорили, укус какого создания окажется самым ядовитым). На престол взошел сын дона Рожера, племянник бездетного дона Луиса — дон Хуан, коронованный под пятым номером. Хуан V так давно и страстно жаждал Короны, так предвкушал свое царствование, так радовался… конечно же, глубоко в душе его новоиспеченное величество скорбило о смерти отца и дяди — и на праздновании коронации, совмещенном с поминками, приказало не экономить. На двадцать второй день празднования коронации королю Хуану потребовалась медицинская помощь, а еще месяц спустя был коронован сын дона Хуана, Фабиан — убежденный трезвенник, потому что однажды утром он почему-то решил, что обладает врожденной язвой желудка.)

Но Вселенная не стояла на месте, она бешено вращалась вокруг своей гипотетически предполагаемой оси, и однажды настал черед младших детей Лорада Восьмого — принцессы Ангелики и принца Роскара попасть на первые строки неофициального рейтинга Очень Обсуждаемых Персон Кавладора. Хотя… что с Роскара возьмешь? Герой, он и в Великий Западный Океан его закинь — все равно героем останется. Льва победил, гидру победил, разбойников побил, с оборотня шкуру снял, еще одну гидру победил, снова разбойников нашел, турнир выиграл, морду набил, дракона покусал, снова лев ему встретился… Все как-то привыкли считать Роскара немного старше, чем он есть на самом деле — что поделать, мальчик, однажды по ошибке глотнувший волшебного оздоравливающего эликсира, рос не по дням, а по часам; и придворные красавицы давно уже, как сказали бы ушлые пелаверинские банкиры, привыкли считать его коллективной собственностью. Ну, соблазнил однажды Роскар примадонну Талеринской Оперы перед самой премьерой, и зрители, присутствовавшие при поднятии занавеса, обалдели от оригинальной трактовки начальной сцены… Так что, примадонна потом укатила с гастролями в Вертано, говорят, пелаверинцы ее готовы на руках носить за демонстрируемую со сцены правду жизни. А его героическое высочество так героем и остался. И в анекдотах, и в балладах он чувствовал себя равно смущенно…

Вот тут-то и вышла на первый план принцесса Ангелика.

Король Лорад был не только мастером устраивать всяческие вооруженные конфликты на пустом месте — хотя Луазская Кампания, конечно же, пошла на пользу Кавладору, вернув Короне исконные земли. Он был заботливым родителем — конечно, ведь он был подлинным Героем Своего Времени, а значит, просто не имел права быть каким-то другим. Так вот, Лорад просватал младшую дочь за генерала Октавио Громдевура, и на этом, посчитав долг перед семьей и страной исполненным, умер. Конечно, умер он не сразу — после помолвки Ангелики и Октавио прошло около полутора лет, потом короля Лорада принялись мучить хвори и старые раны, полученные в былых сражениях. Сострадательная Ангелика, добросовестно и добровольно, сидела у ложа больного, терпела его ворчание, молилась о здоровье отца, плакала, когда стало ясно, что помочь не удасться — увы, ничто не вечно, и вот…

Незадолго до смерти короля Лорада генерал Громдевур получил приказ — проверить, какому лешему неймется на границе Кавладора и Пелаверино. Очевидно, разбойнички пошаливали, обстреливая проходящие караваны — а может, что было бы куда опаснее, и восточный сосед решил, что есть возможность на соседе западном немного заработать… Итак, в один прекрасный день генерал Громдевур отправился в Восточный Шумерет проверять незыблемость кавладорских границ и не вернулся.

Принцесса Ангелика ждала.

Генерал Октавио не возвращался.

На поиски отряда Громдевура была послана Королевская Гвардия, остатки отряда арбалетчиков и мечников — потрепанных в столкновениях с бандой чернопятых троллей предводительствуемых магом-чернокнижником[10] — нашли, но сам генерал как сквозь землю провалился. Его искали — маги, астрологи, лучшие сыщики Министерства Спокойствия и призовые буренавские волкодавы, определяющие по запаху, сколько человек посмотрело на монету в ваших руках — но безуспешно.

Вот тогда-то принцесса Ангелика впервые шокировала Талерин, напрочь отказавшись носить траур по почившему монарху — что могло быть расценено, будто она надела траур по пропавшему жениху, а ведь тело генерала Громдевура так и не было найдено, и неизвестно, что с ним случилось, и вообще… Не будет Ангелика носить траур, и всё тут!

Жители Кавладора почувствовали, что дело пахнет разбитым сердцем, и насторожились в предвкушении того, как же — и кем — будет несчастная принцесса себя утешать.

Принцесса Ангелика утешалась исключительно достойно. Собственные покои, часовня, другая часовня, какой-нибудь высокоморальный Орден (любой из двухсот четырнадцати официально признанных кавладорским Министерством Чудес, на выбор), покои невестки, казармы Королевской Гвардии — и вовсе не за тем, о чем вы сейчас подумали, а для того, чтобы поймать за ухо расшалившегося Роскара и прочитать ему лекцию о добронравии, этикете и порядочности. Снова часовня, размеренная беседа с придворным магом, с придворным астрологом, визиты к подругам, снова воспитание братьев, Везувии и племянников…

Говорят, принцесса Ангелика убедилась в беспочвенности надежд на возвращение бравого генерала только семь лет спустя. К тому времени ей уже было двадцать четыре; впрочем, королевская кровь, как хорошее вино и предметы искусства, согласно общему мнению, с возрастом становится только лучше. Женихи окрестных королевств съехались в Талерин и попытались соблазнить ехидную, чопорную и вечно всех поучающую принцессу своим задором и жизнелюбием…

И подданные Кавладора опять получили повод для сплетен: что-то наша принцесса излишне переборчива. И тот ей не гож, и этот не нравится… Привередливее принцессы Ангелики считалась только наследная королева Брабанса Сиропия — но у той-то совершенно другой коленкор, ей ведь принца-консорта надо было подобрать. Да так, чтоб, с одной стороны, страной помогал править, а с другой, и в мыслях не держал стать когда-нибудь вдовствующим принцем-регентом Брабанса….

Лет до двадцати семи принцесса Ангелика позволяла себе относиться к женихам наплевательски — в конце концов, они действительно не шли ни в какое сравнение с бравым, добродушным и жизнерадостным генералом Октавио; потом спохватилась, но, как говорит людская молва — близок локоток… Приблизительно три года назад принцесса Ангелика, если верить столичным сплетникам, решительно изменила свое отношение к мужчинам — как раз после того, как они решительно изменили свое отношение к ней. Говорят, последней надеждой кавладорской принцессы был ллойярдский барон де Кром — приятель и сотоварищ по подвигам (читай — собутыльник) принца Роскара. И что же? Барон злостно женился на иберрской красавице Франческе, которую повстречал случайно на карнавале в Аль-Миридо — сей факт позволил Ангелике шипеть на несчастную девушку, обзывая ее чуть ли не уличной попрошайкой, а ведь на самом деле… А-а, какая теперь разница…

Может, надо начать завозить из Иберры напоенный любовью воздух, да выпускать, хотя бы в Королевском Дворце, по большим государственным праздникам?

— Ты думаешь, поможет? — серьезно переспросил Лотринаэн, и Далия поняла, что последнюю часть размышлений она, сама того не желая, озвучила вслух.

— Понимаешь, Лотринаэн, в чем штука… Это ведь вы, маги, можете заколдовывать любого и всякого, почем зря.

— Навет и клевета, — мигом возразил полуэльф, — Но, если поблизости нет шпионов Министерства Спокойствия, готов поддержать твое обвинение — в адрес некоторых наших мэтров… У-у, колдуны! старперы остроухие… — и длинные уши мага, унаследованные от папы-эльфа, задергались, выдавая недовольство.

— А в жизни, — продолжала Далия задумчиво, — дать человеку счастье так просто не получается. Иногда ведь и связывать будущего счастливчика приходится, и кирпичиком его по голове, сердечного, прикладывать, чтоб сильно-то не рыпался, от своей Судьбы не сбегал… Счастье — оно ведь как воспоминание о торте со взбитыми сливками — подумать приятно, а на практике можно обойтись. Хм…

— Не понял? — изогнул дугой красивую бровь Лотринаэн. — При чем тут счастье?

— Мне ж у Ангелики придется денег просить. Хм… Счастливые-то подают только по большим праздникам, как ты думаешь, много ли подаст несчастная принцесса? И как мне себя вести, чтоб вымолить у высочайшего начальства дополнительное финансирование? Ума не приложу! Только и остается, что надеяться на чудо…

* * *

5. День Грома

Восемнадцатый день месяца Паруса

Ресторация «Алая роза»

Как начинается день, с которого вы планируете начать новую, абсолютно, совершенно, безумно новую жизнь? Ну да, конечно же, здоровый сон, легкий завтрак, ободряющие улыбки окружающих, положительный заряд эмоций с самого утра…

Напа Леоне Фью, кавладорская веточка славного клана Кордсдейл, мечтающая укорениться на ниве Алхимии, в день, который считала самым-самым важным для будущей научной карьеры, встала очень рано. Очень, ну просто очень рано. Ровно в полночь.

Сбегала на Базарную площадь, побила лавочника, который обещал прислать в «Алую розу» корзины с продуктами, но, гад этакий, проспал; потом сбегала за аптекарем, чтобы спасти лавочника — аптекарь тоже, сволочь, спал; потом пробежалась по Университетскому кварталу и разбудила всех петухов, которые имели наглость спать и не сочувствовать трепетаниям души юной гномки. К раннему летнему рассвету Напа, тревожась по вопросам «А как же пройдет конференция памяти мэтра Симона?» и «Неужели кто-то из историков узнает зашифрованную тайну клада Тиглатпалассара?» достигла такого состояния, что бегала по кухне кругами, всё быстрее и быстрее — и, если вдруг оказывалась на потолке, не успевала оттуда падать.

Блёклая кухонная помощница Напы, Полин, была связана недрогнувшими мозолистыми ручками своей работодательницы и отправлена в чулан, поедать клубнику. Посетителей «Алой розы» встречала вежливая табличка, что сегодня ресторация закрыта до полуночи на спецобслуживание, ждем вас завтра. В обеденном зале все столешницы были заставлены подносами. В свою очередь, все подносы были загружены одобренными Большим Советом Университета яствами. А уже над яствами порхала, презрев законы тяготения, великолепная Напа Леоне в полном боевом облачении — с огромной секирой за плечами, в начищенных сапогах, кожаной юбочке, в сияющем серебряном панцире и шлеме в виде змеиной головы с розочками в глазницах. К шести часам утра угощение для алхимиков было готово, Полин, пунцовая от чрезмерного количества ягод, выпущена из заключения, но Напа чувствовала, что должно быть сделано что-то еще — то, что успокоит ее гномью бородатую душу.[11]

Прогнав сквозь остро отточенный гномий мозг десяток терабайт гипотетической информации, Напа резво взбежала наверх и забарабанила в дверь мансарды Джои. Дверь не выдержала напора, слетела с петель — студентка от шума не проснулась, но шевельнулась и с недовольным бурчанием приоткрыла густо подведенный сажей глаз.

— Джоя! вылезай из своего сундука! Быстро! Ты должна мне помочь! Хватит спать! — затормошила Напа девушку. — Вставай, вставай!

— Хорошо, — буркнула Джоя, зевнула, сонно обняла угол сундука (студентка решительно отстояла право обустроить сданную комнату в соответствии с ее собственными, воспитанными островом Дацем, вкусами — а также сэкономить на кровати) и явно вознамерилась проспать еще час-другой. Напа, осерчав, была вынуждена перевернуть большой, солидный, окованный медными полосами сундук вместе с квартиранткой, вылить на Джою кувшин воды, выслушать вопли по поводу испорченного макияжа, — и только тогда гномке и студентке удалось достичь некоторого консенсуса. После переговоров и согласования списка неотложных поручений, Джоя получила спецзадание и отбыла в направлении Университета, а Напа, немного успокоившись, нашла в себе силы дождаться официального начала дня — восьми часов утра.

В восемь часов ноль семь минут труды Напы по организации фуршета, с формальной точки зрения, завершились: прибыли специально нанятые официанты и унесли первые подносы с едой в Университет — на утреннее чаепитие для мэтров и мэтресс, собирающихся на конференцию. Так, остальными подносами будет распоряжаться — строго по графику транспортировки от «Алой розы» до Университета, Полин, на это ее мозгов должно хватить. Еды Напа наготовила с запасом, единственное, что от алхимиков требуется — всё приготовленное съесть. Ну, дракона, если что, позовут…

Ох, передохнуть бы… Любой нормальный человек в подобной ситуации бросился бы на диван, или на что-нибудь еще, помягче, и с облегчением вздохнул. Да, человек именно так бы и поступил. То ли дело гномы!

Не в силах терпеть ожидание, Напа взялась за другие дела. Вымыла окна в «Алой розе» и двух соседних лавочках, сбегала в дом к мэтру Мартину и донье Долорес, быстренько соорудила самораскачивающуюся колыбельку для их сыночка; вернулась, покачав головой, схватила коллекцию фамильного оружия, развешенную по стенам ресторации. Всё заново вычистила, заточила, возвратила на предназначенные для мечей, алебард, топоров, копий и прочего крючки — так, отлично, полчаса прошли, что ж дальше делать?

Хм, а не пора ли Напе уделить внимание мэтрессе Далии? В конце концов, будет только справедливо Напе заняться делами научной предводительницы, ведь мэтресса столько всего хорошего и занимательного придумывает для ассистентки!

— Ну? — грозно спросила Напа вернувшуюся из разведывательной миссии Джою. — Что тебе удалось узнать?

— Ох, Напа, — ответила девушка. — Всё очень, очень плохо! Я собственным ушам не поверила!

— Рассказывай, — велела гномка.

— Я спросила у мэтрессы Долли, у госпожи Гиранди, у госпожи Лейлы, у Нелли, у Ользиды, у мэтрессы Розанны, у Рудольфуса, у Николаса… — принялась перечислять Джоя. Заметила, как напряглось лицо и в особенности — кончик грозного носа гномки, и свернула на более обобщенное изложение: — Я спросила у всех, кого только нашла. И все подозревают, что у мэтрессы Далии с кем-то в Университете сейчас происходит бурный роман!

— Вот как! — рявкнула Напа. — Говорила же ей — никаких шашен в шашках… И с кем же?

— Большая часть опрошенных проголосовала за кандидатуру мэтра Питбуля, — ответила Джоя, сверившись с клочками бумаги, извлеченными из правого кармана мантии.

— Исключаем, — Напа перехватила клочки и бросила их в пустое нутро камина. — Он в Ллойярде, и если бы вдруг прокопал подземный ход из Уинс-тауна до Талерина, я бы это заметила! Наверняка заметила бы, — повторила с целью убедить хотя бы себя, гномка.

— Одиннадцать голосов собрал мэтр Диаз — он ведь такой душка, выслушал мои стихи и даже дал пару советов, чтоб слагать сонеты… Хочешь, я прочту тебе…

Но Напа и клочки с именем Диаза отправила в камин.

— Чуть позже. Заведующего кафедрой эльфийской литературы тоже исключаем, он не то, что Далией — он мной, и даже Полин один раз восхитился совершенно искренне. Может, я плохо разбираюсь в человеческих чувствах, но одержимого идеей Алхимика узнаю за лигу. Кто еще?

— Десять голосов получил мэтр Ша… сейчас, прочитаю… Шан-тиль-он. Не знаю такого. С какой он кафедры?

— Чушь, — ответила Напа, еще раз «накормив» камин. — Чтоб Далия связалась с кем-то без высшего образования — ни в жизнь не поверю! Шантильона исключаем.

— Претендент, набравший девять голосов — мэтр Фриолар. Твой бывший постоялец, — задумчиво проговорила Джоя, наблюдая, как и эти листочки отправились на растопку. — А ты не думаешь, что…

— Чушь, — еще раз фыркнула Напа. — Я, в конце концов, знаю Фиону, матушку Фри-Фри, а Далия с ней лично не знакома!!! А Далия, при всей ее тяге к рискованным экспериментам, не так наивна, чтобы ввязываться в опыт, не просчитав всех составляющих. Исключаем. Идем дальше.

— Дальше идут менее вероятные кандидаты. Мэтр Мартин…

— Счастливо женат и нянчит новорожденного сынишку. К тому же, донья Долорес — моя подруга, так что не будем давать ей повода для ревности. У Долорес такой удар слева… А у Далии такая мощная атакующая тактика обороны… Нет, исключаем, они все мне нравятся.

— Мэтр Пугтакль.

— Кто это?

Джоя пожала плечами.

— Не знаю.

— Тогда исключаем. Наверняка какой-нибудь герой из романов сэра Скоттиша Айсбра; а так как сэр Скоттиш — наш, ллойярдский романист, я официально разрешаю Далии заочно влюбляться во всех его персонажей.[12] В камин.

— Мэтр Никант…

Напа гулко рассмеялась демоническим хохотом.

— Мэтр Люмус.

— Они считают, что их шутки остроумны, — с горечью произнесла Напа, отправляя в очаг очередную партию бумажек.

— Да, уж. Я первое время, пока не узнала, что Люмус официально считается живым, думала, что он в Университете прирабатывает привидением. И насчет мэтра Григо на роль воздыхателя Далии, они тоже явно загнули, — согласилась Джоя. — Странное чувство юмора у ваших кавладорцев. Вот у моего папки юмор — так настоящий юмор.

— А кто твой папка?

— Придворный шут. Потомственный, между прочим. У нас вся семья тяготеет к шутовству. Прапрадедушка моего прапрапрадедушки смешил самого принца Офелина — до того, как тот повесился, и некоторое время после.

— Круто, — оценила Напа. — Что, больше никого не осталось?

— Осталось, но явная чепуха. Мэтр Лотринаэн. Додумались, тоже мне… Да он хлипкий и тонкий, как полуматериализовавшийся дух! Чтобы какой-то полуэльф… Ой, — испугалась Джоя, случайно заметив, какую реакцию вызвали ее слова у маленькой гномки. — Напа, я глупость сказала! Напа, ты же не думаешь, в самом-то деле! Напа, да Далия же Лотринаэна толще!!!

— Никогда!!! — закричала рассвирепевшая Напа. — Никогда моя подруга не будет шашневать с эльфом!!!

И резвым гномьим спринтом рванула на второй этаж «Алой розы». Перепуганная и побелевшая, на этот раз — без помощи пудры, Джоя, подобрав подол платья, поспешила за ней.

— ГДЕ ОН?!! — закричала Напа, проламывая дверь в комнату мэтрессы. — ГДЕ?!!

На широкой постели, усыпанной обрывками блокнота, что-то шевельнулась — и мэтресса, в нежном румянце сладкого сна, не открывая глаз, поднялась с подушек.

— Чего тебе надобно, Напа?

Напа выдала разгневанную тираду на гномьем, сорвала с кровати покрывало, не то, чтобы бросилась — просто вгрызлась в темное пространство под мебелью; с легким хлопком, который издает пробка, покидая горлышко бутылки, вырвалась с противоположной стороны кровати, атаковала шкаф; вырвалась и из него, опутанная нарядами Далии, нырнула в комод…

— Извини ее, — попыталась смягчить ситуацию Джоя. — Сама знаешь — у гномов очень часто бывают странные фантазии по поводу человеческой сексуальности…

— Фр… — покачнулась Далия. Протерла глаза, поморгала на утреннее солнышко, пробиравшееся из-за занавесок, лениво отбросила записи, которые фиксировала во сне, выпутала из прически случайный карандаш. — Который час?

— Половина девятого.

— Разбудите меня через пятнадцать минут. А лучше — через двадцать, — Далия рухнула обратно на подушки и загородила лицо раскрытым «Сводом Законов и Уголовным Кодексом королевства Кавладор» (издание последнее, пересмотренное и дополненное).

— Напа, что ты творишь? Тебе не кажется, что ты перегибаешь палку? — укоризненно обратила Джоя к гномке, которая принялась искать свернувшегося в комочек Лотринаэна в мэтрессиной шкатулке для украшений. Из профильного содержимого там обычно находилась лупа, серебряный наперсток, которым Далия никогда не пользовалась, пара сережек и набор шпилек для волос. И Напа, конечно же, была неправа, когда стала пробовать на зуб всё вышеперечисленное.

Гномка совершенно не слушала тихий шепот Высшего Разума, которым сейчас с ней общалась дацианка. С подозрением Напа обвела комнату Далии пытливым взором и увидела, как ей показалось, единственное место, где мог спрятаться шаловливый маг — книжную полку. Воинственная гнома подошла, приготовилась к прыжку…

— Эй! — мгновенно пробудилась Далия. — Не смей трогать мои книги!!!

— Далия! Далия! — похоже, Напу заклинило. Гномка подпрыгивала, размахивала ручками и вопила, уже не стараясь быть последовательной и понимаемой.

— Напа, да успокойся же! — заклинала с подвываниями Джоя. — Ты что, не видишь, что все твои подозрения — надуманы? Мало ли, кто и какие сплетни распускает про нашу мэтрессу — видишь же, она спокойно спит! И одна, между прочим!

— Сплетни!.. — выхватила одно-единственное слово Напа. — Ах, сплетни? Ну, я им сейчас… — и выдала серию гномьих проклятий и активных потряхиваний крепкими кулачками.

— Ты ж собиралась с утра пораньше идти, участвовать в археологической конференции, — напомнила Далия, лениво наблюдающая за метаниями гномки.

— Значит, не сейчас! — упрямо набычилась Напа. — Но они у меня еще попляшут… — и, грозно нахмурившись, гномка поскакала прочь — наверное, искать музыкальное сопровождение. Далия сердито и подозрительно посмотрела ей вслед.

Джоя, извинившись, ретировалась. Наверное, воплощать увиденное в очередной зубодробительной поэме. Или, что еще вероятнее, сжигать записки из левого кармана, которые, конечно же, со статистической точки зрения проигрывали в убедительности записками из правого, но зато содержали факты, способные убедить даже слона.

Оставшись в тишине и одиночестве, Далия упала на подушки и немножко усилила сопяще-подхрапывающее дыхание.

— Привет, — прошелестело у нее над ухом.

С оглушительном воплем мэтресса подскочила, запустила в неожиданного посетителя Уголовным Кодексом, приготовилась… приготовилась…

— Т-т-ты чего? — испуганно спросил мэтр Лотринаэн, висящий под потолком. Нерв, присутствующий в его внешности, серьезно усилился. Подрагивающий магический посох летал рядом, готовый отразить возможную угрозу. — Опять меня до за-заикания дд-довести хочешь? Сначала гномка твоя меня искала — почему, кстати сказать? Мы ж вроде о встрече не договаривались ни с тобой, ни с ней?

— Так ты что, был здесь? И спокойно смотрел на учиненный разгром и унижающий мое алхимическое достоинство обыск?

— «Спокойно», ага! Ты, я гляжу, решила заделаться мютрессой-эмористкой, — маг пролевитировал себя и посох вниз. — А от гномов прятаться — милое дело, зависни на потолке, им и в голову не придет наверх посмотреть.

Мэтресса уже успела справиться с удивлением, накинуть поверх ночной сорочки верную мантию, даже пригладить волосы и посмотреться в зеркало — поэтому почувствовала, что может рассуждать трезво и рационально. Ну, по крайней мере, действительно рационально.

— Мэтр Лотринаэн, — сухо обратилась Далия к магу, — будьте любезны напомнить, когда и при каких обстоятельствах я озвучивала вам разрешение наносить столь ранние и конфиденциальные визиты в мои апартаменты?

— Ой, апартаменты! — захихикал полуэльф, нарочито рассматривая содержимое комнаты, в которой обитали Далия, комодик, сколоченный наспех шкаф, деревянная доска, обозначавшая письменный стол, полочка с книгами, кружевная занавеска, горшок с погибшей геранью и умные мэтрессины мысли. Нерв в нем существенно успокоился, а потому вернулась извечная эльфийская утонченность во вкусах и снобизм — в оценках. — Ладно. Не будем о грустном. Я, собственно, прилетел по делу. Тебя в Министерстве Чудес ждут. Принцесса примет тебя в одиннадцать.

— А в двенадцать я должна быть на конференции! — всполошилась алхимичка. — Как же всё успеть! И что за день сегодня суматошный выдался!..

* * *

Университет королевства Кавладор

День действительно был необычным. Астрологи любят предупреждать, что иногда, раз в столетие, планеты складываются в сложные комбинации и излучают на грешный мир совершенно особые флюиды — заставляющие китов уныло бродить по суше, кентавров — соревноваться в скорости с черепахами, а варваров — осваивать письменность. Вот и в восемнадцатый день месяца Паруса, — если верить предсказаниям мэтра Нюя и его гвардии астрологов, разумеется, — гигантская вселенская механика, скрежеща орбитами, выстраивалась, чтоб произвести на судьбы алхимиков Университета королевства Кавладор сверхмощное воздействие.

Зафиксируем важнейшие этапы сего процесса.

8.51. Напа Леоне Фью, по-прежнему в шлеме «Змеиная Голова», но уже прикрывшая панцирь черным плащиком, который, при желании, может показаться похожим на классическую алхимическую мантию, врывается в Университет — с конкретной целью пробраться в общество Королевских Археологов. Пробегает до зала заседаний Большого Совета и присоединяется (в математическом смысле) к толпе мэтров и мэтресс, собравшихся обсудить новейшие открытия забытой Империи Гиджа-Пент.

Большой зал сегодня украшает портрет мэтра Симона — великого, просто величайшего историка (и потрясающего хитрюгу, но тссс! Далия велела помнить о конспирации!!!), а также кислая желтая физиономия мэтра Никанта, приветствующего гостей. При виде Напы мэтр желтеет еще больше, Напа же при виде Никанта хмурится, и они расходятся, взаимно отталкиваемые, как два отрицательных магнита.

9.04. Конференция должна была начаться еще четыре минуты назад. Увы, у этих людей вечно что-то задерживается. Напа вытягивает голову, чтобы хоть что-то увидеть поверх спинок кресел; потом не выдерживает и лично отправляется на разведку.

По пути натыкается на мэтра Неко, и чувствует, как холодную гномью голову подтапливает вспышка расизма: алхимик-кентавр, беседующий с кавладорскими коллегами, радостно махает хвостом из стороны в сторону, и этот самый хвост бьет Напу по лицу и около только так.

Пока Напа справляется с собой, по залу шелестит слух, что еще не все Важные Персоны прибыли, поэтому начало заседания откладывается. У гномки чешутся руки, вспоминается секира, оставленная в каморке «Алой розы», и, с неудовольствием, местные кавладорские законы относительно ограничения использования вооружения в целях самообороны. Надо срочно чем-то заняться. Только вот чем? Где бы что-нибудь сломанное и спешно нуждающееся в починке, заточке или реконструкции раздобыть?

9.23. По залу заседаний пробегает электрической искрой приятная новость. Вы слышали? Университет почтил высоким визитом сам принц Роскар!

9.38. И вот принц Роскар появляется в зале Большого Совета. Неуклюжий без лошади и доспехов, богатырь скромно косолапит в президиум, мэтр Григо, сияющий, как новенький чайник, усаживает дорогого гостя в кресло председателя. По воплю мэтрессы Долли все дружно принимают высокоученый вид, разбегаются по своим местам, и конференция начинается.

9.39. Мэтр Григо встает за кафедру и заводит приветственную песнь. То есть речь.

9.42. По залу прокатывается что-то плотненькое, квадратное, очень целеустремленное. «Гоблин?» — всполошились в первых рядах. «Сфинкс, сбежавший из Министерства Спокойствия на прошлой неделе!» — хватается за сердце госпожа Гиранди. Нет, это всего лишь Напа Леоне Фью, чуток задержавшаяся по физиологической гномьей надобности.

10.17. «…Можно сказать о значении археологических исследований и поисках Утраченной Империи Гиджа-Пент многое, но я не смею более злоупотреблять вашим вниманием», — заканчивает официальный монолог господин ректор. Слышатся аплодисменты, мэтр Григо скромно покидает кафедру и спешит объяснить все сложные слова своего выступления принцу Роскару. Принц скучает и с тоской смотрит в окно, где сияет знойный летний день, шелестят листочками натуральные кавладорские дубы, а не только их алхимические аналоги, поют птички и каркают вороны, знаменуя смену атмосферного давления.

10.18. На кафедру вскакивает мэтр Никант и начинает объяснять, что он понимает под словом «исследования», «история», «пропажа» и, в частности, какое личное отношение имеет к Империи Гиджа-Пент. Оказывается, двоюродная пра-прабабушка Никанта была родом из Перуэллы, которую и основали потомки имперцев, и по праздникам готовила по старинному рецепту настоящий гиджийский плов! Вегетарианский, естественно.

10.19–10.35. Принц Роскар скучает. Зевает. В президиуме мэтр Григо шепотом советуется с мэтрессой Долли, а не уговорить ли им госпожу Гиранди станцевать восточный танец живота, чтоб немного расшевелить интерес его высочества к Алхимии. Мэтресса Долли категорически отказывается, прорывается на место докладчика и заводит свою речь. О смысле научных изысканий. Госпожа Гиранди уныло, но добросовестно протоколирует.

10.48. Мэтр Григо придирчиво рассматривает присутствующих мэтресс. увы, Далия обещала быть только после полудня, а остальные… Перспективнее всего на роль одалиски — и в плане внешности, и в плане танцевальности животика — мэтресса Юлали (Академия Под Открытым Небом, королевство Фносс). Жаль только, кентавресса принца вряд ли заинтересует… Хотя… Может, не зря Роскар так пристально гидр изучал, может, и прочую экзотику Страны Химер не откажется попробовать?

Пользуясь малым ростом, Напа Леоне уже давно пробралась к выставленным вдоль противоположной от входа стены наглядным иллюстрациям — картам, схемам, картинам и прочим изображениям Эль-Джаладской пустыни и теперь добросовестно копирует расположение тропинок, колодцев, верблюжьих стоянок, селений, лагерей кочевников и отдельных пальм с видами на Иберру, Пентийское море или Вечную Империю Ци.

11.22. С криками «Регламент! Регламент!» мэтрессу Долли свергают с кафедры. Теперь докладывают сразу четверо, поясняя, чем их алхимическо-академическая групповуха (женщина, мужчина, еще один мужчина и нечто странное, пухленькое, бледное, с глазами навыкате) занималась последние пятнадцать лет. Гиджа-Пент, говорите? Ага! А что вы ощущаете, когда воспринимаете вышеуказанное звукосочетание? Вам слышится скрип арбы, вопль павлина, журчание хрустально-прозрачного фонтана? Вы только вслушайтесь в эти названия — «Гиджа», «Аль-Нуэри», «Аль-Тораз», «Ильсияр», «Сар-курима»… Происхождение наименований географических пунктов Великой Пустыни нашей инициативной группе удалось проследить до года Чистовыбритой Обезьяны, когда…

Напа завершила копирование карт современного Эль-Джалада, унаследовавшего пески, под которыми была потеряна Империя Гиджа-Пент, и переключилась на рисунки памятников культуры утраченной цивилизации. Хмыкнула — «Я тоже так рисовать умею!». В доказательство своих слов попробовала.

11.31. Напа Леоне завершает карандашный набросок Гиджа-Пентийской Долины Царей. Любуется и тихо радуется, что господин ректор в свое время не стал настаивать сдать, кроме инструментов для резки мрамора, все прочие изобразительные средства, с помощью которых юная гномка выражала художественное восприятие мира.

11.36. Путем хитрых манипуляций карандашный набросок Напы Леоне помещен в ряд прочих иллюстраций к истории Исчезнувшей Империи Гиджа-Пент.

11.40. Переполох за стенами зала заседаний. Оказывается, наш Университет посетил господин посол эмира Джавы! Ну просто день Высоких Визитов!

Принц Роскар, которому мешало заснуть по-настоящему заклинание, предусмотрительно наложенное мэтром Фледеграном при отправке его высочества почтить труд кавладорских алхимиков, оживляется.

11.42. С поклонами и восточными славословиями появляется посол Эль-Джаладского эмира Джавы — господин Нгули. Его тоже усаживают в президиум. Завязывается оживленная беседа между мэтром Григо, принцем и послом — чувствуется, что посол понимает Роскара, но не знает кавладорского, что ректор Григо понимает принца, но не знает восточного этикета, и, наконец, что его высочество абсолютно не понимает, что он делает в компании столь умных и знающих людей.

Напа Леоне придирчиво изучает скопированные карты эмирата, высчитывая, где ж похоронен золотоносный царь Тиглатпалассар.

12.00. Под вопли мэтрессы Долли «Регламент! Регламент!» происходит свержение демократии, и воцаряется анархия. Другими словами, проголодавшиеся с утра алхимики, выбрав короткую паузу в пленарных заседаниях, срываются с насиженных мест и плотным косяком рвутся в соседнюю рекреацию, пить чай.

Напа, вместо того, чтобы принимать заслуженные похвалы — ведь именно благодаря ее кулинарным талантам, во-первых, возможно указанное чаепитие, а во-вторых, ее теперь считают чем-то вроде почетного историка, бежит на другие этажи главного корпуса Университета.

12.03. Короткий обмен данными между Напой и Джоей. Далии нет, она грозилась задержаться в Министерстве Чудес. Нет, нет никакого Лотринаэна! Дипломатическая миссия по изысканию финансов. Да, у ее высочества Ангелики. Ах, Джоя всегда восхищалась унынием и ехидной зловредностью принцессы. Однажды написала сонет: Мне кажется, что ты смеяться не умеешь…

Напа убегает. Ее гномий мозг — спинной, контролирующий движения рук — как раз выдал идею, чем бы заняться.

12.20. Мэтресса Долли и госпожа Гиранди начинают беспрецедентную по своей жестокости акцию — пытаются оторвать алхимиков от еды.

12.25–12.59. «Что-то сегодня душновато,» — обмениваются наблюдениями мэтры, тяжело отваливающиеся от угощения и спускающиеся во внутренний дворик, запасти в легкие свежего воздуха, прежде чем вернуться в таинства Империи Гиджа-Пент. «Не иначе, гроза к вечеру соберется»… Стайка разнополых и разнокалиберных существ в черных мантиях совершает моцион вокруг солнечных часов. Откуда-то сверху главного университетского корпуса доносится бряцанье, клацанье, стук гномьего молоточка и вопли ворон. «Суета сует,» — подводит итог мэтр из Ллойярда. Мэтресса из Вечной Империи Ци соглашается и, пользуясь затишьем, делает гимнастику, почесывая за ушками пальчиками ног. Мэтресса из Буренавии — где издавна идеалом красоты считается не подробный ответ на вопрос «какая?», а восхищенный возглас на вопрос «сколько?» — придирчиво смотрит на цинскую коллегу сквозь сладкий пирожок, и ненавязчиво заводит разговор по тематике сегодняшнего заседания Королевского Археологического Общества. Вот Гиджа-Пент, бывало, понимал толк в гимнастике… и упражнениях души… и вообще, был мастером по изготовлению солнечных часов… И вообще, вороны там каркали еще громче, чем в нынешние суматошные времена. «О, да,» — соглашается ллойярдец. — «Мне мумии придворных царя Эпхацантона немало интересного рассказали…»

13.00. Заседание продолжается! Президиум понес потери — принц Роскар и посол Нгули отбыли во Дворец, обсудить важнейшие проблемы сотрудничества двух государств. Но завещали нам интересоваться историей. Господа алхимики, прошу делать доклады!

Желающие продемонстрировать свои рефераты и прочие таланты срываются с мест. Возникает легкая сутолока.

Первыми за кафедру прорываются мэтр Неко и мэтресса Юлали. Их коллективное выступление на редкость занимательно — мало кто из присутствующих бывал в Стране Химер собственной персоной (портреты на опубликованных издательствами Сцины монографиях сейчас не считаются), а потому драку кентавров не видел. «Доклад» заканчивается бурными аплодисментами и ворчанием вызванной для оказания первой помощи мэтрессы Розанны. Додумались, подковами кидаться…

13.15. Спешно вызванный лаборант, тролль Гыртрчак, восстанавливает порядок в зале. Есть незначительные повреждения университетского имущества, семнадцать подбитых линз, четыре скошенных подбородка, один вывих локтевого сустава и четыре украденных Гыртрчаком бутерброда. Порванные мантии убегают штопаться.

13.17. Вдоль стены выстраивается очередь желающих доложиться.

13.19. Снова что-то очень квадратное и живое пробегает по залу. Гыртрчак ловит — и получает от оскорбленной Напы Леоне в глаз. Розанна недовольна — что, ей своих студентов бросить и прописаться на вашей конференции, что ли? Это, знаете ли, удовольствие ниже среднего, реанимировать тролля, пусть и отмыты его пятки до розового цвета! В следующий раз вызывайте бригаду из Обители Премудрой Прасковии!

Мэтр Григо сбегает утешать разгневанную мэтрессу. Кое у кого, не будем показывать пальцем на столь уважаемых в Университете дам, как мэтресса Долли и госпожа Гирнади, шевелится мысль, а не улизнуть ли, пока ректора нет? Но ядерно цитрусовый от волнения мэтр Никант, не жалея покачивающего на сквозняках мэтра Люмуса, активно постигающего Дао Алхимика, плотно блокирует выход.

Напа Леоне пробирается на свое место в задних рядах. Теперь, уняв зуд в руках — мэтресса Далия называет подобное состояние гномьим «абстинентным синдромом» и очень жалуется, когда Напа специально ломает вещи, чтобы было что починить, и этим прекрасным занятием успокоиться, — она готова внимательно слушать и даже конспектировать.

13.20–16.40. Конспектировать особо нечего.

16.41. К докладу готовится мэтр Рупь. Напа тоже готовится — искать логические ошибки в речи докладчика. Жалеет о том, что оставила секиру дома.

16. 43. К некоторому удивлению гномки, мэтр Рупь справляется неплохо. Подробно рассказывает о происхождении песков Эль-Джалада, о свойствах тамошних горных пород… Вопроса обработки металла в древней империи Гиджа-Пент алхимик коснулся слегка, заявив, что, к сожалению, «…Алхимия в моем лице не располагает достаточными сведениями, чтобы сделать достоверные открытия, однако это не мешает нам предполагать, что такие открытия могут быть совершены и без достаточных на то сведений, когда-нибудь в отдаленном будущем…»

Напа дала себе слово Рупя не бить. По крайней мере, сегодня. Может, даже сбегать на кафедру горных изысканий, извиниться?

16.52. Мысли Напы оформляются в план действий. Она, разумеется, никогда ничего не откладывала «на потом». Еще раз по залу заседаний прокатывает волна, поднятая увесистым плотным телом, запущенным с околосветовой скоростью. Мэтр Люмус улетает в астрал вместе с выбитой дверью.

16.53–17.26. Напа бегает по Университету и прилегающим территориям в поиске средства, как же преодолеть препятствие на пути к перемирию с мэтром-металлургом?

Джоя обнаруживается в Библиотеке, где готовится к зачету и принимает теневые ванны. Очень яркий и душный день, Напа, не находишь? Помочь тебе перебраться через мостик на кафедру горных изысканий? А, ты хочешь устроить мэтру Рупю сюрприз — дескать, только он входит, а тут ты выскакиваешь из-под стола и предлагаешь гномо-металлурговое перемирие? Обещаешь обойтись без членовредительства? Тогда, пожалуйста, буду рада помочь.

17.58. Напа и Джоя крошечными шажками ползут через указанный мост. Студентка вдохновляет гномку, рассказывая, что осталось еще двадцать локтей до противоположной стороны, еще девятнадцать и три четверти… Подумаешь, высота в семь тролльих шагов… Нет, Напа! Мэтресса Далия сколько раз запрещала тебе смотреть вниз! Смотри наверх, Напа! Думай о чем-нибудь возвышенном! То есть, приземленном… То есть… И как у мэтрессы Далии хватает фантазии запутывать твое вертикальное восприятие мира? Знаешь, мой папка говорит в таких случаях: если больше не о чем думать, думай о смерти! Кстати, есть замечательные стихи — их авторство приписывается знаменитой дацианке-интриганке, леди Гамгулине — Белые крылья взметнутся над миром — я полечу с тобою… Белую кляксу оставит сметана, если банку я не закрою… Знаешь, Напа, если тебе мои стихи не нравятся — так бы сразу и сказала. А заводить меня на верхотуру, откуда половину Талерина видно, вовсе было не обязательно.

— Ой, смотри! — закричала Джоя, мигом забыв о том, что Напа только что выдала крайне отрицательную оценку дацкой поэзии. — Как отсюда Университет хорошо виден! Вон лаборатория мэтрессы Аббе! А вон — мэтр Карвинтий куда-то ковыляет… А что это у него в руках? Похоже на мэтрессу Далию…

17.59. К величайшему сожалению Вселенной, интерес Напы Леоне Фью из клана Кордсдейл к конференции Королевского Археологического Общества «Новейшие открытия забытой Империи Гиджа-Пент», посвященной памяти мэтра Симона, и так убывающий вследствие отсутствия в докладах не то, что имени царя Тиглатпалассара и инструкций, как добыть его сокровища — но даже половины царского имени! — скончался.

Смерть научного интереса сопровождалась не имеющими к археологии и истории возгласами и обещаниями разобраться с извращениями мэтра Карвинтия — вот только Напа с башенки спустится…

Кстати сказать, очень даже неплохо, что Напа сбежала из зала заседаний Большого Совета раньше остальных алхимиков. Потому как в 18.00 там произошло событие, вполне способное повредить психику юной гномки. А именно: картинки, стоящие по соседству с карандашным наброском Напы Леоне, отчего-то вдруг загорелись, от них воспламенились другие карты, схемы и плакаты, и, если бы алхимики, утомленные научными дискуссиями, вовремя не очнулись от информационно-кулинарной комы и не начали тушить пожар, кто знает, не утратились ли следы и артефакты Исчезнувшей Империи Гиджа-Пент, окончательно и бесповоротно? А так, по крайней мере, портрет мэтра Симона спасли…

1. Часы, зубы и принцы

Министерство Чудес королевства Кавладор

— Ну, долго еще ждать?

Скучающий в удобном мягком кресле мэтр Лотринаэн отвлекся от игры с ледяными кристаллами, которые, будто калейдоскоп, трансформировались в разнообразные пространственные фигуры, и равнодушно пожал плечами.

Мэтресса Далия вздохнула и снова принялась гулять по роскошно убранной приемной. Выглянула в окно — хм, кажется, вечером гроза будет…

По Талерину ходили слухи, что когда-то, еще до знаменитой партии в «Короля и Звездочета», оставившей правящий Дом без гроша в кармане, здание Министерства Чудес планировали построить с применением новейших магических технологий. Чтоб, значит, Дождливый Ллойярд не вздумал задирать нос и хвастаться своим Восьмым Позвонком. Подумаешь, выстроили гномы, привидения особой конфигурации, трехсотлетняя история, тщательная отделка помещений, антиквариат на каждом шагу… Дайте нам триста лет — мы не хуже построим! Да так, чтоб только маги высокого уровня посвящения могли дорогу отыскать! Зачаруем, выстроим хрустальные стены, — ага! Идея! — пусть наше Чудесное Министерство плавает над Талерином по воздуху! И чтоб лиловато-сиреневые огоньки мелькали, бегая друг за другом по окружности основания летающего замка…

Священники, жрецы и служители многочисленных кавладорских святых Орденов на это предложение сказали «Грммм?» И инициативу магов не поддержали. Боги, дескать, очень любили землю. С нее падать, если гномы не постараются выкопать подземную дорожку к своему Великому Кузнецу, некуда.

Хорошо, уныло согласились маги. Но стены возведем повыше, — ага! сделаем невидимыми все двери, чтоб только маги выше среднего уровня… и, ладно, пусть их, мистики, ведущую праведную жизнь, могли отыскать дорогу!

Так как громких возражений не последовало, маги и священники перемигнулись, вздохнули, не стали спорить, и согласились, что идея неплоха. Надо строить.

И тут, как на грех, выяснилось, что никак не удается найти бригаду строителей, которые бы располагали благоприятным гороскопом, обещающим счастливое завершение стройки. Стоило появиться очередной группе вооруженных деловым энтузиазмом, лопатами, отвесами, мастерками и циркулями гномов, будто бы из-под земли (пардон за каламбур) возникали шустрые астрологи, скороговоркой озвучивали свои предсказания — этот свернет шею, тот сломает ногу, в раствор упадет белая ворона, с вас семнадцать золотых, и я скажу, сколько любовников у вашей жены, — и скрывались от возмездия.

Другими словами, собственного здания Министерство Чудес так и не получило, поэтому его величество на время предоставлял магам, заклинателям, предсказателям и святым братьям (да-да, и сестрам, конечно же!) одну из своих резиденций. Благо, короли Кавладора никогда не страдали от жадности.

Его величество Лорад Восьмой вообще разрешал Министерству Чудес хранить отчеты и проводить производственно-магические совещания в Королевском Дворце — король, занятый войнами, там редко появлялся. При короле Гудеране работников Министерства попросили переехать сначала в замок Фюрдаст, — летнюю королевскую резиденцию. Потом, когда подросли малолетние принцессы Анна, Дафна и наследник кавладорской Короны Арден, королевское семейство стало проводить в Фюрдасте самое жаркое время года, а «чудикам» отдали Охотничий замок в предместьях Талерина. Всё равно, король Гудеран охоту не слишком жаловал, а Роскар и без замка прекрасно охотился на всё, что рычало, кусалось или рогатело не по-детски.

Итак, мэтр Лотринаэн, не взирая на протесты Далии, телепортировал алхимичку в Охотничий замок. И нечего так ворчать! Вот гляди — природа, листья зеленеют, дубы растут, белочки по веточкам скачут… хочешь поохотится? Вот арбалет. Бери, я сейчас высвистаю жертву. Олень тебе подойдет?

— Что, долго думали, как принца Роскара от этих мест отвадить? — хмуро уточнила Далия, когда Лотринаэн чуть ли не силком вложил в руки дамы оружие, издал условный свист, и на полянку перед замком вышла трепетная (в биологическом смысле) лань. Лань проникновенно смотрела огромными печальными глазами на «охотницу», и Далия чувствовала, как у нее в желудке сворачивается грустной слезой съеденная на завтрак ветчина.

Полуэльф захихикал и, взяв посох, как копье, под мышку, проводил Далию наверх, в приемную патронессы Министерства Чудес, ее высочества Ангелики.

Фантом-секретарь, колыхающийся на сквозняке лиловым сгустком, тихим голосом предупредил мэтрессу посетительницу, что придется немного подождать.

Ну что ж, пожала Далия плечами. Подождем.

До полудня мэтресса гуляла по коридорам Министерства — в отличие от Министерства Спокойствия, здесь половина коридоров заканчивалась тупиком, а сотрудники летали сквозь стены. Правда, так же не обращали внимания на посетителей. На правах принадлежности к алхимикам — патронируемому Министерством Чудес сословию — Далия изучала плакаты, развешенные в приемной принцессы и на дверях соседних кабинетов. Изготовлены плакаты были — некоторые из бумаги, некоторые — из очень хорошей, плотной бумаги, на которой текст читался, а не висел в воздухе, издеваясь над законами тяготения; а некоторые лозунги были созданы магически и перемигивались искорками с читателем, превращаясь в желтые рожицы и расплываясь жизнерадостными улыбками.

Потом Далия решала загадку, что означают железные решетки, которыми украшен Охотничий замок? Как-то странно! Решетка, перекрывающая вход в крепость, или даже подъемные ворота — это понятно, а здесь… Лотринаэн, смущенно, озираясь по сторонам, прокомментировал шепотом: понимаешь, мэтресса, иногда в Министерстве Чудес случаются… э-э… внутренние разногласия. А решетки крепкие и вмонтированы в каждый поворот. Пока металлические прутья расплавятся, пока то да сё — сцепившиеся по очередному магически-мистически-чудесному вопросу «коллеги» успеют помириться. Или запас Силы израсходовать, а без Силы много не навоюешь… И астрологов, опять же, иногда просто жалко «Лесным рогом» гвоздить… нет, не угадала — «Лесной рог» — это такое заклинание Четвертого Начала, издающее очень громкий долгий низкий рёв, его иногда еще «Ревунчиком» называют, от него стены трясутся, а если энергии побольше вкатить — можно даже камни крепостей дробить. А ты чего подумала? Далия, может быть, объяснишь, что смешного ты нашла в обыкновенном звуковом резонансе?

Где-то к часу дня мэтресса заскучала. Да и наряд, выбранный в спешке, доставлял неудобства. Сказать по правде, Далия мечтала появиться перед очами Большого Начальства во всем блеске — новенькой шелковой мантии, в новеньких туфельках, с прической… Зря, что ли, госпожа Нийя Кордсдейл в прошлом году подарила Далии очень красивые серебряные шпильки для волос? И вот, здрасте, приехали! На шпильках обнаружились отпечатки напиных зубов, шелковую мантию пришлось спешно гладить… Ворочая тяжелым утюгом, мэтресса поняла, насколько заблуждается, решив предстать красивой и счастливой алхимичкой перед унылой и безрадостной патронессой. Пришлось начать процесс одевания заново.

Отыскать старую мантию, с плохо застиранным чернильным пятном… эй, где же она? Блин, Напа! Навела гномьи порядки! Увы, Лотринаэн торопил, и Далия была вынуждена пойти другим путем. Чтобы ухудшить свой внешний вид, она сбегала к Джое, воспользовалась пудрой девушки, перешнуровала платье, совершенно исказив очертания фигуры, и даже надела синие хлопковые чулки. Конечно, под мантией и платьем не видно — но поверьте, Далия их чувствовала.

К двум часам дня Далия поняла, что чулки — это самая страшная пытка, придуманная человечеством. В шелковой мантии было жарко, да и шелк давно помялся, пудра с мэтрессы осыпалась, прическа растрепалась — никаких карандашей не хватало, чтобы вернуть ей пристойный облик… О боги, да где же эта принцесса?! Лотринаэн телепортировался куда-то, как уверял позже — в собственный кабинет, заниматься жутко важными магическими делами, хотя Далия начала подозревать, что у него какая-то интрижка с милой магэссой Хлоей — сапиенсологиня как-то имела счастье поспорить с ней относительно природы человеческого Разума.

Чтобы отвлечься и не скучать, Далия принялась рассеянно просматривать единственное присутствующее в приемной патронессы Министерства чтение — серые листочки с полуслепым текстом. Сие творение называлось «Вестник Ч-ситуаций», издавалось раз в месяц и повествовало о разнообразных чудесах, случившихся в Кавладоре и соседних землях. Выходила в белый свет газетенка обалденным тиражом — пять экземпляров: для короля, министра Спокойствия, министра Золота, придворного мага,[13] и вот — для приемной Министерства Чудес.

Приблизительно в половине третьего фантом-секретарь внезапно оживился, мэтр Лотринаэн, скучающий с Далией за компанию, учуял какие-то силовые потоки, встрепенулся; потом мэтресса, прислушавшись, различила звук приближающихся шагов, чьи-то голоса…

Фантом-секретарь втянулся в двери кабинета патронессы, вернулся и шелестящим тихим шепотом пригласил Далию войти.

— Ваше высочество, — присела алхимичка в церемонном реверансе. Получила дозволение проходить ближе, прошла к письменному столу и принялась за подробное изучение патронессы Министерства Чудес, ее высочества принцессы Ангелики из династии Каваладо.

Странная принцесса Ангелика женщина. Тридцать лет ей есть, а на лице так все сто тридцать написаны. Губы поджаты в вечной иронии, левый глаз прищурен, по векам разбегаются тонкие, но упрямые морщинки, пальцы выжидающе пощелкивают, будто отмеривают на невидимых счетах ваши проступки и провинности. Всему остальному — худощавой фигуре, потрясающему лиловому платью удачного покроя, одновременно напоминающего алхимическую мантию и что-то очень изысканное, из высокой эльфийской моды, тонкой нити жемчуга, сложной прическе, драгоценностям вокруг головы и шеи — всему этому можно позавидовать, но вот лицо… Вроде бы, обыкновенное лицо — правильный овал, большие глаза — особенно правый, матово-белая кожа, темно-русые волосы с очень редкими серебряными ниточками, но вот поверьте — одного взгляда принцессы достаточно, чтобы заменить сок пяти крупных иберрских лимонов.

Принцесса вежливо выслушивала, что шептал ей фантом-секретарь, скользнула взглядом по «наряду» мэтрессы — та каждой клеточкой своего организма ощутила миллиард ниточек, которая его (организм) согревала, — потом Ангелика отчего-то встревожилась.

— Так вы из Университета? — в голосе принцессы прозвучали пронзительные нотки. Мэтресса Далия скромно покаялась, что да, она имеет некоторое касательство к высшему учебному заведению королевства Кавладор. Секретарь продолжал занудствовать, но Ангелика нетерпеливо махнула рукой, прогоняя его. Потом повернулась к Далии и, к некоторому удивлению алхимички, вдруг сменила тон — став совершенно тихой, мурлыкающей и даже, как ни странно это звучит, заискивающей.

— Хорошо, что вы заглянули, мэтресса..?

— Далия, — еще раз представилась алхимичка. И на всякий случай сделала еще один реверанс.

— Ах, оставьте эти условности! Прошу вас, присаживайтесь!

Мэтресса почувствовала, что ее пристально разглядывают. И порадовалась — отчасти, но порадовалась — сползшим чулкам, косо сидящему платью, мятой мантии и потрепанной прическе.

— Я, кажется, встречала ваше имя в отчете министра Ле Пле.

— Хм? Отчете? — не поняла, о чем идет речь, алхимичка.

— Да. Вы не волнуйтесь, я обо всем рассказала Гудерану, и он обязательно примет меры. Уже принял. Не беспокойтесь.

Далии показалось, что какая-та часть растворенной в макроэргическом пространстве реальности информации проскользнула мимо ее мозга.

— Простите, ваше высочество. Мне кажется, я что-то не так объяснила. Понимаете, я пришла по поводу денег на ремонт башенных часов, они сломались…

— Конечно! — истерически подпрыгнула Ангелика, выхватила из рук оторопевшей Далии пергамент с прошением мэтра Григо о дополнительном финансировании, подскочила к столу, единым росчерком пера начертала свое имя, и только потом прокомментировала: — Конечно, мы выплатим компенсацию и за выбитый Роскаром зуб, и за сломанные нашим братом часы! Поймите же, мэтресса, — повернулась принцесса к Далии. — Мальчик не хотел ничего дурного! Он просто никак не научится соизмерять свою силу с… с…

— С социальными условностями, — подсказала мэтресса. Против требований этикета и внутренних моральных принципов, она смотрела на подписанный документ с той жадностью, с какой смотрят голодные лягушки — на стайку мошек.

— Именно! А в остальном — Роскар милейший молодой человек! Ах, если бы вы знали, какой он милый, добрый…

— Отзывчивый, — не кривя душой, поддержала принцессу Далия. — Рыцарственный. Благородный.

— Конечно, у него бывают иногда всплески… э-э…

— Гуморального возмущения? — подсказала мэтресса.

— Да! И ему бывает трудно… хмм… — Ангелика задумалась, подыскивая слово. Привычка профессионального сапиенсологического словоблудия пришла на помощь:

— Трудно удерживать внутренние нейроэндокринные интенции до появления в перцептивном поле безусловного противника? — мэтресса состроила печальную сочувствующую физиономию. — Понимаю, понимаю…

— Он совершенно не хотел бить вашего сотрудника! — воскликнула принцесса. — Кстати, кого он у вас, в Университете, избил?

— Ночного библиотечного сторожа, — ответила Далия, осторожно, потихоньку, вытягивая из рук патронессы Министерства Чудес официальный пергамент.

— Мне очень, очень жаль! — продолжала страдать ее высочество. — Просто так иногда бывает — человек почему-то не может сдержаться, и сам не замечает, как у него в руках оказываются чужие зубы!

— Известный факт, — согласилась мэтресса, пряча документ в надежное место, под платье. — Отражен во всех статистических невероятностях: из ста жеребят один хромает, сколько оборотня не корми — всё равно в лесу поужинает, у семи нянек дитя без глазу…

— В семье не без Роскара, — печально подхватила Ангелика.

И обе дружно закивали головами, признавая справедливость данного комментария к мироустройству.

Тут в пределах досягаемости двух активно понимающих друг друга дам материализовался фантом, а после его таинственного шелестения из-под пола кабинета Ангелики появился столик, уставленный серебром, хрусталем и яствами.

— О! — воскликнула ее кавладорское высочество. — Обед! Мэтресса Далия, могу ли я вас угостить? Прошу вас, присаживайтесь. Простите, я заставила вас ждать — в школе для девочек, при Ордене Акимании Дельфийской, случился ма-аленький инцидент…

— Никогда не была в школе для девочек. И просто не представляю, что же там могло случиться, что потребовалось ваше компетентное вмешательство?

— Представляете, туда забрел медведь. Ну, естественно, перепугался до потери шерсти, сбежал из Ордена, в полном помрачении рассудка добрался до леса — и там встретился с пробегающими по окрестностям оборотнями. Оборотни были заезжие — супружеская пара волков путешествовала на юг, в Ла-Фризе; рев медведя они недослышали, подумали, что он говорит со странным акцентом…

— Как пить дать, волки получили фрагментарное домашнее образование, — сурово поджала губы Далия.

— А я о чем! — согласилась Ангелика. — Это ведь уму не постижимо — в наш просвещенный век терроризировать целую школу волчьим воем — только потому, что вам показалось, будто девочки носят меховые шубки, чтобы издеваться над нашими лесными собратьями!

— Так, стоп, — притормозила Далия и решительно отставила бокал с вином. — Я что-то пропустила? Откуда взялись меховые шубки? Лето ж на дворе.

— С занятий по домоводству, — отмахнулась принцесса. — Акиманки учат добросовестно — сначала как овцу поймать, потом — как ее остричь, потом шерсть спрясть, там чего-то связывают, подшивают… Ну, конечно, монашки там нормальные, некоторые вообще не слишком с учебой заморачиваются, поэтому прядут девочки абы как…

— Вот! Вот он, корень бед! — обвиняюще высказалась мэтресса. И сурово наставила на ее высочество бокал вина. — Эти не доучивают, другие занятия прогуливают, а в итоге?

— Что — в итоге? — перепугалась Ангелика. Механически долила в бокал собеседницы вина, потом добавила себе и, заслушавшись, опустошила до дна.

— В итоге из тихих, скромных девочек вырастают… Я даже вслух не могу сказать, кто. Представляете, что может получиться, если не заниматься воспитанием подрастающего поколения, как следует? Сейчас я вам всё расскажу! Одиннадцать дней назад моя коллега, мэтресса Аббе, предложила мне сопровождать ее с группой студентов на полевую экскурсию. Надо помочь — я всегда с охотой помогу. И вот сторожу я трех студенток, оставшихся на моем попечении, сама, не жалея сил, бегаю по лугу, ищу редчайшее кавладорское насекомое, до сих пор избегавшее участи стать украшением энтомологической университетской коллекции, — полуночную саранчу, как вдруг вижу — проезжает мимо черная-пречерная карета, запряженная парой черных, как похмельный дацкий понедельник, лошадей…

5. День Грома

18.39

А между тем коварная Вселенная щелкала шестеренками, настраивая небесные сферы именно для воздействия на Университет королевства Кавладор.

Выпестованные преподавателями и исследователями кафедры ботаники заросли колыхнулись и выпустили на свет разгорающегося заката ахроматичную Джою и насупленную Напу Леоне. Гномка почесала у фасонистого шлема правый змеиный клык, задумчиво фыркнула, оценивая в качестве объекта проникновения лабораторию мэтра Карвинтия.

— Он что, сам эти доски сколачивал? — презрительно скривилась гномка. Джоя задумалась — вообще, с точки зрения теоретической сапиенсологии, дацианка представляла занимательнейший объект. Разумная деятельность у нее протекала не хорошо и не плохо, а иногда и не всегда в тему. Так вот, Джоя задумалась над вопросом, сам или же с чьей-то помощью соорудил сарайчик мэтр-погодовед; еще ее занимала проблема свинки, грозно хрюкающей из загончика, а также утка, хлопающая крыльями и вызывающая бурю в пруду. А нетерпеливая остромыслая Напа уже задала следующий вопрос:

— Джоя, а ты уверена, что мэтр Карвинтий нёс именно Далию? что-то подозрительно тихо. Не в привычках мэтрессы разрешать себя кулём транспортировать и не комментировать процесс переноски! Мы же далеко были, может, ты не все хорошо рассмотрела?

Джоя пожала плечами.

— Мне показалось, что я узнала мантию мэтрессы Далии. Ту самую, где чернильное пятно плохо отстиралось. Значит, Карвинтий нес ее. Ну, так мне подсказывает интуиция…

Напа нахмурилась. Таинственный процесс, называемый людьми и эльфами «интуицией», представлял загадку для гномов. Нет, вы только представьте себе — догадываться, предполагать, антиципировать… О боги! нет, чтобы высчитать статистическую закономерность на основе анализа предшествующих фактов! Самым же парадоксальным было то, что интуитивно мыслящие человеки иногда оказывались правы; следовательно, надо принять факт существования интуиции за одну из постоянно действующих переменных Вселенной и опираться на него, составляя формулу для вычисления собственной кривой эффективности… «Кривой», в данном случае, следует считать постоянно убегающую вверх линию на графике коэффициента полезности, а вовсе не целенаправленный, энергичный, прямой, как удар молота, характер деятельности представителей гномьих кланов.

— Надо действовать, — решительно сказала Напа. — Отвлекаем, пробираемся и захватываем.

— Кар! Кгарр! — оглушительно прокомментировала ворона с ближайшего дерева.

Пять минут спустя в окрестностях метеорологической лаборатории послышались крики:

— Помогите, помогите! — причитала Джоя. Впрочем, ей бы не помешало взять пару уроков истерического мастерства у знаменитой Изольды — причитания были скорее формальными, чем убедительными. Зато громкими. — Помогите, на меня надвигается атмосферный фронт! Помогите, здесь сейчас дождь начнется!

— Карр! Кр-кря-крряя-кукареку-каррр! — поддерживали Джою вороны и прочие птицы.

— Помогите! — позевывая, напрягалась студентка, стараясь, чтобы ее крики, издаваемые с середины мостика, были услышаны в сарайчике-лаборатории мэтра Карвинтия. — Помо… Здрассте, мэтр Цюцевв, — вежливо поздоровалась Джоя с господином, которого обнаружила за своей спиной.

Почетный доктор философии, завернутый, по случаю торжественного заседания Королевского Археологического Общества, в чистую сухую тогу, плюс на голове квадратная шапочка с кисточкой и бронзовкой, не ответил. Он внимательно посмотрел на Джою. Потом закинул голову вверх — бронзовка зажужжала и взлетела, натянув нитку — и внимательно посмотрел на небо. Джоя тоже посмотрела. Увидела, как сгущаются тучи — не только непосредственно над ней, но вообще по всему небосводу. Подождала, пока Цюцевв выпустит из плотно сомкнутого рта хоть один комментарий, не дождалась, и решила действовать по плану, утвержденному гномкой.

— Помогите, у меня тут погода испортилась!

Дверь сарайчика скрипнула, и из образовавшегося проема высунулось напряженное карвинтиево ухо.

— Помогите… — без всякого энтузиазма продолжала Джоя.

Тут мэтр Цюцевв — для него, как и для любого философа, влияние Небесных Сфер надо высчитывать с максимальными коэффициентами, другими словами, изменения атмосферных фронтов на его тонкую, чувствительную и абстрагированную натуру действовали с повышенным давлением, а если выразиться еще проще — в голову ему взбрело, а бронзовка с шапочки подтолкнула — прыгнул в пруд. Джоя испуганно взвизгнула, мгновенно сублимировавшись из состояния отстраненного во взаправду-испуганное:

— Он же утонет! Спасите! Он же зомби распугает! Помогите-ееее!!!

Отзвуки всполошенного девичьего голоса потонули в свисте внезапно поднявшегося ветра.

Не известно, какая из приманок подействовала сильнее — крики Джои, организованный Напой подручными средствами, то есть деревьями, черным плащиком и собственными щечками ветерок, или все же барахтанье и вопли тонущего Цюцевва, но мэтр Карвинтий все-таки выглянул из своего убежища. И бросился к мелкому, но коварному алхимическому прудику. Опять же, Алхимия в нашем лице не располагает достоверными фактами, чтобы утверждать, кого именно метеоролог собирался хватать и исследовать — Напа Леоне не оставила ему даже доли секунды на размышление. Отважная представительница клана Кордсдейл выкатилась на мостик, подтолкнула разинувшую рот Джою и уверенно отволокла ее в сторону. А подбежавшему к краю искусственного водоема Карвинтию гномка немного помогла, чтоб не мешкал — мэтр Цюцевв уже захлебывался. Ладно, учитывая, как глубоко возмутился клан Кордсдейл, узнав, что, оказывается, его, плюс кланов Моргенштерн и Анкенштрек, выдохи создают туманы в родном Ллойярде, скажем правду — Напа подтолкнула мэтра метеоролога со всей нечеловеческой силы.

Карвинтий и выползший на берег, как доисторическая любопытная рыба, Цюцевв сцепились руками, мантиями и бултыхнулись.

Джоя и Напа за это время уже добежали до сарайчика-лаборатории. Сорвали дверь с петель, вошли — а называя вещи своими именами — вломились, и увидели увешенное схемами и картами, пропахшее мятой пустое помещение.

— Далия? — осторожно позвала Джоя. Напа, задышав тяжело, по-драконьи, бросилась проверять, нет ли в лаборатории тайников. Разбила письменный стол алхимика, прошла насквозь стулья, добралась до двери, телепортировалась на другую сторону привычным гномьим способом, то есть на молекулы разнеся разделяющее рудокопа и искомый объект пространство. — Далия! — испуганно вскрикнула студентка, увидев содержимое коморки — узкий топчан, тощий тюфячок и что-то в мантии. — О, что с ней случилось? Неужели мэтресса умерла?

И столько чувств, надрыва и поэзии было в вопле, что Напа не решилась рявкнуть в ответ. Она просто ответила:

— Джоя, посмотри внимательнее. Это не Далия, наша мэтресса малость побольше будет, — чтобы подтвердить свои слова, гномка подошла ближе к сколоченному из грубых досок топчану[14] и ткнула пальцем в небольшое, размером… скажем, размером с кошку, нечто, завернутое в алхимическую черную мантию. Мантия действительно была испачкана в чернилах, тут интуиция Джою не подвела; но одеяние явно не имело отношения к мэтрессе Далии. Хотя бы потому, что на подкладке располагался ярлычок «Собственность мэтра Карвинтия».

В ответ на тычок гномьего пальчика нечто, завернутое в мантию, зарычало нечеловеческим голосом.

— Духи! — восторженно воскликнула Джоя. — Призраки! Правильно мне Николас говорил — водится у вас в Университете настоящий призрак, а я не верила!

— Джоя, какие призраки? — недовольно заворчала Напа. — Оно ж материальное и осязаемое, а призраки наоборот. Точно-точно, проверено на практике. Моя бабуля в Орбурне двадцать лет одно привидение кормила, а оно так сквозь стены и просачивалось, и ни к какой работе его приспособить не удалось… Кажется, я знаю, кого поймал этот противный погодный мэтрус, — гномка уверенно подхватила сверток и принялась разматывать его, пока не показалась перепуганная кошачья полосатая морда. — Роджер! Бедненький!

Принадлежащая Библиотеке жертва похищения, трясясь крупной дрожью, приникла к заботливой гномке в поисках сочувствия и человеческого тепла и сделала попытку вонзить коготки в ее панцирь. Вот-вот, сбежавший выкормыш «Алой розы», Черно-Белый Кот, коллекционируя претензии семейства кошачьих к гномьему роду, всегда был недоволен недосягаемостью тела своей хозяйки…

— А зачем мэтру Карвинтию кот? — решила выяснить Джоя. Напа пожала плечами — да кто ж этих мэтров угадает? Потом придирчиво прикинула вес Роджера. Хм, фунтов семь, может, восемь… Маловат, однако, по сравнению с Черно-Беленьким. Нет, такого котика раскормить до размеров охотничьего леопарда будет проблематично…

— Холода… предсказывать, — раздался мертвенный хрип от порога.

Напа и Джоя, застигнутые врасплох, подскочили. Роджер вырвался и, ведомый инстинктом самосохранения, рванул вверх по гномке и дальше по стене, уходя от преследования.

Перепачканный тиной, украшенный водорослями и висящим за спиной мэтром Цюцеввом, Карвинтий сделал обреченную на провал попытку догнать ускользающего предсказателя. Разумеется, промахнулся, скинул философа с плеч и зло воззрился на разгромивших его алхимическое святилище посетительниц.

— Я этого так не оставлю, — наставил он зеленоватый от одноклеточных обитателей водоема палец на Джою и Напу. — Я буду жаловаться! Я вам устрою…

Гномка и студентка бросились искать поддержки и защиты друг у друга. Обнявшись, они застыли посреди каморки и с ужасом смотрели, как приближается разгневанный алхимик. Потом Джоя увидела за спиной мэтра нечто, что разительно изменило выражение пудры, покрывавшей ее лицо:

— Ну, слава богам! Наконец-то я вижу хоть что-то нормальное…

Напа нахмурилась, отклонилась от студентки, всматриваясь в появившуюся на пороге фигуру, Джоя, как уже говорилось, расплылась в довольной улыбке, и мэтр Карвинтий счел необходимым бросить скользящий взгляд назад — просто, чтобы убедиться, что его не разыгрывают.

В конечном итоге, мэтра-погодоведа подвела его любимая мята — не цари в лаборатории ее удушающий аромат, он бы учуял незваного «гостя» гораздо раньше. Тухленький осклизлый серый зомби, весь в водорослях и тине, коряво перешагнул порог и, вытянув руки, направился к Карвинтию.

— Ааа!!! — закричал алхимик. И сбежал — сквозь восточную стену сарая.

— Напа! Куда ты меня тащишь? — возмутилась Джоя, которую Напа протащила через западную стену.

— Подальше.

* * *

19.02 Если верить географам, запад есть запад, а восток находится совершенно в другой стороне; но статистическая невероятность не врет, утверждая, что самая неожиданная случайность происходит именно тогда, когда вы и помыслить боитесь, что она случится.

Выбежав из противоположных стен сарая, Напа, Джоя и Карвинтий столкнулись буквально через десяток тролльих шагов, на узкой тропинке. Ну, естественно, девушки завизжали, мэтр подумал, что его догнал внезапно раздвоившийся-располовинившийся зомби, и тоже потренировал легкие…

Напа, как потом она оправдывалась, решила, что надо действовать жёстко, иначе злопамятный мэтр от них не отстанет. И бросилась на Карвинтия, угрожающе поблескивая шлемом в виде змеиной головы.

В это же время — если верить хранящимся в колодце записям госпожи Ребекки, которые она начала вести после превращения свого зятя-«убийцы» Монгела в чаровника Легнома — ради обеспечения алиби, если вдруг свершится обратная реконструкция его личности — столицу Кавладора накрыл грозовой фронт. Такое случается жаркими летними днями — вот, только что, царил удушающий зной, и вдруг — насекомые забывают жужжать, ласточки переходят на бреющий полет, муравьи с криками «Спасайся, кто может!» запечатывают свои муравейники, налетает порыв ветра, другой, третий; домохозяйки стремглав несутся снимать развешенное для сушки белье, а куры просто несутся — в надежде, что их экспансивная стратегия стремительного размножения сможет выиграть эволюционную лотерею… Если говорить коротко и по существу — именно спустя две минуты после семи вечера стало ясно, что грозы не избежать. Сумерки сгустились, тучи прибежали — и, как уже упоминалось, в прилегающих к Университету ботанических зарослях серебро змеиного черепа блеснуло, надвигаясь на мэтра Карвинтия.

Разум несчастного алхимика выключился. Остались инстинкты. Два, как утверждают некоторые любители копаться в мотивах чужого поведения. По первому из инстинктов Карвинтий высоко подпрыгнул, уходя от встречи с приземистым змееголовым существом, и рванул прочь, выбрав, повинуясь второму из подсознательных побуждений, то направление, которое задавала Джоя. У Джои наверняка имелись свои собственные мотивы бежать прочь; только, знаете ли… изучать причины, по которым жители Сумрачного острова поступили так или иначе — занятие бесперспективное и невыгодное.

Гномка, упавшая на тропинку, поднялась, фыркнула, пожалела — в который раз за день! — что не взяла с собой секиру, и бросилась догонять студентку.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить — конечно же, мэтр Карвинтий подумал, что гномка бежит за ним, а не за Джоей, а потому не стал останавливаться…

* * *

19.43

Джоя бежала — легко, грациозно, радостно, как только может бежать счастливая семнадцатилетняя юность, не обремененная излишними размышлениями о выбранном Пути или научной специализации. По дорожкам мимо алхимических лабораторий, по полю для дуэлей и инженерных испытаний, по коридорам, по солнечным часам, по другим коридорам, по легкому мостику, соединяющему главный корпус и башенку кафедры горных изысканий, по аудиториям, по коридорам, по моргу, по книгохранилищу и подкопченному залу заседаний Большого Совета, по столу госпожи Гиранди и по спящему после обильных возлияний Гринчу, по словарям и по доказательствам геометрических теорем… Тонкие ножки несли подкованные сапожки, полы черной приталенной мантии (мэтресса Долли не далее, как вчера осудила дацкую моду на алхимические одеяния, и велела Бургвайссеру, торговцу мантиями, привезти для нее что-нибудь похожее, но более солидного размера) весело развевались, коллекция украшений позвякивала и самопроизвольно посвистывала, и мы не соврем, если скажем, что студентка наслаждалась жизнью. Кафедра эльфийской литературы, кафедра иностранных языков, забитая огромными гвоздями и крест-накрест заваренная стальными балками (причем каждая из балок несла на себе потрясающую коллекцию священных символов разнообразных Орденов)[15] кафедра мертвых языков, приветливо распахнутая кафедра человеческой медицины, кафедра классической алхимии, кафедра современной фармакологии (которую сторожили два злых буренавских волкодава, ненадолго присоединившихся к алхимической гонке), празднующая кафедра истории…

— Что это было? — спросил мэтр Григо, когда вслед за стремительной черной тенью мимо широко распахнутых дверей кафедры проскочили два царапающих пол волкодава и мокрая фигура с тревожной одышкой.

Мэтр Никант пожал плечами, мэтр Диаз по обыкновению ответил, что то была «Прекрасная женщина, просто прекрасная!», а перенервничавшая мэтресса Долли, для которой оказались лишними последние пять бокалов вина, повисла на шее господина ректора и, пользуясь отсутствием мэтрессы Розанны, зарыдала, какая прекрасная у них получилась конференция… Пусть случился небольшой пожар — но, Долли готова повторить вслед за мэтром Диазом — прекрасная, просто прекрасная!..

Господин ректор почувствовал, как что-то в Университете происходит без его ведома, сгрузил Долли на завкафедрой и вышел проверить, что да как.

К тому времени Джоя порхала где-то в районе Библиотеки.

На некотором расстоянии от студентки бежала Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл. Гномка катилась серебристым упрямым шариком, то увеличивая темп передвижений — когда надо было спустится с очередной лестницы, то, наоборот, замедляясь и почти останавливаясь — когда организм Напы вдруг вспоминал, что находится в условиях экстремальной эксплуатации уже двадцать часов подряд и требовал перезагрузки и передышки. Впрочем, перенапряжение и общая усталость — не те мелочи, которые способны помешать достойным гномам довершить начатое, не сдавалась и Напа, тяжело пыхтела, подсвистывала фамильным кордсдейловским носом, вспоминала родню погодоведа незлым тихим словом и бежала, громко стуча подкованными каблуками, вслед за Джоей.

Мэтр Карвинтий в случайно затеявшейся алхимической гонке с гномами и препятствиями чувствовал себя самым слабым звеном. Он то выигрывал буквально крохи расстояния у тяжело пышущей гномки, то терял минимальное преимущество и оказываясь за спиной низкорослой преследовательницы. Не надолго — инстинкт самосохранения подстегивал уставшие метеорологические ноги, напоминал, как трудно и больно было выздоравливать после серии тяжких телесных, полученных в прошлом году, и заставлял подпрыгивать повыше и прибавлять шаг. Очень помогли волкодавы — обнаружив за своей спиной двух огромных зверюг с очень короткой плотной бурой шерстью, почти человеческой настырностью, да еще со страшенными клыками в оскаленных пастях, ноги мэтра Карвинтия испугались настолько, что заработали со скоростью челюстей проголодавшейся хрюшки, и едва не догнали вырвавшуюся далеко вперед дацианку.

Некоторая часть алхимика планомерно подсчитывала полученный ущерб — к сожалению или к счастью, в основном моральный; другая часть алхимика составляла план на ближайшую неделю — включавший переезд в безгномью часть Кавладора, написание доноса в Министерство Чудес и Министерство Спокойствия по поводу нелицензированного появления зомби в университетском пруду, торжественный поджог накопленной за годы работы в Университете мяты и целенаправленный отстрел всех кошек, которые вдруг встретятся мэтру на пути. Оставшиеся полтора процента интеллектуальных способностей метеоролога занимались своими непосредственными обязанности — регистрировали изменения погоды, происходившие вокруг. Кстати сказать, погода портилась стремительно и масштабно — не в Университете, естественно, а за его стенами, куда иногда выпрыгивала бегущая троица. Ветер свистел, на круг солнечных часов падали первые крупные капли дождя, и где-то очень далеко сверкали молнии.

Далеко в арьергарде путешествующей по Университету троицы (волкодавов инерция занесла в пустующую аудиторию, где неунывающая Изольда как раз придумывала, от чего бы мэтру *** ее спасти) ковылял зомби. Мертвяк, последний из партии возмездия, организованной научными оппонентами Карвинтия, зацепился за корягу, а потому провел на дне прудика гораздо больше времени, чем планировал его ллойярдский повелитель, здорово оброс тиной, ракушками, и передвигался медленно. Но упрямо.

Когда Джоя четвертый раз пролетела через большой читальный зал Библиотеки, к бегунам присоединился призрак — что бы ни говорили материалистически настроенные алхимики, не верящие, без достаточных на то доказательств, в существование собственных подштанников, — в университетском книжном храме действительно обитала неупокоенная душа. Которой именно сегодня, в восемнадцатый день месяца Паруса, вдруг стало скучно коротать вечность, листая страницы старинных фолиантов да иногда покачиваясь на сквозняке вместе с Люмусом. Вот и полетела прозрачная фигура девушки в антиобщественно коротком платье, испачканном кровавым пятном на груди, следом за Джоей, мэтром Карвинтием и запыхавшейся Напой.

Фффух, — остановилась гномка. Призрак беззвучно пронесся мимо. Опять вверх Джою понесло. Какая башня на этот раз? а, Часовая… Что ж, маршрут знакомый… Напа Леоне шумно вдохнула, сжала кулачки и поспешила по лестнице.

* * *

Министерство Чудес королевства Кавладор

— Ой…

— Ой… — печально подтянула принцесса Ангелика.

— Ой, рябина-рябиииинууушка… — завели дамы хором.

— Желтые цветы… — тоненько просолировала принцесса.

— Разве у рябины цветы желтые? — заинтересовалась Далия.

— Ик? — переспросила патронесса Министерства Чудес.

— Надо проверить. Нельзя, — погрозила мэтресса самой себе, — нельзя использовать в популярном произведении непроверенные научные факты!

— Ниизззя! — поддержала ее высочество. Стукнула кулачком по подлокотнику кресла. — Запрещаю!

— И это правильно… — согласилась Далия.

— Наливай, — подсказала Ангелика и требовательно подставила стакан. Мэтресса потянулась за бутылкой, обнаружила, что та пуста и зашарила по окрестностям в поисках другой емкости. Под руки попадались только обеденные остатки, побитые тарелки, порванные салфетки (Далия малость увлеклась, в подробностях объясняя, какие беды несет в себе недостаток профориентации в младые годы) и препарированная по всем правилам кентаврийской медицины шелковая сумочка принцессы. Из сумочки была выдрана подкладка и извлечены запасные пуговицы, пилюли от головной боли, малая королевская печать, леденец, ключи от кабинета в Министерстве Чудес, переливающийся радугой «глаз», коробочка с помадой, зеркальце и катушечки с нитками, которые Ангелика носила с собой на всякий случай.

— Кажется, мы, ваше высочество, малость злоупотребили, — пришла к выводу алхимичка.

— Не, — отмахнулась Ангелика. — Я точно помню, что есть у магов трезвое закл… кл… злкзл…Почему Роскару этим закл-яни-янием можно пользоваться шесть раз в неделю, а мне низзя? Я, между прочим, его на шешть… пять… на целый год стррашше…

— Не будем привередничать и смешивать, — подсказала Далия. — Мы должны быть примером для пр… продрд… прорастающего поколения!

— Мы будем! — уверила алхимичку принцесса. — Обязательно! Наконец-то Министерством Чудес руководит тот, кто перевернет здесь всё с ног на голову! И воткнет булавку в нужную поп… подушечку! Я не домчу… не домучу…

— Чего?

— Не до-пу-щу, — по слогам, для подробностей, пояснила принцесса Ангелика. — Чтоб Кавладор остался во мраке средневековья!

— Правильно, — согласилась алхимичка.

— Выпьем! — жизнерадостно подхватила Ангелика. — Эх, рябина-ряябиинууушкааааа…

— Может, хватит? — спросил у Далии какой-то бестелесный голос. Мэтресса лениво повернулась сначала налево, потом направо, потом… почувствовала, как от макушки распространяется холодненькое, с ледяными иголочками, ощущение трезвости, сморгнула, увидела, какой разгром они с Ангеликой учинили в кабинете, и устыдилась.

— Лотти? Это ты?

— Так и быть, я прощаю тебе вульгарность и использование мною не заслуженного прозвища — если ты, дорогая мэтресса, сейчас же прекратишь этот балаган! Отпусти Ангелику! — рассерженно пробубнил недовольный голос невидимого полуэльфа.

— Я ж ее не держу! наоборот, это я не могу уйти, пока она не скажет, что аудиенция закончена! В конце концов, есть придворный этикет…

Из воздуха рядом с креслом мэтрессы послышались сдавленные ругательства, потом частично материализовался увесистый магический посох.

— Далия, у меня, между прочим, рабочий день нормированный! У меня свидание на вечер назначено было! Отпросись, что ли, в уборную, а по дороге я помогу тебе заблудиться!.. Пока мы тебя всем Министерством искать будем, может, ее высочество заснет? а мы быстренько по домам разбежимся…

— Слуша-ай… — протянула Далия задумчиво.

— А? — отозвался Лотринаэн.

— Ты ведь эльф?

— С папиной стороны. Да. А что?

— А все эльфы прекрасно разбираются в растениях. Скажи, цветы у рябины желтые или белые?

Посох материализовался еще явственней, задрожал, а кресло, в котором сидела Далия, поднялось над полом на пару дюймов и выбило дробь всеми четырьмя ножками.

— Прекрати, — в один голос велели Лотринаэн и Далия друг другу. Принцесса поняла, что обращаются к ней, перестала тянуть про соцветия неизвестного колера и затянула следующую строчку — которую не помнила даже по обрывочным слогам.

— Далия, — снова послышался голос полуэльфа. Теперь уже просящий. — Ну, сделай что-нибудь! Ведь целое Министерство не может телепортироваться по домам, пока начальство в своем кабинете! Не пора ли вам с ее высочеством баиньки?

— На что ты намекаешь, нахал! — оскорбилась Далия и попыталась вырвать магический посох из рук его хозяина.

Лотринаэн сделал пасс, накладывая на бунтующую алхимичку еще одно отрезвляющее заклинание. Если не поможет и третье… Что ж, придется пойти на крайние меры и вызывать из Королевского Дворца мэтра Фледеграна. Ой… вот уж кто неделю будет разоряться по поводу некомпетентности сотрудников!.. Маг поморщился.

— Ой, рябина, рябиииннаааа… — снова заливалась надтреснутой соловушкой Ангелика. Если ее высочеству и показалась странной манера ее собеседницы вдруг переключиться на диалог с кем-то невидимым, виду она не подала, продолжая самостоятельно обеспечивать себя развлечениями.

— Слушай, Лот, — проговорила Далия, и волшебник мысленно похвалил себя — кажется, на этот раз он правильно рассчитал силу воздействия. Говорила Далия четко, кратко, по-деловому — как обычно. — А что ж ты сам принцессу не колданешь? Усыпил бы ее…

— Как можно! Она же патронесса Министерства Чудес! На ней столько защитных заклинаний висит, самого, что ни на есть, запредельного уровня! — в тебя же заклинание и полетит, только с десятикратным ускорением! Нет, я уж лучше на тебя скастую чего-нибудь профилактического.

— Спасибо, — ядовито ответила Далия. Помолчала минутку, прикидывая, что да как. — Говоришь, никто из сотрудников еще не ушел? Все сидят, ждут, когда принцесса откинется?

— Я попросил бы выбирать другие, более утонченные выражения, — поморщился полуэльф. — Тем более, что как раз сегодня две уважаемые дамы решили начать Священный Поход за Грамотность, Этикет и Мир во всем Мире!

— Не трынди, — хихикнула мэтресса. — Просто признай — я всех вас, и тебя в первую очередь, выручу. Значит…

— Что — «значит»? — нахмурился Лотринаэн, пропустивший мимо длинных ушей очередной человеческий вульгаризм.

— Значит, вы мне будете обязаны. «Должны», как говорит Напа Леоне. Странное ощущение, — поделилась интимными переживаниями Далия. — Когда от одного алхимика зависит нормальное функционирование целого Министерства и всех его Чудес в придачу… Смотри и учись, как надо работать с подвыпившим начальством, ушастый!

— Ой-ой-ой, какие мы крутые, — поморщился полуэльф, но выхода у него не было. Не вызывать же землетрясение, в самом-то деле!

— Та-ак-сс, — протянула мэтресса, складывая пальцы домиком. — Что мы имеем в активе? В активе мы имеем глубокие родственные привязанности, ответственность и тягу к совершенству. Знаешь, Лот, почему эльфы вымерли?

— Я попросил бы! — оскорбился Лотринаэн за всю папину родню. — Мы не вымерли! Мы ушли путешествовать в другие миры!

— Ага, — хихикнула алхимичка. — Еще скажи — из пункта Ай в пункт Бу вылетело пять тысяч эльфов… Стоп, Далия, сейчас не об этом! Так вот, Лотти, давай использовать дурные привычки… — мэтресса прикусила болтливый язык, покосилась на патронессу — та мирно ковыряла серебряной вилкой малую королевскую печать, намереваясь использовать знак королевской власти в качестве сережки; — Не будем тратить время на болтовню. Просто телепортируй нас обратно в Университет.

— Зачем?

— За тем, что там Королевские Охренологи… прости, Напа, но твой вариант обзывания науки мне понравился — как раз должны перейти из стадии радости, что их Коньференция состоялась, в фазу, когда гостей еще узнают, но сбежать не успеют. Только — ради всех богов, прошу, пожалуйста — не промахнись!

* * *

Университет

В итоге, в 19 часов 51 минуту посреди внутреннего дворика Университета затуманился почти неразличимый в сумраке начинающейся грозы телепорт. Мэтр Лотринаэн, проявившись во всей утонченности нервической внешности, глянул на небо и заботливо укрыл принцессу и мэтрессу защитным пологом, чтоб дамы не попали под дождь.

Не успела ее королевское высочество понять, где же оказалась, мимо нее пробежала худенькая черноволосая девушка в алхимической приталенной мантии, с богатой коллекцией разнообразных украшений на шее.

— Простите? — царственно поинтересовалась Ангелика, приподнимая брови от удивления. Мэтресса Далия схватила принцессу под ручку, развернула в сторону главного корпуса и зачастила:

— Перед вами главное здание Университета королевства Кавладор, возведенное триста девяносто четыре года назад по личному указу короля Лорка… Или, может быть, Ранна?

Ангелика нахмурилась, припоминая деяния предков. Идентифицировать имя родича, порядковый номер правителя и перечень великих свершений сейчас, после затянувшейся беседы с алхимичкой, принцессе было непросто.

— Лорада…

Принцесса нахмурилась еще больше.

— Гудерана?

Хм… Ангелика чувствовала себя окончательно смущенной. Без сомнения, девять предшествующих ее старшему брату Гудеранов приняли активное участие в устроении мира и порядка на землях Кавладорского королевства, но вот Университетом ли они занимались?

— Ардена…

Арденов правила честная дюжина, и всем им астрологи предсказывали активность и великолепные свершения. Больше имен у правящей династии не осталость, поэтому ее высочество, чтоб не спорить, согласно кивнула, и мэтресса тут же бодро продолжила:

— Ардена Какого-то. Строительство заняло двенадцать лет. В возведении здания Университета приняли участие каменотесы славных тривернских кланов Штрудельгольц, Моргенштерн, Данкенхольф, илюмских Гогенбруттов и Шнапсштельмайеров, а также высококвалифицированные специалисты из ллойярдского клана Кордсдейл. Высота от цоколя до шпиля составляет…

Мимо принцессы и мэтрессы сделал кружок запыхавшийся алхимик, мокрый до нитки, покрытый чем-то зеленым. Ангелика зашептала Далии:

— Мэтресса, кто все эти люди?

— Какие люди? — повернулась алхимичка. Преувеличенно внимательно посмотрела по сторонам. — Никаких людей не вижу.

Принцесса прищурила левый глаз. Потом, видимо, выполняя чьи-то рекомендации, надавила на закрытое веко правого — и несколько секунд моргала, приходя в себя. Далия, пользуясь моментом, напустилась на Лотринаэна:

— Чего ты ждешь? Обеспечивай явку мэтров! Видишь же — принцессе покрасоваться не перед кем! Быстро гони их сюда!

Волшебник пожал плечами, показывая, что не способен спорить, и исчез.

Далия подхватила покачнувшуюся принцессу и развернула ее в другую сторону:

— А здесь вы можете видеть внутренний дворик нашего Университета — любимое место отдыха преподавателей и студентов. Обратите внимание, как оживленно здесь сейчас, в период сдачи экзаменов — все, от первокурсников до выпускников, наслаждаются теплым солнышком, сидят на гранитных вазонах, курят петунию и учатся, учатся, учатся…

Ее высочество снова повторила операцию с глазами — слабо надеясь, что поможет, и сейчас перед ней проявятся все те замечательные люди, о которых с таким энтузиазмом повествовала алхимичка. Кстати, откуда она взялась? — догнала принцессу плутающая корявая мысль, но тут же отстала, сраженная прицельной тирадой Далии:

— Сейчас, этим погожим зимним утром, в свете лучей восходящего солнца, — (на предгрозовом свинцовом небе сверкнула молния) — мы можем видеть, как прекрасные юноши и девушки спешат в храм Алхимии, чтобы припасть к первоисточникам Истины, чтоб насладиться книгами, которые… — заблудилась в собственных речах Далия, — которые, — нашлась мэтресса и развернула принцессу в сторону Библиотеки. — Хранятся вот здесь, в нашей Библиотеке. Директрисой здесь назначена па-аатрясающая женщина — не женщина, а твердолобый тролль; я столько раз ее просила не выгонять меня при закрытии, нет… увы… каждый раз меня выпроваживали пинком под зад, не смотря на дождь и ветер…

Мэтресса грустно шмыгнула. В качестве иллюстрации к ее словам двери Библиотеки открылись, из них под дождь выкатилось нечто серебряное с блестящим змеиным черепом на голове, промчалось мимо двух беседующих дам и скрылось в главном здании.

Ангелика выпрямилась и посмотрела на Далию, ожидая объяснений.

— А что поделать?! — воскликнула мэтресса. — Жалованье маленькое! Подрабатывать удается не всем! Живем, можно сказать, на подножном корме! Вот все жизненные ресурсы организма и уходят исключительно в научный рост!

Тут со стороны Библиотеки появился еще один персонаж. Этого мэтресса Далия прекрасно знала — мэтр Григо, обеспокоенный и, как ни печально, трезвый. Господин ректор явно собирался преследовать предыдущего посетителя читального зала (уж не Напу ли? — мелькнуло в голове у Далии. Не-ет, она же должна слушать мэтров и впитывать, как губка, знания по археологии! Зачем иначе гномке сюда, на конференцию, было стремиться?), но увидел полусферу защитного полога, различил под ней две импозантные женские фигуры, протрезвел еще больше, изменил свой маршрут — и через секунду уже раскланивался перед ее высочеством.

— Осторожно, — прошептала Ангелика Далии. — Он не должен понять, что мы выпили лишнего! Ведем себя, как обычно!

— Хорошо, — в тон принцессе ответила алхимичка.

— О, мэтр… — расплылась в ослепительной, соблазняюще-завлекающей улыбке ее высочество. Здесь, пожалуй, стоит заметить, что внешность у мэтра Григо была ничего — конечно, с троллями в единоборство он не вступал, алхимическая специализация не позволяла, но для своих пятидесяти четырех лет он считался красавцем мужчиной — серебристая седина, правильные черты лица, тонкая золотая оправа очков, заметный рост, благородная осанка, уверенная манера держаться — ничего удивительного, что его супруга, мэтресса Розанна, до сих пор время от времени устраивала сцены ревности. А если смотреть на господина ректора сквозь фильтр дождя, сумерек и затянувшегося обеда, так и вовсе внешность у него отличная…

— Григо, — подсказала Далия.

— О, мэтр Григо! — по-девчоночьи захихикала принцесса.

— Женат, — уточнила алхимичка.

— Какая радость видеть вас, — более спокойным тоном продолжила Ангелика.

— Две недели назад погибли результаты его трехлетнего труда, — подсказала Далия.

— Рада видеть вас живым и благополучным, — участливо, заботливо произнесла принцесса. — Могу ли я для вас что-то сделать?

— Э-э… — не понял мэтр Григо метаморфоз в настроении ее высочества.

Сверкнула еще одна молния, спустя несколько секунд донесся раскат грома. Мэтр Григо посмотрел наверх, откуда лились потоки дождя — тот усиливался с каждой секундой. А еще во дворике проявлялись разнообразные фигуры в черных мантиях. Большинство мэтров и мэтресс, телепортированных Лотринаэном из теплой уютной аудитории под дождь, бурно выражали свое недовольство — до тех пор, пока не разглядели пудрой осыпавшуюся, но бодрую Далию и не получили объяснений, кто та приятно-кислая дама в шикарном лиловом платье. Пока волшебник колдовал хоть какую-то защиту от стихии, некоторые мэтры — особенно усердствовал мэтр Диаз, просто сразивший ее высочество хвалебным отзывом, спешили призреть мелкие неудобства и сгибали скрипящие колени перед сестрой короля.

— Далия! — мэтр Григо выхватил мэтрессу и отволок ее в сторонку. — Что вы здесь делаете?

— Я? Я тут случайно. Как обычно, экспериментус трасформатус провожусус… Вот, держите, — Далия вытащила из глубин одежды пергамент с подписью, — Ее высочество дозволяет выплатить компенсацию Гринчу.

— Какую компенсацию?!

— За выбитый зуб. Она дико извинялась, обещала поставить Роскара в угол и на неделю лишить сладкого, давайте плюнем и забудем наши разногласия, а?

— Мэтресса Далия! Не слишком ли многое вы себе позволяете?! Да что с вами происходит? — официальным тоном поинтересовался господин ректор. Да что вообще тут творится?! Почему подотчетные Университету алхимики вообще, и сапиенсологи в частности ведут себя, как… как… неразумные, да еще не слишком трезвые, студенты?!!

Подчеркнем, что до высот научных и академических должностей мэтр Григо добрался сам, благодаря цепкому интеллекту и мгновенному анализу странных событий, поэтому интерпретировать и диагностировать состояние сапиенсологини ему не представляло труда: — Вы что, пили?

— Воду, — мгновенно открестилась от жутких начальственных подозрений алхимичка. Но мэтр Григо почему-то не поверил:

— Я ведь уже неоднократно говорил, что не потерплю ваших выходок! Чего только стоят ваши, сударыня, танцы в Уинс-тауне! А что вы натворили с Гринчем?! А что вы натворили в моей лаборатории?! Эй, — мысли почтенного алхимика поняли, что они забежали куда-то не туда — и теперь парят в безвоздушном пространстве, лишенные опоры, — А что вы натворили в моей лаборатории?

— Я?! — на всякий случай уточнила Далия. Ей очень хотелось притвориться, что она не понимает вопроса, не знает языка, на котором он был задан, и вообще… о какой-такой лаборатории ректор желает знать? Увы, заклинание трезвости, использованное Лотринаэном, конечно, снимало симптомы злоупотребления, но не сумело за короткие сроки развить потенциал воображения мэтрессы до вселенских масштабов.

Возможно, два величайших ума современности — ну, не будем скромничать, — еще долго буравили бы друг друга подозрительными взглядами, но тут сверху — с Часовой башни — раздался пронзительный крик.

* * *

19.57

Джоя, полетав по этажам и коридорам, легкой поступью домчалась до Часовой башни, материальной плотной тенью скользнула по пружинам, шестеренкам и гулко объявлявшему студентам и преподавателям время колоколу, высунулась через открытый проем наружу, спугнув прятавшихся от дождя голубей. Ей, конечно же, хотелось бежать дальше — подумаешь, пройтись по воздуху с водой, тоже мне, чудеса, — но в последний момент боги, хранящие студентов, при непосредственном участии библиотечного призрака немного изменили траекторию движений девушки, развернув ее на 180 градусов, в сторону лестницы, уводящий вниз, на университетские тверди.

Если бы Далия (кроме нее некому, разве что инспектор Клеорн заинтересовался бы) спросила Джою, а почему она устроила марафонский забег, студентка бы пожала плечами, покрутила амулет из драконьего зуба и надолго задумалась над ответом. Действительно, почему? нет, по какой причине она бежала в самом начале, Джоя помнила — вылез зомби, Напа Леоне перепугалась, и надо было гномку спешно увести, чтоб не расстраивать. А вот потом?

Потом Джоя бежала, утверждая радость своего существования. Прямо скажем, впечатление от первого семестра учебы у нее были не самыми радужными — конечно, и Нелли, и Ользида, и другие студенты-первокурсники прикладывали некоторые усилия по адаптации уроженки Сумрачного острова к бурному течению жизни в столице Кавладора, да и преподаватели старались, чтобы юная дацианка почувствовала себя в Талерине, как дома. Нет, чего-то Джое не хватало… И вот, наконец-то, спустя четыре месяца после приезда в Кавладор, девушка почувствовала, что ей стал родным и близким огромный Университет, его башни и кафедры; что она эмоционально сроднилась с университетскими обитателями и, что самое главное — поняла, почему согласилась с предложением любимой прабабушки стать Алхимиком. Нет, правда, Джоя действительно поняла всё вышеперечисленное и даже испытала легкое удивление восторга от открытия, что Алхимия действительно может стать ее Судьбой. (но, заметим в скобках, как показывает преподавательская практика, то, что студент понял — абсолютно не означает, что он может об этом рассказать, а самое главное — применить на практике…)

Спустя секунду после того, как Джоя познала Предназначение Алхимика, в нее врезался мокрый мэтр Карвинтий — сама студентка бежала так быстро, что вымокнуть не успела, поэтому ничего удивительного, что от соприкосновения с влажным телом ее замкнуло (в эмоциональном смысле) и она малость повизжала.

Мэтр Карвинтий отшатнулся, упал на гигантские шестеренки часового механизма, вызывав их содрогание, скопытился на толстенную натянутую цепь — та с грохотом ушла куда-то в пол, от чего колеса башенных часов завращались, и — тоже закричал, увидев, как появляется из сумрака большой змеиный череп над окончательно запыхавшейся Напой Леоне Фью.

Беспокойная душа порадовалась, что видит происходящее безобразие, и повизжала по-своему, по-призраковски, то есть эктоплазменно и молча. И придирчиво принялась сгонять с карниза Часовой башни спасающихся от грозы птиц — чтоб, значит, тоже побезобразничать и почувствовать вкус жизни.

— Вы!.. — закричал Карвинтий, наставив на Джою угрожающий палец. — Вы!..

Напа хватала ртом воздух, напрочь забыв, для чего она оказалась на Часовой башне. Ведь не ремонтировать же — в очередной раз — разобранный по велению Далии, и только сегодня, в физиологических гномьих перерывах между охренологическими бдениями, отлаженный механизм. Джоя же выбрала именно этот момент, чтоб помедитировать, склонив голову набок, остекленев задумчивым, подчеркнутым сажей, взглядом, и чуть пошатываясь от дуновений башенного сквознячка.

Мэтр Карвинтий собирался сказать, что, во-первых, ему надоели дамские штучки. Во-вторых, что ему глубоко неприятно присутствие посторонних зомби в пруду, через который он перебегает по мостику семь-десять раз в сутки. В-третьих, что мята — полезное растение, а (это в-четвертых) домашняя свинка — это не только компетентное предсказание ненастья, но и пять-шесть пудов диетического, легко усвояемого мяса, не считая органических удобрений круглый год. В-пятых, что лаборатория была дорога ему, как священная обитель — ибо в другие населенные людьми и кентаврами жилища мэтра метеоролога, вместе с его распорядком дня, яблоней для наблюдений за горизонтом и погодопредсказывающими питомцами, не пускали…

Мэтр собирался перечислить вышеуказанные пять, а найдется время для раздумья, то и дюжину, животрепещущих пунктов, но за стенами Часовой Башни сверкнула шикарная, разветвленная сизо-белая молния — алхимик увидел в зияющем провале стены бледно-прозрачный призрак, и заорал.

Студентка и гномка схватились друг за друга и поддержали инициативу алхимика.

Беспокойная душа оскорбилась. Не настолько она была кошмарна, чтоб так на нее реагировать. Поэтому девушка — когда-то давным-давно призрак был девушкой, и до сих пор был вынужден носить когда-то красивое платье, пусть и испачканное кровью и давно вышедшее из моды, — обиделась и сказала «Бууу!!!»

* * *

19.58

— Далия, — строго повторил мэтр Григо. — Я жду объяснений.

— Ну, чего вам объяснить, мэтр? Макроэргическое пространство реальности? — заныла Далия. Ей очень не понравилось, что господин ректор вытащил ее из-под спасительной защитной сферы под дождь и молнии. Как-то уж очень ситуация позволяла предположить элементарное рукоприкладство по скромной мэтрессиной шее…

— Поближе к взрыву моей лаборатории, пожалуйста.

— Взрыв случился вечером третьего дня месяца Паруса, — занудно и медленно принялась объяснять алхимичка.

— Что ты с моей лабораторией сделала?!! — вырвался из мэтра Григо хрип души.

— Я? Почему сразу я? у вас по всему сараю лягушки плевались, а виновата сразу Далия… Ой, мэтр, что-то молнии сверкают, — засуетилась мэтресса. — Пойдемте отсюда, а? Туда, где тепло, тихо, сухо…

— Я требую, — пронзил суровым оком господин ректор распоясавшуюся сотрудницу. — Чтобы вы, мэтресса Далия, здесь и сейчас объяснили мне, что случилось в лаборатории! И не смейте говорить, что весь тот день чинили часы!

— Почему это я не могу такого сказать? — возмутилась Далия, с напускной храбростью ввязываясь в бесперспективную дискуссию. — Вот, посмотрите на башню — те самые часы, ради которых я трудилась, как пьяный цинский водонос! И они, — дошло до мэтрессы сквозь пелену дождя и последствия знакомства с Министерством Чудес. — почему-то ходят…

И ровно в 19 часов 59 минут грянул Гром.

* * *

Это был Вселенский Гром. О таком не жаль сложить легенду — даже в стиле острова Дац. О таком Громе рассказывают потомкам — в ситуации, когда срочно необходимо прекратить их излишне энергичное времяпрепровождение; это был не просто Гром, а просто треск разрыва Ткани Реальности, раздирающий на куски прошлое и будущее, реальное и воображаемое, то, что дано нам в реальных материальных воплощениях, и то, что гипотетически рассуждая, может быть… Собственно, даже Громом раздавшийся с затянутых дождевыми тучами небес звук назвать было проблематично — это был Рок, Глас Судьбы, или нечто еще столь же трансцендентально офигительное.

Собственно говоря, со стороны мэтров Университета королевства Кавладор было большой глупостью стоять посреди бушующей грозы и не пытаться спрятаться от грома и молний.

Роскошные распадающиеся рокоты барабанили по ушам притихших мэтров. Лотринаэн поднял к небу удивленное лицо, покрытое дождевыми каплями — господин волшебник еще не понял, что последний удар молнии «сжег» защитный магический купол, и его наиглавнейшая начальница, ее капризное высочество принцесса Ангелика медленно трезвеет от холодного дождя, портящего прическу и одежду. И тут интуиция — таинственное свойство человеческого Разума, существование которого (не Разума — только его свойства! хотя и разума тоже) не признавала Напа Леоне Фью, — подсказала мэтрессе Далии, что обязательно сейчас произойдет.

И госпожа сапиенсологиня скромно и очень быстро отскочила от мэтра Григо в сторону. Как можно дальше.

Через секунду на господина ректора откуда-то сверху, с Часовой башни, упал большой круглый сверкающий предмет, сбив алхимика с ног и вызвав небольшое сотрясение учёного мозга.

М-да… Интуиция ошиблась. Далия почему-то была уверена, что мэтра Григо поразит молния…

И пока мэтресса просчитывала, что ж в ее понимании Вселенной заслуживает пересмотра, молния, сопровождаемая еще одним Великим Громом, явилась.

* * *

20.00

Призрак закричал «Бууу!!!», и мэтр Карвинтий бросился — куда глаза глядят! — в поисках спасения. Инстинкт понёс его к Джое — может быть, ее мрачная черно-белая внешность символизировала для господина метеоролога что-то некромантское, успокаивающее, а потому внушающее надежду пережить встречу с нежитью. Джоя спряталась за Напу — частично; гномка принялась искать камень поувесистей, чтоб удобно и тяжело помещался в ладони — как гласят исследования мэтра Питбуля, именно этот жест стал отправной точкой, определившей эволюцию всех гномьих кланов. Камень не нашелся, секира почему-то была оставлена в «Алой розе» (зачем, зачем Напа столь законопослушна?!), и юная Кордсдейл швырнула в подступающего и атакующего указательным перстом алхимика первый попавшийся предмет, которым оказался ее знаменитый шлем. Змеиная голова сверкнула розочками в глазницах, прошла сквозь призрак (тот обиделся — серебро, знаете ли, вещь специфическая, — и ушел в стену) и скрылась в темноте дождя.

Вселенная посмотрела на происходящее свысока, полюбовалась, как красиво и хаотично она всё устроила, и лениво бросила подходящую молнию в Часовую башню.

Молочно-белый шар электрического разряда ворвался через открытую стену и жадно устремился к часовому механизму. Попавшиеся на его пути живые тела разряд тряханул немного, так, самую чуточку, чтоб не расслаблялись, — и страстно слился с металлические дисками, колесами, рычагами и противовесами.

Зажужжали шестеренки.

Бом! — прозвучал первый удар колокола. — Бом!

Одновременно с последним, восьмым ударом, послышался еще один громовой раскат и подал признаки жизни сраженный Напиным шлемом мэтр Григо. Да полно? Был ли шлем? — потер шишку на голове господин ректор.

— С вами все в порядке? — заботливо спросила мэтресса Далия.

— Со мной? — уточнил мэтр Григо. — Кажется… А где голова?

— Чья, мэтр? — бесконечно терпеливо уточнила Далия.

— Змеи. Которая пыталась меня укусить…

— Боги с вами, мэтр. У нас в Университете пока что нет террариума. Так, пара стеклянных коробов у мэтрессы Аббе, да еще бочка с живыми лягушками в подвале. А студенты давно сидят по ближайшим тавернам и кабачкам, к экзаменам готовятся. Мэтр, вставайте скорее! — зашептала Далия. — С вами принцесса хочет поговорить!

С помощью сапиенсологини господин ректор, пошатываясь, поднялся на ноги и поклонился ее высочеству.

— Значит, часы у вас сломались? — ехидно спросила Ангелика.

— Уже спасены, — запинаясь, ответил ректор. — Усилиями присутствующей здесь мэтрессы Далии и ее ассистентки по вычислениям и прочим расчетам Напы Леоне Фью из клана Кордсдейл. Мы должны их поощрить…

Тормозящую мыслями — а всё Министерство Чудес с его слишком плотным обедом виновато! — мэтрессу же вдруг заколотило от простого и вполне доказательного предположения, что шлем, который она чудом успела спрятать, закинув в гранитный вазон к петуниям, прилетел из Часовой Башни — оттуда, куда мгновением позже залетела ясно различимая даже в сумраке непогоды шаровая молния. Кажется, Григо и Ангелика говорили о чем-то — в превосходных степенях и с придыханием, Далия же смогла выдавить только:

— Простите, я должна всё проверить, — и побежала искать верную Напу Леоне.

— Какая добросовестная у вас мэтресса! — заметила Ангелика.

— Истинный Алхимик! С заглавной руны! — согласился господин ректор.

* * *

Напу Леоне и Джою — неправдоподобно тихих, спокойных, заторможенных, чуть испачканных в саже, пыли и паутине, с взбешенными прическами, по которым еще бегали электрические искры — Далия встретила на лестнице.

— Что с вами случилось? Джоя? Напа? Ты же должна на конференции быть! Напа, почему ты не с археологами?! Зачем ты швырялась в мэтра Григо своим змеиным шлемом? Ты же ему клык отбила! Не Григо, хвала богам, а только шлему, но все равно жалко — такая красивая и полезная в быту вещь пропадает! Может, ты ее починишь? как только в себя придешь… Джоя? Джоя, дорогая, ты еще жива или уже не слишком? Скажи что-нибудь! Что ты вообще здесь делаешь и почему очутилась на Часовой башне? Эй, Джоя, очнись!

— Белое пламя рыдало Свет потаенный ища, Бледное тело моргало не находя ни шиша…

— ответила Джоя. Далия как-то очень быстро сообразила, что на более подробный ответ ей рассчитывать не приходится.

— А это кто? Неужели мэтр Карвинтий?

Напа Леоне с удивлением посмотрела на груз, который волокла позади себя по лестнице, потом разжала ладошки и внимательно проследила, как бессознательный алхимик съезжает по крутым ступенькам вниз.

— Напа, — осторожно позвала Далия. — Джоя, — и мэтресса взяла обеих своих подопечных за руки. Остаточное электричество собралось пройти через мэтрессу, но убоялось и ушло сквозь подметки гномки в пол. — Девочки, пойдем домой, а? кажется, за день мы выполнили десятикратную норму происшествий! Пойдем домой, хорошо?

И они отправились в «Алую розу», где до полуночи смотрели на пламя камина и слушали, как бушует высоко над Талерином лучший во Вселенной гром.

Рассказ 11. СИЛА ДЕЙСТВИЯ

20-й день месяца Паруса.

Талерин, ресторация «Алая роза»

— Вы не представляете, какая буча поднялась в Министерстве по поводу несчастного зомби! — громко возмущался мэтр Лотринаэн. Полуэльф размашисто жестикулировал пустой вилкой, а потому являл собой непосредственную угрозу окружающим. — Мне влепили выговор — дескать, зачем я его сжег? А что еще мне оставалось делать? Смотреть, как зомби пугает полуистлевшим видом принцессу Ангелику? Там ведь одной истерикой не отделаешься, там… — волшебник замялся, подыскивая точные слова.

Собрат по магическому призванию, мэтр Лео, молодой скромный маг на службе Спокойствию Короны Кавладора, уныло прокомментировал:

— Последовал бы очередной пересмотр Закона о Магии. С десятком комментариев и непонятными практическими инструкциями по применению. Нет, я, конечно, поддерживаю законодательные реформы, — спохватился Лео. — А ты, Лотринаэн, не прав — надо было зомби заморозить, или стазисом обездвижить, а потом подробно изучить, ведь у каждого мага есть особый почерк в составлении заклинаний. Особенно у некромантов — у них своя, специфическая, метода соединения астральных нитей, удерживающих мертвую субстанцию в дееспособном состоянии. Исследовали бы зомби — узнали бы, какой некромант им управлял. Если ллойярдский, нанятый недовольными оппонентами мэтра Карвинтия — это одно. Противозаконно, конечно, но вне кавладорских юридических горизонтов. А другое дело, если наш, подпольный. Надо ведь всё разузнать точно.

— Вот! — возмутился на «предательство» коллеги полуэльф. — Сразу видно, что ты работаешь в Министерстве, основную массу служащих которого составляют мужчины! Ты никогда не участвовал в разборках между мэтрессой Чи и мэтрессой Тьярой относительно того, чья хрустальная сфера лучше показывает будущее! Никогда не терпел жалобы мэтрессы Дарины, — дескать, мэтресса Хлоя опять подслушала ее, Дарины, мысли — и назло коллеге пришла в такой же лиловой мантии! А как, не стесняясь присутствия учеников, ссорятся наши ведущие специалисты в магии Крыла и Когтя, мэтрессы Иоанна и Ивонна? Пух и перья летят по всему Охотничьему замку!

— На то он и Охотничий, — заметила слушающая перепалку магов Далия.

— Не смешно, — припечатал мэтр Лотринаэн. Мэтр Лео поспешил потушить разгорающийся скандал:

— Если бы у меня был выбор, я бы не стал служить в Министерстве Спокойствия. И вообще нигде не служил бы. Занялся частной практикой, поэкспериментировал бы с парочкой перспективных заклинаний… А, к чему мечтать о несбыточном? — печально вздохнул молодой человек.

Далия была в курсе душевных страданий Лео — год назад мага, едва закончившего цикл обучения, предприимчивый пелаверинец, некто Хрумп, уговорил поучаствовать в преступлении против собственности. С благой целью — как же, надо было ограбить ферму по разведению белых хомячков, чтоб спасти несчастных зверушек! Полыхающий праведным гневом мэтр Лео легко подчинил охраняющих дом известного луазского богатея волкодавов, позволил Хрумпу собрать все ценности, которые попали в поле зрения, а сам задержался, разыскивая клетку с несчастными грызунами… На месте преступления его и взяли. Хорошо, что вошли в положение — иными словами, разрешили возместить долг обществу, помогая Министерству Спокойствия.

В течение десяти лет.

Мэтресса представила, что было бы с ней, если бы мэтр Григо назначил общественных работ не сто часов, а гораздо больше, и ей стало жалко молодого недотепистого мага.

— А как дела у вас? — вежливо поинтересовался мэтр Лео, полагая, что меняет тему. — Я думал, вы уже уехали. Напа говорила, что вы собираетесь в путешествие? Кажется, в Эль-Джалад?

Далия поморщилась:

— А Напа не говорила, зачем мы туда едем?

— Как же! Совершать великие алхимические открытия.

— А-а… — глубокомысленно протянула Далия. Посмотрела в свою чашку. Может, погадать на кофейной гуще, что ее ожидает в ближайшем будущем? — Наша поездка сорвалась в последний момент. И знаете, почему? У мэтрессы Долли плохо с математикой.

— И насколько плохо? — поинтересовался полуэльф — исключительно из вежливости, готовясь в любой момент вставить фразу: «Да что ваши беды? То, что случилось со мной — гораздо, гораздо хуже!!!»

— Полная естественно-бюрократическая акалькулия.[16] Она посчитала, что я еще не добрала до полной сотни часы трудов на общественное благо. Коз-з-за! — зло припечатала Далия. — Рогатая дочь, парнокопытная супруга! Я уж считала и с дополнительными коэффициентами за сложность… За обед с принцессой и организацию двух визитов членов королевской фамилии в Университет в течение одних календарных суток мне вообще специальная премия положена! нет, Долли больше семидесяти шести часов не наплюсовала. Еще двадцать четыре часа осталось дотерпеть…

На самом деле обстоятельства складывались несколько иначе. Вечером восемнадцатого, после окончания конференции Королевского Общества Археологов, посвященного новейшим исследованиям Утраченной Империи Гиджа-Пент, когда мэтресса Долли забрела в «Алую розу» немного обсохнуть после грозы — передвигалась госпожа Ученый секретарь с помощью бровей и, как говорят гномы, выхлопов, — Далия услышала крайне нелицеприятную оценку своих трудов на благо родного вуза. «Вас повесить мало!» — кричала Долли, — «Принцесса к нам пришла — а я без макиажу!» — и объяснить почтенной алхимичке, что румянами и пудрой под проливным, похожим на гибрид водопада и цунами дождем пользоваться бесполезно, не представлялось возможным. Хорошо хоть, не покусала…

Далия, воспользовавшись моментом, приложила руку полусонной Долли к страничке своего блокнота — чтобы потом предоставить Напе и мэтру Григо официальный отчет о проделанной работе.

Чтобы показать, как расходуются сто ее личных часов на общественное благо и воспитание нравственности, ответственности и сознательности и студенческой молодежи, мэтресса буквально вывернулась наизнанку, правой рукой фиксируя время, поглощенное трудами, а левой добавляя и зачеркивая совершенно посторонние знаки арифметических действий — так, чтоб итог не позволил сей же секунд отправляться удовлетворять гномьи копательные инстинкты.

Так, посчитаем… 18 часов затрачено непосредственно на ремонт, 10 — на сбор экспертных заключений, 150 в квадрате, минус кубический корень из окружности головы Напы, всё поделить на диаметр циферблата башенных часов — на ловлю саранчи, еще (10+5-19485*5436?935)/45*1,67 %@##*&6435y8972 — на спасение мэтра Григо из-под взорвавшейся лаборатории, еще 2 часа запишем на консультацию по поводу проклятий, еще?((200*34-463)?3,184)*7690 в четырнадцатой степени (за моральный ущерб, нанесенный мятой и Карвинтием!) — на консультацию по поводу погоды, еще полчаса — на визит в Министерство Золота… Вот ёльфы зелёные, как говорит Напа — это ж зачем я целый день провела в Министерстве Чудес? Не порядок. Подготовку к конференции вообще включать нельзя — перерасход общественной пользы получается… М-да, подумала Далия, — пожалуй, не буду повторно выговаривать Напе за самовольный ремонт башенных часов. Но когда-нибудь потом, на сон грядущий, обязательно прочитаю ей еще один цикл лекций о самовоспитании и подавлении естественных гномьих рефлексов, как то — копания, ремонтирования и улучшения…

Двадцать четыре часа, — вздохнула погрустневшая Напа, — это немного. Это всего лишь сутки плотного рабочего графика — если, конечно, не спать, не есть и очень быстро бегать в уборную и обратно.

— Сейчас закончу завтрак, — продолжила Далия, — и пойду, послушаю, какое задание мне мэтресса Долли и госпожа Гиранди придумали.

— Почему ты так плохо думаешь о начальстве? — хихикнул полуэльф. — Может, тебе сам ректор что-нибудь этакое забабахает? Допустим, допустим… Что ж придумать-то, чтоб ты в течение пятнадцати минут не придумала, как с этим может справиться Напа Леоне, или кто-нибудь еще, столь же добрый, отзывчивый и трудолюбивый? Предложить тебе свить гнездо для горгульи на крыше Университета? Или осушить предательский пруд?

— Не смешно, — парировала Далия. — И вообще, у мэтра Григо отпуск для поправки головы (после легкой контузии) и мыслей — после заседания общества Королевских Археологов. Вчера сделали общий выходной, чтоб все мэтры успели отдохнуть и восстановить здоровье после конференции, вот сегодня и посмотрим, как мэтресса Долли и госпожа Гиранди будут руководить выжившими после грозы, приготовленного Напой фуршета и угощения с тривернских виноградников. Ладно. Спасибо, Напа, всё было очень вкусно. Рада была повидать вас, мэтр Лео, мэтр Лотринаэн. Я, пожалуй, пойду.

— В Университет? Может, тебя заклинанием забросить? — вежливо приподнялся мэтр Лотринаэн.

— Сгинь, телепортист! Я пешком пройдусь!

— Зря ты не веришь в телепорты.

— Зато я верю в статистику! Рано или поздно неприятности, которые могут случиться, случаются обязательно! А ваши телепорты — просто гарантированные неприятности!

— Статистические бредни! — рассмеялся полуэльф.

— Алхимическая теория невероятности! — грозно поправила Далия. И поспешила в Университет, на ходу пожелав доброго утра пришедшей позавтракать мэтрессе Юлали.

К столику магов подошла нагруженная огромным подносом Напа Леоне Фью.

— Угощайтесь, — принялась переставлять тарелки гномка.

— Что-то случилось, Напа? — вежливо поинтересовался Лео, увидев, как печален кончик знаменитого кордсдейловского носа.

— Далию не выпускают из Университета. — всхлипнула гномка. — Может, вы ей поможете? Ну, вдруг она что-нибудь сделает на благо Министерства Чудес? Университет же к «чудикам» приписан, значит, все, что Далия сделает для Министерства, автоматически сработает и на алхимиков?

— Интересная идея, — вежливо-нейтрально высказался Лотринаэн. Потом, когда гномка поспешила с очередным перегруженным подносом кормить остановившуюся в «Алой розе», на время изучения опыта кавладорских коллег, мэтрессу Юлали, он внимательно посмотрел на задумавшегося мэтра Лео и счел своим долгом сказать: — У гномов действительно иногда бывают проблески гениальности, не находишь?

— а? что?

— Ты подумал о том же, о чем и я?

— Не думаю, что ты тоже подсчитывал суммарный коэффициент умственного развития взвода быстрого реагирования Министерства Спокойствия, — покачал головой мэтр Лео. — А если ты думал о чем-то другом — знаешь ведь, что я в магии Четвертого Шага не мастер, мыслей читать не умею.

— Самое забавное, что в данном конкретном случае наши магические специализации значения не имеют. У нас есть объект, заряженный энергией и самомнением под макушку, у нас есть цель — почему бы не придать объекту движение в нужном направлении?

— Извини, я не очень хорошо тебя понял.

— Давай припряжем Далию разрешить наши трудности — исправить мнение коллег о моей квалификации и скостить — а чем демоны не шутят, отменить совсем — твой срок общественных работ? Готов спорить — у нее получится.

Мэтр Лео неуверенно пожал плечами, не высказывая особого энтузиазма. Но мэтра Лотринаэна внезапно вспыхнувшая идея вдохновила и увлекла — как увлекает к пропасти случайного путника гипнотическая песнь голодного сфинкса.

* * *

Университет, чуть позже

Чеканная фраза: «Настоящим исходящим подтверждаем, что на входящее от указанного числа текущего месяца получено соответствующее, исходящее по входящему настоящему плотным графиком в течение вышеуказанного периода и соответствующее текущему нижепоименованному положению вышеуказанных дел, которое имеет исходить входящим по настоящей указанной теме…» вдруг подпрыгнула, отвесила мэтрессе Далии нижайший поклон, и, придерживаясь за юбочки завитушек, закружилась по странице. Далия грозно шикнула на шаловливые руны, шлёпнула по вытанцовывающим строчкам пером, и только после того, как рунический вальс превратился в развеселый канкан, догадалась, в чем дело.

— Чего вам, мэтр Лотринаэн? Говорите, у меня мало времени, — сурово свела брови к переносице алхимичка.

— А где «Привет!», «Как дела?», «Как я рада тебя видеть!» — ворчливо поинтересовался волшебник.

— Уже виделись. Ближе к делу, я занята.

— Чем это? — мэтр Лотринаэн подкинул пару бумаг со стола мэтрессы Долли, за которым временно обосновалась пекущаяся о благе Университета Далия, и, сделав пасс, заставил их кружиться в воздухе.

Далия, не говоря ни слова, встала, подхватила магический посох, который Лотринаэн недальновидно оставил в пределах алхимической досягаемости и тяжело, уверенно, стукнула по столешнице, намекая, что и по живой мишени попасть постарается.

— Если у тебя в запасе вечность, то — извини, у меня всего двадцать три с половиной часа на переустройство университетской документации. Говори или проваливай.

— Фу, какие мы сердитые. Верни посох, а то он, попав в чужие руки, заклят огнем плеваться. Еще, чего доброго, пожар устроишь… Спасибо. Я, собственно, к тебе по очень важному делу.

— Нно? — формально заинтересовалась Далия. Откинулась на спинку кресла, пристроила ножки на краю стола и приготовилась слушать.

— Ее высочество принцесса Ангелика, — торжественно объявил мэтр Лотринаэн.

Далия приподняла бровь, показывая, что тема, конечно, многоаспектная… но не имеющая отношения лично к мэтрессе.

— Вчера она, вместо того, чтобы страдать похмельем и жаловаться на жизнь своему чепцу с брабансскими кружевами, заявилась в Министерство Чудес в девять утра, трезвая и злая. Заставила меня писать объяснительную по поводу сожжения зомби… — приступил к подробным объяснениям своего интереса к начальствующей даме господин маг.

— Короче.

Волшебник кивнул, и прокрутил текст, звучащий в его голове, на пятнадцать страниц вперед:

— … и даже чтобы выйти в город, пообедать, нам приходится согласовывать список отбытия с ее фантомом-секретарем! Мы столько раз пытались его заколдовать, что теперь он от нас просто шарахается — и мы, все такие голодные, сразу попадаем на прием патронессе!

— Учитывая, что «выйти пообедать» вы можете в любой город, от Охохо до Сцины и от Шуттбери до Аль-Тораза, я глубоко согласна с ее высочеством. За вами глаз да глаз нужен.

— Нет, ты ошибаешься! Телепортируются только маги, а астрологи и священники — они вынуждены кормиться в нашем буфете, где сами же и готовят из расчета одно умерщвление плоти на две кающиеся души…

— Только не говори, что выступаешь в защиту прав астрологов. Вы ж, маги, их терпеть не можете.

— Не можем, но это к делу не относится. Мы, служащие Министерства Чудес, мы, кто держит энергетические потоки Силы в своих руках, мы, кто машет посохами Судьбе назло…

— Лотринаэн, пожалуйста, просто скажи, чего ты хочешь. Мне действительно надо работать, — попросила Далия, догадавшись, что у мага наболело, и он рад излить все, что накопилось за сорок (или сколько?) лет карьерного роста.

— Поглядел я тут, как ты лихо управляешься с начальством. Черепно-мозговые травмы им организуешь, своевременные обмороки… Лаборатории им взрываешь — и всё тебе сходит с рук.

Мэтресса Далия с потрясающе безразличным выражением лица пропустила мимо ушей намек на загадочные обстоятельства гибели григовой лаборатории и не купилась, как того ожидал Лотринаэн, на закамуфлированное предложение поделиться сокровенными тайнами.

— Может, расскажешь, что случилось у мэтра Григо с его опытами? — попробовал подступиться с другого фронта шпион-самоучка.

— Читай газету «Талерин сегодня», — порекомендовала Далия. — Там есть подробный репортаж господина Бронна, освещающий проблемы классической алхимии и влияние погодных условий на урожай виноградных улиток в южных провинциях Фносса. Ты, может быть, определишься, кого конкретно избрал предметом своей заботы и служебного рвения — принцессу Ангелику или мэтра Григо?

Полуэльф скупо улыбнулся, показывая, что оценил выпад алхимички:

— И родилась у меня идея. — Лотринаэн солидности ради заложил руку за отворот мантии, прошелся по кабинету, потом облокотился на стол мэтрессы, нахмурился, дернул кончиком длинного острого уха, откашлялся и понизил голос — всё ради того, чтоб Далия поняла — просто так уходить, не получив нужной алхимической консультации, он не собирается: — Слушай, Далия, сделай что-нибудь с Ангеликой! Пусть она прекратит заставлять нас выполнять служебные обязанности! Пусть заинтересуется чем-нибудь другим, а?

Вместо ответа Далия рассмеялась иронически и издевательски.

— Слушай, Лот, а сколько тебе на самом деле лет?

— Сто сорок четыре. Какое это имеет отношение к делу? — рассердился полуэльф.

— И что, за полтора века жизни ты не сумел разобраться, что бюрократия — бессмертна? Если принцесса не будет патронессой Министерства — найдется кто-нибудь другой, если она не будет заниматься вашим воспитанием — мгновенно найдется другая проблема, отравляющая вам существование! «Природа — жива, но бюрократия — вечна», — процитировала Далия. — Что ты на меня так смотришь? Эту закономерность еще мэтр Бруст вывел, все наши алхимики ее знают, можешь сам у кого угодно спросить…

— Вот видишь, как твои собратья-алхимики умнеют не по дням, а по часам! Если ты придумаешь, как нам нейтрализовать Ангелику, я, пожалуй, признаю, что Алхимию ожидает великое будущее. Честное магическое. Ну, сделай что-нибудь, а? Далия? Постарайся ради коллег? А уж мы, маги, без чуткого вмешательства ее высочества разберемся, как нам жить, чем заниматься.

— И чем прославиться, — хитро подмигнула Далия. — И чем заслужить похвалу нового начальства.

— Зришь в корень. — Догадавшись по затуманившимся глазам Далии, что ей пришла в голову какая-то мысль, волшебник буквально обрел второе дыхание и приступил к уговорам еще настойчивее: — Ты ведь умница, Далия, ты ведь можешь придумать, на что бы такое этакое переключить внимание нашей заботливой патронессы…

— Пожалуйста, без лести. А то я чувствую себя мэтром Лео, вдохновляемым на подвиг по спасению мелких грызунов.

— Разве вас можно сравнивать? Он, вчерашний крысопас, и ты, которая… которая… — попробовал Лотринаэн сохранить куртуазный стиль общения, но нетерпение победило: — Судя по твоим глазам, ты уже что-то придумала.

— Глупость, — отмахнулась Далия. — Натуральная глупость. — Но волшебник смотрел на нее столь жалостливо, что алхимичка не выдержала: — Замужество. Выдайте Ангелику замуж, и у нее мигом появятся более интересные занятия, чем третирование вашего Министерства.

— Ха-ха-ха. Очень смешно, — нахмурился Лотринаэн. Ссутулился, поиграл посохом, выпустил стайку сиреневых бабочек в потолок. Грустно поведал: — Мы уже пытались. Прошлой осенью, когда только пошли слухи о том, что Ангелику собираются сделать нашей патронессой, мы с ребятами малость подумали, покумекали, взяли парочку заклинаний, пробрались во Дворец… Имен я называть не буду — у тебя полно знакомых в Министерстве Спокойствия, вдруг тебе приспичит проговориться, так что в подробности не вдаюсь — кроме одной. У нас ничего не вышло. Ангелика всего лишь покраснела, когда мы с Хло… когда наша компания бросила в нее отличное заклинание по интенсификации межсердечной активности.

— И всё?

— Ну, еще она хлопнула веером придворного шута по макушке — но это, пожалуй, не считается.

— Ваша неудача ровным счетом ничего не значит. Может, объект попался не подходящий? Подумаешь, шут — окажись под рукой кто-нибудь солидный, серьезный…

— Мы малость прошвырнулись по миру, — с готовностью объяснил волшебник, — прикинули, кто годится на роль принцессиного мужа. Большинством голосов выбрали короля Фабиана, как самого перспективного кандидата. И возраст у него подходящий, и вдовец, и уже без посторонней помощи сам язвенником стал, и Иберра от нас далеко, а тамошнее Министерство наполовину состоит из эльфов старой выгонки, они просто так ей в зубы не дадутся… И общаются Фабиан с Ангеликой неплохо…

— Ага. На тему двоюродной сестры короля, по совместительству дочери придворного тамошнего мага, а ныне нашей многоуважаемой королевы. Нет, удваивать родство не годится. У меня на примете, — Далия покрутила перо, показывая, что немного волнуется, называя имя кандидата. — Совершенно другой экземпляр.

— Да? И кто же?

— Генерал Октавио Громдевур. Пропавший жених ее высочества.

Потребовалось некоторое время, в течение которого в скромном тесном кабинете Ученого Секретаря Университета раздавались только жужжание мух, трепетание сиреневых полупрозрачных крылышек и отголоски далеких студенческих радостей по поводу успешного прохождения сессии.

— Ты гонишь! — только и смог выдать Лотринаэн.

— Я серьезна, как гном у рудной жилы, — покачала головой Далия. — Если кто и может отвлечь Ангелику — так это ее бывший жених; если ради кого она и кинется в ближайшую часовенку — кстати, я тут знаю одну, в двух часах езды от Талерина — и забудет о грызне по поводу противоречащих предсказаний, перерасхода магической энергии, и вопросе, можно ли считать Чудом Создателя обыкновенное воскрешение при помощи магии — то это только он, и никто другой.

— Маленькая проблема, — сведя пальцы близко-близко, показал величину трудности мэтр Лотринаэн. — Он мертв. В Ллойярде такие фокусы иногда проходят, но у нас, даже если заколдовать Ангелику, вряд ли удастся переубедить королевское семейство не обращать внимания на запах нового родственника…

— Нет. Ты не прав, — Мэтресса наставительно подняла палец, показывая важность своих слов. — С чего вообще ты взял, что Громдевур мертв? Он не умер, а исчез. И я, кажется, знаю, где он может скрываться.

— Где же?

— В другом мире. Ну, чего ты смеешься! Я не шучу!

— Алхимик гонит, — сквозь хохот простонал-прокомментировал Лотринаэн. — И как!

Далия подняла посох и стукнула развеселившегося волшебника. Не попала, зато привлекла внимание. Когда легкое возгорание, возникшее по причине выстрелившей из магического посоха огненной ленты, было ликвидировано, мэтресса проговорила серьезно и весомо:

— Позволь тебе напомнить, при каких обстоятельствах мы познакомились. Год назад горе-чудило…

— Я попросил бы воздержаться от оскорбительных прозвищ. Он мой коллега — будет, когда сдаст экзамены.

— И его имя..? — как бы невзначай поинтересовалась Далия. Но Лотринаэн был настороже, и лишь покачал головой, показывая, что не собирается продавать тайну личности собрата по магии за грош с полтиной. Алхимичка равнодушно кивнула, показывая, что временно сдается: — Так вот, маг-недоучка забросил неправильным заклинанием телепорта меня и Напу Леоне в странное место. Я долго думала, считала и прикидывала; попросила Напу рассказать мне всё, что она знает о штольнях и строительстве подземных переходов — и горько пожалела о своей любознательности; попыталась расшифровать блокнот с чужими записями, который случайно попал мне в руки в том странном месте, из которого ты нас извлек; я пыталась найти хоть одного игрока в странную игру под названием «преф'ерансь»…

— И потерпела сокрушительную неудачу, — подсказал итог Лотринаэн.

— Нет. Последний эксперимент оказался самым успешным — такая игра действительно существует, и казино консорциума «Фрателли онести» предлагают в нее сыграть. Правда, желающих маловато. В основном — странники-из-других-миров. А они, сам понимаешь — редкость. И вот я подумала — а что, если Громдевура занесло куда-то не туда? Если бывает с кем-то — почему не могло случиться с ним?

Полуэльф задумчиво почесал кончик уха. Что-то его в концепции Далии настораживало… А, вот, понял!

— Костей Громдевура действительно не нашли. Может, он и стал странником-между-мирами! Но это совершенно не означает, что генерала можно вернуть!

— Но ведь нас с Напой ты вернул, — сложила руки на груди Далия. Дескать, выводы делай сам.

— Так это было проще пареной репы! Па…

— Па..? — ухватилась за оговорку Далия.

— Парень, — поправился Лотринаэн, — я о том ученике, который вас закинул, и не делай скоропалительных выводов. О чем я? Так вот. Парень по молодости, по глупости оставил такой магический «след», что найти вас по нему не составляло труда. Всё равно, что спросить у оборотня, в каком кармане лежит бутерброд с ветчиной. А искать неизвестно где неизвестно кого тринадцать лет спустя — ты меня извини, я, конечно, «чудик», но не настолько…

— Кого — тебе прекрасно известно. Думаю, у принцессы Ангелики наверняка остался какой-нибудь пустячок на память о женихе — знаешь же, у великосветских красавиц, перечитавших Фелиции Белль и прочей ерундистики, есть мода беречь перчатки, или, допустим, локон…

— У принцессы в потайном шкафу хранится мундир Громдевура, его кистень и составленная Октавио карта боевых действий на севере, под Стафодаром в год Щитоносца, — подсказал Лотринаэн. Далия выразительно выгнула бровь, будто насмехаясь над высоким уровнем осведомленности мага. — Серьезно. Информация точная, никаких подвохов. Шкаф потайной, с магическим паролем и волшебной полупроницаемой стенкой, поэтому всё Министерство Чудес о нем знает — на случай, если принцессе вдруг потребуется помощь в его открывании.

— Когда произошло… м-м, как бы это обозвать? Ага, межмировое перемещение, — сделав вид, что поверила в объяснение Лотринаэна, продолжила Далия, — ты тоже знаешь. Спроси у ваших астрологов, как стояли звезды, может, они что умное подскажут.

— Фу. А заодно фи. Ещё чего не хватало! Чтобы я слушал бредни астрологов…

— Как хочешь, — мэтресса вальяжно сделала ручкой. — В любом случае, есть еще и третий козырь, серьезно повышающий шансы в нашей игре «Отыщи генерала». Место.

— Место?

— Ага. Я, кажется, знаю, где искать Октавио Громдевура. Понимаешь, он пропал в Восточном Шумерете, восточнее провинции Луаз, но не доезжая до границы с Вечной Империей Ци. И как раз там, поблизости, в дневном переходе или около того, есть перспективное в плане поисков местечко — называется «Монтийский крест», по наименованию четырех ближайших деревушек — Монти-над-Бродом, Монти-Налево, Монти-Подлюки и Монти-Стаеросы. Если хорошенько поискать, то генерал найдется именно там.

И с такой серьезностью произнесла Далия свою полубезумную речь, что у Лотринаэна не хватило душевных сил, чтобы захохотать от нелепости алхимического предположения. Полуэльф вымученно улыбнулся. А коварная мэтресса, чтоб ей, пару раз хлопнула густыми ресницами, слегка улыбнулась и добавила, напоследок:

— В любом случае, даже если по воле богов Громдевур вдруг вернется — это совершенно не спасет тебя от начальственного гнева…

— Спасет! — против воли вырвалось из груди волшебника. — Если именно я верну Громдевура, принцесса будет мне благодарна, поймет, какой я ценный работник, и меня будут уважать коллеги!

— Не уверена. Сила действия, знаешь ли, всегда равна силе противодействия, — еще раз предупредила Далия. Но Лотринаэн чихать хотел на все алхимические предупреждения. Чудо, понимаете или нет? Он собрался сотворить Чудо — и избавить Министерство от внимания принцессы-патронессы! Вперед! Даешь подкоп и саботаж на отдельно взятом участке околомагической бюрократии! Вперед, господа маги, на штурм загадок Мироздания!

* * *

Восточный Шумерет. «Монтийский крест»

Некоторое время спустя

Мэтр Лотринаэн вышел из телепорта и придирчиво осмотрел окрестности. Всё так, как он и предполагал: много скал, много обрывов, где-то далеко тоненькая ниточка горного ручейка, растения, скончавшиеся на бесплодной почве, что-то дикое и кремниевое, и вообще… Цивилизация отсутствует.

Чтобы убедиться, что попал по нужному адресу, волшебник достал из кармана свернутую карту, расправил на ближайшем валуне, прижав углы маленькими камушками, и принялся высчитывать район поисков генерала Громдевура.

В отчетах Королевского Географического Общества (пряталось под крышей Университета и такое) место, где сейчас находился волшебник, называлось «Монтийский крест». Четыре деревушки, стоящие на возвышенностях, образовывали неправильный четырехугольник — конечно, увидеть воображаемый крест можно было только на карте, а на самом деле каждую из деревушек закрывали от соседок горы, перевалы, перешейки и переходы. Каждая из деревушек называлась Монти — Монти-над-Бродом, Монти-Налево, Монти-Подлюка и Монти-Стаероса. Происхождение названий сих центров цивилизации и форпостов Прогресса терялось во тьме веков — общепринятой была версия, что там, в горах Восточного Шумерета, жил когда-то Великий Монти, но чем прославился, куда потом делся — в отчетах Королевских Географов не уточнялось.

Мэтр Лотринаэн похмыкал, свернул карту и медленно-медленно запустил в пространство первое заклинание. Пока ничего поискового: так, разграфить местность на более-менее равные участки, чтобы планомерно и аккуратно искать пропавшего генерала, а не бросаться из стороны в стороны по принципу «Я так чувствую!» Нет, Лотринаэн намеревался достичь успеха, сколько бы сил — и физических, и моральных, и магических, ни пришлось приложить. Полуэльф был холоден и спокоен, как палтус в маринаде, ему была нужна только победа — и никаких случайностей просто не должно произойти!

— Зря смеешься, — высказалась Далия в ответ на язвительное замечание Лотринаэна что, дескать, видал он подобных ей предсказателей, и не однократно присутствовал на их похоронах, — Я располагаю абсолютно надежной информацией.

— И откуда она у тебя? Алхимия вычислила очередную кривую реальности?

— Ха-ха. Нет, информация о предполагаемом месте нахождения генерала Громдевура нашлась в вашем замечательном Министерстве. В приемной ее высочества.

Лотринаэн, услышав эти слова, кажется, еще успел подивиться человеческому самомнению. Нет, вы подумайте! Да если бы Ангелика знала, где обретается ее обожаемый Громдевур!..

— Я не сказала — на столе, или, тем паче, в голове у принцессы Ангелики, — холодно поправила Далия, — я сказала, что информация хранится в приемной. Есть, знаешь ли, там такое шикарное чтиво — листочек с обзором околомагических, почти-мистических и непонятных событий, называется «Вестник Ч-ситуаций».

— Ага, — с трудом припомнил Лотринаэн. подумаешь, очередной пылесборник…

— И, если прочитать его внимательно, окажется, что «Монтийский крест» — едва ли не самое популярное в королевстве место нахождения Странников-из-других-миров. Посуди сам — именно у Монти-Стаероса двести лет назад нашелся Яго, известный в истории как Яго из Монти. Пророк и создатель одного из мистических Орденов. Появился в указанном районе, ниоткуда, в год Шестого Пр. Спустя пятьдесят лет в районе Монти-Подлюки появилась еще более загадочная личность — Отец Яго из Монти. Утверждал, что является родителем указанного выше пророка, тоже занимался мистическими откровениями и поучал всех подряд. Шарлатан, деляга, мошенник, закончил свои дни на каторге.

— Продолжай, — попросил волшебник. Ему стало интересно. — Кстати, ничего, что Яго из Монти так до конца и не сформулировал многочисленным ученикам и последователям во что он, собственно, верует?

— Лот, дружище — мы говорим о пророках! У них прямой контакт с… — мэтресса указала на потолок. — А Их пути, — проговорила Далия веско и весомо, — воистину неисповедимы.

— А как же быть с тем, что Отец Яго из Монти на полвека младше потомка?

— А пути Генетики неисповедимы еще больше, — ответила Далия как можно более твердо и убедительно, и Лотринаэн вдруг вспомнил о собственной родне и счел за лучшее воздержаться от возражений.

— Не согласен, но давай дальше.

— Я пропущу душераздирающие повествования путников, жалующихся на дожди из бумажных обрывков в Монти-над-Бродом, я пропущу слезное прошение расследовать исчезновение всех головастиков и лягушек из луж в окрестностях Монти-Налево…

Как потом уточнил Лотринаэн, не поленившись с помощью магии скопировать, а затем подробно изучить в тиши своего кабинета «Вестник Ч-ситуаций», дожди и тотальная кража лягушек были лишь вершиной айсберга. Нет, всё было гораздо интереснее: «Монтийский крест» хотя бы раз в пять-семь лет извлекал из складок реальности табун молочных коз — которых странным образом не искали хозяева, иногда находились загадочные механизмы — их обследовали гномы, признавали никуда не годными и торжественно разбирали на кусочки. Сколько пропало караванов, сколько вдруг появилось — но не тех, которые пропали!.. хотя… если принять за аксиому, что примерно десятая часть пропавших караванов шла из Вечной Империи Ци с контрабандным опиумом — удивительно, как у местных жителей еще не выросли крылья?

И на следующей же странице мэтр Лотринаэн обнаружил рисунок странного существа — похожего на крылатого леопарда, только с клювом вместо кошачьей морды, и, что очень удивительно, без украшенного бусами и монистами бюста, являвшегося гордостью сфинксов. Рассмотрев в подробностях полу-орла, полу-льва, мелькнувшего в окрестностях Монти-над-Бродом осенью прошлого года и поучаствовавшего в ограблении одежной лавки и местного курятника, Лотринаэн в сорок пятый раз был вынужден согласиться с логическими доводами Далии — «Монтийский крест» местечко действительно… странноватое.

Особенно впечатлял список разумных существ — в основном людей, но несколько раз — почему-то покрытых плотным жестяным панцирем вместо нормальных доспехов, — обнаруженных в «Монтийском кресте». Трио отвратительных менестрелей, бедолага, пытавшийся стать полководцем, лекарь — этот выжил, и даже действительно лечил людей, сказочник, еще один менестрель, бродяга — собственно, никакой информации, кроме того, что пришел в восторг и отправился странствовать по миру, о себе не оставил, несколько особ женского пола — большинство почему-то становились женами или подругами рыцарей Королевской Гвардии, которые были обязаны доставить Странниц в Талерин, в Министерство Чудес, для подробного разбирательства. И, как венец всему, самый известный Странник-между-Мирами, который появился за околицей Монти-Подлюки четыре с половиной столетия назад — господин Артур Пендраконыч. Да-да, будущий Великий Золотой Герцог.

Нет, нехорошее местечко этот «Монтийский крест»…

* * *

— И что, никому раньше не приходило в голову сравнивать, где появляются странники? — изумился мэтр Лотринаэн, когда Далия озвучила ход своих рассуждений.

— Во-первых, по официальным отчетам Министерства Золота в четырех деревнях Монти проживает всего пять крестьянских семейств, которые платят в казну лишь десять медяков налогов. Если бы ты знал, какие страсти они рассказывают о том, почему опять урожай не вырос, да какие ужасы, оказывается, их преследуют! Мне кузины мэтра Фриолара в подробностях пересказывали, да и их матушка, госпожа Пиона, не раз повествовала в прединфарктном возбуждении — всё семейство господина Джиобарди очень тревожится, что того могут послать в Шумерет с проверкой. Поверь, внезапно появляющиеся из воздуха люди и странные животные — лишь самое простенькое, что могут придумать монтийцы, чтоб потребовать дотаций Короны на поднятие собственного сельского хозяйства. Что поделать, Пелаверино в двух дневных переходах, и у каждого из Монти есть кузен или кум в Вертано, вот и идет обмен завирательным опытом…

А во-вторых — странники-между-мирами не только в Монти появляются! Вспомни прошлый год — ведь, если верить газете «Талерин сегодня», прямо на площади Аль-Миридо, посреди карнавала, вдруг появилась полуобнаженная танцовщица и принялась бегать за членами магистрата, предлагая свои услуги!..

— А Пабло потом и мне, и мэтру Пугтаклю клялся, что никакого отношения к появлению той загадочной фигуры не имеет, она, дескать, сама из другого мира переместилась, без его участия, — задумчиво протянул Лотринаэн. Мэтресса Далия кивнула — наверное, признавая, что очередной этап доказательств завершен (а на самом деле поручая себе обязательно разузнать, кто тот таинственный «Пабло», который может иметь отношение к появлению существ из другого мира).

— А в-третьих, и главных, — продолжала алхимичка, — все случаи внезапного появления странников произошли не сразу! Между появлением Артура Пендраконыча и Яго из Монти прошло два с половиной столетия; лягушки и козы, конечно, случаются чаще, но, согласись, какие-то лягвы — и люди! Всего за полтысячелетия издания «Вестника» в «Монтийском кресте» я узнала только о двадцати двух Странниках, (если, конечно, принять эту цифру за официальный показатель), получается — один человек раз в двадцать три года, не так уж и часто, можно и забыть. Но, согласись, хотя бы ради статистики: если какое-то событие настойчиво повторяется, ведь может хоть раз произойти и обратный процесс!

— И ты утверждаешь, что объектом… э-э… обратного процесса стал генерал Октавио?

— Почему нет? — пожала плечами Далия. — У тебя есть другое объяснение его исчезновению?

— Сфинксы. Пропасти. Камнепады. Разбойники. Минотавры. Контрабандисты. Опиум, опять же. Трехголовые змеи. Цинские красавицы. Снова опиум. Пиво. Приятели. Я говорю глупости?

— Ничего, я со студентами привыкла. Продолжай, я внимательно тебя слушаю… — издевательски улыбнулась Далия. И Лотринаэн поверил. Именно в этот момент — еще не прочитав подслеповатую, старую, едва живую подшивку «Вестника», поверил, что мэтресса права по всем статьям. Нет, это шанс. И его надо использовать!

* * *

Пару часов спустя, когда все окрестные горные пейзажи оказались исчерчены тонкими белесыми линиями магической сетки, мэтр Лотринаэн приступил собственно к поискам. Достал из пространственной складки, используемой вместо сумки, лоскут с генеральского мундира — о, скольких трудов стоило волшебнику проникнуть незамеченным в кабинет патронессы! Утешало только предвкушение грядущей награды. Итак, лоскут. Считываем ауру владельца… Ага. Запускаем поисковичок…

Пшик, — мелькнул хвостик заклинания.

— Ничего, — хладнокровно утешил волшебник ту часть своей личности, которая запаниковала и сделала отчаянную попытку устроить безобразную распущенную истерику. — Как говорила мама, первый блин — кот и такой съест. Пробуем дальше.

К пяти часам вечера для поиска пропавшего генерала Октавио были использованы самые разнообразные средства магического Искусства, демонстрирующие не только классическую подготовку ведущего специалиста королевства Кавладор по межпространственным перемещениям, но и его изобретательность, творческость мышления и потрясающую настойчивость.

После неудачи с примитивным «поисковиком», который реагировал на общие сведения, известные магу о будущей находке, мэтр Лотринаэн запустил в разграфленную область Восточного Шумерета заклинание второго уровня «Червячок». Этот элементальный хвостик магического потока мог прицельно распознавать ауру владельца вещи и закручивался по направлению совершившегося движения искомого объекта. Обычно «червячка» запускали в пределах одной-двух лиг; Лотринаэн, чтоб заклинание сработало наверняка, вкатил в него запас маны, достаточный, чтоб спалить живьем средней величины волка. В итоге получился огромный искрящийся магической энергией «удав», утюгом пропахавший пространство от Монти-над-Бродом до Монти-Налево, спугнувший выводок местных кур, но не обнаруживший даже отпечатка генеральского сапога.

После неудачи с «Червячком» волшебник не отчаялся и применил заклинание «Згуа-Ри», то бишь, «Землеройку». Тоже достаточно легонькое и простенькое — и хорошо, что Громдевур догадался пропасть в местности, где никто не будет вопить о возможном ущербе сельскому хозяйству. Клятвенно обещая себе после окончания поисков Октавио и получения из рук осчастливленной патронессы Министерства Чудес соответствующей награды вернуться и восстановить экологическое равновесие, Лотринаэн сложил мизинцы к средним пальцам, совершил предписанные канонами классического эльфийского Искусства спиралевидные движения предплечьями и выпустил «Землеройку» порезвиться.

Магия подняла верхний дюйм почвы и побежала, расходясь кругами, выдавливая из себя чахоточные травинки и острые камушки. Волшебник сосредоточенно вглядывался — при нахождении объекта, идентичного заданной в поиске ауре, должен был образоваться маленький пыльный «водоворот». Пуская «Землеройку» то здесь, то через полторы лиги, то еще через полдюжины вверх по течению ручейка, Лотринаэн не поленился полетать над скалами, — нет, пыль и галька, камни и мусор — и никаких следов того, что здесь когда-то прошелся — или, с той же невероятностью, протанцевал или прополз, — господин генерал.

Вернувшись в начальную точку поиска, Лотринаэн передохнул, пожевал чахлый петрушечный листик, чтоб прояснить в мозгах и решить, как действовать в квадратах с Ингер 3 по Моор 9, в которых почвы не было вовсе, а наблюдалась только голая скальная порода; — а когда легкий перекус мозговую деятельность простимулировал, полуэльф, радуясь отсутствию зрителей, щедро отвесил себе оплеуху и громко выругался. Ну, надо же! Допустить столь примитивную ошибку! Конечно же, Громдевур не собственными ногами здесь передвигался! Где это видано — чтобы рыцарь, в полном боевом вооружении, пешком шкандыбал! Ага, прямо так, в стальных доспехах, с длиннющим копьем, тяжеленным щитом и двуручным мечом он и будет по горам бродить! Конечно же, искать следы надо было не самого Октавио, а его умбирадца… Или какую еще лошадку подарила ему любящая невеста…

Минуту-другую Лотринаэн сосредоточенно обхлопывал карманы мантии, вспоминая, куда ж он положил обрывок мундира коня генерала Громдевура, и где ж позаимствовать дубликат одеяния… Потом понял, что размышляет не эффективно, не рационально, и вообще, мэтресса Далия — хорошо ей, алхимичке, над магией смеяться! — наверняка поощрила бы переход к более надежным средствам.

И мэтр попробовал четвертый вариант поиска — заклинание «Хальгастиарр», что в переводе на родной кавладорский означало «Гончая». Не будем скромничать: до сегодняшнего полудня Лотринаэн по праву считался одним из лучших специалистов в применении хальгастиарра во всем мире. Заклинание было не самым сложным, но требовало полной концентрации внимания, а еще лучше — особого чутья, которым и обладал волшебник-полукровка. Смысл «гончей» заключался в том, что создавалась особая псевдоматрица — как бы слепок с ауры искомого объекта, которая существовала до тех пор, пока объект и его магическое подобие не соединятся.

Начинающие маги, осваивающие четвертую-пятую ступень в магической школе, частенько использовали хальгастиарр, чтобы передавать подсказки на экзаменах (если мэтр-наставник изволит ушами хлопать), или посылать подружкам сообщения — мол, жди на сеновале, через часок после заката. Лотринаэн подобными глупостями уже больше ста лет не страдал — и, вдохновленный и азартный, создал супер-«гончую», почувствовав себя на минуту в шкуре боевого мага. Да-да, усиленный вариант заклинания был рассчитан на общение в условиях магических войн, когда нужно как можно быстрее передать информацию на десятки лиг. Обучение боевому хальгастиарру начинали на седьмой-восьмой ступени, и то, если маг уже доказал свою серьезность и ответственность, ведь если добавить к поисковику незначительную вариацию на тему «Ледяных игл», то искомый объект мог получить от своего псевдоматериального подобия штучек тридцать-сорок бритвенно-острых ледяных кристаллов в максимально уязвимые участки тела…

Но смертоубийство нам сейчас не нужно, нам бы Октавио Громдевура живым найти, — лихорадочно соображал волшебник. Взлетел на камень, чтобы видеть подальше — хотя какой обзор в горах? Горы — они горы и есть! Там поворот, там обрыв… ну да ничего. Магии никакие помехи не страшны. Мэтр Лотринаэн сконцентрировался, максимально вчувствовался в обрывок громдевурова мундира, слепил из чистого волшебства фантом-псевдоматрицу, насытил ее Силой, пропуская энергию через пальцы сплошным потоком. Потом Лотринаэн плавными жестами сопроводил медленный речитатив заклинания, и отпустил «Гончую» на четыре ближайшие стороны света.

Получившаяся матрица, с лицом Громдевура, весьма странно сочетавшимся с телом собаки — плотным, поджарым и длиннолапым, как у буренавского волкодава, — молочно-белая и плотная, как ллойярдский туман, расщепилась на четыре составляющих и помчалась искать свой прототип — быстрая, как мысль. Лотринаэн нервно закусил губу, зажмурил глаза и полностью погрузился в контроль за заклинанием, следя, как каждая из четырех «гончих» мчится, заглядывая под валуны, перелетая обрывы, как выворачивает корни засохших деревьев, как летит сквозь орлиное гнездо… Так, собачечки, не расслабляться — не получилось найти Октавио на указанной плоскости, меняем направление движения. Бежим вверх… а ты, так и быть, вниз…

Четыре плотных белых длиннолапых сгустка пролетели по плетням и огородам Монти-Стаероса, Монти-Над-Бродом, над ручейком, несколько раз над караванной тропой и бессчетно — над общинным выгоном для овец. После чего важный господин Оха — староста Монти-Подлюки — изволил выпить пива, потребовать представить пред туманные очи единственного на деревню грамотея и принялся диктовать по слогам реляцию в Министерство Золота королевства Кавладор. Дескать, не обессудьте, господа казначеи, так, мол, и так — не можем выплатить налоги; прилетели белые чудища, да и пожрали всех овец вместе с овчинами, овчарами да овчарнями…

«Гончие» обнаружили какой-то след — Лотринаэн обрадовался, еще глубже погрузился в контроль над псевдоматрицами, чтоб рассмотреть найденное. Ага… Блин, досаду вашу в дополнение! Додумались, твари магические, чего найти — остов барашка, которым генерал тринадцать лет назад отобедал!

Спокойно, Лот, — хладнокровно приказал себе волшебник, — спокойно. Отрицательный результат — он ведь тоже результат. Не расслабляйся. Ты на верном пути. Надо добавить «гончим» энергии, чтоб усилить избирательность и направленность… Отлично… И еще немного скорости, чтоб проверить дальние поисковые квадраты, вдруг там что отыщется… Нет, от скелетов кроликов мы пока отказываемся… еще немного подбавим магии, пусть летают еще быстрее и прицельнее…

Действуя хладнокровно, рационально и последовательно, мэтр Лотринаэн полностью растворился в контроле за сложным заклинанием, а потому и успел спрыгнуть со своего наблюдательного валуна — за десятую долю секунды до того, как все четыре генералолицых «гончих» вернулись в исходную точку, откуда настойчиво подавал магические сигналы обрывок старого мундира Громдевура. Стерев с лица эктоплазматические брызги, разлетевшиеся по округе вследствие взрыва случайно столкнувшегося с самим собой хальгастиарра, Лотринаэн прошипел что-то вроде: «Ах, вот как? ну, сейчас вы у меня получите…»

Пятый вариант поискового заклинания потребовал материальной подготовки. Лотринаэн, сконцентрировавшийся до алмазной четкости восприятия, достал из пустоты субпространства бронзовый котел, шваркнул под него яркое желтое пламя. Чтоб не тратить время на поиски острого предмета (да и кто бы сейчас рискнул доверить позеленевшему глазами эльфу острый нож?), зубами оторвал клок многострадального мундира. Сдобрил его всевозможными травочками, корешками, скелетиками, скорлупками и жидкостями, обнаружившимися в коллекции пузыречков, распиханной по карманам мантии, вскипятил колдовское варево и принялся помахивать посохом, чтобы лучше приправить полученный результат волшебством. Присутствуй при вышеуказанном действии Далия, она записала бы озвученное полуэльфом заклинание как «Колдуй, баба, колдуй, дед, колдуй, серенький медведь!» — для краткости. Лотринаэн же всегда придерживался той точки зрения, что подробный отчет весьма полезен для продвижения по служебной лестнице: так вот, изготовленное и заклятое на девятом уровне магии снадобье должно было создать реальное материальное воплощение искомого Октавио. Ага… Вот оно самое и вывелось!

Получившийся гомункулюс был прозрачнее духа, ну да ничего; так, еще немножко приправим магией, чтоб прожил секунд сто-сто двадцать… Гомункулюс, точь-в-точь генерал Громдевур, то есть широкоплечий, бугрящийся мышцами, с квадратной разбойной рожей, хитрым прищуром — только размером в три дюйма, повинуясь потокам, пропускаемым через магический посох, всплыл на поверхность густого волшебного «супа», на волосок приподнялся — и пронзительно завизжал.

Звуковая волна плетью хлестнула по «Монтийскому кресту», вызвав панику у горных птиц, небольшой камнепад и приступ вдохновения у жителей Монти-Стаеросы. Мальчишка-подпасок был спешно послан к господину Охе, чтоб выменять у него грамотея на обещание полутора фунтов сала — надо было спешно написать слезную грамотку в Министерство Золота. Охти ж нам, беднягам, пал на деревню свист с гор могучий, выворотил с корнями единственную яблоню, не будет теперича зимой компотов с сухофруктами… Дочка деревенской ведьмы подсунула грамотею штофик, и тот, солидный и важный, приписал, что срочно Монти-Стаеросе требуется богатырь, злодея-свистуна поймать, а то тут девушки зазря страдають…

«Зов тождества» сработал, и Лотринаэн, дозволив гомункулюсу завершить земное существование, для памяти и верности не поленился зарисовать получившуюся картинку. Ага, искать по всем окрестным горам не придется. Нужно сосредоточиться по линии Ньях — квадраты с пятого по седьмой, можно проверить два соседних… Так, что бы еще попробовать? Нет, заклинания, расщепляющие пространство на составляющие, использовать пока рановато… Или все же не мелочиться? Всё равно иначе не выходит… Шепотом поминая матушку Громдевура, которая, оказывается, любила скоротать часок-другой в компании с чернопятыми троллями и поплясать с лешими на болотах, Лотринаэн подумал, подумал, и начал всё с начала.

Так, «Червячок»…Пусть будет многоголовым и поярче, поярче, посильнее… Куда заполз? Вон тот камень выглядит очень перспективным… Так, убираем корягу — откуда он здесь взялась? Сколько времени лежит? Ага, гвозданем «Ландскриптом», чтобы выяснить, как менялась местность за прошедший год. Тьфу ты, мать вашу — здесь же обвал был! Лотринаэн шепотом прокомментировал собственную родословную — провести в бесплодных поисках полдня, и не заметить, что дорожка раньше проходила чуть левее и намного ближе к скале! Первая попытка вернуть местности вид тринадцатилетней давности, в год пропажи Громдевура, у Лотринаэна закончилась отбитым запястьем и придавленным большим камнем башмаком со всем содержимым. Вторая попытка сопровождалась — м-да, Напа удивилась бы… — крайне выразительными гномьими идиомами, которые волшебник-полуэльф выговаривал без всякого акцента — очевидно, полтора столетия жизни только и готовился, что комментировать примитивный ручной труд с частичным физическим травматизмом…

Когда до Монти-Налево донесся шум спускаемых магом лавин, к деревеньке уже спешил, пьяненький, но еще вполне вменяемый местный грамотей. Чего-сь? Ага, подверглась деревня нашествию гидров… Не-а, отсоветовал грамотный монтиец. Не надо гидров; еще его высочество, принц Роскар, опять приедет со спасательной королевской миссией… Вон у ваших охотников лбы еще с прошлого раза не зажили; надо чего-нибудь поспокойнее, посмирней, чтоб принцу, значить, скучно было на наших добрых молодцах подвиги свои тренировать… Для обдумывания послания в Министерство Золота были созваны все сознательные, ответственные и половозрелые жители деревни, а там кто-то очень расторопный и прагматичный посоветовал выставить на стол угощение — отметить встречу, не часто ведь собираемся…

(Забегая вперед, скажем, что тремя неделями позже тайный советник Министерства Золота, господин Джиобарди получил от жителей Монти-Налево послание, полное слез и мольб не платить налоги за текущий год. Вы не представляете, господин казначей, какие беды свалились на нашу несчастную деревню! Мирные стада дикого кирпича вытоптали последний урожай яблок, и даже гидр в этом году не наплодилось… Господин Джиобарди почесал тщательно выбритый череп, вернул на место одобренный женой и дочерьми парик, завитый под модную прическу «Дитя Природы», и пошел знакомить коллег с очередным опусом злостных налогонеплательщиков. Пусть посмеются, пока господин Легном не сообразит увидеть во сне что-нибудь более захватывающее, чем свои обычные оргии…)

А мэтр Лотринаэн, пока жители «Монтийского креста» выдумывали беды страшней и несерьезнее, перебирал в памяти все, что ему известно о родственниках пропавшего генерала. У, демон порядочный, — не догадался переспать с принцессой; был бы у них с Ангеликой ребенок, отыскать Громдевура по «Зову крови» можно было бы с полпинка… Конечно, заклинание «пованивает», как любит выражаться мэтр Фледегран, и внесено в список не рекомендуемых к использованию, потому как использует плетения и наговор, временно искажающие ауру объекта. Не то, чтобы исследуемая магами кровь вдруг приобретала свойства реального, прирожденного оборотня, нет. Подумаешь, чуть больше беспокойства испытывал найденный с помощью «Зова крови» объект в полнолуние, подумаешь, в случае тяжелого стресса возрастал риск перерождения в частичного дуаморфа,[17] разве можно из-за этого запрещать заклинание? Да тьфу, какое там искажение? Капля крови, всего одна капелька крови Громдевура или его ближайшего родственника — и через полчаса можно гордо телепортировать найденного генерала в Талерин!

Увы, никакие родственники генерала полуэльфу не вспоминались. После дюжины бесполезных попыток связаться с мэтрессой Далией по «глазу», — та наверняка бы что-нибудь придумала, Лотринаэн с неудовольствием вспомнил, что та не получила должного образования ни в одной магической школе, а потому элементарными волшебными средствами связи пользоваться не умеет. «Вот стервь!», — зло и совершенно незаслуженно бросил в адрес отсутствующей в районе поисков дамы некогда гордившийся своей воспитанностью, изысканностью и элегантностью полуэльф. Поплевал на руки, с неудовольствием увидел, как запылились после левитации камней его ладони, вытер их о полы одежды, подумав, стащил мантию и бросил ее на кучу щебня, поближе к бронзовому котлу, чтоб не мешалась. Потом почесал горящие от азарта и праведного профессионального гнева щеки, уши, подбородок — и не заметил, как обзавелся шикарной «боевой раскраской» по всей физиономии. Подозвал посох, привычно ухватил его за середину, покрутил, чтобы почувствовать вес и пригодность в качестве орудия ближайшего магического воздействия…

— Ну что ж. Я сделал всё, что было в моих силах, — громко объявил мэтр Лотринаэн горам Восточного Шумерета. — Если вы не собираетесь возвращать Октавио Громдевура…

Горы смущенно переглянулись вершинами. Зашумели ветром, совещаясь, чем им может грозить волшебниково рвение. Пожали скалистыми плечиками.

— То знайте — вы сами напросились! — и волшебник, резко пристукнув посохом, исчез в мгновенно возникшем облачке телепорта.

Четыре жителя Монти-над-Бродом, наблюдавшие сверху, со скалистого выступа, за магическими поисками… Ах, нет, конечно же, по официальным сведениям четыре указанных субъекта к деревеньке никак не относились. Жили так, по соседству, один ночевал-отшельничествовал в старой заброшенной пещерке, два других пробавлялись охотой и рыбной ловлей, странствуя вверх и вниз по течению ручья и окрестным зарослям — найти в Шумерете заросли уже было доказательством высокой охотничьей квалификации. А четвертый вообще скрывался от правосудия Вечного Императора, и вот уже почти год жил в заброшенном стоге сена. Нет, никто не гнал, не скандалил — цинец сам стожок накосил, сам высушил, сам за зиму и съел. Вот, новый собирал…

К Монти-над-Бродом четыре любопытных мужичка относились посредством тамошней вдовицы, госпожи Кугль, ласково привечавшей отшельника-самозванца по понедельникам, охотника с рыболовом — в ночь со вторника на четверг, а цинца — по пятницам. Госпожа Кугль была женщиной строгих правил — выходные она проводила в ожидании, когда ж пройдет по дороге странствующий священник Ордена Ивовой Ветви; и благодаря радушию вдовы жители Монти-над-Бродом могли регулярно очищать свои души перед ближайшим ивняком и торговать на ярмарках прелестными корзинами из крашеной лозы.

Жизненные обстоятельства сложились так, что четыре гостя жизнерадостной хозяйки Кугль прекрасно знали друг друга, захаживали по соседству в гости, а по воскресным и праздничным дням вместе организовывали досуг. Правда-правда, очень даже душевный отдых у них получался: охотник и рыбарь организовывали закуску, «отшельник» еще три года назад поучаствовал в ограблении каравана из Триверна, и обзавелся стеклянным оборудованием, используемым с особым уважением и дополнительным брожением, а цинец, как уже упоминалось, был, по местным меркам, великим знатоком травок.

Сегодня компания разговелась с утречка, но еще не начала трезветь, а потому следила за магическими манипуляциями невысокого ушастого парня, открыв рты, и с трудом веря, что подобные чудеса могут происходить с кем-то другим. Поди ж ты… Очень впечатлил зрителей бронзовый котел, который, во-первых, сам варился, во-вторых, испускал приятный запах, а в-третьих, еще и свистеть умел. Малорослый цинец, воспользовавшись рассеянностью волшебника, сбегал, принес из котла попробовать — ничё супец, только какие-то тряпки плавают… Белесых призрачных гончих мужички испугались, но упасть в обморок не успели — и собачонки быстро проскакали, и вообще… после цинских травок в позапрошлом месяце и похлеще зверьёв видали.

Понаблюдав за экспериментами молодого парня в лиловой мантии несколько часов к ряду, четыре храбрых почти-монтийца единогласно решили, что маг в хозяйстве — вещь крайне полезная и донельзя необходимая. Нет, правда, одним движением магической палки, всей из себя искрящейся самоцветными камнями, разобрать охрененный завалище! ууух ты! А еще, охотник высмотрел, на шее у остроухого парня висят какие-то цацки — наверняка дорогие и важные… Кристалл «глаза» был опознан как «всамделишный брыльянт», по версии отшельника-самозванца — стоящий бешеных денег. Котлы, опять же, в полголоса добавил цинец, и сердито нахохлился, из-за того, что его родное наречие снова никто не понял. Впрочем, любой житель Вечной Империи Ци — философ в душе, вот и беглый преступник утешился, сел в позу саксаула и принялся вспоминать рецепты травяных настоек.

— Что вы будете делать, если рядом с вами бегает, тявкает и всячески привлекает к себе внимание породистая шан-тяйская болонка? — глубокомысленно спросил отшельник. Правильно, — ответил он сам же, — вы ее поймаете и отдадите в хорошие руки за приличное вознаграждение.

— Лучше самим скушать, — цокнул зубом охотник. — А чё? нормальное мясо… По ту сторону гор собак едят, сам слышал!.. Правда, цыц?

Цинец не отреагировал — он медитировал на тему целебных мазей, для которых тоже требовались секретные ботанические ингредиенты.

— Не будем мы никого есть, — подвел итог коротким прениям рыбарь. — Мы его поймаем и потребуем выкуп. Только — чур, уговор! Ловить осторожно! Если шерсть выщипать или там уши поломать — хозяева меньше дадут… Пусть только вернется, уж мы ему приготовим теплую встречу…

И аборигены Восточного Шумерета, интенсивно обменялись сведениями относительно ловли магов на живца, в роли которого договорились использовать забытый котел, и стали с трепетом поджидать возвращения волшебника, передавая по кругу приятно булькающую баклажку. Вошедший в раж магических экспериментов мэтр Лотринаэн не разочаровал, вернувшись в центр «Монтийского креста» на закате.

* * *

Иберра. Лаэс-Гэор

Лотринаэн вышел из телепорта. Осмотрелся. Непроизвольно пристукнул посохом. Так, очень кстати — хозяев, кажется нет дома… Но на всякий случай проверим. Запускаем поисковичок…

Выполнив нужные магические манипуляции на полуавтомате, волшебник, дождавшись результата, скривился, фыркнул, крутанул посох, плюнул, но все-таки нашел в себе силы смириться с неизбежным. Хозяева-таки были дома, и с ними нужно было поздороваться.

Лотринаэн полетел по длинной анфиладе пустых комнат — Лаэс-Гэор был дворцом большим, основательным, сооруженным исключительно ради того, чтобы показать, насколько высоко король Иберры ценит магов своего королевства. Собственно, дворец был своеобразным компромиссом — маги эльфийского происхождения желали жить в лесах своих предков, а иберрские короли не хотели, приходя в гости к волшебникам, искать кочку посуше, чтоб приладить монаршью задницу, или выбирать потом из горностаевой мантии сохлые иголки. И, раз уж зашла речь о том, кто что не любит, Лаэс-Гэор очень не любили гномы — науськиваемые мэтром Аэллиасом и мэтром Пугтаклем волшебники возвели официальную резиденцию Министерства Чудес Иберры без их трепетного камнедробительного участия, просто вырастив необходимые растения на нужном холме, а потом закидав руками нерадивых, нуждающихся в тренировке воли и перевоспитании учеников пол, перекрытия и лишние проёмы.

Вместо серых унылых стен Лаэс-Гэор создавали теплые оттенки дерева — живого, полноценного дерева. Вместо городского шума — чуть различимые, доступные только носителям эльфийской крови, шорохи пробегающих по сосудам растений соков. Вместо пышного безвкусия официальных славословий — благозвучная тишина колышущейся листвы… Здесь всегда хорошо дышалось. Здесь постоянно цвела и благоухала тысяча самых удивительных растений. Здесь можно было играть на арфах со струнами из солнечного света — и кое-кто, скажем по секрету, именно этим и занимался круглые сутки.

— Мэтр Пугтакль, — вежливо окликнул Лотринаэн, подлетев к хозяину дворца. — Добрый день.

Эльф сидел в позе лотоса, паря в потоке солнечного света, падавшего на внутренний дворик дворца. Впрочем, наименование «внутренний дворик», было всего лишь данью местным традициям домостроения, — это был кусочек Леса, истинного Дома для всех эльфов, прохладная, тенистая, зеленая рощица переплетающихся стволами деревьев, лиан и лоз, бьющееся и живое сердце местной магии.

И любимое место для медитации мэтра Пугтакля, министра Чудес королевства Иберра, Верховного Друида Юго-Западного побережья, одного из старейших магов мира, величайшего специалиста Зеленой магии, любителя драконьего серфинга, почетного председателя общественного движения против открытия земель за Западным Океаном «На фига?!!», почетного судью, обладающего правом Зачарованной Ветки,[18] всех, проходящих в Иберре, танцевальных и поэтических конкурсов, и прочая, прочая, прочая…

Чуть заметно покачиваясь над полянкой, эльф плыл в лучах магической и солнечной энергии, впитывая их, а также эманации зеленого моря вокруг себя, каждой клеточкой обнаженного тела. Чтобы вы не подумали, что господину магу было плевать на общественную мораль и приличия — хотя в действительности это было именно так, — отметим, что златокожий и среброгривый эльф был покрыт ковром из трепещущих живых листьев — острых, широких, почковидных, бочкообразных, сердечных, составных, разлапистых, рассеченных и прочих — сотен и тысяч разнообразных листьев, которые то зеленели, то покрывались золотым осенним налетом, то морозной голубоватой изморозью, то умирали, то рождались вновь — и снова и снова набегали на остров спокойствия и сосредоточенности под названием мэтр Пугтакль.

— А может быть, и вечер, — исправился Лотринаэн, заметив, что солнце склонилось к западу. — Что-то я заработался, позабыл следить за временем. Э-эй… — осторожно позвал волшебник медитанта.

Сомкнутые веки эльфа чуть дрогнули.

Волшебник-кавладорец пожал плечами. Ладно, общественный долг он выполнил, засвидетельствовал почтение иберрским коллегам в их официальной резиденции, идем дальше… Так, где-то здесь должен обретаться ученик мэтра Пугтакля, очень и очень безответственный юноша, гораздый вмешиваться там, где его не просят; запускаем, уже абсолютно без контроля сознания, «червячок»…

Жизнерадостный потомок мэтра Аэлифарры, Пабло, так и не сподобившийся заслужить, после катастрофического провала испытаний прошлым летом, звание «мэтра», а тем более «бакалавра Магического Искусства», обнаружился в сотне шагов, в боковом отростке… пардон, крыле Лаэс-Гэора, занятый соблазнением какой-то девицы. Впрочем, это даже к лучшему. Занят, значит, занят, и помешать не сможет.

— Мэтр Пугтакль, можно я возьму из вашего хранилища пару лишних ученических работ? — вежливо спросил Лотринаэн.

Как он и ожидал, ответа не последовало. А молчание, как известно даже тролльим несмышленым детям — знак согласия.

Лотринаэн полетал по коридорам, спустился в подвал — подземный этаж Лаэс-Гэора было дозволено выкопать и обустроить в тяжеловесном, гранитном и стальном стиле, илюмским кланам, чтоб восстановить видимость гномо-эльфийского перемирия, — и разыскал дверь в хранилище артефактов. Нахмурившись, кастанул на себя заклятие, освежающее память — в конце концов, закончил свое обучение Лотринаэн вот уже сто четырнадцать… а, нет, сто пятнадцать лет тому назад, и уже подзабыл, как лазал в местные запасники за зельями, кристаллами да амулетами… Эх, веселое было время! Если б можно было вернуться, хотя бы на день, на час в то блаженное ничегонеделание, в ту прелестную безответственную пору юности, когда кажется, что мир только и ждет, когда ты взмахнешь магическим посохом и прочитаешь заклинание…

Тут у волшебника-полуэльфа мелькнула какая-то мысль, и он, позабыв спуститься вниз, на грешную землю, завис в паре локтей над полом и принялся шевелить пальцами, губами и испачканными шумеретской пылью ушками, чтобы всесторонне обдумать открывшиеся перспективы. Угу, угу, а если мы сделаем так… а если попробуем добавить вот такое вот… ага, ага… А ведь, если повезет, может и получиться…

Дверь в хранилище результатов магического труда шевельнула золотыми, бронзовыми и серебряными листочками. Нет, право слово, она уж тут заколосилась, а визитёр и не думает набирать код! Может, в него ядовитым шипом кликнуть, что ли?

Обошлось без жертв. Отмерев спустя несколько минут, занятых постукиванием по передним зубам, пощелкиванием пальцами над правым и за левым ухом, и прочими свидетельствами глубоких размышлений, мэтр Лотринаэн решительно опустился на пол перед «дверью» в хранилище и внимательно посмотрел, не изменилась ли сигнализация за прошедшее столетие. Ага, всё то же самое, что и сто с лишним лет назад — плотно сплетенные в единое целое деревца с узловатой железной корой, покрытые листьями, ягодами и цветами… ага, ага — левый крайний кленовый лист, нажимаем, потом поворачиваем смородиновый побег, опутанный вьюнком, вверх по оси, потом беремся за пятую, восьмую и тринадцатую ягодку в виноградной серебристой лозе… Выбрав в определенной последовательности несколько цветов, тычинок и один смущенный своим участием пестик, Лотринаэн дождался, когда оживленное магией «растение» расступится и позволит ему пройти в хранилище.

Как объясняли маги-экскурсоводы членам королевских семейств, прибывающим в Лаэс-Гэор с официальными визитами, в секретной кладовой Министерства Чудес Иберры (да и другого королевства — хотя насчет Восьмого Позвонка абсолютной уверенности ни у кого не было) никогда не хранились Великие Артефакты, Способные Уничтожить Мир. Да что вы! Это ведь из области ненаучной и немагической фантазии — одушевленные мечи с мечтой о всеобщем истреблении, колечки, способные навязывать свою волю всем разумным существам, или чаши, превращающие неограниченное количество воды в вино невообразимой крепости… Нет, господа, мы такие сильные артефакты и сами больше не делаем, и ученикам своим не рекомендуем для повседневного использования. Кто не умеет пользоваться магией для завоевания мира? Мы не умеем? Да на кого ты, козявка коронованная, пасть… ой, простите, ваше величество…

Так вот, отсутствие за последние полтысячелетия в Иберре, Кавладоре, Брабансе, Буренавии и Ллойярде крупных магических войн вовсе не означало, что маги разучились создавать по-настоящему сильные и зловредные волшебные фиговины. Это, знаете ли, вопрос принципа — доказать, что мы и не такое могём. И ученикам магов приходилось в поте лица осваивать рецепты тинктур и сублиматов, воздействовать Стихиями на сухие остатки, настраивать подобия с тождественным, трасформировать и трансмутировать, а потом еще и экстраполировать и перерождать.[19] Иногда получались классные штучки, которыми не грех похвастаться перед подружкой, очень редко можно было заслужить скупую похвалу наставника… Гораздо чаще получалась волшебная абракадабра — просто лопающаяся от избытка заключенных в ней чаяний, надежд, великих идей и магии, но воплощенная в неказистой форме глиняного самодельного кувшина, деревянной кособокой статуэтки или еще чего-нибудь.

Выбросить такой артефакт — жалко, использовать, особенно когда бывшие ученики достигают определенного мастерства и начинают выращивать буквально на ладони потрясающие полифункциональные кристаллы, самонаполняющиеся чаши, говорящие зеркала, или волшебные жезлы — просто стрёмно. Вот и хранятся в старых, покрытых паутиной, запасниках Министерств Чудес старые студенческие работы.

Собственно, мэтру Лотринаэну ничего не стоило избавить себя от неприятных воспоминаний, связанных с годами далекой юности, и не лазить по запасникам Лаэс-Гэора в поисках пригодных ученических работ — и в Охотничьем замке в дальнем углу винного погреба имелась некая скрытая от посторонних взглядов полочка с корявыми детским и отроческими поделками. Но дома, в Кавладоре, потребовалось бы заполнить четыре формы — бланки Ай, Бу, Вау и справку Гыр, — завизировать подписью вечно отсутствующего, отбывшего на длительную командировку в астрал, начальника отдела материального обеспечения (а кто нынче у нас начальник? Так долго командирует бедняга, что коллеги уже забыли, как он выглядит!). А потом еще и отчитываться лично перед госпожой патронессой, как были использованы изъятые средства, да какие результаты получены, да какие проблемы возникли при активации артефактов. И — самое страшное! — проводить мастер-классы для сопливой непоседливой ученической публики с целью обучить ее (публику) не совершать ошибок в изготовлении материальных маноносителей, впредь. Нет, господа, спасибо большое! Педагогика — не его, Лотринаэна, призвание.

Уж лучше потратить лишние пятнадцать минут, сгонять в Иберру, в шелестящий зеленой лиственной крышей Лаэс-Гэор, пусть и велика вероятность встречи с некоторыми, не самыми любезными родственникам. И здесь, кстати о птичках, никто никакой бюрократией отродясь себе остроухую голову не забивал…

Выплавленный из хрусталя череп на верхней полке — весьма странный череп, будто принадлежавший существу, оставшемуся глазастым и после смерти, — грустно вздохнул, но не стал комментировать заблуждение молодого волшебника.

Лотринаэн придирчиво осмотрел сваленный в углу хранилища студенческий хлам, для проформы, коротенько, пролистал подвешенный за бечевку пожелтевший от времени список, в котором были перечислены все хранящиеся артефакты. Более внимательно прочитал-просканировал ауры предметов, чтобы выбрать из них самые-самые. Так, а где тут хранится… Да вот же он, — волшебник положил в субпространство синий округлый камушек диаметром в полторы ладони, с едва различимыми светло-голубыми льдистыми узорами. Столько лет лежит-пылится, никому до сих пор не понадобился — пожалуй, это хорошая примета. Значит, именно меня ждал. Вот этот кувшинчик неплох… Ах, какая примитивная ошибка, наверняка допущенная из-за невнимательности и сиганувшей с крыши вороны — исправляем, пробуем, что получилось. Восполняем израсходованную за сегодняшний день ману, а потом отправляем маноконденсатор в личный запасник. Пусть пока зарядится, на будущее. Лишний глоток магической энергии никому никогда не мешал.

Теперь…О боги, сколько ж барахла здесь скопилось за сто с лишним лет… Ага, то, что и требовалось — жезл-усилитель. В отличие от стандартного магического посоха, адаптированного и настроенного лично на волшебника, подобным жезлом мог пользоваться кто угодно, но недолго. Усилитель, и как и было обещано в его названии, лишь усиливал эффект действия в течение пяти-шести минут. Конечно, если вы в стандартном магическом состоянии только и способны, что бросаться огненными шариками в пару дюймов диаметром, раскаленными до скромной температуры плавления свечного сала, то пять минут извержения огненной лавы с той же интенсивностью подогрева окружающей среды вас вряд ли спасут.

А вот если вы умеете немного больше…

Лотринаэн, не будем скромничать, умел. Поэтому он снял с полки неказистый обломок корня эльфийского дуба, пшикающий неусвоенной энергией, проверил, проведя ладонью, насколько артефакт заряжен, усилил, подправил пару заклинаний, добавил своего — и тоже отправил в субпространственный карман. Пусть будет. Ага, полочка с ингредиентами для будущих зелий и отваров… Очень хорошо, что в Иберре с давних пор чтят традиции зельеварения, а потому проводят специальные тренинги, обучая учеников добывать рога минотавров, шкуру гидр, клыки и яды разнообразных гадов, паучьи глаза, драконью слюну, перо из крыла сфинкса и прочие изыски.

Возьмем-ка на всякий случай каплю жасминового масла — это для Хлои, она такое любит, а для себя выберем скляночку отвара из коры фносского кедра, подкожный барсучий жир, порошок драконьего зуба… А что тут за строй пузыречков? Желчь горгульи, кровь белого тигра, кровь бирмагуттской обезьяны… Фи, какой пассаж! Куда смотрят маги-наставники? Да что эти ученики себе позволяют? Кровь надо сцеживать у обезьян цинских, а в Бирмагутту путешествовать исключительно ради леопардов — хороши они у них, собаки, — или кобр. Ага, а здесь, в третьем ряду — совсем другое дело! Капелька обезьяньей крови, а в этом коробе должна храниться кожа «потухшей» саламандры, уши гоблина, рог спящего минотавра[20] и совсем уж на всякий случай прихватим клок шерсти обыкновенного оборотня. Обыкновенно, шаблонно, никакой фантазии, но пусть будет.

И вот эту пирамидку тоже следует взять. Нестандартное для Иберры заклинание — должно быть, учился кто-то из восточных соседей; но сделано на хорошем уровне. Почему, интересно, не пользуются? а, вот в чем причина — скол на основании четырехгранной пирамидки. Плохо дело. Тогда лучше не брать — мало ли, на какие фокусы способен дефектный усилитель случайностей? А может, залепить чем-нибудь трещину? Лотринаэн снял с полки небольшую, в ладонь, тяжеленькую яшмовую пирамидку, попробовал приложить на прежнее место отколовшийся уголок, прикинул, что да как. Случайности, случайности… Мэтресса Далия, хоть и алхимик, ни разу в жизни не нюхавший магического потока, а в вероятностях наступления случайного и преднамеренного события толк понимает…

Маг аккуратно вызвал из воздуха побег нуимшани, — тонкий, небесно-голубой, с мелкими сердцевидными листьями, прижатыми к стеблю. Педложил волшебному растению свой посох в качестве опоры, дождался, когда на секунду распустится дивный синий цветок. Повинуясь заклинанию, нуимшани не стало цвести, как в жизни, пятнадцать суток, а дало плод почти мгновенно — за минуту с небольшим. Подождав еще немного, когда тугая, гладкая, величиной с мелкий помидор, зреющая ягода приобретет насыщенно-синий цвет, волшебник отпустил нуимшани, потом осторожно снял урожай с навершия посоха, выдавил каплю сока на пирамидку. Яшма сначала неохотно, потом все быстрее и быстрее, стала срастаться, вбирая в себя целебное магическое средство; еще минута — и даже следа от былой трещинки не осталось.

Так, отлично. Ладно, раз уж рядом стоит, возьмем и вот эту симпатичную сферу — в маленьком шаре розового хрусталя переплетались небесно-голубой побег нуимшани, насыщенно желтый — руимшанэ, и блестели звездочки хорзимы. Ничего удивительного, что сферу оставили в запасник — во-первых, додуматься объединить в один артефакт столь непохожие и несовместимые растения мог только ученик, а во-вторых, ученик, судя по разноцветию ингредиентов, был слепым и очень тупым. Но нам сгодится, на всякий случай. Если не понадобится для поисков Громдевура, то у Лотринаэна уже есть на примете способ, как заработать пару десятков золотых: господин Штрау из клана Штрудельгольц просил подыскать ему средство, что восстановить любимую дверку в подпол, разбитую играющими детьми. Можно будет продать ему сферу; в конце концов, гномы любят то, что называют «смелыми цветовыми сочетаниями». А в магических растениях понимают еще меньше, чем в искусстве.

Крушина, братеус, брусника, земляничка, ежевичный лист, шиповник, боярышник, экалитья пупырная, муравка северная — мм, какой дивный аромат! сразу видно риттландское происхождение! — и чумовочка болотная где-то тут должна быть… не всё ж Пабло самокрутками баловаться, надо и кавладорских коллег время от времени вспоминать. ага, вот мешочек. Возьмем весь, пригодится.

Хорошо, пробежался Лотринаэн взглядом по неряшливым, перегруженным полкам. Посмотрим, где тут стоят выпускные работы года Дикобраза? Нет, череп, пожалуй, мы трогать не будем, только некромантии нам не хватало (скучающий череп вздохнул еще печальнее); так, ага… ага!

После интенсивных поисков на верхней, самой пыльной полке, Лотринаэн спустился, держа в руках черную абракадабру — похожую одновременно на каменную змею, скрутившуюся в замысловатую петлю, и на обрывок веревки, свернутый в странный узел. При известной доле фантазии можно было увидеть и страдающее растение, которое росло в очень суровых условиях, и даже лицо скряги, которому за один день пришлось потратить последнюю тысячу золотых… Абракадабра, без определения подробностей внешности, была бережно уложена в карман штанов. В конце концов, Лотринаэн на нее насмотрелся еще тогда, когда его товарищ по аспирантуре, мэтр Алим, творил сие магическое барахло к выпускным испытаниям.

Аккуратно записав в пожелтевшем каталоге, какие зелья и ученические артефакты изъяты и нацарапав в графе «Назначение» чистую правду: «Междисциплинарный алхимико-магический эксперимент по обнаружению и перемещению», волшебник, всё так же озабоченный, но теперь еще более целенаправленный и готовый к подвигам, насвистывая, запер хранилище, и полетел к выходу.

По ошибке Лотринаэн снова завернул по коридорам в направлении рощицы для медитации. Должно быть, повлияла атмосфера Лаэс-Гэора — в конце концов, даже собственное руководство Министерства Чудес Иберры не знало, какие растения и с какими свойствами тут обретаются — а может быть, просто возвращение в родные пенаты что-то сдвинуло в мозгах волшебника-полукровки. Но, пролетая мимо полянки с медитирующим в потоке румянящегося солнца и магических искр эльфом, Лотринаэн бросил не официальное «Позвольте попрощаться и выразить вам благодарность, почтение и ожидание скорой встречи, мэтр Пугтакль», а полузабытое, такое простое и домашнее: «Пока, пап!»

— Сын, — вдруг ответил эльф. Глаза его — неимоверные солнечные очи, с семицветной радужкой и пульсирующим, то огромным, то очень узким кошачьим зрачком, — открылись и увлеклись созерцанием таинственных далей. — О маскировке не забудь.

И, в качестве подтверждения рекомендации, позволил лиственному ковру накрыть себя с головой, превратившись в очень живописный, золотой и серебряный стройный куст, застывший в позе лотоса и плывущий над почвой на фоне живописного заката.

Маскировка? — задумался Лотринаэн. — Зачем мне маскировка? Крутанул посохом, соображая, потом, скорчив рожицу, последовательно перечислил некоторые впечатавшиеся в память факты, связанные с выпускной квалификационной работой бывшего однокашника — в частности, заслуживало особого внимания воспоминание о том, что звание мэтра Магического Искусства, лиловую мантию и именной посох Алим по итогу испытаний магического самостоятельно созданного объекта заслужил посмертно, — и спорить не стал.

Пролевитировал по коридорам, ориентируясь по тихому журчащему звуку — и потом, всматриваясь в наполненный чистой водой фонтан, долго корил себя и обещал надавать пинков при первом же удобном случае. Забыл, дружище Лотти, что с мэтром Пугтаклем ты решил общаться. только если возникнет официальная необходимость? А оно голос раз в пятьдесят лет подало, и всё, побежал, как призванная мышь, в заданном направлении?

Конечно, замаскироваться — идея неплохая. Ага, — размышлял Лотринаэн, наколдовывая себе более тяжелый подбородок, визуально убирая острые длинные кончики ушей и чересчур выразительный, эльфийский разрез глаз. Нет, конечно, господин министр в чем-то прав; лишнего внимания, пока Громдевур не будет спасен, к себе привлекать не следует. Еще раз посмотрев на свое отражение в искусственном водоеме, кавладорский волшебник добавил ширины в талии, в плечах, и с неудовольствием констатировал, как из изящного юноши с внешностью романтической и утонченной (а разве эльфы бывают другими?) превратился во вполне стандартного человека — лет тридцати с небольшим, среднего роста, с живым, подвижным, не слишком смазливым, но достаточно испачканным лицом… нет, подбородок все-таки уменьшим, а то его вместо гномьей лопаты можно использовать…

Ладно, — утешил себя Лотринаэн, еще раз «полюбовавшись» на свое отражение в водном зеркале, — это человеческое уродство ненадолго.

Прочитал укрепляющее заклятие, чтобы эффект от физиологической трансформации продержался сорок-пятьдесят часов, еще раз фыркнул на собственное отражение. И отправился обратно в Монти.

Между делом Лотринаэн честно и искренне постарался вспомнить, из-за чего они с мэтром папой поругались сто с лишним лет назад. Из-за того ли, что Пугтакль был недоволен излишней самостоятельностью и изобретательностью отпрыска в организации магических экспериментов? Или из-за того, что Лотринаэн хотел попробовать в Магии гораздо больше, чем приветствовал его отец?

Ах, теперь уже и не важно. Может, после того, как прозвенят фанфары в честь спасшего генерала Громдевура мэтра Лотринаэна, будет повод закопать прошлые обиды и посадить на земляном холмике кустик чего-нибудь, символизирующего мир, согласие и процветание?

Что ж. Еще один повод искать принцессину пропажу с максимальным тщанием и усердием.

* * *

Восточный Шумерет, «Монтийский крест»

— Енто хто? — спросил охотник, наблюдая, как вышедший из серого облачка молодой мужик, подкидывая уверенной рукой переливающийся самоцветами посох, решительно шагнул к бронзовому котлу. Отшельник пожал плечами, а рыболов — он считался в компании самым умным, — лихо отвесил подзатыльник собеседникам. Что, не видите — посох тот самый? И цацек на шее прибавилось! Шея похожая, рубаха и штаны такие же, как у первого рукомаха, а что мужик другой — так на то и магия, что волшебники постоянно менялись!

Цинец рассматривал вырезанную из старой коряги ложку — немногое свое имущество, которое постоянно пребывало за поясом, и тихо грустил о том, что в бронзовом котле ничего не осталось — очень даже съедобное варево у мага было. Конечно, туда бы добавить побольше перчику, чесночку и хотя бы ложечку обжаренного на барсучьем сале кунжута, было б еще вкуснее. А так… На четверых хватило, но лучше, если бы котел варил сразу на десятерых. А может, если предложить этому странному человеку, который то отращивает эльфийские уши, то убирает их, побольше вкуснючих травок, он еще что-нибудь сварит? Цинец подумал, поморгал узкими глазками, и решил сбегать в ближайший овражек, поискать ботвы.

А мэтр Лотринаэн тем временем действовал во всю магическую Силу.

Синий камушек с высокопарным именем «Путеводная Звезда» — небольшой, диаметром в полторы ладони, огруглый, гладкий, — он создавал сам, сто двадцать лет назад. Сейчас, столетие с лишним спустя, юношеские порывы смешно вспомнить… а когда-то полуэльфа больше всего заботили многочисленные знакомые великолепнейшего мэтра Пугтакля, наблюдающие за учебой Лотринаэна с заискивающими фальшивыми улыбочками. После сюсюканья и приторного любопытства господа эльфы и господа великие маги обычно обменивались комментариями на тему «На детях гениев Матушка-Природа отдыхает». Никто так и не посмел сказать эту фразу прямо в лицо Лотринаэну, но он прекрасно ее угадывал — и даже без чтения мыслей и элементарного подслушивания всё было ясно.

…Сказать, что Лотринаэн выпрыгивал из собственной остроухой шкуры, чтоб доказать, что он не чернопятый тролль, не заклинатель погоды и способен на большее, чем простой фаейрбол, — ни сказать ничего. Полуэльф, тогда очень гордившийся маминой, человеческой составляющей своей сложной натуры, ввязывался в девяносто четыре процента происходящих за год в Аль-Миридо дуэлей, водил знакомства с контрабантистами (как он потом оправдывался — пытался узнать о подпольном рынке сбыта неполноценных артефактов в Вертано), время от времени устраивал дебоши в «Кабаньей голове», запустил на карнавале в год Оранжевого Языка огромный фейерверк в виде дракона, спровоцировав заикание у гостей праздника…

О своей студенческой жизни мэтр Лотринаэн вспоминал с удовольствием. Право слово, он приложил немало усилий, чтоб доказать — он, полуэльф Лотринаэн — самостоятельная величина в Магическом Искусстве, а не просто — посредственный сын великого папы.

Да знали бы вы, господа хорошие, о том, чем мэтр Пугтакль цветет и зеленеет на самом деле…

Где-то годам к двадцати Лотринаэна вдруг обуял учебный энтузиазм. В течение года Зеленого Кабачка он стал лучшим учеником по версии Министерства Чудес королевства Иберра, а потом еще раз не смог отказать себе в удовольствии шокировать наставников и папиных друзей — отказавшись от испытаний на звание бакалавра Магического Искусства и на семь долгих лет окопавшись в библиотеке Лаэс-Гэора. Из хранилища секретных свитков с мощнейшими заклинаниями и таинственнейшими обрядами Лотринаэн выплыл, необычно спокойный, позабывший о своих подростковых шалостях, переполненный магической энергией и, самое главное, планов, куда собранную энергию использовать.

Куда делись вчерашний эпатаж и нерв! Впрочем, нерв остался — едва различимый во внешности, тонкой, как туманное утро на берегу заповедного ручья, косой улыбочке и подрагивании плечиком (справедливости ради, признаем, что тик появлялся только в минуты наивысшей лотринаэновой сосредоточенности). Но эпатаж действительно ушел.

«Повзрослел мальчик», — шептались вчерашние сострадатели. «Созрел», — философски плевались виноградными косточками друиды Юго-Западного Побережья. Мэтр Пугтакль, хотя от него тоже ждали комментариев, рассеянно и медитативно улыбался Вселенной.

Лотринаэн, легко преодолев звание бакалавра Магии, взялся за магистерскую разработку. Чудить так чудить! Что, говорите, известно магической общественности о межпространственных перемещениях? Великие мэтры Лаэс-Гэора, покачивая острыми ушами, сочли тему актуальной и пригодной для дальнейшего исследования. И Лот принялся. Подумаешь, рисуешь пентаграмму, заполняешь его заклинаниями, или пальцы фигами складываешь, посохом стучишь, и перемещаешься… Это, уважаемые коллеги, прошлое тысячелетие! На дворе год… блин, заработался, со счету сбился, короче, год просвещенный и нынешний, и не след нам повторять алгоритмы, из которых сыпется пыль веков!

На пару с Алимом, таким же, как и сам Лотринаэн, аспирантом, волшебники начали прорабатывать, шаг за шагом, обновленную версию технологии перемещения. В плане пробойности ткани реальности Вселенной были испробованы разнообразные растения, их соки и сухие остатки; использовались клыки, перья, шкуры и прочие жизненные составляющие семидесяти с лишним видом живых существ. Про дробление разнообразных кристаллических субстанций и возгонку с коагуляцией всяческих растворов и коллоидов вообще грех упоминать.

Однажды солнечным летним утром, после бессонной ночи, проведенной не с подружками и вином, а с колбами, ретортами, горящими огнями, шкурой буренавского тигра и еще двумя сотнями разнообразных веществ, Лотринаэн очнулся и увидел на своем рабочем столе молочно-белый камень. Округлый, гладкий, диаметром в полторы ладони. Если поднести камень поближе, были едва различимы тонкие голубые нити, немного похожие на зимние ледяные узоры…

* * *

А теперь установим артефакт в центре сложного рунического рисунка, и осторожно, закрепленным на посохе рогом минотавра, вычертим относительно указанной точки неправильный восьмиугольник и разместим-разбросаем по углам нужные для ритуала вещества. Горсть сушеной земляники, порошок драконьего зуба, гоблиновы уши — чтоб усилить требующуюся для инициации грядущего события поле естественной нестабильности, так…

Прошло сто пятнадцать лет, но Лотринаэн, оказывается, не забыл всей сложной технологии подготовки. Порадовавшись своей хорошей памяти, полуэльф взлетел над нарисованной на горной тропе фигурой, уселся на облюбованный валун и самодовольно потер ручки. Так, отлично, шесть углов заполнены растительными и животными ингредиентами. В седьмой левитируем пирамидку усилителя случайностей…

Затем Лотринаэн опустился к восьмому углу и очень осторожно установил в нужную точку завернутую в обрывок генеральского мундира черную свернутую змею мэтра Алима.

Эх, дружище… Жаль, что тебя нет рядом… Может, подсказал какую-нибудь плодотворную идею, как в былые времена?

* * *

…Белый камушек, будто издеваясь над всеми чаяниями молодого мага открыть новый способ перемещения в пространстве, свойствами телепортации не обладал совершенно. Зато он обладал совершенно другим, побочным эффектом — он приманивал объект, возвращая нужное существо в ту точку пространства, где оно побывало когда-то. Что вы говорите — какая нужная в быту штучка? Алим над «успехами» собрата-аспиранта похихикал и поиздевался всласть, постоянно цитируя поговорку о лошади, которую привести к водопою может даже тупой тролль, но даже десять умнейших алхимиков не смогут заставить ее пить…

И, чтоб изменить и улучшить свойства получившегося в результате магических опытов артефакта, Алим предложил искупать его в драконьей крови. Действует безотказно. Честно-честно. Возьми любой научный трактат, и найди хоть одну строчку, в которой бы говорилось, что кровь дракона на такое не способна. Лот, дружище, ты только подумай! Целый раздел магии остался невостребованным только из-за того, что эльфы находили драконов восхитительно прекрасными и загадочными! Да это ж просто огнедышащие ящерицы! Подумаешь, разумные, подумаешь, магические… Магия просто плещется в их жилах, задумчиво проговорил Лотринаэн. Вот-вот, подхватил Алим и поспешил озвучить все претензии, которые имел он сам и его южно-шумеретская родня к драконьему племени. Воруют скот, почем зря, гребут сокровища хвостами и крыльями, постоянно подозреваются в людо-, гномо- и кентавроедстве, плавят горы, как гномы — стекло, время от времени терроризируют домохозяек, мучают рыцарей, менестрелей и сказочников — особенно тех, кто повествует о драконово-рыцарских столкновениях, да в придачу занимаются тем, что похищают прекрасных дев.

Последний пункт был убийственен — Лотринаэн, к несчастью, знал точно, с кем бывшая подружка Алима, донна Альба, проводит время. Он же сам и посоветовал ей придумать историю о похищении огнедышащим драконом, чтоб родственники и бывший воздыхатель не цеплялись, не искали пропажу, и не мешали им приятно проводить время в свитой из виноградных лоз западной башне Лаэс-Гэора…

И, запутавшийся в собственном вранье, Лотринаэн пожал плечами и предложил Алиму озвучить, какой план добывания драконьей крови у того имеется. Атака семью дружинами с разным вооружением, при поддержке гномьих баллист? Или вдвоем с перочинными ножичками пойдем? Шансы приблизительно равные. Именно тогда Алим, хихикая и подпрыгивая от еле сдерживаемого энтузиазма, достал из кармана ученической мантии черную каменную змейку.

В отличие от Лотринаэна, который впервые телепортировался в возрасте пяти месяцев, случайно, с оглушительным треском и удивленным визгом переместившись из колыбели на мамины ручки, Алим был прирожденным трансформатором. Капелька гномьей крови, затерявшаяся в его жилах, позволяла любой материал петроформировать, то есть превращать в камень. К тому же, маг-аспирант на досуге баловался резьбой по дереву и по камню, плюс неплохо умел договариваться с временно живыми лесными обитателями, так что угадать, кем или чем была вещица до того, как попала в его мягкие, умелые руки, было непросто.

— Змейка? — переспросил Лотринаэн. Нет, кажется, на этот раз, действительно камень. Обработанный с помощью специфических чар, но камень. — И что, на нее мы будем дракона приманивать?

Алим покачал головой и хитро улыбнулся:

— Нет. Мы просто найдем местечко, где дракон водится, и заколдуем его — с помощью вот этой красавицы.

Каменная змейка действительно была хороша, а вечер продолжился в «Кабаньей голове», со старым, выдержанным вином из Сан-Тиерры, и ничего удивительного, что утром Лотринаэн и Алим сидели в засаде в скалах Южного Шумерета и наблюдали, как великолепный, темно-синий, с серебристым отливом по гребню и крыльям, дракон охотится за горными козами.

Алим, проглатывая окончания слов от волнения и нетерпения, тыкал обкусанным, перепачканным чернилами пальцем в перечерканную тетрадку, и объяснял принцип действия новоизобретенного артефакта. Понимаешь, все привыкли, что прошлое уже было, а будущее еще не наступило, так? Отлично. Рассуждаем дальше. Предсказывать, что будет в будущем, маги умеют. Действительно, умеют. А узнать достоверно прошлое, нам вообще раз плюнуть. И что тогда получается? Прошлое — нам уже известно, будущее — нам пока известно, так почему бы не поменять их местами?

Лотринаэн, помнится, чтоб понять приведенный аргумент, выпил половину запасов вина, но так и не врубился в принцип действия Алимовой магистерской разработки.

А тот, бодрый и счастливый, уже успел приступить к практической реализации своего шикарного плана. Подманил заклинанием из школы Крыла и Когтя особенно аппетитную козочку, перенес ее направленной левитацией на ближайший к конспирирующимся магам склон, и трансформировал нависающие над бедняжкой корни растений в острые камни. Когда дракон, наконец, отреагировал на дразнящее жалобное меканье, Алиму только и оставалось, что прокричать последние слова, активизирующие заклинание, заставившее каменную змейку в центре рунной надписи вырасти и свиться кольцами, да обрушить на застывшего дракона каменный навес.

— Получилось! — озорно засвистел, захлопал кончиками ушей Лотринаэн и спустя секунду подлетел к распластавшемуся в воздухе дракону. Мгновение он восхищался открывшимся зрелищем: радужный кокон-стазис, окруживший огромного ящера, переливался и мерцал, как драгоценная жемчужина, и дракон казался похожим на супер-мега-букашку, застывшую в прозрачном янтаре остановившегося времени.

Потом, после предостерегающего окрика Алима, Лотринаэн пролевитировал к правому крылу, слегка поцарапанному камнями, погрузил белый камень с льдистым узором в неглубокую рану, выхватил покрытый темной бурой драконьей кровью камень, и буквально через секунду, переместился на прежнее место, и успел рассмотреть, как развязывается странной загогулиной свернувшаяся змея. За миг до того, как Лотринаэн внезапно протрезвел от осознания глупости своего поступка, дракон высвободился из прозрачного плена, дернул головой назад, заглатывая воздух… И выплюнул шар раскаленного белого пламени в мельтешащего человечка.

Это было очень странное ощущение — разорвавшегося времени, невероятного, невозможного, краденого мига между драконовым вздохом и огненным смерчем; мига, которого хватило на то, чтобы Лот убрался прочь от верной погибели, нырнув в хаотичный, сотворенный из собственного испуга и затрясшихся поджилок, ненаправленный телепорт.

— Получилось, получилось! — радовались оба школяра вечером того же дня, забросив синий, как морская глубина, в тонких белых льдистых узорах, камень на полку и отмечая счастливое завершение события. Вспоминали, как улепетывали от рассердившегося поцарапанного дракона, плюющегося огнем по двум спешно удирающим магам, и казались себе величайшими героями современности…

А через тринадцать дней были назначены официальные испытания сделанных аспирантами Лотринаэном и Алимом артефактов. Специальная комиссия должна была оценить, какого прогресса достигли господа маги в своем обучении, как сумели договориться с Силами Природы, и вообще, научились ли правильно выговаривать заклинания и в такт Музыке Сфер помахивать волшебными посохами.

Судорожные попытки еще больше улучшить получившиеся магические предметы. Опыты и пробы — ночью, тайком, в огромном зале, где традиционно проводились испытания магов. Высокие стены, окаймленные колоннами-стволами, укрепленные от самопроизвольных выбросов и сильных магических взрывов всеми мыслимыми и немыслимыми артефактами, удивленно вздрагивали, когда «Змея Времени» Алима обращала на мгновение талую воду — обратно в лед, цыпленка — в курицу-несушку. Больше всего артефакт издевался над собакой, которая постоянно видела хвост самой себя, убегающей из комнаты, бросалась следом — но так и не успевала догнать виляющую мерзавку.

Они бросили монетку, определяя очередность выступления перед конклавом мудрецов в лиловых мантиях, и Алиму выпала очередь проходить испытания первым. Он торжественно вышел на середину Зала Испытаний Лаэс-Гэора, водрузил в центр земляного пола черную каменную змейку, начертил нужные фигуры и знаки. А когда он, такой самоуверенный и счастливый, прочитал последнее слово заклинания, и змея начала полыхать маной, расти, скручиваться кольцами, поднимать голову и прочими способами демонстрировать свою жизнеспособность, намереваясь поиграть со случившимся и ожидаемым, — вдруг выстрелил один из закрепленных под лиственным куполом кристаллов. Лиловый яркий луч ударил в работающий артефакт, Алим возмущенно завопил, теряя сосредоточенность, Лотринаэн вскочил на ноги в растерянности, не зная, что делать… И прежде, чем успели вмешаться всезнающие мэтры, последовала цепная реакция. Охранные артефакты попытались заключить «Змею Времени» в стазисное поле, Алим постарался заблокировать вмешательство посторонних магических потоков, используя собственный посох как преграду на пути чужого действия; полыхнул огонь вырвавшейся маны, мгновенно осевшей каменной крошкой от соприкосновения с магом-трансформатором; голос Алима, читающего очередную формулу, завершающую цикл действия артефакта «Змея Времени», сорвался…

Потом была истерика. Наверное, у людей она другая — со слезами, бурными возгласами, «как я был не прав?!», «зачем Вселенная ко мне так жестока?» и т. п. У Лотринаэна это был жестокий приступ отчаяния, полная неспособность вдохнуть — воздух пал каменной пылью, в которую обратился Алим после последнего выброса маны, и абсолютно сухие глаза. Тоже запорошенные пылью… Присутствие отца Лот почувствовал, когда воздух внезапно помягчел, потянуло морской свежестью, и что-то соленое попало на глаза.

«Оставь отчаяние, сын», — советовал мэтр Пугтакль. Кажется, Лотринаэн сумел найти ответ только несколько дней спустя. Он взорвался, как тогда, в Зале Испытаний, неконтролируемая мана, и закричал, чего стоит магия, всё это остроухое могущество и совершенство, если не способно спасти человека от смерти! Не смей, не смей говорить, что Алима убило его собственное незнание и самонадеянность!

Пугтакль пожал плечами — сто пятнадцать лет назад Лотринаэн был уверен в том, что сей жест обозначал равнодушное презрение к несовершенным человекам, и принялся нести душеспасительную друидическую чушь, что ничто не вечно под Луной, что все во Вселенной взаимосвязано, что Истинная Сущность бессмертна, что Алим возродится вновь, пусть и не в этом мире, что когда-нибудь…

Лотринаэн не стал слушать. Он телепортировался наугад, прочь от Лаэс-Гэора, от Аль-Миридо и прочих эльфийских рощ — будто собственная пропажа между мирами могла вернуть из мертвых приятеля…

* * *

Время лечит, — подумал мэтр Лотринаэн, устанавливая в восьмой угол магической фигуры черную змейку, свернувшуюся узлом. Обернул полузабытый артефакт обрывочком одежды, принадлежавшей спрятавшемуся от принцессы Ангелики генералу, и задумался. Алим утверждал, что созданная им вещица ненадолго меняет предполагаемое будущее и предшествующее этому будущему прошлое местами. Отлично. Усилитель вероятностей — спасибо нуимшани, скол и пирамидка полностью срослись, даже шва не видно. Растения. Порошки. Синяя «Путеводная звезда».

Если Лотринаэн всё рассчитал верно — а после смерти Алима он иначе за магические эксперименты и не брался, — синий камень должен начать иррадиировать Зов, настроенный на генерала Громдевура, и породить магическую волну, прогладывающую дорогу от Октавио к магу. Прошлое и будущее поменяются местами — не надолго, только для того, чтобы Лотринаэн сумел зафиксировать точку разрыва между Мирами, в которой генерал исчез, и направить магический поток в нужное русло, который, как прибой, и вынесет генерала из того пространства, где он потерялся.

Конечно, идея достаточно бредовая, поэтому-то и нужен усилитель случайностей — чтоб сработала наверняка.

И, чтоб еще больше увеличить эффективность будущих заклинаний, Лотринаэн уложил собственный посох в подпространственный карман, достал дубовую корягу, обозначенную неведомым учеником как жезл-усилитель, встал в предписанную канонами иберрской школы магии позу, вздохнул, размял пальцы левой, свободной от жезла, руки. Начитал на свою собственную ауру заклинание, которое должно было в случае внезапной опасности переместить его на пол-лиги в сторону и поддерживать пять минут в левитирующем состоянии, — Лотринаэн боялся, что перемещение могло закончиться над ручьем, а плавать в незнакомом монтийском броде в сгущающихся вечерних сумерках не хотелось. Мысленно еще раз повторив нужные для активации «Путеводной звезды» слова, волшебник на всякий случай пустил простенький поисковичок, чтоб убедиться в отсутствии в радиусе возможного взрыва разумных существ…

И с удивлением обнаружил, что, если верить полученным с помощью Магического Искусства данным, на расстоянии дюжины тролльих шагов от него находится генерал Октавио Громдевур.

Да не один, а целых четыре.

* * *

Охотник лежал в засаде, сосредоточенно следя за тем, как парень с магическим посохом разбрасывает мусор вокруг загогулин, нарисованных в пыли дороги. Его крепкие пальцы рассеянно перебирали веревку, которой предполагалось ловить мага. Конечно, по всем правилам восточно-шумеретского гостеприимства следовало бы раздобыть нюртанговые сети, но где ж их взять? Оставалось только надеятся, что у мага кончится его волшебный запас, или, как предложил осторожный рыболов, уговорить парня добровольно сдаться, снисходя к уговорам и нуждам жителей Монти-над-Бродом.

Таиться за грудой валунов было скучно, и охотник, пользуясь случаем, вспоминал прелести госпожи Кугль. Ах, прекраснейшая! Твоя запеченная утка с черносливом выше всяческих похвал! А как ты готовишь сдобные пшеничные лепешки! У охотника, скажем прямо, были определенные подозрения относительно товарища-рыболова — что-то он подозрительно часто устраивал инспекцию колодца госпожи Кугль, на предмет возможного обнаружения тритонов или серебряных карасей. Но госпожа Кугль… ах, разве можно подозревать в неблаговидных поступках это ласковое, нежное создание с крепкими ручками, которые с такой любовью подавали на стол зажаренного с румяной корочкой барашка! Ах, милая! Скорей бы вторник…

В брюхе охотника-монтийца забурчало. вот клятое магическое варево! А еще таким вкусным казалось! И почему хорошей еды в нашей жизни так мало?

Мысли переключились на бронзовый котел, пыхтящий в нескольких шагах. А может, там еще что-то съедобное осталось? Послать бы цыца, он маленький, пролезет под камнями, волшебник и не заметит.

— Эй, цыц! Ты где спрятался?

Тут послышались спешно приближающиеся шаги, монтиец повернулся, и увидел нужного цыца, отчаянно машущего руками и балаболящего по-своему, по-цыцки. Приблизившись, тот залополатал еще интенсивнее, подпрыгнул и топнул, сердясь, что его опять не понимают, и принялся жестикулировать.

Если охотник правильно расшифровал цыцовские махи и дрыганья, то в ближайших кустах сидели бабы, собирающиеся на них, то есть на общество любителей самогона, травок и госпожи Кугль, сейчас поохотится. Нет, а чего так орать-то? Бабы — дело хорошее, вот госпожа Кугль, опять же…

Цыц рассердился, что его не поняли, задергался локтями, будто пытался взлететь, и еще раз обозначил у себя воображаемый бюст, насколько хватило размаха рук, и снова показал на овражек позади себя.

Да чё ты, я дурной, что ли? всё понял… Сейчас пойду, объясню этим бабам, что у нас важное дело, вот поймаем мага, заставим его сварганить нам еще вкусненького в свистящем котле, а потом уже…

— Тссс! — зашипел на охотника и цинца из соседних кустов скучающий в дополнительной засаде отшельник.

— Ша! — цыкнул на соучастников рыболов. — Чего вы распелись?! Чего вы…

И тут, если судить по сдавленному звуку, с трудом преодолевшему мышечные спазмы и вырвавшемуся из глотки рыбаря, произошло нечто ужасное. Охотник повернулся, чтоб выяснить предмет предполагаемого удивления товарища, или, чем демоны не шутят, возможной угрозы, и почувствовал… почувствовал себя очень странно.

Старая, поношенная куртка вдруг затрещала по швам, лопаясь на спине и плечах, стало очень тесно в штанах, старенькие сапоги не выдержали напора внезапно увеличившейся ступни, и пальцы, перебиравшие веревку, вдруг распухли до совершенно невозможных размеров. Охотник в ужасе посмотрел на свои — ЧУЖИЕ!! — ладони, заморгал, не понимая, повернулся к резко замолчавшему другу-травнику…

Рядом, вместо такого привычного низенького, щуплого косоглазого цыца стоял совершенно незнакомый мужик квадратного сложения, с шеей, которой позавидовал бы племенной бугай господина Охи, с ручищами, способными гнуть подковы, с косой хитрой рожей — мужик, на котором тряпочками держались лопнувшие по всем швам цыцовские обноски.

Мужик вылупился на свои ладони, подергивая то мизинцем, то указательным пальчиком, будто не верил, что эти руки — его собственные. Потом поднял личико, перевел взгляд на охотника — и заорал по-своему, по-цыцовски, балоболя со страшной скоростью, судорожно ткнул пальцем в сторону овражка, будто объясняя, что все беды идут оттуда, подскочил, и бросился, теряя лоскутья одежды, на злокозненного мага.

Ах, он, подлый! Разгадал наши планы по поводу похищения и решил опередить! Да шиш тебе! Сейчас ты у нас попляшешь!

Охотник отработанным жестом засунул веревку за пазуху, подхватил ближайший камень и с леденящим кровь бойцовским кличем бросился на врага.

Рыболов и отшельник, хотя и были удивлены — очень, очень удивлены — свершившейся с ними трансформацией, клича испугались, посчитали, что с охотником что-то странное, раз он решил попробовать себя в роли предводителя шайки… пардон, в роли председателя монтийского общества любителей самогона, травок и госпожи Кугль; но инициативу поддержали и усилили. Рыболов подхватил самодельную дубинку, показавшуюся вдруг непривычно легкой и короткой, отшельник, как обычно, понадеялся на силу духа, испускаемого проспиртованным горлом и тщательно оберегаемым от заботливых ручек великолепной госпожи Кугль отшельническим рубищем; и они оба выскочили из засады и бросились на предполагаемую добычу.

* * *

Когда из-за каменистой груды на обочине появился несущийся стремглав генерал Громдевур, в обносках и верещащий по-цински, глаза мэтра Лотринаэна чуть не расколдовались, спонтанно вернувшись к обычному, величиной с серебряную монету, диаметру. Когда ж появился второй экземпляр Громдевура, размахивающий камнем, а за ним — третий и четвертый, вопящие, с нездоровым блеском в глазах и еще менее здоровым запахом, Лотринаэн догадался, что его эксперимент надо бы притормозить, пока не поздно…

И тут же обнаружил, что уже всё. Время вышло. Котел кипит, порошок драконьего зуба завьюжил, покрывая белой метелью дорожки, прочерченные рогом минотавра, земляника налилась колдовским спелым соком, насыщая линии энергией Второй Стихии. Склянка с желчью горгульи лопнула, темная жидкость с едким запахом растеклась, заполонив всё пространство восьмиугольника; корешки разложенных в противоположных углах фигуры пупырной экалитьи и братеуса затрепетали, вкрутились в каменную крошку заброшенной дороги и проросли, выстреливая сотней почек и тонких побегов, создающих потоки сродства и трасформирующего единства. Уши гоблинов вдруг увеличились, явно намереваясь нагнести такое поле естественной трансформирующей нестабильности, чтоб слону мало не показалось; пирамидка в седьмом углу издала гулкий звук и приподнялась-закачалась над землей, а черная «Змея Времени» пробудилась, выпутала миниатюрную треугольную головку и потянулась…

В растерянности и замешательстве, откуда ж взялись Громдевуры, да еще в таком количестве, Лотринаэн, мужественно стараясь игнорировать мощную волну горгульего запаха, вышибающего слёзы, наставил жезл-усилитель на первого из суматошных генералов. Волшебник прокричал заклинание-стазис, но беглец очень резво, по-цински заковыристо, подпрыгнул, уходя от вылетевшей молнии; голубая линия заклинания срикошетила от грани подлетевшей на высоту гоблинского роста пирамидки, прочертила пространство над синим камнем — и тот задрожал, открылся и выбросил в небо фонтан невообразимого бледно-голубого света.

Всё замерло. Лотринаэн почувствовал, что не может ни вздохнуть, ни шевельнуться, что его подбросило в воздух, и он плывет вверх, к навсегда застывшему в зените солнцу через бесконечный темно-синий вакуум, пахнущий горгульей желчью, соком экалитьи, земляники, братеуса, драконьей чешуей и кровью, мимо полыхающих радужными орбитами тел.

Это было прекрасно и волшебно — магическое ничто, вдруг заполнившее всё пространство и время, берущее свое начало на пыльной каменистой тропе в местечке под смешным названием «Монтийский крест». Это было здесь и сейчас, везде и бесконечно…

А потом из-за поворота вдруг выплыл еще один генерал Громдевур, наставил на висящего в воздухе Лотринаэна сверкающее эльфийской радугой копье, и бросился на него в атаку.

Последнее, что пришло в голову мэтру Лотринаэну — перед тем, как он из последних сил, чувствуя себя мухой, упавшей в густую, плотную сметану, попробовал «уплыть»-отползти в сторону, была мысль о ведущем сапиенсологе Университета королевства Кавладор, мэтрессе Далии. Кажется, госпожа алхимик что-то такое говорила об асторологах и их прогнозах. Надо было все-таки узнать свой гороскоп на двадцатый день месяца Паруса…

Черная змея-артефакт холодно пронаблюдала, как мешаются в кучу планеты, орбиты, вселенные, угасающее солнце и восходящие звезды, перепуганные цинцы, гоблины, генералы и мэтр Лотринаэн, развернулась, проползла к полыхающей Силой синей «Путеводной звезде», опутала камень и с очевидным удовольствием, которого ждала сто с лишним лет, разинула пасть, чтоб укусить собственный хвост…

И застыла, так и не дотянувшись, пронзенная насквозь бледно-желтой когтистой лапой.

* * *

Восточный Шумерет. «Монтийский крест»

Тринадцать лет назад

Генерал Громдевур выразительно сплюнул сквозь щель между передними зубами. Конь мотнул головой, соглашаясь.

— Так кто, говоришь, вам здесь жить мешает?

Перепуганный староста Монти-Стаеросы затряс тощей полуседой бороденкой и принялся уверять сиятельного господина, что никто, никто, никто… Генерал положил руку на меч, соображая, надо ли обнажать оружие — или ну его, еще одного плевка будет достаточно?

Поглядев снизу вверх на угрюмое личико в тени стального шлема, Оха посочувствовал старосте. Немного.

— Так, значит, это не ты в Талерин писюльки свои посылал, меня из койки вытащил россказнями о разбойниках? — рыкнул генерал.

— Нет! Нет! Я неграмотный! Как есть неграмотный! — бухнулся на колени староста и заелозил, подползая к копытам рыцарского коня.

— Неграмотность — зло-оо, — с воспитанной обожаемой невестой ненавистью к недоучкам прокомментировал генерал.

Обняв конские ноги и героически не обращая внимания на оскал оскорбленного таким нахальством умбирадца, староста заверещал, показывая пальцем на наслаждающегося зрелищем Оху.

— Он! он, змей трехглавый, писаря нашего подпоил! Он, бык комолый, ему штоф поставил, а сам сказку сочинил про троллей да стаю гоблинов, чтоб налогов не платить!

Сволочь, — возмутился Оха. Но пока эта дельная и краткая мысль пробиралась по его извилинам, один из следующих за генералом воинов подал копье, и рыцарь, оставив меч в покое, наставил на растерявшегося Оху острый стальной наконечник.

Пришла очередь Охе бухнуться рыцарскому коню к копытам.

— Помилосердствуйте! Сам видел, собственными глазами! Как вас сейчас, видел! Видел, слышал, чуял, мамой клянусь!

— Чьей? — коротко уточнил Громдевур. И прицельным плевком по засохшей траве выразил отношение ко всяким там клятвам и просьбам.

— Своей… Вашей… Его… — указал Оха на опешившего от подобной наглости старосту, — Его мамой клянусь, ваше высокородие! Помилосердствуйте! Я их видел! Косяком шли! Ушами свиристели! Гоблины! Стаи гоблинов! Во-оот столько!.. — Оха бросил обнимать конские копыта и на всю длину рук показал, сколько ж гоблинов посетило на прошлой неделе окрестности «Монтийского креста». Коню не понравилось и он кусанул крестьянина за плечо.

Тот, представляя в красках, какой замечательный шашлык получится из него, если их высокоблагородие соизволят пустить в ход меч вместо тесака и копье вместо шампура, лишь отмахнулся и заверещал еще искреннее:

— Спасите, ваше высокородие! Совсем карлики проклятущие нас заели!..

— А мне говорили, что у вас тролли по полям пляшут…

Кажется, рубить шашлык из крестьян он передумал, но Оха не спешил вставать с колен. Здесь, ниже стремян и рыцарских сапог, он чувствовал себя в относительной безопасности.

— И тролли были! — охотно согласился Оха. — Всю скотину пожрали, уроды.

— А что гоблины?

— А они остатних гусей распугали! — подтвердил Оха.

— И когда ж у вас всё это бедствие началось? — прищурился Громдевур. Оха открыл рот, но смолк, когда понял, что в его ответе, собственно, не нуждаются.

— Что ж вы, морды ваши монтийские, — с рокочущей угрозой произнес генерал, — сразу за помощью не послали? Что ваш сеньор, головой страдает или задницей ослаб, что десяток лучников не послал, чернопятых отвадить?! А вы чего, храбрецы хреновы, сами свою скотину усторожить не можете?! Что я, нанимался за каждой овечкой следить?!! Меня затем Лорад в рыцари посвящал, чтоб я ваших кроликов, мать их ушастую, каждый вечер пересчитывал?!!

Суровый рыцарь — с проворством, которого от него не ожидали, наклонился, сграбастал Оху за шиворот и поднял. Оха посмотрел, как бултыхаются над щебенкой его собственные ноги, перевел взгляд на угрюмую, квадратную ро… физиономию господина, почувствовал желание вернуться к родне в Вертано — ну да, его там ножом за вранье и разбавление пива угостить обещали, так ведь этот медведь в кольчуге его просто живьем сожрет, и, вместо того, чтобы начать оправдываться, усугубил свою ложь:

— Дак ведь свинксы на нас поперли! Уж троллей мы не боимся, мы ж им как родные, вместе за здравьичко короля-батюшки Лорада пьем, а гоблинам уши дерём сызмальства, только расплодилось их ноныча! А мы и не хотели подмогу звать, так свинксы на нас полетели! Сам лично видел! Дюжина баб грудастых, да с ними бугай ихний! Там, там, в горах! Крылья черные, орлиные, задницы желтые, клокастые, как сухое зерно, хвостами бьют, и бабы у них спереди во-оот такенные…

— Бабы… Всё вам бабы мерещатся, — выразительно сплюнул Громдевур. Отпустил Оху и тот с коротким, почти кошачьим мяуканьем, упал наземь. — Сам поведешь. И смотри, если ты мне насчет сфинксов солгал…

Обнюхав предъявленный громадный кулак, Оха нервно сглотнул. И чем господину рыцарю не угодили гоблины? Их ведь так много в Восточном Шумерете, только нужные камни переверни, отыщутся. И о них всегда можно соврать, что вот только что были здесь, но при виде вас — вы только не обижайтесь и не принимайте близко к сердцу- испугались и убежали с визгом. А свинксы… Боги, пошлите свинксов… ну пожалуйста, чего вам стоит, пошлите хотя бы одного…

Молитва, обращенная к божествам Восточного Шумерета, была искренней и столь нестандартной, что боги решили ее удовлетворить. Хотя, конечно же, если вы не верите в пророчества Яго из Монти или в Ивовую Ветвь, вам придется найти другое объяснение тому простому факту, что на следующий день, после нескольких часов блуждания по окрестным скалам и тропинкам, генерал Громдевур и его отряд, ведомые забывшим со страху дорогу крестьянином, всё-таки отыскали прайд сфинксов.

Первым врага заметил один из арбалетчиков. Закричав об опасности, воин выпустил болт в сторону скалы, где вилял длинным львиным хвостом великолепный янтарно-желтый самец. Сфинкс взрыкнул и по-кошачьи ловко вывернулся, ощерился на охотников, припал на длинные передние руки-лапы, угрожая… Громдевур, матерно поминая привычку крылатых тварей греться на скалах — вместо того, чтобы встать на дороге, чтоб умбирадцу удобнее было брать разбег, скомандовал погоню.

Сфинкс, получив еще одну стрелу в плечо, не стал ждать, пока люди к нему поднимутся; грациозным прыжком увернулся и побежал прочь, ловко карабкаясь по отвесным скалам и расправляя огромные темно-серые крылья, помогающие удерживать равновесие. Громдевур рыкнул, командуя части мечников продолжать преследование, арбалетчикам — тебе, тебе и тебе — проверить соседние склоны на предмет обнаружения сфинксовых баб, а сам пришпорил коня и помчался по единственной дороге — чтобы успеть догнать магическую тварь до того, как она бросится с ближайшего обрыва. Хорошо, что сфинксы летуны весьма хреновенькие, еще бы — такую большую тушу удержать в воздухе даже орлиным крыльям не под силу, но если не поторопиться, они смогут перепорхнуть-спланировать на несколько десятков тролльих шагов вниз по обрыву, и тогда отряду придется не один день бегать по горам, их разыскивая…

— Стоять насмерть! — с отеческой хрипотцой подбадривал солдат десятник — высокий угрюмый мужик с зародышами бакенбардов на впалых щеках. И личным примером напоминал вернейшее правило охоты на сфинксов — орать погромче, чтоб заглушить вражье волшебственное пение.

Оха, шокированный милостью богов, бросился вслед за мечниками, воинственно потрясая кулаками и вторым подбородком. Потом оступился, упал в пыль и одумался. Почесал за ухом, соображая, успеет ли он предупредить ватагу троллей, основавшуюся в пещерке у Монти-над-Бродом, что им пора уносить свои черные пятки подальше от королевского генерала, понял, что не успеет, философски пожал плечами и повернул в сторону Монти-Подлюки. Ушлый крестьянин знал, что тамошний староста, услышав о приближении королевского «войска» сбежал, прихватив с собой пять мешков цинского контрабандного шелка. Значит, дорогим соотечественникам-монтийцам потребуется крепкая рука…

К тому же семейство троллей уже знало, что в горах нынче не безопасно. Обнаружив утром козла, зарезанного и почти до скелета объеденного какой-то большой дикой кошкой, старшие тролли долго препирались, решая, нужна ли им в хозяйстве такая тварюка, которая головы козлам отчекрыживает на раз, и на фига им вообще хозяйство без кошки? Что они, люди, что ли, в одной пещере целых один… больше… много больше дней жить? Не пора ли по горам побродить, себя показать, эльфов посмотреть, гномов подавить?

Четыре молодых чернопятых тролля поспорили с пятью другими, постарше, и решили, что надо. Зализали ссадины, забыли ушибы, выкусили блох с плеча и пошли.

И вдруг на них с визгом бросился гоблин-переросток. Что мы, совсем дурные, гоблинов не узнаем? Они завсегда людёв мельче и визжат. И зеленые.

Гоблин пробежал так быстро, что тролли не успели вспомнить, какой цвет называется зеленым, и решили на всякий случай поймать остальных визгунов, если вдруг появятся. И тут, как по заказу, им такой случай представился. Стоило выйти из-за горы, как четверка отважных увидела размахивающего палкой человечка — вокруг него летали и громко хлопали гоблинские зеленые уши, росла густая травка, посвистывали порхающие камни, бегали другие человечки… И почему-то хотели в добрых отважных троллей попасть своими колючими иголками!

Один из троллей выдернул из плеча арбалетный болт и, заревев, бросился на обидчиков. Трое сородичей его поддержали.

Генерал Октавио Громдевур оказался перед непростым выбором: кого же атаковать первым? Сфинкса, который, теряя высоту из-за раны в плече, вот-вот должен был опуститься на дорогу? Троллей, которые вывернули из-за дальней скалы и бросились на арбалетчиков? Или же четырех мельтешащих под ногами нищих, смутно напоминающих квадратным, чересчур мускулистым для здешних крестьян телосложением кого-то, кого Октавио очень хорошо знал?..

Подумав — милая Ангелика частенько трепала Громдевура по щетинистой щеке и приговаривала, что любит его за высокий интеллектуальный потенциал, — генерал выбрал самую значительную мишень. Мага-чернокнижника, стоящего по колени в траве, рядом с булькающим котлом и начитывающего, судя по шевелящимся губам, очередное проклятие. Генерал набычился, наставил копье и цокнул, посылая коня в атаку.

— Что это было? — глупо вытаращил глаза арбалетчик, глядя, как генерал, разогнавшись, пронзает копьем то место, где только что стоял маг — учуяв опасность, чернокнижник подлетел ввысь на десяток локтей. А генерал, не сумев вовремя затормозить мощного породистого конягу, протаранил травные заросли, синий полыхающий свет, оставшийся на месте мага, споткнулся о корягу — и…

— Свинкса!!! — заорали сзади, и арбалетчик отмер, вспомнил, что является участником боевых действий, отпрыгнул к валуну и поднял оружие к плечу, прицеливаясь. На место, где только что был генерал, упал раненый, но не мене грозный крылатый полулев.

Что-то мелькнуло сверху, и арбалетчик, шепча молитвы, съежился в своем убежище. Еще две твари! Ах вашу свинксову мать, поналетели тут… И, чтоб жизнь бравым воякам окончательно не показалась сладкой малиной, откуда-то поперли грозно рычащие тролли.

Когда закончился запас стрел, воплей, тролльего рыка и машущих сфинксовых крыльев, арбалетчик поднялся из-за валуна и осторожно посмотрел вокруг. Трех троллей, помятых и раненых, связывали и воспитывали древками копий по затылкам, один чернопятый неподвижно лежал на земле — что поделать, таков естественный отбор… Траву чернокнижникову благополучно вытоптали, свинксы, чтоб их, куда-то смотались, из своих вроде никто не умер, ну, синяки, порезы, шишки, это бывает…

— Эу, — спохватился солдат и дернул десятника: — А где ж генерал?

— Где-где! — фыркнул он.

Но на зов генерал не отозвался. И под скалами не обнаружился. И на портрет принцессы, Ангелики, нарисованный острием стрелы на ближайшем валуне, не откликнулся.

— Что ж мы принцессе-то скажем? — причитали герои.

— Исчез он, и усё! — подсказывал десятник.

— А может, его чернокнижник с собой унес? — подал идею арбалетчик.

Десятник поскреб заросшую жесткой русой порослью грязную щеку, прикидывая вес генерала, его доспехов, коня, возможности худосочного мага… Арбалетчик тоже подумал, и понял, что сказал глупость.

— Так ведь их высочество спросят, почему ж чернокнижника не поймали, обратно генерала не забрали. А где ж чудило это искать теперь? Ты, можа, знаешь? Не… Значит, и где генерал наш, не знаем. Не знаем мы, и усё! — отринул идею подчиненного десятник. — И на том стоять насмерть!

Ну, не знаем, так не знаем… Солдаты сурово насупились, искренне надеясь на то, что когда-нибудь отыщется храбрый человек, способный разгадать тайну исчезновения генерала.

* * *

«Монтийский крест», сейчас

— А-ааа! — отчаянно закричали охотник, рыбарь и отшельник, наступая на опешившего мага. Засвистела веревка… Застучали копыта…

Копыта?

Охотник обернулся, увидел, как на него прёт цыц, как-то успевший сменить лохмотья на стальную кольчугу, шлем, раздобыть коня, меч и копье. Монтиец испугался и предпринял отчаянную попытку спрятаться сам в себя, упал во вдруг образовавшуюся посреди дороги травку — колючая, сволочь! Конское копыто стукнуло о землю буквально в паре дюймов от его головы, и охотник понял, что пора сматывать удочки.

Рыбак и отшельник, гораздо более опытные в подобных делах, уже давно поняли уникальность и ответственность текущего момента и действовали в соответствующем направлении. Один юркнул под камень, расплющившись в банный лист, второй вывернулся и побежал назад — но тут же вернулся, громко вопя о каких-то бабах…

Нашел же время…

Нет, не так: нашел же баб! Даже здесь, сейчас!

Но не успел охотник восхититься пронырливостью и удачливостью собутыльника, как чуть не потерял собственную челюсть: бабы оказались ненатуральные, а свинксовые! Две полубабы-полукошки выпорхнули, преследуя верещащую добычу, сверкая яркими зелеными гляделками, растопырили когти на передних лапах, собираясь вонзиться человеку в спину… «Отшельник» вопил — пока не от боли, но от страха, размахивал руками; охотник, как зачарованный, вдруг понял, что в его руках сама собой раскручивается веревка — не самое хорошее оружие против атакующего сфинкса — так ведь другого-то нет.

Веревка пролетела, частично задев крыло правой грудастой «кошки», не причинив ни малейшего вреда, но помешав твари разодрать спину бегущего человека. Свинкса оскалилась, зашипела, как кошка — вздернув верхнюю губу, остановилась, предоставив сестре выковыривать из скалы человека, пытающегося забраться в кроличью норку, увидела возвышающегося над «зарослями» охотника…

Расправив сизые орлиные крылья, она бросилась, мягкая, как бархат, и смертоносная, как острый клинок. Куда бежать, где спастись? Ноги подогнулись, и величайший почитатель госпожи Кугль упал в траву, опять восхитившись ее колючестью, жалея только, что колючки эти истинные цыцы в растительном мире и не могут пронзить насквозь крылатую кошку. На него что-то упало — и охотник понял, что умер.

Вокруг что-то происходило — о чем свидетельствовали шипение, стуки, свист, весьма напоминающий арбалетный, возгласы, а охотник лежал, мертвый.

Потом он понял, что его почему-то до сих пор не съели, осторожно протянул руку — и обнаружил, что его прикрывает какое-то странное покрывало. Кожаное? Это что, с цыцева коняги попона упала? Нет, он, вроде как голый был.

Не цыц. А его коняга.

Охотник с опаской открыл глаза. Осмотрелся. Увидел, как в трех шагах от него стоит, приготовившись к броску и потряхивая кисточкой длинного хвоста, гадская свинкса, и снова помер.

Второй раз он воскрес, когда всё стихло окончательно. Открыл глаза, уверился, что всё темно, тихо, чинно и благородно — как и было до появления утром мага с его волшебной палкой, — снял с себя неведомо как прилетевшее гоблиново ухо… Фу, гадость…

И увидел, как цыц — миленький, родной, такой привычный мерзкий маленький цыц, в лохмотьях, косоглазый и сосредоточенный, — прикрываясь ночным временем, волочёт в сторонку бронзовый котел. Охотник еще подумал, что с магом, наверное, что-то случилось, раз он не возмущается разграблением своего имущества.

Да, но ведь грабит-то цыц, а не они!

— эй! эу, рожа твоя косая, ты куда котел попёр?!!! вертай в зад, цыц позорный!

Цыц испуганно обернулся, обнаружил недавнего сообщника и бросился прочь, пыхтя от тяжести заветной добычи. Охотник кинулся за ним. Секунду спустя его нагнали отшельник и рыбак, также возмущенные предательством сотоварища по клубу любителей госпожи Кугль.

Сознавая, как мучительна неизвестность, скажем сразу: хитрого цинца трое монтийцев догнали. Побили. Простили. И с тех пор по воскресным дням собираются вокруг украденной магической собственности, обмениваются закуской, самогоном, куревом, воспоминаниями о былых подвигах, и свято хранят в тайне друг от друга любовь к госпоже Кугль, которая полыхает в их горячих сердцах.

Если вы маг и планируете путешествие в Восточный Шумерет — не откажите в любезности, посетите «Монтийский крест» и подскажите четырем монтийцам, какое действие надо совершить, чтоб к котлу вернулась сила самосвиста и саморазогрева. Пожалуйста.

Рассказ 12. ТРУДЫ И ТАЙНЫ

20-й день месяца Паруса.

Университет

Мэтресса Далия посмотрела на мэтрессу Долли и позволила себе позлорадствовать. Выглядела госпожа Ученый Секретарь так, будто ее пропустили через шинковальную машинку, долго бросали в мусорную корзину, извлекли с помощью слюнявой дворняжки, потрясли, процедили и окончательно выплеснули на помойку за ненадобностью. Госпожа сапиенсологиня уловила отражение ненаглядной себя в оконном стекле и порадовалась, что сегодня и мантия у нее в порядке, и чулки соответствующие, и лицо — такое, как должно быть.

— Держите, — с присвистом выдохнула Долли и бросила на стол стопку бумаг. — Остальное найдете в угловом шкафу, четыре нижние полки, пять верхних и центральную проверьте.

— И что я должна со всем этим богатством делать? — поинтересовалась Далия, сдувая с верхней папки пыль.

— Составить реестр входящих и исходящих документов, сводную таблицу по успеваемости — сначала по Университету в целом, потом по кафедрам, каждый год обучения считайте в отдельности… Так, еще что-то было? — мэтресса Долли почесала рыжий пыльный парик. — Ага! Потом сходите к госпоже Лейле, она обещала подготовить обзор по документации наших коллег из Иберры и Ллойярда. Заберете, проанализируете — вы ж анализировать любите, — и представите на заседании Большого Совета сухой остаток вместе со своими рекомендациями по вопросу усовершенствования системы учета и отчета в нашем славном Университете. Сделаете — можете ехать со своей ассистенткой куда угодно, хоть в пустыню.

— Вы тоже знаете о цели нашего путешествия? — подпрыгнула Далия.

— Конечно. Напа собирается существенно разнообразить кухню «Алой розы». Хотя у нее и так список предлагаемых блюд больше самой хозяйки, — ответила Долли с выразительными обвиняющими интонациями. Наверное, не следовало ей говорить так громко — уважаемая мэтресса вдруг позеленела, схватилась за горло, покачнулась, и, если бы Далия ее не поддержала, рухнула бы в обморок. — Спасибо, — простонала несчастная страдалица некоторое время спустя. — Это всё копченые улитки вашей Напы Леоне, Далия! И зачем я их только ловила, убегали бы себе на здоровье…

Мэтресса Долли причитала и охала весь путь до «экспериментальной кареты скорой помощи», который преодолела, опираясь на плечо Далии. Укладываясь на носилки, госпожа Ученый Секретарь завещала напоследок:

— И не забудьте переписать имена всех студентов — до того, как они разбегутся на летние каникулы! А преподаватели пусть напишут план мероприятий по повышению личной научно-педагогической квалификации! И план работы над очередными монографиями! И…

— Заговаривается, бедняжка, — искренне посочувствовала Далия. И прикрикнула на троллей-санитаров: — Чего ждете? Немедленно несите в реанимацию!

«Экспериментальная карета скорой помощи» поковырялась в носу. Если бы в ее создании не поучаствовал мэтр Питбуль — собственно, именно ему, ллойярдцу, привыкшему всё усовершенствовать, систематизировать и классифицировать, пришла в голову идея, как исправить недостатки настоящей кареты — с лошадью и силуэтом святой Праматери Прасковии на дверке. Недостатков, собственно, было множество — и карета была старенькой, пожертвованной кем-то из выживших больных, и бултыхалась она на каждом шагу, поскрипывала и охала; но мэтр Питубль исправил один, самый существенный — тот самый, вследствие которого в карету приходилось запрягать самую поджарую лошадь. По размерам транспортное средство совершенно не подходило к некоторым улочкам Талерина — столица не в один день строилась, и в ее старых кварталах даже мыши умели уступать узенькую тропинку кошкам. Так вот, мэтр Питбуль предложил использовать для транспортировки больных от места заболевания до пункта оказания медицинской помощи пару троллей. Мгрунчака и Цурька. А что? Надо верить в цивилизацию! Когда-нибудь она и до троллей дойдет, а тут раз — и наготове две хорошо обученные проявлениям милосердия и взаимовыручки особи!

Мгрунчак и Цурьк получили одежду (Далия, случайно присутствовавшая на указанной стадии оцивилизовывания, нахохоталась до икоты); теперь тролли щеголяли в серых форменных куртках (без рукавов) и штанах (с высоко обгрызенными штанинами — ну чего, чего вам? шерсть на коленях примнется же!); а на шее носили жестяные крупные бляхи с изображением королевского герба. Да, и самая важная деталь — грубые башмаки, любовно и старательно извазюканные нежно-розовой краской. Чтоб башмаки не терялись, — увы, цивилизация троллей еще не освоила ни шнурки, ни другие завязочки, — их прибивали к подошвам хозяев дюймовыми гвоздиками.

Так вот. Если бы в создании «экспериментальной КСП» не поучаствовал мэтр Питбуль, к которому Далия питала самое сердечное расположение, если бы Обитель Премудрой Праматери Прасковьи не курировала мэтресса Розанна, обеспечивая всем тамошним пациентам квалифицированную медицинскую помощь, и если бы оба тролля не проявляли похвальное усердие, отлавливая страдальцев по всему Талерину и привязывая их к носилкам, — если бы не всё вышеперечисленное, вряд ли бы Далия сохранила серьезность, глядя, как мутно-бледная Долли отчитывает санитаров за плохое поведение.

Получив от сварливой болотно-зеленоватой пациентки башмаком по голове, Цурьк отмер, оставил нос в покое, подхватил носилки и мэтрессу Долли и бойко застучал стоптанными и обкусанными каблуками по мостовой. Второй реанимотролль сделал попытку подхватить Далию — та профессионально ловко отпрыгнула за тяжелые двери, и побрел за товарищем, высматривая, кому бы еще оказать экспериментальную помощь.

— Ладно, — сказала Далия, потирая ручки. — Один дракон нейтрализован. Теперь проверим второго.

* * *

— А? Что?

— Я спрашиваю вас, госпожа Гиранди — между прочим, в пятый раз! — чтО, по вашему мнению, я должна делать в оставшиеся четыре часа общественных работ? — терпеливо повторила мэтресса Далия.

Как и ожидалось, секретарь ректора проглотила легкую ложь насчет «четырех» часов. Более того, она вообще, кажется, мэтрессу не услышала. Пришлось Далии в шестой раз поднапрячься, спрашивая, и госпожа Гиранди снова ответила:

— А? что?

— Госпожа Гиранди? С вами все в порядке? — с фальшивой заботой спросила Далия. — Вы что, как и мэтресса Долли, переусердствовали с банкетом?

— Кто, я? — отмерла секретарша. — Да как вы смеете сравнивать меня — и какую-то Долли!

Далия сложила руки на груди:

— Метафорически выражаясь, мы все равны — перед Создателями и пищевым отравлением. И люди, и гномы, и принцы…

— Принцы? Где? Где принцы? — засуетилась госпожа Гиранди.

«Ага, — удовлетворенно отметила Далия, — кажется, я не ошиблась в диагнозе». Действительно, факт обнаружения секретаря ректора не на рабочем месте, а в Библиотеке, в непосредственной близости от памятной таблички с изображением Гринчева коренного зуба и кавладорского герба, говорил о многом.

— Вы слышали? — готовясь к информационному саботажу, Далия прибавила в голос интонаций профессионального мошенника: — Принца Роскара наказали за дебош, учиненный в Университете! Говорят, что его величество, крайне недовольный поведением брата, сослал его охотиться замок Фюрдаст.

— И как можно быть недовольным таким лапочкой? — задумчиво вздыхая, произнесла госпожа Гиранди. Далия, осмотревшись по сторонам, сочла необходимым просветить секретаршу:

— Разве вы еще не знаете? Помимо того, что Роскар бьет зубы налево-направо и ломает общественное имущество, вчера он на пару с послом Нгули и ансамблем «Сорок дочерей эмира Кара-бея» устроили вечер отвязных восточных танцев!

— Да неужели! — ахнула Гиранди.

— Ну да. Мне знакомый маг из Министерства Спокойствия рассказывал. А потом Роскар совершил подвиг.

— Какой? — облизнувшись, будто Далия скармливала ей бисквитное печенье, попросила продолжения секретарша.

«Блин! К чему подробности! Всем кавладорцам достаточно, что наш принц просто совершает подвиги! Ну, ладно! Врать, так душевно и занимательно», — подумала сапиесологиня и охотно поделилась информацией с секретаршей:

— Он победил в неравном поединке тролля. Значит, дело было так: возвращается принц Роскар поздно вечером из… ну, скажем, нашего Университета домой, в Королевский Дворец.

— А посол Нгули? — спросила госпожа Гиранди. Далия кивком поблагодарила за подсказку:

— Несёт посла Нгули.

— А одалиски?

— … которого чересчур утомили восточные танцовщицы. И навстречу ему — два тролля. (Мгрунчак и Цурьк, — мысленно уточнила Далия.) И грозно этак требуют: Отдай нам свою жертву, человече! А не то побьем тебя!

— И что? — затрепетала госпожа Гиранди.

— А принц Роскар и отвечает: Ужо вам, изращенцы розовопятые! Не дождетесь! А тролли: Отдай! Нам он нужен! А…

— А принц Роскар им левой пяткой в ухо — кияя!! — завопила в восторге госпожа Гиранди, подскочила со стула и изобразила, какой же удар получил тролль. Далия поразилась до глубины души: оказывается, какая у них ректорская секретарша спортивная дама! — Кулаком по мордасам — хрясь, хрясь, хрясь! Локтем по почкам! Коленкой в зубы! Потом кэээк подпрыгнет и… иияяя!!! — изобразила Гиранди.

С ближайшего стеллажа посыпалась периодика.

— Где-то так, — согласилась Далия. Подняла подшивку газет «Талерин сегодня», задумчиво просмотрела передовицу. То же самое происшествие — но насколько скучным языком оно изложено! У госпожи Гиранди картинки с прискоками получаются гораздо симпатичнее! Хм… — Госпожа Гиранди! Э-эй!

Секретарша отвлеклась от пантомимы Великой Битвы Роскара с Медицинскими Троллями.

— Да, мэтресса Далия? И чем же всё кончилось?

— Вы про битву спрашиваете? Всё хорошо: когда один из троллей упал, нокаутированный принцем, его розовопятый товарищ подхватил бессознательное тело и унес в Обитель Пр… в общем, в обитель предков, или как там ее назвать бы. Короче, все довольны. Кроме принца Роскара, конечно, — добавила коварная мэтресса.

— Да? Почему? как? Чем мы можем помочь его высочеству?

«Заметьте, — наставительно подняла мысленный пальчик мэтресса. — Не я это предложила!»

— Помочь… помочь… — Далия сделала вид, что задумалась. — Госпожа Гиранди! А ведь никто не знает всех подвигов принца Роскара.

— Почему это? Мэтр Филипп и мэтр Люмус постарались, составили полный перечень. «Подвиги от первого зуба до первого глотка», «Подвиги от первого глотка до первой гидры», «Подвиги года Веселой Вдовы», «Подвиги года Серебряного…»

— Бобра? — уточнила Далия.

— Да разве упомнишь всё зверьё, которое даёт названия годам и десятилетиям! Кажется, все-таки был год Серебряного Оленя. Я сейчас попрошу Клотильду принести нам полное хронологическое описание подвигов нашего храброго принца.

— Ну, кто читает эти нудные алхимические записки! — возмутилась Далия. Ответом ей стала тишина и пятьдесят возмущенных взглядов поверх обложек. Мэтресса примирительно улыбнулась библиотечным читателям. — Я, собственно, задала гипотетический, риторический и совершенно не требующий непосредственного ответа, вопрос — и персонально госпоже Гиранди!

— Аааа… — удовлетворились студенты и алхимики. Действительно, секретарь ректора под категорию «читателей и завсегдатаев Библиотеки» не попадала.

— Госпожа Гиранди! — таинственно и торжественно объявила госпожа сапиенсолог. — У меня есть для вас суперпредложение.

— Да? Какое?

— Вы должны представить историю подвигов принца Роскара — в картинках! Чтобы было доступно всем, даже тем, кто еще читать не научился. Конечно, мэтресса Долли старается изо всех сил, пропагандируя блага образования…

— Да что она пропагандирует! — возмутилась Гиранди. — Мэтресса Долли только и может, что читать ярлычки на бутылках!

— Ну, это тоже дорогого стоит. Но не будем о Долли.

— Лучше поговорим о Роскаре. Вы сказали — картинки? но… но… я ведь рисовать не умею!

Облом, подумала Далия, а вслух спросила:

— А что умеете?

— Ну, протоколы писать…

— Не пойдет — еще не везде в Кавладоре царит грамотность.

— У нас же король Гудеран правит!

— Вот-вот, я о том же! Значит, кроме протоколов… — Далия постучала пальчиками по ближайшей столешнице, размышляя. Конечно, протоколы, оно как-то… но, с другой стороны… хотя… а если попробовать…

— Готовить умею, — продолжила Гиранди. Чувствовалось, что ректорской секретарше очень хочется совершить хоть одно великое деяние за свое скучное протокольное существование. И она добросовестно припоминала, чем же вообще, по жизни и ради прославления принца Роскара в частности, может заниматься, — Кофе и булочки с апельсиновым джемом господину ректору всегда обеспечиваю, бутерброды — мужу, детям — мороженое… всегда покупаю… — гладкий лоб секретарши нарушился робкой морщинкой. — Что ж еще я могу? А, пуговицы пришивать умею! Вышивать…

— Отлично! — завопила Далия, не обращая внимания на косые взгляды библиотекарш. — Буренавским крестиком или орберийским бисером?

— Собственно…

— Не важно! Будете вышивать, как есть! Значит, сейчас идете в лавку за холстом и нитками, потом советуетесь с мэтром Филиппом или Люмусом, с какого подвига начать, и ваяете шедевр.

— Я? ваяю?

— В том смысле, что подробно всё вышиваете! И чтоб никаких миниатюр! Вышивайте масштабнее! Чтоб, значит, у кафедры истории появилось знамя, под которым она поведет в ближайшее будущее студентов и аспирантов!

Отлично, — подумала Далия, глядя вслед убегающей в лавку швейных принадлежностей госпоже Гиранди, — второй дракон тоже на прицепе. Пришит, можно сказать, шелком. Итак, у меня есть двадцать четыре часа общественных работ, минимум три дня хворания Долли и недели четыре, пока Гиранди справится с роскароносным гобеленом. Вопрос: много ли может сделать на благо Университета королевства Кавладор отдельно взятая мэтресса за указанный промежуток времени?

Мэтресса Далия резвой рысью вернулась в закуток мэтрессы Долли, устроилась в поскрипывающем старом кресле, разложила перед собой текущую документацию Университета и с головой погрузилась в мелкие цепочки рун, цифр и бюрократизма.

* * *

Министерство Спокойствия

— Мэтр Лео? А, вы заняты с информатором, — извинился инспектор Клеорн. — Прошу прощения, я зайду чуть позже.

— Нет-нет, мы уже закончили, — откликнулся мэтр Лео. — Прошу, проходите. А ты, — гавкнул маг на своего собеседника. — Держи нос по ветру! И узнаешь еще что-нибудь — сразу ко мне! Держи, — волшебник сделал короткий пасс в сторону шкафа; обитая медными полосами дверь отворилась, и из хранилища выплыла крупная сахарная косточка.

Информатор поставил длинное тело столбиком, сложил короткие передние лапы, довольно облизнулся, сделал попытку насторожить мягкие тряпочки, считавшиеся у него ушами, задвигал черным носом, довольно гавкнул, подтверждая, что готов усердствовать, и, подхватив награду, не жалея прямого долгого хвоста, раскачиваемого со скоростью работающего гнома, весело выбежал из кабинета мэтра Лео.

— Хороший пес, — похвалил маг, — добросовестный, внимательный.

— Мелковат, — скептически двинув усами, ответил Клеорн — исключительно ради того, чтоб придраться. Мэтр Лео пожал плечами. Подумаешь, недостаток… Хорошо, что голова инспектора занята какими-то важными глобальными проблемами современности, а то, чего доброго, мог потребовать и справку от ветеринара об отсутствии вредных привычек и паразитирующих насекомых, свидетельство об окончании воскресной школы, или, допустим, рекомендацию от какого-нибудь значительного, уважаемого жителя Талерина о благонравии и добропорядочном поведении призванного на службу Короне и ее Спокойствию новобранца.

Ни справки, ни свидетельства, ни рекомендаций, ни даже родословной и опыта патрульно-сторожевой работы у дворняги не было, и даже хорошо, рассудил мэтр Лео, что Клеорн заметил только щуплое собачье телосложение. Судя по клокам шерсти, вдруг объявлявшимся то на затылке, то в подбрюшье «информатора», в его родне побывали и золотистые шан-тяйские болонки, и борзые благородных кровей, и орберийские овчарки, а если учесть едва различимое белое пятно на шее — чем демоны не шутят, может быть, и королевские мелансоны,[21] — хотя, конечно же, больше всего угадывались мелкие городские пустобрехи. Собственно, для хорошей собаки — родословная не помеха; а малый рост… что ж? проще прокормиться, легче спрятаться…

Инспектор, откашлявшись, напомнил о своем присутствии. Итак, мэтр, что вам удалось узнать?

— Как вы и велели, — начал волшебник, — я организовал слежку за ресторацией «Алая роза».

Клеорн поморщился и, рефлекторно оглянувшись по сторонам, порадовался, что усердные гномы еще не закончили ремонт в здании Министерства: по причине шума, поднятого молотками, пилами и служебными размолвками, организация подслушивания стала поистине бесперспективным делом.

— Я велел, — уточнил инспектор, — всего лишь проверить факты, подсказанные моей интуицией. Профессиональной интуицией, — с нажимом, весомо и крайне убедительно проговорил Клеорн. И шевельнул усами, заранее отметая все обвинения в непотизме и использовании служебного положения. — Мне показалось, что мэтресса Далия может стать жертвой преступления, — и события восемнадцатого числа, когда за нашей многоуважемой Напой Леоне и ее постоялицей гонялся бесхозный зомби, лишь подтверждают мои подозрения.

Мэтр Лео примиряющее улыбнулся. Ладно, раз хотите возвести горы политеса — пожалуйста. Как там однажды забубенила Далия? Часто ли Клеорн использует служебные эвфемизмы для того, чтобы спрятать бушующие в его украшенной кавладорским мундиром груди чувства? Да постоянно! Скоро, того и гляди, до гипертонии допрыгается…

— Наш информатор докладывает, что рядом с «бывшей кормушкой» — дворняги так «Алую розу» прозвали, там, оказывается, некоторое время жил кот, который обещал лично поиметь того, кто покусится на его кормилицу, — постоянно крутятся два очень подозрительно пахнущих человека. Весьма и весьма многообещающих в плане правонарушений. Собак не любят, бродячих кошек пинают, скворца сожрали, и даже крысами не брезгуют.

— Что, крыс едят? — не понял Клеорн.

— Нет, камнями в них на спор бросаются.

— Хм… — сурово нахмурился сыщик. — Не нравится мне всё это. Чего преступники ждут? Что вынюхивают?

— Насчёт «вынюхивают» — заранее не согласен, — подал голос волшебник. — Судя по замечаниям моего информатора, господа предполагаемые воры год не мылись.

Клеорн, не отвлекаясь на мелочи, продолжал размышлять вслух:

— Ограбление? Чепуха! Могу понять воров, которые дерзнут тратить время и рисковать жизнью, расправляясь с гномьими ловушками и сейфами — при ограблении ювелирной лавки, или даже при налете на зажиточное гномье семейство. Однако, если судить по налоговым отчетам госпожи Кордсдейл, те, кто смогут ее ограбить, получат в лучшем случае горсть серебра. Нет, в версию ограбления я не верю.

— Похищение? — подсказал волшебник, уже поднаторевший в общении с сыщицкой братией.

— Более вероятно, — после долгого размышления, кивнул господин инспектор. — Мэтресса Далия весьма, весьма…

— Может, не Далию, а эту новенькую жилицу «Алой розы» хотят похитить? А что? — удивился мэтр Лео — Клеорн посмотрел на него так, будто волшебник нуждался в заботе, уходе и срочной госпитализации. — Джоя, конечно, родом с Даца, и поэт, скажем так, начинающий, но весьма, весьма… К тому же, у нее аура странная, — добавил Лео.

— Об ауре, — оживился инспектор. — Вы уже проверили университетскую Библиотеку?

— Опять? зачем?! — перепугался волшебник. — Неужели там снова кого-то убили?

— Ее высочество Ангелика утверждает, что до нее дошли слухи, что там обретается бесхозное привидение. Сходите, поговорите, выясните. Мне доложите.

Он еще будет мне противоречить, мальчишка! — недовольно подкрутил ус сыщик. — Подумаешь, какая-то там дацианка! Мэтресса Далия куда перспективнее в роли жертвы! А я, — Клеорн положил ладонь на рукоять служебного пистолета, — непременно ее спасу! И заслужу благодарность прекрасной мэтрессы! Но тсс! Конспирация! Нельзя, чтобы Далия раньше времени догадалась, какие сложные чувства бушуют под серым мундиром в широкой груди инспектора Клеорна!

* * *

Университет

Мэтр Лео внимательно изучил табличку, висящую на двери Библиотеки: «Зарыто. Приходите потом» Соблазн узнать, что и где зарыли авторы послания, был велик, но волшебник помнил, что занимается важным делом, да еще и по поручению непосредственного начальника, поэтому справился с хорошим воспитанием и осторожно постучал в дубовую створку.

Потом постучал сильнее.

На стук высунулась голова Труамины, открывшей рот, чтоб накричать на буяна-посетителя. При виде смущенного молодого человека библиотечная барышня выдохнула весь боевой запал и расплылась в приветственной улыбке:

— А, мэтр Лео! Мы рады видеть вас! Прошу, будьте нашим гостем. Проходите, проходите. Погодите, я снова запру дверь.

Пока Труамина провожала мага до читального зала, Лео с волнением объяснял причину своего визита. Понимаете, инспектор Клеорн… призрак… душа…

— Ой, да ваш призрак никому не мешает! Так, иногда по энциклопедиям или по газетным подшивкам пошуршит, да и только! — отмахнулась Труамина, дескать, давайте, ловите, коли больше заняться нечем.

В центре читального зала, сдвинув письменные столы от пустого камина в сторону, вокруг огромного полотнища сидели библиотечные дамы, знакомые мэтру Лео по предыдущему расследованию, госпожа Гиранди и толстенький увлеченного вида алхимик.

— Доброго дня, — выдохнул заранее заготовленное приветствие Лео. Общество лишь высокомерно скользнуло по волшебнику взглядом. Не видите, мы делом заняты? — Простите, — извинился Лео. — Я тут призрака поищу…

— Только, пожалуйста, пожара не устраивайте, — важно махнула рукой госпожа Лейла. Поправила бантик надо лбом, вытянула из него запасную иголку, поплевала на пальцы, вытянула из мотка шелковую нить, ссучила кончик, прицелилась…

— Дамы, не отвлекайтесь! — воззвал занявший председательское место во главе ваяемого гобелена мэтр Филипп, тот самый представительный и страдающий излишним чревоугодием историк. Сегодня он был как никогда подтянут (в метафорическом смысле; физически — кашки в нем с прошлого года прибавилось); и деловит: — Читаю дальше. День двадцать третий месяца Лютни наш славный принц начал с того, что проснулся от звуков волынки. «Куда я попал?» — спросил принц Роскар верного коня, и звонкое ржание благородного умбирадца было ему ответом…

Клотильда, Лизон, Гиранди и Лейла, единым жестом сделали по стежку и отбросили правые руки далеко, на расстояние натянутой нитки. Мэтр Лео осторожно прошел мимо. Труамина устремилась на свое место — туда, где на огромном полотнище смутно угадывались очертания намеченного серой ниткой строения, достала иглу и приготовилась внимать господину историку.

— Побольше достоверности! — воззвал мэтр Филипп, заметив, что Лизон вздумала вышивать траву изумрудно-зеленым шелком. — В тех краях, где его высочество совершал подвиги, в месяц Лютни уже вся трава побита утренним морозцем!

— Вы ж еще не сказали, в каком месте проснулся наш принц! — обиделась девушка. — Читайте быстрее! Интересно же!

— Если я буду читать быстро, то на весь гобелен книг о Роскаре не хватит, — разумно возразил мэтр.

— Ничего, — отозвалась госпожа Гиранди, чтоб не уточнять, почему да как в ее светлую голову пришла мысль создать гобелен такого формата, чтоб будущее творение можно было рассмотреть с самых высоких Шан-Тяйских пиков. — Мы и по второму разу с удовольствием послушаем.

— Послушаем, — поддержали ее соратницы-помощницы. — Охотно послушаем. И про то, как принц Роскар гидру побеждал, и как зубную щетку осваивал!

Пока что был вышит только контур самого принца, неведомого строения и коня, пасущегося на травке. Да, и еще дата, которую Труамина сначала, по привычке, проставила синей печатью — той, которой пользовалась, отмечая взятые на руки книги, а потом вышила мелкими аккуратными стежками. Фронт работ намечался великий, как и сам герой народных кавладорских сказаний, но дамы не собирались сдаваться. Дело — есть дело, и не важно, сколько сил и времени уйдет на его выполнение!

Где-то мы уже подобное слышали, не правда ли?

* * *

Некоторое время спустя.

Полдень миновал, и жара усилилась. Казалось, тепло и жар источает буквально всё — не только сияющее в вышине солнце, но даже стены домов и камни мостовой… Кошки — на то и кошки, у-уу, твари криволапые! — распластавшись на ветках деревьев, блаженствовали, а вот собаки… пока найдешь стенку, отбрасывающую тень, пока сбегаешь к луже… а где лужа? ах, уже нет…

«Информатор» Министерства Спокойствия, известный в Университетском квартале и окрестностых Большой и Малой Базарных площадей под кличкой «Малый Гавк», высунув язык, тяжело дышал и грустно смотрел на двери, из-за которых доносился божественный аромат. Может быть, рискнуть? Подойти, поробовать попросить косточку-другую? Аромат Кота, самовольно объявившего себя хозяином хлебосольной и костероздаточной гномки, давно не обновлялся, и Гавк был уверен, что его авантюра пройдет безнаказанной. Нет, он действительно уверен!.. А может, не стоит рисковать?

Гавк жалобно заскулил. Положил голову на лапы, чтоб хорошенько обдумать ситуацию, зевнул… Зевнул еще раз…

Мимо прошли чьи-то ноги. А, знакомый запах. Частенько тут появляются. Иногда даже корочкой делятся. Мы, Малые Гавки, не гордые, всё съедим. Пес еще раз зевнул. Вот еще ноги… Гномкины? нет, ааа… ох, зевота напала… надо бы поспать — а то вдруг что-нибудь важное просплю… Грр-Тявчик-Лео недоволен будет!..

И песик, вытянувшись в тени противоположного от «Алой розы» дома, заснул.

* * *

Ресторация «Алая роза»

— Напа, — твердо и решительно заявила мэтресса Далия. — Помоги мне.

— Что случилось? — спросила гномка. Прибила полотенцем пыль на столе и подвинула мэтрессе стул. — Обедать будешь?

— Какой обед? — раздраженно и рассеянно отозвалась Далия. — Ах… оставь, мне не до еды…

Далия прошлась по обеденному залу «Алой розы» с таким растерянным выражением лица, будто впервые в жизни видела внутреннее убранство самой известной и деликатесной ресторации Университетского квартала. Несколько раз хлопнула в ладоши. Дернула себя за ухо. Раз, второй…

Напа Леоне прекратила уборку и с нарастающим изумлением следила за поведением мэтрессы. Когда Далия — с прежним, отсутствующим выражением и мутным сверхзадумчивым взглядом, сделала серию из пяти приседаний и шестнадцати махов руками по сторонам, гномка всерьез обеспокоилась.

— Далия, что с тобой?

— С кем? а, со мной… Понимаешь, у мэтрессы Долли приступ желудочного несварения, и она свалила на меня всю документацию Университета.

— Приступ! — фыркнула гномка, показывая, что не верит словам своей научной предводительницы. — У мэтрессы Долли, чтоб ты знала, не желудок, а прямо-таки колокол! С бронзовыми стенками в десять дюймов толщиной! Вчера она, продолжая банкет по случаю конференции Королевских Археологов (к которым, кстати, совершенно не относится!), съела здесь фунт сала, тарелку овсянки, засохший брусок из тыквенного пюре (это я ей велела — чтоб мэтру Никанту не досталось); коктейль из морепродуктов, четыре дюжины улиток из Анжери, фунт винограда — хотя я предупреждала, что он не дозрел, половинку курицы с бамбуковым соусом по-цински, запила всё это пинтой тривернского, потом потребовала рассолу, чтобы протрезветь, а потом ты сама порекомендовала ей покушать простоквашу…

— Я это сделала? — удивилась Далия. — Зачем?

— Не помнишь? Она жаловалась, что чувствует тяжесть в желудке. Сидела тут, в уголке, даже встать не могла. А ты почему-то решила скармливать ей мои экспериментальные пирожные — по новому рецепту, слоеные, с пропиткой из кленового сиропа.

— Ну, они не сопротивлялись… — задумчиво протянула Далия. — Долли тоже…

И впала в ступор.

Напа поглядела на свою научную предводительницу. Окликнула. Не получила ответа. Подошла и осторожно подергала алхимичку за край мантии.

— А, что? — очнулась Далия.

— Далия, что с тобой? Не будь ты алхимиком, я бы сказала, что ты ведешь себя малость неадекватно.

— Ах, Напочка… Тут такая беда! Такое несчастье! Понимаешь, меня поставили замещать Долли, а госпожу Гиранди я нейтрализовала сама, своими собственными идеями! Ректор лелеет шишку и пытается вспомнить, по какому поводу у него амнезия, — и получается, что до выздоровления Григо или Долли, я — самое важное лицо в Университете.

— Ну, и что в этом плохого? — рассудительно заметила гномка.

— Понимаешь… Я так старалась переработать университетскую документацию! У меня, оказывается, столько идей по улучшению бюрократии в отдельно взятом королевском учреждении! Я, оказывается, такая бездушная сволочь! вот, смотри, — Далия достала из кармана мантии блокнот. Показала Напе — та с удивлением присвистнула, глядя на плотно исписанные листки. — Это мой план реконструкции и реорганизации по улучшению. Обрати внимание на пункт 614.

Напа обратила. Не поверила собственным глазам.

— Да, — со слезами в голосе произнесла Далия. — Я решила устроить… охоту на неугодных моей научной концепции алхимиков. Напа! — в ужасе, со слезами на глазах прокричала мэтресса, — я поняла, что всего два часа пребывания у власти сделали меня… ааа, — заплакала Далия, и принялась тереть кулачками глаза и заикаться, с трудом подбирая верные определения, — прямо-таки сводной сестрой мэтра Гийома! Я такая же коварная и злая, как тот феминофобный идиот, который чуть не уволил меня саму! Напа! Что мне делать? — искренне зарыдала мэтресса, опускаясь на пол. Гномка подбежала и принялась неловко утешать подругу. — Что мне делать? надо выдержать еще двадцать с лишним часов, а я уже погрязла в развращающем властолюбии! Напа! Напа!.. что мне делать?

Гномка протянула Далии кухонное полотенце. Та вытерла слезы. Пошмыгала носом.

— Давай, я дам тебе в морду? — деловито предложила Напа Леоне.

— Зачем? — опешила алхимичка, мигом прекращая рёв.

— Для профилактики. Когда мой старший брат, Ньюфун, — а-а, ты ж его не видела! — начинал Нумуром, Нэмбом и мной командовать, мы всегда били ему морду. Помогало.

— Да? — недоверчиво переспросила Далия. — Слушай, а почему в вашей семье такие имена странные?

— Не отвлекайся, Далия. Я думаю, — придирчиво осмотрела Напа внешность своей подруги. — Что дубинкой мне злоупотреблять не следует…

— Нет! Ни в коем случае! — мэтресса подскочила, и слезы ее высохли, как по волшебству. — Знаешь, ты мне уже помогла, спасибо, я, пожалуй, пойду работать дальше…

— Нет, Далия, так дело не пойдет! Ты за порог выйдешь — и мигом забудешь о своих обязательствах! Давай, хоть маленький фингальчик… Под левым глазом, он будет оттенять твою красоту…

— Напа, спасибо, не надо…

— Нет, ну…

— Нет, я сказала! Имей совесть!

Вместо ответа коротенькая плотная гномка подскочила хитрым финтом и изо всех сил пнула мэтрессу под коленку. Далия заорала, прыгая на одной ноге.

— Вот, — удовлетворенно потерла ручки Напа Леоне. — В качестве профилактики. Меня в детстве братья именно так воспитывали, и видишь, какой я выросла!

— Да уж… — прохрипела алхимичка. Маленькая упертая гномка даже в домашних условиях была готова к военным действиям — иначе говоря, она носила башмаки со стальными набойками. — Эти три с половиной локтя в прыжке и полторы сотни фунтов неградуированной воинственности у гномов называется «выросла»…

— Честной, правдолюбивой и ценящей справедливость! — не расслышала гномка ворчания научной предводительницы. — Так ты не ответила, будешь ли обедать?

— Нет, — зло рявкнула мэтресса. Осторожно попробовала, можно ли наступить на покалеченную ножку. — Пойду в Университет и умру там с голоду!

— Ты, если что, обращайся. Твоя совесть — в моих руках! И башмаках… Кстати, о башмаках, — будешь уходить — прикрой дверь, — попросила Напа. Довольная собой и совершенно не обращая внимания на страдания Далии, лелеющей травмированную коленку, гномка побежала к выходу. — Я быстренько сгоняю к дядюшке Буру, мне у него надо забрать бочонок с копченостями. А Джоя наверху, учит что-то — так что ты дверь не запирай, а то ей придется через окно выходить. Ой, я ж не уточнила, когда мэтресса Юлали вернется со своей экскурсии по городу… Для нее клевер и морковка на кухне приготовлены. Если что — вели Полин сервировать, договорились? Ладно, я побежала.

Далия прокомментировала уход Напы сентенцией, в которой ясно различались слова «соус», «цинский» и что-то такое про клан Кордсдейл, что ему (клану) лучше о себе не уточнять.

— Полин! — позвала Далия. — Полин, у тебя найдется какой-нибудь бутерброд для меня? Поли-ин? — прихрамывая, алхимичка побрела на кухню. Кухонная напина помощница почему-то не отзывалась — собственно, это был привычный стиль поведения Полин. Ладно, алхимики должны уметь добывать хлеб насущный… Применим дедуктивный метод и попытаемся вспомнить, где существо под названием Пища обитало во время предыдущего посещения Далией местной кухни? Так, проверим ларь… Буфет…

Позади послышались чьи-то тяжелые шаги.

— А, Напа, ты уже вернулась? Ско…

Чьи-то волосатые руки уверенно обхватили Далию, заткнули рот, прижали локти, чтоб не рыпалась. Алхимичка даже не испела испугаться, как оказалась связанной напиным кожаным фартуком и заключенной в тесном шкафчике — в компании с банками, коробами с сухофруктами, кусками сахара и двумя сонными пауками.

После нескольких оскорбительно безуспешных попыток высвободиться, Далия прекратила, — выражаясь вульгарно, но точно — рыпаться, зло закусила кухонное полотенце, которым ей заткнули рот, и попыталась по слуху определить, кто и зачем сейчас ходит по «Алой розе». Кажется, два человека… или один кентавр? Мэтресса Юлали? нет, у нее копыта звенят музыкальнее… Существо прошел через обеденный зал… Судя по скрипу лестницы, поднимается наверх…

Джоя! — вспомнила Далия. И еще отчаяннее принялась барахтаться, пытаясь вырваться из тесного плена. О боги! Девчонка же перепугается до смерти! Гмм… впрочем, для жителей Ллойярда, а тем более — Даца, — это не проблема…Но все равно, Далия должна что-то предпринять для обеспечения безопасности студентки! Джоя! — попыталась телепатировать мэтресса, очень хорошо понимая бесполезность своих «магических» экзерсисов. — Беги! Ори! Поднимай шум! Буди соседей! Прочитай грабителям свою последнюю поэму!

Увы, ничего из перечисленного Джое сделать не удалось.

Во-первых, студентка сладко спала, устроившись в любимом сундуке с тетрадью и драконьей костью в обнимку. Во-вторых, когда неизвестные, проникнувшие с преступными намерениями в «Алую розу», добрались до комнаты девушки, они чуть не заорали сами — не сумев в сумраке, царящем в мансарде, где окна были затянуты плотными шторами с оккультными символами, разобрать, живое или неживое черно-белое создание почивает в сундуке. После выразительной пантомимы неизвестные приняли компромиссное решение — один из них осторожно пробрался к Джое поближе и резко захлопнул крышку сундука. И, просунув карандаш в петлю, чтоб девушка сразу не выбралась, так же осторожно удалился.

Джоя сквозь сон слышала какие-то звуки… кажется, ей почему-то стало тесно… а, ладно, уж больно сон интересный — смотрим дальше. Девушка перевернулась — в несколько приемов — на другой бок и продолжила послеобеденный отдых.

* * *

Университет

Мэтр Лео внимательно просканировал книгохранилище, не обнаружил призрака — хотя нашел достоверное свидетельство его посмертного существования: небольшое пятнышко эктоплазмы там, где, вероятно, призрак любил проводить время — на правой галерее, в самом верху, прямо над входом в читальный зал. Когда волшебник вернулся к библиотечным дамам — очертания Роскара, совершающего подвиг с конем и замком, стали отчетливее, господин Филипп ле Кре продолжал неспешное повествование, а «вышивальщиц» стало на несколько единиц больше. Мэтр Арчер — старый, почтенный книжный реставратор — и трое его подмастерьев старательно наносили золото в правый верхний угол будущего гобелена. Смысл золотых работ для мэтра Лео остался неизвестным — то ли изображался яркий солнечный свет, то ли знаменитые эльфийские дубы, попавшие на герб правящей династии, то ли какой-то странный летающий круглый остров, но команда реставраторов явно испытывала от своих занятий кайф.

Час или даже больше потребовалось магу Министерства Спокойствия, чтобы внимательно изучить библиотечные помещения и подготовить с полным на то основанием отчет для инспектора Клеорна — нет, никаких призраков не наблюдается! По крайней мере, сегодня. По крайней мере, именно в Библиотеке. А другие помещения Университета, — мысленно ехидничал волшебник, — его наисыскнейшность не велели исследовать… А ведь был призрак, — так же мысленно ответил себе Лео, — Роджер привидение видел, даже иногда с ним вместе по главному корпусу бродил. Куда ж неживое создание пропало? Хм… Интересно, призрак исчез случайно или намеренно? Фу, — одернул прыткие мысли мэтр, — тоже, придумаешь. Какие могут быть у призрака причины скрываться от Министерства Спокойствия? Ты заболел «спокушной» паранойей. Во всех поступках тебе мнятся конспирация и тайный умысел!

А призрака сквозняком унесло. Должно быть, во время грозы порывом куда-нибудь сдунуло, — нашел разумное объяснение Лео. Ну да, бывает. Скажем, у той портнихи с Цветочной улицы ветром уносило сохнущие лифчики, и непременно к отставному солдату, жившему за два квартала, а из Библиотеки, значит, унесло призрака. И Лео, сделав выводы и составив в уме объяснительную для Клеорна, опять вернулся в читальный зал.

«Вышивальщиц» снова прибавилось. Какая-то невысокая, уютная, как пуфик, старушка с румяными щеками и прической в стиле капустного кочана сидела рядом с госпожой Гиранди, и время от времени вытаскивала из корзинки, которую держала на коленях, завернутого в кокон шелкопряда. Тут же извлекала из него нить, другая дама — пожилая, сухопарая, в очках, к удивлению Лео — в лиловой мантии магэссы, быстрой скороговоркой читала заклинание, отчего шелковина уплотнялась и приобретала нужный оттенок. Левый край будущего историко-алхмического шедевра растянули между собой около полудюжины студенток — одна из них, яркая блондинка, тыкающая иглой в чахлый лютик, вдруг подняла на Лео ослепительно голубой, как летнее небо, взгляд, улыбнулась — рассеянно, вроде бы просто так… И волшебник сам не понял, как вдруг оказался рядом, между мэтром Арчером, приклеивающим полоски сусального золота, и госпожой Гиранди, вышивающей коню благородного воина третий глаз, и предложил свои услуги. Знаете, если добавить вот сюда, на силуэт замка, паутины… Нет, мэтр Лео имел в виду более натуральную паутину. Позвольте, я вам сейчас продемонстрирую в натуре, какие силки имеет обыкновение расставлять охотящаяся самка цинского живоглота…

* * *

Мэтр Лео пребывал на вершине блаженства. Он сидел рядом с красавицей Ользидой, слушал, как она рассказывала о своем житье-бытье, — в частности, о том, какие страдания, оказывается, она претерпела, добывая зачёт по полевой практике. Еще молодой человек украдкой ловил на себе завистливо-скептические взгляды Клотильды и Трумины, вышивавших ёлок. Между ладонями Лео был растянут моток оранжевого шелка, на средний палец нахлобучен запасной наперсток, и хорошо, что по молодости лет мэтр игнорировал посох — иначе бы орудие магического труда тоже оказалось бы использовано в производственно-вышивательных целях.

Дверь тихо скрипнула, и к почтеннейшему собранию присоединились очередная партия вышивальщиков от Алхимии. Вообще, как понял мэтр Лео, известие о великом и эпохальном проекте, организованным госпожой Гиранди в Библиотеке, пробежалось искоркой по всем аудиториям и рекреациям; конечно же, народ тянулся к иглам и шелковым нитками — живошить Роскара и его великие деяния было всяко интереснее, чем мучаться вопросом, будет ли сдан очередной зачет.

Господин Бронн коротким кивком поприветствовал присутствующих, постоял тихо в сторонке, конспектируя в блокнотике повесть мэтра Филиппа о Роскаре и Цинской Вазе. А позже, выбрав минуту — в Библиотеку забежал мэтр Диаз, громко восхитился творимым шедевром и попросил тишины, чтоб вспомнить постнеоклассическую балладу, повествующую о Роскаре и Семи Белошвейках, — спросил громким, завораживающим шепотом:

— Слышали? Под Талерином нейтрализовали банду бродячих некромантов. — И слуга общественных новостей приготовился конспектировать комментарии ученой общественности.

— Прелестно, просто прелестно, — не удержался мэтр Диаз. Госпожа Лейла толкнула нежным плечиком господина завкафедрой и, пока тот, совершенно растерянный и дезориентированный, поднимался с пола, обеспокоено поинтересовалась, а верны ли слухи. Что, правда? У нас в Талерине — подпольная банда некромантов?

— Угу, — кивнул журналист, и добавил, сверля хитрыми черными глазищами мэтра Лео: — Представляете? Если верить сведениям, которые мне предоставил важный чин из Министерства Спокойствия, дело было так. Шесть-восемь дней назад по некоторым, не самым освещенным, но самым смачным тавернам Талерина, где проводят свободные вечера работники физического труда, пополз слух. Дескать, около дороги из Талерина на Ла-Фризе обосновался приют некромантов. Ровно в полночь некроманты — счастливое семейство, состоящее из родителя, прародителя и потомка, умершее двести пятьдесять лет назад, в пятницу, тринадцатого, в месяц Посоха, когда таинственные Силы Природы мощнее всего, — встают из общей могилы и отправляются колдовать. Они ловят бесстрашных путников — извозчиков, почтарей, путешественников, и проводят над ними загадочные некромантские ритуалы.

— Какие ритуалы? — задохнулась от ужаса и любопытства Труамина, и Бронн с удовольствим уточнил:

— Черные! Очень, очень черные! Просто уголь пополам с дегтем, вот до чего черные! Да, так вот, мало того, что семейство некромантов не желает упокоиться — их несчастные жертвы тоже собираются вдоль дороги на Талерин, вооружаются дубинками и поджидают случайных путников!!

— Зачем? — схватилась за сердце Лизон. Она была очень искренней и эмоциональной девушкой — правда, до сих пор не знала, где точно в ее организме располагается сердечная мышца; поэтому некоторую часть слушателей, надо это признать, господин Бронн потерял: мужчины как по команде уставились на прекрасную Лизон и шепотом молились Святому Парису, чтоб она не вздумала успокаиваться.

— Как это — зачем? — удивился девичьей непонятливости журналист. — Принести их в жертву, разумеется! Извлечь из них души и выпустить гулять в ближайшую березовую рощу! И вот стоят несчастные призраки вдоль дороги, сильный ветер их раскачивает, ветки скрипят — а чуть ветер стихнет, и тишина-аа…

Ользида взвизгнула и закусила кулачок. Клубочек оранжевых ниток вырвался из ее перепуганных ручек и выкатился на середину холста. Мэтр Лео отчего-то рассердился — ему показалось ужасно неправильным, что какой-то газетный писака легко и просто завладел вниманием прекрасной дамы — между прочим, он, маг пятой ступени, специализирующийся в школе Крыла и Когтя вот уже девять с половиной лет подряд, может рассказать гораздо более увлекательные истории! Он, между прочим, просто хорошо воспитан — слишком хорошо, чтобы не навязывать свою точку зрения окружающим! Волшебник обиженно закусил губу, непроизвольно Призвал сороконожку, редуцировал ее и, немного успокоившись, буркнул:

— Нашли из-за чего сыр-бор разводить. Подумаешь, городские сплетни!

— Так вот, — жизнерадостно продолжил Бронн, — По сведениям моего информатора, вчера поздно ночью один смелый маг отважился предложить свои услуги по нейтрализации некромантов и их неупокоенных жертв. Некто мэтр Крифиан…

— Аааах! — вскрикнула Ользида. Растерянно обвела Библиотеку помутившимся взором, и, чтоб уж о ее страданиях услышали все наверняка, издала еще один изысканный возглас: — ааах! Мой Крифианчик! Что с ним? Что с ним сотворили? Он жив? Ааа! — вскрикнула Ользида совсем уж ультрагромко: — Он мертв!!! Его поймали эти страшные ллойярдские чудовища! Его съели? Его мумифицировали? Ах, а у меня на память о моем дорогом Крифианчике не осталось даже… даже… Ах нет, конечно же, и обручальное кольцо осталось, и дарственная на его загородное имение — пусть это всего-навсего полуразвалившаяся лачуга… Но все равно — у меня осталось на память о нем так мало!

— Да полно, успокойтесь, сударыня, — попробовал утешить прекрасную страдалицу мэтр Лео. Он намеревался сказать, что всё не так страшно, но, к сожалению, был вынужден спасовать перед напористым творцом «Талерина сегодня»:

— Буквально вчера поздно вечером, — уверенно, четко, напористо проговорил Бронн: — отважный мэтр Крифиан выбрался из тускло освещенного зала пивной «Котел бубей» и отправился в черную-пречерную ночь. Плыли по небу темные тучи и гремели цепями неупокоенные души.

Журналист, чтоб добавить в повесть побольше образности, махнул рукой, показывая, как плыли тучи и колыхались цепи, и глаза восторженных слушательниц, как пришитые, последовали за белым пятнышком манжета.

— Гораздо вероятнее, что это были сторожевые псы, которых купчины, приехавшие на ярмарку в будущее воскресенье, выпустили побегать вокруг охраняемых амбаров, — поправил мэтр Лео, но его не услышали.

— И вот идет мэтр Крифиан, бредет одинокий, утомленный и грустный по дороге… Идет, еще раз уточняю, — вынужденно, ибо денег у него после четырех дня распития пива не осталось, а пользоваться телепортом опасается, чтоб не спугнуть раньше времени проклятых чернокнижников!

— Ах! — закусила кончики пальчиков Ользида. — Он, должно быть, опять позабыл, как пользоваться телепортом! Он всегда был у меня таким рассеянным!

Дамы и мэтры бросились выражать сочувствие. Мэтр Лео открыл рот, чтоб, наконец, сказать правду, но Бронн опередил волшебника на доли секунды и испортил всё окончательно:

— И вот набрел мэтр Крифиан на загородную поляну, где на березовых зарослях тихо покачивались три черные-пречерные мантии…

Мэтр Арчер, единственный из слушателей, скептически осмотрел собственное, в подпалинах и складках, алхимическое облачение; все остальные схватились друг за дружку и приготовились падать от ужаса в обморок.

— При появлении смелого мэтра, останки повесившихся — а, правды ради, надо признать, что Крифиан еще издали им закричал: «Спасайся, кто может!!!» — со страшными стонами зазвенели березовыми ветвями над головой!

— Как, позвольте уточнить, береза может звенеть со страшными стонами? — ехидно поинтересовался почтенный реставратор, но госпожа Лейла строго и грозно шикнула на него. Может, может! Это ведь некромантская береза, она умеет и не такое вытворять!

— Мантии завращались, поддуваемые теплым летним ветерком, и из этих черных коконов выскочили темные скелеты! Отважному борцу за права упокоенных пришлось потратить немало маны, чтобы сжечь агрессоров дотла. Говорят, пепел, который волшебник предоставил арестовавшим его стражам Спокойствия в качестве приложения к своему повествованию, весил добрых пятнадцать унций. А, что скажете, мэтр Лео? — повернулся нахальный Бронн к присутствующему волшебнику.

Тот пожал плечами и ответил честно, по существу:

— Не было там пятнадцати унций. Он так гвоздил несчастные мантии боевыми «Ревунчиками» и «Ледяными иглами», что остались только жалкие лохмотья. Я даже не смог уловить ауры бывших владелиц; правда, из Министерства Чудес старшие коллеги обещали помочь, установить, кому раньше эти одеяния принадлежали и почему их хозяйки вдруг решили потерять почти новые мантии на обочине дороги.

— Так что, это были женщины? Женщины-вампиры?! — поразилась Труамина, и тоже схватилась за что-то, болтающееся между шеей и талией.

— Да нет же, — раздраженно ответил мэтр Лео, — это были обыкновенные студентки! Рассеянные, как и все алхимики — надо ж, потерять мантию и полторы недели, если не больше, о ней не вспоминать…

— Разбросанные в пространстве студентки-вампиры! Потерянные между мирами боги ведают сколько столетий назад!.. — закричала сраженная Клотильда. — О, ужас!

Ради усиления торжественности момента со своего места поднялся мэтр Диаз, принял скорбную позу и громким речитативом, медленно, вбивая в головы слушателей каждый слог, как гном забивает сваи в основание моста, принялся читать эльфийскую поэму. Наверное, о тщете столетий, или о потерянных между мирами богах, или о черных — расклешенных, приталенных или скроенных точно по фигуре, — мантиях.

Мэтр Лео не понял ни слова, судя по лицам остальных — те не поняли еще глобальнее, но мэтра Диаза, как уже упоминалось, никогда не смущали ни реакция аудитории, ни ее — реакции с аудиторией — отсутствие. Он вещал. Слова рокотали, сцеплялись рифмами и ступеньками утверждали строфы; слова рыдали и звенели, журчали и плакали — и все громко шикнули на Ользиду, когда девица спохватилась, что ее Крифианчик, оказывается, остался жив, и надо бы сбегать в Министерство Спокойствия, проведать, надолго ли он в дееспособном состоянии задержится. Мэтр Диаз излагал, передавал и цитировал; библиотекарши и алхимики, придавленные силой Искусства, внимали ему, раскрыв рты. А мэтр Лео почему-то почувствовал себя лишним. Нет, в самом деле… понять стаю жаворонков намного легче, чем то же количество человеков… А уж журналисты чего вытворяют!

Бронн, не угадывая даже язык, на котором роскошествовал зав эльфийской кафедрой, бойко черкал по страницам блокнота. Так-так, похоже, у «Талерина сегодня» будет еще одна сенсация!

* * *

Ресторация «Алая роза»

Запертая в тесном шкафу, мэтресса Далия наблюдала, как паучок неторопливо прядет паутину, жевала тряпку, которой неизвестный грабитель заткнул ей рот, и думала о разном. Например, о том, что Напа задерживается — конечно, с дядюшкой Буром болтать приятнее, чем спасать верную научную предводительницу, что Джоя, скорее всего, благополучно убита, раз о присутствии в «Алой розе» ничего не возвещает… И больше всего Далия думала о том, что грабители на ресторацию напали очень странные. Нет, правда-правда!

Они побегали по второму и чердачному этажам «Алой розы», потом громко что-то искали в Напиной каморке позади обеденного зала, потом зачем-то спугнули бродячих собак — две-три унылые, с грустными глазами и подобострастными хвостами псины вечно дежурили на заднем дворе в ожидании костей и остатков. Потом кто-то долго ломился в дверь, потом кто-то разбил окно на кухне (Далия в этот момент зажмурилась от страха, и решила сидеть в шкафчике тихо-тихо); потом наверху кто-то задрожал-застучал — да так, что пауки едва на мэтрессу не свалились.

От скуки Далия принялась строить версии, о чем и сколь долго может беседовать Напа с господином Буром, торговцем деликатесами, а также о том злодеянии, которое показалось ей самым странным. Представляете? Воры, связавшие и заточившие мэтрессу, и не подумали ее обыскивать! Так, коротенько обхлопали карманы, и только.

Нет, Далия, тебе срочно нужно к психиатру. Ты рассуждаешь, как Изольда, сказала себе мэтресса. И тут же возразила: я сама какого хочешь психиатра уделаю, до белого каления доведу! Нет, Далия, не надо никакого каления, тут же включилась какая-то из дополнительных субличностей, не уподобляйся гномам, иначе только и останется, что обзавестись накладной бородой, бутафорской секирой, и бегать по кварталу, спрашивать, чья крыша нуждается в срочной починке!..

Потом входная дверь скрипнула, кто-то очень массивный, тяжело дыша, спустился в обеденный зал «Алой розы». «Напа?»- собиралась позвать Далия, наконец-то перегрызшая полотенце.

— Напа? — грозно, с сердцем, спросил вновь прибывший, и мэтресса сочла за лучшее затаиться.

Правильно сделала. Посетитель по-хозяйски прошелся по «Алой розе», дошел до кухни и начал греметь кастрюлями, сковородами — до тех пор, пока не добрался, судя по звуку шагов, до буфета. Дальше последовало какое-то страшное в своей ненормальности утробное рычание, фырканье, мучительно напомнившее Далии Черно-Белого Кота, какие-то стуки-шорохи, а потом…

Потом незваный гость принялся пить из кого-то кровь.

Не узнать сосущий, тянущий, выцеживающий из кого-то последние капли жизни, звук было не возможно. Конечно, Далия отродясь не была в Ллойярде, а в других королевствах вампиры были чем-то вроде тайного общества — все знали, что они где-то есть, но никто лично знаком не был. И вот… Здесь, в Талерине, в добропорядочной гномьей ресторации «Алая роза», сидел упырь и пил из кого-то кровь!

Да как методично и последовательно!

Сверху по-прежнему раздавались стук и приглушенное царапанье, время от времени взрывался громкий лай на улице, а упырь всё сосал и причмокивал от удовольствия.

Далия же попыталась внушить самой себе, что она всего лишь маленький, незаметный паучок, и сидела в шкафчике с сухофруктами тихо-тихо.

Сама Напа Леоне, нагруженная копчеными селедками (бочонок слева), копчеными форельками (бочонок справа), копчеными лососями (за плечами), весело бежала по Утиной улице, время от времени подпиннывая бочонок с выложенными льдом омарами. Завтра в «Алой розе» нужно устроить рыбный день, — рассуждала гномка; — и до отъезда успеть утилизировать запасы копченого окорока, соленых фисташек и прочих маринадов. Особое беспокойство хозяйственной гномке внушала огромная стеклянная банка, полная персиков в сиропе — подарок от дядюшки из Химериады. Яркое, сочное содержимое было предметом вожделения и самой Напы, и половины завсегдатаев «Алой розы»; все намекали, что неплохо бы попробовать, как там они, персики-то, не испортились ли от сиропа, а то, может, спасать фрукты пора? Бережливая, как все гномы, Напа каждый раз обещала себе и другим, что уж на следующей-то неделе точно распечатает огромную, десятипинтовую емкость и побалует всех конфитюрами, пирогами и прочими персиковыми десертами.

И сейчас гномку глодало предположение, что, стоит ей уехать на раскопки в Эль-Джалад, прожорливые пасти вмиг доберутся до ее сокровища. Сожрут, похлюпают, почмокают, выплюнут сморщенные косточки и банку еще разобьют, чего доброго…

Решено, — мысленно поставила зарубку Напа. — Сегодня же вечером открою банку и всех угощу. Так, что там с остальными припасами? Овощи и зелень привозили каждый день свежие, так что Напа, когда соберется в путешествие, просто аннулирует заказ. Мука и крупы — ладно, потерпят, только не забыть положить чеснок, стручки острого перца, и подаренные мэтром Вигом деревянные жучки-обереги, чтоб отпугнуть из ларей разных вредителей. Сухофрукты и сушеные грибы — пусть их лежат по жестянкам и коробкам, едва ли успеют испортиться.

Вряд ли их путешествие будет долгим, рассуждала гномка. Всего-то делов — добраться до Аль-Тораза, и двигаться дальше на восток и немного к югу, там быстренько разобраться с шифровкой старика Симона Пункера, — Напа непроизвольно почесала голову, где хранила самую важную кладоискательную информацию, инстинктивно не доверяя менее защищенным сейфам. Там, конечно, придется поработать, скажем, денька четыре плотной копки… На этой стадии размышлений гномка запульнула бочонок с омарами на Утиную улицу — хотя пора было поворачивать на Чернильную; пока груз возвращался на нужную траекторию, у хозяйки «Алой розы» возникла еще одна идея. А не позвать ли милого Айру в совместное путешествие за сокровищами?

Тут Напу бросило в жар, и она задохнулась от нахлынувшего смущения. Нет, право слово, это же неприлично!.. Они слишком молоды, чтоб переходить к столь близкой стадии знакомства! Копать вместе, да еще до свадьбы — что ж прочие порядочные гномы-то подумают!

Лучше, решила Напа, я оставлю Айру приглядывать за «Алой розой». Да, точно. Готовить милый мастер не умеет, да и не надо — я попрошу Далию составить такие инструкции, чтоб даже неумеха мог состряпать простенькую глазунью или запечь курицу. В конце концов, есть Полин, варить суп «Фата-моргана» она умеет… Точно ли? смутилась Напа и принялась повторять секретную рецептуру: налить в котел много холодной воды, и поставить на стол перед путником, жестоко страдающим от жажды. Нет, даже Полин не сумеет в этом рецепте запутаться.

На раздумьях, оправдает, или же нет нижайшее гномье доверие кухонная блёклая помощница со звучным именем, Напа споткнулась, остановилась, присела на омарью тару и задумалась. Что-то в последнее время гноме не нравилось, как Полин себя ведет. Стала в четыре раза рассеяннее и в пятнадцать — более задумчивее. Нет, может, человеки и должны себя так вести… Далия не находила в поведении Полин ничего странного, пожимала плечами и советовала огородить «Алую розу» проволочной сеткой или, допустим, лисиными капканами — чтоб, значит, какой-нибудь Шантильон вспомогательную кухарку не смущал. Ну, найти проволоку и капканы — не проблема, маменька обещала с оказией переслать из Орбурна… Поможет ли, вот в чем вопрос? К тому же некоторые люди обладали умениями ходить сквозь стены — конечно, Напа такое тоже могла, но потом кирпичи приходилось скреплять цементом и возвращать на место; а вот, например, Джоя…

Передохнув, Напа продолжила путь домой, пиная бочонок и размышляя над разговором, свидетелем которого она стала вчера поздно ночью. Студентка стояла посреди лестницы, ведущей на мансарду, и разговаривала со стеной. Да-да, и никакого обмана честного гномьего зрения не было — в руках у Джои был подсвечник с горящей свечой, и в неровном пятне желтого света хорошо различались доски, шляпки гвоздей, эти доски скрепляющие, и даже неприличное слово, нацарапанное предыдущими хозяевами ресторации. Девушка тоже хорошо различалась, и была, на опытный взгляд вызванной для консультации Далии, достаточно трезвой — так что ее хихиканье и внимательное вслушивание в то, что стена скажет, выглядели достаточно подозрительно. Нет, конечно, Напа собственными руками перебила каждую балочку, каждую реечку, когда делала ремонт, и никаких подземных ходов, кроме самостоятельно выкопанных, не обнаружила, но мало ли что! Вечно с этими людьми проблемы, — решила Напа. — То у них опыты, то работа, то еще какая конспирация… Нет, чтобы, как нормальные гномы, честно и открыто заявить о своих собеседниках или, допустим, противниках!

Брали бы пример с меня, думала гномка. — Я — просто образец простого, откровенного, честного и прямого гнома. И что Далия вечно сочиняет про какие-то извилины…

В кухне «Алой розы» Напу поджидал сюрприз.

— Привет, — с опаской произнесла она, задвигая бочонки со вкусностями в кладовую. Всего кладовых в «Алой розе» было выкопано восемь штук — это не считая подземного хода до Университета и обратно, относительно неиспользования которого у Напы и Далии существовала принципиальная недоговоренность в отношениях. Так вот, Напа, хорошенько рассмотрев, какой гость забрался к ней в кухню, запрятала принесенные вкусности в самую дальнюю, снабженную особой потайной дверцей. — Ньюф, это ты, что ли?

Сюрприз смачно всосал в себя очередной персик из заветной банки, облизал сладкие пальцы, и запустил ложку, вылавливая следующую жертву.

— Ну, привет, коли не шутишь, — буркнул Ньюфун. Высосал персик, плюнул косточкой. — Мама тебе проволочную сетку и двадцать капканов на лису прислала, ты б их прибрала.

Напа пробежалась до парадной двери, обнаружила солидный моток, связку клацающих железных челюстей и вернулась с ними на кухню. За это время любимый старший братец успел сожрать еще четыре персика.

Напа решительно отняла остатки.

Ньюфуну это не понравилось, но, стоило Напе поувереннее перехватить ложку и нахмуриться, жадничать он не стал. Поскреб бороду, сыто рыгнул, вздохнул, развалился на стульчике — том самом, который считался собственностью хозяйки ресторации, то есть на высоких ножках, с лесенкой и сделанном по специальной гномьей мерке:

— А ничего у тебя тут, — проговорил старший брат. — Уютно. Хоть и не шахта. Может, продашь? Куплю как у родственницы, за честную цену. А ты давай, домой возвращайся. А то перед другими гномами неудобно — у всех сестры, как сестры, уголь дробят, руду в ступках перетирают, шлифовкой занимаются, и только ты, как какая-то человечка, по поверхности шаришься… Дай пожрать, а то я после дороги голодный.

Напа, не споря, сбегала до плиты и обратно, потом еще раз, и, наконец, поставила яичницу с зеленью и салом перед Ньюфуном. Каждый, кто хоть немного знал великолепную хозяйку ресторации, мигом бы учуял, что настроение у нее не очень — она даже не стала для этого гостя тратить время на поиски столового прибора, а уж тем более — не свернула салфетку и не предложила фарфоровую тарелку. Впрочем, для Ньюфуна железная сковорода, скорей всего, было самое оно — гном радостно облизнулся и запустил в шкворчащее желто-бело-зеленое кушанье складную вилку, извлеченную из глубокого кольчужного кармана.

— М-мя… мняк… умс… Возвращайся, Напа, — заботливо проговорил старший брат. — А то мы без тебя скоро отощаем. Бросай свою зануду-мэтрессу и давай обратно в Орбурн. Мы тебя от гнева короля спрячем в самом глубоком забое, дадим кирку, каску и один фонарь. Будешь конспирироваться, работать в свое удовольствие и кашу нам варить. И размазню, и похлебку луковую, и бобовую, и куриный бульон, и говяжий, и грибной, и уху, и буйабес, хотя только Великий Кузнец знает, что это за зверь, и сколько варится…

— Далия — не зануда, — с оскорбленным видом поджала губы Напа. — Она очень хорошая и много работает на общественное благо.

Ньюфун захихикал, сжевал последний кусок яичницы и с наслаждением вылизал сковородку. Попробовал на зуб — нет, железо не той ковки, такое он не ест — диета, однако…

— Напа… э-эй! Напа… — в перерыве между ньюфуновым чавканьем услышали оба гнома тихий, бестелесный голос.

— Слышишь? — подняла пальчик гномка. — Смекаешь, до чего Далия доработалась? До расщепления на астральные проекции! Такого у нас в клане отродясь не было, а у нее уже получилось! Говоришь, «брось ее» — она ж в два счета без меня с голоду помрет!

— Напа! выпусти меня отсюда!.. — чуть более нетерпеливо попросила «астральная проекция» Далии, зажатая в шкафу.

— Как живая, — хмыкнул Ньюфун. — И ведь по-гномьи понимает. Слышь, а где у тебя тут пиво? я искал, нашел только персики. Дрянь в сиропе, да еще и с косточками…

Тут Далия не выдержала и заорала в полный голос. Она пообещала, что, как только выберется, возьмет кувалду и лично обоих чавкающих гномов угостит на славу, что Напа будет вспоминать тот день, когда бросила Далию помирать в шкафу, с душевным содроганием, что всякие хлюпающие уроды и вампиры у нее еще попляшут, что…

Напа осторожно приоткрыла дверцу шкафа, помогла развязать мэтрессе руки и захлопала большими голубыми глазами.

— Ты б записку оставила, — осторожно попеняла гномка. — Что, дескать, выпустить тебя из шкафа во столько-то. И чего сразу кричишь…

Гном, ковыряясь в зубах, нахмурился:

— А где вампиры-то? — не понял Ньюфун. — Ты, малая, совсем с человеками одичала! Еще и вампирскую кухню осваиваешь?! У мамы ж борода поседеет, когда расскажу!

Далия набрала в грудь воздуха, чтоб высказаться…но, вместо гневной речи, издала только рассерженное шипение. Причиной этому был инспектор Клеорн — он, непрошенный, пробрался в ресторацию тише мышки, теперь стоял на пороге кухни и внимательно вслушивался в чужие разговоры.

— Я, господа, покину вас на минуточку, — с достоинством, строго, сообщила Далия. — Попудрю носик, — И, не дожидаясь, пока ее остановят, выскочила из кухни вон.

— Эй, малая, пиво, пиво, шнель! — подсказал Ньюфун. Напа по привычке, воспитанной старшими братьями, подхватилась, забренчала ключами, отперла очередную потайную дверцу в стене и принялась цедить пиво из бочки в кувшин.

Инспектор Клеорн был бы рад вмешаться и потребовать объяснений, чего ж мэтресса Далия изволила так громко возмущаться, но замер, пораженный: дело в том, что нахальный, всеми командующий гном, удобно устроившийся за кухонным столом, принялся извлекать из недр своего одеяния пивную кружку.

Ньюфун из клана Кордсдейл, в отличие от своей младшей сестренки, которой, как представительнице слабого пола, да еще не вступившей в пору зрелости, были присущи некоторые изящество и тонкость — так, относительные, достаточные, чтобы легко метать на чердак мешки с мукой по сотне фунтов каждый, но пасующие перед необходимостью утащить на закорках бирмагуттского гиппопотама, — был настоящим гномом. Его каштановой бородой можно было чистить закопченные котлы, а запахом — циклевать паркетный пол. Конституцией и мироощущением Ньюфун напоминал мяч — не тот, который весело катится по траве, а тот, кто набрал побольше воздуха и стремительно решил выяснить отношения со всяким, попавшим по нему шипованной бутсой. Где-то вокруг бороды и фамильным кордсдейловским носом проглядывали щеки и голубые глаза — прищуренные, оценивающие, щелкающие циферками и формулами. Кстати сказать, кончик носа у Ньюфуна будто укушен или поцарапан случайно взбесившейся отверткой; высокий шлемак на голове добавлял солидному представителю славного орбурнского клана три четверти локтя роста, а всё остальное, крепко сколоченное, упакованное в кожу и кольчугу, накладные наколенники-наручни и панцирные щитки, крутизной своей затмевало любые варёные яйца.

Так вот, это создание, вскормленное в глубинах Орберийских гор, там же приплющенное парой обвалов и прокуренное местным экологически чистым табаком (особый ллойярдский сорт — с примесью водорослей), обращая на Клеорна и выбравшуюся из шкафчика мэтрессу ноль целых и одну десятитысячную процента внимания, готовился к таинству пивопития. Ньюфун достал из кармана толстый бронзовый диск с ладонь диаметром, и принялся осторожно, медленно-медленно, его раскручивать. Вот поднялись тончайшие стеночки, вот кружка-раскладушка увеличилась еще на пару дюймов, вот еще на один… Плотно подогнанные друг к другу кольца не издавали ни малейшего скрипа, и, повинуясь гномьим пальцам, выдвигались сами и вели за собой друзей. Наконец, когда кружища — высотой в локоть, пинты на четыре, троллю в пору, — показалась во всей своей красе, Ньюфун снял с левого запястья наручень, прихлопнул его с боку, вместо ручки, и поставил на стол.

Будь на раскладной кружке Ньюфуна не обычные гномьи узоры, правильные геометрические линии в различных комбинациях, а хоть один эльфийский лист или включенная в пентаграмму руна, можно было бы клясться, что сей предмет домашнего обихода является порталом в другой мир. По крайней мере, Напа наполняла «чашечку» старшего брата очень, очень долго, прыгая от бочки к кружке и обратно, пока пена не полилась через бронзовый край. У Клеорна от такого зрелища захватило дух. И гном собирается всё это выпить?! Нет, чутье сыщика не обмануло: беспорядки в «Алой розе» сегодня вечером будут. Обязательно.

* * *

Вечер в «Алой розе» набирал обороты. Напа Леоне растопила плиту и, ворча на отсутствие Полин, ворочала кастрюли и котлы, готовясь к встрече вечерних посетителей. Ньюфун пил пиво. Его супер-кружка, запотевшая от прохладного содержимого, стонала от усиленной эксплуатации. Инспектор Клеорн вынюхивал происшествия, а мэтресса Далия ярилась.

— Нет, почему же вы мне не верите? Говорю вам, здесь был грабитель! Кентавр! с четырьмя ногами, которые топали по всей «Розочке», даже наверх забирались…

— Мэтресса Юлали вчера так и не смогла с лестницей сладить, — недоверчиво покачала головой Напа. — Ей слишком узко, не повернуться, и копыта по две штуки на одну ступеньку никак не помещаются. Так и ночевала на заднем дворике, под навесом…

— Значит, это были двое неизвестных! — не сдавалась Далия. — или другой кентавр, акробат-верхолаз!

Клеорн украдкой выглянул на улицу — собаки, облаивающие «Алую розу», при виде сыщицких усов разбежались, на основании чего инспектор сделал логический вывод, что информаторами Министерства Спокойствия они не являются.

— Смотрите, воры сожрали запас твоих, Напа, колбас! — продолжала подмечать совершившиеся в ресторации изменения мэтресса.

Напа нахмурилась, любопытный инспектор Клеорн служебно соответствовал, поэтому Ньюфун счел за лучшее сознаться:

— Это я съел. Оголодал после дороги, а вижу — тут колбаски висят. Чего пропадают? Дай, думаю, спасу.

Далия испепелила гнома взглядом, который, тем не менее, отскочил от полированного шлема и срикошетил в сторону малой духовки, позволив Напе сэкономить лучину для растопки. И выложила свой самый главный козырь:

— Не думаете ли вы, что я сама себя связала кожаным фартуком и заперла в шкаф?

В ответ получила застенчивое молчание и выразительный обмен взглядами: и Напа, и Клеорн знали, что мэтресса способна на всё. Бессердечный Ньюфун, крайне не одобрявший человеческую привычку переливать из пустого в порожнее, бряцнул кружкой по столу и напомнил сестрице, что умирает от жажды. Пиво, шнель!

— Напа, как ты можешь обо мне так думать? Да ведь забраться в шкаф и изнутри запереться невозможно! — обиделась мэтресса.

— Ха, — отозвался Ньюфун. — Подумаешь, придумали себе задачку — типа абстрактно-алгебраическая формула, выражающая любую целую положительную степень суммы двух слагаемых через степени этих слагаемых![22] Забраться в шкаф, себя связать и запереться изнутри? Да не фиг делать!

Инспектор Клеорн попросил не делать безосновательных утверждений, и старший Кордсдейл, прикончив очередную порцию пиво, сполз со стульчика, подкатился к шкафу, пленившему Далию, почесал бороду, похмыкал, достал из недр своего кожано-стального облачения скрученную тонкую проволоку. Зашел в шкаф, прикрыл створки — и через несколько секунд, после гномьего кряхтения и усиленного человеческого внимания замочек-щеколда вдруг пришел в запертое состояние.

Далия пробормотала что-то о необходимости навестить ведьму и обвале, ожидающем Ньюфуна в ближайший вторник. Клеорн освободил гнома, а Напа, из женской солидарности, решила сделать приятное подруге и, на секунду прекратив рубить зелень, высказала новую версию:

— А может, это Джоя пошутила? Ты только не сердись, Далия! — тут же добавила гномка, заметив жуткое выражение лица мэтрессы. — Она не виновата, что родилась на Даце в семье потомственных шутов! У нее генетика сложная, поэтому и шутки шкафовые получаются!

Но Далия уже мчалась вверх, к мансарде, занимаемой студенткой.

Инспектор Клеорн, отставая на полшага — за ней.

В темной, сумрачной комнатушке никого не было. Чучело нетопыря — не в счет. Но сундук почему-то издавал легкое, еле слышное постукивание. Господин сыщик немного притормозил, вспоминая инструкции, как действовать в случае обнаружения логова подпольных некромантов — оккультные символы на занавесках, портреты-миниатюры трех скелетов на фоне чего-то очень зеленого и мрачного, очень наводили на мысли о злостных нарушителях Закона о Магии, а Далия своим острым женским нюхом уже учуяла Улику.

— Видите? Видите? Карандаш в петле замка! Джоя так сундук никогда не запирает!

Мэтресса подлетела к внушительному, окованному медными полосами сундуку, вынула карандаш и резко откинула крышку.

Восстала Джоя — бледная, с разметавшейся копной черных волос и немного размазавшейся краской вокруг глаз.

При виде девушки — растрепанной худощавой, затянутой в черное платье, — Клеорн резко отшатнулся, поймав себя на детском желании закричать «Мама!» Споткнулся о подоспевшего Ньюфуна и чуть не упал.

Джоя с наслаждением потянулась, отложила берцовую драконью кость, общение с которой скрашивало ей последние несколько часов, сладко потянулась, еще слаще зевнула и удивленно захлопала глазами на Далию.

— Мэтресса? А который час?

— Пять с четвертью, — подсказал сыщик. Студентка перепугалась:

— Да я же экзамен проспала! — девушка выбралась из своей «колыбельки» и со спринтерской скоростью рванула из комнаты — очевидно, в сторону Университета.

— Куда… все уж или сдали, или умерли! — попыталась остановить Джою мэтресса, но не успела. Услышав о чьей-то возможной смерти, дацианка побежала еще быстрее.

Тогда Далия, торопливо отыскав в хозяйстве студентки свечу, организовала луч света в дацком царстве и вернулась к осмотру улик и доказательств.

— Кажется, с Джои можно снять подозрения. Кто-то запер и ее. Не думаете же вы, господа, что можно забраться в сундук, — продолжила алхимичка, возмущенная скептически-удивленными лицами и сыщика, и гнома. — И запереть его изнутри на карандаш?!

Клеорн выразительно покосился на Ньюфуна, а тот с сердцем, от души плюнул, снова проворчал «Да не фиг делать!» и решительно залез в спальный сундук дацианки.

через несколько секунд карандаш, обмотанный еле заметной тонкой проволокой, как живой, начал пробираться в петлю замка. С нехорошим блеском в глазах Далия принялась ставить на крышку сундука все более-менее тяжелые предметы — чучело нетопыря, стопки книг, стул, тазик для умывания, домашние тапочки, забытую девушкой косметичку, — а в довершение вытянула из шкатулки для рукоделия длинную черную ленточку и накрепко привязала-примотала карандаш к замочной петле.

Чтоб не забыть устроить Напе Леоне скандал по поводу ее родственников — а может, и выразить понимание, сочувствие и договориться о совместном сеансе битиётерапии для Ньюфуна, Далия, следуя выработанной за годы служения Алхимии привычке, потянулась к карману собственной мантии…

И заверещала, обнаружив еще одну улику.

— Они украли мой блокнот! Где он?! Где?!

Напа, обслуживающая внизу первых посетителей, внимательно осмотрелась по сторонам. Когда с верхнего этажа прибежали Далия и следующий попятам за прекрасной мэтрессой сыщик, у гномки уже был готов ответ:

— Здесь твоего блокнота нет! Может, ты его в Университете оставила? Помнишь, как в месяц Короны ты там принимала переэкзаменовку до половины шестого утра, а потом оказалось…

— нет! — завопила Далия. — Нет, он был у меня в руках! А потом я положила его вот сюда, на край стола, — алхимичка принялась планомерно и методично ощупывать ближайшую столешницу. Еле успев отшатнуться, господин Бургвайссер, зашедший пропустить кружечку пива, задрожал, расплескал пену и дал себе слово до конца календарного месяца не напоминать Далии о ее долге в пять монет, — Я еще тебе хвасталась, какой шикарный план реорганизации университетской документации придумала! О боги! — вдруг дошло до алхимического мозга. — Я же полдня просидела в этой треклятой кладовке, вместо того, чтобы работать на общественное благо! Университет же могли по камушку разнести, пока я тут прохлаждаюсь!! — и ноги, лишившись верхнекортикального управления, сами понесли сапиенсологиню в сторону громады Университета.

— А каков из себя был этот блокнот? — решился уточнить Клеорн, удержав мэтрессу за мантию. Хотя, судя по ее остекленевшим глазам, главная управляющая телом Далии астральная проекция была уже не здесь.

— Форматом чуть больше ладони, — показала Напа собственную десницу, — кожаная обложка, прошитые листы. Обложку я сама делала, там еще такое теснение декоративное в виде желудя, а листочки время от времени можно менять — вынимать старые и подшивать новые. И еще дырочка в переплете есть, карандаш привязывать — только Далия никогда ей не пользуется.

— Кому ж такая гадость понадобиться может? — спросил подошедший Ньюфун. Клеорн автоматически, почти не удивляясь, отметил, как быстро извлек себя гном из сундука, но с мысли сбить себя не дал:

— Действительно, госпожа Кордсдейл — кому, на ваш взгляд, мог понадобиться блокнот уважаемой мэтрессы?

Напа смущенно зарделась, почесала кончик носа, потом, убедившись, что мозг Далии находится вне зоны доступа, прошептала Клеорну строго конфиденциальную информацию:

— Ну, может быть, тем студентам, которым она неуды за экзамен поставила? Она девять дней назад как раз экзамены принимала, и наверняка по рассеянности еще не дооформила отчетную ведомость у мэтрессы Долли. Может, студенты рискнули, подумали, что если блокнот забрать, в котором их оценки фиксировались, подробностей Далия и не вспомнит?

Инспектор задумался. Уточнил, у какого количества студентов мэтресса Далия ведёт занятия по теоретическим и прикладным сапиенсологическим дисциплинам, мимолетно удивился ее трудолюбию, и нахмурился. Не принимала его прагматическая душа версию о покушении на алхимичку с целью кражи записей об итогах сессии, хоть ты тресни. В этом случае гораздо правильнее мэтрессу шантажировать, запугивать, в конце концов, всегда можно несговорчивого профессора убить, а потом попробовать договориться с другим преподавателем. а красть блокнот? Фи…

Инспектор просто не знал, насколько доверяют алхимики записанному слову. В прошлом году, например, подобная элементарная карманная кража спасла девять студентов от отчисления, и еще шестнадцати позволила увеличить средний рейтинг по успеваемости на сорок лишних баллов. А когда в Университете королевства Кавладор учился Эрни Брюль, потомок прославленного художника, у-уу… Рисовать Эрни не умел, но почерки подделывал мастерски, и пять десятилетий спустя Университет даже был вынужден назначить специальное расследование вспышки отличной успеваемости в годы с Желтой Бузины по Синей Лошади. Так что…

* * *

Университет

Далия ворвалась в кабинет мэтрессы Долли, стремительная, как южный тайфун, но обнаружила только бумажный бедлам — раскрытые журналы и ведомости, папки с подшитыми отчетами, заметки, исходящие и входящие, циркуляры и бюллетени, и прочая. Не тратя время на пустое сожаление по поводу беспорядка, который сама же и устроила днем, мэтресса принялась сгребать всё в кучи и складировать под стол.

В ворохе бумаг блокнот, полный сапиенсологических наблюдений и личных мэтрессиных заметок для памяти, обнаружить не удалось.

— Где? где? где же он?! — пыталась вспомнить Далия, но инспектор Клеорн, неотступно следующий за ней по пятам, лишь подкручивал кончики усов. Нет, лично он ничего не знал о месте нахождения пропажи. Но сыщику крайне интересен предмет и предполагаемый итог поисков.

А уж их субъект…

— Мэтресса, успокойтесь, — мягко увещевал Клеорн — впрочем, зрелище рассерженной Далии заслуживало самой высокой эстетической оценки и никак не могло приестся такому ценителю женских нервов, как инспектор Министерства Спокойствия. — Подумаешь, блокнот…

— Да? А вот пропади какое-нибудь важное письмо у ответственного чиновника? Вы б наверняка искали! Носом бы землю рыли! А уж если бы похитили любовную переписку дочери герцога Тирандье? Ведь весь Талерин на уши подняли бы, чтоб только скандала не вышло!

— А с кем Мелориана Тирандье ведёт любовную переписку? — заинтересовался сыщик. Ответом ему были сдавленные алхимические проклятия. — Всё-всё, я понял, что это было лишь гипотетическое предположение. Продолжайте, мэтресса, я вас внимательно слушаю.

Далия по-собачьи — быстро-быстро перебирала бумаги, и они разлетались в разные стороны, как листва в осенний ветреный день. И, раз уж ее слушали, да еще внимательно, продолжала злопыхать:

— А блокнот — это важнее! Там черновики моей монографии! Конспекты прочитанных за последний месяц книг! там план на отпуск! Рекомендации по усилению Университетской мысли! Что, по-вашему, это не важно? Не важно?!!

Не дождавшись вразумительного ответа от увязавшегося спутника, что именно тот делает — проводит расследование или же просто медитирует, используя мэтрессу в качестве мандалы, Далия прекратила увеличивать энтропию в конкретном университетском помещении и погрузилась в размышления. Когда она видела блокнот в последний раз? В «Алой розе». А до этого? здесь. Если предположить, что блокноту надоело лежать без дела на столике в ресторации, и он решил сам пойти поработать, то возникает вопрос: кого он мог попросить о помощи в перемещении? Если бы ты, Далия, спросила мэтресса свое воображение, была облачена в обложку с жёлудем и содержала полсотни исписанных листов, чтобы ты сделала?

Пока Далия размышляла, в раскрытое окно, вместе с прохладным вечерним ветерком, ворвался чей-то задорный смех и бодрый молодой голос, повествующий, как он сегодня уделал мэтра Никанта на переэкзаменовке.

— Студенты! — осенило мэтрессу. Их же много в Университете, а стараниями Напы Леоне большинство школяров неплохо приучены к «Розочке» в качестве кормушки. Вдруг они видели странствия блокнота?

Инспектор Клеорн опешил, когда госпожа алхимик бодро рванула из кабинета, но, тренированный годами беспорочной службы в Министерстве Спокойствия, быстро пришел в себя и поддержал раму, пока мэтресса форсировала подоконник.

На дорожке, ведущей к Студенческому Дому, Клеорн догнал Далию и спросил, есть ли у сударыни конкретный подозреваемый. Нет. Конкретно Далия конкретно подозревает конкретно всех. Сыщик осмелился напомнить уважаемой сапиенсологине, что он имеет некоторый практический опыт в допросе свидетелей и подозреваемых, и не было бы разумным оказать ему честь и позволить провести расследование? Далия фыркнула, но, экономя дыхание, спорить не стала.

Студенческим Домом называлось высокое, в четыре этажа, здание во главе квартала, прямо напротив Университета. В нем обитали школяры, приехавшие из других городов ради счастья учиться в Университете королевства Кавладор, а иногда и начинающие преподаватели, которые еще не сроднились с великолепием столицы. Нельзя сказать, что жизнь в студенческом пристанище была роскошной, как нельзя утверждать и то, что жизни там совсем не было. Далия, например, пока не нашла приют под крышей «Алой розы», считала свой опыт выживания в студенческом братстве весьма познавательным в плане изучения феноменологии Разума и философии Глупости. Мэтр Питбуль, создавая свою урбанонозогнозическую классификацию разумных существ, обозначил обитателей Студенческого Дома как школяров учёных, подвид вёрткие, раса живучие.

Но спросите любого профессора зоологии или мага школы Крыла и Когтя, и он вам популярно объяснит: какое бы ни было живучее, вёрткое, учёное существо, будь и хвост у него длинен, и ушки велики, и усы пушисты, и шубка серенькая, и подпол самый родной, а всё равно усатых хищников и громких женщин оно бояться должно.

Закон Природы. Ничего не поделаешь.

У входа в Студенческий Дом от сотворения мира… то есть, конечно же, основания Университета сидела старушка, которая вязала бесконечные чулочки для многочисленной родни. Также в ее задачи входило выгонять слишком шумных поклонников студенток после одиннадцати вечера. При приближении мэтрессы и сыщика старушка приподнялась, явно намереваясь перегородить свои щуплым тельцем вход посторонним, но разглядела серый мундир стража Спокойствия и схватилась за сердце. Далия, не снижая скорости, уже бежала на второй этаж. Клеорн, убедившись, что старушка не померла, поспешил следом. Его усы встопорщились, предчувствуя мордобитие.

— Мэтресса! — Клеорн схватил Далию за край мантии. — Пожалуйста, без рукоприкладства!

Мэтресса пригвоздила сыщика к ближайшей стене холодным маньяческим взглядом.

— Не учите меня обращаться с молодежью, сударь, — процедила она сквозь плотно сжатые зубы. И рванула дальше по коридору.

* * *

На втором этаже, в привилегированной угловой комнате — там было аж два окна, и одно из них почти чистое — происходил торжественный ужин в честь сдачи экзамена у мэтра Цюцевва. Пятеро хозяев помещения, плюс восемнадцать их друзей, сгрудившиеся у колченогого стола с разложенным на нем нехитрым угощением — луковицы, помятые пирожки и три дюжины бутылок тривернского — обхватив покрепче кружки и стаканы, внимали эпопее Николаса — студента-второкурсника. Девятнадцатилетний юноша, вздыбив соломенные непокорные вихры, блестел карими глазами, горел тысячью веснушек и рассказывал:

— Он, значит, на меня смотрит, а я ему: «Философия, мэтр, это матерь всех наук. Объяснение настоящего, прошлого и будущего с позиций парадигмальной субъект-интенациональной секреции…» Смотрю Цюцевву прямо в глаза, а сам его бронзовке сахарок протягиваю. Ну, бронзовка — вж-жжик вниз, на сладкое, у Цюцевва кепка раз, тоже вниз, он и кивнул. Ну, я сахар в рукав спрятал, и продолжаю: «Как Праматерь Прасковия для сирых и убогих, является философия предметом обожания и почитания мэтрами различных отраслей Алхимии», и снова бронзовке — рр-раз, сахарку. Кепка с бронзовкой снова вжж-жик, вниз.

— А Цюцевв-то думает, что это не кепка с него падает, а он с тобой соглашается! — влюбленными глазами блестела Нелли.

— И что в итоге? — нахально поинтересовался третьекурсник Друбус. Лирт, студент-ветеран, деловито кромсал остатки колбасы.

— Проходной балл! — гордо поднял Николас пергаментный лист с ровными рядами преподавательских подписей.

Студенты загалдели, дружно сдвинули стаканы, пожелали друг другу сдать оставшиеся экзамены не хуже…

И тут дверь распахнулась, на пороге появилась полыхающая неутоленным любопытством Далия, и всем почему-то стало не до смеха. Друбус, который прогулял у мэтрессы экзамен девять дней назад, ойкнул и едва не подмочил свою репутацию бывалого пройдохи.

За спиной Далии материализовался господин с солидными усами в мундире «спокушника», и всем студентам стало еще хуже.

— Господа, — высокомерно, с напором произнесла Далия. — У меня пропал рабочий блокнот с заметками. Кто-нибудь видел?

Ответом ей стала тишина и смущенное переглядывание.

— Я буду очень признательна, если вы разыщете мою пропажу и вернете в «Алую розу», — продолжила Далия.

Друбус, мечтающий превратиться в таракана, на четвереньках выполз из-под стола и быстро-быстро перебирая ладонями и коленями поспешил вон из комнаты. Уперся в блестящие сапоги, охнул, с испугом посмотрел повыше — и чуть не помер от избытка эмоций. Оставалось только надеяться, что мэтресса Далия не вспомнит, что он прогулял у нее половину семестра, что она не узнает его в ползучей проекции, что она рассеянная, как все алхимики…

— Друбус, если я не ошибаюсь? — прозвучал над несчастным прогульщиком ясный чистый голос сапиенсологини.

— Да, мэтресса… — жалобно проблеял студент, не спеша подниматься с колен.

— Почему ж одиннадцатого, на экзамене вас не было?

— У меня эта… бабушка… там… приболела… я ей пирожки относил… а меня по дороге волки чуть не съели… я от них ушел… и от медведя ушел… и от пирожков ушел… и у вас, мэтресса, оказывается, допуск к экзамену не получил…

Далия возвела очи горе, покачала головой и объяснила Клеорну:

— Как дети! Где ваш зачётный лист?

Добросовестная аккуратистка Нелли мигом организовала поиски, и спустя три секунды Друбус дрожащими руками предъявил мэтрессе заляпанный и потрепанный пергамент. Далия тут же, используя спину ближайшего студента вместо стола, проставила нужную закорючку.

— Ну, теперь допуск у вас есть. Постарайтесь сдать в течение ближайших пяти дней, а то я собираюсь покинуть Талерин. Не надейтесь, не навсегда — только на время отпуска.

— В Эль-Джалад собираетесь? — пискнула Нелли.

Далия резко обернулась и вскинула бровь, поощряя объяснить свой интерес к перемещениям преподавательницы. Почему, собственно, Эль-Джалад? Не Сцина, не Лалета? Робея, Нелли пролепетала, что «в пустынях интереснее всего», и предъявила мэтрессе книгу, прикрываясь ею, как щитом.

Далия пролистала пару страниц, в подробностях оценила красочную иллюстрацию, на которой тролль-янычар, закусив тюрбан, сражался с томным изящным юношей на фоне восточного шатра и одалисок в прозрачных одеяниях, и фыркнула, прочитав название:

— «Любовь дороже звёзд», сочинение Фелиции Белль. Вы ж к экзаменам и зачетам должны готовиться, а не забивать себе голову всякой ерундой!

— Это не ерунда! — в голос возмутилась женская треть компании. — Жизненная история! Всё как взаправду! Ее украли, а он ее спасал из гарема эмира!

Развитая интуиция Далии уловила скрытое пожелание госпоже преподавательнице немедленно отправиться в Эль-Джалад, убедиться в том, что история мадам Белль списана с натуры, пережить подобные приключения — только без стадии спасения и возвращения в Университет, пожалуйста. Фыркнув дважды, алхимичка не стала доказывать, что не любит верблюдов, а просто еще раз напомнила, что очень хочет вернуть себе блокнот. Уж будьте любезны, если увидите…

Когда Клеорн и Далия вышли, инспектор, признавая великолепие своей спутницы, поспешил выразить свое восхищение ее умением общаться с молодежью. Хотя на самом деле Клеорн думал о том, как бы оградить прекрасную алхимичку от всяких там янычаров, эмиров, чужих гаремов и других спасителей, кроме него самого. Самому, что ли, отправиться в Эль-Джалад? А что, разве он не заслужит немного отпуска?

А празднующая компания, стоило мэтрессе и сыщику удалиться, издала восторженный вопль. Ура! Друбус, не веря собственному счастью, подпрыгивал и пел: «Меня допустили! допустили! меня допустили!» Ура еще раз!!!

И только после того, как была опустошена половина бутылок, Лирт, ощущая себя патриархом собравшейся братии, — в конце концов, он учился уже тринадцатый год — поднялся и промолвил:

— Слышьте, люди!.. И гномы, конечно же, — поспешил добавить студент-ветеран, пока Бтубур и Курт не обиделись. — А ведь блокнот вернуть придется! Кто взял, признавайтесь?

— Не я!

— И не я!

— Он вообще в «Алой розе» лежал, — вякнул Николас. — Честно! Я видел, когда за сахарком днем туда бегал! но я его не трогал! Я только кусочек один и взял — бронзовке-то много не надо! И я готов вернуть похищенный сахар в любой момент!..

— Поздно, — ответил Бтубур, отчаянно хрустя. — А за то, что к Напе Леоне без меня в кузню лазил — получишь, понял?

— Не в кузню, а на кухню, — поправила славного представителя тривернского землячества аккуратистка и любительница правдивых историй Нелли.

— Много ты в этом понимаешь, — буркнул гном.

— Господа, господа! — призвал к порядку Лирт. — Давайте мыслить конструктивно! Чем быстрее блокнот найдется, тем менее вероятно, что мэтресса Далия еще раз появится в Студенческом Доме. Начинаем поиски. Хорошо, что уже ночь на дворе — преподы под ногами путаться не будут. Идем, проверим аудитории.

* * *

После посещения Студенческого Дома мэтресса Далия немного успокоилась и сбавила темп перемещений, что позволило инспектору Клеорну сделать попытку втереться алхимичке в доверия. Они шли рядом, и сыщик, вроде как случайно, предложил даме опереться на его руку — Клеорн догадывался, что ему необходим некоторый груз, якорь, который бы притягивал его к земле, а то, не ровен час, весело трепещущее сердце грозило воспарить над простыми материями и унестись в заоблачные дали. Сыщик чувствовал себя до странности хорошо: теплый вечер, первые звездочки, расследование — чего еще желать для счастья души?

— Странно, — пробормотала Далия.

— Что именно? — тут же отреагировал Клеорн. Всё, что угодно, только бы продлить эти волшебные мгновения.

— Свет в окнах Библиотеки. Не может быть, чтобы кто-то там работал в такое время. Гринч обычно зажигает только одну свечечку, ее почти не заметно, если смотреть с улицы, а тут, посмотрите, какая иллюминация.

Действительно, половина из высоких окон Библиотеки сияли, будто там проходил королевский прием или, что куда более вероятно, чемпионат драконов по огненным плевкам.

— Мэтресса, оставайтесь здесь. Я пойду, проверю, — предложил отважный инспектор и профессионально ловко вытянул из кобуры служебное оружие.

— Вот еще! — возмутилась Далия. — Как же я пропущу такое событие? Меня так выгоняют каждый раз, как пробьет шесть вечера, а тут кто-то сидит в Библиотеке, госпожи Лейлы не страшится, да еще магические фонари врубил! Нет, я пойду!..

— Ну, хорошо, — по достоинству оценил воинственность алхимички инспектор. Только постарайтесь держаться за мной, чтоб вас не зацепило случайной пулей.

И они поспешили выяснить, какая ж беда случилась с госпожой Лейлой, что она забыла об обязанностях стража читательского регламента.

Изучили табличку, извещавшую о зарытии, осторожно, на цыпочках, проникли внутрь, просочились в читальный зал…

— … И начал разбег конь Черного Рыцаря, и конь принца Роскара тоже разбежался изрядно, и сошлись доблестные воины щит в щит посреди каменного моста, и полетели клочки по закоулочкам, а от копий верных щепки обломанные, — самозабвенно вещал порядком охрипший мэтр Филипп. — И покачнулся в седле принц Роскар, но усидел намеренно. Покачнулся и Черный Рыцарь, и, когда он удалился за новым копьем к воротам турнирным, украшенным черными лентами, подскочил к нему чародей-чернокнижник и принялся шептать заклинания зловредные, чтоб утолить боль и усталость и придать воителю силы, у жертв чернокнижника похищенные. А принц удалился на свою половину широкого моста белокаменного, к знамени, украшенному дубовыми ветками, и там встретила его заботливая сестра, сердобольно протянувшая руку помощи. «Что ж ты опять творишь, голова твоя дубовая?» — с участием спросила отважного героя принцесса Ангелика. — «Долго ты еще будешь копья ломать? Тебе ж кавладорским языком было сказано: приезжаем в Уинс-таун, короля Тотсмита и королеву Пруденсию поздравляем с бракосочетанием, и тихо, мирно, спокойно отбываем в Талерин! А ты опять ввязался в драку?!! Прекрати немедленно! Кавладорским языком тебе говорю: это не турнир, это всего лишь капитан почетного эскорта принцессы Пруденсии, который хочет выехать из замка! Дай человеку по мосту проехать!» И послушался добрый молодец свет Роскар, сын Лорадович, совета и наставления сестры своей мудрой, покровительницы Министерства Чудес кавладорского, выехал он вслед за Черным Рыцарем в чисто поле, да и сшиб того с коня. Только Рыцарь, чернокнижника выкормыш, всё не унимается, и послал он принца по-простому, по-просторечному, к его достославной прародительнице… Добрый вечер, мэтресса, — не меняя тона, продолжил историк.

«Вышивальщицы», как по команде, дружно повернули головы к Далии и Клеорну и с великим подозрением подумали, какое ж злодеяние задумал чернокнижник, раз решил делегировать на его исполнение мэтрессу и сыщика.

— Так вы тут подвиги нашего принца ваяете? — удивилась алхимичка. Подошла поближе, восхитилась и поразилась. Огромный холст покрывало хитрое переплетение историй о принце Роскаре — вышитых крестиком, счетной гладью, вызолоченных и с душой проштопанных. Особенно хорошо вышивальщикам удались коряги, травы, разнообразные паутины и мечи бесстрашного героя, сработанные из канцелярских скрепок — то тут, то там рубящие многочисленных злодеев. Где-то в центре барахталось большое изображение Роскара на трехглазом коне, буквально утонувшее в стилизованной крепости; а чтоб его высочеству не было скучно, его продублировали раз пятьдесят, не всегда соблюдая масштаб, но всегда пришивая герою Кавладора дубовые веточки. Иногда туда, где они и должны быть — на щит; но в большинстве случаев — почему-то к голове, отчего Роскар приобретал подозрительное сходство с подвыпившим Гринчем.

— Я-то думала, вам работы на месяц, если не больше, хватит… — разочарованно пробормотала Далия, с трудом пытаясь осознать всё величие сотворённого чуда.

— Помилосердствуйте! — задушено прохрипел мэтр Филипп. — Второй день такой экстремальной аудиторной нагрузки мои голосовые связки не выдержат!

— Не отвлекаемся! — пощелкала наперстком госпожа Гиранди.

Ее добровольные помощники дружно склонили головы к холсту и слаженно отвели правые руки, вооруженные иголками, в сторону. Клеорн заметил вызывающую почтение сработанность коллектива — такой вершины мастерства, когда сосед справа точно предугадывает действия соседа слева, редко достигают и гребцы на драккарах, и гномы, рассчитывая действие сложного механизма. нет, ну надо же… иголку под холст, иголку наружу, и потяну-уууть. Иголку под, иголку наружу и потяну-ууть… Ать-два, ать-два…

— И решили они соревноваться другим оружием. Заманил Черный Рыцарь принца Роскара на охоту, и показал ему оленя с рогами развесистыми. «Спорим,» — спросил коварный Рыцарь, «что я попаду ему между глаз первой же стрелой?» «Спорим,» — ответил его высочество, — «Что даже с третьей промахнешься.» И когда Черный Рыцарь взял лук да пошел в кустики…

— Грмм! — напомнил о приличиях мэтр Арчер, и мэтр Филипп поспешил дочитать фразу до конца:

— Чтобы прицелиться, а принц Роскар, не теряя времени, вдруг ударил упрямого спорщика кулаком могучим в темя, и упал спорщик, чернокнижников друг, бессознательный в опёнки…

Госпожа Гиранди увлекла мэтрессу в сторонку, за стеллаж.

— Далия, у нас проблема!

— Только одна? — изумилась сапиенсологиня. Она насчитала тридцать восемь штук пациентов, срочно нуждающихся в услугах «экспериментальной кареты скорой помощи».

— Одна, но очень важная. Где нам гобелен размещать? Жаль, что вы пропустили спор между мэтром Диазом и мэтром Филиппом! Они так спорили, где ж более достойно разместить наш шедевр, что даже подрались! Нам пришлось связать Диаза, — мы решили, что на связывание мэтра Филиппа у нас ниток не хватит.

Далия обернулась, чтоб посмотреть на заведующего кафедрой эльфийской литературы: мэтр, добросовестно прикрученный к спинке стула, счастливо спал — наверное, переводя в уме повествование историка на привычный эльфийский поэтический.

— Но этот же вопрос поднимал мэтр Арчер, который вместе с библиотечными дамами почему-то решил, что гобелен украсит галерею с каталогами, а мы с девочками — я о студентках — не согласны в принципе! Я специально покупала холст, чтоб он по размеру подошел к главному холлу Университета! Но, понимаете, в этом-то и есть проблема: ведь патронессой образования является ее высочество Ангелика, а Университет считается Королевским, не возникнет ли разногласий между нашими покровителями? Мы б рады вышить и его величество с семейством, и принцессу Ангелику, но принц Роскар, оказывается, столько подвигов совершил, что на его старшего брата и сестру просто не хватит места! Мэтресса Далия, что ж нам делать?

«М-да… а я-то по глупости своей думала, что шелковая привязь удержит секретарского дракона…» — подумала Далия. Нахмурилась — мэтрессу гораздо больше занимали сбежавший блокнот и двадцать два с половиной часа, которые она так и не потратила на общественное благо, чем проблемы госпожи Гиранди и ее вышивального коллектива. Поэтому резервов сапиенсологического хитроумия хватило только на фразу:

— Что делать, что делать… Попробуйте вывесить гобелен в Королевском Музее. Господин Ходрих до таких уникальных штучек сам не свой, он обязательно подскажет, куда ж ваш труд разместить.

— Хорошо! Сейчас устроим!.. — обрадовалась госпожа Гиранди. Побежала, чтоб объявить остальным следующий этап работы над шедевром.

— Надеюсь, господин Ходрих оценит шедевр по достоинству, — мрачно ответила мэтресса. — Ну что ж, раз моего блокнота тут нет, я, пожалуй, откланяюсь… Инспектор, вы идете?

— Я, пожалуй, тут останусь! — отозвался Клеорн, тщательно изучая вышитые лица противников принца Роскара. — Какой потрясающий гобелен! У меня, кажется, есть шанс раскрыть несколько давних преступлений!

Далия, издеваясь, предложила сыщику воспользоваться ее лупой, постояла еще несколько минут, глядя, как ненормальные «вышивальщицы» творят под хриплое сипение мэтра Филиппа, и ушла обратно в «Алую розу».

Нет, ну где ж блокнот спрятался? Где он пропал?

* * *

Блокнот не пропал. Блокнот нашелся. Он был в пасти Малого Гавка, и храбрый информатор Министерства Спокойствия был полон решимости его не отпускать.

Было бы ошибкой сказать, что отважный внештатный сотрудник выследил преступника, или, может быть, счастливо угадал враждебные намерения, а потом снежной лавиной обрушился на злоумышленника — нет, наоборот. На посту напротив «Алой розы» Гавк спал, растянувшись в тени, высунув язык и страдая от невыносимого зноя. В какой-то момент сон из полуденного перешел в послеобеденный, а потом Гавк, выполняя рекомендации лучших ветеринаров столицы, заменил полдник сновидениями (и после всего этого собаки смеют обвинять кошек в лености!)

А потом на Гавка кто-то очень невежливо наступил. Нет, конечно же, хвостатый информатор чувствовал, что не всё в порядке — ему снились кошки, а это верная примета грядущих неприятностей, — но чтоб вот так, среди белого дня, босой ножищей по его, Гавка, конечностям…

Пес залаял, разбудив всех дремлющих сторожей Университетского квартала, и бросился в погоню.

В него швырнули камнем. Потом — другим. И еще чем-то. И еще раз прицелились… Но храбрый Гавк, хоть и носил оскорбительное прозвание Малый, не растерялся. Он подскочил, оглушительно лая, и вцепился в обидчика.

У Гавка была своя, отработанная в уличных драках, тактика ведения ближнего боя. Он подпрыгивал и смыкал челюсти на ближайшем, принадлежавшем нападающему, объекте — руке, ноге, плаще или, как в данном случае, блокноте в кожаном переплете. Природа наделила Гавка неправильным прикусом, причем постаралась на славу — стоило чуть посильнее сжать челюсти, как верхние зубы цеплялись за основания нижних, что и приводило к идеальному замыканию. Зная о своих потенциальных кусательных возможностях, Малый Гавк был вынужден придерживаться строго иррационального питания — либо глотая куски целиком, либо на протяжении долгого периода устраивая себе лечебное голодание. До тех пор, пока не найдется добрый человек или гном и не разомкнет домкратом сцепившиеся челюсти.

Так вот, главное в атаке Гавка было — подобраться поближе и укусить, а остальное довершал сам противник. Он начинал орать на прицепившегося пустобреха и пытаться стряхнуть его с себя. Редко у кого был при себе карманный ломик, а остальные орудия с крепостью гавкова прикуса не справлялись, так что можно было расслабиться, поджать лапы, утробно рычать и вращать глазами из-под косматых бровей, доставшихся от прадедушки, шуттберийского терьера, — и вихляться, вихляться и еще раз вихляться. Пойманные агрессоры матерились, вопили, обещали расколошматить мерзкую суку о ближайшую стену (наглый поклеп, Гавк был кобелем завидным), скидывали с себя дворнягу, плащ, пытались отцепить руку — это, в конце концов, было проще, чем разжать неправильные, но такие стальные челюсти.

Вот и теперь Гавка пытались оттащить от блокнота в три руки. Пес для острастки порычал и еще крепче вцепился в бумагу. Его трясли, им пытались поколотить ближайшее дерево, потом наглый на-хвост-наступатель попытался дать Гавку взятку в виде бутерброда с ветчиной. На блокнот выделилось энное количество слюны — да и только. Пес крепко держался за свою добычу и решительно не собирался не отдавать ему никому и ни за что.

* * *

21-й день месяца Паруса.

Талерин, приблизительно половина третьего ночи

Отец Джером добрался до постели. Поправил подушку, вытянулся и испустил счастливый вздох. Наконец-то можно отдохнуть и поспать. А ведь когда-то он хотел стать священником Обители Отдохновения Ночного именно потому, что считал: все здешние адепты только и делают, что спят, храпят, наслаждаются сновидениями и вкушают прочие дары Гьюпсюэ, божество Ночи, Сна и Отдохновения. Джером, выбирая свое предназначение, как-то не учел, что придется утешать всех, кому милости божества не достанется. И делать это исключительно по ночам! Спасать кого-то от бессонницы, когда у самого глаза слипаются и челюсть едва не выворачивает от сдерживаемого зевка… О, доброе Гьюпсюэ, за что!

Стоило отцу Джерому смежить веки, как раздался оглушительный стук в дверь Обители.

— Я сплю и ничего не слышу, — ответил священник сквозь плотно сжатые зубы.

Стук повторился. Кажется, стучали двое.

— Я сплю — и очень крепко! — отозвался отец Джером. — И совершенно ничего не слышу!

Теперь стучали как минимум три кулака и четыре подметки.

— … вашу…, — пробормотал священник. Поднялся, поправил складки рясы — зная, как много жителей Талерина страдает бессонницей, он и не пытался спать в пижаме или, допустим, в ночной рубахе. Не то, чтобы Джером не ценил комфорт — напротив, он очень ценил доверие со стороны прихожан и единоверцев, и, по мере возможностей, старался не шокировать их видом своих ночных распашонок и колпаков, принимая спешные полуночные исповеди. — Иду, иду!..

Священник подхватил черно-белый символ веры, и, шлепая босыми пятками, спустился к воротам.

Обитель Отдохновения Ночного была погружена в приятный сумрак погожей летней ночи, и отец Джером не спешил зажигать факел или свечу: опыт ему подсказывал, что в темноте люди, гномы и кентавры засыпают быстрее. Да и украшающие маленький храм скульптуры Гьюпсюэ, подаренные благодарными прихожанами, в полутьме эффектнее смотрятся. Разят, прямо-таки, наповал… Правда, только при свете дня можно оценить, насколько Гьюпсюэ доброе боженько — ведь оно далеко не всегда показывается воочию тем, кто жаждет Отдохновения Ночного. Ладно, если что — отец Джером знал, как поставить фонарь на ступеньки обители так, чтобы он подсвечивал нужное воплощение; сейчас быстренько выслушать, какой кошмар кому приснился — и обратно к подружке-подушке. Только бы не Монгел, только бы не Монгел…

Судьба услышала мольбы святого человека. Пришельцы, ломившиеся среди ночи в Обитель, не были ни Монгелом, ни его альтернативой — Легномом. Этот были обычные люди, босые, грязные, в изрядно поношенной одежке с чуждого плеча и порядком обросшие полудикими бородами.

— Отче, помогите! — взмолился первый.

— Дыши глубже, сыне, — профессионально принялся успокаивать отец Джером, но тут же раскаялся в своем совете. Дышать в присутствии незнакомцев получалось плохо.

— Отец, хирурги в вашем святом ордене есть? — басом спросил второй.

— Хирурги, чада мои, это напротив, — обрадовался отец Джером. — Через улицу перейдите и ступайте вдоль забора — будет Обитель Премудрой Праматери Прасковии. Там вас встретят, — священник принялся помахивать перед носом посетителей черно-белыми спиралями символа веры. — Там вас приветят. Там вас вылечат…

Первый посетитель покачнулся, поддаваясь на гипнотическое воздействие, а второй только бодро высморкался под ноги и ответил:

— Ты, папаша, человек, наверное, святой?

— Грешен, — сознался отец Джером. — Как и любой сын или дщерь Создателя нашего подвержен искушениям и чрезмерному самолюбию.

— Но молиться умеешь? — уточнил напористый посетитель Обители Отдохновения Ночного.

— Умею, — вздохнул священник.

— И благословение призывать, наверно, могёшь?

— Могу, по мере сил своих скромных.

— Тогда ампутируй.

Отец Джером удивился, хотел было еще раз послать их — пока что на другую сторону мостовой и дальше вдоль забора, но второй, более скромный из ночных гостей, вдруг предъявил ему руку. Рука, порядком грязная, заканчивалась блокнотом в кожаном переплете и мелкой дворняжкой неопределенного цвета. Оказавшись перед священником, песик зарычал сквозь плотно сомкнутые на добыче челюсти, зашевелил косматыми бровями, мягкими разлапистыми ушками и задрожал длинным хвостом.

Отец Джером собирался сказать, что, дескать, в Обители Прасковии ампутацию тоже делать умеют… но почувствовал, как ему в ребра воткнулось острое лезвие.

— Слышь, отче. Ты время-то не тяни, мы люди занятые, да и тебе молиться надо. Ты давай режь, а то этот […] пёсец от нас никак не отстанет. А то мы тебя самого тут, в натуре, отдохнем.

Малый Гавк обреченно вздохнул. Он бы и рад был выплюнуть проклятую обложку и спастись бегством, но увы, челюсти замкнуло основательно.

— Хорошо, — с легким вздохом жалости согласился отец Джером. — Позвольте…

Священник забрал нож у басовитого, перевел пострадавшего на ступеньки Обители — туда падал лунный свет. После чего добросовестно прочитал молитву Гьюпсюэ, помахал перед глазами пациента и обреченно пускающего слюну пса символом веры, потом резко, недрогнувшей рукой, рубанул с плеча.

— Пожалуйста, чадо.

Басовитый нахмурился, а потом заревел раненым медведем:

— Папаша, ты чё сделал-то? Ты зачем тетрадку порезал?

— Я не порезал, я ампутировал, — благообразно и спокойно объяснил отец Джером. — Собачку брать будете?

Гавк, до сих пор не разжавший челюстей, позволил передать себя в руки похитителей. Потом, без предупреждения, вдруг изогнулся бешеной сосиской — эта способность, досталась Гавку от бабушки, победительницы конкурса красоты мелансонов, мастерицы покидать свою хозяйку и сбегать на ближайшую псарню, к суровым специалистам охранного дела — царапнул всех жесткой, давно не мытой лапой, и убежал.

— Не понял? — пациент сосредоточенно рассматривал свою половину блокнота, сдобренную солидной порцией собачьей слюны, и почесывал в затылках. — А что мне с этим барахлом делать?

Отец Джером еще раз пожал плечами.

У маленького грязнули началась истерика:

— Да как же мы теперь будем выдавать себя за умных? Где ж нам еще умных мыслей украсть придется?.. Да за что ж жизнь нас обделяет и обделяет…

Отец Джером принялся профессионально — гладко и успокаивающе вещать о милостях Гьюпсюэ, но тут басовитый коротко, почти без замаха ударил святого человека по макушке. Теряя сознание, священник Обители Отдохновения Ночного приблизил к сердцу круг с черно-белыми сходящимися спиралями, улыбнулся и подумал: «Спасибо, ночное боженько, наконец-то я высплюсь…»

* * *

Ресторация «Алая роза», утро

Далия отпила чаю, надкусила маковый кренделёк и продолжила чтение газеты. Напа, мурлыкая под нос что-то гномье — то ли вальс, то ли боевой гимн клана Кордсдейл, весёлой мухой кружила между столами, наводя порядок.

— Пари-ба-пари-бумс, бумс, бумс, бумс, пари-ба-пари-бумс, бумс, бумс…

Время от времени «Алую розу» настигало небольшое, на пол-балла, землетрясение — то храпел в самой дальней из восьми кухонных кладовок братец Ньюфун.

— Пари-ба-пари-бумс…

Мэтресса аккуратно поставила чашку на блюдечко, сложила газету и чинно спросила:

— Напа, можно тебя на минуту?

— Да хоть на десять. Ты чай допила? — откликнулась гномка. Отложила метлу. — Давай, я чашку вымою. Ньюф из Орбурна такое здоровское чистящее средство приволок…

— Наждак называется, — шепотком прокомментировала Далия. Ей хватило всего нескольких часов, чтобы почувствовать настоятельное желание быть усыновленной кланом Кордсдейл — дабы в последствии получить моральное право по-родственному, по-сестрински, прибить душку Ньюфуна. — Стоять! — скомандовала мэтресса, когда Напа попробовала исчезнуть в сторону кухни. — Напа, сядь.

— Сижу. — выполнила гномка. Она вскарабкалась на стульчик, устроилась, чинно сложила руки на коленочках. И чистыми голубыми глазами посмотрела на Далию.

Далия такими же чистыми — чуть более серыми — глазами посмотрела на Напу.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — вопросительно изогнула бровь мэтресса.

— Я? — уточнила Напа. Подумала. — А что я могу тебе рассказать? Слу-ушай, я тебе уже рассказывала, что папане достался заказ ремонтировать двери в Восьмом позвонке? Представляешь? Две тысячи дверей, в каждой по четыре петли, в каждой петле по шесть гвоздей, на створке по одному замку, а на некоторых еще щеколды и засовы встречаются… — восторженно принялась гордиться родственниками юная Кордсдейл.

— Нет, меня сейчас интересует не ллойярдское Министерство Чудес.

— А что? — со здоровым подростковым любопытством уточнила Напа.

— Эль-Джаладская пустыня и сокровища царя Тиглатпалассара.

— Тсс! — спохватилась гномка. — КОНСПИРАЦИЯ!!! — и принялась оглядываться по сторонам, уточняя, есть ли кто в ресторанчике. Кроме них и храпящего Ньюфуна никого не было видно, но проверка никогда не помешает.

— Конспирация?! Говоришь, конспирация? — взбеленилась алхимичка. — А кто разбалтывает всем о наших планах?

— И кто же? — грозно нахмурилась гномка.

Далия вместо ответа хлопнула газетой, разворачивая ее перед Напой:

— Читай!

— «Как сегодня стало известно компетентным источникам, в ближайшую среду начинается эксперимент по исследованию разума путешественника обыкновенного, который уважаемая всеми коллегами и студентами Королевского Университета мэтресса Далия проведет по дороге в Аль-Тораз.» Ну, правильно пишут, — согласилась гномка. — Сначала доберемся до Аль-Тораза, потом повернем на юго-восток…

— «Компетентным источникам» — это кто? Скажи, кому ты разболтала о наших планах? Я ведь просила тебя ничего не говорить Бронну!

— А я ему и не говорила. С его женой, Ликой — так, посплетничала немножко, когда она заходила в гости с прочими кузинами Фриолара, они пили чай, обжирались пирожными и жаловались, что приходится долго сидеть на диете, — а больше никому ни пол-словечка…

Далия, уверившись, что гномы не понимают тонких намеков, завопила — так, что гномка подскочила на стульчике, а в кладовой проснулся Ньюфун и вылупился цыпленок.

— Что ты наделала?! Зачем ты всем разболтала о нашем путешествии? Ты хоть понимаешь, что ты натворила?!!

— А что?..

— То, что известно хоть одной Фриоларовой кузине, мигом становится известно всем остальным, их матушкам, матушкиным подругам, их собственным подругам, подругам их подруг и подругам подруг их подруг, и…

— Подругам подруг их подруг их подруг? — подсказала Напа, искренне не понимая, чего ж мэтресса так волнуется.

— И еще Бронну, который написал о нашем путешествии в своей паршивой газетенке!!! Зачем ты им все разболтала, Напа?!

— Но я ведь рассказывала под очень большим секретом!

Далия забила каблуком ближайший гвоздь, не в силах справиться с бурей чувств.

— Напа! Ты разболтала наш секрет всем в этом городе! Портниха из Болтающего переулка просила меня передать весточку ее куме, когда мы будем проезжать мимо Луаза; башмачник пытался всучить какую-то гадость на завязочках — вроде как в пустыне жарко, и все там носят не приличные туфли, а такое вот непотребство, через которое чулок как живой виден; Изольда умоляла взять ее с собой — она хочет быть похищенной в гарем вместе с нами!.. Вообще-то, — воздала должное справедливости Далия, — Она хотела быть похищенной вместе с тобой, чтоб ты помогала ей оценивать будущие ювелирные подарки, а меня, по ее версии, надо было приставить сторожить колодцы — отпугивать путников и прочую живность. Но это мелочи. О нашем путешествии знает аптекарь, булочник, господин Бургвайссер, Ницш, кузины Фриолара, господин Джиобарди…

— А ему я ничего не говорила! — поспешила оправдаться гномка/

— Я сама у него спрашивала обменный курс кавладорского золотого к тамошним динарам, — отмахнулась Далия и сурово продолжила: — О том, сколько человек в Университете знает о нашем путешествии, я вообще молчу. Напа, как ты могла? Как тебе вообще пришло в голову разболтать наш секрет?

— Но я ведь не сказала… — Возразить юной гномке было нечего, но она всё же попыталась: — Но я ведь никому не сказала, зачем мы туда собираемся!

— Подумаешь! — раздалось от двери. — Тоже мне, абстрактная алгебраическая формула…

— Еще одно слово про формулы… — сдавленным хрипом предупредила Далия. Ньюфун прочитал что-то важное в глазах мэтрессы, заткнулся, перехватил цыпленка, карабкающегося по его рукаву, и ответил:

— Чего, чего пыхтишь и на меня глазами зыришь? Я, между прочим, за тем же в Эль-Джалад собираюсь!

Далия, из последних сил держа себя в руках, отвернулась к стене и принялась высматривать в развешенной на стенах ресторации оружейной коллекции меч поострее. Напа удивленно хлопнула глазами:

— Ты тоже?! А откуда… Далия, я ему ничего не говорила!

— Да весь Ллойярд знает! Еще с Нового года! — буркнул Ньюфун.

— Говори, — потребовала алхимичка. Нет, одним мечом здесь не обойдешься. Взять у Напы топор? — Стоп! Ты сказал — с Нового года?

— Ну да. Ведь в этом году объявление, какая зверюшка нас под свою лапу берет, задержалось, говорят, маги, которые наши, из Восьмого позвонка, поссорились о чем-то с омарскими факирами. Дескать, те мухлюют и выбирают то зверьё, которое покровительствует южанам, а не Ллойярду. Мы, гномы, предложили ввести цифры. Так нет — астрологам, видите ли, трудно объяснить, что может предсказывать цифра «один». А чего тут трудного? — продолжал бурчать гном. — «Один» всегда обещает, что будет «два».

— Ты знала об этом? — уточнила Далия у Напы. Та пожала плечами:

— Ты же помнишь — новый год застал нас в Росинанте. А потом все газеты куда-то девались…

— Твой мерзкий Черно-Белый Кот делал на них лужи! — обвинила гномку в еще одном преступлении алхимичка. И потребовала у Ньюфуна, чтоб он продолжал.

— А чего продолжать-то? Вот, нынче летом, в месяц Барса, и будут устраивать гонки по Эль-Джаладской пустыне, чтоб определить заранее, кто будет покровителем следующего года. И все отправляются болеть за наших. Терьеров из Шуттбери, пауков и зомби мэтра Мориарти, горгулий, летучих мыхов с Даца… А я решил на этом деле деньгу зашибить. Буду всех подковывать и сбрую чинить, — гном попробовал накормить цыпленка крошками, но тот только жалобно пищал. Ньюфун сжал птенца в кулак и внимательно заглянул в клювик. — Что-то у этой твари зубов нет. Может, ему вставную челюсть сделать?

Далия, до которой медленно, но верно, доходило, что она будет искать сокровища пропавшего царя, проталкиваясь через толпы жокеев, болельщиков, магов и астрологов, переживающих за исход гонок, нашла в себе силы смириться с неизбежным и даже похлопала Ньюфуна по плечу:

— Обещай мне, Ньюф.

— Чего? — с подозрением спросил тот.

— Что подкуешь всех пауков, скорпионов и терьеров. И, пожалуйста, не забудь о намордниках для ядовитых змей и перстнях для летучих мыхов.

Впрочем, ворчливо высказанное согласие Ньюфуна Далию не успокоило.

* * *

Через несколько минут, когда Напа, доставив братцу обед, поднялась в комнату мэтрессы, гномка поняла, что с алхимичкой творится что-то не то — та наводила порядок.

Не то, чтобы Далия позволяла скапливаться в своих апартаментах пыли и грязи — нет, это разрешалось только книгам, заметкам, блокнотам, карандашам, перьям и чернильницам. У мэтрессы емкостей для чернил было штук двадцать, разных, в основном, подаренным Напой по разнообразным мелким поводам. Сейчас Далия поставила на стол свою любимую, вырезанную из кусочка мрамора еще в ллойярдский период творчества гномки, вооружилась орлиным пером и бойко строчила что-то на бумаге.

— Что делаешь? — осторожно поинтересовалась Напа.

Далия дописала слово. Залезла под стол, вытащила еще стопку книг, стёрла с них пыль и аккуратно перевязала бечевкой. Потом принялась переписывать названия.

— Пишу завещание, — снизошла мэтресса до ответа. — Потому как понимаю, что из этого дурацкого путешествия живыми нам не вернуться.

— Ты не хочешь ехать в Эль-Джалад, — с грустью догадалась гномка. — Не хочешь копать клад…

Далия поставила агрессивную точку.

— Напа, ты не понимаешь. Ведь это не шутки! — Мэтресса повернулась к печальной Напе и попробовала найти настоящие, правильные слова. — Напа, это ведь очень опасно! Нам надо проехать половину Кавладора, пересечь горы, населенные драконами, сфинксами и прочими разбойниками! А что нас ждет в Эль-Джаладе? Другая страна, чужие обычаи, незнакомый язык! Кто может объяснить, чего нам ожидать от этого рая для кочевников, пустынных варваров и астрологов-извращенцев? Ты хоть представляешь, какой лакомой добычей покажутся две беззащитные слабые женщины?!.

— Я топор возьму, — тихо пообещала Напа.

Не помогло. Далия, громко выдохнув, села на кровать рядом с гномкой.

— Ну, не хочешь ехать, так ладно, — печально понурилась Напа. — Не надо.

Мэтресса скептически поджала губы.

— Разве я не понимаю? Ты ведь соглашалась, только чтобы со мной не спорить… — добавила великодушная гномка. — Ладно. Оставайся в «Алой розе». Приглядишь за Полин… правда, она куда-то пропала, второй день ее нет. А если Черно-Белый Кот вдруг вернется — ты его сразу не прогоняй, ладно? Джое помоги… А где она, кстати?

— Как вечером ушла, так и не вернулась.

— Вот как? А кто ж, если не она, ночью к нам в окно залез? — спохватилась Напа. — Я слышала!

— Это был инспектор Клеорн, — отмахнулась Далия. — Приходил вернуть мне лупу.

— В два часа ночи, угу, — согласилась Напа. — А позже?

— Госпожа Гиранди. Пришла рассказать об их визите в Королевский Музей.

— И как у них там? Получилось отдать гобелен господину Ходриху?

— А… — отмахнулась Далия. — Старина Ходрих перепугался, когда увидел факельное шествие с вышитым Роскаром наперевес, спустил на Гиранди и ее бригаду «вышивальщиц» ночную охрану Музея и сторожевую рысь, вызвал полицию, та подумала, что музей грабят…

— И что? — заволновалась Напа.

— Гиранди сбежала задами, когда полиция явилась и начала всех арестовывать. А если верить газете, то гобелен все-таки спасли, Ходрих умиляется и приглашает авторов этого шедевра на демонстрацию нового экспоната. Правда, если верить второй странице этого же первоисточника, авторы пойдут в Королевский Музей строем, под почетной охраной служителей Министерства Спокойствия.

— Так вот, значит, что с госпожой Гиранди случилось… — протянула Напа. — А еще позже кто к нам в дом заходил? Сработали два капкана, которые Ньюф установил у кухни, кто-то так громко вопил, я уж проснуться хотела…

— Студенты. Друбус и еще двое. Просили напомнить, когда будет переэкзаменовка. О демоны, я ж про нее совсем забыла! — Далия сквозь зубы вспомнила тех, кто посмел украсть переносное вместилище ее памяти. Вот сволочи! Потом нахмурилась: — Или ты спрашиваешь про тех, кто шуршал по подземному ходу до Университета? Ну, где-то около трех ночи?

— Тебе послышалось, — поспешила уверить гномка.

— Да? А я была уверена, что это вы с Ньюфуном совершали экскурсию в стены выстроенного вашими бабулей и дедулей Университета.

— Не-ет, — отперлась Напа. — Это были не мы.

— Точно не вы? То есть, если вдруг придет мэтр Рупь, жаловаться на диверсию в его экспериментальной плавильне, мне всё отрицать, как обычно?

Напа густо покраснела, но брата не выдала.

— Ну ладно. Ты всё равно Джою отыщи, пригляди за ней. А я, пожалуй, пойду… — еще раз вздохнула гномка.

Далия представила, что сейчас будет. Сейчас Напа спустится в свою уютную каморку, соберет дорожный узел с припасами, облачится в любимую кольчужку и курточку с заклепками, повесит на спину секиру, возьмет кирку, четыре лопаты и лом, и с печальным сердцем в гордом гномьем одиночестве отправится в Эль-Джалад. Возможно, она дойдет только до ближайшего холма, а там, поплевав на руки, примется копать подземный ход в соседнюю страну. Конечно, от части воров и дорожных происшествий это убережет — но ведь остаются подземные беды. Всякие там минотавры, гидры, змеи в лабиринтах, обвалы, насекомоядные кроты, камни и тараканы, срывающиеся с потолка — и всё это — для одной маленькой гномки, у которой даже борода еще не проклюнулась.

— Напа, — строго проговорила Далия. — Неужели ты и в самом деле думаешь, что я тебя брошу без личного сапиенсологического сопровождения?

Напа Леоне Фью из клана Кордсдейл мгновенно просияла круглым личиком.

— Только, чур, уговор — мыслить не как примитивный гномокопатель, а как образованный, вооруженный мыслью Алхимик!

— Ура! — расчувствовалась от торжественности момента гномка. — Ура! Вперед, Далия! За короля, Кавладор и Алхимию!

* * *

Министерство Спокойствия, чуть позже

Дверь распахнулась — энергично и широко.

— Клеорн? Что там опять произошло в Университете? — сурово поинтересовался господин Ле Пле.

Инспектор вскочил, вытянулся в струнку, выпятил грудь колесом, и, стараясь, чтобы начальство не заметило свежий синяк на скуле, который он заработал, спасая собственную шкуру и мэтрессину лупу от счастливых авторов гобелена, с ликующим пением пытавшихся ворваться в кабинет директора Королевского Музея, бодро отрапортовал, что ситуация под полным контролем.

— Да? А кто ночью чуть не спалил к ядреным демонам Королевский Музей со всеми редкостями и шедеврами?

— Виновные пойманы! Проводится воспитательная работа! — еще увереннее гаркнул Клеорн.

Мэтр Лео, вытянувшийся с другой стороны письменного стола — насколько позволяла легкая сутулость и общее пофигистское отношение к нормам и правилам, — громко шмыгнул носом.

— А, мэтр… — заметил подчиненного министр. — Вы вроде должны были отыскать призрак всё в том же Университете? Как ваши успехи?

— Призрака грозой унесло, господин министр, — ответил Лео. Не жаловаться же начальству на несчастную свою жизнь — и девушки не хотят слушать его увлекательных повестей о паутинах цинского живоглота, и вышивать он не любит, да еще нюхать ауру покойницы пришлось… Маг тяжело вздохнул — что чрезвычайно раздосадовало господина Жореза Ле Пле.

— «Грозой унесло»? И что, это всё, что вы можете сказать? А где расследование, в какую сторону увлекло призрака? А где доказательства, что призрак спокойный, не буйный и психически устойчивый? А где работа по профилактике нахождения псевдоживого существа в стенах данного помещения в дальнейшем? Где план мероприятий по предотвращению неупокоенности преподавателей и студентов нашего славного Университета? Лео, чем, дракон вас скушай, вы целыми днями занимаетесь? Клеорн, почему ваш подчиненный не занят по уши? Рр-распустились, р-работнички! Значит, так: я еду в замок Фюрдаст на два дня. Чтоб к моему возвращению раскрыли дюжину преступлений, посадили семь главарей шаек, узнали, кто главный смутьян в Университете, и намололи кофе на семь недель вперед…

— Простите? — моргнул мэтр Лео.

— Я что, еще не говорил? Алхимики Университета Аль-Миридо открыли, что крепкий кофе благотворно влияет на смекалку и воображение. Значит, будем пить! Мэтр Лео, вы уж как-нибудь магически помол обеспечьте…

Стоило начальству скрыться в направлении летней королевской резиденции, инспектор Клеорн выдохнул, посмотрелся в зеркало, скривившись от своей побитой физиономии и с отеческой заботой пожурил волшебника:

— Мэтр, разве можно так разочаровывать начальство? Что, трудно было сказать, что вы призрака развоплотили?

— Развоплощают привидений, господин инспектор. Призрак — субстанция более целостная, сохраняющая некоторую толику души. Ну, я так думаю — ведь я совсем не специалист в Магии Смерти. Вот если бы вы поручили мне искать ворону-альбиноса, или, допустим… — волшебник вздохнул мечтательно, — Летающую черепашку…

— Мэтр, может, водички попьете? — участливо поинтересовался усатый сыщик. Нет, летний зной, конечно, страшное испытание для Талерина — особенно для подобной мэтру Лео интеллигенции, которая считает зазорным сбегать, искупаться в прохладном Алере; но чтоб в результате солнечного удара грезить о летающих черепашках?.. Бедняга! — Ладно. Не будем о грустном. Знаете что, мэтр? Вы посовещайтесь со своими коллегами, как призраков ловить — без нарушения Закона о Магии, естественно. Можете считать, что это ваше задание на сегодняшний день. В конце концов, начальство в Фюрдаст отбыло, ему не до нас… Не теряйте времени, мэтр — совещайтесь, совещайтесь!..

Вместо того, чтобы рвануть на природу, под сень дубрав в Охотничий замок, мэтр Лео с тихим удивлением смотрел, как инспектор Клеорн наводит лоск на свою внешность — сдабривает кончики усов специальным воском, маскирует лечебной мазью свежий синяк, приглаживает серый мундир. Что, неужели бравый сыщик попал под действие постороннего заклинания? Лео осторожно просканировал ауру начальника, и увидел, что никаких проклятий на Клеорне не висит, так, общая влюбленность — конечно, более подходящая восемнадцатилетнему юнцу, а не солидному офицеру Министерства Спокойствия. Мимолетно удивившись, как же Клеорна угораздило, мэтр Лео решил последовать его совету, проконсультироваться у старших коллег относительно ловли призраков — а заодно и извиниться перед мэтром Лотринаэном за то, что так легкомысленно посмеялся над его стремлением заслужить похвалу начальства.

— А вы, господин инспектор?

— Я? — Клеорн поправил кобуру со служебным револьвером — между прочим, последний писк ллойярдских изобретателей, самозаряжающийся! Смахнул несуществующую пылинку с рукавов, щелкнул каблуками ослепительно начищенных сапог. — Я отправляюсь исследовать тайны Университета, коллега.

— А можно, я с вами пойду? Вдруг призрак где-то там прячется?

— Нет, — поспешно ответил Клеорн. — Есть некоторые тайны, молодой человек, — наставительно объяснил инспектор волшебнику, — которые открываются исключительно специалистам.

Мэтр Лео кисло улыбнулся, пожелал инспектору удачи. Потом, оставшись в кабинете Клеорна в гордом стылом одиночестве, достал из кармана мантии «глаз», положил кристалл на ладонь и сосредоточился, пытаясь вызывать мэтра Лотринаэна. Раз начальство велело консультироваться… Эй, Лот, дружище, где ты?

* * *

Ресторация «Алая роза»

— А теперь, — грозно, солидно, объявила Далия. Прошлась суровым взором по лицам посетителей «Алой розы», — мы будем играть в расследование. То есть, конечно же, не играть, а действовать со всей серьезностью, тщанием, тактом и сочувствием. Кто хочет первым сознаться в преступлении?

Мэтресса Юлали резво подняла правое копыто, и мэтры Филипп, Никант, Мартин и Рупь счастливо выдохнули.

— Слушаю вас, коллега, — подбодрила Далия.

Инспектор Клеорн насторожился и включил профессиональную память.

Кентавресса поправила шелковую черную пелерину, которая прикрывала верхнюю, человеческую часть туловища. Половину утра фноссианка потратила на то, чтобы достичь совершенства своей замечательной внешности, и теперь ее длинные черные косы и не менее длинный пышный хвост были украшены серебряными заколками, четыре подковы ослепительно сверкали, на передней правой ноге красовался браслет с эмалевыми розочками, подарок Напы, а попону на стыке человеческой и конской половин тела удерживала большая брошь с тем же рисунком, изготовленная Ньюфуном.

— Йа эст зознатца, что нэ платыт пошлын пры входэ в столыцу, — покаялась мэтресса. У нее был красивый грудной голос, которому жесткий южный акцент добавлял легкую нотку пикантности.

— Ее никто не платит, — прогудел Ньюфун.

— Другие желающие? — спросила Далия.

После неловкого минутного молчания Друбус не выдержал — ему и так было неуютно чувствовать на себе взгляды семи алхимиков — и осторожно, тихонечко, приподнял руку.

— Да??? — обрадовались мэтры хором.

— А можно выйти? — пролепетал несчастный студент.

— Две минуты, — рявкнула Далия.

После того, как Друбус опрометью выскочил из обеденного зала, Далия и ее коллеги по Алхимии выжидательно уставились на Лирта. Тот с мягкой, ненавязчивой вежливостью продолжил чавкать — Напа по привычке сунула каждому пришедшему «на расследование» по плюшке.

Алхимики ждали, что ж будет, но Лирт, следуя собственной, хорошо закрепившейся за тринадцать лет учебы в Университете, привычке, молчал.

Инспектор Клеорн шепотком испросил у мэтрессы Далии разрешения более активно поучаствовать в расследовании. Поднялся, поправил серый мундир, подкрутил усы и торжественно объявил:

— Господа! Дамы! Мы собрались здесь, чтобы…

— Собравшись в этом зале, пьем вино, весеннее и пахнущее летом, И славим солнце славное за то, что нет зимы и смерти для поэтов!.. — прокомментировал мэтр Диаз. — «Лишний день: традиции праздника», перевод с эльфийского мэтра Фриолара, я ему еще «хорошо» поставил, чтобы постимулировать юношу к стихосложению, хотя…

— Спасибо, — вежливо поблагодарил почтенного алхимика Клеорн.

— … да, надо признать — у Фриолара с поэзией туго, но прекрасная память, просто прекрасная, когда я вручал ему сертификат о знании наречия Ухтыков, у меня слезы лились…

— Спасибо, мэтр Диаз. — с нажимом повторил Клеорн. Завкафедрой не унимался, не замечая, как рука сыщика сама собой опустилась на рукоятку служебного револьвера:

— … А потом мэтресса Розанна сказала, что это профессиональное, по причине большой световой и читательской нагрузки, и надо капать по четыре раза в день, и перед сном дополнительно — прозрачным раствором без вкуса и запаха, и Фри-Фри так хорошо его растворил…

Инспектор Клерн не выдержал. Сообразив какой-то долей мозга, что полуслепой алхимик угрозу не увидит, он стремительно выхватил оружие из кобуры и выстрелил в потолок. Диаз, удивленный грохотом, замолчал — хотя Далия видела, как его губы шевелятся в привычном «прелестная женщина, просто прелестная», но решила, что сыщику, чего доброго, эта оценка сейчас не понравится.

Когда с потолка прекратила сыпаться побелка, Клеорн сурово напомнил, что они здесь все — кроме Напы и мэтрессы Юлали — подозреваются в нападении на уважаемую мэтрессу Далию и поэтому — просьба вести себя прилично! Но стоило инспектору сесть на место, тяжело выдохнуть и утереть выступивший от праведных трудов пот клетчатым платком, как одна из не-подозреваемых возмутилась с громким ржанием:

— Это почэму йа нэ подозрэваэм? Дэскрымынац!

— Чего? — хором уточнили Клеорн, Лирт и вернувшийся Друбус.

— Обесценивание и умаление заслуг пробанда вследствие наличия у противоположной стороны общения жестких критериев социально-догмативного характера, кристаллизующихся в результате воспитания и обучения, и содержащих концепты визуальных характеристик, возрастно-гендерно-таксономического специфизма, и… — тут Далия поняла, что Клеорну мешает пристрелить ее на месте только простое соображение, что алхимиков, кроме сапиенсологини, в «Алой розе» еще много, а патронов на всех не хватит. Мэтресса проглотила финал фразы- несколько более нервно, чем обычно, и утешилась тем, что перевела высказывание коллеги из Академии Под Открытым Небом на родной кавладорский: — Мэтресса Юлали считает, что ее тоже надо включить в список подозреваемых.

— Досточтимая госпожа Юлали, — повернулся к кентаврессе сыщик, — Я не подозреваю вас на том основании, что забраться по лестнице наверх, в мансарду барышни Джои, — как тот подозреваемый, которого якобы слышала мэтресса Далия, — вы не могли.

— Почэму? Почэму! — с возмущением заржала Юлали. — Сэйчас йа доказат! Сэйчас йа посрамыт ваш ус!

Кентавресса грациозно вскочила на четыре ноги, проскакала к лестнице и даже сумела преодолеть четыре первых ступеньки узкой деревянной лестницы, ведущий на второй этаж ресторации.

— Смотрыт! Смотрыт! Йа эст поднатц! — Потом сделала еще один шаг, не поместилась на ступеньке — и с шумом скатилась вниз.

— По-моему, коллега, вы переоцениваете свои силы, — вежливо заметил мэтр Рупь, помогая четвероногой даме подняться.

— Йа эст мочь поднатц ввэрх по лэстныц! — упрямилась Юлали.

— Да не фиг делать! — поддержал кентаврессу Ньюфун. Гном подскочил, мимоходом проверил, не пострадала ли лестница, после чего принялся обмеривать фносскую гостью веревочкой с мерными узелками, прикидывать ее вес и рассчитывать прочность потолочных балок.

Убедившись, что Напиному брату есть, чем заняться, Далия знаком велела Клеорну продолжать следствие.

Пока инспектор собирался с мыслями, сопоставляя ход преступления с возможными мотивами и возможностями, входная дверь тихонько скрипнула, и на пороге нарисовала Джоя.

— Джоя! Привет! Где ты была? мы ж тебя потеряли! — захлопотала хозяйка ресторации.

— Я не сдала экзамен, — с печалью и слезой ответила девушка. — И долго гуляла по кладбищу…

— Это ты брось, — на правах ветеринар… ветерана студенческого братства, утешил Джою Лирт. — После каждого «неуда» топиться — это ж реки не хватит.

— В тиши гранитных надгробий и мраморных статуй я сочиняла поэму, — ответила студентка. И, наверное, все-таки заметила, что в помещении, кроме нее, находится еще восемь человек, кентавр и два гнома — потому как спросила с застенчивой наглостью истинного поэта: — Хотите, прочитаю?

Мэтр Диаз, конечно же, ответил «Да!», но мэтр Филипп, Никант и Далия гораздо громче ответили «НЕТ!!» Инспектор Клеорн пригласил девушку поучаствовать в слушании дела — конечно, госпожа Кордсдейл, накормить ее можно, раз уж вам так хочется…

— Итак, — снова приступил к расследованию сыщик. — Вернемся к хронологии событий. Преступление было совершено…

— Простите? — вежливо поднял руку мэтр Мартин. — Я, кажется, что-то пропустил. О каком преступлении идет речь?

Пока Далия быстро объясняла, что речь идет в плане материальном — всего лишь о похищении ее блокнота, а в плане моральном — во-первых, ответственности за удержание в шкафу ее самой, мэтрессы Далии, виднейшего сапиенсолога Университета королевства Кавладор; во-вторых, попытки удушить тесным сундуком присутствующую в Талерине и его ближайших астральных провинциях барышню Джою с Даца; в-третьих, за комментарии, которые постоянно отпускает свалившийся на шеи Далии и Напы Ньюфун, стоит только упомянуть о каком-нибудь невозможном действии…

— Я всё слышу! — ответил гном, стоя на плечах кентаврессы и прикручивая какую-то штуку к потолочной балке.

— И, в-четвертых, оскорблении в моем лице всей Алхимии, — завершила обвиняющую тираду Далия.

Пока мэтресса перечисляла состав преступления, сыщик вытирал пот платком, размышляя о том, зачем он связался с этими алхимиками. Наверняка в Министерстве Чудес ему могли бы предложить более легкие и гуманные способы почистить карму.

Кругленький мэтр Мартин, выслушав короткую повесть о злоключениях Далии — та в подробностях поведала, каково на вкус было старое кухонное полотенце, — изумленно всплеснул руками:

— А мы с Долорес ничего об этих ужасах не знали! Надо быстрее ей всё рассказать!

— Если вы не знали о преступлении, зачем сюда явились? — рыкнул сыщик.

— Рассказать об успехах своего сына! — гордо заявил счастливый отец. — Представляете? Ему три недели отроду, а уже плюется! И не просто так, а в тещу!

— Прелестная женщина, просто прелестная! — по привычке прокомментировал Диаз.

Мартин попробовал было отстоять другую оценку матери своей ненаглядной Долорес, но Клеорн не позволил образоваться побочной ветви дискуссии, сам лично вывел алхимика вон, запер дверь в ресторацию и сурово пригвоздил каждого из оставшихся на место. Итак, два студента — лазили по «Алой розе», сами же признались, что и блокнот видели, и сахар воровали. Мэтр Рупь, мэтр Никант, мэтр Филипп…

— Вы что, тоже заходили в «Алую розу»? — уточнил он у толстяка-историка. потом повернулся к мэтру Диазу: — А вы?

— Что значит — «тоже заходили»? Мы сюда уже тридцать лет, как на службу, ходим. До Напы здесь пивнушка была — жратва так себе, только манную кашу и варили, так я привык, с тех пор и столуюсь здесь… — ответил Филипп, а Диаз поддержал коллегу, уверяя, что Напина предшественница была прелестной женщиной, просто пре… Ага, ага, понял, не отвлекаюсь: увы, о кулинарных способностях бывшей хозяйки заведения хорошего ничего сказать не получится.

— И в двадцатого числа вы тоже тут были?

— Нет, — ответил мэтр Диаз. — Мы были в Библиотеке, помогали госпоже Гиранди запечатлеть подвиги его высочества.

— Тогда ж какого демона драного вы здесь сидите? Какого… какого… — попытался быть интеллигентным господин сыщик, но увы — на язык просились исключительно просторечные, но такие образные идиомы.

— Мы взяли на себя миссию, молодой человек, — гордо заявил зав эльфийской кафедрой, — плохое зрение мешало ему оценить потенциальную угрозу, которую сейчас представлял впадающий в состоянии берсерка сыщик, — запечатлеть для потомства все подвиги принца Роскара.

— То есть — вы обвиняете нашего принца в том, что он ни с того, ни с сего засовывает меня в шкаф? — возмутилась Далия. Крепко сжала кулачки, готовясь зафондючить в нос тому, что посмеет утверждать подобную чушь.

— Почему — «ни с того, ни с сего»? — вдруг подал голос Лирт. — Вы ж ужасно красивая. Вдруг вы, мэтресса, принцу понравились?

Только чудом Клеорн сдержал студентоубийственный порыв, а мэтресса наоборот, расплылась в застенчивой улыбке. Мэтр Никант зло хрюкнул, показывая свое отношение к этой версии. Мэтр Рупь, чтоб никто не подумал, что он боится соседства с двумя агрессивными злоумышляющими против человеческой металлургии гномами, успешно, сохраняя достоинство и внешнюю благопристойность, прикидывался молчаливой вешалкой для алхимических мантий.

— Давайте не будем впутывать в алхимические разборки его высочество, — осторожно намекнул о почитании королевской фамилии сыщик. — С чего вообще вы взяли, что он здесь мог быть?

— А разве вы сейчас не с нами? — уточнил мэтр Диаз. Заметив, что после его вопроса наступила какая-то загадочная тишина, он принялся обхлопывать карманы мантии в поиске очков. Нашел, водрузил сооружение с толстенными линзами на нос и принялся рассматривать Клеорна. — Ой, а я думал, что вы Роскар и есть.

Клеорн тяжело, с присвистом, задышал. Далия, наблюдая, как в лицо инспектора поступают жизненные соки, готовясь прорасти чем-нибудь — или официальным уведомлением с заключением, или просто так, зелененьким сверху, — сожалела о том, что блокнот пока не найден: нет, она-то думала, что все «спокушники» скучные люди, а оказывается, с ними тоже бывает забавно! Надо с Напой было поспорить, — решила сапиенсологиня, — сколько минут бравый инспектор продержится в нашей алхимической компании. Так, запомним: на сороковой минуте эксперимента бить пожилых людей в очках и мантиях господину Клеорну пока не позволяет воспитание — но это, честно слово, пока.

— Я пришлю вам свою монографию с описаниями подвигов его высочества, молодой человек, — пообещал мэтр Филипп, верно сориентировавшийся относительно долготерпения служащих Министерства Спокойствия, подхватил завкафедрой эльфийской литературы под локоток и заспешил на выход. Мэтр Диаз на прощание тоже пообещал прислать Клеорну составленным им словарь эльфийских литературных ругательств.

Удалив двух посторонних, сыщик еще раз, пристально и придирчиво посмотрел на оставшихся в ресторации подозреваемых. Преступником должен быть кто-то из них… Желтый сухой старик — наверняка извращенец; этот гривастый, как лев, наверное, тоже с головой не дружит — додумался, одеть под мантию доспехи, и не жарко ему… А студенты — просто просятся на каторгу. Этот, мордатый, и другой… А где ж второй студент?

— Не виноватый я!.. — зарыдал Друбус, когда крепкая рука Закона извлекла его из-под стола. — Я ничего не делал! нет! не убивайте меня!.. что я скажу ма-а-аме-е…

— Оставьте его, — вступилась за беднягу Далия. — Инспектор, не убивайте студента, он мне еще экзамен должен! Да и не мог он подобного преступления совершить!

— Почему вы так уверены? — сыщик потряс Друбуса, проверяя, не выпадут ли у него из карманов мантии улики.

— Потому, что за три года, пока это создание числится студентом у нас в Университете, он вообще ничего не сделал! — привела убийственный довод Далия. Мэтр Рупь и мэтр Никант хором поддержали — они, по счастью, были лишены необходимости вбивать знания в голову данного школяра, но слухами Университет полнится.

Инспектор нехотя признал условную справедливость довода. Посадил рыдающего студента, подкрутил ус, и придирчиво стал оценивать стать и ширину плеч студента-мордоворота.

— Нет-нет, — угадал ход мыслей представителя Министерства Спокойствия мэтр Никант. — Не обижайте гордость воспитательных традиций нашего вуза! Разве могло прийти столь сложное преступление в столь круглую голову?

Все присутствующие дружно оценили крутые склоны черепа студента. Лирт застеснялся и взъерошил волосы: дружище Бтубур как-то высказался, что голова Лирта должна считаться эталоном гномьего сейфового искусства, ибо извлечь из нее хоть что-то помещенное было не под силу не только «взломщикам», роль которых тринадцать лет подряд играла университетская профессура, но и самому хозяину.

— Разве что мэтресса Далия всё-таки смогла личным примером научить подрастающее поколение действовать, как положено ревностным адептам великой Алхимии, — сквозь зубы добавил несдающийся историк. Сапиенсологиня метнула в Желтого Осла пристальный, оценивающий взгляд, а Клеорн воспользовался моментом, выгнул обоих студентов вон, строго-настрого запретив покидать город и нарушать Закон и Порядок, и принялся давить на психику Никанта, нависнув над ним карающим мечом:

— А как насчет вас, уважаемый? Что вы делали с девяти до одиннадцати летом прошлого года?

— Но ведь преступление было совершено вот, на днях… — залепетал историк.

— Откуда знаете? — громовым голосом рявкнул Клеорн. Стекла ресторанчика задрожали. Мэтресса Юлали, добравшаяся до пятой ступеньки, пошатнулась, не поместилась на узкой ступеньке подковами и в очередной раз скатилась вниз.

— Оставьте его, господин инспектор! — вступилась Далия, чувствуя, как ее собственная карма становится всё белее и белее. — Поверьте, кто бы меня не связывал и в шкафу не запирал, это был не мэтр Никант!

— Почему вы так уверены?

— Да мэтр Никант меня бы прибил! Там, на кухне, столько убийственных орудий — и молотки для отбивания мяса, и ножи, и шампуры, и прочие топорики… А у господина историка на меня давно зуб чешется!

— Да-да! — горячо поддержал историк. — Я б ее давно задушил, или прирезал бы! Зачем мне ее связывать да в шкаф кидать? Уж лучше в Алер…

— Хмм… — подозреваемые разбегались, как тараканы. Клеорн посмотрел на спокойного и представительного мэтра Рупя. — А вы?

— Причинив какой-нибудь вред мэтрессе Далии — которую я всячески уважаю как истинного Алхимика и прелестную даму, — последовательно, подробно объяснил профессор кафедры горных изысканий. — Я бы остался беззащитен перед… э-э… этническими обстоятельствами, с которыми сталкиваюсь постоянно при чтении пяти профильных курсов.

Клеорн сначала не понял. Потом перевел взгляд на Ньюфуна, активно укрепляющего лестницу «Алой розы», всего из себя этнического, в кольчуге, с молотком, бородой и запахом, и мэтр Рупь с достоинством согласился, что предположения сыщика о природе «обстоятельств» совершенно истинны.

Инспектор еще раз, загибая пальцы для верности, пересчитал присутствующих. Так, все оправданы, кроме…

С кухни прискакала Напа.

— А вы, сударыня, — осторожно, издалека, принялся выяснять обстоятельства инспектор. — Где, говорите, вы были, пока Далия сидела в шкафу?

— У дядюшки Бура, ну, лавка «Вкусно и весело», в Сытном переулке, знаете? Мы там посидели, поговорили, обсудили путешествие в Эль-Джалад…

Тут Напа ойкнула и закусила кулачок, чтоб не проговориться еще больше.

Клеорн собирался выяснять подробности — но тут Далия, которая, после изгнания мэтров Филиппа и Диаза, села рядом, ласково положила руку ему на плечо, как-то особенно, заговорщицки и мило, улыбнулась, и мысль разузнать, что за повальное бедствие угрожает нынешним летом юго-восточному соседу — буквально все туда едут! — из головы сыщика выветрилась.

— Так… что, вы говорите… — заикаясь, попытался вернуться к расследованию, инспектор. — Сидело у вас в шкафу?

— Вы о Полин спрашиваете? — поинтересовалась Джоя с порога кухни. — Она там сидит, в ларе для мороженого. Ты б свои кладовки пронумеровала, что ли, а то столько всяческих шкафчиков, ларчиков, дверей, каморок, потайных ходов, что я путаюсь…

Напа Леоне с размаху щелкнула себя по лбу: вот тетеря! Совсем забыла!

Гномка пробежала на кухню, извлекла из потайного шкафчика номер четырнадцать помощницу, и привела ее в обеденный зал, на ходу объясняя:

— Я ж ей велела взбить белковый крем! И сама же посадила в самое холодное место в доме, чтоб, значит, белковая пена вышла пышней и белей! И забыла!

Джоя посторонилась, потом, вспомнив о незавершенно деле, вернулась на кухню доедать пирожки; Клеорн же подхватил под локотки блеклую кухонную девицу — та, наполовину покрытая изморозью, немигающими глазами смотрела поверх головы «спокушника» и продолжала бултыхать в медной кастрюльке веничком для взбивания крема. Содержимое кастрюльки звенело льдинками, с фартука Полин сыпались снежинки, — Напа, перепугавшись, принялась объяснять, что она совершенно не хотела, что ларь, в котором она планировала делать мороженое, обычный, артефакт «Льдинка» прислан месяц назад заботливой маменькой из Ллойярда, и вовсе она не хотела Полин замораживать — так получилось… Она, Напа, всего на часок отлучилась, за деликатесами сходила, а по возвращении ее что-то отвлекло, вот она о Полин и не вспомнила…

— Вот, смотрите! — крикнул сверху, с лестницы, Ньюфун. Все повернули головы и увидели, как мэтресса Юлали, обмотанная веревками, слегка развеваясь попоной и пелериной, степенно, уверенно, поднимается вверх, на второй этаж. Мэтр Рупь профессионально заинтересовался блоками, которые на скорую руку соорудил достойнейший представитель клана Кордсдейл, мэтр Никант всего лишь проворчал, что «от этих гномов чего угодно можно ожидать», а Напа заверещала, чтобы Ньюфун был осторожнее.

Ньюфун, держась с достоинством старшего брата, совершенно проигнорировал слова сестры. Впрочем, беспокойство Напы за жизнь постоялицы было беспочвенно — Юлали, комментируя свой полет над обстоятельствами счастливым ржанием, благополучно опустилась на деревянный настил между этажами.

— Тэпэр вы подозрэват мэна? Подозрэват?

— Да, сударыня. — Послушно согласился сыщик, после того, как Далия слегка подтолкнула его локтем. — Теперь вы у меня возглавляете список подозреваемых!

— А вы мэна арэстоват? — поинтересовалась кентавресса. — Ылы опат дэскрымынац?

— Арестую, арестую, конечно же, — согласился сыщик. Ответом ему было паническое ржание.

— О, мой нэсчастн! Йа эст арэстовата! Мэна казныт! Мэна запырат в подзэмэл к гыдра!

Кентавресса побледнела — если можно так сказать относительно дамы, чья кожа лишь на самую чуточку была светлее гнедой масти, — и рухнула в обморок. Вместе с лестницей.

— Ну вот, — грустно прокомментировал падение алхимички Ньюфун. — А ведь я уже придумал, как ее спустить на первый этаж!

Перепуганная звуками падения Джоя и мэтр Рупь кинулись на улицу, выкликать лекарей, мэтрессу Розану или хотя бы Цурька и Мгрунчака, Напа и Далия бросилась оказывать рухнувшей на пол мэтрессе первую помощь, мэтр Никант сел рядом с Полин и потихоньку, пока никто не уточнил, вегетарианский ли крем у нее в кастрюльке, принялся дегустировать кушанье. А господина Клеорна вдруг атаковал внезапно вернувшийся мэтр Диаз:

— Послушайте, молодой человек. Я тут подумал, и вынужденно согласился с нашей милой фносской коллегой. Действительно, дискриминация чистой воды!

— Вы тоже хотите полазать по лестницам? — поинтересовался порядком утомившийся страж Спокойствия.

— Какие лестницы? Бросьте шутить, молодой человек, и, пожалуйста, верните меня в список подозреваемых! Я, как честный королевский подданный, должен свято блюсти Закон, Порядок и Спокойствие! Почему вы так наплевательски относитесь к своим обязанностям? — принялся выговаривать Диаз Клеорну за слишком мягкие методы следствия. — Немедленно начните меня подозревать! Мало ли, что у меня есть алиби! То, что я был в это время в другом месте — ничего не значит! Ведь, в конце концов, есть такая вещь, как магия — вдруг я потайной колдун? Или чревовещатель? Вы, кстати, читали последний роман сэра Скоттиша Айсбра? Там вся интрига держится на том, что преступник говорит не своим голосом из-под балкона влюбленной в него красавицы, а когда она сбегает с ним, то оказывается… постойте, молодой человек, куда же вы?.. — спохватился мэтр Диаз, почувствовав, как на месте его собеседника вдруг образовалось свободное пространство.

Он вытянул руку, чтобы отыскать пропажу. Наткнулся на что-то серое, с розовым пятном вверху, если верить тактильным ощущениям — очень мускулистое и прочное, каким и должен быть, следуя созданным поэтами Кленового века эталонам, слуга общественного добронравия.

— Так вот, молодой человек, — продолжил мэтр Диаз свою лекцию, — Потом оказывается, что преступник, действующий под покровом ночи, вовсе даже не преступник, а прекрасная незнакомка; правда, и красавица, коротавшие ночи на балконе, не совсем красавица, а, скорее, даже наоборот…

Цурьк энергично прожевал что-то, попавшее ему в пасть, подхватил на руки блаженного старикашку и побежал следом за нагруженным кентаврессой Мгрунчаком в сторону Обители Премудрой Праматери Прасковии.

Инспектор Клеорн, вырвавшись из гостеприимных стен «Алой розы», решительно направился в другую сторону. Мэтресса Далия, которую сыщик тянул за собой, делала вид, что чем-то недовольна:

— Позвольте, инспектор! Да стойте же, я туфлю потеряла!.. ну вот, поймала. Куда вы меня ведете?

— В лавку писчих принадлежностей. И не спорьте! Я лично куплю вам новый блокнот и попрошу Ньюфуна Кордсдейла сделать для него стальную цепь, чтобы он не терялся! И чтобы я когда-нибудь еще хоть раз вмешался в вашу алхимическую бредятину!.. Я, профессиональный сыщик! Я, специалист по правонарушениям! Чтобы я еще хоть раз погряз в поисках залитых чернилами бумажек!

— Между прочим, кроме бумаги и чернил там были мои мысли, — вежливо намекнула Далия.

— Мысли считаются украшением головы, когда она есть, — буркнул Клеорн.

— Это как вас понимать? — с прохладцей поинтересовалась Далия.

— Что вас, мэтресса, — тут инспектор чуть затормозил — и они оказались рядом, заглянули друг другу в глаза и увидели… увидели отражения самих себя. — Что вам, сударыня, просто нет равных.

Неожиданный комплимент вызывал у мэтрессы скромный румянец. Без споров Далия позволила снова увлечь себя дальше, мимо Базарной площади.

По причине жаркого дня на площади было малолюдно и скучно. Просили милостыню несколько нищих, шарманщик выводил на потрескавшемся инструменте гнусавую мелодию. Его ручной гоблин — темно-зеленый, с развесистыми острыми ушами, наряженный в коротенькие красные штанишки и такую же шапочку с сорочиным пером, кружился в такт музыке, клянчил конфеты и показывал пальцем на столпившихся рядом мальчишек. Мальчишки тоже время от времени начинали танцевать, клянчили у родителей конфеты и показывали пальцем на дрыгающегося гоблина. Двое очень грязных, но очень святых, обвешанных амулетами и всяческими священными знаками, проповедников выбрали тенистый уголок под старой акацией и вещали для редких прохожих:

— Что может знать о эст-ке змурый бр-кий извращенец? Только то, что она существует! М Сабакенцци забывает, что когда-то сам читал курс лекций о соц факторе э-чского про-ва! — зачитывал хриплым голосом первый бородач содержимое какого-то грязного листка.

— Он забывает, но мы не забудем! — подхватил второй, вскидывая кулак над головой. — Мы не за-бу-дем!

— Что? — не поверила собственным ушам Далия. Кто-то еще в Кавладоре, кроме нее самой, критикует концепцию социального эстетического пространства мэтра Сабакенцци? В Университете Кавладора Далия была чуть ли не единственной, кто не поддался чарам льстивых восхвалений хмурого брабансского извращенца! Мэтресса прислушалась к словам проповедников, и Клеорн поневоле замедлил шаг.

Бородач перевернул несколько страниц и по слогам принялся зачитывать следующим лозунг:

— Взять фунт сахара, раст-ть на вод бане. Размяг масло до сметаны и пром-ть с мукой до шелкового блеска…

— Мы размягчим! — клялся второй. — Мы промятим!

— Какая-то странная проповедь, — заметил сыщик, выслушав половину рецепта приготовления пирога с ревенем.

— Очень, — согласилась мэтресса Далия. — Я, между прочим, этих двоих хорошо знаю — их Напа несколько дней подкармливала в «Алой розе». А потом я велела им выбирать — или они совершают паломничество в ближайшую баню, или больше не приходят в нашу ресторацию. Они еще ворчали, угрожали, говорили, что я слишком умная, чтобы понять их душевные муки и культовую ненависть к мылу и горячей воде…

— Можно утверждать, что изучение рзма выс-орг-нных существ явл-ся предметом са… сапи… сопли…енс… есс…сологии… — споткнулся на трудном слове из обрывка конспекта святоша. И мэтресса, догадавшись, что сейчас прилюдно озвучат конспект ее монографии, потянула Клеорна в сторону:

— Мы же идем в лавку Краузера, за блокнотом.

— Погодите-ка, мэтресса, — спохватился Клеорн. — Видите, на шее у того, кто повыше? Такой черный диск со сходящимися к центру белыми спиралями? Сегодня по сводкам проходила информация, что ночью ограбили отца Джерома из Обители Отдохновения Ночного! Стойте здесь, никуда не уходите, я быстренько выясню, виновны ли они, и вернусь!

Далия чинно сложила руки на груди и пронаблюдала, как инспектор сделал попытку «выяснить» — при виде его серого мундира и профессиональных усов нервы у немытых братьев не выдержали, и они дали стрекача.

Мэтресса с откровенным удовольствием пронаблюдала, как в гонках за проповедниками приняли участие мальчишки, гоблин, шарманщик и десяток уличных собак. Потом ей послышалось тихое скуление в районе собственной юбки.

Малый Гавк с застенчивой преданностью смотрел на Далию. Далия посмотрела в ответ — на то, что когда-то было ее любимым блокнотом.

— Приятного аппетита, — пожелала мэтресса. — Значит, доешь обложку — иди к Напе, она покормит тебя вкусненьким. Брату ее только на глаза не попадись — а если он повернется спиной, можешь тяпнуть, разрешаю. Но запомни — этот блокнот первый и последний, который ты съел! Понял?

Гавк бодро отсалютовал лапой.

— Что-то случилось, мэтресса? — вернулся инспектор Клеорн. Далия повернулась, загораживая юбками тактическое отступление дворняжки.

— Что, вы уже поймали? так быстро?

— Не могу же я бросить вас одну надолго! — сыщик, поморщившись, попробовал, открывается ли правый глаз. Далия заохала и предложила показать травму мэтрессе Розанне, на что сыщик ответил, что ее внимание и забота, ее высокая научная квалификация и сап… соп… сапиенсологическая специализация повергают его в шок и трепет, и что, конечно, он всячески поощряет эксперимент по усовершенствованию кареты скорой помощи…и т. п., и т. д….

Одним словом, труды по поискам мгновенно отошли в прошлое, а мотивы неизвестных злоумышленников превратились в тайну, покрытую мраком. Мэтресса Далия искренне пожалела горе-преступников, который цепко держал за руки добросовестный Ницш, и не стала объяснять Клеорну судьбу пропавшего блокнота — как не стала объяснять, что на той улице, куда инспектор ее завёл, отродясь не было лавки писчих принадлежностей. Так они и бродили до поздней ночи — сначала до Королевского Музея, посмотреть на новый эпохальный шедевр, посвященный подвигам принца Роскара, — потом по набережной Алера, смотреть, как по реке плывут украшенные яркими тентами лодки с пышно наряженными фриоларовыми кузинами, потом зашли Оперу, морально и эстетически осудить громкую премьеру… Ну, забыли они о существовании студентов, преступников, пропаж и интриг, — с кем не бывает подобного счастья?..

Рассказ 13. ПРОВЕРКА НА ПРОЧНОСТЬ

21-й день месяца Паруса

В то время, как в горах Восточного Шумерета проходил «междисциплинарный алхимико-магический эксперимент» мэтра Лотринаэна, принцесса Ангелика, не подозревая о трепетных заботах подчиненных относительно устройства ее личной жизни, занималась своими прямыми обязанности — участвовала в деятельности экзаменационной комиссии.

Комиссия заседала в саду замка Фюрдаст — свежая летняя зелень, прохлада фонтанов и искусственных ручейков приятно контрастировала с серо-бурыми каменными стенами. Растительности летней королевской резиденции патронесса Министерства Чудес тоже покровительствовала по мере своих скромных возможностей — присылая учеников магов Зеленой школы на прополку. Дорожки, бордюры, клумбы, ровно подстриженные деревца являли собой триумф принцессы Ангелики — не как дизайнера по ландшафту, а как инспектора по стрижке газонов; конечно, аккуратность парка Фюрдаста с магической роскошью и величавым великолепием Лаэс-Гэора не сравнить, но для родного Кавладора сойдет. Тем более сейчас, в месяц Паруса, когда солнце превращает Талерин в адскую сковородку, а Королевский дворец — в нечто наподобие раскаленной духовки.

Около фонтана в виде огромного бронзового дракона, высоко задравшего голову и выпускающего из пасти нескончаемый поток воды вместо столь ожидаемого огня, на мощеной разноцветным камнем площадке, принцесса Анна — старшая из дочерей короля Гудерана и королевы Везувии, сегодня экзаменовалась на предмет знания дворцового этикета.

Под сенью серебристого ясеня сосредоточенно наяривала арфистка; скрипач и альтист использовали краткие минуты отдыха, чтобы глотнуть чего-нибудь освежающего, а гитарист хмуро листал ноты. Придворный маг, мэтр Фледегран, сейчас что-то деловито обсуждающий с министром Ле Пле, уже второй раз за утро обновил заклинание «Зимнего шатра», чтобы гости не страдали от летнего зноя. Принцесса Ангелика и ее невестка, королева Везувия сидели в мягких креслах, немного в стороне от остальных гостей… то есть, конечно же, членов экзаменационной комиссии, и почти синхронно обмахивались веерами. У принцессы был цинский, из шелка и слоновой кости, элегантно дополняющей ее кремовое платье с вышивкой на рукавах; королева пользовалась веером из страусовых перьев. (Рассказать о наряде Везувии просто не представляется возможным — осьмушка эльфийской крови, доставшаяся ей, позволяла завернуться в банное полотенце — и тогда оставаться изысканной, элегантной и царственной.) У младшей сестренки экзаменуемой, принцессы Дафны, пристроившейся рядом с матушкой и тетушкой, в руках был украшенный бисером флажок, которым она создавала вокруг себя миниатюрное торнадо. Дафне недавно исполнилось двенадцать, поэтому царственная элегантность, с которой Везувия и Ангелика использовали свои опахала, была для нее чем-то недостижимым и манящим, как, например, для мэтра Лотринаэна — продвижение по службе.

Едва не опоздавший на экзамен министр Спокойствия рассказал что-то секретное придворному магу — отчего мэтр Фледегран закашлялся, не в силах совсем проглотить рвущийся наружу смех; Ангелика нахмурилась и подумала, что потом надо будет обязать Гудерана обязать Ле Пле собрать дополнительную информацию относительно допущенного к экзамену стимульного материала. То есть — приглашенных на первый официальный прием принцессы Анны гостей.

Ну, герцога Тирандье принцесса Ангелика знала, как облупленного. Вот он, прогуливается около фонтана — в малиновом камзоле, ярких желтых чулках и дико рыжем парике. Надо будет запретить парики, — решила принцесса, — герцог и так не король красоты, а в парике выглядит еще кошмарнее. Дочка герцога, по-идиотски хохочущая девица лет семнадцати, вилась рядом с Анной, волнующейся, бледной и постоянно вытирающей вспотевшие ладошки о подол белого платья. У Мелорианы круглое, румяное смазливое личико, голубые глазки, слегка рыжеватые локоны уложены в искусственный хаос под названием «Дитя Природы», она легко смеется, показывая жемчужные зубки, и Анна нервически вторит ей. Ангелика пожалела племянницу, и сурово снизила на пол-балла оценку за выдержку — надо будет провести беседу о том, можно ли пугаться обыкновенного официального чаепития, или же нет.

Лучше бы принцесса Анна брала пример с другой гостьи — дочери графа Росинанта, пристроившейся чуть позади, поближе к столу с пирожными и бутербродами, — решила Ангелика. Элоиза Росинант была прямо-таки воплощением спокойствия. Надо будет потом поинтересоваться у Синтии, в чем секрет воспитания — когда Ангелика приглашала Росинантов прошлым летом, Элоиза, мало того, что съела угощение до того, как его донесли до стола, еще и постоянно смущалась, хихикала, покусывала крепенький кулачок, когда бутерброды кончились, и постоянно краснела, как перезревший помидор. А сейчас — приятно посмотреть; похудела, подтянулась, стала более величавой и держится со скромным достоинством.

Кроме семейства Росинант и Тирандье присутствовал граф Умбирад с женой и двумя дочерьми — ну, эти ничего интересного не представляют. Графиня Умбирад женщина скромная, хозяйственная, тихо беременная. Вон она, сидит на мраморной лавочке под пышно цветущим кустом вьющихся роз, с каким-то вязанием в руках. Дело хорошее… Трудолюбие одна из немногих добродетелей, относительно которых у большинства религий нет претензий друг к другу. И умбирадские девчонки не доставляют особых хлопот — старшей лет тринадцать, младшей девять, обе раздавлены оказанной честью — присутствовать на званом чаепитии принцессы Анны, держатся за руки и, кажется, даже боятся дышать. Проблем можно ожидать только от отца семейства — тот, если и способен о чем-то рассуждать — это о чистоте лошадиной породы, которую начал разводить его предок; а стоит Умбираду выпить лишнего, он начинает ржать, требовать сена и веселым галопом отправляется на скачки. Еще кусты поломает, с пьяных-то глаз…

Мимо Ангелики проскользнули неслышными тенями лакеи, неся подносы с угощениями. Принцесса кисло поморщилась и поджала губы — осознавая долг перед королевством и подданными, а тем паче — перед сотрудниками Министерства Чудес, Ангелика героически пыталась уследить хотя бы за половиной предписанных официальными религиями Кавладора постов; на сегодня ей следовало ограничиться кипяченой водой и пророщенной пшеницей. Но дети любят фруктовое мороженое, прозрачное желе с ягодами, взбитые сливки… Мня-мня-мня, я это тоже люблю… О боги!..

И Ангелика, с усилием отвернувшись от нарядного, с белой скатертью и роскошным фарфоровым, с цветочками, сервизом стола, принялась пересчитывать гостей Анны. Ага, дети графини Желорен, кислые и перепуганные важностью момента мальчишка пяти и девочка одиннадцати лет; две внучки господина Джиобарди, рекомендованного для сегодняшнего мероприятия лично министром Золота, жизнерадостны, как и их бабушка, госпожа Пиона, сейчас развлекающая графинь Росинант и Желорен пересказом столичных сплетен.

Чуть в стороне от фонтана, под стеной из подстриженного тиса, сгрудились, явно замышляя какую-то каверзу, придворный шут и дети господина Штрау, советника по делам провинции Триверн. Микроскопические Скузя, Кув и Поддув, бренча чугунными подметками, разбирают на составляющие шутовские бубенцы, явно в целях улучшить их бренчательно-звонковые качества. Шут стоически пытается увлечь гномят каким-нибудь другим делом, ну, пальму, что ли, посмотреть, или, допустим, пойти и утопиться в ближайшем ручье… Ангелика поискала господина советника — маленький важный гном, выпятив бочкообразную грудь и пустив плескаться по ветру выразительные уши, огромные, как и у всего клана Штрудельгольц, беседовал с бароном де Кромом. Баронесса Франческа де Кром стояла рядом и, будто у себя дома, тетешкалась с младенцем, пускающим пузыри. Фу, какое бескультурие, фыркнула Ангелика. Как была уличной попрошайкой, так и осталось. Где ее воспитание? Куда смотрит Везувия? ну, я понимаю — воспоминания о далекой Иберре, солидарность и все такое, но можно же хоть как-то облагородить эту, с позволения сказать, надворную даму?

— Дафна, — обратилась принцесса к племяннице. — Будь добра, скажи Анне, чтобы она приглашала к столу.

— Начинаем? — уточнила Везувия.

— А чего ждать? Давайте начнем, — пожала плечами Ангелика.

Дафна задохнулась от порученной ей важной миссии, сжала вспотевшими ладошками флажок и побежала к мажордому. Отставной ветеран, прошедший все кампании покойного короля Лорада, представительный, с пышными русыми бакенбардами, в расшитом золотом мундире, вышел на середину залы и торжественно ударил жезлом. Добро пожаловать к столу, дорогие гости!

Дети, подталкиваемые заботливыми маменьками и папеньками, расселись за круглым столом, и принцесса Анна, запинаясь от волнения, попеременно то краснея, то бледнея, приступила к сдаче экзамена. Чашечку чая, господин Рауль? Пятилетний Рауль Желорен кубарем скатился со стула, едва не прихватив с собой скатерть, и заревел, зовя маму. Анна затрепетала, но, закусив губу, храбро сделала вторую попытку:

— Не желаете ли отведать чаю, гости дорогие? — смущенно пролепетала принцесса.

Строго проинструктированные Ангеликой девочки графа Умбирада согласно кивнули и единым порывом протянули чашки. Фарфор издал звонкое «дзинь» и рассыпался на кусочки. Пока Анна на секунду замешкалась, не зная, можно ли наливать чай в осколки, — малолетние тривернские банди… дети вдруг с воплями атаковали сервированные на высокой фарфоровой стойке пирожные с глазурью. Прежде, чем экзаменуемая принцесса растерялась окончательно, положение спас шут. Он засвистел в бронзовый свисток, перепугав и так шокированного публикой попугая, прячущегося под затеняющим площадку кедром, пристегнутого к ветке золотой цепочкой, потом демонстративно закашлялся и пожаловался, дескать, приборчик не работает… Старший из чад Штрау, пятнадцатилетний Скузя, сполз со стульчика, вытер крем с физиономии, цыкнул на братьев, и начал разбираться.

Везувия кивнула дочери — продолжай, детка.

— Хорошие погоды стоят, не правда ли? — храбро завела разговор Дафна, выручая сестру.

— О, когда мы путешествовали с папочкой в Талерин, мы так страдали от летнего зноя! — зачирикала Мелориана. И принялась перечислять неудобства, перенесенные по дороге.

О боги, опять рассердилась Ангелика. Этой девице действительно стоит взять пару уроков хороших манер — вон, посмотрела бы на Элоизу Росинант. Скромно сидит и жует пирожное. Нет, есть что-то очень хорошее в молчаливых послушных детях, склонных к легкому обжорству…

Герцог Тирандье, неведомо как оказавшийся рядом с королевой и принцессой Ангеликой, трубно высморкался, склонился к царственным дамам и умилился, как, оказывается, хорошо понимают друг друга детишки в этом возрасте…

Везувия шевельнула страусиными перьями. Ангелика прищурилась на герцога и решила испортить ему настроение:

— Я думала, что ваша дочь немного старше. А вот сейчас — поглядела и убедилась, что моим племянницам она почти ровня. Те же интересы, те же глупости в голове…

— О, да! Благодарю вас за столь лестные слова, ваше высочество!

Ну конечно. Из-за чересчур жаркого парика кровь до мозга не доходит… Герцог попырхал и продолжил:

— Их высочества, если позволите сказать, ваше величество, такие зрелые девочки! Такие взрослые! Такие же, как моя Мелориана! Такие же смелые и самостоятельные! Ну прямо невесты! Хоть сейчас под венец!

Ангелика и Везувия синхронно махнули веерами, рассматривая Анну и Дафну. Похоже, у Тирандье врожденная слепота — четырнадцатилетнюю Анну не сдувало сквозняком только потому, что она вцепилась вспотевшими ладошками в кресло, а Дафне, кажется, удалось дойти до отрицательных показателей массы тела. Тонкая кость, унаследованная от предка-эльфа, прибавляла девочкам хрупкости, делая их созданиями, сотканными из эфира и волнения, и назвать их «зрелыми», а тем более «взрослыми» и уподобить рыжей размалеванной девице… Да-да, Ангелика со своего места рассмотрела помаду на лице Мелорианы. Фи, какой пассаж! На детское чаепитие, в гости к принцессе, вдруг привести размалеванную деваху, которой место на конюшне! Да что там конюшне! Вон, спросите у Умбирада — неужто он разрешает своим конюхам пользоваться косметикой?!

Ангелика фыркнула и косо, кисло посмотрела на герцога. Тирандье, знавший членов королевского семейства вот уже пятнадцать лет, спохватился, засмущался и поспешил обсудить что-то важное с графом Росинантом.

— Какого демона Тирандье приволок свою деваху? — осведомилась Ангелика.

Везувия, наслаждающаяся успехами старшей дочери, махнула веером:

— Не понимаю твоего настроения, дорогая сестра. Он хочет устроить свою дочь при дворе. Уже испрашивал для нее место фрейлины при Анне. Вполне разумное желание, по-моему.

— Надеюсь, ты не согласилась? — возмутилась Ангелика.

— Нет. Гудеран просил не решать без его ведома деликатных вопросов: хочет убедиться, что у Министерства Спокойствия нет претензий ни к Тирандье, ни к его дочери. И к тому же, я не думаю, что Мелориане в ее семнадцать будет интересно играть в куклы с моими девочками.

— А где сам Гудеран? — поинтересовалась Ангелика. Нет, она, конечно, сама велела старшему брату не вмешиваться в деятельность экзаменационной комиссии — хотя с его присутствием комиссия становилась в полном смысле слова государственной. Но всё ж интересно — послушался ли король сестрицу, или просто решил не тратить свое драгоценное время по пустякам.

В ответ услышала, что его величество милостью богов король Кавладора Гудеран Десятый исполнил отеческий долг с самого утра — поцеловав старшую дочь в щечку и пообещав ей новые сережки в случае успешной сдачи экзамена; а после отбыл с визитом государственной важности в соседнюю Иберру. Если верить официальной версии — обсуждать с коллегой Фабианом перспективы торгового сотрудничества. Если верить интуиции ее величества — а также факту передачи короны на хранение министру Спокойствия, и спрятанной в цветочный горшок, от греха подальше, государственной печати, — Гудеран и Фабиан собирались сосредоточиться на проблеме поставок в Кавладор продукции виноградников Сан-Тиерры.

Ангелика прошипела пару крайне цивилизованных ругательств в адрес всяких там парнокопытных особ мужеского пола, которым наплевать на то, знают ли их дочери тонкости дворцового этикета. Везувия меланхолично согласилась, и равнодушно продолжила овевание себя страусиными перьями; наверное, эльфийская кровь все-таки одарила королеву толикой волшебства — она никогда не доводила напряженность в отношениях с кем бы то ни было до настоящего скандала. Волшебное миролюбие, да еще красота королевы Везувии вот уже шестнадцать лет подряд портили Ангелике настроение.

Ее высочество прищурилась, оценивая, как идет чаепитие. Мигнула мажордому, чтоб обеспечил еще пару чайничков и побольше песочных корзиночек с фруктовой начинкой, грустно подумала о салате из ростков пшеницы и зелени одуванчика под яблочным уксусом, который ждет ее на обед, и продолжила светскую беседу:

— А мне господин Нюй вчера вечером, в Охотничьем замке, всяческих глупостей предсказал полный короб. Вроде как у нашего семейства назревают большие перемены. На вчерашний день гороскоп неблагоприятный показывал, всяческих рекомендаций выдал…

— Мой отец всегда рекомендовал не слушать астрологов. Выкинь все эти прогнозы из головы.

— Я бы и рада. Тем более, что лист с подсказками, как избежать неприятностей, я тут же потеряла. Вот, теперь думаю, откуда беды ждать.

— Может, попросить мэтра Фледеграна попророчествовать? — озаботилась Везувия.

— Он же не предсказатель. А если сказать, что я беспокоюсь относительно пророчеств Нюя, Фледегран опять превратит моего заведующего астрологическим сектором в кусок угля. Прошлый раз Нюем чуть камин не протопили… Нет, лучше не надо беспокоить Фледеграна.

— А давай, — вдруг оживилась Везувия, будто идея только сейчас пришла в ее хорошенькую головку. — Позовем из Аль-Миридо моего брата! У Пабло иногда получается предсказывать! Правда-правда!..

— Ой, да знаю я, как он предсказывает! Хлопнет стаканчик сока хорзимы, настоенной на риттландской мухоморовке, и предсказания из него так и льются!.. — Тут Ангелика вспомнила, что когда-то давно решила не ссориться с Везувией, и попыталась смягчить свои слова: — Не настолько большие неприятности напророчил мне астролог, что отвлекать твоего брата от учебы. Как у него со сдачей экзамена на бакалавра Магического Искусства?

— Мэтр Пугтакль всячески поощряет Пабло сделать вторую попытку, — ответила Везувия, наблюдая, как Анна пытается предложить гостям какое-то развлечение, но не может вклиниться в жизнерадостную трескотню девчонок Джиобарди, рассказывающих, как их дядюшка-алхимик воспитывает в Чудурском лесу сбрендившего мага. — Только, как всегда, не может отвлечься от своих обязанностей Верховного Друида и проверить, готов ли Пабло к экзамену?

Ангелика фыркнула: мэтра Пугтакля она знала. Эльф прочно пустил корни, а значит, отвлечься на какого-то ученика явно не пожелает ближайшие лет пятьдесят. Везувия, угадав мысли золовки, кисло улыбнулась — на правах любящей сестры она никогда не позволяла усомниться в оценке магических способностей своего брата. Нет, Пабло, конечно, милашка, но на месте отца было бы дальновиднее и правильнее посадить Пабло на нюртанговую цепь, а не учить магии. Дом в Аль-Миридо, в котором прошло их детство, так и не отстроили заново — после того, как братец решил показать класс и самостоятельно, одной лишь силой воли, зажечь свечу.

— Впрочем, — продолжила Ангелика, — я, говоря откровенно, просто боюсь, что Королевский Дворец просто не выдержит наших меньших братьев, если они соберутся вместе, да еще, не допустите боги, найдут общий язык. Твой Пабло, если попадет под крепкий кулак мэтра Фледеграна, не сомневаюсь, как-то остепенится, но мой Роскар… Кстати, а он где?

— На охоту отправился, — отмахнулась Везувия.

— Это хорошо, — обрадовалась Ангелика. — Значит, можно не опасаться, что устроит какой-нибудь дебош у Анны на званом завтраке.

Везувия немедленно согласилась. В глазах королевы прочиталось краткая молитва: О боги, за что, выдавая нас замуж, вы награждаете нас мужниными родственниками?

Потом к королеве и принцессе подошла графиня Росинант, и разговор зашел о высоких материях — представляете? Графиня Синтия видела в лавке чудную парчу! Как вы думаете, войдет ли нынешним летом в моду эльджаладский стиль? Говорят, госпожа Ниона — ну, вы наверняка слышали о этой знаменитой меценатке и покровительнице искусств, — велела оформить себе гостиную по-восточному, с подушечками, кальянами, витыми стеклянными бусами, парчовыми диванами…

— Лично я, — прищурилась Ангелика, — слышала не только это. Я слышала, что восьмой муж госпожи Нионы упал в обморок, когда увидел счет за ремонтные работы, и теперь целители Обители Премудрой Прасковии борются за право оказать ему медицинскую помощь…

Впрочем, говорить о золотой парче и малахитовых канделябрах было приятно, и дамы потихоньку увлеклись.

Звенела гитара, журчала вода, с охотой покидая бронзовую драконью глотку, Скузя и Поддув, спрятавшись под розами, издевались над куклами принцесс, а их братец Кув добросовестно подпиливал кедр в надежде добраться до попугая и узнать, какой сложный механизм прячется внутри него. Девочки графа Умбирада, раскрыв рты и глаза, вели себя скромно, доченька графини Желорен вцепилась в чашку и устраивала в ней бурю, не зная, то ли пить, то ли топиться… Младенец де Кромов, которому юный возраст мешал насладиться изысканным угощением, увел (или унес?) своих родителей в замок, отдыхать. Внучки тайного советника Министерства Золота веселились, Элоиза, вздыхая, подперла щеку кулачком и зевала украдкой; Мелориана выпрыгивала из платья, пытаясь понравится юным принцессам…

Анна уверенной рукой разливала по четвертой чашке чая, мажордом добросовестно поставлял пирожные и сласти — кажется, подумала Ангелика, принцесса справилась с испытанием. Если ничего не случится в течение ближайших тридцати минут — можно будет ставить ей «отлично». С минусом, конечно же — как рекомендовала мэтресса Далия, не стоит сразу лишать студента надежды улучшить свои результаты.

— А теперь, — тоненьким срывающимся голоском провозгласила принцесса Анна, — давайте играть в пятнашки!

Лакеи живенько отодвинули стол, мэтр Фледегран, оторвавшись от беседы с министром Ле Пле и господином Штрау, обновил прохладительное заклинание, дамы степенно отодвинулись к мраморным скамейкам и розам, и дети, тяжело отдуваясь, еле-еле ворочая переполненные сладостями животики, заполонили площадку вокруг фонтана.

Дафна предложила водить Анне, та благородно уступила оказанную честь самой старшей гостье (Ангелика тихо позлорадствовала, когда заметила реакцию Мелорианы); ну, а дальше началась беготня, хлопки, радостные возгласы и прочая милая детская суета. Графиня Умбирад упустила клубок, но прежде, чем успела послать за ним лакея, его подхватил Штрау и тут же начал громко возмущаться, как нерационально и неэффективно использует женщина овечью шерсть. Вот если бы он, Штрау из клана Штрудельгольц, взялся за изготовление одежды, он бы действовал не так! во-первых, он бы вывел овец одного формата, так, чтоб строго соответствовали уже изобретенной машинке для стрижки, и научил стадо чесаться исключительно о приспособленные для разделения шерсти заборы… Тут подошел граф Умбирад, человек и конозавод, навис над лопоухим гномом разгневанной скалой и завопил что-то о недопоставке подков в отдельно взятый лошадиный период. Принцесса Ангелика не стала слушать их препирания — она высматривала, где ж спрятался шут, которому сейчас полагалось весело устраивать каверзы и всевозможные затеи. Нет, куда ж он спрятался?

Пока патронесса Министерства Чудес бродила по кустам в поисках подчиненного, а госпожа Пиона жизнерадостно рассказывала, как ее сестра, госпожа Ниона, пыталась покровительствовать одному жокею и какая ссора из-за искусства верховой езды вышла у Нионы с мужем, в ряды сиятельного общество добавилось еще два человека. И три собаки.

Мажордом только и успел, что скороговоркой выпалить: «Его высочество принц Роскар! Его высочество принц Арден!», а на площадку вокруг фонтана уже ворвался жизнерадостный вихрь.

Вихрь принес с собой запах болотной тины, плюс грязь, которой щедро одарил всех гостей, добежав до центра площадки и радостно отряхнувшись.

Еще не успел стихнуть вопль, который дружно издали дамы, на которых попала большая часть грязи с длинной шерсти двух породистых иберрских борзых, как третий пес, огромный буренавский волкодав, повинуясь команде своего хозяина, подошел и положил перед растерявшейся Анной дохлого кролика.

Анна завизжала — в смысле, начала она визжать сразу же, как только на ее шелковое белое платье попала первая болотная капля, но после того, как рассмотрела кролика, завизжала еще громче.

Ультразвук, вырвавшийся из горлышка принцессы, разбил бутылку в руках графа Умбирада — а он с таким трудом согласился на предложение Штрау заменить подковы урожаем с виноградников, — и вдобавок вызвал таинственный сбой в работе фонтана. Дракон выплюнул особо мощную струю, окатив водой всех присутствующих. Кто-то успел прикрыться соседями, но большинству повезло гораздо меньше.

Кроме кролика. Когда на него плеснуло водичкой, он оказался не так дохл, как прикидывался, подскочил, забросил уши назад на зависть всем Штрудельгольцам, и бросился прочь. Увы, со страху несчастное животное не смотрело, куда бежит, и постоянно попадало то под одни, то под другие детские и недетские ноги. Натасканные на охоту борзые и волкодав, конечно же, не смогли позволить длинноухому играть в догонялки в одиночку, и бросились за ним в погоню.

Когда принцесса Ангелика прибежала к площадке — порядком всполошенная визгами, шумом, злым фырчанием фонтана и хриплыми воплями мажордома «Стоять насмерть!!» — первые две секунды она не могла найти слов, чтобы достойно прореагировать на представшее ее расширившимся от удивления глазам безобразие. Но увидев лицо возвышающимися над гостями Роскара — как обычно, лицо немного вдохновенное и очень отрешенное от происходящего, Ангелика обрела дар речи и закричала:

— Ах ты, негодный мальчишка! Немедленно приструни своих мерзких собак! Мэтр Фледегран! Мэтр Фледегран!

— Да, ваше высочество? — подскочил придворный маг, украшенный каплей грязи на лбу.

— Фас! — скомандовала принцесса, показывая на борзых, атакующих супругов Росинантов. (Вообще-то, сначала собачки хотели поискать кролика под креслом ее величества, но там их встретил страшный оскал министра Спокойствия, вставшего на четвереньки ради защиты своей королевы и утробно гавкающего).

Но прежде, чем маг успел как-то среагировать, вмешался принц Роскар. Вернее, Мелориана. Вернее…

Одним словом, дочь герцога Тирандье вдруг закатила глазки, издала низкий вибрирующий звук и томно скользнула в обморок. Почему-то Роскар, вместо того, чтобы позволить барышне падать, коли уж ей приспичило, подхватил ее на руки, а эта крыса завитая, конечно же, глазки на него свои голубые вытаращила, губки растянула, лепечет что-то благодарственное…

О монументальность поддерживающего сомлевшую девицу принца споткнулся сначала кролик, потом разохотившийся Арден; к тому времени Элоиза Росинант поймала за шкирку волкодава и одну из борзых (вторая, запрыгнув на край фонтана, облаивала мокрых до нитки госпожу Пиону и герцога Тирандье); Росинанты схватили друг друга в объятья, являя пример трогательного семейного взаимопонимания; графиня Желорен и ее дети дружно лежали в обмороке, а графиня Умбирад, у которой что-то замкнуло, схватила спицу и с боевым воплем вонзила ее в зад своему драгоценному супругу. Только и оставалось, что снять с кедра Штрау и отыскать пропавших — кажется, где-то тут должны быть шут и еще дети…

— Что вы себе позволяете?! — закричала Ангелика на вылезающих из-под стола мажордома и слуг, — Где вы были? Кто допустил сюда эту мерзкую живность?!!

— Они не мерзкие, — посмел возразить разгневанной тёте принц Арден. Ангелика наградила племянника столь выразительным взглядом, что у мажордома чуть не оторвались последние пуговицы, а реанимированная графиня Желорен сочла за лучшее вернуться в обморок.

Пока тянулась пауза, из зарослей, расположенных по другую сторону площадки, вышел придворный шут. Злой, насильно побритый лучшей гномьей бритвой, оказавшейся спрятанной в карманчиках Скузи, в полурасчлененной усилиями Поддува одежке и башмаках, из которых топорщились перья попугая, частично атакованного Кувом, он дошкандыбал до принцессы, бросил ей под ноги порядком подранный колпак без бубенцов, уронил на него довольных собой гномят и заорал:

— Я увольняюсь!!!

Ангелику затрясло, когда она прочитала в белых, страдающих глазах шута явное безумие с признаками грядущего инфантицида.

— Конечно, конечно, — поспешила успокоить несчастного ее высочество. — За расчетом придете во вторник…

Отыгралась Ангелика позже, когда, щелкая веером, на пару с Везувией отчитывала родственников. Ты, Дафна. Я, конечно, понимаю, мне тоже когда-то было двенадцать лет, но я не прыгала в вазу с фруктами по первому удобному поводу. Ты, Арден. Ты принц или грош с полтиной? Где твое достоинство, где твое воспитание? Ты хотел подарить сестре кролика?! А что ж не гидру, а? Или дракона!.. Что значит: «Как скажешь, тетя, в следующий раз постараюсь»?!!

Анна. Позволь выразить свои соболезнования, но экзамен мы сегодня тебе не зачтем, да, Везувия? Спасибо за поддержку, дорогая. Уведи, будь любезна, детей, им стоит успокоиться после пережитого стресса.

А ты, чудовище великовозрастное… — Ангелика резво подставила стул и схватила брата за ухо. — Ты, медный лоб! Дубина кавладорская! Кто тебя учил ловить девушек, когда они укладываются в обморок?! Что значит, я тебя и учила? Нет, нет, совсем не этому! Мои наставления Мелорианы Тирандье не касаются! Ну, ты у меня попляшешь…

И почему, думала Ангелика, изо всех возможных лексических сил тираня брата, я разрешила Везувии и Анне устраивать чаепитие для детей придворных? Кормили бы кукол! И шуму меньше, и Мелориана бы точно на маленьком стульчике, с ее-то зрелостью и взрослостью, не поместилась бы… Да, прав был мэтр Нюй, явились неприятности, откуда не ждали; кажется, семейство Каваладо ожидает черная полоса жизни…

26-й день месяца Паруса

Университет

Жужжала муха. Надсадно, нагло и настойчиво. От раскрытого окна тянуло зноем жаркого летнего полдня, на чистом голубом небе сияло золотое солнце, и настроение было ужасно ленивое.

Зевнуть… Сладко потянуться…

И вспомнить, что надо являть собой пример для подражания, потереть глаза, проснуться, увидеть, что находишься в аудитории любимого вуза и принимаешь задолженности у горячо ненави… любимых студентов.

Мэтресса Далия поправила воротничок мантии, придирчиво посмотрела кругом — не заметил ли кто проявлений слабости с ее стороны? — и радушно предложила отвечать билеты тем, кто уже готов.

Из-за стола в первом ряду выпорхнула девчушка с конопушками.

— Урбанонозогнозическая классификация разумных существ мэтра Питбуля, — громко объявила студентка. Ишь ты, как легко выговорила длинное слово! — Мэтр Питбуль — видный представитель ллойярдской традиции Алхимии, наш современник, начал научную карьеру в год Лунного Зайца, сформулировав…

«Что эта пигалица может знать о мэтре Питбуле? — размышляла Далия. — О его милой ллойярдской близорукости, туманных определениях и спорах, которые заканчиваются побитыми чернильницами? Кстати, почему этот урабнонозогнозист, да укусит его безработный логопед, мне давно не пишет?» Студентка жужжала, муха сосредоточенно изучала конспекты по сапиенсологии, мэтресса скучала:

— Наименование концепции мэтра Питбуля, — вещала конопатая девица, — восходит к словам старо-кавладорского — «нозиус», что означает «унюхать, различить, разузнать», и «гноза» — «тот, кто громко ругается после того, как что-то узнал»; а также слову риттландского происхождения — «урба», которое применялось для обозначения «каменного человека», т. е. жителя поселения, выстроенного из камня. Урбанонозогнозическая классификация разумных существ предусматривает их деление по фактору проживания и основного занятия, а также характерных черт, необходимых для первого и второго…

— Давайте ваш зачетный лист, — важно протянула руку мэтресса. И, пока купала перо в чернильнице, посетовала: — Что ж вы с первого раза так хорошо не отвечали?

Студентка покраснела, пожала плечиками — чуть не выронив из недр одеяния запас шпаргалок, и убежала, счастливая, прижимая к груди свидетельство очередного этапа победы над Алхимией.

— Мэтресса… — подошел к столу сапиенсологини очередной студент. — Я хочу вам рассказать о разумных животных. Ну, не то, чтобы хочу, но придется…

— Да? — дежурно удивилась Далия. — А что, они существуют, эти самые разумные животные?

— Тсс! — сделал испуганные глаза школяр. Судя по загорелому лицу, последние четыре дня он провел на набержной Алера, распевая серенады, — по крайней мере, именно там Далия собственными глазами его видела в компании с фриоларовой кузиной номер одиннадцать; а потому была уверена, что говорить о сапиенсологии молодой человек мог только шепотом, с придыханием и уверениями, что недостоин обмывать полами своей мантии ее, сапиенсологии, гипотетические ноги. — Мне сказали по очень большому секрету, что далеко-далеко…

Студент поглядел по сторонам, наклонился к мэтрессе, и та, заинтригованная, навострила ушки:

— Где-то далеко-далеко, за Бирмагуттой, начинаются таинственные непроходимые леса. И там на ветках сидят обезьяны и все, до одной, шибко умные! Правда-правда!

— Да что вы говорите, — по-акульи ухмыльнулась Далия. Студент не рубил фишку. Он явно употреблял термин «умные» в животноводческом контексте, вместо того, чтобы перейти к логически-абстрагированному анализу явлений действительности. Более того, студент и не думал приводить цитаты из величайшего труда мэтра Прибылова-Захватского «Сапиента фундаменталиа», в которой великий буренавский ученый логически обосновывал, что термин «разумное животное» можно применять только к драконам, да и то, если вы обладаете величайшей жароустойчивостью. Ах да, конечно, и к человеку этот термин тоже применим — человечество-то Алхимии совершенно не жалко.

Итак, студент явно не знал трудов Прибылова-Захватского. Но вместо того, чтобы застесняться своего незнания и скромно заткнуться, студент достал из кармана порядком потрепанный пергаментный свиток, набрал в легкие вдохновения и продолжил:

— Посмотрите, мэтресса! Мне продал эту карту старый пират, которого я лично вылечил от лихорадки и пяточной шпоры, — таинственно продолжал студент. — Он обещал, что, если я покажу ее кому-нибудь, он вернется и отрежет мне… гмм… уши, но подробно ознакомившись с содержимым…

— Содержанием? — подсказала Далия.

— С содержанием, — согласился студент, который в порыве вдохновения чихать хотел на точность изложения фактов, — этого свитка, я понял, что мой долг, как человека, изучающего сап… соп… сапл… гию, — смутился школяр, зашифровав в покашливании и неразборчивом бормотании наименование сдаваемой дисциплины, — передать вам, уважаемой мэтрессе, секрет пути в неизведанные дали, которые откроют вам тайны разумных животных!

— Прэлэстно, — восхитилась сапиенсологиня.

— Я собственноручно делал ему горчичники! — воскликнул студент, догадываясь, что ему не верят. — Я поил его чаем с остатками малинового варенья! Себя, можно сказать, обокрал, только чтоб его, беднягу, спасти… Неужели мои труды, мое человеколюбие и карта, — студент патетически потряс потрепанный, грязный пергамент, на котором из-под жирных пятен и следов золы проглядывало что-то, равно похожее на потрет скелета анфас или, как вариант, на большой калач с изюмовой присыпкой, — не стоят положительной оценки по сап… соп… спас…

— Ваше человеколюбие, конечно же, оценки заслуживает… — согласилась мэтресса.

Студент просиял, достал свиток для подписей о сданных дисциплинах, подсунул Далии — она даже не потянулась за пером.

— Вот только, будьте добры, повторите название дисциплины, по которой вы сегодня экзаменуетесь.

— Саплинсо… Спанлисго… Соп… Э-эх! — с сердцем махнул рукой студент. — Я так и знал, что на халяву тут не проедешь…

И, набычившись, ушел, позабыв на столе Далии свой потом и малиновым вареньем добытый раритет. Мэтресса рассмотрела пергамент еще раз, умилилась чьей-то фантазии и на всякий случай сложила в сторонку. Пусть будет.

Потом прослушала пересказ «Трактата о любви» мэтра Лаврентия, и даже не стала спорить — студент, весь из себя субтильный, юный и скромный, краснел всякий раз, когда ученый-любвевед характеризовал возвышенные романтические чувства и порывы души низменными физиологическими терминами; и, смилостивившись, поставила оценку, чтоб не мучить себя, любимую. Потом девица… как-ее-там, ну, она половину лекций что-то вязала под столом — может, госпоже Гиранди приходится родственницей? — запинаясь и по-коровьи задумчиво созерцая потолок, промычала о сути метода наблюдения, потом…

Собственно, нет более скучного занятия, чем припоминать, что и как рассказывают студенты на третьей, а тем более на пятой переэкзаменовке. Все каверзные вопросы, которые Далия могла придумать, она уже задала, и не однажды; все подводные камни, типа цитирования, что думал мэтр А по поводу мэтрессы Б (правильный ответ: он думал о ней хорошо, ибо считал себя джентльменом), уже сработали… Топить школяров уже не интересно, и только и остается, что включить собственный разум на одну десятитысячную мощности, время от времени задавать вопрос: «А вы уверены в фактах, которые только что сообщили?», а самой подумать о чем-нибудь приятном.

Например, о том, как три дня назад Джоя, Напа и Далия, объединившись, побили Ньюфуна. Гном задумал отремонтировать сломанную при падении кентаврессы лестницу, лишившуюся перил и четырех ступенек; а потому, не долго думая, разобрал всю конструкцию. Ладно, Напа жила в каморке позади кухни, то есть на первом этаже. Ладно, Полин — где обреталась кухонная помощница, Далия до сих пор не удосужилась выяснить, но то, что она редко поднималась на второй этаж «Алой розы», было достоверным фактом. Ладно, Джоя — она спокойно, не высказав ни тени неудовольствия, поднялась в мансарду по водосточной трубе (правда, у соседа из дома напротив потом был нервный срыв — он опознал в дацианке баньши, пришедшее по его собственную душу). А Далии как прикажете наверх подниматься?

Одну ночь мэтресса Далия провела, гуляя по Талерину в обществе инспектора Клеорна. Ничего, нормальный «спокушник», вот только усат и без высшего образования. Они обсудили пару тысяч проблем; потом, с самого раннего утра отправились кататься на лодке… У лодочника, помнится, тоже нервный срыв образовался, когда Далия принялась расспрашивать его о статистической вероятности переворота суденышка кверху килем, а Клеорн шевелил бровями и усищами и добросовестно брал на заметку каждое сказанное слово. Колобродить вторую ночь, без сна (не считать же полноценным отдыхом дрёму на коротком Напином топчанчике?) было тяжело, и Далия честно попыталась подняться на второй этаж «Алой розы» способом Джои.

Не повезло.

И на третий день Далия коварно поставила посреди пустого обеденного зала бутылку бренди. Насыщенный хмельной аромат расплылся по «Алой розе», отчего гвозди лихо сдвинули шляпки набекрень и пустились в одноногий пляс. Ньюфун учуял выпивку, выбрался из погреба номер девять — собственноручно выкопанного прямо под обеденным залом ресторации. И только гном, облизываясь, подошел ближе и сомкнул жадные ручонки на горлышке бутылки — мэтресса закричала «Давай!!!», заскрипел блок, установленный еще для мэтрессы Юлали, веревка, раскрашенная под цвет пола, подхватила гнома под мышки, натянулась, и тот оказался под потолком. Этакая гневная картофелина, раскручиваемая на тонкой ниточке.

Раскачивающийся под потолком брат и крепко стоящая на полу сестра, воспользовавшись случаем, припомнили друг другу все обиды долгого гномьего детства; Джое время от времени надоедало держать веревку, и тогда Ньюфуна, висящего на трех гвоздях и честном слове, встряхивало, и он начинал материться с удвоенной энергией; Далия тоном театральной злодейки требовала — лестница или жизнь… Да, весело получилось, ничего не скажешь.

Посещения Обители Премудрой Праматери Прасковии тоже были, относительно конечно, но вполне живенькими мероприятиями. Далия с удивлением обнаружила, что на койках Обители отдыхает шестая часть преподавательского состава — кое-кто безбожно симулировал, чтоб избежать ответственности за ночь Воцарения Гобелена, после которой мэтр Ходрих до сих пор пил успокоительные капли; кое-кто профилактировал, как, например, мэтр Григо, которого зачем-то вдруг захотела увидеть принцесса Ангелика… Мучающаяся обострением гастрита мэтресса Долли рвалась работать, но санитары наловчились перехватывать ее при попытке десантироваться из окна уборной. Далия с благословения директрисы университетской Библиотеки запустила в клинику четыре романа Фелиции Белль, пять любовных историй Мергалотты Бимз, трехтомник «Сердце красавицы» Жермуаны Опасной, и десяток рассказов Муркона Ниппельвинтера. Выздоравливающие алхимики наладили круговорот беллетристики по палатам Обители и пока не жаловались на скуку (хотя томик Ниппельвинтера, похоже, придется покупать новый — старый зачитали до дыр).

На этой стадии приятных воспоминаний Далия поймала себя на мысли, что слышит чей-то храп, и с неудовольствием обнаружила, что этот звук издает она сама. Так, никто не заметил? Студентов в аудитории значительно уменьшилось — остался один лишь Друбус, сосредоточенно черкающий черновик своего ответа; зато мух прибавилось… Сапиенсологиня задумчиво извлекла из чернильницы насекомое, попробовала нарисовать портрет Друбуса… Вышла откровенная гадость.

Вчера Далию донимал мэтр Лео. Не знает ли она, где прячется мэтр Лотринаэн? Ффррь! О боги, да она-то откуда может знать подобные вещи? Мэтр Лео грустно вздыхал, жаловался, что Лотринаэн куда-то спрятался, так, что даже «глаз» его не берет; может быть, мэтресса знает, куда? У инспектора Клеорна, который присутствовал при этом разговоре, как-то странно вытягивались-втягивались усищи; Далии даже показалось, что сыщик ее приревновал к волшебнику-полуэльфу — хотя с чего бы? Поэтому алхимичка запланировала устроить Лотринаэну разборку, почему это он заставляет Лео искать его, Лотринаэна, с помощью ее, Далии; поставила отметку в новеньком блокноте и благополучно выкинула волшебников и их поиски из головы.

— Ну? Друбус, вы готовы?

Бедняга судорожно замотал головой.

Ладно. Живописуем дальше. А не изобразить ли нам дракона? Говорят, есть такой тест — чем лучше человек рисует дракона, тем он умнее. Значит, у Далии должно получиться… получиться нечто офигительное, нечто суперское, нечто… нечто…

Десять минут спустя Далия прекратила бесполезные попытки, смяла листы, и решительно принялась набрасывать конспект разгромной статьи, в которой остроумно высмеивала практику диагностики уровня разумности как коррелята качества прорисованности огнедышащей ящерицы. Э-эх, диагносты!

— Друбус! — рявкнула Далия, дописав статью. — Я готова вас слушать!

— Еще минутку… пожалуйста, мэтресса!..

Но Далия была безжалостна.

— Так, начинаем. Быстро сюда! Сидеть! — студент, как послушная собачка, перебежал поближе к преподавательскому столу. Сел, высунул язык и задышал часто-часто. (фигурально выражаясь, естественно). — Какой у вас вопрос? Ага, представления о разуме мэтра Алпто и его работа «Диалоги». Замечательно. Слушаю.

Студент задышал еще чаще.

Далия уставилась на него тяжелым смертельным взглядом трехголовой цинской змеи.

Как и ожидалось, разразилась глухая истерика:

— Мэтр Алпто представлял человека… человека… он представлял человека… по-человечески он его себе представлял…

— И разум в его концепции?.. — подсказала алхимичка. Нет, правда, это ж натуральная подсказка!

— Разум в концепции мэтра Алпто занимает центральное место! — выдохнул Друбус.

Далия не стала спорить, и студент подумал, что ответил правильно.

— И что? — поощрила мэтресса спустя томительную минуту молчания, в течение которой Друбус бледнел, краснел и грыз карандаш. — Что, вы больше ничего не можете сказать?

— Могу! Конечно, могу!.. Это ж ого-го, сколько я всего могу! Вот только что я могу? — забормотал бедняга.

Далия решила помочь:

— Напоминаю. В качестве подсказки, чтобы освежить вашу память: мэтру Алпто приписывается очень известная метафора, которая объясняет разум…

— Точно! — оживился студент. Глазки его загорелись надеждой. — У мэтра Алпто есть метафора, которая объясняет разум!

Повисло молчание — выжидательное со стороны алхимички, и дефилирующее от счастья к своей логической противоположности — со стороны студента.

— И какова же эта метафора? — медовым голоском осведомилась мэтресса. — Вспоминайте, а то, чует мое сердце, мы тут до полуночи можем сидеть. Помните, там как-то упоминаются два коня и то, что ими управляет (18) Возможно, мэтресса Далия хотела услышать, что, согласно метафоре мэтра Алпто, жизнь несется, как колесница по краю узкой горной дороги, влекомая белым конем страсти и вороным — вожделения, а возница-разум, вцепившись в поводья, бултыхается сзади и напрасно хочет спастись… Мэтр Алпто принадлежал к поколению Великих, основавших Фносскую Академию Под Открытым Небом, и, говорят, проиграл фамильное состояние, делая неверные ставки на состязаниях колесниц. Наверное, он знал, что говорил, объясняя участие разума в играх страстей и вожделений именно так. (18)?

Друбус задумался. Почесал голову, почесал коленку и, для верности, поцарапал грудь под мантией, потом решился:

— Значит, два коня. Конь — животное, а значит, не разумное. — Видимо, в лице Далии что-то изменилось, потому как Друбус тут же исправился и поспешил перевести стрелки на более виноватого: — Ну, мэтр Алпто так считал. Во-оот… и, чтобы кони с пути не сбились, их в коляску запрягают попарно. Воо-от… Вернее, — вспомнил студент, — одну запрягают, а другую пристегивают, точно, пристегивают, а иногда и просто веревочкой, значит, ее того…

Далия закусила губу и, чтоб не расхохотаться, сжала кулачки.

— Но управлять лошадьми-то надо. точно? да, надо, — объяснял самому себе Друбус, — значит, нужны вожжи и кнут… Берешь, значит, кнут, и ищешь, с какой же стороны у него разум…

— Дорогой мой, — ласково обратилась к студенту сапиенсологиня. — Вас, случайно, не пугает, что душа мэтра Алпто не выдержит издевательств над своей теорией и наведается к вам среди ночи?

Когда до Друбуса дошел смысл мэтрессиной угрозы, он побледнел еще больше и сплюнул через левое плечо, отводя визит неупокоенного духа. После чего прибег к последнему доводу студента:

— Мэтресса! Так я ж учил!

— Др-рубус! — зарычала в ответ алхимичка. — Или завтра, или никогда! Чтобы к завтрашнему утру вы всё выучили! Или я за себя не отвечаю! Идите и учите! И посмейте не выучить — о, что я тогда с вами сделаю!!! Еще не знаю конкретно, но придумаю обязательно! Идите, и без ответов на экзаменационные вопросы не возвращайтесь!!!

Мэтресса еще долго грозила вслед убегающему студенту. Потом задумалась. А действительно, что она может сделать, чтобы студент вдруг выучил нужную тему? Хмм…

На выходе из Университета Далия увидела в районе солнечных часов о чем-то бурно совещающихся коллег — Люмуса, Рупя, Антюфуса, Филиппа и — тьфу-тьфу-тьфу — Никанта. При виде мэтрессы профессор Рупь обрадовался, Филипп приветственно замахал руками, и алхимичка решила подойти, поздороваться, узнать последние сплетни.

— Дорогая Далия, какое счастье вас видеть! — заворковал мэтр Рупь. Люмус хитро промолчал. Молчать старейший историк Университета умел, как никто другой — он всего лишь смотрел на вас, время от времени выпуская из ушей тоненькие струйки пыли или, как сейчас, пыхтя самокруткой. На второй минуте вы испытывали непреодолимое желание рассказать ему всё, что знаете, только чтобы он перестал превращать ваши легкие в собственную табакерку.

— И вам доброго дня, — сразу же насторожилась Далия.

Мэтр Филипп вежливо поинтересовался, как там обстоят дела у уважаемой мэтрессы с трудами на общественное университетское благо? «Вот ёльфы зелёные,» — скривилась Далия, — «А я еще пыталась вспомнить, о каком важном деле забыла в последние дни». И вместо ответа равнодушно пожала плечами. Дескать, а что?

— Да вот мы думаем, как спасти вас от бумажной волокиты, которой нагрузила вас Долли, — объяснил Люмус.

— О? Позвольте уточнить подробности, — рискнула Далия.

— С удовольствием, — вмешался мэтр Антюфус, еще один заслуженный собиратель пыли веков. — Вы знаете такого студента — Лирта?

— Не то, чтобы очень хорошо, но да, знаю. Наша университетская гордость, учится тринадцатый год.

— И она это называет «гордостью»… — скривился мэтр Никант.

— Он учился у меня — истории, — добавил мэтр Люмус. — У мэтра Рупя прослушал курс минералогии…

— Дважды, — уточнил Рупь. — Но зачет так и не сдал.

— Потом проникся эльфийской литературой — Диаз, сами знаете, студентов не идентифицирует, так Лирт у него отличником полгода считался. — Антюфус строго погрозил пальцем Далии, которая зафыркала, представив, как Диаз отпускает в адрес обсуждаемого студента, характеризующегося брутальной мордоворотной внешностью, свой обычный комплимент насчет прелестной женственности. — Потом к нам в Талерин приехал, не в обиду будь сказано, мэтр Питбуль, и решил переквалифицировать Лирта из чистого гуманитария во что-нибудь более естественно-научное.

— Обидно, право слово, — между двумя затяжками прокомментировал Люмус. — Я уже начал привыкать к виду господина Лирта в сиреневом трико, тунике со звездочками, с павлиньим пером за ухом, прической до попы и мантии на локоть выше колена, расшитой анютиными глазками…

— Вы уж не обижайтесь, мэтресса, — снова извинился мэтр Филипп.

— С чего мне обижаться? — искренне удивилась Далия. — У Питбуля просто лаборанта не было, вот он и заманивал Лирта, чтоб было кому сторожить клетки с мышами… Потом нашел Гыртрчака; и от изучения стадного мышиного поведения Питбулю постепенно пришлось отказаться: все-таки изучать поведение троллей в плане поиска разума гораздо интереснее, а мышей новый лаборант постепенно съел. Так что Лирт? По-моему, последние сведения о его неуспехах подавал в деканат кто-то с кафедры классической алхимии…

— Сам ректор, — уточнил Никант. — Тоже мне придумала — «кто-то»… Хороший служащий знает свое начальство! По крайней мере, в лицо…

— Мы уж думаем, не Лирт ли взорвал лабораторию Григо три недели назад? — выдвинул идею Рупь. Далия поморщилась — ответственность за таинственное смешение алхимических ингредиентов с последующей эксплозией целиком и полностью лежала на… конечно, конечно, на той мерзкой лягухе, которая не вовремя попалась мэтрессе под ноги. Поэтому сапиенсологиня сочла своим моральным долгом вступиться за тринадцатигодника.

— Нет, вряд ли… Лирт хороший, ребенка не обидит…

— Ну конечно, — выпустил облачко в виде кораблика мэтр Люмус. — Ребенок-то его по пять раз за семестр с зачета не выпроваживал…

— Вы что-то придумали, — прищурилась Далия. — Чует мое сердце.

— На самом деле, — с достоинством приосанился мэтр Антюфус после того, как господа профессора обменялись многозначительными, понимающими взглядами. — Мы удивлены, что этого до сих пор не придумал кто-то другой. Например, Долли, которая так ратует за повышение успеваемости. Или кто-нибудь из ее верных заместителей…

— Но ведь у мэтрессы Долли, как Ученого Секретаря, нет заместителей! — не подумав, ответила Далия. Потом спохватилась, прикусила язычок, но было поздно. Судя по крокодильей ухмылке мэтра Никанта, он посчитал своим долгом сообщить всем и каждому в Университете, каким высоким доверием одарила гастритная Долли младшую коллегу.

— Только не говорите, что вы решили Лирта убить! — взмолилась Далия. — Сейчас я просто не в состоянии участвовать в подобных заварушках — попался испытуемый-доброволец из Министерства Спокойствия, я относительно него еще не всё вызнала!..

Мэтр Никант задумчиво почесал щеку и начал было бухтеть, что иногда приходится забыть о личных симпатиях и антипатиях, и пожертвовать чувствами и экспериментами мэтрессы Далии для блага общества, но тут оскорбился от имени прочих коллег-заговорщиков профессор кафедры горных изысканий:

— Как вы могли такое о нас подумать! Нет, мы всего лишь хотим вручить Лирту диплом о высшем образовании, и забыть о нем, как о нестерпимо долгом кошмарном сне. Вот, думаем, как теперь сделать так, чтобы и Лирта поощрить к сдаче экзаменов, и самим не совершать слишком большого греха, ставя ему положительные оценки. Может, что посоветуете, дорогая Далия?

Сначала Далия нахмурилась, сосредоточенно прикидывая статистическую невероятность успешной сдачи сессии для ветерана студенческого братства кавладорского Университета. Потом из глубин ее подсознания выскочила некая идея — даже не сама идея, а ее призрак, и мэтресса начала довольно потирать ручки.

— Я всегда говорил, — заключил мэтр Люмус, сворачивая новую «козью ножку». — Что студенты, изобретая тысячу и один способ обмануть преподавателя и получить оценку за красивые глазки, совершенно зря забывают о том, что наибольшее шансы получить отличные оценки, а, следовательно, приобрести научную степень, почетное звание Алхимика и вес в академической среде, имеют наиболее ушлые из них. Даже жалко бедняг-недоучек — но совсем немного…

Ресторация «Алая роза»

При появлении Далии Ньюфун схватил покрепче свою любимую «кружечку» и загородился пивной пеной, как щитом.

— Я к этому отношения не имею! — закричал гном из-за своего укрытия, медленно отступая к крышке подпола.

— Ты это о чем? — полюбопытствовала Далия. Ньюфун сразу примолк, и только его поцарапанный нос настороженно шевелился, вынюхивая грядущие проблемы. — Слу-ушай, Ньюф, — с обаятельной улыбкой приступила мэтресса к выполнению своего хитрого плана: — Да чего ты дергаешься, я просто поговорить пришла. О чем же я хотела сказать?.. А, вспомнила: слушай, Ньюфун, а ты можешь сделать привидение?

— Нет. Колдовству не обучен, — ответил гном. Торопливо отпил глоток, явно спасая содержимое кружки от слишком близкого соседства с мэтрессой, поперхнулся, закашлялся. С ласковой заботой Далия похлопала Ньюфуна по спине:

— Не спеши! Что, опять пиво у Напы воровал, и теперь боишься, что она тебя застукает на месте преступления?

Ньюфун возмутился подобным предположением, оскорбился, подбоченился и принялся объяснять что-то относительно гномьих принципов коллективной клановой собственности, которые не след отвергать всяким там безбородым малолеткам, испорченным общением с людьми… Качая головой в знак согласия и понимания, Далия под столом загибала пальцы, отсчитывая секунды до того, как гном, наконец, проявит требуемую для воплощения Плана по Перевоспитанию любознательность. Семь секунд, восемь, девять…

— А зачем тебе привидение? — не выдержал на десятой секунде Ньюфун. Ответом ему была загадочная улыбка мэтрессы и легкое, равнодушное, пожимание плечиками. — Что, собралась некромантией заняться? У вас в Кавладоре она вроде запрещена, разве нет? Так я пойду, кандалы для тебя приготовлю.

— Ах, Ньюф, — проворковала Далия, проводя пальчиком по кованому рисунку на бронзовой кружке. — Ты такой замечательный мастер…

Ньюфун растаял.

— Из самолучшей стали сделаю, — пробормотал он, краснея где-то между бородой, шлемом и носом. — С узорами, двойными замками и шипами наружу… Или внутрь, как захочешь… Интересно только, с чего это ты собралась ваши кавладорские законы нарушать?

— Ну, не то, чтобы нарушать, — задумчиво протянула Далия. Мысленно добавила: «И совсем не то, чтобы я…» — Но раз ты не сможешь сделать даже паршивенькое привидение, то о чем тут говорить…

Она поднялась, и медленно, неторопливо повернула в сторону кухни, негромко (чтоб никто, кроме Ньюфуна, не услышал) выкликая Напу Леоне.

— Напа ускакала в Университет, какие-то расчеты делать, кому-то с оформлением наглядности помогать — лаборантиться, одним словом, — объяснил гном.

— А Джоя?

— Опять пошла на Кубышкино кладбище, сторожей пугать. Почему ж ты ее не попросишь смастрячить тебе приведение? Джоя, оно ж с Даца, а там все малость чокнутые…

— Ну, зачем мне чокнутое привидение? — пожала плечами Далия. — Я хочу самое лучшее, отменной гномьей работы… Ладно, дождусь Напу. И Джою. Вместе мы преодолеем любые сложности…

На несколько минут в «Алой розе» воцарилась тишина. Далия делала вид, что думает о чем-то мирном и тихом — например, о кладбище для талеринских аристократов и богачей, располагавшемся на Кубышкиной горе. Там, среди мраморных семейных склепов и величественных усыпальниц возвышались кипарисы, ели, тополя, рябины, клены, сосны, изысканные статуи — ничего удивительного, что студентке с далекого острова Дац понравилось гулять в тени и прохладе печальных зеленых насаждений. Вот только насчет обычно сопутствующей прохладе и тени «тишины» получалось не очень. Как рассказывал Далии инспектор Клеорн, первое же появление на Кубышкиной гора черной, позвякивающей коллекцией украшений фигуры девушки сопровождалось отборной матерщиной внезапно протрезвевших кладбищенских сторожей и двумя случаями спонтанного уверования. Бедной дацианке приходилось нелегко, ибо следящие за тишиной и сорняками Кубышкиного кладбища работники физического труда поставили своей целью бдительно препятствовать ее появлению; вот Джоя и наладилась лазать через забор и прятаться за любой подходящей статуей при первых же признаках появления посторонних.

«Всё это неплохо, — размышляла Далия. — Но как бы мне перенести конную статую Дуга Меррино, полководца вековой давности, с Кубышкиной горы в Студенческий дом? Нет, не стоит связываться. Ведь студенты Джою уже знают, не стоит рассчитывать, что они вдруг ее позабудут и дружно испугаются ее мрачного побрякивающего появления… И Юлали, как на грех, уже сбежала домой в Фносс. А то можно было ее под статую замаскировать. А потом „оживить“ на страх и удивление. Хотя, если Ньюфун действительно сделает кандалы, и Джоя согласиться их примерить в качестве украшения… Может, рискнуть? Конечно, на самый крайний случай можно спросить у мэтра Вига Тройного Оракула и воспользоваться им ради вразумления студентов… Но как я потом от этих кошмарных балаболок избавлюсь? Что, неужели придется в Алере их топить? Так у Фри-Фри не получилось, он говорил, что из болот крокодильчики со временем выползают, да и глупо как-то — сказать кому, подумают, что у меня ум за разум зашел, додумалась мэтресса — топить крокодилов!..»

Ньюфун пил пиво. Когда с этим богоугодным делом было покончено, гном жестом, выдающим его нетерпение и заинтересованность, отставил пустую кружку подальше:

— Давай, говори, что задумала, на кой фиг тебе привидения понадобились.

Далия вроде как задумчиво и нехотя вернулась обратно, села рядом с Ньюфуном и, конспиративно понизив голос, принялась объяснять:

— Понимаешь, мне не совсем привидение нужно. Мне нужно до смерти испугать пару-тройку студентов, так, чтоб их до печёнок пробрало, и они учиться начали, и я подумала, что парочка восставших духов, гремящих цепями, как раз то, что алхимик прописал.

Гном оглушительно громко расхохотался.

— Да ты с дуба рухнула! Или, как у нас в Орбурне говорят, горгулью нюхнула! Кто ж привидений испугается — среди бела дня? Их хорошо бояться темной зимней ночью, и чтоб снег с дождем по стеклам окон стучали, и чтоб ветер завывал — да погромче, с волчьими нотками, и чтоб время от времени раздавался таинственный хохот и вспыхивало зеленоватое свечение… — Ньюфун загибал короткие пальцы, объясняя, что План мэтрессы никуда не годится. Далия состроила печальное выражение лица:

— Ах, Ньюфун, я так и думала, что всё это слишком сложно — придумать, как бы сделать так, чтоб и зеленое светилось, и волки выли, и снег с дождем пошли, и зима среди лета наступила, и чтоб привидение на сквозняках колыхалось, и студенты испугались… Конечно же, ты не справишься… И о чем я только думала, — громко хлопая ресницами, посетовала Далия, — когда отвлекала тебя своими глупыми идеями?

Одна секунда, — начала отсчет коварная алхимичка. Вто…

— Для меня — сложно? — в порыве чувств Ньюфун схватил любимую кружку, пристукнул по столу (отчего та сложилась в бронзовый диск), — Да не фиг делать!!!

Министерство Спокойствия

Инспектор Клеорн сидел за столом и держал в руках какой-то сверхважный документ. Глаза сыщика были чуть прикрыты, так, что со стороны казалось — господина Клеорна одолели думы после бурного выяснения отношений с комендантом здания Министерства — тот почему-то решил, что министр Ле Пле выделил мэтра Лео, вошебника-консультанта, Клеорну как постоянную вспомогательную единицу. Собственно, можно сказать, что этот поступок действительно имел место быть, и Клеорн успел смириться, что от помощника ему не отвертеться, привыкнуть к большим и малым зверям, время от времени прибегающим к Лео, и даже сумел вложить в голову мага-недотепы толику здравомыслия и служебного рвения.

Вот только кто сказал, что обязательно переселять Лео в его, инспектора, собственный кабинет? Простите, господин инспектор, в здании Министерства Спокойствия идет глобальный ремонт, больше некуда! Это всего лишь второй письменный стол, господин инспектор, и пара стульев!

Сам Лео, собственно, просил не только стол, но и шкаф для магических справочников (Клеорн, сжалившись, дозволил повесить на стену лишнюю полку), второй шкаф — для запаса зелий и ингредиентов к ним, стационарную пентаграмму на полу, магическое зеркало, набор увеличительных стекол — для рассматривания улик, субпространственный сейф — для них же, пятнадцать вольеров для разнообразных животных, которые могут оказаться весьма полезными при проведении расследований, стойку для волшебного посоха, драконенка двух недель отроду, чтобы можно было натаскать его на выполнение воздушной разведки, а также место для террариума и новую мантию.

Доводы, что прежнюю мантию — одну из двух, составлявших имущество Лео, — ему порвал совершающий попытку к бегству преступник, которого волшебник доблестно загнал обратно в камеру призванной огненной саламандрой, начальством были оценены положительно. Попытка объяснить, что спящая в террариуме змея — не так трехголова, как вам, господин инспектор, кажется, да еще вдобавок может стать жертвой преступления, ибо на нее неоднократно покушалась хозяйка мансарды, которую снимал мэтр Лео — прошла с бо-ольшим скрипом. А вот остальные требуемые магу в работе вещи были запрещены к распространению в кабинете инспектора Клеорна. Строго. Категорически. Особенно дракончик.

Лично проследив, чтобы коменданту, переносившему магические зелья на склад, в подвалы Министерства, была оказана первая помощь — подумаешь, пролил на себя пробирку и покрылся фиолетовыми пупырышками… Цурьк унес беднягу в Министерство Чудес, прижимая к груди, как родного, — Клеорн вернулся, устроился поудобнее в собственном кресле, взял в руки официального вида документ, и вот теперь читал.

Правда, при этом он сонно посапывал. Но легкий храп и отстраненно-отупелый вид совершенно не свидетельствовали, что Клеорн спит; вернее, наоборот — тот факт, что инспектор спал, вовсе не означал, что он при этом не постигал тайны изучаемого документа. Лео заметил за Клеорном совершенно волшебное свойство — не только спать в любом положении, даже стоя и с открытыми глазами, но при этом еще и полноценно выполнять официальные обязанности: однажды инспектор делал сорокаминутный доклад о профилактике случаев нарушения общественного Спокойствия в отдельно взятых кавладорских семьях, после чего, сладко потянувшись, сказал, что великолепно отдохнул и тут же совершил три ареста.

Видимо, даже железный организм сыщика, как видно, не выдерживал бессонных ночей, проведенных в обществе прекрасной мэтрессы Далии… Ох уж эти мэтрессы…

Пользуясь тем, что начальство временно слепо и глухо, мэтр Лео задумчиво катал по новообретенному столу кристалл «глаза». Вещица была сработана на практикуме по артефактотворению давно, еще в годы ученичества, под чутким руководством мэтра Иллариана. Собственно, Иллариан был единственным наставником, согласившимся взять в ученики мальчишку из семьи потомственных луазских лавочников, и то, чуяла душа Лео, исключительно под давлением городского магистрата, который после возвращения провинции под власть Короны Кавладора, решил чтить законы, в том числе и Закон о Магии.

Как педагог мэтр Иллариан отличался крайней непоследовательностью — сегодня поднимался в пять утра, чтоб придумать ученику задачку поаппетитней да формулу заклинаний почуднее, а завтра отсыпался до полудня и романтически вздыхал, сочиняя сонеты в честь какой-нибудь из своих любовниц. У Иллариана была щедрая душа — не считая законной жены, у него была постоянная пассия в Вертано, две любовницы в Аль-Торазе и еще одна в Тай-до.

Ничего удивительного, что артефакт, сработанный корявыми руками ученика под руководством столь внимательного наставника отказывался выполнять волшебные функции. «Тонкость! Тонкость! — бывало, внушал ученику мэтр Иллириан, благоухая модными ароматами, покачивая золотыми кольцами в ушах и в носу, сверкая каменьями перстней и шелестя лилово-золотой парчой новенькой мантии, — Настоящий мастер способен сотворить артефакт из чего угодно, даже из плевка потухшей саламандры!» Правда, сам господин маг предпочитал долго и восторженно рассказывать о великих артефактах древности, самозабвенно закатывая глазки, а также снабжать ученика плевками и потухшими саламандрами, вместо того, чтобы показать, как что делается; Иллириан нажил состояние себе и своим дамам продавая чужие артефакты, но на памяти Лео не сделал собственноручно ни одного.

Убедившись, что у Лео магические посохи, конденсаторы и прочие волшебные амулеты-обереги выходят кошмарными и работающими через раз, а значит, в плане возможных прибылей мальчишка абсолютно бесполезен, мэтр Иллириан, приторно прослезившись от избытка притворных чувств, заявил, что обучение его ученика подошло к концу, организовал для Лео испытательные экзамены в Министерстве Чудес, и попрощался.

Кстати, если о чем и жалел мэтр Лео, когда пройдоха Хрумп подставил его с попыткой ограбления «фермы по разведению хомячков», так это о том, что вор не обчистил жилище бывшего наставника. О, сколько всего можно было украсть в роскошном трехэтажном особняке мэтра Иллариана на улице Гортензий! Сколько чудных артефактов! Сколько волшебных вещиц! Серебро, золото, слоновая кость, драконьи черепа… Одна лишь коллекция натюрмортов вертанской школы живописи тянула на двадцать тысяч золотом!

Итак, «глаз», с помощью которого Лео вот уже пятый день пытался связаться с мэтром Лотринаэном, не работал. То есть, конечно же, иногда с ним (с кристаллом) случались приступы хорошего настроения, когда он всего лишь создавал радужный контур показанному лицу или присвистывал на каждую вторую фразу, но, видимо, жара что-то замкнула в базовом заклинании, и вместо физиономии Лотринаэна «глаз» постоянно показывал чахлую траву и щебенку.

А все-таки, — уныло размышлял Лео, — где спрятался Лотринаэн? У меня тут прямой приказ начальства — узнать, как можно разыскать призрак, скрывшийся из Университета, не нарушая при этом запрета на применение Магии Смерти; а куда ж спрятался мой верный консультант и приятель? Может, сквозь землю провалился? Просто удивительно! На работе в Министерстве Чудес от имени Лотринаэна отвечал фантом, очень достоверный, нагло развалившийся в кресле и время от времени с бешеным рвением начинавший что-то черкать на бумаге. Лео не поленился проверить, что же фантом пишет; оказывается, послание представляло собой что-то вроде мантры образцового сотрудника — из-под пера фальшивого Лотринаэна с завидной регулярностью вырывались строчки: «Работать эффективно — моя цель!» Когда же маг попытался призвать фантом коллеги к ответу, где ж спрятался оригинал, лже-полуэльф выстрелил заклинанием «Дикая роза», превратившим и без того тесный кабинет в мечту садиста- любителя (19) Учитывая, что некий известный в нашем мире маркиз не значится в списке знаменитых кавладорских фамилий, в данном конкретном случае речь идет всего лишь о человеке, гноме или кентавре, специализирующемся в заботе о саде. Вы наверняка знаете подобных субъектов, занимающихся поливом под дождем, собирающих вредителей в четыре часа утра — пока те не успевают проснуться, покупающих дорогущее мыло с эксклюзивным ароматом, чтоб только отпугнуть раствором этого косметического средства тлю от смородины, а также тех, кто выкидывает из дома ваши вещи, чтоб дать больше места поднимающейся рассаде… Именно для таких энтузиастов и было разработано заклинание «Дикая роза», выращивающее заданного размера изгородь из модифицированного Зеленой магией шиповника — с шипами в два дюйма длиной.(19).

Высвободившись из плена диких шипов, зализывая царапины и придумывая изощренные проклятия, Лео решил поискать Лота другим способом. Все-таки в Министерстве Спокойствия, постоянно общаясь с инспектором Клеорном и прочими сыщиками, волшебник чему-то научился. Например, тому, что обязательно у жертвы есть родственник; у преступника тоже может оказаться родственник, а потом окажется, что все люди — друг другу братья.

По адресу, который Лотринаэн указал при приеме на работу в Министерство Чудес, восемьдесят шесть лет назад, в деревушке неподалеку от Лалеты полуэльфа никто не знал. Путем долгих расспросов Лео отыскал самую старую жительницу деревни, старушку ста трех лет от роду, которая вроде как припомнила остроухого красавчика. Да, было дело… — захихикала старушка. Начинающий сыщик потратил еще полдня, скормил старушенции фунт мятных леденцов, но потом выяснилось, что старушка может припомнить всё, что угодно, успевай спрашивать, и, скорей всего, летала в молодости на серебряной колеснице, танцевала на балу у брабансской королевы Сиропии, съела гидру без соли, воспитывала кота так, что тот начал улыбаться, открыла земли за Западным Океаном, соблазнила эль-джаладского эмира, и вообще, слышали о Лаэс-Гэоре, великолепном магическом дворце? Так вот, это она его вырастила, собственными руками кусок штукатурки на огороде закопала, и потом поливала и добросовестно пропалывала! Не верите, сходите, сами посмотрите.

Лео от старушки сбежал. Потом, ради интереса, все-таки вернулся — чтобы убедиться, что никакого огорода у старой женщины нет в помине. Так, одинокая клумба, а под ней — мышиной гнездо. Ничего общего с иберрским Министерством Чудес.

Вчера, после разговора с Далией, Лео пришла в голову светлая мысль поискать Лотринаэнову подружку. Ну, не очень эта мысль оказалась светлой… Сначала волшебника-сыщика чуть не покусала мэтресса Хлоя, сердившаяся на Лота за то, что тот не явился двадцать первого числа на свидание. Если б Лео знал, что Хлоя — телепат, он бы, пожалуй, не стал думать вслух, что у Лотринаэна подружка не обязательно должна быть в единственном экземпляре… Но после драки кулаками не машут. Опять-таки, спасибо Клеорну, настоявшему, чтобы волшебник прошел при Министерстве Спокойствия курсы минимальной самообороны — реакция не подвела, от самого страшного заклятия разгневанной телепатки, которое должно было сжечь Лео всю подкорку, он увернулся.

Сегодня, по утренней прохладе, Лео отправился в Аль-Миридо — узнать, не получал ли каких-то весточек от пропавшего сына мэтр Пугтакль. Но, увидев колышущуюся зеленую громаду иберрского Министерства Чудес, Лео заробел, застеснялся, припомнил все слухи и сплетни о Верховном Друиде Юго-Западного побережья, и вернулся домой, в Талерин, не солоно хлебавши, даже не решившись постучать в сплетенные из лоз двери Лаэс-Гэора.

И где теперь искать Лотринаэна? Ведь просто любопытно — где он спрятался и чем занимается…

Прежде, чем мэтр Лео нашел ответ на вопрос, в кабинет ворвался министр Ле Пле.

Клеорн мгновенно пробудился, вскочил — свежий, бодрый и рьяный — и поприветствовал начальника.

— Слышали? Инспектор Дука сломал ногу!

— Как это его так угораздило? — с сочувствием спросил мэтр Лео, но министр только отмахнулся:

— Свалился с крыши, когда следил за подозреваемым. Клеорн, вам придется взять пару дел, которые вел Дука.

— Всегда готов, — четко отсалютовал Клеорн.

— Значит, сегодня вы начинаете следить… — Ле Пле беспокойно оглянулся по сторонам, обнаружил чересчур внимательного Лео, и скомандовал: — Мэтр, подите-ка в коридор.

— Хорошо, — пожал плечами волшебник. «Раз не доверяете, — читалось на его понурой физиономии, — может, уволите из Министерства Спокойствия? Еще девять лет общественных работ я не выдержу…» Ле Пле проигнорировал вздохи подчиненного, и, как только за ним закрылась дверь, повернулся к усатому сыщику:

— Значит, ваш объект — ее сиятельство Мелориана Тирандье. Ага, дочка герцога. Кажется, от третьего брака. Вы должны узнать о ней абсолютно всё — круг знакомств, привычки, интересы, проблемы, тайны…

— А на предмет чего я должен собирать информацию о ее сиятельстве? — подкрутил усы Клеорн. Сузил глаза и насторожился — он мгновенно почуял, что затевается что-то интересное.

Ле Пле автоматически оглянулся, убедился, что они с сыщиком в кабинете одни, и конспиративно понизил голос (подслушивающий за дверью Лео обратился в слух):

— Распоряжение сверху. Там, — палец министра указал в потолок. Клеорн на секунду позволил себе отвлечься от господина Ле Пле и убедиться в том, что и на потолке сейчас нет никого подслушивающего, — не исключают вероятность включения ее сиятельства в круг королевских родственников.

— А… — мгновенно растерял служебный энтузиазм Клеорн. Как и большинство кавладорцев, он считал брак короля Гудерана и королевы Везувии исключительно удачным.

— Нет, не в том смысле, — угадал ход рассуждений подчиненного министр. — Распоряжение не с самого верха, а с чуть… более, — Ле Пле отчего-то начал заикаться, — чуть более истерической стороны.

А, ее высочество Ангелика… что ж, рано или поздно такое должно было случиться…

— Она боится, — прямым текстом заявил министр, не рискуя дожидаться, куда заведут Клеорна предположения, — что Мелориана хочет окрутить принца Роскара.

— На ее месте я тоже бы боялся, — честно признался Клеорн. — Знаете, когда я увидел тот гобелен, который алхимики Университета вышили для Королевского Музея, я понял, насколько плохо такому прославленному герою без отважной супруги! Ведь буквально любая незамужняя девица королевства готова пасть к его ногам! А если подумать, то окажется, что незамужних девиц за пределами Кавладора гораздо больше, чем в нем, и…

— Не надо думать, Клеорн, — рявкнул в ответ на размышлизмы подчиненного министр, совершенно забывший об угрозе подслушивания. — Лучше действуйте! Действуйте! — приказал Ле Пле. И добавил еще раз, чтоб показать, насколько зависит Спокойствие королевства Кавладор от результатов порученного сыщику официального расследования: — Действуйте!

Покинув кабинет Клеорна, министр на минуту задержался в коридоре и сердито посмотрел на мага — тот делал вид, то ничего не слышал, и тренировал призванную магическую копию Малого Гавка прыгать через палочку.

— Рр-работнички! — фыркнул министр и отправился придумывать задания остальным подчиненным.

С колокольни Ордена Асгадира Внезапного открывался великолепный вид на Скадцарге-лъхариэс-шуу Яр, квартал, в котором обитала кавладорская аристократия. Степенные особняки — в три, а то и в четыре этажа, — укутанные зелеными пелёнками садов и парков, просматривались, как на ладони, и инспектор Клеорн, наставив подзорную трубу, выглядывал, что же происходит в городском доме герцогов Тирандье.

Сидящая рядом горгулья застенчиво прятала голову под крыло, лишь иногда сверкая золотистым глазом на застывшего в позе напряженного внимания сыщика.

Весь день дочь сиятельного герцога была чем-то занята. Ее сиятельство Мелориана изволит ругать служанку. Ее сиятельство гуляет по парку, сидит у фонтанчика и пробует рисовать акварель (на заметку: выкрасть или скопировать рисунок). Мелориана обедает. Мелориана поет. Мелориана примеряет новые платья — для чего, собственно, на короткое время и покинула замок Фюрдаст, лишив королевское семейство своего милого общества. Обещает портнихе два золотых, если та расскажет, какие наряды шьют городские модницы в ожидании Дня Леса — светского мероприятия, знаменующего какой-то из этапов летних сельскохозяйственных работ — то ли конец заготовкам сена, то ли сбору ягод, то ли охоте на садовых вредителей.

(В детстве Клеорна очень забавлял вопрос, почему крестьяне заготавливают сено, а аристократы и королевское семейство отмечают День Леса. Разве не было бы логичнее объявить День Травы, или, допустим, День Луга? Как ему объяснили позже — этот праздник, отмечаемый через определенное число дней после летнего солнцестояния, наследие эльфийских друидов. И дураков ссориться с мэтром Пугтаклем и его последователями, вооруженными бронзовыми серпами, нет. Уже вывелись…)

Так-так-так, подкуп безответных исполнителей… Значит, юная герцогиня всерьез надеется на то, что ее изберут королевой Зеленой Ветви. А пока она что делает? Ага, обедает. Дремлет. Общается с сиятельным папенькой. Дождавшись, когда герцог покинет особняк (точное время — 16.33), Мелориана бросается внутрь дома — у сыщика начинают трястись поджилки от предвкушения, что сейчас произойдет нечто неприятное, — проникает в запертые комнаты родителя… Горгулья недовольно ворчит на чересчур оживившегося человека. И когда Клеорн приготовился узнать, какую страшную тайну скрывает ее сиятельство Тирандье, чуть не ввинтился в окуляр — он стал свидетелем того, как дочь герцога злостно расправляется с рыжим париком папаши. Порезала на кусочки, а на его место положила второй — на вооруженный подзорной трубой инспекторский взгляд, размером поменьше.

Нет, конечно, на бездраконье и такая легкая странноватость за улику сойдет, но, право слово, как-то обидно… Ведь господин министр явно ожидает, что инспектор Клеорн найдет доказательства более серьезных дел, в которые ввязалась дочь влиятельного аристократа. Самому, что ли, придется улики создавать?

Клеорн грустно вздохнул. Горгулья переступила с лапы на лапу. В подсознании сыщика настойчиво просилась некая мысль…

Ага. Да как же сразу не вспомнилось! Кто-то совсем недавно говорил, что Мелориана Тирандье с кем-то состоит в любовной переписке. Чем не компромат? Осталось только вспомнить, кто говорил, и, собственно, найти обличающие улики! И дело — в шляпе!

Замок Фюрдаст. Вечер

Дверь лаборатории придворного мага осторожно приоткрылась. Едва слышно скрипнула. Тонкая фигурка скользнула в полумрак комнаты, освещаемой лишь мягким отсветом летних сумерек, прикрыла дверь и медленно, неторопливо, с тщанием и аккуратностью — плюс прикушенным кончиком языка, чтобы не закричать от страха, и двинулась к расставленным на полках книгам, колбам, пузырькам, рядам законченных и изготавливаемых артефактов, и прочему чужому имуществу.

Двумя этажами ниже, на балконе, откуда открывался живописный вид на окружающие Фюрдаст скалы и ущелья Южного Шумерета, принцесса Анна закатывала истерику. Мэтр Фледегран суетился вокруг нее, пытаясь как-то успокоить девочку, но пока достиг только того, что принцесса крепко вцепилась в его магический посох, и, громко стеная о своей несчастной жизни — О, как ей жить, не сдавши экзамен по этикету!!! — рыдала всё громче и громче. Придворный маг пытался загипнотизировать Анну, или, как вариант, перекрыть ей доступ кислорода в легкие — да, это жестоко, но попробуйте послушать визг и верещание настырной девчонки пять дней кряду, и вы, возможно, измените свое мнение. Увы, эксперименты почтенного волшебника разбивались о собственный магический атрибут — Фледегран даже пожалел о том, что, во избежание травм среди королевского семейства, снял со своего посоха заклинание непередаваемости. По несчастливой — о, боги! — случайности Анна подставляла вместо себя посох каждый раз, когда мэтр кастовал нечто успокоительное, и теперь в тихую нирвану погружались все — цветы в каменном вазоне, ласточка, кружившая у стен замка, кошка, обитавшая на конюшне и охотившаяся за ласточкой, горничная графини Умбирад, сама графиня, вышедшая на балкон подышать свежим воздухом перед ужином, два светильника — короче, все, кроме принцессы Анны.

Принц Арден, в чей адрес, собственно, и предназначались вопли, слезы и обвинения в жизненном несчастии, понуро ковырял плиты пола сапожком — сестры после скандала, учиненного пять дней назад, с ним не разговаривали. Да, он пытался принести извинения — как и велели родители, но искренне не понимал — что ж, в конце концов, случилось, из-за чего сыр-бор разгорелся? Ардену запретили держать собак в своей комнате — он хмуро согласился. Мэтр Фледегран оставил на целый день в своей башне и велел переписывать восемьдесят шесть основных правил дворцового этикета в тринадцати экземплярах — принц и это выдержал. Маменька и тетушка не позволили Ардену поехать в Охохо — а ведь король Мирмидон приглашал их с дядей Роскаром поохотится на лис. Лис, как и кроликов, за которыми они гонялись по болотам Чудурского леса, на границе Кавладора и Ллойярда, Ардену по большому счету было жалко; но ведь это так здорово — проехаться по перелескам, набрать полную горсть спелой, красной земляники, свистеть в свое удовольствие, слушать, как дядя Роскар рассказывает о своих приключениях, стрелять по шишкам на спор — кто больше собьет… Мэтр Фледегран, должно быть, обиделся, что на него бронзовый дракон-фонтан крепко плюнул — он запретил всем дворцовым магам телепортировать старшего и младшего принцев без его ведома; так что дядю Роскара, в некотором смысле, тоже наказали — он дни напролет сидел в музыкальной гостиной и слушал, как поет мама и прочие придворные дамы. Ну, мама-то поет неплохо — по крайней мере, Ардену дуэты королевы Везувии и баронессы Франчески де Кром нравились гораздо больше, чем арии, которые приходилось слушать при походе в Оперу. Но вот визгливо-умилительное пение Мелорианы Тирандье Арден не одобрял — от него люстра качалась.

Светильник над головой задумавшегося об общей жизненной несправедливости малолетнего принца вдруг лопнул — в него угодил очередной луч, срикотешетивший от магического посоха. Придворный маг прошептал пару ругательств в адрес девчонки, которая не понимает, что ей желают только добра, и принялся сплетать другое заклинание. Разглядев в лице Фледеграна отчаянную решимость воспитателя, твердо намеренного облагодетельствовать воспитанницу, Анна изменила тактику — она бросила посох наземь, и, прикрыв лицо руками, упала на грудь мэтру. О, как я несчастна… о, какое горе-еееее…

Мэтр неловко обнял девочку и, поглаживая по голове, принялся увещевать, что, собственно, не всё так плохо, жизнь не заканчивается с проваленным экзаменом, и подумаешь, наука — дворцовый этикет… Анна подняла на мага зареванное лицо, захлопала красными глазами и скривила рот, тряся нижней губой и объясняя, что ей очень, очень плохооооо…

— Брось реветь, — буркнул Арден, сознавая, насколько велика его вина. Не перед Анной, спасите боги — это ж сколько в голове опилок надо держать, чтоб подумать, что он нарочно оживил кролика. Вот перед мэтром Фледеграном Арден точно виноват- в башне придворного мага, двумя этажами выше, на подоконнике лежала «Сумма добронравия», кошмарное алхимико-педагогическое сочинение в две тысячи страниц, повествующее о традициях воспитания подрастающего поколения в Кавладоре за последние восемьсот лет — и чуял принц, что не миновать ему этой «Суммы» конспектирования. Анна бросила на брата уничижительный взгляд, шмыгнула и продолжила заливать мантию мага слезами. Ну совсем с дуба рухнула. Ведь вчера, кажется, они с Дафной совсем успокоились, совершенно не плакали, только шушукались о чем-то в углу парка — и мама с тетей Ангеликой разрешили считать инцидент с кроликом, фонтаном и проваленным экзаменом исчерпанным.

Сегодня мама и тетя отправились выручать папу из Аль-Миридо — так объяснил дядя Роскар. А тетя Ангелика настаивала, что это всего лишь визит вежливости, напоминание королю Фабиану и папе о том, что неплохо бы иногда выполнять государственные обязанности, а не только дегустировать урожаи виноградников Сан-Тиерры.

Странные, право слово, это взрослые…

А девчонки еще страннее.

Из горлышка Анны вырвался еще один печальный вопль, и еще, и еще; маг покачивался, сотрясаемый рыданиями обнявшей его принцессы и по-отечески заботливо придумывал, какое же заклинание может хоть на пять минут прервать этот водопад отчаяния… На балкон вышла Дафна; по максимальному радиусу обошла брата, демонстративно не рискуя поворачиваться к нему спиной, удивленно посмотрела на храпящую графиню с горничной, жалостливо — на кошку, и с сочувствием похлопала сестру по плечу.

— Правда, Анна, успокойся. Ты ж на поросенка похожа, когда так ревешь.

— Хо… хорошо… — всхлипывая, мужественно проглотила последнее рыдание изрядно порозовевшая Анна. Мэтр Фледегран, уловив момент, пошевелил пальцами над головой девочки, кастуя «Сладкий сон». Принцесса тут же зевнула. — Я не буду плакать… Я только, только… хотела сказать, как я несча… ааа… стнаааа…

Анна зевнула еще шире, и мэтр Фледегран заботливо предложил принцессе прилечь, отдохнуть.

— Я ее провожу, — вызвалась Дафна. Подхватила сестру под локоток и увела в комнаты.

— Ваше высочество, — сурово повысил голос мэтр Фледегран.

— Чего? — недовольно проворчал Арден. — Я ведь ничего не сделал! Я только позвал Анну ужинать, сказал, что приготовили ее любимое жаркое… из кролика. А она опять заревела. Совсем уже… — мальчик покрутил пальцем у виска, объясняя истинную причину непоследовательного поведения сестры.

— Вашему высочеству не плохо было бы стать более чутким и заботливым по отношению к их высочествам, — наставительно погрозил пальцем Фледегран.

— Я хотел их развеселить! Но не умею… Скукота в этом вашем Фюрдасте, даже шут уволился… И вообще, я хочу в Талерин! В газете написано, что алхимики Университета сдали в Королевский Музей жутко красивый гобелен с подвигами дяди Роскара, я хочу его посмотреть!

Мэтра Фледеграна отчего-то малость перекосило, и он сурово прервал речь принца:

— Ваше высочество, извольте после ужина подняться в мою башню. Нас ждет «Сумма добронравия» и… да, пожалуй, не будем откладывать на потом — пора приниматься за изучение жизнеописаний ваших великих предков.

Вот такая скука и получилась в итоге. Жара, духота, и мэтр Фледегран, самозабвенно читающий одну официальную хронику за другой. Слушая о том, как король Ранн Четвертый по прозванию Сонный проиграл в карты провинцию Луаз, Арден грезил о том, как бы самому сыграть в «Короля и Звездочета» с Элоизой Росинант — она казалась ему самой нормальной из всех собравшихся барышень; или побегать в догонялки с Раулем Желореном, или спеть с дядей Роскаром охотничьи куплеты…

В десять часов вечера отчаянно зевающий принц Арден вернулся в свою комнату. Хорошо, не надо думать, как заснуть — челюсть просто сворачивалась набок от зевоты, навеянной деяниями предков.

Арден толкнул дверь, переступил порог…

На голову мальчика опрокинулось ведро, наполненное чернилами — наверное, по всему замку чернильницы собирали. Проморгавшись и с удивлением обнаружив у чернил сладковатый, как у медовой водички, привкус, принц сообразил, что немедленно вступить в боевые действия не получится — неплохо было бы промыть глаза. Бросился в ванную — сначала оказалось, что ручка смазана чем-то жирным, и так просто не открывается; потом… Потом от прикосновений заляпанного черным принца краны и вентили по-королевски роскошной купальни начали превращаться в розочки — мэтр Фледегран именно в эту минуту обнаружил пропажу из своей лаборатории артефакта, который пообещал сделать главному замковому садовнику, чрезвычайно недовольному присутствию среди гостей трех гномят — с тремя лопатами.

Арден с гневным воплем выбежал обратно — тут пол, буквально минуту назад чистый и гладкий, превратился в лед; мальчик поскользнулся, проехался до кровати, врезался в подпорку балдахина — и на него сверху посыпался пух из разоренной подушки.

Достав из-под кровати разряженный артефакт — мэтр Фледегран как-то раз превратил с помощью этой «Льдинки» фонтан с драконом в площадку для катания на коньках, — Арден легко и просто догадался, что сестры объявили ему войну.

Война?! Вы хотите войны?! — взыграла в наследнике Кавладора кровь славных предков. Хорошо. Вы ее получите!!!

27-й день месяца Паруса.

Восточный Шумерет, «Монтийский крест». На рассвете

Мэтр Лео внимательно осматривал разоренную площадку рядом с горной тропинкой. Вот посох Лотринаэна. Отлично. Значит, полуэльф действительно здесь был — Лео не ошибся, и, оказывается, напрасно нервничал и стеснялся применения своих несовершенных поисковых заклинаний. Первый же, самый примитивный «поисковичок» увлек Лео из столицы и привел, как по ниточке, сюда, в горы на восточной границе Кавладора.

За прошедший год на службе в Министерстве Спокойствия мэтр Лео научился гораздо большему, чем за шесть лет ученичества у мэтра Иллариана. По крайней мере, он стал гораздо быстрее и с меньшими затратами магической энергии находить разбросанные хозяевами вещи — оказывается, достаточно просто предположить, куда и при каких обстоятельствах он сам бы забросил искомое, и пропажа тут же находилась. Обнаружив втоптанный в пыль и щебенку дороги кристалл «глаза», принадлежавший мэтру Лотринаэну, Лео дал себе торжественное обещание как-нибудь попробовать заклинание «Хальгастиарр». Конечно, боязно, а вдруг псевдоматрица вырвется из-под ментального контроля да и тяпнет волшебника за задницу, но, пожалуй, надо поверить в себя и начать не стеснятся профессионального роста.

Ах, эта вера в себя! Монахи, проповедники и жрецы многочисленных и разнообразных Орденов так охотно объясняют, что надо верить в кого-то или что-то, но почему-то никогда не говорят, как же найти внутри своей собственной души то самое всемогущее Я, с которого и начинаются Великие Деяния и Абсолютное Волшебство…

Лео задумчиво вертел в руках чужой «глаз», рассматривая полузатертые следы неправильного восьмиугольника. Горгулья желчь, земляника, рог минотавра… По месту магического ритуала хорошо потоптались — Лео узнал отпечаток лапы тролля, а вот — очень четкий след подков (судя по размеру, пробежался умбирадец или другой тяжеловоз); а что это за волоски зацепились за ссохшиеся колючки братеуса?.. Да это ж сфинкс! Натуральный сфинкс! Лео принюхался к шерстинкам — точно, самец сфинкса, пятнадцати лет от роду, неопасная рана в левом плече, и, судя по магической ауре, рядом должны быть две самки, одна лет восьми или восьми с четвертью, а вторая — молодая, лет четырех. И может быть — даже с сизыми крыльями.

В три с половиной года у сфинксов проходила первая линька, меняющая детскую бурую шерстку на темно-серую, с голубовато-сизым оттенком. Тогда же менялись на крыльях и тонкие перышки, не способные выдержать вес подросшего животного — появлялись сильные маховые перья, размах крыльев перелинявшего и подросшего сфинкса приближался к орлиному. Если верить тысяче томов по криптозоологии, сочиненных магами школы Крыла и Когтя, гормональный фон черных сфинксов зашкаливал, причем во все возможные стороны. Даже существовала теория, правда, не проверенная, что в какой-то момент своего препубертатного развития сфинкс выбирает пол, к которому будет принадлежать он/она в более взрослом состоянии.

Как бы то ни было, сизые, полувзрослые сфинксы у некоторых авантюристов считались легкой добычей — если, конечно, вы настолько ненормальны, чтобы затевать охоту на существо, которое — а) находится в бешеном подростковом возрасте, а потому кидается на любой движущийся объект; б) вечно голодно, а потому устремляется за всем, что мелькнуло рядом; в) сексуально озабочено, и тоже готово наброситься на любого встречного; и г) испытывает экзистенциальную ненависть ко всему живому из-за того, что не может решить девочка оно или ж мальчик, а потому радо выразить свои жаркие чувства на первом же попавшемся в руки-лапы. Да, конечно, в этот период жизни сфинксы и порхают кое-как, и гипнотических способностей пока что лишены, и активно истребляются своими же, но более старшими и мощными родичами… Но малую жизнеспособность и плохие летные качества «сизари» компенсируют крайней агрессивностью и изворотливостью. Когда-то Лео видел подобную тварюку — на картинках в руководстве по Минорным Магическим Народностям, и ему очень хорошо запомнилась подпись: «Опасна! Всячески избегать прямого ментального и физического контакта!» Опаснее сфинксов-подростков были только аномальные черные особи — встречающиеся, на счастье людей и гномов, крайне редко. Они обладали более сильным гипнотическим воздействием и какими-то еще до конца не выясненными способностями. Какими? хороший вопрос. На той фреске, которую экспонировал Королевский Музей в позапрошлом году, против черной сфинкс сражалась целая армия древнего гиджа-пентийского владыки…

Лот, дружище, похоже, ты влип!

Лео просканировал местность на предмет обнаружения живых существ, вслушался в треньканье саранчи, кузнечиков и прочей членистоногой мелкоты; потом переключился на позвоночных и прослушал мнение о Вселенной ящериц, выводка гадюк, головастиков в ближайшей луже… Похоже, никого, крупнее горных коз, поблизости нет. Можно успокоиться и еще раз, не опасаясь внезапной атаки крылатых кошек, внимательно просканировать местность на предмет поисков Лотринаэна.

А это что? Лео поднял с земли испорченный артефакт — вещица в виде каменной змейки испускала слабые магические импульсы. Какое-то незнакомое плетение чар… Осторожно обследовав артефакт, пронзенный насквозь когтистой лапой сфинкса, Лео убедился, что понятия не имеет, как же эта штуковина должна работать, а потому — лучше не рисковать. Положить обратно на землю.

Конечно, — подумал волшебник. — Есть несколько способов, как исправить сломавшуюся магическую вещь. Например, сок нуимшани — он способен затягивать небольшие повреждения на камне; а еще можно воспользоваться кровью дракона и…

Стоп, — одернул проворные мысли Лео. — Остановись. Ты понятия не имеешь, как управлять магическими растениями, а дракона жалко, поэтому ловить его мы не будем! Давай рассуждать логически: на месте ритуала, в восьмиугольнике и рядом, крови и трупа Лотринаэна нет. Здесь вообще трупов нет, что безмерно радует, — заметил волшебник. Тогда надо предположить, что Лот где-то скрылся и…

И — что? Просто сидит и ждет? Нет, это совершенно не согласуется с творческой, деятельной натурой мага-полуэльфа.

Значит, рассуждая логически, надо предположить, что Лотринаэн оказался в каком-то другом месте, и там занимается чем-то таким, для чего требуется… хмм, подсчитаем все следы на месте ритуала… Рыцарский конь, судя по глубине следов — с всадником, три сфинкса, дюжина гоблинов, четыре крестьянина… А, нет, крестьяне давно сбежали, значит, считаем без них.

Обоснованнее всего выглядит гипотеза, согласно которой Лотринаэн спрятался, чтобы без помех со стороны коллег и начальства провести эксперимент по установлению закономерностей самоидентичности сизых сфинксов, а рыцаря и гоблинов припряг ради чистоты эксперимента (или, допустим, в качестве питательного вознаграждения). Но мэтр Лео, покачав головой, все-таки был вынужден отринуть такой вариант развития событий — сомнительно, чтобы полуэльф вдруг заинтересовался школой Крыла и Когтя, он более предрасположен к магии Природных Начал и Зеленой школы.

Почти час Лео сидел на валуне, всячески обдумывая сложившую ситуацию и возможные выходы из нее. Подкидывал синий, как морская глубина, камень в морозных белых прожилках, крутил так и этак каменную пирамидку, пытался отгадать, что и как могла делать погибшая змейка… Дополнительную сложность составлял тот факт, что специализация Лео была далека от манипулирования Природными Началами — вот магический призыв давался ему легко, но не призывать же Лотринаэна! Он, как-никак, не ментальная проекция, не элементаль, и не животное, воссозданное по астральной матрице, а — кто бы мог подумать! — разумное существо!

В голову молодого мага не пришла ни одна дельная мысль, и он, отчаявшись получить ответы на свои вопросы, сунув в карман мантии синий с морозными прожилками камень, и, подкидывая артефакт-пирамидку, отправился назад в Талерин.

Замок Фюрдаст

День королевского семейства, как обычно, начался с завтрака. Так как родители и тетя Ангелика еще не вернулись из Аль-Миридо, во главе огромного стола восседал дядя Роскар, не слишком счастливый оказанной ему честью. Арден уселся рядом, и, прищурившись, принялся рассматривать гостей. Умбирады, Росинанты, Желорены, Кромы… Сестры, как обычно, пришли последними.

На долю секунды юный принц засомневался в своем плане — глаза у Анны и Дафны смотрели так невинно и честно, что заподозрить принцесс в организации ночной диверсии был способен только такой законченный циник, каким стал в свои одиннадцать лет их младший брат. Последним к завтраку спустился из своей лаборатории мэтр Фледегран — поглаживая аккуратную бородку с проседью и расправляя складки новой мантии — с золотым кантом. Ага, вчерашняя, должно быть, изрядно полиняла после стирки слезами старшей сестренки…

Залог успеха в грядущей битве — эту информацию Арден почерпнул от мажордома, охотно рассказывающему всем лакеям в Фюрдасте, как он воевал под предводительством генерала Громдевура, — является качественная разведка, точный расчет и готовность к любому, самому неожиданному развитию событий. Навострив ушки (немного сожалея о том, что они у него не такие большие и эльфийские, как у дяди Пабло), открыв во всю ширину глаза, Арден заметил обмен заговорщицкими взглядами между Дафной и Анной. Ах, так…

Ну, готовьтесь! Я ведь полночи избавлялся от налипших на чернила перьев!

Вымуштрованные лакеи зашли в обеденную залу, на секунду остановились за спинами гостей, потом, по неслышной команде мажордома, единым движением согнулись в поклоне, подавая серебряные тарелки, накрытые круглыми крышками… Принцесса Анна как раз вежливо осведомлялась у баронессы Франчески, как здоровье у ее сыночка, которого вчера беспокоили режущиеся зубки, а потому чисто автоматически зачерпнула ложкой поданное кушанье, отправила еду в рот… И еле удержалась от того, чтобы не выплюнуть. Арден, в свою очередь, еле удержался, чтоб не захихикать. Так вам и надо, сестрички! получайте овсянку пополам с солью!

И даже то, что Дафна, разглядевшая панику в глазах старшей сестры, учуяла подвох и не стала есть, принца не расстроило. Довольный собой, он снял крышку с собственной тарелки…

Раздался оглушительный мяв и с серебряного блюда во все стороны брызнуло что-то серое, в полосочку.

Прежде, чем остальные гости успели испугаться, Роскар вскочил на стол, размахивая двуручным мечом (и когда он успел сгонять до оружейной и обратно?), а Элоиза Росинант решительно прихлопнула беснующееся существо собственной тарелкой.

Поднялась легкая, приличествующая высокому собранию паника. Мэтр Фледегран, призывая всех к спокойствию, c опаской заглянул под серебряный «щит» и, с облегчением выдохнув, поспешил уверить, что это всего лишь кошка. Нет поводов для паники.

— Кошки!.. — громко фыркнул барон де Кром. — Кролики! Чувствуешь себя не просто мирным человеком, а прямо-таки затрапезным горожанином, только и способным, что копить медяки в чулке, трепетать перед усатой тещей и шарахаться от первой же тени!

— Где былые дни? — нарушая дворцовый устав, грустно вздохнул в пышные бакенбарды мажордом, — где наши подвиги?

Граф Умбирад поспешил высказать сочувствие уставшим от дворцовой жизни героям. Федерико Росинант бросал нервические взгляды на жену — графиня Синтия ласково поглаживала Элоизу по могучему плечику и шепотом убеждала, что нет причин для беспокойства.

«Нет у них причин для паники! — мысленно фыркнул Арден. — Ну, взрослые!.. Чего они в жизни понимают!» Он посмотрел на три ровные полоски, прочерченные на руке коготками перепугавшейся кошки, потом перевел сердитый, прицеливающийся взгляд на Анну и Дафну.

Те, демонстративно бряцая ложками по краям тарелок, ответили ему тем же.

Итак, враждующие стороны обменялись брошенными перчатками. Что дальше?

Талерин, особняк герцогов Тирандье

По Талерину ходила история о том, как пытались придумать достойное название для участка города между Кубышкиной горой на востоке, Орденом Асгадира Внезапного на севере и излучиной Алера на юго-западе. Вроде бы сначала хотели назвать череду пышных особняков, принадлежащих богатейшим вельможам королевства «Золотым кварталом» — ан, нет, обиделись ювелиры, кучкующиеся поближе к Большой и Малой Базарным площадям. Потом придумали название «Верхний город» — типа, здесь только самые-самые, выше нас только его величество, да и то потому, что корона добавляет ему пол-локтя роста… Название прижилось, что и говорить — но не для жилищ аристократов, а для места их последнего успокоения на Кубышкиной горе, которое действительно немного возвышалось над городом. Аристократы отчего-то обиделись, наморщили фамильные носы, и вернулись к истокам. Алхимики Университета провели соответствующие историко-филологические изыскания и выяснили, что когда-то на этом месте стояла деревенька по прозванию Капустино. Ну, если столь примитивный овощ кажется вам недостаточно изысканным… Тогда назовем ваше местообитание «Там, где собираются зеленые листья…» Ничего, что капуста не шуттберийская, с мелкими плотными соцветиями, а своя, родная, белокочанная? А может, стоит упомянуть, что капуста — очень полезный овощ, улучшающий пищеварение? Тогда название места обитания кавладорской аристократии будет звучать как «Там, где собираются зеленые, крайне полезные для здоровья листья».

Ах, вам хочется чего-нибудь загадочного… Тогда переводим на эльфийский — получается «Скадцарге-лъхариэс-шуу». Ну, чтобы как-то обыграть крутой берег Алера, с которого у большинства особняков открывался прекрасный вид, можно использовать в названии квартала слово «яр». Скадцарге-лъхариэс-шуу Яр.

Красиво, ничего не скажешь.

Увы, простонародье соглашалось учить название аристократического квартала только за деньги. И немалые…

Поэтому для будущих лакеев, горничных, конюхов, посудомоек, полотеров и прочей прислуги самым важным испытанием служил тест на выговаривание названия будущего места жительства.

Инспектор Клеорн повторил про себя: Скадцарге-лъхариэс-шуу Яр, Совиный переулок, дом один. Собрался подправить усы — и недовольно поморщился, наткнувшись на голую верхнюю губу.

Да-да. Ради организации тотального обыска и слежки за Мелорианой Тирандье пришлось побриться! А без усов бравый сыщик чувствовал себя буквально голым. Ах, если бы не задание господина министра! Ах, если бы можно было действовать как-то иначе!

Увы, места трубочиста — профессии, весьма почитаемой сыщиками Министерства Спокойствия за идеальную маскировку подручными средствами, — или какого-нибудь лакея, конюха в особняке герцога Тирандье не нашлось. А вот горничную ее сиятельство Мелориана вчера вечером со скандалом выгнала вон. Причина: девушка имела наглость уверять, что госпоже Мелориане не к лицу ярко-голубой, с зеленовато-желтоватым оттенком, цвет!

Итак, горничную выгнали. И утром должны были нанять новую.

Агенты Министерства Спокойствия, получив конфиденциальную информацию, тут же организовали операцию по внедрению. Самыми страшными для Клеорна стали двенадцать минут размышлений, надежд и ожиданий перед зеркалом — он совершенно искренне надеялся, что у мэтра Лео найдется какое-то маскирующее заклинание, которое и растительность на лице спасет, и Клеорна в горничную преобразует. Мэтр Лео добросовестно задумался, потом, покрутив большими пальцами сведенных в замок рук, честно сознался, что самые надежные хамелеоновские чары, на которые он способен, включают операции с кувалдой и бритвой. Кувалдой — погрузить пациента в легко убеждаемое и без проблем транспортируемое состояние, а бритва, собственно…

Инспектор тихо ругнулся и побрился сам.

И сейчас он чувствовал себя голым. Для порядка поправил коричневое платье, белый фартук, чепец с накладной челкой, проверил, насколько хорошо под юбкой спрятано служебное оружие, не упали ли чулки… Сейчас, утром двадцать седьмого дня месяца Паруса, душу инспектора Клеорна грели три факта. Первый: мэтр Лео обещал при первой же возможности отыскать зелье, стимулирующее рост любой шерсти, в том числе и сыщицких усов. Второй: министр Ле Пле высоко ценит добрую волю и творческий подход подчиненных при выполнении ими служебных обязанностей. И третий: мэтресса Далия никогда не увидит, каков Клеорн в женском платье.

Кроме Клеорна, у черного входа в особняк Тирандье ожидали сержант Монобоно, капрал Врунгель, капрал Брык и мэтр Лео. На фоне коллег — особенно на фоне капрала Брыка, буквально полгода назад переквалифицировавшегося в служащие Министерства Спокойствия после долгой успешной карьеры грабителя почтовых карет по маршруту Уинс-таун-Талерин, — Клеорн выглядел пристойно, и даже, в некоторой относительной степени, изящно. И уж всяко более серьезно и надежно, чем витающий в облаках размышлений мэтр Лео. Хорошо хоть, не левитировал прилюдно, и то хлеб…

Приблизительно в половине одиннадцатого «горничных» пригласили пройти в гостиную к ее сиятельству.

«Горничные» вошли. По привычке встали ровным строем, высоко задрав подбородки, втянув животы и выпятив накладные груди. Мэтр Лео — в белобрысом парике, сползающем на нос, спрятался сзади, стараясь не очень привлекать внимание боевых товарищей к тому факту, что он был единственным, кому не мешали длинные юбки — сказывалась практика ношения длиннополой мантии. Привычка — вторая натура. А вторая натура иногда становится привычкой…

Организованное в лучших традициях Министерства Спокойствия шоу переодетых сыщиков имело целью сосватать — в шпионском, спасите боги, смысле этого слова — сержанта Монобоно даме Мелориане.

Сержант Монобоно в неполные двадцать четыре года стал своеобразной легендой Министерства. Он обладал незаурядным даром перевоплощения — собственно, этот дар сводился к унылой, безрадостной постной физиономии, на которой фантазия нанимателей, подозреваемых в нарушении половины Уголовного Кодекса, могла прочитать только надежность и основательность. А еще Монобоно отлично смотрелся в женском платье. Правда-правда. Ни одна из супруг, подруг, матерей и дочерей подозреваемых преступников, да и самих носительниц криминальных талантов не могла спокойно пройти мимо худющей, прямой, как жердь, и плоской, как шутки ярмарочного зазывалы, фигуры сержанта. Одного взгляда на бултыхающееся платье, привязанное за ленты чепца (чтоб не пролетало мимо позвоночника) и полощущееся на сквозняках, как спущенный парус, было достаточно, чтобы вселить в души потенциальных ревнивиц уверенность: уж на это их благоверный супруг, покровитель или папенька, не позарится ни за что и никогда (19) Конечно, если поверить новейшим алхимическим открытиям, надо признать, что женский энтузиазм и стремление к поиску улик, как минимум, заслуживают дать прекрасному полу шанс проявить себя на ниве Закона и Порядка. Никто и не спорит — и с законом, и, особенно, с порядком (домашним) женщины подружиться способны. Но вот видели ли вы хоть одну женщину, которая способна поддерживать в королевстве Спокойствие, да еще с заглавной руны? Не устраивать истерик, сцен ревности, трезво оценивать шансы на приближение к ее переднику ма-ааленькой серой мышки, выпрыгнувшей из угла? Вот-вот… Так и приходится страдать на женских ролях сержанту Монобоно, капралу Врунгелю да и прочим сотрудникам, не имеющих ярко выраженной растительности на лице…(19).

Втираясь в доверие потенциальным заговорщикам, сержант Монобоно за три года службы потихоньку освоился, научился принимать подобные назначения со стоическим терпением, отрываясь в краткие минуты увольнительных с красотками всех заезжающих цирков, начал стряпать, совершенствовался в вышивании узелками и ленточками… Одним словом, Клеорн согласился сбрить усы совершенно зря — можно было поручить подчиненным создавать для Монобоно недостойную конкуренцию. Так и надо было сделать… Жаль, министр требует срочных результатов, а Далия, как назло, вчера не согласилась с ним устроить рейд по ночным заведениям с целью ареста подвыпивших студентов…Ну, да ничего, мэтр Лео обещался посвятить поиску лучшего усо-роста остаток дня, так что сейчас Монобоно будет нанят в качестве горничной, и Клеорн сможет приступить к более приятным обязанностям: шпионить издали, стращать подозреваемых и изобретать что-нибудь этакое.

Порядком растрепанная дама Мелориана в домашнем платье — что-то с незабудками, — прошлась мимо застывших в почтении и ожидании «претенденток». С сомнением посмотрела на аккуратного, чистенького и на свой собственный лад привлекательного сержанта Монобоно, на все его шесть локтей роста. Сегодня отважный сыщик выглядел на редкость прозрачно, и, заметив подозрительный взгляд Клеорна, выразительной, но беззвучной артикуляцией дал понять, что забыл набить карманы нового передника гайками, гвоздями, подковами или другим железным скарбом, и теперь его неполные три пуда живого веса, трепеща бантами, уносит сильным сквозняком.

Хорошо, что рядом с сержантом, позволяя ему заякориться, уцепившись за рукав, стоял основательный и надежный капрал Врунгель. Этот заслуженный ветеран Министерства Спокойствия хвастался — и не без оснований — что может по запаху определить любой съедобный продукт. Весил капрал пудов семь, если не восемь, что прекрасно уравновешивало стремящегося за сквозняками Монобоно. Ее сиятельство внимательно оценила красные щеки низкорослой «горничной», прикинула, сколько ж может стоить ее прокормить, и перешла к капралу Брыку. Неровно выбритый капрал, сияющий фальшивыми маками на соломенном капоре, попытался разгладить топорщащееся на широких плечах ситцевое платье, оглушительно чихнул, залихватски вытер ладонью нос — и герцогиня, поморщившись, торопливо отошла и остановилась напротив мэтра Лео. Тот, весь из себя задумчивый, еще больше, чем обычно походил на спаниеля — сегодня на спаниеля, наряженного в женское платье в синюю полоску, слишком большой белобрысый парик, и симпатичного в своей непосредственной уверенности, что он случайно забрел в этот мир…

А рядом стоял инспектор Клеорн. Подтянутый, деловой, мысль в глазах, мускулы замаскированы коричневым платьем, весь из себя добропорядочный, из-под жестоко накрахмаленного чепца топорщится фальшивая челка…

— Служили раньше? — поинтересовалась Мелориана, одобрив солидный вид мужественной «горничной».

Инспектор, по привычке, едва не рявкнул «Восемнадцать лет беспорочной службы Закону, Порядку и Спокойствию короны Кавладора!», но вовремя одумался и пропищал «женским» голосом, что служил у баронессы такой-то, потом у жены советника такого-то, потом путешествовал в Анжери с женой кавладорского посла…

Как и ожидалось, упоминание о столице Брабанса — законодателя мод — решило дело.

— Как тебя зовут, дорогуша?

— Клара, ваше сиятельство, — щелкнул каблуками туфель Клеорн. Монобоно с сочувствием посмотрел на инспектора. Похоже, сегодня должность горничной достанется не сержанту…

Приказав четырем отвергнутым «претенденткам» ожидать в коридоре — на всякий случай — Мелориана села за туалетный столик и предложила «Кларе» показать мастерство и сделать ей прическу. Клеорн, потративший целый вечер на то, чтобы выяснить, что алхимики королевского Университета знают о таинствах красоты, уверенно взял в руки расческу.

Женская красота, — рассуждала на днях мэтресса Далия, — едва ли не самый относительный из всех виртуальных феноменов общественно-культурной фантазии. Немного воображения, побольше наглости, и ваш внешний вид может быть, каким угодно, главное — найти человека (хотя биологическая принадлежность не существенна), готового вами восхищаться! И господин Клеорн, согласно утвержденному министром Ле Пле плану операции, приготовился восхищаться Мелорианой Тирандье. Так что — там начесать, здесь завить, тут заплести косичку — может, надо как-то поплотнее, а то пряди просто расползаются в руках? За левым ухом — ленточка, на макушке — заколка с птичкой…

— Что — ты — наделала?! — вскрикнула Мелориана, когда «горничная» подала ей зеркало. — Птица посреди головы — это же мода трехлетней давности!

— Новое — хорошо забытое старое, — с солидной уверенностью объяснил Клеорн, ненароком активизируя спрятанный в кармане фартука артефакт, специально изготовленный для сыщиков Министерства Спокойствия лучшим кавладорским телепатом, мэтрессой Хлоей. — Говорят, королева Сиропия на балу в прошлое воскресенье появилась в платье из розовых лепестков и со стрекозой в локонах. Конечно, ее внешние данные намного уступают вашим, ваша светлость — ваша дивная красота позволяет гораздо большую, по сравнению с королевой Сиропией, свободу выбора нарядов и украшений.

Мелориана недоверчиво посмотрела на свое отражение.

— Даже не знаю… Вечером мы с папенькой отбываем в Фюрдаст, и при королевском дворе я должна сиять, как никто другой… А какими духами пользуется королева Сиропия, ты знаешь?

«Клара» задумчиво потеребила верхнюю губу. Короткий ознакомительный обыск, который провернул на скорую руку инспектор вчера поздно вечером, когда мэтресса Далия убежала из «Алой розы» заниматься таинственными делами в Студенческом доме, показал, что алхимики считают полезным и вполне пристойным занятием пользоваться ароматическими эссенциями, духами, маслами и прочим, при чем разливают упомянутые вещества по разнообразным чернильницам. На столике у Мелорианы Тирандье ни одной чернильницы не наблюдалось. Хмм… Тогда придется довериться Удаче и опрыскать герцогиню из первого же попавшегося пульверизатора. Ффе…

— Королева Сиропия доверяет алхимикам своего королевства, но я всегда знал…а, что наши, отечественные производители алхимической продукции на голову выше. Знаете, есть теория, что собственные аромы, издаваемые конкретным телом, должны усиливаться за счет комплиментарных аромофоров, но истинная проблема нашего времени в том, что не у всех особей одного и того же биологического вида одинаково хорошо развита ольфакторная, сиречь обонятельная, чувствительность! Возьмем, к примеру, цинского слона и попробуем его убедить отыскать по запаху самый спелый банан, отвлекая при этом запахами яблок и персиков…

И Клеорн, удивляясь самому себе, бойко сообщил краткий конспект полуторачасовой лекции, неделю назад сооруженной мэтрессой Далией на пустом месте.

К концу повествования Мелориана была в восторге от своей новой служанки.

— Откуда такая потрясающая осведомленность? — пробормотала она.

— Профессиональное, — гордо ответил сыщик.

— Можешь сказать тем остальным девицам, что я беру на работу тебя, — милостиво разрешила Мелориана. — Кстати, Клара…

— Да? — вытянулся в струнку Клеорн, застыв у двери.

— А вот скажи, случалось ли тебе для прежних хозяев делать… ну… как бы это сказать? не совсем обычные вещи?

Ах, сержант Монобоно… Завтра же, если удастся спастись из цепких объятий испорченной аристократки, я нашью подков на подкладку твоей куртки! Чтоб не улетал больше со сквозняками!.. И зачем мне твоя работа?

Мелориана оценила секундное замешательство, которое сама же и спровоцировала у новой «горничной», по-своему. К вящей досаде Клеорна — проинтерпретировав задумчиво-расчетливый прищур «Клары» как борьбу между девическим смущением и феодальным стремлением помочь госпоже.

— Я имею в виду — не случалось ли тебе… допустим, подсунуть слишком колючую розу в букет для той из подруг твоей прежней госпожи, которая смела считать себя привлекательнее, чем хозяйка?..

— Ах, диверсии… — с облегчением дошло до бравого инспектора. На миг вспомнилось, как однажды, семнадцатилетним стажером, он натирал салом мостовую перед городскими воротами, чтоб организовать легкий несчастный случай подозреваемому в шпионаже пелаверинскому барону. — Честно говоря, я никогда не отрицал…а, что немного шипов всяким там заносчивым подругам отлично уравновесит хлопоты по их приему…

— Похоже, — мурлыкнула обрадованная Мелориана, — мы сработаемся. Можешь узнать, в каком наряде планирует быть на балу в День Леса королева Везувия?

— Постараюсь, ваше сиятельство, — ответил сыщик и четко, на «раз-два-три», присел в книксене.

— Да уж, постарайся. Мне нужно быть во всеоружии… — задумчиво протянула великосветская львица, рассматривая свое отражение в зеркале.

Замок Фюрдаст, около полудня

Разведка донесла, что противник созывает союзников в музыкальной гостиной. Принц Арден поблагодарил мажордома, велел ему держать ухо востро и наточить столовые вилки, а сам отправился искать наемников.

Мэтр Фледегран, рассказывая, как пелаверинцы осторожно и методично переселяли завоевавших их в годы Оборотня и Золотого Лемминга риттландских варваров обратно на северные острова, особенно усердствовал в перечислении выгод использования наемных войск. Да, конечно, свои, родные кавладорцы будут сражаться не за золото, а за совесть, или, как вариант, за честь и славу… Но дядя Роскар и барон Кром, к которым принц обратился за советом, единодушно высказались за использования банд наемников на огневом рубеже первых атак: и погибнут, не жалко, и будут желать дожить до расчета, а потому умирать медленно, отчаянно сражаясь за свою жизнь. Сплошные выгоды!

Жаль, что родители почему-то не пригласили посла герцога Пелаверино Роберта VI провести пару недель в замке Фюрдаст. Конечно, дети посла и его жена живут в Вертано, а мама и тетя Ангелика были озабочены подобрать детский контингент для экзамена Анны по этикету… Не тратя время на сожаления, что не знает точного значения слова «контингент», Арден рассуждал коротко и географично: что такое герцогство Пелаверино, если рассматривать его в обширном аспекте, как мэтр Фледегран учил? Бывшая провинция Кавладора. Восточная. Значит, если нет никого из одной провинции, почему бы не взять тех, кто есть из провинции другой? Тем более, что она тоже, в какой-то мере, восточная.

Дети советника Штрау нашлись в конюшне, где перековывали коня дяди Роскара.

На предложение Ардена устроить вечером небольшой шуминг Кув и Поддув энергично почесали уши, а Скузя деловито осведомился, не прибьют ли родители. У тебя-то, твое высочество, родители, понятно, люди, им что угодно можно втюхать, объясняя естественное желание проучить нехороших бяк, подсовывающих кошку вместо завтрака, да еще живую… Но у нас-то батяня суров, он такие методы воспитания знает — неделю потом присесть не сможем! Арден попробовал зайти с другой стороны, объясняя значение слова «шуминг» — барон де Кром рассказывал, что шуминг, по-ллойярдски это все равно, что карнавал с фейерверками, шутками и громкой музыкой в Иберре. Не станет же вас господин Штрау ругать, если вы захотите немного покарнавалить!

Тут задумался Кув — ушлый принц прекрасно помнил, как Мелориана Тирандье не разрешила малолетнему гному настроить свою арфу, а ведь тому так хотелось!.. Пока средний брат думал, младший, Поддув, пожал руку Ардену, скрепляя договор, и бросился в парк — искать особые гномьи грибы для фейерверков.

«Не переплатить бы,» — спохватился Арден, обещая Куву полчаса бесконтрольного пребывания в музыкальной гостиной, после того, как они расправятся с сестрами-злоумышленницами. Мэтр Фледегран неоднократно рассказывал, что наемников портит излишняя жадность, а малолетний принц совершенно не желал подвергать своих будущих подданных лишним искушениям. «Отлично, первый ряд атаки я организовал. А во второй надо бы поставить тех, кто будет сражаться не за возможность перенастроить чужую арфу на свой вкус, а кого-нибудь посерьезней, помасштабней…»

— Погоди, — баском остановил принца старший из гномов, Скузя. — Скажи, твое высочество, а сколько вооружения тебе понадобится для будущей битвы?

— Нуу… — осторожно протянул Арден. Почесал за ухом. Тут же спрятал руку за спину, чтоб юный Штрудельгольц, чьи уши были способны вызывать зависть у слона, не подумал чего лишнего в свой адрес. — А какие у тебя будут предложения?

Вместо ответа гном выхватил из-за спины набор отмычек.

— Поищем? — залихватски спросил он. — Батяня рассказывал, где-то тут у вас в замке должна быть оружейная. Поверь как специалисту: хочешь устроить войнушку — главное позаботится о вооружении, снабжении и месте для хранения будущих трофеев!

Талерин, особняк герцогов Тирандье, после обеда

«Клара» четким строевым шагом перемещалась по дорожке, спеша доставить отдыхающей в глубине сада герцогине веер и кувшин с прохладным питьем.

Из подстриженных кустов, отмечающих парковую аллею, выскочил мэтр Лео.

— Тьфу ты, демон, — выругался сыщик.

Лео, на которого попало прохладное питье, состроил смущенную рожицу и принялся стряхивать капли, попавшие на камзол — видимо, служба в Министерстве Спокойствия все-таки немного прочистила мозги молодому магу, по крайней мере, у него хватило ума снять мантию, проникая на территорию подозреваемых:

— Я ведь не нарочно, инспектор!

— Тсс! Конспирация! — шикнул Клеорн. — Чего вам, мэтр? Вы что, уже выполнили мое поручение?

— В смысле зелья для роста усов? Не-а, еще не начинал… Да и зачем вам? — философски пожал плечами волшебник. — Вы ведь теперь, пока все секреты Мелорианы не вызнаете, так и будете… — маг обозрел коричневое платье начальника, его фальшивую челку и добропорядочную, хотя и гневную, физиономию и как-то очень мерзко, с искренним сочувствием вздохнул.

— Ты мне поговори! — не выдержал Клеорн и сгреб Лео за ворот камзола.

— Ой! — испугался волшебник. — Ваша хозяйка сюда идет!..

— Ну, мэтр, держись, — взволнованно и решительно откликнулся Клеорн. После чего с громким звоном оглушил растерявшегося волшебника подносом и, старательно топча осколки кувшина и остатки веера, принялся валтузить беднягу, из всех сил трепыхая его во все стороны: — Негодяй! Охальник! — срывающимся баритоном орал…а «Клара» на всю округу. — Ты чего удумал?! Ты чего себе позволяешь? Мадам, — вытянулась «горничная», когда госпожа Мелориана подошла еще на пару шагов. — Сей субъект за вами подсматривал!

Юная аристократка несказанно удивилась.

— Что, правда что ли? и зачем это… — и принялась кокетливо поправлять прическу.

Лео издал неопределенный звук. На всякий случай волшебник прикрыл глаза и приготовился падать в обморок, повиснув на руках начальства.

— Он в вас влюблен, ваш-сия-сь! — грозно рыкнула не растерявшаяся «горничная».

— Ничего удивительного. — С удовлетворением отметила красавица. — Ах, я прощаю его за все грехи, совершенные в порыве страсти… — милостиво махнула ручкой Мелориана. — Можешь его отпустить…

Девушка повернулась, на прощанье стрельнула ослепительными голубыми очами в «жертву страсти» — впрочем, совершенно не интересуясь, кто сей молодой человек, и как он узнал о существовании юной красавицы, и каким способом пробрался в сад… Мелориана плавной походкой заскользила по тенистым дорожкам прочь, сделав «Кларе» знак следовать за ней.

Когда «горничная» приблизилась на расстояние доверительного разговора, Мелориана, еще раз стрельнув глазками в сторону уползающей нескладной фигуры, прошептала:

— Ты, голубушка, узнай, кто он. И передай, что мое сердце смутил его напор и пылкость, и я разрешаю ему сегодня вечером исполнить под балконом баллады в мою честь!

— Так мы что, вечером никуда не уезжаем? — опешил Клеорн.

— Конечно же, мы едем в Фюрдаст! — нетерпеливо притопнула ножкой аристократка. — Но это не имеет никакого значения! Скажи ему, пусть залезет в сад и исполнит пару арий о моей неземной красоте.

— Хорошо, — недоуменно пожал плечами Клеорн. Ничего не понятно, но зачем спорить?

— А нашему дворецкому передай, чтоб был наготове и спустил на этого симпатягу волкодавов, как только он пропоет достаточной серенад, — добавила Мелориана. В глазах ее сияло предвкушение будущего шуминга.

— Хорошо… — с сомнением протянул Клеорн. — Как скажете… Вот только, позвольте полюбопытствовать — зачем?

— Ну конечно же за тем, чтобы волкодавы прогнали его из сада! — поморщилась возмущенная непониманием «горничной» Мелориана. — Не думаешь же ты, что папенька разрешит мне держать под балконом такого недотепу? А вдруг у него голос окажется плохой, и он в серенадах начнет фальшивить?

Клеорн почувствовал, что голова у него идет кругом.

— Так, может, того… Ну… Вообще не звать того господина петь серенады? — решился замолвить словечко за сотрудника сыщик.

— Но как же тогда люди узнают, что у меня под балконом засыхает от неразделенной любви несчастный поклонник? — всплеснула руками Мелориана. — Клара, ты иногда такая странная!..

Клеорн подул на фальшивую челку, поправил уползший бюст и нервически сглотнул.

— Флюиды макрокосма, — выдал он универсальное объяснение, подслушанное у мэтрессы Далии. И тут же выдвинул рациональное предложение, искренне надеясь, что тем самым уведет разговор прочь от своей скромной персоны, — Может, тогда и журналистов позвать? Ну, чтоб наверняка о засохшем поклоннике узнал весь Талерин?

Мелориана завизжала от восторга. да, да, конечно же! И как ей это в голову не пришло! Клара, иди и зови кого-нибудь!

Получив очередное поручение, Клеорн снова пробежался по парковым дорожкам — теперь уже в обратную сторону, к дому. Принюхался, прислушался — и, резко прыгнув в кусты, зацепил за шиворот многострадального мэтра Лео.

— Ну чего, чего, — заныл побитый волшебник. — Я уже уползаю!..

— Мэтр, так о чем вы хотели со мной поговорить?

— а?

— о чем, я спрашиваю, вы хотели мне доложить, ради чего рисковали моей конспирацией и едва не провалили мою «легенду»?! — рявкнул Клеорн, совершенно выходя из образа добропорядочной, скромной и работящей девушки.

— А… я это… на пару дней отгул хотел попросить… — пролепетал волшебник-недотепа. — Я ведь сейчас вам совершенно ничем помочь не могу… А мне с одним артефактом надо разобраться… верней, с двумя…

— Времени у вас — до полуночи, — сурово отрезал сыщик, шевельнув отсутствующими усами. — А потом будете петь.

— Как это — петь? — опешил Лео.

— Громко! — рявкнул Клеорн. И для пущей убедительности потряс крепким кулаком перед носом горе-коллеги: — И только посмейте опять начудить с инструкциями…

Замок Фюрдаст, вечер

С возвращением из Аль-Миридо родителей боевые действия, негласно подготавливаемые рекрутами его кавладорского высочества, пришлось отложить. Гномята были очень недовольны и ускакали вглубь парка, готовить фейерверки из «пыльного грома». Принц Арден недовольно рассматривал подаренную Поддувом бледную, с черной полосой по краю шляпку большого гриба и пробовал сообразить, почему от того не пахнет также, как от пороха. Как взрываться-то будет? Одна надежда, что гномы смогут что-нибудь этакое изобрести даже из столь неказистого чего-то…

Пока Арден прикидывал, как будут проходить в Фюрдасте локальные военные действия, нахальные девчонки, к которым ближе к вечеру присоединилась вернувшаяся из столицы дочка герцога Тирандье, затеяли стрельбу из лука. Поставили в парке, по соседству с фонтаном, мишени, и тут же, продолжая хихикать и мельтешить длинными рукавами и не менее длинными юбками, организовали состязание.

Арден из чистого любопытства пошел к ним, чтоб рассмотреть подробности.

Старшая из девочек Умбирад промахнулась, не попав стрелой даже в ближайшего лакея. Младшая только и сумела, что порезаться о наконечник стрелы — это при том, что тот был тренировочным, специально рассчитанным на попадание в щит из мягкой липовой доски.

Стрелы Денизы Желорен прошли в паре локтей от мишени, зато все дружно попали в одно и тоже стоящее неподалеку дерево. Сопереживая подруге, Анна с Дафной в восторге хлопали в ладоши, а их попугай кричал сверху, с головы ближайшей статуи, нечто ободряющее. Потом на огневой рубеж выплыла Элоиза Росинант и спокойно, уверенно набрала двадцать восемь очков из пятидесяти возможных. Арден одобрительно засвистел, поддерживая чемпионку.

Из пяти стрел, которыми предполагалось поразить цель, утонченная аристократка Мелориана справилось лишь с двумя, да и то только благодаря подсказкам своей горничной. Судя по саженному развороту плеч, высокому росту и резкой, почти мужской манере поведения, эта Клара легко бы одолела даже некрупного тролля, не то, что изнеженную аристократку, решившую побаловаться спортом.

Потом пришла очередь Дафны.

Обе принцессы по случаю спортивных состязаний нарядились в эльфийские зеленые курточки с капюшоном, узкие штаны, мягкие сапожки, отлично приспособленные для тайных вылазок в заполненные вероятным противником леса. Для полноты иллюзии, что они взаправдашние эльфийские стрелки, не хватало только боевой зеленой раскраски на лице, веточек и ядовитых цветочков в прическе и мишени в виде живого гоблина. Но насчет пребывания в замке недрессированной живности королева Везувия и принцесса Ангелика были непреклонны.

Дафна уверенно взяла в руки свой лук, подаренный ей на день рождения дедушкой Аэлифаррой — настоящее оружие, сработанное по секретным эльфийским методикам из пяти сортов дерева, с тетивой, усиленной заклинаниями. Юная принцесса резким, хорошо отработанным движением натянула лук, выстрелила, почти не целясь — и стрела, вибрируя, вонзилась точно в темный прямоугольник, отмечающий середину мишени.

— Ура!!! — закричали девчонки. Рауль Желорен, недопущенный к состязаниям по причине низкого роста и коротких рук, недостаточных, чтобы натянуть тетиву, проворчал, что так и он сам сможет… лет через пять…

Анна сияла ярче всех. Она подала сестре вторую стрелу, что-то шепнула, и они с Дафной захихикали. У Ардена возникло нехорошее чувство, что смеются они над ним.

Вторая стрела попала на дюйм выше первой.

— У, выпендрежницы, — прокомментировал достижения сестры принц, когда третья стрела снова попала в «девятку».

— Ваше высочество, — раздался поблизости переполненный моралью и укорами голос придворного мага. — Я же просил вас помириться с сестрами!

— Я им ничего не сделал! — оскорбился Арден. Честное слово, с завтрака уже столько времени прошло, а он толком не успел спланировать даже одну атаку.

— Да? Тогда почему принцессы используют вместо мишени памятную табличку, которую вы получили три года назад как самый юный из участников рыцарского турнира по случаю бракосочетания королевы Сиропии и принца Герниха?

Арден подпрыгнул от неожиданности. Присмотрелся к мишени… И с возмущенным воплем бросился снимать свидетельство своих побед — правда, всего лишь над тренировочным чучелом, но зато первое и пока единственное!

Всё-таки не зря король Гудеран женился на красавице, происходившей из рода наследников славных лесных стрелков. Не то, чтобы он планировал затеять войну с соседями, или, допустим, заранее знал, что случится на исходе месяца Паруса…

Так или иначе, пятая стрела Дафны точно и уверенно нашла свою цель.

Передвигаясь дробной тяжелой рысью уверенного в себе тяжеловоза, горничная Мелорианы Тирандье несла раненого принца в замок. Следом Элоиза, всё такая же надежная, как свод законов, и по-прежнему жующе-спокойная, волокла придворного мага, чуть не ставшего жертвой сердечного приступа.

После оглушительного разгневанного крика, который Арден издал, когда ему в зад вонзился «подарочек» сестрицы, мальчик замолчал и теперь зло скрежетал зубами.

— Я нечаянно… — рыдала Дафна, уткнувшись в плечо мажордома.

— Мы не нарочно! — еще громче рыдала Анна, уткнувшись в другое плечо мажордома. Отставной ветеран покачивался, берёг бакенбарды от участи носовых платков и советовал стоять на озвученной официальной версии насмерть.

Пока сыну оказывали первую помощь, королева Везувия выслушивала оправдания, утирала слезы дочерям и сожалела о том, что муж крепко спит, утомленный «переговорами» с кузеном Фабианом и бочонком с виноградников Сан-Тиерры, а Ангелика, которой ничего не стоило со всеми на «раз-два-три» поссориться, обвинить в неуважении к ее замечательной персоне и рассадить ватагу плакальщиц по комнатам, задержалась в Талерине. Когда рыдания Анны и Дафны преодолели звуковой барьер, королева нашла способ, как разрешить семейный конфликт.

Посоветовала спросить совета у принца Роскара. Он герой, он наверняка сообразит, что делать.

Когда юные принцессы и их малолетняя свита нашли дядю, спрятавшегося в оружейной, они на бис повторили все свои сожаления, уверения, что действовали нечаянно и искренние клятвы, что больше не будут.

Сжав в руках огромный меч, принц Роскар судорожно пытался сообразить, что же ему с этим галдящим собранием делать?

— Дети! — наконец, воззвал признанный герой королевства. Дети, к которым чисто автоматически отнесла себя и герцогиня Тирандье, чуть примолкли. — Давайте жить дружно!

Дафна, Анна и прочие немного подождали продолжения речи принца Роскара. Потом переглянулись, пожали плечами. Ну, дружно, так дружно!.. Мы даже готовы спеть хором, дорогой дядюшка, чтоб вы убедились, насколько мы дружны!

Придворный лекарь напоил Ардена сладковатой гадостью, отчего принц впал в легкое забытье, проспал накладывание двух швов на правую ягодицу, и очнулся много позже заката. Он лежал на животе, утопленный в подушках, которых возненавидел еще вчера, искупавшись в перьях стараниями заботливых сестриц, страдал от духоты, досады на свою временную беспомощность и принародное унижение, но еще больше — от громкого, звонкого пения, доносившегося из музыкальной гостиной. От пронзительного голоса Мелорианы Тирандье не спасали даже вековые толстенные стены Фюрдаста, лампа дребезжала хрустальными подвесками…

Принц убедился, что переворачиваться на спину или на правый бок для него чревато неприятностями, снова улегся на живот, обхватил подушку, прищурился и принялся лелеять тайные планы.

Талерин. Скадцарге-лъхариэс-шуу Яр. После заката

В сгущающихся фиолетовых сумерках лиловая мантия мага оказалась чуть ли не идеальным укрытием. Во всяком случае, господин Бронн, которому замаскированный под пьяного возчика Монобоно продал информацию, что вечером у особняка герцогов Тирандье будет шум, совершенно не заметил, как мэтр Лео прокрался мимо него.

Очень хорошо.

Охотник за городскими сплетнями прятался под оградой особняка — со стороны улицы. Мэтр Лео нашел свое убежище с противоположной стороны забора, под живой изгородью. Убедившись, что все действующие лица заняли свои места — журналист ждет, дворецкий, предупрежденный «Кларой», наготове, а волкодавы пускают голодные слюнки, Лео начал концерт.

— Уаа… ква… уарр!!! — ква-ква-ква… ва… уаррр!! — напрягались призванные лягушки. Да, ради такого не жалко маны! Огромные, почти в два локтя, увеличенные за счет дополнительного заклинания темно-зеленые, с ярко-желтыми пятнами толстые амфибии, которые водились в теплых болотах Иберры, добросовестно драли глотки. — Ква-ва… Уааа… Уа… уа-ва-уааааарр!!

Минут за десять лягушачий хор распелся. Теперь томные кваковые рулады идеально дополняли тонкоголосую арию в исполнении мэтра Лео.

Жаль только, потратив полдня на разбирательства с артефактами, оставшимися на месте пропажи мэтра Лотринаэна, Лео не успел толком выучить слова восторженной песни в честь несравненной красоты дамы Мелорианы Тирандье… А, ладно, для Бронна, дворецкого и волкодавов сойдет!

— Ты мне заря-яяя!..

— ква-ква-ква!.. — подтягивали лягушки.

— Ты мне мечтаааа!

— Ква! ва! Ква! — точно в такт держал мелодию хор.

— Ты жизнь моя-аа…

— уа… ва… уквауаваррра!..

— Я люблю-ууу… тебяааа! — фальцетом надрывался Лео.

Лягушки закатили глаза от удовольствия, надули желто-зеленые пятнистые горлышки и брюшки и резонировали во всю мощь.

Первыми не выдержали соседи герцогов по Совиному переулку. Мэтр Лео сосредоточился на том, чтобы дирижировать лягушачьим хором, а потому не заметил, как на балконе дома напротив появился худой полураздетый господин (полковник Зулус в отставке), неспешно зарядил аркебузу, пристроил оружие на подставку, поджег фитиль от сигары и выстрелил.

От грохота сосредоточенность волшебника нарушилась, и лягушки прыгнули во все стороны.

Дворецкий герцога Тирандье спохватился, вспомнил о том, что наслаждаться чарующими звуками музыки не время (да и кто он — конкурировать с герцогской дочерью?) и дал знак сторожам спускать собак.

Волкодавы шустро рванули к трепещущим кустам.

Лео, неведомо как очутившийся на ближайшей парковой скульптуре, наугад выпустил стаю голубей, и воздух засыпающего Талерина наполнился шумом хлопающих крыльев. Плюс проклятиями полковника Зулуса, который никак не мог прицелиться по летающим мишеням из аркебузы и громкими воплями поторапливал жену, заряжающую картечью переносную пушчонку.

Соседи из дома номер пять выпустили горгулий, чтоб отвадить незваных ночных гостей.

Наслаждающиеся манией преследования волкодавы герцога встретились с горгульями соседа номер пять где-то в районе забора, и начали грызть друг друга. Конечно, грызли, в основном, собаки, а горгульи подхватывали своих врагов за ошейники, поднимались, пока хватало сил, в воздух, и роняли псов, куда и на кого придется…

Точно следуя инструкциям, полученным от начальства — инспектор ради пущей убедительности повторил ценные указания раз пять, так что Лео поневоле всё запомнил, волшебник досчитал до двухсот и только после этого прочел заклинания, отпускающие голубей и лягушек. Основная масса порхающих птичек, немного прореженных выстрелами отставного вояки, испарилась, равно как и большая часть попрятавшихся под кустами лягушек. Ладно, остальные сами за пару недель растворятся в природе…

Лео осмотрелся по сторонам, убедился в том, что Бронн отлично устроился — притаившись под оградой и подсвечивая себе потайным фонариком, бойко строчит новости в блокноте, потом, ради очистки совести, осмотрел окрестности…

— Е-мое! — только и успел выкрикнуть маг, ныряя в спасительные кусты.

Через секунду статую, на которой он прятался, разбил вдребезги выпущенный полковником снаряд.

«Знай наших!» — гордо выпрямился господин Зулус, наблюдая, как после учиненного им грохота все жители Совиного переулка, кто в ночных рубахах, кто в чепцах, а кто и из чужого дома, высыпали на улицу. Отставной полковник приосанился, сдвинул набекрень ночной колпак, щелкнул каблуками домашних тапочек и собрался толкнуть речь, подчеркивающую значимость вооруженных сил Кавладора и призывающих разгромить на фиг потенциального противника, квакающего в саду герцога Тирандье…

Но тут раздался еще один неприятный громкий звук, и балкон дома номер два обрушился вместе со своим воинственным хозяином, его сигарой, аркебузой, женой и пушкой.

«Пострадавшему оказана скорая медицинская помощь,» — с удовольствием поставил точку в репортаже из Скадцарге-лъхариэс-шуу Яра господин Бронн.

Помахал рукой старым приятелям — Мгрунчаку и Цурьку, и профессиональным ищущим взором оглянулся по сторонам. Так, материал на пару колонок есть, а остальную газету чем заполнить? Неужели опять придется, снисходя к тиранству дальней родственницы жены, госпожи Нионы, писать о выставке шан-тяйских болонок?

Острый взгляд журналиста вдруг заметили, что в Университетском квартале, угол которого просматривался из Совиного переулка, если залезть на крышу особняка Тирандье, мелькнула роскошная зеленая молния. Что, у алхимиков опять какие-то опыты? Почему я не знаю?

И Бронн бросился на поиски сенсации.

Университетский квартал

За полчаса — или даже чуть меньше — до того момента, как мэтр Лео кинул под балкон особняка Тирнадье заклинание призыва лягушек, мэтресса Далия выскочила из «Алой розы» и вприпрыжку, теряя туфли, помчалась к Студенческому Дому.

Стратегический момент грандиозного Плана по Перевоспитанию, разработанного с учетом новейших открытий сапиенсологии, был позорно упущен. И из-за чего? Из-за того, что принцесса Ангелика, расхлюпавшись и покраснев носиком после порции рыданий, не могла появиться в цивилизованном человеческом обществе в таком виде!

А мэтресса Далия, которая была вынуждена на Ангелику смотреть, пока та не успокоится, тогда кто?!

Но, помня о подотчетности Университета королевства Кавладор местному Министерству Чудес, Далия сдержалась, не стала дебоширить, отстаивая алхимические права, а наоборот, с профессионально грустным, понимающим видом внимательно выслушала жалобы Ангелики на столпотворение и безобразие, творящееся в летней королевской резиденции. Ах, ваше высочество, как я вас понимаю… Ах, ваше высочество, вы абсолютно правы… Ах, ваше высочество, а не пойти бы вам…

Принцесса проплакалась, высморкалась, оценила мороженое с клубничным конфитюром в исполнении Напы Леоне и перестала, наконец, изображать парковый фонтан. Мэтресса Далия клятвенно заверила ее высочество, что завтра же с утра предоставит отчет мэтру Григо о проделанной на благо Университете работе и будет готова посвятить весь свой сапиенсологический талант на благо Короны, присела в дюжине церемонных реверансов, помахала принцессе Ангелике платочком на прощание, и, наконец, вырвалась из «Алой розы» и сломя голову бросилась к Студенческому Дому.

Алхимичку крайне беспокоил вопрос: что успел натворить Ньюфун за время ее вынужденного отсутствия? И ежу понятно, что что-то успел, но вот что именно?

Вчерашний и нынешний день прошли в отчаянной спешке. Тридцать шесть часов напролет в «Алой розе» стучали молотки, звенели пилы, страдали от мазохистического самопожертвования гвозди. Вдохновенная физиономия Ньюфуна выдавала, какой небесный… э-э… хотя нет, лучше скажем — низменный восторг он испытывал, сверля, приколачивая, сажая на крепеж и подгоняя; гном делал перерывы только чтобы выпить очередную кружечку пива, и Далия, с трудом сдерживая рвущиеся наружу эмоции, подкармливала Ньюфа колбасками и пирожками.

Особую сложность составляли даже не крайне сжатые сроки, которые Далия отвела для реализации своего гениального Плана по Перевоспитанию, и даже не тот простой факт, что Ньюфун должен был изобрести десяток несуществующих в природе механизмов и открыть пару-тройку до сих пор скрывающихся от Алхимии закономерностей, чтобы материализовать привидений с помощью одной лишь силы гномьего изобретательства… Трудности были связаны с тем, что Далии одновременно с вдохновительством Ньюфуна приходилось нейтрализовывать Напу и Джою. Причем так, чтобы Ньюфун не догадался, что Далия наняла его мастером-мистификатором из расчета, что на него падут все шишки в случае провала операции по Перевоспитанию; и чтобы Напа не поняла, что на ее старшего брата научная предводительница рассчитывает все-таки больше, чем на юную лаборантку.

С Джоей было намного легче. Она искренне не замечала ничего, происходящего вокруг. А уж поощрить студентку вспомнить пару-тройку занимательных рассказов о призраках… Проще только зайца научить грызть морковку.

Итак, день, вернее, ночь претворения в жизнь Великого Плана по Перевоспитанию наступила, но операция чуть не была сорвана нервным расстройством в исполнении ее высочества Ангелики. Когда Далия штурмом ворвалась на чердак Студенческого Дома, Ньюфун встретил ее с песочными часами в руках и выражением глобального недовольства на лице.

— Опаздываешь! — мрачно буркнул гном, наблюдая, как последние песчинки покидают верхнюю колбу. Не позволяя алхимичке осмотреться по сторонам, перебросил ей узел с реквизитом: — Давай, переодевайся! И поторопись, а то мы выйдем из графика! Джоя уже приступила к скармливанию честной компании миног в розах по-брабансски! Шнель, мэтресса, шнель!

Сменив черную алхимическую мантию на бесформенный белый балахон, сапиенсологиня достала из свертка баночки с пудрой, белилами и сажей, пристроила зеркальце на «привидение-делательную махину», как обзывал сие сооружение Ньюфун, и начала приводить свой внешний вид в соответствие с генеральным… вернее, гениальным… а, ладно, пусть будет — гениальным генеральным Планом.

Рядом Ньюфун колдовал — в меру инженерных способностей и общей технической специализации — над «махиной». Некоторая ее часть — дистантная, как обозначил в чертежах Ньюфун, — была вполне понятной. Это были уши. Штук пятьдесят медных ушей, размером от кошачьего до тролльего, натуральных, с козелками, складочками и чуть заостренными кончиками, завершали собой длинные трубы, уходящие с чердака вниз, в глубины Студенческого Дома. Куда вели уши — Далия могла только догадываться, а вот что они делали, вполне могла объяснить, буде сыщутся любопытные. Уши слушали. К ним был придвинут огромный медный рупор, локтей трех в длину и двух — в диаметре, укрепленных на специальных деревянных распорках. Вплотную к громкоговорителю был придвинут хлипкий на вид деревянный столик с решетом, огромной миской сушеного гороха, кувшином воды, большим проволочным колесом, по которому прыгала рыженькая белочка, и что-то, напоминающее фонтан в миниатюре.

— Готова? — поторопил мэтрессу гном. Оглядел, во что превратила себя алхимичка, загоготал; просмеявшись, сделал вид, что убоялся перепачканного чернилами кулачка, пришел в себя и объявил минутную готовность. — Шестьдесят. Пятьдесят девять. Пятьдесят восемь…

На счете «Четыре… три… два…» снизу раздался лай Малого Гавка, подтверждающего, что публика готова к началу шоу.

В полутемной комнате на третьем этаже студенческая братия в тесном кругу праздновала окончание сессии. Собственно, круг был тесным из-за того, что комната вдруг была вынуждена сделаться полутемной — во всем Студенческом Доме куда-то запропастились свечи, а все волшебные фонари как по команде пшикнули, показывая, что исчерпали запас маны. Школяры побежали в лавку к Бургвайссеру, но тот, как назло, ушел праздновать крестины сыночка мэтра Мартина и доньи Долорес; думали зарядить хоть один магический фонарь — но маг, живущий на углу Чернильной улицы, вдруг заартачился и потребовал вернуть долг, накопленный обитателями Студенческого Дома за прошедшие двадцать лет. Нет, ну именно сегодня, будто еще годик-другой-третий подождать не мог…

Поэтому две дюжины студентов разной степени обучения собрались после заката вокруг одинокого огарка, плавающего в глиняной плошке. Плошку и огарок подарила Напа Леоне Фью, а это означало, что за здоровье благодетельницы грех не выпить.

Что студенты, конечно же, и выполнили. Благо благодетельница не остановилась на достигнутом и прислала под вечер Джою с огромной корзиной съестного. «Мы с мэтрессой Д. уезжаем на опыты,» — писала гномка в сопроводительной записке. — «А потому требуется в спешном срочном порядке разгрузить кладовые. Может быть, вы сумеете…» Конечно же, веселая компания не стала обижать добрую гномку отказом. Они постараются, они приложат все усилия, и даже одолжат пару челюстей на кафедре стоматологии у мэтра Лаенса, чтоб уж точно не разочаровать заботливую Напу…

Копченые колбасы были одобрены большинством голосов, пряные рыбные пресервы встречены одобрительным гулом, омары, раки, крабы — что ж, и их попробуем… И тут же запьём.

(Больше всего Далия боялась, что Ньюфун почувствует неправдоподобность ее версии, что студенты будут запивать солености обыкновенным чаем, правда, по рецептуре, утвержденной лично мэтром Люмусом, но гном сам предложил организовать вливание шестидесятиградусного самогона в ближайший к Студенческому Дому колодец. Дескать, чай крепче будет. Что ж, надо признать, что самогон и пиво не испортил).

Джоя, которой Далия строго-настрого велела не появляться в «Алой розе» до тех пор, пока корзинка не освободится, добросовестно подкладывала Бтубуру — котлетки, Николасу — шашлычки в кисло-сладком бамбуковом соусе, Нелли — пирожки с грибами, Лирту — миног в соусе из розовых лепестков по-брабансски, Друбусу — приправу из чеснока и хрена к зельцу… Рядом крутился Малый Гавк, усыновленный Студенческим Домом по личной рекомендации мэтрессы Далии; бедный пес с трудом держался на ногах — они разъезжались в разные стороны, не выдерживая тяжести перегруженного дармовой кормежкой тела.

На легкий шорох, раздавшийся от окон, компания не обратила никакого внимания. Подумаешь, стало немного темнее… Так и должно быть. Ночь всё-таки.

(Напа могла принимать поздравления: редко когда выходило так, чтобы зрители не шарахались от ее художеств. А тут разрисованные ею холсты авангардного мрачно-сине-чуть-зеленовато-черного цвета спокойно занавесили окна и не вызвали ни икания, ни приступов дрожи).

Постепенно в темноту, окружающую компанию студентов, начали пробираться сначала тихие, потом всё более громкие звуки.

По стеклу стучали капли воды. Насвистывал ветер. Падали колючие градины. Кто-то очень неумело подражал волчьему вою.

— Что это? — спросила Нелли, на секунду отпустив стакан с пивом.

Все прислушались. Дождались, когда стихнет треск разрываемого Куртом сушеного леща, и прислушались снова. Стекла окон дребезжали под ударами резкого свистящего ветра. Завывание. Характерный стук свидетельствовал, что к каплям дождя добавились твердые, как сушеный горох, мелкие градины. Ага, вон и под окном показалась небольшая лужа…

— Опять ужасная погода. Что за лето… — пробормотал Друбус, возвращаясь к зельцу.

— Ооу-у-у-уууу… — тихо гудело по углам.

— А ведь мэтр Карвинтий из Университета нашего уволился, — вдруг сообщила Нелли.

— Говорят, — добавил Друбус, отчего-то начиная стучать зубами. — Что перед увольнением он нас всех проклял…

— Не всех, — педантично заметил Бтубур. — А только профессуру, да и то — женского пола.

И воровато, чтоб никто не заметил, плеснул себе в кружку самогону из спрятанной под кроватью бутылки.

— Да уж… — хором согласились студенты.

— Да-да-да-да… уууж-ж-ж-шшшш… — эхом отозвались углы.

Школяры поглядели по углам, убедились, что они одни, а звуки им просто мерещатся, и сели поближе друг к другу.

Одинокий робкий огонек плясал в растопленном воске; жбан с пивом — необычайно крепким, а потому одобренным к употреблению большинством голосов, — ходил по кругу; Бтубур, заваливший в эту сессию в общей сложности три экзамена и восемь зачетов, сбился со счета и добавлял самогона в любую емкость, попавшую ему в руки. Джоя добросовестно доставала из корзины всё новые и новые припасы. Пирожки с грибами… Нет, Нелли, тебе достались пирожки с гора-бухами, а эти — с жареными лисичками, их попробуй. Что такое гора-бух? Мм-м… Кажется, по-кавладорски эти грибы зовутся «пыльным громом». Не хочешь? тогда я сама попробую. У нас на Даце лисиц не жарят… А вот сушеные кузнечики, кто еще не пробовал? Расстегаи с рыбой! Ягоды! Кто хочет ягод? Ой, простите, тут на обертке написано, что это не ягоды, а вяленые каракатицы… Лирт, ты не бойся, они должны быть съедобными, вот твоя кружка, запей…

Разговор покружил вокруг сданных экзаменов, сволочизма любимых профессоров — но как-то вяло, без огонька и энтузиазма. Сытое брюхо, могла бы прокомментировать мэтресса Далия очередную сапиенсологическую закономерность макроэргического пространства реальности, не только к учению глухо, но даже к сплетням относительно преподов не располагает. Явись в Студенческий Дом, пред очи осоловевшей от обильной еды студенческой братии любой дипломированный алхимик, в него бы кинули косточкой от окорока и науськали бы Малого Гавка. Нет, господа мэтры, вы только на пустой желудок воспринимаетесь, как драконы, а на сытый…

И как-то незаметно студенты принялись вспоминать родной дом. Ну, в случае Бтубура и Курта — родные тривернские шахты. Прошлись по адресу отсутствующих родственников, скромно признались в бедах, которые доставляли своим родным, пожаловались, как родители их не понимают. Слово за слово — и вот в какую-то минуту все обнаруживают, что, замерев и забывая дышать, слушают повесть Джои о ее предках со славного Сумрачного острова Дац.

Наверное, у Джои были родители. Не исключена вероятность, что были и братья (или сестры). Но охотнее всего, как выяснили хозяйка и основная квартиросъемщица «Алой розы» за прошедшие недели, Джоя рассказывала о своей пра-(восемь раз) — бабушке, при чем делала это так, что у вас по спине начинали бегать мурашки размером с полуночную кавладорскую саранчу.

Милая старушка, при жизни носившая имя Ванесса, отличилась редкостным оптимизмом и жизнелюбием, которые сумела сохранить и после смерти, случившейся лет пятьсот назад. Земное существование Ванессы было простым и пресным — родилась, росла, вышла замуж за шута принцев Даца, родила троих детей, воспитывала их, дождалась внуков и правнука, после чего мирно скончалась в возрасте восьмидесяти лет. После трагического финала Ванесса почему-то решила, что больше ей спешить некуда и решила задержаться в качестве привидения Дацкого замка.

Прабабушка-призрак охотно поучала детей, внуков и детей их внуков. Когда над правнуком Ванессы нависла угроза потери работы — тот был слишком трепетным поклонником гномьего самогона, а потому совершенно разучился жонглировать кинжалами и тортами со взбитыми сливками, — Ванесса приложила немало усилий, чтобы скомпрометировать конкурентов родной кровиночки.

Общительная, любопытная, веселая госпожа Ванесса являлась всем дацианам, наделенным даром духовидения, не пропускала ни одного кораблекрушения и с распростертыми объятиями встречала всех желающих завоевать остров Дац — ведь интересно же пообщаться с новыми знакомыми! После смерти она очень полюбила путешествовать, благо Дац — остров, и на нем нередко случаются бури. Сдует Ванессу очередной раз в море — она и рада с селедками поплавать, или с попутным штормом, уцепившись за былинку, слетать в Ллойярд. Правда, один раз шаловливую бабульку унесло очень далеко. Отчаявшись вернуться, Ванесса решила утопиться. Придумано — сделано, хоть море и всячески сопротивлялось. Ванесса нашла на дне подходящую камбалу, примостилась в рыбью голову… Года через полтора камбалу поймали, привезли на Дац, собрались подавать на стол его высочества. И надо ж такому случиться — повар, недотепа, забыл посыпать готовящуюся рыбу перцем. Ванесса, конечно же, вмешалась, в итоге повар поперчил… собачонку принца. Визгу было! Правитель острова, конечно же, рассердился, приказал повару отрубить голову, и лет на пятьдесят в замке шла война между Ванессой и безвинно пострадавшим бедолагой… Потом конфликт удалось замять — сестра Ванессы, мэтресса Вайли лично прибыла из Восьмого Позвонка и долго уговаривала дух сестры забыть старые обиды… Подумаешь, не так тебя приготовили… А ты переродись, и тебя приготовят, как следует! Тоже мне, придумали! вроде порядочные при жизни были люди, а туда же… отрубленными головами кидаться и завывать сквозь стены!

Продолжать в подобном некромантско-житейском стиле Джоя могла неограниченно долго, доказывая, что нет ничего более обыкновенного и ожидаемого в этом мире, чем сверхъестественные случайности. Да, и еще Джое очень удавались рассказы о пытках, к которым тяготели чуть сдвинутые на голову правители острова Дац, и которые исправно поставляли Ванессе компанию для общения. Брр… Как в романах сэра Скоттиша Айсбра, даже, по скромным оценкам Далии, иногда менее забавно!..

А вот у студентов закалки в виде чтения исторических романов не было. Они слушали Джою, забывая дышать и подкреплять расшатанные нервы очередным глотком пива, вздрагивая от каждого шороха, на которые был так богат сегодня Студенческий Дом, а дацианка неторопливо, с очаровательной хрипотцой в голосе продолжала рассказывать, как однажды на Дац забрел алхимик, но его покусал волк… И решил алхимик спешно найти себе преемника, чтобы было кому передать накопленную мудрость. И надо ж так было случиться, что алхимик умер от волчьих укусов раньше, чем нашел подходящего ученика. Очутился в астрале, понял, что потерял связь с реальностью — а душа успокоиться не может, о благе цивилизации, обделенной открытиями, радеет! Что делать? И тут ему встретилась Ванесса. Очаровательная хрупкая брюнетка (после кратких консультаций сестры, практиковавшей некромантию, бабушка Джои научилась управлять своим внешним видом и выглядела, как в далекой молодости) присела на астральный план Дацкого замка, кокетливо поправив туманные наряды, постреляла глазками, поправила выбившийся из прически локон… За земной период своего существования мэтр Гарт, дипломированный алхимик университета в Уинс-тауне, дооткрывался таких истин мироздания, что забыл, как выглядят женщины, а тут вдруг вспомнил. Предложил даме руку, сердце и серию недописанных монографий в придачу — то-то выдался веселый год, когда призраки Ванессы и мэтра Гарта куролесили, играя свадьбу!

А еще полтораста лет спустя родилась Джоя. И на семейном совете, затянувшимся, ибо некоторые родственники имели нехорошую привычку теряться, проходя сквозь стены, было решено, что ей надо спешно становиться алхимиком — чтобы продолжить дело всей жизни загробного мужа любимой пра-пра-прабабушки…

— Бабуля сказала, — подытожила Джоя с энтузиазмом, который обычно достигается в половине двенадцатого ночи, когда вы рассказали лучшим друзьям о самых сокровенных тайнах своей жизни, — что проклянет всех тех, кто встанет на моем пути к тайнам Алхимии. Жалко все-таки, что я лишь один экзамен сдала, второй проспала, а третий завалила… Ну что, корзинка уже пуста? Тогда я, пожалуй, пойду в «Розочку». Всего хорошего.

Студенты нестройным хором предложили Джое остаться — ведь такая непогодь.

— А, ладно! Я такую погоду люблю, — с милой несерьезностью ответила девушка. — Она мне Дац напоминает. Всё как дома, — вздохнула студентка ностальгически. — Только призраков не хватает…

Тут в углу зашуршало особенно таинственно, и Нелли начала громко икать.

Пока Бтубур помогал Джое донести пустую корзину до двери, из-под тумбочки в углу выполз Малый Гавк. Тяжело переваливаясь, он добрел до лестницы и пару раз с подвыванием гавкнул в сторону чердака.

Услышав условный сигнал, Ньюфун прекратил вой, ссыпал сухой горох обратно в миску, подбодрил белку, которая вращала колесо, создавая необходимый заряд инерции, чтобы комнатных размеров фонтанчик разбрызгивал воду с заданным темпом падения «дождевых капель», и бодрой рысью заспешил вниз, на предпоследний лестничный пролет.

В руках у мистификатора и, по совместительству, перевоспитателя была жестяная банка, доставленная по личному заказу мэтрессы Далии из Чудурского леса. Ньюфун в последний раз перечитал инструкции.

Четкие руны гласили, что надо оторвать ярлычок Ай (внизу жестянки, зеленого цвета), что приведет к подаче кислорода в отверстие Бу (находится внутри. Не разбирать! Не давать детям! А тем более гномам!) После чего рекомендовалось отойти на пятьдесят шагов, пригнуться и закрыть голову и плечи жаропрочным и стрелонепробиваемым плотным материалом.

Вредная натура Ньюфуна инстинктивно не доверяла людям; людям, которым на два голоса пели дифирамбы чокнутая сестрица и ее прибабахнутая алхимическая человечка, Ньюфун не доверял тем более. Увы, хитрюга Далия нарочно сделала так, чтобы мэтр Фриолар прислал последний, самый важный ингредиент Великого Плана по Перевоспитанию буквально за два часа до начала операции.

Интересно, что же произойдет?

Любопытство Ньюфуна разделяли мэтры Люмус, Антюфус, Рупь, Никант и Диаз, рекрутированный для кворума. Зав кафедрой эльфийской литературы что-то бормотал под нос, продолжая бесконечные споры с отсутствующими оппонентами о сущности женской прелести, а остальные профессора упорно делали вид, что всего лишь совершают вечерний моцион поблизости от Студенческого Дома. Сгущались сумерки. Ряды — ха! пунктиры — добропорядочных прохожих стремительно редели, а воры, раз уж зашел разговор, еще сто лет назад выучили, что в Университетском квартале, кроме мыслей, разжиться особо нечем.

Вот вышла из дверей общежития Джоя. Долго стояла на пороге, протянув руку и с сомнением глядя на темное небо. Что она, дождя, что ли, ждала? Дацианка, чего уж тут поделаешь…

Нет, ну чего же ждет мэтресса Далия? Сколько можно тянуть минотавра за рога? Ведь она обещала, что воздействие будет максимально интенсивным…

— Интересно, — выразил общую мысль мэтр Рупь. Профессор кафедры горных изысканий задумчиво смотрел на верхний этаж Студенческого Дома. — А жертвы будут?

И тут из-под крыши здания хлынул потусторонний ярко-зеленый свет.

Клятая банка даже не взорвалась!

Перед глазами Ньюфуна — конечно же, он, как и любой уважающий себя гном, чихать хотел на все предупреждения и ограничения, а потому остался стоять в трех шагах от предполагаемого взрыва — мельтешили зеленые пятна. Но на ощупь жестянка лишь чуть потеплела, да и форму сохранила… Что за шутки?! Как могли человеки наизобретать такую прелесть без ведома гномов? Или… — зашевелился оцарапанный нос Кордсдейла, — Они у нас это изобретение украли? Вот гады! Не успеешь придумать, а твое кровное открытие уже продают клятые расхитители интеллектуальной собственности!

Очнулся Ньюфун, когда ему на голову с размаху опустилась местная швабра. Гном поднял глаза — и заорал от ужаса.

— А ну, брось! — грозно нахмурилась Далия, весьма довольная реакцией компаньона — значит, внешность ей удалось изменить в нужном направлении. — Пора приступать к следующей стадии!

И они приступили.

Когда комната засветилась, озаряемая изо всех щелей потоками зеленоватого туманного марева, студенты впали в ступор.

Неестественный свет, проникающий сквозь стены и будто пожирающий воздух вокруг, продержался недолго, секунд пять.

Молчание ягн… студентов — немного дольше.

В тишине было слышно лишь журчание далеких потоков воды и бряцание градин — а может, где-то носилась по проволочному колесу гигантская настырная белка. Хмм… Не надо бы сейчас о белочках…

Потом, когда зеленый свет растворился в макроэргическом пространстве реальности так же таинственно, как и появился, все вдруг решили делать вид, что уж они-то не заметили ничего странного. И что им надо бы отдохнуть перед завтрашним днем. Да, Лирт, дружище, ты прав — как мы могли забыть, ха-ха-ха, ведь сессия-то кончилась, экзаменов до зимы не будет… Но мы все-таки пойдем. Попытаемся протрезветь…

И шустро, как тараканы, студентки и студенты принялись разбираться по комнатам. На ощупь, ибо последний огарок — и тот почадил и догорел.

Неторопливо, с достоинством, которое и подобает патриарху студенческого братства, Лирт прошествовал в свою каморку на втором этаже. Прикрыл дверь, сделал десяток шагов в направлении стола, чтоб пристроить кувшин с остатками выпивки…

— Кхм-кхм, — откашлялся кто-то под потолком.

Молодой человек повернулся, чтоб узнать, кто к нему пришел в неурочный час… и почувствовал, как язык прилип к нёбу.

Под потолком летала мэтресса Далия. Нет, конечно же нет, существо, висящее под потолком, на сапиенсологиню было лишь чуть похоже чертами лица, ну, рост такой же, в фигуре нечто идентичное просматривается… А в остальном… Лирт не припоминал, чтоб у госпожи Далии было мертвенно-бледное, с зеленоватым отсветом лицо, выпирающие из-под верхней губы острые вампирские клыки, красные глаза и шевелящиеся змеи на голове…

— Ну, здравствуй, мальчик, — оскалился в кровавой усмешке призрак мэтрессы Далии.

Лирт чисто автоматически отхлебнул из кувшина. Потом осторожно надавил на правый глаз — если верить той же Джое, раздвоение изображения после этой процедуры свидетельствовало, что вы смотрите на реальный объект.

За время, пока студент искал у себя правый глаз, Ньюфун, спрятавшийся в углу, под вешалкой с одеждой, успел поменять фильтры в потайном фонаре. Поэтому, когда Лирт снова посмотрел на висящее под потолком нечто, он увидел трех мэтресс Далий в вампирско-потустороннем форматировании.

Может, Джоя имела в виду левый глаз, когда говорила о правом?

От произведенной процедуры призрак мэтрессы стал еще реалистичнее. Более того, он с легким поскрипыванием двинулся вдоль потолка в направлении застывшего в неподвижности студента.

Комната Лирта представляла собой очень вытянутый прямоугольник. В длину — почти двадцать локтей, зато в ширину — на пару дюймов меньше четырех. Не всякий гном уляжется поперек порога (ага, согласился Ньюфун). Гонки по кругу — как, если опять же верить рассказам Джои о проделках ее прабабушки, было заведено в Дацком замке — устроить не получится в принципе. Загородиться мебелью? Узкая кровать, вешалка, расшатанный стол, сундук… Откуда-то взялся второй сундук, так ведь этого все равно не хватит; дополнительной двери, чтоб ее запереть и заставить мебелью, нету… А значит, сейчас это кошмарное астральное тело долетит до Лирта и… и…

— Не подходи!!! — заорал Лирт. — Не подходи!.. Я в тебя не верю! Я матерьялист!

— Ой, да не смеши дрозофил, — посоветовал призрак. — Материалист он… Да я таких материалистов по пять штук на дню кушаю. — Мысленно Далия похвалила себя за правдивость. Действительно, в разгар сессии бывает.

Лирт сделал попытку запустить в приведение сначала кувшином, потом башмаком.

Призрак легко уклонился от снарядов и подлетел еще ближе. Облизнулся, оскалился голодно и радостно…

— Не подходи! — загородился Лирт одинокой книжкой, неведомо как отыскавшейся в имуществе студента-ветерана. — Я знаю, что тебя быть не должно!!!

— Знает он… А вот ты докажи! — и призрак перемигнулся, став из зеленоватого — красноватым. Блин, просила же Ньюфуна не увлекаться постановочными эффектами…

— Согласно монографии мэтра Жибера, опубликованной в год Синего Кита, призраки, как последействие души, не могут считаться реальными образованиями, ибо суть познания есть суть отражения существами явлений действительности… — дрожа челюстью, пролепетал Лирт.

— Чего?! — от удивления едва не вышла из образа Далия. — Ты что, читал труды мэтра Жибера?

— Читал, — согласился Лирт. Всё, что угодно, только чтобы отложить поедание.

— И что, понял?

— Нет, — честно признался студент. — Знаете, мне как-то кажется, что все эти монографии, концепции и теории не для понимания пишутся…

Далия задумалась над столь оригинальным толкованием Алхимии, попыталась найти в прическе карандаш и блокнот в кармане — с этими предметами ей легче думалось; едва не испортила тщательно выпестованный имидж, спохватилась и продолжила воздействие на подопытного:

— Так ты что, мне собрался доказывать, что призраков не существует?

— Ага…

— Глупый, глупый ужин… — подвывающий смех призрака вышел отменно мерзким. — Ты должен доказать, что ты действительно имеешь право рассуждать о мире теоретически. Диплом алхимика покажи.

— Так ведь… нету… — обреченно развел руками студент.

— Ну, тогда не обессудь… — и Далия приготовилась спикировать из-под потолка и выпить из бедняги последние капли жизни.

— Нет! Нет! Стой!!! Не надо!!! — отчаянно сопротивлялся студент. — Я найду тебе диплом! Не ешь меня!..

Призрак захохотал. Расправил руки, отчего туманное белесое одеяние надулось, как клуб дыма самокрутки мэтра Люмуса…

Мэтр Люмус! Вот кто его спасет! Как молния, воспоминание о том, что почтенный алхимик предлагал Лирту приходить сдавать задолженности в любое время дня и ночи, пронзило перепуганный, угнетенный пивными и самогоновыми парами, студенческий мозг.

— Погоди! Дай мне минуту! Всего одну минуту!!! — заверещал Лирт. И, не дожидаясь ответа, бросился вперед головой в окно.

Когда смолк звон рассыпавшихся осколков, Ньюфун выбрался из своего убежища, осторожно вскарабкался на подоконник и выглянул наружу.

— Что там? — спросила Далия с потолка. — Не убился ли?

— Не-а. Он на того желтого старикашку с фальшивым зубом приземлился. Стоит на коленях перед тем верзилой, плавильню которого мы с Напой инспектировали, и кается.

— Не кается, — поспешила исправить мэтресса заблуждение компаньона. — Умоляет выдать ему второй билет, чтоб получить за ответ оценку на балл выше. Слушай, Ньюф, ты бы меня отсюда снял…

— Ага. — согласился гном. Слез с подоконника и чуть не наступил на катающийся по полу кувшин. — Вот сволочь, вылакал всё пиво и мне не оставил… Пиво? Пиво?!!! Ты ж говорила, что они чай хлебать будут?!!

— Ньюфун, дружище, ты абсолютно прав! Немедленно снимай меня со своей «привидение-делательной махины» и пойдем вместе искать, где эти несчастные студики прячут пивную заначку!

— Счаз! Если я найду их пиво, на кой ты мне сдалась? Еще делиться придется…

— Ньюфун! — возмутилась Далия. Перспектива быть обнаруженной Лиртом после получения диплома, а еще хуже — утром, да еще в загримированном виде, ее не вдохновляла. Перспектива ссориться с братом Напы… Ах, чего не сделаешь ради друзей… — Между прочим, если ты бросишь меня здесь, я рискую умереть от голода и жажды, и тогда я поселюсь у тебя на дне складной кружки и буду мелко мстить каждый раз, когда ты соберешься приятно скоротать вечерок.

— Изгнать призрака для настоящего гнома — не фиг делать! — возмутился Ньюфун.

— Докажи.

Гном подошел к фальшивому сундуку, перевел пару рычажков в положение «Выкл.», и Далия с тихим поскрипыванием спустилась вниз на автоматически складывающейся штанге.

«Как дети,» — хмыкнула алхимичка. А вслух сказала:

— Спасибо, Ньюф. Ты настоящий мастер. — и поцеловала гнома в макушку шлема.

— Да чего уж там, — засмущался Ньюфун. — Пошли, что ли, пиво искать…

Заслуженный триумф перевоспитателей-мистификаторов был смазан досадным происшествием. Когда Далия и Ньюфун, нагруженный разобранными дистантными частями «привидение-делательной махины» и бочонками, обнаруженными в подвальчике Курта, покидали Студенческий Дом, их увидел Друбус. Бедняга маялся животом и выполз поискать ближайшего аптекаря.

Зрелище мэтрессы Далии в зеленоватом светящемся макияже, в бесформенной белой хламиде, несущей десяток ушей на палках и волочащей за собой вторую, дополнительную голову, на которой шевелились змеи, оказалось для несчастного сверхсложным испытанием.

Студент плюнул в «призрака», кинул в него баночку с остатками приправы для зельца, но попал только в Малого Гавка, сонно скулящего в дальнем углу. Спросонья Гавку показалось, что вернулся огромный черно-белый котище, тот самый, что весной объявил «Алую розу» своей охотничьей территорией, и пришел требовать с Малого Гавка ответ за все обглоданные кости…

— Не отвлекайтесь, — пыхнул дымом самокрутки мэтр Люмус в лицо Лирту. — Подумаешь, собачка в Студенческом Доме залаяла, и, судя по вою и проклятиям, кого-то крепко покусала — это не причина срывать экзамен. Что у нас на очереди?

Антюфус подсказал:

— Задолженность номер сорок три. Сдавать будете?

— Буду! — клятвенно пообещал студент.

— Сейчас? — уточнил мэтр Рупь.

Лирт судорожно оглянулся на Студенческий Дом. Ему показалось, или нет, что в окне на втором этаже маячит загадочная серебристая тень?

Нет, он материалист, и в привидений не верит. Еще пятнадцать предметов, и у него будет диплом, сей постулат официально подтверждающий.

28-й день месяца Паруса

Ресторация «Алая роза»

Больше всех возмущалась Джоя.

— Вы представляете? Нет, вы можете себе представить такой облом?! Стоило мне уйти из Студенческого Дома, как там появился призрак! И почему б ему не появиться на десять минут раньше?

Мэтресса Далия задумчиво пожала плечами и положила дольку лимона в чашку. Помешала ложечкой. Джоя продолжала возмущаться:

— А ведь я видела этот таинственный зеленый свет, только подумала, что эта какая-нибудь сложная алхимическая реакция — на настоящее заклинание Магии Смерти было совершенно не похоже. Потому и не стала возвращаться. А потом оказывается, что я пропустила такое потрясающее событие!

Девушка положила газету перед завтракающей мэтрессой, и та раскрылась на сообщении, ставшем причиной недовольства студентки.

На покрытой мелкими строчками странице бросался в глаза большой портрет существа с огромными, обведенными синяками глазами, тремя парами кошачьих ушей, острыми маленькими рожками, оскаленной клыкастой пастью, всклокоченной гривой «волос», более всего напоминающих мелких змей с агрессивно открытыми пастями. За спиной существа проглядывались крылья, которые, тем не менее, привлекали меньше внимания, чем выпирающие из-под обтягивающего платья груди.

«Змеи-то откуда появились? — удивилась Далия. — Может, все-таки не надо было разрешать Ньюфуну делать призраковский парик из пакли?» Автоматически вчиталась в передовицу: рассказы очевидцев охоты за призраками перемежались восхвалениями Цурьку, который не поленился залезть на чердак, спасая Друбуса от взбесившейся собаки, сожалениями, что злоумышленники, запустившие привидение в Студенческий Дом, остались непойманными… Да уж, они с Ньюфуном с таким трудом ушли от бронновской погони…

— Это ужасно! — причитала Джоя.

— Да, — согласилась Далия. — Художнику с такой фантазией противопоказано иллюстрировать детские книжки…

— Интересно, откуда этот призрак взялся? — Джоя села за столик, добавила сливки в чай, задумчиво стала размешивать сахар. — Как вы думаете, мэтресса — может, это кто-нибудь из местных магов нарушает закон?

— Ну… — протянула сапиенсологиня многозначительно. — Почему ты так решила?

— Да призрак какой-то странный. На вампира не похож, на обычного зомби не тянет, поскольку слишком разговорчивый; и для обыкновенного духа слишком материальный… Может, кто-нибудь поколдовал неудачно, и теперь жертва эксперимента слоняется по Талерину в поисках компетентного совета?

— Может быть… — дипломатично согласилась алхимичка. — Может, может…

— Надо будет с Касси посоветоваться, — решила Джоя. И вонзила зубки в бутерброд.

— С кем? — не поняла сапиенсологиня. — Что за Касси? кто-то из твоих знакомцев по Университету?

— Нет, — охотно объяснила Джоя. — Это призрак, который некоторое время жил в университетской Библиотеке. Потом он к нам в «Алую розу» перелетел, за вашу мантию, мэтресса, как-то раз уцепился, и постепенно прижился… Только Напе не говорите, — спохватилась студентка. — Вдруг она переживать начнет — все-таки у гномов очень странные фантазии относительно коллективной клановой собственности, а Касси — я уже сказала, что при жизни призрак был девушкой по имени Касси Шок? — очень даже компанейская девчонка, с ней и «Алая роза» стала уютнее, а Касси много места не занимает, ей для загробной жизни чучела нетопыря хватает, и вообще, скажу вам, мэтресса… Мэтресса? — спохватилась Джоя, обнаружив, что разговаривает с пустым стулом и опрокинутой чашкой.

Мэтресса Далия, плотно сжав губы, чтобы сдержать рвущийся наружу панический вопль, раскачивалась, уцепившись за подвешенное к потолку железное колесо с оплывшими огарками свечей.

— У нас в «Алой розе» водится настоящий призрак?.. — наконец, пробормотала она. — Джоя, не мучай меня, скажи, что твои фантазии насчет привидения — всего лишь шутка в стиле острова Дац!

— Зачем мне шутить? — удивилась девушка. — Это чистая правда. Да вы и сами можете с Касси поговорить, вон она, за вашей спиной летает…

Шмякание мэтрессы Далии на пол сопровождалось крайне экспрессивной алхимической тирадой, от которой Джоя пришла в полный восторг.

— Офигеть! Я и не знала таких ругательств!..

Из кухни выглянула обеспокоенная шумом Напа Леоне. Что-то случилось?

Джоя умоляюще сложила руки, напоминая, что призрак много места в ресторации не занимает, а девушке, впервые покинувший отчий дом, так хочется чего-то родного, привычного, эктоплазменного и летающего сквозь стены…

— Всё в порядке, — прохрипела Далия. — Всё в полном порядке. Я просто решила размяться перед поездкой в Фюрдаст…

— Твоя командировка надолго? — в вопросе Напы прозвучала крайняя заинтересованность. — Я, конечно, понимаю, раз принцесса Ангелика лично приглашала тебя консультировать семейство своих знакомых, отказаться ты не можешь… Мне просто хочется знать, сумеем ли мы, наконец, выбраться в Эль-Джалад, или придется… придется…

Гномка заломила бровки домиком и умоляющее, как Малый Гавк на мясника, режущего окорок, уставилась на Далию.

— Будь спок, Напа, — утешила мэтресса. — Всё продумано. Сейчас я быстренько проконсультирую знакомцев нашей обожаемой патронессы, а ты пока приступай к консервации объекта. Потом мне нужен день, чтобы окончательно сломить сопротивление Фриолара и объяснить ему еще раз, теперь уже лично, а не по переписке, что он засиделся в Чудурском лесу, пора активнее участвовать в жизни алхимической общественности Кавладора… А уж потом — в путь.

— Зачем консервировать-то? — с подозрением уточнила гномка. — Ведь только вчера студентам все старые припасы скормила! А после того, как вернемся, мне дядя из Химериады еще солений пришлет! И господин Бур деликатесов прислать сулился, и вон маменька из Уинс-тауна обещала поспособствовать…

— Я имела в виду, — отмахнулась мэтресса, продвигаясь к выходу. На лице ее застыло странное скособоченное выражение, причиной которого, возможно, было шумное и чувствительное падение с подвесного подсвечника. — Договаривайся с Ньюфуном и Айрой, как они будут сторожить в твое отсутствие «Алую розу». А я пошла отрабатывать последние десять часов общественных работ и производить благоприятное впечатление на патронессу родного вуза…

«Если в „Розочке“ взаправду водится призрак… — носилась по голове мэтрессы мысль, суматошная, как белка в проволочном колесе, — Если в милой доброй „Розочке“ действительно завелся призрак, с которым можно время от времени беседовать в свое удовольствие, как это делает Джоя, которого можно уговаривать являться студентам перед каждой сессией… Который способен беспрепятственно пробираться в чужие жилища и шпионить, как и что пишут порядочные алхимики в черновиках своих будущих монографий… Нет, не может быть, — из последних сил убеждала себя дипломированная материалистка, — Джоя просто пошутила, не могут водиться у нас в „Розочке“ привидения…»

Призрак девушки в просвечивающем на ярком солнечном свете платье, испорченном кровавым пятном на груди, скорчил рожицу и показал мэтрессе язык. Не могут, не могут, — согласилась Касси. В вашем алхимическом болоте только такие же, как вы, страдающие чрезмерной мозговой активностью, и выживают. А остальные готовы по второму разу умереть, ибо скучняк ваша жизнь, господа алхимики!

Касси попробовала издать громкий потусторонний звук, чтобы напугать задаваку алхимичку, но та улепетывала слишком быстро, — а может быть, призраку не хватило высшего загробного образования, чтоб реализовать намерения на должном профессиональном уровне, — так что громкого скандала, вполне способного попасть на первую страницу газеты, не получилось. Тогда призрак отправился смотреть, как Напа собирается в дорогу.

На пороге Касси столкнулась с Ньюфуном — тот давал сестре советы бывалого путешественника и пытался вызнать, сколько бочонков пива и где хранит запасливая хозяйка «Алой розы». Гном не обратил внимания на туманное белесое привидение и спокойно прошел его насквозь.

Ууу! — погрозила вслед Касси. Алхимики! Вы ж хуже некромантов! Те хотя бы не изобретают фальшивых призраков…

Замок Фюрдаст, тем же утром

Спешно прибывший в летнюю королевскую резиденцию министр Ле Пле занял зал, предназначенный для фехтовальных занятий, и вызывал подчиненных, лакеев, горничных и прочих свидетелей вчерашнего происшествия по одному.

Для начала министр, нервно расхаживая между стойками с мечами, щитами, и фехтовальными масками, предложил объяснить покушение на жизнь его королевского высочества господину Клеорну. Бывший инспектор стоически сжал кулаки, и, не обращая внимания на полуотвалившуюся челку и смятый фартук, вытянулся в струнку и молчал.

— Это как, вашу мать, понимать, Клеорн?!!! Где вы были?!! чем занимались?!! По кустам девок тискали?!!! — неистовствовал министр. — На ваших собственных глазах, — Ле Пле тряс перед каменным лицом Клеорна растопыренной пятерней, — из боевого лука выцеливают вашего собственного принца, а вы при этом молчите!!! Да я вас на каторге сгною!! Будете заниматься переписью гоблинского населения в «Монтийском кресте»! Обучать в Триверне троллей правилам дорожного движения!!!

Клеорн краснел и бледнел, не в силах выразить, как он согласен с предлагаемым наказанием. Позор, позор! Какой позор!! Бедный принц Арден! В его-то юные годы обзавестись такой шикарной особой приметой! И от кого? От собственных сестер!

Да, можно было бы попробовать оправдаться — например, вспомнить, что министр лично приказал не спускать глаз с герцогини Тирандье, а та как раз велела «Кларе» установить точное место пребывания принца Роскара и разведать, не спрашивало ли его героическое высочество о даме Мелориане в ее краткое отсутствие; мог бы вспомнить, что министр сам лично подбирал лакейский состав из бывших ветеранов и специалистов Министерства Спокойствия, а значит, тоже, в какой-то степени, виноват, что не предотвратил несчастный случай… Неплохо было бы вспомнить, что, собственно, принцесса Дафна является представительницей того же королевского семейства, что и принц Арден, а значит, по определению, включена в список «тех, кого охраняют», а не «тех, от кого хоронятся».

Но это были всего лишь слова.

А служащие Министерства Спокойствия знают, что позор не оправдывается какими-то там пустыми сотрясениями воздуха. Позор смывается. Кровью.

Клеорн нервно сглотнул. И принялся размышлять, будет ли большой — или все же не слишком большой? — наглостью попросить перед смертью разрешения написать стих в честь мэтрессы Далии? нет, не надо, — отказался бывший инспектор. — В стихах он не силен, а одной смерти на два позора не хватит…

Дверь тихо скрипнула и в зал, осторожно раскланиваясь, просочился мэтр Лео. Отлично, — подумал Клеорн. — Попрошу мага передать последнее «прощай» алхимичке…

— Аааа, — радостно, как голодная кошка жирную глупую мышку, встретил министр волшебника. — Мэтр Лео! Я вас ждал!.. Проходите, присоединяйтесь…

Клеорн поморщился. Почему-то любителем примитивного мордобоя он так и не стал…

— Вы меня ждали? — наивно просиял хронический недотепа. — А что, что-то случилось?

— «Что-то случилось»! Вы слышите, Клеорн, наш драгоценнейший мэтр думает, что что-то случилось!!! — издевнулся министр. Вырвал из-за отворота мундира свернутую в несколько раз газету и чуть не надавал ею магу по физиономии. — В Университетском квартале бесчинствуют бесхозные неупокоенные призраки, а он меня спрашивает, «что случилось»?!

— Ух ты… — судя по радостно-восторженному выражению физиономии волшебника, мэтру Лео надоела жизнь. — Какая зверюшка!.. Шесть ушей, рога, клыки, крылья! А что это такое? — указал волшебник на газетный рисунок.

— Это я вас, сударь, спрашиваю, что — это — такое?!! — прекратил кривляние и перешел на начальственный ор господин Ле Пле. — Почему вы до сих пор не обнаружили призрака?! Чем вы вообще занимаетесь?

— Я? Пою. — с видом оскорбленного достоинства ответил маг.

Клеорн принялся читать молитву за упокой души бывшего подчиненного.

Несколько минут, пока господин министр громко высказывал недовольством разгильдяйством, тупостью и некомпетентностью сотрудников, половина из которых — дуболомные громилы, с одной недомерочной извилиной на взвод, а другая — перекошенные на все органы волшебники-недоучки, неспособные самостоятельно даже выбраться из собственной мантии (совершенно необоснованное обвинение, ибо Лео сегодня был в обычном костюме горожанина, а не в официальном магическом облачении); пока Ле Пле перечислял, где, в каком поколении Матушка-Природа ошиблась, собирая из подручного материала двух хронических недотеп и клинических пустозвонов на его, господина министра, голову; пока взывал ко всем добрым богам, призывая их быть свидетелями его долготерпения и снисходительности… На это время замок Фюрдаст замер и, посвистывая, разглядывал окрестности.

Летали птички. Жужжали пчелки. Министр бесился…

Минут через пятнадцать Жорез Ле Пле выдохся, схватился за сердце и принялся тяжело обмахиваться газетой.

— Если вы хотели, чтоб я продолжал заниматься призраком, — подал голос мэтр Лео, — зачем же отвлекали меня от поисков мэтра Лотринаэна? Я вас совершенно не понимаю!

— Не надо… — прошептал Клеорн. Не будите спящего дракона, особенно если дракон зол и при исполнении, хотел добавить он, но мэтра, что называется, понесло:

— То я должен найти призрака — а как это сделать без Магии Смерти, спрашиваю я? и мне говорят — спросите у старших коллег! Я спрашиваю! — возмутился Лео. Со стороны казалось, что он готов покусать министра. — И что же? Эти коллеги, между прочим, живые люди, хотя иногда и эльфы, они уезжают на опыты, на эксперименты, на свидания, в конце концов, и… НЕ ПЕРЕБИВАЙТЕ МЕНЯ! — вдруг повысил голос рассерженный волшебник. И министр, что удивительно, послушался.

Причиной тому были пять снежных барсов, самопроизвольно сгустившихся вокруг мэтра.

Клеорн покосился на хищников, оценил прижатые к круглым головам уши, оскаленные морды, могучие мускулы, перекатывающиеся под бело-серебристой шерстью, и философски пожал плечами. Раз уж он собрался умирать, какая разница — от чего?

— Но не успеваю я разобраться, где и как пропал мэтр Лотринаэн, как меня нагружают другим заданием! А потом стреляют — я едва успел отпрыгнуть! На меня вылилось… э-э… скажем так, на меня покушалась стая горгулий, и едва хватило маны, чтобы удержать на привязи конюшни Совиного переулка — лошади так перепугались, когда тот психованный вояка принялся драться с троллями за право спасти из-под обвала пушку, вы не представляете…

— Э-э… — нервно покосился Ле Пле на барсов. Те и не думали рассеиваться в магическом подпространстве. Наоборот. Животные принялись как-то очень нехорошо принюхиваться к встревоженному министру. — Клеорн, так что ж вы распыляете силы нашего дорогого мэтра Лео?

— Виноват, господин министр! — щелкнул каблуками туфель сыщик. Огромные кошки напряглись и зарычали. И Клеорн счел за лучшее высказываться более тихо и неформально: — Готов следовать вашим указаниям, господин министр.

— Значит так… Э-э… — один из хищников заинтересовалась сапогами министра и осторожно попробовал их когтем. Так как Лео делал вид, что ничего особенного не происходит, Ле Пле решил не нагнетать панику. Оказывается, учинять разнос подчиненным в зале для упражнений в фехтовании, полном тупого оружия, не такая уж хорошая мысль… — Посоветуйтесь с инспектором, мэтр, разыщите консультанта вашего и строго, очень строго попросите разобраться с призраками. Не дело это — в центре столицы, можно сказать, на пороге учебного заведения, среди бела дня… А потом уж подключайтесь к делам инспектора Клеорна, работайте, так сказать, в штатном режиме. Только, мэтр, очень прошу — не пойте, ладно?

— Да я и не собирался, — пожал плечами маг.

— А вы, Клеорн, за принцем все-таки приглядывайте, — напоследок погрозил пальцем Ле Пле. — Отныне я лично буду обеспечивать безопасность его высочества, да и ее высочество Ангелика обещала приложить усилия для разрешения внутрисемейной напряженности, но вы все-таки держите ухо востро. Мало ли что… Конечно, — поспешил уверить подчиненных господин министр, раскачиваемый из стороны в сторону — теперь уже два барса энергично вылизывали ему сапоги. — Если у вас найдется свободная минутка, ведь вы так заняты с дамой Мелорианой…

Когда министр, высоко подпрыгивая в тщетной попытке избежать внимания призванных хищников, удалился, чудесным образом восстановленный в должности инспектор Клеорн повернулся к мэтру Лео и протянул открытую ладонь для рукопожатия:

— Спасибо, Лео.

— За что? — не понял волшебник. Вот ведь недотепа…

Стоило избавиться от гнева одного начальника, как тут же нашлись другие желающие побросать в Клеорна горшки с цветами.

— Где ты ходишь, Клара?! — громко, на весь Южный Шумерет, возмутилась Мелориана. — Я зову тебя, ищу по всему замку, даже в парк вышла, а ты где-еее-тоаа… а… уаэеояааа… ааа… — наэлектризованные эмоции перешли в жалобное хныкание.

Клеорн растерялся. На курсах минимальной самообороны при Министерстве Спокойствия, конечно же, объясняли, как оказывать первую помощь даме в истерике, но плачущую деву в беде обычно изображал сержант Монобоно; так что для зачета достаточно было его похлопать по впалым щекам и обмахнуть веером… а потом найти, уцепившегося за ближайшие заросли. А как с живой девицей поступать?

Рыдающая Мелориана опустилась на мраморную скамейку, полускрытую цветущим жасминовым кустом. Клеорн захлопал в ладоши, догадался, что делает что-то не то, присел рядом и, в панике оглядываясь по сторонам, попытался узнать, в чем дело. Что так расстроило милую госпожу?

Госпожа размазала тушь под глазами и показала «Кларе» утренний выпуск «Талерина сегодня».

— Меня никто не… а-аа… ах… любит! — жаловалась Мелориана, проливая слезы. — Я не… ааах… красиваяааааа…

Путем долгих терпеливых расспросов сыщик выяснил, что причиной расстроенных нервов ее сиятельства была краткая заметка на последней странице газеты, где сообщалось о лягушачьем концерте в Совином переулке и доблести полковника Зулуса, отстоявшего квартал от нашествия бесхозных квакш и горгулий.

— Он даже серенаду мне не спеееел… — рыдала Мелориана. — Он меня не люууубиииит…

— Ну, полно, полно, — утешал Клеорн девушку, осторожно поглаживая ее по плечику. — Ну же, ваше сиятельство, ведь глазки опухнут, красными станут, вы ж на вампира будете похожи…

«Ой, чегой-то я сказал…а», — спохватился Клеорн, но было поздно. Мелориана зарыдала еще горше, причитая об отсутствии красоты, ума, обаяния, плюс из-за неспособности очаровать даже самого паршивенького недотепу-горожанина…

«Клара» подставила широкое плечо, чтоб герцогиня поплакала в свое удовольствие, выдала ей носовой платок, фартук, только в последний момент спохватилась, не стала отдавать служебный жетон, и, действительно немного сочувствуя девушке, терпеливо и мужественно выслушивала и утешала. Шепотком приговаривала, что не дело так убиваться по незнакомому человеку…

— Да я и не из-за него вовсе… Я хотела, чтоб меня ревноваааааааллиииии… — объяснила между вздохами Мелориана. — А я никому, оказывается, не нужнааа…

— Вы еще встретите свою любовь, — обещал…а «верная Клара». — Вы ж, говоря по чести и совести, — «И в соответствии с предписаниями начальства», мысленно добавил сыщик, — самая красивая девушка в Талерине… Может, пойдем в ваши апартаменты, а то неудобно, посреди парка, вдруг увидит кто… — попробовал остепенить Мелориану Клеорн, заслышав звук шагов по парковой дорожке.

Поднял голову… и чуть не уронил челюсть.

По дорожке шла принцесса Ангелика, разящая влет прищуренным левым глазом, великолепная и величественная, а рядом с ней — приятная неброской академической красотой дама в скромной черной мантии.

Клеорн вскочил, вытянулся во фрунт, собрался козырнуть, вспомнил, что при исполнении, а значит, должен делать книксен, запутался в юбке, ногах, счете, придавил туфлей ножку Мелорианы, вдруг вспомнил, что утром плохо побрился, застеснялся, собрался удирать в кусты, в Талерин, на Риттландские острова, за Западный Океан, услышал возмущенный вопль своей нанимательницы, у которой от обиды вдруг высохли слезы…

Мэтресса Далия скользнула по нескладной горничной равнодушным взглядом.

«Узнала? Не узнала?» — взволновался Клеорн. — «Как она могла здесь оказаться? Нет, это обман зрения! Нет, это невозможно! Уже вторая приятная новость за утро! Но разве эта новость — приятная? Что могла мэтресса услышать из моих утешений Мелориане?» — запаниковал сыщик. — «А вдруг Далия увидела, как мне не идет платье и подумает обо мне что-нибудь не то?»

Но дамы прошествовали мимо, снизойдя лишь до короткого суховатого приветствия.

— Ах… — вырвался печальный вздох из груди «Клары».

— Чего? — с подозрением посмотрела на всполошенную горничную Мелориана.

— Неразделенное чувство — это так печально.

Юной герцогине только и осталось, что согласиться.

Беспокойство Клеорна было абсолютно оправдано. Потому как сейчас мэтресса Далия расчетливо и хладнокровно думала: «Ага. Ради этой рыжей кобылки он и платье примерил… Ну-ну. И даже усы сбрил… Всё с вами ясно, господин сыщик. Всё предельно ясно…»

— Видели? Видели? — зашипела Ангелика, едва они с мэтрессой Далией повернули за угол парковой аллеи.

— Отвратительное зрелище! — возмутилась Далия.

— А ведь Роскар совсем ребенок! Ему всего двадцать пять. Если бы эльф такого возраста вдруг собрался жениться, его бы засмеяли собственные сородичи! Гномы — и то не спешат с этим делом! А бедный мальчик… Мэтр Фледегран до сих пор не сознается, какую рецептуру он использовал для того злополучного эликсира… Ну, которого Роскар по ошибке выпил вместо нашего папеньки… — расстроенная Ангелика осторожно промокнула глаза платочком. — Мы с Гудераном так намучились, пытаясь как-то справиться с его избыточной активностью… Пытались приспособить его хоть к какому-нибудь занятию на благо Короны… Нет, ему только подвиги подавай!

— И откуда у мужчин привычка оправдывать высшими идеалами самые глупые свои поступки? — патетически воскликнула Далия. — Нет, вы видели это кошмарное платье?

— О, одевается она действительно ужасно! — поддержала Ангелика. — А прическа, вы заметили ее прическу? Отвратительные цветочки!

— Страшнее все — верхняя губа. Ее положительно надо прятать, — припечатала Далия.

— Вы думаете? — озаботилась принцесса. — Может, попросить Гудерана законодательно ввести скромность? Можно использовать паранджу, как это делают жены и дочери эль-джаладского эмира, или такие, знаете ли, платки из прозрачного газа, чтобы прикрывать лицо? Ну, как это делается в восточных странах?

— Не спасет. Хотя если вместо паранджи использовать передвижную стену…

— Гномы будут довольны, — подумав, заключила принцесса. — Надо будет уточнить у Штрау, как отнесутся тривернские кланы к подобным заказам. Но знаете, что меня больше всего поражает? Реакция на происходящее Везувии. Не в моих правилах критиковать поступки сестры, но сдерживать свое возмущение я просто не в силах! Ужасно! Всё, что она могла сказать — так это «Ах, репутация Тирандье сильно преувеличена». Преувеличена! Как будто это возможно!

— Да уж, — сердито буркнула Далия, изо всех сил выворачивая шею, чтобы проследить за перемещениями рыжей девицы и переодетого Клеорна. Идут под ручку! Надо же! Склонились голова к голове, будто обсуждают что-то! Нет, вы видели подобную наглость? И подобные Клеорну люди смеют утверждать, что хранят Спокойствие Королевства! Да поганой метлой их надо гнать…

— … о чем мне под большим секретом поведал советник Джиобарди, — меж тем продолжала сетования Ангелика. — А Гудеран только отмахнулся, сказал, что ничего серьезного в этом нет.

— Да как это нет!!! — возмутилась мэтресса. Нет, вы видели это кошмарное платье? А чепец с челкой?

— И я такого же мнения! — согласилась Ангелика. — Герцоги Тирандье — те еще пройдохи, и я уверена, что доченька пошла в папеньку, пусть тот и изображает нынче идиота в слишком тесном парике и желтых чулках…

Когда сыщик и девица скрылись в замке, Далия отмерла, вернулась в сознательное состояние и сделала попытку узнать, о чем, собственно, ее высочество с ней беседует. Та как раз объясняла:

— Когда он состоял при нашем посольстве в Нан-пине, уровень взяточничества поднялся на тридцать процентов. Жаль, что не удалось доказать, что он приторговывает налоговыми льготами…

— Да что вы говорите! — ужаснулась алхимичка. — А я думала, он честный человек…

— Гудеран тоже так думал. Потом вышел тот скандал… ну, вы, должно быть, слышали, — ее высочество застенчиво покраснела, огляделась по сторонам, убедилась в отсутствии несовершеннолетних слушателей и добавила голосом оскорбленной добродетели: — он и эта баронесса из Буренавии, которая потом набивалась в фаворитки королю Мирмидону…

— Правда?! А со стороны он кажется таким скромным и солидным…

— Ах, мэтресса, теперь-то вы понимаете, почему я не хочу брака Роскара и Мелорианы?

— Собственно, почему? — смутилась Далия такой резкой перемены темы. — Хотя да, конечно…

— Она — его дочь! — всплеснула руками Ангелика. — И пусть алхимики утверждают все, что угодно, я уверена — склонность к интригам передается по наследству.

— Дочь?!! дочь… — Далия впала в ступор. А ей говорил, что никогда не был женат. Что, боялся, что Далия — какая-нибудь ехидна и будет третировать его за внебрачного ребенка? Нет, надо же так обмануться в человеке!

— Вы — моя последняя надежда, мэтресса, помочь Роскару не принимать необдуманное решение, которое испортит мне всю оставшуюся жизнь, — трагически прошептала Ангелика.

— Я? — удивилась Далия. Нет, конечно, можно попробовать… Она, Далия, никогда не пробовала себя в роли светской львицы или первой красавицы, но когда Клеорн увидит, как она крутит роман с братом короля, у него парик повылазит, глазки выпадут, усы штопором закрутятся… На картине предполагаемых разрушений, которое произведет ее будущее развязное поведение, на неблагонадежного Клеорна, Далия чуть очнулась. Нет, Ангелика, конечно, душка, но чтобы сватать собственного младшего брата алхимичке, чтоб только та показала, как легко относится к жизни… Нет, кажется, Далия пропустила что-то важное.

Ангелика продолжала:

— Мне рассказала о ваших талантах Синтия Росинант, а потом советник Джиобарди поведал, как умело вы нейтрализовали того счетовода, Монгела. Я осторожно поспрашивала саму Элоизу и убедилась в том, что вы действительно то, что нужно. Ах, мэтресса Далия, я не пожалею любых денег! Я произведу вас в заведующую сектором образования! Я…

— Всё это очень приятно, — малость опешила Далия. — Но, ваше высочество, боюсь, я… Не могли бы вы сказать точно, какого именно алхимического воздействия вы от меня ожидаете?

— Мне будет достаточно, если Мелориана оставит попытки охмурить моего младшего брата! Конечно, было бы неплохо, если б она уехала в другую страну, или чтобы герцог Тирандье, наконец, прекратил свои попытки ухватить еще пару льгот и королевских милостей… Я уже рассказывала вам, что, когда герцог служил при посольстве в Нан-пине, уровень взяточничества взлетел до невероятных высот?

— Ааа… — глубокомысленно протянула Далия. — Так это вы про герцога рассказывали…

— И уверена, что дочурка окажется такой же жадной и себялюбивой, как ее папенька. Мэтресса, как мне отвадить ее от Роскара? Ведь вы ее видели — вцепится в жертву, так ее не оттащишь!

— Да уж… А знаете, — после минутного размышления Далию вдруг осенило. — Ведь всё — очень просто! Ведь его высочество Роскар — ваш младший брат, точно?

— Да, он на год… моложе… — засмущалась Ангелика. — Хотя если быть честной и откровенной, он моложе немного больше, чем на год…

— К демонам честность! — припечатала Далия. — Достаточно любой разницы в возрасте, а потом хватаете за микитки астрологов и требуете, чтобы они придумали, по какому из календарей — гиджийскому, древнему фносскому, кентаврийскому, драконовскому или риттландскому — пересчет вами прожитых лет будет максимально соответствовать поставленной задаче! Осторожно намекаете герцогу и всем заинтересованным лицам, что в вашей семье действует такое правило: младшие братья и сестры женятся только после того, как старшие уже создадут свои семьи. А ведь вы, не сочтите за вольность, в ближайшее время не собираетесь…

— Ну, если вдруг вернется Громдевур… Ах, как подумаю, где он, как он, — на глазах принцессы самым неожиданным образом выступила не водица убеждения, которой она потчевала мэтрессу последние полчаса, а самые настоящие горько-соленые слезы. — У меня просто сердце обрывается! Если б он только вернулся… если бы он нашелся…

— Ну… — с сочувствием протянула мэтресса, сожалея о том, что не подумала, какой эффект произведет упоминание имени пропавшего жениха на принцессу Ангелику. Из-под сдержанного, официально-придирчивого облика тридцатилетней патронессы Министерства Чудес вдруг проглянула семнадцатилетняя девчонка, назвать которую красавицей можно было исключительно из лести и переполняющего душу подхалимства — девчонка, которая до сих пор по-глупому надеялась, что прославленные воины не умирают просто так, под горными обвалами или в пьяной кабацкой драке.

— Ну, я говорила теоретически… — смущаясь, сказала Далия. Она судорожно придумывала, как бы отвлечь Ангелику от тягостных воспоминаний.

По счастью, принцесса ограничилась тем, что судорожно всхлипнула десяток раз, скривила рот, будто проглотив воображаемое кошмарно горькое лекарство, и начала несколько суетливо расправлять кружевной ворот платья.

— Об астрологах, — спохватилась алхимичка. — Всегда ведь можно попросить их составить предсказание — мрачное и сверхзагадочное. А дальше — дело техники.

— Вы думаете? Конечно, можно попробовать. Вот только не знаю, как отнесутся маги и священники к тому, что я вдруг начала прислушиваться к астрологам… Все-таки для меня, как для патронессы Министерства Чудес, важно соблюдать нейтралитет…

— Нейтралитет, — прищелкнула языком Далия, вспомнив пару диалогов, которые за прошедшие дни исполнили Напа и Ньюфун. — Хорош вооруженным. Посоветуйтесь — под большим секретом, разумеется, и с магами, и с мистиками, чтобы заручиться их поддержкой на случай, если их сиятельства пойдут на его высочество в открытое наступление.

— Ах, вы абсолютно правы, мэтресса, — кивнула Ангелика. — Вот только насколько было бы легче просто избежать дальнейшего — если вы понимаете, о чем я говорю — развития событий…

Разговаривая, дамы постепенно сделали большой круг по замковому парку и теперь возвращались по аллее, ведущей к восточной террасе. Теперь, немного успокоившись и приняв некое решение за основу для дальнейшего рассмотрения, принцесса и алхимичка мимоходом отмечали, что парк Фюрдаста необыкновенно хорош — все эти густые зеленые насаждения, благоухающие цветы, яркие краски клумб и белый мрамор статуй. Да, может быть, и не Лаэс-Гэор — но на почетное второе место в рейтинге красивейших мест юга замок Фюрдаст мог рассчитывать смело.

Восточная терраса нависала над обрывом — скала, на которой был расположен замок, здесь обрывалась в пропасть. Открытая площадка когда-то имела вполне утилитарное значение — с нее удобно было, во-первых, наблюдать за собравшимися внизу, у первого оборонительного рубежа, атакующими войсками, а во-вторых, здесь размещались несколько дальнобойных баллист — на смену рычагам давно пришел порох, но в замке Фюрдаст любили экзотику и антиквариат. Баллисты благополучно пережили короткое время, пока Фюрдаст служил резиденцией Министерству Чудес, и мэтр Фледегран только посмеивался, когда его спрашивали, зачем беречь столь бесполезный полуржавый хлам…

Сейчас орудия и ряды охраняющих их горгулий и статуй украшали зеленью по причине ожидающегося завтра, в первый день месяца Барса, Дня Леса. На каменные и псевдокаменные головы одевались венки из петрушки, рычаги мореного дуба оплетали вьюнками и маками, а гранитный парапет, отделявший террасу от обрыва в пропасть, заставляли многочисленными вазами, снопами, стожками, букетами, бордюрами, гирляндами и прочим.

Ее высочество благосклонно оглядела приготовления к торжественному мероприятию, остановилась выслушать доклад подбежавшего мажордома, а мэтресса Далия, воспользовавшись паузой в их с принцессой разговоре, подошла к краю террасы, полюбопытствовать, что там внизу.

Бррр… Плюнь — не доплюнешь. Такое ощущение, что стоишь на краю земли и под твоими ногами открывается безбрежное Ничто. Алхимичка оперлась на парапет, коротко полюбопытствовала живая или нет ближайшая статуя (всего лишь горгулья) и принялась восхищаться замком. Действительно, впечатляет… Красивое, хотя в абсолютно гномьем стиле величественное сооружение — гранит, гранит и еще раз гранит; Фюрдаст словно венчал собой окружающие горные гряды, устремляя вверх тринадцать острых башен. На самой высокой Главной Башне развевался флаг — черное полотнище с золотым дубом Кавладора. Над более скромной Маговой Башней были подняты фиолетовый с золотом флаг Министерства Чудес и, чуть ниже, ярко-зеленое знамя, символизирующее грядущий День Леса. Угловые башни — эту информацию Далия отыскала в университетской Библиотеке, листая прошлогодние подшивки «Талерина сегодня» — позже, по мере приезда гостей из соседних королевств, украсят знамена королевы Сиропии, короля Фабиана и фносского базилевса.

Раздумья Далии по поводу, кто ж сейчас правит во Фноссе — без обид и намеков, просто выпало из памяти, — были прерваны очень любопытным фактом. Факт был маленьким, не более двух с половиной локтей от пола, и очень шустрым. Стуча чугунными подметками, он проскакал мимо служанок с букетами, поднырнул под ближайшую баллисту, чем-то там лязгнул, брякнул, и так же быстро ускользнул обратно в замок, успев залихватски улыбнуться оторопевшей Далии.

Чуть позже, когда Далия рассыпалась перед Ангеликой в уверениях, что ей вовсе не трудно было прибыть в Фюрдаст, да, конечно, она (Далия) могла проконсультировать ее (высочество) по поводу семейных неурядиц и не выходя из «Алой розы», но вы абсолютно правы, всё надо было увидеть своими глазами, — спасибо, благодаря вам я знаю истинный облик некоторых представителей Министерства Спокойствия… Так вот, когда Ангелика и Далия мило беседовали о том о сем, к ним подошли юные принцессы Анна и Дафна, сопровождаемые Элоизой Росинант.

Алхимичке показалось немного странным, что Анна некоторое время стояла на пороге, инспектируя переносящих вазы служанок и вроде как не решаясь выходить на террасу, и приблизилась к тетушке и ее собеседнице только после того, как о чем-то посовещалась с сестрой. Но Далия не решилась лезть с расспросами к королевским дочкам. К тому же алхимичка была искренне рада увидеть свою прежнюю пациентку из замка Росинант, тем более, что Элоиза выглядела прилично — спортивная, подтянутая и намного менее хихикающая, чем минувшей весной.

Состоялась церемония взаимного знакомства, с обеих сторон раздались уверения, что безумно рады встрече и противоположная сторона восхищает красотой и благополучием; а потом на террасу забрел понурый, грустный и прихрамывающий мальчик лет одиннадцати в сопровождении нервно озирающегося господина в сером мундире.

Через две секунды после его появления вдруг лопнула ближайшая к принцессе Ангелике фарфоровая ваза, и из нее (вазы) вдруг изверглась отвратительная зелено-бурая масса, очень похожая по запаху и консистенции на перепревшую болотную ряску. Младшие принцессы подняли визг, Элоиза успела отпрыгнуть, Далия зашипела, увидев, во что превратились ее туфли и подол мантии. У «спокушника» случился приступ тяжелого патологического отвисания челюсти.

Ангелика, сохраняя предписанное дворцовым этикетом хладнокровие, лишь собрала пригоршню налипшей на ее платье грязи, брезгливо отряхнула руки и проговорила:

— Вот это, уважаемая мэтресса, и есть та вторая причина, по которой я хотела, чтобы вы приехали в Фюрдаст.

Анна и Дафна оживились, перемигнулись и как-то уж очень нетерпеливо стали ждать, что будет дальше.

Внезапным расположением начальства грех было не воспользоваться. Мэтр Лео испросил разрешения у мэтра Фледеграна полистать пару справочников, и сейчас потихоньку осваивался в Маговой Башне. Удобно, ничего не скажешь — ряды книжных полок, уставленные редчайшими манускриптами, огромные запасы ингредиентов, требуемых для изготовления снадобий и артефактов, впечатляюще большое, в гномий рост, магическое зеркало… Опять же, специально зачарованный шкафчик, в который с дворцовой кухни подается по первому требованию легкая закуска и вино. Сам придворный маг отговорился необходимостью лично передать знакомым друидам приглашение на День Леса, а потому телепортировался в Химериаду.

Лео не обиделся — он уже давно привык, что большинство старших коллег проявляют к нему чуть больше внимания, чем к пробегающей мимо крысе. Иногда даже меньше.

На огромном рабочем столе, укрепленном десятком заклинаний, Лео расположил кристалл «глаза», принадлежащий мэтру Лотринаэну, синий с белыми прожилками камень, пирамидку и, очень осторожно, поврежденную змейку. Вчера, непосредственно перед тем, как идти квакать в Совиный переулок, Лео осенила идея, что, раз исчезновение Лотринаэна связано с четырьмя артефактами, то и его возвращение должно быть связано с таким же количеством. Тех же артефактов или других — пока неизвестно, но в единстве числа составляющих было нечто привлекательное, и Лео рискнул, телепортировался в Восточный Шумерет и там отыскал отложенный было неисправный артефакт.

Отлично. А теперь что?

Терять, кроме очередной порции самоуважения, было нечего. И мэтр Лео принялся разбрасывать семена братеуса, ягодки земляники… Посыпал получившийся натюрморт порошком рога минотавра, поставил рядом крепко закупоренный пузыречек с горгульей желчью… Хмм… Наверняка надо читать заклинание. Но вот какое?

В глубокой задумчивости Лео принялся подкидывать каменную пирамидку. Она удобно ложилась в ладонь, каждый раз другой гранью, немного шероховатая, прохладная… Волшебник вдруг вспомнил, как когда-то в детстве, насмотревшись на цирковые представления, учился жонглировать яблоками, взял в руки «глаз», прикинул, равны ли вещицы по весу, приготовился подбросить кристалл вверх… Из того вдруг высверкнула голубоватый луч. Что за демоновы шутки?!

Пытаясь разобраться, с чего это артефакты работают в непредсказуемом режиме, он внимательно обнюхал кристалл и пирамидку, медленно и осторожно поднес их друг к другу…

И опять увидел короткий ярко-голубой луч.

Хмм… Пахнет аурой Лотринаэна. Ничего удивительного, если подумать — ведь обе вещи принадлежали одному хозяину, значит…

Внезапный приступ вдохновения предложил Лео подойти к зачарованному зеркалу и приложить оба артефакта к его раме.

Получилось! Волшебник едва не запрыгал в восторге а-ля горный козлик и не захлопал в ладоши, когда увидел в серебристой магической поверхности своего приятеля.

Выглядел Лотринаэн и в половину не так лощено и самодовольно, как обычно. Полуэльф, во-первых, был очень похож на человека, даже уши короткие и нижняя челюсть массивная; во-вторых, он был поцарапан и как будто неделю спал в одежде; в-третьих…

В-третьих, он был рад видеть Лео! Как будто всю жизнь изучал поведение крыс и теперь увидел ту самую замечательную особь, благодаря которой найдет объяснение всем ранее обнаруженным закономерностям.

— …ео!.. Лео!! — звук проходил сквозь зеркало прерывисто, будто шел через десяток пластов реальности. — Ле……ак я рад тебя ви…!.. си…еня…

— Лотринаэн! — завопил обрадованный волшебник. — Где тебя демоны носят! Куда ты пропал?!

— Мне зде…..хо, здесь колдо…..ается через ра… — попытался объяснить Лотринаэн. — Немедленно за…..я отсюда…

— Ты не представляешь, как возмущается твоим исчезновением мэтресса Хлоя! — поспешил Лео сообщить самую важную, на его взгляд, информацию. — Но не волнуйся, в Министерстве Чудес твоего отсутствия пока не заметили. Знаешь, твой фантом с манией трудолюбия — это нечто! Научишь меня, как делать такого же? я хочу произвести благоприятное впечатление на инспектора Клеорна.

Чтобы понять следующую фразу Лотринаэна, мэтру Лео даже не потребовалось напрягать слух. Потому как приснопамятный мэтр Иллариан абсолютно так же шевелил губами, когда матерился и проклинал горе-ученичка после очередного провала с артефактными заготовками.

Хотя нет, справедливости ради надо признать, что у уважаемого луазского волшебника получалось забавнее: у полуэльфа не было в носу тяжелого золотого кольца, прыгающего всякий раз, когда ругательство включало звук «ф».

— Я могу чем-то помочь? — осторожно осведомился Лео, когда Лотринаэн выдохся.

— З…..ни!! Унич…..ю…

— Что уничтожить? — не понял Лео.

— … — пошевелил губами Лотринаэн. Изображение его закачалось, запрыгало, будто рядом читал заклинание очень сильный маг.

— Не понял… Повтори, пожалуйста! Лот, послушай… Эй, Лот! Лот!

Отражающийся в зеркале Лотринаэн оглянулся куда-то позади себя, его лицо скривилось, будто увиденное не доставило ему радости, и, с каким-то обреченным выражением, пропавший волшебник прокричал:

— …эс-Гэор! Оты…

Через секунду каменная пирамидка, которую Лео в порыве чувств крепко сжал в кулак, вдруг рассыпалась мелким острым песком. Магическое зеркало полыхнуло насыщенной радугой и погасло.

Лаэс-Гэор, Лаэс-Гэор… Что в переводе с эльфийского означает «Лиственный холм». Или «гора из листьев». Или, если угодно, «лиственная куча». Насколько Лео знал, именно там получил образование мэтр Лотринаэн.

И что? Лот просит Лео навестить альма-матер? Зачем? А это странное «оты…» в конце разговора? О, тысяча мелких демонов? Отыщи? О, ты? От Ы?

С ума сойти с этими поисками!

Тут в дверь торопливо постучали. Вбежала перепуганная служанка — настоящая, а не переодетый полицейский, — и, захлебываясь слезами, передала, что придворного мага спешно требуют вниз, на восточную террасу, там беда… Ой, да как же без мэтра Фледеграна-аа?.. Без него бе-еедааа…

Пусть Лео и не отличался умениями оказывать первую помощь дамам с приступами истерии, элементарная вежливость не позволяла бездействовать, отговорившись тем, что-де мэтр Фледегран отбыл в Химериаду. Консультант Министерства Спокойствия подхватил изучаемые артефакты, сунул в карман камзола и побежал следом за разбрасывающей слезы девицей.

— Всё в порядке, — некоторое время спустя объяснял мэтр Лео принцессе Ангелике, министру Ле Пле и прочим столпившимся на террасе любопытным, — Никакого злого колдовства. Вот, — он покопался в буро-зеленой жиже и осколках вазы, после чего предъявил острый камешек. — Всего-навсего несчастливая случайность.

— Чьих рук это дело? — строго вопросила принцесса Ангелика.

У мэтра Лео даже задрожали коленки — столь грозным ему показался заляпанный грязью вид патронессы.

— Чего вы молчите, мэтр? — напустился на подчиненного министр Спокойствия. Лео совсем уж собрался показать на насупленного, хмурого мальчика, неприязненно взирающего на суету взрослых, как вдруг заметил настороженно-гипнотизирующий взгляд мэтрессы Далии. Та зачем-то вскарабкалась на ближайшую баллисту… Хотя понятно, зачем — чтоб быть подальше от растекшейся грязной лужи. И словно бы невзначай запирала воображаемым ключиком воображаемый замок на собственных губах.

— Я… э-э… собственно, не специалист… — засмущался волшебник. — Верней, специалист, но не в этом…

— Не смущайтесь, мэтр! — звонко вмешалась принцесса Анна. — Мы все прекрасно знаем, кто в последнее время только и делает, что разнообразит наше пребывание в Фюрдасте!

— Как ты мог! — гневно сверкая глазками, подхватила принцесса Дафна. Девочка повернулась к младшему брату: — Зачем ты испортил платье тете Ангелике!

— Дети! — возмутилась ее высочество. Тон принцессы выдавал ее крайнее смущение: — Как вы себя ведете! Немедленно поднимитесь к ее величеству! Немедленно! Прошу прощения, мэтресса Далия, — официально извинилась Ангелика. — Я должна сказать племянникам пару слов наедине.

— Да что там… Я охотно посижу на баллисте… — отмахнулась мэтресса. Впрочем, судя по ее скривившейся физиономии, производимое действие удовольствия ей не доставляло.

И точно, не успел поменяться состав действующих лиц — перепуганные служанки увели перепачканную Ангелику в замок, а министр Ле Пле лично сопроводил возмущающихся принцесс и хмурого принца, Далия позвала мэтра Лео и Элоизу Росинант — слабым, умирающим голосом:

— Спасииииитеее…

— Что случилось, мэтресса? — с искренней заботой спросила девушка.

— Я не знаю! — в голосе алхимички чувствовалась начинающаяся истерика. Лео мимоходом отметил разительный контраст между Далией и Монобоно. Должно быть, спасать мэтрессу — одно удовольствие, ничего удивительного, что инспектор Клеорн… ах, речь ведь не о том. — К этой баллисте подбегал гноменок, и что-то сунул сюда, внутрь, под рычаги!.. Я боюсь, что сейчас оно рванет! — бессвязно объясняла алхимичка.

— Зачем же вы забрались на эту штуковину, если ожидали взрыва? — удивленно захлопал глазами маг.

— Чтобы иметь возможность утверждать, что это всего лишь необъяснимый феномен макроэргического пространства реальности, а не очередная детская шалость!.. — заканючила мэтресса. — Да кто ж так шутит? Чему их наставники учат?! Дети, а хуже взрослых!..

— Прыгайте! — протянула руку Элоиза.

— Не могу! Я боюсь! А вдруг оно сработает, если мой вес исчезнет?!! — из глаз Далии брызнули слезы пиротехнического неведения. — Я не могу сдвинуться с места! Оно меня заколдовало! Я не чувствую ни рук, ни ног!..

— Такое бывает, — объяснил мэтр Лео девушке, которая осталась помогать алхимичке. Волшебник ненароком отметил мягкий карий взгляд и почти коровью флегматичность. — У некоторых людей от избытка переживаний мускулы сжимаются и заклинивают. Я недавно наблюдал подобный симптом на одной собачке — пес так любит есть, что когда ему в зубы попадает кусок мяса, челюсти схлопываются в порыве восторга…

Алхимичка рявкнула во всю глотку:

— Мэтр!

— А, — спохватился Лео. Наскоро просканировал механизм, удивился, сколько, оказывается, чар собрано вокруг старого оружия — и очень быстро обнаружил латунную капсулу. Посторонний предмет был приклеен под тяжелой рамой-основанием. Короткий пасс — и вот уже баллиста, если можно так выразиться, обезоружена.

Элоиза помогла Далии спуститься вниз.

— Всего-навсего гномий фейерверк, — объяснил Лео, разобрав капсулу. — «Пыльный гром» и селитра. И еще кое-что минеральное, наверное, чтобы цвет был поярче.

Судя по громкому зубному стуку, мэтресса знала, как хорошо взрывается подобная смесь. Элоиза — нет, но просветить девушку маг не успел. Далия вырвала из рук замечтавшегося Лео латунный цилиндр и велела обоим — и волшебнику, и Элоизе поспешить следом за королевским семейством.

— Как вы могли! — возмущалась принцесса Ангелика.

— Как вы могли! — возмущалась королева Везувия.

— Это всё он! — показала пальцем Анна.

— Это всё он! — показала туда же Дафна.

— Тишина! — хлопнула по ближайшему пилястру Ангелика. А Везувия вдруг прекратила сыпать молнии из глаз и начала потрясающе звучно и красиво ругаться по-эльфийски.

Министр Ле Пле стоял под дверью в личную гостиную королевы, ни жив ни мертв. Как это ни странно, сейчас ему на память приходил единственный способ выполнить свои профессиональные обязанности — тот самый, который утром продемонстрировал мэтр Лео. Какой, однако, талант! Какое тонкое понимание задач и смысла профессионального самосовершенствования Министерства Спокойствия! Призвать дюжину буренавских барсов, да чтоб начали вылизывать ваши сапоги — благостная нирвана сама приходит в вашу душу, и дополнительных стимулов, чтоб быть спокойным и сдержанным, уже не требуется!..

Как по заказу, мэтр Лео пришел сам. Впереди него бежала та самая мэтресса, про которую господину Ле Пле неоднократно доносили, что «она способна на всё», а следом шла дочь графов Росинант.

— Что там происходит?

— Ждут его величество, — объяснил министр, сам не понимая, с чего это он взял на себя роль простого охранника. — За ним уже послали, сейчас придет.

— А… — протянула алхимичка. Вытянула шею, пытаясь узнать, что происходит за закрытой дверью. — Мне бы парой словечек перемолвиться с ее высочеством. В смысле, со старшим высочеством, принцессой Ангеликой. Не будете ли вы так добры…

— Что, — оскорбился Ле Пле. — я, по-вашему, посыльный?

Мэтресса хитро улыбнулась и принялась объяснять значение слова «посыл», снисходя к логопедическому и культурному контексту употребления… На пятой минуте министр сдался.

Мэтресса Далия подхватила Ангелику под локоток, увлекла ее к окну и принялась объяснять что-то на ушко, показывая латунный цилиндр и сдержанно жестикулируя. Ле Пле пытался расслышать что-то еще, кроме фразы: «Каким надо быть наивным, чтобы одновременно минировать баллисту и всего лишь поливать грязью гостей тетушки!» — но мешал звучный голос королевы. Тогда он подошел к мэтру Лео и попытался разведать относительно барсов.

— А… барсы? — вдруг засмущался волшебник. — Знаете, на них столько маны требуется… Может, вас устроят змеи? — он достал из кармана каменную змейку, которую будто пронзили насквозь мощным когтем. — Ой, это не то…

— Терпеть не могу кошек, — громко заявила Элоиза. Министр удивился — это была едва ли не первая фраза, которую произнесла девушка за время пребывания в замке.

— Я тоже думаю, что собаки гораздо интереснее, — охотно согласился Лео. — Знаете ли, у них мозг более развит, а также внутренний астральный план строения на порядок сложнее, чем у фелициа доместика; и даже у обыкновенных дворняжек включает очень перспективные узлы и нервно-магические тяжи, которые…

Когда семь минут спустя в коридорчик, ведущий в апартаменты королевы, прибежал инспектор Клеорн — в руках серебряная вилка, чепец болтается сзади, в глазах безумие и служебное рвение, — всё уже разрешилось само собой. Элоиза Росинант и мэтр Лео ворковали, обсуждая магические и кулинарные достоинства разнообразной живности; министр Ле Пле привязчивой собачонкой кружился вокруг короля Гудерана, которому что-то объясняла сестра, размахивающая таинственной латунной капсулой, а мэтресса Далия, сложив руки на груди и печально рассматривая испорченные грязью туфли, скромно держалась в уголке.

На «горничную Клару» алхимичка даже не стала смотреть. Так, ядовито улыбнулась, и только.

— Ну, что ж…

При появлении мужа Везувия немного успокоилась, прекратила читать наизусть «Малжарги труэр (22) „Штормовой меч“ — классика эльфийской поэзии. Произведение посвящено великим героям древности, радости битвы, философии меча, осуждению примитивного мордобоя и восхвалению победы. Известны случаи, когда громкое прочтение „Штормового меча“, изобилующего раскатистыми кличами, поворачивало вспять наступающие армии. Ну, если эльфы предлагали посостязаться, кто лучше продекламирует восемнадцатую строку сотого катрена, армии противников действительно улепетывали…» (22) вздохнула, подхватила с подоконника веер — резкие движения выдавали, насколько расстроена королева.

— Моя дорогая, — Гудеран подошел к жене, пожал ей руку и подвел к креслу. — Не стоит так переживать. Сядь, отдохни. — Подавая королеве подушечку, Гудеран успел шепнуть ей на ухо: — Ангелика и я всё объясним, но чуть позже. Ну, что ж, дети… — Повернулся король к трем своим наследникам.

Дафна открыла было рот, собираясь повторить, что «это всё он!», но Анна вовремя толкнула ее локтем.

— Позвольте подвести итог вашим шалостям. Сначала ты, Анна. После совещания с вашей матушкой и тетушкой мы решили позволить тебе пересдать экзамен по этикету в День Леса. Что касается ваших с Дафной интриг…

— О! — возмущенно и удивленно округлили глазки принцессы, собираясь всё напрочь отрицать.

— Высший балл, — подытожил Гудеран, словно не замечая их реакции. — В качестве поощрения разрешаю вам самим объяснить мэтру Фледеграну, куда подевались артефакты, которых он не досчитался в своей лаборатории, и как вы сумели заставить его играть на вашей стороне, вовремя жалуясь на Ардена.

Принцессы резко скисли. Принц воспрянул духом и даже на время забыл о вчерашнем ранении.

— Дафна.

— Да, папочка?

— За лояльность… — Гудеран выдержал королевскую паузу. Везувия прищурилась, любуясь на своего милого короля. — Неудовлетворительно.

— Почему? — возмутились обе, и Анна и Дафна.

— Потому, что надо думать, кого и как приглашаешь в союзники. Брали бы пример с брата, — продолжал король, будто не замечая, какими пылкими взглядами обмениваются сестры. — Ему, по крайней мере, хватило ума не обещать своим союзникам устроить им тайные свидания с дядей Роскаром.

— Откуда… — пролепетала Дафна. Гудеран только прищурился, не собираясь выдавать тайную агентурную сеть министра Спокойствия.

Арден приосанился и стал смотреть на сестер с толикой самодовольства. Но тут отец назвал его по имени:

— Что касается тебя, Арден… Собственно, говорить тут особо не о чем, ведь полноценного образования ты пока не получил…

— «Сумма добронравия»? — дрожа, догадался принц. — На всё лето?

— Меня немного смущает недостаток инициативы, проявленный тобой, — признался Гудеран. — Так что кроме занятий с мэтром Фледеграном тебя, по рекомендации Ангелики, ожидает некий факультатив.

Его величество немного помолчал, размышляя, надо ли говорить дочерям, что именно их поспешность в обнаружении «неопровержимых улик» против брата, и позволили Ангелике утвердиться в подозрениях против них самих.

Нет, не надо. До совершеннолетия Анне — еще четыре года, а Дафне — все шесть… Честное слово, хочется хотя бы на это время оставить неизменным место летнего отдыха и число королевских наследников…

— Теперь, дети, — официально попросил король Гудерна, — пожмите друг другу руки и пообещайте, что хотя бы несколько дней вы дадите нам, взрослым, спокойно наслаждаться жизнью.

Арден осторожно, бочком приблизился к сестрам. Те нехотя прикоснулись пальчиками к ладони брата… и тот отчего-то вдруг превратился в лягушку. Большую, зеленовато-желтую. И удивленно заквакал, вращая глазами.

— Отец вас предупреждал, — скептически подытожила Везувия, — осторожнее выбирать союзников…

1-й день месяца Барса

Замок Фюрдаст готовился к празднику Дня Леса.

Клеорн с самого раннего утра сбился с ног, организовывая даме Мелориане парикмахера, последнюю примерку бального платья, ванну с ароматической солью… Может быть, дочь герцога и осталась недовольна, что «Клара» вместо себя прислала тереть госпоже спинку какую-то замарашку с кухни, но зато потом «Клара» реабилитировалась, та-аак затянув ее сиятельству корсет… Радуясь, что обхват талии составляет всего девятнадцать дюймов, Мелориана готовилась блистать на балу в честь Дня Леса, а потому велела ее не беспокоить до вечера, прилегла отдохнуть и тихонько посапывала в будуаре. А может, и просто сознание потеряла — корсет был затянут на совесть.

Клеорн, вытирая фартуком выступивший на лбу пот, спустился в парк, чтоб передохнуть, спрятавшись за мраморными нимфами. Ну, и подловить мэтрессу Далию — вчера он видел, как они с принцессой Ангеликой прогуливались там неподалеку.

— Инспектор! Инспектор! — прервал отдых сыщика шепот мэтра Лео. — Вот вы где спрятались! А я вас искал!

— Что-то случилось? — обреченно спросил умаявшийся инспектор.

— Держите! — протянул волшебник пузырек темного стекла.

— Что это?

— То, что вы просили! Стимулятор роста шерс… усов, — вовремя исправился Лео. и добавил, хотя Клеорн и не спрашивал: — Оказывается, мэтр Фледегран регулярно снабжает этим составом графа Умбирада. Осторожно, не пролейте — состав просто зверь, даже одной капли достаточно, чтобы обеспечить лягушке пышную шевелюру…

— Что-то я не заметил у графа усов… — протянул Клеорн, с подозрением разглядывая мутную жидкость во флаконе.

— Зато я видел парадный графский выезд! Все четыре жеребца — просто загляденье! Гривы — волосок к волоску! хвосты опять же… — заметив, что начальство не разделяет восторгов, Лео немного сник. — Что-то не так, инспектор?

— Да так… — скривился Клеорн. — Я слышал, вас можно поздравить — вы отличились, расколдовав его высочество.

— Что может быть проще — аннулировать действие артефакта, прогнав созидающее заклинание по малому кругу метаморфоз, — отмахнулся волшебник. И прикусил губу, как будто его озарила некая идея.

Несколько минут в кустах царило молчание: мэтр Лео крутил пальцами в воздухе и то материализовывал, то снова отправлял в карман каменную змейку, а инспектор Клеорн боролся с искушением.

Искушение победило.

— Вы не слышали — мэтресса Далия еще в замке?

— А? нет, не слышал… — рассеянно отмахнулся Лео. — Но могу спросить у Элоизы Росинант, может, она знает.

— Спросите, — кивнул Клеорн. Так как маг не тронулся с места, сыщик был вынужден повысить голос: — Лео, хватит валять дурака!

— А, что?

— Идите к госпоже Элоизе и спросите, знает ли она о перемещениях мэтрессы! Только смотрите, не попадитесь на глаза Мелориане, — спохватился сыщик. — Она на вас зла, поскольку ваши серенады не вызвали ожидаемой ею ревности со стороны его высочества Роскара. Конечно, есть шанс, что теперь, когда вы одеты в лиловую мантию, как подобает магу, она вас не признает, но не надо считать ее полной дурой! Мэтрессе Далии такая оценка интеллекта представительниц ее пола не нравится!

Лео пожал плечами и удалился. А Клеорн тяжело и уныло побрел исполнять обязанности горничной. Нет, надо прекращать этот фарс. Надо спешно придумать, как передать должность служанки герцогини сержанту Монобоно… Да и надо ли? — печально потряхивал фальшивой челкой Клеорн. — Ведь методичный тотальный обыск, учиненный им во всех шкафчиках, сундуках, ларчиках и прочих вещах дамы Мелорианы, не дал результатов…

Клеорн вошел в отведенные Мелориане Тирандье комнаты… и прямо в кадык ему уперся острый стальной меч. Сыщик спешно поднял руки, показывая, что сдается. Пузырек выскользнул из раскрывшейся ладони и едва не разбился — в последний момент его подхватили ловкие гномьи ручки.

— Тихо, — скомандовал принц Роскар, не спеша убирать клинок от шеи сыщика. — Без воплей.

— Так точно, — шепотом отрапортовал Клеорн.

— Это вы — специальный резидент министра Ле Пле? — так же шепотом осведомился принц. Приставленное к шее лезвие оказалось прекрасным профилактическим средством против излишней правдивости и совершенно ненужной таинственности:

— Я.

— Ух ты… — хором восхитились три маленьких гнома. Кув и Поддув сидели на плечах принца, а Скузя с интересом рассматривал свою добычу.

— Осторожно, — попросил Клеорн. — Не разбейте.

— Где Мелориана? — спросил Роскар.

— В спальне. Отдыхает. Готовится блистать вечером на балу, — принялся разглашать конфиденциальную информацию Клеорн.

— Петь, должно быть, собирается? — осведомился Роскар — верхняя губа у него чуть подрагивала, будто его высочество собирался зарычать в стиле буренавского волкодава.

— Так точно. Альбом с нотами в сафьяновом портфеле с золотым тиснением, — объяснил Клеорн. И взмолился, видя, как Скузя распечатал пузырек и обнюхивает содержимое. — Пожалуйста, не пролейте!

— А что это? — полюбопытствовал кто-то из гномьих деток.

Клеорн, смущаясь, объяснил, что этот секретный состав, разработанный для специальной операции Министерства Спокойствия с целью замаскировать ближайший забор под парадный выезд графа Умбирада…

— Говоришь, даже на заборе шерсть вырастет? — хищно оскалился Роскар, отбирая пузырек у Скузи Штрудельгольца. — Отлично, отлично… Ты, дорогуша, иди-ка в шкаф.

— Чего? — не понял Клеорн. Три малолетних гнома с охотой объяснили: в минуту руки и ноги инспектора опутала крепкая веревка, были затянуты узлы, а его высочество осторожно приподнял «горничную» и отнес в гардеробную. Дверь скрипнула, закрываясь.

И инспектор Клеорн имел в своем распоряжении остаток дня и полночи, чтоб не спеша поразмыслить о том, куда его завела служба Закону, Порядку и Спокойствию Кавладора, распоряжения начальства, самоуправство героического принца, безответная любовь и общая несправедливости жизни.

Это связанное одиночество в женском платье было истинной проверкой на прочность для суровой мужественной души.

Чудурский лес, окрестности Флосвилля

Принц Арден, выпущенный на свободу, носился по зарослям с той же щенячьей радостью, как и три его собаки. Мэтресса Далия, разомлев от жары и лесного спокойствия, подобрала пару травянистых гвоздичек, сунула за ухо и, фальшиво мурлыкая, пританцовывала по тропинке- правда, готовая логически доказывать, что всего лишь разминает ноги перед долгой дорогой.

Впрочем, любая дорога кажется короче, если у тебя есть хороший компаньон, а в обозримом будущем маячит интересная беседа. Ну, поймать кролика и наесться земляники тоже неплохо, но и поговорить иногда можно…

— А куда мы идем? — спросил принц на втором часу путешествия.

— Туда, — махнула рукой мэтресса Далия в глубину леса.

Еще полчаса спустя Арден полюбопытствовал:

— А когда мы начнем изучать этот самый… факультатив?

— Вы начнете, как только дойдем. — объяснила алхимичка.

— А вы? — спросил мальчик через сотню шагов. — Я думал, вы будете меня учить чему-то важному… Ну, как мэтр Фледегран постоянно делает — поучает и поучает…

— Что ж, ваше высочество, если вам так угодно. Начинайте заучивать официальный тезис моей лекции, которую я якобы читала вам весь день напролет: «Доброе слово не то, что сестре — и кошке приятно».

— А-аа… — глубокомысленно протянул мальчик. — Ну, если рассматривать сестер с этой точки зрения…

Но маленький червячок сомнения остался:

— А что значит: «официальный тезис»?

— Официальный — значит, такой, что считается правдой с общепринятой точки зрения, — охотно объяснила Далия.

И они пошли дальше, причем Арден действительно пытался понять, что может быть общего между кошкой и сестрой, мимоходом радуясь, что благодаря микстурам мэтра Фледеграна совершенно перестал отвлекаться на пролетающих мух. На лице мэтрессы Далии застыло на редкость поэтическое выражение, должно быть, она размышляла относительно очередной монографии. Хотя… Джоя, например, с точно таким же выражением рассказывала, каким пыткам подвергли какого-то дацкого бедолагу, заподозренному в нелюбви к летучим мышам.

Наконец, алхимичка и мальчик забрели в непролазлую чащу. Мэтресса внимательно оглядела колючие заросли, похмыкала «кажется, это должно быть где-то здесь», и громко прокричала «муу!» в дупло ближайшего дуба.

Три раза.

Собаки залаяли, Арден восхитился: ему явно понравились бесшабашность и легкая странноватость новой наставницы. Та, отряхнув сосновые иголки и веточки с недозревшими желудями с мантии, коротко объяснила, что-де хозяин специально меняет пароль раз в год, чтобы ему не надоедали гости.

Кусты самым волшебным образом расступились, и любопытным глазкам принца открылась картина — уютная зеленая полянка, небольшой прудик с аккуратными камышами по краю, а посреди — высокая, в четыре этажа плюс крыша, башня.

На полянке колдовал старый волшебник. Маленький, сухой, одетый в пыльную потрепанную лиловую мантию, он, потряхивая длинной седой бородой и изо всех сил размахивая длинным белым посохом, читал заклинание, бегая вокруг большущей темно-серой тыквы, благодушного бурого медведя и огромной черной змеищи — настоящего Змея! — свернувшегося в клубок.

Больше всего принца, конечно же, восхитил Змей — огромный, с бочку в обхвате, с рогами и шипами на мудрой голове, на такого и дядю Роскара можно выпускать, чтоб стать свидетелем великого подвига; но Далия подвела Ардена к другому персонажу, сидящему в нескольких тролльих шагах от магического полигона и листающего толстую книгу.

Этот господин Ардену понравился — он чем-то напоминал Роскара, такой же высокий, широкоплечий и румяный. Еще больше господин понравился тем, что, стоило ему увидеть хитрую мэтрессу Далию, как из его груди едва не вырвался панический вопль: «Нет!!!»

Тем, что вопль все-таки не вырвался, господин заслужил настоящее уважение со стороны импульсивного принца.

— Что с тобой, Фри-Фри? — выгнула бровь Далия. — Заболел?

Господин Фри-Фри оглянулся на занятого экспериментами мага, не услышал ли он лишнего, и ответил, поджав губы:

— Нет, благодарю, я абсолютно здоров.

— Отлично. Значит, ничто не помешает тебе участвовать в моем эль-джаладском проекте.

— Далия, — взмолился Фриолар, — А может, не надо?!

— Хорошо, — покладисто ответила мэтресса. — Иди, скажи мэтру Вигу, что он может прекратить свои эксперименты…

Фри-Фри с тоской посмотрел, как после очередного заклинания волшебника у Змея выросли бурые косматые ноги, и повернулся к мэтрессе, страдающий и обреченный:

— Боюсь, дорогая Далия, я не обладаю тем великим даром убеждения и сапиенсологической легкости в построении логических тезисов, который свойственен тебе, а значит, мой долг — уступить тебе честь сообщить мэтру Вигу, что в его артефактах и новых изобретениях более нет нужды.

Далия рассмеялась и повернулась к принцу:

— Вот! Учитесь! Вся жизнь мэтра Фриолара есть наглядное доказательство, что в отношениях со слабым полом надо руководствоваться принципом: «Добрым словом, шантажом, подкупом, хитростью и угрозами можно достичь гораздо большего, чем просто добрым словом». Кстати, вы знакомы? Нет? Тогда позвольте представить: мэтр Фриолар, дипломированный выпускник Университета королевства Кавладор, магистр Алхимии, восемнадцать кузин, три тетки, лично сплавил матушку замуж на Риттландские острова к викингам. Принц Арден из династии Каваладо, всего две сестры — и он, мэтр, крайне нуждается в вашей профессиональной консультации. Можете не спешить — чтоб принцессе Анне не устраивать еще и третью переэкзаменовку, его высочество ждут в Фюрдасте только завтра утром. А я, пожалуй, побеседую с мэтром Вигом…

Мэтресса свистнула собакам и удалилась в сторону колдующего волшебника летящей походкой.

Арден с любопытством посмотрел на мэтра Фри-Фри. Похоже, у этого алхимика действительно можно научиться чему-то такому, что пригодится в жизни…

Замок Фюрдаст, поздним вечером

Если мэтр Лео и собирался выполнить приказ инспектора Клеорна расспросить Элоизу Росинант о мэтрессе Далии, он благополучно забыл о своем намерении, стоило увидеть прелестную юную графиню.

Элоиза была ослепительно хороша в нарядном платье — нежном, как лепесток розы, в локонах цвета пшеницы сияли алмазные блики, на щеках девушки алел застенчивый румянец… Увидев восхищение в глазах мага, Элоиза расправила юбки и покружилась, а потом скромно спросила, неплохо ли она выглядит.

— О, ваша милость, вы великолепны!.. — не покривив душой, ответил мэтр Лео.

— Вы тоже ужасно симпатичный, — засмущалась Элоиза.

Волшебник приосанился, стряхнул с ворота мантии последствия общения с попугаем принцесс (требовалось строго поощрить глубоко законспирированного осведомителя Министерства Спокойствия к дальнейшему взаимовыгодному сотрудничеству) и предложил прогуляться по парку.

— Говорят, в полночь будет фейерверк, — щебетала Элоиза. Она отчаянно робела, потому как возвышалась над волшебником на целый дюйм. Правда, старательно исхитрялась заглядываться на него снизу вверх.

— О, да, — глубокомысленно отвечал Лео. — Советник Штрау обещал, что будет пятьдесят залпов, а вон там, за фонтаном, поставят такие огненные колеса, которые…

Подробное объяснение, каких чудес ожидать от вечера, а также точная алхимическая формула пороха и криптобиологическая классификация «пыльного грома», вызывали у Элоизы бурный восторг.

— Вы так много знаете! — восхитилась она. — Вы, должно быть, специально учились подобные штуки делать, верно?

Смущенному до глубины души молодому человеку хватило совести объяснить, что, собственно, его образование предполагало не «подобные», а совсем другие штуки, например… Например…

Лео выхватил из кармана мантии первый попавшийся предмет — им оказался синий в морозных прожилках камень, найденный на месте исчезновения Лотринаэна, положил его в центр дорожки, попросил Элоизу сделать десяток шагов в сторону, во избежание… Встал в позу, сложил особым образом пальцы и, глубоко сосредоточившись, кинул в камень лиловую молнию заклинания.

Ничего не произошло.

Спохватившись, что совсем забыл про землянику и братеус, Лео бросился в кусты.

Добыл. Добавил.

Снова попробовал.

— Мэтр, вы не волнуйтесь, — принялась утешать Элоиза после тридцатой неудавшейся попытки. — Может, он при каких-то особых условиях срабатывает? Я читала о подобном, — призналась девушка. — В романах Фелиции Белль всегда, чтобы сработал магический артефакт, должно произойти что-нибудь этакое…

Лео шмыгнул носом. Усадил графиню на ближайшую мраморную скамейку, попросил дать ему минуточку на размышление, а сам телепортировался в Магову Башню.

Вернулся он через четверть часа, нагруженный разнообразными свертками. Рог минотавра… ага, не берет. Жечь горгульи… нет, надо бы взять свеженькую — он где-то тут видел подходящую особь…

День потихоньку катился к вечеру. В парке зажглись фонарики, зажурчали фонтаны, расцвеченные магическими огнями. Приглашенные гости неспешно прогуливались по аллеям; сновали лакеи, спеша предложить дамам и господам легкое вино и закуски перед будущим торжественным ужином.

Мэтра Лео свалил приступ мании исследования.

Плюнув на все ограничения, он подманил трех официантов, чтобы снабдить Элоизу достаточным количеством пирожных, мороженого, фруктов и вина; забыв об увещеваниях Клеорна, бросил под ближайшие кусты свой знаменитый лягушачий хор, чтобы юной графине было не скучно, а сам подбрасывал синему артефакту один ингредиент за другим.

Элоиза Росинант не скучала. Совсем напротив! Она с не меньшей жадностью, чем сам Лео, ожидала эффекта от каждой последующей комбинации заклинания и вещества. И так же, как сам непутевый маг-консультант Министерства Спокойствия, расстраивалась в случае неудачи. Но не только. Добросердечная красавица еще и находила слова утешения для горе-волшебника, и он, вдохновленный ее вниманием, пробовал снова, снова и снова.

В какой-то момент Лео почувствовал, что еще немного — и его просто взорвет, распылит на молекулы бурлящий океан маны, сосредоточившийся в глубине дальней парковой аллеи в результате смешения полутора сотен магических веществ и трех дюжин заклинаний. Понимая, что вот-вот утратит необходимую для осуществления магического ритуала сосредоточенность, мэтр поглядел на свои руки — на ладонях вздулись следы ожогов после последних трех, особенно мощных призывов.

— Больно, — охнул Лео и полез в карман за носовым платком.

Элоиза моментально оказалась рядом. Расторопная и понимающая, она предложила воспользоваться маслом с бутерброда — ведь ожог надо бы смазать, верно? Ах, бедненький…

— Пустяки, — мужественно ответил волшебник. — Право, не стоит…

— По-моему, — сказала Элоиза, преданно и восхищенно заглядывая волшебнику в глаза. — В последний раз что-то мелькнуло. Какая-то яркая точка.

Лео кивнул, соглашаясь… и увидел, что в карих теплых глазах Элоизы тоже светятся блестящие маленькие звездочки. Оторопев от неожиданности, он не придумал ничего лучше, чем сказать этот комплимент вслух.

И что-то произошло. Какая-то искра мелькнула в зеленых глубинах парка, странная музыка колыхнула Астральные Сферы, а спустя мгновение Элоиза и Лео уже целовались, робко обнявшись под ночным небом, озаренным рассыпающимися огненными фейерверками.

Краешком сознания Лео — в конце концов, умение при любых обстоятельствах сохранять контроль над событиями есть первая и основная ступень обучения Магии, а мэтр Иллариан был не самым плохим наставником из возможных, — отметил, что, когда девушка сделала крохотный шажок ему навстречу, будто что-то хрупнуло под ее туфелькой… А, та самая многострадальная змейка, вспомнил волшебник, растворяясь в потрясающем чуде мгновения. Ах, как хорошо… Лео и Элоиза прижались друг к другу покрепче и закрыли глаза…

А потому не увидели, как вдруг полыхнул ослепительным синим светом злополучная «Путеводная звезда».

Правда, когда из открывшегося синего марева портала выехал верхом представительный рыцарь в боевом облачении, позади которого бултыхался поцарапанный, взъерошенный мэтр Лотринаэн, пришлось вернуться на грешную землю.

— Что за шум? — басом осведомился рыцарь. Мэтр Лео, с трудом размыкания объятия, еще подумал, что где-то видел эту квадратную разухаристую рожу. — И что это за место?

— Праздник Дня Леса, — срывающимся голоском ответила Элоиза, спрятавшаяся за спиной волшебника. — Вы в замке Фюрдаст, сударь.

— Отлично, — ответил генерал Громдевур. — Прямое попадание! Ты, что ли, нас вытащил? — он спешился и крепко хлопнул Лео по плечу.

Тот, деморализованный успехом, упал бы, не поддержи его нежная возлюбленная.

— Молодец, хвалю! — расхохотался генерал. — А где Ангелика? Впрочем, найду сам… Пошли, усатенький! — продолжил счастливый Октавио и легко, как ни в чем не бывало, заспешил к сияющему замку.

— Лотринаэн? — постепенно доходило до мэтра Лео. — Это действительно ты?

— Я, я, — недовольно буркнул полуэльф, спускаясь с седла. — А кого ты ожидал увидеть? Почему так долго, Лео? Я же кавладорским языком сказал, что надо всего лишь сломать змею!

— А… — замялся Лео. — Я не услышал… А почему этот господин назвал тебя усатеньким?

— Не меня, — педантично ответил полуэльф, распахивая слишком просторную куртку, в которую был одет. На землю спрыгнул, мягко спружинив лапами, большой черно-белый котище.

— Кошки! — вскрикнула Элоиза, забираясь на скамейку.

— Не надо, любимая, — мигом отреагировал Лео, сам удивляясь, как это обращение — «любимая» легко у него получилось, — я защищу тебя от этого кадавра…

Лотринаэн и Кот обменялись взглядами, причем Кот сделал вид, что его тошнит, и оставили парочку ворковать на мраморной скамейке.

Генерал Октавио переступил порог музыкальной гостиной именно тогда, когда принцесса Ангелика была на грани превращения в материально-аллегорическое воплощение диагноза «Язва желудка». Потому как в четырех шагах от нее Мелориана Тирандье, сверкающая драгоценностями, улыбками и шелками, усаживалась на табурет у большой арфы. А принц Роскар, чудовище, на которое любящие брат и сестра ухлопали лучшие годы своей жизни, улыбался, пристраивал на подставку ноты с модной арией, да еще имел наглость преподнести «соловушке» маленький презент. Ангелику перекосило по полной программе: презентом были ее собственные духи, ароматы цветущего апельсинового сада, в хрустальном флаконе с особой «грушей»-разбрызгивателем.

Порхающая на крылышках счастья Мелориана тут же откупорила флакон и от души буквально искупалась в подарке, обильно умастив шейку, плечи и грудь. Потом повернулась к арфе, подняла ручки, взяла первую ноту…

Октавио подхватил бокал с подноса проходящего мимо официанта, осторожно подошел к Ангелике и, понизив голос, извинился:

— Дорогая, прости, я немного задержался…

Ангелика повернулась… и веер выпал у нее из рук.

Вторым упал, звеня, поднос из рук мажордома.

Гости, как по команде, дружно уронили все предметы, которые держали в руках и застыли в пораженном безмолвии.

Мелориана, разглядев, с кем общается ее потенциальная золовка, исполнила стремительно падающую вниз хрипящую гамму. Звук получился неожиданно глухим.

— Арбалет дайте, — попросил Октавио. — Или она у вас дрессированная? хотя б ошейник на нее наденьте, что ли…

Гости рассеянно перевели взгляд туда же, куда смотрел бравый генерал, увидели, во что превратилась Мелориана, и завизжали куда громче, чем виновница скандала.

Итоги

2-й день месяца Барса

Талерин, улица Удачи

«… Положительно, герцогам Тирандье следует возблагодарить всех богов и небесных покровителей! Если бы не триумфальное возращение генерала Октавио Громдевура, самой большой сенсацией прошедшего накануне в замке Фюрдаст Дня Леса, несомненно, стала бы ария из оперы „Эльфийские насмешницы“, которую порывалась исполнить сиятельная Мелориана Тирандье персонально для его высочества принца-героя Роскара. Наш долг сообщить…»

— Кхм!!! — зло откашлялся мрачный, как трезвый грузчик, господин герцог.

— Вычеркиваем «порывалась», — махнул пером Бронн, правя черновик будущей заметки.

— То-то же, — удовлетворился герцог. И словно бы случайно погладил приятно тугой кошелек, лежащий на краю рабочего стола, рядом с чернильницей и карандашным портретом госпожи Лики, супруги господина журналиста.

Тот отвлекся от сочиняемого шедевра, утянул кошелек из-под жадных ручек герцога и небрежно отправил его в ящик стола.

— Смотри у меня, — погрозил Тирандье. — Если твоя мерзкая газетенка посмеет распускать слухи про мою дочь, я тебе башку сверну!

— Нет! нет! нет! — картинно взмолился Бронн. — Делайте со мной всё, что угодно, но не запрещайте проводить в Талерине выставки шан-тяйских болонок!

— Я этим мерзким брешущим тварям лично хвосты укорочу! — рассердился герцог. Сорвал с головы слишком тесный парик и сурово ударил им по чернильнице. — Смотри, пиши про праздник в Фюрдасте чистую правду!

— Как? — нарочито удивился Бронн, убирая из-под рук сердитого аристократа портрет жены. — Я думал, что вы заплатили мне за то, чтобы правды никто не узнал… Правда, непонятно, как я, скромный журналист, могу запретить распускать слухи половине знатных семейств королевства, подданным брабансской Короны, фносским друидам… Хотя с друидами проще — они обычно стараются держаться подальше от грубых косматых животных…

Хитрый смешок молодого человека стих, когда его сиятельство собственноручно приподнял и от души потряс пересмешника.

— Понял, — серьезно кивнул Бронн. — Был дурак, теперь исправлюсь.

В итоге сообщение «Талерина сегодня» выглядело следующим образом:

«…Положительно, герцогам Тирандье следует принести обильные жертвы богам-покровителям, а также Орденам и Обителям, проповедующим милосердие и долготерпение! Неожиданное появление его высокоблагородия генерала Октавио Громдевура на празднике Дня Леса помешало блистательному и искрометному исполнению арии ее сиятельством Мелорианой Тирандье — планировалось соло из оперы „Эльфийские насмешницы“. Что ж, ее сиятельство, без сомнения, сделает новую попытку усладить слух его высочества принца и героя Роскара своим пением, как только отгремят торжества по случаю свадьбы ее высочество Ангелики и генерала Громдевура.

Редакция и сотрудники издания „Талерин сегодня“ считают своим долгом пресечь крайне нелестные слухи относительно якобы имевшего место черного колдовства, которое испортило арию дамы Мелорианы. Нет, ее голос звучал чарующе и нежно. А легкий персиковый пушок, который случайно пробился на ланитах и персях юной красавицы, совершенно не заслуживает наименования „рыжей кудлатой медвежьей шерсти“. По крайней мере, это была рыжая ровно подстриженная, аккуратно причесанная медвежья шерсть, благоухающая цветущим апельсиновым садом.

Церемония венчания принцессы Ангелики из династии Каваладо и генерала О. Громдевура пройдет в девятый день месяца Барса в тринадцати крупнейших соборах Талерина, в связи с чем среди Обителей, Орденов, монастырей и святилищ города объявлен конкурс на упомянутое звание.

Ее высочество соблаговолила прокомментировать свою предстоящую отставку с должности патронессы Министерства Чудес следующим образом: „О, я так взволнована! так взволнована!“ Нам остается только пожелать ее высочеству семейного счастья, и уверить наших читателей, что мы сообщим о том, какой наряд изберет наша обожаемая принцесса для предстоящей свадьбы, как только получим информацию из первых рук…»

Бронн недовольно дернул длинным носом. Жаль, для официальной печати не годился комментарий генерала Октавио относительно будущего наряда невесты. В том высказывании было много подозрений относительно падения любопытного журналиста с ближайшего зеленого массива и глубокомысленное наблюдение из жизни, что ну их, эти платья…

Ресторация «Алая роза»

— Держите своего кота, — протянул Лотринаэн черно-белую тушку мэтрессе Далии.

Черно-Белый Кот обреченно воззрился на алхимичку и даже не сделал попытки сопротивляться.

Далия, в свою очередь, не сделала попытки взять на руки эту мяукающую тварь.

— Где ты его нашел? Слушай, Лот, а где ты вообще был? Я несколько дней тебя вообще не видела.

— Да так… — отмахнулся Лотринаэн.

— Мэтр Лео говорит, что ты вернулся с генералом Громдевуром.

— Ну, в каком-то смысле — да, — нехотя признал полуэльф. Брякнул Кота на пол и посмотрел на царящий в ресторации беспорядок. — Вы что, ремонт затеяли?

— Нет, мы с Напой уезжаем в Эль-Джалад, на опыты, — объяснила Далия. — Слу-уушай, Лотринаэн, дружище, давай, рассказывай! Где ты нашел пропавшего генерала? Как?

— Если коротко и по существу, — кисло проговорил Лотринаэн. Как-то слишком он печален для героя, обеспечившего семейное счастье патронессе Министерства Чудес, отметила Далия. — Я его искал, он отыскался, а потом мы вместе вернулись.

— Откуда? — любопытству алхимички не было предела. — Где ж он прятался тринадцать лет подряд? Ну же, Лотти, не томи…

— Я не «Лотти»! — возмутился Лотринаэн.

— Ну, не злись, не злись… — подлизываясь, Далия погладила полуэльфа по плечу. — Я же умираю от любопытства! Сам генерал Октавио, говорят, ничего не рассказывает о своих приключениях и даже, по слухам, вообще крайне удивлен, что куда-то пропали целых тринадцать лет его жизни! Где вы были? Ну же, Лотринаэн, не скромничай, скажи…

Наконец, долгие уговоры возымели свое действие:

— Поклянись, что никому не скажешь, — попросил Лотринаэн.

— Я — могила! — пообещала Далия. — Нет, даже хуже: я — полка с университетской документацией за последние триста лет!

Полуэльф скривился, поплевался, почесал длинный острый кончик уха, поправил мантию — словом, сделал всё, чтоб объяснить непонятливой мэтрессе, как неудобно и неловко ему сознаваться в своих деяниях:

— Я это… последовал твоему совету и поискал Громдевура в соседнем мире.

— Ты гонишь! — восторгу и неверию мэтрессы не было предела. — Да быть такого не может!

— Почему — не может? — оскорбился маг. — Ты же сама мне доказывала, что, если из другого мира к нам что-то постоянно перемещается, значит, можно переместиться из нашего мира — туда…

— Да! — охотно согласилась мэтресса. — Но я-то ведь рассуждала теоретически! Ведь вероятность того, что другой мир достижим и так катастрофически мала, а если учитывать вероятность благополучного возвращения, подставив числовые значения в формулу Воолорона-Зибулэ, мы вообще получим отрицательную величину!..

На лице алхимички читалось выражение искреннего, непередаваемо сильного восторга и незнания точного диагноза, который бы в полной мере отразил все перипетии, лишения и открытия, пережитые волшебником-полуэльфом.

Черно-Белый Кот, забравшийся в камин и оттуда осторожно поглядывающий на беседующих людей, презрительно фыркнул.

Мэтр Лотринаэн смотрел на Далию молча. Когда до него дошел смысл ее заковыристой фразы, лицо полуэльфа как-то заострилось, на миг покрылось светлой ясеневой корой, а серебристые длинные косы вдруг сами собой свились в тоненькие задорно торчащие веточки:

— Позволь уточнить, — с хрипом выдохнул Лотринаэн, деревенея на глазах. — Когда там, в Университете, ты распиналась о пользе статистики и потенциальной возможности перемещения жителя нашего королевства в соседний мир, ты рассуждала теоретически?

— Ну… — осторожно протянула Далия, потихоньку отодвигаясь прочь от позеленевшего от бешенства волшебника. — Если рассуждать теоретически сейчас…

Нервы мага не выдержали, и он взорвался. Ну, почти, хотя от настоящего взрыва не отличишь: Лотринаэн воздел руки к Небесам, беззвучно объяснил, как он страдает, и даже не стал читать наизусть «Малжарги труэр», как это делает большинство эльфов, когда их захватывают чересчур сильные эмоции. Нет, он просто крутанул вокруг себя посох и телепортировался прочь, не прощаясь.

— Странно он себя ведет, — заключила мэтресса. — Эй, ЧБК, поди сюда! Может, ты знаешь, как и где были все эти дни маг и генерал?

— Няу зняу, — мурлыкнул Кот.

— Подумай хорошенько, — попросила мэтресса. — Ведь одного моего слова будет достаточно, чтобы гном, который остается здесь хозяйствовать на время отсутствия Напы, не даст тебе даже крысиного хвоста.

После долгого размышления и нервного вылизывания Кот давать показания все-таки отказался. Подумаешь, крысиный хвост! Подумаешь, достаточно одного лишь мэтрессиного слова…

У некоторых магов — только давайте обойдемся без имен, — достаточно одной лишь мысли, чтобы обеспечить некоторым трехсотпятидесятилетним котикам быструю и почти безболезненную смерть.

Кроме мэтрессы, как ни парадоксально, никто не проявил большого интереса к тому, откуда вдруг явился бравый генерал Октавио. Кто ему помог — это-то стало ясно на следующий же день, когда Громдевур ввалился в Министерство Спокойствия и стал громогласно требовать предъявить пред его ясные (после вчерашнего) очи замечательного специалиста, настоящего волшебника и уникальной души человека — мэтра Лео. Да, такой весь из себя недотепа, на спаниеля немного похож…

При дворе и рады были бы узнать подробности чудесного спасения генерала, но не могли преодолеть барьер, кордон, границу — другими словами, те крепостные стены, которыми прикидывалась сейчас влюбленная принцесса, не расстающаяся с вновь обретенным женихом больше, чем на пятнадцать минут. Даже у его спальни она поставила взвод охраны, чтоб никто, даже случайная муха, не смела покуситься на ее сокровище. Генерал посмеивался и считал оставшиеся дни до свадьбы. Если он и заметил, что прошло тринадцать лет, он не давал повода думать, что такая пропажа его взволновала. Дело-то житейское…

Лаэс-Гэор был точь-в-точь таким, каким Лотринаэн оставил его несколько дней тому назад. Ярким и вечным.

И мэтр Пугтакль по-прежнему медитировал на своей любимой полянке, освещенной лучами закатного солнца.

Только на этот раз — по вполне конкретному поводу. Перед друидом покачивался большой серебристый желудь эльфийского дуба — судя по цвету окружающей плод ауры, росток должен был появиться с минуту на минуту.

Услышав за спиной шаги, мэтр Пугтакль на минуту прервал свою сосредоточенность:

— Атта-ми? Куэ. Рианниэ.

Мэтр Лотринаэн мысленно прогнал еще раз тот великолепный текст, с которым собирался обратиться к отцу — повествующий о том, каким идиотом он, Лотринаэн, был, о том, что магия бывает разной, и что судьба любит пошутить. Но это были всего лишь слова — а желудь, собирающийся стать деревом, ждать не будет.

С детьми всегда так, — вдруг догадался полуэльф. — Сначала ты их ждешь, а потом они приходят.

Он снял мантию, чтоб не мешалась, сапоги, прислонил к стене посох. Бросил на ладони пригоршню воды, чтоб смыть пыль Талерина и своих путешествий, прошел на площадку для медитации и сел рядом с эльфом.

Легким касанием попробовал прикоснуться к проклевывающемуся желудю и замер в восхищении, увидев прошлое, настоящее и будущее великолепного лесного гиганта. И теплое чувство, что всё так, как и должно быть, наполнило душу мага.

Атта-ми. Сын.

Куэ. Входи.

Рианниэ. С возвращением.

Торжественное отбытие мэтрессы Далии и Напы Леоне Фью (клан Кордсдейл) в Эль-Джалад было назначено на четвертый день месяца Барса.

О цели их путешествия в пустыни Эмирата курсировало столько слухов, что господин Бронн пожалел чернил и не стал подробно расписывать все версии в газете «Талерин сегодня». Но, конечно же, коротенькую заметку, что великолепная Напа Леоне, хозяйка лучшей в Университетском квартале ресторации, на неопределенный срок прекращает оказание кормежных услуг студенческому населению, опубликовал.

Проводить Далию и Напу собрались коллеги, студенты и просто друзья. Донья Долорес и мэтр Мартин с сыном наперевес сыпали рекомендациями, как спасаться от жары в пустыне; Изольда крутилась рядом с кожаными сумами Напы, топорщащимися кирками и походными молоточками, и канючила, просила взять ее с собой… Ей тоже хочется в пустыню, она так хорошо будет смотреться в газовых шароварах и золотом лифчике одалиски!..

Мэтр Лео в последний момент прибежал из Министерства Спокойствия, размахивая подорожной грамотой, в которую были вписаны имена алхимички и ее верной ассистентки. Долго и пространно объяснял, что инспектор Клеорн очень хотел пожелать мэтрессе счастливого пути, и должен прибыть с минуты на минуту, вот только закончит инструктаж сержанта Монобоно… Но Далия только пожала плечиками и предложила мэтру Лео передавать инспектору сердечные пожелания профессиональных успехов.

От тона, которым это было сказано, потрескалась краска на двери ресторации.

Джоя вздыхала, обещала приглядеть за «Алой розой», Ньюфуном, Айрой и Черно-Белым Котом. Обещала добросовестно готовиться к осенней переэкзаменовке. Ну, обещать-то можно…

Черно-Белый Кот, стоически вытерпевший объятия Напы, безумно радующейся его возвращению, уже третий день подряд сидел у мышиной норки и добросовестно делал вид, что занят своими прямыми кошачьими обязанностями. Напрасно Напа уверяла, что мышиную норку сотворила коловоротом и тёркой для сыра она сама, чтоб создать необходимый для этнического колорита антураж — Кот горел желанием поймать несуществующую мышь и не двигался с места. Напа растрогалась — она посчитала, что такое поведение есть первое доказательство превращение Черно-Белого Кота в сторожевого минотавра. В результате Ньюфун получил еще одну инструкцию — лелеять Котика и беречь его пуще… нет, не зеницы ока, а пуще той расписной фарфоровой кружки, которая стоит под замком в шестой кладовой, или банки с экзотическими приправами, присланными мэтрессой Юлали из Фносса, или… Короче, сам придумай, но храни Котика обязательно.

Напа прощалась с Айрой из клана Моргенштерн. Ярко-рыжий гном сжал ладошки гномки и нежно и смущенно шептал обещания ждать ее возвращения. Далия умилилась трогательной сцене и отвлеклась на пересчет багажа.

Плетеный короб, несколько узлов, напины трескающиеся по швам от перегрузки сумы с инструментами, связка лопат, саквояж, сундук, двухпинтовая бутылка чернил… Мэтресса Аббе ненавязчиво подарила Далии сачок и пару морилок, собирать редких эль-джаладских насекомых, мэтр Филипп преподнес свеженький, только-только из типографии, экземпляр своей монографии, которой он давно хвастался; госпожа Гиранди, Клотильда, Труамина, Нелли и Ользида просто стояли и готовили платочки, утирать слезы при расставании.

Сзади за мантию Далию подергал Ньюфун:

— Ты, это, не передумала? Может, всё-таки не будете искать приключений на задницу?

— Спасибо за беспокойство, Ньюф, — коротко ответила мэтресса.

— Я ведь дело говорю: бега магические, чтоб определить, какой зверь на следующий год заправилой будет, только через две недели состоятся. Может, останетесь, а через недельку со мной телепортом отправитесь? Маги-то на двоих путешественников скидку обычно делают…

— На троих, — автоматически поправила Далия.

— А Напу мы тебе за спину посадим, плащиком прикроем, никто и не заметит, — принялся расписывать пользу будущего обмана гном. — Ну, подумают, что ты странная человечка, так что ж, оно ведь правда! К тому ж у тебя, Напа говорила, есть маги-знакомцы, они с телепортом помочь и за так, за здорово живешь, могут… а? Оставайтесь… Всего-то неделя! А я столько денег сэкономлю…

— Мы все-таки поедем, Ньюфун, — ответила мэтресса, сосредоточенно высматривая в конце улицы, не появится ли… Да, конечно же, мэтресса выглядывала, когда появится наемный экипаж, который доставит их в Аль-Тораз. — Но за предложение — спасибо.

— Помяни мое слово, — торжественно предрек Ньюфун. — Вы отыщите приключений и на задницу, и на голову, и просто так!

— Да кто спорит… — пробормотала Далия.

Тут из-за угла квартала появилась карета.

О, что это была за карета! Героиням романов Фелиции Белль, Жермуаны Опасной и Мергалотты Бимз и не снился подобный экипаж — только извращенная фантазия Муркона Ниппельвинтера могла предположить, что в мире существует нечто подобное.

Карета была черной. Жгуче-черной, и только лакированные бока сверкали, как жесткий панцирь полуночной саранчи. И кони, запряженные в экипаж, были черными. Темными, как безлунная ночь — правый, с шеей изогнутой, как гарда замысловатого кинжала, с каким-то серебристым отливом; а второй, более мощный коняга, с неуловимым оттенком крепчайшего кофе.

Стуча звонкими подковами, кони остановились у ресторации. Возница — крепкий молодой парень — легко спрыгнул с козел и, надвинув обвислую шляпу на лоб, принялся, насвистывая, грузить поклажу путешественниц.

— Ну, как-то вот так… — пробормотала Напа, с трудом покидая уютные объятия Айры Моргенштерна.

— Мы будем помнить о вас! — истерически вскрикнула Ользида. «Рано!» — шикнули на нее библиотечные дамы.

Возница распахнул перед гномкой и алхимичкой дверцу кареты. Изольда завистливо вздохнула — внутри был бархат, мягкие подушечки из ткани очень редкого — тепло-желтовато-оранжевого цвета, и занавесочки с такими же помпончиками… Оууу… я умру от зависти! Неужели правда, что Далия давала советы принцессе Ангелике, и ее высочество после алхимической консультации собралась замуж?! Оууу… уже умираю… я тоже так же хочууу…

Напа забралась в карету и тут же высунула любопытную рожицу в окошечко. Пока! Не скучайте! Коротко поблагодарив кучера за помощь, Далия захлопнула дверцу, и тоже принялась махать рукой на прощание. Свистнул кнут, кони тряхнули шеями и звонко застучали копытами по мостовой…

— Стойте! Стойте! Остановитесь!!! — раздался всполошенный вопль, не успела карета доехать до конца квартала.

Провожающие удивились. Изумились. И дружно бросились следом за экипажем, чтобы не пропустить ни мгновения предстоящего скандала.

— Стойте же… — запыхаясь, простонал мэтр Григо, рывком распахивая дверцу кареты. — Мэтресса Далия… я требую объяснений!.. — господин ректор тяжело перевел дух.

— Каких? — опешила алхимичка.

— Во-первых, почему вы уезжаете, не поставив меня в известность? Я, как-никак, ваш ректор!

«Мы будем помнить о вас!» — сделала вторую попытку Ользида, но ей снова посоветовали заткнуться.

— Простите, мэтр, но у меня вот тут, — алхимичка принялась обшаривать карманы черной походной мантии (Изольда мимоходом отметила, как потрясающе сочетаются цвет одеяния алхимички и кареты, и еще настойчивее собралась помирать от зависти). — Да где же… Ага, вот! Приказ об отпуске.

— Приказ? да кто ж его вам подписал?!

— Ваш заместитель.

— Мой заместитель, которая мэтресса Долли, вот уже который день лечится в Обители Праматери Прасковии, — с непередаваемым сарказмом отмахнулся мэтр Григо.

— Ну… — округлила глаза Далия. — Тогда приказ подписал ее заместитель. И о вашем отпуске — как и об отпусках прочих сотрудников, между прочим, тоже.

— Правда, — подтвердили хором мэтры Мартин, Люмус, Филипп и мэтресса Аббе.

Ректор посмотрел на подчиненных, понял, что за лишние дни безделья они сами удавятся, а уж его — тем более, и сыграл тактическое отступление:

— Что, думаете, ваши сто часов общественных работ уже закончились? Я ведь всё подсчитаю! Не поленюсь! Не надейтесь…

— Ой! — страшным голосом вскрикнула Далия. У возницы чуть не упала шляпа, а кони замотали головами. — Я ведь забыла спросить у ее высочества Ангелики справку, что трудилась на благо Короля, Кавладора и Алхимии!

Мэтр Григо не поверил, но затесавшийся среди провожающих мэтр Люмус утвердительно кивнул головой. Да, было дело. Он же историк, кому же и знать, как не ему…

— Ну, если так… Мэтресса, — собравшись с духом, проигравший по всем статьям мэтр Григо решительно сел на подножку кареты, показывая, что следующий вопрос он не намеревается оставлять без ответа. — Прошу, ответьте мне как алхимик — алхимику.

Григо воровато посмотрел по сторонам, и все дружно отвернулись и начали посвистывать, делая вид, что им не интересно.

— Каким снадобьем мы попотчевали Лирта? Ведь мало того, что этот… — тут ректор употребил сугубо медицинский термин, который, очевидно, узнал от жены. По счастью, Напа никогда не интересовалась человеческой физиологией, и не поняла, о чем речь, — получил диплом, сдав в одну короткую летнюю ночь пятьдесят девять академических задолжностей!.. Этот…

— Здесь Напа, — предупредила Далия.

— Этот господин Лирт, между прочим, набивается ко мне в аспиранты! Вчера он требовал сформулировать ему — ему!!! — тему исследования, которая бы утвердила торжество материалистического понимания макроэргической Вселенной!

Подслушивающий разговор двух алхимиков Ньюфун басовито заржал.

— Далия, — умоляюще сложил руки мэтр Григо. — Он видит призраков! Среди бела дня! Далия, я прощаю вам взрыв моей лаборатории, только, умоляю, скажите, чем вы на Лирта воздействовали? Я все продумал! — жарко зашептал алхимик. — если удивить его прямо противоположным воздействием, оно, может быть, его и отпустит? И он снова станет тупым примитивным мордоворотом…

Напа навострила ушки, явно не понимая, о чем идет речь. Мэтресса Далия увидела в глазах начальника глубокую искреннюю скорбь и сдалась:

— Нуу… во-первых, давайте договоримся.

— Всё, что угодно!

— Никаких лабораторий я не взрывала. Она сама.

— Хорошо. Договорились.

— А во-вторых… — Далия нагнулась к ректору, чтобы избежать подслушивания: — Значит, восемнадцать унций гномьего самогона, жбан крепкого пива — лучше тривернского, Лирт к нему привык; четыре порции миног в соусе из розовых лепестков по-брабансски, пирожки с «пыльным громом», два фунта чесночно-хреновой приправы к зельцу — сам зельц можете не брать, его как-то плохо ели; еще сорок фунтов какой-нибудь еды — желательно соленой и копчёной. Потом ловите в ближайшем лесу белку, настраиваете под нее уши и сушеный горох… Насчет холстов, изображающих глубокую ночь за окном, можете не беспокоиться — студенты еще не сняли те, которые в прошлый раз намалевала Напа. Еще удивляются, бедняжки, почему у них так быстро день и ночь сменяют друг друга: зашел в комнату — ночь, вышел — утро…

— Понятно… — конспектировал рецепт мэтр Григо.

— Значит, будете наносить на лицо макияж из крема с добавлением протертых рыбьих глаз и крылышек ночных бабочек — потом смывайте теплым молоком, чтоб кожа не шелушилась. Чтоб студенты не слишком обратили внимание, что крылья у вас не настоящие — придется сделать бюст повыразительнее. Конечно, это трудно, но что поделать? Свечи из Студенческого Дома лучше красть непосредственно перед тем, как вы соберетесь на дело, а то наших школяров успеют выручить сердобольные родственники. У мэтра Люмуса спросите огарок — он специально вымачивает фитили, чтоб к нему почаще являлись призраки правителей минувшего. Так, все сказала? — спросила саму себя Далия.

— Забыли про зеленую штучку, которая светилась по-некромантски, — припомнил мэтр Григо.

— К сожалению, мэтр, — грустно потупилась алхимичка. — Здесь я ничем не могу помочь. Сию субстанцию делал ваш бывший аспирант, мэтр Фриолар — помните такого? Конечно, если бы я знала, где он сейчас находится, я бы сама написала ему с просьбой выручить такого замечательного ученого, как вы…

— Да что я, сам, что ли, ингредиентов в банку не намешаю? — лихо подбоченился мэтр Григо, с плохо скрываемым удовольствием просматривая записи уникального Плана по Перевоспитанию. — Спасибо, мэтресса! Что ж, позвольте пожелать вам счастливого пути! И чтоб никакие призраки вас в дороге не беспокоили! — пошутил ректор, вставая в плотные ряды машущих ручками. «Мы будем помнить о вас!»

— Обязательно, — буркнула Касси. Она пристроилась на запятках и собиралась просочиться внутрь кареты, как только та наберет скорость — и хорошенько испугать пассажирок, чтоб насладиться зрелищем алхимички и ее ассистентки, на полном ходу выпрыгивающих прочь. Касси даже придумала, какую рожу им скорчит, как дёрнет мэтрессу за карандаш в прическе, как будет дуть гномке в ухо половину дороги…

Вот только карета была какая-то странная. И не пускала призрака внутрь себя. Касси собралась спрыгнуть — и остановилась, пытаясь понять, какому существу принадлежит тихий скулеж, доносящийся из большого сундука, привязанного под прочим багажом.

Отзвучало последнее пожелание доброго пути. Щелкнул кнут, колеса повернулись…

Экипаж неспешно, с достоинством, покатился по улицам Талерина. Мимо особняков и домишек. Мимо шарманщика на Малой Базарной Площади и его дрессированного гоблина в красной шапочке. Мимо Скадцарге-лъхариэс-шуу Яра и Обители Предмудрой Праматери Прасковии. Мимо набережной Алера, где вслед черной лакированной карете долго неслись гитарный перезвон и девичий смех. Мимо улицы Удачи, где с пассажирками экипажа раскланялся вышедший поискать новостей господин Бронн.

Путешествие «из пункта Ай в пункт Бу», как назвала их совместное мероприятие мэтресса Далия (второе конспиративное название — Эль-Джаладский Проект. Но тссс!) проходило по сухой летней дороге, по отличной погоде. Кони резво стучали копытами, карета скрипела рессорами, сидения и подушечки были мягкими, припасов в дорогу взято достаточно, возница — человек надежный, проверенный… Короче — единственный повод для огорчения — это расставание с милым Айрой и констатация горького факта, что инспектору Клеорну рыжая герцогинька дороже мэтрессы. (Неправда! Клеорн прибежал к «Алой розе», и даже с букетом одноименных цветов в руках! Но на десять минут позже, чем нужно…)

Два черных коня быстро унесли экипаж прочь от столицы Кавладора, вот уже зашелестели березняки, дубравы и прочие рощицы…

А еще через сорок восемь минут мэтрессу Далию, видного сапиенсолога Университета королевства Кавладор, и ее ассистентку по вычислениям статистической невероятности, Напу Леоне Фью из клана Кордсдейл (кавладорская ветвь) благополучно похитили.

Но это уже совсем другая история.

История, которую признали несущественной

3-й день месяца Паруса, вечер

Мэтр Григо, напевая модную арию, аккуратно взболтал содержимое колбы, оценил придирчивым оком, оставил в сторону, достал большую банку темного стекла с таинственным результатом предыдущих опытов, выбрал из набора ложечек железную — почему-то от контакта с медной ложечкой содержимое банки шипело и плавилось, достал весы… Тарарим-тарара, мурлыкал алхимик. Он был доволен собой, опытом и Вселенной вокруг — сегодня она не сопротивлялась и дозволяла изучать свои тайны, кокетливо маня в экспериментальные дали.

В лаборатории — кирпичном флигеле, предусмотрительно вкопанном поглубже, чтобы далеко не убегал и высоко не взлетал, — было тихо и сумрачно. Мэтр Григо, надеясь на длинный летний день, не спешил зажигать свечи, и просторное помещение освещалось лишь красноватым пламенем жаровни и переносного очажка — так, бронзовая пластина с закрепленным над ней штативом, чтобы нагревать стеклянные сосуды. Отсветы маленьких огоньков неспешно, с достоинством перебирались с одной банки на соседнюю, с комплекта пробирок — на другой комплект, с колб круглых — на треугольные, с темных кубов — на длиннющие извилистые змеевики и трубки. Что-то шипело, испускало пар — скажем по секрету, господин ректор считал очень стильным наличие в алхимической лаборатории под столом такого вот самозапускающегося облака, потому и изобрел в ходе своих экспериментов искусственный лёд, — над столом, на стене, щелкала глазами механическая лягушка с камушком во рту — подарок жены по случаю их первой годовщины свадьбы, случившейся… ах, дайте боги памяти, сколько лет тому назад. Очень помогала сосредоточиться, если вдруг эксперимент шёл не туда и неправильно.

Когда за окном лаборатории послышались шаги, и мелькнула чья-то темная фигура, господин ректор почти не обратил внимания на посторонний шум. Кажется, именно сейчас в большой треугольной колбе, в которую мэтр насыпал четверть унции вещества А, добавил раствор из банки Б, перемешал с коллоидом В и организовал повышение давления, использовав прибор Г, должна была пойти какая-то таинственная реакция… Так, надо бы еще что-то сделать, как-то заставить алхимическую субстанцию обнаружить свои свойства… Мэтр Григо пристально посмотрел на механическую лягушку. Та дернула глазами влево, вправо… Ага! Идея! Плотно запечатаем воском, поставим отводящую трубку и попытаемся выпарить лишнюю жидкость. Какой получится сухой остаток? Ага, ага…

Дверь скрипнула. По лаборатории потянуло сквозняком.

— Ну, кто там? — недовольно обернулся мэтр Григо. — Прикройте дверь! У меня тут огонь погаснуть может!

— Холосо, холосо, ну цё вы сердитесь? холосо, узе закрыла… — ответила мэтресса Далия. С преувеличенной осторожностью притянула дверь, с величайшим тщанием ее прикрыла — правда, не с первого раза, потом оступилась и съехала по двум ступенькам, отделявшим пол от порога. Нескоординированное перемещение мэтрессы сопровождалось звуком вульгарным, но хорошо знакомым каждому практикующему самую классическую из отраслей Алхимии — звуком бряцающих бутылок.

Мэтр Григо заинтересовался, настолько, что оставил колбу мирно нагреваться над огнем и повернулся к посетительнице.

— Далия? Это вы?

— Ага.

— Что-то случилось?

— Случилось? Ницево не случилось. Все ж-живы, всё спокойно. Я вам бутылки принесла. Можете снова наполнять.

— Мэтресса, вы в порядке? — мэтр Григо, ученый с мировым именем, не мог не заметить, что коллега ведет себя странно… — Далия? Что произошло?

Далия подумала, потом картинно развела руками и пожала плечами, показывая, что, собственно, не понимает вопроса. А что, что-то должно было произойти?

— Далия! — осенило господина ректора. — Вы что, пьяны?

— Я? Нет!! — возмутилась мэтресса. — Я только нюхала. Гринч, собака, выпил, не закусывая… Я пыталась его спасти, а он мне даже капельки не оставил. Пришлось соответствовать…

— Опять?! Далия, я же предупреждал! — возмутился господин ректор. — Если будут жалобы на ваше поведение, что вы опять приметесь кого-то исследовать, организуя несчастные случаи и чрезвычайные обстоятельства, я посчитаю своим долгом и…

— Ну чё вы сердитесь, — заныла Далия. — Я хотела, как лучше. Гринча спасла, зуб ему выбила…

— Что вы сделали?! — мэтр навис на мэтрессой служебным выговором. — Эй! Это ж бутылки из моей лаборатории!

— Ага, — простодушно кивнула Далия. — Еще дайте. А то принца поить нечем…

— Я… «ещё»?! — возмутился мэтр Григо. Но тут его мозг выделил главную единицу содержания: — Принца? Какого принца вы собираетесь угощать?

— Ой, — сморщив носик, Далия ответила с интонации, очень и очень далекими от почтения и служебного этикета: — Та-акого симпатяшку! Высокий, ладный, на морду этак ничего, посмотреть можно. Правда, дуб дубом. Зато отечественным, кавладорским. Клотильда как его увидела, так сразу из платья выпадать стала, Труамина подпрыгивает, чтоб ее заметили, а он стоит себе, пень пнем, так и просится, чтоб ему лекцию приватную прочитали… — и мэтресса, фантазируя, расплылась в простодушной улыбке.

Мэтр Григо пощелкал пальцами перед лицом Далии, привлекая внимание к себе. Мэтресса с усилием сфокусировала взгляд на лице господина начальника.

— Далия, вы хотите сказать, что здесь, в Университете, принц Роскар?

— Ну да. Его к вам король зачем-то послал. Но Рудольфус, который, хоть и отличник — та-акой дурак, хоть троллям его отдавай в качестве тотемного демона — хранителя рода, Роскара поймал и отвел Гринчу зубы бить. Хорошо, что Гринч был пьян, и опыт получился… Слушайте, мэтр Григо, налейте, а? А то чего-то скучно стало… — Далия скривилась, — И зачем вы меня припахали к этим общественным работам?

— Потому, что вы распустились в последнее время — никакого сладу нет, — несколько утратив благочестивый облик Великого Ученого, проворчал мэтр Григо. Он заметался по лаборатории, подхватывая то колбу, то жаровню, то еще десяток реактивов, ожидающих своей очереди. — Это ж нельзя сейчас с огня снимать, надо выпарить до конца… — пробормотал алхимик себе под нос. — Мэтресса! Идите сюда! Вы еще способны рассуждать здраво?

— Обижаете, мэтр. Я способна рассуждать в любом состоянии, — мэтрессе удалось дойти до лабораторного стола почти не пошатываясь, и мэтр Григо ей поверил. — А что тут?

— Я не могу остановить опыт. Смотрите: вот колба, из нее должна выпариться лишняя жидкость. Содержимое превратится в плотную вязкую субстанцию. Внимательно следите вот за этой трубочкой: когда в ней скопится много пара, повернете вентиль, пар выпустите — и тут же вентиль закроете. Осторожно! Ведь это результаты трехлетнего труда на благо Алхимии!..

— Ладно, ладно… Тоже мне, сложность, за коблой присмотреть! Вы ж не предлагаете мне выучить пару формул, которыми разбрасываются наши низкорослые коллеги… Знаете, давно заметила: стоит гному заговорить о формулах, и у людей уши пухнут…

— И прошу вас, мэтресса, выпейте кофе!

— И выпью! Если настаиваете… Только не надо на меня так смотреть, — жалостливо проговорила Далия. — Мне от ваших взглядов себе диагноз поставить хочется… Лучше освободите от дурацких общественных работ, а?

— Труды на общественное благо, мэтресса, развивают характер.

— Ну освободите… Я же тихая, мирная, законопослушная… Тружусь, как гном, не жалея сил, на благо Алхимии и Кавладора! Напу воспитываю, сапиенсологию двигаю, труды пишу и даже накачиваю мускулатуру. Честно-честно. Жевательную. И вообще, что вы будете делать, когда мой характер разовьется еще больше?

За время этого нехитрого разговора мэтр Григо щипцами убрал из жаровни уголья, чтобы алхимические сосуды и их таинственное содержимое не перегрелись; достал еще одну, маленькую спиртовку, поставил на пламя колбу с чистой водой, насыпал молотый кофе.

— Вот, кофе сейчас будет готов. Чашки должны быть где-то здесь, их в прошлом году Розанна сама вымыла. Не обожгитесь, мэтресса, — заботливо предупредил ректор. — И какого демона вам сверкнуло податься в алхимики? — проворчал мэтр Григо, уже с порога.

— Я читать люблю, — созналась Далия.

— Я тоже, — понимающе покачал головой мэтр Григо. И ушел, еще раз попросив внимательно наблюдать за алхимическим процессом.

Оставшись в одиночестве, мэтресса Далия грустно вздохнула, присела на высокий табурет, задумчиво уставилась на ровный строй пробирок, колб, трубок, банок и прочего оборудования. На одном нагревательном приборе медленно бурлила темная кофейная жидкость, на соседнем — таинственная субстанция выдавливала из себя молочно-белые струйки пара. Далия добросовестно открыла вентиль. Выпустила воздух — оказавшийся чрезвычайно едким, поморщилась, отшатнулась, сбегала к двери продышаться…

Хорошо сейчас мэтру Григо, — подумалось Далии. — Должно быть, уже знакомится с принцем, отбивает его высочество у библиотечных кумушек, вручает экземпляр своей последней монографии, а самое главное — делает это где-нибудь на свежем воздухе. Кажется, принц порывался сбежать и вполне мог вырваться из плотного, но чахлого студенческого окружения и добраться, скажем, до площадки с солнечными часами… Короче, начальству, как всегда, достается самое приятное, а его сотрудникам приходится сидеть в душной лаборатории и нюхать результаты алхимических реакций…

Скажем сразу — Далия была не права. Особенно в том, что адресовала мэтру Григо высокую скорость передвижения по окрестностям Университета. Почтенный доктор классической алхимии действительно взял резвый старт, но, добежав до ботанической аллейки с суккулентами затормозил, звонко хлопнул себя по лбу, спохватился, что выбежал из лаборатории в чем был — то есть в мантии, местами прожженной и хаотично заляпанной, и бросился назад, приводить внешность в порядок.

Пока мэтр Григо стремительно — в меру сил и возраста — приближался к лаборатории, мэтресса Далия заскучала, окинула взглядом лабораторию в поисках, чем бы заняться. И увидела лягушку.

Металлическое украшение, выполненное с цинской тщательностью и некоторой нарочитостью деталей — в частности, обращали на себя внимание густые мохнатые брови амфибии и длинные усы, которыми можно было смело пользоваться вместо поводьев — грозно посмотрело на Далию и плюнуло в нее яшмовый шарик.

Хотя, может, всё было совсем иначе, в конце концов, за тридцать предшествующих лет механическая игрушка ни разу не была замечена в каких-то магических происшествиях, а Далия, как сама призналась несколькими минутами ранее, надышалась паров крепчайшего алхимического самогона, которого мэтресса Розанна настаивала на секретных травах Восточного Шумерета, — но факт остается фактом. Яшмовый кругляш выпал из пасти лягушки и полетел прямиком на стол, вызвав сотрясение штатива с пробирками. Далия, естественно, захотела спасти другие трубы, сосуды и реторты, особенно почти готовый кофе и опыт мэтра Григо, стоявшие на огне — кто их, этих лягв цинских знает, может, сейчас дождь из шариков пойдет? — подхватила за горлышко колбочку, отошла от стола на два шага, присматриваясь, куда бы сосуд поставить…

Потом почувствовала некоторое неудобство. Затормозила. Внезапно заметила, что схватила колбу не с кофе, держит ее незащищенными руками, и вообще, оказывается, Вселенная горазда на плохие шутки, и горячие колбы выглядят точно так же, как и холодные, и со всего размаху кинула предательский сосуд подальше. Прямиком в стену.

А дальше, согласно закону статистической невероятности, одновременно произошли те вещи, которые просто не имели права происходить: мэтр Григо открыл дверь и увидел, как Далия бьет его драгоценные колбочки (алхимик в ужасе закричал); Далия поняла что собственноручно, пардон за каламбур, обеспечила себе ожог и неприятности (и тоже закричала), густое прозрачное месиво, попавшее на свежий воздух, зашипело, вступая с кислородом в активную алхимическую реакцию (молча); Далия наступила на весело катящийся по полу жабский кругляш, въехала в стол с реактивами, пробирки и банки покачнулись и бодро попадали — на то же место, куда уже упала злосчастная колба с григовым опытом…

Как потом цитировал из журналистских отчетов и городских сплетен Бронн — пламя, вырвавшееся из недр лаборатории господина ректора, было видно с противоположного берега Алера и даже из Охотничьего Замка. Впрочем, господин Нюй, увидевший взрыв на звездных картах, тоже склонялся поддержать официальную версию — ту, которую Далия сумела пробормотать сразу после происшествия, когда пожарные и маги прибежали тушить пожар. Дескать, всё произошло по воле богов.

Самое удивительное — мэтресса Далия искренне верила в собственные слова. Иначе, как вмешательством Сверхъестественных Сил и Высшего Разума, нельзя было объяснить чудесный полет на облаке паров, возникшем при хаотичном смешивании реактивов, который мэтресса пережила — полет короткий, всего-то на дюжину локтей, но очень своевременный. Не будь этого полета, закончившегося столкновением с мэтром Григо и вынесением почтенного алхимика вместе с дверью из помещения, лаборатория рухнула бы на Далию, а не на саму себя…

А так — все живы… Все (почти) здоровы… Все, кроме колб и механических лягушек, счастливы…

Хотя, как уже упоминалось — в мире Алхимии всё относительно.

Примечания

1

Локоть — мера длины, 33,8 см. 7 локтей — 237 см, 10 локтей — 338 см

(обратно)

2

Коньцепция — специальный термин, сопровождающий жизнь научной общественности Фносса, Кавладора, Ллойярда, Иберры и прочих государств континента. Происхождение термина традиционно связывают с жизнью и научными успехами мэтра Сандро из Химериады. Сей ученейший кентавр прославился непревзойденным до настоящего времени умением организовывать проверку своих экспериментальных гипотез, большая часть которых касалась предположения о сферичности Земли, и, что еще более важно, находить добровольцев для участия в указанных экспериментах. К сожалению, впечатления этих активистов, энтузиастов от науки и пионеров-первооткрывателей о мэтре Сандро привести не представляется возможным, потому что некромантия ныне под запретом, и вообще, самые верные определения и самые искренние выражения ни одна цензура не пропустит. Если вас интересует более подробное описание жизни, открытий и свершений этого адепта прикладной географии, первооткрывателя «эффекта апельсина» и вообще замечательного своей вороной мастью кентавра, можете поискать монографию сочинения Кр. Агатии «Конь бледный».

(обратно)

3

троллий шаг — 13 локтей, 4 м 39 см;

(обратно)

4

Триггер — компонент условной реакции, а именно — специальный раздражитель, который при повторном предъявлении замыкает рефлекторную цепь. Может быть и вербальным, и невербальным. А проще — это именно то слово, услышав которое, ваш волкодав хватает врага за шею, или тот жест, который позволяет вашей жене услышать, наконец, честный ответ, где ж вы были вчера с девяти до полуночи.

(обратно)

5

Остальные 9,91 % гномов честно хотели стать виноградарями и оставшую жизнь провести, холя и лелея драгоценные лозы провинции Триверн. Но соглашались поработать и обычными садовниками, хоть для этого и приходилось терпеть всю долгую гномью жизнь шутки гномов с классической камнеподобной ориентацией насчет своей предполагаемой эльфийской родни.

(обратно)

6

«Потухшие» саламандры — естественные гибриды саламандры огненной (магическое животное) и пустынных варанов. Крупные ярко окрашенные ящерицы — до полутора локтей в высоту, в длину — до 4–5 локтей (отдельные экземпляры до 7 локтей в длину). Теплолюбивы, хорошо поддаются дрессировке, никакими магическими способностями не обладают.

(обратно)

7

А Черно-Белый Кот, который жил в те дни в «Алой розе», Далии не подчинялся, считался собственностью странноватого волшебника, и вообще, Кот давно уже сбежал в неизвестном направлении — чего ж о его «подвигах» зря вспоминать? К тому же, причину, по которой Карвинтий ловил Черно-Белого Кота, а по ходу дела свалил масляную лампу на дощатый пол, ЧБК так Далии и не объяснил.

(обратно)

8

Фигурки-обереги — для защиты жилища — иногда производятся ведьмами, чтобы отпугивать вредных животных. Обычно фигурка изображает представителя именно того вида, который отпугивает. Но, сами понимаете, отпугнуть только черного таракана — означает фактически пригласить заглядывать на огонек таракана рыжего. Поэтому очень часто фигурки-обереги оказываются подобными гидре — многоголовыми, полиморфными, и, к сожалению ведьм и тайному торжеству магов школы Крыла и Когтя — мало функциональными. Кстати, если с той же целью заказать оберег у мага указанной специализации — он и надежнее, и долговечнее. Правда, на два порядка дороже…

(обратно)

9

«Глаз» (магическое) — сложно ограненный, прозрачный, искусственно, с помощью магии, выращенный кристалл, использующийся для разговора с собеседником, находящимся далеко за пределами видимости.

(обратно)

10

Чернокнижник — простонародное, не вполне корректное, наименование магов, использующих заклинания, которые несут ущерб здоровью, спокойствию и благополучию окружающих. «Черная Книга» — список заклинаний, не рекомендованных к использованию. В указанный реестр по странным превратностям судьбы попали большинство заклинаний Магии Смерти и Демонологии.

(обратно)

11

За неимением, по юности лет, собственной растительности на лице, Напа всем своим карандашным автопортретам пририсовывала окладистую бородку. Так что у астральной проекции души Напы Леоне Фью точно есть борода. Ну, будет — когда Напа повзрослеет…

(обратно)

12

Напа ошибается. Мэтр Пугтакль — вполне реальный эльф, министр Чудес королевства Иберра, Верховный Друид Юго-Западного Побережья, один из старейших магов Иберры (специализация в Зеленой Школе, школе Природных Начал, Магии Жизни). Ему девятьсот четырнадцать лет, и он большой любитель драконьего серфинга.

(обратно)

13

К сожалению, служащие Министерства Чудес еще не достигли соглашения по поводу, кто именно является самым главным вершителем чудес, т. е. министром. Главный чародей? Самый святой отец? Мать? Брат или другой родственник? Э-э… Простите, а как Там, Высоко, относятся к утверждению его/ее кандидатуры? Что насчет главного астролога? Нет, побить — это понятно, другие предложения есть?

Пока не достигнут консенсус, считается, что придворным магом назначают не только за красивые глаза, пусть и отдувается. Да, и, пожалуйста, пришлите в Министерство нового патрона — руководить нами без лишних скандалов…

(обратно)

14

Согласно последним исследования мэтрессы Розанны, спать на жестком полезно. Согласно экспериментальным данным мэтра Мориарти (Ллойярд, Восьмой Позвонок) лучше умереть сразу.

(обратно)

15

Без намеков, просто ради информации. Уж если запрещать Магию Смерти, подумал однажды утром король Гудеран Десятый, то с чего бы оставлять в покое мертвые языки, особенно те, которыми пользовались демонологии и некроманты? Дискуссия о целесообразности вышеуказанного политического и, с прискорбием вынуждены констатировать, антинаучного шага продолжается.

В Университете королевства Кавладор с года Веселой Вдовы действует долгосрочная программа «Оживи мертвый язык!» Студентам предлагается выполнить легкие пятнадцать практических занятий и получить сертификат, что отныне они являются полноценно-живым носителем не-окончательно-мертвого языка. Похвалы и поощрения со стороны преподавателей запечатанной кафедры мертвых языков гарантируются.

(обратно)

16

Акалькулия — неспособность к математическим вычислениям.

Опять были неприятности с риттландцами.

(обратно)

17

Дуаморф (магическое), в просторечье — оборотень — иначе «двухсущностное», — существо, имеющее два истинных облика, две истинные сущности. Существо, способное жить в нескольких материальных ипостасях — метаморф. Считается, что для перехода из одной сущности в другую нужен простейший магический импульс, заключающийся и в свойствах самого существа (его кровь) и в его окружении — полная луна, сверхсильные эмоции, магические растения и т. п.

(обратно)

18

В народе мэтр Пугтакль прославился тем, что время от времени превращал осмелившихся спорить с ним конкурсантов в зеленые деревца. Последние триста лет с ним уже не спорили — но мэтр все равно превращал, ради профилактики. Не надолго — кто, собственно, он, чтоб лишать мир удовольствия посмеяться над творчеством перевоспитавшихся?

(обратно)

19

Есть версия, что из подобных занятий и родилась Алхимия — у магов-недоучек, не способных зачаровать даже косточку от персика так, чтобы из нее выросла яблоня, но способных подробно объяснить, в чем конкретно неправы зеленые насаждения, ожидающие чудес и удобрений…

(обратно)

20

Как известно всем ученикам, вышедшим на вторую ступень в своей школе магии: минотавры, как и другие минорные магические народности, обладают ограниченной способность накапливать в своем теле ману. Поэтому их рог в истолченном виде используется в рецептуре некоторых сильнодействующих эликсиров, а в целом состоянии — для проведения некоторых ритуалов. Проблема в том, что в спящем, спокойном и мирном состоянии происходит конденсация магической энергии, а при активном бодрствовании — ее разрядка. Отсюда несколько следствий: 1. Задание на поиск рога спящего минотавра обычно показывает степень расположения мага к его ученику. 2. Путешествуя по королевству Фносс весной, вы рискуете поучаствовать в боях минотавров в качестве громоотвода. 3. Не покупайте рог минотавра на Диком Рынке в Вертано. Обманут обязательно.

(обратно)

21

Мелансоны — мелкая декоративная порода собак. Белая, длинная, очень гладкая шерсть вокруг головы, хвостик заканчивается почти львиной кисточкой, субтильность, громкое тявканье и умиление со стороны дам. Название — по городу Мелансону, в котором эта порода появилась.

(обратно)

22

Упоминаемая Ньюфуном математическая закономерность известна ученым нашего мира как бином Ньютона.

(обратно)

Оглавление

Рассказ 1. НОЧНОЙ СТОРОЖ

Рассказ 2. ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ

Рассказ 3. АЛХИМИК, МАГ И К°

Рассказ 4. СКАЗ О ТОМ, КАК МЭТР ВИГ ГРИФОНА ЛОВИЛ

Рассказ 5. ФЛОСВИЛЛЬСКОЕ ДЕЛО, или ЗАКОН ЧУДУРСКОГО ЛЕСА

Рассказ 6. О ЛОГИКЕ И ПРЕКРАСНЫХ ДАМАХ, или ЗАЩИТА МЭТРА ФРИОЛАРА

Рассказ 7. ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ИДЕАЛЬНОЙ ДИЕТЫ

Рассказ 8. ВОЙНА И ВИГ

Рассказ 9. ТРУП В БИБЛИОТЕКЕ

Рассказ 10. СТО ЧАСОВ ИЗ ЖИЗНИ АЛХИМИКА

Рассказ 11. СИЛА ДЕЙСТВИЯ

Рассказ 12. ТРУДЫ И ТАЙНЫ

Рассказ 13. ПРОВЕРКА НА ПРОЧНОСТЬ

Реклама на сайте