«На краю всего»

На краю всего (fb2) - На краю всего [litres] (пер. Татьяна Львовна Черезова) 1556K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джефф Джайлс

Джефф Джайлс На краю всего

Дженни

Jeff Giles

The Edge of Everything

Copyright © Jeff Giles, 2017 This edition published by arrangement with Writers House LLC and Synopsis Literary Agency

Разработка серии С. Шикина

Иллюстрация на переплете В. Петелина

Пролог

С начала времен

– в детстве – казалось,

что боль означает:

не любят меня.

Она означала, что я люблю.

Луиза Глюк, «Первое воспоминание»

Она сама дала ему имя, и потому ей казалось, что он ей принадлежит.

Он объяснил, что там, откуда он пришел (он называл это место Низинами), в момент прибытия отнимают имя, как напоминание, что ты никто и ничто. Когда он ей об этом рассказал, она придвинулась чуть ближе. Ей следовало бы бояться: ведь она видела, что он сделал со Стэном, – а она не боялась. Стэн получил по заслугам, даже легко отделался.

Озеро замерзло, и они стояли далеко, в центре. Лед двигался, оседал. Он гулко трещал под ними, словно мог проломиться. Стэна уже не было, но капли его крови впитались в лед, образуя у ног темное созвездие.

Она упорно не смотрела на кровь. Она предложила несколько имен на выбор, а он слушал молча, и взгляд у него был робкий и ранимый. Ей захотелось придвинуться еще ближе, но она опасалась его испугать. Вместо этого она его поддразнила.

Она сказала, что ему пойдет имя Арагорн… или Фред. Он смущенно наклонил голову. Придется поработать над его чувством юмора.

Больше ничего она в нем менять не стала бы. У него были темные спутанные волосы, падавшие ему на глаза, словно лозы. Лицо бледное, не считая ссадин на обеих щеках. Казалось, будто кто-то хватал за них и впивался ногтями. Раз за разом. Долгие годы. Она не стала спрашивать, кто его мучил или почему его отправили в эти самые Низины, где бы они ни находились. Для таких вопросов было рановато.

Он объяснил ей, что, даже если она даст ему имя, повелители Низин не позволят ему им пользоваться. Она слышала, как яростно он кричал на Стэна. А вот с ней он был тихим и неуверенным. Он сказал, что, наверное, даже не заслуживает имени – после всего, что сделал. Что его вынудили сделать.

Если это и не разбило ей сердце, то кусочек уж точно откололо.

Сейчас он смотрел на нее – заглядывал в нее, словно в ней скрывался какой-то ответ.

Она бросила на него игривый взгляд.

– Парень, ну серьезно, – сказала она, – заканчивай с гляделками.

Она заявила, что каждый заслуживает имени, так что пусть «повелители» заткнутся.

Она сказала, что ее зовут Зоя Биссел.

Он кивнул. Он это уже знал. Она не могла понять откуда.

Она решила, что будет называть его Икс, пока не поймет, что он за человек. Икс – как «неизвестная переменная». Зое было семнадцать, и на нее уже обрушилось столько гадостей и одиночества, что она понимала, какое это безумие – сближаться с кем-то. Но вдруг боль Икса – в чем бы она ни заключалась – поможет ей забыть о своей?

Она пообещала, что, если Низины отнимут и это имя, она просто даст ему очередное.

– Например, Фред, – отозвался он и попытался улыбнуться.

Он быстро учился.

Часть 1 Спасение

1

Зоя встретилась с Иксом февральским воскресеньем. Со стороны Канады надвигалась буря, и небо было такое темное, будто кто-то опустил на Монтану крышку громадного гроба.

Буран должен был дойти до гор примерно через час, и мама отправилась запастись продуктами впрок. Зое хотелось поехать с ней, потому что маме выбор продуктов доверять не следовало. Никогда. Ее мать была крута во многом. Вот только она оставалась убежденной веганкой, так что ее идеальным обедом было тофу или соевая спаржа, хоть Зоя неоднократно повторяла, что вкус у них, как у мяса инопланетян.

Мама потребовала, чтобы они с братом Джоной сидели дома, в безопасности. Она сказала, что почти наверняка успеет спуститься с горы и вернуться до того, как налетит буря. Самой Зое уже приходилось ездить в метель. Она была почти уверена, что у мамы ничего не получится.

Зоя была не в восторге от того, что ее оставили за старшую. Отчасти потому, что Джона – псих, хоть ей и не разрешается так его обзывать. Мать даже повесила на кухне плакат над громадной соковыжималкой: «Негодные слова, которых я никак не допускаю». К тому же в последнее время места, где она прожила всю жизнь, вдруг стали казаться пугающими и чужими. В ноябре отец Зои погиб, исследуя пещеру под названием Черная слеза. Потом, в январе, двух самых близких ей людей, пожилую супружескую чету, Берту и Бетти Уоллес, уволок из дома какой-то чужак – и с тех пор их никто не видел. Горе холодным камнем давило Зое на сердце. Она не представляла себе, каково сейчас Джоне.

С улицы она слышала брата: он носился за Споком и Ухурой[1], как и подобает маньячному мальчишке с синдромом дефицита внимания. Она отпустила его гулять, потому что он попросился поиграть с собаками, а она, честно, больше не могла оставаться с ним ни секунды. Ему же восемь. Скажи она нет – и он станет ныть, пока у нее уши не заболят. («Ну отпусти хоть на десять минуток, Зоя! Ну ладно, на пять! Ну, хоть на две! На две можно? ОК, значит, на пять?»). Даже если получится его заткнуть, ей придется терпеть его безумную подвижность в тесном домишке на пустынном склоне, а буран будет надвигаться на них разъяренной армией.

Она вышла в Интернет и открыла метеостраницу. Десять градусов ниже нуля.

Зоя понимала, что надо позвать Джону в дом, но продолжала тянуть время. Она все еще не готова была им заниматься. По крайней мере она хорошенько его закутала: зеленая толстовка с капюшоном, пуховик, черные перчатки с черепами, которые светятся в темноте. Она потребовала, чтобы он надел снегоступы, чтобы не провалиться с головой в сугроб. Зое пришлось потратить десять минут, чтобы надеть их ему на ноги, пока он дергался и извивался, словно она била его током. Нет, ну до чего он бывает нелепым!

Она проверила мобильник. Пять часов – и ей пришли две эсэмэски.

Первая была от ее приятеля, Далласа, с которым она изредка встречалась до смерти папы.

В ней говорилось: «Буран – это круть! Ты как, ОК?»

Даллас был славным парнем. С мускулами и рельефом. Похож на баскетболиста. Милашка, но не совсем в Зоином вкусе. А еще он сделал татуировку, которая перебивала все настроение, стоило ему снять футболку. Похоже, он долго колебался между: «Всегда вперед!» и «Не стой на месте!», и запутавшийся татуировщик в результате набил: «Всегда не стой!» Даллас, он такой Даллас: пришел в восторг и потребовал, чтобы татуировщик дал ему пять.

Зоя ответила на далласовском: «Все пучком! Спсб за смс. Жжош нипадецки! (Так сказать можно?)»

Второе сообщение пришло от ее лучшей подруги Вэл: «Буран – это жопа. ЖОПА! Пойду подремлю вместе с Глорией, чтобы о нем не думать. Я СЕРЬЕЗНО насчет подремать. Тебе ТОЧНО НИЧЕГО не нужно, пока я не ушла? Когда начнется сон, я буду для тебя НЕДОСТУПНА».

Подружка у Вэл была ужасно стеснительная. А вот Вэл – нет. Она уже год была безумно влюблена в Глорию и постоянно вытворяла нечто красивое, но слегка безумное – например, посвящала целый пост ступням Глории.

Зоя написала в ответ: «Почему все обо мне беспокоятся? У меня все ХОРОШО! Иди и дремли, богиня дремоты! Я буду сидеть ти-и-ихо!!!»

Улыбаясь, она добавила смайлики: будильник, молоток и бомбу.

Вэл написала в ответ: «И я тебя люблю, чудик!»

* * *

Зоя нашла на кухне в ящике скотч и проклеила окна нижнего этажа, чтобы буран их не разбил. Мать говорила, что делать это во время бурана глупо и, возможно, даже опасно, однако Зою это почему-то успокаивало – и позволяло чем-то себя занять. Выглянув в окно, она увидела, как Джона и два черных лабрадора перепрыгивают через замерзшую речку, протекавшую в конце их двора. Мама запрещала им это делать на еще одном плакате: «Негодные поступки, которых я никак не допускаю». Зоя сделала вид, будто не видит, чем занимается брат. А потом перестала смотреть, чтобы не поймать его на чем-то еще худшем. Она поднялась наверх и наклеила кресты из скотча на все окна второго этажа. Ради разнообразия кое-где она добавила круги, чтобы подъезжающей маме показалось, будто какие-то великаны играли здесь в крестики-нолики.

Она закончила заклейку в 5.30, как раз, когда буран наконец отыскал их гору. Она приготовила себе чашку кофе – черного, потому что мать покупала только соевое молоко, вкусом напоминавшее слезы инопланетян, и перешла в гостиную, чтобы выпить его у окна. Зоя устремила взгляд на лес, что начинался у самого их двора и уходил вниз к самому озеру. Принадлежавшая ее семье земля в основном представляла собой лысый склон горы, но у самого дома росли лиственницы, затенявшие его летом. Сейчас их трепал ветер. Ветки били и царапали стекло. Казалось, будто деревья пытаются пробраться в дом.

Мать отсутствовала уже два часа. К этому моменту полиция должна уже перекрыть дороги, и хоть мама редко принимает отказы, копы ни за что не позволят ей сегодня вернуться на гору. Зоя запихнула эту мысль в коробку с наклейкой «Не открывать» в самый уголок сознания. Она прошла к двери и окликнула Джону. Какая она идиотка, что позволила ему оставаться на улице так долго! Эту мысль она тоже запихнула в коробку.

Джона не отозвался. Непонятно, почему она вообще на это рассчитывала. Она любит этого козявку, но слишком часто ей кажется, что его единственная цель – это создавать ей проблемы. Она не сомневалась, что он ее услышал. Он просто не желает прекращать беготню с собаками. Их не пускают в дом даже в непогоду, а Джона считает, что это подло. Он даже один раз устроил настоящий пикет с плакатом.

Зоя еще три раза позвала брата: громко, еще громче, на пределе громкости.

Безрезультатно.

Она снова открыла метеостраницу. Уже минус пятнадцать.

Из окна было видно только белое буйство. Все стало бесформенным и заваленным снегом: ее поразительно дрянная красная машинка, компостная куча и даже большой деревянный медведь, которого хипповатый приятель матушки Руфус выпилил и поставил у подъездной дороги. При мысли о том, что придется одеваться и выходить в буран только для того, чтобы затащить паразита Джону в дом, Зоя так разозлилась, что даже щеки загорелись. И маме пожаловаться нельзя будет, потому что Зое вообще не следовало отпускать его на улицу. Джона всегда находит способ выиграть. Он псих, но хитренький.

Она позвала Спока и Ухуру. Безрезультатно. Спок на два года моложе Ухуры и настоящий трус. Зоя решила, что он забился под трактор в сарае и трясется. Но вот Ухура была отчаянная и бесстрашная. Она должна была примчаться.

Зоя вздохнула. Придется идти искать Джону. Выбора нет.

Она натянула шарф, перчатки, сапоги, дутое синее пальто и шапку с кисточкой, которую Джона связал для нее, когда погиб папа. (На самом деле Ухура слопала кисточку, и на ее месте теперь была дыра, которая постоянно увеличивалась.) Зоя не стала возиться со снегоступами: она ведь только выйдет ненадолго, чтобы увести Джону в дом. На пять минут. Может, на десять. Максимум.

Зоя понимала: бесполезно мечтать, чтобы папа был рядом и помог ей искать Джону. Но она все равно об этом подумала. Воспоминания об отце захлестнули ее настолько неожиданно, что все мышцы напряглись.

* * *

Папа у Зои был бестолковый, непостоянный и совершенно, возмутительно ненадежный. Он был одержим всем, что относилось к пещерам, вплоть до летучих мышей и мокриц. Он даже был странно увлечен пещерной грязью, утверждая, что в ней ключ к отличному цвету лица. Отец имел привычку притаскивать ее домой в пакетах и пытался мазать ею лицо Зоиной матери. Та начинала хохотать и сбегала, изображая ужас. После чего он облеплял ею собственные щеки и гонялся по дому за Зоей и Джоной, рыча, как чудовище.

Так что да: ее папа был странный – что, собственно, изначально нужно, чтобы лазать по пещерам. Однако он был по-хорошему странный. Если на то пошло, он был типа потрясающе по-доброму странный. Он был сверхтощий и гибкий, и если смыкал руки над головой, как Супермен, то мог протискиваться в невероятно узкие лазы. В качестве тренировки он сгибал проволочную вешалку овалом и проскальзывал сквозь нее или пролезал туда и обратно под машиной. Именно этим он обычно занимался, когда Вэл или Даллас приходили в гости. Даллас тоже увлекался спелеологией и считал, что это просто потрясающе. Вэл старалась не смотреть на то, чем занимался Зоин отец со словами: «Не обращаю внимания – это я так не обращаю внимания».

Зоя начала спускаться с отцом в пещеры, когда ей исполнилось пятнадцать. Словом «спелеология» никто не пользовался, потому что с чего бы? Они регулярно лазили по пещерам летом и осенью, пока снег не заваливал входы, а лед не делал туннели опасными. Поначалу Зою это не особо увлекало, но ей нужна была такая возможность побыть с отцом, на которую можно было бы рассчитывать. Если речь не шла о спуске в пещеры, то не было никакой уверенности, что отец вообще появится.

Зоя притерпелась к его исчезновениям, как и к тому, что о некоторых вещах он вообще не говорил. (О своих родителях, о родном городке в Вирджинии, обо всем, что происходило с ним в молодости: эти части картины никогда не прорисовывались.) Отец любил красивые жесты: взял себе фамилию Биссел вместо того, чтобы попросить Зоину маму поменять свою, и неделями бывал самым крутым папкой в мире. Тогда Зоя чувствовала тепло и заботу, словно рядом с кроватью поставили фонарик или свечу. А потом атмосфера в доме как-то менялась. Становилась пресной. Отцовский внедорожник исчезал, и неделями Зоя не получала даже эсэмэсок.

В конце концов Зоя перестала слушать отцовские отговорки. Обычно там было что-то про бизнес, который он пытается раскрутить, – что-то насчет поисков «долбаного финансирования». Когда Зоя была младше, она винила себя в том, что папа никогда не остается с ними больше нескольких месяцев за раз. Может, она недостаточно интересная. Может, она недостаточно привлекательная. Джона был еще слишком маленьким и обожал отца безоговорочно. Он называл его «Дядя папа» и относился к каждому его появлению, как ко встрече со знаменитостью.

Зоя уверилась в том, что у нее с папой всегда останутся совместные вылазки в пещеры, и перестала ожидать чего-то еще. Вот почему тот ноябрьский день, когда она проснулась и обнаружила, что отец отправился в пещеры без нее, ощущался как предательство.

Полиция искала его тело. Зоя придумала коробку «Не открывать», чтобы держать в ней воспоминания.

* * *

Зоя начала проклинать Джону, как только вышла из дома и начала искать его и собак. Видимость была не больше полуметра, а после нескольких шагов приходилось останавливаться, чтобы отдышаться. Ветер, снег… словно под дых давали.

Тем временем стремительно темнело. Крышка гроба над Монтаной была готова захлопнуться.

Зоя сунула руку в карман – и ей неожиданно повезло. Она обнаружила там фонарик – и он даже работал!

У нее ушло целых пять минут, чтобы, петляя, спуститься к реке, где она видела Джону за игрой. Ни его, ни собак там не оказалось: остались только полузасыпанный «снежный ангел» и два странных размазанных отпечатка поблизости: похоже, там Джона попытался заставить собак сделать собачьих «снежных ангелов».

Она позвала Джону, но крикнуть толком не получилось: ветром ее голос отбросило назад.

В этот самый момент страх заполз ей в горло. Она представила себе, как говорит маме, что потеряла Джону, и как мамино сердце разносит взрывом, как «Звезду смерти» в Звездных войнах. Если с этим мальчишкой что-то случится, мать этого не вынесет. Зоя попыталась упрятать подальше и эту мысль, вот только коробка в ее голове оказалась недостаточно вместительной – и оттуда все начало просачиваться.

Зоя наконец нашла отпечатки Джониных снегоступов и пошла по ним вокруг дома. Быстро идти не получалось: чтобы не сбиться со следа, ей приходилось низко наклоняться к земле, словно горбунье. С деревьев отламывались ветки, и ветром их несло через двор. Каждый шаг выматывал. По спине тек пот, хоть Зое и было очень холодно. Она знала, что потеть в такой холод очень плохо: тело теряет тепло. Ей надо двигаться быстрее – найти Джону и вернуться в дом. Вот только если она будет двигаться быстрее, то станет еще сильнее потеть и замерзнет тоже скорее.

Еще одна мысль, для которой в коробке не хватило места.

Может, Джона уже дома? Да. Конечно, дома! Зоя представила его себе: лицо и руки покраснели и опухли, какао-порошок рассыпается по кухонному полу… Она сказала себе, что зря старается. Зоя шла по следам, не сомневаясь, что они приведут ее прямо к двери дома.

Однако шагах в десяти от крыльца следы повернули вниз по склону и нырнули в лес.

Зоя сделала несколько осторожных шагов между деревьями и закричала, хоть и понимала, что это бесполезно. Ей придется идти за Джоной и лабрадорами. Щеки и уши у нее горели, как от солнечного ожога. Руки, хоть на них и были перчатки, смерзлись в скульптурные кулачки.

* * *

Раньше она боготворила лес. Она выросла, бегая между деревьями, где солнце расплескивалось под ее ногами. Деревья вели к озеру, где жили Берт и Бетти Уоллес. Зое и Джоне они были вместо бабушки и дедушки. Они были рядом, даже когда их папа уезжал по своим таинственным делам, и служили неиссякаемым источником тепла, когда он умер. Но Берт и Бетти уже давно начали впадать в маразм. Этой осенью Зоя сидела с Бертом, когда тот вырезал из газеты фотографии животных и рявкал ни с того ни с сего: «Отстань, я просто психованный старый перечник!» А когда она спросила, что такое «перечник», он закатил глаза и сказал: «Отстань, все равно что пердун». Джона сидел на полу, скрутив ноги в позе лотоса, и вязал вместе с Бетти. Она научила его вязать на спицах, и это оказалось одним из немногих занятий (не считая кусания ногтей), которое снижало его гиперактивность, не давая мозгам крутиться, как идущий вразнос блендер. Вот только под конец у Бетти начали трястись руки, и она совершенно разучилась вязать. Тогда уже Джоне пришлось учить ее.

А потом, месяц назад, Уоллесы исчезли. Бетти, менее маразматичной из пары, на мгновение удалось вырваться от напавшего и затащить Берта в их грузовик. Такую теорию выдвинули следователи на основе крови, оставшейся на руле. Грузовик нашли разбившимся о дерево всего в сотне метров от их дома. Двигатель все еще работал. Двери кабины были распахнуты, а Уоллесы бесследно исчезли, если не считать других следов крови. Когда Зоя представляла себе недоуменные лица Берта и Бетти при виде злобного взгляда незнакомца, у нее сердце сжималось так больно, что становилось трудно дышать.

Дом Уоллесов так и остался стоять, пустой, как музей, пока их нотариус пытался отыскать самый последний вариант их завещания. Зоя пообещала себе, что больше никогда и близко к нему не подойдет. Это было слишком больно. Озеро у дома Берта и Бетти уже затянуло мутным серым льдом. Даже лес стал казаться страшным – непролазным и запретным: в такой в сказках заводит героиню злая мачеха.

И все-таки она оказалась на опушке леса и вынуждена была идти к дому Уоллесов. Джона прекрасно знал, что ходить под деревьями во время ветра нельзя. Однако если собаки забежали в лес, он обязательно бы за ними отправился. Спок и Ухура прожили в доме Зои уже месяц, но раньше их хозяевами были Берт и Бетти. Они могли броситься в промерзший лес, считая, что идут домой.

* * *

От их дома до Берта с Бетти нужно было идти через лес чуть больше километра. Обычно это занимало минут пятнадцать, и заблудиться было невозможно: Бетти сделала на деревьях зарубки, чтобы дети ориентировались по ним. А еще лес делился на три части, так что легко можно было заметить, если вдруг пошел не в ту сторону. Первую часть леса вырубили какое-то время тому назад (Зоина мама упорно называла это «разграбили и изнасиловали»), так что деревья у дома Бисселов были молоденькими. В основном это были серые сосны с шелушащимися стволами. Их посадили настолько близко друг к другу, что казалось, будто они теснятся, чтобы согреться.

Вторую часть Зоя любила больше всего: громадные лиственницы и дугласские пихты. Они заменяли Монтане небоскребы. Им было всего лет по сто, но они казались ровесницами динозавров, были словно частью самой планеты.

Ближе к озеру деревья погибли в непонятном пожаре еще до рождения Зои. Тем не менее они так и не упали, так что оставалось метров триста обуглившихся стволов, так и стоящих мертвыми. Это место было жутковатым и, конечно, стало для Джоны самым любимым. Именно там он устраивал свои игры в стиле «воин Апокалипсиса».

Навещая Берта и Бетти, надо было идти по тропе через молодые деревья, потом через старые и потом через мертвые. Зоя с Джоной проходили этим путем тысячу раз. Заблудиться было невозможно… надолго заблудиться. Не в хорошую погоду и днем.

После того как Зоя прошла по молодому лесу шагов двадцать, мир затих. Только воздух басовито гудел, будто кто-то дул в горлышко бутылки. Она почувствовала себя защищенной – и ей даже стало чуть-чуть теплее. Она направила луч фонарика на вершины деревьев, а потом на мрачное небо над ними, и у нее вдруг появилось странное, неосознанное желание плюхнуться в снег. Зоя тряхнула головой, избавляясь от этой идеи. Холод уже склеивает ей мозги. Если она сядет, то больше никогда не встанет.

Зоя провела фонариком широкую дугу по снегу, чтобы снова найти Джонины следы. Свет был слабым – то ли из-за садящихся батареек, то ли из-за холода, но в конце концов она их отыскала. Джона, наверное, опередил ее минут на десять, а благодаря снегоступам он шел быстрее, чем она. Это было, как в задачке по арифметике: поезд А отправляется со станции со скоростью 90 километров в час, а поезд Б отправляется спустя десять минут со скоростью 70 километров в час… Мозги у Зои слишком промерзли, чтобы найти решение, но, судя по всему, она влипла.

Дорогу к озеру Джона знал, но, похоже, он шел за собаками. Следы от их лап были рваными и резкими. Может, они играли. Может, гонялись за куропатками или дикими индейками, которые порой пережидали метели под кронами деревьев. А может, они просто бесились из-за сильного мороза.

По следам снегоступов Зоя видела, что Джона гонялся за собаками. Она не могла определить: то ли он весело играет, то ли перепуган и уговаривает их вернуться. Мысленно она твердила: «Просто поверни домой, Джона. Это бред. Просто брось собак. Просто уйди». Вот только она знала: он не бросит собак, как бы страшно ему ни стало. Это ее злило, но и заставляло еще сильнее его любить.

Она продолжала плестись по лесу. Что было отвратительно. «Вытащи правую ногу из снега, подними, снова поставь. Вытащи левую ногу, повтори то же. Повтори, повтори, повтори». Зоя начала терять счет времени. Сто метров она проходила целую вечность… и еще сильнее замедлилась, когда ей пришлось перебираться через упавшее дерево. У нее заболели голени и колени, а потом – спина и шея. И она зациклилась на дырке в верхней части шапки, где раньше была кисточка. Зое казалось, что дырка все расширяется и расширяется, и чувствовала, как ветер запускает ей в волосы костлявые пальцы.

После минут двадцати Зоины щеки, которые были отчасти открыты, стали обжигающе горячими. Она собралась было стащить перчатки и каким-то образом содрать с лица кожу, но в последний момент поняла, что это полный бред. Она и ее мозг перестали играть в одной команде. Это жутко перепугало ее.

Уклон закончился, и Зоя увидела впереди громадную старую пихту. «Молодые деревья, старые деревья, мертвые деревья». Она прошла по лесу почти треть пути. Зоя приказала себе идти, не останавливаться ни за что, пока не сможет прислониться к этому первому гигантскому дереву. Тогда все снова станет реальным.

Шагах в десяти от пихты Зоя споткнулась обо что-то, скрытое снегом, и плюхнулась на живот. Голову прострелило болью. Она ударилась о камень или пень и почувствовала, как у нее на лбу наливается шишка. Стащив перчатку, она дотронулась до ушиба, а когда отняла руку, то пальцы оказались темными от крови.

Зоя решила, что все не так уж страшно.

С трудом ей удалось встать сначала на колени, а потом и на ноги. И, сделав первую пихту своим финишем, она прошла оставшиеся несколько метров. Добравшись до дерева, она привалилась к стволу и ощутила волну облегчения: как бы погано все ни было, рождественской ели не радоваться невозможно.

Теперь Зоя была уже во второй части леса – и пройти оставалось чуть больше половины километра. Деревья были мощными: они возносились к небу и росли на достаточном расстоянии друг от друга, так что до нее стали доходить жалкие остатки дневного света. Здесь следы Джоны и собак стали четкими и ясными. Похоже, теперь они шли по тропе. Она снова двинулась вперед, стараясь не думать ни о чем, кроме ритма собственных шагов.

Она рисовала себе, как найдет Джону и поведет домой. Представляла, как будет заворачивать его в одеяла, пока он не начнет с хохотом протестовать: «Я! Тебе! Не! Рулет!»

Зоя провела на улице уже минут тридцать или сорок, а температура упала уже чуть ли не до минус двадцати пяти. Ее трясло, словно от удара током. Когда она прошла примерно половину расстояния по старому лесу, все тело болело и вибрировало, словно камертон. А буран вроде как еще усилился. Лес вокруг нее начал распадаться. Ветер отрывал ветки и расшвыривал их во все стороны. Целые деревья падали и ложились поперек дороги, перегораживая ее.

Она остановилась отдохнуть у дерева. Пришлось. Зоя повела фонариком, пытаясь понять, сколько осталось до озера. Вот только пальцы у нее ослабели, и фонарик выскользнул из них, упав в снег.

Свет погас.

Зоя упала на колени и стала искать фонарик. Сумерки сгустились, так что ей пришлось шарить по снегу. Ее колотило все сильнее: сначала казалось, что она дотронулась до электрической изгороди, а теперь нервы дергало так, что, по ощущениям, Зоя сама стала электрической изгородью… но это ее не волновало. Не волновала ее ссадина или царапина, или что там пульсировало болью на лбу. Ее не волновало то, что под снегом прятались ветки и колючки и что они царапали ей кожу даже сквозь перчатки. У нее все равно уже почти пропала чувствительность. Простояв на коленях несколько минут – может, две, а может, и десять, она уже понятия не имела, – ей удалось что-то нащупать в снегу. С радостным криком (или, скорее хрипом) она вытащила находку. Вот только это оказался не фонарик.

Это была одна из Джониных перчаток.

Череп на тыльной стороне светился перед ней, пустые глазницы напоминали ямы.

Она представила себе, как Джона ковыляет по лесу с громким плачем. Она представила его руку – закоченевшую, красную, пульсирующую болью. Представила, как он умоляет собак вернуться домой. (Конечно, сейчас он уже должен был перейти на мольбы.) На секунду его лицо предстало перед ней. Он походил на отца, так что Зоя до сих пор невольно ежилась: взлохмаченные темные волосы, глаза, которые должны были бы оказаться голубыми, но на самом деле были странного холодного зеленого цвета. Единственным отличием было то, что щеки у Джоны были кругленькие. «Благодарение Богу, что он еще по-детски пухленький», – подумала Зоя. Потому что сегодня это может спасти Джоне жизнь.

Она нашла фонарик и – о, чудо! – в нем еще теплилась жизнь. Зоя поднялась на ноги и двинулась дальше.

В нескольких шагах от первой перчатки она нашла вторую.

А еще через десять шагов – Джонину куртку.

Это был толстый пуховик, залатанный изолентой, – Джона оставил его висеть на корявом пне.

Теперь брат виделся Зое оцепеневшим, дезориентированным – и кожа у него зудела и горела, словно ползая по всему телу. Она представила себе, как он сдирает с себя одежду и бросает ее в снег.

Она выбилась из сил. И перепугалась. И была невероятно зла на идиотских псин, которые не догадались оставаться у дома, которые не поняли, что ее чудесный братик пойдет за ними сквозь метель все дальше, дальше и дальше. Пока это его не убьет.

Ей пришлось избавляться от этой ужасающей картины. Она попыталась придумать что-нибудь оптимистическое. Зоя вспомнила: когда они играли с папой в прятки, Джона неизменно забивался в одно и то же место – в старый морозильник, стоявший в подвале без дела уже много лет. Она вспомнила, как они притворялись, будто понятия не имеют, где Джона, хоть и видели, как он пальчиками придерживает крышку, чтобы впускать воздух. И она представила себе, как сияло у Джоны лицо, когда они с папой делали вид, что сдаются, – и Джона откидывал крышку и появлялся перед ними, словно иллюзионист в конце смертельно опасного трюка.

– Вот он я! – радостно вопил он. – Вот он я! Вот он я!

На несколько секунд это воспоминание согрело ее. А потом исчезло, словно звезда, которую погасили навечно.

* * *

Зое удалось добраться до конца пихтового леса – до того места, где лес внезапно умирал, сменяясь обугленными стволами и пнями. Она несла куртку и перчатки Джоны, прижимая сверток к груди. Она все еще надеялась отыскать Джону или просто решила доковылять последние сотни метров до дома Берта и Бетти, чтобы там рухнуть? Она и сама не знала. Холод стер все, что в ней было. Она стала пустым местом. Превратилась в зомби, ковыляющего вперед просто потому, что не знает, что еще можно делать.

Фонарик высветил что-то: черную кочку, едва торчащую над снегом.

Зое следовало бы обрадоваться находке, но вместо этого ее затопил ужас. Что бы ни лежало здесь в снегу, оно не шевелилось.

Она не хотела подходить ближе. Не хотела знать, что это.

Она не хотела, чтобы это оказался ее брат.

На следующие пять метров ушло несколько месяцев. И даже когда Зое оставались всего считаные шаги, даже когда свет фонарика упал прямо на это, залив его тошнотворно-желтым светом, она так и не смогла разобрать, что это такое. Ее голова отказывалась понимать, отказывалась регистрировать это.

Она заставила себя подойти. Нависла над этим. Посмотрела вниз. Это было что-то темное и перекрученное. Оно казалось безжизненным и неподвижным. Зоя затаила дыхание и приказала своим глазам присмотреться.

Это оказались собаки.

Поскольку обе были черными лабрадорами, невозможно было понять, где кончается шерсть Спока и начинается шерсть Ухуры: они походили на темный половик, брошенный на снег. Зоя опустилась на колени. Они выкопали небольшую ямку, чтобы спрятаться от ветра. Сняв перчатку, она приложила ладонь сначала к одному псу, а потом к другому.

Они дышали! У нее около сердца словно затрепетали птичьи крылья.

Собаки были заторможены, оказавшись между сном и чем-то гораздо худшим. Они только через минуту заметили, что Зоя гладит им животы. Спустя какое-то время они начали шевелиться и ворочаться в своей ледяной постели. Спок фыркнул, выпустив в воздух облачко пара. Ухура повернула голову к Зое. Казалось, она ее узнала и рада ее появлению. Зоя была слишком вымотана, чтобы заплакать, иначе непременно разрыдалась бы.

Спок и Ухура еще повозились, пытаясь проснуться. Когда тела собак раздвинулись, снова превращая их в двух отдельных животных, Зоя наконец увидела то, что должна была заметить сразу же – и увиденное заставило ее горько пожалеть о том, что называла их идиотскими псинами. Они были чудесные собаки! Отважные, блестящие, роскошные собаки Монтаны!

Потом что они лежали на чем-то. Или на ком-то. Они выкопали лапами яму и затащили его внутрь: она заметила то место, где капюшон у него разорвали зубы, а потом улеглись на него. На Джону. Они улеглись на ее брата, чтобы его согревать.

2

Джона был неподвижным, словно манекен.

Зоя завернула его в куртку. Она подышала на его замерзшие пальцы, пытаясь их отогреть, хоть ей с трудом удавалось выдыхать. Зоя взяла его на руки. Она решила, что придется возвращаться за Споком и Ухурой, но они встряхнулись и выбрались из ямы, напоминая каких-то древних снежных тварей. Спок заскулил. Ему трудно было смириться с тем, что от него требуют. Ухура рыкнула на него, словно говоря: «Прекрати!»

А потом Зоя побежала. Через мертвый лес, к дому Берта и Бетти. Сначала она несла Джону на руках, а когда они устали настолько, что казалось, вот-вот отломятся, она взвалила его себе на плечо. А когда плечо начало отваливаться, она переложила его на другое. Ее так трясло, что направлять фонарик не получалось, и луч бешено прыгал перед ней. Она чудом не врезалась ни в одно из деревьев и не раскроила себе и Джоне головы. Она бежала, словно зверек. Сердце у нее стучало не только в грудной клетке, но и в ушах – громко, как будто кто-то колотил палкой по пустому ведру.

Самое смешное, что двигалась она, наверное, со скоростью сто метров в час – ковыляла по снегу, словно пьяный йети. Но Зоя все-таки приближалась к цели. Она двигалась вперед. Когда она наконец увидела между деревьями дом Берта и Бетти, то не выдержала и заплакала. Даже собаки залаяли – почти радостно. Вернее, Ухура радовалась, а вот Спок вроде как повизгивал: «Пришли наконец?»

Зоя засмеялась и прошептала Джоне:

– Господи, Спок такой слабак!

Он был в отключке и не ответил, но она чувствовала его детское дыхание у своей груди, сиплое, но достаточно ровное: вдох – выдох, вдох – выдох… и этого ответа ей хватило.

* * *

Дом Берта и Бетти был похож на большую букву «А». Он стоял примерно в семидесяти метрах от озера, на участке в пару акров, который тогда огонь пощадил, хоть пламя и металось вокруг. Небо было уже совсем черным. К тому моменту, когда Зоя добралась до крыльца с начавшим выкручиваться Джоной, буран начал стихать. Дверь была не заперта. Это должно было ее удивить (полицейские опечатали дом, а Зоина мама проверяла его каждые несколько дней), но ее мозг не в состоянии был обрабатывать информацию. Он только сигналил ей: «Укрытие, укрытие, укрытие».

Зоя приглашающе открыла дверь перед Споком и Ухурой, но они замерли на крыльце. В дом их никогда не впускали.

– Вперед, – только и хватило у нее сил сказать.

Они переглянулись и забежали в дом.

Фонарик сдох, так что Зоя в темноте на ощупь пробралась в гостиную и положила Джону на диван. Там она навалила на него пледы, подушки – даже старинное лоскутное свадебное одеяло, которое сорвала со стены. Он произнес одно лихорадочное слово («Я?»), а потом провалился в сон, словно камень, брошенный в колодец.

Зоя нашла лампу, но электричество отключили. Отопление тоже. И, наверное, воду и телефон. Ее это не смутило. В доме было намного теплее, чем в лесу: этот диван вполне мог бы сойти за шезлонг на пляже. И они дошли. Они ДОШЛИ! Теперь, когда она смогла уложить Джону, рукам стало так легко, что они чуть ли не всплывали вверх.

На полу лежал круглый вязаный половичок. Она подняла его, вытряхнула пыль и закуталась в него, словно в плащ. Он был колючий и жесткий, но ее это не смутило. В комнате стоял запах, которого тут не должно было быть – от сигарет, но она сказала себе, что и это ее не волнует. Зоя заметила засаленный спальник, валяющийся у камина, словно сброшенная змеиная шкурка. Его здесь быть не должно. А еще на полу стояло много пустых бутылок из-под спиртного, все разные – словно городской силуэт в миниатюре. Их тут тоже быть не должно. Но ей все равно, все равно, все равно.

Но вот собаки были встревожены: они принюхивались, рычали и совались во все углы.

Зоя на них шикнула.

– Тут только мы, цыплятки, – сказала она.

Эти странные слова она слышала от матери.

Мать!

Зоя полезла в карман за мобильником, но так далеко в лесу сигнала не было, так что позвонить не получалось. Оно и к лучшему. Ей бы пришлось отвечать на бесконечные вопросы, уточняющие вопросы и уточнения к уточняющим вопросам. Она слишком устала, чтобы все объяснить, а уж тем более объяснить все-все.

Зоя знала, что если маме не удастся вернуться домой, то она переночует на диване у своего приятеля Руфуса. Руфус был милый, стеснительный и такой худой, что напоминал палку, которая каким-то образом отрастила бороду и напялила футболку с логотипом группы Phish. Он был скульптором. Его коньком были вырезанные пилой медведи, вроде того, которого он поставил у дома Бисселов. В зависимости от времени года он изготавливал их из обрезков дерева или изо льда. («Резать по льду эпично, старик, – сказал он им. – Это верх крутизны».) Зоя считала, что Руфус тайно влюблен в маму. Она надеялась, что когда-нибудь он в этом признается. Мама старалась быть сильной ради детей, но Зоя видела, сколько в ней накопилось печали после смерти их отца. Эта боль всегда присутствовала, словно фоновая музыка.

Зое надо сообщить маме, что у них все в порядке. Она застонала при мысли о том, что ей еще придется тратить на что-то силы: она и так готова была крепко заснуть прямо сидя, завернувшись в половик, похожий на громадную лепешку. Но прежде чем закрыть глаза, Зоя заставила себя сделать последние две вещи. Она проверила, как Джона. Он лежал рядом и тихо похрапывал, словно игрушечная машинка. Щеки у него горели, но, судя по всему, он был в основном в норме.

А потом она послала маме сообщение из одного слова. Она понимала, что эсэмэс не пройдет, что придется жать «повторить отправку», но все равно это сделала.

Она передала: «Целы».

* * *

В 7.30 Зоя уснула достаточно крепко, чтобы ее посетил кошмар. Она попала в белую комнату с голым деревянным полом. Вокруг нее были прикованы звери. Она не знала, что это за звери: возможно, это были вымышленные твари, созданные ее мозгом, но они злобно скалились и рычали: сплошные зубы, когти и слюна. И они рвались на своих цепях, яростно пытаясь выдрать крепления из стен. Зоя стояла в центре комнаты. Они были в считаных сантиметрах от нее со всех сторон, завывали и верещали. А потом в комнате почему-то пошел снег. Она подняла лицо, позволяя снежинкам садиться на него. На секунду ей стало легче. А когда Зоя снова опустила взгляд, рядом с ней внезапно очутился Джона. Он сказал, что сразится с тварями и спасет ее. Она ему запретила. Велела ему не двигаться, застыть неподвижно. Вот только звери завывали так громко, что он ее не расслышал и решил, что она сказала: «Да, Джона, убей их. Убей их всех».

Последнее, что она запомнила, – это что Джона говорит: «Ага, обязательно» – и шагает навстречу этим влажным блестящим клыкам.

Она бесконечно долго выныривала из этого сна. Но вой последовал за ней в реальность: это Ухура стояла у двери, устраивая безумный шум. Лаяла она на удивление громко. Шум присутствовал в комнате как нечто осязаемое. Зоя лишилась способности думать.

Что до Спока, то он забился под половик: видна была только громадная трясущаяся кочка.

Зоя подошла к двери, опасаясь прикасаться к Ухуре в ее взвинченном состоянии.

– В чем дело, подруга? – мягко спросила она. – Ш-ш! Все хорошо, все хорошо.

Она вытянула руку, чтобы погладить собаку по холке, но Ухура огрызнулась на нее (чего вообще никогда и ни с кем себе не позволяла) и начала бросаться на дверь. Она ударилась в нее три раза, громко, словно стучал какой-то монстр.

– Тебе пописать приспичило? – спросила Зоя.

Она открыла дверь. Ухура выскочила на улицу, и Зоя вышла следом, всем существом радуясь прекращению лая.

Было довольно темно. Луны не было, но свет откуда-то шел, потому что озеро сияло. Буран уже миновал. Остался только небольшой снегопад. Зоя содрогнулась и заметила, как сильно у нее болит все тело. Казалось, все ее кости скрепляла одна только боль.

Она осмотрелась, ища Ухуру, и начала беспокоиться о том, как утром будет возвращать Джону домой.

И тут Зоя увидела грузовик, мчащийся по дороге к дому, поднимая колесами снег.

Это был уродливый покореженный старый пикап. Формально его надо было назвать черным, но его столько латали, что кузов наводил на мысль о какой-то кожной болезни. Водителя Зоя не разглядела. Она видела только руку, держащую в окне сигарету. Секунду она в полутьме смотрела, как красная точка сигареты все приближается и приближается. Это завораживало.

Когда она опомнилась, то увидела, что Ухура летит по дороге к грузовику – прямо ему навстречу, не сворачивая, словно могла остановить его своим телом. Зоя даже закричать не успела.

* * *

Водитель либо не увидел собаку в свете фар, либо наплевал на нее. Примерно в тридцати метрах от дома раздался жуткий удар. Тело Ухуры отлетело в сугроб.

Снег падал как ни в чем не бывало.

А водитель ехал дальше. Он затормозил у дома. Вышел. Сунул новую сигарету в свои мерзкие обветренные губки и, даже не бросив взгляд назад, чтобы проверить, что стало с Ухурой, повернулся к Зое.

Выглядел он отвратно. Пожилой, с седеющим ежиком и рябинами от угрей. Его одежда – широкие черные брюки и белая рубашка в синюю полоску – явно покупалась когда-то для того, чтобы производить на окружающих впечатление, но хорошие вещи явно мало ему помогли, потому что сейчас стали настолько грязными, что даже стиральная машина их с отвращением выплюнула бы.

Зоя сбежала с крыльца и встала на колени в снег рядом с Ухурой. Собака получила встряску, но была жива.

Мужчина не сказал ни слова. И не подумал извиняться. Просто стоял и возил по Зое глазами, которые оставляли сопливые следы, как слизняки. Мужчины так на нее смотрели с тех пор, как ей исполнилось двенадцать. Когда она заговорила об этом с матерью, та сказала:

– Зоя, присядь на минутку. Мне пора объяснить тебе, что значит выражение «мерзкий паскудный извращенец».

Зоя и сейчас обожала ее за это.

Этот конкретный паскудник ухмылялся так, что у нее вены начали дергаться.

– Ты сбил мою собаку! – возмутилась она. – Спятил?

Он захохотал, а взгляд его стал жестким.

– Это не твоя собака, – сказал он. – Хоть пара стариков и окочурилась, это не значит, что тебе можно прийти и забрать их собак. – Он отбросил сигарету на дорогу, и она с шипением утонула в снегу. – А где вторая – трусливая?

Он знал Спока с Ухурой!

– Ты кто? – спросила Зоя.

– Кто я? Я тот, кому не нравится стоять на чертовом холоде. А еще я тот, кто терпеть не может вопросов. Так где чертов второй пес?

– Это вопрос, – сказала Зоя.

Мужчина отрывисто хохотнул.

– Ну, надо же, какой язычок у нее! Вот что, деваха: зови меня Стэном, хорошее имечко, а? Стэн Мужик. А я буду тебя звать… Зоя. Как тебе это?

Он знал и ее тоже!

– Немного сбавила обороты, да? – добавил он.

Ухура выбралась из сугроба. Она стряхнула снег со шкуры и снова зарычала. Стэн шагнул к собаке – и выражение его лица Зое не понравилось. Ухура зарычала громче, словно ракета, готовая к старту. Зоя встала между ними. Никакого плана у нее не было.

– А она тебя знает, – сказала она. – И ненавидит.

– Ну, мы с этой сучкой уже встречались, конечно, – ответил он. – И вообще я предпочитаю кошек.

Он остановился в паре шагов от Зои – так близко, что она почувствовала запах сигаретного дыма из его рта и затхлое дыхание, которое дымом не перебивалось. Вблизи стало видно, что следы от угрей такие глубокие, будто ему в лицо попал заряд дроби.

– Ну что, посторонишься? – поинтересовался он. – Я приехал просто поискать денег, но, похоже, сначала надо будет надрать псинке зад.

Зое было страшно – и она не знала, что ей делать. Похоже, он это понял, потому что не стал ждать ответа.

Он бросился на нее.

Все произошло стремительно. Стэн повалил Зою на дорогу. Ухура набросилась на него и укусила за руку – так сильно, что он завопил. Оказалось, что Стэн тоже порядочный трус.

Ухура не разжимала челюсти. Стэн разразился ругательствами и закружился от боли. Собака продолжала висеть у него на руке, даже когда лапы у нее оторвались от земли.

– Матерь Божья! – заверещал Стэн. – Я прихлопну эту тварь!

И тут, словно ниоткуда, ему чем-то прилетело по голове. Камнем. У него по уху потекла кровь. Стэн выплюнул многоэтажное ругательство. Они с Зоей одновременно развернулись к крыльцу, где стоял Джона с яростным выражением лица.

– Это я сделал, Зоя! – гордо объявил он. – Я в него попал! Это был я!

Стэн рванулся к Джоне, но Ухура так его и не отпустила. Она была в неукротимой ярости. Это выглядело так, будто человек схватился с аллигатором.

Зоя взбежала на крыльцо к Джоне. Он крепче обнял ее за талию, а потом разжал кулачок: на розовой ладошке была целая горсть камней.

– Я в него снова попаду! – пообещал он.

– Не надо, Джона! – попросила она. – Он дерется нечестно, поэтому мы драться не будем. Ладно? Скажи: «Ладно»! Скажи так, чтобы я тебя услышала!

– Ладно, Зоя. Я больше не буду в него кидаться. Но я бы попал!

Стэн наконец зашвырнул Ухуру в кабину и запер ее. Собака заскреблась в окно. Ее дыхание затуманило стекло. Смотреть на это было страшно. Джона уткнулся лицом Зое в куртку.

Стэн обливался потом. Его трясло от ярости, и он тер свой ежик, пытаясь успокоиться. Кровь текла по его правой щеке. А по левой размазалась тушь: похоже, он подвел себе бровь. Когда ее смыло потом, Зое стало видно, что на черной брови выделялся мерзкий пучок белых волос.

Стэн залез в кузов, поднял заваленный снегом брезент и вытащил что-то, в темноте напоминавшее кочергу. Он пошел к Джоне и Зое.

Он наставил на них кочергу, словно ружье.

– И где, – прохрипел он, – этот второй… траханый… пес?

Зоя не ответила, но Джона рванулся в дом, что стало ясным ответом. Она бросилась за ним и закрыла задвижку, как только они оказались внутри. Шаги Стэна прогромыхали по ступенькам.

* * *

В гостиной Джона придвигал к двери журнальный столик, строя баррикаду. Ее брат умел строить отличные крепости. Ну… ее брат построил множество крепостей.

Уже через пару секунд Стэн начал колотить во входную дверь.

Зоя попыталась вызвать полицию. Связи не было. Сообщение для матери до сих пор не ушло – как самолет, которому так и не разрешили взлет. Она пожалела, что мать не прочитала, что они в безопасности, в тот момент, когда это действительно было правдой.

А в следующий момент Стэн уже отпихнул журнальный столик и ворвался в гостиную, хрипло и часто дыша. Зоя и Джона бросились за диван, чтобы между ними и незваным гостем оказалось хоть что-то. Джона выставил перед собой цветастую диванную подушку, словно она могла послужить ему защитой, и даже в этой ужасной ситуации у Зои при виде этого защемило сердце.

Стэн не обратил на нее внимания: он навис над Джоной.

– Эй, малыш, я тот самый Стэн Мужик, – сказал он. – Где второй пес?

Он ждал ответа, но с таким видом, что было понятно: долго он ждать не намерен.

Спок прятался под ковром, из-под которого торчал только самый кончик хвоста. Не будь Стэн так разъярен, он бы сразу его заметил. Зоя мысленно приказала себе – и Джоне – не смотреть в сторону собаки.

Пока Стэн стоял так, тяжело дыша, она впервые обратила внимание на то, какая у него нелепо большая голова и как неловко она качается на тонкой шее. Он был похож на вялый подсолнух.

– Не смей говорить с моим братом! – потребовала она.

Это была не храбрость. Это было отвращение.

Джона придвинулся к ней. Он больше не притворялся смелым. Уже через мгновение он расплакался так сильно, что у него плечи затряслись.

Зоя убрала упавшие ему на лоб прядки. Она пообещала ему, что все будет хорошо.

– А вот нечего ему такое обещать. – Стэн застонал, и его седая бровь изогнулась, словно гусеница. – Это называется «ложь». Потому что, дьявол меня забери, все не будет хорошо. На самом деле все будет просто отвратительно, если ты не скажешь, где этот чертов пес.

Он раскрутил кочергу, словно дубинку. Ему хотелось, чтобы это выглядело угрожающе, но он чуть не уронил ее себе на ногу.

Джона попытался заговорить. В конце концов ему удалось выдавить из себя сквозь слезы:

– Т-ты что с-сделаешь со Сп-споком?

Стэн хмыкнул.

– Просто искупаю, малыш.

– Не разговаривай с моим братом!

– Я т-тебе не верю. И не з-зови меня малышом. Меня так папа называл.

Это на секунду заставило Стэна заткнуться, но потом он сказал нечто запредельно мерзкое:

– Я знал твоего папу, малыш. Познакомился, когда он был таким же карапузиком, как ты.

– Не смей разговаривать с моим братом!

– Твой старик про меня не вспоминал, малыш? А ведь когда-то мы с ним были побратимами! Но, наверное, он и словом не упомянул о… черт, да о первых двадцати годах своей жизни, скорее всего! Ты ведь почти и не знал, кто он. А потом он погиб в какой-то проклятущей пещере? И никто даже не потрудился пойти и забрать его тело? Что вы за люди такие?

– НЕ СМЕЙ РАЗГОВАРИВАТЬ С МОИМ БРАТОМ, ПСИХОВАННЫЙ УБЛЮДОК!

Наступила тишина: патовая ситуация. Слышен был только ветер.

И тут Спок чихнул.

Стэн развернулся к кочке под ковром и торжествующе ухнул.

– Типично! – бросил он.

Он схватил пса, завернул в ковер и сунул себе под мышку.

– Трусишке пора искупаться, – объявил он, махнув в сторону замерзшего озера. – Надеюсь, он не против холодной воды.

Он постучал острым концом кочерги об пол, словно тростью.

– Не ходи за мной, старшая сестренка, – приказал он Зое, снова мазнув по ней склизким взглядом. – Или пожалеешь.

Как только он ушел, они с Джоной потрясенно плюхнулись на диван. Спустя секунду она обхватила его лицо руками, чтобы убедиться, что он ее слушает.

– Мне надо туда, – сказала она, – чтобы вернуть собак. И мне надо, чтобы ты оставался здесь. Ладно, Джона? Мне нужно, чтобы ты сказал «Ладно». Ты можешь сказать мне «ладно», честно пообещать?

Джона начал вырываться, так что Зое пришлось его отпустить. Тогда он свел брови, словно это учитель велел ему хорошенько подумать.

– Ладно, я н-не выйду из дома, – сказал он.

– Спасибо, – поблагодарила его Зоя.

– Но и тебе нельзя выходить. Этот т-тип дерется н-нечестно, так что мы не будем д-драться. Правда? Ты сама сказала.

– А если я всего на пять минут?

– Нет, Зоя.

– Ладно, а если всего на две?

Она старалась его успокоить, немного поддразнивая, торгуясь, как это всегда делал он сам.

– Нет, Зоя! Ни минутки. Ты мне нужна здесь. – Он замолчал, подыскивая слова. – Даже мне иногда бывает страшно.

Зоя поняла, что, если она выйдет из дома, Джона пойдет за ней, а так рисковать она не могла. Так что она поступила не по-геройски, хоть сама себя и презирала. Она осталась на диване, обнимая брата за плечи и следя, чтобы он даже не смотрел в окно, которое находилось позади них. Отвлечь его оказалось не так трудно, как она боялась. Они отыскали корзинку с вязальными принадлежностями Бетти, и Джона начал штопать дыру на Зоиной шапке. Какое-то время в комнате слышен был только перестук спиц, и только один раз Джона остановился и укоризненно сказал ей:

– Ты плохо следишь за своими вещами!

* * *

Зоя тоже старалась не смотреть в окно. Она не стала смотреть, когда услышала, как Стэн идет мимо окна к озеру, скрипя сапогами по снегу, а Спок скулит в ковре. Она не стала смотреть, когда Джона начал тереть глаза и произнес те фразы, которые всегда говорил, когда его организм начинал отключаться из-за переутомления и он уже балансировал на грани сна:

– Я не устал. Просто глаза болят.

Она даже не стала смотреть, когда он уронил спицы и уснул, пристроив голову у нее на коленях.

Однако потом она услышала, как Стэн крошит лед на озере своей кочергой, стараясь пробиться к воде. Тогда она посмотрела.

Он делал во льду дыру, чтобы утопить собак.

На журнальном столике нашелся бинокль. Зоя его схватила. Ночь была черная, беззвездная. Пустая. Мир просто… отключился.

Стэн работал при свете фар своего грузовика. Удерживая Спока, он врубался все глубже и глубже. На мгновение пес сумел вывернуться из рук Стэна, но ему не удалось бежать по льду достаточно быстро. У него разъезжались лапы, он отчаянно скользил – и в итоге Стэн поймал его за загривок и бросил в прорубь.

А потом Стэн сапогом удержал голову Спока подо льдом.

Убедившись в том, что псу не вылезти, он побежал к машине за Ухурой.

В течение следующих нескольких секунд Стэн не мог видеть того, что увидела Зоя.

Он не увидел, как озеро начало светиться: сначала чуть-чуть, а потом (хоть это и было совершенно непонятно) все ярче и ярче, так что в конце концов стало казаться, что воду покрывает не лед, а огонь.

И он не увидел того, кто двинулся к ним с дальнего берега озера, шагая по льду. Движение оставалось совершенно спокойным – да, но по скорости могло поспорить с конским галопом.

Зоя уже стояла у окна, даже не заметив, как встала и подошла к нему. Позднее она поняла, что дело было в окне: именно благодаря ему она смогла наблюдать за происходящим, не считая, что сошла с ума: створка окна не просто отделяла ее от того, что там происходило, но и напоминала экран… а, честно говоря, по телевизору она видела массу безумных вещей.

Она вышла из гостиной. Из дома. Ее словно на поводке тащили.

Стэн захлопнул дверцу грузовика. Ухуру он зажал под мышкой: теперь пришла ее очередь «принять ванну». И он рукой перехватил ей морду. Собака была в ярости, но ничего не могла поделать.

Зоя видела в бинокль лицо Стэна с тот момент, когда он повернулся к озеру и увидел, как оно пылает в темноте – и тогда, когда он заметил мчащую к нему тень, мгновенно переносящуюся на сотни метров.

Стэн пришел в ужас.

Однако почти тут же его лицо снова стало нахальным и мерзким, словно он был уверен, что тупость – это защита от всего что угодно.

– И что это за чертово дерьмо? – вопросил он.

Стэн только договаривал последнее слово, когда темный силуэт оказался рядом с ним. Он бросил Ухуру, чтобы защищаться. Собака кинулась к Зое, стоявшей в темноте, и запрыгнула ей на руки.

Стараясь казаться опасным, Стэн поднял кулаки. Вместо этого вид у него получился нелепым. Он прыгал вокруг незнакомца, словно престарелый боксер.

Незнакомцем был Икс, хотя это имя Зоя даст ему спустя много дней.

Икс был таким бледным, что создавалось впечатление, будто его лицо само по себе светится. С такого расстояния она не могла определить его возраст, хоть и разглядела, что у него чудесные длинные волосы, которые на самом деле были взъерошенными и неухоженными, а не просто казались такими благодаря услугам парикмахера. На нем было длинное пальто – темно-синее, с перламутровым блеском, словно на мыльном пузыре. Шапки, перчаток и шарфа на нем не было, но казалось, холод все равно его не беспокоит. Лицо его блестело от пота, как бывает при высокой температуре.

Икс не сказал ни слова. Он сгреб Стэна за куртку и швырнул на светящийся лед. Он проделал это без гнева. Он действовал не как герой боевика. Икс просто сделал это так, как будто это надо было сделать.

Он даже не посмотрел на Зою, но она не сомневалась, что Икс знает о ее присутствии.

Стэн проехал по замерзшему озеру к проделанной им проруби и там затормозил. Одна щека у него покраснела, ободранная об лед.

В мгновение ока Икс встал над ним.

Стэн поднял голову, пытаясь понять, что происходит и каким образом он перестал контролировать ситуацию.

– Не знаю, чего тебе надо, суперурод, – сказал он, – но по-любому ты этого не получишь. Это моя вечеринка.

Икс по-прежнему молчал. Зоя поняла, что он не потрудится ответить, пока кто-то не скажет что-то такое, на что стоило бы реагировать.

Икс подошел к полынье и вытащил Спока. Мокрый пес трясся, словно новорожденный щенок, но на руках у Икса моментально согрелся. А потом Спок сделал то, что раньше делал только с Джоной и с ней самой, – лизнул Икса в щеку. Икс неуверенно погладил пса по голове, словно не очень-то хорошо знал, как это делается. Это была мелочь, но после всего, что Зоя пережила за последние часы, у нее от этого жеста навернулись слезы.

Она бросила бинокль в снег и подошла ближе. Почему-то ей было не страшно. Ей хотелось, чтобы Икс ее увидел.

Кто он? Почему он здесь? Почему он старается на нее не смотреть?

Пока Икс успокаивал Спока, Стэн попытался встать.

Икс только отрицательно качнул головой – и у Стэна разъехались ноги. Он повалился обратно на лед.

Икс снял пальто. Под ним оказалась грубая рубаха с короткими рукавами, хотя, если честно, Зоя смотрела только на его руки. Они были перевиты мышцами и покрыты примитивными татуировками, в том числе, каких-то зверей, которых она не смогла опознать.

Он завернул Спока в свое пальто и бережно его положил. Пальто мерцало в темноте, словно догорающий костер.

Он повернулся к Стэну, который, как идиот, продолжал считать, что сможет как-то отболтаться.

– Ладно, суперурод, – сказал Стэн. – Говори, что тебе надо, и, может, ты это получишь. Я человек более-менее сговорчивый.

* * *

То, что стало происходить дальше, походило на ритуал какого-то тайного лесного сообщества или, может, на что-то из Средневековья: суд, на котором все заранее знают, что решением будет «виновен».

Икса трясло, но все, что он делал, делалось уверенно и последовательно. Казалось, он сожалеет, что его отправили на озеро. А у Зои сложилось впечатление, что его сюда послали… или, может, даже вынудили прийти. Он все еще на нее не смотрел, но то, как четко у нее вдруг появились эти мысли – не как теории или догадки, а как факты и определенность – заставило ее решить, что он каким-то образом сам их ей передал. Но как такое возможно?

Стэн уже стоял на коленях и пытался выпрямиться.

Икс положил руку ему на плечо – и Стэн замер неподвижно: в полном сознании, но застыв на месте.

Икс отошел на несколько шагов, повернулся к Стэну спиной и стащил с себя рубашку. Плечи у него были широкие, а талия узкая, как у пловца. В отличие от кожи на руках спина у Икса оказалась гладкой и нетронутой. Зоя почему-то решила, что кто-то (или что-то) не тронул ее специально. Она честно не знала, ее ли эта мысль или полученная от него.

Икс широко развел руки. Лопатки сверкнули в темноте – и спина стала еще шире.

Зоя ничего не смогла с собой поделать: она сделала снимок, чтобы потом вывесить его в «Инстаграмме».

Казалось, Икс что-то призывает. Он издал резкий крик, словно пытаясь вывести из своего организма какую-то болезнь. А потом на его спине ожили изображения.

Его спина превратилась в экран.

То, что отображалось у Икса на спине, было похоже на любительское видео: дрожащее, вызывающее головокружение, хаотичное… и при этом оно было каким-то неземным. Они со Стэном завороженно смотрели. Стэн оставался неподвижным: казалось, его скрутил и связал сам воздух. Зоя стояла в темноте неподалеку. Они смотрели потрясенно, а потом – с ужасом, но по разным причинам.

Зоя вдруг подумала, что Джона мог проснуться, что он сейчас может смотреть из гостиной. Она тут же оглянулась на дом.

Окна были темными. Возможно, брат и стоял у одного из них: определить это было невозможно.

Зоя снова повернулась к экрану. На нем были Берт и Бетти. Они скрючились в гостиной этого самого заглавного «А» у озера. Они оцепенели от страха. Кто-то ходил вокруг них. Кто-то, ворвавшийся к ним в дом.

Зое не видно было лица незваного гостя – она видела только небольшую его часть, словно тонкий месяц. Однако она все равно опознала уродливый ежик и рябую кожу. Она увидела, как чужак подошел к камину, увидела, как он подхватил опасную на вид кочергу и покачал ею.

Стэн оторвал взгляд от спины Икса: он не мог смотреть на то, что сделал. Он повернулся к дому, надеясь на облегчение.

Икс это предвидел. Он протянул руку в сторону длинной покатой крыши дома – и изображения моментально загорелись и там. Стэн был в шоке. Он опустил глаза. Икс встал на колени и прижал ладонь ко льду. Оранжевое свечение погасло, и на секунду мир стал черным. А потом внезапно съемка возникла под ними… вокруг них. Фигуры были громадными и гротескными, голоса – гулкими.

Зоя не разбирала, что они говорят. Она не могла даже понять, откуда исходит звук, хоть он сейчас и был повсюду. Однако она слышала, что Стэн, Берт и Бетти кричат. Один – от ярости, двое – от страха.

А потом на экране вдруг появилась Ухура, пытаясь защитить Берта и Бетти. Она яростно лаяла, как когда подъезжал грузовик Стэна. Как это ни удивительно, но Спок тоже завывал.

На видео Бетти схватила Берта за руку и потащила к двери, к спасению. Берт выглядел растерянным, словно ребенок. Когда Бетти попыталась вытащить его на улицу, он остановился, как будто ему совершенно некуда было спешить, и взял леденец из вазочки на журнальном столике.

Они выбежали на крыльцо, опережая Стэна на несколько секунд. То, что им удалось хотя бы ненадолго освободиться, заставило Зою встрепенуться. Она сама не понимала почему: конец мог быть только один.

Стэн бежал за ними, сжимая кочергу.

Берт и Бетти доковыляли до машины, и Бетти включила двигатель, но колеса начали буксовать в снегу. Едва они отъехали метров на тридцать, как Стэн уже бежал рядом с дверцей, яростно размахивая своим оружием.

Машина врезалась в дерево.

Зоя смотрела, как Стэн выгоняет Берта и Бетти из машины и набрасывается на них с кочергой.

Она увидела Бетти на снегу. Увидела, как Берт плачет, как маленький. Увидела, как собаки огрызаются у ног Стэна и как этот маньяк издевательски на них скалится и бьет ногой в живот.

Она увидела, как кочерга взметнулась и опустилась.

Зоя увидела, как умерла Бетти.

Она погибла, пытаясь закрыть Берта своим телом.

А потом Зоя увидела, как умер Берт.

Он погиб, потрясенно рыдая над Бетти. Умер, закрывая лицо ладонями. Он умер, не переставая умолять писклявым перепуганным голосом: «Отстань, я просто старый перечник. Отстань, отстань, отстань!»

Стэн сбросил тела Уоллесов один за другим в озеро.

Когда Зоя поняла, что именно видит, когда это зло запустило в нее свои острые когти, она отвернулась к дому, мысленно молясь, чтобы Джона не проснулся.

А потом она упала на колени и прижала Ухуру к груди. Ее рвало на снег, так что горло начало гореть.

* * *

Когда Зое удалось подняться, Икс уже опустил руки и натягивал рубашку. Видео закончилось. Озеро снова яростно пылало. Икс, казавшийся больным и измученным, наклонился и поволок Стэна к проруби.

Пока они смотрели на убийство, Стэн не произнес ни слова, но Зоя видела, что в нем что-то копится. Это было не раскаяние и не сожаление… и даже уже не страх.

Это была ярость.

– Теперь мне положено сказать, что я сожалею и прочее? – заорал он на Икса. – Ну так не дождешься, суперурод! Эти люди были старее гор! От них никому никакого проку не было!

Икс ничего не ответил. Он терпеливо смотрел на Стэна, словно прекрасно знал, что тот будет говорить, пока у него слова не закончатся.

Стэн начал снова – на этот раз чуть тише.

– Слышь, – сказал он, – я не собирался ничего им делать… даже без оружия был. Я просто хотел позаимствовать что-нибудь ценное. Рассчитывал, что они будут тихими и послушными, потому что мозги у них уже в кашу превратились, так? Ага, я об этом знал. Я очень тщательно подготовился к ограблению. Чуть ли не месяц составлял план. Занимался серьезно. В чем и вся ирония, потому что, когда я ходил в школу, я никогда не занимался.

Перепуганного Стэна заносило.

– Короче, все могло пройти приятно для всех сторон. Относительно. Но эта старая карга оказалась боевой – стала защищать от меня своего старика. Пыталась глаза выцарапать и все такое. Честно говоря, не ожидал. Так что атмосфера стала более враждебной и напряженной, чем я рассчитывал. Самое смешное, что я не нашел там ничего хоть немного ценного. Заявлялся сюда раза два или три – и все равно так и не понял, где они прятали свои чертовы денежки!

Стэн шумно сплюнул в снег.

– Ладно, – закончил он. – Мне больше сказать нечего. Только что ты ненавидишь Бога, если и правда хочешь меня утопить.

И вот это заставило Икса заговорить.

* * *

Голос у него был низким, но хриплым от долгого молчания. Зоя не смогла бы определить, из какой он страны или даже из какого века.

– Запомни хорошенько, – сказал Икс и замолчал, чтобы откашляться и вытереть пот со лба. – Никто не ценит Божественную любовь выше, чем те из нас, кто изгнан в Низины, ибо мы знаем, каково жить без нее. – Он схватил Стэна за шкирку. – А теперь и ты узнаешь.

Он нагнулся и, хоть и казался невероятно усталым, поднял Стэна в воздух.

Стэн пытался сопротивляться: хватал за шею, царапал лицо.

Икс поморщился и явно из последних сил столкнул Стэна в неровную дыру во льду.

А потом он замер, повернулся – и посмотрел прямо на Зою.

Его взгляд ошеломлял. В груди у Зои поднялась какая-то волна. Казалось, Икс задал ей безмолвный вопрос. У нее создалось впечатление, будто он вроде как хочет получить от нее позволение оборвать жизнь Стэна.

До этого Стэн даже не замечал Зоиного присутствия. Теперь он ее увидел и тошнотворно ей улыбнулся.

– Отзови его, девонька, – взмолился он. – Пожалуйста! Черт, но я же знал твоего отца!

Икс покраснел, негодуя, что Стэн осмелился обратиться к Зое.

– Закрой рот! – приказал он. – Иначе я его кулаком заткну.

Икс опять посмотрел на Зою – и она снова была ошеломлена силой их контакта. В его взгляде по-прежнему был вопрос, но он оказался не тем, что ей подумалось. Теперь она это поняла. Он не имел намерения щадить Стэна и не интересовался ее мнением. Тогда о чем же он ее спрашивает?

Тут она догадалась. Каким-то образом Икс узнал, как она любила Берта и Бетти. Он как-то понял, что многим хорошим в себе она обязана именно им и что ее ненависть к Стэну горела у нее под кожей лихорадкой. Он спрашивал, не хочет ли она убить его сама.

Зоя ощутила прилив какого-то непонятного чувства. Она не могла даже определить – боль это или облегчение. Однако это ее наэлектризовало.

Она зашагала по льду к Иксу и Стэну.

Стэн болезненно дергался в озере. Ледяная вода затекала в его отвратительный рот. Он получал по заслугам – Зоя это понимала.

Она старалась идти как можно быстрее, твердо ставя ноги на лед, чтобы не заскользить. С каждым шагом она набирала скорость. Икс не прекращал смотреть на нее, продолжая удерживать ее взгляд. Зоя не знала, что именно чувствует, – точно не могла бы сказать. Она попыталась подобрать нужное слово и (хоть это и казалось невероятным), ощутила, что Икс тоже мысленно его ищет.

Они нашли это слово одновременно.

Это оказалось не «ярость» и не «отмщение».

Это было «милосердие».

Глаза Икса изумленно сверкнули. Он отвернулся от Зои и поспешно поставил сапог Стэну на макушку – точно так же, как Стэн сделал со Споком.

Он уже собрался толкнуть его в глубину, когда на него налетела Зоя.

Икс был измучен. Зоя была полна решимости.

Она сбила его на лед, не дав опустить ногу.

3

Она не ожидала, что Икс упадет, но он рухнул под ее весом, так что они оба растянулись на озерном льду. На полсекунды у них получилась куча-мала. От его кожи пахло смолой и дымом костра.

Зоя ожидала, что он тут же вскочит, но он так и остался на спине, корчась от боли. Лихорадило его даже сильнее, чем она думала. Она поднялась на ноги и повернулась к Стэну: тот рыдал в воде, и кожа у него становилась серовато-синей. Ей было противно даже думать о том, чтобы до него дотронуться, но было бы неправильно, чтобы он умер вот так, несмотря на все его дела.

Она протянула ему обе руки и помогла выбраться из воды. Он стоял перед ней, сотрясаясь от дрожи, в насквозь промокшей одежде. Он казался тощим и жалким, как какая-то зверюшка, которую извлекли из раковины.

– Аллилуйя, девонька, – сказал он. – Папаня тобой гордился бы.

Ей была противна его благодарность.

Зоя промолчала. Она просто смотрела, как он мчится к своему грузовику, сверкая бледными подошвами сапог.

Мотор кашлял, но не запускался. Зоя прекрасно знала, какие звуки издает машина, когда готова помогать. Этой хотелось, чтобы ее оставили в покое. После тридцати полных секунд ругани (при этом Стэн соединял в проклятиях такие слова, какие никто никогда определенно не соединял) он выбрался из кабины, взял из кузова одеяло и убежал в лес, словно зверь.

Икс сел на льду. Она ожидала, что он будет в ярости, а он смотрел на нее печально и недоуменно.

– Что ты наделала?

Зоя не ответила: она толком не понимала, что делала, подчиняясь инстинкту.

Икс посмотрел вслед скрывшемуся за деревьями Стэну.

– Не ходи за ним, – попросила Зоя. Эти слова стали первыми, которые она адресовала ему, и хотя она часто облекала даже самые искренние мысли в форму сарказма, на этот раз она не стала за ним прятаться. – Пожалуйста. Это неправильно.

Икс взвесил ее слова.

– Однако, если я за ним не пойду, – возразил он, – кто-то обязательно придет за мной.

Тем не менее он не сдвинулся с места. Он задержался на льду с Зоей, слушая, как ломает ветки Стэн, бегущий вверх по склону в темноте. Зое стало любопытно, почему Икс не погнался за Стэном. Почему он прислушался к ее пожеланиям? Почему ему важны ее желания?

– Если ты его убьешь, то будешь не лучше него, – сказала она. – Наказывать людей – не наша работа.

Икс опустил голову.

– Скорее, не твоя, – отозвался он.

* * *

Зоя поплелась обратно к дому Берта и Бетти за Джоной, задержавшись у раздолбанного грузовика Стэна, чтобы сфотографировать его номер. Спок и Ухура пошли за ней. Икс тоже. Зоя не оглядывалась, но слышала, как он бредет за ней по глубокому снегу. В дом он с ней не зашел: остался на крыльце из вежливости… или, может, из-за стеснительности. Он шикнул на заскуливших собак, судя по всему, Икс как-то узнал, что Джона спит. Спок с Ухурой начали задирать головы, так что в конце концов Икс догадался, что им надо почесать под подбородком. Он встал на колени, осторожно погладил и шепотом назвал их клички. Зоя включила освещение на крыльце и на несколько секунд задержалась, наблюдая за ними в окно.

Джона так и лежал на диване: похоже, он проспал все это безумие. Однако когда Зоя взяла его на руки, его тело оказалось напряженным, нисколько не походя на тесто, которое должно было бы напоминать.

От веса Джоны у Зои тут же заболели руки: так ей брата до дома не донести. Тем не менее она не могла даже подумать о том, чтобы его будить и заставлять идти через лес. Он заслуживает того, чтобы проснуться в собственной постели, чтобы весь этот кошмар уже был позади, а его окружало все его игрушечное оружие: пистолеты, ракеты, мечи. Она желала Джоне невинности и забвения, особенно потому, что ей они была недоступны.

Она снова положила его на диван, придерживая ладонью голову, словно у новорожденного. А потом выпрямилась и стала ждать, чтобы решение пришло к ней из мирового эфира.

За окном она видела Икса: он сидел, взяв собак на колени. Лицо у него блестело от пота, снег на пальто становился прозрачным и таял. Спок игриво прикусил ему руку – и это, похоже, его изумило. Неужели он никогда раньше не играл с собаками? В конце концов он догадался, чего добивается Спок. Он притворился, что кисти его рук – это птицы, и начал дразнить пса, заставляя их взлетать и пикировать чуть за пределами досягаемости.

Наверное, Икс понял, что за ним наблюдают. Он посмотрел в окно на Зою. Ее снова потряс его совершенно больной вид. Однако он вроде бы не просил о помощи, а сам ее предлагал. Может, он придумал, как вернуть их с братом домой? Потому что сейчас Зоя больше ни о чем другом думать не могла. Она встретилась с Иксом взглядом. Она не шевельнулась, не произнесла ни слова… но он кивнул.

После этого она видела только смазанные куски неба и деревья, которые словно проматывались на пленке в ускоренном режиме.

Икса ломало и крутило от какой-то неизвестной Зое болезни.

Но он перенес их домой.

* * *

Даже в темноте Зоя видела, что снег на дороге к дому был нетронут: сердце у нее упало при виде того, что мать до дома еще не добралась. Ей отчаянно хотелось ее увидеть, но, с другой стороны, ее отсутствие было очень кстати. Зоя не смогла бы объяснить, что за странная фигура доставила их домой, а потом – отказавшись от воды, крыши, перчаток, пледа и даже от вяленых овощей (а кто-то вообще согласился бы на вяленые овощи?) – удалилась в сторону леса.

Она в последний раз бросила взгляд на Икса и увидела, как он, шатаясь, сделал еще несколько шагов, а потом упал на одно колено в снег. Она приказала себе не смотреть.

Зоя открыла дверь дома, что было непросто со спящим Джоной на руках. С холодильника она сняла приклеенный листок с составленной матерью контактной информацией для полиции и, зажав его в зубах, поднялась по лестнице с братом.

Кроватка у Джоны была детская, в форме божьей коровки. Когда Зоя наконец уложила в нее брата, он моментально перевернулся на бок, не просыпаясь, и начал пускать слюни на подушку.

Она села с телефоном на пол у кровати Джоны и отправила полиции фотографию номеров с грузовика Стэна с сообщением: «Этот грузовик принадлежит мужчине, убившему Берта и Бетти Уоллес. Кочергой от их камина. Его зовут Стэн Как-то. Его грузовик и сейчас у их дома. Ему примерно 45+, рост около 180 см. Худой. Стрижка ежиком. Странная бровь. Пользуйтесь».

Отправив это письмо, она просмотрела кучу сообщений, которые наконец до нее дошли. Несколько было от Далласа (он был «на полном ходу», после того как «вырубился» на время бурана), от Вэл (которая вообще буран прозевала, потому что легла подремать) и от матери (которая была в панике). У Зои возникло ощущение, что мама ее бросила, но она невольно улыбнулась, читая поток сообщений: «Дороги жуткие. Даже из бакалеи не выбраться. Извини, Зо… По-прежнему ужас. Не давай Дж. перед сном хлопья. Предложи вафлю без глютена… Р-р-р! По радио объявили, что снегоочистители сегодня даже не выйдут. На гору не подняться… Я все еще в магазине! Поселюсь там навечно и буду есть химикаты и пестициды, как настоящая американка… У вас все ОК?.. Знаешь, если Дж. попросит хлопья, пусть ест… Господи, Руфус вывез меня на своем суровом грузовике, настоящий рыцарь. НЕТ, он в меня НЕ ВЛЮБЛЕН… я слышала! Лягу у него на диване… У вас все ОК?.. Не могу заснуть. Боюсь за вас. Дж. ел хлопья?»

Зоя задумалась о том, что написать в ответ.

«Мы в порядке, – написала она наконец. – Подробности потом. Дала Джоне чипсов, политых глазурью для торта. Круто, да? Руфус от тебя БЕЗ УМА. А теперь спи. Целую».

Зоя ненадолго вышла в чаты и «Инстаграмм», надеясь, что жизнь снова начнет казаться нормальной. Не начала. Да и как она станет нормальной со Стэном, Иксом и прорубью в озере?

Она прошла по коридору к себе в комнату и остановилась в дверях, усталая и выбитая из колеи. На стене в ногах ее кровати висела фотография, где они с отцом во время одного из спусков в пещеры. На них были летные костюмы, купленные в военторге в Уайтфише по 17 долларов за штуку. У Зои на лбу был фонарь на батарейках. Ее папа, как настоящий мужик, пользовался старомодным карбидным фонарем, похожим на миниатюрную паяльную лампу. На фото у него была широкая безумная улыбка и дико взлохмаченные волосы. Папа всегда был лохматым: он называл свою шевелюру «салатом».

Зоя услышала голос Стэна, который мерзким пятном расплывался у нее в голове: «Ты его почти не знала. А потом он погиб в какой-то чертовой пещере. И никто даже не потрудился вытащить его тело. Что вы за люди такие?»

Эти слова метались у нее в голове, словно птицы, гоняющиеся друг за другом.

Разве это она виновата в том, что плохо знала отца? Его вечно не было дома! Зоя вынуждена была все больше и больше полагаться на маму. Мама бросила медицинский институт и работала сразу на нескольких работах, чтобы содержать семью, а Зоин папа то появлялся, то исчезал. Она все силы бросила на материнство и растила детей стойкими и сильными. Когда Зоя была совсем малышкой, мама надевала на нее комбинезончики с надписями «ГЕРОЙ» и «ЗАЩИТНИК». Пусть отцовская любовь и была похожа на свечу или фонарь, мамина была лучше: она никогда не гасла.

Зоя устала до отупения, хоть на часах и было всего 9.30. Она сняла одежду. Казалось, что все тело испачкано и избито. Ноги покрывала колкая щетина, изо рта рази-ло, в плечи больно врезались лямки лифчика. Ей надо было бы принять душ, почистить зубы… сделать хоть что-то. Вот только сегодня она больше ни на что не была способна. Она рухнула в постель как подстреленная.

* * *

Мать добралась домой только в середине ночи. Сквозь сон Зоя услышала шелест открывшейся входной двери. Она ощутила волну облегчения – и тут же увидела сон, в котором снова была маленькой и клала голову маме на колени. Ей хотелось проснуться и поговорить с мамой, но вытащить себя из сна не получалось. Когда она проснулась опять, то ее разбудили голоса – мужские голоса, – доносящиеся с первого этажа.

Она попыталась от них отключиться. Она не желала открывать глаза. Она попыталась вернуться в тот же сон, но он ускользнул.

Теперь внизу играла музыка, но странно неуместная: буддистские мантры в сопровождении клавишника, акустических гитар и тарелок. Это означало, что мама пытается всех успокоить. Или настолько достать, чтобы они ушли.

Зоя оказалась притиснута к стенке: в какой-то момент к ней перебрался Джона. Он всегда ложился в ногах, а потом проползал под одеялом, как зверек в норе. Она ощущала спиной жар от его тела. Пальчиками ног он упирался ей в икры.

Хлопнула входная дверь. Кто-то вышел покурить. Зоя услышала, как он кашляет и скрипит снегом. Она почувствовала запах дыма, пробравшегося сквозь оконную раму. Мужчина снова распахнул дверь с такой силой, что она хлопнула по стене дома, и вернулся обратно, не потрудившись отряхнуть снег с ботинок.

Зоя перевернулась на спину. Боль ударила в шею жгучими искрами. Вскоре голоса игнорировать стало невозможно. Они квохтали, как голуби. Стало понятно, что заснуть Зоя не сможет. «Что, черт возьми, там творится?» Она набрала полную грудь воздуха и медленно его выдохнула. А потом, наконец, открыла глаза.

Все еще была ночь. Странно: она решила, что уже утро. Луны не было. Ветра тоже. Снег испускал слабое голубоватое свечение, сосны стояли таинственно и неподвижно, словно только что закончили переговариваться между собой. Зоя взяла телефон, который положила заряжаться на подоконник. Было три часа ночи.

Она включила приложение-фонарик и провела им по комнате. Похоже, мать заходила и ушла: на полу были оставлены тарелки, стаканы и мисочки, напоминая развалины города. Зоя ничего не помнила. Там оказались красный перец, листья алоэ, веточки мяты. В миске с водой облаком плавало нечто желтоватое: то ли средство от обморожения, то ли остатки обряда вуду.

Рядом на кресле валялась раскрытая книжка в бумажном переплете: романтическая история о переносе во времени с мужиком в килте на обложке[2]. Наверное, мать несколько часов просидела, глядя на них. А еще она заклеила ссадину у Зои на лбу: она достаточно долго проучилась в медицинском институте, чтобы отлично уметь оказывать первую помощь.

Зоя посветила фонариком на Джону. Обветрившиеся на морозе щеки теперь блестели от алоэ, а кончики всех пальцев были обмотаны бинтами. На секунду свет оказался слишком близко от его глаз. Он поморщился, но не проснулся. Одно можно сказать про ее братца: спал он свирепо. Футболка у него намокала от пота (сейчас на ней был слоган «Я сам себе каскадер»), и он всегда так негодующе кривился и фыркал, что Зоя неизменно покатывалась от хохота. На что он злится? С кем сражается или кого защищает в своих снах?

Зоя попыталась повернуться и почувствовала, что что-то оттягивает ей ногу. Она отогнула одеяло. Наверное, Джона боялся, как бы она не улизнула из спальни тайком от него, и потому в качестве сигнального устройства он шерстяной ниткой привязал ей к лодыжке скейтборд. Когда ему было страшно, он ненавидел просыпаться один. По его словам, у него тогда внутри все тряслось.

Сейчас, когда Зоя смотрела на брата, ее захлестывали облегчение, страх и любовь. Он свернулся рядом с ней калачиком, словно олененок. «Ну, надо же!» – подумала она. Отвязав скейтборд от своей ноги, она закрепила его на ноге Джоны. «Теперь тебе водить».

Внизу кто-то из мужчин разбил стакан.

Это чуть не разбудило Джону. Зоя разъярилась и отправила маме эсэмэску.

Там было одно слово: «Кто?»

Как только она ее отправила, то услышала, как мать резко отодвинулась от кухонного стола и побежала наверх. После всего, что произошло во время этого бурана, быстрые шаги матери стали таким облегчением, что Зоина ярость моментально испарилась, и, даже не успев осознать, что вот-вот случится, она расплакалась.

* * *

Мать открыла дверь ее спальни, а потом закрыла за собой, так что полоска света на мгновение заставила заблестеть расставленные вдоль стены наградные кубки, а потом погасла. Зое не хотелось показывать матери, насколько она расстроена, и потому, как всегда в трудный момент, она ляпнула:

– Так ты уже вернулась из магазина?

Мать рассмеялась.

– Вернулась, – подтвердила она. – Тут что-то случилось?

Что Зое в матери нравилось (среди прочего) – это то, что она понимала шутки, даже самые дикие. Очень часто они единственные из присутствующих хохотали, пока все остальные неловко ерзали. Даже отец, когда он был жив и когда оказывался рядом, Зоиного чувства юмора толком не понимал.

– Тут у меня заяц, – сообщила Зоя, кивком указывая на Джону. – Придется говорить шепотом.

– Запросто, – ответила ее мать и опустилась на колени у кровати.

В темноте Зоя еле различала очертание маминого лица. Обе молчали. Мимолетное веселье уже исчезло.

– Джона оправится? – спросила Зоя.

– От обморожения – да, – ответила мать. – Но, похоже, он сильно травмирован тем, что с вами было. – Она помолчала, а потом мягко спросила: – Ты можешь мне рассказать, что случилось?

Зоя попыталась найти ответ, который не звучал бы совершенно безумно. Внизу кто-то из мужчин выключил буддистское песнопение. Остальные облегченно заворчали и зааплодировали.

– Кто там внизу? – спросила Зоя.

– Сейчас важно не это, – сказала ей мать. – Но они явно не буддисты.

Она продолжала ждать, чтобы Зоя ответила на повисший в воздухе вопрос.

– Не молчи, – попросила мать.

Зоя привыкла всегда все рассказывать матери, и сейчас ей хотелось вывалить той все бредовые кошмарные подробности: об оранжевом свечении озера, о видеоролике с преступлением Стэна… об Иксе. Но что она сможет о нем рассказать? Что она вообще о нем знает, если не считать, что он буквально излучает одиночество? А еще – что ее к нему тянуло.

Она постаралась не вспоминать его лицо, понимая, что если расскажет слишком много, то получится полная бессмыслица.

– Краткий вариант такой, – призналась Зоя. – Джона с собаками ушел в лес… а я их упустила.

Мать снова помолчала, словно дожидаясь, чтобы поезд тронулся.

– Так, извини, что давлю, – заговорила она наконец, – но мне нужен вариант поподробнее.

– Не могу, мам, – сказала Зоя. – Пока не могу.

– Зо…

– То есть – более подробный вариант: я облажалась, и он чуть не погиб.

– Зоя, перестань. Не надо так с собой.

– И я все думаю, что когда Джона проснется, то будет смотреть на меня так, будто я его подвела. И это правда. Я подвела козявку.

Ей вообще не следовало говорить. Она разрыдалась захлебываясь. Мать потянулась через Джону, чтобы погладить Зою, но в темноте с этим возникли трудности.

– Я пытаюсь нежно погладить тебя по щеке, – сказала она. – Это щека? Я глажу ее нежно?

– Нет, это лоб, – ответила Зоя. – А теперь – нос.

– Ладно, представь, что я нежно глажу тебя по щеке, – попросила ее мать.

– Представила, – сказала Зоя и невольно рассмеялась слепым попыткам матери. – Ладно, прекрати, на мне азбукой Брайля не писали. А это – ухо!

– Зоя, – серьезно проговорила мать, – брат любит тебя просто безумно, и это ничто никогда не изменит. Он же привязал тебе к ноге скейтборд!

Зоя хотела что-то ответить, но ей помешал шум снизу. Они с матерью насторожились: один из мужчин встал, с противным скрипом провезя стул по полу, и сказал:

– Хватит этой дури, парни.

Они услышали тяжелые шаги, поднимающиеся по лестнице. Зоина мать не разрешала заходить в дом в обуви, так что этот шум казался почти насилием.

– Извини, что не могу дать тебе времени, – прошептала мама, – но я не могу, малышка. Тебе придется все рассказать, потому что здесь полиция.

* * *

Зоина мама моментально выставила полисмена из спальни, попросив, чтобы Зоя спустилась вниз, когда будет готова. Зоя не сталкивалась с полицией со смерти отца, так что сама мысль об их присутствии в доме вызывала болезненные воспоминания. Именно полисмены оставили тело ее папы в пещере. Тот полисмен, который только что стучал в Зоину дверь – шеф полиции Лыссино, – решил, что вытаскивать его будет слишком опасно.

Зоя осторожно слезла с кровати, стараясь не разбудить Джону, и оделась в темноте. Через несколько минут она уже прошлепала вниз по лестнице и, не показываясь, посмотрела на кухонный стол, где ее мать сидела с Лыссино и двумя его патрульными. Лыссино был массивный, громкий и противный… и действительно лысый. Сейчас он по-собачьи чесал шелушащуюся красную сыпь под воротником рубашки.

Шеф сидел рядом с худющим молодым патрульным по фамилии Мерц. Зое он запомнился как чуть придурковатый, но безобидный. Шеф его явно терпеть не мог.

Третьим полисменом оказался сержант Вилкомерсон. Он единственный сподобился назвать Бисселам свое имя (его звали Брайаном) и единственный обнял их на похоронах отца в городе. Когда Зоя вышла на кухню, Вилкомерсон встал и придвинул ей стул. В отличие от Лыссино и Мерца, он разулся из уважения к домашним правилам, вывешенным у каждой двери.

Патрульный Мерц задавал Зоиной маме скучные общие вопросы о Зое: в какую школу она ходит и есть ли у нее хобби. Зоина мама тянула время, чтобы Зоя успела одеться и обдумать, что именно она будет говорить. Перед ее матерью на столе стоял ноутбук. На нем, чтобы всем было видно, была развернута страница, озаглавленная «Права несовершеннолетних при опросе полиции».

Зоя восхищалась отвагой матери и гордилась тем, что ее унаследовала. Мама работала по шесть дней в неделю заведующей унылым спа-салоном под названием «Горячие ключи» («Расслабьтесь и омолодитесь в наших целебных ваннах!»). А еще она работала старшей официанткой в отличном кафе в Уайтфише под названием «У Лулы» и выполняла роль регулировщика движения во время ремонта трассы номер 93. При этом, как Зоя знала, в семье постоянно не хватало денег. Она догадывалась, что у ее мамы такое чувство, будто она бежит по рельсам, всего на несколько шагов обгоняя поезд.

Зоина мама сообщила патрульному Мерцу, что хобби Зои – собирать наградные кубки, что, похоже, его впечатлило. На самом деле Зоя именно что собирала награды: она считала, что они уродские, нелепые и обалденные, и покупала их на блошиных рынках и распродажах. Если бы вы вошли к ней в комнату, не зная, что к чему, то поразились бы тому, как это одна девочка может добиваться таких успехов в плавании, риторике, стрельбе из лука, макраме, запуске воздушных шаров и выращивании домашних животных.

Сейчас ее мама вдохновенно болтала, описывая выдуманные увлечения Зои. Одна из ее коллекций – 32 из 50 ложек с символами штатов – так заинтересовала Мерца, что Зоя испугалась, как бы он не попросил показать ее ему.

Зоя села рядом с матерью.

– Я очень увлеклась сувенирными ложками, – сказала она Мерцу. – Даже начинаю спрашивать себя, не слишком ли.

Зоина мама прикусила губу и легонько пнула Зою под столом.

– Ага, ладно, – проворчал шеф Лыссино. – Думаю, общих слов уже хватит.

Он знаком показал Мерцу, что берет разговор на себя, поскольку у Мерца явно ничего не получится. (Зоина мама бросила на нее знакомый взгляд – тот, который говорил «Доминанты – это страшное дело».) Мерц с обиженным видом вжался в спинку стула.

Лыссино подвинул Зое какую-то бумажку.

– Ты подтверждаешь, что отправила нам это электронное письмо в девять пятнадцать вчера вечером? – спросил он.

Зоя опустила глаза, а потом снова посмотрела на Лыссино, видя только человека, который оставил тело ее отца в пещере.

– Да, я отправила это письмо, – ответила она. – Вот почему там стоит мое имя.

Лыссино надел очки для чтения, которые казались нелепо изящными на этом жирном, похожем на слишком мягкое кресло мужчине, и зачитал письмо вслух. Зоина мама поморщилась, услышав имя Стэна: если папа был знаком с ним в прошлом, в Виргинии, ее мать тоже должна была его знать, а потом поморщилась еще раз на саркастическое «Пользуйтесь».

– Надо полагать, это твои слова? – сказал Лыссино. – Раз под ними твое имя.

– Да, – подтвердила Зоя.

– Так, может, ты нам расскажешь, откуда все это знаешь?

Зоина мама демонстративно прокрутила текст на экране, а потом ей кивнула. Зоя понимала, что не может рассказать всю правду, но, по крайней мере, она может не говорить ничего, кроме правды.

– Мы с Джоной искали собак, – сказала она.

Она посмотрела на патрульного Мерца, который, лишившись власти, обиженно вел записи, а потом на сержанта Вилкомерсона (тот поощрительно кивнул). Лыссино скрестил руки на груди и так выпятил пузо, что стал похож на беременную на девятом месяце.

– Нас застиг буран, – продолжила Зоя. – Мы зашли к Берту и Бетти, чтобы погреться. Раньше мы часто там бывали.

Это воспоминание было таким болезненным, что она не смогла не добавить:

– После того, как мой отец погиб, а вы все не захотели поднять его тело.

Лыссино эти слова не задели, но все остальные неловко заерзали на стульях. Зоина мама наклонилась к ней и прошептала:

– Не надо, милая. Это несправедливо.

Зоя изумленно отстранилась от нее.

– И чем же это несправедливо? – спросила она.

Лыссино вмешался, так что мать ей ответить не успела.

– Так что ты столкнулась со Стэном Мэнггольдом в бывшем месте проживания Уоллесов?

– Да, если это его фамилия. Он назвал себя Стэн Мужик.

– Господи! – ахнула Зоина мама.

Значит, она даже прозвище его знала.

– А откуда ты узнала, что мистер Мэнггольд виноват в смерти Бертрама и Элизабет Уоллес?

– Я видела… – начала было Зоя, но тут же остановилась.

Она чуть было не сказала: «Я видела, как он их убивал». Да уж, это бы всем понравилось: «Я видела это в видеоролике на спине суперкрутого парня».

– Что именно ты видела? – спросил Лыссино.

– Видела, как он этим хвалился, – ответила она. – И видела кочергу, которой он их убил. Он решил, что Берт с Бетти богатые. Он все еще пытался понять, где они прятали свои сбережения. А у них денег не было… и теперь их тела лежат в озере.

У нее дрожал голос.

– Зоя, – сказал Лыссино, – когда вы с братом были на озере, вы не видели там никого, кроме Стэна Мэнггольда. Кого-то незнакомого, кого-то другого? Хорошенько подумай, что ответить. Потому что мы это запишем.

При этом патрульный Мерц поднял взгляд на своего шефа, словно спрашивая: «Это вы обо мне?» Лыссино закатил глаза и сказал:

– Да, Стюарт, записывай все, что она скажет.

Все выжидающе посмотрели на Зою. У нее перед глазами встало его лицо. Ей хотелось его защитить. Он перенес их домой!

В этот момент снаружи донесся шум: похоже, какие-то звери забрались в гараж и опрокинули мусорный бак.

Зоина мать встала.

– Еноты, – сообщила она. – Делаем короткий перерыв. Никаких вопросов в мое отсутствие. – Она развернула ноут к полисменам. – Если вам это не нравится, – добавила она, – бодайтесь с legalbeagle.com.

– Вам помочь, миссис Биссел? – спросил сержант Вилкомерсон.

– Нет, Брайан, но спасибо. Пусть еноты поищут себе другое место для своих игр.

* * *

Зоя встала, почувствовав острую боль в икрах, и отошла к окну гостиной. Тучи разошлись. Луна висела в небе ярким белым глазом. Горы казались волнистой линией, уходящей вдаль.

Она в тысячный раз почувствовала уныние. Ей вспомнились Берт и Бетти, ее отец, та липкая мутная каша, в которую все превратилось.

Ей вспомнился Икс. Она постучала по стеклу – сама не зная почему. Он сейчас был где-то там. Ей не следовало его отпускать, но не могла же она задерживать его насильно!

Зоя направилась обратно к столу. Она знала, что скажет.

* * *

– Мы не видели никого, кроме Стэна. А что?

Едва только Зоя это сказала, как поняла, что совершила ошибку. В чем-то просчиталась. Похоже, даже мать знала, что она врет, но откуда? У Зои скрутило живот, словно кто-то поворачивал там шестеренку.

Патрульный Мерц, как она заметила, не стал записывать ее ответ – не потому, что забыл, а потому, что знал, что это потом используют против нее. Зоя подумала, что он проявил смелость и доброту. Мысленно она отметила имя Мерца звездочкой, хоть и понимала, что его слабый бунт сейчас будет подавлен.

– Стюарт, запиши то, что сейчас сказала наша юная подруга, слово в слово.

Это приказал Лыссино. Он ухмыльнулся, побарабанил по крышке стола и сел прямее. Теперь он казался на третьем или четвертом месяце беременности, когда люди только-только всем сообщают о том, что ждут ребеночка.

– Брайан, – предложил он, – давай покажем ей снимок. Он при тебе?

Значит, есть какой-то снимок. Откуда? И чего? Шестеренка у Зои в животе быстро сделала еще три оборота.

Она собралась заговорить, когда ее мать заставила всех вздрогнуть, резко захлопнув ноут.

– Что за снимок? – вопросила она. – Почему мы только сейчас про него услышали и почему вы ведете какие-то игры с девочкой семнадцати лет?

– Извините, миз Биссел, – сказал Вилкомерсон, ища в своем телефоне нужный снимок.

– С какой это стати ты перед этой женщиной извиняешься? – возмутился Лыссино. – Мы дали девице возможность сказать правду.

– Я принимаю ваши извинения, – сказала Зоина мама. – А вот вы, – тут она наставила палец на шефа Лыссино, – начинаете меня раздражать.

* * *

Это оказался «Инстаграмм». У Брайана была противная дочка, которая училась на пару классов младше Зои, и эта девчонка увидела снимок, решила, что он крутой, и написала дурацкий комментарий типа «Ага!». А еще она показала его своему папе.

На снимке Икс был виден со спины с широко разведенными руками и ногами в форме косого креста. В кадре видна была его широкая голая спина, освещенная сияющим льдом. Видны были примитивные татуировки у него на предплечьях. Виден был Стэн, испуганно сжавшийся у его ног.

– Итак, на этом снимке много странностей, – сказал шеф Лыссино. – Например, озеро оранжевое.

– Это просто фильтр, – вмешался Мерц. – Ими все пользуются.

Зоя их не слушала. Она уставилась не на Икса, а на Стэна. Ее мать тоже смотрела именно на него. Похоже, она была потрясена тем, что снова его видит, – наверное, спустя лет двадцать. Он был мерзкий. Короткая стрижка. Белая бровь. Уродливый валун головы. Зоя не просто позволила ему остаться в живых – она позволила ему убежать! Она не могла отвести от него глаз, даже когда у нее к горлу подступила желчь.

Лыссино начал забрасывать ее вопросами.

– Ты можешь подтвердить, что сделала вчера этот снимок? Можешь подтвердить, что сделала его перед бывшим жилищем Бертрама и Элизабет Уоллес?

У Зои голова пошла кругом. Это заметил только Вилкомерсон. Он ласково положил руку ей на локоть и сказал что-то, что она толком не поняла. Все куда-то соскальзывало. Все летело куда-то в сторону.

А Лыссино все не желал заткнуться.

– Нам известно, что этот человек – Стэн Мэнггольд – здесь, – сказал он. – Грузовик угнан, но мы проверили отпечатки его пальцев, и оказалось, что он в розыске в штате Вирджиния за всякие мерзости. Чего мы не знаем – это кто тот второй человек на снимке, тот, что с татуировками. Мы проверили его изображение по банку данных, но ничего не обнаружили. Так, может, ты перестанешь тратить наше время и скажешь, кто он?

– Я не знаю, – сказала Зоя.

– Тебе неизвестно, замешан ли он в убийстве Бертрама и Бетти Уоллес?

– Не был он замешан! Точно!

– Откуда ты это знаешь, если даже не знаешь, кто он такой?

– Знаю, и все.

– А почему бы тебе не рассказать нам, что еще ты про него «знаешь и все»?

– Я же сказала: я даже не знаю, как его зовут.

Лыссино хмыкнул. Он был уверен, что она врет.

– Хочешь, чтобы мы просидели тут всю ночь, мисс Биссел? – спросил он. – Я не хочу, но просижу.

– Я сказала вам правду, – возразила Зоя. – Он вышел из леса, а потом снова ушел в лес. Я с ним и двух слов не сказала. Я не знаю, кто он такой!

– Тогда почему ты соврала, чтобы его защитить?

Зоя уже готова была расплакаться. Она посмотрела на мать.

Ее мать встала.

– Это совершенно неприемлемо! – заявила она Лыссино. – Вы давите на девочку, которая добровольно с вами стала разговаривать. Думаете, раз я занимаюсь йогой, то не найду адвоката, который вас выпорет?

В наступившей тишине на лестнице раздался такой шум, словно по ней спускался кандальник. Все повернулись туда.

Это был Джона – и вид у него был такой, словно его подло предали. Кончики пальцев были замотаны. За правой ногой на лиловой нитке тащился скейтборд.

Лыссино покачал головой и сказал негромко и ни к кому в особенности не обращаясь:

– Эти люди ненормальные.

* * *

Джона рассказал полиции все потому что, как Зоя и опасалась, он все видел. Он проснулся на диване в гостиной Берта и Бетти. Позвал Зою. Она не ответила, и он протер стекло холодной ладошкой и выглянул на улицу.

Сейчас Джона сидел у Зои на коленях и указывал на пост в «Инстаграмме».

– Это Стэн, – сказал он. – Он говорил, что его фамилия – Мужик, но, наверное, он это выдумал, так что вам это надо проверить.

Джона немного помолчал.

– Я бросил в него камнем, – сообщил он и неуверенно добавил, повернувшись к матери: – Извини.

– Один раз можно, – отозвалась она. – Твой папа много лет назад познакомил меня со Стэном, задолго до того, как вы оба родились, и мне тоже хотелось бросить в него камнем.

– Что еще ты можешь нам рассказать, сынок? – спросил Вилкомерсон.

– Стэн был гад! – ответил Джона, и голос у него впервые дрогнул. – Он навредил Берту и Бетти и хотел навредить моим собакам. Не знаю зачем. Тот, второй человек на снимке, вроде как голый… Не знаю, как его зовут, но он волшебный… и он их спас. А еще он заставил лед стать вот таким оранжевым.

Когда Джона закончил говорить, все молчали, переваривая его слова. Только патрульный Мерц сказал:

– Серьезно – это же фильтр!

Лыссино снова повернулся к Зое.

– Юная леди, вы можете подтвердить вышесказанное?

– Могу подтвердить все, сказанное только что, – ответила она.

Он что – думал, она этого слова не знает?

– Интересно, – проговорил Лыссино, и в его тоне снова появились снисходительные нотки. – Даже то, что касается волшебства?

– Особенно то, что касается волшебства.

* * *

Шеф Лыссино заявил, что ему надоело слушать враки – глупости чертового подростка, и вскоре он со своими людьми уехал в ночь. Бисселы с крыльца провожали взглядами машину, пока где-то через четверть мили ее не поглотила темнота.

Зоина мама позвала ее с собой в гараж.

– Там надо немного убраться, – сказала она.

– Прямо сейчас? – удивилась Зоя.

Было четыре утра.

– Сейчас, – подтвердила ее мать.

– Ненавижу енотов, – проворчала Зоя.

Казалось, мать ее не услышала (наверное, она не спала уже сутки), но спустя какое-то время все-таки отреагировала.

– А? – сказала она. – Ага, я их тоже ненавижу.

До гаража от дома было почти сто метров – он стоял по другую сторону круговой подъездной дороги. Зоя прожила в этих местах всю жизнь, но до сих пор изумлялась тому, что тут бывает настолько тихо, как в фантастических фильмах про космос, когда наступает ночь и нет ветра. Мать говорила, что тишина может исцелить – или довести до безумия. Все зависит от того, как ты ее слушаешь.

Зоя не могла понять, как этой ночью на нее подействует тишина.

– Почему ты велела мне заткнуться, когда я припомнила полисменам, что они не стали доставать папино тело? – спросила она у матери.

– Во-первых, – ответила мать, – я никогда не стала бы приказывать тебе заткнуться, потому что так говорить не следует. Однако нет никакого смысла сейчас все это ворошить. Полиция свои обязанности не выполнила. Конец дела.

Зоя не стала продолжать этот разговор, и они немного прошли молча.

– Я знаю: ты думаешь, будто мы врали насчет того, что было со Стэном, – сказала Зоя, когда они переходили через дорогу.

– А мы не врали, ма, – вмешался Джона. Он остановился, дырявя снег палкой. – Мы не врали, совсем.

– Конечно, нет, милый, – отозвалась Зоина мама.

– Стэн и правда напал на Берта и Бетти, – добавил он. – А волшебный человек и правда спас Спока и Ухуру.

– Конечно, милый.

Зое стало противно, что мать просто для вида соглашается. Она приотстала, чтобы идти с братом, который продолжал тыкать в снег так, словно он был его врагом.

– Может, хватит? – сказала она ему. – Снег уже мертв. Ты его убил. Ты победил.

Она обожала Джону даже во время его странных выходок. Сейчас она это очень ясно ощущала. Ей хотелось бы, чтобы эта ночь еще больше сблизила бы их с их матерью – и на какое-то время ей даже показалось, что так и вышло. А теперь мама отплывала от них, взирая на звезды, словно Зои с Джоной вообще рядом не было.

– Мы не врали, ма, – повторил Джона, пытаясь притянуть ее обратно. – НЕ ВРАЛИ!

– Брось, Джона, – посоветовала Зоя. – Не обязательно, чтобы мама нам верила, потому что мы себе верим.

До гаража оставалось еще шагов двадцать, и он только сейчас начал проявляться в темноте – словно нос корабля, подходящего сквозь туман. Это было крытое шифером помещение на две машины, разделенное пополам тонкой стенкой. Джоне хватало сил открывать двери совершенно самостоятельно. Он радостно бросился вперед.

– Которую? – спросил он у матери.

– Правую, – ответила она. – Но, пожалуйста, позволь это сделать мне.

В левой половине стоял серебристый «Субару-Форестер» ее матери. Зоина машина – отвратный красный «Таурус», который она прозвала Жук-медляк – раньше стояла справа, но Зоя разрешила Джоне превратить свою половинку гаража в мини-каток, чтобы можно было тренироваться круглый год. Ее брат сделал там ограждение и обклеил стены плакатами с лозунгами «Не сдавайся!» и «Порви их!».

Зоина мама вздохнула, выдохнув облачко пара, и попросила Джону посторониться. Джона был недоволен: он затопал по снегу, словно норовистая лошадка, но послушался.

Зоя остановилась рядом с братом, разделяя его обиду. Из гаража доносились царапанье и скрежет. Она оттащила Джону чуть подальше, готовясь к тому, что из гаража выскочат еноты. Гадкие звери. Она схватила лопату для уборки снега, прислоненную к стене, и сжала в руках, как бейсбольную биту.

Зоина мать взялась было за дверь, но приостановилась и обернулась к ним.

– Я вам верю, ребята, – сказала она. – Извините, если вам показалось, что не верю.

Она явно хотела добавить еще что-то, но сначала повернулась и открыла дверь. Створка ушла вверх с металлическим стоном.

– Попозже все мне расскажете про того волшебного человека, – сказала мать, – но сейчас…

Зоя увидела на полу гаража темный контур лежащего человека. Он повернул к ней лицо: влажное, прекрасное и бледное, как мел.

– Сейчас, – договорила их мать, – вы должны помочь мне забрать его в дом.

Часть 2 Связь судеб

4

Икс услышал у гаража шум. Голоса. Шуршание одежды. Скрип сапогов по снегу.

Дверь открылась с противным скрежетом – и его обдало потоками воздуха. Его лихорадило, тошнило, корежило. Каждый звук отдавался у него в голове взрывом.

Он открыл глаза и увидел три фигуры, приближающиеся к нему в конусе света. Это была та девушка с озера и ее брат. Какая-то женщина стояла впереди них, загораживая их собой. Должно быть, их мать. Икс содрогнулся и закрыл глаза, словно так можно было заставить их исчезнуть. Он не боялся, что они причинят ему вред. Он боялся, что они попытаются его спасти.

Икс знал, что его спасти нельзя. Охотники за преступниками, такими, как он, были такими же осужденными с небольшими привилегиями, но и их связывали законы. Он был неосторожен и нарушил их все.

Самой древней заповедью было: «Никто не должен знать». Это означало, что смертным нельзя открывать само существование Низин. Они должны оставаться сказкой, которую передают из уст в уста, мифом об огненном озере, которое они называют адом. У них не должно появиться убедительных доказательств. Благодаря этому живых можно судить по тому, как они поступают, когда думают, будто никаких последствий не будет. Охотников за преступниками должны видеть только те, за кем они охотятся. Им положено наносить удар стремительно: в тени и молчании.

Икс выставил себя напоказ. Он говорил с девушкой. Он провел ее и ее брата через замерзший лес. Что хуже всего, он позволил той душе, которую его отправили забрать, сбежать в лес – словно вирусу, ставшему летучим. Случалось ли хоть одному охотнику не суметь вернуться с душой, за которой его отправили повелители? Случалось ли хоть одному охотнику отказаться исполнить свой долг? Икс никогда не слышал о столь возмутительном поступке, пока сам его не совершил.

И почему он проявил такую слабость? Почему позволил Стэну скрыться в горах? Потому что так захотелось этой девушке.

Нет, теперь его нельзя спасти. Лихорадка, снедавшая сейчас его тело, носила название «трясучка». Это его наказание – и оно только началось.

* * *

Днем раньше Икс лежал в своей камере в Низинах – и в нем только начинала просыпаться совсем другая боль.

Он не знал, какое сейчас время суток – день или ночь, – он этого никогда не знал, потому что тюрьма пряталась глубоко в земле, словно опухоль. Он уже много часов пытался заснуть. Он лежал на боку, скрутившись знаком вопроса на каменном полу, когда никогда не проходящие ссадины у него под глазами начало жечь. Сначала он игнорировал это, отчаянно нуждаясь в отдыхе. Однако боль нарастала, пока ему не стало казаться, что все его лицо горит.

Это был знак – сигнал. Один из повелителей скоро явится за ним и заставит приволочь вниз какую-то новую душу.

Икс слышал рассказы о некой высшей силе, которая правит Низинами, но повелители были самыми могущественными созданиями из всех им виденных. В их число входили и мужчины, и женщины, а когда-то они сами были заключенными. Теперь они превратились в отдельную касту. Они носили золотые обручи, плотно облегавшие им горло, и яркие плащи, похожие на вспышки в сумраке. Повелители не старели в отличие от заключенных, над которыми они властвовали (Икс знал только одно исключение). Те, кто был проклят молодым, вечно оставались молодыми. Зачастую они были эффектными и величественными. А вот самые старые были ходячими кошмарами. Икс иногда видел стариков, ковылявших по Низинам, шипя, завывая, точа когти о валуны. У некоторых были длинные седые волосы, падавшие им на спины, и костлявые руки с пульсирующими венами, похожими на жирных червяков. Когда Икс смотрел на их лица, то видел, как сквозь кожу проступают кости черепа.

Ему было любопытно, который из повелителей придет за ним и в какой уголок Земли его отправят.

* * *

Наверное, Икс задремал. Он проснулся с криком.

Его сосед, которого звали Стукачом, услышал его восклицание.

– Плохой сон приснился? – спросил он. – Слышал, как ты стонал, парень.

Душам было запрещено знать истинные имена друг друга, и Стукач заработал свое прозвище самым простым способом: бился лбом об пол, пытаясь облегчить душевные муки. Стукач был барменом в Финиксе. Не так давно в приступе ярости он ударил ножом одного из посетителей бара, после чего бежал в Южную Америку, бросив жену и четырехлетнюю дочку. Стукачу было 27, когда Икс приволок его в Низины. Теперь ему вечно будет 27. Повелители не позволяли охранникам избивать заключенных, понимая, что для заключенных это станет желанным отвлечением. Стукач, как и многие другие души, вместо этого причинял боль сам себе.

Икс подошел к двери камеры и посмотрел в коридор, надеясь, что кто-то из охранников утихомирит его соседа. Ближайший из них – громадный русский с хромой ногой, почему-то носивший синий тренировочный костюм и летные очки, был от них в тридцати шагах.

– Ты не слышал ни слова, – сказал Икс Стукачу, – потому что я не говорил ни слова.

К их разговору присоединился третий голос – без всякого предупреждения:

– Притвора, притвора, притвора!

Это была Рвач: она занимала камеру слева от Икса. Чтобы отвлечь себя от мучительных мыслей, Рвач вырывала себе ногти, а потом нетерпеливо ждала, чтобы они снова отрасли – и ей можно было бы снова их вырвать. В XIX веке в Лондоне у нее на глазах кто-то из ее слуг пролил суп на колени одного из гостей, приглашенных ею на обед. Она встала с места, прошла за молодой женщиной на кухню – и убила ее одним ударом кипящего чайника. После этого она приказала двум лакеям вынести труп служанки на булыжную мостовую у нее за домом. Она знала, что полиция будет так трепетать перед ее богатством, что не станет задавать ей вопросов. К этому моменту Рвач оставалась 36-летней уже почти 200 лет.

Многие из товарищей-заключенных Икса были жалкими мужчинами и женщинами, чьи души переносились в Низины после их смерти. Немногих из них, как Стукача и Рвач, живыми захватывали охотники за головами, в том случае, если земное правосудие не наказывало их должным образом.

Сейчас Рвач расхаживала по камере и громко декламировала стишок из времен своей юности: «Проныра, притвора. Держите вора! Шапка горит – голова слетит!»

Эта красивая и грозная женщина учила Икса охотиться на преступников и десятки других тоже. Вот только в последнее время она, похоже, находилась на волоске от полного безумия.

Икс снова посмотрел в коридор. Русский охранник услышал, как вопит Рвач, и уже шел к ним, приволакивая левую ногу.

Стукач прошипел соседке:

– Господи, Рвач, заткнись, а?

– Но он притвора! Я тоже слышала его вскрик.

– Ну и ладно, – отозвался Стукач, – но остынь уже. И, кстати, правильный вариант будет просто: на воре шапка горит. Просто поговорка.

Рвач загоготала.

– Ну да, конечно, – сказала она. – При следующей же встрече сообщу мистеру Уильяму Блейку о его ошибке.

Русский наконец пришел и просунул дубинку через решетку камеры, которую занимала Рвач.

– Чево это дамочка так разболталась? – спросил он. – Надо заткнуть рот.

– Я ее уже предупредил, мужик, – сказал Стукач. – Уже работаю.

Охранник проковылял к камере Стукача.

– Помощь навозного жука не нужна, – объявил он. – Пожалуйста, тоже заткнись.

– А то что? – поинтересовался Стукач. – Ты меня ударишь? Ах, да: ты ведь не можешь. Потому что работа у тебя паршивая. Тебе хоть медстраховку сделали? Зубы явно не лечат.

– Если кого и будут бить, то это должна быть moi, – вмешалась Рвач, почему-то используя французское местоимение. – Вынуждена настаивать, просто вынуждена.

Охранник выругался и снова заковылял к камере упрямицы. Воровато оглядевшись, он быстро ткнул ее дубинкой. Когда он захромал прочь, она радостно ворковала.

– А мне ничего? – окликнул его Стукач.

– Нет, – ответил охранник, – потому что ты осел.

На какое-то время воцарилась тишина. Икс снова лег на грубый каменный пол. Лицевые кости у него продолжали болезненно гореть. Его пульс как раз начал выравниваться, когда до него донесся настырный шепот Стукача.

– Поговори со мной, парень, – попросил он. – Расскажи мне историю твоей жизни. А я расскажу тебе свою.

Икс с трудом подавил гнев. У него не было желания разговаривать. Он ответил резко, чтобы прекратить все попытки общения:

– Стукач, я прекрасно знаю твою историю, – сказал он. – Разве ты забыл, что это именно я доставил тебя сюда? Или что это я учил тебя охотиться на преступников – точно так же, как Рвач учила меня? Мне твои преступления слишком хорошо знакомы. Новое упоминание о них только вызовет у меня отвращение.

– Боже, – сказал Стукач, – ну ты и придурок.

Во вновь наступившей тишине Икс закрыл глаза, уже сожалея о своей вспышке. Он забрал четырнадцать душ по приказу повелителей Низин, и Стукач был отнюдь не самым худшим из них. Вот только Икс терпеть не мог рассказывать собственную историю: она напоминала ему о том, сколько несправедливости было в его жизни.

Икс не совершал преступлений.

Он был невинен.

В отличие от всех душ, с которыми ему приходилось встречаться, он не знал, почему его осудили. Он не знал, что за преступление он якобы совершил – или даже как и когда мог его совершить. Однако недоумение не давало ему ощущения чистоты: Икс был просто убежден, что в его сердце есть нечто мерзкое и извращенное, что однажды ему откроется.

Боль под глазами уже стала настоящей мукой.

Время настало.

Даже Стукач это понял. Он стоял у решетки своей камеры и смотрел наружу.

– У тебя гости, жеребчик.

Икс посмотрел сквозь решетку – сердце у него стучало, как барабан.

Какой-то повелитель взлетел с каменистой равнины и несся по воздуху прямо на него.

* * *

Заключенным не разрешалось знать имена повелителей. Повелитель, ворвавшийся сейчас в камеру Икса, держался по-африкански царственно, так что его втихую называли Регентом, отдавая должное его гордой осанке, внушительному росту и сияющей угольно-черной коже.

Икс лег на спину, готовясь к ожидающему его ритуалу.

Вскоре Регент уже возвышался над ним, а золотой обруч у него на шее и ярко-синее одеяние мерцали в темноте.

Он положил ладонь на лицо Икса, словно маску, и начал произносить речь, которую Икс уже много раз слышал.

– Низинам нужно заполучить в свое собрание еще одну душу, – произнес он голосом, который был чрезмерно громким для тюремной камеры. – Он дурной человек, нераскаявшийся и ненаказанный. Я принес тебе его мерзкое имя. Готов ли ты получить это имя, и поставишь ли ты этого человека передо мной на колени?

– Да, – ответил Икс.

– Будешь ли ты все это время оберегать тайну нашего мира? Будешь ли защищать древнюю нерушимую стену между живыми и мертвыми, как это делали все охотники с той поры, когда даже время еще не начало оставлять след на камнях? – вопросил Регент.

– Буду, – пообещал Икс.

Повелитель обхватил лицо Икса своей когтистой рукой и начал сжимать пальцы. Череп Икса словно воспламенился. Боль потекла вниз по его шее, прошлась по плечам и двинулась дальше, пока не поглотила его целиком. Он не мог дышать. По предыдущему опыту он знал, что этот ужас пройдет, однако невольно начал рваться и дергаться. Рука повелителя надавила еще сильнее.

Тем не менее Икс не счел Регента жестоким. Продолжая надежно удерживать Икса, другой рукой он отечески гладил его по голове и следил за тем, чтобы его когти не повредили Иксу кожу. Вскоре нечто под глазницами Икса прорвалось, словно плотина, так что он видел только ослепительную белизну. Придя в себя, он обнаружил, что находится в Верхнем мире… на склоне горы, в буран.

Регент наполнил жилы Икса прегрешениями мужчины.

Икс был подобен псу, почуявшему запах добычи.

Теперь он мог начать охоту.

Имя мужчины было скучным кирпичиком: Стэн. Но по крови Икса бежала не только история Стэна, но и истории всех тех, чьи жизни были им заражены. Там была старая супружеская чета, Берт и Бетти. Там был мальчик, заблудившийся в лесу, без куртки и перчаток. Пара собак.

И девушка.

Икс мог бы вызвать ее лицо и рассмотреть его во всех деталях, но поостерегся это делать.

Он просто скользнул по ней краем мысленного взгляда – и увидел достаточно, чтобы понять: она слишком милая… слишком отважная и полная надежды… чтобы он мог оправиться.

5

Сейчас девушка стояла у гаража. Она просто стояла, щурилась, глядя на Икса, и терла нос, ее волосы растрепались после сна. И все равно он был настолько заворожен ею, что в его теле все остановилось. У нее были волнистые светло-каштановые волосы, едва доходившие до плеч. На левой скуле красовалась небольшая родинка, привлекающая внимание к ее глазам: большим, сверкающим – и цвет менялся с голубого на серый.

Икс отвернулся и яростно раскашлялся. Преступления Стэна загрязняли его тело с той поры, как Регент впустил их ему в кровь. Теперь, когда Икс позволил Стэну уйти, боль усилилась. Для повелителей трясучка служила средством заставить охотников исполнить приказ и вернуться в Низины с добычей.

Икс никогда раньше так не страдал, потому что никогда еще не отказывался исполнить свой долг. И тем не менее он знал, что эти мучения – жар, боль, бред – будут только усиливаться, если он не возобновит поиски Стэна. Даже если Икс выдержит эту болезнь, повелители отправят за ним другого охотника – или, может, появится сам Регент, разгневанный и настроенный на мщение.

Когда приступ кашля прошел, Икс снова повернулся к девушке и ее родным. Мать удерживала детей на безопасном расстоянии, однако мальчишка сумел вырваться и кинулся к нему. Тело Икса инстинктивно напряглось: прежде к нему приближались только те, кто собирался ему навредить, но мальчишка просто захотел обнять его, шепнув:

– Ты спас моих собак!

Он стиснул Икса так сильно, что тот ахнул.

– Прекрати, ты делаешь ему больно! – сказала девушка. – И вообще так себя не ведут.

– Отойди от него, Джона, – потребовала мать.

Мальчик послушался. Мать обвела взглядом гараж.

– Господи, да тут жарко! – сказала она. – Как такое может быть?

Икс нагрел воздух, просто потерев руки. Увидев тревогу матери, он сделал круговое движение кистью – и в гараже мгновенно воцарился холод.

– Ого! – воскликнула мать, встревожившись еще сильнее.

– Обалденно! – сказал мальчик.

Девушка ничего не сказала. Она не подходила ближе. Ей страшно? Противно? Икс не стал бы ее винить. Он внушал отвращение даже самому себе. Он видел, что она заметила ссадины у него под глазами и тут же быстро отвела взгляд. Его наполнил стыд. Хорошо бы она и ее родные убежали. Хорошо бы они сожгла гараж вместе с ним. Он не хотел, чтобы они связывали свои судьбы с его судьбой. Теперь, когда он предал повелителей, он превратился в тело, находящееся в свободном падении, ускоряясь в полете.

Икс бережно дотронулся до спины мальчика, давая ему знать, что тот не причинил ему боли. Он снова скосил глаза на девушку, опасаясь, что увидит в ее взгляде ужас. Вместо этого в ее глазах было какое-то мягкое выражение, которое он не сумел расшифровать.

Ему удалось заговорить, что удивило даже его самого. Он произнес четыре слова, постаравшись вложить в них как можно больше силы:

– Оставьте меня. Берегите себя. – А потом так тихо, словно говорил только себе, он добавил еще два: – Джона. Зоя.

Тут он начал терять сознание: тьма нахлынула на него со всех сторон. Он еще успел услышать короткий диалог. Мальчик изумленно сказал:

– Он знает, как нас зовут, ма! Откуда он узнал, как нас зовут?

А мать ответила, хоть это был не столько ответ, сколько какая-то усталая мольба:

– Хотела бы я знать, что впускаю в свой дом.

* * *

Зоина семья минут десять придумывала, как перетащить Икса в дом. Тем временем он то и дело погружался в забытье и снова выныривал обратно, словно лодка, которая никак не может решить, плыть или потонуть. Приходя в себя, он умолял их бросить его. Ему не удавалось объяснить им все опасности. В конце концов Джона с матерью ушли за чем-то в дом. Икс и Зоя остались одни.

Даже в лихорадке Икс ощущал всю неловкость этого момента. Он почувствовал, как Зоин взгляд снова скользнул по его лицу: по волосам, губам, глазам – и снова ему стыдно было даже думать о том, каким он должен ей казаться. Прежде он видел таких, как она, издалека, но они никогда ничего в нем не будили. А вот Зоя… Он ощущал на себе ее взгляд, даже когда отворачивался, даже когда у него были закрыты глаза. От ее лица исходило такое тепло, что оно было похоже на свет. Никакой ужас или ненависть больше не могли произвести на Икса впечатление, а вот красота и доброта сбивали его с ног.

– Кто вы? Что вы такое? – спросила Зоя после мучительного молчания. Чуть помолчав, она засмеялась: – На скейтборде катаетесь?

– На чем?

– Извините, – сказала она. – Постоянно что-нибудь ляпаю.

Новая неловкость. Иксу безумно хотелось говорить с ней, помочь успокоиться, показать ей в себе что-то не слишком жалкое.

– Я… не катаюсь на скейтборде, – сказал он.

Она почему-то засмеялась, покачала головой и спрятала лицо в ладони. А потом она устремила взгляд в темноту, проверяя, не возвращаются ли ее мать и Джона. Их пока не было.

– Зоя, – начал Икс, не зная, хватит ли у него сил произнести все те слова, что роились у него в голове, – вы должны меня бросить. Я не такой, как вы. Вы видели, на что я способен, и за мной вскоре придут создания еще более опасные. Они потребуют, чтобы я снова поймал Стэна, – и уничтожат любого, чья тень упадет на их путь. Зоя, я и правда могу принести вам только угрозу!

Она опустилась рядом с ним на колени.

Чем ближе она оказывалась, тем слабее становилась его лихорадка. Он еще никогда не сталкивался с подобным.

– Ты спас нас с братом, – сказала Зоя, – а немного угрозы меня не пугает. – Она слабо улыбнулась. – Как тебя зовут? Я даже имени твоего не знаю.

– У меня его нет, – ответил он.

– Вот это да! – изумилась она. – Ладно, слушай: кто бы ты ни был, мы не оставим тебя здесь умирать от холода. Ты помог нам с Джоной, хотя и не был обязан, и не убил Стэна, хотя и мог… и тогда-то я и увидела, на что ты способен.

– Зоя, молю…

– Нет. Никаких молений.

Теперь голос у нее стал суровым. Он подумал, что прогневил ее, но тут же увидел, что ее одолевает множество эмоций.

– У нашей семьи выдался дерьмовый год, – призналась она, а потом замолчала, стараясь взять себя в руки.

– Можешь не говорить, если это причиняет тебе боль, – предложил он.

– Нет, я хочу все рассказать, – ответила она и заговорила снова, медленно, тщательно подбирая слова. – У нас был дерьмовый год. Мы ничего с этим не могли поделать, а вот с тобой мы что-то сделать можем. И потому мы тебе будем помогать, что бы ты ни говорил и как бы странно это ни звучало.

Икс всмотрелся в ее разум, проверяя, действительно ли ее воля настолько сильна, как кажется. Он действовал медленно, осторожно пробираясь в ее мысли, словно раздвигал ветки. Почти тут же она содрогнулась и бросила на него негодующий взгляд.

– Прекрати! – потребовала она. – Не будет никаких вмешательств в разум… или что это там такое. Обещай. Ни у меня, ни у моих близких.

– Даю тебе слово, – сказал он и добавил (хоть и не был уверен, что это следует делать): – И у меня никогда такого не получалось. Ни с кем, кроме тебя.

Похоже, это было для нее неожиданностью, и она улыбнулась.

Неловкость уходила, улетала клочьями, словно туман.

– Как ты будешь меня называть? – спросил он.

– Что-нибудь придумаю, – пообещала она.

В отдалении хлопнула парадная дверь – глухо, без эха. Икс повернул голову и смотрел, как Джона с матерью идут через дорогу. Джона радостно бежал впереди. Он нес красные санки, держа их перед собой, словно щит.

* * *

Общими усилиями они перетащили Икса к дому. На каждой кочке и ухабе он выгибал спину от мучительной боли. В доме они протащили санки через кухню в гостиную. Зоя с матерью тянули веревку, а Джона расчищал дорогу и выкрикивал отчаянные – и порой противоречащие друг другу – указания.

У лестницы им удалось поднять Икса на ноги, словно бригаде грузчиков, поднимающих статую. Зоя с матерью держали его под руки, а Джона подпихивал сзади, чтобы он не заваливался. Через пять выматывающих минут они добрались до площадки. Джона пожелал, чтобы Икс спал в его комнате, а когда его мать заколебалась, он принялся выкрикивать: «С ночевкой! С ночевкой!» В итоге было решено, что Икс будет спать на Джониной кровати, хоть та и была детской и имела форму божьей коровки. Все члены семейства Биссел устроятся на полу. Мать не захотела оставлять детей с ним одних.

Зоя помогла Иксу забраться на кровать, приложив ему к груди ладонь, чтобы его поддержать. Икс закрыл глаза, чтобы спрятать свое изумление. На его рубашке была треугольная горловина – и большой палец Зои пришелся на кусок обнаженной кожи. Следующие несколько секунд все, что он мог чувствовать, все, что осталось в его сознании из этого мира, были крошечные движения ее руки, когда она передвигала палец обратно на ткань.

Икс по-прежнему был очень слаб и дезориентирован. Как только Зоя убрала руку, он рухнул на матрас настолько тяжело, что у божьей коровки задергались усики. Зоя расшнуровала ему высокие ботинки и поставила их под кровать. Когда она направилась с его пальто к одежному шкафу, он протестующе замотал головой.

Зоя улыбнулась.

– Плед для комфорта? – спросила она.

Икс не понял ее фразы, но почувствовал, что в ней есть нечто доброе.

Зоя снова приложила ладонь к груди Икса (на этот раз так тщательно избегая контакта с его кожей, что он ощутил ее прикосновение даже острее, чем раньше) и сказала с непонятной мягкостью:

– Спокойной ночи, месяц.

Когда она начала отворачиваться, он поднял руку и дотронулся до ее локтя. Не будь он как в тумане и почти не в себе, он ни за что на это не решился бы.

– Зачем подвергать себя опасности? – спросил он. – Зачем все это для меня делать?

Зоя посмотрела на его пальцы, чуть сжавшие ее локоть, и улыбнулась ему – проблеском света в темноте.

– По телевизору нет ничего интересного, – дала она странный ответ.

Джона уснул первым и начал с кем-то или с чем-то сражаться во сне. Зоина мама довольно долго ворочалась, тихо охая каждый раз, когда перекатывалась на какую-нибудь игрушку, оставленную Джоной на ковре, но потом тоже погрузилась в сон, ласково обнимая сына.

Икс лежал тихо, но, несмотря на крайнюю усталость, ему не спалось. Он повернулся лицом к окну рядом с кроватью. Какой-то жучок отчаянно летал между оконными рамами, навечно пойманный и при этом отлично видящий мир вокруг себя. Икс хорошо знал, каково быть таким жуком. На мгновение он позволил себе вообразить, как вырвется из Низин и будет жить. По-настоящему жить. Он представил себя рядом с Зоей летом, когда мир не скован льдом и не засыпан снегом. Когда нет трясучки. Нет страха.

Он качнул головой. Эта картина была нелепой и к тому же опасной. Чем дольше он противится возвращению в Низины, тем большей опасности будет подвергать их всех.

Тем не менее даже звук Зоиного дыхания в темноте его пленял. Было уже почти пять утра. Только они двое бодрствовали. Какой-то инстинкт защитника не позволял ему заснуть раньше, чем она. Вот почему Икс и Зоя просто лежали в темноте. Он вслушивался в ее дыхание, дожидаясь, чтобы оно стало более глубоким и редким, и ему казалось – хоть и сложно было в это поверить, – что она тоже слушает его дыхание.

* * *

Здания школ, в которых учились Зоя и Джона, пострадали от бурана и закрылись надолго. Флагшток на старшей школе сломался пополам и влетел в парадную дверь, словно реактивный снаряд. Половина окон на северном фасаде здания разлетелись: от стекла остался только ободок крошечных острых осколков, похожих на хищные зубки. В школе младшей ступени классные комнаты затопило грязной водой. Сочинения об изменении климата и рисунки лошадей плавали по коридорам, словно листья кувшинок.

Икс погрузился в сон – такой длинный и глубокий, что напоминал кому. Грудь у него поднималась и опускалась, ноги свесились с божьей коровки. Он проспал большую часть понедельника и только смутно осознавал движение внизу. Он слышал голоса, слышал, как дверцы со скрипом открываются и со стуком закрываются. Слышал, как по снегу волокут ветки и кидают их в общую кучу.

После полудня приехал Зоин приятель на грузовике, сотрясающемся от музыки. Икс слышал, как Зоя называла его Далласом, но не был уверен в том, что это – имя. Даллас привез Зое кофе, от которого она вроде как пришла в восторг («Боже, неужели в нем настоящее молоко? Только моей маме не говори!»). Однако она отправила его обратно, не впустив в дом. Икс знал, что это из-за него, и его соображения как раз хватило на то, чтобы почувствовать слабенькое чувство вины.

Спустя несколько часов он снова проснулся: снова звук мотора, еще один друг. Небо было черным – только на горизонте виднелись размытые желтые огни другого городка. Рубашка у Икса намокла от пота.

Это оказалась Зоина подруга, и, похоже, близкая. Она не стала стучаться в дверь – просто заявилась в прихожую и позвала Зою. Как только Зоя попыталась отправить ее обратно, подруга возмутилась:

– Ты чего такая странная? Мы с Глорией всего часок подремали… ладно, пять часов, заткнись уже… и теперь ты меня отшиваешь? И, кстати, что за чертовщина с этим диким постом в «Инстаграмме»? О нем почему-то начали спрашивать меня!

Даже в лихорадочном полусне Икс почувствовал, как Зоя напряглась.

Скрипнула ступенька: Зоя села прямо на нее. Она не хотела пропускать подругу к Иксу и перегородила лестницу.

– Я все тебе расскажу, Вэл, – сказала она наконец, – но сначала ты расскажи мне, что именно слышала.

Вэл вздохнула.

– Терпеть не могу эти игры, – пробурчала она. – Ладно, я слышала, что ты раскрыла убийство Уоллесов, познакомилась с крутым инопланетянином и заставила начальника полиции пищать, как сучка. – Она помолчала. – Давай начнем с инопланетянина.

– Он не инопланетянин, – сказала Зоя.

– Какое разочарование! – отозвалась Вэл. – Но продолжай.

– Я с ним познакомилась во время бурана, – сказала Зоя. – Он помог нам с Джоной.

– И? – спросила Вэл.

Икс этого вопроса не понял, но Зоя явно поняла. Она понизила голос до шепота, не подозревая, насколько чутко Икс слышит.

– И он такой классный, что я просто не могу.

– Просто не можешь? – переспросила Вэл.

Обе уже хихикали.

– Просто совсем не могу! – ответила Зоя. – Вот спроси меня про его плечи. Спроси про его руки. Типа… про любую часть тела.

– Ладно, ладно, я поняла, – запротестовала Вэл. – Пусть мне и кажется, что гетеросексуальный секс гадкий и аморальный, это не значит, что я не понимаю, что такое классный парень.

Зоя засмеялась.

– Так теперь он еще и аморальный? – спросила она.

– Привет, перенаселенность! Привет, мировая нищета! – заявила Вэл. – Но я стараюсь быть объективной. Расскажи еще про инопланетянина.

– Все равно не инопланетянин, – напомнила Зоя.

– Все равно жаль, – парировала Вэл.

Икс снова провалился в сон, словно его кто-то столкнул в реку. Он понял не больше половины того, что услышал.

* * *

Во вторник он просыпался дважды.

В первый раз Зоя подложила ему под голову подушку и ложкой наливала ему в рот бульон, ласково приговаривая:

– Еще три глотка… Еще два… Еще один… Ну же, помогай мне.

Во второй раз она наклонилась над ним со стаканом воды и попыталась сунуть что-то ему в рот. Икс нечего не понял. Он начал давиться. Джона, который играл на полу в динозавров и волшебников, поднял голову и потрясенно спросил:

– Он не умеет пить через соломинку?

– Заткнись, Джона, – приказала Зоя. – Не смущай его.

Теперь, когда Зоя стала за ним ухаживать, Икс стал чаще выныривать из сна. Трясучка ослабевала. Прегрешения Стэна текли по его крови более спокойно, хоть окончательно и не исчезли.

Порой он слышал, как Бисселы гадают относительно него – когда считают, что он спит. Он из ада? Не это ли подразумевается под его Низинами? Почему он был туда отправлен? Что он сделал? Он живой? Или он немертвый? Какие у него сверхспособности и какие слабые места? Эти два вопроса задал Джона – и он же, когда Икс ненадолго открыл глаза, подкрался к нему и спросил, был ли он среди тех мстителей из телесериала.

Зоина мать предложила им записывать свои вопросы на листочках и складывать их в металлическую миску, которую она поставила на тумбочку. Она сказала, что как только он поправится, она позаботится, чтобы он на все вопросы ответил.

Теперь даже во сне Икс ощущал, как миска рядом с ним заполняется листками бумаги. Ему страшно было отвечать на их вопросы, и этот страх пробирался в его сны, словно прибывающая вода. Ему виделись пугающие картины: череда тех душ, которые он притащил в Низины. Он чувствовал тот страх, который он внушал своим жертвам, а порой даже собственные руки, кольцом смыкающиеся на их шеях. Икс был уверен, что чем больше Зоя узнает о нем, тем сильнее будет ее отвращение к нему. Он делал только то, что приказывали ему повелители, но он это сделал.

* * *

В среду утром у Икса наконец хватило сил, чтобы сесть. Зоя с остальными свернулась на полу: они во сне еще что-то тихо бормотали. Трясучка должна была бы заставить Икса вернуться в Низины, но сейчас, благодаря Зоиному присутствию, боль стала слабой. Он посмотрел в окно, изголодавшись по воздуху. Замерзшая река блестела в конце склона, словно светящаяся лента.

Он вышел на улицу – и ледяной ветер смел с него остатки сна. Солнце еще не показалось, но уже затопило небо оранжевыми и красными потоками, возвещая о своем прибытии. Икс был рад, что свет пока не слишком яркий. Он так долго жил в своей камере, что его глаза привыкли к темноте и тесноте, которые там царили. Ему было лучше всего именно в этот час, когда мир медленно себя проявлял.

Икса приучили игнорировать красоту Верхнего мира. Его приучили опускать взгляд или смотреть прямо перед собой, словно лошадь, которая впряжена в карету. Все воспоминания, которые он получит здесь, – не только о горах и небе, но и о собаках, облизывающих ему лицо, или о Зое, приложившей ладонь к его груди, – только заставят его сильнее страдать после возвращения в Низины.

А его обязательно заставят вернуться: нельзя позволить себе забыть об этом. Повелители в конце концов утащат его домой. Его ужасало то, что он не знает, как и когда это произойдет – и какой мор они нашлют на Зоиных близких за то, что они дали ему приют.

Икс плелся вниз по склону, когда услышал, как у него за спиной открылась дверь. Повернувшись, он увидел, что к нему идет Зоя. Она надела куртку и снегоступы, а на ее лице было мрачное выражение.

– Ты что, валишь? – спросила она.

– Валю? – не понял ее Икс.

– Уходишь. Ты уходишь?

– Нет, уверяю тебя.

Кажется, Зоя ему не поверила.

– Потому что нас и так много кто оставил, – сказала она. – А ты Джоне нравишься. Знаешь, кому еще разрешалось спать на божьей коровке? Никому и никогда!

– Зоя, – проговорил он, – я просто проверяю свои легкие. – Он помолчал немного. – Ты со мной не пройдешь? Я был бы рад твоему обществу.

Он видел по ее глазам, что она старается ему поверить, и смог определить тот момент, когда она решила, что сделает такую попытку.

– Да, любезный сэр, – сказала она, – и мне тоже следует проверить свои легкие.

– Ты надо мной смеешься? – уточнил он.

– Поистине так, – подтвердила она.

Они молча шли вниз, к заснеженным деревьям. Зоя не стала забрасывать его вопросами о том, кто он и что он такое, и он был ей за это благодарен. Он не мог припомнить, чтобы просто шел рядом с кем-то, не имея какой бы то ни было ужасной цели. Он не мог припомнить, чтобы кто-то оставался настолько спокойным в его обществе. В какой-то момент, когда они переходили через замерзшую реку, Зоя даже шутливо на него налетела. Он почувствовал, как все его тело наполняется жаром.

Они оказались, сами того не заметив, на тропе, ведущей к озеру. Мертвая часть леса уже высилась перед ними: деревья стояли голые и обугленные, словно попали в атомный взрыв. Икс видел, как Зоя воспринимает это мрачное зрелище. Он предложил повернуть назад. Она отрицательно покачала головой, словно зная, что это необходимо преодолеть. Чтобы отвлечься, она запела:

Плыви, мой челн, По воле волн И помни, помни, Что жизнь это сон…

– Эту мелодию даже я знаю, – сказал Икс. – Только мне кажется, что ты изменила слова.

Зоя со смехом ответила:

– Правда? А по-моему, нет.

Она снова чуть толкнула его бедром – и он опять почувствовал, как по нему прокатилась волна жара.

Когда они дошли до озера, Зоя направилась прямо к проруби, которую проделал Стэн, словно хотела убедиться, что ей все это не приснилось. Икс поплелся за ней.

Отверстие почти затянуло льдом. Оно походило на заживающий струп.

Иксу хотелось оттащить Зою подальше, хотелось защитить от тех воспоминаний, которые, как он прекрасно понимал, булавками впивались ей в мозг.

Она заговорила раньше, чем он придумал, как это сделать:

– Значит, Стэн действительно был знаком с моим отцом, – сказала она. – Это мерзкое пресмыкающееся знало моего отца. Когда он сказал, что они были друзьями, я подумала, что он врет.

Икс попытался придумать какой-то достойный ответ. Он настолько не привык разговаривать, что построить даже самое простое предложение было так же трудно, как воздвигнуть стену. Каждое слово было камнем, который нужно было взвесить в руках.

– Стэн – это яд, – произнес Икс наконец. – Не позволяй попасть в твою кровь ни единому произнесенному им слову.

Зоя кивнула, но было видно, что она погружена в себя и толком его не услышала.

– Казалось бы, после того, как папа погиб, – сказала она, – он больше не сможет меня разочаровывать. – Она ковырнула снег носком снегоступа. – Эта теория провалилась.

Икс увидел в ней боль и гнев: они были похожи на вступившие в борьбу атмосферные вихри.

– И все-таки ты любила своего отца? – предположил он. – Иначе разочарование тебя не ранило бы?

Зоя медлила с ответом так долго, что Икс почувствовал, как у него загорелись щеки, и пожалел, что заговорил.

– Я его любила, – сказала она наконец. – Иногда мне кажется, что я любила его так сильно, что это меня на всю жизнь искорежило.

Икс немного помолчал.

– Ты не кажешься… Ты мне не кажешься искореженной, – проговорил он.

Зоя засмеялась.

– Узнай меня получше.

– Хотелось бы, но вряд ли получится.

Зоя нахмурилась и отвернулась. Икс подумал, не вызвано ли это тем, что он напомнил ей о том, что в конце концов он вынужден будет уйти. Однако он решил, что ей не следует об этом забывать. Им обоим не следует.

Теперь она смотрела вниз, на лед.

– Стэн не только это сказал, – призналась она. – Я мысленно все время это слышу. Он сказал, что папа погиб в какой-то «чертовой пещере» и что мы просто его там бросили.

– Опять яд, – напомнил ей Икс.

– Нет, – возразила Зоя, – это правда.

Снова воцарилась тишина, а из-за того, что стих ветер, она показалась еще более глубокой. Икс ждал – и Зоя начала рассказывать ему об отце, о том утре, когда она проснулась и обнаружила, что он ушел, о поисках его тела. Казалось, она удивляется тому, что рассказ льется настолько легко.

– Я обозлилась, когда поняла, что он ушел спускаться в пещеру без меня, – сказала она. – Типа, это было не просто наше общее дело – это было единственное наше общее дело. Если он решил, что я не готова спускаться в пещеру по снегу, он должен был… должен был меня подождать. Он должен был меня научить. У нас было одно дело! Неужели нельзя, чтобы хоть что-то оставалось святым?

Зоя на мгновение замолчала. Икс не знал, будет ли она продолжать.

– Я решила, что он поднялся на Поулбридж, – снова заговорила она. – Там две по-настоящему сложные пещеры: Черная слеза и Серебряная слеза, так что полиции в его поисках помогали человек двадцать. Было безумно холодно. Мои друзья Вэл и Даллас пришли. Они друг другу не нравятся, но притворились, потому что я была совсем потерянная. Даллас принес большую бутыль с таким отвратительным коктейлем для штангистов и сказал, что она даст нам силы «тысячи громил». Я отказалась его пить. – Зоя перевела дыхание. – Джона тоже пошел. То есть – это полный психоз, что он там оказался. Какой-то психолог сказал матери, что это было бы полезно. Пареньку же всего семь – и он поднялся в горы искать своего погибшего папу.

Зоя снова замолчала.

– Извини, – сказала она, – тебе это совсем не надо слушать.

– Надо, – возразил Икс.

– Это ужасная история, – предупредила она.

– Возможно, твой рассказ заберет часть ее власти над тобой, – предположил он.

– Сначала мы искали вокруг Серебряной слезы, – продолжила она. – Ничего не нашли. Там в обеих пещерах есть отвесные провалы – просто вертикальные колодцы метров по тридцать, – так что туда никто не полез. А вот у Черной слезы мы нашли веревку, по которой мой отец спускался. Один конец был привязан к дереву. Второй просто исчезал в пещере. – Она посмотрела на Икса, сделав новую паузу. – Веревку нашел Джона. У него было такое счастливое ребяческое лицо, представляешь? «Я его нашел! Я его нашел!»

Зоя отвернулась.

– А потом Джона увидел на конце веревки кровь, отбросил ее, словно змею, и расплакался. – Зоя подняла лицо к небу. – Я забрала у Далласа тот атлетический коктейль и выдула весь. В результате заблевала там все вокруг. Красиво, да?

Икс не придумал, что ответить.

– Твой отец, – сказал он, когда молчание стало неловким, – он упал в пещеру?

– Видимо, прервал спуск, чтобы сделать фото, – ответила Зоя. – Наверное, захотел мне показать ледяное образование или еще что-то. На самом деле именно это… – Она не смогла закончить фразу. – Понимаешь? Потому что он делал это для меня. И все было бы нормально, вот только он использовал такой допотопный старый шлем, где освещение давал настоящий огонь. В этом весь папа: он вечно делал что-то именно потому, что это дурость! Наверное, пламя пережгло веревку. Мне всегда нравилось, что он придуривается. Но на этот раз это его убило.

Зоины слова повисли в воздухе.

Икс положил руку ей на плечо. Он не помнил, когда еще вот так дотрагивался до кого-то. Он даже не был уверен, что вообще такое делал.

– Полисмены пообещали, что спустятся за папиным телом, но так этого и не сделали, – горько сказала Зоя. – Они просто перегородили вход в пещеру и оставили его тело там, внизу, все изломанное, наверное… У нас в городе была панихида, совершенно отвратительная. Даже еда была гадкая. А потом мы с мамой и Джоной устроили небольшую церемонию у нас во дворе. Джона решил похоронить одну из папиных футболок. Он украсил картонную коробку фиолетовыми звездами – это был вроде как гроб, наверное? – и положил в нее старую футболку с надписью «Папа-ниндзя». Мы закопали ее под одним из деревьев, чтобы Джона мог видеть его из своего окна. Глубоко закопать не смогли: почва была слишком твердая. Короче, вот такая была величественная церемония. Джона написал стихотворение, но так плакал, что не мог его прочитать, так что мы просто передали его друг другу. Я смогла прочесть всего пару строк – и все. Первые две строчки, честно, были типа «Теперь дядя папа от нас ушел, и я не знаю, что делать с моей душой».

Когда Зоя закончила свой рассказ, Иксу отчаянно захотелось рассказать ей что-нибудь о себе, но все воспоминания, все чувства застряли у него в горле.

Он признался ей в этом, как всегда, запинаясь.

Зоя тряхнула головой.

– Я тебе все это рассказала не потому, что добивалась, чтобы ты мне что-то рассказал, – заявила она. – Я тебе рассказала потому, что я тебе доверяю.

– А я доверяю тебе, – сказал Икс. – И все равно стою тут и молчу как рыба. Все, что я о себе знаю, меня позорит.

Зоя посмотрела на Икса так печально, что он стал опасаться, не усилил ли ее боль вместо того, чтобы помочь.

– Просто расскажи мне что-нибудь про твоих маму и папу, – предложила она. – Хоть одну мелочь. Не обязательно говорить о чем-то жутко важном.

Икс задумался над этим.

– Я не знаю, кто они были, – признался он.

Зоя шумно втянула в себя воздух. Иксу стало неловко.

Он немного рассказал ей о Низинах. Он не был уверен, поверит ли она ему. Когда стало ясно, что она верит, то стыд за то, кто он такой и что он такое, стал только сильнее. Похоже, Зоя это поняла. Она шагнула ближе и обняла его. Он был слишком потрясен этим жестом, чтобы ответно ее обнять.

– Пора дать тебе имя, – объявила она, отпустив его. – Я подумываю об Арагорне… или Фреде.

Позже они поднимались по склону к дому Бесселов – и снежные кочки вздыхали под их ногами. Зоя показала ему иву, под которой они похоронили футболку отца. Это было стройное деревце, которое под весом снега согнулось так низко, что казалось, будто оно пытается что-то поднять с земли. Иксу эта картина показалась очень грустной. Он подошел ближе и ветку за веткой бережно стряхивал снег, пока деревце не смогло выпрямиться.

И все это время он ощущал на себе Зоин взгляд.

* * *

По возвращении в дом Зоя объявила всем о новом имени Икса.

Ее мать рассмеялась и сказала:

– Формально это не имя, но пусть.

Джона крикнул:

– Я буду звать тебя «Профессор Икс»!

Но сразу же забыл, что хотел это делать.

Зоина мама пригласила всех в гостиную, где воцарилась неловкая тишина. Серебристая миска с вопросами переехала вниз и теперь стояла на журнальном столике. При взгляде на нее Икса передергивало. Его пугала перспектива делиться с Бисселами новыми моментами своей истории. Им уже давно следовало бы выгнать его из дома – и стоит им узнать, кто он на самом деле, они так и сделают.

Зоя села рядом с ним на диван.

– Ты не обязан рассказывать нам то, чего рассказывать не хочется, – негромко сказала она. – И никто тебя судить не собирается.

Зоина мать взяла миску и вручила ее Иксу.

– Пора выяснить, с кем мы имеем дело, – сказала она.

Это было сказано без злости, но все равно больно жалило.

Икс взял миску и поставил себе на колени. Он тут же почувствовал тревогу и беспокойство, словно у него в груди забегал какой-то зверек. Даже если Зоя пересказала им все, что сама о нем узнала, они услышали только самое начало. Однако это было не единственной причиной его страха перед тем, что сейчас случится.

Он устремил взгляд на ворох бумажек.

Ему не удавалось заставить себя протянуть руку к содержимому миски. Он замер, словно парализованный.

– Выбери одну! – потребовал Джона.

Икс вытащил полоску бумаги. Миска тихо звякнула, когда он задел ее костяшками пальцев. Он развернул полосу и уставился на слова, которые держал в руках. Буквы рассыпались во все стороны – как всегда.

Он беспомощно посмотрел на Зою.

Она не поняла… а потом до нее дошло. Подавшись к нему, она собралась шепотом задать вопрос.

Джона ее опередил.

– Ты не умеешь читать?

Икс едва заметно кивнул.

– И писать, – ответил он. – И рисовать, как я сейчас понял.

Икс знал, что Зоина мать сейчас уставилась на него. Она возмущена? Испугана? Она придумывает, как изолировать его от своих детей? Он боялся повернуться к ней и потому не знал.

– Я могу показать тебе, как это делается, – предложил Джона. – На самом деле это не так уж трудно.

– Спасибо, – сказал Икс.

Зоя осторожно вытащила листок у него из пальцев, чтобы прочесть вопрос вслух. Ее голос слабо дрожал: Икс понял, что она тоже нервничает.

– Почему тебя отправили в Низины? – прочла она. – Ты кого-то убил? Может, ты убил целую кучу людей… типа, катапультой?

– Это мой! – объявил Джона.

– Знаем, – ответила ему Зоя.

Икс вздохнул.

– Я понимаю, что звучит невероятно, – сказал он, – но я не совершал преступлений. Меня даже ни в одном не обвиняли. Я готов поклясться в этом чем угодно.

Сидящая в дальней части гостиной Зоина мать кашлянула – казалось, совершенно в этом не нуждаясь.

– Извините, – сказала она, – но вы правы: это звучит невероятно.

– Прекрати, ма! – потребовала Зоя.

– Не осуждай свою мать ради меня, – сказал Икс. – Это ее дом. И я видел от нее только добро.

– Спасибо, Икс, – откликнулась Зоина мать.

Его в первый раз назвали по имени. Даже в этой неприятной ситуации ему понравилось, как оно прозвучало. Благодаря нему он почувствовал себя собранным, целиком представленным, словно картина, попавшая в фокус.

– Я много читала о религии, когда папа моих ребят умер, – продолжила разговор Зоина мать, – и во всех нашлось нечто такое, что мне помогло. Я сейчас похожа на живой и говорящий стикер «Сосуществуйте!». – Она помолчала. – Извините, но… я ни разу не слышала, чтобы люди попали в ад без всякой причины.

Зоя забрала миску с колен Икса и сердито грохнула ее на журнальный столик, где она шумно завибрировала.

– Это была плохая мысль, – отрезала она. – Мы закончили.

– Нет, – возразил Икс. – Твоя мать права: никого не отправляют в Низины без причины.

Тут он повернулся к Зоиной матери и поймал ее взгляд.

– Но, видите ли, меня не отправляли в Низины, – добавил он. – Я там родился.

Все молчали, переваривая слова Икса. Единственным звуком был отдаленный лай Спока и Ухуры. Иксу было крайне неприятно произносить эту фразу, но теперь он почему-то почувствовал себя более свободным.

Зоя протянула руку к миске.

– Дико быть трехсотлетним или сколько там? – зачитала она.

Ко всеобщему изумлению, Икс рассмеялся.

– А это чей вопрос? – поинтересовался он, обводя взглядом присутствующих.

– Мой, – призналась Зоя. – Не обижайся, но ты говоришь, как Беовульф[3].

Джона захихикал.

– Волки не говорят, Зоя! – сказал он, но тут же неуверенно повернулся к Иксу: – Правда ведь?

– Полагаю, что нет, – ответил Икс. – Что до моего возраста… Я был совсем щенком, когда женщина, которую мы зовем Рвач, начала обучать меня охоте за преступниками. Многие годы ее голос оставался единственным, который я слышал, так что, наверное, я привык говорить, как она, – а ее вырвали из вашего мира почти двести лет назад.

– Тогда сколько лет тебе? – уточнила Зоя.

Икс услышал в ее словах напряженность, словно этот вопрос для нее был важнее, чем для остальных.

– Рвач говорит, что мне двадцать, – сказал он.

– Двадцать? – переспросила Зоя. – Правда?

– Да, – подтвердил Икс. – Единственное, что может заставить меня сомневаться в ее словах, – это то, что она почти сумасшедшая.

– Ого, двадцать! – выпалила Зоя. – Если хочешь, я помогу тебе подать заявление в колледж.

Икс опознал это как «ляп» и не стал ничего говорить.

Зоя развернула еще один вопрос.

– Где находятся Низины? Что такое Низины? – прочла она.

– Это мои, – пояснила ее мать.

– Молодец, ма! – восхитился Джона.

Икс неподвижно застыл, пытаясь мысленно составить ответ. В конце концов он попросил Джону собрать у себя в комнате все мелкие фигурки: солдатиков, зверей, волшебников, динозавров, гномов – и вынести их на улицу в корзинке.

– Не уверен, что смогу объяснить, что такое Низины, – сказал он, – но, возможно, я смогу их вам построить.

6

Они стояли во дворе и так смотрели на Икса, будто он сошел с ума. Он скатывал гигантский снежный ком, кружа по двору все быстрее и быстрее. Полы переливчатого синего пальто летели за ним. Ухура увлеченно гонялась за Иксом, словно здесь шла игра. Спок валялся поблизости и жрал снег.

– Кажется, первым вопросом было, «где находятся Низины?» – сказал Икс.

Высота снежного кома была уже больше метра – и он наконец остановился.

– Да, – подтвердила Зоина мать.

Икс указал на свое творение.

– Это Земля, – сообщил он. – Или настолько хорошее ее изображение, насколько мне по силам.

Он начал увлекаться задачей. Ужас, который он испытывал, был оттеснен куда-то далеко и сменился желанием дать правдивый и ясный отчет о себе. Эти люди заслуживали этого – и гораздо большего – за то, что приютили его, имея все основания его бояться.

– Низины, – сообщил он, – вот где.

Он протолкнул левый кулак глубоко в шар, раскроив его с такой силой, что Джона попятился и воскликнул:

– Срань господня!

Икс никогда не слышал этой фразы (слова совершенно не сочетались), но Зоина мать сочла ее неприемлемой, о чем Джоне и сказала.

Икс начал потеть. Он снял пальто (левая рука была облеплена снегом до самого плеча) и повесил его на нижнюю ветку какого-то дерева. Джона и его мать, которые обхватили себя руками и переминались с ноги на ногу, чтобы согреться, снова посмотрели на него, как на сумасшедшего. Зоя только улыбнулась. Иксу показалось, что она уже стала привыкать к его поведению.

– Следующим вопросом было: «Что такое Низины?» – уточнил он.

Зоина мать кивнула.

Икс встал на колени рядом с развалинами, которые совсем недавно были Землей, и поманил Джону к себе. Вместе они начали складывать из снега высокую изогнутую стену, которая шла по краю равнины.

Зоина мать остановила Икса в тот момент, когда он начал громоздить на равнине скалы, и отвела в сторону, чтобы сказать то, что мог услышать только он.

– Не уверена, что хочу, чтобы Джона это видел, – призналась она.

– Это будет как игра, – пообещал Икс, – и я приложу все силы, чтобы скрыть от него то, что скажу вам сейчас: Низины – это мерзость.

* * *

Икс предложил Джоне вообразить, что снег – это черный камень, пористый и влажный. В стене следовало соорудить сеть отверстий (он назвал их «комнатами, где мы спим», а не «тюремными камерами») и засунуть в каждую по фигурке.

– Мальчиков или девочек? – уточнил Джона.

– Все равно, – ответил Икс. – И тех, и других.

– Солдатиков времен Гражданской войны или Второй мировой? Или, может, рыцарей? – продолжал допытываться Джона.

– Можешь использовать любых, – сказал ему Икс. – В Низинах есть самые разные души – и на всех та одежда, в которой они умерли. Я сам проживаю вот здесь, среди охотников, – он указал на камеру в одном из рядов на средней высоте, – и у меня двое соседей. Слева живет мужчина, которого я называю Стукачом. Я доставил его в Низины в 2012 году. Справа от меня живет Рвач, о которой я уже упоминал. Она испустила свой последний вздох смертной в 1832 году.

– Они – твои лучшие друзья? – спросил Джона.

Икс обдумал его вопрос.

– Да, – ответил он наконец. – Если я вообще могу претендовать на то, чтобы иметь друзей.

Он не хотел, чтобы это прозвучало так, будто он себя жалеет, но заметил, что при этих словах Зоя нахмурилась, а потом села на снег рядом с ним.

Зоя с матерью смотрели, как оживают Низины. Когда камеры наполнились «жильцами», Икс сказал Джоне, что им понадобится еще пять фигурок.

– Чтобы играть роль охранников, – объяснил он, но поспешно поправился и стал называть их «помощниками».

Джона попросил его описать помощников.

– Чтобы мысленно себе их представить, – объяснил он.

Икс сказал, что чаще всего они толстые и тупые, и что у них восковая кожа и носы картошкой, а еще они весьма омерзительны.

Джона спросил, что значит «омерзительный». Зоя поспешила вмешаться и сказала:

– Они мерзнут.

Его это объяснение вполне удовлетворило.

Икс спросил, какие фигурки Джона предложит выбрать в качестве помощников. Джона сдвинул брови и изобразил глубокое раздумье.

– А как насчет орков и гномов? – спросил он.

Икс попросил, чтобы ему показали представителей обеих рас. Джона достал из корзинки несколько фигурок и продемонстрировал Иксу: их уродливые тела лежали навзничь на пухлой детской ладошке.

– Прекрасный выбор, – одобрил его Икс. Они расставили этих странных охранников в ряд на верху стены. – А теперь, – добавил он, – нам понадобится река и дерево.

– У меня есть дерево! – обрадовался Джона. – Это дерево Пуха с медом. Я уже в него толком и не играю. Ясное дело.

Он вытащил его из корзинки и вручил Иксу, а тот с улыбкой его осмотрел.

– Это дерево гораздо красивее того, что принимают у себя в гостях Низины, – сказал он. – Но для наших целей оно идеально подходит.

Он бережно установил деревце на равнине, присыпав основание снегом так, чтобы оно не упало, а потом они с Джоной стали обсуждать, что могло бы сойти за реку. Так ничего и не придумав, они собрались было прокопать в равнине длинную извилистую канаву, когда Зоя сняла с шеи длинный синий шарф и предложила его им. Икс склонил голову в знак благодарности (она подумала, что он сделал это в шутку, но он не шутил) и разложил шарф так, чтобы он изгибался на поверхности.

Когда Икс объявил, что их макет почти готов, Джона скорчил удивленную рожицу и поднял руку, словно на школьном уроке.

– А где живет дьявол? – спросил он.

Икс заметно смутился.

– Все говорят, что Низинами правит Высшая Сила, – сказал он, – однако я ни разу не видел признаков ее присутствия, и рассказы о ней ни разу не повторялись.

Тут Икс рассказал Джоне о повелителях. Он откладывал разговор о них, потому что не знал, как скрыть то, насколько они пугающие. В итоге он просто сказал, что это – злобные звери, так что им с Джоной для их обозначения надо выбрать самые кровожадные фигурки.

Джона снова вскинул руку, возбужденно шевеля пальцами.

– Тираннозавры? – предложил он.

Вскоре полдюжины динозавров разместились на миниатюрных Низинах. Некоторые рыскали по равнине, раззявив пасти и сверкая зубами. Другие лезли по огромной стене и забирались в камеры.

– Тебя сюда отправили повелители? – уточнила Зоя.

– Совершенно верно, – подтвердил Икс. – Они ввели имя Стэна мне в кровь, словно яд, вместе со способностями, которые мне понадобятся, чтобы поймать его. Мои способности – только малая часть их собственных, и они отнимут их у меня, когда я вернусь в Низины.

– А что, если ты вообще не вернешься? – спросила Зоя. – Что, если ты останешься в нашем мире?

Разве он уже ей об этом не говорил? Разве она не поняла, что он подвергает их опасности каждую секунду, на которую задерживается в Верхнем мире? Почему она упорно не хочет ему поверить?

– Подозреваю, – сказал он, – что они уничтожат все и всех, кого вы когда-либо любили.

* * *

Воссоздание Низин, пусть всего лишь из снега и игрушек, создало у Икса настолько мрачное настроение, что по завершении процесса ему было невыносимо смотреть на получившуюся модель. Джона продолжил игру. Икс с умилением увидел, что он освободил всех узников из их камер, а вместо них запер там повелителей и охранников.

Похоже, Зоина мать взволновалась не меньше него. Она взяла дочь за локоть и увела к парадному крыльцу, не подозревая, насколько чутко Икс слышит.

– Он классный, я понимаю, но пусть отсюда убирается, – сказала Зое мать.

Хоть эти слова и закружил ветер, они прозвучали так ясно, словно она стояла прямо перед ним.

– Я дам ему еще день, чтобы он окончательно оправился, – добавила она, – и все.

– Ты хочешь отправить его обратно туда? – вопросила Зоя так, словно ее ударили. – Даже узнав, что он ни в чем не виновен? Даже увидав, каково в Низинах?

– Да, там тираннозавры, я знаю, – кивнула ее мать.

– Ты считаешь, что он врет? – возмутилась Зоя. – Ты не видела того, что мы с Джоной видели тогда на озере!

– Честно говоря, я не знаю, во что верить, – ответила ее мать. – Но прошлой ночью, когда я проснулась в два часа вся в поту, мне пришло в голову, что лучший вариант – это, что он психопат в стадии обострения. То есть – именно такой вариант я приветствовала бы.

Вдали Икс услышал, как какая-то машина – грузовик, судя по звуку, – переключает передачи, поднимаясь вверх. Он так удобно устроился в доме Бисселов, что забыл о существовании остального мира. Напоминание об этом вывело его из равновесия.

– Я не позволю тебе отправить его обратно! – объявила Зоя, уже повысив голос. – Ни за что!

– Я никуда его не отправляю – только отсюда, – возразила ее мать. – Он предупреждал, чтобы мы его к себе не брали. Это были его первые слова. Послушай, я понимаю, что он помог вам с Джоной…

– Он спас нам жизнь, – прервала ее Зоя. – Спас нас от Стэна, о котором тебе следовало бы нас предупредить.

– Перестань! – сказала ее мать. – Я заставила твоего отца прекратить общаться с этим человеком еще в Вирджинии, двадцать лет назад.

– Почему ты никогда мне о нем не рассказывала? – спросила Зоя.

– Потому что это некрасивая история, – ответила ее мать.

– Ага, ну а я все равно хочу ее услышать, – заявила Зоя.

Ее мать вздохнула.

Шум мотора стал громче. Икс смотрел, как грузовик появляется на дороге. Это оказался фургон – и в отличие от пикапа Стэна, который был таким же искореженным и угрюмым, как его водитель, бока у этого были покрашены так, чтобы походить на вершину заснеженной, величественной горы. Наверху была закреплена деревянная фигура медведя. Похоже, она находилась там постоянно: она смотрелась там, как царь этой самой горы. Медведь был веселый: он улыбался и махал лапой, проезжая по дорогам.

Икс ничего не понимал в транспорте, но этот фургон показался ему… дурацким. На мгновение он заглох. Выхлопная труба выкашляла дым, словно паренек, впервые затянувшийся сигаретой. Однако водитель снова запустил мотор и продолжил подъем. Икс укорил себя за то, что позволил себе отвлечься на этот фургон, и снова сосредоточил внимание на Зое и ее матери.

– Стэн был отвратительным, даже когда был совсем мальчишкой, – говорила Зое мать. – Но он мог подбить твоего отца на что угодно. Они вскрыли дом учителя. Они угнали мусоровоз. Честно – мусоровоз! И знаешь, что они с ним сделали? Поехали забирать у людей мусор. Тебе этого хватит? Можно я закончу? Пожалуйста!

– Нет, – возразила Зоя. – Я хочу услышать все.

– Не хочешь, – заверила ее мать.

Разговор ненадолго заглох.

Фургон подбирался все ближе.

– Когда им исполнилось восемнадцать или девятнадцать, их преступления стали все менее забавными, – все-таки продолжила мать. – Как будто Стэн пытался определить, насколько слаб твой отец и на что именно он может его подговорить. Некоторые вещи были настолько гадкие, что твой отец из-за них плакал. В конце концов их со Стэном за что-то арестовали… даже не помню, за что именно, я постаралась это забыть… и я выдвинула ему ультиматум: или я, или он. Мы поженились год спустя. По-моему, он взял мою фамилию не из-за такой уж большой любви – мне кажется, он сделал это, потому что был на учете в полиции. Ну что, Зоя: мне надо было тебе об этом рассказать, когда ты была малышкой? Про твоего отца? Который и без того был достаточно большим разочарованием? Или мне надо сейчас рассказать об этом Джоне? Как он, по-твоему, это воспримет?

Зоя ничего не ответила. Иксу показалось, что она плачет. Когда ее мать заговорила снова, ее голос был негромким и ласковым.

– Я благодарна Иксу, – сказала она, – вот почему я не стала сдавать его полиции. Но, хорошая моя, по-моему, Джона начал слишком к нему привязываться. – Она помолчала, так и не замечая приближающегося фургона. – И я знаю, что ты уже привязалась.

Икс так и не дождался, чтобы Зоя против этого возразила – фургон свернул на дорогу к дому Бисселов всего в ста метрах от них. Мотор тарахтел нелепо, почти угрожающе – громко.

– Блин, это Руфус! – сказала Зоина мать. – Что ему здесь надо?

– А что, по-твоему, ему здесь может понадобиться? – съехидничала Зоя, выбитая из колеи предыдущим разговором. – Он же без ума от тебя, и наступило время очередной серии «Самого медленного ухаживания». «На этой неделе Руфус начнет выращивать розу!»

– Не надо так, – попросила ее мать. – Если он услышит такое, то ему будет очень неловко.

Руфус затормозил у гаража и выключил двигатель.

– Уведи Икса в лес, – велела Зое мать. – Или ты сможешь объяснить Руфусу, кто он такой? Я точно не смогу.

Эти слова заставили Икса вздрогнуть. Почему он стоит тут и подслушивает? Нельзя допустить, чтобы его увидел еще один обитатель Верхнего мира! Любой увидевший его – это лишний человек, подвергающийся опасности. С тем же успехом он мог бы подвесить их всех над жерлом топки!

Икс повернулся к лесу. Туда он мог бы попасть мгновенно, но он опасался, что его побег испугает Джону. Он посмотрел на мальчика. Тот стоял на снегу на коленях, спиной к ним, и возился с Зоиным шарфом. (Низины лишились реки, зато приобрели водопад.)

Икс пошел в сторону деревьев. Он заставлял себя двигаться медленно. Это было мучительно трудно. Не успел он отойти и на сотню шагов, когда Джона – видимо, не настолько поглощенный игрой, как показалось Иксу, – выпрямился, стряхнул снег с коленок и закричал:

– Руфус! Мы за домом! Иди знакомиться с нашим новым другом!

Зоя показалась из-за дома и подбежала к Иксу.

– Ты не мог бы хоть пару минут разговаривать, как нормальный человек? – спросила она.

– Я приложу все силы к тому, чтобы соответствовать ситуации, – ответил он.

Зоя закатила глаза.

– Мы так влипли! – только и сказала она.

Руфус уже успел зайти за дом и увидел их. Первым делом он направился к Джоне, шутливо скаля зубы и шипя по-звериному.

– Я Однозуб, древний правитель кошачьих племен тундры! – провозгласил он.

– А я Многозуб, узурпатор! – крикнул в ответ Джона.

Захохотав, они бросились обниматься.

Наблюдая за ними, Икс ощутил прилив ревности: он даже не подозревал, насколько успел привязаться к мальчику.

А вот у Зоиной матери вид был очень встревоженный.

– Может, еще не все потеряно, – негромко сказал Зое Икс. – Я много лет слушал речь Стукача в соседней камере, а он умер не так уж давно. Думаю, мне удастся достаточно убедительно его изобразить.

Руфус подошел к ним, лучась счастьем. Он приветливо протянул Иксу руку. Руфус был лет на пять моложе Зоиной мамы. У него было открытое, дружелюбное лицо, взлохмаченная рыжевато-каштановая борода и темные волосы, которые собирались в странные клочья. Заметив, что Икс пристально их разглядывает, он улыбнулся такой широкой и непринужденной улыбкой, что ревность Икса усилилась.

– Ага, подумываю о дредах, – признался Руфус. – Но пока только подумываю, так что не надо меня осуждать. Но твои волосы тоже очень впечатляют, брат. Тебя как зовут? Я Руфус.

Икс пожал ему руку.

Зоя с матерью воззрились на него, дожидаясь продолжения. Он еще ни разу не произносил вслух своего имени.

– А сам как? – сказал он. – Я – Икс.

7

Этой ночью, после того, как Зоя благополучно уплыла в свои сны, Икс прошелся по затихшему дому. Его жизнь была такой пустынной, что внезапный поток лиц, голосов и привязанностей его испугал. Заснуть не стоило и пытаться. Повелители уже сейчас совещаются, решая, как лучше его наказать. Он понимал, что ему следовало бы вернуться в Низины до того, как они нанесут удар. И в то же время Зоя практически прогнала трясучку. Она почти утихла. Зоя все наполнила, когда обняла его на мгновение там, у озера…

Если бы он мог провести с ней еще один день!

Он вспомнил слова Зоиной матери насчет того, что Зоя слишком с ним сблизилась. Зоя этого не отрицала. Неужели она действительно может видеть в нем нечто большее, чем объект жалости? Он не мог об этом не думать. Эта мысль вертелась в голове подобно поезду на круговых рельсах.

Икс посмотрел в окно гостиной. Луна стояла высоко и была почти полной. Лед на реке сиял ее отраженным светом и казался в темноте просто чудесным. Икс вспомнил о собственной мерзости.

Он вышел из дома и спустился по склону под громадным и величественным небосводом, полным звезд. В его собственном мире ничего похожего не было. По правде говоря, там не имелось ничего такого, на что можно было бы взирать добровольно.

Дойдя до реки, он опустился на колени у ее края. Поверхность льда украшали мутные белые завитки, а кое-где в него вмерзли камни и травинки.

Он снял рубашку и брюки и положил на землю рядом с собой. Его тело было усеяно синяками, поставленными сопротивлявшимся Стэном. Интересно, насколько далеко сейчас его жертва? Постарался ли он оказаться как можно дальше, убегая без оглядки? Не заполз ли он в дом какой-нибудь добродетельной семьи? Или он все еще где-то рядом и трясется в лесу? Благодаря Зое в жилах Икса от яда Стэна почти ничего не осталось. Этот человек мог находиться где угодно.

Икс наклонился и уперся в лед, испытывая его прочность. Он сжал левую руку в кулак и поднял его. Он уже собирался опустить его на лед, когда почувствовал, что за ним наблюдают, как будто по его шее провели самыми кончиками пальцев.

Он потянулся за рубашкой, которая оказалась присыпана снегом, и обернул ее вокруг пояса. Повернувшись к дому, он скользнул взглядом по окнам. Там никого не было.

Он снова повернулся к реке, опустился на колени и ударил по льду кулаком. Лед тут же раскололся, и трещины разбежались во все стороны.

Вода темно поблескивала, напоминая нефть.

Он шагнул в нее.

Река сомкнулась вокруг него, а он ушел на дно. Волосы плыли вокруг него щупальцами. Это было похоже на переход сквозь землю к Низинам: медленное, мутное погружение, существующее вне времени. Достигнув дна, он подтянул колени к груди и обхватил их руками. Он провисел так две или три минуты – новый вид морской твари, а потом стремительно вернулся на поверхность.

Там оказалась Зоя.

– Ты что, рехнулся? – вопросила она.

Икс стал нервно искать свою одежду.

– Успокойся, – сказала она, – мне ничего не видно.

Тем не менее Икс погрузился в воду по самый подбородок.

Зою насмешила его стеснительность.

– О боже! Держи! – сказала она.

Она протянула ему его брюки. Он утащил их под воду и там надел, чувствуя себя полным идиотом.

– Почему ты усомнилась в моем здравом рассудке? – спросил он.

– Потому что сейчас жуткий мороз, придурок!

– Со мной ничего не случится, – успокоил ее Икс. – Я согрел воду.

Зоя сняла перчатку и окунула руку в воду. От неожиданности Икс отплыл назад, до самой кромки льда у него за спиной. Когда Зоины пальцы коснулись воды, в ее глазах отразилось изумление.

– Я же так тебе и сказал, да?

– Так и сказал, – согласилась она.

Она села на снег и устремила взгляд на темный кряж. Воздух был неподвижен. Единственным звуком был плеск воды, в которой плавал Икс: его покрытые татуировкой руки двигались в воде без всяких усилий.

– Твой вопрос о моем возрасте, – сказал он, – был единственным в той миске, или меня ждут новые?

– Я задала всего два, – ответила Зоя. – Второй был глупый.

– Ты им не поделишься?

– Он был насчет того, когда я в первый раз тебя увидела, когда ты пришел за Стэном. Я хотела узнать, почему ты сделал лед оранжевым.

Икс ушел под воду и во второй раз там завис. Когда он наконец снова вынырнул, то положил ладони на лед и выбрался из реки. Потяжелевшие от воды штаны почти сползли у него с бедер. Он почувствовал Зоин взгляд и постарался побыстрее их подтянуть, а потом сел на лед лицом к ней.

– В миске не было вопросов о ссадинах у меня под глазами, – сказал он. – Тебе было из-за меня стыдно, и поэтому ты не стала об этом спрашивать?

Зоя ответила далеко не сразу.

– Я не спросила, потому что и так знала ответ, – проговорила она наконец. – Кто-то тебя мучил.

Икс ничего не сказал.

– Кто? – спросила Зоя. – И сколько это длилось?

– Повелители, – ответил Икс. – Это часть ритуала охотников. Боль быстро проходит, даю слово. Забудь об этом.

– Не могу, – возразила Зоя. – Меня это бесит. Они не имеют права…

Он прервал ее.

– Нет, Зоя, – мягко проговорил он. – Это у меня нет никаких прав. Я там родился. Я ничей сын, ничей брат. Я принадлежу самим Низинам. Мои родители… Не представляю себе, как им удалось остаться друг с другом хоть на мгновение, чтобы в результате появился я, но для этого они нарушили все законы Низин. Я просто живое олицетворение преступления… если меня вообще можно назвать живым.

Икс замолчал и посмотрел на Зою. Она спрятала руки в карманы куртки, чтобы их отогреть. Казалось, она не знает, что сказать.

– Никто никогда не говорил тебе, кто твои родители? – спросила она наконец.

– Этого даже Рвач не знает, – признался Икс. – Наверное, они боялись, что я стану их искать. И в этом они не ошиблись. Когда я был маленьким, то утешал себя тем, что придумывал историю любви моих отца и матери. Я говорил себе, что моя мать рыдала, а отец рвал на себе волосы, когда правители меня у них отнимали. – Он помолчал. – Ты не ожидала такого унылого монолога, – добавил он. – Мне на этом закончить?

– Пожалуйста, не надо, – ответила Зоя, а потом процитировала слова, которые он ей говорил: «Возможно, рассказ лишит эту историю части ее власти».

– Подозреваю, что мой отец не знал о моем существовании, а мать была рада от меня избавиться, – сказал Икс. – Ведь они почти наверняка были заключенными – и людьми с тяжелым характером. Ребенок, растущий в окружении проклятых, – это странность. Других таких я не встречал. Только мне нужна была еда, потому что только мне нужно было расти. Только у меня менялся возраст.

– Вот почему ты не умеешь читать! – шепнула Зоя. – Никто не потрудился тебя научить.

– Пока я был маленьким, многие заключенные меня ненавидели, – продолжил Икс. – Многие и сейчас ненавидят. Возможно, я напоминаю им об их собственной потерянной невинности. Возможно, они завидуют, считая, что, в отличие от них, я постарею и однажды умру, вырвавшись из Низин.

– А ты умрешь? – уточнила Зоя. – Ты можешь умереть?

– А я даже не знаю, – сказал Икс. – Других таких, как я, нет, спросить не у кого. Может, я буду постепенно загнивать, но так и не умру. Вижу, что мои слова причиняют тебе боль, Зоя, но тебе следует понимать, что за создание ты к себе приблизила. – Он замолчал, но потом вернулся к своему рассказу. – Ребенком в Низинах я получал тычки и побои от других заключенных. Меня даже охранники избивали: они злились, что им приходится носить мне воду и мясо. Мне давали прозвища, но они забывались, одно за другим, потому что никто не интересовался мной настолько, чтобы их запомнить. А потом, когда мне было десять, один из повелителей просто привел меня к охотнице по прозвищу Рвач и велел ей обучить меня охоте на души. «Посмотрим, стоит ли оставлять его в живых», – сказал он.

– Рвач, – повторила за ним Зоя. – Она тебе нравится.

– Очень, – подтвердил Икс. – Я быстро научился охотиться. Стукач стал моей первой душой. Я забрал его, когда мне было всего шестнадцать. Нашел его в таверне. Он счел меня ребенком, приставалой, а я ударил его по горлу. Кажется, Рвач удивилась, когда я доставил его в Низины и бросил к ногам повелителей. Она сказала мне, что я особенный. Клянусь: ее похвала помогла мне выжить. Она не могла научить меня читать: у нее не было книг, не было бумаги, не было перьев. У нее даже не было ногтей, чтобы нацарапать буквы на камне, потому что она их все вырвала. Но она научила меня быть быстрым, сильным и твердым – точно так же, как твоя мать научила тебя.

– Мне бы хотелось познакомиться с твоей учительницей, – сказала Зоя.

Икс тихо засмеялся.

– Устроить такую беседу было бы непросто, – заметил он.

– Да неужели? – откликнулась Зоя.

Теперь уже и она смеялась.

– Однако Рвач была бы от тебя в восторге, – добавил Икс.

Зоя почему-то покраснела: Икс не понял почему.

– Ты не объяснил насчет льда на озере, – сказала она. – Почему ты сделал его оранжевым?

Икс поморщился.

– Мне вообще никаких тайн иметь нельзя? – спросил он.

– Я тебе свои открыла, – возразила она шутливо.

Икс встал и шагнул к ней. Он увидел, как она улыбнулась и закатила глаза при виде его босых ног на льду. В этой девушке было нечто такое, что делало узел, постоянно находящийся у него в груди, менее тугим. Одного ее вида было достаточно, что он расслабился.

Зоя протянула ему его рубашку. Пока он ее натягивал, она отвернулась, но только чуть-чуть. Чем ближе они оказывались, тем сильнее их притягивало друг к другу, словно это делал сам воздух.

– Я заставил озеро пылать потому, что знал о твоем присутствии, – сказал он. – Строго говоря, в этом не было необходимости.

Зоя выгнула бровь.

– Ты решил передо мной покрасоваться? – уточнила она, широко улыбнувшись.

– Предоставлю тебе строить догадки, – ответил он. – Мне по этому поводу больше сказать нечего.

Зоя подалась к нему.

Она отвела мокрые волосы с его лба. Ее лицо было всего в нескольких сантиметрах от его лица.

От неожиданности Икс резко отстранился. Зоя обиженно отвела взгляд.

Икса тут же затопило чувство вины и отвращения к себе. Она собиралась его поцеловать, а он отпрянул! Он все испортил.

Но нет, он не допустит, чтобы все испортилось.

Теперь уже он придвинулся к ней.

Он чувствовал, как его трясет. Он едва сознавал, что делает. В обоих мирах его мало что могло испугать, но вот это пугало.

Зоя увидела, что он нервничает, и подалась ему навстречу. Однако в самый последний момент она увела свои губы в сторону от его губ и поцеловала ссадины под его глазами, одну за другой.

Узел у него в груди рассыпался на части.

В этот момент он понял, что любит ее.

Зоя достала из кармана фломастер и нарисовала широкий черный знак на тыльной стороне его руки.

– Это буква икс, – пояснила она.

Над ней она изобразила две буквы меньшего размера, но только улыбнулась на его вопрос, что они означают.

Он взял ее под руку, и они повернули к дому. Она положила голову ему на плечо и закрыла глаза.

В отличие от него она так и не увидела, что ее мать смотрит на них из окна.

8

Утром Икс проснулся в пустом доме. Он разгладил постель на божьей коровке, как это при нем делал Джона. Потом в течение часа он бесцельно бродил по комнатам, пытаясь думать о чем-нибудь, кроме Зои и прикосновения ее губ к его щеке. Он вынул какую-то еду из жужжащей металлической коробки на кухне, и холодный воздух приятно скользнул по его лицу. Постоял в дверях, маша рукой собакам, которые носились по двору. Бросил Споку палку, как его научил делать Джона. Спок бросился за ней, но, похоже, не понял, что ее надо подобрать и принести обратно, пес решил, что цель игры состоит в том, чтобы доказать: палка по-прежнему существует.

Потом Икс устроился в гостиной рассматривать семейные портреты и был поражен тем, как Зоина главная черта – яркие широко распахнутые глаза, которые что-то обещали, но при этом и чего-то требовали, – оставалась неизменной, хотя за все эти годы ее волосы то удлинялись, то укорачивались, то завивались, то распрямлялись, на какое-то время даже почему-то стали синими, а в какой-то момент ее зубы ненадолго украсились миниатюрными рельсами.

Икс был невероятно увлечен ее лицом. Все, что он знал о красоте, начиналось и заканчивалось Зоей.

Он все еще ощущал Зоины губы на своей коже: он так часто мысленно воскрешал это мгновение, что ему уже стало казаться, будто у него никогда больше не будет других мыслей. Честно говоря, он других и не хотел.

А вдруг Зоина мать поймет, что у них с Зоей возникла истинная связь? А вдруг он сможет остаться? А вдруг повелители Низин о нем забыли? Вдруг он сможет остаться! Он – всего лишь одна душа в бесконечном море тел, и (хоть у него ни разу не хватило нахальства им напомнить) он не совершал ничего, заслуживающего проклятия.

Икс услышал подъезжающую машину Бисселов. Он вышел на крыльцо и застыл в ожидании с радостью преданного пса. Начался холодный дождь. Его это не смутило. Он был слишком счастлив, чтобы обращать на это внимание. Он посмотрел на скульптуру, которую Руфус сделал для Бисселов: стоящий медведь, размахивающий лапой и нелепо улыбающийся. Он почувствовал родство с ним.

Однако Зоя и ее семья вышли из машины в мрачном настроении, громко хлопая дверцами.

– Лучше сама ему расскажи, – сказала Зое мать, пока они поднимались по ступенькам.

Зоя задержалась на крыльце, но говорить ничего не стала.

Молчание показалось Иксу невыносимым.

– Она требует, чтобы я ушел немедленно? – спросил он и уставился в землю. – Не могу ее винить, хоть и позволил себе упиваться заблуждением, будто смогу остаться.

– Дело не только в этом, – призналась Зоя. – Мы были в городе и встретили знакомого полисмена по имени Брайан. – Она немного замялась. – Полиции не удается найти Стэна… а он еще кого-то убил. Сейчас он может уже быть в Канаде или Мексике, они ничего не знают. Возможно, они окончательно его упустили.

* * *

Новость потрясла Икса, словно удар. Все надежды и радость исчезли без следа. Глупо было думать, что он чего-то заслуживает в этом мире. Гнев – на порочность Стэна, но собственную слабость – вызвал у него острую головную боль. Можно было подумать, что кто-то запустил ему под череп пчелу. После того как Зоя ушла в дом, он еще долго стоял на улице, почти не замечая, что его поливает дождь. Он почувствовал, как в его кровь возвращается трясучка.

Спустя какое-то время Зоя вернулась и настояла, чтобы он вернулся в дом. Она закутала его в плед и утешающе положила руку ему на плечо.

– Стэн сбежал, – сказала она. – Ты не смог бы отправиться за ним, даже если бы захотел.

Иксу невыносимо было любое прикосновение. К пчеле у него в черепе присоединилась еще дюжина таких же. Он оттолкнул Зою – грубее, чем ему хотелось бы.

– Мой долг выследить его, даже если он сбежит на край света, – отрезал он. – Я для этого и создан.

Зоя попятилась.

– Тебе нельзя уходить! – возразила она.

– И тем не менее мне нельзя здесь оставаться, притворяясь не тем, кто я есть на самом деле, – возразил он.

Он видел, что его слова ее ранят. Он попытался объясниться, но она отмахнулась от него и села на диван, отказываясь на него смотреть. Дождь за окном усилился. Достигая земли, капли тут же замерзали, сковывая дорогу, деревья – весь мир – льдом.

Вскоре электричество отключилось со странным вздохом, который пробрал их до печенок. Дом прогрузился в темноту. Зажгли свечи и расставили их повсюду. Гостиная мерцала и светилась, но успокоения не давала. Бисселы жались на диване, замерзая все сильнее и прислушиваясь к дождю, который постепенно их замуровывал. Икс привалился к стене, спрятав лицо в ладони. Непогода усилилась настолько, что даже ему стало тревожно.

Ближе к вечеру Зоя через телефон вышла в Интернет, чтобы узнать, когда непогода уляжется, и обнаружила, что там нет сообщений о дожде (или о гололеде, или об отключении электричества) в радиусе 500 миль.

– Идиоты! – возмутилась она. – Как можно было не заметить этот ливень?

Икс начал опасаться, что эта непогода предназначена им одним.

Спок и Ухура заскреблись в дверь, умоляя, чтобы их впустили. В дом Берта и Бетти они все-таки попали и теперь искали счастья здесь. Джона посмотрел на мать с такой мольбой, что та наконец застонала и коротко бросила:

– Ладно, пусть.

Джона радостно захлопал в ладоши, бросился к двери – и обнаружил, что ее приморозило так, что не откроешь. Икс слушал, как Зоя с матерью безуспешно пытаются ее распахнуть. Он слышал, как Спок с Ухурой скулят на крыльце. Он представил себе, как они дрожат, как стучат их обледеневшие шкуры.

Над их головами протяжно заскрипела крыша, грозя провалиться под весом льда.

А потом внезапно дождь прекратился.

Однако облегчение оказалось недолгим: вскоре тишину разорвали звуки, которые издавали не выдержавшие льда деревья.

Сначала просто отдельные ветки ломались и падали на снег, однако вскоре шум стал ужасающим и непрерывным, словно крушили тысячи костей. Деревья, простоявшие больше века, раскалывались в считаные мгновения. Икс видел, как Зоя и ее брат с матерью реагируют на каждую потерю. Джона бросился к окну, выходившему на задний двор.

– Папино дерево! – выдохнул он.

Ива не сломалась, но снова низко наклонилась, угрожая рухнуть. Икс ничего не мог сделать. У него мозги закипали. Он скорчился у стены, кутаясь в плед, который ему дала Зоя.

Недавний буран повредил лесу, но нынешнее опустошение казалось почти местью – и его невозможно было игнорировать в отсутствие ветра или метели, которые бы глушили эти звуки. Даже Иксу, слышавшему самые мучительные звуки, на какие только способна вселенная, это уничтожение деревьев казалось жестоким и безжалостным – некое массовое убийство в темноте.

Зоина мать, переполненная гневом и тревогой, сказала, что ледяного ливня не бывало уже много лет.

– Это совершенно непонятно, – добавила она.

В этот момент Икс почувствовал, как ссадины у него под глазами начало жечь.

Кто-то из повелителей явился за ним.

Икс ощутил его зов. Он мог представить себе, как корявые руки повелителя призывают стихийное бедствие – дирижируют им, словно оркестром. У Икса не было выбора – только пойти к нему. Прекратить это.

* * *

Он поманил Зою к себе.

– Я тебя обидел, – прошептал он.

Голос у него был хриплым.

– Немного, – отозвалась она.

– Мне очень стыдно и очень жаль, – сказал он. – Эта непогода, этот дождь – они не из вашего мира, а из моего. Один из повелителей ждет меня в лесу. Я всем телом ощущаю его ярость. Он пришел вернуть меня на путь.

– Пусть подождет, – отрезала Зоя.

Она сказала это беззаботно, но он услышал в ее голосе страх.

– Я должен закончить то, что начал, – сказал он. – Я должен забрать Стэна в Низины, где место таким, как он. Ты должна меня отпустить.

– Нет! – заявила Зоя.

– Да, – сказал Икс.

– Нет, – повторила Зоя.

– Да, – Икс негромко засмеялся над ее упрямством. – Как долго ты намерена продолжать в том же духе?

– Хоть всю ночь, – сообщила ему Зоя.

Она села рядом с ним на пол.

– Разве ты не осознаешь, что эти повелители с тобой сделали? – спросила она. – Ты был маленьким ребенком, совершенно невинным – и это их убивало. Поэтому они заставили тебя охотиться на души. И ты был благодарен, так? Потому что ты на короткое время получал способности. Потому что ты мог выбираться из своей камеры, время от времени получая, типа, сверхъестественный пропуск. И все это время, ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ они пытались превратить тебя в них. И теперь ты считаешь, будто твое место там. А это не так. Мне так надоело терять людей, Икс! Не заставляй меня потерять тебя.

Она уже плакала. Иксу хотелось дотронуться до нее: она была единственным доказательством того, что в мире существуют свет и тепло, но он знал, что даже если проведет по ее коже самыми кончиками пальцев, то у него не хватит сил уйти. Он утонет в ней – и все будет потеряно.

– Я привел зло к самой двери твоего дома, – сказал он. – И я встречу его, пока оно не подползло еще ближе.

Зоя отвела взгляд, сдаваясь.

– Оставайся в стенах этого дома, как бы отчаянно они ни стонали, – продолжил Икс. – Повелители не рискнут показаться на глаза тем, кто ходит по этому миру. Это – нерушимое правило. Мне самому еще предстоит узнать, чего будет стоить его нарушение.

Он проковылял к двери и, глубоко вздохнув, собрался с силами, чтобы взломать печать льда. Посмотрев в потолок, словно его гость из Низин парил прямо над ним, он крикнул:

– Если я вам нужен, выпустите меня!

Он дернул за ручку с такой силой, что дерево вокруг дверных петель расщепилось.

Дверь распахнулась.

Спок с Ухурой забежали в дом, обезумев от облегчения. Шерсть у них была покрыта шариками льда, как Икс и представлял себе. На бегу их лапы чуть позвякивали.

Джона с матерью бросились к собакам. Последнее, что Икс увидел – это как они накрывают собак пледом, упавшим с его плеч.

* * *

Он зашагал к лесу, опустив голову, согнув свою широкую спину, чтобы защититься от холода. Отойдя шагов на сто, он услышал оклик Зои.

– Ты вернешься? – кричала она. – Когда найдешь Стэна, когда доставишь его в Низины – ты вернешься?

Это был невозможный вопрос. Она должна была это понимать. Ему было страшно, но он решил попробовать ее рассмешить.

– Если не поступлю в колледж! – крикнул он. Когда Зоя улыбнулась, он добавил: – Это был ляп.

– Поняла, – отозвалась она. – Но серьезно: ты вернешься?

Будет ли ложью сказать «да», если на самом деле он не знает?

Ничто не заставило бы его солгать ей.

Он зашагал по снегу обратно к ней. Повелителю придется еще немного подождать.

Увидев, что Икс возвращается, Зоя заплакала еще сильнее. Он видел, как у нее трясутся плечи.

– Если я не вернусь, – сказал он, – то только потому, что не один, а два мира сговорились, чтобы мне помешать.

Зоя сбежала с крыльца в одной только толстовке и джинсах. Икс буквально пролетел последние разделявшие их метры. Он скинул с себя пальто и завернул ее в него. Оно на мгновение стало ярче, словно разворошенные угли.

Он обхватил ее щеки ладонями и притянул ее губы к своим. Ее губы были прохладными и мягкими.

Он приподнял ее над землей, когда увидел, что она стоит на снегу в носках.

* * *

Деревья казались хрупкими и прозрачными, лес был словно стеклянный.

Икс двигался медленно: невидимая сила тянула его к повелителю. Он боялся, что, даже пройдя близко от какой-то ветки, он заставит ее разбиться. Он уклонялся от ветвей и подныривал под них. В одном месте, где стволы стояли особенно тесно, он упал на землю и пополз. Впереди было слышно, как трещит лед и ломаются деревья. Было ясно, что повелитель уже близко.

Он вышел на поляну, заваленную упавшими деревьями. Повелитель, находившийся в такой ярости, какой Икс еще никогда не наблюдал, бешено расхаживал перед ним, заваливая ели одним толчком жилистой руки.

– Умоляю вас остановиться, – сказал Икс. – Я пришел.

Это оказался не темнокожий Регент, а психованный и злобный повелитель, которого они прозвали Дервишем. Он устремил на Икса горящие гневом глаза.

– Тебе еще о многом предстоит умолять до того, как горизонт поглотит солнце, – прорычал он.

Дервиш возобновил уничтожение деревьев, оголяя ветки и переламывая стволы так, что древесина обнажалась.

Икс неуверенно шагнул вперед.

– Да-да, подходи ближе! – завопил Дервиш. – Хорошенько рассмотри, что я творю с этими деревьями, потому что это меркнет в сравнении с тем, что я обрушу на тебя и те создания, что тебя укрывали!

У повелителя были острые, крысиные черты лица. И кожа у него была серая и шелушащаяся, похожая на осиное гнездо.

– Конечно, ты надеялся, что за тобой придет тот, кого вы зовете Регентом! – проскрежетал повелитель. – Но он слишком мягок, видишь ли. Он тебя баловал. И что в результате? Ты опозорил его, позволив своей добыче сбежать и общаясь со смертными! Вернешься в Низины – не удивляйся, если обнаружишь кости Регента у себя в супе! – Немного помолчав, он с удовольствием добавил: – Теперь я твой господин.

– Я сделаю все, что вы потребуете, – сказал Икс, – но молю вас пощадить семью, которая меня приютила. Они ничего не знают о том, кто я.

Тут повелитель разразился каркающим смехом.

– А теперь ты собрался мне ЛГАТЬ? – вопросил он. – Я был свидетелем каждого твоего мгновения в том доме. Я слышал все твои жалкие, ноющие высказывания. Ты был похож на влюбленного школьника, обрывающего лепестки с цветка, – и я ЗА ВСЕМ ЭТИМ НАБЛЮДАЛ!

Икс повторил свою мольбу еще тише:

– Пощадите эту семью, молю вас. Я сделаю все, что вы потребуете.

– Еще бы ты не сделал! – заорал повелитель. – А я потребую такое, что твое сердце превратится в пепел!

Он затопал к Иксу.

– На колени, охотник за преступниками! – приказал он. – Тебе пора снова принять имя Стэна к себе в кровь.

Дервиш сжал лицо Икса обеими руками и начал повторять знакомые слова:

– Низинам нужна в их собрание еще одна душа. Он порочный человек: нераскаявшийся и ненаказанный.

Пока повелитель говорил, его ногти – длинные, загнутые и пожелтевшие – вспороли Иксу кожу, так что у него по щекам потекла кровь. Икс почувствовал, как силы повелителя потекли по его телу. В него снова вошла история жизни Стэна. На этот раз она стала еще отвратительнее, потому что к старым прегрешениям добавились новые. Закончив, Дервиш толкнул Икса на землю, и он остался лежать, трясясь как припадочный.

Повелитель оставил его корчиться на снегу и зашагал к дому Бисселов, оставляя за собой след из поваленных деревьев.

Иксу было безумно страшно за Зою и ее близких.

Он нашел в себе силы встать. Он заковылял по лесу, врезаясь в те самые ветви, которые так старался сохранить целыми. Он представлял себе, как мерзкая рука повелителя сжимается на белой Зоиной шее. От этой мысли его чуть не вырвало на снег.

Икс обнаружил Дервиша на опушке леса. Повелитель затаился за последними деревьями, следя за тем, чтобы его не увидели из дома. Он обернулся к Иксу. Его улыбка была такой широкой, что в сумерках блеснули его острые кривые зубы.

– Так вот, где ты играл в куклы со своими миленькими маленькими смертными, – отвратительно промурлыкал Дервиш. – Знаешь, как легко мне было бы их всех убить? Как легко – и как приятно?

– Знаю, – ответил Икс, опасаясь прибавить лишний слог, чтобы не разъярить повелителя.

– Доставь мне душу, чье имя плавает у тебя в крови, – холодно приказал Дервиш и, указывая на Зоин дом, добавил: – Не вздумай потерпеть неудачу во второй раз. Иначе я вернусь сюда завтра ночью и искупаюсь в их крови.

9

Икс нырнул в землю, словно она была жидкой. Он пронесся сквозь снег, почву, камни. Земля расступалась перед ним и снова смыкалась позади него.

Грехи Стэна Мэнггольда снова стремительно текли в нем, на этот раз объединившись с яростью самого Икса. Он отпустил этого человека, проявил к нему милосердие – и только для того, чтобы Стэн смог снова убить. Теперь Икса оторвали от Зои. Теперь его сердце разбито, что еще усугубилось тем, что он только сейчас понял, для чего ему вообще нужно сердце.

Икс вынырнул из земли в горячем топком болоте. Он оказался в совершенно новой для себя части страны. Он попытался определить свое местонахождение, но времени не было: на него навалились оглушительные звуки. Метрах в тридцати свора охотничьих псов заливалась лаем, стая гусей металась в воздухе, полдюжины винтовок выстрелили, наполнив небо дымом.

При всех своих столкновениях со злодеями мужского и женского пола Икс еще ни разу не слышал стрельбы. Шум потряс его. Он ощутил его у себя под кожей.

Три птицы рухнули вниз. Охотники опустили винтовки и начали обсуждать ветер и свет. Они поднесли к губам серебряные фляжки, сверкнувшие в последних лучах солнца. Некоторые уже повесили себе на шеи мертвых гусей в виде громадных ожерелий. Это напомнило Иксу, как Рвач рассказывала ему про каннибалов, которые вешали черепа себе на грудь. Он ничем не лучше этих охотников или даже каннибалов. Он вполне мог бы носить 14 черепов на ожерелье за все те души, которые он захватил.

Череп Стэна станет следующим.

Охотники собрали свои трофеи и продолжили путь. Пока Икс дожидался, чтобы они ушли, его мысли снова вернулись к Зое. Он представил себе, как она будет надевать его пальто в дождь. Он был рад, что оставил там что-то свое. Она будет его надевать, хоть оно ей так велико, что будет доставать до земли. Он знал, что Зоя обязательно будет носить его пальто. И когда-нибудь в ближайшем будущем он постучит в их дверь и скажет…

Что он скажет?

Он скажет: «Я забыл свое пальто».

Ей это понравится. Она улыбнется. А потом он поцелует ее во второй раз. Она будет ожидать от него робости, но он навсегда зарекся робеть. На это нет времени.

Когда лай собак смолк вдали, Икс выбрался из болота и отжал брюки. Вокруг на многие мили простиралась равнина. Все было совершенно не похоже на Монтану. Кое-где видны были островки деревьев, но в основном местность представляла собой заболоченную землю с широкими реками и крошечными травянистыми зелеными кочками. Казалось, будто весь мир затопило, и теперь вода только-только начала отступать.

Дорог не было видно, но Икс в них не нуждался. Он передвигался со сверхчеловеческой скоростью. Его гнев подпитывал стремление, а стремление питало гнев. Болотистая земля на его пути взрывалась брызгами. Если бы кто-то сейчас вел наблюдение, то увидел бы нечто похожее на проносящуюся по земле комету.

Спустя километра полтора Икс почувствовал, как струящаяся по нему боль усиливается. Трясучка вела его. Он взял след Стэна.

* * *

Икс нашел его в считаные минуты. Стэн шел по главной улице пыльного городка: ел рожок с мороженым и смотрел на витрины с видом невинного младенца. При виде него Иксу стало противно. Однако на улице было слишком много народа, так что не могло быть и речи о том, чтобы просто броситься на Стэна и сломать ему шею. Иксу никак нельзя было снова нарушить законы Низин. Он спрятался и стал ждать, чтобы объект свернул в какой-нибудь пустынный переулок.

Икс не знал названия этого городка. Метров семьсот назад на столбе, оплетенном лозами, был знак в форме герба. Икс воззрился на него, догадываясь, что он приглашает его в город Такой-то в штате Таком-то. В названии штата была буква икс. Он опознал ее по тому, что Зоя написала на тыльной стороне его руки. Он посмотрел на нее, жалея, что она не сказала ему, что означают остальные буквы.

Надпись уже начала блекнуть: my X.

Он отогнал мысль о Зое. Ему надо доставить Стэна в Низины. Если он это сделает, то останется вероятность когда-нибудь потом снова увидеть Зою. Если он потерпит неудачу, то она и ее близкие могут не дожить даже до утра.

Когда он поднял голову, Стэн исчез.

Икс пошел по тротуару и поймал свое отражение в витрине какого-то магазина. Он был похож на какое-то дикое существо. Брюки в грязи. Рубашка разорвана. А волосы… Волосы выглядели так, словно побывали под ледяным ливнем и в болоте. Каждая прядь стояла дыбом.

В таком виде он привлечет слишком много внимания.

Он нашел магазин, где на двери была выгравирована лошадь, а на тротуар выставили вешалку с яркими рубашками. Икс заглянул внутрь. Никто за улицей не наблюдал. Он снял одну из рубашек с плечиков. Она была фиолетовая с декоративной белой строчкой, вившейся по груди. Икс надел ее поверх своей рубашки. Она оказалась ему мала, а с перламутровыми пуговицами он даже не пытался справиться, так что оставил ее нараспашку. Он снова посмотрел на себя в витрину. Теперь он был похож на дикое существо, надевшее фиолетовую рубашку.

Покачав головой, он отправился за Стэном.

Боль указывала ему направление не хуже компаса.

Когда Икс нашел Стэна, тот откусил нижнюю часть рожка и высасывал из него остатки. Мороженое капало у него с подбородка на живот.

Стэн прикончил рожок и неспешно двинулся к обочине, вдоль которой стояли пикапы и внедорожники. Он осмотрел темно-зеленый пикап, определяя, стоит ли его угонять. Приняв отрицательное решение, он потер нос и пошел дальше.

На середине следующего квартала Стэн распахнул дверь какого-то магазина и исчез из вида. Икс направился следом. Он не мог прочитать название на витрине, но на двери оказалось изображение ножниц и женщины, приглаживающей свои шелковистые волосы.

Икс заглянул внутрь поверх кружевных занавесок, висевших на окнах. Прямо у входа за большой блестящей стойкой сидела скучающая молодая женщина, фотографировавшая ногти у себя на ногах. В глубине суетились с полдюжины женщин в халатиках. Стэн вел себя мерзко: с гадким видом кружил вокруг привлекательной очень смуглой женщины. Женщина то и дело нервно указывала на кресло.

В такой близости от Стэна Икса начала бить дрожь. Тем не менее демонстрировать еще полудюжине человек, кто он такой… что он такое… было безумием. Он прижался лбом к стеклу, надеясь, что боль пройдет.

Она не проходила. Она все усиливалась и усиливалась, пока Икс не почувствовал себя марионеткой, чей хозяин резко дергает за ниточки. Он уже нарушил столько законов Низин! И что изменит один опрометчивый поступок?

Он распахнул дверь.

Сейчас ему было настолько дурно, что женщина за стойкой воспринималась как цветное и накрашенное пятно.

– Добро пожаловать в «Дом необычайной красоты», – проговорила она нараспев.

Икс не успел ответить: она заметила его возмутительные волосы.

– Ох, милый, – ахнула она. – Думаю, с такими мы тебе не поможем.

Икс постарался взять себя в руки, собраться с мыслями. Он слышал, как Стэн что-то несет в глубине зала. Он предлагал стригущей ему волосы женщине называть его Стэн Мужик или – «если мы поладим» – Стэн Герой.

Женщина за стойкой закатила глаза.

– Этот – проблемный, – сказала она. – Когда он вошел, я его спрашиваю: «Мистер, вы выпили?», а он хохотнул и говорит: «Да я с четырнадцати лет не просыхаю!» Вот что я вам скажу: если он будет приставать к Марианне, я вызову шерифа.

Икс рыкнул – от гнева и от боли – и проковылял в зал.

Женщина его окликнула, но он не стал отвечать.

* * *

Марианна положила Стэну на лицо горячее влажное полотенце. От ткани шел пар, а он полулежал в кресле, постанывая от удовольствия.

– Ты не красавица, но, черт, и не уродина, – сказал он Марианне. – Подходи и садись Санта-Клаусу на колени.

Он слепо потянулся ее полапать, но она увернулась от него, словно тореадор.

Икс сделал знак, чтобы Марианна молчала. Он подошел к Стэну, ощущая отвращение, ярость и дикую боль.

Он схватил Стэна за горло.

Марианна ахнула. Остальные женщины убежали – прямо в халатиках, с мокрыми волосами. А вот Марианна от шока не смогла сдвинуться с места.

Стэн сорвал полотенце с лица. Он увидел Икса в зеркале. Он начал дергаться и махать кулаками.

Икс мрачно засмеялся.

– Мне страстно хотелось, чтобы ты сопротивлялся, – сказал он.

– И я, черт побери, буду, суперурод! – прохрипел Стэн. – И, кстати, красивая рубашечка, ковбой. Нигде не жмет?

Стэн отчаянно озирался, чувствуя, как Икс крепче сжимает ему горло. На рабочем столе блеснули ножницы.

Он вонзил их Иксу в ногу и яростно провернул.

Икс вскрикнул – скорее от досады, чем от боли. Он вытащил ножницы из ноги и отбросил в сторону. Они со стуком упали на пол. Он не отпустил шею Стэна, даже когда брюки у него начали намокать от крови.

Он повернулся к Марианне.

– Вам безопаснее было бы находиться не здесь, – проговорил он по возможности мягко.

Он обвел взглядом салон и увидел собственное отображение, бесконечно перемноженное зеркалами, словно он был передовой линией армии.

– Что вы с ним сделаете? – спросила Марианна.

– Протащу сквозь стену, – ответил Икс.

Теперь и Марианна умчалась из зала.

Стэн продолжал вырываться. Похоже, он не понимал, что чем сильнее он дергается, тем крепче Икс пережимает ему горло.

– Ты меня с собой не заберешь, суперурод, – просипел он. – Я тебе живым не дамся.

– Да, – согласился Икс, – я тебя убью.

Стэн хватал с рабочего стола все подряд, чтобы швырнуть в Икса: аэрозоли, бутылочки, щетку, фен… Икс вжал его в кресло. Он посмотрел на Стэна снисходительно, как на малыша, устроившего скандал. Когда у Стэна закончились снаряды, Икс вытащил его из кресла и бросил на пол.

Стэн попытался подняться, но Икс поднял ногу и с силой поставил ему на спину. Несколько секунд они не шевелились. А потом тишину нарушил новый ужасный звук.

Стэн заплакал.

Икс не испытывал жалости.

– Твоя смелость так быстро закончилась? – спросил он.

Стэн перевернулся на спину и, закрыв свою громадную голову руками, отчаянно зарыдал. Иксу этот человек был настолько противен, что этот шум нисколько его не тронул – не больше, чем крики птицы-падальщика.

Вскоре Стэн уже начал перечислять многочисленные причины, по которым он не заслуживал смерти. Икс слышал такие речи от многих людей (Стукач был единственным исключением: он просто спросил Икса, можно ли ему отбыть тюремное заключение там, куда они направляются). Стэн стонал, врал и оправдывался так горячо, что брызгал во все стороны слюной. Икс почти его не слушал.

Наконец Стэн замолчал. Икс выпрямился и снял с себя и фиолетовую рубашку и обрывки той, что была под ней.

– Ой, да ладно тебе! – сказал Стэн. – Опять тот же чертов стриптиз?

Икс раскинул руки и почувствовал, как грехи Стэна набирают в нем силу. Он вскрикнул, когда у него на спине стали проступать изображения.

Машина, забуксовавшая на обочине. Старик с открытым дружелюбным лицом остановился, чтобы помочь, и шаркающими шагами шел к машине. На нем были пляжные шлепанцы, ярко-розовая тенниска и защитного цвета шорты. Ноги у него были мосластые и белые, словно сырая курятина.

Он постучал в стекло со стороны водителя.

Водителем был Стэн.

Он затаился в ожидании какого-нибудь доброго самаритянина и распахнул дверцу, сбив старика на асфальт. Тот недоуменно воззрился на Стэна, а негодяй ударил его ногой по ребрам.

Старик выполз на проезжую часть, пытаясь спастись. Стэн шагал следом, хохоча и продолжая наносить удары ногой, пока старик не оказался на середине дороги, прямо на двойной желтой разметке.

Скорчившись в зале парикмахерской, Стэн отвернулся от изображений. Ему невыносимо было на них смотреть.

Икс протянул ладонь к зеркалу – и его поверхность ожила. Теперь видео шло и там. В следующее мгновение оно перескочило на соседнее зеркало, а потом дальше, по всему помещению, словно зеркала загорались одно от другого.

Икс задрал Стэну голову и заставил смотреть.

– Я дал тебе свободу на озере! – крикнул он. – Я подарил тебе жизнь! И вот на что ты ее потратил!

В зеркалах Стэн радостно хохотал, садясь в машину старика и уезжая.

Его жертва осталась на середине шоссе. Старик пытался ползти или переворачиваться. Он пытался тащить себя по асфальту, впиваясь в него ногтями. Шлепанцы с него свалились и остались лежать на дороге.

Теперь стало слышно, как из-за поворота приближается грузовик. Фары были включены на дальний свет. Тормоза верещали.

Даже Икс не в силах был смотреть остальное.

Он сжал кулак – и видео исчезло. С улицы донесся звук полицейских сирен, завывавших, как мартовские коты. Они были примерно в полукилометре и быстро приближались.

Икс посмотрел на Стэна с искрой сочувствия. Именно в этот момент Стэн понял, что действительно сейчас умрет. Он так перепугался, что едва смог проблеять одно только:

– Уже?

– Уже, – подтвердил Икс.

– А ты не унесешь меня обратно на то озеро? – спросил Стэн.

– Нет, – ответил Икс. – Мы можем отправиться из любого места. Мы попадем туда и отсюда.

Икс медленно оделся. Закончив, он на секунду закрыл глаза – и в комнате тут же стало темно.

– Зачем ты выключил свет? – спросил Стэн.

Он пытался тянуть время.

– Из уважения к мертвецу, – объяснил Икс. Поймав недоумевающий взгляд Стэна, он пояснил: – К тебе.

Он поднял Стэна и перебросил себе через плечо.

Он повернулся к большому круглому зеркалу у рабочего места Марианны.

– Это… это будет больно? – пролепетал Стэн.

– Всего лишь вечность, – ответил Икс.

Он прыгнул в зеркало. Стекло взорвалось, пропуская их со Стэном. Однако осколки не посыпались на пол, а втянулись следом за ними. Икс оставил плотскую оболочку Стэна на месте: изношенную уродливую скорлупу, которую предстояло найти полиции, а душу утащил вниз, в темноту.

10

Они выпали в полутемный провал. Воздух несся мимо них с такой стремительностью, что уничтожал все звуки. Икс к этому привык, но знал, что сейчас Стэн чувствовал сокрушающее давление на глазные яблоки и оглушительный стук в ушах. Он увидел, как Стэн запаниковал и попытался сопротивляться падению. Стэн хватался за воздух руками, словно надеялся вскарабкаться обратно на поверхность. Как будто поверхность вообще существовала. Ветер мотал их из стороны в сторону.

Икс падал быстрее Стэна. Он свернулся клубком, словно прыгун в воду. Увидев, что Стэн дергается, он снова распрямил тело, протянул руку и схватил Стэна за лодыжку, чтобы стабилизировать его полет. Стэн отчаянно лягнулся, но сдался после первой же жалкой попытки. Икс предположил, что чувства его добычи настолько перегружены, что просто отключились. Руки Стэна болтались у него над головой. Он позволил Иксу тащить себя вниз.

После того как падение продолжилось какое-то время, Стэн обрел некое равновесие. Икс знал, что будет дальше. Он мог предсказать это с точностью почти до секунды: Стэн ощутит печаль, такую сильную, что он почти ослепнет. Сожаление, раскаяние и ярость охватят его, как охватывали все новые души. Именно в этот момент они неизменно осознавали, что летят не по священному коридору к яркому свету, а падают вниз, в забвение. Светом была сама жизнь – и для них другого света уже никогда не будет.

Стэн снова начал рыдать, точно по расписанию. Икс был рад, что на этот раз ничего не слышит. Одного только искаженного плаксивого лица Стэна было достаточно, чтобы вызвать тошноту. Все свежевырванные души плачут: не о своих жертвах, только о себе, а Икс находил их эгоистичную жалость противной. Все они считали себя невинными, что бы они ни совершили. В потоках воющего ветра Стэн предавался плачу. Ветер уносил его слезы, словно пузырьки.

Воздух стал холодным. Дыхание реки поднималось вверх, чтобы их приветствовать. Икс знал, что путь почти закончен.

Он посмотрел вниз и увидел реку, пересекавшую улей Низин. Сначала она была только бледная нить, но стремительно взлетала им навстречу. Падать осталось всего метров триста. Потом сто пятьдесят. Наверное, Стэн тоже увидел кипящий поток. Он зажмурился, надул щеки и зажал нос, как ребенок, собирающийся прыгнуть в бассейн. Икс тоже закрыл глаза и представил себе Зоино лицо – нежное и радостное. Он еще раз пообещал себе, что вернется, что обхватит ее лицо ладонями… что скажет: «Я забыл мое пальто».

Вода ударила их, словно каменная стена.

* * *

Низинная река ярилась, как обычно, однако Икс добрался до берега легко, даже не имея тех способностей, которые получал в Верхнем мире. Он доставил Стэна, так что трясучка прошла. Вместе со способностями ушла и боль. На короткое время его тело будет отдохнувшим и обновленным.

У него за спиной Стэн вопил в обжигающе-холодной воде. Он рвался к берегу, но вода постоянно утаскивала его на дно. Несколько охранников столпились у края воды и потешались над ним. Когда Стэн наконец добрался до берега, бока у него ходили ходуном. Он согнулся, и его вырвало водой (и мороженым). Один из охранников подошел к нему с добродушным выражением лица, поднял – и швырнул обратно.

Остальные радостно захохотали. Стэн поплыл к другому берегу, но там его тоже дожидались охранники.

Икс сел на землю, ожидая, что кто-нибудь принесет ему одеяло и даст кусок хлеба, как это всегда было, когда он возвращался с чьей-то душой. Он содрогнулся от дурного предчувствия, увидев, что неподалеку стоит Дервиш. Икс снова пожалел, что это не Регент.

Он набрал в легкие воздух и приготовился к конфронтации. Он будет покорным: понурит голову, сотни раз попросит прощения. Он выдержит любое унижение, которое только сможет придумать Дервиш. Рано или поздно о его преступлении забудут – его унесет прочь, словно потоком воды. Его отправят в Верхний мир забрать очередную душу – и он тайком сбежит повидаться с Зоей. Часа рядом с ней ему хватит на год.

Однако Дервиш даже не взглянул на Икса. Он хлопал в ладоши, когда Стэн спотыкался. Он свистел и улюлюкал, когда течение утаскивало его громадную башку под воду. Дервиш был увешан аляповатыми ожерельями и браслетами (все они были украдены у душ в Низинах). Украшения бряцали и звенели при каждом его прыжке.

– Молодцы, охранники! – крикнул он. – Молодцы!

Икс уже открыто смотрел на Дервиша, нетерпеливо ожидая начала своего наказания. Он был уверен, что повелитель по-прежнему кипит от ярости. Тем не менее эта тварь продолжала его игнорировать. Икс не ожидал подобной встречи – и она его тревожила.

Свет уже ушел из его тела. Его сменила реальность Низин – их способность высасывать из души всю надежду и радость, их вонь (словно из пасти какого-то чудовищного зверя). Его беспокойство усилилось. По-прежнему нет одеяла. По-прежнему нет хлеба.

Икс встал и вошел в реку.

Стэн продолжал бороться с течением. Он покраснел и запыхался, жалобно сетовал, что у него сводит ноги. Икс схватил его за пояс и снова закинул себе на плечо. Даже потеряв сверхспособности, он без труда поднимал жилистого Сиэна.

Он донес его до берега.

– Ну, спасибо, суперурод! – закричал Стэн так громко, чтобы перекрыть шум воды. – Пока мне здесь никто не понравился.

Увидев, что забава закончилась, охранники разразились презрительными криками. Однако и это было для Икса утешением: это означало, что жизнь – какая бы она ни была в Низинах – снова пойдет своим чередом.

Он положил Стэна на землю и стал ждать, чтобы охранники налетели на перепуганного нового заключенного.

Наконец-то Дервиш разрезал воздух своим длинным когтистым пальцем и завопил:

– ХВАТАЙТЕ ЕГО!

Но что-то было необычным.

Что-то было неправильным.

Повелитель указывал на него!

* * *

Охранники бросились на Икса со всех сторон, как львы на павшего оленя. Их забава у реки была обманным ходом. Все это время они ждали сигнала от повелителя.

Они сорвали с Икса фиолетовую рубашку. Он видел, как она прошла через множество рук. Он видел, как за нее дрались, как за нее торговались и, наконец, как ее унесли: торжествующе, словно только что захваченное знамя.

Дервиш приказал охранникам оттащить Икса к дереву на равнине. Это вызвало ворчание: охранники были низенькие и толстые, как хоббиты, и не привыкли к реальному труду, но они сделали то, что им велели.

Икс не сопротивлялся. По крайней мере, его наказание уже началось, а это означало, что когда-нибудь оно закончится.

Они долго шагали по вонючему влажному воздуху. Охранники сердито стонали под своей ношей (почему это наказание предателя превратилось в их собственное?), а Дервиш тем временем важно выступал перед ними. Неся Икса, охранники награждали его щипками и тычками. Убедившись в том, что повелитель не только не возражает против дурного обращения с Иксом, но, наоборот, радостно улюлюкает при виде него, они стали «случайно» ронять его и по нескольку шагов волочили по земле.

Души на нижнем уровне камер почуяли, что что-то происходит. По татуировкам на руках у Икса и ссадинам у него на лице они определили, что он охотник. Видеть наказание одного из них было непривычно – и радостно. Известие распространилось до верхнего яруса камер, и от одного конца до другого. Вскоре громадная черная стена затряслась: заключенные орали на языках сотен стран и многих тысячелетий. По пути Икс слышал в этих криках только ненависть и злость. Время от времени из шума вырывался один голос, вопрошавший:

– Что ты, к черту, сотворил, парень?

Рвач и Стукач узнали Икса в том, кого несут по равнине. Рвач так разволновалась, что начала безумно кружить по камере. Она плакала, плевалась и проклинала свои ногти за то, что их длины пока не хватает, чтобы их вырвать. Стукач предложил ей «охолонуть», что только сбило ее с толку, а потом попытался заткнуть соседствующие с ними души, обзывая ненавистниками и послушными инструментами.

Процессия наконец достигла дерева. Оно достигало десяти метров в высоту: уродливое, голое и серое, словно шкура слона. Его покрытые пятнами ветки изгибались и тянулись во все стороны, словно в поисках чего-то, что никогда не будет найдено. Его корни погружались в почву, словно вены.

Охранники толкнули Икса к дереву и привязали к нему, вызвав взрыв аплодисментов со стороны камер. Веревка врезалась Иксу в кожу, но он знал, что жаловаться не следует. Закончив, охранники отошли в сторону, и к нему приблизился Дервиш.

– Как приятно снова видеть тебя среди нас, Икс! – проговорил он радостно. – Надеюсь, мне позволено звать тебя Иксом? Как твоим милым новым друзьям?

Повелитель обошел вокруг дерева, проверяя работу своих подчиненных.

– Боюсь, эта веревка не годится, – отметил он. – Будь любезен, Икс: спроси охранников, не будут ли они так любезны, чтобы ее затянуть потуже. Мне очень хочется, чтобы ты чувствовал ее объятия.

Охранников было четверо, но они походили на одного многоголового зверя. Они были отвратительно грязные и прыщавые. Их одежда представляла собой странные лоскуты: как и повелители, они одевались в то, что им удавалось украсть у заключенных. На них можно было увидеть истрепанные жилеты, почерневшие от грязи рубашки с кружевными манжетами, костюмные брюки, джинсы и даже шарфы, несмотря на жару. Один из охранников – самый низенький и толстый, с носом, который ломали столько раз, что он стал почти плоским, – был, похоже, главным. На нем была белая водолазка и красный галстук.

– Охранники, – сказал Икс, – не будете ли вы так любезны затянуть мою веревку туже?

Мужчины захохотали, словно услышав сальный анекдот.

– Конечно, лапа, – сказал толстяк. – Сочтем за честь!

Охранники завозились с веревкой, которую, по правде говоря, трудно было бы затянуть еще туже. Дервиш снова ее проинспектировал (у Икса из-под нее начала сочиться кровь) и одобрительно кивнул.

Повелитель повернулся к громадной стене душ, которые продолжали осыпать Икса ругательствами. Он поднял руку, требуя тишины.

– УЗРИТЕ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ СЧИТАЕТ, ЧТО ОН ЛУЧШЕ ВАС! – проорал он. – УЗРИТЕ ОХОТНИКА НА ДУШ, КОТОРЫЙ НАРЕК СЕБЯ ИКСОМ!

Камеры снова зароптали.

– Возможно, ИМЕННО ОН вырвал вас из вашей жизни и доставил сюда! – продолжил повелитель, воодушевленный криками. – Но даже если это был не он, полагаю, он сделал бы это с радостью. А теперь оказывается, что нашему благородному охотнику НАСКУЧИЛО наше общество. Он попытался бежать – потому что он ВЛЮБИЛСЯ! Что вы скажете, души Низин: отпустить мне его?

Даже Дервиш не смог бы предвидеть того мощного потока брани, который излился из камер.

Он повернулся к Иксу с горящими восторгом глазами.

– О небеса! – воскликнул он. – Похоже, ты им не нравишься!

Повелитель снова повернулся к стене.

– Наверное, я позволю вам самим наказать этого человека! – крикнул он. – ВАМ ЭТО БУДЕТ ПРИЯТНО?

Камеры снова взорвались.

Страх запустил свои холодные пальцы прямо Иксу в сердце.

Дервиш обратился к охранникам, патрулирующим стену. Он приказал им выпустить нескольких заключенных из камер.

– Сотню, скажем? – предложил он. – А потом пусть спускаются сюда и вершат правосудие по своему усмотрению.

Теперь Икс уже не просто слышал жажду крови заключенных: он чуял ее омерзительный запах, спускавшийся вниз по стене. Неожиданно ему припомнилось, как Зоя объясняет Джоне, что «омерзительный» значит «тот, кто мерзнет». Это воспоминание согрело его.

Дервиш это заметил.

– Смотрите, как он улыбается! – завопил он. – ОХОТНИК ВАС НЕ БОИТСЯ!

Двери камер с лязгом распахнулись. Заключенные понеслись по ступеням вниз. Стена бесилась, требуя крови Икса.

– Вынужден уйти, – сказал им повелитель. – Мне так претит насилие!

* * *

Первая волна душ мчалась к нему по равнине. Казалось, под их ногами трясется весь улей.

Охранники поспешили сбежать.

– Мне за такое не платят, так? – бросил на бегу толстячок с красным галстуком.

– А тебе платят? – изумился другой.

– Это такое присловье, понял?

Первые добежавшие до Икса души просто плевали в него или наносили один удар. Он смотрел каждому из них в глаза. Он отказывался даже склонить голову.

Побои быстро становились все более жестокими. Икс позволил своим мыслям улететь прочь. Он вспомнил, как строил Низины из снега и игрушек. Он восстановил картину того, как Зоя, Джона и их мать стоят вокруг него на дворе, окруженном соснами, чьи ветви шевелит ветер.

Из задумчивости его вывел голос, который он узнал:

– Парень, очнись! Это же дикое дерьмо!

Это был Стукач, тревожно вглядывающийся в его лицо. Рядом с ним стояла Рвач. Она кружилась в своем замаранном золотистом платье, словно находилась на аристократическом балу в Лондоне.

– Зачем мне приходить в себя? – возразил Икс. – Я очнусь все в том же кошмаре. Ничто не может помешать этим людям творить, что им вздумается.

– Заткнись! – возмутился Стукач. – Это негативный настрой!

– Вот именно, заткнись! – подхватила Рвач, прервавшись на середине пируэта. – Ты портишь то, что обещает стать невероятно захватывающим спасением!

Икс всегда подозревал, что Рвач по большей части только прикидывается безумной: как будто она все еще боится, что ее будут судить за убийство прислуги тем кипящим чайником, и намеревается использовать сумасшествие в качестве защиты. Несмотря на бредовые выходки, Икс мог разглядеть в ней ту стальную женщину, которая его обучила. Сейчас рядом с ней стояла дюжина охотников с такими же, как у самого Икса, ранами от пальцев повелителей на лицах. Рвач была наставницей у них всех – и они явились по ее зову.

– Я благодарен вам за вашу дружбу, – сказал Икс, – но если вы меня освободите, то просто перенесете мое наказание на другой день, и при этом сами подвергнетесь опасности. Я выдержу его сейчас и покончу с этим.

– Брось это проклятое благородство! – потребовала Рвач. – Достало до самых сисек. – Она замолчала, лихорадочно придумывая новый план. – Если ты не позволишь нам тебя освободить, – решила она наконец, – то мы хотя бы сможем встать между тобой и угрозой. Ты – один из нас, и мы не станем стоять в стороне, пока тебя будут превращать в месиво.

Рвач обернулась к охотникам.

– Составьте круг, цветочки мои! – крикнула она. – И хотя бы попытайтесь выглядеть опасными!

Охотники образовали цепь вокруг дерева. Стукач и Рвач начали расхаживать перед ними, образовав передовую линию обороны. Икс был изумлен и тронут тем, что столько его сотоварищей-охотников пришли ему на помощь.

Заключенные набегали на них во все большей численности. Шанс разобраться с охотником или даже двумя был слишком соблазнителен, чтобы его пропустить – и всем хотелось попытаться пробиться к Иксу. Хоть цепь и была составлена для защиты, она стала восприниматься, как вызов.

Один только Стукач поколотил человек шесть, но скоро заключенные начали нападать парами. Рвач неоднократно приходила к нему на помощь, прыгая им на спины, тыча в глаза и пытаясь отгрызть пальцы. (Один раз у нее это даже получилось – и она швырнула палец в грудь ошеломленного противника с криком: «Не реви, деточка! Твоя няня пришьет его обратно!») Скоро заключенным надоело проигрывать. Они атаковали дерево единой злобной толпой, прорвавшись мимо передовой пары и набросившись на цепь охотников с камнями и палками.

Икс натягивал свои путы, но они только сильнее врезались ему в тело. Его уже начали осыпать ударами несколько человек: какой-то бородатый великан ударил его камнем в висок. Мелкий розовый мужчинка настойчиво тыкал палкой в то место, куда Стэн вонзил ему ножницы. Икс уже начал терять сознание, когда услышал голос настолько яростный и властный, что он мог принадлежать только одному из повелителей:

– Хватит! Кто еще раз нанесет удар, получит от меня сотню!

Это был Регент – царственный черный повелитель. На равнину опустилась тишина. Вымотавшийся Стукач уперся руками в колени и попытался выровнять дыхание. Рвач вытерла кровь с губ с таким видом, будто ужасно досадует на то, что больше не сможет отгрызать пальцы.

Когда Регент подошел к Иксу, охотники разорвали цепь и снова смешались с толпой. На повелителе было ярко-синее одеяние, но не было никаких драгоценностей или браслетов. Он ничего не крал у своих подопечных. Казалось, он единственный из повелителей помнил, что когда-то и сам был заключенным.

Регент крикнул охранников, чтобы те загнали толпу обратно в камеры. Заключенные громко возмущались, но сопротивляться не думали. Только Рвач и Стукач остались на месте. Они не желали бросать своего друга – и охранники оставили их в покое.

Регент сорвал веревку, которая связывала Икса, и когда его избитое тело начало валиться вперед, он поймал его и уложил на землю.

– Мне жаль, что тебе причинили это зло, – сказал он. – Устроивший тебе эту пытку Дервиш – злодей, и ему вскоре предстоит побеседовать с моими кулаками.

– Примите мою благодарность, – сказал Икс. – Однако я нарушил законы этого места и заслуживал наказания.

Повелитель покачал головой.

– Этого ты не заслуживал, – возразил он. – Совершенно не заслуживал.

За их спинами раздался невнятный вопль.

Это мог быть только Дервиш.

Стукач увидел его и застонал:

– Этот тип – просто дрянь.

Рвач сказала Регенту:

– Только скажите слово – и я избавлю этого психованного повелителя от всех пальцев.

– Не надо ничего делать, – ответил он ей. – Я сам решу этот вопрос.

Добравшись до них, Дервиш тут же принялся ругать Регента.

– Как ты ПОСМЕЛ освободить моего пленника? – завизжал он. – Как ты вообще смеешь называться повелителем? Ты что, возомнил себя равным мне, грязная тварь?

Не говоря ни слова, Регент ударил Дервиша по губам, заставив отлететь на каменистую равнину.

Заключенные, все еще громыхавшие по лестницам, остановились, чтобы понаблюдать за этой конфронтацией. Вскоре еще дюжина повелителей появились из туннелей, двигаясь настолько быстро, что казалось, летели.

– Я уже сказал твоему дружочку, что твои кости скоро будут плавать у него в супе, – бросил Дервиш. – Но теперь я сам его съем!

Рвач захохотала над этой угрозой.

– Ну, пожалуйста! – попросила она у Регента. – Его пальцы? Можно?

– Твое предложение не лишено достоинств, – отозвался он. – Но – нет.

Остальные повелители уже окружили Икса – мужчины и женщины в буйстве одежд дикой расцветки и драгоценных украшений. На ступеньках заключенные потрясенно взирали на такое множество повелителей, собравшихся стаей, словно птицы в ярком оперении. Даже охранники была заворожены.

В пещере стало тихо: повелители оценивали странную сцену, представшую перед ними. Регент заслонил собой Икса. Когда Дервиш попытался встать, он повалил его обратно каблуком сапога, заставив заключенных, охранников (и даже часть повелителей) захихикать. Икс одновременно радовался тому, что его защитник имеет такое влияние, и боялся, что это унижение только укрепит решимость Дервиша. Ему не нужны были здесь ни враги, ни известность… никакое внимание, которое могло бы помешать ему вернуться в Верхний мир к Зое.

Повелители начали обсуждать, что следует сделать. Они переговаривались так тихо, что заключенные их не слышали.

Дервиш был разъярен таким промедлением. Наставив палец на Регента, он заорал:

– Пришибите это грубое животное!

Повелители его игнорировали.

– Чего вы медлите, дурни! – завопил он. – Я требую удовлетворения.

Регент откашлялся и обратился к повелителям, не обращая внимания на то, что заключенные на лестницах слушают.

– С этим человеком обошлись ужасно жестоко, – проговорил он, указывая на Икса. – Нарушил ли он наши законы? Да, нарушил. Требовали ли его действия наказания? Да, требовали. Но он не заслуживал тех ужасов, которые эта презренная пародия на человека, – тут он указал на Дервиша, – ему измыслила. Я защитил бы любую душу от такой жестокости, а этот человек – не просто еще одна душа.

Икс понятия не имел, что означает это последнее заявление Регента, и потрясенно услышал, что остальные повелители что-то согласно пробормотали.

Дервиш наконец поднялся на ноги. Лицо у него перекосило, словно в рот попало что-то горькое.

– Что это за чушь? – вопросил он. – Если этот вот Икс… кстати, вы ведь заметили, что он дал себе имя, что само по себе возмутительно!.. Если вот этот троглодит чем-то лучше самой низкой душонки, то мне хотелось бы услышать, почему это!

– Ты прекрасно знаешь почему, – ответил Регент. – Не притворяйся еще большим болваном, чем ты и так есть. Твоя тупость уже и так громадное достижение.

– Ну что ж: если я знаю, что в нем такого особенного, и ты знаешь, что в нем такого особенного, – съехидничал Дервиш, – то почему просто не сказать об этом вслух?

– Потому что, как тебе наверняка известно, законом Низин это запрещено, – холодно отозвался Регент. – Однако ты сегодня очень задирист. Может, ты пожелаешь сам всех просветить?

– Думаешь, я побоюсь? – парировал Дервиш и указал на повелителей, которые подошли ближе и устремили на него предупреждающие взгляды. – Думаешь, я боюсь их? Они слабые! Они даже почесать задницы себе не в состоянии, если это не прошло голосованием и не получило высокого одобрения!

Икс не сумел промолчать.

– Что во мне такого ужасного, что об этом никто не смеет говорить? – вырвалось у него.

Казалось, Дервиш готов ему ответить. Повелители устремили на него полные предостережения глаза.

– Это позорище, которое вы называете Регентом, считает тебя особенным, – сказал Дервиш, – потому что считает, будто твоя мать была особенная.

Тут повелители скопом бросились вперед и поволокли Дервиша прочь. Он вырывался и лягался, возмущенный тем, что они посмели к нему прикоснуться.

– Кто была моя мать? – крикнул Икс, обращаясь ко всем, кто мог бы ответить. А потом он посмотрел на Регента. – Кто была моя мать? – спросил он. – Прошу вас!

Регент бросил на него сожалеющий взгляд, но ничего не ответил.

И тут Дервиш в последний раз подал голос.

– Она была никто и ничто, как и твой отец! – завопил он. – Твой отец был хуже грязи! Твоя мать была предательница и шлюха!

А потом его голос стал глуше и смолк: повелители затащили его в один из туннелей.

Иксу необходимо было узнать больше. Грудь его вздымалась. Он почувствовал, что может расплакаться.

Наверное, Регенту стало его жалко: он взял его за локоть и медленно повел к огромным каменным ступеням.

– Он сказал о моих родителях правду? – спросил у него Икс.

– Эта сушеная мышь понятия не имеет, кто был твоим отцом, – негромко ответил Регент. – Однако могу тебя заверить, что твоя мать шлюхой не была. Сейчас она находится в заключении в каком-то неизвестном уголке здешних мест, но когда-то она была мне настоящим другом. Дервиш прав, говоря, что именно из-за нее я верю, что для тебя еще есть надежда.

Он замолчал – и, казалось, весь мир замер вместе с ним.

– Твоя мать была повелителем.

11

Когда Икс открыл глаза, Рвач держала его голову у себя на коленях и промывала ему раны. Он был изумлен, обнаружив ее у себя в камере и без присутствия охранников. Он никогда раньше не видел, чтобы двух заключенных оставляли наедине даже на мгновение. Видимо, этого добился Регент.

Рвач сидела, поджав ноги, и ее изодранное золотистое платье разметалось во все стороны. Рядом с ней стояла каменная миска, наполненная исцеляющей водой. Она промокала лицо Икса тряпицей, задумчиво мурлыча при этом какую-то мелодию. Грубая металлическая лампа отбрасывала ее тень на стену.

В тени и песне было что-то, пробудившее у Икса воспоминания.

– Ты раньше уже за мной ухаживала, – сказал он. – Когда я был маленький. Ты пела именно эту песню.

Рвач окунула тряпицу в воду и отжала ее над миской.

Вид ее рук заставил Икса содрогнуться: это были сплошные кости и узлы. Остатки ее ногтей были вросшими, их покрывала корка крови. И все-таки в ней была нежность – сияние, которого он не видел с детских лет.

– Это – одна из немногих мелодий, которые я помню, – сказала она. – А про слова не спрашивай: они вылетели у меня из головы – фьють! Что-то жалостливое про воробушка, надо полагать.

Она приложила тряпицу Иксу ко лбу.

– Тебе никогда не говорили, что моя мать была повелителем? – спросил он у нее. – Правда?

– Никогда, клянусь! – ответила Рвач. – Я знала, что в тебе есть нечто особенное, и всегда так тебе и говорила. Ты уже к шестнадцати годам был более умелым и рьяным охотником, чем я, а, как ты знаешь, я личность поистине легендарная.

Промыв Иксу раны, Рвач начала бинтовать самые тяжелые из них, начав с глубокой раны в ноге. У Икса не было сил поднять голову и оценить повреждение. Тем не менее он понял, что травма серьезная: при виде нее его подруга нахмурилась.

– Эта гадость у тебя на ноге меня тревожит, – сказала она. – Словно зубчатая трещина из ткани и крови. Горит?

– Да, – подтвердил Икс. – Как будто в белом пламени. И, пожалуйста, больше ее не описывай.

– Прошу прощения, – извинилась Рвач. – Боюсь, что она воспалена, хоть я и не врач, а всего лишь убийца.

Икс стиснул зубы, чтобы отвлечься от боли, и посмотрел на женщину. Ее кожа почти не испортилась за проведенные в Низинах века, и она оставалась красавицей по любым меркам. У нее были четкие, яркие черты лица, твердый подбородок с ямочкой и не стареющие голубые глаза. Она уже много десятков лет не охотилась на души, так что даже ссадины у нее под глазами поблекли. Сегодня ее темные волосы были собраны в узел на макушке – и одна седая прядь перевивала его, словно мишура.

– Тебе не хватает материнства? – спросил Икс спустя какое-то время.

Разговор приносил столь нужное ему облегчение – и он понял, что его придется поддерживать, как поддерживают огонь.

Рвач кивнула.

– Я была хорошей матерью, – сказала она. – Альфи и Белинда всегда были румяные и пухленькие. К несчастью, детям свойственно отдаляться от матери, увидев, как она разбивает служанке череп чайником.

Икс спросил, не заходила ли она к ним – не заглядывала ли в окна или останавливалась напротив их дома, замаскировавшись, когда охотилась на души.

Рвач уныло покачала головой.

– Я не смогла бы смотреть на детей и не обнять их, – призналась она. – Я бы этого не пережила. – На мгновение она ушла в свои мысли. – Через сто лет после того, как меня сюда доставили, один из охотников по моей просьбе узнал, что стало с моей семьей. Мой муж снова женился – на американке, надо же! – и они уплыли в Нью-Йорк, как те противные первопоселенцы. Когда Альфи было одиннадцать…

Рвач на секунду замолчала, решая, следует ли продолжать.

– Когда Альфи было одиннадцать, – все-таки сказала она, – он погиб при пожаре на конюшне. Его придавило опорой или балкой, как-то так. Белинда пыталась сдвинуть ее у него с груди, но ей было всего девять, так что сил у нее не хватило. Она так и не оправилась от потери, как мне сказали. Ее поместили в какой-то сумасшедший дом, потому что новая жена моего мужа не желала выносить ее плача.

– А муж… – спросил Икс. – Ты его любила?

Рвач моментально вышла из печальной задумчивости.

– Господи! Нет, конечно! – воскликнула она. – Когда он воздерживался от разговоров… и не трогал меня своими потными руками… то в его обществе было вполне приятно. Но, полагаю, высокое комнатное растение вполне могло бы справиться с этой ролью.

Икс закрыл глаза и услышал, как она отрывает кусок бинта.

– Кажется… – начал было он и замолчал, чувствуя, как у него от смущения вспыхнули щеки.

– Да? – отозвалась Рвач. – Что же тебе кажется?

– Кажется, я… мне кажется, что я влюбился.

Если бы Рвач расхохоталась или ухмыльнулась – или даже промолчала, дав его словам повиснуть в воздухе, он бы закрыл рот на замок.

Она ничего такого не сделала, сразу же сказав:

– Да, мне так и показалось, что тут что-то в этом духе. Иначе ты не нарушил бы столько законов, которым я тебя обучила. Знаешь: я даже была готова к тому, что повелители накажут меня за твои проступки. Если бы они не считали меня безвозвратно погрузившейся в безумие, то вполне могли бы.

– Даже я считал тебя безумной, – признался Икс.

– Ну, а я почти обезумела… на какое-то время, – сказала Рвач. – То есть когда узнала про тот пожар на конюшне. И за тот период я поняла, что казаться безумной бывает полезно.

Она встала и, театрально размахнувшись, выплеснула содержимое миски в коридор. Вода облила заключенных из нижних камер, вызвав потоки ругани. Рвач захихикала и снова села рядом с Иксом.

– Расскажи мне про эту девушку, которую ты любишь, – попросила она. – И быстрее, пока охранник не пришел меня выставить.

– Если бы ты сказала мне, что такой человек существует, – отозвался он, – я бы назвал тебя лгуньей.

– Да неужели? – Рвач выгнула бровь. – Не задумываясь, назови три вещи, которые тебе особенно нравятся в этом удивительном создании.

Икс на секунду задумался.

– Не задумываясь, – напомнила ему Рвач. – Казалось бы, правила игры достаточно ясные.

– Ее отвага, – начал Икс. – Но три – это слишком мало. Я не отдам ей должное.

– Ой, да не ной ты! – одернула его Рвач.

– Ладно, – сказал Икс. – Ее отвага. Ее ляпы. Ее лицо.

– Ляпы?

– Я это описать не смогу.

– Да уж, не надо, пожалуй, – согласилась Рвач. – Ну что ж: все это действительно похоже на любовь… по крайней мере, так мне ее описывали когда-то. Как я уже сказала, любовь – это море, в котором мне не доводилось плавать.

По коридору уже бежал охранник, барабаня дубинкой по решеткам. Рвач приготовила свои вещи, готовясь уйти, а Икс приподнялся на локтях и обвел взглядом камеру.

Ему вернули фиолетовую рубашку со странной белой строчкой: она лежала на полу у двери. Он был поражен, что снова ее видит.

– Какой-то охранник принес ее, пока ты спал, – объяснила Рвач. – То, что твоя мать была повелителем, теперь стало хорошо известной тайной.

Икс снова опустился на пол. Шаги в коридоре звучали все громче. По шарканью приволакиваемой ноги Икс понял, что это – тот русский.

– Что, по-твоему, со мной сделают повелители? – спросил Икс.

– Полагаю, состоится нечто вроде суда, – ответила Рвач. – Дервиш будет требовать, чтобы тебя разорвали львы, или придумает еще что-то столь же драматическое. Тем не менее, ты – невинная душа, и к тому же сын повелителя. Это делает твой случай особым. По правде говоря, я даже не уверена, что повелители имеют право наказывать таких, как ты. Как ты знаешь, существует Высшая Сила, которая управляет этим местом, и повелители дрожат перед Ним… или перед Ней, как мне нравится думать.

Охранник был уже рядом. Рвач поспешно добавила:

– На суде тебе позволят говорить всего один раз. Извиняйся за свои поступки, подбирая как можно более сладкие слова. Возможно, тебе разрешат остаться охотником… и в конце концов отвернутся достаточно надолго, чтобы ты смог навестить свою склонную к ляпам девицу. Ты стареешь в отличие от всех нас. Мне бы очень не хотелось, чтобы ты гнил в этой камере до тех пор, пока на тебе не останется даже кожи, чтобы покрыть кости.

Завершив эту речь, она ласково приложила ладонь к щеке Икса. Ладонь у нее была шершавая, но он ощутил ее тепло.

– Мне было приятно с тобой поговорить, – сказала Рвач. – Я уже много лет не произносила столько внятных слов подряд.

– Спасибо тебе за совет, – поблагодарил ее Икс.

Он искренне улыбнулся и обнаружил, что не готов ее отпустить.

– Рвач, – сказал он.

– Да?

– Мне хотелось сказать, – неуклюже начал он, – …хотелось сказать, что мне очень нравится твое платье.

– О! Благодарю вас, любезный сэр, – отозвалась она с довольным видом и смахнула грязь с истрепавшейся вышивки. – Честно говоря, оно никогда не было мне особенно дорого. Но когда я его зашнуровывала в то последнее утро, я не догадывалась, что одеваюсь на всю вечность.

Русский повернул ключ в двери и вошел в камеру. Лампа слабо освещала его синий тренировочный костюм.

– Пора, – объявил он. – Вечеринка закончилась. А теперь поплачем, у-у!

Рвач прощально кивнула Иксу, после чего скорчила лицо в той маске безумия, которую изобрела для Низин. Казалось, будто в ее теле поселился кто-то совсем другой.

Икс восхищенно смотрел, как она развернулась, зашипела на охранника дикой кошкой и удалилась к себе в камеру.

* * *

Шли дни, но синяки у Икса проходили медленно: его кожа оставалась картой с лиловыми, желтыми и синими пятнами. Тем не менее вскоре он окреп настолько, что мог расхаживать по камере и делать простую разминку. Он продолжал постоянно грезить о Зое, однако ему удалось изменить течение своих мыслей (как город может изменить течение реки) от расставания с ней к тому, как снова ее найдет.

Однажды – как обычно, он не смог бы сказать, было ли то утро или ночь – Икса разбудил звук скрипящего в скважине ржавого ключа. В коридоре жался отряд охранников. Это были те же, кто бросил его на равнине. Низенький командир в водолазке и красном галстуке вышел вперед и помог Иксу встать.

– Все хотел извиниться, ага, – сказал он. – Мы с ребятами плохо себя повели в отношении тебя. Типа, трусливо. Ты такого не заслужил.

Охранник лебезил исключительно потому, что узнал: мать Икса была повелителем. Однако Иксу не хотелось жестокости.

– Спасибо, – ответил он. – Более искренних извинений и пожелать нельзя.

– Репетировал, – объяснил охранник.

Охранник жестом пригласил Икса следовать за ним и повел к широкой скальной лестнице. Когда они проходили мимо заключенных, те трясли решетки и орали.

– Мне не положено знать, куда меня ведут? – спросил Икс.

По лицу охранника пробежала тень.

– Обещал не говорить, – проворчал он.

– Понимаю, – сказал Икс.

– Но учитывая, что ты был так любезен по поводу того дела, я все равно отвечу, – добавил охранник. – Водопад, что питает реку… знаешь его?

– Да, – подтвердил Икс.

– Ну вот, а за ним есть туннель, а в конце того туннеля, типа, зал собраний. Повелители ведут там свои дела: кричат, законы принимают, и все такое. – Он помолчал, пока Икс делал первый шаг по ступеням. – Мне сказали, они все тебя ждут. Они весь день занимались всякими разностями, но ты станешь главным блюдом.

* * *

Водопад обрушивался с такой силой, что Иксу едва удалось сквозь него пробиться. В конце концов с помощью двух охранников он вышел в длинный каменный коридор, которого никогда раньше не видел.

Никто не разговаривал. Единственными звуками стало потрескивание факелов, гулкие шаги и капеˊль с одежды. Икс догадался, что они подходят к залу собраний. Такое количество повелителей, собравшихся вместе, порождало совершенно ясно определяемую энергию: гул, словно от пчелиного роя.

Словно в подтверждение подозрений Икса, сам переход стал преображаться. Его стены поначалу представляли собой уродливый грубо отесанный камень. Но чем дальше продвигался отряд, тем более гладким становился туннель, так что в конце концов он начал сиять, словно серебро. А еще в стены были вставлены громадные самоцветы. Они мерцали и мигали в свете факелов, которые несли охранники.

В конце туннеля оказалась синяя дверь с причудливой резьбой. Перед ней стояли два стража с пугающими черными ружьями.

Эти стражи были существами более высокого порядка, чем мясистые неуклюжие охранники, и не удостаивали тех вниманием. Они повернулись к двери с отработанной четкостью движений и, не говоря ни слова, открыли ее.

Икс прошел в проем и попал под удар яркого света. Они с охранниками оказались в потрясающем белом амфитеатре, целиком сделанном из белого мрамора. Повелители – сотни повелителей – сидели вокруг небольшой сцены в одеждах настолько цветастых и нарядных, что они выглядели почти как яркое оперение. При виде Икса они прекратили разговоры и стали смотреть, как его сводят вниз по ступеням на сцену.

Сцена была пустой, за исключением одного каменного сиденья и кафедры. Охранники, желая впечатлить повелителей, грубо толкнули Икса на стул и цепочкой удалились наверх.

Глаза у Икса медленно привыкали к свету. Стены амфитеатра напоминали внутренние помещения пирамид: на них были высечены тысячи, а может, и миллионы слов и изображений, а также громадная карта, на которой, похоже, была отражена каждая пядь тюремных помещений. Потолок представлял собой огромный прозрачный купол, поверх которого беззвучно неслась широкая река Низин.

Икс неподвижно просидел совсем недолго: каменный стул начал вращаться, так чтобы повелители, где бы они ни сидели, получили возможность рассмотреть его со всех сторон. Однако собравшимся это быстро надоело, и среди них завязались сотни разговоров. Тем временем стул продолжал вращаться. Икс слушал агрессивные крики, резкий хохот, гневное топанье ногами. С чувством тошноты он смотрел, как лица плывут мимо нескончаемой петлей. Он ждал начала суда… а потом с изумлением понял:

Это и был суд.

Он боролся с паникой. Он взглядом искал в толпе Регента, но не мог найти. Регент ведь должен здесь находиться? Он же сейчас его не бросит? Икс продолжал поиски. Повелителей было слишком много. Их одеяния колыхались. Золотые обручи у них на шеях блестели. Дервиш сидел в центре одного ряда и злорадно пересмеивался с соседями. Не над ним ли они смеются?

Наконец в этой сумятице один из повелителей, низенький, как ребенок, поднялся на сцену. Икс смотрел, как он поднимается на кафедру и требует тишины. Высоким нервным голосом повелитель объявил, что сейчас они заслушают заключительные аргументы, а потом будут голосовать, следует ли оставить заключенного охотником или навсегда запереть в камере.

Заключительные аргументы!

У Икса разбегались мысли. Его укачало на вращающемся кресле. Его фиолетовая рубашка намокла от пота. Рана на ноге под повязкой чуть ли не светилась.

Он закрыл глаза, а когда открыл, то увидел Регента. Наконец-то! Лорд поднялся с места и подошел к сцене.

Прежде чем обратиться к слушателям, Регент наклонился к Иксу и подтвердил то, что ему сказала Рвач: Иксу будет разрешено высказаться, но только один раз. Икс прочел во взгляде повелителя сочувствие и был им тронут. Не подумав, он прошептал:

– Вы были ко мне так добры! Можно мне узнать ваше истинное имя?

Повелитель был потрясен таким вопросом. Он отвернулся, ничего не ответив.

Регент сообщил остальным повелителям, что ему противно даже слышать, что они вообще обдумывают дальнейшее наказание душе, сидящей перед ними. Он напомнил слушателям, что, хотя Икс не совершал никаких преступлений, он провел всю свою жизнь в Низинах, что он учился ползать, ходить и говорить в камере, которая была едва ли больше его собственного тела. Ну, конечно же, он поддался соблазну бежать! Ну, конечно же, он влюбился!

То была трогательная речь. Казалось, повелители были ею захвачены.

Регент упомянул мать Икса, сказал о том, что за необычная кровь течет в его жилах, поведал об ужасающей пытке, которой его подвергли на равнине.

Иксу безумно хотелось высказаться в собственную защиту – и он боялся, что упустит этот шанс. Он помнил, что Рвач велела ему лебезить. Он мысленно репетировал свои слова: «Мои повелители, я вел себя постыдно. Я молю оставить меня охотником, чтобы я продолжил служить вам. Я отрекаюсь от всего и от всех. Моя любовь принадлежит Низинам».

Ему было противно каждое слово – и среди них не было ни единого искреннего.

Когда Регент замолчал, раздались негромкие аплодисменты. Дервиш, постоянно пребывавший в состоянии крайнего возмущения, был настолько шокирован, что даже не потрудился выйти на сцену, чтобы произнести свое опровержение. Он протолкался мимо повелителей, сидевших рядом с ним, и начал орать прямо из прохода:

– Этого мошенника НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕЛЬЗЯ оставить охотником! – провозгласил он. – Он УЖЕ продемонстрировал, какой он влюбчивый слабак. Он УЖЕ нас предал. И при этом кое-кто из нас готов оставить его охотником и разрешить разгуливать по Верхнему миру, когда ему вздумается? Нет, говорю я! НЕТ! Не-а, не-а!

Дервиш рассчитывал тоже сорвать аплодисменты, однако после его странной цепочки отрицаний Регент громко спросил:

– Извините, сюда что – зашел осел?

По залу пронесся смех.

Дервиш сгорбился в проходе, меняя свой план нападения. Ему в голову пришла какая-то идея. Икс понял это по его взгляду.

– А на самом ДЕЛЕ, – проорал подлый повелитель, – этот мошенник даже не ЖЕЛАЕТ оставаться охотником. Он хочет только нежничать со своей ШЛЮХОЙ! Мне надо было ПРИКОНЧИТЬ ее, пока я мог! И я еще, наверное, ее прикончу!

Икс вскочил. От ярости и головокружения он почти ничего вокруг не видел.

Регент попытался его успокоить.

– Он блефует, пытаясь тебя раздразнить. Не поддавайся!

Однако в ушах у Икса так грохотала кровь, что он этих увещеваний не услышал. Проковыляв по сцене, он, шатаясь, двинулся по проходу к Дервишу.

– Если ты прикоснешься к Зое, – крикнул он, – я сделаю тебя еще уродливее с помощью камня!

– Ты мне помешать не сможешь, – съязвил Дервиш. – Буду лизать ее в шею, если мне вздумается.

Регент бросился по ступеням, чтобы удержать Икса. Потеряв ориентацию, словно ребенок, которого закружили в хороводе, Икс попытался ударить Дервиша кулаком.

Вместо этого он попал по Регенту.

Повелители хором ахнули. Стражи рванулись вперед, поднимая ружья. Икс воззрился на Регента, на лице которого застыли ярость и изумление.

– Я не хотел… – начал было Икс.

Регент вскинул руку, требуя, чтобы он замолчал.

– Ты высказался, – проговорил он неожиданно резко и холодно. – И больше говорить не имеешь права.

* * *

Икс рухнул обратно на каменное сиденье. Все пропало. Ему больше не быть охотником. Он больше не увидит Зою. Возможно, его непочтительность даже стоила жизни всей ее семье.

Он посмотрел на свою перебинтованную ногу. Кровь озерцом проступала сквозь нее. Чтобы как-то отвлечься, он прижал к ней кончики пальцев и почувствовал, как его прострелила боль. Возможно, Рвач поможет ему не допустить заживления раны, чтобы можно было бередить ее вечно, сделав постоянным напоминанием о том, чего он лишился.

Когда повелители собрались голосовать, Регент помог ему встать с места.

– Молчи, что бы ни происходило, – приказал ему повелитель. – Я сделал все, что мог.

Икс заставил себя посмотреть на своих судей. На его взгляд почти никто не ответил – и это сказало ему о его дальнейшей судьбе все, что было нужно.

Крошечный повелитель, открывавший слушание, тонким голоском сформулировал предмет голосования:

– Останется ли эта душа охотником: да или нет?

Кто-то выкрикнул «нет», его поддержали еще два голоса.

Иксу казалось, что у него на глазах исчезает и гибнет его будущее рядом с Зоей. Он пообещал, что вернется к ней, если только два мира не выступят против него… Что за опрометчивое обещание! Чтобы нарушить слово, хватило его собственного гнева и гордыни, его собственных несдержанных слов.

Он попытался не прислушиваться к происходящему, однако слышать собственные мысли было не менее мучительно. Сколько времени должно пройти, чтобы Зоя призналась себе в том, что Икс ее подвел – что он никогда не вернется?

Икс надеялся, что Зоя знает, как он ее любит. Он не мог поклясться в том, что произнес эти слова. Когда он поцеловал ее, все его существо переполнялось этим чувством. Поняла ли она это? Запомнила ли? Или же она решит, что он ничего к ней не испытывал? А может, даже хорошо, если она будет так думать?

Душа у него болела. Каждый вопрос был подобен сухому полену, моментально вспыхивавшему огнем.

Можно будет попросить Стукача передать Зое послание, когда Стукача отправят за очередной душой. Стукач – хороший друг, в этом нет сомнения. Он это сделает. Но что будет в таком послании? Слова «прости» так мало!

Регент проголосовал за Икса – и он ощутил, как в нем шевельнулась абсурдная надежда.

За ним раздались еще три «нет». Икс был удивлен тем, как больно это его ранило, даже сейчас.

Надо это заканчивать. Это невыносимо.

Повелителям прискучило голосование. Они начали вставать и проталкиваться к проходам. Псевдоребенок за кафедрой криком потребовал порядка. Игнорируя его, они продолжали толкаться. Иксу стало непонятно, как такая свора подростков может править Низинами.

А потом его вдруг осенило: они ведь не правят Низинами! Реально – нет. Рвач ведь сказала: повелители отвечают перед Высшей Силой.

Внезапно Икс услышал голос, выкрикнувший:

– Я ставлю под сомнение вашу власть!

Он потрясенно понял, что этот голос принадлежал ему.

Регент энергично покачал головой, напоминая Иксу, что ему запретили высказываться снова.

Однако Икс отказался молчать. Зоя не промолчала бы.

– Я ставлю под сомнение вашу власть!

Все взгляды обратились на него.

– На каком основании? – спросил маленький повелитель.

Икс покосился на Регента, надеясь на одобрение. Повелитель чуть заметно кивнул.

– На том основании, – медленно начал он, – …на том основании, что вы не имеете права меня судить, ибо я – сын повелителя.

В пещере воцарилась тишина. Рвач хорошо проинформировала Икса.

– Есть тот, что правит даже вами, – продолжил Икс. – Только ОН имеет власть меня наказывать. Только ЕМУ решать мою судьбу. Попросите ЕГО меня судить… если посмеете.

* * *

Стукач жадно ловил каждое слово Икса. Охранники завели его обратно в камеру и тоже заслушались его рассказом. Они столпились у решетки, открыто восхищаясь отвагой Икса («Вот же хмырь! Ну, надо же!») и изумленно впитывая все подробности. Рвач шумно танцевала у себя в камере, изображая сумасшествие, но Икс прекрасно знал, что она слушает и гордится им.

Что до самого Икса, то его бросало из экстаза в шок. Он пытался успокоить свою кровь напоминанием о том, что его судьба остается туманной.

– Ты сказал «Я ставлю под сомнение вашу власть»? – переспросил Стукач уже в который раз. – Прямо так и сказал?

– Меня на это подвигло отчаяние, – объяснил Икс.

– А че потом? – поторопил его один из охранников с морщинистым лицом, похожим на печеное яблоко. – Членовредительство, да?

– Повелители начали громко спорить, – ответил Икс. – Шум стоял ужасающий. Повелители окружили меня, негодуя на мое нахальство. Угрожали средневековыми пытками. Дервиш чуть ли носом мне в лицо не уткнулся и спросил, известно ли мне, сколько существует способов содрать кожу с живого человека. Но я был настолько полон жаждой справедливости, что он меня не испугал, и я ему это показал, совершенно хладнокровно ответив: «Семь?»

Это вызвало взрыв хохота.

– Несмотря на ярость повелителей, – продолжил Икс, – никто не стал утверждать, будто у них все-таки есть право меня судить. Я становился все смелее и смелее и начал восклицать: «Скажите ЕМУ, чтобы он меня рассудил! ОН меня судить имеет право!» А один раз я, кажется, даже выкрикнул: «ОН сейчас может нас слышать? ОН нас слушает? Скажите ЕМУ, что ОН должен ответить!» Я просто обезумел. А потом вдруг в этом хаосе произошло нечто странное, так что мне даже поверить трудно.

Икс так долго молчал, что его слушатели заверещали от нетерпения.

– Сам зал вдруг словно проснулся, – проговорил он наконец. – Река, которая неслась у нас над головами, потемнела. Стены покрылись влагой, словно кожа. А потом они начали вибрировать. Сначала это была легкая дрожь. Однако она постоянно усиливалась, а вскоре ее стал сопровождать… я опять-таки даже не знаю, как это описать. Это сопровождалось гулом. Он зародился как негромкое рычание, какое могло бы исходить из горла какого-то зверя. Однако звук становился все более высоким и вскоре превратился в пронзительный свист. Не могу даже передать, насколько недобрым был этот звук. Казалось, нам в уши вбивают кол.

– Я точно такой звук слышал! – подал голос Печеное Яблоко.

– Не слышал ты ничего! – заявил толстый командир.

– Я увидел, как лица повелителей искажает страх… Даже Регент испугался, – добавил Икс. – Он приказал стражам вывести меня из зала. Я сопротивлялся: ведь повелители еще не сообщили мне о моей судьбе. Однако там воцарилась такая неразбериха, что отстаивать себя я больше не мог. Пока меня тащили к дверям, я на секунду обернулся на повелителей. Наверное, вы мне не поверите, но я увидел, как золотые обручи, которые повелители носят на шее, начали светиться. Все повелители моментально отняли руки от ушей и схватились за обручи, будто их душили. Чтобы выйти из зала, нам со стражами пришлось пройти совсем рядом с одним из повелителей – и последним, что я увидел, стала занавесь крови, скользившая вниз по его шее.

Последние слова Икса отзвучали в полной тишине. Но тут Печеное Яблоко снова подал голос:

– Я и сам такое видел! Собственными глазами!

Толстый охранник повернулся к нему:

– Врешь, – вяло сказал он.

– Ну ладно, вру, – согласился тот. – Только я много раз видал, как их милости с силой тянут эти самые золотые обручи, словно они им мешают.

В соседней камере Рвач прекратила беситься и изумила всех, вставив:

– Мистер Уродец правильно догадался, – сказала она. – Эти золотые обручи – не знак власти… или, вернее, не только знак власти. Это цепи.

– Хорошо сказано, – сказал Печеное Яблоко. – Когда тебя называют мистером Уродцем, это обидно, но я это спущу тебе с рук, раз ты признанный псих.

Рвач не успела ничего ответить: Стукач предупредил их о движении внизу, на равнине. Регент расхаживал по скалистому карнизу. Икс не мог различить выражения его лица, однако волнение ясно читалось по движениям.

– Так, – сказал главный охранник, – тогда лучше смотаемся. Пошли, мистер Уродец.

Пока охранники топали прочь, Икс смотрел на равнину. Регент был в глубокой задумчивости и делал такие крутые виражи, что казалось, протопчет в камне дорожку. Икс знал, что повелитель к нему поднимется, причем скоро. Но он совершенно не представлял себе, какие новости принесет ему Регент.

Мрачное предчувствие говорило ему, что ничего хорошего он не услышит.

Наконец Регент прекратил метаться. Он повернулся к громадной черной скале с камерами и прыгнул к Иксу, приземлившись перед ним с громким стуком и порывом ветра. Он поманил Икса к решетке.

– Мне поручено сообщить тебе, что ты должен доставить в Низины еще одну душу, – сказал он. – Если ты не отыщешь этот последний объект или поддашься сантиментам и его отпустишь, как отпустил Стэна… если ты потратишь хоть мгновение на поиски своей новообретенной любви… ты больше никогда не покинешь Низины. Ты даже из этой камеры больше не выйдешь.

– А если я сделаю все, как мне велено? – уточнил Икс. – Если я приведу его и поставлю на колени? Тогда я смогу остаться охотником?

– Нет, – ответил Регент. Он сделал паузу, показавшуюся бесконечной, а потом все-таки добавил: – Тогда ты будешь свободен.

Икс на мгновение потерял дар речи.

– Свободен? – переспросил он. – Навсегда? Я о таком никогда не слышал.

– Я тоже, – согласился Регент. – Но ты невинен – и ты сын повелителя. Ты вообще не был предназначен для клетки. Возможно, так Низины пытаются восстановить справедливость.

– Не хочу показаться неблагодарным, ведь вы были мне хорошим союзником, – сказал Икс. – Но я боюсь, что это ловушка.

– Тогда молись, чтобы это было не так, – отозвался Регент. – И я буду молиться вместе с тобой.

Повелитель проверил, не наблюдают ли за ними, а потом просунул руку сквозь прутья решетки и крепко пожал Иксу руку.

– То, что я тебе сейчас скажу, ты не должен говорить ни единой душе, – проговорил он. – Даешь слово?

– Конечно, – ответил Икс. – Конечно, даю. Я вам всем обязан.

– Хорошо, – выдохнул Регент. – Мое настоящее имя – Тарик.

Часть 3 Сдержать обещания

12

Зоя пыталась заснуть, меняя позы десятки раз, словно сочиняла собственным телом алфавит. На улице мирно шумели сосны, по окну проходился ветерок. Мир возвращался к нормальному состоянию, как будто норма по-прежнему существовала.

После ухода Икса прошло несколько дней. Завтра начнутся занятия в школе. Школа! Ну, что за нелепость! Всякий раз, когда Зоя ощущала, что ее вот-вот захлестнет печалью, она вспоминала, как стояла перед домом в одних носках и как Икс набросил ей на плечи свое пальто, как притянул ее к себе. Его рот был таким теплым, что ее губы начали светиться, словно спираль на электроплитке.

В полночь скрипнула дверь – и в комнату прокрался Джона, прихвативший с собой конус желтого света из коридора.

Зоя притворилась спящей. Общение с братом не входило в список ее приоритетов.

Она громко всхрапнула.

– Я знаю, что ты не спишь! – возмутился Джона.

Зоя захрапела еще громче.

– Притвора, – сказал Джона и почти тут же добавил: – А где Икс? Почему он не вернулся? Мне нравилось, что он здесь.

Зоя со стоном села на постели.

– Ему пришлось уйти, – ответила она. – Ты же знаешь, козявка.

– Но, типа, насовсем уйти? Вообще навсегда?

Голосок у него дрогнул.

Осознание случившегося нахлынуло и на Зою тоже. Ей внезапно пришлось признать, что, возможно, она больше не увидит Икса, что их поцелуй мог быть таким всепоглощающим, таким особенным именно потому, что ему предстояло стать единственным.

– Не знаю насчет «навсегда», – сказала Зоя. – Знаю только, что он хочет вернуться и что он упорный, как и мы.

Кажется, Джону этот ответ устроил. Он подошел к ногам Зоиной кровати и собрался залезть к ней под одеяло.

– Нет, козявка, – сказала она, – тебе здесь спать нельзя. Не сегодня.

Он не поверил, что она говорит серьезно, и приподнял одеяло.

– Нет, козявка! – повторила она, вырывая у него край пододеяльника.

Джона молча ушел из комнаты, оставив позади себя облако обиды. Зоя рухнула на кровать. Сквозь стену она услышала, как Джона открыл дверь в спальню матери и сказал:

– Зоя вредничает. Можно к тебе под бочок?

– Конечно, – ответила мать. – Всегда и всех рада пустить под бочок.

Зоя снова повернулась в постели. Она скучала по Иксу: в том месте, где должно было находиться ее сердце, образовалось целое озеро боли, а теперь к этому прибавилось еще и чувство стыда. Пласт снега на крыше пришел в движение: оторвавшийся кусок скользнул по кровле, пролетел мимо окна, словно сорвавшееся тело, и упал в сугроб с глухим стуком.

Заснуть не получится.

Зоя в досаде села и швырнула подушку через всю комнату. Она попала в полку над письменным столом и сбила на пол несколько кубков. Зоя попыталась оценить ущерб, но в темноте среди жертв смогла опознать только награду лучшему стригалю. Награда имела форму позолоченной полуголой овцы. У Зои она была одной из самых любимых, потому что напоминала ей Вэл, выбривавшую полголовы. (Вэл была такая эффектная, что могла себе позволить даже такое.) Зоя купила награду в секонд-хенде в Коламбиа-Фоллз. Мужчина-продавец (он дремал в подсобке, и ей пришлось будить его блестящим колокольчиком) так удивился, что кто-то захотел купить эту штуку, что даже переспросил: «Серьезно?»

Зоя раздраженно побилась затылком о стену. Раз, второй, третий. Кажется, ее мать решила, что она стучит, и постучала в ответ. Это немного успокаивало.

Зоя вдруг поняла, что ей не хочется оставаться одной.

Дверь в спальню матери была открыла. Зоя робко вошла, готовясь к тому, что ее прогонят. Мать и Джона свернулись под одеялом и перешептывались, словно заговорщики. Джона услышал Зоины шаги и высунул голову.

– Эта комната только для тех, кому грустно, – сказал он. – Как маме и мне.

Он недавно плакал.

– Мне тоже грустно, – ответила Зоя. – Честно.

Джона хмуро задумался, но потом кивнул.

Зоя подошла к ногам кровати и проползла под одеялом, как хомячок, – ради Джоны. Когда она высунула голову, то увидела, как он прячет улыбку, которую решил ей не показывать.

Зоя устроилась у стены, так что они с мамой окружили Джону, как кавычки.

– Ты такой тепленький, – сказала она ему.

– Разогреваюсь, когда мне грустно, – объяснил он. – Это научно.

Зоя с мамой по очереди гладили Джону по голове. Раздолбанный металлический вентилятор, который служил их маме для того, чтобы ее убаюкивать, шумно крутился в углу, словно пропеллер старого самолета.

Джона уснул в считаные минуты, и Зоина мать задремала почти сразу же после него. Зоя лежала на боку, и ее мысли продолжали кружиться. Неужели вот это и есть любовь: две четверти удовольствие, две четверти – боль? Зое вспомнилась Вэл, одержимая Глорией. Теперь ей это стало понятно. Она ничего похожего не испытывала с Далласом: ей даже и в голову не пришло бы посвящать пост его ступням. Хотя бы потому, что он почти точно удалял с них волосы восковыми полосками.

Зоя тихо засмеялась, и ее тело расслабилось, одна мышца за другой. Она почувствовала, что за ней наконец вот-вот придет сон.

Но тут Джона, который, оказывается, вовсе не спал, объявил в темноту:

– Я завтра в школу не пойду.

Зоя напряглась.

– Ш-ш! – отозвалась их мать сонным голосом. – Поговорим об этом утром.

– Ладно, но я все равно не пойду, – сказал Джона со всем доступным ему упрямством. – И ты меня заставить не сможешь.

– Мы поговорим об этом утром.

– Знаю, что ты попробуешь меня заставить. А я не пойду. Я ее ненавижу.

Зоя понимала, что ей следует промолчать, вот только сама мысль о том, что Джона ненавидит школу, была совершенно нелепой. Его классный руководитель, мисс Ноэль… он ее обожал. Один раз он даже нарисовал у себя на руке ее портрет, как татуировку.

– Ты ее не ненавидишь, козявка, – сказала она. – Не надо так говорить.

– Раз говорю, что ненавижу – значит, ненавижу! – возразил он.

Он сел на кровати и сбросил одеяло к ногам.

«Черт! – подумала Зоя, – а вот и срыв».

– Джона, держи себя в руках, – попросила ее мать. – Пожалуйста.

– Только я могу знать, ненавижу ли я школу, – не успокаивался он. – И нечего Зое говорить, будто я ее не ненавижу. Раз я говорю, что ее ненавижу – значит, ненавижу.

Зоя встала с постели и зашагала через комнату, позволив себе не менее ребяческую демонстрацию. Ей и так слишком больно. Не хватает еще, чтобы она брала на себя и горести брата. Ну уж нет. Это нечестно. Разве Джона не понимает, что она тоже скучает по Иксу? Не знает, что она ни на секунду не перестает о нем думать?

По дороге к двери она босой ногой лягнула идиотский вентилятор. У нее за спиной Джона сказал:

– Видишь, как она ушла? Даже не попрощалась.

* * *

Следующее утро было кошмарным. Зоя не видела Джону: ей надо было распечатать эссе для урока английского, но она слышала разносившиеся по всему дому крики: «Раз говорю, что ненавижу – значит, ненавижу». Он не пожелал есть, не пожелал чистить зубы, не пожелал одеваться. Зоя чувствовала, что у матери кончается терпение. Проходя мимо Джониной спальни, она увидела, как мать пытается его одеть. Джона отказывался ей помогать. Он напрягал все тело, словно участник антивоенной демонстрации.

Зоя поманила мать в коридор.

– Он просто невероятно противный! – возмутилась она.

– Ему больно, Зо, – объяснила ее мама. – Мы все переживаем боль по-разному.

– Ага, а он переживает ее противно, – отозвалась Зоя.

– Короче, я сегодня никак не могу выйти на работу, – сказала мама.

– А ты можешь себе позволить отгул? – поинтересовалась Зоя.

– Нет, но и заплатить няне мне нечем, – ответила та. – Да и кого я могла бы позвать? Все няньки будут в школе, где и полагается находиться детям.

Видимо, Джона их услышал: он крикнул из своей комнаты:

– А может, со мной побудет Руфус? Я не буду противным с Руфусом.

Зоиной матери эта идея не понравилась. Ей не хотелось пользоваться симпатией Руфуса. А вот Зоя сочла этот выход гениальным: ей хотелось, чтобы это утро, этот кризис, эта все усиливающаяся чушь закончились.

Она сама позвонила Руфусу. Похоже, его эта просьба удивила (скульпторов, работающих пилой, редко просят посидеть с детьми), но не успела она извиниться и сказать, чтобы он все забыл, он уже объявил, что идея просто классная.

– Слава богу! – выдохнула Зоя. – Я боялась, ты скажешь, что это просто мрак.

– Ты шутишь, я знаю! – засмеялся Руфус. – Но передай моему приятелю Джоне, что его ждет крутейший денек.

Через двадцать минут грузовик Руфуса уже был слышен на склоне. Зоя увидела, как закрепленный на крыше медведь поднимается над вершинами деревьев, по-королевски помахивая лапой.

* * *

Наконец-то свобода! Зоя вела своего раздолбанного «Жука-медляка» в школу так, словно это был гоночный автомобиль. Казалось, каждый нерв в ее теле натянут до звона. Казалось, все песни по радио говорят об Иксе.

Школы Зои и Джоны стояли рядом в городке Флэтхед-Вэлли, а поблизости было скопление сетевых супермаркетов («Таргет», «Уолмарт», «Костко») и стейкхаусов, которые Зоина мать именовала «Ресторанами для каннибалов» («Сиззлер», «Файв гайз», «Варвары»). Ученикам разрешалось обедать в торговом центре, когда они переходили в старшие классы. Для остальных центр просто сиял по другую сторону шоссе, словно недостижимая земля обетованная. Зоя уже была старшеклассницей, но радость от обедов в ресторанах для каннибалов успела померкнуть. Отчасти дело было в том, что морально-этические установки матери успели за эти годы впитаться в ее подсознание (Зоя не была вегетарианкой, но начала испытывать смутное чувство вины всякий раз, когда ела мясо), а отчасти потому, что именно в «Варварах» она сказала Далласу, что больше не хочет с ним встречаться.

Вэл с самого начала умоляла Зою не встречаться с Далласом. Она считала его наглым и вроде даже стервозным. Однако отношения Вэл с Глорией были настолько глубокими, что у нее создалось несколько искаженное представление о том, что вообще возможно в одиннадцатом классе. Зое в Далласе нравилось, что он тоже увлекается спелеологией, как они с папой, с ним было весело и просто, и что – а ей не стыдно! – что его трицепсы проступали почти через любую рубашку. Когда она призналась Вэл, что собирается дать ему шанс, Вэл сказала только: «Я о тебе плачу».

Они начали встречаться в сентябре, и Зоя быстро обнаружила, что у Далласа есть масса милых свойств. Его любимым цветом был оранжевый. Он все еще спал в пижаме. Обоями у него на ноуте служила фотография его мамы. Вэл ничего слушать не желала. Один раз, когда Зоя с Далласом проходили мимо нее в коридоре, Зоя пропела: «По-прежнему встречаемся!» Вэл кивнула и в таком же тоне ответила: «По-прежнему плачу!»

В ноябре, когда погиб папа и она плакала не переставая, ей было так больно и тошнотворно, словно ее выкинуло из машины на ходу, Зоя решила отрезать всех, кто не был для нее совершенно необходимым. А Даллас не был – и все. Она сообщила ему об этом в ресторане, где обнаженные по пояс мужчины по-дикарски рычали перед громадным круглым грилем. Сначала Даллас не желал, чтобы с ним расставались. Он сказал Зое, что она сейчас слишком расстроена, чтобы принимать «важнейшие решения, меняющие всю жизнь». Зоя продемонстрировала жест «рука – лицо» (удержаться было невозможно) и сказала:

– Парень, это нигде не важнейшее решение, меняющее всю жизнь. Я ведь знаю, как может измениться вся жизнь, забыл? У меня только что отец умер.

– Извини, – смутился Даллас. – Я не хотел сравнивать это… с тем. С твоим папой. Просто, по-моему, ты крутая. И красивая. А это, типа, две самые главные вещи.

Даллас спросил, смогут ли они по-прежнему иногда проводить время вместе – как друзья, типа. Он предложил это просто и искренне. Зоя ответила – конечно. Даллас ухмыльнулся и сказал ей, что у них в школе есть другая девушка, которая ему вроде как нравится, и что он практически уверен, что если позовет ее на свидание, то она согласится. Он добавил, что Зоя, наверное, все равно для него «слишком сложная». Выяснив отношения, Даллас взялся за анкету и карандашик, которые оставили у них на столе: «Как вам у нас понравилось? Ответьте нам!» Даллас на секунду задумался и написал: «Серьезный салат-бар!» Когда Зоя ушла, он остался, чтобы попробовать устроиться там на работу.

Сегодня Зоя заехала на своем «Жуке-медляке» на парковку, которая соединяла обе школы. Из-за Джониного срыва она опоздала на час. Она забрала учебники и пакеты и захлопнула дверцу (непростой процесс, требовавший оттянуть ручку вверх и вправо, потому что как-то дверцу задела снегоуборочная машина, после чего она просела на несколько сантиметров).

В Джониной школе никто и глазом не моргнул, когда она сообщила, что он пропустит уроки по болезни. Все знали, что у Зоиной семьи настали тяжелые времена. Она сама всегда была отличницей, но в последнее время ее успеваемость ухудшилась. После этих ужасных событий ей было все труднее верить в то, что есть серьезная разница между «отлично» и «хорошо», или даже между «хорошо» и «удовлетворительно». Сегодня завуч Джоны, миссис Карпентер, спросила, как Зоины дела, с таким состраданием и с таким долгим взглядом в глаза, что Зоя убедилась, что уже ходят слухи о том, что происходило на озере со Стэном. Одному только богу известно, как исказили эту историю при пересказе.

– У меня все нормально, ага, – ответила Зоя. – А вот у Джоны… вроде как нет.

– Ну, послушай, – сказала ей завуч, – это все невероятно пугает и выбивает из колеи. Никаких инструкций на этот случай не существует. Но мы сделаем все, что нужно твоей семье. Передай Джоне от нас привет. Он сейчас с кем?

– С нашим другом Руфусом.

– С тем парнем с пилой?

– Да, – подтвердила Зоя. – Но он…

– Нет-нет-нет, я обожаю Руфуса, – поспешила успокоить ее миссис Карпентер. – Ой, это прозвучало неудачно. Он выпилил мне лося.

К тому моменту, когда Зоя дошла до своего здания, единственным уроком до большой перемены оставался испанский. Зоя сидела между Вэл и девицей по имени Минг-Ю, которая рисовала крылышки у уголков глаз, одевалась в многослойные черные вещи и во время уроков рисовала себе на запястьях пентаграммы и число дьявола 666. Минг-Ю играла на бас-гитаре в женской панк-группе под названием «Прелестный жнец» и утверждала, что она – сатанистка. В поклонение дьяволу Зоя не особо верила, но сейчас, сидя рядом с Минг-Ю, она мечтала, чтобы та действительно оказалась сатанисткой – тогда ее можно было бы подразнить.

«Эй, Минг-Ю, угадай, откуда явился мой парень!»

Учительница испанского, стройная женщина миссис Шоу, которой Зоя с Вэл единодушно присудили негласное первое место за лучшую учительскую прическу, постучала обручальным кольцом по доске, требуя внимания. Зоя четыре раза подняла руку в первые восемь минут, чтобы весь остальной урок смотреть в окно на горы и думать об Иксе, не опасаясь, что ее спросят.

Она гадала, где он сейчас. Нашел ли он уже Стэна или все еще на него охотится? Она могла представить себе только ту модель Низин, которую он сделал для Джоны, так что сейчас вообразила, будто он разговаривает с солдатом времен Гражданской войны, а тем временем орк из «Властелина колец» машет поблизости дубинкой. Зоя безумно боялась за Икса, но говорила себе, что снова его увидит. Обязательно увидит. Встреча с Иксом убедила ее в том, что все возможно. Она даже не знала, что это за «все», но это не имело никакого значения. Все!

Она возьмет его купаться на озеро Тэлли – не на каком-то жалком отгороженном канатами галечном пляже, а в огромном голубом водном пространстве. Она поведет его собирать чернику. Они пройдут туристическим маршрутом вдоль ледников в Национальном парке «Глейшер». Она покажет ему разные дикорастущие цветы. Она узнает, что означают его татуировки. Она спросит, целовался ли он с кем-то, кроме нее. Она была почти уверена, что нет, – губы у него чуть заметно дрожали.

Его губы были такими теплыми! Неужели ее собственные были настолько холодными? Заметил ли он это? Не был ли разочарован?

Так, она что-то совсем расклеивается. Когда она вынырнула из своих грез, то увидела, что Вэл и Даллас таращат глаза и указывают на ее парту. Зоя опустила взгляд и увидела перед собой тест, который ей сейчас полагалось делать.

Как только прозвенел звонок, Вэл ринулась к ней, но Зоя проплыла мимо нее и весь оставшийся день провела как в тумане.

* * *

В «Жуке-медляке» после уроков Вэл снова за нее взялась.

– Ладно, что тебя так торкнуло на испанском? Ты же знаешь, что этот тест засчитывается?

– Как засчитывается? – отозвалась Зоя. – Засчитывается куда? В мой общий жизненный балл? Esta quiz no es me importa para mi!

– Ага, видишь: и тут испанский просто ужасный! – заявила Вэл.

Зоя рассмеялась:

– Si, usted eres razón.

– У, прекрати, ладно? – взмолилась Вэл. – У меня мозги сохнут.

Они ехали мимо полей по длинной неровной дороге, похожей на аттракцион. Машина тряслась и дребезжала. По ветровому стеклу разбегалась паутина трещин (в центре застрял камень размером с вишню), а пол у пассажирского сиденья проржавел насквозь, так что если сдвинуть резиновый коврик, то можно было увидеть дорогу.

К тому моменту, как «Жук-медляк», кашляя, подъехал к дому, Зоя уже рассказала Вэл про Икса все, что было можно, только подставила «начинающий музыкант» вместо «сверхъестественного охотника на преступников». То же самое она сказала Руфусу в тот день, когда он неожиданно к ним заявился. Это выглядело убедительно, если не расспрашивать слишком подробно о том, почему начинающий музыкант вдруг оказался на замерзшем озере в разгар бурана и как он справился с убийцей.

До этого Зоя никогда ничего от Вэл не утаивала. Она утешала себя тем, что не врет ни в чем серьезном. Откуда Икс взялся и какая у него профессия, было не так уж важно: главное, кто он сам и как он оживил всю ее жизнь и помог хотя бы отчасти избавиться от боли. И это – парень, который никогда в жизни ничего не имел!

Она остановила машину у дома и выключила зажигание. «Жук» продолжал взбрыкивать и фыркать даже после того, как они с Вэл захлопнули дверцы и отошли.

Не успели они подняться на крыльцо, как там появился Руфус. Он казался странно серьезным, что сразу встревожило Зою. Что-то случилось с Джоной? Она с трудом справилась с желанием проскользнуть мимо Руфуса и броситься в дом.

– Просто хотел тебя предупредить… – начал Руфус. – О, Вэл, привет! Как оно?

– Привет, – откликнулась Вэл.

– Говори, Руфус, – поторопила его Зоя. – Ты меня пугаешь.

– Нет-нет-нет, все хорошо, все совсем хорошо, – поспешно ответил Руфус. – То есть – в основном хорошо. То есть, честно, не слишком. Малыш просто сверхпришиблен. Типа, в шоке почти что. Вообще не смог увести его из дома. Даже на шаг. Он просто окаменел. Он реально в плохой форме.

Зоя застонала.

– Он отказывался выходить из дома, когда папа погиб, – сказала она. – Не желаю повторения. Сейчас он получит от меня порцию суровой любви.

– По правде говоря, – возразил Руфус, – по-моему, так будет только хуже.

Зоя его не слушала. Руфус ей нравился, но не ему говорить ей, что будет лучше для ее собственного брата.

– Все нормально, я это исправлю, – заявила она. – Просто Джона очень привязался к тому парню, Иксу, с которым я тебя познакомила.

Вэл тут же вмешалась:

– Руфуса с Иксом познакомили, а меня – нет? Это еще что за фигня?

– К тому музыканту? – переспросил Руфус. – Суперкрутой парень. Улетные волосы. И я не обижаюсь, что он не стал делиться своими музыкальными амбициями и все такое. Я сам человек искусства. Мне это понятно. Надо самому себя найти.

Руфус почесал свою пышную рыжую бороду, которой он в зимнее время давал полную волю. Сейчас она уже росла в опасной близости от его глаз.

– Но, понимаешь, тут дело не в Иксе, как мне кажется, – сказал он.

– В нем, – возразила Зоя с досадой. – Я брата знаю.

Руфус покачал головой, и его недоделанные дреды мотнулись туда и обратно. Такое упорство было странным. Насколько Зоя знала Руфуса, тот не любил конфронтации и плыл по течению, куда бы это течение ни направлялось.

– Послушай, он говорил об Иксе. И, вот честно… По-моему, его отъезд задел тебя гораздо серьезнее, чем Джону. Он Джоне понравился, ага. Ему обидно, что он смылся, ага. Но вот это все – слезы, и ступор, и отказ выходить из дома – это все гораздо глубже. У этого корни, как у чертова дуба. Тут дело в чем-то другом.

Дверь открылась. Джона застыл у порога. На нем были ботинки, что могло говорить о чем-то… или ни о чем.

– Я хочу с тобой поговорить, – сказал он Зое. – У меня вопрос.

Он был всего в шаге от внешнего мира. Налетевший ветер тряхнул створку двери.

– Я тебя не слышу, – ответила Зоя. – Подойди ближе.

Руфус покачал головой и наклонился к ней.

– Не надейся, – прошептал он. – Я уже это пробовал.

Зоя его игнорировала. Почему он вообще еще здесь, а не уехал? Она ждала, чтобы брат ей ответил.

– Нет, – заявил Джона. – Я знаю, чего ты добиваешься.

– Ничего я не добиваюсь, козявка. Я просто тебя не слышу.

Руфус отвернулся, словно ему не хотелось видеть, что будет дальше.

– Он просто не готов, – буркнул он. – Ты играешь с огнем.

– Прекрати, Руфус, – прошипела в ответ Зоя. – Ты ему не сестра.

Джона недоверчиво смотрел на них.

– Мне надо поговорить с тобой, Зоя, – повторил он. – Из-за моего вопроса.

– Просто выйди на лестницу, – предложила она. – Сможешь потом сразу вернуться.

Вэл положила руку Зое на плечо.

– Может, Руфус прав? – спросила она.

Зоя бросила Вэл выразительный взгляд: «И ты туда же?» – и снова сосредоточилась на Джоне. Он прижался к двери, и волосы у него разлетелись веером.

Он чуть подвинул створку вперед.

«Давай, молодец, – подумала Зоя. – Давай, сделай уже, говнюшонок!»

Он снова ее закрыл.

– Ты хочешь меня обмануть, – сказал он.

– Нет, козявка.

– Не зови меня козявкой, когда обманываешь.

– Послушай, если ты не можешь выйти на лестницу на пару секунд, то поговорим попозже. Значит, твой вопрос не настолько важный.

– Я хочу спросить…

– Потом, Джона.

Она ненавидела вредничать, но кому-то надо было проявить с мальчишкой твердость, чтобы он не превратился в затворника. Когда человек боится воды, разве его не положено скидывать в бассейн? Разве не так принято делать? Если не так, то должно быть так.

– Ты перестала называть меня козявкой, – возразил Джона, – значит, ты и правда хотела обмануть меня. Раньше ты меня не обманывала.

Зоя двинулась к двери – медленно, как будто к кошке, которую не хочется напугать.

У нее за спиной Вэл встревоженно спросила:

– Ты что задумала?

Ничего не отвечая, Зоя поднялась по ступенькам. Позади нее Руфус воскликнул:

– Не могу на это смотреть!

Она и его проигнорировала. Она намерена положить этому конец, пока все не стало еще хуже.

Она открыла дверь. Джона попятился дальше в дом. В его глазах были страх и недоверчивость.

Зоя улыбнулась, ногой придержав дверь.

– Обнимешь меня? – спросила она.

Джона скорчил недоуменную рожицу. Он вздрогнул от залетевшего в прихожую ветра. Чуть поколебавшись, он сделал шажок вперед и протянул руки.

Она крепко обхватила его.

Она повернулась и выскочила на улицу.

Джона запаниковал. Он дергался, визжал, тянул Зою за волосы и умолял его отпустить. Она не останавливалась. Она была уверена, что поступает правильно. Позже он поймет.

Руфус с Вэл смотрели на нее, как на ненормальную. Она обогнула их. Земля была заснеженная и неровная. Она чуть не упала. Джона оказался тяжелее, чем ей помнилось. Она попыталась его успокоить. Она зашептала ему на ухо:

– Я понимаю, что ты скучаешь по Иксу. Я тоже. Но он вернется. Точно, точно, точно!

– Ну и что? – провыл Джона.

Он колотил ее по спине кулаками.

– Мне наплевать на Икса! Я по нему вообще не скучаю!

– Скучаешь, – возразила Зоя. – Но это нормально.

– Не скучаю, видит Бог, что нет! – заорал Джона. – Я по папе скучаю!

Он ухитрился лягнуть Зою в коленку. У нее подогнулись ноги, и она рухнула в снег.

Джона забежал в дом.

Руфус едва успел проскользнуть за ним раньше, чем он запер дверь.

* * *

Зоя привалилась к «Жуку» и долго плакала, подавленная собственным поступком. Вэл обняла ее за плечи. Она попыталась утешить Зою, перечисляя все собственные неловкие или идиотские поступки, что заняло почти пятнадцать минут. Ни один из них не мог сравняться с травмированием своего маленького брата, когда он просил о помощи. Ничто не могло быть хуже того, чтобы настолько увлечься парнем, что забыть о смерти отца, о том, что его бросили в провале и что практически все твои близкие все еще не справились с потерей.

Наконец Зоя зашла в дом и произнесла Джонино имя как вопрос. Она не ждала ответа – и не получила его. Она подошла к лестнице, ведущей в спальни. Джона сбил стопку выстиранного белья, которое их мать сложила перед уходом на работу. Футболки, лифчики и клетчатые детские трусы валялись на ступеньках и висели на перилах. Зоя понуро поднялась наверх.

Руфус сидел у Джониной двери, пробуя уговорить мальчика ее открыть. Увидев Зою, он встал, обнял ее и, не сказав «а что я тебе говорил?» – да благословит его за это Бог – тяжело потопал вниз по ступенькам.

Зоя села на пол и шутливо поскреблась в дверь. Джона не отозвался. Ей было слышно, как он прыгает на своей божьей коровке.

– Извини, Джона, – сказала она. – Я и правда сейчас плохой образчик человека. Я это понимаю.

Прыжки прекратились. Скрипнула кровать, с которой соскочил Джона. Зоя услышала, как он подошел к двери. Не открывая ее, он сел на пол со своей стороны и ничего не сказал. Но и это был сигнал.

– Мне не следовало пытаться тебя обмануть, – сказала она.

Она говорила очень мягко. До нее доносилось его дыхание.

– И мне не следовало говорить, будто твой вопрос не важный, – добавила она. – И мне вообще не следовало покупать такую уродскую машину.

Молчание.

Между дверью и ковролином был зазор. Она просунула туда пальцы и пошевелила ими. Это был ее сигнал. Она уже собралась убрать руку, когда Джона за нее схватился.

Зоя затаилась, боясь его спугнуть. Вскоре Джона отпустил ее пальцы, встал и ушел в глубину комнаты. Спустя минуту он подсунул под дверь листок бумаги, который сложил до смешного много раз.

– Ты здорово умеешь складывать, – похвалила его Зоя. – Все это отмечают.

Она развернула листок и разгладила на полу. Еще не прочитав записку, она улыбнулась почерку Джоны: он был… причудливый. Его строчные «у», например, всегда были заглавными и гордо возвышались в слове, где бы оно ни стояло в предложении, словно золотые медалисты, вскинувшие руки. Зоя никогда не дразнила этим Джону. Она знала, что из-за его синдрома ему трудно писать: ручка не успевает за его мыслями – и ему обидно, что одноклассники так сильно его опередили.

А потом она прочла записку:

«ПочемУ дядя папа Ушел в пещерУ без тебя? Он же всегда тебя брал».

Зоя не знала, что ему ответить.

Она немного оттянула время, сказав:

– Мне нечем писать, козявка.

Джона прошлепал от двери, а потом вернулся. Он закатил что-то под дверь: узенькую черную ручку на серебряной цепочке из шариков. Похоже, он сорвал ее у окошка в банке. Но пусть об этом с ним поговорит мама.

Она прижала бумагу к двери.

«Не знаю, почему он меня не взял. Я об этом думала, много – даже больше, чем о том, зачем купила такую уродскую машину. Может, папе было грустно? Или, может, он решил, что та пещера мне не по зубам?»

Они продолжили подсовывать листок под дверь. Джона перестал его складывать, что вроде бы показывало, что он перед ней раскрывается.

«ПочемУ дяде папе было грУстно?»

«Может, из-за денег. Не из-за тебя, меня или мамы. Он нас любил. ЛЮБИЛ, ЛЮБИЛ».

Ответа не было. Зоя не понимала, закончен ли этот разговор. В груди у нее что-то садняще потрескивало, словно статический заряд.

Листок наконец вернулся. Джона снова миллион раз его сложил.

«ПочемУ мы оставили его там внизУ? – говорилось там. – Это Ужасно, и я волнУюсь, что емУ холодно».

Зоя перевернула листок. Вторая сторона была чистой, но от множества изгибов начала рваться. Она написала еще одну записку. Она давала обещание Джоне – и себе. Она ни на секунду не задумывалась. Слова просто вылетели из нее.

«Козявка, – написала она. – Я заставлю полицейских найти папино тело – или сама спущусь в ту пещеру и его найду. Клянусь всем святым. И если я не смогу сама достать оттуда папу, я по крайней мере позабочусь, чтобы ему не было холодно. Я ОТНЕСУ ЕМУ ОДЕЯЛО».

Она написала это огромными буквами и даже поставила подпись, дату и нарисовала себя как супермена в плаще и с большими бицепсами.

Джона открыл дверь с радостным и смущенным видом. Глядя ему за спину, Зоя заметила, что он так энергично прыгал на своей божьей коровке, что кровать отъехала от стены.

* * *

Спустившись вниз, Зоя попросила Руфуса побыть с Джоной еще пару часов (ей было так стыдно за себя, что даже в глаза ему смотреть было трудно), а потом вышла из дома к Вэл, которая делала стойку на руках прямо на снегу. Вэл не допускала скуки даже на секунду.

Когда Вэл снова встала на ноги и вытерла ладони о джинсы, Зоя продемонстрировала ей листок, на котором переписывались они с Джоной. Вэл внимательно его прочла, переворачивая в нужных местах.

– Джона просто обалденный, – сказала Вэл. – Так бы и затискала его до смерти.

Зоя кивнула и прошла мимо нее к машине.

– Еду в полицейский участок, – объявила она. – Собираюсь потребовать, чтобы они достали папино тело. Хочешь со мной?

– Будет серьезная стычка? – уточнила Вэл.

– Очень может быть, – подтвердила Зоя.

– Тогда решительно хочу с тобой.

В машине они не разговаривали, а только по очереди меняли настройки радиоприемника. Зоя была вся в музыке в стиле кантри, а Вэл нравилась станция, которая запускала одни и те же четыре поп-хита снова и снова, словно какой-то эксперимент психологов. Тот же ландшафт, который по дороге домой казался таким ярким и веселым, сейчас плыл за окнами безнадежной и мертвой картиной.

Зоя припарковалась у отделения полиции и проделала тот самый «глубокий очистительный вздох», о котором вечно твердила ее мать.

– Что мне надо делать там? – спросила Вэл. – Можно играть роль? Можно импровизировать?

– Просто будь моим другом и не дай меня арестовать, – попросила Зоя.

Вэл скорчила недовольную рожицу.

– А если я захочу, чтобы арестовали меня? – осведомилась она.

– Ради этого приедем сюда в другой раз, – пообещала Зоя. – С костюмами и прочим. Годится?

– Вполне.

Они с Вэл ударили по рукам. Они делали вид, что хай-файв – это ирония, но на самом деле им просто нравилось хлопать друг друга по ладони. Один-единственный раз они попробовали стукнуться кулачками, но обеим не захотелось изображать идиотский звук взрыва.

В отделении царила суета, но тот единственный полисмен, который Зое нравился, Брайан Вилкомерсон, увидев подруг, встал из-за своего стола. Видимо, он почувствовал исходящую от них напряженность – словно дымовой след.

– Вы насчет Стэна Мэнггольда? – спросил он, не успели Зоя с Вэл даже подойти к его столу. – Потому что…

Стэн Мэнггольд! Зоя уже давно не вспоминала об этом маньяке, и теперь его имя выбило ее из колеи.

– Нет, – сказала она, – о Стэне позаботятся.

К счастью, Брайан не стал уточнять, что она имеет в виду. Что бы она могла ответить? «Вы, ребята, свой шанс упустили. Теперь мой парень заберет его в ад».

– Это важнее, – поспешно добавила Зоя. – Это насчет моего отца.

Она сказала Брайану, что не хочет разговаривать с начальником отделения Лыссино, назвав его «тем противным беременным».

Брайан поджал губы, чтобы спрятать улыбку.

– Может, вы с подругой посидите со мной минутку? – предложил он.

Он указал на два зеленых стула около своего стола. Зоя слышала, как Лыссино у себя в кабинете шумно разворачивает сэндвич и со смехом обсуждает по телефону что-то, скорее всего не относящееся к полицейским делам.

Брайан пожал Вэл руку. Далеко не все так уважительно обращались с подростками. К тому же Брайан не демонстрировал той гаммы снисходительных эмоций, которые проявляли практически все взрослые при знакомстве с Вэл. Сначала они замечали наполовину выбритую голову с оранжевыми прядями и кривились, словно проезжали мимо разбившегося на шоссе автомобиля. Потом они осознавали, насколько Вэл красивая. И, наконец, морща лоб, они пытались понять, зачем это такой хорошенькой девушке вздумалось… бла-бла-бла. Вэл это не задевало. Она относилась к людям так, как Зоя – к призам: они были одновременно нелепые и обалденные, и можно было только собирать коллекцию из самых клевых.

Короче, Зоя была рада, что Брайан просто протянул руку, поздоровался и не стал смотреть на ее подругу, как на некий Объект Интереса. Она уже раньше мысленно поставила напротив его имени плюсик и теперь прибавила второй, с восклицательным знаком.

– Привет, я сержант Вилкомерсон, – сказал он.

– А я Вэл, – отозвалась она. – Я Зоин адвокат.

Услышав это, Брайан чуть наклонил голову, но ничего говорить не стал.

Теперь, когда Зоя сидела за столом напротив подавшегося вперед участливого слушателя, она обнаружила, что ей больше не хочется орать и угрожать. Ей хотелось, чтобы ее услышали и приняли всерьез. Она пыталась не нервничать в шумной повседневности отделения полиции: рация пищала, какой-то младенец плакал, полисмены стучали по клавиатурам. Труднее всего оказалось отрешиться от голоса болтавшего по телефону Лыссино, который кого-то передразнивал, полагая это смешным. От звука его голоса ее затошнило.

– Со смерти моего папы прошло уже несколько месяцев, – начала она.

Она на секунду замолчала, изумленная тем, сколько эмоций взвихрила в ней эта простая фраза.

Вэл положила ладонь Зое на плечо, но почему-то от этого стало только больнее. Она повела плечом, сбрасывая руку.

Она сказала Брайану, что мысль о том, что тело ее отца лежит где-то в пещере, терзает всю семью. Она рассказала, как Джона запирается в доме, как он просовывал под дверью записки. Вид у Брайана стал несчастный. Зоя заметила, что он старается не смотреть на фотографии своей дочери, которые были расставлены по всему столу, словно памятники.

– Послушай, – сказал он. – Это очень, очень непросто, и не только из-за того, что та пещера очень опасная.

Зоя ждала объяснений того, почему это «очень, очень непросто», но пока Брайан подыскивал слова, шеф Лыссино вышел из своего кабинета, грузно переваливаясь, словно медведь из берлоги. У Зои скрутило живот. Она молилась, чтобы он ее не заметил. Если он скажет хоть одну грубость, она взорвется.

Она краем глаза наблюдала за Лыссино. Он смял пакет из-под ленча, превращая его в плотный шарик с таким видом, словно это был силовой прием. А потом (хотя Зоя видела поблизости не меньше четырех мусорных корзин) он вручил его полисмену Мерцу со словами:

– Выброси это, ладно, Стюарт? И банку диетической колы с моего стола.

Тут он заметил Зою.

Поморщившись, он двинулся к ней. Было совершенно ясно, что он не забыл ту мерзкую ночь у нее дома и что Зоя противна ему не меньше, чем он – ей. Оставалось только молиться, чтобы он не сказал ничего такого, что выведет ее из себя. Для этого достаточно всего одного грубого замечания.

Лыссино подошел так близко, что она видела только его пузо. Крошки с его рубашки посыпались ей на колени.

– Я был уверен, что я чую подростка, – сказал он.

Зоя вскочила. Голос у нее стал слишком громким, а руки тряслись так, словно хотели оторваться от тела. Весь участок затих. Все уставились на них.

Когда Зоя прекратила кричать – и прямо перед тем, как Лыссино, лицо у которого раздувалось от злости, словно воздушный шарик, в который наливают воду, проорал: «Нахальная девчонка. Да какое мне дело, пусть твой старик так и остается в той дыре!» – она услышала раздражающее треньканье микроволновки. У кого-то разогрелось буррито.

Вэл и Брайан тоже были на ногах. Когда они успели встать? Оба держали Зою за плечи и разворачивали ее к двери. Она не желала подчиняться. Она напрягла все тело, точно так же, как это делал не желающий одеваться Джона. В конце концов Вэл шепнула ей на ухо:

– Я тебя обожаю, но прекрати, а то тебя и правда арестуют. Говорю это как твой адвокат.

Только тут Лыссино заметил Вэл. Столь откровенной тройной реакции Зоя еще не видела.

Вэл широко ему улыбнулась – господи, как же Зоя обожает Вэл, которая тоже обладает врожденным даром ляпов! – и предложила:

– Если хотите, подскажу, как добиться такого эффекта.

Лыссино фыркнул.

– Уводи отсюда свою подружку, – приказал он.

Зоя поняла, что надо прекращать сопротивляться, и обмякла.

В дверях столпились туристы, откровенно на нее глазея. Брайан проложил между ними дорогу.

– Все хорошо, – мягко сказал он Зое.

Дверь распахнулась. Она почувствовала прикосновение холодного воздуха к лицу. Услышала, как по мокрому асфальту шипят автомобильные шины. Она уже забыла, что именно говорила шефу Лыссино. Она знала, что говорила громко – но говорила ли она ясно? Услышали ли ее? Повторила ли она ему то, что пообещала Джоне?

Она снова повернулась к начальнику полиции. Брайан повесил голову. Ему хотелось только, чтобы все закончилось. А все и закончилось. Почти.

– Если вы, парни, не вытащите моего отца, я пойду за ним сама, – сообщила она Лыссино. – И тогда вам придется выуживать из той пещеры не один труп, а два.

* * *

Вэл взяла у Зои ключи от машины и усадила подругу на пассажирское место. Зоя все еще была в таком тумане, что Вэл пришлось помогать ей пристегнуться.

Брайан заглянул в окно.

– Давайте все просто секунду подышим, – предложил он.

Он привалился к «Жуку-медляку», засунув руки в карманы и подняв лицо к небу.

Зоя дожидалась, чтобы напряжение последних минут рассеялось, чтобы ветер налетел, раздробил его и превратил в дождь… или еще что-то. Она постепенно приходила в себя. Все начало становиться четче и яснее.

Брайан дважды хлопнул по крыше машины, словно давал знак «ладно, приступим», а потом снова пригнулся к окну с Зоиной стороны.

– Начнем с приятных новостей, – сказал он.

Он помахал пакетиком с конфетами (кажется, с кислыми жевательными червяками) и протянул подругам.

– Конфисковал сегодня утром у дочери, – объяснил он. Когда они улыбнулись, он добавил: – Простой обыск задержанного.

Зоя с Вэл взяли по горсти червяков (Брайан содрогнулся, увидев, сколько они собрались потребить) и отправили одного за другим в рот. Девушки поежились, когда от резкого кислого вкуса их языки начали дубеть.

– Шуть какая, – прошамкала Вэл.

– Прошто кошмар, – согласилась Зоя.

Когда они немного успокоились, Брайан еще раз дважды хлопнул по крыше машины.

– Немного поговорим? – спросил он.

– Угу, – отозвалась Зоя.

– Шоглашна, – поддержала ее Вэл.

Брайан оглянулся на дверь участка, убеждаясь, что никто из коллег рядом не крутится.

– Знаю, что шеф не производит впечатления мирового парня, – сказал он. – И не стану тебе врать, Зоя: он действительно не мировой парень. Между нами говоря, от него сейчас уходит жена, и он сильно переживает. Но дело вот в чем…

Он хмуро помолчал.

– Дело вот в чем: он говорит «нет» о твоем папе не потому, что он какой-то капитальный подонок, – продолжил он. – Он хотел достать тело, поверь. Здесь есть хорошие спасатели-спелеологи. Он с ними связывался.

Брайан снова помолчал, и вид у него был страдальческий.

– Только вот ему велели оставить все, как есть, – закончил он наконец. – Ну… не велели на самом деле. Это я неправильно выразился. Его попросили оставить все, как есть.

Зоя и Вэл откликнулись одновременно:

– Кто попросил?

– Мне говорить не положено, – ответил Брайан. Он опустил голову, словно пес, который знает свою вину. – Извините.

Зое необходимо было узнать правду. Она заставила Брайана посмотреть ей в лицо. Глаза у нее, конечно, все еще красные и заплаканные. Пусть он увидит, как ей больно.

– Кто? – повторила она.

Брайан застонал. Он провел рукой по волосам, взъерошив их еще сильнее.

– Вот знаю же, что не надо мне вам говорить и что я об этом еще пожалею! – вздохнул он.

Он еще раз стукнул по крыше машины, на этот раз в качестве прощания.

– Твоя мать.

* * *

Зоя сползла по сиденью вниз. Настроение у нее стремительно ухудшалось. Приближалось скопление черных туч. Они были похожи на брюхо огромного космического корабля.

– Тебе надо позвонить маме, – негромко сказала Вэл.

– Угу, – согласилась Зоя. – Но можно мы просто посидим секунду?

– Сколько хочешь, – отозвалась Вэл. – Могу сидеть тут вечно, если надо. Буду сидеть, пока машину не утащат на свалку. Отправлюсь с тобой в уплотнитель отходов, если понадобится.

– Спасибо, – сказала Зоя.

– Вообще-то я предпочла бы обойтись без уплотнителя отходов, – уточнила Вэл.

Зоя невольно засмеялась.

– Хочешь узнать кое-что странное? – спросила она.

– Конечно, – ответила Вэл. – Мы знакомы?

– Когда полисмены пришли говорить с нами насчет Стэна, – сказала Зоя, – я сказала что-то про то, что они идиоты и так и не достали папино тело из пещеры. А мама посмотрела на меня с таким видом, типа: «Не нужно все это ворошить!» Теперь я понимаю почему: потому что она велела им его там оставить. Потому что была рада, что он погиб.

– Может, была какая-то другая причина, – предположила Вэл.

– Типа какая?

Вэл нахмурилась и скривила губы.

– Ничего не придумывается, – призналась она.

Когда Зоя собралась звонить маме, Вэл вылезла из машины, чтобы ей не мешать. Перед этим она ободряюще ткнула Зою в плечо.

Зоя проводила Вэл взглядом до дверей секонд-хенда на другой стороне улицы и только потом начала звонить. Даже сигнал звонка показался ей дерганым. Мать не отвечала целую вечность.

– Зоя, в чем дело? У тебя все нормально? Я работаю, – сказала она.

Первые тяжелые капли дождя застучали по ветровому стеклу.

– Зоя! Ты меня слышишь? Что случилось?

Зоя заговорила – жестко, чтобы не расплакаться.

– Случилось то, что ты сказала полиции не доставать папино тело, – сказала она. – А это совершенно ненормально. И ты мне врала насчет этого.

Молчание затянулось. Зоя ждала. До нее доносились обычные звуки спа: звяканье дверного колокольчика, писк кассового аппарата, шарканье купальных шлепанцев по полу.

– Послушай, это долгий разговор, – сказала наконец ее мать. – И прямо сейчас я его вести не могу. Тут люди требуют вернуть им деньги, потому что не хотят сидеть на улице под дождем… словно это я дождь устроила.

Зоя передвинулась на водительское сиденье и включила «дворники», чтобы смотреть на улицу. Дождь уже разошелся и стучал по крыше, словно камушки.

– Мне наплевать, насколько это долгий разговор, – заявила она матери. – Я хочу, чтобы он состоялся немедленно.

На другой стороне улицы Вэл махала ей рукой за витриной магазинчика. Она примерила красный замшевый пиджак и хотела узнать Зоино мнение. Зоя передернула плечами, изображая отвращение. Красный цвет совершенно не сочетался с оранжевыми прядями в волосах Вэл.

– Я просила полицию оставить его там, потому что не хотела, чтобы погиб еще кто-то, – сказала Зоина мама. – Вот это и есть правда.

Зоя обдумала услышанное.

– Несешь чушь, – буркнула она.

– Зоя!

– Извини, но это так. Может, это часть правды, но определенно далеко не вся.

– Тогда скажи мне, – парировала мать, – зачем мне было это делать?

– Из-за всего того, что ты мне рассказала про него и Стэна, – ответила Зоя. – Потому что папа вечно пропадал. Потому что он стал «разочарованием», или как ты его там называла. Потому что ты его ненавидела.

– Ты не права, – возразила ее мать. – Я никогда, вообще никогда не ненавидела твоего отца. Я не прожила бы двадцать лет с человеком, если бы его не любила. Хотя бы потому, что не захотела бы подавать такой пример вам с Джоной. Попробуй угадать.

– Мне надоело угадывать, – возмутилась Зоя. – Еще до ухода Икса я сказала тебе, что хочу все знать.

– А я тебе ответила, что не хочешь.

Наступило новое молчание: тупик.

– Послушай, – заговорила мать, – кое с чем я еще разбираюсь. Есть вещи, которые я твоему отцу еще не простила. Я пока не готова обо всем этом говорить – и, по-моему, ты не готова это слышать. Извини.

Вэл снова появилась в витрине. Она держала в руках просто громадного пластмассового скунса. «А это тебе как?»

Зоя засмеялась – беззвучно, чтобы мама не услышала.

Проехавшая мимо машина облила все стекла слякотью. Мать ждала, чтобы она что-нибудь сказала.

Зоя не готова была ее простить. Не готова, и все тут.

– Знаешь что? – сказала она наконец. – Мне не очень-то интересно, как ты относилась к папе. Мы с Джоной его любили, хоть он порой и был козлом. – Помолчав, она добавила: – Я предупредила полицию и теперь предупреждаю тебя. Папа обучил меня спелеологии. Что, по-твоему, это значит? Это значит, что я знаю, как его забрать.

* * *

Вэл побежала к машине под дождем. Она оказалась на середине улицы, и когда недовольный водитель грузовика ей погудел, она в ответ сделала книксен. Забравшись в машину, она вручила Зое пакет. Вэл купила ей в секонд-хенде приз! Его венчала странная золотистая «О».

– Ты победила в конкурсе на лучший пончик! – сообщила Вэл.

Зоя ненадолго вынырнула из уныния, чтобы улыбнуться и принять награду, как положено.

– Я хочу выразить благодарность стольким людям! – проговорила она.

Зоя положила приз на заднее сиденье и завела «Жука-медляка». Двигатель закашлялся при включении, досадуя, что его разбудили, однако скоро они уже ехали по широкому мокрому шоссе к Калиспеллу. Зоя объяснила Вэл, что ей надо сделать еще одну остановку. Им надо повидаться с Далласом. Когда она начала объяснения, Вэл ее прервала.

– Ты хочешь с ним поговорить, потому что он спелеолог, – сказала она. – Ты хочешь, чтобы он потренировал тебя на тот случай, если тебе придется спускаться в Черную слезу. – Помолчав, она добавила: – Привет! Зоя, это же я. Мне ничего объяснять не надо.

Дождь уже утихал. Облака расходились, на небе появилась небольшая голубая прогалина. Зоя почувствовала, что снова начинает дышать. У нее есть план – и к тому же она выиграла конкурс «Лучший пончик». На дороге перед ними ехал громадный пикап с двойными задними колесами и наклейкой на бампере, которая объявляла: «В Монтане тесно! Говорят, в Северной Дакоте славно».

* * *

Уже через десять минут Зоя остановилась на громадной парковке перед «Варварами», где Даллас получил-таки вожделенную работу у гриля. Вэл по-прежнему не особо нравился Даллас. Он так и не позвал на свидание Ту-Девушку-Которая-Согласится, и Вэл была убеждена в том, что он все еще неровно дышит к Зое.

Она сказала Зое, что собирается отойти в «ФроЙоЛо» за мороженым.

– Не собираюсь смотреть, как Даллас на тебя слюни пускает, – заявила она.

– Мы с Далласом просто дружим, – возразила Зоя. – Он это знает.

– Ладно-ладно, не важно, – ответила Вэл. – На самом деле мне плевать, если ты его ранишь, потому что, по сути, этот парень – просто отстой. Он – идиот, которого назвали в честь телесериала.

– Он говорит, что его назвали в честь футбольной команды, – уточнила Зоя.

– Ну, еще бы! Я бы тоже так говорила, если бы меня назвали в честь телесериала.

Зоя поразилась:

– Мы реально ссоримся? Не могу определить, серьезно ли ты говоришь.

– Конечно, не ссоримся, – успокоила ее Вэл. – Я просто о тебе забочусь, потому что ты богиня. – Она помолчала. – Реально поссориться? Да ты что? Я тебя люблю. Не заставляй меня писать об этом пост!

Войдя в зал «Варваров», Зоя почувствовала, как ее кожу облепляет жирный воздух. Даллас и трое поваров рычали вокруг громадного гриля, который они называли «Роковым кольцом». Все они были мускулистыми почти до смешного. У них были копья с резиновыми наконечниками и кожаные колпаки, отороченные искусственным мехом. Грудь и спину перекрещивали широкие кожаные полосы, а рубашек они не надевали. Из-за жары они безостановочно потели. Капли пота то и дело с шипеньем падали на гриль.

Сам гриль представлял собой внушительный черный круг с дырой посередине, для отходов. Посетители передавали замороженное мясо, овощи и соусы, выбранные на барной стойке (объявления советовали не меньше пяти ложек соуса и рекомендовали различные сочетания), после чего двигали свои подносы по прилавку вокруг гриля, пока повара жарили их продукты с выкриками, которые должны были звучать по-дикарски. Рядом был установлен небольшой гонг, по которому посетителям можно было ударить молоточком, если они положили что-то в копилку для чаевых. При каждом ударе гонга повара прекращали свою работу и демонстрировали напряженные мышцы.

Сказать, что Даллас был в восторге от этой работы, значило сильно преуменьшить.

При виде Зои он разулыбался, но тут же вспомнил, что ему положено быть дикарем.

– Чего хотеть? – демонстративно рявкнул он.

– Можно с тобой поговорить? – спросила Зоя.

– Нет говорить, – ответил Даллас. – Есть.

Зоя посмотрела на гриль. На нем были навалены сероватые полоски, которые якобы были говядиной и свининой. Горстка замороженных горошин раскатилась бусинами.

– Я такое есть не буду! – заявила она.

И с уколом стыда заметила, что нанесла ему оскорбление.

– Нет есть – не говорить, – отрезал он. – Р-ряф!

– Серьезно? – переспросила она.

Тут Даллас на миг превратился обратно в Далласа и сказал почти умоляюще:

– Ну же, Зоя! Подыграй мне!

Другой повар (вождь дикарей?) протопал к ним и ударил кулаком по мышцам груди, блестевшим от пота и масла для тела.

– Девка не есть? – спросил он у Далласа.

Зоя состроила рожицу.

– Ладно, ладно, – сказала она. – Я есть, есть. Р-ряф!

* * *

Позже, когда у Далласа начался перерыв, он уселся напротив Зои, рассеянно наматывавшей лапшу на вилку.

Он снял свой дикарский колпак и натянул белую футболку, надорванную у треугольного выреза, и стал обмахиваться ламинированными меню.

– Как дела? – жизнерадостно спросил он. – Я тебя здесь не видел с того дня, когда ты пнула меня под зад.

Зоя улыбнулась.

– Ага, извини.

– Ты, типа, оскорбила меня в лучших чувствах, – заявил он.

– Понимаю, – отозвалась Зоя. – Я не подумала…

– О чем ты не подумала? – возмутился Даллас. – Что у меня есть чувства?

– Типа? – уточнила Зоя.

К ее изумлению, Даллас расхохотался – и она на мгновение снова увидела того милого, скромного парня, с которым когда-то обжималась в торговом центре в туалете для инвалидов.

– Если совсем честно, – признался он, – то я тоже не знал, что у меня есть чувства. Но все путем. Не беспокойся. Я ведь все равно собираюсь начать встречаться кое с кем.

– С той девушкой, которая обязательно согласится? – спросила Зоя.

– А она и правда согласится, – обиделся Даллас.

– Не сомневаюсь, – подтвердила Зоя. – Я тоже кое с кем встречаюсь.

У Далласа вытянулось лицо.

– Ох! – сказал он. – Зачем тебе понадобилось мне это говорить?

– Но ты же только что сказал, что приглашаешь девушку! – не поняла Зоя.

– Все равно! – проворчал он.

В качестве жеста примирения Зоя отправила в рот неаппетитную полоску свинины. Даллас делал вид, что ему все равно, но она заметила, что в его взгляде вспыхнула искра гордости.

– Вкуснее, чем тебе казалось, правда? – спросил он.

Зоя кивнула.

– На самом деле – нет, – ответила она.

У нее за спиной кто-то из поваров начал ритмично бить в гонг, показывая, что у Далласа закончился перерыв. Увидев, что Даллас не спешит вставать из-за стола, повара присоединили к звону какое-то неразборчивое скандирование. Даллас посмотрел через Зоино плечо на полуголых дикарей, с которыми он вместе работал.

– Пора идти, – вздохнул он, – пока братва не разбушевалась.

– Я быстро, – проговорила Зоя. – Я хочу снова спускаться в пещеры – и хочу, чтобы ты пошел со мной. Я не умею делать это по снегу, а ты – единственный из моих знакомых спелеологов не уступаешь моему папе.

Даллас покачал головой.

– Ну, нет! – сказал он решительно.

У Зои оборвалось сердце, но тут он добавил:

– Твой папа был гораздо лучше меня.

– Тут начинаются проблемы, – призналась Зоя. – Я обещала Джоне, что спущусь в Черную слезу, если полицейские откажутся. По правде говоря, это, конечно, бред… ну и что?.. – я обещала, что отнесу папе одеяло.

Даллас переварил услышанное. Повара скандировали все громче. Даллас повернулся к ним и выкрикнул нечто, похожее на «Фург!».

– А зачем твоему папе одеяло? – спросил он у Зои. – Он ведь… мертвый.

– Джона решил, что ему холодно, – объяснила Зоя.

– Ого! – воскликнул Даллас.

Зоя немного подождала, а потом спросила:

– Ты мне поможешь?

– Это довольно-таки бредово, Зоя, – ответил Даллас. – И к тому же жутко.

– А знаешь, что было бы еще более жутко? – сказала она. – Если бы мне было насрать на то, что будет с телом моего отца.

Лицо у Далласа стало задумчивым.

– Эт да, – признал он.

– И, слушай, может, копы все-таки этим займутся, – добавила Зоя. – Тогда мне не понадобится.

– Но ты ведь не блефуешь, так? – уточнил Даллас.

– Да, – подтвердила она.

– Та пещера просто зверь, – сказал Даллас. – Что и так ясно.

– Ага, – согласилась Зоя.

– Черная слеза всего в паре сотен метров от Серебряной слезы, которая не такая жесткая, – начал рассуждать он. – Можно было бы потренировать тебя там и посмотреть, что у тебя получается. – Он немного помолчал. – Тот новый парень, который тебе нравится больше меня, – он спелеолог?

Этот вопрос был для Зои неожиданным.

– Вроде как, – ответила она. – Но я прошу тебя. Ты мне поможешь?

– Ну, одну я тебя не отпущу, – сказал Даллас. – Но надо заняться этим поскорее, потому что, когда снег начнет таять, эти пещеры превратятся в водяные горки. И к тому же, если мы будем тренироваться слишком долго, тебя ко мне потянет, а это уже будет серьезно.

Она засмеялась.

– Эт да.

Даллас встал и снова вошел в роль, как актер в системе Станиславского, готовящийся выйти на сцену. Он надел дикарский колпак. Потом он с громким криком разорвал на себе футболку (из-за надрыва на горловине это оказалось нетрудно, и Зоя решила, что он именно для того и был сделан). Сидевшая рядом немолодая женщина радостно заулюлюкала при виде бицепсов Далласа. Он бросил ей футболку, а потом наклонился к Зое и гордо прошептал:

– Футболки нам выдают бесплатно.

Зоя еще немного посидела одна, мешая вилкой лапшу. Собственная задумка ее пугала (и только полная идиотка не испугалась бы), но она будет это делать ради Джоны и не подведет его.

В дальней части зала началась какая-то суматоха. Зоя повернулась туда и увидела, что Вэл, покончившая со своим мягким мороженым, стоит прямо за стеклянной стеной. Она уже начала скучать и выразительно дергалась, чтобы привлечь внимание задержавшейся подруги.

Пока Зоя шла к выходу, ей в голову пришла странная мысль: она собирается спуститься под землю ради папы, а Икс пытается выбраться из-под земли ради нее самой.

13

Зоя и Даллас планировали поход в Серебряную слезу, как военную операцию. В сияющих высоких школьных залах они обменивались записками о стопорах, костылях и насчет того, брать ли одиннадцатимиллиметровый канат, который надежнее всех, или девятимиллиметровый, который легче нести. Даллас был казначеем клуба спелеологов с неудачным названием «Грот для парней». Его энтузиазм порой так сильно напоминал Зое отца, что время от времени, когда Даллас начинал размахивать руками и возбужденно трепаться насчет спуска, у нее глаза щипало от слез.

Наступил вечер пятницы – близилась полночь. Утром они должны были пойти в пещеру. Зоя лежала на диване в гостиной со списком снаряжения и планом Серебряной слезы. Ее потряхивало. Ей не удавалось привести мысли в порядок. Луна, яркая и большая, трубила прямо в окно рядом с ней. Лиственница скреблась в стекло своими костлявыми руками.

Серебряная слеза должна будет стать просто тренировкой. Эта пещера была не такой сложной, как Черная слеза, в которой погиб ее отец, но все равно Зоя еще никогда не спускалась в пещеры зимой.

Ее отец относился к пещерам, словно к святыне. Зое нравились кое-какие граффити на пещерных стенах, особенно те, что выглядели древними. А вот ее отца они бесили. Он направлял свет налобного фонаря на стену, где кто-то выбил на камне «Финеас», и качал головой: «Даже в XIX веке встречались настоящие жопы». Отец показывал ей пещеры с потрясающими купольными сводами, пещеры с озерами настолько голубыми, что они будто светились, пещеры с громадными стеклянистыми сталагмитами, похожими на трубы органа…

– Вот какое дело, Зоя, – говорил он ей, бывало, – на Земле остался миллион неисследованных мест – мест, куда еще не ступала нога человека. Круто, да? Невероятно круто, правда? Просто все они под землей.

Зоин отец всегда опережал ее на несколько шагов, проверяя путь на предмет отнорков, обрывов и подземных рек. Он всегда был рядом – глуповато улыбался и, оборачиваясь, кричал:

– Ты просто зашибись! Ты справишься! Ты же моя девочка!

А теперь нет. Больше никогда.

Она взяла с журнального столика телефон и начала писать Далласу, чтобы подбодрить себя.

«Завтра завтра ЗАВТРА!!!» – написала она.

Даллас ответил тут же, словно только и ждал, чтобы она отправила сообщение.

«Готов! – отписался он. – Осталось отпроситься с работы. Варвары просто ж… Будь на связи».

«Чо? – возмутилась Зоя. – Не смей меня кидать!»

«Ни за что! Я готов. Мне пора, а то пролечу».

«У-у-у-у. Скажи варварам, что если они тебя не отпустят, я приду, отметелю их и засуну копья им в ж…

«Ха!»

«Я слишком?»

«Да не. Ржу нимагу».

«?»

«Круть, Зоя. КРУТЬ!»

Она вернула телефон на столик и уставилась на план пещеры. В верхнем правом углу было написано: «Серебряная слеза. Пройдена 2 марта 2005 г. Руководители группы Боденхеймер и Баленски. Т-ра воды 0–0,50».

Карта, начерченная от руки, напоминала изображение пищеварительного тракта из учебника по биологии за девятый класс. Вход в пещеру (рот) был узким лазом. Там придется перетерпеть клаустрофобию, и к тому же ползти придется в страховке и с канатами, потому что через 15 метров коридор приведет к крутому обрыву в пятьдесят три метра (пищеводу). По одной из стен там круглый год бежит вода. Сколько именно воды будет – струйка или водопад – это единственный вопрос, занимавший Зою с Далласом. Они надеялись, что снег у пещеры еще не начал таять и стекать под землю.

Зоин взгляд переместился на план. За вертикальным колодцем находилась большая колоколообразная камера (желудок), где водопад падал на громадный камень и расплескивался по полу. Им с Далласом предстоит опуститься в холодное озеро. Под одежду придется поддеть гидрокостюмы.

Именно ради этой камеры сюда и спускались спелеологи. Видимо, там с потолка спускались какие-то впечатляющие ледяные образования: ее назвали Залом Люстр.

Зоя бросила план на пол и потерла глаза.

Ей было слышно, как наверху мечется по комнате мать. Они уже давно не разговаривали. Зоя все еще злилась и обижалась, но ей ужасно не хватало мамы. Она чувствовала себя оторванной от всего мира, словно паря в космосе без страховки. Исчезновение Икса все только усугубляло. Зоя прислушалась к скрипящему под материнскими шагами потолку. Каждый новый звук усиливал ее чувство одиночества.

Зоя собирается спуститься в пещеру, потому что это нужно Джоне, почему мама не может этого понять? Неужели она решила, будто Зоя делает это только из чувства противоречия? Или из-за того, что хочет отвлечься, пока ждет Икса? Джона до сих пор не смог справиться с горем и не выходил из дома. Он ждал, чтобы Зоя или полиция добрались до дна Черной слезы. Он стал бледным и плаксивым. Он постоянно грыз ногти. Утром в будни машина Руфуса с его машущим медведем взбиралась вверх по склону, но даже Руфусу с его обширным запасом глупостей не удавалось развеселить мальчишку. Когда Руфус с Джоной играли в прятки, Джона прятался в подвале в старом морозильнике, как обычно это делал с их папой, но даже это его только расстраивало. Руфус отказывался брать деньги за присмотр. Поначалу Зоя решила, что это тоже часть его медлительного ухаживания за их матерью. А потом как-то днем она увидела, как Руфус держит ручонку Джоны и бережно подрезает ему ноготки, и поняла, что он на самом деле искренне привязан к Джоне. Именно в этот день Зоя решила, что Руфус просто святой.

Сегодня вечером, пока Джона еще не лег спать, Зоя продиктовала список дополнительных припасов, а он – с редким приливом энергии – постарался все записать в блокноте.

Сейчас Зоя еще раз перечитала этот список:

H2O

белковые батончики, 3?

завязки завязывать волосы

изюм

фонарики, 2

складной нож

акУмУлаторы

шерстяные носки, очень теплые

резиновые хозяйственные перчатки (странно!)

наколенники на колени

мУсорный мешок для пончо на всякий случай!

Все уже было уложено в рюкзак. Зоя бросила листок на пол. Осталось одно: как-то дождаться утра.

* * *

В два ночи Зоя все еще не спала. Она заставила себя встать с дивана, вышла в прихожую к вешалке… почему она раньше не сообразила это сделать?.. и взяла синее пальто Икса. Оно мерцало даже в полутьме прихожей. Металлические вешалки с тихим звоном стукнулись друг о друга.

Зоя уткнулась в пальто. От него пахло дымом, сосной и чуть-чуть потом. На нее нахлынули воспоминания о том, как она налетела на Икса на озере, как упала на него сверху, как впервые вдохнула его запах. Она крепко стиснула пальто, словно он сейчас был в нем. Даллас был славный. У него была милая кривоватая улыбка, но вот Икс… Икс был просто потрясающий. Зоя потерла одну из пуговиц на пальто. Она была сделана из камня. Она стала теплой у нее под пальцами.

Она ушла с пальто к дивану и завернулась в него. Икс был сантиметров на десять-двенадцать выше Зои, так что пальто укрыло ее, занавесило, подарило чувство уверенности и безопасности. Она представила себе, как Икс наконец возвращается. Представила себе, как он поднимается на крыльцо. Поначалу он будет так нервничать, что даже не сможет на нее смотреть. А она скажет… А что она скажет?

Она скажет: «Ты забыл свое пальто!»

В три часа она решила написать Иксу письмо: пусть даже у нее нет возможности его ему послать, а он не умеет читать. Ручка на цепочке из шариков, которую Джона стащил в банке, лежала на журнальном столике. Зоя взяла ее. Она подняла с пола свой список, перевернула его и разгладила на колене. Ее не смущало то, что Икс никогда не увидит этого письма. Ей просто хотелось… просто было необходимо… запечатлеть те мысли, которые вертелись у нее в голове.

Зоя писала, не останавливаясь, пока не заполнила весь листок. В четверть четвертого она сложила письмо и засунула в карман пальто Икса, словно это был какой-то сверхъестественный почтовый ящик. Уже через несколько секунд она заснула, так и не выпустив из руки краденой ручки. Пальто растекалось над ней, словно теплая вода.

* * *

В 8.58 Зою разбудил гудок Далласа. Он приехал на две минуты раньше и с того времени, когда она в последний раз садилась в его машину, наладил свой гудок так, чтобы он играл первые пять нот лейтмотива «Симпсонов». Зоя проковыляла к кухонному окну. Она перечеркнула ладонью горло («Прекрати гудеть!»), растопырила пальцы правой руки («Я через пять минут!»), а потом повторила перечеркивающее движение («Серьезно: еще раз погудишь – и ты труп!»). Сил не было совершенно. Шея болела от неудобной позы на диване. В таком состоянии в пещеры не спускаются. Придется надеяться на адреналин.

Наверху она натянула гидрокостюм, а поверх него – столько слоев одежды, сколько можно было надеть, не потеряв способности двигаться. Быстрая проверка рюкзака и наплечной сумки показала, что все нормально. На пути вниз она заглянула в Джонину комнату, надеясь, что он уже проснулся и перед уходом можно будет потискать его разгоряченное тельце. Однако он еще спал – румяный и безмятежный.

Внизу ее мать привидением зависла на кухне. Она стояла за столом и размешивала чай.

– Я пошла, – сказала Зоя.

Мать не ответила. Даже головы не повернула.

Зое не хотелось расставаться вот так.

На улице Даллас слушал в машине рэп Кендрика Ламара.

– Я буду осторожна, – пообещала она.

Это должно было стать словами примирения, но ее мать разгневанно обернулась.

– Если бы ты собиралась быть осторожной, если бы собиралась уважать мое мнение – ты вообще не ходила бы, – отрезала она.

– Мам, послушай…

– Нет, Зоя, я не буду слушать. Иди, если идешь.

Мать отказалась разговаривать. Она взяла оранжевую жестянку с чаем и стала читать этикетку, словно там было что-то интересное.

Зоя подошла к машине в полном расстройстве. Даллас попытался сообразить, что можно сказать. Зое было перед ним стыдно. Даллас был так «ГОТОВ! ГОТОВ! ГОТОВ!», а она тут как какая-то жалкая курица мается «чуйствами». Она же не такая!

С удивительной предусмотрительностью Даллас захватил для Зои капуччино из сетевой кофейни и переключил радио на ее любимую станцию с кантри. В машине зазвучали скрипки и акустические гитары. Зоя видела, как Далласу это противно, но он не сказал ни слова. Она мысленно поставила рядом с его именем плюсик.

– Варвары тебя все-таки отпустили, – заметила она наконец. – Круто.

– Варвары просто отстой, – отозвался Даллас, радуясь тому, что можно поговорить. – Даже не хочу начинать о том, какой они отстой.

Он затормозил на красный свет.

– Вот, например, – продолжил он нелогично, – мой начальник, так? Нам положено звать его «король Руджила», что глупо и плохо выговаривается. На самом деле он Сэнди. Короче, король Рэ устраивает мне мощное, жесткое промывание мозгов насчет священного кодекса варваров и того, что они не бросают своих братьев ради какой-то цыпочки. – Он чуть помолчал. – Кстати, цыпочка – это ты.

– Я догадалась, – сказала Зоя.

– Так что я открываю Википедию, так? Я вообще-то ничего не читал про варваров, потому что, типа, хотел создать собственный образ. Но отметь: у них не было никакого кодекса! В том-то и дело: они просто нападали, и все.

Светофор переключился на зеленый. Даллас пропустил вереницу поворачивающих машин и только потом тронулся. Он был до странного вежливым водителем.

– Извини, что разошелся, – буркнул он. – Король Рэ меня бесит.

– Не хочу, чтобы у тебя из-за меня были неприятности, – повинилась Зоя. – Тебя ведь не уволят, да?

– Нет, меня определенно не уволят, – ответил Даллас. – Потому что я сам ушел.

– Даллас! – воскликнула Зоя. – Из-за меня?!

– Угу, из-за тебя, – признался он робко. – Заткнись.

Она его смутила! Кто бы мог подумать, что Даллас вообще умеет смущаться?

– Они уже к понедельнику будут умолять меня вернуться, – добавил он. – Все эти горячие мамочки приходят не ради еды (которая, спорим, вообще-то никакая не варварская). Не скажу, что я среди них самый мачо. Это было бы тщеславием. Но я определенно вхожу в верхнюю тройку. У короля Рэ, типа, волосы черные.

Зоя рассмеялась, благодарная Далласу за то, что он, несмотря ни на что, остается Далласом.

* * *

Они пролетели мимо Коламбиа-Фоллз и свернули на север, к Поулбриджу. Цивилизация быстро исчезала. Вся мобильная и интернет-связь испарилась, а последние магазины и рестораны сменились пустыми разбитыми дорогами, петлявшими по лесу. Знаки с надписями «Частная собственность» и «Осторожно, медведи» были приколочены прямо к елкам у обочины. Кое-где из бревенчатых домиков в гуще деревьев поднимался толстый столб дыма. В остальном мир был пуст. Зоя чуяла это печенкой. Чем ближе они подъезжали к Серебряной слезе, тем больше ее пугала мысль о спуске в пещеру. Похоже, Даллас это почувствовал.

– Нервничаешь? – спросил он.

– Ага, – призналась она.

– Серьезно? – удивился Даллас. – Мы ведь снесем эту пещеру. Мы же оба крутые до невозможности. Повторяй за мной: снесем, снесем, снесем!

– Снесем, снесем, снесем? – произнесла Зоя.

– Получилось вяло, – укорил ее Даллас. – Тот, кто произносил «снесем» вот так, никогда ничего не сносил.

– Дело не только в пещере, – объяснила Зоя.

Даллас нахмурился.

– Ты что, хочешь… хочешь говорить о своих чувствах, типа?

Зоя изумленно воззрилась на него. Она ничего не могла с собой поделать. Тот Даллас, с которым она встречалась, ни за что не задал бы такого вопроса.

– Ты что, учился разговаривать с девушками, приятель? – спросила она.

– Может быть, – ответил Даллас. – Может, позанимался с моей мамой, которая психотерапевт. Но я сказал «может быть».

– Ну, очень мило, что ты спросил, – сказала она, – но я ведь знаю, что на самом деле тебе не хочется слушать про мои чувства.

Они приближались к повороту на узкой дороге. Им навстречу ехала другая машина. Даллас сбросил скорость и выехал на обочину, чтобы ее пропустить.

– Вот чего девушки вообще не понимают… – начал он.

– О, боже! – отозвалась Зоя. – Пожалуйста, объясни мне, чего девушки не понимают. Мне всегда было интересно.

Даллас либо не уловил ее сарказма, либо решил его проигнорировать.

– Девушки не понимают, – начал он совершенно серьезно, – что на самом деле парням хочется знать про их чувства. Им просто не хочется знать ВСЕ про их чувства. Только про какую-то часть.

– О какой части идет речь? – заинтересовалась Зоя. – Хотите узнать, типа, тридцать процентов?

Даллас задумался.

– Может, пятьдесят? – сказал он наконец. – По ситуации. Просто надо, чтобы в конце осталось время поговорить еще о чем-то. Но у вашего брата… у девушек… все всегда связано со всем остальным, так что когда вы начинаете говорить об одном чувстве, то это приводит к другому, а оно – к еще одному. – Он повернул к ней свое открытое, славное лицо. Он говорил совершенно искренне. – Понимаешь? И времени никогда не остается.

Они уже подъехали к Поулбриджу, и Даллас в него завернул. Поулбридж был крошечным всеми забытым поселком в глуши. В нем был всего-то десяток с небольшим домов: кафе, универмаг, сколько-то хибар и красный сортир с прорезанным полумесяцем на двери. Если бы не спутниковые антенны, можно было бы подумать, что сейчас тут 1912 год. Была даже коновязь, чтобы оставить лошадь.

Даллас остановился у магазина, выключил двигатель и повернулся к Зое, видимо, все еще дожидаясь откровений насчет ее чувств.

«Ну и ладно!» – подумала она.

– Ладно, вот основные моменты, – начала она. – Мама злится на то, что я собралась в пещеру. Джона не желает выходить из дома. Он стал, как псих из какой-то пьесы. Я не виделась с Иксом… моим парнем… уже много дней. Извини: я понимаю, что про него ты знать не хочешь. Что еще? Мне не хватает папы. Я никогда не спускалась в пещеры без него. Я даже не знаю, как спускаться без него. – Она заставила себя замолчать. – Вот мои чувства. Какие пятьдесят процентов ты хочешь узнать подробнее?

Надо отдать Далласу должное: он сказал именно то, что следовало:

– Тебе надо сладкого.

Он исчез в магазине, а через пять минут вернулся с пакетом выпечки, который раскрыл на сиденье между ними, словно пиратское сокровище. Там оказалось печенье с шоколадной крошкой, вишневые пирожки и черничные рулетики. Еды было больше, чем на двоих. Зоя развернула упаковку с рулетиком и начала его поглощать, слизывая глазурь с пальцев. Она только теперь поняла, насколько проголодалась.

– Когда закончим с Серебряной слезой, я хочу подойти и посмотреть на Черную слезу, ладно? – сказала она. – Я ее не видела с тех пор…

Она замолчала – и Даллас договорил за нее:

– С тех пор, как мы искали твоего папу?

– Ага, – подтвердила она.

– Ты и правда готова снова туда пойти? – уточнил Даллас.

Зоя засмеялась, сама не зная почему. Может, из-за сладкого.

– Сомневаюсь, – ответила она.

* * *

Они выехали из Поулбриджа и проехали последние пятнадцать километров до Серебряной слезы на взбрыкивающей и тарахтящей по ухабистой дороге машине. Лес в этой части гор недавно горел, и на его месте остались голые угольно-черные стволы, иглами торчащие из снега. Конечно, они напомнили Зое лес у домика Берта и Бетти, а это в свою очередь заставило ее вспомнить, как она бежала в буран за Джоной и собаками, как встретила Икса и Стэна. Даллас был прав: все связано.

Серебряная слеза находилась под руслом замерзшей речки, которая текла вдоль дороги. Поставить машину было негде. Даллас проехал еще метров восемьсот, пока наконец у дороги не появилась достаточно широкая обочина. Следующие пять минут он на полной громкости слушал песню Канье Уэста «Чудовище», что оказалось его ритуалом перед спуском в пещеры. Зоя стояла у машины и с улыбкой наблюдала, как Даллас повторяет все движения из ролика. Наконец мелодия закончилась. Даллас выбрался из машины, покрасневший и улыбающийся.

– У-ху! – крикнул он не столько Зое, сколько Вселенной.

Поманив Зою, он подошел обратно к внедорожнику и картинным жестом его открыл.

– Узри! – провозгласил он.

На мгновение Зоя онемела: перед ней возник настоящий рай спелеолога. На крючьях висели чудесные бухты канатов. Там были разложены дрели, наборы костылей, страховки, системы для подъема и спуска, специальные спелеологические рюкзаки с дырой внизу для слива воды. Там были целые коробки походных батончиков и спортивные бутылки с водой. Все было тщательно подобрано и содержалось в идеальном порядке. Все сверкало! Зоин папа всегда старался использовать минимум снаряжения: ему нравилось импровизировать, и он был неряхой. У Далласа оказались четыре одинаковые оранжевые каски. В машине лежала даже стопка спортивных костюмов более светлого оранжевого оттенка. Они, кажется, были даже выглажены.

– Как видишь, у меня небольшой навязчивый невроз, – пояснил Даллас.

Зое не хотелось, чтобы он стеснялся.

– Не больше, чем, типа, у маньяка-убийцы, – откликнулась она.

Даллас взял из стопки костюм, развернул и влез в него. Похоже, у костюма раньше был нагрудный карман, но Даллас его отпорол, чтобы туда не набивалась грязь при ползании. На месте кармана остались дырочки в форме полуовала.

После этого Даллас осмотрел разложенные в ряд каски. Зоя не понимала, как он их вообще может различать. Наконец он выбрал одну из них, закрепил на ней фотодиодный фонарик и надел. В своем ансамбле из оранжевой каски и костюма он казался мужественным красавцем.

– Ну, как я? – спросил он.

– Похож на фигурку из Лего, – ответила Зоя.

Она тоже надела костюм, который лежал у нее комом на дне сумки. Он был кремовый, но настолько испачканный грязью, что напоминал абстрактное полотно. Затем последовала каска: папа подарил ей ее на пятнадцатилетие, она была темно-синяя, в царапинах от низких сводов и падающих камней. Каска была ей великовата и плохо подбита. Когда Зоя кивала, она прыгала у нее на голове.

Десять минут Даллас с Зоей экипировались. Все имущество Далласа отвечало последнему слову науки и техники: даже перчатки были такие, что впору надевать на космической станции. Зоино снаряжение было жалким набором из страны старья. Однако Даллас ее не осуждал, а сама она не привыкла стесняться. Свои желтые хозяйственные перчатки она натянула с таким видом, будто они шелковые.

Зоя с Далласом еще раз проверили налобные фонарики, батарейки, запасные батарейки, дрель. Даллас с досадой понял, что забыл захватить портативные рации. К счастью, Зоя вспомнила взять две штуки. Она выудила их из сумки и вручила одну ему.

– Изволь в следующий раз приготовиться, – укорила она его.

Даллас запер машину (бип! бип!), и они пошли по дороге обратно, скованно двигаясь в своих многослойных одежках. Через несколько минут они зашли за поворот и увидели впереди на снегу оленей. Глаза у оленей были влажные и испуганные. Их шкуры, тонкие и рыжие летом, стали грубыми и серыми, чтобы легче было пережить зиму… и сезон охоты. Они уставились на Далласа и Зою, а потом умчались, подпрыгивая высоко, словно карусельные лошадки.

* * *

В тишине Зоя снова начала нервничать. Она постаралась успокоиться, но не смогла. Ей вспомнилась история, которую папа рассказал ей, когда ей было то ли десять, то ли одиннадцать – и стоило вспомнить, как избавиться от нее уже не получалось. Это была история британских спелеологов в шестидесятые годы, которых в пещере застало наводнение из-за неожиданной грозы.

Она навсегда запомнила подробности: спасатели сбежались из пабов. Они построили дамбу, но та все время обрушивалась, так что ее пришлось удерживать собственными телами. Они всю ночь откачивали воду. Наконец им удалось протиснуться в узкий туннель в поисках выживших. Глубоко в пещере двигавшийся первым спасатель обнаружил трупы двух спелеологов, перегородивших ему путь. Ему пришлось переползать через них, чтобы найти остальных. Они тоже оказались трупами. Последний втиснулся в узкую трещину, отчаянно ловя последний воздух. Спасатель начал обратный путь, понимая, что все потеряно. Добровольцы, шедшие за ним, давились слезами и рвотой в начале туннеля. Он сказал первому из встреченных: «Возвращайся, Джим. Они погибли».

Даллас заметил, что Зоя молчит.

– О чем думаешь? – спросил он.

– О британских спелеологах, – призналась она.

– О мертвецах в туннеле – о тех британских спелеологах? – уточнил он. Не существовало такого пещерного предания, которого Даллас не знал бы. – Ужасная тема для мыслей, дружище. Сию минуту нажми «Стереть». Я серьезно.

Зоя поспешно запихнула ту историю в коробку «Не открывать». История не желала туда запихиваться и отчаянно сопротивлялась, но в конце концов сдалась. Зоя вообразила, будто сидит на крышке коробки, чтобы эта история не вылезла обратно.

Тем не менее ей все равно было неспокойно весь остаток пути по пустынному лесу. Из-за тишины, снега и сгоревшего леса Зое стало казаться, будто они с Далласом стали героями какого-то кино в жанре постапокалипсиса, пережившими эпидемию, иммунитет к которой был только у них.

Даллас, похоже, нисколько не волновался. Он никогда не нервничал. Сейчас он казался радостным, почти пьяным, беззаботным. Они шли совсем рядом, но в то же время были бесконечно далеко друг от друга.

– Она там, – сообщил Даллас, только что сверившийся с навигатором, и вскинул вверх кулак. – У-ху!!!

Он свернул с дороги и повел Зою вниз по крутому откосу. Если тут и была тропа, то сейчас ее полностью засыпало. Склон был завален упавшими деревьями, которые рабочие спихивали с дороги, когда ее чистили. Их стволы были обуглены и вздуты.

Зоя с трудом перебиралась через бревна. Вес рюкзака постоянно нарушал ее равновесие.

А они считали, что уж добраться-то до самой пещеры будет просто!

Даллас чуть обгонял ее. Она старалась идти точно по его следам. Под одеждой она начала потеть. Когда она уже почти спустилась с откоса, ее ботинок неожиданно попал на прогнивший ствол.

У нее появилось тошнотворное ощущение, будто земля исчезает у нее из-под ног.

Так оно и было.

Она завалилась вперед, беспорядочно дергая руками.

Даллас продолжал о чем-то трепаться. Он ничего не заметил. Зоя падала ему на спину, и ее вытянутые руки хватали воздух. Мимо ее лица пролетела ветка. Еще пара сантиметров – и она осталась бы без глаза.

Она врезалась в Далласа.

Он хрюкнул от неожиданности и тоже начал падать ничком. Все это заняло одно мгновение. Меньше мгновения.

Над Зоиной головой вращалось небо. Она упала в снег на бок. Она услышала резкий сухой щелчок – звук ломающейся кости – и стала ждать боли, которая так и не пришла.

Даллас лежал, скрючившись, чуть дальше. Он попытался остановить падение руками и сейчас сжимал свое запястье. Рот у него приоткрылся: он собирался заорать.

* * *

Даллас утверждал, что Зоя сможет «снести» Серебряную слезу и без него. Он не намерен был портить ей этот день, такой классный. Он достал из рюкзака таблетки болеутоляющего и уселся на попу под склоном, сунув руку в снег, чтобы остановить отек. Он клялся, что у него все ОК, что это, скорее всего, просто растяжение, а орал он просто от неожиданности. Зоя попыталась с ним спорить, но вынуждена была сдаться.

Они немного прошли вдоль речки – и вскоре навигатор сообщил им о прибытии на место. Зоя не увидела ничего, похожего на пещеру. Вход оказался глубоко под снегом.

Они с Далласом сняли снегоступы и спустились прямо к руслу. В паре сотен шагов речка добегала до скалистого склона и исчезала под землей. Зоя помогла Далласу снять рюкзак, вынула складную лопатку и принялась расчищать вход в пещеру. Даллас заявил, что будет помогать. Он набил правый карман снегом и, сунув в него руку, принялся орудовать у входа ледорубом. Они работали медленно, экономя силы. Разговаривали мало, хотя в какой-то момент Даллас посмотрел на Зоины желтые хозяйственные перчатки и сказал:

– Разреши дать тебе пару получше. Обещаю вернуть тебе твои, если понадобится мыть посуду.

У Зои пальцы успели замерзнуть так сильно, что их словно огнем жгло. Она кивнула с таким энтузиазмом, что Даллас захохотал.

Расчистив снег, они обнаружили, что вход в пещеру запечатан толстой стеной льда, который словно защищал ее от незваных гостей. Они бились в него с полчаса. У Зои заболело плечо. Осколки льда отлетали ей в лицо. Однако когда во льду появился вход в пещеру, она обнаружила, что по-идиотски лыбится. Обернувшись к Далласу, она увидела, что, несмотря на травму, он тоже выглядит глуповато-блаженным.

– Ага?! – радостно сказал он.

По плану не было понятно, насколько вход узкий. Формой он напоминал замочную скважину и имел в ширину чуть больше полуметра.

– Ого, как узко! – изумился Даллас. – С меня все барахло соскребло бы!

– Спасибо за яркую картину, – проворчала Зоя.

Они с Далласом пригнулись, и их налобные фонарики осветили туннель. Свод влажно поблескивал, а пол был усыпан обломками камней и шариками кальцита, которые спелеологи прозвали попкорном. Однако все это было не столь тревожно, как то, что у туннеля не видно было никаких расширений. Зое предстояло ползти по извивающемуся пятнадцатиметровому коридору на боку. Они оба молчали… и во время их молчания громадная древесная крыса выбралась на свет и равнодушно на них уставилась.

– Ты сможешь, – сказал Даллас.

– Знаю, – отозвалась Зоя. Ей вспомнилась его татуировка. – «Всегда не стой», да?

– Точно! – подхватил Даллас. – Вообще всегда не стой.

Он чуть помялся.

– Если только, – добавил он.

Зоя никогда раньше не видела, чтобы Даллас мялся.

– Не сноси мне мозги за две секунды до старта, – возмутилась она, – иначе я сама соскребу с тебя все барахло.

– Не-не-не, ты права, – сказал Даллас. – НО. Если ты туда доберешься и увидишь чертову тонну воды, возвращайся. Обещай, что не будешь изображать героиню.

Зоя пообещала, хоть оба и понимали, что она врет.

Она надела страховку и устройство для спуска. Даллас все проверил за ней – и так внимательно, что только усилил ее нервозность. Он вел себя так, будто ей предстояло прыгать с самолета.

Зоя включила рацию. Теперь оставалось только перестать оттягивать время.

Она сделала последний глоток свежего воздуха.

* * *

Первые метра три пещеры были покрыты щетинистым льдом. У нее в голове возник голос отца, словно надпись в комиксе: «Это иней, Зоя. А еще его называют изморозью. Давай, запоминай правильные слова!»

Она нырнула в туннель и устроилась на боку, а потом поползла по-змеиному, толкая перед собой толстую бухту каната и рюкзачок.

Туннель вызывал безумную клаустрофобию. Стены сжимались тисками.

Она проползла всего метра два, как уже взмокла от пота. Впереди уже слышен был грохот водопада. Она вспомнила утонувших британских спелеологов (ничего с этим поделать было нельзя) и тех мужчин, которые выбежали из пабов, чтобы попытаться их спасти.

«Возвращайся, Джим. Все погибли».

Надо сосредоточиться. Это первое правило спелеолога: сосредотачиваешься – или получаешь травму. Нет, на самом деле первое правило заключается в том, что глупо спускаться в пещеру хотя бы без еще двух спутников. Тогда, если кто-то получает травму, то один человек остается с пострадавшим, а второй может бежать за помощью.

Она согнула колени, чтобы отталкиваться обеими ногами. Она волокла свое тело по обломкам и кальциту. Даже сквозь гидрокостюм и четыре слоя одежды они впивались в тело.

Когда лаз стал еще уже, она наполнила легкие воздухом, а потом резко выдохнула, чтобы грудная клетка сжалась и можно было ползти дальше. Ей удалось преодолеть еще метра три. Зое приходилось запрокидывать голову, чтобы видеть, куда она ползет. Каска качалась и скребла по полу. Время от времени ее край захватывал камешек, так что Зое приходилось трясти головой, чтобы от него избавиться. Шум водопада впереди усиливался. Она уже забыла, как страшно грохочет вода в замкнутом пространстве, заставляя сердце колотиться сильнее, даже если ты не боишься.

Тут ее осенило: ей не нужно бояться. Ей холодно, ее тело напряжено, как струна, у нее такое чувство, будто она заползает зверю в глотку, но бояться не стоит. Она умеет это делать. Она обожает это делать.

И к тому же она не одна – на самом-то деле. У нее в голове большая команда поддержки: Даллас, Джона, Икс. Даже папа в какой-то мере.

Особенно папа.

«Ты просто обалденная! Ты справишься! Ты – мое чудо!»

Она добралась до поворота в туннеле и протиснулась дальше. Она вообразила себя супергероем, способным превращаться в воду или расплавленную сталь, способным просочиться сквозь камень, а потом снова собраться воедино.

Она снова по-идиотски лыбилась.

Неожиданно засигналила рация. К тому моменту, когда Зоя справилась с непростой задачей снять перчатку и вытащить приборчик из рюкзака, вызов оборвался. Разозлившись, она вызвала Далласа.

– Я стала расплавленной сталью! – объявила она. – Что тебе понадобилось?

Наступило молчание, во время которого Даллас, видимо, пытался понять, о чем она, к черту, говорит. Когда он ответил, то помехи были такими сильными, что часть слов приходилось угадывать.

– Что (у) тебя? Даешь жару? Уже (слышишь) воду?

– Конечно, даю! – заявила она ему. – Вали!

Она сунула рацию обратно в рюкзак, вытерла нос и снова натянула перчатку. Даже за это короткое время пальцы у нее задубели от холода, и ей пришлось какое-то время ими шевелить, чтобы они ожили.

Прямо перед ней тысяча сенокосцев комком свисали со свода. Их лапки были так плотно прижаты друг к другу, что походили на грязные волосы. Зоя была привычна к паукам, но все-таки удивилась, увидев их в конце февраля. Она пролезла под ними и, сощурившись, присмотрелась внимательнее. У нее в голове зазвучал отцовский голос: «Сенокосцы – не пауки, Зоя. Это отряд Opiliones! Это же элементарная биология!»

Когда она была маленькая… пять или, может, шесть лет?.. папа прочитал ей восторженную лекцию об этом. Ей навсегда запомнились две вещи. Первое – это как ее отец просто сиял от радости. А вторым стал неприятный факт: сенокосцы могут притворяться мертвыми, отбрасывая одну из ног, чтобы обмануть хищника. Они оставляют ее позади… все еще дергающуюся!.. а сами уползают прочь. Только ее папа способен был решить, что малышка может счесть этот рассказ крутым. И все же в каком-то смысле это так и было.

Зоя тряхнула головой и улыбнулась. Ее каска привычно заплясала на голове.

Она уже не могла бы сказать, как долго находится в этой пещере. Под землей время обычно останавливалось. Водопад ревел еще громче. Она продолжала ползти в темноте, приказывая себе сосредоточиться.

Лаз наконец расширился, а потом закончился у колодца, который вел вниз, в Зал Люстр. Зоя перекатилась на живот. Она опустила голову на землю и радостно выдохнула – как пловец, которому с огромным трудом удалось добраться до берега. У нее ныла шея. Левый бок жутко саднило. Ей страшно было подумать о том, какие у нее там будут синяки. Разве супергероям положено настолько выматываться?

Она медленно повернула голову, чтобы луч фонарика скользнул по стенам. По обе стороны от нее оказались костыли, которые вбил в камень какой-то спелеолог: основной и запасной. Она развернула канат и сделала на нем петли, похожие на кроличьи ушки. По очереди ударив по костылям пряжкой, она услышала звонкий, надежный щелчок. От громадного колодца, ведущего в Зал Люстр, Зою все еще отделяли полтора метра. Она по-горлумски встала на четвереньки и осторожно двинулась к нему, надеясь, что водопад будет все-таки не таким зверским, каким кажется по шуму.

Колодец имел приблизительно круглую форму. Его стенки были зазубренными и усеянными скоплениями льда, блестевшего в свете Зоиного фонарика. Справа от нее подземная река прорывалась сквозь обледеневшее отверстие в стене и обрушивалась вниз, словно коса Рапунцель. Это не был слабый ручеек, на который они с Далласом рассчитывали. Зоя обрадовалась, что его нет рядом, чтобы сказать: «Забудь, приятель, это уж слишком храбро». Она была уверена, что если будет спускаться прямо вниз, то сможет избежать большей части брызг.

Она еще раз проверила вбитые в стену костыли, хотя это ничего ей не сказало: если уж они выскочат, то это произойдет тогда, когда она повиснет в воздухе. Она пристегнула страховку, набрала побольше воздуха и повернулась спиной к колодцу.

И не глядя шагнула с края.

Зоя готова была заплакать от радости, когда подошвы ее ботинок уперлись в стену. Она начала спускаться. Медленно. Осторожно. По полуметру за раз. Ее правая рука не отпускала тормоз. Холодное облако взвеси от водопада окружало ее. Шум был оглушительный, но сердце у нее стучало еще громче. Казалось, будто за ней погоня.

Она старалась не обращать внимания на водопад, но он вырывался из стены с силой пожарного насоса. Вода поливала ей ботинки. Влага расползалась по телу, пропитывая ноги, руки, грудь… Зоя радовалась, что под одеждой у нее гидрокостюм. Она боролась с желанием спускаться быстрее, спускаться дальше, ринуться вниз в свободном падении.

Вода уже добралась до ее шеи. До лица. Она была настолько холодная, что ощущалась кожей, словно когти. Зоя извернулась. План надо менять. Надо оказаться дальше от водопада.

Зоя начала смещаться вбок, прочь от потока. Теперь она спускалась под углом, словно застопорившийся маятник. Мышцы ее ног протестовали: напрягались, предупреждающе стреляли болью. Канат терся о выступы. Зоя отодвинулась в сторону метра на полтора, но брызги продолжали ее стегать. Надо отодвинуться еще на полметра. Она потянулась носком правого ботинка.

Он попал на лед.

Она поскользнулась. У нее оборвалось сердце.

Ее дернуло обратно к водопаду, закрутив тело, словно юлу. Она не могла остановиться – не находила, за что бы ухватиться. Наверху канат терся о край каменного выступа.

Зою раскачало настолько сильно, что втянуло под водопад. Вода барабанила ей по спине, жестокая и холодная. Она стучала по ее ненадежной каске. Она промочила Зою насквозь. Зоя пыталась действовать, оттолкнуться от стены, сделать хоть что-то – что угодно! – но ее тело окаменело от шока. А потом у нее в голове вдруг раскрылся ужасающий цветок.

«Вот так и умер мой папа: перепуганный и раскачивающийся на канате».

Наконец страховка вытянула ее из воды: казалось, сила тяжести сообщает ей, что спускаться можно только по прямой. Секунду Зоя висела неподвижно, с затуманившимися от слез глазами. Она чувствовала себя избитой, глупой, униженной. У нее в рюкзаке звенела рация. Неужели Даллас как-то узнал, что произошло? Может, она незаметно для себя кричала, а он ее услышал? Нет, не мог!

Она не стала отвечать. Даллас услышит ее дрожащий голос и велит возвращаться. А она уже в порядке. Она в полном порядке. Вот только был миг, когда ей показалось, что дно мира лопнуло – и она летит вниз.

Она сняла с правой руки перчатку, расстегивая липучку зубами, и бросила ее в темноту.

Она проверила страховку и тормоз. Металл настолько охладился, что казался наэлектризованным. Зоя постаралась смахнуть отовсюду лед. Сердце у нее колотилось.

Ей никак не удавалось избавиться от мысли об отце.

«Вот так он погиб».

Она поймала себя на том, что уставилась на свою правую руку, неестественно завороженная, словно она ей не принадлежала.

На канате у отца были кровь и кожа. Это с рук? Или с шеи? А вдруг канат захлестнул ему шею? Может, он удушил его, лишил воздуха, как пытающегося появиться на свет младенца?

Она зарыдала. Наверное, это было бы очень громко, если бы одновременно с ее слезами тут не обрушивался поток воды.

* * *

Рация засигналила снова, и Зоя яростно ей ответила:

– Неужели нельзя оставить меня в покое?

– Нельзя что? – перепросил Даллас.

Треск помех стал еще сильнее.

– Неужели нельзя оставить меня в покое хоть на секунду! – повторила она.

– Нельзя сделать что на что? – не понял он.

«К черту все!» – подумала она.

Теперь Зоя уронила еще и рацию. Она не слышала ее приземления, но представила себе, как приборчик разбивается о камни внизу, как батарейка вылетает и катится по полу пещеры. Она отключила налобный фонарик. Ей хотелось просто немного повисеть в темноте. Ее больше не волновали брызги водопада. Сильнее промокнуть уже не получится.

Темнота была полной. Казалось, будто вода с ее ошеломляющим грохотом убила в ней все остальные чувства.

Зоя вспоминала о папе. Вспоминала об Иксе. Она подумала о том, что оба были бы крайне встревожены ее полубезумной вылазкой. Как странно, что им не доведется встретиться! Один из них ушел из ее жизни как раз в тот момент, когда в ней появился второй. Они прошли мимо друг друга, разминувшись на считаные мгновения.

Зоя медленно вывернулась в темноте на своем канате. Теперь она сосредоточилась на воде. Она попыталась расчленить ее, попыталась услышать в шуме все мельчайшие звуки. Она позволила неотступному шуму прогнать из головы все мысли – погасить их, словно язычки пламени, одну за другой. Ее пульс начал замедляться, дыхание стало ровнее.

Позже – она не смогла бы сказать, сколько времени прошло – она снова включила фонарик и продолжила спуск. Блеск льда на стенах сопровождал ее всю дорогу.

* * *

Зал Люстр был потрясающим: у Зои просто разбегались глаза. В центре пещеры оказался огромный валун, покрытый прозрачным льдом. Водопад попадал прямо в его центр, а потом разлетался во все стороны шальным фонтаном. Стены тоже были покрыты льдом, но на них лед был толстым и волнистым, словно глазурь на торте, и сиял сонным, голубовато-зеленым светом, будто аквариум. Примерно через каждые семь метров стояли мощные каменные колонны, казавшиеся оплавленными. (Ее отец сегодня не желал затыкаться: «Это не каменные колонны, Зоя! Это натеки известняка! Ну же, имей уважение к минералам!»)

Зоя осторожно ступила на замерзший пол, погладила ладонями все поверхности, а потом сунула руки под куртку, чтобы согреть. Она была потрясена. Все в этом зале казалось древним, как сама планета, и в то же время продолжающим изменяться, дышать, формироваться. А когда Зоя решила, что Зал Люстр уже не может ничем ее удивить…

Она посмотрела наверх.

Свод усеивали сосульки всевозможных размеров. Он походил на перевернутый вверх ногами лес, на какой-то громадный музыкальный инструмент, которого еще не изобрели. Он был великолепен. Она жадно скользнула взглядом по льду. От ее налобного фонарика вся структура светилась.

Только когда у Зои под ногой что-то хрустнуло – пластмассовый осколок рации, она вспомнила про Далласа. Он там мечется туда-сюда, держа поврежденную руку в кармане, и, наверное, с ума сходит. Рация была сломана безвозвратно, но она собрала все кусочки, которые только смогла отыскать, и сунула в рюкзак.

Она вернулась к свисающему из колодца канату. Он уже покрылся льдом, так что она хлопнула им по стене, словно ковер выбивала. Задрав голову вверх, она увидела, как фрагменты воды – струйки и капельки – падают, блестя в свете ее фонарика.

Она снова закрепилась на канате и начала подъем.

* * *

Зоя выползла из пещеры спустя двадцать минут, вымотанная и промокшая насквозь. Кристаллики изморози со входа слетали ей на плечи прощальными подарками.

Она с трудом встала на ноги, уронила рюкзак в снег и начала жадно глотать воздух. Колени у нее подгибались, так что первые шаги оказались шаткими, как у новорожденного жеребенка. В остальном же она чувствовала облегчение – во всех отношениях. Она ощущала подъем.

Даллас шагнул к ней, широко улыбаясь и протягивая оранжевое полотенце из своего рюкзака. Казалось, он не может решить, следует ли ее обнять, так что Зоя сама обхватила его за плечи и с благодарностью стиснула.

– Спасибо, что привел меня сюда! – выдохнула она.

Зое показалось, что этого будет мало, и она добавила на привычном ему языке:

– Ты неимоверно крутой, шеф! Спасибо!

– Ладно тебе, – проворчал Даллас, высвобождаясь из ее объятий. – Тебя начало ко мне тянуть. А я предупреждал!

– Сколько я там пробыла? – спросила Зоя. – Полчаса?

– Два с половиной часа, – ответил он.

– Два с половиной ЧАСА? – ужаснулась Зоя. – Ой, прости!

– Да не за что, – буркнул Даллас. – Это дерьмо – дело особое.

Зоя сфотографировалась с ним у входа в пещеру, чтобы переслать Вэл снимок, когда они снова будут в зоне приема. Поверх она написала желтым:

«Пещера: Серебряная слеза! Покоритель: Зоя!»

Даллас так и держал руку в кармане. Он отказался продемонстрировать ее Зое, так что она догадалась, что запястье у него опухло и посинело. Тем не менее он заявил, что с ним все нормально, и стал настаивать, чтобы они все-таки поехали к Черной слезе. Может, это и было эгоистично, но Зое необходимо было увидеть место гибели отца, пусть она и вся вымокла – необходимо было увидеть прямо сейчас, пока адреналин продолжал бурлить у нее в крови.

– Мы ведь сегодня просто посмотрим, так? – сказал Даллас. – Просто скажем «привет!», типа так. Ты же не станешь меня подставлять и снаряжаться?

– Никаких подстав, – пообещала Зоя. – Но ты должен пообещать, что мы вернемся, если полиция свою работу не выполнит.

– С одеялом, – подтвердил Даллас. – Ради Джоны. Я помню.

– Это было обещание? – уточнила Зоя.

– Это было обещание, – ответил Даллас.

– Потому что теперь ты знаешь, что меня ни одна пещера не пугает, – добавила Зоя.

Снегоступы Далласа тихо шлепали у нее за спиной.

– Я и так это знал, – сказал он.

* * *

Путь до Черный слезы был коротким, но изматывающим. Снег вставал перед ними громадными нетронутыми сугробами. Зоя чувствовала, как ее спина и ноги обмениваются жалобами, готовя мятеж.

Ее тело заметило пещеру раньше нее самой. Зоя почувствовала, как живот у нее снова начинает крутить, еще когда они перебирались через последний снежный завал, с которого стало видно каменистую расселину в земле. Сейчас Черную слезу окружало ограждение – цепи, увешанные предупредительными плакатами. Ограда была высотой почти в два метра, однако проку от нее было мало. Ветер сильно ее потрепал, так что целые секции перекосились и торчали, словно расшатанные зубы.

Зоя была удивлена тем, как обыденно выглядит пещера. Это была просто дыра в земле. Тем не менее, чем дольше она смотрела, тем сильнее становилось ощущение, что это место окружает не просто ограда, а нечто вроде силового поля. Она смотрела туда дольше, чем следовало бы.

Догнавший ее Даллас молча встал рядом. До пещеры оставалось около двухсот метров. Зоя никак не могла заставить себя двинуться вперед.

– Я бы с тобой пошел, – сказал Даллас, – но с одной рукой мне через этот забор не перелезть.

– Ничего, – отозвалась она. – Я и сама могу.

Зоя затопала вниз по склону. Снег был рыхлый, глубиной по пояс. У ограды она задержалась. Она не знала, что ей положено чувствовать, но ее обуревали самые разные эмоции: печаль, ярость, страх.

Зоя попыталась уделить каждому чувству в своей душе по мгновению. Едва заметные струйки теплого воздуха, месяцами сохранявшегося в пещере, выскальзывали из входа. Он был похож на рот, выдыхающий дым. Как будто там находился дракон, а не тело ее отца.

Она сбросила рюкзак, отстегнула снегоступы и перебралась через ограждение. Она снова почувствовала, насколько мышцам ее ног ненавистно это усилие. Тем не менее они повиновались – и вскоре она уже спрыгнула по ту сторону ограды. Теперь оставалась одна проблема: Зоя сама не знала, зачем ей понадобилось прийти и что она собирается делать.

Она заставила себя двинуться дальше. На земле, рядом со входом, обнаружились два предмета, едва выглядывавшие из-под снега. Она опустилась на колени и отряхнула их.

Каменное распятие. Каменный Будда. Они лежали на спинах и смотрели в небо.

Кто-то приходил сюда уже после поисков тела отца. Кто-то навестил это место, кто-то оставил эти скульптуры в дар.

Ее мать.

Только ее мать способна была принести одновременно Будду и крест. Когда она говорила, что не переставала любить Зоиного отца, она не лгала. Тогда почему она не позволила полиции вернуть его тело домой?

Похоже, скульптуры упали с каменного выступа над входом в пещеру. Зоя подняла распятие, поразившись его тяжести. Тщательно обтерев его, она влезла на камни и поставила обратно на карниз, а потом проделала то же с Буддой.

Статуи источали спокойствие и, казалось, призывали Зою тоже найти хоть какой-то покой. Ей хотелось что-нибудь сказать. Но что? Она все еще злилась на отца за его опрометчивость. Когда он упал в эту пещеру, то словно утащил их всех за собой. Но она все равно его любила. Может, это можно как-то высказать?

Она закрыла глаза и попыталась найти нужные слова.

– Я люблю тебя за все, чем ты был, папа, – проговорила она наконец. – И я прощаю тебя за все, чем ты не был.

– ПыСы, – добавила она. – Джона без тебя сходит с ума, а я влюбилась в парня из других мест.

Она открыла глаза, жалея, что больше ничего сделать не может.

Тут ее осенило. Поискав вокруг, она нашла в снегу кусок коры и попросила Далласа перебросить ей перочинный нож из ее рюкзака.

Минут пять Зоя царапала и ковыряла кору. Когда она наконец закончила, то вспотела, рука у нее болела, а пальцы начали коченеть. Однако она была горда делом своих рук. Она положила кору на карниз рядом со скульптурами и сделала сэлфи, чтобы потом переслать Джоне. Она даже запостит ее в «Инстаграмме», чтобы полисмены увидели и поняли, насколько серьезно она решила спуститься в эту пещеру, если понадобится.

На коре она вырезала послание отцу:

«Я ВЕРНУСЬ».

14

Даллас клялся и божился, что может вести машину с механической коробкой передач одной левой рукой, но Зоя заявила, что на этот день с нее встреч со смертью хватило. Она вывела внедорожник из глуши по разбитым колеям.

Как только они доехали до Коламбия-фоллз – и до цивилизации, – их мобильники наконец поймали Сеть, как будто они совершили посадку из космоса. Зоя остановила машину, чтобы отправить сообщение матери. Будда и крест, оставленные мамой у пещеры, немного ее смягчили. Она не была готова полностью простить мать, но решила, что та заслуживает сообщения о том, что с Зоей все в порядке. Она отправила такое же сообщение из одного слова, какое посылала в тот буран: «Целы». Нажимая значок «отправить», она ощутила не только дежа-вю, но и изумление: сколько же событий произошло с того момента, когда она увидела, как Икс несется по льду к ней и Стэну!

Мать ответила раньше, чем Зоя успела положить мобильник обратно на приборную доску.

«Слава богу! – написала она. – Слава ВСЕМ богам!»

Мать отправила еще и какой-то сложный смайлик, который у Зои отображался прямоугольником. Зоя много раз просила ее этого не делать, потому что каждый раз ей на секунду начинало казаться, что связи нет.

«Я по-прежнему на тебя зла», – ответила ей Зоя.

Мать начала отвечать. Всплыла надпись «пишет», что обычно предвещало нечто важное.

«Знаю, Зо. Я все понимаю и тебя не виню. Я просто не в себе: не могла есть / дышать / управлять крупными механизмами. Я в горячих ключах. Приедешь и позволишь тебя обнять?»

«Может, и да. Не знаю. Посмотрим, смогу ли перестать злиться».

«Плиз-плиз-плиз»?

«Ладно, ладно. Только смайлики не посылай».

«Спасибо. И не смейся над моими смайликами!»

* * *

Спа «Горячие ключи» представляло собой обветшавшее здание на склоне над Флэтхед-вэлли. Оно гордилось своими двумя бассейнами. (В буквальном смысле: на фасаде обвисал транспарант со словами «ЗДЕСЬ ДВА БАССЕЙНА!»). Оба были открытыми и питались омолаживающими минеральными источниками, бьющими из-под земли. Один, обычный плавательный бассейн, имел температуру воды около 29о. Второй представлял собой громадное озеро с бетонным дном в форме почки и всегда был прогрет ровно до 40о. Зоина мама была старательным управляющим, но владельцы жили в другом штате и, постоянно планируя продать свой бизнес, не хотели вкладывать в него деньги. Из-за этого с каждым новым сезоном «Горячие ключи» становились еще чуть замурзаннее, чуть безнадежнее. Зеленые стекловолоконные стенки стали шаткими и изношенными. Разноцветные вымпелы на стенах выгорели. Громадные цифровые часы в стиле семидесятых сбоили: вместо обозначения времени на них появлялось нечто похожее на китайские иероглифы.

В последнее время состоятельные туристы посещали такие спа, где им выдавали халаты из микрофибры и сверкающие проволочные корзинки с лосьонами и губками. Самые продвинутые ехали в Канаду, где горячие водовороты возникали как по волшебству посередине замерзших рек. «Горячие ключи» в основном посещали пожилые супружеские пары, которые сидели у стенки большого бассейна, трогательно закинув руки друг другу на плечи. Приходили также туристы из Европы и подвыпившие компании молодежи, которые над этим спа ухохатывались. Зоя стеснялась бы «Горячих ключей», вот только она ни разу не видела, чтобы выходившие оттуда люди не выглядели бы довольными, мечтательными и розовенькими. Вода тут была по-настоящему полезная.

Когда Даллас с перевязанным в травмпункте на шоссе запястьем высадил Зою у источников, уже вечерело. На входе Зоя увидела свое отражение в двери: вид у нее был просто отвратительный. Под пальто Икса ее собственная одежда была мятой и изодранной. Благодаря защитной каске волосы будто корова жевала.

Ее мама сидела за стойкой администратора: складывала полотенца и ждала ее. Как только Зоя вошла, она встала. Они смущенно поплелись друг к другу, как парочка, разучившаяся танцевать.

Зоя позволила себя обнять, но демонстративно на объятия не ответила. Ее мать не стала обращать внимания на неловкий момент.

– Господи, это пальто! – сказала она. – Это Икса?

– Ага, – подтвердила Зоя. – Оно исцеляет. Стоит его надеть – и оно, типа, начинает убирать синяки и сращивать переломы.

– Серьезно?

У ее матери округлились глаза.

– Нет, это просто пальто, – ответила Зоя. – Только супертеплое.

Мать засмеялась и хлопнула ее по плечу.

– Слушай, мне надо перед тобой извиниться, – сказала она. – Давай вместе складывать полотенца, а я попробую?

Они сели, поставив между собой корзину из сушилки. Зоя вспомнила, как складывала полотенца с Бертом, когда он уже впал в маразм. Он был в восторге от того, какие они теплые и пушистые, как от них пахнет чистотой. Она с трудом справилась с желанием уткнуться в них лицом.

– Ну что, – заговорила ее мать, – тебе короткое, среднее или длинное извинение?

– Начни с короткого, – решила Зоя.

– Я тебя люблю и прошу прощения, – сказала ее мать.

– Не прочувствовала, – отозвалась Зоя и разгладила полотенце рукой. Оно затрещало от электрических разрядов. – Попробуй среднее.

– Я тебя люблю и прошу прощения. Мне не следовало просить полицию оставить тело твоего папы в пещере.

– А почему же ты попросила? – спросила Зоя. – Не могу понять.

Ее мать вздохнула.

– Я просто ляпну, как ты, хорошо? – сказала она. – Я думаю, что, может, твой папа сам себя убил, Зо.

Зоя ничего не стала говорить.

– Под конец он стал ужасно несчастным, – продолжила ее мать. – Чувствовал себя неудачником. Сам себе стал противен. И он решил, что я его больше не люблю, а это… Меня убивает, что он так решил. – Она чуть помолчала. – Я тебе все это говорю, потому что ты так много раз меня спрашивала – и мне кажется, что ты это выдержишь.

– Выдержу, – подтвердила Зоя. – Продолжай.

– Послушай, я в спелеологии не разбираюсь, но, как мне кажется, он был слишком умелым, чтобы стать жертвой несчастного случая, – сказала ее мать. – Я подумала, что он мог покончить с собой, и я не хотела… – Она снова помолчала, прижав пальцы к векам, – …не хотела, чтобы копы туда спустились и доказали, что я не ошиблась.

Зоя наклонилась и на этот раз по-настоящему обняла мать.

– Я точно знаю, что папа такого не сделал бы, – заявила она. – Он просто облажался. Остановился, чтобы сделать фотку, – и упал. Сегодня в пещере я точно смогла себе представить, что случилось. Я смогла это почувствовать.

Ее мать кивнула:

– Конечно, ты права. Мне хотелось бы, чтобы ты была права.

– Я права! – снова подтвердила Зоя. – Так что ты теперь скажешь полисменам, чтобы его достали? Я сегодня зажигала, но страшно было безумно. А ведь Серебряная слеза даже не сравнится с папиной пещерой. Мне не хочется при этом погибнуть.

Ее мать не успела ответить: в двери вошла немолодая чета, судя по выговору, – немцы. Зоина мама приняла от них деньги, выдала шлепанцы, полотенца и ключи от кабинки для переодевания. Они с Зоей смотрели, как те шаркают по лестнице рука об руку, и молчали, дожидаясь, пока они спустятся вниз.

– Я поговорю с полицией, – негромко пообещала мать Зое. – Обещаю. Извини, что не рассказала тебе все это раньше. – Она помолчала. – Взрослой быть плохо, – призналась она. – У тебя это будет получаться лучше, чем у меня, это уже видно.

* * *

Смена матери должна была закончиться в шесть часов, но без двух минут шесть позвонил служащий, которого она назвала Флейкером, и сказал, что у него на языке странные пятна и «можно, он слиняет?». Мама была совершенно выжата – у нее даже не было сил убрать упавшие на глаза волосы – и от этого известия ее плечи ссутулились. Зоя все еще была на взводе от покорения Серебряной слезы и предложила за нее отдежурить. Мама завела песню о том, что «ни за что не стала бы тебя просить», но Зоя твердила: «Заткнись, я останусь. Заткнись, я останусь», – пока ее мать не сдалась.

Зоина мама сказала, что в бассейнах практически пусто: там только чета немцев, которые сейчас уже обнимаются в большом бассейне, и отец-одиночка, устроивший день рождения своей противной шестилетней дочке в маленьком. Мать напомнила, что в каждом из бассейнов дежурит спасатель, а если она не увидит Лэнса, охранника, то он скорее всего окажется в раздевалке на тренажере. Еще мать разрешила закрыть спа пораньше, если посетители уйдут, и немного напугала, посоветовав следить за мониторами, потому что к ним начали залезать.

– И вот еще что, – добавила она, открывая ноут, стоявший на столе перед Зоей. – Я хотела оставить это до утра, потому что не была уверена, что ты сможешь это переварить после пещеры и прочего. Но тебе это будет интересно.

Зоина мать открыла новостное сообщение, развернула экран к Зое и сделала шаг назад.

– Похоже, Икс нашел Стэна, – сказала она.

Зоя поспешно скользнула взглядом по строкам:

«Мужчину, убитого в начале недели в парикмахерской в Уилрайте, штат Техас, опознали как Стэна Мэнггольда… Мистер Мэнггольд, 47 лет, был уроженцем Вирджинии… Его разыскивала полиция… Вскрытие показало, что причиной смерти мистера Мэнггольда стала травма шеи, когда его головой вперед бросили в зеркало, установленное над одним из кресел парикмахерской… По описаниям служащих, нападавшим был возбужденный темноволосый белый мужчина в возрасте от 18 до 21. На нем были темные сапоги, черные брюки и фиолетовая ковбойка. Полисмены распространили рисованное изображение, но на данный момент подозреваемых не имеют».

Зоя кликнула по ссылке на рисунок.

Губы изобразили совершенно не правильно. Глаза оказались недостаточно глубокими. Тем не менее в этом портрете что-то было – длинные волнистые волосы, синяки на щеках, – что делало образ Икса настолько ярким, что у Зои загорелись щеки.

Она закрыла ноут и отодвинула подальше.

– Все позади, – прошептала ее мать. – Все это безумие позади: Икс, пещера… все. У нас все будет нормально.

Вот только Зое не хотелось, чтобы это безумие было позади. Ей хотелось, чтобы Икс вернулся. Она невольно подумала, что теперь, когда повелители заполучили Стэна, они могут отправить Икса на охоту за новыми душами.

* * *

Зоина мама пообещала за ней заехать и оставила за стойкой лениво жевать крендельки на йогурте и пялиться в мерцающие старые мониторы системы наблюдения. Отец-одиночка увел стайку шестилеток в темноту. Чета старых немцев наконец тоже удалилась (причем ладонь жены лежала на попе мужа). Потом несколько часов ничего не происходило.

Чтобы убить время, Зоя отправляла Вэл сообщения. Три были про пещеру, пять – про Икса и две – про крендельки. Наверное, Вэл была с Глорией: по выходным они часто заваливались в постель с тонной еды, взламывали аккаунт брата Вэл, Тиндера, и искали там интересных девиц, потому что Вэл ответила «Не могу говорить», а когда Зоя продолжила ее доставать, пригрозила: «Забаню».

После этого само время словно заскучало и решило подремать. Зоя прошлепала по мокрому коридору в бассейны и отпустила одного из спасателей домой. На это ушло минут десять. Она вернулась наверх и вытянула ноги, ноющие после пещеры. Ушло еще около восьми минут.

Залезая за стойку, Зоя скользнула взглядом по экранам. Всюду было пусто. Коридоры и лестницы только что вымыли. Торговые автоматы беззвучно сияли. Над бассейнами висело призрачное облако пара.

Она уже собралась сесть, когда ее взгляд за что-то зацепился.

Верхний правый монитор. Большой бассейн.

Кто-то туда залез.

Мужчина стоял спиной к ней. Он был в воде, но в вязаной шапке, натянутой на уши. Из-под нее еле выглядывали жидкие волосы.

Зоя позвонила Лэнсу по установленному в раздевалке телефону (как ее мать и предсказывала, он запыхался на тренажере) и велела ему выставить этого парня. Она снова повернулась к монитору и увидела, как в кадре появился Лэнс и потребовал, чтобы тот тип вылез из воды. Парень даже не шевельнулся. Он полностью проигнорировал Лэнса, чего тот не собирался терпеть.

Лэнс был до безобразия высокий и мощный. Он обожал стычки. Единственное, что ему не нравилось в работе охранника, – это то, что ни у кого не хватало пороху ему противостоять. Зоя частенько видела, как он замахивается на муху и говорит:

– Ага, беги, давай.

Зоя смотрела, как Лэнс подходит к воде и опускается на колено: привычная поза регбиста, каковым он и был. Зоя закрыла глаза. Ей хотелось домой. Ей совершенно не хотелось наблюдать за тем, как Лэнс устраивает трепку.

Когда она снова их открыла, то изумилась: Лэнс смотрел прямо на нее через камеру наблюдения. Его лицо занимало весь экран. Он знаками пригласил ее выйти к бассейну.

Зое скрутило живот. Она надела пальто Икса, заперла переднюю дверь и спустилась по лестнице, стараясь идти как можно медленнее.

К тому моменту, когда она вышла на улицу, незнакомец уплыл к другой стороне бассейна. Его скрывали темнота и поднимавшийся от воды пар. Он стал просто силуэтом: голова, плечи и шапка над водой.

Лэнс стоял у двери с недовольным видом.

– Что тут происходит? – спросила Зоя.

– Этот тип говорит, что вы знакомы.

Зоя всмотрелась в сидящего в воде мужчину. Дымка этим вечером выглядела странно. Она окутывала его венком, словно он ее призвал. Она этого типа не знала. Совершенно точно. Она уже собралась распорядиться, чтобы Лэнс выставил незваного гостя, когда тот заговорил.

Он произнес всего одну фразу, но она заставила Зою замереть:

– Тебя зовут Зоя – и ты любишь Икса.

Зоя медленно начала обходить бассейн.

Она оказалась рядом с мужчиной. Тот бросил у воды какую-то одежду. Рассмотреть ее в темноте не получалось: она лежала, перевившись, словно клубок змей.

Зоя пыталась сообразить, что говорить, когда незнакомец заговорил снова – и во второй раз ее поразил:

– Это же пальто Икса, да? – сказал он. – Тебе вроде бы великовато.

Она пригнулась, чтобы рассмотреть его лицо. Ему было под тридцать. Интересный, хоть и побитый, но какой-то дерганый. Нездоровый. Белки его глаз были все в красных прожилках.

Он запрокинул голову и улыбнулся ей. Дружелюбие заставило его казаться еще более опасным.

Зоя внимательно его разглядывала и ничего не говорила.

У него под глазами оказались темные ссадины в форме полумесяцев.

Они были похожи на ссадины Икса.

– Вы кто? – спросила она.

– Эрик, – ответил он. – Как сама?

Его безмятежный тон звучал дико.

– Икс никогда не упоминал ни о каких Эриках, – сказала она.

– Икс моего настоящего имени не знает, – объяснил он.

Он вытащил руку из воды: у него оказался дикий рукав из татуировок, почти таких же, как у Икса, и чуть приподнял шапку. Зою передернуло. Лоб у него был жутко изранен.

– Он называет меня Стукачом.

* * *

Он сказал, что пришел с вестями от Икса.

По его лицу Зоя не могла понять, хорошие это вести или плохие. Ожидание было просто ужасным.

Зоя сказала Лэнсу и второму спасателю, что они могут уходить. Оба были шокированы, но все-таки неохотно направились вверх по лестнице.

Зоя ждала, что Стукач заговорит, но он, похоже, наслаждался ее нетерпением. Он странно смотрелся в воде. Он снял рубашку, но остался не только в шапке, но и в джинсах, которые намокли и липли к ногам. Он лежал на спине в центре бассейна и взирал на яркий звездный бисер.

– Что это за вести? – спросила Зоя. – Говори!

Стукач улыбнулся и отплыл еще дальше в темноту, сверкая белым животом. Он не отрывал взгляда от неба.

Она следовала за ним по краю бассейна, подбирая по дороге грязные полотенца и брошенные шлепанцы.

– Не беси меня, Стукач, – рявкнула она. – Мне плевать, что ты мертвый, я все равно тебя серьезно покалечу!

– А можно мне просто еще минутку поплавать? – заныл он. – Знаешь, как давно я не ощущал теплой воды?

Зое стало его немного жаль. Она выровняла белые садовые стулья, которые следовало бы уже давно выбросить, и стала молча ждать.

Через десять минут Стукач вылез из воды, надел рубашку и ботинки и зашел в помещение. Он снова натянул на свой кошмарный лоб шапку, однако Зое показалось, что его все равно лихорадит и бьет дрожью. А потом ее осенило: у него трясучка!

– Тебя отправили на кого-то охотиться? – спросила она.

Он удивленно повернулся к ней и вытер пот со лба тыльной стороной руки.

– Ага, – негромко ответил он. – На парня, который сел за руль школьного автобуса, нанюхавшись кокаина. В детали вдаваться не буду.

Он прошелся по вестибюлю, рассматривая каждый плакат, каждый предмет мебели, каждую безделушку, проверяя, что они могут сказать ему о годах, которые прошли с момента, когда его утащили в Низины. Зоя жалела, что все здесь такое обшарпанное и старое. Она спросила, хочет ли он посмотреть на ее мобильник. У него аж глаза заблестели. Он десять минут с ним игрался, а потом с сожалением вернул, сказав:

– У меня был «Блэкберри». Дерьмецо.

Зоя спросила Стукача, не голоден ли он.

– Всегда, – ответил он.

– Есть киноа с сейтаном, которые приготовила моя мама, – предложила Зоя.

Стукач поднял брови.

– Таких слов не существует, – возмутился он.

– А в торговом автомате есть всякая чепуховина, – добавила Зоя.

Тут глаза у него загорелись.

– А «Скиттлз» – это по-прежнему вещь? – спросил он.

Зоя открыла кассу, чтобы взять наличные, а потом они со Стукачом снова отправились вниз. В пустом коридоре выжидающе гудели торговые автоматы. Автомат с напитками был единственной новой вещью во всем здании: он был из тех научно-фантастических, где миниатюрный лифт едет наверх, чтобы забрать ваш выбор. Стукач взирал на него завороженно. Он минут пять решал, что именно купить. Зоя нашла это трогательным. Они вернулись в вестибюль, набрав энергетиков, конфет, чипсов и резинки на четырнадцать долларов.

Они уселись на каменный пол, выложив свою добычу между собой. Небо из синего стало черным. Зоя была не особенно голодна, но получила удовольствие от того, как Стукач поглощал конфеты. Она откинулась назад, опираясь на локти, и молча наблюдала, придя к выводу, что рано ли поздно Стукач соберется передать ей послание Икса.

– Извини, что я тебе нервы мотаю, – сказал он наконец. Лицо у него все еще было розовым после бассейна, на губах размазался шоколад. – Я понимаю, что тебе хочется узнать про Икса. Просто дело в том, что как только я все тебе расскажу, тебе станет скучно и ты меня выставишь.

– Не выставлю, – мягко ответила Зоя. – Мне спешить некуда. Понимаешь, мой парень ведь в аду!

Стукач таинственно улыбнулся.

– Может, и не надолго, – сказал он.

Зоино сердце радостно забилось.

* * *

Когда Стукач наконец-то начал рассказ, Зое никак не удавалось усвоить все подробности, потому что мысли у нее так и метались. Ей хотелось услышать только одно, ее интересовала единственная вещь на свете: увидит ли она Икса снова.

Стукач сказал, что повелители устроили ему судилище. Икс заставил их заткнуться: он подверг сомнению их власть!

Стукача потрясло то, что Икс оказался на такое способен.

– Понимаешь, этот тип вообще все время молчит, – сказал он. – Так ведь?

– Прекрати! – встала Зоя на его защиту. – Он стеснительный, но он не молчит.

– У-у-у! – отозвался Стукач. – Втюрилась, да?

Зоя покраснела, но быстро опомнилась.

– Даже не пробуй смеяться над моей роковой сверхъестественной любовью! – предупредила она.

Стукач ухмыльнулся. Зоя не смогла не обратить внимания, что зубы у него обколотые и серые.

– Короче, теперь Икс действительно не молчит, – признал он. – Похоже, ты научила его стоять за себя. Я уже понял, что ты намного круче него.

Стукач закинул в рот половину пакета «Скиттлз»: странный поступок, если участь, что он уже жевал резинку. Зоя наблюдала за нам с извращенным интересом: как он проглотит конфеты, не глотая резинку? Она ни разу не видела, чтобы кто-то даже пробовал такое.

– Ты всегда был такой отвратный? – спросила она.

– О, я был гораздо, гораздо хуже! – ответил он.

Перемалывая зубами конфеты, он продолжил свой рассказ.

По его словам, суд закончился хаосом. В итоге один из повелителей передал Иксу вердикт.

В этот момент Стукача накрыло волной избыточной глюкозы, и в самый важный момент рассказа он отвлекся, что стало для Зои настоящим мучением.

– Тот повелитель, который заявился, – сказал он. – Единственный классный повелитель на все это место. Мы называем его Регентом. Он относится к Иксу как к сыну… почти что. Короче… Извини. Куда-то не туда заехал. – Он захихикал. – Ду-ду! Би-би! ЗАЕХАЛ, уловила?

Зоя бросила на него строгий взгляд.

– Рассказывай, что там было, – приказала она. – А то отниму у тебя конфеты.

Стукач широко раскрыл рот и вывалил язык наружу.

– Охолонь, – посоветовал он.

– Так никто сейчас не говорит, – сказала Зоя.

– Ага, и когда я был жив, тоже не говорили, – согласился Стукач. – Но слово хорошее. Эй, послушай, а Тэйлор Свифт – это по-прежнему вещь? А Чипотл – это по-прежнему вещь? – Он немного подумал. – А говорить «это – вещь» – это по-прежнему вещь?

Разозлившись, Зоя села прямо и начала отбирать у него сладости, одну за другой. Чипсы. Белковый батончик. «Твикс».

– Только не «Твикс»! – взмолился Стукач. – Это же и конфета, и печенька!

Он поспешно выложил конец истории.

– Иксу велели забрать еще одну душу. Если он не облажается, если не побежит к тебе плакаться или еще что – его отпустят на свободу. Он сможет навсегда уйти из Низин.

Зоя слушала Стукача, и ее сердце готово было выпрыгнуть из груди.

– Навсегда? – перепросила она. – Не знала, что такое вообще возможно.

– И я не знал, – согласился Стукач. – До сих пор половины правил не понимаю. Эта чертова дыра хоть бы сайт завела!

Зоя встала. Ее переполняли силы и эмоции, и она почти бегом кинулась через вестибюль. Ей не хотелось, чтобы Стукач увидел ее лицо.

– Не могу поверить! – сказала она. – Это так… так справедливо. Потому что он вообще не должен был там оказаться. Он был невинным малышом, а с ним обращались так, будто он какое-то чудовище вроде…

Она замолчала.

– Вроде меня? – закончил за нее Стукач.

– Извини, – сказала Зоя. – Я тебя не сужу. Я знаю только, что ты был барменом и кого-то зарезал в баре. Я даже не знаю почему. Я просто радуюсь, что Иксу больше не придется страдать.

* * *

Оба помолчали. Зоя переваривала потрясающую новость об Иксе. Единственное, что мешало ей отбить радостную чечетку, – это жалость к Стукачу. Он-то никогда не освободится! Сам же Стукач рассовывал по карманам оставшуюся еду: она слышала, как крошатся в порошок чипсы, которые он запихивает туда. Обертки он уже отправил в мусор.

– Тебе не обязательно уходить, – сказала Зоя. – Так ведь? Ты ведь можешь немного тут побыть?

Кажется, Стукача ее предложение растрогало. Он улыбнулся и снова сел на пол. Зоя указала на наколку на его правой руке: странное пятнистое животное с шипастым хвостом и длинной изогнутой шеей, которая почти касалась земли.

– У Икса тоже есть такая татушка, – сказала она. – Я не успела у него спросить насчет нее. У вас в Низинах животные другие, да?

Стукач хмыкнул.

– А вот и нет, – ответил он. – Тот тип, который делает наколки охотникам… Он старый маразматик, а умер типа в дни Помпеи. И он не помнит, как выглядят многие звери. Вот этот рисунок должен изображать жирафа.

– Не может быть! – не поверила Зоя.

– Зуб даю, – заверил ее Стукач.

– Так уже тоже не говорят, – сообщила ему Зоя.

– Догадался, – проворчал Стукач. – Короче, я вообще рухнул, когда увидел его крысу. А вот эта тварь с рогами – якобы обезьяна.

Зоя расхохоталась. Ей вспомнилась «Всегда не стой». Интересно, ей не судьба встречаться с парнем с нормальными татуировками?

– А Икс знает, что это не настоящие животные? – спросила она.

– Я не стал ему говорить, – ответил Стукач. – Это разобьет ему сердце, а я вроде как его оберегаю. Потому что, как ты и сказала, он невинный. Ты тоже ему не рассказывай, лады?

– Не буду, – пообещала Зоя. – Я вроде как тоже его оберегаю.

Зоя посмотрела на часы. Было почти десять. Скоро мама подъедет и будет сигналить, чтобы она вышла. Ей не хотелось, чтобы Стукач уходил. Он был ее единственной связью с Иксом – и он ей понравился. Однако ему предстояло отыскать преступного водителя автобуса. Глаза у него потухли. Глюкозный пик прошел. Похоже, у него начался откат – и он снова начал потеть.

Стукач рисковал уже тем, что задержался на час, чтобы передать ей известие от Икса: он может навлечь на себя не только трясучку, но и неудовольствие повелителей. Зоя была так погружена в собственные чувства, что об этом даже не подумала.

– У тебя будут неприятности из-за того, что ты сюда пришел? – спросила она.

Стукач пожал плечами.

– Если об этом узнают? – ответил он. – Ага, наверное. Но после той гадости, в которую я превратил свою жизнь, со мной нельзя сделать чего-то такого, что я не заслуживал бы.

Он уставился на свои руки – просто, чтобы на что-то смотреть. Они были мозолистыми, сбитыми – и пустыми.

– Вот ты сказала, что меня не судишь? – добавил он наконец.

– Ага, – подтвердила Зоя.

– А должна бы, – возразил он. – Я совершенно не такой, как Икс. Хотел бы быть таким, но…

Зоя не знала, что говорить, и промолчала.

– Знаешь, за что я зарезал того парня? – признался Стукач. – Он вел себя, как говнюк, а я был не в настроении. – Он помолчал. – Я всю жизнь был не в настроении.

Зоя не имела желания слушать дальше.

– Тебе не обязательно это рассказывать, – сказала она.

– Но я хочу, – негромко признался Стукач. – Когда я его убил, то выгреб деньги из кассы и сбежал. Больше не разговаривал с женой и дочкой… а что бы я стал им говорить? – Он опять сделал паузу. – У дочки был аутизм. Она не разрешала себя обнимать. Это, типа, было для нее перегрузкой. Она просто шла вразнос. Ей сейчас восемь. Наверное, понятия не имеет, жив я или нет. – Стукач отвел взгляд. – Так что, короче… ага… ты можешь меня судить.

Теперь уже самой Зое пришлось смотреть на свои руки.

– Ты жалеешь? – выдавила она наконец.

– Господи, еще бы! – ответил Стукач. Он стянул с себя шапку, снова открывая те жуткие ссадины, которые сам себе устроил. – Знакома с моим лбом?

Зоя нахмурилась: смотреть на его лоб во второй раз было ничуть не легче, чем в первый.

– Раскаяние должно было бы как-то засчитываться, – проворчала она.

– Разве? – не согласился Стукач, снова надевая шапку. – Не уверен. Сказать, что тебе жаль, довольно легко… особенно после того, как тебя поймали.

Зоя спросила, не хотелось ли ему попытаться навестить жену и дочь, когда его выпускают из Низин.

– Мне слишком стыдно, – признался он. – У меня было много времени на глубокие размышления, и вот что я скажу: нельзя устроить такое, что я устроил моей семье, а потом ждать, что тебя простят. Сердца – вещь хрупкая… по крайней мере, добрые сердца. Лучше пусть они решат, что я был просто страшным сном.

Стукач встал и, морщась, размял ноги и руки. Зоя проводила его до двери. Конфеты в его карманах скрипели и хрустели на каждом шагу.

На улице ветер гнал поземку. После теплого влажного воздуха источников он обжигал кожу. Над дверью горел фонарь. Стукач остановился в конусе света, словно надеялся от него согреться. Он растер голые руки и, прищурившись, посмотрел вдаль.

– Нельзя бегать по Монтане без пальто, – укорила его Зоя.

– И что со мной может случиться? Заболею и умру? – ответил Стукач.

Зоя могла только возмущенно застонать. Она зашла в вестибюль и вынесла пальто Икса, которое подала Стукачу.

– Ты это серьезно? – уточнил он, но при этом уже засунул руки в рукава, чтобы она не успела передумать. – Ты – классная чувиха.

Зоя закатила глаза, но с улыбкой. Этот парень явно был не в курсе современного сленга.

– Ты передашь Иксу, что я его люблю? – спросила она. – И поделишься с ним конфетами?

– Про любовь передам, – пообещал Стукач. – А вот моих конфет он не получит.

Он вышел из круга света прямо на снег.

– Что бы ни случилось дальше с тобой и Иксом, – сказал он, – я рад, что он с тобой встретился. Он – хороший парень, а ты дала ему хоть чуть-чуть пожить.

– Ты и правда веришь, что повелители его отпустят?

– Честно, могу себе представить. Нет, погоди, не честно – не могу себе представить.

Она устало вздохнула:

– Шансов мало, да? – прошептала она.

Стукач уже превратился просто в голос из темноты.

– Кому какое дело до шансов? – проговорил он. – А какие шансы были на то, что он встретится с такой, как ты?

Часть 4 Разделенное сердце

15

Еще одна душа.

Эти слова громыхали у Икса в голове. Несмотря на то, что Рвач позаботилась о нем, его раны до конца не зажили и протестовали всякий раз, когда соприкасались с землей. Он не обращал на это внимания. Теперь он жил только разумом. Тело существовало лишь как его подпорка.

Еще. Одна. Душа.

Он сможет снова увидеть Зою, только если доставит повелителям последнюю жертву. Он думал о Верхнем мире: об охотниках с ожерельями из гусей, каннибалах с черепами на веревке. Сколько их можно нацепить, прежде чем груз мертвецов притянет тебя к земле?

Он вырвет для них эту душу. Ну еще бы! Единственное, что его тревожило, – это насколько просто все звучит. Он все крутил и крутил в голове фразу «еще одна душа». Он искал ловушки, спрятанные между словами. А что если они потребуют невинного человека? А что если это будет ребенок? Он одержим встречей с Зоей. При мысли о ней, о Джоне – даже об их матери, которая стала держаться с ним холодно, – он ощущал болезненный удар. Тем не менее существовали вещи, которых он делать не станет, даже если повелители ему прикажут. И дело не в том, что он слишком благороден. Это не так. Дело в том, что он не хочет разочаровывать Зою. Она не захочет, чтобы во имя нее совершались какие-то зверства.

Икс решил, что истинная опасность – это он сам. Когда Регент (опасно даже в мыслях называть его Тариком!) отправит его в Верхний мир на охоту за этой последней душой… вдруг он вместо этого столкнется с Зоей? Что если он приведет повелителей в ярость и уничтожит свою единственную надежду на счастье? Сможет ли он удержаться? Даже сейчас он ощущал Зоины пальцы там, где она к нему прикасалась: на своих губах, на поясе, на плечах. Он содрогнулся, словно она сейчас находилась с ним в камере, обвивалась вокруг него, словно лоза, дышала ему в шею. Почему именно то, что делает его сильным, в то же время ставит его на колени?

Неожиданно мысли Икса прервал какой-то шум. Охранник-русский вел кого-то по коридору. Икс услышал голос, сказавший:

– Расслабься, парниша. Я прекрасно помню, где моя долбаная камера.

Это был Стукач!

Икс вскочил. Ему необходимо было узнать, увиделся ли его друг с Зоей, как он просил его… нет, точнее, умолял. Он с трудом удержался, чтобы не проорать свой вопрос прямо при русском однако ему удалось промолчать. Он ждал, чтобы эти двое оказались в его поле зрения. Охранник шагал впереди. Вместо его привычного синего тренировочного костюма на нем оказался новенький вишнево-красный. Он был такой высокий и массивный и так гордо вышагивал в своей обновке, что Икс едва смог разглядеть Стукача у него за спиной. Однако он там был. И на нем тоже был надет какой-то новый предмет одежды. Он был настолько темно-синим, что казался почти черным.

В первую секунду Икс его не узнал.

Потом его осенило.

Это было его собственное пальто! Стукач встретился с Зоей.

Охранник отпер замок на соседней камере и стал ждать, чтобы Стукач догнал его, лениво шмыгая носом и глотая сопли.

Стукач прошаркал к себе в камеру. Икс вытянул шею, спеша встретиться с ним взглядом, но русский загораживал ему обзор. Икс мысленно выругался. Он уже собрался уйти в глубь своей камеры, когда Стукач подался назад и посмотрел прямо на Икса. Он дернул себя за отворот пальто – и подмигнул.

Русский не уходил целую вечность. Он внушительно прохаживался туда и обратно перед камерой, которую занимала Рвач, а та с извращенным наслаждением с ним заигрывала.

– Заметила новый костюм, да? – спросил охранник.

– Еще бы не заметить! – отозвалась Рвач. – Ты такой щеголь. Все Низины только о тебе и будут говорить.

– Можно потрогать костюм, – предложил охранник. – Другим не говори. Им не можно потрогать.

Охранник сунул руку в камеру. Увидев это, Икс только головой покачал. Он не удивился, когда Рвач впилась в русского зубами.

– Ты чудовище! – крикнул тот, отдергивая руку и проверяя, нет ли на вишнево-красном рукаве дырок. – У тебя зубы звериные!

Но все равно он оставался у ее камеры еще полчаса. Икс уже готов был взорваться от досады, когда Стукач шепотом его окликнул.

– Подойди к решетке! – потребовал он. – Быстро.

Икс послушался.

– Раз, два… три! – скомандовал Стукач.

Он просунул пальто сквозь прутья. Икс схватил его и втащил к себе в камеру.

– Зоя балдежная, – сказал Стукач. – Она сказала, что любит тебя, а я сказал, что ты любишь ее и так далее и тому подобное. Там все нормально. – Он помолчал. – Там в кармане для тебя шоколадный батончик.

– Как мне тебя отблагодарить? – воскликнул Икс.

– Это же просто батончик, парень, – проворчал Стукач.

– Ты меня не понял, – ответил Икс. – Как мне отблагодарить тебя за то, что ты был мне настоящим другом, когда я сам был тебе не особо хорошим другом?

Похоже, эти слова были для Стукача чем-то важны: он некоторое время молчал.

– Да не стоит того, – сказал он наконец.

– Ошибаешься, – возразил Икс. – Очень даже стоит того.

Тут он вдруг кое-что придумал.

Он расстегнул фиолетовую рубашку с причудливой белой строчкой. Он аккуратно сложил ее, постаравшись разгладить замявшиеся места. Она была аляповатая, но он замечал, как Стукач жадно ее разглядывал.

Икс присел на корточки у решетки.

– Раз, два… три! – сказал он.

Он передал рубашку Стукачу. Тот с тихим смехом напялил ее.

– Парень, – сказал Стукач, – я же в ней долбаный красавчик!

* * *

К тому моменту, когда русский наконец убрался восвояси, Стукач уже погрузился в глубокий звериный сон: похождения в Верхнем мире его вымотали. Икс сидел у стены, положив себе на колени пальто. Оно вымокло, когда Стукач упал в нем в реку. Тем не менее, когда Икс уткнулся в него, то почувствовал едва заметный аромат Зоиной кожи. Он обжег его, словно пламя.

Благодаря Джоне Икс знал, что такое шоколадный батончик, и, стремясь отвлечься от мыслей, он сунул руку в один из карманов пальто.

Вместо батончика он обнаружил листок бумаги.

Обе его стороны были покрыты непонятными ему отметками. Тайна их содержания была просто нестерпимой. А вдруг это послание от Зои?

Он спросил, не спит ли Рвач. Он задал вопрос с такой громкостью, чтобы разбудить ее, даже если она спит.

– Я никогда не сплю, – откликнулась Рвач. – Разве ты до сих пор не понял? У меня в голове словно фабрика фейерверков.

– Ты не могла бы кое-что мне прочесть? – попросил Икс. – То, что нашлось у меня в кармане?

– Передавай сюда, – приказала Рвач, – быстрее. Этот странный русский скоро заявится за следующим укусом.

Икс протянул бумагу через решетку и с отчаянно бьющимся сердцем слушал, как Рвач ею шелестит.

– Это какой-то список, – сказала она наконец. – Это что – почерк твоей ляпающей девицы? Да она пишет, как дошкольник. Ошибается в правописании. И что за странная любовь к заглавным «у»?

Она снова всмотрелась в бумажку.

– Погоди, – проговорила она. – Почерк на другой стороне не такой дикий.

– Прочтешь мне? – спросил Икс.

Рвач откашлялась и начала:

«Милый Икс: я пишу тебе письмо. Ты, наверное, поду-маешь, что а) я не могу его отправить и б) ты все равно не умеешь читать. Так что – ага, писать это письмо не слишком разумно. Сама знаю. Можно продолжать? Мне необходимо вытащить эти слова у себя из головы: они меня убивают. Пусть даже они не пойдут дальше этого листка. Может, мне станет легче. Короче, вот что главное (тут я очень глубоко вдохну: представь мой сверхглубокий вдох, ладно?)… Как только ты ушел, я поняла, что люблю тебя. Черт, листок уже заканчивается. Надо было писать помельче».

Рвач неожиданно прервала чтение.

– Должна признать, что она очень необычный корреспондент, – сказала Рвач.

– Там еще что-то есть? – отчаянно спросил Икс.

– Да-да, есть еще, мой бедненький влюбленный, – подтвердила Рвач. – Держи себя в руках.

Она продолжила:

«Теперь, когда я просыпаюсь, мои мысли сразу летят к тебе, словно их притягивает. Ты действительно очень старался не забирать Стэна. Ты поверил мне, когда я сказала, что это неправильно. Наверное, я полюбила тебя, когда увидела, как ты страдаешь ради того, что правильно. А потом была еще куча всего, на что у меня не хватит бумаги. Мне ненавистна твоя печаль, Икс, даже более ненавистна, чем моя собственная. Когда ты вернешься (вернись, пожалуйста!), давай избавимся от нашей печали, ладно? Когда ты вернешься (вернись, пожалуйста, вернись!), давай закопаем нашу печаль под 5 метрами снега. С любовью, Зоя».

Икс ничего не сказал. Зоины слова таяли в воздухе, а он подался вперед, прислушиваясь, словно надеялся вернуть их обратно.

– Ты не прочтешь его еще раз? – спросил он.

– Конечно, да, – согласилась Рвач. – Даже мне оно кажется по-своему чудесным. Но могу я узнать, сколько раз ты попросишь меня его зачитывать?

– Пока оно не запечатлеется у меня в памяти – и я смогу повторить тебе каждое слово, – ответил он.

После дюжины прочтений Икс наконец позволил, чтобы Рвач замолчала. Она вернула ему записку и ушла в глубь камеры, жалуясь на состояние своего горла. Икс провел пальцами по письму, пытаясь соединить метки на бумаге с заученными наизусть словами. Он выучил «люблю», «Зоя», а еще «сверхглубокий» и «черт».

А потом он просто несколько часов просидел, не выпуская из рук листок и пальто. Он не знал, когда именно Регент отправит его за последней душой. Он уже сомневался, что переживет это жуткое ожидание.

Он шепотом признался своей соседке, что Регент назвал ему свое подлинное имя.

Рвач отозвалась не сразу.

– Даже не думай называть его мне! – потребовала она. – Безумием было его открывать.

– Я никогда никому не скажу, – ответил Икс.

Мятущиеся мысли наконец его утомили. Сон налетел на него так неожиданно, что он отключился, сидя у стены и баюкая на ладони Зоину записку, словно она была стеклянная.

* * *

Ему приснилось, что он снова находится в гигантском зале повелителей. Он был пуст. Икс проник туда тайком. Мраморные ступени блестели, по потолку неслась река. У него были считаные секунды на то, чтобы сделать необходимое. Он прошел к той стене, где карта Низин была заключена в мраморе, словно громадное ископаемое. Он провел пальцами по знакам. Их было слишком много, и он не мог их расшифровать. Под его пальцами начал раскаляться камень. Ему не положено было здесь находиться. Карта об этом каким-то образом знала. Его лицо опалила волна жара.

Когда Икс вырвался из сна, то обнаружил, что ссадины у него на щеках горят, и что Регент уже пришел с именем шестнадцатой души.

Икс с изумлением увидел у себя в камере повелителя. Сколько он здесь пробыл? Почему он его не разбудил? Какой смысл откладывать хоть на секунду его последнюю охоту?

Икс протер заспанные глаза, но от этого боль только усилилась. Он вздохнул, стараясь успокоиться. Снова посмотрев на Регента, он увидел, что на его лице застыла грусть. Что-то было не так. Понимание этого ударило Икса молотом.

Регент не говорил, не шевелился. Он только печально смотрел на Икса, а его темные мускулистые руки бессильно обвисли, словно он истекал кровью. Все было не как обычно. Все было неправильно. Иксу хотелось спросить у Регента, что означает его молчание, но в его мозгу воцарилась такая сумятица, что он не в состоянии был выговорить даже простейшего предложения.

Икс начал вставать, отчаянно желая нарушить тишину в камере. Регент, впервые зашевелившись, словно внезапно ожившее изваяние, покачал головой и жестом велел Иксу лечь на спину. Икс должен был бы обрадоваться тому, что обряд вот-вот начнется, что то мгновение, когда он сможет снова прикоснуться к Зое, приближается, что что-то, похожее на жизнь, наконец-то проявится… А вместо этого он улегся, словно в могилу.

Регент встал рядом с ним на колени. Он раскрыл правую руку. Икс увидел линии, которые бежали по его ладони, словно реки. Он закрыл глаза и стал ждать, чтобы рука опустилась. Этого не произошло. В конце концов Икс открыл глаза и вопрошающе посмотрел на повелителя. Ему казалось, что он больше ни мгновения не выдержит.

Наконец Регент заговорил:

– Низинам для собрания нужна еще одна душа, – начал он точно так же, как обычно. – Это порочный человек, нераскаявшийся и ненаказанный.

Вместо того чтобы продолжить, Регент замолчал – и в камере снова воцарилось сводящее с ума молчание. Когда он продолжил, то отступил от древнего текста обряда.

Икс еще ни разу не слышал, чтобы кто-то из повелителей говорил с такой болью и мукой.

– Это имя, – сказал Регент, – выбрал не я.

Икс открыл было рот, чтобы задать вопрос, но не успел сказать ни слова: повелитель стремительно опустил руку. Имя вошло Иксу в кровь.

Это имя было «Лео Ригли».

Оно ничего Иксу не говорило.

Но когда история Лео разошлась у Икса по жилам, от потрясения он по-звериному завыл.

Он попытался оттолкнуть Регента, дергая руками, шеей… чем получалось. Регент смотрел на него полными сострадания глазами. Он крепче стиснул Иксу лицо, пока кости не затрещали, и прижал его к полу.

* * *

Внезапно Икс оказался где-то на каменистом берегу. У него в голове все было черно от боли и ярости. Он заковылял вдоль кромки воды. Холодный ветер дул ему в спину. Прилив, пенный и серый, заливал сапоги.

Он собирался забрать эту последнюю душу со всей возможной скоростью, чтобы ринуться обратно к Зое. Однако это стало невозможно теперь, когда он узнал историю того человека. Икс плелся вперед почти против воли, сердце у него наливалось свинцом. Земля была усеяна громадными стволами, выбеленными солнцем. Они походили на кости.

Трясучка усиливалась, таща его вперед, словно на цепи. Но боль была пустяком по сравнению с наполнявшим Икса гневом.

Кто выбрал Лео Ригли? Было ли это имя названо Высшей Силой, или же это уловка Дервиша? Низинам ни к чему тот жалкий человечек, за которым отправили Икса. Этот мужчина согрешил, конечно, но действительно ли он не раскаивается? Икс в это не верил. А если Низинам нужен этот человек, то почему за ним не отправили охотника уже десятки лет назад? Нет, на самом деле повелители намерены наказать именно Икса. Он бросил им вызов. Он восстал. Он сказал им, что он лучше них, что он чист и благороден, что он достоин любви! И теперь они нанесут ему удар. Они лишат его всего.

Икс зашагал по камням. Тучи над ним были плотными и темными. Казалось, будто там их собрала его собственная ярость.

Когда он прошел вдоль берега чуть меньше километра, начался пронизывающий дождь, от которого вскипел океан. Икс видел совсем немного людей: какие-то старики водили по песку странными металлическими приспособлениями и время от времени нагибались, чтобы откопать жестяную банку или монету. Теперь все они ринулись к дощатому настилу между скалами. Икс шел дальше, не обращая внимания на непогоду. Дождь был холодным и стекал по его лицу.

Он не сможет забрать эту душу. Он это знал. Повелители тоже это знали. Они знали, что он скорее откажется от надежды на свободу.

Тем не менее ему хотелось увидеть того человека, ради которого он собирался пожертвовать собой. Он продолжал идти по берегу. Очень скоро он вернется в Низины. Его камера – это каменная пасть, которая ждет, чтобы проглотить его навсегда.

* * *

У конца каменистого пляжа Икс почувствовал, как боль в его теле вспыхивает сильнее, и, подняв голову, увидел, как к нему сквозь дождь идет его добыча. Мужчина оказался высоким и жилистым. На нем были очки и красная шерстяная шапка, которая качалась в такт шагам. Здесь и сейчас она оказалась единственным цветовым пятном.

Дождь лил потоками. Берег был пустынным – только охотник и та душа, за которой он явился.

Между ними высилась скала, выщербленная приливами. Она возносилась над берегом громадной, загнутой волной. Мужчина нырнул под нее, чтобы спрятаться от дождя, и сел на выброшенный волнами ствол дерева. Икс остановился метрах в тридцати, и его сапоги утонули в рыхлом песке. Повернуть обратно или продолжить путь? Все варианты, все мысли, все эмоции навалились на него одновременно.

Мужчина увидел стоящего под ливнем Икса. Он вопросительно наклонил голову: «Что ты там делаешь?» Он поманил его под скалу. Он даже махнул на ствол рядом с собой: «Тут места хватит». Несмотря на свои муки, Икса тронуло это невинное приглашение. Мужчина не подозревает, что Иксу поручено его убить.

Икс шагнул под укрытие и сел, не говоря ни слова. Над ними дождевая вода падала на верхушку каменной волны, а потом стекала с ее выступа, словно занавеска из бусин. Икс смотрел на океан, на гальку у себя под ногами, на гладкую вогнутую скальную стенку позади себя – на все, кроме мужчины, сидящего рядом.

– Это надолго, – сказал мужчина.

Иксу захотелось повернуться, заговорить, однако оказалось, что он на это не способен. Мужчина продолжал болтать, нисколько не смущаясь.

– Стенка просто обалденная! – объявил он, указывая на скалу позади них. – Песчаник. В жизни ничего более классного не видел.

Икс наконец повернулся к нему.

Мужчина казался безобидным, словно листок дерева.

Икс пытался придумать, что ответить, но в голове у него царила такая буря, что все мысли исчезли.

Мужчина приглашающе улыбнулся.

– Первый раз в Канаде? – спросил он.

Икс наморщил лоб.

– Это Канада? – уточнил он.

Мужчина расхохотался – и Икс с облегчением понял, что он принял эти слова за шутку. Мужчине было за сорок. У него оказалась копна каштановых волос и удивительные зеленые глаза, которые Икс почему-то узнал. Под курткой на нем была замусоленная одежда. Сапоги, куртка и очки были отремонтированы одинаковой блестящей черной летной. От его одежды пахло рыбой. Мужчина заметил, что Икс обратил внимание на этот запах.

– Занимался подледным ловом, – объяснил мужчина. – Здесь чертовски трудно хоть чем-то зарабатывать.

Икс ощутил, как от его добычи идет мощная волна одиночества. Обычно он даже не пытался понять, что творится в душах людей, но вот одиночество было одним из немногих чувств, которые он считал себя вправе оценивать.

Мужчина стянул перчатку и протянул Иксу руку.

– Я – Лео Ригли, – представился он. – А тебя как зовут?

Икс уставился на кисть мужчины – ярко-розовую, в пятнах от холода. Он не мог заставить себя ее пожать. Это из-за того, что этот человек сделал? Или из-за того, что Иксу стыдно, что ему предназначено его убить? Он сам этого не понимал, но руки у него словно были примотаны к туловищу.

Улыбка мужчины погасла. Он убрал руку и адресовал Иксу долгий обиженный взгляд.

Только теперь Икс понял, почему ему показались знакомыми глаза этого человека: они были похожи на глаза Джоны.

Икс встал. Ему необходимо было уйти. Боль стала слишком сильной.

– Ты такой же Лео Ригли, как и я, – сказал он мужчине. – Может, сейчас ты так себя и называешь, но это не твое подлинное имя.

Икс нырнул под занавесь дождя, стекавшего со скалы, и зашагал к шумному морю. Он думал о Зое. Он сейчас отправится к ней и повидает в последний раз, прежде чем спуститься в тот единственный дом, которого он заслуживает. Он понятия не имел, как он ей скажет – и скажет ли вообще, что ее отец по-прежнему жив.

16

Воскресным утром Зоя проснулась обалдевшая, словно ей ввели в вены дозу света. Тело у нее болело после спуска в пещеру, но это была правильная боль: боль спортсмена. В девять мать заглянула к ней и спросила, не хочется ли ей поехать с ней в город. Зоя даже голову к двери повернула с трудом.

– Только если у тебя найдутся носилки, – объявила она.

– Просто великолепно! – Мать наклонилась и погладила ее по голове. – Теперь у меня двое детей, отказывающихся выходить из дома.

– Хватит, хватит! – запротестовала Зоя. – Мне больно!

– Волосы болят? – изумилась ее мать. – А так вообще бывает?

– Оказывается, да, – подтвердила Зоя.

Когда мама ушла, Зоя осторожно передвинулась на край кровати: мышцы ее протестовали даже против такого короткого путешествия. Встав на ноги, она проковыляла из комнаты и, шатаясь, дошла по коридору до комнаты Джоны. Там, с криком: «Подвинься, козявка!» – она рухнула на его кровать спустя долю мгновения после того, как он из нее вылез.

Послушав стоны сестры минут пять, Джона забрался обратно на свою божью коровку, поцеловал ее в щеку и объявил:

– Ты не в состоянии быть главной.

Он спустился на кухню и начал производить страшное количество шума, сооружая ей завтрак. Зоя слышала, как множество приборов пищат, мелят и жужжат (микроволновка, блендер, соковыжималка, сушилка… тестомешалка?), так что с содроганием думала о том, что ее ждет. Однако Джона впервые за много дней был… похож на Джону. А все потому, что она спустилась в пещеру. Она сплясала бы, если бы ее тело было готово к таким подвигам. Джонин ноут был открыт на полу. Он сделал ее снимок «Я ВЕРНУСЬ» фоном рабочего стола.

В 9.30 Джона открыл босой ногой дверь и вошел с подносом для завтрака, который церемонно поставил рядом с Зоей. Зоя с трудом села. Посмотрев на поднос, она изумленно обнаружила, что Джона потратил тридцать минут на миску с хлопьями, стакан шоколадного соевого молока и пузырек с болеутоляющим.

– А что там был за шум, козявка? – спросила она.

Джона пришел в недоумение.

– Я просто играл! – жизнерадостно ответил он. – Ты что, решила, что я готовлю тебе яйца-пашот? Мне восемь лет!

* * *

Позже Зоя прохромала вниз и устроилась на диване. В последнее время она проводила там так много времени, что подушки промялись в форме ее тела. Она попыталась делать задание по алгебре, но даже задачник, похоже, понял, что ее мысли заняты другим: «Найти Икс», – предлагал он ей.

Зоя подремала, потом несколько раз перечитала заметку про Стэна (откуда у Икса взялась фиолетовая ковбойка?). И она даже получила полдник: Джона сделал ей сэндвич с арахисовым маслом и бананом на хлебе без клейковины всего за 35 минут. Ближе к вечеру ей стало так скучно, что она выкрутила Вэл руки и заставила приехать с помощью жалоб на боли и отправки пяти сэлфи, где корчила все более несчастные рожицы.

Вэл заявилась к ней в пижаме: красные фланелевые брюки и розовая футболка с надписью «Хочу быть домохозяйкой». Как всегда, с ней в дом ворвался огромный заряд энергии. Она почесала Споку и Ухуре животы. Она накрасила Джоне ногти на ногах зеленым лаком. Она расписывала Зое свою девушку, Глорию, в таких подробностях, что это звучало дико, потом трогательно, а потом снова дико. Время в обществе Вэл текло так легко, что Зоя чуть не расплакалась от чувства благодарности. Это было сравнимо с тем, как тебя несет приливом.

Когда только начало темнеть, они услышали подъезжающий грузовик. Ноги у Зои так онемели, что подгибались, пока она шла к окну.

– Это Даллас, – объявила она.

– О! – откликнулась Вэл. – Это будет интересно.

– Ты не будешь вредничать! – потребовала Зоя.

– Вряд ли, – ответила Вэл.

Джона побежал к двери. Запястье у Далласа по-прежнему было забинтовано после того падения, и он нес пакет из магазина, но Джона потребовал, чтобы его доставили в гостиную на закорках, что и было сделано. Зое всегда было немного больно при виде того, как ее брата радует присутствие в доме парней. Это было похоже на сигнал сонара в подводной лодке. Зоя понимала, что даже взятые вместе Икс, Руфус и Даллас не заполнят той пустоты, где раньше был их папа.

При виде Вэл добродушная ухмылка Далласа погасла. Он знал, что она терпит его только ради Зои.

Он смущенно поставил пакет на пол. Оттуда выглядывал подарок, завернутый в шикарную сине-золотую бумагу. Углы были такими безупречно ровными, что Зоя решила: Далласу помог кто-то из родителей. Он остался стоять, потому что Джона продолжал висеть у него на спине накидкой.

У Зои на глазах шея у Далласа сначала порозовела, а потом покраснела.

– Джона, слезь с него, ладно? – сказала она. – Ему ведь надо еще кое-что делать – типа, дышать.

Ее брат послушался, но стоило Далласу сесть, как Джона плюхнулся ему на колени.

Какое-то время в комнате царило молчание. Вэл не просто наслаждалась неловкостью – она в ней купалась. Она указала на пакет у Далласа в ногах.

– Не могу ждать! – заявила она. – Что ты мне привез?

Даллас смущенно понурился и посмотрел на Зою.

– Это просто в память твоего покорения Серебряной слезы, – сказал он. – Можешь развернуть потом. Наверное, он глупый.

– Спасибо, Даллас, – отозвалась Зоя. – Я была крута, правда?

– Неимоверно, дружище, – подтвердил он.

– Разверни сейчас же! – потребовала Вэл. – Хочу посмотреть, что это.

– И я! – подхватил Джона, раскачивающийся у Далласа на коленях.

– Попозже, козявка, – ответила Зоя. Повернувшись к Вэл, она прошептала: – Не будь такой жопой.

Все равно было уже поздно. Джона завелся.

– Разверни! Разверни! – закричал он. – Пожалуйста и спасибо! Спасибо и пожалуйста!

Даллас неохотно извлек подарок из пакета.

– На самом деле Джона вроде как был вдохновителем, так что он и для него, типа, – сказал он.

Он вручил плоскую коробку Джоне, который пришел в восторг и принялся сдирать с нее обертку.

На шум вышла Зоина мама, которая только что вернулась. Она привалилась к косяку, глядя на происходящее. Вся ситуация была невыносимо неловкой. Зое стало ужасно жалко Далласа, который снова начал краснеть.

Джона стащил с коробки крышку. Внутри оказалось старинное лоскутное одеяло. Оно состояло из шестиугольников дюжины разных цветов. Даже издалека Зоя увидела, насколько оно красивое, хоть и не могла понять, как оно связано со спуском в пещеру. Джона хмуро глядел в коробку. Он тоже пытался разобраться.

– Ого, какое роскошное одеяло! – сказала Зоина мать, просто чтобы нарушить молчание.

– Точно! – поддержала Вэл. – И я говорю серьезно.

– Спасибо тебе, Даллас, – начала Зоя, – оно чудесное. Но…

Она собиралась сказать, что не очень-то понимает, но побоялась обидеть Далласа. К счастью, Джона оказался сообразительнее, чем она.

– Это одеяло для папы! – догадался он. – Чтобы он не мерз!

Через тридцать секунд у Зои завибрировал телефон. Посмотрев на экран, она увидела, что Вэл отправила ей сообщение с другого конца дивана: «Парень в тебя ВЛЮБЛЕН. Это ты жопа, жопа! Скажи ему, что это БЕЗНАДЕГА. Скажи ему: ИКС!»

«Уже сказала», – написала в ответ Зоя.

«Скажи снова! Пусть даже ему будет больно: лучше сейчас, чем потом!»

Зоя отложила телефон, пока все не догадались, что они с Вэл переписываются. Через пару минут она выгнала всех из гостиной, насколько возможно вежливо, и попросила Далласа на секунду задержаться, чтобы поговорить.

Как только все разошлись (Вэл на прощание обняла Далласа, и даже не издевательски), Зоя села прямее и стала искать подходящие слова. Солнце уже садилось за горы. В комнате тени было больше, чем света. Даллас мрачно смотрел на нее, догадавшись, что сделал что-то не так, но не понимая, что именно.

– Мне надо знать, как зовут ту девушку, которая скажет тебе «да», – сказала Зоя. – И мне надо знать, когда ты пригласишь ее на свидание.

– Зачем? – испуганно спросил Даллас.

– Потому что мне надо убедиться, что это не я, – объяснила Зоя.

– Это не ты, – ответил Даллас. – Прекращай это.

– Надеюсь, что не я, приятель, потому что, клянусь, я «да» не скажу, – заявила Зоя. – Я – девушка, которая никогда не скажет «да». То есть ты просто обалденный. Я к тебе очень привязалась… как к другу. Но…

Далласа корежило. Он не мог на нее смотреть.

– Хватит, хватит! – сказал он. – Не нужна мне эта речь про дружбу. Это Минг-Ю, ясно. Я собираюсь пригласить Минг-Ю.

Зоя была в шоке.

– Минг-Ю с испанского? – переспросила она. – Минг-Ю – сатанистка?

– Она на самом деле не сатанистка, – возразил Даллас. – Она просто… сложная. По-хорошему сложная, ясно? – Он посмотрел на Зою. – Я это наконец понял.

Зоя расплылась в улыбке.

– Всегда рада помочь! – сказала она.

Этим вечером, когда ее друзья ушли, Зоя наконец покинула диван. Мышцы у нее продолжали болеть. Она ковыляла по кухне, словно раненый солдат, когда мама предложила отвезти ее отмокать в «Горячие ключи». Они попытались уговорить Джону проехаться с ними. Он отказался, пригрозив, что снова запрется у себя в комнате, если она от него не отстанет.

Джона смотрел в окно, как Зоя с мамой уезжают. Он еще никогда не оставался дома один.

* * *

«Горячие ключи» были такими неподвижными и темными, что создавалось впечатление, будто горы их поглотили. Когда мама завезла Зою в спа, она вошла в помещение, громко распевая и включая все имеющееся освещение, в том числе и бесцветные новогодние гирлянды, которые еще не сняли с окон. Пустая раздевалка немного ее напугала: спасибо сотням фильмов-ужастиков про старшеклассников. Она быстро переоделась. Купальник у нее был цельный, черный, в стиле ретро с лямкой на шее, она потратила на него слишком много денег, а потом вообще ни разу не надела – и, схватив полотенце, выскочила обратно в коридор. Она забыла шлепанцы, и ей пришлось идти по цементному полу на цыпочках, обходя лужи, покрывавшие пол наподобие цепочки озер.

На улице стоял жуткий мороз. Зоя успела забыть, как по дороге до бассейна от холода перехватывает дыхание, а кожа словно электризуется. Уже через пару секунд плечи у нее тряслись, а пальцы сжались в кулаки.

Темная вода блестела. Она вошла в нее и присела пониже, чтобы окунуться по плечи. Боль в мышцах сразу успокоилась, а вот мысли – нет. Ей было неприятно, что горы в темноте нависают над ней. Она чувствовала себя дурой, что пришла сюда одна.

Зоя легла на спину и выплыла в центр бассейна. Папа учил ее названиям созвездий, но она почти все позабыла. Сейчас, глядя в небо и пытаясь отвлечься, она начала изобретать новые. Одно скопление звезд она назвала «Батончик Стукача», а другое: «Руки Икса». После этого она закрыла глаза и безмятежно лежала на воде, раскинув руки и ноги, словно спицы в колесе.

А потом у нее возникло ощущение, что, возможно, она не одна.

Она услышала гул, который не походил на шум ветра. Она вдруг необычайно ясно расслышала шелест деревьев. Ей вспомнилось, что вокруг на километры никого нет, что ее окружают черные горы, что она оставила телефон в шкафчике, что у нее даже машины нет. Она не открывала глаз, но у нее не получалось избавиться от тревоги. Ей казалось, будто кто-то медленно ведет ногтями по ее боку.

Когда она наконец открыла глаза, то увиденное настолько ее потрясло, что сердце отчаянно забилось. Вода, в которой она лежала, которая держала ее тело и чуть плескалась у рук и ног, стала оранжевой и красной.

Она начала светиться.

* * *

Зоя развернулась к струе, которая питала источник: она превратилась в огненную реку… и кто-то из нее вставал.

К Зое направлялся мужчина. С него стекала вода. Она ждала, затаив дыхание. Она сказала себе, что это, конечно же, Стукач.

Это был Икс.

– Ты выпендрежник! – закричала она. – Ты меня до полусмерти напугал!

Икс не отвечал, пока не дошел до нее. Казалось, на это ушла целая вечность. Наконец он опустился на колени у бортика бассейна. Как обычно, его прекрасное лицо испускало бледное сияние.

– Мне так отчаянно хотелось к тебе, что все мысли смешались, – сказал он. – Это может служить извинением?

Зоя улыбнулась.

– Ага, годится, – сказала она и потянулась к его руке. – Поможешь мне вылезти?

Икс наклонился к ней.

– Чуть ближе! – попросила она.

Икс послушно нагнулся – и Зоя втащила его в бассейн.

Выпрямившись, он оказался по пояс в воде – и вид у него был недоуменный. Вода с волос и пальто стекала в бассейн.

– Это тебе за то, что меня перепугал до полусмерти, – объяснила Зоя. – Кстати, если бы ты был обычным человеком, то ни за что на такое не купился бы.

Он опустил взгляд на ее тело и, похоже, только сейчас его увидел.

– У тебя конечности обнажены, – сказал он.

Зоя ожидала, что он смущенно отведет глаза.

А он вместо этого сказал:

– Они прекрасны!

– Спасибо, – отозвалась она. – Никто еще такого не говорил о… моих конечностях.

Икс заправил волосы за уши. Его лицо и шею усеивали капельки воды, поблескивавшие на свете. Он снял пальто и положил его на край бассейна. Он привлек Зою к себе и положил руку ей на пояс. Она почувствовала, как пульсирует его ладонь. Вся его робость исчезла. Казалось, он жаждет ее как никогда.

– Ты свободен? – спросила у него Зоя. – Повелители тебя отпустили?

– Не заставляй меня отвечать, – попросил он. – Подари мне эту минуту.

Он взял Зоины руки и положил ее ладони себе на бедра.

Она знала, чего он хочет.

Она задрала ему рубашку, медленно передвигая руки вверх по его телу. Кожа у него была горячей. Жар перескочил на ее ладони и растекся по рукам. Казалось, они с Иксом стали теперь единым телом. Она попыталась поймать его взгляд, но он отвел глаза, когда ее пальцы прошлись по рубцам и болячкам, покрывавшим его ребра.

– Тебе нечего стыдиться, – тихо прошептала Зоя. – Я хочу, чтобы ты никогда не стыдился, ладно? Ты ничего дурного не делал.

Икс кивнул, но она не была уверена в том, что он ей поверил.

Зоя швырнула его рубашку на край бассейна, но промахнулась. Рубашка плюхнулась в воду и повисла в ней, словно медуза. Зоя этого не заметила: она уставилась на татуировки, покрывавшие руки Икса. И она улыбнулась.

– Что такое? – спросил он. – Скажи мне.

– Ничего, – ответила она.

На самом деле она увидела «жирафа» с шипастым хвостом.

Икс привлек ее еще ближе и, обхватив ее лицо ладонями, чуть запрокинул, чтобы заглянуть в него.

– Твое письмо было чудесным, – сказал он.

Зоя совершенно про него забыла и теперь смущенно взвизгнула.

– О господи! – воскликнула она. – Оно же было в пальто!

– Я настоял, чтобы Рвач читала его мне, пока я не запомнил все до последнего слога, – сообщил ей Икс.

– Заткнись! Не может быть!

Икс откашлялся.

– «Как только ты ушел, я поняла, что люблю тебя. Черт, листок уже заканчивается».

– Прекрати, прекрати! – потребовала она.

Они стояли в воде, чуть покачиваясь. Оторваться друг от друга стало невозможно. Понятие «слишком близко» исчезло.

Икс провел подушечкой большого пальца по ее губам. Под его прикосновением они приоткрылись.

Она ждала, что он прижмется к ее губам, – и он это сделал.

* * *

Когда они вышли из воды, Зоя увидела, что Икса трясет. Теперь она окончательно уверилась в том, что уже заподозрила: он не забрал ту последнюю душу. Он не послушался повелителей. Вместо этого он пришел к ней. Она не представляла себе, каковы будут последствия. Под резким светом люминесцентных ламп коридора Икс начал выглядеть испуганным. Он боится за себя – или за нее?

Теперь ей стало понятно, почему ему не хотелось разговаривать.

Ей тоже не хотелось разговоров.

Вместо этого ей хотелось кое-что ему показать. Только это было далеко. Она не знала, как они смогут туда попасть.

Икс понял еще до того, как она успела что-то сказать.

– Куда бы ты ни захотела попасть, я тебя доставлю, – пообещал он.

Зоя вспомнила, как Икс перенес их с Джоной домой через лес. В тот момент она была в таком шоке, что запомнила только ощущение безопасности и вид мелькающих деревьев.

Сейчас Икс подхватил ее на руки, а она обняла его за шею. Ей было тепло. Надежно. Уютно.

Завибрировал ее мобильник. Она выудила его из кармана и обнаружила сообщение от мамы.

«Готова? – спрашивала она. – Ехать за тобой?»

Зоя с удовольствием привалилась Иксу к груди.

«Нет, – написала она ответ. – Меня подвезут».

А потом Икс ринулся с ней в заснеженную ночь. На этот раз путешествие у него на руках было тряским и тошнотворным, и Зоя поняла, что путешествие на комете кажется крутым только до тех пор, пока ты на самом деле не уцепишься за комету. Она обнимала Икса за шею и кричала, указывая направление. Они двигались невообразимо быстро. Местность расплывалась и растекалась нитями света. Зоя видела все вспышками: спуски для лыжников, темные изгибы реки, густые клубы дыма, всплывающие над деревьями, словно на склонах лежат великаны и курят сигары.

Пронеслись полторы сотни километров. Вскоре Икс уже спустился и резко остановился в окружении снежных вихрей. Когда все стихло, он невероятно бережно поставил Зою на ноги.

Она резко отступила – и ее вырвало.

А потом она минут пять пыталась избавиться от заложенности ушей. Икс был ужасно расстроен, но Зоя его успокоила.

– Да ладно тебе, все хорошо, – сказала она. – Я решила, что это будет романтично.

Зоя привела Икса в пустынный район гор и только теперь сообразила, что луну прячут тучи и вокруг ничего не видно.

Икса это не смутило.

– Куда нам? – спросил он.

– Туда, – ответила она, неуверенно указывая в темноту. – Кажется.

Икс опустился на колени и прижал ладонь к снегу. Туннель света вспыхнул перед ними высотой три метра и шириной в семь. Он осветил склоны и хвойные деревья по всей округе.

Зоя потрясенно тряхнула головой.

– Я тебя не отдам.

17

Икс шел за Зоей по заснеженному подъему. Сугробы были высокими, так что продвигались они медленно. Он слышал, как она идет чуть впереди, тяжело дыша и чертыхаясь. Время от времени она поворачивалась к нему и говорила: «Почти на месте» или «Так, я соврала, но теперь уже точно почти пришли».

Сам он молчал. Ему не удавалось избавиться от образа Зоиного отца. Он все вспоминал протянутую ему руку, покрасневшую, обветренную, ожидающую пожатия. Он все вспоминал его глаза… Джонины глаза.

Повсюду был только снег. С него снега достаточно.

Наконец они спустились с противоположного склона. Внизу оказалось ограждение и груда камней, на которых стоял небольшой крест и статуя Будды. Икс видел души, попадавшие в Низины с такими же знаками на шее… как и цепочки с золотыми звездами и полумесяцами. Новые души особенно яростно сопротивлялись, когда охранники пытались их отнять.

Не говоря ни слова, Зоя начала перелезать через ограду. Она затрещала под ее весом, заставив Икса встревожиться. Он даже подумал, не следует ли ее остановить, но тут же вспомнил, что одно из свойств, которые ему в ней особенно нравятся, это то, что ее никто никогда не может остановить.

Зоя спрыгнула по ту сторону ограждения и приземлилась с гулким ударом. Она повернулась к Иксу.

– Это пещера моего отца. Он здесь погиб.

У Икса оборвалось сердце.

Именно сейчас надо было сказать ей, что ее отец жив. ИМЕННО СЕЙЧАС.

Он не смог. Слова не находились.

Ему хотелось подарить Зое еще минуту счастья, невинности… неведения.

Она смотрела на него полными слез глазами. Ему необходимо было что-то сказать.

– Покажи мне эту пещеру, – попросил он.

Он перепрыгнул через ограждение и присоединился к Зое. Тут уже были следы, наполовину засыпанные снегом. Они прошли по ним к пещере, а потом вскарабкались туда, где на выступе стояли статуэтка и крест.

– Мне жалко этих ребят, что они стоят тут на холоде, – сказала Зоя.

Икс не ответил. Его голова и сердце переполняла боль.

– Но, наверное, Иисусу и Будде немного снега нипочем.

Она села на камни, окруженная призванным Иксом светом, и заговорила – поначалу немного робея.

Она рассказывала ему о пещере и о своем отце. Иксу оказалось трудно сосредоточиться на ее словах: они проносились мимо него, словно ветер. Она сказала, что накануне днем спускалась в другую пещеру. Сказала, что в какой-то момент спуска вдруг точно поняла, что пережил ее папа в момент смерти: не просто технические подробности, но и ужас. Рассказала, что почувствовала, как веревка захлестнула ему шею, а потом пережглась, пока он дергался. Она представила себе его падение – резкий, леденящий ужас происходящего, – как будто это ее пожирала пещера.

Она замолчала. Извинилась, что столько наболтала.

Она посмотрела на него, отчаянно ожидая его слов. Икс продолжал молчать. И каждая секунда его молчания ощущалась, как ложь. Сможет ли он лгать ей всю их оставшуюся жизнь? И смогут ли они что-то построить на этой лжи и все равно называть это любовью?

Зоя указала на скульптуры. Она сказала, что здесь их оставила ее мама. Зоя была потрясена, когда их нашла. Она считала, что ее мать ненавидела их отца, но оказалась, что та не смогла вырвать его из своего сердца. Никто из них не смог. Джона, по ее словам, просто превратился в настоящего инвалида.

Она взяла кусок коры, лежавший над Буддой и распятием.

– Видишь? – сказала она. – «Я вернусь». Я вырезала это папе. Мне хотелось, чтобы он знал, что мы там его не оставим.

Эти слова вывели Икса из ступора.

– Что ты хочешь сказать? – спросил он. – Что значит «мы там его не оставим»?

– Мы вернемся и его вытащим, – объяснила Зоя.

Он прочел в ее взгляде решимость. «Зою никто никогда не остановит». На этот раз он подумал это не с симпатией, а с испугом.

– Извини, что меня несет, но меня несет потому, что ты ничего не говоришь, – сказала она. – Почему ты ничего не говоришь? Тебе же много чего нужно сказать!

– Да, – тоскливо согласился Икс. – И все-таки у меня не получается это сказать.

Зоя слезла с камней. Она сняла перчатку и приложила к его щеке.

– Постарайся, – сказала она. – Постарайся сказать хоть одну вещь.

Икс взял ее за руку. Ее мягкость, доброта этого жеста только ранили его.

– Тебе нельзя спускаться в эту пещеру, – выдавил он.

– А я и не собираюсь, – ответила она. – Полиция спустится.

– Им тоже туда нельзя, – сказал он, распаляясь. – Ты должна мне поверить. Ты должна их остановить. Никто не должен спускаться в эту пещеру. Пусть ее навечно запечатают.

Зоя высвободила руку.

– Почему? – спросила она.

Он лихорадочно пытался подобрать ответ.

– Почему я должна их останавливать? – повторила она свой вопрос.

– Потому что я тебя об этом прошу, Зоя, – проговорил он. – Потому что я тебя умоляю. Потому что это все решает. – Он зашел слишком далеко. Он уже сказал слишком много. – Потому что я своими руками уничтожу эту пещеру прежде, чем допущу туда хоть кого-то.

Зоя отшатнулась.

– Что с тобой? – вопросила она. – Почему это я должна их остановить? Я буду спрашивать, пока не добьюсь от тебя ответа. А ты меня знаешь – я могу хоть всю ночь продолжать.

На этот раз он опередил ее, не позволив повторить свой вопрос.

– Потому что в этой пещере нельзя будет найти ничего, кроме самой отчаянной боли, – сказал он. – Может, ты и сможешь после нее оправиться, Зоя, но я не такой сильный, как ты. Мне невыносимо будет видеть те лоскутки, в которые превратится твое сердце.

Его нежность не помогла.

– Ты мне не отвечаешь! – гневно бросила Зоя. – Почему я должна оставить тело моего отца в какой-то дыре? Он бы меня ни за что не бросил. Почему нам нельзя спускаться в эту пещеру? Скажи. Мне. Правду.

Ответ вырвался из горла Икса, словно зараза.

– Потому что твоего отца там нет, – выпалил он. – И потому, что ты ошиблась: он все-таки тебя бросил. Он вас всех бросил.

Зоя попятилась – и лицо ее неузнаваемо исказилось.

– Что ты хочешь сказать?

– Повелители дали мне последнее задание – указали последнюю душу, которую я должен забрать, чтобы освободиться, – сказал он.

– Знаю, – подтвердила она. – Стукач мне говорил.

– Та душа, за которой меня отправили, Зоя… это был твой отец, – сказал Икс. – Он жив. Я его видел.

Зоино лицо побледнело. Он снова протянул к ней руки, но она не позволила к себе прикоснуться.

– Ты… ты видел моего отца?

– В Канаде, – ответил он, – на пустынном берегу. Всего несколько часов назад.

Зоя затрясла головой.

– Это не мог быть мой отец! – запротестовала она. – Скажи, как ты это понял? Скажи, что именно он говорил!

– Мы почти не разговаривали, – сказал Икс. – От него сильно пахло рыбой. Он передо мной за это извинился: сказал, что ловил рыбу через лед.

В глазах у Зои вспыхнула надежда.

– Мой папа не рыбачит! – воскликнула она. – Не умеет. Если бы он умел, то умела бы и я. Он бы меня научил.

– Возможно, он научился, – мягко проговорил Икс. – Это человек, который сбежал от своей жизни, который отбросил даже свое имя. Подозреваю, что теперь он живет на краю и в тени. Он называет себя Лео Ригли.

Эта последняя деталь ранила Зою сильнее, чем все предыдущее.

– У нас был кот по имени Ригли, – призналась она срывающимся голосом. – А Лео… это второе имя Джоны. – Она немного помолчала. – Что еще он сказал? Это какое-то безумие!

Икс порылся в памяти. Он провел с этим человеком считаные минуты – и сам был в такой муке!

– Он расхваливал скалу, под которой мы укрылись, – вспомнил он. – Сказал, что это песчаник, что он обалденный и классный. Мне больно говорить тебе об этом, Зоя. Но это действительно был твой отец.

Зоя разрыдалась.

Он снова протянул к ней руки, но она опять отстранилась. Невозможность к ней прикоснуться стала пыткой. Икс сжал кулаки с такой силой, что ногти разодрали ему ладони до крови.

– Ты… ты его забрал? – спросила Зоя. – Ты забрал моего отца в Низины?

– Нет, Зоя, – ответил Икс. – Как я мог бы? Возможно, он и сейчас еще сидит там на берегу.

– Что мой отец сделал? – вопросила она. – Какие преступления за ним числятся?

– Не надо меня спрашивать, – попросил Икс. – Пожалей себя хоть в этом.

Зоя с силой потерла глаза, но слезы не переставали литься.

– Мне надо знать хотя бы немного, – сказала она. – То есть… это было плохо – то, что он сделал? Плохо… типа… типа того, к чему ты привык?

Икс содрогнулся. Каждое произнесенное ею слово пронзало его, но те слова, которые он был вынужден произносить в ответ, были почему-то еще болезненнее, потому что они пронзали ее.

– Многое происходило в его юности, – признал он. – Но…

– Что – «но»? – спросила она.

– Я забирал души и за меньшее, – ответил Икс. – На его руках появилась кровь, пока он был еще очень молод. А сегодня на них есть свежая кровь.

Он смотрел, как Зоя теряет последние капли надежды.

– И что теперь? – прошептала она.

Он в последний раз протянул руки – и на этот раз она позволила себя обнять.

– Об этом ответе я сожалею сильнее всего, – выдавил он. – Что случится теперь – решать тебе. Либо свободным останется твой отец… либо я.

* * *

Икс ждал Зоиных слов… как ему показалось – вечность.

– Отведи меня к нему, – попросила она наконец. – Отведи меня к моему отцу.

Ее голос стал таким жестким! Икс отвернулся от нее и устремил взгляд на хлипкое металлическое ограждение, которое тряслось и стучало под ветром.

– Пожалуйста! – добавила она. – Иначе я отправлюсь сама. Я найду способ. Ты ведь знаешь, что найду.

– И все же, что ты скажешь ему, Зоя? – спросил Икс. Он не поворачивался к ней – просто не мог. – И чего ты захочешь от меня? Ты попросишь, чтобы я прервал дыхание твоего родного отца? Будешь смотреть, как я сжимаю пальцы на его шее? А когда я закончу, сможешь ли ты опять на меня смотреть?

Зоя долго не отвечала.

– Не знаю, – признала она наконец. – Но я хочу увидеть его собственными глазами. Я хочу, чтобы он узнал… чтобы узнал, что я знаю, что он сделал. Не хочу, чтобы он думал, будто ему все это сошло с рук, ни секунды больше не думал! – Она положила руку Иксу на плечо. – Ты меня отведешь? – спросила она. – Даже хотя я пока не нашла все ответы?

Он снова повернулся к ней. Ее глаза, даже в этой беде, были такими родными! Они неизменно заставляли его раскрыть всю душу.

– Ты же знаешь, что да, – сказал он.

Зоя написала матери: «Сегодня домой не вернусь. Со мной все в порядке, честно. Пожалуйста, поверь мне еще ОДИН раз».

Она отключила телефон, чтобы не слышать взрыва, и кивнула Иксу. Она была голова.

Он подхватил ее на руки и прижал к груди. Он не стал перепрыгивать через ограждение: просто странно взвыл и завалил его ударом ноги.

* * *

Он понес ее вверх через рыхлые заносы и потом по ледяной дороге, вившейся среди гор. Луна пробилась сквозь тучи. Снег испускал слабое голубое свечение. Зоя молчала: как он решил, пребывая в шоке от произошедшего. Глаза у нее были открыты, но казалось, она ничего не видит.

Икс попытался придумать, что бы можно было рассказать Зое. Ему представилось, что звуки его голоса могли бы как-то ее утешить. Разговоры всегда были для него проблемой (сколько слов он вообще произнес за всю жизнь?), а теперь он понял, что знает очень мало историй – и ни одной приятной.

И тогда он рассказал ей их собственную историю.

Она началась с того, как она сшибла его на лед.

Он сказал, что от нее пахло, как от собак, и поспешно добавил, что это должно быть комплиментом, что ему это было приятно. Икс сказал ей, что изменился в то мгновение, когда она налетела на него, что, помешав ему забрать Стэна, она пробудила его, заставила перестать себя ненавидеть и помогла увидеть в себе кого-то помимо убийцы. Потому что до их встречи он только им и был, так ведь? И не важно, что ты убиваешь только плохих людей. Ты все равно убийца. Даже если бы они с Зоей никогда не поговорили друг с другом (никогда не обнялись, никогда не поцеловались), он ее не забыл бы. Не смог бы. Он заслонял бы воспоминание о ней двумя сложенными лодочкой ладонями, словно пламя на ветру.

Слушала ли Зоя? Икс точно не знал. Однако ему приятно было рассказывать эту историю. Она его успокаивала.

Он рассказал ей, как они спорили, когда ее семья обнаружила его больным в гараже, как он умолял, чтобы она оставила его, хоть мысленно и молился, чтобы она этого не делала. Он описал поездку в дом на Джониных санках и сон на кровати в виде толстого насекомого. Почему она имеет форму насекомого? Он опасался, что это глупый вопрос, и потому так его и не задал.

Икс рассказал, как лежал и дожидался, чтобы она заснула. Он рассказал ей, что она чуть слышно похрапывает… а может, ему не следовало об этом говорить? Он сменил тему. Он заговорил о Джоне. Он сказал, что даже сейчас ощущает крепкие ручонки, обнимающие его. Он признался, что как-то ночью, когда он крался из комнаты, то наступил на одно из Джониных игрушечных животных и обломал ему рога. Как ему было стыдно! Он хотел извиниться, но так этого и не сделал. Он не знал, что это было за животное. У него были рога… может, это была обезьяна?

При этих словах у Зои чуть дернулись уголки губ: она почти улыбнулась.

Зоя слушала. И казалось, что она согрелась у него на руках.

Икс говорил еще час. Горы уже остались позади: они находились на дороге, поросшей хвойными деревьями. Икс заметил столбы с проводами. Он почувствовал, как им навстречу поднимается цивилизация. Однако до ее отца им предстоит добираться еще вечность.

Словно прочитав его мысли, Зоя зашевелилась у него на руках и подала голос.

– А почему ты идешь? – спросила она.

Голос у нее звучал безжизненно и вяло, но он был рад его услышать.

– Почему ты не телепортируешься… или как у вас это называется? – уточнила она.

– Я видел, как на тебя действует перенос, – объяснил Икс, – так что это станет крайней мерой. По правде говоря, я рад идти – ведь чем медленнее мы двигаемся, тем дольше я смогу тебя прижимать к себе.

Зоя немного помолчала.

– Спасибо, – наконец отозвалась она тихо, – но можно телепортироваться. – Новое молчание – и вопрос: – А вы действительно называете это телепортацией? Я сказала наугад.

– Нет, мы это так не называем, – сказал Икс и, испугавшись, что это прозвучало не по-доброму, поспешно добавил: – Но определенно могли бы.

Удовлетворившись его ответом, Зоя снова ушла в свои мысли. Луна, словно по подсказке, опять нырнула в тучи. Даже Иксу эта темнота показалась тревожной.

18

Как только Зоя проснулась, то поняла, что отец близко.

Она лежала в пустом деревянном домике, кажется в Британской Колумбии, и вокруг нее гремел и вздыхал океан. Она почувствовала, как под кожей расползается ее собственная разновидность трясучки. Сердце, нервы, легкие – все ее тело говорило, насколько близко находится ее отец.

Икса рядом не оказалось. Зоя помнила только обрывки прошлой ночи: домик был заперт, так что Икс кулаком пробил дверь, чтобы они смогли попасть внутрь. Он нагрел помещение, просто потерев ладони, но они все равно заснули, тесно прижавшись друг к другу, словно могли замерзнуть. Икс сделал из своего пальто подушку ей под голову.

Час назад (или, может, больше? Зоя точно не знала) Икс открыл дверь, и солнечный луч упал ей на лицо. Она ненадолго проснулась. Он сказал, что скоро вернется, и предложил еще поспать. Как приятно было слышать: «Поспи еще!»

Похоже, во сне голова у Зои продолжала работать, потому что по пробуждении она уже отлично знала, что им с Иксом надо сделать относительно ее отца. Ответ возник у нее в голове уже давно и просто дожидался, чтобы она проснулась. Зоя знала, что Иксу это не понравится. Ей надо найти нужный момент и нужный способ, чтобы ему все сказать.

Зоя села и привалилась к стене. Они заняли раздевалку: такие домики сдавали в аренду семьям, приехавшим отдохнуть на берегу. Он был крошечный. Тут были крючки для одежды и грубый деревянный комод. А в остальном помещение было голым, белым и пустым. Зоя слышала, как снаружи свистит ветер. Посмотрев сквозь реечную стену, она увидела ряд заснеженных деревьев, почти горизонтально наклонившихся над обрывом.

Она вытащила из кармана мобильник. Было восемь утра. От матери пришла целая серия сообщений, начинающаяся со слов: «То есть КАК ЭТО – не придешь ночевать?» Было сообщение от Далласа («Тебе правда понравилось то одеяло? Если что, у меня есть чек для обмена») и от Вэл («Почему ты не притащила задницу в школу? У тебя задница не работает?»).

Далласу она написала: «Одеяло чудесное, заткнись и вали».

Вэл она ответила: «До-о-олгая история. Это кто тебе рассказал про мою задницу?»

Матери… А что она могла сказать?

Зоя уставилась на телефон и начала набирать:

«Я в Канаде, кажется».

«В КАНАДЕ? КАЖЕТСЯ?!»

«Экскурсия. Трудно объяснить. Скоро вернусь. Не паникуй».

«Это уже не паника. Ты с кем?»

…

«С КЕМ ты?»

…

«Зоя! Ты на связи?»

«Я с Иксом».

Зоя не могла объяснить всю ситуацию. Она была не в том состоянии. А вдруг Икс уже прямо сейчас возвращается вместе с ее отцом?

Она сунула телефон в карман, надела пальто Икса и открыла дверь.

Оказалось, что домик построен на сваях и (поскольку было время прилива) стоит в метре ледяной воды. Снаружи стены были выкрашены в ярко-красный цвет. По обе стороны видны были такие же домики: желтый и нежно-голубой. Зоя собиралась пройтись по берегу, но лестницу, ведущую вниз, затопило настолько, что она всплыла. С тем же успехом Зоя могла бы сейчас находиться на жилой барже.

Зоя села в дверях, подставив лицо зимнему солнцу. Ветер весело играл ее волосами.

Она пыталась не думать о матери. Мама все поймет… со временем.

Она старалась не думать об отце. Когда она все-таки о нем думала, то ощущала только ярость – черную, словно грозовой фронт. Может, это было к лучшему. Гнев ей пригодится.

* * *

Зоя увидела идущего по берегу Икса. Он пришел к ней вброд: мокрые брюки, рубашка хлопает по груди, словно парус на ветру. Он нес два полиэтиленовых пакета. Заметив ее в дверном проеме домика, он высоко поднял пакеты и крикнул слово, которое показалось ей самым удивительным из всех, что она от него слышала:

– Завтрак!

Икс поднялся по лестнице и вручил Зое пакеты. На секунду задержавшись на пороге, он отжал брюки от холодной соленой воды. Лицо у него раскраснелось от ветра. Он казался необъяснимо счастливым. Почти ошалевшим. Зоя видела, как он крутил Стэна, словно регулировщик дорожного движения свой жезл. Она видела, как он ковылял навстречу ледяному дождю, чтобы остановить повелителя. Однако она никогда не видела, чтобы он чем-то гордился так, как сейчас гордился успешным заказом еды на вынос.

На ее глазах Икс превратил свое пальто в подстилку для пикника (она мысленно пообещала себе отправить его в чистку) и распаковал свою добычу.

В пакетах оказалось три пенопластовых контейнера, которые все еще были настолько теплыми, что чуть потели. К ним прилагался странный набор банок с напитками: «Канадский сухой имбирный лимонад», «Биг ейт кола», «Джолт кола», «Ар-Си Кола», томатный сок и диетический «Доктор Пеппер».

– Я требую, чтобы ты объяснил этот поразительный триумф, – сказала Зоя.

Икс заметно оробел.

– У нас же наверняка есть более важные вопросы? – возразил он.

– Ни одного не знаю, – заявила она. Икса это вроде не убедило, так что она добавила: – Мне хочется услышать что-то радостное. Все остальное просто отвратительно. Давай немного поговорим про еду, а? Ну, пожалуйста!

Он признался, что вынул у Зои из кармана деньги, пока она спала (ему было из-за этого очень неловко), и прошел вдоль дороги, пока не обнаружил ресторанчик. Там было светло и громко, много смеха и звона стаканов. Все уставились на него, когда он вошел, – наверное, отчасти потому, что он был без пальто и волосы у него выглядели не слишком прилично.

Зоя покосилась на его прическу и улыбнулась. Волосы у него торчали во все стороны, словно указатели на перекрестке.

Икс сказал, что, когда обедающие принялись его рассматривать, он впал в панику. Он уже собрался убегать, но женщина с ярко-желтыми волосами и карандашом поздоровалась с ним и помогла успокоиться. Икс притворился, будто не знает английского. Желтоволосую женщину это растрогало. Она провела его по ресторану, жестами предлагая ему посмотреть на то, что люди едят, и указать на то, чего хочет он.

– Боже! Она с тобой заигрывала! – прервала его Зоя. – Наверное, придется мне туда сходить и поговорить с ней.

Икс излагал свою историю возбужденно – почти восторженно. Теперь он замолк, сбитый с толку Зоиными словами.

– Не важно, – сказала она, – продолжай. Это будет лучшая история всех времен!

По словам Икса, в ресторанчике всем захотелось, чтобы он выбрал именно их блюдо. Это превратилось в игру. Когда он проходил, они поднимали тарелки повыше, надеясь получить его одобрение. Каждый раз, когда он делал выбор, поднимался радостный крик, а официантка что-то записывала на бумажном прямоугольничке. Единственной проблемой стал выбор напитков, потому что он не видел, что находится в банках. Оставалось надеяться, что она найдет что-то приемлемым.

Она заверила его, что найдет. Себе она взяла имбирный лимонад, а когда он потянулся за «Джолт колой», подсунула ему томатный сок со словами:

– По-моему, ты и так уже на взводе.

Далее последовало торжественное открытие пенопластовых коробок. Икс смотрел, как Зоя в них заглядывает. Он так заметно нервничал, что она растрогалась бы до слез, если бы не умирала с голоду. В первой коробке оказалось два толстых промасленных гренка с завитками корицы в центре в сопровождении обжаренного блестящего бекона. Во второй – золотистая горка луковых колечек с баночкой сырного соуса. В третьей лежал кусок шоколадного торта, такой огромный, что резиновое кольцо, скреплявшее коробку, заметно растянулось.

Икс воззрился на Зою, нетерпеливо дожидаясь ее вердикта.

– Не стану делать вид, будто знаю, что такое правильная еда, – признался он.

Она перегнулась через коробки, закинула руку ему на шею и, притянув поближе, поцеловала.

– Это – самая лучшая на свете еда, – объявила она. – Как ты догадался?

Икс засиял.

– Начнем с этого? – предложил он, указывая на торт.

– Еще бы! – согласилась Зоя.

Официантка забыла положить им приборы, бумажные тарелки и салфетки, так что они ели руками.

Они съели все, пока не остались только крошки, а потом подъели и крошки. Они ели, пока их руки, рубашки, лица… и даже шеи!.. не стали липкими от жира и глазури. Они ели, пока не начался отлив, а солнце не встало прямо над головой. Икс поймал такой кайф от сиропа и торта, что принялся радостно скакать вокруг домика, копируя Рвач, Дервиша и русского охранника. Зоя смеялась, вспоминая Стукача и его шоколадные батончики. «Придите ко мне, все жители Низин, – подумала она, – и я дам вам сахару! А может, даже кофеину!»

При виде радостного Икса ей вдруг стало спокойно. Она подобного не ожидала. Зоя так привыкла к боли, к потерям и жутким вопросам – но вот здесь, перед ней была любовь, была надежда, был ответ.

После неизбежного сахарного отката Икс на несколько часов заснул, высунув длинные ноги из домика. Зоя неотрывно наблюдала за ним – точно так же, как он смотрел на нее всю ночь. Отец ее бросил, а вот Икс такого не сделает. Добровольно – нет. Она постаралась привести в порядок его волосы, насколько это возможно было сделать без расчески. Она водила пальцами по татуировкам у него на руках: жираф, обезьяна, нож, дерево, цепочка звезд. Зоя боялась, что поступает нехорошо, трогая его, пока он спит, но ничего не могла с собой поделать. И к тому же она могла поклясться, что его дыхание выравнивается всякий раз, когда их кожа соприкасается. Она прижималась губами к внутренней стороне его запястий и к нежной ямочке между ключицами. Она целовала его пальцы по очереди, захватывая их губами. Она делала это очень осторожно, чтобы он не проснулся. Ее лицо пылало. Все имело вкус кленового сиропа.

* * *

Зоин отец был настолько близко, что во сне у Икса снова началась трясучка. Близость Зои всегда успокаивала его тело, но никогда не излечивала окончательно. Кожа у Икса стала влажной и горячей. Зоя убрала пряди волос с его лба. Она расстегнула ему рубашку, чтобы воздух охлаждал его, и позволила себе краткое наслаждение, прижав ладонь к его груди и почувствовав под ладонью биение сердца. Спустя несколько часов недомогание усилилось. Во сне Икс трясся и метался.

У Зои в кармане зазвенел телефон.

Экран показывал, что звонит «Я!!!». Джона сам себя ввел.

Она спустилась по шаткой лестнице, чтобы Икс не проснулся, и пристроилась на одной из узких ступенек. Слетевшиеся с воды птицы описывали над ней круги. Под ногами кипели волны.

Джона заговорил, не дав ей даже поздороваться.

– Почему тебя нет? – спросил он. – Ты где? Что ты делаешь?

Зоя ответила на наименее сложный вопрос:

– Смотрю на океан.

– Где это океан? – недоверчиво осведомился Джона. – У нас нет океана!

– Все расскажу, когда увидимся, козявка, – пообещала она. – Сейчас говорить не могу.

– Я один, – пожаловался он.

– Погоди, – изумилась она. – Почему это?

Джона досадливо фыркнул, а потом, не переводя дыхания, выпалил:

– Руфус опаздывает, потому что попал в аварию, кажется, медведь упал с машины, а мама не смогла ждать, потому что ей пора было на работу, а теперь я один, и это противно и страшно, и почему это тебе понадобилось смотреть на океан, когда у нас прямо тут есть то, на что ты можешь смотреть?

У нее пять минут ушло, чтобы закончить разговор.

Зоя сунула телефон в карман и поднялась по лестнице. Птицы почуяли еду. Зоя опасливо на них смотрела. Их туловища, клювы, влажные глазки-бусинки – все было угольно-черное, кроме крыльев (на них были белые полосы) и лапок (которые были ярко-красные и, как это ни странно, напомнили ей подошвы дорогих туфель). Она нырнула в домик и принялась собирать пакеты.

Она действовала недостаточно быстро: одна из птиц залетела в дверь.

Оказавшись в домике, птица моментально перепугалась. Она принялась биться о потолок и стены, пытаясь вырваться. Зоя увидела, как Икс во сне услышал шум. Ей отчаянно хотелось, чтобы он отдохнул, хотелось оберегать его так, как он оберегал ее, но ей никак не удавалось выгнать птицу. Зоя решила, что птицу послали напомнить им: не время спать, не время трогать друг друга, не время забывать, не время позволять себе передышку – пока Низины наблюдают.

Зое наконец удалось поймать птицу в пальто Икса. Она отнесла ее к двери, отпустила и смотрела, пока она исчезает над волнами. Проводив ее взглядом, она бессильно села в дверях. Эти треволнения ее добили. Икс, проспавший всю суматоху, проснулся, как только она расплакалась. Ей показалось это трогательным – то, что он способен игнорировать все, кроме нее.

Он прикоснулся к ее плечу.

– Мне снилось, что ты меня целуешь, – сказал он. – Снилось, что ты целовала мне пальцы, руки, шею…

Зоя повернулась и виновато улыбнулась.

– Странно, – выдавила она.

Она вытерла слезы рукавом, стесняясь того, что ее вывела из равновесия такая случайность, как залетевшая птица.

– Встать можешь? – спросила она.

Он кивнул и встал.

– Идти сможешь?

Он снова кивнул.

– Пора найти отца, – сказала она. – Я приняла решение.

Икс кивнул в третий раз и взял у нее свое пальто. Казалось, даже такое простое действие, как его надевание, его вымотало.

– Что ты решила? – спросил он. – Мне надо знать.

Зоя тоже встала. Птицы продолжали кружить над их домиком.

– Повелители дали тебе его имя, чтобы нас наказать, верно? – уточнила она.

– Наказать меня, – ответил он. – Ты не сделала ничего, за что можно было бы себя укорять. Умоляю тебя не допускать иной мысли.

– Почему они решили тебя наказать? – спросила Зоя. – Потому что ты невинный, а они – нет? Дело в этом? Они просто… жопы?

– Может, ты и считаешь меня невинным, – возразил Икс, – но они так не думают. Они считают меня заносчивым и тщеславным, ибо я поставил себя выше них. Я поставил тебя выше них. И теперь они решили показать мне, насколько я на самом деле слаб.

– Потому что думают, будто ты этого сделать не сможешь? – догадалась Зоя. – Считают, что ты не сможешь забрать моего отца, какие бы мерзости он ни сделал? Считают, что ты предпочтешь навсегда вернуться в Низины, но не причинить мне боли?

– И, боюсь, они правы, – подтвердил Икс.

Зоя открыла дверь и снова спустилась по лесенке.

– Они не правы, – объявила она. – Ты заберешь моего отца, а потом вернешься ко мне. Не только потому, что он заслуживает наказания, но потому что – пусть ты простак и в это не веришь – ты заслуживаешь свободы.

* * *

Они направились от берега к дороге: камни у них под ногами скользили и постукивали. Уже вечерело. Зоя знала, что скоро начнет темнеть. Они прошли почти километр, не разговаривая, и она была рада этому молчанию. Если бы они заговорили, то пришлось бы говорить о том, что Иксу стремительно становилось все хуже: он спотыкался и вынужден был опираться на Зою. Она еще никогда не видела его таким слабым. Даже ее близость больше ему не помогала.

Зоино тело снова подсказало ей, что отец близко: точно так же, как это говорило Иксу его тело. Ей повсюду виделись знамения и знаки. И это были не только те темные птицы на берегу. Был еще ледяной ветер, толкавший их в спину, словно подгоняя. Была еще черная дорога, идущая трещинами по центру, словно что-то пыталось здесь выбраться из-под земли.

Через десять минут Икс с Зоей прошли мимо видавшего виды грузовика, поставленного на обочине. Впереди была видна тропа. Икс подвел Зою к ней, и они вошли в густой заснеженный лес. Он был похож на тот, что рос рядом с ее домом. К ней незваными вернулись все ужасающие подробности того дня, когда она гналась за Джоной и собаками: все подробности про Берта и Бетти, кочергу от камина, дыру во льду… А сейчас она готовится столкнуться с еще одной душой, которая предназначена Низинам.

Зоя взяла Икса под руку. Она не была уверена в том, что сможет пережить еще один такой день.

В лесу стояла тишина, которую нарушал только скрип деревьев. Некоторые ели были настолько плотно покрыты снегом, что Зоя не видела ни малейшего кусочка зелени. Деревья нагибались в разные стороны – громадные фигуры в плащах с капюшонами, кланяющиеся друг другу. Она слышала, что их называют снежными призраками.

Зоя подумала о том, что раньше очень любила лес. Она помнила, как бегала по нему летом, и пятна солнечного света украшали ее кожу. Она помнила, как ходила по нему в снегоступах в такие безумно холодные дни, что дышать было больно. Она помнила, как Джонин смех заставлял лес светиться в любое время года. Вот только слишком много всего случилось. Она опасалась, что теперь лес всегда будет казаться ей враждебным, каким-то давящим, словно деревья так и ждут, чтобы она отвела взгляд, и готовы тут же наброситься на нее со всех сторон.

Икса лихорадило все сильнее. Когда они дошли до места, где поперек тропы завалилась лиственница, Зоя стряхнула со ствола снег и обломала несколько корявых веток, а потом помогла Иксу сесть.

– Далеко еще? – спросила она.

Ей отчаянно хотелось поскорее дойти до места. И отчаянно не хотелось.

– Примерно еще столько же, – ответил Икс, теряя силы с каждым словом. Он указал на тропу – вытоптанную и заляпанную грязью. – Эти следы, – пояснил он, – оставил твой отец.

У Зои снова скрутило живот, словно там кто-то поворачивал колесики. На этот раз ощущение было такое, будто между шестеренок попала ее кожа.

– У меня горло пылает, – сказал он. – Такое чувство, будто в него запихивают горящие угли. Тем не менее я хочу дать тебе совет, если ты согласишься его выслушать.

– Конечно, – ответила она.

Зоя села рядом с ним на ствол.

– Дело не в том, что твой отец злой человек, – проговорил Икс хриплым голосом. – Дело в том, что он слабый. Ты это поймешь, как только посмотришь ему в глаза. – Он помолчал, копя силы. – А еще ты поймешь, что он тебя любит, – продолжил он. – Сегодня мы будем убивать не дракона, Зоя, а просто добьем раненое животное. Это будет труднее, чем тебе кажется. Я никогда не знал своих родителей (и, наверное, никогда не узнаю), так что, возможно, не имею права давать тебе советы. Однако если ты обнаружишь, что тебе жалко отца, тебе достаточно будет просто на меня посмотреть. Я пойму и не стану его забирать.

– Прекрати! – потребовала Зоя. – Прекрати сейчас же. Он не любит никого, кроме себя самого. Теперь я это понимаю. Ты станешь свободным. Разве я похожа на человека, который меняет свое решение?

* * *

Потом они снова шли, как Зое показалось, гораздо больше километра. Может, дело было в том, что лес был незнакомым. Может, в том, что Зое предстояло увидеть отца. Она была так напряжена, так насторожена, что, казалось, время растрескалось и растянулось, чтобы довести до максимума ее муки.

«Она идет повидаться с отцом». Фраза казалась такой невинной! Вот только предполагалось, что он умер. Разве она не молилась о его душе там, у пещеры? И при этом ее отец еще жив! Он где-то впереди, за деревьями. Занимается одному только богу известно чем. Делает вид, будто у него нет жены, нет детей, нет Зои, нет Джоны, нет прошлого. Неужели они так мало для него значат? Ее снова начал наполнять гнев. Она знала по крайней мере одно, что скажет отцу: хорошо, что он избавился от своего имени, потому что там, куда он попадет, ему все равно не разрешили бы его оставить.

На дерево, под которым они проходили, перепрыгнула белка, и Зое за шиворот насыпался снег. Она вздрогнула, ощущая, как он тает. Они уже меньше чем в трети километра… но в трети километра от чего? Зная отца, он мог поселиться в доме, в пещере, в иˊглу… где угодно. Она вглядывалась в деревья. Не видно было столба дыма, хоть каких-то признаков жизни.

Внезапно у нее снова зазвонил телефон.

«Я!!!» – объявил экран.

– Козявка, я не могу говорить, – сказала она, надеясь предотвратить очередную тираду.

– Почему ты смотришь на океан? – голосок Джоны звучал еще более отчаянно. – Ты даже не любишь океаны. Ты должна вернуться домой, Зоя! Сейчас же, сейчас же, СЕЙЧАС ЖЕ! Я все еще один, и теперь пошел… то ли дождь, то ли снег, не могу понять, что. Но он страшный и громкий, и даже Спок с Ухурой на тебя злятся, потому что я рассказал им, где ты.

Зоя слушала вполуха.

Впереди деревья расступались. Стало светлее.

Икс наклонился к ней и прошептал:

– Скоро мы будем в пределах видимости.

Зоя кивнула и сжала его пальцы.

– Мне пора, козявка, – сказала она в телефон. – Прости. Я тебя люблю.

– Нет, Зоя, нет! – закричал он. – Если отключишься, я перезвоню. Я буду перезванивать тридцать два раза!

– Козявка, прекрати! – попросила она. – Даю слово, что сама тебе позвоню и рассмешу, ладно? Обязательно рассмешу. Буду щекотать по телефону, если понадобится.

– Это же невозможно, понятное дело, – возразил он. – Только если я, типа, суну телефон под мышку, да и то вряд ли.

Ей было стыдно прерывать звонок. Джоне пришлось еще хуже, чем ей. Если она плакала по отцу сто раз, то он – тысячу. У него глаза так опухли от слез, что он почти ничего не видел, а его завываний она никогда не забудет.

До края леса осталось всего сто метров.

Сквозь деревья стало что-то видно… возможно, заснеженное поле. Над ним нависало серое небо.

Зоя взяла Икса под руку, и они пошли по тропе, которая вилась между елями. В ней боролись гнев и страх. Лес так притих, что казалось, молчание было не пассивным и неподвижным, а превратилось в живое существо, пожиравшее все звуки. Оно было подобно снегу. Оно все погребало под собой.

Прямо впереди два снежных призрака наклонились друг к другу, понурившись под своими тяжелыми белыми накидками. Они образовали узкую арку – выход из леса, вход к тому, что их ожидало. Зоя смотрела в пространство между деревьями. Вдалеке на снегу показалось какое-то темное пятно… возможно, избушка. Еще сто шагов – и они выйдут из леса.

Ей необходимо было с этим покончить, но она все замедляла шаги. Она ничего не могла с собой поделать. Она все вспоминала тот день со Стэном. Она вспомнила, как Спок и Ухура устроились на Джоне в снегу, спасая ему жизнь. Она вспомнила, как Стэн бросил Спока в ледяную воду и придавливал ногой. Она вспомнила, как Икс сделал то же со Стэном. Сапог у Стэна на макушке, ледяная вода, заливающаяся ему в рот, – эти образы врезались в ее память. Они стали ее татуировками.

Они поднырнули под заснеженную арку. Ветки над их головами застонали. Зое показалось, что они не выдержат. Она задержала дыхание, ожидая, что на них обрушится снег. Ей вспомнилась птица, залетевшая за их завтраком, – только теперь она оказалась пойманной не в домике, а в груди самой Зои. Казалось, ее крылья стучат и бьются о ее грудную клетку.

– Я хочу сначала поговорить с отцом одна, – объявила Зоя.

Икс начал протестовать, но она покачала головой, прося, чтобы он помолчал.

– Дай нам всего несколько минут, – сказала она. – Потом можешь выходить и забирать его. Я хочу, чтобы он узнал, что он с нами сделал.

Икс неохотно согласился.

– Я буду ждать под деревьями, – пообещал он. – Если я тебе понадоблюсь, то окажусь рядом с тобой раньше, чем ты успеешь додумать эту мысль.

Они выскочили из-под арки. Лес отступил, а мир налетел со всех сторон.

Пятно, которое они видели, оказалось не избушкой и находилось не на равнине. Это оказался шаткий сарайчик, даже меньше, чем их домик на берегу.

И стоял он на озере.

Зоя почувствовала, что та птица протиснулась ей в горло, царапаясь, мешая дышать и отчаянно пытаясь вырваться.

Перед ними короткий склон спускался к озеру. Они стояли на открытом месте. Если Зоин отец в сарае, то он вот-вот ее увидит. Ей захотелось спрятаться, но рядом не было ни сугробов, ни кустов, ни скалистых выступов, да и сама она совершенно оцепенела. Ей не удавалось заставить свое тело двигаться.

Дверь сарая распахнулась. Звук долетел до нее спустя мгновение, словно эхо.

Это был ее отец.

Это был ее отец!

Он отощал по сравнению с тем, что она помнила, – и эти поношенные вещи были ей не знакомы. Однако она узнала его дурацкую походку: как дергается голова, как болтаются длинные руки.

Он нес удочку.

Она смотрела, как он широко шагает, опустив глаза и вглядываясь в замерзшее озеро. Ей понадобилась секунда, чтобы понять, чтобы увидеть то, что видит он, – и тогда птица у нее в горле издала вопль, такой неожиданный и странный, что она сама поразилась.

Икс поспешно сжал ее пальцы.

Ее отец обернулся и увидел их.

Во льду был десяток дыр.

19

Икс смотрел, как Зоя идет вниз по склону. Она крепко обхватила себя руками и смотрела прямо на отца, не давая тому отвести взгляд.

Икс услышал позади себя в лесу какой-то шум. Что-то с хрустом пробиралось по снегу. Он решил, что это какой-то зверь, и не стал поворачиваться. Он не хотел отрывать глаз от Зои.

Из-за трясучки такая близость к добыче была почти невыносимой. Лихорадка пылала у него под кожей. Его опущенные руки обрели собственную волю и начали дергаться. Им отчаянно хотелось действовать – убивать, – хотя самому Иксу эта мысль была отвратительна.

Он напомнил себе, что убийство этой последней души подарит ему свободу. Однако идея свободы была слишком незнакомой и огромной, чтобы он мог остановиться на ней. Она стремительно сменилась тяжелым гнетом вины. Почему возможность быть с Зоей должна осуществиться за счет другой души и почему этой душой должен стать ее отец? Повелители сделали так, чтобы даже свобода казалась грехом! Он уговаривал себя думать об объекте охоты не как о Зоином отце, а как о безликом безымянном существе, которое необходимо прикончить: шестнадцатом черепе, который он повесит себе на шею и который ничем не будет отличаться от пятнадцати предыдущих.

У него за спиной сломалась ветка. Звук был тихим, но Икс был в таком напряжении, что даже этот шум ударил его по ушам. Но он упрямо не оборачивался.

Зоя уже прошла половину склона – была на полпути к отцу.

До встречи с ней Икс вырывал души из Верхнего мира без особых возражений со стороны собственной совести. Он говорил себе, что ненавидит это занятие, но когда наступало время, ему неизменно удавалось вызвать в себе достаточно ярости, чтобы нанести удар по цели. Теперь он пытался понять, был ли он столь жестоким охотником потому, что у него в жилах текла кровь повелителя, или потому, что никогда не жил настоящей жизнью, никогда не понимал ценности души, никогда не ощущал никакой общности с другим человеком или хотя бы жалости к нему.

Шум возобновился. Позади него было не животное. Теперь Икс это точно знал. Это был человек.

Может быть, турист или охотник.

Икс слышал его дыхание.

Он не мог допустить, чтобы кто-то наткнулся на ту сцену, которая вот-вот разыграется на озере. Он заставил себя отвести взгляд от Зои. Он обернулся к деревьям и увидел промелькнувшее в ветвях ели золото. Это действительно золото или игра света?

Злясь на помеху, Икс зашагал обратно по тропе. Деревья, мимо которых он протискивался, взрывались снегом. Кто бы это ни был, он запугает его и обратит в бегство. Это будет нетрудно. Он сознавал, каким мрачным и злобным выглядит сейчас: с диким взглядом и струящимися за спиной волосами, неровными, словно языки пламени.

Золотой блеск был примерно в двухстах шагах дальше, и по-прежнему его заслоняли деревья. Икс надвигался на незваного гостя. Кто бы это ни был, он наверняка повернется и убежит еще до того, как Икс приблизится.

Однако произошло нечто странное. Силуэт не стал отступать, а двинулся навстречу ему, мчась по снегу.

Охота шла на самого Икса.

Запыхавшаяся, разъяренная, выпаливающая какие-то слова – к нему спешила Рвач.

– Повелители идут! – крикнула она. – Я пришла тебя предупредить.

Икс был так потрясен ее появлением, что онемел. Рвач выждала несколько мгновений, а потом продолжила еще громче.

– Лишился дара речи, да? – вопросила она. – Ты должен сделать то, ради чего тебя послали. Ты слишком долго прохлаждался со своей возлюбленной. Твой характер должен быть жестким! Разве ты не знаешь, как повелители за тобой наблюдают? Разве ты не знаешь, что твоя наглость довела их до кипения? Я их планов не знаю, но они наверняка выпустят на свободу все силы ада, если ты снова их предашь!

Она наконец замолчала. На ней были только черные сапоги и ее золотистое платье, которое на снегу походило на елочное украшение. Ее давние охотничьи татуировки просвечивали сквозь кружевные рукава.

– Как ты здесь оказалась? – спросил Икс.

– Что за вопросы?! – возмущенно отозвалась Рвач. – Регент друг тебе, а я дружу с этим мерзким русским. Если хочешь знать, мне пришлось пообещать ему поцелуй, чего я тебе никогда не прощу. Я никого не целовала уже сто восемьдесят лет и надеялась на что-то получше этого приза!

Она взяла Икса за локоть.

Она развернула его обратно к Зоиному отцу.

– Идем, – сказала она. – Давай найдем эту душу, которую нужно забрать. Я сама передавлю ему горло, если ты не можешь.

Икс уперся.

– Я сделаю то, что нужно, – запротестовал он. – А тебе надо вернуться в Низины, пока твоего отсутствия не заметили.

– Не собираюсь, – заявила она. – Не уйду, пока дело не сделано.

– Я настаиваю, Рвач, – не отступал он. – Ты и без того подвергла себя опасности ради меня.

– И сделала это с радостью, глупый ты мальчик! – объяснила она. – Мне так и так гнить там вечно. Мне будет приятно вспомнить те считаные разы, когда я пыталась быть доброй.

Икс уступил – с радостью. Хотя трясучка по-прежнему билась в нем, Рвач помогла ему почувствовать себя сильнее и увереннее.

Они прошли через оставшиеся деревья. Рвач завороженно смотрела по сторонам. Она жадно запечатлевала в памяти громадные сосны, кусочки неба, снежинки, плывшие вниз, словно пылинки в солнечном луче. Она в последний раз забирала душу уже много лет назад. Она не была в Верхнем мире несколько десятков лет.

Они остановились на вершине холма и посмотрели вниз, на две напряженные фигуры. Зоя как раз подошла к озеру.

– Это твоя ляпающая девица? – уточнила Рвач.

– И ее отец, – подтвердил Икс.

Ему опять стало жутко при мысли о том, чтобы отнять душу у этого человека.

– Это наше призвание, – проговорил он, – оно никогда не приносило тебе стыда? Те, кого мы называем добычей, они же человеческие существа.

Похоже, Рвач его вопрос удивил.

– Неужели ты до сих пор считаешь их людьми? – вопросила она. – Была ли я человеком, когда размозжила череп той служанке или когда бросила ее труп остывать на улице? Была ли я человеком, когда лишила своих малышей матери? Нет, души, которые мы забираем, не имеют ничего общего с человечностью. Они – отходы, а мы – мусорщики.

20

Зоин отец уставился на нее так, словно она не могла быть настоящей.

Удочка выпала у него из руки и стукнулась об лед.

Зоя прошагала несколько метров, остававшихся до озера. Ее била неудержимая дрожь. Тело почти вибрировало. Она не могла это прекратить. Ей это было противно, потому что заставляло казаться слабой. Ей хотелось, чтобы отец почувствовал только ее отвращение. Ей хотелось, чтобы он понял, – еще до того, как она заговорит, – что ему ничего не сошло с рук.

Однако при виде него в ней проснулась и нежность. Она этого не ожидала. Часть ее существа рвалась броситься к нему. Это же ее отец! Он делал ей сэндвичи самых нелепых форм – один раз он формочкой для печенья вырезал в середке звезду! Он рассказывал ей на ночь сказки и помещал ее в знаменитые эпизоды истории: она излечивала оспу, уговаривала фирму «Декка рекордз» не отвергать Битлов, отказывалась сесть на «Титаник», узнав, что на нем всего двадцать спасательных шлюпок. На него нельзя было рассчитывать, но когда он обнимал, это были действительно объятия.

Нет. Он мерзкий. Он – отрава. Ей не обязательно знать, что они со Стэном творили в молодости, ей не обязательно точно знать, почему Икс его забирает, потому что она знает, что он сделал с их семьей. Он их бросил. Он – та костяшка домино, которая обрушила все остальные.

Озеро окружал сухой тростник, торчащий из снега. Зоя пробралась через него, не отпуская отцовского взгляда. От сильных эмоций у нее кружилась голова: любовь, ненависть, прощение, месть…

Она споткнулась о камень, прятавшийся в тростнике, и покачнулась.

Она упала на лед на колени, злясь на собственную неуклюжесть. Когда она подняла голову, ее отец вышел из ступора и спешил ей помочь.

– Зоя! – воскликнул он.

Вид его стремительно приближающегося слезливого лица оказался последней каплей. Он одновременно смягчил ее – и вызвал отвращение.

– Не прикасайся ко мне! – завопила она. – Смеешься, что ли?

Она никогда так с ним не разговаривала – ни разу в жизни.

Ее отец попятился, демонстрируя ладони в знак того, что ничего плохого не хотел. Казалось, он изумлен исходящей от нее яростью.

Он понурил голову.

«Он даже смотреть на меня не может, – подумала Зоя. – Трус!»

Она встала на ноги и отряхнула одежду от льдинок.

– Как ты меня нашла и кто они? – спросил ее отец, указывая на холм у нее за спиной.

Зоя потрясенно увидела рядом с Иксом женщину, которую она никогда раньше не видела. По ее золотистому платью (и ледяной жестокости лица) она поняла, что это Рвач.

– Лучше тебе не знать, – холодно ответила она.

Ее отец поднял свою удочку.

– Пойдем в сарай. Там теплее, – сказал он. – Давай не будем стоять здесь.

Он повернулся к ней спиной.

Зое захотелось взять и уйти.

Похоже, отец догадался, о чем она думает.

– Не уходи, – бросил он через плечо. – Ты проделала такой путь, чтобы сказать мне, как сильно ты меня ненавидишь. Так говори. Я это заслужил.

* * *

Сарай скрипел на ветру. Его построили из ненужных досок и фанеры: на одной из стен сохранилась надпись: «Не клейте объявления» – и установили на салазки, так что отец мог передвигать все строение по озеру. Внутри оказались термос, деревянный табурет, экземпляр какой-то глупой брошюры о самопомощи и электронагреватель, работающий от маленького пыхтящего генератора. На месте пола оказался кусок матового льда с темной дырой в центре, похожей на яблочко в мишени.

Когда Зоя входила в сарай, у нее зазвенел телефон.

«Я!!!» объявил он.

Теперь Джона пытался достать ее через «ФейсТайм».

Она отключила звук, но в следующую минуту пришел текст: «Дождь ЛЕДЯНОЙ, как тогда. Мне надо с кем-то говорить! Мы со Споком ПОД КРОВАТЬЮ. Погоди… и Ухура тоже!»

Зоя нахмурилась и спрятала телефон в карман. Ей надо всего несколько минут, чтобы поговорить с отцом, а потом она перезвонит Джоне. Через несколько минут все изменится. Икс будет рядом.

– Что там? Это был Джона? – спросил ее отец.

Голос у него чуть дрогнул.

– Не смей даже имя его называть! – приказала ему Зоя.

Ее отец кивнул. Он стоял в углу сарая, обхватив свою тощую грудную клетку руками, словно пытаясь себя утешить. Вид у него был такой, будто он вот-вот расплачется.

Он настолько слабее ее!

– Как ты меня нашла? – спросил он.

– Тебе слова не давали, – оборвала она его.

Невыносимо было находиться так близко от отца. Воздух казался отравленным. Даже тишина была отвратительной: она питала сама себя и постоянно росла. И в то же время какой-то частице ее существа – той, которую Зоя ненавидела, которую раздавила бы, если бы могла, – хотелось его обнять.

– Зоя, – сказал ее отец, – я не хотел причинить тебе боль.

– Тебе слова не давали! – повторила она. – И уж точно не разрешали нести эту идиотскую дерьмовую чушь!

Однако он не мог остановиться.

– Все было бы хуже, если бы я остался.

– Да неужели? – отозвалась Зоя.

Сам звук его голоса был ей противен.

– Все было бы хуже? – крикнула она.

Она распахнула дверь сарая.

– Я не могу здесь с тобой быть! – отрезала она.

Она выскочила обратно на лед. Ее отец последовал за ней. Озеро было расчищено. Оно стало стеклянистым и гладким. Дыры были по всему льду.

Отойдя от него на двадцать шагов, она остановилась и повернулась к нему. У него хватило ума не приближаться.

– Джона бил себя кулаком в грудь, чтобы сердце перестало болеть, – сказала она. – Что-то могло быть хуже этого?

– Нет, – тихо признал ее отец.

– Я чуть не убилась в пещере, чтобы копы спустились за твоим телом, – продолжила она. – Хуже могло быть?

– Нет, – снова сказал он.

– У мамы не было жизни, пока ты был «живой», – бросила она, – а теперь ее тем более нет. Хуже могло быть?

– Нет, Зоя, – опять согласился он. – Нет.

– Тебе слова не давали! – закричала она, а потом стала повторять, словно скандируя лозунг: – Тебе слова не давали. Тебе слова не давали.

Ее отец сложил руки шалашиком и спрятал в них лицо. Он рыдал. Это выглядело жалко. Зоя двинулась к нему так решительно, что в его глазах промелькнул страх, и он отступил назад, к сараю.

– Твой лучший друг Стэн? – напомнила она ему. – Он убил двух людей, которых мы любили… кочергой. Хуже могло быть?

Ее отец был явно потрясен.

– Кого Стэн убил? – спросил он.

Зоя позволила его вопросу повиснуть в воздухе. Она не знала точно, хочет ли на него отвечать. Ему слова не давали!

– Берта и Бетти, – все-таки сказала она наконец.

Отец потряс ее, испустив болезненный крик.

Он быстро отвернулся.

Его вдруг переполнила энергия, которой он не мог управлять.

Он встал на колени на льду и проверил леску, уходившую в ближайшую дыру. Закончив с ней, он пополз к следующей, потом – еще к одной. Он не мог, не желал снова смотреть на Зою. Он так и не встал с колен. Он копошился на льду, словно животное. Зою это испугало, и она крикнула: «Прекрати!» Он не останавливался. Когда дыры закончились, он наконец поднялся. Но поворачиваться к ней не стал. Он словно забыл о ее присутствии или попытался от нее избавиться.

У сарая валялся громадный штопор – пешня. Ее отец схватил ее трясущимися руками и начал проворачивать во льду очередную дыру. Небо над ними потемнело. Зоя посмотрела в сторону холмов. Икс и Рвач стояли там и смотрели. Скоро все закончится.

Она не знала, готова ли. Сказала ли она все, что ей хотелось сказать? Получила ли то, чего хотела? И чего она, собственно, хотела?

Ее отец яростно крутил пешню. Дыра росла. Зоя постаралась подавить все искры сочувствия, но у нее это не получилось. Вид у него был такой, словно он сам себе роет могилу.

– Я убегал от Стэна, а не от вас, – внезапно заявил он.

Бросив пешню, он пошел к ней.

– Мы вместе росли, ты знала? – спросил он.

Взгляд у него был дикий. На этот раз назад отступила Зоя.

– Да, – сказала она. – Мама мне говорила.

– А она сказала, что он был как зараза? – продолжил он. – Что он… что он… что он был гадкий и безжалостный и… и… одинокий, даже мальчишкой? Она сказала, что он портил абсолютно все? Когда мы были мальчишками, он творил такое… мы творили такое… за что я себя никогда не прощу. Я уехал из Вирджинии из-за него. Женился на твоей матери. Изменил фамилию. Изменил душу. Честно. То есть, понимаешь, по правде говоря, это вы изменили мою душу: ты, Джона и ваша мама. Можешь смеяться, если хочешь.

Зоя понимала, что ей положено сказать что-то доброе. Она ничего не сказала. Она постаралась, чтобы ее лицо ничего не выражало.

Телефон у нее в кармане завибрировал.

Новые сообщения от Джоны. Наверняка.

– Я почти… сколько?.. двадцать лет все время оглядывался, – продолжил ее отец. – Боялся, что Стэн меня разыщет. От такого, как он, просто так не уйдешь. Они такого не допускают. Они… они тобой кормятся. Но я от Стэна вырвался. Я старался быть папой. Старался себя простить. Старался заработать чертовых денег, чтобы мы могли… могли, к черту, хотя бы жить. Вы все смеялись над моими планами, но каждый раз, когда я исчезал, каждый раз, когда отправлялся в поездку… я пытался что-то устроить. Я не такой умный, как ты, Зоя. Нет, не надо кривиться, все нормально. Это так. То есть на меня достаточно посмотреть. Но я перепробовал все законные пути. Думаешь, мне хотелось, чтобы твоя мама столько работала? Влюбляйся осмотрительно, Зоя. У тебя такое доброе сердце! Не потрать его так, как твоя мать потратила свое на меня.

Ее отец замолчал так же неожиданно, как заговорил. Он снова поднял пешню и принялся пробивать лед, отчаянно нуждаясь в том, чтобы чем-то занять руки.

– Почему ты так дернулся из-за Берта и Бетти? – спросила Зоя. – В отличие от нас, ты их никогда не любил. Ты их почти не знал, потому что тебя никогда не было дома. Так почему тебе было дело до того, что с ними случилось?

Казалось, ее отец не услышал вопроса.

– Двадцать лет я постоянно оглядывался, – повторил он.

– Ты это уже говорил, – сказала Зоя. – Отвечай на вопрос.

Вот только теперь ее отец словно разговаривал сам с собой.

– Я был очень осторожен, – пробормотал он, – потому что знал: Стэн никогда не перестанет меня искать.

У Зои снова завибрировал телефон – тревожно, словно бомба. Она уже собиралась прочитать сообщения Джоны, когда ее взгляд зацепился за что-то на краю озера. Лед начал изменяться.

Стал проявляться цвет. Он был более темным, чем в тот раз со Стэном – скорее красным, чем оранжевым – цвет распространялся медленно, словно болезнь.

Ее отец был слишком зациклен на своей дыре, чтобы это заметить.

– Но вечно прятаться нельзя, верно? – сказал он. – То есть – ты же нашла меня здесь. А это место… его не просто нет на картах, оно вообще ни о каких долбаных картах и не слышало. – Он вытер пот со лба. – Так что Стэн меня нашел. Выследил в Монтане. И он тут же понял, насколько я отчаялся. Насколько разорился. Насколько стыжусь многолетних неудач. Я хочу сказать, что в пещере я был хорош, но, будем говорить честно, на поверхности толку от меня никогда особо не было.

Зоя снова посмотрела на холм.

Икс и Рвач уже неслись вниз по склону. Темные волосы Рвач собрала в пучок. Ее открытая шея блестела.

Зоин отец все еще их не заметил.

– Почему ты так дернулся из-за Уоллесов? – снова повторила она вопрос. – Отвечай мне.

Икс и Рвач спустились с холма и, словно сговорившись, одновременно перескочили через тростники. Они были уже близко. Красная волна подо льдом опережала их всего на несколько шагов, словно ковровая дорожка.

– Изволь отвечать! – прикрикнула Зоя.

Но он не желал отвечать. Он даже смотреть на нее не хотел. Ему необходимо было закончить свой рассказ, изгнать его из себя, как необходимо стало пробить ту дыру, что появлялась у его ног.

– У Стэна была пара идей насчет того, как добыть денег, – сказал ее отец. – Они не были опасными, они не должны были никому повредить, но… врать не буду… они были не очень законными. Первая сработала, а потом и вторая сработала. Так удивительно было получить немного денег! Радостно. Передать не могу. Я купил Джоне кровать в форме божьей коровки, хоть он и был уже слишком взрослым для такого. Помнишь? А потом, в третий раз, кому-то мы все-таки повредили. Невинному человеку. Она не очень сильно пострадала, но Стэн назвал это «приемлемыми сопутствующими потерями».

Ее отец продолжал плакать. Он работал пешней так усердно, словно сам себя наказывал.

Теперь Зоя тоже плакала.

– Отвечай на вопрос! – потребовала она.

– В конце концов у Стэна кончились идеи, как добыть денег, – сказал ее отец. – Он сказал мне, что теперь моя очередь что-нибудь придумать.

Зою снова начало трясти. Она не могла ничего с этим поделать. Дрожь захватывала ее тело, как это красное пятно захватывало лед.

Она наконец догадалась, что собирается сказать ее отец, и не знала, сможет ли такое выдержать.

– У меня никаких идей не было, – сказал он, – но Стэн… Стэн чуть ли не взбесился. Он требовал, чтобы я что-то предложил.

Дыра углублялась и расширялась. По шее отца тек пот.

– Я сказал ему, что на озере живет чета стариков, – договорил он.

Лед менялся быстрее, краснота подползала к ним, словно прилив. Зоин телефон вибрировал. Ее отец так и не посмотрел на нее.

– Я сказал ему, что, по-моему, у них есть деньги, – признался он.

Ее отец уронил голову на ручку пешни и разрыдался. Он не замечал ничего, кроме собственных терзаний.

– Я боялся за этих людей, Бог свидетель, – забормотал он. – Сказал Стэну, что не желаю причинять Берту и Бетти боль. Но он на меня набросился… просто рассвирепел. Такому человеку нельзя сказать «нет». Грозился все рассказать твоей матери. Грозился добраться до вас, ребятишек. Грозился всему миру открыть, кто я на самом деле. Мне было плевать, что весь мир узнает – миру всегда было на меня насрать, но я не мог снова подвести твою маму и вас. Я решил, что лучше умру, чем пойду на такое. – Он помолчал. – И вот я начал искать способ умереть.

Ее отец снова выпрямился и взялся бурить.

Дыра была почти готова.

– У Берта и Бетти не было денег, – сказала Зоя. – Стэн убил их ни за что! Он убил их из-за тебя!

Ее отец в последний раз провернул пешню и недоуменно попятился.

Красная вода хлынула из лунки, словно кровь.

21

Икс шагал к ним, а рядом шла Рвач. Он был так близок к добыче, что трясучка практически захватила его тело и начала дышать за него. Он никогда не чувствовал себя настолько не человеком, настолько чудовищным, как в эти мгновения. Ему было стыдно, что Зоя во второй раз увидит его таким. Она увидит, как он дергается, вопит и изрыгает мерзкую ругань, как вся нежность, которую она в нем пробудила, потонет в ярости.

Неужели она действительно способна выбрать его? Когда выбор стоит между ним и ее собственным отцом?

Икс пытался увидеть знак, что она по-прежнему не изменила их плану, но она стояла к нему спиной. Он не мог заставить себя поверить, что достоин ее. Ему все еще чуждо и непривычно было ощущать себя любимым. Ему хотелось этому довериться, погрузиться в это чувство, полностью ему отдаться. Однако гнев, циркулирующий в его теле, заставлял его ощущать себя грязным. Недостойным. Не заслуживающим даже того имени, которое она ему дала. Любовь ощущалась одеялом, которое с него обязательно сорвут. Чем сильнее он сейчас согреется, тем холоднее ему станет потом.

Ему необходимо было увидеть Зоино лицо. Необходимо было удостовериться, что она не передумала.

Икс перевел взгляд на Зоиного отца и обнаружил, что тот потрясенно на него воззрился. В руках у него был странный закрученный кусок металла. Темная вода собиралась у его ног.

Похоже, он узнал Икса по той встрече на берегу. Икс увидел, как мужчина мысленно снова проигрывает их разговор.

«В первый раз в Канаде?» – «А это Канада?»

Икс дал знак, чтобы Рвач оставалась позади. Она издала тихий недовольный возглас, но остановилась. Подол платья колыхался над носками ее сапог. Икс двинулся дальше один.

Он снова посмотрел на Зою – и она наконец обернулась.

Лицо ее пылало гневом. Икс еще ни разу не видел, чтобы ее черты настолько исказились. Казалось, она сама готова убить отца.

Она бросилась к Иксу.

Она обняла его, но впервые показалась ему холодной и жесткой. Совершенно не похожей на себя. Она вцепилась в его руки с такой силой, что он ощутил ее ногти даже сквозь пальто.

Она указала на своего отца.

– Это из-за него Стэн убил Берта с Бетти, – сказала она.

– Да, – грустно подтвердил Икс. – Это так.

– Забери его! – приказала Зоя.

Икс был поражен ее яростью. Неужели это он сотворил с ней такое? Пока она учила его доброте, он научил ее злобе? Он попытался отогнать этот новый страх, отправить эту мысль в небытие, но она уже успела задержаться и укорениться.

Тем не менее он кивнул.

– Тут Рвач, – сказал он. – Идите к лесу. Не оглядывайся.

Рвач вышла вперед. Икс не знал, как она будет приветствовать Зою, но молился, чтобы она не была ехидной или безумной и не пустилась бы в какой-нибудь дикий пляс. Не знал он и того, как сейчас на нее отреагирует Зоя.

Поначалу они сторожились, но, похоже, увидели друг в друге нечто знакомое. Икс не мог за ними не наблюдать. Ему пришло в голову, что они – единственные, кто обнимал его, хвалил его… любил. Он прочел на их лицах всю свою жизнь – все, что было в ней пристойного и человечного. Когда Икс был маленьким, то не понимал, что Рвач заботится о нем так, словно он – один из ее потерянных детей. Теперь он это понял. Он видел, как в ее присутствии Зоина ярость начинает таять. На его глазах Рвач обняла девушку за плечи, словно взяв под огромное теплое крыло.

– У меня такое чувство, будто мы уже хорошо знакомы, милая моя девочка, – сказала она. – Может, потому что Икс заставил меня прочесть твое письмо вслух двадцать пять раз.

Зоя бледно улыбнулась.

Икс смотрел, как они поворачиваются и идут через озеро, под руку, чуть соприкасаясь головами. Он услышал, как Рвач говорит Зое, что повелители уже приближаются.

– Но они же оставят нас в покое, когда Икс заберет моего папу? – спросила Зоя. – Так ведь?

– Может, и так, – ответила Рвач.

– А если он решит, что не может его забрать? – уточнила Зоя.

– Подозреваю, что они заставят Икса наблюдать, как они тебя как-нибудь особо красочно убивают, – сообщила Рвач неуместно сладким тоном. – Но, может, это слишком прямолинейно? Признаюсь, что повелители – это загадка. Никогда не знаешь, когда они сочтут нужным дать волю воображению.

* * *

Икс наконец повернулся к добыче: мужчина вжался в стену сарая, сжимая странный кусок металла, словно тот мог его защитить. Икс попытался убедить себя в том, что этот человек ничего для него не значит, что он сам выбрал такую судьбу, что его единственное имя – Шестнадцатая душа.

Но глядя на него, он видел только Зоиного отца. Он видел только Джонины глаза.

Икс вытащил металлическую штуковину из рук мужчины и отбросил на лед. Она отлетела к дальнему берегу озера и запуталась в тростнике.

– Есть еще какие-то игрушки, от которых надо избавиться? – осведомился Икс.

Зоин отец был перепуган до онемения. Он бросил на Икса умоляющий взгляд и бросился бежать.

Почему они непременно убегают? Все без исключения бежали! Что заставляет их воображать, будто они могут спастись?

Икс смотрел, как Зоин отец бежит к берегу, спотыкаясь и поскальзываясь на ходу. Зрелище получалось жалкое. Он вспомнил, как говорил Зое, что ее отец не злой, а просто слабый. Поверила ли она ему? Способна ли она ненавидеть такую жалкую личность или просто потеряла голову от потрясения и ярости? Будет ли она винить Икса завтра – и вечно – за то, что велела ему сделать сегодня?

Легким взмахом руки Икс притянул мужчину назад – казалось, будто тот находится на невидимом поводке, – и отбросил на деревянный сарай. Он оставил его висеть на стене с болтающимися над землей ногами. Еще несколькими движениями он направил лед убийственным плющом к ногам и рукам человека. Зоин отец бессильно смотрел, как его приковывают к сараю.

– Что вам от меня надо? – залебезил он униженно. – Вы можете забрать все, что у меня есть. Можете забрать все, что пожелаете.

– Да, – мрачно согласился Икс. – Я знаю.

– Так чего вы хотите? – снова спросил Зоин отец.

Икс расстегнул пальто и сбросил его на лед неаккуратной кучкой.

– Только твою душу, – ответил он. – Которой ты очень плохо пользовался.

Икс обвел взглядом озеро.

– Которую из этих дырок ты выбираешь своей могилой?

Зоин отец отчаянно задергался, но лед крепко держал его.

Не обращая внимания на его усилия (Икс видел подобное отчаяние уже много раз), он стянул с себя рубашку. Прегрешения этого человека так рвались проявиться, что у Икса спина горела.

Ему пришлось отключить сознание, перекрыть вопросы этого человека, не смотреть на его глаза.

Тело Икса само знало, что от него требуется. Иксу надо было просто предоставить ему возможность это сделать.

Он отбросил рубашку. Падая, она ненадолго вздулась.

Он отвернулся от Зоиного отца и раскинул руки. Мышцы спины и плеч ныли. Холодный воздух обжигал кожу.

Он призвал прегрешения этого человека и почувствовал, как ужасные картины поползли по его спине.

Зоин отец зарыдал в голос.

– Я знаю, что я делал! – крикнул он сквозь слезы. – Вам не надо ничего показывать. Я знаю все, что делал!

Икс сам находился в таком смятении, что эти слова больно его ударили. Он как никогда остро ощутил, что, даже если просто исполняет приказы повелителей, даже если наказание заслужено, он пронзает сердце другого человека. Рвач сказала, что они просто мусорщики, но это была сладкая ложь. Она знала истину, как знал ее и он сам. Он – убийца. И, что хуже, он – мучитель.

Икс опустил руки прежде, чем запись закончилась.

Его спина побелела.

У Зоиного отца вырвалось благодарное рыдание. Он пытался прекратить плакать, но не мог.

Когда Икс обернулся, грудь мужчины ходила ходуном, лицо было залито слезами. Он казался жалким и перепуганным. Беспомощной птицей.

– Погодите, постойте, пожалуйста! – взмолился он. – Поговорите со мной секунду. Только секундочку, ладно? Вы ведь любите мою дочь, да? Я это вижу. Я видел, как вы ее обнимали. Видел, как вы на нее смотрели. Так… так я смотрел на ее мать.

Икс не желал слушать. Этот человек ничего для него не значит. Это просто шестнадцатая душа.

– Молчи, – приказал он Зоиному отцу, как когда-то приказал Стэну. – Или я заткну тебе рот кулаком.

Зоин отец не стал реагировать на эту угрозу. Он понимал, что это – его последний шанс что-то сказать.

– Но если вы любите Зою, зачем это делаете? – вопросил он. – Зачем убиваете ее родного отца?

Икс знал, что ему не следует отвечать, но слова вырвались сами.

– Потому что она меня попросила! – прокричал он. – Потому что вы ранили ту, кто мне дороже всего! Потому что или ты, или я должен сойти в Низины, а я слишком долго терпел эту тьму! – Икс словно оправдывал чудовищное деяние не только перед Зоиным отцом, но и перед самим собой. Он не мог остановиться. – Если я не заберу твою душу, то никогда больше не увижу Зою! Никогда не почувствую ее прикосновения, никогда не услышу ее голоса, никогда не обовью ее пряди вокруг пальцев! Мое сердце родилось зимой, сударь, и я не собираюсь возвращаться в холод.

Зоин отец ничего не сказал.

У него закончились слова, как они заканчивались у всех.

Но в тот момент, когда Икс уже был готов сорвать шестнадцатую душу со стены сарая и утопить в озере, шестнадцатая душа начала выкрикивать Зоино имя.

– Зоя! – вопил он. – Зоя! Пожалуйста!

Икс стремительно повернулся и увидел, что Зоя и Рвач все еще поднимаются по склону к лесу. Теперь они остановились. Рвач крепко обнимала Зою, уговаривая не оборачиваться.

– Зоя! – крикнул ее отец. – Послушай меня! Зоя!

Икс прыгнул к нему и отвесил крепкую оплеуху.

– Я проявил к тебе доброту, будь ты проклят! – прошипел он. – Я мог заставить тебя увидеть все твои прегрешения, но не стал. А ты молишь дочь о снисхождении? Она не станет тебя спасать! Она больше тебе не дочь!

– Я не хочу, чтобы она меня спасала, – ответил Зоин отец и опять завопил: – Зоя! Зоя! Пожалуйста, пожалуйста, поверь, что я очень сожалею. Я был отвратительным отцом. И человеком. И вообще. Я сам себе противен. Я не заслуживаю жизни. А жизнь без тебя, без Джоны и вашей мамы – это все равно не жизнь. Я тебя люблю, слышишь? Я просто чертовски тебя люблю. Если даже не веришь ни единому моему слову, прошу, пожалуйста, верь этому!

Он начал так задыхаться, что ему пришлось немного помолчать, чтобы продолжить.

– Если моя смерть чем-то тебе полезна, то я умру! – прокричал он на остатке сил. – Я ведь уже один раз умер. Второй раз будет проще, да? Понимаю, что у тебя нет причины мне верить, но ты обалденная, Зоя. И ты всегда будешь моей девочкой.

Тут Зоин отец посмотрел на Икса.

– Если вам нужна моя душа, то забирайте, – сказал он. – Забирайте ее.

Икс уже шагнул к нему, когда на склоне Зоя наконец к ним повернулась. Она пошла вниз, к озеру, ступая тяжело и почти бездумно. Рвач не смогла ее остановить. Вместе они спустились обратно и шагнули в мертвые тростники, захрустевшие под их ногами.

Зоя смотрела не на отца, а на Икса.

Сидевшие неподалеку дикие индейки, черно-красная стая на снегу, подняли головы и теперь тоже уставились на Икса. Казалось, даже они находятся в ожидании.

Икс обхватил тощую шею мужчины пальцами. Зоин отец ахнул, но не стал сопротивляться, не стал говорить, не стал отводить взгляд.

Он просто смотрел на Икса – смотрел Джониными глазами.

Икс начал пережимать ему горло.

А потом вдруг замер, сам не зная почему.

Он ощутил какое-то шевеление в голове, вроде сквозняка, словно кто-то приоткрыл окно или дверь.

Это была Зоя. Она заглядывала в его мысли.

Она говорила ему, чтобы он никогда не заглядывал в ее мысли. «Никакого слияния сознаний… или чего-то такого!» – сказала она. И вот теперь она пыталась понять, о чем он думает, почему медлит.

Она шла к нему по льду озера, и Рвач от нее не отставала. Она обходила дыры. Казалось, она знает, где они находятся, даже не глядя на них. И все это время она все глубже и глубже забиралась в Икса. Она разворачивала его – бережно, словно он был листком бумаги, которая может разорваться у нее в руках. Разве же она не знала, что там найдет? Она сама научила его этому слову.

«Милосердие».

И так же внезапно движение у него в мыслях прекратилось. Ветерок отступил. Окно закрылось. Дверь захлопнулась.

Икс посмотрел на Зою. Она остановилась шагах в двадцати. Она плакала, обхватив себя руками. Волосы у нее побелели от снега.

Она кивнула Иксу. Казалось, ей хотелось успокоить его, утешить, почувствовать себя любимым.

Ее глаза говорили: «Все правильно, правильно, правильно. Отпусти его».

Икс сорвал Зоиного отца с сарая прямо за шею – лед растрескался, фанера заскрипела и расщепилась – и швырнул на землю.

Зоя подошла ближе.

Она опустилась на колени рядом с отцом.

Икс увидел, как во взгляде мужчины зажигается надежда, словно он ожидал, что дочь бросится в его объятия.

Икс знал, что этого не будет.

– Мы тебя отпускаем, – спокойно сообщила Зоя отцу, – потому что не хотим превратиться в тебя.

Ее отец начал было говорить, но она качнула головой.

– Тебе слова не давали, – сказала она. – Забыл? – Немного помолчав, она добавила: – Я собиралась приказать Иксу утопить тебя в этом озере, но я слишком его люблю, чтобы приказывать ему такое. Так что я предоставляю тебе возможность и дальше бежать, скрываться, заниматься подледным ловом… Хотя, честно, похоже, у тебя это совсем не получается. – Зоя обвела взглядом пешню, удочки, лунки. Похоже, ее отец вообще ничего не поймал. – Я больше не хочу тебя видеть, папа, – заключила она. – И я это серьезно говорю. И я в последний раз назвала тебя папой. Я буду стараться тебя простить – не потому, что ты этого заслуживаешь, а потому что не хочу, чтобы ты испортил мне сердце так, как Стэн испортил твое. Я постараюсь помнить хорошее. Что-то хорошее все-таки было. – Зоя замолчала и встала. – Ну, все. Я закончила с тобой разговаривать. Я ухожу и… я ухожу и буду устраивать жизнь с Иксом, мамой и Джоной. Мы с Иксом не отступимся, пока не придумаем, как это сделать. Это будет хорошая жизнь, но тебе ее не увидеть.

Зоя повернулась к Иксу. Он обнял ее за плечи, притянул к себе и тихо с ней заговорил.

К Зоиному отцу подошла Рвач.

– Советую тебе бежать, зайчик, – сказала она. – Может, Икс и не алчет твоей души, а вот мой желудок ее просит.

Зоин отец поднялся на ноги. Он рыдал, но, похоже, понял, что Зоя больше не станет слушать ни единого слова.

Он бросился в лес, не оглядываясь. Деревья содрогнулись, сбросили немного снега и снова замерли.

* * *

Когда Зоя сказала, что будет устраивать с ним жизнь, Икс не почувствовал радости, потому что понимал, насколько это маловероятно. Он отпустил ее отца, так что повелители почти наверняка утащат его обратно в Низины. Он подозревал, что Дервиш уже сейчас затаился где-то в лесу. Икс легко мог представить себе, как тот скребет когтями кору дерева, едва справляясь с ликованием.

Икс прислушался. Он ждал. Взгляд на Зою и Рвач показал, что они тоже ждут. Однако везде было тихо. Слышно было только их дыхание, видны только облачка пара от него, словно паровозный дым.

Он наклонился за своей одеждой и начал одеваться.

Никто не заговаривал, опасаясь что-то спровоцировать. Они вглядывались в темнеющий лес.

Ничего.

Может, повелители не явятся? Может, Регент убедил их в том, что Икс и так достаточно наказан? С каждой секундой Икс все сильнее уверялся в том, что такое возможно. Им по-прежнему владела трясучка. Его по-прежнему лихорадило, и голова у него кружилась. Его тело ему не принадлежало. Однако Зоя один раз уже его выходила – и он был уверен, что если сможет просто прижаться лбом к ее лбу, ощутить ее прохладное дыхание, то это навсегда прогонит трясучку. Ее отец будет свободен. И Икс тоже. Повелители утратят над ним власть.

И тут началось жужжание. Они все его услышали. Оно было слабым, но неотступным. Оно походило на мошку, которая кружит все ближе и ближе.

Икс развернулся к нему.

Его источником была Зоя.

Она запустила руку в карман. Это был ее телефон.

Это просто был ее телефон!

Зоя и Рвач наклонили головы, чтобы прочесть, что на нем написано. В желтоватом свете экрана их лица выглядели зловеще.

Икс уже собирался отвернуться, когда Зоя сдавленно ахнула.

Этот звук ударил по нему, словно кулак.

Казалось, она лишилась дара речи, так что за нее объяснилась Рвач.

– Повелители наносят удар, – сообщила она.

Икс знал Рвач почти всю свою жизнь. Он видел ее дерущейся, ругающейся, кокетничающей и поющей. Он видел ее вырывающей себе ногти и умоляющей о побоях. Он видел ее буквально в аду, но ни разу не видел ее испуганной.

Сейчас она была испугана.

Икс быстро повернулся на месте. Небо, лес, озеро – все закружилось у него перед глазами. Однако он не нашел ничего страшного. Мир был пуст. Он был в этом уверен.

– Я не вижу угрозы, – сказал он.

Зоя протянула ему телефон, словно он смог бы прочесть написанное.

Рука у нее тряслась.

– К-кажется, они не за нами, – проговорила она, запинаясь. – К-кажется, они за Джоной.

22

Икс и Рвач нырнули в полыньи. Зоя молила их взять ее с собой, но они оставили ее стоять на льду озера: она помешала бы им двигаться достаточно быстро.

Они ринулись к Джоне через воду, потом через землю, а потом снова через воду, оказавшись в речке, которая текла за домом Бисселов. Икс был сильным пловцом. Рвач не отставала от него ни на гребок. Волосы у нее распустились. Икс видел, как они плещутся в воде – то всплывают над головой, то снова тонут. Он не знал, что именно их ждет у Зоиного дома, но был рад тому, что Рвач оказалась с ним. Он чувствовал, что нет ничего, что бы она ради него не сделала. Как и он ради нее. Когда они приблизились к поверхности, к ним начал просачиваться свет, поблескивая на ее платье. Она переливалась, словно радужная рыбка.

От холодной воды их мышцы застыли. Они ощущались почти как каменные. Вода не желала их пропускать. Икс пообещал Зое три вещи: спасти Джону, никогда не признаваться ему и ее матери, что их отец еще жив, и еще раз к ней вернуться. Однако на этот раз Икс не чувствовал уверенности. Он представил себе Джону у него в комнате в окружении фигурок зверей и эльфов. Он представил себе его в кровати – божьей коровке, прижимающим к себе Спока и Ухуру и пытающимся успокоить их дрожащим голоском, который был у их семьи, похоже, наследственным: «Н-не бойтесь, ребята. П-потому что я н-не боюсь».

Когда Икс и Рвач добрались до воздушного пузыря подо льдом, легкие у них готовы были разорваться. Он кивнул ей. Они одновременно вскинули кулаки и проломили прозрачную крышу. Лед попадал им в глаза. Он сыпался на них осколками.

Рвач выбралась из реки первая. Волосы облепили ей череп, платье закрутилось и смялось, словно папиросная бумага. Она помогла вылезти Иксу. Луна уже встала.

Секунду они стояли, дрожа и топая ногами. Икс ощутил у себя за спиной присутствие. Оно казалось громадным. Оно дышало и пульсировало… и наблюдало за ними. Все его существо протестовало против необходимости обернуться. Но он обернулся.

Сотня повелителей окружили цепью Зоин дом.

Само строение было покрыто таким толстым слоем льда, что Икс с трудом различил окна, двери, крышу. Земля вокруг дома были взрыта и искорежена. Вырванные с корнем деревья были разбросаны по земле, словно палочки. Больше того: все было заморожено и сверкало, так что в этих разрушениях присутствовала ужасающая красота: пустошь, усыпанная бриллиантами. Ива, под которой Джона похоронил футболку «Папа-ниндзя», лежала на боку, сломанная и вывернутая, словно ей переломили шею.

Повелители взирали на Икса и Рвач через полосу взрытой земли. Казалось, от них ждут, чтобы они шагнули вперед и приняли бой. Шелковые одеяния повелителей – лиловые, желтые, красные – были тошнотворно яркими на фоне разгромленного склона. Их золотые обручи сияли в лунном свете.

– Похоже, – отметила Рвач, – врасплох мы их не застали.

Икс мрачно хохотнул.

– Ты была мне хорошим учителем, – негромко сказал он. – Могу я попросить тебя в последний раз помочь мне выбрать стратегию? Это было бы очень кстати. Я бы тысячу раз обменял себя на этого мальчика.

– Ну, можно было бы вежливо их попросить, – отозвалась Рвач, – но уже то, что повелители пока не налетели на тебя и не утащили обратно в Низины за твои чудесные волосы, показывает: они хотят не просто вернуть тебя домой. Они хотят поджарить тебе сердце. Они хотят наблюдать, как ты будешь слышать крики этого бедняжки.

Рвач помолчала. Казалось, она жалеет о том, что высказалась настолько открыто: лицо у Икса потемнело от боли.

– С учетом этого, – продолжила она, – я предлагаю простой и незамысловатый смертельный бой. Они мне всегда нравились, хотя удовольствие несколько портит то, что по-настоящему никто умереть не может.

Вместе они обошли дом на почтительном расстоянии, выискивая слабое звено в этой цепи повелителей. Его не было. Повелители не шевелились, но сама их неподвижность уже была полна угрозы. Они были напряжены и готовы нанести удар. Икс всматривался в их лица. Некоторые были благообразные, некоторые – старые. Некоторые были красивые, а некоторые иссушенные или обожженные. Все смотрели на него с отвращением. Икс бросил вызов их власти. Он посрамил их. Ему предложили неслыханное: возможность навсегда покинуть Низины, возможность, о которой, может быть, мечтали сами повелители, а он над этим посмеялся. Он отказался забрать всего-навсего одну душу. Сейчас Икс и повелители буквально превратились в противоположно заряженные полюса магнитов, и даже воздух между ними вибрировал от ненависти.

А потом там, где цепь повелителей змеилась у крыльца, он увидел Регента в темно-синем одеянии.

Он смотрел в снег.

Икс ощутил крохотную искру надежды, но она почти сразу же погасла от холодного дыхания реальности: Регент не желал с ним говорить. Он не собирался даже поднимать голову. Он стоял, сцепив руки за спиной, словно они были связаны, и сама его поза говорила: это мне неподвластно.

Голос – пронзительный и гнусавый – донесся откуда-то из дальней части цепи:

– Даже твой верный котенок теперь тебе не поможет: ты слишком часто его предавал!

Это был Дервиш.

Он ухмыльнулся Иксу, и его острая крысиная морда засияла.

– Ты даже ударил его по лицу, не забыл? – продолжил он. – Господи, вот комедия-то!

Икс не стал реагировать на его язвительные слова. Рвач ощерилась на повелителя.

Лед на доме трещал и сжимался, и каждый спазм был громким, как винтовочный выстрел. Где-то там оставался Джона!

Икс положил руку Регенту на плечо.

– В доме маленький мальчик, – сказал он.

Регент стиснул зубы, но не ответил.

– Вы должны его пощадить! – взмолился Икс.

Ответа снова не последовало, но мышцы у повелителя на шее и лице задергались.

– Пожалуйста, Тарик! – добавил Икс.

Тут по цепочке повелителей пробежали потрясенные возгласы, словно подожженный фитиль. Регент закрыл глаза: по нему пробежала волна ужаса. Даже Рвач онемела. Она оттащила Икса от Регента, а вот Дервиш радостно заухал и подскочил к ним.

– Котенок НАЗВАЛ ТЕБЕ СВОЕ ИСТИННОЕ ИМЯ, да? – завопил он. – Ого, до чего же романтичная история! Вы сидели у реки и угощали друг друга инжиром?

Дервиш надулся и посмотрел на других повелителей, ожидая услышать смех. Смеха не было.

Наслаждаясь его унижением, Рвач ехидно усмехнулась.

– Может, заткнешься ради разнообразия? – осведомилась она. – Ты никому не нравишься.

Дервиш побагровел и, дергая тонкими губами, попытался найти ответ. В конце концов он повернулся к Иксу.

– Что у тебя за нелепые друзья! – сказал он. – Ну да: только псих мог объединиться с тобой для такого дела. Ее тоже накажут, как и тот тупой кусок мяса, которого ты зовешь Стукачом, за то, что стал твоим мальчиком на побегушках.

Раздался новый звук, похожий на выстрел. Лед снова сжался. Он душил дом.

И где-то там оставался Джона.

Икс вспомнил, как они жались друг к другу во время того первого ледяного дождя. Он вспомнил, каково было оказаться запертым в стонущем доме. Он надеялся, что Джона сейчас смотрит на него: ему хотелось бы, чтобы мальчик знал, что за ним пришли. Однако сам Икс ничего сквозь лед не видел. Может, Джона колотит по стеклу зажатым в кулачке динозавром. Может, он кричит. Иксу его не услышать.

– Вы должны пощадить Джону, – сказал Икс, на этот раз обращаясь к Дервишу. – Он тут ни при чем.

– Ха! – воскликнул Дервиш. – Ты отказался доставить мне отца – так я заберу сына! Это же честный обмен, так? Мне жаль отнимать жизнь у такого милого мальчугана: это не принято в Низинах, как не принято вот так разгуливать по Верхнему миру, но ты сам меня на это толкнул. Это ты, а не я будешь причиной всех этих страданий. Это ТЫ превратил в пустошь этот склон, ТЫ запер мальчика в ледяной гробнице. Не будь ты таким дерзким, ничего этого не случилось бы! Но ты счел себя слишком хорошим для Низин… точно так же, как и твоя мерзкая мать. Ты не лучше НИКОГО и НИЧЕГО, уверяю тебя. Потому что ты – никто и ничто. Эта глупая буква, которую ты называешь именем, ничего не меняет. Твоему дорогому ТАРИКУ не следовало тебе доверяться. Он сделал твой поводок таким длинным, что ты задушил им не только себя, но и целую семью невинных людей!

Эти слова больно ранили Икса. Он понимал, что в них есть истина.

– Отпустите мальчика, – попросил он, – и я уйду с вами домой.

Ни одно слово не имело столь противного вкуса, как это «домой».

– Я НЕ отпущу мальчишку, а пойдешь ты все равно! – заявил Дервиш. – Если ты помедлишь еще хоть секунду, мы вернемся за твоей куколкой Зоей. Сколько крови ты еще согласен пролить, прежде чем просто начнешь выполнять приказы? Мне даже интересно проверить. А теперь все – я устал говорить. Давай вместе посмотрим, как этот дом будет умирать, ладно? Если будешь себя хорошо вести, я позволю тебе забрать косточки мальчишки из развалин и подарить их его матери.

Дервиш повернулся, взмахнув плащом, словно танцор. Дом начал содрогаться. Он складывался, словно смятый лист бумаги. По льду побежала паутина трещин. Дерево прогибалось. Окна лопнули. Ни Икс, ни Рвач не обладали властью отменить то, что сделали повелители. Они стояли, глядя, как крыша разваливается, словно треснув по шву. Шум разнесся по горам, откликнувшимся бесконечным эхом, которое постепенно затихало, но полностью не исчезало.

Повелители угрожающе уставились на Икса и Рвач, все еще надеясь, что им хватит глупости драться.

– Ты готов? – спросила Рвач, выбивая потрясенного Икса из ступора.

Он бросил на нее отчаянный взгляд.

– А у нас есть шанс против сотни повелителей? – спросил он.

– О, небо! Нет, конечно! – ответила она с той бесстрашной улыбкой, которая заставляла большинство обитателей Низин считать ее безумной.

С этими словами Рвач бросилась вперед. Она ударила кого-то из повелителей по лицу, а потом перепрыгнула через него, превратившись в лунном свете в золотую комету, и приземлилась на крышу Зоиного дома. Почти сразу же ее сапоги поехали по льду. Она скатилась почти до половины кровли, но все-таки смогла остановиться. Икс смотрел, как она карабкается вверх: ее бесполезные ногти ни за что не могли уцепиться, а потом она залезла в трещину, образовавшуюся на крыше.

– Джона! Ты тут? – крикнула она. – Меня зовут Оливия Ли Попплвел-Хис, и когда-то у меня был такой же мальчик, как ты!

Повелители потрясенно вытянули шеи, глядя наверх. Только через несколько секунд двое из них подпрыгнули, приземлились на крышу и двинулись следом за охотницей.

– Они за секунду ее искалечат! – заявил Дервиш Иксу с издевкой. – Но она хотя бы предприимчивая, в отличие от тебя, дрожащая ты овца.

Икс кивнул – почти уважительно.

А потом ударил Дервиша в кадык.

Повелитель отлетел назад.

Несколько повелителей ринулись на Икса. Он сыпал ударами, но даже самый худосочный из повелителей был во много раз сильнее него. И вместо каждого отброшенного им повелителя пятеро возникали словно ниоткуда. Казалось, из Низин к ним хлынуло подкрепление. Икса били ногами и руками и повалили на землю. Кто-то прижал ладонь к его лицу: дышать стало невозможно. У Икса судорожно ходили ребра. Регент неподвижно стоял в нескольких шагах от них, по-прежнему уставившись в снег.

Икс оторвал чужую кисть от своего лица, отогнув пальцы назад, пока кости не затрещали, а их хозяин не выругался. Он глотнул воздуха. Однако на него наваливались все новые повелители. Он не мог встать. Вес, давивший на него, все увеличивался. У него было такое ощущение, что его не просто повалили на землю, но вдавливают в нее.

Где-то позади дом визжал, ломался, заваливался. Он слышал, как Рвач продолжает звать Джону. Неужели она так его и не нашла? Насколько его хватит? Через мешанину рук и ног Иксу видны были кусочки луны. Она смотрела вниз, словно холодный глаз, напоминая, что он проиграл. Он слушал, как повелители осыпают его проклятиями на десятке языков.

Но еще он услышал и новый звук: какое-то темное ворчание. Оно поднималось вверх по склону. В этой безумной ситуации Икс далеко не сразу понял, что это.

* * *

Машина пулей вылетела к дому.

Икс по-прежнему был прижат к земле: тело у него было настолько изломано, что некоторым повелителям надоело его бить и они отошли в сторону. Ему удалось повернуть голову. Он увидел, что к ним на машине несется Зоина мать. При виде нее он ощутил волну стыда, который затмил даже боль. Она ведь велела ему не приближаться к ее близким! А потом на него нахлынула вторая волна – волна страха за нее. На этот раз повелители не скроются просто потому, что заявился какой-то смертный. Приближалась трагедия. Остановить ее было невозможно.

Икс знал, что будет дальше: Зоина мать остановит машину. Она выскочит из нее. Она будет орать на повелителей. Когда это не поможет, она начнет умолять. Повелители набросятся на нее. Ее будут толкать и вертеть. Они будут издеваться над ее беспомощностью. Если они будут настроены милосердно, то убьют ее быстро. Если нет – ее посадят рядом с Иксом, и Рвач тоже окажется рядом. Их троих заставят смотреть, как будет умирать Джона. В любом случае трагедия поглотит всех, кого только сможет.

Вот только Зоина мать не стала останавливать машину. Она даже не притормозила. Она с ревом вырулила на повелителей. Некоторые из них никогда раньше не видели машин, и все до одного были поражены дерзостью этой женщины, так что на какое-то время преимущество оказалось на ее стороне.

На глазах у Икса она наехала на одного из повелителей и расплющила о стену дома. Потом она подала назад (колеса пробуксовывали, пятная снег черным) и сбила второго. Ему слышно было, как машина прогрохотала по телу.

Повелители оставили Икса валяться на месте и кинулись на машину. Он встал, чувствуя бессилие и стыд. Он посмотрел на дом. Фасад уже оторвался, так что строение стало похоже на кукольный домик. Он видел мебель, игрушки, платья, обувь, фоторамки: все скользило и сбивалось в дикие кучи.

Рвач тоже оказалась на виду. Ее схватили повелители. Они подвели ее к краю крыши и сбросили вниз. Ее золотистое платье порвалось, руки и ноги были в крови. Однако она приземлилась с ловкостью кошки.

– Я мальчика найти не смогла, – сказала она Иксу.

По ее щекам покатились слезы. Икс еще никогда не видел, чтобы она плакала, и от этого зрелища у него тоже защипало глаза. Он тоже не видел Джону.

– Либо он был слишком испуган, чтобы отозваться мне, – добавила Рвач, – либо легкие у малыша уже расплющило.

Они снова посмотрели на машину. Один из повелителей зафиксировал ее на месте, просто прижав ладонью. Еще пятеро в развевающихся одеяниях уже окружили ее. Они выбили окна кулаками. Они потянулись к Зоиной матери: их руки напоминали щупальца какой-то твари. Тем не менее она не сдавалась. Она форсировала двигатель, нажимала гудок – даже заставила «дворники» бешено метаться.

Рвач вытерла глаза.

– Ого! А она мне нравится! – воскликнула она.

Икс заковылял к Зоиной матери. Он понимал, что битва проиграна. Он умолял ее выйти из машины. Он умолял повелителей не вредить ей. Дервиш уже поднялся на ноги – и на шее у него расплывался темный синяк. При виде унижающегося Икса он растерял всю ярость и снова засиял. Кивком он велел повелителям отпустить Зоину мать.

Она открыла дверцу машины. Как и Регент, она не желала даже смотреть на Икса. Протолкавшись между повелителями, она бросилась к дому, отчаянно окликая Джону. Однако дом уже погибал. Каждая стена, каждый стык, каждый гвоздь стремились сдаться. Дом завопил громче нее.

* * *

Икс тоже заковылял к дому. Никто не пытался его остановить: все знали, что он опоздал. С каждым его шагом обрушивалась еще одна стена, еще одно перекрытие. Спальня, где он спал, гостиная, где он отвечал на вопросы из мисочки: все было искорежено до неузнаваемости, все исчезло.

Мысленно он видел только Зою. Он помнил, как она выглядела на том озере: как ее глаза расширились от страха. «По-моему, они явились не за нами. Они явились за Джоной». Икс видел, как Зоя потянулась, чтобы его обнять. Он ощутил это так четко, словно она сейчас находилась прямо перед ним. Он помнил все то, что они сказали друг другу в последние мгновения. Помнил, как ее сердце на миг замерло рядом с его сердцем, а потом мягко спланировало, словно найдя свой причал. Он так долго прижимался к ее губам, что она наконец испуганно отпрянула.

– Ты целуешь меня так, словно я больше никогда тебя не увижу, – сказала она. – Прекрати!

Она бросила на него строгий взгляд.

– Если ты не вернешься, я совершу какое-нибудь ужасное преступление, чтобы попасть в Низины, – объявила Зоя. Она пыталась шутить, но расплакалась. – Рвач за мной явится – правда ведь, Рвач? А когда я там окажусь, то найду тебя, Икс. Найду, где бы ты ни был, и буду вести себя очень нахально и одеваться непристойно – и всем буду говорить, что я твоя девушка.

Она замолчала и попыталась взять себя в руки. И не смогла.

– Пообещай мне снова, что вернешься! – потребовала она. – Пообещай так же, как в прошлый раз. Я хочу услышать те слова про «оба мира».

Икс наклонился к ней и снова поцеловал. Лицо у него так горело, что казалось фонарем.

Это были их последние секунды вместе.

– Я вернусь, – сказал Икс. – Если я не приду обратно, то только потому, что не один, а два мира вступили в сговор, чтобы мне помешать.

Только тогда она его отпустила.

* * *

Зоина мать скорчилась на снегу, громко рыдая. Икс пытался отрешиться от этих звуков: его сердце не в силах было их терпеть.

– Джона! Джона! Джона! Мама здесь, сынок! Мама здесь!

Рвач опустилась рядом с ней на колени. Она обняла ее и крепко прижала к себе, словно пытаясь разделить ее боль. Икс отвел взгляд. Даже эта нежность была невыносимой. Он ненавидел себя за то, что натворил. Два мира разделяла стена – и эта стена была поставлена не просто так. А он ее сжег.

Когда-то он был невинным. Теперь он невинным не был. Он наконец заслужил свою камеру.

Дом издал последний вопль и обрушился окончательно. Треск и грохот были ужасающими, но наступившая тишина оказалась еще страшнее. Зоина мать вскочила и бросилась к развалинам, стремясь найти тело сына, стремясь обнять его.

Дервиш прошествовал к ней.

– Скажи мне, женщина, – громко проговорил он, – знаешь ли ты, кто причинил тебе всю эту боль? Знаешь ли ты, кто разрушил твою семью и обрушил твой дом?

Зоина мать отчаянно пробиралась через обломки. Она на мгновение замерла. Она выпрямилась и повернула голову.

– Это сделал он, – заявила она.

Она указывала на Икса.

Дервиш ухмыльнулся, сверкнув крысиными зубками.

– Мудрый ответ, – сказал он. – Может, ты сумеешь убедить его вернуться в Низины до того, как мне придется оборвать и твое жалкое дыхание?

– Почему бы вам самим его не забрать? – вскричала Зоина мать. – Почему было не забрать его немедленно вместо… вместо всего этого?

– Превосходный вопрос! – воскликнул Дервиш. – НАКОНЕЦ-ТО мне встретился хоть кто-то умный. Наш друг Икс должен пойти добровольно, чтобы я знал, что он усвоил урок и действительно повинуется. А еще, мадам, не буду вам лгать: «все это» гораздо забавнее.

Дервиш сделал знак остальным повелителям. Они одновременно хлынули к нему, промчались по снегу к уничтоженному морю деревьев, которое было лесом (Зоя сказала бы, что они телепортировались), и исчезли, один за другим.

Икс подошел ближе к тому месту, где сидела Рвач. Его лицо было искажено мучительной болью.

– Я не стану причиной новых зверств, – сказал он. – Я вернусь в Низины, как требуют повелители, но прежде я должен попросить тебя о последнем снисхождении.

– Я сделаю все, чего бы ты ни попросил, даже если это потребует нанесения увечий и убийств, – отозвалась Рвач. На секунду задумавшись, она добавила: – Особенно если потребует.

– Я попрошу только передать послание Зое, – объяснил Икс. – Скажи ей, что Низинам надолго меня не удержать. Скажи, что, даже пресмыкаясь перед повелителями, я тайно буду делать именно то, что назвал невозможным. Я отыщу моих родителей и отыщу дорогу обратно к ней. Какую бы часть «навсегда» мне ни даровали, я намерен провести ее с ней.

Икс произнес еще несколько слов, а потом Рвач печально его обняла.

Позади них Зоина мать продолжала искать Джонино тело. Они молча присоединились к ней, безнадежно разбирая завалы. Каждая минута безрезультатных поисков была пыткой. Зоина мать стенала почти нечеловечески. Икс снова попытался отрешиться от этих звуков. Он напрягал слух, пытаясь уловить хоть что-то еще. Он услышал, как у расщепленного ствола хлопают крыльями куропатки. Он услышал оленя, вежливо похрустывающего по снегу.

А потом, прислушавшись еще внимательнее, он услышал под обломками какое-то шебуршание. Оно было таким тихим, что Зоина мать его не заметила.

Звук доносился из-под земли – оттуда, где раньше был подвал.

Икс заковылял на этот звук.

Рвач последовала за ним. Теперь она тоже его услышала.

Наконец Зоина мать тоже повернулась. Отупев, она подняла перекрученную вешалку и разломанный скейт-борд. Казалось, она сама не знает, зачем их держит.

Она бросила свою ношу и побрела через обломки к бывшей лестнице в подвал. Ступени были завалены кусками штукатурки, искореженными кухонными стульями, испорченным торшером и сотней других остатков жизни Бисселов.

Рвач, Икс и Зоина мать стали отбрасывать все в стороны. Они расчистили путь вниз и оказались в центре бывшего подвала, превратившегося в зацементированную яму, открытую небу, и обнаружили источник шума.

Он раздавался из пустого старого морозильника, лежавшего на полу.

На их глазах дверца со скрипом открылась, и три дрожащих существа вышли именно в таком порядке: два черных пса и бледный мальчуган, который их спас.

23

Зоя вышла из леса и пошла по извилистой ленте дороги в сторону берега. Она настолько оцепенела, что не ощущала холода, и так ошеломлена, что была не в состоянии думать ни о чем – только жалела (как всегда с тех пор, как была даже младше Джоны), что холодные месяцы здесь такие снежные и длинные. После того, как у Берта начался маразм и его стало раздражать абсолютно все, он любил говаривать, что зима просто не понимает, когда надо заткнуться.

Она прошла мимо того места, где на обочине раньше был припаркован грузовик. Теперь он исчез: единственным признаком его пребывания были две грязные колеи в снегу. Видимо, грузовик принадлежал ее отцу. На ходу она молча помолилась о том, чтобы больше никогда с ним не встречаться. Ей вспомнились слова, сказанные Стукачом на горячих ключах: «Нельзя сделать такое, что я сделал своей семье, и рассчитывать, что тебя простят. Лучше пусть решат, что я был просто кошмарным сном».

Джона и ее мать заслужили право исцелиться.

И она тоже.

Добравшись до берега, Зоя немного постояла, глядя на домики на сваях: красный, желтый, голубой… Был отлив, так что берег выглядел пустынным. Птицы тоже исчезли. Они вытащили пакеты из красного домика по белым ступенькам на камни, а там разодрали, пируя на остатках завтрака Икса и Зои: гренках, луковых кольцах, шоколадном торте.

С океана дул холодный ветер. Зоя застегнула куртку до подбородка и в темноте пошла вдоль кромки воды. Ее подошвы щелкали по россыпи гальки. Она собрала мусор у домика. Он был отвратительный, холодный и был разбросан повсюду. Белые пластиковые пакеты надуло воздухом и понесло вдоль берега. Ей удалось поймать один из них и сунуть в карман. Второй уплыл по волнам: она не успела до него добраться. Желания заходить в прибой, даже в сапогах, у нее не было.

Было странно снова подниматься по лестнице в красный домик. Он был крошечной шаткой коробкой, но почему-то ощущался, как их с Иксом дом. Зоя понимала, что это глупо. И все же Икс принес ей сюда завтрак… вроде как завтрак в постель. И она целовала его, пока он спал. Даже просто войдя внутрь, она ощутила безумную тоску. А там ее ждал сюрприз: присутствие Икса – его магия, или что это было, – еще не рассеялось. В доме все еще было тепло.

Зоя села в домике, привалившись к стене. Она прислушивалась, не раздадутся ли шаги по камням. Она ждала. Икс как-то сказал ей, что старается не прокручивать воспоминания о ней мысленно снова и снова, опасаясь, что они износятся и поблекнут, и тогда ему не удастся хранить их вечно. Не думать о нем было мучительно, но она старалась. Она сосредоточила все свои чувства на слухе. В конце концов это не слишком отличалось от мыслей об Иксе, потому что она надеялась услышать именно его. Тепло в комнате чем-то напоминало его дыхание. Оно создавало у нее ощущение, что ее любят. Оно внушало ей уверенность в том, что он вернется от ее дома – хотя бы для того, чтобы попрощаться.

Дремота застигла ее врасплох – и ей приснился яркий сон о том, как она наблюдает за купающимся в реке Иксом.

Час спустя ее разбудил лай.

В домике было смертельно холодно.

Все следы Икса исчезли. Зоя попыталась вспомнить свой сон – она вцепилась в его ускользающие обрывки – и на секунду прижала к себе… а потом отпустила.

* * *

Зоя увидела, что ее мать и брат шагают по сумрачному берегу, а компанию им составляют Рвач и Спок, а Ухура их ведет. Мать побежала к ней, как только увидела ее у домика. Рвач не спешила. Она несла Джону. Тот обхватил ее руками и ногами, как медвежонок-коала, а она что-то шептала ему на ухо, заставляя хохотать до визга.

Зоя всмотрелась в темноту, выискивая взглядом Икса, и продолжала его высматривать даже после того, как стало совершенно ясно, что его с ними нет. У нее было такое чувство, будто она видит, как к ней шагает его отсутствие. Зоя ощутила, как печаль выгрызает ей сердце изнутри, чтобы там угнездиться.

А уже через пару мгновений все обнимались. Джона спросил, нельзя ли им задержаться, чтобы он смог побросать камни в океан. Его мать сказала:

– Ладно, но только на пять минут.

А Джона тут же сказал:

– На пять? А на десять? Нет? А на семь? А на восемь?

Он так давно не выходил из дома!

Рвач убежала с Джоной вперед, а Зоя с матерью чуть отстали, идя под руку. Слишком многое им надо было сказать – и поэтому они ничего не говорили. С чего хоть начать-то?

В темноте Зоя почти не видела лица матери, но, похоже, та не знала правду про ее отца. Говорить ли ей о том, что он жив, что он их всех бросил? Ей не хотелось этого делать. Ей хотелось уберечь мать от горьких фактов.

Однако правда рвалась наружу. У Зои не получилось ее скрыть.

– Папа не убивал себя, как ты боялась, – выпалила она. – Все было не так.

Ее мать недоуменно воззрилась на нее, ожидая пояснений.

И вот тут, на берегу, говоря как можно тише, чтобы Джона ничего не услышал, она рассказала матери все. Океан был шумным и черным. Он почти проглатывал ее слова.

Впереди Джона рассматривал руки своей новой знакомой со словами:

– Ты грызешь ногти, как я!

А Рвач отозвалась:

– Да, вроде того. Но я перестану, если перестанешь ты. Договорились?

* * *

Наконец они ушли с берега и отправились искать какое-нибудь теплое место, чтобы решить, как вернуться в Монтану. Спок всю дорогу скулил. Ухура оглядывалась и коротко гавкала, словно говоря: «Мужайся!» Зоина мать была настолько потрясена тем, что ее погибший муж еще жив, настолько потерялась в своих мыслях, что Зое пришлось пристроиться рядом и не давать сойти с петляющей дороги.

У Зои мысли немного прояснились: словно та коробка в уголке ее разума раскрылась и вся масса старых печальных мыслей незаметно от нее уплыла далеко в океан.

Пройдя по холодной лесной дороге примерно три километра, они обнаружили светящийся в темноте ресторанчик. Должно быть, именно здесь Икс купил тогда завтрак. На двери был ламинированный снимок с французскими гренками, посыпанными корицей, и с ломтиками бекона. Все ринулись внутрь, а Зоя задержалась и дотронулась до картинки кончиками пальцев.

Пока они ожидали столика, посетителей заинтересовала Рвач: ее изорванное золотистое платье, окровавленные руки и ноги, высокие черные сапоги. Волна любопытства, а потом испуга, прокатилась по залу. Рвач негромко объявила, что ей пора уходить.

Зоя вышла с ней на улицу и крепко ее обняла. Почему-то прощание с единственным человеком, который понимал Икса так же, как она сама, оказалось ей не по силам. Она заплакала и никак не могла остановиться.

– Он же обещал вернуться! – рыдала она. – Он сказал, что вернется, если только… если только два мира не вступят в сговор против него.

Рвач ответно обняла ее.

– Но два мира вступили в сговор, милая моя девочка, – сказала она. – Два мира поставили между вами все, что у них только нашлось. Вот только Низинам не удастся надолго оторвать Икса от тебя. Он попросил передать тебе, что найдет своих родителей, а потом вернется к тебе. И я уверена, что он так и сделает, потому что я сама его учила, а я прекрасный преподаватель. Последнее, что он сказал мне, – это что он хочет быть достойным тебя, Зоя, потому что это ты научила его тому, в чем заключается достоинство.

Зоя улыбнулась.

– Ну, это немного чересчур, – сказала она.

Рвач разжала объятия и вытерла слезы, струившиеся у Зои по лицу.

– Когда вы его увидите, – попросила Зоя, – пожалуйста, скажите ему, что я его люблю и что помню все-все-все разы, когда он был рядом.

– Обязательно, – обещала Рвач.

– И еще вот что, – добавила Зоя. – Вы поможете ему выяснить, где его родители? Он прав: ему надо узнать, кто они были. Он этого достоин – даже если это причинит ему боль, как было больно мне, когда я узнала про папу.

– Обязательно, – повторила Рвач.

– И пожалуйста, скажите, чтобы он привел в порядок одежду, – сказала она. – Скоро она будет просто противная.

Рвач расхохоталась.

– Я передам ему все, что ты просишь, когда вернусь в Низины, – уточнила она. – Однако должна тебе признаться, что не спешу снова увидеть эту затхлую дыру. – Рвач помолчала, озорно блеснув глазами. – Я решила пока не возвращаться. Я решила бежать.

– Правда? – переспросила Зоя, прекратив плакать и изумленно воззрившись на свою собеседницу. – Ну, вы жжете!

– Да, пожалуй, – согласилась Рвач. – Икс однажды спросил меня, навещала ли я моих детей, пока была охотницей, не стояла ли на другой стороне улицы, просто чтобы их увидеть.

– Я задала Стукачу такой же вопрос, – призналась Зоя.

– К стыду своему должна признаться, что ни разу этого не сделала, – сказала Рвач. – Боль мне не позволяла. Но Джона напомнил мне Альфи и Белинду, моих собственных малышей. Они были такие чудесные и совершенно не заслуживали такую мать, как я. Мне надо бы отправиться в Новую Англию и найти их могилы. Может, мне станет чуть легче, если я положу на них цветы и полью траву моими слезами.

– По-моему, это будет круто, – поддержала ее Зоя.

– Спасибо, – сказала Рвач. – Конечно, повелители ожидают моего бегства и найдут способ утащить меня назад достаточно скоро, но по крайней мере на земле нет никого, кого они могли бы наказать за мои проступки. Оказывается, есть плюсы в том, что я мертва с 1832 года!

Рвач замолчала. Она запустила руку в вырез платья и извлекла туго свернутый кусочек бумаги, который был там спрятан.

– Икс хотел написать тебе письмо, – сказала она, – точно так, как ты написала ему.

Она вручила листок Зое. Он был написан на форзаце, вырванном из книги в Зоином доме.

– Он просит прощения за то, что письмо такое короткое, – пояснила Рвач. – Он говорит, что ты научила его, как оно пишется, и научила, что это значит.

Зоя точно знала, что будет в письме. Она посмотрела на неаккуратный клочок бумаги. Для нее он был похож на цветок, который вот-вот распустится. Ее пальцы дрожали.

Ей не хотелось читать это письмо на глазах у Рвач. Ей хотелось остаться одной. Поэтому они попрощались, а потом Зоя смотрела вслед новой подруге, удаляющейся по дороге в рваном, но все еще сверкающем платье. Начался небольшой дождик, хотя Зоя не видела на небе облаков: казалось, капли срываются прямо со звезд.

Она не заметила того мгновения, когда Рвач скрылась. Внезапно ее просто не стало. Видимо, она исчезла, идя от одного фонаря к другому.

Зоя раскрыла письмо и почувствовала, как вместе с ним раскрывается ее сердце.

Оно было написано карандашом – и на грифель давили так сильно, что он почти прорвал бумагу.

Это было чудесное письмо, как она и знала заранее.

Там стоял только косой крест.

Благодарности

Мне бы хотелось поблагодарить Джоди Ример, которая и правда исключительно крута: литературный агент с дипломом юриста и черным поясом. То, что она отстаивала этот роман, заставляло меня радоваться, смущаться – и снова радоваться. Ее чутье было бесценно, как и ее хладнокровие. Я сам хладнокровием не отличаюсь.

Еще я хотел бы поблагодарить Синди Ло, чудесного издателя и редактора и прекрасного человека, чья помощь так необходима, когда надо придумать название и/или выбрать вино. Синди занимается триатлоном и выходит на безумные кроссы, где надо метать молот и преодолевать громадные откосы из грязи. Можно было бы сказать, что она отлично справляется с многозадачностью, вот только, по-моему, все, что она делает, – это часть одной задачи: жить по полной.

Правая рука Джоди – Алек Шейн, а Синди – Хэли Баумстейн. Алек и Хэли, у вас за спиной они говорят о вас только хорошее.

Спасибо всей умной, веселой и доброжелательной команде «Блумсбери». Кристина Гилберт, заведующая маркетингом, рекламой и продажами в США, невероятная – и окружает себя другими невероятными людьми. Спасибо Лиззи Мейсон и Эрике Бармаш, которые знакомили меня с сообществом молодых читателей с такой теплотой и терпением. (Эрика, ты Далласу тоже нравишься!). Спасибо Кортни Гриффин, Эмили Риттер, Бет Эллер, Линетт Ким, Шэй Макдэниел, Эшани Агравал, Алоне Фраймен и Эшли Постон. Спасибо вам, спасители из редакторского отдела, – Мелисса Кавоник, Диана Аронсон, Чандра Волебер и Патрисия Макхью. Спасибо талантливым художникам Донне Марк и Колин Эндрюс и дивной команде отдела продаж, с кем у меня была лучшая встреча 2016 года!

Международная команда «Блумсбери» сыграла огромную роль на этом пути. Спасибо Эмме Хопкин, управляющей международным отделом детской литературы, Ребекке Макнэлли, заведующей издательским отделом детской литературы в Великобритании, и Кейт Кьюбитт, управляющей австралийским отделом.

Спасибо Сесилии де ла Кампа, главе отдела по международным правам «Райтерз Хаус» и Кэсси Эвашевски из Ю-Ти-Эй за их изобретательность и преданность своему делу.

Пока я писал эту книгу, многие друзья предоставляли мне место для работы и оказывали моральную поддержку в трудные минуты, и я их за это люблю: Мисси Шварц, Карлу Сакс, Джона Морриса, Майкла и Соню О’Доннел, Валери Галдер (и Беллу!), Стивена Гарретта, Морин Бакли, Джеймса Вирта, Криса Манди и Найлу Панапор.

Я также глубоко благодарен моей несравненной команде первых читателей: Дэрин Стросс, Сюзанне Мидоуз, Радике Джонс, Мелиссе Мэрз, Саре Вилкомерсон и Энтони Брезникану.

За впечатляющие добрые дела в деле поддержки этой книги я искренне благодарю Тайну Джордан, Ками Гарсиа, Брейю Брисси, Эндрю Лонга, Бонни Сиглер, Джессику Шоу, Керри Клеттер и Кэтлин Глазго.

Спасибо Эрин Бергер и Дженнифер Бессер, которые прочли первые главы и так вовремя меня ободрили. Эрин и Джен такие крутые, что можно долго об этом рассказывать, но их великодушие меня поражает.

Спасибо Гансу Боденхемеру, учителю естествознания из Монтаны, который ответил на все мои вопросы по спелеологии и провел меня по экологическому маршруту с клубом спелеологии старших классов Бигфорк. Ганс и еще один исследователь, Джейсон Балленски, требовали, чтобы я был максимально точен относительно пещер и в описании природы. Все ошибки исключительно на моей совести.

Спасибо верным друзьям, которые всегда были рядом: Джилл Бернстейн, Мите Агравал, Кристен Болдуин, Саре Бойлен, Сабрине Кэлли, Веронике Чэмберс, Бетси Глейк, Девину Гордону, Бэрри Грунеру, Крису Хиту, Кэрри Леви, Рику Поррасу, Брайану и Линдси Шоттам, Лу Вогел и моим коллегам-авторам из «Суит Сикстинз» и «Суонки Севентинз». Особый поклон Карен Вэлби, которая предложила назвать мою главную героиню Зоей, когда другие люди настаивали, чтобы я дал ей имя в честь них. (Моя подруга Кейт Уорд написала: «Я согласна на злодейку».)

Я благодарен за две увлекательные статьи: анализу ощущений при замерзании Питера Старка (журнал «Аутсайд») и рассказу Рэя Кершоу о трагическом происшествии со спелеологами в Моссдейле («Индепендент»).

Моя семья переехала в Монтану в 2014 году, чтобы жить рядом с моим тестем Диком Бивеллом. Немалая часть этой книги писалась за старым письменным столом с видом на ранчо Дика и, как я надеюсь, впитала его неугомонность и любовь к природе.

Также я благодарю моего шурина Джеймса Питерсона, который спустился со мной в пещеру, чтобы я не струсил, и моего племянника Макса Макфарланда, придумавшего прозвище Жук-медляк, которое я позаимствовал для Зоиной машины. Макс так называет развалюху своего друга Ника, которая напоминает машину только общими очертаниями и наличием колес.

И, наконец, я хочу поблагодарить моих крутых и по-хорошему прибабахнутых детей Лили и Тео и мою сестру Сьюзен Хегер – самого добродушного человека на свете.

Примечания

1

Спок и Ухура – герои телесериала «Звездный путь» (прим. ред.).

(обратно)

2

«Чужестранка» Дианы Гэблдон (прим. ред.).

(обратно)

3

Беовульф (Беовулф, др. – англ. Beowulf, буквально «пчелиный волк», то есть «медведь») – англосаксонская эпическая поэма, действие которой происходит в Скандинавии, до переселения англов в Британию. Названа по имени главного героя.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Часть 1 Спасение

Часть 2 Связь судеб

Часть 3 Сдержать обещания

Часть 4 Разделенное сердце

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg