«Дважды умереть и воскреснуть»

Дважды умереть и воскреснуть (fb2) - Дважды умереть и воскреснуть 2278K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгения Гладкова

Евгения Гладкова Дважды умереть и воскреснуть

© Евгения Гладкова, 2014

Пролог

Я жила в придуманном иллюзорном мирке, не подозревая, каким мир был на самом деле. Его история полна лжи, ненависти, предательства, крови. Те, кто этого не ведал, были счастливы, потому как заблуждались, но познавшие истину заплатили жизнью. И все же мир стоит того, чтобы за него бороться, бороться за жизнь. Он не безнадежен. И чтобы это понять, мне предстояло дважды умереть и воскреснуть.

Глава 1. Книга и конверт

Знойный июльский вечер таял в первых сумерках. Над городом блистала необычно большая луна. Я, как она, мечтала вырваться из этого «плена» во взрослую жизнь. Уже завтра я стану совершеннолетней. А вот буду ли свободной – вопрос. Моя самостоятельность – утопия.

В прошлом – жизнь обычной затворницы: обучение – на дому; общение со сверстниками – по «Skype»; редкие вылазки в мир: поликлинику, паспортный стол, на приемные комиссии в школу и университет. Не припомню, чтобы я посещала кружки творчества, ходила в музеи и театры, или просто гуляла по улице. Меня даже никто не навещал из друзей, которых вообще-то тоже не было.

В будущем, по крайней мере, ближайшем, скорее всего, тоже изменений не предвидится. Все уже давным-давно спланировано за меня. Окончу универ экстерном. Оформлюсь к отцу на фирму. Должность будет средненькая, зато работать буду на дому.

Я словно растение, цветущее в неприхотливых условиях: моя спальня – дорогой глянцевый горшочек, а я сама – традесканция, которую всего-то и нужно, что вовремя полить и сдобрить почву, да и убрать подальше от прямых солнечных лучей, чтобы «не загнулась». В моем случае и впрямь нужно держаться подальше от солнца, оно для меня губительно.

Ночь была светлой и душной. Уснуть не получалось, несмотря на принятое снотворное. На завтра столько всего запланировано, что мысли так и блуждали в голове, не давая покоя. Как же мне хотелось, чтобы завтрашний день стал отправной точкой в новую жизнь. Я больше не могла быть привязанной к дому. Мне нужны были перемены…

Дверь в мою спальню бестактно распахнулась, и в комнату вошла Мариэтта Павловна. Это моя родная бабушка, и мне хотелось бы ее называть бабушкой. К сожалению, а может и к счастью, меня она внучкой не считала и поэтому я обращалась к ней по имени-отчеству. Официоз в нашей семье – обязательное условие.

– Еще не спишь? – с долей пренебрежения спросила она.

– Никак не могу заснуть.

– Скоро придет твоя сиделка, – процедила бабуля, – а я поеду к Василию Степановичу. Останусь там на ночь.

– Что-то случилось с дедом? – я не на шутку взволновалась.

– Тебя это не касается, – отстраненно произнесла бабушка. – Спи.

Дедушка, Василий Степанович, уже более года находился в хосписе. Я ничего не знала о его состоянии. А Мариэтта Павловна не торопилась мне рассказывать. Мне вообще казалось, что она и вовсе не переживает о его здоровье. Ее более всего интересовало собственное отражение в зеркале.

Точно пушкинская «столбовая дворянка», бабуля любила наряжаться. Платья носила классического покроя исключительно сдержанных тонов. Волосы, выкрашенные в огненно-красный цвет, она укладывала огромной копной на макушке. На груди красовалась брошь с россыпью цветных самоцветов, в ушах – массивные серьги, на пальцах – огромные перстни. Она не стеснялась носить на себе целое состояние!

Она еще несколько раз заглядывала в мою спальню, давая последние наставления.

– Я записалась на процедуры в «Диваль». До двенадцати меня не беспокоить.

– Ладно! – ответила я.

«Диваль» – место паломничества светских львиц нашего города. Спа, массаж, лучшие косметологи и стилисты – все, что угодно за ваши деньги! Из «Диваля» бабуля возвращается довольная и размякшая, точно кошка под валерьянкой. И потом, в течение следующих пары дней, она не была сварливой. В «Дивали» работали волшебники. По-другому и не назовешь! За несколько часов они превращали скверную жабу – мою бабулю – в нежное и трогательное существо. Жаль только эффект кратковременный.

– Утром, в полседьмого, придет Тамара. Не проспи. Поможешь ей по хозяйству.

– Ладно, – кивнула я.

Тамара, немолодая и одинокая женщина, работает у нас горничной. Она – единственная, кто работает у нас давно, но у меня до сих пор не было возможности узнать ее поближе.

А стоит ли сближаться с людьми, которые пачками приходят и тут же исчезают, не оставив о себе даже призрачных воспоминаний? Бабушка так часто меняла персонал, что всех и не упомнишь. Ей удавалось нанимать разных людей за сравнительно низкое вознаграждение, а за мельчайшую провинность выгоняла, так ничего и не заплатив.

За моим воспитанием следили нанятые няньки, за порядком в доме – горничные, за машинами – водители, за дедушкой – сиделки. Никто больше года у нас не задерживался. Тамара – редкое исключение, и еще Зоя, которая работала ночной сиделкой и приходила по необходимости. Сначала девушка ухаживала за дедом, пока того не поместили в лечебницу, а потом стала оставаться со мною. За эти годы Зоя стала моим лучшим и единственным другом. Ночи, проведенные в беседах с ней, были лучшим временем за всю мою никчемную жизнь.

– Смотри не проспи! – рявкнула Мариэтта Павловна и вышла, не закрыв за собою двери.

– Конечно, бабуля, – кривлялась я, когда она ушла.

Я встала и прикрыла дверь, оставляя себе возможность подслушать, о чем она болтает по сотовому. Сути разговора было не разобрать, но говорила она спокойно и монотонно. Я заключила, что с дедом все в порядке. Еще мгновение – и раздался лязг входной двери и забренчал в дверной скважине ключ.

Каждый раз, когда я оставалась в доме совсем одна, я по-настоящему расслаблялась. Меня дико смущали посторонние, а присутствие бабули и вовсе наводило панику. Она, как мина с истекшим сроком годности, никогда не знаешь, когда рванет.

Я устало шлепнулась на постель. Устроившись поудобнее, я вернулась к своим размышлениям о завтрашнем мероприятии. Мне предстояло вновь пережить очередной скучный вечер.

Бабушка не отличалась оригинальностью в организации торжеств. Все праздники проходили по традиционному сценарию. Заранее обзванивались нужные люди, которые приносили нужные подарки. Блюда были изысканными, но порции готовились строго на число гостей. Никогда не оставалось добавки. Короткие, заранее приготовленные тосты произносились по регламенту. Затем, в ожидании десерта, гости перемещались из столовой зоны на диваны и продолжали светские беседы. Мне отводилась скромная роль благодарной слушательницы. Я мило улыбалась и кивала головой, как болванчик. Потом, как правило, бабуля отправляла меня к себе, а нанятые по случаю официанты позже приносили мне кусок праздничного торта.

Торжества длились не более четырех часов, примерно с семи до одиннадцати вечера. Когда гости собирались по домам, она приглашала меня выказать им благодарность за визит. И вот, когда все расходились, бабуля растягивалась на одном из диванов, клала на лоб влажное полотенце, и с видом загнанной лошади, хрипя и вздыхая, раздавала последние указания персоналу. Как мне все это опротивело!

Робкий стук в дверь моей спальни развеял все грустные мысли. Это пришла моя спасительница, Зоя. Ее появление было долгожданным, но всегда неожиданным. Она умела быть бесшумной. Зоя стала для меня связующей ниточкой с реальным миром, где жизнь была насыщенной и свободной, пусть даже опасной, но вместе с тем романтичной. И поэтому я каждый раз ждала ее с нетерпением, и с еще большим нетерпением ждала новых новостей с «воли». Мы часами могли говорить обо всем и ни о чем. И не мудрено, что я привязалась к этой девушке всею душою.

– Еще не спишь? – раздался ставший родным голос. – Не помешаю?

– Зоя, я так рада тебя видеть. Проходи.

Девушка вошла в комнату, неторопливо и грациозно, точно пантера. Присела в излюбленное кресло у окна и так ласково посмотрела на меня, как только может смотреть мать на свое чадо.

Она была высокой и очень эффектной девушкой. Сиреневое шифоновое платье роскошно смотрелось на ее точеной фигуре и выгодно оттеняло бледную кожу. Каштановые волосы, разделенные косым пробором и аккуратно убранные за уши, струились по плечам и блестели в тусклом свете светильника. Ей очень шла такая прическа, открывающая выразительное лицо. Несмотря на отсутствие загара, вид у нее был цветущий. Она всегда приятно пахла. Такого аромата, среди известных мне, я не встречала.

– Что новенького? – начала девушка. – Еще не надоело притворяться больной?

– Меня излечит лишь свобода! Там – за окном – протекает жизнь, а я обязана сидеть в четырех стенах, – ком подступил к горлу, и я потянулась за стаканом воды.

– Завтра – важный день. Тебе надо выспаться.

– Я пытаюсь уснуть, даже приняла «Феназепам», но сегодня фея снов забыла обо мне.

– Шутишь? Это хорошо! Не могу смотреть на тебя, когда ты грустишь.

– Я думала, ты больше у нас не появишься. После той истории бабуля была вне себя от бешенства.

– Я тоже была уверена, что больше не появлюсь у вас. Но, как ни странно, твоя бабуля позвонила сама и попросила прийти, – Зоя пожала плечами и вполголоса спросила: – А ты сама не расспрашивала ее о том, как погибла твоя мама?

– Тем вечером, когда она тебя прогнала, я пыталась выяснить. Задавала кучу вопросов, но вместо ответов получила увесистую оплеуху.

– Мне жаль, – Зоя виновато потупилась в пол. Повисло неловкое молчание.

О маме в нашей семье говорить было запрещено – еще одно правило. А так как все правила навязывала бабушка, мы были обязаны подчиняться. Этой авторитарной особе сам черт не указ.

Я мало что знала о матери. Она умерла, когда мне было полгода. Знаю лишь, что они с отцом очень любили друг друга и даже тайно поженились. Бабушка была вне себя от ярости, но смирилась в ожидании, что у отца это просто прихоть, и что скоро он одумается и бросит безродную сиротку. Родители скитались по съемным квартирам, перебивались случайными заработками, но были очень счастливы. Когда мама забеременела, им пришлось обратиться за помощью к Мариэтте Павловне и Василию Степановичу. Те, узнав обо всем, конечно же, потребовали избавиться от ребенка. Но вопреки их запретам, я все-таки родилась.

– Зоя, а знаешь, чего мне жаль? – едва не плача, произнесла я. – Мне жаль, что я появилась на свет не в то время и не в том месте.

– Не говори глупости! – воскликнула Зоя. – Твоя мама любит… любила тебя… просто обстоятельства… так получилось…

– Откуда ты знаешь? Даже я этого не могу утверждать, – меня накрыла волна возмущения. Я решила немного охладить пыл девушки. – Разве любящая мать бросит своего ребенка? Нет, конечно!

– Не суди о том, чего не понимаешь!

– Зоя, очнись! Она покончила с собой, оставив меня совсем малышкой в этом «логове».

– Рената, ты во многом права, но есть более важные обстоятельства. Знай ты всю правду о гибели Ирины, ты бы по-другому взглянула на вещи.

– Зоя, мы можем много спорить, но правды так и не узнаем, – я не ожидала, что наша беседа будет настолько волнительной. Немного поразмыслив, я добавила: – Хотя, зная характерец бабули, неудивительно, что мама поступила именно так. Я и сама не раз задумывалась о самоубийстве. Но лучше сбежать. Жить бок о бок с тираном – нелегкое испытание!

Зоя залилась смехом. По-моему мне удалось сгладить напряжение. В этот вечер о маме мы больше не говорили. Зато успешно и воодушевленно перемололи косточки всем приглашенным на завтрашний ужин гостям. Я вспоминала прошлые дни рождения и подарки, которые дарились как бы мне, но ими безо всякого стеснения пользовалась Мариэтта Павловна.

Как приятно, однако, бывает посплетничать. Прям ком с души! Мы всегда много говорили без устали. Темы для разговоров находились разные. И Зоя очень приятный собеседник. Она была манерной, образованной и утонченной девушкой. Воспитание, под стать такому, прививается в благородных семьях. И мне всегда хотелось думать, что она знатного рода. Вот только дворянки не нанимаются в сиделки, и за все время ее работы у нас девушка ни разу не упомянула своего происхождения, да и вообще мало говорила о себе. Все больше слушала и порой давала дельные советы. Она казалась счастливой, но в ее больших янтарных глазах тлела тоска и равнодушие ко всему происходившему в мире. Она была для меня загадкой.

За разговорами я не заметила, как приблизилась полночь. Из столовой донесся звон часов. Мы притихли, наслаждаясь первыми секундами моей новой взрослой жизни. Зоя поднялась и подошла к моей постели.

– Милая, поздравляю! – ласково произнесла Зоя. – Отныне ты свободна. Мариэтта Павловна больше не может навязывать тебе свои правила, ее опека закончилась.

– Спасибо! Вот только поверить трудно, что я когда-нибудь избавлюсь от гнета бабули.

– Я ждала полуночи, чтобы первой тебя поздравить! Я хочу сделать тебе подарок.

Девушка достала из сумочки конверт с интересной маркой – старинный герб с изображением компаса, и головами льва, змеи, быка и орла по сторонам света. Эта марка была гораздо большего размера, чем обычные почтовые марки.

– Здесь твое будущее, – сказала Зоя. – Я давно собиралась отдать тебе конверт. Но не знала, как тебе объяснить его содержание. Я ничего иного не придумала, кроме как познакомить тебя вот с этим, – она достала из сумочки небольшой томик, обтянутый черным бархатом и перевязанный тесьмой. – Это книга. Здесь многие ответы на твои вопросы. Здесь описаны судьбы разных людей, которых давным-давно уже нет в живых. Здесь прошлое, которое прольет свет на настоящее.

– Это биографии известных людей? – я перевела взгляд с томика в ее руках на стеллаж с книгами, где стопками лежали разного рода энциклопедии и хрестоматии.

Зоя взглянула на книги. Ее настроение изменилось. Девушка была взволнованной и раздраженной. Она судорожно прижала книгу к груди и опустила голову. Волосы рассыпались, закрывая лицо и руки. Девушка затряслась, словно в припадке. Я оцепенела. Мне самой было впору затрястись от страха. Никогда раньше мне не доводилось видеть ее такой.

Спустя мгновение Зоя подняла голову. Ее вид привел меня в ужас. Глаза, как у дикого зверя, налились багровым цветом; на лице проступили черные жилы. Еще мгновение, и она уже нависала надо мной. Меня словно током ударило. Я не могла пошевелиться и тем более говорить.

– Мы поговорим, когда прочтешь, – в голосе Зои звучал металл, который тройным эхом обуял мой слух. – Здесь записаны не биографии, а некрологи. И писали их авторы уже после своей смерти. Здесь написано и обо мне мною же, и об Ирине – твоей матери. Только прочесть ты сможешь ночью, но не днем. Строки проявляются при полной луне. Сегодня ты уже не сможешь, так как засыпаешь. Но завтра в полночь…

Сказать, что я шокирована – ничего не сказать. Я до конца не понимала, кто передо мною стоит. В голове раз за разом прокручивалась картина ее превращения. И только в уголках сознания фоном доносилось: «прочесть книгу…»

Зоя присела на кровать рядом со мной, ласково провела по моим волосам ладонью, как она делала это обычно, когда мне не спалось, и коснулась пальцами подбородка. Она смотрела на меня знакомым, почти материнским, взглядом. От прежнего чудовища ничего не осталось. Она вновь стала той, кого я любила больше на свете. Я хотела было спросить у нее «что это такое было?», но, подняв глаза, девушки не обнаружила. Она, как обычно, бесшумно удалилась. А на письменном столе смиренно дожидались моего участия оставленные девушкой подарки: загадочный конверт и еще более загадочная книга.

Сонливость накатила волною, и я не заметила, как все тревожные мысли отпустили меня, и я погрузилась в небытие.

Глава 2. Последний день

Будильник зазвенел, прервав мой кошмарный сон. Я не сразу очнулась. Обычно я просыпалась на несколько секунд раньше, чем успевал сработать будильник. Сказывался режим, в котором мне приходилось жить все эти восемнадцать лет. Но почему-то именно сегодня проснуться было так тяжело.

День был весьма значимый для меня – восемнадцатый день моего рождения; день моего совершеннолетия; день, когда бабуля больше не сможет довлеть надо мною; день, когда я смогу сама распоряжаться своими временем и деньгами; день – полный забот, лицемерия и бесполезных иллюзий.

Раздражение захлестнуло меня, словно удав заглотил кролика. Веки были тяжелыми, глаза – красными, и все тело ломило. Я просунула под плотную штору руку и открыла окно нараспашку; впустила в комнату утреннюю прохладу, оставляя за шторой белый день. Бодрость тела, как и бодрость духа, отсутствовали напрочь. Вдохнув ранней свежести, я поплелась в ванную умываться.

– Поздравляю! – улыбнулась я отражению в зеркале. Но ничего, кроме жалости к себе, я не ощутила.

По ту сторону реальности на меня глядела хрупкая девчушка болезненного вида с вечно темными кругами под глазами – уголечками. Взъерошенные волосы приходилось немного смочить, чтобы привести их в порядок. Недавно мне пришлось остричь волосы. Каре на ножке. За короткими волосами ухаживать легче. Но я об этом не раз пожалела. Мне всегда хотелось иметь длинные густые волосы и сменить цвет с черного на какой-нибудь ультра-яркий. Но бабуля говорит, что ничего меня не украсит. Я не могу оценить себя: красавица я или урод. Бабуле, наверное, видней – она в красоте многое что понимает. Ну, хватит кривляться!

Я оделась, убрала постель и лениво потопала на кухню. Звонок в дверь изменил мой маршрут. Это была Тамара, она, как всегда, постеснялась открыть дверь своим ключом. Я открыла дверь. Тамара вошла и неторопливо сняла жакет. Сегодня она была более приветлива и раскованна, зная, что Мариэтты Павловны дома нет.

– Риточка, – женщина называла меня именно так, сама не знаю почему, – поздравляю тебя с днем рождения!

Я поджала губы в имитации улыбки и кивнула в знак благодарности.

– Ох, совсем забыла, – из кармана брюк женщина достала почтовый конверт, сложенный пополам, и протянула его мне.

Конверт был совершенно обычным, но вместо почтовой марки там красовался старинный герб, мне показалось, что я уже видела подобный. А снизу была приписка от руки «Для Ренаты».

– Я на прошлой неделе, – тихо произнесла Тамара, – натирала паркет в кабинете. Полезла за диван, присела, продолжила полировать полы. Меня видно не было. В тот момент в комнату вошла Мариэтта Павловна, раздраженно бубнила, ругалась. За чем-то полезла в сейф. Я покашляла, чтобы она знала, что я тут. Она вздрогнула. Конверты и посыпались. Там были и другие такие же. Она отругала меня и прогнала. А после позвала и говорит, мол, иди, убирай дальше. Вот под диваном я его и отыскала. Написано для тебя, а ты и знать не знаешь, что и кто тебе пишет. Я подумала, отдам его тебе.

Я побежала в комнату и взяла с письменного стола конверт, который принесла Зоя. Я вскрыла оба. В том, что подарила Зоя, был паспорт с моей фотографией, но совершенно другими данными. Я не стала вдаваться в подробности. А в том, что принесла Тамара, был бланк с указанием каких-то кодов, артикулов и среди прочего надпись: «до востребования».

Мне захотелось взглянуть на остальные конверты, но ключа от сейфа ни у Тамары, ни у меня не было.

– А знаешь, что странно, – продолжала Тамара, – ведь это не обычные конверты.

Конверты действительно были уникальны хотя бы потому, что сама Зоя принесла один похожий. А после вчерашней «демонстрации монстров» я уже не знала, кто такая Зоя, и что она за существо! История с этими письмами сама по себе интригующая. Но я и предположить не могла, что Тамара, женщина далекая от наших семейных интриг, сможет внести хоть какую-то ясность. Мне хотелось поскорее все выяснить.

– Что вы знаете? – требовательно спросила я.

Тамара пошла на кухню. Не спеша сварила две чашки кофе и подала оладьи, которые принесла с собою из дома. Оладьи были еще теплыми и очень аппетитно пахли малиной. Мы присели за стол. Кофе был обжигающим, и я не торопилась его пить, да и оладьи пока не лезли. Я приготовилась слушать.

– Я помню, – начала женщина свой рассказ, – это случилось лет семнадцать – восемнадцать назад. Новые владельцы одной типографии были иностранцами. Они выпускали поздравительные открытки на заказ для важных и богатых людей. Моя дальняя родственница была любовницей какого-то бизнесмена, «нового русского», как тогда принято было говорить. Так вот она хвасталась, что ее пригласили на банкет, а приглашение было в похожем конверте. Получить приглашение с такой маркировкой считалось очень почетно. После банкета этот богатей бесследно исчез. Я уж не знаю, нашелся он или нет. Люська даже не интересовалась. А вскоре типография сгорела вместе с владельцами. Об этом происшествии еще долго в новостях говорили. И вот что странно: типография с тех пор не работает, а эти конверты, будто только что напечатаны.

Жуткая история! Мне вообще есть перехотелось.

– Тамара, спасибо! – я поблагодарила женщину за завтрак, к которому так и не притронулась. Мне не терпелось уединиться, чтобы все осмыслить.

– Только не выдавай меня! – воскликнула мне вслед Тамара.

– Разумеется, не сомневайтесь! – заверила я женщину.

Я задалась вопросом, почему бабушка от меня скрывает письма? Что она об этом может знать?

Я торопилась к себе. Я снова и снова разглядывала конверты и их содержимое. Пальцы бережно скользили по надписи. Я тешила себя надеждой, что мама все же жива, но по какой-то причине инсценировала самоубийство. В своих размышлениях я даже дошла до упреков, с которыми обрушусь на нее при встрече. Поймав себя на мысли, что фантазии завели меня в тупик, я решила начать сначала.

Передо мной на столе лежало пять предметов: два одинаковых конверта с гербом вместо марки, паспорт на имя Светловой Анастасии Викторовны, бланк документа с водяными знаками и пометкой «До востребования. Без срока давности», и старая книга в самодельном переплете.

Я поочередно забивала в «поисковик» данные, которыми располагала. Что касается паспорта, то личность оказалась вполне существующая, то есть паспорт был действительным. Для чего мне Зоя подарила чужой паспорт? Далее – информация о гербе. «Поисковик» выдавал вообще запредельные вещи: оккультные секты, готы и прочая чернь. Чтиво – бредовое, и я даже не стала вникать, посчитав подобного рода информацию несерьезной. А бланк документа оказался «Дарственной», по которой некая иностранка дарит мне квартиру в Портленде (штат Орегон, США), счет в банке на один миллион двести семьдесят две тысячи долларов США и промышленный объект в Москве, ныне сдающийся в аренду. Конечно, меня поразило такое состояние. Я смогла бы вырваться из тисков бабули и начать самостоятельную и безбедную жизнь. Вот только загвоздка – все это причиталось некой Анастасии, как две капли воды похожей на меня. Что за шутки? У меня возникло еще больше вопросов, чем было до этого.

Из глубины квартиры раздался оглушительный хлопок дверью. Судя по всему, бабуля вернулась.

– Почему вы еще ничего не сделали? – раздался громкий возглас из прихожей.

Что-то рановато она пришла. Нужно поскорее все спрятать, а то беды не миновать. Я быстро сложила бумаги в стол, отключила компьютер и выбежала навстречу домашнему тирану. Сердце от волнения звоном отдавалось в ушах, руки тряслись, ладони потели. Я не заметила, как пролетело время. В желудке урчало и крутило. Но теперь о еде лучше не упоминать, если бабуля в бешенстве, она все равно не даст спокойно поесть. Потом что-нибудь перехвачу.

– Доброе утро, Мариэтта Павловна! – тихо поздоровалась я.

– Почему вы ничего не сделали? Хрусталь не чищен, гостиная в пыли. Чем вы занимались все утро? – гневно расходилась бабушка.

– Мариэтта Павловна, – вмешалась Тамара, чтобы хоть как-то охладить ее пыл, – еще и десяти часов нет. Может, сварить кофе, у вас вид усталый?

– Ох, я совсем за временем не слежу, – виновато пропела бабуля. – Тома, дай мне чего-нибудь поесть, и свари кофе, пожалуйста.

Тамара подала оладьи, нарезала сыра и буженины и сварила бабуле «Капучино». Она ела молча. Я ощущала кожей повисшее напряжение, но нарушить тишину так и не осмелилась. Решила на время скрыться в своей комнате, пока бабушка вновь не нацепила маску гарпии.

– Займись хрусталем, – услышала я знакомый командный тон за спиной.

– Конечно, – покорно ответила я.

Я была отдана в помощь Тамаре. Она занимались уборкой. А я начищала бокалы. Работка оказалась простой, но скучно-рутинной и мне, как человеку невыспавшемуся и голодному, приходилось бороться с усталостью и соблазном растянуться на диване.

В одиннадцать в дверь позвонили. Это приехали повар и двое официантов. Они привезли заказанные продукты и направились прямиком в кухню. И вскоре оттуда уже стали доносится аппетитные ароматы. Мариэтта Павловна по случаю пригласила повара из французского ресторана «Версаль».

К полудню фарфоровые тарелки и хрустальные бокалы были начищены и сверкали, как драгоценные камни, под солнечными лучами, падающими через огромное окно гостиной. Я принялась полировать стулья и аккуратно составлять их друг на друга возле окна, чтобы в комнате было побольше места. Залитая полуденным светом комната давила на глаза. Моя странная болезнь, из-за которой я собственно и прикована к дому, не давала о себе забыть. Иные люди радуются солнцу, я же вся покрываюсь язвами. У меня идиосинкразия, что-то вроде аллергии на ультрафиолет. Я потянула за штору, чтобы прикрыть окно и неловким движением руки обронила бокал на пол. Мелодичный лязг разбитого хрусталя затмил все прочие шумы. Я и не предполагала, что моя небрежность так сильно разозлит бабулю. От ее дружелюбного вида не осталось и следа. Я считала, что она сдержит порыв злобы и не устроит сцен перед посторонними, но она словно с цепи сорвалась и не скупилась на ругательства. Я оторопела. Ком в горле мешал выдавить объяснения.

– Что ты уставилась, как корова в стойле? Откуда у тебя руки растут? Вот бестолковая овца!

– Я случайно, – оправдывалась я.

– Ты случайно свалилась мне на голову! – распылялась старуха. – Где я теперь возьму еще бокал?

– У нас ведь еще один набор есть, – сквозь слезы прошептала я.

– Ты что, дура? – не унималась она. – Те бокалы из другой коллекции, – и добавила почти с пеной у рта, – лучше бы ты разбилась, чтобы глаза мои тебя никогда больше не видели!

Я уже не могла удержать истерику. Слезы превратились в обжигающие потоки. Воздуха не хватало, и я начала дышать взахлеб. Руки тряслись так, что даже и тряпку не удержать.

– Это всего лишь бокал! – воскликнула я, но тут же получила увесистую оплеуху.

Мариэтта Павловна разъярилась не на шутку. Она схватила меня за волосы и оттягала из стороны в сторону, а потом отшвырнула, как провинившегося котенка.

– Тома, – гаркнула бабуля, – прибери осколки.

– Мариэтта Павловна, – робко обратилась к бабуле женщина, – я могу съездить в магазин и купить новый набор. Это будет моим подарком Риточке.

– Что за вздор! Она разгрохала мои бокалы, а подарки – ей.

– Здесь ничего вашего нет! – что было сил, взвизгнула я. – Все, что в этом доме находится, принадлежит моему папе, вы здесь – просто гость.

– Да как ты смеешь, тварь неблагодарная? Я на тебя жизнь положила. Не доедала, не досыпала, чтоб ты человеком стала. Отказалась от личной жизни из-за тебя.

– Все для меня? Вы серьезно? Меня с пеленок няньки воспитывали, услуги которых оплачивал отец.

– Ты даже не смей его поминать. Если бы не появилась в его жизни твоя сумасшедшая мамаша, которая народила такое отродье, мой сын был бы счастлив, и ему не пришлось бы всю молодость горбатиться на твое содержание.

– Точно! Он бы горбатился на вас.

– Даже не смей свой рот открывать. Я тянула тебя все эти годы. Он мне еще спасибо скажет, что я оградила его от тебя.

– Вы не только отца от меня оградили, но и весь мир, заточив в четырех стенах, как прокаженную.

– И нисколько о том не жалею, ты же ущербное посмешище, и такая же сумасшедшая, как и твоя мамаша. Сгинула, и тебе туда дорога.

– А я теперь, как никогда, понимаю маму. Она сама ушла из жизни, не дожидаясь, пока вы ее не изведете.

– И извела бы приживалку эту, а надо будет, и тебя со свету сживу. Тебя же оставили только из жалости. Просто сыночек мой Макс оказался ранимым, да люди глазастыми. Если бы не судачили, я бы тебя в приют сдала.

– Спасибо, бабушка! Вы мне одолжение сделали. Узнать о себе правду – роскошь для любого человека. Ликуйте, вы превзошли мои ожидания! Это – самый лучший подарок, какой я и не ожидала получить.

– Вот именно, подарок. Помни, что я тебе подарила достойную жизнь, выучила тебя. Крышу над головой дала. Но думаю, этому надо положить конец.

– Не волнуйтесь, я избавлю вас от своего присутствия. Вечером я поговорю с папой.

Я ни минуты больше не могла находиться в компании бабули, да и наговорили мы друг другу достаточно. Я убежала в свою комнату и замкнулась на ключ. Меня трясло от собственной ничтожности. Я ненавидела себя за то, что родилась не в то время и не в том месте. Снова и снова я прокручивала в голове нашу ссору. Мне хотелось рыдать в полный голос. Но такого удовольствия я бабуле не доставлю.

– Тома, ты слышала, что эта соплячка мне тут наговорила? – с наигранно возмущенным видом произнесла Мариэтта Павловна.

Складывалось впечатление, что ссора ее не столько позлила, сколько позабавила. Она – эмоциональный вампир! Бабуля выдохнула, словно скинула тяжкую ношу, и с облегченным видом, почти порхая, пошла на кухню. Она сетовала на тяжелую жизнь так громко, что мне было слышно ее даже через стены. Но повару, женщине лет сорока, миловидной и опрятной, были безразличны чужие семейные ссоры. Она оставалась невозмутимой. Вероятно, сказывался опыт работы в стрессовых ситуациях.

Воспользовавшись моментом, Тамара улизнула из гостиной. Она тихо постучалась в мою дверь. Я не заставила себя ждать и отворила тут же. Женщина входить не стала, а лишь протянула мне ладонь с успокоительным.

Я сразу проглотила несколько гранул, не запивая их водой. Время от времени мне становилось тошно от злости то на старуху, то на себя. И вдруг на меня нашло озарение. В голове все прояснилось – я лишняя на этом празднике жизни. Все, что мешает всеобщему счастью – так это только мое присутствие. Наверное, без меня все вздохнут с облегчением. Можно было бы сбежать, но куда? По поддельному паспорту и с деньгами – да куда угодно! Мне срочно нужно поговорить с Зоей. Я отыскала на столе среди тетрадок сотовый и набрала номер Зои, но как назло ее телефон был недоступен. Набрала отцу – он не ответил на звонок. Все точно сговорились…

Я приняла единственно верное решение: вечером поговорить с отцом о переезде в общежитие университета. Многие студенты на время каникул остаются работать в Москве и самостоятельно оплачивают пансион. Пожалуй, это выход!

Слабость и сонливость овладели моим телом и разумом. Я рухнула на кровать и уткнулась лицом в подушку. Мне стало жаль себя горемычную, и я дала волю эмоциям. Слезы текли ручьями, и вскоре подушка стала влажной. Так вот каково взрослеть! Зоя права – жизнь трудная и непонятная, и мне, «неоперенной», будет сложно летать на ее просторах.

Как ни странно, время пролетело быстро. Наступил вечер, но солнце даже и не думало скрываться за горизонт. Я не следила за временем и, конечно же, не знала, который час. Меня не беспокоили. И я – виновница торжества – вовсе не беспокоилась, что праздник проведут без меня. Возможно, я до сих пор находилась под действием таблеток.

Только я подумала, как здорово, что обо мне забыли, как в дверь постучались.

– Не заперто, – произнесла я отстраненно.

Тамара вошла в комнату с каменным лицом.

– Тамара, что с вами? Вам плохо?

Женщина проигнорировала мои вопросы.

Она стояла с озадаченным видом, словно подбирала слова, чтобы сообщить что-то очень важное. Немного промешкавшись, женщина все же собралась с духом и произнесла вовсе не то, что я ожидала услышать:

– К тебе пришли. Это стилист. Ее проводить?

– Ох, я совсем забыла. Прическа и макияж. Пусть она проходит сюда.

Мне не хотелось покидать своей комнаты. Здесь – моя крепость, и покинуть ее, значит, ослабить оборону. Бабуля непременно воспользуется моей уязвимостью и постарается в очередной раз пристыдить меня. Еще одной такой словесной бравады я не переживу.

Мне казалось, день и так испорчен дальше некуда, и если из меня сделают размалеванную Барби – не огорчусь. Девушка оказалась опытным специалистом. Она быстро уложила мне волосы, сделала романтичный макияж и помогла одеться. Провожать я ее не стала, это сделала Тамара. Девушка на прощанье дала несколько советов, как поправить прическу и, получив оплату, ушла.

Теперь, я могла выйти из своего «убежища». Скоро гости начнут собираться, и бабушка навряд ли затеет новую провокацию в мой адрес. Но чувство опасности, предательски засевшее глубоко в груди, не покидало ни на минуту.

Мы с бабушкой не общались и даже не смотрели в сторону друг друга. На ее лице, кроме лукавой натянутой улыбки, не было выражено никаких эмоций. Тамара же, напротив, была бледна. Уголки рта опущены вниз. За оставшееся до прихода гостей время она не произнесла ни слова. Даже когда пришли официанты, она, молча, проводила их в комнату, где они смогли бы переодеться, и жестами показывала, чем им заниматься. Я недоумевала, что случилось у Тамары. Неужто ее так задел наш скандал? Конечно же, я отдавала себе отчет в том, что при посторонних невежливо выяснять отношения. Но Тамара не раз была свидетелем бабулиных истерик, которые с регулярной постоянностью демонстрировались в нашем доме. И, как человек воспитанный, делала вид, будто не замечает их. Почему же сейчас у нее такой угнетенный вид, приводящий меня в панику?

Гости пришли вовремя и принесли мне подарки. Впрочем, ни один из принесенных подарков так и не оказался в моих руках. Все принимала бабушка, искренне благодарила и тут же передавала пакеты персоналу. Я не могла выдать обиду, это могли расценить как невоспитанность и раздосадовать гостей, поэтому я все стерпела и стояла подле Мариэтты Павловны, учтиво улыбаясь.

– Сейчас ты подойдешь к столу, извинишься перед всеми, и скажешь, что приболела, – сквозь зубы предрекла бабуля.

– Но я голодна, я ничего сегодня не ела! – так же тихо возмутилась я.

– Тамара принесет тебе что-нибудь в комнату, но видеть тебя за столом я не желаю!

– Мне нужно поговорить с отцом.

– Он этого не хочет!

– Что? Почему?

– Он, так же, как и я, считает, что ты избалованна, и будешь наказана. К сожалению, отменять торжество было поздно, поэтому разумно в наказание лишить тебя праздника.

– Честно говоря, не очень-то и хотелось! – дерзко фыркнула я.

События приняли неприятный для меня оборот, но я не переживала по этому поводу. Я гордо проследовала в гостиную и, как мне было велено, поблагодарила гостей за подарки и визит. Но сразу уходить к себе не стала. Мне необходимо поговорить с папой.

– Папа, мы можем уделить мне пару минут? – обратилась я вполголоса к отцу.

Отец улыбнулся гостям и проследовал за мной. Аннушка придержала его за локоть.

– Дорогой, неудобно. Скажи, что придешь позже, – прошипела она.

Когда я увидела эту картину, моему возмущению не было предела. Мне захотелось сорваться на крик, но я сдержала порыв. Я в недоумении уставилась на Аннушку. Скорее всего, бабуля уже успела напеть им о ссоре. Теперь мне было не до любезностей. Я должна изложить отцу свою версию случившегося, так сказать, реабилитировать себя в его глазах.

– Что происходит? Вы что, сговорились? – перевела я взгляд с отца на Аннушку, а после и на бабулю.

– Извините нас, – вмешалась бабушка, все так же лукаво улыбаясь. – Я же говорила, что Рената не в себе, ей нездоровится. Иди к себе немедленно, – не унимая улыбки, сквозь зубы процедила бабуля.

Я удалилась, так и не дождавшись поддержки от людей, на которых больше всего рассчитывала. От накативших слез стало нечем дышать. Ноги были тяжелыми и вялыми, то и дело подкашивались, и если бы не стены, то я бы падала на каждом шагу. Войдя в комнату, я села за письменный стол. Положила голову на столешницу. Глянцевое покрытие отражало нечеткий силуэт моего лица. Мне казалось, что для всех я такая же размытая, нечеткая, абстрактная, как и мое отражение. Я настолько ничтожна, что даже не могу постоять за себя.

За окном сгущалась тьма, а отец так и не пришел. Только теперь я заметила, что звуков почти не слышно. Я открыла дверь, чтобы понять, что происходит. Прошла в гостиную. Судя по тому, что стол почти убран и никого из гостей не осталось, праздник закончился. Официанты маячили с подносами, Тамара перемывала посуду на кухне.

– Тамара, скажите, а мой папа уже уехал?

– Да, сразу после того, как… – женщина, замявшись и оглядевшись, перешла на шепот, – как Мариэтта Павловна сообщила ему о смерти супруга.

– Что? Дедушка умер? – так же шепотом переспросила я. – Как? Когда? Что произошло?

– Я не должна была тебе об этом говорить. Меня могут уволить.

– Тамара, хоть вы пощадите меня. Я – член этой семьи, но со мной никто не считается. Даже о смерти деда не сообщили.

– Максим Васильевич, – продолжила женщина, уже не опасаясь, что нас кто-нибудь услышит, – был вне себя от злости на Мариэтту Павловну. Она никому не сообщила о трагедии, и даже не отменила мероприятие.

– Да уж! Как на нее похоже. Для бабули жизнь – сплошной праздник. Дед давно был для нее обузой. Вот и решила бабушка и это событие заодно отметить.

– Фу, как гадко! – возмутилась Тамара. – Ты не должна о ней так думать. Она готовилась к торжеству, потому что сегодня твой отец обручился с Анной Сергеевной.

– Что? Отец женился? – я оторопела. – Сколько новостей за один день. Понятно, почему отец не отвечал на звонки. А сейчас где все?

– Гости разошлись в девять, я едва успела подать десерт. А после Максим, Аня и Мариэтта Павловна поехали в клинику оформить какие-то бумаги.

В очередной раз я убедилась в том, что для домочадцев я пустое место. Я значу меньше, чем домашний питомец. Кем я была для родных, если мне даже не сообщили ни о свадьбе папы, и уж тем более о смерти деда? Никем и звать меня никак. Мариэтте Павловне я мешала жить полной, праздной жизнью; отцу – проводить время с любимой женщиной, так как он вынужден много работать, чтобы оплачивать мое лечение; Аннушке – я и вовсе чужая, и терпит она меня только потому, что я бесполезное приложение к отцу.

Я бессмысленно слонялась по комнатам до тех пор, пока дом не покинули последние люди. Они тоже меня не замечали. Уходя, прощались с Тамарой, в мою сторону даже и не смотрели. Досада раздавила меня полностью. Не хочу больше так жить. Я больше жить не хочу.

Глава 3. Послесмертие

Острые камни обветренной бетонной плиты впивались в мои ступни, как сотни осколков. Ветер с неистовой силой терзал мое праздничное платье, тщетно пытаясь разорвать его в клочья. Холодные капли вонзались в лицо и руки, словно тысячи иголок.

Я впервые видела такое черное небо. Внизу все казалось не настоящим: лужайка, деревья, асфальт. Снизу, с аллеи, ко мне тянул руки белокурый ангел, призывая освободиться от боли. Но и он был не настоящим. Галлюцинации.

Я не знала, зачем я здесь…

Не было ни страха, ни сожалений. Только обида, терзающая все мое нутро, не унималась. Стоя на краю крыши, под этим бесконечным небом, я особенно остро чувствовала свою ничтожность. Нет, это была не жалость к себе, а скорее ненависть к жизни. Само мое существование было ошибкой, которую я спешила исправить.

Перешагнув перила, я поняла, что задуманному больше ничего не мешает. Вдруг умолкли звуки, стих ветер. Я еще раз взглянула на небо: оно все сильнее нависало, погружая город в черноту. Закрыв глаза, я жадно сделала последний вдох.

Шагнула.

Какой страшный сон! Но все-таки, какой реалистичный. Я запомнила все: и свист в ушах от ветра, и угнетающее давление собственного тела, и вздувшиеся, точно шарики, вены, и тупой приглушенный звук удара оземь, и резкую боль, пронизывающую плоть, и невероятное облегчение, когда боль испарилась.

Конечно же, это был только сон. Разве могло со мной такое случиться на самом деле? Нет, нет, и еще раз нет! Просто кошмар приснился! Говорят, если летаешь во сне, значит, растешь. Я, наверное, очень сильно подросла!

Открыв глаза, я долго не могла разглядеть очертания спальни. Несколько раз моргнув, я попыталась встать, но тело будто не слушалось. Такое уже не раз случалось со мной. Мышцы затекали от длительного пребывания в одной позе. Скоро должно пройти.

Я собралась с силами и приподняла голову. На лице что-то мешалось. Я хотела было сорвать непонятную вещицу с лица, но ударилась локтями о стены. Последовал глухой звук ударов. Я запаниковала. Судорожно обшарила ладонями все, во что я могла упереться. Твердая доска вместо матраса, по бокам – обтянутые тканью стенки, а сверху – трапециевидный потолок. Ноги упирались в стену. Сделав отчаянную попытку выбить дно, я ударилась коленом о верх. Опять последовал глухой звук. Нет никаких сомнений: я заперта в ящике.

Сделав большой вдох, я постаралась успокоиться. Крепко зажмурилась. Сосчитала до десяти. Прислушалась. Царила мертвая тишина. Ни шороха, ни звука. Я даже не слышала своего дыхания и, как ни странно, биения сердца тоже не ощущала.

Я не имела ни малейшего представления, где нахожусь и что происходит.

Я снова открыла глаза. Чернота, окутавшая меня, вдруг рассеялась. Теперь я видела абсолютно все, будто каждый предмет отливал фосфатным свечением. Тряпка, опутавшая мое лицо, оказалась не чем иным, как вуалью с роскошным кружевом мелкого плетения. Сквозь вуаль проглядывалось белое платье, также отделанное кружевом и еще рюшами. Я была одета как невеста. А этот странный ящик действительно обит тканью изнутри. Белым шелком.

Это что, чья-то шутка? Как такое произошло? Кто со мной такое сотворил? Что вообще здесь происходит?

Первое чувство шока и паники сменилось неистовой яростью. Я изо всех сил стала колотить по ящику. Сорвала обивку и добралась до деревянных досок. Что было мочи, я царапала и била этот «саркофаг», пока, наконец, не полетели щепки, и доска сверху не проломилась. Через образовавшуюся пробоину на меня посыпались комки грязи. Ее странный кислый привкус и затхлый серный аромат совсем поставили меня в тупик. Как я оказалась погребенной? Заживо?

Сама не знаю как, но во мне пробудилась невиданная мощь. Я выбила ладонью доску. Меня придавила плотная масса земли, обрушившаяся лавиной. Прорывая себе путь наверх, я горела лишь одним желанием: отомстить тем умникам, кто сыграл со мной такую злобную шутку. Поверхность встретила меня тяжелым и плотным туманом. Это была спасительная прохлада, оценить которую мне довелось только теперь. Как же я рада была оказаться твердо стоящей на земле!

Я жадно глотала воздух, но не могла надышаться. Не ощущала его ни на вкус, ни на запах. Дрожащими ладонями я ощупывала руки, ноги, туловище, голову. Все цело. Но тело словно горело изнутри. От жара не спасала даже окутавшая прохладой туманная дымка. Я испытала облегчение, что смогла выбраться из ямы и твердо стоять на ногах. Теперь можно отправиться домой, чтобы учинить разборки.

Туман стелился плотным покрывалом, укрывая мои ступни и подол платья. Над головой нависало тяжелое черное небо, в точности как во сне. Я пристально вглядывалась в серую дымку. Она, точно летающий дракон, причудливо вилась вокруг меня. Сквозь движущиеся потоки сырого воздуха я смогла разглядеть силуэты крестов, плит и статуй. Но сознание упорно отрицало очевидные догадки. Туман отступил, обнажив босые ноги. Струи воздуха ползли от меня прочь. Передо мной возвышался свежий, еще пахнущий деревом крест, с прибитой табличкой: «Рощина Рената Максимовна 09.07.1992 г. – 09.07.2010 г.».

– Этого просто не может быть! – произнесла я дрожащим голосом. – Меня не могли похоронить – я жива, жива, жива!

От досады и ярости я, что было сил, заорала, но вместо вопля издала дикое рычание, оглушившее меня. И чем сильнее я выдавливала крик, тем громче и утробнее раздавался рев.

Оказавшись в окружении могилок и покосившихся крестов, трудно было поверить в реальность происходившего. Это точно розыгрыш, очень злой и беспринципный. Шутка затянулась.

Несколько минут мне потребовалось на то, чтобы успокоиться. Нужно поскорее выбираться отсюда. Я еще раз оглядела себя: вид был тот еще. Платье измазано грязью, подол и рукава подраны в клочья, руки и ноги в грязи, волосы спутаны – с них еще осыпается пыль. Отряхнувшись (будто это спасло бы мое положение), я поплелась между могилок в неизвестном направлении. Дороги я не видела и блуждала между холмиков, пока не наткнулась на забор. Я пошла вдоль забора в надежде, что рано или поздно приду к выходу.

Впереди я увидела высокие арочные ворота. Теперь можно вздохнуть с облегчением. Наверняка там есть люди, которые мне помогут. Подойдя поближе, я поняла, что ворота заперты. За ними просматривалась хорошо освещенная аллея, которая, судя по доносившемуся шуму, вела к трассе. Вдоль аллеи справа и слева аккуратными стройными рядами располагались еще могилы. Значит, выход отсюда был через все кладбище, там вдалеке, где еще ездят автомобили. Я собиралась перелезть через ворота, но только коснулась их ладонью, как вдруг меня ударило током и отбросило на пару метров назад. Я повторяла попытки снова и снова, пока от падений не услышала, как, ломаясь, хрустят кости. Спустя мгновения они заново срастались, причиняя мне невыносимую боль. С каждой неудачной попыткой я становилась все озлобленнее и сильнее. Зарождавшаяся внутри меня мощь требовала освобождения. Я, не раздумывая больше ни секунды, перемахнула через ворота. Приземлилась мягко и бесшумно. Клубы тумана завертелись легкими вихрями и запутались в волосах и подоле платья. Невероятные метаморфозы моего тела изумляли и пугали, но в то же время я испытала неподдельный восторг. С новообретенными силами я смогу наказать своих обидчиков, тех, кто посмел меня похоронить заживо.

Какие чувства и эмоции должен испытывать человек, который только что выбрался из могилы? Каково бродить одной ночью по кладбищу? И главное: что дальше? Куда идти?

Я не спеша шла по вымощенной камнем тропе вдоль кладбища в сторону шоссе, понимая, что не знаю своего адреса. Я даже не могла вспомнить, на какой улице жила. Дом, в котором отец приобрел для нас квартиру, был двадцати– или более этажным, потому как наша огромная квартира находилась на последнем этаже. Парадная была из металла и стекла. Первые два этажа, отданные под офисы, ярко освещались прожекторами и рекламной подсветкой. Перед домом всегда было много машин и людей, даже ночью. Недаром говорят, что «Москва никогда не спит». Но где точно размещалась высотка, я не знала.

Я старалась припомнить любые детали, которые смогли бы привести меня к дому. Но память упрямо скрывала и название улицы, и номер дома.

Память – странная штука! Я вдруг вспомнила бабулю, как она, не жалея духов, обмазывает ими каждый открытый участок кожи. Этот резкий слащавый цветочный аромат мне не забыть. Неспроста я упомянула старуху. Я будто бы чуяла ее аромат и сейчас. Он доносился справа от меня. Я свернула с тропы и шла на запах, минуя надгробья. Запах стал резче, и к нему добавился аромат свежей древесины и жженого ладана.

Я остановилась напротив могилы, покрытой венками и свежими цветами. В основании был вкопан деревянный крест, совсем как на моей могиле, с такою же металлической табличкой-времянкой с датами жизни и смерти: «Рощин Василий Степанович 12.09.1951 г.-09.07.2010 г.». Здесь была могила моего деда. Странное дело: дата смерти совпадала с конечной датой на табличке, которая была закреплена на кресте, из-под которого я выбралась; на кресте, где была моя могила. Я не знала подробности его смерти, но отчетливо помнила, как Тамара сообщила мне об этом. В том, что дед умер, ничего странного не было – он долго болел и последние годы провел в госпитале. Но каким образом и я оказалась похороненной? Что же произошло? Как долго я провела под землей?

Запах снова всколыхнул мое обоняние, и я последовала за ним. Не чувствуя под ногами тверди, я точно летела по воздуху, стараясь не упустить из виду незримую ароматную нить. Возможно, она приведет меня домой. Я мчалась сверхбыстро, оставляя далеко позади могилы, ограждающий кладбище забор, и угнетающее присутствие смерти. Опомнилась лишь когда в глаза ударил яркий свет фар пролетевшей по шоссе машины.

Я выбежала на трассу. Машины мчались в обе стороны, даже не притормаживая. Еще одна машина проехала рядом, так близко, что я почувствовала, как разорванный ею воздух закружил меня. По сторонам – никаких опознавательных знаков. Я и понятия не имела, в какой стороне дом.

Я безуспешно пыталась остановить машину. Никому, казалось, до меня и дела нет. Неужто перевелись сострадательные люди? Кто-то выкрикивал: «Куда прешь, дура?» Но, ни один из них не остановился.

Я плелась по дороге, пока она не вывела меня на оживленный проспект. Бесконечная цепочка фонарных столбов убегала вдаль. Рекламные вывески яркими пятнами раскрашивали ночь. Люди обходили меня стороной. Кто-то крутил пальцем у виска, а кто-то показывал жестом, мол, как круто оттянулась невеста. Я находилась в растерянности.

Может быть, я сплю, и моя фантазия погрузила меня в кошмар? Откуда такое чудовищное воображение? На правду это не похоже, такого не бывает! Я отказывалась воспринимать такую действительность. Ведь не может человек вылезти из могилы и бродить по ночному городу как ни в чем не бывало. Надо себя заставить проснуться. Я крепко зажмурилась. Паника росла.

– Эй, ты? – послышался грубый мужской голос за спиной.

Я очнулась. Все та же залитая неоновым разноцветьем улица, все те же малочисленные компании подвыпивших людей, все та же я в подвенечном платье.

– Ну ты, мать, и даешь! – какой-то пьяный бугай подкатил ко мне с видом похотливого самца. – Ты откуда такая ряженая?

Я стояла не двигаясь. Если я не отреагирую, то он отвалит. Бугай с початой бутылкой «Текилы» обходил меня кругами, разглядывая как уличную девку. Я замерла. В отражении витрины я следила за его силуэтом. Он, как хищник, облизывался. Глаза его жаждали моего тела. Я боялась сделать лишнее движение, чтобы не спровоцировать его. Я непроизвольно перевела взгляд на свой силуэт. Платье, кусок фаты поверх него и туфли отражались, а я – нет. Парень тоже это заметил. Он осунулся. Подался вперед. Теперь в витрине отражались два неподвижных силуэта: человек с бутылкой и недочеловек без тела.

– Привет, милый! – раздался за спиной до боли знакомый женский голос.

К нашим силуэтам добавилась еще одна фигура, которая отвернула парня от витрины. Ее лицо тоже не отразилось. Только черный костюм, что, как вторая кожа, обтягивал ее точеную фигуру. Парень повалился наземь. Тут рукав потянулся ко мне, и я ощутила прохладное прикосновение. Я обернулась. Это была Зоя. А возле ее ног лежал, распластавшись звездой, бугай с застывшей счастливой улыбкой на лице.

– Он жив? – спросила я.

– Да, к несчастью, – девушка пренебрежительно посмотрела на «тело», – он мертвецки пьян.

Я перевела растерянный взгляд с парня на Зою. И тут до меня, наконец, дошло: спасение!

– Зоя? Зоя! – с восторгом отозвалась я. Я бросилась к девушке на шею. – Зоя, со мной такое приключилось…

Зоя холодно меня встретила. Она отпрянула от меня.

– Что ты тут делаешь? В городе?

– Ты не поверишь! – пропищала я. Я отчаянно пыталась давить в себе эмоции, которые сплетались гремучим канатом на шее и мешали говорить.

– Я шла за тобой. Как ты выбралась… в смысле за пределы… за забор? – в этот момент она волновалась куда больше, чем я.

– Я перемахнула через забор.

– Как? Такое не возможно! Это ненормально!

– Еще недавно я была погребена заживо – вот что ненормально!

– Ни звука! – приказала девушка.

К нам уже торопились друзья несостоявшегося ловеласа. Их было пятеро. Все крепкие на вид и, по-моему, очень рассерженные. Зоя прихватила меня под локоть и поволокла на другую сторону улицы, ловко маневрируя среди машины. Мы пересекли проспект. Наш путь лежал в сторону клуба, где толпились люди, желавшие посетить его.

Зоя кивнула охраннику на входе, и мы беспрепятственно вошли внутрь.

Глава 4. Новый дом

Ночной клуб назывался «cold-blooded» (хладнокровные). Толпа голосила за нашими спинами от возмущения. Очередь растянулась на несколько метров. Все хотели попасть в роскошный клуб. Но одного взгляда бородатого громилы-охранника хватило, чтобы толпа затихла.

Мы спустились вниз по лестнице. Перила подсвечивались красным цветом. На стенах были разводы и отпечатки ладоней, похожие на кровавые следы. Все это нагоняло страху. Лестница спускалась на пару этажей вниз, и чем ниже мы спускались, тем громче доносилась музыка. Я представляла себе обшарпанное подвальное помещение с ужасающими декорациями в лучших традициях западных триллеров. Но, вопреки моим ожиданиям, клуб оказался готически роскошным. Высокие потолки растворялись в световой иллюминации звездного неба и громадной луны. Широкие колонны-опоры были облицованы камнем и подсвечены красными диодами, по которым попеременно бежал свет. Они напоминали кровеносные сосуды с движущимися потоками телец. По полу растянулись клубы дыма плотно окутывавшего ноги танцующих. Официантки в кожаных топах и шортах разносили напитки, за баром стояли молодые парни в плащах «Дракулы». Звуки музыки оглушали. Было четкое ощущение, что все вокруг пульсирует, как кабинка ди-джея, представляющая собой инсталляцию человеческого сердца. Задумка дизайнеров, как и название клуба, себя оправдывали – кровь действительно стыла, зрелище не для слабонервных! По периметру возвышались отдельные кабинки в три яруса. К ним вели винтовые полупрозрачные лестницы из стекла и металла. Они словно парили в воздухе. Кое-где в кабинках приватно уединившись, сидели люди. Их ложа были затянуты легкими занавесями. Но большая часть кабинок пустовала. Несмотря на размеры клуба, людей было не так уж много. Пожалуй, здесь могла бы с комфортом разместиться вся та галдящая толпа снаружи.

Зоя провела меня через танцпол прямиком в зону с названием «VIP». Мы прошли в дальнюю кабинку. Она усадила меня на диван и жестом пригласила официантку. Зоя что-то шепнула той на ухо, а сама удалилась. Официантка поставила на столик бокал с красным напитком и присела на противоположный диван, не сводя с меня взгляда.

Я впервые оказалась в ночном клубе. Но мне было не до веселья. Я до сих пор не понимала, что происходит, и отказывалась принимать все как должное. На мои вопросы официантка лишь улыбалась, словно ни слова не понимала по-русски, и кивала из вежливости. Диван был слишком мягким, и я никак не могла найти себе места. Отчасти потому, что с нетерпением ждала Зою, чтобы рассказать ей свою нелепую историю, отчасти потому, что мне было здесь некомфортно и страшно.

Зои давно не было, и я уже было собиралась пойти на ее поиски, как вдруг к моим ногам кинули молодого парнишку. На вид моего возраста. Правая рука его от локтя до запястья была окровавлена, а сам он находился в полусознании. Он, парень, не выглядел измученным, скорее довольным.

– Приложись! Тебе нужны силы, – сказала Зоя.

Зоя возвышалась над парнем и надменно смотрела на бедолагу сверху вниз. Она на полном серьезе предлагала мне испить его крови, словно это был пакетик с соком.

От вида крови меня начало мутить, живот скрутило в узел, рот наполнился слюной. Я с трудом сглотнула и отвернулась.

– Что? Нет! Никогда! Я не стану, – упиралась я.

– Как хочешь, – равнодушно произнесла Зоя.

Она пережала ему руку повыше раны, чтобы остановить кровь, и потом прикоснулась к порезу губами. Официантка вытерла ему руку проспиртованной салфеткой и удалилась. Зоя несколько раз ударила парнишку по лицу, и тот очнулся.

– Эх, какой ты слабенький! – Зоя игриво приласкала его ладонью. – Аккуратней с алкоголем.

Парень, как ни в чем не бывало, поднялся на ноги, отряхнулся, извинился и вышел вон.

– Ирина еще не знает, что ты уже здесь, – обратилась Зоя ко мне. – Она будет позже.

Я не сразу поняла, о ком идет речь, и не стала вдаваться в подробности. Меня больше интересовала реакция Зои при встрече со мной. Она наверняка сможет мне ответить на вопросы.

Я несколько замешкалась, собиралась с мыслями. Я не знала, что именно спросить в первую очередь. Вопросов было так много, что они все так и толпились в голове, грозясь сорваться с языка бурлящим потоком. Я решила начать расспрос с самого начала, в смысле с конца, вернее с моей кончины.

– Зоя, что со мной случилось? Я пару часов назад выбралась из-под земли и, к своему удивлению, поняла, что меня похоронили. Как такое могло произойти?

– Ты умерла, – потягивая напиток, произнесла девушка, – и тебя похоронили.

– Что? Почему я умерла? Когда?

– Ты что, ничего не помнишь? Ты спрыгнула с крыши. Это произошло, – Зоя взглянула на наручные часы и продолжила: – трое суток и четыре часа тому назад.

Я пребывала в растерянности.

– Почему я спрыгнула с крыши?

– Ты мне расскажи, – девушка смотрела на меня испепеляющим взглядом. – Ты хоть понимаешь, что надела?

– Я ничего не понимаю, – я была в замешательстве. – Это невозможно! Я здесь, я хожу, говорю, значит…

– Ты теперь одна из нас, – сухо произнесла девушка, и в ее голосе прозвучали нотки разочарования, – наследница проклятия, гомотог, оживший мертвец, упырь, проклятое создание и прочее.

– Я не могла…

– Рената, – девушка смягчила тон, – ты действительно ничего не помнишь?

Я покачала головой. Воспоминания были обрывочными. Перед глазами один за другим возникали образы людей знакомых и не очень. Отец, его спутница, люди в нашем доме, бабуля.

– Кажется, что-то есть, – воодушевленно произнесла я. – Ты знаешь, там, на кладбище, меня привлек аромат духов, которыми пользовалась бабушка. Он так явно висел в воздухе, что я решила последовать за ним. Сначала запах привел меня на могилу деда…

– Ты бродила по основному кладбищу? – удивилась Зоя. Она была весьма озадачена и несколько напугана. Она задумчиво свела брови. Ее явно настораживал мой рассказ. – Продолжай, – попросила она.

– А после запах вывел меня из кладбища. Я решила, что бабуля где-то неподалеку, но ошибалась. Ну, а потом встретила тебя, – я не знала, что еще добавить, и поэтому умолкла, в надежде, что девушка хоть как-то прольет свет на странные события. Но она тоже молчала.

– Зоя, – потревожила я девушку, – нас с дедом хоронили в один день?

Девушка кивнула в ответ.

– А почему в разных местах?

– Самоубийц хоронят отдельно, за чертой основного кладбища, – девушка видела мою заинтересованность и не стала томить молчанием. – А знаешь, единственным, кто присутствовал на твоих похоронах, был твой отец. Он был убит горем, что даже не произнес ни слова. Еще бы, ведь рядом была и могила Ирины. Он корил себя, что потерял и любовь и плод этой любви, – Зоя заметила, что я сникла, и сменила подачу повествования на более непринужденную. – Зато на похоронах Василия Степановича было многолюдно и весело. Были пламенные речи, наигранные рыдания и обмороки – и все в лице Мариэтты Павловны! Как говорится, и смех и грех.

– Зоя, как мне дальше жить? Куда мне идти?

– Это не мне решать, – ответила девушка, – а Ирине.

– Здравствуй, Рената! – донесся мелодичный бархатный голос, показавшийся мне знакомым.

В кабинку бесшумно вошла молодая и очень красивая женщина. Она грациозно присела радом с Зоей. Элегантно перекинула черные шелковые локоны на правое плечо. Ее кожа была совершенно белой. Большие синие глаза, аккуратно подведенные тонкими стрелками по верхним векам, сияли. Стройная череда длинных и густых ресниц придавала ее глазам еще большую выразительность. Алая помада выделяла пухлые губы. Белая блузка с вырезом декольте намеренно подчеркивала пышный бюст. Талия была затянута поясом-корсетом, что усиливало эффект ее стройной фигуры. Плотно прилегающие брюки дорисовывали силуэт стройных ног. Женщина выглядела, как модель из рекламы дорогих авто.

– Мама?! – удивилась я.

Я с трудом различила в ней знакомые черты. Она лишь отдаленно напоминала мне ту женщину, изображенную на фото, которое я прятала под матрасом. Одна-единственная фотография мамы, что с таким трудом я сохранила втайне от Мариэтты Павловны.

– Ты удивлена? – начала женщина, – Разве тебе неизвестно, кто я?

Ирина недоумевала. Она вопросительно смотрела на Зою, которой нечего было пояснить или возразить.

– Рената, – по-доброму отозвалась женщина, – жаль, что ты так ничего не узнала при жизни. Жаль, что не дождалась ответов. Жаль, что все наши с тобой жертвы оказались напрасны. Зоя, – обратилась она к девушке, – принеси ей что-нибудь из одежды. Это платье ей уже никогда не понадобится.

Зоя ушла. Мы остались вдвоем. Меня разрывало на части от боли. Мне не терпелось поскорее припасть к ее рукам и обнять. Я протянула к ней руки.

– Мамочка, как же я рада, что ты жива! – тараторила я. – Я надеялась. Мне хотелось верить. Я видела послания, но бабуля не давала их прочесть.

– Тише, тише, тише! – убирая мои руки от себя, точно боясь замараться, произнесла женщина. – Не обижайся! Кладбищенская земля мне отвратительна! Понимаешь о чем я? – Она лукаво улыбнулась, намекая на свое «воскрешение». Она продолжила в более сдержанной манере, – именно поэтому я приставила к тебе лучшего своего стража – Зою. Я знала о тебе если не все, то многое. Источником информации также была Мариэтта Павловна, а «явкой», – мама снова улыбнулась, – был салон «Диваль». Он принадлежит Ветви. И там работают очень проницательные мастерицы посплетничать и послушать сплетниц. – После женщина уже не улыбалась, а в ее голосе зазвучал металл. – Я спланировала для тебя жизнь свободную и безмятежную. Но теперь уже поздно о чем-то жалеть. Давай договоримся сразу: я – тебе не мать, ты – мне не дочь, ты рядовой член Ветви, до тех пор, пока… не пожелаешь… иного…

Женщина промямлила последние слова, умолкла в задумье, и молнией выскочила из кабинки. Ее что-то насторожило. А смена ее настроения насторожила меня. Вот так, одной фразой, я, едва обретя мать, тут же ее потеряла. Мне стало так паршиво, что впервые в жизни я по-настоящему хотела оказаться мертвой. Никому не нужная ни тогда, в прежней жизни, ни теперь, в жизни после смерти.

Вскоре появилась Зоя. Она принесла мне стопку аккуратно сложенной одежды, небольшое полотенце и ведерко (которое используют для льда) с теплой водой. Я выбрала джинсы и майку и положила их рядом. С меня до сих пор сыпалась пыль. Я поскорее хотела избавиться от платья и принять душ.

– Снимай все, – дружелюбно сказала Зоя. – Я тебя оботру.

Сначала Зоя расшнуровала затянутый сзади корсет. Я стянула рукава, и платье с приятным шорохом опустилось на пол. Я оставалась в белье, рваных чулках и изрядно потрепанных лодочках. Зоя бережно водила теплым влажным полотенцем по моему измученному телу, едва касаясь ссадин в области ребер.

– Я думала, – сказала она, обнаружив кровоподтеки, – что заживление будет быстрее происходить. За трое суток твои кости должны были полностью срастись, а синяки и ссадины рассосаться.

– Кажется, это следы от недавних падений. На кладбище внутренние ворота были под током. Меня пару раз отбросило с невиданной силой, – похвасталась я, одеваясь.

– Тебя не током било. Это «Синьяторум», означает «запечатанные», невидимый барьер, который ограждает вновь пробудившихся гомотогов от святой земли, – пояснила она. – Именно поэтому, таких как мы, хоронят отдельно. Так легче выследить упыря и расправиться с ним – умертвить раз и навсегда.

– А говоря «такие, как мы», что ты имеешь в виду?

– Наследники Лилит, в чьих жилах течет проклятие.

– Проклятие? Что это?

– Длинная история. Расскажу как-нибудь. Лучше ответь, как ты смогла попасть на ту часть кладбища?

– Я перепрыгнула через ворота. Это невероятно, но у меня было ощущения, что получится, и получилось! – с неподдельной радостью сказала я.

– Это невозможно! – распылялась Зоя, – Ты говорила об этом Ирине?

– Она не стала меня слушать, – сказала я, – и мне кажется, она уже никогда со мной не заговорит.

Я всегда думала, что это мама меня предала. Покончив с собой, она не себя от мук избавила, она меня на муки обрекла. Но, оказалось, что все эти годы она ждала моего совершеннолетия, чтобы заявить о себе и подарить будущее. И что в итоге: я оказалась предателем. Да, и какое будущее может быть у существа, которое даже не дышит.

Действительно, я не нуждалась в регулярном дыхании. Мой организм начал работать иначе. В отсутствие некоторых органов он перестроился. Я еще до конца не представляла, кем являюсь, но уже точно понимала, что человеческого во мне осталось мало. Кем я теперь стала? Почему сохранила рассудок и чувства? Как теперь общаться с отцом?

– Ирина – жесткая и принципиальная. Но у нее есть одна отличительная черта. Она – стратег. У нее все спланировано на несколько шагов вперед. Ее трудно застать врасплох.

– Кажется, я ее удивила, – иронично заметила я.

– Да уж! – также иронично улыбнулась Зоя. – Ты даже не представляешь, что тебя ждет!

Зоя смотрела на меня по-доброму, как раньше, и я почувствовала облегчение. Когда рядом родственная душа, не знаю, насколько уместно говорить о душах в моем положении, то становится не так страшно существовать. В прежней жизни она была самым родным для меня человеком. Я ей тоже была небезразлична. Кажется, мы не утратили взаимной привязанности и теперь. Впервые у меня возникло ощущение, что все плохое позади и можно, наконец, выдохнуть спокойно! Мне не хватало моей комнаты, где я могла побыть в полной тишине и изоляции. Но в данной ситуации выбирать не приходится.

– А что за проклятие? И кто такая Лилит? – тихо спросила я.

Зоя пересела ко мне поближе. Обняла. И мы откинулись на спинку дивана. И, как прежде, в духе «сказки на ночь», она поведала мне историю Лилит.

Глава 5. История Лилит

Лилит была первой женщиной, сотворенной богами. И отдана в жены богу, который сошел с небес и стал Человеком. Они должны были создать потомство полубогов и заселить всю землю. Время для них не имело меры, веса и значения. Жизнь их длилась вечно.

Лилит дала потомство странных существ. Они даже отдаленно не напоминали Человека, не то что богов. Это были мохнатые четырехлапые существа, не подающие признаков интеллекта. Прочие рождались с перепончатыми руками, напоминающими крылья. Были и рогатые твари. И они сношались и давали потомство, которое было еще пуще своих создателей. Боги прозвали этих существ – зверьем, но уничтожать не стали. У Лилит было много детей, и все они разбрелись по земле.

Однажды Лилит дала потомство, похожее на Человека, с руками и ногами и гладкой кожей. И, несмотря на то, что все без исключения дети были горячо любимы ею, этих она просто боготворила. Коща боги увидели, как прекрасны были новые люди, они сотворили первородному человеку новую жену Ивет, чтобы та родила другое прекрасное потомство. И вторая жена удивила богов. Ее дети были невероятно красивы и идеально сложены; сильны, развиты; умны и талантливы. Следующие поколения не претерпели физических отклонений. Они стали главенствующим народом. Некоторые отличались сверхсилой, божественной искрой, и могли летать. Боги приняли их на службу и нарекли ангелами-полубогами.

Дети Лилит не пользовались милостью богов, чем вызывали в ней ярость и ревность. Она не могла уступить второй жене главенствующее право. И всем сердцем ненавидела ту. Самые низменные и отвратительные чувства развратили Лилит, взяли верх над ее разумом. Она любой ценой хотела стать единственной женой Человека, и вернуть своему потомству право править миром.

Почерневшая душа отчаянно требовала возмездия, и ее коварству не было предела.

Сначала Лилит подговорила одного из своих сыновей соблазнить Ивет, что навсегда бы опорочило вторую жену. Коварный змей смог обольстить женщину. Они уединялись в тенистом саду и придавались сексуальным утехам. Змей был опытен и искусен по части секса. Вскоре Человек узнал об измене, и больше не касался Ивет. За отказ плодить потомство со второй женой, боги отобрали у Одина (имя мужчины) бессмертие и вскоре он начал стареть, тело его иссохло. А когда стало непригодным, его душа вернулась к богам.

Лилит видела, как страдала Ивет, оплакивая мужа, как изводит и корит себя, как красота женщины иссыхает со слезами. Но черная душа не унималась.

Вскоре Первенец Ивет погиб от руки родного брата. Лилит сказала Аиму, что тот мог бы стать ангелом, но рожден вторым. Единственное, что отделяет его от высокого чина – это ничем не вьдающийся и незаслуженно хвалимый Асима. Его жизнь в обмен на вечную службу подле богов – оправданная цена.

Ивет, еще не оправившаяся от потери мужа, смерть горячо любимого сына пережить не смогла и умерла. Ее душа была потрепана горечью и страданиями, и боги не осмелились давать ей новую жизнь, дабы не терзать ее воспоминаниями.

Лилит торжествовала. Но не долго. Богам стало известно о преступлениях коварной души. Наказание было еще более жестоким, чем ее проступки. Ее изгнали из земель Изобилия, за пределами которых жизни еще не было, лишь голая испепеленная солнцем пустыня.

После изгнания Лилит боги запретили людям любое коварство, не только в поступках, но и мыслях. Народы множились. Им предоставлялись новые цветущие земли. Над каждым народом стал ангел, который следил, чтобы заветы богов не нарушались. И везде царил мир и порядок.

Лилит же бродила по пустыне бесчисленные дни. Солнце выжигало ее кожу, что причиняло нестерпимую боль. Каждый раз, теряя сознание, Лилит вновь и вновь возвращалась к неистовым страданиям. Она мечтала умереть. Но смерть не наступала. Она решила убить себя. Женщина нашла каменную глыбу и расколотила о нее голову. Через трое суток она пришла в сознание, обнаружив, что голова цела. Проклятье богов – вечность в скитаниях и мучениях.

Со временем Лилит приспособилась существовать по-новому. Днем, прячась от палящего солнца, она была вынуждена зарываться глубоко под землю. Лилит научилась обходиться без воздуха. А ночью брела в поисках очередного пристанища. Глаза привыкли к постоянной темноте, и теперь она могла видеть все как днем. Раны на теле превратились в лохмотья, источающие зловоние. Лилит привыкла и к постоянной боли. Она даже и представления не имела, куда ей податься, и просто брела, покуда были еще силы.

Она много лет ничего не ела и не пила. Черная душа превратилась в ходячую мумию, чье некогда прекрасное, точеное тело было истрепано в лоскуты.

Однажды, будучи под землей, она услышала чье-то недалекое присутствие. Единственное желание, обуявшее ею – поесть. Точно молнией Лилит выбралась из-под земли и бросилась на звук. Она накинулась на жертву, разорвала ему шею и начала жадно пить. Жажда была великой, и Лилит не отпускала страдальца, пока не иссушила его до последней капли крови. А когда закончила, ужаснулась своему поступку. Это был человек.

Женщина оглядела его, надеясь, что тот еще жив. Но ни стонов, ни хрипа слышно не было. Сперва ужас сменился равнодушием: у ее ног лежал труп – просто неодушевленное тело. А после Лилит пришла в восторг, и ее осенила одна простая истина: ничего вкуснее она не ела. Восторг сменился истерическим хохотом. И чем громче она смеялась, тем сильнее становилась. Раны начали затягиваться, лицо залил теплый румянец. Появилась ясность сознания. Женщина поняла, чем должна питаться, чтобы вернуть себе силу и красоту.

Много веков миновала со дня изгнания первой дамы из земель Изобилия. За это время люди успели населить пригодные земли, обустроить города, создать законы и избрать правителей.

Людей стало так много, что трудно было отследить первоначальные родственные связи. Ни к одному из живущих людей Лилит не питала больше материнских чувств. Она ела и «своих» и «чужих». И женщину не мучили угрызения совести за истребление целых семей, а иногда и небольших поселений. Ее желудок не мог переваривать твердую пищу, сказывалось длительное голодание, поэтому она исключительно пила. Со временем ее клыки обострились, а челюсть стала раскрываться так широко и сжиматься с такой силой, что позавидовал бы любой хищный зверь.

Так появился самый безжалостный и коварный хищник на земле, а вместе с нею и проклятье.

Глава 6. Вернуть книгу

Зоя умолкла, погрузившись в размышления. Я не смела тревожить ее. За пределами нашей кабинки, где я уже почти обвыклась, тоже было тихо. Музыки не слышно. Скорее всего, уже раннее утро и клуб закрывается. Откуда-то из зала доносились шаги и тихие разговоры. Я отдернула занавесь, чтобы посмотреть. К моему удивлению, в клубе было многолюдно. Стройными рядами у лестниц выстроились группы людей. Они не спеша поднимались вверх по лестницам и размещались в кабинках по трое-четверо человек, и зашторивали проемы, так что их не было видно. Кабинки заполнились почти все, и ярусы стали выглядеть торжественно и роскошно. По занавесям бегал мерцающий разноцветьем прожектор, что придавало залу прямо-таки театральное убранство.

Я услышала приближающиеся шаги. В кабинку заглянул парень лет тридцати очень высокого роста. Он смерил меня взглядом, но особого интереса не проявил.

– Зоя, – обратился он к девушке, – кормление.

Девушка поднялась и проследовала за визитером.

– Зоя, – окликнула я ее, – а мне что делать?

– Ты разве голодна? – лукаво спросила она. – Тебе не по вкусу придется то, чем мы питаемся.

Меня передернуло от ужаса и отвращения, когда я представила себе массовое кормление. Горы человеческих трупов, изувеченных и растерзанных. И кровожадных хищников, роящихся над ними. Все это не способствовало нагонянию аппетита.

Мы покинули зону VIP и прошли мимо бара. На нас никто не обратил внимания. Прыгающий свет давил на глаза. Я с трудом могла разглядеть лица. Зоя остановилась у витрины с коллекционными напитками.

– Многие из них твои ровесники, – сказала она мне, все так же хитро улыбаясь.

Зоя убрала волосы назад и расстегнула ворот ветровки. Помассировав шею, она нащупала пальцами уплотнение в области ключицы и сделала надрез ногтем. К моему удивлению, я даже не смутилась при виде такого зрелища. Из раны он достала маленькую металлическую пластинку в виде буквы «Ш» на сдвоенной ножке. Это был ключ. Девушка вставила его в скважину и несколько раз ловко повернула, забавно приговаривая: «Сезам, откройся!». Я не смогла оценить шутку – я пребывала в изумлении. Витрина абсолютно бесшумно распахнулась, и к нам навстречу так же бесшумно выдвинулась четырехъярусная полка, на которой стройными рядами лежали запакованные пластиковые пакеты с донорской кровью. Я знала наверняка, что в пакетах именно кровь, потому что мне каждый год делали переливание. К тому же у каждого ряда была своя приписка: «0» Rh+, «A» Rh+, «B» Rh+, «AB» Rh+, а с противоположной стороны на всех четырех ярусах полки были прочерки, это означало отрицательный резус.

За нашими спинами уже собралась толпа. Я в полной мере оценила «масштаб бедствия». Здесь было около полусотни страждущих упырей. Они организованно подходили и брали пакеты с нужного яруса. О, у вампиров есть вкусовые предпочтения!

– Извини, – сказала Зоя, протягивая мне пакетик с надписью ««0» Rh-, твоей не было, но эта тоже ничего!

Я все еще не могла решиться выпить крови. Интересно, как долго я смогу обходиться без кормления? Лилит, к примеру, около века. Но одно дело легенда и другое дело явь.

– Что, новенькая? – кто-то съехидничал неподалеку от нас.

– Отвали, Макс, – крикнула Зоя ему вслед, а затем обратилась ко мне. – Скоро тебя инициируют, и на твою долю будут поставки.

Меня переполняло двоякое чувство. С одной стороны, мне было приятно, что никто не терзает трупы и все достаточно цивилизованно. Но с другой стороны, я все еще не могла принять для себя нового существования, так отличающегося от привычного мне – человеческого.

Когда все страждущие получили питание и разошлись, Зоя закрыла тайник. Ей пришлось заново прорезать отверстие на шее, чтобы припрятать ключ. Потому как прежняя рана успела затянуться, а на ее месте осталась серо-зеленая припухлость.

Народ не торопился покидать зал. Сбившись в небольшие группы, они эмоционально делись своими впечатлениями, громко хохотали и активно жестикулировали. Если бы не одно обстоятельство, что все они уже когда-то умерли, то они казались мне вполне живыми людьми, если конечно их можно было так называть.

Зоя положила руку мне на плечо и, вольготно вальсируя, повела меня в сторону VIP-зоны. Мы уже поднимались на уступок, ведущий к кабинкам, как вдруг раздался громкий командный оклик, заставивший нас остановиться и обернуться. В зале повисла непоколебимая тишина. Из темноты на освещенный цветными прожекторами танцпол грациозно вышла Ирина. Она была невысокого роста, миниатюрная. Но своей статью возвышалась над остальными. Она подозвала меня к себе. Я несколько растерялась и замешкалась. Она сделала пару шагов мне навстречу, и я, как зачарованная, подбежала к ней. Я испытывала первобытный страх перед ней. Окружающие, по-моему, тоже, потому как спустя мгновение зал опустел полностью.

– Рената, – ослабив металл в голосе, начала женщина, – на будущую Луну я представлю тебя Совету. Тебя инициирует сам Виктор.

– Ладно! – согласилась я.

– Ну, не смею задерживать.

Я и моргнуть не успела, как ее уже и след простыл. Куда она подевалась? Я заметалась, пытаясь разглядеть по сторонам знакомый силуэт. Вокруг никого. Свет погас. Я стояла на месте как вкопанная, растерянная и напуганная. Я почувствовала мягкое прикосновение ладони к ладони. Зоя бережно взяла меня за руку, и мы пошли в уже знакомую мне кабинку.

Мы уселись на диван. Я огляделась. Кабинка дышала свежестью. За время нашего отсутствия кто-то успел унести мое платье и вымыть пол. На столике находился поднос с салфетками и бокалами. Зоя вскрыла свой пакет и перелила содержимое в бокал. Я положила свой пакет на стол, но не торопилась трапезничать.

– О чем вы говорили с Ириной, – поинтересовалась она, потягивая «напиток».

– Мама… в смысле… она… – я запиналась, подбирая правильное слово-синоним слову «мама», – говорила, что следующей ночью познакомит меня с Советом.

Услышав о скорейшей инициализации, Зоя засуетилась. Часто смотрела на часы и потирала лоб.

– Ладно! – сказала она. – У нас совсем немного времени. Я не предполагала, что Ирина покажет тебя Виктору. Я думала, что все будет куда проще. У нас осложнения. Ты помнишь, где книга, что я тебе приносила?

– Наверное, дома, – растерянно сказала я. Если честно, я и понятия не имела, где ее искать. – Возможно, в ящике стола или на стеллаже среди прочих книг.

– Нужно придумать, как ее получить назад.

– Можно позвонить Тамаре и попросить, чтобы вынесла.

– Будет подозрительно, если я позвоню и попрошу твои вещи! Мы сами ее заберем.

Когда девушка заговорила о книге, у меня словно крылья выросли. Я была счастлива от мысли, что окажусь дома. В груди так сильно сдавило, что казалось, сейчас сердце выпрыгнет от восторга. Ох! Чувство радости оказалось очень и очень болезненным. Я почувствовала острое жжение под ребрами. Кровь прилила к голове, так что она вот-вот лопнет. Я с такой силой стиснула зубы, что услыхала хруст за ушами. Я рухнула на пол. Зоя быстро отреагировала. Она предположила, что это приступ голода, и если я не поем, начнется иссыхание тела, после которого я уже не смогу иметь человеческий облик. В полубреду я мотала головой, отказываясь пить содержимое пакетика. Но Зоя была убедительна и физически сильна. Она зажала мою голову коленями и расцепила мне челюсть. Она насильно вливала мне в горло кровь из пакета небольшими порциями. Я уже была не в состоянии сопротивляться. После я почувствовала неземное наслаждение. Каждая клеточка моего тела ликовала от восторга. Боль отступила. Я облизывалась как кошка. Во рту присутствовал солоновато-металлический привкус, и я смаковала языком о нёбо, продлевая наслаждение. Я пребывала в состоянии неги и полета. И даже не сразу поняла, что Зоя заботливо подняла меня с пола и уложила на диван. Я погрузилась в небытие.

Увесистая оплеуха привела меня в сознание. Я открыла глаза. Зоя шикнула, чтобы я не шумела и повела за собою. Царила мертвая тишина, как в могиле. Я молча проследовала за девушкой. В кромешной темноте она ориентировалась без проблем. Я же ступала осторожно, пока глаза не привыкли к мраку. Мы поднялись по лестнице к выходу. Зоя отперла дверь, и мы вышли на улицу. Яркий свет так сильно ударил по глазам, что я закрыла лицо руками. Солнце уже село, но сумерки были наполнены его отсветом. Для меня оно уже не было опасно. В мирской жизни именно в такое время я выходила на балкон, чтобы подышать воздухом.

На улице было полно народу. Машины скопились огромными пробками в обе стороны. Отовсюду доносился шум. Голова шла кругом. После тяжелой ночи я не могла прийти в себя. Для меня было непривычным бродить по многолюдным улицам. Я потеряла из виду Зою и стояла в полной растерянности. Надо мною нависали огромные дома. Всюду развешаны рекламные баннеры. Я с трудом могла разглядеть облака. Мимо меня ходили люди, задевая руками и при этом ругаясь.

– Ну, где ты пропала? – раздраженно сказала Зоя.

Она взяла меня крепко под локоть и повела прочь от дверей клуба. Мы шли очень быстро. Я едва успевала переступать ногами. Дома, люди, машины – мелькали перед глазами. Единственное, что я смогла заметить, как редкие сумерки переросли в ночь, ярко освещенную огнями автомобильных фар, рекламных столбов, витрин магазинов и уличных фонарей.

– Мы пришли, – сказала девушка.

Я подняла голову вверх. Перед нами высился двадцатидвухэтажный жилой комплекс, окруженный зеленым парком с молодыми березами и ровным газоном. Я сразу же узнала дом, в котором не так давно жила. Память намеренно вернула меня в последний день жизни. Я смерила глазами расстояние от крыши до асфальта и ужаснулась. Мне до сих пор не верилось, что я прыгнула.

Перед глазами пронеслось детство с постоянными визитами врачей; припомнила сварливую Мариэтту Павловну, ругающуюся по поводу и без; вспомнились многочисленные торжества с кучей незнакомых людей; редкие посещения отца; репетиторы и дистанционное обучение; друзья в интернете. Все это было совсем недавно, но уже в далеком прошлом. Меня одолевало горестное сожаление по утраченной жизни. Я так до конца и не осознала, что ходячий труп.

И вдруг меня словно осенило: будучи трупом, мое тело, как и тело Зои, не отражалось в зеркальных поверхностях.

– Зоя, – шепотом произнесла я, – мы не отражаемся, как же камеры видеонаблюдения? На мониторе мы тоже будем лишь бестелесными костюмами?

– Это не та проблема, о которой стоит волноваться! – уверенно заявила она. – Главный вопрос, как попасть в квартиру? – она кивнула головой, чтобы я проследовала за ней, и смело подошла к парадной. – На месте разберемся.

У дверей парадной стоял седовласый пухлый мужчина, одетый в терракотовый пиджак. Он приветливо улыбнулся и отворил двери, пожелав доброго вечера. То, что происходило дальше, напоминало шпионский блокбастер в лучших голливудских традициях.

Зоя прошла на ресепшен и недолго поболтала с консьержкой. Та оказалась очень податлива к гипнозу и без проблем дала ключ от нашей квартиры. Зоя обернулась, помахав ладонью седовласому мажордому, демонстрируя ключ. Мужчина вежливо кивнул головой в знак того, что все в порядке, и отвернулся. За считанные мгновения девушка пробралась в мониторную к охранникам, которая располагалась за стойкой консьержки; оставаясь незамеченной для медлительного человеческого глаза, она ловко обронила кружку с чаем на клавиатуру, и та задымилась; пока охранники растерянно пытались исправить неудачную оплошность, девушка поколдовала со шнурами, и картинка застыла; и она уже снова стояла у стола консьержки, словно никуда и не отлучалась. Седовласый мажордом опять взглянул на нас, но мы уже шли к лифту. Оказавшись внутри кабины, я смогла облегченно выдохнуть.

– Все в порядке, – успокоила меня Зоя. – Они как обычно ничего не заметят. Мне не впервой этакие авантюры с техникой. За три года ни единого прокола!

– Зоя, они ничего не заподозрят, ведь твое лицо уже примелькалось, а на записях тебя нет?

– Видишь ли, дорогая, они не подозревают о моем существовании. Каждый, кто встречается со мною взглядом, видит тот образ, который я им внушаю. Для них меня нет.

Лифт просигналил о прибытии на последний этаж. Девушка вышла и сразу направилась к двери квартиры. Я немного помедлила. Робкой поступью подошла к ней.

– Какой у нас план? – спросила я.

Зоя припала ухом к двери. Из гостиной слышался звонкий голос бабули. Она в своей излюбленной манере, порицающей все и вся, общалась по телефону. Зоя расслышала, как в дальней душевой шумит вода, и кто-то там моется. Других людей в квартире не было. Девушка бесшумно отворила дверь.

– У тебя минута. Постарайся не шуметь. Пользуйся рефлексами.

Она толкнула меня вовнутрь и так же бесшумно прикрыла за мной дверь. Перед глазами царил мрак, который быстро рассеялся, обнажив привычные очертания холла. В конце коридора тусклым пятном светилась гостиная, из которой доносилось хриплое «угу». Зоя оказалась права, бабуля болтала по телефону. Я осторожно прокралась мимо. Мариэтта Павловна, по-царски развалившись на диване, обсуждала «глупую дурёху» – меня – и не скупилась на циничные оскорбления. Я и подумать не могла, что у меня так обострились зрение и слух! Еще секунду, и я оказалась в своей спальне. Дверь была раскрыта. Комната оставалась такой, какой я ее помню. Я достала книгу в бархатном переплете из ящика стола, ту самую, которая смогла бы меня спасти от глупой смерти, если б я все-таки прочла ее. Нащупала и конверты, которые лежали под книгой. Удивительно, что бабуля не добралась до моего тайника! Я вложила конверты между страниц и сунула книгу за спину в брюки.

Еще раз оглядевшись, я мысленно простилась и с комнатой, и с родственниками, и с прошлым. Мне уже никогда сюда не вернуться. Я бесшумно прошлась по комнатам, окунувшись в воспоминания. На душе стало дурно, тоскливо и горько. Мне не хотелось покидать дом, но и оставаться я не могла. Я для всех мертва. Да и для самой себя я мертва. Некромантичное существо, как при жизни, так и после смерти.

Только сейчас я заметила, что все зеркала и витрины буфета завешены простынями. Зачем я приоткрыло одно из зеркал, ведь все равно не отражаюсь? Свою внешность буду помнить лишь по фотографиям. Я хотела было взять фото, но на стенах среди прочих портретов моего не оказалось. Не мудрено запечатлеть тающую на глазах «нежить» – не лучшая идея.

Вдруг дверь душевой медленно отворилась. Из комнаты подался густой пар. Я затаилась, чтобы не обнаружить себя. Отец тяжело вздыхал. Я не удержалась от соблазна заглянуть вовнутрь. Папа сидел на полу, склонив голову на колени. По спине стекали капли воды, изрядно намочившие трико. Он накрылся руками и тихо плакал. Сквозь редкие всхлипы он едва шевелил губами, чтобы никто не услышал его причитаний. Я же слышала все отчетливо. Он звал меня, умолял вернуться домой. Рядом на полу лежала моя фотография годовой давности. С фото на меня смотрела щупленькая темноволосая девчонка и нелепо улыбалась. Короткая челка топорщилась и неровной грядой нависла надо лбом. Я помню день, когда был сделан этот снимок. Отец тайком от бабушки подарил мне фотоаппарат и неожиданно щелкнул меня, застав врасплох.

Я не могла больше выносить его мучений. На запотевшем зеркале, которое было единственным не прикрытым, я написала: «Папа я тебя люблю. Прости меня!». Зеркало вмиг покрылось узором инея.

– Что за черт? – в недоумении произнес отец. Он поднялся на ноги и сквозь пелену слез попытался разглядеть непонятное явление. Пока он протирал глаза, я взяла фото и молнией выскочила из душевой. Я торопилась к выходу. В холле перед зеркалом крутилась Мариэтта Павловна, примеряя траурные ленты и платки, грудой сваленные на банкетке. Бабуля утешалась, как могла! Из глубины квартиры послышались ленивые шаги отца. Мне нужно как можно скорее выбираться. Я ничего иного в этот момент не придумала, как прошмыгнуть за спиной у бабушки. Она заметила проскользнувший силуэт в отражении зеркала и невольно обернулась. Мы встретились взглядами на мгновение. Она замерла, точно каменная. Я бесшумно вышла, а Зоя бесшумно замкнула дверь.

Мы торопились со всех ног убраться подальше.

Глава 7. Облава

Триста девяносто шесть ступеней – и пару вздохов спустя мы оказались на парковочной площадке, куда выводил запасный выход. По всему периметру парковки тоже были установлены камеры. Зоя лавировала между машинами, уворачиваясь от «всевидящих» устройств. Она не отпускала моей руки ни на секунду. Ее хватка была столь сильна, что мы двигались как единое целое. Оказавшись на улице, я, наконец, перестала трепетать, что могу быть обнаружена и узнана. Мы поспешили обратно в клуб.

Сумерки сгущались. Но город явно это не замечал. Народу поубавилось, но проспект все же безлюдным не назовешь. Вечерняя Москва завораживает своей статью и жизнью. Здесь время не делится на день или ночь, на вчера или завтра; есть лишь сейчас. Только в таком городе с его безумным ритмом и многообразием жителей могли затеряться и безмятежно существовать создания, подобные нам.

Теперь я ощущала чувство истинного удовлетворения. Достаточно вспомнить лицо бабули, которая приняла меня за привидение, и обомлела, и отца, который все-таки любил меня и оплакивал мою смерть.

– Ты совершила недопустимые вещи, – ругалась Зоя, – которые могли выдать не только наше присутствие, но и само наше существование.

– Я не нашла другого выхода, – оправдывалась я.

– Зачем ты оставила послание на зеркале? Твои письмена останутся еще очень надолго. Каждый раз, когда зеркало будет запотевать, надпись снова и снова будет проявляться.

– Это вовсе не проблема. Тамара ежедневно чистит зеркала.

– Тамара больше не работает в вашем доме.

– Почему?

Зоя многозначительно посмотрела на меня. Ей казалось, я и сама должна была понять, почему.

– После твой смерти Мариэтта Павловна сменила весь персонал. Боялась, что «прислуга» начнет шептаться за ее спиной и, чего доброго, сделают ее виновной в твоей смерти.

– А может это послание с того света, – злобно пошутила я, но Зоя даже не улыбнулась.

– Будем надеяться, что Мариэтта Павловна настолько помешана на сверхъестественном, что примет твою выходку, как знак свыше! – согласилась она на полном серьезе.

– Раньше она в церковь ходила, как в музей, лишь бы отметиться. А теперь там поселится, – съязвила я.

Шутка удалась. Зоя наконец-то сменила гнев на милость и расхохоталась. По-моему, бабушке такая «шоковая терапия» пойдет только на пользу!

Сколько помню себя, столько помню и воскресную «набожность» Мариэтты Павловны. Будние дни были заполнены светскими заботами: походы по магазинам, посещение выставок, музеев, ресторанов; встречи с подругами; и, конечно же, ежевечернее порицание непутевой внучки. И только воскресенье был единственным более или менее спокойным днем недели, когда у персонала был выходной, а бабуля с самого утра уезжала в церковь и приезжала к вечеру счастливой и богобоязненной христианкой. А после часами висела на телефоне с проповедями, обсуждая с подругами, что такое «хорошо» и что такое «плохо».

Теперь и я задумалась об этом. Моему поступку не присвоить качество «плохо» или «хорошо». Я совершила самый страшный грех, масштабы которого еще и сама до конца не осознала. Я хожу, говорю, думаю так, как будто ничего со мною и не случилось; как будто я просто сбежала из дома; как будто все, что со мной произошло за последние сутки, всего лишь приключение. Но это было лишь верхушкой айсберга. Что произойдет с моим сознанием, когда я доберусь до его основания?

– Стой! – воскликнула Зоя, придержав меня рукой. Она потащила меня в подворотню и велела замереть. Сама выдвинулась вперед, оценивая обстановку. Я ничего не могла услышать из-за городского шума. – Нам надо уходить, – Ирина подала знак, что в клубе облава.

– Как ты это узнала? До клуба еще пару кварталов.

– Вывеска мигает.

Я догадалась, что это был шифр, знак опасности. Сдержав свое любопытство и избавив Зою от расспросов, я умолкла. Ситуация наверное серьезная, раз девушка замерла, стараясь увидеть и расслышать приказы Ирины. Зоя стояла, как вкопанная, точно статуя. Даже ветер не решался потревожить ее.

– Нам нужно переждать пару часов, – вполголоса произнесла Зоя, – пока не закончится обыск.

– Это нас ищут?

– Не паникуй! – успокоила меня девушка. – Это рядовая проверка. Несколько дней назад кто-то, и мы еще не выяснили кто, устроил «пирушку», испив более двух десятков жертв. Все жертвы были обнаружены мертвыми в своих квартирах. Они не были знакомы. Их объединял лишь штамп на запястье с логотипом нашего клуба. Врачи предположили, что все жертвы были наркоманами и погибли от передозировки. В их крови были обнаружены следы легких наркотиков. Вот поэтому сюда и пришли «маски-шоу». Все бы ничего, да только среди жертв реальных наркоманов было лишь трое. Я уверена, что все подстроено. Испили тела, раны залечили, и пустили по венам токсин. Люди после такого не долго живут. Но кто и с какой целью мог нарушить кодекс?

– Ничего себе страсти! А ты говоришь «рядовая проверка».

– Гомотоги могут испить «сангуинэ» – живой крови, но с согласия человека и с тем условием, что не до дна. В этом случае человек в течение пары дней испытывает слабость, как после похмелья или отравления едой, а после восстанавливает свои силы.

– А как люди соглашаются дать себя испить?

– Обычное дело – гипноз.

– Но должны же оставаться следы?

– Знаешь, слюна гомотогов лечебна, раны сразу же затягиваются, синяки рассасываются. Помнишь прошлой ночью парня, которого бросили к твоим ногам? Я, конечно, нарушила правила, но случай был исключительный. Я думала, что ты голодна и набросишься на гостей. В общем, я с ним откровенно поговорила, и он любезно согласился тебя накормить. Он ничего не помнит, но у него все в порядке.

– Откуда знаешь?

– Он написал в чате, что наш клуб – «чумовой».

Зоя насторожилась. Она внимательно всматривалась вдаль, чтобы не упустить из виду Ирину. Мне тоже стало любопытно, но девушка не позволила и носа высунуть из-за угла. Она удерживала меня в подвисшем состоянии, прижав локотницей к стене. Она так крепко сдавила мне шею, что затрещал затылок. Я пыталась освободиться, но все тщетно. Лишь когда ей понадобилась вторая рука, чтобы просигналить Ирине какую-то «морзянку», она отпустила меня. Я рухнула на землю с омерзительным скрежетом.

– Извини! – искренне произнесла Зоя, поднимая меня на ноги.

Я была рассержена на нее. Но когда девушка мне все разъяснила, сердиться нужно было на меня. Ирина меня обыскалась. Зоя обещала разобраться. И если бы я вынырнула, то нам обеим пришлось бы несладко.

Нам нужно было переждать какое-то время. Идти в клуб или бродить по городу было опасно. Я предложила остаться во внутреннем дворе этого дома и провести время с пользой. Я уже облюбовала детскую площадку, и мне не терпелось прокатиться на качелях. У меня глаза разбегались. Сколько тут было всего: горки, форты, спирали, трубы, домики, карусели и прочее. Наконец-то, я смогла в полной мере оценить, каким могло бы быть мое детство, если бы не злосчастная болезнь! Зоя разделила мой восторг и с неменьшим удовольствием принялась меня раскачивать.

По краям площадки утопали в траве резные скамейки. На одних сидели пожилые люди и о чем-то шумно спорили, на других миловались влюбленные пары, на третьих восседала дворовая шпана. Им и дела не было до нас. Зато мы вдоволь насмеялись, невольно слушая их наивные беседы. Мне еще никогда не было так хорошо, спокойно и свободно, и я еще никогда не ощущала себя настолько живой!

Неожиданно Зоя притихла. Она велела мне оставаться на качелях, а сама направилась к парадной арке. Девушка с кем-то встретилась и долго говорила. Ни разговора, ни лица мне не разобрать. Кажется, у меня нет ни суперслуха, ни суперзрения. Я смогла лишь разглядеть щуплый женский силуэт, который мне показался знакомым. Но ворошить память в поисках ответа я даже не стала. А просто отключила сознание и наслаждалась полетом.

Зоя бесшумно приблизилась. Застать меня врасплох у нее все равно бы не получилось. Я чуяла ее запах через всю площадку. Нехотя вскинула веки и уставилась на девушку.

– Что, знакомая? – спросила я.

– Ага! – ответила Зоя. – Тамара.

– Ох! Она видела меня?

– Нет, конечно! – успокоила меня девушка. Она зловеще улыбнулась. – Твоя выходка имеет интересную развязку…

– Ты имеешь в виду встречу с бабулей? – я сразу поняла, о чем пойдет разговор.

– Твой отец умолял Тамару приехать. Он знал, как успокаивающе женщина действует на Мариэтту Павловну. Но Тамара оказалась бессильна. И теперь старую хворью везут в лечебницу.

– Что я наделала? Я не хотела так…

– Тамара рассказала, что после встречи с «привидением» Мариэтта Павловна бросилась на Максима с истерическими воплями, будто ты (Рената) – демон и явилась за ней.

– А что отец?

– Он не позволил осквернять память о тебе, и велел ей уняться. Усадил в кресло. Тамара ушла за успокоительным на кухню. Макс пошел искать номер знакомого психиатра. Вернувшись, они не обнаружил Мариэтты Павловны в комнате. Та уже визжала в душевой и разгромила зеркало.

Я даже и мысли не допускала, что могу кому-либо причинить вред. Не буду кривить душой, мне не раз хотелось насолить бабуле. Она ведь не подарок! В базарный день ей – склочнице – цены бы не было (сама не знаю, откуда мне знакомо это выражение). Но чтобы вот так получилось, я уж точно не хотела. И самое страшное, что я не могу все исправить. Зоя ликовала, мол, поделом старухе досталось. А я же считала себя виновной, и не было оправдания моему поступку. Девушка старалась переключить мое внимание и увидеть плюсы, а я находила лишь минусы. И чем больше она приводила доводов, тем паршивее мне становилось.

– Не унывай, – сказала Зоя, – совсем скоро ты перестанешь чувствовать как человек. А будешь полагаться только на инстинкты.

Она помрачнела. Казалось, ей так же паршиво, как и мне. Возможно, ей и не было дела до моих терзаний, поскольку было вполне очевидно, что у нее совсем другая беда. И, скорее всего, масштабы ее терзаний гораздо больше и глубже моих.

Время пролетело незаметно. Нам уже было пора покинуть это безмятежное место. Я брела следом, стараясь не отставать. Мыслями же я была на суде у своей совести.

Глава 8. Эвакуация

Мы одолели путь в полкилометра ускоренным шагом. И как только галдеж толпы заполонил наши собственные мысли, мы сбавили шаг на прогулочный. До клуба оставалось около тридцати метров. Толпа народу сбилась в кучу у самых дверей. Множество патрульных машин перегородили проспект. Люди в форме сновали туда-сюда, создавая условный порядок. Толпа в штатском оказалась прессой. Камеры, микрофоны, диктофоны и прочая атрибутика создавали еще большую суматоху для сотрудников милиции.

Зоя смешалась с толпой, так что я не сразу ее разглядела. Через несколько минут она показалась в поле видимости и не спеша шла ко мне.

– Давай-ка поскорее уберемся отсюда, – еле слышно процедила девушка.

Как только мы дошли до угла улицы и скрылись от посторонних взглядов, наш шаг весьма прибавился. Теперь нашей задачей было оставаться незамеченными. Окольными маршрутами, витиеватыми дворами, мы пришли к заброшенному подвалу. Вход был заварен наглухо железной решеткой. Легким касанием девушка раздвинула прутья, и мы спустились вниз. Нас ожидало еще одно препятствие в виде тяжелой двери, обитой металлическим профилем. На ней отчетливо просматривались вмятины и следы ржавчины. Я считала, что открыть такую дверь будет непросто, не создавая шума. Я ошибалась. Дверь была с секретом. Вполне себе современный подход: с помощью магнитного ключа-карты дверь отворилась без шума и пыли.

Я осмелилась заговорить лишь, когда дверь так же бесшумно закрылась за нами.

– Зоя, где мы?

– В клубе, – не отвлекаясь на меня, произнесла девушка. Ирина оставила послание. Здесь нужно зачистить наши следы.

– Зачем?

– Эвакуация. Мы меняем место обитания, в случае угрозы обнаружения.

– Но милиция и так нашла вас, вернее нас? – мне еще трудно было смириться с принадлежностью к иным существам.

– То, что не должны обнаружить ищейки.

Зоя обшарила все помещения до того, как я успела задать очередной вопрос.

– Рената, все вопросы после. Сейчас надо догнать остальных. Нам нужно вернуть дневник, пока Ирина не учуяла его пропажу.

Девушка припала ухом к полу, затем к правой стене и к чудо-двери. Подав мне жест рукой, она отворила дверь, и мы покинули клуб.

Скоро полночь. Мы спешили догнать «стаю» (я не могу еще дать определение сообществу, частью которого являюсь сама).

Покинув «опасное место», мы поспешили убраться. В кромешной тьме я разглядела силуэт живого человека. Он прятался за стволом липы. Его дыхание глухим эхом пульсировало у меня в ушах. Я чуяла его не только носом. Его пряный аромат застрял в горле, превратившись в причину частого сглатывания слюны. Неужели во мне заговорили животные инстинкты хищника?

Я только собиралась рассказать Зои о пришлом, как услышала вдалеке их разговор. Мне нелегко привыкнуть к ее сверхбыстрому перемещению.

– Что ты тут делаешь? – спросила Зоя парня.

– Я задал бы тот же вопрос, ведь, похоже, все ваши покинули гнездо? – раздался мужской голос.

Интерес к его персоне захватил меня всецело. И спустя доли секунды я очутилась рядом с ними. Парень оказался во всех смыслах аппетитным. Отлично сложен, красив и опрятен. Голос стройный и басистый. На вид – лет двадцать. Рост – выше среднего. А в свете уличного фонаря (а он принципиально стоял на свету) его пшеничные кудряшки придавали романтичный штришок его образу. Я захотела вкусить его, так он был хорош!

– Рената, – рявкнула на меня девушка, – даже не думай!

Я осадила свой порыв припасть к его запястью, с ужасом понимая, что, вопреки своей воле, превращаюсь в монстра, жаждущего человечины.

– Послушай, нюхач, – негодовала Зоя, – чего тебе надо? Ты ведь даже не знаешь, кто мы.

– Я знаю, кто вы, – уверенно говорил парень.

– А раз знаешь, значит, ты знаешь, что сейчас с тобой произойдет.

Зоя ухватила парня за руку и резко подтянула к себе. Она сдавила ему шею и приподняла над землей, прижав бедолагу к стволу дерева так, что раздался треск коры.

– Постой, у меня послание… – прохрипел парень. Зоя ослабила хватку и его ноги коснулись земли. – Я новый связной. Прежний погиб… Его убийца в Ветви. Найди его и выдай нам. Это новое задание.

Зоя отпустила руку. Парень немного отдышался и достал что-то из кармана брюк. Он протянул к ней ладонь. Зоя осунулась. На ее лице застыло удручающе траурное выражение. Она разглядывала деревянный меч размером с мизинец на тонкой бечеве. Резная самоделка вызвала в ней горестные воспоминая. Девушка нежно произносила «Андрюшенька», и с каждым разом в интонации звучали ноты печали.

– Зоя, – вмешалась я, – что тут происходит?

– Рената, – девушка из последних сил старалась сохранить подачу в голосе, – помоги ему…

Зоя нарисовала в воздухе несколько кругов пальцем, указывая на шею молодого человека. Я не сразу догадалась, о чем она простила. Он потирал шею. Следы кровоподтеков можно было разглядеть невооруженным взглядом. Парень опасался меня и недоверчиво подставил шею. Я смочила указательный палец слюной и провела по синякам. Его сердце жутко колотилось. Мне было неловко прикасаться к нему. Во-первых, он был не рад этому, во-вторых, я впервые дотрагиваюсь до противоположного пола.

На мое удивление, процесс зализывания прошел безболезненно. В большей степени для моего самоощущения. У меня еще долго тряслись кисти, и от восторга и трепета пылало в груди. Я не понимала, что со мною происходило. Но от волнения хотелось парить. Я не могла разобрать сути их диалога. Тревожный звон в ушах пропускал лишь обрывки фраз. Я хотела слышать только его голос. Он говорил о прощении, искуплении, надежде и прочее. Но то, как он произносил слова, ласкало слух. Он точно обнимал меня, но бесконтактно, акустически. И я всецело растворялась в этих объятиях.

– Вот мой адрес и E-mail, – парень протянул визитку Зое с важным видом.

Он гордился собой за проявленную храбрость. Хотя голос у него дрожал, и его еще трясло от недавнего удушения. Зоя велела ему уходить и как можно быстрее. Парень бросился бежать со всех ног, пока не поравнялся с ожидающими его неподалеку приятелями.

Мы тоже выдвинулись. Покинув мрачный двор, мы заторопились, словно куда-то опаздывали. А город продолжал жить своей ночной жизнью, не обращая внимания на двух не совсем обычных, вернее сказать совсем необычных девушек. Кому какое дело, куда спешат в ночи две ненормальные особы.

Мы шли, молча. Я растворилась в размышлениях. Еще несколько дней назад я совершенно точно имела представление о мире в целом и о себе в частности, и о том, какое место отводилось мне. Но я и представить себе не могла, что мир таит в себе столько неизведанного и скрытого. Я полагала, что жизнь – это дорога из прошлого в будущее, и будущее складывается из принимаемых решений и совершаемых поступков в настоящем, то есть здесь и сейчас. Жизнь, как и дорога, имеет начало; когда мы появляемся на свет. Затем мы выбираем направление. В жизни, как и на дорогах, есть повороты, перекрестки, разного рода дорожные знаки, в виде общепринятых правил и норм. И, наконец, мы заканчиваем движение, когда прекращаем жить. Жизнь сложная, но правила просты. Теперь мои представления о мире в целом и о жизни в частности перевернулись, рухнули, разбились вдребезги. И теперь мне нужно постичь мой новый мир, и здесь правила иные. Каким словом ни назови мое новое естество, пока я хожу и мыслю, я живу.

– Рената, – тихо произнесла Зоя, – то, что ты видела и слышала там, в подворотне, должно остаться в тайне. Мы, гомотоги, имеем множество контактов с людьми. Но тот парень и его принадлежность к некому обществу – самая великая угроза для нашего существования. Он – ищейка и охотник. И я больше человек, чем упырь, поэтому я с ними. Видишь ли, за сотню лет я так и не смирилась со своей участью. Они дали мне надежду на прощение и упокоение.

Девушка говорила как виноватая мать, которая должна объяснить ребенку простым языком очень сложные вещи, и ребенок непременно должен понять всю серьезность разговора. Я до конца не понимала, кто такие гомотоги, и, оказывается, совсем не знала Зою. Да и по своим собственным ощущениям и восприятиям не могла полностью понять, кем стала я сама. Конечно, в голову лезли сомнительные представления о вампирах, упырях, зомби. Но все эти определения не давали полной картины для понимания. Зоя открылась мне. И теперь, по крайней мере, у меня появилась цель.

Глава 9. История Зои

Я родилась в семье обрусевших немцев в 1911 году. Отец открыл школу в селе Масловка, Борисовского уезда, под Минском. Родители имели дворянское воспитание и образование. В тогдашней России приветствовалось обучение селян. Отец обучал всех односельчан, не только детей, грамоте и счету. Мама преподавала ботанику и историю, а также учила музыке. Нас в семье было тринадцать детей. С нами также жили и другие близкие родственники. Тети, дяди, их дети. У нас был большой дом, земельные наделы и много скота. По тем временам мы считались зажиточными.

У меня был жених из местных. Мы любили друг друга, а когда решили жить вместе, родители нас благословили сразу же. Я была на год моложе, чем ты сейчас, точнее была при жизни. Его звали Тарасом. Он обучал столярскому и плотницкому делу ребят, которые ходили в нашу школу. Потом, спустя девять лет, нам бог послал сына. Назвали малыша Андреем. Все было хорошо. Жизнь тихая, размеренная. Люди к нам относились сердечно. Хотя и злыдней хватало.

Потом война пришла.

Всех нас первыми приговорили к казни. Палачи называли нас предателями, мол, променяли Пруссию на Советы. Да только слышалась славянская речь с польским шипением.

Родителей и других родных расстреляли во дворе дома. Мы смогли спрятать детей малых и Андрюшку моего в деревне у односельчан. Меня и еще трех сестер заперли в школе. Из школы сделали казармы, а дом – стал штабом командиров.

Три недели нас с сестрами мучили и насиловали. Сестры умерли от голода и изнеможения. Изуверы выбросили их тела в канаву и присыпали землей, чтобы смердели. Я держалась до последнего, в надежде сбежать и разыскать сына.

Вскоре захватчики получили приказ уходить. Я схоронилась в кладовке среди школьных плакатов и старого тряпья. В суматохе они не стали меня разыскивать. А когда голоса стихли, я выбралась из кладовки. Пахло гарью, дышать было невозможно. Клубы едкого дыма выжигали глаза. Я смочила тряпку водой из банки, в которой мама выращивала водоросли в качестве наглядного пособия. Обернула ею голову, оставив прорезь для глаз, и стала выбираться из здания. Двери и окна были заколочены. Крыша уже полыхала. Вскоре пламя охватило все вокруг. От жара плавилась одежда. К счастью, под полом столовой был лаз, который вел в подвал с припасами. Я спустилась. Полки были пустыми – ни овощей, ни солений – ничего не было. Над подвалом была пристройка, в котором мы хранили разный скарб и инвентарь. На мое счастье он прогорел полностью, но обломки завалили выход. Не знаю сама, откуда нашла в себе силы, но я смогла отворить люк и протиснуться наружу. Кровоточащие раны и глубокие ожоги покрывали все тело. Меня исцеляла и придавала сил лишь мысль об Андрейке.

На улице уже темнело. Зарево и треск от пылающей деревни разносились по округе. Голосов слышно не было. В воздухе пахло горелой плотью. Везде лежали тела жестоко убитых людей. Я буквально шла по трупам. Я остановилась у пепелища дома, в котором оставила Андрейку. Перед домом грудой были навалены тела. В одном из них я узнала сынишку. Избитый, с простреленной раной на затылке, он лежал среди прочих детских трупиков. Я взревела, что оставалось сил. И на последнем издыхании решила свести счеты с жизнью. Зачем теперь мне жить? Я разгребала завалы голыми руками в поисках чего-либо острого, чтобы сразу и наверняка покончить с кошмаром. Я провалилась под пол. Там-то и нащупала осколки стекол. Я полосовала руки и шею, пока не потеряла сознание.

Очнулась я глубокой ночью, от тошнотворной боли. Мое тело пульсировало и горело. Внутри меня полыхала энергия, которая рвалась на волю при мысли о несостоявшемся самоубийстве. С каждым движением я становилась все сильнее. Я выпорхнула наружу, разметав на десятки метров обгоревшие бревна. Боль утраты оказалась непомерной, когда я вновь очутилась у мертвого тельца сына. На смену скорби пришли ярость и гнев. Я давила в себе горечь потери, а ненависть нарастала все стремительнее.

Я бежала прочь из деревни, стараясь настичь своих обидчиков. Найти их особого труда мне не составило. Они осели в соседней деревне и сеяли насилие и смерть на новом месте. Я была одна против полусотни вооруженных до зубов партизан. Они стреляли в меня, но пули мне были нипочем. Я рвала на куски каждого, кто вставал на моем пути. Моей целью были не только те, кто убивал моих близких, но и те, кто отдал этот беспринципный приказ. Своих изуверов и насильников я нашла не сразу. Когда же нашла, я не дала им ни единого шанса уйти живыми. Я вырвала им половые члены, и оставила их беспомощно корчиться от боли и мучительно умирать. Они истекали кровью, а я наслаждалась зрелищем. Вот только горечь потери местью не восполнить. Получив немного удовлетворения, я ворвалась в штаб и обнаружила еще нескольких командиров, собравшихся бежать. В ту ночь никто не ушел. Я безжалостно оторвала им головы и вдоволь насытилась фонтанирующей кровью.

Кровавая расправа не заняла и часа. Я обнаружила мешки с украденным продовольствием. Собрала, что смогла удержать в руках, и бросилась прочь. Я бежала долго, пока небо не окрасилось в рассветные тона. Я заметила покосившийся дом, стоявший на холме особнячком. Мешки с продовольствием я оставила у ворот и кликнула хозяев. Мне никто не ответил. Я хотела войти за ворота, но невидимая сила отбросила меня обратно.

Очнулась я в погребе, прикованная к стене цепями. Стены, пол и потолок были вымощены камнем. По углам от сырости нарастал мох. В этот каменный панцирь вела узкая ступенчатая тропка. Оттуда доносилось приближающееся легкое шарканье и тусклый отблеск свечи. Я почуяла запах человеческой плоти, но быстро уняла инстинкты, потому что разум протестовал против насилия. Я и так совершила немало зверства, но становиться еще большим чудовищем не хотела.

Легкой поступью, шурша лаптями, спустился щуплый пожилой мужичок с длинной бородкой. Он представился братом Тимофеем и пролил свет на природу моего происхождения. Оттого-то и посадил на цепь. Он хотел узнать, почему я принесла еды. Я рассказала ему все, как было. Старик не стал меня уничтожать. Я ему была нужна.

Их община состояла из староверов – религатов. Они жили уединенно на отшибе, но от селян не сторонились. Охотились, рыбачили и ходили на промысел в деревню. Но каждый в деревне знал, чем на самом деле промышляли религаты – охотой на всякого рода нечисть.

На многие километры разнеслась весть о кровавой расправе над литовскими партизанами. Люди были напуганы. Война еще не показала «своих зубов», а вот я отметилась. Религаты не могли допустить, чтобы деревенские прознали обо мне. Слухи множились. Паника росла. Но как это часто бывает, слухи рождают иную правду. Людям хотелось верить в то, что: «пришла война, и наши победили!».

Я около месяца провела в подвале, прикованная и истощенная. Вскоре я совладала с жаждой. Это как бросить курить – хочется, но терпеть можно, а главное нужно! Меня помаленьку начали подкармливать свежатиной. Вскоре меня уже не величали упырем. А называли по имени. Я постепенно обретала растерянное сознание, но вместе с ним вернулась и память. Тогда брат Тимофей рассказал мне о том, что я потомок Черной Души, наследница проклятия.

В манускриптах, которые бережно оберегались древнеславянскими язычниками-религатами, такие твари, как я, являлись потомками первой женщины и изгнанного с небес бога-отступника Неганту. Лилит была по сути мертвой, но бессмертной. А Неганту хоть и был изгнан, но все-таки оставался богом. Он одарил Лилит божьей искрой, чтобы вернуть ей жизнь, но проклятие было сильнее. Зато искры было достаточно, чтобы женщина дала потомство. Их отпрыски были обычными людьми из крови и плоти. Они жили обычной жизнью, взрослели, женились, давали потомство, старели, умирали. В отличие от своих создателей.

В писаниях говорилось о том, что в начале Новой Эпохи пришел Спаситель, чтобы прекратить род падшего. Неганту навсегда заточили в ядро Земли. Спаситель пощадил потомство. Всем от рода Неганту и Лилит Спаситель наказал быть богобоязненными и праведными, для спасения душ. В каждом из них текла проклятая кровь Лилит, и Спаситель смог их исцелить: он запечатал проклятие, и оно непробудно дремало.

После искупительной жертвы Спасителя естественная смерть стала искуплением грехов. Кроме одного – самоубийства. Мне доподлинно неизвестно, что происходит с душами самоубийц не из Ветви Лилит. Зато испытала на себе то, что происходит с наследниками проклятия после добровольной смерти. Мы вынуждены существовать в вечном изгнании, как наша первоматерь. И прятаться от «небесных карателей» днем, и от охотников-религатов – ночью.

В роду «иного племени» оказалось много ответвлений. Лилит описала все ветви своего рода, и знала точное число потомков. Но пока никому не удалось найти ее летописи. Отследить потенциального наследника практически невозможно.

Брат Тимофей сохранил мне жизнь в обмен на службу. Я должна была отслеживать себе подобных. Я знала, что религаты предавали их Свету. И поверь, я до сих пор ни о чем не сожалею – наша суть сама по себе противоестественна и греховна. Ты назовешь это предательством, а я – искуплением грехов.

Глава 10. Преданность или предательство

Шум мегаполиса помаленьку уменьшался по мере того, как мы приближались к Кольцевой. Ночь была светлой, и не только от огней большого города. Свет огромной луны разбавил мглу желтым загадочным отсветом. На улицах еще можно было встретить людей, в основном молодежь. Но им до нас, как и нам до них, не было никакого дела. Мы торопились покинуть освещенные улицы и скрыться в тенистом парке.

Тропаревский парк был надежным укрытием – в ночное время там никто не осмеливался бродить. У москвичей еще свежи воспоминания о душегубах, которые с регулярным постоянством «орудовали» в разное время в разных парках столицы. Для своей собственной безопасности горожане предпочитали прогулки в парке в дневные часы.

Мы сбавили шаг. Зоя вела меня в самую чащу, куда даже лунный свет пробивался с трудом. Стояла мертвецкая тишина. Не слышалось присутствия ни птиц, ни прочих зверушек. Похоже, вся живность намеренно избегает встречи с нами.

От воглой земли тянуло холодом. Трава была сырой и высокой, почти по колено. Штанины наших брюк промокли, и назойливо шоркали, не давая возможности пробраться бесшумно. Зоя предложила немного отсидеться, чтобы убедиться, что мы не привлекли ненужного внимания. Мы присели на пригорок у огромного дерева, опершись о ствол. Зоя вглядывалась и вслушивалась в ночное пространство. Я не осмеливалась даже дышать. И когда она кивнула мне головой, в знак того, что все в порядке, я уже не могла сдержаться. Я превратила ее душевные откровения в допрос:

– Как ты выслеживаешь себе подобных? – спросила я.

– Зов родственной крови. Я чувствую буквально кожей, что рядом гомотог. Ты тоже сможешь это почувствовать, – ответила девушка.

– Как ты их уничтожаешь? – не унималась я.

– Это делаю не я. В противном случае меня саму ждет гибель, как предателя, – ответила Зоя. – Я заманиваю гомотогов в ловушки, а охотники довершают чистку. Все выглядит как засада, из которой не многие могут уйти невредимыми.

– Но ведь охотники – люди. Они гораздо слабее гомотогов.

– В их арсенале много оружия, способного остановить самого сильного и опытного из нас. Например, осиновые стрелы и копья с серебряными наконечниками – бесшумное и эффективное оружие.

– А почему осина и серебро?

– По легенде, боги, спускаясь на землю, чтобы обучать и наставлять свои племена, принимали человеческий облик. В этом им помогал нектар из ствола осины. Они вкушали сок и на время становились похожими на людей. На упырей тоже действует кратковременно. Поэтому религаты используют серебро. После контакта с серебром наши клетки теряют способность к регенерации. Но полностью уничтожить гомотога не может даже и серебро. Нас уничтожает солнечный свет целиком и полностью. Мы иссыхаем и превращаемся в прах. Поэтому моя задача выманить гомотогов в нужное время в предрассветный час.

– И никто не догадывается о том, что ты сотрудничаешь с охотниками?

– Я очень осторожна. Их так много, что работы хватит на века. И пока последний из них не будет уничтожен, я не упокоюсь.

– А меня ты тоже отдашь охотникам?

– Придет время, и охотники полностью очистят мир от нечисти. Ты должна понимать, что упырям не место среди живых. Я могу лишь дать тебе надежду. Помогая мне в моей миссии, ты сможешь выслужить прощение души.

– Зоя, может, тебе стоит и Ирине дать шанс на искупление?

– С Ириной – вообще сложная история. Она осознано совершила грехопадение. Ее к этому готовили с детства…

Меня словно молнией прошибло от услышанного. Я чувствовала себя преданной. Я столько лет искала оправдания маминому поступку, и винила в ее смерти всех и каждого. Но теперь выяснилось, что мама изначально не собиралась жить. Зачем же она выходила замуж? Зачем меня родила? Нужно быть по-настоящему бездушным монстром, чтобы так хладнокровно разрушить еще и наши с отцом жизни.

Каким бы ни было мое теперешнее естество, монстром становиться я точно не желала. Я еще не полностью осознала, каким тяжким грехом очернила душу, но искренне раскаиваюсь в содеянном. И если есть хоть малейшая возможность очиститься, я буду за нее хвататься, несмотря ни на что. Конечно, мысль о том, что из-за меня кто-то может пострадать, пугала. Я не жаждала ничьей гибели. Но еще больше пугало – не оправдать доверие Зои. Она – моя семья, единственная и настоящая. А семью не предают!

– Зоя, – неуверенно промямлила я, – ты можешь рассчитывать не только на мое молчание, но и поддержку.

Воодушевленная моим заявлением, девушка сжала меня в объятиях. Так крепко она еще никогда не обнимала меня. Но продлилась идиллия недолго. Она по привычке взглянула на часы и сказала, что нам нужно идти дальше.

Мы пробирались через заросли кустарников и поваленные ветром сухостои. Кое-где приходилось взлетать, в прямом смысле слова, а где-то проползти. Зоя постоянно прислушивалась, нет ли поблизости нежелательных случайных свидетелей. И когда мы миновали неглубокое болотце, Зоя перестала озираться, так как периметр под контролем. Мне еще только предстояло выяснить, что означала ее последняя реплика.

Мы пришли к заброшенной сторожке. Неприметная ветхая покосившаяся постройка, прильнувшая к корявому дереву, вовсе не походила на убежище упырей. Там-то и одному места маловато. Но с выводами я не торопилась – научена предьдущим опытом. (Когда неказистая с виду подвальная дверь оказалась замудренной.) Мы пролезли внутрь. Изнутри сторожка оказалась еще меньше, чем я себе представляла. Доски, служившие стенами, глубоко утопали в земле. Под ногами мягким ковром разросся мох, из-за которого едва прощупывалась твердь. А с потолка, словно лианы, свисала колючая поросль.

Зоя прильнула к стволу дерева, которое служило опорой постройке. Она нащупала пальцами трещину в коре и вставила магнитную карту. И это дерево оказалось с секретом! Прямоугольный кусок коры подался вперед и влево, обнажив мигающую желтым цветом кнопку. Девушка нажала на нее и подошла ко мне. Она перехватила сверток, который я прятала за спиной, и ловко сунула его себе за пазуху. Она отодвинула меня на безопасное расстояние. Я почувствовала легкую дрожь земли. Сначала в полу образовалась щель, через которую робко пробивался свет. Потом настил, поделенный надвое, раздвинулся, открывая проход вниз. Мы спешно спустились по бетонной лестнице и ставни над нами сомкнулись.

Из глубины подземелья доносился тусклый свет и мрачный гул. Мы прошли по проходу в огромный вестибюль, где возмущенно голосили «вынужденные переселенцы». Мы прошли через весь зал, но никто даже не удостоил нас взглядом. Быть не замеченной – по мне. Если честно, меня пугала вся эта публика. И не только численностью, но и клыками.

Зоя привела меня в небольшую комнатку, размером два на два метра, похожую на каменный склеп. Из мебели, только мягкое кресло в углу и небольшой матрас, скрученный валиком, на полу. Над дверью в треснутом плафоне жужжала еще не накалившаяся лампочка. А под потолком на решетке воздуховода забавно танцевала толстенная паутина. Зоя торопилась вернуть книгу на место, и я осталась в одиночестве сидеть на пыльном матрасе, как пленник в узнице. В голове была лишь одна мысль: лишь бы Ирина ни о чем не догадалась.

Зоя вернулась быстро. Она принесла с собою уже знакомые мне пакетики с кровью. Как только я подумала о еде, мое нутро отозвалось сильнейшей жаждой. Я с благодарностью приняла пакетик, и с животной страстью принялась глотать содержимое. Когда пьешь кровь из пакетика, не чувствуешь себя монстром. Печально, что и человеком больше не являешься. Сама виновата! И теперь, когда я была сыта, я неожиданно для себя заключила, что мое существование не так уж и печально, как я себе его описывала. Я удовлетворена физически, но больше морально: я – не брошенный котенок, у меня есть заботливый хозяин.

– Эй, как ты? – спросила Зоя.

– Я мертва. А так все в порядке, – съязвила я. – А что там за крики?

– Там около двух сотен разъяренных вампиров. Они жаждут найти зачинщика беспорядков, из-за которого им пришлось уйти в подполье.

– Странно слышать, – ухмыльнулась я, – они и так постоянно прячутся.

– Это не совсем так. Многие из них – слогеры – обеспечивают финансовую стабильность Ветви. Им по роду деятельности приходится контактировать с людьми. Если эвакуация затянется, то будут и неприятные последствия.

– Контакты с людьми? – удивилась я. – А как же тайна существования, жажда, солнечный свет?

– Солнечный свет губителен лишь на рассвете, днем солнце вызывает болезненное недомогание и ожоги, но у нас есть средства защиты. Жажду подавляем, – девушка потрясла опустошенным пакетом от донорской крови. – Мы не распространяемся о нашем происхождении, а в глазах людей мы такие же люди, как и они.

– Только «мы» – ходячие мертвецы.

– Мы – гомотоги – особая форма ассимиляции саморегенерирующихся клеток, движимых геном «Проклятия Лилит». Нынешние ты и я – это не мы при жизни. Когда мы были живы, то существовали как целостный организм. Наследное проклятие дремало, не выдавая себя ни единым признаком. Теперь мы – лишь имитация целостности. Все наше тело состоит из хорошо сплоченных пораженных проклятием клеток. Их связь настолько сильна, что мы во всем превосходим людей. Но в то же время эта связь хрупка. Рассветные лучи моментально превращают клетки в тлен, прах, ничто.

– Зоя, – перебивая девушку я влезла с новым вопросом, – тебе 99 лет. Правильно?! Моей маме почти 37. Почему вы выглядите гораздо моложе? И почему среди них, – я кивнула в сторону двери, – нет стариков?

– Старость, в общепринятом смысле – есть износ тела. Наши клетки не подвержены износу. Если наследник слишком юн, то клетки постепенно видоизменяются до полной зрелости и замирают в развитии, а если наследник стар, то клетки омолаживаются до нормы.

Все так просто и в то же время сложно. Сколько новой информации, которую необходимо принять и понять. Голова шла кругом. Мысли путались в лабиринте сознания. Живые и мертвые, гомотоги и религаты, легенды и события, имена и даты, предательство и преданность – все смешалось в кучу недопонимания. Я попыталась выстроить цепочку пережитых мной событий, о которых можно говорить, и о которых следует умолчать. Но хаос овладел разумом раньше, чем заработала логика. Я так сильно устала, что отказывалась нагружать мозг. Как сказала Скарлет Охара, «я подумаю об этом завтра».

Я обмякла и прилегла. Силуэт девушки терял четкость и превращался в размазанное серое пятно на грязно-желтом фоне. Я уже не улавливала сути разговора. Лишь томное эхо скользило в перепонках, донося смысл последних слов: «инициация отложена». Я больше не в силах бороться с собой. Я отключилась, погрузившись в безмолвие и негу.

Глава 11. Предчувствие

Находясь по ту сторону сна, я видела странные события. Все было настолько реалистично, что я не сразу поняла, что сплю.

Я находилась посреди огромного зала. В центре стоял овальный стол и двенадцать кресел вокруг него. Над столом висел абажур, сквозь который пробивался тусклый желтый отблеск – единственный источник света в помещении. Вся остальная комната погрузилась во мрак.

Я слышала чьи-то голоса, но кому они принадлежали, разобрать не смогла. Пока из сумрака не появились четыре фигуры. Это была мама в окружении своих поверенных. Ее возбужденное состояние наводило страху. Напряжение зашкаливало. Они о чем-то спорили.

Ирина взяла пульт со стола, и на стене загорелся белый экран. Споры мгновенно утихли. На экране появился мужчина. Он говорил размеренно, но грозно. Ирина ему что-то сообщила, и экран погас.

Дальше снова раздалось многоголосье. Бархатному контральто Ирины вторило мелодичное сопрано миниатюрной женщины. Она во всем поддерживала Ирину. Колоратурное меццо противоречило и склоняло на свой лад. Лишь объемный баритон не позволял страстям превратить драму в трагедию. Я словно на премьере в опере, где слов не разобрать, но музыка разноголосья украшает любой сюжет.

Когда фигуры поравнялись со мной, я поняла, что остаюсь незамеченной ими. Они вели себя так, будто меня и вовсе там не было. Теперь я смогла уловить каждое слово.

Ирина: Марина, ты понимаешь, что твои авантюры и слепая любовь дали излишнюю свободу ему.

Марина (высокая эффектная блондинка): Ирина, не драматизируй. Пусть старейшины узнают, что их фаворит опять нарушил правила поведения. Нам нечего волноваться.

Ирина: Совет не должен узнать, чьих рук дело. Нужно обставить все так, будто сработал диверсант, предатель.

Марина: Ирина, ты можешь потерять управление, если окажется, что в Ветви завелся предатель.

Ирина: Лучше лишиться кресла, чем защиты.

Ольга (миниатюрная шатенка с азиатской внешностью): Я полагаю, речь идет о Витюше – чудо-вампире со сверхспособностями. Он совершенно неуправляем. От него нужно избавиться.

Ирина: Это ценный образчик. Мы должны взрастить его до зрелого состояния. Если я его выдам сейчас, то ни я, ни ты, Ольга, и никто из нас не сможет существовать в реальном мире. Как думаешь, сколько времени мы проведем в подполье, пока нас не отыщут охотники? А с Витюшей мы защищены.

Мужчина: Но кого-то нужно отдать Совету. Кем мы можем пожертвовать?

Марина: Может, новенькую? (Женщина ехидно смотрела на реакцию Ирины, но та была абсолютно равнодушной).

Ирина: Это глупо? Совет не поверит, что это дело рук новообращенной. Предателем должен оказаться умный и опытный гомотог. Одиночка.

Мужской бас: В Ветви нет одиночек. Зато есть мудрый и преданный нам гомотог.

Ирина: Игорь, ты предлагаешь пожертвовать Зоей?

Ольга: А что?! Это выход. Она пожертвует собой ради Ветви, без лишних вопросов.

Марина: Правильное решение. Зачем нам Зоя, если есть Витюша.

Ирина: Решено! Но придется сильно постараться, чтобы предоставить неоспоримые аргументы против Зои. Игорь, займись.

Ольга: А что будем делать с Зоиной протеже?

Ирина: Инициируем. Заодно и отвлечем внимание старейшин от казни.

Марина: Ну что ж, раз все решено, пойду обрадую Витюшу.

Ирина: Стой! Он будет наказан в назидание. Мы поместим его в КДС до тех пор, пока все не утихнет.

Ольга: Ирина, ты рискуешь! Мы останемся и без Зои, и без Витюши.

Ирина: Я взвесила все риски. Все под контролем.

Ох, какой кошмар! Что это было? Сон ли это? Что за странный бред происходит в моем сознании?! Это игра моего воспаленного воображения, или я действительно каким-то немыслимым образом оказалась свидетелем готовящейся провокации? Меня колотило от негодования.

Я очнулась. Перед глазами больше не мелькали сменные декорации. Я по-прежнему находилась в угрюмой каморке на матрасе, а рядом со мною на кресле, откинув голову, дремала Зоя.

– Зоя, Зоя, проснись же, – сотрясала я безжизненное тело девушки.

– Что случилось? – осведомилась девушка, пробудившись.

– Зоя, мне страшно. Я увидела страшный сон. Я не знаю, что со мною. Мне очень страшно.

Сколько себя помню, мне редко когда снились сны, и, проснувшись, я и припомнить не могла, что конкретно видела. Мой сон можно было назвать идеальным. Меня не мучили сновидения, и тем более кошмары. Приняв вечернюю дозу таблеток и разных порошков, я отключалась. В какой позе засыпала, в такой же и просыпалась, отчего руки, ноги, шея, бока поутру сводило судорогой. Возможно, поэтому я ненавидела утренние пробуждения, с которыми приходила нестерпимая ежедневная боль.

– Рената, – лениво произнесла Зоя, – упырям не снятся сны. Мы запрограммированы на отдых, а значит, и рассудок отключается.

– Но я все так отчетливо видела…

Девушка насторожилась. В ее янтарных глазах огнем полыхал интерес, а на лице застыл вопрос. Я рассказала ей все, что мне приснилось. В деталях описала каждого гомотога и слово в слово передала их разговор.

Зоя внимательно выслушала. Затем вскочила. Она сдвинула кресло. Под ним была металлическая пластина, прикрученная к полу болтами. Девушка аккуратно вскрыла ее и достала из показавшейся ниши небольшой баул. Из мешка она достала тюбик с кремом и нанесла на лицо и руки. Затем спешно убрала тюбик назад. Она велела мне не высовываться и дождаться ее возвращения. Закинув мешок на плечо, она бесшумно испарилась в темноте коридора. Дверь еще не закрылась до конца, а Зои уж и след простыл.

И вот снова один на один я осталась со своими страхами. Одинокие стены, сырой пол, тусклый свет и сквозняк из-под двери нагоняли еще большую тоску. Я взобралась с ногами в кресло. Обхватила голову руками. И постаралась ни о чем не думать. Я и сама не заметила, как отключилась. Но стоило мне отпустить реальность, как мое утомленное воображение вновь заиграло красками.

«Рената», откликнулось мое сознание голосом Зои. «Рената, ты слышишь меня?» Я словно понеслась на призыв. Я парила над девушкой неосязаемым облаком. Она мчалась прочь от подземелья, куда-то на окраину леса. Мир вокруг завертелся, как неуправляемая карусель. Солнечные просветы ударяли в глаза, но не причиняли боли. Девушка остановилась лишь когда добралась до озера. Как красиво! Зеленая поросль обрамляла берега. Некогда черная гуща леса расступилась перед чудным водоемом. Деревья, как павы, любовались своим отражением. Ах, сколько воздуха! Просто голова идет кругом.

Навстречу к девушке вышли трое мужчин. Все разновозрастные. Одному из них было на вид лет сто. Он казался очень старым и жамканным; в поношенном балахоне, от которого на версту пахло ветхостью; с реденькой седой бородкой и такими же волосами, собранными на затылке в хвост резинкой. Второй – был средних лет, но поупитаннее; в неформальной байкерской косухе – и это при такой жаре! – в потертых засаленных джинсах и кедах; лица не разглядеть из-под бейсболки, тень от козырька которой падала на грудь. Третий – я же его знаю! Это тот самый парень, который нас выследил прошлой ночью. При свете он был еще красивее.

Зоя: Я прошу о помощи.

Старец: Мы не в силах помочь. Нам нужно больше людей и времени.

Зоя: Меня собираются казнить. Это состоится с новой луной.

Старец: Мы не сможем своими силами. Нас около сотни. Я кинул клич. Нужно время, чтобы наши братья сумели добраться сюда. Сутки, может двое.

Зоя: У меня нет времени. Помогите мне сбежать.

«Байкер»: С чего ты взяла, что нам это нужно. Одним упырем больше, одним меньше. А тех остальных мы рано или поздно достанем и спалим дотла.

Зоя (обращается к старцу): Там есть проводник. Девочка, молоденькая. Она обладает «оком».

«Байкер»: Мало нам с тобой нянчится, так ты еще одну тварь навязываешь?

Старец: Не полошись, Михей. Остынь, сынок. Наша охота успешна по большей части благодаря ей.

Зоя: Помогите мне, и я приведу вас к Виктору. Ирина – лишь пешка в его войне против мира. Это дитя – мой билет в Центр! И я не могу вот так исчезнуть, не завершив миссии. У меня есть план.

Девушка нарисовала на песке схему подземелья. Отметила запасные входы и подробно описала комнаты и коридоры. Парень сфотографировал схему на телефон и отошел к припаркованной неподалеку машине. Его не было около 15 минут. Этим временем Зоя подробно изложила план своего бегства. Старец вдумчиво слушал, не демонстрируя заинтересованности. «Байкер» вел себя грубо, все время перебивал и бранно выражался.

Парень вернулся с кипой наспех распечатанных документов. У него не машина, а типография на колесах! Он приложил к рисунку на песке распечатанную иллюстрацию. Схемы совпали. Парень по праву мог гордиться собой. От его прозорливости мнение мужчин склонилось на сторону Зои.

Старец: Мы поможем. Да будет так. Храни нас всех Господь! (Мужчины направились к машине, но старец замешкался и обернулся). У тебя больше любви к человечеству, чем у любого человека. Пути Господни неисповедимы. На все его воля.

Старец отвернулся и поковылял к собратьям. Ему помогли сесть на сиденье. Рома посмотрел на Зою и улыбнулся. Машина тронулась. А девушка еще несколько минут провожала их взглядом, пока машина не скрылась за гущей леса.

Зоя смотрела на песчаные каракули, оценивая свои шансы на выживание. Она не была встревоженной или напуганной, скорее собранной и сосредоточенной. Она и впрямь – боец.

Тут ее губы зашевелились, издавая невнятное шипение. Она оставляла мне послание, как будто знала, что я его непременно получу. «Рената, я исчезну, но знай – я буду рядом. Помни о нашей миссии. Доверяй своим видениям и не сомневайся в них. Ты должна попасть в Центр и привести туда меня».

И снова началась круговерть. Все вокруг смешалось в серо-зеленый цвет. Уже не разобрать где дерево, а где просвет. Зоя мчалась со всех ног. Она возвращалась в подземелье. И чем стремительнее она приближалась, тем стремительнее терялась наша незримая связь.

Теперь, когда я перестала ее ощущать, в сознании воцарилась тишина. Полная изоляция мыслей. Я утопала в отчужденном вакууме. Я растворилась в небытие.

Глава 12. Разоблачение

Скребущее эхо разорвало пустоту. Я неспешно возвращалась к реали. Лениво открыла глаза, но ясность наступила не сразу. Шум напоминал мышиную возню. Когда же до меня дошла суть происходящего, было поздно. Зоя боролась с двумя крепкими парнями. Это были Роб и Макс – охранники из клуба. Они скрутили ей руки. Что происходит? Еще вчера эти «товарищи» вместе с Зоей кормились, обсуждали стратегию безопасного пребывания в городе, а теперь от приветливости ничего не осталось. И тут меня осенило: это арест! Значит, все, что мне казалось сном, игрой воспаленного воображения – происходило на самом деле. Меня словно током прошибло. Я оцепенела и растерянно уставилась на девушку. Она, увидев мою озадаченность, просто подмигнула глазом. По ее губам я прочла адресованное только мне сообщение: «Ты знаешь, что делать, доверяй себе…»

Девушка уже не сопротивлялась. Конвоиры облегченно вздохнули. Компания немного замешкалась в дверном проеме и вскоре исчезла.

Какого черта тут происходит?

Стоп! Зоя схвачена реально. Ее казнят?!

Я теряю время.

Я выскочила вслед за ними. В тусклом длинном коридоре уже никого не было.

Я двигалась бесшумно. Меня не покидало чувство опаски. Я боялась обнаружить себя. Но и оставаться в пыльной коморке меня не прельщало. Пройдя около сотни метров, я уперлась в стену. В этом конце коридора освещение отсутствовало. Дальше пришлось идти на ощупь. Ориентиром был едва различимый гам. Можно было бы подумать, что это ветер свищет, если бы я не знала, что где-то там собрались главы семейств на тайное жертвоприношение. Твердь под ногами исчезла, оборвалась. Еще бы немного и я бы кубарем рухнула вниз. Удержав равновесие, я осторожно нащупала ступеньку. Присмотрелась. Мрак рассеялся. Теперь я видела все четко. По-моему, я освоила технику ночного видения, супер-зрение проявилось!

Вдалеке раздались голоса, и заблеял просвет. Я пошла на шум. Передо мною простирался огромный зал. Все как во сне: длинный стол, видеооборудование, большие вращающиеся кресла. Этот зал разительно отличался от тех помещений, что на уровень выше. Там вверху, обшарпанные стены, бетонные полы, скрипучие двери и кое-какая трухлявая мебель – в целом создавалось полное впечатление заброшенного подвала. Никому бы и в голову не пришло, что ниже, буквально под ногами, расположены вполне обустроенные помещения с самым современным оборудованием и роскошной мебелью.

В зале находились только трое: Зоя и ее мучители, Максим и Роберт. Они оковали девушку по рукам и ногам металлическими браслетами. Она стояла гордо, не выдавая и тени страха перед неминуемой расправой. Охранники затянули на ней металлический корсет и поместили на круглую платформу.

У меня было одно отчаянное желание – спасти девушку. Я чувствовала в себе необузданную мощь, которой бы хватило, чтобы справиться с этими «друзьями». Но как только я услышала, что магнитная платформа под напряжением, и, если разомкнуть браслеты, то Зоя сгорит, я обуздала порыв.

Я заметила воздуховод. Это означало, что где-то тут должна быть вентиляционная труба. Короб вентиляции был на противоположной стороне от входного проема в зал, и, чтобы взобраться, мне необходимо незаметно миновать просвет. Но задача оказалась сложнее, чем я думала. Чтобы остаться незамеченной, мне нужно превратиться в паука и пролезть по стене. Я прикидывала разные варианты. Шансы обнаружить себя с каждой секундой росли. Я все-таки попробовала прощупать стену, возможно ли за нее уцепиться. Но я и представить не могла, что мое тело воспримет шутку про паука всерьез. Ох, восторг! Я способна обмануть гравитацию. Мне удалось пролезть поверху проема и бесшумно разместиться в коробе. Отсюда было все отчетливо видно и слышно. Я затаилась. От волнения кровь во мне вскипела и отдавала пульсацией в висках и ушах. При жизни такое чувство возникало, когда мне кололи синтетический адреналин, чтобы я не теряла сознание. Не знаю, что теперь мне придало сил, но эффект славный!

– Зоя, – с сожалением произнес Роб, – я до сих пор не верю в обвинения. Я только хочу узнать, чем ты разгневала хозяйку?

– Ирине, нужен козел отпущения, – сухо ответила Зоя. – Почему именно вас за мной прислали? – спросила она.

– Мы с Максом сами вызвались, – ответил Роб. – Прислужники Игоря не церемонились бы. Здесь все считают, что ты предала Ветвь…

– Вернее, нам так говорят, – вмешался Максим.

– Но мы уверены – ты не могла! – продолжил Роберт.

– Когда и кто успел вам рассказать? – удивилась Зоя.

– Всю стражу оповестили за пару часов до пробуждения. Стражи сообщили семьям. И скоро главы семейств прибудут на казнь.

– Тс…. – прошипела Зоя, – сюда кто-то летит…

Из дальнего конца зала донеслось едва различимое шуршание. Спустя мгновение показалась женская фигура. Это была Марина. Я ее сразу узнала. Эффектная блондинка с пышной грудью. Красивая донельзя! Гладкие блестящие потоки волос спускались каскадом до поясницы. Она с презрением взглянула на Зою. В глазах заискрили молнии. Она явно питала ненависть к пленнице, насколько это возможно, будучи бесчувственным мертвецом!

– О, какая прелесть, вы уже закончили! – с воодушевлением и нескрываемой радостью произнесла Марина. – Пошли вон!

– Мы не подчиняемся твоим приказам – отрезал Роберт.

– Это пока. Скоро все изменится, и, если ослушаетесь, то разделите ее учесть, – пригрозила женщина, кивая в сторону Зои.

Когда Макс и Роб удалились, она несмело огляделась. Прошлась по залу до выхода и обратно, убедившись, что ненужных свидетелей нет.

– Ну, вот, выскочка, я и до тебя добралась! – цинично заметила Марина.

– Ну и чем я тебя раздосадовала?

– Ты вечно путалась под ногами. Вынюхивала. Выискивала предателей. Короче, создавала мне трудности. Теперь и тебя обвиняют в предательстве.

– Но ведь это твой выкормыш расправился с людьми.

– Но этого никто не знает. У него алиби – он провел ночь со мной, и я это засвидетельствую на Совете. А против тебя достаточно доказательств.

– А я выдам Витюшу, у меня тоже есть свидетели! – уверенно заявила Зоя.

– Сколько угодно, только в интересах Ирины спрятать его от Совета. Она сама предложила принести тебя в жертву, чтобы ее не обвиняли в утрате контроля над Ветвью. Ты исчезнешь с первым лучом солнца.

– А ты-то чего торжествуешь? Этим шагом Ирина только усилит свои позиции. Совет в очередной раз убедится, что она – волевой и жесткий руководитель.

– Как сказать! – лукаво оскалилась Марина. – Луны правления Ирины сочтены. Сама подумай: за тобою вся охранка, а нет тебя – охранка будет служить кому-то другому, например, Игорю. Игорь, в свою очередь, обязан мне своим положением, соответственно, охранка будет под моим контролем. К тому же Ирина слабеет, ведь ее Чаша разбита! И когда она потеряет физическое превосходство, я отберу власть. Надо лишь получить согласие Виктора или убить его.

– Так это ты приманила Ренату? Как ты ее нашла? – неистово воскликнула Зоя.

– Интернет – хорошая штука! Девочка оказалась очень общительной и описала вид из окна. Оставалось только найти похожий пейзаж. Я и не думала, что она настолько внушаема. Я только раз позвала – и вот Чаша разбита вдребезги. Признаюсь честно, я еле сдержалась, чтобы не испить ее, уж больно соблазнительно она истекала кровью.

– Ты подлая тварь! Ирина узнает, и ты встанешь рядом со мной!

– Уже ничего не поделаешь. Формально, я ни при чем. Девочка сама прыгнула. Меня никто не видел. А твои обвинения сочтут оговором, ведь это ты для всех предатель!

Я стала неожиданным свидетелем коварного саморазоблачения Марины. Тяжело осознавать себя использованной, быть разменной монетой в нечестной игре. Услышав такие откровения, я не сдержалась. Выпорхнула из вентиляционной трубы и камнем обрушилась на Марину. Я вцепилась ей в волосы и начала трепать ее, что было сил. Она не ожидала такого напора и не сразу начала отвечать на удары. Шум поднялся грозный. Нас разняли подоспевшие стражи. Я кричала, что все слышала и смогу подтвердить каждое слово Зои.

Наконец, в зал вошли те, для кого, собственно, и был устроен злосчастный показ – главы семейств в окружении своей свиты. Толпу венчала Ирина. Оторопевшие вампиры сомкнулись в плотное кольцо вокруг нас. Ирина требовала разъяснений. Я рассказала все, без прикрас, не обращая внимания на ненужных свидетелей.

Собравшиеся гомотоги были шокированы новыми подробностями происшествия. Ирина, оказавшись в неловкой ситуации, никак не выдала своей осведомленности. Ведь расправа над Зоей должна была случиться с ее молчаливого согласия. Но и для самой Ирины оказалось неожиданным разоблачение коварного замысла ближайшей соратницы. Марина пыталась оправдываться и юлить. Но Ирина уже была непреклонна. Место Зои на платформе заняла Марина – истинная предательница.

Платформа была создана, чтобы удерживать провинившегося гомотога. Но еще ничего не придумано, чтобы заставить его молчать. Марина не унималась. Ее лютая ненависть к Ирине вырвалась наружу столбом обвинений и еще больших откровений. И то, что во всеуслышание заявила Марина, превратило мирную демонстрацию в бунт.

Марина заявила права на правление Московской Ветви, как единственная наследница. Ирина – не правомочный руководитель. А Виктор – вообще неформал. Он насаждает собственные правила, которые противоречат мировому кодексу гомотогов, за что и был отлучен из Европейского сообщества.

Высказывания Марины посеяли сомнения среди собравшихся. Мнения звучали разные. Конечно, при Ирине у вампиров была стабильность: своевременное питание, кров и безопасность. Но посягнуть на право преемственности, которое, несомненно, принадлежало Марине, – это было возмутительным. Главы семейств потребовали от Ирины объяснений.

Ночь только зачиналась, и до видеоконференции с Советом времени было предостаточно. Марину оставили в качестве свидетеля. Ирине пришлось открыть тайну своего становления.

Глава 13. История создания Московской Ветви

Я действительно не являюсь прямой наследницей Московской Ветви. Ветвь принадлежала опекунам Марины.

Вам известно, что Московскую Ветвь основали австрийцы, прибывшие в Москву в начале 20-х годов прошлого столетия. Это было подходящее время для освоения новых территорий с богатыми человеческими ресурсами и полного отсутствия Крестового Надзора. Европейский Совет, так долго жаждавший российских земель, не мог упустить такой возможности. В Москву были направлены семь сильнейших гомотогов из числа Венской Ветви. Для австрийцев было полной неожиданностью узнать, что территория уже обитаема. В Москве чувствовались следы гомотогов. Предстояло выяснить количество и родовую принадлежность обитателей столицы.

В Москве действительно были небольшие группы гомотогов. И вы знаете, о ком идет речь, потому что они среди нас. Их бытность находилась на гране выживания. Виктор смог их организовать и обеспечить им достойное сосуществование в городской среде. Виктору принадлежало искусство испивать живых и оставлять им жизнь, затуманивая память. Он обучил этому и сородичей. Поэтому о существовании вампиров в России никто не догадывался.

Австрийцы же питались классическим способом, и сеяли смерть. Тайна существования гомотогов как вида была под угрозой. Виктору пришлось встретиться с непрошеными гостями, которые к тому времени уже прочно обосновались в Москве в убежище на Остоженке под видом зарубежного издательского дома. Виктор дал понять, что способы их кормления недопустимы, и предложил выход – создание коммерческих пунктов сдачи крови. Для богатых европейцев такая компания была бы более выгодной, чем прежнее существование. Но австрийцев оскорбило предложение Виктора. Щадить людей, только потому, что те – люди, и платить за то, что можно получить бесплатно – было недопустимо.

Переговоры зашли в тупик. Пришлым гомотогам не удалось склонить Виктора на свою сторону. И тогда они решили приструнить выскочку, натравив на него «крестоносцев». С тех пор в столице на законных правах начали действовать религаты.

Не мне вам рассказывать, сколько было жертв со стороны гомотогов. Виктор жаждал поквитаться, но силы были не равны. Он не мог рисковать и покинул столицу, чтобы собрать армию сторонников, и когда пробьет роковой час, нанести один единственный, но сокрушительный удар по австрийцам. Остальные гомотоги дожидались его возвращения, ведя аскетичный образ существования в окрестных лесах.

И только спустя семьдесят лет Виктор вернулся, чтобы уничтожить пришлых гомотогов. Я была в числе карателей.

Исторически сложилось, что природа гомотогов практически неуязвима. Уничтожить гомотога способен лишь рассвет. Но Виктор нашел еще один эффективный способ избавиться от недругов. Это может сделать иное существо, например, человек, но уникальный человек, обладающий силой гомотога, но более живой.

Виктор сделал меня адептом своей веры и обратил еще подростком. Но через порог смерти я не переступала. Во мне уже текла проклятая кровь, но тело было живым. Я должна была понести от человека. Плод, который я носила, умножил мою силу. А родив, я еще долго черпала силу из утробных резервов своего тела. Зенит моей силы пришелся на послеродовой период.

Уничтожение австрийцев – дело моих рук. Капитулировавшим гомотогам было предложено примкнуть к Виктору и его соплеменникам. Марина была из числа тех, кто уцелел. Ей было предоставлено право возглавить свою семью. Но правом правления ее никто не наделял.

Вскоре я покинула мир живых, чтобы править в мире мертвых. Виктор назначил меня преемником.

Сам же он предпочитал уединение, поэтому его местоположение до сих пор находится в тайне. А управление Ветвями он осуществляет дистанционно.

Теперь моя очередь задавать вопросы. Было ли вам отказано в пристанище и крове, когда вы примкнули к Ветви на условиях Виктора? Разве вы нуждаетесь пище, деньгах или безопасности? У вас всего этого в достатке. Все вы безмятежно существуете только потому, что мое правление приносит свои плоды. Так насколько же принципиально, кто управляет Ветвью – наследник или преемник?

Глава 14. Совет. Знакомство с Виктором

– Доброй всем луны, мои дорогие! – раздался томный мелодичный баритон.

В зале воцарилась тишина. Все уставились на центральный экран. Оттуда вещал белокурый молодой мужчина, атлетичного телосложения. Его внешность была чистым явлением Ренессанса. Он вольготно раскинулся в кресле и манерно жестикулировал. Его движения были пластичными и изящными. Это и был тот, о ком весь вечер шла речь. Виктор.

Вскоре зарябили и другие мониторы. К Виктору присоединились старшины Совета: глава Северной Ветви, главы Волжской и Черноморской Ветвей (они предстали вместе), Дальневосточный Помор (глава вампиров, которые предпочитают жить не на суше, а в подводных пещерах), и Древние Коряки (вампиры, издревле занимающие территорию Вечной Мерзлоты).

– Доброй всем луны! – деловито произнесла Ирина.

– Мы желаем знать подробности происшествия, – не меняя тона, произнес Виктор.

Ирина недолго собиралась с мыслями. Она кратко, но красноречиво изложила картину заговора. В свете последних событий она решила не щадить ни Марину, ни ее фаворита Витюшу. И представить Совету изменников и предателей, как того требовал протокол. Если к чудо-вампиренышу, который оказался всего лишь марионеткой в руках опытного кукловода, можно было применить назидательное наказание, то проступок Марины, заведомо гнусный и подлый, оценить наказанием было недостаточно.

– Марина, – обратился Виктор к женщине, – ты поставила всех нас в затруднительное положение. Ты не соблюдаешь правила, которые установлены Советом. Твои похождения известны мне. Пока мы не примем окончательного решения, ты будешь помещена в КДС, – Виктор был суров, но на его лице ни единого мускула не дрогнуло.

Марина даже не стала оправдываться. Она смиренно приняла новость о неминуемой гибели, дату которой еще предстояло установить. Она выслушивала вердикт без доли раскаяния и сожаления. Женщина проявляла полное безразличие ко всему происходящему. Я же чувствовала в этом какой-то подвох. Меня не покидало ощущение, что неожиданный арест ей только на руку.

Когда Совет единогласно признал женщину виновной, ее незамедлительно увели. В роли конвоиров были Роберт и Макс. И уж с ней-то мужчины были по-настоящему суровы.

Страсти поутихли. Собравшиеся гомотоги облегченно выдохнули. Всем стало понятно, что вынужденная эвакуация окончена и в ближайшее время можно будет вернуться к привычному укладу.

Теперь настал мой черед держать ответ перед Советом. Ирина представила меня старейшинам. Для Совета я была лишь рядовым гомотогом, прибившимся к стае. Инициация рядовых проходит без пафоса и не нуждается в одобрении старейшин. Ирина же настаивала на «обрядовой инициации с дознанием». Виктор был в недоумении. Он пристально осматривал меня. Я чувствовала его жгучий взгляд кожей, будто между нами и вовсе не было экрана.

– Ее зовут Рената, – заявила Ирина.

Она нарочно произнесла мое имя медленно и внятно, словно старалась донести засекреченное послание. Тот, кому она адресовала посыл, отреагировал незамедлительно. Виктор понял, кем я была для Ирины. Он сочувственно посмотрел на маму, которая действительно нуждалась в сострадании и поддержке.

– Мы приветствуем тебя, – обратился Виктор ко мне. – Начнем!

Я и представления не имела, что со мною будет дальше. Возможности расспросить обо всем Зою не было ни прежде, ни теперь. Я настороженно шагнула в направлении Ирины. Виктор одобрительно кивнул. В этот момент я окончательно поняла, что дороги назад не будет. Зоя подала Ирине книгу, обтянутую черным бархатом, ту самую, которая могла меня когда-то спасти. Ирина очень бережно перелистывала страницы, пока не нашла нужную. В следующую секунду в ее руке блеснул нож. Она рассекла мне ладонь. Кровь выступила, как лава из вулкана, клокочущим пузырящимся потоком. Ирина поднесла к порезу пробирку и собрала немного бурлящей пены. После прислонила мою ладонь к листу книги. Отпечаток получился смазанным. Кровь тут же впиталась в бумагу, оставив лишь еле заметный багроватый абрис.

– На ваших глазах и в присутствии многочисленных свидетелей я опломбирую образчик. Я незамедлительно отправлю посылку, – объявила Ирина, крепко сжимая в ладони запечатанный пузырек.

– Ирина, – сухо произнес Виктор, – тебе надо внимательнее выбирать помощников.

– Да, господин! – виновато произнесла мама.

Вскоре сеанс видеосвязи окончился. Ирина приказала всем расходиться. Она выпорхнула первой, за ней и все остальные. Вскоре зал опустел.

Зоя взяла меня за руку. Я, предчувствуя боль, взглянула на свою ладонь там, где была рана. Ни раны, ни тем более боли я не наблюдала. От пореза не осталось и следа.

Девушка обняла меня. Я прижалась к ней как малый ребенок. Теперь, когда позади остались переживания, мы еще больше ощутили дружескую близость.

Мы неторопливо покинули зал и поднялись на наш этаж. Проходя мимо огромного холла, я слышала, как собравшиеся вампиры бурно обсуждали свершившиеся события. Кто-то называл все произошедшее провалом Ирины, другие сопереживали Марине, но находились и такие, кто просто, отрекшись от всего, слушал джаз и мирно беседовал на случайные темы.

В моей голове в монотонный гам сливались голоса, звуки и чьи-то мысли. Пожалуй, я могу заявить, что открыла в себе дар телепатии. Зоя вела себя более сдержанно, чем я. Она-то и давала понять, сжимая мое запястье каждый раз, когда я проявляла любопытство, что не нужно привлекать к себе внимание. И все же нам не удалось остаться незамеченными. Сотни зловещих взглядов сверлили меня насквозь. В их глазах читалась ненависть, возмущение, недовольство и непонимание к моей персоне. Еще бы! Я для них была никем, обычным упырем без рода и принадлежности, каких в этой стае не мало. И вдруг новичок получает покровительство Совета! Многие только мечтают дослужиться до привилегированного положения. А я – раз и в «дамки».

Зоя уволокла меня прочь от любопытных взоров и докучавших пересудчиков. Мы вернулись в коморку. Я полагала, что больше сегодня меня уже ничего не сможет удивить. Я ошибалась. Видимое спокойствие девушки улетучилось, как только за нами закрылась дверь. Она достала из ниши в бетонном полу медицинский скальпель. Девушка полосовала свои запястья и, невзирая на мое присутствие, начала сдирать куски кожи. Это причиняло немалую боль, но Зоя ее сносила молча, словно ей не впервой. Я не в силах была смотреть на ее изуверства.

– Что ты делаешь? – воскликнула я.

– Тише, – осадила она меня. – Никто не должен знать, что я днем покидала убежище. Ты же понимаешь, о чем я говорю? На мне защитный раствор, который уберег меня от солнца. От него нужно избавиться, – Зоя бросила мне свой плащ от которого разило горелой плотью. На, прикройся!

Я с отвращением смотрела, как она сдирает кожу с рук, но когда она коснулась ножом лица, я не выдержала и зажмурилась, закутавшись в плащ целиком. Какое-то время я сидела неподвижно, пока не почувствовала прикосновение. Зоя стянула с меня плащ. Я открыла глаза. В коморке стоял жуткий смог, из-за которого свет лампы, казался размытым пятном на стене. В воздухе повис тяжелый запах гари с примесью химических препаратов. Что-то подобное я припоминаю из жизни, когда меня таскали по разным медучреждениям, где постоянно пахло гремучей смесью препаратов из исследовательских лабораторий.

Передо мной стояла Зоя, целая и невредимая.

– Хватит киснуть! – приободряюще сказала она, похлопывая меня по плечу. – Видишь, новая кожа нарастает за считанные секунды. «Рефингана» – новая кожа – еще одна особенность гомотогов.

– Чем это воняет? – прошептала я.

– Я сожгла срезанную кожу. Запах быстро улетучится. В состав раствора, который я наношу в качестве защиты от солнца, входят разные травы и сфагновый мох, которые пахнут пылью, и скоро здесь от гари не останется и следа.

Девушка устало плюхнулась в кресло. Все, что ей было нужно сейчас – тишина. Но я не могла не спросить ее о своих видениях.

– Зоя, ответь, почему я вижу сны? Вернее, явь?

– Ты – проводник, «око», – сказала Зоя. – Это уникальный дар, и в твоем случае не единственный. Ты не только «видишь» происходящее на стороне, но и присутствуешь там. Я ощущала твое незримое присутствие кожей, а это – уже мой уникальный дар, правду сказать не врожденный, а выработанный за долгие годы.

– Мне кажется, – добавила я, – что я еще и мысли могу слышать.

– Супер! – воскликнула, девушка. Ты просто кладовая талантов. Пообещай, что я единственная, кто будут об этом знать, – монотонно произнесла Зоя. – Если Ирина, или, чего хуже, ее противники, узнают о твоих способностях, быть беде! Тебя будут использовать в охоте на «религатов».

Девушка долго расспрашивала меня о том, что я видела и слышала. Я откровенно рассказывала обо всем, что ее интересовало. Наш диалог был живым и непринужденным. Вдруг я перестала воспринимать ее голос. Я погрузилась в себя. Мысли куда-то улетучились, а в голове стоял смутный образ человека, чей запах я учуяла за несколько десятков метров над нашими головами. Он дразнил меня, и я страстно возжелала людской крови и плоти.

Сладкий аромат блаженства дразнил и выманивал меня наружу. Я, словно мышь, ведомая запахом сыра, безвольно порхала, не чуя ног. Ослепленная желанием, я и сама не осознавала, что миновала коридор, преодолела все преграды и выбралась на поверхность. Где-то в глубине сознания звучал голос, мой ли или Зоин, уже не разобрать, но он твердил: «остановись!». Я не могла справиться с собою, пока в кромешной тьме не разглядела лица. Это был он! Он, точно в свете софита, стоял, озаренный радужным сиянием. В его глазах застыл страх и вопрос, ответ на который я уже знала. Я не желала его крови. Нет!

Это было не чувство голода. Это было нечто совершенно иное. Это была страсть, терзающая меня изнутри. Страсть, которая изводила меня, но в то же время окрыляла. Я просто стояла и смотрела на него. Мне и всей вечности будет мало, чтобы вот так просто смотреть ему в глаза. Он был близок, чтобы коснуться его, но так далек, чтобы любить.

Глава 15. Свидетель

Зоя настигла меня мгновенно. Она крепко стиснула пальцы на моей шее и приподняла над землей, чтобы я не успела причинить ему вреда. Я даже не сопротивлялась. В подвисшем состоянии я обмякла, но смотрела на предмет своей страсти, не отводя взгляд. Девушка все поняла. Она отпустила меня. В бессилии я рухнула на пол. Ноги не слушались.

– Что ты тут делаешь? – рявкнула Зоя на парня. – Вы должны быть на другой стороне шоссе, как мы и договаривались.

– Тебя долго не было, – обеспокоенно произнес он, – и я решил проверить этот лаз.

– Ты – новичок. Тебя разве не научили придерживаться плана? Сообщи братьям, что все отменяется. Я выйду на связь после полудня.

– Зоя, – испуганно вмешалась я, – сюда идут.

Я не на шутку испугалась за Рому. Зоя кивнула ему головой и тот в мгновение ока скрылся из виду. Его силуэт стремительно растворялся во мраке леса.

За моей спиной выстроились трое рослых плечистых мужиков. Я наделала много шума, когда вырвалась из бункера на поверхность, и стражи незамедлительно среагировали. Зоя остановила их на выходе. Она заявила, что все в порядке, просто девочка запаниковала и хотела сбежать. Стражи ехидно посмеялись и собирались вернуться на пост, как вдруг один из них учуял посторонний запах. Вот тут я действительно запаниковала. И если бы Зоя не держала меня за руку, я побежала б вслед за Ромой, чтобы спасти.

– Зоя, – язвительно ухмыльнулся один из громил, – теряешь хватку?! Не учуяла лазутчика?

– Олежек, – также язвительно ответила девушка, – ты перетрухал? Тебя напугал заблудившийся турист?

Рому приволокли и бросили к ногам Зои. Я хотела кинуться к нему, но девушка меня удержала. Она шикнула на меня, чтобы я не выдавала то, что мы знакомы. Это был провал! Я уже представила картину, как убивают Рому и всех тех людей, которые придут его спасать. Как обличают Зою в предательстве и казнят. Как тяжело будет мое существование без них обоих.

– Кто ты? – требовательно произнесла Зоя, обращаясь к парню.

– Я диггер, – ответил он, убедительно играя непонимание и страх. – Мы с товарищами обследовали заброшенные военные шахты, решили заночевать в лесу.

– А что трешься тут? – спросил Олежек.

– Отходил по нужде, – ответил Рома, – а тут вы схватили и поволокли куда-то…

– Сколько вас? Где разбили палатки? – не дослушав легенду, спросил страж.

– Четверо. А вам зачем? – дерзко кинул Рома.

– Действительно, зачем? – успокаивающе произнесла Зоя, глядя на стража. Парень прогуливался по ночному лесу. А тут ты, налетел, напугал. А вдруг он друзей позовет и тебе морду набьют.

Девушка отвела громилу в сторонку пошушукаться.

– Сбавь обороты, – сквозь зубы процедила Зоя, – отпустите его.

– Ты ему веришь? Это лазутчик.

Зоя предоставила стражам сильные аргументы, и теперь они выглядели глупо. Как только ей удается сохранять самообладание! Во-первых, обвинила стражей в непрофессионализме. Они оставили пост, хотя должны были наблюдать за мониторами, и если бы была опасность обнаружения, то объявить эвакуацию, а не светить вход в бункер. Во-вторых, она сказала, что необходимо прочесать лес, и убедиться, что это не засада. В-третьих, она применила к парню гипноз забвения, еще до появления стражей. Вряд ли тот что-либо вспомнит, а даже если и вспомнит, то доказать не сможет. И еще напомнила о правилах Ветви касательно людей. Любые жертвы среди населения неуклонно дадут повод для разбирательства. А это действительно угроза.

Парня отпустили. Рома бежал со всех ног. Я потеряла его из виду, но звуки неровного сердцебиения еще долго преследовали меня. Я не до конца понимала, что означает «ночной рейд» в поисках засады. Ведь лес кишит религатами. Но всецело доверилась Зое. Она бы не стала подвергать жизни братьев-староверов реальной опасности. И главное, Рома невредим.

Мы благополучно вернулись в бункер. Стражи вернулись на посты. А Зоя с намеренно важным видом, так сказать показательно, волокла необузданного нового вампира – меня – в серую пыльную коморку.

– Ну, вроде бы все обошлось! – устало выдохнула она. – Какого черта ты творишь? Ты же адекватно восприняла перерождение, – негодуя, накинулась на меня девушка.

– Я сама не понимаю, что со мною происходит. Знаю точно, что он дорог мне. Кажется, я влюбилась!

– Гомотогам не свойственны такие чувства. Право на любовь имеют только лафавы. Люди. Живые существа. Но только не мертвецы вроде нас.

– Я не могу иначе объяснить свою страсть. Единственное, чего мне хочется сейчас, так это быть рядом с ним, смотреть ему в глаза, слушать его голос и стук сердца, наслаждаться его запахом. Он зачаровал меня.

– Ты действительно уникум! Когда ты только успела влюбиться в него, ведь вы встречались лишь однажды.

– Это как затмение, как будто рассудок помутился. Меня манит к нему магнитом. А про «любовь» ты лукавишь. Гомотоги способны на чувства. Ведь меня ты любила, когда я была… человеком. Ирина любила моего отца…

– Ты права, есть чувства, которые близки к понятию «любви», но я предпочитаю не осквернять это слово. Ведь любовь – это светлое чувство. «Бог есть Любовь…», а мы отреклись от него, совершив самоубийство. Понимаешь, к чему я клоню? Мы не имеем права на любовь.

Зоя поникла и умолкла. Она замерла в обмякшей позе с полным безразличием на лице и абсолютно пустым взглядом. Мы долго сидели в безмолвии. Каждая из нас думала о своем. Все-таки гомотоги способны на чувства, по крайней мере, на раскаяние и сострадание, или, по крайней мере, некоторые из них. И мы бы еще долго просидели, погрузившись в свои мысли и воспоминания, но тут вошел Роберт. Он попросил меня пойти за ним. Зоя встревожилась. Но Роб успокоил ее, сказав, что Ирина пригласила меня на трапезу. Зоя устало улыбнулась, давая понять, что волноваться не о чем. И я ушла.

Я следовала за Робом по длинным коридорам бункера, которые увлекали нас то вниз, то вверх. Очень надеюсь, что он сможет меня проводить обратно. Как я ни пыталась запомнить маршрут, у меня ничего не выходило. В памяти застыл образ Ромы, и для других воспоминаний места не осталось.

Мы подошли к большущей двери из темного дерева. Роббер постучался. Дверь была не заперта.

За дверью в богатом убранстве размещались апартаменты Ирины. Навстречу мне распахнула объятия гостиная, выдержанная в стиле современной классики. На противоположной стене была инсталляция из восьми мониторов в белых рамах – имитация французского окна до пола. Они транслировали цветущий сад, залитый лучами солнца, «окно» обрамляли бежевые шелковые шторы. На полу бежево-голубой ковер, на котором располагались низкие диваны и журнальный стол. Всюду стаяли вазы с роскошными букетами цветов. Цветы были искусственными, что, конечно же, меня не удивило. По обеим сторонам от «окна» расходились ярко освещенные коридоры. Я могу лишь предположить, что они ведут в спальню и ванную, но могу ошибаться. Здесь было такое яркое освещение, что я даже растерялась. Комната словно озарена солнцем, которого мне так недоставало в жизни, и тем более теперь.

– Оставь нас, – велела Ирина Роберту, выйдя нам навстречу. Тот незамедлительно исчез. – Мне стало известно, что ты столкнулась с человеком.

Мне нечего было ответить. Я молчала. Я опасалась, что любое необдуманное слово обернется крахом для меня и для Зои.

– Как ты справилась с жаждой? – удивилась мама.

– Зоя удержала, – сказала я, припоминая разнос, который девушка учинила стражам.

– И что, голод утих? – не унималась Ирина. В ее голосе звучали саркастические ноты.

– Я теперь постоянно голодна. Никак не могу к этому привыкнуть.

– По правилам, мы людей не обижаем, если они не несут опасности. На этот раз опасности нет, как, собственно, и свидетелей.

Я оторопела. Только что мне сообщили, что Ромы больше нет. Его все же догнали. Легенда не сработала. О, нет! Мне казалось, что я взорвусь от досады. В животе закрутило и заурчало, словно я бомбу проглотила. Как только я представила, как мои внутренности мерзкими брызгами разлетаются в стороны от эпицентра взрыва и благополучно оседают на стенах и мебели, превращая эту ослепительно комнату в нечто непристойное для жизни, я почему-то успокоилась. Меня даже это рассмешило.

– Что тебя так веселит? – удивилась Ирина.

– Я сама не могу понять, – уняв хохот, виновато произнесла я. – За последние четверо суток со мною произошло больше событий, чем за восемнадцать лет жизни. Голова идет кругом. Нервы сдали.

– Нервы?! Ну, да ладно. Я пригласила тебя, чтобы поближе познакомиться. Мне нужно понять, какое место тебе отвести в Ветви.

Глава 16. «Разговор по душам»

Во мне бушевала стихия из разных чувств. Гнев и милость, очарование и разочарование, преданность и предательство. Я была готова к диалогу, была готова отвечать на вопросы, но не думаю, что была готова к разговору «по душам», если уместно говорить о душах в этом обществе.

Ирина казалась милой и дружелюбной. Я не чувствовала подвоха и, пожалуй, могла бы быть откровенна в некоторых темах. Но чувство опаски не покидало. Я боялась ненароком выдать тайны Зои и свои собственные. Ну, да ладно, постараюсь быть сдержанной.

– Что бы ты хотела знать? – спросила я робко.

– Много чего, – мягко улыбаясь, ответила она и предложила мне присесть на ослепительно белый диван.

Я смутилась. Одежда, которую я не снимала с момента появления в клубе, мягко говоря, не совсем чистая. Мне и самой не помешало бы помыться. Но, кажется, Ирину совсем не заботил мой вид, и она настоятельно попросила присесть.

Я утонула в блаженстве. Диван оказался таким же гостеприимным, как и его хозяйка.

– Как мне к тебе обращаться? – спросила я, следуя протоколу.

– Ирина, – ответила она. – Так будет правильно. Расскажи, что тебя толкнуло на самоубийство?

Ну, наконец-то, заинтересовалась! Это подходящий момент, чтобы выговориться. Я рассчитывала, что за откровением последует ответное откровение, и я получу ответы на все вопросы. А их у меня накопилось немало.

– Сама не могу взять в толк. Знаешь, моя жизнь была мучительной. Отчаянные попытки сопротивляться идиосинкразии. Притеснения и тирания Мариэтты Павловны. Я была обузой. Наверное, все вместе навалилось, и я не справилась с эмоциями.

– Все эти годы я помнила о тебе и собирала капиталы. У тебя должна была быть обеспеченная жизнь. Я приставила к тебе своего лучшего стража. И ждала, что ты будешь более благоразумной.

– Накануне трагедии Зоя рассказала о тебе, но я все не так поняла. У меня не хватило знаний и времени во всем разобраться. Сама не знаю, как решилась на смерть.

– Тебя надоумила Марина. Она отомстила мне. Но ее попытка оказалась пшиком, ничем. Неужели она считает меня настолько глупой! Жаль, что ты с самого рождения была обречена.

Я даже не хотела задавать вопросы. И так понятно. Ирина сама выбрала такой путь, служить не тому Богу. И ребенок ей нужен был с одной целью – умножить силу перед битвой. Я могла бы пожалеть и ее и себя, но о какой жалости идет речь, если в мире и без того страдания и драмы на каждом шагу. Какие времена, такие и нравы!

– Ирина, – спросила я, – а ты любила отца?

– Это было давно. Возможно. Я только помню безумную страсть к нему. Такое уже никогда не повторится, – она лукаво закусила нижнюю губу и окуналась в воспоминания. – А как он поживает?

– Теперь нормально. С тех пор, как он сошелся с Анютой, я редко его видела. Я очень скучала. Но мешать его счастью было бы не правильно. Анна Геннадьевна – честная и порядочная женщина. Она любит отца и ко мне относилась по-доброму. Я, в свою очередь, не требовала от папы внимания большего, чем он мог мне дать. Возможно, поэтому, отчасти, их тандем и был успешен. А за внимание со стороны его спутницы, я стала называть ее Анютой. По-моему, ей даже нравилось. У папы до нее было два романа, но они закончились сразу же, после знакомства со мной. Не каждая женщина готова воспитывать девочку-подростка, несмотря на то, что ее отец – обеспеченный человек. Бабушка не жаловала Анюту. Но ради благополучия сына она готова была мириться и с таким положением. К тому же Анна Геннадьевна работала у отца заместителем по финансовым вопросам, отчего семейному бизнесу ничего не угрожало.

– Ну да, ну да! Как же без нее! – умилялась Ирина. – Я бы с ней давно расправилась, но тебе требовался присмотр. Макс бы не справился в одиночку.

– Моим воспитанием бабуля занималась всерьез. Она нанимала мне нянек с опытом, но без претензий, всегда интересовалась моей учебой у педагогов. Я не могла посещать школу, и поэтому числилась вольным слушателем. Бабушка была убеждена, что учеба на дому гораздо полезнее общих занятий. Дистанционное обучение позволяло не отставать от проходимых тем. Репетиторы помогали усваивать школьную программу. Когда в школе наступали каникулы, мне все равно приходилось учиться, ведь бабушка считала, что время, потраченное на учебу – это время, проведенное с пользой. В общем, я прожила свои юные годы в затворничестве, как «вечный арестант», и за учебой, как «вечный студент». Только к пятнадцати годам я смогла ослабить путы бабушкиной власти. Тогда дедушка сильно заболел. Бабуля все внимание переключила на него. Наняла сестру для ухода за мужем, а когда, после сердечного приступа, деда парализовало, ему понадобилось более квалифицированное лечение. Для дедушки сняли двухместную палату в Центральном госпитале, и бабушка почти каждую ночь проводила у него. Я же все равно должна была оставаться под присмотром. И Зои пришлось со мною сидеть. Как говорится, «не было бы счастья, да несчастье помогло». Это звучит цинично, но я даже рада была такому повороту событий.

– Вы с ней так сблизились? – удивилась Ирина.

– Я воспринимала ее как старшую сестру, – пояснила я. Но добавила, чтобы отвести подозрение от девушки, – А вот как она ко мне относится, могу только гадать. Она хорошая, но не очень разговорчивая.

– Это то, что в ней больше всего ценю. И профессионализм, конечно!

Нашу беседу прервали. Раздался условный стук в дверь и вошел молодой парень, не знакомый мне, с подносом, накрытым крышкой. Он бесшумно приблизился, накрыл стол на две персоны и поставил перед каждой тарелки с телятиной. В бокалы, выполненные в старинном чеканье, налил крови из пластиковых пакетов. И удалился.

– Жареное мясо? – удивилась я.

– Это чтобы потешить вкусовые рецепторы. Можешь не глотать, если не хочешь.

Я жадно смотрела на питье, но не посмела первой прикоснуться к бокалу. Ирина поняла мое смущение и взяла бокал первой.

– За знакомство! – торжественно произнесла женщина. – Не чокаясь…

Я оценила шутку. Без лишних колебаний вцепилась в питье и осушила бокал мигом.

– Я стесняюсь спросить, – начала я, чувствуя неловкость ситуации, – почему после кормления клонит в сон?

– Ты привыкнешь! Вот глотни, – Ирина положила на стол две капсулы в зеленой оболочке. – Это адреналин. Он тебя взбодрит.

После ее слов я поняла, что не все темы исчерпаны и разговор продолжится.

– Я не хочу тебя отпускать сейчас. У нас может и не быть возможности пообщаться.

– Ты хочешь сейчас все выяснить и делать вид, что мы ничем не связаны?

– Не в этом дело. Совет решит твою участь. Если Виктору будет угодно, он может отправить тебя в другую Ветвь, но может, конечно же, и оставить. Так было с Зоей. Я не вправе возразить или ослушаться.

– Я не хочу никаких перемен, для меня и нынешнее пребывание мучительно, но, по крайней мере, здесь есть знакомые лица.

Мы молчали. Ирина так и не притронулась к телятине. Она изучала меня, пристально рассматривая, как «невиданную зверушку». Я была равнодушна к ее взглядам. Я крутила в ладонях бокал. То ставила его на стол, то снова хваталась за него.

– Ирина, ты знаешь обо мне все, или почти все. Можно и тебя спросить, как ты стала тем, кем стала?

Глава 17. История Ирины

Я была подкидышем. Воспитывалась в Свердловском детском доме № 49. Никто не удосужился узнать истинной даты моего рождения. В документах я была записана как «Тихонова Ирина Леонидовна, родилась 9 ноября 1974 года». Меня назвали в честь санитарки, которая меня обнаружила, а дату подобрали приблизительную. На запросы в местные роддома ответили, что все роженицы благополучно встали на учет, и случаев отказов не было. Скорее всего, мои родители были не местными.

Я росла замкнутой и необщительной. Не ладила с детьми, но не вступала в конфликты. Много читала. Но на занятиях не проявляла интереса к предметам, чем вызывала жуткое недовольство преподавателей. Училась средне, хотя знания позволяли быть лучшей. Мне было это ни к чему.

Однажды к нам пришел молодой преподаватель истории Чернов Виктор Витальевич. Он с воодушевлением преподносил свой предмет, что казалось, он шагает по эпохам. Его ценили и ученики и учителя. Вскоре он пригласил некоторых из нас на «кружок истории». Я была в числе приглашенных, и согласилась посетить его факультатив. Он устраивал тесты и отсеивал одного за другим, пока не собрал наиболее восприимчивых. Из тринадцати разновозрастных детей остались лишь пятеро.

Ему было позволено проводить с нами внеклассные занятия. Его методика работала, и мы из серой массы превратились в успешных выпускников. Он был настолько убедителен, что никому из руководства даже и в голову не могло прийти проверить его документы. Вся его биография, как и дипломы, были подделкой.

Виктор Витальевич был весьма молод и очень обаятелен. Его вид вызывал трепет и порочные желания даже у немолодых женщин. Но на самом деле Виктор – один из древнейших вампиров Европы. Ему более 400 сотен (400 сотен – это 40000, т. е. 40 тысяч лет. Может, автор хотел сказать: 400 лет???) лет – точный возраст он и сам не помнил. Но его природа была иной, отличной от тогдашних вампиров. Благодаря знаниям, полученным из манускриптов, он остановил старение своего тела и не боялся солнца.

Он обучал нас всему понемногу, чтобы мы лучше усваивали материал. Тренировал нас физически. Он говорил, что ум и сила – грозное оружие. Я и не догадывалась, что он готовил нас к обращению.

Все случилось, когда мне исполнилось тринадцать. Я не задумывалась, на какой шаг решилась и что со мною будет дальше. Я просто следовала за Виктором, когда он пришел за мной однажды под вечер. Мне предстояло пройти некий «ритуал», хотя я даже не знала, на что согласилась. Но бояться было уже поздно. Мы тихо прокрались на задний двор. Виктор перекинул меня через плечо и умчал прочь от детского дома.

Остановились мы у подножия горы, ее называют «Медвежья круча». Я осмотрелась. Нас окружали огромные валуны. Земля была обожженной. Стоявшие деревья даже отдаленно не напоминали осеннего леса. Скорее это были обгорелые коряги, глубоко вкопанные в каменистую почву. Все выглядело так, будто десятки молний ударили в это место одновременно. Точно пушкинское «Лукоморье», только пейзаж посвирепее.

Два огромных валуна опирались друг о друга, образовав в основании небольшой провал. Подойдя поближе, провал оказался входом в пещеру. Там уже нас ожидало четверо учеников из так называемого «кружка». Виктор повел нас внутрь пещеры. Я проследовала за ними. Пещера уводила вдаль, куда не мог проникнуть дневной свет. Я замешкалась. Меня пугала не темнота, а неизвестность. Но отступать не могла. Тогда самым страшным для меня было разочаровать Виктора.

Я еще раз окинула взглядом открывающуюся за спиной панораму. Каменистая пустошь простиралась до горизонта. За ней черной полосой выстроился лес. Серые облака касались макушек деревьев. Солнце почти скрылось, оставляя на небе кроваво-красную полосу. С каждой минутой свет таял, как и мои надежды все вернуть.

Я не спеша следовала за остальными. Как ни странно, но я отчетливо видела дорогу. Стены пещеры были гладкими, как будто их умело отшлифовали. Далеко идти не пришлось. Тропинка спускалась вниз, вымощенная камнями, словно ступенями, такими же гладкими, как и стены. Мы оказались в большом зале. Если бы не знала, что нахожусь в пещере, то подумала, что это огромный выстроенный склеп. На стенах горели лампы, но лишь присмотревшись, поняла, что это фосфатные каменистые наросты.

По центру пещеры разместился небольшой колодец, стенки которого были вымощены гладкими плитами. Вода казалась черной, даже зеркальной. Будто это и не вода, а ртуть. Поверхность этой жижи дрожала мелкой рябью, стоило лишь произнести какой-либо звук. Эхо было очень сильным, даже невесомое шаги звучали как топот. На воде было отражение странного рисунка. Я невольно подняла голову, чтобы лучше рассмотреть сакральное художество.

Под огромным сводом была высечена некромантичная эмблема: шестиконечная звезда в круге, а в центре крест. Оконечности креста венчали изображения с головами животных. Сверху креста была высечена голова льва, слева – птицы, справа – быка, а снизу – глаз, или что-то похожее. Грани звезды были четкими и ровными. Сама по себе она представляла два перевернутых треугольника. Окружность, внутри которой заключена звезда, состояла из цепочки древних символов. Виктор сказал, что с латыни это переводится как: «Даю тебе силу льва: царствуй как над живыми, так и над мертвыми. Даю тебе силу быка: рази рогом врагов, ибо нет среди них тебе друга. Даю тебе силу филина: ибо видит он, когда другие слепы, слышит – когда немы, движется быстрее ветра, мудр – ибо знает свое место. Открою очи твои, и узришь ты истину. Вот что даю тебе».

Виктор приказал ребятам встать по направлениям креста. Сам же готовился провести обряд. Мне он приказал оголиться, и войти в воду. Я послушно следовала его указаниям. На поверку колодец оказался кровавым хранилищем. Я должна была погрузиться в жижу с головой.

Боль, которую причиняла вода, казалась невыносимой. Меня будто поместили в ванную с серной кислотой. Я так истошно кричала, что буквально оглушила саму себя. Виктор был невозмутим, как и остальные. Они что-то бубнили, но я и слова не слышала за собственными воплями. Мне казалось, что каждая клетка моего тела как губка впитывала эту кислоту, выжигая всю мою плоть. Вскоре я уже была не в силах сопротивляться, и потеряла сознание.

Я видела сон. В мыслях появлялись ужасающие картины: шестиголовые собаки, изрыгающие огонь на людей; драконы, рвущие чрево рожениц и глотающие их плоды; войско, отрубающее головы беспомощным народам; города, утопающие в языках пламени; голые женщины, пожирающие плоть мужчин; и малочисленный народ, стоящий на костях и черепах, над которым навис огненный карающий меч.

Потом наступила темнота. Чьи-то сильные руки подхватили меня и кинули в огонь целиком. Я взмолилась, чтобы они прекратили. Но никто не отзывался. Я горела целую вечность! В аду и то попрохладней будет! И наконец, пожар стих, боль постепенно отступала. Я почувствовала, как мороз сковал мышцы, а по венам течет ледяная вода. Тело ломало и крутило. Я больше не могла выносить такие муки! И что есть силы, закричала. Вопль был настолько мощным, что я очнулась.

Конечно же, меня не пытались сжечь или заморозить. Я перевоплотилась в нечто странное, не объяснимое физическими законами. Я стала новообращенным гомотогом.

Моим самым ярким впечатлением после обращения было купание в студеной родниковой воде. В глубине пещеры был разлом. Вода текла по скалистым уступам, собираясь в ручей, который наполнял неглубокую каменную чашу. Эта природная купель была неглубокой, но вместительной. Я долго не решалась окунуться. В памяти еще были свежи воспоминания о предыдущем купании в «кроваво-кислотном» колодце. Но ручей так заманчиво струился по камням, что все мои страхи отступили. Вода не показалась мне холодной. Я нежилась в ее объятиях, как во вспененной ванне. Все вокруг было бездыханным, почти мертвым, как и я сама, но ручей, наполненный жизнью, одаривал жизнью и меня. Вода смывала остатки крови и последние сомнения о правильности моего выбора.

Дальнейшее мое существование было удручающим. Дневной свет давил на глаза, вызывая сильнейшие мигрени. Я избавлялась от боли лишь, когда солнце скрывалось за горизонт. Я практически не спала, не ела. Превратилась в зомби. Виктор научил меня жить в новом качестве, не вызывая подозрений. И вскоре я смогла существовать наравне с лафавами, то есть людьми.

Дальнейшие события тебе известны.

Глава 18. Новый страж

Раздался стук в дверь, который вернул нас из прошлого в настоящее. Роберт сказал, что-то про отгрузку, и Ирина заторопилась. Даже отсиживаясь в катакомбах, Ирина не могла позволить никаких срывов и остановки в делах.

Роберт сопроводил меня. Обратный путь занял гораздо меньше времени, чем я предполагала. Он оставил меня у двери в известную мне коморку и исчез. Я нерешительно приоткрыла дверь, чтобы не тревожить Зою. В комнате никого не было.

Я понятия не имела, был ли день или уже наступила новая ночь. Силы покидали меня. Я устроилась в кресло и откинула голову. Ни единой мысли, ни единого видения, только сплошная тишина и чернота.

Спустя какое-то время послышался знакомый голос: «Утомилась! Спи, дорогая!».

– Что ты сказала? – приходя в сознание, спросила я Зою.

– Я молчала, – удивилась она. – Феноменально! Тебе и впрямь доступны чужие мысли!

Как же я рада была ее видеть. Я хотела поскорее рассказать ей о встрече с Ириной. Меня больше тревожила не сама беседа, а новость, которую та преподнесла.

– Они его убили… – сказала я и сама не верила, что смогла такое произнести вслух.

– Кто? Кого? – удивилась Зоя.

– Рому… – я находилась в оцепенении.

– Рома цел и невредим, – трясла девушка меня за плечи, убеждая прийти в чувства, – он в безопасности. Никто не пострадал.

Я услышала то, на что даже и рассчитывать боялась. Он жив. Он в безопасности. Мне большего и не надо, только знать, что его жизни ничего не угрожает.

Я вдруг представила, что со мною произошло бы, если его не стало. Я тоже бы возненавидела его карателей и приложила все силы, чтобы расправиться с ними. Мне стала понятна боль, которую испытала Зоя, потеряв своих родных и близких.

Дверь устало заскрипела и вошла щупленькая девушка, одна из служанок Ольги. Она передала Зое записку.

– Вот так новость! – воскликнула Зоя. – Тебе выделяют отдельную комнату в левом крыле, где обитают стражи. Ольга сообщает, что все готово.

– А как же ты?

– Моя комната находится там же. А здесь мой тайник. Я просто не хотела тебя оставлять одну. Здесь.

События вокруг моей персоны развивались так стремительно, что я даже не успевала все как следует оценить. Мне так и хотелось сказать: «Остановите Землю, я сойду!»

Дальше было больше.

Меня признали полноправным членом Московской Ветви и назначили стажером в «охранку», которую возглавляла Зоя. Такие подразделения, состоящие из опытных стражников, были в каждой Ветви.

Инициатива создания стражи принадлежала Виктору. В свете событий двадцатилетней давности он должен был обезопаситься. Ему нужны были отчаянные одиночки, обладающие опытом выживания. Таких оказалось немного. Они питались случайными жертвами и умело маскировали свои проделки под несчастные случаи. Даже религаты не могли их отследить. Виктор находил их и предлагал им кров в обмен на службу. Так он познакомился с Зоей. Но девушка вела иной образ существования. Она не испивала людей, не отнимала их жизни. Она питалась исключительно «сгоном». Так называлась кровь, откачиваемая из трупов в моргах.

Московская ветвь слыла среди вампиров одной из самых цивилизованных и организованных сообществ гомотогов. Зоя, не раздумывая, приняла предложение Виктора.

В боевых искусствах девушке не было равных. Она была не самым старшим гомотогом, зато самым опытным. И немудрено, что вскоре она возглавила «охранку» Московской Ветви. Другие ветви только стремились к цивилизованности, надо заметить не безуспешно. И с появлением Зои каждая ветвь, по примеру Московской, стали создавать отряды стражей.

Я не была единственным новобранцем. Были и другие стажеры из разных ветвей. Но я была единственным новичком, что, конечно же, не давало остальным покоя. Иные кандидаты годами дожидались вакансии в отряде. Я получила все и сразу, но не очень-то радовалась. Мне приходилось не только обучаться военному делу наравне со всеми, но и каждый раз старательно оправдывать оказанное мне доверие.

Обучение не прекращалось, даже когда мы меняли места обитания. Наши тренировки были жесткими и порой жестокими. Основная цель обучения – обуздать жажду людской крови, так как стражи практически постоянно сталкиваются с людьми. Мы тренировали волю чувством голода. Если стажер не справлялся с желанием и бросался на стакан с кровью, Зоя применяла шокер, так сказать, будила инстинкт самосохранения. Кормление было трофеем за отличные достижения. Нас также обучали самообороне и тактике отвлекающего боя. То есть по сути, стражи – пушечное мясо. В случае нападения охотников, мы должны будем вызвать «огонь» на себя, чтобы защитить стаю, и дать возможность скрыться.

Задачей «охранки» было оберегать периметр обитания гомотогов. В случае опасности оповестить сообщество. На отдельных стражей возлагалось организовать эвакуацию, а на внешних разведчиков – отражать нападение. Разведка – входила в круг обязанностей стражей, и иногда проводились вылазки далеко за пределы обитания основной стаи.

Обучение давалось мне легко, благодаря моим способностям, которые для окружающих оставались «тайной за семью печатями». Вскоре я перестала считаться новичком, и была признана отличным стражем, знающим свое дело. Приятно было ловить на себе одобрительные взгляды коллег. Мне льстило, что я новый страж. И еще больше льстило признание моих заслуг Ириной. Я понемногу привыкала к новой жизни, к новой роли, к новым лицам. Я чувствовала себя значимой, и это окрыляло. И все же печально осознавать, что при жизни я не воспользовалась возможностью проявить себя.

Прошло полгода, прежде чем я вновь увидела город и людей. Зоя определила меня в патруль. Вопреки сомневающимся в успехе такой кампании, я не разочаровала своего учителя. Наша группа состояла из четверых стражей. Нашими задачами были выведать, нет ли поблизости охотников, разведать маршрут к ближайшему кладбищу и определить присутствие новых гомотогов. Мой первый выход в мир в качестве стража оказался обычной прогулкой туда и обратно, без потрясений и происшествий. И второй, и третий, и все последующие. Пусть так! Это лишь означало, что люди не безнадежны, не утратили веры и не познали греха. Как бы ни сетовали остальные стражи на отсутствие приключений, я считала, что все к лучшему. Хоть какая-то стабильность.

Город жил обычной жизнью. На улицах было шумно и многолюдно. Только летние декорации сменились зимними. Деревья бережно удерживали снег, демонстрируя роскошное убранство в серебряном мерцании. Машины выпускали фейерверки грязи из-под колес, а «благодарные» прохожие, задетые «фейерверками», бранились. И несмотря ни на что, город выглядел гордым. Ему было неважно, кто мы, главное – кто он. Самый прекрасный город на свете!

Я не вела счет ночам, которые провела в Ветви. Каждая ночь была похожа на предыдущую. Я знала свое место, свое дело и просто существовала без претензий на лучшее будущее. Впервые я ощущала свою значимость. Впервые ко мне не относились как к пустому месту. Здесь я не была изгоем или обузой, скорее наоборот, я была нужной и полезной. Однако понимала, что приятного в этом мало. Во мне еще боролись противоречивые чувства: я ликовала, что, наконец, обрела себя, но в то же время я искренне раскаивалась, что стала тем, кем стала.

Мои таланты множились день ото дня. Скрывать способности было все труднее. Зоя запрещала мне демонстрировать их. Она опасалась, что, если все откроется, то меня будут использовать как инструмент борьбы с охотниками. Допустить такого поворота событий девушка никак не могла. Я много упражнялась и научилась держать силы под контролем и от посторонних глаз.

Однако Ирина ждала от меня открытий. Она была уверена, что я раскроюсь рано или поздно. Ее убежденность была не беспочвенной. Таких уникумов, как я, считанные единицы в сообществе гомотогов. Ведь я не просто восставший упырь, ведомый «геном проклятия», а нечто новое, трансформированное в иную форму существо. Само мое происхождение должно было породить во мне сверхвозможности.

До моего появления в Московской Ветви был лишь один подобный экземпляр – Витюша. Он обладал сверхслухом. Его уникальная способность открывала перспективы для развития сообщества. Он улавливал информацию сквозь толщи пород и на огромных расстояниях. Это помогало осваивать новые территории, отыскивать восставших и скрываться от религатов. Но в последнее время парень утерял доверие. Повышенный интерес Марины вскружил ему голову. От вседозволенности он потерял самообладание и контроль. Теперь его таланты заморожены. Он помещен в капсулу с жидким азотом, ее еще называют КДС – камерой длительного сна. А оставшись без «ушей», Ирина возлагала надежды именно на меня.

Вообще-то мне понятно поведение Витюши. У него не было достойных наставников. Если бы ему своевременно объяснили его сущность и предназначение, он был бы более продуктивным. Но у гомотогов тогда еще не было опыта взращивать таких детей. Считалось, что наследное проклятие не проявляется при жизни. Как эти «экспериментаторы» заблуждались в своих догадках!

Судьба Витюши была печальна. Его мать тоже была обращена при жизни, но родов не пережила. Мальчик остался сиротой. Один на один со своими страхами, одиночеством и болезнью он был не нужен ни по одну сторону жизни. Детдомовское воспитание наложило свой отпечаток на самооценку. Он ушел из жизни в одиннадцать лет, повесившись в спортзале на ремне от брюк. А после прибился к Поморам. Тогда-то и выяснилось, что он чудо-вампиреныш.

Когда началось всеобщее объединение гомотогов в ветви, Витюша уже достиг двадцатилетнего возраста и умело управлялся со своим даром. Виктор и не ожидал столкнуться с подобным феноменом. Его заинтересовал уникальный вампир. Если Витюша был не единственным в своем роде, то мечты о создании «нового мира» приобретали реальную форму. Самопровозглашенный лидер тешил себя мыслью о создании новой сверхсильной армии вампиров. Ему хотелось узнать, на что способны и другие отпрыски. Он призывал каждого ребенка, о существовании которого ведал, но лишь единицы после перерождения проявляли таланты. Ирину тревожило, что и я могу разделить судьбу бедолаг, и она даже приставила ко мне стража – Зою. Но на ее счастье, Виктор неожиданно прекратил поиски «супер-героев». Он обнаружил ключ от генетической кладовой талантов. Оказалось, незрелые гомотоги – бесполезны. Лучше их взращивать до совершеннолетия.

Факты налицо. Больше тянуть было нельзя. Зоя понимала, что ставка Ирины должна сыграть. Но какой из талантов обнажить, чтобы не навредить мне, она не знала. Ей выпал не простой выбор. Зоя приняла единственно верное решение, как ей казалось, продемонстрировать мой уникальный нюх. И вскоре Ирина ликовала. Ее радости не было предела.

Я была способна улавливать самые тонкие аромоматерии. Могла безошибочно с закрытыми глазами назвать каждого гомотога из нашей Ветви, несмотря на то, что физиология вампиров не предполагает выделение ферментов. И более того, я их запоминала. У каждого из обитателей Ветви был свой индивидуальный запах.

С тех пор я официально стала стражем – региеофагом. Попросту «нюхачом». Мне предстояло не только определять «свой-чужой», но и изучить архивы, в которых были отпечатаны следы всех когда-либо существовавших упырей.

Глава 19. Архивы

Мои труды были по-настоящему грандиозны. Всего за неделю я смогла освоить архив Московской Ветви. Девять талмудов рукописного текста, где на каждой странице имелся кровавый отпечаток инициации. Шестьсот семнадцать имен, шестьсот семнадцать трагедий, шестьсот семнадцать проклятых душ, без права на Господню милость. Из них только сто три гомотога обитали в ветви и поныне, только сто три имени произносились вслух, только сто три пародии на жизнь еще пытались как-то выживать. Я оказалась из «счастливой» сотни. Остальных уж и след простыл.

Меня терзало зловещее чувство досады. Оно комом стояло в горле и душило. Я не знала, как совладать с эмоциями. Я читала очередную историю, как будто переживала ее, и в конце умирала с героем. Судьбы людей были трагичными и не удивительно, что они, не выдержав бремени испытаний, выпавших на их долю, сдавались. Мне каждого из них было по-человечески жаль. Но кого винить в их самоубийстве? Эпоху? Общество? Безволие? Самоубийство – не выход – тупик. С другой стороны, поражали масштабы бедствия. Сто три восставших мертвеца, вопреки законам логики, существовавшие наравне с живыми, в мире, который им не принадлежал. Сто три упыря, питающиеся людской кровью. Сто три монстра. А с начала переписи их было шестьсот семнадцать. И это только в Москве!

Далее мне предстояло изучить и запомнить архивы других ветвей. Над книгами я проводила бесчисленные ночи и дни. И с каждым новым листом я все больше удручалась. Как боги допустили распространение заразы по всей земле? Только в России было около трех тысяч вампиров. Конечно, большинство из них уже никогда не потревожит и не осквернит мир живых. Религаты знали свое дело. И все-таки нечисти в мире еще предостаточно. Но более всего пугал тот факт, что это сомнительное общество, которое сознательно и добровольно отказалось от Бога, мнит себя выше Бога, решая кому жить, кому умереть, а кому примкнуть к стае. Мне ненавистна сама мысль, что и я стала частью этого общества.

Так, путешествуя от ветви к ветви, я поверхностно познавала мир живых, и детально изучала мир мертвых. Главы ветвей и даже сами старейшины оказывали мне прямо-таки королевский прием. Меня везде принимали как госпожу. Размещали с комфортом, кормили досыта, беспрепятственно давали допуск во все помещения. Казалось, они видели во мне какого-то Мессию, который вот-вот сотворит чудо. У меня действительно была тайная миссия, но чудо, на которое они так рассчитывают, не случится. Скорее, наоборот.

Куда бы ни лежал мой путь, со мною везде была Зоя. Благодаря ей, я еще не тронулась мозгами. Я чувствовала себя защищенной и оттого более уверенной. Зоя ни на секунду не оставляла меня одну. Ей был нужен этот вояж куда больше, чем мне. Во-первых, девушке, наконец, выпал долгожданный шанс разведать призрачное логово Виктора, а во-вторых, она следила, чтобы я ненароком не выдала и других своих талантов.

Так, к лету 2011 года мы добрались в Екатеринбург, в «Центр», в тайное пристанище Виктора. Мне всегда представлялось это место жутким и мрачным. Этаким склепом без признаков современных удобств. Но на поверку логово оказалось великолепным шедевром архитектурной мысли. Общая панорама напоминала двухъярусный торт. Сферическое четырехэтажное здание из стекла и бетона казалось невесомым. Оно точно парило над землей, едва касаясь макушек деревьев. Вокруг него раскинулся роскошный тенистый парк с вымощенными дорожками. Цепочки фонарей, как жемчужные бусины на торте, причудливыми завитками огибали парк. А громадные цветочные клумбы с пестрым разноцветьем придавали общему виду торжественность. Я восхищенно замерла и не верила глазам. Я не видела ничего прекрасней. Здесь было столько жизни и света, что густая чернота ночи таяла перед этим великолепием и покорно осталась дожидаться рассвета у главных ворот.

Нас уже ожидали стражи из числа личной охраны Виктора. Они были неразговорчивы и не так дружелюбны, как мы ожидали. Нас проводили внутрь здания. Изнутри сфера показалась еще более грандиозной. Громадный купол растворялся в пелене звездного неба. Выпуклые стеклянные стены состояли из квадратных панелей, скрепленных между собой металлическими прутьями. Рисунок повторял паутину. В центре сооружения расположился не менее громадный стальной конус, вершина которого упиралась в свод. Звук шагов отражался от паутин и мелодичным эхом заполнял пространство, релаксируя мое утомленное сознание. В металлическом конусе практически бесшумно раскрылись двери лифта. Наш маршрут лежал глубоко вниз.

Для нас уже были подготовлены отдельные комнаты, но я настояла, чтобы мы поселились в одной. Комната больше походила на допросную камеру: яркое белое освещение, по центру стол и стул, справа – кровать, прикрученная к стене, слева – обзорное окно с видом на соседнюю «камеру», у входной двери – одинокая тумбочка.

– А душевая есть? – растерянно спросила я.

Стражники, как бесчувственные зомби, развернулись и ушли, оставив мой вопрос без внимания.

Мы осмотрелись. Кинули баулы на пол и устало плюхнулись на кровать. Пожалуй, ничего, если ненадолго! При таком освещении отдохнуть и отключиться не удавалось. Мы сидели, уставившись в окошко, в ожидании хоть каких-либо любопытных взглядов. За стеклом мелькали фигуры, облаченное во все белое, но никто не проявлял любопытства к нашим персонам.

Прошло около часа прежде, чем нами заинтересовались. В комнату вошли двое гомотогов. Они принесли сменную одежду – белые лаборантские костюмы, и пакеты с кровью. Нам приказали раздеться полностью. Зоя выполнила приказ без доли смущения. Я же была готова провалиться сквозь землю со стыда, да вот только мы и так уже были глубоко под землей. Нас обдали струей холодного пара из цилиндрического баллона. Оказалось – это и был душ! Мы переодевались под пристальным наблюдением этих двоих. Они не оставили нас, даже когда мы кормились. Только когда мы закончили трапезу, два истукана ожили и зашевелились. Они собрали нашу грязную одежду, опустошенные пакеты от крови и удалились.

В комнате раздалось шипение настенного динамика, из которого прозвучало доброе приветствие знакомым голосом. Виктор желал нам приятного пребывания в «Центре». Он не дал нам возможности отдохнуть с дороги и велел приниматься за дело. Так сказать, «с корабля на бал». В смотровом окне появилось трехмерное изображение Центра. Виртуальная экскурсия не давала мне четкого представления о месте, где мы находились. Зато для Зои все было предельно понятно. Она внимательно изучила схему и могла безошибочно отвести меня в любое место. Однако нам не разрешалось выбираться на поверхность без сопровождения. Зато мы могли беспрепятственно посещать любые уровни подземелья.

Со своей задачей я справилась быстро. Всего за тридцать часов я вместила в банк своей безразмерной памяти еще шестьдесят четыре имени и запаха. Но еще много недель Виктор нас не отпускал. Я очень тревожилась, что он оставит меня тут навечно.

Я подвергалась множеству проверок и тестов, которые без труда проходила. Я могла определить любого, кто пытался ко мне приблизиться. Даже когда силы были на исходе, и я отчаянно сопротивлялась сну, он не давал мне спуску. Задания становились сложнее и изощреннее. Я должна была выявлять гомотогов и на поверхности среди людей, и в отдаленных бункерах, среди ароматизированных реагентов. Мне приходилось концентрироваться на полную, чтобы действительно учуять гомотогов. Я не могла пользоваться другими навыками, их мне все еще приходилось тщательно скрывать. Но ощущение, что Виктор ожидает от меня большего, чуть не сломало мою оборону. Когда я ненароком улавливала мысли экзаменаторов – они были словно намеренно запутаны; а если я неожиданно теряла сознание и фантомно переносилась вслед за искомым объектом, то путь оказывался заведомо ложным. Казалось, что Виктор уже встречал подобные проявления силы и нарочно манипулирует мной, чтобы вывести на чистую воду. Но я держалась.

Виктор не собирался нас отпускать назад в Москву, по крайней мере, меня. Зое он предлагал выбор, и та на мое счастье решила остаться в Центре. Ей еще требовалось время, чтобы побольше разузнать о планах Виктора. А мне требовались ответы о том, кто я.

Мы начали свое тайное расследование с изучения работы Центра. Под разными предлогами мы несколько раз поднимались на поверхность. Благодаря светофильтрам солнечный свет не причинял боли. Наверху было тихо и спокойно. Хоть издали, через призму окон, но я могла любоваться изумрудным парком. Это сферическое сооружение служило не только пропускным пунктом для сотрудников, которые массовым потоком приходили к девяти утра и таким же потоком покидали рабочее место в шесть часов вечера, пять дней в неделю от звонка до звонка. Его главным предназначением было аккумулировать энергию, за счет которой питалось все подземелье. И, судя по яркому освещению, мощности было с лихвой.

То, что мы называли «центром», действительно оказалось «центром», «Научно-исследовательским центром гематологии» – негосударственным коммерческим предприятием. «Детище» Виктора кормило во всех смыслах всех гомотогов всех ветвей. У центра была активная деятельность и огромные капиталы. Здесь работали талантливые ученые, инженеры и медики. Их труды были революционны и хорошо продавались, а значит, людям и щедро платилось. Но вот вопрос: ведали ли все эти люди на кого, а главное для чего они трудятся?

Первые два подземных уровня отведены под экспериментальные лаборатории, где трудились смертные. Остальные уровни принадлежали бессмертным экспериментаторам. Но были и более глубокие уровни, на которые нас не допускали. Судя по воздуховодам и прочим коммуникациям, где-то внизу должны располагаться внушительных размеров бункеры. Что там хранилось или делалось, Виктор держал в тайне. Зое непременно хотелось все выяснить. И для начала нужно было заполучить расположение Верховного.

Получить покровительство Виктора дорогого стоит. Я очень старалась, чтобы не разочаровать его. Со временем лед в его сердце начал таять. Он смягчил и режим тренировок, и отношение ко мне. Хоть я и чувствовала себя пленницей за семью замками, зато была вольна в выборе занятий. Все свободное время я проводила в библиотеке. Каждый раз, когда я бралась за новую книгу, мне вспоминалась моя прежняя жизнь, в которой чтение было единственным развлечением.

Однажды Виктор пригласил меня в свой кабинет, куда еще никого и никогда не приглашал. Его восхитило мое книголюбие, и он решил познакомить меня с личной библиотекой. Он полагал, что я смогу по достоинству оценить его бесценную коллекцию.

Виктор неспроста гордился своей библиотекой. Она поражала своим разнообразием и содержанием. Книги, свитки, дневники, журналы, письма – из разных уголков мира, из разных эпох. Большая часть собрания никогда не видела свет, была скрыта от человечества веками и даже тысячелетиями. Я прикоснулась не только к тайным реликвиям, я прикоснулась к чему-то более грандиозному. К истории самого мироздания. К истории человечества, породившего зло, и не ведавшего о том. К истории, которой Виктор был и свидетелем и творцом.

Это – история иного мира. Это – его собственная история.

Глава 20. По следам истории

История вампиризма уходит глубоко в лета. Все, что ныне известно о вампирах, это не просто вымысел богатой фантазии. Это лишь домысленные предположения, построенные на основе некоторых артефактов, которые по разным причинам попадали в свет.

Изначально тайные знания собирались, бережно оберегались и передавались из поколения в поколение неким обществом «Креста», состоявшего из ярых адептов зарождающейся религии. Все сведения, собранные за много веков монахами, хранились как реликвии в потаенных местах. Лишь избранные, самые преданные божии послушники, владели знаниями о тайниках. Человечество не должно было узнать об иных формах физического существования, дабы эти знания не развратили еще не зрелое общество. Временами знания все же открывались миру. Виной тому были вездесущие археологи, историки или случайные «черные копатели». И если тайна была на грани открытия, хранителям приходилось принимать меры и даже идти на жертвы. Порой жертвы были весьма злосчастные.

Общественное сознание формировалось на легендах о первых людях – мужчине и женщине – созданных Единым Богом, и заповедях, которые были призваны это общество организовать. Древние легенды легли в основу культуры разных народов и с веками обрели религиозную форму. Но ни одна религия мира не повествует о Лилит и ее проклятии. Знай люди такой противоречивый эпизод истории, многие бы соблазнились примкнуть к альтернативному сообществу. Тогда начался бы мировой хаос – «апокалипсис». Глашатаи Божьего слова не могли допустить, чтобы Божий замысел о создании на Земле рая был оспорен.

Способы защиты сведений иногда были зловреднее, чем сами сведения. Рьяно защищая знания и веру, хранители оказались по разные стороны правды. Времена менялись и люди менялись. Жестокость порождала жестокость. И когда сердца людей очерствели и развратились, общество само породило зло.

В средневековье, когда общество погрязло в распрях, религия как закон начала терять свою значимость, а все более приобретала алчный характер вседозволенности. Развернулись кровавые войны. Народ шел на народ, прикрываясь верой в Бога. Народ – победитель ликовал, воспевая хвалу Богу, поверженный народ молил о пощаде. Разве таким был Божий замысел? Или таким был Божий промысел? Что это за Бог, который стравил своих чад на почве алчности? Нет, Бог здесь ни при чем. Просто народ шел за правителем, который верил в себя как в бога. Вера и заветы были упразднены и в сознании людей и в обществе в целом.

Церковь утратила свои качества проповедника и защитника Божьего слова, а все больше склонялась к политическим интригам в угоду правителей. Непоколебимые правоверные монахи все больше уходили от мирских забот, не в силах бороться с системой, и становились отшельниками. Но официальная церковь не могла допустить, чтобы инакомыслие сеяло свое семя по земле. Начались массовые гонения и травля всех «несогласных». Под маховик репрессий попадали и монахи, и простолюдины, и даже знать. Обвиненные в еретичестве люди предавались пыткам. Публичные казни служили устрашающим инструментом в борьбе с инакомыслием. Никто не осмеливался возразить установившимся порядкам. Средневековая Европа испытала на себе весь ужас «карающей руки».

Теперь мне понятно, почему Виктор так жаждал создания «иного мира». Его породило общество, которое уже больше не служило богу, а лишь прикрывалось именем божьим. И потеряв жизнь, он возродился в ином воплощении, с иной правдой, с иным богом.

Виктор родился в 1438 году в семье провизоров Свитешей. Их семья была уважаема в окрестностях Северного графства Трансильвании. Родители мальчика содержали лавку здоровья, где готовили и продавали разные снадобья. Мать его была знахаркой. К ней часто обращались за помощью. Она осматривала и лечила даже безнадежных больных. Отец Виктора готовил смеси и порошки, для лечения. Виктор с интересом перенимал знания у родителей и к семнадцати годам овладел всем, чему они могли его научить.

Вскоре «карающая рука» церкви добралась и до Восточной Европы. Свитешей обвинили в колдовстве и признали «слугами дьявола». Родителей Виктора уже было не спасти. Их сожгли на костре. Парню удалось бежать. Он спрятался в горах. Там его приютили монахи-отшельники. Он безвылазно провел трое суток в пещере с монахами на хлебе и воде. Но вскоре пещеру обнаружили. Солдаты ворвались и перерезали всех. Виктору опять удалось уцелеть. Он укрылся в узком провале, куда солдатам было не пролезть. Тогда солдаты завалили вход в пещеру валунами. Не то что свет, даже воздух не просачивался сквозь завал. Парень был обречен.

Виктор долго сновал по узким расщелинам. Без еды и воды, израненный, он из последних сил продвигался вперед. На его счастье в глубине пещеры оказалось подземное озеро. От воды исходило голубоватое свечение, озарявшее каменный карман. Виктор припал к воде и жадно пил, пока не одолел жажду. Но жажда жизни была куда сильнее обычной жажды. Он собирался с силами, чтобы обследовать озеро. Возможно, он найдет выход. Но Виктор еще и не подозревал, куда его выведет судьба, и что за жизнь его дальше ждет.

Он нырнул на самое дно и нащупал подводный лаз. Вынырнул он уже на другом краю озера. Там тоже оказался воздушный карман. Виктор выполз на каменный выступ. Он упал, обессиленный и изможденный. Раны кровоточили, стекая по его мокрому телу красными ручьями, и окрапливали камни. Понимая, что выхода нет, он в отчаянии разрыдался и с досады прокричал, что не желает более жить. Эхо истошного вопля отразилось от стен пещеры и рябью пробежалось по воде. В мгновение озеро робко заклокотало и в пещере ответным эхом раздались мелодичные плески воды.

Виктор был напуган. Он вскочил на ноги, не понимая, что происходит. И еще больше удивился тому, что раны затянулись и боль отступила.

Поверхность озера волнующе дрожала. Затуманенное сознание Виктора отзывалось на призыв воды. Озеро манило его и вожделело его плоти и души. Он, как намагниченный, вошел в воду, которая увлекла его в свою пучину. Вода, которая еще недавно казалась прохладной негой, вдруг превратилась во взвар. От боли Виктор потерял сознание. Его тело послушно погрузилось на дно.

Сколько времени он был в беспамятстве, парень не ведал. Но, придя в сознание, ему открылись такие знания, которые были недоступны ни одному смертному. Вода показала Виктору тайные истины. Это было не просто подземное озеро, это было последнее пристанище Лилит, каждая капля которого была наполнена ее силой и проклятием. Вода показала, каким был последний день существования Черной Души.

Женщина предстала пред Светом у подножия Сагарматха и взмолилась богам о пощаде своих чад, рожденных от Падшего. Боги дали обещание не обрекать на проклятие праведников из ее рода. Ведь каждая душа была наделена божьей искрой – вселенской частицей Великого Бога – а это означало, что все души принадлежали Богам до тех пор, пока те праведны, и в конце дней своих они должны принять искупительную смерть в обмен на вечность. Но если потомок совершит грехопадение, то его настигнет проклятие…

Лилит бесконечно сильно любила своих детей и не желала им вечных мучений. В ее проклятой сущности любви было столько, что хватило бы на всю Вселенную. Именно такой, безмерно любящей, ее сотворили создатели. Но, как говорится, от любви до ненависти один шаг, и этот шаг был предательской любовью ее мужчины к другой женщине. Я и представить не могла, какой же сильной должна была быть ее ненависть!

Лилит согласилась на все условия богов. Она окропила своей кровью договор с богами. Боги же оставили пакт наследникам, как предостережение, чтобы помнили. Женщину испепелили. Ее прах заточили в скалистых породах Карпат, где за тысячелетия образовалось подземное озеро, впитавшее прах. Боги надежно спрятали древнее проклятие. И никто о нем не ведал до тех пор, пока капля человеческой крови не пробудила его.

С той поры Виктор, обрел не только знания, но и обратился в нечто совершенно новое, в существо бессмертное, проклятое, ведомое жаждой крови. В вампира.

Виктор существовал в вечности и наслаждался своим существованием, не предавая значения эпохам и правителям. Ведомый интересом, он наполнял свой разум тайными и могущественными знаниями, пути к которым ему открыла Лилит. С каждым новым найденным артефактом, он становился мудрее и сытнее, в том смысле, что каждое новое открытие освобождало его от жажды крови, но не от жажды знаний и опыта. Реликвии сами напрашивались на открытия. Откровения, изложенные в них, возвысили Виктора над остальным миром.

С тех пор как Виктор обратился, он задался целью перекроить мир под себя, чтобы комфортно существовать. Он решил создать альтернативу смертному обществу из бессмертных, но достойных наследников, как того когда-то жаждала Лилит. Он был убежден, что ее предали и незаконно отлучили от общества, которое изначально было слишком свободным, чтобы захлебнуться в собственных грехах. А посему он, Виктор, просто обязан был исправить несправедливость.

Среди найденных им артефактов был один очень древний экземпляр, написанный на древнегреческом языке. Примерный возраст манускрипта – тысяча лет. Его писал некий Сантифан. В писании были указаны возможные ветви генеалогического древа Лилит и Неганту. Благодаря манускрипту, Виктор мог отыскать вероятных наследников проклятия. Виктор провел в поисках достойных много лет. Он долго странствовал по Европе, пересекая страну за страной. Он находил себе подобных, но образ их существования был отвратительным. Они охотились на людей, открыто демонстрируя свою природу, а «рыцари креста» охотились на них. Упыри, вынужденные прозябать в склепах вечность и изредка выбираться в мир за пищей, не желали перемен. Со временем в Европе не осталось свидетельств существования вампиров, как собственно и свидетелей. Вместо историй об оживших мертвецах появились истории о тайных орденах и обществах.

Судя по журналам наблюдений, Виктор и сам не раз был свидетелем облавы на упырей. Он делал об этом подробные записи, среди которых немало случаев описания охоты и на него самого. И более того, охотились за ним не только религаты, но и вампиры Старого и Нового Света. Охота велась не столько на него, сколько за тайными письменами, которыми он владел. Вампиры считали, что Виктор обнаружил в древних текстах ключ к дневанию. Они не желали мириться с тем, что он единственный обладал секретом. Ведь, как правило, вампирами становились самоубийцы из рода проклятой ветви, то есть наследники Лилит. Виктор же был иного рода. Отличие было в том, что он обратился при жизни. Он избегал только рассветных лучей, а в остальном дневной свет причинял лишь боль, но губительным не был. Да и к людям он не испытывал томления. Разве что изредка мог пригубить человеческой крови, оставляя при этом жизнь и затуманивая сознание жертвы. У Виктора действительно были секреты, но поделиться знаниями он готов был только с избранными.

Среди книг о некромантичных сущностях, были сведения и об иных формах вампиризма. В них повествовалось об утопленниках и самоподжигателях. Я не знаю, можно ли доверять словам авторов. Книги были написаны в виде рассказов с черно-белыми иллюстрациями. Книги датированы разными годами выпуска и относились к концу XIX века. Но, судя по заметкам на полях, особенно в части действий охотников, все они имели значение для Виктора, и не являлись просто фантастическим чтивом.

Самоподжигатели описывались как демоны – бестелесные сущности, чья плоть уничтожена огнем. Они приходили в мир живых и питались биоэнергией случайных жертв. Их движения были непредсказуемы и хаотичны. Но охотники знали, что демон привязан к месту погребения останков. Им не составляло труда отыскать могилу самосожженца. Они щедро осыпали ее солью, и по истечении трех суток демон, не имея подпитки, растворялся, а его останки превращались в тлен.

Об утопленниках было написано гораздо больше. Те, чьи тела были подняты со дна, предавались захоронению. И на протяжении трех суток над могилой дежурили охотники с осиновыми кольями. А те, чьи тела так и не были найдены, перерождались уже в водной среде. Авторы их прозвали сиренами, морскими нимфами, русалками. Охота на них велась хитро: темной ночью на рыбацких лодках охотники подплывали к месту предполагаемого обитания упыря, выливали в воду небольшими порциями кровь скота, так сказать на затравку. А когда водные монстры атаковали судно, охотники метали в них копья и, как рыбу, нанизывали на острие. С рассветом вся нечисть превращалась в прах.

Возможно, не так уж и привирали все эти рассказчики. И возможно, именно из этих рассказов и родились мировые представления о вампирах и борьбе с ними. Но Виктору так и не довелось увидеть воочию ни одного из описанных.

Европа для Виктора больше не представляла интереса. Скорее, он считал опасным для себя там оставаться. Вскоре началась Первая мировая война. Удачное время, чтобы скрыться «под шумок». Его выбор пал на Россию. Он долго скитался по пограничным городам и городкам, укрываясь то от охотников, то от членов тайного общества. Но еще никому не удалось напасть на след призрака.

В России гомотоги не обитали. Так повелось, что древние русичи совмещали в своем быту и новое учение «Христианство» и древние языческие обряды. Как раз благодаря язычникам и староверам на погостах дежурили обрядчики. Когда предстояло хоронить самоубийцу, то первые трое суток у его могилы выстраивали дозор. И если нечисть пробуждалась, то дальше собственной могилы уже не выбиралась. Русский народ и не слыхивал о наследниках проклятия до тех пор, пока революция не пробудила это самое проклятие. С тех пор на русской земле вурдалаков и упырей наплодилось тьма-тьмущая.

Среди исторических обозрений о миробытности Виктора, сведения о его пребывании в России выделялись отдельным собранием. С нашей страной он связывал и свое будущее, и свои надежды. Ему предстоял долгий путь к мечте. Прошло больше века и одиночка-неформал уже правил малым народом. Как он сам высказался, он «живет только последние сто лет, все прочие годы, даже сама жизнь, – гнусное существование».

В истории у него осталось много имен, но лицо одно. Во Франции (середина XVI в.) его знали, как провидца, чьими услугами пользовался двор. В Англии (XVII в.), он способствовал перевороту, в результате чего монархия была ограничена парламентом в правах; там же, но веком позднее, он был успешным археологом, чьи экспедиции в Египет и Индию спонсировала лично королева. В США середина XIX века он был известен как антиквар, коллекционер древностей, чьи щедрые дары в национальный музей принесли ему славу и почет. Его состояние и капиталы были велики. Промышленные земли, рудники, старинные замки и поместья – всего и не перечесть. И никому и никогда не приходило в голову, кем он был на самом деле. Современный мир его принял как богатейшего наследника старинного венгерского рода Ботори, к которому он никакого отношения не имел. Но так ли это было важно для современного мира, когда на кону маячили сотни миллионов долларов. Даже пресс-медиа не осмеливалась посягать на его частную жизнь только потому, что масштаб личности был устрашающ.

Он веками множил капиталы с одной лишь целью – однажды вывести гомотогов из тени и существовать как великий народ на великой земле.

Меня больше настораживало не само существование гомотогов, а то, что Виктор искренне верил в превосходство его «народа» над остальным миром. Его одержимость была пугающей.

Для нового мифического общества он собрал «Кодекс». Это была самая большая книга в его библиотеке. Она хранилась в стеклянной витрине, в которой поддерживались на определенном уровне освещение и влажность. Уже после Виктор рассказал, для чего он изолировал книгу. Страницы, из которых она состояла, содержали послания и предостережения, записанные рукою Лилит, и выполнены из кожи растерзанных ее жертв. Эти свитки прекрасно сохранились только потому, что праматерь верила в процветание своих чад, и до поры укрыла их в вековых льдах, там, куда не проникает ни свет, ни кислород. Теперь эти бесценные послания хранились еще бережнее.

Все, что я узнала о вампирах, уложилось в полную картину понимания и самой себя. Я порождение проклятия, которое мне навязали против воли. И, более того, смерть мне тоже навязали. Вероятно, поэтому я не могла отпустить человека в себе и держалась за прошлое, как за спасательный круг. Мне виделся только один способ получить прощение души – не позволить Виктору исполнить замысел.

Мне предстояло отыскать ответы еще на многие вопросы, разгадать еще многие загадки, но самой большой загадкой и самым важным вопросом до сих пор оставался сам Виктор. Кто он? Какова его суть? Он возродился, или не умирал? С чем мне придется столкнуться?

Глава 21. «Из огня да в полымя»

Уже несколько дней меня не покидает ощущение тревоги. Зоя тоже была настороже. Мы не могли обмениваться мнениями при свидетелях. Охранники, которых приставил ко мне Виктор, не оставляли меня в покое даже в часы кормления. И телепатически выйти с ней на контакт никак не удавалось. Я подозревала, что Виктор догадывался о моих скрытых талантах и только и ждал момента, когда я «проколюсь». Видимо, поэтому я постоянно была под наблюдением. Я никак не могла допустить «проколов». Зое было что-то известно потому, что в последнее время вся стража Центра находилась на круглосуточном дежурстве. Мне непременно хотелось все выведать.

Я знала только одно место, где меня оставят в уединении – кабинет Виктора. Я старательно пыталась отключиться, но ничего не выходило. Я оставила попытки и принялась за излюбленное занятие. Засидевшись в библиотеке до рассвета, я пропустила кормление и сама не заметила, как потеряла сознание. Вместо ожидаемого видения я увидела нечто странное и нереальное, чему поверить никак не могла. Я находилась в сознании живого человека и смотрела на предметы его глазами. Мне было настолько комфортно и волнительно испытать сердцебиение и теплоту тела, что я не сразу осознала, где нахожусь. Тело моего контактера находилось в стеклянном саркофаге в огромном слабоосвещенном помещении. Я не могла пошевелиться и все как следует осмотреть. Мне был доступен лишь обзор боковым зрением. И все, что я смогла рассмотреть, не на шутку напугало меня. Вокруг было множество стеклянных капсул, подобных той, в которой находилась я. В них тоже были человеческие тела и, судя по запотевшим отпечаткам на стекле, все они были живы. Я не успела сосчитать капсулы. Ко мне подошли две фигуры, облаченные в спецкостюмы. Они сверили данные на мониторе, что располагался у основания капсулы, и ослепили меня светом ручного фонарика. Я невольно зажмурилась.

Когда я опять открыла глаза, то обнаружила себя за письменным столом в кабинете Виктора. По подземелью истошным воплем завывала сирена. Я вышла в коридор, чтобы разведать, в чем дело. Тут стражники подхватили меня под руки и уволокли в мою комнату, так и не объяснив, что произошло. В неведении я провела около трех часов, пока не появилась Зоя. Она-то мне все и разъяснила.

Один из экспериментов, которые проводились на засекреченных уровнях, вышел из-под контроля. Виктор приказал изолировать бункер. Когда все наладится, он откроет заградительные шлюзы, а до тех пор всем придется оставаться там, где их застигла тревога. На мое счастье, Зоя возвращалась на кормление. Мы остались с ней вдвоем, без свидетелей и надзирателей. Наконец, появилась возможность поговорить.

Виктор неспроста не подпускал к себе других гомотогов. Он держал место своего обитания втайне ото всех. Причины такого решения стали нам понятны и очевидны. Во-первых, он единственный владел древними знаниями и не мог допустить посягательств на свою персону. Отсюда и сверхтехнологичная защищенность и неприступность убежища. Во-вторых, именно здесь он выращивал колонию человекоподобных особей, неуязвимых перед светом и людским оружием. Они создавались для того, чтобы обратить все человечество в рабство и на руинах цивилизации основать новую империю бессмертных. В-третьих, всех гомотогов рано или поздно ожидает повальное истребление. И, кажется, страшные времена на подходе, потому что Виктор готов нас отпустить на волю.

– Мы возвращаемся?! – озадаченно спросила я Зою.

Теперь я осознала, что моя тревога не была беспочвенной. Зоя сообщила и еще одну неприятную новость. В Московской ветви творились странные вещи. Марина сбежала. Ее побег означал, что предателей среди своих куда больше, чем мы предполагали. Ирина негодовала. Ведь под угрозой не только ее репутация, но и безопасность ветви. Что же касается Марины, то она могла быть где угодно и с кем угодно. И тут требовался мой талант «нюхача», чтобы обнаружить след беглянки. Как ни странно, Витюшу так и не реабилитировали. Возможно, по этой причине мне бы хотелось в это верить, Виктор нас и отпускал.

– Я даже не представляю, – распылялась Зоя, – как она могла сбежать. У Ирины отлажена служба безопасности и контроля, и как они проворонили Марину – вопрос.

Новость о возвращении домой затмила все прочие. Я только и мечтала вырваться отсюда, сменить диктаторский режим на демократичный. Со скоростью ветра я скинула с себя белоснежную робу и переоделась в свои вещи, по которым порядком соскучилась. Голубые джинсы и винтажную футболку. Мой баул был собран давно. В нем лежали сменные вещи, которые вернулись из чистки еще в первую неделю нашего пребывания. Оставалось только дождаться команды «сверху».

Освещение замигало и танцующими бликами пробежало по поверхности окна. Из коридора донесся ужасающий протяжный скрежет. Взбудораженные гомотоги хлынули с обеих сторон потоком. Белые ручейки поравнялись с нами, обогнули нас, словно не замечая, и бесследно пропали из виду в витиеватых лабиринтах подземелья. Ни один из них не проронил ни звука. Видимо, эксперименты частенько тревожили местных обитателей, и они просто-напросто привыкли и к вою сирены и жуткому скрежету открывающихся шлюзов.

Зое пришлось оставить меня. Она велела мне дожидаться ее возвращения в комнате и никуда не уходить. Я как всегда была послушна. Я очень исполнительная, но нетерпеливая. Ожидание изводило меня. В голову лезли жуткие мысли о том, что мы можем не успеть вернуться домой; о том, что Марина и ее лизоблюды захватили ветвь; о том, что Виктор передумает нас отпускать, или и вовсе задумал нас испепелить. Чем дольше я находилась один на один со своим воображением, тем больше оно рисовало мне картины одна угрюмей другой. Я погрузилась в уныние. Вот теперь я взмолилась, чтобы произошло чудо!

– Рената! – раздалось из динамика. От неожиданности я вздрогнула. Если бы мое сердце еще билось – оно бы выпрыгнуло наружу от испуга. – Тебя ожидают на «нулевом» уровне.

Наконец-то! Я испытала такое облегчение, словно меня из-под завала достали. Но после сомнения настигли снова. Ведь голос не произнес заветную фразу: «с вещами на выход!» Я на всякий случай прихватила вещички.

Нулевой уровень был чем-то вроде переходного, запасного. Некой прослойкой между лабораториями верхними, где трудились люди, и нижними, где обитали гомотоги. Стены укутаны изоляционными панелями, чтобы экспериментаторы не слышали друг друга, а отдельные воздуховоды предусмотрены, чтобы одни других не учуяли. Здесь проходили все собрания «охранки». Здесь декламировались пафосные выступления. И здесь же таились пути отступления.

Виктор не заставил себя долго ждать. Как всегда красивый, подтянутый и манерный, он томным баритоном успокоил галдящих гомотогов и заверил, что случай не рядовой, но опасаться нечего. Он призвал всех сплотиться и вспомнить свое предназначение. Мне в очередной раз предстояло услышать хвалебную речь об альтернативном сообществе и о великом будущем для каждого из нас.

Вскоре к нам присоединились «люди в черном». Смешная аналогия, однако, не давала повода к веселью. Нас ожидала скрупулезная подготовка к отбытию. Долгожданное возвращение домой, хотя то место с натяжкой можно назвать «домом», сулило быть гораздо быстрее, нежели наш вояж в Центр. В Центр мы добирались пешком, одолевая огромные расстояния от заката до рассвета, а днем отсиживаясь в укромных местах. Теперь же мы должны были лететь самолетом, спецбортом в гробах в сопровождении сотрудников похоронного бюро. Наши сопровождающие были людьми, но весьма осведомленными в вопросах транзита нелюдей. В мире живых правят деньги, и у кого их больше, тот живее всех живых!

Меня поражала циничность наших проводников. Ради денег они готовы были работать с самим чертом. Конечно, алчность – порок современности – присущ большинству людей. Но неужели у людей не осталось ничего святого? Неужели человечество и впрямь утратило веру? Неужели, действительно, грядут темные времена, предсказанные античными оракулами? Страшнее всего, что я знала ответы. Ведь само мое существование было доказательством этого.

Нам предстояло внешнее бальзамирование. Нас было четверо: я, Зоя и двое моих «телохранителей». Знакомые все лица. Гробовщики занимались нами по очереди. Сначала под нож легли мужчины. Как, однако, благородно с их стороны. Затем занялись Зоей, а после взялись и за меня. Действо было настолько отвратительным, что у меня появился легкий мандраж. Нам сделали на груди Т-образные разрезы и тщательно сдобрили края раствором со специфическим запахом, для того, чтобы рана не затянулась. Затем ловкими движениями стянули порез черными медицинскими нитками. Боли практически не было. Я лишь ощущала дискомфорт от всеобщей наготы. Затем нас облачили в траурные одежды. Мужчины надели светлые сорочки и темные костюмы – «двойки», а мы с Зоей сорочки и грубые балахоны. Каждому досталась по паре тряпичных тапок. И после нам наложили плотный грим на открытые участки тела. Мы выглядели как киношные зомби в представлении сценаристов.

Все, что с нами происходило далее, и вовсе напоминало театр абсурда. Эти потрошители привезли на каталках солидные лакированные гробы, выполненные из красного дерева с позолоченной отделкой. Они провели нам полную и красочную презентацию образцов так, будто рекламируют комфортабельное жилье. Однако внутренне содержание деревянных «квартир» комфортом не отличалось. Изнутри гробы были обиты красным сатином с белой окантовкой на торцах. В изголовье лежала подушка с тонким наполнителем, а в основании свернутое рулоном льняное покрывало.

Нас положили в гробы. Меня охватило сомнительное чувство дежавю. Так вот как все было со мной! Болезненным воспоминанием отозвалось и жжение в груди, которое я когда-то уже испытывала. Я несколько раз примеряла место. Мне было жестко и неудобно лежать. Зоя успокаивающим тоном привлекла мое внимание. Я смотрела на девушку ненасытным взглядом, точно боялась больше не увидеть. Зоя предложила подложить мне под подушку баул с вещами, чтобы было удобнее. Она и сама сделала так, и никто не возражал. Нам велели принять успокоительные капсулы. Я на мгновение потеряла с Зоей зрительный контакт, когда мне клали на язык таблетку. Я уже собиралась проглотить лекарство, как увидела в глазах девушки панику. Я быстро смекнула, что не стоит этого делать, и незаметно избавилась от капсулы, ловко сплюнув ее в ладонь. Пока я копошилась, мне удалось припрятать таблетку в изголовье. Когда один из ритуальщиков укутывал меня, он удостоверился, что я проглотила успокоительное, и с надеждой ждал, когда я угомонюсь.

Когда надо мной нависла крышка, я вновь запаниковала. Я вскочила и уперлась руками в нее. Окружающие недоумевали. У меня еще свежи воспоминания о времени, проведенном в гробу, и отчаянных попытках выбраться наружу. Зоя утешила меня, сказав, что все гомотоги ненавидят свой первый гроб, а все последующие гробы – это комфортный «бизнес-класс» для избранных в мире мертвых. Отныне я не просто страж, но «избранная персона». Надо отдать должное находчивости девушки. Она нашла нужные слова, которые меня не только утешили и приободрили, но и ослабили бдительность всех остальных. Радости от этого только мало! Зоя произнесла бы еще много утешительных слов, но она сымитировала обморок. Этот спектакль предназначался для меня как знак того, что таблетка подействовала. Я незамедлительно поддержала игру и повалилась на подушку. После я лишь услышала синхронные щелчки затворов и погрузилась во мрак.

Нас погрузили в машину и повезли по бездорожью. Пару часов постоянной тряски показались мне вечностью. Я с иронией сожалела, что не приняла чудо-лекарство. Следующие пару часов были куда спокойнее. Нас везли уже по шоссе в аэропорт. Легкое покачивание убаюкало меня. Я намеренно погрузилась в сон, чтобы удовлетворить свой интерес. Мне уже удавалось контролировать астральные полеты, и я не преминула этим воспользоваться. Я распласталась над похоронным катафалком, который безостановочно следовал заданному маршруту.

Пейзаж вокруг был поистине прекрасен! Закат плавно ложился на холмы и кручи. Солнечные лучи путались в кронах деревьев, а те лениво поигрывали листвой и хвоей. Маленькие ручейки и речушки торопились в большие и не очень озера, по берегам которых, словно на бал, собирались в стаи длинноногие птицы. Вдоль шоссе встречались городки и поселки, но жизни в них я не расслышала. Здесь – не Москва, где гул стоит даже ночью. Здесь время застыло, люди не торопились жить, а значит, и умирать.

Мы добрались до аэропорта. Я почувствовала толчки на физическом уровне и вернулась в реальность. Нас перегрузили на каталки и повезли в здание. Для многолюдного вокзала здесь оказалось на редкость тихо. Нас везли по специально отведенному коридору к пункту досмотра спецгрузов. Я слышала, как открывают по очереди крышки гробов и сканируют тела. Я ощутила и на себе равнодушные, пустые взгляды работников аэропорта. Неужели к подобному зрелищу можно привыкнуть?! Какая-то женщина грустно заметила: «Какие молоденькие! Что с ними случилось?». Один из сопровождающих сказал: «Передозировка. Родителей жалко!». Потом было еще пренебрежительное шушуканье, которое к слову сменилось на плоский юмор гораздо быстрее, чем закрылась крышка четвертого (моего) гроба.

Еще немного тряски, и мы оказались в багажном отсеке самолета. Потом раздался оглушительный рев турбин, и я почувствовала грузность собственного тела. Ощущения не из приятных, но терпимых. Это мой первый полет! Я сожалела, что не могла воочию насладиться просторами из иллюминатора. Воображение лишь дорисовывало примерные картинки, которые я когда-то могла видеть из репортажей или в кино. Но ощущение полета было таким же сильным, как и астральный полет.

Из мира грез меня беспощадно выудил хлипкий скрип. Кто-то снаружи шарил по крышке моего саркофага. Я учуяла поблизости множество гомотогов, что меня не могло не удивить, ведь нас должно было быть четверо, и отдаленное присутствие человека. Я не на шутку взволновалась и мертвецки замерла.

– Привет, дорогая! – прошептала Зоя, вскрывая мой «панцирь».

– Как ты выбралась? – удивилась я.

– Ш-ш-ш! У меня были подозрения касательно планов Виктора. И я не ошиблась. Посмотри…

Зоя указала на гробы. Их оказалось намного больше, чем четыре. Некоторые стояли поверх других. Мы насчитали около сорока. Я оторопела.

– Ты знаешь, кто там? – спросила я девушку.

– Я надеялась, ты прояснишь. Сможешь почувствовать или увидеть?

Я всматривалась и принюхивалась к каждому гробу. В большинстве из них были гомотоги, я узнала каждого из них. Трое были древнейшими вампирами из прошлого Виктора, так сказать «первая волна». Они давно находились в длительном сне. На момент нашего прибытия в Центр я не ощущала их присутствия, но в последнее время их запахи выделялись из общего потока. Виктор неспроста их пробудил. Но я не понимала для чего. И еще больше не понимала, для чего они летели в Москву. Остальные гомотоги – лаборанты, стражи и разведчики.

Еще несколько гробов содержали совсем странную начинку. Сверху лежали восковые куклы с человеческими скелетами. Вероятно для того, чтобы пройти досмотр в аэропорту. Но под куклами было второе дно со свинцовой отделкой. Там скрывался целый арсенал: мечи, арбалеты, ружья. Этот маскарад не на шутку нас озадачил. Я боялась вслух произнести то, что и так очевидно. Ирина готовилась к войне.

– Шпионы есть? – спросила Зоя мысленно.

Я уловила ее мысль. Она имела в виду гомотогов, «страдающих бессонницей», как мы.

– Все в отключке, – заверила я, – только не знаю, как надолго.

– Не беспокойся, – сказала девушка, – они еще долго проспят. Они приняли «белой крови». Это очищенная человеческая плазма. Очень питательна, подавляет жажду. Но главное блокирует центральную нервную систему гомотога в течение суток. Что-то вроде КДС, но в таблетках.

Я неожиданно опять уловила посторонний запах, человеческий. Но он как две капли воды походил на мой собственный. Я следовала за ним. Меня более не тревожили ни старейшины, ни оружие. Только странное совпадение. Я ловко пробиралась мимо наставленных деревянных нагромождений с тем, чтобы найти тот самый загадочный гроб. Зоя следовала за мною след в след. Я обнаружила то, что искала, но лучше бы мне не знать, что там находилось. Зоя безуспешно пресекала мои попытки вскрыть гроб. Я все же откинула крышку.

Там оказался человек. Там была моя точная копия.

Это было невероятно. Я не знала, что делать, что сказать, что и подумать. Там лежала молодая девушка один в один похожая на меня, с едва заметными признаками жизни: сердце практически не отзывалось, дыхание было редким и неглубоким. Как вообще с первичными признаками смерти можно оставаться живой. Я заключила, что мой двойник либо в глубокой коме, как в сериалах, либо в литургическом сне. О последнем явлении я вообще мало что знала.

– Закрой, она может обморозиться, – прошептала Зоя, – и тогда тот, кому предназначалась посылка, поймет, что конверт вскрывали. Нас ждут неприятности.

– Как думаешь, кто она? – закрывая гроб, спросила я.

– Наверное, это один из экспериментов Центра. Если моя догадка верна, то у Ирины дела совсем плохи, раз это… отправили с нами.

«Виктор мнит себя моим отцом, – прозвучал голос в моей голове. – Он создал нас для третьей Эры».

– Зоя, ты тоже это слышала?

– Да, командир сообщил, что мы снижаемся. Нам пора.

– Я о другом…

Я не успела сказать Зое, что вышла на контакт со своим клоном. Я не просто уловила ее мысли, я словно была ею, словно думала ее мозгом, словно в моей груди все еще билось сердце. Мне казалось, я стала думать за двоих, как будто я находилась в двух телах одновременно, и в то же время я отчетливо чувствовала соседство другого разума. Как все это можно объяснить? Я до конца не понимала, не верила и не принимала этот факт.

Мне требовались ответы и разъяснения. И как бы Ирина ни упиралась, ей придется мне все рассказать. А чтобы быть более убедительной, я продемонстрирую ей свою силу.

Глава 22. Одно сознанье на двоих

Самолет приземлился. Нас ожидала томительная перегрузка в катафалки. У работников «Домодедово» вопросов к грузу совсем не возникло. Та же процедура досмотра без лишних эмоций. В очередной раз убедилась, что люди стали жестокосердными. «Бессердечными» людей не назовешь по определению! Далее – полуторачасовая ездка на окраину Москвы в пункт промежуточного перевала – похоронное бюро «Служба Ритуал Плюс».

Я была озадачена и взволнована. Из головы не шло, что я ощутила контакт, будучи в сознании. Возможно, это вовсе не я вышла на связь, а со мной вышли на связь. Если то существо было так похоже на меня, то вполне вероятно, что она тоже обладала телепатией. И более того, ее сотворил Виктор. Теперь мне стало понятным, почему он ожидал от меня иных чудес.

Машина остановилась, и наши ящики начали небрежно перекладывать на каталки. Лязг стоял жуткий. У меня сложилось впечатление, что снаружи уже развернулись бои. Конечно же, впечатление было надуманным, просто я отвыкла от шума, и немного устала в полете.

Теперь мне особенно нужно постараться не выдать себя. По идее, я должна была беспробудно проспать еще несколько часов. Демонстрировать глубокую отключку оказалось куда сложнее, чем я думала. Когда подняли крышку, свет ударил по глазам. Я едва не поморщилась, но сдержалась. Я не знала, как себя вести, и решила дождаться, пока меня кто-нибудь не разбудит.

Ко мне долго никто не проявлял интереса. Я не знала, одна я здесь находилась, или поблизости были и остальные мои попутчики. Я воспринимала все на слух. Я слышала, как разгружали оружие, как его перевозили на грузовых лифтах куда-то вниз. Вверх – не могли потому, как наверху были пустые помещения, по которым гулял сквозняк. Скорее всего, там находились офисы, конторы или магазины, но, судя по всему, людей уже или еще не было, кроме, возможно, охраны. Снизу же доносилось гулкое эхо. У меня сложилось явственная картина подземного города. Я не удивилась, если б так оно и оказалось. Зная Ирину, и ее опаску быть разоблаченной, она столько ульев настроила, что по подземным лабиринтам можно всю Москву обойти.

– Этот не вскрывать! – раздалась команда раздраженным голосом. Ирина была в смятении, и это чувствовалось. Она лично пришла осмотреть груз. Я слышала, как раздавался цокот каблучков. Сначала поступь была уверенной, даже напористой. Но потом шаги стали невесомыми и беззвучными. Я чуяла, как она ко мне приближается, и оттого испытывала неловкость.

Она подошла ко мне и прикоснулась к щеке. Ее пальцы дрожали. Она действительно испытывала ко мне материнские чувства, и только вот так, без свидетелей, могла их проявить. Она гладила меня по волосам, и тихо причитала. Мне отчаянно захотелось прокричать «мама!». Бросится ей в объятия и никогда не отпускать.

– С прибытием! – отстранившись от меня, куда-то в сторону произнесла Ирина холодным тоном.

– Спасибо, – сказал один из моих прихвостней, – я Антон!

Надо же! Я поймала себя на мысли, что в Центре ни с кем лично не знакомилась. Я знала всех исключительно по архивным выпискам. Народ там был не общительный, а я практически постоянно упражнялась. Там было не до знакомств.

Вскоре и Зоя пробудилась, а вслед за ней и я. Нас, как ни странно, оказалось только четверо. Куда девались остальные, я понятия не имела. Но была уверена, что где-то неподалеку. Ирина поприветствовала нас, но ее любезности хватило ненадолго. Она отдала команду вынести гробы в выставочный зал, а нам велела следовать за ней.

Я держалась рядом с Зоей. Ирина бросила в мою сторону ревнивый взгляд, но мгновенно охладела. На подсознательном уровне я чувствовала ее опеку, а на сознательном, понимала причины ее сдержанности. Прояви она хоть раз ко мне заботу, я оказалась бы тем слабым местом, по которому могли ударить недоброжелатели. А как показали последние события, такие имелись.

Мы спустились. Двери лифта распахнулись, и пред нами предстал огромный зал с колоннами. Здесь собрались вновь прибывшие гомотоги. Они сидели на скамейках и, не торопясь, кормились. К моему удивлению, общей озабоченности массовыми сборами не было. Напротив, царила мертвецкая тишина. Настолько мертвецкая, что эхо от наших шагов заполнило все помещение. Я сделала удивленный вид. Но никаких комментариев не выдала. Ирина тоже не стала ничего объяснять.

Мы с Зоей нашли свободные места и сели рядом. Служанка Ирины (я помнила ее – официантка из клуба), принесла нам подкрепиться. Я испытывала сильнейший голод, но пила кровь очень медленно, подражая во всем Зое. Она одобрительно кивнула. Наше поведение должно было быть заторможенным, как и у прочих прибывших. Ведь по идее в нас еще текла «белая кровь».

Среди собравшихся не было старейшин. Зато следы их присутствия ощущались буквально за стеной в соседнем помещении. У них был статус-кво. Никто не должен был знать, что они среди нас.

После кормления в зале развернулся импровизированный стационар. Лавки сдвинули по двое и оградили передвижными ширмами. Образовалось восемь отдельных боксов, куда по очереди входили гомотоги для процедуры оздоровления. Меня обрадовало, что больше не придется выставлять напоказ голое тело. Я, пожалуй, единственная, кто испытывал стеснение и стыд.

Манипуляции с телами проводили сами прибывшие лаборанты. Все действо занимало по меньшей мере минут десять. В первую очередь они привели в порядок самих себя, а затем принялись обрабатывать всех прочих. По залу пронесся затхлый запах с характерной химической отдушиной. Когда подошла наша очередь, я проследовала в кабинку вместе с Зоей. Так получилось, что среди лаборантов была только одна женщина. Зоя уступила мне место и прошла в соседний бокс. Лаборантка не стала возражать. Казалось, ей вообще не было дело до моих комплексов. Ей нужно было поскорее закончить процедуры. Я разделась. Впервые я была рада избавиться от одежды. Балахоны – не мое! Женщина сунула мне в рот капсулу с адреналином и попросила прилечь. Я знала, как на меня действовал адреналин, поэтому уверенно проглотила препарат. Женщина обработала шов кислотой, отчего края раны покрылись волдырями. Одним движением она вырвала нить из кожи. Шов затянулся на глазах, оставив призрачный серый след.

Женщина дала мне бумажный сверток, внутри которого был эластичный костюм, по крою походивший на гидрокостюм аквалангистов. Я засомневалась, подойдет ли он мне по размеру. Хоть я и считалась невысокой – всего метр шестьдесят четыре сантиметра – но костюм был размером на пятилетнего ребенка. Лаборантка возмущенно цыкнула, что на ее языке означало: «не выделывайся!». И я послушно натянула костюм на себя. Он сидел превосходно. Мне было комфортно и удобно. И более того, теперь ничего не сдерживало моих движений.

К костюму прилагались высокие ботинки на шнурках, очень легкие и мягкие, с причудливо загнутым мыском, на небольшой танкетке. Я еще никогда не носила обуви на каблуках. Чудеса! С размером осечки тоже не случилось. Ботинки пришлись впору по ноге. Как же мне хотелось взглянуть на себя в зеркало. Мне казалось, я необыкновенно хороша в этом новом воинственном образе.

Я вышла из бокса и осознала, что все дожидались только меня. От стыда я готова была гореть вечность. На смену самолюбованию пришло самобичевание. За моей спиной спешно разбирали боксы. Гомотоги принялись расставлять лавки и уже не придавали значения моей медлительности. Вскоре в зал прибыли еще гомотоги. Их всех я тоже знала по отпечаткам, а некоторых и лично. Они состояли в разных ветвях, а теперь прибыли на инструктаж.

Ирина в окружении троих стражей прошествовала к западной стене, на которой размещался белый экран, а рядом стол с аппаратурой. Она жестом велела приглушить освещение и продемонстрировала нам записи с камер видеонаблюдения внутреннего и внешнего периметра. Мы своими глазами увидели коварный и хорошо спланированный побег Марины. Вернее сказать, на пленках не запечатлено ни единого движения, кроме открытия двери в помещение с капсулами КДС и вскрытия капсулы, в которой находилась Марина. Было видно, как обледенелый женский силуэт не торопясь покидает капсулу, и спустя мгновение растворяется в воздухе. Ирина нажала на ускоренную перемотку, демонстрируя, что целых два часа помещение не осматривалось стражами! То есть на протяжении двух часов не было никакого движения дверей. Это говорило о том, что в ветви были предатели. И все они покинули блок раньше, чем была замечена пропажа.

Ирина рассказала о результатах расследования «по горячим следам». Выяснилось, что система видеоконтроля была перехвачена, но благодаря резервным архивам стражам удалось выявить подлог. Они восстановили события побега с точностью до минуты. Выявили предателей. Но остаются неясными причины и цели побега. Допрос опального протеже Марины ясности не прибавил. Но уже тот факт, что беглянка оставила своего фаворита в заточении, реабилитировал парня в глазах Ирины. Я тоже не чувствовала угрозы или подлога с его стороны. Но он меня почему-то раздражал.

Ирина ознакомила нас с планом действий. Нашими задачами было отследить все связи и контакты беглецов внутри ветвей; отследить их маршрут передвижений с тем, чтобы знать, где бы они могли осесть; проработать возможные зарубежные контакты на предмет сотрудничества и, самое главное, проанализировать возможные варианты развития событий и оценить степень угрозы в каждом конкретном варианте.

Нас разделили на группы. Одни отслеживали в интернете любую информацию о странных случаях смертей. Другие – прорабатывали все внешние контакты Марины за пределами Московской ветви. Третьи занимались разработкой стратегии на случай битвы и планов эвакуации на случай отступления. Старейшины должны были связаться с европейскими кланами. Мне и Витюше предстояло выявить ее возможное местоположение.

Нас поместили в отдельную комнату – допросную. В центре стоял широкий прозрачный стол и два рядом стоящих прозрачных стула. У меня опять случилось дежавю. Сутки назад я покинула точно такую же комнату, которую безмерно ненавидела именно из-за обстановки. Я ощущала себя не столько полезной, сколько преступницей. К моему удивлению, я быстро смирилась и даже освоилась. Я присела за стол и, облокотившись, опустила голову. Витюша вел себя нагло и цинично. Он отпускал на мой счет грязные шуточки, похвалялся своими похождениями и кровавыми пирушками. И еще нес полную несуразицу на счет своей уникальности и незаменимости. Я едва не кипела от ярости. Еще немного, и я бы накинулась на этого самодура и растерзала его в клочья. Я помнила, каким была его прежняя сиротская жизнь, и допускала, что он мог очерстветь. Но я не понимала, почему он вел себя, как избалованный вседозволенностью мажор. Самовлюбленный выскочка. Мое терпенье было на пределе возможного. Зоя появилась как нельзя кстати.

Зоя пришла в сопровождении двоих гомотогов. Они задавали нам вопросы типа: «почувствуйте настроение Марины», «услышьте ее разговоры», «какие звуки и запахи сопутствуют», в общем, их интересовали все наши нетактильные ощущения. Я растерялась и чувствовала свою беспомощность. Витюша же, напротив, был слишком разговорчив, но, по-моему, говорил туманно, без конкретики. Я попросила сделать перерыв и ненадолго вышла. Меня не стали задерживать. Скорее всего, они тоже считали меня бесполезной. Зоя выбежала за мною вслед. В общем зале была суета. Это больше напоминало оперативный штаб, который был собран с целью предотвратить вселенскую катастрофу. Примерно такой сюжетец показывали в блокбастерах про шпионов и террористов, коих бесчисленное множество на просторах онлайн.

Зоя нашла для меня закуток и оставила там отсидеться. Я закрыла глаза и постаралась освободить сознание. Слишком много информации, которую мне предстояло понять и переварить. В голове был сумбур. Мысли сменяли друг друга со скоростью света. Сознание отображало какие-то лица, обрывки слов, жестов. Мне казалось, чем больше я стараюсь отключиться, тем больше погружаюсь в хаос. В центре меняющихся картинок я увидела себя. Отчетливо расслышала свой голос. Только это была не я. Это была она. То создание, которое не так давно перевернуло мое представление о людях и нелюдях. Та, кто стала для меня еще большей загадкой, чем мое собственное естество.

«Пойдем со мной…», – прозвучало у меня в голове.

Я не закрывая глаз, погрузилась в сумрак. Голос увлекал меня по следам памяти. Я увидела и свою прежнюю, и свою нынешнею жизнь. Хронология воспоминаний была последовательной. Но складывалось впечатление, будто я наблюдала за собой со стороны. Это были не просто мои воспоминания, но и ее тоже.

Меня насторожило такое тесное единение сознания. Я хотела докопаться до истины. Но пока мне необходимо справиться с главной задачей – отыскать Марину. Я отпустила события прошлого, и рассудок просветлел. Я настроилась на поиски. Образ Марины сам собою появился перед глазами. Сначала она предстала застывшей статуей, которой я видела ее в последний раз, но после силуэт ожил. Я увидела Марину в обществе нескольких гомотогов, не знакомых мне. Они отличались от нас по запаху и цвету кожи. На щеках багровел румянец. Не было и намека на мертвецкую бледность. Они выглядели больше живыми, чем мертвыми. Поведение и манеры их тоже отличались сдержанностью и аристократичностью. Эти особы – явственно порождение прошлых эпох. Я насчитала всех не более тридцати, но каждый из них был куда сильнее нашей доброй дюжины.

Они обсуждали «Великий Поход на Москву», но больше расспрашивали Марину о Викторе. Она охотно сотрудничала, рассказывала обо всем, что знала. А знала она немало! Их план был простым: выманить Виктора. Он нужен был им для того, чтобы завладеть его технологиями, а после всех уничтожить. Марине они пообещали вернуть Москву.

– Рената?! Рената, – издалека накатывал звук женского голоса. Зоя теребила меня за плечи, – с тобою все в порядке?

– Да, – ответила я. – Я знаю о планах Марины.

Глава 23. Ожидание смерти подобно…

Я сообщила Ирине о своих видениях. Уже не имело смысла скрывать свои неограниченные способности ото всех. Я не знала, чем больше была озадачена Ирина: тем, что вот-вот разгорится конфликт, или тем, что я превзошла все ее ожидания.

На удивление глупому выскочке Витюше, который смог услышать лишь иностранную речь, причем разноязычное многоголосье было таким сумбурным, что определить какая из стран находится под нашим прицелом, оказалось не возможным, я точно определила, что заговорщики находились в подземелье одного из замков. Точно описала местность и даже смогла воспроизвести на бумаге некоторые уличные указатели. Лингвисты сумели перевести надписи. Выяснилось, что речь идет об одном из музеев на площади Капитолии в Риме, в Италии. Я даже рассмотрела местное время, разница составляет +2 часа, но только эта информация была излишней.

К следующему рассвету и кормлению мы обладали точными данными о планах европейских кланов. Они не собирались выдавать нам беглянку и, более того, в дерзкой и циничной форме объявили о своем намерении стереть с лица земли всех до единого из адептов Виктора. Они планировали тихое и внезапное вторжение. Но тихо и внезапно не получилось из-за парламентеров. Когда я сообщила местонахождение Марины, туда немедленно вылетели старейшины. Они некогда состояли в дружественных отношениях с главами европейских кланов и должны были утрясти напряженность. Результаты переговоров были плачевными. Старейшины вернулись обратно в виде трех куч пепла. И раз уж вернулись они по адресу, откуда убывали, то это означало, что европейцам известно наше местонахождение и скорее всего им были известны все остальные тайные пристанища наших Ветвей.

Вызов брошен. Мы были преданы. Битва была неизбежна.

Ирина сообщила Виктору о том, как европейские вампиры обошлись со старейшинами. Он был в ярости. Его негодование заключалось не столько в гибели древнейших соратников, сколько в недальновидности европейцев.

В свое время он, одержимый идеей создать «новый мир», предлагал древнейшим и влиятельнейшим гомотогам пересмотреть прежнее существование в угоду новациям. Но он столкнулся со стеной непонимания и страха перед всем новым. Даже человеческая история богата случаями, когда общество принимало в штыки новаторские идеи, а их идейщиков признавала отчаянными романтиками. Возможно, к Виктору так и относились поначалу, до тех пор, пока его задумки не превратились в одержимость. Европейцы отпустили его в «свободное плавание», будучи уверенными, что он сдастся, отступится от своих намерений и, в конце концов, одумается и вернется. Но этого не произошло. Более того, Виктор и сам стал одним из влиятельнейших гомотогов, и власть его множилась. Было очевидным, что европейцы, не желавшие ничего менять в своем существовании, жаждали его гибели.

Мы не знали даты нападения. Но каждую минуту были начеку. Раз уж европейцам были известны наши пристанища, этим необходимо было воспользоваться. Ирина решила перенести штаб в отдаленный бункер. Там, посреди дремучих зарослей леса на пограничной с Тверской областью земле, было самое подходящее место, чтобы встретить непрошеных гостей. В остальных убежищах она распорядилась расставить ловушки.

Я и представить не могла, какими безжалостными методами она собиралась мстить. Опытные стражи должны были насадить взрывчаткой все лабиринты и оснастить датчиками движения пусковые механизмы. Взрывы, спровоцировав обвалы, похоронят противника. И если не уничтожат их, то хотя бы задержат.

Знала ли Ирина, к каким последствиям приведут ее попытки защититься? Она же тем самым полгорода похоронит под завалами. Мои мольбы не делать этого остались проигнорированы. Я призывала найти другие способы обороны. Я приводила резонные доводы, которые хоть как-то вразумят Ирину. Ведь взрывы повлекут за собою расследования, и людям станет известно о существовании гомотогов. И тогда все наши действия потеряют смысл. Так или иначе, нас всех ожидало бы полное истребление.

Зоя была солидарна со мной. Она предложила заманить европейцев в отдаленный бункер. Именно там устроить им «тихие» ловушки. И не давать им возможности оттуда выбраться. А довершить расправу над вампирами должны были религаты. Уж их-то долго звать не придется!

Ирине эта идея показалась наивной, но более гуманной. При любом раскладе всех нас ждала гибель. Она приняла план Зои как основной, но лишь до того момента, как в истории появляются религаты. Вместо охотников она предложила использовать иное оружие возмездия. А говоря об ином оружии, она имела в виду ту самую посылку из Центра. Оставалось только выведать у Виктора, как она работает.

Ночами мы небольшими группами перемещались из города в эвакуационный штаб. Перевозили оборудование, оружие, питание. Разведка местности велась круглосуточно: ночью – воочию, днем – через системы наружного слежения. Угроза была повсеместно: с одной стороны – европейцы; с другой – религаты; с третьей – люди.

Уже месяц, как мы находились в напряженном ожидании. Я была вымотана и истощена. Мне все сложнее давались сеансы связи. Но Ирина никому не давала передохнуть. Она требовала от меня ответов, но большего, чем ей давно известно, я сказать не могла. Она с огромным трудом сдерживалась, чтобы не предаться истерике и не заразить истерией остальных. Мы все понимали, что ожидание войны губительней самой войны. Нужно было изменить тактику. Ирина сдалась. Она отпустила меня, сказав, что у меня есть пару часов на отдых.

Я тайком вышла на поверхность. Опасаться было нечего. Я знала, что периметр под контролем стражей и мне ничего не грозит. Неподалеку оказался поросший густым кустарником пригорок. Я взобралась в чащобу и схоронилась за листвой. Было так тихо и спокойно, что тревога отступила сама собою. Все, что мне нужно – немного тишины и одиночества.

– Рената, – шепотом позвала Зоя.

Я не стала отзываться. Я не хотела обижать ее молчанием, но у меня не было никого желания говорить. Зоя раздвинула ветви над моей головой, и лунный свет залил кустарниковый кокон.

– Ты – безнадежна! – рассмеялась она. – Совершенно не умеешь прятаться.

– Что-то случилось? – отрешенно спросила я.

– Ты разве не знаешь, – иронично кривлялась девушка, – нас жаждут убить европейцы.

– Ох, неужели? В самом деле? – так же иронично проговорила я.

– Знаешь, от кого я получила весть?

Я пожала плечами. Мне было безразлично.

– От Ромы, от теперь…

Она что-то рассказывала, жестикулировала. Выражение ее лица менялось с каждым словом, но только я ничего уже не слышала. В ушах звенело, по венам пробежал огонь, желудок скрутило, а в голове был только один образ – он. Человек, который мне был не безразличен. Человек, которого не могла забыть все эти месяцы. Человек, которого по-настоящему любила.

– Что он тебе сообщил? Как он? В порядке? – затараторила я.

– Ты что, не слушала меня? – удивилась девушка. – Тебе надо с ним встретиться.

– Как? Когда? – я оторопела.

– Я все устрою, – заверяла она. – Он настаивал на встрече именно с тобой. Хочет что-то сообщить.

– Я не готова! В его присутствии я не смогу думать здраво, только инстинктивно. Боюсь сорвать операцию. Боюсь все дело провалить.

– Лучше бойся гнева Ирины. Она вне себя от ярости. Послала меня за тобой.

Мы вернулись в бункер. Ирина декламировала в центре зала, а собравшиеся гомотоги внимали каждому ее слову. Она передала слово Зое, и та сходу включилась в разговор. На повестке было создание экспрессионных разведывательных групп, в состав которых должны были входить самые опытные стражи. Задачи, которые возлагались на группы, были опасны. Если уместно такое выражение, то я бы назвала вылазки – самоубийством! Стражи должны были патрулировать город с тем, чтобы выявить незваных вампиров, и в случае нападения принять огонь на себя. Каждая группа будет оснащена только передатчиками, для того чтобы послать сигнал тревоги, но безоружна, чтобы не привлекать внимания. В этом и заключалась основная опасность – не иметь возможности защититься.

Добровольцев оказалось предостаточно. Получилось четыре группы по шесть гомотогов. Зоя поделила город на сектора осмотра. Она выдала всем электронные маячки – тревожные кнопки – которые крепились на запястье, как часы. Если сигнал маяка сработает в штабе, это будет означать, что группы больше нет, и «гости» на пороге. На случай. Если район окажется «чист», группа должна будет отправить смс с текстовым шифром. У каждой группы был собственный условный код. Это был тот редкий случай, когда гомотоги пользовались мобильной связью. Просто, как правило, в подземелье сотовые были бесполезны.

Зоя обратилась к Ирине с тем, чтобы взять меня на вылазку. До сих пор я считалась одним из лучших молодых стражей. У меня не было опыта реального сражения, зато мои таланты могли сгодиться в разведке. К тому же группа Зои выдвигалась в район, где находились любимые заведения Марины. Возможно, я смогла бы уловить какую-то информацию на местах. Здесь, как оказалось, от меня мало толку. Ирина капитулировала перед доводами, к тому же на нее озадачено смотрели две сотни неосведомленных нашим родством гомотогов. Я чувствовала тревогу, которую она испытывала за меня. Но что стоила моя жизнь против спасения всей ветви? Мир, который она создавала, вот-вот грозился рухнуть. А раз так, то не все ли равно где погибать, здесь или там. Но все-таки мы все жили надеждой на благополучный исход.

Глава 24. Первый поцелуй

Зоя отобрала в свою группу самых преданных ей гомотогов. Они не раз сталкивались с охотниками и выбирались из засады практически невредимыми. Охотники тоже. Отчасти потому, что Зоя сама же и режиссировала эти засады.

Мы переоделись в более привычную для горожан одежду – джинсы, майки, жакеты, кроссовки. Взяли необходимые «шпионские» атрибуты и ровным строем отправились на задание. Пошли, как говорится, налегке.

Я волновалась не столько оттого, что эта вылазка в любой момент могла окончиться плачевно, сколько от предстоящей встречи с Ромой. Зоя так и не сказала, где это произойдет. Я нервничала, не знала, как себя вести. Но во всем полагалась на Зою.

Мы добрались до Кольцевой, пересекли Ленинский проспект и направились в центр. Мы намеренно громко разговаривали, шутили и смеялись, точно веселая компания друзей на прогулке. Мы подошли к пивному ресторану «Пивчинский» у станции метро «Октябрьская». Молодежь толпилась у входа, и кто-то в толпе кинул мне вслед не лестный комментарий. Я сделала вид, что не расслышала. Толпа стала кучнее, и я немного отстала от своих приятелей. Грубые выкрики продолжали меня донимать, а я продолжала их игнорировать.

Вдруг кто-то схватил меня за руку и увлек за собой в самое сердце разгоряченной подвыпившей публики. Навыки бойца, которые я в ветви освоила и довела до автоматизма, едва не разоблачили меня. Я перехватила руку нападавшего, вывернула ему запястье и вцепилась в горло. Парень покраснел на глазах. Я увидела знакомые черты и тут же отпустила его.

– Что ты делаешь? – причитала я. – Ведь я могла, могла… – у меня началась паника от мысли, что собственными руками едва не убила человека, ради которого действительно способна убить, – убить тебя, – еле слышно прошептала я окончание фразы.

Рома обхватил горло ладонями. В его глазах не было страха ни перед вампиром, ни перед нечаянной смертью. Он хрипел и тяжело дышал, но смог отчетливо и внятно произнести: «кабинка 18, через 10 минут», и указал пальцем на рекламную вывеску ресторана. Он ушел так же неожиданно, как и появился.

Я растерялась. Не понимала, куда мне нужно идти – направо или налево. Везде пьяные лица, клубы сигаретного дыма, сигналы машин, звуки музыки, доносившиеся из ресторана. Зоя быстро привела меня в чувства.

– Не отставай! – сказала она.

– Постойте! Мне кажется, здесь что-то есть. В смысле знакомые Марины. Нам нужно проверить.

Зоя поняла, что это уловка. Я не умела правдоподобно лгать. У девушки получилось все куда лучше.

– Начинаем! – скомандовала она.

Двое стражей – Руслан и Макс – остались снаружи. Вика вскарабкалась по пожарной лестнице на стеклянную крышу ресторана, и затаилась в тени нависающего балкона соседнего дома. А мы – я, Зоя, Роберт и Катя – вошли внутрь. Катя, или Кэти, как она просила ее называть, была худощавой и похожей на парня со своей короткой стрижкой.

Роль Кэти и Роба была непростой. Они должны были обнаружить камеры видеонаблюдения, занять позиции и незаметно «ослепить» их, то есть подсветить линзы камер тонкими лазерными лучами, в те моменты, когда каждый из нас мог попасть в объектив. При этом они должны были вести себя как посетители – выпивать, танцевать, веселиться.

Зоя демонстративно обшарила кабинку, на которую я ей указала. Рома уже ждал меня и затаился. Повидимости так и было условлено. Девушка жестом показала соратникам, что «все под контролем», и заняла оборону неподалеку. Стражи были наслышаны о моей уникальности. Им было известно, что мне для работы необходим покой. Поэтому никто не удивился тому, что Зоя оставила меня в одиночестве. Все понимали, что я старалась для общего спасения. Этот факт и ослабил их бдительность. При других обстоятельствах мы с Зоей были бы разоблачены.

Не случайно парень выбрал именно 18-ю кабинку. Она находилась в крайнем углу ресторана. Музыка доносилась лишь невнятным битом. А с крыши ее и вовсе не разглядеть.

Когда опустились шторы, я смогла вдоволь насладиться его лицом, его телом и запахом. Что может быть прекрасней жизни? Он и есть сама жизнь! Я впервые была искренне рада тому, что мертва, потому что встретила его. Будучи живой, мы бы навряд ли встретились.

– Ты в порядке? – спросил Роман. – Ты как-то странно на меня смотришь. Плотоядно. У нас возникнут проблемы?

– О, нет! Никаких! – оправдывалась я. – Я действительно не знаю, как себя вести. Не думала, что еще раз тебя увижу…

– Я и сам не предполагал. Я едва знал Зою, и, честно говоря, мне неприятно такого рода сотрудничество. Меня обучали охотиться на таких, как вы. Братья-охотники сотрудничали с ней задолго до моего рождения. Теперь настал мой черед. Надеюсь, ты меня не тронешь…

После такого вступления я перестала летать в облаках. Мои представления о красивой и взаимной любви с ним таяли на глазах. Как я могла думать, что он смог бы полюбить меня? Я для него всего лишь упырь, мертвое нелепое создание. Он видел во мне угрозу, которую в любой момент мог бы устранить, не раздумывая. Я была так сильно разочарована, что меня словно парализовало. Сама виновата – придумала себе любовь лишь для того, чтобы не терять связь с миром живых, и только потому, что до сих пор не была готова принять свою смерть.

– Я не трогаю людей, – оскорбилась я. – Скорее, наоборот. Это ведь люди на нас ведут охоту.

– Мы охотимся на тех, кто убивает людей, и впервые столкнулись с теми, кто их сторонится.

– Зачем ты хотел меня видеть?

– Расскажи о Викторе.

Я отвечала на все вопросы, которые он задавал. Это походило не на беседу, а скорее на допрос. Он что-то записывал, подчеркивал какие-то слова, что-то обводил, помечал восклицательным знаком. Он не показывал виду, но я видела его смятение. Я как никто могла его понять. Его приводило в ужас то, что он слышал. На лбу выступали испарины, которые он небрежно смахивал ладонью. Его поначалу холодное отношение ко мне сменилось сопереживанием. Он внимал каждому моему слову. В его глазах горел интерес. Чем больше я рассказывала, тем выразительнее он на меня смотрел.

Он услышал все, что хотел. Вопросов больше не задавал. Я понимала, что встреча подошла к концу. Наступило неловкое молчание. Я опустила глаза, чтобы не смотреть на него. Мне не хотелось запоминать его холодным и неприступным. Я хотела помнить его придуманным.

– Ты действительно достойна искупления. Твой дед не ошибался на твой счет, когда договаривался с вашей главой, – сказал парень.

Рома положил свои ладони на мои. Я уже не смогла воспринять значение его последней реплики. Я испытала жар, который вновь пробудил во мне надежду. Рома был так близок. Я ощущала его дыхание, слышала пульсацию сердца, трепетала от нежного прикосновения рук. Я более не в силах была сдерживать порыв. Я поцеловала его. Его губы были горячими и мягкими, что мне не хотелось останавливаться. Он ответил на поцелуй. Я этого не ожидала. В растерянности отняла свои губы и села на место. Рома был бледен, как стена, но при этом его щеки налились румянцем. Я осознала всю степень безумия и безответственности, а он, кажется, нет. Его сердце забилось частым эхом, требуя продолжения. Мне самой не верилось, что все это происходило на самом деле.

– Извини, – сказала я и молнией выскочила из-за стола. Потом добавила в свое оправдание, – Возможно, мы не увидимся больше. Ты мне нравишься. Береги себя!

Я стремительно выбежала из кабинки. Штора едва колыхнулась, но не раскрылась. Сбавив темп, я поняла, что нахожусь посреди улицы. Меня уже догнали Зоя и остальные. Они не осмелились спросить у меня, что произошло, лишь поинтересовались, как я себя чувствовала. Их озабоченность была настоящей, искренней, и я ответила в знак признательности, что все в порядке. Как бы не так!

Мы далее продолжили маршрут. Впереди нас ожидало посещение еще двух баров и ночного клуба. Мои «опекуны» действовали по отработанной схеме. А я, чтобы освободиться от непонятного томления, включилась в работу по-настоящему. И действительно оказалось, что информации о Марине много. Мне было что рассказать Ирине.

Близился рассвет, и Зоя скомандовала, что мы возвращаемся. Я понимала, что у меня может и не представиться возможности рассказать ей о случившемся. Я едва раскрыла рот, но девушка ласково улыбнулась и обняла меня.

– Я все слышала, – шептала она мне на ухо. – Что ж, нам пора.

Я очень надеялась, что наши попутчики не понимали, о чем шла речь. Впрочем, мне до них уже не было дела. Я тщетно пыталась выкинуть из головы образ Ромы, который заполонил все мои мысли. А как иначе?! Ведь я испытала один из волнительнейших моментов – мой самый первый, самый желанный поцелуй. К великому сожалению единственный и последний.

Чем дальше мы уходили от города, тем яснее проявлялась картина минувшей ночи. Впечатление первого поцелуя таяло, оставляя в памяти для себя укромное местечко. Все мысли занимало другое. Я составляла план доклада, организовывая видения в четкую словарную форму. В памяти всплыл и разговор с Ромой. Он не очень-то делился информацией, все больше выспрашивал, поэтому мне не пришлось бы юлить перед Ириной. Вдруг я вспомнила напутственное выступление Ромы. Его последняя фраза имела странный подтекст, который из-за накатившего волнения я не сразу оценила. Теперь до меня дошел смысл его слов. Он знал моего дедушку, тот, в свою очередь, знал об Ирине… Я озадаченно пыталась отследить логические связи умозаключения. Вывод был таков: дед – охотник, и раз Ирина еще существует – на то были основания. Как же сложно! Я решила не изводить себя догадками, а расспросить обо все Ирину напрямую. И если возникнут вопросы, откуда сведения, сошлюсь на телепатию.

Глава 25. И грянул гром

Ирина ждала нас с новостями. Нам было чем удовлетворить ее неведенье и любопытство. Все, что мне удалось накопать, существенно прояснило ситуацию. Было очевидным, что нападение на ветвь готовилось давно и основательно. А то, что накопала остальная «охранка», говорило, что битва была неизбежна.

Марина с момента вступления в Московскую ветвь жаждала отмщения за сородичей. Ее одержимостью воспользовались главы Верховного клана Старого Света. Именно по этой причине она не вернулась в Венскую ветвь, а осталась в России.

В европейской иерархии вампиров главенствующим кланом были римляне, их вел мифический Иш-Кария. «Мифический» потому, что ни одно видение его не показало. К нему относились, как к божеству, но я точно знала, что он существует. Я осязала его.

Верховному клану нужны были технологии Виктора. Они уже много веков охотились за ним. Его следы были обнаружены в России. Тогда-то и направили сюда австрийцев. Но те своими жесткими действиями только спугнули добычу. Виктору пришлось исчезнуть. И когда он вновь объявился, европейцы сменили тактику. Им нужен был шпион в ближайшем окружении Виктора. Этим шпионом стала Марина. У нее было достаточно сведений, которыми она с удовольствием делилась, но они не имели достаточной значимости. Марина реабилитировалась за счет Витюши. Но неформал Виктор по-прежнему был им недоступен.

Оставались неясными вопросы, почему Марина ведет европейцев на Москву, зная наверняка, что Виктора тут нет; и почему именно сейчас. Что их сподвигло?

«Охранка» накопала ряд подозрительных нестыкующихся событий.

В Москву с разницей в один день прибыли два ночных чартерных рейса из Стамбула. По распоряжению начальника «Шереметьево» пассажиры прошли паспортный контроль в особом порядке без досмотра. Это были женщины в хиджабах, полностью скрывающих лица. Они прибыли на исламскую конференцию. Нестыковка была в том, что официальные представители этих конфессий ничего подобного не планировали проводить. В аэропорте заявили, что рейсы были транзитными, и пассажиры не могли пересечь границу.

Дальше – больше. Выяснилось, что три московских гостиницы низкой категории комфортности были заранее забронированы и выкуплены полностью! Оплата производилась в разное время из разных городов. Но сомнительным нам показалось, что гостиницы оплачены на один и тот же календарный срок – шесть суток. И срок этот наступил еще позавчера.

И так у нас была информация, которая лишь косвенно подтверждала опасения. Но мы не знали ни количества гомотогов, ни начала вторжения. Виктор отмалчивался. Ирина была вне себя от ярости. Она была готова уничтожить каждого, кто осмелился бы напасть на ее семью. Она была настроена воительно.

Все понимали, что в битве, если она все же состоится, мало кто уцелеет. Я решила вызвать маму на откровенный разговор. Возможно, это последний шанс узнать правду и ей, и мне. Я долго не решалась заговорить с ней. Я дожидалась особого момента, когда мы могли остаться наедине. Момент настал. Ирина стояла у стола, опершись кулаками о столешницу. Ей только что принесли листы с новыми разведданными, и она их внимательно изучала. Я подошла и робко спросила:

– Мама, мы можем поговорить… в последний раз.

Она уставилась на меня колючим взглядом, в котором злости от безысходности было больше, чем надежды. Она откинула листы и заняла выжидающую позу. Я обратила внимание, что среди сведений были строки о религатах. Я указала пальцем на это слово и произнесла имя дедушки. Она осунулась.

– Пойдем со мной. Настала пора поговорить.

Мы вышли из зала и направились по коридору в сторону ее временного пристанища, которое я напрасно называла «апартаментами». В отличие от предыдущих обустроенных комнат, эта выглядела совсем мрачно. Обычное подвальное помещение с обшарпанными стенами и затхлым запахом сырости и бетона. Там было только одно кресло, поэтому я предпочла разговаривать стоя. Ирина присела. Она устало откинулась на спинку кресла, запрокинула голову и закрыла глаза, чтобы не встречать моего укоряющего взора.

– Что ты хочешь знать? – спросила она.

– Все! – решительно отрезала я.

Ирина начала рассказ с встрече с отцом.

Она только перебралась в Москву на съемную квартиру, которую оплачивал Виктор. Их знакомство с папой было случайным. Они встретились на лестничной клетке, когда Ирина выходила из квартиры, а Макс только подходил к соседней двери, где жил его приятель. Взаимная симпатия вспыхнула неожиданно, буквально с первого взгляда. Виктор ничего не знал о чувствах Ирины, иначе он бы не позволил ей зачать от Макса.

Решение о свадьбе тоже было неожиданным. Когда Максим представил избранницу родителям, те, конечно же, были в шоке. Поначалу Ирину приняли хорошо, но после их отношение к девушке радикально поменялось. Однажды Василий Степанович наведался к Ирине. Он предложил ей отступиться от Максима, и тогда сын не узнает, кем на самом деле была его возлюбленная – обращенной нежитью. Оказалось, Василий Степанович был религатом, причем уже в третьем поколении. Но было поздно. Молодые уже поженились, тайно ото всех, и, более того, Ирина носила под сердцем ребенка. Полагая, что греховный плод не выживет, дед не стал настаивать на аборте, чего нельзя было сказать о его супруге, которая даже с женитьбой сына не смирилась. Он всячески способствовал рождению ребенка – в этом был и его интерес тоже. Во-первых, сразу после родов Ирина обязана была исчезнуть – как того ожидал Виктор; а во-вторых, религатам не пришлось бы рисковать своими жизнями, уничтожая упырей, осевших в столице – за них это должна была сделать Ирина.

Все изменилось, когда на свет появилась я. Ирина привязалась ко мне. Она хотела остаться и жить нормальной жизнью, но вынуждена была уйти. С одной стороны наседал Виктор, а с другой – дед. И хоть стороны были противоборствующими, здесь они сошлись в едином мнении: если Ирина отступится, то ее ребенка и ее саму ждет неминуемая смерть. Мама сделала свой выбор.

Вскоре, когда Ирина возглавила ветвь, дед сам нашел ее. Он предложил ей не просто сделку, но надежду на прощение греховной души младенца, за которую он всю жизнь будет служить и молиться богу. В обмен он требовал, чтобы «неупокоенные» держались от людей подальше. Ирина без раздумий согласилась. Ей и самой было омерзительно новое существование.

Она поддерживала связь с Василием Степановичем, ежегодно присылая ему щедрые пожертвования на дело всей его жизни, и параллельно обеспечивала дочери достойное существование. Он ведал, от кого были «дары» – конверты с особым штампом были визитной карточкой Ирины.

Когда Ирина узнала о том, что Виктор призывает к смерти отпрысков обращенных женщин, она умоляла Василия Степановича отослать меня из страны, но дед уверил ее, что ко мне никому не подобраться. Вскоре дед заболел. Ирина приставила ко мне Зою, которая в случае опасности должна была меня вывести за границу по поддельным документам. Опасность миновала. Но Ирина была одержима мыслью отослать меня подальше, чтобы оградить от посягателей из иного мира. Мне предстояло не только сменить страну проживания, но даже биографию. Оставалось лишь дождаться окончания срока официальной опеки Рощиных надо мной.

Теперь мы обе были по одну сторону правды, лицом к лицу. Как ни странно, когда-то нам обеим больше всего хотелось жить по-настоящему полноценно, но мы добровольно отказались от благополучия. И нас обеих к этому умышленно подвели: Виктор изувечил незрелое сознание Ирины, посеяв в нем семя грехопадения; меня призвала к смерти Марина, вознамерившаяся ей отомстить за сородичей. В сложившейся ситуации можно было лишь иронизировать: нам сулило истребление от рук Марины, а Виктор не торопился на выручку.

– Он должен был дать инструкции, – печально сказала Ирина, – как использовать новое оружие, но до сих пор не выходил на связь.

– О чем ты? – спросила я, разыгрывая удивление.

В комнате Ирины, слева, была еще одна дверь. За ней оказался встроенный рефрижератор. Она выкатила из холодильника каталку, на которой был гроб. Мне был известен и сам гроб и его содержание.

– Держи себя в руках! – предупредила Ирина.

– Я знаю, что там, – заверила я маму. – А ты знаешь?!

Я ждала, какой будет ее реакция, когда она откроет крышку гроба. Ирина не стала вскрывать «посылку». Я догадалась, что ей известно что, вернее, кто там.

– Это один из тех проектов, из-за которых Виктор остановил преследования детей, таких как ты. Он просто научился их выращивать. Ему достаточно было капли крови носителя. Виктор сказал, что именно этот образец созрел и пробудился. Он решил проверить ее способности в битве. Но как видишь – пока никаких признаков воинственности. Я не знаю, что смогло бы ее разбудить.

– Я! – решительно выпалила я. – Я уже контактировала с ней. У нас общие воспоминания, восприятия и оценки. Я могу попробовать поговорить с ней.

Неожиданно раздался сигнал тревоги. Ирина молниеносно выскочила из комнаты, оставив меня налаживать контакт. Я закатила каталку обратно в холодильник и плотно закрыла за собою дверь, чтобы никто не потревожил меня во время сеанса. Я некоторое время собиралась с мыслями. Обдумывала вопросы, которые прольют свет на ее предназначение. И как только я подняла крышку, она сама ворвалась в мое сознание. Мы безотрывно смотрели в глаза друг другу. Их ярко освещенного пространства холодильной камеры я уносилась в ясное пространство ее мыслей.

«Создатель ошибся в своих предположениях. Он создавал меня по своему образу и подобию. Он наделил меня силой, выносливостью и мотивацией уничтожать угрозу. Мой разум был пуст, пока в нем не отпечаталась твоя информация о внешнем мире с его бесконечным разнообразием существ. Я осознала, что у меня есть право выбора. Угроза и безопасность теперь стали казаться относительными величинами. Твой разум породил импульс на физическом уровне, и я откликнулась. Но для успешного существования и развития нужна искра – биоэнергия. Без нее мое тело всего лишь осязаемая оболочка, биомасса из стройных генетических цепочек…»

Я ощутила внезапный толчок, который точно выхватил меня из просторов сознания. Я упала на пол. Приходя в себя, я не сразу поняла, что произошло, покуда не раздался взрыв. Потом еще один. Это означало, что ловушки сработали и гости на пороге. «Новое оружие» оказалось бесполезным для защиты, а вот мои навыки могли сгодиться. Я была решительно настроена биться насмерть, но не за мир бессмертных, а за справедливость. Мне вдруг стало понятным, что в нашем мире даже справедливость – «относительная величина».

Я ворвалась в зал, где полторы сотни вооруженных гомотогов стояли, замерев, в готовности отразить атаку. Клубы пыли заполнили все пространство. Освещение трепетно мигало, словно блеяло перед угрозой. Ирина в металлических латах возглавляла толпу. Из туманного сумрака коридора на нас надвигалась черная тень непрошеных гостей. Они вышли клином во главе с Мариной. За ее спиной выросла стена крепких атлетов, среди которых были и женщины. Они выдвинулись в центр зала, но остановились на полпути.

– Ирина, – обратилась к ней беглянка, – что за маскарад? Разве так встречают гостей.

– Тебя смущают мои манеры? – ответила Ирина. – Знаешь, вы ведь тоже не отличились гостеприимством, когда расправились со старейшинами. Чего тебе надо?

– Лично мне – уничтожить твое племя, всех до единого, – женщина кинула ненавистный взгляд в мою сторону.

Зоя выступила из толпы и загородила меня своим телом. В нашем стане раздалось недовольное перешептывание.

– А римлянам, – продолжила Марина, – нужен Виктор. Скажешь, где он, и мы пощадим тех, кто пойдет с нами. В противном случае…

– Среди нас нет ни одного, кто знал бы его местонахождение.

– Неужели?! Уильям, – подозвала она молодого парня из толпы пришлых.

Тот поравнялся с ней и пристально осмотрел всех нас. Он указал пальцем на Зою, но, покачав головой, нацелил свой взор на меня. Я проникла в его сознание, как только встретились наши взгляды. Ему тоже был доступен дар ясновидения и в своих видениях он видел именно меня.

Марина приказала нас атаковать. В мгновение ока в воздухе засвистела сталь и посыпались искры от ударов меча о меч. Зоя оттеснила меня к выходу, а сама отправилась на передовую. Наши опытные стражи с трудом сдерживали напор еще более опытных воинов. В адской смеси уже было не разобрать, где свой, где чужой. Кодекс «не тронь ближнего своего» больше не действовал. Я видела, как на пол со страшным лязгом сыпались фрагменты конечностей. Это было поистине пугающее зрелище.

Я была в растерянности. Меня обучали мастерству боя, но я впервые участвовала в сражении. Я наблюдала, как мастерски Зоя секла мечом узурпаторов, как Ирина голыми руками сворачивала шеи недругам, как Макс и Роб бок о бок молотили нападающих.

Вдруг из месива окровавленных тел мне навстречу вынырнула Марина. Я судорожно искала, чем можно было защититься. Тут к моим ногам отлетела чья-то кисть, которая еще крепко удерживала небольшой кортик. Я замешкалась, силясь вырвать нож из скользкой ладони, но все никак не выходило разжать пальцы. Марина черной тучей нависла над моей головой и подняла меня за грудки. Я без раздумий воткнула нож по самую рукоять в подреберье предательницы, сгубившей меня. Она лишь хитро улыбнулась, отшвырнула меня дальше по коридору и вынула кортик. Мне больше нечем было защищаться, кроме как сразиться с ней врукопашную, но Ирина опередила меня. Она мгновенно наскочила на Марину сверху и повалила ее. Та ловко извернулась, и уже над маминой головой нависло острие ножа. Во мне что-то перемкнуло, и в ту же секунду голова Марины, точно гиря, мотылялась в моей руке. Ее обезглавленное тело так и застыло, преклонив колени.

Опоздавшие на подмогу соратники Марины дали бой Ирине. Мама сражалась сразу с тремя верзилами, умело парируя их выпады. Они закружились в смертельном танце и, вальсируя, смешались в толпе. Я не выпускала Ирину из виду, следовала за ней в самое сердце побоища. Я отбивалась тем, что попадало под руку. Мирные тренировки сослужили мне великую службу. Я разила противников твердой уверенной рукой. Мои движения были техничными и четкими. С каждой маленькой победой я лишь умножала силы.

Вдруг раздался истошный вопль: «Берегись!». Зоя, раскидывая гомотогов, пробиралась к нам на выручку. Я видела в ее глазах дикий ужас. А потом я почувствовала холодный клинок, рассекший мое тело от груди до паха. Я повалилась на пол. Зоя перескочила через меня и с налета снесла полчерепа вампиру, изувечившему меня. Я корчилась от боли, распластавшись на полу, пока мой организм исцелялся. Я могла только безмолвно наблюдать, как гомотоги безжалостно рубят и рвут друг друга на куски. Чьи-то крепкие руки оттянули меня из эпицентра кровавой резни. Я находилась на безопасном расстоянии от схватки, но оказалась под прицелом недругов. Меня обступили две женщины. Все, что им было нужно, так это то, чтобы я оставалась в сознании. А чтобы не сопротивлялась, они отсекли мне все конечности. Зоя расправилась с ними вмиг, но мне помочь она уже ничем не могла. Ирина извергла грозный протяжный рык и раскидала всех, кто стоял у нее на пути ко мне.

Вдруг воздух озарила яркая ослепительная вспышка, за которой последовали мерзкие свисты. В подземелье ворвались религаты. На моих глазах вампиры загорались, точно бенгальские огни, и рассыпались по полу волнами искр. Зою и маму постигла та же участь. Больше я уже ничего не видела. Ослепла. По щекам, впервые после пробуждения, прокатились обжигающие слезы. Это таяли мои глазницы. Я понимала, что это конец. Продолжения не будет. Только сейчас, на пороге окончательной смерти, я всецело осознала, что хочу жить.

Я ощутила, как меня, вернее то, что от меня осталось, с головой закутали во что-то мягкое и подняли на руки. Меня явно не хотели испепелить, и я знала почему. Римляне получили то, зачем пришли. Добрались до меня и подавили сопротивление. Несмотря на численное превосходство, нам не удалось проучить кровожадных упырей. Они были в меньшинстве, но каждый из них стоил доброй дюжины наших самых опытных стражей. И теперь, с помощью телепатов, они без труда доберутся до сведений в моей голове, а значит и до Виктора.

– Прости меня, – прозвучало еле слышно. Это был голос Ромы. Его тихое «прости» показалось мне громом среди ясного неба. Он держал мое тело, крепко прижимая к груди. – Я не успел…

Глава 26. Второй шанс

– Рома, – откликнулась я, – это действительно ты?

– Ты в сознании? – удивился он.

Рома остановился. Опустил меня на пол и развернул. Он нежно и трепетно утирал мои «слезы». Я чувствовала, как его слезы капали мне на лицо. Я поверить не могла, что он оплакивал меня – изувеченное, мерзкое, ничтожное существо.

– Я не отдам тебя им, – затараторил парень, – я тебя спрячу, уберегу.

– Зачем я тебе? Все, что я знала о Викторе, я уже тебе рассказала.

– Ты не безразлична мне. Ты мне нужна.

– Калека?! Я ведь даже не живая.

– Мне плевать…

Я была счастлива услышать его искренние признания. Мне на секунду показалось, что у нас могло бы быть будущее. Я представила, как мы вместе провожаем закаты и встречаем рассветы. Меня настигло волнительное чувство невесомости. Я вдруг осознала, что у нас есть один единственный шанс на любовь. И у меня возник план.

– То, что я хочу сделать, покажется тебе безумием, и если все получится – ты не будешь разочарован.

Он поднял меня и понес по витиеватым коридорам старого заброшенного бункера. На мое счастье бывшее пристанище Ирины не пострадало от взрывов, но металлическая дверь рефрижератора была покорежена взрывной волной. Рома долго пытался ее вскрыть. Он изрезал ладони, оттягивая развороченные куски железа. Ему оставалось совсем не много, чтобы одолеть затор, но раны предательски напоминали о себе. Он осмотрелся, чтобы найти, чем можно было перевязать порезы. Я попросила его поднести ладони мне ко рту. Рома незамедлительно опустился на колено предо мной и протянул руки. В его мыслях я прочла неверный, но благородный порыв. Он считал – я голодна. Я не жаждала его крови, но испытать ее вкус на языке пришлось лишь для того, чтобы исцелить раны.

Наконец, он снял дверь с петель и аккуратно отставил ее в сторону. Он занес меня в ледяной кубрик и положил на невысокую тумбу. Я попросила его вскрыть ящик и поднести меня поближе. Его трясло и не только от холода. Он испытал такой же ужас, какой испытала я, при первой встрече со своей точной копией.

– Привет, незнакомка! – сказала я с улыбкой и надеждой. – Я хочу стать твоей искрой.

Говорят, что, умирая, человек видит события своей жизни в обратном порядке. Наверное, это предположение имеет смысл. Я настроилась на свои собственные воспоминания.

Первое, что пришло на ум – поцелуй. Я готова была прокручивать события того вечера бесконечно. Восторг, который отзывался пульсацией в животе, поглощал меня всецело, щедро одаривая безмятежностью. Но в какой-то момент перед глазами начали появляться и таять остальные воспоминая. Точно архивные видеофайлы сканировались процессором памяти. Я уже сама не контролировала их последовательность.

Картинки сменяли одна другую мгновенно, ненадолго останавливаясь на самых ярких моментах. Моя жизнь была короткой, но воспоминаний было с лихвой. Досадно, что радостных моментов оказалось не много. Я вспомнила себя семилетней, как отец провел со мной целый день – первого сентября. Выяснилось, что я не могла посещать школу, как обычные дети, из-за странной болезни. Я была расстроена, и папа утешал меня разнообразием сладостей за просмотром фильма «Маска» с Джимом Керри в главной роли. Припомнился бешеный попугай Феликс, который удрал в окно в тот же день, как мне его подарил отец на 8 марта. Мне было десять. Помню, как робела разговаривать с Аннушкой о первом сексе. Затем память провела краткий экскурс по неприятным воспоминаниям, самым ярчайшим из которых оказался мой последний день. Мне отчетливо привиделось, как я закрылась в спальне и тихо всхлипывала; как чувство вины и ничтожности натолкнули на страшную мысль; как чей-то нежный голос призывал: «сделай, это!». Но дальше картинка перестала быть четкой. Все происходившее состояло из обрывков действий: вот я бегу по лестнице на верхний этаж, затем по пожарному трапу поднимаюсь на чердак; вот я уже на крыше; вот я стремительно лечу вниз, безнадежно хватаясь за воздух; и вот почти у самой земли я замечаю женский силуэт и далее пустота.

Я оказалась заложницей собственного сознания. Я все еще ощущала свое тело, но не могла найти выход из черного вакуума. Я запаниковала. «Рома, ты меня слышишь?» – кричала я в пустоту. Паника росла. Просторы разума наполнило ритмичное клокотание. Это эхом отзывалось сердце. Что происходит? Я задыхалась. Мне нужен был воздух. Легкие словно сдавило. Я забыла, как дышать. При этой мысли тело отозвалось и я втянула в себя воздух. По коже тут же пробежали колючие ледяные потоки. Меня начало мутить, словно я в состоянии невесомости. Я почувствовала тошноту и рефлекторно подскочила, в ожидании извержения. Меня подхватили чьи-то руки, и я очнулась.

Яркий свет ударил по глазам, отчего безумно заболела голова, и зазвенело в ушах. Вокруг все плыло, и я не могла распознать ни очертания комнаты, ни то, кто меня придерживал. Тошнота отпустила. Постепенно я начала приходить в чувства.

– Рома, это ты, – спросила я. Мой голос прозвучал привычно, но с легкой хрипотцой. Я поняла, что моя затея потерпела фиаско.

– Рената?! Это правда, ты? – удивился он.

Я открыла глаза. Неужто все получилось. Рома, обомлев от удивления, стоял не двигаясь. В руках он по-прежнему держал торс некогда принадлежавшего мне тела. Я глядела на него в недоумении, все еще не веря в свершившийся факт риенкарнации. Я боялась пошевелиться, боялась, что при малейшем движении выпрыгну из этого тела.

Рома побледнел, выронил из рук «сверток» и навзничь повалился в бесчувственный обморок. Я попыталась помочь ему. Мое тело было ослаблено после длительного сна, я не чувствовала ни рук, ни ног. Мне пришлось завалиться на бок, и я опрокинулась вместе с гробом на пол, создав много шума. Ящик накрыл меня как шалаш, оставляя возможность выкарабкаться через просвет. Я протянула руку к его лицу и нежно прикоснулась. Он приоткрыл глаза. Мы смотрели друг на друга в полном безмолвии, наслаждаясь каждой секундой спонтанной близости.

Вскоре наше единение было прервано. Из гулкого темного пространства подземелья раздавались приближающиеся шаги. Это были охотники, услышавшие грохот и спешившие разведать, что произошло. По удивленным аханьям, можно было судить, что для них мое новое воплощение в диковинку. Ни один из братьев-религатов еще не сталкивался с подобным явлением. Я и сама не могла объяснить, как такое было возможным.

Они извлекли меня из-под деревянной громадины и помогли освоить стойку прямо. Рома поднялся сам. Он бережно перехватил меня из рук старших товарищей. Вскинул мою руку себе на плечо, нежно обнял за талию и повел прочь из этого могильника.

Мы вышли в зал, где религаты проводили основательную зачистку – уничтожали следы недавнего побоища вампиров. Они выносили фрагменты конечностей и тлеющие останки гомотогов. Я кинула взор на два обугленных следа возле стены. Именно на том месте я в последний раз видела маму и Зою. На том месте мы простились и простили друг друга. На том месте они приняли окончательную смерть, заслонив меня своими телами от губительной вспышки. Мне было так горько и тягостно, что я едва могла сдержать слезы. Я скорбела сердцем, я скорбела душой. Как и в прошлой жизни, я начала свой путь с утраты, так и в новом воплощении мне придется мириться с потерей. Как и в прошлой жизни, я жила во лжи, так и теперь ложь – путевка в жизнь.

– Рома, – я взглянула на парня глазами новорожденного младенца. Мне как никогда требовалась его помощь и поддержка, – я не могу явиться миру ниоткуда.

– Мы что-нибудь придумаем, – уверил он.

– Моя мама уже давно все придумала…

Я отпрянула от парня и рванула в соседний коридор, который вел в тихий закуток, считавшийся до прошлой ночи моей комнатой. Левое крыло было почти отрезано от основного бункера завалом из бетонных конструкций. Из глубины руин доносился мигающий отсвет. Он, точно маяк, вел меня среди рифов искореженной, отвесной арматуры. По стенам ручьями сочились грунтовые воды. Перекрытия угрожающе трещали, предрекая новые обвалы. В образовавшуюся щель могла пролезть только я, поэтому Роме пришлось дожидаться меня снаружи. Я ощущала опасность кожей, но внутренний голос и чутье заставляли двигаться вперед. Я по своей натуре труслива. Но мое тело само диктовало решения. Виктор наделил это тело адской комбинацией качеств. Разум и чувства диссонировали, но, когда я одолела завал и добралась до комнаты, холодный расчет и пылкий норов обрели гармонию.

Я отыскала свой старый, потрепанный рюкзак. В нем хранился билет в светлую и безоблачную жизнь – паспорт и именной конверт. Я не стала брать старые вещи. С ними связаны болезненные воспоминания. Но и в траурном балахоне не желала оставаться. Я переоделась в запасный эластичный костюм и ботинки. Сунула за пазуху документы. И выбралась на свет тем же маршрутом.

Рома ждал меня, затаив дыхание. Он постоянно что-то выкрикивал – боялся потерять меня из виду. Он все твердил, что не переживет, если еще раз меня потеряет.

Я одолела путь и предстала перед ним в ином, более торжественном виде. Он обомлел.

– Рада знакомству, – я протянула ему правую руку, а в левой – держала паспорт, как шпаргалку. – Меня отныне зовут Светлова Анастасия Викторовна.

– Я буду звать тебя единственной!

Заключение

Мы выбрались на поверхность перед утренней зарей. Воздух был сырым, промозглым, тяжелым. Охотники свалили останки гомотогов в кучу и смиренно дожидались рассвета. Они смотрели на меня как на святыню, с почетом и одобрением. Кто-то лестно пошутил, что не мешало бы пересмотреть каноны. Но всем было понятно, что мое перевоплощение должно оставаться тайной за семью печатями.

Солнце показало свой первый луч. Я и глазом моргнуть не успела, как над нашими головами промчались огненные колесницы с наездниками – ангелами света. Они подняли за собою вихрь, который тотчас же развеял прах проклятых по небу. Вслед за ангелами пришел рассвет. А на поляне перед тайным логовом вампиров, уже и намека не осталось от их существования. Все, что меня окружало в течение тринадцати месяцев, превратилось в тлен за доли секунды.

Теперь мне стало понятным, почему вампиры так боятся рассвета. Теперь я воочию убедилась, что легенды не врут. Их просто неверно трактуют, придавая буквальным вещам переносное значение. Теперь я знала, во что верю, и эту веру буду хранить и защищать до конца своих дней. Я хочу посветить свою жизнь служению обществу в качестве религата – в их делах смысла гораздо больше, чем казалось. Но главной причиной моего выбора быть одной из них, так это никогда не забывать, кем я была до сегодняшнего дня.

Я отпустила горькое мертвое прошлое, и смотрела в поистине великое будущее, дорогу к которому мне указали братья-охотники. Нам предстояло зачистить от нечисти много городов, но самое главное – добраться до вампира-нигилиста Виктора, которому наверняка известно, что я за ним рано или поздно приду. Это будет очередной парадоксальный момент в истории, когда создание бунтует против создателя. Но он не Бог, а я – не ангел; он душегуб, а я – возмездие.

А пока в мои планы входит поездка к океану. Мне необходимо восполнить девятнадцатилетнее солнечное голодание. Я буду заново учиться жить и любить. Любить искренне и преданно того, кто умет по-настоящему ценить любовь, невзирая на статус «живой или мертвый». Это мой Рома – роман всей моей жизни!

Корректор Александр Шерстюк

Оглавление

Пролог

Глава 1. Книга и конверт

Глава 2. Последний день

Глава 3. Послесмертие

Глава 4. Новый дом

Глава 5. История Лилит

Глава 6. Вернуть книгу

Глава 7. Облава

Глава 8. Эвакуация

Глава 9. История Зои

Глава 10. Преданность или предательство

Глава 11. Предчувствие

Глава 12. Разоблачение

Глава 13. История создания Московской Ветви

Глава 14. Совет. Знакомство с Виктором

Глава 15. Свидетель

Глава 16. «Разговор по душам»

Глава 17. История Ирины

Глава 18. Новый страж

Глава 19. Архивы

Глава 20. По следам истории

Глава 21. «Из огня да в полымя»

Глава 22. Одно сознанье на двоих

Глава 23. Ожидание смерти подобно…

Глава 24. Первый поцелуй

Глава 25. И грянул гром

Глава 26. Второй шанс

Заключение Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg