Говард Филлипс Лавкрафт, Уильям Ламли Дневник Алонзо Тайпера[1]
Примечание издателя
Алонзо Хасбрука Тайпера из Кингстона, штат Нью-Йорк, в последний раз видели и опознали 17 апреля 1908 года, около полудня, в отеле «Ричмонд» в Батавии. Он являлся последним представителем старинного рода из округа Ольстер; к моменту исчезновения ему было пятьдесят три года.
Мистер Тайпер получил домашнее образование и впоследствии окончил Колумбийский и Гейдельбергский университеты. Он всю жизнь занимался наукой, и в сферу его исследовательской деятельности входили различные области тайного пограничного знания, внушающего страх большинству людей. Свои статьи о вампиризме, вурдалаках и феномене полтергейста, отвергнутые многими издателями, сей ученый опубликовал частным порядком. В 1902 году, после ряда ожесточенных дискуссий с коллегами, он вышел из Общества психических исследований.
Мистер Тайпер много путешествовал по миру, порой надолго исчезая из поля зрения. Доподлинно известно, что он посещал малоизвестные области Непала, Индии, Тибета и Индокитая, а почти весь 1899 год провел на загадочном острове Пасхи. Масштабные поиски без вести пропавшего мистера Тайпера остались безрезультатными, и все его состояние было поделено между дальними родственниками, проживавшими в Нью-Йорке.
Представленный здесь дневник был найден, как утверждают, среди развалин большого загородного дома в окрестностях Аттики, штат Нью-Йорк. Дом этот пользовался дурной славой на протяжении многих поколений — построенный в далеком прошлом, еще до массового освоения данной территории белыми поселенцами, он служил обиталищем странного и нелюдимого семейства Ван дер Хейлов, в 1746 году перебравшихся сюда из Олбани, где их не без оснований подозревали в колдовстве. Здание датируется примерно 1760 годом.
О семейной истории Ван дер Хейлов мало чего известно, ибо они совершенно не общались со своими соседями, в слугах держали негров, привезенных прямо из Африки и почти не говоривших по-английски, а детей обучали на дому и впоследствии отсылали в европейские университеты. Члены семейства, покидавшие родной дом, в скором времени пропадали из поля зрения, но прежде успевали приобрести скверную репутацию в силу своей принадлежности к различным сатанинским сектам и еще более нечестивым культам.
С течением лет рядом с мрачным особняком возникла беспорядочно раскинувшаяся деревушка с диковинным названием Чоразин, первоначально населенная индейцами, а позже — разным сбродом со всей округи. Этнологи написали несколько монографий об особых наследственных чертах, после проявившихся у чоразинцев смешанных кровей. Сразу за деревней, в пределах видимости от дома Ван дер Хейлов, возвышается крутой холм, увенчанный странным древним сооружением из вертикально установленных по кругу громадных камней, которое всегда вызывало страх и отвращение у местных ирокезов. Происхождение и назначение сей каменной постройки, возведенной, согласно археологическим и климатологическим данным, в незапамятной древности, и поныне остаются загадкой.
Примерно с 1795 года среди первых поселенцев и жителей округи, обосновавшихся здесь позднее, начали ходить слухи о странных криках и монотонном пении, которые в определенное время года доносятся из Чоразина, из огромного дома и с вершины упомянутого холма — хотя есть основания полагать, что шумы подобного рода прекратились после 1872 года, когда все семейство Ван дер Хейлов — вместе со слугами и домочадцами — внезапно исчезло без следа.
С той поры дом стоял заброшенным, ибо все попытки последующих владельцев или приезжих любителей достопримечательностей остановиться в нем неизбежно заканчивались различными несчастьями, включая три необъяснимых смерти, пять бесследных исчезновений и четыре случая внезапного помешательства. Дом, деревня и обширные окрестные угодья перешли в собственность штата и были проданы с торгов, когда поиски наследников из рода Ван дер Хейлов не дали результата. В 1890 году последние владельцы (Чарльз А. Шилдс, ныне покойный, и его сын Оскар С. Шилдс, уроженцы Буффало) бросили поместье в крайне запущенном состоянии и настойчиво советовали всем, кто про него спрашивал, не соваться в тамошние края.
Насколько известно, в течение последних сорока лет в дом наведывались преимущественно ученые-оккультисты, полицейские, газетчики да чудаковатые иностранцы. Среди последних был один таинственный азиат — предположительно родом из Кохинхины,[2] — чье исчезновение и последующее появление с напрочь отшибленной памятью и странными телесными увечьями вызвало много шума в прессе в 1903 году.
Дневник мистера Тайпера — книжица размером шесть на три с половиной дюйма, со страницами из плотной бумаги и чрезвычайно прочным переплетом из тонкого листового металла — был обнаружен у одного из чоразинцев 16 ноября 1935 года представителем полицейского управления штата, присланным проверить слухи об обрушении заброшенного особняка Ван дер Хейлов. Здание действительно обвалилось — несомненно, по причине крайней ветхости — во время сильной бури, разыгравшейся 12 ноября. Оно удивительным образом рассыпалось до самого основания, и в течение нескольких последующих недель произвести тщательный осмотр руин не представлялось возможным. Джон Игл — смуглый, обезьянолицый, похожий на индейца мужчина, в чьем владении оказался дневник, — сказал, что нашел книжицу у самой поверхности развалин: видимо, она хранилась в одной из верхних комнат в передней части здания.
Из предметов обстановки и прочих вещей, содержавшихся в доме, в целости не осталось почти ничего, однако огромный подвальный отсек с толстыми и на редкость прочными кирпичными сводами (древнюю железную дверь, ведущую в него, пришлось взорвать, поскольку крепкий замок диковинной конструкции решительно не желал отмыкаться) совершенно не пострадал, и там обнаружилось кое-что странное. Во-первых, стены в нем были испещрены и поныне нерасшифрованными иероглифами, грубо вырезанными на кирпичной кладке. Во-вторых, в глубине помещения находилось громадное круглое отверстие, заваленное обломками, образовавшимися, по всей видимости, в результате обрушения здания.
Но самое сильное недоумение вызывали явно свежие отложения вонючего, слизистого, угольно-черного вещества, которые тянулись по мощенному плитняком полу сплошной неровной полосой шириной в ярд, начинавшейся у края заваленного круглого отверстия. Люди, зашедшие в этот подвальный отсек первыми, говорили, что там пахло, как в серпентарии зоосада.
Дневник — видимо, изначально предназначенный единственно для описания предпринятых мистером Тайпером исследований жуткого дома Ван дер Хейлов — был признан подлинным по результатам графологической экспертизы. Почерк свидетельствует о неуклонно возраставшем нервном напряжении автора и ближе к концу местами становится почти неразборчивым. Жители Чоразина — чьи тупость и скрытность сильно осложняют работу всем ученым, исследующим данную местность и ее тайны, — утверждают, что не запомнили мистера Тайпера среди прочих безрассудных посетителей ужасного особняка.
Текст дневника приводится здесь дословно и без каких-либо комментариев. Пусть читатель сам решает, как толковать записи и о чем, помимо безумия автора, они свидетельствуют. Только будущее покажет, имеют ли они значение для разгадки древней тайны. Следует заметить, что специалисты по генеалогии подтверждают правильность запоздалых умозаключений мистера Тайпера относительно личности Адриана Слейта.
Дневник
17 апреля 1908 г.
Прибыл на место около шести часов вечера. От Аттики пришлось добираться пешком, и я едва успел до начала грозы, ибо никто не согласился дать мне внаем лошадь или конную повозку, а водить автомобиль я не умею. Особняк Ван дер Хейлов оказался даже ужаснее, чем я ожидал, и мысль о грядущих событиях пугает меня, несмотря на мое нетерпеливое желание разгадать тайну. Скоро, очень скоро наступит страшная ночь — Вальпургиева ночь, древний ведьмовской шабаш, — и после той истории в Уэльсе я знаю, чего ждать. Что бы ни случилось, я не отступлю. Движимый неким непостижимым стремлением, я посвятил всю свою жизнь исследованию нечестивых тайн. Я явился сюда только за этим и безропотно приму любой жребий.
Когда я добрался до Чоразина, уже совсем стемнело, хотя до захода солнца еще оставалось изрядно времени. Никогда прежде я не видел столь плотных грозовых туч, сплошь заволакивающих небо, и, если бы не вспышки молний, я бы наверняка заблудился во мраке. Крохотная глухая деревушка производит отвратительное впечатление, а немногочисленные местные жители смахивают на клинических идиотов. Один из них поприветствовал меня, будто старого знакомого. Окрестности я разглядел плохо — это маленькая заболоченная долина, заросшая странным коричневым тростником да трухлявыми грибами и окруженная чахлыми, кривыми деревьями с голыми ветвями. А за деревней возвышается сумрачный холм, увенчанный загадочным сооружением из установленных по кругу громадных камней, с еще одним камнем в центре. Вне всяких сомнений, это и есть ужасная доисторическая постройка, о которой рассказывал мне В*** при нашей встрече в Н…естбате.
Огромный особняк стоит посреди парка, сплошь заросшего какой-то диковинной разновидностью шиповника. Я с трудом продрался сквозь заросли и при виде древнего ветхого строения на несколько мгновений замер в нерешительности, страшась войти внутрь. Дом казался чудовищно запущенным и грязным, и я подивился, как такое насквозь прогнившее здание до сих пор еще не развалилось. Оно целиком деревянное, и, хотя его первоначальные контуры скрыты за беспорядочным нагромождением разнообразных пристроек, добавленных в позднейшие периоды, мне думается, в свое время оно строилось в традиционном колониальном силе Новой Англии. Вероятно, соорудить такой дом было проще, чем каменный голландского типа, — к тому же, помнится, жена Дирка Ван дер Хейла являлась уроженкой Салема, дочерью нечестивого Абаддона Кори. Едва я поднялся на маленькую крытую веранду, как разразилась яростная гроза: непроглядная темень, проливной дождь, гром и молния, ураганный ветер, будто когтями рвавший на мне одежду, — в общем, чистое светопреставление. Дверь оказалась незапертой, и, достав электрический фонарик, я зашел внутрь. Пыль толстенным — в несколько дюймов — слоем покрывала пол и мебель, и там стоял затхлый запах плесени, точно в сыром склепе. Длинный холл тянулся через весь дом, а справа от входа находилась закругленная лестница. Я осторожно поднялся по хлипким ступеням на второй этаж и расположился в одной из комнат в передней части здания. Похоже, дом полностью обставлен, хотя почти вся мебель разваливается от ветхости. Я пишу это в восемь часов вечера, после холодного ужина из прихваченных с собой съестных припасов. В дальнейшем продукты мне будут приносить деревенские жители — правда, они отказались заходить дальше полуразрушенных ворот парка. Покамест нельзя, говорят они. Очень хотелось бы избавиться от неприятного ощущения, что все здесь мне знакомо.
Позже вечером
Я чувствую присутствие в доме нескольких таинственных сущностей. Одна из них настроена ко мне явно враждебно — некая злая воля, стремящаяся сломить меня и взять надо мной верх. Я должен собрать все силы и сопротивляться, ни на миг не давая слабины. Мой противник является воплощением безмерного зла и обладает определенно нечеловеческой природой. Думаю, он связан с некими неземными силами, населяющими неведомые пространства вне времени и за пределами Вселенной. Он возвышается подобно могучему колоссу, подтверждая все сказанное о нем в рукописях Акло. Явственно ощущая громадность его размеров, я не могу понять, каким образом столь гигантское тело вмещается в комнаты — хотя зримого тела у него нет. Возраст его, надо полагать, бесконечно древний — чудовищно, невообразимо древний.
18 апреля
Ночью почти не спал. В три часа пополуночи над округой повеял легкий, вкрадчивый ветер, который крепчал с каждой минутой и вскоре достиг ураганной силы, так что стены ветхого дома стали сотрясаться. Когда я пошел вниз с намерением крепко затворить гремящую входную дверь, темнота словно бы сгустилась в полузримые формы — по крайней мере, в моем воображении. Едва начав спускаться по лестнице, я почувствовал сильный толчок в спину — полагаю, то был ветер, хотя я готов поклясться, что различил расплывчатые очертания громадной черной лапы, когда быстро обернулся. Однако я удержался на ногах, благополучно спустился вниз и задвинул тяжелый засов ходящей ходуном двери.
Вообще-то я собирался обследовать дом только на рассвете, но теперь, оставив всякую надежду заснуть и подстрекаемый смешанным чувством страха и любопытства, я решил приступить к делу безотлагательно. По щиколотку утопая в пыли, я со своим мощным фонарем двинулся к большой гостиной в южной части дома, где с уверенностью рассчитывал найти портреты. Они действительно оказались там — как говорил мне В*** и как мне, похоже, было известно из какого-то другого, ныне забытого источника. Иные холсты потемнели от времени, покрылись плесенью и пылью до такой степени, что разглядеть на них что-либо толком не представлялось возможным, но на портретах, сохранившихся в чуть лучшем состоянии, я безошибочно распознал представителей отвратительного семейства Ван дер Хейлов. Лица на нескольких полотнах показались мне смутно знакомыми, но кому именно они принадлежали, я так и не вспомнил.
Яснее прочих угадывались черты отвратительного урода Жориса, произведенного на свет в 1773 году младшей дочерью старого Дирка, — я отчетливо разглядел зеленые глаза и по-змеиному сплюснутое жестокое лицо. Каждый раз, когда я выключал фонарик, это лицо продолжало маячить передо мной в темноте бледным пятном, и под конец мне померещилось, будто оно источает слабое зеленоватое сияние. Чем дольше я смотрел на него, тем более злобным оно казалось, и я отвернулся прочь, чтобы избавиться от впечатления, будто оно оживает и меняет выражение.
Но портрет, к которому я повернулся, оказался еще отвратительнее. Вытянутая угрюмая физиономия, близко посаженные крохотные глазки и свиноподобные черты сразу вызывали единственно возможную ассоциацию, хотя художник и постарался придать мерзкому рылу сходство с человеческим лицом. Так вот о чем шептал мне В***. Охваченный ужасом, я уставился на портрет, и мне почудилось, будто глаза на холсте замерцали зловещим красноватым огнем, а традиционный портретный фон на несколько мгновений сменился диковинным и неуместным пейзажем: унылая болотистая пустошь под грязно-желтым небом, покрытая чахлым терновым кустарником. Опасаясь за свой рассудок, я бросился прочь из проклятой галереи и поспешил наверх, в более или менее очищенную от пыли комнату, где я временно обосновался.
Позже днем
Решил обследовать лабиринтообразные флигели при свете дня. Заблудиться здесь я не боюсь: мои следы хорошо видны в глубокой пыли, а при необходимости можно найти и другие ориентиры. Я на удивление быстро запомнил все замысловатые изгибы и повороты коридоров. Дойдя до конца длинного северного крыла дома, я наткнулся на запертую дверь, которую без труда взломал. За ней оказалась тесно заставленная мебелью крохотная комнатушка с источенными червем стенными панелями. В наружной стене, за изгнившей деревянной обшивкой, я заметил темный проем и таким образом обнаружил узкий потайной ход, ведущий вниз, в неведомые черные недра. Он представлял собой крутой спускной желоб или туннель без ступенек и поручней, и я задался вопросом о его назначении.
Над камином висела тронутая плесенью картина, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся портретом молодой женщины в платье конца восемнадцатого века. Лицо у нее классически красивое, но имеет чудовищно злое выражение, какого я никогда в жизни не встречал у людей. Тонкие изящные черты не просто отмечены печатью бессердечия, алчности и жестокости, но отражают некое ужасное свойство натуры, недоступное человеческому пониманию. И когда я вгляделся в портрет пристальнее, мне показалось, что художник — или же медленный процесс плесневения и порчи — придал бледному лицу нездоровый зеленоватый оттенок и едва заметную чешуйчатую фактуру. Потом я поднялся на чердак, где обнаружил несколько сундуков со странными книгами — многие из них по внешнему виду и характеру письменных знаков совершенно непохожи на известные нам образцы печатной продукции. В одной из них содержались варианты формулы Акло, о существовании которых я даже не догадывался. Я еще не обследовал пыльные книжные полки внизу.
19 апреля
В доме точно обитает еще кто-то или что-то, хотя пока я не видел на пыльных полах никаких следов, кроме своих собственных. Вчера прорубил в зарослях шиповника проход к воротам парка, где местные жители оставляют для меня продукты, но к сегодняшнему утру он зарос. Очень странно, ибо брожение весенних соков в кустах еще толком не началось. И вновь у меня возникло ощущение близкого присутствия некоего гигантского существа, едва умещающегося в комнатах. На сей раз я уверен, что здесь находится несколько существ таких размеров, и теперь я точно знаю, что по совершении третьего ритуала Акло (описание которого приводится в упомянутой выше книге, найденной на чердаке) они станут осязаемыми и зримыми. Осмелюсь ли я провести подобную материализацию, еще неизвестно. Риск слишком велик.
Сегодня ночью я стал замечать в темных углах коридоров и комнат сотканные из тени лица и фигуры, на миг возникающие и тут же тающие во мраке, — лица и фигуры столь ужасные и отвратительные, что я не смею описать их здесь. Похоже, они обладают той же природой, что и громадная черная лапа, пытавшаяся столкнуть меня с лестницы, и наверняка являются плодом моего взбудораженного воображения. То, что я ищу, определенно выглядит несколько иначе. Я уже не раз замечал лапу — иногда одну, иногда в паре с другой такой же, — но решил впредь не обращать внимания на все явления такого рода.
Сегодня вскоре после полудня я впервые обследовал подвал — спустился туда по приставной лестнице, найденной в кладовой, ибо ведущие вниз деревянные ступени сгнили подчистую. Стены, пол и потолок там сплошь покрыты кристаллической коркой солевых отложений, а на месте различных предметов, подвергшихся процессу разложения, остались лишь бесформенные кучки трухи. В дальнем конце подвала начинается узкий коридор — он тянется, похоже, под северным крылом здания, где я обнаружил и вскрыл загадочную комнатушку, и упирается в толстую кирпичную стену с запертой железной дверью. Стена с дверью, судя по ряду признаков, датируется восемнадцатым веком и, видимо, возводилась одновременно с самыми первыми пристройками к дому — то есть еще до Революции.[3] На замке — явно более древнем, чем сама дверь, — выгравированы некие символы, расшифровать которые я не в силах.
В*** ничего не говорил мне про запертое подвальное помещение. Оно вызывает у меня больше тревоги, чем все увиденное здесь прежде: каждый раз, приближаясь к нему, я испытываю непреодолимое желание прислушаться к чему-то. За все время моего пребывания в этом зловещем доме здесь ни разу еще не раздавалось никаких посторонних звуков. Покидая подвал, я сильно пожалел об отсутствии нормальной лестницы — подъем по приставной казался мучительно медленным. У меня нет ни малейшего желания спускаться вниз еще раз — однако какой-то бес будто подталкивает меня наведаться туда ночью, если я хочу узнать то, что должно знать.
20 апреля
Нынче ночью я погрузился в пучину ужаса — и понял, что она поистине бездонна. Не в силах противиться искушению, я вскоре после полуночи спустился с фонариком в проклятый подвал и, осторожно ступая между бесформенными кучками трухи, прокрался на цыпочках к запертой двери в ужасной кирпичной стене. Я не издал ни звука и не прошептал ни одного из известных мне заклинаний, но весь обратился в слух — и прислушивался напряженно, до звона в ушах.
Наконец за обшитой листовым железом массивной дверью раздался шум: глухие грузные шаги и невнятное ворчанье, словно там пробудились ото сна и зашевелились некие гигантские ночные существа. И еще леденящий душу тяжелый шорох, словно громадная змея или морской дракон волочет по каменному полу свое чудовищное извивающееся тело. Парализованный страхом, я взглянул на огромный ржавый замок с выгравированными на нем таинственными иероглифами. Я в жизни не видел ничего похожего на них, и еле уловимое сходство этих знаков с графемами старомонгольского письма[4] наводило на мысль о невероятной, невыразимой их древности. Порой мне чудилось, будто они источают слабое зеленоватое сияние.
Я повернулся, готовый удариться в бегство, но вдруг увидел перед собой призрачные гигантские лапы — огромные когти, казалось, увеличивались и становились все более осязаемыми у меня на глазах. Они тянулись ко мне из зловещей тьмы, с жуткой целеустремленностью шаря в воздухе, и за ними смутно угадывались чешуйчатые запястья. Потом позади меня — в кошмарном помещении за железной дверью — вдруг раздался приглушенный протяжный рокот, похожий на эхо громовых раскатов, докатившееся от далекого горизонта. Подгоняемый новым, еще сильнейшим приступом страха, я шагнул навстречу призрачным лапам, вскинув фонарик, и они исчезли в ярком луче электрического света. Потом я торопливо вскарабкался по приставной лестнице, зажав фонарик в зубах, опрометью ринулся прочь и остановился отдышаться только в своем временном убежище на втором этаже.
Чем все закончится для меня, я боюсь даже представить. Я явился сюда как преследователь, но теперь знаю: кто-то или что-то преследует меня. Я не смог бы убраться отсюда при всем своем желании. Сегодня утром хотел пройти к парковым воротам за продуктами, но обнаружил, что частые ветки кустарника плотно переплелись на моем пути. И так оказалось повсюду — позади особняка и со всех сторон от него. Местами коричневые колючие лозы выпрямились и поднялись поразительно высоко, образуя непроходимую живую изгородь, подобную стальной стене. Деревенские жители явно замешаны во всем этом. Вернувшись в дом, я нашел в переднем холле предназначенные мне съестные припасы, но как они сюда попали — ума не приложу. Теперь я жалею, что накануне подмел пол. Я насыплю у входной двери пыли и посмотрю, останутся ли там какие следы.
Сегодня днем просмотрел несколько книг в огромной сумрачной библиотеке, расположенной в глубине дома на первом этаже, и у меня появились кое-какие подозрения, о которых мне боязно даже обмолвиться. Я никогда прежде не видел текстов «Пнакотикских манускриптов» или «Илтдаунских глиняных таблиц», и я в жизни не сунулся бы сюда, когда бы знал, что в них содержится. Полагаю, теперь уже слишком поздно — ведь до ужасного шабаша осталось всего десять дней. Именно для той кошмарной ночи они и приберегают меня.
21 апреля
Снова рассматривал портреты. Часть из них снабжена табличками с именами, и один — с изображением женщины отталкивающей наружности, написанный лет двести назад, — озадачил меня. Под ним я прочитал имя «Тринтия Ван дер Хейл-Слейт», и у меня возникло четкое ощущение, что фамилия Слейт встречалась мне раньше в связи с какими-то важными обстоятельствами. Только тогда она звучала не столь зловеще, как сейчас. Надо будет хорошенько покопаться в памяти.
Глаза портретов не дают мне покоя. Возможно ли, чтобы на иных холстах они проступали до жути отчетливо из-под покрова пыли и плесени? Змеемордые и свинорылые колдуны и ведьмы пристально и злобно смотрят на меня из своих потемневших рам, и десятки других омерзительных харь выглядывают из-за них, постепенно проявляясь на мрачном портретном фоне. Все они отмечены жуткой печатью фамильного сходства — а человеческое существо в порочности своей всегда страшнее любого нечеловеческого. Хотелось бы, чтобы они не так сильно напоминали мне лица других людей, которых я знал в прошлом. Самым гнусным представителем этого проклятого рода был Корнелис Лейденский. Именно он разрушил запретный барьер, когда его отец нашел тот, другой ключ к тайне. Вне всяких сомнений, В*** знает лишь часть ужасной правды, а значит, я совершенно неподготовлен и беззащитен. Что за люди такие были в этом роду до старого Клаэса? То, что он совершил в 1591 году, невозможно было сотворить без темного знания, накопленного многими поколениями предков, или без некой связи с внешними силами. А что сталось с многочисленными потомками этого чудовищного рода? Может, они рассеялись по миру и ныне все нетерпеливо ждут общего страшного наследства? Я непременно должен вспомнить, где именно и в связи с какими обстоятельствами мне встречалась фамилия Слейт.
Хотелось бы знать с уверенностью, что портреты никогда не выйдут из своих рам. Вот уже несколько часов подряд перед моим взором проплывают и исчезают призрачные видения, по природе своей подобные черным лапам да сотканным из тени лицам и фигурам, являвшимся мне прежде, но в точности похожим на людей, изображенных на старинных холстах. Почему-то мне никак не удается увидеть одновременно портрет и его призрачного двойника — каждый раз либо один из них оказывается в густой тени, либо они находятся в разных комнатах.
Возможно, как я и надеялся, все эти призраки — просто плод моего воображения, но теперь меня одолевают сомнения на сей счет. Иные из них — женщины, причем красивые той же дьявольской красотой, что и особа, изображенная на холсте в запертой комнатушке. Другие же не походят ни на один из виденных мной портретов, но у меня такое ощущение, будто именно их запечатленные в красках черты скрываются под слоем плесени и копоти на полотнах, которые мне не удалось разглядеть толком. Складывается жуткое впечатление, что несколько из них уже готовы материализоваться в осязаемой или полуосязаемой форме, а иные невесть почему кажутся пугающе знакомыми.
Одна женщина своей демонической красотой превосходит всех прочих. Она со своим губительным очарованием подобна медоносному цветку, растущему на самой границе ада. Когда я пытаюсь пристально всмотреться в нее, она сразу исчезает, но немного погодя вновь появляется. Лицо у нее зеленоватого оттенка, и порой мне чудится, будто ее гладкая кожа имеет слабо выраженную чешуйчатую фактуру. Кто она такая? Не она ли жила в маленькой запертой комнате сто с лишним лет назад?
В переднем холле снова оставлены съестные припасы для меня — несомненно, так будет продолжаться и впредь. Вчера вечером я посыпал весь пол пылью в надежде позже обнаружить там следы, но к утру холл оказался тщательно подметен неведомо чьими стараниями.
22 апреля
Сегодняшний день ознаменовался ужасным открытием. Я еще раз обследовал затянутый паутиной чердак и нашел там растрескавшийся резной сундук (явно голландской работы), полный богопротивных книг и манускриптов, гораздо более древних, чем все попадавшиеся мне здесь до сих пор. Среди них «Некрономикон» на греческом, «Livre d'Eibon» на нормандском французском и первое издание «De Vermis Mysteris» старого Людвига Принна. Но страшнее всех них — старинный манускрипт в переплете. Он написан на вульгарной латыни странным, неразборчивым почерком Клаэса Ван дер Хейла и представляет собой собрание дневниковых записей, которые последний вел в период между 1560 и 1580 годом. Когда я отомкнул застежку темного серебра и стал листать пожелтевшие страницы, из книжки выпал цветной рисунок с изображением чудовищного существа, более всего похожего на кальмара с щупальцами, клювом и огромными желтыми глазами, общие очертания которого являют собой отвратительную пародию на человеческую фигуру.
Никогда прежде не видел я столь омерзительного, столь кошмарного монстра. На верхних и нижних конечностях, а равно на головных щупальцах у него диковинные когти — при виде них мне невольно вспомнились сотканные из тени гигантские призраки, что постоянно возникали передо мной, угрожающе шаря в воздухе лапами. Само же чудовище восседает на громадном троноподобном пьедестале, испещренном неведомыми иероглифами, отдаленно напоминающими китайские. И письмена, и изображенное на бумаге существо дышат злом столь безмерным и всепроникающим, что я нахожу невозможным отнести рисунок к какой-либо определенной эпохе или культуре. Скорее, этот монстр является средоточием и воплощением вселенского зла, разлитого в бескрайних пространствах прошлых и грядущих тысячелетий, а жуткие иероглифы — суть наделенные разумом гнусные символы, живущие своей собственной нечестивой жизнью и готовые в любой момент сорваться с пергамента, дабы уничтожить читателя. Что означает это чудовищное существо и каков смысл этих иероглифов, я не имею понятия, но и первое, и вторые прорисованы столь тщательно не иначе как с некой богомерзкой целью. Внимательно рассматривая зловещие знаки, я обнаруживал в них все больше сходства с наводящими ужас иероглифами, выгравированными на железном замке в подвале. Я оставил рисунок на чердаке, ибо при всем желании не смог бы заснуть, находись он в одной комнате со мной.
Весь день и вечер читал дневник старого Клаэса Ван дер Хейла, и открывшееся мне знание омрачит и отравит непреходящим ужасом все оставшиеся дни моей жизни. Картины зарождения нашего мира и предшествовавших миров разворачивались перед моим умственным взором. Я узнал о городе Шамбала, построенном лемурийцами пятьдесят миллионов лет назад, — защищенный мощными барьерами психической энергии, он и поныне стоит в целости и сохранности среди диких гор Востока. Я узнал о «Книге Дзиан»,[5] первые шесть глав которой написаны еще до образования Земли и которая уже была древней в незапамятные времена, когда правители Венеры преодолели космические бездны на своих кораблях, дабы принести цивилизацию на нашу планету. Я впервые увидел запечатленным на бумаге имя, которое люди всегда произносят опасливым шепотом и которое я узнал лучше других и при более жутких обстоятельствах, — внушающее безмерный страх и отвращение имя Ян-Хо.
По ходу чтения мне несколько раз приходилось останавливаться и ломать голову над темными местами, не поддающимися пониманию без ключа к смыслу написанного. В конце концов, по разным намекам и косвенным указаниям, я пришел к заключению, что старый Клаэс не решился изложить все свои знания в одной книжке, но приберег ряд существенных моментов для второй. Ни один из манускриптов не понять без другого, а потому я принял твердое намерение отыскать недостающий дневник, если только он находится где-то здесь, в пределах проклятого особняка. Несмотря на свое положение пленника, я не утратил присущей мне от природы страсти к исследованию всего неизвестного и исполнен решимости возможно глубже проникнуть в тайны Вселенной, прежде чем свершится мой жребий.
23 апреля
Все утро искал второй дневник и к полудню нашел его в письменном столе в запертой комнатушке. Он также написан на вульгарной латыни и состоит, похоже, из разрозненных заметок, относящихся к различным разделам первой части. Пролистав страницы, я мгновенно заметил ненавистное имя Ян-Хо — название канувшего в забвение, скрытого от взоров людских города, построенного в дочеловеческие времена, хранилища бесконечно древних тайн, смутные воспоминания о котором таятся в подсознании каждого человека. Оно повторяется там многократно, и текст вокруг него всякий раз испещрен грубо начертанными иероглифами, имеющими явное сходство с теми, что покрывают пьедестал, изображенный на найденном мной кошмарном рисунке. Очевидно, именно во втором дневнике кроется ключ к ответу на вопросы, касающиеся многощупальцевого чудовища и его запретного послания. Придя к такому заключению, я поднялся по скрипучим ступенькам на затянутый паутиной, внушающий ужас чердак.
Дверь чердака заклинило, чего не случалось прежде. Я несколько раз со всей силы наваливался на нее плечом, но все без толку, а когда она наконец подалась, у меня возникло четкое ощущение, будто некое гигантское незримое существо вдруг перестало придерживать ее изнутри — существо, которое улетело прочь на нематериальных, но шумно хлопающих по воздуху крыльях. Жуткий рисунок определенно лежал не на том месте, где я его оставил. Применив ключ, обнаруженный во второй записной книжке, я вскоре понял, что он не ведет прямиком к разгадке тайны. Это всего лишь ключ — ключ к тайне слишком страшной, чтобы оставлять ее без надежной охраны. Потребуются многие часы, если не дни, чтобы расшифровать ужасное послание.
Успею ли я разгадать тайну до своей смерти? Призрачные черные лапы все чаще и чаще возникают перед моим взором, и мне кажется, они увеличились против прежнего. И теперь меня неотступно преследуют туманные призраки чудовищных существ, чьи нематериальные тела кажутся слишком громадными, чтобы помещаться в комнатах. Время от времени передо мной проплывают беспорядочной вереницей уродливые лица и фигуры или издевательски ухмыляющиеся двойники портретов.
Воистину многие ужасные древние тайны Земли лучше оставить неразгаданными — кошмарные тайны, которые не имеют никакого отношения к роду человеческому и которые человек может постичь лишь ценой своего покоя и рассудка; сокровенные страшные истины, знание которых превращает любого в чужака среди людей, вершащего свой путь в одиночестве. То же касается и жутких существ, более древних и могущественных, чем человек; богомерзких существ, преодолевших безбрежные бездны времени и достигших эпох, для них не предназначенных; кошмарных монстров, что тысячелетиями дремали в немыслимых тайных логовах и глубоких подземных пещерах, неподвластные законам разума и причинной обусловленности, а ныне готовы пробудиться по воле кощунников, постигших их темные запретные символы и секретные пароли.
24 апреля
Весь день изучал на чердаке рисунок и ключ к загадочным письменам. На закате услышал странные незнакомые звуки, долетавшие, казалось, откуда-то издалека. Прислушавшись, я понял, что они доносятся с увенчанного кромлехом[6] крутого холма, который возвышается за деревней к северу от особняка. Со слов В*** я знал о существовании тропы, ведущей от дома к холму с доисторическим каменным сооружением, и подозревал, что Ван дер Хейлы имели все основания пользоваться ею по определенным датам, но до сих пор особо не задумывался на сей счет. Вновь услышанные звуки представляли собой сочетание пронзительного, резкого голоса свирели с отвратительным шипением или свистом — диковинная, чуждая слуху музыка, не похожая ни на что из описанного в анналах земной истории. Она звучала чуть слышно и вскоре стихла, но данное обстоятельство заставило меня задуматься. Именно в сторону холма тянется длинное северное крыло дома с потайным спускным желобом и запертым подвальным помещением под ним. Не кроется ли здесь некий важный момент, до сих пор ускользавший от моего внимания?
25 апреля
Сделал странное и тревожное открытие, касающееся характера моего заточения здесь. Влекомый некой зловещей притягательной силой, я двинулся в сторону холма и обнаружил, что колючий кустарник расступается передо мной, но только в одном этом направлении. Чуть поодаль там находятся полуразрушенные ворота, а среди зарослей явственно угадываются следы старой тропы. Кустарник густо растет вокруг холма и частично покрывает склоны, но на увенчанной кромлехом вершине нет никакой растительности, помимо необычного вида мха да чахлой травы. Я поднялся на холм и провел там несколько часов; внимание мое привлек странный ветер, который, похоже, непрестанно овевает угрюмые каменные глыбы и порой будто бы шепчет на удивление отчетливо какие-то непонятные, загадочные слова.
Камни эти по цвету и текстуре не похожи ни на один из минералов, виденных мной прежде. Они не коричневые и не серые, но скорее грязно-желтые с тускло-зелеными наплывами и, кажется, способны менять цвет, подобно хамелеону. Текстура камней странным образом напоминает чешуйчатую змеиную кожу и вызывает необъяснимое омерзение при прикосновении — на ощупь они холодные и липкие, точно жаба или какая-нибудь рептилия. Возле центрального менгира[7] находится обложенная булыжниками яма, назначение которой мне непонятно, — возможно, это горло давно заваленного колодца или туннеля. Когда я в нескольких разных местах попытался спуститься с холма не по направлению к дому, кустарник по-прежнему преграждал мне путь, но ведущая к особняку тропа осталась легкопроходимой.
26 апреля
Нынче вечером снова поднимался на холм и обнаружил, что шепот ветра стал гораздо отчетливее. Его почти сердитое гудение близко походило на диковинную речь, изобилующую свистящими и шипящими звуками, и напомнило мне странный свирельный напев, который позавчера я слышал издалека. После заката на северном горизонте полыхнула не по сезону яркая зарница, а мгновение спустя высоко в темнеющем небе прогрохотал гром. Что-то в этом природном явлении не на шутку встревожило меня, и я не мог отделаться от впечатления, что громовый раскат завершился звуками шипящей нечеловеческой речи, которая под конец перешла в оглушительный гортанный хохот, сотрясший небесную твердь. Неужто я начинаю сходить с ума? Или же мое недозволенное любопытство вызвало неслыханные ужасы из сумеречных сфер? До Вальпургиевой ночи осталось совсем недолго. Чем все закончится для меня?
27 апреля
Наконец-то сбудутся мои мечты! Не знаю, придется ли мне отдать взамен свою жизнь, душу или тело, но я войду в запретные врата! Расшифровка иероглифов на рисунке продвигалась медленно, но сегодня днем я напал на окончательный ключ к разгадке. К вечеру я знал смысл таинственных знаков — и существует один-единственный способ применить обретенное знание к сущностям, населяющим особняк.
Где-то под домом погребено древнее, забвенное Существо, которое покажет мне врата и подскажет все необходимые знаки и слова, давно утраченные. Я и близко не представляю, сколько времени Оно пролежало там, забытое всеми, кроме тех, кто воздвиг кромлех на холме, и тех, кто впоследствии отыскал это место и построил здесь дом. Вне всяких сомнений, именно поиски этого Существа привели Хендрика Ван дер Хейла в Новые Нидерланды[8] в 1638 году. Жителям Земли Оно неизвестно — лишь немногие, потрясенные страхом люди, нашедшие или унаследовавшие ключ к тайне, говорили о Нем боязливым шепотом. До сих пор никто из смертных даже мельком не видел Его — если только бесследно исчезнувшие колдуны, в прошлом жившие здесь, не продвинулись в своих изысканиях дальше, чем принято считать.
Постигнув смысл иероглифов, я овладел Семью Утраченными Знаками Ужаса и познал леденящие душу непроизносимые Слова Страха. Мне остается лишь прочитать заклинание, которое преобразит Забвенного, являющегося Стражем Древних Врат. Я премного дивлюсь заклинанию — оно состоит из странных, крайне неблагозвучных гортанных и жутковатых шипящих звуков, каких я не встречал ни в одном известном мне языке — даже в самых страшных главах «Livre d'Eibon». Поднявшись на холм на закате, я попробовал произнести заклинание вслух, но ответом мне служили лишь приглушенный зловещий рокот далеко за горизонтом да легкое облачко тончайшей пыли, которое корчилось и кружилось в воздухе, точно богомерзкое живое существо. Возможно, я неверно произношу незнакомые слоги, а возможно, великое преобразование может произойти только в Вальпургиеву ночь — во время ужасного шабаша, для которого, несомненно, меня и удерживают здесь обитающие в доме Силы.
Сегодня утром испытал необъяснимый приступ страха. На мгновение мне показалось, будто я вспомнил, где встречал прежде фамилию Слейт, не дающую мне покоя, и перспектива вспомнить все с полной ясностью привела меня в неописуемый ужас.
28 апреля
Сегодня над менгирами на холме периодически сгущались зловещие темные облака. Я уже несколько раз прежде замечал такие, но теперь в их очертаниях и перемещениях угадывается некий смысл. Они имеют причудливую змеевидную форму и до странности похожи на ужасных призраков, обитающих в доме. Облака кружат над доисторическим кромлехом, описывают круг за кругом, словно живые существа, обладающие злой волей и преследующие некую цель. Я готов поклясться, что они издают невнятные глухие звуки, похожие на раздраженное ворчание. Примерно через четверть часа они медленно уплывают прочь, неизменно в восточном направлении, точно подразделения беспорядочно отступающего батальона. Неужели это и есть силы тьмы, известные еще царю Соломону в глубокой древности, — гигантские черные существа, имя которым легион и от поступи которых содрогается земная твердь?
Репетировал заклинание, призванное преобразовать Безымянное Существо, но даже когда я чуть слышно шепчу диковинные слоги, меня охватывает безотчетный страх. Проанализировав все имеющиеся в моем распоряжении данные, я пришел к выводу, что единственный путь к Нему лежит через запертое подвальное помещение. Оно явно построено с некой богопротивной целью, и там наверняка скрыт потайной ход, ведущий к Древнейшему Логову. Лишь безумец в больном своем воображении в силах представить, что за стражи обитают там с незапамятных времен, из века в век оставаясь в добром здравии благодаря обильному питанию неизвестной пищей. Колдуны из рода Ван дер Хейлов, призывавшие стражей из земных недр, общались с ними весьма и весьма тесно, о чем свидетельствуют ужасные портреты в гостиной и жуткие истории, связанные с этим особняком.
Сильнее всего меня тревожит ограниченность действия заклинания. Оно вызывает Безымянного, но не дает власти над Ним. Разумеется, есть общепринятые знаки и жесты, но подействуют ли они в случае с подобным Существом, еще неизвестно. И все же возможная награда достаточно велика, чтобы оправдать любой риск, — вдобавок я при всем желании уже не смог бы пойти на попятный, ибо некая неведомая сила неумолимо подгоняет меня вперед.
Обнаружил еще одно препятствие. Чтобы проникнуть в запертое подвальное помещение, необходимо найти ключ от него. Столь прочный замок не взломать никакими усилиями. Вне всяких сомнений, ключ находится где-то в доме, но до Вальпургиевой ночи осталось совсем мало времени. Нужно искать усердно и тщательно. Чтобы отомкнуть железную дверь, мне потребуется собрать все свое мужество — ибо кто знает, какие ужасы таятся за ней?
Позже вечером
Последние день-два я обходил подвал стороной, но сегодня вечером снова спустился в жуткое подземелье. Поначалу все было тихо, но уже через пять минут за железной дверью опять раздались глухие шаги и угрожающее ворчанье — на сей раз они звучали громче и страшнее, чем во всех предыдущих случаях. И еще я услышал тяжелый шорох, производимый некой чудовищной ползучей тварью, которая теперь двигалась быстрее, с лихорадочным напряжением, словно пытаясь пробиться ко мне сквозь разделяющую нас преграду.
Шаги учащались, становились все громче и жутче, а потом до меня донесся леденящий кровь непонятный рокот, какой я слышал во время второго посещения подвала, — гулкий рокот, похожий на эхо далеких громовых раскатов. Однако сейчас он звучал стократ громче, и в нем явственно слышались новые, зловещие нотки. Наиболее удачным мне представляется сравнение с ревом какого-нибудь страшного монстра мезозойской эры, когда по земле бродили первобытные ужасы и обитавшие в Валузии[9] змеелюди закладывали основы черной магии. Такому вот реву — только усиленному до оглушительной мощи, неподвластной глотке ни одного известного животного, — был подобен сей жуткий рокот.
29 апреля
Ключ от железной двери найден. Я обнаружил его сегодня около полудня в запертой комнатке — он лежал под кучей разного хлама в ящике старинного письменного стола, спрятанный там явно наспех. Ключ был завернут в истлевшую газету от 31 октября 1872 года, под которой оказалась еще одна обертка — из высушенной кожи (очевидно, шкурки какой-то рептилии неизвестного вида), сплошь исписанной на вульгарной латыни неразборчивым почерком, знакомым мне по найденным в доме дневникам. Как я и предполагал, замок и ключ значительно древнее железной двери и кирпичных стен запертого подвального отсека. Старый Клаэс Ван дер Хейл приготовил их для какого-то дела, которое предстояло сотворить ему или его потомкам; а за сколько веков или тысячелетий до рождения самого Клаэса они изготовлены — трудно сказать. Разобрав латинский текст, я задрожал всем телом, охваченный новым приступом неизъяснимого ужаса.
«Тайны чудовищных Древнейших, — гласили коряво нацарапанные строки, — чьи загадочные письмена повествуют о сокровенном знании, существовавшем за земле еще до появления человека, о страшном знании, которое губительно для разума, а посему должно оставаться недоступным простым смертным, — тайны эти я никогда не раскрою. В Ян-Хо — преданном забвению запретном городе, чей возраст исчисляется многими миллионами лет и чье местоположение надлежит скрывать от людей, — я единственный среди живых носил материальную телесную оболочку. Там я обрел и оттуда унес с собой знание, от которого с радостью избавился бы, когда бы мог. Я научился устанавливать связь с миром, в который лучше не проникать, и теперь должен вызвать из земных недр Того, Кого лучше не пробуждать и не призывать. А силы, посланные следить за мной, не угомонятся до тех пор, покуда я или мои потомки не найдут и не сделают то, что необходимо найти и сделать.
С темной силой, что я пробудил и унес с собой, мне уже никогда не расстаться. Так написано в „Книге сокровенных истин“. Сила, вызванная мной к жизни, уловила меня в свои ужасные тенета и — коли я не успею выполнить приказ до своей кончины — будет держать в плену всех моих потомков, ныне живущих и еще не рожденных, покуда приказ не исполнится. Странными будут их союзы, и ужасными — пособники, коих они станут призывать для достижения цели. В далеких, неведомых мне землях предстоит вершить поиски, и для наружных Стражей потребуется построить дом.
Вот ключ к замку, врученному мне в ужасном, бесконечно древнем, запретном городе Ян-Хо. Сей замок я или один из моих потомков должен навесить при входе в обиталище Того, Кого надобно найти. И да помогут Владыки Яддита мне — или моему неизвестному потомку, — когда настанет момент навесить замок или повернуть в нем ключ».
Такое вот послание я прочитал — послание, показавшееся мне знакомым, едва я закончил чтение. Сейчас, когда я пишу эти строки, ключ лежит на столе передо мной. Я смотрю на него со смешанным чувством страха и пылкого нетерпения — и не в силах подобрать слова, чтобы описать толком сей предмет. Он изготовлен из того же неизвестного, подернутого зеленоватой патиной металла, что и замок; металл этот более всего походит на медь, покрытую налетом ярь-медянки. Увесистый ключ имеет форму необычную и весьма причудливую, а выполненная в виде гроба бородка не оставляет никаких сомнений относительно замка, к которому он подходит. Ушко ключа представляет собой грубо стилизованную фигуру странного нечеловеческого существа, чей первозданный облик теперь уже невозможно восстановить. Стоит мне взять ключ в руку, пусть даже на несколько секунд, я чувствую слабое биение чуждой, непостижимой жизни в холодном металле — почти неуловимые для восприятия вибрации или пульсацию. Полустертая временем гравированная надпись под ушком ключа выполнена все теми же похожими на китайские иероглифами, что мне уже хорошо знакомы. Я разобрал только первые несколько слов — «месть моя ждет своего часа», — а дальше текст не поддается прочтению. Есть что-то фатальное в том, что я нашел ключ именно сегодня — ведь завтра наступает ночь ведьмовского шабаша. Странное дело, но меня, в моем состоянии мучительного ожидания, все сильнее и сильнее тревожит фамилия Слейт. Почему я содрогаюсь при мысли о возможной ее связи с именем Ван дер Хейл?!
Канун Вальпургиевой ночи — 30 апреля
Час пробил. Сегодня я проснулся среди ночи и увидел в небе зловещее зеленоватое сияние — то же самое тошнотворно-зеленое сияние, какое источают глаза и кожа многих портретов здесь, иероглифы на ужасном замке и ключе, чудовищные менгиры на холме и бесчисленные образы, населяющие укромные уголки моего сознания. В воздухе слышался резкий шепот — пронзительный, свистящий шепот, похожий на шум ветра, проносящегося над мрачным кромлехом. Из ледяного бесплотного космоса некий голос молвил мне: «Близится роковой час». Это знамение свыше, и теперь я смеюсь над своими страхами. Разве я не владею страшным заклинанием и Семью Утраченными Знаками Ужаса — могущественными средствами, дающими власть над любым обитателем Вселенной или неведомых темных миров? Со всеми сомнениями покончено.
Небо потемнело до черноты, словно перед яростной грозой, превосходящей по силе даже неистовую грозу, разразившуюся в первый вечер моего пребывания здесь, почти две недели назад. Со стороны деревни (до нее отсюда меньше мили) доносится странный нестройный гул голосов. Я не ошибся в своем предположении: эти жалкие идиоты посвящены в тайну и проводят ужасный шабаш на холме. Здесь, в доме, быстро сгущаются тени. Ключ на столе передо мной мерцает в темноте зеленоватым светом. Я еще не спускался в подвал. Лучше немного подождать, чтобы все эти звуки — глухие шаги, невнятное ворчание, тяжелый шорох и приглушенный рокот — не лишили меня мужества, прежде чем я отомкну роковую дверь.
С чем я столкнусь там и что мне предстоит сделать, я представляю весьма и весьма смутно. Находится ли цель моих поисков непосредственно за железной дверью, или же мне придется спуститься глубже в черные недра планеты? Я пока еще многого не понимаю — или предпочитаю не понимать, — несмотря на мучительное, необъяснимое, переходящее в уверенность ощущение, что в далеком прошлом я хорошо знал этот ужасный дом. Знал, например, назначение спускного желоба, ведущего вниз из запертой комнатушки. Но мне кажется, теперь я понимаю, почему крыло здания, где расположено запертое подвальное помещение, вытянуто в сторону холма.
6 часов вечера
Из выходящих на север окон я вижу группу деревенских жителей на вершине холма. Они как будто не замечают грозных признаков надвигающегося ненастья и усердно копают землю рядом с центральным менгиром. По-моему, они углубляют обложенную камнями яму, похожую на вход в давно заваленный туннель. Что будет дальше? Все ли ритуалы древнего шабаша сохранились и отправляются здесь? Ключ зловеще светится в темноте — и это не игра моего воображения. Хватит ли у меня духу применить его по назначению? Еще одно обстоятельство премного встревожило меня. Нервно просматривая одну из книг в библиотеке, я наткнулся на расширенный вариант имени, не дававшего мне покоя: Тринтия, жена Адриана Слейта. Имя Адриан вплотную подводит меня к тому, чтобы все вспомнить.
Полночь
Ужас вырвался на волю, но мне нельзя поддаваться малодушию. Гроза разразилась с демонической яростью, и молния трижды ударила в холм, но уродливые, дефективные селяне сбиваются в кучу посреди кромлеха. Гигантские каменные глыбы зловеще вырисовываются во мраке, источая тускло-зеленое сияние, благодаря которому они видны, даже когда не сверкают молнии. От громовых раскатов закладывает уши, и каждому из них вторит ответный грохот, доносящийся неведомо откуда. Сейчас, когда я пишу эти строки, существа на холме начинают петь, завывать на все лады, испускать пронзительные вопли, творя жалкое подобие древнего ритуала на обезьяний манер. Дождь льет сплошным потоком, но они прыгают и орут дурными голосами в каком-то бесовском экстазе:
— Йа! Шуб-Ниггурат! Козел с Легионом Младых!
Но самое страшное происходит в доме. Даже здесь, на втором этаже, я слышу звуки, раздающиеся в подвале. Глухие шаги, невнятное ворчание, тяжелый шорох скользящего по полу грузного тела и приглушенный рокот в таинственном помещении за железной дверью…
Воспоминания проносятся в уме и исчезают. Имя Адриан Слейт неистово бьется в мозгу. Зять Дирка Ван дер Хейла… чья дочь приходится внучкой старому Дирку и правнучкой Аббадону Кори…
Позже той же ночью
Боже милосердный! Наконец-то я вспомнил, где видел это имя. Вспомнил — и окаменел от ужаса.
Все пропало…
В левой руке я судорожно сжимаю ключ, и он постепенно нагревается. Порой странные вибрации или пульсация становятся настолько ощутимыми, что я почти чувствую движение живого металла в стиснутом кулаке. Ключ, изготовленный в Ян-Хо для некой чудовищной цели, в конечном счете оказался у меня, и ко мне — который слишком поздно понял, что кровь Ван дер Хейлов, смешавшись с кровью Слейтов, влилась в жилы моих собственных предков, — перешла страшная обязанность осуществить означенную цель…
Мужество покинуло меня, любопытство иссякло. Теперь я знаю, что за ужас таится за запертой железной дверью. Даже если Клаэс Ван дер Хейл является моим дальним предком — разве я должен искупать его гнусный грех? Нет, я не стану… клянусь, не стану!..
[Дальше почерк становится неразборчивым.]
Слишком поздно… уже не спастись… черные лапы материализуются… хватают меня и тащат вниз, в подвал…
Примечания
1
Рассказ написан Лавкрафтом совместно с Уильямом Ламли в октябре 1935 г. и опубликован в феврале 1938 г. в журнале «Weird Tales». Сохранившийся черновик Ламли свидетельствует о том, что Лавкрафт оставил лишь зародыш сюжета и полностью переписал весь текст.
(обратно)2
Кохинхина — название Южного Вьетнама в период французского колониального господства.
(обратно)3
Революция — здесь: война за независимость английских колоний в Северной Америке (1775–1783).
(обратно)4
Старомонгольское письмо — возникло в конце XII — начале XIII в. на основе уйгурского алфавита, в свою очередь восходящего к одному из вариантов арамейского письма. Знаки монгольского письма пишутся сверху вниз и слева направо.
(обратно)5
«Книга Дзиан» — легендарная книга, которая, по утверждениям некоторых теософов, является древнейшим текстом, написанным человеком, и содержит сведения по истории Земли первобытного периода.
(обратно)6
Кромлех (бретонск. «каменный круг») — культовое сооружение эпохи неолита и бронзового века в виде круговых оград из огромных камней; остатки кромлехов сохранились в Северной Франции, Великобритании и ряде других стран. В Соединенных Штатах — особенно на территории Великих равнин — также имеется много сооружений подобного типа.
(обратно)7
Менгир (бретонск. «длинный камень») — простейшее мегалитическое сооружение в виде грубо отесанного и поставленного вертикально большого камня (высотой до 20 метров).
(обратно)8
Новые Нидерланды — голландская колония на побережье Северной Америки с центром в г. Новый Амстердам (впоследствии Нью-Йорк), просуществовавшая с 1614 по 1674 г.
(обратно)9
Валузия — вымышленное древнее королевство в фантастическом цикле Роберта Говарда (1906–1936) о герое Кулле. Аллюзия на Говарда здесь не случайна — он дружил по переписке с Лавкрафтом и создал несколько произведений, продолжающих лавкрафтовские «Мифы Ктулху».
(обратно)
Комментарии к книге «Дневник Алонзо Тайпера», Уильям Ламли
Всего 0 комментариев