«Богомол»

Богомол (fb2) - Богомол [СИ] 659K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Игорь Анатольевич Колосов

Игорь Колосов БОГОМОЛ

Пролог

Он вышел к поляне, где оставалась его семья, спустя двое суток.

Пятнадцатилетний подросток испытывал голод, ныли спина и ноги. Страшнее этого было отчаяние. Он давно сорвал горло, криком распарывая зеленую паутину леса, плотную, враждебную, душившую последние проблески самообладания и воли, и рассчитывал только на самого себя.

На левой ступне возник мозоль. До определенного момента парень не замечал боли. Животный страх гнал его, как порывистый ветер сухой одинокий лист. Он заблудился, в этом не было сомнений, хотя отошел от места стоянки максимум на сотню метров, отошел, казалось бы, контролируя направление.

Теперь он стоит на том же месте, откуда более сорока часов назад последний раз посмотрел в сторону ручья, на отца, мать и младшую сестру, прежде, чем скрыться из вида.

Он снова здесь.

На поляне НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИЛОСЬ!

Мать сидит спиной к нему. Отец переворачивает шашлыки на мангале. Сестра ловит бабочку-лимонницу.

Картина выглядит так, словно он оставил их на минуту-две. То же самое, что запечатлел его взгляд два дня назад. Отличие лишь в незначительных деталях.

Отец выпрямляется, поднимает голову, в прошлый раз он прикоснулся к первому из девяти шашлыков, сейчас — готов отойти от мангала. Сестра начинала охоту за порхающим ярко-желтым цветком рядом с матерью, теперь она удалилась от родителей метров на двадцать пять, к противоположной окраине поляны. Мать, наливавшая в мисочку кетчуп, с улыбкой следит за дочерью.

Самое большее прошло ПЯТЬ МИНУТ!

Он закрыл глаза. В темноте опущенных век его как будто ударило что-то необъятное и тяжелое, запущенное прямо в голову. Он покачнулся, сжимая зубы и кулаки, сдерживая крик, рвущийся из надорванного горла; на секунду он испытал уверенность в потере рассудка.

Что-то напутать он не мог. Ужас, долгие часы исторгавшийся порами тела, словно пот, невозможно забыть или придумать под натиском воображения. Он провел в лесу ДВЕ НОЧИ! Благодаря шоку можно потерять чувство времени, однако две глубокие зарубки в сознании в виде ночей способны разрушить любую иллюзию.

Он по-прежнему видел, как по-садистски медленно сумерки прокладывают путь лесной тьме, в чреве которой таится безысходность. Стояли жаркие дни, ночи были теплые-теплые, спи прямо на земле, но он дрожал, подобная реакция тела не проходила даже после восхода солнца.

Первым его заметил отец.

Плотный высокий мужчина замер, глядя на него, в глазах — обескураженность, непонимание, похожее на ожидание подвоха. Несколько секунд он так и стоял, созерцая сына.

Его взгляд заметила мать и обернулась. Вскрикнула, вскочив с покрывала, расстеленного на земле.

Он снова пошатнулся, убедившись по реакции родителей, что произошедшее с ним не было сном, пришлось опуститься на землю.

Мать бросилась к нему, ее ступни с глухим шелестом рассекали высокую траву. Спустя секунду за ней последовал отец.

Их сын понимал, все дело в его внешнем виде. Два дня бродить по лесу, спать на земле, испытывать не прекращающийся страх за собственную жизнь, питаться черникой, теряя килограммы плоти, — это не могло не сказаться.

Мать едва не сбила его, заключая в объятия. Женщина рыдала вовсю. Отец что-то отрывисто говорил, возможно, спрашивал что с ним случилось. Подросток не вникал в смысл этих слов. Словно дым, его окутала слабость, наглая и прожорливая.

Пересекая поляну, к ним бежала девочка, испуганная, готовая зареветь, как будто ее хотели оставить здесь одну.

Глава 1

1

Их было одиннадцать человек.

Две машины — микроавтобус и джип — удалились от группы загородных дач километров на восемь, пересекая лес по проселочной дороге в восточном направлении. Дальше колея терялась в зарослях кустарника. Машины остановили, выбрались на небольшую прогалину, подкрепиться, отдохнуть и решить что делать.

Семеро парней и четыре девушки. Одна из них точнее была молодой женщиной: полтора месяца назад Ольга вышла замуж. Ее муж, Олег Сурта, находился рядом.

Они являлись одногруппниками. Все, кроме жены Олега, без которой тот бы не принял приглашение Сергея Анина, организатора этой встречи, и Артема Донского. Артем, двадцати пяти лет, высокий и светловолосый, с правильными чертами лица и карими глазами, учился с ними на первом курсе, его отчислили из университета после второго семестра. В дальнейшем он заходил в бывшую группу несколько раз в течение года, после чего исчез вовсе. Его стали забывать.

Недели две назад возле университета его встретил Сергей Анин. О том, чтобы после экзаменов поехать на дачу его отца, Анин разговаривал с одногруппниками еще весной. Дача и длительная вылазка в Арсеньевский лес. Неясно было лишь одно — сколько человек соберется. Анин предложил ему присоединиться к ним.

У Донского шла черная полоса в жизни. Возможно, началась она еще после ухода из университета. Артему было не до веселеньких уик-эндов, однако он согласился. Решил развеяться, и еще ему не хотелось, чтобы Анин упомянул о нем другим — в этом случае ему промоют косточки за глаза. Донской почему-то свирепел при этой мысли, хотя понимал, мнение бывших однокашников не имеет значения.

В условленный день Анин заехал за ним. В машине находились еще двое: Витя Грожин и Саша Лепетнев. Донской поздоровался с каждым за руку. Грожин — темноволосый, выше среднего роста, такой же широкоплечий, как и Донской. Он был другом Анина еще до университетской учебы, они жили в одном районе. Анин, единственный, кто по неизвестной причине был расположен к Донскому, явному единоличнику, самому старшему в группе и наверняка смотревшему на многих из них несколько свысока, никогда не замечал ревности Грожина, за то ее не единожды чувствовал сам Артем. Это была неприязнь с первого взгляда, не считая того, что на Анина, довольно сильную, цельную личность, Донской имел какое-то влияние, и это Грожину не нравилось.

Спустя годы ничего не изменилось. Грожин не улыбнулся, не сказал ни слова. На его лице не было удивления — он знал об Артеме прежде, чем тот сел в «ауди». Донской понял: Грожин был обеими руками против его появления, быть может даже спорил с Аниным, но тот уже сделал приглашение. Впрочем, Грожин был спокоен, от него не исходило явного недовольства.

Иная реакция была у Лепетнева, сероглазого, узкоплечего парня, казавшегося еще выше Донского из-за своей худобы и длинных рук и ног. Один из самых способных студентов их параллели, обычно задумчивый и молчаливый, изредка напоминавший классического зубрилу-ботаника, если забывал снять очки для чтения, приветствовал Донского так, как будто по-настоящему соскучился. Кажется, Лепетнев вообще не относился отрицательно к кому бы то ни было. Донской знал, Лепетнев, несмотря на свой не внушающий особого уважения внешний вид, обладает силой, не пропорциональной объемам тела, тем не менее, его нелегко было представить выясняющим с кем-то отношения.

Лепетнев завязал разговор, поинтересовался у Донского здоровьем и, конечно, его теперешней жизнью. Артем нахмурился, отвернувшись к окошку и посматривал на прохожих. Он не желал касаться этой темы, Кроме того, что за последний месяц появилось много проблем, Донской противился мысли, что бывшие однокашники в данный момент находятся в куда лучшей ситуации, это притом, что три-четыре года назад он рассчитывал сейчас отдыхать в более престижном месте, нежели какой-то Арсеньевский лес.

Донской отшутился и совершил быстрый выпад, переводя разговор в другое русло, — не женился ли кто из них? Неприятная тема, будто громадный валун, перекрывавший дорогу, проскользнула мимо и затерялась где-то позади.

На выезде из города, со стоянки придорожного кафе, к ним присоединился микроавтобус «Фольксваген» с остальными. Донской взмахом руки поприветствовал их. В салоне он рассмотрел Петю Ерашко, Сашу Пинчука, Олега Сурту с женой и еще трех девушек: Лену Стоянову, Надю Глусскую и Анжелу Маверик. За рулем сидел Дмитрий Вересов, тридцатисемилетний невысокий плотный мужчина, работавший на отца Сергея Анина, чаще водителем, иногда в его обязанности входило охранять дачу. С Сергеем они были на «ты», Вересов должен был отвезти ребят и привезти обратно, и, конечно, побыть с ними на даче, посмотреть, чтобы никто ничего не утворил.

Весь путь к даче они обсуждали одну тему, стержнем которой являлся Олег Сурта, решившийся в возрасте двадцати трех лет распрощаться со свободой. Донской изредка вставлял лишь односложные фразы, в основном он молчал, делая вид что слушает Анина и Лепетнева. Ему снова стало не по себе, он даже усомнился, правильно ли поступил, согласившись провести несколько дней с бывшими одногруппниками.

Вечером все изменилось. Они устроили славное пиршество на заднем дворе, употребляя лишь дорогие красные вина — Анин отказался от водки, чтобы на следующий день никого не откачивать, испортив тем самым продолжение отдыха. В завершение — небольшая дискотека под звездным небом, что-то вроде десерта. Всем без исключения было весело. Если кто-то и был недоволен чьим-то присутствием, сейчас этого не существовало.

Последние танцоры легли спать, когда на востоке посерело небо. Для некоторых начинался последний день в их жизни.

2

Они сидели кружком.

Время приближалось к полудню, жара все глубже запускала свои настырные пальцы в Арсеньевский лес, густая тень стала последним прибежищем прохлады. Лето, жаркое само по себе, во второй половине июля побило все рекорды.

Они перекусили тем, что утром в две корзинки сложили Анин и девушки. Вересов, которого вообще как будто не было со вчерашнего вечера, объявился в тот момент, когда они решали, на чем совершат экскурсию. Не хотелось тесниться в «Фольксвагене», куда как раз и помещались одиннадцать человек. Вересов согласился с Аниным — они возьмут отцовский джип, большую часть времени проводивший на даче в гараже, вместо него поставят «ауди», этой машине не место в лесу. Мужчина обговорил с ними сроки прогулки, добился обещания раз-другой позвонить по сотовому к нему на дачу, и молодые люди отбыли.

Джип ехал первым; за руль сел Анин, рядом устроился Грожин, на заднем сидении — Петя Ерашко и Саша Пинчук. Донской предпочел остаться в микроавтобусе, его повел Лепетнев, он почти не пил вчера и обладал солидной способностью к управлению любой машиной.

Как и предупреждал Анин, вскоре дорога закончилась.

Утром, после пробуждения, никто не изъявил желания позавтракать, и теперь почти все с удовольствием взялись за еду. Закончив, расслабились, растянулись на траве, переговариваясь негромко и медленно, иные закурили. Лишь Петя Ерашко, рыжеволосый, костлявый, с незапоминающимися чертами лица, покрытого бледной россыпью веснушек, по-прежнему налегал на куриные окорочка и отбивные, чтобы после них сразу перейти на… шоколадные конфеты.

Донской лениво рассматривал бывших одногруппников. Ерашко и Пинчук вызывали у него подозрение, все как и прежде. Особенно Пинчук, пухлый, с медвежьей походкой и наметившимся животиком. Его волосы цвета воронового крыла казались давно немытыми и жирными. Он постоянно заискивал перед Аниным, и хотя за первый год учебы их пути с Донским не пересекались, Артем запомнил его снисходительный взгляд, когда после отчисления в первый раз наведался в группу. Сейчас его круглое лицо выражало лишь добродушие. Наверняка, он гордился, что его пригласили на подобную тусовку.

С едва заметным неудовольствием Донской осознавал, что ему нравится жена Олега. Симпатичная, с красивыми ногами, Ольга Сурта оказалась очень разговорчивой и общалась со всеми так, словно тоже училась в их группе. Она была моложе их — ей исполнилось всего девятнадцать. К Олегу Донской относился нейтрально, тот не вызывал у него ни зависти, ни особого уважения, но и заметных отрицательных эмоций тоже. Парень, как парень, и даже про Ольгу нельзя было сказать, заслуживает он такую жену или нет.

В отношении других девушек Донской не питал иллюзий. Анжела Маверик, приятная во всех отношениях, по-прежнему встречалась с тем же самым мужчиной, которому перевалило за тридцать пять, об этом Артем узнал еще вчера. Она не выглядела той, которую привлекают романтические интрижки. Лена Стоянова была не в его вкусе, слишком крупная, хотя Артем признавал, ее при желании можно назвать красивой. Стоянова тоже с кем-то встречалась. Вчера Донской, опьянев от приличного количества вина, напрочь забыл о своих проблемах, это состояние могло продлиться при общении с женщиной. По-видимому, для этого он не туда приехал. Он в раздражении спрашивал себя, зачем молодая девушка едет с мужской компанией за город без своего парня.

Что касается Нади Глусской, она была некрасива, даже в подпитии у Донского не шевельнулось ничего похожего на желание. Забитая серая мышь, как он охарактеризовал ее еще на первом курсе. Бледное безвольное лицо с острым носиком ухудшала россыпь мелких подростковых прыщиков.

Впрочем, ни одна из девушек не обращала на Артема внимания. Они больше смотрели на говоривших: Анина, Грожина и Пинчука. Донской же молчал. Парни в свою очередь воспринимали девушек, как одногруппников — это была одна большая компания, где пол и внешность не имели значения.

Большинство присутствующих имели подруг или друзей, даже нечистоплотный Пинчук, вечно прячущийся за чужие спины, встречался с постоянной девушкой, однако со стороны к ним затесалась лишь жена Олега.

Сидя в микроавтобусе, Донской потерял нить разговора, не особо осмысленного щебетания девушек, и всякие, назойливые мысли, оставившие его на время в покое, снова подступили вплотную.

Теперь он был уверен, самое лучшее в этом уик-энде позади. С лицами людей, сидевших с ним на поляне, уже смешивались другие, с разговорами переплетались пока несуществующие диалоги, их он будет вести в ближайшем будущем. Опять он думал о матери, о том, что от родителей нужно уходить, но это ударит по его и без того хлипким финансам. Снова перед глазами маячила картинка денежного долга, и хотя к нему не придут с пистолетом или ножом, вернуть он должен все.

От этой нескончаемой карусели его по-настоящему оторвала история, мало похожая на правду, рассказанная Аниным. Как оказалось, она имела отношение к Котловану — месту, куда Сергей тянул своих одногруппников.

3

— Когда это случилось? — спросил Саша Лепетнев.

Все без исключения впились взглядами в Анина. Он посмотрел на Лепетнева, сидевшего напротив.

— Два года назад. Тоже летом.

— Ну, и дела, — протянул Пинчук, искоса посматривая на остальных, пытаясь выяснить реакцию на рассказанное.

Анин задержал взгляд на носках своих кроссовок и добавил:

— Об этом не писали ни в одной газете, даже самой захудалой. Правда, за счет слухов распространилась история дай Бог. В этом районе о ней все знают. Кстати, мой отец знаком с тем мужчиной. Кажется, он тоже занимает какую-то должность в мэрии. Вообще-то я так и не понял, верит отец тому, что случилось тогда или нет.

— Как Вересов к этому относится? — спросил Олег Сурта.

Анин пожал плечами.

— По-моему, он говорил, что просто так, из ничего, такого бы не придумали. Он не любит об этом говорить.

Лена Стоянова фыркнула, встряхнув копной темно-каштановых волос.

— Лично я не верю этому, — заявила она. — Россказни все. Люди и не такое придумают. Может тот парень действительно заблудился, но с испуга ему что-то померещилось. Или же кто-то, передавая историю другому, наболтал лишнего.

Петя Ерашко, развернувший очередную конфету, положил ее в рот и скосил на Стоянову свои бесцветные глаза.

— Лен, на твоем месте я бы не стал так категорично утверждать. Откуда ты знаешь? Нету дыма без огня, — важно заметил он.

Олег Сурта снова обратился к Анину:

— Почему Вересов не любит об этом говорить?

— Кто его знает, — Анин поднял с земли лист орешника и стал вращать его между двух пальцев. — Он ведь больше других проводит времени на нашей даче. В окрестных деревнях нет-нет да и расскажут очередную странную историю.

— Например? — спросила Анжела Маверик и пихнула Ерашко, чтобы тот не шелестел конфетной оберткой.

Анин глянул на нее, перевел взгляд на Грожина, сидевшего по левую руку — у того в глазах тоже застыл вопрос.

— Разное говорят. Но вот тут частенько приплетают лишнего. Хотя кое-что было на самом деле. В основном это как-то связано со временем. Бывало люди вообще пропадали, но почти все странности были давно.

— Последний случай, наверное, тот, что ты рассказал? — спросил Донской. — Та семья?

— Прошлым летом пропали двое подростков. Поговаривают, они исчезли в Арсеньевском лесу, хотя последний раз их видели далеко отсюда, и знакомые утверждали, что ни в какой лес те не собирались. Ну, а так, да, последний случай — парень, якобы проплутавший в лесу двое суток.

— Поэтому Вересов и бурчал, — полувопросительно-полуутвердительно произнес Лепетнев.

— Вересов недоволен, что я хотел показать вам Котлован. Против леса он ничего не имеет.

— Почему его так назвали, Сергей? — спросила Стоянова.

— Не знаю. Он похож на искусственно вырытую яму, как будто когда-то там был карьер, а потом все заросло. Представляете, идет сплошной лес, и тут — резкий спуск в заболоченное место. Почти круглое, с высоченной и густой травой.

— А что Котлован? — спросил Ерашко. — В лесу-то хоть заблудиться можно.

Грожин, ранее уже бывавший на даче Анина, пояснил:

— Вересов утверждает, все странные случаи так или иначе связаны с этой ямой. Так многие считают.

— И все-таки он не увязался за нами, — заметил Олег Сурта. — Отпустил одних. Правда, заставил взять ружье.

Анин скользнул по нему взглядом.

— Я сказал ему, что мы к Котловану не пойдем, — он посмотрел вверх, меж ветвей, переплетающихся над головой. — Разобьем палатки где-нибудь в лесу и все такое.

— Но это ведь не так? — Лепетнев пристально смотрел на Анина.

Анин по-прежнему изучал деревья застывшие, будто прислушивавшиеся к их разговору.

— Как сказать, — пробормотал он. — Хотите здесь остановимся, хотите — у Котлована.

— Далеко до него? — спросила Анжела Маверик.

— Километра два. Можно прогуляться туда, посмотрите что это такое. Потом вернемся к машинам. Понравится — останемся там.

— Сергей, — робко заметила Ольга Сурта. — Если что-то такое действительно есть. — Если что-то такое действительно есть, не лучше ли хотя бы ночью быть здесь?

— Да, — поддержал ее Ерашко, в очередной раз запуская руку в пакет с конфетами. — Днем вокруг болота еще можно побродить.

Анин усмехнулся.

— Пожалуйста. Как хотите.

Надя Глусская виновато улыбнулась.

— Мне уже жутковато.

— Послушайте, — протянул Грожин. — Не поднимайте вы панику. Просто яма в лесу и — все.

Анин спросил себя, не напрасно ли заговорил о случае позапрошлым летом — истории, по его расчету, призванной лишь разогреть у одногруппников интерес к Котловану.

— Там красиво, — почти с нежностью произнес он.

Минуту они молчали.

Тишину прервала Лена Стоянова:

— Сергей, вокруг ближе, чем твоя дача, вообще жилья нет?

Анин покачал головой.

— Есть один хутор. Арсеньево. Там всего четыре-пять домов, но люди живут, наверное, в одном. Пять километров отсюда.

Олег Сурта спросил:

— Это по той тропе, что отходит вправо метров за триста отсюда?

Анин кивнул.

— Да, — после непродолжительной паузы он оглядел всех и спросил, — Ну, так что?

Артем Донской поднялся на ноги, разминая поясницу.

— Если идти, то сейчас, пока жара не такая сильная, — сказал он. — Иначе после обеда нам ничего не захочется.

С ним никто не спорил.

4

— Мне тут не по себе, — прошептала Ольга Сурта, обращаясь к мужу, но ее слышали Анин и Пинчук, находившиеся ближе других.

Одиннадцать человек стояли на обрыве гигантской впадины, разверзшейся посреди леса, преимущественно широколиственного. В поперечнике Котлован достигал семисот метров. Кой-где по краю нависали гигантские дубы и липы, как будто тянувшие свои руки к самой сердцевине Котлована. Там, в центре этого почти правильной формы круга, густо пестрели какие-то ярко-желтые цветы, создавая иллюзию громадного светлого глаза, уставившегося в небо. От цветов волнами расходилась высокая трава, похожая на осоку, ближе к краям в ней появлялись водные проплешины. Местами виднелись участки покрытые мелкой болотной ряской. На склонах росли кустарник и небольшие деревца: осины, ивы и орешник. Часть склонов Котлована состояла из песка, в этих местах не росла даже трава — на зеленом фоне выделялись бежевые участки различной формы.

Из Котлована как будто исходило теплое, душное дыхание. Вокруг гудели насекомые, в гуще леса щебетали птицы, но внизу стояла тишина.

Довольно долго никто не произносил ни слова. Каждый в отдельности жадно изучал заболоченную впадину, лежащую под ногами. Анин, первым закончивший обзор, следил за лицами одногруппников.

Они пришли сюда все вместе, что удивило Анина — он предполагал, кто-нибудь не пожелает тащиться два километра, чтобы поглазеть на какую-то заболоченную низину и сразу идти назад. Тем не менее, он рассчитывал, что с ним пойдут многие.

Он не хотел идти сюда один.

Анин смотрел на скопление желтых цветов в форме зрачка и с опаской прислушивался, пытаясь понять, исходит ли из Котлована тот непонятный гул, испугавший его в прошлый раз.

Спустя две-три минуты после того, как они вышли из леса и остановились у обрыва неорганизованной группкой словно туристы, потерявшие гида, Анин с облегчением вздохнул. В который раз он спросил себя, не являлись ли те звуки воображением, порожденным, как ни странно, полной мертвой тишиной внизу.

Нет, гул был. Трудноразличимый, далекий и близкий одновременно, он, казалось, исходил прямо из земли, из центра Котлована, из этой заболоченной, заросшей цветами и травой ямы. Нельзя сказать, что в звуке было что-то опасное, но одному здесь невозможно было находиться.

Анин не забывал свои ощущения. Ни тогда, ни в позапрошлый раз, когда он пришел сюда впервые. Он воспринимал себя маленьким-маленьким, будто Котлован — это сотни километров. Затем пришло более неприятное ощущение — его тела больше нет, и он, Сергей Анин, существует лишь как фантом.

Гул продолжался, и воздух как будто вибрировал, парень даже испытывал давление на виски, словно кто-то невидимый сжимал их подушечками своих пальцев.

С тех пор Анин не ходил сюда. Не ходил уже три года. Эпизодические порывы были, довольно сильные и отчетливые, однако был и страх.

Кто-то должен был находиться рядом.

Вересов не хотел и слушать про Котлован, отец, возможно, вообще запретил бы Сергею появляться на даче, заговори он о своей затее. Грожин не был поборником прогулок на природе — то, что он пришел сюда с группой, совсем другое. К тому же Анин не решался выложить ему всю подноготную.

Лишь сейчас, стоя перед Котлованом вместе с десятью людьми его возраста, Сергей Анин осознал — все это время его тянуло сюда. Нет, он не думал о Котловане ежеминутно, бывало, он не вспоминал о нем неделями, но подспудно это было делом решенным. Это был зуд, неистовый, неумолимый, и существовал лишь один компромисс — смириться с ним. В глубине души он понял, главная цель уик-энда на даче — прийти к Котловану. Бесспорно, он хотел отметить со всеми окончание пятилетней учебы, и где, как не на даче его отца, лучше всего было устроить вечеринку, в шикарном трехэтажном строении, где свободно разместятся десятка два человек. Однако, суть, настоящая суть лишь пряталась под этим антуражем.

Эта мысль испугала его.

Он тянул сюда одногруппников, чтобы удовлетворить свою личную страсть. Зайти в странное темное место, возможно, обжечься, но узнать что там.

И все-таки он испытывал облегчение, словно сделал долгожданный глоток воды. Теперь он с легким беспокойством ожидал реакции остальных.

Слова Ольги усилили эффект нетерпения.

Пинчук глянул на нее и осклабился:

— Клевое местечко. Серега, да тут, наверное, рыбу можно ловить?

Анин пожал плечами. За него ответил Лепетнев:

— Скорее всего нет.

Надя Глусская негромко сказала:

— Здесь действительно красиво.

Больше никто не высказал вслух своих ощущений. Несколько минут они неловко топтались у края обрыва. Затем Саша Лепетнев предложил:

— Давайте спустимся вниз.

5

Постепенно они стали разделяться.

На одних напало детство: Петя Ерашко не удержался и покатился вниз по песку к самой воде, все засмеялись, некоторые дико заулюлюкали. За ним кубарем скатился Пинчук. Ерашко, весь в песке, очумело смотрел вверх на осторожно спускавшихся одногруппников, он слегка покраснел из-за своей неловкости и реакции остальных. Пинчук налетел на него, и они едва не упали в воду, покрытую ряской.

Вскочили и стали бросаться друг в друга песком. К ним подключился Витя Грожин.

Некоторые остались наверху: Олег и Ольга Сурта, Лена Стоянова и Донской. Стоянова и Донской уселись, свесив ноги. Чета Сурта осталась стоять, Олег обнял жену сзади, они с улыбкой смотрели на дурачившихся ребят.

Петя Ерашко, уворачиваясь от очередной жмени песка, запущенной Грожиным, потерял равновесие и плюхнулся в зеленоватую воду, чем вызвал новый взрыв смеха, на этот раз настоящий приступ.

Саша Пинчук сел на задницу, вытянув одну руку в сторону Ерашко, и заходился безумным хохотом. Лепетнев опустился на колени, скрючившись так, словно испытывал рвотные спазмы. Анин повалился на спину, раскинув руки в стороны.

Ерашко поднялся, стоя по колено в воде, полностью мокрый, облепленный ряской; казалось, он не понимал, что нужно выйти на берег. Какое-то время он так и стоял, переводя взгляд с одного смеющегося на другого, и пытался выдавить улыбку, словно давал понять, что проделал это ради шутки. Все были одеты легко, Донской и Грожин даже в шортах, но Ерашко, несмотря на жару, одел джинсы и рубашку с длинным рукавом. Теперь одежда облепила его, превратив в костлявую пародию на человека.

Наконец он выбрался из стоячей воды Котлована. Пинчука и Грожина еще трясло от смеха. Анжела Маверик, задорно взвизгнув, приблизилась к Ерашко на пару шагов и запустила в него новую порцию песка.

Ерашко пригнулся, зажмурившись и заслоняясь рукой, его повело назад, но он удержался. Это продлило всеобщий смех. Ерашко пытался сохранить хорошую мину при плохой игре, но стало заметно, он расстроен, и выходка Анжелы раздражает его.

Саша Лепетнев, не в силах сдержать улыбку, придержал Маверик, как бы попросив оставить Ерашко в покое.

Взрыв веселья медленно сошел на нет, как круги на воде, взбудораженной брошенным камнем. Ерашко взобрался наверх. Ольга Сурта под снисходительные улыбки мужа стала утешать его. Ерашко разделся до трусов после недолгих уговоров.

Донской наоборот спустился вниз, немного постоял, любуясь скопищем цветов в сердцевине Котлована, не спеша двинулся вправо вдоль кромки воды. Впереди, переговариваясь, шли Анжела Маверик и Надя Глусская.

Сергей Анин сидел в трех метрах выше места, где Ерашко упал в воду, и подперев подбородок кулаками смотрел перед собой. Изредка он посматривал на девушек и Донского, когда те выходили на открытое место. Он чувствовал, как вместо недолгой радости приходит смутная тревога. Рядом присел Грожин. Он монотонно пересыпал песок из одной ладони в другую и сонно посматривал вокруг.

Саша Лепетнев двинулся влево от них, не отрывая взгляда от сердцевины Котлована.

Пинчук, безрезультатно пытавшийся растормошить Ерашко, спустился к Анину и Грожину. Он болтал ни о чем, перескакивая с одного на другое. Его никто не слушал. Спустя несколько минут Пинчук зашагал следом за Лепетневым, неугомонный, он словно не желал мириться с тем, что смех закончен, и все замкнулись каждый в себе.

Анин глянул на небо.

— Надо бы позвонить Вересову, — сказал он. — Хоть раз.

Грожин посмотрел на него.

— Ну так позвони.

— Боюсь, он догадается, что мы в Котловане. Еще начнет морали читать.

Грожин высыпал из ладоней песок и протянул руку.

— Давай мобильник. Я позвоню.

6

Когда Грожин закончил разговор с Вересовым, сидевшим на даче в десяти километрах отсюда, прошло, по меньшей мере, пять минут, сонных, однообразных, ничем не примечательных минут прежде, чем Сергей Анин осознал, что слышит гул.

Ему захотелось привстать, но он удержался. Казалось, он опасался неосторожным движением выдать этот гул остальным. Только ни это. Если ему снова покажется, что он сходит с ума, его растормошат, но вдруг это случится со всеми?

Анин сглотнул и покосился на Грожина. Тот перестал перекладывать сотовый из одной руки в другую и, вытянув шею, смотрел в сердцевину Котлована. Его внимание явно что-то привлекло.

Анин нахмурился. Перед ним лежала гигантская яма, молчаливая, какая-то чужая. С неудовольствием Сергей отметил, что присутствие десятка людей не избавило его от неприятных ощущений, вызываемых этим странным, ускользающим от анализа звуком. Несмотря на крепнущую с каждой минутой жару, еще более сконцентрированную на дне Котлована, спина у него покрылась пупырышками. Кроме этого гула не было слышно уже никаких звуков.

Девушки наверху, Лена и Ольга, замолчали. Пинчук, улюлюкавший вдали, прекратил кричать.

Тишина будто вытекала из центра Котлована, как клейкий сироп, разбавленная гулом.

Анин облизнул пересохшие губы. Грожин посмотрел на него так, как будто тот ему что-то сказал. И снова уставился в сердцевину гигантской лесной впадины.

— Ты что-нибудь слышишь? — не удержался Анин.

Не глядя на него, Грожин пожал плечами.

Анин пожалел, что заговорил об этом. Не обращай внимание ни на какие звуки, сказал он себе.

Однако, легче было сказать, чем сделать. Они сидели с прямыми, как палки, спинами и созерцали чашу Котлована. В гуле была какая-то неровность, словно он сдерживал внутри себя безумие, дребезжащее, клокочущее, но пока еще надежно заключенное. Казалось, в скором времени звук, идущий из глубины, расколет земную породу в месте выхода.

Надо уходить отсюда! Что вы тут делаете?

Анин не сдвинулся с места.

Неожиданно гул исчез. Резко и в то же время плавно и незаметно. Грожин засопел, стал разминать пальцы рук, послышался негромкий хруст суставов, и… гула больше не было. Словно иллюзию разрушил посторонний несущественный звук.

Анин чуть подался вперед, задержал дыхание, прислушиваясь и рассматривая впадину в разных направлениях.

— Сергей!

Анин обернулся. На краю обрыва стоял Олег Сурта. Он хотел что-то сказать, но решил сначала спуститься. Под его ногами стал оседать песок, миниатюрной лавиной скатываясь к воде.

Анин поднялся ему навстречу.

— Фу, черт, — пробормотал Сурта, стерев ладонью пот со лба. — Ну и жара тут. Наверху полегче.

Анин видел Ерашко и девушек, стоявших рядом. Лица задумчивые, усталые, у Ерашко вообще кислый вид.

— Серега, потопали назад, а? — предложил Сурта. — Моя с самого начала тянет меня отсюда.

Анин кивнул.

— Да, можно возвращаться к машинам, — он повернулся к Котловану. — Сейчас все соберутся, и пойдем.

Артем Донской с девушками уже шли назад. Они о чем-то беседовали. Анжела Маверик сопровождала разговор энергичными жестами рук. Пинчука и Лепетнева видно не было.

— Может мы потихоньку пойдем? — сказал Сурта. — И Ленка с нами. Вы нас догоните.

— А Ераха?

— Он хочет подсохнуть. Говорит, еще минут десять. Оля ноет и ноет. Если что, они с Ленкой займутся шашлыками, я начну раскладывать палатки.

Неужели нельзя подождать, подумал Анин.

— Хорошо, — сказал он. — Тропу ты знаешь.

— Да.

— Не сворачивайте. Там видно, где уже ходили люди.

Сурта кивнул и начал подъем. Наверху он обернулся.

— Серега, ружье пусть лежит здесь?

— Да, оставь.

7

Почти минуту Анин смотрел им вслед, пока заросли не скрыли парня и двух девушек полностью.

Грожин по-прежнему сидел у воды.

Вернулись Донской с Надей и Анжелой. Они рассуждали о том, сколько плюсов и минусов в позднем выходе замуж. Донской снисходительно, с легкой полуулыбкой смотрел на девушек. Маверик по-прежнему забавно жестикулировала.

Ерашко прощупал одежду и решил натянуть рубашку, джинсы он оставил на траве.

Наконец к ним присоединился Грожин.

Его появление отвлекло Анжелу Маверик от разговора, и она осмотрелась.

— Где Шура с Пиней? — Спросила девушка.

— Не налазятся никак вокруг этого болота, — пробурчал Грожин.

Анин изучал чашу Котлована, но двух парней не было видно. Он понял, что испытывает легкое беспокойство. Ничего существенного, просто… пора действительно идти назад.

Донской беззлобно произнес:

— Где их носит, этих идиотов?

Анин испытывал желание закричать, чтобы Пинчук и Лепетнев откликнулись, но удержался. Он как будто опасался поднимать шум, опасался, что крик навредит им. Абсурд, конечно, но он поежился.

— Давайте позовем их? — Предложила Маверик.

Не надо, хотел сказать Анин, но промолчал.

— Не мешало бы, — согласился Донской.

— Пиня! — Заорал Грожин. — Давайте назад!

Жуткое эхо.

— Эй! — Добавил Грожин.

Крик метался по Котловану, как что-то живое, запутавшееся в лабиринте.

Ерашко перестал натягивать джинсы и замер, рассматривая впадину.

Где-то раздался ответный, приглушенный расстоянием, крик. Спустя секунду его донесло до них эхо.

— Вот они, — сказала Надя Глусская, вытянув руку.

На противоположной стороне Котлована они заметили Пинчука. Расстояние смазало черты лица, убрало его пухлость, и то, что это Пинчук, они поняли по белой футболке с длинными рукавами. Саша Лепетнев был в серо-голубой рубашке.

Пинчук спустился к заболоченному участку и начал показывать какие-то жесты, дурачиться, но из-за расстояния они ничего не разобрали.

— Эй, мудила! — Закричал Грожин. — Давай вали обратно!

Пинчук издал торжествующий вопль; кажется он бил себя кулаками в грудь.

Над ним, на краю обрыва показался Лепетнев.

Анжела Маверик шагнула вперед, сложив ладони лодочкой.

— Шура, идите сюда! Мы уже уходим!

Лепетнев вскинул руки вверх, давая понять, что понял, и сразу двинулся по краю обрыва. Пинчук еще какое-то время кривлялся, прежде чем пошел за Лепетневым.

— Ну, пухлый и разыгрался, — протянул Ерашко.

Маверик и Донской рассмеялись, Грожин шумно сплюнул, как бы говоря, что Пинчук его утомил.

Те, кто стоял, кроме Анина, уселись на землю — пока Пинчук и Лепетнев придут сюда, пройдет не меньше пятнадцати минут. Донской растянулся на траве во весь рост.

Анин вышагивал туда-сюда, поглядывая на противоположную сторону Котлована. Двое одногруппников исчезли из вида. Для удобства им пришлось удалиться от края обрыва и, конечно, их скрывали деревья и кустарник. Время от времени Анин напрягал слух, убеждаясь, что никакого гула нет.

Прошло минут десять.

Донской принял сидячее положение.

— Сейчас самое пекло, — сказал он и глянул на Анина. — Пойдемте уже, они нас догонят. В лесу тень побольше.

Анин покачал головой.

— Ну подождите немного. Уйдем все вместе.

Грожин недовольно произнес:

— Да они еле переставляют свои ходули.

— Они уже недалеко, — сказала Надя Глусская. — Я только что видела, как мелькнула белая майка…

Девушка запнулась. Все головы повернулись в одну сторону как по команде.

Тишину, одеялом укутавшую чашу Котлована, разорвал крик. На этот раз в нем не было деланного торжества или кривляния — это был вопль, переполненный физической болью.

Глава 2

1

Они почти пришли туда, где собирались разбить палатки.

Впереди, сквозь ветви деревьев Олег Сурта заметил белое — микроавтобус «фольксваген». Приближалась поляна, на которой они завтракали несколько часов назад.

Всю дорогу они молчали. Олег шел последним, разглядывая спину и ягодицы своей жены, обтянутые короткими джинсовыми шортами. Он прислушивался, ожидая уловить за спиной голоса одногруппников. Они шли не торопясь, но их так никто и не нагнал.

Олег чувствовал себя измученным. По-видимому, сказывалась жара и то, что они легли спать глубокой ночью. Он хотел спросить у жены, почему ей так не терпелось уйти от Котлована, места в общем-то красивого и необычного, но ему было лень разговаривать. Молчали и Ольга с Леной, сами по себе достаточно разговорчивые.

Девушки резко остановились. Олег встретился с женой взглядом.

— Ты слышишь? — Спросила она.

Эхо донесло до них хлипкие остатки крика, раздавшегося у Котлована.

В глазах жены Олег заметил тревогу. У него самого сердце ускорило ход. Они слышали крик неотчетливо, но было в нем что-то нехорошее.

— Кто это кричал? — Спросила Ольга Сурта.

Разумнее было спросить, почему крик вышел таким жутким.

Лена Стоянова предположила:

— Наверное, кого-то зовут. Еще не все собрались.

Когда они только отошли от Котлована, они слышали крики Грожина и Анжелы Маверик, звавших Пинчука и Лепетнева, но после было тихо. Олег Сурта покачал головой.

— У них, наверное, что-то случилось, — он поморщился. — Не хватало нам этого.

— Олег, — Ольга взяла мужа за руку, как бы спрашивая, что им делать.

Между ними, как по цепи, пронеслось беспокойство.

— Значит, так, — негромко произнес Сурта. — Я пойду им на встречу, а вы будьте возле машин и никуда не отходите.

— Ты уходишь? — Недовольно спросила Ольга.

— Так надо, — он вложил ей в руку ключи от «фольксвагена». — В рюкзаке Анина, кажется, есть пистолет. Поищите его. На всякий случай.

Глаза Ольги расширились. Лена Стоянова сказала:

— Да не пугай ты нас, Олег. Тоже скажешь — пистолет! Там какой-нибудь Ераха ногу вывихнул, и все дела.

Сурта посмотрел на нее, но ничего не сказал. Он догадался — Стоянова сама не очень-то верит своему объяснению.

— Я не хочу, чтобы ты уходил, — пробормотала Ольга. — Пошли вместе.

— Зачем? — Возразил Олег. — Останьтесь здесь. Лучше присмотрите за машинами.

Как бы подводя черту под спором, Сурта развернулся и зашагал назад к Котловану. Он думал, Ольга снова позовет его или даже побежит следом, однако, девушки лишь провожали его взглядами.

Он не оглядывался. Шагал широко и быстро.

Сонливость и усталость будто отступили в лесную тень.

Спустя несколько минут он перешел на бег.

2

Крик оборвался через несколько секунд, но эхо породило иллюзию, что он нескончаем. В нем по-прежнему звучали ужас и боль, которые не могли, казалось, иметь объяснения.

Те, кто сидел на земле, вскочили. Дальше этого не пошло — они замерли совершенно парализованные. Лица напряжены, глаза выпучены, в позах — скованность и бессилие.

По чаше Котлована носилось нечто невидимое; казалось, кричат несколько человек, как по эстафете принимая вопль друг у друга.

Они так и стояли, пока эхо не ослабело, приготовились к близкой кончине.

Молчание прервала Анжела Маверик:

— Господи! С ним что-то случилось! Ну что же мы?

Ей никто не ответил. Анин обернулся, разглядывая лица Грожина, Донского и Ерашко. Они казались оглушенными. Они просто-напросто не были готовы к чему-то подобному, и теперь необходимо было усилие, чтобы вывести их из транса.

— Артем, — промямлил Анин. — Витя, надо…

— Пиня! — выкрикнул Ерашко.

Метрах в пятидесяти мелькнуло белое. По краю обрыва к ним бежал Саша Пинчук. Из-за ветвей кустарника угадывались лишь его очертания.

Анжела Маверик бросилась ему на встречу. Первым из парней опомнился Анин, за ним последовали остальные. Ружье схватил Грожин.

Расстояние сокращалось. Они увидели лицо Пинчука. Он бежал, не разбирая дороги, вряд ли ощущая, как его хлещут ветви, бежал с неправдоподобной прытью для такого неповоротливого на вид человека.

Он не замечал их, пока едва не столкнулся с Аниным и Маверик.

— Пиня! — вскрикнула девушка.

Пинчук вздрогнул, дернувшись в сторону, и потерял равновесие. Анин успел схватить его за руку, смягчив падение. Пинчук взвизгнул, пытаясь вырваться и продолжить бег.

— Пиня! — заорал ему прямо в лицо Анин.

Пинчук наконец осознал, что вокруг его одногруппники. Однако, он не прекращал попытки отползти. Анину пришлось напрягаться, чтобы остановить его.

— Где Шура? — воскликнула Маверик.

— Что с Лепетневым? — это был Анин.

Прядь иссиня-черных волос Пинчука прилипала ко лбу, на груди — сероватое влажное пятно. В уголках губ — слюна. Пинчук очумело смотрел в ту сторону, откуда прибежал, и мотал головой.

— Что с Лепетневым? — повторил Анин.

Пинчук посмотрел на него, перевел взгляд на других, но ничего не сказал.

К нему нагнулся Грожин и схватил за плечо, растягивая майку.

— Да что там такое?! — вскричал он.

— Постой, — Анин убрал его руку и похлопал Пинчука по груди. — Пиня, где Шура Лепетнев?

Пинчук мотал головой, по лицу катились обильные капли пота.

— Я не… не знаю. Он… шел со мной… Он… Там была…

Анин заставил Пинчука подняться с земли и постарался не кричать:

— Пиня, скажи толком. Что с вами случилось?

Донской, стоявший позади всех, рассматривал заросли по краю обрыва, на Пинчука он уже не обращал внимания.

— Давайте уйдем отсюда, — сказал он. — И поскорее.

На его предложение никто не отреагировал.

Все были заняты Пинчуком. Тот по-прежнему сбивчиво пытался что-то объяснить.

Они поняли, что Лепетнев заинтересовался какими-то зарослями, похожими на гигантскую траву, и стал их обходить. Пинчук потерял его из вида… после чего и раздался крик.

Пинчук как будто что-то не договаривал. Либо им так казалось.

— Почему ты бросил его? — выпалила Анжела.

Ее никто не поддержал. Даже отсюда, метров за двести, они похолодели от ужаса, переполнявшего крик, можно представить, каково было Пинчуку, если он находился совсем рядом.

— Надо искать его, — сказал Анин.

— Пойдемте, — бросила Маверик.

Донской повысил голос:

— Подождите! Нужно сваливать отсюда, неужели вы не понимаете?

Анин повернулся к нему.

— Ты предлагаешь оставить Лепетнева?

Донской предполагал, что Анина подержит Грожин и накинется на него. Грожин переводил взгляд с Донского на Анина и молчал. Донской чувствовал, Грожин колеблется, он напуган и тоже хочет убраться подальше от Котлована.

— Лучше вызвать кого-нибудь, — сказал Донской. — Нам здесь не место.

— Черт возьми, пока сюда кто-то приедет… — Анин запнулся от избытка эмоций.

Надя Глусская сказала:

— Ну, давайте хотя бы посмотрим. Вдруг ему нужна срочная помощь?

Анин двинулся по краю обрыва, за ним — девушки и Ерашко. Донской чертыхнулся, кляня про себя геройство одногруппников.

Затем он вспомнил про сотовый.

— Стойте! Сначала хотя бы позвоните куда-нибудь!

— Куда? — Анин остановился. — Ментам?

Мы даже не знаем, что произошло, подумал Донской.

Вдруг они переполошились зазря?

— Вересову хотя бы, — решил Донской.

— Дай мобильник, — Анин бросился к Грожину.

Тот протянул телефон. Анин суматошно набрал номер. Сбился. Снова набрал.

Пять гудков.

— Чертовщина, — пробурчал Сергей. — Где он делся? Пошлите пока. Быстрее.

Они снова двинулись вдоль Котлована.

На даче Владимира Анина наконец сняли трубку.

— Дима! — Анин захлебывался от волнения; ему мешала к тому же быстрая ходьба. — С одним из наших что-то случилось, мы не знаем что. Он жутко кричал только что.

Анин почувствовал, как на том конце напрягся Вересов.

— Где вы? — спросил он.

— У Котлована.

Вересов матюгнулся, после чего потребовал от Анина максимальной осторожности и сказал, что примчится к ним как можно скорее.

Анин отключил телефон, осознав, что отдых полетел ко всем чертям. В этот момент он по-настоящему пожалел, что привел одногруппников к Котловану.

Он сместился к Грожину.

— Держи, — он протянул сотовый. — А я возьму ружье.

Его приятель без промедления отдал оружие.

3

Минута. Вторая.

— Кажется, где-то здесь, — прошептал Пинчук.

Анин шел первым, сразу за ним — Пинчук и Грожин. Чуть сзади Донской, Анжела Маверик и Ерашко.

Стояла тишина. Эхо умерло окончательно, и теперь казалось, девственную глушь Котлована ничто не нарушало.

Они сбавили обороты. Растительность стала гуще, к тому же они приблизились к месту, где с их товарищем что-то случилось.

— Так «кажется» или точно здесь? — процедил Грожин.

— Наверное… — промямлил Пинчук. — Где-то здесь.

Ему показалось, он бежал отсюда — вот, с этого места видна сердцевина Котлована. Однако, чего-то как будто не хватало.

Где та часть зарослей, похожая на гигантскую траву?

— Мудила, — прошипел Грожин; он уже нервничал сильнее Пинчука.

Анин держал ружье перед собой, курки взведены. Оружие придавало уверенности. Все будет нормально, говорил он себе. Их семеро, он умеет стрелять. Что с ними случится?

Вот только где Лепетнев?

Донской остановился, придержал Анжелу Маверик за руку. Ерашко недоверчиво покосился на его потное лицо.

— Послушайте, — негромко произнес Донской. — Не занимайтесь ерундой. Мы тут ничего не найдем.

Он испытывал злость — ему расхотелось расхлебывать кашу, заваренную кем-то другим. Он был уверен, что вспыхнет, если кто-нибудь попытается его в чем-то обвинить.

— Мы ведь уже пришли сюда, Артем, — прошептала Анжела Маверик.

Анин остановился — неглубокий овраг преграждал им путь. Его склоны заросли кустарником, на противоположной стороне он был гуще.

Анин поколебался и негромко позвал:

— Шура!

Никто не ответил.

Анин спустился в овраг, за ним — Грожин и Пинчук. Следующим спустился Ерашко. В длину овраг был небольшим, и Донской решил обойти его по краю. К нему присоединились Маверик и Глусская. Они видели парней на дне оврага. Те прочесывали свободное пространство между кустами. Как и предполагал Донской, никаких следов Лепетнева.

Анин выбрался из оврага на противоположную сторону. Ерашко сместился влево и поднимался к Донскому и девушкам.

Он почти вскарабкался наверх.

За секунду до того, как это произошло, Артем Донской кое-что заметил, но было уже поздно.

4

Ерашко застыл. В последний момент он что-то почувствовал. У него были какие-то доли секунды, чтобы рассмотреть то, что находилось внутри куста.

В его сторону смотрели Анин, Грожин и Пинчук, однако, они вряд ли что видели.

Нечто, шевельнувшееся среди ветвей, напоминало громадное насекомое. Вытянутое, с утолщенным брюшком, оно достигало в длину полтора метра. Передняя пара ног, как будто переломленных посередине, была приподнята так, словно насекомое молилось. Задняя и средняя пары ног казались даже хрупкими, но передняя выглядела угрожающе — по внутренней стороне ног в три ряда шли шипы.

Над этим возвышалась подвижная маленькая голова треугольной формы, она сужалась вниз и немного назад. Сверху на ней были выпуклые глаза, напоминавшие своей мутной полупрозрачной жесткостью куски потемневшего льда. Тонкий в линию рот был безобразен.

Не считая глаз и нижней части брюшка, отдававшего грязноватой желтизной, окрас существа был идентичен листьям кустарника. Громадное насекомое осталось бы незамеченным, если бы не приподняло переднюю пару ног, принимая атакующую позу.

Петя Ерашко успел только открыть рот. Ни закричать, ни отпрыгнуть — ничего.

Гигантское насекомое атаковало.

Прыжок — и парень оказался зажат в передних ногах между бедер и голеней, сомкнувшихся по типу огромных ножниц, сомкнувшихся на человеческом теле!

Между шипов попали левая рука, плечо и грудная клетка. Тварь встряхнула человека и замерла, продолжая сжимать полулежащую и полуприподнятую жертву в передних ногах.

Ерашко был еще жив. Двухсантиметровые шипы не могли сразу задеть жизненно важных органов. В точках проникновения в тело появились пятна крови, увеличивающиеся равномерно и молниеносно.

Парень, который после секундного шока как будто прошили очередью из автомата, наконец почувствовал боль и закричал. Он пытался вырваться — правая рука рассекла пустое пространство и вырвала пучок травы, ноги прочертили по земле глубокие бороздки. Однако, насекомое намертво держало его. Оно широко расставило задние и средние ноги, упираясь брюшком в землю, и неумолимо сжимало свои тиски.

Крик человека прервался — изо рта у него потекла струйка крови, глаза закатились.

Артем Донской, оказавшийся к происходящему ближе других, всего в семи-восьми метрах, попятился. Ноги не слушались, тело стало чужим и неповоротливым, как будто он продвигался в толще болотной жижи.

Позади завизжала Надя Глусская. В какой-то степени этот крик встряхнул Донского сильнее, чем даже вопль Ерашко. Он развернулся и побежал.

Анжела Маверик застонала, отбегая спиной. Рывок Донского подействовал на нее лучше любых выражений и слов. Девушка наконец оторвала взгляд от картины чудовищной смерти бывшего одногруппника и побежала прочь.

Надя Глусская осталась на месте. Лицо ее исказилось, побелело, легкие по-прежнему исторгали крик.

Она стояла на пути у Донского. Она мешала ему — обегая ее, Артем неминуемо врезался бы в дерево. Она и не думала отходить. Глусская вообще не видела Донского — она смотрела, как странная тварь убивает Петю Ерашко.

Донской ударил ее. Влепил пощечину, потому что всерьез опасался, что ее вид заставить его совершить какую-нибудь оплошность — например, оступиться или, того хуже, подвернуть ногу. Он сделал это отнюдь не из-за благородных побуждений, однако результат оказался именно такой: девушка отшатнулась, прекратив кричать, и побежала следом за ним.

Парни в овраге не издали ни звука. Первым на происшедшее среагировал Пинчук. Он не пытался рассмотреть детали борьбы человека и гигантского насекомого, он выскочил из оврага, помогая себе руками, и преодолел склон на четвереньках прежде, чем Донской перешел на бег.

За ним последовал Грожин. Взбежав наверх, он на мгновение оглянулся, но не на Ерашко, а на дно оврага. На секунду он замешкался, словно удивленный неподвижностью Анина, после чего побежал за Пинчуком.

Анин колебался. Он не осмысливал собственных действий, его подталкивали инстинкты, но несколько секунд его что-то не пускало, хотя парень находился дальше других от спасительного направления. Он не осознавал, что держит в руках заряженное ружье — пальцы механически сжимали чужеродный предмет.

Как сквозь пленку Петя Ерашко видел треугольную голову в тридцати — сорока сантиметрах от своего лица. Дыхание сперло — ему на грудь словно положили бетонную плиту.

Насекомое совершило незаметное движение, напоминавшее клюнувшую курицу. Часть затылка человека исчезла. По сторонам брызнули капельки крови.

Новая боль, еще более чудовищная, вернула Ерашко прежнюю остроту чувств. Ослабевший было крик снова взлетел на недосягаемую высоту.

Сергей Анин сбежал на дно оврага, рискуя растянуться на земле, и в три прыжка преодолел противоположный склон.

Насекомое совершило второе «клевательное» движение. Парень лишился второй щеки. Из последних сил оно предпринял последнюю попытку освободиться.

Тогда существо прервало преждевременное пиршество и опять сосредоточилось на сжатии передних ног, пока жертва не затихла.

5

Треск ломающихся ветвей. Топот множества ног. Тяжелое, прерывистое дыхание.

Они растянулись, но все бежали в одном направлении — к месту, где вышли из леса к Котловану. Там была тропа, ведущая к машинам. Кроме того, это был самый короткий путь, там можно было не опасаться разорвать веткой кожу на лице или повредить глаз.

Саша Пинчук вырвался вперед. Грожин значительно отставал от него. Сразу за ним бежали Донской и девушки. Анин был последним, но уже нагонял Надю Глусскую. Мелкие ветви, попадавшиеся девушке на пути, швыряли ее из стороны в сторону, как резиновую куклу; она негромко подвывала.

Сергей Анин несколько раз оглядывался. Ужас, толкавший его в спину, по-прежнему держал на расстоянии способность мыслить.

Сзади никого не было. Их никто не преследовал. Жуткая тварь осталась где-то там, в пучине зарослей.

«Ты должен был стрелять в нее! У тебя ружье!»

Мысль, пришедшая внезапно, имела такие последствия, словно ему нанесли удар в затылок — Анин споткнулся, попытался сохранить равновесие, но все-таки растянулся на земле.

Надя Глусская и Анжела Маверик тут же увеличили разрыв.

Анин вскочил и снова нагнал их. Где-то в одеяле страха, которым его укрыло с головой, он почувствовал иглу стыда. Он единственный, кто был вооружен. Конечно, кусты наполовину скрывали тварь, взявшую в свои «ножницы» Ерашко, конечно, тело несчастного, словно подвешенного над самой землей, закрывало собой насекомое, однако, он должен был хотя бы попытаться.

Анин не сделал этого. Он понимал, об этом легче говорить, чем делать, понимал, что ружье сейчас слишком важно для одногруппников, бегущих прочь, и он не имел права оставить его там, в овраге, но это ничего не меняло.

Донской нагнал Грожина, оторвавшись от девушек. Тропа была где-то справа. Пинчук продолжал бег по краю обрыва.

Донской и Грожин одновременно увидели узкий коридор в стене зелени. Донской крикнул парню в белой футболке, проскочившему мимо тропы:

— Не туда, идиот!

Пинчук пробежал еще с десяток метров, прежде чем оглянулся и остановился.

Грожин уже скрылся из виду. За ним исчез Донской. Пинчук рванул назад и оказался на тропе за девушками.

Надя Глусская начинала задыхаться. Она отставала от Анжелы, и Пинчук, хотя и сам жадно хватал воздух ртом, обогнал ее.

Внезапно Грожин сбавил скорость, и Донской едва не налетел на него всем своим весом. Сквозь ветви впереди на тропе что-то мелькнуло, послышался какой-то шум. Ни Донской, ни Грожин не успели что-то предпринять, предупредить остальных, даже остановиться. Навстречу им выскочил Олег Сурта.

В последний момент он кое-как избежал столкновения с Грожиным. Тот ругнулся и, не говоря Олегу ни слова, побежал вперед.

— Назад, — прохрипел Донской прямо в потное лицо Сурты, оттолкнув его, и понесся за Грожиным.

Сурта, испуганный, ошеломленный, ничего не понимающий, попятился назад. На него бежали Пинчук и Анжела Маверик.

— Что случилось? — выкрикнул Сурта.

Пинчук, с лицом, застывшим в каком-то неприятном оскале, в насквозь промокшей от пота футболке, как будто вообще не видел его. Анжела Маверик, задыхаясь, выкрикнула лишь одно слово:

— Олег!

Сурта уступил ей дорогу, иначе она бы сбила его с ног. За ней бежали Глусская и Анин. Девушка спотыкалась, и Сергей ее поддерживал.

— Да что с вами? — закричал Сурта, уверенный, что и эти двое ничего не скажут ему.

Анин приостановился и, глотнув воздуха, выпалил:

— Уходи, Олег! Лепетнев и Ерашко погибли!

6

— Не могу… больше, — выдохнула Надя Глусская.

— Еще немного, — во второй или в третий раз процедил Сергей Анин.

Они отставали. Задыхались от бешеного темпа все, но быстрее других сдавала Надя. Сергей, как мог, поддерживал ее, лицо его побагровело, но он не сдавался. В какой-то момент ему на помощь пришел Олег Сурта, более свежий, к тому же не знающий суть происходящего. Впрочем, и он терял силы.

Это был кошмар — бег на пределе по лабиринту с зелеными, дышащими угрозой, стенами. Скорость смазывала все просветы между деревьями в сплошную, безликую массу, в каждой точке которой любого из них могла подстерегать опасность. Они бежали прочь и никто, кроме Анина, не оглядывался — на это просто-напросто не было сил. Паника позволяла видеть лишь тропу и спину впереди бегущего.

Анин, чувствовавший, что ноги начинают подкашиваться, тщетно пытался определить, сколько им осталось до машин. В голове мельтешили мысли — картинки. Нагонит ли их существо, убившее двух их одногруппников? Будет ли оно их вообще преследовать?

Он решил, что да. Вопрос в том, с какой скоростью оно перемещается? Есть ли у него крылья? Что-то похожее на крылья, сложенные на спине у насекомого, было. Если он не ошибся, дела их плохи.

Анин зацепился за кочку и с трудом удержал равновесие. Сурта протянул руку, жестом предлагая взять у него ружье. Анин, не колеблясь, отдал его. Стало легче.

Надя Глусская практически перешла на шаг, держась за бока, пригибаясь к земле. Другие тоже замедляли бег.

Саша Пинчук хрипел, задрав голову. Нагнавший Донского и Грожина, он снова отстал от них; бок о бок с ним бежала Анжела Маверик.

Впереди мелькнуло белое: микроавтобус. Это придало им сил, встряхнуло последние остатки со дна почти пустых сосудов.

Лена Стоянова и Ольга Сурта находились в салоне «фольксвагена». Они не решились рыться в рюкзаке Анина, хотя забрались в микроавтобус сразу после ухода Олега и не выходили оттуда. Девушки не слышали криков Пети Ерашко — для них стояла мертвая, предательская тишина. В тревоге они переговаривались и ждали; им казалось, Олег покинул поляну давным-давно.

Грожин выбежал на поляну и присел на корточки, упершись в землю руками. Донской перешел на шаг, его шатало.

Саша Пинчук, выскочивший на открытое пространство, упал на траву лицом вперед и раскинул руки, его как будто били конвульсии.

Ольга Сурта испуганно вскрикнула, и девушки выбежали из микроавтобуса. На поляне появилась Анжела Маверик, Лена Стоянова не сразу ее узнала. Позади показались Глусская и Анин.

Ольга Сурта вскричала:

— Где Олег?

Донской оперся о ствол молодого вяза, другой рукой держась за грудь; в отличие от остальных, пытавшихся устроить мини-паузу, он оставался на ногах. Заметив, как Анжела Маверик повалилась рядом с Пинчуком, Донской заставил себя закричать:

— Быстрее по машинам!

Отреагировал один Грожин: он разогнулся и, шатаясь, поковылял к проселочной дороге. Пинчук и Маверик валялись на земле. Глусская и Анин, по-видимому, вообще не слышали крика Донского: парень, не в силах больше поддерживать девушку, выпустил ее руку и сам повалился на траву рядом с ней.

Донской еще держался за дерево.

— Вставайте, придурки! — снова закричал он.

Ни Ольга, ни Лена Стоянова не пытались задать ни одного вопроса, они интуитивно почувствовали: сейчас им никто ничего не разъяснит.

Донской двинулся к проселочной дороге и прохрипел Грожину в спину:

— Заводи тачку!

Анжела Маверик пыталась встать. К ней бросилась Лена Стоянова. Помогла подняться, провела несколько метров. Анжела процедила:

— Помоги Наде.

Оля Сурта подняла Пинчука. Заметив, как ее муж помогает встать Анину и Глусской, оставила парня.

— Олег!

Пинчук прошел самостоятельно несколько метров и снова повалился на землю; не переставая, он жутко хрипел.

— Иди назад! — крикнул Олег Сурта жене.

Ольга застыла, не зная, как поступить, лицо раскрасневшееся, волосы растрепаны. Надя Глусская наконец встала, поддерживаемая Аниным и Суртой. Втроем они кое-как двинулись вперед.

Лена Стоянова оказалась возле Пинчука, схватила его за предплечье правой руки, потянула на себя. Пинчук привстал, не удержался и завалился вправо, подмяв своим весом девушку. Стоянова высвободила ноги из-под его живота, отползла на пару метров, встала.

С ними поравнялись Анин и Глусская. Ольга Сурта протянула руки Наде.

— Иди назад! — повторил жене Олег.

Сквозь суету, хрипы и восклицания Сергей Анин услышал посторонний звук — так бывает, когда в тихий майский вечер на головой пролетит крупный жук. Словно рядом заработал вентилятор.

Анин выпрямился. Наде уже помогала Ольга Сурта. Сергей остановился. Его обошел Олег. Звук, едва уловимый, бесплотный и все же такой живой, переместился вправо и прервался где-то поблизости.

Тварь настигла их! Анин понял это еще прежде, чем увидел ее.

Сергей завыл — от ужаса он несколько секунд не мог произнести ни слова. Некоторые обернулись к нему, другие не прореагировали. Затем Анин заметил насекомое: под его тяжестью пригнулась верхушка невысокой тоненькой осины, росшей в окружении кустов.

Анин наконец выдавил хлипкий, болезненный крик:

— Бегите!

7

Никто, кроме Сергея Анина, не видел насекомое, скрытое ветвями кустарника, однако, они и не нуждались в этом. Все, не считая Олега Сурты, его жены и Лены Стояновой.

Надя Глусская, а вместе с ней и Ольга Сурта ускорили шаг, Олег, наоборот, приостановился.

Саша Пинчук, не видевший, куда направлен взгляд Анина, тем не менее, стал отползать от зарослей, находившихся справа от него.

Тварь выбирала жертву. Нагнав их, она не спешила и сначала уселась в засаде. Похоже, это была ее обычная тактика. Передние ноги она сложила в своей прежней позе, напоминавшей руки молившегося человека.

Она находилась всего в пяти-семи метрах от группки людей.

Лена Стоянова стояла спиной к насекомому, но даже повернись девушка, она бы не заметила его. Она оглядывалась по сторонам, не понимая, в чем дело, переводила взгляд с Анина и Сурты на отползавшего Пинчука и не двигалась.

Анину казалось, она стоит очень далеко. В любом случае он оказался бессилен что-либо изменить.

— Олег, — вскричал Анин. — Стреляй!

Сурта ошалело посмотрел на него, в глазах — детский страх и полнейшая, стопроцентная растерянность.

— Стреляй! — повторил Анин. — Убей гадину!

Сурта беспомощно смотрел на него. Насекомое почему-то медлило.

— Чего ты ждешь?! — заорал Анин, потянувшись к Сурте.

Поздно. Тварь совершила прыжок.

В последний момент Лена Стоянова сорвалась с места, глядя, как Глусская и Ольга Сурта, спотыкаясь, бегут следом за Анжелой Маверик. Метрах в восьми перед ней отползал Пинчук, из тела которого, казалось, идет дождь.

Насекомое опустилось на жертву сзади: в тиски его ног попали правая рука девушки и грудная клетка. Лена Стоянова закричала, пытаясь сбросить внезапную тяжесть и продолжить бег. Тварь, сжав жертву, отпрянула назад, раскинув задние и средние ноги, как для устойчивости. Она как бы присела, приподнимая человека над землей, брюшко почти полностью погрузилось в кустарник.

Рука Анина обхватила ружье, рванула его на себя. Тщетно. Олег Сурта, выпученными глазами уставившийся на существо, убивавшее Лену Стоянову, намертво сжимал ружье, словно держался за частицу реальности, грозившей погрузиться во тьму безумия!

Анин толкнул его в направлении проселочной дороги. Сурта побежал. Его жена, повернувшись, увидела происходящее и, вскинув руки к лицу, завизжала. Она застыла на месте, несмотря на то, что Надя Глусская не остановилась.

Лена Стоянова перестала кричать, ее вопль перешел в предсмертный хрип, но она еще была жива. Лицо девушки побагровело, будто было в крови.

Пинчук остановился. Он продолжал отталкиваться ногами, но они лишь вспарывали землю, не в силах сдвинуть тело с мертвой точки. Он завывал, отмахиваясь руками, словно в надежде, что ужасное видение прервется, на подбородок стекала слюна.

Олег Сурта подхватил жену, развернул и практически ударил ее между лопаток. Это подействовало: Ольга прекратила вопить и побежала к дороге.

Лена Стоянова обмякла. Тварь опустила свою треугольную голову и вырвала кусок из спины девушки. Лена не пошевельнулась.

Второе «клевательное» движение. Мелкие брызги крови.

Пинчук по-прежнему не двинулся с места.

Олег Сурта повернулся к существу, начавшему очередное пиршество, и вскинул ружье.

На проселочной дороге один за другим взревели двигатели микроавтобуса и джипа. В «фольксваген» запрыгнул Донской, в джип — Грожин. Анжела Маверик откатила дверцу микроавтобуса и повалилась на пол салона, оставив ноги снаружи: подтянуться полностью у нее не было сил.

На поляне грянул выстрел.

Олег Сурта пытался прицелиться, но кроме суматохи и скорости происходящего мешал еще один фактор — тело девушки почти полностью закрывало собой тварь. Виднелись лишь тонкие ноги, казавшиеся на фоне листвы бесплотными, и сверху вибрировали усики насекомого.

Ружейный заряд разворотил пах уже мертвой девушки и часть бедра. Тело вздрогнуло, как будто девушка совершила очередную попытку вырваться, однако, насекомое не сдвинулось с места ни на шаг. Кустарник позади обдало кровавыми ошметками плоти. Брызги крови, летевшие во все стороны, попали Пинчуку в лицо.

Олег Сурта отпрянул, чувствуя, что вот-вот задохнется, словно это он убил Лену Стоянову.

Тварь жадно «клюнула» труп снова. И еще раз.

Сергей Анин, не осознавший, что все звуки на несколько минут исчезли, а в ушах у него стоит монотонный гул, бросился к Пинчуку — тот по-прежнему не вставал.

На проселочной дороге Артем Донской в «Фольксвагене» вдавил акселератор. Анжела Маверик, чьи ноги едва не попали под заднее колесо, смогла подтянуться, ухватившись за сидение, и закричала:

— Скотина, подожди остальных!

Анин подхватил Пинчука.

— Вставай!

Тот ополоумел. Он отмахивался, будто отгонял привидение, и Анин понял — Пинчук просидел бы так, пока тварь не закончила с телом Стояновой.

Олег Сурта пятился, наблюдая, как над изуродованным телом, по-прежнему сжатом тисками передних ног твари, взлетает ее голова.

— Олег! — вскрикнула Ольга, достигшая проселочной дороги.

Надя Глусская в замешательстве остановилась: микроавтобус внезапно отпрянул в сторону. Девушка бросилась к джипу.

Сурта держал ружье перед собой, но стрелять не решался. Тело Стояновой как будто попало в мясорубку — оно заметно уменьшалось.

Анин тащил Пинчука волоком. Наконец тот принял вертикальное положение.

— Уходите! — вскричал Анин Сурте и девушкам.

Донской развернул микроавтобус.

— Стой! — снова закричала Маверик; она только-только поднималась с пола салона. — Стой!

Донской вдавил педаль тормоза.

Сурта оставил затею подстрелить Тварь и побежал к дороге. Он обхватил жену, и вдвоем они бросились к микроавтобусу. Маверик открыла им дверцу.

Позади бежали Анин и Пинчук.

Как только Олег и Ольга Сурта вскочили в салон «фольксвагена», Донской снова вдавил акселератор. Маверик взвизгнула:

— Там Сергей с Пиней!

Донской не ответил. Он пытался объехать джип слева, но путь преградила мелкая осина. Грожин разворачивал джип влево, к поляне, и Анин с Пинчуком метнулись к нему. Ввалились на заднее сидение.

— Давай! — закричал Анин.

Грожин остервенело нажал на газ, задние колеса вырыли две глубокие колеи. Микроавтобус сломал дерево, две машины рванули одновременно, но Грожин опередил Донского, и джип первым выскочил на проселочную дорогу.

Донской попытался обойти его уже через несколько десятков метров. Передний бампер микроавтобуса задел левый борт джипа, встречный куст «погасил» скорость «Фольксвагена», и Донской был вынужден вернуть машину на проселочную дорогу.

При столкновении вскрикнула Ольга Сурта, ее муж чертыхнулся, требуя от Донского больше не совершать обгонов.

Анжела Маверик что-то разъяренно, бессвязно кричала из глубины салона, из чего можно было понять лишь одно — она обвиняла Донского в том, что он чуть не уехал один.

Донской молчал. Он словно не слышал ругани, его волновало лишь одно: убраться подальше отсюда.

Надя Глусская, сидевшая в джипе на месте пассажира, перестала всхлипывать и подалась к лобовому стеклу. Впереди на правой обочине всколыхнулся куст.

Всколыхнулся под тяжестью метрового насекомого.

Глусская заметила маленькую треугольную голову с глазами, похожими на мутную замерзшую жидкость. Грожин вряд ли видел ее.

Глусская закричала, тыча пальцем в лобовое стекло.

К ней подался Анин.

— Там… там… — хрипела девушка.

Грожин не обращал на нее внимания. Пинчук лежал на спине, уставившись в потолок салона, и хрипел, хватая воздух ртом, как будто после нескольких минут, проведенных под водой, всплыл на поверхность.

Анин понял в чем дело.

По левой стороне приближался поворот — узкая дорога, похожая на лабиринт, которая вела к хутору Арсеньево. Анин не колебался. Он закричал Грожину в затылок:

— Поворачивай! Поворачивай! — один за другим он нанес по плечу Грожина несколько нетерпеливых, болезненных ударов.

Грожин, почти не снизив скорости, свернул влево.

Анжела Маверик в микроавтобусе запнулась.

— Куда он? — выкрикнул Сурта.

Донской немного притормозил. Его взгляд так и не выхватил из зеленой стены насекомое, однако парень интуитивно догадался, что ждет их впереди, он свернул вслед за джипом.

— Что ты делаешь? — закричала Ольга.

— Там затаилась гадина, — ответил Донской, выравнивая ход микроавтобуса.

Джип оторвался от них метров на двадцать. Донской увеличил скорость. Олег Сурта, оглядывавшийся назад, наконец задал вопрос, который выкручивал его наизнанку:

— Что это было? Это… это что, насекомое?

Артем Донской, смотревший перед собой, не громко произнес:

— Тварь похожа на гигантского богомола.

Глава 3

1

Две машины неслись по лесной дороге, разрывая тишину своим ревом, как осатаневшие от страха животные, убегающие от хищников. Микроавтобус опасно подпирал джип.

Олег Сурта с женой смотрели назад, как и Надя Глусская в джипе, пытаясь обнаружить в листве чудовищную тварь; теперь они не сомневались, что она будет их преследовать.

После случившегося на поляне они понемногу приходили в себя. Анжела Маверик уже не кричала на Донского. Ольга Сурта перестала причитать. Сказывалось то, что в данный момент они находились в относительной безопасности.

Саша Пинчук, пока еще не восстановивший дыхание полностью, приподнялся на заднем сидении. Сергей Анин вытянул из-за спинки сидения свой рюкзак и после нервных, суматошных поисков извлек револьвер и патроны. Пинчук, державшийся ладонью за шею, испуганно смотрел на него.

Из-за того, что джип водило из стороны в сторону, Анин наполнял барабан револьвера целую минуту. Затем он как будто опомнился, отложив револьвер.

— Витя! Мы же едем к хутору, не к даче!

— Да, — мрачно подтвердил Грожин.

— Позвони Вересову, слышишь?

Грожин огрызнулся:

— Вересова там уже нет!

— Позвони еще куда-нибудь! — вскричал Анин. — Нам нужна помощь.

Вцепившись в руль, Грожин смотрел перед собой.

— Дай мне мобильник! — Анин осознал, что, управляя машиной, Грожин вряд ли наберет номер.

Грожин не ответил.

— Дай мобильник, идиот! — взревел Анин.

Не оборачиваясь, Грожин процедил:

— У меня нет мобильника.

— Что!?

— Нет у меня твоего долбанного мобильника!

— Я же давал его ТЕБЕ!

— Я потерял его, — Грожин брызгал слюной.

Возникла пауза. Анин осел на сидение, чувствуя пустоту внизу живота.

— Что? Что ты… сказал?

Грожин закричал, ощутив бешеную злобу на Анина:

— Твою мать, я выронил его в овраге! — он почувствовал, как от обиды выступают слезы.

Анин закряхтел. Он испытывал шок, грозивший перерасти в истерию. У них был всего один телефон. Сотовые имели в их компании Лепетнев, Олег Сурта и Анжела Маверик. Наверное, и Петя Ерашко. Они договорились не брать их, чтобы в полной мере испытать уединение, даже Анин не взял, и тогда Вересов вручил им свой собственный, оставив на себя обычный дачный.

Один сотовый — и тот потерян!

— ТЫ! — Анин зашелся криком. — Придурок! Сволочь! Скотина! Сука! Сука тупая!

Надя Глусская на пассажирском сидении вся сжалась.

— Сергей, — Неуверенно попыталась она осадить Анина, — Он же…

Грожин вдруг повернул голову и… плюнул Анину в лицо.

Глусская отпрянула к дверце. Анин недоверчиво смотрел на своего друга, по лбу на правую бровь стекала желтоватая слюна. Пинчук смотрел на нее так, словно это была кровь.

В следующую секунду лицо Анина исказилось. Он замахнулся.

Ветровое стекло джипа что-то затемнило. Они почувствовали толчок, заставивший джип вильнуть в сторону.

На капоте сидело гигантское насекомое. Две пары удлиненных крыльев, одна чуть короче другой, достигавших полметра, были раскрыты и заслоняли дорогу. Тварь тыкалась в стекло передней парой ног.

Глусская закричала, изо всех сил вжимаясь в сидение. Грожин отпрянул к дверце, его нога на секунду-другую отпустила акселератор. Скорость джипа резко спала.

Донской еще прежде заметил, что в джипе что-то происходит — пыль, поднятая колесами впереди идущей машины, не успевала превратиться в густую завесу. Он заставил себя убавить скорость, поэтому успел среагировать, крутанув руль вправо — передний бампер микроавтобуса лишь немного зацепил джип.

Насекомое быстро-быстро перебирало задними и средними ногами по крышке капота, пытаясь зацепиться, они скользили, но раскрытые крылья позволяли держаться у самого стекла. Шипы ног казались зубами чьей-то вытянутой пасти. Ветровое стекло сдерживало натиск твари, но у Грожина возникла уверенность, что долго так не продлится.

Анин безуспешно искал револьвер: глаза его созерцали богомола, и рука, как ослепшее испуганное животное, шарила в пустоте.

Богомол совершил «клевательное» движение, его голова тюкнула по стеклу. Второй раз. И снова.

ПЛАМ! ПЛАМ! ПЛАМ!

Ветровое стекло покрылось трещинами.

Грожин завизжал:

— Уберите его! — правая нога парня по-прежнему давила на акселератор, руки непроизвольно держали руль.

Анин наконец нащупал револьвер. Ему хватило силы воли прежде вытянуть руку, иначе он задел бы Глусскую. Уже спуская курок, Анин увидел, как насекомое взлетело вверх.

Грянул выстрел. В закрытом салоне машины он показался взрывом бомбы. Ветровое стекло вынесло полностью, усеяв осколками капот, как будто гигантский рот выплюнул пригоршню бриллиантов, припрятанных за щекой.

Надя Глусская вскрикнула, обхватив голову руками и привалившись к дверце. Пинчук сполз на пол салона перед задним сиденьем. Грожин, отпрянув влево, на секунду выпустив руль.

По инерции Анин нажал на курок снова. Пуля прошла пустоту, уйдя в заросли.

Джип вильнул в сторону, покинув проселочную дорогу. Передним бампером машина срезала две мелкие осины. Анин предостерегающе вскрикнул. Джип подмял под себя одинокий куст. Грожин, скрючившись на сидении, держал руки перед собой, будто от чего-то закрывался.

Анин подался между двух соседних сидений и выровнял руль, направив машину правее. Джип выскочил на дорогу.

— Держи руль! — заорал Анин Грожину.

Надя Глусская, выпученными глазами посмотрев на Анина, выпалила:

— Я ничего не слышу!

На полу салона мямлил Пинчук:

— Ты убил его? Убил?

Анин схватил Грожина за плечо и потянул на себя. Тот наконец вцепился в руль. Джип пошел ровнее.

— Не слышно, — повторяла Глусская.

Анин шарил под ногами, отыскивая револьвер, отброшенный, когда он бросился к рулю.

Машины выскочили на широкую прогалину. Пятнистая тень уступила место яркому свету. Анин увидел револьвер и потянулся к нему.

Сквозь рев двигателя послышался звук, какой издают лопасти вентилятора, рассекая воздух.

Салон затемнило спереди: над капотом зависло насекомое. На этот раз богомол беспрепятственно проник внутрь джипа.

2

Подбирая револьвер, Сергей Анин чувствовал специфический, приторный запах гигантского насекомого, заполнивший салон, где еще главенствовала пороховая гарь.

Глусская сжимала голову руками, бессмысленно уставясь в приборную панель.

Пинчук пытался взобраться на сиденье.

Грожин выравнивал ход машины.

Никто не среагировал. Богомол, лишь его ноги коснулись капота, уже схватил своими тисками девушку. Между шипами одной из ног попала ее голова.

Грожин вдавил педаль тормоза.

Анин, уже поднимавший руку с зажатым в ней револьвером, не удержался, и его швырнуло на тыльную сторону переднего сиденья.

Богомола тоже тряхнуло, но он уцепился средними ногами и раскрыл крылья, сжимая жертву. Руки девушки бешено заколотили по внутренней стороне дверцы и приборной панели.

Пинчук пронзительно закричал, увидев, как богомол вытаскивает Глусскую из салона.

Анин наконец вскинул руку.

Три выстрела подряд.

Первых два попали девушке в спину, и она перестала дубасить руками по приборной панели, третьим пробило одно из крыльев насекомого.

Богомол дернулся, тяжело взлетая с капота, девушку он не выпустил. Спустя секунду его скрыли ветви деревьев, проносившихся мимо джипа.

Анин откинулся на спинку сиденья. Рука с револьвером ходила ходуном. Глаза выпучились, щеки и подбородок дрожали.

Я убил ее, стучала мысль. Пристрелил! Она еще была жива, сопротивлялась, и, быть может, тварь бы ее выпустила. То, что голова девушки была сплющена, а лицо уже не существовало в общепринятом смысле, для Анина как бы не имело значения.

Джип, подняв после себя волны песка, наконец встал посреди проселочной дороги.

Донской в микроавтобусе увеличил давление на педаль тормоза. Песчаная завеса полностью скрыла от его глаз происходящее в джипе.

— Что с ними? — вскричала Анжела Маверик.

Донской взял правее и притормозил рядом с джипом. Как и Сурта с девушками, Артем видел гигантское насекомое, отлетевшее в сторону с чьим-то телом. В джипе он рассмотрел трех парней.

Сквозь окошко заднее дверцы на него смотрел Анин.

Донской крикнул:

— Чего стали?! Уходите, пока можно! — и вдавил акселератор.

Возможно, подумал Донской, богомол займется телом очередной жертвы, и у них появилась небольшая фора по времени. Вслух он этого не сказал, сосредоточившись на дороге.

Анин видел, как рванул микроавтобус: Донской не собирался их ждать.

Пинчук по-прежнему кричал, не в силах побороть охватившую его истерику; моментами крик переходил в завывания. Грожин ошалело оглядывался, давя на акселератор, но забыв включить сцепление; машина протестующе ревела. Руки Грожина беспорядочно вращали рулевое колесо, и Анину показалось, что тот хочет развернуться.

Впереди, в тучах пыли уже смутно белел зад микроавтобуса, увеличивавшего расстояние от злополучного места.

Анин закричал:

— Давай за ним! Быстрее!

Грожин кое-как включил сцепление, и джип наконец сорвался с места.

Пинчук продолжал кричать, хватая Анина за руку, тот его отпихивал, суматошно исследуя заросли по обе стороны проселочной дороги. В горле у Анина саднило: пыль, поднятая колесами «фольксвагена», клубами проникала в джип через проем выбитого ветрового стекла.

В какой-то момент Анин не выдержал и влепил Пинчуку пощечину. Голова у того дернулась, и крик прервался. Пинчук, отдуваясь, с багровым, как помидор, лицом, откинулся на спинку сиденья, подсохшие на щеках пятна крови Лены Стояновой казались бородавками. Ноздри у него набухли соплями.

Впереди показался просвет между деревьями — метрах в ста их ждало Арсеньево.

3

В некоторых местах колея была для «ауди» глубокой, и Дмитрий Вересов, несмотря на жгучее нетерпение, сбрасывал скорость, чтобы не остановиться окончательно: в случае чего он в одиночку бы не сдвинул машину с места.

Вересов нервничал. Конечно, он успокаивал себя: катастрофы не случилось, все наверняка живы-здоровы, скорее всего кто-то из них свалился в какую-нибудь яму и, возможно, ушибся.

Время от времени его руки касались брючного ремня, однако сотового телефона Вересов там не обнаруживал. Он не мог позвонить ребятам и узнать ситуацию до тех пор, пока лично не увидит их. Конечно, любое неприятное происшествие будет иметь последствия и станет известно Владимиру Анину, хотя Вересов надеялся, что хозяин задаст ему терпимую трепку.

Но ведь всегда может быть еще хуже!

В первую очередь Вересова беспокоил не сам факт того, что у них что-то случилось, а их присутствие возле Котлована.

Он гнал автомобиль по лесной дороге, лицо мрачнело с каждой минутой. Сначала, узнав, что они у Котлована, он испытал сухую злобу: при первом звонке друг Сергея, Виктор, утверждал, что они далеко оттуда; они его обманули, как шкодливые дети. Очень скоро злость уступила место страху, он становился все более липким.

Историю, рассказанную Сергеем Аниным своим одногруппникам, Вересов слышал, так сказать, из первых уст — от Аркадия Буланова, человека, с чьей семьей она произошла. Не то чтобы Вересов готов был подписаться под его словами, однако он давно составил собственное мнение по этому поводу — нечто действительно имело место. Какая-то несуразица, связанная со временем.

И она могла представлять опасность.

Это подтвердил случай с сыном Буланова. Пусть кое-что Булановы преувеличили, но Владимир Анин тем летом вскоре увидел парня, и с его слов, выглядел тот жутко. Сейчас, кстати, у Буланова-младшего, семнадцати лет отроду, уже появились седые волосы.

Кроме того, в прошлом были и другие случаи. Однако на этом прелести Котлована, впадины неизвестного происхождения посреди Арсеньевского леса, не заканчивались.

Время, так или иначе, связано с пространством. Иногда искажения времени подобно цепной реакции влияют на привычное окружающее. Эти слова Дмитрий Вересов услышал от Степана Буркова, местного старожила. Когда-то Бурков жил в Арсеньево, но жена вынудила его бросить дом и уехать отсюда. Кажется, они осели в Старом Осколе. Бурков не пожелал углубляться в смысл той фразы, что запечатлелась у Вересова в памяти. Вересов не настаивал. Возможно, у Буркова были свои причины на это: не хотелось ворошить пошлое, вспоминать то, что случилось лично с ним.

Вересов сделал личные выводы. Кроме странностей со временем у Котлована могли случаться искажения пространства. В чем это выражалось, был другой вопрос. И выяснить это на опыте Сергея и его одногруппников Вересов не согласился бы ни за что.

Когда он приблизился к концу проселочной дороги, беспокойство, казалось, достигло своего пика. Вскоре ему предстоит идти пешком около двух километров — вплотную к Котловану машина не пройдет.

Найдет ли он их?

Вересов надеялся, все обойдется. Что с ними может произойти? Он встретит их, быть может, уже на тропе, ведущей к Котловану, скажет пару ласковых Сергею Анину, позже последует долгий, нудный разговор с его отцом — и это все.

Тем не менее, до этого было еще далеко, и Вересов сжимал зубы от напряжения, поглядывая вперед. На пассажирском сидении лежало ружье — «Сайга». Другое ружье, «Моссберг», было у ребят. Вересов взял ружье автоматически, не думая, что оно пригодится. Выбегая, он схватил всего восемь патронов — на большее, чтобы искать коробку, у него не было времени.

В конце дороги не было ни микроавтобуса, ни джипа. Не было их и на поляне.

Вересов ударил по тормозам. «Ауди» развернуло.

Несколько секунд тридцатисемилетний мужчина неподвижно сидел, ощущая, как ему сжимает горло от нехороших предчувствий. Он суматошно соображал, не напутал ли он чего.

Нет, если они решили идти к Котловану с самого начала, ближе, чем здесь, к нему не подъедешь. Они звонили на дачу от Котлована, значит, должны были оставить машины здесь.

Конечно, у них было время, чтобы вернуться — Вересов, расслабленный, раздетый до трусов, узнав ситуацию, слишком много суетился, прежде чем начал целенаправленно собираться — но что-то он этому не верил. В противном случае он должен был встретить их на проселочной дороге — к даче отсюда вел только один путь.

Куда же подевались джип и микроавтобус?

Внезапно его осенило.

Они свернули к Арсеньеву! В двух-трех километрах отсюда ему померещился далекий автомобильный гул, но он подумал, что ослышался: в тот момент все его внимание было направлено на Котлован. Возможно, останови он машину и исследуй землю на повороте к хутору, обнаружил бы свежие следы шин.

Следопыт из него никакой.

Мистический страх, связанный с необъяснимым исчезновением автомашин ушел, уступая место реалистичному страху за жизни ребят, бывших на его попечении. Видимых симптомов не было, тем не менее, Вересов что-то учуял — так слышишь запах гниения рыбы с виду вполне еще сносной.

Почему они повернули к хутору?

На поляне валялся пакет и несколько конфетных оберток. Вересов выбрался из «ауди». Он должен был поспешить к троне, ведущей к Арсеньеву, но что-то задерживало его. Лишь отойдя от машины на несколько метров, мужчина осознал, что сжимает в руке ружье.

Он остановился там, где предположительно они устроили недолгий привал. Трава примята, возле ближайшего дерева — куриная кость, два яблочных огрызка и банановая кожура. После они двинулись к Котловану. Если предположить, что он действительно слышал гул «чероки» и «фольксвагена», они должны были возвратиться к поляне очень быстро, чтобы через три сотни метров свернуть налево, прежде чем он приедет.

Они должны были БЕЖАТЬ!

Вересов в отчаянии осмотрелся по сторонам, словно рассчитывал обнаружить хоть одну обнадеживающую деталь.

Получилось наоборот. Он остановил взгляд на «ауди», поспешил к ней и, уже переходя на бег, заметил какие-то пятна на траве. Темно-красные пятна.

Немного правее их стало больше. Казалось, кто-то разбрызгивал вокруг кетчуп. Вересов услышал запах с привкусом металла. Спина у него покрылась гусиной кожей. Через несколько метров он обнаружил несколько окровавленных обрывков светлой ткани и кусочек белой кости.

Очень похожей на человеческую тазобедренную кость.

Возле кустарника лежала отчлененная кисть руки. Похоже, женская.

Вересов попятился. Мужчина не почувствовал тошноты, его желудок был невосприимчив к подобному зрелищу, его охватило ощущение, будто ноги опущены в ледяную воду вплоть до ягодиц. Гениталии свело от холода. В кустах лежало что-то еще, но Вересов не собирался удовлетворять свое любопытство до конца.

Мужчина отпрянул и побежал к машине.

Его мысли как будто застыли от ужаса. Спустя минуту, лишь слегка снизив скорость на повороте, он направил «ауди» к хутору.

4

— Смотрите, дом! — вскричала Анжела Маверик. — Там люди!

В голосе девушки слышались нотки облегчения. Ольга Сурта сжала мужу руку, которая лежала у нее на талии, как бы говоря ему, что самое худшее, наверное, позади.

Артем Донской, лишь один раз, взглянувший в зеркальце заднего обзора, заметил на лицах девушек излучение улыбки. Донской не разделил их эмоций. В пылу происходящего они забыли, куда ведет дорога, на которую они свернули волею обстоятельств. Теперь, увидев дома, они как будто не желали понимать, что перед ними всего лишь лесной хутор, где находятся от силы несколько человек.

— Люди! — повторила Маверик.

Микроавтобус выскочил на открытое пространство перед четырьмя одноэтажными деревянными домами, оставляя позади длинный шлейф пыли. Джип, шедший метрах в тридцати, был едва заметен.

Четыре старых дома выстроились в линию. В каждом фасаде по два окна, небольшое пространство перед ними занимает палисадник. Внутренний двор — справа от дома и огорожен забором. Позади домов — огороды, протяженностью метров в сорок. Их ограничивает невысокий хлипкий заборчик. Сразу за ним — густые заросли. Лес подступает вплотную к территории, отвоеванной хутором, в каждой точке. Только перед лицевой стороной каждого из домов метров двадцать свободны от деревьев.

Дорога, по которой они выехали из леса, плавно огибает крайний справа дом и ведет мимо огорода дальше в лес.

Через семь километров по ней можно выбраться на трассу, ведущую на Старый Оскол.

Возле забора, перекрывая дорогу, стоял допотопный «москвич» бледно-голубого цвета. «Здесь, — подумал Донской. — Анин говорил, на хуторе один жилой дом». Это сразу бросалось в глаза.

Крайний справа. Конечно, вид небогатый, но ухоженный в сравнении с тремя другими домами. Салатовый, с ярко-голубыми ставнями. Односкатная крыша покрыта шифером. Телевизионной антенны нет. Наверняка нет и телефона.

Тем не менее, Донской рассчитывал укрыться здесь, а не гнать к оживленной трассе почти с десяток километров. Судя по тому, что случилось с джипом, в машинах они были уязвимы. Если же закрыться в доме и держать под прицелом двери и окна…

Сколько они так просидят?

Неизвестно. Однако, рано или поздно терпение вознаградится — они успели позвонить Вересову, и тот, не найдя их у Котлована, поднимет тревогу.

Микроавтобус стал к фасаду крайнего дома правым бортом. Стена пыли, словно призрачное войско, на секунду-другую поглотило забор. Донского пронзила мысль, что на хуторе никого нет. Безмолвие, ни намека на движение.

Второй дом когда-то был зеленым, теперь стены полиняли, зелень в палисаднике пожухла. Ставни закрыты, и заметно, что они еле держатся. Огород зарос сорняками и травой, в то время как за первым домом полностью засажен картофелем.

Третий дом был виден хуже — его частично заслоняли кусты, росшие перед фасадом. Забор в одном месте провален. Ближайшее окно выбито вместе с рамой. Сам дом потемнел от времени и непогоды и стал каким-то серым. В четвертом доме провалилась крыша.

Запустение. Покинутость. На этом фоне от первого дома исходило тепло. Казалось, внутри горит очаг с равномерным, неопасным, ласковым пламенем.

Однако из него никто не выходил, двор был пуст. Ставни открыты, но плотные занавески не позволяли рассмотреть то, что внутри.

— Выходите! — крикнул Донской, вжимая педаль тормоза. — Прячьтесь в дом!

Девушки колебались, недоверчиво глядя на Донского. Олег Сурта помедлил и откатил дверцу.

Из леса с ревом выскочил джип.

— Выходите! — рявкнул Донской.

Он выпрыгнул из «фольксвагена», обежал его, бросившись к калитке. Сурта спрыгнул на землю, потянул за собой жену. Маверик выбралась из микроавтобуса последней. Ей хотелось закричать, потребовать, чтобы они остались в «фольксвагене» и никуда не выходили, но все происходило слишком быстро, ноги, как нечто самостоятельное, несли ее следом за всеми.

Джип остановился у ворот между микроавтобусом и москвичем. Виктор Дрожин распахнул дверцу, нагнулся над землей, зайдясь в диком кашле. Пинчук хрипел, потирая глаза. Анин выбрался из джипа, пошатываясь, он испытывал ощущение, будто его били по спине палкой.

Донской распахнул калитку со второй попытки. Она не была заперта с внутренней стороны, парень не сразу нажал язычок ручки. Донской был полон решимости выломить входную дверь, если в доме никого не окажется. Он вбежал во двор. Олег Сурта почувствовал, как жена тормозит его. За ней, не уверенная в том, что они делают, остановилась Анжела.

Прямоугольник дома уходил вглубь двора, в конце правой стороны к нему была пристроена веранда. Мимо нее узкая дорожка вела к огороду. Путь преграждала невысокая калитка, с обеих сторон заборчика, отделявшего двор от огорода, росли высокие кусты малины.

Дверь дома распахнулась.

На пороге появился худой, угрюмый мужчина, узкое лицо покрыто недельной щетиной, в нескладной фигуре, имеющей что-то от аиста, — страх и стремление дать отпор.

В руке хозяин дома держал ружье дулом вниз.

Артем Донской приостановился.

Олег Сурта остановился вовсе. Его жена и Анжела Маверик попятились.

По ту сторону ворот Анин потянул Пинчука от джипа к калитке. Дрожин, кашляя и отплевываясь, поспешил за ними.

От мужчины не исходило прямой агрессии, но он был напуган, и его реакция на появление взбудораженной группы молодых людей могла стать непредсказуемой. Это понял даже Донской, не допускавший мысли, что их не пустят в дом. Он перешел на шаг, ружье в руках хозяина сдерживало его.

— Помогите нам, — сказал парень. — Дайте укрыться в вашем доме.

Донской приближался к хозяину. Он не знал, какие слова использовать. Говорить можно много, но эффект останется нулевым. Говорить за них должны эмоции, выражения их лиц, однако, мужчина один, а их — много, он может неправильно все истолковать.

Дуло ружья чуть приподнялось.

— Что происходит? — спросил мужчина.

Донской перешел на крик:

— За нами гонятся!

Теперь ружье смотрело Донскому в бедра.

— Кто гонится? — мужчина тоже повысил голос.

Олег Сурта выкрикнул:

— Уже погибли несколько человек!

Донской подумал, что не сможет сказать о гигантском богомоле, это, возможно, вызовет обратную реакцию — хозяин им не поверит.

Мужчина, посмотревший на Сурту, заколебался, но ружья не опустил.

Неожиданно в перепалку вступила Ольга:

— За нами гонятся от Котлована!

Одно слово все изменило. Хозяин опустил ружье и посторонился; на лице остался один страх.

— Проходите! — он больше ничего не спрашивал.

Донской стоял на месте — резкая перемена застала его врасплох. Сурта потянул жену вперед, к веранде.

В проеме калитки появились Анин и Пинчук. Грожин споткнулся и растянулся в нескольких метрах от них.

Анжела Маверик внезапно отшатнулась и закричала. Те, кто находился во дворе, услышали звук рассекаемого воздуха.

5

Богомол вылетел из кустов малины, росших с обратной стороны заборчика, отгораживающего огород. В конце траектории он сложил крылья.

Хозяин дома, пропускавший молодых людей к открытой двери веранды, стоял к огороду спиной. От заборчика его отделяло метров семь. Его внимание было направлено на лес и проселочную дорогу, выходившую из чащи к его дому.

Когда девушка, отпрянувшая к калитке, закричала, мужчина обернулся.

«Ножницы» на передних ног богомола сомкнулись на бедре и талии мужчины. Насекомое опрокинуло человека инерцией своего полета, сжало тиски, приподнимая жертву, и отпрянуло к заборчику.

Хозяин дома сопротивлялся отчаянно. Мужчина не кричал, он пытался вырваться. Ружье он выронил, обе руки были свободны, и он стал наносить удары по голеням насекомого — ту часть тисков, что сжимала его спереди.

Богомол встряхнул человека так, будто тот весил не больше тряпичной куклы. Мужчина перестал вырываться, голова странно повисла — похоже, что-то случилось с шеей. Богомол замер, раздавливая жертву.

Сурта, поравнявшись с Донским, как будто на что-то напоролся. Его потянуло назад, прочь со двора, когда Донской схватился за цевье ружья в левой руке Олега.

Сурта потянул ружье на себя.

— Отдай, — прошипел Донской.

Обмякший мужчина в тисках гигантского насекомого зашевелился и отмахнулся, пытаясь правой рукой угодить в голову твари.

Богомол откусил ему кисть руки. В воздухе мелькнула культя, разбрызгивая в стороны капли крови. Мужчина завопил. Богомол снова приподнял его и «клевательными» движениями стал вырывать куски из нижней части спины и ягодиц.

Он пожирал человека живьем!

Анжела Маверик бросилась со двора, проскользнула мимо Анина и Пинчука и за калиткой напоролась на Грожина. Девушка отлетела в сторону, парень согнулся, схватившись за солнечное сплетение.

Сурта намертво вцепился в ружье. После нескольких секунд безрезультатной борьбы Донской потянул его к веранде.

— В дом! — крикнул он.

Сергей Анин вскинул револьвер в правой руке. Спусти курок, но в последний момент его дернул Пинчук, и пуля ушла поверх забора в лес.

Богомол пожирал очередную жертву, игнорируя ошалевших от паники людей, метавшихся в непосредственной близости. Мужчина кричал не переставая.

Донской выпустил ружье и забежал на веранду. Сурта заскочил на веранду следом под напором жены, толкавшей его сзади. Донской распахнул дверь, ведущую в дом, пропустил Олега с женой и захлопнул ее, опустив крючок.

Пинчук вытянул Анина со двора. Анжела Маверик бросилась к микроавтобусу. Анин, находившийся к ней спиной, не видел этого. Он подался влево, к соседнему дому. Пинчук, не выпускавший его рубашку, спотыкался, но не отставал. Грожин с исказившимся от боли лицом побежал за ними.

Маверик запрыгнула в салон, не удержалась и упала на сиденье, ушибив правое колено. Застонав, приподнялась и оглянулась.

Трое парней один за другим скрылись во дворе соседнего дома.

— Куда вы? — в панике вскричала девушка.

Она видела поверх забора, как они подбежали к двери, попытались открыть ее и, когда та не поддалась, выбили ее несколькими ударами ног.

Мужчина, попавший в тиски насекомого, перестал кричать.

Анжела на секунду застыла, как будто расстояние до земли увеличилось в десятки раз и не решилась покинуть микроавтобус. Она поняла, не смотря на панику, — путь в первый дом ей закрыт. Она не выдела из «фольксвагена» ту часть двора, где богомол атаковал хозяина дома, обзор скрыл фасад дома. Наступившая тишина лишь ухудшила положение: богомол мог переместиться сейчас куда угодно.

На какой-то короткий миг Маверик показалось, что она теряет сознание, такой силы ее охватил ужас. Она оказалась в одиночестве и без оружия, а чудовищная тварь, убившая уже пять человек, снова затаилась в засаде.

Маверик закрыла дверку микроавтобуса.

Попытайся уехать, пока не поздно! Попытайся, хоть ты и одна, в противном случае останется сидеть и ждать, пока за тобой придет смерть!

Девушка подалась к сидению водителя.

Ключа в замке зажигания не было. Словно не поверив этому, она коснулась замка ладонью. Кожу поцарапало — в щели находился тонкий обломок. По-видимому, Донской, заглушив двигатель, выпрыгнул, по инерции не выпустил ключ из руки, и тот сломался.

Анжела выглянула через окошко водительской дверцы. Так и есть. На земле лежал обломившийся ключ.

Девушка беспомощно оглянулась по сторонам и зарыдала.

Глава 4

1

— Пиня!

Саша Пинчук оцепенел. Осознай он, что его зовут, он бы не смог ответить. Он так и стоял, глядя в окно.

Богомол как будто загипнотизировал его. Тварь находилась совсем близко, в каких-нибудь трех-четырех метрах, и между ними было лишь оконное стекло. Парень видел только ее голову и передние ноги, приподнятые в «молельной» позе, остальное скрывали ветви кустарника.

Не дождавшись ответа, Грожин шагнул на порог спальни.

Богомол атаковал. Он прыгнул, но стекло помешало точности. Оно треснуло под стремительным натиском метрового жесткого тела, и тварь не достала жертву.

Пинчук отшатнулся.

Грожин замер на пороге и вскрикнул.

Богомол, на мгновение, казалось, застрявший в оконном проеме, снова прыгнул.

На этот раз его «тиски» охватили человека. Шипы передних ног сдавили Пинчуку голову, парень даже не крикнул.

Анин появился в комнате, когда богомол приподнял одногруппника, встряхивая его, словно мешок, набитый тряпьем. Анин видел только голову богомола, задние ноги, расставленные в стороны, и голени передних ног, впечатавшиеся в затылок и спину Пинчука.

Он почти не целился, дважды спустив курок.

Первым выстрелом выбило щепки из оконной рамы, вторым разорвало плечо Пинчуку.

Парень был уже мертв — богомол жадно вырывал куски из его груди.

Грожин толкнул Анина, выскакивая из комнаты. Анин удержался, ухватившись за дверной косяк. Попятился, держа дверной проем спальни под прицелом.

Грожин остановился перед верандой, словно под ногами лежала пропасть. Анин захлопнул дверь спальни, отступая, пока не уперся ему в спину.

Из соседней комнаты доносились недвусмысленные звуки: богомол опустошал человека.

Анин почувствовал панику и ужас Грожина, и осознал, что едва удерживает револьвер в руке.

Один патрон, мелькнула мысль, у меня остался один патрон.

— Выходи! — гаркнул Анин. — Иначе нам — конец!

Грожин уперся руками в дверной косяк.

— Давай же! — толкнул его Анин. — В соседний дом! У них ружья.

Грожин шипел, как змея, не двигаясь с места, на губах повисла пена. Анин нырнул у него под рукой, намереваясь, если понадобится, покинуть дом в одиночку. Если промедлить, не спасется и он.

Грожин в последний момент схватил его за плечо, пальцы стальной хваткой уцепились за рубашку. Несмотря на свое состояние, Грожин намертво держал одногруппника.

— Отдай револьвер, — прокаркал он.

Рубашка затрещала.

— Уходи отсюда, — ответил Анин. — Мы успеем добежать.

— Отдай, — хрипел Грожин.

Анин уже не слышал звуков из спальни. Он ударил Грожина левой рукой по скуле и рванулся из дома — в ладони одногруппника остался рукав.

Грожин взвыл. Анин пересек внутренний двор и с разбегу попытался перемахнуть его.

Грожин бросился следом.

Не желая выбросить револьвер, Анин помог себе только кистью одной руки. Ему пришлось скатываться на другую сторону, лежа на перекладине забора. Ржавый гвоздь торчащей из дерева шляпкой разорвал на груди рубашку, оставив на теле глубокий, неровный след.

Анин вскрикнул от боли. На другую сторону он спрыгнул одновременно с Грожиным, догнавшим его.

Им нужно было обежать дом. Грожин, рванувший вдоль боковой стены к огороду, зацепился и оказался на земле.

Внезапно распахнулось единственное на этой стороне окно.

— Сергей! — это была Ольга Сурта.

Анин вскочил в оконный проем и, спрыгнув, растянулся на полу.

Следующим стащили Грожина.

5

Анжела Маверик встала на колени и выглянула в окошко. Решимости ей придала мысль, что богомол где-то возле соседнего дома. Лишь тварь могла спровоцировать выстрелы.

Соседний двор пересекал Сергей Анин. За ним с веранды выбежал Витя Грожин.

Секунда — и угол дома скрыл их от взгляда Анжелы.

Девушка сжала кулаки, чувствуя, как наворачиваются слезы. Что-то выталкивало ее из микроавтобуса, выталкивало подобно волне, идущей к берегу, но Маверик уцепилась за спинку сидения и разжать пальцы было выше ее сил.

Беги в дом! Тварь в соседнем дворе, ты успеешь!

Она упустила подаренные ей секунды, и теперь стало поздно. Она почувствовала это.

Девушка по-прежнему не видела богомола, однако это ничего не меняло. Лучше не выходить, возможно, смерть минует ее и в этот раз. На глазах выступили скупые слезы, Маверик утерла их ладонью.

Остается ждать. Затаившись и молясь лучшему исходу.

Внезапно она вспомнила о том, что слышала смутный автомобильный гул.

Так и есть. Гул не исчез. Он стал более отчетливым.

Кто-то приближался к хутору.

Маверик опустилась на пол, снова закрыла глаза. Губы ее что-то шептали, девушка не осознавала смысл этих быстрых горячих слов, будто все происходило в тяжелом бреду.

Автомобильный гул усилился. Теперь Маверик поняла, кто-то не просто едет сюда, он мчится на максимально высокой для проселочной дороги скорости.

Анжела вспомнила о Вересове.

Сердце ее перевернулось в груди, как некое живое существо. Да, это он. Лишь сейчас она осознала, будь это кто-то из жителей хутора или заблудившиеся любители лесных прогулок, для ребят и для нее лично вряд ли бы что-то изменилось. Скорее всего богомол уничтожил бы ничего не подозревающего человека, что лишь оттянуло бы их общую участь.

Вересов — другое дело. Во-первых, он вооружен, в этом нет сомнений, во-вторых, он должен понимать, что дело нечисто, раз уж нашел их компанию. Вересов будет осторожен.

Машина приближалась. Стало ясно, что едет легковой автомобиль. Конечно, синяя «ауди».

Совсем близко.

Маверик почувствовала волну холода. Вересова нужно предупредить. Он будет осторожен, бесспорно, однако он абсолютно не представляет род опасности.

Если он не узнает заранее, он погибнет.

Девушка сжала кулаки, ее затрясло. Если она попытается предупредить Вересова, она выдаст свое местонахождение. Пусть Вересов спасется, однако ей он ничем не поможет.

В то же время Вересов — их единственный шанс.

Машина вынырнула из леса. Водитель резко затормозил.

Анжела привстала и выглянула в окошко. Да, это был Дмитрий Вересов. Страх за собственную жизнь снова придавил ее к полу.

Нужно было выбирать.

Она проклинала себя и в то же время находила доводы против. Водитель тем временем не выбежал из машины, он медлил. Девушка поняла, что плачет.

Решайся!

Щелкнула дверца — мужчина вышел из машины.

6

Ольга Сурта повернулась к Сергею Анину и ахнула. Место разрыва цветастой рубашки быстро темнело от выступающей крови. Анин сжимал зубы, лицо его исказилось.

Грожин, задыхаясь, стоял на коленях и локтях, как будто что-то искал на полу.

Олег Сурта стоял с ружьем, уперев приклад в грудь, и смотрел строго в окно, пока Донской закрывал рану.

В тесной кухоньке было не развернуться. Донской, закрывший окно занавеской, отпрянул от окна и наступил Грожину на руку. Тот взвыл, матюгнувшись, схватившись за палец левой руки, заговорив что-то невнятное.

— Заткнись, — процедил Донской.

Ольга помогла Анину встать.

— Господи, как глубоко! Тебя нужно перевязать.

— Где Пиня? — спросил Сурта.

— Его нет, — выдохнул Анин.

— Сколько крови, — причитала Ольга, — Боже!

— Обожди, Ольга, — пробормотал Анин.

Донской рассвирепел:

— Выметайтесь отсюда! Отойдите от окна.

Они вышли из кухни. Сурта, пятясь, все еще держал под прицелом кухонное окно, выходившее на соседний двор.

Богомол не показывался. Судя по всему, он не успел перехватить двух бежавших человек и теперь не собирался преследовать их тем же путем. Однако, уверенности в этом не было.

Я остановлю кровь, — сказала Ольга. — Только где тут бинты или марля?

Она повернулась к кухне, но ее муж запротестовал.

— Нет! Не заходи туда.

— Олег, если в доме есть йод и бинты, то скорее всего тут.

— Нет, я сказал.

Анин прижимал левую руку к груди, сквозь пальцы выступала кровь.

— Ольга, — сказал он. — Позже.

Донской глянул на револьвер в его правой руке.

— Патроны есть?

Помедлив, Анин ответил:

— Один.

Короткая пауза. Донской предложил:

— Отдай его пока мне. Лучше займись раной.

Они смотрели друг другу в глаза. Затем Анин отвел взгляд, посмотрел на окровавленную ладонь.

— Отдай пока мне, — настаивал Донской.

— Нет, — тихо ответил Анин, после чего будто встрепенулся. — Зачем? Там всего один патрон.

Донской промолчал, лицо его исказилось так, что он показался стариком.

Ольга Сурта прошла в нишу передней комнаты и вернулась с куском простыни.

— Приложи, — сказала она Анину. — Через пару минут я поищу в кухне…

— Тихо! — рявкнул Донской, вскинув руку.

Он стоял на пороге комнаты, чьи окна выходили на улицу. Объяснений не понадобилось — все услышали, что к хутору едет машина.

Они суетливо переместились к окнам фасада.

Между деревьев мелькнул синий автомобиль. Шум перепалки позволил расслышать гул двигателя в последний момент.

— Вересов! — выдохнул Анин.

Он радостно хлопнул Сурту по плечу. Ольга вымученно улыбнулась.

Олег Сурта заметил:

— Он ведь не знает, что с нами произошло.

Радость Анина улетучилась:

— Да, — согласился он.

— Нужно предупредить его, — сказала Ольга.

Синяя «ауди», вынырнув из леса, резко сбавила скорость. Вересов остановил машину на некотором расстоянии от джипа и микроавтобуса, он не стал подъезжать к ним вплотную.

— Ребята, ну что же вы, — Ольга уцепилась за руку мужа. — Крикните ему.

Сурта покачал головой:

— Он не услышит. Если услышит, не поймет, что ему говорят. Если б не закрытые окна…

— Так откройте окно, — выпалила Ольга.

Донской, стоявший практически вплотную к окну, обернулся:

— Не выдумывай, — процедил он. — Что за дерьмо вам лезет в голову?

Вересов не спешил, рассматривая дома, но было ясно, с секунды на секунду он выйдет из машины и направится к дому, где стоят джип и микроавтобус, в руках он держал ружье.

— Ему надо сказать про тварь, — произнес Анин, делая шаг к окну.

Донской не посторонился.

— Если ты откроешь окно, тварь может ворваться в дом. Стекло — хоть какое-то препятствие, и вы сможете подстрелить ее.

Анин протиснулся к окну.

— Надо сказать Вересову, — прошипел он, морщась от боли в располосованной груди.

Донской отпрянул в сторону.

— Кретины! — прошипел он. — Хотя бы отойдите, пусть кто-то один откроет, а ты, — он посмотрел на Сурту. — Держи окно под прицелом.

Анин уже возился со шпингалетом окна, заедавшим, туго идущим вверх — похоже, окна фасада не открывали давно. Анину было тяжело: левую руку он прижимал к повреждению, в правой держал револьвер, и ему помогла Ольга.

Донской попятился от окна. Он думал о том, что богомол вполне может притаиться в палисаднике, и его не заметишь, пока не высунешься из окна. Следом за ним отстранился Грожин.

Вересов вышел из Машины, на секунду остановился и сделал шаг.

Анин наконец распахнул окно.

Вересов услышал скрежет и остановился, дуло его ружья оказалось направлено на фасад дома.

— Дима! — закричал Анин. — Не подходи сюда! Вернись в машину!

— Закрывайте окно! — рявкнул Донской.

Сурта оттащил жену от Анина. Тот закрыл окно, задернул занавеску.

— Да отойди ты, — Донской, не удержавшись, потянул Анина на себя.

Анин вырвал руку, пытаясь увидеть, что делает Вересов. Мужчина по-прежнему стоял перед автомобилем.

Глава 5

1

Он ожидал чего угодно, только не этого.

Увидев обе машины и «москвич» жителя Арсеньево, Дмитрий Вересов испытал облегчение: наконец-то он нашел их. Однако отсутствие людей, тишина, кажущееся запустение насторожили его.

Несмотря на спешку, он решил подстраховаться.

Одного из ребят, скорее всего девушку, кто-то убил. Более того. Вересов допускал мысль, что он знает не все, не все заметил. Их кто-то преследовал от самого Котлована, Вересов не задавался вопросом, кто это, хотя в глубине души осознавал, что вряд ли человек.

Незнание создавало множество опасений. Вересов заставил себя остановиться на некотором расстоянии. Все что угодно, Только не действовать сломя голову.

Он узнал голос Сергея Анина. Вспыхнувшая паника и удивление заставили его оцепенеть. Вересов слышал еще чей-то голос, требовавший закрыть окно.

Что Анин и сделал в конце концов.

Снова наступила тяжелая тишина, рождавшая ощущение, словно крик Анина — иллюзия.

Вересов ждал.

Нечто загнало молодых людей на хутор, в этот крайний дом. Нечто загнало их и теперь выжидало, притаившись.

Ничего не происходило.

Вересов вдруг почувствовал себя измученным. Жара пригибала его к земле своими сухими руками. Он поколебался и забрался в «ауди». Необходимо обдумать ситуацию.

Сергей Анин жив, живы и большинство из его компании. Однако они не рискуют выйти. И его не подпускают истеричными криками.

Кто же загнал их сюда?

Время шло. Вересову казалось, он ждет долго. Он понимал, что рано или поздно вынужден будет выйти из машины и направиться к дому, но что-то удерживало его в салоне. Он слышал в голосе Анина страх и… тревогу за него. Сергей ТРЕБОВАЛ, чтобы он не приближался к ним, более того, проси вернуться в машину.

Руки Вересова сжимали цевье ружья, они скользили, будто были вымазаны маслом.

Нет, он больше не может ждать! Именно неизвестность подтачивала его силы больше всего, а не жара, страх за собственную жизнь и жизнь молодых парней, за которыми он не уследил. Вересов заерзал на водительском сидении, настраиваясь на то, что сейчас двинется к дому. Он поудобнее перехватил ружье.

Открыл дверцу.

В заднее стекло «ауди» что-то ударилось.

Лишь ожидание чего-то подобного, чьей-то внезапной атаки позволило Вересову среагировать.

Мужчина обернулся, направив назад ружье.

На багажнике «ауди» оказалось какое-то существо, похожее на громадное насекомое. Заднее стекло, остановившее тварь, покрылось паутиной трещин. Треугольная голова насекомого тюкнула в ставшую непрозрачной преграду.

Вересов не поверил увиденному. Удивление стоило ему времени и это все решило.

Он спустил курок, когда насекомое взлетело вверх. Стекло вынесло полностью. Грохот выстрела заставил Вересова зажмуриться. Заднюю часть салона застлало пороховым дымом.

Вересов быстро перезарядил ружье.

Мелькнуло что-то сбоку.

Вересов еще держал под прицелом проем заднего окна.

Ветровое стекло затрещало, готовое вот-вот провалиться внутрь: тварь атаковала автомобиль спереди.

Вересов отпрянул между передних сидений, неловко направляя ружье в другую сторону. Какое-то время они смотрели друг другу в глаза.

Краткое мгновение. Насекомое и человек. Расстояние — чуть больше полуметра.

Дуло ружья почти уперлось в стекло.

Насекомое подпрыгнуло, Вересов спустил курок. Казалось, от грохота у него расколется голова. Руки сами собой зарядили ружье. Мужчина чувствовал на лице множество точечных порезов — вонзившиеся в кожу осколки стекла. Один из них пронзил правое веко. Когда Вересов открыл глаза, один уже заливала кровь.

Чувствуя запах собственной подпаленной кожи, Вересов суматошно искал громадное насекомое, не зная, что делать: податься на заднее сидение, остаться впереди или вообще покинуть машину и бежать к дому.

2

Анжела Маверик почувствовала тяжесть внизу живота, когда раздался первый выстрел, и едва не обмочилась.

Девушка по-прежнему вжималась в пол и слышала, как после предупредительного крика Анина Вересов вернулся в машину. Снова потянулись целые порции неизвестности, и Анжела ощутила, как ее тело выкручивает от нетерпения, страха и неудобного положения.

Ну что же он?

Она больше не могла. Остатки здравомыслия постепенно истончались, превращаясь в ничто. Если бы она могла хоть что-то сделать.

Маверик решила, что надо выглянуть в окошко, но не сделала этого. Она заставляла себя подняться с пола салона несколько минут, пока грохот выстрела буквально не подбросил ее.

Она увидела, как богомол завис над синим автомобилем, спикировал на ветровое стекло. И отскочил в сторону.

Второй выстрел.

Маверик осознала, что делает, лишь позже. В тот момент в голове была пустота. Время растянулось, текло медленно — медленно, как растаявшая смола по стволу дерева.

Богомол завис на машиной снова, распустив две пары крыльев.

Путь оказался свободен — тварь сосредоточилась на определенной жертве. Это не могла длиться даже минуту, но какие-то секунды были.

Маверик буквально прыгнула на дверцу. Откатила ее и вывалилась наружу. Ее как будто что-то вытолкнуло, некий сгусток обезумевших инстинктов, обостренных, обнажившихся до предела.

Девушка бросилась к калитке. Та была закрыта, и секунду Анжела боролась с ней. Теперь она пожалела, что покинула микроавтобус. Пожалела, но было поздно.

Наконец калитка распахнулась.

Маверик побежала к веранде. Все звуки исчезли, кроме одного — ей казалось, позади нечто рассекает воздух. Она едва не споткнулась. Веранда была открыта. Девушка вбежала туда и схватилась за ручку двери, ведущей внутрь дома.

3

— За другими окнами надо смотреть, — бормотал Андрей Донской.

Никто как будто не слышал его — они смотрели на синюю «ауди», где находился Вересов, и тыльная сторона дома осталась без присмотра.

Когда богомол атаковал, они застыли, как изваяния, не в силах среагировать на происходящее, пока Ольга Сурта не выкрикнула:

— Анжела!

Они видели, как Маверик вбежала во двор и секунду спустя уже была на веранде.

Никто по-прежнему не двигался.

В дверь заколотили с обратной стороны.

— Откройте! — в голосе послышалось отчаяние.

— Крючок! — выпалила Ольга и бросилась к двери.

Ей пришлось оттолкнуть Грожина, стоявшего у нее на пути. Никто, кроме Донского, не пошевелился.

Анин не отводил взгляда от «ауди».

Ольга Сурта впустила Анжелу. Та растянулась на полу.

— Ружье! — выкрикнул Донской. — Почему она не взяла ружье?

Он взглянул в окно — ружье, принадлежавшее хозяину дома, находилось на том же месте — в нескольких метрах от крыльца. Донской бросился к двери.

— Не выходи! — завизжала Ольга.

Донской грубо отстранил ее, рука приподняла крючок.

— Стойте! — выкрикнул Сурта. — Богомол исчез. Его не видно.

Донской заколебался.

— Черт, — процедил он. — Ты уверен?

Короткая пауза.

— Да, — отозвался Сурта. — Нет его.

Донской отпустил крючок, отступил от двери. Ольга помогла Анжеле подняться. Ее била сильная дрожь. Девушку усадили на диван в соседней комнате рядом с кухней.

Донской и Грожин снова подошли к окнам фасада.

— Что с ним? — спросил Грожин после непродолжительной паузы.

Вересов оглядывался по сторонам, прилаживая руку ко лбу, щекам, подбородку. Один глаз у него был закрыт.

Анин мрачно пояснил:

— Его ранило осколками стекла. Когда он стрелял.

— Боже, — прошептала Ольга Сурта, подошедшая к ним сзади. — У него все лицо в крови.

Анин смотрел, не отводя взгляда, и чувствовал, как ему хочется дать волю слезам. У него дрожали руки и подбородок.

Вересов, которого он уважал, некий образец последовательности, рассудительности и самообладания, сейчас напоминал загнанного зверя, не знающего, с какой стороны его попытается ужалить змея. Лицо его было в мелких порезах — словно за одну ночь высыпали родимые пятна. Они кровоточили. Расстояние мешало рассмотреть выражение лица мужчины, но и без этого от прикрытого взгляда веяло жутью.

Он не выдержит так долго, подумал Анин. Если даже насекомое не атакует, Вересову придется быть в постоянном напряжении. В конце концов у богомола вряд ли окажется меньше терпения.

— Ребята, — прошептала Ольга Сурта. — Как ему помочь?

Донской глянул на нее.

— Как помочь ЕМУ? — переспросил он, на губах появилась презрительная ухмылка. — А кто поможет НАМ?

Ольга ответила ему таким же взглядом.

— Меня от тебя начинает тошнить.

Донской изменился в лице и растерялся, не зная, что сказать.

Анин набрал в легкие воздуха и закричал:

— Дима, уезжай! Быстрее уезжай!

Грожин отпрянул, закрывая уши руками.

— Прекрати! — Донской оттянул Анина, и крик захлебнулся. — Ты только привлекаешь эту тварь. Лучше следи за окном.

У Анина заблестели от слез глаза.

— Пусть уезжает, — твердил он.

— Ты за окном следи, говорю, раз у тебя оружие, — заметил Донской.

Олег Сурта произнес:

— Если Вересов сможет уйти, о нас узнают и придет помощь.

— Богомол вряд ли от него отстанет, — сказала Ольга.

— Тогда кто-нибудь из нас успел бы сесть в джип и попытаться вырваться отсюда.

Донской поджал губы.

— Ты даже не знаешь, где эта гадина: преследует «ауди» или затаилась здесь.

Сурта ничего не сказал, отведя взгляд — у него не было аргументов на то, чтобы возразить Донскому.

К ним подошла Анжела Маверик. Донской почувствовал движение сзади, обернулся и секунду-другую рассматривал девушку. Та еще только-только приходила в прежнее состояние: грудная клетка вздымалась, глаза, широко раскрытые, неуверенно следили за лицами одногруппников.

Донской произнес, обращаясь к Сурте:

— Хватит торчать всей кучей в одном месте. Тебе бы лучше занять позицию, чтобы ты видел входную дверь и окно кухни. Заодно сможешь контролировать заднее окно.

Сурта молчал, изучая Донского. Его взгляд мог выражать невысказанные вслух вопросы: почему именно он должен находиться в задней части дома или почему Донской командует?

Артем заметил его взгляд и добавил:

— Что? У тебя ведь ружье. Если имеешь что-то против, отдай его мне.

Сурта повернулся и пересек соседнюю комнату, Ольга последовала за ним.

Донской обратился к Анину:

— Ты, Сергей, стой здесь. Твое — эти два окна. Только умоляю, не кричи больше. Вересов уже понял, что дела у нас плохи, все остальное зависит от него. Хорошо?

Донской похлопал Анина по плечу. Тот сбросил его руку, по прежнему следя за «ауди» и человеком, сидящим в ней. Донской какое-то время рассматривал его затылок, чувствуя глухую бесконечную ненависть. В конце концов он сдержался и обратился к Грожину:

— У хозяина было ружье. Значит, есть и патроны. Давай-ка поищем.

Грожин тупо смотрел на него, и Донской направился для начала в кухоньку. Анжела Маверик последовала за ним. За ней — Грожин.

4

— Нет тут ничего, — пробормотал Донской и выглянул из кухни.

Анжела Маверик продолжала возиться в захламленном углу возле печки. Грожин, мрачный, безмолвный, непонятный, как темная яма, разогнулся и посмотрел на Донского.

Олег Сурта, на время их поисков следивший за кухонным окном, посторонился, пропуская Донского. Тот встретился взглядом с Ольгой, обернулся к Грожину и Маверик.

— Если патроны есть, наверное, они в той нише. Хозяин там спал.

Маверик пробормотала:

— Сейчас, еще немного.

Донской смотрел в окно. Дом в соседнем дворе заставил вспомнить то, о чем он хотел спросить парней, прибежавших оттуда, спасшихся бегством, но оставивших одного из них.

Донской посмотрел на Грожина.

— Что произошло в соседнем доме?

Грожин смотрел на него, глаза казались бессмысленными.

— Как случилось, что Пиня погиб? — снова спросил Донской.

Грожин молчал, и Донской прошел к Анину. Из кухни вышла Маверик. Все прислушивались к их разговору.

— Объясни, — попросил Донской. — Как богомол пробрался в дом?

Какое-то время Анин молчал, и Донской, повысив голос, добавил:

— Эта тварь, как я понял, перед нападением сидит в засаде. Она еще ни разу не пыталась залезть сюда. Я уверен, она ждет. Как же получилось, что она ворвалась к ВАМ? — пауза. — Нам всем надо знать это, не только мне.

Анин посмотрел на него. В глазах — усталость и боль, и еще что-то, как будто он чувствует за собой какую-то вину.

— Витя и Саша обошли дом, выглядывая в окна. Я смотрел за дверью — она не закрывалась. Потом… Саша не выходил из спальни, Вия звал его, но тот не отвечал. Потом стекло разбилось. И… тварь схватила его.

Донской обернулся к Грожину.

— Ты видел, как это было?

Помедлив, Грожин кивнул.

— Где стоял Пиня? Возле окна?

— Да.

Донской скользнул взглядом по окнам.

— Послушайте, там занавески есть?

Анин покачал головой.

— Нет.

Донской щелкнул пальцами.

— Все ясно. Богомол сидел возле дома и ждал. Остолоп Пиня вплотную подошел к окну, и тварь заметила его.

Ольга Сурта тихо сказала:

— Не говори так про него. Его ведь больше нет.

Донской игнорировал это замечание. Он неожиданно схвати Анина и потянул на себя.

— Не подходи больше к окну ближе, чем на три метра, — он повернулся к остальным. — Слушайте все. Если нам повезет, и тварь не полезет сюда вслепую, есть шанс, что все останутся живы. При одном условии: никто, повторяю, никто не должен подходить к окнам слишком близко. Разве только те, у кого оружие, и то, если держать его перед собой.

Никто не произносил ни слова. Донской бегло осматривал их лица.

— И смотрите за окнами, — добавил он. — Особенно за кухонным. Там ведь нет занавески. Оно — самое опасное.

Грожин отошел к стене, заняв наиболее удаленную позицию от окна комнаты. Анжела Маверик помедлила и направилась к нише. В нескольких метрах от заднего окна девушка остановилась. Чтобы зайти в нишу, ей нужно было приблизиться к окну почти вплотную.

Она колебалась, как будто стояла на ярком свету, а за стеклом была бездна, нечто таившая в своем чреве. Слова Донского возымели эффект.

Ольга Сурта потянула за руку мужа, смотревшего на Донского и Анина, и указала на Маверик. Сурта кивнул и подошел к девушке. Очень медленно приблизился к окну, дуло коснулось прозрачной занавески.

Маверик подождала и полминуты спустя проскользнула в нишу.

Анин вдруг шагнул к окну.

— Зачем? — процедил он.

Донской ринулся к нему и увидел, Вересов вышел из машины.

— Зачем он это делает? — повторил в отчаянии Анин.

Остальные бросились к ним. Последней выбежала из ниши Маверик.

Мужчина держал ружье перед собой и вращал головой, чтобы видеть подступы со всех сторон. Кровь на лице начинала запекаться, но один глаз по-прежнему не открывался. Он отходил от «ауди» медленно, короткими, редкими шажками, словно шел по льду, недавно покрывшему речку.

— Он идет к нам, — сказала Ольга Сурта.

Вересов шел не прямо, он смещался влево от себя, по-видимому, старался оказаться ближе к середине открытого пространства, и его заслонил микроавтобус. Теперь они видели его сквозь салон «фольксвагена».

— Дима, уезжай! — закричал Анин.

— Осторожнее, — Донской попытался отстранить Анина от окна, но тот не поддался, уцепившись окровавленной рукой за стену.

Вересов резко повернулся.

— Нет! — вскрикнул Анин.

Из-за деревьев выпрыгнул богомол. Вересов не успел повернуться и направить ружье в тварь. Богомол поднял его. Раздался выстрел, но он не причинил насекомому вреда.

— Олег! — воскликнула Ольга Сурта. — Стреляй! Он убивает его, стреляй!

Богомол сжал шею и грудь мужчины, и тот задергался в конвульсиях. Не дождавшись смерти своей жертвы, тварь начала пожирать его.

— Не в стекло! — вскрикнул Донской и отдернул штору.

Ольга распахнула окно, и Сурта выстрелил.

Грожин повалился на пол, зажимая уши. Маверик отпрянула. Донской согнулся, словно ему нанесли удар под дых. Отдача едва не опрокинула Сурту, парень удержался, готовый выстрелить снова.

Видимость застлал пороховой дым. Когда он рассеялся, они увидели, что зарядом снесло стекла микроавтобуса. Богомола они не обнаружили, правда, кое-что слышали — пожирая жертву, он переместился чуть ближе, и теперь его скрывал корпус «фольксвагена».

Богомол был совсем рядом, но они не могли достать его выстрелом.

— Чертов бус! — прохрипел Сурта.

— Хватит! — гаркнул донской. — Закрывайте окно.

Прежде, чем он достиг оконного проема, Сурта снова спустил курок. Выстрелом раскурочило дверцу, «фольксваген» встряхнуло.

Донской дико закричал, отшатнувшись и хватаясь за плечо.

— Ты обжег меня, скотина!

Ольга оттолкнула мужа, захлопнула окно.

— Скотина! — вопил Донской, ткань футболки у него на плече почернела. — Ты чуть не убил меня!

Сурта ошалело переводил взгляд с Донского на микроавтобус, в дверце которого зияла дыра с рваными краями. Анин плакал.

Анжела Маверик, отступившая в соседнюю комнату, с опаской смотрела на своих одногруппников.

Наконец Донской осадил себя, перестав кричать, он изучал предплечье левой руки, где обгорели волосы.

Анин сквозь выступившие слезы уловил вынырнувшую из-под «фольксвагена» тень — богомол закончил пиршество и переместился из своего временного укрытия, исчезнув из виду.

— Он залетел во двор, — прошептала Ольга Сурта.

Молодые люди напряглись; теперь не так, как в случае атаки насекомого на Вересова — сейчас нечто подобное грозило каждому из них.

Донской, потирая руку, мрачно произнес:

— Разойдитесь по своим местам. Как договорились.

5

Сергей Анин сидел на полу у стены. Револьвер в руке он держал направленным на окна фасада. Он также контролировал окно, выходившее во двор. Анин видел крышу микроавтобуса и деревья позади него.

Донской сидел в проходе между комнатами. В соседней комнате находились остальные. Грожин у стены. Грожин у стены противоположной окну, выходившему во двор. Олег Сурта — на пороге кухни. Рядом с ним, так, чтобы видеть входную дверь, его жена.

Несколько минут назад к ней присоединилась Анжела Маверик. Девушка исследовала нишу передней комнаты вдоль и поперек, но патронов не нашла.

Возможно, они находились где-то в доме, ведь было у хозяина ружье, однако, это ничего не меняло — патронов они не нашли и не могли ими воспользоваться.

У Олега Сурты осталось четыре патрона.

Каждый из них следил за окнами. Все молчали.

Анин сидел, чувствуя комок в горле. Сколько мы высидим, вот так, здесь, спрашивал он себя. Сколько вообще может выдержать человек нечто подобное?

О них забеспокоятся нескоро.

Время только перевалило за полдень субботы. До вечера воскресенья, точнее до утра понедельника никто никаких действий предпринимать не станет. Но и тогда пройдет неизвестно сколько времени, прежде чем поиски Владимира Анина приведут от дачи к хутору Арсеньево.

Сергей готов был поклясться — уезжая с дачи, Дмитрий Вересов не оставил никакого сообщения относительно поездки к Котловану. Вряд ли. Вересов просто уехал, и все.

Теперь Вересов мертв.

Они же сидят посреди Арсеньевского леса и хотя с голода не умрут прежде, чем их все-таки обнаружат, впереди у них — кошмар.

Очень скоро усталость и напряжение возьмут свое. Кто-то начнет отключаться еще до темноты. Это не считая того, что их ждут две ночи. Конечно, их шесть человек, они могли бы дежурить по очереди, однако, было пару нюансов. Ни он, Анин, ни Сурта не отдадут оружие на время сна. Сергей не мог объяснить, что с ним, но оружие он не доверит никому из пяти остальных. Ни Грожину, ни тем более Донскому.

Он просто-напросто не получит револьвер обратно. Либо возникнут иные осложнения.

Всего один патрон, горько усмехнувшись про себя, подумал Сергей. Из-за одного патрона столько всего: отстраненность, надежда и дополнительный страх, боязнь что-то потерять. Один патрон, тем не менее он является некоей гарантией.

Даже девушки исключаются, подумал Анин. Анжела Маверик, та совсем поникла после вспышки активности, вызванной скорее всего бегством из микроавтобуса, где девушка поначалу не могла готовиться ни к чему иному, кроме смерти. Она спаслась, оказалось с теми, кто как будто вечность был недосягаем, никогда ранее она не стремилась к ним настолько сильно. Однако, сейчас она должна была понять, что сменила одну клетку на другую. Где, кроме нее, были другие, и, возможно, прутья в клетке были толще.

Кроме того, если Анин отдаст оружие Анжеле, у Донского, например, появится моральное право снова потребовать револьвер.

На этом фоне положение Олега Сурты предпочтительнее. С ним его жена, и значит он защищает не только себя. Сурта даже сможет задремать, надеясь на жену. В том, что ты женат, подумал Анин, и в критической ситуации есть свои плюсы.

Размышления Анина прервал чей-то шепот. Это как раз и были Сурта с женой, о чем-то шушукавшиеся.

Затем все смолкло. Сурта поднялся с пола. Анин, сидевший у самой стены, не видел их, ему была видна лишь небольшая часть соседней комнаты, в частности, примыкавшая к окну, но он догадался об этом по шороху одежды и по звучанию голоса.

После короткой паузы Сурта неуверенно сообщил:

— Моя Оля… Ей бы надо… по-маленькому. Да и мне не мешало бы, — пауза. — Черт, что же делать?

6

Молчание.

Сурта не решался задержать на ком-то взгляд, но боковое зрение убедило его, что в этом нет нужды: никто не смотрел на него. Ольга смотрела в окно, лицо ее покраснело.

Ее муж на минуту забыл про богомола, уничтожившего уже семь человек, ощущения изменились, хотя и не стали менее дискомфортными. Теперь он чувствовал панику иного рода.

Неужели придется идти в нишу? Или они выберут другое место? Если да, то какое? Кроме комнатенки, где хозяин расположил кухоньку, других мест нет.

В голове у Сурты все перепуталось, мысли мельтешили, как мелкие пушинки в пургу. Словно дом загорелся, и ему вот-вот нужно было на что-то решиться. Кроме смерти, обложившей их со всех сторон, появилась другая опасность.

Когда у них не останется выбора, они, конечно, воспользуются тем, что есть. Но как это будет выглядеть? Во-первых, в этой тишине они будут слышать. Во-вторых, рано или поздно появится запах. Если же вспомнить жару, постепенно проникающую и в дом с его относительной прохладой…

Артем Донской пошевелился, устранив для Сурты иллюзию, что тот зашел на выставку восковых фигур, и со своей обычной прямотой, грубоватой и бесцеремонной, заявил:

— В кухне на полу что-то есть. По-моему, это крышка погреба. Там можно не только отлить.

Сурта закашлялся, как будто чем-то поперхнулся.

Не поворачивая головы, Донской добавил:

— Я вполне серьезно. Будем ходить туда. Да и вонять не будет.

Сурта поднял крышку погреба. Заглянул туда. Несколько секунд рассматривал загустевшую темноту, затем тихо позвал Ольгу. Та встала с пола и, заметив тень ухмылки на губах Донского, покраснела еще сильнее.

Какое-то время она противилась, прежде чем все-таки спустилась в погреб. Сурта прикрыл крышку и следил за окном, но мысленно был внизу, вместе с женой.

Анжела Маверик смотрела в угол. Она тоже заметила ухмылку Донского. У нее горели уши. Ей казалось, это она пошла по естественной нужде, а не другая девушка. Она прислушалась к себе и поняла, что так же не прочь сходить в туалет.

Из-под пола послышался тихий голос. Сурта поднял крышку погреба и помог жене выбраться. Ольга остановилась на пороге кухоньки, будто не желая оказаться в поле зрения Донского. Олег настойчиво подтолкнул ее, и она заняла прежнее место.

Растягивая слова, донской заявил:

— После того, как каждый сходит туда по нескольку раз, мы перестанем обращать на это внимание.

Ну уж нет, подумала Ольга. Больше она туда не спустится, будет терпеть, пока их не найдут или пока она не лопнет.

В течение следующих сорока минут в погреб спускались еще трое: Сурта, Маверик и даже Грожин. Все молчали, никто ни с кем не встречался взглядом.

Олег Сурта, заметивший, что жена поникла, вдруг подумал, что их давит, казалось бы, совсем не то — не богомол, не страх смерти, просто что-то несущественное по сравнению с тем, что их ждет. Желая разрядить ситуацию, он искал тему, способную отвлечь их.

Парень прошел к окну, выходившему во двор, и тут заметил ружье, лежащее недалеко от крыльца веранды. Он заговори, обращаясь главным образом к Донскому:

— Мы дали маху. Когда тварь напала на Вересова, можно было взять ружье во дворе.

Донской не отреагировал. Как и остальные, только Грожин посмотрел на Сурту, внимательно изучая его. Сурта добавил:

— Если бы не чертов микроавтобус, мы могли подстрелить эту гадину.

Донской посмотрел на него:

— Как?

— Она… пожирает тело. Она закрыта, когда хватает… человека, но позже… если, конечно, выждать, вытерпеть такое, она более заметна из-за уменьшившегося тела, — пауза. — Вот я и говорю, не будь «фольксвагена» перед домом… — Он замолчал, чувствуя невероятное напряжение после того, как не смог произнести то, что видели глаза.

Донской медленно, словно размышляя вслух, произнес:

— Нам бы в любом случае ничего не светило. Мне кажется, богомол понимает, что его жертвы «плюются» чем-то опасным. Не все, только те, у кого что-то в руках. Может, когда он убил первых из нас, он еще не знал этого. Но сейчас — знает. Поэтому он и сместился за автобус, — Донской хрустнул суставами, распрямляя ноги. — Свой шанс мы уже упустили в самом начале. Если он, конечно, был.

Донской вдруг испытал приступ злобы. Ее родила картинка, мелькнувшая перед глазами: Сурта, твердо стоящий на месте, вместо того, чтобы бежать со всеми, и ожидающий, когда богомол, пожирающий очередную жертву, откроется настолько, что можно будет прострелить его мерзкую треугольную голову.

Ни черта с вами не сделаешь, подумал Донской. Вы только умеете говорить. Каждый из вас — кретин, туполобый кретин и ублюдок! Зачем он только отправился с ними к этой дыре — Котловану? Кроме того, Артем почему-то не думал, что богомол ничего не предпринял бы в отношении человека, чего-то ожидающего, а не бегущего прочь, пока не станет поздно. У них не было шансов, даже если бы у кого хватило духу смотреть, как гигантское насекомое пожирает его одногруппника.

Анжела Маверик тихо спросила:

— Так что же делать? Неужели никак нельзя избавиться от этого существа?

— Можно, — Донской улыбнулся одними губами. — Дождаться кого-нибудь. Рассказать про богомола и попросить сюда человека с автоматическим оружием.

Маверик изменилась в лице — ей показалось, Донской издевается над ней.

Тот, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Для этого надо, чтобы парни с оружием очень внимательно следили за окнами, а остальные не мешались у них под ногами.

Олег Сурта отошел от окна, ощущая сказать потребность сказать Донскому что-нибудь, что поставит его на место, остудит его норов, проявляющий себя, несмотря на бесстрастное лицо, все больше и больше.

— Ты хочешь сказать, — начал Сурта, заметив при этом, как тот час же сузились глаза Донского. — Ты единственный, кто держит себя, как…

— Тише! — выпалила Ольга Сурта, вскочив на ноги.

Парни посмотрели на нее несколько озадачено, но в следующее мгновение поняли, в чем дело.

За окном послышался звук рассекаемого воздуха. После затянувшейся тишины, глотавшей минуты нехотя, через силу, ничем не примечательный признак присутствия поблизости богомола, показался взрывом бомбы.

Все без исключения вскочили с пола. Как и Сергей Анин в соседней комнате, практически погрузившийся в дрему.

— Господи! — выдохнула Анжела Маверик.

Грожин вжался в стену, упираясь ногами в пол, как будто не оставлял попыток преодолеть препятствие, оказавшееся сзади.

— Богомол! — нервно произнес Донской, занимая позицию между двумя комнатами.

Олег Сурта отпрянул от окна, едва не толкнув жену. Маверик незаметно для себя оказалась в передней комнате.

— Смотри за окном кухни, прошипел Донской, обращаясь к Сурте. — Ты стоишь к нему спиной.

Сурта не слышал его.

— Богомол запросто облетит дом, — рявкнул Донской.

Сурта, наконец, не без помощи жены, повернулся к обоим окнам боком.

В наступившей после нескольких реплик тишине они расслышали тихий звук — кто-то скребся во входную дверь. Звук этот заглушил крик Анжелы Маверик.

Глава 6

1

— Он там! — визжала девушка.

Сурта и его жена несколько секунд бездействовали, оставаясь неподвижными. Маверик, в ужасе пятясь от двери, вернулась в проходную комнату, где, не считая Анина, находились все остальные. Сейчас никто из них не слышал шороха у входной двери из-за ее крика.

— Не ори! — рявкнул Донской на девушку.

Олег Сурта как будто опомнился и шагнул в переднюю. За ним — Ольга.

Анжела Маверик воскликнула:

— Он за дверью! Пробует открыть!

— Олег! — вскрикнула Ольга, хватая мужа за руку.

Было поздно. Сурта, недолго думая, вскинул ружье, направив дуло в правый нижний угол двери, и спустил курок.

Громыхнул выстрел. Стекла в доме протестующее задрожали. Ольга отшатнулась от мужа, зажав уши руками. Донской бросился к Сурте через комнату.

Кусок двери в нижней правой части был выбит. В зиявшем отверстии виднелся покореженный пол веранды и никаких признаков богомола, убитого или хотя бы раненого.

Передняя комната как бы погрузилась во что-то мутное: пороховой дым и пыль от изувеченного материала двери.

Олег Сурта снова направил ружье в дверь, и Донской рывком потянул его на себя.

— Хватит! — гаркнул он Сурте в ухо. — Его там нет!

Опасаясь, что тот все-таки выстрелит, Донской вытянул его в соседнюю комнату.

— Ты чуть дверь не вынес! Смотри за кухней!

Сурта вырвался, процедив:

— Руки убери!

Донской взорвался:

— Кретин, думай прежде, чем палить! Подождал бы хоть немного!

Сурта ответил:

— Не командуй! Сам то ты ЧТО, герой!?

— У ТЕБЯ ведь ружье!

Анжела Маверик вскрикнула:

— Ребята, прекратите!

Сурта отвернулся от Донского к кухне, ноздри раздувались, лоб покрылся бисеринками пота, щеки покраснели и дрожали, руки, сжимавшие ружье, колотились. Ольга, у которой выступили слезы, приобняла его, тем не менее не находя слов успокоения.

Донской, понимавший бессмысленность и даже опасность ругани, сжимал зубы, словно не пуская поток слов, желавших вырваться на волю. Он нагнулся и подхватил столовый нож, оставленный им на полу.

Перед ним стоял Сергей Анин, лицо бледное, в глазах — растерянность и отчаяние.

Донской отвернулся от него, как бы отрезая малейший повод для разговора. В голове мельтешили образы — его действия, какие бы он не предпринял, если бы он дал полную волю своим чувствам. Его сейчас бесил каждый из них. На каждом из них лежала какая-то часть вины за то, что он, Артем Донской, оказался здесь.

Нет, они определенно заслуживали того, что получили. Ни на кого нельзя положиться. Никто из не рискнет ради него. Кроме того, они все — тупые кретины. У Сурты был какой-то шанс, но он, едва не наложив в штаны, тут же выстрелил. Ему бы подождать хоть немного. Возможно, богомол совершил отвлекающую попытку, хотел выяснить их реакцию, и проникать в дом через входную дверь вовсе не собирался.

В этом случае Сурта тем более не должен был сорваться. В результате: потратил патрон, искорежил дверь, нагнал на всех панику.

Донской не мог найти себе места, ноги носили его на крохотном промежутке между окном и входом в соседнюю комнату, пока из этого своеобразного транса его не вырвал стон Грожина.

Тот расширенными глазами созерцал оконный проем.

2

Ольга Сурта Зажала себе рот ладонью. Как и у Грожина, глаза у нее расширились.

Артем Донской повернулся к окну.

Ничего особенного там не было. Парень видел часть двора и деревья позади забора.

Он посмотрел на Грожина.

— Что? Что ты там видел?

Тот лишь полуоткрыл рот; за него ответила Ольга:

— Что-то промелькнуло за окном. Только что.

— Богомол, — прохрипел Грожин.

Донской отпрянул к стене.

— Смотри там, — сказал он Анину.

Только он это произнес, как звук рассекаемого воздуха послышался за окнами фасада.

После чего ушел за дом.

Ольга Сурта ахнула, хлопнув мужа по плечу. Сурта повернулся к окну кухни.

Звук рассеченного воздуха послышался во дворе.

Грожин вскрикнул, вытянув руку в направлении окна. Сурта развернулся.

На этот раз Донской уловил боковым зрением тяжелую тень — тварь на доли секунды зависла у окна. Возможно, так лишь показалось.

— Он здесь! — крикнул Анин, направляя револьвер в одно из окон фасада.

Спустя секунду вскрикнула Анжела Маверик, тыча в окно кухни. Донскому, который его не мог видеть, послышался скрежет по стеклу. Сурта снова повернулся.

Донской оказался рядом. За окном был лишь соседний двор.

— Что он делает? — ярость и страх исказили Сурте лицо.

Богомол прошмыгнул за окном, выходившим во двор. Сурта, метавшийся будто в горячке, снова направил в него ружье. Дуло зацепило плечо Донскому, и тот отпрянул к соседней комнате.

— Только не стреляйте! — заявил Донской. — Не вздумайте!

— Что он делает? — повторил Сурта.

Анжела Маверик быстро сказала:

— Ищет, где пробраться в дом.

— Не стреляйте, — потребовал Донской. — Пока он не разобьет окно сам, не стреляйте!

Звук рассекаемого воздуха тем временем исчез. Чтобы снова появиться спустя четверть минуты. В очередной раз богомол облетел дом, задержавшись на секунду за окном кухни. Затем за окном, выходившим во двор.

За окном фасада. Снова за окном кухни.

Молодые люди метались в старом доме, как кролики в клетке, вокруг которой бродит лисица. Несколько минут подобной вакханалии опустошили каждого из них. Двое парней, у которых было оружие, не успевали повернуться туда, где время от времени тварь сбавляла скорость.

Наконец Олег Сурта остановился, опустив ружье. Через несколько секунд его жена вскрикнула, отшатнувшись от кухни в очередной раз. Сурта вскинул ружье.

Донской, видевший его обезумевшие глаза, прыгнул и ударом руки направил ружье в пол.

— Хватит! — крикнул он. — Пока сами себе не повышибали мозги! Хватит мотаться! Мы должны сесть и не дергаться. Иначе свихнемся.

Сурта, вымотавшийся донельзя, понуро смотрел на него, опустив плечи. Никто не произносил ни слова. Их словно вырвали из жуткой бесконечной круговерти.

— Давайте сядем, — уже спокойней предложил Донской. — Все вместе.

3

В последующие два часа ничего не изменилось.

Они сидели каждый на своем месте. Время от времени богомол кружил вокруг дома. Поначалу они вздрагивали, дергались, готовые снова вскочить и метаться из стороны в сторону. Однако в дальнейшем в каком-то смысле привыкли, если в подобных обстоятельствах возможно привыкнуть к чему-то, несущему смерть.

— Скорее всего, — сказал Донской, — он пытается нащупать нас. Богомол обычно сидит в засаде и ждет появления жертвы. Этот сначала так и действовал. Теперь поведение его изменяется. Гадина учится. Он понял, что мы не собираемся выходить, и решил выгнать нас сам.

После непродолжительной паузы Донской добавил:

— Он не рискнет залезть сюда, не видя кого-то из нас конкретно. Главное — не подходить к окнам.

Где-то во дворе после недолгого затишья в очередной раз невидимое ими насекомое рассекло воздух, вызвав общую дрожь.

Затем опять тишина.

Анжела Маверик тихо спросила:

— Откуда вообще взялась такая крупная особь?

Она смотрела на Донского и тот пожал плечами.

— Не знаю.

Артем не хотел заводить подобный разговор. Во-первых, это отвлекало от наблюдения за окнами, во-вторых, ничего не меняло — факт остается фактом: им угрожает гигантский богомол.

В очередной раз Донской не смог сдержать ненужные размышления, катализатором для которых стал вопрос Маверик. Он вспомнил рассказ Анина, услышанный им на поляне, еще прежде, чем он увидел Котлован. Вряд ли столько слухов появилось на пустом месте. Если допустить, что возле Котлована действительно случаются странности со временем, из этого следует, что богомол как-то с ними связан. Как — другой вопрос, но иного объяснения не было, ведь появилось насекомое именно у Котлована.

Впрочем, у Артема все равно не укладывалось в голове, как соотнести искажение времени и размеры богомола.

Его размышления прервала Ольга Сурта.

— Скоро вечер, — заметила она. — Сейчас темнеет уже после девяти.

Анжела Маверик подхватила:

— Да. Осталось часов пять — и стемнеет, — она обвела их взглядом. — Послушайте, когда придет ночь, мы так и будем здесь сидеть?

Донской попытался улыбнуться:

— Хочешь, можешь выйти, пока не стемнело.

Маверик даже не среагировала на эту жестокую шутку, так она устала. Девушка лишь переиначила вопрос:

— Мы ведь не сможем видеть его в темноте?

Ей никто не ответил, и она повторила:

— Что же нам делать?

Донской зло процедил:

— Сидеть и ждать. И надеяться что богомол тоже плохо видит ночью.

Они замолчали. Донской снова почувствовал раздражающие волны внутри, которые, казалось, оставили его надолго.

Через полчаса Ольга Сурта спросила:

— Что нам делать ночью? Мы ведь не сможем не спать все сразу.

Донской, который почти успокоился, буркнул:

— До ночи еще далеко, там и поговорим.

Ольга Сурта посмотрела на него с нескрываемой ненавистью:

— Да, далеко. Но меня уже давно клонит ко сну.

Грожин, почти все время молчавший в последнее время, прошептал:

— Не знаю, как кто, а я и ночью заснуть не смогу.

Олег Сурта посмотрел на жену.

— Попробуй поспать, — предложил он.

— Сейчас? — удивилась Ольга. — Но где?

— Положи голову мне на плечо и просто закрой глаза. Может и получится подремать. Хотя бы немного.

Ольга посмотрела на мужа и уже собиралась пристроиться рядом.

Однако ей не суждено было попытаться задремать в ближайшее время. Лицо у нее побелело и она вскрикнула.

Остальные отчетливо услышали легкий стук в кухонное окно — в эту секунду богомол не просто завис у стекла, своими «тисками» он словно исследовал невидимую преграду на ощупь.

Олег Сурта неловко вскочил, направляя ружье в кухню. На этот раз ни Донской, ни кто-либо другой не успели его остановить.

Сурта спусти курок.

4

Выстрелом вместе со стеклом вынесло оконную раму.

Ольга Сурта кричала: она видела, как богомол отлетел прежде, чем осколки стекла выплюнуло в забор, огораживающий соседний двор. Богомол ушел, исчез из поля зрения, и теперь на пути в дом для него преграды не было. Что-то выталкивало Ольгу из дома и, возможно, она бы выбежала, настолько не контролировала в эти секунды собственные действия, если бы не муж, в которого она вцепилась.

Молодая женщина тянула его, он же рвался вперед, и в этой в общем-то равной борьбе они оставались на одном месте. Ружье в руках Сурты ходило ходуном: кроме Ольги, трясшей и тянувшей его назад, он сам не мог неподвижно стоять и ждать, когда богомол рискнет ворваться в дом.

Грожин, отпрянувший от кухонного проема, выскочил в переднюю комнату, оттолкнув Анжелу Маверик. Донской оказался рядом с Суртой, понимая, что тот вот-вот выстрелит снова, даже если богомол не появится.

— Постой, постой, — потребовал Донской. — Все нормально. Не спускай курок. Его нет, нет. Просто держи под прицелом.

Ольга Сурта перестала кричать. Грожин, бывший уже у входной двери, замер.

В наступившей тишине они услышали, как богомол полетел через двор в направлении фасада. Сурта полуобернулся, и его жена вскрикнула:

— Он сейчас будет здесь, — она тыкала в окно кухни, голос переполнял животный страх. — Здесь, в этом окне.

Сурта снова направил ружье в оконный проем кухни.

Донской повысил голос:

— Не орите! Сергей, — он обратился к Анину, — смотри за окнами с этой стороны. Ты, — он хлопнул Сурту по плечу, указав на кухню, — держи это под прицелом. Мы закроем вход на кухню. Нужен шкаф.

Донской прошмыгнул в соседнюю комнату, где стоял старый громоздкой шкаф с толстыми приземистыми ножками.

— Помоги мне! — крикнул он, обхватывая одну сторону руками. — Грожин!

Грожин не ответил.

— Грожин, мать твою! — заревел Донской, сдвигая шкаф в одиночку.

Грожин, наконец, бросился к нему.

— И вы помогите! — крикнул Донской девушкам.

Вчетвером они обхватили шкаф и потянули в другую комнату, где побледневший, мокрый от пота Сурта держал в трясущихся руках ружье. Ножки скребли по полу, и они тянули шкаф гораздо медленнее, чем им бы хотелось.

Между комнатами шкаф застрял, четверть минуты толкали его вперед, пока Донской не додумался выровнять его, и тогда шкаф прошел. В проем кухоньки он пролазил с трудом, что их вполне устраивало. Грожин и Донской приложили последнее усилие, Донской немного сдвинул шкаф в сторону, и тот намертво застрял, закупорив выход из кухни.

— Все, — выдохнул Донской.

Его шатало. Как и девушки с Грожиным, он тяжело дышал, был мокрым, словно попал под дождь, лицо побагровело.

Грожин повалился на пол.

Во дворе снова послышался шелест пролетевшего богомола. Девушки отпрянули к дальней стене. Сурта теперь держал под прицелом окно во двор.

— Смотри за входной дверью, прошептала Ольга. — Вдруг эта гадина выбьет ее?

Донской смотрел на шкаф, убеждаясь, что этой стороны им ничего не грозит. Его взгляд заметила Маверик и дрогнувшим голосом сказала:

— Послушайте, ведь там же вода осталась. Мы ее забыли.

Вообще-то ведро, наполненное водой, как помнил Донской, стояло на веранде, но туда они не могли выйти. На кухне был чайник и двухлитровая пластиковая бутылка, которую они наполовину опустошили. Воды немного, но возможно в дальнейшем они подумают иначе.

— Вот, черт! — Сурта хлопнул себя по лбу, не спуская взгляда с окна во двор.

Донской прикрыл глаза. Все одно нам ничего не светит, подумал он, пока кто-нибудь из людей, участвующих в поисках, устроенных Владимиром Аниным, не заявится в это чертово Арсеньево. Впереди — одни лишения и непрерывный стресс. Незначительная разница: мучиться сильно или очень сильно.

— Как мы не подумали, — прошептала Ольга Сурта.

За окном, выходившим к сараю, на мгновение завис богомол, и Сурта охнула.

Богомол уже исчез. Вновь наступившая тишина, нарушаемая их дыханием, разгоряченным после борьбы с громоздким шкафом.

Донской, решив успокоить их, произнес:

— В крайнем случае, если кто-то начнет подыхать без воды, выйдем на веранду. Я видел, там есть целое ведро. Припрет — это вполне возможно сделать.

Сурта посмотрел на него, но ничего не сказал. Маверик кивнула, заметно расслабившись. Грожин все еще лежал на полу, поза его рождала впечатление, что он — мертвец. Впрочем, это никого не раздражало. Сегодня они несколько раз видели, как умирает человек, и различные иллюзорные признаки кажущейся смерти ни на кого не действовали.

Спустя несколько секунд Грожин вскочил: в комнату залетел богомол.

5

Они не могли ошибиться, крылья насекомого рассекали воздух по ту сторону шкафа. После чего все стихло. Однако никто из них не сомневался, тварь опустилась на пол и выжидает.

Анжела Маверик приложила ко рту ладони и отступила в переднюю комнату. Туда же попятился Грожин. Несмотря на ружье в руках, на шаг-другой отступил Сурта; теперь он стоял гораздо ближе к окну во двор. Анин отвернулся от окон фасада, боязливо поглядывая на кухонный проем, закупоренный шкафом.

Никто не решался произнести ни слова. Некоторые опасались дышать в полную грудь, как будто это имело какое-то значение: тварь все равно знала, что они здесь.

Так продолжалось почти десять минут.

Они молчали, не двигались и пожирали взглядом шкаф, как будто молясь про себя, чтобы он стал надежной преградой.

Шорох за шкафом.

Ольга Сурта вздрогнула. Донской непроизвольно отступил на шаг.

По стенке шкафа что-то заскребло, словно пробуя ее крепость.

— Олег! — вырвалось у Ольги.

Сурта отступил к самому окну.

Скрежет по ту сторону шкафа усилился. Донскому показалось, шкаф дрогнул.

Так и есть. Шкаф задрожал. Богомол, бесспорно, обладавший более чувствительной силой, нежели человек, мог без проблем сдвинуть шкаф с мертвой точки.

Пока он не делал этого, явно изучая преграду.

— Олег, — всхлипнув, повторила Ольга.

Сурта, поколебавшись, шагнул к шкафу.

Грожин в соседней комнате попятился к входной двери.

Шкаф заскрипел, ножки сместились на два-три сантиметра. Анжела Маверик вскрикнула.

Из соседней комнаты к ним присоединился Сергей Анин. Его била крупная дрожь.

По ту сторону шкафа все резко стихло.

Ольга Сурта шумно выдохнула. Они напрягали слух, ожидая, что с секунды на секунду тварь, догадавшись, что с этой стороны у нее ничего не получится, покинет кухню.

Они были УВЕРЕНЫ, что так будет.

Шкаф внезапно сместился в их сторону сантиметров на двадцать. Олег Сурта и Маверик вскрикнули, Ольга застонала, уцепившись за мужа. Сурта попытался высвободиться из ее рук, вскидывая ружье.

Шкаф застрял в дверном проеме, но дрожал под нажимом насекомого.

Артем Донской схватил дуло ружья, пригибая его к полу.

— Нет, не стреляй, — сказал он. — Ты не попадешь в него, только развалишь шкаф ко всем чертям.

Сурта попытался снова поднять ружье, нацелить его на шкаф. Тот сместился еще на пару сантиметров. Маверик закричала. Донской отпустил ружье и обеими руками уперся в шкаф, навалившись на него всем весом.

Шкаф сместился вглубь кухни сантиметров на пятнадцать.

В следующую секунду это усилие было перечеркнуто: богомол сместил шкаф в их сторону. Донского едва не опрокинуло назад.

— Отойди! — крикнул Сурта. — Я прострелю его!

На помощь Донскому бросился Анин, вместе они снова выпихнули шкаф из комнаты, но до определенного момента — дальше тот не шел, сдерживаемый богомолом.

— Отойдите! — кричал Сурта. — В сторону!

В передней вдруг вскрикнула Анжела Маверик, но этот крик не имел отношения к происходящему в соседней комнате: входную дверь распахнул Грожин.

Какое-то мгновение он смотрел Анжеле в глаза, все еще колеблясь, но крик девушки словно подтолкнул его.

К ним обернулись Олег и Ольга Сурта, даже Донской, у которого от напряжения на шее вздулась вена. Они испытали шок, заметив через окно, как Грожин выбежал из дома.

6

Уже несколько часов в голове у него зрело нечто подобное. Расплывчатые, неяркие, медленно проплывающие мимо картинки он ощупывал внутренним взором, осторожно, не торопясь, при этом в теле бушевала настоящая лихорадка.

Тем не менее Виктор Грожин сидел на одном месте. В глубине души он понимал, что не выйдет из дома, несмотря на страх и нервное, тупое стремление спастись отсюда бегством.

В какой-то момент он вспомнил о ружье, оставшемся от хозяина и лежащем сейчас в каких-то метрах от крыльца веранды, но это ничего не меняло: чтобы завладеть им, необходимо выйти их дома, что было чревато громадным, главное, неоправданным риском.

Смутное стремление будоражило его сознание, и когда в доме началась вакханалия, зерно безумия упало в благодатную почву.

Решающим моментом, пожалуй, явилось проникновение богомола в дом. Теперь перед Грожиным, интуитивно стремившимся вырваться из дома, выбора не было. Распахнув дверь, он испытал последние сомнения, тормозившие его, словно ветви густого кустарника, через который он рискнул бежать.

Крик Анжелы Маверик оказался подобен звонкой пощечине: Грожин выскочил во двор.

Он двигался словно в толще воды. Ноги, особенно на уровне бедер, будто рассекали что-то густое и вязкое. Они плохо подчинялись его неистовому стремлению, верхняя часть тела оставалась более живой. Лишь благодаря этому своеобразному онемению ног, он успел заметить ружье.

Грожин, едва удерживая равновесие, подхватил его, практически возвратившись на шаг назад, и выскочил со двора. Микроавтобус был ближе, но Грожин, не знавший, что в любом случае не завел бы его, бросился к джипу. В его обезумевшем от страха и спешки мозге «чероки» выглядел более привлекательным.

Грожин вскочил в салон, оглянулся.

Во дворе появился богомол, вылетевший со стороны огорода.

Грожин, уже высунувший ружье в проем ветрового стекла, нажал на спуск, но еще прежде богомол резко ушел к земле, и его скрыли ворота.

Выстрела не прозвучало.

Грожин, чья паника при появлении гигантского насекомого взметнулась до небес, не сразу осознал этот факт. Прошло, по меньшей мере, секунд пять-семь, прежде чем мозг отметил то, что уловил слух: сухой щелчок.

Богомол выпал из поля зрения; как предположил Грожин, тварь находилась во дворе, скрытая от его глаз деревянными воротами.

В каком-то смысле в последующую минуту Грожин забыл о богомоле. Неверящим взглядом он смотрел на ружье, ставшее, судя по всему, бесполезным. Вещь, из-за которой он и решился покинуть дом.

Или это была всего лишь осечка?

Грожин сжимал ружье в руках, страшась того, что вот-вот ему придется проверить это утверждение и убедиться в обратном.

Неужели ружье было не заряжено?

Перед глазами промелькнул образ угловатого, слегка неряшливого мужчины, хозяина дома, выскочившего навстречу странной, невесть откуда взявшейся компании молодых людей, пытавшихся найти у него защиту. Мужчина держал ружье, вид которого их и остановил. Неужели он схватил ружье, зная, что оно не заряжено, и тем не менее держал себя так, словно в любой момент собирался им воспользоваться?

Кое-как, неуклюжими, нервными движениями Грожин проверил патронник.

Ружье оказалось не заряжено.

— Ублюдок, — процедил Грожин. — Дебил! Тебе нужно было продырявить башку!

Он уже не помнил, что хозяин дома давно мертв. Он знал лишь одно: тот вышел с незаряженным ружьем, которое долгие часы лежало на земле, пока в конце концов не выманило его из дома.

Теперь он находился в джипе, безоружный, не имеющий возможности вернуться в дом, и у него не было шансов.

Грожин снова нажал на спуск, направив ружье в ворота, он сжимал зубы, чувствуя, что не сможет ничего делать, если исторгнет вопль.

Тот же сухой щелчок.

Не выпустив из рук бесполезного ружья, он завел джип. У него осталась одна возможность спасти жизнь — набрать скорость, вырвавшись из Арсеньева.

Двигатель взревел. Грожин вдавил акселератор. Джип подпрыгнул, как нещадно пришпоренная лошадь…

И заглох.

Парень снова крутанул ключ в замке зажигания. На этот раз машина рванула вперед, тут же разворачиваясь.

Грожин объехал «москвич», зацепив его багажник, и направил джип вдоль забора, огораживающего участок первого дома. Почти минуту, с тех пор как богомол нырнул к земле, Грожин не видел его, и это придало сил.

Он еще не оставил позади огород, когда тварь выпорхнула из-за деревьев откуда-то справа. Грожин, упрямо державший одной рукой ружье, нажал на спуск.

Богомол взлетел вверх.

Джип сбавил скорость. Грожин снова нажал на спуск.

Очередной щелчок.

Богомол завис в одной точке чуть впереди.

Грожин заорал, неистово давя на курок.

Богомол не пытался уйти в сторону. Когда машина почти поравнялась с ним, насекомое спикировало на человека в салоне.

7

Темнело. Сумерки сопротивлялись тьме, выползавшей из чащи, долго и упорно, но силы были неравными.

Свет мерк.

Сергей Анин сидел на полу, прислонившись спиной к дверному косяку. Время от времени он приподнимал отяжелевшие веки, чтобы в очередной, бесчисленный раз окинуть взглядом окна фасада и по окну в обеих комнатах, выходивших во двор.

Больше часа стояла тишина. Она убаюкивала. Ночь еще не пришла, однако, потребность во сне давно кружила рядом, как ирреальный, невидимый вихрь.

Несколько часов назад богомол интенсивно перемещался по периметру дома, изредка зависая у окон, это занимало настолько короткое мгновение, что ни у кого не возникало мысли, пытаться подстрелить его. Дважды насекомое проникало в кухню, но попыток преодолеть препятствие в виде шкафа, закупорившего проход, не предпринимало.

Его появления за окнами происходили все реже и реже, пока в конце концов не прекратились вовсе.

Довольно долго богомол не подавал признаков своего присутствия после того, как они слышали последний крик Виктора Грожина, наверняка, предсмертный. Тварь, получившая новую жертву, бесспорно, где-то затаилась.

Когда полеты вокруг дома возобновились, они реагировали на них относительно спокойно, оставаясь в сидячем положении. Вскакивали только, когда богомол залетал в кухню.

Анин понимал, он не сможет бороться со сном сколько потребуется. Ольга Сурта дремала, положив голову на плечо мужу. Тот время от времени проваливался в дрему, правда, на считанные секунды. После чего вскидывал голову, заново рассматривая сидящих рядом.

Анин пытался ни о чем не думать, но перед внутренним взором бесконечно прокручивалось последнее событие — бегство Грожина.

В какой-то момент Анин вспомнил, что Грожин — его друг. Они дружили с раннеподросткового возраста. В некотором роде это удивило его. Казалось, они много дней находились здесь, даже бегство от Котлована стало чем-то далеким, едва ли ни прошломесячным, и все это время Грожин держался в тени, молчал и не было ни единой попытки завязать разговор с ним, с Сергеем, хотя в данной ситуации это стало бы чем-то вполне естественным: они же друзья.

Грожин, отдаляясь от него, в считанные часы превратился в темную лошадку — чужого человека, с которым они, если и дружили, то не иначе, как в прошлой жизни. Когда они увидели его в окно, подхватившего ружье и бегущего к калитке, Ольга Сурта воскликнула:

— Что он делает?

Грожин пытался спастись в одиночку. До других ему не было дела. Будь даже ружье во дворе единственным оружием, он бросил бы остальных без колебаний. Конечно, каждый из оставшихся думал в первую очередь о самом себе, однако, Грожин в своем индивидуализме превзошел всех: он не сказал никому ни слова.

Когда он скрылся из виду, они полагались только на слух. Несколько секунд Анин, прильнув к окну на свой страх и риск, видел Грожина, когда тот разворачивал джип.

После чего они лишь слушали.

Крик Грожина не мог быть двусмысленным: его остановил богомол. Они стояли и ждали, выглядывая в боковые окна, хотя происходящее все равно оставалось скрыто от их глаз.

Джип остановился — это они поняли по гулу двигателя. Грожин больше не кричал. Это могло означать, что он мертв либо пытается выяснить, где после первого появления затаился богомол. Во второе верилось с трудом.

Джип, остановившийся за огородом, продолжал тихо урчать.

Спустя несколько долгих минут, за которые ничего не изменилось, они не могли не признать: будь Грожин жив, после столь продолжительной паузы он бы пытался двинуть джип дальше.

— Почему он даже не воспользовался ружьем? — спросила Ольга Сурта, обращаясь ко всем и ни к кому в отдельности.

Ей никто не ответил.

Донской, простояв, как и другие, еще с минуту, не упоминая ни словом Грожина, сказал, что им лучше отойти от боковых окон и занять прежние места.

Джип продолжал равнодушно, монотонно урчать часа полтора, пока не закончился бензин, и не заглох двигатель.

Сурта в очередной раз встрепенулся, вскинув плавно опускавшуюся голову, и разбудил жену.

Анин заметил, как после секундного недоумения Ольгу охватил страх, потерявший свою яркость всего через минуту: она боялась, однако, весь этот день она испытывала одно и то же, и в какой-то степени организм стал вырабатывать своеобразный иммунитет.

Анин перевел взгляд на Донского. Тот по-прежнему смотрел в окно и, казалось, не испытывал потребности во сне. Вот кто не был темной лошадкой, и кому Сергей сейчас доверял меньше, чем Грожину. Как предполагал Анин, Олег и Ольга Сурта не позарятся на его револьвер, вряд ли это сделает Анжела Маверик, а вот Донской, если ситуация еще больше ухудшится, вполне может воспользоваться тем, что Анин заснет.

Сергей словно бы осязал исходившую от Донского ущербность, связанную с отсутствием у него оружия. Даже без этого Донской чаще командовал ими, чем кто-либо другой. Как же будет чувствовать себя он, Сергей Анин, если в руках у него не окажется револьвера?

Впрочем, после поступка Грожина вряд ли кто-нибудь захочет снова покинуть дом. Джип далековато, микроавтобус заведешь лишь после продолжительной возни.

Они останутся в этом доме все, что бы ни случилось между ними. С одной стороны это обнадеживает — заставляет держаться друг друга, с другой стороны… как сказал бы его отец, Владимир Анин, «им некуда идти и есть, что делить».

Ольга Сурта, окончательно вернувшаяся к реальности, спросила:

— Что нам делать, если тварь ночью полезет в окно?

Они молчали, и она повысила голос:

— Ну что же вы? Скажите хоть что-нибудь!

Олег приобнял ее.

— Успокойся, Оля.

— Сергей? — продолжала она. — Артем?

Донской посмотрел на нее:

— Когда полезет, тогда и решим, что делать, — недовольно пробормотал он. — Хотя, если будем сидеть тихо и не бегать по дому, богомол не полезет.

На этом разговор оборвался, и они снова погрузились в продолжительное молчание.

Так и пришла ночь.

Глава 7

1

Около четырех часов утра Сергей Анин окончательно избавился от сновидений, штурмовавших его на протяжении всей ночи.

До полуночи он кое-как справлялся с собой. Уже в половине одиннадцатого не было видно ни зги. Арсеньево, где не было электричества, находилось посреди густого леса, и отблески света с ближайших трасс не проникали к хутору. Можно было подумать, они спустились в погреб.

Как догадался Анин, никто из них не спал. Первые часы после опустившейся завесы тьмы были самыми напряженными. Именно в этом промежутке времени многое должно было выясниться.

Воспользуется ли богомол темнотой, чтобы проникнуть в дом?

Вряд ли тварь стала бы тянуть слишком долго, если темнота являлась ее союзником. Поэтому они ждали, и это, конечно же, отогнало сон. В эти минуты Анин не чувствовал сонливости и мог бы поклясться, что выдержит без сна всю ночь.

Реальность оказалась куда сложнее.

Что бы ни грозило человеку, у него остается физиологическая потребность. Если бы они метались по дому, если бы богомол время от времени касался своими шипами окон, они бы не спали. Падали с ног, не в силах были бы разговаривать, но не спали.

Однако, они сидели без малейшего движения в полной темноте.

Проем окна угадывался лишь как пятно менее плотной тьмы. Свыкнувшись с темнотой, Анину казалось, он различает сидящих в комнате, тем не менее это было не совсем так. Он просто помнил ГДЕ они сидят, слышал их дыхание.

Неподвижность, тишина и темнота — с ними бороться оказалось тяжелее, чем с нервным ожиданием богомола. Анин боролся до конца. Где-то в глубине души и полуночи он уже замечал за собой предательские мысли, что ничего не случится, пока не рассветет и лучше хоть немного вздремнуть. Кроме того, по чистоте дыхания он определил, что заснула одна из девушек.

Анин все чаще проваливался в болотную жижу сна и, по-видимому, последней каплей явилось осознание того, что заснул, наконец, Донской. Тот находился ближе других, дыхание стало медленным и ровным. Дыхание спящего человека.

Тем не менее Анин периодически выплывал на поверхность, темная комната с невидимыми, но сидящими рядом людьми смешивалась с картинками сна, такими же черными и неясными. Эти переходы стали бесконечными благодаря естественной неуверенности, что богомол не предпримет хотя бы ничтожную попытку проникнуть в дом — подсознание не желало мириться ни с какими потребностями.

В какой-то момент Анин заметил, черного цвета все меньше. Вернее, чернота потускнела, стала ближе к грязно-серому. Теперь на фоне окна можно было различить человека. Анин понял это, когда увидел кого-то. Почти сразу же Анин догадался, это — Донской. Анин знал, что видит его во сне, ведь на самом деле тот сидел рядом, и его дыхание было по-прежнему глубоким и размеренным.

Знал… пока Донской не пошевелился, и это разрушило иллюзию сна.

Кто-то действительно дышал, как спящий, но им оказался Олег Сурта. Тьма в комнате поослабла не только во сне, но и в реальности. По-видимому, ночь дряхлела, не в силах отогнать крепнущий рассвет.

Сергей Анин, осознавший, что видит Донского наяву, почти минуту сидел, еще придавленный остатками сна. После пережитого днем, после практически полного отсутствия отдыха, реакция не может быть не замедленной.

Вяло вращались мысли, как будто облепленные каким-то тестом или глиной. Почему он не спит? Чего понадобилось у окна? Что он делает в ближайшие минуты?

Анин вскочил с пола. С трудом удержал равновесие — его шатало. Рука, держащая револьвер, казалась деревянной, чужой.

Донской обернулся.

— Ты чего? — нервный быстрый шепот.

По-видимому, он решил, что Анин что-то услышал, например, если богомол завис у одного из окон фасада.

Анин молчал, стояла тишина, и Донской сквозь зубы медленно выдохнул.

— Не так резко, приятель, — и чуть мягче с долей сарказма добавил: — Приснилось что?

Анин, заторможенный по-прежнему, тем не менее кивнул головой.

— Да, хриплый, будто простуженный голос.

Проснулся Олег Сурта. Его, сидящего там, где остатки темноты были еще непроницаемыми, они не видели, но поняли это по прервавшемуся монотонному дыханию. Сурта пошевелился, похоже, разминая затекшие ноги и спину, и вслед за ним выплыла из нервной дремы его жена.

Оба молчали. Анин почувствовал, что они тоже рассматривают стоявшего у окна Донского. Анин чувствовал их новый виток страха, приглушенного было сном.

Донской не спеша вернулся на прежнее место, принимая сидячее положение. Прежде, чем рассвело достаточно, чтобы видеть лица, Анину показалось, что Донской ненадолго заснул. Но сам Анин больше не спал.

2

Утро началось с неприятного инцидента.

Анин сидел и наблюдал, как размазанные предметы принимают очертания. В некоторой степени в эти минуты богомол, если и существовал, то стал чем-то незначительным и далеким. Подспудно Анин уже понял: пока не придет полноценный день, насекомое будет ждать. Парень смотрел в окно, на деревья в лесу, на забор, казавшийся нарочно устроенной кем-то преградой на пути к свободе.

Свет крепчал. До восхода солнца оставалось совсем немного.

Анин чувствовал голод. Вчера вечером он был не так силен, но сейчас, после бессонной ночи, заявил о себе в полный голос. Впрочем, голод становился несущественным, стоило призадуматься о том, что им несет новый день. Чем светлее за окном, тем более четкой становилась у Анина мысль. Как парень не стремился убедить себя, что отец забьет тревогу уже сегодня, он вынужден был признать — им предстоит провести в этом доме минимум еще одну ночь. Если, конечно, они выживут после очередных попыток богомола добраться до них.

От этой мысли мутило больше, чем от голода.

Впереди — долгий-долгий день постоянного напряжения, без еды, без воды, без возможности хоть как-то отвлечься, без всякой надежды, что именно сегодня к ним придут на помощь, после чего наступит ночь, вторая по счету и более жестокая, ведь они будут измождены гораздо сильнее, чем сейчас.

Их ждал сущий кошмар.

В какой-то момент Сергей Анин испытал непреодолимое желание дать волю слезам. Глаза набухли, пришлось приложить усилие, чтобы не разреветься.

Все еще впереди, стучала издевательская мысль. Очень скоро ты перестанешь сдерживаться, некие абстрактные правила приличия уйдут в тень, как и все твои принципы, утверждающие, что ты — личность. Они растают, превратятся в то, чем являются — в ничто.

Анину захотелось подсесть к кому-нибудь, даже к Донскому, выговориться, обнажить то, что у него внутри. Пусть его похлопают по плечу, успокоят, просто скажут Что-нибудь приятное, убедят, что испытывают нечто похожее, убедят, что не он один в подобном мраке, пусть и пронизанном лучами восходящего солнца, что не только у него крепнет ощущение, будто в голове вот-вот что-то лопнет, последняя преграда на пути безумия.

Анин, конечно, не сделал этого. Ни к кому не подсел, даже не привстал и не заговорил ни с кем. Он лишь сжал зубы, словно испытывал сильнейшую боль, пытаясь не думать, когда же эта боль пройдет сама собой.

Кроме Анжелы Маверик никто не спал, каждый сидел на своем месте и не смотрел на других. Мельком взглянув на них, Анин пришел к шокирующему выводу. Маверик в сравнении с ними можно было считать счастливой. Потому что она спала.

Буквально минут через десять Анин получил доказательства того что, ошибся.

Девушка, свернувшаяся калачиком в углу между передней комнатой и шкафом, закупорившим кухню, дернулась и закричала.

Мощный, во всю силу легких, истошный крик.

Трое парней и молодая женщина вскочили на ноги. Сурта направил ружье в окно. Анин сначала задержал взгляд на видимой части двора, затем, посмотрев на Маверик, все понял.

Девушка стала жертвой кошмара. Она приняла сидячее положение. Крик оборвался, как только она полностью проснулась. Анжела затравленно осмотрелась, увидела лица своих одногруппников, и едва не заплакала то ли от облегчения, то ли от возвращения в прежнюю реальность.

— Твою мать… — процедил Сурта. — Так мы только внимание к себе привлечем.

В течение следующей минуты они следили за окнами и прислушивались, не даст ли о себе знать богомол. Как он отреагирует на шум в доме?

Однако признаков насекомого не было.

Сергей Анин посмотрел на девушку, на побледневшее, влажное лицо и спросил:

— Привиделось что?

Маверик кивнула, облизнув губы.

— Да, — она слегка поморщилась.

Ее вопль как будто еще стоял у них в ушах. Некое равновесие, возникшее благодаря уходу темноты, оказалось нарушено.

Анжела Маверик ерзала, сидя на полу, и Донской, не глядя на нее, заявил:

— Ну что, друзья-приятели? Я знаю, чего нам всем хочется. Давайте решать наши проблемы, пока тихо. Кустики далеко, придется идти в нишу. Давайте сходим каждый по разу.

Донской направился туда первым, за ним — Олег Сурта.

Анин закрыл глаза и незаметно, как бы обхватив голову руками, приложил руки к ушам, когда пришел черед девушек.

Начинался новый день.

3

Солнце взошло уже несколько часов назад.

Единственный плюс прошедшей ночи — прохлада — сходил на нет. Чем дальше, тем наглее отвоевывала духота свои вчерашние права.

Богомол по-прежнему, спустя столько времени после рассвета, не давал о себе знать. Молодые люди прислушивались к тишине вокруг дома, к робкому пению какой-то одинокой птицы в лесу и ждали. Рано или поздно что-то ведь должно произойти.

Анжела Маверик, которую молчание давило, как нечто материальное, прошептала:

— Послушайте, вы не думаете, что этой мерзости нет возле дома? Она просто взяла и упорхнула отсюда и теперь далеко?

Идея притягательная, подумал Анин.

Маверик, словно ободренная отсутствием быстрых категорических возражений, добавила:

— Чего этой твари ждать? Мы ведь можем сидеть здесь очень долго.

Донской ухмыльнулся и покачал головой.

— Богомол тоже может сидеть в кустах за домом очень долго. Может дольше, чем ты думаешь.

Его поддержала Ольга Сурта, ее голос переполняло сожаление:

— Время не на нашей стороне, Анжела. Подумай, ведь это животное, а не человек, и ему не так тяжело переносить неудобства и лишения.

Маверик не желала спустить эту тему, то ли по инерции, то ли она была ее последней надеждой на то, что все закончится хорошо.

— Хорошо, пусть так. Но вы не подумали, что может быть и по другому? Что, если все-таки богомола НЕТ, а мы вот так и будем сидеть и мучиться здесь? Мы же не уверены, что он где-то рядом. Надо бы точно знать.

Донской без тени улыбки предложил:

— Ну, так выйди и проверь.

Ольга Сурта недовольно посмотрела на него и обратилась к Маверик:

— Брось пустое, Анжела. Не тешься ложной надеждой, — и очень тихо добавила. — Он здесь, ты сама это знаешь.

Анжела Маверик замолчала. Через минуту они услышали, как девушка тихо плачет.

4

Время шло. Близился полдень.

Они сидели на полу каждый на прежнем месте. Теперь у них периоды полной неподвижности чередовались с бесконечным ерзаньем. Сергей Анин, к своему неудовольствию, не отставал от них. Он никогда бы не подумал, что сидеть на одном месте, пусть даже и на жестком, АДСКАЯ повинность. Это было чертовски тяжело!

В то же время не было никакого желания стоять. Анин был уверен, он еще больше израсходует сил, которых и так было немного. Во всем теле — ломота, словно он ушибся сразу в нескольких местах, ноги ослабли и затекли — все это не так остро ощущалось в сидячем положении.

На некоторое время задремали обе девушки. Анин плавал на поверхности забытья, но понимал, полностью погрузиться в дрему он не сможет.

В какой-то момент его привлекла нервозность Олега Сурты. Мельком взглянув на него, Анин заметил, что лоб у Сурты покрыт испариной, и он в основном смотрит в потолок, а не следит за окнами.

Проснулась, вернее, очнулась его жена, и она долго, с тревогой смотрела на него, изредка обводя взглядом остальных.

Наконец, Сурта задержал взгляд на Донском и сглотнул, поморщившись.

— Ты говорил, на веранде было ведро с водой? — спросил он шепотом.

Донской кивнул.

— Говорил. Вчера — было.

Сурта замялся, прежде чем сказал:

— Надо бы… его как-то достать.

Донской медленно повернул голову и встретился с Суртой взглядом. Донской тоже хотел пить, как и Сурта. Как и все остальные. Даже больше, чем есть или что-то еще. Гораздо больше. Однако, он не собирался говорить об этом вслух или даже подать вид.

— Ты пойдешь? — спросил Донской, очень внятно, хотя и тихо.

В его глазах Сурта увидел… ликование? Сурта не был уверен, что это так. Ему как-то не пришло в голову, что Донской давно думал об этом, возможно, каждый из них думал, если не давно, то последний час-два точно, но первым заговорил он, Сурта.

— Я… — Сурта запнулся.

Донской не отводил взгляд.

На помощь мужу пришла Ольга:

— Артем, ты же не скажешь, что не хочешь пить?

Донской никак не отреагировал.

— Это нужно нам всем, — сказала она. — Значит, мы все должны в этом участвовать.

Анжела Маверик быстро вставила:

— Я тоже хочу пить.

Донской мельком глянул на нее и наконец перевел взгляд на Ольгу.

— Дело в том, Оленька, — глаза его сузились, — хотя нам ВСЕМ это надо, конкретно пройти вглубь веранды и взять ведро должен КТО-ТО ОДИН!

Сурта нахмурилась, она хотела возразить, но Донской опередил ее:

— Это надо делать быстро, дорогая. Если же за ведром кинутся сразу двое или трое… — он пожал плечами. — Сама понимаешь, что получится.

Подал голос Анин:

— Воду все равно надо принести в дом.

Ольга Сурта, раскрасневшаяся, поднялась с пола и сказала:

— Может и так. Взять должен один, на другие должны поддержать его, следить за двором.

Анин предложил:

— Выйти лучше вдвоем. Один рванет за ведром, другой — держит под прицелом вход на веранду. А третий может встать здесь, — он указал на окно, откуда был виден дверной проем веранды.

Ольга Сурта, буквально вцепившаяся в Донского взглядом, сказала:

— Если ты думаешь, раз ребята вооружены и выйти нужно тебе, а ты не хочешь, или тебя это бесит, пожалуйста — могу выйти Я!

Донской вдруг вспыхнул:

— Заткнись!

Ольга Сурта повысила голос:

— Я выйду!

Олег встал и обнял жену.

— Не кричи, Оля. И никуда ты не выйдешь.

— Девушки, конечно, останутся в этой комнате, — как бы подводя черту под спором, сказал Анин и посмотрел на Сурту и Донского. — Только в самом деле, как будем действовать?

Донской процедил:

— Конечно, я выйду. У меня ведь нет оружия.

Ольга Сурта хотела что-то сказать, но муж решительно прикрыл ее рот ладонью.

— Оля! — он был на пределе, и она через силу заставила себя молчать.

— Давайте поскорее, пока тихо, — поторопил их Анин. — Так что?

— Как ты и предлагал, — буркнул Донской; чувствовалось, что внутри у него все бушует. — Я выхожу, кто-то стоит на пороге и держит под прицелом вход на веранду. Другой стоит здесь, у окна.

Анин быстро спросил:

— Кто останется здесь?

— На веранду лучше выйти с ружьем, — сказал Донской и глянул на Сурту.

Сурта без колебаний кивнул: он согласен.

Донской посмотрел на Анина.

— Ты не только смотри, слушай. Если что, просто крикни «назад». Одно слово.

Анин кивнул и сказал:

— Все? Тогда давайте…

— Подождите, — прервал его Донской. — Прежде, чем принести сюда это чертово ведро, надо договориться кое о чем.

— Что еще? — пробурчала Ольга.

— Мы поделим воду поровну, на пять…

— Конечно, — нетерпеливо вставил Анин.

— … частей. Неизвестно сколько нам тут сидеть, и лично я буду сильно экономить. Так вот, я о том, что у кого-то вода закончится быстрее. Лучше заранее договориться — ни один не предъявляет претензий другому и, пожалуйста, без высказываний о благородстве.

— Шкура неубитого медведя, — вырвалось у Ольги.

— Не накаркай.

Олег Сурта хотел потребовать от Донского разговаривать с женой помягче, но передумал. Пусть Донской — не золото, но им сейчас нужно быть вместе, а Ольга, по правде говоря, могла бы и промолчать.

— Хватит грызться, — сказал он. — Пошли?

— Пошли, — ответил Донской.

5

Это оказалось еще сложнее, чем можно было предполагать.

Пять метров от порога до стула в глубине веранды, где стояло ведро. Всего пять метров! Правда дверь открывалась влево и, чтобы сократить расстояние, ее нужно было распахнуть полностью. Выйти на веранду — это не то, что выйти из дома, тем не менее каждый из них понимал, что риск громадный.

Донской почти минуту стоял возле самой двери — он попросил время, чтобы настроиться. Олег Сурта стоял сзади, поглядывая то в спину Донского, то в отверстие в нижнем правом углу входной двери, которое сам же проделал еще вчера. Сурта прилагал неимоверное усилие, чтобы стоять на одном месте. Тело ломило, нервозное состояние требовало минимум ходить из угла в угол. Он хотел, чтобы они начали действовать, все что угодно, лишь бы не было этого состояния, словно они замурованы и не могут двигаться.

Донской же все стоял. Сурта хотел подтолкнуть Донского, прервать затянувшуюся паузу, и лишь осознание того, что тот идет первым и рискует значительно больше, заставило его промолчать.

Сергей Анин уже несколько раз негромко сказал:

— Все тихо. Я никого не вижу.

Неожиданно Донской резким движением снял крючок и толкнул дверь.

Дверь, коротко скрипнув, распахнулась.

Донской шагнул на веранду.

Это застало Сурту врасплох. Конечно, он каждое мгновение ждал этого, однако, затянувшееся ожидание сыграло с ним злую шутку. Он стоял, не в силах пошевелиться и вскинуть ружье, направленное дулом в пол, пока Донской, на секунду замерший за порогом, не ушел из поля зрения, подавшись влево.

Сурта шагнул к порогу. Напротив было окно веранды, правее — распахнутая дверь.

Донской шел. Не бежал, именно шел. Оказавшись на веранде, он почувствовал, как нечто придавило его неосязаемой тяжестью. Ноги стали вялыми-вялыми. Страх мешал преодолеть несколько метров, воздух превратился во что-то плотное и трудно проходимое. Он словно погружался куда-то, но его выталкивало назад, к поверхности.

Наконец, Донской рядом со стулом. Рука неловко ищет ручку ведра. Находит.

В доме кричит Анжела Маверик — ей показалось, она слышит звук рассекаемого возле дома воздуха.

Анин застывает, чувствуя, что не может предупредить Донского и Сурту.

За окном веранды вырастает тень.

Сурта, держащий под прицелом дверной проем, стреляет, но мгновением раньше, чем успевает направить ружье в центр окна. Заряд проходит в правом нижнем углу окна, вынося стекло полностью.

Богомол успевает отпрянуть в сторону.

Донской, поднимавший ведро, непроизвольно рванул к двери, дно ведра зацепилось за стул, и больше половины воды выплеснулось на пол. Донской, уже ничего не соображающий из-за паники, выпустил ведро из рук, хотя какую-то часть можно было забрать с собой, и ввалился в дом, едва не сбив Сурту.

— Дверь! — закричала Ольга. — Дверь закройте!

Сурта с небольшим промедлением все-таки захлопнул дверь и опустил крючок.

После чего отпрянул от двери.

Донской стоял у стены, пытаясь унять крупную дрожь. Ольга мельком взглянула на него и тут же отвела взгляд. Ни у нее, ни у Донского не было и мысли вспомнить предшествующий разговор, тем более обвинять в чем-то друг друга. Все это стало мелочью, ерундой в сравнении с тем, что они не смогли достать воду.

Донской опустился на корточки, рука ощупала голень, мокрую от воды.

— Твою мать! — едва не закричал он. — Вот сволочь! Ну и сволочь!

6

Никто не обвинял его. Никто не спросил, как получилось, что он выронил ведро. В конце концов, кто имел право что-то требовать от Донского, если больше других рисковал именно он?

Артем едва не плакал, водя ладонью по влажной ноге. Им всем было обидно, но ему в особенности.

— Черт, я держал его, — прошептал парень. — Я мог унести его, если б не выронил.

За окном во дворе промелькнула тень.

Маверик ахнула. Анин сказал:

— Так, осторожнее. Кажется, эта гадина снова затеяла свои полеты.

Донской встал и перешел в соседнюю комнату. Сурта занял свое прежнее место на пороге двух комнат, поглядывая на дверь и в окно.

Минуту-две было тихо. Неизвестно, что делало насекомое, на вокруг дома, как вчера, явно не летало.

— В ведре ничего не осталось? — спросил Сурта.

Донской покачал головой.

— Не знаю. Наверное, нет. Ведро упало на пол. Может, на полчашки и осталось.

Полчашки, подумал Анин. Он бы не отказался сейчас даже от четверти чашки.

— Это я во всем виноват! — выпалил Донской совершенно искренне. — Урод! Не мог удержать одно сраное ведро!

Его никто не успокаивал. Ни у кого из них не было на это моральных сил.

Донской внезапно перестал заниматься самобичеванием и повернулся к шкафу.

— В кухне есть вода, — сказал он, как будто только-только вспомнил то, о чем они все забыли. — Полный чайник и половина бутылки.

Сурта недоверчиво покосился на него:

— Что из этого? Ты предлагаешь зайти туда? — его голос показывал, что сам Сурта, впрочем, не считает эту затею такой уж абсурдной.

— Как же иначе? Вода ведь нужна.

— Анжела Маверик прошептала:

— Вы что, ребята?

Ее поддержал Анин:

— Если отодвинуть шкаф, мы как будто сами приглашаем тварь в гости.

Донской задержал на нем взгляд.

— Конечно. Но в кухне вода. Так что надо выбирать.

Анин сглотнул и неуверенно произнес:

— Можно и повременить, раз такой риск. Мы ведь… не умираем еще, — спохватившись, он обвел всех взглядом. — Кто как? Лично я могу еще потерпеть.

Никто ему не ответил. Стало ясно, что каждый из них уже мучится отсутствием воды.

Донской очень тихо заметил:

— Терпеть бесполезно. Потом ты, значит, выпьешь больше, чем выпил бы сейчас.

Анин пожал плечами, как бы признав, что ему нечего возразить.

Донской прислушался. Затем сказал:

— Мы рискуем меньше, чем вы подумали. Я знаю, как это сделать. Мы не сюда его потянем, назад в комнату, а втолкнем в кухню, к самому окну.

Лицо Сурты слегка расслабилось.

— Точно, — сказал он.

— Забаррикадируем окно так же, как вход на кухню, — добавил Донской. — Только и всего. Только не останавливаться — вытолкнем шкаф и сразу к окну, без паузы.

Анин заметил:

— Окно не закроешь шкафом полностью, оно шире прохода на кухню.

— Можно развернуть шкаф, — сказал Сурта.

— Да? Шкаф повалится, как только богомол один раз приложится к нему. Здесь-то он боком стоит.

— Подопрем его чем-нибудь, — предложил Сурта.

Донской поднял руку, как бы прерывая спор.

— Закругляйтесь. Поставим шкаф боком к окну. Да, часть окна он не закроет, но в эти щели богомол не пролезет, если захочет влететь в дом на скорости.

Это было веское замечание, и Анин больше не возражал.

Донской взмахом руки предложил им подойти к шкафу вплотную.

— Всем вместе надо. Только так мы его вытолкнем и быстро придвинем к окну, — Донской в упор посмотрел на Сурту. — Толкать надо обеими руками.

Сурта замялся: возразить было нечего.

— Олег, — сказала его жена. — Давай ружье мне.

Анин сунул револьвер в карман.

Каждый приложил руки к шкафу.

— На счет три-четыре, — сказал Донской.

Анин нахмурился.

— Черт, он как будто намертво здесь сидит. Можем и не вытолкнуть.

— Вытолкнем, — настырно сказал Донской.

7

Казалось, задрожали стены дома, когда приземистые, тяжелые ножки шкафа заскребли по полу.

Усилие — и шкаф оказался в кухне целиком.

— Не останавливаться, — прохрипел Донской.

Он стоял посередине. Сурта слышал запах его пота, горячее дыхание, даже как будто скрежет зубов, если подобное можно уловить при шуме, который они создали.

И еще Олег слышал страх своей жены, стоящей позади с ружьем в руках. Сурта хотел крикнуть, чтобы она выдержала и в случае чего не зацепила бы выстрелом кого-нибудь из них, но на это не оказалось ни времени, ни дыхания.

Шкаф под напором троих человек пронзил своей массой кухню, отбросив в сторону оказавшийся у него на пути табурет.

— Все, — выдохнул Анин, как только почувствовал на пути преграду.

Он первым отпрянул от шкафа.

— Чайник! — выкрикнул Донской.

Сурта уже схватил чайник и пластиковую бутылку. Донской смахнул со стола чашку. Не толкнув друг друга, они выскочили в комнату.

— Получилось, — радостно прошептала Маверик.

Шкаф, казалось, занял едва ли не всю кухню. Печь, стол и навесной шкафчик дополняли загромождение.

Слева осталась свободной вертикальная полоска окна шириной сантиметров в сорок. По правую сторону шкафа — настолько узкая, что в нее можно было разве что просунуть руку.

Донской и Анин оценивающе смотрели в кухню, девушки занялись разделом воды. Сквозь свободную полосу окна можно было видеть частично соседние двор и дом. Они чувствовали, как в дом проникал теплый, но все-таки свежий воздух.

Летящий богомол не мог ворваться в эту щель, не опрокинув шкаф, однако, если тварь сложит крылья… возможно, ей все же удастся протиснуться.

Сурта протянул чашку Донскому, она была наполнена на две трети, как и в предыдущих случаях. Донской жадно приложился к воде, хотя выпил свою долю гораздо медленнее, чем другие.

Он не отводил взгляда от кухни.

Олег Сурта и девушки, радостные от того, что появилась вода, казалось, не думали о гигантском насекомом. Сергей Анин, как и Донской, смотрел в кухню, хотя на лице лежала печать расслабленности.

Они не утолили жажду полностью. Что бы это сделать, той воды, что у них была, не хватало. Они лишь ослабили неприятные ощущения. Но и это было кое-что. Напряжение, витавшее в воздухе, даже ставшее частью воздуха, спало. Они вдыхали его, нечто невидимое, но настолько плотное, что его можно было резать, оно находилось между ними и все накапливалось, уплотнялось.

Сейчас этого не было.

— Боже, — прошептала Ольга Сурта.

Глаза ее сияли, даже когда она смотрела на Донского. Олег приобнял ее и негромко произнес:

— Собиралась уже помирать, да?

Ольга издала смешок и едва не засмеялась, встретившись взглядом с Анжелой Маверик.

Анин обвел всех взглядом и сказал:

— Надо бы шкаф чуть-чуть сдвинуть. Все-таки щель большая, а с той стороны почти нет.

Донской кивнул, утирая губы ладонью.

Девушки перестали улыбаться. Хрупкое зарождавшееся веселье было уничтожено на корню. Слова Анина как будто вернули их к настоящей реальности.

Как странно, подумал Донской, в подобной ситуации кто-то смог улыбаться хотя бы минуту. Для этого оказалось достаточным удовлетворить, и то не полностью, одну из физических потребностей, и только. Понадобилось совсем мало. Однако, еще меньше понадобилось, чтобы все возвратилось на прежние позиции.

Теперь между ними снова что-то витало, снова проникал пока еще смутный, трудноуловимый запашок смерти.

— Давайте сдвинем шкаф, — предложил Донской.

Как по команде, они все встали.

На пороге кухни Донской остановился.

— Двоих будет достаточно: я и Сергей, — он посмотрел на Сурту. — Ты стой сзади и держи под прицелом эту чертову щель. Это быстро. Нам бы совсем немного подвинуть шкаф.

Двое парней бесшумно зашли в кухню. Сурта остановился на пороге. Девушки — за ним.

— Сначала я, — прошептал Донской и указал на свободное место по правую сторону от шкафа. — Ты с другой стороны. Только пригибайся.

Анин кивнул. Сурта перебирал руками по ружью.

Донской пролез под столом и протиснулся к подоконнику. Выглянул сквозь щель. Прислушался.

Тишина. Никаких симптомов, что богомол где-то рядом.

Донской махнул Анину.

Тот, как тень, нырнул влево от шкафа, стоящего к окну торцом. Присел на корточки. Сурта облизнул губы, шагнул влево, прижимаясь к печке так, чтобы лучше видеть неприкрытую шкафом часть окна.

— Готов? — прошептал Донской.

— Да, — откликнулся Анин.

В этот момент Донскому показалось, что он уловил какой-то шум.

Шум в соседнем доме!

Донской не успел ничего сказать: Анин потянул шкаф на себя, и все потонуло в скрежете, создаваемом ножками шкафа.

Тем не менее, когда раздался выстрел, они услышали его отчетливо.

Глава 8

1

В следующие минуты они пережили настоящую жуть. Судьба приготовила им сильнейший удар и нанесла его совсем не с той стороны, с которой можно было этот удар ожидать.

Шкаф переместился сантиметров на десять. Выстрел, раздавшийся скорее всего в соседнем доме, заставил их остановиться.

Тут же раздался второй выстрел.

Это не могло быть галлюцинацией.

Они все слышали выстрел, слышали его в живую, слышали даже, как что-то разбилось.

Они застыли, как гротескные статуи. За те несколько секунд, после которых последовало продолжение, у каждого успел пронестись целый вихрь мыслей.

Кроме страха, была и надежда. Она появилась, как освещение в ночи, посланное молнией. Кто-то незаметно проник на хутор? Кто-то из людей, посланных на поиски Владимиром Аниным? Однако страх был сильнее. Логика не вложилась в столь короткий промежуток времени со своими объяснениями.

Шум в доме. То ли крики, то ли топот ног.

Из соседнего дома кто-то выбежал.

Олег Сурта издал невнятный утробный звук.

Донской прекрасно видел соседний двор в освободившуюся часть окна.

Так же, как и Сергей Анин.

Ольга Сурта и Маверик, услышав, как кто-то выбежал из соседнего дома, шагнули в кухню, правда, Олег заслонял узкую полоску окна, и они ничего не увидели.

Лишь когда человек, рванувший в их сторону, преодолел несколько метров, Артем Донской осознал, КОГО он видит.

Соседний двор пересекал… СЕРГЕЙ АНИН!!!

Донской видел его отчетливо. Солнечный свет не оставлял ни единого сомнения. Молодой мужчина с неживым лицом, с револьвером в правой руке бежал прямо на них. Анин!

Анин, находившийся здесь же, в кухне, по другую сторону шкафа.

Это было не все.

Следом за ним из дома появился… Витя Грожин. По лицу его невозможно было узнать, настолько оно исказилось. То, что в соседнем дворе был Грожин, убедила его одежда: серо-голубая футболка и удлиненные шорты черного цвета. Можно было слышать, как он хрипит, то ли от ужаса, то ли от нехватки воздуха.

Каждый из находившихся в доме слышал топот ног двух человек, выбежавших из соседнего дома.

Анин, которого на мгновение скрыл забор, с разбегу вскочил на него, пытаясь с ходу перепрыгнуть в соседний двор.

Он был ОЧЕНЬ близко! Донской видел, как на губах у него блестела слюна!

Олег Сурта попятился, столкнувшись с женой. Он снова издал какой-то неясный звук, по-видимому, пытаясь что-то сказать.

Донской вскричал, отпрянул от окна, обогнул шкаф.

Сергей Анин сидел в той же позе, в какой застали его два выстрела и смотрел в окно.

Поверх его головы Донской видел, как двое парней перевалились через забор, падая на землю. Он перестал их видеть, но слышал хрипы, топот ног и тяжелое, прерывистое дыхание.

Анин по-прежнему не двигался.

Шум, произведенный двумя бегущими людьми, приблизился вплотную. Они вот-вот попытаются заскочить в окно…

Донской издал вопль, схватив Анина и оттягивая его от окна.

— Олег? — голос его жены исказился, словно она была пьяна. — Олег!

Сурта не в силах был говорить.

— Там КТО? — Ольга трясла его за плечо, но объяснений не получила.

Вопль Донского перешел в стон, он тянул Анина по полу, как нечто неодушевленное. При этом он хватал Анина за руки, по-видимому, пытался отнять револьвер. Однако оружия в руках у Анина не было — он положил его в карман.

— Дай пушку, — прохрипел Донской. — Быстрее пушку!

Анин стал сопротивляться, пытаясь встать на ноги.

— Быстрее! — повторил Донской.

Сурта догадался — двое бегущих к дому людей подействовали на Донского так, что он собирался ОТСТРЕЛИВАТЬСЯ от них!

Никто, впрочем, в окно не запрыгнул. Не было слышно ничьих шагов, прерывистого дыхания, ничего.

Донской этого не замечал.

— Пушку, — твердил он, как заговоренный.

Анин рванулся в сторону, рубашка затрещала, разрываясь. Донской выпустил Анина, едва сохранив равновесие.

Анжела Маверик вдруг жутко вскрикнула.

Донской замер. Теперь он не пытался вырвать у Анина револьвер, просто смотрел на него расширенными непонимающими глазами. Другим понадобилось гораздо меньше времени, что бы кое-что осознать.

У Сергея Анина поседела голова.

2

Он казался заторможенным. Не считая одного единственного резкого движения, благодаря которому он освободился от хватки Донского, Анин как будто только-только проснулся, оказался вырван из непродолжительного, нервного забытья, не только не давшего отдыха, но лишь усугубившего измотанность.

Он поглядывал в сторону окна, полуприкрытого шкафом, так, словно не хотел, что бы его взгляд заметили. Тем не менее четыре пары глаз подмечали любую мелочь.

Они впивались в Анина глазами более пяти минут. В течение этого времени они были неподвижны. Ничего не происходило. Вокруг дома снова стояла тишина.

Наконец Ольга Сурта прервала паузу:

— Кто это был? — она требовательно вцепилась в мужа, потрясла его за плечо. — Кто?

Сурта покачал головой, не в силах отвести взгляд от Анина. Тот заметил, что его изучают, как будто увидели впервые, и… растерялся.

— Скажите хоть что-нибудь! — потребовала Ольга визгливым голосом, она избегала смотреть на седые волосы Анина.

— Я… — Сурта запнулся, по прежнему качая головой.

Донской оторвался от созерцания Анина и теперь нервно перемещался от окна к окну. В руках он снова держал столовый нож.

— Ну, ребята, — Ольга всхлипнула, на щеках показались слезы.

Анжела Маверик с суеверным трепетом изучала шевелюру Анина. На фоне седых прядей моложавое лицо смотрелось почти противоестественно.

Анин поднялся с пола. Остатки рубашки сползли, и теперь он был голый по пояс. В одежде он казался мощнее, сейчас же у него выделялись ребра. Запинаясь, Анин пробормотал:

— Послушайте… там ведь… Мне показалось, там был Витя.

Маверик вскрикнула.

Донской, в очередной раз подошедший к окнам фасада, повернулся к Анину.

— Хватит нести всякую херотень! — он едва сдерживал крик. — У тебя галюники! Не было там никакого Грожина… Никого не было!

— Кто же это? — спросила Ольга.

— Нам показалось, — упрямо заявил Донской.

— Но ведь я же слышала…

— Хватит!

Донского трясло. Он размахивал ножом, источая опасность. Они поняли — он не хочет, чтобы кто-то рассуждал на эту тему.

Теперь все смотрели уже на Донского. Даже Анин. Под их взглядами эмоции Донского поослабли. Вызов и бешенство в его глазах сменились угрюмостью.

— Этого не может быть, — зло процедил он, прежде всего глядя на Анина и Сурту. — Какой-то мираж. Вы сами это знаете.

Они молча смотрели на него. Донской топтался на пороге двух комнат.

— Мираж, — повторил он.

В соседнем доме грянул выстрел. За ним другой.

Донской выронил нож. Ольга Сурта застонала.

Из соседнего дома кто-то выбежал.

3

В их сторону снова кто-то бежал.

Этим кто-то был Сергей Анин. За ним бежал Грожин.

Ольга Сурта, шагнувшая в кухню, с криком отпрянула назад. Она увидела обоих парней, они выглядели реально. Ольга прикрыла рот ладонью, заглушив крик. Кровь отхлынула у нее от лица. Глаза в ужасе остановились на Анине.

Анине, находившемся с ней в одной комнате.

Анин попятился от кухни.

Было слышно, как один за другим два человека перемахнули через забор. Один из них громко хрипел.

Донской сорвался с места, попытался выхватить у Анина револьвер. Тот увернулся, сжимая револьвер обеими руками.

Они упали. Маверик испуганно вскрикнула.

— Дай мне пушку, идиот! — взревел Донской.

Анин, свернувшийся калачиком, не позволял Донскому дотянуться до оружия. Тот навалился на него сверху, руке безуспешно тянулись к столь нужному предмету.

— Прекратите! — взвизгнула Ольга. — Олег, сделай что-нибудь!

Сурта топтался рядом со сцепившимися парнями, но его больше тревожило, не воспользуется ли возникшей у них неразберихой богомол?

Не дождавшись реакции мужа, Ольга схватила Донского за руку, пытаясь оттянуть от Анина. Отчасти ей это удалось, помогла Маверик, выкрикнувшая Донскому в спину:

— Все! Никого больше нет! Никого нет!

Донской отпустил Анина. Возможно и потому, что задыхался. Он отполз в соседнюю комнату и оттуда, хватая ртом воздух, процедил:

— Кретин.

Анин не ответил. Он был напуган, и конечно не Донским, а тем, что повторилось вне дома. Он посмотрел в кухню, словно желала убедиться, что никто не сдвинул шкаф, забравшись через окно в дом.

— Все прошло, — прошептала Маверик.

— Чертов кретин, — бубнил Донской.

Олег Сурта, убедившись, что за окном не слышно ни шагов, ни хрипов Грожина, перевел внимание на Донского.

Тот снова подобрал нож.

Сурта испытал укол паники, не относившейся ни к богомолу, ни к отсутствию воды и пищи, и даже ни к тому, что они увидели из окна кухни. Возник новый источник опасности.

Если раньше, несмотря на обидные реплики, вырывавшиеся у некоторых, несмотря на отсутствие сплоченности, они кое-как находили общий язык, терпели друг друга и действовали, можно сказать, сообща, то сейчас все могло полететь прахом.

Сурта понимал — вид Анина и Грожина, выбежавших из соседнего дома, подействовал на каждого из них, но особое воздействие это оказало на Донского. Это было тем более удивительным, что до сих пор именно Донской контролировал себя лучше других, он же предлагал дельные советы. Стоило признать, Донской являлся кем-то вроде лидера, если только в их компании нечто похожее может быть.

Сейчас он превращался в новый источник опасности.

Сурта уже чувствовал дискомфорт жены и Анжелы Маверик. Затянувшаяся царапина на животе Анина показалась глубокой раной.

Вот что могло случиться, если каким-то образом они не погасят бурю в своем убежище.

Сурта заговорил быстро, глотая окончания, он ужасно спешил. По мере того, как слова выскакивали едва ли не сами собой, он понимал, что нашел верное объяснение.

— Это было вчера, ведь так? Они бежали сюда… он, Сергей, и Витя Грожин. Мы просто увидели то, что происходило вчера. Помните, насчет времени? Ну, эту историю на поляне.? Вот и здесь что-то похожее происходит.

Донской стоял на одном месте. Он явно колебался. Возможно, монолог этот и подействовал на него, во всяком случае точно удерживал от дальнейших действий.

Сергей Анин посмотрел на Сурту удивленно, даже с некоторым благоговением; той паники, что преобразила черты его лица до неузнаваемости всего несколько минут назад, уже не было.

— Да, я уверен, — сказал Сурта.

Анин воспользовался паузой, чтобы замерить:

— Это ведь было у Котлована. Отсюда до него далеко.

Сурта кивнул.

— Конечно. Только вчера эта тварь кружила здесь добрых два часа. Она ведь как-то связана с Котлованом, иначе откуда такие размеры? Она кружила здесь, и это как-то подействовало на время. Мы видим соседний дом вчера. Какой-то момент каким дом был.

Анин подошел к кухне, выглянул. Небольшой участок двора и часть дома были прекрасно видны. Определить, «сегодня» или «вчера» он видит, понятное дело, было нельзя. Вчера, как и сегодня, солнечный, жаркий день. Время почти одно и то же.

Сурта добавил:

— Может, мы вообще не видим соседний дом «сегодня». Выстрелы и бегство — это заняло меньше минуты, все остальное время было тихо и никто во дворе не показывался.

Анжела Маверик прошептала:

— Как же так получается, что мы видим сегодня то, что происходила вчера?

Сурта пожал плечами:

— Неизвестно, но мы это видим.

Донской шагнул к их комнате. Сурта поспешно добавил, глядя на него:

— Это не опасно. Просто видим. Не зря же они исчезают, как только переваливаются через забор.

Донской смотрел на него почти минуту. Почти минуту никто не произносил ни слова. Сурта надеялся, Донской в конце концов возьмет себя в руки, но какая-то муть в глазах того, словно ил, поднятый со дна, убеждала его в обратном.

— Мне нужна пушка, — сказал Донской. — Дайте мне пушку.

Голос тихий и требовательный. Однако в нарочитом спокойствии проглядывало безумие.

— Вы слышите? — он приблизился еще на шаг.

Анин отступил, встал на пороге кухни. Сурта, сам того не ожидая, приподнял ружье и направил его в Донского.

Тот несколько секунд созерцал дуло ружья и заявил:

— Тогда я выпью всю воду.

— Что? — Ольга Сурта растерялась, испытывая одновременно недоумение.

Дрогнувшим голосом Сурта произнес:

— На каждого из нас осталось по чашке. Не ты один хочешь пить, — он шагнул к чайнику и подхватил его левой рукой, не упуская Донского из виду.

Тот не пошевелился. То ли не ожидал этого от Сурты, то ли не желал делать резкие движения под дулом ружья. Сурта протянул чайник жене. Несмотря на оружие, он испытывал перед Донским страх. Ситуация накалялась.

— Вы меня достали, — сказал Донской и внезапно крикнул. — Сборище кретинов! Меня тошнит от вас! Дайте мне пушку!

И снова почти спокойным, усталым голосом:

— Я хочу уйти отсюда.

Сурта вжался в стену, чувствуя, как Ольгу колотит. Анин зашел на кухню, лишь увеличить расстояние между собой и Донским. Анжела Маверик, как можно было догадаться, уже находилась в передней комнате.

Донской с самого начала относился к ним с неприязнью, это чувствовалось. До поры, до времени он сдерживался: он шел с ними в одном направлении, злился, но шел.

Теперь его терпение лопнуло. В какой-то момент все накопившееся вытекло, подобно гною. Для этого потребовалась очередная стрессовая ситуация. Возможно, Донской признался самому себе, что у них нет шансов. Они смогут оттянуть конец, но участь их предрешена.

Подобные мысли могли толкнуть на что угодно. Намерение выйти из дома уже читалось. Естественно, он не хотел выходить с пустыми руками.

Сурта вдруг спросил себя, что если сейчас Донской бросится на него? Нажмет ли он на курок?

Сурта не мог допустить подобного.

— Оля, дай ему воды, — он сказал первое, что пришло в голову, только бы увести ситуацию в другое русло. — Он имеет право на свою долю.

Ольга, не задумываясь, исполнила просьбу мужа. Налила в чашку, заколебалась, не зная, протянуть ее или поставить на пол. Пока она медлила, они в очередной раз услышали два выстрела в соседнем доме.

4

В очередной раз из дома выбежали два человека и бросились к забору.

Анжела Маверик вскрикнула. Сергей Анин, находившийся в кухне, выскочил оттуда.

Они знали суть происходящего в соседнем дворе, ожидали возможного повторения, но суматоха все равно возникла.

Олег Сурта на какие-то секунды забыл про Донского, повернувшись к кухне: подсознательно он не до конца был уверен в собственных объяснениях. Как подействует на него картина Анина и Грожина, пытающихся залезть в окно?

Анин также забыл про Донского. Ольга Сурта замерла, держа чашку с водой.

Донской не замедлил воспользоваться неразберихой. Он шагнул к Анину и выхватил револьвер. Анин с опозданием пытался исправить положение, но Донской отпрянул от него.

Чашка, которую держала Сурта, выплеснулась полностью: Донской столкнулся с девушкой.

— Что ты делаешь!? — вскричала Ольга.

Донской оттолкнул Анина, отступив в переднюю комнату. Ольга выронила уже пустую чашку.

Сурта растерялся. Воображение нарисовало ему, как Донской, не колеблясь, спускает курок, если он попытается остановить его. Возможно, по этой причине он остался неподвижен.

Донской повернулся, убедившись, что Анин не преследует его.

Маверик, отступившая к заднему окну, завизжала. Девушке казалось, что Донской, державший револьвер, идет прямо на нее.

Донской шагнул к выходной двери. Безо всякой паузы он распахнул ее и выскочил из дома.

Анжела продолжала визжать, не в силах побороть шок.

Остальные, на какое-то время оцепеневшие, стояли и смотрели в окно.

Донской в несколько широких шагов пересек двор. Распахнул калитку.

И остановился.

Было ли это внезапным протрезвлением, никто из оставшихся в доме не знал. Они гурьбой бросились в соседнюю комнату к окну, выходившему во двор.

Донской дергался из стороны в сторону, топчась в проеме калитки. То ли он с опозданием осознал, что не заведет «фольксваген», а джип стоит в другой стороне, за огородом, то ли решил, что совершил глупость, покинув дом.

Богомол не атаковал его. Насекомого вообще как будто не было.

Прошла почти минута. Они ждали, вот-вот Донской рванет вперед и выпадет из их поля зрения, но он медлил. Такое впечатление, он топтался на огромной сковороде. Стопы ног изрыли землю.

Неожиданно Донской захлопнул калитку и прижался к ней спиной.

5

Ничего не происходило.

Каждый из них подумал, что Донской заметил богомола, невидимого из дома. Они ждали, что Донской бросится назад к веранде.

Он этого не сделал. Он слегка присел, вжимаясь в калитку, и держал револьвер обеими руками.

Богомол по-прежнему не подавал никаких признаков своего присутствия.

Прошла еще одна минута.

— Ну что же он? — прошептала Ольга Сурта.

Все четверо тесной группкой стояли у окна. Не считая стекла, от Донского их отделяло максимум пять метров.

Донской не двигался. Лицо его исказилось, придав чертам какую-то свирепость. Тем не менее парень испытывал нечеловеческий ужас — они видели это по его глазам. Они вращались так, словно он пытался определить, с какой стороны к нему подкрадывается нечто невидимое. Казалось, на них давит что-то изнутри, настолько они выпучились.

Еще две минуты.

— Почему он стоит на одном месте? — спросила Ольга.

Ей никто не ответил. Каждую следующую секунду они ждали развязки. В конце концов, богомол атакует человека, рискнувшего выйти из убежища, иначе и быть не могло.

Очередные пять минут.

Пытка временем затягивалась. Они видели, как дрожат руки у Донского, как все тяжелее ему стоять на одном месте. Тем не менее он каким-то невероятным образом сохранял статус-кво: не пытался рвануть в ту или иную сторону.

Ольга Сурта сдавила мужу плечо.

— Надо что-то делать, — прошептала она.

То, что поведение Донского едва не привело, возможно, к трагедии, к которой богомол не имел бы никакого отношения, было забыто. Во дворе находилось человеческое существо, являясь первой потенциальной жертвой богомола.

Олег Сурта тем не менее хотел подумать прежде всего о себе и о своей жене.

— Олег, — Ольга требовательно потрясла его.

— Что я могу сделать? — глухо пробормотал Сурта. — Выйти к нему, что ли?

— Не знаю, — призналась Ольга.

Анжела Маверик предложила:

— Давайте откроем окно и он сюда запрыгнет.

— Нет! — отрезал Сурта. — Богомол может влететь сюда, вместо того, чтобы наброситься на Донского. Только не это!

Ольга нашлась:

— Пусть бежит к дому. Пока не поздно. Надо крикнуть ему.

Она шагнула к окну, но Олег удержал ее.

— Подождите, — сказал он. — Кажется, я знаю, почему богомол не атакует.

6

Донской по-прежнему прижимался спиной к калитке. Удивлялся ли он тому, что пауза настолько затянулась? Они не знали. Возможно, время для него сейчас текло иначе. Возможно, в отличие от них он не задавался вопросом, почему тварь до сих пор не атакует его.

На секунду они оставили Донского без внимания. Каждый из них посмотрел на Олега Сурту.

Тот молчал, разглядывая двор.

Анин не выдержал:

— Ты хочешь сказать, этой гадины здесь нет? Или мы видим что-то не то?

Сурта покачал головой: казусы со временем тут были ни при чем.

— Он ждет, — сказал Сурта. — Богомол затаился и ждет. Донской не побежал дальше, и богомол, наверное, решил не спешить. Человек никуда не денется от него, зато могут выйти остальные.

Анин недоверчиво пробормотал:

— С чего ты взял?

— Он ведь знает, что нас здесь много. Конечно, если Донской выбежит со двора, тварь набросится на него.

Анин промолчал, но было видно, его это объяснение не устроило.

Ольга Сурта, указав на Донского, сказала:

— Тем более ему надо бежать назад, он может успеть. Тут меньше десяти метров.

— Нет! — возразил Сурта. — Богомол не позволит. Он сидит, наверное, в малине. Он не пустит Донского в дом. Куда-куда, только не в дом.

Анжела Маверик охнула и, не думая, предложила:

— Пусть тогда бежит в другую сторону, раз богомол в огороде.

— Куда ему бежать? — веско заметил Сурта. — Богомол достанет его без труда. Просто Донской будет жить еще несколько минут.

Маверик прижала ладонь ко рту; похоже, лишь сейчас до нее дошло, что положение бывшего одногруппника практически безвыходное.

Анин неожиданно дернулся, будто его укололи, и произнес:

— Нет, богомол ждет не потому, что рассчитывает, что кто-то еще выйдет из дома. Эта тварь слишком прожорливая, чтобы чего-то ждать.

Сурта спросил:

— Почему же богомол не нападает?

— Донской занял хорошую позицию. Сзади на него неудобно нападать — забор. Спереди — открытое пространство. Если тварь понимает, что мы плюемся чем-то опасным из особых штучек в руках… Она не рискует. У Донского револьвер.

Пауза. Сурта хотел что-то сказать, но Анин опередил его:

— Пока Донской стоит у калитки, богомол будет ждать.

Сурта, медленно выговаривая слова, добавил:

— Вот только долго ли он выдержит?

Ольга всплеснула руками.

— Надо сказать ему. Пусть ждет, ждет сколько сможет. Олег, я…

— Стоп, — перебил ее муж. — Давайте разойдемся, потом уже кто-то крикнет ему. Мы совсем забыли про окно в кухне.

— Да, — согласился Анин. — Богомол необязательно следит за Донским.

Сурта, как единственный вооруженный, занял прежнюю позицию. Жена была рядом. Он держал под прицелом кухонное окно, полуприкрытое шкафом — самое опасное место. Одновременно он видел Анина, оставшегося у окна. Маверик стояла между комнатами; со своего места девушка отлично видела Донского.

Анин осмотрелся, убедившись, что остальные готовы к любым последствиям, и прильнул к окну:

— Артем! — крикнул он. — Стой на месте! Пока ты стоишь, тварь не нападет. Следи за огородом — она, наверное, там.

Анин перевел дыхание. Его крик, казалось, взбудоражил атмосферу дома. Словно кто-то невидимый подарил каждому из обитателей по хлесткой, болезненной пощечине. Маверик почувствовала, как ускорился ритм сердца. Сурта непроизвольно отступила в переднюю комнату. Ее мужу пришлось вытереть руки о футболку — они стали влажными и скользкими.

В отличие от них Артем Донской как будто не слышал обращенных к нему слов.

Анин набрал воздуха в легкие, выкрик получился еще более громким:

— Терпи! Терпи, пока есть силы!

Голова Донского дернулась, он посмотрел в окно загнанными глазами. Анин не выдержал и отодвинул занавеску. Донской жадно впился в него взглядом. Немая просьба о помощи.

Сейчас Донской был не тем, с кем они просидели сутки в старом доме на заброшенном хуторе. Он неузнаваемо ИЗМЕНИЛСЯ!

Сейчас Донской не нравился Анину, хотя раньше он ему чем-то импонировал. Впрочем, Анин уже не помнил деталей поведения Донского, отрицательных или положительных, перед ним был другой человек.

— Следи за огородом! — крикнул Анин.

Донской не отреагировал, в глазах — какая-то бессмысленность. И страх.

Анин заставил себя опустить штору. Каким-то чутьем он догадался, что лишь ухудшит ситуацию, если Донской будет видеть его.

Донской по-прежнему смотрел в окно, хотя видеть Анина уже не мог. Сергей заметил, что его бьет крупная дрожь. Он отступил вглубь комнаты.

Остальные приходили в себя после крика. Никаких последствий не было: богомол по-прежнему где-то таился, выжидая, заставляя их быть в постоянном неведении и напряжении.

Анжела Маверик прошептала:

— Господи, он уже замучен. Что же будет дальше?

Анин пожал плечами. В голове крутилась мысль, хорошо, что не он стоит во дворе, он в доме, не Бог весть что, но все-таки. Мысль, которую он не открыл бы никому, хотя это было вполне естественно, думать в первую очередь о себе.

Маверик обернулась к Сурте, снова посмотрела на Анина.

— Давайте откроем ему окно. Пусть попробует запрыгнуть в дом.

Молчание.

— Ребята, ну что же вы?

Анин колебался. Это заметили и Маверик, и Сурта.

— Он не успеет, — наконец выдавил из себя Сурта. — И… мы рискуем. Донскому же это не поможет. Слишком далеко.

Анин представил, как это будет выглядеть. Сможет ли Сурта, если тварь нападет на Донского, подстрелить ее? Подобное случалось уже не раз, однако они так и не попали в богомола.

Олег Сурта, будто для того, чтобы избавить Анина от последних сомнений, добавил:

— У меня один патрон. Всего один. Его нужно использовать в самом крайнем случае. Если только тварь конкретно полезет в дом. Откроем окно — и мы лишь спровоцируем нападение. Только не это.

Анин подумал, что богомол вряд ли поймет, что им нечем стрелять. Правда, это лишь оттянет развязку.

Надолго ли?

Сурте никто не возражал. Все, они решили — они не откроют Донскому окно, дав тем самым ему призрачный шанс, они полагаются на Провидение. Анин на стороне Сурты, Ольга молчит. Маверик осталась в меньшинстве.

Чувствуя какую-то неловкость, словно во взгляде Анжелы был укор, Анин отвернулся. Он следил за двором, стараясь не смотреть на Донского.

Олег Сурта непрестанно перебирал ружье руками. Ладони были скользкими, словно он держал их в какой-то маслянистой жидкости.

Анжела Маверик вдруг прервала затянувшееся молчание:

— Смотрите! Он плачет!

7

Минул час.

Никто не произнес ни слова. В какой-то момент на пол присел Олег Сурта, затем его жена. Анин и Анжела Маверик продолжали стоять.

Богомол не показывался.

Артем Донской постепенно сползал ниже и теперь сидел на корточках. Изредка он выпрямлялся, но спустя минуту-другую опять садился на корточки. Все это время он держал револьвер перед собой, сжимая обеими руками.

Дважды Донской плакал. Первый раз они заметили это лишь по слезам, обильным и безмолвным слезам. Именно из-за отсутствия бурных эмоций у Донского, они ничего не предприняли.

Второй раз Донской рыдал взахлеб. Они слышали это отчетливо, словно он находился в соседней комнате. Анин думал, на этот раз Донской что-нибудь сделает. Побежит к веранде или выскочит со двора, неважно, эти рыдания станут своеобразным толчком.

Донской остался стоять у калитки. Его трясло, он подвывал, но стоял, не пытаясь шагнуть в ту или иную сторону. Вместе со слезами потекло из носа.

Маверик приблизилась на пару шагов к окну, и Анин почувствовал, как она сжала ему локоть. Он кивнул, дав понять, что видит.

У Донского пошла носом кровь. Тонкая струйка. К общему напряжению ее вид добавил жути.

К ним подошла Ольга Сурта. Она молчала. Они не обменялись ни словом, то ли понимая, что ничего не изменят, то ли всерьез опасались, что одно-единственное произнесенное слово нарушит барьер между ними и Донским, и его ужас станет их ужасом.

Кровь остановилась сама собой. Донской размазал ее по губам и подбородку, частично слизал. Рыдания слабели, пока не прекратились вовсе. Кризис как будто миновал.

В последующие минуты Донской вел себя тихо. Не опуская револьвер, он следил прежде всего за огородом.

Паузу длиной в целый час прервала Маверик:

— Боже, меня ноги уже не держат.

Анин повернулся к ней. Лицо у него было бледным, глаза запали, лоб покрыт гроздьями пота.

— Лучше сядь, — сказал он. — Экономь милы.

По голосу чувствовалось, как он изможден.

Маверик не заставила себя долго упрашивать, присела на пол, прислонившись спиной к стене.

Спустя минуту опустился на пол Анин.

Теперь никто из них не видел Донского. Они как будто вычеркнули его из списка тех, кто еще мог надеяться на жизнь. Отошли в сторону, прекратив попытки изменить мощное течение обстоятельств.

Сурта заерзал. Он пытался убедить себя, что Донской сам во всем виноват. Они, спасая его, в этой ситуации добьются лишь того, что погибнет еще кто-нибудь. Сурта не видел лиц Маверик и Анина, что рождало сильнейший дискомфорт. Ведь это он убедил их оставить все, как есть.

Проще говоря, бросить Донского на произвол судьбы?

Сурта привстал.

— Эй, — прошептал он, обращаясь к стоящим в соседней комнате. — Гляньте, как он там.

Анжела Маверик поднялась с пола, за ней Анин. Девушка застыла, после чего сделала два быстрых шага к окну. Взрывные движения Маверик заставили остальных напрячься.

Ольга Сурта вскочила на ноги.

Анин, видевший Донского на прежнем месте, растерялся, не в силах понять, что же заметила Анжела. Прежде, чем она что-то сказала, у него мелькнула мысль, что девушка обнаружила богомола.

— Боже, — пролепетала Маверик. — Да он ведь… спит.

Анин вздрогнул. Верно, подумал он. В первую секунду он не обратил внимания на полуприкрытые глаза Донского.

К ним поспешил Сурта с женой.

— Он спит, — повторила Анжела, не веря сама себе.

Донской сидел на корточках, руки, лежащие на бедрах, держали револьвер, направленный в сторону огорода. Вроде бы ничего не изменилось.

Однако Донской спал.

— Ни хрена себе! — вырвалось у Сурты.

Человек, каждую секунду рисковавший жизнью, ожидавший нападения смертоносной твари, все-таки умудрился провалиться в сон.

Это выглядело так неожиданно, что они, бездействуя, стояли едва ли не минуту.

Анжела Маверик воскликнула:

— Артем! Открой глаза, слышишь? — у нее не вышло крикнуть, и Донской вряд ли ее услышал.

Положение исправила Ольга Сурта.

— Проснись, идиот! — закричала она. — Проснись сейчас же!

Донской приоткрыл глаза. Точь-в-точь, как человек, которого разбудил солнечный луч, проникший в щель между штор. В этот момент его лицо, потное, измазанное кровью из носа, несмотря на это выглядело почти умиротворенным. Обычное утро двадцатипятилетнего парня.

Несколько долгих секунд он так и сидел.

Двое парней и две девушки в доме, затаив дыхание, следили за ним.

В следующее мгновение Донской окончательно вышел из дремы. Глаза его расширились, он вскрикнул, по-видимому, догадался что заснул.

Его реакция оказалась непредсказуемой.

Молодые люди, наблюдавшие за ним, успели слегка расслабиться. Анжела Маверик шумно выдохнула. Олег Сурта опустил ружье, стирая со лба ладонью пот.

Артем Донской выпрямился… и бросился к окну.

— Впустите меня! — заорал он и ударил с стекло ладонью.

Они оцепенели. Никто не пошевелился. Донской ударил в окно еще раз. На стекле появилась трещина.

Анжела Маверик откинула занавеску. По ту сторону стекла на нее смотрели два обезумевших глаза. На губах блестела слюна.

— Господи! — вскрикнула Маверик. — Тут двойная рама!

— Осторожно! — Анину померещилось, что через двор пролетел богомол. — Нет! Не надо!

Маверик заколебалась.

Донской лупил по наружной оконной раме, грозя ее высадить.

— Открывай! — крикнул Сурта. — Быстрее!

Ольга потянулась к окну, оттолкнув Анжелу. Они распахнули первую раму.

Донской неожиданно отпрянул к калитке и выскочил со двора.

Ольга Сурта издала возглас удивления. Маверик неверяще созерцала опустевший двор.

Анин и Сурта оказались у окна фасада. Они видели, как Донской, пометавшись перед калиткой, заскочил в микроавтобус.

— Идиот! — проскрежетал Сурта. — Еще бы чуть-чуть…

Анин хлопнул его по плечу.

— Отойдите от окон! — крикнул он. — Пока не поздно, отойдите!

Они не заставили его повторять. Всем было ясно, богомол может игнорировать Донского и атаковать кого-нибудь из них, стоящего у самого окна.

Донского они могли видеть, находясь в центре комнаты. Он метался в салоне «фольксвагена», как обезумевшее животное, попавшее в ловушку. Микроавтобус ходил ходуном, как при яростных порывах ветра.

— Что он делает? — прошептала Сурта.

Донской перебрался на переднее сидение, руки суматошно что-то трогали, парень беспрестанно дергался.

— Он хочет завести бус, — сказал Анин.

Похоже, Донской забыл, что сам же оставил обломок ключа в замке зажигания. Возможно, он бы смог завести машину без ключа, но для этого понадобилось бы время и… состояние человека, близкое к нормальному. Что само по себе было нереально.

— Послушайте, пробормотала Маверик. — Где же эта гадина? Она что, так и не появилась?

Они переглянулись, после чего разошлись по комнатам, изучая все пространство, какое могли охватить взглядом.

Прошло несколько минут. В микроавтобусе по-прежнему метался Донской. Богомол так и не напал на него, ни у окна, ни когда Донской выбежал со двора.

— Вот черт, — пробормотал Сурта. — Куда же он подевался?

Глава 9

1

В микроавтобусе Артем Донской продержался значительно дольше — почти до темноты.

В течение первого часа он перемещался по салону, не приседая ни на минуту. Они слышали, как он подвывал. Судя по всему, он был уверен, что богомол вот-вот атакует его. Если до этого во дворе он являл собой образец неподвижности, то теперь началась настоящая истерика, породившая бешеную энергию.

В конце концов Донской выдохся, осел на одно из сидений, силясь остаться хотя бы в сидячем положении. Глаза его закрывались сами собой.

К этому моменту находившиеся в доме снова сидели каждый на своем месте. Время от времени Сергей Анин или Анжела Маверик приподнимались, чтобы взглянуть на Донского.

Они так и не обнаружили признаков присутствия богомола, что заставило Анжелу Маверик усомниться, сидит ли тварь по-прежнему в засаде.

— Хватит, — глухо оборвал ее Олег Сурта. — Я не собираюсь убеждаться в этом на собственном опыте. Если ты хочешь, попробуй, выйди из дома. Но я бы тебе не советовал.

Он понимал девушку, но решил убить ложные надежды в зародыше. Они много лет назад выцедили из чайника и бутылки последние капли воды. Голод почему-то не особенно давал о себе знать, а вот жаждой они уже мучились. Но пока еще можно было терпеть.

Надежды Маверик оказались заразными. Ольга Сурта, глянув на мужа, обратилась к Анину:

— Сергей, ты то что думаешь? Может богомол все-таки убрался отсюда к своему Котловану?

После непродолжительной паузы Анин тихо сказал:

— Лучше подождать… кого-нибудь, если даже и так. Выходить опасно, — и почти шепотом добавил. — Он здесь, я чувствую.

Ольга Сурта поежилась. Духота старого дома отступила, и девушка почувствовала холод. И новую волну страха. Близился второй вечер их пребывания на хуторе, но впереди по-прежнему маячила беспросветность. Временами ей начинало казаться, что они посидят здесь еще долгие дни, прежде чем что-то изменится.

Анин почувствовал, что его последние слова оставили неприятный осадок, и поспешно заверил:

— Нам бы еще немного продержаться. Я уверен, отец уже знает, что с нами что-то случилось и вот-вот организует поиски. Они с Вересовым постоянно перезваниваются. Папа должен что-то почувствовать.

Его слова приободрили их. Сурта поддержал Анина:

— По идее, они перво-наперво приедут сюда. Арсеньево — единственное место в округе, где постоянно кто-то находится. Конечно, они захотят узнать, не видели ли нас здесь.

Напряжение ослабло. Это было, как глоток надежды. Пожалуй, впервые с момента своего заточения они воспряли духом все вместе. Осталось ждать, причем не так уж и много, если сравнить со временем, проведенным здесь.

Анжела Маверик не могла уже сидеть, словно у нее открылось второе дыхание. Девушка ходила из комнаты в комнату, и Анину захотелось сказать, чтобы она не спешила, не тешила себя уверенностью в том, что в ближайшие часы прибудет помощь. В последний момент Сергей передумал: пусть лучше так, чем сидеть с мрачным лицом и отгонять мысли о неминуемой смерти.

Маверик, доходившая почти до окон фасада, замерла, показав на улицу. Анин тут же вскочил.

— Смотрите, — пошептала девушка, и в ее голосе не было ни следа приподнятого состояния. — Кажется… он снова заснул.

Так и было. Донской, остававшийся в сидячем положении, дремал, голова свешивалась на левое плечо.

Рядом с Аниным возникли Сурта с женой.

— О, Боже, — выдохнула Ольга.

Анин остановил Маверик, готовую закричать.

— Подожди. Не надо.

Девушка удивленно посмотрела на него.

— Почему?

Анин пояснил:

— Стоит ли? Если богомол сидит рядом, он, похоже, решил чего-то дождаться. То ли чтоб кто-то вышел, то ли Донской выбежал из машины. Пусть поспит, — он пожал плечами. — Разницы, кажется, нет. Зато он хоть немного придет с себя.

Маверик кивнула, согласившись: она вспомнила, как Донской повел себя во дворе, когда они его разбудили криком.

Они постояли еще минут пятнадцать прежде, чем разойтись. Ничего не происходило. Донской сидел, не шелохнувшись. Если тварь знала о том, что человек находится в пассивном состоянии, она никак это не использовала.

Глядя на Донского, на лес за микроавтобусом, где меж деревьев уже собирались серые пятна, постепенно темнеющие, Сергей Анин занервничал. Он чувствовал: общая временная эйфория по мере приближения ночи сходила на нет, уступая место чему-то более реальному в данных обстоятельствах. Это лишь усугубляло его собственное состояние.

Почему богомол так долго не появляется?

Этот вопрос давил его, мешал глубоко и свободно дышать, словно кто-то невидимый уселся ему на грудь. Должна быть причина, по которой насекомое выжидает, должна.

Анин не допускал мысли, что богомола на хуторе уже нет. Тварь рядом. Вчера богомол без конца летал вокруг дома. Сегодня — таится.

Не без оснований Анин опасался, что продолжительное бездействие со стороны насекомого обязательно во что-нибудь выльется. Самое худшее то, что они уже расслабились, они уже не могли реагировать также, как вчера. Сейчас их очень просто застать врасплох — не могло не сказаться напряжение длиной более, чем в сутки.

Что если богомол совершит внезапную попытку проникнуть в дом?

Анжела Маверик, дольше всех не отходившая от окна, тихо спросила:

— Сергей, как ты думаешь, твой отец появится до темноты?

Анин едва не закричал на нее, прилагая усилие, чтобы лицо оставалось бесстрастным.

— Не знаю… Будем надеяться. Ты лучше отойди от окна.

Помедлив, она последовала совету. Снова спросила:

— Неужели мы проведем здесь еще одну ночь?

Анин опустил голову на колени — он не хотел, чтобы она видела, как исказилось его лицо. Неужели она не понимает? Откуда ему знать? По большому счету, он не особенно удивится, если они просидят на хуторе до следующей, третьей ночи. Когда он убеждал ее, что отец вот-вот начнет поиски, это, мягко говоря, вряд ли соответствовало действительности.

В реальности все обстояло иначе — Владимир Анин, понадеявшись на Вересова, мог забеспокоиться лишь в понедельник утром. Сюда следовало прибавить довольно приличное время, прежде чем кто-нибудь из близких догадается прочесать лес, съездить в Арсеньево. Это — после других версий, поисков, метаний из стороны в сторону.

Если богомол по-прежнему будет ждать, желая действовать наверняка, они смогут досидеться в этом доме до ЧЕТВЕРТОЙ ночи!

Анина затрясло, в спину будто всадили что-то острое, пронизавшее внутренности страхом.

Выдержат ли они?

Еще вчера, скажи ему кто-нибудь, что вся проблема в том, чтобы продержаться, что тварь не рискнет проникнуть в дом вслепую, Анин усмехнулся бы, уверенный, что самого худшего они избежали. Сейчас он не был уверен, что в один прекрасный момент не выскочит из дома сам, не говоря о девушках. Никогда не знаешь, как поведешь себя в следующую минуту, не сдадут ли нервы. Судя по взглядам, с ним, Аниным, что-то произошло. Как он понял, что-то случилось с волосами. Впрочем, сейчас это казалось ерундой, чем-то недостойным внимания.

Анжела Маверик, не дождавшись ответа ни от Анина, уткнувшегося в колени, ни от Сурты, тяжело вздохнула и снова выглянула в окно.

— Он проснулся, — быстро сказала она.

Анин хотел подняться, посмотреть, но тяжело было даже шевелиться — наверное, пришел очередной упадок сил. Он решил посидеть, не все ли равно, видит он Донского или нет, однако в следующую секунду ему пришлось-таки вскочить.

Маверик дрогнувшим голосом произнесла:

— Боже! Нет!

2

Донской засуетился, откатил дверцу. Закрыл ее.

Снова открыл. Пробоина в дверце напоминала чей-то изувеченный глаз.

— Эй! Завопил он. — Эй, где вы!?

Черты его лица расплывались — при кажущейся силе дня, сумерки подкрадывались все ближе и ближе.

Донской снова закрыл дверцу. Снова закричал:

— Кто-нибудь! Эй! Помогите!

Они уже топтались у окон фасада вчетвером.

— Он сейчас выпрыгнет, — выпалила Ольга Сурта.

Анжела Маверик одновременно с ней ахнула:

— Наверное, ему плохо!

— Артем! — вскрикнул Анин, отдернув штору и прильнув к окну. — Мы здесь! Не выходи из…

Поздно, Донской не слышал их.

Он в очередной раз откатил дверцу и… выпрыгнул из салона.

Они думали, он вбежит во двор, попытается вернуться в дом: на секунду он застыл, пожирая взглядом двор и фасад дома.

— Мы здесь! — выкрикнула Маверик, ее пальцы уже отбросили шпингалет.

Донской сорвался с места, но побежал в противоположную сторону, к лесу.

— Куда ты?! — закричал Анин. — Стой!

— Боже! Боже! — причитала Маверик.

Донской удалялся. Бежал он быстро. Несколько секунд — он углубился в лес, его тут же поглотила коричневая масса, лежащая между деревьями. Только что они еще видели его, и все — человек будто растворился.

Сумерки оказались куда злее, чем им казалось, они и не заметили, как дневной свет окончательно выдохся.

— Ему конец, — пробормотал Олег Сурта.

Они превратились в слух. Морщась, ждали истошного крика или выстрела.

Прошла минута. Ни того, ни другого они не услышали. Стояла стылая тишина, больше подходящая для холодного времени года.

Анину казалось, он слышит звук удаляющихся шагов, но это был лишь стук сердца, отдававшийся в ушах.

Еще три минуты. Они ничего не дождались, ни единого признака того, что богомол атаковал убежавшего человека.

Ольга Сурта дрогнувшим голосом спросила:

— Он что, убежал?

Маверик повернулась к ним, в глазах — удивление и… облегчение.

— Он ушел, — тихо сказала девушка и громче: — Он живой! Он убежал!

Маверик запнулась, словно не решаясь сделать окончательный вывод.

Облегчение во взгляде уже превращалось в ликование.

— Нет! — Олег Сурта покачал головой. — Заткнись!

Он говорил грубо, казалось, он хотел убедить в обратном сам себя.

— Никуда он не убежал! Не верю.

Блеск в глазах Маверик ослаб, однако девушка на этот раз не хотела сдаваться так легко. Она схватила Анина за руку:

— Сергей, ну скажи, — потребовала она. — Артем ведь убежал? Вы же видели, его никто не тронул! Этой твари больше нет!

Анин ничего не сказал, медленно, без резких движений высвободив руку.

Блеск в глазах девушки померк окончательно, уступив место разочарованию.

— Нет здесь никого, — упорствовала Маверик. — Может тварь сдохла или еще чего, — она говорила все быстрее и быстрее, повышая голос. — Ее нет, больше этой твари нет, нет, нет…

— Анжела!

Анин встряхнул ее. Он ее понимал: только что вспыхнувшая надежда была раздавлена.

Маверик вырвалась.

— Вы боитесь? — процедила она, переводя взгляд с одного на другого.

— Успокойся… — Анин шагнул к ней, но она отпрянула.

— Боитесь, — теперь это звучало утвердительно. — Мы ведь можем уйти отсюда. Я… я не могу здесь находиться! Давайте уйдем отсюда, уйдем все вместе.

— Нет, — тихо сказал Сурта. — Мы с Олей никуда не выйдем отсюда.

Маверик попятилась в соседнюю комнату.

— Давайте хоть попробуем, просто выйдем во двор. Я чувствую, никого здесь уже нет. Артем запросто…

— Анжела! — прервал ее Анин. — Вдруг ты ошибаешься? Если мы выйдем, а богомол все еще здесь?

Она заколебалась, но лишь на пару секунд:

— А если его нет?

Олег Сурта покачал головой:

— Ты хочешь проверить это на ком-то из нас?

Маверик смотрела на него своими большими темными глазами.

— Его здесь нет. Хотите, я выйду? — Она едва не плакала.

Сурта опешил. Его жена, до этого молчавшая, прошептала:

— Анжела, — в голосе то ли просьба, то ли возражение.

Анин, незаметно приближавшийся к Маверик, преградил ей путь.

— Анжела, — как можно мягче сказал он, хотя его буквально трясло от страха, усталости, напряжения и желания вопить. — Послушай меня, пожалуйста. Если ты ошибаешься, и мы выйдем из дома, кто-нибудь, а может быть и все мы, умрем. Если нет, я бы попросил тебя подождать. Скоро ночь, а к даче топать и топать. Не лучше ли идти днем? Может завтра утром за нами приедут. Может и раньше. Давай подождем до утра, так, хотя бы для уверенности. Ты как?

Маверик облизнула губы.

— До утра? — переспросила она.

Анин кивнул.

Девушка уточнила:

— Если никто не приедет за нами, мы все равно пойдем?

Анин сомневался, что захочет выйти из дома даже утром, если, конечно, они переживут эту ночь. Лучше ждать — так надежнее. Ждать, если даже жажда станет звать старуху с косой. Однако, завтрашний день казался не более реальным, чем следующая жизнь, если только человек живет много жизней. Сейчас самое главное — убедить Маверик, это ведь чревато осложнениями для всех.

Анин уверенно закивал:

— Да, пойдем. Ждем до десяти утра. Никого нет — идем сами. Десять утра. Ты согласна?

Маверик кивнула. И тут же разрыдалась.

Ему пришлось заключить ее в объятия.

3

Вторая ночь стала гораздо более тяжелой. Как прогрессирующая болезнь, которая, не встречая сопротивления на своем пути, делает все хуже и хуже.

Она не была такой же темной, как предыдущая. Почему-то они различали не только проемы окон, но даже расплывчатые пятна деревьев. Может, они просто адаптировались? Пришлась бы кстати луна, но сейчас было новолуние.

Сергей Анин в эту ночь ощущал себя абсолютно беззащитным — теперь его руки были пусты. Тем не менее сидеть без сна казалось немыслимым.

Анжела Маверик находилась рядом. Она притихла, и ясно было, что девушка не создает эксцессов, по крайней мере, пока не рассветет.

Сергей слышал запах ее пота. Это не было неприятным, это казалось вполне естественным: что-то находилось рядом и это можно было не только потрогать, но и понюхать.

Естественным. Всего лишь сутки назад они стеснялись ходить по нужде, краснели, закрывали уши и отводили глаза. Теперь Олег Сурта стоял у заднего окна, пока нишей пользовалась его жена и Анжела, и у всех были такие лица, словно они поступали так много-много дней.

Запах, конечно, из ниши распространялся по всему дому, но их обоняние его давно не воспринимало, вернее, воспринимало совсем не так, как у кого-нибудь постороннего, кто зашел бы в дом.

Они сходили по очереди в нишу, чтобы лишний раз не рисковать в темноте. Олег Сурта с женой устроились на прежнем месте — на пороге передней комнаты.

Когда Анин решил, что Маверик спит, девушка приблизила свои губы к его уху и прошептала:

— Спасибо тебе, — пауза. — Что уговорил меня остаться. Я вела себя, как дура.

После чего Маверик действительно заснула.

На короткое время Анин испытал приятные ощущения. В теперешнем положении благодарность оказалась почему-то особенно весомой.

Однако, все вернулось в прежнее русло.

Страх, голод, жажда, неимоверная усталость. Неудобное положение. Осознание того, что спать вообще-то нельзя, и осознание того, что не заснуть просто невозможно.

Анин пытался что-нибудь обдумывать, например, как быстро поиски компании бывших одногруппников приведут в Арсеньево. Или что говорить Анжеле Маверик, да и самому себе, когда наступит утро, а они все также будут сидеть и ждать, изнывая от страха. Анин пытался, понимая, что это лишь оттягивает неизбежное — ночь бесконечна, и ее просторы рано или поздно поглотят его разум, отважившийся бодрствовать и бодрствовать. Все равно, что пытаться вычерпать море ведром.

Однако Анин сопротивлялся. Мужества ему придало равномерное дыхание Олега Сурты — похоже, он спал, хотя поза осталась прежней. О времени Анин имел смутное представление. Нечто давило его, прессовало, и в конце концов Сергей прилег возле стены. Так удобнее. К тому же болезненно ноют ягодицы.

Анин держал глаза открытыми. Нет, он не будет спать. Это было бы оплошностью. Где-то рядом богомол, жуткая тварь, убившая стольких людей, некоторые из которых умирали мучительно. Кто знает, прошлой ночью богомол не совершил ни одной попытки проникнуть в дом, воспользовавшись темнотой, но это не значит, что ничего не изменится теперешней ночью.

Спать нельзя. Он немного полежит, снова примет сидячее положение. На минуту даже можно закрыть глаза.

В старом доме на заброшенном хуторе слышалось дыхание четырех спящих людей.

4

Он открыл глаза, когда уже было светло.

Равномерное дыхание вокруг. Анин приподнял голову и убедился, что все трое спят. Лица исхудавшие, влажные, но сон привнес в их черты некоторое умиротворение. Возможно, им ничего не снилось, и это сыграло свою роль.

Они заснули и то, что были по-прежнему живы, являлось подарком, брошенным к их измученным телам.

Было не просто светло, солнце уже давно встало. Часов восемь уже, не меньше. Анин смотрел на Анжелу и Ольгу и несколько секунд ему не хотелось их будить.

Пока он не осознал, что его что-то разбудило. Какой-то звук.

Анин почувствовал, как спину обсыпало гусиной кожей. Он задержал дыхание. Страх не отпускал, наоборот, усиливался. Парень напрягал слух, но кроме сопения людей ничего не улавливал.

Закрались сомнения, не приснилось ли ему что. По правде говоря, он не был уверен в чем-то одном.

Анин осторожно принял положение, при котором легко будет вскочить на ноги.

Шорох в кухне.

Анин едва не вскрикнул, резко вскочил, оттолкнувшись от пола.

Его движение разбудило Анжелу Маверик, она застонала, завертела головой, руки ощупывали пол, будто помогали голове припомнить место нахождения.

Проснулись Олег и Ольга Сурта. Парень тут же принял вертикальное положение, схватил ружье.

Тишина стала рваться, как мягкая податливая бумага, пока еще не грубо, но целостность нарушилась.

Анин вскинул руку, жестом призывая к молчанию: им нужна была тишина. Маверик, несмотря на это, постанывала, пока приподнималась, держась за стену. Анин приложил ей палец ко рту и убрал руку, лишь убедившись, что девушка затихла.

Они замерли, прислушиваясь.

Олег Сурта смотрел то на окна, то на Анина. Прошла почти минута, и Сурта наконец не выдержал:

— Что?

Анин покачал головой, давая понять, что надо выждать еще немного.

Ничего не происходило.

— Что такое? — повторил Сурта; по лицу было видно, первоначальный испуг его отпустил.

Анин пожал плечами.

— Как будто кто-то скребся. В кухне.

Ольга Сурта ахнула. Ее муж шагнул к проему, держа перед собой ружье. Остальные снова затихли.

— Тебе не приснилось чего? — тихо спросил Сурта.

Анин ответил после непродолжительной паузы:

— Не знаю, — признался он. — Может показалось.

Олег Сурта, не отводя взгляда от кухни, отошел на прежнее место и снова присел.

— Отбой, — прошептал он. — Можно еще посидеть. Сколько там натикало?

— Восемь, — ответил Анин.

Сурта кивнул: да, мол, сидим. Он казался измученным, как если бы всю ночь шел, а не дремал, время от времени вздрагивая, вскидывая отяжелевшую голову.

Его жена присела рядом.

Поколебавшись минуту, их примеру последовала Анжела Маверик.

Сергей Анин медлил. Не решался, хотя ноги в прямом смысле подкашивались. Если бы он шел, что-то делал, но он стоял на одном месте, и это было особенно тяжело.

Сурта прикрыл глаза. Снова открыл, но ружье уже положил на пол, просто держа на нем одну руку. Ольга… задремала. Анин понял это по дыханию. Странное дело, несколько минут назад Ольга едва не закричала, теперь, несмотря на очередную, мощную дозу стресса, снова заснула.

Плохи дела, подумал Анин, мы выпотрошены. Физически и морально. Он сам едва стоял на ногах. Может это кратковременный упадок, наиболее глубокий за последние сутки. Он не знал.

Анин прошел к кухне, заглянул туда. Никто не смотрел на него. Парень оглядел шкаф, соседний двор и дом, ту часть, которую мог видеть.

Помедлив, Анин вернулся на свое место и присел. По телу прошло приятное облегчение, правда, парень к этому очень быстро привык и теперь уже хотелось принять горизонтальное положение. Возмущенное тело снова запротестовало, требуя новых уступок.

Анжела Маверик сидела с закрытыми глазами. Похоже, ей хватит минуты, чтобы заснуть, если она уже не задремала. Страз, вызванный ложной тревогой, недолго оставался в крови.

Анин вытянул ноги, принимая полулежачее положение. В голове словно разбухал ком намокшей ваты. Анин прикрыл глаза.

В кухне послышался отчетливый шорох, и Анину показалось, что шкаф сдвинулся.

Теперь эти звуки слышали все.

5

Каждого из них словно подбросило пружиной, отпущенной на свободу. Не опоздала даже Ольга Сурта, задремавшая, казалось, крепко, хотя и вздрагивала во сне.

Никто из них не кричал. У Сурты было каменное лицо, у его жены — растерянное, заляпанное пятнами страха. Анжела Маверик, казалось, испытывала приступ боли, острый, проникающий глубоко-глубоко, словно тонкая спица.

Сурта направил в кухню ружье. Анин, несмотря на обжегший внутренности страх, шагнул к нему, как будто непременно должен был удовлетворить свое любопытство.

Шкаф действительно сдвинулся. Он сместился всего на пару сантиметров, но эффект был такой, словно рухнула стена.

Шорох прекратился, но шкаф подрагивал. Богомол находился в оконном проеме, невидимый из-за шкафа, и медленно пытался этот самый шкаф сдвинуть.

— Олег! — прорвало Ольгу Сурту. — Олег!

Сурта вжал приклад в плечо, руки его тряслись.

В вертикальной полоске незаслоненного окна мелькнула тень. Мелькнула быстро, Сурта при всем желании не смог среагировать. Анин уже ждал выстрела, пусть и с опозданием Сурта должен был спустить курок.

Сурта не выстрелил. Он отшатнулся, сжимая зубы, и стон, готовый вырваться, превратился в хрип.

Звук рассеченного воздуха прошел вдоль фасада, переместился во двор, иссякнув то ли возле веранды, то ли за тыльной стороной дома.

Ольга, отступившая в переднюю комнату, отшатнулась назад. Ее муж засуетился, не зная, что взять под прицел: боковое окно, заднее или же окно кухни.

Шелест возник за окном кухни. Шкаф вздрогнул под коротким, но чувствительным прикосновением насекомого.

Маверик вскрикнула.

Олег Сурта рывком повернулся к кухне, но тень твари уже промелькнула за окнами фасада. По-видимому, лишь это удержало парня от выстрела в никуда.

— Там! — прохрипел Анин, показывая вытянутой рукой в сторону улицы.

Шорох исчез. Они его не слышали.

Анжела Маверик заплакала. Она переводила взгляд с одного окна на другое, закрывала ладонями рот, но глухие рыдания только усиливались.

— Тише! — потребовал Анин, подняв руку. — Тише, прошу.

Им необходима была тишина, только так можно было вовремя определить, с какой стороны находится богомол.

Маверик не могла остановиться, рыдания душили ее. Анин вращал головой, пытаясь предугадать следующий ход насекомого. То, что тварь притихла, очень ему не понравилось. Олег Сурта на всякий случай держал под прицелом кухню.

Шорох они услышали меньше, чем через минуту. Он исходил с веранды.

Ольга Сурта ударила мужа по плечу, рот полуоткрылся в немом крике. Она указала на входную дверь, глаза выпучились от ужаса. Сурта шагнул в переднюю.

Маверик наконец подавила рыдания.

Во входную дверь уперлись с наружной стороны. Сурта видел, как вздрогнул крючок, сдерживая медленный, почти незаметный натиск.

Тварь скреблась, осторожно, почти неуверенно, будто колебалась, правильно ли поступает.

Ольга Сурта попятилась в соседнюю комнату, не в силах видеть, как нечто сдерживает лишь тонкий кусочек металла. Анин шагнул к боковому окну, но часть веранды он не мог рассмотреть и богомола не заметил.

Сурта пытался определить, в каком месте двери находится тварь. Один патрон, стучало в мозгу, всего один выстрел.

В какой то момент он подумал, что давления на дверь с наружной стороны нет. Не мерещится ли ему?

Легкий шорох на веранде. Мгновенный звук рассеченного воздуха.

Анину показалось, он заметил на веранде движение, но сказать ничего не успел.

Сурта весь сжался.

Шкаф в кухне тяжело заскрипел, царапая ножками пол.

Ольга истошно завизжала. Ее муж, оцепенев на секунду-другую, рванул из переднее к кухне. Его обожгла мысль: не успел, не успел.

Шкаф отодвинуло на метр от окна, не меньше. Он шатался, словно в любое время мог опрокинуться. Из-за его дальнего торца что-то мелькнуло.

Ноги богомола! Тварь почти освободила себе путь в дом!

И еще раз.

Олег Сурта не выдержал. Уже спуская курок, он слышал, как завопил внутренний голос, требовавший прицелиться наверняка. Но было поздно. Понимая, что это была опасная поспешность, рожденная отсутствием хладнокровия, Сурта все-таки выстрелил.

Зарядом вырвало большую часть стенки шкафа и снесло торец. Сурта не видел, как богомол успел отпрянуть в сторону, но он это почувствовал. Богомола он не зацепил.

Зато израсходовал последний патрон.

6

Грохот выстрела встряхнул оцепеневший, изможденный дом. Окна, выходившие во двор, вздрогнули, и казалось удивительным, что они выдержали и не лопнули.

Остов старого шкафа напоминал скелет какой-нибудь тварь из юрского периода, хрупкий скелет, не имеющий шансов долгое время выдерживать вертикальное положение. Теперь кухонное окно ничто не закрывало.

Олег Сурта держал, бесполезное ружье, лицо его исказилось от боли — отдачей чувствительно ударило в плечо. Он стоял, и до него медленно, словно проявляющееся очертание человека, приближающегося в мутном вареве снежной пурги, доходил результат выстрела: больше он уже не выстрелит.

Анжела Маверик сжала ладонями голову и опустив ее, присела на корточки.

Ольга Сурта замерла с широко раскрытыми глазами и ртом.

Ее муж попятился от кухни. Обернулся. Обезумевший взгляд жадно, требовательно ощупал каждого, будто Сурта молил убедить его в том, что он только что не выстрелил. Девушки пялились в кухню. Похоже, они находились в шоке и еще не осознали, ЧТО ПРОИЗОШЛО!

Только не Сергей Анин. Сурта встретился с ним взглядом на какую-нибудь секунду, но сомнений у него этот мимолетный зрительный контакт не оставил — Анин знает. Сурте показалось, из глубины этих застывших глаз поднимается ил настоящего ужаса, прежде пребывавшего на самом дне.

Слабость оказалось молниеносной. Словно кто-то выстрелил зарядом, содержащим специальный газ. Раз — и все. Сурта почувствовал, как сначала отказал низ спины, и его повело назад. Он прислонился к стене, после чего ноги стали какими-то неплотными, почти невесомыми.

Он начал сползать по стене.

— Олег! — всхлипнула Ольга, она протянула руки, но не подошла, ноги перестали ей подчиняться.

Сурта сопротивлялся, пытался не оседать.

— О… черт, — прохрипел он. — Черт…

Анжела Маверик вскинула голову, впилась в Сурту взглядом и… все поняла. Секунду она изучала парня, его лицо, руки, ружье, которое он крепко сжимал, затем застонала и вскочила на ноги. Стон перешел в короткий крик, девушку шатало. Сурта выплевывал искаженные слова, словно застрявшие в зубах кости:

— У нас… я… ни одного… последний патрон. Я не…

— Олег! — Ольга вцепилась в него, чуть приподняла, прижимаясь, будто хотела, чтобы муж забрал у нее часть начинавшейся истерики.

Сурта опять смотрел в кухню, и по его реакции казалось, что там затаилось нечто, готовое вот-вот прыгнуть на него.

Анин стоял, не шелохнувшись. Несколько минут выпали из реальности. Возможно, подсознательно он ждал продолжения — богомол совершит еще одну попытку проникнуть в дом, и тогда все кончится. У них выпали последние зубы, и огрызаться уже нечем. Ждать, только ждать, смысла дергаться нет.

Прежде, чем он понял, что пауза затянулась, перед глазами возникла картинка: богомол, атакующий одного из них, остальные выбегают из дома. И тут же наслоилась другая: он, Анин, выбегающий из дома и попадающий богомолу прямо в «тиски» с тремя рядами шипов.

Кое-как его мозг переработал передышку: богомол прервал атаку, и Анин первым справился с шоком. Он шагнул к Сурте и его жене.

— Тихо! — потребовал он. — Только не кричите.

Это подействовало только на Ольгу. Она вся напряглась, сжалась, но замолчала. Ее муж продолжал невнятное бормотание — шок не оставлял его.

Богомол не показывался. Не слышалось и звуков рассекаемого воздуха. К Анину возвращалась способность рассуждать. Они были живы, тварь решила выждать, и значит, шансы оставались. Глупо было бы просто так сесть и ждать.

Богомол не мог знать, что это их последний выстрел!

Анин, следя за окном, чувствуя, как при каждом вздохе страх комьями заполняет легкие, прошептал:

— Стоп, хватит, — это предназначалось прежде всего Олегу Сурте. — Твари нет, она затаилась. Только не кричите, прошу вас.

Анин едва не добавил «чтобы богомол не догадался».

Сурта затих, взгляд стал осмысленнее. Как и Анин, он смотрел в кухню, в окно, зиявшее, как отверстие гигантского дула.

— Давайте… — пробормотал Анин и запнулся, не в силах предложить что-то дельное, хотя нужно было действовать. — Я не…

— Окно бы чем-то закрыть, — нашлась Ольга Сурта.

— Да! — Анин едва сдержал крик. — Давайте! Диваном.

В следующие несколько минут они почти израсходовали весь свой потрепанный остаток мужества. В основном из-за ежесекундного ожидания, что богомол ворвется в дом в самый последний момент, и их суета не даст ничего.

Все вместе они подняли старый скрипучий диван и внесли его в кухню. Протиснули боком, и ближе других к окну оказались Маверик и Анин. Оказавшись на кухне, девушка посмотрела в окно так, словно заглянула в бездну, куда ее что-то непреодолимо толкало, ее руки резко ослабли, и Анину пришлось напрячься, чтобы не выронить переднюю часть дивана.

— Быстрее, — прошипел Анин; он был почти уверен, что богомол вот-вот атакует одного из них, невероятным усилием парень поборол желание отпустить диван и выскочить из кухни.

Под их натиском остов дивана заскрипел, и после хлипкого сопротивления его бросило влево, в угол за печкой. Старое дерево затрещало, разваливаясь на обломки. Торец дивана невероятно точно закрыл собой оконный проем чуть ниже середины.

Еще одно усилие, чтобы диван плотнее вошел, — и они, не сговариваясь, отпрянули.

Верхняя часть окна оставалась свободной.

— Тварь может пролезть, — сказал Сурта.

Анин заметил:

— Пролезть, но не пролететь.

— Один черт, — процедил Сурта, махнув рукой, жест полный отчаяния.

Девушки пятились от кухни вглубь комнаты, к самому окну, выходившему во двор. После нескольких минут суетливой, зарождающейся надежды, слабой, как мерцание свечи в ночном тумане, Анин осознал, что их потуги бессмысленны. Они спасутся, если только выиграют время до следующей вылазки богомола. Необходимо громадное везение, чтобы тварь опять затаилась на многие часы, только так, от них самих уже ничего не зависит.

Анин испытал полнейшую опустошенность, ему вдруг стало все равно. Абсолютное безразличие. Если раньше они как-то могли отбиться, сейчас это исключено. Возможно, сказалось, что он был изможден.

Это понимал не только он.

Анжела Маверик неожиданно разрыдалась. Ольга Сурта перевела взгляд с мужа на Анина и обратно и после недолгого колебания обняла Анжелу, попыталась успокоить ее.

Анин хотел было попросить девушек притихнуть, не в силах избавиться от наваждения, что богомол догадается об их истинном положении именно поплачу, но у него не хватило моральных сил. Анин заметил, что Ольга тоже плачет, только бесшумно, слезы тем не менее обильно катились по ее щекам.

Так продолжалось минут пятнадцать.

Анин сидел в центре комнаты и ему казалось, что внутри он пустой. Несмотря на ситуацию, он чувствовал сонливость. Сурта стоял между кухней и передней, подпирая стену, тупо глядя в кухонное окно. Анжела Маверик плакала, правда, все тише и тише. Ольга оставила ее, уперлась головой в стену и разрыдалась.

Они как будто оплакивали свою участь. Заранее. Пока есть возможность.

Ольга Сурта затихла через минуту. Похоже, она была измучена настолько, что попросту не могла даже плакать.

Маверик повело, как пьяную, и ей пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть. Ноги девушки подкосились в буквальном смысле. Ольга поддержала ее, помогла плавно опуститься на пол.

— Анжела, что с тобой?

В голосе Ольги сквозил испуг. Сквозил, несмотря на то, что они все уже были покойниками. Сурта испытала страх, заметив странные симптомы поведения подруги.

Маверик часто-часто задышала, глядя в потолок каким-то остановившимся взглядом, лицо сильно побледнело, на лбу выступили крупные капли пота.

— Анжела?

Маверик скользнула взглядом по девушке, поддерживавшей ее.

— Голова что-то закружилась. И тошнит.

— Анжела, — Сурта оглянулась на мужа и Анина.

Взгляд Олега казался безучастным. Анин, физиономия которого почему-то казалась заспанной, пробормотал:

— Это от голода. Меня тоже мутит.

— Я пить хочу, — сказала Маверик.

— Я тоже, — призналась Ольга.

— От голода, — повторил Анин.

Олег Сурта снова смотрел в кухонное окно. Анин не смог бороться с мыслью, что скоро все кончится, и голод, и жажда, все, с чужеродной мыслью. Он безвольно проглотил ее, даже не попытавшись отогнать, и разжевывал, разжевывал.

Еще несколько минут молчания и внутренних терзаний на собственный маневр.

Анжела Маверик снова заплакала, тихо, давясь, словно хотела, чтобы ее никто не услышал.

Ольга Сурта резко повернула голову.

— Что?

Анин посмотрел на нее, заметил взгляд, устремленный в окно, и тут же услышал какой-то смутный, трудноразличимый звук.

Это был звук приближавшегося автомобиля.

Глава 10

1

Это был сон. Сладкий, мягкий, податливый, как сахарная вата, нежный сон.

Разве это могло быть чем-то иным?

Пожалуй, почти минуту никто из четырех человек не дышал, опасаясь спугнуть общее наваждение. Они слушали, пытаясь отсортировать реальное от желаемого.

Гул двигателя крепчал, очень медленно, невыносимо мучительно и нудно, прямо-таки вызывающе, но все-таки крепчал. Изредка, на краткую секунду-другую гул пропадал, и тогда где-то внутри у каждого образовывался мгновенный лед, также сверхбыстро оттаивающий, стоило их слуху вновь уловить этот желанный, родной звук, ласкающий не только ухо, но и каждую клеточку изможденного тела, покрывающегося плотной пленкой из собственного пота.

Автомобиль приближался к хутору.

Спустя минуту невыносимого ожидания в этом уже ни у кого не оставалось сомнений.

— Машина, — прохрипел Олег Сурта, наконец оторвался от стены и бросился в соседнюю комнату к окнам фасада.

За ним — жена. Затем Анжела Маверик, ее движения были неверными, словно нарушилась координация, та же похожесть на пьяную.

Слабость от голода, сказал бы Анин, если бы сейчас для него что-то существовало кроме автомобиля, неспешно и осторожно ползущего по лесу к четырем заброшенным домикам. Реакция у парня оставалась заторможенной и, начав подниматься сразу после промелькнувшего мимо Сурты, Анин сделал первый шаг, когда обе девушки уже стояли у окон. Похоже, сказывалось недавнее опустошенность и безразличие.

Пошатываясь подобно Анжеле, Анин проковылял в соседнюю комнату, где замерли Сурта и девушки, готовые возликовать. Воспроизведенный их движением шум на несколько секунд заглушил хрупкий гул еще далекого автомобиля, им пришлось затихнуть, словно для того, чтобы заново нащупать тонкую нить, могущую связать их со светом.

Они снова затаили дыхание.

Нет, теплый, как тающее масло, звук не исчез.

— Машина! — повторил Сурта, на этот раз более живым, не механическим голосом.

— Господи, — прошептала его жена.

Анжела Маверик снова заплакала, но теперь по ее щекам бежали слезы радости. Она обняла Анина, уткнувшись лицом ему в грудь. Парень почувствовал, как ее тело бьет мелкая дрожь.

— Вот, черт, — пробормотал он. — Неужели? Черт, да я…

От волнения он не смог договорить.

— Господи, — повторила Ольга Сурта. — Мы спасены. Спасены, спасибо тебе, Господи!

Маверик оторвалась от Анина и снова прильнула к окну. Ее плечи вздрагивали, она плакала.

Анин полувопросительно-полуутвердительно сказал:

— Наверное, мой отец.

— Машина, твою мать! — воскликнул Сурта.

Он не слышал Анина, в конце концов, не важно кто это был, главное — это ехали за ними.

Анин добавил:

— Я знал! Знал! Папа догадается, что мы здесь, в Арсеньево. Догадается!

— Ну, наконец-то, — произнес Сурта. — Дождались!

Гул автомобиля стал отчетливым. Можно было определить, что приближается легковая машина. Одна.

В какой-то момент Анин осознал, что не может определить направление звука.

В какую сторону не посмотри, кажется, что оттуда и едет.

Это был первый, едва ощутимый на фоне приливной волны ликования, тревожный укол.

— Послушайте, — сказал Анин, и его голос вдруг стал сиплым. — Скажите, я что-то не понимаю, с какой стороны подходит машина?

Они застыли. Радость еще была на их лицах, но один-единственный вопрос вернул их на землю, выдернул из вихря преждевременного счастья, вычеркнувшего из их мыслей множество неприятных моментов. Кто-то бесспорно, приближался, и скорее всего эти люди искали именно компанию молодых людей, отправившихся с сыном Владимира Анина. Но, во-первых, всегда существовал иной вариант, во-вторых, в любом случае люди, искавшие их, не знали о богомоле.

Это особенно опасно. Даже при наличие оружия у тех, кто приближался.

Сурта посмотрел на Анина и сказал:

— Оттуда, конечно, — он указал в сторону леса, на тропу, по которой они сами в свое время примчались на хутор, он говорил без промедления, но в его тоне не было уверенности.

— Ты уверен? — с надеждой спросил Анин.

На этот раз Сурта замялся, прежде чем выпалил:

— Ну да, откуда же еще?

Анин вытянул руку вглубь дома:

— К хутору можно запросто подъехать со стороны автострады.

Сурта пожал плечами, как бы говоря, какая разница, и произнес:

— Сергей, за нами едут. Ты же слышишь…

— Черт возьми, — оборвал его Анин. — Если это мой отец или те, кто ищет нас вместе с ним, они подъедут сюда только оттуда, от дачи.

Черты лица Олега Сурты будто парализовало, на секунду он превратился в восковую фигуру, поразительно похожую на живого человека.

— Ты понимаешь? — воскликнул Анин, чувствуя, как его затрясло от страха и разочарования.

Ольга Сурта нахмурилась, с ее лица будто стерли что-то светлое.

— Наверное, оттуда, — она показала в направлении Котлована. — Точно. Вот послушайте.

Ее никто не опроверг, но и не поддержал. Они затаили дыхание и ждали.

Внезапно Анину пришло на ум, что они забыли еще об одном варианте, самом, пожалуй, опасном: как только машина покажется из леса, богомол попытается проникнуть в дом!

Анин, задыхаясь от ужаса, прошептал:

— Боже мой, тварь ведь спокойно пролезет в окно, а мы ничего не заметим. Олег!

Не дожидаясь реакции Сурты, Анин оказался у кухни. Верхняя, незакрытая диваном часть окна, казалась проломом в стене, способным пропустить одновременно десятки тварей, подобных той, что находилась где-то во дворе.

Сурта уже стоял рядом, качая головой:

— Черт, да мы ничего не сделаем, если что, — голос хриплый, переполненный отчаянием. — Ничегошеньки не сделаем.

У Анина перед глазами мелькают картинки абсурдного решения: вытащить из ящика стола все, что можно, и метать в тварь, если она захочет протиснуться в дом, метать ложки, вилки, схватить табуретку, в конце концов. Любые предметы, могущие причинить живому существу физическую боль, задержать его, заставить отложить атаку, не рисковать. Анин видит это, но не может сказать — в горле словно застряла крупная влажная кость. И еще, где-то на задворках разума он понимает, подобные действия просто смешны, все равно, что отбиваться от крупного хищника снежками.

Из соседней комнаты раздалось восклицание Олега Сурты:

— Они сейчас будут здесь! Уже совсем близко.

Анин и Сурта бросились к окнам фасада. Анин подумал, девушки увидели машину, но оказалось, те всего лишь более отчетливо услышали звук, как будто водитель резко прибавил скорости.

Однако Анин по-прежнему не мог определить направление.

Ольга Сурта горячо зашептала:

— Слышите? Оттуда, — она указывала на тропу, которую они все видели. — Оттуда, с дачи.

Пауза.

Звук стал совсем близким. Вот-вот они увидят машину.

Еще ближе.

Анжела Маверик прошептала:

— Мне кажется… машина едет с другой стороны.

Неопределенный жест в направлении автострады.

Олег Сурта посмотрел на нее, снова перевел взгляд на тропу.

— Нет, я уже слы… не может быть, — он как будто отмахивался от менее приемлемого варианта, не желая услышать каких-либо подтверждений.

Маверик шагнула к окну, выходившему во двор. Остальные посмотрели на нее несколько обескуражено, к ней подошел только Анин.

— Нет, — прямо заявила Ольга, указывая на тропу. — Послушайте.

Гул двигателя говорил, что они уже должны видеть автомобиль. Машина где-то в поле зрения.

Внезапно Анин решил, что автомобиль идет от дачи, и шагнул к Сурте и его жене.

Автомобиля не было.

Сурта вздрогнул и посмотрел на Анина. Лицо исказилось, зрачки расширились, и Сергею на миг показалось, что он видит в них отражение собственных поседевших волос. Мгновенная интуиция подсказала ему, о чем подумал Сурта, еще прежде, чем тот заговорил:

— Твою мать, это, наверное, те же галюны!

Анин успел представить, как среди деревьев они замечают синюю «ауди», на которой приближается Дмитрий Вересов, «ауди», которая почти двое суток стоит перед домом, где они нашли убежище, «ауди», которая едет к ним снова.

Они видят картину двухдневной давности. Ведь они уже наблюдали вчера Анина и Грожина, пересекающих соседний двор. Конечно, как же иначе? Разве можно ждать помощи так быстро?

Анину показалось, у него остановилось сердце. Неизвестно, как бы повернулось все в дальнейшем, если бы не радостный крик Маверик:

— Машина!

Они бросаются к Анжеле. Так и есть.

Автомобиль приблизился со стороны автострады. Они не видят его из-за забора, но сквозь щели мелькает что-то белое. За огородом клубится пыль, поднятая колесами.

Снова ЛИКОВАНИЕ! И облегчение. Это не Вересов, нет! В эти секунды Анин напрочь забывает, что люди его отца вряд ли приехали бы с этой стороны, слишком велико облегчение, что самое ужасное не подтвердилось, что на хуторе кто-то есть, кроме них.

Они, толкаясь, перемещаются к окну фасада: белый автомобиль миновал огород, двор и выехал на открытое пространство перед домом. Их ждет разочарование.

В машине — это старенький «опель» — находятся женщина и ребенок.

2

Шок. Резкая перемена состояний не может привести к чему-то другому. Все четверо будто оглушены. Никто из них какое-то время не может произнести ни слова, хотя в состоянии думать, мысли бегут живо, легко, словно каждый из них лежит на диване у себя дома, а не находится перед фактом, что надежда на спасение оказалась ложной, растаяла, как туман, рассеянный ветром, раздавлена, нагло, жестоко, безапелляционно, без предупреждения раздавлена.

Анину кажется, он становится невесомым. Вот-вот оторвется от пола, взлетит под потолок и уже ничего не сможет сделать. Голова пустая и как будто наполнилась горячим газом.

Они не двигаются — это выше их сил.

Женщина, остановившая машину, тоже. Рядом с ней — девочка лет восьми-десяти.

Двигатель белого двухдверного «опеля» работает настороженно, с некоторым усилием, словно машина хочет притихнуть, раствориться в окружающем пейзаже.

Так продолжается несколько минут.

Наконец, женщина заглушает двигатель. По ее лицу ясно, она о чем-то догадалась. Конечно, она и близко не подошла к самой сути, но поняла, что приключилась беда.

Джип, мелькнуло у Анина. Она видела джип за огородом, видела выбитое стекло, быть может не только это. Сергей не мог знать, кто эти люди, какое имеют отношение к погибшему два дня назад хозяину дома, на прибыли они сюда на свое собственное несчастье.

Вряд ли женщина вооружена. Естественно, она с девочкой не облегчит участь тех, кто остался от компании бывших одногруппников.

Женщина приоткрыла дверцу.

Анжела Маверик застонала.

Тут же распахнулась пассажирская дверца, и девочка выскочила из машины. Лет десять максимум, тонкая, одета в голубые короткие шортики из простого материала и безрукавую маечку навыпуск. Глаза широко распахнуты, смотрят настороженно, но в них нет страха.

Ребенок не понимает. Четверо молодых людей, находящихся в ближайшем доме, по-прежнему под воздействием шока.

Девочка оглядывается на синюю «ауди», затем изучает микроавтобус, но по ее мнению, эти машины не являются признаком трагедии.

Дверца захлопнулась, и девочка сделала шаг вперед.

— Настя! — женщина позвала девочку, и они явственно услышали испуг в ее голосе.

Ребенок остановился, но назад не вернулся. Женщина вышла из «Опеля», переводя встревоженный взгляд с автомашины на дом и обратно.

Как и предположил Анин, она не была вооружена.

— Степан! — крикнула женщина. — Ты где?

Анжела Маверик закряхтела, пытаясь предупредить женщину криком, но у нее вырвался лишь хриплый протяжный стон. И негромкий.

В следующую секунду на авансцену вышел Олег Сурта. Именно он выдернул их из продолжительного транса, заставил что-то делать, вместо того, чтобы ожидать собственной участи.

Как очень скоро отметил Анин, у него также зрело нечто подобное, но гораздо, гораздо медленнее.

— Уходим! — бросил Сурта. — Через заднее окно!

То ли он предугадал, то ли раньше других заметил вынырнувшего из-за деревьев богомола.

Девочка наклонила голову, по-видимому, заметила кровь. Показала женщине, и та, схватив девочку за плечо, потянула ее назад, к машине.

Однако, было поздно.

Тварь опустилась на женщину сзади. Передние ноги с шипами сомкнулись на плече и шее. Несчастная, уже осознавшая, что надо сесть в машину и уехать, как можно скорее оставить это место позади, лишь глухо вскрикнула, выпустив плечико девочки.

Маверик хотела закричать, но Сурта прикрыл ей рот рукой, обхватив сзади.

— Бесполезно! — он оттащил девушку от окна. — Уходим! Быстро! К джипу! Пока есть время!

Сурта отпустил Маверик и побежал через комнаты к заднему окну. Его жена шагнула было за ним, но приостановилась. Маверик смотрела Сурте в спину.

Анина буквально засосало происходящее перед домом, он не пошевелился, хотя умом уже бежал за Суртой.

Женщина в салатовом с красными вставками спортивном костюме сопротивлялась всего несколько секунд, глухой крик перешел в хрипение. Шипы ног твари пронзили шею, и кровь хлынула веерообразным потоком. Несчастная дернулась еще раз и обмякла.

Сурта притормозил у окна, вонзившись руками в подоконник, и едва не выбил стекло головой, оно отпружинило и задрожало. Прежде, чем схватить шпингалет и распахнуть первую раму окна, он успел оглянуться.

Похоже, за ним бежала только жена. Рванув на себя раму, Сурта завопил:

— Да уходите же или нам конец! После них тварь достанет нас!

Ольга бросилась за мужем, она уже не колебалась.

— К джипу! — Сурта толкнул наружную раму, она не поддалась, и он был вынужден потратить драгоценные секунды на заржавевший шпингалет.

Анин, не упуская из виду происходящее перед домом, шагнул к Анжеле Маверик и толкнул ее к передней.

— Уходи! — он словно выбирался из застывающей плотной жижи, тяжелой, облепляющей тело, не пускающей его.

Анин, мгновенно одобривший действия Сурты, не имел времени сказать об этом Анжеле, убедить, что единственный шаг для них — покинуть дом, пока насекомое занято людьми, на свою беду приехавшими в самое логово смерти. Это был хлипкий шанс, пытаться на джипе скрыться от вездесущей твари, но кроме него у них ничего не осталось.

К счастью, Анжела Маверик будто только и ждала ускорения со стороны и побежала к заднему окну. Через него уже выпрыгнул Сурта и тянул на себя жену, вставшую на подоконник.

Богомол пожирал уже не сопротивлявшуюся жертву. В стороны летели крупные капли крови.

Анин медлил еще секунду. Последнее, что его держало — укол стыда, тонкая игла, проникшая в мозг, несмотря на то, что была, казалось, надежно укутана плотным слоем страха и желания бежать. Они БРОСАЛИ женщину и ребенка, ИСПОЛЬЗОВАЛИ их смерть! Анин понимал, что у них в любом случае нет шансов спасти несчастных, но яд стыда попал в кровь.

Анин побежал и прежде, чем кошмар заслонила стена, он увидел еще кое-что.

Девочка, в первые секунды нападения стоявшая без единого движения, истошно закричала, но вместо того, чтобы убегать, БРОСИЛАСЬ на защиту матери! Тварь не прервала пиршества, чтобы заняться другой, живой, жертвой. Ее «тиски» по-прежнему сдавливали тело женщины, а тонкий рот уже вгрызался в ее голову. Ничего и никого другого будто не существовало. Богомол лишь немного попятился, и девочка, несколько раз успевшая махнуть руками в неправдоподобной близости от его головы, совершавшей жадные «клевательные» движения, споткнулась и упала, захлебываясь истерическим плачем.

Она так больше и не поднялась с земли.

3

Выпрыгивая через окно на задний двор, они как будто попали в другой мир, отделенный от прежнего особенной чертой, в данном случае она проходила через дом, где они провели почти двое суток, двое суток ужаса, голода, жажды, видений, напряжения и бессонницы.

Эта черта также проходила через их жизни, разрубала на две половины и, конечно, неравноценные. Позади оставалась прежняя жизнь, жизнь со своими радостями и невзгодами, планами и неудачами, это часть завершилась поездкой с компанией к таинственному Котловану и многочасовым заточением в старом доме, единственном жилище на многие мили Арсеньевского леса. То же, что ожидало их впереди, могло оказаться в несколько раз длиннее прежней жизни.

Или продлиться какие-то минуты. Считанные капли жизни, последняя влага, которую слижет их язык в пустыне небытия.

Никто не мог знать, каков будет выбор Провидения.

Так или иначе эта часть начиналась на заднем дворе одного из домов хутора Арсеньево. Старое неказистое строение из нескольких комнат отгородило от них все прежнее, оставив им лишь память, выбросило в новый мир; в некотором роде так начинается жизнь для каждого живого существа — выход в мир оттуда, что способствовало переходу из прошлой жизни.

Дом заслонил от них прошедшее и вместе с ним жуткое зрелище перед фасадом. Никто из них не слышал криков девочки, которую живьем пожирало чудовищное создание, они думали лишь о том, как спастись по эту сторону странной черты.

Сурта, толкая жену вперед, уже огибал сарай, чтобы, топча картофель, пересечь огород, когда из окна выпрыгнул Сергей Анин. Он едва не опустился на спину Анжелы Маверик, двигавшейся не так быстро, как парни. Сергей успел взять чуть левее и лишь слегка толкнул девушку.

Не удержавшись, Анин упал. На секунду его ослепило солнце — двухдневное пребывание в доме не могло не сказаться. Снаружи яркость дня показалась во сто крат сильнее. Мириады тоненьких иголочек пронзили ему глаза, вызвав жгучую боль. Мгновение Анин наблюдал удалявшуюся спину Анжелы Маверик в каком-то золотистом тумане, испещренном множеством беспорядочно вращающихся точек. Его повело, когда он поднимался, но завеса вдруг сползла с глаз.

Угол сарая скрыл Сурту и его жену.

Анин бросился следом и, хотя его глаза, казалось, видели только спину Маверик, внимание парня почему-то привлек топор, прислоненный к двери сарая, скорее не привлек, а вырвал часть из узкого фокуса направленного взгляда подобно ярчайшему пятну на сером фоне.

Анин на бегу схватил топор. Машинально. Ни о чем не успев подумать — тот случай, когда реакция тела опережает мысль. Благо, что, поднимаясь с земли, рука оказалась на одном уровне с топорищем.

Анжела Маверик обежала сарай.

Целую секунду Анин оставался один, пока сам не обогнул сарай. Сурта пересек половину огорода. Ольга отставала. Ее муж брал правее, туда, где за оградой виднелся безмолвный джип.

Ноги Анина сбивали вершки картофеля. Появилась запоздалая мысль, что топор не имеет смысла. Конечно, бесполезная вещь. Анин продолжил бег, но топор не выбросил. Чтобы сделать это, необходимо лишнее усилие и капелька времени, рука так и не разжалась.

Олег Сурта первым достиг забора, прыгнул, подтягиваясь руками. Ограда зашаталась. Он перемахнул на другую сторону, когда к забору подбежала жена. Сурта остановился, посмотрев вдоль забора, но если что-то перед фасадом и происходило, он этого не видел. На какое-то мгновение он застыл, словно растерялся, пока к нему не спрыгнула Ольга — ей понадобилось чуть меньше времени, чем ему, чтобы одолеть забор.

Также, как и Анжела Маверик.

Последним был Анин. Когда он спрыгивал на землю, Сурта с женой уже сидели в машине, Маверик распахивала левую заднюю дверцу. Анину казалось, земля приближается медленно-медленно, будто его подхватил некий воздушный поток и не желает опускать вниз. Какую-то секунду Анин думал, что они уедут без него, хотя двигатель еще не работал, просто-напросто забудут, не заметят в суматохе бегства. Он слишком долго стоял у окна, созерцая, как гибнут те, кого они даже не предупредили криком, слишком долго преодолевал забор, не желая выпускать чертов топор, некий символ, убеждавший подсознание, что тварь будет вынуждена убить его сразу, а не пожирать живым, если ему все-таки не суждено уйти.

Приборная панель джипа, руль, сидения были заляпаны засохшей кровью. Эти обильные признаки смерти, жуткой смерти Вити Грожина заставили Ольгу застонать, держась на руках, она какие-то секунды не решалась опуститься на пассажирское сидение. Капот также был заляпан кровью, а у самого основания лежало нечто похожее на кусочки окровавленной одежды — черных шорт.

Сурта, увидев это, потерял секунду-другую, прежде чем крутанул ключ в замке зажигания, его что-то выталкивало из машины, и он заскрежетал зубами, вращая ключ, рискуя погнуть его или сломать.

Ничего. Джип молчал.

Сергей Анин, так и не выпустивший топор из рук, ввалился на заднее сидение и едва не задел лезвием Анжелу Маверик, успевшую убрать ноги.

Сурта наконец понял, в чем дело, и с силой грохнул по приборной панели кулаком.

В баке не было бензина!

4

— Ну же, Олег! — нервно вскричала Ольга.

Олег Сурта взвыл. Анжела Маверик глянула на него так, как смотрят на катящуюся сверху лавину. Она решила, у Сурты схватило сердце или что-то в этом роде.

— Олег!! — повторила Ольга.

Ее рука непроизвольно вцепилась в руль и стала его дергать.

— Бензин! — заорал Сурта. — Бензин!

Анин почувствовал, как сперло дыхание. Отнюдь не киношный или книжный трюк, на какой-то момент он как будто потерял способность дышать.

Они влипли! Все — им конец! Они упустили из своих испуганных мозгов, тупых, заросших двухдневным напряжением мозгов, жаждущих лишь собственного спасения, что джип, после того, как на нем попытался скрыться Грожин, заглох, когда двигатель остался без пищи. Они совершили непростительную, роковую ошибку!

Теперь они сидели в бесполезной колымаге. Путь назад — верная гибель. Они не успеют вернуться, но если и так, это всего лишь оттянет неизбежный конец.

Олег Сурта снова нанес удар по приборной панели. Один из индикаторов лопнул, как перегоревшая лампочка. Ольга заметила, как ребро правой ладони мужа стало малиновым, блеснул крохотный застрявший в теле кусочек стекла, впрочем, ее это даже не ужаснуло.

Анин попытался говорить, хотел заставить их совершить невозможное, вернуться в дом, во всяком случае попытаться, однако у него вырвалось лишь глухое сипение.

Сурта вдруг выпалил:

— Канистра! — надрывный, словно пришлось совершить неимоверное усилие и вытерпеть чудовищную боль, вопль.

Они его не поняли. Они сейчас не были теми, кто схватывал все на лету. Каким-то краем сознания Сурта догадался об этом. Он должен был действовать сам в этой ситуации, но его что-то держало, как будто он прилип к сиденью благодаря слоеным, засохшим пятнам, являвшихся кровью его бывшего одногруппника.

Сурта стал наносить бешеные удары по рулевой колонке и кричать:

— Канистра! Канистра! Канистра! КАНИСТРА!

Приступ истерии, не иначе. Глаза вываливаются из орбит, на губах — обильная слюна, мелкие брызги летят во все стороны.

Его жена отшатнулась, Сурта запнулся, словно израсходовал на вопль всю энергию и, полуобернувшись, чуть слышно прохрипел:

— Сзади. Там… бензин.

Сергей Анин все понял. Сурту парализовало, и он не может выйти из машины! Позади сидения канистра с топливом, нужно только залить его в бак. У них появился шанс, дарованный неизвестно кем.

Только хватит ли времени?

Анин выбрался из салона, как в каком-то кошмарном сновидении. В отличие от Сурты он мог двигаться. Правда, слишком медленно, слишком. Даже действуй он на пределе своей скорости, время было не на их стороне.

Анжела Маверик визжала, чувствуя, что вот-вот решится их судьба. Назад она не смотрела. Назад до сих пор не бросил ни одного взгляда никто.

Анин вялым рывком, словно силы были на исходе, приподнял дверцу багажника. Несколько секунд не мог подцепить канистру за ручку. Наконец подхватил, вытащил.

Шаг к бензобаку. Медленные, неловкие манипуляции человека, ни разу в жизни не заправлявшего автомобиль.

Из джипа вывалился Сурта. По-видимому, он хотел помочь сэкономить время, преодолев невидимую паутину, сковавшую его в салоне. Его ноги подкосились, и он осел, сползая по дверце.

— Быстрее, — хрипел он.

Ольга Сурта заплакала, громко, взахлеб.

— Быстрее, — твердил ее муж, глядя, как бывший одногруппник, которого он знал долгие пять лет, возится с крышкой бензобака.

Наконец, Анин отвинтил крышку и приложил горлышко канистры. Широкая струя, ударив в нос парами, полилась в чрево бензобака. Львиная доля горючего проливалась мимо, пропитав ноги Анина почти до колен.

Сурта усилием воли приподнялся, распахнул дверцу и прежде, чем затянуть себя на сидение, прохрипел:

— Поехали.

Рано, возопило что-то в мозгу Анина. Внутри джипа капля бензина, он может не доехать до автострады.

Сурта не собирался его ждать. Анин не мог знать, закончил ли богомол с двумя жертвами, летит уже к ним, скрываясь за деревьями, или же еще не знает, что четыре человека совершили бегство, но почувствовал, что время почти истекло.

Теперь он держал канистру лишь потому, что оцепенел. Бензин, словно выпущенное на волю существо, широкой лентой выплескивался из канистры. По-прежнему большая часть его не попадала в бензобак.

Где-то в другом мире взревел двигатель джипа.

— Сергей! — крик Анжелы Маверик, словно она маленькая девочка, и ее родителей бросают в лесу.

Бак вряд ли заполнен на одну пятую, стукало у Анина в мозгу.

Впрочем, сейчас это уже не имело значения. Старуха с косой, стоявшая где-то за спиной, уже замахнулась своим инструментом.

Парень выронил канистру, распахивая заднюю дверцу, крышка бензобака осталась лежать на земле. Канистра упала с глухим внутренним всплеском, словно содержала в чреве крупную рыбину. Остатки бензина хлынули на землю, но Анин этого уже не видел.

Как только его ноги оказались в салоне, джип рванул вперед.

5

Спустя минуту завизжала Ольга Сурта. Это была истерия радости. Она рискнула оглянуться, благо заднее стекло не заслонял никто: Маверик вжималась в правую заднюю дверцу, Анин лежал на сидении, и по высунутым ступням ударяла все еще не захлопнувшаяся левая дверца.

Арсеньево скрылось из вида. Старый дом растаял в потоке все новых и новых деревьев, оставляемых позади бешено рычавшим джипом, растаял, словно его и не было. Словно это был затяжной кошмарный сон, самый реальный, какой только может принять из ниоткуда человеческий мозг.

Вместе с домом, кажется, уходил весь пережитый кошмар. Джип, подпрыгивая, остервенело урча, мчался прочь.

Позади никого не было. Они ехали так быстро, что шлейф пыли поднимался только в нескольких десятках метров позади джипа.

Ольга Сурта, не обнаружив летящего следом богомола, не смогла сдержать выплеснувшихся эмоций. Анжела Маверик устало, измученно улыбнулась. Олег Сурта тоже улыбнулся. Вернее это был оскал раненого животного, поверившего, что его не станут добивать, оскал, заменявший собой улыбку.

Не улыбался только Сергей Анин.

Он приподнялся, втягивая ноги в салон, и левая задняя дверца наконец захлопнулась. Его рука снова нащупала топор, оставленный на сидении, когда Анин выскакивал за канистрой.

Ольга Сурта продолжала визжать, пронзительно, без малейшей паузы, точно хотела перекрыть собой все звуки мира.

Анин кое-как принял сидячее положение. Оглянулся.

Они уходили от зловещего места, могилы стольких людей, все дальше и дальше. Анин подумал, что это ни о чем не говорило. Однажды они уже могли убедиться, что мчащийся на скорости автомобиль не является гарантией. Вот если они достигнут хотя бы автострады, где будут десятки людей…

Где же богомол? Станет ли он их преследовать?

Анин, изучавший пространство позади джипа, повернул голову и встретился взглядом с Ольгой.

Девушка осеклась и закашлялась, радостный визг прекратился. Был ли виной тому его мрачный взгляд, говоривший, что еще далеко не все позади, или ликование прервалось само по себе, выдохшись, как живое существо, стартовавшее непомерно резво, Анин не знал. Сурта превратилась в прежнюю замученную девушку, теперь она не издавала ни звука, джип подпрыгивал на ухабах, и ее трясло, словно начинался приступ эпилепсии.

Улыбка Анжелы Маверик растаяла.

Лишь у Олега Сурты держался прежний оскал, как некая несмываемая печать. Парень тихо стонал, удерживая норовивший вырваться руль, но это не замечал ни он, ни остальные.

Никто не произносил ни слова. Анин больше не оглядывался. Ольга будто смотрела сквозь него. Они ничего не могли уже изменить, только ждать. Никто не смог бы точно определить ход времени, сейчас его попросту не существовало. Внутри салона, хоть и продуваемого потоком воздуха, что-то сгущалось. Затишье перед… чем?

Внезапно Олег Сурта гортанно вскрикнул — впереди показалась однополосная асфальтированная дорога. Несколько километров, и они окажутся на автостраде. А там — спасение! Ровное полотно дороги — вот что приблизит их к этому.

Продолжительная пауза сменилась общим взрывом ликования. Вскричал даже Сергей Анин, вскинув кулаки к потолку салона. Они напоминали команду корабля, потерявшего управление, людей, увидевших наконец землю.

— Вот! Там! Там! — кричала Ольга Сурта. — Олег! Там! Туда!

Анжела Маверик зашлась истеричным хохотом. Они были близки к спасению, они знали это. Сейчас самым важным было не совершить обидную промашку в самом конце, например, не совладать с управлением джипа.

Первым это понял Сергей Анин.

Он прильнул к Сурте, сжал его плечо.

— Осторожнее, Олег! Осторожнее, ради Бога! Притормози на повороте, там крутой поворот!

Сурта ничего не сказал, метров за двадцать до асфальтированной полоски он ударил по тормозам. Его жену бросило вперед, на приборную панель, она вскрикнула, но, к счастью, не пострадала. Анин уперся руками и головой в изголовье водительского сидения.

Не останавливаясь, Сурта повернул джип влево, вдавил акселератор, и ослабевший было рев двигателя снова распорол лесные заросли. Анин, с опозданием осознавший, что не сказал Сурте, куда поворачивать, с облегчением вздохнул. Автострада лежала впереди.

Очередной взрыв ликования.

Еще ближе к спасению. Теперь их не подбрасывало, как безвольные механические игрушки в коробке, которую кто-то встряхивает по своему усмотрению.

— Все! — гаркнул Олег Сурта. — Мы сделали эту гадину! Мы ее сделали! Сделали! Сделали эту ублюдочную тварь!

Он заулюлюкал. У Анжелы Маверик катились по щекам крупные прозрачные слезы, хотя она улыбалась. Никто уже не оглядывался по сторонам, все отдались во власть первобытного ощущения победы над смертью, так долго и настойчиво маячившей позади.

Пронзительный, полный ужаса крик Ольги Сурты был подобен внезапному выстрелу в безветренный солнечный день на мирной, семейной вечеринке. Этот вопль имел лишь одно объяснение.

Их настиг богомол.

Глава 11

1

Сергей Анин, которому как будто влепил пощечину самый близкий человек, успел оглянуться. Насекомое он не увидел, но ему померещилась тень, пересекшая дорогу справа налево метрах в тридцати.

Сомнений не было: Ольга Сурта, сидевшая в полоборота к заднему сидению, заметила именно богомола. Вездесущая тварь снова была рядом.

Ольга Сурта кричала и кричала. Ее муж от неожиданности дернулся, и джип вильнул в сторону, угрожающе взвизгнув шинами. Анина бросило на дверцу, Маверик повалилась на сидение. Лицо девушки посерело, она сжалась, словно хотела уменьшиться в размерах, стать незаметной.

Несколько секунд они были на грани того, чтобы перевернуться или просто слететь с дороги и, напоровшись на ближайшее дерево, закончить свое неудавшееся, бегство. Кроме Олега Сурты, этого как будто никто не заметил. В сравнении с тем, что их настиг богомол, автомобильная авария, пожалуй, была меньшим злом. Сурта, пытаясь исправить положение, действовал отстраненно, вся его сущность как будто вспыхнула, когда после крика жены в мозг, словно кобра, совершившая бросок, впился образ богомола. На затылке встали волоски, поднятые пятерней внезапного холода, атаковавшего сзади.

Возможно, будь дорога хоть немного скользкой, Сурта ничего бы не исправил. К счастью, дождей не было давно, и джип, стирая протекторы шин, выровнял ход, удержавшись на узкой дороге. В дальнейшем они рисковали каждые следующие полсотни метров — дорога не была прямой, и хотя повороты, время от времени встречавшиеся впереди, были относительно плавными, для них скорость была велика.

Анин ударился затылком о стекло левой задней дверцы, но боли, тупой и тяжелой, даже не заметил. Куда сильнее была другая боль — в сердце, разорванном страхом.

Анин приподнялся, глядя сквозь заднее стекло на проносящийся поток деревьев. Богомола он не видел, но теперь знал: чудовище поблизости.

Непрекращающийся вопль Ольги Сурты превратился в некий фон и, когда он оборвался (девушку сильно тряхнуло на очередном повороте), его отсутствие показалось чем-то противоестественным.

Один лишь ненасытный рев двигателя, больше ничего. Не слышно даже собственного дыхания.

Ольга приняла прежнее положение и, глядя на мужа обезумевшими, с невыносимой мукой, глазами, прошептала:

— Богомол.

Она словно обвиняла кого-то за то, что тварь не оставила их в покое.

Одно слово, сказанное девушкой, стало причиной странной метаморфозы в мозгу у Анина. На какие-то секунды парень перестал видеть образ насекомого, тот исчез, стерся из зрительной памяти. Анин оцепенел — он силился представить богомола и не мог. Не мог представить тварь, за прошедшие двое суток виденную более десятка раз. Словно нечто прикрыло ладонью такую знакомую картинку.

Затем все возвратилось, но почему-то Анин видел богомола не отдельно, зрительную картинку заполняла девочка, бросавшаяся на него. Бросавшаяся раз за разом, с искаженным, отнюдь не детским личиком, с замахнувшейся рукой, сам богомол виделся смутно, он пожирал женщину, которую сжимал в своих «тисках», лишь голова совершала «клевательные» движения. ТЮК! ТЮК! ТЮК!

Словно курица, спешившая склевать побольше зерна, пока не нагрянули сородичи. Только эта «курица» клевала отнюдь не зерно.

ТЮК! ТЮК! ТЮК!

Мерзкая треугольная голова с узким, безгубым, окровавленным ртом.

И девочка, бросающаяся на эту треугольную голову.

Мгновение образ был ярким, как солнечный блик, он заполнил собой все остальное, ослепил внутреннее зрение. Девочка с поднятой рукой и голова громадного насекомого, пожирающего ее мать.

Внезапно все исчезло — Анина тряхнуло на повороте дороги.

Анжела Маверик, словно и ей встряска вернула способность рассуждать, вскрикнула:

— Он прыгнет спереди! Осторожно, он залетит вперед!

Возможно она была права. Два дня назад богомол действовал именно так. Садился в засаду, поджидая, когда жертва окажется рядом.

Ольга Сурта вжалась в сидение, глядя перед собой, и заплакала. Они с мужем — первые потенциальные жертвы.

Очередной поворот дороги. Более резкий. Впереди — прямой участок метров на сорок.

Ольга Сурта вскрикнула.

— О, черт! — вырвалось у ее мужа.

Впереди, из-за ближайшего поворота показалась машина.

2

Это была «нива» защитного цвета. Она ехала не слишком быстро, но бешено мчавшийся джип, похоже, сожрал имевшуюся фору во времени целиком.

Расстояние сокращалось.

На этот раз никто из них не игнорировал возможности закончить жизнь в автомобильной катастрофе. Богомола они не видели, зато прекрасно могли рассмотреть машину, идущую навстречу, даже людей, сидящих в ней.

Богомол на какие-то секунды выпал из их мира.

Анин и Маверик на заднем сидении оцепенели, девушка лишь открыла рот в форме буквы «О».

Сурта притопил педаль тормоза, однако, не только ему стало ясно, времени притормозить, не доехав друг до друга, просто нет.

Водитель «нивы» тоже притормаживал, сквозь рев джипа они слышали визг шин встречной машины. Однополосная дорога не позволяла разъехаться, оставшись на асфальтированном полотне. «Нива» взяла в сторону, рискуя задеть левым бортом ствол какого-нибудь дерева.

Сурта, не рискнувший увеличить давление на тормоз, левыми колесами съехал с дороги. Ему не оставалось ничего другого.

Ветви деревьев и кустарников заколотили по крыше джипа, стойке ветрового стекла, крышке капота, по дверцам.

Ольга Сурта вскрикнула и закрыла глаза.

В салон летели сорванные листья, мелкие обломки ветвей.

«Нива» была совсем близко. Несмотря на старания Сурты, они должны были задеть друг друга. Разминуться не удавалось.

Анин, следивший за приближением неизбежного немигающим взглядом, рассмотрел в салоне «нивы» трех человек: сидевшего за рулем мужчину зрелого возраста, рядом женщину значительно моложе и мальчика лет семи-восьми на заднем сидении. У женщины в глазах было такое, будто она хотела оттолкнуть джип взглядом. У мужчины на лице — хмурая сосредоточенность.

Еще ближе.

Анин закрыл глаза.

Ольга Сурта выставила руки перед собой.

Ее муж захрипел, вжимая педаль тормоза, он видел, как приближается ствол березы, слишком крупной, чтобы без последствий подмять под себя, как несколько предыдущих мелких деревьев.

В последний момент водитель «нивы» рискнул взять еще левее, похоже, решил, что в случае столкновения с каким-нибудь деревом у них больше шансов выжить и не пострадать.

Короткий скрежет — бампер джипа оставил на правом борту «нивы» длинный след, особенно глубокий на задней дверце. Две машины прошмыгнули мимо друг друга, разминувшись каким-то чудом. Обе девушки закричали, металлический звук соприкоснувшихся бортов показался им грохотом столкновения.

Затем их бросило вправо, на дверцы — Олег Сурта крутанул руль, выводя джип к дороге, и ствол березы, задевший стойку ветрового стекла, заставил машину вздрогнуть. Боковое зеркало со стороны водителя срезало, как громадным, острым тесаком.

Сергей Анин повалился на Анжелу. Не совсем понимая, как Сурта все-таки избежал столкновения, он приподнял голову и посмотрел назад.

Болотного цвета «нива», похоже, остановилась, не в последнюю очередь благодаря густому кустарнику. Анин видел, как на заднем сидении повернулся мальчик, вскинув одну руку, словно хотел ударить в заднее стекло. Анин не понял жест ребенка.

Олег Сурта вывел джип на дорогу и застонал. Стон облегчения.

Анжела Маверик открыла глаза, быстро оглянулась и закричала:

— Стой! Им надо сказать! Сказать про богомола!

Олег Сурта лишь увеличил скорость.

— Стой! Надо сказать! — зашлась Маверик криком. — Остановись же!

Сурта игнорировал ее крики. Его жена и Сергей Анин молчали. Ольга, повернув голову, смотрела назад, на удалявшееся пятно автомобиля, и ее лицо покраснело, словно она испытывала стыд, словно это ее просили остановиться и предупредить людей.

Анин наблюдал ребенка, поднявшего руку, убийственно похожий жест на девочку, приехавшую с матерью в Арсеньево, наблюдал даже, когда поворот скрыл «ниву».

Анжела Маверик остановившимся, каким-то неживым взглядом созерцала затылок Олега Сурты.

— Ты… ты… — выдавила она. — Они могли нам помочь.

— Чем? — рявкнул Сурта, перекрывая шум двигателя.

— Их надо было предупредить, — упрямо заявила девушка.

Сурта зло процедил:

— Что, если богомол летит за нами? Этим олухам позади наверняка повезло больше — гадина может и не тронуть их.

Это было веское, хотя и неожиданное замечание. Ольга Сурта ахнула, и кожа на лице из раскрасневшейся превратилась в бледную.

Анин, наблюдавший внутренним взором мальчика, поднявшего руку, картину, мешавшуюся с образом девочки, почему-то вспомнил несколько случаев, когда богомол уничтожал людей. Словно раскрыл книгу с чудовищными картинками и увидел их всех сразу!

Анин дернулся, словно его ударили, и повалился на дверцу. Этого как будто никто не заметил. Он задержал дыхание, хотя ручка на внутренней стороне дверцы, впившаяся в спину, требовала закричать, замер, опасаясь упустить попавшую невесть откуда в голову мысль, не успеть поцедить ее через серое вещество, выжать из нее все ценное.

Перед глазами мелькали кадры того, как действовал богомол.

Анин сидел, не в силах рассказать остальным о том, что пришло ему в голову. Он просто боялся этого. Несмотря ни на что, это было одновременно чудовищным.

Кажется, он обнаружил у богомола уязвимое место.

3

— Твою мать! — вскрикнул Олег Сурта. — Вот дерьмо!

Только что он смотрел вперед, щурясь из-за потока воздуха, нагло, по-хозяйски врывающегося в салон джипа, лицо напряженное, губы дрожат. Как и руки, побелевшие, так сильно они сжимали норовивший вырваться руль. Затем он бросил случайный взгляд на индикатор уровня горючего и зашелся целым потоком ругательств.

Голос не был злым, скорее испуганным, пропитанным детской обидой и неверием в то, что так может быть.

Его жена не поняла, что произошло.

— Олег!? — истерически требовательная нотка.

Анжела Маверик встрепенулась, ошалело оглядываясь по сторонам: ее глаза искали богомола.

Сурта ударил ребром ладони по рулю, совсем забыв, что в ране до сих пор торчит кусок стекла, который ни он, ни жена не могли вынуть просто за неимением времени, и жутко взвыл.

Джип опасно вильнул.

Ольга Сурта вскрикнула. Возвратив себе равновесие, она умоляюще запричитала:

— Олег! Тебе плохо? Плохо?

Ее муж на удивление тонким голосом взвизгнул:

— Бензин! Чертов бензин! Его почти нет!

Ольга Сурта прикрыла ладонями рот, словно увидела нечто непристойное.

— О, Господи, — прошептала Маверик, глядя на Сурту так, будто еще надеялась, что он ошибся.

— Чертов бензин! — прохрипел Сурта. — Долбанная машина!

Это обстоятельство вывело Анина из транса, вызванного неожиданным открытием, случайным и казавшимся сейчас неправдоподобным. Впрочем, оно, кажется, стало вполне своевременным.

Он подался к Сурте, глянул на его жену, перевел взгляд на Анжелу Маверик. Но заговорить почему-то не смог.

Несмотря на крепнущую уверенность в правильности своего предположения, его сдавливал ужас. Ужас, через который придется пройти, если только они хотят покончить с тварью. Ужас, возможно, более острый, дурно пахнущий, живой, более близкий, чем тот, что они уже пережили.

Быть может, он молчал, надеясь, что им это не понадобится, они ускользнут от вездесущей твари, достигнут мест, где много людей. Однако надежда исчезла вместе с криками Сурты.

Он должен сказать им об этом сейчас, пока не стало поздно. Анин напрягся, но слова ему не давались.

— Что нам делать? — выдохнула Ольга.

Муж ей не ответил, вместо этого он оглянулся, будто убеждаясь, что Анин все еще в машине, и снова сосредоточился на дороге.

Нет, не так, поправил себя Анин, придется пройти не всем, львиную долю предстоящего возьмет на себя кто-то один. Одному из них, можно сказать, не повезет.

Однако кому-то не повезет еще больше.

Следующей жертве! Без этого не обойтись!

Олег Сурта, глядя вперед, но явно обращаясь к Анину, прокричал:

— Сколько еще? Сколько до этой чертовой автострады?

Анин не ответил. Смысл сказанного Суртой доходил до него невероятно медленно.

— Слышишь!? — взвизгнул Сурта. — Сколько осталось до трассы?

Анин покачал головой: вопрос Сурты путал его мысли и лишь отдалял момент, когда он наконец выскажет свою идею. Сурта, взглянувший в зеркало заднего обзора, по-своему понял реакцию Анина.

— Ты ведь должен знать! — Сурта едва не опустил ребро покалеченной ладони на рулевое колесо и, вовремя спохватившись, поморщился. — Должен! Ты все тут знаешь.

Анин молчал. Ольга Сурта смотрела на него, как на последнюю надежду. Двадцатидвухлетний худощавый парень, обнаженный по пояс, с запекшейся широкой царапиной, пересекающей живот, полосой черно-бордового цвета.

Возникла противоестественная пауза. Благодаря ей Маверик почудился впереди гул сразу множества автомобилей.

— Слышите? — воскликнула девушка. — Кажется, впереди трасса.

Никто не закричал от радости, не изобразил на лице бурных эмоций — напряжение ничуть не спало. Кроме того, они могли и ошибаться, желаемое очень легко одевает маску действительного.

Олег Сурта смотрел на индикатор чаще, чем на дорогу, стрелка давно уже лежала на красной отметке, как чей-то палец в обвиняющем жесте.

Сурта с трудом вписался в следующий поворот, выровнял джип и…

Метрах в трехстах впереди они увидели короткий отрезок автострады, место, где в нее вливалась однополосная лесная дорога. Можно было видеть смутные тени проносившихся через этот крохотный промежуток машин.

Там были люди. Там их ждало спасение. Кусочек автострады был для них, как свеча в темном бесконечном тоннеле. Тепло, кров, безопасность и конец кошмаров.

Никто не успел отреагировать на этот симптом близкого завершения их мучений. Их реакция почему-то запаздывала. Прежде, чем кто-то открыл рот или вытянул руку в нетерпеливом жесте, Олег Сурта произнес:

— Нет! Нет, черт возьми! Только не сейчас! Ну, пожалуйста, еще немножко!

4

Что-то произошло с джипом. Он вздрогнул, дернулся, словно животное, осознавшее, что у него вот-вот остановится сердце, а еще бежать и бежать.

Лицо Сурты исказилось. Ему не пришлось ничего объяснять. И без этого стало ясно: кончился бензин. Джип, который Сурта разогнал, еще бежал по инерции, но никто не тешился напрасной надеждой: до трассы он не дотянет. Максимум еще пятьдесят, ну сто метров, и машина остановится.

Каждый из них впился взглядом в едва видимый отрезок автострады — свеча, которой они так и не почувствуют.

Джип заметно сбавил скорость, она все уменьшалась. Похоже, сотней метров тут и не пахло.

Олег Сурта остервенело вдавил педаль газа. Джип взревел, но скорости не прибавил. Холостой рев. Рев умирающего гиганта. Руки Сурты стали трясти рулевое колесо, словно это могло стать выходом, но тут он почувствовал, как его хлопнули по плечу.

— Мы можем убить богомола. Я знаю, как, — заговорил Анин; ком, разбухавший в его горле и не позволявший говорить, куда-то исчез, и парня наконец прорвало.

— Что? — Сурта не понимал, о чем толкует бывший одногруппник, он не мог оторвать взгляд от капота джипа, все тяжелее, все неохотнее пожирающего ленту дороги.

Анин говорил быстро, глотая окончания слов, находившиеся в машине воспринимали их смысл со значительной задержкой.

— Я понял, эта гадина настолько прожорлива, что схватив кого-нибудь, уже не может остановиться. Стоит ей только начать.

Джип катился, рев двигателя оборвался.

Анин посмотрел на Анжелу, Ольгу и снова хлопнул по плечу ее мужа:

— Вспомните, напав на кого-нибудь, тварь ни разу не отпускала человека, пока не разделывалась с ним полностью. В лесу, у котлована, на хуторе. Куда разумнее было убить одного за другим, а уже после пировать, но она ни разу, НИ РАЗУ так не сделала! Она просто не может прекратить, даже если что-то ей угрожает!

Джип уже останавливался. Еще немного, и — все.

— Вы поняли? Если богомол еще здесь и схватит кого-нибудь, надо сблизиться с ним — вот топор. Тот, кто это сделает, ничем не рискует.

Анин хотел воплотить в слова образ маленькой девочки, бросающейся на богомола, то, что видел только он, то ли подтвердить собственные слова, то ли дать надежду, но колеса джипа преодолевали последние метры.

Все меньше и меньше.

Обескураженные, остановившиеся взгляды. Анин не мог сказать, слышали они его или нет, а если слышали, то поняли ли смысл его слов.

Джип в конце концов остановился.

До трассы было почти четверть километра.

5

Впереди время от времени мелькали машины. Смутные тени иного мира. Далекого мира. К которому им во что бы то ни стало нужно было добраться.

Первое оцепенение, связанное с остановкой джипа, прошло, когда Сурта обвиняюще произнес:

— Почему ты не залил в бак чуть-чуть больше?

Конечно, это относилось к Анину. Сергей не стал спорить, сейчас это уже не имело значения. Важнее было другое — донес ли он до их сознания свою мысль?

— Мы можем убить тварь, — повторил Анин. — Каждый из нас может, слышите?

— Господи, — прошептала Ольга. — О чем ты говоришь?

Анин игнорировал ее неверие.

— Запомните — когда выйдем, держитесь рядом. Я… понесу топор. Если тварь выберет меня, пусть кто-то подберет топор. И тогда ее можно убить. Только… один из нас погибнет. Но это… не четверо, слышите?

Удивительно, но Сурта ухмыльнулся.

— С чего ты взял? Думаешь, тварь тебя подпустит?

— Да. Пока она будет пожирать кого-то из нас, она беспомощна.

Анжела Маверик застонала. Лицо побелело так, как будто в него высыпали пригоршню пудры.

Ольга Сурта, обращаясь к Анину, пробормотала, задыхаясь от ужаса:

— Как ты можешь такое говорить?

Анин почувствовал внезапный прилив злости, сейчас он отчасти посмотрел на них глазами Донского, несколько раз пытавшегося заставить их свернуть в нужном направлении.

— Настройтесь, черт вас дери! — рявкнул он. — Иначе нам всем — конец!

Ольга запротестовала:

— Я не смогу, только не я. Кто-нибудь другой…

— Хватит, — оборвал Сурта. — Давайте выйдем отсюда и рванем к автостраде!

Его поддержал Анин, понимающий, что так легче заставить их действовать:

— Есть шанс, что богомол отстал от нас. Чем дольше мы сидим, тем меньше у нас времени.

Ольга Сурта распахнула дверцу, опустила одну ногу на асфальт.

— Выходим все вместе, — произнес Анин и посмотрел на Анжелу Маверик.

Девушка сжалась, затравленно переводя взгляд с одного на другого. Ее била дрожь.

— Анжела? — Анин протянул ей руку.

— Нет, — прошептала она. — Я не выйду, я не хочу.

— Анжела, мы…

— Он где-то рядом, я чувствую. Он ждет нас. Нет, я не выйду. Хотите — идите без меня.

Ольга Сурта не выдержала и вышла из салона. Ее муж, бросив нетерпеливый, полный раздражения и страха, взгляд на заднее сидение, последовал ее примеру.

Анин схватил Маверик за запястье. Брось ее, вопило что-то внутри, брось, не время убеждать, особенно после стольких часов, когда ты думал только о себе, сжимал свой чертов револьвер, боялся, что его вырвут, когда ты заснешь, и, по правде говоря, чихал тогда на остальных.

Брось, если она того хочет.

Анин потянул на себя девушку, плавно, почти нежно, но неумолимо.

— Пошли, иначе богомол достанет тебя в любом случае, Анжела. Пойдешь со мной, у тебя появится шанс.

Возможно, ему лишь казалось, что он хочет спасти человека, свою бывшую одногруппницу. Возможно, настойчивости на самом деле ему придал инстинкт самосохранения: чем больше рядом с ним людей, тем меньше шансов, что богомол выберет именно его.

Анин тянул ее на себя, как маленького капризного ребенка.

Сурта, остановившийся перед капотом, бросил взгляд на заднее сидение.

— Ну, что вы? — и не дожидаясь ответа, двинулся вперед.

За ним последовала его жена.

Анин наконец выволок девушку из джипа, и ей ничего больше не оставалось, как встать на ноги.

Дверца с легким щелчком захлопнулась, как бы подтверждая, что назад дороги нет.

6

Два парня и две девушки двигались к автостраде. Это напоминало извращенную, чудовищную лотерею: кто-то из них не дойдет. Только кто?

Впрочем, был шанс, что не дойдут двое, а может и все четверо. Как и шанс, конечно, более призрачный, что к финишу придут все.

Каждый из них склонялся к различным вариантам. Поначалу они шли медленно, с опаской, как по тонкому льду, словно еще оставалась мысль, вернуться к джипу. Затем они увеличили обороты, особенно Олег Сурта. Он заметно вырвался вперед.

С каждым новым преодоленным метром у него крепла уверенность, что богомол упустил их, например, занявшись людьми в «ниве». Это походило на правду, и парня стало что-то отпускать.

Ольга смотрела в спину мужа, оглядываясь назад, на Маверик и Анина, в ужасе впивалась взглядом в очередное пятно кустарника. Подлесок не был густым, но мест, где богомол мог сидеть в засаде, хватало. Анин буквально тянул Маверик за собой. Девушка чувствовала: впереди их ждут. Она порывалась сообщить об этом, закричать, требуя прекратить безумие, но не смогла даже прошептать Анину — ее сковал ужас. Она словно шла на эшафот, наблюдая палача, которого по какой-то причине не видели другие, шла потому, что паралич позволял двигаться лишь к неизбежному.

Ее состояние передалось Анину, прилагавшему усилие, чтобы девушка шла рядом. Первые метров десять он старался не думать, нашла ли их тварь, но реакция Маверик убедила его — лучше ждать самого худшего.

Представив как богомол атакует одного из них, Анин увидел перед глазами иное решение — трое остальных бегут к автостраде, бегут изо всех сил. Пока богомол разделается с новой жертвой, неужели они не успеют уйти?

Нет, нельзя. Им понадобится время, чтобы остановить одну из машин, каждая из которых мчится со скоростью за сто километров. Они могут просчитаться. Даже если остановят, это не гарантия от новых посягательств со стороны прожорливой твари, которая, без сомнения, будет преследовать их бесконечно, пока ее кто-нибудь не уничтожит.

Богомол вряд ли опасается, что о нем узнает большое количество людей.

Анин отбросил заманчивую иллюзию легкого решения и, сжав зубы, ускорил шаги.

Они преодолели пятьдесят метров, когда это случилось.

Анин уже собирался потребовать от Сурты не вырываться вперед. Хоть он и следил за кустарником по обе стороны дороги, все равно не успел заметить, из какой топки выпорхнуло насекомое, понял лишь, что с правой стороны.

Скорость нападения была молниеносной.

Тварь опустилась на Олега Сурту, опрокинув его на землю, а Ольга все еще шла вперед, прежде чем поняла, что произошло.

Как и Маверик с Аниным.

Богомол приподнял человека, держа его горизонтально к земле, сдавливая тисками грудную клетку и живот. Олег Сурта, похоже, не сразу понял, что на него напало насекомое, реакция его наступила с опозданием. Парень истошно закричал.

Ольга почти поравнялась с богомолом, встряхнувшим свою жертву. Короткий крик несчастного оборвался: голова повисла под неестественным углом.

Анжела Маверик, словно ноги ей отказали, грузно осела на землю. Ольга Сурта замерла в каком-то метре от богомола, державшего ее мужа. Глаза расширились и несколько долгих секунд неверяще созерцали происходящее.

Тварь сдавила человека, и у него изо рта и носа хлынула кровь. Сурта был мертв. Богомол, попятившись к обочине, принялся за пиршество, не собираясь его откладывать. Правая рука Сурты исчезла после двух-трех «клевательных» движений, затем настал черед груди.

Ольга Сурта издала гортанный звук, и прежде чем крик прорвался наружу, она захрипела, словно должна была выплюнуть что-то крупное и чужеродное.

Сергей Анин не мог мыслить рационально, он действовал благодаря некоей запрограммированности, завершившейся еще в джипе. После короткого замешательства его что-то толкнуло вперед, благо он оказался от богомола в каких-то четырех метрах. Рука сжала топор, другая выпустила Маверик, превратившуюся в сгусток парализованной плоти.

Это был словно не он. Себя, как цельную личность, он осознал позже, когда все закончилось.

Замахиваясь, он шагнул к богомолу.

Тварь, пожиравшая человека, попятилась, сохраняя расстояние между собой и Аниным. Парень с топором в руках в теперешнем состоянии не мог понять, что кое-что не рассчитал. Богомол закрывался своей жертвой, как раньше от людей с оружием в руках, и, не прекращая кровавого пиршества, отползал.

Шансы Анина были призрачны. К тому моменту, когда «закрываться» станет нечем, богомол обезопасит себя, увеличив расстояние еще больше.

Неизвестно, ждала бы их всех участь Олега Сурты, если бы не его жена.

Ольга, у которой прорвался наконец вопль, бросилась прочь, к автостраде. Глядя, как тело мужа уменьшается на глазах, она превратилась в сгусток ужаса и безумия.

Пять широких шагов.

Затем резкий разворот с непрекращающимся воплем, и два-три прыжка к богомолу. Неосознанные действия. Молодая женщина, потерявшая рассудок, была как листок, закружившийся в жестоком, лицемерном порыве ветра.

Она не представляла для богомола опасности.

Однако, ее бросок вынудил тварь повернуться к ней.

Этим воспользовался Анин. Богомол открыл подход к себе с левой стороны.

Удар топором.

Анин успел нанести всего один удар. Лезвие погрузилось чуть пониже головы богомола. Тварь встала на дыбы, из разорванных останков человеческого тела, которые она удерживала, веером брызнула кровь. Топор отлетел в сторону. Анин, не справившись с толчком, повалился на землю.

Треугольная голова богомола вдруг застыла, хотя корпус приподнялся в соответствии с фазой очередного «клевательного» движения. Точка крепления головы к туловищу растянулась, превращаясь во что-то длинное и клейкое.

Затем растянулась еще больше по мере того, как корпус двигался вверх-вниз, и голова в конце концов отвалилась, жадно цепляясь за остатки человеческой плоти. Богомол отползал еще несколько десятков метров вглубь леса, прежде чем остановился, суматошно вспарывая землю двумя парами ног.

Анин, следившей какое-то время за агонией обезглавленной твари, бессильно опустил голову, уткнувшись лицом в опавшие листья. Анжела Маверик сидела неподвижно, уставившись в лесную чащу. Ольга Сурта, не переставая кричать, металась по однополосной лесной дороге.

Впереди, менее чем в двухстах метрах, по-прежнему мелькали безразличные тени проносившихся мимо машин.

Эпилог

Он просыпается и тут же встает с кровати. Словно убегает от любых посягательств со стороны кошмара, был тот или нет. Лучше перестраховаться.

Темно. Ночь. Это плохо. В темноте сложнее отгонять образы, которые податливое воображение готовит пачками. Впрочем, не все так безнадежно.

В первое время, как он помнит, ему не снилось ничего особенного, разве что поляна, тропа, ведущая к Котловану. Лица одногруппников. Улыбающиеся лица, без тени тревоги и уж тем более скорби.

Кошмары пришли позже. Когда он посчитал, что никаких последствий уже не будет. Затяжные, пропитанные реальностью, повторяющиеся кошмары.

К счастью, они шли на убыль. Становились редкими, смутными, плохо запоминающимися.

К счастью, он не мучил себя угрызениями совести. Конечно, это была его идея, идти к Котловану, идея, из-за которой погибли восемь из одиннадцати, однако… не он был в этом виноват.

Он стоит у окна, босые ноги постепенно немеют от холода, но он не обращает на это внимания. Он скользит взглядом по домам на другой стороне улицы, его сознание лавирует во встречном потоке образов и мыслей, высыпавших невесть откуда, как скопище растревоженных диких пчел. Только бы не вспомнить то, что ему сейчас снилось, кошмар, разбудивший его. Только ни это, только ни испоганенное настроение на весь день.

Он волей-неволей, отталкиваясь от размышлений о мертвых, поворачивает свой разум в сторону живых.

Ольга Сурта, которая неделю находится в психиатрической больнице. Сергей несколько раз приезжал к ней, его даже пускали в палату, он сидел рядом с ее кроватью на жестком табурете, говорил какие-то односложные фразы, но в основном молчал, старательно пытаясь поменьше всматриваться в лицо молодой вдовы.

Похоже, она не узнавала его. Тем более, что знала его всего лишь несколько дней.

Вряд ли есть смысл продолжать эти визиты.

Любопытно, приезжала ли к ней Анжела Маверик? С Маверик они не общаются, даже не перезваниваются с того самого дня, когда их вместе везли в машине скорой помощи. В первые дни он часто порывался позвонить, но его что-то сдерживало. Не звонила и она.

Наверное, так все-таки лучше. Правильнее что ли.

Уж лучше общаться с теми, кто не был с ним там, в Арсеньево. Слава Богу, по этому поводу никто ему не дает советов, в том числе и родители.

Мать лишь осторожно предложила покрасить волосы. Он отказался. Она не настаивала. Скорее всего понимала, после того, что он перенес, седые волосы — такая мелочь.

Может быть позже. Когда прошедшее лето сотрется, раскрошится в памяти вместе со своим зловещим грузом. Когда для него вновь станет важна такая деталь, как его внешность.

Он все стоит и с удивлением замечает, что ночь умирает. Губы трогает легкая улыбка. Он знает: если лечь не в темноте, кошмара не будет.

Он выжидает еще немного, пока рассвет не разрывает тьму на части и лишь тогда, со спокойной душой и замерзшими ногами снова ложится в кровать.

Он уже спит, когда за окном начинается новый день.

20 сентября — 15 ноября 2002 г.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg