В «Галерее Экстаза» его знали. То есть узнавали его лицо, залысины, деловой костюм (неизменно серый или черный), плащ, который он надевал или носил с собой каждый день, независимо от погоды. Никто не знал его имени, но это не имело значения. Деньги у него были, а сцен он не устраивал.
Майло Гримдайк был завсегдатаем. Он был предсказуем, приходил в начале седьмого каждую пятницу, брал два жетона по пять долларов, отводя взгляд от лица кассира, и быстро проходил к кабинкам сзади.
Кабинки прятались за потертой шторой, подальше от глаз посетителей заведения. Они представляли собой всего лишь простые ящики из некрашеной фанеры с одним складным стулом внутри. Одну стенку в каждой из них заменяла тяжелая металлическая заслонка, за которой скрывалось толстое стекло, а за ним — еще одна комната. Стоило опустить жетон в щель, как заслонка поднималась, открывая взору женщину, сидевшую у противоположной от стекла стены По сигналу она начинала раздеваться и выступала перед аудиторией из одного человека, пока не заканчивалось время и заслонка не опускалась.
Пять долларов за пять минут. Это было совсем недорого.
Никакие контакты, никакое общение с женщиной не разрешались, но Гримдайк часто обнаруживал на стекле отпечатки ладоней, следы губ и языков Теоретически посетителям запрещалось обнаруживать себя, но Майло находил, что атмосфера этого замкнутого пространства нередко была пропитана запахом пота и тем, что казалось ему пряным ароматом секса.
Насчет второго он, естественно, не был уверен, поскольку в свои тридцать семь лет все еще оставался девственником.
Наугад выбрав третью кабинку, Гримдайк закрыл за собой хлипкую дверцу и сел, предварительно проверив металлический стул. Он придвинулся поближе к заслонке, убедив себя — это для удобства, чтобы дотянуться до отверстия для монет, не вставая.
Майло сунул жетон в щель: заслонка поднялась. Он не узнал эту женщину, хотя уже знал несколько постоянных танцовщиц. Она была смуглой и стройной, неопределенного возраста и национальности, с иссиня-черными волосами, касающимися плеч. На ней была фиолетовая футболка, обрезанная над пупком, и трусики от бикини в тон.
Какое-то мгновение Гримдайк изучал ее лицо, не забывая о быстротечности времени, испытывая холодок в паху. Его взгляд задержался на ее безукоризненной оливковой коже, миндалевидных глазах, в которых было что-то отдаленно восточное, влажных и темных, неподкрашенных полных губах.
Сидя почти на таком же, как у Майло, стуле, она начала без раскачки, проведя длинными пальцами по грудям. Ее соски проступили под тканью, и она поддернула кромку одежды, дразня Гримдайка промельком нежной, округлой плоти. Глаза ее были закрыты, губы — слегка раздвинуты, открывая кончик языка между безукоризненными зубами.
Выступление ее было менее механическим — более искренним, — чем у многих других, и Майло почувствовал, что реагирует на нее. Щеки вдруг вспыхнули, и он ощутил испарину на лице, пот под мышками.
Теперь женщина по-кошачьи потянулась и стащила футболку через голову. Одна ее рука вернулась к небольшим грудям, а другая скользнула в трусики и сжалась в промежности в кулак. Взгляд Майло перебегал с одной руки на другую, не зная, что предпочесть.
Наконец она решила за него: она поднялась, повернувшись спиной к окну, и скатила трусики с округлых смуглых ягодиц. Майло сидел как завороженный, наблюдая, как она стягивает их через бедра, спускает ниже колен, поднимает одну, другую ногу и делает шаг, впервые позволив ему увидеть волосы на лобке.
Обе ладони исчезли у нее между ног, оставаясь невидимыми, пока она не просунула назад кончики пальцев; потом она наклонилась вперед, подавшись ягодицами к стеклу. Дрожь пробежала по ее спине — просто игра? — она медленно повернулась, опустилась на стул и одну за другой подняла ноги, уперевшись пятками в стекло, выставив себя напоказ.
Майло ощутил головокружение, поскольку кровь прихлынула ему в пах. Глянцевый треугольник лобковых волос был аккуратно подстрижен. Она прошлась по нему пальцами, все настойчивее, пока наконец не погрузила их внутрь, и Гримдайк ощутил, как она содрогнулась на этот раз, раздвинув губки.
На Майло смотрел единственный глаз, налитый кровью.
Моргнул.
Заслонка опустилась.
Он отпрянул вместе со стулом, чуть не потеряв равновесие. Какое-то мгновение он был оглушен увиденным. (Воображаемым?) Идиотизм. Физически невозможно. И все же…
Он нашарил второй жетон. Дрожа, он вцепился в стул обеими руками, когда заслонка поднялась.
За окном сидела в ожидании другая женщина. Гримдайк признал в ней апатичную блондинку с платиновыми волосами, темными у корней. Когда Майло выскочил из будки, она расстегивала прозрачную блузку.
Невозможно.
Безумие.
Прежде чем войти в зал, он взял себя в руки. На негнущихся ногах он прошествовал к стойке, за которой восседал кассир. Майло кашлянул, чтобы отвлечь молодого человека от фривольного журнала.
Судя по вышитому на левой стороне нейлонового пиджака имени, звали его Гектор. Бегающие глазки угрюмо и апатично мгновение изучали Майло.
— Что-то желаете?
— Да, — вырвалось у него шепотом, и он откашлялся, чтобы придать голосу командные нотки. — В третьем номере есть девушка.
— А куда она денется. За то им и платят.
— Я в том смысле, ее сейчас там нет… Кассир нахмурился.
— Да ну? Пойдем-ка туда, приятель. Я ей устрою.
— Девушка там есть, — сказал Майло, прежде чем молодой человек слез с табурета. — Просто… она просто… не та.
— Как не та?
— Не та, что до нее.
Он чувствовал, что начинает запинаться, и не мог понять, действительно ли говорит бессвязно, или это ему только кажется.
— Я вставил жетон, и она была темная. Высокая брюнетка. Время вышло, а когда я сунул другой жетон, там была другая девушка. Блондинка.
Кассир заметно расслабился, решив для себя, что имеет дело не с психом, а с придурком, не успевшим удовлетвориться в отведенное время. Проблема оказалась вполне рядовой.
— Должно быть, перерыв на кофе. Такое правило.
— На кофе?
— Они меняются, понимаете?
— Мне нужно ее видеть.
— Конечно, нет проблем. Перерыв всего десять минут, пока не уйдет на обед. Тогда полчаса.
— Нет. Мне нужно видеть ее лично. Поведение молодого человека изменилось.
— Для этого кабинки.
— Мне нужно видеть ее лично… снаружи.
— Никак. Дамам не разрешается путаться с клиентами. Майло вдруг ощутил приступ отчаяния.
— Вы, конечно, можете назвать ее имя?
— Я не должен их называть, ясно? В том смысле, что против вас я ничего не имею, но…
Он развел руками и улыбнулся. Майло извлек бумажку в пятьдесят долларов и положил на прилавок, рядом с кассой.
— Я понимаю — дело деликатное.
Наступила короткая пауза. Гектор нахмурился и сделал так, чтобы банкнота исчезла.
— Ладно, видно, парень вы надежный. Так вы сказали, высокая, темные волосы? Титьки красивые, но, пожалуй, чуток маловаты, так?
— Да.
От нетерпения Майло чуть не потерял голос.
— Это Лейни Тэтчер, но она обойдется недешево.
— Сколько?
Гектор лениво пожал плечами.
— А я почем знаю? Свободный рынок, сами понимаете. Не надо быть слишком нетерпеливым, когда будете звонить: она может накинуть.
— Ее номер?
К этому времени Гектор уже вернулся к своему журналу, сосредоточив внимание на центральном развороте.
— В телефонной книге.
* * *
На самом деле он обнаружил в телефонной книге шестьдесят семь Тэтчеров и никого из них по имени Лейни. Лорен Тэтчер была самой близкой из всех, кого он смог отыскать, но двое числились просто с инициалами «Л», без указания на пол, что упростило бы его задачу.
Возможно, Гектор соврал, но Майло не хотел об этом думать, и, лежа в ту ночь в постели, он подыскивал другие объяснения. Эта женщина — Лейни могла взять себе незарегистрированный в книге номер, или, возможно, у нее вообще не было телефона. Двое Л. Тэтчеров оставались его единственной надеждой, и было чертовски поздно, чтобы проверить их сейчас же.
На следующий день, когда он набирал номер, у него дрожала рука.
Первым под именем Л. Тэтчер оказался угрюмый старик, голос которого напомнил Гримдайку скрежет рашпиля о гнилую деревяшку. Звали его Лоуренсом, и жил он один, если до этого вообще есть дело тому, кто звонит куда попало и сует нос куда не надо.
Положив трубку, Майло переборол нерешительность и набрал второй номер. Ему ответили уже после первого гудка — женский голос, лишенный каких-либо эмоций — Алло?.
— Я звоню… То есть можно поговорить с Лейни Тэтчер?
— Слушаю.
Майло показалось, что стены пустились в пляс вокруг него. Некоторое время он не знал, что еще сказать.
— Алло?
— Меня зовут Майло Гримдайк.
— Да, я ждала вас.
— Простите, не понял?
Смешок. Звенящий, как разбитое стекло.
— Я сказала: чем могу помочь?
Показалось. Снова воображение сыграло с ним шутку.
— Вы меня не знаете, — сказал он. — Я вас видел… Обнаженной…
— И что?
В ее голосе звучало любопытство, неподдельный интерес.
От внезапного приступа сомнения у Майло перехватило горло.
— Я хотел бы знать… Я имею в виду — вы работаете — Танцовщицей? Да.
Ладонь у него вспотела настолько, что трубка прикипела к руке. Неужели возможно, что она прочитала его мысли?
— Как-то вечером на прошлой неделе. Ее голос зазвучал хрипловато.
— Я вас помню, — произнесла она. — Я надеялась, что вы, возможно, позвоните — Гектор с вами говорил? — выпалил он, прежде чем понял, что сказал.
— Гектор?
— Нет, ничего. Удивительно, что вы меня запомнили.
— Вы слишком скромны.
Сердце Майло колотилось в грудной клетке, и эти удары отдавались в паху. Он заговорил, не давая себе возможности передумать:
— Я хотел бы вас видеть.
— Вы меня уже видели, Майло. И я вас видела.
Глаз…
Щеки у него пылали.
— Я просто подумал, если бы мы встретились…
— Конечно.
Сердце у него остановилось, затрепетало, снова забилось.
— Сегодня вечером вряд ли…
— Почему бы и нет? Я заканчиваю работу в девять. Разум отказывался повиноваться.
— В девять вечера?
— Давайте в десять. Пока доберусь, приведу себя в порядок. У вас есть мой адрес?
— Я…
Она объяснила, как добраться до ее дома.
— Значит, вечером. Буду ждать.
Она повесила трубку, прежде чем он успел ее поблагодарить, сослаться на безрассудство или сказать еще что-нибудь, что тут же пришло на ум. Они договорились о свидании, и Гримдайк знал, что у него никогда не хватит духу — силы воли — отменить встречу.
Он знал, что такой шанс скорее всего больше не представится.
* * *
Жилой квартал был настолько новым, застроенным так недавно, что многие дома еще пустовали, стояли с темными окнами, а дворы были маленькими пустырями, ожидавшими новых жильцов и ландшафтных архитекторов. Поставив машину перед домом Лейни Тэтчер, Майло заметил, что с обеих сторон дома пустые и темные.
Машины Лейни на дорожке не было, ворота гаража были закрыты и заперты на висячий замок. Майло подумал, ездит ли она на работу на машине, но потом поймал себя на том, что тянет, теряет время. Он закрыл машину, не забыв взять подарок, купленный по дороге.
Поначалу Майло хотел купить цветы, но передумал, поскольку не мог решить, какие именно подойдут для данного случая. Свидание вслепую с вероятным продолжением — скользкая штука Он заехал в кондитерский магазинчик, где за лишний доллар сделали подарочную обертку.
Он нажал кнопку, услышал нежный перезвон внутри. Когда к двери сразу никто не подошел, разум начал дразнить его, подсказывая, что Лейни могла передумать, куда-нибудь уйти, вместо того чтобы встретиться с Майло сейчас, когда между ними уже не было защитного стекла. Он не стал бы винить ее за это, но подумал, что может тогда умереть от разочарования и смятения чувств.
Приглушенные шаги, все ближе. Майло в последний раз подтянул галстук и засунул коробку с конфетами под мышку. Была б такая возможность, он бы убежал — или испарился на месте, — прежде чем она посмотрела бы на него и посмеялась.
Открылась дверная защелка. При виде Лейни Тэтчер, стоявшей перед ним на фоне освещенного дверного проема, Майло скорчил подобие улыбки.
— Добрый вечер, Майло.
— До… добрый вечер.
— Прошу.
Она отошла в сторону, и Гримдайк ощутил дуновение какого-то экзотического аромата, шагнув в узкую прихожую. Благовоние или духи? Он не мог сказать.
— Рада, что вы пришли.
Он заставил себя посмотреть прямо на нее, ощущая, как полыхают у него щеки. На ней было простое платье черного бархата, которое ей шло, но на нескромные мысли не наводило.
— Я принес вам это.
Она взяла пакет, понюхала и улыбнулась.
— Я люблю темный шоколад, спасибо. Хотите посмотреть дом?
— Если можно.
— Вообще-то я только что въехала. Мебель вам придется вообразить.
Он двинулся за ней через гостиную, столовую и кухню, завороженный движением ее бедер. Обстановка была скудной, в соответствии с предупреждением. Там, где она начала отделку, Майло обнаружил сюрреалистические картины на стенах, небольшие изящные фигурки, расставленные на полках и стойках.
На кухне она предложила ему выпить. Майло взял бокал с вином и подождал, пока она нальет себе.
— За страсть.
Майло коснулся ее бокала своим и сделал добрый глоток вина, неожиданно оказавшегося крепким и жгучим.
— Вы не похожи на свое имя, — сказала она.
— Никогда об этом не думал, — ответил он, хотя на самом деле не раз размышлял на эту тему. — Вы тоже.
— Хотите, я вам кое-что расскажу? Флюоресцентная лампа сверху высвечивала ее волосы, оставляя в тени лицо.
— Да… Пожалуй — Лейни Тэтчер — мой сценический псевдоним. Я актриса… или скоро ею стану. У меня запланированы прослушивания. А «Галерея»…
— Понимаю.
— Так и знала, что поймете, — улыбнулась она. — Мои родители приехали в Штаты из Греции в 1949-м. Гражданская война. Мое настоящее имя Танатос. Ламия Танатос.[1]
— Ламия. — Он попробовал произнести необычное имя. — Думаю, оно гораздо привлекательнее другого.
— Думаете?
— Да.
— Я рада. — Она допила вино, и Майло последовал ее примеру. — Еще?
— Если можно.
По нынешним стандартам дом был небольшим. Майло подумал, что тут еще можно смотреть.
— Спальня.
Здесь она завершила обстановку. Кровать королевских размеров, с двух сторон от которой окна с плотно закрытыми шторами. Один ночной столик украшали лампа и затейливый телефон; другой был увенчан будильником и художественной салфетницей. Комод и туалетный столик — дерево ручной работы, и Майло решил, что это антиквариат. Освещение было мягким, соблазнительным.
— Мне нравится интерьер.
— Да, смотрится.
Она вошла в комнату, и ему показалось вполне естественным последовать за ней. Она повернулась к нему лицом, стоя на расстоянии вытянутой руки если бы только у него хватило смелости ее коснуться.
— Этого вы и хотели?
Майло моргнул и потупился, не в силах ответить связно. Взяв его ладонью за подбородок, она подняла ему голову, пока они не встретились взглядами.
— Вам не следует смущаться. Я — все, чего вы хотели. Вы — все, что мне нужно.
Она медленно повернулась спиной и склонила голову, подставив Майло застежку молнии.
— Расстегнете? Кажется, мне не дотянуться. Майло понимал, что дотянуться она может — иначе как бы она одевалась? — но был польщен этим жестом и испытал жгучее возбуждение. Он довел застежку до талии Лейни и смотрел, как расходятся половинки платья, открывая нежную плоть. На фоне простого черного бархата кожа Лейни казалась бледной. Бюстгальтера на ней не было.
Она дернула плечами, и платье упало к ее ногам. Трусиков на Лейни тоже не было, и с того места, где он стоял, ее ягодицы, покрытые идеальным пушком, казались нежными на ощупь.
Она повернулась к нему лицом. Он уже имел возможность до интимнейших деталей изучить ее тело, но на этот раз все было совсем иначе. Сейчас он мог ее коснуться, если бы она не остановила его в последний момент, и кончики его пальцев затрепетали от предвкушения.
Лейни придвинулась к Майло, поднявшись на цыпочки, чтобы поцеловать его. Как в тумане, дрожа, он опустил ладони на нежную округлость ее бедер. Она припала к нему, источая телом тепло, которое Майло ощутил через одежду, и он погладил изгиб ее спины. Ему отчаянно хотелось ощутить ее плоть своей.
Она сбросила с него пиджак, набросила на стул и принялась за рубашку и галстук. Он поднял руки, чтоб было легче стянуть с него майку, и тогда ее соски — словно знаки животной страсти — скользнули по его груди, отчего у него перехватило дыхание.
Ненадолго ее задержал ремень; пока она с ним возилась, ее маленькие белые зубки прикусили нижнюю губу. Он с удивлением заметил бусинки пота у нее на лбу, в ложбинке между грудей.
Она позволила ему сбросить ботинки, брюки, трусы. Он оставался в носках, когда она повела его к кровати, усадила на матрас и подтолкнула в грудь узкой ладонью, и он распластался на спине.
Когда Лейни присоединилась к нему, Майло ощутил внезапный позыв убежать, но был беспомощен, когда обнаженная женщина присела над его лицом, зажав бедрами его голову. Он не видел ее лица, но ему были абсолютно знакомы ее запах, форма ее грудей и видневшийся над ним ее живот. Его память сохранила каждый волосок ее лона.
Смех ее колокольчиками рассыпался у него в ушах, и она распростерлась на Майло, показывая ему глаз. Его пристальный взгляд был пронзительным, неотвратимым. Майло лежал, обнаженный телом, разумом и душой.
Женщина понимала его ненасытность: она видела его своим потаенным глазом. Дрожь пробежала по ее телу, когда глаз моргнул, закатился — и исчез. Она присела на лицо Майло, прижавшись теплыми губками к его губам.
Он алчно упивался ею, не обращая внимания на то, что у него закрыты нос и рот и он не может дышать. Опытный язычок порхал, соприкасаясь с языком Майло, извиваясь между его зубами, — еще одно неожиданное наслаждение, — и он тонул, оставаясь в счастливом неведении о стремительно наступающем удушье.
Она оттолкнулась от Майло; внезапная разлука и прилив кислорода в задыхающиеся легкие вызвали судорожное содрогание его неподвижного тела. Пристроившись рядом с ним, она оттянула крайнюю плоть и прошлась язычком по набрякшей головке, по пылающему члену.
Уже без колебаний Майло открылся ей, глядя на Лейни своим тайным глазом, и его маленький язычок выпорхнул, чтобы пройтись по острому краю ее зубов. В смехе Лейни звучал восторг, когда она взгромоздилась на него.
— Я боялся, что никогда тебя не найду, — произнес Майло.
— Но ведь нашел.
— Вижу.
Она зависла над ним, открытая, трепещущая, готовая.
— Поцелуй меня.
Гримдайк поднял бедра ей навстречу, и бархатная тьма поглотила его.
Примечания
1
Ламия — в греч мифологии чудовище, в которое Гера превратила бывшую возлюбленную Зевса, Ламия похищает и пожирает детей, вынимает глаза, чтобы заснуть, и тогда она безвредна Ламиями называли и ночные привидения, высасывающие кровь из юношей Танатос — в греч мифологии олицетворение смерти
(обратно)
Комментарии к книге «Глаза в спальне», Майкл (2) Ньютон
Всего 0 комментариев