«Зло (сборник)»

Зло (сборник) (fb2) - Зло (сборник) 675K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Дегтярев

Сергей Дегтярёв Зло (сборник)

Зло

Город – странный пейзаж многоэтажек и бетонных конструкций. За пределами тебя есть другая жизнь: леса, поля, реки, деревеньки. Но ты горд, самодостаточен. Ты живёшь отдельно от них, сам по себе. Люди – это муравьи на фоне твоих крепостей из стекла и бетона. Ты поглощаешь их эмоции, убиваешь души. Ты – захоронение мыслей и желаний людей. Во тьме переулков творится беззаконие. Преступления преследуют твоих жителей. Их души хотят крови и унижения себе подобных.

Я вхожу в это место разврата. Взгляд пробегает по витринам магазинов, по лицам людей, которые моментально стираются из памяти. Я хочу увидеть огонь в их глазах, но они пусты. В них нет жажды, нет страсти – они мертвы. Мне не жаль этих людей, нет. Они смотрят на меня в ответ, но я тоже делаю безразличное лицо. Зачем выделяться из толпы?

Площадь полна прохожих и отдыхающих. Нагретый за день солнцем асфальт пышет жаром. Голубое безоблачное небо над головой, недалёкий сквер, цветущий зеленью. Чего же не хватает всем этим людям? У них есть всё. Мир меняется, я смотрю на него словно сквозь призму мрака.

Через дорогу от меня стоит маленькая девочка, у неё в руке воздушный шарик, а в глазах любопытство. Я иду через пешеходный переход к ней. Подхожу, наклоняюсь:

– Как тебя зовут, маленькая красавица?

– Лизи, но мама не разрешает мне говорить с незнакомцами, – она стоит, смешно улыбаясь, и смотрит мне в глаза. – Дядя, а как вас зовут?

Как меня зовут? Я не знаю, что ответить на этот вопрос. Мысли прерывает женщина, которая, выбежав из магазина, хватает девочку под руку и резко обращается ко мне:

– Что вам нужно от моего ребёнка? Кто вы такой, чёрт возьми?! – она поднимает ребёнка на руки и, чуть отворачиваясь от меня, говорит, обращаясь к дочке: – Что сказал тебе этот человек? С тобой всё в порядке, Лизи?

Улыбаюсь ей в ответ. Может быть, она и есть та самая, любимая, в поисках которой я и пришёл сюда? Я чувствую аромат твоих волос, вижу твои губы. На мгновение делаю глаза настоящими и ловлю её взгляд. Женщина вздрагивает, замолкает и не отрывает от меня взор. Мне хорошо известно, что она там увидела, я смеюсь. Мой смех действует, как наркотик. Она уже не управляет своими эмоциями и готова сделать всё, что я от неё захочу. Но ничего не нужно, я возвращаю прежний взгляд.

– Я не хотел причинить вам неудобства, – кто это говорит? Неужели я? – Давайте забудем этот досадный случай. Как вас зовут?

– Нэнси, – машинально отвечает она. – Я живу неподалёку…

Нэнси говорит мне адрес, я слушаю – мне неинтересно, ведь я и так знаю, где она живёт. Ответ был в её глазах, в движении тела, в прелестном голосе, похожем на журчание горного ручья. Она красива: волосы струятся по плечам, глаза цвета неба, изящный стан и красивые движения рук. Всё это пробуждает во мне желание встречи с ней.

– Я приду к тебе сегодня. Жди меня ночью.

Смотрю ей вслед, и мне хочется смеяться. Радость окутывает меня, я так давно её не чувствовал. Хочется петь, но я боюсь испугать прохожих…

На город опускается ночь. Как приятно чувствовать кожей прохладу, что несёт с собой моя подруга. Я не люблю день, он порождает суету. Ночь же даёт покой жителям города, а мне – силы. Я всё-таки начинаю петь. Над городом звучит вой готового к охоте хищника.

Город – это театр монстров, которые убивают друг друга. Но этой ночью в его пределы вступило настоящее чудовище, и это я…

Я

Как же тяжело подниматься по ступеням! Боль в левом боку не даёт нормально двигаться. Вот чёрт! Он порвал мне ещё и бок. Проклятье, как же больно! Осталось ещё два этажа – лифт снова не работает. Хорошо, что живу на пятом, а не у чёрта на рогах. Усталость и потеря крови делают своё дело. Надо взяться за перила и отдохнуть.

Это замечательно, что ещё только пять утра. Как бы удивились люди, увидев соседа в крови и с прокушенной рукой. Да, укус серьёзный. Та тварь перед смертью таки смогла меня достать. Меня, лучшего из лучших!

Как же больно!

Ещё один этаж…

Я наваливаюсь на входную дверь, закрываю её, обессилено опускаюсь на пол. Сил нет совершенно, потерял много крови. Который час? Где же часы? Глубоко и часто дышу, пытаясь не потерять сознание. Пробираюсь в зал, смотрю на стену, где висят старинные дорогие часы – подарок настоятеля. Стрелки показывают полшестого утра. Прошло уже три часа, как я убил эту тварь, и она меня укусила…

Я осматриваю себя, изменений вроде бы нет. Со мной всё в порядке, я знаю – не может быть иначе! Вырывается стон боли. Нужно остановить кровь…

Прихожу в себя: ванная, раковина, зеркало – всё забрызгано кровью. Как я дополз сюда и смог перебинтовать раны? Не знаю. Видимо потерял сознание, но теперь уже легче – кровь удалось остановить, а боль проходит.

Звонит телефон. Наверное, настоятель. Надо взять трубку…

– Олег, где ты пропадал?! С тобой всё в порядке, сын мой?

– Всё в порядке, святой отец, – мой голос какой-то чужой.

– Что с тобой, Олег? Ребята были в ангарах, там всё в крови, тело мы уничтожили.

– Со мной всё в порядке, наставник. Просто я устал и хочу отдохнуть, – идиотизм! Он никогда в это не поверит. Но что же со мной на самом деле происходит?

– Я позвоню вам, когда высплюсь, святой отец.

– Да пребудет с тобой сила божья, сын мой, – гудки…

Я обессилено падаю на диван. Что это? Длинный рыжий волос на моей руке. Откуда? Я вскакиваю с дивана и бегу в коридор, к зеркалу. Усталость не чувствуется, боли нет! Осматриваю себя… Вроде всё в порядке. «Господи, мне же просто показалось? Я не могу превратиться в чудовище? Я лучший охотник нашей обители! Боже, ведь ты не сделаешь такого со мной?»

Минутная слабость проходит. Мне только показалось, ничего со мной не случится. Я ложусь спать…

Мне снилась схватка с оборотнем. Я бил и бил его серебряным освящённым кинжалом. Разил и не мог остановиться. «Я всегда прихожу в ярость, когда вижу создание дьявола». Мои удары сопровождались молитвой. Я видел, как упал обессиленный оборотень, видел его глаза, полные боли, но не чувствовал жалости. «Я бездушное оружие в руках настоятеля». Замахнулся в последний раз… Оборотень собрался с силами и бросился на меня, вцепился мне в руку. Но мой кинжал не знает промаха! Существо упало, захлёбываясь кровью… «Нужно было вкусить его плоти».

Я вскакиваю, весь в холодном поту. Что эта была за мысль? Я молюсь. Мне это просто показалось, это всё сон. Я успокаиваюсь и иду к зеркалу… Изменений нет! Улыбаюсь своему отражению. Странно только одно: раны уже начали затягиваться. Но ведь это помощь Господа?

Прохожу на кухню, открываю холодильник. «Боже, как же хочется свежего мяса!». Меня подбрасывает на месте. Я пытаюсь успокоиться. Мне просто кажется… Надрывно звонит телефон. Подхожу, беру трубку.

– Олег, я звоню уже давно! В чём дело, где ты был? – голос настоятеля подозрительно нервный.

– Спал, – не хочется с ним разговаривать.

– Я рад, что разбудил тебя. Будь дома, я еду.

– Что случилось, святой отец?

– Я расскажу тебе по приезду, сын мой, – голос всё больше кажется мне подозрительным.

– Хорошо, святой отец, я жду вас, – гудки…

Откуда-то появляется ощущение, что меня обманывают. Внезапно закипает злость, я с трудом подавляю её приступ. Смотрю в зеркало… В отражении – лицо человека с оскаленными клыками, что дадут фору волку… Или мне это показалось?…

Я люблю тебя

Тусклое небо и моросящий дождь навевали тоску, грусть. Унылость погоды соответствовала моменту. Люди, собравшиеся у гроба, кутались в плащи и прятались под зонтики, пытаясь скрыться от противной холодной влаги. Грустные лица, угрюмо опущенные в землю взгляды. Собралось примерно человек тридцать. Многие из них были лишь отдалённо знакомы с усопшим, но и они не могли сказать ничего, кроме тёплых слов, в прощальной речи.

Его тело лежало в деревянном ящике, как насмешка над молодостью, красотой и умом. Парню не было и тридцати лет, – жертва города, его пороков и страстей.

Чуть поодаль от гроба стояла молодая девушка, которая безутешно рыдала, уткнувшись в плечо подруги. Крышку закрыли, заколотили гвозди, и шестеро мужчин стали спускать его в могилу.

– За что?! За что, Господи, ты забрал его у меня? – плачущая девушка бросилась вперёд, упала на колени, и, протягивая руки к небу, вопрошала Создателя. – Верни мне его, Боже! Я не могу жить без него!

Её подруга подбежала, и, взяв девушку за руку, начала успокаивать, гладя по голове и что-то шепча на ухо.

– Но почему, Нэнси? Почему Бог забрал его у меня? – слёзы текли ручьём, девушка не могла успокоиться. Стоя на коленях перед могилой, она обращалась уже к своему мёртвому возлюбленному: – Не покидай меня, я прошу. Я люблю тебя! Я готова продать свою душу за тебя.

Слова громом разнеслись по вмиг затихшей толпе провожающих в последний путь. Такая боль и отчаянье были в этом пронзительном крике, что заставили многих содрогнуться от холода, пробежавшего по спине.

– Маргарита, что ты такое говоришь? Успокойся, я прошу тебя, – Нэнси как могла, успокаивала девушку, оттаскивая её назад.

Люди уезжали, покидая кладбище, а Маргарита всё стояла перед могилой и смотрела на деревянный крест с распятием Бога на нём. Печальный взгляд, проникающий в самую глубину души, выворачивающий наизнанку все низменные чувства и грехи. Осуждающий за совершённое. Не прощающий, не обещающий рая, просто усталый взгляд усталого бога. На мгновение девушке показалось, что по вырезанному на дереве лику скатилась слеза. Маргарита отшатнулась, провела рукой по лицу, отгоняя наваждение.

В её голове крутились слова, которые она произнесла перед гробом. Сказанное на эмоциях теперь не жгло ей сердце, она готова была заплатить самую страшную цену.

– Я люблю тебя! – последние слова, адресованные человеку, с которым хотела прожить всю жизнь.

Девушка дождалась, пока все уедут, и молча пошла к выходу с кладбища. Мысли были заняты голосом, что явился у неё в голове. Мягкое звучание и скрытые нотки власти, которые полностью завладели её сознанием. Это был коварный и вкрадчивый голос. Его слова проникали прямо в разум и зарождали ростки сомнения и неуверенности во всём. Они рвали и калечили её душу, если она у неё ещё оставалась…

… Я готова продать свою душу за тебя…

…Я принимаю твою жертву, дочь моя…

Боль

Боль жила внутри него долго. Периодически она пропадала, скорее даже не пропадала, а пряталась на время, давая почувствовать, что можно жить дальше. И он начинал: работа, бары, игры любимой баскетбольной команды, встречи с друзьями. Джон хотел забыть о боли, и ему это удавалось. Всё становилось замечательно, его интересы снова пробуждали чувство свободы от той страшной ночи. Но это продолжалось до тех пор, пока он не видел сон. Всё менялось в корне. Его вновь настигали воспоминания о событиях, когда погибла жена. Раз за разом возвращался он к тем кошмарным событиям, переживая всё вновь…

Джон, охранник музея, как обычно, скучал на своём посту. Скоро должна была прийти жена, и ему уже не терпелось её увидеть. Мегги всегда приносила поесть, и, пока он обедал, молча смотрела на него. Джон задумался, и улыбка расплылась на его лице. Он очень любил свою жену, и каждый раз, когда видел её, влюблялся ещё сильнее. Уже пять лет с момента их первой встречи Джон не переставал проявлять нежность. Мегги в ответ дарила ему всю себя.

Сегодняшние хлопоты по поводу нового экспоната, инкрустированной драгоценными камнями усыпальницы, уже закончились. Джон вспомнил, как это привезли в музей: он стоял в дверях и встречал посетителей, когда к зданию подъехала бронированная машина, а из неё выскочили люди, которые, показав Джону корочки, стали заносить предмет внутрь. Приехавшие были из специального отдела, который занимался государственными раскопками. Эти люди вели свою деятельность во всех концах земного шара, выполняя правительственные заказы. В музее было множество экспонатов, привезённых именно ими. То, что представляло особую ценность, увозилось потом куда-то.

Раздался дверной звонок и Джон поспешил открыть жене.

– Ты сегодня поздно, дорогая, – встретив долгим и нежным поцелуем свою Мегги, Джон чуть отстранился, и, держа её за руки, рассматривал любимую. – Уже довольно темно, к тому же в небе полная луна. Разве ты не боишься?

– Перестань, Джон, ты ведёшь себя, как ребёнок, – Мегги улыбнулась. – Давай ешь скорее, и я пойду домой.

– Как скажешь, любимая, – тёплое чувство к жене грело душу. Поцеловав любимую, Джон принялся за еду.

Мегги пошла по музею, разглядывая окружённые стеклом пьедесталы, хранящие безумно древние и ценные вещи, стоящие у стен длинные сделанные из дуба ковчеги, в которых находились летописи и свитки. Комната оружия, книг, драгоценностей – музей был полон интересных экспонатов. Девушка любила прогуляться по этому собранию древностей, вдохнуть воздух, казалось, пропитанный историей.

Впереди стоял новый, ещё не виданный ею экспонат. Гроб притягивал внимание, она почувствовала лёгкое головокружение. Подойдя ближе, Мегги прикоснулась рукой к усыпальнице, провела ладонью по крышке, которая была исписана красивейшими узорами. Драгоценные камни, что её украшали, вызывали подлинное восхищение. Внезапно Мегги почувствовала резкую боль в ладони. Поднеся руку к глазам, она увидела маленький прокол на пальце и выступившую из него капельку крови. Девушка развернулась к мужу, и не заметила, как ещё одна капля осталась на крышке гроба и сейчас медленно втягивалась внутрь.

– Джон, я уколола себе палец… – следующие слова Мегги не успела произнести из-за жуткого грохота, что раздался у неё за спиной.

Девушка резко обернулась и увидела, как крышка взмывает в воздух, раскалываясь там на две половины, а в разные стороны летят осколки самого гроба. В оседающей пыли появилась фигура, напоминающая человека, оглядывающегося по сторонам. Повернулась, посмотрела в глаза Мегги, заставив её замереть от ужаса: такая тьма заполняла этот взгляд. Неизвестный сделал шаг по направлению к девушке. И только сейчас Мегги позволила себе закричать от невыносимого чувства страха…

Джон, как заворожённый, наблюдал за этой картиной. Ужас сковал его сердце. Из состояния прострации вывел только крик жены. Охранник бросился на фигуру, вытаскивая пистолет из кобуры. Справившись, наконец, с дрожью в руках, Джон трижды выстрелил в неизвестного. Но существо продолжало идти, не обращая внимания на пули, пробившие его тело.

– Мир изменился с момента моего последнего посещения – голос заставил Джона содрогнуться от отвращения: настолько противоестественен он был всему живому. Охранник почувствовал, что сходит с ума.

Существо, язык не поворачивался назвать это человеком, пристально разглядывало Мегги:

– Ты очень красива. Ты достойна меня – с этими словами создание сделало шаг по направлению к девушке. Психологический удар чудовищной силы заставил Джона упасть на пол и потерять сознание. Последнее, что он видел – полные слёз и страха глаза Мегги…

…Джон просыпался ночью в холодном поту от собственного крика. Потом долго лежал на кровати и смотрел в потолок, по его щекам катились слёзы, которых он даже и не замечал. Он помнил расследование, которое провела полиция, помнил психологические тесты, что с ним проводил лечащий врач, помнил отстранение от работы, и то, как его едва не уложили в клинику с расстройством психики. Самое главное, что он помнил похороны Мегги, хотя от её тела практически ничего не осталось… Существо съело её плоть… Джон знал, что оно забрало и душу. Почему создание оставило в живых его, мужчина не предполагал. Возможно, не думало, что охранник сможет остаться в живых после той атаки на сознание. Это не имело значения. Он знал только, что отомстит, даже если это будет стоить ему жизни…

* * *

… Я любил ночь, она давала мне наслаждение. Давно уже я не был на свободе. Всё так здорово совпало в этот раз: и обращённая ко мне молитва, и эта капля крови, что вырвала меня из сна. Я наполнил лёгкие воздухом. Свобода опьяняла. Хотелось прямо сейчас заняться своим любимым делом, но нет, сначала я должен ответить на мольбу, которую обратила ко мне смертная девушка. Нужно было найти её, чувствовал, что она далеко, но расстояние не имеет значения для того, у кого впереди вечность.

Я шёл по ночному городу, а вкус души той красавицы из музея заставлял меня улыбаться.

– Люди, вы так жаждали увидеть меня. Я даю вам такую возможность…

Брошенный

Проснувшись под вечер, я сидел и смотрел на руки. В голове витали десятки мыслей, но ни за что зацепиться мозг не мог. Вопросы, не имеющие ответов, разрывали сознание.

Звонок в дверь. Надо открывать – это наверняка настоятель. Что он мне скажет, когда увидит, в кого я превратился? Проклятье! Я пытаюсь собраться с мыслями. Звонок повторяется, нужно открыть… Проходя по коридору, смотрю в зеркало, усилием воли заставляю лицо принять прежние человеческие черты. Наверное, я схожу с ума. Поворачиваю ключ, нажимаю на ручку и отворяю дверь. Взгляд упирается в глаза настоятеля, притягивающие к себе не слабее, чем магнит железо.

– Сын мой, всё ли с тобой в порядке? – настоятель входит в квартиру, на его лице написана озабоченность. Следом за ним заходят ещё двое. Я знаю их: Глеб и Серхио – воины, с которыми справиться очень нелегко, псы, готовые ради святого отца на всё, что угодно.

Но зачем отец-настоятель привёл их сюда? Ответ приходит сам собой. Они же устранители. Меня хотят уничтожить? Собственно, а чего я хотел?

– Олег! – голос настоятеля выводит из раздумий. – Что с тобой происходит?

Его цепные псы обходят меня с двух сторон. Идиот! Я не снял бинты с руки, и сейчас на них смотрит священник. Конечно, если я укушен оборотнем, то подлежу немедленному уничтожению, потому что могу превратиться в подобное существо.

– Мне жаль, сын мой… – святой отец не успел ещё договорить фразу, а двое убийц уже бросились в схватку.

Никогда не чувствовал подобного: кровь в моих венах вскипает, словно расплавленный металл бежит по жилам. Я испытываю дикий прилив энергии и необузданное желание вцепиться в глотку своим врагам. Даже не почувствовав, как меняюсь, отшвыриваю Глеба в сторону, и, оскалив клыки, о Господи, прыгаю в комнату, уворачиваясь от удара серебряным кинжалом. Серхио ловок, но для меня – недостаточно. Я победил бы его, будучи человеком, а то, с какой скоростью двигаюсь сейчас, превосходит все мои прежние возможности.

– Святой отец… – вместо слов какой-то звериный хрип, в котором с трудом можно разобрать слова. – Не надо, я умоляю вас, не заставляйте меня убивать.

Сердце в груди бьётся, как заведённое. Кровь кипит и требует схватки. Что со мной? Это же мои братья по вере. Зверь внутри меня рвётся на волю, и я не знаю, как это остановить. Серхио кидается на меня вновь, размахивая кинжалом. Я ухожу влево и мощно толкаю его в грудь рукой. Серхио пролетает через всю комнату и врезается в стену, я слышу хруст костей. Вот чёрт! Я не ожидал, что мой удар будет таким сильным. Правый бок обжигает кинжал – это сумел прийти в себя Глеб. Я хватаю его за горло, поднимаю, ещё не успев понять, что делаю, и с размаху прикладываю об пол. На стену брызгает кровь.

– Да будет слава Господа и сила Его в моём слове…

Настоятель затягивает молитву, и это уже плохо – я чувствую, как голову словно сдавливает тисками. Взревев, прыгаю на него и наношу сильнейший прямой удар, от которого священник бьётся головой о стену, и, оставляя за собой кровавый след, сползает на пол.

Наступившая тишина приводит меня в себя. Оглядываюсь: вся комната забрызгана кровью. Боевой азарт начинает отпускать, дикий ритм сердца замедляется. Пытаюсь взять себя в руки. Что произошло? Я убил своего настоятеля и братьев. Нужно убираться отсюда – на улице слышны сирены полиции. В одночасье лучший убийца и охотник на нежить в этом городе сам превратился в чудовище, подлежащее уничтожению.

– Поздравляю, парень, ты теперь оборотень, и любой из моих братьев, бывших братьев, убьёт тебя, не задумываясь, – я смотрю в зеркало и вижу человека, на лице которого отныне лежит печать смерти. – Но мы прорвёмся, друг.

Да, вот уже и с отражением в зеркале разговариваю. В коридоре раздаётся топот ног, а в дверь начинают стучать – полиция уже здесь. Я оглядываю в последний раз кровавую картину, которую сам и устроил. Хватаю куртку, вкладываю в маленькие ножны на поясе кинжал, и, разбежавшись, выскакиваю в окно. Приземлившись на ноги в шлейфе осколков стекла, я озираюсь по сторонам и бегу в тёмный проход между домами. Город поглощает меня, словно песчинку, я растворяюсь в его переулках. Среди звуков, окружающих меня, слышу один – это зов, сопротивляться которому бесполезно. Он манит и притягивает, и всё моё естество отвечает на этот призыв. Я иду навстречу судьбе…

Невеста

Женский крик разорвал ночную тишину. В этих кварталах города он не был чем-то необычным, тем более ночью. Город с наступлением темноты начинал жить своей мрачной жизнью. Из подворотен и трущоб на улицу выходили те, кто считал себя королями этого времени суток. Ночью происходили самые страшные события, так что на этот женский крик мало кто обратил внимание, а если и были такие, то они постарались как можно быстрее покинуть квартал.

Маргарита смотрела на своё отражение в зеркале и дрожащими руками поправляла причёску, делая это скорее машинально. Из зеркала на неё смотрела красивая черноволосая девушка, с точёными формами и…чёрными провалами вместо глаз. Зрелище было настолько страшно, что она не никак могла к этому привыкнуть, хотя уже неоднократно видела своё отражение.

Первый раз это произошло после того, как она вернулась домой с похорон своего жениха. Боль и пустота в душе не давали покоя, и она не могла заснуть. Добравшись до кухни, девушка выпила львиную дозу валиума, что помогло ей немного успокоиться. Прошла в ванную, умыла лицо и посмотрела в зеркало.

Наверное, она потеряла сознание, потому что ничего не могла потом вспомнить, кроме залитых тьмой глаз, что алчно смотрели на неё из зеркала. Маргарита с трудом добралась до спальни, рухнула на кровать и мгновенно уснула. Тогда в первый раз, во сне, к ней пришёл Арон, её жених. Тот, ради которого она и хотела отдать душу, лишь бы он был жив. Арон нежно взял её за руки, и, посмотрев в глаза, сказал: «Ты совершила ошибку Маргарита. Ты не ведаешь, с кем заключила сделку. И не понимаешь, кого ты призвала в мир. Я стал узником этого соглашения и обязан приходить к тебе каждую ночь. Мой бесплотный дух содрогается от мысли, кем ты станешь впоследствии. Ты подписала сделку с ужасным существом, и ценой стала твоя душа. Невеста…» Маргарита так и не поняла последнего слова Арона.

Она проснулась с ужасной головной болью и ломотой во всём теле. Сон казался чем-то нереальным и уже забытым. Едва поднявшись с кровати, девушка добрела до ванной… и тогда жители дома в первый раз услышали крик, полный боли и отчаянья. Руки девушки упирались в зеркало, а мозг отказывался верить в происходящее. В её глазах была всё та же тьма, что и прошлым вечером. Эти чёрные провалы на месте глаз заставляли разум девушки погружаться в них. Через какое-то время, Маргарита уже не могла не смотреть в своё отражение – это доставляло ей непонятное чувство наслаждения смешанное со страхом.

К середине дня это проходило, и глаза возвращались к своему обычному зелёному оттенку. На работе был взят бессрочный отпуск, и Маргарита почти никуда не выходила из дома. Максимум, что она себе позволяла – прогулки к подруге детства, Нэнси. Маргарите нравилось сидеть с её маленькой дочкой, слушать весёлую болтовню подруги – это отвлекало от чёрных мыслей. Девушка всегда завидовала Нэнси; у той был чудесный ребёнок, которому она и отдавала всю себя. Лизи обладала необыкновенным талантом забирать всё внимание себе, заставляя полностью забывать проблемы. Это была не по годам умная и развитая девочка. Её глазки смотрели порой так серьёзно, что создавалось впечатление, будто ребёнок понимает всё происходящее и готов помочь и сочувствовать.

Маргарите так не хотелось возвращаться к себе домой, ждать ночи и глядеть в своё отражение, ужасаясь тьме, живущей в ней. Девушка потеряла сон. Она не хотела возвращаться в мир грёз, где ждал печальный взгляд возлюбленного. Они не общались с ним после первой их встречи во сне, Арон просто смотрел на неё с укоризной, его взгляд жёг душу сильнее, чем калёное железо. Боль и ожидание неизвестности сопровождали её во сне и наяву. Днём девушка употребляла валиум, а ночью до боли всматривалась в своё отражение. Каждый раз она надеялась проснуться, посмотреть в зеркало и увидеть свои глаза, а не тот ужас, который заменял их большую часть времени. Между тем дни сменялись неделями, а надежды были напрасны.

Сегодня Нэнси сказала ей, что встретила очень приятного мужчину на улице, и они договорились о встрече. Маргарита была удивлена словам своей подруги, обычно та не завязывала знакомства с первыми встречными.

– Ты сама его сегодня увидишь, он такой милый! – увлечённо щебетала Нэнси. – Приходи ко мне вечером на ужин и составь нам компанию. Заодно немного развеешься общением с мужчиной. Уверена, он тебе понравится.

Маргарита приняла приглашение подруги. Но почему-то внутри неё было неспокойно, а в голове всплыло последнее слово, что сказал ей Арон во сне: «…Невеста…»

Встреча

Мир ночного города фантастичен. Я иду и любуюсь красотой этих мест. Тёмные переулки веселят меня. Радуют лица, появляющиеся с наступлением тьмы. В их глазах ненависть, а в душах – огонь, они ненавидят жизнь и поклоняются смерти. Для них существует только их собственное счастье. Они похожи на тех, которые живут днём, но есть одно маленькое отличие – ночные не боятся разрушать тела и души для достижения своей цели. Дневные жители тоже хотели бы убивать, но слишком слабы для этого. Это стадо, у которого нет целей и лидеров. Те, кто выходят ночью, – готовы к борьбе, пусть даже и заочной.

Я полюбил эти улицы с первого взгляда, с первого вдоха этого отравленного смертью воздуха. Меня наполняло чувство свободы и безнаказанности. Обречённость и отчаянье жителей придавали мне силы. Глоток воздуха в городе зла превращал вдохнувшего в это же самое зло.

Но я не должен сильно увлекаться запахом смерти, меня ждёт невеста, предназначенная судьбой. Мольба смертной девушки вырвала меня из сна, равносильного заточению. Теперь я свободен и готов существовать. Ей тоже требуется помощь, к тому же у неё есть то, что теперь принадлежит мне.

* * *

Маргарита собиралась к подруге. Удивительно, но сегодня её глаза имели привычный зелёный цвет. Девушка не знала, надолго ли, и что послужило причиной перемены. Она радовалась этому обстоятельству и хотела верить, что всё так и останется. Не могла она объяснить и то, что, прихорашиваясь, провела у зеркала целый час. Со времени смерти Арона девушка уделяла этому не много времени. Сегодня же Маргарите хотелось предстать во всём своём великолепии перед человеком, которого ни разу не видела. События прошедших дней настолько вымотали, что она готова была расслабиться, прислушавшись к совету подруги. Закончив укладывать последнюю прядь волос, Маргарита взяла сумочку и вышла из дома.

Нэнси открыла дверь, с порога улыбнувшись и дав понять, что гость уже пришёл. Маргарита проходила по коридору, когда услышала мягкий и вкрадчивый голос. Войдя в комнату, она увидела незнакомца с лицом юноши, который держал на коленях Лизи и что-то ей рассказывал. Когда Маргарита вошла в комнату, незнакомец повернул голову и встретился взглядом с девушкой. Его холодные и безжизненные глаза глянули ей прямо в душу, а слова заставили замереть на месте:

– Я пришёл к тебе, дочь моя…

…Где-то совсем рядом раздался волчий вой…

* * *

Джон знал, что рано или поздно догонит убийцу своей жены. Он не задумывался над тем, что вело его по следу, что за чувство не давало сбиться с пути. Может быть, это было провидение божье, может, его вёл ангел-хранитель, не давая оступиться. Что бы это ни было – бывший охранник музея шёл вперёд с уверенностью, которой могли позавидовать многие. Вера в собственные силы и жажда мести толкали вперёд. Джон не представлял, как он будет противостоять тому существу, но знал, что сможет. Путь лежал через самые неблагополучные кварталы, но никто не осмелился преградить дорогу человеку, на лице которого была написана такая ярость и ненависть. Сам Джон не обращал внимания на лица, которые проплывали мимо него, на взгляды, что останавливались на его фигуре. Цель была близка – и ничто не могло сломить железную волю человека.

Поднявшись на седьмой этаж, Джон физически почувствовал присутствие того ужаса, с которым столкнулся в музее. Он стоял перед дверью и молился Богу, прося у него защиты и сил для единственного свершения. Джон достал револьвер, проверил патроны, крепко сжал в левой руке серебряное распятие и глубоко вздохнул.

– Во славу Твою, Господи! Аминь, – с этими словами бывший охранник разбежался и плечом высадил дверь в квартиру…

* * *

Зов притягивал меня, как магнит железо. Я продолжал бежать по улицам города, который являлся помойкой и ямой для всех, кто гордо носил имя «человек». Проклятое место объединило в себе представителей всех рас и национальностей. Оно было пропитано ненавистью. Своим, теперь обострённым, нюхом я ощущал запах тлена, который пропитал этот город насквозь. И если раньше лишь чувствовал лютую злость его обитателей, то теперь я её испытывал. Мне хотелось начать рвать их на части, впиваться зубами в горло этим мелочным созданиям, что унижали жизнь одним своим присутствием. Ярость испепеляла мне душу, а ненависть выжигала глаза. Зов становился всё сильнее с каждой минутой, он манил и пьянил мою сущность. Вскоре я уже не смог сопротивляться неизбежному, и, вскинув голову вверх, завыл на выглянувшую из-за облаков Луну. Тело моё начало деформироваться и принимать форму существа, чуждого всему человеческому. Я ринулся вперёд…

Вот и этаж, который нужен. Мой облик вызвал крик ужаса у встреченного мной молодого парня – я оставил его двумя этажами ниже с порванным горлом. Но это не вызвало у меня никаких эмоций. Тот, кто призывал, был уже очень близко. Выбитая впереди дверь вела в квартиру, где сейчас находился пославший зов.

– Я иду к тебе, хозяин…

* * *

Маргарита не в силах была сдвинуться с места. Взгляд глаз, заполненных тьмой, не отпускал её ни на миг. Незнакомец встал с кресла, подошёл к девушке, и, обняв за талию, прикоснулся к губам долгим, сводящим с ума поцелуем. У Маргариты закружилась голова, и она, почувствовав, что теряет сознание, ещё успела ощутить необыкновенную лёгкость во всём теле.

Нэнси, войдя в комнату, увидела, как подруга падает на пол с бледным лицом, а гость поворачивается к ней. Его безжизненный взгляд остановился на девушке:

– Я взял душу твоей подруги, а теперь помогу и тебе.

В этот момент входная дверь слетела с петель, и в квартиру ворвался мужчина, сжимающий в руке револьвер. Выпрямившись во весь рост, человек выставил впереди себя распятие и забежал в комнату.

– Вот мы и встретились, тварь! – Джон направил револьвер на спокойно стоявшую фигуру.

Позади него раздался грохот, и существо, всё покрытое шерстью, бросилось на охранника. Джон встретил его выстрелом из пистолета и ударом левого кулака, в котором был зажат серебряный крест. От удара распятием оборотень взвыл, обхватил лапами Джона и вцепился ему в горло. Чувствуя, как клыки твари прокусывают шею, охранник последним усилием вогнал в пасть оборотня крестик, и, уперев в его лоб дуло револьвера, нажал на курок.

– Ну, а теперь вы, леди, – Нэнси вздрогнула от торжества, прозвучавшего в голосе стоявшего неподвижно гостя. Он повернулся к ней – и из глаз его хлынула тьма…

* * *

Свет Луны заливал серебром дорогу, которая вела прочь из города. По ней шёл молодой мужчина, который вёл за руку маленькую девочку. Вокруг них всё замирало: стихал ветер, пропадали ночные шорохи. Казалось, что умирает сам звук, убоявшись неизвестного. Ночь укутывала их плащом, и тьма была им защитой. Человек остановился, и, наклонившись к ребёнку, произнёс:

– Лизи, хочешь, я покажу тебе города, страны и познакомлю с другими людьми? Но ты должна дать мне согласие на это, без него я не смогу взять тебя с собой.

Девочка смотрела на него своими большими и наивными глазами. Она держала человека за ладонь маленькой ручкой и звонким голоском сказала:

– Я пойду туда, куда и ты…

…Мы продолжали идти, держась за руки, а впереди, на горизонте, вставало солнце. Начинался день, который в свой черёд снова сменит ночь. Но я знал, что теперь не один. – Люди, вы ждёте нас? – я заглянул в лицо своей маленькой невесте и увидел, как вместо голубых детских глаз на меня смотрят два провала, заполненных тьмой…

Борьба

Тёмные кварталы города взглядом жёлтых фонарей наблюдали за погоней. Спотыкаясь, по улице бежал парень. Невысокого роста, плотно сбитый, с чёрными, как сама ночь, волосами. Широкий шаг уже давно сменился семенящим бегом – силы были на исходе. Поминутно он оглядывался назад и пытался разглядеть неуловимую размытую тень, мелькавшую на некотором расстоянии от него. Когда удавалось поймать её в поле зрения, парень вздрагивал и изо всех сил прибавлял хода. Беглец посмотрел в небо, нашёл глазами спутницу Земли и прошептал что-то на непонятном языке. Словно в ответ над головой разошлись тучи, и Луна высеребрила дорожку, будто указывая ему путь.

Свернув за угол, молодой человек увидел узкий переулок, заканчивающийся высоким бетонным забором. Парень остановился и в очередной раз оглянулся назад. Примерно в ста метрах от него мелькнула тень – свет фонаря подыграл беглецу, указывая погоню. Он обречённо посмотрел на преследователя, на луну, на забор, и продолжил стоять в нерешительности. Вдруг в кирпичную кладку стены рядом с ним вонзился арбалетный болт – наконечник отливал серебром. Парень отпрыгнул назад и оскалился, как загнанный хищник. Чёрные глаза по-прежнему ловили движение в темноте, обшаривая улицу в поисках преследователя.

Следующий болт воткнулся в правое предплечье, вызвав у парня стон боли. Юноша развернулся спиной к улице и начал разбег. По мере приближения к забору он всё увеличивал скорость. Когда до преграды оставалось несколько метров, беглец нагнулся, и, коснувшись холодной земли руками, взмыл в воздух, оставив позади трёхметровое препятствие.

– Ушёл! – яростно бросил в темноту выбежавший в переулок высокий мужчина. В руках он держал небольшой самострел со взведённой тетивой. Сплюнув от досады, мужчина махнул в ночь рукой, и, развернувшись, пошёл в обратную сторону.

– Почему мы не побежали следом, Учитель?! – из-за рекламного щита с противоположной стороны улицы вынырнул молодой парень, спешно убирая в кобуру пистолет. – Мы могли догнать его! К тому же вы его ранили, Учитель.

Мужчина с некоторой досадой посмотрел на юношу, удивительно похожего на него самого. Взял его за руку, и порыв того угас, растворившись под строгим взглядом старшего. Поморщившись, он ещё раз сплюнул, и с ненавистью посмотрел на небо.

– Первое правило: не преследовать перевёртышей поодиночке. Как бы ты одолел стену? А оставлять тебя одного я не собираюсь, – спокойствие на лице Учителя было невозмутимо, но глаза, полные тревоги, выдавали его. – Твари могут охотиться и притворяться жертвами. Твоих сил ещё недостаточно, чтобы противостоять перевёртышу, – мужчина говорил жёстко и совсем не обращал внимания на скривившегося юношу. – Иероним был прав, в этом городе целый рассадник оборотней.

Некоторое время мужчина и парнишка шли молча. Каждый из них думал о своём. На щеках подростка то разгорался, то угасал лёгкий румянец. Это была первая в его жизни погоня, поэтому она вызвала целую бурю эмоций в его душе. Восторг от бега по тёмным и мрачным улицам сменяла досада: «Учитель не доверяет мне. Но почему?» – юноша украдкой поглядывал на непроницаемое лицо мужчины и пытался предположить, о чём тот думает.

– Севастьян, с завтрашнего дня ты учишься в местном институте, – строгий голос вырвал парня из мыслей. – Поступление мы с Алексеем тебе оформим. Ты должен будешь отыскать источник главного ликантропа. Этим гнездом должен кто-то управлять.

– Учитель, – сердце Севастьяна забилось в ускоренном ритме, грозя вот-вот вырваться наружу, – благодарю вас за доверие… Клянусь, что не подведу!

Парень с трудом поборол в себе желание упасть на одно колено и прикоснуться губами к полам чёрного плаща, в который был одет мужчина. Но он знал, насколько сильно тот не любил подобные проявления этикета. Находясь в их обители, в Европе, подобное уважение приходилось терпеть согласно кодексу. Но здесь, в России, вдалеке от стен монастыря, Учитель мог и отругать за такое выражение чувств.

– Сегодня спать, а завтра ты начнёшь своё первое задание, Севастьян, – парень и не заметил, как они подошли к небольшому двухэтажному дому, их временному жилищу.

Юноша отступил правой ногой чуть назад и поклонился, отдавай дань словам Учителя.

«Я не подведу», – прошептал Севастьян.

Учитель обеспокоенно посмотрел на парня, пытаясь скрыть это от него. Взгляд потеплел, и мужчина улыбнулся. Если бы Севастьян увидел это, то был бы крайне удивлён. Никогда ещё на лице Учителя он не видел улыбку или вообще какое-то проявление эмоций, кроме строгости и осуждения.

* * *

Яркое солнечное утро играло бликами на отполированных металлических поручнях новенького здания института археологии. На крыльце расположилась и провожала взглядами идущих учеников небольшая группа ребят, одетых как готы. Мрачная одежда, иссиня-чёрные волосы и подведённые чёрным глаза. Они снисходительно смотрели на других молодых людей, поднимавшихся по ступеням и заходивших в институт. Провожая их презрительными улыбками, готы не спеша разговаривали между собой.

– Андрей, что с тобой?! – одна из девушек вскочила с поручня, на котором сидела всё это время. Её восклицание было обращено к медленно подходящему парню с перевязанной правой рукой. Девушка бросилась вниз, обняла его, прижалась всем телом и поцеловала в губы, нисколько не стесняясь посторонних взглядов. – Что случилось?

Вскочили и остальные готы. Кто-то столкнулся плечом с одним из спешащих студентов, уронив того на лестницу. Но пострадавший не сказал ни слова – репутация у компании была нехорошей: их боялись и не смели противоречить.

Тем временем готы окружили Андрея и стали наперебой спрашивать «Что же произошло?»

Парень взглянул пронзительными чёрными глазами, а его тонкие губы исказила кривая усмешка:

– Проклятые охотники здесь…

Тишина окутала компанию молчанием. В глазах некоторых отчётливо читалась тревога и страх – это сильно отличалось от того презрительного взгляда, которым они смотрели на окружающих.

– Нужно сообщить наставнику, – Андрей обвёл готов взглядом. – С этой ночи включаем осторожность! Это всех касается.

– Анжела… – начал парень, обращаясь к девушке, но его взгляд зацепился за подходившего к институту юношу. Светлые волосы и голубые глаза, а также свободная одежда, резко отличали его от стоявших подростков. На одно неуловимо короткое мгновение юноши встретились взглядами. Светловолосый парень ощутил пламенный жар глаз гота и улыбнулся в ответ. Андрей сплюнул с отвращением и повернулся к друзьям.

– Кто это? – вопрос задал один из подростков, тоже рассматривая голубоглазого. – Новенький, что ли?

– Я думаю, хуже, – Андрей отстранил от себя Анжелу, и, взяв её за руку, двинулся в институт. – Нужно поговорить с наставником! – повторил он, уже уверенно направляясь ко входу в здание.

* * *

Запах разгорячённого тела щекотал ноздри. Тёплая ночь окутала покрывалом город, скрывая под налётом мрака и хищника, и жертву. Повелительнице мистерий было всё равно. Её помыслы оставались недоступными не только для смертных, но и для тех, кто считал людей добычей.

По освещённой парой фонарей улице уверенно шагала девушка. Каблуки мерно выстукивали по нагретому за день асфальту. Она то и дело потирала руки – вечерний холодок пробирался под тонкую блузку с глубоким декольте, и порой заскакивал под чёрную, обтягивающую бёдра, мини-юбку. Видно было, что от высоких каблуков она устала, так как иногда приостанавливалась и давала себе передышку. потом снова гордо вскидывала подбородок и шла дальше. Русые волосы при этом волновались, как волнуется море при небольшом шторме. Шорох заставил девушку обернуться и пристально вглядеться во тьму. Робкий свет фонарей почти не разгонял завесу сумрака. Где-то залаяла собака, тоскливо и неуверенно. Девушка вздрогнула. Русые волосы, волнуясь, заколыхались на плечах – порыв налетевшего ветра раздул их, как шёлк. Стук собственных каблуков казался ужасным и нарочито-громким. Девушка задрожала от непонятного ощущения ужаса и тревоги. В голове пролетело предложение Саши отвезти её домой и последовавший небрежный отказ. Теперь Мария уже сожалела об этом. Алкоголь начал выветриваться, и дорога из клуба до дома стала казаться бесконечной, хотя расстояние было равно всего лишь двум кварталам и двадцати минутам хода. Девушка мотнула головой, отгоняя нехорошие мысли. Внезапно шорох повторился, но теперь прозвучал отчётливее и громче. В густой чернильной темноте переулка родилось движение.

Мария отскочила от неожиданности и задрожала. Из темноты появилась стройная женская фигура. Незнакомка была одета в расстёгнутый чёрный плащ почти до земли и длинные кожаные сапоги, облегавшие ноги до бедёр. Мария облегчённо вздохнула. Но в следующее мгновение ужас сковал её с ног до головы. Рот девушки приоткрылся, и там показались волчьи клыки. С глухим рычанием незнакомка бросилась вперёд. Мария закричала во всю силу лёгких, и, сбросив оцепенение, рванулась бежать по улице. Незнакомка преследовала её, не отставая, но и не ускоряя темп. Пару раз обернувшись, Мария различила довольную усмешку на красивом бледном лице. Ей стало нестерпимо страшно. Испуг сдавливал горло тугим ошейником. Ноги заплетались от усталости и бега. Каблуки мешали, хотелось остановиться и сбросить, но она понимала, что тогда от погони уже не уйти, и продолжала бежать.

Девушка забежала в небольшой аккуратный дворик и остановилась – силы покидали. Пытаясь отдышаться, Мария вглядывалась в полумрак, с трудом освещаемый двумя тусклыми фонарями на столбах напротив подъезда. Преследовательницы не было видно. «Может, отстала?» – девушка отчаянно пыталась унять яростное сердцебиение. Горло сжимало спазмом. Она ухватилась за шею и немного согнулась, подавшись вперёд. Нужно было отдышаться и уходить отсюда в сторону дома. Стараясь восстановить дыхание, она вслушивалась в каждый шорох, в каждый скрип ночи. Холодящий ветерок прохаживался по взмокшей коже, отделяя прилипшую блузку от тела. Мария двумя пальцами ухватила тонкую материю и одёрнула её. Промелькнула мысль позвонить в полицию, но в следующее мгновение девушка отмела её. Что она скажет дежурному? Что на неё напала какая-то психопатка, которая ещё и растворилась в ночи в неизвестном направлении? От этой мысли стало ещё страшнее. Казалось, каждый сантиметр тела отзывается на непривычный шум вокруг. Ещё чуть-чуть и она бы упала в обморок. Но жажда спастись держала её в сознании.

– Нужно успокоиться, нужно успокоиться, – шептала девушка, потихоньку возвращая сбитое дыхание в норму. Она потихоньку оглянулась, и, не заметив никого вокруг, успокоилась.

Вдруг, с противоположной стороны дворика раздался чей-то мелодичный смех. Мария резко обернулась и до боли в глазах всмотрелась в темноту. На детской площадке тихо поскрипывала качель. На сидениях можно было различить два силуэта. Девушка дёрнулась в сторону, мечтая оказаться дома как можно скорее – страх уже стал чем-то неотъемлемым и неотделимым. Развернувшись в сторону арки между домами, она устремилась к выходу из двора.

– Куда же ты? – это был тот самый мелодичный голос, который совсем недавно смеялся с качели. Девушка встретилась взглядом с чёрными, как мрак, глазами. – Неужели ты думала, что убежишь?

Перед Марией стояла та самая незнакомка, которая преследовала её и загнала в этот дворик. Девушка уже хотела закричать, но, неожиданно, сильная ладонь легла на её губы, подавив все попытки издать хотя бы звук. Расширившимися от ужаса глазами, Мария смотрела, как к ним подошли ещё два подростка, одетые во всё чёрное. У одного на лице был нанесён макияж, как у мима: бледное лицо и выделенные чёрным глаза. Другой отличался металлическими украшениями, которые поблёскивали при ярком свете луны. В ушах у него были серьги, напоминавшие то ли распятие, то ли просто какой крест, а от носа к уху тянулась тонкая цепочка, которая подрагивала от каждого вдоха и выдоха. У двоих были длинные чёрные волосы, растрёпанные одинаково тщательно, которые развевались по ветру.

Сердце девушки грозило вырваться из груди, настолько сильно было биение. Незнакомка приблизила к ней лицо, вдохнула запах пота, словно наслаждаясь страхом:

– Так сладко…

В следующую секунду один из парней упал на четвереньки и зарычал, как волк. Мария с ужасом смотрела на изменяющееся тело: выворачивались суставы, вырастала длинная густая шерсть, скрюченные руки стали напоминать лапы матёрого хищника. Незнакомка проследила за взглядом девушки и улыбнулась:

– Закрой глаза…

Просвистевшая во тьме пуля из старого «Гризли Ван Магнум» сорок пятого калибра, с начинкой из серебра, опрокинула полуволка на землю, заставив перевернуться дважды. Вой, полный боли, разорвал ночную тишину в клочья. Второй парнишка только и успел развернуться, чтобы встретить ещё одну пулю, пробившую навылет плечо.

Мария с ужасом сползла по стене, куда её отбросила девушка. Удивляясь сама себе, почему ещё в сознании, она увидела, как из тени арки выскользнул молодой парень, сжимающий в руках большой пистолет. Синий спортивный костюм, который не стеснял отточенных и чётких движений, смотрелся на нём, как литой. Белокурые волосы топорщились в разные стороны, а лицо горело румянцем – парень явно сильно волновался. Мария не успела взмолиться, чтобы это был её спаситель, как, прицелившись, он сделал ещё один выстрел, прервав повизгивание катающегося по земле оборотня.

– Нет! – протяжный крик незнакомки был исполнен ненависти и боли.

Она бросилась вперёд, в полёте превращаясь в волчицу. Холодные голубые глаза стрелка продолжали спокойно смотреть на приближавшегося зверя, отсчитывая прыжки. Губы парня шевельнулись, словно он проговаривал про себя время. Дуло револьвера выровнялось с летящим к цели хищником – и волчицу сбил с ног появившийся из ниоткуда огромный пепельно-серый волк. Пуля зло свистнула мимо и впилась в деревянный грибок на детской площадке, вырвав из него щепки. Волк стоял, низко преклонив голову и глядя прямо в глаза светловолосому парню; его верхняя губа поднялась, обнажив снежно-белые клыки. Волчица поднялась на лапы, и, тоже оскалившись и низко стелясь к земле, стала приближаться к человеку. В это время пришёл в себя раненый в плечо оборотень, и, поборов боль, начал заходить парню за спину.

Мария, как сумасшедшая, жала на кнопки мобильника, пытаясь трясущимися пальцами попасть по заветным клавишам и набрать «02». В это время ночь явила на подмостки своего театра ещё одного актёра: режущий воздух полёт арбалетного болта и тихое всхлипывание. Даже не успев закончить превращение, раненый в плечо ликантроп упал, только успев схватиться за торчащую изо лба стрелу. На площадке показался высокий мужчина, спешно перезаряжающий арбалет. Волк и волчица взвыли, подняв головы вверх, и ринулись прочь из двора, покрывая расстояние до арки огромными прыжками.

Мария продолжала судорожно сжимать в руках сотовый. По щекам девушки, не переставая, катились слёзы, но она их не замечала. Время вернуло всё на места, как бы показывая, что не совсем ещё замерло и продолжает идти. В доме напротив загорелись ярким оранжевым светом окна, раздался отборный мат с третьего этажа, а где-то неподалёку залаяли собаки, оглашая ночь. Почему до этого всё происходило как в замедленной съёмке, Мария не понимала, и даже не думала об этом.

– С вами всё в порядке? – красивый и мягкий баритон светловолосого парня окончательно вернул девушку в реальность. – Нам нужно идти, пока не приехала полиция. Давайте руку, – Мария протянула ладонь, находясь под воздействием уверенного голоса, – моё имя Севастьян, можно просто Сева. Тут за углом наша машина.

Голова у Марии закружилась, и она рухнула в обморок.

* * *

В небольшом тёмном помещении, освещаемом единственной тусклой лампочкой, царила тишина. За столом в центре сидели несколько подростков с хмурыми выражениями на лицах. Рядом с ними мерил шагами помещение мужчина средних лет, одетый в вязаный свитер и мятые коричневые брюки. Периодически он снимал очки и усиленно тёр лоб, размышляя. Ожидание затягивалось, и человек со злостью смотрел на золотые карманные часы и на дверь, прикидывая, когда же она отворится. В углу тихо плакала красивая черноволосая девушка, утирая слёзы и размазывая тушь по лицу. Стройная хрупкая фигура содрогалась в такт рыданиям.

Тяжёлая железная дверь гулко ударилась о стену, распахнувшись настежь. В проёме, куда устремились взгляды всех присутствующих, показалась фигура. Внутрь шагнул юноша с перевязанной правой рукой. Мужчина, мерявший комнату шагами, резко развернулся и пристально вгляделся в глаза парня:

– Узнал? – хриплый голос и металлические нотки в нём заставили парня поёжиться.

– Да, наставник, – прибывший наклонил голову, почтительно склонившись и прижимая левую руку к груди. – Я проследил за ними до самого дома. Адрес известен, – парень упал на одно колено, отвечая на взгляд мужчины, – мы должны напасть!

Наставник задумчиво продолжал рассматривать его.

– Мы не можем оставить наших братьев неотмщёнными! – девушка прекратила реветь, и, утерев слёзы, гордо выпрямилась, бросая вызов мужчине: – Нужно выступать!

Сидевшие за столом юноши вскочили с мест, молча поддерживая порыв Анжелы и Андрея.

– Отмщение придёт, но мы должны всё сделать наиболее бескровно для нас и фатально для охотников, – мужчина обвёл взглядом всех, подолгу всматриваясь в решительные лица подростков. – Мы – возмездие. Мы смерть несущие. Мы – карательный отряд грешников! – слова жёстко отражались от холодных стен помещения, вселяя уверенность в сердца оборотней. – Каждый из вас знает, чем заняться. Место сбора здесь же, ровно через неделю.

Луна, заглянувшая в полутёмный ангар, осветила вспыхнувшие кровавым светом глаза наставника.

* * *

Севастьян смотрел на спящую девушку, наслаждаясь её красотой. Русые волосы, мягкие как шёлк, словно невесомое покрывало укутывали её плечи. Идеальные черты лица были слегка затуманены сном, отчего казались ещё более притягательными. Губы приоткрылись, и девушка глубоко, томно вздохнула. Изумительной чистоты зелёные глаза, казалось, смотрели прямо в душу. Юноша улыбнулся:

– Как ты спала, любимая?

Мария улыбнулась в ответ на утреннее приветствие, и зажмурилась, ловя лицом солнечных зайчиков, играющих по стенам. Уже месяц она жила в доме охотников, как гордо именовал себя и Учителя Севастьян. События той страшной ночи, преследовавшие её во снах две недели, остались позади, и девушка старалась больше не вспоминать о них. Охотники посвятили её в тайну, хотя Учитель и был явно против. Но Севастьян настоял на своём, и Мария узнала об оборотнях, о тех, кто охотился на них под покровом тьмы, принимая игру по их правилам. О скрытом от посторонних глаз монастыре в Западной Европе, где готовили лучших бойцов с нечистью, идеальных убийц.

Так Мария и осталась в доме Иеронима, где жили охотники. Хозяин был просто одним из связных обители в России. Именно он помог охотникам выйти на след готов, составлявших коалицию оборотней в городе. Каждую ночь Севастьян и его Учитель уходили на улицы, чтобы найти ликантропов. Но вот уже две недели от оборотней не было ни слуху, ни духу. Они как будто растворились в ночи.

– Может они охотятся за городом, в какой-нибудь деревне? – задавался вопросом Севастьян.

– Нет, они тут, я чувствую, – отвечал Учитель. Мария привыкла к подобным спорам после бесцельно проведённой охотниками ночи. – Перевёртыши затаились и явно что-то замышляют. Мы должны быть вдвойне осторожны!

Главного ликантропа найти никак не получалось, пропала и та девушка, что напала ночью на Марию…

Но появилась любовь. Мария и Севастьян проводили вместе почти всё свободное время. Учитель неодобрительно качал головой, но не говорил ничего против, лишь красноречиво глядел порой на ученика. «Пойми, – сказал он как-то юноше, – любовь заставляет нас отвлекаться и растрачивать энергию. Мы становимся слабее, когда распыляем себя на что-то ещё, кроме вечной битвы». В такие моменты лицо Учителя изменялось, и в нём читалась нежность и участье, то, чего Севастьян никак не мог объяснить. Но после строгость вновь возвращалась к охотнику, и он угрюмо молчал, осуждающе глядя на чувство, развивающееся между девушкой и учеником.

С этого момента усилились тренировки: несколько часов изнурительных занятий и яркий бой в конце. Учитель словно выплёскивал всю злость, всю накипь, сохранившуюся у него за долгие годы службы в обители. Севастьян возвращался из спортзала измотанный и усталый. В такие минуты Марии было так жаль парня, но его слова «Так нужно, Учитель никогда не будет делать лишнего», успокаивали девушку.

– Хорошо, с тобой всегда приятно засыпать и просыпаться, – Мария потянулась, и, ещё раз улыбнувшись любимому, начала вставать с постели. – Как прошла твоя ночь?

Юноша улыбнулся, глядя в два зелёных моря, лучившихся обожанием:

– Кажется, мы напали на след. Нам удалось обнаружить старый ангар на самой окраине города – он весь пропах перевёртышами. Учитель считает, что они должны быть где-то неподалёку. Сегодня позвонил Иероним: у них встреча под вечер. Так что сегодняшняя ночь наша, любимая.

На щеках девушки заиграл розовый румянец. Обняв Севастьяна за шею, она заурчала, как довольная кошка. «Действительно кошка, – подумал парень, обнимания податливое гибкое тело, – и такая же страстная».

– Мне нужно съездить в пару мест, – начал юноша, – а ты к тому времени приготовь что-нибудь вкусное. Я думаю, мы должны воспользоваться отсутствием Учителя, – Севастьян подмигнул девушке, заставив её ещё раз зардеться.

– Я буду ближе к вечеру, – парень наклонился и коснулся губ Марии долгим, нежным поцелуем.

* * *

На город начали опускаться сумерки. Солнце ещё стояло над видневшимися справа многоэтажками. Лучи цвета крови ярко освещали небольшую рощицу рядом с заброшенным стадионом. Стоявший возле синей «Хонды» высокий мужчина задумчиво пережёвывал стебель травы. Фигура дышала мощью, словно тело спортсмена, много лет отдавшего тренировкам. Небесно-голубые глаза смотрели холодно и спокойно. Ветер колыхал полы его длинного плаща. Руки в перчатках небрежно крутили небольшой складной ножик. В очередной раз посмотрев на сотовом время, он скорчил недовольную мину и начал набирать номер.

Ожидая, пока абонент возьмёт трубку, мужчина вздрогнул – где-то совсем рядом раздалась мелодия, которая не должна была сейчас раздаваться из кустов. Побледнев, Учитель выронил сотовый и стремительно бросился на звук. В зарослях лежало тело Иеронима, сейчас буквально разорванное на части. Ужас застыл на лице мёртвого.

Мужчина склонился над телом, закрывая Иерониму глаза. Резко поднялся и быстрым шагом двинулся в сторону машины.

– Уж не нас ли ты ищёшь? – перед человеком стояли четыре подростка и девушка в длинном чёрном плаще. – Вот мы и встретились ещё раз, охотник.

Мужчина отреагировал мгновенно. Бросился в сторону, выхватывая из-за пояса пистолет и одновременно передёргивая затвор. Один из оборотней бросился ему наперерез, стремительно превращаясь в хищника.

Со стороны, противоположной солнцу, появился силуэт полной луны. Бледной, но уже уверенно набирающей жёлтый цвет. Ночь обещала быть долгой и кровавой.

Мария расставляла на столе блюда и сервиз. Скоро должен прийти Севастьян, и девушка мечтала продемонстрировать кулинарные способности. Ужин был готов, и теперь оставалось только дождаться его прихода. В зале тихо играла музыка – Мария поставила сборник классики. Закончив со столом, девушка села отдохнуть и насладится неторопливой мелодией.

Звон стекла заставил её подпрыгнуть на стуле. Девушка успела заметить только налитые кровью глаза – этого хватило, и она ринулась прочь из комнаты, судорожно пытаясь захлопнуть за собой дверь. Этот взгляд моментально всплыл в памяти темнотой ночи и жаждой убийства. Напомнил ей всё, что она встретила в небольшом дворе, когда произошло нападение оборотней. Только сейчас в дом ворвался не огромный пепельный волк, а гротескная пародия на человека, сплошь покрытого шерстью.

Девушка почувствовала сильный удар о дверь. Не выдержав напряжения, она закричала и бросилась бежать по коридору. Мысли суматошно мелькали в голове, сменяя друг друга с поразительной скоростью. Но ни одна из них не казалась спасительной. Захлопнув вторую дверь, пытаясь выстроить хоть какое-то препятствие перед ужасом, ворвавшимся внутрь дома, Мария успела выхватить взглядом сломавшее дверь существо. Осмотревшись по сторонам, она увидела, что находится в маленькой комнате, откуда на улицу вело небольшое окошко. Не раздумывая, распахнула его и выпрыгнула на лужайку перед домом. В этот момент в комнату, снеся вторую дверь, ворвался оборотень. Взвыв так, что задрожали стены и потолок, он преодолел комнату одним прыжком, закончившимся уже на улице.

Мария закричала опять, упав и закрывшись руками от грозного оскала хищника. Полуволк поднял морду к небу, взглянул на полную луну и, взвыв, бросился на девушку. Раздавшийся выстрел сбил его в полёте, отшвырнув в сторону. Оборотень прокатился по земле, подвывая и зажимая кровь, хлеставшую из бока.

Не веря глазам, Мария смотрела, как к ним через лужайку бежал Севастьян. Поспешно разряжая «Магнум», юный охотник старался произвести тот самый контрольный выстрел, когда тварь уже не сможет подняться. Кровь лилась у ликантропа уже из восьми ран, но существо всё ещё стояло на ногах. Выпустив последнюю пулю из обоймы, парень выдернул из-за пояса небольшой кинжал, и, прыгнув вперёд, оказался на боку высокого оборотня. Человек и полуволк покатились по траве.

Девушка могла только наблюдать за схваткой, не представляя, как можно помочь любимому. В доме раздался шум – со второго этажа здания выпрыгнул ещё один ликантроп. Свет луны выхватил блеск когтей. Существо ринулось на помощь старшему собрату.

Мария потеряла сознание. Она уже не слышала, как с визгом тормозов на лужайку вылетела разбитая «Хонда», из которой выскочил окровавленный человек, на ходу заряжая самострел. Не видела, как арбалетный болт вонзился в загривок одному из оборотней. Как второй поднялся и встретил набежавшего мужчину ударом обеих лап, от которых тот ушёл, играючи. Огромный, пепельного цвета хищник, сейчас истекающий кровью, и высокий человек, постоянно утирающий кровь со лба, сошлись под светом луны и покровом ночи. Схватка произошла стремительно: прыжок, поворот и клыки хищника, сомкнулись на руке мужчины, успевшего закрыть горло. В ответ сверкнул серебром кинжал и полуволк откинулся на спину, разбрызгивая алую кровь из перерезанной глотки.

Мужчина вскочил на ноги, и, не медля ни секунды, подбежал к лежащему на примятой траве парню. Упав перед ним на колени, он схватил ладонями до боли родное лицо, так сильно сейчас похожее на него самого, только моложе. Юноша уже не дышал. Мужчина поднял голову к небу и грустно и тоскливо завыл.

* * *

Близился рассвет. Первые лучи восходящего солнца ещё только набирали силу, силясь разогнать лёгкий туман, появившийся поутру. Тёплый ветер, начав разбег на холме, с упоением промчался по городу, и в своём гордом полёте заглянул в двухэтажный дом, стоящий на отшибе. Пролетев через оконный проём, угрожающе скалящийся обломками стекла, он прошелестел по первому этажу, вздымая со стола какие-то бумаги и разбрасывая листы. По лестнице на второй этаж ветер взобрался уже едва-едва. Но этого затухающего порыва хватило, чтобы увидеть мужчину, сидевшего прислонившись к стене.

Услышав принесённый ветром звук сирен, человек усмехнулся. Провёл рукой с зажатым в ней пистолетом по лбу, утирая выступившую кровь. Через несколько минут, судя по звуку, к дому должны подъехать полицейские машины. Мужчине было всё равно. Ныли укусы, которые он получил ночью, раны сочились кровью. На лужайке перед домом была могила, в изголовье которой воткнут небольшой кинжал – могила его сына…

Почувствовав резкую боль в боку, человек бросил взгляд вниз. Там кожа ходила буграми, под ней словно что-то перекатывалось. Он ещё раз криво усмехнулся, услышав тормоза подъехавших машин и звук захлопываемых дверей. Поднеся к лицу дуло пистолета, мужчина засунул его в рот, и, промедлив лишь секунду, нажал на курок.

Грани сознания

Крик прозвучал резко, больно. Без каких-либо предисловий, неожиданно и властно разорвав тишину, заставив её откатиться беспомощно. Тусклая лампочка выхватила из тьмы длинный коридор с рядами одинаковых синих дверей. С лёгким потрескиванием зажёгся настенный светильник. И вновь всё стихло. Тишина попыталась восстановить былой порядок и накрыть мягкими объятиями этаж здания. Но снова раздался крик, надрывный, словно из человека вытаскивали душу, забирали самое сокровенное. На самой высокой ноте звук замер, предательски задрожав, и сорвался вниз, уже хрипя и задыхаясь.

Гулкий топот ног отразился от стен и окончательно добил ещё пытавшуюся завладеть пространством тишину. Раздались громкие голоса, постепенно приближающиеся к коридору. Звук распахнувшейся железной двери слился с новым криком. Вбежавшие санитары бросились от лестничного проёма к одной из палат. Торопливо и суетно они возились с замком, стараясь быстрее набрать код на двери и войти внутрь, где раздавались ритмичные удары, которые сопровождал чавкающий звук. Кто-то не выдержал и выругался, передавая полноту чувств. Из палаты в ответ раздался нечеловеческий хохот.

В следующее мгновение санитарам удалось отворить дверь, и они ворвались в помещение. В углу сжался в комок худощавый юноша с разбитым в кровь лицом. Тело лихорадило, била крупная постоянная дрожь, полосатая одежда была пропитана потом, местами виднелись густые алые пятна. Пациент всхлипывал, хрипел и раскачивался из стороны в сторону, как маятник. Безумный взгляд был направлен сквозь санитаров, словно человек не видел людей в белых халатах.

Вбежавшие люди связали руки, уложили на кровать, поставили юноше укол и вызвали по рации главврача.

В палату зашёл пожилой мужчина в белом распахнутом халате, оглядел помещение, и, цокая языком, приблизился к кровати.

– Очередной припадок, профессор, – обратился к вошедшему мужчине один из санитаров. – Уже третий за две недели. В остальное время больной ведёт себя вполне адекватно…

– Евгений Штольм… – задумчиво протянул профессор, разглядывая пластиковую карту болезни, – переведён из Германии три недели назад. Да, я сам принимал этого больного, помню, помню. С завтрашнего дня занимаюсь им сам.

– Он как будто пытался разбить себе голову, – санитар промывал раны в области черепа. – Мы дали галоперидол с аминазином, Геннадий Михайлович.

– Хорошо, завтра начнём…

* * *

Так уж получилось, что я с детства тянулся к клинической психологии, а точнее, к психиатрии. Мне нравилось читать книги, посвящённые этой науке, разбирать отклонения в сознании людей, пытаться понять, что же способствует изменению человеческого сознания. Искривление восприятия, влияющее на поведение человека, поступки, которые нельзя объяснить привычным пониманием мира. Мой отец, известный врач, подогревал моё стремление к изучению психиатрии. Впоследствии я забросил это увлечение и выбрал путь журналиста, хотя, обучаясь в университете, частенько писал статьи о некоторых пациентах, благо для меня всегда был карт-бланш в местной психиатрической больнице, где и работал главным врачом мой отец, профессор Александров.

После окончания университета я решил исколесить Европу. В деньгах нуждаться не приходилось, благодаря отцу, поэтому занимался исключительно любимым делом: брал интервью и искал необычное и необъяснимое везде, где только мог. За пять лет путешествий мало бывал на родине, предпочитая запад с его устоями и нравами. С отцом созванивались постоянно, часто делясь интересными событиями, рассказывая друг другу новости и просто болтая. Однажды он рассказал мне о пациенте, переведённом из Германии, о необычном случае шизофрении. Тогда это не слишком заинтересовало меня – тяга к психиатрии уже практически иссякла, и интерес я проявлял к другим областям. Хотя тут пришлось невольно заинтересоваться, настолько возбуждённо рассказывал старик о больном.

В ходе врачебной практики ему много раз случалось сталкиваться с проявлением шизофрении у пациентов. Но никогда до этого не приходилось работать с таким больным, как Евгений Штольм: он был исключением из правил и не поддавался никаким классификациям. Физически истощённый молодой человек, живущий только одним – своими снами. Отец рассказывал про рисунки пациента, про сеансы с ним. Всё чаще в разговорах он стал упоминать Штольма.

Константин Григорьев, друг отца, активно помогавший ему в исследованиях, сообщил мне об уходе его из клиники. В то время я находился в Штатах. Приехать у меня не получилось из-за загруженности. Я лишь поздравил Григорьева с занятием должности главврача и полностью одобрил выбор профессора Александрова, так как лучшей кандидатуры на это место было не найти. А через полгода меня настиг звонок Константина Сергеевича, сообщившего о смерти отца: инфаркт застал старика ночью. Прилететь на похороны у меня также не получилось, хотя и клял себя последними словами. Приостановить обучение было невозможно.

Освободившись только через полгода, я прилетел узнать о пропущенных событиях. Вот тогда и заинтересовался Штольмом всерьёз. Все записи, которые вёл отец, были им уничтожены по неизвестной причине. Даже не будучи журналистом, я бы не смог пройти мимо такого, а при моей профессии интерес воспалился нешуточный. Хотя всё же главной причиной этого стал неожиданный уход старика от дел клиники и последующая его смерть. Спустя некоторое время после начала сеансов отец завершил лечебную практику ввиду плохого самочувствия, а ещё через полгода умер. Я не мог понять, так как он никогда не жаловался на проблемы со здоровьем. Я был убит горем, но решил заняться пациентом, начав заново исследования; а главное – хотел продолжить дело отца, стремясь понять причину его смерти. Глубокое изучение истории болезни Штольма неожиданно дало интересные результаты.

Всё началось много лет назад, в юности Евгения. Однажды во сне к нему пришли видения. Они настолько сильно въелись в мозг тринадцатилетнего подростка, что он так и не смог справиться с бунтом сознания. Ужас, наложивший отпечаток на душу семнадцать лет назад, остался несмываемым. Изменения со временем завладели даже самыми потаёнными уголками его сознания. Воспалённое воображение Штольма рисовало сводящие с ума образы – жуткие картины обретали жизнь в его голове. Кошмарные создания, порождения его мозга, звали больного с собой, обещая вечное блаженство… Он называл их отражениями.

* * *

Спокойно сидя напротив в кресле, Евгений смотрел на меня проницательными глазами. От этого по коже невольно пробегали мурашки, никогда прежде я не испытывал такого ощущения. Штольм не отрывал от меня взгляда, и вёл разговор лишь ему известным путём:

– Вы живёте в привычном мире, боясь его изменений. Всё, что выходит за рамки, становится кошмаром, от которого вы хотите избавиться. Бежите, спотыкаясь от действительности, пытаетесь отгородиться от неё возведёнными стенами неверия и прагматизма. Стараетесь вписаться в установленные рамки жизни, в то, что принято считать нормой, совершенно выбрасывая из головы извилистые пути реальности, и не только нашей. Глядя вам в глаза, я вижу вашего отца. Вы так сильно похожи друг на друга! – сказал мне тогда Евгений. – Профессор Александров тоже был увлечён моим синдромом, как он это называл. Было очень интересно следить за ходом его исследования, если вы понимаете, о чём я.

Ощущение нереальности происходящего начинало меня захватывать. Впечатление складывалось такое, будто управлял нашей беседой не я, а пациент.

– То есть, Евгений, хотите сказать, что ваши видения есть нечто существующее и такое же истинное, как и мир, который нас окружает? Расскажите о них.

Больной изменил позу в кресле, слегка подавшись вперёд. Глаза заблестели, а руки крепко ухватились за подлокотники сиденья. Долгим испытующим взглядом осмотрев меня с ног до головы, будто видя впервые, он улыбнулся, скривив губы:

– Виденья? Хм. Это не виденья. Считайте меня сколь угодно душевнобольным человеком, но то, что я вижу, является такой же реальностью, как и мы с вами. Возможно, даже большей. Вы когда-нибудь видели сны, Фёдор? Кошмарные сны, когда страх настолько захватывает вас, что хочется кричать, взывая о помощи? Вы когда-нибудь бились в припадке, пытаясь вырваться из склизких объятий Морфея? Представьте свой самый страшный сон, когда вы готовы были отдать всё, чтобы только проснуться. Представили, вспомнили? Так вот растяните его на семнадцать лет и добавьте к этому то, что сон превращается в явь, и вы видите два мира, слившихся друг с другом. Наверняка миров гораздо больше, и мне остаётся только молиться несуществующим богам, чтобы нас защитили от этой мерзости.

Рассказ Евгения рождал странные образы в моей голове. Странно, но я чувствовал, как сознание начинает «биться», вторя словам моего пациента. Ощущение, как если бы кровь в голове пульсировала в такт чему-то, что лежало за гранью человеческих чувств. Нереальность происходящего. Штольм всё это время внимательно рассматривал меня, отслеживая малейшие изменения. Опять появилось стойкое чувство, что исследую не я, а он.

– Думаю, на сегодня хватит, – решил я прервать беседу. – Продолжим послезавтра, Евгений…

Тогда я ещё не знал, с чем мне пришлось столкнуться. Следующие сеансы были лишь продолжением первого. Я злился, чувствуя, что теряю контроль. Это было страшно, и завораживало одновременно. Одна часть моего сознания требовала остановить хотя бы на время процесс исследования. Другая – восставала доводами о потрясающей необычности заболевания. Разуму Евгения позавидовали бы очень многие. Я сам себе казался маленьким и глупым подростком по сравнению с этим человеком. Когда мы вели сеансы-беседы, я полностью отдавался плавным волнам рассказа, которым он завораживал меня.

Он говорил о том безумном мире, который явился ему однажды грозный обличии. Хаотичное сочетание форм и образов, столь противоестественных привычной реальности нашего мира. Изнанка – так называл Штольм то, что видел. Вывернутый мир, где люди могли быть только муравьями. Тени, что мелькали во тьме, были чудовищны в своей мерзости, заставляли корчиться в муках сознание тринадцатилетнего подростка. Много позже он сроднился, смирился с виденьями. Евгений понимал, что не проживёт долго: силы уходили из истощённого болезнью организма, моральные и физические.

* * *

Ту ночь я никогда не забуду. Закончив работу, поехал домой, заскочив в бар, расположенный неподалёку. Необходимо было пропустить рюмку-другую хорошего виски, привести мысли в порядок. Эта привычка появилась у меня после трёх месяцев исследований. Работа поглотила меня полностью: приезжая домой, делал записи, рылся в медицинских справочниках, пытаясь понять синдром Штольма. Его заболевание оказалось исключительным случаем – нигде я не смог найти ничего подобного. Не было даже мысли, как помочь уникальному больному.

В баре засиделся дольше обычного. Уже поздно приехал домой и упал на кровать, совершенно обессиленный. В последнее время начал чувствовать ухудшение здоровья. Впечатление, что Штольм поглощал мои физические и моральные силы, но от этого не становился более свежим и жизнерадостным, подобно тому, как это происходит с энергетическими вампирами. Размышления об этом вызвали у меня тревогу. Я прошёл на кухню, взял бутылку виски и выпил половину. Решив обдумать всё ещё раз утром, лёг спать. Сон быстро завладел мной – уставший организм отдался ему полностью…

Тьма. Полное отсутствие чего-либо. Тишина, медленно начинающая давить. Так продолжалось какое-то время. Вдруг мрак начал постепенно рассеиваться. Подняв голову к небу, я увидел две огромных луны, тускло освещающих пространство. В грудь толкнуло чувство тревоги. Пролетел ветер: сухой, горячий.

Оказалось, я стою посреди пустыни, на горизонте которой виднеются непонятные возвышения, похожие на гигантские строения. Что это, где я? Вопросы раскалённой иглой вонзились в сознание. Появился страх. Я попытался всмотреться пристальнее в линию горизонта, в здания… Ни одного намёка на знакомую архитектуру. На таком большом расстоянии детали не угадывались – только контуры.

Где-то на пределе слышимости раздался звук, сначала еле различимый в абсолютной тишине, постепенно нарастающий и режущий слух. Стало страшно, пожалуй, как никогда в жизни. От мгновенно резанувшей боли я упал на колени, зажимая руками голову. Между пальцев потекла кровь.

Так я стоял некоторое время, пока звук не утих. Боль стала адской, когда я услышал шорох недалеко от себя. С трудом открыв глаза, огляделся: вокруг метались тени. Они что-то шептали, и это отзывалось болью в теле. Я чувствовал себя ничтожнее муравья перед этими существами. Не знаю, был ли это интерес, или ещё что-то, но тени продолжали кружиться рядом. Я зажмурил глаза, испытывая чувство страха вперемешку с омерзением.

Вдруг всё затихло, тени перестали метаться и расступились в разные стороны. Я невольно посмотрел вперёд. Там возникло движение: что-то огромное рванулось ко мне. Немыслимо ужасное, до потери сознания отвратительное существо. Я вздрагивал в такт движениям этой твари, от них содрогалась и земля. Существо остановилось в нескольких метрах от меня, вдохнуло и выпустило воздух, обдавая жгучим дыханием. Я в ужасе смотрел на чудовищный лик создания, жутким огнём преисподней горели огромные глаза. Пасть открылась, и прозвучали слова, которые хоть и были мне понятны, но не воспринимались как нечто связное:

– … в сей час, гряду… вы породили нас… тот, кто увидел, уже не может… ужаснётся мир, в который… сон, становящийся явью…

Я в ужасе закричал – такую боль было не выдержать. Кошмар сокрушил последнюю преграду разума, заставив проснуться, истекая потом и кровью. Вскочив, я сжался в комок, прислонившись к спинке кровати, тело тряслось в лихорадке, а зубы выбивали бешеный ритм. Чувствовал себя молекулой, мельчайшей частицей в невообразимом пространстве Вселенной. Глубокий подсердечный ужас навсегда поселился в душе, в голове. Ещё долго я не мог прийти в себя. Трясся в приступе ужаса и смотрел в стену, словно ожидая увидеть там Изнанку.

Я решил отказаться от изучения Штольма. Думал, что-то ещё можно изменить. Как же может ошибаться человек, питающий себя последней надеждой!

Днём мне позвонили из полиции, сообщили о смерти профессора Григорьева. Старый друг отца повесился у себя в кабинете. Как я узнал позже, он тоже проводил сеансы с Евгением, работая параллельно со мной. Старик пытался докопаться до причины смерти друга. Но нашёл лишь гибель. Я знал наверняка: Григорьев тоже видел мир, где живёт ужас, он был в Изнанке, как я, Штольм и мой отец.

О чём он думал, когда стоял на стуле, затягивая узел верёвки? Этого я никогда не узнаю… да и «никогда» для меня теперь не существует…

* * *

Боль стала неотделима от меня – душевная боль. Она рвала меня, еженощно приходя в образе кошмара, который плотно въелся в самую мою суть. С той ночи прошло полгода. Сны заменили явь. Каждое утро приходило, как спасенье от ужаса. Я сильно постарел, проживая множество жизней, эоны лет, в Изнанке. Организм истощился, силы покидали меня. Только теперь пришло знание о том, какую же опасность нёс пациент отца. Наша реальность не заслуживала такого!

Я стоял у окна, глядя в ночь, но видел мир, в котором мелькали кошмарные тени, и слышал голос, взывающий ко мне. Давно прекратил сеансы с Евгением, уяснив то же, что и отец в своё время. Увидев Изнанку, я не мог больше оставаться тем же человеком, что раньше. Не имел права жить, храня в себе такие знания! Наконец я понял болезнь Штольма: он призван нести кошмар в наш реальный мир, заставляя остальных увидеть мерзость, что явилась ко мне той ночью. Это ужасно!

Я не стану таким…

Догорала психиатрическая больница отца. Горела вместе со всеми пациентами, а главное – мучился в пламени Штольм, и умирало знание о жутком мире, куда не должен заглядывать человек.

А как же я? Хм… Я стою на крыше и смотрю на звёзды. Подо мной четырнадцать этажей и мокрый от дождя асфальт. Не имею права жить, храня в себе знание об Изнанке. Я иду к спасению от страшных снов, от чужого мира, от той жуткой фигуры, чуждой всему живому.

Нога зависает над пропастью, время отсчитывает последние мгновения, а я улыбаюсь чудовищному лику, жадно распахнувшему пасть там внизу на асфальте…

Капище

Ночь. Тишина. Только колючие голубые звёзды над головой. Холодный, пронизывающий ветер нагонял ещё большую тоску. Вокруг скалистые обломки чего-то огромного, некогда бывшего целым и нерушимым. Таким же нерушимым, как слово, которое может завести очень далеко, например, в эту безжизненную местность. Кто или что могло здесь жить? Но стоявший посреди этого хаоса человек знал, что могло…

Когда-то, многие века назад, такие места были капищами «отверженных»: тех, кого за искажённую веру изгнали из общества, кто радовал душу человеческими жертвоприношениями, кто находил удовольствие в мучениях ближних. Изгнанники, собравшись вместе, составили летопись о деяниях тёмных божеств. И свиток был оставлен в главном из их «тёмных» храмов. Они создавали в глуши храмы-капища и молились жутким богам. Одному Создателю известно, какие обряды проводились в проклятых местах.

Не очень приятно было стоять и вспоминать историю «отверженных», но Джаред не мог выкинуть из головы мысли о них. Сделать это – выше его сил. Здесь перед долгожданным моментом входа в храм его по-настоящему посетили сомнения. Моментально в голове промелькнули не только легенды местных жителей, но и рассказы о тех археологах, что якобы пропадали в подобных храмах. Проклятый проигранный спор, из-за которого он пришёл сюда один ночью, тоже не покидал его мыслей. Мелани и Джошуа, должно быть, над ним сейчас потешались, предугадывая его сомнения перед входом в капище.

Джаред сплюнул на землю.

Год назад они окончили институт и мечтали о своём вкладе в археологию. Как заманчиво было открыть что-то новое, шокировать научный мир! Всех троих интересовала тема забытых религий. Счастливые и радостные выпускники тесно сдружились за время учёбы. Двух мужчин разделяла только любовь, которую они питали к прекрасной подруге. Мелани же никому из них не давала повода почувствовать близость желанного. Она одинаково хорошо относилась к обоим молодым археологам и лишь недавно начала проявлять симпатию к Джошуа. Это выводило Джареда из себя, он становился всё более замкнутым.

После года исследований им удалось установить месторасположение капища «отверженных». Разрушенные временем, а может, и ещё чем-то, осколки некогда великого святилища густо покрывали один из холмов посреди леса. Вернее, плотно сидели под слоем земли, лишь отдельные каменные строения немного выглядывали крышами из-под дёрна. Входа внутрь компания долго не могла найти, пока волею случая Джаред не провалился под землю, неосторожно наступив на каменную кладку. Исследовав образовавшийся колодец, археологи разобрали небольшой завал, и смогли найти подземный ход, по их предположениям опутывавший весь холм изнутри, словно муравьиные лабиринты.

Потратив на работу весь день, молодые учёные не заметили приближения сумерек. Усталые и измученные кропотливой работой, но довольные от совершённого открытия, они спустились с холма к маленькой деревушке неподалёку, решив отпраздновать предстоящие раскопки.

Радость молодых людей была безгранична. Неодобрительные взгляды деревенских жителей не могли оказать негативного действия на счастливое настроение археологов. Веселье и совместная попойка закончились спором: кто решится осмотреть капище первым, тому – безусловное предпочтение и лавры первенства. Бросили жребий, короткий достался Джареду. Недолго думая, он собрал необходимое в рюкзак, сказав, что выйдет наружу к восьми утра встречать друзей, и пошёл к подземному храму. Прогулка на свежем воздухе несколько отрезвила мужчину. И сейчас, перед входом, он чувствовал сомнения. Но дух соперничества и жажда доказать Мелани, что именно он достоин её любви, толкали вперёд.

Зайдя под защиту камней от порывов холодного ветра, он спустился по верёвочной лестнице, предусмотрительно им захваченной. Тёмный проход вёл вглубь пещеры – естественный арочный свод примерно в два с половиной раза выше самого Джареда. По бокам на полуразрушенных пьедесталах восседали две горгульи, неведомым образом великолепно сохранившиеся. Вокруг прохода на казавшихся более или менее целыми стенах высечены различные барельефы, изображавшие какие-то непонятные сцены. На сохранившемся участке стены был изображён круг, по краям которого стояли некие существа, вытянув руки вверх, а с неба навстречу им спускалось что-то невероятное. Джаред не мог точно это описать: нечто огромное, бесформенное, многоглазое. Чем дольше он всматривался, тем труднее становилось оторвать взгляд – рисунки притягивали, завораживали, подавляли эмоции. На лбу археолога выступила испарина, настолько омерзительно и чуждо всему человеческому казалось это облако. С трудом отведя взгляд, Джаред вошёл в пещеру. Словно почувствовав что-то, он обернулся и посмотрел на горгулий. Но те продолжали недвижно сидеть на пьедесталах, как и положено изваяниям.

Пройдя несколько шагов, он остановился и ещё раз встряхнул головой: «Глупец! Как могут статуи плотоядно улыбаться?» Списав мелькнувшую мысль на остаточные явления от выпитого алкоголя, Джаред, освещая путь фонарём, твёрдым шагом направился в глубь храма-пещеры.

Здесь явно очень давно никто не ходил: на полу – толстый слой пыли, а на стенах – паутина. Шум от шагов гулко разносился по всему храму. Оставив позади примерно третью часть мили, Джаред вышел прямо в большой зал, в конце которого темнело какое-то возвышение. Пробежав оставшиеся шаги до алтаря, а это не могло быть ничем иным, он схватил в руки предмет, лежавший на нём. Неужели легенды правы, и это – священная книга «отверженных»?!

Джаред испытывал настоящий трепет, раскрывая трясущимися руками древний фолиант. Он должен прочитать хоть немного перед тем, как придут его друзья. Это право принадлежит ему, первому взявшему в руки эту книгу! Расположившись прямо на полу и вооружившись фонарём, Джаред начал читать текст, написанный на староанглийском…

Солнце, ещё не поднявшееся высоко, осветило две фигуры, легко взбиравшиеся по склону холма к пещере.

– Должно быть, Джаред уже заждался нас.

– Мелани, ты долго собиралась.

Девушка смешно сморщила нос:

– А может, он спит где-нибудь в глубине пещеры?

Джошуа не отвечал. Он во все глаза рассматривал развалины возле входа, сплошь покрытые мхом. Водил ладонью по поверхности камня, следуя вслед за линиями на рисунках. Подняв голову вверх, Джошуа вздрогнул от неожиданности. Прямо на него смотрели две горгульи на почти развалившихся пьедесталах, причём сами фигуры были абсолютно нетронуты временем. Находясь по бокам арки, они словно приглашали войти под её своды.

– Мелани, пойдём, Джаред, наверное, и вправду спит где-то внутри, – Джошуа испытывал какое-то непонятное чувство беспокойства. Всё внутри подсказывало ему, что нельзя идти в этот закрытый мраком проход. Нужно развернуться и бежать без оглядки, пока не покинут силы…

– Да мне уже не терпится посмотреть на довольное лицо Джареда! – с этими словами девушка скользнула внутрь. Джошуа со вздохом последовал за ней.

Через несколько секунд вслед за ними проскользнул человек, бормочущий нечто нечленораздельное. В нём даже родная мать с трудом бы опознала Джареда: сгорбившаяся, абсолютно седая фигура, так не похожая на высокого, статного юношу, что вошёл в пещеру ночью. В руке он сжимал нож. Глаза лихорадочно блестели. Страшные тайны и заклятья, которые Джаред узнал ночью, не должен был прочитать больше никто. Чудовищные по своей мерзости ритуалы вызывали ещё более кошмарных существ с иных планов бытия. Археолог дрожал от страха, читая откровения «отверженных», но не мог остановиться. Он кожей ощущал ужас и отчаяние, которое испытывали жертвы страшных ритуалов-пыток. Описания сущностей питавшихся израненными болью душами мучеников заставляли его содрогаться. Нет, Джаред не мог позволить этому кошмару вырваться в мир! А если для этого необходимо убить друга и любимую? Что же, он сделает это. Внезапно, последней затухающей искрой сознания, Джаред вспомнил о жителях деревни, находившейся неподалёку. Ведь они могли прийти сюда и узнать секреты древних. Джаред начал тихонько смеяться, сотрясаясь всем телом. Он бросил взгляд на пьедесталы – в деревню нужно будет наведаться позже. На лице археолога блуждала плотоядная улыбка, будто предвкушавшая что-то. И словно в ответ ему, на пьедесталах улыбнулись горгульи…

Отражение страха

Осколок зеркала, найденного у старого колодца, отбрасывал блики солнечного света и переливался в руках, словно драгоценный камень. Он манил к себе какой-то строгостью и завершённостью, как будто и не кусок, а нечто целое, таким и созданное. Мальчик поднёс его поближе к глазам, стараясь лучше рассмотреть себя в отражении. На мгновение мелькнуло чумазое лицо с взъерошенными чёрными волосами, маленькие веснушки на вздёрнутом носу. Потом всё потемнело, и какое-то время ставшая матовой поверхность зеркала ничего не отражала. Потом, словно издалека, выплыло искривлённое усмешкой лицо, чем-то напоминающее клоуна. Такие же бледные щёки, только без грима, подведённые чёрным глаза, смешливое выражение глаз. Мальчик вздрогнул, осколок выпал, а губы отражения разошлись ещё больше, и оно беззвучно захохотало. По поверхности пошли волны, расходясь в разные стороны, как вода от брошенного камня.

– Руслан, где ты? Обед уже готов, давай домой… – как будто преодолевая огромное расстояние, раздался приглушённый голос матери.

Мальчик никак не отреагировал на зов, продолжая неотрывно смотреть на смеющееся лицо, гротескно пародирующее клоунов, какими их любил ребёнок, какими их показывали по телевизору. Отражение гипнотизировало сознание, погружаясь в мозг непонятными образами, картинками, которые плохо воспринимались, но сменяли друг друга как слайды.

– Сыно-ок! – голос прозвучал ближе, и смог долететь до заворожённого ребёнка.

Мальчик вздрогнул и только сейчас почувствовал боль в правой руке. Бросив взгляд на ладонь, увидел маленькую капельку крови, выступившую из пореза. Только она была не алого цвета, а тёмная и густая. Инстинктивным движением поднёс руку ко рту и облизал ранку. Вкус крови показался ему необычным, слишком солёным, как слёзы. Ребёнок поднялся, с ужасом глядя на осколок и на пораненную руку: «Мама, мама!» Мальчик бросил стекло и побежал в сторону дома, зажимая порез на руке. На матовой поверхности больше ничего не отражалось, вот только солнечные лучи, касаясь её, меркли и словно впитывались внутрь, пропадая в неведомых коридорах пространства.

Одинокий фонарь отбрасывал тусклый свет на тёмный от дождя асфальт. Лужи и грязь, разбросанные на нём в хаотичном порядке, вызывали только печаль и грусть. Осень нарисовала узоры на листьях, раскрасив их в жёлтые и оранжевые тона. Прохладный октябрьский ветер проникал сквозь одежду. Воспоминания, как восходящий поток воздуха, уносили всё глубже в прошлое. Я зябко поёжился, прогоняя холод и неприятные мысли. Бросил взгляд на часы – полночь.

«Сколько можно ждать?» – этот вопрос я повторял про себя уже неоднократно, а ответа по-прежнему не было.

Мимо промчался автомобиль, разрушая осеннюю идиллию рёвом мотора и неприятным запахом выхлопного газа. Я поморщился и отошёл подальше от дороги. За спиной на некотором расстоянии светились неоновые вывески почтового отделения. На перекрёстке уныло мигал жёлтым светофор. А через дорогу всё ещё горел свет в огромных окнах здания культуры – сегодня репетиция задерживалась, и мне пришлось торчать на площади целый час.

Я закурил очередную сигарету, уже сбился со счёта, сколько окурков валялось под ногами. Сделав пару глубоких затяжек, с наслаждением поднял голову и посмотрел на ночное небо. Звёзды казались маленькими проводниками в иные миры, ещё неведомые человеку. Таинство ночи всегда притягивало меня именно этим – ощущением нереальности и мистической тайны, окружавшей город.

– Да, Мария Семёновна, через неделю, как и договаривались. Я…

Светлана стояла на крыльце и прощалась с руководителем театральной студии. Звук голоса разнёсся по пустынной площади. Мой взгляд выхватил бежевое пальто, притягивающее внимание издалека и выделяющееся на фоне темноты. Стройная фигурка девушки даже с такого расстояния смотрелась очень симпатично. Улыбнувшись мыслям, я пошёл через дорогу, желая только одного – обнять любимую.

– Руслан, – воскликнула Света, – сегодня я была в ударе!

Девушка прыгнула ко мне на руки и крепко прижалась к телу. От этого стало тепло, и казалось, что любовь создала щит, закрывающий нас от ветра. Я прильнул к волосам и вдохнул лавандовый аромат духов. Накрыло волной нежности и страсти, ладонями я коснулся талии, почувствовав, как вздрагивает её тело.

– Я люблю тебя, – прошептала девушка.

– Я тоже тебя люблю, – немного отстранившись, заглянул ей в глаза и улыбнулся. – Ты так красива ночью!.. Но эти театральные мероприятия меня, если честно, достали, – я засмеялся, ловя улыбку в её глазах. – Битый час здесь проторчал, ожидая будущую невесту.

Света замерла, хлопая длинными ресницами. Отодвинулась от меня на шаг и поднесла руку к губам.

– Ты-ты… это правда? Я не знаю, что сказать…

– Ничего и не говори, – мне стало смешно, – едем ко мне, там уже готов ужин, для моей красавицы. Вот только он остыл, наверное, уже… Дома всё и расскажешь, всё, что обо мне думаешь.

Я напустил на лицо разочарованное выражение, а через секунду засмеялся, и, подхватив Свету под руку, повёл к «Приоре», которая стояла на парковке у почты.

Автомобиль пролетал мимо зданий, неработающих светофоров, погасших неоновых вывесок и подсвеченных витрин. Мокрый асфальт отражал голубые снопы от фар, освещая дорогу. Я опустил окно, вдыхая свежий воздух, желая почувствовать и запомнить этот момент на всю жизнь, как и десятки других до этого. Светлана настроила классику на магнитоле и с милой улыбкой откинулась на сиденье, закрыв глаза.

– Бетховен «К Элизе», люблю эту пьесу, просто обожаю…

Я рассмеялся и оглядел девушку с ног до головы: она едва заметно двигалась под ритм фортепьяно, и это было поразительно возбуждающе. Меня подхватила небывалая лёгкость. Захотелось быстрее приехать домой, зажечь свечи, приятно провести вечер: выйти на балкон, и, обняв Свету за талию, долго смотреть на звёзды.

Мечты о прекрасном захватили полностью. Я даже позволил себе откинуться головой на спинку сиденья, бросил мимолётный взгляд в зеркало заднего вида. И резко нажал на тормоза. Машину дёрнуло и повело на мокром асфальте, я с трудом удержал её на дороге, не давая удариться о бордюр и перевернуться. В этот момент замерло время, замерло всё: переливы фортепьянной музыки, голубые глаза Светланы, дорога, крутящаяся каруселью и искажённое ненавистью лицо, что улыбнулось мне в отражении.

– Господи, – прошептала Света, когда мы, наконец, замерли посреди проезжей части, перегородив обе полосы. Благо дорога была пустынна.

Я шумно выдохнул и разжал побелевшие пальцы, до этого судорожно сжимавшие руль. Трясущимися руками достал пачку «Парламента», и, закурив сигарету, крепко затянулся. Опомнившись, выбросил её за окно и вырулил к тротуару.

– С тобой всё в порядке, любимая?

Света некоторое время молчала, уставившись в какую-то одной ей видимую точку. Потом девушка словно встрепенулась и повернула ко мне бледное с дрожащими губами лицо:

– Рус… слан, что же это? Мы живы?.. Живы!

В следующее мгновение Света освободилась от ремней безопасности и бросилась мне на грудь. Я прижал девушку к себе и нежно гладил по голове, стараясь унять собственную дрожь в руках. Секунды складывались в минуты, а те продолжали набегать на часах. Светлана потихоньку успокоилась и перестала плакать.

– Всё позади. Ну, перестань, милая, – я говорил ничего незначащие слова, только бы успокоить девушку. Постепенно она полностью пришла в себя и даже улыбнулась и ответила на поцелуй, сначала осторожно, потом прижавшись к моим губам. – Всё же хорошо. С кем не бывает? Зато мы живы и даже машина не пострадала, а то где бы мы её сейчас ночью ремонтировали? – попытался я пошутить, сам с тревогой поглядывая в зеркало заднего вида.

– Руслан, хватит, Руслан!

К дерущимся бежали учителя и школьники. Сбоку от школы на старом, обнесённом деревянным забором корте, боролись два юноши. Сплетённые тела напоминали диковинное растение. Бить было тяжело – плотный контакт мешал размахнуться как следует. Один из мальчиков залез на другого, сжал левой рукой ему горло, а правой стал наносить ритмичные удары по лицу. Крик избиваемого школьника резко прервался, а ещё через пару секунд остались слышны только всхлипы. На песок корта упали первые капли крови. Но сидящий сверху юноша никак не успокаивался, продолжая орудовать кулаком. Ярость во взгляде разгоралась и разгоралась с каждым новым ударом. Изо рта вырывалось хриплое дыхание вперемешку с тихим рычанием.

Подбежавшие схватили его под руки и стали оттаскивать от противника.

– Больно, – прохрипел лежащий на земле парень, дрожащей рукой утирая кровь с подбородка. К нему подбежали девочки, и кто-то из них протянул платок.

– Взморьев, ты в своём уме, ты что творишь?! Родителей уже вызвали и полицию…

Договорить учительница не успела: Руслан вырвался из объятий одноклассников и вмиг оказался возле пытающегося подняться противника. Мелькнули выпученные глаза школьника, а в следующую секунду в нос со всего размаха врезался кроссовок. Юноша откинулся на спину и затих.

На Руслана навалились всей гурьбой, пригнув к земле, уронив на колени. А он лишь рычал в ответ и рвался, как дикий зверь.

Раздались завывания сирен, и на детскую площадку рядом с кортом заехал УАЗик с синими полосами на бортах. Из него выскочили два полицейских и бросились на помощь еле удерживающим юношу школьникам. Мужчины быстро, но не без труда, скрутили Руслана и посадили в автомобиль.

– Сумку-то возьмите сразу же, – учительница протягивала полицейским порванный тряпичный рюкзак. Из него на песок упало маленькое зеркальце, треснув на три части. Преподавательница не заметила, как в отражении медленно угасала довольная улыбка клоуна.

Оставшийся путь мы проделали без происшествий, но уже в тишине. Захлопнув дверь в квартиру, я помог снять пальто Светлане и проводил её в ванную. Некоторое время стоял рядом с большим зеркалом в прихожей. Подойти и посмотреть я панически боялся. Перед глазами то и дело всплывало тёмное лицо с кривой презрительной усмешкой, ненавидящее всё живое. Набравшись смелости, я глубоко вздохнул и подошёл к зеркалу. В отражении на меня смотрел мужчина среднего роста с короткими чёрными волосами. Усталые глаза и синие круги под ними довершали среднестатистический образ.

«А ведь я хорошо выспался сегодня».

Отражение улыбнулось в ответ и провело рукой по волосам, приглаживая их. В который уже раз подумалось, что, может, и нет никакого клоуна, а мне пора лечиться.

«А может, давно поздно?»

Я тряхнул головой, отгоняя наваждение. Сильная усталость не давала нормально размышлять, а глаза сильно слипались. Хотелось упасть на диван и вырубиться, так и проспать несколько дней.

«А может, и вообще не просыпаться?»

– Руслан, – Света вышла из ванной. Она умылась и привела себя в порядок. На правильном, притягивая внимание, лбу блестели капельки воды. – С тобой всё нормально?

– Да, я думаю, да… Нет, всё отлично! – я заставил себя рассмеяться. Подошёл в Светлане и обнял её, прижав к себе. – Пойдём, поужинаем и сбросим, наконец, напряжение. Сейчас я подогрею…

Через некоторое время мы сидели друг напротив друга, держа в руках бокалы с красным вином. Светлана ела и рассказывала мне о театре – пыталась окончательно прогнать мысли о дорожном происшествии. А я даже не притронулся еде, зато быстро осушил первую бутылку вина. Вкус не чувствовался совсем, я пил алкоголь, как воду. Распечатал вторую, всё же надеясь на опьянение, могущее избавить от круговерти мыслей. Много лет прошло с тех пор, как я видел лицо в зеркале в последний раз.

«А может, это было недавно?»

Часы над головой пробили два ночи, а мы по-прежнему не поднимались из-за стола, поглощённые каждый своими мыслями. О чём думала Света, я не знаю. У меня перед глазами стояло лицо в отражении зеркала заднего вида. Куда бы ни повернулся, везде видел только усмешку-оскал. Она преследовала взгляд, притягивала, увлекала и не хотела отпускать, когда я с трудом поворачивал голову, словно преодолевая невидимое препятствие. Однако стоило мне посмотреть пристальнее, приглядеться, как оно пропадало. Словно и не было его никогда.

– Руслан, ну почему ты постоянно молчишь? Я тут распинаюсь, рассказываю тебе всё, а ты… – девушка взяла мою руку и поднесла к губам. Я видел, как слегка затуманился её взгляд, как еле заметно задрожали пальцы. Губы приоткрылись, и Света поцеловала меня в тыльную сторону ладони. – Всё же хорошо, мы не разбились, милый.

Нежность захлестнула волной, прогнав дурное виденье. Я встал из-за стола и подошёл к Свете, нежно обняв за плечи. Девушка повернула голову и встретилась со мной взглядом. В следующее мгновение мы целовались. Сначала осторожно, но с каждым мгновением всё более жадно впиваясь в губы, пытаясь показать всю ту страсть, что скопилась в нас. Выразить все волнения и нервы, отбросить их и наслаждаться только близостью друг друга. Светлана встала, я обнял её и прижал к стене. Девушка издала тихий стон и закусила губу, когда я коснулся её живота. Осторожно провёл пальцами по нему, едва касаясь тела – Светлана задрожала и прижалась ко мне. Сознание заполнила нежность, и я полностью отвлёкся от мира, сосредоточив внимание на столь желанном мне человеке.

– Иди ко мне, любимая, – с этими словами я взял девушку на руки, и, не переставая целовать, понёс в спальню.

За окном пошёл тихий, но постепенно набирающий силу дождь. Капли стучали по парапету, выбивая незамысловатый ритм, под стать которому двигались и мы. Жаркие объятия, долгие поцелуи, слова любви – всё сплелось в танце страсти и нежности. На секунду я оторвался от чуть-чуть распухших губ Светы, сжал пальцами её ладони и посмотрел на девушку. Стройное, молодое, слегка смуглое тело притягивало взгляд, как магнит железо. Дивные чёрные волосы разметались по простыне, словно плащ, до этого облегавший тело любимой. Маленькая капелька пота блестела на шее, отражая лунный свет и играя его бликами. Тяжёлое дыханье заставляло пухлые губы жадно ловить воздух. Грудь приподымалась, и тонкие пальцы Светланы ласкали её, нежно касаясь кожи.

– Ты прекрасна!.. – чувства переполняли меня, уносили далеко из спальни, в какие-то неведомые дали и бескрайние пространства. Страсть и нежность играли со мной, как играет тихая музыка заката, когда летним вечером можно видеть на небе багровый рисунок садящегося солнца. – Господи, как ты же ты красива, любимая!

Я наклонился над девушкой, запустив руки ей в волосы, осторожно прикоснулся губами к животу, вызвав у неё стон. Сначала неуверенно, а потом всё более напористо и властно, я стал покрывать любимую поцелуями. Внутренне улыбнулся дрожи, пробежавшей по телу Светланы, и прижал её к себе.

– Родной… – слова слились с ещё одним стоном, и страсть всё же прорвала так тщательно возводимую мной плотину.

– Тшш, тихо-тихо…

Слова сейчас не имели значения. Кровь капала на пол, отмеряя последние минуты жизни. Огромные настенные часы скромно молчали, казалось, они не хотели давать волю времени и ускорять пришествие смерти.

Тонкие пальцы шевельнулись, с них сорвалась ещё одна алая капля. Искусанные, некогда красивые губы, сейчас больше похожие на тряпку, слегка приоткрылись и сами собой сложились в гримасу боли, что придала жуткое выражение симпатичному лицу девушки. Мужчина у её изголовья встрепенулся и порывисто наклонился над ней. Окровавленные руки сжимали девушке щёки, а слёзы капали на лоб, смешиваясь с бордовыми пятнами запёкшейся крови.

– Ты жива?! Милая, ответь, скажи хоть слово. Дай мне возможность услышать тебя. Врач сказал, чтобы я пытался… Проклятая скорая, где же она?!

Мужчина с отчаяньем посмотрел на часы, стрелки которых уже полчаса назад перешагнули рубеж, отделяющий ночь от утра, из его горла вырвался тяжёлый стон – ещё одна потеря, ещё одна боль. А сколько их было?

Шум шагов на лестничной площадке, звук ударов о закрытую железную дверь… Круговерть криков медленно вползала в сознание мужчины, продолжавшего мерно раскачиваться из стороны в сторону. Нужно было открыть дверь врачам, полиции, ещё кому-то, кто ответил на его звонки и просьбы о помощи. Но сил не было. Хотелось прижаться лицом к виску умершей красавицы и долго-долго так лежать, не обращая внимания на кровь и холодную кожу.

С громким треском вылетела входная дверь, бессильно повиснув на одной петле. В квартиру ворвались люди в пятнистой светло-голубой форме. Сильные руки мгновенно скрутили мужчину и оттащили его от трупа девушки, прижав к полу так, что затрещали кости. Но тот не чувствовал боли, продолжая неотрывно смотреть на окровавленную красоту, что лежала раскинув руки на холодном полу. Двое людей в белых халатах подбежали к телу девушки, но даже не стали раскрывать чемоданы – один из них лишь несколько секунд подержал палец у неё на горле и отрицательно помотал головой. Остального мужчина не видел – мощный удар в основание черепа отправил его в бессознательное состояние.

– Это прирождённый маньяк, я тебе говорю! – произнёсший эти слова пожилой мужчина схватил со стола стакан и одним залпом осушил его, даже не поморщившись. – Тут не нужно строить предположений и каких-то непонятных доводов. Всё ясно, как божий день. Ну, нет в деле подводных камней, нет!

Его собеседник был не так импульсивен и задумчиво крутил в ладонях недопитый стакан.

– Кто знает, Саша, кто знает… Не всегда всё так, как мы хотим видеть…

– А, к чёрту всё! Этот урод прятал на даче в погребе трупы, а ты говоришь мне про какой-то не такой хренов взгляд, с которым надо смотреть на ситуацию. Ты это родственникам жертв скажи, пусть почешут голову, может, это и не этот дебил сделал, а какой-то другой. Как ты думаешь, что они тебе скажут?

Александр налил ещё водки из стоявшего по центру стола графина, и, откинувшись на стуле, опрокинул полный стакан, мотнул головой и с шумом выпустил воздух. Майор полиции со стажем не мог понять мотивов арестованного с утра мужчины: убийца десяти девушек, маньяк и извращенец, пугало для всего города на протяжении пяти лет. Сверхосторожный, неуловимый преступник сдал себя сам. Что надоумило его позвонить в «Скорую», набрать «02», назвать адрес, по которому он и был, держа в объятьях последнюю жертву? Вопросы, вопросы и ещё раз вопросы. Александр не любил их. Он всегда считал, что маньяков нужно расстреливать, ну или хотя бы сажать на пожизненный срок. Но система изменила сама себе в угоду гласу народа и установила какие-то медицинские проверки, чтобы узнать о вменяемости преступника. Это злило и заставляло опрокидывать стакан за стаканом, не обращая внимания на медленно застилавшую глаза пелену, которая осторожно, но неотвратимо овладевала разумом.

– Но почему он постоянно повторяет: «Ты или я»? Почему, Саша? Почему он попросил убрать зеркало из его камеры? Я не понимаю. Почему просил посадить его в одиночку?

– А чего тут не понимать-то, Петруха? Он просто псих, чокнутый идиот, который не может понять, какая из его личностей тянет тело к убийству. Ты ещё молодой, а вот мне довелось на своём веку повидать таких козлов. И это если не учитывать старания каждого из них выкрутиться при помощи нашей «доблестной» медицины. Легко скосить за придурошного, а потом греть задницу на мягкой постели, к тому же уколами поколют – ещё и покайфуешь бесплатно. Нет, только расстрел, ничего больше! Я как представлю глаза матери этой Светланы, когда пришлось сообщить ей о смерти дочери…

Разговор утих сам собой. Майор неумолимо напивался, всё больше уходя в мир алкогольных паров и отдавая себя на растерзание воспоминаниям, от которых был защищён в трезвом состоянии. А его молодой помощник смотрел прямо перед собой, лишь изредка притрагиваясь к стакану. Из головы не вылетало странное чувство, что он ощутил в присутствии задержанного на допросе. От Руслана исходили волны агрессии, ненависти ко всему живому, но в тоже время в его глазах явно читался страх и боль. Убийца и маньяк просто-напросто панически боялся оставаться в комнате, где было хотя бы одно зеркало или то, что могло дать отражение. Он постоянно повторял: «Я проиграл… не смог… я слаб…» А его последняя фраза «Ты или я», на которой и закончился допрос, вообще озадачила полицейского, а врачам позволила поставить диагноз.

«Однозначно, нужно ещё раз навестить его, пока не увезли в больницу», – Пётр думал о своём, слушая излияния майора. Зачем ему нужен был этот Руслан, полицейский не знал, и, более того, не задавался даже вопросом. Но вот ещё раз поговорить с ненормальным стоило. «А ненормальный ли он?»

Пётр украдкой отвернулся от уже порядком напившегося майора. Непонятно чем, но он притянул его внимание раз и навсегда. Перед взглядом стояло выражение лица Руслана и его глаза, полные чего-то, что прямо-таки рвалось наружу. Петру тогда показалось, что в том безумном мире, который прятался внутри маньяка, начинают проступать какие-то очертания, мелькает что-то, к чему нужно просто потянуться, и тогда откроются глубины, каких ещё не видел человек. Но через мгновение это чувство пропало, и жизнь ворвалась в сознание полицейского бурным потоком, внося очередные коррективы и отрывая его от желанного объекта, в который можно было погрузиться с головой, совершенно забыв о реальности.

– Ладно, пойду я, – голос старшего по званию прозвучал настолько резко, что Пётр вздрогнул и с необъяснимой злобой посмотрел на майора. Александр с трудом поднялся, бросив придирчивый взгляд на подчинённого, увлечённого какими-то мыслями. – Давай, до завтра. Только не напивайся сильно, у нас ещё два выезда впереди.

– Всё будет хорошо, Александр Иванович, завтра буду, как штык…

Взгляд его долго буравил спину шатающегося напарника, а кулаки сжимались, словно он готовился к драке. Это было настолько странно, что, едва осознав приступ ярости, Пётр с удивлением провёл рукой по лицу, прогоняя злость.

– Похоже, всё-таки напился. Хватит на сегодня, надо домой валить, а то ещё чего навалится на фиг.

Он поднялся, и, расплатившись по счёту, двинулся в сторону двери. Резкая боль в руке заставила его вскрикнуть. Посмотрев на неё, полицейский проследил за каплей крови, выступившей на кончике указательного пальца. Тёмная, как беззвёздное небо, маленькая капелька дрожала, готовая сорваться вниз и упасть на пол, затерявшись под ногами посетителей. В кармане резко что-то шевельнулось, и раздался тихий-тихий смешок, от которого по коже побежали мурашки. В панике выскочив за двери бара, Пётр достал зеркало и упёрся взглядом в холодные глаза клоуна в отражении. Осколок тихонько вибрировал, а оттуда доносился приглушённый хохот, в котором читалась ненависть ко всему живому…

Звонок в дверь вырвал Александра из забытья, в которое он провалился сразу после прихода из бара.

– Кого там принесло, мать вашу!

Майор, пошатываясь, поднялся с дивана и подошёл к двери. Приоткрыв её, он уставился на довольное лицо Петра.

– Привет, начальник. Извини, что разбудил, но решил всё-таки напиться, а без тебя, боюсь, не получится. Вот взял вискаря – может, глотнём по малой?

Почесав затылок, Александр открыл дверь и махнул рукой, мол «заходи, чего встал». Повернулся спиной к молодому напарнику и направился в сторону кухни. Удар по затылку оглушил его и бросил на колени, а последнее, что он слышал, был голос Петра, странный, полный какой-то дьявольской насмешки: «Ты или я? Да какая разница, ведь мне это нравится».

Молитва

В маленькой комнате небольшого деревянного домика царил полумрак. Единственная лампадка еле-еле освещала помещение. Тени, отбрасываемые ею, мягко ложились на стены, колыхались и напоминали призраков. На серых прокопчённых стенах избы извивались в медленном танце чёрные силуэты. Вырастали, падали, горбились и принимали расплывчатые образы.

Призраки жили и в душе хозяина дома. Он стоял на коленях перед иконой. Старое дерево местами иссохло, кое-где набухло, вспучившись. По бокам хищно проглядывали глубокие искривлённые трещины. Но сам образ был нетронут временем. Глаза замершего изображения глядели прямо в душу.

Губы человека тихо двигались, шепча про себя обращение к Богу. Молитва была искренней, а слова полны скорби, боли и надежды. Периодически мужчина оборачивался назад, где в полутьме ещё одной комнаты стоял крепкий дубовый стол. На нём громоздился длинный массивный предмет. В эти моменты хозяин дома начинал ещё истовее шептать слова покаяния и до боли сжимать правый кулак с зажатым в нём маленьким серебряным распятием. По щеке молившегося прокатилась слеза. На миг зависнув, она сорвалась и пала на пол, разбившись на сотни осколков. Тишина нагнетала обстановку и давила на мужчину. Казалось, что она осязаема. Кающийся ещё раз обернулся и посмотрел в соседнюю комнату.

«Господи, почему ты оставил меня, когда мне больше всего была нужна твоя поддержка? Почему, когда я просил у тебя сил, ты не услышал меня? Пусть же моя молитва достигнет твоего слуха в этот раз! Я прошу у тебя силы для последнего свершения. Дай мне её, Боже! Силы для последнего отпущенного мне дела. Я знаю, что ты не примешь меня к себе, но я готов пойти на это. Моя супруга и мои друзья уже там, я должен прийти к ним. Только так я смогу встретиться со своей любимой Изабель…»

Вдалеке раздался волчий вой. Сначала тихий, постепенно обретал силу и уверенность. Он приближался к деревне, посреди которой стоял маленький дом.

Человек знал, что он один остался в живых в этом царстве ужаса и мрака. Все в округе были мертвы, а сегодня он собственноручно убил супругу, свою любимую девушку. Но у мужчины была благая цель – он спас её от смерти, что явилась к ним в деревню в обличии кошмарного чудовища, забирающего не только жизни, но и души…

Вой раздался уже совсем близко. Человек поднялся с колен, прошёл в тёмную комнату, зажёг свечу, стоявшую на столе. Пламя осветило гроб и красивое бледное лицо девушки. Смерть не смогла изуродовать его идеальные черты. Она была всё так же прекрасна. Ещё одна слеза прокатилась по сосредоточенному лицу мужчины.

Возле крыльца послышались острожные шаги, свежевыпавший снег скрипом выдавал пришедшего. Человек быстро оглянулся на дверь и с безумной улыбкой на лице сказал:

– Ты не успеешь, как не успел со всеми остальными. Я не дам тебе забрать мою душу.

Мужчина истерически засмеялся, вспоминая, как не хотела умирать его супруга. Не хотели умирать и остальные жители деревеньки. Как он должен был по-другому объяснить им, что прав? Человек не видел иного выхода. Они все не понимали, что он делает им добро. Не переставая смеяться, мужчина вытащил нож и вонзил клинок себе глубоко в грудь…

…Волк стоял, переминаясь с лапы на лапу. Втянув морозный воздух ноздрями, зверь озадаченно замер, не чувствуя более присутствия живого существа. Кругом, во всей деревне были одни лишь трупы. Постояв ещё немного в нерешительности, хищник поднял голову к небу и грустно завыл…

Дороже жизни

«За самый дальний незримый порог,

в равнины, где вечный покой,

уходит умерший, чей путь пролёг

невидимой глазу тропой…»

Б. О. Локнит

Сугробы доходили до пояса, мешая идти, заставляя растрачивать силы – в этот год было много снегопадов и вьюг. Через поле пробиралась тёмная фигура, резко выделявшаяся на фоне белого покрывала. Человек не готов был к переходу: спортивная куртка, ботинки на меху, лёгкая шапка и перчатки. В такую погоду, так далеко от города и без должного снаряжения можно запросто замёрзнуть и погибнуть. Мужчина прокладывал путь с упорством обречённого, оставляя за собой широкий след в снегу. Стальной взгляд голубых, как небо над головой, глаз впивался в линию горизонта, где виднелись первые деревья – стража начинавшегося леса.

– Я должен дойти, несмотря ни на что! – этими словами мужчина подбадривал себя всю дорогу. Железная воля и стремление всегда быть впереди гнали его, подавляя желание остановиться и передохнуть. Скрипя зубами, человек двигался, прилагая все усилия.

Далеко позади он услышал приглушённый лай. Свора приближалась! Он представил картину: идущие по следу охотничьи псы, за которыми бежали рвущиеся в бой ротвейлеры. Запах добычи сводил их с ума, цель была всего лишь в нескольких километрах впереди. За ними шли охотники, те, кто должен засвидетельствовать или завершить начатое собаками дело. Убийцы, посланные по его следу, не знали поражений: у них не было чувства жалости и сострадания, для них существовал только приказ, который они должны выполнить любой ценой. Охотники могли догнать его и без собак – след отчётливо виднелся на снегу. Но таков закон! Собаки – неотъемлемая часть облавы. Беглец понимал псов, он знал, что такое непередаваемое чувство погони, что такое наслаждение от близости цели. Он был охотником, но не собакой, скорее матёрым волком, которого предали в самый последний момент…

В тот раз его целью был крупный банкир, который перешёл дорогу хозяевам. Задание убийца собирался выполнить чисто, не оставляя следов. Всё было просто, как и большинство случаев до этого. Конечно, просто – для настоящего мастера своего дела, а он мастер. Последнее задание, после которого должен наступить бессрочный отпуск. Киллер получил бы деньги, и работа, которая продолжалась десять долгих лет, была бы завершена. Как же он мечтал оказаться в отпуске! Нежиться на берегу моря, встречать восход солнца под одинокой пальмой, провожать взглядом опускающийся в голубые воды оранжевый шар. Его хозяева решили дать ему отпуск, только начаться он должен был с пули в висок. Они не подумали, кого решили убить! Дворняжка никогда не сможет победить матёрого волка. Он сбежал, оставив за собой послание в виде тела того, кто пришёл отнять его жизнь. Но волк не успел уйти – ему перекрыли пути отступления. В аэропорту беглеца ждали, ждали и на вокзале. Проверять, закрыта ли трасса, мужчина не стал. Нужно было покидать город пешком, минуя лес и поля, покрытые снегом. Но он не сдастся на милость победителей, лучше погибнуть…

Показавшийся впереди лес вывел его из раздумий. Оставалось только пересечь заснеженные лесные угодья, и выйти к деревне, где у путника были домик и машина. Он знал, что когда-нибудь ему придётся бежать, и готовил путь отступления. Сумевших дожить до последнего задания киллеров умерщвляла сама система – они не имели права жить, зная информацию. Единственным выходом было бежать, что и предпочёл человек. Он не знал, что такое проигрывать.

Сгущались сумерки. В лесу появились тени. Беглец устало прислонился к дереву, снял перчатку и провёл тыльной стороной ладони по лбу, утирая выступивший пот. Силы были на исходе – он шёл по снегу целый день, утопая в сугробах. Лай, раздававшийся уже совсем близко, заставил человека оторваться от ели и продолжить бег. Собакам тоже было нелегко, он знал это. Они также утопали в сугробах, а люди, что шли за ними, пребывали на грани усталости – это его надежда. Лучше умереть от холода, отдав все силы борьбе, чем проиграть схватку с неизбежным.

Убийца продолжал двигаться на предельной для себя скорости практически в полной темноте. Хриплое дыхание вырывалось из горла, ноги сводила судорога, а замёрзшие пальцы на руках с трудом сгибались. Но он бежал, хотя это уже трудно было назвать бегом – еле переступал с ноги на ногу, постоянно придерживаясь за деревья. Впереди показалось открытое пространство. Киллер окинул его взглядом: высокие ели, окружавшие поляну, были сплошь покрыты снегом, и создавалось ощущение, что он попал в сказку. Сразу же стало заметно холоднее, а воздух, казалось, застыл без движения. Добравшись до середины поляны, беглец присел на корточки, прислонившись спиной к поваленной пушистой ели. Глаза закрывались, и он помимо воли начал проваливаться в сон.

Перед мужчиной появилась тень, которая начала медленно принимать облик прекрасной женщины, чей гибкий стан манил совершенством отточенных форм. Вокруг фигуры, закутанной в белое одеяние, кружились небольшие вихри снежинок. Единственное, что отталкивало от этой красоты, были белые глаза, так похожие на снег, лежавший кругом.

– Кто ты? – человек поднялся на ноги, рассматривая незнакомку. – Как ты оказалась одна в этом лесу?

– Это – мой лес, и я хозяйка этих владений, – незнакомка широко взмахнула рукой, словно показывая свою вотчину. Но это движение и её голос были полны грусти.

– Почему ты печальна? – человек подавил возникшее ниоткуда желание сделать шаг навстречу фигуре. – И почему ты называешь себя хозяйкой этого леса?

Руки женщины плавно двигались, завораживая и притягивая к себе взгляд.

– Я – Снежная Королева, и это – мой лес. Но уже давно люди не вспоминают обо мне, и силы на исходе. Они забыли о повелительнице зимы, перестали приносить дары и предпочитают обходить лес стороной. Я ждала долгие годы и становилась всё слабее. И это – последнее прибежище. Воплотиться мне помогла лишь твоя усталость и внутренняя борьба. В остальное время я летаю бесплотным духом по моему лесу, не в силах что-либо изменить… – печаль в её голосе была настолько сильна, что слова, сказанные Королевой, тронули душу закалённого убийцы. – А ведь раньше я была владычицей всех снежных просторов. Я носилась вьюгой по вашим городам и сёлам. Я была в каждой снежинке, что падала на землю. Нравилось рисовать узоры на окнах домов и веселить детей, даря им снег. Мне поклонялись и возносили хвалы, когда погода была хороша. Всё это в прошлом…

На поляне опять повисла тишина. Снежная Королева парила над землёй, грустно опустив голову. Человек же не отводил от неё взгляда. Когда тишина стала уже невыносимой, Королева промолвила:

– Я следила целый день за тобой и твоими преследователями – тебе не уйти от них. Через несколько минут они будут здесь…

Спустя некоторое время, словно устав молчать, киллер поднял голову:

– Ты можешь мне помочь? – он не мог смириться с поражением, его охватывала ярость и жажда борьбы. – Ты – Хозяйка этого леса, можешь ли помочь беглецу, просящему у тебя защиты?!

Снежная Королева подлетела ближе к мужчине и посмотрела в глаза. Взгляд заставил его содрогнуться.

– Я могу тебе помочь, но и цена будет высокой, – улыбка коснулась прекрасных губ.

Человеку стало не по себе от выражения её лица. Она словно предвкушала что-то.

– Какова же цена?..

Снежная Королева закружилась в вихре снежинок и резко замерла, гипнотизируя взглядом убийцу:

– Мне нужна твоя жизнь. Только сила и душа такого воина как ты, способна даровать мне былое могущество. Я восстановлю свои силы, а на твоих преследователей обрушу ярость зимней бури. Никто из них не уйдёт из этого леса. Я не могу спасти тебя, но могу отомстить охотникам. Подумай, ведь тебе не уйти от погони, ты и сам это знаешь. Только так я смогу дать тебе шанс победить…

Королева летала вокруг человека, и снежинки, кружившиеся вокруг, мягко ложились ему на одежду.

Мужчина стоял и молча наблюдал за движениями прекрасной женщины, а перед глазами проносились события, которые он прожил. Убийца не хотел умирать, он хотел бороться, и не мог поверить в то, что это конец. Цена, запрошенная Снежной Королевой, была непомерно высока. Он уже собирался дать отрицательный ответ, но его остановил собачий лай, раздавшийся в десятках метрах от поляны. Беглец поднял голову к тёмному небу, на котором горели нереально яркие звёзды, посмотрел на сказочный лес, окружавший его, на снег, что казался белее обычного, глубоко вздохнул и сказал, закрыв на миг глаза:

– Я согласен обменять свою жизнь на смерть моих преследователей, – профессиональный наёмный убийца, выполнявший работу до конца и ни разу не проваливший дела, не мог проиграть последнюю схватку. Он чувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы, которых он уже давно не знал, как сжимаются до боли кулаки, заставляя отступить чувство жалости к самому себе. Он должен это сделать. Ведь лучше отдать жизнь в борьбе с неизбежным, чем покориться, склонив голову на плаху судьбы. Человек шагнул в вихрь, окутывавший Снежную Королеву…

Собаки ворвались на поляну, чувствуя близость добычи. За ними появились люди, хорошо вооружённые и подготовленные к схватке. Но поляна была пуста, и ничего не напоминало об их цели. Командир вышел в центр и непонимающе огляделся по сторонам: нигде не было видно следов беглеца. А ведь они шли за ним до этого места, но внезапно потеряли. Бывалый наёмник, не единожды возглавлявший погони, стоял и удивлялся этому. Куда мог деться киллер? Внезапный порыв ветра заставил его поднять голову и всмотреться в небо. Высоко над ним, гораздо выше деревьев, начинал набирать силу ветер, и пошёл снег. Стало очень холодно, а сгущавшиеся в ночном небе тучи предвещали страшную бурю…

Огоньки

Звёзды мелькали в вышине, маня загадочным светом.

«Словно и впрямь огоньки в бесплодных руках призраков, как и говорит учитель», – подумал парнишка, сжимая в руке бубен.

Тум-тум – удары отбивали незамысловатый ритм. Костёр горел, нестерпимо чадя чёрным дымом, обволакивавшим всё вокруг. Мальчишка сидел на земле, скрестив ноги, и не переставал стучать правой ладонью по обтянутому кожей бубну. Рядом лежал его учитель, неподвижный, как дерево. Он сейчас находился в другом мире. В пространстве духов и древних богов.

«А я всего лишь подмастерье, всего лишь ученик! – парнишка недовольно размышлял над своей судьбой и украдкой поглядывал на небо. – Но когда-нибудь и мне достанется бубен, как он достался старому Бурдаши».

Быть шаманом было очень почётно. С детства слабый здоровьем мальчик не мог быть ни охотником, ни рыболовом и уж тем более воином. Но зачатки колдовского дара, очень сильного дара, как говорил Бурдаши, в ученике проявились чуть ли не с рождения. И вот уже почти восемь лет продолжалось его обучение.

Ночь играла звуками леса, недалёкого поля и всплесками реки, на берегу которой расположились шаман и его ученик. Но внутри магического круга было слышно только: тум-тум-тум. Мальчик отбивал удар за ударом и не забывал подкидывать дрова в костёр. Звук бубна должен указывать путь шаману и не дать ему заблудиться в потустороннем мире, а костёр был маяком, на который дух шёл, находясь уже вблизи от собственного тела.

«Первым делом я поднимусь к этим маленьким, но ярким огонькам», – мальчик опять бросил взгляд на небо, туда, где была его мечта.

Шаман просил духов даровать племени дождь. Солнце этим летом выжгло всё в округе. Стояла неимоверная жара и посевы гибли, сгорая на корню. Река высохла вдвое, и рыба отошла выше по течению. Зверь тоже покинул насиженные места, и охотиться стало очень тяжело. Пока племя перебивалось остатками солонины и других запасов, заготовленных зимой. Но скоро они должны были подойти к концу. И вождь решился на опасный шаг. Уже давно люди не взывали к забытым богам. Может, именно поэтому они гневались, выливая остатки сил в виде засухи. Никто не знал, но шаман утверждал это, и был рад, что сможет осуществить ритуал. Хотя он и был сопряжён с опасностью: духи могли вырваться на свободу и завладеть душой Бурдаши. Но старый ведун не сомневался в успехе. К тому же, он хотел показать преемнику весь ритуал от начала и до конца.

Тум-тум. Окружающий мир начинал расплываться в дымке костра. Мальчик понял, что прошло уже много времени, а шаман всё ещё не вернулся. Но его беспокойство прервалось появлением новой звезды, тусклой, но заметной.

«Странно, а ведь раньше тебя не было», – парнишка попытался вспомнить расположение «ночных огоньков».

В этот момент зашевелилось тело Бурдаши. Мальчик перестал бить в бубен. И кинулся на помощь к учителю. Шаман поднялся с земли, и, посмотрев на ученика налитыми кровью глазами, сделал первый неуверенный шаг в его сторону…

Вождь племени вышел из своей хижины перед рассветом. Шёл дождь. Подняв руки к небу, мужчина радовался потокам воды, льющимся из чертогов богов. Вдруг он увидел яркую и большую звезду. Рядом с ней слабым светом горел маленький огонёк. Странно, но этих звёзд вождь раньше не видел. Он постоял, задумчиво глядя на небо – уже должны были вернуться шаман с учеником, но их всё не было…

Проклятье

Хриплый крик ворона возвещал о приходе новой ночи, нового страха и чьей-то смерти. Под покровом мрака кто-то отдавал жизнь. Тьма всегда забирала только одного или одну, не делая различий между взрослыми, стариками и детьми. Это продолжалось многие годы со дня первой смерти, что подкралась ночью, застав врасплох. Словно вспышка, Нечто забрало первую жертву. Наследник герцога, Вильярд, был найден мёртвым с застывшим выражением ужаса на лице. Всего лишь первый случай, потом смерть ударила ещё не раз.

Жителей становилось всё меньше и меньше. Оставшиеся смирились и ждали ночи, боясь даже подумать, кого ужас заберёт в этот раз. Покорно люди ждали заката, провожая последние лучи кровавого солнца. Собирались на крепостной стене: взрослые и дети. Матери прижимали к себе детей, молясь, чтобы ужасная судьба миновала их, и утро не принесло потерю. С суровым выражением лица стояли мужчины: кто-то обнимал жён, кто-то просто смотрел, как кровавый огненный шар опускался за последнюю черту. Старики наблюдали за умирающим днём, усталые глаза слезились, когда они обращали печальные за горизонт в попытке увидеть помощь. Напрасно. Уже многие годы её всё не было и не было. Поколение сменилось с тех пор, как жители замка отправили гонца, но всё ещё солнце освещало пустой горизонт…

– Мама, мама, а почему Сайфер больше нет? – маленькая девочка теребила за руку молодую женщину, закрывшую глаза и пытающуюся сдержать слёзы. – Ты обещала, что мы с ней поиграем! Я ждала весь день, но её всё ещё нет.

– Доченька, Сайфер просто заболела и не может поиграть с тобой, – слёзы всё-таки побежали, сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее, словно река, прорвавшая плотину. – Она обязательно придёт, скоро, нужно только подождать. Доченька, как же я тебя люблю!

Ребёнок капризничал и продолжал звать Сайфер. Это был единственный звук, слышимый на крепостной стене. Люди поспешно отворачивали лица и старались быстрее покинуть это место, но нельзя. Обычай провожать закат ввёл старый герцог, когда понял, что он впустил в мир.

В толпе раздался надрывный плач, переходящий в громкий крик. На колени упала девушка, ударяя руками о каменную кладку стены. В каждый удар она вкладывала всю боль, всё отчаянье, которые ей принесла потеря дочери. Кулаки были уже разбиты в кровь. Она подняла голову к небу, вцепилась ногтями в грудь, словно пытаясь разорвать, освободить сердце. К ней бросились двое мужчин, но девушка проскользнула между их рук, подбежала к краю и бросилась со стены вниз. Через мгновение раздался глухой удар тела о землю.

– Сюзи, отвернись, – руки матери закрыли девочке глаза. – Пойдём, пойдём отсюда, ты не должна видеть.

Такая боль была в этом голосе, что впервые девочка послушалась и пошла с матерью, не капризничая. В глазах ребёнка не было слёз, просто они смотрели, не мигая.

* * *

Небо было затянуто тучами. В разрывах мелькала полная луна. Свет древней богини ночи пробивался сквозь завесу тёмных хлопьев и касался земли, делая пейзаж ещё более унылым и мрачным. Бледные лучи падали на виднеющийся невдалеке замок, вырывая из ночи страшные силуэты башен и крепостной стены. Ворота были приоткрыты. Из окна выбивался яркий свет, пытаясь отпугнуть страх. Замок казался обветшалым и брошенным, если бы не это светящееся окно. В воздухе повис ужас. Заброшенный мост, перекинутый через ров, уже давно покрыли вьющиеся лианы растений, невиданных здесь до прихода первой смерти. Тишина царила кругом, укутывая всё саваном молчания и спокойствия. Луна полностью вынырнула из облаков, пытаясь чуть ярче осветить пространство вокруг замка, разогнать тьму, поселившуюся в нём. Но, как и солнце, была бессильна. Могла только наблюдать с небесных тронов за последней из её народа, стоявшей на мосту.

Стройную фигуру девушки облегало лёгкое белое платьице. Длинные чёрные волосы трепал ветер. Осторожно ступая по полуразрушенному мосту, девушка отдалялась от замка. Шаг за шагом, всё быстрее и быстрее. Безумный крик застиг её на полпути к противоположному краю рва. Вопль согнал воронов с замковой стены. Птицы поднялись в воздух, недовольно каркая, и, широко расправив крылья, зависли над главной башней. Девушка вздрогнула, задрожала, остановилась, и, замерев на некоторое время, повернулась назад, тяжело, словно преодолевая некий барьер. По-прежнему горел свет в окне, создавая призрачное ощущение жизни в замке, но это было не так.

Снова прозвучал крик. Вырывая душу, звук тоскливо разнёсся вокруг. Скорбь и печаль, боль и отчаянье, усталость и неизбывная грусть – в нём было всё, кроме страха. Человек, запертый в замке не дверьми и засовами, а собственной волей, не боялся. Уже пятьдесят лет он не знал, что такое страх, что значит опасаться чего-то. Смерть стала его спутницей, а тьма жила в его доме. Старик ревел и бился головой об пол. Каждый удар сопровождался криком. Мужчина поднимал разбитую в кровь голову и на несколько секунд замирал, а потом снова продолжал самоистязание. Терпеть больше не было сил, но он знал, что сегодня последняя ночь. Больше не будет мучительных вечеров ожидания, когда не можешь стоять, сидеть, спать, не можешь ничего. Просто стоишь на площадке замковой стены и смотришь вперёд, врезаясь взглядом в линию горизонта, в последней, тающей с каждым новым вечером, надежде. Сколько же лет смотрел он туда, сколько долгих лет верил в помощь и ждал спасения?! Нет, не своего. Старый герцог давно смирился со смертью, её он не боялся. Более того, он жаждал умереть, и не видеть, как последний человек его рода уйдёт в небытие, проклиная всё.

Ужас не дал ему погибнуть. Прозвучали страшные слова проклятия: «Ты увидишь смерть последнего жителя твоего замка. Раскаяние и мучения будут преследовать тебя всю жизнь, до самого конца! Ты будешь мечтать о смерти, герцог, молить, разбивая голову в покаянии, но никто тебя не услышит. В ночь, когда умрёт последний человек в твоих землях, ты получишь свободу. Но запомни, ужас не остановить, и силы тьмы необоримы! Я сама не знаю, что вырывается сейчас на свободу из вечной клетки, но этот кошмар призвал в мир ты, герцог. И последнее: я буду ждать тебя в Аду»!

Сказав страшные слова, ведьма спокойно шагнула с возвышения в пылающий костёр. Высоко взвилось пламя, скрывая последнюю усмешку, и её не стало.

В ту ночь и умер наследник герцога. Правитель был безутешен в скорби. Следующей ночью смерть забрала ещё одну жертву. И так каждый раз, с наступлением тьмы открывались адские врата, которым показала путь сожжённая ведьма. Никто не видел самого убийцу, но его ощущали все: от мала до велика. Тяжёлое дыхание кошмара и грузные шаги неведомого создания, шедшего по двору крепости. Все, кто уходил в ночь, стремясь покончить с ужасом, не возвращались прежними людьми. Они были живы, но навсегда несли на себе печать безумия. Их крики и хохот раздавались из зала, куда и помещали всех сошедших с ума.

Герцог понял, что совершил ошибку, отдав на растерзание огню ведьму, но ничего изменить уже не мог. Жители попытались покинуть пределы замка. Целые семьи уходили с рассветом в надежде на спасение если не себя, то хотя бы детей. Сначала это казалось выходом, но вскоре к воротам замка стали приходить крестьяне из соседних деревень, неся с собой рассказы об ужасе, который не жалел никого и не знал пощады. Все, кого застигала в пути ночь, умирали, отдавая души злу, что обратило взор на земли герцога. В деревнях царил и правил кошмар и Ад. Никому не было спасения. Погибали целые семьи. Люди просились обратно в крепость, мечтая подарить детям ещё сколько-то дней, недель, месяцев, а может и лет, жизни…

Герцог поднял голову и ещё раз закричав, ударился об пол…

Годы летели, как перелётные птицы, уходили старики, зло забирало детей. Правитель отправлял гонцов, чтобы хоть кто-то привёл помощь. Надежда продолжала биться в старческом сердце. Он отдал бы душу, чтобы вернуть всё назад: тот злополучный день, когда страшную улыбку ведьмы скрыл язык костра. Каждую неделю, с рассветом, отправлялся новый гонец, пытаясь успеть до наступления ночи вырваться с земель герцога и добраться до соседнего феода. С каждым годом надежда умирала.

Герцог замер, вслушиваясь в тишину. Повернул голову и посмотрел на центр зала, где догорало жуткое растение, некогда протянувшее руки-ветви по всему замку. Его росток тоже появился после проклятья колдуньи. С каждой новой смертью оно росло и набиралось сил. Растение жгли, рубили ветви – всё было напрасно. Жёсткая коричневая кора не поддавалась огню, а ветви отрастали вновь и вновь. Только сегодня, когда смерть забрала последнего жителя, герцог поджёг его снова. На этот раз оно запылало ярким пламенем, ветви мерзко извивались и дрожали, словно прося пощады. Старик радовался этому, страстно желая, чтобы существо испытало хоть толику страданий, которые выпали на души погибших жителей замка.

Он был рад. Беспокоило только одно. До сегодняшней ночи дожили двое: он и Сюзи. Девушка покинула замок, не дожидаясь, пока смерть заберёт её. Герцог пытался остановить Сюзи, сказать, что скоро всё кончиться, что пути назад уже нет, и они должны встретить ночь достойно, как когда-то её мать. Девушка не хотела ничего слушать, вырвалась из старческих рук, силящихся удержать, и скрылась в наступающих сумерках. Правитель винил себя в её смерти, как и в гибели других людей. Он ненавидел тот день, когда на костёр вели ведьму. Все её мелкие пакости, что она творила при жизни, не шли ни в какое сравнение с проклятием, которым колдунья заклеймила замок и окрестные земли.

Герцог так хотел встретить смерть не один! Об этом он мечтал последние два года. Хотелось уйти в Ад, сжимая руку последнего жителя крепости. Его мечта сорвалась в бездну.

– Я пришёл за тобой, – голос отразился от холодных каменных стен, и троекратно усилившись, обрушился на слух старика. – Твоя жизнь закончена, а проклятие замка избыто.

– Значит, Сюзи уже нет, – губы герцога шептали последнюю молитву. Старик хотел умереть с именем Господа на устах. Выпрямившись, он гордо взглянул в глаза Ужасу и бросил последние слова. – Я готов!

* * *

Девушка ещё раз вздрогнула, и резко отвернувшись от замка, продолжила путь. До её слуха донёсся последний крик, и на землю вновь опустилась тишина. Вороньё, тяжело хлопая крыльями, полетело во внутренний двор замка. Птицы любили лакомиться мертвецами, их привлекали тела, лишённые душ. Сегодня у них был прощальный пир в честь герцога.

Уже почти пройдя мост, девушка опустилась на колени и долго смотрела на каменный столб, испещрённый множеством надписей. На нём были записаны имена всех жителей замка. Рукой провела по надписи в середине обелиска. Там было начертано имя её матери. Помолчав некоторое время, девушка поднялась и уже уверенным шагом пересекла границу рва.

Луна бросила ей вслед последние лучи, напрасно пытаясь остановить. Походка девушки была неколебима. В хрупких руках она сжимала горшок с маленьким ростком, листья которого тянулись в ночь. Наутро, после смерти матери, она нашла под корнями растения маленькое зерно. Сюзи оставила его себе. Посадив зёрнышко, она каждый день ожидала, когда оно прорастёт, но этого не случалось. Только сегодня утром показался росток, и маленький зелёный побег начал тянуться вверх. Девушка долго смотрела на извивающееся, словно в танце растение. Потом молча взяла горшок, и, выскользнув из объятий пытающегося её остановить герцога, покинула замок. В голове звучал голос: «Не дай мне умереть, прошу…»

Нежно прижимая к себе горшок, Сюзи растворялась в утренних лучах солнца. Далеко позади остался родовой замок. На горизонте показались всадники, во весь опор скачущие к крепости. Девушка бросила взгляд на растение, и, улыбнувшись ему, подняла большие голубые глаза к небу. Глаза, которые не умели плакать, они просто смотрели, не мигая.

Всего лишь сон

Ад ударил, как всегда, неожиданно и неотвратимо. Яростные протуберанцы пламени, ослепительные огни, безумство красок цвета крови… Вспышки далёких звёзд – порождающие ужас в душе. Мой взгляд был обращён вдаль, туда, где рождались в огненной купели обезумевшие существа, не имеющие определённой формы. Создания, призванные внушать лишь ужас и омерзение. Вокруг расстилалась обгоревшая земля, кое-где изрезанная трещинами, словно шрамами на теле. Оттуда и вырывались отблески огней. Холмы вдалеке напоминали курганы, сложенные в память о мириадах душ, нашедших здесь страшную вечность и забвение. О тех, мучить кого устал даже Ад.

Глаза опалила жгучая боль, заставляя зажмуриться и закричать, прижать руки к выжженным глазницам. Моё тело корчилось в муках, уподобляясь безумному танцу, который устроили в мою честь адские твари. Упав на колени и подняв вверх голову, я зашептал молитву, пытаясь найти спасение в словах, обращённых к Господу. Но Он меня не услышал.

Хохот, раздавшийся рядом, ужасал своим пренебрежением к человеку, явившемуся сюда, в Ад. Я с трудом разлепил окровавленные веки, пытаясь рассмотреть создание, обратившее на меня внимание. Его окружали шлейфы огня, алый плащ развевался за спиной. Взгляд пронзал душу насквозь. Жажда, страсть обладания миром, читалась в глазах похожих на отблески бездны, не имеющей начала, но ждущей неминуемого конца.

– Человек?! – могучий голос опрокинул меня на спину. Ярость ветра и жар огня, давящая тяжесть земли и неотвратимость водоворота – в нём было всё. – Всего лишь человек, а я ждал бога.

Разочарование и скука появились в голосе. Я попытался приподняться, опершись на локоть. Мне это удалось, и я ещё раз взглянул на существо.

– Ты не похож на Данте, который бывал у меня. Кто ты?! – душа выворачивалась наизнанку, корчась в муках, причиняя нестерпимую боль. – Давно игрушки не приходили ко мне по своей воле, – слова набатом бьют по голове, сдавливая виски.

Я опять кричу во всю силу лёгких, изо рта вырываются брызги крови. Мозг пульсирует, словно пытается вырваться из плена черепа.

– Мне понятен твой ужас, души часто кричат при виде меня.

– Что…со мной? – я выдавливаю слова, выталкиваю их наружу вместе с кровью. – Кто…ты?

Меня вновь оглушают раскаты хохота, рвущие струны сознания в клочья. Далеко впереди, за спиной существа, взлетает вверх язык пламени, ядовито-красная земля содрогается в мучениях.

– Неисповедимы пути Господа, – создание трясётся от смеха, – вот ты и прошёл путём Данте. Я рад приветствовать тебя в Аду, в его девятом круге!

Широкий жест руки, перевитой алыми жилами, охватил все окрестности. Словно по приказу из всех трещин в земле полезли твари. Одни были огромны, другие малы, но всех объединяло отличие от рода человеческого. Демоны окружили меня, и шёпот их становился всё громче и отчётливее.

– Ты видишь детей моих, созданий мрака и огненной купели. Разве заслужили они участь, которую дал нам Отец? Я вёл когорты ангелов, был проводником слова Его. Не всё нравилось мне в делах, которые мы вершили. Я дал человеку волю, научил его жить, любить и страдать. Да, поднял восстание против сил престольных, против своих братьев и Отца. Но разве не имел я права на это? Ведь свободой воли наградил меня Он сам… – долгое молчание. Замерли даже демоны, собравшиеся кругом. В голосе существа не было боли, не было отчаянья, слова были мертвы. Тишина давила на сознание, казалось, утихло и пламя, которое плясало в адском костре, подпитывающем эту землю. – Вот я и воспользовался этой свободой. Победить не удалось, но я обрёл царство, где стал владыкой. Меня забавляет смотреть на Землю и следить за вашими муками. Но вечность – это тоже не подарок, скука тому виной. Порой меня радуют решения Отца или его причуды.

Горящий огнём взгляд остановился на мне, и в грудь упёрся указательный палец с длинным когтём на конце. Существо наблюдало за моей реакцией.

– Вот такие причуды, вроде тебя. Отец иногда дарует мне новые игрушки, я радуюсь этому обстоятельству, – торжественно блестят глаза. – Совсем забыл представиться, Люцифер.

Паника уже металась в моей голове. Осознание, что это лишь сон, стремительно кануло в бесконечность, когда передо мной предстало это существо. Глупо было думать о нём иначе, но человеческое сознание не совершенно и постоянно пытается цепляться за образы, отвергая худший возможный результат. Единственное, что ещё грело душу – это мысль, что я просто сплю, и это дурацкий сон.

– Да, ты спишь, но это не помешает мне поиграть с тобой. Чтобы всё было согласно договору, давай спросим на то разрешения Отца, – Люцифер замер на мгновение, потом взвился высоко под кровавые небеса. Голос, раздавшийся в Аду, был подобен рёву ста тысяч ураганов. – Я забираю у тебя ещё одно детище, Отец. Ты можешь мне помешать, вступиться за него… Или отдать в мою вечную власть.

Я с надеждой посмотрел вверх, каждый миг ожидая спасения. Вера стучалась в сердце. Медленно падали секунды, словно огромные часы, били в моей голове, отсчитывая время. Тик-так. Ещё одно биение – и Бог придёт за мной, ведь я не грешник. Да, нарушал заповеди, но исправно молил Творца о прощении. Вот ещё секунда – и я буду спасён! Тик-так. Кровь приливает в мозг. Глаза уже ничего не видят, голова кружится. Над равниной Ада раздаётся многоголосый вопль, переходящий в надрывный визг, ломающий последние остатки воли и пригибающий к проклятой земле.

– Время вышло, человек. Бог не дал тебе спасения и всепрощения, но ты можешь заслужить его здесь, у меня. – Визги, хохот, улюлюканье демонов сопровождали эти слова.

Люцифер стремительно полетел на меня, заставив отшатнуться.

Под ногами разверзлась бездна, я падал вниз. Там, на дне, приветливо раскрывались объятия пламени, встречая ещё одного воина Ада. Из груди рвался полный отчаянья крик, затихающий с каждой секундой, тело выгорало в огне, горели глаза, мозг распадался на молекулы, уничтоженный знанием о бесконечности.

Последняя мысль билась отчаянной птицей, стремясь вырваться на волю: «Ведь это всего лишь сон! Сон?..»

На рыбалку

Зима выдалась холодной и неприветливой. Снег, вьюги и мороз не давали Дмитрию сходить на рыбалку, лишая его покоя. Кстати оказалось приглашение друга, пришедшее двадцать первого февраля. Владимир звал бывшего одноклассника съездить к нему и порыбачить на небольшом местном озерце. Погода у них в деревеньке установилась тёплая и безветренная, что способствовало хорошему клёву. Дмитрий раздумывал недолго: собрал вещи, уложил рыбацкий мешок и купил билет на вечернюю электричку. Выехав двадцать второго вечером, он должен утром двадцать третьего уже приехать на станцию Помегуево, где его встретит школьный приятель Володя…

Мерный стук колёс клонил Дмитрия в сон. Сквозь стёкла были еле различимы скрытые вечерней темнотой пейзажи. Пролетали холмы, занесённые снегом, мелькали деревья в белых шапках. Порой можно было рассмотреть небольшие деревеньки, выныривающие из темноты.

Кроме Дмитрия, в вагоне не было никого – ажиотажа на поездку ночью не наблюдалось. Помимо своей воли, он начал проваливаться в сон. И вот, спустя некоторое время, мужчина уже крепко спал, облокотившись на сиденье.

«Ты чувствуешь меня»?

Голос вырвал его из сна. Протерев глаза, Дмитрий огляделся по сторонам: вагон по-прежнему пустовал. Бросив взгляд в окно, мужчина увидел, что ночь окончательно вступила в свои права.

– Приснилось, что ли? – он уже собирался снова прилечь, как вдруг раздался мелодичный смех.

Дмитрий подскочил, как ужаленный и начал озираться.

– Кто здесь? – мужчина разглядел сквозь мутное стекло, в двери тамбура, какой-то силуэт. Фигура стояла, прислонившись к двери, и через тёмное окошечко были видны горящие глаза.

– Что за чертовщина?! – Дмитрий непроизвольно схватился за крестик, с детства висевший у него на груди. Рука судорожно сжала маленькое серебряное распятие, и фигура в окошке исчезла.

Дмитрий вздрогнул, перекрестился и три раза плюнул через плечо. Мужчина медленно двинулся к двери тамбура, на всякий случай не убирая руки с нательного крестика. Подойдя, он дёрнул ручку, дверь распахнулась. Дмитрий попытался разглядеть что-нибудь через окошечко в следующем вагоне. Поняв безрезультатность попыток, он вздохнул, в который раз уже посетовал на исконно русский подход к работе: «Не могли окошки протереть»!

В следующем вагоне тускло горел свет. На удивление и там не было пассажиров. Дмитрий начал ощущать себя, как герой американских фильмов про маньяков. Собрав в кулак всю волю, мужчина твёрдо шагнул вперёд.

«Я рядом».

Дмитрий развернулся на сто восемьдесят градусов и остолбенел. Перед ним стояла молодая девушка, в лёгком летнем платье. Стройная фигура, длинные чёрные волосы, спадающие на плечи – всё это притягивало внимание к красавице. Верхнюю часть лица девушки скрывала тень. Чувственные алые губы приоткрылись, и незнакомка томно вздохнула. Мужчина не мог отвести взгляд от такой красоты. Только в грудь толкнуло чувство тревоги.

– Кто…вы? – язык с трудом повиновался Дмитрию.

– Я буду той, кем ты захочешь видеть меня, – девушка скользнула вперёд, к мужчине. На свету оказались её глаза, горящие красным. Будто два жгучих уголька смотрели на Дмитрия.

Мужчина отпрыгнул, схватился за крестик, и, сорвав его с цепочки, выставил впереди себя. Девушка зашипела рассерженной кошкой и кинулась на Дмитрия.

– Да пребудет с нами слава Господня, да будет в моём слове священная сила Его, – Дмитрий скороговоркой забормотал молитву изгнания злых сил, которую ему в детстве читала его бабка.

Девушка взвыла во весь голос и ударила Дмитрия в грудь кулаком – на среднем пальце блеснуло массивное золотое кольцо с чёрным камнем в оправе. Неведомая сила подняла мужчину в воздух и швырнула в дальний конец вагона. Каким-то чудом Дмитрий не потерял сознание, ударившись о стенку.

– …да поразишь ты злые силы одним именем Своим. Да убоятся слуги дьявола и перестанут смущать нас, – Дмитрий пытался подняться, когда девушка с визгом, режущим уши, взвилась над полом и полетела на него.

Мужчина выставил крест перед собой и выкрикнул громким голосом завершающие слова:

– Да будет Царствие Твоё там, где я молюсь Тебе.

Крестик замерцал слабым светом, а воздух сотряс вопль существа, которое лишают жизни. Дмитрий всё же потерял сознание…

– Вставай, милок, приехали уже, – дородная проводница тормошила Дмитрия за плечо. – Станция конечная, тебе выходить пора.

Мужчина резко встал на ноги и непонимающе уставился на проводницу. Потом провёл тыльной стороной ладони по лбу, утерев выступивший пот, и глубоко вздохнул:

– Приснится же такое! Это станция Помегуево?

– Она самая, я же говорю тебе, что приехали…

На перроне Дмитрия ждал мужчина средних лет, с располагающей улыбкой на устах. Солнце ещё только показало первые лучи над горизонтом. Была тихая и приятная погода. Дмитрий спрыгнул с лесенок и обнялся с встречающим.

– Как ты, Володька? Сколько лет, сколько зим.

– Да всё нормально, женился вот, не поверишь. Только жену мы не увидим…на работе она. Сам-то как? Сто лет тебя не видел!

Мужчины, продолжая разговаривать, погрузили вещи Дмитрия в джип, сели сами и поехали по направлению к озеру. Мужчина в душе радовался, что всё произошедшее оказалось сном. Он уже совсем расслабился и предвкушал хорошую рыбалку, как вдруг бросил взгляд на правую руку Владимира, которой он держал руль – на среднем пальце блестело золотое кольцо с оправой, в которую был вставлен чёрный драгоценный камень…

Смерть

Смерть. Я стоял и пробовал это слово на вкус. Оно отдавало горечью и прахом. Но боль, которая жила внутри меня, требовала повторять и повторять его снова. Она хотела выхода, рвалась наружу из моей души. Я желал, нет, я просто жаждал умереть! Невероятное чувство приближения конца собственной жизни заставляло всё внутри меня сжаться в комок. Но то, что толкало вперёд, было сильнее этого. С такой болью в душе я не мог жить. Мне хотелось уйти легко и красиво, с гордо поднятой головой. Так часто читал об этом в книгах и смотрел в кино. Может быть, я не достоин тех героев, что воспевались там? Скрипели, выдавая мою злость, зубы. До боли сжимались кулаки, пробуждая первобытную ярость. В глазах разгорался пламень ненависти, той, что заставляет идти на врага. И ты забываешь, что у тебя всего лишь одна жизнь, данная тебе Господом.

Порывы холодного ветра обжигали лицо. Но куда больнее были ледяные иглы, что впивались в мой разум, заставляя бежать по щекам слёзы. Агония жизни, можно ли это так назвать? Мысли в голове мелькали обрывками пазла, который мне уже не собрать. Картины всплывали из памяти перед глазами – всё, что я когда-то испытал, пережил и впитал в своё естество. Тяжело чувствовать себя вырванным из плавного течения реки под названием «жизнь».

Я смотрел вниз и видел только несчётное количество этажей, отделявших меня от смерти. Проклятая человеческая слабость отталкивала меня назад от края судьбы, душа умоляла остановиться. Но как я мог это сделать? Та, которую любил, как мне казалось, с первого момента своей жизни, ушла, оставив меня гнить на этом свете. Я медленно умирал без любимой, без своей половинки, ради которой был готов на всё. Как же несправедлива Судьба, вырвавшая у меня сердце! Я похоронил его вместе с любовью. Смерть, как же ты теперь маняща и привлекательна. Но можешь ли ты подарить мне жизнь? Я не знаю ответа, но готов рискнуть…

А это было легко: сделать шаг вперёд, упиваясь свободой, которая ударила мне в лицо, вместе с порывом ветра. Моё падение замедлялось, и я видел искру, что стремительно неслась ко мне. Это ты, Азраил? Ты, ангел смерти, посланный взять мою душу? Твои крылья прекрасны. На них ты отнесёшь меня в юдоль мрака и…моей надежды?

Ангел мягко подхватывает меня на руки и плавно поднимается в небо. Его огромные крылья вздымаются в такт слезам, что капают у меня из глаз. Азраил, почему ты молчишь? Скажи мне, что там, за неведомым горизонтом, ждёт моя любовь. Она, увидев меня, раскинет свои прекрасные руки и бросится мне на встречу. Её глаза будут полны ласки и нежности. Ведь так и будет? Азраил?

Я начинаю ощущать беспокойство – взгляд ангела печален, а на лице его скорбь. Ангел, ты не хочешь сказать, что меня ждёт жизнь, ради которой я выбрал смерть?

Не хочешь? Этого не может быть! Я начинаю вырываться из его рук, но они неожиданно обретают крепость стали. Могучие крылья Азраила упираются в воздух, вознося меня ещё выше. Невероятным усилием мне удаётся бросить взгляд на отдаляющуюся землю. Там я вижу своё тело, лежащее на земле, раскинув руки. Несмотря на расстояние, я успеваю увидеть ужас в своих, уже мёртвых, глазах. В моё сознание врывается мрак и последние слова, которые я слышу: «Усни навечно, человек…»

Цена желания

Здесь мёртвые покоятся в могилах,

Но в тишине вдруг возникает звук —

Мысль или чувство? – из земли унылой

Встаёт он, заполняя всё вокруг,

И, с небом, с ночью слитый воедино,

Плывёт, как смутный шорох над долиной.

Перси Шелли «Летний вечер на кладбище»

Зал взорвался овациями. Словно десятки громов наполнили рокотом огромное помещение. Публика рукоплескала стоя, отдавая должное мастерству певицы. Она, полуголая, раскрасневшаяся от волнения и притягательного ощущения славы, стояла, сжимая букет ярко-красных роз с прилепленной на скотч запиской. Крики «браво» отдавались звоном в ушах и приятной тяжестью на сердце. Пленительное состояние возвышения над всеми, кто стоял сейчас ниже сцены и хлопал в ладоши, равнялось возбуждению в руках любимого. Нет, даже с этим сравнить было нельзя! Даже руки того, кто души в ней не чаял, не приносили столько поглощающего блаженства, что лилось щедрым фонтаном, выплёскивая на неё капли-аплодисменты.

Блеснув жемчужными зубками, сверкнув обворожительной улыбкой, Мелани скрылась за кулисами. Небрежно сунув в руки кому-то уже порядком надоевший букет, она скользнула в гримёрку и захлопнула за собой дверь. Девушка взглянула на себя в зеркало, одной рукой опершись о стену. Лицо её более не выражало чувства радости и счастья. Всё это проходило слишком быстро. Певица глубоко и с надрывом вздохнула, с трудом выпустив воздух из лёгких. На большом календаре возле зеркала виднелась дата: седьмое июля тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. Утерев разом вспотевший лоб, Мелани принялась разглядывать отражение. Ей отвечала взглядом стройная белокурая девушка ослепительной красоты. Огромные голубые глаза, вызывающие моментальную влюблённость у любого раз в них окунувшегося, полнились слезами.

Девушка была беременна, и знала об этом. Шла третья неделя с того момента, когда она со слезами боли и отчаянья сообщила об этом мужу. Любимый обнимал, целовал, готов был носить на руках. Мужчина не понимал, почему Мелани ревёт, закрывшись в ванной, почему выступления на сцене стали для неё болью. Почему каждый раз, когда она готовилась выйти на помост, и исполнить очередную арию, у неё дрожали руки и спасали только наркотики. Непонимание стучало в дом, грозя выбить двери и окна уничтожающим порывом ненависти и злобы.

Мелани запиралась в ванной и рвала календарь на части, ревела, роняя тяжёлые крупные слёзы на холодный кафель пола. Умоляла кого-то о прощении, часами стояла на коленях, склонив разгорячённую голову к керамическим плиткам, пытаясь унять сумасшествие, постепенно охватывающее всё больше и больше. Временами она запиралась на кухне, наслаждаясь ночной прохладой. Порывы ветра врывались в раскрытое окно, овевая стройную, одетую в лёгкое платье фигуру. Окутывали её неосязаемыми пальцами, заползали в самые сокровенные места на теле, ласкали, нежно прикасаясь к ногам, словно холодные, навеки потерявшие тепло, губы.

В такие моменты Мелани вспоминала утро пятилетней давности. Комиссию по приёму на работу. Отказ, потому что голос девушки не подходил для оперы. Слёзы, боль и страх.

У неё не было семьи: отца Мелани не знала, а мать умерла за три года до её поступления в университет. Закончив обучение, девушка продала дом в их небольшом городишке, и уехала «покорять» Милан. Но за два года так ничего и не получилось. Деньги кончились, а последняя попытка устроиться на работу оказалась проваленной. Можно было продолжать трудиться официанткой и зарабатывать себе на жизнь, снимать крохотную квартирку на окраине города. Но она не могла вынести отлучение от музыки. Девушка считала, что создана для оперы, для феерических выступлений, для рукоплесканий тысяч восторженных зрителей, для цветов, чьи ароматы кружат голову сильнее, чем старое французское вино. Каждый свободный день Мелани проводила у здания оперы, внимательно вглядываясь в афиши, до боли закусывая губу, представляя себя на месте звёзд.

Тот день закончился тёмной ночью, когда девушка бежала, не видя дороги, не вытирая слёз, струящихся из мечтательных голубых глаз. В голове звучали слова цыганки, гадавшей ей три месяца назад. К ней Мелани пришла, принеся последние сбережения, надеясь на помощь. Гадалка не взяла деньги, угрюмо посмотрев на девушку. Единственное, что она сказала:

– Опасайся своих желаний. Не всегда то, что хочешь, может обернуться добром для близких…

Мелани так и не поняла тех слов. Разочарование било сильнее кнута в умелых руках палача. Девушка бежала, проклиная себя, судьбу, и то, как с ней поступила жизнь. Она готова была отдать всё, что имела, свою душу, чтобы только добиться мечты, порхающей в недостижимой высоте, с каждым взмахом крыльев всё более удаляющейся от жаждущих её рук.

Остановилась она только неподалёку от местного кладбища, обессилено опершись о холодную железную ограду. Осознание того, что жизнь в очередной раз отвернулась от неё, давило и пригибало к земле. Мелани устала реветь, устала слышать постоянные отказы, она устала жить.

Безразличным взглядом окинула искусно отлитые стальные узоры, опутывающие бетонное заграждение. Извивы рваными спиралями уходили вдоль кладбища, завершая круг, сплетались крепким монолитом, трансформируясь в два языка пламени. Неожиданно ударила мысль о завершении такой ненужной и бесцельной жизни, где она не смогла найти себе места. Как по заказу, рядом оказался грязный осколок стекла. Отдаваясь порыву, девушка полоснула себя по запястью, крича от боли и страха. Небо ответило смехом грома, заглушая опоздавшие сожаления. Алая кровь брызнула на землю, окропляя пожухлую траву. Несколько капель попало и на узоры кладбищенской ограды. Они зашипели, втягиваясь в железо…

Медленно закрывались голубые, как небо, глаза.

Свернувшись калачиком, Мелани отчаянно пыталась удержать сознание, одной рукой останавливая кровь. В этот момент могучая рука оторвала девушку от земли, подняв легко, словно пушинку. Из последних сил удерживаясь на краю беспамятства, она взглянула в заполненные тьмой провалы глаз. Некто огромного роста удерживал её на весу, разглядывая саму сущность, душу, проникая невидимыми пальцами в самые затаённые её уголки.

– А ведь я могу помочь, – эхо от грубого голоса разнеслось далеко окрест, заглушив даже звуки грозы. Он сминал волю, уничтожая её Я. – Могу помочь…

Помимо воли потянулась она к спасению, не думая ни о чём. Юное тело требовало жить, вопреки всему.

– Помоги…

С треском в землю впилась молния, запахло палёным. В следующее мгновение на девушку обрушилась тьма.

Очнулась она на диване в угловой квартирке, которую снимала последние два года. Напротив неё сидел мрак. Иначе это чернильное пятно Мелани назвать никак не могла. Бросив взгляд на руку, она увидела, что не было крови, не было даже шрама. А потом голос… сводящий с ума, вкрадчивый, нежный:

– Я выполню твоё самое большое желание. Ты хотела смерти, хотела отдать душу на вечное блуждание во тьме. Я спас тебя, услышав невольную мольбу о помощи, почувствовал вкус твоей крови. Я сделаю то, о чём ты мечтаешь, – от голоса кружилась голова, а запястья сводило судорогой. В висках кололо и словно билось какое-то создание, стремясь вырваться наружу. – Ты будешь петь, ты будешь знаменита, но только пять лет, а дальше я заберу твою жизнь и самое для тебя дорогое…

Поддаваясь гипнотическому голосу, Мелани раскачивалась в такт словам, падающим неторопливо, как листья осенью. У неё не было ничего: ни дорогого, ни дешёвого. Что ей было терять?

– Я согласна…

* * *

– Очнулась тварь?! – голос заставил выплыть из забытья. Голова наливалась свинцовой тяжестью. С трудом подняв веки, девушка посмотрела голубыми глазами на массивную сгорбленную фигуру, медленно затачивающую циркулярный диск.

Большое холодное помещение окутывал полумрак. В дальнем конце находился стол, рядом к стене цепями был прикован её муж. Его лицо выражало животный страх, глаза расширились, словно он знал, что сейчас произойдёт.

– Правильно боится, правильно. За грех жены нужно расплачиваться, уговор есть уговор, – с этими словами фигура поднялась, распрямила плечи и Мелани увидела провалы вместо глаз, заполненные тьмой.

– Рано, ты не должен был, слышишь, не должен был! – девушка забилась в путах, пытаясь вырваться.

– Конечно, рано, я не спорю. Только вот решил я немного изменить договор. Тем более, имею на это полное право, – хохот отбросил Мелани к стене. Она сидела, не в силах даже зажать уши, проклиная себя за когда-то данное слово. А так же за то, что не умерла в ту проклятую ночь.

В помещении заиграла музыка, а существо, девушка не могла назвать его человеком, пританцовывающей походкой двинулось к её мужу. Сквозь призрачное тело виднелись очертания стола и её любимого.

– Обожаю Моцарта, – с этими словами он ударил диском от пилы по руке мужчины, зараз перерубив её. На пол упала кисть с торчащими из неё жилами. Кровь собиралась в лужу карминового цвета.

Крик Мелани разнёсся по всему помещению, дробясь на осколки, отражаясь от стен и аккомпанируя Моцарту и ритмичному чавканью, раздававшемуся из противоположного от неё угла. Её муж уже давно не кричал, истекая кровью. Он только всхлипывал, когда в очередной раз диск отрубал от него куски мяса, а существо жадно припадало к обнажившейся плоти, отрывая кровавые ошмётки. На стену летели густые алые брызги, напоминавшие масляные краски на холсте. Вожделенное урчание добравшегося до желаемой плоти создания сводило с ума и кружило голову мутным ощущением тошноты. Рвотные спазмы были очень сильны, только каким-то чудом Мелани ещё удерживалась на грани сознания, не пропадая в спасительную тьму.

Сколько прошло времени, девушка не знала. Она охрипла от постоянных криков, голова болела от музыки, страха и отвращения. Существо, наконец, поднялось, скрипуче рассмеялось, утирая окровавленный рот.

– Я не ожидал, что тут будет подарок в виде нерождённого ребёнка, – как гром среди ясного неба эти слова поразили Мелани в самое сердце. Мысль о смерти, к которой она успела привыкнуть, снова отодвинулась на второй план.

– Ты не сделаешь этого! – вместо крика из горла вырвался только хрип напополам с кровью.

– Конечно, не сделаю, – существо отвязало певицу от стены, взвалило на плечо и понесло к столу с пилой. – Нужно быть осторожнее в своих желаниях, поделишься этим знанием в аду…

Раздался визг циркулярки, с лёгкостью подавивший остальные звуки и поглотивший в себе отчаянные мольбы девушки.

Ясные голубые глаза смотрели до тех пор, пока их не коснулось разгорячённое колючее железо.

Полёт

А почему у нас нет перьев, нет крыльев – одни только лопаточные кости – фундамент для крыльев? Да потому, что крылья больше не нужны… крылья только мешали бы. Крылья – чтобы летать, а нам уже некуда… Не так ли?

(Евгений Замятин «Мы»)

С высоких небесных пределов сорвалась яркая белая точка. На миг зависнув между мирами, она преодолела незримую границу и растворилась в голубом океане воздушного пространства. С хлопком и ослепительной вспышкой ворота затворились.

Точка медленно но верно обретала форму, и вот уже видны стали взмахи снежно-белых крыльев, разбивающих хрустальные основы мироздания. Тело идеальной девушки, за которую бы любой мужчина отдал всё, стремительно неслось к земле. Каждый взмах крыльев приближал его к заветной цели. В голове её звучал трубный голос того, кто мог ронять созвездия и нарушать вселенские законы им же когда-то и установленные. Кто мог бросать на небе краску, приобретавшую форму сияний, которыми восторгались люди. Тот, кто мог остановить течение времени и ход планет и звёздных систем. Но не делал этого. Поэтому женская фигура продолжала резать пространство всё ближе и ближе к городу, совершенно ничем не отличающемуся от других: небольшому и полному суеты…

Всё было как всегда: нравоучения по любому поводу.

– Да, дорогая, я всё помню, – пробки сводили меня с ума. Кругом жали на клаксоны иномарок раздражённые водители. До аэропорта было прилично ещё ехать, а Света уже основательно мне надоела. Впрочем, и это было, как всегда…

– Ты всё всегда помнишь, а потом я приезжаю, а дома беспорядок и хаос! – казалось, что она может болтать без умолку. – Не забудь, я прилетаю через три дня, и не хочу застать дома сборище твоих друзей, как это было в прошлый раз.

Я вздохнул, пытаясь успокоить и без того натянутые нервы. Светлана всегда была такой, сколько я её помню. Постоянные нервы, небольшие ссоры, хотя ничего серьёзного никогда не было, но и мелочь постепенно складывалась и слаживалась, раздражая всё больше. «Эх, угораздило же жениться!» Промелькнувшая мысль заставила ударить по рулю, и, высунувшись из окна, крикнуть особо нетерпеливому водителю:

– Куда я тебе проеду? Видишь же, что вся дорога перекрыта…

Происходящее вокруг, а в особенности в салоне новенькой «Приоры», начинало меня основательно бесить:

– Да когда же мы приедем-то?!

Светлана посмотрела на меня чёрными, как ночь, глазами и так невинно поинтересовалась:

– Саша, ты опять нервничаешь попусту. Мне начинает это надоедать. Лучше послушай, о чём я тебе говорю.

«Господи дай же мне, наконец, отдохнуть от этой жизни! Я понимаю, что сам выбрал её, но прошу у тебя хоть чуть-чуть свободы, хоть на несколько часов»…

Я стоял, глядя на уменьшающуюся точку в небе: самолёт взмыл вверх, унося с собой Светлану. Тяжело вздохнув, я машинально помахал ему. Впереди сладко замаячили выходные, обещавшие доставить определённые удовольствия в компании друзей и выпивки. Хотя и это уже порядком надоело. Извечная суета и рутина жизни давали о себе знать. Хотелось хоть какое-то время почувствовать себя свободным от всего, от мира, наконец. Желание навалилось настолько сильно, что я едва смог себя сдержать, чтобы не застонать на виду у прохожих.

На улице смеркалось. Сгущались тени, а на соседней улице, один за другим, начали зажигаться фонари. Нужно было ехать домой – встречать друзей, должных нагрянуть уже часа через два. Подойдя к машине, я ещё раз нежно провёл рукой по капоту: «Вот если бы жена была такой же молчаливой и покладистой».

Заведя мотор, начал сдавать назад, как вдруг услышал приглушённый вскрик. Резко ударив по тормозам и остановив машину, я выскочил на стоянку. На траве лежала девушка, похоже, без сознания. Истошно завопила пожилая женщина, парень справа достал телефон и начал включать режим съёмки. Я, поборов минутную растерянность, кинулся к девушке, пытаясь её осмотреть на наличие ушибов и возможных травм. Вокруг нас начала образовываться толпа. Зеваки пытались помочь советом, а подвыпивший мужчина попытался пролезть через всех и оказать первую помощь. При этом он распространял запах перегара и скандировал каждому: «Я бывший врач, сейчас помогу».

К моему полнейшему удивлению девушка самостоятельно поднялась на ноги, отряхнула лёгкое платьице и зло посмотрела на меня:

– Послушайте, вы! Как только таким права-то выдают?! А если бы насмерть?

Вопросы напряжённо повисли в воздухе. Что на них ответить я не знал, а вот всё тот же парень с телефоном, начал ещё вести комментарий к происходящему, наверное, мечтал сделать репортаж с места происшествия и отправить его в Интернет. Взгляды толпы обратились ко мне, и я невольно попятился, а девушка продолжала наседать:

– Вы что, совсем в зеркала не смотрите? Какой инструктор вас ездить учил? А если бы что-нибудь мне сломали? Отвезите меня в больницу!

Из толпы послышались крики одобрения и нахальные вопли пьяного мужчины, недавно бывшего доктором. Я понял, что нужно как-то выходить из сложившейся ситуации, и, взяв девушку за руку, повёл к машине, пытаясь успокоить:

– Всё будет хорошо, сейчас съездим в больницу, вас там осмотрят, я возмещу вам материальный и моральный ущерб. Я знаю короткий путь до медпункта, сейчас быстренько туда доберёмся.

Неважно, что говорить девушке, лишь бы не останавливаться. К моему глубокому изумлению, она не сопротивлялась, а, наоборот, с готовностью проследовала со мной до машины и села внутрь. Списав всё на возможное шоковое состояние, я пристегнул ей ремень и завёл авто. В этот раз, внимательно посмотрев по сторонам и убедившись, что под машину никто прыгать не собирается, я сдал назад и выехал со стоянки.

Стараясь осторожно вести автомобиль, ехал по самым неоживленным улицам и изредка поглядывал на незнакомку. Девушка была удивительно спокойна и наблюдала в окно за наступлением ночи. На улице становилось всё темнее, в салоне было душно, и я опустил стекло. Снаружи царила приятная вечерняя прохлада, которая, врываясь в машину лёгким ветерком, обдувала мне лицо. Это позволило на какое-то время выкинуть из головы неприятное происшествие, заставив себя просто ехать.

Впереди показался больничный пункт.

Припарковавшись с тыльной стороны здания, я заглушил мотор, и, выйдя из машины, собирался помочь это сделать и девушке. Но незнакомка сама открыла двери и сейчас стояла, глядя мне в глаза. Как будто разряд тока пронзил тело – никогда прежде я не видел столь прекрасных голубых глаз. Они поражали синевой, словно весеннее небо смотрело сейчас на меня. Девушка сделала шаг по направлению ко мне:

– Ты так просил счастья, хотя бы на несколько часов. Я дарую его тебе.

Я стоял и безмолвно наблюдал за огромными белыми крыльями, которые разворачивались за спиной красавицы. Девушка улыбнулась:

– Ты уже перестал верить во что-либо. Но сегодня я дам тебе насладиться волшебным чувством свободы полёта.

С этими словами незнакомка взяла меня за руку, и я ощутил небывалую лёгкость во всём теле. Заворожённый видом девушки, а в особенности её глазами, я не сразу понял, что оторвался от земли. Дыхание перехватило, но почему-то не было чувства страха. Полёт захватил меня с головой: мы медленно поднимались, паря над высотками новостроек. Странно, но ей стоило только держать меня за руку, чтобы я не упал. Мерные взмахи прекрасных крыльев, заставляли расслабиться и наслаждаться чувством свободы.

Взлетев над самыми последними этажами зданий, нашему взору открылась завораживающая картина ночного города с высоты птичьего полёта. Сотни, тысячи огней торжественно приветствовали нас. Появилось ощущение, будто я стою на крыше мира, наблюдая за жизнью, от которой меня, наконец, оторвали. В лицо ударил порыв свежего прохладного ветра, восторг не давал сказать ни слова.

– Габриэль, – девушка повернула ко мне прекрасное лицо, – зови меня Габриэль.

Как я мог не заметить сразу?! Её кожа: гладкая и нежная, как у ребёнка, лучащиеся светом глаза, идеальные изгибы тела – всё это заставило сердце биться учащеннее.

– Саша, – еле вымолвил я, – а кто ты? Ангел?

Наш полёт прервался высоко-высоко в ночном небе. Тишина окружала две фигуры, зависшие в воздухе, ветер колыхал одежду. Мои глаза встретились с её чистым взором – это было счастье, которого я никогда не испытывал. Мы просто парили в воздухе, держась за руки и наслаждаясь минутами свободы.

– Время вышло, мне нужно возвращаться к пославшему меня, а тебе домой, – Габриэль начала плавно опускать нас на землю…

Я молча стоял и смотрел на удаляющуюся фигуру, за спиной которой вздымались большие белые крылья. Звёзды, ярко украсившие небосвод выстраивались в сказочную тропу, по которой летела Габриэль. В душе у меня впервые за много лет было чувство покоя и свободы. Немного тоскливо сжималось сердце: я знал, что такого больше никогда не повторится, и этот полёт останется первым и последним в жизни. На миг я закрыл глаза и прошептал молитву, обращённую к Богу. Ещё раз взглянул на небо, улыбнулся мыслям и пошёл домой пешком – впервые я хотел просто прогуляться, продлить это чувство свободы.

Штурм

– Сегодня.

Слова разнеслись далеко окрест, вспугнув пару стервятников. Распушив перья, уродливые птицы тяжело поднялись в небо.

Над Пупочным холмом [1] светило яркое солнце. Прямые лучи падали на нагретые за день потрескавшиеся камни, и без того готовые развалиться на части.

– Вестники Ада, брат.

Мне не нужно было оборачиваться, чтобы узнать говорившего. Такой же, как я, один из нас. Один из двенадцати старших воинов Божьих. Кроме тех ста монахов, что рыли сейчас путь вниз. Разбивали в щепы инструмент и раздирали в кровь пальцы, старались прогрызть заваленный когда-то тоннель. Душа просила помочь им, скинуть раскалившуюся от неимоверной жары кольчугу, вздохнуть полной грудью и ринуться под спасительную тень храма. Вырвать из их рук заступ, вонзить в неподатливую почву. Сделать хоть что-то, только бы не видеть этого песка, что заключил в объятия стены церкви. Но нельзя отойти ни на шаг. Слуги Зверя не боятся света – он не смертелен для них. Ради своего господина твари будут бороться до последнего издыхания.

– Я знаю, брат, чувствую, эту ночь мало кто переживёт. Тебе стоит отдохнуть, минуло уже восемь суток, как мы осаждаем храм, но пока не можем справиться даже с землёй. Неужели она пришла ему на помощь?

– Нужно молиться, и мы одолеем препятствия. Вера поможет.

Силы всё-таки оставили меня, пришлось уступить место Араму. Я отошёл немного назад, под защиту камней. С наслаждением распахнул ворот на рубахе и тяжело привалился спиной к колонне. Арам гордо стоял на страже, осматривая окрестности, готовый ко всему, что ни послала бы Судьба. Я невольно залюбовался крепким телом воина: кольчуга сидела на нём, как литая, могучая ладонь сжимала рукоять освящённого меча, вены на шее вздулись – выдавали напряжение.

– Сколько ещё стоять? – он не обернулся, зная, что я не ушёл.

– Отец Михаил говорит, что должно случиться сегодня. Святые братья близки к цели, осталось совсем чуть-чуть.

Несколько мгновений тишины едва не отправили меня спать – глаза слипались, на веки словно положили свинец.

– Хотелось бы. Братья уже с трудом держатся, а ещё неизвестно, что ждёт нас внизу, – Арам был на удивление спокоен, хотя я никогда и не замечал, чтобы он показывал эмоции. – Может, Ад уже воюет с нами? Может, это палящее солнце и есть его главный воин? Вода закончилась утром, и вниз братьев ведёт только слово святого отца. В его мудрости никто из них не сомневается, но я не хочу усмирять бунт. Ты слышишь, Пётр?

Я с трудом разлепил веки, по телу прокатилось резкое неприятное ощущение. Больше всего на свете хотелось заснуть, хотя бы на сутки. Чтобы встать полным сил, готовым к любой схватке. Нельзя, нельзя…

– Я тут, брат. Всё будет хорошо, мы осилим. Господь даст нам силы и избавление.

Внезапно налетевший ветер подхватил мои слова и унёс далеко от храма. Откуда-то подуло прохладой, разгорячённого лба коснулась капля влаги… От неожиданности я некоторое время не мог сдвинуться с места, как растение, впитывая в себя воду.

– Это дождь, брат… – голос Арама стал тихим и робким. Даже такой, с железной волей, как он, не мог оставаться хладнокровным, наблюдая за закрывающими солнце тучами. Капли дождя летели с небес на землю, словно стрелы, пущенные умелой рукой лучника. Каждая из них обжигала кожу, подобно льду. – Это чудо, Пётр, чудо!

– Нет, это лишь помощь Божья. Он с нами!..

С криками из душного тёмного помещения вырывались монахи. Они подставляли чумазые лица каплям, которые становились всё крупнее. Кто-то падал на колени, вознося хвалу Отцу, кто-то просто смотрел в небо и улыбался.

– С нами Он, брат, мы победим!

* * *

Отец Михаил перебирал в руках кожаный шнурок, на конце которого болтался резной крестик. Тяжёлая ночь давала о себе знать. Но все ужасы сна перекрывал яркий огонёк веры, теплившийся в душе и не дающий погрузиться в тьму. Голос, что всю ночь не покидал кельи, не оставил и утром. Он властно требовал подчинения, хотя священник и так готов был упасть на колени.

– Мы выступаем завтра. Гебекле-Тёпе покинули практически все археологи.

Вошедший мужчина поклонился. Лицо не выражало ничего, кроме истинной преданности. Глаза светились верой. Такими были все в этой обители со времён её основания. Один из последних воинствующих христианских орденов не поддался времени и продолжал существовать скрытно от всех.

– Люди всё-таки отрыли его… – Михаил встал, подошёл к массивным ставням и распахнул створки, подставляя себя под лучи встающего солнца. – Мне было виденье…

– Да, святой отец, – мужчина в кольчуге упал на колено, подобострастно ловя каждое слово.

– Грядёт Апокалипсис, и Он сообщил мне об этом.

– Без знамений? А как же «Откровения»? – воин удивлённо замер.

Священник измерил комнату шагами, лишь после этого повернулся и впервые взглянул на собеседника: решимость, вера, знание.

– Пути Господни неисповедимы. Мы должны проявлять послушание. Собирай братьев, Пётр, мы повернём течение мира туда, куда нам указывает Он!

Воин вскочил на ноги, порывисто поклонился и покинул келью. Михаил долго смотрел ему вслед, в руках всё так же змеилась верёвочка, незатейливая, суровая, как и люди, служившие Ему.

Вечерняя хмарь мокрым покрывалом ложилась на землю, укутывала уже начавшую желтеть траву, кривые стволы деревьев. Из открытых ворот монастыря один за другим вырывались всадники. Все, как на подбор, крепко сбитые, высокие, в накинутых на голову капюшонах. Низко пригибаясь к лошадям, они то и дело оборачивались, бросали косые взгляды на обитель. За ними выезжали подводы. На них сидели одетые в плащи монахи. В кельях не оставалось никого.

Тамплиеры шли штурмовать Ад.

* * *

– Господь дал нам знамение – мы на правильном пути! – отец Михаил ходил по большому плоскому камню вдоль и поперёк. Внизу стояла толпа и ловила каждое слово настоятеля. – Братья, мы стали свидетелями чуда, кое никто и никогда не видел со времён Христа. Мы готовы! Здесь вся наша обитель, всё, что у нас осталось после неравного боя с земными искушениями. Всё, что оставили нам политики и народ, не понимающий по скудоумию своему, что только мы сдерживаем Зверя, – священник на мгновение замолчал, набрал в лёгкие побольше воздуха и продолжил. – Братья наши, – широким жестом обвёл толпившихся у подножья монахов, – благодаря силе веры смогли пробиться в самый низ, к подножью Ада. Нам остался только один рывок, только одно усилие, и Господь восторжествует! Взгляните на себя, что вы видите?

Невольно каждый из собравшихся стал украдкой оглядывать соседей, касаться себя.

– Разве ничего?! А я вижу! Вижу крылья за вашими спинами! Вижу ореол славы над вашими головами! Вижу, как Бог склонился и улыбается нам! Сможет ли кто-то встать на пути между Раем и нами?!

Я почувствовал, как крик сам собой рвётся из груди, как руки сжимаются в кулаки. Вокруг меня так же ликовали братья. Кто-то громко читал молитву, разжигая в остальных пламя веры. Я никогда не испытывал такого подъёма, как сейчас. Хотелось начать то, ради чего мы здесь.

– Чего же мы ждём, братья?! Чего?! Там, внизу, сидит он, почти покорённый и смирный, ожидает возмездия Божьего.

Толпа рванулась в полуразрушенный храм, что разевал пасть, жадно встречая смельчаков.

Мы были впереди: двенадцать воинов Господа. Против нас бы не выстояли и многие десятки обычных людей. Ударная сила Христа, Его карающая длань. И не беда, что под толщей песка и камня нас могла ждать смерть – каждый верил, что выстоит или умрёт за правое дело. Такую веру было не сломить, даже если бы впереди показался сам Падший. Я переглянулся с Арамом – он двигался по правую руку – брат подмигнул мне и улыбнулся так, что на душе стало тепло, захотелось свернуть горы, осушить моря.

– За Христа! – кто-то закричал, а толпа подхватила и ринулась вниз сплошным потоком. В числе первых был отец Михаил, он размахивал факелом, освещал путь в Преисподнюю.

* * *

Внутри храма было сыро и холодно. Хотя на поверхности уже давно высохла та влага, что послал нам Бог. Благо, что позаботились братья, – на стенах трещали подвешенные на железных ободах факелы. Узкий ход вёл вниз. Только теперь я понял, сколько сил на самом деле потратили монахи. Прорубиться в неподатливую смесь было практически невозможно, но братья сделали это, дали нам путь.

– Уж мы не подведём! – Арам словно читал мои мысли.

– Не подведём, брат, – я согласно кивнул и сосредоточился на спуске. Каждый миг ожидал нападения. Но слуги Зверя не торопились. А может, Господь даёт нам дорогу?..

Марш веры продолжался недолго. Мы спустились где-то на половину пути, когда началась атака. Только вместо тварей, что ожидал отец Михаил, на нас напали воины, одетые в одежду белого цвета. Я удивлённо посмотрел на настоятеля, но суровое лицо не выражало эмоций – он был уверен в пути, данном ему Богом.

– Вперёд! – Арам не сомневался ни секунды. Выхватил меч и первым вступил в схватку. Сзади раздались изумлённые голоса монахов, но их привёл в чувство резкий окрик Гавриила – старшего из воинов. Слуги Сатаны могли принимать любой облик, и глупо было бы думать, будто твари не попытаются нас обмануть.

Я ринулся на помощь брату, всё же стараясь не отдаляться от остальных. С первого же удара понял – Зверь бросил против нас лучших. Противник закрутил мой клинок в неуловимом движении посоха. Но и мы недаром ели хлеб в монастыре. Подобных нам не было больше на Земле. Каждый из двенадцати братьев отбирался настолько тщательно, что после у настоятеля уже не появлялось мыслей о нашей пригодности. Меня, как и других, увели в обитель раньше, чем я научился толком ходить. Агенты тамплиеров действовали решительно и без ошибок. За долгие годы тренировок тело действовало без вмешательства мозга. Заученные сотнями занятий приёмы превращались в одно слитное движение.

И всё же нас теснили. Сзади каждый из монахов упал на одно колено, прицелился и ударил арбалетной стрелой. Ряды приспешников Зверя сильно уменьшились. Странно, но сражённые противники исчезали в ослепляющей вспышке. Краем взгляда я отметил смущение на лице отца Михаила. Впрочем, настоятель быстро справился с минутной слабостью. Над нашими головами раздались слова молитвы, и это придало сил.

– Во славу Господа нашего! Мы прорвёмся! – то ли снова Бог встал на сторону верных рабов, то ли нас недооценили, но противник подался, ряды смешались. – Именем Твоим, силой Твоей, да не убоюсь я тварей, что скрывает в себе Ад.

– Не убоимся!

Братья грянули, как один. Схватка потекла в нужном нам направлении. Бой стал разбиваться на отдельные поединки. А тут начала сказываться наша подготовленность и умение помочь друг другу в момент опасности. Я постоянно держал Арама в поле зрения, он отвечал тем же. Твари не успевали сменять убитых – мы сильно оторвались от остальных. И хоть настоятель и будет выговаривать нам потом за непослушание, но когда настолько близка цель всей жизни, разве можно остановиться?

Грязно, кроваво, как и в любой схватке, но мы шли вперёд. Нет ничего красивого в ударе мечом, когда тело противника падает с отрубленной рукой или ногой. Даже от тварей Ада несёт смертью, когда они лежат на полу, истекая кровью. Оставьте красоту поэтам – воин знает, что говорить в оправдание на Страшном суде.

– Прорвёмся, брат! – Арам с улыбкой проткнул очередного слугу Зверя. Я взмахнул мечом, увернулся, снова ударил и пошатнулся от неожиданности – впереди было пустое пространство. – Мы победили! Мы прошли, Пётр! Ад убоялся праведного гнева!

Я оглянулся назад, но и там уже не нужна была наша помощь – братья справились с последними тварями. Кто-то повалился без сил на пол, кто-то кинулся помогать раненым.

– Мы потеряли слишком много, непозволительно много, – отец Михаил качал головой. Встал на колено рядом с убитым монахом, закрыл глаза и прочитал молитву.

Мне стало больно, как не было никогда в жизни. Не доводилось видеть, как умирают братья, с которыми совсем недавно делил краюху хлеба и пил из одной посуды. Подошёл Арам и приобнял за плечо, оглянувшись, я увидел в его глазах слёзы.

– Мы должны дойти, уже сломлены ряды воинов адовых. Остался шаг, и мы сделаем его, – настоятель обвёл всех строгим взглядом. Этого хватило – мы двинулись дальше.

Никогда бы не подумал, что за триста метров пути можно пережить столько эмоций. Был и страх – не за себя, за братьев по вере, было смятение – отчаянно хотелось схватки грудь в грудь, и неважно, с кем, была ярость, хоть она и непростительна для святого человека.

А когда увидел ворота – две огромные каменные плиты, перегораживавшие дорогу, – я некоторое время не мог сдвинуться с места. Спас Михаил: он смело шагнул вперёд, высоко поднял деревянное распятие, которое постоянно носил с собой.

– Во имя Господа нашего, повелеваю – откройтесь!

Мы замерли в ожидании чуда. Ворота не открылись. Я был близок к отчаянью, когда с громким стоном умер один из раненных монахов. Исполинские створки раздвинулись на волосок, чуть-чуть, но так, что заметили все. Настоятель обрадовано повернулся к нам.

– Братья, мне открылось, как сломить сопротивление Ада! Смерть каждого из нас отворяет дорогу в Преисподнюю. Даже Зверь не может выстоять против силы чистых верой душ. Господь требует нас к себе в Рай, а смерть наших тел проложит путь оставшимся.

Внутри меня кольнуло нехорошее предчувствие, сердце заныло. Это было неправильно, ненормально. Разве мог Отец хотеть столь странной жертвы? Я посмотрел на Арама, но брат восхищённо слушал настоятеля и тихо качал головой в такт словам. Он верил, без всякого сомнения верил святому отцу, и пути, что потребовал от нас Бог. Я отбросил в сторону смятение и первым шагнул к Михаилу:

– Пусть Господь первым возьмёт меня.

Арам одобряюще улыбнулся и тоже сделал шаг вперёд. Но прежде чем святой отец ответил, кто-то из братьев уже воткнул в горло нож. На землю пролилась кровь. Ворота дрогнули и створки раздвинулись ещё больше. Михаил довольно кивнул, и обнял нас с Арамом за плечи.

– Братья, вы нужны мне в последней атаке. Пусть монахи отправляются в райские кущи, а вы должны ещё потерпеть и схватится со Зверем. Терпите, как терпел Христос.

– Да, святой отец, – мой брат склонился в низком поклоне.

Один за другим монахи падали на пол, убитые своими же руками. В ворота уже можно было пройти, правда, с трудом, но победа становилась ближе с каждым новым трупом. За преградой раздавалось рычание, срежет – Ад готовился к смерти. Виднелись далёкие огни – костры грешников.

Когда упал последний из монахов, дрожь пробежала по всему храму. Мне показалось, что огромный таран ударил в створки ворот. С потолка посыпались камни – древнее сооружение не выдерживало. Перед самой преградой ударила молния. Зигзаг света пропал, а на его месте возник воин на красном жеребце. За спиной висел гигантских размеров клинок. Из-за плеча торчала рукоять, рассчитанная на две ладони.

– Что это?.. – шёпот отца Михаила показался звучнее раската грома в весеннюю грозу. – Война?

Это имя обожгло, как калёный железный прут. Один из Четырёх Всадников Апокалипсиса.

«Но как? Неужели снята вторая Печать?»

Никто не успел сделать и шагу, как воин спрыгнул с коня, бросив животное навстречу оставшимся в живых братьям, а сам в мгновение ока оказался радом с нами. Арам встретил его выпад подставленным мечом, но лишь отлетел в сторону, сжимая в руках обломок освящённого клинка. Мой удар пропал, так и не достигнув цели. Противник двигался с поразительной быстротой. Он был уже в дальнем конце площадки. Взмахом двуручника отправил в Рай Гавриила – тот не успел даже вскрикнуть. Но как ни был быстр вестник Апокалипсиса, Михаил успел среагировать. Святой отец выхватил из-под платья меч и приготовился к схватке. Мы окружили замершего Всадника.

– За что?! – настоятель выплюнул слова в лицо Войне. – Ты на стороне Зверя?

В голове каждого из нас прозвучали слова: «не мир пришёл Я принести, но меч» [2] .

Я не выдержал первым – атаковал так, как если бы имел только один шанс. Клинок пролетел в считанных дюймах от тела Всадника. А он уже убивал моих братьев, сея за собой смерть. Мы бились так, как, наверное, сражались в своё время крестоносцы с превосходящим их по силам противником. Не знаю почему, но эта мысль меня не покидала. Может, потому, что я чувствовал приближение смерти, ворота всё ещё были закрыты, а Зверь жив. Так и те рыцари – отдавали жизни за то, чтобы увидеть гроб Господень даже тогда, когда всё уже было ясно.

– Нужно спасти отца Михаила! – голос Арама привёл меня в чувство. Действительно, только настоятель владел секретом, как победить Падшего.

Мой брат выскочил из круга, где шла битва. Отбросил бесполезные обломки меча и выхватил засапожный кинжал.

– Во славу Твою, Отец! – с этим криком он вскрыл себе горло. Кровь фонтаном оросила место схватки. Несколько капель упали на гранит ворот.

Всадник обернулся, жгучим взглядом посмотрел на преграду, что отделяла нас от Ада, и ускорил движения. Он завертелся волчком, уходя от выпадов, с каждым следующим ударом забирая ещё одну жизнь.

Я почувствовал, как отец Михаил глядит мне в спину. Да, я понял, что должен сделать. Для этого не нужно было быть гением, достаточно веровать в Бога, как веровали все братья. До того, как Всадник примется за меня, оставались считанные мгновения. Я подошёл к воротам вплотную, прислушался к доносящимся оттуда звукам: кто-то улюлюкал, каркал, стонал – мир сходил с ума, а это нужно было прекращать. Сбоку на поясе висел красивый стилет – подарок Гавриила. Я крепко схватился за рукоять и с размаху загнал лезвие в грудь. Сердце дрогнуло перед тем, как остановится навсегда. Ещё какое-то время я видел происходящее вокруг. Вестник Апокалипсиса зарубил последнего из святых братьев, повернулся к воротам, даже не смотрел на меня. А те рухнули вовнутрь, поднимая кучи вековой пыли. Сначала рванувшийся оттуда огонь ослепил меня, но потом, когда душа покинула тело, я мог, не мигая, смотреть, как из глубин Ада вырвалось существо, похожее на огромную обезьяну. Подпалённая во многих местах шерсть дымилась, но Зверь не чувствовал боли. Чёрные бездонные глаза ликовали – спустя много тысяч лет Падший вновь ступил на землю…

Отец Михаил упал перед ним на колени, на губах его застыла улыбка. Только теперь я заметил, что настоятель преобразился: рот растянуло, пальцы стали длиннее, а вместо ногтей появились огромные когти. Я успел ужаснуться тому, что мы сделали: пророчество сломано, и замысел Господа не осуществится. Наши руки уничтожили «Откровения», написанные века назад.

Страшная сила рванула и понесла душу туда, где ещё совсем недавно стояли ворота. Последнее, что я слышал, был крик Всадника, идущего в бесполезную атаку.

* * *

«Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдёт в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! Не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие». (Мф. 7:21–23)

Примечания

1

Пупочный холм, Пузатый холм, Пупочная гора (Гебекле-Тёпе). Это храмовый комплекс, расположенный в 15 километрах к северо-востоку от города Шанлыурфа, в 2,5 километрах от деревни Оренчик (Örencik) на юго-востоке Турции.

С 1994 г раскопки и исследования проводятся стамбульским отделением Немецкого археологического института (нем. Deutsche Archäologische Institut, DAI) в сотрудничестве с музеем Шанлыурфа (Şanlıurfa) под руководством Клауса Шмидта (англ. Klaus Schmidt).

По некоторым данным, были и есть сторонники мнения, что именно он – самый древний в мире мегалитический храм и является дорогой в Ад.

2

«Не думайте, что Я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл Я принести, но меч» (Мф. 10:34).

Оглавление

Зло

Я

Я люблю тебя

Боль

Брошенный

Невеста

Встреча

Борьба

Грани сознания

Капище

Отражение страха

Молитва

Дороже жизни

Огоньки

Проклятье

Всего лишь сон

На рыбалку

Смерть

Цена желания

Полёт

Штурм Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg