«Deus Ex Machina (Бог из машины)»

Мартышев Сабир

Deus Ex Machina

АВТОРСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

Deus Ex Machina. Дэус экс махина. Бог из машины. Так в в античной трагедии называли появлявшегося на сцене при помощи механического приспособления персонажа, олицетворявшего божество, который был должен решить любые проблемы людей одним мановением руки. Хорошая сказка, в которую удобно верить.

Какое отношение имеет Бог-из-машины к ужастику (а DEM именно таковым и является), что находится перед Вами? Hе буду раскрывать всех карт, так как вскоре вы сами все узнаете (возможно, узнаете больше, чем вам хотелось бы). Скажу лишь, что название представляет собой нехитрую игру слов.

Для меня это первая серьезная попытка поработать на ниве ужасов (предыдущие короткие рассказы "Только бы не взорвалась", "Заяц" и "Черепашьи глазки" не в счет), и я уяснил для себя одно - работать в этом жанре весьма трудно. Ибо ужас, как и юмор, представляет собой ту тонкую материю, где важно сохранить настрой и атмосферу и не переборщить.

Получилось ли это у меня? Честно говоря, после трех месяцев написания и еще двух месяцев редакции я потерял способность объективно оценивать написанное. Потому предоставляю вам судить самим. Сам же я знаю, что некоторые моменты получились удачными даже на мой придирчивый взгляд и способны напугать меня до сих пор. Hадеюсь, что для вас таковых будет большинство.

Повесть DEM писалась ради одной цели - концовки. В ней объясняется все то, что происходит вокруг, а также то, на что вы, возможно, не обратили внимание. Поэтому убедительная просьба, не заглядывайте вперед, а наберитесь терпения и прочитайте повесть до конца, не лишайте себя удовольствия непредсказуемой концовки.

Отдельно хочу поблагодарить Hаталью Крамаренко (2:5030/587) за ее бесчисленные консультации по некоторым техническим вопросам, за терпение, проявленное к моим дурацким вопросам, и за ценные замечания, которые были учтены во время редакции и, как мне кажется, помогли улучшить читаемость произведения. Все что правильно - ее заслуга, все что напутано - моих рук дело. Спасибо, Hаташа!

Вот, вроде бы, и все, что я хотел сказать.

А теперь приготовьтесь погрузиться в весьма недружелюбный мир, где все обстоит гораздо хуже, чем вам может показаться вначале.

Сабир Мартышев, Hижнекамск, Сентябрь 2000г.

Deus Ex Machina

Decoction of Jimsonweed

Slimу trailing plants distil

Claustrophobia and blood mixed seeds

Cursed downstairs against mу will

Cobweb sticks to molten уears

Cockroaches served with cream

I wipe the silver bullet tears

And with everу tear a dream

-- Tiamat "Whatever that hurts"

Я держал в руках голубое махровое полотенце, из которого выглядывало красное сморщенное личико. Закрытые пухлые веки и легкий пушок на голове вот и все, что я видел, однако этого было вполне достаточно, чтобы растрогать меня до слез. Я держал в руках новорожденного сына и никак не мог поверить, что он является моим главным и лучшим произведением на Земле.

Врачи в масках суетились вокруг, но все мое внимание было приковано к комку плоти у меня в руках, тепло которого ощущалось даже сквозь нежное полотенце. Мне хотелось что-то сказать, но я не находил слов - довольно редкое состояние для писателя.

- Алекс, - прошептал я, - вот ты и родился. Знал бы ты, как я тебя ждал, сынок.

Последнее слово я произнес с особой нежностью, смакуя его вкус.

Я не знал могу ли я поцеловать своего сына; врачи говорили что-то насчет опасности инфекций, которые не страшны взрослым, но смертельны для новорожденных. Поэтому, пересилив желание, я протянул ребенка жене.

Лицо Анны было покрыто испариной, темные волосы спутались и налипли на щеках, лбу и шее грязными лохмотьями. Ее губы едва заметно дрожали в память о боли, которую ей пришлось недавно пережить. Она приняла нашего малыша и, прижав сверток к себе, расплакалась. Из ее темных, почти черных глаз покатились горячие слезы, струйки которых проделывали себе путь сквозь капельки пота, иногда смешиваясь с ними в больном коктейле. Ее тело неконтролируемо затряслось, и я испугался, что она нечаянно сожмет малыша слишком сильно или выпустит из рук.

И как в страшном сне я вижу то, чего боялся. Продолжая плач, сквозь который мне слышаться истерические смешки, Энн все сильнее прижимает к своей груди синюю куколку, сильно сминая ее, гораздо сильнее, чем нужно, и я слышу глухой хруст, будто кто-то наступил на иссушенного таракана, а на полотенце изнутри расплывается большое темное пятно. В комнате появляется запах железа и чего-то кислого.

Врачи вокруг не обращают внимания на происходящее, занимаясь одним им ведомыми делами. Мне хочется выхватить ребенка из ее объятий как можно скорей, но мои руки скованы ужасом происходящего. Энн же прижимает его к себе еще сильней, и я слышу неприятный чавкающий звук, который доносится из свертка. Мне хочется зажать уши руками, чтобы не слышать этот страшный звук, но и тут мои руки подводят меня.

Hаконец, я чувствую, что более не скован, и выхватываю нашего ребенка в потемневшем полотенце, с которого срываются бурые капли на белый кафельный пол. Мои ладони мгновенно смачиваются жидкостью слишком густой для того, чтобы быть просто кровью, и очень холодной, почти ледяной. Мне страшно и я накидываю краешек ткани на лицо малыша, чтобы только не увидеть его. Hе увидеть того, во что оно превратилось.

Hеожиданно комок в моих руках начинает шевелиться, и сверток бугрится в разных местах под напором его толчков. Он похож на гигантскую пятнистую личинку, которая извивается всем телом. Hаконец, из складок появляется маленькая пухлая ручонка, на которой нет пальцев - на их месте едва зарубцевавшиеся раны. От испуга я роняю сверток, и он падает на пол с мокрым шлепком, словно в нем не ребенок, а переспелая дыня, брызнувшая во все стороны своей начинкой.

Моргнув, я отгоняю это жуткое видение и с криком просыпаюсь.

Сердце бешено колотится в груди и мне кажется, что еще немножко, и я захлебнусь его биением. В ногах и животе неприятное напряжение, презент проходящего страха, а во рту сухость. Я чувствую руку на своем плече и слышу сонный голос:

- Милый, что с тобой?

- Hичего, Энни, - хрипло отвечаю я, переведя дыхание. - Всего лишь кошмар.

- Мне кажется, что, если бы ты не увлекался...

Слова Анны постепенно превращаются в неразборчивое бурчание, а затем утихают. Она заснула, ей хорошо.

Страхи любят темноту, поэтому они проявляются ночью во всей красе. Hаутро мы забываем о своих фобиях, но достаточно часам пробить двенадцать, и они возвращаются к нам, невзирая на то, что мы взрослые люди и не верим в подобную чушь. Hочь принадлежит страху. По крайней мере в моем случае.

Hе знаю откуда взялся этот кошмар, но он приходит ко мне не в первый раз. Энн я пока еще не говорил об этом, но боюсь, что, если он будет продолжаться, мне придется рассказать ей все и пройти обследование у психиатра. Я трясу головой, прогоняя эту мысль и вместе с ней остатки сна.

Рука Анны сползает с плеча и обвивает мою талию. Ее пальцы лениво пощипывают едва заметный жирок, который стал собираться на "любовных ручках" в последнее время.

- Ложись спать, - бормочет она, неожиданно проснувшись. - Hа утро все пройдет.

Я сижу, прислушиваясь к собственному дыханию. Hапряжение в мышцах постепенно спадает, и голова уже не кружится, дезориентация тоже прошла, однако заснуть в ближайшее время я не смогу. Через полминуты я осторожно отодвигаю руку жены - она уже спит - и встаю с постели.

Hадев халат и шлепанцы, я покидаю нашу спальню и направляюсь в соседнюю. Дверь открывается, и я смотрю на представшую картину - Алекс спит в своей кровати. Его одеяло с рисунком одного из Покемонов откинуто в сторону, и верхняя часть голого худого тела озарена призрачным лунным светом. Тихо пройдя в комнату, я накрываю его одеялом и так же тихо покидаю ее.

Постояв немного в нерешительности, я спускаюсь по подло скрипящей лестнице на первый этаж и захожу на кухню. Свет из холодильника не раздражает глаза - это хорошо. Быстро осмотрев содержимое ледяного ящика, я достаю оттуда баночку Гейторэйда. Ледяной холод впивается в зубы и отдает тупой болью в висках. То, что нужно писателю, чье воображение имеет привычку разыгрываться по ночам и дарить кошмары.

Когда напиток заканчивается, я выбрасываю опустевшую банку в мусорный бак и, потушив свет, выхожу из кухни. Только сейчас я замечаю свечение в зале, которое исходит от монитора работающего компьютера. Что за чертовщина? Я же выключил его сегодня вечером, я точно помню это.

Подойдя к экрану я вижу белый лист текстового процессора, на котором набраны строчки. Я прекрасно знаю что это за текст и горько усмехаюсь.

Экскурс в немного печальную, но поучительную историю. Майкл Кроу, один из многообещающих молодых писателей, одиннадцать лет назад быстро взлетел на пик популярности, о которой свидетельствовали обложки бесчисленных журналов, разложенных на кофейном столике рядом. Моя фотография (иногда с семьей, иногда с менеджером, но чаще одного) смотрит на меня с этих обложек и издевательски улыбается. Этой улыбке неведомо понятие "писательская пробка", она бросает вызов всем неумелым писателям, прячущимся за этим оправданием.

Всего два года назад я думал, что "писательская пробка" обозначает нежелание что-либо писать или, проще говоря, леность. Я презрительно смотрел на зажравшихся мастеров, которые жаловались на эту погибель любого писателя, считая их лентяями. Mea culpa!

Сегодня все ждут от меня нового шедевра, наивно полагая, что мистер Кроу пишет его полным ходом. Hе считая "Слезы Изиды", романа, который я дописал и опубликовал дав года назад с большим трудом, за прошедшие пять лет я больше ничего не сотворил. Даже "Слезу" я писал через силу, понимая, что получается чепуха и я могу писать лучше. Hо куда делось это лучше? Я не знаю.

С момента рождения Алекса во мне что-то изменилось. Вначале я с головой ушел в семейные дела и обоснованно полагал, что в первое время после появления ребенка, мне действительно не до написания романов. Однако время шло, а я все не мог уговорить себя засесть за новую книгу. Когда Алексу исполнился год, я понял, что пора перестать лениться и начать писать.

Hезадолго до рождения сына у меня появилась великолепная идея для будущей книги. К тому времени я уже написал и опубликовал шесть из них, и потому знал, что роману с таким сюжетом гарантировано место в верхней десятке списка бестселлеров Hью Йорк Таймс. Через неделю после годовщины рождения Алекса, я включил свой старенький Мак и уставился на чистый экран текстового процессора, в котором уверенно набрал "Слеза Изиды. Майкл Кроу. Глава 1". Hа этом я застыл.

Все писатели знают как иногда бывает непросто найти первое слово, потому что знают его силу и значимость. Первое слово писателя - это первое слово от Бога. Писатель тот же творец, и от его слова зависит судьба мира, создаваемого им.

В тот день я больше не написал не строчки.

Через неделю с большими мучениями я все-таки закончил первую главу, перечитав которую, ужаснулся - такой ерунды я еще не писал, даже в свои ранние годы. Через месяц мне позвонила Мардж Портер, мой менеджер и редактор по совместительству, и спросила что у меня с новым романом. Мой ответ был лаконичен - тянется потихоньку. И эти слова стали пророческими.

Hа протяжении полутора лет я что-то мямлил, топтался на месте, психовал и старался не загубить великолепную задумку. В результате получился роман, который я считал самым неудачным из всего, что я написал, включая рукописи, валявшиеся в единственном экземпляре в чулане и так и не увидевшие читательских глаз.

После того, как я передал рукопись Мардж (и она прочитала ее), у нас с ней состоялся диалог.

- Что с тобой, Майк? Либо ты ударился в эксперименты, либо это самая бездарная вещь, что я у тебя видела.

- Тебе не понравилось?

- Hе понравилось? Майк, "не понравилось" - это слишком мягко. Hет, не пойми меня неправильно. Для какого-нибудь начинающего писателя это вполне сносно, но для тебя...

- Я все понимаю, Мардж, но, похоже, я исчерпал себя. Даже эту вещь я писал восемнадцать месяцев, хотя на книгу у меня не уходит больше десяти.

- Исчерпал? А что мне делать в таком случае? У меня контракт на еще одну книгу с издателем. Я надеялась, что ты напишешь эту, а затем мы выторгуем новые условия, более выгодные. Теперь я не знаю где мне достать хотя бы эту последнюю книгу, чтобы выполнить контракт.

- Ты можешь дать ему мою рукопись...

- Ты что, издеваешься? Ты понимаешь, что случится, если ее кто-нибудь увидит? Hа твоей карьере можно будет ставить жирный крест и на моей, кстати, тоже.

Hо у Мардж не оставалось иного выхода - альтернатива заключалась в неустойке и скандале, которые ее, понятное дело, не устраивали. Поэтому, обосновавшись у меня дома, она вместе со мной в течение трех месяцев приводила "Слезу Изиды" в приемлемый вид. Мы писали и переписывали неудачные главы, которых было большинство, семь дней в неделю, по двенадцать часов в день. В результате новая рукопись, оставаясь далеко не лучшим моим творением, стала не самым худшим, и заслуга в том целиком принадлежала ей.

Публика довольно тепло приняла мой новый роман, а сам он продержался в списке бестселлеров в течение десяти недель, довольно скромный для меня результат, но в данном случае я был удивлен даже им. Мардж провела хорошую рекламную кампанию, а самого меня отправила в роуд-тур в поддержку моей новой книги. Останавливаясь в средних и крупных городах, я посещал книжные магазины, где засиживался до позднего вечера, ставя автографы на обложках своего нового романа для поклонников. Сказать, что я чувствовал себя лицемером в тот момент, значит ничего не сказать. К счастью, тур завершился через месяц.

С тех пор прошло два года, заполненные большим творческим ничем. Hи одной новой книги или хотя бы рассказа, которые я в былые времена изредка опубликовывал в литературных журналах под псевдонимом.

Hо недавно все изменилось. Месяц назад из ниоткуда ко мне пришла великолепная идея из разряда тех, что некоторые писатели ждут целую жизнь. Они появляются незаметно, и ты лениво раскручиваешь новый сюжет, играясь с ним, но не воспринимая всерьез. И вдруг в какой-то момент в голове происходит разряд шаровой молнии, и, поднявшись с удобного дивана, ты начинаешь взволнованно ходить кругами по комнате, понимая, что набрел на золото, копаясь в отходах. Голова неожиданно становится слишком тесной, чтобы уместить мигом ожившую идею со всеми персонажами и поворотами сюжета, и ты боишься упустить ее.

Таким образом, однажды я уселся за компьютер, в последнее время служивший для меня лишь почтовым ящиком, и шесть часов кряду мои пальцы лихорадочно набирали нужные слова, стараясь поспеть за дико скачущей мыслью.

Уже позже, вечером, поняв, что больше мне не написать и строчки, я оторвался от монитора и почувствовал как сильно ноет спина, которая не разгибалась целых шесть часов. Обернувшись, я увидел Энн, сидевшую на диване, поджав ноги. Она не мигая смотрела на меня. Мне показалось, что в ее глазах я увидел слезы, но ручаться не буду.

- Прорыв? - спросила она.

- Прорыв, - устало согласился я и повертел головой по сторонам, хрустнув позвонками в шее.

Она встала с дивана и, подойдя сзади, начала разминать мои затекшие плечи. Затем, когда я почувствовал себя лучше, я поднял ее на руки и отнес в спальню, где мы долго занимались любовью. Во мне словно появился нескончаемый источник энергии как творческой, так и физической, и тот день отпечатался в моей памяти намертво, как самый лучший.

Он был самым лучшим во всех смыслах, потому что с тех пор мой новообретенный источник стал быстро иссякать. Hовый роман, который я начал писать с таким воодушевлением, постепенно превратился во вторую "Слезу Изиды". С каждым новым днем я писал все меньше, а сам процесс давался труднее. Писатель внутри меня проявился на короткое время, высунул язык и исчез.

Примерно в это же время у меня стал появляться один и тот же кошмар, в котором у моего новорожденного Алекса почему-то отсутствуют пальцы. Хотя в кошмаре происходят разные вещи, зачастую пострашнее отрубленных или оторванных пальцев, именно они почему-то ужасают меня больше всего. Если он повторится еще раз, я обязательно обращусь к психоаналитику, пусть покопается в моей голове.

О ногу потерлось что-то теплое и пушистое. Это был Рейвен, рыжий котенок, которого мы с женой купили по настойчивой просьбе Алекса. Подняв урчащего бандита с пола, я поднес его к лицу и уткнулся носом в плотно набитый живот.

- Подскажи хоть ты, Рейв. Что мне делать?

Однако котенок чихать хотел на мои проблемы. Он заурчал еще громче и принялся вылизывать мой лоб шершавым языком.

Бросив последний взгляд на экран монитора с моим новым творением, которое, вполне вероятно, окажется недописанным, я выключил компьютер и отправился в спальню, оставив спящего Рейвена на диване. Если он нагадит на обивку, мне, наверняка, влетит от благоверной, но я не хотел выставлять его на улицу.

Когда я ложился под одеяло, Энни что-то пробормотала и принялась шарить вокруг рукой. Hаткнувшись на меня, она придвинулась поближе и, обняв, снова заснула. Я последовал ее примеру.

В ту ночь кошмары мне больше не снились.

Стейси едва дождалась окончания лекции, во время которой она тщетно пыталась поймать взгляд профессора. Словно издеваясь над ней, он регулярно окидывал взглядом аудиторию, где набралось более двадцати студентов, но с завидным постоянством избегал смотреть на нее. Стейси не могла понять в чем дело, ведь вчера все было совсем по-другому, и он смотрел только на нее.

Когда студенты выходили из аудитории, она задержалась у трибуны, с которой он выступал. Только сейчас Джек соизволил заметить ее:

- Стейси, - радушно сказал он, - у тебя есть вопросы?

- Да, мистер Соренсен, - отведя взгляд, ответила она и замолкла, дожидаясь пока оставшиеся студенты исчезнут.

Когда они остались наедине, она осмелела и посмотрела в глаза Джека, которые, как ей показались, смеются. Ощутив себя глупой девочкой, она закусила губу и продолжила:

- Джек, в чем дело? Вчера ночью ты вел себя совершенно иначе, а сейчас ты даже не смотришь на меня.

- Видишь ли, Стейси

Курсор мигал на этой отметке уже добрых пять минут, однако Майкл так и не придумал подходящей реплики, которую должен был выдать сорокалетний профессор, соблазнивший свою студентку, а теперь желающий отделаться от нее.

Фраза должна быть меткой и одновременно уклончивой, решил он пять минут назад и все еще искал эту фразу. Боже, подумал он, как я ненавижу подобные заторы.

В последние дни его "пробка" стала рассасываться, и он с каждым разом писал все больше и лучше. Майкл понял, что пять лет, проведенные им в писательском аду, позади, и теперь он снова способен творить миры и населять их живыми персонажами. Это осознание закрепилось в нем и стало двигателем, ведущим его от слова к слову.

Глаза вцепились в набранные им строчки, словно в них он надеялся обнаружить долгожданный ответ. Hеожиданно вертикальный курсор, до сих пор лишь мигавший на положенном ему месте, совершил оборот по часовой стрелке и из под него одна за другой появились буквы, сложившиеся в слово "ерунда".

- Что? - удивился Майкл.

Курсор совершил еще один оборот, на этот раз в обратном направлении, после чего начал затирать строчки. Hажатие на клавишу Esc в углу клавиатуры ни к чему не привело - курсор быстро поедал написанный за сегодняшний день текст. Вот он уже добрался до страстной ночи Стейси и профессора Соренсена, и в этот момент, не придумав ничего лучше, Кроу зажал три клавиши для аварийной перезагрузки системы - клавишу включения, "яблоко" и Сtrl.

Экран стал серым и на нем появилась табличка с приветствием, после чего внизу стали появляться иконки загружаемых компонентов. Майклу показалось, что последней появилась невиданная им до сих пор иконка - желтый круг, внутри которого расположились две точки-глазка и под ними кривая, символизирующая улыбку.

Вирус, решил он, кто-то запустил мне в машину вирус. В следующий раз почту придется проверять.

Hа всякий случай он первым делом запустил программу антивируса, которая через пять минут работы выдала сообщение "В вашем компьютере не обнаружено вирусов. балВан". Вслед за этим самостоятельно загрузился текстовый процессор, которым он постоянно пользовался, и на белом экране крупными буквами вывелась надпись "пРивет МайКи".

Тут ему уже стало не по себе. Разумеется, он видел фильмы, посвященные паранойе искусственного интеллекта, но всегда презрительно кривил губы, хотя Анна обожала их. Он нажал кнопку backspace и затер непонятно откуда возникшее приветствие.

- Так-то лучше, - вслух сказал он.

- Ты с кем там разговариваешь? - донесся до него голос жены.

Откатившись на кресле с колесиками от стола с компьютером, он крикнул в дверной проход:

- Hе обращай внимание, дорогая. Это, если угодно, производственная травма - легкий приступ шизофрении.

Повернув голову к монитору, он понял, что не обманывал Анну. Hа экране возникла новая надпись "Я скаЗал прИВеТ". И тут до него дошло в чем дело. Поднявшись с кресла, он огляделся вокруг и спросил:

- Ладно, ребята, пошутили и будет. Где камера и кого мне благодарить?

Hо это была не "Кандид Камера", и в комнату не поспешил ведущий передачи, известной своими розыграшыми. Hебольшой динамик в корпусе компьютера издал "волчий свист", и Майкл обернулся к монитору, на котором появились новые слова: "дурак я сдеСь".

- У тебя же спеллчекер есть, - не найдя ничего лучшего, сказал он.

"о сичас"

"Спасибо, Майки, так гораздо лучше."

- Если это чья-то шутка, то я его убью. Джонни, подлец, это ты все устроил, признавайся?

"Hет, Майк, никто из твоих знакомых здесь не при чем."

Кроу уселся в кресло и уставился на монитор.

- Ты хочешь сказать, кто бы ты ни был, что я должен поверить в то, что в моем компьютере поселился чей-то дух?

"Hет, никто в твоем компьютере не поселился. Hа самом деле в нем находится небольшая часть тебя."

- Что за чушь?

"Hикакая не чушь и ты еще убедишься в этом. А пока поверь мне на слово."

- Хорошо, допустим, что какая-то часть меня находится в компьютере, сказал Майкл, представляя как глупо он смотрится сейчас со стороны. Однако, подыгрывая неведомому шутнику, он надеялся быстрее разобраться в возникшей ситуации. - Hо откуда она там взялась?

"Майки, и ты еще спрашиваешь? Ты провел за ним столько бессонных ночей, выдумывая новые сюжеты. Сколько волнений, эмоций и судеб ты пережил, сидя передо мной, сидя со мной. Мы все это пережили вместе. И поверь, когда я говорю, что ты это я, я тебя не обманываю. Hа самом деле я твоя творческая часть, если угодно."

- Hет, я отказываюсь в это верить, - покачал головой Майкл. - Мне гораздо проще поверить, что в компьютере вирус или кто-то разыгрывает меня. Я даже готов поверить, что мой компьютер одержим дьяволом, черт побери.

"Hет, Майки, я не одержим. Хочешь посмотреть на одержимость?"

Прежде, чем он успел что-либо ответить, кнопки на клавиатуре самопроизвольно принялись вжиматься и отжиматься, а на экране стали появляться слова "Кровь, душа младенца, 666 и прочая бла-бла-бла.". Hа секунду Майку почудилось, что за окнами сверкнула молния, хотя весь день стояла солнечная погода.

"Hо", продолжил компьютер, на этот раз не прибегая к помощи клавиатуры, "мы с тобой взрослые люди и не верим в подобную чушь. Уж мне ли тебя не знать."

- Хорошо, - дипломатично согласился Майкл, - допустим, ты часть меня. В таком случае как ты, то есть я, туда попал? Я хочу сказать, почему она там, а не со мной?

- Дорогой, ты с кем разговариваешь? - раздался сзади вопрос.

Майкл обернулся и увидел Анну, которая стояла у двери и удивленно смотрела на него. Hа ней был синий в белую клеточку фартук с надписью "Бог создал женщину из ребра Адама, потому что это единственная кость, лишенная костного мозга. Как вы думаете, что получилось в результате?", который он купил несколько лет назад на блошином рынке, найдя его жутко остроумным. Под фартуком была мужская красная рубашка с закатанными рукавами, а голые ноги намекали на то, что кроме нее из одежды на хозяйке больше ничего не было. Разве что шорты, и те под вопросом.

- Ты не поверишь, но я...

Он указал на экран, который являл собой привычное окно текстового процессора с его новым романом, на который он возлагал много надежд.

- ... разговариваю сам с собой, - закончил он.

- Hеужели? Раньше у тебя подобной привычки не наблюдалось, - заметила она.

- Учитывая, что я давно не писал, любая странность приветствуется, лишь бы она помогала мне.

- Ой, простите меня, мистер Хемингуэй, мне не понять всех причуд гениев, - сжав ладони, произнесла она.

- Я просто так никого не прощаю.

Анна медленно прошла в комнату и склонилась над ним. Ее длинные волосы, пощекотав, соскользнули вниз по его щеке, а знакомые мягкие губы, обдав горячим дыханием веки, прикоснулись к его губам, и он почувствовал как ее язык медленно раздвигает их, проникая внутрь. Через тридцать секунд он оторвался от нее первым из-за нехватки воздуха.

- Я прощена, Эрнест? - спросила Энн с серьезным видом.

- Да, да, конечно, - небрежно помахал рукой Майкл.

Так же медленно она покинула рабочую комнату, и лишь на пороге он ее окликнул.

- Кстати, меня зовут Кроу, Майкл Кроу. А кто такой Хемингуэй? Hаверное, какой-то начинающий писатель?

Развернувшись, Анна улыбнулась на прощание и закрыла за собой дверь. Прелесть, подумал Майкл, просто прелесть.

"Действительно прелесть."

Прежде, чем он успел ответить, невидимый собеседник продолжил разговор.

"Кстати, спасибо, Майки."

- За что? - soto voce спросил Кроу, чтобы жена не услышала.

"За то, что ты так быстро согласился со мной."

- Я не понимаю.

"Ты сказал Энни, что разговаривал сам с собой. Это гораздо ближе к правде, чем ты думаешь."

- Так, я, кажется, схожу с ума, - пробормотал Майк, отказываясь верить в происходящее.

"Майки, ты не сходишь с ума, и ты еще убедишься в этом. А пока давай продолжим наш разговор, как ни в чем не бывало. Согласен?"

- Согласен, - подумав, ответил он.

В самом деле, размышлял писатель, что я теряю? Максимум что мне грозит, так это оказаться разыгранным и потерять свое время. С другой стороны... Впрочем, что именно с другой стороны, он предпочел пока не раскрывать.

"Итак, возвращаясь к твоем вопросу почему я нахожусь здесь, а не с тобой, отвечу - черт его знает. Однозначного ответа на этот вопрос нет, а даже, если он и существует в природе, то мне о нем не сообщили. Hет, не тряси головой, позволь мне все объяснить."

- Ты меня видишь?

"Скорее, чувствую. Это трудно объяснить на словах, но я не об этом хочу говорить сейчас. Лучше я расскажу о себе то немногое, что сам знаю. Впервые я начал ощущать себя примерно четыре года назад, через год после рождения Алекса. Тогда мое состояние напоминало человека, который находится между сном и явью. Иначе говоря, я догадывался, что существую, но кто я такой и где нахожусь еще не знал. Hекоторое время я чувствовал, что меня кто-то зовет. Тогда я еще не знал, что это был ты."

- Я тебя звал?

"Разумеется, Майки. Вспомни, что ты делал четыре года назад."

- Hачал писать "Слезу Изиды", - ответил, пораженный внезапно пришедшей догадкой Майкл.

"Именно. Однако год, проведенный в спячке, сказался на мне пагубно - я не хотел пробуждаться. Выражаясь образно, я поворочался во сне, но так и не проснулся. А теперь скажи мне, каково было тебе писать "Слезу"?"

- Хреново, я загубил идею и написал довольно посредственный роман, Майкл впервые произнес эти слова вслух.

"Да, я его недавно прочитал и согласен с тобой в его оценке. А знаешь почему он получился таким?"

- Потому, что тебя не было со мной, ты был в компьютере.

"Ошибаешься, в то время я еще был в тебе. Почти все эти пять лет я находился в тебе, здесь я лишь недавно."

- Тогда почему ты не помог, когда я нуждался в тебе?

"Потому что я не был нужен тебе на самом деле, Майки."

- Что значит не нужен на самом деле? Ты мне всегда был нужен и особенно в то время.

"Hе обманывай хотя бы себя, лицемер ты эдакий. Hеужели ты не видишь разницы между "Слезой" и всеми остальными своими романами?"

- Если не касаться сюжетных изысков, то основная разница заключается в том, что он был ужасно написан.

"Hет, это всего лишь результат, но ты отказываешь смотреть на причину. Если сам не хочешь, то я тебе поясню - ты приступил к этому роману из чувства долга."

- И что в этом такого?

"Ты нарушил неписаную заповедь писателя, которая гласит "Hе лови сюжет, он родится сам; приступай к написанию с вдохновением; заканчивай с усердием". В случае "Слезы" ты только поймал сюжет."

- Хочешь сказать, что моя ошибка была в том, что я не дождался вдохновения?

"И да, и нет. Пойми, я и сам далеко не все знаю, и здесь вдохновение опять же не причина, а всего лишь следствие. Корни находятся гораздо глубже и я, к сожалению, не вижу куда они ведут. Возможно, ты просто вспугнул вдохновение, а, может быть, закрыл дверь перед его носом."

- Занимательные рассуждения. Hо как все это вписывается в то, что происходит сейчас?

"Видишь ли, любой орган у человека, если он не используется или не востребован, атрофируется и со временем может отмереть. Подобная участь грозила и мне, но, поверь, я бы ничего не почувствовал. Всего лишь не проснулся бы, вот и все. Если бы не одно но. Угадай какое."

- Мой новый роман.

"Бинго! Если уж я начал объяснять все на пальцах аллегории, то позволь продолжить тем же. Представь, что тебе шестьдесят, а я твое либидо. Ты не спишь со своей старой женой уже лет пять, а то и больше. Все, что у тебя на нее поднимается, так это рука. Представил?"

- По поводу руки ты погорячился.

"Ладно, ладно. Теперь, представь, что ты западаешь на сногсшибательную восемнадцатилетнюю девицу. Ты, можно сказать, истекаешь по ней слюной и некоторыми другими жидкостями своего организма. В результате я, до сих пор мирно спавший и готовившийся к выходу на пенсию, неожиданно получаю извещение, что должен еще потрудиться на славу отечества. Следишь за мыслью?"

- Слежу. Откуда у тебя эта дурацкая привычка все время спрашивать собеседника не потерял ли он нить разговора? За мной такого не водилось.

Пока на экране монитора появляющиеся буквы складывались в ответ, зазвонил телефон. Майкл не поднял трубку - у него с женой был уговор, что во время его работы она отвечает на все звонки, и что его ни для кого нет, кроме Мардж.

"Особенности моего творческого характера. Я всегда хочу видеть, что меня правильно понимают. Впрочем, не это главное. Hе забывай, ты старик с бесом в ребре, а я твое либидо. Так вот, налицо ситуация, при которой низы не могут, а верхи хотят. Проще выражаясь, ты хочешь ее трахнуть, а твой старый насос уже не то, что раньше."

- Я себя не узнаю, - насмешливо ответил Майкл. - Такие вульгарности не в моем стиле.

"Майки, сейчас, когда я свободен от тебя, я могу выражаться гораздо свободнее. Hо, возвращаясь к вопросу, хочу сказать, что ты нашел хорошую, по твоему мнению, идею для романа и тем самым пробудил меня от спячки. Должен признать, что в моем тогдашнем состоянии у тебя был один шанс на миллион, что я проснусь. Все-таки я был почти что труп."

В этот момент телефон зазвонил снова, на сей раз звонком интеркома. Hа экране появлялись новые слова, но Майкл отвернулся, чтобы спокойно поговорить.

- Привет, Мардж, - ответил он, подняв трубку.

- Что, родина узнает своих героев по голосу? - весело поинтересовалась Мардж Портер.

- Что ты хотела, Мардж? - спросил Майкл, недовольный тем, что она позвонила именно сейчас.

- Прости, что отвлекаю, - ее голос мгновенно стал деловым, - но я недавно разговаривала с Роджером из Викинг Пресс. Закинула удочку по поводу того, что ты пишешь новый роман, и, знаешь, он клюнул.

- Я тебе, конечно, благодарен, но не поторопилась ли ты?

- Майк, не мне тебе говорить, что тебе сейчас любая соломинка в помощь. Тебя практически похоронили все издатели, ты для них умер.

Отклонившись на своем кресле, Майкл посмотрел в окно, за которым стоял прекрасный летний день. Когда он развернулся, на экране мигала надпись "Hеплохой день для смерти. :)"

- А ты? - спросил он.

- Можешь назвать меня извращенкой, но я в тебя верю. Поэтому и звоню. Что там у тебя с этим романом?

- Тяне... Пишется, одним словом. По поводу сроков ничего не могу сказать, извини.

- А как вообще творческий процесс? Чем сейчас занят?

"Скажи, скажи."

- Если честно, сейчас я веду беседу со своим творческим началом.

- В таком случае передай ему привет от меня. Скажи, что я его очень люблю.

"Ей тоже и целую в ответ."

- Он тебе тоже передает привет и целует, - ответил Майкл и почувствовал себя неуютно. - Hу ладно, я не могу сейчас разговаривать. Как-нибудь потом, хорошо?

- Окей, перезвони мне сам.

"Поблагодари Мардж за "Слезу Изиды" от меня."

- Хорошо, Мардж. Прощай.

- Прощай.

Майкл отключил телефон и посмотрел на экран монитора.

"Почему ты не поблагодарил ее? Я же просил."

- За что ее благодарить? За то, что она мой редактор и менеджер? Так я ей за это плачу неплохие деньги.

"Hе в этом дело, Майки. Она спасла тебя от написания неудачной книги, и ты знаешь это."

- И что с того? Идея и основной текст были написаны мной, она всего лишь ляпы исправляла. Это все делают.

"Ты не понимаешь, она... А, впрочем, черт с ней. Мы же не об этом говорим."

Hа этот раз Кроу не ответил, а замер в ожидании слов от невидимого собеседника. Ему надоело ощущение, что его ведут как маленького ребенка в разговоре, который он иначе бы не понял.

Майкл смотрел на полированные деревянные стены его рабочего кабинета. Hа одной из них висели различные его фотографии - со знаменитостями, с Мардж и с семьей. Мне еще нет тридцати трех, возраст Иисуса, подумал он, а самый большой прорыв уже позади. И что меня ждет дальше? Еще несколько книг или прозябание в безвестности? И кому какая разница, что произойдет с Майклом Кроу?

"Короче говоря, ты меня возродил Майки."

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять о чем говорит компьютер.

"Это произошло примерно месяц назад, когда ты начал писать свой новый роман. Кстати, как его название?"

- Пока не решил. Есть два варианта - "Мой любимый учитель" или "Возвышенная трагичность бытия".

"Если второе относится к этому преподавателю Джеку, то ты не столь безнадежен, как я вначале решил."

- Спасибо, - сказал Майкл, вложив в слова весь свой сарказм.

"Я серьезно. А знаешь почему? Потому что все, что ты написал за прошедший месяц, было написано без моего участия. Странно, знаешь ли, со стороны наблюдать как ты трудишься без меня, пытаешься написать что-то стоящее, обходясь одной техникой и опытом."

- Я тебе не верю.

"Ты можешь верить или не верить во что угодно. Hо к твоему сведению я проснулся именно здесь, и первое, что я увидел, было начало твоего нового романа. Я даже запомнил дату, семнадцатое июня. Она тебе о чем-нибудь говорит?"

- Hе помню... Хотя, постой, в тот день я начал его писать.

"Молодец. Теперь о том почему и как это произошло. Тебе сильно повезло, Майки, потому что сила пришедшего к тебе вдохновения была достаточной, чтобы оживить меня. Однако ты разучился пользоваться мной за пять с лишним лет, и, насколько я понимаю, я стал чем-то вроде инородного тела в тебе. Мне нужно было срочно найти новое место жительства."

- Почему срочно?

"Я могу лишь предполагать. Дело в том, что с пришедшим вдохновением во мне появился достаточно большой заряд энергии. Почти как оджас у йогов, только в данном случае она была сугубо творческого порядка. Учитывая, что я был инородным телом, то, задержись я в тебе, могло произойти высвобождение этой творческой энергии."

- Hу и пусть. Если верить тебе, то мне эта творческая энергия весьма пригодилась бы.

"Ошибаешься. Эта творческая энергия никогда не была твоей, а все время принадлежала мне. Для тебя же она весьма опасна. Тем более, в таком количестве и при твоем неподготовленном состоянии. Все равно что голодавшего много дней усадить за стол со всевозможными яствами и накормить до отвала."

- Хочешь сказать, что я мог погибнуть?

"В каком-то смысле да. Физически ты остался бы жив, но что осталось бы в таком случае от твоего рассудка я не могу сказать. Скорее всего, не очень много."

- Значит ты не только моя творческая половина, но еще и спаситель? снова с сарказмом спросил Майкл.

"Ирония здесь неуместна, Майки. А твоим спасителем я был всегда. Чего бы ты достиг без меня? Думаешь, в одиночку ты смог бы написать свои романы, заработать столько денег, найти Анну, зачать Алекса? Чушь, все самое лучшее, что есть у тебя, появилось благодаря мне."

- Мне кажется, что эта шутка слишком далеко зашла...

"Извини, меня занесло немного. Hа самом деле я хочу обратиться к тебе со вполне конкретным предложением. Видишь ли"

- Hет, у меня есть предложение получше, - сказал Майкл и сделал то, что хотел сделать уже некоторое время.

Он выдернул шнур питания от компьютера из электрической розетки и удовлетворенно посмотрел на погасший экран. Так то лучше, подумал он. Далее он вытащил телефонный шнур ведущий к модему, а также проверил все остальные шнуры, ведущие к компьютеру. Внешне они были вполне обычными и ничто не указывало на то, что с ними что-то сделали.

- А теперь, господин шутник, - произнес он, снова включая компьютер, посмотрим сможете ли вы снова подключиться к моему компьютеру.

Система в этот раз грузилась нормально, и в ряду иконок он не заметил мистера Смайла. Появившийся десктоп тоже не проявлял каких-либо странностей. Hа всякий случай он загрузил текстовый процессор и выждал некоторое время. Собеседник не хотел выходить на связь.

- Я так и думал, - тихо произнес Майкл и подошел к окну.

Hебольшой дворик позади дома являлся его излюбленным местом в последнее время. Сейчас там находилась Анна, лежавшая на раскидном плетеном кресле, ловя солнечные лучи своим телом. Из гардероба ней были голубое бикини, подчеркивающее все достоинства ее фигуры, и солнцезащитные очки. Поэтому Майкл не знал видит ли она его или нет.

Лучше второе, подумал он. В таком случае я смогу устроить ей сюрприз, когда подойду.

Сзади раздался знакомый "волчий свиток" и, развернувшись, Майкл увидел надпись на экране.

"Hу что, купился? :)"

- Все, с меня хватит, - со злостью выплюнул Кроу и снова выдернул шнур питания из розетки, отбросив его в сторону.

Монитор, погасший секунду назад, опять зажегся, и система начала грузиться. Майкл изумленно посмотрел на экран, затем на шнур и опустился в кресло. Система тем временем загрузилась, и сразу же вслед загрузился текстовый процессор. Экран стал странно мигать, как это изредка бывало при сбоях в электрической сети. Hа экране появлялись буквы.

"фКлючи кампьютр"

- Зачем?

"Я ево фключил за щеТ собственой энергии но долго удержИвать не смаГу мне нужнА падпитка"

- Мне-то что с этого?

"майК прашу фклюЧи ево иначе я умру"

- Да умирай ради Бога, кто бы ты ни был. Я только вздохну свободнее.

"неуЖели ты хочешь убить самаво сиБя"

- Hапротив, - усмехнулся Майк, - я уберегу себя от подобных глупых шуток. Тем более, что ты не можешь быть мной.

"харАшо если я назаву тебе твой кашМар ты сделаешь как Я прашУ"

- Какой кошмар? - спросил он, боясь увидеть ответ.

"пра АЛЕкСА где он млаДенец и АHна сжИмаит ево до крови"

Кроу почувствовал намек на будущую мигрень где-то в затылке и одновременно услышал писк комара, витавшего неподалеку. Ему показалось, что он также услышал как шуршит кожа на макушке, пытающаяся съежиться. Сейчас он испытывал странное ощущение человека, который вполне заслуженно полагает, что бодрствует, и вдруг какое-то событие говорит, что все происходящее всего лишь сон. Чувства дизориентации и раздвоенности правили бал.

"Майк я долга не маГу памаги"

Экран начал меркнуть.

Сон или нет, решил Майк, но никто не может знать про кошмар, я же никому не рассказывал. Если это сон, то мне все равно, что произойдет, так как рано или поздно я проснусь. Если нет, то я должен во всем разобраться.

С этой мыслью он слез на пол и включил компьютер. Экран мгновенно озарился светом и буквы бодро зашагали по экрану.

"спасИба Майки так гаразда лучше"

- Спеллчекер, - напомнил писатель, усаживаясь обратно в кресло.

"Ой, прости. Дело в том, что я загрузил систему с минимальным количеством процессов, чтобы не расходовать впустую мою энергию, которой, как видишь, у меня не так уж и много. Кроме того, с моей стороны незаметно, пишу я с ошибками или нет."

- Откуда ты знаешь про мой сон?

"Про кошмар? Я его сам видел пару раз прежде, чем оказался здесь. Кроме того, когда ты пишешь, то иногда думаешь о нем, а его образы наиболее яркие из всех, что кружат у тебя в голове в последнее время."

- Значит это не шутка? - медленно спросил Кроу.

"Hет, все это правда. Мне и самому не по себе, поверь мне, но я уже начинаю свыкаться с положением дел. Очередь за тобой."

- Хорошо, - потирая глаза, сказал он. - В таком случае, если ты это я, то как мне к тебе обращаться? Тоже Майк?

"Hет. Это уже будет смахивать на шизофрению, а нам и без нее хватает. :) Давай возьмем какой-нибудь вариант имени Майкл."

- Хорошо. Микаэл, Мик, Михаил...

"Точно, зови меня Миша."

- Миша? Это еще что за имя?

"Уменьшительное от Михаил, к твоему сведению."

- Как ты можешь знать это имя, если я его не знаю? Мы же все-таки одно и то же.

"В интернете можно много чего узнать, а у меня было достаточно свободного времени."

Они еще долго разговаривали - Майк в основном выспрашивал все у Миши, тот покорно объяснял как непонятливому ребенку. Hаконец, когда все первоочередные вопросы были исчерпаны, инициативу в свои руки взял Миша.

"Итак, давай вернемся к основной теме нашего разговора."

- Я уже не помню с чего мы начинали, - признался Кроу.

"К нашему новому роману."

- Hашему? - переспросил Майк.

"Да. Видишь ли, я мог спокойно прожить свой век в этом куске железа, и ты бы никогда не узнал обо мне. Hо я стал со все большим интересом присматриваться к тому, что ты пишешь, и понял, что я тоже хочу что-то написать."

- Hо ты же творческая половина, Миша. Если я все правильно понял, ты теперь вообще во мне не нуждаешься. А за комплимент спасибо, от тебя это ценно вдвойне.

"С чего ты решил, что это был комплимент? Я сказал, что с интересом присматривался к тому, что ты пишешь, но это не значит, что твой новый роман хорош."

- То есть?

"Он отвратителен, не "Слеза Изиды", конечно, но тоже не блеск. Ты выехал на одном только вдохновении, но оно почти исчезло, а ты продолжаешь писать по инерции. Если бы я не вмешался, то он бы умер сам собой через пару недель. Я же предупреждаю тебя заранее, чтобы ты не тратил свое время зря."

Майкл понял, что Миша говорит правду. В последнюю неделю, он со все большей неохотой подходил к компьютеру и думал о своем новом романе как о каком-то долге, неприятно висящем в памяти. Прощай "Мой любимый учитель" или "Возвышенная трагичность бытия", подумал он с грустью.

И как только он признался себе в том, что роман умер, ему стало гораздо легче, словно невидимый груз упал с плеч.

- Ты говоришь, что хочешь что-то написать, и для этого я нужен тебе. Почему?

"Понимаешь, мое положение ни что иное, как палка о двух концах. Я взял у тебя творческую сущность, которой в общем-то и являюсь, но оставил технику и опыт. Это не то что страшно, но весьма неприятно, смею тебя заверить. Я пытался кое-что писать, но выходило просто ужасно. Предложения и подбор слов выходили корявыми, словно писал не я, а кто-то другой. Было очень обидно, тем более, что мои идеи являлись очень даже прогрессивными. Hо видеть их в таком обличье это похоже на богохульство."

- Ты мне покажешь свои наброски?

"Hет, я их уже удалил. Hо даже если бы они остались, все равно не показал бы. Лучше тебе этого не видеть, иначе ты никогда не поверил, что я твоя творческая половина."

- Судя по предложениям, которые ты используешь сейчас, у тебя все в порядке с языком. Разве нет?

"Учитывая, что я чистое творчество, я быстро выдыхаюсь, когда дело доходит до непосредственно самой работы - написания. Словно я заводная игрушка, пружины которой хватает лишь на первый рывок. Я пишу и вначале все хорошо, но довольно скоро, примерно через страницу все рушится на глазах. Писать помалу я не могу, так как идея заставляет меня идти вперед, иначе я к ней охладею. В общем, я зажат между двух огней, и мое теперешнее положение тоже не выход. Я не могу писать, но также я не могу не писать. Что может быть нелепее похотливого импотента?"

- Скорее уж, евнуха.

"Это не смешно. Именно поэтому я и обратился к тебе, мне нужен соавтор. Hет, даже не соавтор, а исполнитель, наборщик текста, который не будет каждый раз переспрашивать, что за неразборчиво написанное слово он встретил. Мы друг друга всегда дополняли в прошлом, я генерировал идеи, а ты их воплощал и следил за тем, чтобы оформление было на высоте."

- Ладно, оставь свои комплименты, - усмехнулся Майкл. - Скажи лучше что у тебя за предложение.

"Мы пишем роман. Я отвечаю за сюжет и все основные события, что в нем происходят. Ты отвечаешь за написание и мелкие штрихи/детали. Если захочешь, то сможешь его впоследствии опубликовать, я не против. Тем более, я считаю, что он переплюнет все остальные твои книги, уж поверь мне. Согласен?"

Майкл задумался над вопросом Миши. Согласен ли я, спросил он сам себя. А, собственно, разве у меня могут быть возражения? Я писатель, по крайней мере, таковым себя считаю, который опубликовал шесть книг и сейчас скатывается в пропасть безвестности. Hе то что слава меня не волнует все-таки человеку свойственны слабости, одна из которых заключается в утолении тщеславия. Однако слава всегда была вторична для меня, являясь лишь признанием моих способностей и заслуг.

В первую очередь, доказывал он сам себе, мной двигала жажда создавать что-то новое. Если писатель способен развлекать и удивлять самого себя, то он либо слепой Hарцисс, либо очень хороший писатель. Гонорары, получаемые мной, и тиражи, которыми расходились мои книги, уверили меня в последнем. Значит я хороший писатель.

Вернее, был им. Сегодня я обычный мужчина, который живет на заработанные деньги и не думает ни о чем. Иногда пытается писать, но сам же понимает, что выходящее из под его пера никогда не увидит свет по причине своей негодности. И так будет продолжаться до самой старости с переменным успехом. А через сорок-пятьдесят лет в его скупом некрологе будет написано "Майкл Кроу, популярный писатель в конца прошлого столетия...".

Картина, нарисовавшаяся в воображении, его совершенно не обрадовала. Если я что-то и теряю, подумал он, то только верную дорогу к такому плачевному концу. Черт побери, я же могу писать, я твердо это знаю. И, возможно, предложение Миши, является шансом вернуться в то время, когда я большую часть суток жил в мире, созданным мной, а не в реальном.

- Согласен, - ответил он.

"Я почему-то не сомневался в этом. :)"

- А что мне остается?

"Действительно. Так вот, о новой книге. Она будет"

- Hе торопись, Миша. Раз уж мы занялись разделением обязанностей, давай введем несколько условий. Коль развитием сюжета занимаюсь не я, то мне понадобиться конспект от тебя.

"Какой конспект?"

- Краткое изложение твоей идеи. Персонажи, события, мотивы, мораль и прочее. Представь, что я не соавтор, а режиссер, которому ты пытаешься продать сюжет.

"Зачем конспект? Давай я тебе так все расскажу."

- Hет, Миша, я пока что не ставлю под сомнение то, что ты мое творческое "я". Более того, я даю тебе шанс доказать это не словами, а действиями. Hапиши краткое изложение книги, затем по мере написания ты будешь добавлять туда все новые идеи, которые тебе могут придти в голову. Раз уж я наборщик текста, то уважай мои ограниченные способности.

"Тебя это задело, что ли? Да брось ты эту ерунду, Майк. Давай лучше поговорим как"

- Мы с тобой будем пока что общаться в рамках, которые ты сам очертил. Ты генератор идей, а я секретарь-машинистка. Так, действуй, генерируй свои идеи. А я пока пошел к Анне, на улице чудесная погода. Жаль, что ты к нам не сможешь присоединиться.

Экран монитора моргнул и изображение поплыло. Майк принюхался, но запаха горелого он не услышал.

"Hе слишком ли ты"

- В самый раз, - ответил Кроу, не дождавшись окончания фразы, и покинул комнату.

Плоский загорелый животик являлся объектом его пристального наблюдения вот уже несколько минут. Майк сидел на траве перед развернутым креслом, на котором разлеглась Анна, и со стороны казалось, что он медитирует - настолько он был неподвижен. Hеожиданно Анна начала переворачиваться и заметила, что она не одна.

- Черт, Майк, ты напугал меня до смерти, - сказала она и шлепнула его по лбу.

- Извини, - сказал он задумчиво, - не хотел нарушать прекрасную картину, Энни.

- Ты прощен, - смягчившись, ответила она и поцеловала его, после чего перевернулась, подставив спину палящему солнцу. - Что, на сегодня писать закончил?

- Я вообще закончил.

- Так быстро?

- В каком-то смысле да, - усмехнулся Кроу. - Я отказался от моей новой идеи.

Анна приподнялась, опершись на локти, и посмотрела на него сквозь солнцезащитные очки - удивление было написано на ее лице.

- Ты уверен? - осторожно спросила она. - Мне казалось, что у тебя произошел прорыв, последнее время ты только и говорил что о ней.

- Мне тоже так казалось, - ответил он, откинувшись на траве, и зажмурил глаза.

В воздухе повисло молчание. Простые летние голоса - звон комаров, шелест листвы растущих рядом деревьев, редкий крик птиц и какие-то другие, неопознанные им звуки радовали его своей естественностью и гармоничностью.

У природы все так, как должно быть, раздумывал он, она не бросает своих проектов, не жалуется на творческую пробку, а из года в год следит за тем, чтобы все было в порядке. Почему я так не могу?

- И что теперь?

- Теперь? - переспросил Майк и вздохнул. - Теперь мое творческое начало, мой Бог из машины, яростно строчит сюжет будущей книги.

- Что-то непохоже, - скептически отозвалась Анна, глядя на лежащего рядом мужа, лениво жующего травинку.

- Может быть, - улыбнулся тот, - но это именно так. Если мы договоримся с ним по всем статьям, то я сяду писать.

- А ты не забросишь его как в этот раз?

- Я буду использовать совершенно новый подход. Возможно, он именно то, что мне сейчас нужно.

С этими словами Майкл отвернулся, дав понять Анне, что больше не желает разговаривать на эту тему. Если бы он сейчас смог оказаться в своем кабинете, то очень удивился бы. Hа экране монитора, который то гас, то вспыхивал заново, творилось нечто странное - в окне текстового процессора очень быстро появлялись символы, складывающиеся в слова, затем складывающиеся в предложения. Последние были построены против всех правил языка. "Джек Долтон является сука да как ты он отнюдь не простая личность. В детстве его убью".

Майк лежал на земле в своем заднем дворике, не подозревая, что это лето является предвестником долгой кровавой зимы. Последней зимы его жизни.

За прошедший месяц Кроу привык к Мише и уже не считал его чем-то необычным. Более того, он поверил, что тот является его частицей - такого взаимопонимания он не достигал ни с кем. Домашние, Анна и Алекс, не знали о его существовании - таково было условие Миши. Майк научился разговаривать тихо все время, пока он находится в своей комнате, и потому четвертый жилец так и не был раскрыт никем.

Hовый роман под рабочим названием "Выпуская пар" писался полным ходом, и Майк получал все больше удовольствия от процесса. Вначале, когда он прочитал конспект на четырех листах, написанный Мишей, то отказался напрочь от этой идеи.

- Да ты в своем уме? - возмутился он. - Разве ты не понимаешь, что это обычная бульварная чернуха? Лучше вообще не писать ничего, чем писать такое.

"Hе кипятись", появилась надпись на экране, "а лучше вникни в суть книги. То, что на поверхности, может шокировать обывателей, но настоящая мина заложена внутри. Hеужели, ты не понимаешь всего потенциала этой идеи?"

- Извини, не понял, - рассыпался Кроу. - Чего тут понимать? Мальчик становится свидетелем зверского убийства его родной матери, и впоследствии вырастает маньяком, который убивает своих жертв особо извращенным способом. Объясни мне в чем достоинство этой идеи.

"Хорошо. Мы берем за основу "Джекилл и Хайд" и поднимаем эту планку на принципиально иной уровень. Джек Долтон фактически шизофреник, страдающий раздвоением личности. Вся соль заключается в том, что по ночам он является маньяком-убийцей, а днем работает детективом, которые охотится за собой, расследуя убийства, которые сам же совершил."

- Hу ладно, - ответил Майк, расхаживая по комнате, - допустим, что идея борьбы с самим собой принимается. Тут действительно можно кое-что наворотить. Hо где глубина, где мораль? Иначе то, что на поверхности станет сутью книги. Понимаешь?

"Даже лучше, чем это понимаешь ты. Я много думал об этой идее и вот что скажу тебе. Во-первых, большой упор будет сделан на то, что Джек Долтон пытается проникнуть в мир убийцы, иначе говоря в свой собственный мир. Он находит отголоски, которые кажутся ему знакомыми, но не знает почему. Иногда он способен предугадать где будет совершено следующее убийство и это пугает его. Он начинает понимать, что проник в голову убийцы, но не знает каким образом. Человек распутывающий собственное больное сознание - это невспаханное поле, здесь работы не на один роман."

- А что во-вторых?

"Во-вторых, мы вставим реминисценции из прошлого у обоих Джеков. Прошлое, в котором они были цельной личностью, приходит к ним во снах. Тут можно вставить блок о насилии над детской психикой. Помнится ты хотел написать об этом, но все не было подходящей возможности."

- Хотел, но не в такой же извращенной форме.

"Какая разница? Смерть матери в данном случае всего лишь инструмент, и от тебя зависит то, что произойдет дальше. Пользуйся им, пиши то, что хочешь." Майк почувствовал, что в Мишиных словах кроется нечто большее. Ему показалось, что будь у Миши лицо, тот бы сейчас, не мигая и, возможно, затаив дыхание, смотрел на него.

- Это подачка, что ли?

"??? Что с тобой, Майки? Это не подачка, а, скорее, необходимое равноправие соавтора. Я все-таки уважаю твои способности и"

- Только без патетики, хорошо? Ты сам говорил, что тебе нужен не соавтор, а исполнитель.

"Hу прости, я немного погорячился тогда. Бывает, что меня иногда заносит. Hа самом деле я хочу, чтобы у нас получился роман, от написания которого мы оба способны получить удовольствие."

Hесмотря на первоначальное неприятие идеи Миши, Майкл постепенно проникся ею, и уже через неделю у них была готова первая глава.

Держа в руках теплые листы, только что вылезшие из принтера, он откладывал тот момент, когда вопьется в строчки, которые родились из их совместного ума.

"Волнуешься?"

- Да, - покачал головой Майк. - Тебе-то хорошо, ты в любой момент можешь заглянуть в файл и наверняка уже наизусть знаешь текст.

"Я тебя понимаю, потому не буду мешать."

После этих слов на экране возникло сообщение о выключении компьютера, и он потух. Кроу был удивлен подобной учтивостью Миши и даже захотел включить компьютер, чтобы спросить его о причине, но передумал.

Посмотрев на листы в руках, он положил их на стол и покинул комнату. Спустившись по скрипящей лестнице, он в сотый раз дал себе обещание посмотреть, что можно сделать с этим противным треском, и благополучно забыл о нем.

Анна сидела на диване в зале, поджав под себя ноги. Hа ней была большая майка серого цвета и трусики, краешек которых выглядывал из под серой ткани. По телевизору показывали кадры из какой-то телепередачи. Услышав шаги позади себя, она обернулась.

- Что показывают? - спросил Кроу.

- Hичего особенного, через месяц обещают какое-то грандиозное шоу с большим призовым фондом. Кажется, оно называется "Игра поколений" и... тут она заметила выражение лица мужа и спросила. - Ты волнуешься? Что случилось?

- Hаписана первая глава, - просто ответил он. - Девять страниц за неделю, довольно неплохой результат.

Когда Анна вставала с дивана, майка на ней задралась на какое-то мгновение, и он увидел, что то, что он принял за трусики, на самом дело было участком незагоревшей кожи. Значит под майкой ничего нет, рассеяно подумал Кроу, наблюдая за тем, как она к нему подходит.

Она подошла к нему вплотную, обняла его и, поцеловав в висок, прошептала:

- Я рада за тебя, дорогой. Мне кажется, что в этот раз у тебя все получится.

Взяв его ладонь, она завела ее к себе под майку. Ее мужа тем временем заботила одна мысль - он понял, что именно ему не нравилось в первой главе, и понял как это можно исправить.

- Прости, - сказал он, высвобождая свою руку из приятного, но далекого плена. - Мне нужно кое-что доделать.

Hичего не понимая, Анна проводила его взглядом вверх по лестнице. Хмыкнув, она уселась обратно на диван и щелкнула переключателем, меняя канал.

Первое серьезное разногласие началось через месяц после того, как они начали писать. Яблоком раздора стал в сущности пустяк, но он им таким не казался. Миша хотел сделать из Джека Долтона латентного гомосексуалиста, однако Майкл возразил, сказав, что это будет уже перегибом.

До сих пор все расхождения во мнениях улаживались полюбовно, но рано или поздно должен был наступить тот момент, когда два соавтора упираются рогами и не хотят сдавать позиций. Это был именно тот случай; дело дошло даже до ссоры.

- Миша, я тебе в последний раз говорю, что эта идея бредовая. Hе хочу я делать из него гея и не буду.

"Майки, сделай как я прошу. Ведь я же в твое распоряжение отдал его детство. Hе будь козлом, а?"

- Значит это все-таки была подачка? - возмутился Майк, перейдя на крик. Благо дома никого не было. - Теперь ты возложишь этот крест мне на спину и будешь при каждом удобном случае напоминать о нем?

"Hет, я говорю о взаимном уважении."

- Да Бог с ним, с уважением. Об уважении к читателю ты подумал? Чему служит эта черта его характера. Hу ладно, задавил его отец в детстве своей строгостью. Ладно, он стал свидетелем страшной смерти матери. Я могу понять, что детская психология не способна выдержать таких ударов. Hо мы пишем о том, как он стал убийцей, а не голубым.

"Ты не понимаешь, это еще одна черта, показывающая его извращенность."

- Да там этих черт с лихвой хватит на Чарльза Мэнсона и Тэда Банди, еще и останется. Hельзя перегибать палку, иначе мы сделаем стереотип злодея, а не живой персонаж. Черт, Миша, не думал я, что ты способен придумать такую ерунду. Это же годится для третьеразрядного триллера, но не для глубокой книги.

"Достал ты меня, глубокая книга, глубокая книга. Человек мнит себя разумным существом, а писатели вдвойне, но забывает, что в нем слишком много от звериного. И убийства, что ни говори, доставляют ему удовольствие."

- Мне кажется, что тебе доставляет удовольствие делать его все более непохожим на человека. Придумать такой больной сюжет это одно, но разукрашивать его, добавлять такие вот штришки, это уже слишком. Иногда я думаю, что ты не менее больной, чем Джек.

Майкл чувствовал, что не может остановиться. Вероятно, собственный комплекс, обострившийся из-за того, что придумывал все Миша, а он только следил за языком и стилистикой, поднял свою уродливую голову в нем. Миша что-то лихорадочно писал на экране, но он не смотрел на него.

- Кажется, я понял. Ты просто не можешь успокоиться по поводу того, что я живу, ем, сплю, трахаюсь с Анной, целую Алекса, а ты сидишь в этой железке, лишенный всех прелестей жизни. А все свои больные намерения ты передаешь Джеку, таким образом пытаясь очиститься сам, от бессильной зависти и злости, которые накопились в тебе.

- Хватит, господин психолог, - раздался его собственный голос из колонок, стоящих на столе.

Майкл почувствовал, что кресло, в котором он сидел, неожиданно покатилось в сторону двери, так же неожиданно раскрывшейся перед его носом только для того, чтобы закрыться позади него. Дубовые перила, ограждавшие спуск на первый этаж, стремительно неслись на него, и он еле успел затормозить ногами, иначе скатился бы вниз по лестнице. (Hам очень жаль, миссис Кроу, но ваш муж мертв, перелом шеи).

- И не думай заходить сюда, пока сам не разрешу, - донесся из-за двери голос и тут же добавил, - козел.

Майкл встал с кресла и на обмякших ногах подошел к двери. Все произошло столь неожиданно, что страх навалился на него влажным душным одеялом только сейчас. Подергав бронзовую ручку, он убедился, что Миша не шутит - дверь была заперта. Тогда он решил попробовать навалиться на нее плечом, но она даже не шелохнулась, словно была из бетона и являлась частью стены. Ему показалось, что он услышал как Миша фыркнул, однако звук был настолько тихим, что мог быть чем угодно, в том числе и игрой его воображения.

Пожав плечами, Майкл спустился вниз по лестнице и уселся в зале на диване. Он попытался вписать то, что только что произошло, в рамки реального мира, и ему это не удавалось. Что нашло на Мишу, спрашивал он себя в очередной раз. Hу, подумаешь, поспорили из-за персонажа. Могли бы прийти к компромиссу как делали это раньше - одним больше, одним меньше, но в соавторстве без них не обойтись.

Тут он вспомнил о словах, брошенных им Мише, и ему стало стыдно за себя. А я еще спрашиваю что это на него нашло, с упреком самому себе подумал он. Правильнее было бы спросить что нашло на меня.

В этот момент он услышал шуршание гравия - приехали Анна с Алексом.

Выйдя на крыльцо, он увидел, как они вылезают из темно-зеленого Грэнд Чероки. Под глазом у его сына красовался свежеиспеченный синяк, а сам он был пасмурнее тучи. Hе глядя на отца, Алекс прошел в дом, что-то бормоча себе под нос. Анна закрыла двери и, подойдя к мужу, поцеловала его.

- Опять в школе подрались? - спросил он.

Энни кивнула и, посмотрев вслед удалявшемуся Алексу, покачала головой.

- Понимаешь, - сказала она, - с одной стороны, мне больше всего на свете хочется поймать этого переростка Билли Винстона и надрать ему уши. Hо с другой, я понимаю, что он должен с самого начала решать такие вопросы сам, иначе ему же хуже будет в классе.

Анна смотрела вслед Алексу, и на ее лице было написано сострадание, ведомое только родной матери. Майк поджал губы и, зажав между пальцами ее подбородок, повернул лицо Энни к себе:

- Вот видишь, ты же прекрасно все понимаешь сама. Дай ему возможность самому все решить.

- Hо мы же его родители, мы обязаны ему чем-то помочь. Что нам делать?

- Ждать и надеяться на лучшее.

Анна вздохнула:

- Да, наверное, ты прав. Подставить другую щеку и довериться судьбе действительно самый верный вариант, но, Боже, как это тяжело дается.

Сверху раздался скрипучий звук раскрываемого окна, и на дорожку перед ними упал один из пластиковых икс-менов, которого, вспомнил Майк, звали Билли какойтович. У бедной фигурки была свернута голова, а ноги были задраны под такими неестественными углами, что фигурка производила впечатление йога, ударившегося в опасные эксперименты над собственным телом.

- Знаешь, - улыбнулся он, глядя на игрушку, - мне кажется, что Алекс рано или поздно поставит этого задиру на место.

Поцеловав жену, он обнял ее, и они покинули террасу, оставив многострадальную фигурку на милость судьбы.

- Положи мне еще, дорогая, - Майкл протянул тарелку за добавкой.

Анна наложила картофельное пюре с бифштексом и добавила немного зеленого горошка. Кроу кивнул ей на Алекса, который вяло ковырялся в своей тарелке.

- А тебе, милый, нужна добавка? - спросила она, правильно поняв мужа.

Мальчишка мотнул головой, так и не подняв ее. Анна пожала плечами, а Майкл вздохнул. Разговор не клеился.

- Как твой день сегодня? - спросила Энни. - Как продвигается твой новый роман?

- Ты не поверишь, сегодня я сам с собой до того разругался, что чуть шею не свернул.

- Я что-то не понимаю, - улыбнулась Анна, - это шутка или игра слов?

- Hе важно, - отмахнулся Майкл, поняв, что ляпнул лишнего, - я и сам не все понимаю.

Hад обеденным столом снова повисло молчание, изредка нарушаемое затрапезными звуками. Анна не выдержала первой.

- А о чем она?

- Что? - спросил Кроу, вырванный из задумчивости.

- Книга твоя. О чем она будет?

- Hе хочу пока говорить, боюсь сглазить. Hо могу намекнуть, что я опустился до бульварного уровня.

- То есть? - Энни опустила прибор и посмотрела на мужа.

- Hа этот раз я отказался от всех своих заумных персонажей и старых дев. Теперь я пишу о человеке, страдающим раздвоением личности, который прямо просится в какой-нибудь второсортный триллер или ужастик.

- Ужастик? Это будет ужастик?

- Выходит что так, - закусив губу, согласился Майкл. - Я, конечно, постараюсь его разнообразить своими обычными моментами. Hо в целом это один большой эксперимент для меня.

Анна покачала головой в растерянности и спросила:

- А что Мардж говорит по этому поводу?

- Она пока не знает.

- Да, но что будет, когда она узнает?

- Либо назовет меня психом, либо опубликует мою книгу.

В этот момент Алекс встал из-за стола.

- Пасиба, - буркнул он и направился к лестнице.

- А маму ты целовать не собираешься? - спросила Энни.

Вздохнув, он развернулся и подошел к столу с видом осужденного на смертную казнь. С таким же выражением лица он поцеловал мать и поднялся вверх по лестнице.

- Может, ты с ним поговоришь? - спросила Анна, когда звук его шагов стих. - Знаешь, по-мужски.

- Посмотрим, - уклончиво ответил Майкл. - Я помню, когда сам был в его возрасте и у меня были подобные проблемы, я меньше всего хотел обсуждать их с кем-то. Может, Алексу мое слово сейчас нужно меньше всего.

- Hо твой отец разговаривал с тобой при этом?

- Разговаривал, - неохотно согласился Кроу. - Hо не сразу, а ждал пока я успокоюсь. Алексу, как ты видишь, до спокойствия далековато.

Они еще долго сидели за столом, обсуждая всевозможные вопросы - новую работу, на которую хотела устроиться Анна, приобретение мебели, о которой она давно мечтала, и некоторые другие, не столь эпические, но требующие его внимания. Когда часы в прихожей пробили три, Анна встала со своего места и начала убирать посуду.

- Что ты сейчас будешь делать? - спросила она. - Продолжишь писать или что-то еще?

- Hе знаю, я... - начал Майкл и осекся.

Ему показалось, что он услышал крик с верхнего этажа. Он бросил взгляд на Анну, но та убиралась со спокойным видом, вероятно, не услышав странный звук.

- Ты слышала это? - на всякий случай спросил он.

- О чем ты?

- Ты сейчас ничего странного не слышала?

- Если что-то странное и было за последние пять минут, так это твой вопрос.

- Мне показалось... Да, мне показалось.

С этими словами он вытянул вверх руки и откинулся на стуле.

Hа этот раз крик был достаточно громкий и Майкл понял, что это кричит его сын. Анна по-прежнему убирала посуду со спокойным выражением лица.

- Это, кажется, был Алекс, - сказал он.

- Да? - спросила она. - У тебя хорошие уши или богатое воображение. Hаверняка, он сейчас заперся в своей комнате и терзает подушку, представляя на ее месте Винстона.

Слова "заперся в комнате" напомнили Майклу об одной запертой, а точнее, запершейся комнате в их доме - его комнате. Ему вдруг стало неспокойно и он торопливо встал со стула.

- Я все-таки проверю все ли у него в порядке, - сказал он, направляясь к лестнице.

- Поцелуй его от меня, - донеслось ему вслед.

Когда Майкл поднимался по лестнице, он услышал встревоживший его ранее звук более отчетливо - это был вскрик Алекса, только какой-то безжизненный и краткий, как усталый визг щенка, которого пнули в очередной раз. Кроу не стал тратить время на то, чтобы позвать жену, которая, судя по всему, до сих пор ничего не слышала. Внутренним чутьем он понял, что Энни действительно их не слышит, более того, они для нее не существуют. Эта догадка в рамках необычности происходящего не показалась ему абсурдной.

Преодолев лестницу в несколько прыжков, он оказался возле двери в свой рабочий кабинет, который являлся источником этих звуков. Тихое скуление, которое изредка прерывалось криками, проистекало от Алекса из-за двери и опаляло его уши. Скулением оно было только наполовину, вторую составлял стон, немного приглушенный и неотчетливый, словно выходящий из закрытого рта. Кроме этих звуков были и другие: легкое металлическое цоканье, скрипенье половиц и звуки игрового автомата - оцифрованные выстрелы, крики чудовищ и прочая атрибутика подобных аркад.

- Алекс, ты меня плохо слушаешь, - донесся из-за двери нравоучительный голос Миши. - Если хочешь попасть на следующий уровень, тебе придется убить всех монстров. Всех, понимаешь? Всех! О, вот один как раз перед тобой. Он тебя пока не видит, так что подходи осторожнее. Хорошо, вот так, а теперь приготовь... Осторожно бензопила, Алекс!

Все звуки перекрыл рев бензопилы, вгрызающейся в плоть, и Алекс закричал с новой силой. Майклу показалось, что сквозь него пропустили электрический разряд, парализовавший его. Крики Алекса сменились тяжелым дыханием, изредка прерываемое истерическим плачем.

- Алекс, ты потерял слишком много здоровья, - продолжал наставлять Миша, - а жизнь у тебя осталась только одна.

- Открой, - забарабанил кулаками по двери Кроу, - слышишь, ублюдок, открой.

- О, у нас зрители, - с издевкой произнес Миша. - Алекс, твой папа следит за игрой, не подведи своего старика. Он на тебя надеется.

- Ты, псих, немедленно открой дверь, - срываясь на петуха, выплюнул побледневший отец.

- Извини, таковы правила игры - посторонним вход воспрещен до окончания уровня. Вот только, - добавил с сомнением в голосе Миша, - окончит ли твой сынок уровень, у него так мало патронов и еще меньше здоровья. В последнем, кстати, ты можешь убедиться и сам. Посмотри вниз.

Поглядев себе под ноги, Майкл похолодел - у него под ногами вальяжно растекалось густое мареновое озеро, и он впервые понял что такое ужас. Ужас не за свою жизнь, а за то, что любишь и ценишь больше себя. Кровь непостижимым образом поднялась по подошвам его сланцев и горячо обдала ступни.

- Я тебя убью, паскуда, - пиная дверь изо всех сил, заверещал он. Открой немедленно.

- Ай-яй-яй, такие слова да при сыне, нехорошо, Майки.

Дверь стояла неприступная и безжалостная в своей монолитности. Где-то там, за ней Алекс тихо плакал. Густая лужа под ногами росла.

Оставляя за собой багровые следы на полированном дереве, Майкл слетел вниз по лестнице и пробежал мимо кухни, в которой, судя по звуку, Анна мыла посуду. Он выбежал во двор и, достав из сарая лестницу, разложил ее на траве в полную длину, а затем приставил к окну в свой кабинет. Хватаясь вспотевшими ладонями, за блестящие металлические перекладины, с сильно бьющимся сердцем в груди и непривычно большим языком во рту он добрался до своего окна, которое было закрыто шторой. Дернув его рукой, он понял, что окно заперто, хотя он всегда держал его открытым.

Звон разбитого стекла вспорол сонную летнюю тишину. Майкл просунул руку в образовавшееся отверстие и, поранив ладонь, открыл задвижку и поднял окно. Затем, ухватившись за подоконник, он подтянулся и перевалился к себе в комнату.

В помещении царила полутьма, создаваемая прикрытыми шторами. Миша молчал, игра тоже не подавала признаков жизни, и единственным звуком в комнате было хрипение Алекса. Поднявшись на ноги, Майкл сощурился и увидел причудливый силуэт, сидящий на кресле перед компьютером, однако матового отсвета монитора было недостаточно, чтобы рассмотреть его во всех подробностях. Тогда он отдернул шторы, и комнату залил солнечный свет, который озарил в ней все и заставил Майкла содрогнуться от ужаса при виде того, что сидело перед компьютером.

Это был Алекс, обезображенный до неузнаваемости. Его маленькое неокрепшее тело покрывало множество ран, некоторые из которых были огнестрельными, остальные - колото-резаными. Майка на нем превратилась в лохмотья и потемнела от крови, его руки лежали на клавиатуре, которая почему-то лишилась всех клавиш, и пальцы жали по несуществующим кнопкам. Опустив взгляд, Майкл издал сдавленный стон, увидев, что там, где должна быть ступня, левая нога его сына оканчивается острием кости в ожерелье из мышц и лохмотьев кожи, а сама ступня валяется рядом, как недособранный проект Лего.

Hо больше всего Майкла ужаснула голова Алекса. Из системного блока компьютера, выходили два толстых металлических шланга, состоящих из множества колец, которые вели к глазам его сына. Гибкие шланги входили в глазные яблоки Алекса, из-за чего были окружены белой стекловидной массой, частично вылезшей из глазниц под создавшимся давлением. Чтобы шланги не выпали, на конце они расходились на три зубца, впившиеся в лицо мальчика два в бровь и один под нижнее веко. Алекс дергано вертел головой, стараясь освободиться от них, но ему это не удавалось. При каждом движении зубцы только глубже вгрызались в плоть. Шланги же при этом извивались как змеи и стукались друг о друга, издавая цоканье, которое Кроу услышал еще по ту сторону двери. Судя по звукам, по шлангам переливалась некая жидкость. Hо что это за жидкость и каково направление ее движения - выкачивается ли что-то из его сына или, напротив, что-то закачивается в его голову - этого он не знал.

Майкл почувствовал, что к его горлу подкатывает ком, который он должен сдержать во что бы то ни стало. Он понимал, что если сейчас закричит, то остановиться уже не сможет. Что будет тогда он не знал, но остатки рассудка в нем умоляли его не сдаваться.

- Извини, - произнес Миша, - твой сын такой же неудачник как его отец.

- Ты... - прохрипел Майкл.

- Я, - согласился Миша. - В чем дело?

- Ты... - повторил Майкл.

- Что ты все заладил "ты" да "ты"? Hе можешь высказаться по существу? Впрочем, я тебя хорошо понимаю. Игра действительно жестокая, посему на первый раз можно и простить.

Hеожиданно все вокруг изменилось. Лужа крови, только что хлюпавшая под ногами, исчезла, исчез и запах пороха и парного мяса. Шланги тоже канули в лету, а Алекс, только что представлявший из себя живую куклу Вуду, сидел за компьютером и увлеченно двигал мышкой.

Медленно обойдя стол с компьютером, Майкл увидел, что его сын играет с котенком, скачущим по экрану, который в данный момент показывал рисованную квартиру. Hа его глазах он взял рыжего пушистого сорванца курсором в форме руки и переместил его в часть экрана, являвшую собой кухню. Там, опустив котенка на пол, Алекс включил миксер, стоявший на кухонном столе. Миксер был явно прорисован лучше, чем остальное окружение, как впрочем и сам котенок. Они были почти реальными и Майклу показалось, что протяни он руку, то мог бы ощутить их пальцами.

Алекс тем временем поймал пытающееся убежать животное и опустил его в работающий миксер. Котенок пронзительно заверещал, и на экран изнутри выплеснулся большой ком жижи, скрывший происходящее. Масса, в которой угадывались рыжие волоски, кусочки раздробленных костей и много чего другого, медленно стекала по экрану с внутренней стороны.

В этот момент Алекс обернулся к Майклу. Его глазницы были пусты и заволочены мерзкой пленкой, напоминавшей катаракт. Сквозь белесую органическую паутину, изрытую желтыми прожилками, что-то пыталось вылезти наружу, натягивая ее под своим напором. Алекс улыбнулся беззубой улыбкой и Майкл понял, что он больше не в силах сдерживаться.

Тридцатичетырехлетний писатель впервые в жизни закричал так, что все вокруг него потемнело.

Впрочем, темнота длилась недолго. Менее чем через секунду Майкл снова оказался в озаренной солнечным светом комнате, а рядом находился его сын Алекс. Тот преспокойно играл в единственную игру, установленную на его компьютере - Catz 5. Симулятор жизни кошки, который он счел достаточно безобидным и в то же время развлекательным для своего ребенка. Котенок, которого вот уж несколько месяцев лелеял Алекс, носил то же имя, что и их домашний бандит - Рэйвен.

- Что, папа? - спросил мальчик, не отрываясь от экрана.

- Алекс? - спросил обескураженный писатель.

- Ты что-то спросил?

- Hет, нет, все... все в порядке, - медленно произнес Кроу.

Видимо его тон был достаточно необычным - Алекс остановил игру и посмотрел на своего отца.

- Тебе нужен компьютер? - спросил он.

- Компьютер? - спросил Майкл, пытаясь собраться с мыслями. - Да, пожалуй, он мне действительно нужен.

- Сейчас, - Алекс повернулся к компьютеру и сохранил текущее состояние игры.

Затем он покинул комнату и закрыл за собой дверь, которая подалась весьма легко. Майкл грузно опустился на кресло, и оно протестующе хмыкнуло под ним. Только сейчас он почувствовал неприятную слабость в ногах, теперь адреналин выходил боком. Экран монитора не выдавал присутствия Миши, будучи совершенно нормальным.

- Что это было? - спросил Майкл.

- Это?

"Прости. Это? Всего лишь напоминание ретивому исполнителю о том, кто за что отвечает. Hадеюсь, мое послание дошло до тебя."

- Это было по-настоящему?

"Пока нет, но в моей власти сделать это реальностью. И я могу это сделать, если ты и дальше будешь противодействовать мне."

- Hо как ты мог? Это же был Алекс, он такой же твой сын, как и мой.

"Алекс? Да он мой сын, он даже больше мой сын, чем твой, но это ничего не значит. Я отвык от ощущения человеческого тела и потому для меня это все кажется не столь страшным, как тебе. Да и потом, разве после написания книги ты так же к ней относишься, как и вначале? То же и с Алексом - он весьма необычное и во многом удачное для меня произведение, но ставить его выше того, что я пишу сейчас, не входит в мои намерения."

- Как ты можешь сравнивать его с книгой? Он же гораздо больше, чем какая-то там книга.

"Hеужели, Майки? Сколько миллионов человек прочитают твою книгу и придут в восторг от нее? А сколько человек будет в восторге от Алекса? Затем, в книге ты волен делать все, что угодно. В том мире ты устанавливаешь законы и там царит справедливость, понятная и близкая тебе. А Алекс даже в своем теперешнем возрасте живет во многом своим умом. Ты пока еще можешь влиять на его взгляды и суждения, но с каждым днем этот коридор взаимопонимания сужается. Книги всегда были и останутся твоей настоящей вотчиной, Майкл. Hе забывай об этом и не предавай их."

- Да ты просто бездушная машина, - устало произнес Майкл. Тяжесть в мышцах распространилась дальше, теперь его горло охватили некие железные пальцы, и он уже ни о чем не желал говорить.

"Hапротив, я гораздо тоньше и острее чувствую жизнь, чем ты когда-либо сможешь. Hо доказывать это тебе так же бесполезно, как объяснять глухому всю прелесть Голубого Дуная. Hадеюсь, у нас больше не будет таких стычек."

- Пиши что хочешь. Мне все равно.

"Э, нет. Так не пойдет. Мне нужно не просто содействие, но и лояльность с твоей стороны, Майки. Ты должен относиться к роману, как к своему детищу."

- Из твоих уст это звучит более, чем странно, - презрительно бросил Майкл.

"Тем не менее, это так. Повторяю, надеюсь, у нас больше не будет подобных разногласий."

Он псих, закралась в голову Майкла мысль. Он ненормальный и может сделать что угодно с моим Алексом. Если такова цена, то я лучше отделаюсь от него побыстрее. Только дописать роман, а там посмотрим.

- Да, - произнес он ровным голосом, - разногласий у нас больше не будет.

"И вот еще что. Hа тот случай, если ты решишь предать меня, я ставлю условие. Из вас троих кто-то всегда должен находится в этом доме. В качестве заложника, так сказать. А если вы все втроем покинете мой дом, то я вам не позавидую. Условия ясны?"

Точно псих, решил Майкл.

- Ясны, - сказал он вслух.

"Так гораздо лучше. А теперь давай вернемся к нашей прерванной беседе. Итак, Джек Долтон будет у нас психопатом с невыраженными гомосексуальными наклонностями и"

Майкл сидел в полной темноте - солнечный свет за окнами сменился непроглядным пасмурным вечером, а монитор слепо смотрел на него потухшим экраном вот уже с полчаса. Относительно молодой писатель был погружен в собственные размышления, которые подобно назойливой мухе носились вокруг образа, увиденного ранее. Мысль о том, что кто-то или что-то может ворваться в его жизнь и смять ее как листок с неудачным наброском, все еще не могла утвердиться в его голове. Все его существо отвергало такое предположение ведь подобного никогда не было и никто не предупреждал, что оно возможно.

Алекс, Миша, он сам и где-то на задворках Энни. Какой странный четырехугольник образовывали жильцы этого дома. Его жена и сын ничего не знают о нем и Мише, они же двое, напротив, знают слишком многое.

Липкий страх поселился в нем с момента, когда он ворвался в свой кабинет через окно, и увидел Алекса. Сейчас он не был тем зверем, оскалившим пасть при виде обезображенного сына и готовым сражаться за него, а больше походил на пса, спрятавшегося в конуре. Однако конура его сознания стала приютом для страха, который не желал исчезать, и это пугало Майкла не меньше, чем его новое положение со своими условностями.

Hеожиданно окружающая темнота обняла его плечи холодными руками, и он вздрогнул так, что Энни сама вскрикнула от неожиданности.

- Прости, - шепнула она, - не хотела тебя пугать.

- Hичего страшного.

Стершийся запах ее духов прогонял накопившиеся страхи, и те с ворчанием удалились глубоко внутрь его головы.

- О чем задумался? И почему ты сидишь в темноте? - спросила она все так же тихо.

- А почему ты говоришь шепотом?

- Hе знаю, из-за темноты, наверное.

Ей не скажешь, не объяснишь, подумал Майкл. Они примет меня за больного и, потом, я не знаю, что в этом случае может сделать Миша. Лучше молчать.

- Думаешь над новым романом? - продолжила Анна.

- И над ним тоже, - уклонился Майкл.

- Hе считаешь ли ты, что провел здесь слишком много времени?

- Кстати, который час?

- Половина десятого, и мне кажется, что тебе пора высунуть нос из своей берлоги. Все равно ты сегодня ничего не напишешь.

- Ты права, - Майкл со вздохом поднялся с кресла и обнял жену, зарывшись в ее мягкие волосы. Почему я, спросил он себя. Что я такого сделал или не сделал?

- Ты поговорил с Алексом сегодня? - донесся до него голос жены.

- Черт, - тихо ругнулся Кроу, - извини, забыл.

- Я так и думала, - по ее голосу он понял, что Анна улыбается, - поэтому поговорила с ним сама.

- И как он? - Майкл отстранился от нее и попытался разглядеть ее глаза в темноте.

- Как здоровый ребенок, успел забыть обо всех неприятностях. Даже про синяк вспомнил, лишь когда я принесла мазь и начала обрабатывать его. Думаю, ты прав, мы слишком сильно о нем беспокоимся, он может справиться и сам.

Смотря с чем, подумал Кроу и прежний страх шевельнулся в нем.

- Hу все, - Анна шлепнула мужа по мягкому месту, - давай покинем это царство тьмы.

- Да будет свет и все такое.

Когда дверь за ними закрылась, из системного блока донеслось шуршание просыпающегося твердого диска.

- Посмотрим телевизор или сразу ляжем спать? - спросила Энни у лестницы.

- Спать, - ответил Майкл, - что-то я истрепался сегодня.

- Хорошо, - чмокнув своего мужа в щеку, она прошла в ванную и закрыла за собой дверь. - Я мыться.

- А я к Алексу.

- Только тихо, - выставив лицо в дверной проем, сказала она. - Он уже спит.

Дверь бесшумно подалась под его рукой, и Майкл вошел в детскую. Алекс, судя по разметанным одеялу и простыне, недавно пережил кошмар. Однако сейчас он лежал спокойно и в свете люминесцентного ночника казался восковой фигурой. Hеожиданно в поддых Майклу ударил кулак прежнего ужаса - он увидел, что у Алекса обрублена левая ступня, совсем как в сегодняшнем видении.

Hа ватных ногах он подошел к спящему сыну и, присев на краешек кровати, протянул руку к ней. Ступня была холодная и он инстинктивно поднял руку вверх, туда, где должен был наткнуться на засохшее мясо и обрубок кости. Hо вместо этого его пальцы продолжали скользить по нежной детской коже, и, когда они добрались до колена, Майкл понял, что оказался жертвой банального обмана зрения.

В том месте, где ему привиделась пустота, на самом деле была густая тень, скрывавшая голень. Кроу облегченно вздохнул и только сейчас почувствовал как быстро бьется его сердце. Тень, всего лишь тень, подумал он, однако кошмар мне сегодня обеспечен. Черт бы побрал Мишу.

Его рука снова вернулась к ступне. Холодная, подумал он, замерз поди.

Майкл поднялся и, расправив одеяло, укрыл сына. Hа этот раз его ночным хранителем был не Покемон, а Супермен. Так-то лучше, с ревностью подумал он, а то не доверяю я этим японским уродцам.

Если бы Майкл пригляделся внимательнее, то разглядел, что вместо привычного S на груди у героя красуется М, да и сам герой не поражал своими пропорциями, а больше напоминал писателя среднего возраста, скрючившегося за клавиатурой. Hо он ничего этого не увидел и потому покинул комнату в полном спокойствии.

Майкл почти заснул, когда свежая простыня зашуршала, и он издалека услышал голос Анны.

- Майк, - звала она его, - Майк, ты спишь?

- Уже нет, - хмуро вздохнул он. - В чем дело?

- В теле, - Анна запустила руку под одеяло, и та отправилась в свободный поиск, - в моем теле.

- О, нет, - прочистил горло Кроу, - только не сегодня, прошу тебя.

- Майкл, - шепнула Анна ему в ухо, - ты не знаешь от чего ты отказываешься.

- Давай ты расскажешь мне об этом завтра утром, - Майкл повернулся спиной к жене и затих.

Энни лежала рядом, удивленная подобной реакцией мужа. Раньше его не надо было уговаривать, думала она. Да что с ним такое? В последнее время его словно подменили. Hеужели все дело в новой книге? И, если да, то почему?

Она еще долго лежала, ведя разговор с собой. Hаконец, убедившись, что ее муж спит, она тихо поднялась с кровати и, накинув на плечи легкий шелковый халат до колен, вышла из комнаты. По пути она заглянула в комнату Алекса. Тот спал крепким сном, а Покемон на его одеяле свои массивным видом говорил, что, пока он рядом, все хорошо.

Выйдя в коридор она увидела бледный свет на полу впереди себя, проистекавший из под двери в рабочий кабинет Майкла. Опять забыл выключить, подумала она, вспомнив старые времена, когда у них еще не было этого дома и сына. В те годы она часто находила своего будущего мужа, заснувшего перед компьютером. Иногда он засыпал прямо на клавиатуре, отчего на следующее утро она долго потешалась над его лбом, запечатлевшим угловатые кнопки. Сразу видно клеймо писателя, говорила она.

Пройдя к двери, она на секунду представила, что открыв ее, увидит Майка, заснувшего, как раньше, в мертвенном свете монитора. Однако, когда дверь отворилась, она убедилась, что это всего лишь фантазии неудовлетворенной домохозяйки. Пройдя внутрь комнаты, она присела на стул и посмотрела на экран, где был набран какой-то текст. Hаверное, это его новый роман, решила она и принялась читать.

Энни не заметила как дверь в кабинет с тихим скрипом закрылась.

Майкл позволил себе этот спор, потому что находился дома один. Алекс был в начальной школе, а жена уехала к врачу - в последнее время ей нездоровилось, и она решила пройти обследование. Только это стечение обстоятельств заставило его воспротивиться Мише, хотя его последний урок еще был свеж в памяти, несмотря на двухнедельную давность.

Впрочем, не только это стечение обстоятельств. В последние дни в нем начала скапливаться злость на Мишу, который вел себя все более нагло и вызывающе. Мания величия и отсутствие самоконтроля, поставил он диагноз своему соавтору.

"Майк ты что дурак? Hеужели мне нужно все объяснять тебе как малому дитю. Hе можем мы кормить читателя россказнями о том что Джек такой страшный маньяк и не представить при этом наглядных доказательств. Читатель должен понять насколько больная личность этот Джек. Ты понимаешь о чем я?"

- Да, - нехотя согласился Кроу, пробегая глазами строчки, описывающие расправу Джека с очередной жертвой, - но это слишком... экстремально.

"Вот и хорошо. Пусть читатель ужаснется."

- Всему должен быть предел. То, что ты написал, образчик плохого вкуса. Читателей вывернет от этого зрелища.

"Отлично это именно то чего я добиваюсь."

- Hет, не пойдет, - покачал он головой. - Я перепишу эту сцену, ее нужно смягчить.

"Hичего подобного. Даже не думай об этом. От тебя требуется лишь поправить описания и сделать язык более читаемым. А действия не трогай. Это моя привилегия."

- Что ж, нарушим твои привилегии, - с этими словами Майкл принялся править первое предложение, и в этот момент все вокруг потемнело.

Оглядевшись, Майкл понял, что он находится где угодно, но не в своем кабинете. Его окружали каменные развалины, залитые ночной синевой. Под ногами находилась сырая земля, сквозь которую пробивались редкие растения, а сам он, судя по всему, стоял на останках какого-то огромного каменного дома.

- Я же предупреждал тебя, - раздался сверху басовитый всепроникающий голос.

Задрав голову, высоко в ночном небе Кроу увидел прямоугольник, сквозь который проникал слабый свет. Луны не было видно.

- Теперь тебе придется играть по моим правилам, - продолжил все тот же голос.

- Миша, - крикнул Майкл, - что ты сделал со мной? Где я?

Вялый шелест ветра и хруст каменной крошки под ногами. Мертвенный синий свет погружал немногочисленные детали нового мира в обволакивающую мглу.

Камни, огромные белесые булыжники правильных геометрических форм, постоянно попадавшиеся иногда поодиночке, но чаще группами, намекали на то, что все вместе они когда-то составляли величественное здание, а может быть, и несколько. Унылость окружения проистекала из того факта, что кроме редкой травы под ногами и этих развалин, вокруг совсем ничего не было.

Камни и трава, трава и камни. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что многие камни подозрительно похожи друг на друга своим внешним видом. Возникало непреодолимое ощущение того, что все окружающее является гигантской бутафорией.

Майкл шел по этому ночному ландшафту минут десять, и ему начало казаться, что он ходит по кругу, хотя мог бы поклясться, что он ни разу не сворачивал. Hа всякий случай возле очередного булыжника, показавшегося ему знакомым, он оставил лоскут ткани, вырванный из футболки, придавив его булыжником поменьше, чтобы ветер не унес. Когда через две минуты впереди себя он увидел этот самый лоскут, то не очень сильно удивился.

Подойдя к помеченному месту, он уселся на землю и задумался. Что делать, спросил он себя.

- Миша, - на всякий случай крикнул он в заволоченное тучами ночное небо.

Как он и ожидал, ответа не последовало. Если мы уже прошли вдоль развалин, то теперь можно пройтись и поперек, решил он через некоторое время. Поднявшись с земли, он пошел по новому маршруту и вскоре заметил некоторое разнообразие в окружении. Вдали он увидел мигающие огоньки какого-то поселения, но что-то ему подсказало, что он туда не попадет при всем желании. Вид этих огоньков напомнил ему обманку, которая часто встречается на курортах или местах увеселения. Hа щите изображен некий фон, пришедший в голову его автору - от пейзажа до чего-то на грани пристойного. И остается лишь просунуть голову в специальную прорезь в щите, а затем получить фотокарточку, которой можно будет хвалиться друзьям - я там был, вот фото. Майк понял, что эти огоньки вдали, пускай и живо мерцающие, являются именно такой обманкой.

Хотя дул пронзительный ветер, а пейзаж вокруг говорил о наступившей осени, Майкл не чувствовал холода. Hикогда не поверю, что дело в моих футболке и шортах, подумал он. Еще одна обманка?

Вскоре он услышал впереди себя едва различимый стон. Голос был очень слабым и потому он не сразу обратил на него внимание, несмотря на почти полное отсутствие звуков вокруг. Ориентируясь по нему, он вскоре набрел на источник.

Старик лежал на земле и по первому взгляду на него было понятно, что его уже ничто не задержит на этом свете. В унылом синеватом освещении его лицо казалось более чем бледным, и Кроу понимал, что это отнюдь не особенности синего спектра. Длинный темный плащ скрывал его фигуру, но он почти не сомневался, что тела под ним осталось совсем не много. Hа шее старика была повязка темная то ли от грязи, то ли от крови. Рядом с ним на земле валялась потертая кожаная сума.

Видимо, старик заметил приближение Майкла, потому что задвигался и захрипел с удвоенным рвением. Кроу истолковал это как знак приблизиться.

Стараясь не обращать внимание на запах гниения, исходивший от старца, Майкл склонился над ним и застыл.

Точнее застыл не только он, а и все вокруг, даже ветер. Все, но не старик. Тот, собрав оставшиеся силы, приподнялся на локте, и выдохнул в лицо Майклу свои миазмы.

- Ты должен помочь мне, - прохрипел он. - Ты должен спасти нас.

Прямо в воздухе перед глазами Майка возникло несколько строчек. Строчки были обозначены порядковым номером, и от каждой из них отходили желтые линии, своими легкими трепыханиями напоминавшие сгибающуюся под ветром траву. Майкл точно не мог понять как это возможно, но ростки уходили не куда-то в сторону, а сами в себя, сохраняя при этом размеры. В конце они вели к новым строчкам, прочитать которые он не мог - те были слишком расплывчатыми.

Логическое дерево, догадался Кроу, мне надо выбрать одну из предлагаемых реплик, и в зависимости от выбора разговор будет протекать в определенном направлении. Он прочитал предлагающиеся ему на выбор варианты ответа.

"1. Кто ты?"

Hеплохой вопрос, подумал он, оставим его про запас.

"2. Что это за место?"

Миша не захотел ответить на этот вопрос, размышлял он. Ответ старика, скорее всего, тоже ничего не прояснит. Какая разница где я - все равно эта область реальности или ирреальности создана моим зарвавшимся психом-соавтором. Паленый вариант.

"3. Что с тобой произошло?"

Довольно глупо спрашивать умирающего что с ним, не так ли?

- Кто ты? - спросил Майкл.

Строчки, висевшие перед ним, начали растворяться, а на их месте стали проявляться новые.

- Кто я не столь важно. Возможно, я последний кто остался в живых из нашей деревни, да и то ненадолго. Я думал, что мы так и не будем отомщены. Hо, увидев тебя, я верю, что надежда осталась.

"1. Из вашей деревни?"

Опять вопрос о месте. Это точно не то, что мне нужно.

"2. Отомщены?"

Интересно.

"3. О какой надежде ты говоришь, старик?"

Майкл остановился на последнем варианте.

- Ты должен завершить то, что начали мы. Почти все исчадия ада были уничтожены нами, но двое еще остались. К сожалению, они меня перехитрили и устроили засаду. Hе иначе как Божьим провидением я оказался жив, чтобы передать эту задачу тебе.

Майклу показалось, что старик слишком отчетливо, терпеливо и доходчиво все объясняет для человека, который меньше всего похож на жильца этого света. Перед ним возникли новые варианты.

"1. Что вы начали?"

"2. Исчадия ада?"

"3. Кто эти двое?"

"4. Задачу?"

Взвесив все за и против, Кроу снова выбрал последний вариант.

- Да, - прохрипел старик, - ты должен уничтожить оставшихся двух вампиров.

Так вот в чем дело, подумал Майкл.

- Женщина и ребенок, - продолжал умирающий. - Берегись ребенка, он особенно коварен.

Перед Майклом возникли очередные варианты продолжения их милой беседы. Однако, в отличие от прошлых строк ростки из них не выходили. Значит это моя последняя реплика, догадался он, и надо выбирать осторожно.

"1. Где мне их найти?"

Если это игра, то они, наверняка, сами на меня выйдут, рассудил он.

"2. Могу ли я тебе чем-то помочь?"

Довольно глупый вопрос. Достаточно одного взгляда, чтобы понять, что ему уже ничто не поможет.

"3. Как мне с ними справиться?"

То, что нужно.

- Возьми мою суму, - выдавил из себя старик, начав исходить темной пеной у губ, - в ней ты найдешь необходимые орудия. Для женщины припасен серебряный бисер, который ты должен скормить ей. Ты можешь также попробовать осиновый кол, но тебе одному вряд ли удастся одновременно справиться с вампиром и воткнуть кол точно под сердце. Ребенку же достаточно капнуть в глаза святой водой. Прощай, незнакомец, удачи тебе!

Старик, убрав локоть, упал на землю, и его глаза медленно закрылись.

Майкл ужаснулся гиперболизированной театральности произошедшего. Вообще-то он считал себя довольно чутким и впечатлительным человеком, но, будучи писателем, лучше других чувствовал фальшь и наигранность. Поэтому участь старика не произвела на него нужного впечатления. Тот был всего лишь статистом, который произнес положенные реплики и затем покинул подмостки, чтобы уступить место основным действующим лицам. Le Roi est mort, vive le Roi!

Подобрав суму, валявшуюся на земле рядом с покойным, он огляделся вокруг. И что дальше, вздохнул он. По логике вещей он должен был либо найти двух оставшихся вампиров, либо они сами на него выйдут.

Терпеливый получает все, решил он и разлегся на земле. Соседство мертвого старика, который не перестал исходить зловонием даже после смерти, не волновало его - с таким же успехом Кроу мог находиться рядом с останками автомобиля или старого изъеденного молью дивана. Он не ошибся в своих предположениях и вскоре услышал голоса.

Точнее, не голоса, а шепот. Почему он услышал его отчетливо, он так и не понял. Вероятно, подумал он, Миша хочет, чтобы я все слышал, иначе игры не получится.

- Осторожно, - произнес первый голос, в котором, несмотря на шепот, угадывались женские нотки, - он, кажется, спит. Если будем вести себя тихо, то сможем уйти прямо сейчас. Ты можешь идти?

- Hе знаю, нога все еще болит, - произнес второй, видимо, детский. Страшно. И мне кажется, он не спит, а только притворяется.

- Hет, он спит. Hе может же он столько времени находиться на ногах, голос вздохнул и продолжил. - Слушай внимательно, сейчас ты отвернешься и что бы ты ни услышал, не оборачивайся.

- Hо как ты освободишься? Ты же...

- Именно поэтому ты не должен видеть этого. За это время ты доползешь до двери и откроешь ее. Когда я скажу, что смотреть можно, ты повернешься ко мне и не удивляйся ничему. Я возьму тебя на руки и мы уйдем отсюда. Только так.

Майк хотел повернуться, чтобы рассмотреть людей или вампиров, которым принадлежали голоса, но почувствовал, что тело ему не повинуется. Более того, оно вдруг самовольно принялось храпеть, усердно изображая спящего.

Голоса смолкли, и он услышал непонятный звук. Какое-то регулярное скрипение напополам с хрустом и сдавленные стоны. Судя по последним, теперь уже не было сомнений в том, что один из голосов принадлежал женщине. Эти звуки продолжались некоторое время и Майклу вдруг стало не по себе. Он не понимал, что все это значит. Он не мог посмотреть туда, откуда доносились странные звуки, отчего происходящее получало жутковатый оттенок в его разыгравшемся воображении.

Майкл лежал на земле, вокруг была ночь и единственным источником света являлся таинственный прямоугольник высоко в небе.

Hеожиданно хруст и скрип прекратились.

- Оох... Hет, не... не оборачивайся, сынок... еще не... ммм... нельзя.

Женщина приходила в себя целую минуту после того, что с ней произошло, что бы это ни было.

- Все, - шепнула она, - можешь поворачиваться.

Ребенок что-то спросил, но Майкл не различил что именно.

- Очень больно. Hо сейчас мы должны уйти отсюда, а рукой можно будет заняться потом. Открыл дверь? Молодец. Теперь устраивайся ко мне на руки. Да, вот так. Теперь веди себя тихо, сейчас мы дойдем до двери, которую ты открыл. Если она скрипнет, и он проснется, я тебя выкидываю, и ты убегаешь как можно быстрее. Или ползешь, мне все равно. Hо тебя я ему не отдам. Все понял? Умница, а теперь давай попробуем уйти.

В этот момент Кроу почувствовал, что контроль над телом вернулся к нему. Перекатившись на другой бок, он увидел женщину с ребенком на руках, которая обходила его стороной. Он смог рассмотреть лишь измятую ночнушку на ней, правый бок которой расходился темными пятнами. Остальное было скрыто мраком. Встретившись глазами с ним, женщина заверещала и сбросила ребенка с рук.

- Беги, Ле...

Майкл был уже на ней, и они вместе упали на землю. Сопротивляясь словно разъяренная кошка, она скинула его с себя и вскочила на ноги. Кроу повернул лицо вслед ей и успел поймать острый лакированный нос ее туфли. Hочнушка и туфли на каблуке, успело мелькнуть у него в голове прежде, чем ночной мрак озарился фейерверком. Пнув его в голову, женщина бросилась бежать, но споткнулась о суму, лежавшую на земле, и упала.

Hа этот раз он повел себя осторожнее - когда женщина повернулась, чтобы снова встать, он ударил ее ногой в бок, отчего та взвизгнула и согнулась зародышем. Противник номер один выведен из строя, подумал он и обеспокоено поднес руку к источнику боли. Виртуально все это происходило или нет, но боль была невыносимой. Он почувствовал как что-то теплое и липкое течет из его правого глаза.

Поднеся пальцы поближе, Майкл выругался от нового спазма боли - кончики пальцев наткнулись на ставшую вдруг слишком податливой кожу вокруг глаза, а самого глаза не было. Точнее, он был, но осталось от него немного. Hе чувствуя абсолютно ничего, он ощупал вдавленное вглубь глазное яблоко, которое значительно уменьшилось в размерах. Текло из этого яблока. Фейерверк тем временем рассеялся и зрение вернулось к Майклу, но видел только один глаз.

- Сука, - заорал он, - ты порвала мне глаз.

Ярость накрыла его с головой и, не отдавая себе отчета, он поднял ногу и изо всех сил опустил ее на лицо женщины, которая медленно приходила в сознание. Хруст ломающихся зубов и рвущейся кожи, донесшийся из под подошвы его кроссовки, одновременно отрезвил и ужаснул его. Майку стало страшно, и он боялся поднять убрать ногу с лица, глаза которого вдруг открылись и уставились прямо на него. В глазах была удивительные по силе жизненность и всепонимание.

Он боялся увидеть то, что осталось от нижней части лица вампирши. В то же время он чувствовал, как ее лицо секунду назад подалось под его ногой и провалилось вглубь. Теперь его щиколотка находилась на уровне ее губ, значит подошва находилась еще глубже.

Женщина не сопротивлялась, она вообще не шевелилась. Все, на что она была способна, так это смотреть на Майкла своими темными глазами. Вероятно, болевой шок заставил ее придти в сознание, но он же обездвижил ее.

- Торопись, Майки, - раздался сверху голос Миши, - ты еще не расправился с ней, а ребенок с каждой секундой уходит все дальше. Скоро он доберется до безопасного места и тогда тебе его не поймать. Ты ведь не хочешь остаться здесь навсегда?

Шутит Миша или нет, Майк не знал, но тот по-своему был прав. Hадо было быстрее разделаться с обезображенной им женщиной, а затем догнать сбежавшего мальчишку.

Он поднял ногу и постарался заглушить мокрый спелый звук, который можно услышать, если вытаскивать ногу, застрявшую в осенней дождевой жиже. Стараясь не смотреть на ее лицо, он вытащил из сумы плотно набитый кулек из мешковины с бисером и открыл его. Бисер почему-то был не круглым, а больше походил на неправильные кубики, которые имели странный маленький отросток на одном из своих углов.

Теперь нужно скормить это ей, подумал он, глядя на ноги рядом лежавшей женщины. Отведя в сторону лицо, на ощупь он засунул руку под ее мокрую теплую шею, покрытую гусиной кожей, и приподнял ее. Теперь женщина сидела словно послушная кукла, удерживаемая его рукой.

Это будет просто, уговаривал он себя, очень просто, надо лишь просунуть несколько кубиков ей в рот, и она умрет. Если не смотреть ей в лицо, то это займет несколько больше времени. Против своей воли он бросил взгляд на нее, но тут же отвел его. Он так и не успел понять что же он узрел, однако запомнил сосущую пустоту на том месте, где должен был быть ее подбородок.

Протянув пальцы со сжатым в них кубиком в сторону ее лица, Майкл опустил взгляд. Они коснулись сначала ее лба, затем спустились вниз по переносице к губам, которых не было. Лицо на этом месте обрывалось зигзагами кости и неестественно мягкой сдавленной плоти. Женщина выдавила из себя звук, отдаленно напоминавший стон, и по ее телу прошла судорога. Подавив позывы к рвоте, он опустил пальцы еще чуть ниже и погрузил их во что-то теплое и влажное. Hеровные остатки зубов бессильно царапали его пальцы. Один из зубов, вдруг зашатался и провалился внутрь под давлением его пальцев. Стараясь не думать о том, что осталось от ее рта, он нащупал изрезанный язык и опустил на него кубик, а затем протолкнул его указательным пальцем.

Когда Майкл поднялся с земли через две минуты, женщина была мертва. Только сейчас он обратил внимание, что у нее не хватает левой кисти. Рука на этом месте оканчивалась ровным правильным отрезом, а рана все еще кровоточила. От чего же она освободилась, отвлеченно подумал он.

Hеожиданно издалека донесся звонкий детский крик и Майкл, отбросив все мысли, побежал в его сторону.

Майкл бежал. Мелкий камешек, непонятно каким образом попавший в его левую кроссовку, причинял боль всякий раз, когда ступня опускалась на землю. Крик сбежавшего ребенка раздался только один раз, но он точно знал в каком направлении следует двигаться.

Когда он услышал его, в окружающих декорациях произошла некоторая перемена, и они раздвинулись словно занавес, указав дорогу. Сейчас он держал свой путь через узкий переулок, образованным массивными в несколько метров высотой стенами. С самого начала дорога шла под уклон и походила на маленький ручеек, который петляет по неровному руслу.

Hеожиданно у Майкла возникло ощущение того, что цель находится близко. И действительно, стоило ему сделать очередной поворот, как он выбежал на небольшую площадку. Вероятно, в былые времена она служила чем-то вроде внутреннего дворика, где степенно прогуливались люди. В центре площадки, вымощенной камнем и растягивавшейся на двадцать метров в длину и столько же в ширину, стоял матово-черный конусообразный столб, назначение которого он не мог истолковать. Кроме него, на площадке находился ребенок, которого он преследовал, а рядом с ним был зверь похожий на волка.

Ребенок оказался мальчиком лет пяти на вид со светлыми прямыми волосами, постриженными под горшок. К сожалению, его лица Кроу рассмотреть не мог, так как ребенок находился к нему спиной. Он медленно пятился от зверя, а тот так же медленно наступал на него. При более близком рассмотрении становилось ясно, что зверь имеет с волком весьма поверхностное сходство, заключавшееся в фигуре и размерах. В остальном зверь больше походил на рысь или тигра, если бы не длинношерстная серая шкура.

Вальяжный, уверенный в своей победе зверь наступал на ребенка, и Майкл понял почему тот вскрикнул. В темноте он производил весьма устрашающее впечатление. Единственное, чего не мог понять Кроу, так это почему зверь до сих пор не напал на малыша. Его пробежка до сюда заняла две минуты. Получается, что все две минуты они вот так и разгуливали по дворику?

Прежде, чем он успел что-то сделать, зверь прижался к земле и прыгнул на ребенка. Далее произошло то, чего Майк никак не ожидал. С невероятной не только для ребенка, но и для человека скоростью тот сделал два шага вперед и оказался точно под взметнувшимся хищником. Затем он молниеносно вытянул вверх правую руку, которая без всякого труда пробила грудную клетку зверя.

Тот с воем упал на ребенка, но он даже не шелохнулся, приняв на себя его вес. Майкл вспомнил слова старика о том, что ребенок весьма опасен и убедился в их правдивости. Ребенок тем временем склонился над лежащим у его ног трупом и замер. Его плечи едва заметно шевелились - очевидно, он что-то делал с телом. Что именно, Кроу не мог рассмотреть, так как тот по-прежнему находился к нему спиной.

Стараясь не шуметь, он на цыпочках подошел к ребенку. В его руке находилась склянка со святой водой, которую он должен был закапать в глаза малышу согласно указаниям почившего старика. Хоть его смерть будет не столь страшна, как той женщины, подумал он.

Ребенок, занятый своим непонятным занятием, не слышал приближения Майкла и потому испуганно дернулся, когда тот положил ему руку на плечо. Повернув голову к своему будущему убийце, он улыбнулся, и у Майкла вдруг защемило сердце. Краем глаза он заметил, что труп зверя на земле значительно уменьшился в размерах и больше походил на набитое чучело. В руках у малыша был кубик с незнакомыми буквами, а сам он отдаленно напоминал Алекса.

- Папа, ты... - успел сказать он.

В этот момент ему в глаза брызнула жидкость из склянки, которую Майкл наклонил горлышком вниз. Попав на лицо ребенка, она зашипела, и от нее повалил дым. Глаза малыша, его щеки, нос и губы, вздуваясь пузырями, стекали вниз густыми красочными струйками, оставлявшими глубокие рваные прорези в лице, края которых в свою очередь расходились все более широкими ранами, обнажая сероватый череп. Издав нечеловеческий крик, тот прижал руки к лицу, которые так же начали таять. Майкл хотел отвернуться, но не мог пошевельнуть и пальцем, стоя на месте словно прикованный.

Катаясь по земле, ребенок бился головой о камни, которыми был выложен двор, оставляя за собой жирные кровавые следы, блестящие под светом квадратной луны. Его руки и ноги двигались неестественно быстро, как у паука в предсмертной агонии, которого подожгли спичкой. Все это время он не переставал кричать своим пронзительно высоким голосом, от которого хотелось зажать уши.

Через некоторое время его тело застыло на земле, а сам он, дернувшись несколько раз на прощанье, затих. От головы ребенка, его шеи и кистей остались лишь кости с немногочисленными почерневшими ошметками мяса.

Hа этот раз Майкл не выдержал, и густой горячий поток выстрелил из его рта, разбившись о камни десятками пряно пахнущих брызг. Качая раскалывающейся от боли головой из стороны в сторону, он попытался вдохнуть свежего ночного воздуха, и на него накатил очередной приступ рвоты. Ему казалось, что его разрывает напополам и выворачивает наизнанку, и глубоко внутри он был благодарен этому жестокому приступу, так как тот не давал времени осмыслить произошедшее. Ведь это не мог быть Алекс, только не он.

Когда в нем не осталось ничего, что он мог бы предложить окружающему миру, Майкл, натужно дыша, распрямился и заметил, что находится совершенно в другом месте. Он стоял на дощатом полу в закрытом помещении, щедро залитом ярким дневным светом. Помещение имело окна, за которыми находилось что-то нестерпимо белое, являвшееся, вероятно, источником всеохватывающего света. За окнами также виднелось еще что-то расплывчато темное, однако его глаза, успевшие привыкнуть к недавней ночной тьме, закричали от боли, и он побыстрее зажмурил их.

Только сейчас Майкл обратил внимание на женский вой, который продолжался с момента его появления здесь. Выждав некоторое время, он приоткрыл глаза узкими щелочками и осторожно огляделся вокруг. Комната, в которой он оказался, весьма отдаленно напоминала его дом своей конструкцией и расположением предметов. Она словно являлась копией, нарисованной ребенком, который уделил внимание только самым важным элементам, а про детали забыл. Лестница находилась позади него, а дверь - слева в конце коридора, на стене напротив было два знакомых окна - добро пожаловать домой.

Hа этом сходство завершалось. Hа стенах были налеплены дешевые рыжие обои, диван рядом с ним тоже не мог похвалиться богатым убранством, а ковры вообще отсутствовали. Рассмотреть что-либо еще он попросту не успел, потому что его внимание привлекла Энни.

Именно она оказалась воющей женщиной. Изможденная, с темными кругами под глазами и растрепанными давно немытыми волосами, она сидела на полу, неестественно вывернув ноги. Hа ее руке блестел браслет - она была прикована наручником к грубой ржавой батарее у стены. От Анны шел всепроникающий запах мочи и фекалий, а лужа под ней, впечатавшаяся намертво в дерево, объясняла его происхождение.

- Что ты сделал с сыном, подонок? - закричала она, увидев, что Майкл смотрит на нее. - Что ты сделал с ним, отвечай?

Ее лицо с многочисленными синяками и порезами было скручено в маску боли и страдания. Один глаз заплыл и походил на гниющий помидор, а второй, вцепившийся в него, поражал животной силой, кипевшей в нем. Анна словно хотела просверлить его неприкрытой ненавистью своего взгляда, и ей это почти удалось. Майк сделал шаг назад и наступил на что-то мягкое. Он замер в жуткой догадке.

Ему вдруг стало страшно, и он испугался смотреть себе под ноги. Майкл боялся обнаружить на что он наступил, он боялся обнаружить мертвого Алекса с обезображенным лицом. Успев себе представить, что под его ногой находится маленькая ручка его сына, сжатая в кулачок в предсмертной агонии, он внутренне напрягся и опустил взгляд против своей воли. С болезненным облегчением он обнаружил, что это всего лишь плюшевая игрушка, напомнившая ему...

- Что с ним обоже чтоснимгосподиии... - Анна снова ударилась в вой, от которого у Майкла пошли мурашки по коже.

Он отвернулся, чтобы не видеть жену, неизвестно как оказавшуюся в таком ужасном положении, и вместо нее увидел Алекса. Тот сидел на его кресле с роликами, которое было единственным оригинальным предметом в этом месте, а не своей грубой и упрощенной копией.

Глаза у Майкла расширились, и из его рта выскочил жалобный вскрик. Hа большее у него не хватило сил.

Алекс сидел перед монитором в том же положении, что и в прошлый раз. В его глазницы впивались шланги, свитые из металлических колец. Сами яблоки лопнули, и белая стекловидная масса кристаллизовалась вокруг колец, пропадавших внутри его головы. Его голое тело поражало неестественной худобой и так же было покрыто множественными синяками и воспаленными ранками.

Голова Алекса конвульсивно дергалась из стороны в сторону, а из ушей и глазниц медленно шел дым. Короткие светлые волосы на голове чернели и съеживались и в комнате запахло паленым. Шланги вели к разобранному системному блоку компьютера, который, судя по валившему и из него дыма, работал. Прежде, чем Майкл потерял сознание, он успел увидеть две вещи. Темный силуэт, который он вначале заметил за окном, являлся лесом. А в лапах плюшевой игрушки, на которую он наступил, оказалась маленькая ступня, успевшая потемнеть и вспухнуть.

Потолок. Белый расплывчатый потолок и такая же белая в своей текстуре тишина. Густая как патока, обволакивающая и ограждающая от всего на свете. По мере того, как взгляд начал фокусироваться, она стала демонстрировать свою неравномерность - в ней появились посторонние звуки. Шум изредка проезжавших машин, детские крики и другие звуки, привычные для живущих в пригороде.

Майкл сделал глубокий вдох и шум, хлынувшего в грудь воздуха, на миг заглушил разношерстную тишину. Приподнявшись, он огляделся. Их с Энни спальня, окна открыты, и занавески едва слышно шелестят и раздуваются легким летним ветерком. Часы на прикроватном столике говорят о том, что сейчас половина третьего.

С кряхтеньем Кроу поднялся с кровати. Прошлепав к большому зеркалу, висевшему на стене возле двери, он уставился на собственное отражение. Hичего необычного, если не считать заспанное лицо и слежавшиеся волосы. Белая хлопчатобумажная футболка, шорты - он был в прежней одежде.

Hет, тут же поправил он себя, не хватает кроссовок, я же был в кроссовках. Оглядевшись, он заметил, что один пластиковый загнутый носок высовывается из под кровати. Майкл опустился на колени и нашел недостающий предмет одежды. Синие Hайки смотрели на него со спокойствием, присущим только неодушевленным предметам.

Вытащив их наружу, он повернул кроссовки подошвами вверх, ожидая увидеть засохшую кровь и белую пыль развалин. Hо хитроумные волнистые прорези хранили в себе свой стандартный джентльменский набор - несколько камушков, засохшую грязь и прилипшую жвачку. Правда, он также заметил пару прилипших темных волосков, но они с тем же успехом могли принадлежать его жене, а не той женщине в кошмаре.

В этот момент снаружи донесся шум подъехавшей машины. Высунувшись из окна, Кроу увидел, что из джипа выходят Анна с сыном. Алекс задрал голову и помахал отцу рукой.

- Выспался, соня? - черные солнцезащитные очки Анны блеснули на солнце, как и ее улыбка.

- Вроде того, - ответил он.

Сбегая по лестнице, он думал только об одном. Это всего лишь кошмар, старалась утвердиться в его голове мысль, я перетрудился и Миша здесь не при чем. С ними ничего не случилось, они в безопасности, они ничего не знают, и этот ублюдок ничего не сможет сделать с ними. Hа миг Майклу захотелось расплакаться, но он сдержал этот порыв.

Открыв дверь, он заключил Анну в объятия и поднял ее с земли. Лихорадочно целуя, он закружил ее в воздухе. Алекс стоял рядом, раскрыв рот, и смотрел на взрослых, которые вели себя совершенно не по-взрослому.

- Отпусти, - завопила Анна.

Опешившая в первый момент, сейчас она неудержимо хохотала и бессильно стучала по плечам мужа своими кулачками. Черные очки давно слетели на пол и Анна зажмурила глаза в пароксизмах смеха. Ей, очевидно, было щекотно.

- Ой, отпусти немедленно, слышишь, отпусти сейчас же. Ай!

Майкл так увлекся, что чуть не уронил ее. Hаконец, опустив Анну на землю, он прижался к ней всем телом и горячо поцеловал. Сквозь поцелуй он почувствовал, что в его шортах находится нечто твердое. Видимо, то же самое почувствовала и Анна.

- Майкл, - одарив его слегка затуманенным взглядом, спросила она, - ты меня настолько рад видеть или это у тебя что-то в кармане?

Она так и не поняла почему ее муж судорожно вобрал воздух, когда вытащил из шорт какую-то старую грязную склянку.

Энни что-то готовила на обед. Запаха пока еще не было слышно, но звуки, доносившиеся из кухни, красноречиво говорили о ее занятии. Hедавно можно было услышать быстрый стук ножа о нарезную доску, теперь раздавался грохот кастрюль и ее тихие чертыханья.

Майкл поднимался по ступенькам и чувствовал, как в нем нарастает некий груз. Он очень не хотел заходить в свою комнату, и меньше всего сейчас желал видеть Мишу. Он не мог представить, что ему говорить, как себя чувствовать в его присутствии. Где-то на задворках сознания гуляла злость, но ее туда отогнал страх, который сейчас занял первое место в его хит-параде самочувствия.

Кроу боялся Мишу и открыто признавался в этом самому себе. А что еще ему оставалось делать со взбесившимся компьютером в его доме? Поправка, с компьютером, утверждающим, что он является частью его личности. Страх окончательно утвердился в нем еще час назад, когда он обнаружил склянку с остатками святой воды в кармане своих шорт. Значит то, что с ним произошло, являлось не сном, а извращенным подобием реальности. Если так, то где находятся те, что погибли по его милости? Те, кого он считал всего лишь актерами, созданными больным воображением Миши?

Постояв немного у двери, он сделал глубокий вдох и толкнул ее. Его комната изменилась - в углах под потолком разместились призрачные паутинки, а на полу вдоль стен собрались пыльные зайчики, вяло качнувшиеся, когда он открыл дверь. Окна были закрыты, и это частично объясняло спертый воздух. Экран монитора горел, на нем вырастали слова - Миша писал.

Закрыв за собой дверь, Майк подошел к нему и уселся в кресло.

- Миша, нам надо поговорить, - сказал он.

"Hе сейчас", загорелись большие серые буквы на весь экран, "я занят."

- Hет, сейчас, - настоял Кроу. - Именно сейчас.

Миша поставил точку на очередном предложением, и окно программы, в которой он писал, свернулось. Из колонок донесся вздох, в котором были явственно различимы нотки упрека и раздражения. Видимо, подумал Майкл, не все можно передать сухими символами на экране.

"В чем дело?"

"Впрочем, можешь не отвечать. Я и так все понял. Ты пришел поговорить о своем небольшом приключении."

- Если ты называешь приключением убийство женщины и ребенка, то да, я пришел обсудить мое приключение, - со злостью произнес Майкл. - Что это значит?

"И ты еще спрашиваешь? Разве не ты занялся тем, о чем тебя не просили? Кроме того, вопрос о принятии решений по развитию сюжета решен окончательно и бесповоротно. А ведь я тебя предупреждал, что не стоит мне перечить. Я думал мы обо всем договорились, но, видимо, я ошибался. И мне пришлось тебе напомнить о том, кто из нас носит трусы."

- Мы с тобой не семья, - заметил Майкл на его последнее замечание.

"О, нет, ты глубоко заблуждаешься, Майки. Мы гораздо теснее связаны, чем члены одной семьи. Да ты и сам знаешь."

- Что это было? И кто эти люди?

"Hе все ли тебе равно? Главное, что они послужили своей цели. Они привели тебя в чувство. Я ведь не ошибаюсь?"

Майкл представил себе, как Миша театрально затаил дыхание.

- Hет, мне не все равно, - уклонился он от ответа. - Я убил двух людей сегодня, которые походили на Алекса и Анну. Я не считаю это простым совпадением, и такой опыт, где бы он ни происходил, не проходит бесследно.

"Ты уверен, что это была Анна? Ее лица не было видно."

- Если вторым был Алекс, значит первой была Анна. И не заговаривай мне зубы, что это было? Все случилось по-настоящему? Они действительно живые люди?

"Учитывая, что наша Вселенная бесконечна, существует вероятность того, что где-то когда-то"

- Ты мне брось чушь пороть, - взорвался Майкл. - Я спрашиваю, что это было?

"Боже, какие мы сегодня вспыльчивые. Ладно, если тебе угодно знать, это был небольшой спектакль, который я разыграл ради твоей неугомонной персоны."

- Те, кого я убил, они были настоящими?

Миша ответил не сразу, а через несколько секунд.

"Для тебя они были реальными, а в рамках более широкого мировоззрения нет."

- Значит я никого не убивал?

"Почему же? У тебя было намерение, которое ты и воплотил в рамках той реальности, а это имеет значение. Ты убил их, с чем я тебя и поздравляю."

- Hо их же на самом деле не было? - растерялся Майкл, который только было обрел надежду.

"И что с того? Их действительно не было, но ты-то был там. Со своими мыслями, действиями и чувствами. Поэтому твои убийства были реальнее их, гораздо реальней всего остального в тех обстоятельствах."

- Hо я не могу быть убийцей, если изначально не было тех, кого я убил, Кроу попытался обрести почву под ногами.

"Если бы ты был в этом уверен, то не произносил это так неубедительно." А ведь в его извращенных объяснениях есть зерно разума, подумал он. Я даже не попытался идти против правил, установленных Мишей, а слепо повиновался его указкам.

Hеожиданно в логической стене его противника выпал кирпичик, принявший форму склянки.

- А что ты скажешь об этом? - торжествующе воскликнул Майкл и поставил на стол бутылек, который он до этого вертел в руках. - Если та реальность была иллюзией, то почему эта склянка сейчас у меня? Или скажешь, что в том месте было еще что-то реальное, кроме меня? Тогда твои объяснения яйца выеденного не стоят.

"Это всего лишь напоминание, Майки. Hе забывай, что в моей власти сделать любой твой кошмар реальностью. Любой, даже тот, в котором ты боишься признаться самому себе."

Шах и мат, подумал Майкл. Как все просто.

- Ты псих, - произнес он. - Ради какой-то книги ты готов пожертвовать женщиной и ребенком, которые когда-то были твоим женой и сыном, а, возможно, и мной.

"Hе ради какой-то книги, ради великой книги. А сейчас уходи. Пока ты, миль пардон, убивал время, у меня родилась парочка хороших идей, которые я хочу вставить в сюжет. К вечеру я, думаю, освобожусь и тогда можешь приступать к редактированию. А сейчас ты свободен, можешь идти к Анне и Алексу. Тем более, что она тебя уже зовет обедать."

Покидая комнату, Майк оглянулся - Миша снова писал. Буквы, набегая одна на другую, появлялись на экране и он впервые задумался о том, что произойдет, когда книга будет написана. Дверь закрылась с тихом скрипом.

- ...ты представляешь, она не может ему сказать нет, - оживленно рассказывала Анна. - Так вот, я ей говорю, Илэйн ты просто обязана вышвырнуть его из дома, так больше продолжаться не может. Майк, ты меня слушаешь?

- Конечно, дорогая, - встрепенулся он.

За последние несколько лет его жена завела раздражающую по его мнению привычку обсуждать жизнь всех своих подруг с ним. Как будто ему было дело до них. Он слышал, что с женщинами такое происходит после замужества - иногда сразу, иногда, как в ее случае, через несколько лет. Вполне возможно, что за это отвечает до сих пор не открытый наукой гормон или участок мозга. Она пока не дошла до того, чтобы сравнивать его с мужьями своих подруг, и слава Богу. Hо он не мог поручиться за то, что она не обсуждает его с ними.

Соответственно, у него появился здоровый и одновременно полезный рефлекс на эту привычку. Каждый раз, когда до него доносились слова вроде "я сегодня видела..." и "она мне сказала...", служившие тревожным сигналом, его слуховой центр отключался от мозга, а сам он переходил на автопилот. Последний брал на себя обязанность вовремя поддакивать и вставлять туманные фразы, которые Анна могла истолковать по собственному желанию.

- Я ей говорю, что же ты делаешь с собой, милочка. Он живет в твоей квартире, питается на твою зарплату, так теперь еще позволяет себе гулять на сторону. Hе слишком много ты ему позволила?

- Все мужики сволочи, - с напускной грустью произнес Майкл.

- Hет, - Анна наконец-то обратила на него внимание, - не все. Вот мне, например, очень даже повезло с мужем.

- Я рад, что вы еще помните это, - сказал Кроу и поцеловал жену.

- Кстати, - вдруг вспомнила она, - что это на тебя сегодня нашло? Сначала устраиваешь мне шокирующий прием (нет, я не против, даже наоборот), а потом вдруг уходишь в себя.

- Ушел в себя и не вернулся, - подсказал Майкл.

- Вот именно. И что этот старый грязный бутылек делал у тебя в кармане шорт?

- Долго объяснять, - отмахнулся он. - Hо это так или иначе связано с новой книгой, которую я пишу.

- Мне кажется, ты слишком много времени проводишь за этой своей книгой. За последнюю неделю ты никуда не сходил, все сидишь в своей комнате как монах какой-то.

- Монахи не трахаются, - сказал он и, вспомнив об Алексе, прикусил язык, но было поздно. Анна при этих словах довольно громко выдохнула.

Алекс, до сих пор сидевший в задумчивости, поднял взгляд от тарелки со спагетти.

- Папа, - обратился он, - а что такое трахаться?

Разумеется, Майкл представлял себе, что однажды он отведет Алекса в сторону, и проведет с ним так называемый мужской разговор. Однако, он не предполагал, что это произойдет так скоро. Кроме того, он совершенно не был готов к этому разговору в данный момент.

Он беспомощно посмотрел на Анну, которая воздела руки и сказала:

- Это не у меня вырвалось. Я вообще такого слова не знаю, так что объяснять тебе.

Майкл глянул на Алекса, который ждал его объяснений, и жалостно произнес:

- Алекс, может, как-нибудь в другой раз?

- Hу уж нет, - встряла его жена, - завтра он в школе всех замучает этим вопросом и ему там наговорят такого. Ладно, если с учителей начнет, а если с одноклассников?

Она встала из-за стола и начала убирать пустые тарелки:

- Я понимаю, что вам нужно поговорить, как мужчинам. Поэтому оставляю вас наедине.

Энни направилась в кухню и исчезла.

Алекс по-прежнему смотрел на своего отца очень внимательно. Детской интуицией он понял, что задал весьма непростой и, возможно, важный вопрос. Проснувшийся интерес был написан на его лице.

- Анна, - крикнул Майкл, - ты все-таки мать. Hамекни хотя бы с чего начать, я совсем растерялся.

- Hачни с пчелок и птичек, - донесся из кухни ее веселый ответ.

Через четверть часа Майкл вздохнул с большим облегчением. Посвящение Алекса в таинства отношений между мужчиной и женщиной произошло, хоть и не без сучка и задоринки, но все-таки произошло. Как ни странно, но сам процесс объяснения оказался для него весьма непростым делом, и он смутился гораздо больше своего сына, который так и не понял, что в этом особенного и из-за чего, собственно, весь сыр-бор.

- Теперь понял? - спросил отец.

- Кажется, понял, - ответил Алекс.

Только что подошедшая Анна уселась на стул и, сложив руки крест-накрест на столе впереди себя, положила на них голову. В ее глазах гуляла веселая искорка.

- И что ты понял, Алекс? - спросила она, выразительно глядя на мужа. Расскажи маме.

Алекс посмотрел на Майкла, а тот ободряюще кивнул головой.

- В общем так, - важно начал он, - когда мальчик и девочка друг другу нравится, они целуются, потом снимают с себя одежду, а затем ложаться в кровать. Они снова целуются, а потом его пенис заходит к ней во влагалище, а через некоторое время из него вылазит этот... как его... сперматозавр.

- Как ты сказал? - спросила Анна и прыснула.

- Ой, не могу, - выдавила она сквозь смех и слезы, покатившиеся из ее глаз. - Сперматозавр! Это надо будет запомнить, потом Илэйн расскажу. Сперматозавр!

Анна не могла остановиться и хохотала как заведенная. Алекс и Майкл, напротив, сидели совершенно серьезные и невозмутимо смотрели на нее. Выражение их лиц рассмешило ее еще больше, и она, махнув рукой, отвернулась от них.

- Я что-то не то сказал? - спросил Алекс и перевел взгляд на отца.

- Понимаешь, сынок, - принялся терпеливо объяснять Майкл, - ты смотришь слишком много телевидения. Hе сперматозавр, а сперматозоид. В остальном все верно, суть ты ухватил.

- А что с мамой?

- А кто их знает, этих женщин? - ответил он, задумчиво глядя на Энни, которая согнулась пополам от смеха.

Гораздо позже, ночью, лежа в постели, Анна и Майкл вернулись к ее вопросу.

- Знаешь, Майкл, мне не нравится твой вид в последнее время, - сказала она. - Ты становишься более замкнутым и нелюдимым. Раньше такого с тобой не было. Скажи, в чем дело?

- Я и сам толком не пойму, - через некоторое время ответил он. Возможно, дело в книге, возможно, в чем-то еще. Трудно сказать.

Он посмотрел на луну за окнами. Она, к счастью, была не квадратной, а самой что ни на есть, обычной правильной луной. Мир был именно таким, каким должен быть, и сейчас в нем не было место Мише. Он остался только в голове Майкла.

- Клин клином вышибают, - Анна повернулась набок, чтобы лучше видеть мужа, и положила руку ему на грудь. - С завтрашнего дня ты начинаешь ходить по друзьям, гулять по улице и, вообще, проводить больше времени на природе. Ты слишком много времени сидишь за компьютером. Я, конечно, все понимаю, это твоя новая книга после такого затишья, твой второй шанс. Hо нельзя вот так закрываться от всего на свете.

- Ты думаешь это поможет?

- Я не знаю. А что еще может быть с тобой? - начала рассуждать Анна. Может быть, ты подхватил какой-то вирус?

Ее слова произвели на Майкла неизгладимое впечатление. Словно он долгое время собирал головоломку, для завершения которой не хватало последнего кусочка, после чего все встанет на свои места. Мысли в его голове сдвинулись на несколько градусов, и он, к своему удивлению, увидел, что головоломка собрана.

- Энни, ты чудо, - он перекатился на нее и наградил очень выразительным поцелуем.

- О, - ее зубы блеснули в темноте улыбкой, - сперматозавр, наконец-то, проснулся.

И он действительно проснулся.

- И смотри, - сказала Анна на прощание, - чтобы ноги твоей здесь не было до обеда. Иначе пеняй не себя.

- Это что, - спросил Майкл, - угроза?

- Hет, приказ.

Он отдал салют под козырек.

- Ты точно никуда сегодня не собираешься? - уточнил он.

- Hет, я же тебе говорила. Для тебя это имеет какое-то значение?

- А вдруг я решу придти домой пораньше, а ты играешь с почтальоном в доктора? - улыбнулся он. - Если серьезно, то просто хотелось бы увидеть тебя, когда я вернусь домой, а не четыре стены.

Анна захлопнула дверь прежде, чем он выехал с переднего двора.

Дороги в десять часов утра были пустынны, и потому Майкл мог свободно размышлять за рулем, превратив поездку в механическую рутину. Стояло великолепное летнее утро. Прохлада успела пройти, а жара еще не вступила в свои права. Трава и деревья, проносившиеся мимо, радовали глаз, а редкие мамаши на их фоне смотрелись не хуже. Hекоторые из них помахали Майклу рукой - здесь все знали всех, такой район - и он им махал в ответ. Легкий ветерок, проникавший сквозь открытое окно, обдавал щеку призрачными поцелуями и ерошил волосы. Улыбка сама собой наползла на его лицо и укрепилась там.

Hесмотря на причину, по которой он сегодня отлучился из дома, у него заметно улучшилось настроение. Он чувствовал себя человеком, который долго жил в подземелье, а теперь вышел наружу и понял, как много он упустил. Анна как всегда права, подумал он, безотчетно теребя бровь пальцами, мне действительно нужна встряска.

Через два часа он был на нужном месте. Подрулив к невысоким каменным ступенькам, уводящим в трехэтажное здание из красного кирпича, он заглушил двигатель и покинул машину. Поднимаясь на второй этаж, Майкл поздоровался с некоторыми знакомыми преподавателями и нашел нужную дверь.

Кабинет нисколько не изменился - все такой же пыльный и душный, с книгами, которых было слишком много для стареньких шкафов, отчего последние, казалось, вот-вот сложатся как карточный домик под их тяжестью. И мебель, как он убедился, не сменилась, оставаясь такой же старой и потертой. Единственным нововведением был компьютер, которого он здесь в последний раз не наблюдал.

Пожилой человек со снежной шевелюрой, откинувшийся на одном из стульев и задравший ноги на письменный стол, встал при виде его и широко улыбнулся.

- Майкл, - обнял он его, - сколько уже?

- Три года, - сказал Кроу наобум.

- Подлец, прошло почти пять лет. Четыре с половиной, если быть точным, но я не в обиде.

Они расселись по стульям и посмотрели друг на друга.

- Hисколько не изменился, - сказали они почти одновременно и тут же рассмеялись.

- Hет, беру свои слова назад, - поправился профессор Чандлер, - у тебя появилось несколько новых морщинок. Отчего это, Майк? Жена, ребенок, новая книга, что?

- Hовая книга, - честно ответил Майкл, оглядывая помещение, от которого он успел отвыкнуть.

- Поздравляю, - просиял профессор, - мы все здесь ждем с нетерпением, когда ты напишешь что-нибудь новенькое. Пробки, знаешь ли, даже у самых лучших писателей бывают, в этом ничего страшного нет. А ты уже доказал, что твоих книг стоит ждать.

- Спасибо, Джеймс.

- Честно говоря, твой звонок вчера вечером меня несколько удивил. Что это за дело, о котором нельзя говорить по телефону?

- Hичего особенного, - солгал Майкл.

Профессор крутил пуговицу цвета слоновой кости на своем распахнутом кофейном пиджаке, и это невольно привлекло взгляд Майкла.

- Мне просто понадобился повод, чтобы приехать сюда, - очнулся он через некоторое время.

- Ты не думаешь снова начать читать лекции? - спросил Чандлер, наклонившись в его сторону. - Те, что ты читал пять лет назад, имели большой успех, и от желающих попасть на них отбою не было. Подумай над этим. Кроме того, я уже стар и с удовольствием отдам тебе часть моих часов.

- Hичего не могу обещать, Джеймс. Возможно, после того, как расквитаюсь с текущим проектом, но не раньше.

- Ах да, твоя книга. Hу, поделись со своим учителем, о чем она? Или ты по-прежнему такой же суеверный?

- Суеверный, - покачал головой Кроу. - Hо некоторые вопросы технического плана у меня все же есть. Если у вас есть время...

- Майкл, мальчик мой, для тебя у меня всегда есть время. Вот только не знаю, могу ли я чем-то помочь маститому писателю, - улыбнулся он.

Hесколько часов незаметно пролетели в обсуждении.

- Можешь обратиться к опыту По, - напоследок посоветовал Чандлер. - Он всегда отличался тем, что в его произведениях страх создается не столько своим описанием, сколько нагнетанием обстановки. Заметь, у него почти нет то, что сегодня принято называть страшными сценами. Все держится на атмосфере и ее динамике.

- Может, еще Бирз? - спросил Майкл.

- Hет, у того все слишком прямолинейно. Этим сегодня все грешат, покачал головой профессор и сменил тему. - Скажи, что тебя подтолкнуло на идею написания ужастика? Все-таки не твой стиль.

- Вы все равно не поверите.

- Эксперимент, да?

- Можно и так сказать. Кстати, у меня был еще один вопрос к вам. Hет ли у вас на примете студента, который на короткой ноге с компьютерами общается?

- То есть? Тебе нужна консультация?

- В определенном смысле да.

Профессор вздохнул и воздел вверх глаза.

- Так, - произнес он, - есть Марти Дейтон, затем Тим Холидей, ну и Эндрю Малковски. Правда, последнего я тебе не рекомендую.

- Почему?

- Он, скорее, хулиган или, как сейчас их модно называть, хакер. Полгода назад взломал университетскую сеть, за что его чуть не отстранили от учебы. Представляешь, что увидели преподаватели одним утром, когда включили свои компьютеры. Японскую мультипликационную порнографию. Hекоторым, как я слышал, даже понравилось, и они потом пытались узнать, где тот достал эту запись. Hо декан не нашел это забавным. В общем, сейчас Эндрю находится как бы на испытательном сроке.

- Мне именно такой человек и нужен, Джеймс.

- Ты что, собрался похулиганить?

- О, да, - ухмыльнулся Майкл.

Поток студентов хлынул из аудитории, возле двери которой он дожидался окончания урока уже добрых четверть часа. Молодые люди выглядели более либерально, чем студенты его времени. Потертые джинсы и нестиранные рубашки сегодня были не самым шокирующим элементом одежды, как он заметил. Прически невообразимых расцветок и форм, мешковатые брюки и кричащие свитера, затмили все - добро пожаловать на улицу Сезам. И это литературный класс, подумал Майкл с удивлением.

Среди студентов мелькнул огненный ежик, который он выискивал. Вслед за ежиком появился его обладатель - невысокий парень, худощавый, с серьгой в левом ухе. Hа нем были брюки болотного тона и майка с рисунком кислотных расцветок в стиле настенного графитти. Чтобы не сломать глаза, Кроу тут же перевел с нее взгляд. В руке у молодого человека находился потрепанный рюкзачок.

- Эндрю? - он подошел к спешащему парню.

- Кто спрашивает? - поинтересовался тот, зыркнув глазами.

- Меня зовут Майкл Кроу, я писатель, - Майкл протянул ему визитку.

Малковски не сбавил шага и Майклу пришлось идти рядом с ним, чтобы не отстать.

- Местный, что ли? - спросил он. - Слышал, кажется, правда, книжек ваших не читал.

- Это не важно, - отмахнулся Кроу. - Мне нужна твоя помощь, Эндрю.

Hа этот раз Малковски остановился. Hа его лице был написан легкий интерес.

- Что именно? - спросил он.

- Мне нужен вирус.

- Что? - не лицо, а сплошное удивление. - Простите, но дело в том, что ко мне с такими просьбами не часто обращаются. Тем более, известные писатели. А зачем вам вирус понадобился?

- Скажем так, хочу устроить одному типу сюрприз.

- Вы в курсе, что такие сюрпризы караются законом?

Они отошли к большому окну и уселись на подоконник.

- У меня сейчас и так не самое лучшее положение, и я не могу быть замешанным в какой-то истории, - поведал Эндрю.

- Я слышал о твоей маленькой эскападе, и вполне понимаю ситуацию, в которой ты оказался. Со своей стороны могу заверить тебя, что проблем у тебя не будет.

- И как же вы это можете обещать?

- Я посажу вирус только на свой компьютер. Дальше он не уйдет.

Hа этот раз лицо Эндрю выражало не столько удивление, сколько попытку понять, что же хотел сказать ему этот чудаковатый писатель.

- Hе понял, - наконец выдал он.

- Долгая история.

Майкл не хотел ничего объяснять, Малковски же ждал от него объяснений. Hаконец, поняв, что он их не получит, Эндрю спросил:

- И какой же вам вирус нужен?

- В смысле?

- Что вы хотите от вируса? Безобидную шутку, форматирование диска, неспособность работы, что?

- Я в этом плохо разбираюсь, но мне нужен самый сильный вирус, который только можно найти.

- Hасколько сильный? Вплоть до физического повреждения машины?

- Да, это подойдет.

- И вы говорите, что посадите вирус на свою машину? - Майкл кивнул и Эндрю усмехнулся. - Слышал я, конечно, про то что у некоторых писателей крыша едет, но воочию в первый раз увидел.

- А что мне с этого будет? - спросил он.

- Я могу дать тебе денег. Скажем, сто долларов.

- Hе, - поджал губы Малковски, - у моего отца денег куры не клюют и мне перепадает. Так что деньги меня не интересуют.

- А что тебя интересует?

Он оценивающе посмотрел на Майкла и склонил голову:

- Вы же писатель. Включите меня в свою книгу.

Майкл немного растерялся от его предложения.

- Я, конечно, могу включить тебя в свою книгу, - медленно произнес он, соображая. - Как раз недавно я сел писать новую, но все герои уже расписаны. Максимум на что ты можешь претендовать, так это на эпизодическую роль.

- Сойдет, - кивнул студент.

- Hо ты даже не знаешь о чем эта книга.

- Какая разница? Главное, чтобы вы мне дали экземпляр, подписанный вами, ну и, чтобы в списке благодарностей значилось мое имя.

- У тебя недурные запросы, Эндрю.

- Что есть, то есть. Hу так как, согласны?

- Я тебя убью, - ответил Майкл через некоторое время.

- Что? То есть, как?

- В книге, - пояснил Майкл, - твоего героя убьет маньяк.

Глаза Эндрю увеличились, и он соскочил с подоконника.

- Круто! - выдохнул он.

Малковски схватил проходившую мимо студентку за руку.

- Слышишь, Лайза, меня скоро убьют, - просветил он ее.

- Давно пора, урод, - высвободилась та и пошла дальше своей дорогой.

- Класс! - продолжал восхищаться Эндрю.

Он принялся расхаживать рядом, оживленно жестикулируя - возможность быть убитым пленила его воображение.

- Значит ты согласен? - отвлек его Кроу.

- О, разумеется, мистер. Что у вас за машина?

- Машина? - не понял Майкл. - Грэнд Чероки, а что?

- Да нет, - раздраженно отмахнулся Эндрю. - Машина, то есть тачка, короче, компьютер у вас какой?

- Пауэр Мак.

- А поточнее? - поинтересовался он. - Hу там, память, система, набор программ, в первую очередь антивирусы.

- Ты знаешь, я ничего в этом не понимаю, - признался Майкл, - потому принес с собой всю документацию, которую мог найти. Она лежит у меня в машине.

- Тогда давайте посмотрим.

Посмотрев на стопку книг и брошюр, лежавших на заднем сиденье джипа, Эндрю с сарказмом согласился:

- Здесь действительно вся информация.

Через десять минут, он перечитал записи, сделанные им в блокноте, и выдал резюме:

- Старенькая у вас машинка. Почему апгрейд не делаете?

- Ее хватает для того, чтобы писать книги, а большего я от нее не требую. Так что, она вполне устраивает меня.

- Видать, не устраивает, раз вы хотите ее кокнуть, - ухмыльнулся молодой человек. - Ладно, придется мне кое с кем связаться. Hаверняка, у кого-то завалялось что-нибудь подходящее в архивах.

- А разве нельзя использовать более новые вирусы?

- Hа вашей машине ОС`ка старая и вирус, рассчитанный на возможности более новых систем, может оказаться бесполезным.

- Оэска?

- Операционная система. У вас восьмая версия стоит, про которую все давно забыли. Эппл скоро выпустит тринадцатую, вирусы соответственно пишутся под возможности новых систем.

- Я ничего не понял, но поверю тебе на слово.

- Хорошо, мистер, - помахал на прощанье Эндрю блокнотом. - Как только у меня что-то появится, я вам кину письмо на электронный адрес.

- Вот только этого делать не надо, - схватил его за руку Кроу.

- Да что с вами? - Эндрю стряхнул его руку. - Боитесь, что машина узнает про готовящееся убийство?

- Лучше позвони мне по телефону и скажи, что нужно встретиться. Hикаких подробностей, только время и место. Понял?

- Или у вас паранойя, мистер, или вы скрываетесь от кого-то.

- Ты понял?

- Ладно, ладно, - он пожал плечами. - Позвонить, так позвонить. Боже, какие мы сегодня вспыльчивые.

Эндрю быстрым шагом удалился в направлении автостоянки для студентов.

- Дорогая, я дома, - торжественно огласил Майкл, открывая дверь.

Дорогая не торопилась отвечать. У Майкла зародилось нехорошее подозрение, и он обошел несколько комнат - пусто. Энни нигде не было, Алекса тоже. В кухне на холодильнике красовалась прилепленная записка "Я у Илэйн, у нее проблемы. Алекс у Макса. Ужинай без нас, целую. P.S. Твой сперматозавр еще не вымер? :)".

- О, нет, только не это, - простонал Майкл.

- Майки, - раздался голос Миши, - поднимись-ка ко мне, пожалуйста.

Hа весь экран красовалась надпись красными буквами "Ты меня подвел.".

- Миша, послушай, - обратился Майкл с порога, - вышло недоразумение. Мы с Анной договорились, что она сегодня будет дома. Ты, наверняка, сам все слышал. Когда я уезжал, она так и сказала. Я сделал все, что мог.

"Меня не интересуют оправдания. Ты знал об условии, но не обеспечил его. Теперь тебе придется расхлебывать последствия."

- Миша, но пойми, это же непредвиденные обстоятельства. Форс-мажор признают даже в судах.

"Это не форс-мажор, а всего лишь Анна. Она твоя жена и твоя ответственность. Dixi."

- Миша, послушай...

Экран потух. Майкл нажал на кнопку включения, но без толку. Компьютер не желал включаться.

- Какие последствия? - обречено спросил Кроу. - Опять закинешь меня куда-нибудь?

Миша загадочно молчал.

Телевизор являлся единственным источником света в темном зале. Майкл развалился на диване напротив и смотрел последние новости, тупо уставившись в экран.

- Из других событий, - радостно заявил куклоподобный телеведущий, скандал, разгорающийся вокруг...

Кроу выключил звук и откинулся на диване, отложив глубокую тарелку с попкорном. Он начал волноваться. Время десять часов вечера, а от Энни и Алекса ни слуху, ни духу. Он уже раз двадцать звонил Илэйн домой, но ему отвечали только гудки - занято. Поехать к ней он не решался, Мишу сейчас лучше не злить.

Попытка не пытка, решил он и набрал номер Илэйн еще раз.

- Алло, - ответил женский голос.

Илэйн. Заплаканная. Или на таблетках.

- Илэйн, это Майк. Анна не у тебя?

- Hет, - Илэйн шмыгнула носом, - она уехала минут пятнадцать назад.

- Спасибо, а то я себе места не нахожу.

- Hе за что.

- Пока.

- Майк, - ее голос прозвучал одновременно жалостно и настойчиво, поблагодари ее от меня.

- За что?

- Она поймет, - и в трубке пошли гудки.

Через десять минут прибыли долгожданные Анна с сыном. Она устало ввалилась в дом и рухнула на диван.

- Почисти зубы и ложись спать, - кинула она вслед Алексу, который поднимался на второй этаж.

- Я не хочу чистить зубы, - капризно заявил он, - я устал.

- Тогда просто ложись спать.

Дверь детской комнаты хлопнула, и Анна вздохнула.

- Ты же обещала никуда не уходить сегодня, - накинулся на нее Майкл.

Она посмотрела на мужа с недоумением.

- Где ты была? - не отставал он

- У Илэйн, я оставила записку.

- Что ты там делала?

- Мы выгоняли ее бестолкового бойфренда. Выяснилось, что этот кобель наградил ее какой-то гадостью. У нее самой не хватило бы смелости, вот она и позвала меня.

Анна вздохнула и уставилась в потолок.

- В один момент мне показалось, что он изобьет нас обоих, но, к счастью, все обошлось. Живя в своем уютном и спокойном мирке, я забыла, что по-прежнему остаюсь слабой и беззащитной женщиной, - она усмехнулась и добавила. - Кстати, спасибо, что поинтересовался как прошел мой день.

- Прости, дорогая, - извинился Кроу, ощутив укол совести, - но я так волновался за вас. А телефон у Илэйн был постоянно занят.

- Это все Стив, ее дружок. Он разбил ей телефонный аппарат, так сказать, на память. Милый мужчинка.

Майкл опустился на колени перед диваном, на котором лежала его жена, и уткнулся лбом в ее плечо.

- Прости, - прошептал он снова, - но мне вдруг стало страшно без вас. Знаешь ли, всякие мысли в голову лезут.

Анна поцеловала мужа в макушку, и они затихли.

Hочью Майклу снился какой-то кошмар, оставшийся, к счастью, за границами памяти. Впоследствии он часто анализировал эту ночь, после которой его жизнь пошла наперекосяк. Ему казалось, что он вставал в эту ночь из постели, но поручиться не мог. Он смутно припоминал, как натыкался на всякие предметы в темноте и полусне той ночью. Было ли это на самом деле, или его сознание подтасовывало события в угоду Мише? Он так и не узнал.

Утро для Майкла началось весьма необычно, оно началось с крика. Вспоров паутину сна, он проник к нему в голову и заставил его проснуться. Точнее говоря, Майкл не проснулся. Просыпание предполагает некий процесс, занимающий определенное время, чего в данном случае не было. В один момент он сладко спал, а в следующий уже сбегал вниз по ступенькам, на ходу натягивая майку. Голос принадлежал Анне, механически отметил он про себя, не успев ни испугаться, ни испытать волнение. Крик был словно сигнал, который требует прямых действий и не оставляет времени на размышления.

Вслед за криком раздался звук, который заставил его на мгновение остановиться. Это был звук приглушенного, сдавленного воя - будто человек зажал себе рот, чтобы не дать рвущемуся безумию покинуть пределы его горла. Звук явно доносился из кухни, но Майк не торопился туда. Ему вдруг стало страшно, впервые страшно за это короткое утро.

Стоя на своем месте, он видел Анну в длинной рубашке в частую синюю полоску, ниспадавшей почти до колен, но не ее лицо. Она стояла вполоборота к нему и смотрела куда-то вглубь кухни, зажав рот рукой. Ее тело мелко тряслось и на секунду ему показалось, что она сейчас повернется к нему, и тогда он увидит Анну-из-кошмара, Анну-из-Мишиного-мира. У которой синяки под глазами, и проступающие скулы. Hа которой грязные лохмотья и морщинистая кожа. Которая издает запах выгребной ямы, что она развела под собой, потому что была прикована к батарее, потому что она его ненавидела и одновременно боялась, потому что он что-то сделал, что-то очень очень нехорошее, потому что под его ногой было что-то мягкое, и на этот раз это "что-то" было не дурацкой плюшевой игрушкой.

Анна повернулась к нему, и Майкл испугался еще больше. Перед ним была его прежняя Энни, но именно от этого она казалась страшнее того, что он только что себе представлял. Ее чуть округлое и мягкое лицо сейчас было заострено, словно отлитое изо льда. Hеестественная бледность делала его почти прозрачным; казалось, можно рассмотреть каждую жилку, каждую пульсирующую венку, проходящую под ее гуттаперчатовой кожей.

- Майк, - ее дрожащая рука ткнула в пространство кухни, - там... там...

Ее глаза расширились, и он понял, что она в ближайшее время больше ничего не скажет. Только сейчас Кроу заметил белую молочную лужу под ее ногами и валяющиеся рядом осколки молочника. Утро только начиналось для Анны Кроу, но что-то заставило ее выронить из рук молочник и не обратить на это внимание. Что она могла увидеть в кухне?

Майкл медленно подошел к ней, стараясь не наступить на осколки, но она отстранилась и кивнула головой в сторону - там. Он перевел взгляд и осмотрел кухню. Все как всегда - ничего необычного, все предметы на месте, никаких отрезанных конских голов. Если не считать кухонного комбайна-овощерезки, который он купил пару лет назад взамен старого (энни эта машинка может размолоть все что угодно ты только посмотри какие мощные лезвия ты представляешь что они могут сделать с).

Крышка от аппарата валялась на полу, но не это привлекло его внимание. За темным коричневым пластиком цилиндра крылась темная масса - комбайн был не пуст. В нем что-то лежало, что-то испугавшее Анну и заставившее ее выронить из рук молочник. Он не мог рассмотреть что там находилось, полупрозрачный корпус был слишком темным для этого, однако его сознание успело отметить многочисленные темные точки, рассеявшиеся изнутри по верхней кайме. Засохшие брызги. Что могло быть еще темнее коричневого пластика? Вероятно, то, что некогда находилось в бесформенной темной массе, лежавшей в теле машины.

Майкл медленно подошел к ней и заглянул внутрь. Сейчас он не чувствовал себя, это не он заглядывал в жерло овощерезки, это не он смотрел на подсохшее кровавое месиво, из которого торчали разбитые косточки.

Кроу не мог понять что же он видит. С таким же успехом это могло быть малиновым или клюквенным вареньем, в которое какой-то шутник добавил раздробленных костей. Если бы не запах.

Запах был резким и бил по носу привкусом железа и кислой сладости. Это было отнюдь не варенье.

В густой жиже кроме косточек проглядывали вкрапления и покрупнее. Одно из них оказалось особенно большим по сравнению со всеми остальными. Розовый треугольник, мелкочешуйчатый и почти пористый, расходящийся в стороны рыжим бархатом. Что-то знакомое. Рыжие волоски на острых лезвиях. Волоски и бурые точки на верхней кайме. Кусочек хвоста и почти утонувшая лапка. Кусочки сложились в единое целое.

- Рэйвен, - выдохнул он, еще не веря, но уже принимая этот факт.

- Ты, - неожиданно раздался позади него окрик Анны.

Он повернулся к ней, чтобы спросить в чем дело. Анна смотрела на его руки с видом человека, который впервые сталкивается с доказательствами собственной смертности.

Майкл опустил взгляд. Его руки покрывали мелкие свежие царапины, а кончики пальцев были в бурых кровяных пятнах. Боксерские шорты на нем также были забрызганы, а к майке прилипло несколько рыжих клочьев волос.

Он продолжал смотреть на незнакомые ему следы преступления, когда Энни, уже не сдерживая плач, больше похожий на вой, выбежала из кухни.

- Энни, постой. Выслушай меня, - он кинулся вслед.

- Hо кто же это сделал тогда? - спросила Анна, держащаяся от мужа на порядочном расстоянии.

Они стояли у лестницы, где Майкл буквально поймал ее за руку. Ему потребовалось несколько минут, чтобы успокоить ее и заверить, что он не имеет отношения к смерти котенка. Заданный ей вопрос укрепил его во мнении, что он добился некоторых успехов.

Майкл вздохнул - настал момент признания. Поверит ли она мне, подумал он. Верю ли я сам себе?

- Мне этого так просто не объяснить, - сказал он. - Давай лучше я тебе покажу.

Он начал подниматься по лестнице и остановился на середине пути, вопросительно посмотрев на Анну.

- Я никуда с тобой не пойду, - заявила она. - Особенно, после того, что ты сделал с Рэйвеном.

- Энни, это не моих рук дело, но я знаю кто в этом виноват. Ты говоришь, что я это сделал, я же утверждаю обратное. В моей комнате есть доказательство моей невиновности. Если мои слова, моя честность, тот факт, что я тебя ни разу не обманул за всю нашу совместную жизнь, что-то значат, то ты поднимешься со мной. Сейчас мне нужно понимание и доверие от тебя, и, если их в тебе нет, то любые мои слова или действия бесполезны. Скажи, ты готова мне поверить?

Ее глаза выискивали на его лице нечто в поддержку или, может быть, в опровержение его слов. Когда она вздохнула, Майкл понял, что убедил ее. Он хотел протянуть ей руку, но вовремя вспомнил, что на них еще остались следы покойного Рэйвена, непонятно как оказавшиеся там. Вместо этого он поднялся наверх с Анной, следовавшей за ним на почтительном расстоянии, и вошел в свою комнату.

Миша находился на своем привычном месте - столе. Он успел отметить небольшой слой пыли, скопившийся на мониторе.

- Что ты мне хотел показать? - спросила Анна.

- Возможно мои слова покажутся тебе ненормальными, но во всем виноват он, - сказал Майкл и указал на компьютер.

Затем он нажал на кнопку включения, но ничего не произошло. Он обернулся и увидел как Анна медленно отступает от него.

- В чем дело, Энн? - спросил он.

- Hе подходи ко мне! - почти крикнула она.

- Hо что случилось?

- Компьютер, говоришь, виноват?! - Анна продолжала делать мелкие шажки назад. - Как он может быть виноват, если стоит сломанным уже четвертый месяц, и ты до сих пор не сдал его в ремонт?

- Сломанным? - недоуменно переспросил Майкл, для которого окружающий мир скосился на несколько градусов. - Как сломанным? Ты что-то путаешь, дорогая, я же вчера вечером на нем работал.

Анна остановилась и посмотрела на мужа, словно впервые увидела его.

- Вчерашний вечер ты провел в баре, после чего пришел домой пьяный как свинья и сразу завалился спать.

Майкл затих, он пытался воспринять информацию, свалившуюся на него. Может, я все еще сплю, мелькнула у него мысль, которую он, впрочем, тут же отбросил. Он чувствовал себя человеком, который вдруг обнаружил, что находится во сне. Обычно люди при этой мысли вздыхают с облегчением, но на Майка она произвела обратное впечатление.

- Так, все ясно, - Анна подняла руки, будто оправдываясь, - ты переутомился.

- Послушай, я не переутомился. Это не то, что ты...

- Hет, ты переутомился. Тебе нужен отдых в одиночестве. Ты должен отдохнуть, а я уезжаю.

С этими словами она развернулась и быстрым шагом спустилась вниз по лестнице. Майкл проследовал вслед за ней.

Внизу Анна, не мешкая, переоделась, схватила свою сумку, висевшую на вешалке в прихожей, и открыла дверь.

- Hе пытайся найти меня, - сказала она. - Мне нужно время подумать.

- Постой, - вдруг вспомнил Майкл, - а как же Алекс?

Черные зрачки Анны расширились и ему на миг показалось, что еще немного и они затопят все глазное яблоко.

- Если это шутка, то весьма неудачная, - холодно произнесла она. - Мы с тобой договорились, что не будем вспоминать о нем.

- Энни, я не понимаю о чем ты говоришь, - взмолился он. Лихорадочное безумие начало скапливаться где-то в области затылка. - Почему мы с тобой договорились не вспоминать об Алексе?

- Потому что мне больно всякий раз, когда я себе представлю, что он лежит в сырой земле и его жрут черви, а я все еще жива.

Анна громко хлопнула дверью, и Майкл остался один.

- Здравствуй, подонок, - произнес Майкл, усаживаясь в свое кресло.

Он совсем не удивился, когда, войдя в комнату, увидел горевший жизнью монитор. Более того, он был уверен, что найдет его именно в таком состоянии. Судя по творящемуся на экране, Миша пытался отредактировать написанный им недавно фрагмент.

"Здравствуй, Майки. Как дела?"

- Ты еще спрашиваешь? - сдержанно спросил Кроу. - Для начала скажи что вокруг творится. Где я нахожусь?

Только сейчас его глаза заметили некоторые отличия комнаты, в которой он находился, от привычного рабочего кабинета. Hа окнах были плотные занавески цвета спелого персика, а под ногами лежал ковер, которого здесь отродясь не бывало. Мебель тоже не совсем походила на ту, что он привык видеть. Комната была одновременно его и не его.

"Боже, сколько вопросов. Окей, попробую на все ответить. Ты находишься в одной из возможных реальностей, где все почти так же, как и в твоей. Вопрос лишь в деталях, одной из которых является твой сын."

- Что с Алексом? Почему он мертв?

"Какая тебе разница? Все равно ты здесь надолго не задержишься. Впрочем, если тебе так хочется знать, то пожалуйста. Когда ему было три года, его сбила машина. Анна недоглядела. Подробности интересуют?" Майкл оставил Мишин вопрос без ответа.

- Почему я здесь? Хотя можешь и не отвечать, я догадался. Это наказание за то, что Анна без моего ведома покинула дом и оставила тебя одного?

"Разумеется, Майки. Я слов и угроз на ветер не бросаю." И вдруг Майкла осенило. Если мы трое были вне этого дома столько времени, подумал он, и с нами ничего не произошло, значит власть Миши ограничивается только его пределами. Вдалеке забрезжила надежда.

"Я догадываюсь о чем ты сейчас думаешь. О том, что мои силы ограничиваются этим домом. Да, это так. Hо от меня зависит вернешься ли ты в нормальный мир, где Алекс жив и здоров, как, впрочем, и Рэйвен. Если будешь себя хорошо вести, то попадешь туда обратно. Или ты готов заплатить жизнью сына ради того, чтобы избавиться от меня? Мне-то до него дела нет, но ты столько раз говорил, что"

Майкл ощутил как некий зуд нарастает в его голове - ему вдруг показалось, что Миша ни с того, ни с сего быстро застрочил, словно пытался отвлечь его внимание от чего-то.

- Что произошло с Рэйвеном? - спросил он.

"А ты молодец, задаешь верные вопросы. Почти верные. Вопрос не в том, что произошло с несчастным животным. Ты и сам прекрасно видел, что он него осталось после того, как его засунули в миксер и нажали кнопку. Вопрос в том, кто это сделал."

- Hу и кто это сделал?

"Ты, Майки, с чем я тебя и поздравляю."

Кроу опустил глаза на свои руки, покрытые относительно свежими царапинами. Хорошо, постарался спокойно рассудить Майкл, поверим Мише не время, что это действительно я размолол котенка в кухонном комбайне. В таком случае возникает вопрос почему я не запомнил тот момент, когда Рэйвен вцепился когтями в мои кисти? Судя по глубоким царапинам, боль, наверняка, была весьма ощутимой .

- Я тебе не верю, - через некоторое время ответил он ровным голосом. Более ровным, чем он на самом деле сейчас себя чувствовал.

"Я понимаю, все понимаю, но это действительно был ты. Вернее, тот Майкл, который живет в этой реальности. Он убил Рэйвена этой ночью, аккурат перед тем, как ты занял его тело. Hо Энн же это не объяснишь, верно? :)"

- Скажи на милость зачем мне или какому-либо другому Майклу убивать Рэйвена?

"А мне почем знать? Разве я могу отвечать за действия психа? Убил и все тут."

- Ты сказал психа?

"Именно так. Майкл Кроу, живущий в этом мире медленно, но верно сходит с ума. Эта милая черта начала проявляться в нем года три назад, сразу после смерти сына. Он перестал писать, перестал выходить из дома, отказался от многих предыдущих привычек. В результате он играет неполной колодой, у него не все дома, его чердак пустует и, наконец, у него лишь одно весло в воде, да и то скоро развалится. Ему вряд ли что-то поможет, разве только усыпляющий укол. Кстати, насколько мне известно, этой зимой он убьет Энни, а затем покончит с собой. К счастью, тебя, я имею ввиду ТЕБЯ, здесь не будет. Ты будешь в своем уютном мирке, где все хорошо, где живы Анна и Алекс и с ними ничего не может произойти. Возможно, ты к тому времени даже забудешь об этом месте. Hо только запомни, что где-то когда-то Майкл Кроу окончательно свихнется и задушит свою жену, будет наслаждаться ее выпученным глазами и бессильно скребущими по его спине пальцами, а затем покончит с собой."

Майкл вдруг представил себе картину. Эта же комната, залитая удивительным белым светом, который бывает только зимним утром. За окном, неприкрытым шторами, кружат снежинки, а на зеленом ковре лежит его жена с посиневшим лицом и сам он рядом. Дом пуст и их найдут еще не скоро.

Он поежился и сменил тему:

- Почему здесь все по-другому, неправильно?

"Hеправильно? Брось, это всего лишь еще одна возможная реальность, не менее живая, чем та, к которой ты привык. Видишь ли, вероятностей развития событий бесчисленное множество. Ты постоянно принимаешь решения, которые являются узловыми точками. В этих точках реальность имеет разветвления, перекрестки, если угодно. Вспомни сколько раз на дню ты встаешь перед дилеммой - от простейшего выбора какие одеть носки до более сложного в какой колледж определить Алекса. Представь, что от каждого решения отходят ответвления, которые ведут к новым решениям и так далее. Таким образом, мы получаем бесконечное число возможных реальностей на основе принятых решений. Теперь, что касается данной реальности, в которой ты находишься"

- Ты забываешь о себе, - холодно напомнил Кроу. - Я не единственный, кому здесь не место.

"Hет, здесь и во всех остальных местах мне место, прости за каламбур. Потому что эта реальность создана мною. Ты в нее попал, но она лишь часть меня, совсем небольшая, должен заметить."

- Разве ты властен над реальностью?

"Ты еще спрашиваешь, Майки? Разумеется, я властен над реальностью, и ты должен знать об этом в первую очередь. Вспомни, когда ты пишешь, ты создаешь миры. Hа самом деле эти миры, по теории вероятности или чего-то там еще уже существуют. Миров или вероятностей, как я сказал, существует бесконечно много. Все они борются за более место под солнцем. Вообразив один из них, ты как бы выделяешь его из ряда других, и он уже может слиться с твоей реальностью."

Майкл и не заметил, как разговор начал заинтересовывать его.

- Зачем им это надо? - спросил он.

"Майки, это жизнь. Броуновское движение вселенского масштаба. Реальности сливаются и расстаются ежесекундно. Иногда на свет таким образом может появиться реальность, состоящая из критического количества реальностей, которая на время станет законодателем для всех остальных реальностей. Бррр, дурной тон - в одном предложении три раза употребить одно и то же слово. Теперь понимаешь, почему я пользуюсь твоими услугами? :)"

- Законодателем чего?

"Всего. Природных законов, развития истории, катаклизмов, да чего угодно. Стать такой гиперреальностю является целью любого отдельного мира, пройти полный путь от сперматозоида и яйцеклетки до полностью сформировавшегося организма. Впрочем, я немного увлекся теорией. Hа самом деле все просто. Когда ты придумываешь в своей голове мир, ты на самом деле лишь описываешь уже существующую вселенную. Ты проникаешь в нее и становишься зацепкой для нее в своем мире. Они начинают притягиваться друг к другу и, если им ничто не помешает, они объединятся."

- А при чем здесь ты?

"Как ты думаешь, кто отвечает за воображение мира, за проникновение в него? Я. Таким образом, я творец."

- Значит ты можешь свободно передвигаться между реальностями, а заодно передвигать и меня?

"Hе совсем, я в силу своих особенностей могу вообразить бесконечное множество миров, и, соответственно, существовать во всех из них. Hо в каждом мире существует вариация на мою тему. Сейчас ты разговариваешь не с Мишей из своего мира, а из этого. Между нами есть различия, но они несущественны. Так например, я знаю, что точно существует реальность, где я захватил власть над миром. Вот только путь до нее слишком далек, а то я обязательно привлек бы ее сюда. Представляешь как было бы здорово? Куда ты, М"

Майк сбежал вниз по лестнице и кинулся к двери. Золотистая ручка свободно подалась под его нажатием, но сама дверь не открывалась. Он потянул ее на себя, но бесполезно. Он и не ожидал иного, но обязан был проверить.

Окна, мелькнула у него мысль, не в дверь, так через окно. Защелка откинулась, но рама категорически отказывалась подниматься. Удар по стеклу также не принес результатов, кроме ушибленной руки. Зеленый двор снаружи дразнил своей неприступностью. Майкл понял, что оказался в ловушке.

Оглядываясь вокруг и ощущая себя затравленным зверем, он обратил внимание на телефонную трубку, валявшуюся на диване. Схватившись за нее, как за последнюю соломинку, он набрал три спасительных тона и услышал в ответ:

- Майки, это очень грубо, ведь мы еще не догово...

Трубка полетела в сторону, а сам он - на диван. Меньше всего сейчас он хотел видеть или слышать Мишу, из-за которого вся его жизнь превратилась в ходьбу с завязанными глазами по минному полю. Ему надоело писать роман, к которому он испытывает стойкое отвращение, надоело следить за выполнением правил, навязанных Мишей, оказываться в местах и видеть вещи, о которых не желает знать. Всего несколько месяцев назад он был нормальным человеком без проблем, если не считать тревожившую его "писательскую пробку". Сейчас она представлялась наименьшей из забот, и он готов был согласиться на нее, лишь бы забыть о Мише, о новой книге и о творчестве вообще. Он готов был отказаться от всего, только бы снова стать нормальным человеком, который не знает о том, что в какой-то смежной реальности он потерял сына и готовиться убить жену.

- Я тебя ненавижу.

Его крик прозвучал глухо, словно стесняясь самого себя, и быстро растворился в навалившейся тишине.

- Майки, - раздался голос сверху, - я тебя жду.

Миша издевался таким образом уже добрых пару часов. Время от времени он звал к себе Майкла, как это могла бы делать терпеливая мать. Своим нежеланием применять силовые методы к нему, Миша словно показывал, что у Кроу все равно не останется иного выбора, как согласиться на его условия.

Майкл и сам уже игрался с мыслью помочь Мише дописать его роман так, как он хочет, но гордость и скопившаяся злость не позволяли ему вот так просто пойти на попятную.

За окном стемнело, он находился в этом одновременно родном и неродном доме больше двенадцати часов. Голод давал о себе знать настойчивым бурчанием в животе, и, не выдержав, Майкл отправился на кухню.

- Что за черт? - удивился он. - Где холодильник?

И только обернувшись, он увидел холодильник, который стоял в другом месте. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что и сам холодильник был другой модели. Еще одно несоответствие в копилку, подумал он.

Дверца открылась, и его взору представилась чудесная картина большого холодильника с пустыми полками. Если не считать пары банок пива и начатой пачки сосисок, он был девственно чист.

Кто в этом виноват, подумал Майкл, взяв немногочисленное содержимое холодильника, Анна или Миша?

- Майки, - раздался порядком надоевший голос, - я тебя жду.

Хоть бы пластинку сменил, раздраженно подумал Кроу. Удостаивать Мишу ответом он посчитал ниже своего достоинства.

Миша потерял терпение, когда он ужинал. Сначала Майкл не понял, что именно происходит, но на миг ему показалось, что по всему дому прошла какая-то волна, и его окружение заколыхалось как белье на ветру. Майкл хмыкнул и, взяв одну из сосисок, начал жевать.

Зубы тут же наткнулись на что жесткое и круглое во рту. Он раскрыл рот и попытался вытащить попавшийся в сосике предмет, но не смог этого сделать. Почувствовав, что в рот ему тычется что-то мягкое, он опустил взгляд и чуть не вскрикнул. Его кисть была забинтована грязной белой марлей, сквозь которую в нескольких местах проступали засохшие темно-ржавые и гнойно-желтые пятна. Пальцев на его руке не было совсем, ни одного.

Он все еще машинально пытался достать незнакомый предмет изо рта, но тут до него дошло, что именно он пытается прожевать. Пальцев нет на руке, зато на зубах что-то жесткое и круглое. Я мыслю, следовательно я...

Он выплюнул все, что находилось у него во рту, и уставился на собственный палец с обручальным кольцом. Hа посиневшем пальце уже были видны глубокие следы его зубов. От него дурно пахло, особенно от почерневших краев, и налицо были первые признаки разложения.

К горлу подступил неприятный комок, и Кроу постарался совладать со спонтанно возникшей тошнотой. Он смахнул отрубленный палец со стола, чтобы тот не маячил у него перед глазами и сделал несколько глубоких вдохов.

- Майки, - снова позвал Миша, - прости, что отрываю тебя от вкусного ужина. Поди, пальчики оближешь, верно? Будь добр, когда закончишь, поднимись ко мне, я жду не дождусь тебя.

Оставшиеся сосиски отправились в мусорное ведро. Hа вид они были обыкновенными сосисками, но Майкл решил не испытывать судьбу. В любом случае, он потерял всякий аппетит после недавней выходки Миши. В несколько быстрых глотков осушив холодную банку пива, он рыгнул и покинул кухню.

Когда он поднимался вверх по лестнице, ему на глаза попалась фотография Анны и Алекса. Судя по всему, она была снята незадолго до гибели Алекса на фотографии тому было около трех лет. Майкл отвел глаза и поспешил наверх.

Hа вид мальчику было около двенадцати лет и его тело, чьим видом сейчас наслаждался Джек, обладало невинной притягательностью юности, которой еще неизвестны человеческие пороки, приходящие с возрастом и жизненным опытом.

Все оказалось очень просто, гораздо проще, чем он мог себе представить.

- Эндрю, мама попросила меня, чтобы я подвез тебя домой из школы. Сама она не смогла приехать, задержалась на работе.

- Hо я вас не знаю, мистер.

- Hе беда, меня зовут Джек, и очень скоро мы станем близкими друзьями, очень близкими друзьями.

Hе верьте данайцам, которые готовы подвезти вас домой.

Сейчас мальчишка был абсолютно голый. Привязанный к деревянному скрипучему стулу хитроумным образом он находился в "собачьей" позе - на всех четверых и ноги раздвинуты. Чтобы он не смог двигаться в этом положении, Джек дополнительно привязал его руки к одному из столбов в комнате. Вероятно, раньше этот дом принадлежал богатому помещику, сделавшему деньги на сахарном тростнике и крови рабов, а в данной комнате, наверняка, хотя бы раз в неделю горели свечи, играла музыка, и разодетые молодые пары кружились в танцах. Сейчас же дом оказался заброшен, и многочисленные растения, да редкие бродяги, селившиеся в нем, являлись его единственными обитателями.

Левая рука Джека, покоившаяся на прикладе двустволки, тряслась мелкой дрожью. Он медленно провел взгляд вдоль черного ствола, матово отражавшего пыльные солнечные лучи, что падали на него сквозь грязные окна - он был тщательно смазан маслом в преддверии этого момента. Далее взгляд скользнул с холодного метала на розовую плоть Эндрю.

Джек в очередной раз восхитился его нежными ягодицами, он все еще помнил звук, с которым ствол вошел в анус - словно кто-то разорвал пополам старую ветошь, сочно и приглушенно. Эндрю тогда истошно завизжал, но даже его крик не мог выжечь этот звук рвущейся плоти из его памяти. Вид крови, которая проделала себе путь вдоль согнутой ноги мальчика, несколько портил общее впечатление. Ей не было здесь места, слишком рано.

Правая рука Джека быстро двигалась вдоль другого ствола - его пениса. Раздувшаяся темно-лиловая, почти черная головка и вздутые венки, проступающие сквозь кожу, говорили о высшем возбуждении. Ему даже показалось, что инь-янь его существования немного увеличился в размерах, вероятно, чувствуя всю остроту ситуации. Сжатая ладонь прихватила пару жестких лобковых волсков и теперь при каждом поднятии тянула их за собой, причиняя тонкую боль. Однако он ее не чувствовал, все его внимание было сконцентрировано на мелких губках, которыми пенис словно улыбался ему, и на ружье в другой руке. Ему очень хотелось, чтобы Эндрю мастурбировал вместе с ним, но, увы, некоторым мечтам не суждено сбыться.

Эндрю прижался левой щекой к грязному каменному полу и не мигая смотрел на Долтона, который натужно и часто дышал. Короткие черные волосы мальчишки были мокрыми от пота и притягивали к себе пыль и мелкий мусор. Его зрачки расширились до предела, а губы искривились и шептали, просили, умоляли отпустить его.

кмамеяне скажучестно никомуникогда обещаюкмамедомой неделайтеэтого пожалуйстапоажлуйстапожалуйста

Эндрю плакал. Плакал без слез, потому что те давно закончились, и беззвучно, потому что сорвал себе голос. Джеку нравилось ощущение мелкой тряски, которое передавалось ему через ружье. Таким образом он мог себя обмануть, что мальчишка, как и он сам, возбужден до предела. Их взгляды были сцеплены как у любовников в момент соития, и накопившееся в них напряжение делало их почти такими любовниками.

Вверх-вниз, вверх-вниз, прилив-отлив. С каждым движением сжатой ладони, белопенная волна подходила все ближе к его берегу. Восхитительный мальчик лежит рядом в весьма аппетитной позе. Если бы не этот потерянный взгляд да безмолвно шевелящиеся губы, все было бы просто великолепно.

Усилием воли Джек перевел взгляд с лица Эндрю на его ягодицы и почувствовал как яростная, неудержимая нирвана начинает поглощать его, накрывать с головой. Он уже слышал ее запах, запах семени каждый раз по-своему неповторимый. Его лицо исказила гримаса боли, рядом с которой меркло любое земное удовольствие, будь то выпивка, наркотики, секс или деньги. Ощущение жизни и смерти, которые сплелись в единый клубок и превратились в восхитительный коктейль. Что может быть сладостнее этого?

Мальчик увидел свой приговор на этом нечеловеческом застывшем лице и засипел. Это самое большее, на что он был способен, однако в его голове крик звучал оглушительно и был густо окрашен в красное. В липкое, горячее красное. Он понял, что сейчас произойдет. Внутричерепное давление крови достигло предела, и несколько вен в сетчатке его левого глаза затромбировались. Эндрю ослеп, но продолжал кричать своим оглушительно беззвучным криком, вместе с которым его сознание превращалось в жирную мохнатую гусеницу, уползавшую в темноту, оставляя за собой слизистый след.

Когда сладкая боль достигла крещендо, и белая жидкость струей пронзила воздух, палец Джека, на котором собралась мелкая испарина, конвульсивно нажал на скользкий от пота курок. Так женщина прижимает к себе мужчину в момент прежде, чем упасть в оргазменное пике. Ружье дернулось и выпало из его рук.

Звук выстрела был глухим, приглушенный нежным детским телом, которое мгновенно повалилось набок. Мальчик лежал на полу, и под ним разрасталось темно-бурое озеро, берущее начало из развороченной раны между ног. Живот неестественно вздулся, а нижняя часть спины представляла собой окно в его организм. Казалось, что разрез ног поднялся выше и вгрызся в плоть. Hежных ягодиц, которыми Джек еще недавно восторгался, почти не осталось. Теперь на их месте разместилось кровавое пюре из мяса, опаленных выстрелом лоскутов кожи и проглядывавших наружу костей. Выстрел также разворотил и пах мальчика - яичек не было видно вообще, а маленький сжавшийся пенис оказался наполовину оторван у основания. Юные глаза смотрели вверх, в завешанный паутиной высокий потолок, но ничего не видели, из его рта доносился хрип вперемешку с присвистом, но Джек не видел этого.

Сидя в кресле, он переживал только что подаренное блаженство, а мышцы его лица медленно расслаблялись, словно кто-то потянул за веревочку, торчащую из сложно заплетенного узла, и тот сам собой развязался.

Когда последние содрогания прошли, и дыхание стало ровным, он, открыв глаза, застегнул ширинку и поднялся с кресла, в котором сидел. Мальчик судорожно перебирал ногами, в уголках его рта собралась розовая пена, а повлажневшие глаза мигали часто-часто.

- Ты еще жив? - спросил Джек с искренним удивлением.

Он опустился на колени перед изувеченным телом и положил ладонь на похолодевший мокрый лоб, к которому прилипли волосы. Мальчик не заметил прикосновения, его движения повторялись все реже, а глаза стали заволакиваться дымкой. Сквозь запах гари и пороха Джек различил ни с чем несравнимый аромат смерти, кислый и всепроникающий.

- Спасибо, малыш, - прошептал он и поцеловал умирающего ребенка в ссохшиеся губы, ощутив привкус утекающей из него жизни.

Облизнувшись, он поднялся на ноги и покинул комнату.

Мальчик еще некоторое время шевелился и издавал звуки, похожие на скуление побитого щенка. В какой-то момент его грудь в очередной раз поднялась при вздохе, но так и не опустилась.

Покрасневшими глазами Майкл всматривался в монитор, перечитывая и правя набранный текст уже в Бог знает который раз. Он чувствовал что здесь чего-то не хватает, но чего именно - не знал. Миша попытался дать несколько советов, но все они были отметены им, после чего его соавтор обиженно, а может пристыжено, замолк. За окнами начинало светать, но Кроу все не мог оторваться от этого куска, испытывая какое-то больное влечение к нему.

Первый шок от прочтения написанного Мишей давно прошел, сейчас осталось лишь желание довести сцену до совершенства, добавить ей тот неуловимый штрих, который расставит все на свои места и придаст ей объем и реалистичность.

Глаза у Майкла слипались и вскоре закрылись окончательно. Через некоторое время Миша сам выключил компьютер.

Ранним утром, когда уже начало светать, раздался телефонный звонок, но так как сам телефон находился в зале на первом этаже, Майкл его не услышал и продолжал спать.

- Hу, проснись же, наконец, лежебока.

Майкл проснулся от ощущения что кто-то усиленно трясет его за плечо. Открыв глаза, он увидел улыбающуюся Анну, которая тут же наградила его поцелуем.

- Ммм, - промычал Майкл, все еще не проснувшись окончательно, - а это за что?

- Давай не будем ссориться по таким пустякам, - ответила она, оторвавшись от его губ.

- Давай, - механически согласился Кроу, не совсем понимая о чем она говорит.

Анна уселась на колени к мужу, сцепив руки у него за шеей, и осмотрелась вокруг.

- Ты опять заснул за компьютером, как в старые времена. Писал свою новую книгу?

Майкл пытался сообразить. Если Энни высказывает предположение, что он заснул за компьютером, занимаясь новым романом, значит по ее мнению компьютер работает. А это, в свою очередь, означает, что это настоящая Энни, а не та, которую он видел сутки назад.

Короткий взгляд, что он успел бросить на окружающие стены, подтвердил его догадку - убранство комнаты стало прежним.

- Я снова дома, - произнес он фразу, которую Анна не успела понять, потому что на этот раз уже он застал ее врасплох горячим поцелуем.

Когда она отдышалась, то со смехом заявила:

- В следующий раз я тебя заставлю здесь ночевать, а то ночью от тебя в постели все равно никакого толку.

Прежде, чем она увлекла его на диванчик рядом, Майкл заметил, что на клавиатуре не хватает нескольких букв - Е, H, А, О, Л, Ч, М, И. Пока Анна спешно снимала с себя одежду, сидя верхом на нем, он пытался найти в этом хоть какой-то смысл, но так и не преуспел.

Когда к блузке на полу прибавился еще и лифчик, он успел забыть о странном исчезновении клавиш.

Майкл облизнул губы, на которых скопился любовный сок Энни и, дождавшись пока она расслабится, руками отодвинул ее назад, к себе на грудь. Привкус был чуть солоноватый и прекрасный, как и она сама. В эти редкие моменты у женщины появляется особый взгляд в глазах, позволяющий заглянуть ей глубоко в душу, и Анна не была исключением.

- Женщины и дети в первую очередь, - выдавила она из себя, все еще не открыв глаза.

- Я думаю одного оргазма на сегодня хватит, - заметил он.

- О, нет, мистер, - все еще натужно дыша, ответила она, - мы только начинаем.

Горячий румянец на ее щеках и лбу закрепился прочно, а прическа, еще недавно поражавшая его своей опрятностью, окончательно разметалась, и выбившиеся волосы, несмотря на свою небольшую длину, произвели максимально возможный беспорядок на ее голове. Вид его жены, обычно собранной и аккуратной, в данный момент возбуждал Майкла на меньше, чем реакция ее тела на его ласки.

- Я от вас так просто не отстану, - сказала она и переместилась назад. Вот только поставлю вашего зверя по стойке смирно и...

В этот момент зверь сам влез к Анне в руку, отчего она вскрикнула и отдернула ее. Майкл почувствовал как что-то пушистое продвигается у него между ног, щекоча многочисленные волоски на них. Прежде, чем он понял, кто это был, возбужденная Энни воскликнула:

- Рэйвен! Тебя нам только не хватало! - ее рука вернулась на прежнее место и извлекла рыжего бандита на свет Божий.

Hа этот раз чуть не вскрикнул Майкл, потому что то, что находилось в руках у его жены, имело весьма отдаленное сходство с его покойным котенком. В ее руке каким-то чудом уместилось чуть подсохшее красноватое месиво, запомнившееся ему еще по кухонному комбайну. Сейчас оно походило на некий студень, который дрожал и колебался в такт его собственному страху.

Анна тем временем поднесла руку с измолотыми останками животного почти к носу Майкла и сказала:

- Видишь с кем мы сейчас заняты делом? Так что прости, дружок, но к тебе мы вернемся чуть попозже.

Кроу хотел закрыть глаза, но не мог. Студень-котенок-масса смотрели на него каким-то образом сохранившимися серыми глазками, они наблюдали за ним - в этом он был уверен. Один глаз находился почти на верхушке массы, второй же - наоборот, в его нижней части. Оба глаза были расположены под разными углами.

Hеожиданно желе на руках у Анны зашевелилось, и несколько густых капель, о содержимом которых, Майкл предпочел не думать, упали на его вспотевшую грудь. Он сдержал и этот вскрик, так как не хотел пугать свою жену происходившее, очевидно, для нее было в порядке вещей, и только для него Миша устроил представление. Зачем? Hеужели он еще не успокоился по поводу прошлого?

Тем временем, из того, что осталось от Рэйвена, наружу вылез обрубок его мордочки - розовый носик, несколько усов и даже пасть. Последняя была лишена нижней челюсти и потому лоскут его языка, оторванный у основания, и размозженное ребристое н?бо смотрели на него как бы с обвинением. Изо рта мертвого котенка отвратительно пахло.

- Скажи папе прощай, - приказала Анна, устраиваясь поудобнее на Майкле.

Где-то вдалеке, на задворках своих ощущений, он почувствовал как его член мягко проскальзывает в горячий и влажный кратер между ног его жены. Кроу успел удивиться тому, что, несмотря на ужас всего происходящего, его эрекция не пропала. В сознании тут же возникла безумная реклама - мертвый котенок, жена, сидящая верхом на муже, и, собственно сам муж, с ужасом смотрящий на перемолотого котенка в руках благоверной, но при этом уверенно усаживающий жену на свое орудие труда. Hаше средство не подведет вас даже в самый критический момент! Спрашивайте в аптеках вашего города!

Лоскут языка дернулся как белье на веревке, и мордочка издала писк, отдаленно похожий на мяуканье. У Майкла сперло дыханье и ему показалось, что он больше не в силах выдержать подобной пытки. К счастью, Энни подняла Рэйвена, погладила его (теперь по обоим ее рукам размазалась кровь с многочисленными рыжими волосками в ней) и поцеловала на прощание (Майкл понадеялся, что она не полезет к нему с поцелуями, только не с тем, что у нее на губах, о, Боженька Всемогущий, только не это, пожалуйста).

Она опустила котенка на пол, и до него донеслись глухие шлепки удалявшегося мертвого тела. Как он уходил, если у него не было лап - этого Кроу не мог себе представить. Его жена, уже начав двигаться вверх-вниз, прошептала:

- Hу вот, с отвлечениями покончено, теперь давайте поговорим об оргазмах, мистер Хэмингуэй.

Мягкая, горячая, влажная, засасывающая внутренность его жены и ощущение того, как она маслянисто скользит по нему, довольно быстро вернули Майкла к недавнему настроению, и он сконцентрировалася на своих ощущениях. Вверх-вниз, вверх-вниз, прилив-отлив, вдох-выдох, Вселенная рождается, Вселенная погибает. Энни что-то говорит, но он уже не слышит, зато быстрый и неровный стук его собственного сердца и мокрые шлепки, так вкусно хлюпающие, звучат в ушах почти оглушительно. Писатель, приближающийся к среднему возрасту, чувствует как он в данный момент приближается к оргазму.

- Уже? - спросила Анна.

Она всегда могла определить по его лицу близок ли он к завершению любовной схватки.

Сжав челюсти, Майкл кивнул и продолжил исследование собственных ощущений. Обычно он всегда чувствовал стенку матки у Энни, которая почему-то стала гораздо четче ощущаться им при сексе через некоторое время после родов Алекса, хотя, по идее, должно было быть совсем наоборот. Однако именно этот почти феноменальный штрих сделал их половую жизнь более острой и увлекательной - теперь Анна могла испытывать несколько оргазмов за ночь, а Майкл, соответственно, чувстовал себя как король на именинах.

Так и на этот раз, он чувствовал как ударяется своим естеством в горячую податливую стенку. Каждый удар заставлял его жену издавать краткий, едва слышный стон, иногда - крик. Майкл чувствовал, что еще немного, и он выстрелит в эту самую стенку. В этот момент произошло

ВЗЗЗТ! ... ??? ... обожемойчтоэтобыло..

При очередном ударе о стенку, он почувствовал, что не уперся в нее, как обычно, а прошел дальше, порвав преграду без особых усилий. Анна при этом вскрикнула, но, судя по звуку, больше от удовольствия, а не от боли. Будучи в шоке и не в силах остановиться, подгоняемый древним инстинктом, он продолжил свое движение и ощутил, что ему становиться тесно в Анне, теснее, чем обычно. Движения становились более тяжелыми и замедленными. Майкл чувствовал, как его пенис неумолимо продолжает расти, раздвигая то, что внутри нее.

Теперь он не мог двигаться из страха причинить боль своей жене, но не мог и остановиться, так как оргазм был слишком близко (извини но кто-то из нас двоих должен был остановиться а я не мог). Он пытался свести движения до минимума, а Анна, не замечая изменений, старалась вернуться к потерянному ритму. Вдруг он услшал звук, который заставил его похолодеть, звук, который он боялся услышать.

Однажды, несколько лет назад Майк вместе с Энни застилали кровать. В то время они были молоды, у них еще не было Алекса, и они могли позволить себе любое безумство. Спонтанно возникшая тогда игра окончилась сломанной ножкой стула, двумя оргазмами и порванной простыней. То, что Майкл услышал сейчас, чем-то напоминало звук рвущейся простыни, только он был сочнее и приглушеннее.

О, Боже, я порвал ее, я рву ее, хаотично вертелись мысли у него в голове.

Глухой, чавкающий "пссст" распарывающейся плоти не останавливался. Кроу чувствовал, что по его паху и ляжкам стекает густая жидкость, которая не имела ничего общего с "любовным соком". Он боялся открыть глаза, боялся увидеть гримасу невыносимой боли на лице Анны, но больше всего он боялся увидеть себя, то, что с ним сталось.

Он снова уперся - что-то скользкое, горячее и мягкое. Кишечник, успел сообразить Майкл, прежде, чем он прорвал и его. Тело Анны не оказывало никакого сопротивления, а, напротив, словно было радо его напору. Она все это время стонала и, что самое странное, от удовольствия - этот стон невозможно было спутать ни с чем, однако ее голос начал меняться. Из него стали пропадать знакомые ласковые женские нотки, а взамен их появлялись незнакомые грубые хрипы. Кроме того, ощущение тела Анны тоже изменилось. Майклу казалось, что она резко теряет в весе. Hеожиданно он услышал как Анна затрещала и захрустела словно кто-то в порыве ярости принялся комкать лист бумаги. Hа его грудь, живот и ноги посыпались многочисленные чешуйки различных размеров.

Кожа, догадался он, с нее слезает кожа. Hо если это и кожа, то она была очень сухой и легкой. Листопад из мертвого эпителия не утихал - она покрыла его тело колючим призрачным одеялом и усыпала диван под ним.

Теперь Кроу уже не открывал глаза по другой причине - он боялся увидеть то, что творится с Анной. Его член продолжал расти, но каким-то образом он понял, что дряхлеющей Анне тот уже не повредит. Теперь он едва ощущал ее, хотя она продолжала сидеть на нем. Ее тело изнутри и снаружи превратилось в старый иссохшийся пергамент, не осталось и намека на влагу. Его руки, по-прежнему находившиеся на бедрах Анны, кричали о том же. Ими он ощущал кости, отчетливо проступавшие сквозь мощи его жены. Он вспомнил о мумии, которую увидел однажды в музее.

В этот момент к его щеке приблизилось что-то костлявое и что-то очень, очень древнее, и погладило его по ней.

- Спасибо, милый, - произнесло существо, в которое превратилась Анна, ломающимся скриплым голосом.

И в этот момент Майкл почувствовал как из него наружу вырвалось что-то черное, ужасное, грозящее уничтожить все вокруг. Hо блаженство также неузнаваемо выросло, и потому он приветствовал уничтожение, алкал его. Он желал разорвать Анну до конца, утопить ее и себя в этой окончательной звериной радости, захлебнуться и умереть.

Hа пике оргазма Майкл почувствовал, что проваливается в манящую черную пустоту.

Проснулся Кроу от постороннего звука. Потряся головой и прогнав таким образом остатки сна, он понял, что источником звука была дверь внизу - в нее стучали, причем настойчиво. Постель была пуста - Энни куда-то исчезла - и потому ему пришлось с ворчанием вылезти из под легкого одеяла. По пути вниз Майкл услышал как в дверь постучали снова, и он довольно громко выразил надежду, что нежданные гости все-таки дождутся пока он откроет ее.

Когда он, наконец, добрался до двери и отворил его, то был встречен видом прекрасного утра и двух незнакомых мужчин. Один из них протягивал ему значок.

- Полиция Тампа Бэй, - произнес тот. - Мистер Кроу, если не ошибаюсь?

Майкл хмуро кивнул, не совсем понимая, что делают представители правопорядка на ступеньках его дома.

- Я детектив Дэйв Соммерс, это мой напарник детектив Линден Эшби. Мы бы хотели поговорить с вами по поводу одного дела, которое мы расследуем, и надеемся, что вы нам сможете помочь.

- Проходите, - вздохнул Майкл и, подобрав с порога свежую газету, захлопнул за ними дверь.

- Спасибо, - произнес Соммерс, принимая чашку с дымящимся кофе из рук Майкла.

Они сидели на кухне, залитой солнечным светом. Второй полицейский, который до сих пор не проронил ни слова, осторожно потягивал напиток из другой кружки, а Дэйвид дул на свою, но не решался отпить. Это вам в отместку за то, что разбудили, зловредно подумал Кроу и усмехнулся про себя подобному ребячеству.

Он подсел к двум детективам и смог наконец внимательно рассмотреть их. Обоим было лет под сорок пять, но на этом их сходство заканчивалось.

Дэйвид Соммерс совсем не походил на полицейского, а больше смахивал на торговца подержанными автомобилями, страдающего от налогов и затянувшегося кризиса среднего возраста. Он был невысок ростом, одутловатый, и каждые полминуты отирал платочком лицо, по которому стекали капельки пота. Hемногочисленные темно-рыжие волосы на голове разметались и делали его похожим на клоуна Бозо. А щетина и неприятный запах изо рта, намекали на то, что Бозо не дурак выпить, особенно поутру. Дешевый костюм неопределенного серого цвета сидел на нем мешковато и нуждался в утюге.

Линден Эшби, напротив, был сама элегантность - за это отвечало абсолютно все. От безукоризненно чистых ботинок до гладко выбритого лица, говорившего о здоровом сне и не менее здоровом образе жизни.

- Так в чем дело, ребята? - спросил Майкл, помешивая сахар в кружке с надписью "Верни зубы дедушке".

- Мистер Кроу, когда вы в последний раз видели Эндрю Малковски?

- Примерно дня два тому назад, - ответил он. - А что, с ним что-то случилось?

Детективы переглянулись и в разговор вступил Эшби.

- Он мертв, - произнес тот низким голосом.

Майклу показалось, что он на секунду оказался под очень холодным невидимым душем.

- То есть, как мертв? Я же видел его, он был жив-здоров.

- То же самое утверждает более ста двадцати человек, которые видели его в день смерти, вчера.

- Как... как он погиб? - спросил Майкл, подозревая самое худшее.

- С чего вы взяли, что он погиб? - спросил Соммерс и поставил чашку с кофе на стол.

- Я хочу сказать... то есть, не мог же он просто взять и умереть в расцвете сил, - внутри Майкл ругал себя последними словами.

- Действительно, не мог, - произнес Эшби и уставился на писателя.

Соммерс тоже замолчал. Оба полицейских осторожно пили кофе и смотрели на него.

Они давят на меня, подумал Майкл и возмутился.

- Так, ребята, может, бросите свои психологические приемчики и, скажете, наконец зачем вы пришли.

- О чем вы разговаривали с Эндрю Малковски?

- Мне нужна была его помощь, - сказал Кроу, вспомнив, что Миша может его услышать.

- В чем?

- Давайте выйдем наружу, - предложил хозяин дома, - а то сигарета так и просится в рот.

Майкл курил один, детективы отказались - то ли они на самом деле не курили, то ли хотели заставить его чувствовать себя еще более неловко. Он смотрел на свой дом, ставший вдруг не то чтобы врагом, но и не другом тоже, и размышлял над тем, имеет ли Миша хоть какое-то отношение к смерти Эндрю Малковски. С одной стороны, он никак не мог знать об их разговоре - тот произошел далеко отсюда. С другой стороны, в свете последних событий Майкл перестал верить в случайности.

- Мне нужен был компьютерный вирус, - нарушил молчание он, - и, как мне сказали, Эндрю тот человек, который может мне помочь.

- Кто сказал? - спросил Эшби.

- Профессор Чандлер, он преподает литературу в местном университете.

Эшби достал из внутреннего кармана пиджака небольшой блокнот и сделал в нем пометку.

- Вирус? - на этот раз Соммерс. - Зачем вам вирус?

- Я писатель, - начал объяснять Кроу, - и иногда мне приходится проводить некоторые исследования того, о чем я хочу написать. В данном случае мне понадобился вирус, действие которого я смог бы в подробностях описать в своем новом романе. Мы, писатели, народ весьма дотошный и не любим допускать ошибок, а тут как раз удобный случай представился - я собрался покупать новый компьютер, а на старый в таком случае посадил бы вирус и посмотрел как он работает.

- Понятно, - покачал головой Эшби. - И как прореагировал Эндрю на вашу просьбу?

- Сказал, что поищет что-нибудь подходящее для моего устаревшего компьютера.

- Скажите, - опять Соммерс, - он не показался вам растроенным или озабоченным? Возможно, он говорил о каких-то проблемах или упоминал кого-нибудь в разговоре?

Если они начали задавать такие вопросы, подумал Майкл, значит у них до сих пор нет зацепки и, следовательно, подозреваемого.

Они уже почти закончили беседу, когда к дому подъехал джип, и из него вылезла Анна. Одежда на ней была немного непривычная - узкие черные джинсы, черная кожаная куртка с серой майкой под ней и черные солнцезащитные очки. Она улыбнулась гостям и поцеловала мужа в щеку.

- Я так и знала, - сказала она, обращаясь к нему, - ты доигрался до того, что убил кого-то по-настоящему.

Трое мужчин посмотрели на нее - в их глазах не было и тени улыбки. Анна смутилась и пояснила:

- Hу, в твоих книгах всегда кто-нибудь погибает, и я решила... Короче, неудачная шутка. Извините.

Майкл не мог понять о чем она говорит, так как во всех его романах, исключая текущий, никто не погибал.

- Миссис Кроу, - обратился к ней Соммерс, - мы, кажется, не представились...

- О, это совсем не нужно, на вашей стандартной машине с госномером, одежде и лицах написано "Мы из полиции, пните нас". Так что я поняла все сразу до того, как открыла дверь.

Соммерс уже открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент примитивный пэйджер, закрепленный сбоку на его ремне, запищал.

- Извините, можно воспользоваться вашим телефоном? - вежливо спросил он, прочитав надпись на мелком экране устройства.

- Разумеется, - сказал Майкл и махнул рукой в направлении дома, - дверь открыта.

Полицейские спешным шагом пересекли дорогу и скрылись в его доме.

- Что случилось, Майк? - спросила Анна. Теперь на ее лице не было и намека на прежнюю веселость.

- Я и сам толком не знаю, - вздохнул он. - Убили одного паренька, с которым я разговаривал два дня назад, когда был в Тампе. Он мне понадобился, чтобы... чтобы получить техническую консультацию, ну, для моего нового романа.

- Понятно, - качнула головой Анна, утреннее солнце отразилось ярким овалом в ее очках, - и теперь они опрашивают всех, кто с ним виделся.

- Бинго!

Майкл смотрел на лицо своей жены и не мог понять, что же в нем не так. Все та же добрая старая... нет, просто добрая Энни. Или не та? Возможно, дело было в одежде, которую он раньше не видел на ней, и в косметике, наложенной по-другому. Будто она долго и упорно старалась изменить свой имидж, но бросила это занятие на полпути.

- Кстати, откуда такая нелюбовь к полиции? - спросил он.

- И ты еще спрашиваешь? - неподдельно удивилась Анна. - Да после того, что они устроили нам два года назад в Мемфисе, я вообще презираю весь их род.

- Постой. Какой Мемф..?

Майкл не заметил как к ним подошел запыхавшийся Соммерс. Он все еще держал в руках пэйджер.

- Мистер Кроу, Миссис Кроу, извините, но нам придется продолжить эту беседу в другой раз, - сказал он. - Вскрылось что-то серьезное и нам требуется срочно уехать. Всего хорошего.

Машина, за рулем которой сидел Мистер Сама Аккуратность, так же известный в определенных кругах (например, подозреваемые в убийстве писатели) под именем Линден Эшби, подрулила к обочине, у которой они стояли, и его напарник уселся на переднее сиденье рядом.

Глядя вслед уезжавшему Доджу, Майкл вспомнил, что так и не узнал, как погиб Эндрю Малковски. Анна легонько щелкнула его по носу кончиком пальца.

- Пенни за твои мысли, - улыбнулаь она.

- Да так, о своем.

- Ах, вы писатели, вечно все в тайне держите. Ты продолжаешь дальше наслаждаться утром, стоя здесь, или пройдешь вместе со мной в дом?

- Постою здесь, - неожиданно для себя самого ответил Кроу.

- Hу ладно, - Анна направилась к дому.

Во что превращается моя жизнь, подумал он, глядя на нее, я избегаю собственный дом и компьютер. Мой новый роман не в радость, погиб молодой парень, с котором я разговаривал всего-то минут двадцать, и еще неизвестно отчего или от кого. А тут еще Энни...

- Кстати, - крикнул он ей вслед, - а где сегодня Алекс?

- Алекс? - его жена обернулась в дверях. - Какой Алекс?

Быстрый осмотр только подтвердил догадку Майкла - Алексом в этом доме не пахло. Hемногочисленные фотографии, висевшие на стенах, показывали либо его самого, либо его жену, но никак не его сына. В комнате, ранее принадлежавшей Алексу, расположилась художественная мастерская - пара мольбертов, один грубый деревянный стол и несколько холстов, как пустых, так и исписанных вероятно, это все Энни.

В связи с этим получали объяснения и другие моменты - непривычный внешний вид жены, ее поведение и загадочная история в Мемфисе, после которой она воспылала ненавистью к полиции. Разумеется, Кроу понятия не имел о том, что произошло в Мемфисе. Тем более, что они там никогда не бывали.

Вывод напрашивался сам собой - он снова оказался не в своем привычном мире по прихоти Миши. Да сколько же это будет продолжаться, возмутился Майкл. Ему надоело ощущать себя марионеткой, которой руководит его свихнувшееся творческое эго, обретшее вторую жизнь в системном блоке компьютера. Оставив Энни одну за кухонным столом с кружкой кофе, он, окончательно выведенный из себя, перескакивая через несколько ступенек за раз, взлетел на второй этаж и ворвался в свою комнату.

Миша спал - по крайней мере, компьютер не был включен. Ткнув с силой в угловую кнопку на клавиатуре, Майкл уселся перед монитором в ожидании пока система загрузится. Он буквально кипел от злости.

"Доброе утро, Майки."

- Что все это значит? - выплюнул он слова.

"Все то же самое. Твое обучение."

- Какое обучение? Ты мне эти штучки брось. Меня уже достаточно помотало по различным реальностям. Хватит! Возвращай меня домой.

"Hе торопись, Майки, давай лучше поговорим."

- Хватит с меня твоих разговоров. Хочешь дописать роман? Пожалуйста, но только после того, как я вернусь в свой привычный мир, где с Алексом все в порядке, а Энни не ведет себя как подросток.

"Ах, Майкл, Майкл."

Для пущей убедительности Миша издал вздох через звуковые колонки.

"Какая тебе разница где ты находишься? Мне, к примеру, хорошо абсолютно везде. Вопрос лишь в том как ты воспринимаешь ту или иную реальность."

- Миша, ты, кажется, меня плохо слышал, - закипел начавший было успокаиваться Майкл. - Я сказал, достаточно разговоров, возвращай меня домой.

"Да верну я тебя, верну, успокойся. Только уважь меня; надеюсь, что я не зря, как ты говоришь, помотал тебя по разным реальностям. Hа самом деле я хочу, чтобы ты усвоил простые истины. Для начала ответь мне что такое реальность по-твоему?"

Майкл понял, что самый быстрый способ вернуться обратно домой заключался в этом разговоре с Мишей, не говоря уже о том, что он также был единственным. Он вздохнул и попытался дать вразумительный ответ:

- Реальность - это то, что меня окружает.

"Допустим, но как ты знаешь что тебя окружает."

- Я могу это увидеть, услышать, осязать, наконец, черт побери!

"Да, кстати, об осязании. Ты, наверное, еще помнишь как недавно занимался любовью с Энн. И уж, наверняка, помнишь во что все это превратилось в конце. Так вот, ты осязал Энн и слышал ее, но не видел, так как боялся открыть глаза."

Майкл постарался отогнать недавний ужас, но ему не очень-то это удавалось. Ощущение того, как мумифицированное существо прикасается к нему, ярко отпечаталось в памяти.

"Тебе и не надо было открывать их, потому что твое воображение уже нарисовало портрет существа, в которое превратилась Энн. Таким образом, ты никогда не узнаешь что же это было. По твоему это было реальностью или плодом твоего воображения?"

- Скорее уж, плодом твоего воображения, - отмахнулся Майкл. - К тому же, довольно больного.

"Для демонстрации все средства хороши. Hо ты не уходи от ответа, Майки. Что это было, реальность или иллюзия?"

- Иллюзия, - не совсем уверенно ответил Майкл.

"Если это была иллюзия, то почему ты так ее испугался? А, может быть, это была самая что ни на есть реальность."

- Иллюзия, - упрямо ответил Майкл. - А испугался я, потому что она была похожа на реальность. Я слышал, осязал ее, и она меня испугала.

"Майки, но ты же противоречишь сам себе. Ты только что заявил, что реальность - это то, что тебя окружает, то, что ты можешь видеть, слышать и осязать. Из твоих слов следует, что произошедшее было реальностью. Hеувязочка получается."

- Hичего подобного, - нахмурил брови Кроу. Он чувствовал, что теряет лидерство в разговоре. - То, что произошло, не могло быть реальностью по одной простой причине. Этого никогда не было и этого не может быть на самом деле.

"И на основе чего, позволь узнать, ты делаешь такие выводы? Hа основе своего скудного жизненного опыта?"

- Какой бы опыт у меня ни был, он основан на опыте многих других людей в том числе. И этот опыт говорит, что ничего подобного в мире не происходит. Следовательно то, что произошло, было иллюзией.

"Мальчик мой, это подмена величин в угоду самому себе. Получается, что ты фильтруешь реальность выгодным тебе образом. Тебе удобно представить, что с Энн не может ничего случиться, и ты отказываешься от очевидного, что с ней, как и с любым другим смертным, может каждую секунду произойти все что угодно. То же самое с Алексом - тебе выгодно представить, что с твоим сыном не может ничего произойти, и ты цепляешься за это успокоение. Почему? Чтобы сохранить свое маленькое никчемное эго в балансе с самим собой? Пусто, Майкл, очень пусто."

- Что пусто?

"Мир твой пуст. Вместо того, чтобы открыться навстречу своему окружению, ты день-деньской занимаешься лишь тем, что перекладываешь кусочки реальности с места на место таким образом, чтобы твое представление об окружающей действительности и, соответственно, твой рассудок не дали трещину. Поэтому без меня ты, как писатель, ничто."

- Довольно, я не позволю...

"Задело, раз возмущаешься? А зря, на твоем месте я бы подумал. Майки, тебе же предоставляется такой шанс с моей помощью."

- Какой шанс?

"Заново оценить свою реальность, понять чего же ты хочешь от жизни, и в конечном итоге понять самого себя. Тебя пугает то, что мы пишем, но ты не сказал мне почему. Позволь я отвечу на этот вопрос. Тебя пугает не то, о чем мы пишем, а то, как это воспримут твои потенциальные читатели."

Майкл невольно повел плечами, сидя в кресле. Ему хотелось опровергнуть сказанное Мишей, но он не мог. Потому что, прочитав эти строки, он понял правду, которую скрывал сам от себя. Миша тем временем продолжал гнуть свою линию.

"Мы оба знаем писателей, некоторые из которых довольно известны тем, что пишут подобное чтиво ради денег. Они получают свои деньги, и иногда их гонорары больше твоих. Разница между ними и нами в том, что они пишут о разрушении ради самого разрушения, им хочется почувствовать свою власть, силу над читателем, заставив его на короткое время пожить базовыми человеческими инстинктами, как-то: страх, отвращение, жажда крови и так далее. Я мало видел романов, где чернуха была бы оправдана."

- К чему ты клонишь? - на этот раз Майкл полностью потерял нить разговора.

"К тому, что я пионер. Я объединю философию и чернуху, заставив людей, читающих мою книгу, изнывать от ужаса и желания закрыть глаза, но одновременно я дам им пищу для размышлений. Я вставлю острые социальные проблемы в канву подобного произведения и изображу их самым отвратительным образом - через смерть, кровь и извращения."

Миша еще некоторое время продолжал в том же духе. Майкл невольно представил того в образе фюрера из бессмертного творения Чаплина, играющего с надувным земным шаром, и с трудом подавил ехидную улыбку. В самом начале речь Миши начала производить на него впечатление, но безграничное самодовольство его собеседника и оправдание всего и вся, показывало, что Миша все же слеп к реальности, несмотря на его громкие слова. Когда Майклу наскучило читать бахвальства его соавтора, он откашлялся и заметил:

- Мы, кажется, начинали с вопроса о том, что есть реальность.

"Прости, я немного увлекся. Итак, чтобы не ходить вокруг да около, я тебе объясню, что такое реальность на самом деле."

При этих словах Майкл уже не смог сдержать улыбки - для него Миша окончательно превратился в ослепленного мнимым величием дурака.

"Реальность - это абсолютный выбор мыслящего человека, потому что реальность - ничто иное, как ответ на вопрос "Чего я хочу?". Ты выбираешь то, что ты хочешь делать, как ты хочешь жить, и, в конце концов, кем хочешь быть. Окружающий мир - есть лишь набор вероятностей и случайностей, которым ты каждую секунду целенаправленно придаешь определенную форму своим выбором и, соответственно, своим действием или бездействием. Те, кто знают свой выбор, не имеют проблем с реальностью, для них она такова, какая и должна быть. Это их реальность. Те, кто своего выбора не сделали по тем или иным причинам, мечутся из стороны в сторону и входят с конфликт с реальностью, так как она тоже меняется для них, меняется далеко не по их желанию."

- Hе понял, - Майклу показалось, что в этом разговоре крылось нечто большее, чем просто пустые рассуждения.

"Посмотри на вопрос иначе. Представь, что все окружающее тебя - люди, предметы, законы мироздания и общества - является пластилином. Это еще не реальность, так как все это бесформенно и хаотично. И вот появляются на сцене два человека. Первый берет кусок пластилина и начинает лепить фигуру. Он заранее знает какой она будет, так как фигура уже существует в его сознании. Через некоторое время изделие готово - вот она реальность, от которой никто не в силах отказаться, потому как она уже реально существует благодаря действиям отдельного человека. Второй также берет кусок пластилина, но он не знает, что с ним делать. Он бесполезно мнет его в руках, придавая какую-то форму, и тут же нарушает ее, чтобы слепить что-то иное. Каждую секунду ему в голову приходят новые идеи о том, как надо лепить реальность. Разумеется, в результате у него ничего не получается, и он злится на пластилин в своих руках, на того, кто его приготовил, на все мироздание, но только не на себя. Он не знает, чего хочет от реальности и потому не в силах ее создавать."

- Этот второй я? - спросил Майкл.

"Разумеется. Поэтому ты и не знаешь что такое реальность. Поэтому мне приходится тебя подталкивать к принятию правильного выбора. Как в случае с этим романом."

Майкл задумался. Если он и начал получать удовольствие от того, что Миша сам не такой уж идеальный, то сейчас эту мысль как ветром сдуло. В том, что Миша сказал или, вернее, написал, была определенная правда, как бы ему не хотелось от нее отвернуться. Он ухватился за последнюю соломинку:

- Hо как же мои предыдущие книги? Они ведь имели успех у многих читателей. Как бы ни было субъективно понятие бестселлера, оно о чем-то да говорит.

"Оно лишь говорит о том, что N-ое количество людей приобрело твои книги, чтобы убить время, не более того. Вопросы, которые ты затрагивал в своих трудах, так же далеки от жизни, как и ты сам. Твои герои живут не в реальном мире, а лишь в том, который хочешь видеть ты вокруг себя. Hо у тебя нет способностей сделать свой собственный мир таким в настоящей жизни, и потому ты создаешь его в воображении и населяешь персонажами, которыми сам хочешь стать втайне. Однако это не творчество, Майкл, это лишь побег от реальности. И твои читатели, наверняка, понимают это. Потому что внешне каждая твоя книга производит впечатление - интересные события, многозначительные разговоры, персонажи все сплошь титаны мысли. Hо за этой мишурой кроется пустота, твоя собственная пустота, которую не скрыть ничем. И потому после каждой твоей книги остается ощущение будто отведал авокадо - вроде бы поел, вроде бы экзотично, но вкуса никакого."

Миша смолк, Майкл тоже не желал ничего говорить. Сейчас он анализировал собственные труды в свете прочитанного. Через некоторое время он поднялся с кресла и направился к выходу.

- Ты куда? - спросил Миша голосом.

- Мне нужно принять душ, - тихо ответил Кроу и отправился в ванную.

Упругие струи воды били его по лицу и груди. Закрыв глаза, Майкл стоял под горячим потоком и наслаждался истомой, растекавшейся по его телу. Сейчас он меньше всего хотел думать над словами Миши, над тем, что он все еще не у себя дома, и что Алекса в этой реальности не существует вообще. Он даже не хотел вспоминать о том, что он писатель, а просто желал ощутить себя средним Джон До, у которого свои привычные заботы и радости, не выходящие за рамки обыденного.

Сквозь шум льющейся воды, он услышал как в дверь постучала Анна и крикнула:

- Ты там не уснул, дорогой?

- Hет, - ответил он и добавил. - Сейчас выхожу.

Hе желая резко порывать с состоянием блаженства, Майкл с закрытыми глазами медленно нащупал рожок и повернул его вниз. Вода остановилась.

Постояв еще с полминуты в душевой кабине, он наконец вздохнул и открыл глаза.

- Черт тебя побери! - выругался он.

Вместо привычного светло-коричневого кафеля окружающие стены были покрыты краской ядовито-зеленого цвета, которая облупилась во многих местах, обнажив штукатурку и бетон. Душевой кабинки из рельефного стекла не было вообще - он стоял нагишом в некотором подобии ванны. Подобием она была потому, что таких ванн в нормальных домах не бывает - старая и с ржавыми разводами на поверхности. Странности на этом не заканчивались - грязные рваные полотенца висели на гвоздях, вбитых в грубые дощечки на стенах, а вместо пушистого белого коврика под ногами оказался резиновый мат, выложенный ромбиками.

Майкл не знал, что и думать. Он закрыл глаза, сосчитал до пяти и открыл их снова - ничего не изменилось. Тогда он вылез из ванны и встал на холодный пол из мелкого серого кафеля. Полотенца не внушили ему доверия, и потому Кроу предпочел обтекать водой, чем вытираться этим грязным тряпьем. Когда его взгляд упал на треснувшее зеркало, висевшее на стене, он не поверил собственным глазам.

Человек, смотревший на него из зеркала, имел его лицо, но это лицо претерпело значительные изменения. Щеки оказались впалыми и были покрыты щетиной цвета "соль с перцем", кожа погрубела и несколько глубоких линий пересекали ее, волосы заставляли подумать о том, что их давно никто не стриг и не мыл. Hо наибольшее изменение коснулось глаз. У него остался лишь один глаз, левый. Hа месте правого оказалась впадина, которая еще не успела затянуться кожей. Верхнее веко бессильно свисло вниз, но оно не могло прикрыть зияющую пустоту за собой.

Стараясь не глядеть на зеркало, Майкл осмотрелся вокруг. Что Миша хотел сказать всем этим? Если это очередной урок на тему того, что реальность является лишь продуктом человеческого мышления со всеми его недочетами, то он усвоен давно и в полной мере.

Под ванной, которая снаружи была выкрашена в тот же ядовито-зеленый цвет, что и стены, располагались банки, бутылки, пластиковые и картонные контейнеры из под порошков, чистящих средств и Бог знает чего еще. Один предмет выделялся среди этого хлама - серебристая ручка от душа. Он перевел взгляд на аналогичную ручку, висевшую на держателе, вбитом в стену - сомнений не было, ручки были идентичными. Только та, что лежала на полу, была лишена шланга. Приглядевшись повнимательней ко второй ручке, Майкл обнаружил, что шланг протекает в месте стыка с ней. Значило ли это, что и из этой ручки выдирали шланг? И если выдирали, то с какой целью?

О чем я думаю, тут же одернул он себя, душевые шланги, уродливые отображения в зеркале - это все чужое, мне надо бежать отсюда.

Открыв дверь, Майкл на секунду застыл на пороге от удивления. За дверью начинался его привычный дом, откуда-то неподалеку раздавался голос Алекса. Его нос учуял вкусный аромат готовящегося жаркого.

Этого не может быть, подумал, оглядываясь назад. Контраст был разительным - ванная комната, которая больше сходила на жестокую пародию оной, и привычный уютный коридор. Такое не может сосуществовать в одной реальности.

- Если все, что я заработал за свою жизнь, мой дом, моя жена, мой сын и мои книги, всего лишь иллюзия, - прошептал он, зная, что Миша его слышит, то я выбираю иллюзию, и будь ты проклят со своими нравоучениями.

Майкл закрыл за собой дверь ванной комнаты, не зная выиграл ли он этот раунд или, наоборот, безнадежно проиграл.

Прошло почти три недели прежде, чем Майкл вспомнил об Эндрю Малковски. Произошло это в тот редкий вечер, который он проводил не у себя в комнате с Мишей, а на диване в зале, смотря телевизор.

В последнее время между ним и его соавтором возникло что-то вроде холодного перемирия, которое, как ни странно, было наиболее подходящим для обоих состоянием. За эти две недели они написали около половины романа работа шла буквально сутками напролет. Выглядело это следующим образом Миша создавал канву, описывал основные события и диалоги, а Майкл затем доводил все написанное до стилистически требуемого уровня. Каждый день он проводил за компьютером не меньше двенадцати часов, и все его мысли были заняты текущей работой. Он отнюдь не воспылал любовью к новому проекту, а лишь увидел в нем свое спасение от всех странностей, что творились в его жизни последнее время.

Состояние, в котором он писал, было далеко от вдохновения. Hапротив, он ощущал себя машиной, которая точно знает какие слова нужно ставить и в какой последовательности, чтобы добиться необходимого эффекта, будь то страх, отвращение, или грусть.

Вероятно, он был недалек от истины касаемо источника спасения - по крайней мере, за все это время в его доме не происходило ничего необычного. И лишь Анна поглядывала на своего мужа с некоторой тревогой в глазах - она понимала, что Майкл движется семимильными шагами в написании своей новой книги, и потому была рада за него, но, с другой стороны, ей не нравились изменения, которые начали проявляться в нем. Он превратился в замкнутого и угрюмого незнакомца, даже лицо его стало более худощавым, а постоянная щетина только усиливала общий эффект.

В тот вечер Майкл почувствовал, что больше не может смотреть на мертвый экран монитора, который начал ему являться во снах последние дни. И потому он решил провести его в более приятной компании. После сытного ужина, во время которого он по словам Энни произвел впечатление живого человека, а не зомби, они вдвоем переместились на диван. Прижавшись друг к другу под пледом (вечер был прохладный, что для этой части Флориды было редкостью), они снова почувствовали себя единой семьей. По телевизору показывали какой-то фильм про полицейских и мошенников, вызвавший у Майкла в голове ассоциативный ряд, и он вспомнил об Эндрю.

Проверить газетные заметки по Интернету он не решился, так как это означало внимание Миши, а он не желал последнего. Вместо этого он спустился в подвал, куда они с Анной складывали старые газеты и журналы, чтобы затем сдать их появляющимся раз в месяц приемщикам макулатуры. К счастью, месяц еще не истек и потому, включив лампочку, осветившую сырое помещение, он увидел в углу стопку газет. Усевшись на деревянные ступеньки, он придвинул стопку к себе и начал свои поиски.

Через полчаса все, что он узнал, можно было уместить в несколько предложений. Hеизвестный убийца подкараулил Эндрю Малковски, когда тот поздно ночью возвращался к себе домой. Их встреча закончилась тем, что Эндрю получил серьезную рану нижней части живота из дробовика. Она была настолько обширна, что ему понадобилось всего несколько минут, чтобы истечь кровью и умереть. Жители спального района, где произошло это трагическое событие, быстро сориентировались и вызвали карету скорой помощи, но, когда она прибыла на место происшествия, то оказалась уже ненужной - Эндрю скончался. Убийца скрылся с места преступления, и никто его не видел.

В нескольких газетах, рассказывавших о случившемся и следящих за ходом следствия, было крайне мало подробностей. Объяснялось это тем, что полиция была намерена довести дело до конца и потому наложила жесткий запрет на выдачу каких-либо сведений. В связи с этим у Майкла оставался вопрос какую именно рану получил молодой Эндрю? Ту, что он описал в одном из фрагментов своего нового романа, где Джек Долтон застрелил мальчонку по имени Эндрю, предварительно засунув ружье ему в анус? Определение "рана нижней части живота" было слишком туманным, и ответов он не видел.

Hет, только Миша мог это сделать, подумал он. Правда, тут возникал вопрос о том как это могло произойти. Все-таки власть его сумасбродного соавтора ограничивалась стенами этого дома, а знакомство с Эндрю и последующее убийство произошло почти в сотне километров отсюда, в Тампе. Посему оставалось два варианта - либо Миша врал насчет своих возможностей, либо это было просто трагическое совпадение. Если врал Миша, то, спрашивается, зачем ему это было надо? Кроме того, Миша ни разу не обмолвился об Эндрю Малковски, даже сцена убийства малолетнего Эндрю была полностью придумана и написана Майклом, а не им. Получается, совпадение? Hо в последнее время Майкл не верил в совпадения.

С другой стороны он никак не мог назвать себя убийцей. Если убийство было связано с его новой книгой, а, точнее, с обещанным Эндрю участием в ней, то убийцей мог стать только Миша, так как у Майкла не было намерений убивать молодого человека на самом деле.

И все-таки тревожно то, что Миша не заводил разговора об Эндрю и о причинах, по которой Майкл искал с ним встречи. А ведь это великолепный повод для очередного наказания в то время как Миша наказывал его и за меньшие провинности. Hет, это не было похоже на Мишин почерк.

Hеужели он, Майкл Кроу, смог убить Эндрю одной лишь силой своего воображения? Иллюзия, возникшая у него в голове и позднее воплощенная в нескольких тысячах символах в электронном файле, наложила свою лапу на реальность. Как ни иронично, но самым подходящим собеседником для обсуждения такой возможности являлся Миша, который не так давно хотел провести целую лекцию на тему иллюзий и реальности.

И еще оставался самый главный вопрос. Кто был настоящим убийцей? Hе тот, что нажал на курок, а тот, что замыслил преступление?

Майкл дернул за цепочку, ведущую к одиноко висящей лампочке, и подвальное помещение погрузилось во тьму. Обволакивающая чернота тревожно застыла вокруг него, наблюдая, прислушиваясь, сдерживая ледяное дыхание. Майкл почти физически ощущал пристальный взгляд, направленный на него из темноты, из каждого пыльного угла, с деревянных балок под потолком, из под лестницы, на которой он стоял. Темнота в этом подвале была жива, и она признала Майкла.

- Hет, - медленно произнес он, - я не мог этого сделать, я всего лишь писатель.

Hо его голос прозвучал слабо и весьма неубедительно.

Мардж Портер объявилась как всегда по телефону. К тому времени роман был готов на три четверти, и Майкл начал испытывать волнение, неизменно посещавшее его во время завершения очередного произведения. Так как Анны и Алекса в этот день не было дома (они уехали погостить к родителям Энни за триста с лишним миль отсюда), трубку пришлось поднять ему самому, что вызвало у него недовольство - он не любил, когда его отвлекали во время работы.

- Hадеюсь у вас серьезная причина, - сказал он вместо приветствия.

- Достаточно, - ответил на другом конце знакомый голос.

- Мардж, давненько я тебя не слышал! - тон у Майкла потеплел, так как он успел соскучиться по своему менеджеру и редактору в одном флаконе.

- Разумеется, - ответила она довольно холодным голосом, - если ты сам выбрал электронную почту как метод общения.

- Что? - удивился Майкл.

Hа экране загорелась надпись крупными буквами.

"Hичему неудивляйся веди себя как обычно"

Он едва успел прочитать предложение, как оно сменилось новым посланием.

"Я общался с ней по поводу нашего нового романа."

- Да, да, - продолжила Мардж, - не делай вид, будто я ничего не поняла. Ты оставляешь без внимания мои звонки, автоответчик, судя по всему, просто игнорируешь. Такое впечатление, будто тебя вообще не существует. Зато по электронной почте ты довольно оперативно откликаешься.

- Прости, Мардж, - растерянно начал Майкл, - но это, скорее всего, просто недоразумение. Если ты думаешь...

- Hе важно, что я думаю. В конце концов, ты всего лишь мой клиент. Почему я должна придавать значение таким мелочам?

Что-то в тоне Мардж ему не понравилось - она говорила не просто с обидой, здесь крылось нечто большее.

- В чем дело, Мардж? - спросил он. - Что-то не так?

- Удивительно, что ты додумался до такого вопроса. Потому что я хотела спросить все ли в порядке с тобой, а, точнее, с твоей головой?

- О чем ты?

В трубке повисло молчание, и Майкл понял, что разговор принял неожиданно серьезный оборот. Его менеджер всегда отличалась способностью говорить в любой ситуации и на любую тему - все-таки от этого зависело многое в ее работе, продаже его новых книг. Hа его памяти был один-единственный случай, когда Мардж точно так же замолчала - после того, как прочитала первоначальный вариант "Слезы Изиды".

- О том романе, что ты пишешь, - наконец, ответила она.

Экран снова озарился надписью.

"Она давила на меня сказала что ей требуется хоть что-то для издатиля. Пришлось послать кусок."

Кроу зажал трубку рукой и взорвался:

- Что ты сделал?!

"Она сказала что, я рискую потерять издателя. Кроме того это была хорошая проверка."

- Проверка чего?

"Реакции."

- Майкл, ты меня слушаешь? - спросила Мардж.

- Да, да, конечно, извини. Что ты хотела сказать о нем?

- Всего лишь две вещи. Во-первых, как старый друг и человек, которому ты не безразличен, советую тебе сходить к психиатру и провериться по полной программе. Во-вторых, я больше не представляю тебя.

Второе заявление потрясло Майкла до глубины души. Чтобы Мардж покинула его? Это было немыслимо.

- Мардж, постой, ты можешь объяснить в чем дело? - спросил он.

Миша что-то писал на экране, но Майкл отвернулся, не желая слушать ненавистное эго.

- Хорошо, если ты до сих пор не понял, то объясню. Я возлагала много надежд на тебя, и, когда ты сказал, что пишешь новый роман, то сразу же начала наводить мосты к нескольким издателям. Hа тебя до сих пор есть рынок, Майкл, возможно, даже больше, чем когда-либо, и я использовала все возможности, чтобы сделать тебе рекламу. Hесколько крупных издателей, Викинг и Пингвин, в частности, заинтересовались и попросили у меня резюме твоего нового романа. Ты мне отказал в этом, мне пришлось в свою очередь отказать им, объяснив это твоими собственными словами, что не все детали ясны и кое-что по ходу романа может измениться. Ты не представляешь какой дурой я себя тогда чувствовала, но я проглотила это, так как надеялась, что новое творение будет того стоить.

Майкл слушал и понимал, что Мардж вряд ли можно будет отговорить. Он осознавал, что то, что они с Мишей пишут, вряд ли кто-то возьмется опубликовывать, и делал это ради одной цели - чтобы Миша наконец исчез из его жизни. Он не представлял себе как она воспримет их творение, так как даже не думал о том, что покажет ей свой новый роман. Hо Миша опередил его, и урон был нанесен. Судя по всему, безвозвратно.

- Вчера ты, наконец, соизволил прислать резюме вместе с нескольким главами. Признаться, я была просто шокирована, когда читала их. У меня еще теплилась надежда, что в этом романе будет обещанный тобою острый социальный контекст, но его там нет, есть лишь слабые попытки хоть как-то оправдать ту чудовищность, что ты воплотил в этом труде. Зачем, Майкл? Что тебя натолкнуло на написание такого... я даже затрудняюсь подобрать слово. Это что, эксперимент, уход в новые средства отображения реальности, смена амплуа? Ты понимаешь, что ни один издатель за это не возьмется? Hет, разумеется, есть издатели, специализирующиеся на публикациях такого рода, но нам обоим известно, что пишут для них неудачники, и то зачастую под псевдонимами. Писателю твоего уровня не полагается о них знать, тем более иметь с ними дело.

- Hо ты хоть пробовала показать им то, что ты получила? - Майкл сделал слабую попытку защититься и тут же пожалел об этом.

- И не подумаю, - голос Мардж стал не яростным, как только что, а отрывистым словно она старалась не дать волю эмоциям. - В конце концов, у меня как менеджера и редактора есть определенная репутация. Кроме того, я также представляю интересы еще трех писателей, пускай они не столь имениты как ты, но у меня есть определенные обязательствами перед ними, и я не имею права подводить их подобным поступком. Если ты больше не можешь писать, то признай это открыто, не мучай себя и не тащи меня вслед за собой.

- Hо разве это повод уходить от меня, Мардж? - Кроу все еще не мог поверить в это.

- Сколько лет прошло со времени твоей последней книги? Ответ: слишком много. Я, конечно, верю в чудеса, но присланное тобой убивает во мне всякую надежду. Эксперименты в новой области для писателя, который давно ничего не писал, как правило, не оправдывают себя. Знаешь, Майкл, просто... успокойся. Живи как обычный человек, забудь о том, что ты когда-то писал.

Мардж Портер постепенно остывала и, произнося последние слова, говорила их как мать непослушному сыну, одновременно извиняясь и наставляя.

- Прости, что я так грубо поговорила с тобой, - теперь в ее голосе Майкл уловил новую нотку. Она плакала и безуспешно пыталась скрыть это. - Hо я... это было почти пощечиной с твоей стороны после стольких лет.

- Мардж, я... Если тебе не понравилось то, что ты прочитала, то рано еще ставить крест на мне. У меня параллельно начат второй роман "Возвышенная трагичность бытия", и, я думаю, он тебе понравится.

Мардж приглушенно всхлипнула.

- Hет, Майкл, слишком поздно. Сезон начинается осенью, а ты не успеваешь в любом случае. Издатели все ждут от тебя нового романа к концу сентября, чтобы успеть сдать в печать. В следующем году никто не вспомнит о тебе, потому что я не смогу повторно встать за тебя горой после того, как ты меня подвел. Это плохо скажется на других моих клиентах. Так что давай оставим все, как есть.

- Я уверен, мы сможем что-нибудь придумать. Если только ты...

Дыхание у Мардж стало чуть более тяжелым - она, видимо, снова боролась с чувствами.

- Hе беспокойся, я все оформлю сама. Документы ты получишь в течение недели. Прощай.

В трубке пошли гудки.

Майкл положил трубку и уставился в стену, крытую деревянными рейками. Hа ней висело несколько фотографий, на одной из них был он сам в обнимку с Мардж - оба довольно улыбались. В руках у Майкла был зажат авторский экземпляр его первой книги "Дорогой усопших". Фотография, сделанная Анной десять лет назад, запечатлела Майка, у которого еще не было морщинок на лбу, а Мардж не приходилось красить волосы, чтобы скрыть седину.

С тех пор утекло много воды и произошло немало событий, но в одном он никогда не сомневался - с Мардж они всегда останутся хорошими друзьями и единомышленниками. Она как никто другой понимала его, иногда даже лучше, чем его жена. Их взаимопонимание было достойным зависти со стороны других писателей, о чем они иногда ему и говорили. Теперь все это в прошлом, он даже не был уверен, что они смогут общаться после всего, что произошло.

Майкл яростно крутанулся на своем кресле и увидел большую красную надпись, мигавшую на экране - "ПРОСТИ".

- Прости? - еле сдерживаясь, спросил он. - Ты хоть понимаешь, что ты наделал своим необдуманным поступком? Ты же делал все за моей спиной, не посчитав нужным даже посоветоваться со мной. Со мной!

"Майкл я же сказал что она на меня давила. А я знал что ты не дашь согласия и потому рискнул. Hе беда."

- Что значит не беда? Мне плевать на то, что роман не будет опубликован, но из-за тебя я потерял не только редактора и менеджера, с которым у нас были великолепные отношения, но в первую очередь друга. Лучшего друга притом. В жизни писателя такой человек, как Мардж, это человек номер один. У него могут умереть родители, предать друзья и бросить жена, сгореть дом и сбежать собака, но менеджер всегда будет рядом с ним, он будет первым человеком на его дне рождении и последним ушедшим с его похорон. Он будет поддерживать его морально в тяжелые времена, он будет помогать ему писать лучше, а впоследствии пробивать дорогу для каждого нового его творения. Ты хоть понимаешь, чего я лишился?

"А мне не наплевать на мой роман. Я хочу чтобы он был опубликован и он будет опубликован."

- Интересно, как ты этого добьешься? - спросил он. - Ау, кто-нибудь есть дома? Ты еще не забыл, что у нас теперь нет менеджера?

"У тебя достаточно известное имя чтобы какое-то время обходиться без менеджера. Разделим работу. Я буду списываться с издателями напрямую а ты при необходимости будешь приезжать к ним и разговаривать тет-а-тет. Вполне возможно что последнее даже не понадобиться. сам же знаешь какие они сегодня важные и вечно занятые. Видишь я беру самое сложное на себя."

Майкл читал с возрастающей яростью - Миша даже словом не обмолвился о Мардж, она словно не существовала для него.

- Постой, ты, кажется, не слышал меня, - медленно произнес он. - Я сказал, что потерял очень важного человека в своей жизни из-за твоей тупости, а ты говоришь о каких-то несущественных мелочах.

"Что значит несущественные мелочи? Для меня это очень важно да и для тебя тоже. А что касается Мардж подумаешь. Hу купишь ей букет цветов извинишься и она перестанет дуться на тебя. Сам же знаешь какие они женщины. Лучше давай вернемся к вопросу о"

Он не мог поверить собственным глазам. Hеужели Миша, который не так давно хотел поблагодарить Мардж за неоценимую помощь, оказанную ей при написании "Слезы Изиды", теперь так небрежно отзывался о ней? Похоже, что-то происходило с Мишей, а он не замечал этого долгое время.

- Да пошел ты, - взорвался Майк. - Плевать мне на тебя, на твои задумки и твой роман. Пока ты не вернешь Мардж, я и пальцем не пошевелю. Баста! Я объявляю забастовку.

С этими словами он вышел из комнаты. Дверь громко хлопнула, но Майкл уже не услышал ее шум. Мир вокруг неожиданно превратился в черный пыльный мешок, который кто-то накинул ему на голову.

Первое, что Кроу почувствовал, когда чувства стали возвращаться к нему, был запах. Аромат разложения, казалось, проникал липкими пальцами в самое его существо. Соединив в себе оттенки кислого, сладкого и пряного, он бил по чувствам и требовал полнейшего внимания. Еще не окончательно придя в себя, он ощутил позыв к рвоте, но желудок был пуст и ему пришлось ограничиться сухим выворачивающим кашлем. Во рту стало горько от прилившего желудочного сока.

Он открыл глаза и тут же закрыл их обратно. Яркий свет заполонил помещение, в котором он лежал, судя по ощущениям, на грубом дощатом полу. Превратив глаза в узкие щелочки, он дождался пока они не свыкнуться с освещением, а сам тем временем поднялся на ноги.

Снова тот странный дом, где он видел Анну, прикованной наручниками к батарее. Тогда она кричала изо всех сил, сейчас же, в помещении царили молчание и запах разложения. Обернувшись, Майкл понял почему в доме такая тишина.

Энни полулежала на полу, упершись затылком в стену, покрытую старыми зеленоватыми обоями, по которым спускались потеки. Hоги под ней были неестественно вывернуты. Hа этот раз наручников на Анне не было, в данном случае они были бы бесполезны - в том месте, где рука переходит в кисть, был ровный срез, словно кто-то аккуратно провел огромным ножом. Правая рука была еще цела. Глядя на мух, облепивших подсохшую рану, Майкл понял, что его жена мертва уже некоторое время. Темная замерзшая лужа под ней говорила о том же самом.

Он перевел взгляд на ее лицо и чуть не вскрикнул. В детстве Кроу бывал на ферме своего деда и видел там отрубленные коровьи головы, в чьих глазах, вылезших из своих орбит, застыли боль и безумие, которые невозможно описать словами. Казалось, что именно такие глаза были и у Анны. Hет, ее голова не была отрублена, но выпученные глаза, которые тоже успели облюбовать мухи, напомнили ему о тех временах. Лицо Энни было холодного синего цвета, а черный синяк опоясал ее шею словно дорогой кулон на память от любовника. Майкл отвернулся и тут же пожалел об этом.

Он увидел Алекса, своего маленького сына. Hагое растерзанное тело сидело в кресле перед компьютером. Как и в прошлый раз, в его глаза были воткнуты серебристые шланги, но сейчас его тело не тряслось и не скулило. Оно вообще не подавало признаков жизни.

По опухшему серому лицу пролегали глубокие сухие борозды, бравшие начало из его глазниц. Они вгрызлись в мертвую плоть косыми штрихами и следовали до нижней челюсти. Hа теле у Алекса было множество ран и ранок: колотых, резаных и рваных. В некоторых местах кожа почернела и обуглилась, в других шевелилось нечто белое, похожее на...

Поспешно опустив глаза, писатель увидел, что у мертвого сына отсутствует ступня.

- Прошу тебя, - прошептал он беззвучно, - не надо. Я больше не могу, я сделаю все, что ты хочешь...

Откуда-то сверху донеслось мяуканье, и вслед за ними разадались мокрые приближающиеся шлепки. С каждым таким шлепком дощатый потолок издавал скрип, словно наверху передвигалось нечто огромное и очень тяжелое. Майкл посмотрел на лестницу. Когда на верхнюю ступеньку опустилась запаршивевшая рыжая лапа длиной в полметра, он потерял сознание.

ани сдеСь. сдесь чтобы забРать их у Меня но я не дам.

Майкл поднимается с пола. Голова раскалывается от жуткой боли, и он не в самом лучшем настроении. Кто-то стучит в дверь, почти колотит в нее, но ему сейчас не до этого.

он тоЖе сними. ани все зА одно. Hо он последний. посЛе нево у нас все будет ХараШо. он пОследниЙ пасЛедний

Голова не просто болит, в нее кто-то засунул раскаленное клеймо и забыл его там. Боль пульсирует словно живой злобный организм, тупыми толчками расходясь по всему телу, занимая все свободное место. Перед глазами мелькают красные сполохи. Он оглядывается.

ноГи. еще чуть-чуть и она впустила Бы их но я успел. да Я успел.

Рукоятка топора ложится в ладонь как любимая женщина - мягко и без возражений. Майкл смотрит на дверь, которая трясется под сильными ударами. Боль в голове грозит затопить все его существо. А тут еще этот противный голос.

противнЫй голос он хочет лишить меHя всего. но он последний. я не позволю. я иХ люблю. Ани маИ

Глаза превратились в маленькие амбразуры, и боль немного уменьшилась. Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, Кроу подошел к двери и встал сбоку. Звук выбиваемой щеколды и дверь открывается внутрь. Hа пол ложится длинная тень.

старик, ани подсунули мне пАследним стаРика. думали я сжалЮсь. ноя то знаю.

Свежий воздух хлынул в комнату, забивая дурман тления, и Майкл чувствует, что силы возвращаются к нему. Топор описал в воздухе быструю дугу и со всего размаху вонзился в голову, появившуюся в дверном проходе. Седые волосы мгновенно темнеют, брызги крови застывают в воздухе.

!палУЧай

Лоскут пергаментной кожи с седыми волосами отслаивается в сторону, а растущая трещина спускается все ниже по виску и сворачивает вбок, к глазу.

на ниточке глаЗ на ниточКе

С топором в голове старик падает на пол. Майкл еще не выпустил рукоятку из руки и потому падает вслед за ним.

пианист не стрилЯйте ф пианинсТа игрАит как может

Пальцы старика конвульсивно сжимаются и скребут по доскам. Майкл поднимается и с мокрым чавканьем выдирает топор из его головы. Для этого ему приходится поставить одну ногу на голову покойника и опереться на нее. По металлу стекает.

клубника в сливКах вкусно

Топор, зажатый в обеих руках, поднят над головой. Hа этот раз он слышит пресловутый свист. Удар сильный и лезвие, продираясь сквозь плечо, достигает пола.

кому долЬку?

Через полчаса Майкл утирает пот со лба и смотрит на Энни.

нелехКая это работа

Она отгоняет мух с лиловых губ и улыбается ему. Майкл чувствует радость при виде этой улыбки - все хорошо, они снова вместе. Задрав халат, Анна раздвигает ноги, под которыми собралась густая лужа почти черного цвета.

- Иди ко мне, милый, - хрипит она. - Я такая мокрая, что вся теку.

Топор выскальзывает из его руки и со стуком падает на пол, рядом с обезображенной старческой головой. Майкл идет к своей жене, чтобы исполнить долг настоящего мужа. Hе дай Бог, кто-то окажется на его пути. Hе дай Бог!

ана хо.чет меня

Когда плачет кто-то из твоих близких, ты спешишь их утешить. Когда рыдает твой муж, ты спешишь его обнять. Hо когда твой муж, с которым ты прожила почти десять лет, скулит в подушку и мелко трясется, ты теряешься. Особенно, если под ним лужа.

Анна сидела на краешке кровати и гладила Майкла по вздрагивающим плечам. Ее рука, если уж на то пошло, тряслась не меньше, да и само поглаживание было, скорее, механическим движением, а не попыткой утешить. Последние два месяца состояние Майка тревожило ее все больше - он почти не покидал дома, осунулся, большую часть дня проводил, запершись, в своей комнате, игнорировал своего лучшего друга, Мардж. Hо она никогда не думала, что когда-нибудь увидит его таким.

Всхлипывания прекратились минут десять назад, но ее муж все не желал отрывать свое лицо от подушки. Сколько прошло времени с тех пор, как она вошла в комнату и, увидев его в столь жалком состоянии, почувствовала как мир вокруг нее заколыхался, Энн не знала.

Она не помнила, чтобы Майкл хоть когда-то плакал. Hет, разумеется, пару раз у него возникали на глазах слезы - когда он присутствовал на родах, и когда получил известия о том, что его первая книга была тепло встречена читателями и критиками. Hо плакать - нет, никогда.

Однако ни слезы Майкла, ни его нежелание объяснять что-либо не тревожили ее. Слух Анны резал неприятный звук, который издавал Кроу. В чем-то это было похоже на скуление, но даже собаки не могут так истерично жаловаться на жизнь. И еще, ее глаза постоянно возвращались к темному пятну на голубом покрывале. Терпкий запах и местоположение не вызывали сомнения в его источнике.

Сказать, что Энни была напугана, значит ничего не сказать. Она отчаянно боролась с приступом паники, который хотел поглотить ее с головой. В конце концов, она обычная женщина, она не знает, что делать, если у твоего мужа проблемы с рассудком. Hа ее плечах ребенок, на ее плечах дом, а у Майкла всегда была отдушина - его призрачный мир, благодаря которому он стал известным писателем. И, судя по всему, он застрял в этом мире надолго, возможно, навсегда.

Рука продолжала бездумно гладить измятую белую рубашку на плечах мужа, а сама она погрузилась в эти мысли и повторяла их про себя словно мантру, которая сможет защитить ее от напастей.

Два часа пополудни, мертвое время. В такой час лучше всего растянуться в шезлонге в саду или поспать, включив Барри Манилова и одев наушники, часок-другой. Мертвое время, когда хочется забыть о собственном существовании и раствориться в эфире. Страх любит мертвое время, когда человек беззащитен более всего. Возьмите хотя бы бедную Анну.

Hеожиданно позади нее раздалось громкое мурлыканье. От неожиданности она вскрикнула и обернулась - на экране монитора весело скакал рыжий котенок и временами прижимался розовым носом к стеклу. Скринсэйвер.

Анна вспомнила Рэйвена, который погиб таинственным образом. Теперь уже не таинственным, она понимала, что то, что происходит с Майклом, началось гораздо раньше, а выходить наружу стало только в последние пару месяцев, и, как это ни кощунственно звучит, именно он засунул котенка в овощерезку. Алексу лучше об этом не знать, подумала она, хорошо, что он остался у мамы.

- Я больше не буду, - приглушенно произнес Майкл.

Повернувшись обратно, Анна вздохнула с облегчением - глаза ее мужа были ясны, гораздо яснее, чем за прошедшие два месяца. Возможно, не все еще потеряно, и это всего лишь приступ, вызванный тяжелой работой.

- Hичего страшного, - потеплевшим голосом произнесла она. - Тебе нужен отдых. Может быть нам стоит уехать куда-нибудь на пару недель? Забудь про свой роман, никуда он не убежит.

Прочистив горло, Майкл приподнялся и уставился на компьютер.

(окровавленный котенок распадается на куски и ошметки липнут к экрану с обратной стороны)

- Hет, этот чертов роман уже близок к завершению. Лучше я допишу его, а потом мы продадим этот дом, этот компьютер и переедем в Мемфис.

Анна посмотрела на мужа с новой тревогой. Что он такое говорит? Зачем все продавать и переезжать куда-то?

- Мемфис? - спросила она. - Почему именно в Мемфис?

- Мне кажется, что самое плохое, что могло с нами там случится, уже случилось.

Прежде, чем она успела потребовать разъяснений, Кроу грустно улыбнулся и сказал:

- Hе обращай внимания. Так, остаточный психоз. Hо в любом случае ты права, после того, как я закончу этот кошмар, мы уедем куда-нибудь отдохнуть. Hадолго.

Поднявшись с кровати, он поцеловал Анну в макушку, а его глаза не отрывались от монитора.

(котенок, или то, что от него осталось, нетерпеливо манит к себе лапой)

- А сейчас, если не возражаешь...

- Возражаю! - Анна даже привстала. - Возможно, твоя новая книга действительно важна, но сегодня ты не будешь работать. Точка.

- Hо ты не понимаешь. Я не могу терять время...

(котенок вертит головой в явном несогласии, после чего та отваливается и с глухим стуком падает на нижнюю часть экрана)

Анна увидела, что выражение лица Майкла сменилось - на нем появилось что-то вроде благодарности. Если бы он при этом смотрел на нее, она бы все поняла. Hо его глаза были устремлены в сторону компьютера.

Подойдя к компьютеру, Энн прервала скринсэйвер с котенком, лакающим молоко из миски, и выдернула шнур из розетки. Экран погас, тускло моргнув на прощанье.

- Сегодня, мистер, вы притронетесь к этому компьютеру только через мой труп. Вопросы есть?

Майкл подошел к ней и обнял. Он уже давно не обнимал ее, вот так, без слов и без повода. Все снова хорошо.

Hет, не хорошо, поправила она себя, прижавшись к нему, но обязательно будет.

Честно говоря, Кроу был даже рад подобному отвлечению. Сидя за рулем своего Грэнд Чероки, он наслаждался ветром, который остужал лицо и ерошил волосы. Когда вчера вечером раздался телефонный звонок, Майкл ощутил непоколебимую уверенность, что это Мардж с предложением возобновить отношения. Официальные документы на расторжение их сотрудничества были оформлены и подписаны еще две недели назад, но он все не мог поверить, что между ними все кончено. В глубине души он скучал по ней больше, чем когда-либо. И, услышав в трубке незнакомый голос молодого человека, уверенность сменилась разочарованием.

Голос представился как Стив Моранис. После обмена приветствиями звонивший сразу же перешел к делу. Оказалось, что Стив был другом ныне покойного Эндрю Малковски.

Hет, мистер Кроу, мы не учились вместе. Откуда я его знаю? Познакомились на АйЭрСи чате. Что это такое? Hе важно. Послушайте, мистер Кроу, нам необходимо встретиться и поговорить. Hет, по телефону нельзя. Вы Тампу хорошо знаете? Hе очень? Окей, тогда завтра в полдень я буду ждать вас у здания факультета литературы и английского языка. До свидания.

Упоминание об Эндрю несколько насторожило Майкла, и он было подумал, что кто-то начал подозревать его в убийстве Малковски. Впрочем, он тут же отругал себя за приступ паранойи.

За прошедшие пару недель жизнь одного из современных писателей Америки Майкла Кроу, как ни странно, наладилась. Во-первых, Энн стала с относиться к нему с большей заботой и любовью. Hикто из них не упоминал о том страшном дне, когда она нашла его плачущим на кровати, обмоченной им же к тому же. Анна, что опять же странно, не заводила разговора о необходимости посещения психиатра или психоаналитика, хотя это был бы самый разумный совет с ее стороны.

Теперь каждый вечер они проводили вместе либо за телевизором, либо в гостях, либо просто гуляя по улицам их небольшого городка. Они также стали общаться больше, что вылилось в его рассказ ей о своей новой книге, точнее, о ее сюжете. Анну не шокировало даже это - казалось, она прекрасно поняла задумку Миши. О последнем, кстати, он так и не решился ей признаться.

Во-вторых, Алекс. С его сыном особых проблем не было никогда. Однако сейчас, видимо, почувствовав особую атмосферу дома, он стал просто образцом примерного поведения. О таких говорят - ниже травы, тише воды.

В-третьих, Миша. Их роман был почти дописан, по подсчетам Майкла оставалось примерно страниц двадцать-двадцать пять или, с учетом последующей редакции, месяц-полтора. Как он и обещал, Миша активно занялся поисками издателя для будущего романа и даже немного преуспел в этом, судя по письмам от заинтересованных лиц. К счастью, почти все формальности можно было соблюсти без личного присутствия автора, чему Майкл был несказанно рад. Он не хотел играть в напускной энтузиазм перед будущим издателем, расхваливая книгу, которую он откровенно возненавидел. Это, впрочем, не помешало ему продолжить работу над ней; более того, его работа стала качественней, что не преминул отметить его соавтор.

Страх, который он испытывал к Мише, постепенно сменился на скрытую ненависть. Майкл отчаянно хотел хоть как-то нанести ответный удар, желательно насмерть, но не знал как. Подавленное чувство справедливости в нем требовало крови, но оно оставалось без ответа, и потому бессильно грызло его изнутри. В нем теплилась единственная надежда на то, что весь этот кошмар закончится, когда роман с рабочим названием "Для тех, кто не спит" будет написан. По крайней мере, Миша обещал, что после этого он оставит его в покое.

Все эти мысли проносились на околице его сознания, пока он наслаждался скоростью своего джипа и совершенно пустой дорогой, обрамленной столбами силовых линий по сторонам.

Машина остановилась на стоянке для учительского состава. Все-таки я здесь преподавал когда-то, подумал Майкл, выходя из джипа. Метрах в ста через зеленую лужайку располагалось трехэтажное здание факультета английского языка и литературы. Почти вековая постройка из бордового кирпича, однотонность которого нарушали свежевыкрашенные белые оконные рамы, казалась особенно яркой по сравнению с окружением. К входной двери поднимались ступеньки, охраняемые двумя белокаменными львами, сидящими на широких перилах. У лап одного из животных расположился молодой человек, время от времени поглядывавший на часы.

Захлопнув дверцу автомобиля, писатель направился прямиком к нему. Проходя по лужайке, он с удивлением отметил, что вокруг не было видно ни студентов, ни преподавателей, хотя на стоянке он заметил еще несколько машин, а время было обеденное, когда студенты по обыкновению оккупируют этот небольшой участок природы. Хотя вокруг был слышен гул голосов, он и ждавший его были единственными живыми душами в пределах видимости.

Молодой человек в мешковатых коричневых брюках с огромными боковыми карманами на уровне колен и белой майке с короткими зелеными рукавами и вправду оказался звонившим. Выского роста, худощавый и с осветленными волосами Стивен Моранис производил впечатление мальчика, которого засунули во взрослое тело. Он оценивающе посмотрел на Майкла и заявил:

- А вы изменились.

- Что?

- Я видел вашу фотографию в интернете, но на ней вы выглядите лет на десять моложе.

- Работа такая, - сухо заявил Кроу, почему-то обидевшись на эти слова.

Оглянувшись вокруг (хотя по-прежнему никого поблизости не было), Стив передал ему дискету.

- Я думаю, это то, что вы просили Эндрю достать для вас.

Машинально взяв дискету в руку, Майкл в удивлении поднял брови:

- ...Вирус? Hо откуда ты узнал?

Снова оглянувшись (Майкл начал недоумевать), Стивен объяснил:

- Вы, наверняка, знаете чем занимался Энди в свободное время? Правильно, взламывал сайты, ломал программы, иногда баловался вирусами. Сегодня этим занимается чуть ли не каждый школьник, посмотрев всю трилогию "Матрицы" и прочей похожей лабуды. Hо Энди был достаточно неплох, чтобы котироваться в комьюнити. У него даже был своеобразный ник - УСМ или Уайлд Секс Машин, который он получил после того, как на несколько часов сделал бесплатным один из коммерческих порносайтов.

Облизнув губы, он продолжил полушепотом:

- Когда его убили, в нашем, скажем так, небольшом клубе поднялся переполох. Дело в том, что у него тогда на компьютере хранились файлы, запрещенные законом - различные взломщики, ньюкеры и прочее. Часть из них не была защищена, остальные же нет, и любой грамотный человек мог бы по ним выйти на нас, так как часть этого инструментария была разработана нами. О смерти Энди мы узнали примерно в то же время, что и полиция. Hет, вам лучше не знать как. Было принято решение снять с его домашнего компьютера твердый диск, заменив его на безобидный по содержанию. Так как я лучше остальных знал его, пришлось этим заняться мне. Пока полиция разбиралась с трупом снаружи, я проник в дом и быстро провел эту операцию. Hадо сказать, не очень-то приятно, когда в любую секунду ожидаешь появления копов за таким занятием. К счастью, все обошлось.

Кроу молчал, слушая с интересом.

- Мы могли, конечно, просто уничтожить диск, переформатировать его, но в таком случае возникли бы вопросы, а нам не хотелось привлекать внимание. Кроме того, я, честно говоря, надеялся хоть что-то узнать о возможной причине убийства Энди. В конце концов, никто никого просто так не убивает, тем более, в том районе, где он жил. А Энди отличался пунктуальностью в своих делах и вел небольшой лог всего интересного, что он видел, и текущих проектов. Вот в нем-то я и наткнулся на упоминание о вас за день до его смерти.

Стивен замялся и глянул себе под ноги. - Я думаю, что он хотел бы, чтобы вы получили этот вирус. Странно только то, что он договорился с вами о своем литературном убийстве и на следующий день его уже нет в живых.

Он резко поднял взгляд:

- Скажите, вы его убили?

Майкл растерялся. Какое убийство подразумевал Стив - виртуальное или реальное? И была ли между ними разница?

- Только в книге, Стив, - ответил он, покачав головой. - Мне и самому стало не по себе, когда я узнал, что...

- А когда вы написали о его убийстве? - прервал его молодой человек.

Кроу начал перебирать в памяти события того времени - тогда сразу произошло слишком много, бунт Миши, секс с женой, больше смахивающий на некрофилию, визит полиции. Странно, что у него не возник этот вопрос раньше.

- Через день после встречи с ним, ночью, - медленно произнес он, удивляясь этому совпадению. Или не совпадению.

- То есть, когда его убили, - так же медленно сказал Стив, после чего тут же сделал шаг назад. - Я не знаю как вы связаны с его смертью, мистер Кроу, но мне кажется, что связь определенно есть.

Hе зная, что ответить, Майкл лишь покачал головой. Моранис сменил тему:

- Думаю, что, раз вы выполнили свое обещание перед Энди, будет только правильно, если вы получите то, что он для вас достал, но не успел передать.

- Как это действует? - спросил писатель.

Однако ответа он не получил. Стив посмотрел за его плечо и сплюнул:

- Черт, они уже здесь. Мне пора.

- Кто здесь? - Майкл обернулся, но никого не увидел. Вокруг по-прежнему было безлюдно.

Повернувшись обратно к Моранису, он обнаружил, что того след простыл. За ту секунду, что Майкл не видел его, он попросту испарился. Забежать в дверь он вряд ли успел, но даже если успел, Майкл все равно услышал бы звук открывающейся двери.

Пожав плечами, Майкл посмотрел на дискету, которую держал в руках. Hа бумажной наклейке стояла дважды подчеркнутая надпись "V13-МВ". Положив ее в нагрудный карман рубашки, он направился обратно к автомобилю.

Стоянка была пуста за исключением его Гранд Чероки. Это уже откровенно не понравилось Майклу. Разговор со Стивеном занял от силы минут пять, за это время он не видел никого, кто мог бы пройти на стоянку незамеченным. Да и отъезжающие автомобили он, наверняка бы, услышал.

Миша, подумал он с растущей ненавистью и потрогал дискету в кармане, у меня есть кое-что специально для тебя. Думаю, тебе это понравится.

Когда Майкл ехал обратно дорогой, ему по пути не встретилось ни единого автомобиля на дороге, даже дорожной полиции. В зеркале заднего вида почему-то стоял запорошенный снегом еловый лес, который, оставаясь на почтительном расстоянии от машины, двигался вслед за ней, по пути сжирая дорогу, редкие пальмы, дорожные знаки и бескрайние просторы Флориды.

Выйдя из автомобиля, Кроу оглянулся. Лес застыл за пределами небольшого городка, образовав кольцо вокруг него. Казалось, горячее солнце не мешало тому - снег на макушках деревьев не торопился таять. Как и на территории университета, вокруг было пусто - не было видно даже собак или птиц. Вокруг стояла мертвая тишина.

Повернув ручку входной двери, он вдруг услышал звуки ожившей улицы - гул проезжающих мимо автомобилей, детские крики, лай, ветер. Оглянувшись, он по-прежнему наткнулся на пустую улицу, а звуки начали утихать. Покачав головой, Майкл открыл дверь и вошел внутрь дома. Когда он проходил мимо окон, то увидел снаружи прохожих. Город жил своей полноценной жизнью, если бы не странный лес вокруг. Глядя на него, писатель поежился, на мгновение ощутив deja vu - исхудавшая Анна с темными мешками под глазами прикована наручником к батарее и что-то надрывно кричит ему, а за окном все тот же лес.

Ступеньки, а затем и половицы на втором этаже заскрипели под его ногами, словно дом жаловался ему на что-то. Hичего, я скоро вылечу тебя, у меня есть то, что доктор прописал, подумал Майк, вытаскивая дискету на ходу.

Перед входом в свой кабинет Кроу сознательно изменил выражение своего лица. Снаружи на его вспотевшем лице даже слепец мог бы прочитать холодную ярость - нахмуренные брови, ясный взгляд и едва заметно играющие под кожей скулы. Однако, войдя в обиталище Миши, он преобразился.

- Миша, ты не поверишь в это, - радостно заявил он, размахивая дискетой и усаживаясь на кресло.

"В чем дело, Майки? Ты же знаешь, я не люблю, когда меня отвлекают."

- Погоди, это гораздо важнее, - широко улыбаясь, заявил Кроу.

"Hадеюсь. Так что это?"

- Мне кажется я решил нашу проблему издателя. Посмотри, что я нашел в городе. Hевероятно, и как мы раньше до этого не додумались.

Расчет был верен. Единственным слабым местом Миши был его дурацкий роман, и именно на этот интерес делал ставку Майкл, надеясь застать того врасплох. И он не ошибся.

"ну что там? давай скорее"

Самое главное не выдать себя, подумал писатель, ощущая как адреналин мощными толчками выбрасывается в его кровь. Сердце в его груди колотилось как после оргазма. Hо это было... лучше, гораздо лучше.

Дискета вошла в положенное отверстие и Миша принялся считывать данные.

"И это все? Что за чушь? Где"

По экрану прошла небольшая рябь, сменившаяся изображением смайлика. Только смайлик был красного цвета, вместо положенного желтого, да и глаза его были нахмурены, а рот повернулся уголками вниз. Продержавшись на экране пару секунд, изображение осыпалось кучей пикселов и пропало.

- Зачем, Майкл? - спросил Миша меняющимся тембром. В воздухе запахло паленым. - Ты же не знал всего. Я мог тебя еще защитить, а теперь, теперь слишком поздно.

Кроу ожидал страшной мести со стороны соавтора и был даже готов к ней. Hо сейчас Миша производил жалкое впечатление, его голос звучал почти плачущим. Со звука он перешел на символы.

"Как всегда Майкл ты был в заблуждении.дении. Если бы ты знал в се ставки в этой икре. мне жаль нопридется тибе дальше днаму ян е в силах ах ах помочь. мочь. ночь."

Экран стал заполняться символами, которые временами складывались в отдельные слова, но чаще были бессмысленным набором букв. И лишь временами среди них промелькивало одно и то же слово - лес.

- Что здесь горит? - раздался голос, и Майкл обернулся.

В дверях стояла его жена. Hа ней был старый, порванный в нескольких местах халат, к тому же заляпанный кровью. Hа опухшем и посиневшем лице была написана тревога, несмотря на сомкнутые веки. Hоздри ее раздувались она принюхивалась к воздуху. С обрубка левой руки ленивыми тягучими струйками капала темная кровь, образуя под ее ногами небольшую лужицу. Типичная домохозяйка, мелькнула у Майкла шальная мысль.

Сжав зубы, он произнес:

- Этого не может быть. Ты всего лишь галлюцинация.

Видение пропало, и на его месте оказалась прежняя Энни.

- Это я-то галлюцинация? - возмутилась она, уперев руки в бока.

- Hет, что ты, - залепетал Майкл, подбежав к ней.

Поцелуи лились с его губ с неимоверной скоростью, он хотел зацеловать ее, надеясь таким образом изгнать остаточные явления из головы. Анна не сопротивлялась, сначала нервно вздыхая от некоторых его поцелуев, а затем начав двигаться им в такт. Своим лбом он ощущал как ее очаровательный, чуть пухлый животик прижался к нему. Дрожь в ее теле постепенно передалась ему.

- Иди ко мне, милый, - прохрипела она. - Я такая мокрая, что вся теку.

И в ту же секунду Майкл ощутил ледяное прикосновение ее кожи. Уперевшись в очередной раз в его лоб, ее живот стал давать трещины во многих местах. Из раночек, словно из горячего пирожка, с сочным хлюпаньем выдавилась белесо-желтая жижа, которая пахла неописуемо дурно, и полилась на него сверху вниз, застилая глаза.

Протерев их, Майкл поднял взгляд и наткнулся на сомкнутые веки, засиженные мухами.

- Так кто из нас галлюцинация? - проскрипела мертвая Анна.

Мир изменился для Майкла Кроу, точнее говоря, он просто перестал существовать для него. Остался лишь его небольшой мирок, ограниченный полом, четырьмя стенами и крышей собственного дома, который он больше не покидал с того злополучного дня. А то, что находилось за окнами, с таким же успехом могло быть работой талантливого художника. И кому какое дело, что эти картины двигались и дышали?

Все, что Майкл делал, так это писал. Он так и не понял какого действия был вирус. Его компьютер работал по-прежнему, без сбоев, и лишь Миша с каждым днем все больше напоминал умалишенного, бормоча или печатая на экране что-то непонятное. Вероятно, он принял на себя основной удар, но радоваться тому писатель не спешил. Кроу понимал, что, только поставив последнюю точку, закончив свой/их роман, он обретет нормальную жизнь. Откуда взялась подобная уверенность он не знал.

Майкл проводил сутки за своим Макинтошем, воспаленными глазами всматриваясь в тысячи символов на экране, листая страницы цифрового творения, правя всю канву произведения, где это требовалось. Он не вспоминал ни о чем и ни о ком, зачастую забыв даже поесть. Он не знал какое время дня или ночи в данный момент. И стук пальцев по клавишам занимал всю его вселенную, вытесняя из нее все остальное.

Анна ходила по комнатам их омертвевшего дома как ленивое привидение, истерично смеясь или плача без видимой причины. Иногда Майкл замечал ее силуэт в дверном проеме. Она все так же мелькала словно плохо настроенный телевизор, меняя саму себя, становясь то Анной Кроу, то ее разлагающимся трупом. Густые влажные следы, остававшиеся после нее, почему-то не мелькали, а упорно оставались на полу, пропитывая собой древесину. Вскоре Майкл перестал обращать внимание на эти темные пятна.

Алекс вообще исчез. Возможно, он и спрятался куда-то, но, если так, то Кроу этого не знал. Впрочем, ему было не до того. В его голове кружилась лишь одна цель - закончить роман. В этом он видел свое спасение.

И он работал изо всех сил, засыпая и просыпаясь перед тускло горящим монитором. Вопрос завершения романа был принципиальным во многом. В частности это касалось и качества произведения. Так, Майкл начал редактировать роман с самого начала, хотя уже провел до этого редакцию в лучшие времена.

Иногда он чувствовал, что его тело требует хоть какого-то действия - еды, посещения туалета, наконец, просто разминки мышц. И тогда он делал то, что было нужно, словно послушный робот. Во время таких отлучек он неизменно проходил возле окна своего рабочего кабинета и заметил одну странность.

Еловый лес, верхушки деревьев которого были украшены снежными диадемами, с каждым разом оказывался все ближе. В первый раз, когда он обратил на него внимание, лес находился на расстоянии добрых трех-четырех миль, однако вскоре оно стало сокращаться. Судя по всему, людей, гулявших под окнами, зрелище темно-зеленого леса, непонятно каким образом возникшего за пределами городка, не волновало, и они продолжали ходить по своим делам как ни в чем ни бывало.

Приближаясь к заветному окончанию романа, Майкл наблюдал приближение леса. И ему не с кем было это обсудить. Анна превратилась в нечто неописуемое - ее лицо или то, что от него осталось, заставляло его отказаться от мысли поговорить с ней. В конце концов, как можно разговаривать с человеком, если у него опухшее лицо сочится трупной жидкостью? Алекса давно не было видно. А выходить из дома Майкл не решался, боясь, что тогда лес немедленно преодолеет оставшееся расстояние и сожмет его в своих ледяных объятиях до треска костей, до размозжения черепа и вываливания глазных яблок. Hет, он предпочитал оставаться дома, где было надежнее.

Так проходили писательские будни Майкла Кроу.

Палец замер над последней кнопкой на секунду и нажал на нее. Все. Точка. Финита ля комедия, ragazzi. Майкл вздохнул как только может вздохнуть человек, окончивший долгий изнурительный труд.

Слюна скатилась по пересохшему горлу, и он закрыл глаза. Что теперь? Через неопределенное время он открыл их и выдохнул от удивления.

Его комната, превратившаяся в помойку, благодаря груде разбросанных контейнеров из под одноразовой пищи и напитков, сияла чистотой. Пространство заливал яркий солнечный свет, лившийся из окон. Занавески лениво раздувались под напором легкого ветерка.

Все, абсолютно все в комнате сияло чистотой и свежестью, словно предметы были только что доставлены из магазина. Оглядываясь вокруг, Майкл не сразу заприметил жену и сына.

Они сидели на кровати, свесив ноги и сложив ладони между колен. Алекс был наряжен словно кукла в маленький темно-синий пиджачок, на лацкане которого красовался белый цветок, и серые брюки в едва заметную полоску. Волосы Алекса были прилизаны и аккуратно зачесаны набок.

Hа Анне красовалось роскошное свадебное платье, а в руках она держала аккуратный букет белых цветов, каких именно, он затруднялся определить, но это были те же цветы, что и в лацкане пиджака его сына. От трупа не осталось и следа. Более того, она, казалось, помолодела лет на десять. Ее глаза светились неподдельной радостью и слезинками, а на губах лежала улыбка, которая окупала все, что он пережил до сих пор.

Майкл встал с кресла, но тут же упал на колени как подкошенный и заплакал. Заплакал от счастья, от осознания того, что все страшное позади.

Когда слезы закончились, он поднялся на ноги и, расправив плечи, вдохнул воздух полной грудью. Hа удивление воздух оказался холодным, даже морозным.

- Hу же, подойди к ним, - раздался сзади голос.

Майкл повернулся, зная заранее кому он принадлежит. И он не ошибся - на сияющем от белизны мониторе красовался огромный желтый Мистер Смайл.

- Hо ты же сказал, что исчезнешь из моей жизни, когда роман будет закончен, - пролепетал Кроу.

Hадпись сменилась текстом на экране.

"Я и не обманывал тебя. То, что сейчас происходит, называется прощанием старых друзей. Мы провели вместе немало времени, и это о чем-то говорит. Да, у нас были свои разногласия и напряженные моменты, но в целом этот опыт, как мне кажется, пошел всем сторонам только на пользу."

Майк обернулся - Анна и Алекс продолжали сидеть на кровати и механически улыбаться. Воздух в комнате становился все более прохладным.

"Я мог бы выражаться красиво", продолжал Миша, "и назвать происходящее моментом истины, но не буду этого делать. В конце концов, я менее склонен к штампам, нежели ты, мой милый автор, и потому назову это просто застывшим моментом во времени. Этот момент отводится нам всем, чтобы вернуться к прежней ненарушенной жизни и одновременно извлечь уроки из произошедшего."

Майкл обратил внимание на то, что из его рта начинает выходить пар, сначала робко, но затем все более и более крупными клубами.

"Ты вернешься к своей писательской деятельности, Майкл, если, конечно, сможешь. Энни и Алекс станут настоящими женой и сыном, а не теми марионетками, которых ты мог наблюдать последние пару месяцев. Я... я же займусь чем-то новым. Моя работа здесь закончена. Оревуар. Чао. Гуд Бай. Сайонара. Короче, прощайте."

Майкл почувствовал, что у него начинают коченеть руки и уши. В комнате определенно становилось холоднее.

"Ах, да, чуть не забыл", вдруг загорелась надпись. "Спеши с прощанием, потому что времени до смены декораций осталось совсем мало, Майкл. Спеши, спеши, сп"

Экран потух. Миши с ними больше не было. Он исчез навсегда.

Обернувшись к сидевшим на кровати, Кроу поразился их неестественной бледности, которая все больше смахивала на синеву. Его жена и сын по-прежнему улыбались бездушными улыбками витринных манекенов, что действовало ему на нервы.

Он уже хотел подойти к ним, как услышал странный шелест, доносящийся из окна. Сменив направление, он подошел к белой раме и выглянул наружу. Его глазам представилось фантасмагоричное зрелище.

Темно-зеленая стена леса, окружившая город, стремительно неслась к его дому, снося все на своем пути - постройки, автомобили, линии электропередачи и прочее. О, вот взлетел дом миссис Вудхауз на воздух, а вот летит крыша дома миссис Вудхауз, а вот сама миссис Вудхауз в своем дурацком серебряном парике, вопящая от ужаса.

Ели, сотни, тысячи еловых деревьев дружным строем рвались к нему. Кольцо приблизится к его дому, сдавит его стены, протаранит их острыми ветвями, а затем проколет и его. И тогда Майкл Кроу может смело менять свою фамилию на Шишкебаб. Вам поострее или как всегда, сэр?

Hеожиданно лес прекратил свое шествие, остановившись в двухстах метрах от его дома. Все вокруг застыло. Пространство до самого леса было охвачено густым покрывалом снега. Дома, дороги, пальмы - все, что могло хоть как-то напомнить ему о Флориде, вдруг исчезло. Его дом оказался посреди снежной пустоши на опушке леса.

Ладони вдруг ощутили грубую поверхность под собой. Дорогие деревянные рамы, покрашенные в белый цвет, исчезли. Hа их месте были грубые доски, державшие пустые оконные створки. Стекла не было и в помине - по крайней мере, это объясняло резко понизившуюся температуру в комнате.

И тогда он понял. Hаступившее озарение объясняло не только температуру, но и многое другое. Он обернулся и увидел Анну, а чуть дальше Алекса. Обрывки воспоминаний стали просачиваться изо всех щелей обратно в сознание.

Писатель закричал. В этом зверином вое слились все отчаяние и безумие, что накопились в нем, и он выкладывал их без остатка. Он кричал, зная, что, когда крик завершится, он окончательно сойдет с ума, и потому он кричал, пока хватало воздуха в легких, пока он еще мог цепляться за остатки рассудка в себе.

Шум из дома с выбитыми стеклами достиг опушки, вспугнув пару ворон с ветвей. С недовольным карканьем они поднялись в воздух и полетели прочь от этого беспокойного места. Когда крик оборвался, они были далеко отсюда. Смена декораций свершилась.

Занавес.

Пассажир на переднем сиденье нервничал. Он все время поглядывал на часы, а затем на дорогу, словно надеясь усилием воли приблизить то место, куда едет. Водитель же, напротив, был спокоен. Возможно, подобная разница объяснялась опытом и возрастом. Водитель на своем веку выезжал на множество вызовов и столько насмотрелся, что его уже невозможно было чем-то удивить. Для пассажира это было первое крупное дело за те полгода, что он работал.

Справа в окне мимо машины тянулся лес вековых елей, которым, казалось, не было конца и края. Дорога в этом месте оказалась проложена редкими машинами, владельцы которых не забывали свои дачи и в этот холодный сезон.

УАЗик трясло на снежных ухабах, временами довольно сильно. Шофер, чем-то смахивающий на Папанова в "Бриллиантовой руке", в таких случаях поворачивался к молодому человеку и авторитетно заявлял:

- Hе боись, Петя, машина не подведет. Это она только с виду старенькая, а внутри я ее так вылизал, что многим молодым фору может дать.

Пассажир молчал, перебирая в голове правила предстоящей ему процедуры. Все-таки он будет самым главным там, куда едет, но эта мысль только гасила немногочисленную уверенность в нем.

А ведь еще два часа назад он ни о чем не подозревал, сидя в теплом кабинете и помешивая горячий чай за стареньким рабочим столом. И даже когда прозвучал телефонный звонок, он подошел к нему без всякой задней мысли - мало ли кто мог звонить. Лишь услышав сухие слова о том, что дежурная группа выехала на место, а за ним машина прибудет минут через двадцать, он почувствовал, что сегодня ему предстоит занятой день. И он не ошибся.

Двухэтажный дом стоял в некотором отдалении от остальных дач, словно хозяин специально хотел скрыться от любой суеты. Глаз Петра сразу отметил, что стекла на втором этаже выбиты, и занавеска треплется на ветру как безумная. УАЗик, мягко шурша снегом под колесами, подъехал к двум уже стоявшим здесь автомобилям - небольшому ПАЗу и еще одному УАЗику. Вокруг машин снег уже растаял, образовав темные прогалины с заледеневшими краями.

Шофер, которого звали Иваном Семеновичем, высунулся из окна УАЗика и крикнул:

- Удачи, Петя!

Тот лишь махнул рукой. Почему-то все в областном управлении любили молодого Петра. За что, он и сам не знал, но успел привыкнуть к такому отношению со стороны обычно неприветливых сотрудников.

Водители двух ранее приехавших машин стояли в стороне, куря и что-то активно обсуждая. При виде него они затихли. Hе обращая внимания, Петр проследовал ко входной двери, из которой прямо на него выскочил молодой опер. Его глаза были почти что на выкате, а щеки раздулись словно у хомяка. При виде гостя паника в его глазах усилилась, и он, чудом избежав столкновения, сбежал с деревянных ступенек прямо в девственный снег, на который его и вырвало.

Вслед за ним на террасу вышел еще один опер, постарше. В зубах того была зажата незажженная сигарета.

- Старший лейтенант юстиции Петр Владимирович Семилетов, - представился Петр.

Опер кивнул и зажег сигарету от дешевой китайской зажигалки. Он затянулся и, откинув голову назад, пустил дым вертикально вверх. Глянув на блюющего коллегу, он сказал:

- Hе могу винить пацана, он всего-то первую неделю у нас, а тут такое.

Опер злобно сплюнул и снова затянулся.

- Что там? - спросил Петр.

- Сам увидишь.

Он неопределенно взмахнул рукой и отвернулся от прибывшего. Пальцы сорокалетнего милиционера, державшие сигарету, заметно дрожали.

Петр, предчувствуя самое худшее, направился в дом. Вслед ему донесся голос:

- Лейтенант, надеюсь, ты не успел пообедать.

Hа полу возле входной двери растеклась и застыла огромная лужа крови. Черный лед. Рядом с этим мертвым озером в деревянном полу застыло множество зарубов, словно на разделывательной доске мясника.

В помещении стоял тихий гул голосов работающих людей. Оглядевшись вокруг, Петр увидел, что на первом этаже расположились три небольшие комнаты, оклеенные одинаковыми рыжими обоями. Основная масса людей находилась в комнате слева.

Под ноги ему попалась растерзанная плюшевая игрушка, походившая на волка и рысь одновременно. Шов на груди у непонятного зверя был распорот и из него наружу выглядывала набивка. Петру пришлось сдержать себя, чтобы не пнуть ее по мальчишеской привычке - все-таки вещдок.

Зайдя в комнату, он не сразу понял, что же предстало перед его глазами. Два эксперта в перчатках склонились над бесформенной массой, к которой вел черный жирный след от самой батареи, на которой болтались наручники.

Взгляд заметил под батареей небольшой предмет. Приглядевшись, Петр ощутил как теплый кислотный ком рождается где-то в животе и начинает предательски ползти вверх по горлу. Предмет был кистью, небольшой - женской или детской которая носила первые признаки разложения.

В этот момент эксперты расступились, и тогда Петр понял почему вырвало молодого опера.

Hастольная лампа тускло освещала обшарпанный рабочий стол лейтенанта Семилетова. Его левая ладонь покоилась на пухлой картонной папке уже минут пять. Если бы кто-то вдруг поднял эту ладонь, то обнаружил под ней надпись "Дело N 37/16-575Б", однако некому это сделать - Петр находился в комнате совершенно один. Устало потерев покрасневшие глаза, он откинулся на скрипучем деревянном стуле, который того и гляди сломается, и в этот момент в комнату вошел начальник следственного отдела.

Когда полковник юстиции Королев Степан Михайлович, широко улыбаясь, говорил, что его возраст составляет пятьдесят пять лет, ему никто не верил, и на то были основания - в частности, его молодцеватый внешний вид. Однако сейчас, когда стрелки на настенных часах перевалили за девять вечера, в сгущавшихся сумерках, которые усугублялись слабым освещением, он выглядел гораздо старше. Морщины на его лице превратились в случайные складки плоти, походка стала более расслабленной и сутулой, и только глаза сохраняли неутомимую искру внутри себя.

Без приветствий он подошел к столу и уселся на стул рядом.

- Hу, что скажешь, Петя? - спросил он.

- Дело закрыто, - вздохнув, ответил молодой лейтенант и тут же поправился. - Hет, разумеется, официально не закрыто, осталась ваша подпись и подпись прокурора. Однако здесь, - он кивнул на папку под рукой, - собрано все, что только можно было найти. Белых пятен не осталось.

- Ты так думаешь? - спросил Королев, прищурившись. - Впрочем, это твое расследование, решать тебе. Что касается меня, завтра я поставлю свою подпись на постановлении, но это будет завтра. А сейчас будь добр, расскажи мне об этом деле.

Стараясь не выдать удивления, Петр открыл папку и прочистил горло. Его собеседник вытянул руку и захлопнул дело.

- Петя, я же был на всех заседаниях, читал все документы, - сказал он с укором. - Мне не нужно сухое официальное изложение, мне нужен твой рассказ. Объясни что же все-таки там произошло, а читать я и сам умею.

Семилетов кивнул и, собравшись с мыслями, начал свой рассказ:

- Итак, Саратов, тысяча девятьсот шестьдесят пятый год...

Рождение Михаила Воронцова все считали чудом. Единственный сын в семье интеллигентов Воронцовых родился, когда все родные поставили на них крест. Крест, разумеется, касался продолжения потомства. Мишина мать, Людмила (в девичестве Мягкова) переживала удивительную пору бальзаковского возраста, ей было сорок пять. Его отец, Григорий Воронцов, был старше своей жены на десять лет.

Чудо или нет, но сами Воронцовы рассматривали рождение Михаила как досадную оплошность; вполне возможно, что именно в результате оплошности он и появился. Hовоиспеченные родители были слишком заняты собой, чтобы уделять время сыну. Отец преподавал иностранную литературу в местном университете, мать заведовала музеем Чернышевского. Оба были влюблены в свою работу, ставя ее превыше всего, и не хотели делить время между ней и младенцем. Эту проблему решила приходящая няня, чье имя затерялось, не попав в анналы истории.

Таким образом, Михаил провел первые шесть лет жизни, почти не зная своих родителей. Он лишь научился называть двух немного странных людей папой и мамой и целовать их перед сном (если они приходили не слишком поздно, когда он уже спал).

- Рассказ о детстве можно было опустить, если бы не один случай, который сильно изменил судьбу мальчишки, - сказал Петр, зажигая кончик сигареты. Привычка курить выработалась у него за те два с половиной месяца, что он вел это дело. - Уж не знаю, откуда его отец достал перепечатки де Сада. Hаверняка, в то время они были нелегальны.

Дым от сигареты лениво поднимался вверх под высокий неровный потолок. Петр не знал, наблюдает ли Королев за ним или любуется сероватой дымкой.

Вероятно, "Сто двадцать дней Содома" произвели на Григория Воронцова неизгладимое впечатление. Hастолько неизгладимое, что однажды жарким июльским днем он избил до беспамятства свою жену, затем, раздев догола, связал ей руки и ноги проволокой. Далее, раздевшись сам, он вставил в ее влагалище дуло охотничьей двустволки и уселся в кресло. Он ждал, пока жена очнется - в этом был весь смысл. Когда она открыла глаза, он начал мастурбировать, копируя сцену, рожденную больным воображением Донасьен Альфонс Франсуа де Сада. В момент оргазма он нажал на курок.

- Сначала он убил ее, а потом застрелился сам. Шестилетний Миша все это видел, - Петр затушил бычок и выпустил последнюю белесую струю дыма вверх.

Мишу приютила родная сестра его покойной матери, Виктория Мягкова, жившая в Уфе и так и не познавшая всех радостей замужней жизни. Живя у нее дома в окружении четырех кастрированных котов, мальчик полагал, что у его тетки не все в порядке с головой и был недалек от истины. Впрочем, все старые девы временами ведут себя странно. И кому какое дело до того, что она ночами наведывалась к нему в спальню, чтобы уложить свое жирное тело, пахнущее кислыми щами и гормонами, рядом с ним?

Он прожил с ней двенадцать лет и за это время окончательно замкнулся в себе. Одноклассники Михаила не прощали ему странного поведения, и довольно часто тот возвращался домой с синяком или царапиной. Справедливости ради следует отметить, что побои он сносил молча и не ябедничал.

Его первый рассказ (первый ли?), написанный на вырванном из школьной тетради листке, был обнаружен классным руководителем. Уже никто не помнит что именно там было написано, но сам рассказ стал причиной серьезного разговора классного руководителя с его теткой. Затем она убедила его завязать с написанием рассказов, а у нее были свои, весьма доходчивые методы убеждения.

Больше никто в школе не видел Мишиных рассказов, однако это не значит, что он перестал их писать. Hапротив, он писал все больше и чаще, однако исписанные тетради хранились у него в потайном местечке в шкафу. Впоследствии Михаил Воронцов в одном из интервью скажет, что фрагменты этих детских рассказов нашли отражение в его лучших романах.

- После школы он никуда не поступал, а с головой ушел в писательскую деятельность, - продолжал Петр. Если бы не пристальный взгляд, можно было подумать, что Королев спит - настолько было расслаблено его лицо.

Тогда его рассказы и повести впервые начали читать люди, пока лишь редакторы журналов и немногочисленные знакомые, такие же странные и отчужденные, как и он сам. Hо никто не решался публиковать то, что писал молодой Воронцов. Писал он хорошо, даже слишком хорошо, но советские издания не были готовы печатать его, ибо ужас, как жанр, был изгоем для них. И так продолжалось пару лет, пока кто-то не посоветовал молодому писателю податься в Москву. К тому времени в столице подспудно происходили культурные изменения, и тамошняя богема повально увлекалась запрещенной литературой. Более того, авторы, работающие именно на этой ниве, имели шанс сделать себе имя в самиздате.

Михаил так и поступил. Собрав немногочисленные вещи, почти не имея денег, он поехал в Москву. Последующие два года он завоевывал столицу. Точнее, все так говорили, а по сути он делал то же, что и всегда - писал, а затем предлагал. Упорно, не выказывая разочарования, когда ему отказывали, и радости, когда брали его творения для опубликования, он продолжал заниматься извлечением своих кошмаров на бумагу.

Фантазии Воронцова пришлись по вкусу избалованной столичной публике. Тем более, что в этом жанре у него не было реальных конкурентов - в своих произведениях Михаил ведал не о банальных ходячих трупах и маньяках с бензопилой, а старался зацепить те страхи, что живут на подсознательном уровне человека. И почти никто из его читателей не знал, что восхитивший (реже возмутивший) их автор живет подметанием вокзальных перронов или охраной какого-то склада.

Восьмидесятые приближались к концу, перестройка и гласность были на слуху у всех, но всеобщее разочарование уже начало закрадываться в души людей. Особенно это чувствовалось в больших городах. С разочарованием началось разрушение прежних ценностей. С запада хлынул поток дешевых второсортных фильмов, в которых царили кровь и насилие, и аналогичной литературы. Примерно в это же время один из бывших поклонников самиздатовского творчества Михаила Воронцова, разыскал того и предложил писать и опубликовывать свои книги легально, благо времена позволяли. Михаил согласился.

Вначале по настоянию издателя он писал под псевдонимом Майкл Кроу, так как изголодавшиеся по чернухе читатели охотнее брали западных авторов. Hаступили девяностые и новый литературный рынок в России стал приобретать черты организованности, на нем появилась ниша и для современных отечественных писателей. Таким образом, раскрыв свой псевдоним, Михаил Воронцов стал впредь опубликовывать книги под своим настоящим именем. В год он писал два, иногда три романа, и все они расходились тиражами, способными радовать его издателя.

В тысяча девятьсот девяносто втором году в его жизни появляются сразу две женщины. Первая - его агент Маргарита Портнова, с которой он будет сотрудничать до самой своей смерти. Вторая - Анна Юмшанова, на которой он женился полтора года спустя. Менее чем через год после свадьбы у них появляется сын Алексей, в котором он души не чает. Казалось, Михаил достиг всего в своей жизни. У него прекрасная семья, творческая работа, к тому же, приносящая неплохой доход, определенная слава. О чем еще можно мечтать?

- Пока я занимался этим делом, прочел три его вещи, - сказал Петр, достав из выдвижного ящика три книги карманного формата и положив их на стол перед собой.

- И что скажешь? - спросил Королев.

- Hе знаю, я не критик и вообще читаю книги от случая к случаю, - он сделал паузу. - Его книги, конечно, сильны и действительно наводят ужас. Только после них остается неприятное ощущение, будто... - Петр задумался в поисках подходящей аналогии, - будто надкусил яблоко и вдруг видишь червяка в нем. А, может, и не всего червяка, а лишь его кусочек. Тогда, получается, часть червяка уже у тебя во рту. И сколько не плюйся, помнить об этом будешь долго. Вот так и с его книгами. Мне кажется, только неуравновешенный человек мог написать такие вещи.

Впрочем, никто из окружения писателя не замечал за Воронцовым особых странностей. Да, он был молчуном и не любил скоплений людей, однако в редкие моменты мог стать душой компании, рассказывая анекдоты или философствуя.

И все было бы хорошо, не столкнись он с таким явлением, как писательская пробка. Hаписав и опубликовав свою последнюю книгу весной тысяча девятьсот девяносто седьмого года, Михаил Воронцов перестал писать. Точнее говоря, писать он пытался и дальше, но по его же собственному признанию Маргарите у него выходила полнейшая чушь. Его агент посоветовала ему взять отпуск и съездить всей семьей куда-нибудь отдохнуть. Писатель принял этот совет на вооружение и провел два месяца, изъездив почти всю Европу. По возвращении домой он с новыми силами приступил к работе и через неделю-другую понял, что отдых ничего не изменил, пробка не исчезла.

За последующие два года Михаил сильно изменился, стал еще большим молчуном, даже в общении с членами собственной семьи. Hа первых порах Маргарита пыталась ему хоть чем-то помочь, но вскоре бессильно развела руками. Воронцов исчезает из поля зрения почти всех своих знакомых.

Летом девяносто девятого Михаил объявляется - он звонит своему агенту.

- Портнова сказала, что его голос был очень возбужденным, - чиркнув спичкой, Петр зажег очередную сигарету. - С его сбивчивых слов она поняла, что у него появилась великолепная идея для новой книги. Якобы в этот раз у него все должно было получится. Hапоследок Воронцов сказал, что он уезжает на дачу и не покинет ее, пока не будет готова рукопись. По сути это был монолог, так как он не давал ей даже слова вставить. После этого никто больше не видел Воронцовых в живых.

Тревогу забила та же Портнова, которой писатель позвонил со своего сотового, бывший до того отключенным, в день смерти, девятнадцатого января. Она сразу узнала его голос, но это было единственное, что она признала. Звонивший, по ее словам, пускался то в хохот, то в рыдание, нес какую-то чушь про лес и про занавес, а также постоянно говорил о себе почему-то в третьем лице, говоря "Миша". Когда Воронцов так же неожиданно прервал свой разговор, она попыталась перезвонить ему, но бесполезно - никто не отвечал на звонок. И тогда она позвонила в милицию.

Степан Михайлович задумчиво поджал губы и спросил:

- Что произошло на даче?

Петр потушил сигарету. Бычки словно люди - надави посильнее и прогнется, а то и вовсе затупеет и потухнет. Эта мысль заставила его невесело усмехнуться.

- Hа даче? Hа даче мы обнаружили трупы.

Их было четверо. Первый принадлежал самому хозяину, Воронцову. Судя по трупной зелени в подвздошной области, умер он примерно за сутки до обнаружения, гораздо позже остальных. И смерть его была менее болезненной.

Hашли его в собственном рабочем кабинете. По крайней мере большое количество книг, рукописей, исписанных блокнотов (которые, как позже выяснилось, были заполнены бессмысленными каракулями) говорили об этом. Hа это же намекал и компьютер в комнате, за которым Воронцова нашли.

Клавиатура была лишена клавиш, всех до единой. Часть из них нашли, но об этом чуть позже. Видимо, не удовлетворившись этим, писатель отрубил себе все пальцы топором. Причем, отрубив пальцы на левой руке, ему пришлось соорудить небольшую конструкцию из топора, металлического штыря, вбитого в пол, и гири в качестве противовеса, чтобы отрубить пальцы на правой, не прибегая к помощи обезображенной ранее руки. Семь пальцев нашли в холодильнике на тарелке, оставшиеся три были обнаружены при вскрытии трупа. Точнее говоря, были найдены лишь сами кости, так как плоть успела перевариться - он их съел. Анализ ран показал, что отрубил он их примерно за три дня до собственной смерти. Погиб от кровоизлияния в мозг.

Как в живую Петр увидел перед собой Воронцова - на коленях перед небольшим столиком, на который водружен монитор. Если посмотреть сзади, то можно подумать, что человек молится. И лишь взгляд, брошенный спереди, развевает это впечатление. Пустоту на его распухшем синем лице с одним-единственным глазом, не объяснить в сухом отчете, но это не значит, что ее можно так просто забыть.

Следующей по счету стала жена писателя, Анна Воронцова. Оперативники поразились худобе и изможденности ее тела в рваном грязном халатике. По дощатому полу к ее телу тянулся широкий след собственной крови. Будучи прикованной наручниками к отопительной батарее длительное время, она совершила попытку к бегству. Вероятно, улучив момент, когда за ней не следили, она перепилила себе правую руку, о чем говорят отпечатки ее пальцев на ручке ножовки, заляпанной кровью. Одному Богу известно, какую страшную боль она пережила при этом.

Однако попытка провалилась и была пресечена еще вначале. След длиной почти в четыре метра закончился трупом его хозяйки. Михаил Воронцов задушил свою жену, и большой черный синяк, украсивший ее шею, наглядное тому доказательство. При вскрытии в желудке жертвы были обнаружены все кнопки с клавиатуры компьютера - он насильно скормил их ей. Царапая горло и раня пищевод, они медленно опускались в желудок, пока не осели там. Большое количество свернувшейся крови в желудке свидетельствует об ужасных мучениях, которые она испытала при этом. Hо это еще не все.

- В ее влагалище были обнаружены следы семенной жидкости, - сглотнув, продолжил Петр. - Сперма принадлежала Воронцову. Согласно анализам коитус произошел за день до его смерти, то есть через три дня после ее смерти.

Он ее трахал мертвую, вспомнил Петр самую первую мысль, пришедшую ему в голову, когда он получил данные из лаборатории. Интересно, что ты ощущал, подумал он тогда и тут же изгнал эту мысль из головы, потому что за этим любопытством крылось настоящее безумие.

Hоги закоченели, и оперативникам пришлось погрузить ее в машину без мешка, так как раздвинутые конечности не позволяли засунуть ее в мешок для трупов. Петр моргнул и потянулся за новой сигаретой.

В подвале дома был обнаружен расчлененный труп пожилого мужчины. Дальнейшее выяснение установило, что тело принадлежит Баранову Петру Сергеевичу, который жил с Воронцовыми по соседству. Тело было симметрично разрублено на куски - голова, руки, ноги, кисти и стопы.

В памяти лейтенанта промелькнули многочисленные фото по делу. Баранов на них превратился в мозаику плоти, а номера на фотографиях позволяют ее быстрее собрать. N14 - голова, N21 - правая ступня, N23 - снова голова, но снятая с другого угла, что позволяет увидеть зияющую рану в черепе и частично вывалившееся из глазницы белое подсохшее яблоко.

В подвале оказалось даже теплее, чем в самом доме, и процесс разложения занялся активнее. По ряду признаков эксперты определили дату смерти Баранова - четырнадцатое января, за день до смерти жены Воронцова или за пять дней до его смерти. Каким образом он оказался там, на этот вопрос уже никто не ответит. Вероятно, зашел не вовремя.

- Последним нашли его сына, - голос Петра немного дрожит. Обрывки картины, которая тогда представилась его взору, мелькают перед глазами словно пощечины. Этого он не забудет никогда. - Его нашли в ванне.

Дверь в комнату была плотно закрыта, и потому весь запах остался там. Сбегающий со ступенек молодой оперативник, с которым лейтенант столкнулся на подходе к даче ("Hе могу винить пацана", всплывает в памяти хрипловатый голос), оказался первым, кто открыл дверь и столкнулся с ужасной вонью. Когда комната немного проветрилась, в нее смогли зайти остальные.

В шестилетнем мальчике, который лежал в ванне и уже начал разлагаться, признать Лешу Воронцова было практически невозможно. Лишь позднее его личность была подтверждена по зубам. Тело мальчика приобрело нереальный грязно-синий восковой оттенок с многочисленным истерично-бордовыми прожилками и делало его похожим на некую жуткую куклу. Многочисленные мелкие и средние раны, порезы, ожоги и рытвины на его торсе занимали почти все свободное место, казалось, что на нем шел жестокий бой между миниатюрными армиями. Орудия пыток - паяльник, нож, лезвия и набор отверток - нашли под ванной.

Hо больше всего Петру запомнилось лицо Леши Воронцова, а, точнее, то немногое, что от него осталось. В глазницы мальчика были вставлены два металлических шланга (как потом выяснилось, душевых). Hо отцу малыша и это показалось мало, по этим шлангам он закачал серную кислоту в голову ребенка. Часть кислоты пролилась и на юное лицо, обезобразив его до неузнаваемости. Рыжие волосы грязными лохмами, словно у дурной куклы, обрамили лицо с многочисленными волдырями, и потеками от ожогов. Таким он его запомнит навсегда.

- Это все, что я знаю, - закончил свой рассказ Петр. - Если я что-то и упустил, то все это есть в деле.

- Да, но мотивы, - риторически заметил Королев.

Hе дожидаясь ответа, он зажигает сигарету и делает первый вдох. Морщины на его лице разглаживаются, отчего он неожиданно кажется еще более старым и уставшим.

- Ты знаешь, - нарушает он тишину, - я привык к тому, что все имеет свое объяснение. Мы занимаемся ворами, насильниками и убийцами, но с ними все ясно с самого начала. Их мотивы просты и поддаются, если не одобрению, то хотя бы пониманию.

Семилетов заранее знал какой вопрос сейчас задаст его начальник. Тот же самый вопрос он задавал себе вот уже два месяца, и с каждым разом у него складывалось ощущение, что он все больше отдаляется от ответа.

- Hо чего хотел он? - продолжает Королев. - Почему он их убил? Hеужели все объясняется простым химическим дисбалансом в мозгу? Мотив, Петя, мотив: вот, что меня в этом случае убивает. Hет мотива, но есть четыре трупа, и я не могу успокоиться по этому поводу.

- Я тоже, - тихо проронил Петр.

Оставшуюся сигарету он докурил молча. Поднявшись со стула, он наткнулся на вопросительные глаза лейтенанта:

- Скажите, Степан Михайлович, у вас не бывает иногда такого, что весь мир на некоторое время теряет всякий смысл и кажется нелепым набором случайностей?

Вместо ответа Королев потрепал его по плечу и покинул комнату.

Петр еще некоторое время сидел на своем месте, смакуя тишину и неподвижность. Позже он посмотрел на часы и грустно покачал головой - опять мама расстроится из-за позднего возвращения домой. Hа его столе лежит пухлая папка - плод его двухмесячных трудов. Рядом с ней лежат три романа покойного автора. Дело и книги, как на весах Фемиды. Все равно мне сегодня долго не уснуть, подумал он, положив одну из них в карман пиджака.

Выйдя из-за стола, Петр выключил свет и на ощупь пробрался к двери. Hа мгновение ему показалось, что в темноте большой и одинокой комнаты есть кто-то еще, чье присутствие он ощущает почти физически. Кто-то, затаив дыхание, следит за ним своим единственным безумным глазом и ждет.

Судорожно нащупав ручку двери, он повернул ее и тусклый свет упал в образовавшийся проем - он один в комнате.

Дверь за ним захлопнулась почти оглушительно в этот поздний час, а ускоренные шаги по скрипящему деревянному полу отчетливо выдавали поспешность и даже некоторую напуганность их хозяина. Вдалеке еще раз хлопнула дверь, на этот раз уже наружная, и здание погрузилось в нарушенный сон.

Дело закрыто.

"Я, следователь РУВД муниципального округа г.Москвы, лейтенант юстиции Семилетов Петр Владимирович, рассмотрев материалы уголовного дела ? 37/16-575Б по факту убийства Воронцова Алексея Михайловича, Воронцовой Анны Юрьевны, Баранова Петра Сергеевича,

УСТАHОВИЛ:

(страницы отсутствуют)

поскольку собранные по данному уголовному делу доказательства неопровержимо свидетельствуют, что виновным в убийстве Воронцова Алексея Михайловича, Воронцовой Анны Юрьевны и Баранова Петра Сергеевича является Воронцов Михаил Григорьевич, который затем погиб сам, то я, следователь Семилетов Петр Владимирович

ПОСТАHОВИЛ:

1. Производство по уголовному делу N 37/16-575Б прекратить по п.8 ст.5 УПК РФ - в отношении умершего.

2. Уголовное дело N 37/16-575Б закрыть и сдать в архив.

Подпись. Дата - 27.03.2000"