«Узник»

Ричард Матесон Узник

Проснувшись, он обнаружил, что лежит на правом боку. Грубое шерстяное одеяло кусало ему щеку. Перед глазами была металлическая стена.

Мертвая тишина. Он напряг слух, пытаясь уловить хоть какой-то звук. Звуков не было.

Ему стало страшно. Лоб прочертили морщины.

Приподнявшись на локте, он огляделся. Кожа на его худощавом лице натянулась и побледнела. Он подвинулся к краю койки, повернулся и с усилием опустил ноги на пол.

Рядом с койкой стоял табурет, а на табурете — поднос с недоеденной пищей. Жареная курица осталась нетронутой, в застывшем комке картофельного пюре виднелись борозды от вилки. В лужице растаявшего масла, больше похожего на жир, застряли крошки от печенья. Тут же стояла пустая чашка. Его ноздри наполнились запахом холодной еды.

Потом он огляделся. Окошко с решеткой. Такая же зарешеченная дверь. Увиденное заставило его испуганно вскрикнуть.

Пошатываясь, он встал. Его ботинки шаркали по жесткому полу. Прислонившись к стене, схватился за прутья оконной решетки. Окно было выше головы, и он ничего не увидел.

Он разжал пальцы и, ощущая дрожь в теле, переместил поднос на койку. Потом подтащил табурет к стене и кое-как влез сам.

Выглянул в окошко.

Серое небо, стены, окна с решетками, большие черные ободья прожекторов и далеко внизу — двор. Лил дождь, струи напоминали колышущийся занавес.

Его язык зашевелился. Глаза округлились от ужаса.

— Где я? — чуть слышно пробормотал он.

Табурет опрокинулся, и он полетел вниз. Правое колено ударилось о пол. Он оцарапал щеку, задев за холодную металлическую стенку. И тогда закричал от страха и боли.

Он доплелся до койки и рухнул на ее жесткую поверхность. Снаружи послышались шаги. Потом кто-то крикнул:

— Заткнись!

К двери подошел толстый человек в синей униформе. Вид у него был сердитый. Он смотрел на узника сквозь прутья.

— Чего еще у тебя стряслось? — прорычал он.

Узник тоже смотрел, открыв рот и роняя на пол слюну.

— Так, так, так, — злорадно улыбаясь, произнес толстый. — Что, наконец тебя вдарило?

Он запрокинул толстую голову и загоготал. Он смеялся над узником.

— Эй, Мак! — крикнул он кому-то. — Двигай сюда. Это надо видеть.

Послышались шаги. Узник вскочил с койки и подбежал к двери.

— Что я здесь делаю? — спросил он. — Почему я здесь?

Толстяк загоготал еще громче.

— Ха-ха! — трясся от смеха он. — Парень, да ты сломался.

— Вы там заткнетесь? — послышался чей-то раздраженный голос.

— Сам заткнись! — крикнул в ответ толстяк.

К решетчатой двери подошел тот, кого звали Маком. Он был постарше толстяка, и в его волосах блестела седина. Маку стало любопытно. Он заглянул внутрь и увидел узника с бледным лицом, вцепившегося в прутья решетки. Узник так сжал пальцы, что побелели костяшки.

— Что тут? — спросил Мак.

— Большой мальчик хряснулся, — ответил Чарли. — Большой мальчик хряснулся по полной.

— О чем вы говорите? — не понял узник. Его глаза метались между лицами надзирателей. — Где я? Умоляю, скажите, где я?

Чарли покатывался со смеху. Мак не смеялся. Он внимательно посмотрел на узника. Глаза Мака сощурились.

— Ты же знаешь, сынок, где находишься, — негромко сказал Мак. — Прекрати смеяться, Чарли.

Чарли давился от смеха.

— Рад бы, да не могу. Как этот красавчик был уверен, что он-то не сломается. «Я не такой», — передразнивая кого-то, не своим голосом произнес надзиратель, — «Я усядусь на этот чертов стул с улыбкой на лице».

Узник разлепил землистые губы.

— Что? — насторожился он. — Что вы сказали?

Чарли отвернулся. Он потягивался и гримасничал, хлопая себя по брюху.

— Всю сонливость мне снял, — заявил он узнику.

— Какой еще стул? — крикнул узник. — О чем вы тут говорите?

Живот Чарли заколыхался в новом приступе смеха.

— Честное слово, такой начинки я еще не пробовал, — признался он. — Гуще, чем в рождественском пироге.

Мак приблизился к решетке. Заглянул узнику в глаза.

— Не пытайся нас дурачить, Джон Райли.

— Дурачить?

Чувствовалось, узник не верит своим ушам.

— О чем вы говорите? Я вовсе не Джон Райли.

Надзиратели переглянулись, затем Чарли потопал по коридору, удивленно что-то бормоча себе под нос.

Мак отошел.

— Нет! — окликнул его узник. — Не уходите.

Мак вернулся.

— Что за комедию ты тут разыгрываешь? — спросил он. — Неужели думаешь, что сумеешь нас провести?

Узник непонимающе глядел на него.

— Вы скажете мне, где я? Умоляю, скажите.

— Сам знаешь.

— Говорю вам…

— Прекрати, Райли! — оборвал его Мак. — Ты понапрасну теряешь время.

— Но я не Райли! — закричал узник. — Да поймите же, что я — не Райли. Меня зовут Филип Джонсон.

Мак медленно качал головой.

— И ты еще собирался быть редким храбрецом, — сказал он.

Узник поперхнулся. По нему было видно, что он хочет сказать множество важных вещей, но в горле все они слиплись в один комок.

— Хочешь снова увидеть священника? — спросил Мак.

— Снова? — удивился узник.

Мак подошел к прутьям и заглянул в камеру.

— Ты что, заболел? — спросил он.

Узник не отвечал. Мак перевел взгляд на поднос.

— Смотрю, у тебя и аппетит пропал, — сказал он. — Сам же просил. Мы тут подсуетились, а ты не стал есть. Чего ж так?

Узник посмотрел на поднос, на Мака, затем снова на поднос. Его грудь затряслась от рыданий.

— Что я здесь делаю? — всхлипнул он. — Я же не преступник. Я…

— Ради всего святого, заткни свою пасть! — крикнул ему узник из другой камеры.

— Сам разберусь, а ты прикрути громкость, — крикнул в ответ Мак.

— А что это с ним? — насмешливо спросил другой узник. — Никак большой мальчик намочил штанишки?

Раздался смех. Узник поднял глаза на Мака.

— Мы можете меня выслушать? — дрожащим голосом спросил он.

— Что, Райли, не думал, каково тебе будет? — вместо ответа спросил надзиратель.

— Я вовсе не Райли! — закричал узник. — Моя фамилия Джонсон.

Он припал к решетчатой двери. Лицо выражало мучительную решимость.

— Послушайте, — сказал узник, облизывая пересохшие губы. — Я — ученый.

Мак печально улыбнулся и снова покачал головой.

— Что, не можешь принять свою участь как мужчина? — спросил он. — Выделывался тут, бахвалился, а получается, ты такой же, как все.

Узник беспомощно глядел на него.

— Послушайте, — хрипло повторил он.

— Нет, это ты меня послушай, — оборвал его Мак. — У тебя, Райли, осталось два часа.

— Я же сказал вам. Я не…

— Прекрати! У тебя есть два часа. Вот и посмотрим, сумеешь ли ты за эти два часа превратиться из скулящего пса в человека.

В лице узника не было ни кровинки.

— Так ты хочешь снова увидеться со священником? — спросил Мак.

— Нет. Я… — начал узник и вдруг умолк. Казалось, ему сдавило горло, — Да, я хочу поговорить со священником. Прошу вас, позовите его.

Мак кивнул.

— Схожу за ним. А ты пока сиди тихо и не разевай пасть.

Узник побрел к койке. Там он сел и уставился в пол.

Мак немного понаблюдал за ним и исчез в глубине коридора.

— Что за беда? — раздался чей-то насмешливый голос. — Большой мальчик намочил штаны?

Остальные узники громко захохотали. Их смех плыл волнами над оцепеневшим узником.

Он встал и начал расхаживать по камере. Задрал голову, глядя на кусок серого неба в окне. Подошел к двери, вглядываясь, насколько возможно, в коридор.

Вдруг он нервно улыбнулся.

— Отлично, — крикнул он. — Замечательно. Получилось очень смешно. Я ценю вашу шутку. А теперь выпустите меня из этой крысоловки.

Кто-то застонал. Кто-то другой крикнул:

— Заткнись, Райли!

Он наморщил лоб.

— Шутка есть шутка, — громко произнес он. — А теперь мне нужно…

Он замолчал, услышав в коридоре торопливые шаги. Это Чарли перемешал свое грузное, нескладное тело. Подойдя к двери камеры, он остановился.

— Ты заткнешься? — угрожающе спросил Чарли, выпячивая мясистые губы. — Или вколоть успокоительного?

Узник попытался улыбнуться.

— Ну хорошо, — сказал он. — Ладно. Я подчиняюсь. А теперь хватит. Выпустите меня отсюда.

Последнюю фразу он произнес уже громче.

— Еще вякнешь, всажу шприц, — предупредил Чарли и отвернулся.

— Всегда знал, что ты трус, — добавил надзиратель.

— Да выслушайте наконец! — потребовал узник. — Меня зовут Филип Джонсон. Я физик-ядерщик.

Чарли повернул голову и дико расхохотался. Жирное тело затряслось.

— Я… ядедеррр…

Голос утонул в тяжелых, с присвистом, всплесках смеха.

— Я правду говорю! — крикнул узник.

Чарли притворно застонал. Потом толстой ладонью хлопнул себя по лбу.

— Еще чего наврешь?

Его голос разнесся по всему коридору.

— Да заткнитесь же вы там! — завопил кто-то из заключенных.

— Сам заткнись! — велел ему Чарли.

Улыбка покинула лицо надзирателя, сменившись сердитой гримасой.

— А священник уже идет? — услышал он новый вопрос неугомонного узника.

— «А священник уже идет? Уже идет?» — передразнил Чарли.

Со злости он ударил кулаком по столу, после чего плюхнулся на вертящийся стул. Стул жалобно скрипнул. Чарли со стоном привалился к стене.

— Еще раз меня разбудишь — шприц тебе в задницу! — пообещал он.

— Заткнись ты, надзирала! — опять крикнули из другой камеры.

— Сам заткнись! — рявкнул Чарли.

Узник вскарабкался на табурет. Он смотрел в окошко. Смотрел на падающий дождь.

— Где это я?

Мак и священник остановились возле камеры. Мак махнул Чарли, тот нажал кнопку на пульте, и зарешеченная дверь отодвинулась.

— Входите, святой отец, — сказал Мак.

Священник вошел. Он был невысоким и полным, с красным лицом и доброй улыбкой.

— Святой отец, вас не затруднит передать мне поднос? — спросил Мак.

Священник молча кивнул, взял поднос и подал надзирателю.

— Благодарю, святой отец.

— Не стоит благодарности.

Дверь снова закрылась. Мак не уходил.

— Если он опять начнет хулиганить, крикните нам.

— Уверен, что не начнет, — сказал отец Шейн и улыбнулся узнику.

Тот стоял, подпирая стену, и ждал, когда уйдет Мак.

Мак продолжал стоять у двери.

— Держи себя в руках, Райли, — велел он узнику и только тогда отошел.

Отец Шейн невольно вздрогнул, увидев шагнувшего к нему узника..

— Прошу вас, сын мой… — начал священник.

— Не бойтесь, я не собираюсь на вас нападать, — сказал узник. — Выслушайте меня, святой отец.

— Давайте вначале сядем и успокоимся, — предложил отец Шейн.

— Что? Да, разумеется. Вы правы.

Узник сел на койку. Священник приблизился с табуретом в руках и осторожно опустил его на пол напротив узника.

— Выслушайте меня, — начат узник.

Отец Шейн предостерегающе поднял палец. Достав из сутаны большой белый носовой платок, тщательно вытер поверхность табурета. Узник беспокойно перебирал руками.

— Ради бога, — умоляюще начал узник.

— Да, — улыбнулся священник. — Именно ради Него.

Отец Шейн опустился на табурет. Там поместилась лишь средняя часть грузного тела; все остальное просто свисало по краям.

— Итак, — ободряюще произнес священник.

Узник закусил нижнюю губу.

— Выслушайте меня, — сказал он через несколько секунд.

— Да, Джон.

— Меня не Джоном зовут, — раздраженно бросил узник.

Священник недоуменно глядел на него.

— Но… — начал было он.

— Мое настоящее имя Филип Джонсон.

На мгновение священник оторопел, затем печально улыбнулся.

— Зачем вы сопротивляетесь, сын мой? Почему бы вам..

— Говорю вам: меня зовут Филип Джонсон. Вы будете слушать или нет?

— Но, сын мой…

— Да или нет?

Отец Шейн в тревоге отпрянул.

— Вы когда-нибудь заткнете глотку этому недомерку? — медленно и громко спросили из соседней камеры.

Послышались шаги.

— Пожалуйста, не уходите, — взмолился узник.

— Останусь, если вы пообещаете говорить тихо и не тревожить покой других несчастных душ.

Возле двери появился Мак.

— Обещаю, обещаю, — прошептал узник.

— Что там опять? — спросил Мак, испытующе глядя на священника. — Может, желаете уйти, святой отец?

— Нет, нет, — возразил отец Шейн. — У нас все будет тихо. Райли пообещал…

— Я же вам сказал, что я не…

Узник осекся.

— Вы меня о чем-то спросили? — поинтересовался отец Шейн.

— Нет, это я так. Пожалуйста, скажите надзирателю, чтобы ушел.

Священник повернул голову к Маку, кивнул, и на его румяных щеках обозначились ямочки.

Мак ушел. Узник поднял голову.

— Скажите, сын мой, — заговорил священник, — отчего так взбудоражена ваша душа? Вы ищете способа покаяться?

Узник беспокойно передернул плечами.

— Выслушайте, — сказал он. — Вы можете просто выслушать меня? Выслушать, не вставляя своих реплик?

— Конечно, сын мой, — ответил священник. — За тем я и пришел. Однако…

— Отлично.

Узник подался вперед. Его лицо напряглось.

— Выслушайте меня, — снова сказал он. — Я не Джон Райли. Мое имя Филип Джонсон.

Священник болезненно поморщился.

— Сын мой…

— Вы обещали выслушать, — напомнил ему узник. Священник опустил веки. На лице появилась печать мученичества.

— Что ж, говорите.

— Я — физик-ядерщик.

Узник умолк, потом вдруг спросил:

— Который сейчас год?

Священник открыл глаза и вяло улыбнулся.

— Но вы наверняка…

— Умоляю, скажите.

Чувствовалось, беседа слегка раздосадовала святого отца. Он пожал сутулыми плечами.

— Тысяча девятьсот пятьдесят четвертый.

— Что? — встрепенулся узник. — Вы не шутите?

Он пристально глядел на священника.

— Не шутите? — снова спросил узник.

— Сын мой, нет смысла шутить.

— Значит, тысяча девятьсот пятьдесят четвертый?

Священник раздраженно поглядел на него и кивнул.

— Да, сын мой.

— Тогда все объясняется, — сказал узник.

— Что, сын мой?

— Выслушайте и постарайтесь поверить, — попросил узник. — Я физик-ядерщик. Во всяком случае, был им в тысяча девятьсот сорок четвертом году.

— Не понимаю, — признался священник.

— Я работал в секретной атомной лаборатории, которая находилась в недрах Скалистых гор.

— В Скалистых горах? — недоверчиво спросил священник.

— Об этом никто не знает, — продолжал узник. — Сведения о ней не публиковались. Завод построили в сорок третьем для экспериментов с расщеплением атомного ядра.

— Мы знаем об Окридже[1],— сказал священник.

— Наша лаборатория была небольшой и строго засекреченной. За ее пределами лишь немногие знали, над чем там работают.

— Но…

— Слушайте дальше. Мы работали с ураном двести тридцать восемь.

Священник сделал новую попытку заговорить.

— Это изотоп урана. Природный уран на девяносто девять процентов состоит из этого изотопа. Однако способа расщепления урана никто не знал. Мы пытались найти этот способ и заставить уран расщепляться. Понимаете?

Лицо священника выражало полное замешательство.

— Впрочем, вам незачем это понимать, — поспешно добавил узник. — Важны не технические детали. Важно то, что произошел взрыв.

— Вз…

— Да, взрыв.

— Однако… — попробовал возразить священник.

— Это было в тысяча девятьсот сорок четвертом, — сказал узник. — То есть… десять лет назад. И вот я просыпаюсь и обнаруживаю, что нахожусь… Кстати, где мы находимся?

— В государственном исправительном учреждении, — привычно отбарабанил священник.

— Штата Колорадо?

Священник покачал головой.

— Нет, штата Нью-Йорк.

Узник поднес ко лбу левую руку и нервно запустил пальцы в волосы.

— Две тысячи миль, — пробормотал он. — Десять лет.

— Сын мой…

Узник взглянул на священника.

— Вы не верите?

Священник грустно улыбнулся. Узник беспомощно развел руками.

— Что мне сделать, чтобы вы поверили? Понимаю, это звучит как выдумка. Оказаться переброшенным через пространство и время.

Он нахмурил брови.

— Быть может, вместо переброски через пространство и время меня вышвырнуло из собственного разума. Возможно, я стал кем-то другим. Наверное…

— Выслушайте меня, Райли.

Узник сердито поморщился.

— Я же вам говорил. Я не Райли.

Священник опустил голову.

— Вам нужны эти ухищрения? — спросил он. — Вам так нужно пытаться избежать правосудия?

— Правосудия? — воскликнул узник, — Я не преступник. Я даже не являюсь человеком, именем которого вы упорно меня называете.

— Полагаю, нам было бы лучше вместе помолиться, — сказал священник.

Узник отчаянно оглядывался по сторонам. Потом наклонился и схватил священника за плечи.

— Не смейте…

— Не бойтесь, я не причиню вреда, — скороговоркой произнес узник. — Просто расскажите про этого Райли. Кто он такой?.. Хорошо, хорошо, — пошел на попятную узник, заметив умоляющий взгляд священника. — Кто я такой? Каково мое происхождение?

— Сын мой, зачем вам понадобилось…

— Прошу вас, расскажите. Ради бога. Меня же должны каз… Да? Это так?

Священник непроизвольно кивнул.

— И двух часов не пройдет… Почему бы вам не сделать то, о чем я прошу?

Священник вздохнул.

— Какое у меня образование? — спросил узник.

— Не знаю, — ответил отец Шейн. — Мне ничего не известно о вашем образовании, происхождении, семье и…

— Но согласитесь, что Джон Райли не может обладать познаниями в ядерной физике, — торопливо проговорил узник. — Разве такое возможно?

Священник осторожно пожал плечами.

— Полагаю, что нет, — сказал он.

— Что он… что я натворил?

Священник закрыл глаза.

— Прошу вас, — прошептал он.

— Что я натворил? — снова спросил узник.

Священник стиснул зубы.

— Вы воровали, — сказал он, — и убивали.

Узник в полном недоумении глядел на святого отца. У него сперло дыхание. Он сжал кулаки и даже не заметил, как из них закапала кровь.

— Хорошо, — упавшим голосом продолжал узник. — Если я… если он все это сделал, может ли он быть образованным физиком?

— Райли, я…

— Может или нет?

— Нет. Думаю, что не может. Но какой смысл в ваших вопросах?

— Кое-что я вам уже рассказал. Могу сообщить и другие факты из области ядерной физики. И вы согласитесь: Райли бы этого никогда не рассказал.

Священник тяжело вздохнул.

— Слушайте, — поспешно начал объяснять узник, — наши сложности проистекали от несовпадения теории и фактов. Теоретически, уран двести тридцать восемь захватывает нейтрон и превращается в новый изотоп, уран двести тридцать девять, поскольку нейтрон всего лишь увеличивает массу…

— Сын мой, это бесполезно.

— Почему? — воскликнул узник. — Почему? Я вас спрашиваю. Вы же согласились, что Райли таких вещей знать не может. Но я их знаю. Разве это не доказывает, что я не являюсь Райли? А если я вдруг стал Райли, то лишь из-за потери памяти. Причиной был взрыв, произошедший десять лет назад. Тогда стихия вырвалась из-под нашего контроля.

Вид у отца Шейна был мрачный. Он качал головой.

— Разве вы не ощущаете правоты моих слов?

— Вы могли где-нибудь прочитать об этом, — сказал священник. — А потом, в состоянии необычайного напряжения, вдруг вспомнили прочитанное. Поймите, я не обвиняю вас в…

— Я сказал правду!

— Вы должны справиться с этим унизительным малодушием, — сказал отец Шейн. — Думаете, мне непонятен ваш страх смерти? Он присущ всем. Это…

— Боже мой, неужели такое возможно? — простонал узник. — Неужели возможно?

Священник склонил голову.

— Меня не могут казнить! — вдруг сказал узник, цепляясь за темную сутану святого отца. — Говорю вам, я не Райли. Меня зовут Филип Джонсон.

Священник молчал. Не делал попыток вырваться. Узник дергал за сутану, а священник молился.

Потом узник отпустил его и шумно привалился к стене.

— Боже, — пробормотал он. — Боже, неужели никто меня здесь не слышит?

Священник поднял голову.

— Вас слышит Бог, — сказал он. — Так позвольте Ему упокоить вас на Его груди. Молитесь о прощении.

Узник тупо глядел на него.

— Вам этого не понять, — бесцветным голосом произнес он. — Меня же казнят.

У него задрожали губы.

— Вы мне не верите, — снова начал он. — Вы думаете, я лгу. И все думают, что я лгу.

Вдруг он вскинул голову.

— Мэри! — воскликнул он. — Моя жена. Как насчет моей жены?

— У вас нет жены, Райли.

— Нет жены? И вы говорите мне, что у меня нет жены?

— Сын мой, бесполезно продолжать все это.

Узник вскочил на ноги и в отчаянии схватился за виски.

— Господи, есть тут хоть кто-то, способный выслушать?

— Есть, — тихо ответил священник.

В коридоре снова послышались шаги и громкий ропот других заключенных.

У двери появился Чарли.

— Вам лучше уйти, святой отец, — сказал он. — Это бесполезно. Ему не нужна ваша помощь.

— Я не имею права бросать несчастную душу в таком состоянии.

Узник подбежал к решетчатой двери. Чарли невольно отпрянул.

— Осторожнее, парень, — предупредил он.

— Вы можете позвонить моей жене? — попросил узник. — Ну пожалуйста. Мы живем в Сент-Луисе, штат Миссури. Номер такой…

— Заткни глотку.

— Вы не понимаете. Моя жена все объяснит. Она вам скажет, кто я на самом деле.

Чарли заухмылялся.

— Честное слово, это лучший цирк из всего, что я видел, — тоном знатока произнес он.

— Так вы ей позвоните? — спросил узник.

— Отвали от двери.

Узник отошел. Чарли махнул рукой. Дверь отъехала, отец Шейн вышел в коридор. Он глядел себе под ноги.

— Я вернусь, — пообещал он.

— Ну почему вы отказываетесь позвонить моей жене? — умоляюще спросил узник.

Священник колебался. Затем он вздохнул и достал блокнотик с карандашом.

— Какой номер? — устало спросил он.

Узник подбежал к двери.

— Не тратьте впустую ваше драгоценное время, святой отец, — сказал Чарли.

Торопливым голосом узник продиктовал священнику телефонный номер.

— Вы уверены, что правильно записали? — спросил узник. — Вы ничего не перепутали?

Он повторил номер. Священник кивнул.

— Скажите ей, что я… скажите ей, что со мной все в порядке. Я здоров и вернусь домой, как только… скорее! Времени мало. Пусть она свяжется с начальником тюрьмы или с кем-нибудь из властей.

Священник опустил руку на дрожащее плечо узника.

— А если на мой звонок никто не ответит? — спросил он. — Если по этому номеру никого не окажется, вы прекратите свои речи?

— Вам ответят. Она дома. Я знаю, она дома и ответит на звонок.

— А если нет?

— Вы ее застанете.

Священник убрал руку с его плеча и медленно зашагал по коридору. Проходя мимо камер, он кивал узникам. Узник, называвший себя Филипом Джонсоном, провожал его взглядом, пока священник не скрылся из поля зрения.

Чарли смотрел на него и усмехался.

— Да, ты точно лучший из всех, — сказал надзиратель.

Узник молчал.

— Был тут у нас один парень, — вспомнил Чарли. — Утверждал, что проглотил бомбу. Грозил: если мы его усадим на электрический стул, тюрьма взлетит к чертям собачьим.

Надзиратель хихикнул.

— Мы просветили его рентгеном. Ничего он не глотал. А потом ему пришлось проглотить хорошую порцию электричества.

Узник отвернулся и пошел к койке. Сел.

— Второй был похлеще первого, — продолжал Чарли. Он нарочно повысил голос, чтобы слышали и другие узники. — Этот назвался Христом. Говорил, что его невозможно убить. Пообещал через три дня воскреснуть и пройти сквозь стену.

Надзиратель кулаком почесал себе нос.

— Больше мы о нем не слыхали. Но я на всякий случай присматриваю за стеной.

Грудь Чарли затряслась от хохота.

— А теперь и третий выискался.

Узник ответил ему взглядом, полным жгучей ненависти. Чарли пожал плечами и отошел от камеры. Сделав несколько шагов, он вернулся.

— Да, скоро мы будем тебя стричь, — крикнул он узнику. — Есть пожелания насчет фасона?

— Убирайся.

— Может, оставить бачки? — сощурился Чарли, словно предвкушая удовольствие.

Узник отвернулся к окну.

— А как насчет челки? — засмеялся Чарли. — Эй, Мак, не сделать ли нам большому мальчику челочку?

Узник согнулся и закрыл трясущимися ладонями лицо.

Дверь камеры отъезжала вбок.

Услышав звук, узник вздрогнул и поднял голову. Он оцепенело взглянул на Мака, Чарли и третьего. Третий что-то держал в руках.

— Что вам надо? — осипшим голосом спросил он.

Чарли усмехнулся.

— Парень, это просто шикарно, — сказал он. — Ты не знаешь, что нам надо?

Усмешка сделалась язвительной.

— Решили подстричь большому мальчику волосики.

— Где священник?

— Священствует где-то.

— Заткнись, — раздраженно оборвал его Мак.

— Сынок, я надеюсь, ты не доставишь нам хлопот, — сказал узнику третий.

Узник почувствовал, как у него на затылке натянулась кожа. Он уперся головой в стену.

— Постойте, — боязливо проговорил он. — Вы схватили совсем другого человека.

Чарли поперхнулся от смеха и протянул к нему руки. Узник отполз к стене.

— Нет! — закричал он. — Где священник?

— Хватит! — прикрикнул на него Чарли.

Глаза узника метались между Маком и третьим тюремщиком.

— Вы не понимаете, — истерично закричал он. — Священник звонит моей жене в Сент-Луис. Она скажет вам, кто я на самом деле. Я не Райли. Я Филип Джонсон.

— Довольно, Райли, — сказал ему Мак.

— Джонсон! Джонсон!

— Джонсон, Джонсон, надо стричься. Джонсон, Джонсон, наголо, — затянул нараспев Чарли, хватая узника за руку.

— Пусти меня!

Чарли рывком сдернул узника с койки и заломил ему руку. Лицо надзирателя раскраснелось от злости.

— Хватай за другую, — процедил он Маку.

Мак схватил узника за другую руку.

— Ну как еще мне вас убедить? — вопил узник, извиваясь между двух надзирателей. — Я не Джонсон. То есть я хотел сказать — не Райли.

— Нам все равно, кто ты, — тяжело дыша и потея, сказал Чарли. — Начинаем. Стриги его наголо.

Они толкнули узника на койку, заломив ему руки. Он продолжал кричать, пока Чарли не ударил его тыльной стороной ладони по губам.

— Заткнись!

Узник сидел, дрожа всем телом, а его волосы темными клочками разлетались по полу. Несколько клочков застряли на бровях. Из уголка рта вытекала тоненькая струйка крови. Глаза узника были полны ужаса.

Когда третий освободил голову узника от волос, он нагнулся и располосовал по швам брюки приговоренного.

— Ну и ну, — хмыкнул он. — Обожженные ноги.

Узник резко опустил голову. Его рот беззвучно зашевелился, а потом он закричал:

— Тепловые ожоги! Видите их? Это результат атомного взрыва. Теперь вы верите мне?

Чарли усмехнулся. Они убрали руки, и узник рухнул на койку, но тут же вскочил и вцепился в руку Мака.

— Вы смышленый человек, — сказал он. — Посмотрите на мои ноги. Неужели вы не видите, что это тепловые ожоги?

Мак отодрал его пальцы со своей руки.

— Успокойся, парень, — сказал он.

Тогда узник обратился к третьему.

— Вы же их видели собственными глазами, — умоляюще произнес он. — Вам знакомы тепловые ожоги? Смотрите. С-смотрите. Я говорю правду. Это тепловые ожоги. От атомного взрыва. Никакой другой вид тепла не оставляет таких шрамов. Ну посмотрите на них!

— Да, да, да, — насмешливо отозвался Чарли, выходя в коридор, — Мы поверим тебе на слово. Принесем твои шмотки. И ты поедешь к своей женушке в Сент-Луис.

— Говорю вам: это тепловые ожоги!

Все трое вышли из камеры. Дверь вернулась на место. Узник пытался их задержать, протягивая руки сквозь прутья. Чарли отпихнул его. Узник распластался на койке.

— Ради бога, — с каким-то детским неистовством зарыдал он. — Что с вами происходит? Почему вы не хотите меня выслушать?

Надзиратели уходили, говоря о чем-то своем.

Узник остался плакать в тишине камеры.

Через какое-то время вернулся священник. Услышав шаги, узник поднял голову и увидел отца Шейна, стоящего у двери. Вскочив, он бросился к священнику.

— Вы дозвонились до нее? — спросил узник, хватая священника за руку. — Дозвонились?

Священник молчал.

— Ну скажите, что вы дозвонились!

— По тому номеру мне ответили, что таких у них нет.

— Что?

— Там ничего не знают о жене Филипа Джонсона. Теперь вы прислушаетесь к моим словам?

— Значит, она переехала. Ну конечно! Она уехала из города после того, как я… после взрыва. Вам необходимо ее разыскать.

— Такой женщины не существует.

Узник смотрел на него, не веря своим ушам.

— Но я же вам сказал…

— Я говорю вам правду. Вы все это придумываете в тщетной надежде обмануть…

— Я ничего не придумываю! Ради бога, выслушайте же меня! Неужели вы… погодите.

Узник поднял правую ногу.

— Взгляните, — с жаром заговорил он. — Это тепловые ожоги. От атомного взрыва. Неужели вы не понимаете, что это значит?

— Послушайте меня, сын мой.

— Неужели вы не понимаете?

— Вы способны выслушать меня, сын мой?

— Да, но…

— Даже если то, о чем вы говорите, является правдой…

— Это и есть правда!

— Даже если это правда… вы совершили преступления, за которые должны расплатиться.

— Но преступления совершал не я!

— Вы можете это доказать?

— Я… я… — Голос узника дрогнул. — Мои ноги…

— Это не доказательство.

— Моя жена…

— Где она?

— Не знаю. Но вы можете найти ее. Она вам скажет. Она сможет меня спасти.

— Боюсь, вас уже ничто не спасет.

— Но должен же быть какой-то способ! Разве нельзя найти мою жену? Разве нельзя отложить казнь, пока вы ее ищете? И потом, у меня есть друзья. Много друзей. Я назову вам все их адреса. Я назову имена людей, работающих по правительственной программе. Они…

— И что я должен буду им сказать, Райли? — резко перебил его священник.

— Джонсон!

— Называйте себя, как вам угодно. Что я скажу всем этим людям?. Что я звоню им по поводу одного человека, десять лет назад погибшего во время взрыва? Скажу, что он не погиб, а оказался перенесенным в…

Священник умолк.

— Неужели вы не понимаете? — уже другим, умоляющим тоном продолжал отец Шейн. — Вы должны посмотреть правде в лицо. Вы лишь усугубляете свое состояние.

— Но…

— Вы хотите, чтобы я зашел в камеру и помолился за вас?

Узник смотрел на священника. Потом и лицо, и тело вдруг разом как-то осели, у него опустились плечи. Узник молча повернулся и поплелся к койке. Потом он тяжело повалился на койку, уперся спиной в стену. Его пальцы вцепились в воротник рубашки.

— Надежды нет, — сказал он. — Никакой надежды. Никто не хочет выслушать меня. Никто.

Когда за ним пришли, он лежал на койке, уставившись остекленевшим взглядом в стену. Священник сидел на табурете и молился.

Когда его выводили в коридор, узник не произнес ни слова. Только однажды он поднял голову и посмотрел вокруг так, словно весь мир состоял из странной, непостижимой жестокости.

Потом узник опустил голову и послушно зашагал между двумя надзирателями. Священник шел за ним следом, сложив руки и опустив голову. Губы отца Шейна двигались в беззвучной молитве.

Позже, когда Мак и Чарли играли в карты, вдруг погас свет. Надзиратели молча сидели и ждали. В камерах беспокойно двигались другие узники, обреченные на смерть.

Затем свет опять загорелся.

— Тебе сдавать, — сказал Чарли.

Примечания

1

Окридж — городок на востоке штата Теннесси. Благодаря удаленности и наличию дешевой электроэнергии от гидростанций был избран местом осуществления «Манхэттенского проекта» — проекта по созданию американской атомной бомбы, работы над которым велись в 1942–1945 гг. (Прим. перев.)

(обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg