«Призрачная ночь»

Клаудия Грэй Призрачная ночь

Глава первая

— Скоро рассветет, — сказал Балтазар.

Это были первые слова, произнесенные за долгие ночные часы. И хотя мне вообще не хотелось слушать Балтазара, я понимала, что он прав. Вампиры нутром ощущают приближение рассвета.

Чувствует ли его Лукас?

Мы сидели в проекционной заброшенного кинотеатра. На увешанных постерами стенах по-прежнему виднелись следы ночного сражения. Вик, единственный человек в этом помещении, дремал, положив голову на плечо Ранульфу, и его песочного цвета волосы спутались и примялись. Ранульф сидел молча, опустив залитый кровью топор на колени, словно каждую секунду ожидал нового нападения. Со своим вытянутым худощавым лицом и подстриженными под горшок волосами он, как никогда, походил на средневекового святого. Балтазар стоял в дальнем углу проекционной — держался на расстоянии из уважения к моему горю. Однако из-за его высокого роста и широких плеч казалось, что он занимает слишком много места.

Я сидела, положив голову Лукаса себе на колени. Будь я живой или вампиром, не смогла бы провести столько часов неподвижно, все бы затекло. Но поскольку я стала привидением, лишенным физического тела, то смогла побыть возле Лукаса всю долгую ночь его смерти.

Я откинула назад свои длинные рыжие волосы, стараясь не замечать, что концы прядей испачканы в крови Лукаса.

Черити убила его прямо у меня на глазах, воспользовавшись тем, что Лукас пытался защитить меня, не думая о себе. Движимая ненавистью к любому, кто что-то значил для Балтазара, брата, сделавшего ее вампиром, она совершила последнюю и самую ужасную попытку ранить меня. Укусив человека, которого уже кусал, а значит, подготовил к трансформации, другой вампир, Черити нарушила самое главное вампирское табу: Лукаса могла превратить только я. Но Черити уже давно не волновали запреты. Ее не волновал никто и ничто, кроме Балтазара и возможности ему насолить.

И где бы она ни находилась сейчас, Черити наверняка наслаждалась мыслью, что разбила мне сердце, что из-за нее Лукас оказался в ужасном положении.

«Лучше умереть», — говорил он всегда. Когда я еще была живой и куда более наивной, то мечтала, что он станет вампиром вместе со мной. Но его воспитали охотники Черного Креста, ненавидевшие нежить и яростно преследовавшие ее. Превращение в вампира всегда было самым страшным кошмаром Лукаса.

И теперь этот кошмар стал реальностью.

— Долго еще? — спросила я.

— Несколько минут. — Балтазар шагнул вперед, увидел выражение моего лица и не подошел ближе. — Вику пора уходить.

— Что происходит? — спросил Вик сонным голосом. Он сел, и на его лице замешательство сменилось ужасом — он увидел на полу тело Лукаса, бледное и окровавленное. — О!.. А я на секунду решил, что это был просто дурной сон. А это все взаправду…

Балтазар покачал головой:

— Извини, Вик, но ты должен уйти.

Я понимала, почему Балтазар так говорит. Родители, всегда желавшие, чтобы я стала вампиром, рассказывали мне про первые часы после превращения. Когда Лукас очнется, он будет хотеть свежей крови — хотеть отчаянно и стремиться ее получить. Голод вытеснит все остальные мысли. Голод может заставить его убить.

Вик ничего этого не знал.

— Да ладно, Балтазар. До сих пор я все время был с вами, ребята, и не хочу бросать Лукаса сейчас.

— Балтазар прав, — заговорил Ранульф. — Безопаснее, если ты уйдешь.

— Что значит — безопаснее?

— Вик, уходи, — сказала и я. Меньше всего мне хотелось прогонять его, но, раз уж он не понимает, что происходит, придется проявить резкость. — Если хочешь остаться в живых, уходи.

Вик побледнел.

Балтазар гораздо мягче добавил:

— Живым здесь нечего делать. Могут остаться только мертвые.

Вик провел руками по взъерошенным волосам, кивнул Ранульфу и вышел из кинопроекционной. Может быть, он поедет домой и попробует заняться чем-нибудь полезным — убраться, к примеру, или приготовить еду, которую никто, кроме него, не станет есть. В этот миг любые человеческие заботы казались мне очень далекими.

Когда Вик ушел, я все-таки сумела высказать вслух мысль, мучившую меня все эти долгие часы.

— Разве мы… — Горло перехватило, пришлось сглотнуть. — Разве мы допустим, чтобы это произошло?

— Ты хочешь сказать, что мы должны убить Лукаса? — В устах любого другого это прозвучало бы слишком жестоко, но Ранульф просто констатировал факт. — Должны не позволить ему восстать вампиром и принять это как его окончательную смерть?

— Я не хочу этого делать. Даже выразить не могу, как не хочу. — Каждое произнесенное слово разрывало мне сердце. — Но знаю, что этого хотел бы Лукас. — Разве любить кого-то не означает исполнять в первую очередь его желания, даже такие страшные, как это?

Балтазар покачал головой:

— Не делай этого.

— Ты так уверен? — Я попыталась сохранить спокойствие, но все же так сильно злилась на Балтазара, что не могла на него смотреть. Это он убедил Лукаса отправиться на сражение с Черити, хотя знал, что Лукас убит горем и не может драться в полную силу. Получалось, что Балтазар виновен в смерти Лукаса не меньше, чем Черити. — Или просто говоришь мне то, что я хочу услышать?

Балтазар нахмурился:

— Когда это я так делал? Бьянка, послушай меня. Если бы за день до того, как я стал вампиром, ты спросила меня, хочу ли я восстать из мертвых, я бы ответил «нет».

— Ты бы и сейчас ответил «нет», если бы мог вернуться в прошлое. Разве не так?! — воскликнула я.

И застала его врасплох.

— Мы говорим не только обо мне. Подумай о своих родителях. О Патрис, о Ранульфе, об остальных знакомых тебе вампирах. Неужели для них лучше гнить в могилах?

Некоторые вампиры совсем даже неплохие, верно? Во всяком случае, большинство из тех, кого я знаю. Мои родители провели несколько счастливых столетий в любви и согласии. Может быть, и у нас с Лукасом это получится. Я знала, что сама мысль о том, чтобы стать вампиром, была ему ненавистна, но каких-то два года назад он ненавидел всех вампиров слепой, бездумной ненавистью, однако очень быстро сумел преодолеть свое предубеждение. Наверняка со временем он примет и себя таким, каким он стал.

Попытаться стоило. Сердце твердило, что Лукас заслуживает еще одного шанса и мы с ним имеем право надеяться на то, что будем вместе.

Я провела пальцем по его лицу — по лбу, скулам, обвела губы. Он казался высеченным из камня — такой же неподвижный, неживой, неизменный…

— Вот-вот, — сказал Балтазар и подошел ближе. — Время.

Ранульф кивнул:

— Я тоже чувствую. Бьянка, отойди в сторону.

— Я его не отпущу!

— Ну, значит, будь готова отпрыгнуть, если придется. — Балтазар переступил с ноги на ногу, стараясь встать поустойчивее, как боец перед битвой.

«Все будет хорошо, Лукас, — подумала я, желая, чтобы он услышал меня даже через черту, разделяющую этот мир и тот. Он вот-вот должен вернуться ко мне, возможно, он уже близко. — Мы умерли, но все равно можем быть вместе. Все остальное не имеет большого значения. Мы сильнее смерти, и теперь между нами никогда ничего не встанет. Мыс тобой больше никогда не разлучимся».

Я хотела, чтобы он в это поверил. И хотела сама в это поверить.

Рука Лукаса дрогнула.

Я ахнула — рефлекс созданного мной тела, скорее, воспоминание о том, как человеческое тело реагирует на потрясение.

— Приготовься, — предупредил Балтазар, но обращался он не ко мне, а к Ранульфу.

Я положила дрожащую руку Лукасу на грудь и только тут поняла, что ожидала почувствовать сердцебиение. Но его сердце уже никогда не будет биться.

Одна нога Лукаса дернулась, голова слегка повернулась набок.

— Лукас? — прошептала я. Прежде чем он осознает все остальное, ему необходимо понять, что он не одинок. — Ты меня слышишь? Это я, Бьянка. Я жду тебя.

Он не шевельнулся.

— Я так тебя люблю! — Мне ужасно хотелось заплакать, но мое призрачное тело не умело создавать слезы. — Пожалуйста, вернись ко мне. Пожалуйста.

Мышцы напряглись, пальцы правой руки выпрямились, затем снова сжались в кулак.

— Лукас, ты…

— Нет! — Лукас метнулся с пола, отскочил от меня, упал на четвереньки и пополз. Взгляд его был диким, затуманенным, он толком ничего не видел. — Нет!

Он врезался спиной в стену и уставился на нас троих, но в глазах его не было ни узнавания, ни осмысленности. Лукас прижал ладони к стене, пальцы изогнулись, как когти, и мне показалось, что сейчас он попытается проковырять ее. Может быть, все дело в вампирском инстинкте выкапываться из могилы.

— Лукас, все хорошо. — Я вытянула вперед руки, изо всех сил стараясь остаться плотной и непрозрачной. Сейчас лучше выглядеть привычно для него. — Мы здесь, с тобой.

— Он тебя еще не узнает, — сказал Балтазар. — Он смотрит на нас, но ничего не видит.

— И хочет только крови, — добавил Ранульф.

При слове «кровь» голова Лукаса склонилась набок, как у хищника, учуявшего запах добычи, и я поняла: это единственное слово, которое он понял.

Человек, которого я любила, превратился в животное — в монстра, в пустую, страдающую, кровожадную оболочку, в то самое, чем, по мнению Лукаса, являлся каждый вампир.

Он прищурился, оскалился, и я была потрясена, увидев — впервые! — его вампирские клыки. Они так сильно изменили лицо Лукаса, что я его с трудом узнавала, и это сильнее всего резануло мне сердце. Он припал к полу, и я поняла, что Лукас готов атаковать — любого из нас, всех нас. Все, что движется. Меня.

Балтазар прыгнул первым. Он метнулся к Лукасу и с такой силой столкнулся с ним, что стена за ними затрещала, а с потолка посыпалась штукатурка. Лукас отбросил его, но тут прыгнул Ранульф с намерением зажать Лукаса в угол.

— Что вы делаете?! — закричала я. — Прекратите сейчас же, ему больно!

Балтазар помотал головой, поднимаясь с пола.

— Это единственное, что он сейчас понимает, Бьянка. Грубую силу. Превосходство.

Лукас оттолкнул Ранульфа так сильно, что тот отлетел ко мне. Я пошатнулась и ударилась о старый кинопроектор. Острый металл поцарапал мне плечо. Я ощутила боль — реальную боль, такую, какую испытывала раньше, когда обладала настоящим телом, а не этим призрачным подобием. Прикоснувшись к плечу, я почувствовала между пальцами тепловатую влагу, отдернула их и увидела кровь — серебристую, странную. До сих пор я даже не подозревала, что у меня все еще есть кровь. Жидкость мерцала, как ртуть, и казалась в этом тусклом свете радужной.

Схватка тем временем становилась все более жестокой: нога Балтазара врезалась Лукасу в живот, кулак Лукаса — Ранульфу в челюсть, но тут Балтазар увидел, что у меня течет кровь, и закричал:

— Бьянка, отойди! У тебя идет кровь!

Что это значит? Наверняка вампиры не пьют кровь призраков, поэтому Лукас не впадет из-за моей раны в большее неистовство, хотя в тот момент я очень сомневалась, что можно взбеситься еще сильнее. Пусть Лукас был младше и слабее, но им двигало отчаяние, делая свирепым. Вполне вероятно, что он способен победить Ранульфа и Балтазара, вместе взятых. Я знала, что не вынесу этого, но другой исход был еще хуже! Мой страх усилился и перешел в ярость.

Хватит!

Я кинулась к ним, не обращая внимания на окровавленные пальцы, вскинула руку вверх и закричала:

— Прекратите!

Капли серебристой крови разлетелись вокруг. Все три парня попятились. Балтазар прошептал:

— Не суйся в это, Бьянка.

Проигнорировав его, я шагнула прямо к Лукасу. Он прижался спиной к стене, дико озираясь, словно думал только о том, как отсюда сбежать, а может быть, искал живую добычу. Смерть заострила его черты, и лицо сделалось еще более красивым и одновременно бесконечно пугающим. Прежними остались только глаза.

И я сосредоточилась на его глазах.

— Лукас, это я, Бьянка.

Он ничего не сказал, просто уставился на меня и стоял совершенно неподвижно. До меня дошло — он не дышит. Большинство вампиров делают это по привычке, но, похоже, Лукаса смерть поглотила целиком. Нет уж, я этого ни за что не допущу!

— Лукас, — повторила я. — Я знаю, что ты меня слышишь. Парень, которого я любила, все еще здесь. Вернись ко мне. — И снова пожалела, что не могу испытать облегчение, которое приносят слезы. — Смерти не удалось отнять меня у тебя. И не удастся отнять тебя у меня, если ты ей не позволишь.

Лукас молчал, но напряжение немного спало, его мышцы расслабились. Он все еще выглядел разъяренным, почти безумным, но к нему вернулось некоторое подобие самоконтроля.

Что я могла сделать? Сказать что-нибудь, чтобы пробиться к нему? Что-нибудь, что он вспомнит…

Когда Лукас впервые узнал, что я родилась у двух вампиров, ему пришлось преодолеть свое отвращение к нежити, чтобы остаться верным своей любви ко мне. Если он вспомнит, что чувствовал, когда принял меня такой, какой я была, то, может быть, сумеет принять и то, чем стал сам.

Запинаясь, я повторила ему его собственные слова:

— То, что ты вампир, для меня не имеет значения. Это не меняет моих чувств к тебе.

Лукас моргнул, и в первый раз после того, как он восстал из мертвых, его взгляд полностью сфокусировался. Я увидела, что клыки исчезли, остались только неестественная бледность и красота вампира. Во всем остальном он выглядел как человек. Выглядел самим собой.

Лукас прошептал:

— Бьянка?

— Это я. О, Лукас, это я!

Лукас крепко прижал меня к себе, а я обвила руками его шею. На мое плечо капали горячие слезы: как жаль, что я больше не могу плакать! Наши ноги подогнулись одновременно, и мы вместе опустились на пол.

Я оглянулась, чтобы попросить Балтазара и Ранульфа уйти, но они уже были на полпути к двери.

Как только мы остались одни, я запустила пальцы в волосы Лукаса, погладила его по спине и поцеловала.

— Ты сумел вернуться, — сказала я. — Мы снова вместе. У нас все будет хорошо.

— Я и не думал, что увижу тебя снова. Я решил, что ты умерла.

— Я умерла. Мы оба умерли.

— Но тогда как… как это может быть?

— Я стала призраком. Только призраки вроде меня — рожденные двумя вампирами — обладают могуществом, которого нет у других. Если я захочу, могу обрести тело, во всяком случае, на какое-то время. Если бы я знала все это раньше, если бы могла рассказать тебе, ничего такого не случилось бы.

— Не говори этого. — Его голос звучал сдавленно.

Мы прижались друг к другу лбами, и это прикосновение должно было нас утешить, но мы оба были такими холодными!

— У меня такое тяжелое тело. Неправильное. Мертвое. — Руки Лукаса на моих плечах напряглись. — Да еще этот голод… я от него зверею. Он сводит меня с ума. Ты снова в моих объятиях — я навеки потерял тебя, а ты здесь, — но единственное, о чем я могу думать, единственное, чего я хочу…

Он не смог договорить, но этого и не требовалось. Я знала, что он хочет только одного: крови.

— Потом будет лучше.

Родители всегда мне это говорили, и разве большинство вампиров в «Вечной ночи» не служат тому доказательством?

Кажется, Лукас мне не поверил, но послушно произнес:

— Придется держаться.

— Да.

Какое-то время мы просто обнимались. Выцветшие лица кинозвезд на порванных афишах словно наблюдали за нами со стен — зрители с темными, бездушными глазами. Я прижалась к плечу Лукаса и попыталась вдохнуть знакомый запах его кожи, но он исчез. Либо он утратил этот запах, умерев, либо я утратила свое обоняние, либо и то и другое.

Мы столького лишились!

«Но не друг друга, — напомнила я себе. — И об этом нельзя забывать».

Прежде всего нужно увести его отсюда, он не должен находиться там, где его убили. Нужно отправиться куда-нибудь в более знакомое и приятное место. К Вику домой, решила я. Наше жилище в винном погребе, конечно, не лучшее место — именно там я умерла только вчера, но, может быть, мы сможем побыть в этом убежище до тех пор, пока не решим, что делать дальше.

— Пойдем. — Я взяла Лукаса за руку. Коралловый браслет, подаренный им на мой последний день рождения, болтался у меня на запястье. — Они ждут нас снаружи.

— Кто нас ждет? — Похоже, Лукас никак не мог сосредоточиться — все равно что разговаривал по мобильному телефону, одновременно пытаясь слушать меня. И дело вовсе не в его грубости — он просто не мог с собой справиться, что было намного хуже.

— Балтазар, а еще Вик и Ранульф. Они вернулись из Италии, когда ты отправил им письмо по электронной почте. Помнишь?

Лукас кивнул и так крепко сжал мою руку, что стало больно. Кажется, он еще не мог контролировать свою новообретенную силу — и это несмотря на то, что после моих укусов сил у него прибавилось. И все время двигал челюстью, словно учился кусать.

Если он нуждается во мне, я буду ему опорой. Конечно, я уже научилась быть мертвой, решила я; у меня был целый день практики. Мне потребовалось несколько часов, чтобы понять, каково это — быть бестелесной. Ничего удивительного, что Лукасу необходимо время, чтобы привыкнуть к тому, что он стал вампиром.

Мы вышли из проекционной и направились через заброшенный кинотеатр на улицу. Фойе представляло собой не самое приятное зрелище — повсюду на полу лежали обезглавленные вампиры, и я старалась не смотреть на их отрубленные головы. После смерти из вампиров почти не льется кровь: их сердца не бьются и не выталкивают ее наружу — но Лукас все равно с жадностью посмотрел на капли на полу.

— Я знаю, что тебя мучит голод, — сказала я, пытаясь его утешить.

— Не знаешь. Ты просто не можешь этого знать. Это ни на что не похоже.

Лицо его искривилось, обнажились клыки. Они вылезли от одного вида крови. Когда я была еще живой, мне доводилось испытывать мучительную жажду крови, но я подозревала, что Лукас прав: то, что он чувствовал сейчас, было выше моего понимания.

Мы вышли и увидели одного Балтазара. Он стоял, прислонившись к своей машине, на совершенно пустой стоянке, рядом горел фонарь, и тень Балтазара, длинная и широкая, протянулась далеко по асфальту.

— Вик не хотел уходить, — обратился ко мне Балтазар, — поэтому Ранульфу пришлось поехать с ним, по-другому он отказывался.

— Ладно, — махнула я рукой. — Только давайте уберемся отсюда. Надеюсь, мне в жизни больше не доведется увидеть это место.

Балтазар не шевельнулся: они с Лукасом в упор смотрели друг на друга. Эти двое несколько лет испытывали взаимную ненависть и, только когда я умерла, смогли действовать сообща. Однако теперь я видела, что между ними наступило полное взаимопонимание.

— Прости, — хрипло произнес Лукас. — То, что я тебе говорил — насчет выбора и того, быть или не быть вампиром… Господи! Теперь до меня дошло.

— Лучше бы никогда не доходило. Лучше бы тебе никогда этого не знать. — Балтазар на секунду закрыл глаза — может быть, вспомнил свое превращение несколько столетий назад.

— Поехали. Нужно раздобыть тебе еды.

С болью в душе я сообразила, что теперь Лукас и Балтазар понимают друг друга на уровне, который навсегда останется для меня недоступным. Почему-то это казалось мне утратой. А может быть, теперь, когда Лукас стал другим, я все воспринимаю как утрату.

Балтазар повез нас в куда более приятный район Филадельфии, где жил Вик. Мы с Лукасом сидели рядом на заднем сиденье, он крепко сжимал мою руку и смотрел куда-то вдаль через лобовое стекло. Время от времени он морщился и закрывал глаза, как человек, страдающий от мигрени, ноги его непрестанно двигались по полу, словно он пытался куда-то бежать. Он не хотел находиться в машине, в заключении, — все вокруг сейчас было дополнительной преградой между ним и необходимой ему кровью. Понимая все это, я даже не пыталась его разговорить. После того, как он напьется крови, ему станет легче. Должно стать.

Молчание становилось невыносимым, и Балтазар нарушил его, включив радио, — классический джаз вроде того, что мой папа любил слушать дома. Билли Холидей мурлыкала какие-то глупости, а я гадала, что сказали бы сейчас мои родители и могли бы они дать нам хоть какой-нибудь совет. Мы перестали общаться еще до того, как я в начале лета убежала с Лукасом, и сейчас я так по ним скучала, что испытывала боль. Что они подумали бы, узнав обо всем, что произошло со мной за последние два дня?

Я взглянула на Лукаса, бледного, с неестественным блеском в глазах, и уныло подумала: «Что ж, они всегда хотели, чтобы я сошлась с хорошим юношей-вампиром».

Машина свернула к дому, где жил Вик. Это был богатый район с роскошными домами, отделенными друг от друга обширными земельными участками. У каждого дома имелся гараж на четыре автомобиля, так что на улице машин почти не было, однако возле дома Вика стояло целых три автомобиля, но не обычные «мерседесы» или «ягуары» вроде тех, что разъезжали здесь, а обшарпанные пикапы и универсалы. И что-то в них казалось мне очень знакомым.

А потом я увидела около дюжины человек, стоявших на улице и на лужайке перед домом Вика, заметила в руках у одного из них кол и сообразила, что по меньшей мере несколько человек вооружены.

— Это что, клан Черити? — спросил Балтазар. — Она все еще гоняется за Лукасом?

Я вспомнила сообщения, которые Лукас рассылал как раз перед моей смертью. Он тогда впал в такое отчаяние, что просил о помощи всех и каждого, даже тех, кто наверняка не был на нашей стороне. И вот теперь на его сообщения ответили.

— Это не Черити, — прошептала я. — Это Черный Крест.

Глава вторая

— Черный Крест, — повторил Балтазар.

Не будь я свидетелем того, как Черный Крест поймал Балтазара и пытал его, могла бы подумать, что он очень спокойно относится к внезапно появившейся банде охотников на вампиров. Однако я ясно видела страх и ярость в его глазах. Руки Балтазара сильно стиснули руль.

— Нужно убираться отсюда.

— Но мы же не можем бросить Вика и Ранульфа! — воскликнула я.

Тут Лукас подался вперед и шепнул:

— Мама?

Я ее тоже увидела — Кейт, предводительница ячейки Черного Креста и мать Лукаса. Ее медового цвета волосы, так похожие на волосы сына, блестели в свете уличного фонаря; тени обрисовывали твердые мускулы рук и кол, заткнутый за пояс. Когда Черный Крест узнал, кто я такая, и объявил нас вне закона, Кейт куда-то отослали. Я всегда считала, что причина тому в неистовой любви Кейт к сыну, которую она зачастую скрывала под маской дисциплины и приверженности долгу. Но достаточно ли сильна эта любовь, чтобы противостоять долгу сейчас?

— Все в порядке, — сказала я Балтазару. — Она привезла сюда друзей, чтобы помочь Лукасу. Видишь?

И показала на дверь, возле которой один из охотников Черного Креста задавал Вику вопросы. Тот старался вести себя непринужденно, но у него очень плохо получалось.

— Эти «друзья» на самом деле охотники, поймавшие меня и разоблачившие тебя, Бьянка, — отрезал Балтазар. — Может, они приехали, чтобы помочь, но стоит им нас увидеть, все сразу же изменится.

— Я должен с ней поговорить, — произнес Лукас. — Если вы, ребята, хотите уехать — уезжайте.

За себя я не боялась: эти охотники мало что знают о привидениях и не смогут навредить мне. Но это не значит, что я вообще не боялась.

— Ты думаешь, Кейт сможет защитить тебя? И Балтазара?

— Она их удержит, если я ее об этом попрошу, — настаивал Лукас.

— А как же ты? — спросил Балтазар, еще сильнее вцепившись в руль. — Кто будет удерживать тебя?

Лукас сердито посмотрел на него:

— Я не нападу на собственную мать!

— Это ты сейчас так думаешь. Погоди, пока не выйдешь туда и не учуешь свежую кровь. Ты почувствуешь ее пульс, как… как магнит, который притягивает к себе. — Балтазар слишком хорошо знал, о чем говорит; первое, что он сделал, превратившись в вампира, — это убил собственную сестру. Охотники заметили нашу машину и двинулись к ней. Балтазар торопливо добавил: — Если уезжать, то прямо сейчас.

— Никуда мы не уедем. — Челюсти Лукаса напряглись, во взгляде появилась решимость. — Я справлюсь. Просто должен. Ну в самом деле, это же моя мама!

Он вышел из машины. Балтазар посмотрел в зеркало заднего вида на меня, будто ждал, что я приму его сторону, а не Лукаса и предпочту сбежать. Но если Лукас себе доверяет, я тоже ему доверяю, так что я просто вышла из машины вслед за ним. А Балтазар может делать что хочет — оставаться в машине или выйти, чтобы прикрыть нас, — мне плевать.

— Лукас?! — воскликнула Кейт.

Она побежала к нему, и ее лицо на мгновение осветилось улыбкой, но тут она заметила меня. Остальные охотники отошли от дома Вика, направляясь к нам, и Вик облегченно прислонился к дверному косяку.

— Мама.

Лукас не двигался, словно примерз к месту. Его лицо напряглось, и я заметила, что он смотрит на горло Кейт. Балтазар сказан правду — он ощущал ее пульс и чуял кровь.

Кейт подошла поближе, посмотрела на меня и прищурилась.

— А я-то думала, ты больна, — произнесла она. В каждом ее слове сквозили недоверие и презрение. — Так больна, что пошевелиться не можешь.

— Была, — ответила я. — Но… уже нет. — Не могла же я сказать, что выздоровела, правда?

— Значит, у Лукаса не осталось причин торчать рядом с тобой. — Кейт протянула сыну руку. — Ты можешь вернуться к нам, все в порядке. Те, кто против, — они нам не нужны. Ты только должен понять, что совершил ошибку.

Лукас не принял протянутую руку.

— Я не совершал ошибок. — Он говорил с трудом, тонким голосом, глаза его в тусклом свете ярко сверкали, и я ощущала захлестывавшие его волны безумия и желания убивать. Но он продолжал настаивать на своем. — Я люблю Бьянку и сделал свой выбор. Но… я рад, что ты приехала.

Тут мое внимание привлекло какое-то движение в стороне, и глаза мои широко распахнулись — я узнала двоих охотников, стоявших на дальнем конце лужайки: плотного сложения темнокожую девушку с волосами, заплетенными в толстые косички, и вторую, светлокожую, постриженную чересчур коротко. Дана и Ракель. Дана и Лукас с раннего детства были лучшими друзьями, а когда стало известно о том, кто я на самом деле, именно Дана помогла нам бежать. Ракель была моей лучшей подругой и соседкой по комнате в академии «Вечная ночь» — и жертвой ужасного призрака, преследовавшего ее с детства. Она убежала с Лукасом и со мной и присоединилась к Черному Кресту.

Именно Ракель выдала меня Черному Кресту, когда узнала, что я дитя вампиров.

Ракель и Дана любили друг друга. И что теперь: Ракель стала думать так, как Дана, и будет на нашей стороне или Дана поддержит Ракель, а не старого друга, покинувшего ее?

Я отвернулась от обеих и сосредоточилась на Лукасе. Кейт стояла всего в паре футов от него, и, хотя она буквально излучала неодобрение, я видела, что ненавидит она только меня.

— Лукас, подумай хорошенько, — попросила Кейт, неуверенно улыбнувшись. — Мы не просто твоя ячейка. Мы твоя семья. Ведь семья — это не только родная кровь, это-то общее, что есть между нами, то, во что мы верим.

При слове «кровь» Лукас вздрогнул, но Кейт ничего не заметила. Она слишком злилась на меня и слишком тревожилась о нем.

— Сначала Бьянка не говорила тебе, кто она такая, — произнесла Кейт. — Она тебе врала.

Хотя мы с Лукасом давно простили друг другу то, что у каждого из нас поначалу было столько тайн, напоминание о тех ошибках меня задело.

Кейт продолжала:

— Ты что, решил забыть о своем долге, забыть все, чему тебя учили, отказаться от всей своей жизни, чтобы бегать за девчонкой, которая тебе врала? Я считала тебя умнее.

Он отказался от своей жизни в буквальном смысле, умер в попытке отомстить за меня. При мысли о том, что он потерял, лишь бы быть рядом со мной, меня охватил стыд, но Лукас этого не заметил, он дрожал, пытаясь совладать с собой. Жажда крови сделалась такой неодолимой, что он мог в любую секунду сломаться.

— Мне нужно с тобой поговорить, — От напряжения голос Лукаса срывался. — Мама, пожалуйста, можем мы с тобой… поговорить наедине? Мне нужно многое тебе рассказать. Много такого, в чем мне необходимо разобраться.

Встревожившись, Кейт оставила попытки переубедить его.

— Лукас, ты здоров? Ты такой бледный и явно только что побывал в драке…

— Я… — Горло у него перехватило, и он не смог сказать «в порядке». — Нам нужно поговорить, вот и все. Мне нужна твоя помощь, чтобы разобраться. — Он посмотрел ей в глаза. — Мне правда нужна твоя помощь.

Лицо Кейт смягчилось, мать в ней победила бойца.

— Хорошо.

Она сделала к Лукасу еще один шаг и протянула к нему руки.

Он замялся всего на мгновение и тут же крепко обнял ее. Я увидела, как он вздрогнул, учуяв запах крови, но выстоял.

«Он справился! — с восторгом подумала я. — Лукас в состоянии контролировать жажду крови!»

И тут руки Кейт напряглись, а глаза расширились. До меня дошло: она только что поняла, что кровь на футболке Лукаса — его собственная, и увидела рану на шее. Рану, определенно нанесенную клыками вампира.

Если даже я ощутила, какой Лукас холодный, то его мать это непременно почувствует.

Кейт отпрянула так резко, что Лукас от неожиданности пошатнулся. Ее рука метнулась к колу.

— Что Бьянка с тобой сделала?

Лукас с умоляющим взглядом шагнул к ней.

— Это не Бьянка. Мама, просто выслушай меня!

— Скажите остальным, чтобы они уехали, — попросила я. Может быть, Кейт и сумеет принять своего сына таким, каким он стал, но я не могла полагаться на остальных охотников Черного Креста. — Пусть Лукас вам все объяснит.

— Тебя убили! — прорыдала Кейт. — Ты стал вампиром.

Среди охотников раздались потрясенные шепотки и приглушенные ругательства. Дана уткнулась в плечо Ракель. Я оглянулась на Балтазара. Он по-прежнему сидел за рулем, двигатель автомобиля работал на холостом ходу.

Взгляды Лукаса и его матери схлестнулись.

— Да. Только это совсем не похоже на то, что нам рассказывали, мама. Я стал другим, но это все равно я. По крайней мере, я думаю, что это так. Это… странно и пугающе, и мне нужно выяснить, есть ли способ быть той же личностью, какой я был раньше. Пожалуйста, помоги мне это сделать.

Кейт выпрямилась. Она ни на секунду не отводила от Лукаса взгляд, холодный и жесткий, как сталь.

— Ты всего лишь оболочка, оставшаяся от моего сына. Я очень любила его, но монстр вроде тебя этого никогда не поймет…

— Мама, нет, — прошептал Лукас.

Но она будто не слышала его.

— Дразни меня его голосом и лицом, пока я тебе позволяю. — Хотя голос ее дрожал, Кейт уверенным движением вытащила из-за пояса кол. — Все, что я могу сейчас сделать для Лукаса, — это достойно похоронить его. Что означает — покончить с тобой.

— Лукас! — Я схватила его за руку и потянула к машине, но он вырвался, словно не веря, что родная мать может так поступить с ним.

И тут Кейт замахнулась так стремительно, что Лукас пошатнулся, уворачиваясь от удара.

Охотники бросились к нам. Из дома Вика выскочил Ранульф, размахивая топором, и отважно кинулся в схватку, несмотря на то, что его могли проткнуть колом и обезглавить. Но все это пугало меня не так сильно, как то, что происходило с Лукасом.

Бац! Кулак Кейт врезался ему в челюсть, и с лица Лукаса исчезло всякое выражение.

Бац! Лукас парировал ее удар, сощурился и в бешенстве оскалился.

Бац! На этот раз он ее ударил. У него вылезли клыки, и я поняла, что угроза спровоцировала его. Лукаса захлестнуло безумие кровожадности. Теперь он сражался, чтобы убивать.

Я дернула застежку на коралловом браслете, том, что Лукас подарил мне на день рождения, благодаря этому браслету я обретала тело. Когда он упал на лужайку, я почувствовала, что стала легкой, нематериальной.

Один из охотников бежал ко мне, потрясая колом. Я просто превратилась в облачко, и его рука прошла сквозь меня — странное ощущение, что-то сродни желудочной колике. Охотник заорал, что в другое время позабавило бы меня.

Взмыв над схваткой, я попыталась разобраться в происходящем. Ранульф без посторонней помощи сдерживал сразу троих охотников, стоявших рядом с домом. Вик выбежал на лужайку, но не для того, чтобы сражаться, а чтобы наорать на Ракель, которой хотя бы хватало ума не ввязываться в драку. И Дане тоже — она держалась рядом с Ракель, то ли чтобы защищать ее, то ли потому, что она не могла напасть на своего лучшего друга, пусть он и стал вампиром. А в самом центре всего этого находились Лукас и его мать, схлестнувшиеся в поединке. Он отвечал на каждый ее удар и вцеплялся в нее при любой возможности, отшвыривая в сторону двоих охотников, пытавшихся прийти ей на помощь. Я знала: если он возьмет верх, то убьет Кейт. Но если Лукас напьется крови собственной матери, он ни за что себя не простит.

Поначалу я думала, что Балтазар решил отсиживаться в машине, что взбесило меня сверх всякой меры. Но тут взревел мотор, завизжали покрышки, и Балтазар выехал прямо на лужайку, вынудив охотников разбежаться. Он никого не сбил, но не потому, что не пытался.

Я хотела защитить тех, кого смогу, поэтому быстро опустилась на землю и приняла физическую форму прямо рядом с Ракель, Даной и Виком. Пусть я оставалась полупрозрачной, они могли меня видеть.

— Какого черта?! — заорала Дана, закрыв собой Ракель, как будто я хотела на нее напасть.

— Уходите отсюда, — велела я. — Дана, забирай Ракель и попытайся увести остальных. Пожалуйста!

— Скорее! — умоляюще сложил руки Вик. — Вы не представляете, какие крутые привиденческие чары она может навести! Поверьте, я-то это уже видел. Вам точно не понравится.

— Привиденческие? — прошептала Ракель и побелела. — Бьянка, ты умерла?

— Мы уходим. — Дана потащила Ракель к пикапам. Страдальческий взгляд Ракель на мгновение встретился с моим, но она тут же отвернулась и пошла за Даной.

— Гм, Бьянка… — Вик хотел похлопать меня по плечу, но его рука прошла насквозь. — Ух ты! Слушай, на самом деле какие-нибудь крутые привиденческие чары сейчас точно не помешают.

К нам бежали сразу двое охотников, но Балтазар раскинул руки, и оба упали. Ранульф еще держался, но я очень сомневалась, что его хватит надолго. И еще двое охотников, оглушенные, валялись на земле, а Лукас продолжал в слепой ярости сражаться с матерью.

У меня действительно имелись привиденческие способности, очень полезные в драке, но я применяла их только к вампирам. А что если это убьет людей? К этому я была не готова, даже если эти самые люди собирались убить меня.

— Нам не нужны магические способности! — торопливо воскликнула я. — Нам нужна полиция!

— Полиция?

— Вик, звони девять-один-один. Скажи, что к тебе в дом… ну не знаю, вторглись грабители, что-нибудь такое! Если Черный Крест услышит сирены, они уедут!

Вик припустил к дому за мобильником, а я побежала к Лукасу, не очень понимая, что делать, но отчаянно желая не дать ему убить мать или быть убитым ею.

Глянув в безумные глаза Лукаса, я поняла, что его уже не вразумить, поэтому закричала:

— Кейт, не надо! Не делайте этого!

— Я должна подарить своему сыну покой! — Она продолжала кружить вокруг него; один глаз у нее наливался чернотой. Лукас никогда бы такого с ней не сделал, если бы мог себя контролировать.

Я встала между ними — вряд ли Кейт сумеет мне навредить, раз уж я мертвая.

— Вы не можете его убить и не хотите этого.

Она смотрела сквозь меня, сосредоточившись на туманной фигуре сына позади моего полупрозрачного тела.

— Могу и хочу.

Мое отчаяние усилилось. Я смотрела на Кейт, всей душой умоляя ее остановиться и попытаться понять, что ее сын все еще с ней, увидеть его моими глазами, и вдруг мне показалось, что мое отчаяние превратилось в клинок, который может разрубить ее…

А затем меня подхватило какое-то странное течение и поволокло к Кейт. Прежде чем я успела задуматься, что происходит, я ощутила, как вливаюсь в нее, как она меня поглощает. На мгновение все потемнело, но я тут же снова смогла видеть, только теперь глазами Кейт. Я ощущала ее тело вокруг себя, как живые доспехи.

Рука Кейт уронила кол, ноги шагнули назад. Я могла думать только об одном: я завладела человеком. Я завладела Кейт. Как я это сделала? Очевидно, сила моего отчаяния подействовала как таран, открыв мне портал в самую ее суть. Неужели все призраки на такое способны? Этого я не знала, но в тот миг значение имело только одно — я могу прекратить это сражение.

Лукас бросился на меня, и я уклонилась, но очень неуклюже, потому что мне было дико и непривычно распоряжаться телом Кейт. Это походило на первый урок вождения.

Я заорала:

— Всё, уходим! — Было очень странно говорить голосом Кейт, но я продолжала отдавать приказы: — Уходим прямо сейчас!

Возникло еще более странное ощущение — дух Кейт сражался со мной, пытаясь меня вытолкнуть. Сумеет или нет? Я решила не сопротивляться.

И тотчас же я, невидимая, взмыла высоко вверх в призрачной дымке, а Кейт внизу произнесла голосом, дрожащим от страха:

— Нужно уходить.

Охотники побежали к пикапам и фургонам, слушаясь то ли ее приказа, то ли моего. Лукас прыгнул за ней, но Балтазар оттолкнул его, швырнул на землю и удерживал, не давая подняться.

Когда габаритные огни машин растаяли вдали, из дома выбежал Вик, запустивший обе руки в свои светлые волосы, словно пытаясь не дать голове разлететься на кусочки.

— Что, я вызвал копов просто так?

— Сначала порадуйся, что Черный Крест уехал, — отряхиваясь, заметил, как всегда спокойный Ранульф.

— Короче, полиция едет. Так что лучше уберите машину с лужайки. — Вик посмотрел на глубокие следы от колес на траве и застонал. — Нет слов, чтобы описать, как родители меня накажут. Придется специально изобретать такие слова.

Я присоединилась к мальчикам.

— Ранульф прав. Все могло быть гораздо хуже.

Лукас повернулся к Вику. Взгляд его оставался безжизненным и невидящим, клыки все еще торчали. Я с ужасом сообразила, что Лукасу так и не удалось напиться крови и что смертоносная ярость битвы все еще не отпустила его.

Он прыгнул на Вика. Ранульф сумел оттолкнуть Вика в сторону, но Лукас обрушился на него со всей силы, готовый порвать Ранульфа на кусочки, если это приблизит его к человеку, источнику свежей крови.

У Вика отвисла челюсть.

— Боже мой, — прошептал он, не двигаясь с места, вместо того чтобы бежать со всех ног. — Этого просто не может быть.

— Вик, беги! — заорал Балтазар, оттаскивая Лукаса от Ранульфа.

Вик сделал несколько неуверенных шажков, все-таки сообразил, что происходит, и как сумасшедший рванул в дом. Лукас резко бил Балтазара локтями, но тот, хоть и с трудом, все же удерживал его на месте.

— Затащи его в винный погреб, — велел он Ранульфу, — и держи там, пока мы не раздобудем крови. Я сейчас отгоню подальше машину и помогу тебе.

— Лукас! — взмолилась я. — Лукас, ты меня слышишь?

Меня как будто не существовало. Лукас хотел только крови, и ему было плевать, убьет он ради этого Вика или нет.

Ранульф с трудом потащил сопротивляющегося Лукаса в погреб. Все, что я могла, — это открыть им дверь. Где-то вдалеке уже выли, приближаясь, сирены.

— Отпусти меня! — бушевал Лукас, вцепляясь Ранульфу в бок. Ранульф поморщился, но хватку не ослабил. — Отпусти!

— Ты должен успокоиться, — сказала я. — Пожалуйста, Лукас, возьми себя в руки!

— Он… тебя… не слышит… — выдавил Ранульф, заталкивая Лукаса в угол. — Я помню это безумие.

— Лукас взревел — это был ужасающий животный вопль. Он весь напрягся в попытке вырваться, бежать, убить и напиться крови. Ранульф был в состоянии его удерживать благодаря своему возрасту и силе, но после сражения он тоже здорово выдохся. А я чуть не умерла окончательно при виде Лукаса, превратившегося в обезумевшую тень себя прежнего, здесь, в маленькой импровизированной квартирке, где мы так сильно любили друг друга.

Сирены выли все громче. Лукас снова взревел и с такой силой толкнул Ранульфа к стене, что винные бутылки задребезжали, а Ранульф его отпустил. Лукас рванулся к двери, я за ним, но тут в погреб вошел Балтазар.

«Слава богу, — подумала я. — Балтазар его остановит, я знаю, что он сможет!»

И в ужасе закричала, потому что Балтазар взмахнул колом и с силой вонзил его в сердце Лукасу.

Глава третья

Лукас рухнул на пол. Кол торчал прямо из его груди.

Я упала рядом с ним на колени.

— Балтазар, нет! Что ты сделал? — Но едва я взялась за кол, чтобы вытащить его, Балтазар грубо схватил меня и оттолкнул от Лукаса. Я тут же превратилась в облачко, с легкостью выскользнув из его рук. — Ты не помешаешь мне о нем позаботиться!

— Ну сама-то подумай, — сказал Балтазар. — Пока полиция здесь, он должен молчать. И нельзя допустить, чтобы он снова набросился на Вика. Я не могу придумать никакого другого способа, а ты?

— Должно быть что-нибудь, нельзя же протыкать его колом! — воскликнула я.

— Это ему никак не повредит, — отозвался Ранульф, приходя в себя после драки с Лукасом. — Кол, воткнутый в сердце, только парализует, но не убивает. Когда мы вытащим кол, Лукас снова будет прежним — за исключением шрама.

— Я знаю, но…

Видеть его, лежащего у моих ног, недвижимого, будто мертвого, как несколько часов назад, было невыносимо.

Балтазар подошел ко мне. В полумраке винного погреба он казался еще более массивным, чем на самом деле, что здорово контрастировало с его негромким голосом.

— Однажды Лукас пронзил меня колом, чтобы спасти. Я возвращаю ему долг.

— И делаешь это с удовольствием. — Я отвернулась, хотя уже поняла, что пока вытаскивать кол из Лукаса нельзя, — мы не сможем его удержать.

— Пока мы не раздобудем для него свежей крови, лучше оставить его без сознания, — произнес Балтазар. И только я собралась смягчиться, как он добавил: — Когда ты успокоишься и начнешь вести себя как взрослая, сама это поймешь.

— Вот только не заставляйте меня присутствовать при вашей романтической ссоре, — сказал Ранульф.

В общем, это была довольно простая просьба, но она напомнила о том, что в свое время произошло между Балтазаром и мной, — о том, как сильно он хотел того, чего я не могла ему дать. И хотя я не считала, что сегодня Балтазар руководствовался ревностью, все равно невольно думала, не из-за нее ли он получил некоторое удовлетворение, проткнув Лукаса колом.

Именно Балтазар решил отправиться в погоню за Черити сразу после моей смерти, это он потащил за собой Лукаса, зная, что тот убит горем и не может как следует сражаться. И Лукас ринулся в эту битву, по сути совершив самоубийство. За ошибку Балтазара Лукас будет расплачиваться вечно, и это перевешивало все, что происходило между нами раньше, плохое или хорошее.

«Вот что случается, когда связываешься не с теми мертвецами», — произнес чей-то язвительный голос.

Макси, здешнее домашнее привидение. Остальные ее, конечно, не слышали. Макси была связана с Виком все его детство, но никогда не показывалась ни перед ним, ни перед любым другим живым существом — кроме меня. Предвкушая мое превращение в призрак, она стала появляться передо мной, когда я еще училась в академии «Вечная ночь», а теперь, когда я умерла, она хотела, чтобы я покинула мир смертных и отправилась с ней в другие, более мистические миры. Но сама эта мысль приводила меня в ужас, и сейчас мне меньше всего хотелось обсуждать с ней это.

В комнате повисло неловкое молчание. Неподвижное тело на полу делало невозможным любые будничные разговоры. Балтазар рассматривал полки с винными бутылками. Я решила, что он немного отвлекся, но он вытащил одну бутылку.

— Аргентинский «Мальбек». Неплохо.

— Вы что, собрались сидеть тут и пить вино? — возмутилась я.

— Нам придется сидеть тут и что-то делать. — Балтазар огляделся в поисках штопора, не нашел и просто отбил горлышко бутылки о крохотную раковину. На пол брызнули красные капли. — Это не особенно дорогое вино. Мы его потом возместим.

— Да не в этом дело, — отозвалась я.

— А в чем дело, Бьянка? — Он тоже начал раздражаться. — Или ты психуешь, потому что я выгляжу как несовершеннолетний? Может, на вид мне всего девятнадцать, но я уже лет четыреста с лишним как достиг нужного возраста.

Он прекрасно понимал, что я имею в виду, но прежде чем я успела рявкнуть, Ранульф застонал:

— Нет, все-таки они ссорятся.

— Ладно, — сказала я. — Ладно. Мир. — Я здорово от всего этого устала.

И хотя мне казалось, что Балтазар готов продолжать, он все-таки тоже замолчал, вытащил из кармана мой браслет и буркнул:

— Поднял его на лужайке.

— Спасибо, — холодно поблагодарила я, но тут же торопливо застегнула браслет на запястье.

Со дня моей смерти прошло всего два дня, однако я уже успела выяснить, что существуют всего две вещи, обладающие способностью возвращать мне физическое тело, — те, к которым я была сильно привязана в жизни: этот коралловый браслет и гагатовая брошь в кармане у Лукаса. Обе они сделаны из материалов, бывших когда-то живыми, и это нас объединяет. Как только браслет занял свое место, я ощутила силу тяжести, и мне больше не требовалось напрягаться, чтобы удерживать форму тела.

Балтазар тяжело вздохнул, взял два бокала с полки у раковины и налил вина себе и Ранульфу. Помявшись секунду, он спросил:

— А ты можешь пить вино? Ну, вообще что-нибудь пить?

— Не знаю, — ответила я, — Кажется, мне больше не требуются ни вода, ни еда.

Мне стало противно при одной мысли, что я буду что-то жевать, и я поняла, что это еще одно отличие между мной и теми, кто жив.

«Существуют куда более интересные занятия, чем есть и пить, — сказала Макси. Ее присутствие ощущалось все сильнее, как холодное пятно рядом со мной, но Ранульф и Балтазар явно ничего не чувствовали. — Тебе не интересно, что это такое?»

Я не обращала на нее внимания, глядя только на Лукаса, такого бледного и неподвижного. На колу виднелось тоненькое кольцо крови — свидетельство того, что его сердце навеки перестало биться. Черты лица, всегда меня пленявшие, — волевой подбородок, высокие скулы — теперь казались более скульптурными; его красота сделалась столь же неотразимой, сколь и неестественной.

В этой устроенной нами в винном погребе квартирке мы прожили последние несколько недель, и это было единственное время, когда мы могли просто быть вместе и никакие правила не разделяли нас. Мы учились варить спагетти на плите, смотрели старые фильмы на DVD-плеере и спали в одной постели. Иногда наше положение казалось нам безвыходным, но теперь я понимала, что это было настоящее счастье. Возможно, мы уже никогда не будем более счастливыми.

«Мы вместе», — напомнила я себе. Нужно верить, что пока это так, мы справимся с чем угодно. Вера никогда не казалась мне более важной, но она никогда не была столь хрупкой.

Захлопали дверцы машин. Очевидно, Вик сумел спровадить полицейских. Ранульф и Балтазар отсалютовали бокалами то ли друг другу, то ли Вику. Через несколько секунд в дверь постучали, Балтазар отпер ее и впустил Вика.

— Эти парни не поверили, что кто-то забрался в мой дом, — пожаловался Вик. Он стоял на пороге, не заходя внутрь. — Соседи позвонили им еще раньше и сказали, что у нас тут дикая вечеринка, хотя я плохо понимаю, как это можно было спутать с вечеринкой. Меня заставили подышать в трубочку… О черт! — Вик увидел на полу Лукаса. — Что вы наделали?

— Кол ему не навредит, — объяснил Ранульф. — Когда мы его вытащим, Лукас очнется. Вина хочешь?

Вик помотал головой. Он стоял там в своей тенниске и джинсах, такой несчастный и неловкий, и смотрел на Лукаса.

— Он не… он не сможет…

— Не нападет он на тебя, — прервал его Балтазар. — Пока Лукас вообще не может шевельнуться. А мы вытащим кол, только когда раздобудем ему поесть.

Вик засунул руки в карманы, и хотя он наверняка понимал, что Балтазар говорит правду, все же не мог заставить себя подойти ближе.

Только тут до меня дошло, что, как бы трудно ни было мне, Вику пришлось намного труднее. Он был единственным человеком среди нас, и, хотя вырос в доме с привидением и учился в академии «Вечная ночь», его опыт общения со сверхъестественным оставался весьма ограниченным, по крайней мере до сегодняшнего вечера, когда один из лучших друзей попытался его убить.

Балтазар вытащил из кармана ручку и обрывок бумаги и начал что-то писать.

— Вик, если у тебя хватит сил не заснуть, съезди вот по этом адресу, — попросил он. — Это лавка мясника. Они работают допоздна, у этих ребят есть побочный бизнес с кровью. Расплатишься наличными, и они не станут задавать лишних вопросов.

— Сомневаюсь, что я могу сейчас заснуть, — признался Вик. — И вообще, у меня нет стопроцентной уверенности, что я смогу заснуть хоть когда-нибудь. — Он пытался шутить, но на последних словах его голос дрогнул.

Я проводила его до двери, крепко обняла и шепнула:

— Спасибо тебе. Ты столько всего сделал для нас, а мы для тебя ничего.

— Не говори ерунды. — Вик похлопал меня по спине. — Вы мои друзья, и хватит об этом.

Как мы сможем расплатиться с Виком? Речь не только о деньгах, хотя мы были должны ему денег, но еще и о преданности и мужестве. Не знаю, есть ли это у меня. Мы, все остальные, обладали могуществом, но Вик, наверное, самый сильный из нас.

Мы разжали объятия, и Вик криво улыбнулся мне:

— Все мои лучшие друзья — мертвецы. Нужно будет сесть и хорошенько подумать, как такое могло произойти.

Несмотря ни на что, я засмеялась.

— Поехали, Вик, — сказал Ранульф, хлопнув его по плечу. — Я тоже хочу купить несколько пинт. И может быть, позже мы сумеем хоть как-то привести в порядок лужайку перед твоим домом.

Вик помотал головой и направился к двери.

— Сомневаюсь. Разве только в старые добрые времена викингов ты проводил все свои дни, занимаясь ландшафтным дизайном.

Дверь за ними захлопнулась, мы с Балтазаром остались практически одни. Я не могла придумать, что сказать, но молчание казалось просто ужасным.

— Кровь… с ее помощью Лукас сможет выбраться из всего этого, правда?

— С вампирами все происходит не так, уж ты-то должна знать.

— Пожалуйста, перестань читать мне нотации.

— Только тебе можно разговаривать?

Положение делалось только хуже. Нам с Балтазаром определенно требовалось хотя бы ненадолго отдохнуть друг от друга. Я расстегнула браслет, и узы, связывавшие меня с физическим миром, опять разорвались.

— Присматривай за Лукасом, — велела я, начиная исчезать.

— Никуда он не денется. — Балтазар сел и сделал большой глоток вина.

Погреб потускнел и затянулся серовато-синим туманом. Когда туман сомкнулся вокруг меня, я сосредоточилась, вспоминая лицо Макси и то место, где мы с ней впервые разговаривали после моей смерти, — чердак в доме Вика, и он передо мной возник: старый персидский ковер, портновский манекен, валявшиеся вокруг безделушки. Появилась и Макси. Она стояла в длинной развевающейся ночной сорочке, в которой умерла в двадцатых годах. Я тоже оставалась в белой рубашке и пижамных штанах, которые были на мне в момент смерти.

— Мне жаль твоего бойфренда, — сказала Макси, и в первый раз с того времени, как мы с ней начали общаться, в ее голосе прозвучало настоящее сочувствие. — Паршиво, что ты его вот так потеряла.

— Я его не потеряла. Мы что-нибудь обязательно придумаем.

Макси выгнула бровь. Ее язвительность быстро возвращалась.

— Я тебе уже говорила. Вампиры и призраки? Паршивое сочетание. По-настоящему паршивое. Мы для них — отрава, а они нам не друзья.

— Я люблю Лукаса, и наша смерть ничего не меняет.

— Смерть меняет все. Неужели ты этого до сих пор не поняла?

— Ну, твоей привычки то и дело меня шпынять она не изменила, — отрезала я.

Макси опустила голову, темно-русые волосы закрыли ее лицо, и я подумала, что, если бы в ее жилах все еще текла кровь, она сейчас покраснела бы.

— Извини. Тебе выпали непростые два дня. Я не хотела… Просто пытаюсь объяснить тебе, как обстоят дела.

Непростые два дня. Я умерла, обнаружила, что стала привидением, видела, как Лукаса убили и как он восстал вампиром, да еще и отражала атаку Черного Креста. Да, можно считать, что мне выпали непростые два дня.

— Ты играла с Виком на этом чердаке, когда он был маленьким мальчиком. — Я посмотрела на то место, где, по словам Макси, он любил сидеть и читать ей книжки. — После своей смерти ты не рассталась с этим миром.

— Рассталась! Большую часть столетия я… Я застряла между тем и этим мирами и толком не понимала, что происходит. Иногда я попадала в сны других людей и превращала их в кошмары — просто так, чтобы доказать, что еще могу влиять на окружающий мир.

— Я слышала, что призраки делают вещи и похуже, — возможно, с той же самой целью.

Макси села на подоконник. Ее длинная белая ночная сорочка словно мерцала, когда лунный свет просачивался сквозь развевающиеся рукава.

— Ты, наверное, догадалась, что люди в этом доме подолгу не жили. Для меня это было нечто вроде игры — проверять, как быстро я их напугаю, но потом здесь поселились Вудсоны, и Вик был таким маленьким, всего годика два. И когда я ему показалась, он не испугался. Я впервые за долгие годы вспомнила, каково это, когда тебя… принимают. И когда тебе кто-то небезразличен.

— Значит, ты понимаешь, — сказала я. — И знаешь, почему я не могу покинуть этот мир.

— Вик — человек. Он живой. Он привязывает меня к жизни и дает возможность ощущать ее через него… чуть-чуть. Лукас больше не может этого для тебя делать.

— Может. И делает. Я знаю. — Но, по правде говоря, я этого не знала. Я еще почти ничего не понимала в том, что такое быть призраком.

— Тебе нужно поговорить с Кристофером, — посоветовала Макси. — Он поможет тебе понять.

— Я помнила Кристофера. Таинственный и грозный, он представал передо мной еще в «Вечной ночи»; там он напал на меня с намерением убить, чтобы обеспечить мое превращение в призрака. Но этим летом он появился передо мной и Лукасом, чтобы спасти нас от Черити.

И что он такое — добро или зло? Вписываются ли вообще поступки призраков в известные мне нравственные нормы? Единственное, что я знала точно, — это то, что Кристофер пользуется среди призраков влиянием и обладает властью. И теперь, когда я тоже стала призраком, наши пути неминуемо пересекутся.

Стоило об этом подумать, и я занервничала, но все же нашла в себе силы спросить:

— Он некто вроде… главного над призраками, да?

У нас нет «главных», но многие из нас прислушиваются к Кристоферу. Он очень мудрый и могущественный.

— И почему же он такой могущественный? Потому что настолько старый? — (Во всяком случае, у вампиров это происходит именно так.) — Или он… ну… что-то вроде меня? — Я уже успела понять, что, родившись от двух вампиров и получив возможность умереть естественной смертью, но при этом стать привидением, я обладала способностями, о которых большинство привидений даже мечтать не могли.

— Ни то ни другое, — ответила Макси. — Он не был рожден для того, чтобы стать призраком, как ты. Кристофер всему научился сам. У него потрясающая воля. Ты будешь такой же, как он, Бьянка. Пойдем со мной прямо сейчас?

Но я не могла. Может, Кристофер и обладает потрясающим могуществом, которым воспользовался, чтобы помочь мне, но ведь он напал на меня! Мир призраков оставался чужим и пугающим; я понятия не имела, как мое могущество связано с холодными, мстительными созданиями, с которыми мне довелось столкнуться в академии «Вечная ночь». Возможно, это очень глупо — бояться привидений после того, как сама стала такой же, но одна мысль о том, чтобы присоединиться к ним навеки, ужасно меня пугала. Не просто пугала — мне казалось, что отправиться в их мир значит отказаться от жизни.

— Не могу, — прошептала я.

Лицо Макси разочарованно вытянулось, но спорить она не стала.

Я оставила чердак Макси и снова растворилась в синеватом тумане — так мое сознание воспринимало абсолютное ничто. В моих мыслях был лишь Лукас, и я пожелала вернуться к нему.

Снова оказавшись в винном погребе, я поняла, что для Балтазара прошло гораздо больше времени, чем для меня: он допил свое вино и распростерся на нашей с Лукасом кровати.

Лукас лежал там, где упал. Вид его тела, так похожего на труп, опять так меня потряс, что пришлось приложить большие усилия, чтобы вновь не перенестись туда, где я могла не думать о своей утрате. Я нужна Лукасу, и пусть это очень сложно, я должна оставаться рядом с ним.

Балтазар вздрогнул — почуял, что я здесь, но ничего не сказал.

Я больше не хотела с ним ссориться — слишком устала для этого и слишком горевала, потому просто спросила:

— Неужели мы ничего не можем для него сделать?

— Нет. — Балтазар сел. Его волнистые волосы примялись, — видимо, он спал. Конечно, он измучился — эти два дня тоже не были для него лучшими в жизни, — Желание убить… оно очень сильное, Бьянка. Оно может перевесить все. Почти все знакомые тебе вампиры сумели с ним справиться, но их меньшинство.

— Ты хочешь сказать, большинство кончает как… как Черити?

Балтазар на мгновение закрыл глаза, услышав имя своей младшей сестры.

— Нет. Черити и такие, как она, — это особый случай. Личности, обладающие достаточной силой, чтобы жить дальше, но утратившие всякое понятие о том, что значит быть человеком. Они наиболее опасны. И к счастью, наиболее редки.

— А что происходит с остальными?

Балтазар потер висок. Если у вампиров бывает головная боль, значит, у него болела голова.

— Они саморазрушаются, — тихо произнес он. — Их уничтожает Черный Крест или люди, посмотревшие достаточно фильмов ужасов, чтобы уловить главную идею. Или они кончают с собой. Разжигают костер и бросаются в него. Предпочитают сгореть, чем и дальше терпеть свою жажду убийства.

Я хотела сказать, что с Лукасом ничего подобного не случится, но не могла. Нет, Черный Крест так легко его не возьмет. Но его ненависть к вампирам, к тому же отягощенная попыткой убить собственную мать и лучшего друга… Вполне вероятно, что Лукас предпочтет завершить свое земное существование. Он решит, что это единственно правильный поступок, единственный способ не навредить людям.

— Одни из нас мучатся от голода сильнее, чем другие, — продолжал Балтазар. — Иногда я невыносимо хочу крови, но это ничто по сравнению с тем, что приходится терпеть другим вампирам. Те, которые самоуничтожаются, страдают от голода ужаснее всех. Это сводит их с ума, выворачивает мозги наизнанку.

Наши взгляды встретились, словно он спрашивал меня, стоит ли продолжать. Но я знала, что должна услышать все.

Поняв это, Балтазар произнес:

— Похоже, Лукас как раз из самых голодных.

— Неужели мы ничего не можем для него сделать? — спросила я. — Хоть как-то облегчить его страдания?

Балтазар медленно встал с кровати и подошел ко мне.

— Не думаю, что их можно облегчить, но существует место, где он окажется вдалеке от большинства людей и от Черного Креста. Где Лукас научится справляться с ситуацией.

Я было обрадовалась, но вдруг сообразила, что Балтазар имеет в виду. Хотя нет, он не может об этом думать.

— И где это?

Он подтвердил мои худшие опасения, сказав:

— Мы должны отвезти Лукаса в «Вечную ночь».

Глава четвертая

— Отвезти Лукаса в академию «Вечная ночь»? — повторила я. — Ты что, рехнулся? Балтазар, ты только подумай! Лукас был охотником Черного Креста. Он шпионил в «Вечной ночи». Миссис Бетани его ненавидит — да его все там ненавидят. Они убьют его на месте!

— Не убьют. Не могут, — твердо возразил Балтазар. — Любой вампир имеет право в любое время приехать в «Вечную ночь» и попросить там убежища. И не важно, кто он такой и что сделал, миссис Бетани обязана его принять.

— Но ведь это правило миссис Бетани, так? Она может нарушить его, когда пожелает.

Губы Балтазара искривились — в такой мрачный день, как сегодня, это могло сойти за улыбку.

— Миссис Бетани не нарушает правил, и ты это знаешь. Вспомни, она приняла Черити.

Верно, а ведь миссис Бетани и Черити отчаянно ненавидели друг друга. И все-таки он меня не убедил. Прежде Лукас был охотником на вампиров, а это наверняка хуже, чем быть любым вампиром, пусть даже очень опасным.

Но я сопротивлялась и по более эгоистичным причинам. Вернуться в академию «Вечная ночь» означало вернуться к родителям. С одной стороны, мне до боли хотелось их увидеть. Но с другой я знала, что они всегда боялись и отвергали призраков. Если они отвергнут меня, как Кейт — Лукаса, я этого просто не вынесу.

Тут на бетонных ступеньках снаружи послышались шаги. Я подошла к двери и впустила Вика с Ранульфом — они принесли большой пакет, полный, судя по всему, пинтами коровьей крови. На этот раз Вик зашел в погреб, но от двери отступил не дальше чем на пару шагов. Заметив мой взгляд, Вик протянул мне пакет, выудив из него бутылку «Маунтин дью».

— Пойду поболтаюсь на заднем дворе, — сообщил он, беспокойно посматривая на лежащего на полу Лукаса, — пока вы, ребята, его немножко не охладите.

— Хорошая мысль. — Я отнесла пакет на складной столик. — И еще раз спасибо, Вик.

— Просто дайте мне денек-другой передохнуть перед следующим нападением, и это будет лучшая благодарность.

Балтазар и Ранульф вытащили из пакета по пинте крови, разлитой в небольшие пластиковые контейнеры вроде тех, в которых продают супы на вынос. Оба открыли свои контейнеры и начали пить, а Лукас все лежал на полу! Я уже собралась упрекнуть их за эгоизм, но тут до меня дошло, что они делают — набираются сил. Если Лукас очнется таким же свирепым, каким он был, когда Балтазару пришлось его проткнуть, силы им потребуются.

Я взяла две пинты и сунула их в микроволновка. Кровь всегда вкуснее, если она теплая. Когда микроволновка звякнула, я посмотрела на своих друзей. Ранульф уже допивал, перевернув контейнер, чтобы из него вылились последние капли; губы Балтазара были темно- красными. Мне всегда нравилось пить кровь, это было очень вкусно. Я поняла, что мне этого здорово не хватает, может быть, больше всего остального, что я могла делать при жизни.

Ребята приготовились. Я опустилась рядом с Лукасом на колени, поставила рядом оба контейнера и медленно взялась за торчавший из его груди кол. В ладонь вонзились занозы, и я представила себе боль, которую Лукас наверняка испытал в последние секунды перед тем, как потерял сознание.

— На счет три, — сказала я. — Раз, два…

И вытащила кол. Он противно хлюпнул. Лукас задергался, его глаза широко распахнулись. Он сделал вдох и принюхался — учуял запах крови.

— Пей, — шепнула я. — Пей.

Рука Лукаса метнулась вперед и сжала контейнер. Он начал пить большими глотками, его кадык прыгал вверх-вниз, за несколько секунд Лукас опустошил контейнер, швырнул на пол и схватил второй. Этот он осушил еще быстрее. Я заворожено смотрела на него.

Покончив со вторым, Лукас диким взглядом посмотрел вокруг, и Ранульф бросил ему еще один контейнер из пакета. Хотя его я не подогрела, Лукас выпил кровь с такой же скоростью. Когда контейнер упал на пол, Лукас не стал искать следующий, но облизал языком губы, подбирая последние капли, поднес ко рту окровавленные пальцы и обсосал их начисто.

— Лучше? — спросила я.

— Бьянка. — Он повернулся ко мне. Тело его оставалось напряженным, но на лице больше не было животного выражения. — Значит, это не галлюцинация? Ты и вправду здесь.

— Вправду здесь. Как ты себя чувствуешь?

Ничего не ответив, Лукас грубо стиснул меня в объятиях. Слишком сильно, но это походило на человеческие эмоции, и я почувствовала благодарность. Он запустил пальцы мне в волосы, которые сейчас казались более или менее настоящими. В этот момент я была почти настоящей.

— Как ты себя чувствуешь? — повторила я.

— Лучше. — Он говорил с трудом. — Раньше все, о чем я мог думать… нет, я не мог думать. Я весь был — голод.

— Теперь с тобой все хорошо.

— До тех пор, пока ты со мной. — Лукас говорил напряженно, и я поняла, что он по-прежнему обеспокоен. Жажда крови была не единственной его проблемой. Он немного отодвинулся от меня, не отпуская руку, и взглянул на Балтазара с Ранульфом: — Вы мне тоже не привиделись.

— Добро пожаловать в смерть, — весело произнес Ранульф. — Она не так плоха, когда ты, что называется, въедешь в тему.

— Спасибо, приятель. — Балтазару Лукас просто кивнул — очевидно, помнил, о чем они говорили. И внезапно застыл, а вид у него был такой, словно его сейчас вырвет. — Мама, Вик. Я на них… я хотел…

— Все в порядке. Ты никого не тронул. — Я сжала его руку.

— Но мог. И хотел! — Что-то в его взгляде заставило меня подумать: а не собирался ли он сказать «хочу»? — Мама больше никогда со мной не заговорит!

Балтазар скрестил руки на груди:

— Ты что, в самом деле хочешь снова с ней поговорить после того, как она на тебя набросилась?

— Одно другому не мешает, — заметила я.

Несмотря на то что я очень плохо рассталась со своими родителями, мне каждый день хотелось их увидеть. Я посмотрела в глаза Лукасу и поняла, что он чувствует то же самое. Он понимал отвращение Кейт и ее недоверие к его новой природе: он их разделял.

Вперед шагнул Ранульф, как всегда, готовый помочь.

— Вик на тебя не обиделся. Он на улице, пьет «Маунтин дью» и будет рад снова с тобой увидеться.

Лукас помотал головой:

— Этого быть не может после того, как я хотел вцепиться ему в горло.

— Думаю, он несколько… пресыщен событиями дня, но от тебя не отвернется, — заметил Ранульф.

— Никто из нас не отвернется, — Мне очень хотелось обнять Лукаса, но он вел себя довольно отчужденно, сосредоточившись на своих ощущениях. Я взглянула на Балтазара. Тот легонько покачал головой, предупреждая, чтобы я не слишком давила. Лукас взял себя в руки, но надолго его не хватит, и мы все это понимали.

— Ребята, не оставите нас на несколько минут? — спросил Лукас, проведя рукой по своим темно-золотистым волосам. — Я рад. вас видеть и все такое, но нам с Бьянкой нужно поговорить.

— Конечно. — Балтазар подтолкнул Ранульфа локтем. — Пойдем, поможем Вику привести дом в порядок.

За ними закрылась дверь. Мы с Лукасом посмотрели друг на друга, и печаль происходящего навалилась на меня с такой силой, что стало больно. Я вспоминала день несколько лет назад, когда впервые узнала, что он из Черного Креста. Он убежал из «Вечной ночи», мы смотрели друг на друга через цветное стекло и не могли поверить, что когда-нибудь найдем способ снова быть вместе. Я так отчетливо представляла себе все это, каждый оттенок того стекла, словно оно все еще разделяло нас.

— Каково это было для тебя? — спросила я. — Стать мертвым?

— Я ничего об этом не помню. — Лукас в изнеможении прислонился головой к ножке нашего складного столика. Мы сидели на полу, не в силах шевельнуться. — А сейчас, когда Балтазар проткнул меня колом… так дико об этом говорить… ну, не важно. Мне снился сон. Кажется, мне снилась Черити, и она за нами гналась. — Он горько рассмеялся и посмотрел в потолок. — Вот уж кто-кто, а она мне в моих кошмарах совсем ни к чему.

Я вздрогнула. Черити казалась такой невинной со своим детским испачканным личиком беспризорного ребенка, да только она была чем угодно, но не невинной девочкой. Если бы мне все еще снились сны, я тоже вечно видела бы ее в кошмарах. Впрочем, пока я насчет снов ничего не знала.

— А для тебя? — спросил Лукас, снова посмотрев на меня. — Ты сразу стала привидением или прошло какое-то время? Хотелось бы думать, что тебе удалось хоть краем глаза взглянуть на небеса.

— Не удалось. — Я обхватила руками колени и положила на них подбородок. — Думаю, я превратилась в привидение практически сразу, но потребовалось довольно много времени, чтобы до меня это дошло. Сначала я просто появлялась и исчезала.

— Как по-твоему, у вампиров есть загробная жизнь? Они… мы отправляемся сразу в ад, если он существует?

— Не говори так!

— Святая вода меня обжигает. И я больше никогда не смогу ступить на освященную землю, — напомнил Лукас. — Господь очень ясно дал нам понять, что он об этом думает, тебе не кажется?

Я взяла его лицо в свои ладони.

— Я знаю, что тебе это ненавистно, но у нас есть возможность жить дальше и наслаждаться грядущими годами. Только подумай — мы теперь бессмертны. Один раз мы друг друга потеряли, но больше этого не случится.

Лукас отодвинулся, и связь между нами оборвалась. Он медленно поднялся на ноги и прошелся по нашей квартирке в винном погребе, рассматривая ее так, будто видит впервые в жизни, — плиту, надувной матрас на каркасе кровати, картонные коробки с нашими вещами. В последние несколько недель я считала, что это самое идеальное и романтическое место на земле. Теперь оно выглядело маленьким и жалким, и вся его красота была нашей последней общей иллюзией.

— Бьянка, не знаю, смогу ли я это выдержать, — произнес Лукас.

— Сможешь.

— Ты так говоришь потому, что хочешь в это поверить, а не потому, что веришь.

— А ты сдаешься без единой попытки.

Лукас обернулся ко мне, его взгляд был полон страдания.

— Я постараюсь. Господи, Бьянка, неужели ты думаешь, что ради тебя я не попытаюсь? Пусть я все это ненавижу — голод, пожирающий меня изнутри, холод, отвратительное ощущение мертвенности; если это значит быть с тобой, я постараюсь.

— У тебя все получится. И ты научишься справляться с голодом, обещаю.

— И как это, по-твоему, произойдет? — Лукас показал на пустые контейнеры из-под крови на полу. — Тут сколько, три пинты крови? Единственное, на что я сейчас способен, — это удержаться, чтобы не схватить пакет и не выпить немедленно все остальное. И стоит мне подумать про Вика на улице… Я думаю не про Вика, а про то, что он живой и у него полно крови, которую я могу выпить. Еще несколько минут…

— У нас есть еще кровь. Пей столько, сколько тебе нужно. Мы можем ее купить. — Но это было лишь временным решением, и мы оба это понимали.

Лукас нуждался в надежде, а надежду эту могло дать только предложение Балтазара, лучше ничего не придумать. Я должна забыть о своих возражениях и страхах насчет родителей.

— Занятия начинаются через две недели, — сказала я. — В «Вечной ночи». Ты возвращаешься туда.

Лукас вытаращился на меня, а потом стукнулся головой о винные полки с такой силой, что бутылки задребезжали.

— Отлично. У меня начались слуховые галлюцинации. Я на полпути к сумасшествию.

— Никаких слуховых галлюцинаций. Ты снова запишешься в «Вечную ночь», на этот раз как ученик — вампир, и там о тебе позаботятся.

— Позаботятся обо мне? Бьянка, в последний раз я явился туда с парнями, которые подожгли школу!

Я вспомнила сказанное Балтазаром и решила, что буду придерживаться его доводов.

— Теперь ты вампир, и, если попросишь убежища, миссис Бетани будет обязана тебе его предоставить. Вряд ли к тебе отнесутся дружелюбно, но ты получишь место, где можно спать, и много крови, и совет, как справиться с голодом. На несколько недель или на несколько месяцев, в зависимости от того, сколько времени тебе потребуется.

— Или несколько лет, — хмыкнул Лукас, — Балтазар возвращается туда из года в год.

— Балтазар приезжал в академию «Вечная ночь» по разным причинам, в основном ради того, в чем состояла ее истинная миссия: школа помогала молодо выглядящим вампирам сходить за людей и приспосабливаться к современному миру. Впрочем, я не собиралась напоминать об этом Лукасу. Меньше всего ему сейчас нужно было услышать, как здорово справляются с ситуацией.

— Кроме того, — добавил Лукас, — не имеет значения, как сильно меня там ненавидят. Мы не поедем в «Вечную ночь», потому что это опасно для тебя.

— Для меня?

Об этом я до сих пор даже и не думала, а ведь Лукас прав. Еще в прошлом году мы узнали, что миссис Бетани теперь не просто директриса «Вечной ночи»; она использует школу, чтобы находить — и ловить — привидения вроде меня. Зачем она это делает, оставалось для нас тайной, при этом мы ничуть не сомневались, что она ненавидит призраков. И что бы она ни задумала, нам это не сулит ничего хорошего.

Увидев по выражению моего лица, что до меня дошло, Лукас кивнул и еще сильнее помрачнел.

— Я уже и так допустил, чтобы ты умерла, — сказал он. — И ни под каким видом не вернусь туда, где положение станет еще хуже.

— Но что еще мы можем сделать?

И я заставила себя стать храброй.

— Мы придумаем, как быть.

— Даже и не проси меня отправиться туда без тебя. Этого я не вынесу, — произнес Лукас так, будто это было очевидно: если мы расстанемся, он может потерять самоконтроль.

— Ты поедешь в академию «Вечная ночь», и я вместе с тобой.

— Бьянка, нет. Это слишком опасно.

— Лукас, да. — Он всегда пытался оградить меня от всего, но настало время посмотреть правде в глаза. — Это что, опаснее, чем когда я, вампир, была членом ячейки Черного Креста? Но тогда я справилась, справлюсь и сейчас. Кроме того, в «Вечной ночи» обитают призраки, которых миссис Бетани не уничтожила. Макси — одна из них. По крайней мере я знаю, что нужно быть осторожной.

Похоже, Лукаса я не убедила.

— Нужно придумать что-нибудь другое. К примеру, запереть меня где-нибудь до тех пор, пока…

— Пока ты не перестанешь хотеть крови? — Я заговорила очень негромко, чтобы смягчить свои следующие слова: — Этого не произойдет никогда. И я не собираюсь превращать тебя в узника в каком-нибудь подвале. Говорю же, мы справимся.

— Мне это не нравится.

— Мне тоже, но со мной все будет хорошо. Ты получишь крышу над головой, кровь, и рядом будут другие вампиры, которые научат тебя справляться со всем этим. Ранульф и Балтазар поедут вместе с тобой, — пообещала я. — И Вик тоже возвращается, помнишь?

Его темно-зеленые глаза расширились, и я поняла, что Виком его сейчас не утешишь. Вик больше не друг, он добыча. Так что я поспешно добавила:

— Ты сумеешь находиться рядом с Виком, если остальные будут тебе помогать. Со временем станет легко.

Лукас уставился в пол, а я тут же обругала себя за то, что веду себя так небрежно и беспечно. Может быть, он и научится с этим жить, но легко ему никогда не будет. И ни к чему притворяться, — нам это не поможет.

Я вспомнила, что рассказывал Балтазар про вампиров, предпочитающих сгореть заживо, чем мучиться дальше, а Лукасу лучше других известно, как можно уничтожить тело вампира.

— Ладно. Легко не будет, — согласилась я. — Но никогда и не было, и это не заставило нас расстаться.

Лукас протянул ко мне руки, и я кинулась к нему в объятия. Пусть теперь они холодны, но это все равно Лукас, все равно мы.

Он прошептал мне в волосы:

— И мы будем видеться только во сне?

— Пока у тебя моя брошь, я всегда могу оказаться рядом.

Лукас нахмурился и вытащил брошь из заднего кармана. Гагатовый цветок, искусно вырезанный. Лукас подарил его мне на нашем первом свидании и взял с собой, когда отправился в сражение, в котором погиб. Именно с его помощью я смогла оказаться рядом с Лукасом.

— Почему брошь?

— Вещи, к которым призраки были сильно привязаны при жизни, вещи со смыслом вроде этой броши, или моего браслета, или горгульи за окном моей прежней комнаты… Мы можем использовать их, чтобы путешествовать. Они как станции метро — я могу перемещаться к ним. Ну, то есть просто появиться там, где они есть. Коралловый браслет и гагатовая брошь оказались особенно мощными, потому что сделаны из материалов, которые когда-то были живыми существами. — Я сомкнула его пальцы на моей броши. — Поэтому до тех пор, пока она с тобой, я всегда сумею тебя найти. Видишь, у тебя есть способ удостовериться, что со мной все в порядке.

— «Вечная ночь», — произнес Лукас. — Ладно.

Я видела, что не столько убедила его, сколько вынудила согласиться. Он боялся за меня сильнее, чем за себя, но нам в самом деле некуда было больше деваться.

Мы снова обнялись, на этот раз крепче. Как сильно мне хотелось верить, что Лукас обрел надежду! Но даже пока мы обнимались, он смотрел поверх моего плеча на контейнеры с кровью.

Глава пятая

— Отдохни, — предложила я, когда мы вошли в номер отеля в центре Филадельфии, за который заплатил Балтазар.

Номер был до нелепого роскошен, с белыми стегаными одеялами на кроватях, стоявших на возвышении, — слишком чистыми для двух живых мертвецов, испачканных засохшей кровью.

— Ты можешь спать? — спросил Лукас.

По пути сюда он опять подкрепился, выпив несколько пинт, и теперь взгляд его был сонным, как при переедании. В точности так же выглядели мои родители в День благодарения. Нам пришлось дать ему столько крови, сколько в него уместилось, — это был единственный способ провести его через холл отеля так, чтобы он ни на кого не набросился.

— Не думаю, что привидениям требуется сон. Иногда мне нужно… Думаю, это можно назвать «растаять», но это совсем не одно и то же.

— А куда ты уходишь? Когда таешь?

Я пожала плечами. Мне еще столько нужно узнать про свою новую сущность призрака!

— Куда-то, откуда потом могу вернуться, и это самое главное.

Лукас устало кивнул. Сквозь тонкие гостиничные стенки я слышала, как Балтазар в соседнем номере резко швыряет на пол свои вещи. Мы решили, что последние несколько дней перед началом семестра проведем в отеле, потому что родители Вика должны были вернуться из Италии. У него и так будут неприятности из-за перепаханной лужайки, не хватало еще, чтобы его мама с папой обнаружили у себя в винном погребе гнездо вампиров.

Кроме того, мы хотели дать Вику возможность прийти в себя. После того как Лукас на него напал, они но взаимному молчаливому соглашению ни разу не сталкивались лицом к лицу. Было очевидно, что Вик изо всех сил старается примириться с происшедшим, но не менее очевидно и то, что на это потребуется время.

— А почему вампиры нуждаются в сне? Бессмыслица какая-то. — Лукас скинул башмаки и снял джинсы, оставшись в трусах-боксерах и футболке. Его тело приобрело скульптурную красоту вампира. Каждая мышца на груди четко вырисовывалась, и хотя я лишилась смертного тела, все равно ощутила желание.

— Я выключила бра у окна и задернула тяжелые шторы, чтобы утреннее солнце не проникло в номер. Лукас недавно поел, так что солнечный свет не причинит ему вреда, но, возможно, ему не понравится, что он бьет в глаза.

— Мама всегда говорила, что это всего лишь сила привычки, то есть тело продолжает делать то, что делало всегда. Заметил, что ты снова начал дышать? И не перестанешь, даже во сне.

— Хотя воздух мне больше никогда не понадобится. — Лукас попытался пошутить, но шутка получилась неудачная. Похоже, он только что сообразил, что никогда больше не сможет испытать облегчение от хорошего глубокого вдоха.

Он упал на кровать, с удовольствием погрузившись в пуховые подушки. Возможно, он уснул бы за несколько секунд, но у меня были совсем другие планы.

Может быть, неутолимый голод Лукаса можно направить в другое русло? Туда, где ненасытность перестанет быть проблемой, а, наоборот, будет только приветствоваться.

Я осторожно попыталась снять с себя пижамные хлопчатобумажные штаны с нарисованными облачками. Они были не столько одеждой, сколько воспоминанием об одежде, поэтому я сомневалась, что они снимутся.

Они снялись. Пижама упала на пол и словно исчезла. Я понадеялась, что она вернется, но позже. В идеале она мне некоторое время не понадобится.

Лукас вскинул бровь.

Я скользнула в постель рядом с ним, и он слегка улыбнулся, впервые после своего воскрешения проявляя хоть какие-то признаки удовольствия.

— Разве это все еще получится? — пробормотал он. — Ты и я?

— Давай выясним.

Он притянул меня к себе, мы оба были холодными, но для таких нас, какими мы стали, это было естественно. Наши губы встретились, и на простынях появились изящные полоски инея. Сначала Лукас вел себя так неуверенно, сомневаясь и в своих реакциях, и в моих, что я почувствовала к нему невыносимую нежность. Мне хотелось только одного — укутать его собой, как одеялом, и защитить от всего, что нам пришлось пережить.

Он запустил пальцы мне в волосы и приоткрыл губы. На мне оставался только коралловый браслет, он делал меня материальной — и мы могли касаться друг друга.

«Мы справились, — подумала я. Все сложности словно испарились куда-то, и мы оказались там, где все началось. — Смерть не смогла нас этого лишить».

Наши поцелуи делались все более страстными. Руки Лукаса по-прежнему оставались его руками, сильными и знакомыми. Он прикасался ко мне так же, как и раньше, но теперь я испытывала наслаждение по-другому — мягче, но вместе с тем всепоглощающе. Впрочем, от этого оно не сделалось слабее. И чем увереннее я становилась, тем жарче разгоралась наша страсть, словно мой восторг переливался в Лукаса и захлестывал нас обоих.

Он повернул меня на спину, и его лицо изменилось. Я увидела клыки, поняла и улыбнулась. Я и сама испытывала желание укусить, хотя и не такое сильное, потому что кровь мне больше не требовалась, но секс у меня по-прежнему ассоциировался с клыками.

— Все нормально, — между поцелуями прошептала я ему в шею. — Это правильный голод, и ты получишь то, чего хочешь.

— Да, — хрипло произнес он. Его зеленые глаза впивались в меня в отчаянной мольбе.

— Хочешь пить? — Я изогнулась под ним, запрокинула голову и подставила ему шею. Лукас резко втянул в себя воздух. — Пей из меня.

Он зарычал и вонзил клыки в мою плоть. Я снова ощутила настоящую телесную боль, и это само по себе было наслаждением. Я крепко обхватила руками спину Лукаса, уступая его голоду…

…и тут он отпрянул от меня, закричав от боли.

— Лукас? — Я села, прижимая к себе простыню. — Лукас, что случилось?

— Жжет!

Он с трудом выбрался из кровати, держась за горло, задыхаясь, и сплюнул. Серебристая призрачная кровь померцала на полу и исчезла. Я учуяла запах дыма, схватила прикроватную лампочку и увидела два прожженных пятнышка на ковре. Простыни тоже были прожжены: там, куда падали капли моей крови, виднелись пятна кофейного цвета. Я положила руку на рану на горле, но она уже затягивалась, кожа под пальцами срасталась.

Несколько секунд мы с Лукасом молча смотрели друг на друга. Затем я произнесла то единственное, что пришло мне в голову:

— Теперь мы знаем, почему вампиры никогда не пьют кровь призраков.

— Да.

Сказав это, Лукас поморщился, голос его звучал хрипло, и я поняла, что его губы, язык и горло обожжены. Как вампир, он исцелялся быстро, но не мгновенно. Сейчас у него болели все те места, к которым я прикасалась.

Вероятно, он заметил жалость в моем взгляде, потому что резко отвернулся.

— Давай спать. — И рывком отдернул одеяло на второй кровати.

— Лукас, но ведь совсем не обязательно каждый раз пить кровь, ты же помнишь.

— Знаю. — Он тяжело опустился на вторую кровать, будто ноги его больше не держали. — Мы… мы потом разберемся.

Мне хотелось поспорить, но я понимала, что сейчас не время, поэтому просто выключила свет и забралась под одеяло. В большой кровати мне было холодно и одиноко. Через пару секунд я сообразила, что нет никакого смысла иметь тело, сняла браслет и растворилась в голубоватой туманной пустоте.

Да уж, а я-то обрадовалась, что смерть не смогла у нас ничего отнять.

— Последняя возможность передумать, — сказала я спустя несколько дней.

Лукас собирал свои немногочисленные пожитки ранним утром первого школьного дня, и я на мгновение пожалела, что так глупо пошутила, — если он действительно передумает, это будет катастрофа, потому что план Б у нас отсутствовал.

Но Лукас попытался поддержать мою шутку.

— Всегда мечтал когда-нибудь получить аттестат. Надеюсь, загробная жизнь считается за «когда-нибудь»? — Он даже попробовал улыбнуться, но ему это не особенно удалось. — Тебе не странно, что ты не едешь?

Только сейчас я сообразила, что умерла, даже не закончив школу.

— Да, вроде того.

Последние дни дались нам нелегко. Нам приходилось перекармливать Лукаса кровью, а сам он почти не покидал номер. Я запомнила график работы горничных отеля, чтобы Лукас с ними не сталкивался. Он по-прежнему считал, что «Вечная ночь» — слишком большой риск для меня, и в глубине души я с ним соглашалась, но что нам еще оставалось?

Из-под жалюзи начал пробиваться свет зари, и Лукас стал надевать форменный свитер — Балтазар заказал все необходимое для них обоих через Интернет. Лукас немного вытянулся и накачал мускулатуру с тех пор, как учился в «Вечной ночи», поэтому свитер оказался ему слегка тесноват, но это его только красило.

— Выглядишь просто классно, — заметила я. — Примерно как в тот день, когда мы с тобой встретились.

— Когда я пытался спасти тебя от вампиров? — Лукас замолчал, подошел ко мне вплотную и погладил по щеке. — Ты ведь знаешь, что я делаю это только ради того, чтобы иметь возможность вернуться к тебе? Быть для тебя достаточно приличным, уметь себя вести. Ты ведь понимаешь, да?

— Конечно.

— Но ты будешь осторожна, хорошо? И не станешь полагаться на случай в «Вечной ночи».

— Я буду очень осторожна. — Я взяла его руку и поцеловала ладонь, затем уронила в нее свой коралловый с серебром браслет, сделавшись полупрозрачной. — Возьми его с собой, а в школе я заберу.

— Ты не хочешь оставить его у себя? Просто на всякий случай? Тебе нельзя его терять, а твоя брошь уже у меня в сумке.

— Я же не могу его взять, — заметила я. — Для перемещения мне нужно стать бестелесной, и я не могу брать ничего физического. Кроме того, он нигде не будет в большей безопасности, чем у тебя. — И я сомкнула его пальцы на браслете.

Лукас наклонился, словно хотел меня поцеловать. Я уже утратила тело, от меня остался лишь голубоватый туман, размытыми очертаниями напоминавший форму моего тела, и наши губы не могли соприкоснуться. Я почувствовала лишь прохладное щекотание, которое заставило меня вздрогнуть.

Я улыбнулась, но тут в дверь постучали: Балтазар. Пора ехать.

Они тронулись в долгий путь из Филадельфии, а я приготовилась к собственному путешествию. Макси говорила, что призраки остаются привязанными к определенным местам и вещам, имевшим для них какое-то особое значение при жизни. Мы можем к ним перемещаться, и не важно, насколько они далеко. Я пока не знала точно каждое из этих мест, но предположения имела: старый клен в Эрроувуде, под которым я играла в детстве, кинотеатр, куда мы с Лукасом ходили на нашем первом свидании, и, возможно, винный погреб, где мы прожили наши последние недели. Впрочем, пока это были лишь догадки.

Единственное место, куда я точно могла попасть (первое, куда я переместилась, хотя и совершенно случайно), это академия «Вечная ночь», с ее горгульей, торчавшей под окном моей спальни.

Я уплыла в туманную тьму, и меня охватило восхитительное ощущение, похожее на сон, очень соблазнительное. Но сознание оставалось сосредоточенным на горгулье. Я провела столько времени, глядя на ее клыкастую ухмылку, что сейчас мысленно нарисовала просто идеальную картинку: каменные когти, горбатая спина, заостренные крылья. Потом я представила себе, как упираюсь ладонями в камень, холодный и твердый…

И ощутила его.

Мир вокруг прояснился. Я сидела верхом на горгулье, и это было бы ужасно неудобно, будь я живой, но совершенно нормально сейчас, когда я могла воспарить, если захочу. На окне уже появились причудливые завитушки инея, возвещая о присутствии призрака.

Увидят ли их мои родители? В первый раз, когда я попала сюда случайно, они увидели, но не поняли, что это я, а перепугались, решив, что иней появился из-за других привидений, нападающих на «Вечную ночь».

Не нападающих, поправила я себя, а привлеченных сюда учащимися, поступившими в академию исключительно по желанию миссис Бетани. Нужно все время оставаться настороже.

Из квартиры не доносилось ни звука. Вероятно, родители у входа, помогают миссис Бетани встречать учеников. Посмотрев вниз, я увидела, что ученики уже прибывают. Пока это были в основном люди, слишком шумные и слишком счастливые, но время от времени сквозь толпу проходили молчаливые, одетые в темное фигуры, выглядящие так, словно они имеют больше прав здесь находиться, чем кто-либо другой. Это были вампиры.

Я быстро спустилась вдоль стены здания, невидимая для всех, но оставляя за собой следы инея. Сначала мне просто хотелось все как следует разглядеть, но потом до меня дошло — школа какая-то странная.

Ну да, можно подумать, это сюрприз! Академия «Вечная ночь» вся словно создана из странностей. Однако это ощущение было другим, ничего подобного я здесь раньше не испытывала — будто в отдельных местах школа меня отталкивает, пытается не впустить. Может быть, это ощущают только призраки? В таких местах мне казалось, что кто-то наблюдает за мной прямо сквозь камни. Мне стало любопытно, и я метнулась вдоль стены, оставляя за собой иней на окнах. Кое-где я могла проникнуть в школу, а кое-где не могла. А одно место — на самом верху южной башни, прямо над квартирой родителей, — оказалось полностью от меня закрыто, да так, что меня пробрала дрожь.

«Ну и нечего туда ходить, — сказала я себе. — У тебя и раньше не было никаких причин туда подниматься. До тех пор, пока ты можешь проникнуть в здание и оказаться рядом с Лукасом, все остальное не имеет никакого значения».

Но эта странная энергия меня тревожила. Я снова ринулась вниз, подальше от всего этого. Лучше буду наблюдать за тем, как прибывают ученики, — в любом случае мне следует заняться именно этим.

Сосредоточившись на толпе внизу, я вдруг увидела знакомое лицо и ощутила прилив радости. Патрис!

Патрис Деверо, моя соседка по комнате в первый год учебы в «Вечной ночи», вышла из длинного серого «лексуса». Идеально подогнанная по фигуре школьная форма придавала ей вид утонченный и элегантный даже в юбке в складку и в свитере, а распущенные, от природы кудрявые волосы образовали вокруг головы густой темный ореол, что ей чрезвычайно шло. Прошлый год Патрис пропустила, отправившись развлекаться в Скандинавию со своим новым кавалером, но, видимо, кто-то из них принял решение расстаться, — скорее всего, Патрис, привыкшая считать мужчин чем-то вроде модных аксессуаров.

Несмотря на свою одержимость роскошью и тем, как она выглядит, Патрис обладала твердостью характера и этим мне очень нравилась. К моему удивлению, она пыталась связаться со мной тем летом, когда я сбежала, чем доказала, что она вовсе не такая беспечная и невнимательная, какой иногда казалась. Она напомнила мне, что далеко не все вампиры в академии «Вечная ночь» злобные и опасные, и я почувствовала себя счастливой. Кроме того, я в первый раз увидела Патрис после того, как умерла. Я с радостью сказала бы ей «привет», но это, конечно, невозможно.

Перед тем как войти внутрь, Патрис остановилась на пороге и посмотрела вверх, прямо туда, где парила я. Неужели она меня видит? Я тут же сообразила, что этого не может быть, но совпадение потрясло меня. Патрис постояла еще секунду, поправила солнцезащитные очки и вошла в школу.

Я обнаружила еще несколько знакомых, как вампиров, так и людей, в основном тех, кого я толком не знала, но с кем посещала одни и те же уроки и время от времени разговаривала. Появились и учителя — мистер Йи и профессор Айвербон подошли к новоприбывшим, приветствуя их родителей. Я с тревогой и надеждой искала маму и папу, но они так и не вышли. Среди учеников-людей я старых друзей не заметила, но некоторых узнала — вроде Клементины Николе, чьим билетом в «Вечную ночь» оказалась семейная машина с привидением, и Скай Тирней, с которой Ракель в прошлом году выполняла практические задания в лаборатории. Ракель сказала про Скай, что та «в общем ничего». В устах Ракель, в принципе ненавидящей людей, до тех пор пока они не докажут, что заслуживают другого отношения, это была высшая похвала.

А я никогда даже не попыталась заговорить с ней, да и с другими тоже. И почему я ни разу не спросила Клементину, каково это — ездить на машине с привидением? Мне следовало чаще беседовать с людьми. Я никогда не была общительной, но смерть почему-то заставила меня почувствовать себя особенно одинокой.

Наконец подъехала машина Вудсонов, из нее выбрались Вик и Ранульф. Оба надели школьную форму, но Вик, как всегда, был в бейсболке с надписью «Филли», и Ранульф, к моему восхищению, тоже.

— Очень впечатляет. — Миссис Бетани выплыла из школы, словно на расстоянии учуяла нарушение дисциплины. — Мистер Вудсон, ваше влияние на манеру мистера Уайта одеваться велико, но одновременно и удручающе.

— Мы снимем их перед занятиями, — пообещал Вик, обходя ее, — Непременно.

— Не забудьте.

Миссис Бетани смотрела им вслед острым взглядом, как ястреб, преследующий добычу. С густыми волосами, собранными в пучок, с длинными ногтями, накрашенными алым лаком, она была красива мрачной красотой, но я могла думать только о том, какой видела ее в последний раз, во время нападения на штаб-квартиру Черного Креста в Нью-Йорке. Она прямо у меня на глазах без малейших колебаний убила отчима Лукаса. Директриса «Вечной ночи» во всем придерживалась собственных правил, будь то месть Черному Кресту или школьный дресс-код. Я не знала, делала ли она какое-то различие между этими вещами.

Балтазар считал, что правила для нее — главное, но я такой уверенности не испытывала. Мы с Лукасом познакомились, потому что два года назад миссис Бетани внезапно изменила правила поступления в академию «Вечная ночь», и в ней смогли учиться люди. Разумеется, она не поставила их в известность о том, что они будут окружены вампирами. Каждый из этих людей был так или иначе связан с привидениями. Она охотилась на призраков — на создания вроде меня — по причинам, которые мы до сих пор не выяснили. Мотивы миссис Бетани были слишком замысловаты, я даже не притворялась, что понимаю их.

Но приходилось надеяться, что она будет играть по правилам хотя бы сегодня: я узнала арендованную машину Балтазара, въехавшую на длинную, посыпанную гравием подъездную дорожку.

Из автомобиля вышел Балтазар, и многие ученики, как вампиры, так и люди, заулыбались ему — он всегда, причем без малейших усилий, пользовался популярностью, ему доверяли. Но следом с пассажирского сиденья показался Лукас, и на лицах появилась настоящая ненависть.

Те, кто учился тут два года назад, знали, что Лукас принадлежит к Черному Кресту, что он поступил в «Вечную ночь», чтобы шпионить за вампирами, что его с детства обучали убивать их на месте. Они слышали, что он едва сумел ускользнуть от миссис Бетани, когда все открылось. И то, что Лукас стал вампиром (они почуяли это моментально), ни в малейшей степени не уменьшило их ненависти.

И только один вампир не уставился на него потрясенно и гневно — миссис Бетани. Она легко шагнула вперед, взметнув подолом длинной черной юбки, остановилась перед Лукасом и с непроницаемым выражением посмотрела ему в глаза.

Сумеет ли он заставить себя сделать это? На его лице отражались сомнение и замешательство, и кто мог его за это винить? Просить защиты у вампиров, признать, что ты стал одним из них, — это была для него своего рода вторая смерть. Смерть того, кем он был раньше, крах всей его жизни.

Но, не имея большого выбора, Лукас глубоко вдохнул и сказал:

— Прошу убежища в «Вечной ночи».

Начался хаос. Вампиры протестовали, обращаясь кто к Балтазару (но не могли его растормошить), кто к миссис Бетани, но она их игнорировала и совершенно спокойно стояла посреди этого гвалта. Ученики-люди, разумеется, понятия не имели, что происходит и почему на нового парня так обрушились, но уже посматривали на него с подозрением.

Лукас держал себя в руках, хотя я видела, как сильно ему хотелось огрызнуться в ответ и как его темно-зеленые глаза слишком долго задерживались то на одном, то на другом ученике-человеке. Миссис Бетани испытующе всматривалась в него, потом жестом велела ему следовать за собой и направилась к каретному сараю, в котором жила.

Балтазар проводил их взглядом. Вокруг него образовалось пустое пространство — вампиры теперь сторонились его. Я подплыла к нему и прошептала:

— Как по-твоему, все получится?

Он подскочил и прошипел:

— Ты меня напугала!

— А ты не забывай, что я все время где-то рядом.

— Даже когда я принимаю душ?

— Размечтался!

Оглядевшись, чтобы убедиться, что никто не заметил, как он разговаривает «сам с собой», Балтазар пробормотал:

— Думаю, если бы она хотела его выгнать, сделала бы это сразу же. Но она его не выгонит, Бьянка, поверь мне.

Несмотря на все, что он сделал для Лукаса после его превращения, я не могла снова полностью доверять Балтазару. Именно он привел Лукаса к смерти. Собственно, именно он втянул Лукаса во всю эту историю, разве не так?

Мне было тяжело находиться рядом с ним, поэтому я ринулась за миссис Бетани и Лукасом, желая услышать все, что смогу.

Жилище миссис Бетани располагалось в бывшем каретном сарае, на краю школьной территории, и я хорошо знала это место, но забыла одну очень важную вещь и не вспоминала до тех пор, пока не опустилась на крышу, собираясь проникнуть внутрь. Меня жестоко отбросило назад. Ну конечно же. Крыша!

Металлы и минералы, содержащиеся в человеческом теле, такие как медь и железо, резко отталкивают призраков, вот почему миссис Бетани сделала в своем доме медную крышу: чтобы не впускать нас. Это столкновение напомнило мне «непроницаемые» участки «Вечной ночи», с той только разницей, что этот дом был для меня закрыт полностью.

Ну, раз я не могу проникнуть за Лукасом внутрь, придется делать то, чем я занималась, когда еще училась тут, — подслушивать.

Я свернулась в облачко у края окна, где ветки ближайшего вяза едва не скребли по стеклу, пряча меня в тени, и увидела письменный стол миссис Бетани — такой прибранный и аккуратный, с изображением джентльмена девятнадцатого века в рамке. В комнату вошла миссис Бетани, как всегда полностью владевшая собой. Следом шел Лукас с напряженными плечами и настороженным взглядом — с таким видом он обычно ожидал нападения.

— Прежде всего я должна задать вам один вопрос, мистер Росс, — произнесла миссис Бетани, усаживаясь за стол. — Где Бьянка Оливьер?

От неожиданности я подскочила, и листья на ветках зашелестели. Она глянула в мою сторону и тут же отвернулась, видимо решив, что это ветер.

Лукас тяжело опустился в кресло напротив и вцепился в подлокотники.

— Бьянка умерла.

Миссис Бетани ничего не сказала. Взгляд ее темных глаз не отрывался от него, молчаливо требуя открыть всю правду.

Он продолжил:

— Примерно шесть недель назад ее здоровье… пошатнулось. Она не хотела есть. Не хотела крови. Я попытался отвести ее к доктору, но у нее были странные показатели, и врачи испугались.

— Вы не могли не понять, что нужно сделать.

Лукас медленно кивнул:

— Чтобы остаться в живых, Бьянка должна была превратиться в вампира. Я просил ее убить меня. Чтобы спасти ее, я был готов позволить ей превратить меня в вампира, но она отказалась. — На последнем слове его голос дрогнул, он отвернулся от миссис Бетани.

Может, мое воскрешение в виде привидения и уменьшило скорбь Лукаса, но в этот миг я поняла, что душевные раны, полученные им, когда он смотрел, как я умираю, останутся с ним навсегда.

— Вы не могли этого предотвратить, — сказала миссис Бетани. Особого сочувствия я в ее голосе не услышала, но он прозвучал несколько мягче. — Но если не мисс Оливьер превратила вас в вампира, то кто?

— Черити. — Челюсти Лукаса напряглись, а меня передернуло от ненависти. — У нас произошла стычка сразу после смерти Бьянки, там, в Филадельфии. Не знаю, зачем она это сделала.

— Когда дело касается Черити Мор, уравнение редко сходится.

Я впервые слышала от миссис Бетани что-то похожее на шутку.

— Сначала я не представлял, что делать. Думаю, вы и сами знаете, каково это, когда превращаешься. Балтазар был рядом, пытался разобраться с сестрой, он помог мне. Я пробовал поговорить с матерью, но она… она из Черного Креста.

Миссис Бетани выпрямилась, глаза ее засверкали.

— Вы имеете в виду, что она на вас напала?

— Да.

— Ваша родная мать! — (К моему изумлению, я поняла, что миссис Бетани искренне возмущена.) — Недостойно. Отвратительно. Омерзительно. Безусловно, я могла бы ожидать подобного поведения от большинства членов Черного Креста, но предполагала, что материнская любовь должна оказаться намного сильнее, чем все их антивампирские догмы.

— Видимо, нет, — пробормотал Лукас.

Миссис Бетани встала, обогнула письменный стол, подошла к Лукасу и положила руку ему на плечо. Если судить по его расширившимся глазам, он удивился не меньше, чем я.

— Очень печально, что вам пришлось убедиться в ошибочности вашего пути столь болезненным образом. Но вы должны знать, что мои симпатии всегда будут на стороне тех, кто пострадал от преследования Черного Креста. Ваше прошлое живого человека и совершенные вами тогда ошибки навсегда забыты. Вам предоставляется убежище в «Вечной ночи». Мы защитим вас. Мы научим вас. Вы больше не одиноки.

На долю секунды я почти полюбила миссис Бетани.

— Но Лукаса так легко не завоюешь.

— Спасибо. Но это будет совсем не просто. Те ребята уже готовы проткнуть меня колом.

— Они подчинятся правилам. — От улыбки миссис Бетани повеяло холодом. — Предоставьте это мне.

— Ученики-люди… — произнес Лукас сдавленно. — Я никого не убивал.

— Желание сильно. — Она говорила так, словно этого следовало ожидать. — А в вашем случае, вероятно, сильнее, чем у большинства, — я вижу признаки. Но здесь у вас будет много опекунов. Смею заметить, что здесь вам меньше угрожает опасность причинить вред людям, чем за пределами школы. Со временем вы научитесь быть частью мира вампиров. Вы станете одним из нас.

Лукас на секунду закрыл глаза, но я не знала, от облегчения или от отчаяния.

Глава шестая

Лукас направился к кованой железной беседке, глядя вслед миссис Бетани, — она как раз зашла в школу, чтобы произнести свою ежегодную приветственную речь. Убедившись, что никто за нами не наблюдает, я рискнула материализоваться рядом с ним.

— Привет, — сказал он, полуобернулся и даже выдавил улыбку. — Как раз тут мы впервые поцеловались.

— Все меняется. — Ветерок взъерошил его темно-золотистые волосы и листву ивы, и я легко могла вообразить, что мы вернулись к самому началу. Солнечный свет проходил сквозь меня, согревая изнутри. Несмотря на ветер, мои длинные рыжие волосы оставались неподвижными, нетронутыми, нереальными. — А почему ты не там?

— Миссис Бетани разрешила в порядке исключения. Сказала, что попытается убедить учеников-вампиров и преподавателей оставить меня, к чертовой матери, в покое, причем так, чтобы люди ни о чем не догадались. Чтобы я, невооруженный, оказался прямо в толпе вампиров до того, как она произнесет свою речь про «руки прочь»? Да ни за что на свете.

— Она отнеслась к этому лучше, чем я предполагала, — сказала я. — Похоже, миссис Бетани всерьез воспринимает право на убежище.

Лукас пожал плечами:

— Она заявила, что прикроет мне спину, но все равно я рад, что Ранульф привез в своем чемодане оружие.

— А почему не ты?

Если миссис Бетани не обыщет мои вещи, она дура. А эта леди вовсе не дура.

Я всматривалась в его лицо, пытаясь понять, что он чувствует, но Лукас скрывал это.

— Ты не боишься вампиров. И никогда не боялся. Тебя волнует то, что вокруг ученики-люди.

Лукас поморщился:

— Как посмотрю на Вика, так и думаю… Бьянка, я его чуть не убил! Вика! Одного из моих лучших друзей! А я мог его убить, просто чтобы поесть.

— И поэтому не хочешь оставаться с ним наедине? — Он метнул в меня резкий взгляд, и я добавила: — Да, я заметила.

— Ничего ты не заметила, — спокойно ответил Лукас. — Дело не только во мне, но и в Вике тоже. Он любыми способами старается не оставаться со мной наедине.

В его голосе прозвучала настоящая боль. Я обняла его — пусть это не настоящее объятие, но я чувствовала Лукаса рядом и знала, что это его хоть немного утешает.

— Он снова будет тебе доверять. Просто нужно время.

— А сколько времени потребуется, чтобы я начал доверять сам себе?

Но на это не существовало ответа, поэтому я просто сказала то единственное, что могла:

— Я люблю тебя.

— И я тебя люблю. Только поэтому и собираюсь справиться с собой. Просто обязан.

Так же как Лукас учился быть вампиром ради меня, я училась быть привидением ради него.

Основы я уже усвоила: оставаться невидимой, появляться только в виде тумана и, надев браслет или взяв брошь, принимать телесную форму. Перемещение с места на место требовало определенной сосредоточенности, но и с этим я справлялась.

А вот обитать в академии «Вечная ночь» — о, это куда сложнее. Нужно выяснить, в каких коридорах я могу передвигаться, а в каких нет. Везде, где я появлялась, за мной оставались следы инея, наводящие учителей и учащихся на мысль о привидении, а раз уж я не знала точно, что они могут сделать, кроме как закричать, то и выяснять не собиралась.

Было очень страшно думать о том, что что-то может пойти не так. Но убраться отсюда означало оставить Лукаса одного, а этого я сделать не могла.

Он вошел в школу, я последовала за ним. Проскользнуть сквозь тяжелые деревянные двери оказалось очень просто — возможно, потому, что когда-то они, как и я, были живыми, и я снова очутилась в большом зале академии «Вечная ночь». По нему ходили учащиеся, все в форменных свитерах с гербом школы: два ворона, вышитые по обеим сторонам меча. К моему удивлению, меня охватила ностальгия. Может, я и не слишком часто бывала счастлива в «Вечной ночи», но иногда это случалось. Именно тут я полюбила и нашла таких чудесных друзей. Здесь я жила.

Впрочем, мое счастье было недолгим, и я снова сосредоточилась на Лукасе. Никто на него не накидывался, никто ничего не говорил, и это можно было считать хорошим знаком. Очевидно, слова миссис Бетани оказали нужное действие. Но хотя никто не собирался убивать Лукаса, никто не собирался забывать и прощать. Вампиры смотрели на него с неприкрытой ненавистью.

Лукас не замедлял шага, не из тех он парней, кто падает духом из-за сердитых взглядов, но это не значило, что ему все это нравится.

Мы уговорили его приехать сюда, потому что хотели, чтобы он научился принимать себя как вампира. Но может ли это произойти, если все вампиры его отвергают?

Каждый раз, проходя мимо человека, он напрягался всем телом — я видела это по плечам и по лицу. Но он намеренно не смотрел в их сторону и не останавливался. Его решимость могла сравниться по силе только с его голодом, по крайней мере пока.

Лукас направлялся к северной башне, где жили мальчики. Я плыла за ним. На подоконнике выкристаллизовались несколько снежинок, и я быстро поднялась выше, под самый потолок. Пока не научусь не оставлять после себя иней, лучше держаться в вышине, где никто его не заметит.

Внизу послышалось бормотание, словно что-то произошло. Я взглянула туда и обнаружила, что толпа расступается — кто-то проталкивался сквозь нее, чтобы подойти к Лукасу. Похоже, миссис Бетани сумела успокоить не всех.

Я забилась в угол. Лукас склонил голову, ощутив опасность раньше, чем заметил ее, и повернулся лицом к своему предполагаемому обидчику. Вероятно, это какой-то юный вампир, приехавший в «Вечную ночь» ради смеха, вроде Эрика, того паршивца, что преследовал Ракель во время нашего с ней первого учебного года. С таким Лукас справится запросто, в этом я не сомневалась.

Но тут недоброжелатель появился. С этим противником Лукасу точно не справиться, и мне тоже.

— Это была моя мама.

Она остановилась перед Лукасом, сжав кулаки и глядя на него безумным взором.

— Это правда? Отвечай! — Ее голос дрожал. — Посмотри мне в глаза и скажи, что это правда!

Лукас выглядел так, словно его сильно ударили в живот. Но едва он открыл рот, чтобы ответить, к ним протиснулся Балтазар и схватил маму за руку.

— Не здесь, — негромко произнес он.

Мама даже голову не повернула, будто не видела и не слышала Балтазара, но через миг кивнула и направилась к лестнице. Казалось, она не хотела, чтобы Лукас следовал за ней, но он пошел. Балтазар тоже собирался было пойти, но мама метнула в него такой взгляд, что он застыл на месте.

Мама привела Лукаса в небольшой кабинет на втором этаже. Я отправилась вместе с ними, хотя отчаянно не хотела слышать того, что там могло быть сказано.

Едва Лукас прикрыл за собой дверь, мама повторила:

— Скажи, что это правда.

— Это правда, — подтвердил Лукас. Сейчас он выглядел более мертвым, чем в ту ночь, когда его убили, — Бьянка умерла.

Мама пошатнулась, будто долго-долго кружилась на одном месте, и чуть не упала, лицо ее исказилось, по нему потекли слезы.

— Она должна была жить вечно, — прошептала мама. — Бьянка должна была навсегда остаться нашей маленькой девочкой.

— Миссис Оливьер, мне очень, очень жаль.

— Жаль? Тебе жаль? Ты уговорил нашу дочь бросить дом, родителей, отказаться от бессмертия, но праву принадлежавшего ей — по праву рождения! — и она умерла, она навсегда ушла от нас, а ты только и можешь сказать, что тебе жаль?!

— Это все, что я могу сказать! — заорал Лукас. — Для этого не существует слов! Я бы умер за нее! Я пытался, но у меня не получилось! Я ненавижу себя за это, и если бы мог все вернуть, я бы… но… но… — Он осекся, из горла вырвалось рыдание. Лукас взял себя в руки и сумел произнести: — Если хотите меня убить, я не стану вам мешать. Даже не буду вас за это винить.

Мама замотала головой. По ее лицу текли слезы, несколько прядей волос цвета карамели прилипли к пылавшим щекам.

— Если ты и вправду ненавидишь себя так, как говоришь… если ты любил ее хотя бы в десятую долю того, как любили мы… ты заслуживаешь бессмертия. Ты должен жить вечно, чтобы вечно мучиться.

Лукас тоже плакал, но не отворачивался, а смотрел маме прямо в глаза. Я не могла этого вынести. Ведь виноват не Лукас, а я!

Я уже собралась появиться в комнате. Если мама увидит, что от меня что-то осталось, может быть, она не будет так терзаться? Но в тот миг мне было так стыдно за то, что я причинила ей столько боли, что я не решилась показаться ей на глаза.

— Мы не закончили, — произнесла мама, как слепая проталкиваясь мимо Лукаса к двери.

Он рухнул на ближайший стул. Мне хотелось материализоваться и утешить его, но я решила, что сейчас Лукас вряд ли утешится, увидев меня — привидение.

Кроме того, следовало кое-что сделать.

Я направилась по коридору за мамой. Она вытерла щеки, но больше не делала никаких попыток скрыть, что плачет. Ученики — и вампиры, и люди — кидали на нее любопытные взгляды, но мама не обращала на них внимания.

Мы поднялись по винтовой лестнице в южную башню, в квартиру моих родителей. Отец лежал на диване, обхватив себя руками и глядя в никуда пустыми глазами. Когда мама вошла, он даже не посмотрел на нее. На проигрывателе стояла хорошо знакомая мне пластинка — с песнями Генри Манчини, ребенком я ее очень любила. Одри Хепберн пела «Лунную реку».

— Это правда, — жалким голосом произнесла мама.

— Я знаю. Думаю… думаю, я знал это уже давно. Просто не хотел… — Папа зажмурился, словно отгораживаясь от мамы, от воспоминаний, от всего мира.

Мама легла рядом с ним и обняла его. Ее щека прижалась к его темно-рыжим волосам, а плечи затряслись от рыданий.

Я больше не могла. Пусть мне стыдно, пусть это будет тяжело — но уж не хуже, чем видеть, как они страдают. Самое время появиться перед ними, рассказать, что случилось.

Но пока я собиралась с духом, чтобы материализоваться, и подбирала правильные слова, мама прорыдала:

— Пусть будут прокляты эти призраки!

Я застыла.

— Это их вина! — продолжала мама. — Во всем, что с ней случилось, виноваты они!

Папа крепче прижал ее к себе.

— Я знаю, милая. Знаю.

— Ненавижу! Я их всех ненавижу! И пока буду ходить по этой земле, буду их ненавидеть… — Она снова зарыдала.

Они ненавидят призраков за то, что те сумели заполучить меня, за то, что обитают в «Вечной ночи», просто за то, что они существуют. Если я появлюсь, родители больше не будут думать обо мне как о своей маленькой девочке — я стану для них монстром. Так же как Лукас оказался всего лишь монстром для Кейт.

Я не знала, как сильно нуждаюсь в их любви, до тех пор, пока не потеряла их.

И я не появилась перед мамой и папой. Как я могла? Все станет еще хуже — как для них, так и для меня, хотя в тот миг мне казалось, что хуже быть уже не может. Смерть по сравнению с этим была полной ерундой. Но я еще долго оставалась в квартире, глядя, как они плачут. Я заслуживала наказания.

Они плакали, пока не уснули, но я не могла заставить себя уйти, поэтому переплыла в свою бывшую комнату. Видимо, почти весь наш скарб уцелел во время пожара, потому что многие мои вещи так и лежали в комнате. Даже «Поцелуй» Климта все еще висел на стене — сияющие идеальные влюбленные, по моему мнению символизирующие меня и Лукаса.

«Мы еще вернемся сюда, — пообещала я себе. — Мы придумаем как».

Я выплыла в окно, наплевав на иней, и уселась на свою старую подружку — горгулью. Ее каменные крылья цветом совпадали с серыми осенними сумерками.

— Помнишь, как мы с тобой тут беседовали?

Я вздрогнула, обернулась и увидела сидящую рядом Макси, — точнее, она парила несколькими дюймами выше подоконника, но когда ты привидение, сила тяжести особого значения не имеет. Она улыбалась, как будто сегодня был лучший день в ее жизни.

— Макси, что ты тут делаешь?

— О, это ты так здороваешься? Прямо как в последний раз, когда мы тут встретились. Ты тогда додумалась, что нужно затуманить стекло, чтобы я могла на нем писать, и я решила, что, может быть, ты не окончательная тупица.

Я затуманивала стекло собственным дыханием — больше мне никогда не удастся это сделать.

— Не принимай на свой счет, но, честное слово, мне сейчас не до шуток.

— Хватит дуться, живая мертвая девочка.

— Макси, не надо.

Я не могла спокойно думать о том, что стала привидением, после того как увидела терзания родителей.

— Ведь ты же знаешь, что ты не одна. — Макси попыталась произнести это небрежно, но я понимала, что она, как умеет, старается достучаться до меня. Просто ей пришлось провести несколько десятилетий в изоляции от мира живых, если не считать визиты Вика, и она не очень хорошо умела общаться с другими. — Не нужно нас бояться.

Но я боялась. Поговорить с Кристофером для меня было равносильно признанию собственной смерти, а я пока не была к этому готова.

— Давай не сегодня, ладно?

Разочарованная, она немного поколебалась, но все- таки исчезла.

Подумав немного, я поняла, что в одном Макси права: пора прекратить страдать, нужно отправляться к Лукасу. Надеюсь, сейчас он уже готов меня увидеть, пусть даже и привидением.

Проще всего попасть вниз — это просочиться сквозь стену башни. Добравшись до новой крыши, я почувствовала, что она сильнее сопротивляется проникновению, чем раньше, но я всегда могла войти сквозь парадную дверь или через окна. Я металась внутрь и наружу, отыскивая пути и запоминая их на случай, если потом они мне срочно потребуются.

Время от времени за спиной ощущалась слабая пульсация энергии, и я решила, что Макси все-таки движется за мной, но вдруг поняла, что это не она. Это… они… другие привидения.

«Кристофер?» — вздрогнув от страха, подумала я. Кроме Макси, в «Вечной ночи» я сталкивалась только с ним. Но я помнила мощное ощущение его присутствия, а сейчас ничего такого не чувствовала. Причем призраков было несколько — два, три, пять, десять, может, и больше. Просто сквознячок, завитки тумана, вероятно невидимые ни для кого, кроме другого привидения. Это напомнило мне о тех временах, когда я еще была вампиром и сразу ощущала, что рядом находится другой вампир, даже если не видела его. Не могу сказать, что сейчас я видела призраков — скорее, только оставленные ими следы, но знала, что они тут.

План миссис Бетани заманить их в «Вечную ночь» при помощи учеников-людей сработал замечательно.

«Мы всегда хотели узнать, зачем она охотится на призраков. Думаю, скоро мы это выясним».

Я поднялась через северную башню, стараясь все запомнить по пути. В основном мне попадались вампиры — они валяли дурака в своих комнатах, потягивали кровь и хвастались тем, сколько секса у них было на летних каникулах. В других комнатах мальчики-люди также валяли дурака, ели картофельные чипсы и хвастались (менее правдоподобно) тем, сколько секса у них было на летних каникулах. Будь у меня тело, я закатила бы глаза.

Добравшись наконец до комнаты, обитатели которой сидели за шахматной доской, я улыбнулась.

— Это пешка стала королевой, малыш, — сказал Вик. — Съел?

У тебя душа такая же извилистая, как и твои уловки. — Ранульф нахмурился и задумался над следующим ходом.

Я спустилась на пол и приняла видимый облик. Вик с Ранульфом от неожиданности подскочили, но тут же заулыбались.

— Привет, призрачная леди. — Вик, как старомодный джентльмен, поднялся со стула. — Как дела?

— Не особенно, — призналась я. — А у вас, ребята?

— Сейчас состязаемся за ту кровать, что дальше от окна, — ее меньше продувает зимой сквозняком, — ответил Ранульф. — Потом будем смотреть на айподе Вика кино на выбор победителя. Так что на кон поставлено многое.

— Другими словами, все отлично. — Вик помолчат. — Во всяком случае, в этой комнате. А на шестом этаже ты найдешь двух парней, которым сейчас очень паршиво.

— Так, значит, миссис Бетани поселила их вместе? — Балтазар говорил, что предложит ей это, а учитывая, как к Лукасу относятся остальные вампиры, казалось логичным, что миссис Бетани согласится. Но я почувствовала себя лучше, узнав, что все получилось. — Ну, хоть что-то.

Вик на несколько секунд непривычно притих. Он старательно избегал моего взгляда, рассматривая постер к старому фильму с Элвисом Пресли, который висел над его кроватью. Помолчав, он сказал:

— Я должен был сам вызваться. В смысле, поселиться с Лукасом. Ему сейчас нужны друзья, я же понимаю… просто я…

— Нет, Вик, все в порядке. Лукасу нужно жить с Балтазаром — у него будет куча вопросов, ответить на которые может только опытный вампир.

Имелись и другие причины, по которым Вику не следовало жить с Лукасом, но о них сейчас лучше не напоминать.

— Да я не об этом. Просто хочется, чтобы Лукас знал: я в него верю. Понимаешь?

— Понимаю. Но… в общем, нужно время. Не торопи события.

Вик кивнул и больше ничего не сказал. Все почувствовали себя неловко, но тут Ранульф триумфально передвинул своего ферзя на несколько клеток.

— Думаю, хорошая кровать будет моей!

— Эй ты! — Вик скорчил гримасу, и я невольно улыбнулась.

Помахав им на прощание, я снова дематериализовалась и отправилась дальше, на шестой этаж. Заглянув в несколько комнат, я нашла Лукаса и Балтазара. Они уже спали.

Ничего удивительного, что они так рано легли, — день для обоих выдался тяжелым. Думаю, что они даже вещи не распаковали. Половина комнаты, отведенная Лукасу, выглядела, как всегда, по-спартански, а Балтазар ограничился тем, что пристроил на подоконник пачку сигарет и зажигалку. Высокий и широкоплечий Балтазар лежал, поджав колени, лицом к стене. Вечный боец Лукас спал на спине, держа руки в шрамах поверх одеяла на случай, если придется мгновенно хватать оружие. Он отказывался от этой привычки только тогда, когда всю ночь обнимал меня.

Хоть я и понимала, что им необходим отдых, все равно пожалела, что не смогла увидеться с Лукасом, пусть только для того, чтобы пожелать ему сладких снов.

И тут я вспомнила кое-что, чему Макси научила меня перед смертью Лукаса, и улыбнулась. Может быть, мне все-таки удастся сказать ему «спокойной ночи».

Я сосредоточилась на спящем Лукасе, надеясь, что он видит сон. Если я правильно помнила, это походило на прыжок в бассейн — кидаешься вниз головой, вытягиваешься в ниточку… Я мгновенно очутилась в сне Лукаса.

В знакомом месте — в комнате для хранения документов наверху северной башни. Углы комнаты затягивала паутина, везде были разбросаны пожелтевшие листы бумага. Миссис Бетани использовала это помещение как склад ненужной документации, карточек учеников начиная с 1853 года и тому подобного.

Однако за последние два года здесь много чего произошло. Именно тут Лукас сражался с Эриком, вампиром, преследовавшим Ракель, и убил его. Тут мы с Балтазаром искали ключи к плану миссис Бетани. Именно тут мы с Лукасом помирились. Он пришел в ужас, узнав, что я ребенок вампиров, но в конце концов сумел принять меня такой, какая я есть, а я смирилась с тем, что он принадлежит к Черному Кресту.

«Неплохой опыт, — подумала я. — Надеюсь, он поможет нам в будущем, учитывая, как сильно мы изменились с тех пор».

Лукас стоял у окна, глядя на ночное небо. Волосы у него были чуть длиннее, чем тогда, когда мы впервые встретились. Я улыбнулась, сообразив, что сейчас, в мире снов, у меня есть тело — во всяком случае, нечто похожее на него. А это значит, что я смогу обнять Лукаса и здесь у нас с ним получится все то, чего мы оказались лишены в реальном мире. Здесь, во сне, мы будем одни и в безопасности.

Подойдя к нему ближе, я увидела у него в руке кол и подумала: «Как странно». Тут отворилась дверь.

— Тук-тук. — К моему изумлению, в комнату вошел Эрик. — Ракель? Спасибо за приглашение. Я так и знал, что ты жаждешь со мной увидеться. — Тут он заметил у окна Лукаса, и алчное выражение на его лице сменилось гримасой досады и раздражения. Не знаю, увидел он меня или нет. — А ты тут какого черта делаешь?

— Хочу проверить, хорошо ли мне удалось подделать почерк Ракель, чтобы заманить тебя сюда, — ответил Лукас и прошел мимо меня, даже не взглянув. Очевидно, я в этом сне никакой роли не играла. — Похоже, что хорошо.

— Ты придумал дурацкую уловку, чтобы оказаться со мной наедине? Ты что, голубой?

— Нет, ты не настолько везунчик. — Лукас обошел Эрика, напрягшись и приготовившись, а когда оказался между ним и дверью, показал вампиру кол. — Совсем не везунчик.

— Черный Крест! — словно выплюнул Эрик.

— Вампир! — отозвался Лукас, и в его голосе прозвучала такая ненависть, что воздух словно зазвенел.

Они бросились друг на друга, хищник и охотник, и рухнули на пол. Я закричала, когда руки Эрика сомкнулись на шее Лукаса.

Это все неправда, уговаривала я себя, но понимала, что это не совсем так. Я попала в воспоминание Лукаса о его последней схватке с Эриком. Я никогда не сомневалась, что Лукас поступил правильно, но даже не представляла, насколько это было опасно. И как ему было страшно, раз теперь он видит это в своих кошмарах.

Во время драки на пол упал коричневый кожаный браслет Ракель. Должно быть, он лежал в кармане у Эрика. Лукас сильно толкнул Эрика и выдохнул:

— Собираем трофеи? Метим жертву?

— Ракель будет моей, — отрезал Эрик. У него вылезли клыки. — Я бы получил ее несколько недель назад, если бы твоя дура-подружка не влезла.

— Значит, я успел как раз вовремя. — Лукас сильно пнул шаткую башню из старых коробок, они посыпались на Эрика, но тот, как любой монстр из сновидений, внезапно оказался в другом месте и набросился на Лукаса.

— А ты знаешь, что твоя подружка — одна из нас? — издевался Эрик, снова стиснув горло Лукаса. — Или ты настолько тупой, что даже не заметил, что трахаешь вампира?

— Вот только Бьянку… не впутывай! — задыхаясь, выдавил Лукас и оттолкнул Эрика.

Тот ухмыльнулся:

— Даже и не мечтай. Все, что ты получишь сейчас, она получит вдвойне. Ты умрешь, а с ней случится кое- что похуже смерти. Намного хуже.

Вот тут Лукас поддался гневу и дрогнул.

— Я не позволю тебе ее обидеть! — Он взмахнул колом, но Эрик с легкостью увернулся, как это бывает в ночных кошмарах.

«Это сон, — решительно напомнила я себе. — Ты можешь появиться перед Лукасом, вмешаться и изменить сновидение так, чтобы в нем остались только мы вдвоем».

— Лукас? — позвала я, решившись подойти ближе. Ведь Эрик не может мне навредить? — Лукас, это Бьянка. Посмотри на меня. Просто посмотри.

— Думаю, он занят, — сказала Черити.

Я обернулась и увидела, что она взгромоздилась на другую башню из коробок. В сером платье, с растрепанными волосами, она вполне могла заменить одну из горгулий — самую чудовищную из всех. Черити ухмыльнулась, сверкая глазами, как кошка.

Конечно, Лукасу снилась и она, потому что она убила его. Но сколько монстров я должна выгнать из его снов, чтобы отвоевать для нас несколько часов наедине?

— Лукас! — крикнула я и бросилась к дерущимся, встав между Лукасом и Эриком. — Посмотри на меня!

— Бьянка? — Лукас пришел в ужас. — Что ты здесь делаешь?

Сзади меня схватили сильные, будто стальные, руки Эрика.

— Эй, Лукас! Хочешь полюбоваться, как твоя подружка будет мучиться?

— Нет! — Лукас тоже схватил меня и потянул назад.

Драка становилась пугающе реальной.

— Лукас, он не может меня убить, — произнесла я, пытаясь вырваться из рук Эрика. Его пальцы вонзались мне в тело, и было все труднее убеждать себя, что это не взаправду. — И с тобой он ничего сделать не может. Это сон, разве ты не помнишь?

Лукас меня не слышал. Его охватила паника, страх за мою жизнь, куда более сильный, чем за свою собственную.

— Бьянка, держись!

Он пытался пронзить Эрика колом, но тот крутил меня то туда, то сюда, прикрываясь моим телом, как щитом.

— Ты сам ее убьешь, охотник, — издевался Эрик. — И сожжешь, чтобы остановить агонию. Тебе в Черном Кресте рассказывали эти старые истории? Насчет самой страшной для вампира пытки? Смочи кол святой водой, воткни его поглубже, чтобы святая вода проникла в кровь, и вампир парализован навеки. Не может очнуться, не может шевельнуться. Просто лежит целую вечность, сгорая изнутри заживо.

— Я никогда такого не делал, — задыхаясь, произнес Лукас. — Даже с таким отребьем, как ты. И тебя я просто убью.

— А я, пожалуй, попробую, — сказал Эрик, склонившись к моей щеке, — его мертвое холодное дыхание овеваю мне шею. — Попробую на Бьянке. Она будет похожа на Спящую красавицу, но ты-то не забудешь, что она не спит? Ты не забудешь, что она горит изнутри. Никто не услышит, как она вопит, но бьюсь об заклад — ты услышишь.

— Я не позволю тебе этого сделать.

Лукас выругался, но я видела, что его страх усиливается. Рискуя собственной жизнью, он мог сохранять хладнокровие, но, когда речь шла обо мне, сразу его утрачивал.

Я рванулась вперед, освободившись из мертвой хватки Эрика. Резкая боль хлестнула меня по плечу. Падая на пол, я подумала, что это его ногти, но мне было плевать. Лукас бросился на Эрика, и оба рухнули на пол. Теперь они дрались яростно, и кровь из открытых ран заливала каменные стены.

У меня между пальцами сочилась серебристая мерцающая кровь, блестела на полу, смешиваясь с красной кровью Лукаса, и это выглядело завораживающе красиво.

«Выбирайся отсюда!» — велела я себе.

— Ой, ну до чего забавно, — засмеялась Черити со своих коробок и захлопала в ладоши, как маленькая девочка, только что увидевшая свой именинный торт. — Спаси ее, Лукас! Спаси, пока еще можешь!.. О, или ты уже не можешь?

На лице Лукаса появилось выражение, которое я сразу узнала, хотя видела его всего лишь однажды. Я его никогда не забуду — лицо, искаженное мукой, как в ту ночь, когда я умерла. В этот миг я поняла, что не смогу разрушить это воспоминание. Я ничего не могу сделать с этим сном, разве что превратить его, в еще более ужасный. А значит, я должна уйти.

Я закрылась от него. Закрылась от всего, и, когда снова смогла видеть, оказалось, что я стою в темной спальне у изножия его кровати. Лукас ворочался во сне, потом успокоился, погружаясь в еще более глубокий сон без сновидений.

«Во всяком случае, это закончилось», — сказала я себе. Но даже в бесплотном виде я ощущала физическую боль, чего никогда раньше не случалось. Я в растерянности посмотрела на плечо, туда, где ощущала жжение и боль.

На моей коже все еще виднелись царапины от ногтей Эрика, и на каждой царапине блестели капли серебристой крови.

Глава седьмая

Я вышла из спальни через дверь и направилась по коридору, как простая смертная. Прошло гораздо больше времени, чем я думала, потому что вокруг стояла тишина, все уже спали или готовились ко сну. И хотя мне очень сильно хотелось снова навестить Вика и Ранульфа, в слабой надежде, что они меня развеселят, будить их я не собиралась.

А без них в мире не осталось буквально никого, с кем можно поговорить — или просто посмотреть, не испытывая страданий.

«Почему у нас все пошло наперекосяк? — думала я, спускаясь по длинной винтовой каменной лестнице. Вокруг слышалось потрескивание льда. Я оставляла за собой следы, но в данный момент меня это не волновало. — Мы всего-то и хотели быть вместе и жить честно, без вранья. Как получилось, что из-за этого страдает столько людей?»

И в первый раз я вдруг поняла, как просто было бы последовать совету Макси и навсегда оставить мир смертных. Легкое, бездумное скольжение в голубом тумане казалось мне в те минуты по-настоящему прекрасным. Какое облегчение — освободиться от грусти и чувства вины, от ответственности за тех, кого оставила навсегда.

Может, и те привидения, что застряли в академии «Вечная ночь», чувствуют то же самое? Хотя «застряли» — это неправильное слово. Не исключено, что школа оказалась и для них убежищем, куда они переместились, чтобы не оставаться в своих прежних домах, где все мучительно напоминало об утраченной жизни.

Но миссис Бетани однажды уже напала на Макси, она вовсе не друг призракам. Нет, школа не предназначена служить убежищем для них.

Я осторожно потянулась своим сознанием, разыскивая других призраков: «Вы меня слышите?»

Нет ответа, но я почувствовала движение воздуха, словно кто-то за мной наблюдал, а потом мое сознание наполнилось картинками.

Они больше походили на грезы наяву, почти галлюцинации, только я точно знала, что все это рождается не в моем сознании, а идет извне. Призраки заставляли меня видеть это: вампиры, причем каждый в своем самом чудовищном обличье, под видом учеников слоняются по коридорам «Вечной ночи» — немытые, окровавленные и с клыками. Нападают на людей в коридорах, в классах, одна жестокая атака за другой.

— Это все неправда, — сказала я, надеясь, что они услышат. — Обычно они не трогают учеников-людей, а если кто-нибудь и срывается, миссис Бетани их останавливает. Люди, за которыми вы сюда пришли, в безопасности.

Должно быть, призраки мне не поверили. Видения усилились, приблизились, в них появился звук (крики) и запах (кровь). Испытывая отвращение, я попыталась отвернуться, но как можно отвернуться от того, что происходит в твоей голове?

Внезапно один из вампиров в этих видениях посинел и превратился в кусок льда. Я с ужасом смотрела, как на его твердеющей плоти появляются глубокие трещины, как распадаются на куски щеки, губы, голова. Он упал, превратившись в кровавую кашу, и я поняла — призраки надеются, что именно это произойдет с вампирами.

И хотят, чтобы я им помогла.

— Я не буду помогать вам нападать на них!

И я мгновенно осталась одна. Ничто не исчезло, не ушло, я просто знала, что на меня больше не обращают внимания.

Что эти привидения собираются делать? Раньше я их ужасно боялась, но теперь все стало намного хуже. Да, я кое-чему научилась, но все равно не смогу защитить ни себя, ни тех, кого люблю, от подобного нападения. Способны ли призраки ранить Лукаса? А Балтазара? Моих родителей? И если попытаются, сумею ли я помочь?

«Нет, — подумала я, чувствуя, как меня охватывает уныние, — я ничего ни для кого из них не смогу сделать. От меня нет никакого толку. Я умерла».

Я плыла по большому залу на первом этаже. Без учеников он казался больше, чем обычно, и, хотя всегда производил внушительное впечатление, сейчас, пустой и безмолвный, выглядел еще прекраснее и суровее. Лунный свет струился сквозь витражные окна, протянувшиеся от пола до потолка, но самый яркий вливался в окно с обычным стеклом. Витражное стекло много-много десятилетий назад разбил член Черного Креста (предок Лукаса), когда бежал из академии. Лукас тоже его разбил, может быть следуя семейной традиции. Я всегда удивлялась, почему миссис Бетани не вставит в это окно витражное стекло, чтобы оно не отличалось от других.

Но сейчас я поняла. Она оставила его таким, чтобы всегда помнить о случившемся и никогда больше не проявить беспечности.

На этом здании шрамы. У Лукаса шрамы. Да и мне казалось, что я уже никогда не исцелюсь. Я на всю жизнь отрезана от мира живых и навеки заключена в западню своих сожалений. Лукас страдает точно так же. Вся разница между нами в том, что он может прекратить свои мучения сам и, возможно, так и поступил бы, если бы не я.

В тот миг мне казалось, что все, что я когда-либо делала, причиняло боль тем, кто любил меня. Я чувствовала себя никудышной. Мне хотелось сдаться.

И тут я заметила, что оказалась рядом со школьной библиотекой. Скорее всего, в ней нет ничего толкового про призраков, но вдруг я ошибаюсь? Нужно порыться и посмотреть. Тогда в моей голове крутился только один вопрос, затмевая все остальные: могут ли призраки умереть? Снова. Навсегда.

И я вовсе не собиралась прямо сейчас предпринимать что-нибудь радикальное, просто хотела знать, есть ли у меня какой-нибудь выход. А может быть, у меня уже возникло желание воспользоваться им.

Обычно посещение библиотеки поднимало мне настроение. Я любила тяжелые дубовые столы, высокие стены, заставленные под потолок книгами, чуть плесневелый запах старых страниц и тяжелые медные приборы, потемневшие от времени. Все это напоминало мне о том, как мы сидели тут с Ракель, и флиртовали с Лукасом, и занимались с Балтазаром. Обо всем счастливом, простом и живом. Больше мне тут нет места.

Я решительно продвинулась вглубь, соображая, где могут стоять книги про привидений, и…

…и почувствовала, как стена затягивает меня внутрь.

Тошнотворное, всепоглощающее, кошмарное ощущение вроде того, когда смотришь вниз с высокого обрыва и какую-то долю секунды чувствуешь, что хочется прыгнуть. Восточная стена библиотеки обладала каким-то странным магнетизмом. Сильная вибрация перекрывала все звуки, почти оглушила меня, перед глазами все расплывалось.

Я попыталась сделаться более материальной, чтобы вырваться, но у меня ничего не получалось. Странный черный провал — не в мире, а в моих ощущениях — открывался передо мной и тянул к себе.

Оттуда, из этого провала, я слышала ужасающие крики и поняла, что кричат другие привидения, пойманные неизвестной силой, которая удерживала и меня. Те ли это призраки, что дразнили меня раньше? Другие? Понять невозможно. В любом случае они не могли освободить себя и уж тем более — меня.

— Есть тут кто-нибудь?! — закричала я. — Кто-нибудь, помогите! Меня кто-нибудь слышит?

В ответ тишина.

«Что ж, ты хотела умереть», — произнес мерзкий голосок у меня в голове. Может, зря я пытаюсь сопротивляться? Может, пусть это произойдет?

И тут я сообразила, что если поддамся, то больше никогда не увижу ни Лукаса, ни остальных, кого люблю.

— Лукас! — отчаянно закричала я.

В голове тут же возникла жуткая сцена из его сна, и я представила себя в комнате для хранения документов. Лукас и Эрик снова сцепились насмерть — сражение во сне, тянущееся куда дольше, чем любое настоящее, — оба потные, окровавленные. Кошмар начался снова — очевидно, это была пытка длиной в целую ночь. Черити исчезла, но все прочее оставалось таким же страшным. Только на этот раз я должна докричаться до Лукаса. Собрав все силы, я позвала:

— Лукас!

Он вздрогнул и отвернулся от Эрика. На лице Лукаса отразилось такое замешательство, что мне показалось — он не видит меня, зато хорошо слышит.

— Лукас, это сон, всего лишь сон. Я в библиотеке, и меня что-то поймало — ты должен меня спасти!

Картинка растаяла так же быстро, как появилась. Докричалась я до него или мне просто показалось? Черный провал поглотил уже почти все, что я могла видеть, все, что я могла почувствовать. Остались только вопли других призраков.

Я хотела позвать Макси или Кристофера, но не знала, услышат ли они меня, и откликнется ли Макси, если я начну умолять о помощи. А если я и их потащу за собой? Меня пронзила дрожь, туманные очертания моих конечностей начали растворяться… О нет, нет, нет! Вот оно, это конец…

— Бьянка!

— Лукас! — Я попыталась взглянуть на него, но смогла только ощутить его присутствие в комнате, увидеть неясные очертания, почувствовать его страх и любовь. — Оно меня держит!

— Дай руку!

Он имел в виду образ руки, что-то, за что он может ухватиться. Я поняла, но не знала, смогу ли сейчас это сделать, да и будет ли от этого толк. Никакая обычная физическая сила не смогла бы вытащить меня из этой воронки.

Но я хотела подержать Лукаса за руку хотя бы в последний раз. Сконцентрировавшись, я представила себе место, где должна находиться моя рука, и мысленно нарисовала запястье, ладонь и пальцы. Появились бледные голубые очертания, зыбкие, как завитки дыма, ничем не походившие на настоящую руку. Возможно, именно так выглядят призраки перед тем, как навеки исчезнуть.

И тут Лукас что-то обмотал вокруг моего запястья.

Браслет! Я увидела кораллы и серебро в ту же секунду, как ощутила толчок внутренней силы. В одно мгновение мое тело сделалось плотным, и я тяжело рухнула на пол. Боль показалась мне восхитительной. Она означала, что я настоящая — и что я спасена. Что-то в моей телесности помешало силе того неизвестного, что поймало меня.

Лукас упал на колени и крепко обнял меня. Я в ужасе увидела воронку, что едва меня не поглотила, — водоворот тумана и тьмы, открывшийся в библиотечной стене. Но он съежился и исчез прямо у нас на глазах, оставив после себя чуть шероховатую штукатурку.

— Что это была за чертовщина? — спросил Лукас, прижимая меня к груди. — Ты цела?

— Кажется, да. — Мой голос дрожал, мне казалось, что меня сейчас вырвет, только вот желудка у меня не было. Впрочем, отвратительные ощущения быстро исчезали. — Миссис Бетани не просто охотится на призраков. Она… она ловит их в капканы.

— Так вот что это такое! — Лукас прищурился. — Ну-ка отойди.

Я быстро отбежала назад, как можно дальше от стены. Лукас подошел к ней, провел по стене рукой и вдруг изо всей вампирской силы ударил, пробив дырку. В воздух поднялось облако известковой пыли, на пол полетели обломки.

— Они догадаются, что тут кто-то был, — произнесла я.

— Да и пусть. Нужно разобраться, что это такое. — Лукас сунул руку в дырку и вытащил оттуда небольшую металлическую шкатулку необычной формы. Она немного напоминала морскую раковину из серебра и обсидиана. Крышка была открыта, обнажая перламутровое нутро. Сначала я подумала, что это всего лишь прелестная антикварная вещица для хранения драгоценностей, но стоило сосредоточиться на перламутре — на живом веществе внутри, — как я тут же снова ощутила эту тягу. С браслетом на руке, дававшем мне телесность и внутреннюю силу, я была вне опасности, но ощущение все равно ужасало.

— Лукас, закрой это! Убери! — закричала я.

Он тут же захлопнул крышку и встревожено посмотрел на меня. Но как только шкатулка закрылась, я снова почувствовала себя нормально.

Лукас подбежал ко мне, и я объяснила:

— Это ловушка. Ловушка для призраков. Ее туда поместила миссис Бетани. Думаю, они расставлены по всей школе. Она нас выслеживает и ловит.

«Но зачем? Чего она от нас хочет? Только из ненависти или тут что-то другое?»

Лукас нахмурился и притянул меня к себе:

— Господи Иисусе, больше не заходи сюда!

— Без браслета — ни за что, — пообещала я, посмотрев на украшение. — Хорошо, что ты догадался.

— Я подумал: что бы тебе ни угрожало, будет неплохо, если ты сумеешь дать сдачи.

Я провела рукой по его щеке:

— Ты меня услышал. Во сне.

— Да. — Лукас пальцами расчесал мне волосы. — А откуда ты узнала про этот кошмар? Уже пыталась попасть в мой сон раньше?

— Пыталась, но у меня ничего не получилось. Ты меня так и не увидел.

Лукас легко поцеловал меня в лоб:

— Мы будем над этим работать, и у нас обязательно получится.

— Хорошо.

До меня вдруг дошло, что он впервые после своего воскрешения из мертвых стал самим собой. То, что он сумел спасти меня, вернуло ему смысл существования. А еще я поняла, что он — это мой смысл существования.

Лукас, снова собранный и уверенный, рассматривал меня в тусклом лунном свете.

— Мы найдем все эти ловушки. А пока держись от них подальше. С тобой больше ничего не должно случиться, Бьянка. Никогда. Я ни за что этого не допущу.

— А я буду заботиться о тебе.

Я вспомнила, как испугалась за тех, кого люблю, когда ловушка засасывала меня внутрь. Да, я умерла, но сердце мое осталось живым. Ради Лукаса, ради всех тех, кого я люблю, ради любви, что не кончается со смертью, я должна найти себе место в этом мире. И если это означает, что я никогда не смогу целиком принадлежать миру живых или миру нежити, что ж, придется находиться между ними. В тени. Я уже знаю, как это делается, а потом, наверное, научусь еще лучше.

— Пусть это не та загробная жизнь, о которой говорят проповедники и которую рисуют художники, — с арфами, крылышками и пушистыми облачками. Но мне кажется, что присматривать за людьми, которых любишь, — очень неплохой способ провести вечность. Лукас крепко прижимал меня к себе, и я знала, что он чувствует то же самое.

«Нам все еще есть чем дорожить, — поняла я, — Есть за что бороться».

Глава восьмая

Почти весь остаток ночи мы с Лукасом провели на лужайке, прижавшись друг к другу. Смерть сделала нас нечувствительными к осенним ветрам и холодной земле, поэтому мы лежали, обнявшись, под большим дубом, ветер сдувал первые листья с деревьев, и они укрывали нас, как одеялом. Листья были цвета наших волос — рыжие и темно-золотые. Мы стали частью осени. И в первый раз за очень долгое время мы на самом деле были частью друг друга.

— Ты ни разу не сказал, что мы должны уехать из «Вечной ночи», — прошептала я.

— Не думай, что эта мысль не приходила мне в голову. — Лукас ткнулся носом мне в щеку. — Страшно представить, насколько здесь для тебя опасно, но… ты должна решать сама. Мы так договорились, и я буду этого придерживаться.

У меня все еще кружилась голова после ловушки в библиотеке и болели царапины на плече, и я подумала, не стоит ли мне изменить решение? Но я понимала, что, пока Лукас не станет спокойнее и увереннее в себе, лучше всего остаться тут.

— Со мной все хорошо. — Я поцеловала его крепко, но ласково. — И больше ничего плохого случиться не может. Собственно, я как раз поняла, что со мной еще может произойти много чудесных вещей, и я могу многое здесь сделать — для тебя и для других.

Лукас криво улыбнулся:

— Не привидение, а ангел.

— И ты, как вампир, тоже можешь многое сделать. Вспомни, скольким ученикам помогли мои мама с папой и как часто Балтазар выручал нас из беды. Быть мертвым — это не самое плохое, что может случиться.

Он долго молчал, обдумывая мои слова.

— Просто… этот голод…

— Я понимаю.

— Если я все-таки накинусь на кого-нибудь… убью кого-то…

— Этого не случится. — Я очень сильно хотела в это поверить и убедить Лукаса. — Ты сильный, Лукас. Еще ребенком ты прошел обучение в Черном Кресте, которое не всякому взрослому под силу. Тебе было всего девятнадцать лет, когда ты начал работать под прикрытием, и у тебя получилось! В смысле — ты же одурачил миссис Бетани, и наверное, ты единственный человек в мире, кому это удалось!

Вот тут он по-настоящему засмеялся — правда, смехом горьким, а не радостным, но я решила довольствоваться тем, что есть. Было так здорово находиться рядом с ним и не чувствовать, как мир всей своей тяжестью прижимает нас к земле.

Я продолжала подсчитывать очки:

— Ты умеешь думать самостоятельно, а это в наше время редкость. Можешь признать свою неправоту, а это еще большая редкость. Ты верный, храбрый и умеешь подружиться так, что эта дружба будет вечной. Это все — часть тебя. Твоя лучшая часть.

Лукас очень серьезно помотал головой:

— Ты ошибаешься.

— Послушай…

— Нет, это ты послушай. — Он плотнее прижался ко мне. — Лучшая часть меня — это ты. Навсегда.

Я закрыла глаза и положила голову ему на плечо. Наступило умиротворение — по крайней мере на одну ночь.

На следующий день в «Вечной ночи» бурлила деятельность более живая, чем большинство ее участников. Учащиеся толпились в коридорах — изысканные вампиры и люди, гадающие, смогут ли они когда-нибудь им соответствовать. Я сильнее, чем раньше, боялась перемещаться по коридорам, потому что не знала, где могу наткнуться на следующую ловушку, поэтому передвигалась медленно и осторожно. Пока все шло неплохо.

Я искала Лукаса, собираясь пойти с ним в класс. Отвлекаться на меня он не будет — он честно пытался пройти весь учебный курс, если не ради знаний, то, по крайней мере, чтобы убить время. После нашего воссоединения вчера ночью мне казалось, что вполне достаточно просто быть рядом с ним, и я подозревала, что он чувствует то же самое.

Но тут я увидела кое-кого, кто выглядел еще более одиноким, чем Лукас, — мою маму.

Она была одета как всегда: простая юбка, практичные туфли и мягкий свитер. Волосы цвета карамели собраны в хвост — мама причесывалась так, сколько я себя помню. Но из ее походки исчезли легкость и упругость, и, когда она шла по коридору в класс истории двадцатого века, глаза ее не сияли.

Я просочилась в кабинет сквозь дверь. Мама что-то писала на доске, и я прочла вместе с остальными учениками: «Потерянное поколение». В классе я заметила несколько знакомых лиц, в первую очередь Балтазара. Он жил в то время и разбирался в его истории куда лучше, чем большинство вампиров. Думаю, он записался на этот курс специально для того, чтобы быть ближе к моей маме.

«О, конечно, — размышляла я. — Теперь ты начал соображать. А почему не соображал тогда, когда Лукасу это было особенно нужно?» Балтазар потащил Лукаса сражаться с Черити, хотя знал, что Лукас не в себе, и этого я ему простить никак не могла. Но если не ради себя, то ради мамы я продолжала испытывать к нему благодарность — и к Патрис тоже. Она сидела впереди и, скорее всего, записалась на этот курс по той же причине, хотя не признается в этом никогда.

— «Потерянное поколение» — это люди, ставшие совершеннолетними во время Первой мировой войны. Тогда она называлась Великой войной. Кто знает почему? — усталым голосом спросила мама.

Разумеется, она задала свой вопрос ученикам-людям — или тем вампирам, кого превратили после того времени. В академии «Вечная ночь» существовало неписаное правило: нельзя пользоваться своими воспоминаниями, если ты жил в изучаемую эпоху.

Скай Тирней, сидевшая в первом ряду, подняла руку:

— Потому что Вторая мировая война еще не началась.

— Верно. — Мама смотрела куда-то поверх голов учеников, словно не особенно ими интересуясь. Под глазами у нее залегли тени. Казалось, что она толком не спит уже несколько недель. — Потому что невозможно было поверить, что человечество во второй раз окажется таким же глупым.

Парочка вампиров противно хихикнула, явно решив, что это наезд на людей. На самом деле мама просто была фаталисткой. Балтазар на мгновение закрыл глаза, словно отгораживаясь от их тупости.

Мама сжала мел в руке, пачкая пальцы желтоватым порошком. Она по-прежнему смотрела куда-то вдаль и говорила гораздо тише, чем требовалось при обращении к классу, полному учеников:

— Первая мировая война пошатнула веру людей буквально во все. Они больше не могли поклоняться Богу-Всезаступнику после того, как столько их сыновей и братьев погибли в окопах. Солдаты, пострадавшие от иприта, пулеметного огня и голода, больше не могли доверять правительству и генералам, пославшим их на фронт, обещая, что война продлится всего несколько месяцев. Женщины, заменившие на заводах и фабриках ушедших на войну мужчин и умудрявшиеся при этом годами в одиночестве тянуть на себе домашнее хозяйство, больше не могли чувствовать себя защищенными.

Ручки скрипели по бумаге, щелкали клавиши ноутбуков. Все думали, что это будет включено в экзамен, но я видела, что мама просто заблудилась в печальных воспоминаниях.

Она продолжала:

— Некоторые из этих женщин потеряли всех, кого любили. Они обещали своим детям — уберечь их от всех бед, но эти обещания оказались нарушены. После такого ты уже не можешь… они уже не могли поверить снова.

О, мамочка! Я так сильно хотела ее обнять! Хотела ли я сказать ей, что все будет в порядке, или настолько по-детски надеялась, что это она станет меня утешать?

Некоторые вампиры, старшие, те, что прошли через то время, выглядели такими же печальными, как моя мама. Балтазар внезапно заинтересовался своей обувью. Я вдруг сообразила, что никогда не спрашивала его, что он делал на той войне и делал ли вообще хоть что-нибудь. Не знаю, что с ним тогда случилось, но похоже, у него остались самые мрачные воспоминания. А может быть, он просто гораздо лучше остальных понимал мамино настроение и искренне ей сочувствовал.

«Дотягиваться до людей, — напомнила я себе. — Заботиться о них, даже если прямо сейчас я на них злюсь. Вот для чего я здесь».

Я подплыла к Балтазару. Его пальцы не очень крепко сжимали карандаш, — видимо, будучи свидетелем всех тех событий, он не считал нужным делать записи. Так что я завладела карандашом и написала его рукой: «Как по-твоему, с ней все в порядке?»

Балтазар резко выпрямился, но тут же овладел собой. Пальцы на карандаше сжались крепче.

«Не думаю».

Он снова расслабил пальцы, чтобы я смогла ответить.

«А отец? Как ты думаешь, он может ей помочь?»

«Он попросил меня уйти с его курса. Сказал: слишком болезненные воспоминания. Так что, думаю, не может. Бьянка, почему бы тебе не показаться им? Тяжело врать, что ты ушла совсем, навеки».

«Мама с папой ненавидят призраков. Они делали все, лишь бы не позволить мне превратиться в привидение, и даже слышать не хотели, что я стану кем-то еще, кроме вампира. — Мне было очень трудно написать следующие слова, но я заставила себя закончить: — Я боюсь, что они отвергнут меня и тоже будут ненавидеть».

«Они твои родители. Они не поступят так. Они тебя примут».

«Как мать Лукаса приняла своего сына?»

На это Балтазар не ответил.

Сидевшая перед ним Патрис поежилась; очевидно, в присутствии привидения в помещении всегда становилось холодно. Она обернулась, любопытствуя, откуда взялся сквозняк. Я направилась к двери, не в силах выносить все это, но, прежде чем выплыть из комнаты, долго смотрела на маму. Теперь я постоянно думала, что это может быть в последний раз.

Я так хотела показаться ей и папе! Представляла, как появлюсь перед ними в белой рубашке и пижамных штанах, в которых умерла, надену на руку браслет и снова обрету тело. И если я сделаю это, то кинусь к ним в объятия, и ничего мне больше не нужно.

А потом представляла себе, как они от меня отворачиваются. Я этого просто не вынесу.

Ученики начали поговаривать о поездке в ближайший городок, Ривертон, уже несколько дней назад, но я не обращала на это внимания, потому что сомневалась, что кто- то из моих друзей захочет туда отправиться. Эти поездки были недавним нововведением, специально для учеников- людей. Вампиры их избегали: для того чтобы попасть в Ривертон, требовалось пересечь реку, а это вызывало у вампиров озноб, тошноту и своего рода шок. Кроме того, все, что доставляло удовольствие людям, автоматически становилось гадким для вампиров. Единственным человеком, с которым я продолжала общаться, был Вик, а он, скорее всего, останется в школе из-за Ранульфа.

Однако мне пришлось изменить свои планы.

После урока мамы, пока ученики толпились в коридорах, я принялась разыскивать Лукаса. Я чувствовала, что нужна ему, а увидев мамину тоску, поняла, что он мне тоже очень нужен. Но едва я подобралась к нему справа, как миссис Бетани оказалась слева.

— Мистер Росс.

— Миссис Бетани, — отозвался он, кинув торопливый взгляд в мою сторону.

Лукас почувствовал, что я тут, и хотел меня защитить. Пусть мы оба знали, что я невидима, что-то в этой женщине заставляло думать, что она все равно может меня учуять.

Но сейчас ее мысли были заняты чем-то другим.

— Вы еще не вписали свое имя в список учеников, отправляющихся в наш первый выезд из кампуса. Мне помнится, вы любили эти поездки.

— Да, в те времена, когда мог пересечь реку без опасения, что меня вырвет.

— Это кратковременное неудобство, — сказала миссис Бетани. — Его легко перетерпеть.

Лукас пожал плечами:

— Не вижу смысла.

Позвольте поделиться с вами секретом, мистер Росс. Секретом того, как я научилась выносить свою смерть.

Что могло заставить миссис Бетани открыть нечто столь личное? У Лукаса на лице отразилось то же потрясение, что испытала я.

— Гм… хорошо. — Он оправился от изумления. — Об этом я послушаю с удовольствием.

— Полагаю, сейчас вы пытаетесь забыть все то, что любили при жизни. — Миссис Бетани шла через толпу, юбки ее шуршали, ученики расступались, образуя для них с Лукасом широкий проход. — Отдалиться от всех тех радостей, считая, что они утрачены для вас навеки. Но это ошибка.

Лукас замедлил шаг, очевидно пытаясь осмыслить услышанное.

— Но я же не могу… ну, не знаю, съесть вкусный гамбургер или искупаться в океане…

— Нет. Некоторые вещи для нас недоступны. Но вы наверняка можете получить удовольствие от развлечений, которые предлагает Ривертон.

На нашем первом свидании мы пошли в кинотеатр. Лукас купил мне брошь в комиссионном магазине. Было бы здорово снова посетить все эти места. Вместе. Ну и что, что мне придется прятаться? Назовем это «свиданием вслепую».

Возможно, Лукас уловил мои чувства, потому что медленно кивнул:

— Это верно. Я могу туда съездить.

Миссис Бетани улыбнулась.

— Не забывайте свою жизнь, — сказала она. — Не отрывайтесь от нее больше, чем следует. — И выпрямилась, снова официальная, как всегда. — Я внесу ваше имя в список для поездки в Ривертон.

— Спасибо.

Мы вышли на улицу, и я шепнула:

— Я так рада, что ты согласился.

— Это как-то немножко странно, да? — Он думал о миссис Бетани. — Она так разоткровенничалась.

— Да, это было странно. Более чем странно. Я понимала, что должна быть ей благодарна, — она как бы приглядывала за Лукасом на свой лад, но из-за этого миссис Бетани пугала меня еще сильнее. Мне не хотелось больше говорить о ней и даже думать. Лучше сосредоточиться на том хорошем, что нас ждет.

— Если мы снова сможем сходить в тот кинотеатр, меня все устраивает.

Лукас засмеялся. Я просто купалась в удовольствии, ощущая себя обычной девушкой, ожидающей свидания.

Я могла бы поехать в Ривертон прямо в автобусе, паря над Лукасом, но мы решили, что все это может кончиться замерзшими окнами. Поэтому он просто взял с собой брошь, чтобы я смогла подлететь к нему, когда он окажется в городе. Лукас положил в рюкзак запасную куртку и спортивные брюки — если в кинотеатре будут, как обычно, только ученики «Вечной ночи», я смогу обрести тело, и мы проведем там время, как раньше. Может, будем целоваться, как раньше. На это я особенно надеялась.

Прошло всего полчаса после отъезда автобуса, а я уже изнывала от нетерпения. Казалось, я целую вечность проторчала на крыше в обществе одной из горгулий, а легкий дождик лил сквозь меня. Я понимала, что нет никакого смысла перемещаться к Лукасу, пока он не окажется в Ривертоне, но мне так хотелось туда попасть! Особенно в кинотеатр, ведь это место, куда мы ходили во время первого свидания.

Он был мне так дорог, что я могла представить себе каждый позолоченный завиток на стенах, красный бархатный занавес, афиши…

Стоп. А вдруг я любила его так сильно, что оказалась к нему привязана? Что если это одно из тех мест, куда я могу мгновенно переместиться после смерти и где могу «обитать»?

Попытаться стоит, решила я, частично растаяла, позволив материальному миру вокруг меня исчезнуть, и стала представлять себе кинотеатр в мельчайших деталях, какие только могла вспомнить. Все-все — внутреннее оформление, само здание кинотеатра, и изо всех сил захотела оказаться там.

И оказалась.

Да! Я сделала это! Кинотеатр ничуть не изменился. Там стоял старомодный агрегат для приготовления попкорна — небольшая медная клетка с табличкой в красную и белую полоску. Лежал ковер с рисунком, такой толстый и мягкий, что мне сразу захотелось иметь ноги, которые могут в нем утонуть. Судя по подсвеченной афише, сегодня показывали «Поймать вора». Кэри Грант, сплошное обаяние, сплошная романтика. Разве может быть что-нибудь прекраснее?

Похоже, народу тут сегодня будет полно, значит, нам с Лукасом не удастся побыть наедине. Кино начнется примерно через полчаса, а несколько человек уже заняли места, хотя они то и дело поглядывали на дверь, где стояла я. Смотрели сквозь меня, ждали кого-то…

И тут меня как будто ударило. Я узнала некоторых из них, в частности сидевшую на переднем ряду Кейт.

Черный Крест! Меня охватил ужас, такой сильный, что мне показалось, будто я сейчас превращусь в кусок льда. Они догадались, куда отправился ставший вампиром Лукас, и помнили, что он ездил в Ривертон, когда шпионил для них. И это не горстка людей, которых Кейт привела с собой в Филадельфии, это полноценный поисковый отряд Черного Креста.

Они устроили засаду, чтобы убить Лукаса!

Я выскочила в фойе, понимая, что наверняка заморозила одну из стеклянных дверей, но мне было плевать. Черный Крест ищет не меня. Если я не сумею вовремя предупредить Лукаса, они набросятся на него сразу же, как только он переступит порог кинотеатра. Даже его силы и боевого мастерства не хватит, чтобы спастись от дюжины охотников на вампиров.

Перемещаясь по улице в сторону городской площади, я поняла, что отряд в кинотеатре не единственный. В закусочной, не обращая внимания на стоявшую перед ней тарелку с картофелем фри, сидела Элиза Пэнг, предводитель нью-йоркской ячейки Черного Креста. И, что хуже всего, в переулке рядом с площадью прятались Ракель и Дана.

Подъехал автобус, из него стали выбираться ученики. Я высматривала только Лукаса, поэтому не замечала остальных, проходивших мимо меня. Они болтали и смеялись, даже не догадываясь, что я тут.

Лукас вышел одним из последних. Выглядел он измученным. Должно быть, на него очень сильно подействовала текущая вода.

— Ты в порядке, приятель? — спросил водитель автобуса.

— Да. Нужно пойти быстро выпить кофе, это поможет, — ответил Лукас, имея в виду, что он сможет спокойно посидеть несколько минут в кофейне, где его никто не потревожит. Он думал, что я приду к нему в кинотеатр, и не хотел, чтобы я видела его в минуту слабости.

«Это все ерунда, главное — окажись где-нибудь в одиночестве, чтобы я смогла тебя предупредить!»

Я не видела в кофейне охотников Черного Креста, но это не значит, что там нет парочки тех, кого я просто не знаю. Я быстро понеслась за Лукасом, надеясь перехватить его, пока он не зашел внутрь.

И вдруг я просто… остановилась. Ослепла. Потерялась.

В один миг я утратила способность двигаться вперед, назад, вверх или вниз — вообще куда-либо. «Ловушка!» — в панике подумала я, вспомнив жуткую шкатулку в «Вечной ночи», но это было чем-то другим. Меня никуда не тянуло, я просто оставалась на месте. Разница примерно такая же, как между погружением в зыбучие пески и тем, что ты застрял в лифте. Точнее, в лифте с погасшим светом.

Это что, сделал Черный Крест? Они охотятся за нами обоими? Что происходит? Я знала только одно: этот плен, чем бы он ни был, не даст мне предупредить Лукаса, что ему угрожает страшная опасность.

И тут передо мной открылся сияющий круг, мерцающий, как пруд в лунном свете. Я осторожно выглянула и увидела, что мой тюремщик потрясенно смотрит на меня.

— Бьянка?

— Патрис?

Глава девятая

— Бьянка? — Патрис выглядела такой же изумленной, как и я. Казалось, ее лицо полностью закрывает небо, или потолок, или что я там видела над этим черным бесформенным местом, — Ты… ты стала призраком?

— Патрис, сейчас у меня нет времени это обсуждать!

— Времени у нас полно, раз уж мы обе мертвые, — отрезала Патрис, и лицо ее затуманилось. Похоже, старая вражда между вампирами и призраками давала о себе знать. — По сути, целая вечность. Начинай с того, как ты умерла.

— Здесь, в Ривертоне, Черный Крест, и, если ты меня сию же секунду не выпустишь, они убьют Лукаса и любого другого вампира, на которого наткнутся, в том числе и тебя!

Странная, удерживавшая меня на месте смоляная яма исчезла так быстро, что я словно взлетела. Вокруг будто бы взорвался свет, хотя это были всего лишь уличные фонари Ривертона. Снова начав чувствовать мир, я обнаружила, что нахожусь прямо перед Патрис, а та, в свою очередь, стоит в переулке рядом с главной улицей. В руке она держала маленькое зеркальце, затянутое инеем. Должно быть, я стала видимой, но лишь отчасти: вытянув Руку, я различила сероватые очертания ладони и пальцев. Если не всматриваться специально, разглядеть меня было невозможно.

Но Патрис знала, как смотреть. Она моргнула, но тут же стряхнула с себя удивление.

— Где они? — спросила она. — Быстро говори.

— Кинотеатр. Закусочная. Где еще, не знаю. Лукас идет в кофейню — нужно попасть туда раньше их.

Патрис помчалась через дорогу с такой скоростью, словно на кону стояла ее жизнь, а не Лукаса. Я последовала за ней, но медленнее. Ловушка лишила меня чего-то, и мне требовалось время, чтобы прийти в себя. Время, которого у Лукаса не осталось.

Патрис добежала до кофейни, когда я была в паре десятков футов от нее. Патрис ворвалась внутрь так неистово, что посетители уставились на нее, пытаясь понять, что случилось. Одним из этих посетителей был Лукас. Он сидел в зеленом бархатном кресле, обхватив голову руками. Патрис протянула ему руку.

И в этот миг охотники перекрыли мне обзор.

Кейт. Элиза. Милош. Еще человек десять — пятнадцать тех, кого я не знала, но у каждого была мускулатура бойца Черного Креста. Кто-то сообщил им, что Лукас в городе, и сказал, где он находится. Мы с Патрис опоздали.

«О нет! — подумала я. — Пожалуйста, нет!»

— Оружие, — сказала Кейт.

Слово упало — тяжелое и негнущееся, как железо. Она пришла, чтобы убить собственного сына, и тяжесть этого решения умертвила ее взгляд. Охотники вскинули арбалеты. Лукас встал и направился к Патрис, собираясь уйти с ней, — и увидел свою мать. Увидел, что сейчас их атакуют и сделать он ничего не может.

А значит, что-то предпринять должна я.

Я вытянулась в длинную горизонтальную линию, представила себя острым лезвием меча и ринулась вперед.

— Огонь! — прокричала Кейт, и в этот миг я врезалась в охотников.

Должно быть, я ударила их, как кусок льда, потому что они закричали и начали стрелять куда попало. Стрелы вонзались в мостовую и в стены домов. Но как минимум одна попала в цель — витрина кофейни разбилась, осколки полетели в разные стороны. Люди внутри завизжали, прохожие на улице испугались.

«Лукас!» Я его не видела. Мне отчаянно хотелось убедиться, что с ним все в порядке, но я понимала, что не могу допустить, чтобы кто-нибудь пострадал. Сил почти не осталось, но я должна сделать все, что могу.

Охотники уже приходили в себя. Некоторые согнулись пополам после моего удара, но уже выпрямлялись и готовились ко второй попытке. Моей первой мыслью было снова завладеть Кейт и приказать им отступить. Получится ли у меня? Если для этого нужно испытывать безнадежность и отчаяние, как я подозревала раньше, то получится. Но, ринувшись к ней, я почувствовала, как меня что-то отталкивает.

«Что за?..» И тут я увидела — на ее пальцах сверкало не меньше полудюжины медных колец. Медь, как любой другой металл, содержащийся в человеческом организме, отталкивает призраков. Насколько я слышала, Черный Крест мало что знал о призраках, но, видимо, Кейт разыскала нужную информацию, чтобы оградить себя от опасности. Я могла ударить ее, но не завладеть ее телом. Значит, придется выводить их из строя по одному.

Я ринулась к ближайшему охотнику. Чтобы ударить его ледяным кулаком, нужно материализоваться, но это, наверное, плохая идея: я не только выдам себя толпе Учеников «Вечной ночи», но Черному Кресту будет куда целиться. Вполне вероятно, что после нашей последней стычки они ищут способы уничтожать и призраков тоже.

Так что я начала вращаться вокруг охотника, ветерок превратился в шторм, я делалась все холоднее и холоднее. Скорость вращения возрастала, и я видела, как на его волосах и бороде появляются сосульки. Кожа его посинела, он закричал от боли.

Достаточно. Я отпустила его, услышала, как он упал, и метнулась к следующему охотнику, смутно ощущая, что вокруг разыгралось настоящее сражение: Патрис схватилась с Кейт и наносила ей удар за ударом со свирепостью, какой я в ней не предполагала. В самой гуще схватки был Лукас; взревев от ярости, он опрокинул Милоша на землю. Меня охватили противоречивые чувства — я радовалась, что с Лукасом все в порядке, но боялась, что вот сейчас это и произойдет: он отнимет человеческую жизнь, а потом никогда не простит себе этого.

А пока лучшее, что я могла сделать, это помогать Лукасу сражаться. Я снова заставила себя превратиться в обжигающе ледяной вихрь и принялась вращаться вокруг охотницы. Спустя несколько секунд она тоже стала жертвой обморожения, или гипотермии, или как там это называется: Я кинулась к следующему и услышала, как Лукас закричал от боли.

Я не могла сосредоточиться. В ужасе обернувшись, я увидела Лукаса — клыки вылезли, лицо как у монстра; он упал на землю, а Милош поднял кол. Из раны на лбу Лукаса хлестала кровь. Они были слишком далеко от меня, я не успевала…

И тут появилась Ракель, выбежала из переулка и швырнула что-то Милошу в голову.

Милош, оглушенный, упал на колени. Я с удивлением услышала, как Ракель закричала:

— Лукас, уходи! Сейчас же!

— Какого черта ты делаешь?! — завопила Кейт, но рядом с Ракель уже появилась Дана, нацелившаяся из арбалета прямо в Кейт.

— Прекратите, — сказала Дана. Ее так сильно колотило, что даже голос дрожал. — Прекратите немедленно.

Издалека раздался вой сирен. Кто-то из жителей Ривертона вызвал полицию.

Лукас с трудом поднялся на ноги. Похоже, удар по голове его оглушил, но он по-прежнему рвался в бой и хотел убивать. Я быстро подлетела к нему и погладила прохладным ветерком по щеке, — может быть, это напомнит ему о том, кто он такой.

За спиной я услышала дрожавший от ярости голос Кейт:

— Вы обе еще пожалеете об этом!

— У меня столько сожалений, — отозвалась Ракель. Она не сдвинулась со своего места между Лукасом и охотниками. — Что значит еще одно?

— Да будь ты проклята! — В мгновение ока Кейт вскинула арбалет на плечо.

Дана резко ударила ее в бок, стрела полетела криво, слава богу не задев ни Ракель, ни Лукаса, и тут я увидела, что она летит в сторону учеников «Вечной ночи», ставших свидетелями сражения, — прямо в ученицу-человека, которая ни за что не успеет увернуться.

Все последующее длилось не больше доли секунды, но разворачивалось передо мной как в замедленной съемке. Смертоносная стрела, рассекавшая воздух. Лукас, прыгнувший со всей своей вампирской скоростью и силой на девочку, которой грозила опасность. Их столкнувшиеся тела, ее блестящие темные волосы, развевавшиеся за спиной. Они оба, упавшие на землю. Стрела, пролетевшая в паре дюймов над ними и глубоко вонзившаяся в деревянную стену дома.

Звук сирен приближался, толпа зевак становилась все гуще — несколько десятков свидетелей, что Черный Крест просто ненавидел. Должно быть, Кейт подала какой-то знак, потому что охотники начали разбегаться, кое-кто — спотыкаясь.

Дана позвала:

— Лукас!

Лукас, распростершийся на тротуаре вместе со спасенной им девочкой, посмотрел на Дану. Его трясло, он не улыбался. Я поняла, что он, преодолев свою жажду крови ради спасения девочки, вот-вот может сорваться и укусить.

— Не подходите к нему сейчас, — предупредила Патрис. Она тоже заметила признаки того, что Лукас готов сломаться. — У вас обеих оружие. Полиция решит, что вы из той же группы, что напала на нас.

— Мы ушли в отставку вчера вечером, когда Кейт сказала, что устраивает засаду на Лукаса, — объяснила Дана. — Правда, об этом мы не сообщили ни ей, ни другим.

— А что это был за… за ледяной циклон? — спросила Ракель.

— Это была я, — ответила я, оставаясь невидимой. Все подскочили. — Дана, Ракель, вам лучше послушаться Патрис. Если вы останетесь здесь, вас арестуют.

— И на этот раз никакого Черного Креста, чтобы внести за нас залог. — Дана вздохнула. — Ракель, малышка, пора сматываться.

Дана уже пошла, но Ракель задержалась на секунду, напрасно всматриваясь в воздух, чтобы увидеть меня.

— Бьянка…

— Да, конечно, — сказала я. — Я все понимаю.

Это было не совсем правдой. Я не понимала, что заставило Ракель преодолеть страх, вынудивший ее предать меня. Но что-то заставило, и они с Даной рисковали своей жизнью и бросили Черный Крест ради того, чтобы спасти Лукаса. Лично для меня это значило куда больше, чем все прочее.

Ракель побежала вслед за Даной и исчезла за углом, как раз когда подъехала полицейская машина. Патрис отошла от меня, я обернулась и увидела, что она встала между Лукасом и девочкой, которую он спас (Скай Тирней, теперь я ее узнала), так, чтобы Лукас не мог ее видеть. Думаю, этим Патрис спасла его, не дав укусить. Точнее, она спасла жизнь Скай.

Копы вышли из машины, и Патрис шепнула — достаточно тихо, чтобы услышали только мы с Лукасом:

— Объясняться буду я.

Через пару минут после появления полицейских я поняла, почему Патрис сама хотела с ними поговорить. Она вот уже полтора столетия давала достаточно разумные объяснения разным сверхъестественным событиям, и этот опыт, конечно, сказывался. Патрис искусно изображала перепуганную до смерти девушку, уверенную, что столкнулась с какой-то городской бандой. Они якобы говорили что-то про инициацию, и это было в точности как в сообщениях об убийствах невинных людей, которые иногда рассылают по электронной почте.

Может, в это копы и не поверили, зато поверили в то, что она по-настоящему испугалась, и (что гораздо важнее) в то, что ни Патрис, ни ее друзья не были зачинщиками драки. Показания остальных свидетелей, в частности Скай, только подтверждали ее слова. К тому времени, как очередь дошла до Лукаса, его спросили только, как его голова и не нужно ли ему к доктору.

Он сумел достаточно спокойно ответить на эти вопросы, и, хотя я видела, что он борется с собой, Лукас смог преодолеть жажду крови, вызванную сражением. По крайней мере на время.

Едва полиция уехала, я собралась поговорить с ним, спросить, как он, но этого хотел и еще кое-кто. Скай подошла к Лукасу, сияя от возбуждения и облегчения.

— Я просто обязана тебе сказать — это было потрясающе! Ты спас мне жизнь. Не знаю, как тебя за это благодарить.

— Я рад, что ты цела, — ответил Лукас и, несмотря на то что творилось у него внутри, сумел улыбнуться девочке.

Скай просияла в ответ, и я внезапно сообразила, что она очень хорошенькая: блестящие темные волосы, светло-голубые глаза с густыми ресницами, безупречная кожа, худенькая, но не тощая…

И я резко перестала радоваться тому, что Лукас ее спас. Нет, дело не в том, что я желала Скай смерти, просто она ужасно привлекательная и, кажется, запала на моего парня. А вот это уже нехорошо.

— Ты в самом деле думаешь, что это банда? — с сомнением спросила она. — Как-то староваты они для этого.

— Думаю, возраст от глупости не спасает. — Лукас старался не смотреть ей в глаза.

Она положила ладонь ему на лоб. Я уже почти возненавидела ее, как вдруг она сказала:

— Я настолько потрясена… мне нужно позвонить моему парню… я пойду, и спасибо еще раз.

Неожиданно Скай понравилась мне в сто раз больше, чем раньше. Лукас на прощание помахал ей, и я пробормотала ему на ухо:

— Все хорошо. Мы справились. Ты не сломался. Лукас, видишь, какой ты сильный?

— Я должен побыть один. — Лукас повернулся и пошел прочь.

Мне хотелось последовать за ним, но я не стала этого делать. Его мать еще раз попыталась убить его. Ничего удивительного, что небольшая победа над собой не доставила ему никакого удовольствия.

Я печально смотрела ему вслед и тут заметила еще кое-кого — Патрис, в одиночестве сидевшую на скамейке. Она рассматривала подол своей юбки с цветочным узором в поисках дыр. Как обычно, Патрис сумела выйти из этого сражения чистой и аккуратной. Даже волосы не растрепались.

Я подплыла к ней и сказала:

— Спасибо за все.

— Бьянка? — Патрис подняла голову и посмотрела куда-то вдаль, как все, кто разговаривал со мной, если я оставалась невидимой. — Теперь ты призрак?

— Да.

Она поерзала на скамейке, устраиваясь поудобнее.

— Расскажи мне все. Начни с того момента, когда вы с Лукасом расстались. Насколько я теперь понимаю, это было совсем не так.

Никогда раньше Патрис не была моим доверенным лицом, но после того, как она не задумываясь кинулась нам на выручку, я чувствовала, что могу ей открыться. И я рассказала ей всю историю, настолько точно, насколько могла, начиная с наших тайных отношений с Лукасом и заканчивая нашей смертью и тем, что происходит сейчас в академии «Вечная ночь». Она слушала — не выражая сочувствия и не причитая, что все это Ужасно, но и не осуждая. После всего, что случилось, после всех обвинений и обид это принесло мне облегчение.

Закончив, я поняла, что и у меня есть вопросы.

— А зачем ты поймала меня в ловушку? И как ты это сделала?

— Я почувствовала, что кто-то меня преследует. Теперь-то я понимаю, что ты шла за Лукасом, но я все равно это ощутила. Что-то призрачное. И хотя я была не совсем уверена, но решила, что надо действовать. От тебя иногда веет холодом, ты это знаешь?

— А как же ты меня не испугалась? Большинство вампиров боятся.

Пухлые губы Патрис изогнулись в усмешке.

— Большинство вампиров ведут себя ужасно глупо, когда дело касается призраков. Я слышала про панику в прошлом году. Ужас, до чего глупо! Но в Новом Орлеане, где я начинала, была женщина по имени Мари Лаво, и она знала все на свете про вампиров, привидений, духов — обо всем. Когда меня превратили, я пошла к ней. — Патрис посмотрела куда-то вдаль, словно пыталась заглянуть в прошлое. — Был один мужчина, он умер… мне хотелось снова его увидеть… В общем, оказалось, что возвращать кого-то против его воли — плохая идея.

— Могу себе представить. — Мне было очень трудно приспособиться к существованию в виде призрака. А для того, кто мирно умер, это наверняка в тысячу раз ужаснее. — И ты поймала его в зеркало?

— А потом разбила зеркало, чтобы выпустить его. — Она вытащила из сумочки пудреницу, в которую меня ловила. Иней растаял, Патрис открыла пудреницу, и я увидела, что зеркальце цело и невредимо. — Потом я научилась выпускать привидения, не разбивая зеркала. Их так сложно заменять!

Вот в этом вся Патрис: волнуется из-за своей косметики, даже устраивая неразбериху на границе между миром живых и мертвых.

— А куда попадают привидения, когда ты ловишь их зеркалом?

— А я надеялась, это ты мне расскажешь, — хмыкнула она. — В зеркало, насколько я понимаю.

Мне-то почудилось, что это вообще ничто, какая-то область между жизнью и небытием, но теперь, когда я стала призраком, вещи вроде этой начинали казаться мне чем-то обыденным. Кроме того, сейчас у меня имелись более актуальные, земные заботы.

И я начала:

— Знаешь, Лукасу не помешало бы обзавестись новыми друзьями в «Вечной ночи». И я бы тоже не отказалась от возможности поболтать с кем-нибудь еще. — В особенности, подумала я, с другой девочкой. Лукас, Балтазар, Ранульф и Вик — отличные парни, каждый в своем роде, но когда общаешься только с ними, через некоторое время сама начинаешь чувствовать себя мальчишкой.

— В отличие от некоторых, я не завожу друзей среди охотников Черного Креста, — презрительно фыркнула Патрис, но царственные черты ее лица смягчились. — Хотя думаю, что раз Лукас больше не с ними, значит, поддержать его — все равно что показать Черному Кресту средний палец.

Не очень похоже на предложение вечной дружбы, но меня и это устраивало.

— И по тебе я скучала, — добавила Патрис. — Кстати, как раз сегодня вечером я про тебя вспоминала.

— Правда? — Мне стало ужасно приятно.

— Ты всегда прекрасно разбиралась в винтажных Украшениях, а я хотела сегодня сходить в магазинчик и подобрать что-нибудь к этому наряду. Ради этого стоило переехать через реку, как по-твоему?

Патрис не остановится ни перед чем, чтобы выглядеть безупречно, но меня это больше не раздражало — наоборот, стало казаться забавным, и даже классным, и таким… ну, в общем, это просто была Патрис.

— Давай я схожу с тобой. Меня никто не увидит. То, что я умерла, не помешает мне делать покупки.

Патрис оживилась:

— О, нам нужно написать это на футболках!

Я пошла с Патрис в магазин и уговорила ее купить очаровательный антикварный браслет, и хотя это было довольно приятным занятием, на самом деле я просто убивала время. Когда мы зашли в отдел одежды, я вспомнила, как мы с Лукасом приходили сюда во время свиданий. Он был таким счастливым, примеряя шикарные длинные пальто и безумные шляпы, таким беспечным. Таким живым.

Дело не в том, что я стала меньше любить его, когда он умер, — как такое вообще возможно? — я просто понимала, что жизнь — это то, что я очень любила в Лукасе, а теперь она закончилась.

Когда ученики стали собираться возле автобуса, чтобы вернуться в школу, Лукаса среди них не было. Никто, кроме Скай, этого не заметил. Все стали садиться в автобус, она подошла к сопровождающему и сказала:

— Одного человека не хватает. С ним могло что-нибудь случиться.

— Росса? Ничего с ним не случилось. — Водитель (вампир) пожал плечами, — Он меня предупреждал, что вернется в школу позже. Увидитесь с ним завтра.

Скай не понравилось, что Лукаса оставляют в Ривертоне, и я понимала почему. В любой обычной школе уже подняли бы тревогу. Даже в «Вечной ночи», если бы пропал ученик-человек, все тут же заволновались бы и организовали поисковые отряды. Но ученикам-вампирам предоставлялось больше свободы, и предполагалось, что они и сами могут о себе позаботиться.

Я понадеялась, что так оно и есть.

— Иди отыщи его, — прошептала Патрис, садясь в автобус. — Увидимся позже.

Я быстро ушла с площади и направилась в сторону леса, протянувшегося между Ривертоном и «Вечной ночью». Когда домов почти не осталось, а вокруг зашелестел ветер, я обрела уединение, необходимое мне, чтобы сосредоточиться.

Я представила себе свою гагатовую брошь, ту, что Лукас купил мне в Ривертоне. Черный камень, вырезанный в форме цветка, — камень, исполненный жизни, что когда-то пульсировала в дереве.

Вокруг меня все закружилось как дым, стали меняться оттенки, а потом проявились очертания. К моему удивлению, я оказалась не рядом с Лукасом. Брошь лежала в кармане куртки, сейчас валявшейся на земле под деревьями. Я внимательно всмотрелась, в куртку и поняла, что она вся в крови. Той, после сражения, решила я, но тут увидела, что вокруг что-то валяется. Мертвый енот. Мертвая птица. Мертвая лисица. Из их тел не только выпили всю кровь — они были разодраны на кусочки. Лукас вымещал на них свою жажду убийства — на мелких животных вместо людей.

Где-то неподалеку слышались глухие удары — тук, тук, тук; кто-то стучал по дереву, как будто молотком или, может быть, топором. Взяв в руки брошь и обретя тело, я пошла на звук и увидела Лукаса, раздевшегося До майки. Он стоял лицом к дереву и лупил его, как боксер грушу.

Я подошла ближе. Лукас не замечал меня, да и вообще ничего вокруг. Он с такой силой бил по дереву, что с каждым ударом со ствола слетала кора. Виднелись ободранные участки, блестевшие от крови. Я в ужасе поняла, что Лукас сдирает кожу на руках, и на одном пальце уже показалась голая кость. Должно быть, боль он испытывал невыносимую — и все же бил, бил, бил, без перерыва.

— Лукас! — Я подбежала к нему и схватила за руку. — Не делай этого!

Он прекратил, но на меня не взглянул. Он сильно вспотел, майка прилипла к телу, лицо в лунном свете блестело. Лукас смотрел на это дерево так, будто ненавидел его.

— Я хотел ее убить.

— Она твоя мать, — сказала я. — Она предала тебя так ужасно, как никто бы не смог… Понятно, что ты разозлился.

— Не только ее. Я хотел убить Дану и Ракель, пока они меня спасали. Я хотел убить Скай все то время, что спасал ее. И теперь я все это вспоминаю, и мне нечем гордиться, я не чувствую себя сильным. Я злюсь на себя за то, что не убил их и не выпил их кровь, когда у меня была такая возможность, и ненавижу себя за это, и я… Будь оно все проклято! Будь проклято!

Лукас снова ударил дерево так свирепо, что я поняла — он наказывает себя.

— Пожалуйста, не делай этого. — Я взяла его за руки и прижала израненные ладони к своему лицу. Окровавленные кисти выглядели как после автомобильной катастрофы. — Мне больно это видеть.

— Я пытался так искалечить себе руки, чтобы они уже не смогли восстановиться, — сказал Лукас. — Но они заживают. Пока я ломаю одни кости, другие уже срастаются, и все снова становится как раньше. Я не могу разорвать себя на куски. Я не могу от этого убежать. Выхода нет.

Он был прав, я ничего не могла возразить, поэтому просто обняла его за шею и крепко прижала к себе.

Спустя минуту Лукас тоже меня обнял и содрогнулся, словно безумие его покидало.

Только на время, понимала я. Но никакой другой помощи я не могла ему предложить. Я закрыла глаза и понадеялась, что любовь и в самом деле может победить смерть.

Глава десятая

После той ночи в Ривертоне Лукас стал спокойнее. Жестче. Хотя он продолжал испытывать потребность во мне и пытался придумать для нас какие-нибудь веселые занятия, я (и, безусловно, сам Лукас) со всей очевидностью понимала, что он не прекращает безнадежную борьбу за собственный рассудок, а мне остается только помогать ему, чем могу.

И всякий раз, когда он настраивался на то, что проведет хорошо денек-другой, что-нибудь непременно случалось.

Два дня спустя я прокралась на урок алгебры, хотя обычно пропускала его, потому что прошла этот курс год назад и считала, что этого вполне достаточно. Лукас, как обычно, расположился на заднем ряду, но сейчас его не окружал невидимый барьер. По обе стороны от него сидели парни-вампиры, оба тощие и бледные, и обращали больше внимания на Лукаса, чем на уравнения, написанные на доске.

Я спустилась ниже и услышала, как Лукас пробормотал:

— Прекрати, Сэмюэль, ладно?

Более тощий из двух вампиров, новый ученик по имени Сэмюэль, ответил:

— Не могу, ты и сам это понимаешь. Чуешь запах, да?

Второй вампир, гнусно и жутковато хихикавший себе под нос, ткнул средним пальцем в сторону девочки со светлыми волосами, собранными в хвост, сидевшей на два ряда впереди них.

— Ты только вдохни, — прошептал Сэмюэль. — Нет ничего лучше, чем девка с течкой.

Мне никогда не приходило в голову, что вампиры могут унюхать месячные у девушки. Я с ужасом подумала об унижении, которому подвергалась на протяжении двух лет, проведенных в «Вечной ночи». Будь у меня тело, я побагровела бы.

Лукас тоже выглядел оскорбленным, но не это составляло основную проблему. Сэмюэль и его мерзкий дружок не пытались смутить его. Они пытались разжечь его голод.

Сэмюэль высунулся так далеко в проход, что едва не перевернул парту, и прижал губы прямо к уху Лукаса:

— Ты же превратился только этим летом, да, охотник? Спорю, ты еще даже никого не грохнул? Никогда не пробовал свежей человеческой крови. Но хочешь, правда?

Лукас вцепился в край стола. Костяшки пальцев, с которых еще не до конца сошли шрамы, побелели. Он уставился в свои записи, но было очевидно, что он ничего не видит.

— Это место превратилось в уродский буфет «не желаете ли подкрепиться», — сказал Сэмюэль. — Столько людей. Столько девок. Не хочешь сделать глоток-другой, Лукас? Или в Черном Кресте ты стал таким лицемером, что и подкрепиться не осмелишься? — Слова «Черный Крест» он произнес с таким видом, словно у них был отвратительный вкус.

— Заткнись к чертовой матери!

Сэмюэль еще сильнее понизил голос, но не замолчал:

— Ты небось с голоду помираешь. И будет все хуже и хуже, пока от голода не начнет раздирать кишки. А симпатичная девчонка вроде этой как раз и столкнет тебя с края. Однажды ты укусишь, охотник. Однажды ты убьешь.

Лукас зажмурился.

Хватит, решила я, распласталась по полу, холодная и сильная, и взмыла вверх под партой Сэмюэля, опрокинув и стол, и его самого.

Он грохнулся на пол, книги и тетрадки разлетелись по сторонам, все захохотали. Профессор Раджу скрестил руки на груди.

— Мистер Янгер, вы никогда не научитесь решать уравнения, если не имеете представления о равновесии.

Жалкий учительский юмор, но класс все равно смеялся. Сэмюэль пришел в бешенство, однако вернулся за парту. Я не сомневалась, что по меньшей мере пару дней он ни над кем не будет насмехаться.

Лукас даже не улыбнулся. Голод взял над ним верх, и я видела, что он сдерживается изо всех сил, чтобы не напасть на девочку, сидевшую на два ряда впереди него.

Когда всех отпустили, Лукас вскочил так торопливо, что парта, заскрипев, проехала по полу. Сэмюэль и его жутковатый дружок засмеялись:

— Куда спешишь, Лукас? — полюбопытствовал Сэмюэль. — Нужно поменять тампакс?

Еще несколько вампиров засмеялись, но Скай, уже собиравшаяся выйти из класса, резко обернулась:

— Оставьте его в покое!

— Тебе какое дело, если нам не нравится этот придурок?

— Я как раз смотрю на самого большого придурка в этом кабинете, и это не Лукас.

Пока Сэмюэль и Скай выясняли отношения, Лукас сгреб свои вещи и выскочил из класса. Я кинулась следом, но не отставала только потому, что могла держаться над толпой. Лукас толкался и пихался, шел все быстрее и быстрее, не обращая внимания на возмущенные взгляды, сосредоточившись только на том, как бы выбраться отсюда.

Он обеими руками толкнул огромные деревянные двери большого зала. Золотистые и бурые листья, устилавшие лужайку, хрустели у него под ногами. Я видела, что он сейчас побежит, скроется в лесу, убьет там кучу мелких животных и будет колотить дерево, пока руки не превратятся в месиво. «Только не это, — в отчаянии подумала я. — Пожалуйста, не надо все сначала!»

В эту минуту появился Балтазар, будто материализовался перед Лукасом. Должно быть, ему пришлось бежать с вампирской скоростью, чтобы догнать Лукаса.

— Плохой день? — спросил он.

— Прочь с дороги! — прорычал Лукас.

— Нет. — Балтазар схватил его за руку и подтолкнул в сторону школы. — Ты пойдешь со мной.

— Что ты делаешь? — яростно прошипела я на ухо Балтазару.

— Не даю ему порвать себя на клочки.

— И я этого хотела, но Балтазар только сделает все еще хуже.

— Ему нужно уйти из школы! Подальше от людей! Разве ты сам не видишь?

Балтазар угрюмо усмехнулся, шагая по коридору.

Это выглядело странно: он буквально тащил Лукаса, а тот упирался, причем Балтазару хватило ума заговорить со мной вслух, испортив все окончательно:

— Я знаю, что ты мне больше не доверяешь, но с этим тебе придется смириться.

Оказалось, что он вел Лукаса в фехтовальный зал. К этому времени занятия там уже закончились, зал опустел, все снаряжение аккуратно лежало в шкафах. На полу осталось несколько матов, и больше ничего.

— Ну хорошо, — сказала я, когда дверь за нами закрылась и я сделалась видимой. — Мы ушли от толпы. Этого достаточно?

— Достаточно, — буркнул Лукас. Казалось, что он хочет сложиться пополам. — А теперь просто оставьте меня одного, ладно? Я могу… просто оставьте меня одного.

— Не пойдет, — отрезал Балтазар и ударил Лукаса в лицо.

— Я ахнула. Лукас отшатнулся, схватившись за челюсть. Глаза его потемнели, я видела, что он вот-вот утратит самообладание.

— Тебе нужно выпустить пар, — заявил Балтазар и стащил с себя свитер, оставшись в одной футболке. — Так что давай этим и займемся.

— Я не собираюсь драться. — Голос Лукаса дрожал.

Балтазар ухмыльнулся:

— Значит, я просто выбью из тебя дерьмо.

Он снова замахнулся, и бойцовские инстинкты Лукаса взяли верх. Он блокировал удар, швырнув Балтазара на середину зала. Балтазар мгновенно вернулся и всадил кулак в живот Лукаса. Лукас ответил еще более жестким ударом, голова Балтазара запрокинулась.

— Мальчики, прекратите! — закричала я.

Но Балтазар не хотел слушать, а Лукас не мог. Два вампира, два монстра сражались за лидерство, и все остальное не имело для них никакого значения.

Кулаки. Кровь. Пот. Они кидались друг на друга, как звери. Я в ужасе пыталась сообразить, как прекратить это, и решила заморозить помещение. Но, не успев начать, поняла, что происходит.

Безумие ушло из глаз Лукаса. Теперь его взгляд был острым, резким, словно он снова выполнял задание Черного Креста. Каждый удар был осознанным, каждое движение точным. Он дрался с противником, равным ему по силе, и энергия, скопившаяся в нем, получала выход.

Не знаю, что получал от этой драки Балтазар, но, даже когда Лукас двинул ему ногой в челюсть и Балтазар полетел на пол, по его лицу блуждала безрассудная улыбка.

Балтазар, лежа на полу, захохотал. Он коснулся губ и посмотрел на кровь, оставшуюся на пальцах.

— Только деревенщина из Черного Креста может опуститься до того, чтобы бить парня ногами по лицу.

— Только полуразложившийся труп позволит сделать это. — Лукас заморгал, не в силах поверить, что только что пошутил. Похоже, драка закончилась.

Все немного помолчали, и я спросила:

— Лукас, ты сейчас как, в порядке?

— Да. — Он подумал и перевел взгляд с меня на Балтазара. — Да. Спасибо, старик.

Если опять заведешься и тебе потребуется выход, просто отыщи меня, — посоветовал Балтазар. — Можем побоксировать. Пофехтовать. Все что угодно, лишь бы выпустить пар. Это помогает, сам увидишь.

Похоже, Лукас не особенно в это поверил, но кивнул и протянул руку, помогая Балтазару подняться с пола. Балтазар встретился со мной взглядом и улыбнулся — раздражающе самодовольно.

— Ты не собираешься поблагодарить меня? Или это значит, ты признаешь, что я хоть в чем-то бываю прав?

— Тебе понравилось! — возразила я.

Балтазар пожал плечами, ничего не отрицая, и поднял с пола свой свитер.

— Пойду приму душ перед уроками. Увидимся позже, ребята.

Когда мы остались один, Лукас сказал:

— Бьянка, прости меня.

— За что?

— За то, что я сломался у тебя на глазах.

— Ты не сломался, — настойчиво повторила я. — Ты смог себя контролировать.

— Балтазар смог меня контролировать, — поправил меня Лукас.

В чем-то он был прав, но я решила замечать только положительные стороны.

— Сейчас ты чувствуешь себя лучше, я же вижу.

Он и выглядел лучше; собственно говоря, с кожей, блестевшей от пота, растрепанными волосами и в помятой форме он выглядел обалденно.

«Если бы только мы могли прикасаться друг к другу, не испытывая потребности укусить, — тоскливо подумала я. — Это куда лучший способ сжигать избыток энергии».

— Я чувствую себя… хорошо. — Лукас выпрямился. — Спокойнее, чем раньше. Как будто белый шум у меня в голове наконец-то смолк, и я снова начал думать.

— Может быть, сейчас самое время поработать над заданием по психологии? — пошутила я.

— А знаешь что? — Лукас отступил назад и одернул свитер. — Сейчас вполне подходящее время залезть в жилище миссис Бетани.

— Погоди. Что?

— Миссис Бетани расставила по всей школе ловушки для призраков, так? Мы не сможем надежно защитить тебя, если не выясним, где именно они стоят и с какой целью. — Он усмехнулся и на мгновение снова стал похож на себя прежнего, когда мы только познакомились, — красивый, непредсказуемый, агрессивный, — Готова вломиться в чужой дом?

— Нужно подождать, пока она выйдет. Например, на урок. По-моему, сейчас у нее урока как раз нет. Это опасно, — повторила я, но Лукас уже спускался по лестнице.

— Это всегда будет опасно. Во всяком случае, прямо сейчас я в состоянии сосредоточиться на том, что делаю, а это повышает наши шансы.

Он меня, конечно, не убедил, но смысл в его словах, безусловно, был. Кроме того, он твердо решил сделать это сейчас.

— Тогда я посторожу. Если она пойдет в сторону дома, кину камешек в окошко или что-нибудь в этом роде.

— Хорошая мысль. — Лукас улыбнулся, и в этот момент мне показалось, что нам предстоит замечательное приключение вроде тех, когда мы с ним тайком устраивали свидания. Очевидно, кража со взломом при определенных обстоятельствах может быть очень романтичной.

Вроде бы возле школы больше никого не было. Лукас прогуливал урок, но это делали многие вампиры. Они приезжали в «Вечную ночь» не столько ради того, чтобы изучать какие-то предметы, сколько для того, чтобы научиться приспосабливаться к окружающему миру, и учителя относились к этому с пониманием. Но вампиры прогуливали уроки ради развлечений, а не для того, чтобы околачиваться на территории академии. Лукас кивнул, и я помчалась вперед, облетела каретный сарай, где располагалась квартира миссис Бетани, заглянула в каждое окно, слегка заморозив их. В доме ее не было.

— Путь свободен.

— Хорошо. Приглядывай тут.

Лукас подошел к боковому окну. Я наблюдала, как он возится с одним из металлических штапиков, покачивая его взад и вперед до тех пор, пока он не скользнул ему в руку. Остальные три штапика отошли легко, и прямоугольник стекла тоже. Видимо, миссис Бетани не меняла свои окна. Лукас положил все на траву, сунул руку в окно, чтобы сдвинуть шпингалет, и быстро отставил в сторону горшки с африканскими фиалками. Потом уперся ладонями в подоконник и осторожно запрыгнул в комнату.

Он сделал это гораздо быстрее и аккуратнее, чем в свое время я. Меня слегка утешала мысль, что он-то сейчас обладает полноценной вампирской силой. Пожалуй, подразню его потом, скажу, что у него обнаружились прирожденные преступные наклонности.

В окно я видела, как Лукас идет по дому к письменному столу, где миссис Бетани, скорее всего, и хранила материалы об охоте на призраков. Я покружила немного, пытаясь найти такое место, где смогу видеть Лукаса и одновременно следить, не появится ли миссис Бетани, и тут снова ощутила это. Притяжение!

Ловушка! Еще не успев запаниковать, я сообразила, что она не такая, как в библиотеке, — точнее, такая же, но меня отделяет от нее преграда, которая не дает мне провалиться в нее, — наверное, призраконепроницаемая крыша или стены. Похоже, миссис Бетани привозит эти ловушки домой, а потом устанавливает их в академии «Вечная ночь».

В ловушку меня не затянуло, но я чувствовала это странное, мощное притяжение, проходящее сквозь меня, и внезапно стала медлительной, неповоротливой и невнимательной. Это напоминало бег при высокой температуре, когда толком ничего не соображаешь, — двигаться, конечно, можешь, но для этого требуется слишком много усилий. И когда я уже почти утратила способность сосредоточиться, заметила, как Лукас провел рукой по какой-то вещи на столе, — еще одна шкатулка в форме морской раковины, в точности такая же, как та, в библиотеке. Может быть, та же самая; он говорил, что стену в библиотеку моментально починили и никого ни о чем не спрашивали. Лукас быстро захлопнул шкатулку, и головокружительное ощущение тяги исчезло. Однако чувствовала я себя ужасно — действующей ловушке достаточно было оказаться рядом, чтобы вытянуть из меня все силы.

Я чуть не поддалась соблазну растаять, чтобы немного отдохнуть, но не знала, сколько времени это может занять. Пришлось собрать всю свою волю, чтобы остаться…

Как раз вовремя, чтобы увидеть, как миссис Бетани входит в дверь своего дома.

Я с такой силой ударилась в окно, что оно задребезжало. Лукас поднял взгляд от стола, сразу насторожившись, но было слишком поздно. Миссис Бетани вошла в дом и в свой кабинет до того, как он успел скрыться.

Она остановилась в дверях. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга. Меня охватил ледяной ужас, мне показалось, что я просто превратилась в кусок льда. Лукаса, кажется, замутило.

Сейчас она нападет на него или просто вышвырнет из академии «Вечная ночь». Нельзя было разрешать ему делать это!

Я уже собралась лететь в школу, чтобы просить помощи, как вдруг миссис Бетани спокойно произнесла:

— Мистер Росс, было бы куда результативнее, если бы вы просто спросили меня о том, что хотите узнать.

Он не расслабился и не шевельнулся, сцепившись с ней взглядом, и был готов защищаться или атаковать.

— Сомневаюсь, что вы рассказали бы мне.

— Сомневаетесь. — Миссис Бетани села на один из Деревянных стульев, стоявших у дальней стены. Рядом с ней стоял еще один, свободный стул, как безмолвное приглашение Лукасу. — Черный Крест учит своих охотников сомневаться во всем, что для них ново, и верить только в долг. И в самопожертвование. И твердо знать, кто является монстром, а кто нет.

Челюсть Лукаса напряглась, и я поняла, что он вспомнил нападение Кейт.

— Они так много требуют, а что дают взамен? Ничего, кроме скверных привычек, вроде вашей склонности вламываться в чужой дом.

Лукас тихо произнес:

— Не выгоняйте меня из школы.

Он словно подавился своими словами. Он терпеть не мог умолять.

— Вас защищает право на убежище «Вечной ночи», — напомнила миссис Бетани. Ее голос звучал странно; сначала я не могла понять, в чем дело, но потом до меня дошло — она говорит с теплотой. — Я не собираюсь наказывать вас за то, что вы действуете единственным известным вам методом. Черный Крест поощрял скрытность, но существуют и другие способы вести дела. Надеюсь, здесь вы им научитесь.

Да уж, академия «Вечная ночь» — просто обитель честности! Ученики-люди знать не знают, что большинство их новых знакомых — вампиры. Мысленно ехидничая, я, однако, отметила, что выражение лица Лукаса изменилось, сделалось не таким настороженным. Миссис Бетани сказала именно то, что он хотел услышать.

И, что еще более невероятно, мне показалось, что она говорила искренне.

— А теперь, — произнесла она, — скажите, что вы искали.

— Какие-нибудь сведения о призраках.

«Лукас, нет!» Я просто не могла поверить, что он готов так легко выдать ей нашу тайну.

Но он добавил:

— Я слышал, что в прошлом году они охотились на Бьянку. Я не понимаю, почему она умерла. Если они как-то с этим связаны, я хочу это знать. Хочу отомстить.

Миссис Бетани выпрямилась, явно довольная тем, что нашла родственную душу. Лукас убедил ее, что хочет того же, чего и она: охотиться на призраков. Вероятно, это был единственный и самый лучший способ заставить ее открыться. А мне следовало бы больше в него верить.

Миссис Бетани показала на стул рядом с собой. Лукас сел.

— Насколько мне известно, призраки считали, что имеют право на мисс Оливьер, — начала миссис Бетани. — Вы знакомы с обстоятельствами рождения Бьянки?

— Вы имеете в виду, что два вампира не могут родить ребенка без помощи призраков? Да, она мне рассказывала.

— Похоже на сказку, — заметила миссис Бетани. Лукас озадаченно взглянул на нее. — Полагаю, ваша воинственная мать проводила не очень много времени, читая вам сказки братьев Гримм. В них волшебная крестная обычно прячет среди подарков какое-нибудь проклятие. То же самое произошло и у призраков. Они глотнули крови Селии и дали супругам Оливьер возможность создать жизнь — ненадолго.

Лукас обдумал это. Его темно-зеленые глаза уставились в окно, и, хотя я знала, что он не может меня видеть, он чувствовал, где я нахожусь.

— Значит, мама и папа Бьянки всегда знали, что это Должно случиться?

— Точнее говоря, ее родители считали, что доминирующая вампирская составляющая подтолкнет ее отнять жизнь и завершить превращение. Но они знали, что единственная альтернатива для Бьянки — умереть.

— А остаться обычной девушкой…

—…было невозможно, — холодно произнесла миссис Бетани. — Бьянке дали жизнь, но жизнь ограниченную.

Я опустилась на землю и обрела форму. Если бы мимо кто-то прошел, меня, вероятно, увидели бы, но в тот момент мне было плевать. Мне требовалось что-то плотное, на чем можно отдохнуть. Дело не в том, что слова миссис Бетани меня ранили. Напротив, они неожиданно показались мне верными, и я удивилась собственной реакции.

Голос миссис Бетани зазвучал мягче.

— Вам тяжело это слышать, верно? Но я думаю, что со временем это знание поможет смягчить вашу боль. Вы не смогли бы ее спасти, мистер Росс. И подвергли Бьянку опасности не больше, чем ее родители, хотя они никогда с этим не согласятся.

— Думаю, что и я тоже.

— Вы все еще считаете смерть самым худшим, что могло с вами случиться. Но это не так.

— Я знаю, что есть кое-что более ужасное, чем смерть. — Лукас с трудом выговаривал каждое слово. — Потому что это случилось с нами.

— Вы тоскуете по тому времени, когда были живым, — Я ожидала, что она назовет Лукаса глупцом, — никто не получал столько удовольствия от своего вампирства, как миссис Бетани. Но она очень тихо добавила: — Я тоже.

— И лучше не станет? — спросил Лукас.

— Этого я не говорила.

Изумление победило мою печаль. Я снова сделалась прозрачной, чтобы заглянуть в окно. Миссис Бетани сидела, положив руку на плечо Лукасу. Ее толстые ногти с бороздками алели на его черном свитере. Лукас не увернулся от ее руки.

Она что, клеится к нему? Я тут же отвергла эту мысль — жест был совсем не такой. Но не могла отрицать, что между ними возникла какая-то связь: миссис Бетани понимала, что происходит с Лукасом, гораздо лучше, чем я.

Она молча похлопала его по плечу. Лукас встал. Миссис Бетани проводила его, ничуть не беспокоясь о том, что Лукас вломился к ней в дом, и пошла с ним вместе в «Вечную ночь». Они расстались только в большом зале. Несколько человек, занимавшихся там, к своему удивлению, отметили, что Лукас, видимо, получил статус любимчика директрисы. Интересно, это отпугнет других вампиров или, наоборот, ухудшит ситуацию?

— Впереди урок английского, — сказала она. — Смею я надеяться, что вы прочитали заданное?

— Вообще-то я прочитал «Над пропастью во ржи» года два назад. Самостоятельно.

— Разумеется. Вы преимущественно обучались сами. И что вы думаете о книге?

— Что Холден Колфилд — погрязший в жалости к себе неудачник, которому следует потратить свое время с большей пользой.

Миссис Бетани едва заметно улыбнулась.

— Хотя я выразилась бы более тактично, по сути наши мнения совпадают. А это означает, что я вас вызову. Готовьтесь. — Она посмотрела на старомодные золотые часики у себя на запястье. — У вас есть еще несколько минут, чтобы принять душ, если хотите, — добавила она тоном, означающим, что сделать это необходимо.

И пошла по своим делам, а Лукас помчался вверх по лестнице, чтобы выполнить ее распоряжение. Он улыбался — по-настоящему улыбался, словно улыбка шла прямо из сердца. Я почувствовала нечто похожее на ревность, как будто я всего лишь его хвостик, а не постоянный спутник, но тут он прошептал:

— Ты можешь в это поверить?

— Ты и в самом деле вспотел, пока дрался с Балтазаром.

— Нет, я имею в виду — поверить, что она меня отпустила?

— Нет. Но вообще-то ты весьма обаятелен.

— Обаяние вовсе не моя сильная сторона.

— Не соглашусь. — Я осторожно спросила: — Но ведь ты не собираешься ей доверять, правда?

Шагая по коридору этажа, где находились спальни мальчиков, Лукас молчал, но, дойдя до двери своей комнаты, сказал:

— Она дала мне поблажку, хотя вовсе не была обязана.

— Она ненавидит Черный Крест и, мне кажется, сочувствует тебе из-за того, что у тебя с ними случилось, но… ловушки, Лукас. Она ловит привидения вроде меня. Одна из ее ловушек едва меня не убила.

— Может быть, она просто боится того, чего не понимает, — предположил он, снимая свитер и рубашку и швыряя их на пол, на мокрые полотенца, наверняка оставленные после душа Балтазаром. Мальчикам никогда не приходит в голову, что существует понятие «стирка». — Бьянка, ты до сих пор боишься призраков, а ведь ты одна из них. Поэтому это вполне объяснимая реакция.

Я с трудом представляла себе миссис Бетани, которая чего-то боится. Но похоже, Лукас в чем-то прав; она сумела достучаться до него, а с этим не справился ни один из его друзей, включая меня.

— И все равно не могла я ей по-настоящему верить. Пока нет.

— Ты ведь не расскажешь ей про меня? Что я стала призраком и что я здесь, с тобой?

Лукас недоуменно посмотрел на меня:

— Ты что, смеешься? Конечно нет.

Я почувствовала облегчение.

— Значит, ты ей не доверяешь.

— Не знаю, доверяю я ей или нет, но, когда речь идет о тебе, я не собираюсь рисковать сильнее, чем это необходимо. Твои тайны — это мои тайны, Бьянка. Никогда в этом не сомневайся.

Я легким ветерком прикоснулась к его щеке. Он закрыл глаза и улыбнулся.

Он был сейчас таким сильным. Таким счастливым.

— Знаешь, я понимаю, что мы не можем… быть вместе… — заговорила я.

Лукас открыл глаза, улыбка исчезла, но прежде, чем он успел начать извиняться, я выпалила:

— Но я могу посмотреть, как ты принимаешь душ.

Следующие десять минут прошли замечательно, однако я так и не сумела полностью сосредоточиться на созерцании прекрасного, мокрого, голого Лукаса. Одна и та же мысль сверлила мне мозг, и я не могла от нее отделаться.

Я думала: «Такое впечатление, что кто угодно в этом мире может хоть немного помочь Лукасу, но не я. Только не я».

Глава одиннадцатая

Пока я смотрела, как Лукас принимает душ, у меня что-то случилось с мозгами.

Он пошел на урок, а я начала терзаться. Видеть его снова, эту мускулистую грудь, и ноги, и воду, льющуюся на его темно-золотистые волосы и полные губы… вспоминать все, что мы делали вместе в те несколько коротких недель в Филадельфии… Это вновь пробудило мой голод по нему. Теперь, когда у меня не было физического тела, желание стало другим, но это не значило, что я хотела Лукаса меньше.

И еще я хотела, чтобы вернулась наша близость. Я знала, что помогаю Лукасу приспособиться к новой жизни, так же как он помогает мне. Уж наверное нам не придется хранить целомудрие вечно, правда? Пока браслет у меня на руке, я вообще не вижу никаких сложностей.

После той нашей первой ужасной попытки Лукас больше не делал никаких шагов в этом направлении. Учитывая, насколько сложным был для него весь этот период, я с уважением относилась к тому, что он сохраняет между нами дистанцию, потому что знала: он любит меня так же сильно, как я его. Но может быть, первый шаг должна сделать я сама.

Стемнело. Я спустилась вниз по стене башни мальчиков и вошла в комнату Вика и Ранульфа. Они в дружеском молчании обедали: Ранульф пил кровь из кружки с логотипом «Иглз»[1], а Вик жадно уминал горячий блин с мясом и овощами. Когда я появилась в комнате, Вик заулыбался и помахал мне.

— Эй, Бьянка! Как хорошо, что ты заглянула! Мы как раз собирались посмотреть фильм с Джеки Чаном. Старый, тот, где он настоящая чертова задница, а не американскую муру, где он смешной.

— Его задница останется чертовой во всех инкарнациях, — вмешался Ранульф. — В хорошем смысле слова «чертова» и весьма неопределенном смысле слова «задница».

— Всегда и везде чертова задница, — согласился Вик. — Но во времена «Пьяного мастера» немного более чертова. Будешь смотреть с нами, Бьянка? Побалдеешь?

— Вообще-то, — начала я, — я надеялась, что вы, ребята, пригласите к себе Балтазара. На пару часиков.

Вик глубокомысленно покивал.

— Понятно, наступило время повесить на дверную ручку галстук. — Ранульф нахмурился, и он пояснил: — Бьянка с Лукасом хотят побыть наедине.

— Я сразу увидел символизм в дверной ручке и галстуке, — сказал Ранульф.

— Погоди… Нет! — воскликнул Вик. — Это означает совсем не то. То есть мне так кажется…

Разговор грозил зайти в тупик.

— Так, может, ты пойдешь и позовешь? Я буду тебе очень благодарна.

Вик ухмыльнулся:

— Считай, что уже сделано.

Десять минут спустя, зайдя в комнату Лукаса, я увидела, что он один. Вик с Ранульфом уже увели Балтазара. Лукас сидел, обложившись учебниками, словно уже готовился к экзаменам.

— Ого! — воскликнула я, обретая форму. — На тебя что, налетело цунами домашней работы или что-то в этом роде?

— Занятия помогают, — спокойно ответил Лукас. — Когда я занимаюсь, могу хотя бы ненадолго сосредоточиться на чем-нибудь, кроме собственных мыслей.

Теперь книги, тетради и ноутбук стали выглядеть совсем по-другому, сразу же напомнив мне Черный Крест и Лукаса с оружием охотника. Его новообретенная страсть к учебе просто была еще одним способом защитить себя — на этот раз от внутренних демонов.

Надеюсь, у меня есть еще один способ.

— Как по-твоему, ты можешь ненадолго отвлечься?

Лукас поднял на меня взгляд зеленых глаз, такой теплый и ясный, что я чуть не растаяла.

— Ради тебя? Всегда.

— Мы одни. — Я провела рукой по его волосам; он закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением. — У тебя моя брошь, поэтому я могу обрести тело. Может быть, мы можем… сделать еще одну попытку?

Он долго молчал. Взял меня за руку, и я снова ощутила это искрящееся чувство соединения — восхитительную прохладу и прошедшую сквозь меня дрожь наслаждения. Я наклонилась, чтобы поцеловать Лукаса, но наши губы не успели встретиться. Он произнес:

— Мы не должны.

— Лукас, почему? — Я не чувствовала себя отвергнутой. Он просто излучал вожделение и любовь, поэтому я не понимала, что нас удерживает. — Я знаю, что в прошлый раз ничего хорошего не получилось, но теперь мы понимаем, что происходит. Что мы может делать, а что нет.

По мне, так все, что мы делать могли, было в сто раз интереснее, чем то, чего не могли.

— Секс и жажда крови тесно связаны, Бьянка. А для нас особенно.

— Но это не одно и то же. — Я целовала его в лоб, в щеки, в уголки рта. Он тяжело, прерывисто дышал, и я понимала, что он хочет меня так же сильно, как я его, а может, даже сильнее. — Теперь ты знаешь, что тебе нельзя пить мою кровь, это причиняет тебе боль и может вообще уничтожить. Значит, ты будешь держать себя в руках и не станешь меня кусать.

Лукас стиснул мои руки и посмотрел в глаза.

— Я знаю, что твоя кровь может меня уничтожить, — сказал он. — И поэтому боюсь, что укушу тебя.

Повисла тишина, тяжелая и ужасная, как и это новое знание. Я понимала, что Лукас борется, но до сих пор не думала, что его стремление к саморазрушению настолько сильно.

Должно быть, я выглядела потрясенной, потому что он торопливо произнес:

— О боже, Бьянка, прости. Мне так жаль!

— Ты сказал мне правду, — выдавила я, — А это главное.

Лукас обнял меня так крепко, как это было возможно в моем полупризрачном состоянии.

— Я мечтаю о тебе все время, — прошептал он мне в волосы. — Все время! Не знаю, как бы я выдержал, если бы не вспоминал, как мы были вместе. Но иногда я думаю: если бы я мог умереть… просто умереть, находясь с тобой, это было бы… почти раем…

— Лукас, нет!

— Я бы никогда так с тобой не поступил, — сказал он. — Никогда. Но… Бьянка, мы не можем.

Я кивнула, соглашаясь с тем, что между нами воздвигнут барьер. Это не навсегда, только до того времени, когда Лукас научится контролировать свою жажду крови и ненависть к себе, запрограммированную Черным Крестом. Но когда наступит этот день?

И наступит ли он вообще?

И, словно услышав мои мысли, Лукас произнес:

— Однажды.

— Однажды, — повторила я, давая обещание и ему, и себе.

Позже этой же ночью, чувствуя разочарование и тревогу за Лукаса, я переместилась в большой зал школы, пустой в это время ночи. Даже вампиры уже спали.

«Сколько вампиров не выдерживают перехода? — думала я. — Сколько поддаются суицидальным порывам, или жажде крови, или тому и другому?» И подозревала, что число это гораздо больше, чем соглашались признать мои родители. И меня снова охватила невыносимая тоска по ним. А я еще думала, что, если бы мы могли поговорить — по-настоящему поговорить, без вранья, — может быть, я сумела бы помочь Лукасу.

Возможно, я слишком погрузилась в свои мысли, или причиной тому стали ловушки спрятанные в стенах «Вечной ночи», но я внезапно остро ощутила, что не одна. Я чувствовала присутствие призраков.

И куда более отчетливо, чем раньше. Я не просто знала, что они здесь, но могла сказать, что их не меньше нескольких десятков. Они словно проникали в мое сознание, по отдельности, но при этом каждый был частью целого, как на небе звезды различной степени яркости образуют созвездия. Все равно что вдруг впервые увидеть ночное небо — всю жизнь быть слепым, а потом вдруг прозреть.

Только созвездия — прекрасные и мирные, а я ощущала вокруг отчаяние и безумие. И меня не ослепило — мне стало страшно.

Те, что бродили поодиночке, забрались в узкие щели между камнями или под подоконниками. Казалось, что они бьются головой о камень, причиняя себе боль только для того, чтобы напомнить, что они еще существуют.

Но хуже всех было пойманным в ловушки, от них исходил только чистый беспримесный ужас. Они превратились в ничто, в бесконечный безмолвный вопль.

И было еще несколько, тесно сбившихся вместе. Я чувствовала их, а они чувствовали меня.

И снова появились видения.

Я мысленно увидела миссис Бетани — не плод моего воображения, а как если бы кто-то проецировал эту картинку мне в голову, как фильм на киноэкран. Что-то буквально разрывало директрису на куски: кости, сухожилия, кровь, внутренности. Ничего более омерзительного я еще никогда не видела. Горло перехватило, меня тошнило, но картинка заполнила мое сознание, и я не могла ее прогнать.

Заговорщики (так я их назвала) повторяли: «Помоги нам».

Или что? Они нападут на тех, кого я люблю? Или на меня? Что может привидение сделать другому привидению? Я понятия не имела, но в сознании разворачивались жуткие картины отвратительного уничтожения миссис Бетани.

Рот у нее был раскрыт, челюсть отвисла, но отчаянный вопль в моем сознании был моим собственным…

И тут столб света пронзил это наваждение. Миссис Бетани исчезла, и «созвездия» тоже растаяли, словно начался рассвет.

Когда я снова смогла видеть, обнаружила, что передо мной в большом зале стоит Макси. Ее белая ночная сорочка слегка развевалась на невидимом ветру, и Макси казалась частью тумана.

— Ты меня спасла, — сказала я.

— Я их оттолкнула, больше-то я ничего не могу. — Она изогнула бровь, будто удивляясь, что ей пришлось меня спасать. — Это ты у нас девушка, обладающая сверхмогуществом, если ты до сих пор этого не поняла.

— Что еще может сделать одно привидение другому? Этот острый новый страх завладел мной. Я, как могла, придала себе уверенность, сделавшись чуть плотнее.

— Это что, головорезы Кристофера? Или призракорезы?

— Кристофер не имеет к ним никакого отношения, — ответила Макси. — К сожалению. Они слишком привязаны к человеческому миру, чтобы смириться с тем, что стали призраками.

— Они ненавидят «Вечную ночь», — сказала я. — Ненавидят миссис Бетани. Почему же они просто не уходят отсюда?

Макси скрестила руки на груди.

— А ты считаешь, что все мы умеем делать то же, что и ты? Так вот, мы не умеем. Большинство призраков не могут перемещаться так, как ты, и даже так, как я. Они следуют, за своими человеческими якорями из-за прочности этих уз. И думать они из-за этого не в состоянии, могут только подчиняться инстинктам. Они не могут думать, и точка. Это просто сгустки эмоций, разлетающиеся во всех направлениях.

— А почему они такие?

— Такой конец нас ожидает, если мы ведем себя неосторожно.

— Ты хочешь сказать, все заканчивается… безумием? — уточнила я.

— Расстройством. Нестабильностью. Это происходит, когда остаешься в человеческом мире, не будучи его частью. — Макси многозначительно посмотрела на меня, намекая, что я двигаюсь в том же направлении.

— Ты проводила время с Виком с его детства, — сказала я.

Вик был ее самым уязвимым местом, и я намеренно воспользовалась этим.

Когда я назвала его имя, Макси мягко улыбнулась.

— На людей можно смотреть. Их даже можно… можно любить. — На последнем слове голос ее дрогнул. — Но жить ты не можешь. Разрушения начинаются, когда притворяешься, что можешь.

— Я не притворяюсь, — сердито сказала я.

— Разве? Бьянка, если бы ты только поговорила с Кристофером…

Меня снова окатило страхом, я замотала головой:

— И не проси.

— Бьянка, ты так важна для призраков! — принялась упрашивать меня обычно язвительная Макси. — Разве ты сама не понимаешь? Ты можешь делать то, что не могут все остальные… Это не просто дым и туман. Это многое значит. Ты многое значишь.

Любопытство уже брало надо мной верх, но только я собралась начать расспрашивать, как Макси пришла в отчаяние, почти пугающее, и добавила:

— Ты нужна нам.

— Я нужна не только вам. — Я выплыла из большого зала, опасаясь, что она помчится за мной, но Макси не двинулась с места.

— Ты уверена, что хочешь этому научиться? — Патрис скрестила руки на груди, глядя на меня сурово, как миссис Бетани на экзамене.

Честным был бы ответ — «нет, не уверена». В некотором роде это пугало меня не меньше, чем тренировки в Черном Кресте: нет ничего приятного в том, чтобы учиться нападать на таких же, как ты.

Но единственный путь стать свободной — обрести могущество. А это значит — нужно научиться давать отпор призракам, если возникнет такая необходимость.

— Давай начнем, — ответила я.

Патрис вытащила пудреницу.

— Чтобы поймать призрак, — произнесла она, — прежде всего нужно его засечь.

— Считай, это сделано.

Патрис сердито на меня взглянула, но я сказала:

— Тут у меня своего рода преимущество, понимаешь?

— А, ну да. Теперь смотри. — Она нарочито медленно, как воспитательница в детском саду, открыла зеркальце. Я засмеялась бы, не будь ситуация настолько серьезной, а обстановка жутковатой. Сильный холодный дождь лил целый день, небо было серое. Хотя Патрис включила в своей спальне обе лампы, они не могли разогнать полумрак. Свет от одной лампочки заплясал на поверхности зеркала, по каменным стенам запрыгал солнечный зайчик. — Открывать зеркало нужно после того, как ты почувствовала присутствие призрака, но до того, как начнешь непосредственно атаку. Это тебе не ловушки миссис Бетани: если призрак поймет, что ты вот-вот нападешь, он сможет устоять против зеркала.

Я не выдержала. Увидев, что я улыбаюсь, Патрис в замешательстве склонила голову набок.

— Извини, — сказала я. — Просто так странно слышать, как ты рассуждаешь о нападении.

— Прошу прощения?

— Ну, понимаешь, ты же вечно боишься сломать ноготь и все такое.

У нее на лице мелькнуло раздражение, но она быстро сообразила, что я ее просто поддразниваю. Патрис вскинула бровь.

— Разве я сильно из-за этого волновалась, когда надирала задницу кое-кому из Черного Креста?

— Ни капельки, — признала я.

— И заметь, я давно этим не занималась. Собственно, все свои убийства я совершила давным-давно. Если пить кровь, изо рта начинает дурно пахнуть. И если тебя интересует мое мнение, то в академии «Вечная ночь» необходимо ввести курс гигиены, потому что до некоторых это не доходит.

Мне совершенно не хотелось сплетничать о тех, у кого воняет изо рта из-за того, что они пьют кровь.

— Ты… ты много убивала?

— Не особенно, — легко отозвалась Патрис. — Всего несколько рабовладельцев и неотесанных шерифов, да и то давным-давно. До провозглашения Декларации независимости в этой стране у черных то и дело пытались отобрать свободу. Я имею в виду — в буквальном смысле слова. В некотором роде это продолжается до сих пор. И, став вампиром, я больше не собиралась с этим мириться.

Практически каждый вампир, с которым я сталкивалась, время от времени убивал — за исключением моих родителей, да и то неизвестно, может, они просто не рассказывали мне об этом. Даже лучшие из них, как Патрис и Балтазар, убивали людей и пили их кровь. Балтазар убивал в основном во время войны, и я не могла осуждать Патрис за то, что она убивала тех, кто пытался отдать ее в рабство. Но все равно они пили человеческую кровь. Балтазар даже убил собственную сестру, и последствия этого мы расхлебываем до сих пор.

Значит ли это, что у Лукаса действительно нет выбора? Что рано или поздно он укусит? Я слишком хорошо его знала и не сомневалась, что он себе этого не простит. Ничего удивительного, что он отчаянно ищет возможность справиться с жаждой крови. Миссис Бетани предлагала ему то, чего он хотел больше всего на свете.

— Может, все-таки вернемся к уроку? — Патрис постучала по зеркальцу безупречным ногтем, накрашенным сиреневым лаком. — Хорошо. Очень помогает, если можешь уловить сквознячок или ветерок, — это дает какое-то представление о том, куда направляется призрак. Если их видно, это легко. Если нет, приходится обращать особое внимание на холодок в воздухе, иней и тому подобное. Нужно повернуть зеркало перпендикулярно движению призрака.

— То есть нужно держать его, как кетчер[2] свою перчатку, и призрак в него влетает?

— Если бы. — Патрис помедлила. — Самое главное, нужно думать о собственной смерти.

— Почему? — спросила я.

— Не просто думать. Быть в ней. Ты как бы ныряешь внутрь себя и… резонируешь на частоте смерти, если можно так выразиться. Нужно найти способ стать подобной призраку. Именно это затягивает их внутрь зеркала — они приближаются к тебе из-за этого резонанса, и тогда странный зеркальный амулет выполняет свою работу.

Ей не требовалось объяснять мне про «странный зеркальный амулет». Одной из неразрешимых загадок вампирского существования была та, что вампир перестает отражаться в зеркале, если долго не пьет кровь. Мы не понимали, почему это происходит, но вынуждены были с этим считаться.

Патрис продолжала:

— У тебя должно получаться лучше, чем у вампиров; насколько я понимаю, ты резонируешь с другими призраками очень легко. Вот человеку этот фокус вряд ли удастся.

— Понятно. Звучит достаточно просто.

— Звучит просто! — надулась Патрис. — Но нужно много тренироваться, чтобы научиться. По крайней мере, у меня было так.

Наши взгляды встретились, и ее маска безразличия исчезла. Должно быть, я выглядела очень встревоженной.

— Они пугают меня, — призналась я. — Я одна из них, но…

— Ты сильная, Бьянка. — Патрис заговорила шепотом. Я еще никогда не видела ее такой серьезной и такой искренней. — Сильнее, чем я могла ожидать от такого юного человека. Если кто-то и может справиться с ними, так это ты.

— Не знаю, чего я боюсь больше: того, что они причинят мне боль, или…

— Или что?

— Или заберут отсюда, от Лукаса и от всех вас. И не позволят вернуться обратно.

Патрис покачала головой. Ее локоны сияли в свете лампы.

— Только не тебя. Я знаю, что ты всегда найдешь дорогу домой.

Хотелось бы мне быть такой уверенной.

Заметив мои сомнения, Патрис выпрямилась и расправила свою форму.

— Просто нам придется дать тебе что-то, больше похожее на дом, чтобы было куда возвращаться.

— Куда мы идем? — спросил Лукас, когда я повела его вверх по винтовой лестнице башни мальчиков. — Надеюсь, будет что-нибудь поувлекательнее астрономии?

— Мне всегда казалось, что ты интересуешься астрономией!

— Конечно. Но еще больше я интересовался тобой.

— Это секрет, — сказала я, взъерошив ему прохладным ветерком волосы. — Увидишь, когда доберемся.

Сэмюэль Янгер спускался нам навстречу, и я почувствовала, как напрягся Лукас, когда поравнялся с ним. Сэмюэль фыркнул:

— Что, придурок, уже разговариваешь сам с собой?

— Приходится, раз уж умных собеседников не найти, — отрезал Лукас.

Сэмюэль, проходя мимо, показал ему средний палец, но не остановился.

Когда мы остались одни, я сказала:

— Нужно быть осторожнее.

— Все нормально. Кроме того, просто поразительно, сколького люди не замечают.

К этому времени мы уже почти добрались до верха башни — комнаты для хранения документов.

— В любом случае мы с Патрис думаем, что нам всем не стоит подолгу быть одним.

— Пока ты со мной, я не буду один.

Говоря это, Лукас открыл дверь и обнаружил внутри целую кучу народа: Патрис, расстилавшую на пыльном сундуке свой шарф, чтобы сесть, Вика и Ранульфа, притащивших сюда постеры и надувное кресло, и Балтазара, курившего в окно. В углу стояли чьи-то колонки и айпод, включенный не очень громко, чтобы не привлекать внимания.

При виде всего этого у Лукаса челюсть отвисла, и я прошептала:

— Мы всегда будем друг у друга, но и друзья нам тоже нужны.

— Привет, ребята! — Первым нас заметил Вик. — Мы решили, что можно немного оживить это место.

— Нет ничего лучше старых постеров Элвиса, чтобы добавить шика.

— Я могла бы предложить кое-что другое, — заметила Патрис тоном, дающим понять, что никакого «шика» тут и близко нет. Впрочем, она улыбалась.

— А это не опасно? — спросил Лукас.

Балтазар затушил сигарету о подоконник.

— Не вижу никакого риска. Нас, конечно, могут застукать, но, скорее всего, решат, что мы тут просто тусуемся.

— Ну мы и правда тусуемся, — сказала я, — но если серьезно, то нам нужно место, о котором не знает миссис Бетани. Место, чтобы… разработать план. Понять, что она задумала. Найти способ общаться с призраками, Я же не могу все время бормотать вам на ухо!

— Никто не догадается, что Бьянка тут, с нами, — согласилась Патрис. — А если кто-то и подслушает нас, ничего не заподозрит. Вот если мы и дальше будем встречаться с ней один на один, все решат, что мы начали разговаривать сами с собой, и начнут недоумевать. Кроме того, Бьянка может оставить тут что-нибудь, чтобы закрепиться. Ей имеет смысл быть привязанной не только к людям, но и к месту.

К этому времени веселость Вика несколько подувяла. Они с Лукасом настороженно смотрели друг на друга. Лукас произнес:

— Я не очень уверен… насчет этого.

— Он имел в виду — находиться рядом с Виком. Вообще долго находиться рядом с людьми.

Вик выпалил:

— Я обмазан.

— Что? — Лукас растерялся, и я его в этом не винила.

— В смысле — я попросил родителей прислать мне святой воды. Причем потребовалось придумать серьезное объяснение, и теперь, как мне кажется, они решили, что я собираюсь стать священником, что, прямо скажем, вряд ли когда-нибудь произойдет, но воду прислали. Я держу ее на своем столе, во флаконе из-под одеколона. И теперь я обмазан. — Вик оттянул воротник рубашки, и его галстук с гавайскими танцовщицами закачался. — Святая вода, полил ей всю шею. Так что, если ты даже потеряешь голову и укусишь меня — а я надеюсь, что нет, — ты обожжешься. Все равно что откусить… э… жгучий перец. Так что ты сразу отскочишь. — Он оглянулся на остальных. — Правильно?

— Гм… возможно, — выдавила Патрис.

Остальные промолчали.

Похоже, Лукас пришел в такое же замешательство, как и все мы, но все же медленно кивнул.

— Ты знаешь, как ни странно, но это может помочь. Не думаю, что мы должны оставаться тут наедине, но…

Вик слегка расслабился. Между ними все еще оставалась дистанция, но она заметно сократилась. Может быть, Лукас сможет общаться с человеком, если будет знать, что того опасно кусать; может быть, их дружба с Виком постепенно восстановится.

— Да ладно, приятель. Я уже больше года не надирал тебе задницу в шахматы. Пора бы уже поучить тебя скромности.

— Он подначивает тебя, потому что меня больше победить не может, — пояснил Ранульф.

Вик шутливо оттолкнул его от доски.

Лукас протянул мне браслет, я его надела и снова обрела телесность. Казалось, что впервые за целую вечность я смогу провести время с друзьями, как обычный человек. Это почти нормальная жизнь, нормальнее уже не будет.

— Все получится, не сомневайся.

— Да, — отозвался Лукас.

Но я видела, что он все еще беспокоится из-за Вика и всего остального.

«Не торопи события», — сказала я себе (и ему тоже).

Сумерки наступали все раньше, листья осыпались с веток и застилали землю толстым ковром, и Лукас навсегда отдал мне мой браслет. Брошь он оставил у себя, чтобы я в любой момент могла оказаться рядом с ним, а браслет, по предложению Патрис, я положила в небольшую коробочку и спрятала за камнем в стене. Так я могла достать его всякий раз, как пожелаю обрести тело.

— Вдруг что-нибудь случится с моими вещами? Не хочу, чтобы из-за этого ты осталась бесплотной, — сказал Лукас, положив браслет на мою ладонь.

— Ничего не случится, — возразила я, хотя понимала, что он прав. Просто не могла догадаться, как скоро жизнь это подтвердит.

Позже той ночью мы с Лукасом решили, что мне пора снова попробовать войти в его сон.

— На этот раз я буду знать, что ты придешь, — сказал он, пытаясь настроиться. — Это поможет мне вырваться из кошмара.

То, как буднично он произнес «кошмар», подсказало мне, что теперь все его сны превратились в кошмар.

— Все будет хорошо, — заверила его я и поняла, что соврала, потому что вовсе не была в этом уверена.

Я не рассказывала Лукасу про таинственные царапины, полученные в его сне, где он дрался с Эриком. Они очень быстро перестали болеть и полностью исчезли через несколько дней. Кроме того, это всего лишь Царапины, и никакого особого вреда они мне не причинили.

Лукас, решила я, и так слишком за меня волнуется. Ничего особенного не произойдет, если после его сна у меня останется какой-нибудь мистический синяк или царапина. Но если Лукас начнет переживать заранее, это может повлиять на его мысли и даже на сам сон. Ему нужно избавиться от тревоги, а не получить для нее дополнительные основания. Так что я решила промолчать.

Поздно вечером я спустилась в комнату Лукаса и Балтазара. Они как раз собирались спать. Я не стала сообщать о своем появлении — Лукас и так почувствует мое присутствие, — но пожалела об этом, когда Балтазар снял с себя одежду. Всю одежду.

— Гм… Балтазар? — окликнул его Лукас.

— Да? — Балтазар швырнул боксеры в корзину для стирки.

Я изо всех сил старалась не смотреть, но после брошенного украдкой взгляда поняла, что посмотреть очень хочется.

— Видишь ли, мы не совсем одни.

Балтазар на секунду застыл, быстро схватил подушку и прикрылся.

— Когда я говорил насчет совместного посещения душа, я шутил, Бьянка!

Я неровными буквами из инея вывела на стекле: «Извини!»

Лукас нахмурился:

— Когда это вы успели пошутить насчет совместного душа?

Балтазар, пытавшийся натянуть халат, не убирая подушку, нахмурился.

— Я иду в общий душ, чтобы уединиться. Звучит странно, но так оно и есть.

Он схватил пижаму и выскочил из комнаты.

Я прошептала Лукасу на ухо:

— Я не разговаривала с Балтазаром насчет совместного душа.

— Знаю, — ответил он, плюхнувшись на кровать. — Я тебе доверяю, просто иногда мне хочется его подколоть. Это забавно.

— Готов?

Он кивнул и сделал глубокий вдох, словно успокаивая себя перед сном.

— Да. Давай попробуем.

Через полчаса Лукас крепко спал, а Балтазар, похоже, решил принять самый долгий душ в мире. Я дождалась, когда густые ресницы Лукаса начали быстро подрагивать, собралась и нырнула в то, что, как надеялась, окажется его сном.

Мир вокруг сделался реальным, но ликование мое исчезло, едва я увидела, где мы оказались: в обветшалом заброшенном кинотеатре, где Лукаса убили. Он стоял чуть впереди меня в фойе, одной рукой стиснув кол, а другой зажимая нос и рот. Я не понимала почему, пока не учуяла запах дыма и не поняла, откуда эта мгла вокруг.

На экране что-то полыхало, но не фильм — это был пожар. Да, я попала в очередной кошмар. Сейчас посмотрим, удастся ли мне его прервать.

Но прежде чем я успела открыть рот, Лукас произнес:

— Черити.

— Привет, малыш. — Черити появилась из тени. Слово «малыш» прозвучало не как «милый» или «солнышко», а как если бы она обращалась к настоящему ребенку. На ее белокурых кудряшках плясали отблески пламени. Ее длинное кружевное платье было чистым — раз в жизни, во сне. — Как мой дорогой малыш себя сегодня чувствует?

— Отпусти меня, — проговорил Лукас, и его голос дрогнул.

— Не могу, даже если бы хотела. — Она торжествующе улыбнулась. — А я и не хочу.

— Лукас, — сказала я, — все хорошо. Не смотри на нее. Это просто сон. Посмотри на меня!

Но он не обратил на меня внимания. Я встала между ним и Черити, надеясь разрушить чары сна, не дающие ему узнать меня, но ничего не получилось. Лукас смотрел сквозь меня, словно меня и не было.

— Ты ищешь Бьянку? — Для того, кто не знал Черити, ее беспокойство могло бы прозвучать искренне. — Наверное, она оказалась в огне. Ты должен ее спасти!

Лукас побежал от нее в сторону пламени. Я резко повернулась, собираясь помчаться за ним, но Черити сказала:

— Теперь он мой, Бьянка. Ты больше никогда его не получишь.

Как это возможно, чтобы Черити меня видела, а Лукас даже не догадывался о моем присутствии, ведь она всего лишь часть его ночного кошмара?

Наши взгляды схлестнулись. Ее улыбка изменилась и стала менее вызывающей, но какой-то заговорщической. Как будто мы с ней разыгрывали общую шутку. Как все это может происходить в сне Лукаса?

Невозможно.

И я поняла, что она не часть кошмара. Она его причина. Все происходит по-настоящему. Здесь. В сознании Лукаса.

Должно быть, она увидела, что я все поняла, потому что улыбнулась шире, показав клыки.

— Я предупреждала тебя. Лукас мой.

Глава двенадцатая

— Как ты это делаешь?! — закричала я, перекрывая треск огня. — Как ты попала в сознание Лукаса?

— Я создала Лукаса. — Черити накрутила прядь белокурых волос на палец, как будто кокетничала. Умерев в четырнадцать лет, она со своими по-детски пухлыми щечками выглядела слишком юной, чтобы быть такой порочной. — Я его сделала таким. А это значит — его сознание и все остальное принадлежат мне — сейчас и навсегда. Навсегда!

Никто никогда мне об этом не говорил. Ко мне это правило не имело отношения — дитя двух вампиров, я не нуждалась в «хозяине», чтобы превратиться. И хотя я всегда знала, что эти узы довольно крепки, мне даже в голову не приходило, что это заходит так далеко.

— Не заставляй его видеть такие сны. — Как противно, что приходится умолять ее, но я не знала, что еще можно сделать. — Ему и так хватает сложностей.

Черити склонила голову набок и шагнула ближе ко мне, жуткая и угрожающая даже в царстве воображения.

— Я не создавала этого кошмара. Лукас сам. Или это твоя работа? Спасти он пытается именно тебя.

Из глубины пылающего кинотеатра послышались мои собственные крики.

— Вновь и вновь тебе угрожают, — сказала Черити. — Вновь и вновь тебя убивают. Некоторым вампирам снится, как их убивали, другие во сне мучатся угрызениями совести. Но не Лукас. Фантомы его сознания, тысячи ночных кошмаров — все они об одном: он снова и снова теряет тебя.

И проснувшись, Лукас не находит утешения в том, что это был просто сон. Я на самом деле умерла. И то, что рядом с ним мое привидение, не может полностью исцелить эту рану. Заставляя его снова и снова переживать эти минуты, Черити удерживает Лукаса на грани превращения в убийцу.

— Это его сны, — шепнула она мне на ухо. — Я только делаю их ужаснее. Заставляю огонь пылать жарче и кровь течь быстрее, чтобы он еще сильнее боялся за тебя. Теперь я пью не его кровь, а его боль.

— Я тебя ненавижу!

— Его боль и твою.

Я побежала от нее в кинотеатр. Я могла бы мгновенно перенестись к Лукасу, просто пожелав оказаться рядом с ним, но здесь, в мире снов, я не обладала никакой властью. Меня удерживают прежние человеческие ограничения.

Я бежала и слышала, как Лукас кричит:

— Держись, Бьянка! Я иду!

Сцена в кинотеатре привела меня в ужас. Экран пылал, черные лохмотья сползали со стены и скручивались от жара. Пластиковые карнизы расплавились, пошли пузырями и стекали по стенам. А на сиденьях, пустых в ту памятную ночь, лежали мертвые тела, изуродованные, окровавленные. И каждое горло было разорвано.

Это все жертвы вампиров, поняла я. Те, кого видел Лукас. Те, кого он боялся убить сам. Некоторые трупы тоже горели.

С отвращениям, испытывая тошноту, я отвернулась от трупов, спотыкаясь, пошла прочь и упала. Я почувствовала, как язык пламени резко лизнул мою ногу. Охнув, я встала и увидела под коленкой красные волдыри, — должно быть, я упала на кусок тлеющего дерева.

Опасность становилась действительно реальной. Нужно выбираться отсюда.

— Лукас! — завопила я.

И услышала в отдалении собственный голос, тоже выкрикивающий его имя.

Пробираясь сквозь дым, чувствуя, как щиплет глаза и саднит горло, я увидела Лукаса. Он был в передней части кинотеатра, там, где часть потолка обрушилась искореженными кусками металла и балками. Под балками, с искаженным болью лицом, лежала… я. Точнее, копия меня из сна Лукаса. Мои длинные рыжие волосы разметались по полу, лужа крови растеклась вокруг моего живота. Я из сна обгорела гораздо сильнее, чем я настоящая. На нее даже смотреть было страшно.

— Лукас, нет! Я здесь! — Я подбежала ближе, надеясь, что он увидит меня.

И он увидел, обернувшись ко мне. Но выражение отчаяния не исчезло с его лица, и он сказал только:

— Все хорошо, Бьянка. Я вытащу тебя оттуда.

Он так и не сумел разрушить могущественные чары сна, и теперь я понимала, почему Лукас так отчаянно верит в свои иллюзии. Черити постаралась. Полная решимости достучаться до него, я пошла вперед, но холодные пальцы сомкнулись вокруг моего запястья.

— Он должен понять, что не сможет тебя спасти, — заявила Черити. Ее белокурые волосы отсвечивали пламенем. — А ты должна понять, что не сможешь спасти его, потому что он мой.

Меня пронзил разряд тока, как на электрическом стуле, только в тысячу раз сильнее. Я отчаянно завизжала, и боль прекратилась.

Я открыла глаза и увидела, что снова парю под потолком в комнате Лукаса и Балтазара. Черити выкинула меня из сна.

— Что за…

Балтазар сел, а глаза Лукаса широко распахнулись. Должно быть, я визжала не только во сне, но и в этом мире.

Лукас увидел меня и заморгал.

— Бьянка?

— Я здесь! — Я кинулась к нему и крепко обняла, стараясь стать как можно плотнее. — Со мной все хорошо!

— Во сне ты… С тобой этого не случилось, правда? Тебе не пришлось пройти через это?

— Нет, — ответила я, вспоминая ту изломанную, обгоревшую копию себя.

Задев ногой край кровати, я поморщилась, и Лукас обеспокоенно посмотрел вниз. Сквозь пижамные штаны сочилась серебристая кровь и виднелся длинный багровый рубец ожога.

— Бьянка! — Лукас выпрыгнул из кровати и всмотрелся внимательнее. Он закатал штанину и поморщился. Конечно; моя призрачная кровь обжигала его. Но Лукас не обращал на это внимания. Он ощупывал мою рану, и от его обожженных пальцев поднимался дымок. — Это на самом деле случилось. То, что происходит в моих снах, способно причинять боль тебе!

— Это пройдет. Ничего страшного. Как только я один раз растаю, все пройдет. — Я старалась говорить уверенно, но мой голос невольно дрожал. Ожог болел сильнее, чем, как я предполагала, это возможно после смерти.

Балтазар, сонно потиравший лоб, подошел к нам, увидел мой ожог, и глаза его широко открылись.

— Как это произошло?

Я обернулась к нему, и мой страх мгновенно перешел в гнев.

— Почему ты ничего не рассказал нам про хозяина вампира?

— О чем ты? — Растерявшись из-за смены моего настроения, Балтазар, похоже, не знал, как ответить. — Вы же оба знаете, кто такой хозяин, правда? Не понимаю, как вы можете этого не знать.

— Я имею в виду то, что хозяин способен приходить в твои сны. — Я встала с кровати Лукаса и подошла к Балтазару почти вплотную, так что ему пришлось выпрямиться. Нога болела, но я не обращала на это внимания. — Почему ты не рассказал нам об этом?

Лицо Балтазара вытянулось, он как-то сразу обмяк, поняв, о чем я.

— Черт, побери! — выругался он. — Черити.

Лукас побледнел.

— Погодите… в моих снах… Черити настоящая?

— Что, ты думал, что твоя святая сестричка не станет этого делать? — напирала я. — Или просто гораздо забавнее позволить нам выяснить все самим?

Настроение Балтазара изменилось так резко, что я немного испугалась. Он придвинулся ко мне с таким мрачным бешенством, какого я у него никогда не видела.

— Ничего забавного в этом нет. Ни для тебя, ни для Лукаса, ни для меня.

— Так почему же ты?..

— Во-первых, заткнись, — произнес Балтазар. Лукас поднялся с колен, готовый начать спорить и защищать меня, но Балтазар на него даже не посмотрел, не отрывая взгляда от меня, — Во-вторых, я не предупредил вас, потому что такое случается не часто. Хозяин должен по-настоящему хотеть устроить что-нибудь вроде этого.

— Кроме того, подобные вещи… надолго ослабляют вампира. Иногда на несколько недель, вот почему никто этого не делает. Если Черити подчиняет себе сны Лукаса каждую ночь, она должна быть… сверходержима.

— Другими словами, сплошное милосердие[3], — огрызнулась я.

Лукас не участвовал в нашем споре, но все нами сказанное здорово на него подействовало.

— Черити в моей голове, — пробормотал он. — Это она сводит меня с ума.

Балтазар поморщился.

— Да, она. Это ненормально, это извращение — и теперь я и сам понимаю, что Черити больна. Даже когда я скучал по ней, даже когда думал, что могу все исправить… — Голос его дрогнул, но он сумел договорить: — Я всегда знал, что она сломлена.

— Балтазар… — произнесла я гораздо мягче, пытаясь предложить ему спасительную соломинку.

— Боже, ты можешь раз в жизни просто замолчать и дать высказаться кому-нибудь другому? — Он подошел ко мне совсем близко, ближе, чем когда-либо, кроме тех случаев, когда мы целовались. — Третье и последнее. Я хочу, чтобы ты наконец поняла одну вещь. Пусть после твоей смерти я наделал кучу ошибок, не я превратил Лукаса. Это сделала Черити. И не я решал, позволять ли Лукасу восстать из мертвых. Так что прекрати меня в этом обвинять.

С этими словами Балтазар повернулся, схватил халат и сигареты и направился к двери. Я хотела возразить, но подумала, что это будет последней каплей. И тут Лукас сказал:

— Эй, Балтазар.

Он замер, взявшись за ручку двери.

— Что?

— Не нужно было так орать. — Лукас поежился и добавил: — Но вообще-то ты прав.

Балтазар просто вышел из комнаты, хлопнув напоследок дверью. Я услышала, как сразу несколько человек недовольно заворчали, жалуясь на шум.

Лукас тоже это услышал.

— Надеюсь, когда он орал, никто не разобрал твоего имени.

— Просто поверить не могу, что ты перешел на его сторону!

— Я на твоей стороне, и не важно, что произойдет. — Лукас положил руки мне на плечи, ставшие достаточно плотными, чтобы выдержать его прикосновение. — Но ты все время к нему цепляешься с… думаю, с момента нашей смерти. И это звучит довольно дико.

— Он не должен был тащить тебя за собой той ночью!

— Я не должен был с ним идти. Но это мой выбор, мое желание. Кроме того… — Похоже, Лукасу сильно не хотелось в этом признаваться, но он все же сказал: — Твоя смерть стала для него почти таким же ударом, как для меня. И если я в тот момент не отвечал за свои поступки, то и он тоже.

Я отплыла от него подальше, на подоконник, села и подтянула коленки к груди. Обнимать себя, как ребенок, — это своего рода утешение, которое я так и не переросла. И в те минуты мне казалось, что я должна была перерасти еще многие вещи, но так и не сделала этого.

— Я понимаю, как сильно тебе хочется возложить на кого-то вину, — сказал Лукас. — На кого-нибудь здесь и сейчас, чтобы всыпать ему по первое число. Но Балтазар наш друг, Бьянка. И очень много для нас сделал.

Я медленно кивнула:

— Я дура.

— Ты не дура. — Помолчав немного, он добавил: — Ты хотела уничтожить меня, чтобы не позволить восстать вампиром. Балтазар тебя отговорил.

— Да. Но я позволила ему себя отговорить. — Тяжесть незаданного вопроса давила на меня просто невыносимо. Я должна была спросить. — Я поступила неправильно? Лукас, я так тебя люблю! Я не могла дать тебе уйти. Но понимаю… понимаю, что ты, наверное, хотел бы именно этого.

— Что сделано, то сделано. Я знаю, что ты поступила так из любви, и этого мне достаточно.

Я все еще чувствовала себя ужасно — из-за того, что вообще обдумывала возможность уничтожить его, из-за того, что не смогла этого сделать — но знала, что Лукас меня простил. Если бы этого действительно было достаточно!

Жаль, что я не могу плакать.

Он погладил меня по руке, словно так мог развеять мою печаль.

— Как нога?

— Не очень хорошо. — Я покрутила ногой и поморщилась. — Впрочем, когда я растаю, станет легче.

Мы больше никогда не будем этого делать, — сказал Лукас и решительно посмотрел на меня. — Если Черити может ранить тебя в моих снах, ты в них входить не будешь.

Я вспомнила наш самый первый общий сон, когда Лукас еще был жив. Мы обнимали друг друга в книжном магазине, а над нами волшебным образом простиралось ночное небо. Это было так прекрасно и так романтично, и тогда я думала, что это единственное утешение, данное нам после моей смерти. Теперь и это нам недоступно.

Должно быть, у меня вытянулось лицо, потому что Лукас начал целовать меня в лоб, в щеки, в губы — легонько и очень нежно.

— Все хорошо.

Он выглядел не таким подавленным, какой чувствовала себя я. А если учесть взваленный на него груз… Мне казалось, понимание того, что Черити и вправду мучит его во сне, станет для него последней каплей, а он как будто успокоился.

— Ты просто подумай. Балтазар о таком слышал — ну, о вторжении в сны. Наверняка и другие вампиры тоже. А значит, они должны знать, как с этим справляться. Какой-нибудь блок или что-то вроде этого.

— Может быть. — Это воодушевляло. У меня невольно полегчало на душе. — Очень даже возможно.

И если даже Балтазар не знает, как прогнать Черити, миссис Бетани наверняка знает. Ну должно же быть что-то, правда?

— Правда, — рассеянно отозвалась я.

Внезапно Черити перестала казаться мне нашей единственной проблемой. Лукас хотел довериться миссис Бетани. Он хотел поделиться с ней своими самыми глубокими страхами, хотел обратиться к ней за помощью. Может быть, она сумеет спасти его, раз я не могу. И в эту минуту я не могла винить его за то, что он забыл о расставленных ею ловушках.

Мне казалось, что все и вся — Черити, миссис Бетани, его собственный голод и жажда крови — сражаются со мной за душу Лукаса.

На следующий день я отправилась в фехтовальный зал. Хотя занятия на сегодня уже закончились, я обнаружила там Балтазара. В белом фехтовальном костюме, сдвинув маску на макушку, он вытирал со лба пот. Балтазар остался после урока, чтобы попрактиковаться, сражаясь с невидимыми врагами, существовавшими только в его воображении.

Я вспомнила, что он частенько поступал так, когда расстраивался. Вчерашняя ночь оказалась для него не менее тяжелой, чем для меня.

Я неспеша материализовалась в дальнем углу зала, решив дать Балтазару время, чтобы уйти, если он не хочет со мной разговаривать. Он остался. Спустя несколько секунд мы снова стояли друг напротив друга, хотя нас разделяло приличное расстояние.

— Эй, — начала я. Глупо, но чем проще, тем лучше.

— Привет. — Балтазар взвесил клинок сначала на одной руке, потом на другой, как будто держал совершенно новую рапиру, а не старого проверенного друга, — Пришла поупражняться?

— Я никогда не умела фехтовать.

— Но ты многому научилась, не следует себя недооценивать.

Даже сейчас он мог относиться ко мне по-доброму!

— Прости, — сказала я. — Я не должна была орать на тебя вчера. И вообще не должна была злиться на тебя из-за того, что случилось с Лукасом.

Балтазар с безразличным видом нанес укол рапирой ближайшему манекену. Клинок изогнулся.

— Зря я так на тебя наехал. Ты обожглась и вообще была очень расстроена.

— Ты не сказал ничего лишнего.

— Но я мог бы сказать это по-другому. — Он снял маску, засунул ее под мышку и подошел ко мне. Белый фехтовальный костюм всегда очень шел ему, и я на мгновение вспомнила, как приятно мне было рядом с ним.

Нет, я ни разу не пожалела, что выбрала Лукаса, но это не значит, что я не понимала, от чего отказалась.

И, словно прочитав мои мысли, Балтазар улыбнулся.

— Снова друзья?

— Да, конечно. — Мне захотелось его обнять, но, наверное, это была не самая лучшая идея.

— Вообще-то, когда ты не расстроена, ты здорово умеешь слушать.

Я уже хотела сказать «спасибо» (и почувствовала настоящее облегчение, потому что его вчерашние слова насчет того, что я не желаю заткнуться, сильно меня задели), но сообразила, что Балтазар дает мне шанс.

— Ты хочешь, чтобы я выслушала тебя?

— Черити. — Имя упало между нами как камень. — Ты была права, когда говорила, что я ничего не желаю знать. Ты всегда была права насчет этого. И где-то в глубине души я понимал это.

Прежняя злость уже пробиралась в мое сознание, но на этот раз я заставила себя вспомнить, что злюсь на Черити, а не на Балтазара.

— Она твоя сестра. — Я сумела произнести это спокойно и уверенно и обрадовалась. — Ты ее любишь. Поэтому ничего не мог с собой поделать.

— Это не оправдание. Нельзя было оставлять ее без присмотра. Позволять калечить людей. И не думать о том, что она может вытворять с Лукасом и с тобой.

— Но ведь он тебе об этом не рассказывал? — Лукас так щедро делился со мной тем, что чувствует, что мне пришлось на минутку замолчать. Он вовсе не был таким откровенным с остальными, и, даже несмотря на возникшее между ними доверие, Лукас никогда не стал бы говорить с Балтазаром о своих кошмарах. — И ты сказал, что это ослабляет вампира. Я бы тоже не подумала, что Черити пойдет на такое.

— Я уже целый месяц слышу, как он мечется и стонет во сне, но ни разу не додумался сложить два и два.

— Это непростительная глупость, и за это на меня стоило наорать.

— Я больше не буду на тебя орать, ясно? Никогда. — Чувство вины заставило Балтазара ссутулиться, глаза его потемнели. Я шагнула ближе и ласково положила ладонь ему на руку. — Ты же сам сказал: это редкость — вторгаться так в чужие сны.

Балтазар кивнул:

— Я никогда этого не делал. И со мной этого не делали. Наверное, Черити сейчас почти все время спит, потому что это ее изматывает. Но с другой стороны, раз она спит, значит, попадает в каждый сон Лукаса. Будь оно все проклято!

Значение имело только одно.

— А есть способ защитить Лукаса от этого? Защитить от нее?

— Я такого не знаю. Но дай мне подумать. — Он какое-то время внимательно изучал мое лицо. — Кое- что из того, что вы с Лукасом говорили вчера ночью, и еще твоя обожженная нога… Похоже, Черити и тебя во сне преследует.

Я кивнула:

— Но она не может манипулировать мной так, как Лукасом. Думаю, потому что это его сон, а я всего лишь в него прихожу.

— Будь осторожна, Бьянка. — Балтазар внезапно заговорил очень твердым тоном. — Это сон Лукаса, поэтому, возможно, Черити влияет в основном на его сознание. Но когда ты приходишь в его сны, ты приходишь туда целиком, не только твое подсознание. Вот почему вчера ночью ты обожглась. Не знаю, можешь ли ты пострадать еще сильнее, но лучше тебе этого не выяснять.

— Мы больше не собираемся этого делать, — сообщила я.

Должно быть, Балтазар заметил мою грусть, потому что снова заговорил ласково:

— Как твоя нога?

— Не очень хорошо, но ничего страшного. — Я подвигала ногой. Стоило мне стать плотной, как я сразу ощущала на икре этот саднящий рубец, но болело уже не так сильно. Меня мучили другие, более насущные проблемы, и я выпалила: — Как по-твоему, миссис Бетани знает, как изгнать Черити из его снов?

— Сомневаюсь. — Балтазар склонил голову набок. — Кажется, тебя это радует.

— Мне неприятно думать, что она может помочь ему лучше меня, — призналась я.

— Но ведь мы именно для этого и приехали в академию «Вечная ночь», так? Чтобы воспользоваться опытом других, чтобы Лукас смог в безопасном месте приспособиться к своему новому состоянию. А эта школа безопасна преимущественно благодаря миссис Бетани.

— Я ей не доверяю.

— Я ей тоже не особенно доверяю. Но зато верю в ее преданность школе и приезжающим сюда вампирам.

— До тех пор, пока она охотится на призраков, она наш враг.

— Этого мы не знаем. Мы слишком многого не знаем.

— Ну, по крайней мере в этом наши мнения совпадают.

Он улыбнулся, и, несмотря на все мои сомнения, я порадовалась, что мы остаемся друзьями.

Балтазар пошел готовиться к послеобеденным урокам, а я снова сделалась бестелесной и поплыла по школе, погрузившись в собственные мысли. Некоторое время понаблюдала за папой, писавшим на доске физические формулы так энергично, что не знающие его люди в жизни не заметили бы печали в его глазах.

Не в силах больше этого выносить, я сбежала в класс современных технологий к мистеру Йи, где он объяснял группе старых, отставших от жизни вампиров, как пользоваться стиральной машиной. Он рассказывал про цикл отжима, а я свернулась клубочком в углу и принялась обдумывать все, что нам известно, и размышлять, как разузнать все остальное.

Нужно выяснить, как не впускать Черити в сны Лукаса и могу ли я, как призрак, пострадать в них или, может быть, помочь Лукасу.

Нужно узнать, сколько еще ловушек стоит в академии «Вечная ночь» и где именно, чтобы мне ничто не угрожало.

Но самое главное, нужно выведать планы миссис Бетани, причем не только ради призраков, а еще и для того, чтобы удостовериться, можно ли ей доверять.

Никто из вампиров, кого я знала и на кого могла положиться, не обладал этими сведениями и не мог их раздобыть. А значит, если я хочу получить ответы, то должна побороть свои страхи.

Мне придется отправиться к призракам.

Приняв решение, я выпрямилась в своем углу и обнаружила, что чуть не полкласса уставились на меня.

О черт, я что, стала видимой? Нет, не стала, но глубоко задумавшись, не заметила, что стена и окна покрылись толстым слоем инея. Все равно что повесить огромную мигающую неоновую вывеску с надписью: «Призрак здесь».

— Мистер Йи! — завопил кто-то.

— Сохраняйте спокойствие! — скомандовал мистер Йи, но его всегдашнее непоколебимое хладнокровие дало трещину. — Мы сейчас же позовем миссис Бетани.

Нужно немедленно убираться отсюда! Я срочно стала вспоминать все места, с которыми связана, все мои «станции метро», куда я могла переместиться мгновенно. Лучше всего куда-нибудь подальше. И я тут же сообразила, что есть такое место. Я не просто уберусь из школы, но еще и смогу воплотить в жизнь свою последнюю идею.

«Филадельфия. Дом Вика, где мы с Лукасом жили вместе. Чердак…»

В тот же миг академия «Вечная ночь» исчезла, заклубившись, как сильный туман, и я оказалась на чердаке дома Вика, среди уютного хлама.

И увидела мать Вика, она держала два пакета со старой одеждой и смотрела прямо на меня.

— Джерри! — закричала она, уронив пакеты и торопливо кинувшись к лестнице. — Это опять привидение! Нужно позвонить тем людям с телевидения!

Дверь чердака захлопнулась, и голос у меня за спиной проворчал:

— Отлично, спасибо. Теперь сюда притащится куча операторов и толпа придурков, притворяющихся, что знают, как я умерла.

— Привет, Макси, — откликнулась я, повернулась и улыбнулась ей. Похоже, она не пришла в восторг, увидев меня, — до тех пор, пока я не сказала зачем. — Я готова встретиться с Кристофером.

Лицо Макси осветилось радостью.

— Наконец-то ты это сделаешь! Теперь ты присоединишься к призракам.

Глава тринадцатая

— Теперь, когда ты стала одной из нас, все будет по-другому. — Макси просто светилась, в буквальном смысле слова — золотистым сиянием радости. — Подожди — и увидишь.

— Я стала одной из вас, как только умерла.

— Не по-настоящему, ведь ты таскалась с вампирами. Теперь все будет гораздо, гораздо лучше.

Я не стала говорить Макси, что не собираюсь бросать Лукаса и всех остальных. Конечно, это походило на вранье, а мне давно надоело врать, но я еще не была готова полностью доверять призракам.

— Ну, — начала я, — и как мы это сделаем? В смысле — найдем Кристофера? — Я огляделась. — Не думаю, что он торчит тут на чердаке с тобой.

— Ну конечно нет, — надулась она. — Можно подумать, Кристофер проводит время на уровне смертных! — Она помолчала. — Нет, беру свои слова назад. Иногда он здесь появляется.

— На чердаке?

— На уровне смертных, дурочка! Но приходит сюда только с определенной целью. Помочь заблудившемуся призраку отыскать путь и все такое. Кристофер не обитает среди людей.

— В отличие от тебя?

Я хотела подколоть Макси, подчеркнуть, что она тоже не полностью отказалась от мира смертных. Но она только кивнула, серьезно и мило.

— Если я пойму, что ты пойдешь с нами, я тоже наконец-то смогу оставить это место. Даже… даже Вика. — Она посмотрела на то место на ковре, где однажды сидел Вик, пытаясь ее призвать. — Это будет трудно, но я справлюсь.

— Но почему я? Мы с тобой, конечно, знакомы, но вряд ли стали лучшими подругами…

Пусть объясняет Кристофер. — Макси буквально искрилась от предвкушения. — Готова?

Я не могла ответить на этот вопрос, потому что не знала, к чему должна быть готова.

— Может быть.

— Начинай таять вместе со мной. Давай!

Почему-то на этот раз мне было очень трудно растаять, чего никогда не случалось прежде. Это немного походило на попытку заснуть, когда тебе очень важно хоть немного отдохнуть, и поэтому ты, разумеется, долгие часы лежишь без сна. Но когда Макси превратилась в сгусток света, мне удалось последовать за ней. Мир вокруг нас медленно становился голубовато-серым туманом, таинственной дымкой, где нет ни верха, ни низа, ни середины, ни границ. Светящаяся Макси сначала мерцала среди клубящегося тумана, а потом исчезла.

«Все хорошо, Бьянка».

Я больше не слышала ее голоса, а просто воспринимала его, не понимая как.

«Ты должна отпустить».

«Отпустить что?»

«Все»…

«Ты имеешь в виду Лукаса и моих друзей?»

«Нет, я имею в виду — ВСЕ. Себя. Сначала собери все в себе в один комок, а потом отпусти».

И что это значит? Без особого оптимизма я попробовала сделать так, как сказала Макси. Но, пытаясь, я стала постигать смысл этого — и отпустила.

Это было пугающе. Как обнаружить в себе способность останавливать сердце или отменять силу притяжения. Перевернуть все законы Вселенной. Теперь вокруг меня был не голубовато-серый туман; осталось только ничто, чуждое и вместе с тем странно знакомое, словно что-то настолько обширное, что я просто не могла увидеть его раньше, хотя оно всегда было вокруг. Я свободно парила внутри собственного сознания — или чьего-то сознания, — перестав быть собой.

Сможем ли мы когда-нибудь вернуться? В тот момент мне казалось, что это невозможно. Неужели именно это и находится по другую сторону ловушек? «Лукас, прости, я не понимала, как это будет».

И тут я услышала другой голос, низкий, мужской:

— Будьте здесь.

И внезапно я снова стала собой. Я стояла на земле, видела свет, у меня снова было тело. Я моргала, и это новое место обретало очертания, и сначала я могла только изумленно озираться по сторонам.

Как это описать? Я стояла в самом сердце города, среди огромной шумной толпы, и это было одновременно самым пугающим и самым прекрасным местом на свете. Перед нами высился ярко раскрашенный греческий храм, рядом с ним приземистая прочная каменная башенка, а за ними небольшая сливовая роща с толстым ковром клевера под деревьями. Еще дальше виднелись небоскребы, обычные дома, палатки, холмы, замок, шале — любые вообразимые и невообразимые здания и ландшафты. Рядом с вымощенной булыжником мостовой, на которой стояли мы с Макси, вилась небольшая узкая речка; вода с такой скоростью неслась через камни, что я не сомневалась — упади я туда, течение мгновенно унесет меня с собой. Вокруг нас толпились люди в самой разнообразной одежде: кто в джинсах, кто в викторианских нарядах, кто в бедуинских одеяниях, кто в тогах. Они видели меня — многие бросали в нашу сторону взгляды, но никто не приближался. Моя прежняя стеснительность вернулась усиленная стократно, и я была им благодарна за то, что они держались в стороне.

Посмотрев на себя, я поняла, что на мне больше нет пижамы, в которой я умерла.

— Это же мой зеленый свитер! — воскликнула я. — Я так и не сумела его отыскать после того, как мы переехали в «Вечную ночь», а он мой самый любимый! Эй, а это мои джинсы, я их тоже обожала, но… Разве я из них не выросла?

— Почти все, что ты когда-то утратила, может вернуться к тебе здесь, — объяснила Макси, кутаясь в пушистую шубу. Теперь ее волосы были коротко подстрижены и блестели, а на ногах у нее я увидела сверкающие серебряные туфли с пряжками — писк молодежной моды. Вот так она выглядела, когда была жива, когда была счастливой, сообразила я. — Но предупреждаю тебя сразу, это касается не только хорошего, но и плохого. Просто никогда не знаешь заранее.

Теперь, мысленно обратившись к таким приземленным вопросам, как одежда, я начала лучше воспринимать то, что было вокруг.

— Макси, мы что?.. Нет, это не могут быть небеса! — Я точно знала, что на небесах не может быть так грязно, а, несмотря на красоту многих окружавших нас зданий, здесь было очень неопрятно. Великолепно — и все же неуловимо гадко. Собственно, таким было мое первое впечатление от Нью-Йорка.

— Ты еще не достигла рая, — произнес мужской голос. — Полагаю, это что-то вроде временного прибежища, но не стану утверждать, что я это понимаю. Лучше принимать это место таким, каково оно есть.

Я обернулась и увидела его — одет по моде девятнадцатого столетия, с длинными густыми каштановыми волосами. Зрелый мужчина, но не достигший среднего возраста, — точнее, он не достиг его, когда умер. Его лицо с мощной челюстью походило на те, что я видела на старых картинах, изображавших великих солдат или адмиралов, идущих в бой под неправдоподобно прекрасным небом: широкие плечи, узкая талия, твердый и пронзительный взгляд.

Макси усмехнулась и поплотнее закуталась в свою шубу.

— Кристофер, я привела Бьянку. Бьянка, это Кристофер.

— Мы встречались, — отозвалась я, хотя вряд ли так можно было сказать про те странные случаи, когда наши пути пересекались. Когда Кристофер впервые появился передо мной в мой второй год в «Вечной ночи», он был так грозен, что я его до смерти боялась; а прошлым летом он не дал Черити и ее клану убить нас с Лукасом. — Я совершенно уверена, что вы двое однажды пытались меня убить.

Кристофер не стал ничего отрицать. Он даже не смутился.

— Тебе было отпущено не так уж много земной жизни. Рано или поздно ты все равно стала бы либо вампиром, либо призраком. Мы приходили к тебе в «Вечную ночь», когда ты пила кровь и приближалась к своей вампирской сущности.

— Вы, ребята, хотели заполучить меня сами, — отрезала я.

— В том числе и ради тебя, — пояснил Кристофер. — Превращение в вампира стало бы для тебя меньшей жертвой, чем для большинства других, но ты утратила бы все свои возможности.

— Кроме того, вампиры такие гадкие, — поддакнула Макси. Я сердито посмотрела на нее, но она лишь пожала плечами. — Не обижайся, но подумай сама. Это же трупы. Ходячие. Фууу!

— Заверяю тебя, к моему решению это не имело никакого отношения. — Похоже, грубость Макси задела Кристофера. — Бьянка, как вампир ты была бы всего лишь одной из многих. А как призрак ты обладаешь могуществом, каким не обладает никто из нас, и способностями, которые еще только начинаешь постигать.

— Поэтому вы спасли меня и Лукаса этим летом. Лишь бы не дать мне превратиться в вампира. Для вас тут не было ничего личного. Убить меня или спасти.

Кажется, он развеселился.

— Откуда же личное, если мы с тобой только что познакомились? — Видимо, он заметил, как здорово я рассердилась, потому что поспешно добавил: — Когда пробудешь мертвой столько, сколько я, твои представления изменятся.

Здорово. Мне придется несколько веков ждать, пока в этом появится хоть какой-нибудь смысл. Впрочем, я решила, что психовать ни к чему. Я уже стала призраком, так что придется смириться с этой реальностью. Кристофер — единственный, кто может мне помочь.

Он не предводитель призраков, сказала Макси. Кажется, у них тут нет ничего подобного. Но среди призраков Кристофер, безусловно, самый могущественный, хотя я пока не знаю почему. Он не только обладает собственным могуществом, он утверждает, что я обладаю еще большим, которое должно со временем проявиться.

Чтобы узнать все о своих способностях и войти в силу как призрак, нужно примириться с Кристофером. Не такая уж высокая цена.

— Ладно. Кто старое помянет, тому глаз вон. Я просто хочу понять.

— Прогуляешься со мной?

— Конечно.

Уловив намек, Макси помахала нам на прощание и направилась к заведению, напоминающему старомодную кондитерскую. Одна из ее сверкающих туфель с пряжками застряла среди булыжников мостовой, Макси споткнулась (оказывается, и здесь можно упасть!), но удержала равновесие. Мы с Кристофером остались одни в этом таинственном месте.

— Если мы не на небесах, — спросила я, — то как мы попали… сюда?

— Те из нас, кто после смерти сумел достичь ясности, кому больше не требуется обитать среди смертных, приносят сюда то, что любили при жизни. — Волнистые темные волосы Кристофера развевались на легком ветерке, пахнувшем как на морском берегу — одновременно свежестью и гнилью. На холме вдалеке от нас я увидела египтянина, едущего по дороге в колеснице прямо перед старым пикапом, выхлопная труба которого изрыгала дым. — Увы, не людей, которых мы любили. Душа каждой личности принадлежит только ей. Но вот места, имевшие для нас какое-то значение, вещи, напоминающие о лучших и худших минутах жизни, — все это ждет нас тут, где все утраченное можно найти снова.

Страна потерянных вещей, подумала я. Такое же хорошее название для этого места, как и любое другое.

Если привидения могут попасть сюда, зачем же они теряют время и преследуют людей? Здесь лучше, чем прятаться на каком-нибудь чердаке.

— Не каждый призрак может сюда попасть. — Его темные глаза смотрели с тревожащей напряженностью, особенно сейчас, когда он принял облик человека. — Большинство из нас стали призраками в результате убийства. Причем убийства эти самые что ни на есть гнусные, совершенные не в порыве страсти, а преднамеренные, эгоистичные, вероломные.

Голос Кристофера зазвучал сурово. Интересно, что произошло с ним, с Макси? С другими привидениями, спешившими мимо нас по дороге?

Он успокоился и продолжил:

— Такую смерть преодолеть нелегко. Большинство из нас возрождаются призраками в полном одиночестве, не в силах поверить, что уже мертвы, что нас предали, что небеса нам пока недоступны, а может быть, и никогда. Иногда мы видим, что те, кто, как нам казалось, нас любил, ликуют, узнав о нашей кончине. Разве удивительно, что многие становятся извращенными? Больными изнутри?

— Думаю, нет. — При одной мысли об этом у меня все в желудке перевернулось. — Это случилось и с вами? Кто-то, кого вы любили…

— Друзья, — негромко ответил он. — Люди, которых я считал своими верными товарищами, сговорились против меня. Из тех, кто был мне особенно дорог, только возлюбленная жена осталась мне верна. И ее ожидала страшная участь.

Кошмар какой-то. Может, друзья убили и ее тоже или бросили одну, сломленную, и она умерла от голода — в те времена одинокая женщина, скорее всего, не могла найти работу и даже унаследовать деньги, хотя в этом я сомневалась. А может быть, один из убийц втерся к ней в доверие и она вышла за него замуж, даже не подозревая, что он виноват в гибели Кристофера. Любой из этих вариантов казался мне слишком ужасным, и я совершенно не собиралась ничего больше выпытывать, а поспешно сменила тему:

— Значит, вы говорите, что большинство призраков застревают. Они не могут смириться с тем, что их убили, и это сводит их с ума.

— В основном. Если убийцу поймают, появляется хоть какое-то ощущение свершившегося правосудия. Многим это помогает отпустить и вознестись. — Кристофер с тоской посмотрел вверх, даже после всех этих лет надеясь попасть в рай. — Но многих не находят, а многие считают, что для исцеления их ран правосудия недостаточно. Эти навечно остаются на земле, и нет никаких шансов, что они смогут возродиться и попасть сюда. Они становятся такими же злобными, как те силы, что погубили их.

— Я слышала о таких привидениях. Но остальные, те, что уже здесь, почему они не на небесах? Или что там ожидается следом?

— Они остаются на якоре в мире смертных.

— На якоре. — Об этом я в последнее время много слышала. — И что это значит?

Кристофер вел меня вокруг фонтана, изысканного, с орнаментом — может быть, времен Ренессанса. Только вода в нем не булькала весело, а оставалась неподвижной, поросшей водорослями и ряской, от которой камни стали скользкими.

— Якорь — это кто-то или что-то, привязывающее тебя к земле. Лучшие якоря помогают сохранить силу и здравый рассудок и могут быть источником глубокой вечной любви. — Он оглянулся на кондитерскую, где мы оставили Макси. Я даже разглядела ее силуэт — она сидела за стойкой и пила что-то из высокого, покрытого инеем стакана. — Максина уже была готова навсегда покинуть мир смертных, но тут маленький мальчик, живший в ее доме, обнаружил ее и начал читать ей сказки.

— Вик.

— Да. Она полюбила его, и эта любовь снова привязала ее к земле — подозреваю, что к ее большой досаде. — Я в первый раз услышала нотки юмора в голосе Кристофера. — И хотя она никогда в этом не признается, я думаю, что она готова отпустить его в любой момент и уверена, что он проживет полную счастливую жизнь. Но Максина уже задержалась на земле на целых восемьдесят лет после своей смерти — еще десяток лет или несколько десятков особой роли не сыграют.

— Вы сказали, лучшие якоря. Значит, есть и другие — плохие?

— Иногда нас привязывает к земле не любовь, а одержимость. Болезнь. Если такое случается, призрак со временем становится все более порочным. — Кристофер рассказывал, а я вспоминала призрака, преследовавшего и мучившего Ракель. Наверняка это и есть пример того, о чем говорит Кристофер. — И опасность так велика, что даже те призраки, у кого хороший якорь, такие как Максина и я сам, считают любую связь с миром смертных крайне прискорбной. Даже мы надеемся однажды пойти дальше, хотя нам очень трудно отпустить тех, кого мы любим.

Я хотела спросить его, есть ли якорь у меня, но тут же поняла, что и сама это знаю. Лукас, мои родители, Балтазар, Вик, Ранульф, Патрис, Ракель — все они удерживают меня на земле, если можно так выразиться. Тут мне в голову пришла одна мысль, я нахмурилась.

— А к кому привязан тот египтятин?

Кристофер улыбнулся:

— Он помогал проектировать пирамиды и до сих пор ужасно ими гордится. Полагаю, по утрам он возвращается в Гизу и смотрит, как там восходит солнце.

Вдалеке в небе собирались темные тучи, время от времени их пронизывали какие-то яркие вспышки — видимо, молнии.

— Ну хорошо, вы, ребята, очень хотели заполучить меня сюда, — сказала я. — А что делает меня такой могущественной, или особенной, или какой там еще? В смысле, кроме того, что я способна обретать тело, хотя это и здорово.

Он снова посерьезнел и внимательно посмотрел на меня.

— Ты уже знаешь, что можешь перемещаться среди всех наших владений, причем делаешь это куда лучше, чем все мы, даже я.

— Макси тоже может.

— Иногда, но у нее не получается так легко, за исключением случаев, когда ты рядом, — произнес Кристофер. — Ты можешь почувствовать других призраков, а на это способны лишь очень немногие из нас. Иногда мы невидимы друг для друга, в особенности для тех, кто испуган и заблудился в мире смертных. После того как мы установим связь друг с другом, становится проще, но легко не бывает никогда.

Я поняла, к чему он ведет.

— Вы хотите, чтобы я помогла вам их отыскать. И помогла им избавиться от разъедающей их болезни до того, как они окончательно свихнутся.

— Притом что у них есть шанс попасть сюда и обрести здоровье.

— Вы хотите, чтобы я помогла вам отыскать каждое привидение в мире?

Он покачал головой:

— Большинство рано или поздно сами находят путь сюда. Но те, кто не может… Ради них и ради тех, кого они терзают на земле… у тебя есть власть достучаться до них. Показать им путь. Помочь им отыскать дорогу сюда. Ты можешь перемещаться между мирами, Бьянка. Ты — мост между миром живых и миром мертвых.

Далекие тучи перестали быть далекими. Теперь мне казалось, что все небо потемнело, хотя на всех остальных по-прежнему светило солнце. Холодный промозглый ветер, трепавший мне волосы, не задевал никого на дороге. Я поняла, что небо здесь отражает настроение каждого, — я становилась все более неуверенной, боялась все сильнее, и поэтому надо мной начиналась гроза.

— Это очень важное дело, и оно многого потребует от тебя, но ты можешь совершить очень много добра, — продолжал Кристофер.

Я была с ним согласна. Это казалось делом стоящим — да что там стоящим! — важным. Как раз тем, которому я могла бы посвятить все свое посмертное существование. Но меня удерживала мысль о том, что придется расстаться с теми, кого я люблю.

— А почему вы сами этим не займетесь? Если верить Макси, вы очень могущественный.

— Я не родился для того, чтобы стать призраком, и не обладаю твоим природным могуществом. У меня намного меньше талантов, и научился я всему самостоятельно.

— Почему бы вам не научить этому остальных?

— У них не такой прочный якорь с миром живых, какой был у меня, — ответил он, глядя куда-то вдаль. — Моя связь длилась куда дольше, чем у остальных, и была более тесной, чем у большинства.

Сверкнула молния, дождь закапал на мои волосы и джинсы, хотя больше никто не промок.

— Я не могу. Простите… Я понимаю: то, чего вы хотите, дело очень нужное, это важно, но я не могу.

Мой отказ не обескуражил Кристофера, как я предполагала.

— У тебя есть время, чтобы хорошенько все обдумать, — сказал он и, разумеется, был прав: перед нами в буквальном смысле слова лежала вечность. Я попятилась, стремясь уйти отсюда, и Кристофер торопливо добавил: — Тебе совершенно не обязательно полностью отделяться от тех, кто тебе небезразличен, даже здесь. Твое могущество позволяет тебе слышать их.

— Правда?

Не то чтобы это оказалось для меня великим соблазном. Я имею в виду — мне хотелось остаться с людьми, которых я люблю, а не просто иметь возможность дотягиваться до них. Но понимание того, что эти узы здесь не разорвутся, внушало некоторый оптимизм.

Очевидно, подбадривая самого себя, Кристофер кивнул:

— Загляни в глубину своей души, и там ты найдешь того, кого любишь.

Что он имел в виду? Что значит «заглянуть в глубину души»? И тут я вспомнила, что подумала о здешнем небе над головой. Оно отражает мою сущность. Нужно сосредоточиться на надвигающейся грозе.

Я закрыла глаза, но даже сквозь веки видела сверкание молний. Холодные капли дождя падали мне на лицо, но я вытянула руки, принимая грозу как часть самой себя.

И тут глаза мои широко распахнулись — я услышала крик. Кто-то звал меня. Кто-то попал в беду. Первой мыслью было — Лукас, но голос, прозвучавший среди раската грома, принадлежал не ему. Это был голос моего отца.

Глава четырнадцатая

— Папа, — прошептала я.

Я слышала его, хотя «слышала» — не совсем верное слово. Скорее, я его чувствовала, ощущала его тревогу и страх сквозь раскаты грома и холод хлещущего ветра.

— Пойдешь к нему? — Кристофер не выражал ни одобрения, ни порицания, он просто наблюдал, словно снимал с меня мерку.

Решусь ли я снова предстать перед отцом? Пойду ли на риск, что он навеки отвергнет меня или пойдет против меня?

Тут снова загрохотал гром, и я ощутила страх в сердце отца сильнее, чем в собственном. Происходило что- то ужасное, что-то более важное, чем необходимые мне ответы. Если Кристофер сейчас обрушится на меня, если попытается запереть меня здесь!.. Я должна найти папу, если получится!

— Да, — сказала я. — Пойду.

Кристофер не рассердился, и мне в первый раз показалось, что ему можно доверять.

— Буду надеяться на твое возвращение.

— Я вернусь, — пообещала я Кристоферу. — Мне еще многое нужно узнать.

— А мне рассказать.

— Как я доберусь до отца?

— Когда тот, кого ты любишь, так отчаянно нуждается в тебе, — сказал Кристофер, — невозможно быть где-то в другом месте.

Он произнес это с таким печальным лицом, что я задумалась: а кто так нуждался в нем? Но мне некогда было долго беспокоиться о Кристофере, не сейчас, когда папа в опасности, или в отчаянии, или что там заставило небо покрыться тучами. О себе волноваться я тоже не могла. Мои страхи — это всего лишь проявление эгоизма, и сейчас я видела это очень отчетливо. Страна потерянных вещей придавала всему, видимому и невидимому, четкость и ясность.

Я закрыла глаза и подумала об отце. В первый раз за несколько месяцев — с тех пор, как умерла, — я не просто думала о нем. Я вспоминала его так подробно, что это переполнило мое сердце. Как он укутывает меня, маленькую, одеялом, укладывая в постель. Как медленно танцует с мамой, поставив на свой старенький проигрыватель пластинку Дины Вашингтон. Как болтает о всяких пустяках с нашими соседями в Эрроувуде, стремясь приспособиться к ним. Как везет меня на пляж, потому что мне этого хочется, хотя сам ненавидит солнце. Ворчит на то, что по утрам приходится рано вставать, и волосы у него торчат во все стороны. Изображает свое воскрешение из мертвых с моей старой куклой Кеном перед аудиторией, состоящей из очень заинтересованной маленькой девочки и нескольких здорово удивленных Барби. Вспоминала все то, что делало его папой.

Я открыла глаза, и он был там.

Точнее, это я вернулась к нему в «Вечную ночь». Наступила ночь — не знаю, сколько времени я отсутствовала. Мне показалось, что несколько минут, но могли пройти часы и даже дни. Отец стоял в середине школьной библиотеки… Библиотека! Я пришла в ужас, вспомнив ловушку в стене. Но Лукас унес ее отсюда. Может быть, новую еще не поставили. Я чувствовала себя прекрасно, а вот папа, кажется, пытался устоять против ветра. Нет, не кажется — в библиотеке завывал штормовой ветер, хлестал ледяными порывами. Я поняла, что папа застрял: между книжными полками намерз лед, образовав не имеющий выхода лабиринт в десять футов высотой, с папой в центре. В дальнем углу виднелись голубовато-серые мерцающие очертания — кто-то тощий, почти скелет, и очень старый, почти лысый. Мог быть и мужского пола, и женского. Безусловно, призрак.

— Оно пытается, — просипело это существо голосом, напоминающим треск льда. Я его узнала — один из заговорщиков. — Оно пытается, но оно слишком тупое, чтобы понять, что делает неправильно.

— Тебя затянет, — сказал папа. — Ты не сможешь продержаться вечно. — Но прозвучало это так, будто он сам себе не верит.

Его взгляд не был ни рассерженным, ни испуганным — просто печальным; таким я видела папу на диване, когда только вернулась в «Вечную ночь». Так смотрел Лукас, отправляясь на роковую битву с Черити. И я поняла, почему папа думал обо мне и звал меня, — он считал, что сейчас умрет окончательно.

Он пытался заманить того призрака в ловушку — медная морская раковина лежала у его ног, расколовшаяся пополам и теперь, очевидно, бесполезная. Почему папа помогает миссис Бетани?

Сипение перешло в смешок.

— Заморожу. Расколю. Нет головы, нет шума.

Папино лицо не дрогнуло, но он, вероятно, не понял, о чем говорит призрак. Зато я поняла — я сама пользовалась этой способностью проникать в вампира и превращать его тело в лед. Я видела, как сильно это действует на вампиров, и не сомневалась, что это может его убить.

Призрак устремился вниз — злобный дух моих кошмаров, олицетворение всего того, что до сих пор ужасало меня в привидениях. Я не знала, что делать, не знала, обладаю ли какой-то властью над другими призраками. Сможет ли он уничтожить меня? Что я могу сделать?

Внезапно я подумала про свой коралловый браслет и комнату для хранения документов и материализовалась там. Вик, седевший на надувном кресле и читавший комиксы, то ли фыркнул, то ли подавился содовой, когда я появилась.

— Ого! Бьянка, предупреждать нужно!

— Я надеялась найти тут Лукаса или Балтазара, но нужно хвататься за то, что есть. Даже примитивная помеха могла заставить призрака уйти.

— Мой папа в беде — беги в библиотеку! Быстро!

Так же быстро я подумала про горгулью за окном своей старой спальни и тут же очутилась там, паря у окошка. Пусть я до полусмерти испугаю маму, оно того стоит, если я смогу заставить ее спуститься в библиотеку на помощь папе. Но мамы в квартире не было. Расстроившись, я скользнула вниз по камням в поисках знакомого лица. К счастью, Патрис оказалась на месте и одна; она наводила последний лоск на свои ногти, и я сообразила, что именно она-то мне и нужна! Я так быстро заморозила стекло, что она задрожало. Патрис распахнула створки и высунула наружу голову.

— Бьянка?

— Библиотека! Хватай свое зеркало и беги!

Нужно было срочно возвращаться к папе, но узы, которые я ощущала раньше, разорвались. Видимо, такая связь в мире смертных не действует. Придется идти долгим путем. Единственный способ не оставлять за собой ледяных следов — успокоиться и не спешить, но на это у меня не было времени.

Я пролетела сквозь комнату Патрис и понеслась по коридорам, не обращая внимания на иней и зловещие голубоватые огоньки, дрожавшие вокруг меня, даже когда ученики начали кричать. Скай вышла из душа и едва не уронила полотенце. Я увидела, как мокрые пряди ее волос замерзли, превратившись в сосульки. «Извини, — рассеянно подумала я. — Сейчас я не могу беспокоиться ни о чем, кроме папы».

Вероятно, путь до библиотеки занял у меня не больше пары минут, но мне показалось, что прошла целая вечность. Протиснувшись сквозь дверь, я увидела мерцающий голубой свет, отражавшийся от огромной ледяной клетки и сверкавший внутри нее. Где-то в середине этой трещавшей искрящейся тюрьмы был мой папа. Я протолкалась сквозь лед.

И там, к своему ужасу, увидела папу — он покачивался на пятках, изогнувшись под немыслимым углом и пытаясь избавиться от ледяного кулака, проткнувшего ему грудь. Призрак хихикал:

Глупое оно. Глупое оно.

— Отстань от него! — пронзительно закричала я.

Не зная, что еще сделать, я изо всех сил кинулась к призраку. Призрак просто сделался прозрачным, я провалилась сквозь него, но зато он отвлекся — вытащил ледяную руку из папиной груди и обернулся ко мне.

Это было самое отвратительное существо на свете. Сначала я решила, что он просто старый, но старые люди так не выглядят. Его «плоть» больше к нему не прилегала — нижние веки отвисли настолько, что я видела глазное яблоко целиком, губы лежали на подбородке. Я пятилась, пока не наткнулась спиной на лед, — я могла бы пройти сквозь него, но пришлось бы оставить папу.

И тут я услышала тихий недоверчивый голос:

— Бьянка?

Папа! Но пока я не могла на него посмотреть. Призрак должен сосредоточиться на мне, а не на нем.

Круглые зловещие глаза призрака загорелись — в буквальном смысле слова, будто это газовое пламя. Понятия не имею, могу ли я сделать то же самое, но в тот момент и начинать не собиралась.

— Дитя, — произнес он.

— Может, я тут еще новенькая, но обещаю, я могу… — А что я могу? — Я буду тебя преследовать, если ты не оставишь его в покое!

— Ты можешь забрать нас туда, — сказал он и заковылял в мою сторону.

Это то, о чем говорил Кристофер? Что я должна помогать вот таким жутким существам вроде этого?

И тут мне стало тошно. Если бы я не могла создавать себе тело и снова общаться с людьми, которые меня любят, может, я бы тоже стала жуткой. Если призрак сумеет попасть в ту страну потерянных вещей, может, он перестанет быть таким пугающим и снова будет похож на самого себя? И если я думала, что работа с мертвецами всегда окажется приятной — особенно если учесть некоторых уже знакомых мне мертвецов, — то я была полной дурой.

— Я заберу тебя туда, — пообещала я. Пусть мне пока непонятно, как это сделать, но я уже знала, что, если у меня не получится сообразить быстро, Кристофер поможет. — Только отпусти этого человека, ладно? Мы с тобой можем отправиться прямо сейчас.

Призрак заколебался. Наверное, не может поверить в свою удачу.

Но тут его пылающие глаза прищурились, превратившись в щелки мистического синего огня.

— Оно не уйдет, — прошипел он. — Только не после того, что оно натворило.

— Да мне плевать, что он делал! Это не имеет значения! Ты можешь покинуть это место прямо сейчас, разве это не важнее?

Призрак мне не ответил. Ему требовалось подумать — он разрывался между надеждой и ненавистью и не мог сделать выбор.

Я добавила чуть тише:

— Там, куда мы отправимся… Это прекрасное место. Там гораздо лучше, чем обитать в этой школе. Ты должен его увидеть. Пойдем. — И заставила себя протянуть ему руку, хотя у него были костлявые, похожие на когти пальцы.

Призрак снова заколебался. Я рискнула кинуть взгляд на папу, но лучше бы я этого не делала. Он смотрел на меня, по его щекам катились слезы, и я подумала: может быть, он плачет, потому что я превратилась в такое жуткое существо, в нечто подобное тому, что пыталось уничтожить его.

И тут призрак яростно завизжал:

— Нет! Нет, оно не уйдет!

Ненависть победила.

Он устремился к моему папе, а я попыталась вклиниться между ними. Я не могла остановить призрака, но мы как будто сплелись воедино — ни один не был плотным, ни один отчетливым. Как арахисовое масло с джемом в сандвиче — липкая вязкая масса. Дух призрака оплел мой собственный, он был еще тошнотворнее и печальнее, чем я предполагала, и меня передернуло от отвращения.

— Убирайся от меня! — Я оттолкнула его, и у меня получилось. Привидение прыгнуло, оказалось над нами, превратившись в голубой виток электричества под потолком, и мне внезапно представилось, как оно молнией падает вниз. Кого оно поразит первым, папу или меня? И что случится потом?

Тут призрак пронзительно, жалобно завизжал и превратился в голубоватый дымок, устремившийся к библиотечной двери. За долю секунды свет исчез, и наступила тишина.

— Я поняла, что произошло, и окликнула:

— Патрис?

— Моя новая пудреница! — откликнулась она из-за ледяной стены, — Причем от «Эсте Лаудер»! Не знаю, что я сделаю, если это существо ее разобьет.

Раздался восхищенный смех Вика.

— Это было невероятно круто!

— Я старалась, — ответила я.

Нас с папой окружали ледяные стены. Я понимала, что рано или поздно они растают, но мне не нравилась идея оставить папу тут одного до утра, пока его не найдут.

— Ребята, вы можете это разбить и вытащить нас отсюда?

— Да, потерпите немного! — Судя по голосу, Вика все это ужасно возбуждало. — Придется воспользоваться аварийным пожарным топором. Заодно попрактикуюсь в некоторых приемах Ранульфа.

Звук их шагов удалялся, и я поняла, что дальше уклоняться от разговора не получится. Собравшись с силами, я повернулась к папе.

— Бьянка, — прошептал он. Его щеки были влажными от слез. — Это… в самом деле ты?

— Да, — произнесла я тоненьким жалким голосочком. — Папа, прости меня.

— Простить? — Папа схватил меня и обнял так крепко, что мое полупрозрачное тело едва не согнулось, но я удержалась. — Моя маленькая девочка. Тебе не за что просить прощения! Ты здесь.

И тогда я поняла: папе все равно, что я стала призраком, и что я была такой дурой, и что так сильно ошибалась, и что мы поругались во время того последнего разговора. Мой папа по-прежнему любит меня.

Если бы я могла плакать, я заплакала бы. Но зато охватившая меня радость превратилась в свет и тепло — мягкое сияние, как от свечки, и я чувствовала, что оно успокаивает папину боль.

— Я скучала, — прошептала я. — Я так скучала по тебе и маме!

— Почему же ты не пришла к нам?

— Боялась, что вы меня больше не захотите видеть. Раз я стала призраком.

— Ты моя дочь, и это никогда не изменится. — Папино лицо исказила от боль. — Мы их так сильно ненавидели… мы их боялись. Конечно, ты испугалась. Мы были такими… упрямыми и недальновидными. Нужно было все рассказать тебе.

— Если бы я знала… — Не знаю, что я сделала бы, если бы знала. Превратилась бы в вампира? Выбрала теперешний путь? Не знаю, но теперь это не имело никакого значения. Мы снова вместе. — Прости, что я вот так убежала. Я понимаю, что вы очень за меня боялись.

Судя по папиному лицу, я и вполовину не понимала, что они пережили, но он все равно не выпустил меня из объятий.

— Это все тот мальчик. Он всегда плохо на тебя влиял…

— Нет, папа. Я сама приняла решение уйти. Лукас помогал и заботился обо мне, но выбор я сделала сама. И если ты сердишься, а я тебя за это не упрекаю, то должен понять, что виновата я. Только я.

Папа погладил меня по голове и ничего не сказал. Понятно, что он мне не поверил.

— Лукасу нужна твоя помощь, — прошептала я. — У него большие сложности с превращением. Он ненавидит то, чем стал, и не может этого преодолеть. Ты в силах ему помочь.

— Ты слишком о многом просишь.

— Это единственное, о чем я прошу. — Наверное, после всего того, через что из-за меня пришлось пройти моему отцу в последние несколько месяцев, я не имела права ничего требовать, во всяком случае не сейчас. — Когда будешь готов. Просто подумай об этом.

Скрипнула дверь библиотеки, и послышался бодрый голос Вика:

— Прибыла пожарная бригада!

Мы с папой держались за руки, пока Вик и Патрис прорубались сквозь лед. Они хохотали, — очевидно, это было очень мокрое и бестолковое занятие, поэтому я смогла еще прошептать:

— А можно мне повидаться с мамой?

Я думала, папа придет в восторг, но он замялся.

— Давай подождем. Недолго… Мне нужно подумать, как это лучше преподнести.

Сердце мое упало.

— Ты считаешь, что мама не сможет этого принять? Она ненавидит призраков. И теперь возненавидит меня?

— Твоя мама всегда будет тебя любить! — заявил папа. — Как и я. Но у нее самые тяжелые воспоминания о призраках. После Великого пожара в Лондоне, когда почти все привидения сгорели, те призраки, что остались… ни один безумец с ними не сравнится. Селия из-за своих ран задержалась на несколько дней и умерла бы, если бы я не… впрочем, не важно. И, находясь между жизнью и смертью, она пережила настоящий кошмар.

— Ты не представляешь, как тяжело ей далось согласие на короткую встречу с призраком, который помог создать тебя. И все это до сих пор страшно ее пугает.

— Мама будет… бояться меня?

— Мы поможем ей справиться, — пообещал папа. Он уже выглядел лучше, чем даже до моей смерти. Моложе, если это вообще возможно. Глаза его светились, улыбка перестала быть грустной. — Я не хочу, чтобы она долго скорбела. Это было бы… Нет, я не собираюсь так с ней поступать. Просто должен обдумать, как ей лучше преподнести нашу новость.

— Хорошо. — Он говорил правильно. Да, я очень сильно хотела снова увидеть маму, понимала, что тогда буду счастлива вдвойне, но доверяла папиному мнению. Он любил мою маму вот уже четыреста лет и знал ее лучше, чем кто-либо. — Погоди, ты сказал — Великий лондонский пожар. В нем погибли все привидения?

Папа сжал мои руки.

— Бьянка, разве ты не знаешь? Если призрак застрянет в доме, который загорится, он погибнет. Ты должна быть осторожной, огонь для тебя опасен.

Он все равно что читал нотацию трехлетней мне, объясняя, что лучше не трогать включенную плиту.

— Не волнуйся. Я не собираюсь попадать в ловушку.

Ближайшая к нам ледяная стена затрещала, мы с папой отскочили назад. С другой стороны, усыпанные льдинками, стояли Вик и Патрис. Вик держал топор и выглядел так, словно никогда в жизни так не развлекался. Патрис осторожно отводила с глаз мокрые пряди волос.

— Как дела, мистер Оливьер? — весело спросил Вик.

Патрис показала свою дорогую пудреницу, полностью покрытую инеем.

— Кто-нибудь знает, что я должна сделать с этой штукой? В косметичку я ее точно не положу.

Папа уставился на них, потом на меня, будто пытался что-то сообразить.

— Твои друзья, все они… знают о тебе? И проводят с тобой время?

— Да. Я не сразу поняла, как это сделать, но в конце концов у нас все получилось.

— Лукас… Балтазар… — Папа наморщил лоб.

— Да, они знали с самого начала. И не нужно психовать из-за того, что они не рассказали тебе. Это тоже было моим решением.

— Ой, черт, как неудобно. — Вик закинул за спину топор, как будто именно он оказался неудобным. — Ну что, идем?

— Я это с собой не возьму, — отрезала Патрис, держа свою обледеневшую пудреницу двумя пальцами, словно от нее воняло.

— Дай ее мне. — Папа увидел, что она замялась, и вздохнул. — Пудреницу я тебе потом верну.

Патрис посмотрела на него с сомнением, но вещицу протянула.

— Ну, все в порядке. Рада была помочь. Увидимся позже, хорошо?

— Хорошо, — ответила я.

Вик просто кивнул нам и послушно затопал вслед за Патрис. Я заметила, что она неодобрительно рассматривает свои ногти, — видимо, спеша на помощь, она испортила свеженький маникюр. Со стороны Патрис это был признак истинной преданности.

Мы с папой остались одни. Мы молча перешагнули громадные ледяные глыбы и направились в уютный уголок библиотеки, где между двумя высокими книжными полками стоял небольшой диван — славное местечко, чтобы сесть и поговорить, хотя в тот момент мы не разговаривали. Мне столько нужно было ему рассказать, но я не знала, с чего начать, поэтому начала с места, где началось сегодняшнее противоборство.

— А что ты делал с этой шкатулкой?

— Пытался поймать призрака. — Его взгляд переместился к дальней стене библиотеки, туда, где была установлена эта ловушка. Папа снова сжал мои руки, словно не хотел ни на секунду меня отпустить. — Но он не…

— Не попался. Потому что ловушка сломана. — Только сейчас до меня дошло, что у него могут быть ответы на все мои вопросы. — Пап, что происходит? Зачем миссис Бетани расставляет ловушки для призраков?

— Ну конечно, чтобы остановить их. Не все призраки похожи на тебя. Большинство такие, как та штука, которую мы поймали.

— Нет, большинство из них как раз такие, как я. В основном мы остались самими собой — людьми, которыми когда-то были. Просто ты таких не видел. Они не обитают в домах и не преследуют людей.

Он уже открыл рот, чтобы возразить, но понял, что я действительно знаю о привидениях больше.

— Если бы мы это знали…

Он не договорил, но я и так поняла, что он хотел сказать.

— Вы бы рассказали мне о том, что я могу превратиться в призрака, да? Но вы думали, что это будет такое жуткое, ужасное существо, что-то, что уже никогда не сможет быть вашей дочерью.

— Я не мог произнести этого вслух. И мы думали, что напугаем тебя. — Папа вдруг как будто сильно устал. — Поэтому мы просто старались сделать вампиризм как можно более привлекательным, и в общем-то не было никаких причин, чтобы ты начала сомневаться в нем или передумала.

— Да, до тех пор, пока я не полюбила человека. Вот из-за чего они злились на Лукаса, и это не имело никакого отношения к тому, что Лукас сделал или не сделал. Он показал мне альтернативу, заставил сомневаться в том, что до этого я принимала как должное. Понимает ли это папа?

Я вернулась к прежней теме:

— В общем, большинство привидений не такие чокнутые, как это.

— Сдается мне, те, что находятся здесь, как раз такие, — заметил папа. — Помнишь Осенний бал в прошлом году?

— Как будто я могла забыть, как меня чуть не убило гигантской сосулькой!

— Но если они такие опасные, зачем миссис Бетани притащила их сюда?

— Притащила их сюда? Бьянка, ты о чем?

Я торопливо объяснила ему, что тайно объединяет всех до единого учеников-людей в «Вечной ночи»: каждый из них живет в доме с привидениями и так или иначе связан с призраком или призраками. И некоторые из привидений последовали за ними сюда.

— Вот почему она стала принимать людей. Чтобы притащить в «Вечную ночь» привидения.

— И ты думаешь, причина не в том, чтобы ученики-люди помогли вампирам приспособиться к современной жизни? Ведь лучший способ адаптироваться к человеческому окружению — это проводить время с людьми. — Он легонько сжал мои руки, будто думал, что я веду себя глуповато, но ничего не имел против.

Я покачала головой:

— Возможно. Но подумай, пап, с призраками связан каждый из поступивших сюда учеников. Это просто не может быть случайным совпадением.

— Значит, миссис Бетани ловит призраков с какой-то целью. И нам об этой цели ничего не известно. Я попытаюсь выяснить. — И выражение папиного лица изменилось, сделалось резким и холодным, словно он здорово рассердился на кого-то, кого нет в библиотеке.

— Папа?

— Просто… Да нет, ничего. — Он опять повернулся ко мне и крепко обнял. Я снова засветилась от счастья, и это сияние окрасило золотом всю библиотеку. — Не имеет значения. Все не важно, кроме того, что ты вернулась.

Мы еще немного посидели вместе, но все самое главное было уже произнесено. Скоро он расскажет все маме, а до тех пор мы решили, что будем встречаться после уроков, чтобы хотя бы несколько минут побыть вместе, потихоньку учиться снова быть отцом и дочерью, несмотря на то что все изменилось. С этого можно было начать, и мне казалось, что именно это нам всем и требуется.

Уже наступила полночь, папа вернулся к себе в квартиру, а я поняла, что ужасно устала. Мне нужно было ненадолго «растаять» — это состояние больше всего походило на сон. Но я должна была сделать кое-что важное. После встречи с Кристофером я уже не боялась привидений, но мне только что продемонстрировали, какими опасными они могут быть для тех, кого я люблю. Один раз я уже сразилась с призраком. Пора выяснить, что я могу без помощи Патрис.

— Не знаю, что еще мне дал Черный Крест, но они сделали из меня бойца. Самое время поступить как боец.

— Конечно, чтобы испытать себя в битве, нужен призрак, с которым можно сразиться. Но я уже несколько Дней назад наметила одного кандидата — одно привидение, которое, я точно знала, использовало свое могущество самым отвратительным и злобным способом. Для начала очень неплохо.

— Это потрясающе, — сказал Лукас, сидя на следующий день рядом со мной на каменной ступеньке. — Я серьезно, Бьянка. Так здорово, что твой отец знает, и теперь у вас с родителями все будет просто замечательно.

Взгляд его при этом затуманился. Я понимала, что это никак не связано с тем, что я помирилась с напой. Ему стало больно при воспоминании о бесчеловечном нападении Кейт. Она отвергла сына, и жестокость этого поступка потрясла меня сейчас даже сильнее, чем раньше, потому что мне пришлось встретиться со своим отцом, и я хорошо понимала страх и собственную уязвимость в эту минуту. Лукас продемонстрировал куда больше отваги и веры в мать, чем я; он доверился ей сразу и полностью, а в награду получил предательство. Даже представить не могу, как ему должно быть больно.

— Твоя мама еще передумает, — негромко произнесла я. — Дай ей время.

Лукас угрюмо усмехнулся и помотал головой:

— Теперь я для нее только монстр, и это никогда не изменится.

Я прикоснулась к его лицу:

— Ты не монстр.

— Неправда. В доказательство могу показать клыки.

— Значит, ты не только монстр. Ты еще хороший человек. — Я улыбнулась, и вокруг нас разлилось золотистое сияние. Я понадеялась, что это ему помогло, но на всякий случай решила сменить тему. — Ну, что ты думаешь о моем плане?

Он мне ужасно не нравится.

— Ты считаешь, что это плохая идея?

— Нет, — признался Лукас. — Идея отличная. Тебе когда-нибудь все равно придется сразиться с призраком, и нельзя выбрать лучшего кандидата. Но это опасно, а я ничем не смогу тебе помочь, поэтому мне все это не нравится.

— Я сама могу себя защитить.

На лице Лукаса появилась улыбка.

— Я знаю и полностью тебе доверяю. И я видел, на что ты способна, если уж решишься. Но мне все время хочется присматривать за тобой, понимаешь? Я должен научиться позволять тебе вести свои собственные битвы — по крайней мере те, которые не могу вести вместо тебя.

Я поняла и сказала:

— Но тебе необязательно должно это нравиться.

— Вот именно…

Лукас замолчал, потому что мы услышали шаги. Кто- то спускался по лестнице. Я быстро исчезла, превратившись в облачко тумана, и спряталась в углу. Лукас встал, поправил форменный свитер и сказал кому-то невидимому:

— Привет!

Он произнес это чуть громче, чем следует, пытаясь изобразить бодрость, и, должно быть, напугал человека, думавшего, что тут никого нет. Я услышала женский удивленный вскрик и звук глухого удара. Лукас помчался вверх, перепрыгивая через две ступеньки, я последовала за ним.

Там, среди разбросанных вокруг книг, с юбкой, задранной чуть не до талии, лежала Скай. Заметив Лукаса, она с трудом села, одернула юбку, и щеки ее вспыхнули от смущения.

— Ты меня напугал! Я думала, я тут одна, — сказала она. — А эти ступеньки такие скользкие…

— Не нужно извиняться за то, что ты упала, — отозвался Лукас. — Я тебя напугал, и действительно, ступеньки тут отвратные. Ты цела, Скай?

— Только унижена.

— Не нужно так нервничать из-за меня. Похоже, все в порядке. — Он наклонился — видимо, хотел помочь ей подняться или собрать рассыпавшиеся учебники — и застыл.

Я увидела мгновением позже. Упав, Скай разбила коленку, и по бледной коже текли струйки крови, становившиеся с каждой секундой все толще.

Глаза Лукаса сощурились, он вдохнул этот запах, и все его тело напряглось. Скай тоже это заметила и поморщилась.

— Значит, синяком не ограничилось. У тебя случайно нет с собой лейкопластыря?

— Нет, — медленно ответил Лукас.

Его взгляд — да нет, все его существо сосредоточилось на крови. Челюсть задвигалась, и я поняла, что вот-вот вылезут клыки.

«Лукас, нет. Лукас, отведи взгляд!» Может, рискнуть и материализоваться? Я, конечно, чертовски напугаю Скай, но если Лукас ее сейчас укусит… Нет, не укусит. Ни за что.

— Конечно, у тебя нет пластыря. Мальчики не носят сумочки, — сказала Скай, обращаясь скорее к себе. Она согнула ногу и поднесла коленку ближе к лицу, как к своему, так и Лукаса. — Может, у меня в рюкзаке есть салфетки, но боюсь, что я оставила в конюшне все средства первой помощи. Дай-ка посмотрю.

Она расстегнула молнию на рюкзаке, блестящие каштановые волосы упали ей на лицо и закрыли от нее Лукаса. Я чувствовала, какое искушение он испытывал. Он хотел крови — ее крови — сию секунду. Он хотел ее сильнее всего на свете, забыв даже о том, что я смотрю, вероятно забыв вообще обо всем, кроме вампирского голода.

Я твердо решила появиться и собиралась с силами, чтобы сделать это, когда по лестнице начал спускаться кто-то еще. Скай услышала цоканье каблуков и подняла голову, но Лукас так и не отвел взгляда от ее кровоточащей ранки.

— Мисс Тирней. — Сочный голос миссис Бетани эхом отозвался в лестничном пролете. Она появилась как тень, словно была создана из одной только ночи. — Вижу, с вами произошел несчастный случай. И мистер Росс вам помогает.

Скай неуверенно улыбнулась:

— Да, я споткнулась и упала.

Едва они заговорили, Лукас вздрогнул и выпрямился. Похоже, он не помнил ни где он, ни как сюда попал. Он торопливо протянул руку и помог Скай подняться на ноги.

Миссис Бетани вытащила кружевной носовой платок.

— Перевяжите, пока не добрались до аптечки.

— Он такой красивый, — возразила Скай и провела пальцами по изящным кружевам. — Не хочется пачкать его кровью.

— Если вы потом быстренько сполоснете его в холодной воде, следов не останется, — сказала миссис Бетани. — Кроме того, испорченный носовой платок в любом случае предпочтительнее истекающей кровью ученицы в коридоре.

Да уж, миссис Бетани понимала, что ни к чему искушать живых мертвецов.

Лукас затолкал учебники в рюкзак Скай и протянул его девушке. Она поблагодарила миссис Бетани и Лукаса и пошла дальше, кинув на него напоследок любопытный взгляд, — вероятно, сообразила, что он не произнес ни слова после того, как увидел ее разбитую коленку. Впрочем, она ничего на этот счет не сказала, просто захромала в сторону своей спальни.

Когда миссис Бетани осталась наедине с Лукасом (не считая, разумеется, меня), она строго на него посмотрела.

— Вам показалось это трудным, верно?

Лукас только кивнул. Он не мог смотреть ей в глаза. Я представляла, какой стыд гложет его сейчас. Он ненавидел себя за то, что жаждал крови и чуть не напал на человека, тем более на человека, всегда хорошо к нему относившегося. Должно быть, стыд был непереносимым.

— Крепитесь, мистер Росс. — Миссис Бетани знакомым жестом положила руку ему на плечо. — Есть способ преодолеть ваши теперешние трудности.

— Что, существует способ отбить у вампира жажду крови? — хмыкнул Лукас.

— Да.

Он потрясенно уставился на нее. Я сама настолько удивилась, что толком ничего не замечала.

— Жажда крови — вот что делало вампира вампиром. Кроме того, в академию «Вечная ночь» в основном приезжали вампиры, не нападавшие на людей. Разве не логичнее учить их этому способу, а не вождению автомобиля?

Увидев, насколько Лукас ошеломлен, миссис Бетани скупо улыбнулась, ее пальцы сильнее стиснули его плечо.

— Способ навсегда заглушить жажду крови, — пробормотала она. — Он реален. И я добьюсь своего.

Лукас не шелохнулся, восхищенно глядя на нее.

— Научите меня, — попросил он.

— Когда вы будете готовы. — Директриса повернулась, подхватила подол своей длинной юбки и начала подниматься по ступенькам, кинув напоследок: — Думаю, это произойдет очень скоро.

Когда мы остались одни, Лукас прошептал:

— Неужели это правда? Бьянка, она говорила правду?

— Не знаю.

Остаток дня у меня прошел как в тумане. Тревога за Лукаса, все усиливающееся влияние миссис Бетани на него не давали ни на чем сосредоточиться. Но наступила ночь, Лукас и все мои друзья легли спать, и я заставила себя взяться за дело.

Если сегодня ночью у меня ничего не получится, я больше никогда не наберусь смелости противостоять призракам. А это значит — я вряд ли смогу контролировать и собственную судьбу.

Я сосредоточилась на предмете, при жизни имевшем для меня большое значение, — предполагаемой «станции метро», куда можно переместиться в любое время. Однако это будет сложно: предмет принадлежал не мне, а человеку, который, возможно, не желает меня больше видеть. Но ей придется.

Я заполнила сознание этим образом, желая увидеть его, стать с ним единым целым: плетеный коричневый кожаный браслет.

Академия «Вечная ночь» исчезла. Все вокруг меня потемнело. Оглядевшись, я все же заметила, что сквозь щели жалюзи пробиваются полоски света от ослепительной неоновой вывески дешевого отеля, а на тумбочке мигают большие цифры будильника.

К моему великому облегчению, я оказалась в чьей-то комнате, а не в логове Черного Креста. То есть я, конечно, это подозревала, но убедиться всегда не помешает. Решив, что комнате нужен еще один источник света, я создала собственное сияние, наполнив помещение мягким голубоватым светом, обрисовывающим мой спектральный облик. Теперь я различала гостиничную кровать и две спящие на ней фигуры.

Одна из них зашевелилась под одеялом и вдруг резко села, моргнула и произнесла:

— Бьянка?

Я улыбнулась.

— Привет, Ракель.

Глава пятнадцатая

Ракель уставилась на меня, широко раскрыв глаза. Ее короткие черные волосы были растрепаны.

— Это сон? — прошептала она.

— Нет, — ответила я.

Она толкнула человека, спавшего рядом, — свою подругу Дану. Та медленно села, потирая глаза.

— Что случилось, детка?

Я засветилась чуть ярче и рискнула принять более определенный облик.

— Привет, Дана.

Дана соображала медленно. В других обстоятельствах это было бы забавно.

— Ты решила преследовать меня? — спросила Ракель и отползла назад, словно пыталась сбежать, но наткнулась на спинку кровати. На стене висел один из ее безумных коллажей — вырезки из журналов и разные предметы, которые Ракель превращала в произведения искусства. — Я так и знала!

— Что? Да нет же!

Тут до меня дошло, почему Ракель выглядит такой испуганной и виноватой. Она решила, что я все еще злюсь на нее за то, что она выдала меня Черному Кресту.

— Ну, если честно, то я еще немного злилась, но не понимала этого до тех пор, пока не увидела ее снова, без орды бойцов Черного Креста.

Дана торопливо спросила:

— Как там Лукас? В Ривертоне он выглядел не особенно хорошо.

— Ему тяжело. — Это не совсем точно описывало то, что приходилось преодолевать Лукасу, но я не знала, что еще сказать.

Дана поникла. Они с Лукасом выросли вместе, Черный Крест и ей промыл мозги, и она считала вампиризм самой страшной участью из всех возможных. Может быть, Дана была единственным человеком на свете, полностью понимавшим всю глубину ненависти к себе, которую сейчас испытывал Лукас. Она посмотрела мне в глаза, и взгляд ее полыхнул яростью.

Почему ты его не обезглавила?

Даже думать об этом было тяжело, но я поняла, что ответить на ее вопрос будет еще труднее.

— Потому что я сама была вампиром и знала, что это не всегда самое плохое, что может случиться. Я думала, что он сумеет справиться. И наверное, он сумеет.

— Ты всегда была только вампиром, и больше никем! — отрезала Дана. Ракель, широко раскрыв глаза, следила за нашим спором, словно боялась напомнить о своем присутствии. — Откуда же ты знаешь, что для нас самое плохое? Вот я чертовски хорошо знаю, что, если такое случится со мной, кто-нибудь непременно должен позаботиться о том, чтобы я не восстала живым мертвецом. Это самая священная клятва, которую мы даем сами себе. Мы с Лукасом обещали это друг другу тысячу раз! — Она тяжело дышала, ярость ее усиливалась. — Если бы ты его любила, ты бы сделала это ради него!

Она словно дала мне пощечину, хотя Лукас меня давно простил.

— Обещание дать легко. Но если бы ты была там… если бы видела, как Лукас лежит мертвый, и знала, что можешь или потерять его навсегда, или заговорить с ним через пару часов, тебе было бы вовсе не легко. — Я снова пожалела, что призраки не могут плакать, — так больно хранить это печальное воспоминание и не иметь возможности дать выход горю. — Да, ему сейчас трудно, но у него есть друзья. У него есть я. Неужели это и вправду хуже, чем знать, что у него уже никогда ничего не будет?

Дана на несколько секунд замолчала.

— Не знаю, — произнесла она в конце концов. — Но то, что я сказала, остается в силе, хорошо, детка? — Она посмотрела в глаза Ракель: — Если мне придется превратиться в вампира, ты позаботишься о том, чтобы я никогда, никогда не увидела рассвет!

— Обещаю. — Голос Ракель прозвучал так тихо, так уверенно, и ее любовь к Дане заполнила комнату. Если бы мы с Лукасом когда-нибудь поговорили об этом, если бы я дала ему такое обещание, хватило бы мне мужества, чтобы отпустить его навсегда? Смогла бы я быть такой сильной, как Ракель? Не знаю.

Дана и Ракель долго смотрели друг на друга, Ракель крепко сжимала руку Даны. Потом Дана повернулась ко мне.

— Ты для этого пришла? Чтобы поговорить о Лукасе? — Голос ее смягчился. — Или он хочет увидеться со мной? Потому что, если ради него мне нужно проникнуть в эту вашу ненормальную вампирскую школу, я это сделаю.

Ракель выпалила:

— А что вы, ребята, снова делаете в академии «Вечная ночь»? Вы что, окончательно рехнулись? — И тут же отпрянула, все еще опасаясь меня.

— Да все нормально, миссис Бетани даже не рассердилась. Она настолько ненавидит Черный Крест, что даже обрадовалась, когда Лукас перешел к ней. — До сих пор я этого не понимала, но не сомневалась, что так и было. — Но в любом случае я бы не стала предлагать вам появиться там как охотникам Черного Креста. Скоро снова состоится поездка в Ривертон. Только не получится ли так, что, едва он покинет кампус, как Черный Крест на него набросится?

— В следующий раз миссис Бетани наверняка пошлет в Ривертон своих людей поджидать их, — ответила Дана, покачав головой. — Черный Крест это знает. Если они где-нибудь случайно наткнутся на Лукаса, то, конечно, нападут на него моментально, но после той неудачи Ривертон отпадает, туда они не поедут.

— Значит, все получится. Может быть, ты сможешь снова приехать в Ривертон, Дана? Лукас… мне кажется, он думает, что ты не хочешь его больше видеть.

— Этот парень всегда туго соображал. — Дана нахмурилась, и я поняла, что она любит Лукаса по-прежнему. — Назови день, мы приедем.

Только сейчас я осмотрелась. Дешевый, но уютный номер в отеле, повсюду разбросаны- вещи, значит, они уже некоторое время тут живут. В Черном Кресте запрещалось копить деньги на собственные нужды — там все средства принадлежали группе, а не отдельным личностям.

— Значит, вы и вправду это сделали? Навсегда ушли из Черного Креста?

— Как будто у нас был выбор после того, как мы хотели выстрелить в Кейт, — буркнула Ракель и в первый раз посмотрела мне в глаза. — Но мы бы сделали это снова, не дрогнув сердцем. — Тут она поморщилась, видимо испугавшись, что допустила бестактность по отношению ко мне мертвой.

Дана вздохнула:

— Мы начали сомневаться еще в Нью-Йорке, увидев, как они поступили с вами. А критический момент наступил, когда они набросились на Лукаса в Филадельфии. Мы смылись пару недель назад. Пока отсиживаемся здесь, но потом найдем себе что-нибудь постоянное. Мы работаем за минимальную зарплату и чувствуем себя прекрасно.

— Может, мы и едим лапшу быстрого приготовления, — добавила Ракель, — но не голодаем.

В комнате повисло неловкое молчание.

— Ракель, вообще-то, я пришла, чтобы поговорить с тобой, — начала я.

— Прости меня. — Ракель дрожала, но из постели выбралась. На ней была поношенная футболка, спортивные штаны и, конечно, кожаный браслет, который я помнила так хорошо, что ему хватило могущества притянуть меня сюда. — Бьянка, мне очень, очень стыдно, ты даже не представляешь как… Забудь, мои чувства не имеют никакого значения. Ты была мне хорошим другом, а я тебя не защитила. Я тебя подвела. И если ты хочешь теперь меня преследовать, все равно… я это заслужила.

Я даже не предполагала, как сильно нуждаюсь в том, чтобы это услышать, но понимала, что и мне есть что сказать.

— Я врала тебе. У меня были на это причины, но тем не менее. Если бы я сразу сказала тебе правду, может быть, всего этого не случилось бы.

— Это не оправдывает того, что я сделала, — дрожащим голосом возразила Ракель. Она так сильно нервничала, что все время стискивала кулаки. — Тебя могли убить. В смысле — совсем убить. Ты понимаешь, о чем я. Когда я поняла, что они хотят сделать… Да если бы я знала заранее, в жизни бы ничего не сказала! Никогда.

— Я знаю. Думаю, я всегда это знала. Кроме того, вы, девочки, пришли на помощь Лукасу, когда он в этом особенно нуждался, а это главное.

Я неуверенно улыбнулась Ракель, и она попыталась улыбнуться в ответ. Ее предательство стояло между нами, но сейчас определенно стало легче. Конечно, потребуется время, чтобы раны затянулись, но по крайней мере мы поговорили откровенно и снова оказались на одной стороне. А все остальное, решила я, со временем исцелится.

— Но вообще-то, я пришла не из-за этого.

Ракель растерялась. Кинув взгляд на такую же удивленную Дану, она спросила:

— А из-за чего?

— Из-за призрака, обитающего в твоем старом доме, — объяснила я, готовясь к неизбежному. — Ну, того, который тебя обижал.

Темные глаза Ракель искали мой взгляд, словно умоляя не затрагивать такую болезненную тему.

— И что с ним?

— Мы о нем позаботимся… раз и навсегда.

Как оказалось, Ракель с Даной жили в пригороде Бостона, не так уж далеко от дома, где выросла Ракель. Кроме того, они' сбежали из Черного Креста в одном из их фургонов.

— Конечно, кто-то назовет это воровством, — весело произнесла Дана, когда мы загружались в старую машину, где воняло порохом и чипсами, — но, если вспомнить, что сам Черный Крест свистнул его у убитого ими вампира, я бы сказала, что это просто целевое перенаправление автомобиля. Звучит гораздо приятнее, правда?

— Похоже, вы еще перенаправили кое-какое оружие. — Я посмотрела на оружейный склад на заднем сиденье. — Колья, святая вода и… Это что, огнемет?

— Никогда не знаешь, что может пригодиться, — заметила Ракель, и я невольно улыбнулась.

Однако шутили мы недолго. По мере приближения к дому Ракель становилась все напряженнее. Она сидела впереди, а я в виде призрака маячила на заднем сиденье.

— И как это будет выглядеть? — спросила она.

— Все очень просто. — Я решила не упоминать, что сама этого ни разу не делала, — зачем заставлять ее нервничать еще сильнее, правда? — Только нам нужно зеркальце. У кого-нибудь из вас есть пудреница? Ну, в косметичке?

Мы как раз остановились на светофоре, поэтому и Дана, и Ракель одновременно обернулись и уставились на меня. Помолчав секунду, Дана сказала:

— Эй, мы вообще знакомы?

— Понятно, никакой косметики у вас нет, — произнесла я. — Но зеркало раздобыть все равно нужно.

Пришлось на минутку притормозить у круглосуточной аптеки и купить там компактную пудру. Хотя я обрела некоторую плотность, разорвать упаковку мне было сложно, и я отдала ее Ракель. Она трясущимися руками рванула бумагу и пластик, намусорив гораздо больше, чем было необходимо.

— Я с ними давно не общалась, — произнесла она, вытаскивая пудреницу. — А сейчас заявлюсь в два часа ночи и скажу: «Эй, помните то привидение, про которое вы говорили, что его не существует?»

— Может, нам не придется их будить, — заметила Дана. Начался дождик, она включила дворники, и они негромко шуршали по стеклу. — Бьянка, это твое уничтожение призраков — громкая штука?

— Гм. Возможно. А может, и нет. — Я понадеялась, что это правда. — Посмотрим.

Ракель всегда ясно давала понять, что она не из богатой семьи, в отличие от большинства живых и мертвых учеников «Вечной ночи», но район, в котором она жила, оказался вовсе не таким ужасным, как я себе всегда представляла. Может, конечно, я просто чересчур наивна и считаю, что бедняки живут в трущобах вроде тех, что показывают в плохих телешоу, где повсюду сгоревшие машины и гангстеры. А мы въехали просто в тихий район с небольшими домами и маленькими садиками. Я увидела не грязь и запустение, а серые обветшалые стены и граффити на мусорных баках.

— Нам повезло, что идет дождь, — сказала Ракель, — иначе бы все сейчас торчали на улице.

Дом в середине квартала принадлежал семье Ракель. Выбравшись из машины, мы сразу поняли, что дома никого нет.

— Куда это они подевались? — удивилась Дана, встав на упаковочные ящики и заглядывая в окна. — Мебель вся на месте — значит, никуда не переехали.

— Может, у Фриды? — Ракель прищурилась. — Похоже, что в кухне поднят пол. Наверное, опять прорвало трубу, так что пришлось ремонтировать.

— Дома их нет, — заключила я. — И это самое важное. Можем сделать все прямо сейчас.

Ракель застыла:

— Не думаю, что я смогу.

Дана обняла ее за плечи:

— Все в порядке. Если хочешь остаться снаружи, мы и сами справимся. Правда, Бьянка?

Я хотела возразить, но передумала.

— Если хочешь, можешь остаться, но мне кажется, что тебе лучше самой на него посмотреть.

Сжав побелевшие губы, Ракель замотала головой.

— Давай, Ракель! Когда это ты уклонялась от сражения? — Она на меня не смотрела, но я продолжила: — Если ты не увидишь, как это произойдет, то всегда будешь его бояться. Всегда! А если увидишь, что мы его победили, то так его и запомнишь. Поверженным. Разве не стоит на это взглянуть?

— Притормози, — Дана оказалась между нами. — И не дави на нее, ладно?

— Нет, — сказала Ракель и мягко отодвинула Дану в сторону. — Бьянка права. Я пойду с вами.

Сверху сыпался мелкий дождь, стучал по металлическому навесу. Дана отмычкой открыла замок на парадной двери так же быстро и ловко, как это мог бы сделать Лукас. Жаль, что я пробыла в Черном Кресте недостаточно долго и не научилась этому фокусу.

Дверь, скрипнув, отворилась. Дана вошла в дом на цыпочках, стараясь не издать ни звука. Ракель с бледным лицом шла следом. Я решила, что лучше всего стать бестелесной, и превратилась в облачко бледно-голубого тумана.

— Ой, — ошеломленно произнесла Ракель. — Это… жутко.

— Ш-ш! Мы вроде стараемся не шуметь! — Дана держала перед собой пудреницу, будто надеялась использовать ее как щит. Мне придется ее забрать, но это потом, когда я снова обрету тело.

— Все нормально, — сказала я. — Раньше или позже мы должны дать ему знать, что находимся здесь.

Я протянула сознание в глубину дома и обнаружила, что могу разобраться в расположении комнат, не заглядывая в них. Одна из них принадлежала Ракель — там сохранилась частичка ее внутренней сущности.

И было что-то еще.

Голос резонировал на такой частоте, что был не звуком, а, скорее, вибрацией в нашем с ним общем эфире.

«Маленькая девочка. Маленькая девочка. Ты вернулась, чтобы поиграть».

Ракель задрожала.

— Он здесь, — прошептала она. — Я чувствую.

Она не слышала голоса, и Дана тоже. Обе дико озирались, словно ожидали, что призрак появится в любую секунду с любой стороны. И все-таки Ракель ощущала присутствие этой дряни на уровне более глубоком, чем я могла постигнуть. «Насколько же прочные узы возникли между ними, как глубоко этот призрак сумел запустить в нее свои когти?» — гадала я.

«Ты привела мне еще подружек?»

Внезапно я увидела комнату — не эту, а другую. Проявилась ложная реальность: призрачная комната, словно сделанная из стекла, походившая на спальню маленькой девочки. Сначала я подумала, что так, вероятно, выглядела когда-то комната маленькой Ракель, но тут же поняла, что ошибаюсь. Ракель ни за что не провела бы больше одной ночи в такой розовой, разукрашенной комнате с оборочками, кроватью с балдахином и бесконечными рядами кукол. Я никогда в жизни не видела столько кукол…

И никогда не видела кукол, наблюдающих за мной. Каким-то образом все они смотрели на меня, их стеклянные черные глаза были чересчур живыми. Я слышала, как шуршат их пышные юбки; одна из кукол вдруг резко наклонилась набок, будто упала. Они были живыми, но неживыми, смотрели, но не смотрели, и выглядело все это очень жутко. Достаточно, чтобы перепугать меня до смерти, а ведь я привидение.

«Это чье-то представление о детской спальне», — догадалась я. Какой-то образ комнаты, где должна спать маленькая девочка, созданный парнем, который провел слишком много времени думая о маленьких девочках в постели.

— Покажись! — скомандовала я. В другой реальности, в настоящей, Ракель с Даной подскочили от неожиданности. — Хватит прятаться за куклами. Выходи!

— Куклы, — прошептала Ракель. Должно быть, они снились ей раньше.

Куклы в призрачной спальне зашелестели громче, стали падать друг на друга, их золотистые и каштановые кудряшки спутались, а в центре я увидела его.

Не чувствуй я глубину страха Ракель, я расхохоталась бы. Этот призрак не был пугающим — просто жирным и лысоватым. И не особенно высоким. И все же, пока он рассматривал меня, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, что-то в пустоте его взгляда, в алчности ухмылки заставило меня ощутить беспокойство.

«Красивая. Красивые рыжие волосы. Ты пришла, чтобы поиграть со мной?»

Он зашаркал, выбираясь из кучи кукол. Голый, с отвратительным телом, и мой страх мгновенно перешел сначала в омерзение, а потом в гнев.

— Я здесь не для игр, — заявила я.

«Резонируй», — наставляла Патрис. Я не знала, как это делается, поэтому просто сконцентрировалась на нем и подумала о своей смерти. Я вспоминала это странное ощущение, будто я проваливалась, когда мое тело отпускало меня. Вспоминала слезы Лукаса и то, как он сжимал мою руку. Все это представилось мне слишком ярко, почти невыносимо, но при этом я чувствовала, что этими воспоминаниями притягиваю к себе призрака. Мое сознание само стало формировать слова, словно заклинание:

«Всем, что отделяет нас от живых, я отделяю тебя от этого места. Той тьмой, что обитает в нас, я обрекаю тебя на тьму. Той смертью, что дает мне власть, я лишаю тебя власти».

Призрак пронзительно завопил, и этот сверхъестественный вопль разнесся по всему дому. Дана зажала уши — видимо, они заболели — и уронила пудреницу на пол. Ракель даже не поморщилась. Она схватила зеркало, швырнула его мне, и я материализовалась достаточно, чтобы поймать его.

Едва оно оказалось у меня в руке, магическая сила поволокла призрака в зеркало. Я наклонила его под углом, как учила Патрис, и призрак у меня на глазах распался на части — не превратился в приятный туман, как это делала я, а именно распался, будто расчленилось физическое тело: кровь, сухожилия, крики боли… А потом превратился в прах и влетел в зеркало, не прекращая завывать.

И наступила тишина. Призрачный мир исчез. Мы стояли в гостиной, уставившись на обледеневшее зеркало, которое я держала высоко над головой.

— Это… Мы поймали его? — спросила Дана, все еще зажимавшая уши.

— О боже. — Ракель прерывисто вздохнула. — Мы его поймали.

— И до тех пор, пока зеркало не разобьется, он не сможет оттуда выбраться.

Я сражалась и победила! Теперь я знаю, как защитить себя от призраков. Значит ли это, что я наконец свободна?

— Он заперт в зеркале? — Ракель поморгала. — А не в какой-нибудь фантомной зоне?

Я пожала плечами:

— Где бы он ни был, выбраться оттуда он не сможет.

Ракель начала смеяться искренним, радостным смехом и крепко обняла меня. Я изо всех сил старалась остаться плотной, потому что жаль было упускать такое хорошее объятие.

— Ты это сделала, — выдохнула она. — Сделала. Эта ужасная дрянь…

— Все в порядке. — Я похлопала ее по спине, чувствуя, что смех вот-вот перейдет в слезы. — Он тебя больше не тронет.

— Ты сделала это ради меня после того, как я поступила с тобой.

— Я сделала это и ради себя тоже.

— Просто заткнись, ладно? — Ракель обняла меня еще крепче, и я последовала ее совету, обнимая ее в ответ, пока она плакала. Поверх ее плеча я видела Дану, блаженно улыбавшуюся мне, как будто я стала ее самым любимым человеком на свете.

Когда Ракель успокоилась, я передала ее Дане, они обнялись, а я посмотрела на зеркало. Оно было покрыто толстым слоем льда, но мне показалось, что я вижу внутри какое-то движение.

— И что нам теперь делать с этой штукой? — спросила Ракель. — Зацементировать?

— Неплохая мысль.

И тут я ощутила рывок — почти физический, словно меня куда-то потащили.

— Бьянка? — Ракель сделала шаг ко мне. — Ты становишься невидимой!

— Ривертон! Не забудьте! — прокричала я, прежде чем утратила способность издавать звуки. — Лукас обязательно туда приедет!

— Бьянка! — снова крикнула Ракель, но я уже исчезла, кувыркаясь в голубом тумане.

Приземлилась — точнее, мне так показалось, — посмотрела на мягкую зеленую траву, подняла голову и увидела стоявшую надо мной Макси в странной шубе из какого-то темного меха, выглядевшей скорее жуткой, чем роскошной.

— Что ты делаешь? — возмущенно воскликнула она. — Сговариваешься с ними против нас?

— Эту дрянь нужно было остановить.

— Эту дрянь? Дрянь? — Похоже, Макси была готова меня ударить. — Мне кажется, ты с таким же успехом можешь помогать миссис Бетани ставить ловушки!

Нашу ссору прекратил третий голос.

— Есть разница между тем, что сделала Бьянка, и тем, чем занимается миссис Бетани.

Мы обернулись и увидели Кристофера. Значит, я оказалась в стране потерянных вещей — на этот раз против своей воли. Макси говорила, что он могущественный, но я впервые увидела доказательство того, что Кристофер намного сильнее обычного призрака.

И все-таки это меня не испугало, потому что теперь я знала, что обладаю достаточной силой, чтобы защитить себя. И со временем обрету такое же могущество, каким обладает Кристофер, причем мне, скорее всего, потребуется на это куда меньше времени.

Солнце позолотило темно-каштановые волосы Кристофера, его старомодное длинное пальто приобрело бутылочно-зеленый оттенок. Мы стояли у подножия какого-то строения, которое можно было бы принять за своего рода пагоду, если бы за ним не грохотал поезд подвесной железной дороги прямиком из 1910 года.

— Я забрала ее сюда, пока она не натворила чего похуже, — буркнула Макси. Значит, вмешалась она, а не Кристофер. — И я бы на вашем месте обратно ее не отпускала.

— Макси, успокойся. — Кристофер положил руки ей на плечи, — Не мое дело позволять или запрещать Бьянке перемещаться. Она свободнее всех нас. Для нее не существует наших ограничений. Я понимаю, тебе трудно это принять, но придется.

— Не вижу никакой разницы между тем, что делает миссис Бетани, и тем, что натворила Бьянка! — заорала Макси. — Она пошла против своих собратьев-призраков! Это что, не имеет значения?

Я сказала:

— Эта дрянь…

— Опять дрянь!

— Он мучил людей, Макси, — договорила я. — Никто не имеет на это права.

Кристофер кивнул:

— Одно дело — действовать в защиту других, и совсем другое — делать что-то из собственных эгоистичных соображений, и не важно, насколько эти соображения и желания понятны.

Он вдруг сделался таким печальным, что я не решилась задавать вопросы. Но его печаль по-настоящему привлекла мое внимание. Казалось, что миссис Бетани ранила его лично и очень глубоко. Неужели он так переживает за призраков — всех призраков? Нет, тут что-то совершенно другое, он печалится не как глава этого призрачного мира или кем он тут стал, а как человек, которым он был когда-то.

Мне в голову пришла абсурдная идея, но я уже не могла отмахнуться от нее. Кристофер внимательно смотрел на меня и явно видел, что я с чем-то борюсь. Даже улыбался он печально.

— Значит, ты поняла, — произнес он. — Доверься своей проницательности. Здесь ты увидишь многое, что скрыто от тебя в других местах.

Прозрачность этого мира снова совершила надо мной чудо. Но я все равно не могла до конца поверить и задала не совсем прямой вопрос, на случай если все-таки ошибаюсь:

— Кристофер, что привязывает вас к миру? Или… кто?

— Моя возлюбленная жена, хотя я не разговаривал с ней вот уже почти двести лет.

«Он в самом деле говорит это, мне не послышалось?»

— Значит, вы…

— Кристофер Бетани, — ответил он. — Разумеется, мою жену ты уже знаешь.

Глава шестнадцатая

— Миссис Бетани — ваша жена, — повторила я. И хотя уже сама обо всем догадывалась, не могла до конца осмыслить это. Предводитель призраков женат на одном из самых могущественных и безжалостных вампиров из всех существующих? — Тогда почему она так сильно ненавидит призраков?

Уж наверное, если она замужем за одним из них, то должна относиться к ним хоть немного лучше? А может, и нет. Может, они расстались или что-нибудь в этом роде. Наверное, развод после двухсот лет брака — это нечто сверхужасное.

Но Кристофер покачал головой:

— Я ни разу не разговаривал с ней после смерти.

— Но почему? Потому что она стала вампиром? Неужели она?.. Это она вас убила? — Я тут же поправилась: — Нет, конечно же, нет. Вы говорили, что она осталась единственным преданным вам человеком.

— Это моя история, и только моя. — Это прозвучало очень резко. Я не слышала от него ничего подобного с момента его первого пугающего появления в «Вечной ночи». Почувствовав, как я напряглась, он заметно смягчился. — И все-таки теперь эта история касается и тебя тоже, и тех, кто тебе близок. Ты имеешь право спрашивать.

Макси вытаращилась на него, приоткрыв рот и совершенно забыв о том, что сердилась на меня.

— Вы собираетесь рассказать нам, откуда вы?

У меня сложилось впечатление, что до сих пор он строго хранил эту тайну.

Кристофер сердито сверкнул на нее глазами.

— Я расскажу Бьянке, потому что это связано с ней и ее существованием. Тебя это не касается.

Оскорбленно фыркнув, Макси затопала прочь, громко стуча блестящими каблуками по мостовой, и исчезла в толпе разукрашенных людей, одетых в перья. Я снова повернулась к Кристоферу.

— Если вы не хотите об этом говорить, — сказала я, — то, честное слово, я пойму. Это только ваше дело.

Я хотела услышать ответы, но не хотела совать нос в чужую жизнь.

— Скоро ты поймешь, как пересекаются наши пути. Эти события стали частью и твоей истории.

Он повел рукой в сторону неба, и оно мгновенно почернело, будто мы стояли не на улице, а в каком-то планетарии. Бурлящая страна потерянных вещей исчезла, мы остались совершенно одни в некой пустоте. Я без всяких объяснений поняла, что такое могущество недоступно остальным призракам, включая меня; это зловещее умение Кристофер приобрел за долгие годы, проведенные между мирами.

— Ого! — воскликнула я. — Что это такое?

— Нам предстоит увидеть прошлое.

— Путешествие во времени?

После всего происшедшего странно было, что меня еще что-то может удивить, но это походило на какой-то научно-фантастический фильм. Вик сказал бы, что это офигенно круто.

Но Кристофер покачал головой.

— Предстоит увидеть, — повторил он. — Прошлое не достижимо никакими силами, смертными или бессмертными.

Я не очень поняла, в чем разница, но спросить уже не успела. Вокруг нас проявился лес, сквозь который вилась узкая грязная дорога со следами лошадиных подков и колес. Навстречу ехала карета, запряженная двумя светло-серыми лошадьми. По обеим сторонам кареты висели настоящие зажженные фонари. Мне все это показалось очень романтичным, словно из книги одной из сестер Бронте.

Точнее, так казалось до тех пор, пока из темноты не выпрыгнули несколько фигур — буквально из ниоткуда — и не подскочили к карете. Лошади заржали и зафыркали, один из незнакомцев схватил лошадь под уздцы и заставил остановиться.

Я ахнула, но меня никто не услышал, — видимо, в этом и есть разница между наблюдением за прошлым и присутствием в нем. Кристофер молча стоял рядом со мной, глядя, как разбойники с большой дороги распахивают дверцы кареты. В свете фонаря я видела их лица, злобные ухмылки и клыки. Это нападение вампиров.

— Так-так, и что тут у нас? — прорычал один. — Гости к обеду?

— Я скажу тебе, что тут. — Миссис Бетани в наряде времен регентства, с волосами, уложенными в высокую прическу, высунулась из дверцы, ничуть не испуганная нападением.

Это что же, момент ее превращения?

Она вскинула арбалет и посоветовала:

— Лучше бегите отсюда.

Вампиры кинулись врассыпную, но недостаточно быстро. Миссис Бетани пронзила одного насквозь, деревянная стрела попала ему прямо в сердце. В мгновение ока кучер и лакеи в ливреях, все до одного вооруженные, тоже начали действовать, уверенно и решительно помчавшись вслед за вампирами в лес.

— Быстрее! — крикнула миссис Бетани, выпрыгнув из кареты. Ее юбки заколыхались. Она уже успела перезарядить арбалет и, несмотря на темноту, прицелилась и одним выстрелом уложила еще одного вампира. Она ослепительно улыбалась. — Теперь они наши!

Миссис Бетани засмеялась, вытаскивая из-под плаща меч. Она замахнулась, и я отвернулась — один раз я уже видела, как отрубают голову вампиру, и этого мне хватило на всю жизнь. Послышалось тошнотворное хлюпанье, я вздрогнула, и тут глаза мои широко раскрылись.

То, как они сражаются… как она кинулась в бой… я же видела такое раньше…

— Отлично натренирована, правда? — Кристофер ни на секунду не отводил взгляда от миссис Бетани.

— Но если она охотилась на вампиров и точно знала, что делать, значит, она… должно быть, она… миссис Бетани была в Черном Кресте?

Я снова на нее взглянула. Сражение закончилось, прах вампиров лежал у ног охотников. В лунном свете я увидела, как улыбка миссис Бетани сделалась нежнее и теплее, и она кинулась к одному из лакеев. Только теперь до меня дошло, что это Кристофер — чуть моложе, чем сейчас. Они обнялись (она крепко обхватила его за шею) и поцеловались так страстно, что мои щеки запылали.

— Нас обоих воспитали охотники Черного Креста, — произнес Кристофер, глядя на свое давно прошедшее счастье. — Эмигрировав в Америку в первые годы ее независимости, я связался с первой бостонской ячейкой, там мы и встретились. В те дни женщины почти не охотились, но в ней не сомневался никто. Она была лучшей среди нас. А вампиры — они недооценивали ее, пока не становилось слишком поздно. Даже появилась легенда об охотнице, красивой, но смертельно опасной, но они не верили в это, на свою беду. Иногда последнее, что они произносили, когда кол вонзался им в грудь, было: «Это она!»

Лес потемнел, я перестала что-либо различать, и начали проявляться новые очертания. Я увидела небольшой домик, простой, с единственной большой комнатой, служившей, видимо, одновременно и кухней, и гостиной. В очаге, таком глубоком и высоком, что в него можно было войти в полный рост, не сгибаясь, и растянутом по всей длине дома, пылал огонь, над которым висел чайник. Миссис Бетани нарезала кекс. За столом сидел Кристофер и еще несколько мужчин, одетых, как и он, в длинные сюртуки, с повязанными на шее белыми платками. Перед ними стояли большие металлические кубки, наполненные чем-то похожим на пиво. Все они громко смеялись.

Не знаю, в чем причина, — возможно, в прозрачной ясности этого места, — но мне показалось, что гости были не столько веселы, сколько притворялись. Они украдкой поглядывали на Кристофера, когда он делал очередной глоток.

— Деловые партнеры. — Лицо Кристофера освещал тот давний огонь. Мы как будто стояли в углу этой большой комнаты, в тени. — Друзья, как я тогда думал. Мы объединились в судоходном предприятии. Торговля между Европой и Америкой, товары высокого качества — в те времена развивающаяся индустрия, а значит, надежное увеличение семейного капитала. Но я привык к обществу охотников Черного Креста. Можно говорить о нем все что угодно, но в Черном Кресте не занимались таким гнусным мошенничеством. Я вырос в твердой уверенности, что все зло в мире исходит от вампиров, и не искал его в людях, называвших себя моими друзьями.

— И что они сделали? — прошептала я, хотя понимала, что люди у очага меня не услышат.

Они не хотели заниматься судоходством. Они всего лишь хотели украсть деньги, которые я вложил в дело. — В его голосе до сих пор звучало некоторое недоумение, словно даже через двести лет Кристофер не мог поверить в их предательство. — Через несколько месяцев я начал требовать результатов. Доходов. Проверки бухгалтерских книг. Они все время находили бесчисленные отговорки и ничего мне не показывали. Однажды вечером я поклялся, что подам на них в суд, и, когда пошел домой, они на меня напали. Я был без оружия и еще не совсем оправился после болезни, так что все навыки, полученные в Черном Кресте оказались бесполезны. Они оставили меня умирать в канаве, и последнее, что я слышал, когда они уходили, — это их хохот.

Мне очень жаль. — Перед нами по-прежнему разворачивалась счастливая сцена, где все были друзьями. Возможно, Кристофер предпочитал ее воспоминаниям о своей смерти, и я его за это не винила. Мне и самой не нравилось вспоминать свою смерть, а ведь я лежала в постели и рядом был Лукас. — Это ужасно.

Кристофер посмотрел на своих убийц, как раз смеявшихся над его шуткой. Миссис Бетани поставила перед каждым по куску кекса. Похоже, она находилась не в таком хорошем настроении, как остальные. Собственно, у нее было очень настороженное выражение лица. В отличие от своего мужа, она уже чуяла беду.

Ситуация изменилась. Миссис Бетани неподвижно стояла в самом центре комнаты, ее платье переливалось разными оттенками, а на лице замешательство сменялось гневом.

— Что это значит — вы ничего не можете предпринять?

Сцена разворачивалась то ли в складском помещении, то ли в молитвенном доме. Черный Крест, поняла я, увидев развешанное на стенах оружие. На небольшом возвышении сидел мужчина с волосами, собранными в хвост; видимо, он был тут главным. Он покачал головой:

— Миссис Бетани, как ни прискорбна гибель вашего мужа, она не относится к сверхъестественному, а значит, никак не касается Черного Креста.

— Судья не стал меня слушать, — сказала миссис Бетани. — Он уверен, что это дело рук разбойников, и говорит, что я глупая женщина, если сомневаюсь в этих двух «порядочных джентльменах». — Она буквально выплюнула эти два слова, будто боялась, что может ими отравиться. — Я могла бы убить их сама, но они сбежали на Карибы. Из-за их обмана все его состояние пропало. Дайте мне хотя бы денег, чтобы я отправилась туда и позаботилась о торжестве справедливости.

Руководитель Черного Креста посмотрел на нее с сожалением — точно таким же взглядом смотрела Кейт, когда отказалась вернуть Лукасу банку из-под кофе с его деньгами.

— Наши средства используются только для борьбы, и каждый пенни на счету. Вы знаете это не хуже меня, но горе довело вас почти до исступления.

Гордое лицо миссис Бетани не дрогнуло, но я заметила кое-что, чего никак не ожидала увидеть: глаза ее наполнились слезами. Однако голос звучал по-прежнему ровно:

— После всего, что я сделала, после всего, от чего отказалась, это и есть ваш ответ?

— А какого еще ответа вы ожидали?

Она сделала шаг назад и задумчиво склонила голову набок, выражая презрение. «Как будто видит его впервые в жизни», — отметила я.

Кристофер произнес:

— В этот миг ее преданность Черному Кресту превратилась в ненависть. Человек может возненавидеть то, что любил, и ненависть его будет пылать так же ярко, как когда-то любовь.

Комната исчезла, сменившись все той же лесной дорогой, которую мы видели в самом начале. Только теперь наступила зима, голые ветви деревьев обледенели, землю укрывал глубокий снег. Миссис Бетани в одиночестве ехала верхом, сидя в дамском седле, укутанная в тяжелый меховой плащ. Она внимательно всматривалась в лес, несмотря на сгущающиеся тени, — стояли сумерки, и небо было пронзительного кобальтового цвета. Вдруг она напряглась, что-то заметив.

Из-за большого дерева вышел вампир, и он определенно нервничал.

— Не знаю, что за ловушку ты расставила, охотница, но она небезопасна для тебя. Твои помощники слишком далеко.

— Никаких ловушек, — возразила миссис Бетани, спешилась и медленно пошла к нему, увязая в снегу. — И оружия у меня нет.

— Значит, ты явилась сюда, чтобы умереть, охотница. — Это прозвучало насмешкой, но миссис Бетани вскинула голову:

— Да.

Похоже, вампир был шокирован не меньше меня. Он ничего не сказал, не набросился на нее и не помчался прочь.

Миссис Бетани подняла вверх руки в темно-зеленых перчатках, показывая, что она безоружна. Порыв ветра растрепал ее волосы, отряхнул с ветвей снег, засыпав белым темный плащ.

— Меня один раз укусили. Ты знал об этом?

— Многие это утверждают, — ответил вампир, — Многие лгут.

— Один говорит правду. — Миссис Бетани быстро оттянула воротник плаща, обнажив старый шрам на шее. — Тогда меня спасли, но я всегда знала, что подготовлена. Если вампир меня укусит и убьет, я восстану из мертвых.

Вампир с недоверчивым видом шагнул ближе к ней.

— Это какая-то хитрость.

— Никаких хитростей.

— Ты ненавидишь наш род. С какой стати тебе становиться одной из нас?

— Мне нужно освободиться от человеческих уз и человеческих привязанностей. — Лицо миссис Бетани дрогнуло, но всего на мгновение. — Мне… мне нужно путешествовать без ограничений, мешающих смертному.

Вампир разразился хохотом:

— Сумасшедшая. Ты сошла с ума.

— Преврати меня — и увидишь, — сказала она.

Вампир прыгнул на нее, и оба они повалились на землю. Миссис Бетани не сопротивлялась и не кричала даже тогда, когда исходящая паром кровь хлынула на белый снег.

— Месть, — произнес Кристофер, — очень мощный мотиватор.

В следующем месте, которое он мне показал, было намного теплее. Пальмовый лист задевал окно, в вазах стояли тропические цветы. Кажется, мы попали на виллу на острове, — должно быть, она была очень красива до того, как ее разгромили. Вся мебель была перевернута, зеркала разбиты. На полу лежали два трупа, а в углу стояла миссис Бетани, с удовлетворением разглядывая сцену. Тыльной стороной руки она стерла кровь с губ.

— Она их достала, — сказала я. Несмотря на ужас убийства, я не могла отделаться от ощущения, что парни нарвались сами.

Кристофер кивнул:

— Но какой ценой? Ценой собственной жизни. И что, наверное, еще важнее — ценой своей миссии. И души.

— А где все это время были вы? — спросила я. — Почему не появились перед ней? Если бы она узнала, что вы стали привидением, что она может с вами поговорить…

— Я еще не мог появиться перед ней.

Карибы вместе с миссис Бетани исчезли, мы снова оказались в стране потерянных вещей. Окружение изменилось. Теперь мы находились не в городе, а в суровой пустыне. Жарко светило солнце, я увидела бегущего по земле скорпиона. Кристофер сидел на низком плоском камне, его красивый профиль четко выделялся на фоне скалы, и я вдруг узнала в нем изображение, стоявшее на письменном столе миссис Бетани.

— Тебе хорошо известно: чтобы овладеть могуществом призрака, требуется приличный срок, причем обычно гораздо больший, чем потребовалось тебе. К тому времени, как я сумел бы появиться перед своей женой, она уже научилась ненавидеть призраков и считать их естественными врагами вампиров. Своими поступками она доказала мне, что ее ненависть куда сильнее любви.

Я хотела возразить, но вспомнила, как трудно мне было появиться перед родителями, как я боялась, что они меня отвергнут. А то, что случилось с Лукасом, подтверждало, что не всякий человек обладает достаточной силой, чтобы любить, невзирая на перемены.

«Лукас», — подумала я. Конечно, миссис Бетани сочувствует Лукасу. Конечно, она помогает ему и понимает его. Она прошла через то же, что и он, но это не делает ее великодушной и доброй. Она просто люто ненавидит Черный Крест. Лукас должен это понять, и чем скорее, тем лучше.

— Мне нужно идти, — сказала я. — Но я вернусь, хорошо?

Я думала, что Кристофер начнет возражать или устроит ледяную бурю, чтобы удержать меня, но он все смотрел на скорпиона, суетившегося на песке.

— Иди, — обронил он. — Я устал.

Смотреть на смерть миссис Бетани, пусть даже в виде такого давнего воспоминания, было для него гак же тяжело, как мне видеть смерть Лукаса. Я положила руку ему на плечо.

— Спасибо за то, что показали.

— Иди, — повторил он гораздо тише и закрыл лицо руками.

Я сосредоточилась на нужном мне месте — комнате для хранения документов — и переместилась в нее через голубой туман. Там сидела одна Патрис и занималась немецким. Она вздрогнула, когда я появилась, но тут же взяла себя в руки.

— О, вот ты где! Лукас уже беспокоится.

— Я пойду к нему прямо сейчас, — пообещала я, подошла к камню в стене и вытащила свой браслет. Надев его на руку, я полностью обрела телесную форму, и меня окатило волной неимоверного облегчения. — Просто нужно хоть секунду побыть… менее призрачной, если ты меня понимаешь.

— Что угодно, лишь бы помогало, — дружелюбно отозвалась Патрис. — Но у него сегодня днем экзамен, помнишь? Он сдаст его лучше, если будет знать, что с тобой все хорошо и ты рядом.

— Знаю. — Мне не хотелось так быстро снимать браслет, но пришлось. — Ладно, хорошо. Пойдешь со мной?

— Конечно. Все равно нужно идти на уроки.

Всю дорогу вниз по лестнице я плыла за ней в виде облачка тумана.

— Держись, пожалуйста, чуть подальше от моих волос, — пробормотала она. — Они начнут виться.

— Это не так-то просто.

— Привести волосы в порядок — тоже.

Я чуть не рассмеялась, но как раз в эту секунду (мы уже дошли до учебного крыла) послышался шум. Раздавались крики, скрипели башмаки, о стену глухо ударилось чье-то тело…

— Драка, — сказала Патрис.

— Лукас. — Я знала это без лишних объяснений.

Патрис побежала, я поплыла над ней, и мы быстро добрались до места заварушки. И разумеется, по полу катались сцепившиеся Лукас и Сэмюэль, у обоих из носа шла кровь.

— Я сказал, — проскрипел Лукас, — оставь ее в покое.

— Что, хочешь сам ее заполучить, а? Вот чего тебе надо? — Мерзкая ухмылка Сэмюэля ясно давала понять, что речь идет не о флирте. Не знаю, какую девочку выбрал Сэмюэль (а Лукас защищал), но она наверняка была аппетитной, как закуска перед ужином. До меня дошло, кто это, когда Скай, стоявшая в толпе, швырнула в Сэмюэля учебником. Впрочем, он легко увернулся.

— Ударь меня чуть сильнее — и она твоя, старик. Получишь, что хочешь.

Лукас ударил его головой так, что Сэмюэль, оглушенный, отлетел назад. Пошатываясь, прижав ладонь ко лбу, Лукас сказал:

— Я просто хочу, чтобы ты заткнулся.

Хохочущая толпа внезапно замолчала и расступилась, пропуская миссис Бетани. Теперь, после того как я увидела ее молодой, еще человеком, влюбленной, живой, я смотрела не нее другими глазами. И все же она оставалась миссис Бетани, сделанной из накрахмаленных кружев, длинных юбок и ледяной властности. На драку она отреагировала, едва вскинув бровь:

— Мистер Росс, мистер Янгер. Полагаю, вы уже уладили все самостоятельно?

— Да, все улажено. — Лукас поднялся на ноги, все еще пошатываясь, и промокнул нос рукавом.

Сэмюэль продолжал злобно смотреть на него, словно собирался снова ударить, невзирая на присутствие директрисы.

— Мистер Янгер? — повторила миссис Бетани, — Надеюсь, мне не придется предпринимать никаких… дисциплинарных мер. Подозреваю, что мои методы вам не понравятся.

— Да, — буркнул Сэмюэль, что, в общем-то, не было ответом. Но он тоже встал и поплелся прочь, не сказав больше ни слова.

Все остальные разошлись по своим делам, разбегаясь от миссис Бетани, как разлетаются листья на ветру; и я хотела поговорить с Лукасом, но Скай меня опередила, подошла к нему раньше, чем я успела произнести хоть слово.

— Спасибо, что заступился за меня.

— Не за что.

Она криво улыбнулась, и это каким-то образом сделало ее еще красивее. Почему, когда я улыбаюсь, выгляжу глупо?

— Знаешь, ты вроде команды быстрого реагирования в одном лице. Кто бы мог подумать, что в старшей школе человеку потребуется, чтобы его то и дело спасали?

Скай всего лишь шутила, но при этом задела самую чувствительную струнку. Лукас взял ее под локоть и произнес:

— Нужно поговорить.

— Экзамен начнется через пять минут, и разве ты не собираешься привести себя в порядок после драки?

— Забудь об этом. И про экзамен забудь. Это важно.

Я последовала за ними на лестницу; Патрис кинула нам вслед встревоженный взгляд, но не подошла, и это хорошо, потому что она, скорее всего, здорово распсиховалась бы. Зная Лукаса, я догадывалась, о чем он собирается говорить, и мне показалось, что это неплохая мысль.

Пора сказать Скай правду.

— Ну, что такое? — Они остановились на лестничной площадке, и лицо Скай омрачилось. Свет, падавший сзади из узкого арочного окна, подсвечивал ее темные волосы. — Ты наконец решился рассказать, что с тобой неладно?

Лукас насторожился:

— Ты о чем?

— Ты такой… ну, сердитый, — прошептала она ласково. — Сердишься на все подряд и все время. Я не в смысле, что ты не прав, но, Лукас, это сжигает тебя изнутри. В чем дело? Можешь мне сказать?

Если бы она попыталась хитростью выудить это из Лукаса, он ей ни слова не сказал бы. Но простая честность всегда разрушала все его барьеры.

— Моя девушка, Бьянка… она летом умерла. А я все еще люблю ее и всегда буду любить.

Правда, пусть и не полная, согрела меня изнутри и привела в полный восторг. Но меня удивило то, какое воздействие она оказала на Скай: светло-голубые глаза девушки моментально наполнились слезами.

— Я тоже кое-кого потеряла этим летом. Моего старшего брата.

— О господи. — Она застала Лукаса врасплох. — Скай, сочувствую.

Она сжала его руку.

— Поверь мне, я тебя понимаю. Наверное, мне удается лучше прятать гнев, чем тебе, но иногда мне просто хочется… — Скай раздраженно выдохнула, смахнула слезу и даже сумела улыбнуться Лукасу. — Бьянка была… необыкновенная? Спорю, она была необыкновенная.

Лицо Лукаса дрогнуло. Они говорили обо мне в прошедшем времени, это напомнило ему о моей смерти, и боль вернулась.

— Ты даже не представляешь насколько.

— Если это хоть немного поможет, я верю… нет, я знаю, что умершие не уходят навсегда. — Она говорила с глубокой убежденностью, на какую способны лишь люди, выросшие в доме с привидениями. Скай знала о живых мертвецах, пусть только на этом уровне. — Они смотрят на нас. Они рядом. И я думаю, они понимают, как сильно мы их любим, может быть, сильнее, чем любили при жизни.

Когда она это сказала, я рискнула легонько, нежно прикоснуться к руке Лукаса. Он выпрямился, поняв, что я рядом, в безопасности и более взволнована, чем раньше.

— Я тоже в это верю.

— Она бы хотела, чтобы ты был счастлив, — сказала Скай. — А не злился постоянно.

— Я пытаюсь.

Я знала, что Лукас говорит это для меня, а не для Скай.

Они еще какое-то время смотрели друг на друга, пытаясь взять себя в руки. Скай с трудом сглотнула и спросила:

— Ну, и что ты хотел мне сказать?

— Эта школа опасна, Скай. Здесь все вокруг опасно. Будь осторожна.

— Да, я уже поняла это, когда та странная банда стариков выстрелила в меня. Какие гангстеры сейчас пользуются арбалетами?

Лукас шагнул к ней и посмотрел прямо в глаза. Сквозь полукруглое окно проник солнечный свет, позолотив ему волосы.

— Нет, я серьезно. Некоторые здешние ученики… они не просто ученики.

Девушка скрестила на груди руки.

— Ты имеешь в виду, что они полные придурки?

— Я имею в виду, что они вампиры.

Скай уставилась на Лукаса. Он не отвел взгляд. Интересно, она сейчас завизжит, или начнет задавать вопросы, или рванет к чертовой бабушке из школы?

Вместо всего этого она расхохоталась.

Лукас пораженно отпрянул.

Она выдохнула:

— Я чуть не купилась!

— Скай…

— Хорошо, хорошо, я поняла. — Она так хохотала, что я едва разбирала слова. — Что-то мы стали чересчур занудными для тех, кому предстоит экзамен по алгебре. Спасибо, что посмешил. Мне этого очень не хватало.

Лукас пытался подобрать какие-то слова, но быстро сдался.

— Обращайся в любое время.

— Пошли в класс. — Скай направилась к двери.

Лукас оглянулся, и я слегка померцала, чтобы он знал, что я здесь. Его робкая улыбка оказалась для меня самым лучшим «добро-пожаловать-домой», каким меня когда-либо приветствовали.

Конечно, я хотела рассказать Лукасу про миссис Бетани, но это могло подождать. Может, его преданность учебе в этом семестре и была просто способом отвлечься от душевных терзаний, но ее следовало уважать. Я решила, что сорок пять минут ничего не решают.

Однако не все настолько дисциплинированны, чтобы дожидаться подходящего времени для разговоров. Когда я вернулась в комнату для хранения документов, мечтая надеть браслет и немного побыть одной, кое-кто решил нанести мне визит.

— Ну, просто королева бала мертвецов! — фыркнула Макси.

Я резко выпрямилась; она материализовалась в комнате, а я так глубоко погрузилась в свои размышления, что даже не заметила этого. На ней снова была разлетающаяся ночная рубашка, как и на мне моя пижама.

— Скажи-ка, приятно чувствовать себя настолько особенной, что тебя даже правила не касаются?

— Ужасно, — ответила я. — Это значит, что даже тем, кого ты считал друзьями, ты не нравишься.

Макси замялась, склонила голову, и светлые, коротко подстриженные волосы упали ей на глаза.

— Мне ты нравишься, — произнесла она тоненьким голосочком.

— Ну, по твоему поведению не скажешь.

— Мы должны сделать выбор, — сказала она, и в первый раз с момента нашего знакомства это прозвучало как слова взрослого человека, а не капризного ребенка. — Мы должны смириться с тем, что умерли.

— Поверь, я это понимаю.

— Вампиры — наши враги!

— Может быть, в основном это так, — согласилась я, думая о миссис Бетани, — но только не Лукас. И не Балтазар, не Патрис, не Ранульф. Почему ты так цепляешься за понятия «черное и белое»? Почему смотришь только на то, что они такое, а не кто?

— Это помогает, — прошептала она. — Когда ты не живая, но и не окончательно умерла, начинает казаться, что все вокруг серое. А тебе хочется черного. И белого.

— Я понимаю. — Я в самом деле понимала.

Тут распахнулась дверь, и в комнату вошли Вик с Ранульфом. У них был перерыв на ланч.

— Погоди, погоди, — говорил как раз Вик. — Ты пригласил на Осенний бал Кристину дель Вале? Как тебе это удалось? Она же самая знойная девчонка в школе!

— Я очень хорошо умею обхаживать миловидных девиц, — ответил Ранульф.

Тут оба остановились, заметив меня и… Макси. Она не успела вовремя сделаться невидимой, а теперь слишком испугалась и растерялась и просто стояла, приоткрыв рот и глядя на них.

Я торопливо произнесла:

— Макси, Вика ты, конечно, уже знаешь, а теперь познакомься с Ранульфом.

— Еще призраки! — хмыкнул Ранульф. Сразу после моей смерти он отнесся ко мне с опаской и преодолел настороженность не сразу, но сейчас ему потребовалась лишь какая-то секунда. — Добро пожаловать. Вы часто будете к нам заглядывать? Если да, пожалуйста, не замораживайте слишком много сидячих мест. Бьянка вечно оставляет их такими холодными, что сесть уже невозможно.

— Эй! — возмущенно воскликнула я, но Ранульф внезапно очень заинтересовался постерами с Элвисом.

Вик молча смотрел на Макси. Она знала его всю жизнь, но всегда оставалась невидимкой. Он впервые по-настоящему увидел ее.

— Ну и ну! — произнес наконец Вик. — Гм… ого! Ну, привет.

— Привет, — шепнула Макси.

Я знала, что это первое слово, которое она ему сказала. Макси перешла черту, ту самую, которую пересекать наотрез отказывалась, и мне это нравилось. Неужели она начала думать самостоятельно? Начала понимать, что границы между вампирами, призраками и людьми такие же размытые, как между жизнью и смертью?

— Может, ты хочешь… потусоваться немного с нами? — Вик в растерянности оглядел комнату, пытаясь сообразить, чем тут можно развлечь Макси. — Давай поболтаем, или… у меня тут есть музыка…

— Мне нужно идти, — сказала Макси. Но прежде чем я успела расстроиться, добавила чуть тише: — Но я как-нибудь снова зайду.

Вик улыбнулся:

— Класс. В смысле, это… будет просто классно.

Макси исчезла, но я ее чувствовала. Она очень медленно выплывала из комнаты, словно ей совсем не хотелось этого делать. Когда она все-таки просочилась сквозь крышу, Вик повернулся ко мне.

— Просто невероятно! — воскликнул он.

— Правда, здорово? Наконец-то с ней познакомиться?

Я улыбалась ему. Он стоял с приоткрытым ртом, то ли улыбался, то ли изумлялся.

— Я думал… я никогда не догадывался… в смысле, я знал, что мое привидение женского пола и все такое, но даже и не думал, что это девушка.

— Вик просто до сих не овладел искусством общения с девушками, — вмешался Ранульф.

— Научишь меня парочке своих фокусов, приятель? — спросил Вик.

— Это ерунда, нужно всего лишь понаблюдать несколько столетий.

— Отлично. — Вик вздохнул и швырнул на пол рюкзак.

— Я сейчас вернусь, ладно? — Я сняла браслет и дематериализовалась, просочившись наружу сквозь крышу. Как я и подозревала, Макси парила высоко в небе. Мы видели друг друга — туманные очертания, неразличимые с земли.

— Я разговаривала с Виком! — воскликнула она. Ее улыбка сливалась с солнечным светом. — Я с ним разговаривала, и он мне отвечал!

— Видишь, как это весело — переходить границы?

— Нет ничего плохого в том, чтобы двигаться дальше, — твердо произнесла она. — Ты и сама знаешь, насколько там лучше, чем здесь. Но пока мы частично здесь…

— Думаю, мы должны жить после смерти ради тех, кого любим. — Я начала подниматься выше, в основном из любопытства: интересно, как высоко мы можем взлететь. — Все остальное бессмысленно.

— Но я же не знала Вика раньше, когда была жива, — возразила Макси.

— Если тебя интересует мое мнение, то нет никакой разницы, когда ты начинаешь кого-то любить. Просто любишь, и все.

Слово «любишь» напомнило мне о Лукасе и о тех новостях, которыми я так сильно хотела с ним поделиться, что это жгло меня изнутри. Но нужно убить еще полчаса, поэтому я полетела еще выше, а Макси за мной.

— Как высоко мы можем подняться? — спросила я.

— О, безумно высоко. Над тропосферой. Если захочешь, можешь увидеть звезды днем.

— Правда? — Вот на звезды я посмотрела бы прямо сейчас. Точнее, я всегда готова смотреть на них. Конечно, телескопа у меня нет, но все равно это зрелище, которым стоит полюбоваться, как снимки, сделанные телескопом «Хаббл». — Так давай посмотрим!

Макси засмеялась, и я поняла, что она этого все время хотела. Не ради того, чтобы я выбрала правильную сторону, а ради себя — ей требовался компаньон в ее мире-между-мирами.

— Давай!

Мы поднимались вверх, все выше и выше, и академия «Вечная ночь» превратилась просто в пятнышко на земле, а потом ее закрыли облака. Солнечный свет над нами был не просто яркий, а ослепительный.

Затем вдалеке появилось что-то огромное, серебристое и приближалось к нам быстрее, чем можно вообразить.

— Что это еще такое?

— Держись! — завопила Макси.

«Неужели это самолет?»

Пассажирский лайнер мчался прямо на меня, вот я уже видела его очертания — лобовые стекла… пилоты внутри… а потом бац! — мы с Макси ударились прямо в центр самолета, пролетели кабину, длинный проход, дюжину пассажиров, небольшую тележку с напитками, и все кончилось. Мы вылетели наружу.

Мы с Макси какое-то время просто парили там, оглушенные, а потом она произнесла:

— Как ты думаешь, кто-нибудь в самолете нас увидел?

— Все произошло слишком быстро, — ответила я. — Но может быть, они почувствовали турбулентность.

Она засмеялась, и я тоже.

Хотя Макси хотела и дальше создавать «воздушные ямы» для самолетов, летящих из Бостона, я с ней рассталась, потому что почувствовала, что Лукас уже освободился. Мы договорились в ближайшее время слетать посмотреть на звезды, и хотя это приводило меня в восторг, по мере приближения к земле реальные заботы становились все ощутимее.

Лукаса я нашла в беседке. Он, как обычно, дожидался меня, бросив рюкзак на пол, сложив руки на коленях и опустив на них голову.

— Ты выглядишь усталым, — прошептала я, превращаясь рядом с ним в облачко тумана.

— Я устал.

— Долго не спал, потому что беспокоился обо мне?

— Долго не спал и беспокоился, — подтвердил он. — Но я знаю, что ты можешь позаботиться о себе сама, поэтому просто занимался. И слушал музыку. И лазил по Интернет. И делал еще кучу всякой ерунды, лишь бы не ложиться спать.

Мне не требовалось спрашивать почему.

— Черити.

Лукас ничего не ответил, просто с трудом сглотнул, и адамово яблоко дернулось. Я нежно притронулась к его щеке, надеясь, что он ощутит прохладу прикосновения.

— Что, все стало еще хуже?

— Хуже? Нет. Она сразу начала превращать мои сны в жуткие кошмары, и с тех пор… Нужно отдать ей должное, она очень последовательна. Это ужасно каждую ночь. Каждую ночь! — Лукас резко встал и уперся руками в железное литье беседки. Мышцы у него на спине напряглись так, что я видела их все сквозь форменный свитер. — Иногда это снова Эрик, угрожает пытать тебя колом, смоченным в святой воде. Иногда другие вампиры пьют твою кровь, и почему-то это убивает тебя, вместо того чтобы превратить в одну из них. Иногда моя мама отсекает тебе голову. Или те пьяные парни — помнишь наше первое свидание? В моих снах они не пытаются защитить тебя. Они пытаются тебя сжечь. Все сны о том, как я тебя теряю, все снова и снова.

Боль в его голосе заставила меня пожалеть о том, что я не могу обрести тело и обнять Лукаса.

— Черити превратила тебя только для того, чтобы отнять у меня, — сказала я. — Это моя вина.

— Не твоя, — возразил Лукас. Хотелось бы мне испытывать ту же уверенность, что прозвучала в его голосе. — Но Черити действительно нравится мысль, что я могу навеки потерять тебя. Нравится настолько, что она бесконечно повторяет это в моей голове.

— Пожалуйста, позволь мне попробовать снова. Если я войду в твой сон, то сумею пробиться к тебе.

Лукас помотал головой:

— Ни в коем случае! Все, что она сделает с тобой там, может по-настоящему навредить тебе, а на такой риск я не пойду.

— Даже если альтернатива — бесконечные мучения? Это ужасно, но пока у нас не было выбора.

— Бьянка, я давно хочу тебя спросить, — заговорил Лукас после недолгого молчания. — Что бывает после «Вечной ночи»?

— В смысле?

— Я же не могу оставаться в школе вечно. То есть теоретически это, наверное, возможно, но я как-то не представляю себя, повторяющего английскую литературу каждый семестр в течение нескольких веков подряд. И ты не можешь провести вечность, прячась по углам и поджидая меня.

Я не заглядывала так далеко, просто не позволяла себе. Теперь, поняв свое могущество, узнав, сколько мест я могу посетить, сколько всего сделать, я больше не боялась простирающейся передо мной вечности. Но для Лукаса все, конечно, по-другому.

— Вампиры обычно начинают путешествовать, — сказала я. — Пользуются преимуществом своего бессмертия, чтобы исследовать мир. Думаю, после нескольких десятилетий будет не так сложно начать делать деньги. А когда ты станешь богатым, сможешь заниматься тем, чем захочешь.

Услышав про несколько десятилетий, Лукас болезненно поморщился.

— Мне не нужно богатство. И не нужно заниматься тем, чем захочу, потому что прямо сейчас я очень сомневаюсь, что смогу использовать все это во благо.

— Тебе нужно перестать бояться самого себя. Того, чем ты стал.

— Я знаю, чем я стал, — отозвался он. — Поэтому и боюсь.

Меня охватил страх. Я поняла — дальше он скажет что-нибудь вроде «ты должна быть свободна». Лукас все еще считал — совершенно ошибочно, — что он для меня обуза.

— Ты стал моим якорем, — произнесла я. — Тем, кто связывает меня с этим миром.

Он мне не поверил.

— Правда?

— Чистая правда.

Лукас тяжело выдохнул:

— Мне очень хочется верить, что я могу дать тебе хоть что-то стоящее.

— Ты делаешь это каждый день. Каждую секунду. Даже не сомневайся никогда.

— Ладно, — согласился он, но я видела, что так до конца его и не убедила.

Пора привлечь его внимание к более насущным проблемам.

— Слушай, — сказала я. — Надо поговорить про миссис Бетани.

Лукас обернулся, так что я видела его лицо.

— Неужели нужно начинать все сначала?

— Это другое.

Как можно короче я объяснила, кто такой Кристофер и что он мне показал о ее прошлом. Когда я дошла до того, что она принадлежала к Черному Кресту, глаза Лукаса широко раскрылись, но он ничего не сказал.

— Она сочувствует не потому, что внезапно стала хорошей, — добавила я. — Просто ненавидит Черный Крест так же сильно, как и ты.

— А почему это непременно должны быть две разные вещи?

Уязвленная, я уставилась на Лукаса. Кажется, он пришел в еще большее раздражение, чем раньше.

— Бьянка, разве злиться на Черный Крест означает утратить способность мыслить разумно? Или перестать думать о других? Если так, я конченый человек.

— Но я же совсем не об этом!

— Разве? — Лукас пнул железный завиток беседки, ветви ивы зашуршали. — Почему ты ее так ненавидишь?

— Она убийца! — Я даже не представляла, что могу говорить так громко или так резко, находясь в виде облачка. — Она убила Эдуардо, ты помнишь? И сколько еще членов вашей ячейки?

— Ячейки Черного Креста, которая так хотела ее убить, что даже напала на школу? А Эдуардо… — Он так сильно стиснул перила беседки, что я подумала — ему должно быть больно. Лукас никогда особенно не любил своего отчима, но даже сейчас переживал, что мать осталась одна. — Это случилось, когда она приехала в Нью-Йорк, чтобы спасти тебя. Разве ты забыла?

— Она просто хотела отомстить за нападение на школу! Это была только месть, и больше ничего! А ты забыл про ловушки, которые она расставила для призраков?

— Ты сама хотела их поймать, пока не была призраком!

Тут Лукас понял, что мы орем друг на друга, и сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Я в своем теперешнем состоянии дышать не могла, но тоже постаралась взять себя в руки. Наши ссоры всегда заканчивались плохо, кроме того, мы не хотели, чтобы нас заметили.

Уже спокойнее он произнес:

— Люди совершают поступки по разным причинам.

— Когда речь идет о миссис Бетани, причина не может быть хорошей.

— Да почему ты так в этом уверена? Серьезно, Бьянка, у тебя есть какие-то основания не доверять ей, помимо того, что в классе она очень строгая?

Этим он застал меня врасплох.

— Люди, которых она убила…

— Я убил кучу вампиров, — сказал Лукас. — А теперь понимаю, что они тоже были людьми. Мне ты доверяешь?

— Конечно. Всегда. — Мысли у меня в голове понеслись вскачь. Когда я начала бояться миссис Бетани? А вдруг это и вправду нелюбовь подростка к строгому учителю? Мне трудно было с этим согласиться, но я не могла придумать никаких объяснений. — Называй это интуицией, Лукас, но я ей не доверяю.

— Нельзя ее списывать со счетов, положившись исключительно на интуицию. Не теперь, когда она предложила мне…

— Что она тебе предложила? Помимо туманных обещаний?

— Крышу над головой, — ответил он. — Возможность во всем разобраться. И может быть, избавление от этого голода.

Лукас посмотрел вдаль, где сидела группа учеников- людей. Даже сейчас, в самый разгар жаркого спора, он чуял их кровь и жаждал совершить свое первое убийство.

— О, Лукас. — Я рискнула обрести чуть больше телесности, чтобы прикоснуться к его руке. Он зажмурился. — Ты думаешь, это может быть правдой?

Он отошел от перил, снова полный энергии, сжал челюсти и посмотрел на меня, каким-то образом зная, как поймать мой взгляд.

— Я собираюсь это выяснить.

— Лукас, подожди! — Но я опоздала. Он выбежал из беседки, перепрыгивая через две ступеньки, и помчался к каретному сараю.

Лукас направлялся прямо в логово миссис Бетани, и в ту минуту я не сомневалась: если она сделает ему правильное предложение, я могу потерять его навсегда.

Глава семнадцатая

Я направилась вслед за Лукасом к жилищу миссис Бетани. И хотя я могла снова позвать его и попытаться остановить, я не стала этого делать.

Мы должны знать, сказала я себе. Если она в самом деле способна ему помочь, я мешать не стану.

Вдруг я и вправду сопротивляюсь из зависти, потому что миссис Бетани может дать ему то, чего не могу я? Как мелочно! Как низко! Ничего удивительного, что Лукас ей доверился, раз я по сравнению с ней оказалась такой слабой.

Я буду слушать и смотреть. Может быть, я услышу, что Лукас сумеет освободиться от жажды крови. Если так, обещаю, что больше никогда не скажу ни одного дурного слова о миссис Бетани.

Лукас постучался, а я осторожно заняла свое уже привычное место на подоконнике, обрадовавшись, что поблизости нет ловушек, и вдруг вздрогнула. Кто-то уже сидел перед ее письменным столом. Сэмюэль. Наверняка она позвала его, чтобы наказать за драку. Скорее всего, Лукасу не удастся серьезно поговорить с миссис Бетани, и я не могла решить, хорошо это или плохо.

Но когда она открыла дверь и увидела Лукаса, то сказала:

— Какое превосходное чувство времени, мистер Росс. Пожалуйста, заходите.

Лукас «обрадовался» Сэмюэлю точно так же, как тот «обрадовался» Лукасу.

— Это насчет нашей ссоры?

— Не совсем. — Миссис Бетани показала на стул в углу комнаты. — Я как раз беседовала с мистером Янгером о его многочисленных нарушениях дисциплины в этом году. Но есть и еще один вопрос. Я собиралась затронуть его чуть позже, мистер Росс, но по здравом размышлении решила, что сегодняшний день ничуть не хуже любого другого.

Мистер Янгер, известный как Сэмюэль, расправил плечи, явно оскорбившись:

— С каких это пор отребье из Черного Креста имеет отношение к управлению этой школой?

— Полномочиями здесь обладаю только я. — Миссис Бетани подошла к своему столу, качнув подолом длинной темно-лиловой юбки. Она положила руку на стол, и я снова увидела портрет в рамочке, который всегда там стоял. Кристофер. Она по-прежнему каждый день на него смотрит. Держит его рядом. Это заставило меня задуматься, и на какой-то миг мне показалось, что я неправильно судила о ней с самого начала. Миссис Бетани продолжала: — Как директор этой школы я знаю, что вы не раз получали замечания от преподавателей за разные проступки — начиная от болтовни в классе и заканчивая запугиванием учащихся.

Сэмюэль всегда производил на меня впечатление обычного туповатого ничтожества, но тут в его лице проступила жестокость, и я в первый раз увидела в юноше древнего монстра.

— В общем-то, это не совсем школа, или вы забыли? Мне не нужна ваша алгебра. Мне нужно понять, как сойти за человека, а все остальное — это пустая трата времени.

— То есть вы считаете, что приставать к людям — значит более достойно использовать ваше время? — Миссис Бетани приподняла бровь.

— Да зачем они вообще здесь? — огрызнулся Сэмюэль. — Если вы приняли их сюда не для того, чтобы подать нам на десерт, я не вижу в этом смысла.

Миссис Бетани улыбнулась — едва заметно, и взгляд ее метнулся в сторону Лукаса. Он растерялся не меньше меня.

— Вы многого не видите, мистер Янгер.

— Все, с меня хватит. — Сэмюэль встал, собираясь уходить, но испепеляющий взгляд миссис Бетани пригвоздил его к месту.

Она оперлась руками о стол и заговорила, медленно, тщательно подбирая слова.

— Я пригласила учеников-людей в эту школу, поскольку они необходимы для выполнения… моего небольшого проекта. У мистера Росса в этом деле тоже имеется свой интерес. — Миссис Бетани посмотрела на Лукаса и произнесла: — Устранение жажды крови у таких, как мы.

Сэмюэль фыркнул:

— Вот только меня не впутывайте. Я не желаю отказываться от жажды крови. Мне нравится жажда крови. Это самое лучшее в том, чем мы стали.

— Мне кажется, вам слишком нравится быть вампиром, — сказала она. — Вы забыли про альтернативу.

— А если и забыл? Насколько я помню, быть человеком довольно паршиво. Я был слаб, мне приходилось есть овощи, не забывать ходить в ванную тысячу раз в день. Пустая трата времени!

Миссис Бетани склонила набок голову, брезгливо разглядывая его, и одновременно вытащила что-то из ящика стола. Небольшой металлический контейнер. Ловушку. Однако я не ощущала никакого притяжения.

— Посмотрим.

— Что? — спросил Сэмюэль.

Но она больше не обращала на него никакого внимания, спросив Лукаса:

— Вы знаете, что это такое?

— Ловушка, — ответил Лукас, не отрывая взгляда от шкатулки. — Для призраков.

Тут я сообразила, что шкатулка покрыта слоем льда, а это значит, что привидение уже внутри. Вот почему она на меня не действует — ловушка занята.

— Очень хорошо, мистер Росс. — Миссис Бетани выпрямилась. — А теперь смотрите внимательно.

Она прошептала что-то на латыни и открыла шкатулку. Призрак вырвался наружу, как вспышка молнии, ударив Сэмюэля в грудь. Тот рухнул на пол и отчаянно задергался. Призрак словно обвил его, прилип к нему, клубящийся туман проникал в каждую конечность, обленил лицо, пытался отделиться, но не мог.

— Какого черта?

Лукас вскочил на ноги, явно пытаясь понять, как помочь Сэмюэлю, если это еще возможно, но миссис Бетани покачала головой: нет.

Я завороженно смотрела, как миссис Бетани вытаскивает длинный нож с черным лезвием, — обсидиановым, сообразила я. Несмотря на барьер в виде стен дома, обсидиан отталкивал меня.

И тут она ударила сверху вниз, сквозь призрака в Сэмюэля. Серебристая кровь смешалась с красной, оба пронзительно закричали.

Призрак внезапно погрузился в Сэмюэля, поглощенный им. Сэмюэль еще раз дернулся, сделал глубокий вдох. Еще один. Он приподнялся на локтях, глядя на рану на руке. Кровь толчками выплескивалась наружу…

Толчками…

«У него есть пульс, — осенило меня, — Сердцебиение».

Сэмюэль уставился на миссис Бетани, от шока потеряв дар речи. Взгляд его был диким и бессмысленным. Она выпрямилась, расправила плечи и улыбнулась так ослепительно, что показалась мне на много лет моложе. Красивая. Внушающая ужас. Лукас, спотыкаясь, шагнул назад и тяжело опустился на стул, как будто иначе он просто упал бы.

— Получается, — прошептала она.

— Я… — Сэмюэль ощупывал себя, не в силах поверить. — О боже, я человек!

Миссис Бетани начала смеяться.

— Вы живой!

— Мне показалось, что у меня выключился мозг, — там, где должны быть мысли, остались только белый свет и статические помехи. То, что я только что видела, было невозможно — и все-таки я это видела.

— Остановите. Остановите это! — Сэмюэль дергал свой форменный свитер, будто пытался разодрать собственную грудь и вырвать оттуда бьющееся сердце.

Лукас несколько раз открыл и закрыл рот, прежде чем сумел произнести:

— Что… что вы сделали?

— Призрак и вампир представляют собой две половины смерти, мистер Росс. — Миссис Бетани снова говорила скрипучим профессиональным голосом, но свет в ее глазах не угас. Она подошла ближе к Сэмюэлю, извивающемуся на полу, — видимо, живое тело причиняло ему страдания. — Но еще мы представляем две половины жизни. Плоть и дух. Объедините их снова — и результатом станет воскрешение.

— Я никогда не слышал ничего подобного, — признался Лукас. — В Черном Кресте нам об этом не рассказывали.

— Однако именно они и есть те немногие, кто об этом знал. Я обнаружила это среди документов, украденных в Черном Кресте. — Миссис Бетани наклонилась над Сэмюэлем. Его страдания ничуть не уменьшали ее восторга. — Почему они не делятся своими знаниями? Вроде бы пойдешь на все, лишь бы уменьшить численность вампиров, но нет. Черный Крест не просто хочет обеспечить людям безопасность. Он жаждет отмщения. А какое может быть отмщение, если они даруют вампирам новую жизнь?

— Прекратите это! — простонал Сэмюэль. Его голос звучал совсем слабо, сделавшись неузнаваемым. Казалось, что возвращение к жизни свело его с ума.

Лукас шагнул к Сэмюэлю, но он, как и я, понятия не имел, как ему помочь, и сказал только:

— Этого не может быть.

— Пощупайте ему пульс! — Миссис Бетани схватила Сэмюэля за запястье. Он захныкал, но сопротивляться не стал. Она отпустила его руку, заметно успокоившись. — Простите меня. Я знакома с теорией почти четыреста лет, но это моя первая успешная проба.

Тут Лукас поднял голову, и на лице его возникло озарение.

— Бьянка, — сказал он, и я вдруг решила, что он обращается ко мне. — Бьянка родилась, когда ее родители пошли на сделку с призраками…

— Еще один способ, при котором сочетание вампира и призрака создает жизнь, — кивнула миссис Бетани. — Хотя тут результатом является возникновение третьего, независимого существа. А здесь мы берем энергию призрака и объединяем ее с телом вампира. В идеале сознание призрака стирается, а энергия остается, воскресив вампира и сделав его тем человеком, каким он — или она — когда-то был.

Сознание призрака стирается? Когда ты призрак, ты весь состоишь только из сознания. Миссис Бетани не просто ловила привидения. Она намеревалась убить их, принести в жертву, чтобы вампиры снова могли жить.

А Лукас все еще не ушел от нее.

Он в шоке, напомнила я себе. Я и сама была в шоке. Но еще я знала, с какой ненавистью Лукас относится к себе-вампиру. И если у него появится шанс снова стать живым, полноценным человеком — на что он пойдет, чтобы это произошло?

Лукас снова перевел взгляд на Сэмюэля, который начал колотиться головой об иол. Это могло бы выглядеть забавно, если бы не его пугающие, беспорядочные движения.

— Что с ним такое?

Миссис Бетани вздохнула.

— Как я и боялась, в результате использования неуравновешенного духа появляется неуравновешенный человек. Мне казалось, что этот призрак был превосходным образцом, куда лучше, чем те, что мне до сих пор удавалось завлечь в ловушку. Однако, очевидно, и он оказался недостаточно стабильным.

— Пожалуйста, — прошептал Сэмюэль и заплакал.

Я увидела, что он сжимает в кулаках пряди собственных выдранных волос. Безумие призрака передалось ему и стало его частью, как кровь или кости. Миссис Бетани вернула его к жизни, уничтожив при этом.

— Вы просто, — Лукас посмотрел на нее, — провели эксперимент?

— Я не собиралась проводить его на себе, — пояснила миссис Бетани, — а у мистера Янгера имелись серьезные проблемы с поведением. Мне есть на что потратить время с большей пользой, чем назначать взыскания.

Лукас нахмурился, и я поняла, что в нем нарастает гнев. Хотя ему и доставалось от Сэмюэля, он никогда не желал ему подобной участи.

— Могли хотя бы предупредить парня.

— Я полагала, что у него есть вполне реальная возможность снова обрести жизнь и здоровье, — сказала миссис Бетани, открыв входную дверь. Сэмюэль с трудом поднялся на ноги и кинулся к ней. Он двигался неуверенно, спотыкаясь и пошел не в сторону школы, а к лесу. Я почему-то была уверена, что мы никогда больше его не увидим. Миссис Бетани подошла так близко к тому окну, в которое я заглядывала, что мне пришлось спрятаться среди веток ближайшего куста, и посмотрела ему вслед. — Кто знает? Возможно, лет через десять он приобретет некоторую стабильность.

— Надо его догнать! — воскликнул Лукас. — И если это лучшее, на что вы способны, не следовало проводить испытания на нем!

— Сердитесь, мистер Росс? — Судя по виду миссис Бетани, она от души забавлялась. — С чего бы это? Хотя у меня нет оснований сомневаться в ваших добрых намерениях, я не могу себе представить, что ваш гнев вызван исключительно жалостью к мистеру Янгеру.

— Вы просто… погубили его! Только для того, чтобы проверить свою теорию!

Чем сильнее он злился, тем теплее становилась улыбка миссис Бетани.

— Вы расстроены, потому что она не сработала, вернее, сработала не так, как вы хотели бы. Потому что думаете, будто у меня до сих пор нет обещанного вам ответа.

— Ничего подобного…

— Разве? — Она положила руки ему на плечи. Теперь они стояли лицом к лицу. — Мы можем восстать из мертвых. Я это доказала. Мы можем ловить призраков, это я тоже доказала. Теперь все дело за тем, чтобы найти подходящих призраков — особенно сильных, особенно стабильных. Связанных с миром осмысленно. И если мы сумеем найти таких призраков и поймать их в ловушку, мы с вами снова будем жить.

Лицо Лукаса превратилось в маску гнева, но ее последние слова — «снова жить» — заставили его зажмуриться.

Она заговорила тише, мягче, ласково:

— Я вижу, как вы смотрите на учеников-людей. Мне знаком ваш голод — это у нас с вами общее. Я обменяла свою человеческую жизнь на жизнь вампира ради любви и мести, но и двумя столетиями позже я остаюсь пленницей собственного трупа. Это так тяжело, правда? Везде таскать за собой собственное мертвое тело. Знать, что ты монстр, ненавидеть себя. Но это почти закончилось, Лукас. Мы почти свободны.

Он открыл глаза. Они долгую секунду пристально смотрели друг на друга, и я в отчаянии подумала, что потеряла его. На этот раз по-настоящему.

— Присоединяйся ко мне, — произнесла она, — и живи снова.

Лукас скинул ее руки со своих плеч.

— Нет.

Миссис Бетани отступила назад, схватившись за горло.

— Мистер Росс…

— Вы вышвырнули этого парня, как будто он ничто, — сказал Лукас. — Вы избавились от него, как от хлама, и даже глазом не моргнули. Вы собираетесь уничтожать призраков, как будто они ничто, даже… даже тех, кто является настоящими живыми существами, — и это тоже ровным счетом ничего для вас не значит. Я не могу на это пойти, никогда, даже ради… Знаете, мне плевать, какой магией вы воспользовались. Даже если у вас все получится, даже если ваше сердце снова начнет биться, внутри вы все равно останетесь мертвецом.

Молчание. Они стояли там и рассматривали друг друга, как незнакомцы. Миссис Бетани выглядела печальной. Подавленной. Наконец она негромко произнесла:

— Я надеялась, что вы станете частью этого.

— У меня была надежда, — ответил Лукас. — Но я никогда не стану частью этого.

Он кинулся к двери и выбежал из дома.

Как я могла в нем сомневаться, хотя бы на секунду? Лукас остался со мной. Он сохранил мою тайну. Даже столкнувшись с наивысшим соблазном, он ушел без колебаний. Я испытывала не только изумление и ужас, но еще и глубочайшую, сильнейшую радость. Я ветром помчалась за ним высоко над землей, по пути стряхивая с деревьев красные и золотые листья.

Лукас рванул в лес. Сначала я решила, что он хочет догнать Сэмюэля, хотя не представляла, как ему можно помочь. Но едва деревья скрыли Лукаса из виду — на небольшой полянке, той самой, где мы когда-то впервые встретились, — он рухнул на землю. Он прерывисто дышал, и я поняла, что он вот-вот разрыдается.

Я медленно обрела форму, дав ему время велеть мне уйти, если он хочет остаться один. Но Лукас порылся в кармане, вытащил мою брошь и протянул ее мне. Как только я прикоснулась к гагату, мое тело сделалось плотным. Лукас прижал меня к себе изо всех сил.

— Выход есть, — выдохнул он. — Выход есть, но я никогда не смогу им воспользоваться!

Я крепче обняла его. Почему до меня сразу не дошло, насколько ужасно все это для него? Ему пообещали освобождение от существования, которое он считал страшнее тюрьмы, — и это было правдой. Все обещания миссис Бетани были правдой. Есть дверь, которая ведет наружу, но Лукас никогда не сможет из нее выйти.

Я хорошенько подумала, и во мне зашевелился страх, но я не позволила ему взять над собой верх.

Я обнимала Лукаса, а он спрятал лицо у меня на плече, и все его тело дрожало от сдерживаемых эмоций. Я молчала, пока не обрела окончательную уверенность.

И тогда я сказала:

— Мы можем это сделать.

Он отодвинулся и посмотрел мне в лицо.

— Сделать что?

— Ритуал. То, что сделала миссис Бетани. — Я собралась с силами. — Я могу вернуть тебя к жизни.

— Нет. Ты отдашь свою жизнь и исчезнешь навсегда.

— Ты предложил мне то же самое, помнишь?

— А тебе хватило мужества, чтобы умереть. — Лукас провел большими пальцами по моим щекам и взял мое лицо в свои ладони. — Я тоже на меньшее не согласен.

Я снова его обняла, и он привалился ко мне, как будто лишился сил. Миссис Бетани больше никогда не будет обладать над ним властью, но его ноша сделалась тяжелее, чем раньше. И никогда не станет легче. Ни один из нас не умрет — и не начнет жизнь заново.

Глава восемнадцатая

Позже этим же вечером в комнате для хранения документов мы рассказали обо всем остальным, так что теперь не только мы с Лукасом пребывали в шоке. Мы молча просидели около часа. Достижение миссис Бетани — возвращение вампира к жизни — противоречило всем известным нам физическим и сверхъестественным законам, однако мы видели это собственными глазами.

Балтазар повторил в восьмой раз:

— Все равно это… совершенно нереально. Невозможно, что существует способ вернуться к жизни.

— Не искушайте меня, — презрительно фыркнула Патрис, как будто это не она десять минут подряд повторяла: «О боже, о боже мой!» — Я на горьком опыте поняла: если кто-то умер, и не важно, как именно это случилось, нужно оставить все, как есть.

Она внезапно очень заинтересовалась своими кольцами, но я знала, что она вспоминает свою давно утраченную любовь, Амоса, которого вернула в виде привидения. Скрытная Патрис была не из тех, кто делится подробностями, но понятно, что результат оказался трагическим.

Вик кивнул:

— Поднимать мертвых — значит нарываться на серьезные проблемы, как в «Обезьяньей лапке»[4], это уж точно. А ты что думаешь, Ранульф?

Ранульф, до сих пор хладнокровнее всех остальных вампиров реагировавший на новость, покачал головой.

— Я прожил семнадцать лет, — сказал он. — А вампир я примерно тринадцать сотен лет. Теперь это куда ближе моей природе.

— А я бы сделал, — произнес Балтазар и виновато посмотрел мне в глаза. — Конечно, если бы при этом не пришлось убивать мыслящее существо. Будь это что-нибудь другое — я имею в виду, совершенно другое, — я бы тут же вернулся обратно.

— Зато теперь мы знаем, что она задумала, — заметил Лукас. Взгляд его был крайне сосредоточен; я сообразила, что он разрабатывает план, чтобы отвлечься от мучительных мыслей. — И еще мы знаем, что хотим прекратить это. Значит, нужно отыскать ловушки. Очистить это место и сделать его безопасным для Бьянки, не говоря уже об остальных призраках, тех, кого миссис Бетани еще не поймала.

— Хорошая идея, — сказал Балтазар. Он занял единственный настоящий стул в комнате. Вик и Патрис уселись на надувные кресла, Ранульф и Лукас устроились на старых ящиках, а я парила под потолком. — Может, сразу разделим всю территорию на участки и будем проверять их, как выпадет минутка?

Лукас покачал головой:

— Я хочу провести одну большую зачистку. Миссис Бетани, вероятно, постоянно расставляет новые ловушки, но если мы сможем хотя бы ненадолго полностью очистить это место, нам будет проще проследить, что она станет делать дальше.

— И когда, по-твоему, мы этим займемся? — спросила Патрис. — Нас обязательно кто-нибудь заметит.

Лукас начал:

— Поздно ночью, может быть…

— Стой, — перебил его Вик. — Сейчас я снова продемонстрирую свой блестящий ум. Как насчет Осеннего бала?

До самого великолепного бала академии «Вечная ночь» — вампирской версии школьного бала — оставалась всего неделя. Ранульф уже нашел себе пару, но, насколько я знала, больше никто. Прокручивая эту мысль в голове, я понимала, что она нравится мне все больше и больше.

— Все будут заняты, ученики начнут ходить по комнатам, чтобы уединиться или хлебнуть пива. Это превосходное прикрытие для того, что нам предстоит сделать.

— Никаких «мы», — отрезал Лукас. — Для тебя это слишком опасно.

Я хотела возразить, но в данном конкретном случае это нельзя было назвать гиперопекой. Посылать привидение на поиски ловушек для привидений все равно что посылать вампира инспектировать фабрику по производству кольев.

— Ну хорошо, тогда я смогу кое-что проверить, пока вы, ребята, будете заняты. Осенний бал идеально отвлекает внимание — помнишь, Балтазар, как мы с тобой в прошлом году смогли посмотреть школьные документы?

Едва слова слетели с губ, как я пожалела, что не могу затолкать их обратно: прекрасная идея — напомнить Лукасу — и Балтазару, — что в прошлом году мы с Балтазаром встречались!

В комнате повисла неловкая тишина, но Вик долго не выдержал.

— Отлично! — произнес он чересчур бодро. — Значит, мы все идем на Осенний бал. У нас с Ранульфом пары есть, а как у всех остальных?

— С каких это пор у тебя появилась девушка? — спросила я, присоединяясь к его попыткам развеселить остальных.

У Вика сделался глуповатый вид. Ранульф сказал:

— После некоторых расспросов моя девушка призналась, что у нее есть подруга, очаровательная внешне, но неудачливая в романтических делах. И тогда мы устроили так, чтобы Вик сопровождал ее на бал.

— Ты ему кого-то нашел! — воскликнула я. — Эй, у тебя получилось! — И тут же подумала, что Макси вполне может начать ревновать.

— Я собиралась уехать на выходные, — сказала Патрис, — но полагаю, что если останусь, то как раз смогу надеть свое новое платье от Шанель. Что скажешь, Балтазар? Побудем партнерами в преступлении?

Балтазар вздохнул:

— Конечно. Но я очень надеюсь, что в ближайшие годы смогу хоть раз сходить на бал с кем-нибудь, кто просто хочет пойти на свидание со мной.

— Значит, остается только Лукас, — заметил Вик, и лицо его вытянулось. — А с ним выходит незадача.

Лукас пожал плечами:

— Я буду парнем, который не идет на бал. Могу покопаться в спальнях.

— Нет, — вмешалась я, и хотя мне это очень не нравилось, я понимала, что права. — Те, кто на бал пойдет, будут пользоваться полной свободой. А иначе учителя решат, что, раз ты не в своей спальне, значит, что-то замышляешь.

— Ты хочешь, чтобы я пригласил какую-нибудь девушку на свидание? — Его изумление насмешило бы меня, не будь все так серьезно.

— Гм… нет. Но может быть, есть кто-то, кто пойдет с тобой просто по-дружески? — Я замялась, вспомнив, что у Лукаса в школе есть только одна приятельница. Может, она? — Например, Скай.

— А она поймет, что это не свидание? — спросила Патрис.

— Конечно, — ответила я, — Она как раз захочет пойти с кем-нибудь чисто по-дружески, потому что дома у нее есть парень.

— Вообще-то, уже нет, — сообщил Лукас. — Я слышал, как она сегодня рассказывала Клементине, что ее парень довольно грубо дал ей отставку. И добавила, что снова начнет с кем-нибудь встречаться «через полгода после того, как ад замерзнет», так что, я думаю, сейчас ей и вправду нужен только друг. Впрочем, проблема совсем не в этом.

— Ты не нападешь на нее, — заверила я, стараясь говорить убедительно. — Ты становишься сильнее. И потом, ты встретишь ее внизу лестницы и все время будешь в толпе, так что, если даже и захочешь укусить — чего, конечно, не случится, — кто-нибудь тебя остановит.

— Слишком рискованно, — не согласился Лукас. — Давайте я пойду с Патрис, а ты, Балтазар, может быть, пригласишь Скай?

— Да я с ней ни единым словом не перебросился, — возразил Балтазар. — Она, скорее всего, даже не знает, кто я такой.

Мы с Патрис переглянулись. Балтазар становился довольно тупым, когда речь заходила о его привлекательности. Может, они со Скай ни разу и не разговаривали, но не могло быть и речи, чтобы хоть одна гетеросексуальная девочка или хоть один мальчик-гей в академии «Вечная ночь» не знали, кто он такой.

— Ну, пригласи кого-нибудь другого, — предложил Лукас.

Балтазар сказал куда решительнее:

— Я считаю, что тебе полезно провести вечер с человеком. — Он взглянул на Вика. — С… незащищенным человеком. Теперь, когда дела с миссис Бетани приняли такой странный оборот, ты не сможешь долго оставаться в «Вечной ночи», так что рано или поздно все равно придется испытать себя. Постарайся усилить самоконтроль. И, как сказала Бьянка, это такая же хорошая возможность, как и любая другая.

— Наверное. — Лукас обеспокоенно на меня посмотрел. — Бьянка, ты в этом уверена?

Если честно, меня немного мучила ревность. И дело не в том, что между Лукасом и Скай что-то было, — я ему полностью доверяла. Но Скай в нарядном платье пойдет на бал и будет танцевать с Лукасом весь долгий вечер, а мне придется наблюдать за этим, повиснув под потолком, да еще в призрачной пижаме, в которой я умерла. Впрочем, это глупый повод для раздражения.

— До тех пор, пока она понимает, что все только по-дружески, — да. Все в порядке.

Вик на своем надувном кресле запрокинул голову и ухмыльнулся, глядя на Лукаса.

— Согласен, не круто, когда твой лучший друг устраивает тебе свидание, — фыркнул он. — Но все-таки не настолько, чем когда это делает твоя девушка.

Лукас нахмурился, но я заметила, что, несмотря на свое дурное настроение, это показалось ему смешным.

— Заткнись.

Подготовка к балу отняла у нас довольно много времени. Раз уж я не могла принять участие в поисках, то старалась внести свой вклад в подготовительные работы. Мы разбили всю школу на участки и решили, кто, когда и куда будет уходить.

Казалось, Лукасом овладела какая-то дикая, отчаянная энергия. Он больше всех остальных занимался разработкой стратегии, сидел над учебниками дольше, чем раньше, и заставлял Балтазара часами фехтовать с ним. Я считала, что он сознательно доводит себя до изнеможения, чтобы не думать о возможности снова стать живым — возможности, которой он не сможет воспользоваться. Даже уроки танцев, которые давала ему Патрис, проходили напряженно и безрадостно. Лукас запоминал танцевальные па, как будто это были боевые приемы в Черном Кресте.

Но, несмотря на важность наших планов, я не могла проводить все свое время готовясь к Осеннему балу. Иногда я даже думать о нем не могла, потому что мысли были заняты кое-чем другим, не менее важным. И наконец настал вечер среды.

Я ждала в лесу, держа наготове коралловый браслет, ждала с нетерпением, но все же нервничала. Увидев папу, я быстро надела браслет, подбежала к нему и обняла. Он крепко обхватил меня руками, и я снова почувствовала себя маленькой девочкой, испугавшейся грозы, но знающей, что папа защитит меня от молнии.

— Она здесь? — шепнула я.

— Она идет. — Папа сжал мои руки. — Я ей все рассказал пару часов назад.

— И как?

Несмотря на папины уверения, я не могла не тревожиться, что мама не примет меня-призрака.

— Все нормально. — В его голосе прозвучала странная нотка. Неуверенность. Меня пронзил страх. Должно быть, папа заметил его, потому что торопливо замотал головой: — Твоя мама тебя любит. Она просто… она никак не может смириться с тем, что с тобой произошла такая страшная вещь, вот что ее расстраивает. Но она счастлива, что снова будет рядом с тобой.

«Такая страшная вещь». Эти слова отозвались во мне не самым приятным образом. Я хотела прокрутить их в голове и понять почему, но времени не осталось — я уже слышала мамины шаги по толстому слою сосновых иголок.

Я всматривалась поверх папиного плеча. Когда я стала призраком, мое ночное зрение перестало быть таким острым, как во времена вампирства, поэтому сначала я услышала, как мама ахнула.

— Мама? — Я отошла от папы, направилась ближе к опушке и увидела ее. Она стояла неподвижно, потрясенная, засунув руки в карманы длинного пальто, и дрожала. — Мама, это я.

— О боже. — Ее голос прозвучал так тихо, что я едва расслышала. — О боже мой.

Казалось, что она не может сдвинуться с места, поэтому я сама пошла к ней — не побежала, как к папе, а пошла медленно, давая ей возможность привыкнуть. Выражение маминого лица не изменилось, она только моргала, глядя на меня, как кролик, слишком испуганный, чтобы убежать от охотника. Но когда я подошла совсем близко, она шумно втянула воздух и произнесла:

— Бьянка.

И обхватила меня руками, а папа обнял нас обеих, и некоторое время не было ничего, кроме тепла, слез и слов любви. Мы говорили совершенно бессвязно, но я не обращала на это внимания. Главное — мы снова стали семьей.

— Мое дитя, — сказала мама, когда мы все-таки расцепили объятия. — Мое бедное дитя. Ты здесь… застряла?

— Не застряла, миссис Бетани тут ни при чем. — Об этом поговорим попозже, решила я. — Это одно из мест, куда я могу перемещаться. Я здесь уже довольно давно, потому что здесь Лукас… — Мама прищурилась, но я продолжала: —…и Балтазар, Патрис, Вик, Ранульф, вы — в общем, все.

Мама взглянула на папу.

— Ты здесь уже два месяца, и можешь просто… проводить время с друзьями? Как будто это нормально?

— Это нормально, — подтвердила я. — По крайней мере, для меня.

— Мы можем… мы можем снова приготовить тебе твою прежнюю комнату. — Мама неуверенно улыбнулась. — И если хочешь, можешь жить там с нами.

Возможность вернуться в свою старую спальню, смотреть, как зимний снег падает на голову горгулье, показалась мне самой дивной вещью на свете.

— Я могу перемещаться туда. И если вы обезопасите ее для меня, я с удовольствием буду там находиться.

Мамино лицо омрачилось.

— Обезопасить? Ты имеешь в виду — избавиться от ловушек.

— Твоя мама боится, — вмешался папа. — Все, с чем она сталкивалась до сих пор, ее пугает.

— Большинство призраков совсем не такие, как те, что застряли в «Вечной ночи». — Я понимала, что нужно сразу все прояснить. — Некоторые из них действительно довольно жуткие, как и некоторые вампиры. Но полным-полно таких, которые не особенно отличаются от меня. Они… они просто люди. Вы же не перестали быть теми, кто вы есть, только потому, что умерли.

Маму я определенно не убедила.

— Тогда почему они постоянно нападают на школу?

— Они нападают на школу, потому что их сюда притянули. И поймали. Миссис Бетани, — твердо заявила я.

К моему удивлению, папа снова вмешался:

— Селия, подумай об этом. Все, чему миссис Бетани нас учила, о чем предупреждала, — все было о нападении, а не о защите. Думаю, она все знала с самого начала.

— Точно, — подтвердила я. — Все это время она планировала поймать привидения…

Но прежде чем я успела договорить и рассказать про козни миссис Бетани, папа продолжил:

— Я хочу сказать, она всегда знала про Бьянку.

Мама вцепилась в воротник пальто — ее снова зазнобило.

— Адриан, о чем ты?

— Я имею в виду, что миссис Бетани нужны призраки, и она всегда знала, что Бьянка может превратиться в одного из них. Оглядываясь назад, я подозреваю, что именно поэтому она и предложила нам эту работу.

— Миссис Бетани нужны призраки, — повторила мама. — И ты думаешь, миссис Бетани особенно заинтересована в Бьянке. Этого не может быть. Зачем ей это?

Вот теперь все встало на свои места. Миссис Бетани хочет вернуть себе жизнь. Она знает, что пойманные призраки дают ей возможность создать жизнь, но только принесенный в жертву могущественный, стабильный призрак обеспечит после трансформации здравый рассудок. А я, благодаря своему особому статусу урожденного призрака, множеству отношений, привязывающих меня к этому миру, и руководству других могущественных духов, которые нашли меня, когда их тоже притянуло к «Вечной ночи», являюсь идеальным вариантом.

Я — единственный шанс миссис Бетани вернуть жизнь. И она не поколеблется ни на секунду. Если миссис Бетани сумеет воскреснуть, убив меня, она сделает это с радостью.

— Я знаю зачем.

Они взялись за руки, словно ожидали ужасного удара, и я рассказала им все так мягко, как смогла.

Наша семья наконец воссоединилась, но обстановка была далеко не такой сердечной, как мне хотелось. Когда мама с папой не злились на миссис Бетани, они злились на себя, в первую очередь из-за того, что приехали в академию «Вечная ночь». Вместо того чтобы напоминать им, что я с самого начала была решительно против этого (иногда «а я вам говорила!» — не самое лучшее, что можно сказать, даже если последующие события целиком и полностью подтверждают вашу правоту), я сообщила им, что мы с друзьями задумали. Они согласились побыть наставниками на Осеннем балу, чтобы обеспечить всем им возможность легко уходить и возвращаться. И хотя родители пришли в восторг, узнав, что Балтазар и Патрис играют во всем этом важную роль, всякий раз при упоминании Лукаса оба они замолкали. Я решила ни на чем не настаивать, понадеявшись, что мама с папой все же смогут поговорить с ним в вечер бала. Возможно, объединившись вокруг одной цели, они сумеют вести себя друг с другом вежливо.

Поэтому я нетерпеливо ждала бала: танцев, охоты — в общем, всего сразу, и когда наступил долгожданный вечер, была слишком возбуждена, чтобы просто прятаться в большом зале, пока все не прибудут. Я решила разделить чужую радость, пойти к Патрис и помочь ей нарядиться.

И не смогла удержаться от зависти. На вид ее бальное платье стоило дороже некоторых автомобилей — облегающее, ледяного синего цвета, расшитое бисером от бретелек до подола, а туфли были украшены сверкающими кристаллами.

— Ну почему я не могу появиться в таком платье? — тоскливо спросила я, придерживая ее волосы, пока она заплетала последние тоненькие косички. — Оно как раз самого что ни на есть призрачного цвета. И уж всяко более ангельское, чем эта дурацкая пижама!

— Прекрасная пижама, и слава богу. — Патрис прищурилась, глядя в зеркало. Как все девушки-вампиры в школе, в последнее время она почти отказалась от крови, чтобы выглядеть во время бала изящнее и привлекательнее, однако это означало, что в зеркале она почти не отражалась. — А если бы ты умерла в одной из тех старых маек, в которых спала в свой первый учебный год? Я содрогаюсь при одной только мысли об этом.

— Даже если это самая классная пижама в мире, вечернее платье все равно лучше.

— Это точно, — ослепительно улыбнулась Патрис. Больше всего на свете она любила наряжаться. А может быть, она так сияет не только поэтому?

— Значит, ты и Балтазар, — начала я, — всего лишь друзья?

Патрис фыркнула — я впервые слышала от нее такой неподобающий леди звук.

— Я тебе уже говорила, помнишь? Не мой тип.

— Да, помню.

Бедняге Балтазару придется еще долго ждать романтических отношений. Ну, по крайней мере Патрис получила удовольствие, прихорашиваясь.

И неудивительно, если учесть, что ее наряд такой красивый и дорогой. Серьги сверкали бриллиантами, и браслет тоже. Тонкие косички она уложила в элегантный узел, и когда была почти готова, я сказала:

— Ну, я пошла, хорошо? Постараюсь сказать «привет» во время бала.

— Ты что, уже вниз? — Патрис в одном кружевном белье красила ресницы, а платье ледяного синего цвета висело на плечиках на двери гардероба.

— Гм… Вообще-то, я хотела посмотреть, как Лукас встретится со Скай.

Патрис искоса взглянула на меня:

— Но ведь ты знаешь, что между ними ничего нет, правда?

— Знаю. Но она идет на бал с моим парнем, а я нет. Поэтому если я пойду прямо сейчас, то по сравнению с тобой она покажется мне очень средненькой, понимаешь? И мне станет легче.

Патрис засмеялась; моя откровенная лесть ей понравилась.

— Ну конечно, иди.

Я поплыла вниз, к основанию лестницы, где кавалеры ожидали своих дам. Ранульф и Вик только что встретились со своими парами — гламурная Кристина с довольным видом держала под руку Ранульфа, но Вик и его девушка посматривали друг на друга с подозрением.

Едва они отошли от лестницы, явился Лукас. Он сумел где-то одолжить или взять напрокат вечерний костюм. Я знала, что Лукаса не очень волнует внешний вид, но этот костюм сидел на нем безупречно, подчеркивая линию плеч, талию и бедра. Он зачесал назад темно-золотистые волосы, что делал крайне редко, и теперь они казались темнее, чем обычно, а сам он выглядел старше. До сих пор я ни разу не видела Лукаса нарядно одетым — наверное, сегодня он впервые в жизни посещал такое официальное мероприятие, но в этом темно-синем костюме он выглядел таким же красивым, как в джинсах и фланелевой рубашке. Как будто из фильма с Кэри Грантом. Нет, как будто он и есть Кэри Грант.

«Просто дождаться не могу, когда мы увидимся с ним после всего и я скажу, как потрясающе он выглядит», — мечтательно подумала я. О, как мне хотелось иметь возможность хотя бы раз оказаться на этом балу вместе с ним!

Восторг при виде красоты Лукаса длился ровно до той минуты, пока на лестнице не появилась Скай.

Все до единого юноши замолчали. Даже девушки, включая меня, не могли отвести от нее глаз. Темно-каштановые волосы, обычно распущенные, она уложила в мягкий узел, открывавший длинную изящную шею, и оставила только несколько завитков. На ней было длинное, до пола, платье с шифоновой юбкой, открывающее одно плечо и схваченное под грудью богато вышитой лентой. Насыщенный винный цвет подчеркивал ее бледную кожу и светло-голубые глаза.

В обычный день Скай выглядела классно, но сегодня был необычный день. И если она хотела, чтобы ее заметили, то добилась этого.

Меня замутило от ревности. Я хотела сию же секунду выскочить из зала, чтобы не видеть, как Лукас предлагает ей руку, но если бы я сделала это, то мучилась бы потом, гадая, что он ей сказал, что она ему ответила и все такое. И хотя я знала, что Лукас любит меня, все равно невольно испытывала неуверенность, сравнивая себя с красивой девушкой, у которой такая великолепная фигура, — да просто с девушкой, у которой есть тело. Постоянно есть.

Поэтому я осталась на месте и увидела, как Лукас подошел к ней. Он улыбался одобрительно, но в улыбке проглядывало еще что-то. Может, неуверенность?

— Привет. Ого, Скай. Выглядишь потрясающе.

— Спасибо. — Она как будто вдруг поникла; почему комплимент заставил ее почувствовать себя так ужасно? Но тут Скай сжала шифон двумя пальцами. — Ничего платье, правда?

— Еще бы.

— Я купила его, чтобы сразить наповал Крейга. Крейга, который сейчас встречается с девушкой по имени Бритни. С двумя «и». Почему-то из-за двух «и» все гораздо хуже.

Скай не флиртовала, поняла я. Ее изысканный внешний вид сегодня вечером служил ей боевым знаменем — как символ того, что она отказывается сдаваться, хотя сердце ее разбито.

— Не позволяй ему испортить тебе вечер, — торопливо сказал Лукас. — Забудь об этом подонке, ладно?

Несмотря на поникшие плечи, Скай кивнула, и я расслабилась. Нет никаких причин ревновать к ней. Ну, за исключением обалденного платья.

— Я уже больше не плачу из-за него, а сегодня хочу просто потусоваться с друзьями и потанцевать.

— Я готов. — Лукас предложил ей руку, и я поняла, что ничего не имею против.

Осенний бал всегда был зрелищным, чем-то из другого века, возвращавшим тебя к грандиозным событиям, которые многие из учеников-вампиров помнили по временам своей юности. Вместо диджея или модной группы приглашался небольшой оркестр, исполняющий классическую музыку, под которую танцевалось куда лучше, чем можно было подумать. Большой зал освещался не сверкающими огнями и не модной иллюминацией, а сотнями свечей, прикрытых коваными медными пластинами или старинными дымчатыми зеркалами, отражавшими их свет. Все юноши были в вечерних костюмах или смокингах; все девушки в платьях до пола, а некоторые еще и в перчатках. Это был такой грандиозный бал, на котором мечтала хотя бы раз в жизни оказаться любая девушка — да и юноша тоже, хотя не каждый готов был в этом признаться.

Я посещала его дважды, с Балтазаром, и мне очень нравились мои платья, и танцы, и все остальное. Однако оказалось, что не меньшее удовольствие доставляет просто смотреть на все это сверху, где я летала между канделябрами с горящими в них свечами. Иногда я смеялась, то глядя на Лукаса, танцующего вальс со Скай и почти вслух отсчитывающего «раз-два-три», то на Вика и его пару, которые держались друг от друга на расстоянии вытянутой руки, причем оба явно обдумывали, как бы поскорее сбежать. Иногда смотрела и восхищалась: некоторые танцующие демонстрировали высокое мастерство и откровенно хвастались своим многолетним опытом. Балтазар и Патрис были, безусловно, самой красивой парой и грациозно двигались в центре зала. И конечно, время от времени кто-нибудь один из наших выскальзывал за дверь, продолжая поиски. Мои родители каждый раз кивали выходившим. Мама очень хорошо выглядела в кремовом шелковом платье, которого я у нее раньше не видела.

Чаще всех выходил Лукас — наверное, столько же раз, сколько все остальные, вместе взятые. Потому ли, что им двигало неистовое желание сделать что-нибудь полезное? Или потому что Скай часто извинялась и отходила поболтать с подружками? А может, потому что он не доверял самому себе, находясь в такой опасной близости к человеку? Скорее всего, все, вместе взятое. Каждый раз, покидая зал, он проходил мимо моих родителей, и все трое очень напрягались. Но я видела, что мама с папой сумели преодолеть свой гнев, и считала это добрым знаком.

Все шло превосходно, как вдруг я ощутила озноб — и начались видения.

Мое сознание наполнилось картинками, изображавшими людей внизу, людей, которых я толком и не знала, но сейчас испытывала к ним сильную привязанность. Разные лица, разные эмоции, разный возраст, но каждый человек внизу стал мне вдруг очень дорог. А над всем этим сгущалась пелена страха за безопасность этих людей и ненависть к вампирам, танцевавшим среди них.

Призраки. Заговорщики, если быть точной. Внезапно я ощутила их над балом, собирающихся, как грозовая туча. Неужели именно так началось нападение, случившееся в прошлом году?

— Что вы делаете? — прошептала я, убедившись, что нахожусь достаточно далеко от толпы и оркестр заглушит мои слова.

Картинки сменились. Теперь они были полны насилия и жестокости: вампиры пылают в огне, замерзают во льду, попадают в ловушки вроде тех, что миссис Бетани расставила для призраков. Ни один из планов не принимал определенной формы, но я поняла, что все это значит. Привидения боялись за свои якоря — и за себя тоже. И хотели отомстить вампирам внизу за план миссис Бетани.

«Эти люди в безопасности, — поклялась я. — Если вы хотите двигаться дальше, я могу вам помочь». Я ожидала удивления, радости — может быть, стремления поскорее уйти. Но вместо всего этого ощутила волну еще более глубокого страха. Честно сказать, я и сама боялась не меньше, потому что не знала, как сумею совершить чудо, о котором говорил Кристофер, да и сумею ли вообще. Разве я могу давать им обещания?

И все же я чувствовала, что, если они пойдут за мной, мне стоит попытаться. Если я сумею за один раз увести из академии «Вечная ночь» хотя бы несколько призраков, это сильно нарушит планы миссис Бетани.

Но меня захлестнул резкий отказ, похожий на волну, обрушившуюся на берег. А потом возник все усиливающийся ноток энергии, направленный вниз, как сотня стрел…

— Что происходит? Я в ужасе посмотрела на толпу. Балтазар и Патрис ушли на улицу искать ловушки, но все остальные танцевали. Я не успевала их даже предупредить.

Энергия ударила в пол подобно молнии. Я ожидала ледяного дождя или снегопада — может быть, появления призраков.

Но никак не предполагала, что люди, находящиеся в зале, рухнут без сознания на пол.

Инструменты в оркестре замолкали один за другим, музыка захлебнулась, а вампиры начали реагировать. Некоторые, самые противные, захохотали, но большинство встревожились — кто за людей, к которым привязались, кто потому, что происходило что-то опасное. Лукас упал на колени и прижал к шее Скай два пальца, пытаясь нащупать пульс. Ранульф подхватил Кристину на руки, она обмякла в его объятиях, и голова ее запрокинулась. Вик лежал ничком, неуклюже раскинув руки и ноги, как тряпичная кукла.

И тут он зашевелился, точнее, его тело зашевелилось. Потому что я мгновенно поняла: то, что поднялось, было вовсе не Виком.

И еще стало понятно, что я не единственное привидение, которое может завладеть человеком.

Остальные люди тоже начали приходить в себя, но глаза их словно затянуло туманом — не осталось ни зрачков, ни белков, только молочно-зеленоватый цвет. Однако никто из них не был слепым. Они двигались медленно и неуклюже, словно очень долго вообще не появлялись. Лукас отпрянул, когда Скай (или то, что выглядело, как Скай) злобно уставилась на него, лежа на полу.

Вик выпрямился в полный рост и расправил плечи. Я уже почувствовала, что Макси среди напавших нет, но и без этого по выражению его лица поняла, что завладела им не она. Это было так непохоже на Вика, так странно, что до меня не сразу дошло — его лицо выражало жестокость.

Он прокричал:

— Миссис Бетани!

Это не голос Вика. Это хриплый скрежет, мгновенно заставивший подумать о ком-то, чье горло было перерезано. Я отчаянно пожалела, что у меня нет зеркала, чтобы освободить его, но подействует ли ловушка, если призрак завладел человеческим телом? Скорее всего, нет — я вспомнила, что, завладев Кейт, ощущала себя будто в доспехах.

Миссис Бетани шагнула вперед. Она не боялась. Судя по ее лицу, она испытывала легкое любопытство. И ее длинное накрахмаленное кружевное платье было безупречно белым.

— Освободи наш род, — произнес Вик. Безумный скрежещущий голос заставил весь зал содрогнуться, — Освободи нас, или мы нанесем удар, и твой род исчезнет.

Она вкрадчиво отозвалась:

— Если вы принудите меня оторвать вас от ваших якорей, они будут ужасно страдать. Некоторые могут погибнуть.

Маска жестокости на лице Вика не дрогнула.

— Тебя предупредили.

И внезапно, будто обрезали веревочки у марионеток, все люди снова рухнули, но на этот раз всего на секунду. А потом начали подниматься, потирая ушибленные головы, растерянные, не понимающие, что произошло. Никто толком ничего не помнил, и это было достаточно милосердно по отношению к ним.

Я цеплялась за надежду. Сегодня мы собрали почти все ловушки. Когда мы поймем, как действовать, не рискуя, то попытаемся освободить оттуда призраков. Со временем я, наверное, сумею убедить многих из них покинуть землю вместе со мной, раз уж оставаться здесь для них небезопасно.

И все же я чувствовала, как надвигается что-то страшное, и мы вряд ли сможем это остановить.

Глава девятнадцатая

— Просто не верится, что я стал таким жутким. — Вик сидел на ступеньках беседки, где мы все собрались, когда хаос прекратился. Полночь еще не наступила, но Осенний бал в любом случае закончился. — Может, я испускал из глаз огонь или делал еще что-нибудь такое же крутое?

— Нет, просто был чертовски страшным. — Лукас прислонился к перилам беседки. Он ослабил галстук и расстегнул воротник — жаль, что я не могла сейчас как следует оценить этот вид. Скай, как почти все ученики- люди и многие вампиры, давно ушла в свою комнату, в смятении после массового приступа одержимости. — Они даже не стали тебя слушать, Бьянка?

Они слушали, но они ужасно боятся. — Я сидела на перилах рядом с ним, сделавшись частично плотной. Вокруг не было видно никого из посторонних. — Не знаю, что они задумали, но они начнут действовать очень скоро. Если мы не сумеем быстро освободить призраков, боюсь, они начнут причинять боль всем подряд: и людям, и вампирам.

Патрис, не видевшая происшедшего и поэтому мыслившая яснее, чем все остальные, стала анализировать ситуацию:

— Мы очистили почти всю территорию. Сорок семь ловушек находятся сейчас в комнате для хранения документов. Понятно, что мы не сумели отыскать все до единой ловушки, но основную часть нашли. Значит, если мы смогли это сделать, призраки должны передумать, так? По крайней мере, мы можем дать им надежду и показать, что мы на их стороне.

Мама переступила с ноги на ногу, и папа обнял ее за плечи. Я понимала, ей очень трудно примириться с мыслью, что она оказалась на стороне призраков, но она осталась с нами.

— Мы должны освободить призраков, — сказала я. — После этого уничтожить все найденные ловушки, чтобы миссис Бетани не смогла снова их использовать.

— Вряд ли кто-нибудь, настроенный столь решительно, как миссис Бетани, позволит остановить себя уничтожением нескольких ловушек, — заметил Ранульф.

Я кивнула:

— Но когда мы освободим уже пойманных, призраки, оказавшиеся в «Вечной ночи», будут бояться не так сильно. Возможно, я смогу убедить хотя бы некоторых из них уйти отсюда.

— И может быть, имеет смысл начать намекать ученикам-людям, — предложил Балтазар новую идею. — Они не так уж сильно боятся привидений, но вот то, что те могут ими завладеть, их наверняка испугает.

— А если они не испугаются этого, — добавил Лукас, — то уж вампиров-то обязательно. Я готов продемонстрировать им свои клыки, если это заставит хотя бы часть людей навсегда уехать из этой школы.

— И тогда мы заставим миссис Бетани все это прекратить, раз и навсегда! — Я пришла в возбуждение. Наконец-то я смогу взять верх над директрисой! — Уничтожим ловушки и очистим школу от всех, кроме вампиров, которым она действительно нужна.

Папа осторожничал:

— Уничтожив ловушки, мы разрушим их глубинную магию. Произойдет мощный выброс энергии, который невозможно не заметить.

— Другими словами, миссис Бетани узнает, что мы нарушили все ее планы, — поморщился Лукас. — Причем не позже, чем мы начнем предупреждать учеников- людей. Сразу же.

Балтазар, сидевший в глубине беседки на одной из длинных скамеек, добавил:

— И начнет действовать. Немедленно. Поступая так, мы должны быть готовы к последствиям.

— Но она же не будет убивать… — Я хотела сказать «других вампиров», но не сказала, вспомнив, как она поступила с Сэмюэлем Янгером. Миссис Бетани два столетия вынашивает свой план и не колеблясь уничтожит любого, кто встанет у нее на пути. Я взглянула на папу, и тот кивнул, подтверждая мои сомнения.

— Будет, — сказал папа. — А в этом году у нее полно любимчиков, и среди преподавателей, и среди учащихся. Подозреваю, что есть и другие вампиры, посвященные в ее планы. Если мы не хотим познакомиться с кольями, а то и с чем похуже, нам придется убираться отсюда сразу же, как только мы освободим призраков.

Лукас повернулся к моим родителям; я в первый раз увидела, как он обращается прямо к ним после той первой стычки с моей мамой в начале учебного года:

— А нет надежды, что она вскоре куда-нибудь ненадолго уедет?

Воцарилось неловкое молчание, я внутренне сжалась, но папа быстро пришел в себя:

— Такого везения не предвидится. Но может быть, мы придумаем какой-нибудь отвлекающий маневр. Происшествие, которое заставит ее хотя бы на день покинуть школу. Она все узнает, когда вернется, но так мы выиграем немного времени, чтобы замести следы.

— Она поймет, что я в это замешан, — сказал Лукас. — После того, как я напрямик отверг ее предложение, она сразу поймет. Зато будем надеяться, что я смогу прикрыть всех вас.

Мама кашлянула, как будто ей приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы разговаривать с Лукасом вежливо, и заметила:

— Миссис Бетани будет подозревать и нас, особенно если мы выманим ее из кампуса. Значит, договариваемся сразу, что это мы трое, и больше никто.

— Это ни к чему, — возразил Балтазар.

— Вот только давай без излишнего благородства, ладно? — сердито посмотрел на него Лукас. — Никто не захочет иметь эту женщину в числе врагов, если этого можно избежать. Так что не будь дураком.

К моему удивлению, Балтазар усмехнулся:

— Ты хороший друг, Лукас, хотя никогда в этом не признаешься.

Они обменялись улыбками, и я заметила, что мои родители поняли: несмотря на все разногласия, Лукас и Балтазар и вправду крепко подружились. Почему-то это оказало на них гораздо большее влияние, чем моя любовь к Лукасу.

Вик изобразил руками знак «Т».

— Тайм-аут мужским узам дружбы, хорошо? Мы все еще не поговорили о Бьянке.

— А что со мной такое? — удивилась я.

— Ты типа такой суперпризрак, так? Значит, ты и есть та, на кого нацелилась миссис Бетани. — Вик посмотрел на всех по очереди, словно ожидал, что ему начнут возражать, но все, конечно, молчали. — Отлично. Значит, как бы нам не дать ей понять, что ты стала призраком? И что ты тут? Потому что она наверняка настороже.

— Вы все были очень осторожны, — сказала мама и на мгновение встретилась взглядом с Лукасом, словно благодаря его за то, что он помогал оберегать меня. Это был всего лишь миг, но мне захотелось ее обнять сильнее, чем прежде. — Она наверняка знает, что Бьянка превратилась в призрака, но может быть… может быть, миссис Бетани еще не догадалась, что она здесь. Если бы она знала, разве не попыталась бы давным-давно поймать Бьянку?

Я не могла не признать, что это толковое замечание. Ловушки ставились не специально для меня — в комнате Лукаса не было ни одной.

Мама продолжала:

— Мне не нравится, что мы не знаем, как много известно миссис Бетани, но хочется надеяться, что это не очень важно. Через пару недель мы трое покинем академию «Вечная ночь» навсегда, и… Ведь ты пойдешь с нами, Бьянка?

— Где будете вы, — я положила голову на плечо Лукаса, и он улыбнулся. Светящиеся пряди моих волос упали ему на грудь, — там и я.

Когда все собрались возвращаться в школу, я снова стала невидимкой, превратившись в облачко тумана над головой.

Балтазар, как я заметила, тоже встал, но вместе со всеми не пошел, задержавшись в беседке. Луна очерчивала его силуэт на фоне железных завитков и ветвей ивы.

Я опустилась чуть ниже и прошептала:

— С тобой все в порядке?

— Конечно, — ответил он каким-то странным голосом.

Мне вспомнился Осенний бал два года назад, когда мы вместе вышли из зала, чтобы посмотреть на звезды. Именно в ту ночь я сказала ему, что люблю Лукаса, но до сих пор не сумела до конца осознать, как сильно это на него подействовало. Неужели он тоже вспоминает ту ночь?

Балтазар посмотрел вверх, примерно туда, где находилась я, и произнес:

— Лукас пошел наверх перепроверить ловушки и убедиться, что они надежно спрятаны. Он не ляжет спать еще минимум час.

— Да. И что?

— Я хочу, чтобы ты вошла в мое сознание и в мой сон.

Я мгновенно поняла, зачем он об этом просит и что задумал.

— Балтазар, не думаю, что это хорошая мысль. Нам предстоит сражение. Тебе понадобятся все твои силы.

— Со мной все будет отлично. Мне потребовалось много времени, чтобы решиться на это, но теперь я все понял. Тянуть больше нельзя. — Лицо его было непроницаемым, но голос твердым. — Поверь.

После того, как я два месяца упрекала его за то, в чем он, скажем прямо, был не виноват, я перед ним в долгу, так?

— Хорошо. Я войду.

Мы вернулись в школу. От роскошного убранства большого зала почти ничего не осталось — все свечи сгорели и оплавились, цветы были раскиданы по полу и растоптаны в панике убегавшими учениками, на помосте для оркестра валялись брошенные впопыхах инструменты. Балтазар развязал галстук и расстегнул манжеты, поднимаясь по лестнице. Шаги его эхом отдавались на каменных ступенях. Я могла побиться об заклад, что после случившегося вечером ученики не спят и не уснут еще долго, но никто не рискнет бродить по школе в полночь.

Когда мы вошли в спальню, Балтазар не стал зажигать свет, наверное, для того, чтобы спокойно переодеться. Разумеется, я все равно отвернулась. Впрочем, луна светила ярко, поэтому я видела его тень на стене, — он снял рубашку и расстегнул ремень.

«И это не «тип» Патрис? — подумала я. — Не понимаю».

Услышав, как зашуршало покрывало на кровати, я повернулась и воспарила над Балтазаром. Он лежал на боку. Похоже, он из тех счастливчиков, кто засыпает, едва успев закрыть глаза. И хотя я чувствовала себя неловко — вроде как я обманываю Лукаса, потому что делю сон с другим, — я вытянулась в струнку, нырнула вниз, в самый центр спящего сознания Балтазара…

И обнаружила, что стою в лесу, тоже ночью.

Сначала мне показалось, что это лес около «Вечной ночи», но потом я сообразила, что ошиблась. Деревья были выше, и некоторые из них очень толстые — вероятно, старые. Где-то вдалеке разговаривали люди и слышался стук копыт. Я всмотрелась в черноту ночи и увидела, что по грязной дороге едет старомодная повозка и на людях в ней очень непривычная одежда — большие шляпы и длинные плащи. Это в чем-то походило на воспоминания Кристофера о его жизни, но я догадалась, что попала в более ранний исторический период.

— У тебя получилось, — произнес Балтазар.

Я обернулась и увидела, что он стоит рядом в такой же одежде — штаны до колен, высокие сапоги, чуть расширяющиеся в голенищах. Сюртук подпоясан, плащ подбит мехом, а шляпа… В общем, я невольно улыбнулась.

— Ты похож на звезду во время карнавала на День благодарения.

— Если хочешь знать, это пик колониальной моды в тысяча шестьсот сороковом году. — Балтазар поправил шляпу, чтобы она сидела чуть набекрень.

— Значит, ты видишь сны про свою жизнь? — посерьезнев, спросила я.

— Иногда. — Балтазар показал на отдаленный огонек — в окне небольшого домика горела масляная лампа. — Пойдем посмотрим, что можно сделать.

Я шла вслед за ним по лесу, пока мы не добрались до поляны и домика. Он оказался куда более примитивным, чем я предполагала. Подумав немного, я поняла, что по-другому и быть не могло: наверное, Балтазар вместе с отцом построили эту хижину своими руками. Из чуть покосившейся трубы шел дым, окно было затянуто куском провощенной бумаги. Возле дома спал мохнатый пес. Балтазар улыбнулся и потрепал его по шее:

— Привет, Фидо.

Фидо не шелохнулся. Возможно, во сне он не ощущал прикосновений.

Тут из дома донесся женский голос, резкий и сердитый:

— Твое непослушание возмущает нас, Черити!

— Прости, мама, — раздался голосок Черити, чистый, сильный и без капли раскаяния. — Но боюсь, что я и дальше не буду вас слушаться.

Я с самого начала, как только Балтазар пригласил меня в свой сон, знала, что это произойдет, но легче от этого мне не стало. Судя по ужасу во взгляде Балтазара, он чувствовал то же самое.

Балтазар подошел к входной двери и распахнул ее. Я увидела Черити в длинном темном платье, белом переднике и белом ситцевом чепчике. Она стояла посреди комнаты с лицом еще более юным, чем я помнила. Видимо, все это происходило за пару лет до ее смерти, когда она была совсем ребенком. Перед ней сидели двое, явно родители Балтазара и Черити, одетые по той же строгой моде, что и их дети, с лицами суровыми, без проблеска веселья.

Черити ухмыльнулась, и на ее детском, еще пухлом личике эта ухмылка выглядела чересчур взрослой. Она стянула с головы чепчик, я увидела белокурые кудряшки.

— Больше я не собираюсь покрывать голову. Собственно, если мне захочется, я и тело покрывать не буду.

— В тебя вселился дьявол, девочка моя, — гулко пророкотал отец. Он походил на Балтазара, только был старше, крупнее, суровее. Неприятный. И когда он ругал свою дочь, в его голосе не слышалось любви, лишь неодобрение.

— Это верно! — Черити расхохоталась, наслаждаясь неповиновением. — Хочешь посмотреть, что этот дьявол может заставить меня сделать?

Я шепнула Балтазару:

— Она всегда была такой?

— В те времена я думал, что это просто детский бунт, — ответил он. — Но Черити всегда напрашивалась на неприятности.

В этот момент Черити заметила нас, и торжество на ее лице сменилось растерянностью.

— Что вы здесь делаете? Что она здесь делает?

— Позволь мне с ней разобраться, — прошептала я. После того что она сделала с Лукасом, я была готова разорвать ее на части.

— Нет, — ответил Балтазар, встав между нами. — Она может ранить тебя здесь. Но для меня это всего лишь сон. Надо мной она власти не имеет.

И в точности как Черити напала на Лукаса, он напал на нее.

Балтазар прыгнул вперед, схватил сестру, и они вместе упали на пол. Родители запротестовали, но ни Балтазар, ни Черити не обратили на них никакого внимания — те были всего лишь призраками во сне. А вот драка была настоящей. Черити неистово отбивалась, но Балтазар сумел заломить ей руку за спину и толкнул сестру к очагу. Когда от огня до ее лица осталось всего несколько дюймов, она пронзительно закричала:

— Хватит! Хватит! Балтазар, ты делаешь мне больно!

— И очень сожалею об этом. — Его голос дрожал. — Ты знаешь, что сожалею.

— Тебе мало было убить меня! — Она яростно дергалась, пытаясь вцепиться в него свободной рукой, но не могла дотянуться. Сцена, ужасная сама по себе, стала еще ужаснее, когда я сообразила, насколько беспомощной и незрелой выглядела Черити. — Теперь ты решил меня мучить?

— Я хочу оставить тебя в покое. Так же как ты хочешь оставить меня. Но ты должна отпустить Лукаса.

Черити захохотала, хотя ее золотистые кудряшки начали тлеть.

— Он мой. Весь мой! Ты любил ее сильнее, чем меня, а она любила его сильнее, чем тебя. Но она никогда не будет иметь над ним такой власти, как я.

— Ты отпустишь Лукаса, — повторил Балтазар. — Или… Ты каждую ночь входишь в его сны, чтобы мучить его? Я буду входить в твои сны и делать то же самое с тобой.

— Ты не имеешь права! Только не после того, что ты сделал со мной!

— Если бы я мог вернуться назад и убить себя, лишь бы не превращать тебя в вампира, я сделал бы это. — Балтазара колотило — то ли от усилий, которые он прикладывал, чтобы удержать сопротивляющуюся Черити у огня, то ли от чрезмерных эмоций. — Но я слишком долго позволял чувству вины управлять собой. Ты опасна, Черити. Ты охотишься, ты убиваешь, и мне следовало остановить тебя давным-давно.

— Убив меня? — Голос Черити изменился, теперь в нем звучала настоящая боль. — Снова?

На это Балтазар ничего не ответил.

— Ты отпустишь Лукаса. Навеки прекратишь вторгаться в его сны. А если нарушишь слово — хоть раз! — клянусь, я узнаю, и ты очень пожалеешь об этом.

Черити опять попыталась вцепиться в него, но ей не хватило сил. Я чуяла запах горящих волос.

— Больно! Балтазар, жжет!

— Ты отпустишь Лукаса. — Балтазар не дрогнул, но в глазах его сверкали слезы. Несмотря ни на что, он хотел защищать свою младшую сестренку, но продолжал делать то, что делал, ради Лукаса и меня.

Черити долго молчала, потом проскулила:

— Хорошо.

— Поклянись.

— Клянусь! А теперь прекрати! Прекрати! Балтазар оттащил Черити от очага и толкнул в дальний угол. Ее передник и щеки покрылись сажей, на грязных щеках виднелись влажные полоски слез.

— Это все ради нее, да? — Она ткнула в мою сторону дрожащей рукой. Боже, у нее такое юное лицо! — Ты решил спасать другую, потому что не можешь спасти меня?

— Я не могу спасти тебя, — повторил Балтазар мертвым голосом, — но я люблю тебя, Черити.

Она швырнула в него щетку для чистки очага и разразилась слезами. Возможно, это был способ Черити сказать: «Я тебя тоже люблю».

Она рыдала рядом с очагом, но Балтазар поднялся и вышел из дома, пройдя мимо онемевших, неподвижных родителей. Я молча последовала за ним. Он остановился рядом со спящей собакой и посмотрел на нее.

Когда я все-таки рискнула заговорить, то сказала только:

— Ты не обязан был это делать.

— Обязан. — Балтазар поплотнее закутался в свой отороченный мехом плащ. — Иначе Черити не остановить.

— Она сдержит слово?

— Да. Как ни странно, если она дает обещание, то выполняет его.

Мы отошли от дома и углубились в лес. Воздух был таким свежим и чистым — автомобилей и смога еще не было.

— Я знаю, что тебе пришлось тяжело, — произнесла я. — Пренебречь узами. Причинить ей боль.

Балтазар поморщился:

— Я сделал то, что должен был. Может быть, теперь Лукасу станет немного легче.

— Думаешь?

— Может быть, — повторил он, и я поняла, что Балтазар заметил в Лукасе то же отчаяние, что и я.

Тут он поднял голову, посмотрел куда-то вдаль, и на его лице мелькнула улыбка. Я проследила за его взглядом — он смотрел на стоявший в отдалении дом.

— Что это?

— Там жила Джейн. — Он впервые открыто упомянул при мне свою давно утраченную любовь.

Я не знала, что между ними случилось, зато знала, что его страсть длится уже четыре сотни лет.

Сильно рискуя, я спросила:

— Ты хочешь с ней повидаться? Я уйду.

— Это будет только сон. — Балтазар печально посмотрел на меня. — Хватит с меня снов.

Мы на мгновение взялись за руки — такое короткое прикосновение. Потом я поднялась в воздух, взлетела и исчезла из сна.

И оказалась в их спальне. Балтазар крепко спал и не видел никаких снов. Я благодарно погладила его темные кудри.

На следующий день школу окутала холодная тишина. Первый сильный зимний мороз посеребрил деревья и землю, но после прошедшей ночи казалось, что не природа следует своим курсом, а призраки объявили весь мир своей собственностью. Ученики-вампиры, по-настоящему боявшиеся привидений, сидели в своих комнатах. Даже люди, обычно относившиеся к этому гораздо спокойнее, потому что выросли в домах с привидениями, волновались из-за того, что в них вселялись призраки. Несколько человек уже уехали. Вряд ли нам придется сильно стараться, чтобы остальные люди бросили академию «Вечная ночь». Летая по школе и наконец-то не опасаясь попасть в ловушку, я почти никого не видела в коридорах и не слышала разговоров и смеха. Замерзли, думала я. Просто вымерзли все.

Миссис Бетани сидела у себя дома, я раза два видела ее силуэт в окне. И хотя я сомневалась, что она боится призраков — да и вообще чего-нибудь боится, — она явно решила оставаться в доме, надежно защищенном от проникновения привидений.

Успела ли она уже обнаружить, что ее ловушки исчезли? Если и да, то ничем этого не показывала. А тем временем ее отсутствие в школьном здании дало нам возможность встретиться, не боясь, что нас застукают.

Все собрались в квартире моих родителей. Вик распростерся на диване. На его щеках, там, где он плохо побрился, виднелся легкий пушок. Рядом с ним Ранульф и Патрис пили кофе, сваренный моей мамой. Лукас выбрал стул в дальнем конце комнаты, словно боялся, что родители могут в любой момент выставить его вон, но мама принесла кофе и ему. Я оставалась рядом с ним, и даже Макси решилась материализоваться в дверном проеме, где все ее видели.

— Наш лучший шанс — следующие выходные, — объявила мама, поставив кофейник. — Иногда миссис Бетани на пару дней оставляет школу, чтобы съездить в Ривертон. Мы можем ее подтолкнуть.

Вик просветлел:

— Да, а раз остальные ученики-люди в пятницу уедут в город, меньше шансов, что нас застукают, да? Ой, черт, я только что сказал «ученики-люди»?

— Вообще-то, нет, — отозвался папа. — Обычно вампиры устраивают самые грандиозные вечеринки, именно когда люди уезжают. Это, конечно, настоящий ад для наставников, но самое главное, что нам будет очень сложно что-нибудь сделать. Но если мы подождем до следующей ночи, субботней, миссис Бетани еще не вернется, а мы сможем действовать свободно.

Мы с Лукасом переглянулись, и он сказал:

— Мы собирались встретиться в Ривертоне с нашими прежними друзьями из Черного Креста.

— Черный Крест, — пробормотала мама тем же тоном, каким обычно ругалась.

— Это Ракель, мам, — вмешалась я. — И Дана, которая в прошлом году помогла нам бежать, когда с нами чуть не расправились. Они наши друзья, плюс они настоящие бойцы, и у них есть кое-какой опыт в ловле призраков. Мы могли бы подключить их. Они помогут с призраками, а после заберут вас с папой и Лукасом.

Мама с папой определенно не знали, что и думать, но тем не менее кивнули. Я повернулась к Макси:

— Так. Когда мы освободим призраков, они все будут… не в себе. Перепуганы.

— Наконец-то дошло, — буркнула Макси. — Получится настоящий фейерверк, как на Четвертое июля. Энергия, свет, холод полетят во все стороны. Бьянке придется повести их туда, куда они захотят, — или назад в их дома, или на следующий уровень. Подальше отсюда, вот что главное. Я помогу, если смогу.

— Круто, — сказал Вик.

Они с Макси быстро переглянулись, и она опустила голову, пряча улыбку.

Патрис кивнула:

— Значит, когда ловушки опустеют, мы их уничтожим. Однако это нелегко, к тому же там не меньше пары сотен фунтов металла.

— Потребуется огромная разрушительная сила, — добавил Ранульф. — Я займусь взрывчаткой.

— Притормози, притормози, ковбой, — вмешался Лукас. — Мы же не собираемся разрушать их до атомов. Достаточно сделать их бесполезными в качестве ловушек. Вряд ли у миссис Бетани имеется неисчерпаемый запас этих штук.

— Самое сложное — это магический элемент внутри ловушек, — заметил папа. — Я не много об этом знаю и сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из присутствующих знал больше, но суть не в том, чтобы просто превратить их в металлический лом. Думаю, я смогу найти удачное химическое решение, но результатом будут… как ты сказала, Макси?

— Фейерверки, — отозвалась она.

— Не вижу, чем это отличается от взрывчатки, — пожал плечами Ранульф.

Все засмеялись и начали оживленно обсуждать сам план и наши шансы на успех. А меня вдруг словно озарило — до чего поразительно, что все эти люди собрались тут вместе! Единственное общее между ними то, что все они знают меня, но здесь они не ради меня — точнее, не только и не столько ради меня. Они здесь, потому что смогли преодолеть свои прежние предрассудки и страхи и научились видеть друг в друге тех, кто они есть. Макси снова заинтересовалась миром живых, вампиры приняли призраков и людей как равных и как союзников, Лукас взял из Черного Креста самое лучшее, оставив позади все плохое, Вик так же легко общается с миром сверхъестественного, как и с обычным миром, — вот что связывает нас всех сейчас.

И на тот момент наш план казался нам очень простым. Если мы сумели вот так собраться вместе, мы наверняка справимся с чем угодно.

Глава двадцатая

— Непонятно, как в таком маленьком городишке, как Ривертон, до сих пор работает кинотеатр, где демонстрируют классические фильмы, — удивился Лукас, остановившись перед козырьком с мигающими на нем красными и золотистыми огоньками.

— Это очень маленький город с очень хорошим вкусом, — прошептала я ему на ухо.

Позади нас, на городской площади, из автобуса «Вечной ночи» выгружались последние ученики, приехавшие в Ривертон, — меньше, чем обычно, из страха перед «бандами». В городе почти ничего и не было — пиццерия, закусочная, парочка винтажных магазинов и этот невероятный кинотеатр. На этой неделе в нем показывали «Незабываемый роман», мой самый любимый фильм с Кэри Грантом, и мне захотелось, чтобы мы с Лукасом просто пришли сюда посмотреть кино.

Лукас засунул руки в карманы джинсов. В одном из этих карманов лежала моя гагатовая брошь, но не думаю, чтобы он проверял, на месте ли она. Скорее, он пытается сохранять спокойствие.

— Ты нервничаешь, — заметила я тихонько. — Но Дана же не ошибалась, когда говорила, что Черный Крест больше сюда не явится?

— Скорее всего, нет. Но я все равно беспокоюсь. Ты меня осуждаешь?

Он все еще не верил, что Дана приняла его как вампира. А может быть, сомневался, что сумеет удержаться и не напасть на нее.

— Все будет хорошо, обещаю.

Лукас купил один билет, и я невидимкой проплыла вместе с ним в кинотеатр. Он усмехнулся, поднимаясь по лестнице на балкон.

— Не могу пожаловаться, что ты мне дорого обходишься.

— Заткнись, а то я заставлю тебя повести меня потом обедать.

— Да ты же не ешь!

— Не важно.

Мы сели, как раз когда начался фильм, на экране возникли титры, сопровождавшиеся чудесной песней. Внизу сидели еще зрители, но на балконе мы оказались одни, так что я материализовалась. Лукас сунул мне в руку брошь, и мне не пришлось прикладывать никаких усилий. Я приколола брошь к распашонке, а Лукас отдал мне свое пальто, чтобы не бросалось в глаза, что рядом с ним сидит девушка в пижаме.

Я чувствовала себя по-дурацки — покинуть школу, когда столько всего происходит! Родители продолжали следить за миссис Бетани. Если она сегодня уедет, им придется выяснить, как надолго, а если нет, они должны придумать, как уговорить ее уехать хотя бы на день. Тем временем все остальные тайком переносили ловушки в большой зал, готовясь к завтрашней ночи.

Пойти в кино, да еще на самый мой любимый фильм, все равно что прогуливать уроки.

«Получай от этого удовольствие, — велела я себе. — Скоро все изменится».

Пока Вик Дамоне пел о любви, на балконе появились еще двое и сели рядом с нами: Ракель возле меня, а Дана с другой стороны, около Лукаса.

— Я купила попкорн, — сообщила Ракель.

Мы улыбнулись друг другу, и на мгновение мне показалось, что ничего никогда не случалось. Нет, поправила я себя, все случилось. Но мы сумели это преодолеть.

Дана с Лукасом никак не могли найти нужных слов. Лукас откинулся на спинку сиденья, словно ужасно устал и больше ничего не может, и, несмотря на темноту кинотеатра, я заметила, что глаза Даны полны слез.

Она взяла его за руку, и я вспомнила, каким шоком для меня было, когда я в первый раз прикоснулась к нему, — ни тепла, ни пульса. А ведь он всегда был таким живым, и не важно, каким могуществом и способностями он обладает теперь, став вампиром, — забыть то, что утрачено, невозможно.

— Братишка, что с тобой случилось? — Ее голос дрожал.

— Мне все еще кажется, что это дурной сон, — ответил Лукас. — Только проснуться никак нельзя. Не от этого кошмара.

— И все-таки ты остался собой, — сказала Дана.

Лукас вздохнул:

— Более или менее.

— В Черном Кресте они никогда нам об этом не рассказывали. — Дана вытерла щеки свободной рукой. — Почему, почему они не рассказывали?

Лукас повернулся к экрану, где Кэри Грант как раз шел по палубе океанского лайнера. Я видела, что он не смотрит кино, — он пытался сохранить спокойствие.

— Мама всегда говорила: если она превратится, я должен забыть, что у меня была мать. Думаю, она забыла, что у нее был сын.

Ракель прижала ладонь к губам, и этот жест — сочувствие к вампиру — показал мне, как сильно она изменилась.

— Все хорошо, — сказал Лукас и тут же поправился: — То есть ничего хорошего, но это уже позади.

Дана сгребла его в медвежьи объятия, и музыка в это время сделалась громче.

— Я всегда прикрою твою спину, Лукас. Ведь ты это знаешь, правда?

— Приятно слышать, — вмешалась я, — потому что нам нужна ваша помощь.

Пока Дебора Керр флиртовала с Кэри на экране, я рассказывала, что мы пытаемся сделать. Ни Дана, ни Ракель не колебались ни секунды.

— Конечно, мы вас вывезем, — сказала Ракель. — И отвезем туда, куда пожелаете.

— Черный Крест научил меня, как подделывать удостоверение личности, чтобы никто не заметил фальшивку, — заверила Дана. — Так что мы обеспечим вас документами и вы сможете заняться чем захотите. Кстати, чем именно?

Мы с Лукасом переглянулись. Ответа у нас не было.

Молчание затянулось, и Дана сказала:

— Ну, решите это потом. Скажите остальным, чтобы ждали нас, так?

— И скажите Балтазару… — Ракель замолчала, ей было трудно это говорить, но она сумела: — Скажите, что я должна была сделать больше, когда видела его в последний раз. Я должна была помочь ему бежать, как помогли вы.

— Он поймет, — заверила ее я. — И скажешь ему это сама, ладно? Наверное, Балтазару будет приятно это услышать.

Ракель кивнула.

— Нам пора. Если кто-нибудь из прошлогодних учеников «Вечной ночи» меня увидит, могут возникнуть вопросы.

— Спасибо, — поблагодарила я.

— Меня не за что благодарить, — твердо ответила она.

Мы улыбнулись друг другу, и так приятно было думать, что мы снова смогли стать друзьями.

Они ушли, а мы с Лукасом остались в кинотеатре, глядя на экран. В нормальной ситуации я продолжала бы смотреть, потому что ни под каким видом не смогла бы уйти с фильма с Кэри Грантом, но на этот раз мне казалось, что все вопросы без ответов придавливают нас к земле, только поэтому мы и остались на месте.

— Куда ты хочешь поехать после «Вечной ночи»? — наконец заговорила я.

— Не знаю, — ответил Лукас. — Никогда не жил долго на западе. Может, попробуем туда?

— Или в Европу, — предложила я. — Балтазар говорит, что гораздо проще пересечь большое количество воды, чем речку.

Лукас поморщился: ему хватило встряски по пути из города.

— Ну, если он так говорит.

Кэри и Дебора на экране пообещали друг другу встретиться на вершине Эмпайр Стейт Билдинг, если их любовь настоящая. Я взяла руки Лукаса в свои.

— Я понимаю, что это страшно — ехать в неизвестное место…

— Этого я не боюсь. Я никогда нигде не жил дольше нескольких месяцев. Ни разу в жизни. Но что мы будем делать? Мы не сумели содержать себя в Филли, хотя тогда ты еще могла работать.

Об этом я не подумала. Став привидением, я в значительной степени утратила шансы на получение работы.

— На этот раз нам помогут мама с папой. Они хорошо зарабатывают, кроме того, знают, как вписаться в этот мир. Они тебя научат. Ни к чему об этом беспокоиться.

Лукасу не понравилась мысль о том, что опять придется занимать деньги, но не это было нашей самой большой проблемой.

— Пока я сидел тут, между Даной и Ракель, я слышал, как бьются их сердца…

— Ты преодолеешь этот голод, я точно знаю. Посмотри на Балтазара, или на Ранульфа, или на моих родителей.

— Для меня все сложнее, и мы оба это знаем. И если мне не стало лучше после нескольких месяцев в «Вечной ночи», вряд ли что-то изменится.

— Ты не безумец. И никогда не станешь убийцей вроде Черити.

— Если я убью хоть раз… если хоть раз оступлюсь… О боже, Бьянка, я сердцем чувствую, что оступлюсь… Лучше бы мне умереть.

— Нет, — настойчиво повторила я, взяв его лицо в свои ладони. — Лукас, я всегда буду рядом. Я никогда тебя не покину. И ты дай обещание, что никогда не оставишь меня. Ты должен быть сильным.

Наши взгляды встретились, и я поняла, что он дает мне самую торжественную клятву:

— Я никогда тебя не оставлю. Никогда. Что бы ни случилось, мы будем вместе.

Мне бы прийти в восторг, потому что я видела, как серьезно Лукас это обещает. Но я вдруг поняла, чего от него потребовала. Он ненавидит свое вампирское существование и терзается такой сильной жаждой крови, что она буквально убивает его, каждый день, каждую минуту. Такое существование для него — самая страшная пытка, и наша взаимная любовь дарит ему лишь короткое утешение. Он поклялся, что будет терпеть бесчисленные столетия подобного существования, лишь бы не оставить меня одну. Я могу заставить Лукаса жить дальше, но ничего хорошего из этого не получится. Никогда и ничего. Наша единственная надежда на счастье умерла, когда Черити его убила.

Я крепко обняла его, он обнял меня в ответ и приглушенно пробормотал мне в плечо:

— Лучше бы она никогда мне этого не показывала. Знать, что есть выход, которым я никогда не смогу воспользоваться, ужаснее всего.

Миссис Бетани показала ему, как вернуть себе жизнь. Она хотела, чтобы Лукас перешел на ее сторону, но при этом знала и еще кое-что: если он откажется, мысль об утраченной возможности будет терзать его вечно.

Я пыталась убедить себя, что, пока мы вместе, все будет хорошо; но мир вовсе не так прост, и теперь я это знала.

Дебора Керр на экране пыталась добраться до Эмпайр Стейт Билдинг, но я уже видела этот фильм раньше. У нее ничего не получится.

Той ночью я собиралась снова войти в сон Лукаса. Раз Черити навсегда изгнана из его сознания, нам наконец-то ничего не угрожает и мы можем побыть вместе. Но меня угнетало чувство вины за все то, что я поняла этим вечером, и я чувствовала, что еще не могу встретиться с ним. Поэтому я беспокойно скользила по коридорам, впервые по-настоящему чувствуя себя привидением. Нужно натянуть на себя простыню и кричать «Бууу!» каждый раз, как кого-нибудь встречу. Можно, к примеру, появиться в спальне каких-нибудь девочек или поселиться в большом зале…

И тут до меня дошло. Если наш план сработает так, как мы хотим, это моя последняя ночь в академии «Вечная ночь»!

Несмотря на все ужасное, что случилось тут, я, оказывается, очень сильно люблю это место. Невозможно представить, каково это — больше никогда сюда не попасть. Эта школа стала частью меня — в буквальном смысле слова, раз уж я превратилась в призрака. Я привязана к самим ее камням, и, даже если покину ее, «Вечная ночь» всегда сможет притянуть меня назад.

И я отправилась во все памятные мне места, слыша каждое сказанное здесь когда-то слово, видя всех так, как в прежние времена. Ракель в ее первый школьный день хмурится в дальнем конце большого зала, пока миссис Бетани произносит приветственную речь. Балтазар учится фотографировать мобильным телефоном на уроке современных технологий. Вик и Ранульф вместе со мной любуются звездным небом. Патрис укладывает мне волосы в день моего первого свидания. Кортни сплетничает на лестнице. Мама с папой улыбаются, проходя мимо меня по коридору. И везде Лукас: шепчется со мной в библиотеке, бежит мне на помощь во время прошлогоднего пожара, в первый раз целует меня в беседке -

Мысли о Лукасе напомнили о стоящей передо мной дилемме.

Как я могу просить его о бессмертии, если это последнее, чего он хочет?

Я решила, что нужно ненадолго обрести тело. Зачастую это помогало мне укрепиться в своем мнении, и есть какое-то утешение в том, чтобы обхватить себя руками. Так что я поднялась наверх, в комнату для хранения документов, и начала принимать форму.

К этому времени все давно уже спали, так что в комнате я была одна. Все ловушки перенесли на нижние этажи и спрятали в чемоданы, и комната снова стала просто местом наших встреч. На надувном кресле лежал учебник немецкого Патрис, а Вик оставил тут один из своих галстуков с гавайскими танцовщицами. Улыбаясь, я отодвинула кирпич в стене, куда прятала коралловый браслет…

И меня поволокло тошнотворной ужасной волной.

Ловушка! Я пыталась ухватиться за подоконник, за камни стены, за что-нибудь, но не могла сделать руки плотными. Кто-то вытащил браслет из уютного тайника, а вместо него поставил зеленоватую медную ловушку. Моя гагатовая брошь была у Лукаса, а он крепко спит далеко отсюда. Я попыталась думать о нем как о своем якоре, о любых других местах, куда могла перемещаться, но слишком поздно. Ловушка была слишком близко, я фактически сунула в нее руку. Соскальзывая к мерцающей воронке, я в последний раз попыталась позвать Лукаса, но успела только мысленно произнести его имя — и все почернело.

Это было как нырнуть в горячую смолу. Я не могла материализоваться, не могла дематериализоваться. Я не ощущала мира вокруг себя и не знала, где я: в мире смертных или в мире призраков. Когда я умерла, то пережила то же самое, и потом, когда в первый раз перемещалась в страну потерянных вещей, но то ужасное бездонное ничто длилось всего миг. А это тянулось, и тянулось, и тянулось. Удушение духа; и страх его только усугублял.

«Ничего удивительного, что они сходят с ума, — потрясенно подумала я, вспоминая бесчисленные вопящие души, которые чуяла в ловушках "Вечной ночи". — Я тоже сойду с ума, причем очень скоро, а ведь я нахожусь тут всего несколько минут — или дольше? Узнаю ли я это когда-нибудь? Может, прошла уже вечность? Существует ли смерть после смерти?»

«Прекратите это! — говорил Сэмюэль, — Прекратите». Привидение внутри него, то, которое попалось в ловушку вроде этой, утратило способность думать. И я утрачу. Я уже чувствовала, как все мои мысли свелись к отчаянному стремлению бежать.

И тут в этом бесформенном ничто открылся прямоугольник мягкого света. Я ринулась к нему, не думая, что это такое и что это значит. Это было что-то в мире небытия, и больше мне ничего не требовалось.

И тогда в этом прямоугольнике, большем, чем сама жизнь, возникла миссис Бетани.

— Мисс Оливьер. — Она улыбалась, как всегда, безмятежно, но в глазах ее сверкал жадный блеск. — Наконец-то. Я давно вас поджидаю.

Глава двадцать первая

Я не могла вырваться, не могла убежать, могла только смотреть на миссис Бетани — в данный миг в буквальном смысле слова на единственное, что существовало в моем мире.

— Я надеялась, что вас приведет ко мне мистер Росс, — произнесла она, — но он оказался более предан вам, чем я думала. Но потом я все же нашла вашу безделушку в комнате для хранения документов — после нескольких недель поисков! — и поняла, как просто заманить ее ловушкой и наконец-то получить вас.

Она всегда знала, что мы собираемся в этой комнате. Она всегда знала обо мне.

— Откуда вы узнали, что я здесь, в школе?

Миссис Бетани склонила голову набок, словно жалела меня.

— Основываясь на вашем прежнем поведении, было естественно предположить, что где окажется мистер Росс, там и вы.

В тот момент я ее так ненавидела, что удивилась, почему ловушка не треснула. Моя ярость была достаточно жаркой, чтобы расплавить металл и разбить камни.

— Вы дали работу моим родителям из-за меня, да? Вы все это задумали с самого начала?

— Видите ли, я предоставила вам все шансы. — Она говорила хладнокровно. Удовлетворенно. — Если бы мне нравилось издеваться над беспомощными, вряд ли я бы основала такую школу, как «Вечная ночь». Более того, я прекрасно отношусь к вашим родителям, они хорошие преподаватели, так что я считала делом чести проверить все прочие возможности. Я изменила правила приема в школу, чтобы здесь появились учащиеся, связанные с другими призраками, на случай, если один из этих духов окажется столь же подходящим. Всякий раз, как вы сворачивали с пути, предназначенного вам вашими родителями, я возвращала вас обратно. Этим летом я заявила вам, что не стоит отказываться от своих шансов ради любви. Но вы ничего не желали слушать и без оглядки ринулись навстречу своей судьбе, так что теперь я вольна поступать так, как считаю нужным.

— Вы больше не хотите быть вампиром, — сказала я. — Но если вы воспользуетесь мной для этого, то станете хуже любого вампира!

— Я стану живой. — Миссис Бетани не проявляла ни малейших колебаний. — Старое предательство наконец-то будет исправлено, а я смогу умереть так, как должна была, — человеком. А вы будете не более мертвой, чем сейчас.

Вспышка света — и мир вокруг меня обрел очертания. Сначала я решила, что свободна, и приготовилась исчезнуть, или бежать, или еще что-нибудь, но тут увидела, где нахожусь.

Миссис Бетани стояла прямо передо мной и держала в руке ловушку. Мы находились в центре комнаты, где потолок, стены, пол переливались разными оттенками. Комната была точно такой же, как и та, для хранения документов, но вместо голого камня и пыли здесь все мерцало и сверкало. Перламутр, догадалась я. И медная крыша южной башни — то же самое странное ощущение, которое я испытывала рядом с пустой комнатой над родительской квартирой. Она принесла меня в ловушке в эту башню и в эту комнату, и теперь я знала, что здесь такое.

— Вы превратили всю эту комнату в ловушку, — произнесла я, уже понимая, что никогда не смогу отсюда выбраться.

— Согласно моей теории, у вас достаточно могущества, чтобы оживить многих из нас, — сказала миссис Бетани. — Вы вернете жизнь почти дюжине личностей, мисс Оливьер. Возможно, это послужит вам некоторым утешением.

Я попятилась от нее. Перламутр под ногами скользил… нет, это невозможно. Я не могла быть ни плотной, ни иллюзорной; не могла воспарить, не могла побежать. Все было «между», лишая меня способностей, к которым я могла бы прибегнуть в любом из этих состояний. И хотя ощущение места у меня было, все же эта комната осталась ловушкой, пожирающей все мои ощущения реальности и самой себя. Просто все тянется дольше. Медленная смерть. Ничего удивительного, что я слышала вопли призраков Миссис Бетани произнесла более мягким тоном;

— Считайте себя донором органов.

Я слышала вопли призраков, хотя они находились в ловушках…

— И тогда, собрав все свои силы, я закричала, и вслух, и в душе:

— Помогите!

В этот вопль я вложила и место, где находилась, и миссис Бетани, стоявшую передо мной, и все, что я думала, чувствовала и знала. И от этого усилия меня осталось меньше, чем было, словно я выкричала часть себя.

— Комната звуконепроницаемая, — сказала миссис Бетани. — Вас никто не услышит.

Ушами — скорее всего, нет. Но если Макси или Кристофер заметят мой вопль, если Лукас услышит меня во сне…

Стук в дверь пробудил во мне надежду, но миссис Бетани ничуть не удивилась. Она просто подняла ловушку и открыла ее, а потом поставила на пол. Меня опять окутало сероватое плывущее ничто, и я отчаянно пыталась не погрузиться в него снова. Я дико молотила руками, не в силах сопротивляться, и тут услышала бормотание. Вряд ли это спасательная операция, на которую я так надеялась.

Крышку ловушки захлопнули. На несколько секунд меня охватило головокружительное облегчение, а затем я попыталась разобраться в том, что вижу. Мы остались в перламутровой комнате, но дверь уже снова закрыли, лишив меня всех шансов на побег. И теперь мы с миссис Бетани были не одни. В комнате стояло с полдюжины вампиров и пожирало меня такими же жадными глазами, как до этого миссис Бетани, в основном ученики и пара преподавателей. Я толком не знала никого из них, но одно знала точно: все они древние и могущественные. Миссис Бетани хорошо подбирала себе сообщников.

— Не знаю, скольких из нас вы сможете воскресить, мисс Оливьер. — Миссис Бетани сунула руку в карман длинной юбки и вытащила нож, который я хорошо помнила по случившемуся с Сэмюэлем. — Но позвольте мне от моего имени и от имени тех, кто последует за мной, выразить вам мою глубочайшую признательность.

— Можете провалиться в ад! — ответила я.

— Мы вампиры, — сказала миссис Бетани, и на мгновение в ее глазах промелькнул отблеск той тьмы и ненависти к себе, которые я замечала у Лукаса. — Мы уже в нем.

— Вы убиваете меня. — Я до сих пор не могла в это поверить, хотя все уже началось.

— Если вам станет легче, меня вы тоже убиваете. — Миссис Бетани улыбнулась, словно поделилась со мной отличной новостью. — Я не собираюсь долго жить человеком. Затянувшееся существование было для меня скорее пыткой, чем удовольствием. Я просто хочу умереть так, как должна была.

— Умереть? Вы делаете все это только для того, чтобы снова умереть?

— Умереть так, как я должна была, — повторила она, и ее глаза потемнели от глубокой печали. — Пойти туда, куда мне следовало пойти после смерти, и воссоединиться с теми, кого я знала в своей единственной настоящей жизни.

«Кристофер, — поняла я. — Она думает, что если умрет человеком, то сможет снова быть с Кристофером».

Миссис Бетани подтянула рукав своей кружевной блузки, повернула нож и рассекла запястье. Вампирская кровь потекла по руке, и меня охватил безумный голод, не сравнимый ни с чем, испытанным мною раньше. Я не хотела пить ее кровь — я хотела стать с ней одним целым. Инстинкт, толкавший меня кинуться к ней, стать ее частью и навеки утратить себя, был мощнее, чем я могла себе представить.

«Нет! Держись! Думай о Лукасе, думай обо всех, кого ты любишь, держись за них!»

Я думала и цеплялась за них изо всех сил, но решимость моя ослабевала вместе со всем остальным во мне. Мои человеческие очертания стали расплываться, превращаясь в туман. Миссис Бетани, торжествуя, подняла руку.

Скоро она снова станет человеком, а я… стану ничем.

И тут дверь с грохотом затряслась, заставив вампиров подскочить. Затряслась снова и подалась. Во все стороны полетели щепки и перламутр, и в комнату ворвался Лукас с арбалетом в руках.

Он то ли сразу понял, что происходит, то ли решил сначала убить миссис Бетани, а потом задавать вопросы. Лукас вскинул арбалет на плечо, но миссис Бетани метнулась к нему, толкнула арбалет вверх, и стрела ушла в потолок.

— Отпустите ее! — приказал Лукас: каждый тянул оружие к себе.

— Она больше не ваша. — Миссис Бетани оттолкнула его. — Она моя!

Остальные вампиры начали наступать на него, но Лукас пришел не один. Балтазар и мама ворвались в искореженную дверь. Балтазар поднял свою рапиру, а мама просто схватила ближайшего к ней вампира и сильно его ударила.

Я крутилась на месте, полностью потеряв ориентацию, не в силах сопротивляться, а сражение вокруг разгоралось. Мне казалось, что все происходит как в замедленной съемке, как во сне, и от этого было еще страшнее, потому что все виделось чересчур ясно. Я заметила папу, замахнувшегося ножкой стула, как колом. Увидела, как Балтазар упал и проехался по всему полу, морщась от боли, а потом с трудом поднялся на ноги. Лукас снова завладел своим арбалетом и выстрелил, но миссис Бетани легко увернулась, стрела вонзилась в другого вампира, хлынула кровь, вампир закричал.

Кровь вампира притягивала меня, затаскивала глубже в ничто.

За ловушкой я услышала крик Макси:

— Бьянка! Выбирайся оттуда! Давай!

Я с трудом различила ее очертания — она стояла на пороге комнаты, рискуя собственным существованием, чтобы помочь мне. За ней появилось еще несколько лиц — девушки, живущие на верхних этажах, напуганные шумом и грохотом, и Вик, безнадежно пытавшийся увести их куда-нибудь в безопасное место.

Я пробовала сделать так, как велела Макси, но слишком ослабла. Слишком заблудилась.

И в этот самый миг миссис Бетани на полной вампирской скорости помчалась к двери, схватив по пути маленькую ловушку, и открыла ее прямо перед Макси.

«Нет!» — подумала я, но слишком поздно. Лицо Макси исказилось от ужаса, и бездна поглотила ее, затянув в ловушку.

— Эй! — заорал Вик. Я впервые в жизни услышала в его голосе настоящее бешенство. — Это мое привидение!

Миссис Бетани ударила Вика ловушкой по лицу, и он полетел на пол. Ученицы-люди завизжали и закричали, директриса начала проталкиваться мимо них.

— Она уходит! — прокричал Балтазар.

— Да мне плевать! — Лукас выстрелил еще в одного вампира. В комнате наступила тишина, но он этого даже не заметил. — Мы должны вытащить отсюда Бьянку!

— Это мое привидение! — Вик помчался вниз по лестнице, Балтазар за ним следом. Мои родители и Лукас остались.

— Уходите, — прошептала я. Больше ни на что у меня сил не осталось. Макси не заслуживала такой участи.

— Ловушка… эта комната… Боже, она тебя убивает! — воскликнул Лукас. — Бьянка, давай! Дверь открыта. Ты можешь выйти!

Казалось бы, да, но я даже не могла подойти к двери.

— Милая, пожалуйста! — взмолилась мама. Папа стиснул ее плечи, и глаза его наполнились слезами. — Ты сможешь!

— Твоя брошь! — Лукас порылся в кармане и вытащил мою гагатовую брошь.

На мгновение меня охватила надежда: если я хотя бы на секунду обрету тело, то смогу выйти за дверь и, может быть, приду в себя. Но брошь провалилась сквозь голубоватый дымок, в который превратилась моя рука. Я больше не могла к ней прикоснуться, а значит, не могла воспользоваться ее силой.

Черный цветок из гагата со стуком упал на пол, темный, как чернила, в этом мерцающем мире, и я вспомнила старые сны, которые привели меня сюда. Они предупреждали меня: если потянешься к любви, грянет буря. И в моих снах я никогда не могла добраться до безопасного места. До Лукаса.

Лукас замотал головой.

— Этого просто не может быть, — хрипло произнес он, — Не может быть! Бьянка, давай же! Вернись ко мне!

— Бьянка? — спросил чей-то незнакомый голос. В дверях стояла какая-то девушка в ярко-синем халате…

— Скай, что ты здесь делаешь? — воскликнул Лукас. — Тут опасно! Иди вниз!

Скай даже не шелохнулась. Она вела себя куда невозмутимее, чем могли бы многие другие, оказавшись в такой странной ситуации. Но с другой стороны, она выросла в доме с привидениями. Возможно, отсюда и хладнокровие.

— Ты сказал «Бьянка». Это девушка, которую ты любил. Та, что умерла. Она стала привидением?

— Она привидение и попалась тут в ловушку, а мы пытаемся ее вытащить, — ответил Лукас, не отводя от меня глаз. — А теперь уходи скорее!

Вместо этого Скай сделала пару шагов в мою сторону и сказала:

— Бьянка, войди в меня. Как те призраки на балу.

Она хочет, чтобы я завладела ею? Смогу ли я?

— Что ты делаешь? — Мама пыталась вытолкнуть Скай за дверь. — Это опасно!

— Я знаю, что значит потерять близкого, — отрезала Скай. — Если бы кто-нибудь смог сделать то же самое для моего брата, я бы только обрадовалась. Так что я попытаюсь. Бьянка, все хорошо. Давай! Войди в меня!

Я отпустила свою туманную сущность и позволила вращающейся энергии комнаты потащить меня к Скай. Все исчезло — и внезапно я ощутила, как спина ударилась о твердый камень, и боль… Я пыталась вдохнуть, но из меня вышибло дух…

Дыхание. Боль. Бьется сердце. Я открыла глаза — ее глаза — и увидела родителей и стоявшего на коленях Лукаса.

— Бьянка? — неуверенно спросил Лукас.

— Это я. Это мы.

Потому что Скай была здесь со мной. Целиком. Это совсем не походило на то, как я завладела Кейт. Скай пригласила меня, и поэтому моя и ее души существовали бок о бок. И хотя она боялась (сердце ее колотилось, как у птички), Скай все равно не дрогнула.

«Спасибо тебе», — подумала я.

Она подумала в ответ: «Всегда пожалуйста, но может, нам пора бежать?»

— Отличный план, — произнесла я вслух. Говорить ее голосом было так странно. Лукас и родители уставились на меня, так что я схватила Лукаса за руку. — Пошли скорее. Мы должны спасти Макси!

— Мы должны выбраться отсюда, — сказала мама, а Лукас помог мне подняться на ноги. Я вздрогнула, поняв, что смотрю ему прямо в глаза. Оказывается, Скай выше меня.

— Милая, мне очень жаль твою подругу, но мы должны думать о твоей безопасности.

— Макси не думала о своей безопасности, когда пришла мне на помощь, — ответила я. — Кроме того, Вик сейчас пытается ей помочь. Хочешь, чтобы Вик один на один сражался с миссис Бетани?

Лукас повел меня к двери.

— Ни под каким видом. Идем!

Мама с папой быстро переглянулись, но пошли следом за нами. Сейчас, когда я спряталась в теле Скай, как в теплых живых доспехах, комната-ловушка не имела надо мной власти, и я вышла из нее легко и свободно. Конечно, двигалась я довольно неуклюже, потому что толком не умела управлять телом Скай, и обе мы дрожали после всего случившегося.

Начав спускаться по лестнице, я спросила:

— Это Макси сказала вам, где я?

— Да, — отозвался Лукас. Он обвил рукой мою талию, чтобы поддерживать меня, но прикасался ко мне очень осторожно, чтобы не смутить Скай. — Сегодня утром мы поняли, что ты пропала, потому что ты ни за что не пропустила бы обсуждение наших планов на ночь…

— Я провела в той ловушке целый день? — Мне казалось, что это длилось вечность, а закончилось в долю секунды.

Лукас кивнул:

— Видимо, да. Мы всю школу перевернули вверх дном, разыскивая тебя.

— Когда мы украли ловушки, миссис Бетани, вероятно, поняла, что происходит, и решила не терять времени, — пояснил папа. — Пошла в наступление.

«Когда все закончится, кто-нибудь из вас объяснит мне, что происходит?» — подумала Скай.

«Конечно, — ответила ей я. — Как только сама пойму».

— А что с ловушками? Миссис Бетани наверняка захочет их вернуть.

— Хочется надеяться, что у нее не будет такой возможности, — сказала мама. Мы продолжали спускаться по каменным ступеням. Казалось, ни один ученик не спал, и все понимали, что происходит что-то очень опасное. На всех этажах слышались разговоры и вскрики. — Патрис и Ранульф занимаются этим прямо сейчас…

Камни «Вечной ночи» начали пронзительно кричать, заглушив мамин голос.

Я не могу описать это по-другому, хотя вопли не походили на человеческий крик. Казалось, что само здание ожило и ему это не понравилось. Реальность со скрежетом терлась о нереальность в измерениях, не имеющих никакого отношения к звукам, но тем не менее эхом отдававшихся в нас. Мы зажали уши — все, кроме Лукаса, он продолжал поддерживать меня, хотя морщился от боли.

— Что за чертовщина?! — прокричал он, перекрывая эти вопли.

Я почувствовала их, пробирающихся сквозь остов школы, стремящихся вверх, к свободе.

— Призраки, — ответила я. — Они свободны.

Они были свободны, и они были рассержены. Вместо того чтобы лететь прямиком к людям, бывшим их якорями, или захотеть покинуть мир смертных, или пожелать оказаться в местах, где они обитали прежде, они напали на академию «Вечная ночь» и на всех, кто в ней находился. Раньше я не понимала, почему они не ведут себя разумно, почему поступают, руководствуясь только инстинктом. Но теперь, проведя день в ловушке, поняла: ловушки отнимали ощущение самого себя и не требовалось много времени, чтобы в тебе остались только страх и ярость.

Мое дыхание вырывалось паром, иней пополз по стенам, по ступеням, по потолку. Папа поскользнулся на льду, покрывшем пол так быстро, что обжигало ноги, которые чуть не вмерзали в него. Разговоры на верхних этажах перешли в крики.

— Скорее, — велела я, чувствуя с появлением новой цели прилив сил.

Остаток пути мы пробежали, хотя это было сложно. Слой льда оказался толще, чем при всех предыдущих атаках призраков, — словно сама школа была из него построена. Камни стонали и скрипели под давлением льда в трещинах, мы спотыкались и скользили по ступеням, лестница все больше напоминала ледяную пещеру.

Наконец мы добрались до большого зала, и даже если бы я не знала, что именно здесь освобождали призраков, то поняла бы, что тут находится эпицентр урагана. Зал превратился в огромный лабиринт из единого ледяного блока. У лабиринта дрожали белые от инея Патрис и Ранульф. Они привалились друг к другу у входа и не могли сдвинуться с места.

— Ребята, с вами все в порядке? — спросила я, подбегая к Патрис. Ее рука напоминала кусок льда.

— Со мной все хорошо, Скай, — ответила Патрис, стуча зубами. — А тебе нужно отсюда уйти.

— Мы все отсюда уйдем, — сказал Лукас, наклонился и поднял Патрис.

Она неподвижно висела у него на руках, но он сумел дотащить ее до двери.

Мама с папой с двух сторон подхватили Ранульфа, помогая ему подняться.

Я выбежала из школы на улицу, взглянула на «Вечную ночь» и ахнула: казалось, что она вырезана из хрусталя, ее очертания походили на края снежинки. Все ученики собрались снаружи. Они дрожали в своих ночных рубашках и пижамах, стоя по колено в снегу, глядя на ошеломляющее зрелище.

«Помощь придет только через несколько часов, — подумала я. — За это время люди умрут от переохлаждения. Я должна сделать это сейчас».

«Сделать что?» — подумала Скай. Тревога ее все возрастала. Если учесть все, через что ей пришлось пройти за последние несколько минут, винить ее не стоило.

Чуть поодаль Балтазар сражался с одним из выживших приспешников миссис Бетани. Они взревели и прыгнули друг на друга, изо рта у обоих торчали клыки.

Скай завизжала, забирая назад свое тело под воздействием ужаса.

«Что они такое?»

«Вампиры. Помнишь, Лукас тебе говорил? Он тоже вампир. И мои родители. И… в общем, куча народу. Мы обо всем поговорим позже, а сейчас мне кое-что нужно сделать».

«Сделать что?»

«Не волнуйся. Это я могу сделать только сама».

С этими словами я отпустила Скай. Мы обе упали, и мне показалось, что именно удар ее тела о землю разделил нас пополам. Я покатилась дальше, полупрозрачная, не оставляя следов на снегу. Скай села, отплевываясь, снежинки усыпали ее темные волосы. У нее было странное выражение лица — перепуганное, как будто она забыла, что сама дала мне разрешение. И тут Скай сказала:

— Я их чувствую.

— Чувствуешь что?

Она дернула себя за волосы, словно надеясь, что боль заблокирует какие-то другие ощущения.

— Привидения… все до единого… они как будто у меня в голове…

— Неужели я так долго пробыла в ней, что ее сознание открылось для следующего уровня восприятия? Но это мы выясним потом.

— Я собираюсь позаботиться о них, Скай, обещаю.

Лукас, в нескольких шагах от меня пытавшийся привести Патрис в полное сознание, спросил:

— Бьянка, что ты делаешь?

— Я скоро вернусь, — пообещала я. — Моя брошь у тебя?

Он похлопал себя по карману и внезапно замер.

— У нас проблемы.

Как будто до сих нор их не было. Я вслед за ним посмотрела на каретный сарай миссис Бетани — все ставни плотно закрыты, и сквозь щели едва пробиваются полоски жаркого синего света. Они походили на ножи, распарывающие ночь. Миссис Бетани начала читать свое заклинание и скоро уничтожит Макси, зато оживет сама. Может быть, с ней там заперлись еще несколько закадычных дружков. Я с трудом различала Вика, снова и снова кидающегося на дверь в попытках спасти Макси.

— Иди помоги им, — попросила я. — Обещаю, я скоро вернусь.

Кинув последний взгляд на Патрис, все же сумевшую сесть самостоятельно, Лукас помчался к дому миссис Бетани.

Я отпустила свое физическое «я» и взлетела вверх сгустком чистой энергии. «Вечная ночь» лежала подо мной, но теперь я ее не столько видела, сколько ощущала как скопление множества потерянных, отчаявшихся душ, не чувствующих ничего, кроме страха. До того как попасть в ловушку самой, я не понимала, что они чувствуют, и не могла вступить с ними в контакт. Зато теперь знала, что делать.

Вспомнив время, проведенное в ловушке, я создала вокруг себя воспоминание о той темной бездонной пустоте и изо всех сил послала его вниз, чтобы призраки его узнали. Почувствовав их боль и панику, я открыла наверху яркий круг света — выход. А там, за этим кругом, представила страну потерянных вещей во всей ее красоте, уродстве и хаосе. Она словно возникла там в миниатюре, как волшебный замок в середине стеклянного снежного шара: старый тюдоровский особняк, жилой прицеп к автомобилю, гнедая лошадь с узловатыми коленями и добрыми глазами, извилистая грязная дорога — не то, что я видела там сама, а то, что духи приносят туда с собой.

Энергия подо мной начала меняться от страха к надежде.

Я овладела ими. Каждым из них. Не знаю, как я это сделала, — должно быть, это умение было во мне с самого начала. В то мгновение я знала каждого из них, видела их лица, их личности, ощущала фрагменты жизни, которую они когда-то вели. Я знала все их достоинства и недостатки, они были мне знакомы, как самые близкие друзья, — и они узнавали меня в ответ. Что еще важнее — я чувствовала, что они узнают самих себя — тех людей, какими они были до того, как их поглотили тьма и страх. И тогда я подняла нас всех вверх, взмыла к той световой сфере.

Послышались смех и радостные возгласы, все принялись обниматься. Я стояла в пятне света рядом со зданием, похожим на Тадж-Махал, только не белым, а черным и еще более прекрасным. Вокруг меня толпились люди, не меньше сотни, одетые кто во что, одна женщина даже была в платье с кринолином и в руках держала зонтик.

— Спасибо, — прошептала она, крепко меня обняв. — Ты нас спасла. Ты привела нас сюда.

Я обняла ее в ответ, но все время помнила, как быстро тут идет время и что мне обязательно нужно вернуться.

Кристофер вдруг появился в середине толпы — никаких облаков дыма и вспышек света, просто вот сейчас его не было, а через миг появился. Улыбка превращала его в более молодого и счастливого человека, чем даже в воспоминаниях о его жизни.

— Бьянка! Я знал, что ты сможешь это сделать!

— Да, и все это прекрасно, и восхитительно, и все такое, но у нас беда, — сообщила я. — Миссис Бетани поймала Макси и собирается ее уничтожить. Мы можем что-нибудь сделать?

Его улыбка увяла.

— Несчастное дитя. Должно быть, она испугана до смерти.

— Как мы можем ей помочь? Ваша жена… Я понимаю, что вы ее любите, но нельзя позволить ей сделать это!

Помимо страха за Макси я ужасно боялась за Лукаса, за Балтазара, за своих родителей, за Вика — за всех, кто остался в «Вечной ночи». Миссис Бетани окружена бойцами, знающими, что она — их единственный шанс на новую жизнь. Сейчас там идет сражение, отчаянное и для некоторых фатальное.

— Мы этого не допустим. — Кристофер расправил плечи. — Давай вернемся в нижний мир вместе.

— Вы можете вытащить Макси из ловушки? — спросила я, хотя почти не сомневалась, что это невозможно.

— Есть один способ, — ответил он, удивив меня. — Только один.

И исчез. Очевидно, все объяснения могут подождать. Я подумала про свою брошь — красивый черный цветок из моих снов — и пожелала оказаться рядом с ней.

У меня появилось тело, и я тяжело упала на снег. Рядом рухнул Лукас — все лицо в крови, и от этого его зеленые глаза выглядели мистически. Он едва взглянул на меня и вскинул арбалет — как раз вовремя, чтобы отразить удар топора, которым размахивал один из сообщников миссис Бетани. Судя по всему, несколько ударов он нанести уже успел.

Брошь вывалилась там, где упал Лукас. Она лежала, ярко выделяясь на снегу. Я схватила ее, мысленно вознеся благодарственную молитву за то, что снова могу это сделать, и сунула в карман. Полностью материализовавшись, я попыталась оценить всю картину.

Вокруг бушевало сражение. Мои друзья-вампиры сцепились в поединке с теми, кто был предан миссис Бетани. Дальше, за схваткой, медленно таяла академия «Вечная ночь» — точнее, лед, сковавший ее. Замерзшие ученики, пошатываясь и спотыкаясь, возвращались под школьную крышу, стараясь уйти подальше от сражения. Я не видела Вика, и, похоже, никто не сумел вломиться в квартиру миссис Бетани.

Ночь прорезал рев двигателя, я обернулась и увидела быстро приближающийся к школе свет фар. Меня окатило волной облегчения — я узнала фургон и помчалась по снегу, крича:

— Ракель! Дана!

Машина резко затормозила, Дана выпрыгнула из нее и деловито осмотрелась.

— Я же говорила — не начинайте вечеринку без меня!

— Тут одни вампиры, — сказала Ракель, сжимая кол. — С кого начать?

— Если они нападают на вампира, которого ты знаешь, вырубай их! Расскажи Дане, кто есть кто! — Я огляделась в поисках оружия для себя и схватила небольшой топорик.

— Ракель! — К машине бежал Вик. Похоже, он был в лесу, наверное, искал что-нибудь, чем сломать дверь в дом миссис Бетани. — Дай мне что-нибудь! Что угодно!

Оставив их, я побежала по снегу, полная решимости помочь Лукасу и остальным. Увидев, как хорошо вооружена армия миссис Бетани, я сунула руку в карман и вытащила брошь.

Ближе всех ко мне дрались папа и самый высокий и широкоплечий вампир в школе. Одной рукой он бил папу, в другой сжимал нож, достаточно большой, чтобы снести им голову. Папа уже упал на колено, не в силах защищаться. Я крикнула:

— Эй!

Вампир обернулся и с ленивой усмешкой метнул нож в меня…

…Я выронила брошь и превратилась в туман. Нож пролетел сквозь меня, но я ничего не почувствовала. Мой топорик, незамеченный папиным противником, полетел в его сторону и вонзился ему в спину.

Вампир упал на землю, конечно не выведенный из строя окончательно, но серьезно раненный. Я быстро подняла брошь и схватила папу за руку.

— Скорее! Нужно попасть туда!

— Нужно выбраться отсюда, — возразил папа.

Я замотала головой.

— Эта битва не закончится, пока мы не остановим миссис Бетани, а пока битва не закончится, нам везде угрожает опасность.

До жилища миссис Бетани оставалось всего несколько шагов, но Вик меня опередил, и, когда я увидела, что у него в руках, у меня широко распахнулись глаза.

Мне в голову не приходило, что ему дадут огнемет.

Вик направил оружие на стену, из него вырвался столб пламени, стена загорелась. Вик просто не знает, что огонь убьет Макси навсегда!

Я кинулась к каретному сараю, не зная толком, что делать и как помочь, но вдруг увидела на снегу смутные очертания — Макси, как в трансе, отплывавшая в сторону от пламени.

— Макси! — заорала я.

Вик подбежал к ней одновременно со мной. Я втиснула брошь ей в руку и, хотя она почти не была материальной, все же сумела ее удержать: магия, заключенная в гагате, укрепила ее и придала немного сил.

— Ты в порядке? — Вик пригладил ее темно-золотистые волосы, откинул их со лба.

Она помотала головой.

— Кристофер, — выдавила Макси.

— Что с ним? — спросила я. — Это он тебя вытащил?

— Да, но он… — Макси повернулась к огню, пожиравшему каретный сарай. — Он занял мое место.

Под тяжестью горя и изнеможения Макси внезапно привалилась к плечу Вика. Он бросил огнемет и крепко ее обнял.

Я оставила их и побежала к полыхавшему пожару. Пусть мне нельзя находиться так близко к огню и к ловушке, я не могла допустить гибели Кристофера, если есть хоть какая-то возможность его спасти.

Но, вспомнив его печальное лицо, когда мы собирались спуститься сюда, я мгновенно поняла, что такой возможности нет. Кристофер знал, что умрет навсегда. Он пожертвовал собой, чтобы спасти Макси.

Я всмотрелась в бушующее пламя и увидела миссис Бетани. Ее длинные волосы рассыпались по плечам, лицо было испачкано сажей, но выглядела она очень юной.

— Кристофер! — кричала она. Должно быть, увидела его сразу же, как только он занял место Макси. — Кристофер, я здесь, я здесь!

Несмотря на то что вот-вот сгорит навсегда, миссис Бетани… улыбалась. И я поняла, что Кристофер ошибся, — ее любовь к нему оказалась сильнее ненависти. Он освободил Макси до того, как миссис Бетани успела завершить превращение, но она вполне могла успеть принести Кристофера в жертву и вернуть себе жизнь. Но не сделала этого.

— Мы выберемся отсюда, — выдохнула она, протягивая руку между тлеющими кусками дерева и не обращая внимания на опасность. До меня дошло — она пытается вытащить ловушку, удерживающую Кристофера. — Мы будем вместе, обещаю тебе.

Я слышала в треске пламени голос Кристофера, точнее, его шепот:

— Дорогая моя Шарлотта…

Вверх взметнулся сноп искр, я отшатнулась и увидела, как рушится крыша сарая. Не осталось ничего, кроме пылающих углей, пламени и дыма. Верная смерть для любого вампира и призрака. Чета Бетани ушла навсегда.

Дрожа, я повернулась, чтобы взглянуть на сражение — или то, что от него осталось. Вампиры, бившиеся с моими друзьями, были почти повержены — то ли здорово помогли Дана и Ракель, то ли они просто поняли, что их предводительница и магия, известная только ей одной, пропали навсегда. Мама помогала папе встать на ноги, Ракель и Патрис теснили врагов все дальше от нас, а остальные собрались вокруг лежавшей на снегу фигуры — вокруг Лукаса.

Глава двадцать вторая

Я метнулась к небольшой группе, окружившей Лукаса. Он неподвижно лежал на снегу, из глубоких ран на груди и на лбу струилась кровь. Дана положила его голову себе на колени, Балтазар провел пальцем по краю раны на груди и поморщился. Вик и Макси, все еще обнимавшие друг друга, стояли рядом, Ранульф прижимал к груди свой топор, как ребенок, прячущийся под такое надежное одеяло. Лукас был без сознания.

— Что происходит? — Я опустилась рядом с Лукасом на колени. — Он ранен?

— И очень тяжело, — ответил Балтазар, и в его голосе прозвучал настоящий ужас.

— Ну конечно, — сказала я, — выглядит это ужасно, и ему наверняка больно, но ведь он поправится? — (Все молчали.) — Поправится?

Балтазар повернулся ко мне, его лицо ничего не выражало:

— Тот вампир сбрызнул свое оружие святой водой. Для нас это очень опасная тактика, но…

Я вскинула вверх руку, не в силах слышать, что он скажет дальше. Кроме того, я и так знала. Технику открыл Черный Крест, и Эрик нашептал это Лукасу в его снах. Он утверждал, что колья, смоченные в святой воде, навсегда парализуют вампира и обрекают его на вечные муки.

Он все равно что сгорает заживо, только изнутри.

Никто не знал этого точно — может быть, это и не так, но Лукас не шевелился. Он горел в этом ужасном бесконечном пламени.

Я взяла его за руку. Она была холоднее, чем обычно, наверное, сильно замерзла на снегу. Пальцы тяжелые, онемевшие.

— Лукас? — шепнула я, уже понимая, что он не слышит.

Единственное спасение от вечной муки — обезглавить его. Потерять навсегда. В те долгие часы после нападения Черити я уже стояла перед выбором — убить Лукаса или нет. Теперь этот выбор снова передо мной. Но я не могла. Просто не могла.

Я крепче сжала его пальцы. Дана, начавшая всхлипывать, высвободила одну руку, чтобы вытереть мокрые щеки. Голова Лукаса перекатилась на бок. Кровь из раны на лбу потекла по горлу, собралась лужицей под адамовым яблоком, и это напомнило мне, как он выглядел, когда я его в первый раз укусила.

«Кровь вампира», — подумала я. Во время ритуала она сильно притягивала меня. Настолько сильно, будто эта кровь и есть сама жизнь.

И внезапно все стало мне понятным.

Как я пила кровь Лукаса, и это поддерживало мое вампирское существование, и я чувствовала себя тогда более живой, чем в остальное время.

Как призраки объединяются с вампирами, чтобы создавать детей-вампиров вроде меня, потому что вампиры и призраки — это две половины жизни и вместе они могут разжечь пламя.

Как ритуал воскрешения миссис Бетани должен был уничтожить меня и втянуть в тело вампира, чтобы сплавить нас в одно целое.

Как кровь призрака ядовита для вампиров, но их кровь для нас — это жизнь.

Как мы с Лукасом стали частью друг друга с самого первого раза, когда я поддалась своему желанию и вонзила клыки ему в горло. Я была Лукасом, а он был мной.

И я знала, что делать.

— Отойдите, — велела я.

Все удивленно посмотрели на меня, но послушались, отодвинувшись от распростертого тела Лукаса. Дана осторожно положила его голову на снег, поднялась на ноги, и Ракель крепко обняла ее сзади. Ранульф склонил голову, а Вик, держа Макси за руку, шмыгал носом, словно готов был вот-вот заплакать. Мои родители стояли чуть в стороне от остальных, но я видела, что тревога за Лукаса на их лицах была искренней. Подошли еще несколько человек — горстка учеников, как людей, так и вампиров. Они не знали, что думать. В нашу сторону, спотыкаясь, брела Скай, оглушенная, ослабевшая после пережитых ею испытаний, но она не хотела бросать Лукаса в беде. Скай покачнулась, Балтазар быстро вскочил и подставил ей плечо.

Снег, на котором лежал Лукас, был алым от его крови. Снова начался снегопад, порывами дул сильный холодный ветер, ерошил ему волосы. Я протянула руку к Макси. После короткого замешательства она поняла и отдала мне брошь, чтобы я опять смогла стать материальной. Сейчас это было мне необходимо. Острые края лепестков врезались в мою ладонь.

Я думала о том, как сильно его люблю, как хочу, чтобы он стал частью меня. Мечтала о насыщенном вкусе его крови, о том, как она снова заставит меня почувствовать себя живой. Я вспоминала, как была вампиром, и почувствовала, что у меня опять вылезли клыки, оцарапав губы и язык. Несмотря на смерть, мое вампирское «я», осталось частью меня.

И тогда я низко наклонилась и впилась Лукасу в шею.

Кровь. Холодная, но все равно его кровь, все равно это он. Кровь вампира содержит в себе знание, так что я чувствовала все, что чувствовал Лукас, знала все, что знает он. Я чувствовала его любовь ко мне и его страх, когда он стоял в той башне, пытаясь меня спасти. Я видела сражение его глазами — вихрь клинков, ударов и летящего снега. Я глотнула больше, стараясь выпить столько его крови, сколько смогу, даже больше, чем выпивала, когда была вампиром. Мне смутно слышались протесты остальных, но они были слишком далеко, и я не принимала их во внимание. И наконец я почувствовала, что Лукас — его дух, его душа — здесь, в самом центре его сущности.

«Бьянка. Где мы?»

«Вместе».

«Что происходит?»

«Я пью твою кровь. Делаю ее своей. Лукас, выпей моей крови».

Я прижала ладонь к его рту так, чтобы нежная плоть между большим и указательным пальцами оказалась у изгиба губ.

«Доверься мне. Пей».

Он был парализован и не мог укусить, поэтому я прижимала тонкую кожу к его зубам до тех пор, пока она не порвалась. Боль была острее, чем я когда-либо испытывала в прежней жизни, но я даже не поморщилась.

Кровь потекла ему в горло. То, что обожгло бы его раньше, никак не подействовало сейчас, потому что моя и его кровь смешались и теперь, разъедающая сила призрачной крови была ему не страшна. Он мог свободно пить ее. Свободно, чтобы в него вливалась жизнь.

Связь между нами усиливалась, и у меня начала кружиться голова. Теперь мы стали одной системой, одним существом, перетекая друг в друга. Отдавшись этому течению, я ощущала тело Лукаса так же, как собственное: раны на лбу и груди жгло, снег под спиной был очень холодным. И еще я чувствовала его изумление, когда он ощутил, что такое быть мной — мягкость моих конечностей, вкус его крови, близость моего духа.

Кровь, которую я пила, потеплела.

«Это и значит умереть? — подумал Лукас. — Потому что я больше не боюсь смерти, если она означает, что я наконец-то могу быть так близко к тебе».

Я сосредоточила на нем всю свою энергию, направила себя в самую его суть, в красную глубину его сердца.

«Это не смерть. Это жизнь».

Лукас судорожно вдохнул, и я села. На губах ощущался вкус его крови, и сам он был весь окровавленный, но глаза его широко открылись. Он вдохнул еще раз, потом еще.

— Что ты сделала? — спросил Балтазар.

Ракель, выглянув из-за Даны, добавила:

— Да, это что, такая вампирская реанимация в полевых условиях?

Я не отводила взгляда от Лукаса. Раны на лице затягивались гораздо быстрее, чем при вампирском исцелении. Он уставился на меня, наверняка еще ощущая слабость, но по его лицу уже расплывалась недоверчивая улыбка.

— Это невозможно.

— Возможно, — Я радостно рассмеялась, — Это правда.

— Ты чертовски быстро выздоравливаешь, старик, но кровь еще идет. — Вик протянул ему какой-то лоскут.

— Кровь, — сказал Балтазар резко. Он уже увидел, хотя остальные еще нет. — Бьянка, ты это сделала.

— Сделала что? — спросила Дана.

Я крепко обняла Лукаса. И на этот раз его ответное объятие было теплым.

— Я жив, — прошептал Лукас. — Бьянка вернула меня к жизни.

Все вокруг заговорили одновременно — изумленно, растерянно, ликующе. Дана высоко подпрыгнула, вскинув руки над головой.

Я не обращала на них никакого внимания. Все объяснения и празднования потом. А пока я хотела только одного — лежать в объятиях Лукаса, положив голову ему на грудь и слушая, как бьется его сердце.

Примерно через час начали подъезжать полицейские автомобили, машины «скорой помощи», прибыло даже несколько пожарных машин, хотя от жилища миссис Бетани в каретном сарае остались только тлеющие угли. Мои родители нашли телефон, который работал даже после грандиозного замораживания и оттаивания, и позвонили в службу спасения.

— Школа погибла, — объясняла мама чуть раньше, пока Ранульф волок несколько вампирских трупов к огню, чтобы свести к минимуму неловкость ситуации, когда подъедут представители закона. — Без миссис Бетани нет никакой академии «Вечная ночь». Ученикам нужно возвращаться домой, к семьям.

— А что будет здесь? — полюбопытствовала я, глядя на массивные каменные башни, силуэтом вырисовывающиеся на фоне зимнего неба.

— Может быть, особняк какого-нибудь миллионера. Или штат здесь что-нибудь устроит — убежище для попавших в беду людей. Другую школу. — Мама нежно улыбнулась папе. — Хорошо, что мы не продали дом в Эрроувуде, да?

— Мы не можем туда вернуться, — возразил он. — Те, кто нас там помнит, заметят, что мы выглядим слишком молодо.

— Я знаю, дорогой. Мне уже тоже некоторое время пришлось это скрывать, не забыл? — Поддразнивая, она легонько ткнула его в бок. — Но теперь мы можем его продать и уехать куда-нибудь в другое место.

Он обнял ее за плечи.

— Соскучилась по Англии?

Мама просияла, и я подумала, что их новый дом будет где-нибудь рядом с ее обожаемым Лондоном. Но она смотрела на меня.

— А ты, Бьянка?

— Я остаюсь с Лукасом, но теперь не имеет никакого значения, где я буду, потому что могу оказаться рядом с вами в мгновение ока. Так что мы будем навещать вас так часто, как нам захочется. Больше не существует такой вещи, как далекое расстояние.

Мама слегка опечалилась.

— Это так несправедливо! То, что ты можешь подарить жизнь кому-то другому, но сама навсегда останешься призраком.

— Мама, все хорошо. — Я уже несколько дней обдумывала это и после сегодняшних ошеломительных событий точно знала, что ей сказать. — Перестань считать, что со мной случилось нечто ужасное, ладно? Уж вы-то, ребята, должны понимать, что смерть — это вовсе не конец. Кроме того, я должна была стать призраком, теперь я это знаю. Это могущество, эти способности — теперь я даже не представляю, как без них обходиться. Это моя судьба. То, что мне предназначалось. — Помолчав немного, я добавила: — И это весело.

Родители засмеялись и долго обнимали меня.

Копы выслушивали исключительно сбивчивые объяснения разных учеников, очень осторожный рассказ Лукаса, а красные и синие мигалки на их машинах вспыхивали, окрашивая снег в разные цвета. Вик и Ранульф помогли Скай спуститься по парадным ступеням «Вечной ночи». Она все еще дрожала и неуклюже тащила огромную сумку в половину своего роста. Когда они проходили мимо нас, я услышала, как она спрашивает:

— Вампиры, охотники на вампиров и привидения — и все они воюют между собой?

— За исключением присутствующей компании, — ответил Вик, улыбнулся и оглянулся. Макси парила рядом с ним. — Видишь ли, если ты спросишь меня, то я скажу, что они воевать не должны, а наоборот — нормальные классные люди должны выступать против чокнутых ненормальных. Куча людей, вампиров и привидений находятся по обе стороны этого уравнения, понимаешь?

— Вот мы на стороне классных, — серьезно произнес Ранульф.

— Как скажешь.

Судя по ее виду, Скай хотела только одного — убраться к чертовой-бабушке подальше от всего сверхъестественного и как следует выспаться. Я не могла ее за это винить, но и отпустить, не поблагодарив, не могла.

— Скай, — окликнула я, подходя к ней. Она устало посмотрела на меня. — То, что ты сделала там, наверху… я всегда буду тебе благодарна. Я и Лукас.

— Лукас спас мне жизнь, — напомнила Скай. — Я хотела ему помочь, а значит, помочь тебе. И, как я уже сказала, я бы обрадовалась, если бы кто-то сделал то же самое для меня.

Ее голос звучал измученно, а взгляд все еще был затравленным. Тщательно подбирая слова, я произнесла:

— Я оставалась в тебе довольно долго, и произошло много сверхъестественного. Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Лицо Скай напряглось.

— Чем скорее я отсюда уберусь, тем скорее все будет в порядке. — Она глубоко вздохнула. — Скажи Лукасу, я счастлива за вас. И… скажи ему «до свидания».

Не оборачиваясь больше, она зашагала но снегу к полицейской машине.

Вдалеке, отдельно от всех, стоял Балтазар. Я подошла к нему. Папино пальто, в которое он меня укутал, было таким огромным, что мне казалось, будто на мне средневековая накидка. Когда я приблизилась, Балтазар не обернулся, только сказал:

— Кому-то нужно позаботиться о конюшне.

Я проследила за его взглядом — в школьной конюшне некоторые ученики держали породистых жеребцов.

Я об этом даже не подумала.

— Сегодня я пойду туда сам, накормлю и напою лошадей, — негромко произнес он. — Думаю, хозяева скоро их заберут, но я буду проверять. О, кстати, пока мы тебя сегодня разыскивали, я захватил вот это. — Балтазар вытащил из кармана мой коралловый браслет с серебром и уронил его в мою руку. — Он лежал под надувным креслом. Наверное, миссис Бетани бросила его туда, когда заменила на ловушку.

— Спасибо, — сказала я, но этого было недостаточно. Между нами висели непроизнесенные слова, и я понимала, что выяснить все нужно немедленно. — Я пила и твою кровь тоже, — начала я. — И то, что я сделала для Лукаса… ну, вернула его к жизни… может получиться и с тобой. Если хочешь.

Пить чью-нибудь кровь — слишком интимное действие, и я не предложила бы этого ни по какой другой причине; это все равно что обманывать Лукаса. Но я знала, что Лукас не будет возражать, если я верну жизнь Балтазару.

К моему удивлению, Балтазар покачал головой:

— Нет никаких гарантий, что это получится, а если не получится, то ты меня отравишь.

— Попытка того стоит.

— Ничего не выйдет. — Он посмотрел на горизонт и прищурился, как будто снег, сверкавший в лунном свете, слепил его. — То, что случилось сегодня… Дело не в крови, а в узах между вами. Вы двое — часть одного целого, а мы с тобой единым целым никогда не были.

Я положила руку ему на плечо:

— Балтазар, мне жаль.

Он пожал плечами:

— Мне не хуже, чем раньше. И… я счастлив за Лукаса. Честно.

Я быстро приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. Балтазар улыбнулся, но я чувствовала, что он хочет остаться один. Так что я пошла назад, надеясь, что полиция поверила в нашу версию событий.

Разумеется, они поверили. Им было куда проще решить, что в школе прорвало трубу и ее затопило, вода на морозе замерзла, в каретном сарае произошло короткое замыкание и начался пожар. Неужели они будут верить перепуганным подросткам, бормочущим какую-то чушь о привидениях?

Не знаю точно, что напишут в официальных отчетах, но заканчиваться все они будут одинаково: академии «Вечная ночь» больше не существует.

Ближе к рассвету Ракель с Даной отвезли всех нас в город, где они сейчас жили. Их мотель не отличался изысканностью, но был чистым и безопасным, с кучей свободных номеров. Если усталая супружеская пара, управлявшая мотелем, и удивилась семерым гостям в два часа ночи, они ничего не сказали.

Родители тоже ничего не сказали, когда я пошла в номер к Лукасу. Мама даже проверила его повязки и велела утром намазать раны неоспорином. Он с трудом сглотнул и кивнул, и я поняла, что он скучает по своей матери и по ее заботе.

Наверное, мама с папой думали, что мы немедленно бросимся друг к другу в объятия. Мне нравилась эта идея, но нам с Лукасом требовалось принять этой ночью множество решений — решений, определяющих всю нашу дальнейшую судьбу.

Когда мы остались в комнате вдвоем, я помогла ему снять куртку и рубашку. Каждое движение заставляло его морщиться. Я сказала:

— Знаешь, теперь, раз ты снова стал человеком… если хочешь позвонить Кейт…

— Не хочу. — Он посмотрел мне в глаза, и, хотя взгляд его был печальным, я поняла, что он говорит это искренне. — Я все еще люблю маму и всегда буду любить. Но теперь я понимаю, что она… ограниченна. Не в состоянии видеть дальше собственного страха. Может быть, когда-нибудь я смогу… сообщить ей, что произошло. И с ее души упадет огромная тяжесть, если она узнает, что я снова человек. Но видеть ее я больше не хочу. Никогда.

Я села на кровать рядом с ним.

— Тебе грустно?

— Нет. Я уже довольно давно понял, что мы с ней никогда больше не будем вместе. — Он коснулся моей щеки и улыбнулся. — И разве я могу сегодня грустить? Господи, Бьянка, ты… чудо.

Я поймала его руки.

— Ты снова жив, — голос мой дрожал, — и можешь выбрать себе любую жизнь, какую захочешь. Поэтому я просто хочу тебе сказать, что ты свободен. Волен принимать собственные решения. Даже если… даже если это значит… оставить меня.

— Что? — Лукас уставился на меня, словно не мог поверить ни единому слову. — С какой стати я вдруг оставлю тебя?

— Ты больше не обязан сражаться с вампирами или призраками. И сам мне говорил, как сильно хочешь жить нормальной жизнью, а теперь она перед тобой. Лукас, ты можешь пойти учиться в колледж, как мечтал когда-то. Встретить обычную живую девушку и никогда, никогда больше ни на кого не нападать и не учиться убивать. — Я больше не могла смотреть ему в глаза. — Однажды ты женишься. У тебя будут дети. Этого я тебе никогда не смогу дать.

Лукас потрясенно смотрел на меня и молчал. Конечно, ему нужно взвесить все, что я сказала. Я и не ожидала, что он согласится сразу, но ему придется признать, что все это правда. Со временем он сможет осуществить свою давнюю мечту: жить, как все остальные люди. Иметь дом, работу, семью. Навсегда забыть о прежних битвах.

И тут он спросил:

— Откуда ты знаешь?

— Откуда я знаю что?

— Что у нас не может быть детей.

Он застал меня врасплох. Честно говоря, я никогда не думала, что у меня когда-нибудь будут дети; у большинства вампиров их не бывает, мои мама с папой — редчайшее исключение. А теперь я стала привидением, чем окончательно подтвердила эту невозможность.

— Лукас, я умерла!

— И твои родители тоже.

— У меня нет тела.

Он взял мое лицо в свои ладони так нежно, что я задрожала.

— А мне кажется, что есть.

Если я хотела, то могла обрести тело, так? И вроде бы не существует никаких ограничений по времени.

— Мы не знаем, возможно ли это, — возразила я. — И не можем быть в этом уверены.

— Это значит, мы не можем быть уверены, что это невозможно. — Лукас улыбнулся, его темно-зеленые глаза сияли. — Бьянка, до сегодняшней ночи никто и не мечтал, что ты сможешь вот так вернуть меня к жизни, а ты это сделала. И мы найдем способ. Я не говорю о детях, точнее, не только о детях. Я хочу сказать — не важно, что нас ждет впереди. Мы сможем с этим справиться. Я слишком сильно тебя люблю, чтобы дать тебе уйти.

Меня охватила радость.

— Ты уверен?

— А ты? — На его лице промелькнуло сомнение. — Ты самое поразительное сверхъестественное существо на свете, а я просто парень, который в конце концов состарится.

— Я сделаю так, чтобы мои волосы тоже поседели, — пообещала я. — И добавлю себе морщин, когда они появятся у тебя. — Я и не думала, что можно одновременно смеяться и плакать. — Но, Лукас, а как же нормальная жизнь?

— Забудь про все нормальное. — Он усмехнулся. — Мы будем исключительно необычными.

Мы поцеловались, и в первый раз после того, как он превратился, между нами не осталось ни преград, ни сомнений.

Стоило немного сосредоточиться, и оказалось, что мне не нужно снимать с себя одежду. Я захотела, чтобы она исчезла, и на мне остался только коралловый браслет с серебром.

Теперь, когда Лукас был живым, а я нет, все происходило по-другому, намного лучше. Когда мы были вместе, я чувствовала все то, что чувствовал он, ощущала его наслаждение вместе со своим. И его прикосновения больше не были просто соединением нервов и нейронов и вызывали не просто физический отклик. Теперь его прикосновения стали тем, чем они были на самом деле, — выражением нашей любви, и это возбуждало меня так, как не смогло бы ничто другое.

— Бьянка, — прошептал Лукас мне в шею. Его дыхание снова было теплым, и аромат его кожи плыл вокруг меня. — Ты моя жизнь.

— А ты моя.

Это было правдой. Его сердцебиение, его мышцы, все, что делало его человеком, находило во мне такой сильный отклик, какой не находила моя собственная жизнь. Во мне сливалось все то чудесное, чем одаривало меня сверхъестественное, и то чудесное, что давала жизнь. Вот что означает быть закрепленным на якоре — быть любимым.

Потом мы лежали, переплетясь руками и ногами, и Лукас гладил мои волосы. Глядя в потолок, он произнес:

— Меня беспокоит только одно.

— Что?

— Единственное, что мне не нравится в том, чтобы быть смертным, — мне придется оставить тебя. Конечно, не раньше, чем кончится моя жизнь, и заверяю тебя, я намерен прожить долгую хорошую жизнь, но тем не менее. Однажды это все равно произойдет.

Острый укол боли заставил меня крепче обнять его.

— Я подумаю об этом, когда настанет время. И если следующие пятьдесят или шестьдесят лет я смогу провести с тобой, если мы сможем быть вместе и счастливы всю твою жизнь — это то, чего я хочу. Лучше я буду скорбеть по тебе, когда ты покинешь меня, чем вообще не буду с тобой.

Лукас крепко поцеловал меня и притянул к себе.

— Значит, так и поступим.

— А как же ты? — прошептала я. — Я знаю, как ты счастлив, что снова жив, но… ведь ты должен был жить вечно, а теперь этого не будет. Ты лишился бессмертия. Разве это не странно?

— Я никогда не умру, — ответил Лукас и, прежде чем я успела возразить, прижал два пальца к моим губам. Его нежная улыбка словно наполнила комнату светом, и я поняла, что он говорит правду, искреннее которой я никогда не знала. — Ты будешь жить вечно, и твоя память обо мне — единственное бессмертие, о каком я могу мечтать. Если я буду жить как часть тебя… Бьянка, так я представляю себе рай.

Примечания

1

«Филадельфия Иглз» — профессиональный футбольный клуб Филадельфии.

(обратно)

2

Кетчер — принимающий в бейсболе.

(обратно)

3

Charity (англ.) — милосердие и женское имя.

(обратно)

4

«Обезьянья лапка» («Monkey's paw») — рассказ в жанре хоррор Уильяма Джекобса.

(обратно)

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Глава двадцать первая

Глава двадцать вторая X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?