«Рисующий зло»

Виталий Слюсарь (Вистар) РИСУЮЩИЙ ЗЛО

Подхватив выданный принтером лист, Ник положил его на стопку уже готовых распечаток и взял следующее объявление. Пробежал глазами текст.

Детективное агентство «Шерлок Холмс» предлагает:

– охрана и сопровождение всех видов;

– профессиональное обнаружение и изъятие подслушивающих

устройств из офисов, квартир и автомобилей;

– юридические услуги.

КОНФИДЕНЦИАЛЬНОСТЬ ГАРАНТИРОВАНА!

Ник поморщился. Туповатые рекламные слоганы давно набили оскомину. Что ни день, приходилось выполнять заказы от всякого рода ЧМП, ЗАО, ОАО и прочих ЛТД, призывающих у них и именно у них приобрести компьютеры, итальянскую мебель, путевку на Канары, сделать евроремонт под ключ, вставить зубы из металлокерамики или найти богатенького жениха за бугром… По-настоящему оригинальные идеи у этой братии были не в ходу. Все, что им требовалось, – чтоб было ярко и броско, почти по классику: «Сделайте нам красиво!» Как в буклетах Свидетелей Иеговы, где Иисус Христос всегда похож на голливудского актера. Какой уж тут простор для творчества…

Детективное агентство «Шерлок Холмс» особыми претензиями также не отличалось. Цветной макет для офсета? Это мы запросто, это мы в два счета!

Так, помнится, где-то в графической базе данных была картинка с Холмсом. Ну-ка, пошарим в локалке, поскребем по сусекам… Ага, вот! На экране монитора появился силуэт великого сыщика. Разумеется, в неизменном кепи и с трубкой, над которой вьется дымок. То, что надо. Так, мистера Холмса мы сдвинем левее, фон зальем темно-красным, а текст набьем шрифтом побросче… вот таким, например. Теперь вставим логотип и… Готово!

Элементарно, Ватсон!

Он уже сбрасывал оригинал-макет на дискету, когда за спиной раздался насмешливый голос Юлечки:

– Эй!… Совсем заработался? Не слышишь, когда с тобой разговаривают?

Ник оторвался от компьютера, повернулся, стягивая наушники.

– Ты что-то сказала?…

Юлечка сокрушенно покачала головой, как будто подтвердились ее самые худшие ожидания.

– Все ясно, медицина бессильна… – Она вздохнула. – Я спрашиваю, ты сегодня после работы останешься?

– Вообще-то думаю остаться. – Сцепив руки на затылке, Ник потянулся так, что в спине аж затрещало, помассировал шею, затекшую от долгого сидения перед компьютером. Потом выхватил выползшую из принтера распечатку. – Вот, подогнал кое-какие заказы на понедельник. Надеюсь, шеф оценит рвение… ну, и разрешит вечерком поработать для себя.

– Разрешит, разрешит, – улыбнулась Юлечка. – Сегодня он добрый. У него две недели теща гостила, а вчера уехала. Так что наш шеф на радостях готов облагодетельствовать весь мир.

Ник удивленно воззрился на нее.

– Юлька, и откуда ты все знаешь?!

Девушка лукаво стрельнула подведенными глазками.

– Знать все, если ты не в курсе, – основная обязанность хорошего офис-менеджера…

– Так шеф у себя?

– У себя. – Юлечка достала из сумочки помаду и принялась старательно подкрашивать губы, глядясь в маленькое зеркальце.

– Тогда пойду челом бить, пока не уехал… – Ник сложил распечатки оригинал-макетов в файл, взял его подмышку и направился к двери. Уже взявшись за дверную ручку, он вдруг обернулся к Юлечке. Только сейчас он заметил, что она одета в пальто.

– Ты что, уходишь? – спросил он с подозрением.

– Ага.

– Так ведь рабочий день еще, между прочим, не окончен. – Ник шутливо погрозил пальцем. – Манкируете, сударыня?!

Не прерывая своего занятия, Юлечка фыркнула.

– Между прочим, сударь, – в тон ответила она, – я отпросилась у шефа. У нас с Женькой маленький юбилей. Год, как мы встречаемся… Мы сегодня в кино идем.

– О, поздравляю! А фильм какой?

– Даже не помню. Что-то с Николь Кидман, кажется… – Девушка легкомысленно дернула плечиком. – Вот и ты лучше повел бы Санку в киношку, чем торчать по ночам за своим дурацким компьютером. Тоже мне – Рафаэль от мышки!… Не представляю, как Сана вообще тебя терпит. Трудоголик несчастный…

– Все, сдаюсь, сдаюсь! – Ник вскинул руки в шутливом жесте капитуляции. – Женская солидарность – оружие пострашнее атомной бомбы…

– То-то же… все вы, мужики, такие. – Юлечка, однако, уже сменила гнев на милость. – Да! Я, собственно, почему к тебе заскочила… Раз уж ты все равно здесь остаешься, не забывай посматривать на факс, вдруг придет что-нибудь важное. Договорились?

– Договорились.

– Так, что еще?… Кофе в кофеварке есть… Бумагу в факс только вчера зарядили… Ну, вроде, ничего не забыла.

– Беги уже, а то в кино опоздаете… Как-нибудь сами справимся, не маленькие.

– А ты потом покажешь то, что нарисуешь? – неожиданно спросила Юлечка, пряча помаду и зеркальце.

– Покажу, покажу… – Ник усмехнулся. – Ты же у меня самый строгий критик. Ладно, желаю отдохнуть как следует. Привет Жеке передавай.

– Передам. Увидимся в понедельник!

Взмахнув рукой, Юлечка выпорхнула из комнаты. Провожая ее взглядом, Нику вдруг подумалось, что она похожа на синичку – такая же миниатюрная, бойкая и веселая…

А Сана?

Сана – кошка. Не полосатая хищница, а маленькая домашняя кошечка, ласковая и пушистая…

Рекламное агентство «Парус» арендовало перестроенную под офис коммуналку в старом доме по улице Тургенева, с длинным-предлинным коридором. По пути к кабинету шефа Ник заглянул в приоткрытую дверь соседней комнаты, где Стас с Вадиком колдовали над каким-то видеороликом. Они были так заняты, что его даже не заметили.

Из кабинета шефа через дверь доносилось приглушенное бормотание радиоприемника. Хвала аллаху, шеф еще не уехал… Ник постучался.

– Входите! – отозвался энергичный голос.

Шеф, похоже, уже собирался домой. Стоя в плаще возле стола, он торопливо перебирал какие-то бумаги и укладывал в кейс.

– А, это вы, Никита. Что вы хотели?

Ник приблизился.

– Илья Всеволодович, вот макеты, которые вы просили сделать на понедельник. Здесь реклама для «Тетиса», здесь – для газетчиков… А на этих дискетах новые баннеры для нашего сайта.

– Да-да… Замечательно! Вы хорошо поработали, Никита. – Шеф кивнул, всем своим видом стараясь показать заинтересованность расторопностью сотрудника. Не то чтобы он был очень уж заинтересован на самом деле, просто так его учили на разных бизнес-семинарах, наверное. – Я просмотрю эти материалы дома. Что-то еще?

Ник переступил с ноги на ногу.

– Илья Всеволодович, я хотел спросить… Можно мне немного поработать на компьютере сегодня вечером?

Шеф заученно улыбнулся – доброжелательно и подчеркнуто демократично. Бизнес-семинары явно не прошли даром.

– Что, новые идеи?… Понимаю, понимаю. Разумеется, можете остаться. Только не засиживайтесь, пожалуйста, слишком долго. Это вредно для здоровья!

Покидая кабинет, Ник бросил взгляд на «Ундину».

Эту картину он преподнес шефу в качестве подарка на прошлый день рождения. Густая синева морской глубины казалась почти черной. А тонкое девичье тело, выгнувшееся в порыве на этом фоне, устремленное вверх, к поверхности моря, сверкающей бликами далекого солнца, мерцало опалово-голубоватым светом…

Развевающиеся в воде подобно хвосту кометы волосы закрывали лицо ундины, но Ник знал, что она похожа на Сану. Это был его собственный маленький секрет.

* * *

Офис постепенно пустел. Без двадцати шесть пришел охранник. Дежурил сегодня Олег – угрюмый, неразговорчивый парень. Значит, всю ночь будет слушать в своей каморке радио или читать какой-нибудь детектив в мягкой обложке. Жаль, что дежурит не Валерка, с ним хотя бы пообщаться нормально можно…

Нацедив из кофеварки стаканчик кофе, Ник постоял у окна. Ранний зимний вечер затопил город густой мглой, в которой слабо горели окна домов. Ник жевал припасенные бутерброды, прихлебывая остывающий кофе с привкусом мокрой бумаги, и смотрел на свое отражение в темнеющем зеркале оконного стекла. Казалось, оттуда, из-за стекла, смотрит кто-то, спрятавшийся за его отражением.

В тишине пустого офиса, где еще час назад было многолюдно и шумно, щелкнули настенные часы. Проиграли кусочек «Турецкого марша», отсчитали семь ударов.

Что ж, пора приниматься и за работу.

Ник погасил лишнее освещение в комнате – яркий мертвенный свет люминесцентных панелей никак не вязался с глубокой тишиной. Осталась гореть лишь настольная лампа, повернутая на штативе таким образом, чтобы свет падал только на клавиатуру. Сев за компьютер, Ник запустил графическую программу.

На экране монитора всплыла заставка – величественный портрет Леонардо да Винчи.

С тех пор, когда шеф привез эту программу откуда-то из Москвы, она стала для Ника его любимой игрушкой. Собственно, для стандартных работ рекламному агентству вполне достаточно и CorelDRAW 9.0, но для Ника «Leonardo» оказался неоценимой находкой. Эта программа позволяла использовать все возможности живописи, дополняя их эффектами, которых невозможно добиться с помощью традиционных кистей и красок. Имитировать можно было поверхность практически любой фактуры – от холста и бумаги до таких экзотических, как змеиная кожа и папирус. С появлением «Leonardo» Ник вообще забросил обычные краски. Благо, что шеф разрешал использовать программу «в личных целях»…

Когда программа полностью загрузилась, Ник зарядил в CD-ROM диск с картинами, над которыми работал в последнее время. Не спеша, перелистал их одну за одной. «Единорог на заре», «Твердыня Запада», «Золотой бог», новый портрет Саны… Некоторые из картин, сменяющих друг друга на экране, были практически готовы, некоторые представляли собой не более чем наброски и эскизы, но возвращаться сейчас к ним настроения не было.

Закрыв папку с картинами, Ник кликнул мышкой по опции Создать. На экране развернулся пустой прямоугольник, а рядом с ним – панель палитры. Еще щелчок – и прямоугольник залит черным.

Ник откинулся на спинку стула, не отрывая взгляда от монитора. Черный прямоугольник был словно окно, за которым – ночь, безлунная, беззвездная, без единого огонька…

Он всегда начинал работу над каждой новой картиной именно с черного фона. Не представляя даже заранее, что будет изображено в рамке этой черноты. Образы, которые приходили уже потом, в процессе работы, как бы всплывали из глубин мрака и отражались в черном прямоугольнике, словно в зеркале. Порой Ник чувствовал себя всего лишь посредником… нет, скорее, даже инструментом, чье предназначение заключается лишь в том, чтобы переносить приходящие к нему образы на бумагу или в последовательность двоичных импульсов. Его заслуга в создании картин была не большей, чем у той кисти, которой да Винчи писал Джоконду. Странные существа, совершающие неведомые обряды, неземные пейзажи, замки и города, построенные явно не-людьми… Ник не пытался понять, откуда является ему все это (разве дано кисти постичь замысел художника?…), но был уверен, что это – не вымысел, не плод его воображения… а отражение иной, непостижимой реальности.

Реальности, которая скрыта для него по ту сторону черного прямоугольника на экране монитора.

…Все началось много лет назад, когда бледному замкнутому мальчику-очкарику случайно попалась в руки потрепанная книжка без обложки. Лишь гораздо позднее узнал он, что то был сборник рассказов Говарда Лавкрафта. А тогда, в поздний осенний вечер, когда родители ушли в гости и он остался в квартире один, мальчик начал читать – и его охватили неведомые дотоле ощущения. Страх. Леденящий кровь и в то же время притягательный, завораживающий. Он жадно переворачивал мятые страницы, пробегая глазами строчки. Многие страницы из книги были вырваны, и эти лакуны вызывали чувство мучительной недосказанности. Сердце мальчика громко стучало, а вокруг него, за гранью очерченного светом лампы спасительного круга беззвучно клубились порожденные распаленным воображением видения.

Конечно, в ту ночь мальчик не мог уснуть. Лежал, натянув одеяло до подбородка, и напряженно всматривался в темные углы комнаты, где кишели монстры, сошедшие со страниц потрепанной книжки. Мальчик знал, что держать их на расстоянии может только свет ночника и его взгляд… Когда вернулись из гостей родители, он притворился спящим. К нему заглянула мама, коснулась ладонью горячего лба и что-то озабоченно пробормотала. Наутро, после ночи кошмаров, мальчик был вял и апатичен, у него даже слегка подскочила температура. Мама его в школу не пустила, но даже это его не обрадовало. Он понимал, что должен найти способ избавиться от кошмарных видений – просто чтобы не сойти с ума.

И он нашел такой способ. Оказалось, что отделаться от кошмаров совсем просто – достаточно изобразить их на бумаге!…

Он всегда неплохо рисовал.

Так все началось. Он научился скрывать от окружающих свой внутренний мир. Но тот мир запредельного, потустороннего, в который он впервые заглянул через призму страха, уже не отпускал его. Он читал Кинга и Лавкрафта, мистику и эзотерику… чтобы затем по ночам рисовать драконов и русалок, единорогов и разрушенные замки Древних рас… Все, кому доводилось видеть его картины, посматривали на него удивленно и чуть ли не настороженно: слишком уж необычно это выглядело.

Художественные способности плюс знание компьютеров, приобретенное в институте, пригодились ему впоследствии, когда он устроился на работу в рекламное агентство «Парус». День-деньской приходилось макетировать однообразные картинки, набивать тупые объявления… однако его это вполне устраивало, поскольку после работы вся техника была в полном его распоряжении. Сидя перед монитором, он чувствовал себя демиургом, созидающим очередной мир…

Ник смотрел в черноту на мониторе.

Почему именно Тьма обладает для всех особой, магической притягательностью? Что это, атавизм пещерного человека, что еженощно глядел в непроглядный мрак за порогом своей пещеры?… Или неосознанное стремление увидеть там, во тьме, свои потаенные страхи, становящиеся почти реальными?…

Ведь именно там, во тьме таятся все чудовища нашего подсознания, таятся и ждут своего часа…

Ник, пожалуй, не смог бы точно определить момент, когда он увидел в черном прямоугольнике нечто. Оно просто возникло перед внутренним взором.

По спине пробежал легкий холодок.

Несколькими быстрыми, но уверенными движениями Ник набросал контуры. Композиция будущей картины уже полностью сложилась в голове, сама собой. Это было как вспышка молнии в ночи.

Он погрузился в работу, не замечая течения времени. Мир сжался для него до размеров экрана. Ник не заметил даже, как в комнату заглянул охранник Олег, обходивший помещения офиса. Постояв на пороге, Олег пожал плечами и ушел. Ник застыл неподвижно, не отводя глаз от монитора; на лбу выступили мелкие бисеринки пота. Шевелились лишь его руки, пробегавшие по клавиатуре или двигавшие мышь. Виртуальная кисть наносила мазок за мазком, и картина понемногу обретала определенность.

С экрана в упор смотрел Демон. Воплощение страха, таящегося во тьме. Борозды теней прорезали вытянутое лицо с выступающим вперед подбородком и мефистофелевским носом. Глубоко посаженые глаза прятались под козырьками надбровных дуг, на тонких, сжатых в нитку губах играла едва уловимая усмешка.

Лицо Демона казалось выхваченным из мрака резким, падающим сверху красным светом, который рельефно выделял грубые черты. Гладкий безволосый череп лоснился бликом. Да, это поистине было лицо не человека, но Демона…

Последним штрихом стали точки зеленого огня, помещенные в глубине скрывающей глазницы тени – так светятся в темноте волчьи зрачки.

Картина была готова. По крайней мере, ничего нельзя было уже добавить, не испортив…

Ник окинул новоиспеченное творение оценивающим взглядом. На какой-то миг показалось, что Демон чуть шевельнулся, что он действительно смотрит с той стороны экрана точками зловещих светящихся глаз.

Ты создал меня, Мастер…

Ник мотнул головой, прогоняя наваждение. Доработался, называется, чертовщина всякая начинает мерещиться… Нет, на сегодня определенно хватит. А сколько, кстати, уже натикало?… Сохранив «Демона» на диске, Ник глянул в правый нижний угол экрана, на часы – и хмыкнул. Однако!… Ладно, домой, домой…

Когда охранник захлопнул за ним глухо лязгнувшую металлическую дверь, морозный ночной воздух немного разогнал тупую тяжесть, разлившуюся в голове после много часового сидения за компьютером. Ник быстро зашагал к трамвайной остановке – и вовремя: едва он подошел, как из-за угла вырулил трамвай. Судя по времени, последний.

В полупустом ярко освещенном салоне было почти тепло. Ник сел на свободное место у окна, глядя, как проплывают за запотевшим стеклом огни города. Тепло и мерное покачивание действовали почти убаюкивающе. Погружаясь в обволакивающую дремоту, Ник сам не заметил, как прислонился к прохладному стеклу; подсвеченные изнутри аквариумы витрин расплывались цветными пятнами. И создавалось полное впечатление, что трамвай не катится по рельсам, а летит сквозь темное космическое пространство с диковинными неоновыми туманностями и размытыми горошинами фонарей… Потом на этом фоне всплыло лицо Демона, прорисованное каплями влаги, стекающими по стеклу.

Ты создал меня, Мастер. Я – часть тебя…

Ник вздрогнул, очнувшись. Поймал на себе настороженный взгляд толстой тетки, сидевшей через проход от него. Тетка крепче прижала к себе сумку: наркоман, что ли?… Но трамвай уже подъезжал к остановке, Ник вскочил, и тетка облегченно вздохнула.

Он никогда не умел запоминать свои сны, и в этот раз было так же. Сновидения проносились сумбурной чередой, оставляя предчувствие приближения чего-то невыразимого и жуткого…

И в конце концов явился Демон.

Ты создал меня, Мастер. Я – часть тебя, а ты – часть меня…

Бесплотный голос был подобен гулу землетрясения, когда звук не слышишь, но ощущаешь всем телом.

От этого ощущения Ник и проснулся. Полежал минутку, приходя в себя после кошмара. Угловатые цифры на часах показывали половину десятого.

Приснится же черт знает что…

Ник потянулся, затем героическим усилием вытащил себя из постели. Позевывая и одеваясь, выглянул в окно. За окном было на редкость безрадостно и уныло, как может быть лишь в пасмурный день бесснежной вялотекущей зимой… С затянутого облаками неба сочился тусклый серый свет.

Торопливое умывание и бритье прогнали остатки сна, зато пробудили голод; Ник вспомнил, что со вчерашнего дня не держал во рту ни крошки. Поэтому из ванной он прямиком направился на кухню, где совершил опустошающий набег на холодильник. Добыча оказалась небогатой: засохший сыр, немного ветчины и масло. Ничего более существенного в холодильнике обнаружить не удалось, но в шкафчике, к счастью, завалялись несколько пакетиков вермишели быстрого приготовления…

Покончив с холостяцким завтраком на скорую руку, Ник наполнил чашку остатками кофе из джезвы и, прихлебывая, отошел к окну.

Позвонить, что ли, Санке?…

Сразу звонить он, однако, не стал. Сначала помыл накопившуюся в раковине за несколько дней посуду. Потом заставил себя взяться за тотальную уборку. Самопожертвование, конечно, было невиданное… но вдруг Сана согласится зайти? Не вести же ее в такую берлогу, в самом деле… Судя по окаменевшим окуркам в пепельнице, уборка имела место в последний раз как минимум месяц назад.

Когда квартира засияла идеальной чистотой, утомленный каторжным трудом, но довольный результатом, Ник плюхнулся в кресло рядом с телефоном на журнальном столике и позволил себе первую за день сигарету – в качестве вознаграждения за труды праведные. Потягивая «Кент», он смотрел на телефон. Это было тоже приятно – предвкушать звонок, голос Саны… Наконец, сигарета истаяла до фильтра. Ник вмял окурок в чистую пепельницу, пододвинул к себе аппарат и набрал шесть цифр, которые давно уже заучил наизусть.

В трубке потянулись длинные гудки. Ник боялся, что трубку возьмет мать Саны. Опять придется вежливо так просить позвать к телефону Оксану, а она начнет с подозрением допытываться, кому это понадобилась ее дочь и все такое… Но, к счастью, обошлось. Что-то щелкнуло в трубке, и раздался негромкий родной голос:

– Алло?

– Привет, котенок…

* * *

Они познакомились прошлой весной. В «Горизонталь» Ник зашел тогда случайно, не рассчитывая на что-либо большее, чем просто убитое время и иллюзия избавления от одиночества. Ведь для чего же еще существуют подобные заведения, как не для того, чтобы создавать иллюзию, будто ты не одинок… в толпе таких же одиночек.

Народу в клубе в тот вечер было битком. В основном – кислотно-рэйверская молодежь. Бухала электронная «бочка», ритмично вспыхивали стробы, выхватывая из синего полумрака стоп-кадры толпы на танц-поле.

Среди отрывающихся вовсю тинэйджеров Ник чувствовал себя едва ли не стариком. Посидел немного в баре. Н-да, ничего нет лучше, чтобы почувствовать себя умудренным жизнью старцем, чем молодежная тусовка…

Вернувшись в танцевальный зал, он сразу увидел Сану.

Впрочем, тогда он еще не знал, как ее зовут. Тогда он просто обратил внимание на девушку, которая стояла в одиночестве в стороне от танцующих. Когда он подошел и заговорил, она глянула на него, – и Нику показалось, что какое-то мгновение его судьба колебалась на каких-то невидимых весах… Но в следующую секунду весы, видимо, склонились в его пользу: Сана улыбнулась. Полчаса спустя они разговаривали уже так, словно были знакомы сто лет. Правда, из-за громыхающей музыки пришлось перебраться в бар, где было потише. Потягивая коктейли, они болтали о том и о сем, перескакивая с темы на тему. Так Ник узнал, что Сана учится в городском универе, на третьем курсе факультета СПП (социальная педагогика и психология), что она любит розы, кошек и музыку «гранж»… В «Горизонталь» она попала тоже случайно – ее затащили сюда подружки-однокурсницы.

Ник смотрел на девушку, наметанным взглядом художника схватывая каждую черточку, и пытался понять, чем же привлекла она его внимание в самый первый момент, когда он ее увидел. Пожалуй, Сана была слишком непохожа на типичную посетительницу ночных клубов, чтобы не заметить ее. Она… она была как скромно оформленный томик Цветаевой на полке с детективами в мягких обложках, пестрыми и броскими снаружи, но пустыми внутри…

После клуба Ник проводил Сану, и они обменялись телефонами.

Потом они встречались практически каждый день. Ходили в кино, сидели в какой-нибудь кафешке или просто гуляли. Неделю или через две после знакомства Ник внезапно поймал себя на том, что ждет свиданий с ней, словно впервые влюбившийся мальчишка… Конечно, и до Саны у него были девчонки, но с Саной все было совсем не так, как с ними. Для нее неважно было содержимое его бумажника, ее интересы не сводились к модным шмоткам, фильмам с Джонни Деппом и тупой попсе. С Саной можно было просто поговорить, она знала, кто такие Сэллинджер и Кафка, например, в отличие от некоторых девиц, искренне уверенных, что это марки сигарет… Она была первой из подруг, кому Ник показал свои картины.

В конце концов, он был вынужден признаться самому себе, что жизни без Саны уже не представляет…

Несколько раз Ник приводил Сану к себе. С ее появлением непритязательное холостяцкое жилище вдруг обретало уют настоящего дома – словно по мановению волшебной палочки. Как кошка, она приносила этот уют и тепло везде, куда бы ни попадала. А в один из вечеров Сана осталась у Ника и на ночь… Они не пытались как-то назвать то, что связало их, даже не говорили об этом. Им просто было достаточно друг друга, а все остальное значения не имело.

Ник ждал Сану на их традиционном месте: на углу проспекта Свободы и улицы Строителей. Добрался он быстрее, чем рассчитывал; времени хватило еще и на то, чтобы сбегать к цветочному киоску неподалеку – купить розу для Саны. Бархатисто-алый цветок, казалось, светился в ранних сумерках зимнего города. Зажигались фонари, по улицам катились потоки машин, спешили по тротуарам пешеходы, а Ник терпеливо стоял и курил, то и дело поглядывая в сторону троллейбусной остановки, откуда должна была появиться Сана.

Но она появилась совсем с другой стороны. Ник издали заметил знакомую белую вязаную шапочку. Подбежав, девушка привстала на цыпочки и чмокнула его в щеку.

– Привет, Ник!…

– Привет, котенок. А ты почему не троллейбусом?

– Троллейбуса долго не было, так я маршрутку поймала…

Ник осторожно достал из-под куртки спрятанную от мороза розу.

– Это тебе.

Глаза Саны восхищенно заблестели. Понюхав цветок, она поцеловала его еще раз.

– Ник, ты прелесть.

– Я знаю, – наигранно-серьезно сказал Ник, когда девушка взяла его под руку. – Так куда пойдем? Может, в кино?… Наша Юлька все уши прожужжала насчет новой серии «Властелина колец». Ты же знаешь, она на Толкине повернутая…

Сана тихо усмехнулась, но покачала головой.

– Давай просто погуляем, ладно?

Ник не возражал. Они не спеша шли вдоль витрин проспекта Свободы, льющих на тротуары холодный белый свет, и Сана рассказывала о своих делах в универе. Потом свернули на другую улицу, спустились на Набережную, к реке. В темной воде отражалось мутное красноватое небо большого города, маслянисто поблескивали россыпи огней на другом берегу. Порывистый пронизывающий ветер гнал тяжелые покатые волны. Сана крепче прижалась к плечу Ника.

– Замерзла?

– Угу… Немножко.

– Эх ты, мерзлячка… – Ник поднес ее руки ко рту, подышал, согревая. – Ладно, пошли куда-нибудь к теплу. Тут неподалеку новый ресторан открылся, кстати. Зайдем?…

Новооткрытый ресторанчик под декадентским названием «Парадиз» оказался местечком нешумным и уютным. Небольшой зал был оформлен под погребок в стиле века этак девятнадцатого. Нарочито грубая каменная кладка стен, камин, кованые светильники, стилизованные «под старину»… Ненавязчивый звуковой фон создавал молодой бородатый парень, игравший на гитаре. Одним словом – эклектика.

Из дюжины столиков была занята едва ли половина. Нику и Сане достался свободный столик в глубине зала. Пробежав глазами меню, Ник заказал вино, салат из крабовых палочек (он знал, что Сана его просто обожает) и еще кое-что по мелочи. Как только официантка отошла, Сана, украдкой присматривавшаяся к публике, наклонилась через столик и шепнула:

– Ник, зря мы сюда пришли…

Он удивленно приподнял бровь.

– Почему это?

– В свитере и джинсах я чувствую себя здесь как пугало…

Ник едва не расхохотался.

– Не бери в голову. Ты всегда и везде выглядишь здорово, у поверь мне… Даже в джинсах и свитере. Все эти мелкие бандиты и бизнесмены средней руки наряжают своих жен и любовниц в дорогие тряпки, цепляют на них золото и бриллианты только для того, чтобы никто не заметил, что за этим мишурным блеском нет ничего, одна пустота…

– Тоже скажешь, – Сана смущенно фыркнула, но было заметно, что комплимент пришелся ей по душе, и она почувствовала себя увереннее.

Принесли заказ. Вино оказалось недурственное, готовили в «Парадизе» тоже неплохо. Благодаря теплу и нескольким глоткам вина на щеках Саны проступил румянец, от ее недавней скованности не осталось и следа.

– Как хорошо здесь… – мечтательно проговорила она, поставив локти на краешек стола и положив подбородок на переплетенные пальцы. Вздохнула. – Даже домой не хочется. Опять будут крики, упреки, допросы с пристрастием… где была, да с кем, да почему так поздно… Достало все это, Ник…

– Я тебе давно говорил – переезжай ко мне, будем жить вместе. Ты уже не маленькая девочка… вправе сама принимать решения. Подумай, Сан…

Девушка молчала, опустив глаза, потом медленно покачала головой.

– Нет, Ник, не сейчас… Ты же знаешь мою мать. Закатит истерику, устроит вообще Бог знает что… а у нее больное сердце, ей нервничать нельзя. Господи, скорей бы закончить универ, устроиться на работу!…

Ник открыл было рот, но девушка, предугадав, что он скажет, накрыла его руку своей узкой ладошкой. Улыбнулась сквозь блеснувшие в глазах слезы.

– Давай не будем сегодня об этом, ладно?…

Постепенно она снова повеселела. Рассказанные Ником анекдоты даже вызвали у нее смех. Они пили вино и болтали о разных пустяках. Потом Сана спохватилась, глянув на часики, погрустнела и сказала, что ей пора возвращаться домой.

– Спасибо за вечер, Ник, – сказала она, когда такси остановилось у ее дома и они вышли из машины.

– Пустяки, котенок…

Сана приподнялась на цыпочки, чтобы обнять его. Ник коснулся губами ее волос, на секунду закрыл глаза, вдыхая аромат духов, – и явственно услышал бесплотный нечеловеческий голос.

Отдай ее мне…

– Что с тобой? – с тревогой спросила Сана, почувствовав, как он напрягся.

Ты создал меня, Мастер. Я – часть тебя, а ты – часть меня. И мы станем единым целым, когда ты…

– Н-ничего… Ерунда. – Ник мотнул головой, прогоняя наваждение.

– Так я пойду?…

– Иди. Мать, наверное, уже нервничает. Увидимся завтра.

Девушка отступила на шаг, все еще встревоженно глядя на него, потом легко взбежала по ступенькам крыльца, махнула на прощание рукой и скрылась в подъезде. Гулко хлопнула дверь.

Когда Ник вернулся к себе, было уже за полночь. Разделся; долго, тщательно мыл руки, умылся. Выпрямившись, всмотрелся в свое отражение в зеркале над умывальником. Что происходит? – растерянно спрашивал взглядом двойник по ту сторону зеркала. По лицу щекотно скатывались капли воды.

Ник вытерся полотенцем и прошел на кухню. Руки автоматически, будто сами по себе доставали шуршащий пакет с кофе, разжигали плиту, наливали в джезву воду, ставили на огонь… голова же была занята другим.

Что-то изменилось в его жизни. Сдвинулось в иную плоскость. И понять, в какой момент произошел этот сдвиг, значило понять его причину. Так когда все началось, когда?…

Когда был закончен «Демон» – пришел внезапный ответ.

– Бред! – Ник выпалил это вслух, и севший вдруг голос прозвучал в тишине пустой квартиры как чужой. Каким образом какая-то там картина может повлиять на… Или так сходят с ума?

Кофе уже не хотелось. Ник ушел в комнату, лег на продавленный диван, не раздеваясь и не зажигая света. Уставился в потолок в отсветах фар проезжающих под окном машин. Мысли вначале неслись беспорядочным сумбурным потоком, но напряжение, натянувшее нервы, мало-помалу сходило на нет, мысли уже не неслись вскачь – текли, ползли, сплетаясь, словно змеи… Ник сам не заметил, как забылся сном.

Проснулся – будто его толкнули в плечо, с твердой уверенностью: что-то случилось. Что-то плохое. Сквозь сомкнутые веки пробивался красноватый свет. И вдруг плывущие на этом фоне бесформенные пятна сложились в лицо Демона, в голове раздался бесплотный голос.

Ты создал меня, Мастер. Я – часть тебя, а ты – часть меня. Мы станем единым целым, когда ты отдашь мне самое дорогое, что у тебя есть…

Ник открыл глаза. Видение исчезло, но его прошибла волна холодного пота. Сев, он сжал руками голову. Господи, неужели вот так начинается безумие?!. Блуждающий взгляд упал на телефон, и мысль пронзила, как раскаленная игла: Сана!

Ник бросился к телефону, едва не опрокинул его на пол, пока набирал номер. Гудки. Сейчас он был согласен, чтобы к телефону подошел кто угодно, – пусть даже деспотичная мать Саны, – лишь бы не эти размеренные гудки, лишь бы не нарастающая уверенность, что несчастье произошло именно с Саной…

Оставив телефон в покое, Ник бросился прочь из квартиры, на ходу натягивая куртку. Холодный воздух обжег горло, когда он выбежал из подъезда – за ночь город засыпало снегом и заметно похолодало.

…Выскочив из троллейбуса, едва успела раздвинуться дверь-гармошка, Ник побежал к видневшейся за деревьями знакомой панельной девятиэтажке, в которой жила Сана. Двор, измененный снежным покровом до неузнаваемости. Третий подъезд. За спиной бухнула захлопнутая тугой пружиной дверь. Лифт, как всегда, был занят, и Ник бросился вверх по лестнице.

В груди бешено колотилось сердце. Пытаясь выровнять дыхание, Ник подошел к двери квартиры Саны, надавил кнопку звонка. Из-за двери донеслась переливчатая трель. Ник не знал, что скажет, если откроет кто-нибудь из предков Саны, как объяснит свое появление в таком диком виде: куртка нараспашку, всклокоченные волосы, лихорадочно горящие глаза… но продолжал раз за разом нажимать на кнопку. Звонок не умолкал, но дверь не открывалась. Зато приоткрылась дверь соседней квартиры.

– Чего трезвонишь? – не совсем приветливо поинтересовалась чуть хрипловатым голосом молодая женщина в домашнем халатике. Вид у нее был такой, как будто ее только что разбудили.

– Вы… вы не знаете, где Сана?

Женщина смерила Ника взглядом.

– Ты Никита, да?… Ксюха о тебе рассказывала.

– Что с Саной? – выпалил Ник, все еще тяжело дыша.

– Закурить есть? – спросила женщина. Ее крашеные русые волосы с темными корнями были стянуты в хвост на затылке; некоторые пряди выбились из-под резинки, падая на лицо, и женщине приходилось то и дело встряхивать головой, отбрасывая их.

Пошарив по карманам, Ник протянул ей пачку «Кента», достал зажигалку. Женщина вытянула сигарету, закурила и только после этого сказала:

– Так ты что, ничего не знаешь? В больнице твоя Сана, в реанимации.

– Что?! – Ник порывисто шагнул к ней. – Что случилось?…

Женщина выпустила дым, пожала плечами.

– Ксюха вчера вернулась домой позже обычного… И мать, конечно, не могла упустить возможность устроить ей очередной скандал по накатанному сценарию… Где, мол, была, с кем шаталась, почему от тебя вином пахнет… Скандал был отменный. Я к тому времени уже спать легла – и то проснулась. Через стенку все слышно, стены сам знаешь, какие. Не повезло Ксюхе с предками, да… Папаша еще ничего, женой затюканный, только пьет помаленьку, а вот мамаша, если разойдется, – это какая-то Хиросима и Нагасаки! Вот и вчера до часу ночи орала: «Проститутка! Шлюха подзаборная!» Потом, значит, когда она немного притихла, притомилась, наверное, – Ксюха заперлась в ванной и отцовской бритвой перерезала вены. Вот… К счастью, перерезала неумело, потому что, когда предки через час заподозрили неладное и выломали дверь, она все еще была жива. Плавала в ванне в собственной крови… Короче, скорая забрала ее в больницу. Можешь представить, что здесь творилось…

– Куда увезли Сану? В какую больницу?

– В Четвертую городскую. На Артемьева, знаешь?

Не ответив, Ник бросился вниз по лестнице.

Четвертая городская больница размещалась в безликом здании из стекла и бетона, длинном и сером, как картонная коробка. В приемном покое Ник попытался разузнать что-нибудь у сидевшей за окошком медсестры.

– Да, – сказала медсестра, заглянув в бумаги. – Такая девушка потупила сегодня ночью. Ее перевели в отделение интенсивной терапии. Это на втором этаже.

Освещенный люминесцентными трубками на потолке длинный коридор казался бесконечным, и снующие в этом резком белом свете фигуры персонала больницы тоже казались почти призрачными. Сильно пахло антисептикой и лекарствами. Эти запахи, характерные для любой больницы, у Ника всегда ассоциировались с тоской и безысходностью. Он шел по коридору, не слыша голосов вокруг, не чувствуя кафельного пола под ногами. Внезапно кто-то поймал его за локоть.

– Молодой человек, что вы здесь делаете? – На него строго смотрел усатый мужчина в белом халате и медицинской шапочке.

Ник объяснил, кого ищет.

– Понятно, – кивнул врач. – Она в восьмой палате. А вы, простите, кто ей будете?…

– Друг.

– М-г-м… ясно. Состояние у девушки тяжелое – она потеряла слишком много крови. Эй, постойте, молодой человек, вы куда?!

Ник уже не слушал – он почти бежал по коридору. У дверей восьмой палаты сидели родители Саны: полная женщина, которую даже горе не могло лишить властного вида, и щуплый мужчина, на фоне монументальной супруги выглядевший особенно невзрачно. Ник, впрочем, едва обратил на них внимание. Ворвавшись в палату, он чуть не налетел на медсестру.

– Сюда нельзя! – воскликнула медсестра. Ник молча отодвинул ее в сторону: он увидел Сану.

Она лежала на койке в окружении медицинской аппаратуры, и черные волосы резко контрастировали с голубоватой бледностью лица. Ресницы отбрасывали на щеки лиловые тени. В вену на левой руке был введен катетер капельницы.

Ник опустился на колени, бережно взял Сану за руку, податливо вялую и холодную. Запястье было туго перебинтовано, скрывая недавно наложенные швы. Колючий ком подступил к горлу, но Ник давно уже разучился плакать. За спиной раздался шум: в палату ворвались родители Саны. Ник даже не обернулся. Голоса и звуки отодвинулись куда-то. Они остались в мире одни – он и Сана.

– Прости меня, – прошептал он, касаясь губами ее холодных пальцев, прижимаясь лицом к ее маленькой ладони. – Я знаю, ты меня слышишь… Прости, котенок. В том, что с тобой произошло, есть и моя вина. Я… я рисовал зло. Я создал слишком совершенный его образ… почти живой. Создал Демона. Я чувствовал себя почти всемогущим, демиургом… и не задумывался, что за это ощущение всемогущества придется рано или поздно заплатить сполна, потому что ничто на свете не дается бесплатно… Мы все, чувствующие себя творцами собственных миров, редко задумываемся, что образы, которые мы создаем, воплощая их в картины, написанные на бумаге слова или ноты, обретают свою жизнь, уже неподвластную нам… Я безоглядно рисовал Зло, не задумываясь о цене. Какая разница, вызываешь ли ты Демона в виде злобного духа или компьютерного файла… если Демон пытается отнять самое дорогое, что у тебя есть?… Но я исправлю свою ошибку. Исправлю. Когда я вернусь, все будет хорошо, котенок. Все будет хорошо, слышишь?…

– Тормозни здесь, командир, – сказал Ник, завидев двухэтажный желто-серый дом, в котором находился офис «Паруса». Достал из кармана деньги, протянул водителю и вылез из подкинувшего его потрепанного «москвичонка».

Ты создал меня, Мастер. Я – часть тебя, а ты – часть меня. Мы станем единым целым, когда ты отдашь мне самое дорогое, что у тебя есть. И тогда ты достигнешь того, к чему стремился всю свою жизнь…

Дверь в ответ на длинный звонок открыл охранник Вадим. Вид у него был озабоченный, но появлению Ника он явно обрадовался.

– Никита, здорово, что ты пришел! Тут такое творится… Чертовщина какая-то с вашей компьютерной машинерией.

Внешне в офисе все оставалось по-прежнему. Только в воздухе, несмотря на кондиционер, витало гнетущее напряжение, как наэлектризованная духота перед грозой. Тускло мерцали мониторы компьютеров, принтеры то начинали работать, выдавая страницы, испещренные беспорядочными наборами символов, то так же внезапно умолкали.

– Как это началось? – спросил Ник, стаскивая куртку, небрежно вешая ее на спинку ближайшего кресла.

– С вечера, когда я сменил Олега, все было спокойно. А где-то после полуночи началась эта хренотень… Включились компьютеры… сами собой. Я попробовал их обесточить, но ничего не получилось. В этих делах я шарю не очень, боялся, еще чего-нибудь поломаю… Звонил и вашему сетевому админу, и шефу – на домашний и на мобильный. Глухо везде, как в танке. Воскресенье… Слушай, Никит, а что это вообще такое? Может, вирус какой, а?…

– Нет, Вадим, не вирус. Это еще хуже…

Ник сел за терминал сетевого администратора. Пробежал пальцами по клавиатуре, вызывая антивирусное тестирование локальной сети офиса. Результат был удручающий. Локальная сеть на данный момент представляла собой нечто вроде клетки, в которой метался, ища выхода, разъяренный монстр. Демон искал выход, стремился вырваться из тесной сети-локалки на бескрайний простор Интернета… И ему уже почти удалось подобрать ключи к модемам.

…Это была настоящая битва. Битва с Демоном. Ник наносил удар за ударом, вычищал кластер за кластером, форматировал диски, на которых Демон успевал размножить свои копии, записывал поверх убитой информации портрет Саны со своего DVD с рисунками и картинами, и шаг за шагом оттеснял Демона. Вскоре тот оказался заперт в винчестере Никового компьютера, с которого все и началось. Оставалось нанести последний удар, но на какую-то долю секунды пальцы Ника замерли над клавиатурой.

Мастер, я могу дать тебе силу, какой не было ни у кого из смертных. Твои картины сделают тебя властителем помыслов и душ миллионов людей! Они займут места в лучших музеях мира… Ты станешь богат и влиятелен, тебя будут слушать короли и президенты… Неужели ты не хочешь этого? Неужели не об этом ты втайне мечтал всю свою жизнь?…

Бесплотный голос еще продолжал вкрадчиво нашептывать, когда Ник с хрустом, едва не сломав, ударил по клавише Enter, запуская набранную команду.

Раздался беззвучный, но оттого не менее страшный вопль, способный, казалось, разорвать голову изнутри. По офисной технике пробежала волна агонии Демона. Это продолжалось несколько бесконечно долгих мгновений, потом экраны мониторов разом погасли.

– Все? – почему-то шепотом спросил в наступившей тишине Вадим.

– Все, – сказал Ник.

Вадим тихо чертыхнулся.

– А что это было?

– Длинная история, как-нибудь расскажу.

Взгляд Ника упал на принтер. Из щели выглядывал лист распечатки. Мощный, изрезанный глубокими морщинами лоб, узловатые скулы, темные провалы глазниц, в которых горят зловещие точки зеленого огня…

Картина была распечатана лишь до половины. На большее у Демона не хватило времени.

Ты создал меня, Мастер…

Криво усмехнувшись, Ник оборвал распечатку, скомкал, бросил в пепельницу. И вспомнил, что его зажигалка осталась у той женщины, соседки Саны. Ник повернулся к охраннику.

– У тебя спички есть?

г. Запорожье,

июль 2002 г.