«Персидские ночи»

Райдо Витич Персидские ночи

Глава 1

Мост через бурную, горную речку был великолепен. Самый настоящий, веревочный мост, шатающийся, раскачивающийся. Женя была в восторге: остановилась, чтоб сделать несколько снимков связанных грубой, толстой веревкой досок, сквозь щели которых была видна бьющаяся о камни, прозрачная и явно холодная вода. У Евгении уже был снимок пробивающейся из-под льда речки: бурлящей, проснувшейся и не желающей мириться с преградами. Она показывала свой характер — шумела, кипела от негодования, что заперли ее льды и все понять не могут, глупые, что весна уже и им пора освободить реку, исчезнуть с берегов.

Конечно, Ворчунья не горная река, хоть и полна жизни не меньше, и бурлит, и журчит, бьет по камням своими водами от весны до осени, но все же ее Женя всегда успеет заснять на цифровик. А это великолепие, включая коричневатые камни по берегам, веревочный мост и колоритного проводника Джахара с уникально упрямым даже для его сородичей ослом, навьюченным вещами гостей, вряд ли доведется увидеть еще раз. Две недели всего лишь им с Надеждой и отведено на знакомство с Сирией, и то по щедрости богатого жениха их общей подруги Сусанны Заранян.

— Жень, ты скоро? — окрикнула Надя с другого берега.

— Сейчас! — еще пара снимков, пара кадров. Щелкнула подругу — класс фотка получится! Зеленый, легкий сарафанчик, обрисовывающий изящную фигурку, рыжеватые кудри, обрамляющие одухотворенное лицо с не успевшей еще загореть кожей, точеные плечи и грубые скалы, бездонность ярко-голубого неба на заднем фоне, выщербленные старые доски и канат — на переднем. — Супер! — выставила Наде большой палец. — Назовем фотографию: «Дорога к мечте»!

И пошла, осторожно ступая по досочкам. Конечно, на высоких каблуках по мосту идти — грозить сломать себе ноги, но кто ж знал, что им придется тайными тропами к вилле Сусанниного жениха пробираться? Хотя надо отдать должное буржую, встретил их, а то заблудились бы, точно. Сначала на микроавтобусе тряслись, теперь с ослом пешком по козьим тропам путешествуют. И пусть их не Сусанна и не сам Самшат встретили, но все равно не так паршиво себя чувствуешь. Все-таки капстрана, наполненная горячими восточными людьми со своими нравами и обычаями, витиеватыми, колоритными, как эта горная река.

Женя улыбнулась, вспомнив, как они с Надей чуть не оглохли и не ослепли, оказавшись после долгих перипетий перелета и таможенного общения на площади у аэропорта. Гул, гам, крик, разряженные в восточные одежды женщины толпами в манисто, накидках на головах, шароварах, смуглые мужчины с белозубыми улыбками и масляными, оценивающими взглядами, жара и солнце, расцвечивающее окружающих в яркие, сверкающие краски.

И они, две белокожие дурочки из России, застывшие с открытыми ртами и громоздкими сумками у ног, на ступенях. На них не смотрели, на них именно пялились как на неандертальцев каких-то. Женя даже свой белый сарафанчик оглядела — не запачкала, не порвала ли, и сильно пожалела, что выбрала легкую форму одежды, по сезону — температуру — то обещали далеко за тридцать градусов тепла. Покосилась на Надю — та тоже все мялась, да сарафан поправляла, стараясь сделать и без того длинный подол еще длинней…

Каблук все-таки подвел Евгению, застрял в щели перекрытия, а рука соскользнула с веревки, не удержавшись, девушка чуть не упала, но была подхвачена сильной рукой.

— Ой!

Мужчина в светлой рубашке перехватил ее за талию, крепко прижав к себе, а сам держался лишь за канат. Мостик зашатался, не давая Жене возможности отодвинуться от незнакомца. Она невольно обняла его, чтоб устоять на ногах и видела смуглую грудь в открытом вороте вышитой рубахи, чувствовала приятный запах, исходящий от него. Пару минут качки и вот мост успокоился, а Женя смогла поднять голову, чтоб разглядеть своего спасителя и поблагодарить. Лицо как у большинства восточных мужчин отшлифованное солнцем и ветром, смуглое, но симпатичное. Живые очень выразительные глаза, черные волосы. Молоденький, может двадцать пять лет, может, чуть больше.

— Хамат, — сказал тихо, заглядывая ей в глаза, словно это слово должно вызвать у нее какие-то особенные чувства: восторга, восхищения, может быть, радости до визга. Странный мальчик… а голос теплый, ласковый…

— Э-э, спасибо, — натянуто улыбнулась девушка и отодвинулась.

Парень выпустил ее из объятий, но все же придержал за руку, помогая ступить на камни за мостом. Женя с трудом забралась по тропинке вверх, где ее ждала подруга, растерянно хлопая ресницами:

— Ты чего? — удивилась девушка и увидела две машины: яркие, красивые как игрушки. Что влево, что вправо смотри — лента дороги, песок и горы, а авто даже не запылились — блестят боками. А рядом четверо поджарых, как гончие, мужчин в солнцезащитных очках, переговариваются с Джахаром, вещи у него забирают.

— Наши вещи, — заметила Надя. У Жени сердце в пятки ушло — страшно стало. Мужчины незнакомые, местность тем более, а нравы и вовсе дремучие — мало ли что?

— Надя, мы не попали в историю? — спросила шепотом.

— Бог его знает, — без уверенности ответила девушка. — Серьезные мужчины…Ох, что-то мне нехорошо.

— Почему они наши вещи забирают?

— Хочешь спросить? Я нет.

Женя прекрасно ее понимала, у нее тоже не было желания что-то спрашивать: четверка выглядела слаженной группировкой, и если кому-то подчинялась, то явно не хозяину ресторана, каким представила Сусанна своего жениха.

— Нас прислал Самшат Бен-Хаджар, чтоб встретить вас. Гость дорог, а вы как подруги его любимой, дороги вдвойне, — заметил бархатным баритоном парень, что помог Жене не упасть с моста. Девушки покосились:

— Вы говорите по-русски? — удивилась Евгения.

— Да, — улыбнулся мягко, не сводя своих удивительно красивых глаз с девушки.

— Это его друзья? — уточнила Надя, кивнув на мужчин.

— Да. Идемте, познакомимся, — пригласил жестом и пошел к мужчинам, каркая им что-то на родном языке. Те заулыбались, двое кивком головы поприветствовали, нехотя бредущих к ним девушек.

— Асур, Джахар, Фарух. Махандх. Я — Хамат, — представил всех парень.

— Евгения, Надежда, — изобразили улыбки девушки, с трудом растянув губы.

Мужчины что-то залопотали, размахивая руками и улыбаясь, как рекламные проспекты стоматологической службы.

— Не похожи они на друзей, — заметила Надя тихо.

— Охрана, — сообразила Женя.

— Для нас это хорошо или плохо?

— Да вроде … Уважают, раз выслали нам на встречу охрану и машины, а с другой стороны, как бы боком это уважение не вышло. Улыбочки больно щедрые, прямо ждали нас, как родненьких.

— Ага, только могли бы и из аэропорта забрать на машинах.

— Может, не захотели? Или дороги через реку нет.

— Пыф!

Перед девушками с поклонами распахнули дверцы авто, намекая, чтоб одна в одну машину села, другая в другую.

— Мы вместе поедем, — решительно заявила Женя дрогнувшим голосом. Парень внимательно посмотрел на нее и что-то сказал мужчинам. Те молча развернулись и пошли к другой машине.

— Садитесь, — поторопил девушек парень, указывая рукой в салон.

Надя нырнула внутрь, села на заднее сиденье, Жене же помог парень, хоть она его и не просила — взял за руку, поправил подол сарафана, чтоб не испачкался. Девушка покосилась на Хамата: липучий какой — не к добру. И хотела уже огрызнуться, но встретившись с взглядом его честных, чистых глаз, увидев добрую, располагающую улыбку, промолчала.

— Простите, — сел рядом осторожно, чтоб не побеспокоить ее. Но все равно задел рукой, прижался бедром к бедру, чем встревожил девушку.

— А?… — она хотела уже предложить ему пересесть на переднее сиденье, но туда сел другой мужчина. Дверцы захлопнулись, машины плавно тронулись в путь. — Н-да-а.

Обменялась с Надей немного испуганным взглядом. Та сжалась и побледнела, принялась настороженно коситься на мужчин, сжимая ладонь подруги.

— Вам не о чем беспокоиться, — тихо заметил Хамат. Его дыхание коснулось шеи Жени, и девушка невольно вздрогнула, почувствовав тепло на своей коже.

— А мы и… не беспокоимся, — отодвинулась чуть-чуть.

Парень с пониманием улыбнулся:

— Вы гости Самшата, — наверное, для него это многое значило. Но для девушек, не знакомых с местными обычаями и традициями — ничего.

— Нам далеко ехать? — спросила Надя.

— Не очень. Около часа. Я прошу прощения, что вам пришлось идти пешком, но через реку только так, проезжей дороги нет. А в объезд далеко, мы опоздали.

— Ничего. Мы в город едем?

— Нет, Самшат ждет вас за городом.

— Самшат?

— И ваша подруга тоже, — уверил, но сомнения не развеял.

— Вы хорошо говорите по-русски, без акцента, — заметила Женя, чтоб хоть что-то сказать, отвлечься от слишком пристального взгляда парня.

— Я учился в Москве. Наша семья очень уважает русскую культуру. Русские очень романтичные и верные натуры…

— А сколько вам лет? Вы давно из Москвы? — заинтересовалась Надежда.

— Да, лет пять не был.

— Вы служите переводчиком у Самшата? — спросила Женя, разглядывая орлиный профиль парня: привлекательный парнишка, очень даже. Кожа смуглая, гладкая, волосы мягкие, вьются за ушами колечками, так и хочется потрогать — правда мягкие или кажется? Он повернулся к ней и опять улыбнулся, словно догадался, что она думает о нем. Так и сидели, друг на друга глядели, пока Женя не сообразила, что ведет себя неправильно: Сусанна ее предупреждала, что восточные мужчины мало горячие, так еще и ненормальные — пару раз улыбнешься — будут считать, что согласилась стать его женщиной. ‘Нетушки’! — отвернулась, перед собой уставилась.

— Так вы переводчик? — повторила вопрос подруги Надя.

— Да, — ответил Хамат неуверенно. И словно расстроился: погрустнел, отвернулся. Женя подумала, что видно эта профессия в здешних местах не котируется и парень смущен своим незначительным положением. Ей стало отчего-то жалко Хамата, и она с дуру решила его приободрить:

— Переводчик — замечательная профессия и требует от человека много ума и такта, огромных знаний. Я бы не смогла выучить чужой язык, мне, например, даже английский не дается. А вы говорите чисто, почти без акцента. Значит серьезно подошли к своим профессиональным обязанностям.

Парень странно посмотрел на нее и заулыбался:

— Я знаю английский, и вам нетрудно его выучить, если захотите. Хороший учитель и практика, сделают профессионала из любого человека.

— А какие еще языки вы учили?

— Французский. Три года прожил во Франции, учился в Сорбонне.

— И там учились? И в Англии, да?

— Нет, в Лондоне бывать доводилось, но в основном жил в Риме и Париже.

‘Англия, Франция, Италия, Россия. А мальчик-то не прост’, — подумала Женя.

— На каком факультете учились?

— Где?

— Вообще.

— Изучал культуру и литературу славянских народов. Международное право, экономику и маркетинг.

‘И переводчик’? — выгнула бровь Женя: ‘Хитрец’! Хотя, кто его знает. Как у них на Родине? Может, как и в России — учишься на одного, а работаешь, кем устроишься’.

— А почему по профессии не пошли? — спросила Надя, видно идя в том же направлении мысли, что и Женя.

— Чтоб устроиться на хорошую должность, нужны деньги и связи.

‘Не новость’, — кивнула девушка.

— Да, страны разные, а система одна, — усмехнулась Женя. — Самшат хороший босс? Не обижает?

— Нет. Он очень хороший хозяин, — прикрыл пушистыми ресницами глаза, отвернулся. Женя тоже отчего-то смутилась, уставилась в лобовое стекло, чтоб только не видеть парня.

Горный безлюдный пейзаж за окнами сменился пышной зеленью оливковых садов, белыми зданиями, крышами минаретов. В приоткрытое окошко залетал проказник ветер, донося экзотические ароматы, звуки бубна, каких-то веселых мелодий, гул голосов.

Машина шла вверх по дороге, уходя в сторону от города, его зданий, заманчивых запахов и звуков.

— Разве мы не через город поедем?

— Нет, в объезд быстрее. Вам нужно отдохнуть с дороги, а потом уже знакомиться с достопримечательностями. Вам еще надоест городская суета, поверьте.

Надя согласно кивнула, Женя промолчала, во все глаза глядя на восточную экзотику — низенькие строения и высотки, узкие улочки, что были видны сверху, плоские крыши и зелень, зелень. Она сделала пару снимков города с высоты дороги, потом Надежды — у окошка машины, на фоне ярких пятен зелени и жилых кварталов, оливковых полей.

— Фотографии будут чудо!

— Увлекаетесь? — спросил Хамат.

— Хобби, — кивнула Женя. — Еще в школе ходила в фотокружок. Сейчас с фотоаппаратом вообще не расстаюсь. Жалко упускать момент. Порой такие кадры удается поймать, что просто завораживают. Жизнь настолько быстрая, что не успеваешь оглянуться — дня нет, а с ним чудесного рассвета и заката. Каждый день — неповторим, но миг проходит, воспоминания блекнут. А снимки остаются. Они не только память о чудесных моментах нашей жизни, они сами чудо потому, что порой передают то неуловимое, что мы не видим в повседневной жизни, просто не успеваем заметить, а они улавливают и фиксируют.

Парень внимательно слушал ее, не спуская взгляда. Жене на секунду показалась, что она тонет в его теплых карих глазах, и вдруг захотелось прижаться к нему и ощутить еще раз острый запах его парфюма, силу рук… Девушка тряхнула головой, рассыпав волосы по плечам: что за чушь ей в голову лезет?

— Вы симпатичный, — признала. — У вас лицо необычное и глаза завораживающие. Можно я сделаю ваш снимок?

— Еще успеете, — сказал тихо. Машину тряхнуло на повороте и Женю прижало к Хамату. Пару секунд, от силы на полминуты, ладонь девушки невольно легла на его грудь, ощутив упругость мышц, гладкость кожи, а лицо оказалось у его лица, но Жене хватило понять за этот миг, что парень чем-то задел ее, зацепил, как говорит Надя. А у того зрачки расширились, приоткрылись губы и рука зависла над волосами, то ли оберегая девушку, чтоб та головой не стукнулась, то ли не смея дотронуться, но надеясь, что это произойдет само собой на следующем повороте. Евгения же поймала себя на мысли, что хочет, чтоб парень обнял ее, а не сидел истуканом, и рассердилась на себя:

‘Бог знает что’! — подумала, поспешно отстраняясь от Хамата: ‘не успела приехать, уже фаворита нашла. И кого?!

Это все жара, экзотика и масса впечатлений. Восток, неповторимая, упоительная красота пейзажа и местных экземпляров аборигенов, широта души, романтика. От зноя кровь горячей становится, а воздух, насыщенный ароматами цветения, бьет безжалостно по голове’.

— Очнись, Борисова, парень сейчас из штанов выскочит, — прошептала на ухо ей Надежда. — На фига тебе роман с местной фауной? Неприятностей хочешь?

Женя тихонько пихнула ее в бок, помрачнев: отстань! Без тебя знаю.

— Долго еще? — бросила неласково мужчинам впереди. Те даже не повернулись.

— Минут десять, уже подъезжаем, — ответил за них Хамат. Лучше б молчал — голос у него волнительный и тем для Жени отвратительный.

‘Я женщина гордая и патриотически настроенная. Плевать мне на восточных красавцев, хоть Карузо они, хоть Кареросы’! — напомнила себе девушка и гордо вскинула подбородок. Лицо превратилось в неприступно-холодную маску снежной королевы. А взглядом можно было воду морозить. Хамат решил, что чем-то обидел гостью и помрачнел, расстроился — принялся смотреть в окно, чуть отодвинувшись к дверце.

Глава 2

Машины въехали в открывшиеся ворота, прошуршали по гравию, и остановились в райских кущах зелени у дома с белоснежным фасадом.

— Дворец падишаха, — выдохнула Надя.

— Н-да-а, — невесело протянула Женя. — А не погорячились ли мы с тобой?…

Дверцы распахнулись перед девушками: Хамат уже успел вылезти и теперь решил проявить галантность и потрясти гостей прекрасным воспитанием.

Надя выдавила улыбку и вышла из машины, следом вылезла Женя, с трудом проигнорировав протянутую ладонь парня: даже она привлекла внимание девушки, заставила замереть на пару секунд, чтоб еще раз полюбоваться красивыми пальцами, сильной кистью.

Чертов сириец! — разозлилась на него Женя, встала у машины, разглядывая шикарный особняк ме-елкого, примерно, как Онасисс, коммерсанта, если, конечно, у нее с глазами нормально и она видит то, что видит.

— Сусанна ничего не могла перепутать? — спросила у Нади. Та пожала плечами, пребывая в том же недоумении, смотрела начищенные ступени. К приехавшим по белоснежной мраморной лестнице спускался улыбчивый мужчина в белом костюме. Поклонился, приложив ладонь к груди, и махнул рукой, приглашая за собой.

Девушки бы с места не двинулись, но вроде менять что-то уже поздно было, и они пошли за мужчиной, слушая его витиеватые высказывания, из которых поняли не больше, чем мышь из съеденной книги.

— Его зовут Кенжап и он рад приветствовать вас во владениях своего господина, — вспомнил, наконец, о своих обязанностях парень, шагая рядом с Женей почти плечом к плечу. Его близость тревожила, и девушка обернулась, делая вид, что беспокоится за багаж. Замешкалась и поменялась местами с Надеждой, которая поняла, к чему такие маневры, мило улыбнулась Хамату, отвлекая его внимание:

— А где Сусанна?

Тот спросил у слуги и, недослушав ответ, перевел, стараясь поймать взгляд Жени:

— Госпожа и господин скоро будут, у них запланированы визиты. Кенжап покажет вам ваши покои, поможет разместиться. Если что-то нужно, то он всегда к вашим услугам… Как любой в этом доме.

— И много слуг в доме мелкого ресторанного магната? — не удержалась от колкости Евгения.

— Я не считал, — пожал плечами Хамат, пропуская девушек внутрь особняка в прохладу и в пышную, почти музейную обстановку особняка. Зеркальный паркет, мягкие уголки, обитые ярким шелком, картины, цветы, множество предметов искусства и даже опахало.

— Сусанна точно живет здесь? — заподозрила неладное Женя.

— Ваша подруга живет здесь, — заверил парень, ведя их по коридору за Кенжап, который распахивал двери. Наконец они попали в огромную комнату с видом на шикарный бассейн, прямо за стеклянной дверью.

— Это общая комната — ваша, слева спальня госпожи Надежды, справа — госпожи Евгении. Это — ванная комната, — указал на двери у выхода. — Ваши вещи сейчас доставят и разберут…

— Мы сами, — заявила Надежда, Женя закивала подтверждая.

— Хорошо, — опустил взгляд парень, понимая, что от него хотят как можно скорее избавиться. — Прохладительные напитки, шербет и фрукты вам принесут. Отдыхайте. Кенжап, — кивнул головой, приглашая мужчину на выход.

Когда двери закрылись, девушки прислонились спинами к ее поверхности и переглянулись:

— Ты что думаешь? — спросила Женя.

— То же, что и ты: Сусанка нам крупно наврала.

Евгения нахмурилась:

— Я думаю хуже.

Девушки прошли в комнату. Осторожно, боясь повредить вышитые на обивке дивана цветы, сели и задумались.

Надя Рыжова, Женя Борисова и Сусанна Заранян дружили со школьной поры. Вместе пережили начальные классы, пубертат, первую любовь, выпускные экзамены. А вот дальше каждый пошел своей дорогой, которая, впрочем, не помешала дружбе, а наоборот, еще больше укрепила их отношения. Сусанна занялась туристическим бизнесом, Евгения рванула в дебри журналистики, Надя увлеклась рекламным маркетингом. Со временем каждая заняла свою нишу на карьерной лестнице — небольшую, но уютную, и вполне довольствовалась достигнутым.

Личная жизнь девушек складывалась по-разному и все же удивительно одинаково — по одной схеме: встреча, расставание, сетования, встреча, расставание, депрессия. В итоге Надежда и Евгения махнули на перспективы в личной жизни рукой, а Сусанна еще рвалась к заоблачным высотам дикой страсти и вечной, негасимой любви в шекспировском стиле. Страсть и правда посетила ее.

Три года назад она укатила в Москву по делам фирмы и встретила там Самшата. Две недели, проведенные в бреду и пылу любовной горячки, закончились слезными заверениями в любви и выговором от начальника за халатное отношение к свои обязанностям уже дома. Месяц Сусанна горевала и ревела, потом еще два сохла от тоски и жила у телефона, в надежде, что Самшат позвонит ей. Подруги переглядывались и пытались вытащить больную из любовного ступора, твердо уверенные, что любовь сирийца так же крепка и долговечна, как снег в пустыне. Но ошиблись. Через полгода Сусанне пришел вызов в Сирию. И, конечно, наплевав на здравые размышления и уговоры подруг и родителей, Заранян рванула к милому, чтоб через месяц вернуться домой в еще большем пике. Нет, с Самшатом у нее все было хорошо, более того — сказочно, но мать любимого сказала ‘нет’ иностранкам и иноверкам и отправила гостью в обратный путь. Самшат, и, не подумав противиться воле родительницы, посадил Сусанну на самолет, заверив перед этим, что обязательно найдет способ вернуть ее обратно, смягчив сердце матери. Та поверила, поклялась в верности, любви и готовности умереть за общее счастье и, вернувшись домой, опять принялась ждать, чтоб, исхудав от тоски и любовной чахотки, получить второй вызов.

На этот раз Сусанну провожали с кучей наставлений и подарков для усмирения сирийской мегеры. Но та дрессуре не поддалась и опять выкинула невесту.

На этот раз подруги не стали сдерживаться и сказали все, что думают об убогой Сусанне, возомнившей себя Лейлой. И предприняли титанические усилия, чтоб она забыла своего Фаруха. Тщетно. Потому что, как только Сусанна начала приходить в себя, позвонил любимый и она, забыв все наставления, вновь рванула в Сирию.

Так продолжалось два года. Девушки и не думали, что дело кончится чем-то путным, но, уехав в очередной раз, Сусанна не вернулась ни через две недели, ни через месяц, ни через два. Из звонков же стало ясно, что свекровь, наконец, сменила гнев на милость и дала невестке испытательный срок, который она с блеском выдержала. Три месяца назад Сусанна примчалась в Россию, загорелая, стройная и просто светящаяся от счастья. Она навезла кучу подарков любимым подругам и сообщила, что свекровь мало благословила детей, назначила дату бракосочетания, но еще и снизошла до презентов родне и знакомым невестки.

— Обалдеть, — прогнусавила Женя, одевая широкий браслет с камнями на тонкое запястье. Как раз по ее размеру: узенькое, большая редкость. Обычно она не носила браслеты, как впрочем, и часы по одной простой причине — их диаметр оказывался всегда больше ее запястья, и они соскальзывали, терялись.

— Это еще не все, — заявила с довольной улыбкой Сусанна и вывалила на стол перед каждой подругой по горке всяких баночек, безделушек и украшений. Женя открыла маленькую баночку и понюхала ее содержимое:

— Крем?

— Да, но не просто крем. Он на благовониях. Свекровь лично тебе передала, — поведала с каким-то странным прищуром. Женя насторожилась:

— Чему обязана подобной щедрости?

— Жень, мы решили, что ты будешь у нас свидетельницей, — вздохнула покаянно, отводя взгляд.

— Мы — это кто?

— Ассария. Мама Самшата. Я ей фотографии показывала, твои работы. Она сказала, что была бы рада видеть первой свидетельницей тебя, а Надю второй. Считай приказ. Слова мамы у нас не обсуждаются. Надя, ты не обижаешься?

— На что? — удивилась та, перебирая украшения.

— Что Ассарии Женя приглянулась.

— Да мне-то что?

— Я к тому, что обижаться не надо. Мы ждем вас обоих, а не одну…

— Не поеду я никуда, — фыркнула Женя. — Терпеть не могу жару и восточных жеребцов. Мне местных хватает.

— Да и денег нет, — поддакнула Надежда.

— На счет этого не беспокойтесь: Самшат все оплатит и с визами поможет. Он уже распорядился. Билеты вам купят туда и обратно, жить будете у нас, места всем хватит, а с собой, ну… на мелочи всякие, тряпки, безделушки. Питание за наш счет. Самшат хозяин ресторана, готовит, пальцы откусите! Короче, свадьба через месяц.

— Не соблазняй, — задумалась Надежда, и по лицу было видно, что думать будет не долго — как только Евгения согласится, так и она ‘да’ скажет. Но Женьку уломать — не Надю. Борисова сроду жаркие страны не любила, а восточные страны туризма считала местами злачными и стратегически опасными для ее психического и физического здоровья.

— Играйте свадьбу в Исландии и согласна быть свидетелем, — бросила она, нюхая крем — шикарный запах, обалденный. Весь французский парфюм отдыхает.

— Женечка, ну что тебе тяжело за бесплатно в экзотическую страну прокатиться, меня порадовать, долг подруги выполнить? — расстроилась Сусанна. — Я ведь без вас ничего бы не смогла и не смогу, если б не ваши ценные советы, я, может, умерла бы от любви к Самшату.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — заметила Надя, надевая тоненькое колечко на свой палец.

— Девочки, я ведь теперь долго не приеду, а как жить без вас буду? Имейте совесть! Нельзя так с близкими поступать!

— Что-то ты недоговариваешь, — прищурилась Евгения.

— Там сложно очень, — вздохнула Сусанна. — Нет, Самшат просто чудо, мне несказанно повезло с ним, и Ассария вроде вполне, живет на своей половине, на обеды только является. Забот у меня никаких, разве что по лавкам пробежать, у бассейна позагорать, в гости к друзьям Самшата сходить… Но тоска меня берет, девочки. Мы же всегда вместе были. Я без вас, как без рук.

— На что намекаешь? — Уставилась ей в глаза Надя.

— Понимаешь, вы у меня как талисманы, вы самые, самые для меня, и если вас на свадьбе не будет, то и жизни у нас с Самшатом хорошей не будет.

— Не говори ерунды…

— Я эгоистка, девочки, да, признаю. Но вот что я подумала: ведь не только мне хорошо будет, но и вам. Приедете на свадьбу, познакомитесь с моим мужем, свекровью, заодно отдохнете, поживете у нас, они к вам привыкнут, вы к ним. И тогда мы не расстанемся навсегда. Будете ко мне в отпуск приезжать. Бесплатно! Представьте себе, в Сирию, как на дачу на выходные, в любое время.

— А без тюбетейки твой милый не останется? — хмыкнула Женя.

— Нет там тюбетеек…

— Ну, без тапочек…

— Жень, да многие мечтают о такой возможности, деньги копят, чтоб съездить, с экзотикой познакомиться, а ты уперлась. Некрасиво это и по отношению ко мне, и вообще!

— Не злись, Саня, не люблю я жару и всю восточную ерундистику. И потом, мужики там говорят прилипчивые, как мухи по осени. Валя вон съездила в Египет, еле отбилась, говорит.

— Да тебе-то что беспокоиться? Сирия не Египет! Там другие нравы…

— Круче? — Усмехнулась.

— Самшата там любой осел знает. Уважают его. Только с трапа сойдете — вам только свистни, все сделают. И никто не посмеет приставать, поверь, Самшат строг в этом отношении.

— Горячий сирийский Отелло? — хохотнула Надежда.

— Нет, не Отелло, но гости Самшата неприкосновенны не взглядом, ни словом, ни делом. Нравы у них такие, понимаешь?

— Крестный сирийский отец? — спросила Женя с ехидцей.

— Какой крестный?! Совсем что ли? Твоего отца уважают? Уважают и многие знают, а он не мафиози.

— А-а…

— Издеваешься, — надулась Сусанна. — Бросаете меня. Даже на свадьбу приехать не хотите, на солнышке погреться.

— Веришь, не хочу, — вздохнула Женя. — Знаешь, какой процент туристов, уехавших в теплые края, не возвращается на Родину? Пропадает наглухо.

— Да ничего с вами не будет! Ну, хочешь, я Самшату позвоню, он охрану вам наймет?

— Ох, крутишь ты, — заметила Надя. — Хотя, нет, правда, Жень, чего не слетать? И потом, свадьба — дело святое.

— Угу? Кто ж спорит?… Да не хочу я в вашу Сирию! Я лучше к березкам на дачу!

— К клещам! — фыркнула Надя.

— Ты здесь лежишь в толпе потных хамов, на мусоре. Купаешься в грязной воде, слушаешь крик, мат и смех, отбиваешься от комаров и слепней. А там сидишь у бассейна, в приятной компании, пьешь коктейль, купаешься в чистой воде. Разницу улавливаешь? — подхватила мысль подруги Сусанна.

— Пусть слепни и хамы, зато родные, понятные. Надоест, пошлешь светлой дорогой в непроходимые места, а там хоть запосылайся, они по-русски ни бельмеса.

— У Самшата переводчик есть.

— Ничего себе ресторанчик вам доходы приносит, — присвистнула Надя.

— Вот-вот, подозрительно все это.

— Что подозрительно?! — возмутилась Сусанна. — Что я своим подругам отличный отдых устроить хочу?!

Женя вздохнула, виновато отворачиваясь. Надежда же подперла ладонью подбородок, выставив напоказ унизанное штучной ювелирной работы браслетами:

— Я прониклась и еду, — заверила.

— Вот и договорились. Звякнешь с Евфрата, — кивнула Женя.

— Значит, ни в какую уважить подругу не хочешь? — вздохнула Сусанна. — Ладно, не тащить же тебя, ослицу, силком. Но учти, я обиделась!

— Извини, но ты сама понимаешь, что подобное рандеву не для меня.

— Угу, — вздохнула Заранян и пододвинула подруге баночку с кремом. — Нюхала его, нюхала. А что не намазалась? Попробуй, замечательная вещь.

Женя, чтобы не расстраивать ее, а заодно сменить тему, начала втирать крем в кожу лица, поглядывая в маленькое зеркальце в крышке баночки:

— Не знаю, как действует, но запах просто упоительный.

— Ну-ка, дай, — протянула руку за банкой Надя, но Сусанна ее остановила.

— Этот крем сделан индивидуально для Женечки. Я же знаю ее кожу, вот специально для нее Ассария крем и заказала. К тому же у тебя аллергия на сандал, забыла? Хочешь пятнами пойти?

— Не-а.

— Шелк, не кожа, а шелк, — восхитилась Женя.

— Я тоже хочу крем по индивидуальному заказу, — вздохнула Надя.

— К приезду закажу, — заверила Сусанна. — По лавкам пройдемся. У тебя глаза разбегутся от обилия всяких чудных вещичек. Эксклюзив. Это вам не стандарт и опт, там вручную делают и за копейки отдают. А природа какая, девочки! Эдем! У тебя бы такие кадры были, Женя, просто шедевры. Представь красное на закате солнце над пустыней. А небо яркое, глубокое и белоснежные ворота древнего храма. А колоритные краски восточного рынка, лица людей?

Женя слушала Сусанну, представляя нарисованные картинки, и почувствовала сомнение: а почему действительно не рискнуть и не изменить один раз принципу? Сердце билось в груди то гулко и часто, то замирало, и плыли перед глазами экзотические красоты, коллаж из лиц, взглядов, движений.

— Ты могла бы сделать уникальнейшие снимки!

— Замри, мгновенье, ты прекрасно, — вздохнула, тряхнув копной русых волос. — Знаешь, я, пожалуй, подумаю.

— А что здесь думать? Ехать надо. Свинство это, Борисова, на свадьбу подруги не явиться, — бросила Сусанна.

Женя посмотрела на Надю и поняла, что та согласна с девушкой. Пришлось согласиться и ей:

— Ладно, уговорили, тряхну своими дорожными сумками, и нервами. Совершу подвиг во имя дружбы. Когда отпуск-то брать?…

Девушки переглянулись.

— Ну, может, оно не все так плохо? — сказала Надежда. Женя пожала плечами:

— Да, плохого вроде ничего нет, но отсутствие Сусанны, знающей, что мы сегодня приедем, тревожит. Как и обстановка.

— Сусанка у свекрови под каблуком вместе с мужем, поэтому удивляться нечему. Но в одном ты права — ухо надо держать востро.

— И смотреть в оба.

— Принято, — кивнула Надя, поднимаясь. — Я в ванную. Пора смыть дорожную грязь.

— Ой, как пора, — подхватила Женя.

Девушки разбрелись по комнатам.

— А апартаменты хороши, — кивнула Надежда подруге в открытую дверь своей комнаты.

— Угу, — не смогла не согласиться она: широкая двуспальная кровать, застеленная светло-голубым покрывалом, полупрозрачные шторы в тон, закрывающие окно во всю стену, трельяж с пуфиком, встроенный шкаф, картина в позолоченной рамке в стиле позднего Боттичелли над столиком, удобные кресла. Женя посмотрела на все это и ушла в ванную, чтоб голову не ломать: откуда у хозяина ресторана столько денег и вкуса?

Душ немного взбодрил.

Женя вышла из ванной, просушивая полотенцем волосы, и подивилась сервису: у кресла стояли ее вещи, на столике чеканный серебряный поднос с прохладительными напитками, фруктами, на постели лежала белая короткая футболочка с аппликацией иероглифической надписи на груди, шортики.

Женя взяла футболку, провела ладонью по материи: плотная, но мягкая, гладкая — приятная. Пальцы пробежались по небольшой надписи, повторяя замысловатые изгибы иероглифов:

— Тым-дым-тум-дум… Надеюсь, здесь не написано: Женька — дура, — и скинув халат, решилась примерить.

Хамат стоял у окна и сквозь шторы прекрасно видел девушку. Он не прятался, как впрочем, и не думал этого делать. Его взгляд был устремлен на гостью, а мысли будоражили кровь.

Тот топик-футболка, что он купил сам, тщательно отобрав из всего ассортимента товара, привезенного Фахурти, была в руках девушки. Он точно так же, как она сейчас, трогал рукой материю, мял и гладил пальцем, проверяя, достаточно ли приятно будет телу. И помнил мягкость и нежность ткани, и, глядя, как этот топик скользит по телу девушки, закрывает грудь, Хамат чувствовал, как он касается кожи, обтягивает грудь, лаская ее, словно сам был топиком. Он смотрел на силуэт девушки и запоминал, впитывал взглядом каждый изгиб фигуры, каждое движение — грациозное, пластичное. Девушка не одевалась, она словно совершала таинство, пела и соблазняла каждым своим движением, жестом, и зачаровывала Хамата.

Ему вспомнился холодный апрель в Москве, подземка метро, станция Измайловская, шум голосов, гул электропоездов. И молоденькая девушка в расстегнутой, короткой бежевой куртке, в юбочке выше колен, в тон. Девушка прошла мимо него стремительной и грациозной походкой навстречу другой девушке короткостриженной, с угловатой, мальчишеской фигурой, видимо, ее подруги и засмеялась над какой-то фразой, повернулась в полупрофиль к Хамату, но не видела его — разговаривала с девушкой. Пара минут увлеченной беседы подруг дали возможность Хамату разглядеть грезу от и до. Типично русская красавица с румянцем на щеках, яркой голубизной глаз… разрез которых был типично восточным.

Парень смотрел в открытый вырез кофточки девушки на дешевую подвеску, что висела на груди, высокой, идеальной по форме: немаленькой, так что не знаешь, с кем решил, провести ночь — с мальчиком или девочкой, и не большой, так что не обхватишь и двумя ладонями. И фигура у девушки тоже была идеальной, полностью в его вкусе: не худая, нескладная, из ряда тех, кто любит превращать себя в набор костей, пособие по изучению человеческого скелета, но и не пышка, которую не знаешь за что обнимаешь. У этой девушки была идеальная, тонкая талия, плавный и четкий изгиб бедер, плоский живот и далеко не плоские ягодицы, длинные ровные ноги — идеальные от икр до … Хамат мысленно провел ладонью от щиколотки, охваченной коротким, изящным сапожком, вверх по ножке, обтянутой телесного цвета чулком, по икре, колену, стремясь выше к бедрам, прикрытым бежевой юбочкой, и словно наяву почувствовал под пальцами гладкость колготок, прохладу наверняка замерзших ножек и тепло там, под юбкой…

Девушка тряхнула копной длинных волнистых волос цвета кофе с молоком и, махнув своей собеседнице ладошкой, пошла к эскалатору. Хамат двинулся за ней, как нитка за иголкой, щедро улыбнулся, заговорил, не скрывая своего восхищения ее красотой. Однако, девушка в ответ шарахнулась от него как от чумного и одарив презрительно-надменным взглядом, ускорила шаг, нырнув в толпу.

Хамата долго смотрел ей в след, чувствуя себя не только отверженным, но и почти уродом, которому без лишних сантиментов, грубо и доходчиво, дали это понять. Девушка скрылась с глаз, исчезла вместе с мимолетной обидой, но образ красавицы остался в памяти, а ее неприступность обрела ореол не то святости, не то загадочности.

Тогда он подумал, что эта женщина стоит всех звезд Москвы…

— Хамат, Самшат приехал, — окрикнул его Джахар.

Парень с трудом отвел взгляд от женского силуэта за стеклом и занавеской и нехотя пошел к крыльцу парадного входа.

— Да-а, Женечка, вот он рай, — протянула Надя, наслаждаясь прохладой тишиной и соком. Она полулежала вытянув ноги на диване, и блаженствовала, поглядывая на бассейн, виднеющийся за стеклянными дверями. — Век бы так отдыхала! Осталось увидеть Сусанну, чтоб успокоить червячок тревоги, и тогда, банзай! Всеми четырьмя лапками за то, чтоб превратить это чудное местечко в дачку на выходные.

Женя лежала, закинув руки за голову на белом пушистом ковре на полу, и поглядывала на подругу с пониманием:

— Обслуживание, конечно, шикарное, апартаменты — люкс-номер самого престижного отеля — отдыхает. Одно ‘но’ — добираться сюда — мама дорогая.

— В следующий раз попрошу вас сбросить с самолета сразу над Эль-баб, чтоб не мучились! — объявила довольная Сусанна, появившаяся в дверях. Выглядела она ослепительно: укутанная в газовую сверкающую ткань удивительную по красоте рисунка, массивные длинные серьги в ушах, на голове, оттеняя черные волосы, газовая накидка с серебряными и золотыми нитями, на руках браслеты. В глазах свет безмятежного счастья.

— Сусанна?!

— Шахрезада!

Взвизгнули подруги и рванули к ней, обнялись, закружили по комнате, прыгая от радости, как газели:

— Класс, класс!!

— А-ааа!!

— Задушите!! — засмеялась женщина.

— Легко!

— И прямо сейчас!!

— А-аа!! — начали крутить ее, ощупывая, осматривая.

— Почем драпчик?

— Какую ювелирную лавку обчистила?

Самшат и Хамат, которых девушки в пылу бурного ликования от встречи с Сусанной не заметили, стояли в дверях и с улыбками наблюдали за подругами. Потом переглянулись и вышли, тщательно прикрыв за собой двери.

Девушки плюхнулись на диван. Женя, поджав ноги с одной стороны Сусанны, Надя с другой:

— Рассказывай, где была! — потребовала Надя.

— Да, да, — закивала Женя. — А то мы взять тебя не знали где!

— Думали, попали в историю…

— Вляпались по ушки!…

— С тебя причитается за пережитое!…

— Наши нервные клетки понесли значительный ущерб!…

— Это особняк твоего жениха, бе-едного ресторанного деятеля или индийского магараджи?

— Ой, ну что вы девочки! — рассмеялась Сусанна. — Самшат очень влиятельный и богатый человек. У него не один ресторан, а сеть по всей Сирии, а еще у него два брата, у которых тоже свой весьма процветающий бизнес.

— Ага? А дома сказать слабо было?

— Сюрприз! — хохотнула женщина. — Хотела, чтоб вы обалдели…

— Удалось.

— Но как-то неуютненько. Мужички здесь неоднозначные.

— Это слуги, они будут следить за вашей безопасностью. Кровь здесь у всех горячая, восточная, а вы в их традициях нули. Вот чтоб недоразумений не было и сильно ретивые граждане не наскакивали на красавиц из далекой России, приставлены мальчики, которые и проследят, и подскажут, и уберегут от нескромных глаз, рук и желаний. Завтра в город поедем — они нам очень пригодятся.

— Руки? Глаза? — удивилась Женя.

— Охрана!

— Я и сегодня в состоянии почтить своим посещением пару лавок, — бросила Надежда.

— Сегодня отдыхайте. Вечером к тому же ужин в кругу семьи. Со знакомством, так сказать.

— Со свекровью?

— Да, — заверила, улыбнувшись хитро. — Ждет, мечтает лично познакомиться с моими сестрами. Вы ведь — сестры?

— Не родные…

— Но для меня роднее родных!… Как комнаты? Понравились?

— А то! Шутишь?

— А это особенно, — Женя с улыбкой погладила коттоновый костюмчик, провела по облегающему грудь топику. — Качество — лучше не встречала.

Сусанна потрогала пальцами край футболочки и кивнула:

— Да, мягонькая… Я рада, что подошло и по вкусу!

— Мне тоже, — заявила Надежда, показывая ей легкий зеленоватый костюм, почти как Женин. — Восточное гостеприимство?

— Как же иначе? Вы самые дорогие гости в этом доме!

— А есть еще гости? — спросила Женя.

— Нет, это я к слову. Может, к бассейну пойдем? Искупаемся, фруктами побалуемся и зеленым чаем?

— Можно, — согласилась Надя, а Женя поморщилась:

— Сумки надо распаковать, а не охо-ота-а-а…

Сусанна рассмеялась:

— Понимаю, устали. Сейчас позову слуг, они распакуют. Кстати, почему Кенжап не проследил за этим?

— Мы попросили. Я лично не люблю, когда в моих вещах роются…

— Какое роются? — возмутилась женщина. — Прелести наличия слуг. Короче, подъем! Быстро за купальниками и к бассейну в шезлонги, а я отдам нужные распоряжения и буквально через десять минут присоединюсь, — объявила приказным тоном. Встала и вышла, а подруги переглянулись и скорчили друг другу рожицы:

— Мадам Бен-Хаджар! Еще не жена, но уже госпожа!

— Как быстро люди портятся, просто …

— Завидно? — хихикнула Надежда.

— Угу, как же! Интересно. Вот ведь плакала о несчастной любви, понурая ходила, где деньги взять на дубленку думала, а сейчас погляди: звезда Востока! В глазах блеск, осанка королевы, одежда…

— Одалиски! И тон прапорщика, — прыснула от смеха Надя. — В чем-то ты права, но я, как бы ни изменилась Сусанна, надеюсь, наших отношений перемены в ее характере не коснутся.

Женя задумалась:

— По-моему это как раз дело десятое, главное, она счастлива, и это видно издалека.

— Дай Бог… Переодеваться-то будем?

— О! Правда, надо поторопиться, а то госпожа Бен-Хаджар будет зело недовольна и отправит на гауптвахту, — встала Женя, от души потянулась, радуясь, что все довольно хорошо складывается и у подруг, и у нее.

— На ближайший базарчик, — засмеялась Надежда, скрываясь в своей комнате.

Евгения быстро переоделась в голубенький купальник, геройски откопав его в сумке. Покосилась на кинутые на постель вещи и мысленно махнула рукой: потом уберу. Пошла к Наде, завязывая лямки лифчика на ходу. Заглянула к ней:

— Слушай, мне давно интересно, но спрашивать у Сусанны как-то неудобно.

— Чего? — поправляя бретельки, спросила девушка.

— Я о вероисповедании. Она же христианка, а он мусульманин, как они вместе-то?

— Понятия не имею, — бросила Надежда, подхватывая подругу под руку. — Во-первых, это не наше дело, во-вторых, если родичи Самшата согласились и благословили его на союз с иноверкой, значит, вопрос, что ты задала, уже не актуален.

— Да? Вообще-то ты права, — задумчиво протянула Евгения. — Сирия не Ирак, фанатиков, конечно, везде хватает, но прогрессивно мыслящих тоже. Да, наверное, этот вопрос уже давно решился.

— Наверняка, — плюхнулась в шезлонг Надя. — Обалдеть! Я в шезлонге, на краю бассейна! В Сирии! Мама!

Женя села рядом, но на стул и продолжила рассуждения, в пылу раздумий поедая засахаренные фрукты с вазы на столике:

— Здесь люди не так консервативны и более терпимы к другим вероисповеданиям. Высок процент армянского населения — христиан.

— Это ты откуда знаешь? По лицам прочла?

— В инете для малоразвитых писано.

— А-а.

— Ага! А если судить по обстановке в доме: кондишены, интерьер спален, ну и так далее, то Самшат больше тяготеет к западному образу жизни…

— Держи карман шире, — хмыкнула Надя, напялив на нос солнцезащитные очки. — И кончай политученье, дома вся эта ерундистика надоела. Дай отдохнуть от болтовни.

— Это не болтовня, а просвещение тебя, отсталой.

— Можно, я неучем поживу две недели?

— Не получится. Ты находишься на территории исламского государства, твоя самая любимая подруга выходит замуж за мусульманина.

— Новости, — фыркнула Надя.

— Не новости, но предупреждение об особенностях общения с представителями других традиций. Вечером ужин с мадам Мегерой, не забыла?

— А мне-то что?

— Да и мне тоже ничего, но Сусанну подводить не стоит. Да и вляпываться в истории неохота.

— Ты уже вляпалась. В переводчика, — хихикнула девушка. — Горячий персидский скакун! Как он жарко смотрел на тебя, а?! Не взгляд — зажигалка!

— Ну-у, так и знала, говорили о религии перешли на личности!

— Нет, Женя, признайся, ничего мальчишечка.

— Ничего, — кивнула. — Если далеко.

— Вот, Борисова! — выставила палец Рыжова. — Об этом и речь! Запомни, выучи наизусть и четко следуй инструкции: не смотреть, не улыбаться, глазки не строить! А то будут неприятности.

— Это ты мне? Я что, на больную похожа? — возмутилась Евгения. — Ты себе это скажи!

— Женя, ты понятия не имеешь, до чего арабы дурные в плане секса. Они готовы на все ради банального траха. Темпераментные, сладострастные и абсолютно невменяемые.

— Какие познания, — хохотнула девушка. — Это ты по собственному опыту?

— Да, я между прочим прошлой весной в Турцию летала…

— На два дня!

— Выше головы хватило! Шагу ступить не давали, озабоченные!

Из зарослей за спинами подруг вынырнула Сусанна и, сев в свободный шезлонг спросила:

— О чем спор?

— О менталитете местных самцов.

— Кто-то приставал? — удивилась она.

— Вот! — теперь уже Наде выставила палец Женя. — Человек удивлен подобным предположением! Значит, здесь такого нет, это тебе не Турция.

— Ой, не рассказывай сказки! …

— Серьезно, кто-то приставал? — выгнула бровь Сусанна.

— Ага, к Наде. Прошлой весной, — хохотнула Женя.

— Тьфу, Борисова! Я тебе о чем говорила?! Нет, Сусанн, ты глянь на нее! Я ей о небе, она о земле.

— А что случилось-то? — нахмурилась женщина.

— Пока ничего, слава Богу, голова на месте еще. Поэтому и втолковываю, чтоб поздно не было!

— Ты перестанешь ребусы загадывать или нет?

— Я о Хамате, переводчике…

— О ком? — наморщила лоб Сусанна.

— О Хамате! Ну, посмотрел, ну, подышал, а Надька вот разоряется, словно мы уже согрешили! — бросила Женя недовольно, но не оттого, что подруги развили неприятную ей тему, а потому что от одного упоминания имени Хамат Жене стало жарко и на душе волнительно. И что с ней происходит, она понять не могла.

Евгении в принципе не нравились мужчины восточного типа. Она чуралась любых восточных наций. С их представителями ей приходилось общаться не раз и по долгу службы и по домашним обязанностям. Последнее случалось настолько часто, что чаще просто не бывает — из-за рынка, что был расположен неподалеку от редакции, как раз Жене по дороге домой. Покупая фрукты, зелень, девушка не раз смогла убедиться во всех тех отрицательных качествах, что приписывали доброхоты восточным темпераментам. Навязчивость ‘абреков’, переходящая в немотивированную злобу, агрессию и злопамятность, порой не только возмущала, оскорбляла до глубины души, но добавляла отвратных красок в общий портрет восточных мужчин. А сколько она слышала печальных историй о их вероломстве, хитрости, подлости, мстительности? О том, как они похищают понравившихся женщин, отправляют в свои гаремы, бросают с детьми, врут, используют. Нет, статьи и рассказы очевидцев она фильтровала как любую другую информацию — профессиональная привычка, но все равно создала определенное мнение, свое собственное, основанное на собственном опыте, и хорошо, что малом, косвенном. И жила по принципу — это есть, поэтому помни и не лезь в чужие монастыри. Действительно, кому хочется стать жителем гарема, предметом сексуального домогательства, мести, злости, добровольно залезть под пяту темпераментного и агрессивного гегемона?

— Благодарю покорно! Ты мне чужие фантазии не приписывай, если у него что не в порядке с взглядом и головой, то у меня пока последняя на месте и работает, — заявила хмуро.

— Вот за что я тебя люблю! — объявила Надежда. — За твое здравомыслие.

— Я вам не мешаю? — обиделась Сусанна.

— Нет, сиди, — милостиво махнула ладонью та.

— Ах, так?!

— Давай ее проучим? — предложила Женя. — Зазнайка!

Девушки с криком за руки стащили подругу с сиденья и, не удержавшись втроем, бухнулись с визгом в бассейн.

Хамат прошел в апартаменты гостей, постоял у стеклянных дверей, поглядывая на разместившихся с краю бассейна девушек. Палец обрисовал на стекле силуэт Жениной фигурки, сидящей к нему спиной:

— Эжен… Евгения…

В покои заглянули служанки, и парень, хмуро посмотрев на них, вышел. Зашел к себе, переоделся и, прихватив полотенце, поспешил к бассейну.

Девушки с визгом и смехом играли в догонялки, поднимая фонтанчики веселых брызг: Женя и Сусанна. Надя же лежала в воде, зацепившись за поручень, и бултыхала ногами. Она первой увидела парня и одарила его настороженным взглядом.

Хамат кинул полотенце на кресло и нырнул в воду. Надя метнулась к подругам, толкнула Сусанну, шепнув в ухо:

— Ваш переводчик ненормален! Он здесь, в бассейне!

Женщина нахмурилась и огляделась, не понимая о чем речь. Женя же насторожилась, глядя на лица девушек, и взвизгнула, когда из-под нее, проведя ладонью от стопы до груди то ли специально, то ли случайно, вынырнул смеющийся Хамат.

— Хамат! — шлепнула по воде. — Напугал!

— Извините.

Девушка сказала бы ему, да не тот случай и не тот человек. Свяжись — неизвестно, чем дело кончится. С ним вообще не знаешь, как общаться: улыбнулась — теперь липнет, а скажи что-нибудь, где гарантия, что не обидится, злобу не затаит или еще больше приставать не начнет? Девушка благоразумно промолчав, отплыла от парня, вылезла из бассейна и, взяв полотенце, вытерлась, повернувшись спиной к компании.

Надя же задумалась: ее занимала одна странность — слуга залез в бассейн к госпоже. Это о чем говорит? О демократических взглядах господ, о том, что парень не простой слуга и может себе позволить вольности или что совсем от пыла голову потерял? А впрочем, что ей-то до того? Парень-то, похоже, не ее головная боль. Взгляд девушки проследил за взглядом Сусанны и Хамата. Она приветливо смотрела на него:

— Мы завтра в город собрались — ты понадобишься.

— Да, — ответил, не спуская пылкого взгляда с Евгении, которая вытиралась его полотенцем, не подозревая об этом.

— И сегодня ужин.

— Буду.

— Спасибо. Ты незаменим. Нам было бы трудно без тебя, девочки совсем не знают языка.

Женя кинула полотенце на место и прошлепала к шезлонгу мимо купающихся. Хамат проследил взглядом за ее ножками, мысленно проведя по ним ладонью, стряхивая капли влаги, посмевшей задержаться на коже вместо его ладони.

Надя, видя взгляд парня, поняла, что у Жени образовался нешуточный ухажер. Девушка поплыла к лестнице и пошла к подруге, следом вышла из воды и Сусанна. Последним вышел Хамат, ничуть не смутившись тем, что выгнал компанию из воды. Взял влажное полотенце и дождавшись взгляда Евгении, медленно накинул его себе на плечо, щедро улыбнувшись ей, пошел прочь.

Женя вздохнула, глядя ему в спину: черт! Надо же такую красивую фигуру иметь?! Стройный, гибкий, сильный, мышцы литые, а не дряблые и не перекаченные, и как ни посмотри — все в самый раз, в норме, в золотых пропорциях. Хоть портреты пиши или скульптуру делай!

Че-ерт!

— А мальчишечка непрост, — заметила Надежда, беря стакан с апельсиновым соком со стола.

Женя вздрогнула от ее голоса, очнулась и встретилась с внимательным взглядом Сусанны. Она улыбнулась ей:

— Нравится?

— Боже упаси! — фыркнула, передернув плечами, и тоже потянулась за соком. — Если только как экспонат. Экземпляр элитный, ничего не скажешь, — и поспешила сменить тему. — Родители твои когда приедут?

— В смысле?

— В прямом. Свадьба же скоро. Или ты их не пригласила?

— Нет, серьезно? — удивилась Надя, подсела к Жене, пытливо уставившись на Сусанну. — Они против, да? Или эти?

— Никто не против, просто… — женщина замялась, поерзала в шезлонге и, вздохнув, покаялась. — Мы уже поженились.

Подруги переглянулись и дружно возмутились:

— А почему мы не знали?! Зачем мы тогда летели сюда?!

— Отдыхать, развлекаться, — засмеялась Сусанна. — Не обижайтесь, девочки, свадьба была очень скромной…

— И скоропостижной. Я обиделась! — заявила Женя, вперив очи в небо: это что получается? Они с Надей тащились в неизведанные дали, чтоб не огорчать подругу, помочь с хлопотами перед свадьбой, короче, выполнить свой долг, а он и не нужен был. Фыр-р!

— Девочки, от меня это не зависело…

— Свекровушка, лапушка? — сообразила Надежда.

— Да, и Самшат не захотел больше ждать. Потом у них по определенным канонам не в любое время можно жениться, нужно определенный день подобрать, а он раньше, чем думали…подобрался.

— Хм!

— Ну не обижайтесь, девочки. Подумаешь, не были на свадьбе…

— Правда! — возмутилась Надя, пожав плечами и состроив Сусанне злую мину.

— Ну, Наденька, Женечка! Ну, простите!

— Могла б телеграмму дать или позвонить, мы бы с работы не срывались, не летели через полконтинента в Богом забытые места, — процедила Женя.

— Почему Богом забытые? — не поняла Надя.

— Козьи тропы вспомни.

— Девочки, я поэтому и не сообщала, потому что знала — не поедете. Вас же вытащить куда — проблема. А так все замечательно: две недели лишь для нас, лишь на развлечения, базарчики, достопримечательности, а не хлопоты. Экскурсию устроим, съездим в Алеппо, посмотрим, как наносят рисунки на ткани, делают украшения, чеканят. Сфотографируемся, в оливковые рощи сходим. Я сама еще нигде толком не была, у Самшата бизнес и все некогда. Одну, понятно, не отпускает, а с вами, пожалуйста, слова не скажет…

— Переводчик даже уже нанят, охрана, — прошептала себе под нос Надя, разглядывая оранжевый сок в стакане. Женя вздохнула, услышав ее, Сусанна же ничего не заметила, продолжала оправдываться:

— Ваш приезд — подарок Самшата к свадьбе — мне. Ну, ведь всем только хорошо от этого, а не плохо. Украсите мой медовый месяц и сами хоть проветритесь, порадуете себя, любимых.

— Медовый месяц тебе муж украшать должен, — буркнула Женя. — И вообще, молодым в этот период положено без гостей обходиться, довольствуясь обществом друг друга.

— А у нас… медовый месяц уже закончился, — смущенно улыбнулась Сусанна, предвидя повторный всплеск негодования.

— Ах, вот как?! Уже медовый месяц закончился! И кто ты после этого, Заранян, а?!

— Ваша подруга, а на подруг не обижаются, им все прощают.

— Столько никто не простит, — упрямо пробурчала Евгения, бухнув стакан со остатками сока на стол.

— Так, значит, можно уже подарки вам отдать? — сделала неожиданный вывод Надя.

— Ага. Предлагаю за ужином.

— Чтоб свекровь порадовалась?

— И это тоже. Ну, мир!

— Да ну вас, — махнула ладошкой Женя, не чувствуя, впрочем, ни особой обиды, ни недовольства. А вот беспокойство внутри себя ей не нравилось, как и его причина. Была бы свадьба, некогда было бы прохлаждаться, на пустяки размениваться, глупостями голову забивать, а две недели безделья и томного существования могут такой крен в голове дать, что потом до старости не выправишь.

— Не дуйся, Женечка, ты просто устала от перелета. Иди, поспи, отдохни до ужина.

— А и, правда, пойду-ка в вотчину кондиционеров, полежу… Наказание тебе мадам Бен-Хаджар, придумаю, кару лютую! — заявила, уже шлепая босыми ступнями по кафелю в сторону своих комнат.

— Не мучайся, Женечка, все равно не получится — ты добрая!

Долетело ей в спину.

Глава 3

— Женя вставай! — потрясла ее за плечо подруга. — Ужин через двадцать минут.

— Как через двадцать? — ужаснулась девушка. — Ты с ума сошла! Почему раньше не разбудила?

— Сама проспала.

— Ну, вот, — всплеснула руками девушка, села, сонно хлопая ресницами: мозг еще спал и выдавал мысли медленно. — Надо же одеться, накраситься…

— Зачем? — зевнула Надежда и взъерошила волосы. — Так пойдем. Расфуфыриваться не перед кем. Атмосфера вполне демократичная. Переводчики вон вместе с хозяйками купаются, и ничего, хоть бы слово поперек. А уж нам тем более не скажут, даже если прямо в пижаме за стол сядем? — качнулась и опять зевнула.

— Думаешь? — потерла глаза Женя и нахмурилась. — Одно из твоего спитча не поняла: причем тут какие-то переводчики? Их толпа? Усилили Хамата стройными рядами гуманитариев, пока я спала?

— Не в курсе, мне просто не понравилась его фамильярность, — бухнулась на постель рядом с Женей.

— И ты мне, еще не проснувшейся, решила изложить претензию?

— Ну, а, правда, чего он к нам в бассейн полез?…

— А почему нет? Он раб, что ли? Прокаженный?

— Нет, Жень, — мотнула головой, прогоняя дремоту. — Когда я была в Турции…

— Ты была там два дня, — напомнила ей девушка. — А жужжишь о том два года.

— Пусть, — согласилась и выставила палец перед глазами Борисовой. — Но! Знаешь, какая там муштра слуг? Если хоть слово поперек, если хоть взгляд чуть недобр, если улыбка неприветлива — только скажи об этом, и его вон попрут. Да там не то, что в одном бассейне купаться нельзя, задеть случайно пальчиком, салфеточкой, капельку на тебя капнуть, пылинку уронить!

— Сирия не Турция.

— А разница?

— Слушай, — поморщилась Женя. — Что ты привязалась, а? Что тебе этот Хамат? Влюбилась, что ли? — Поднялась, потянулась, мысленно соображая, чтоб такое приличное, строгое, но демократичное, на семейный ужин надеть?

— Мне-то ничего, — протянула Надя. — Просто странно, нет, подозрительно. Не прост мальчик, а впрочем, и не мальчик, это он кажется им, а самому под тридцать… Может у него с Сусанной роман, вот и наглеет? Но это невозможно, учитывая местный менталитет. Опять же, чего ему за общим столом делать? С нами же Самшат будет, а он русский знает, не на арабском же они с Сусанной изъясняются.

— Фарси.

— Чего?

— Ничего. Они жестами обмениваются…

— А то, что Сусанка не станет арабский учить любому ясно. Ленива и невосприимчива к языкам, абсолютно. Что получается? За столом будет два переводчика: хозяин и слуга. Зачем слугу за стол с господами садить?

— Слушай, откуда в тебе подобный снобизм? — наморщила лоб Женя. — Перегрелась? Делать тебе больше нечего, голову над загадкой здешних устоев ломать, — поморщилась и огляделась, соображая, куда слуги могли ее вещи запихнуть: а! шкаф!

— Мне всегда нравилось разгадывать загадки, — потопала к себе Надя, скидывая на ходу халат.

— Кроссворды лучше — просто и не опасно. Про любопытную Варвару слышала?!… Во-вот, нос ей, говорят, прищемили, — . буркнула Женя, разглядывая порядок на полках встроенного шкафа: наряды развешаны, белье сложено стопочкой. — Супер обслуживание, — протянула и, опять зевнув, пошла в ванную, умываться — очень ей перед фуршетом проснуться захотелось.

Самшат выглядел совсем иначе, чем на фотографиях, что им показывала Сусанна. На них его лицо было замкнутым, взгляд серьезным и выглядел он лет на сорок с хвостищем.

Сейчас же перед подругами стоял высокий, улыбчивый мужчина с теми же грубоватыми чертами, но с довольным, сияющим лицом и ослепительной улыбкой. Чуть серебрящиеся виски не портили его внешность и не добавляли года. Самшат в столь лучезарном настроении, свободной рубашке с вышивкой и коротким рукавом выглядел от силы сорокалетним, без всяких хвостов и хвостищ. А может это Сусаннина молодость и красота оттеняли его внешность и скрашивали признаки возраста?

Он галантно склонил голову в знак приветствия гостей и неуклюже пожал девушкам руки, обхватив обеими ладонями:

— Самшат.

— Надежда.

— Очень рад. Самшат.

— Евгения.

— Очень рад.

— Моя мама, Ассария Нураи, — представил востроглазую, пышную женщину, одетую на западный манер: элегантно и со вкусом. Она оглядела девушек, застывших с натянутыми до ушей добродушными улыбками, пристальным, оценивающим взглядом. Нашла их если не годными, то приемлемыми и, раздвинув губы в снисходительной улыбке, жестом пригласила за стол. Слуги, мужчины в длинных просторных рубашках, распахнули перед гостями двери в столовую.

Надя и Женя осторожно переглянулись:

— Прием у Маргарет Теттчер, — тихо шепнула Женя и получила подтверждающий кивок подруги. Хамат, все это время стоящий рядом тихо и смирно, улыбнулся, склонив голову.

Девушки, стараясь сохранить лица и не выдать неловкости, чинно прошли за хозяевами в столовую, еще более помпезную, чем гостиная. У Евгении сложилось впечатление, что она попала в какую-то сказку, но действительно не может же быть реальной подобная обстановка, где дышать-то страшно, до того богато, пышно и изыскано и куда ни глянь — предметы искусства, шедевры, от стульев явно старинной ручной работы до набора столового серебра. А накрытый стол — просто нечто ирреальное.

— Сказка, — подтверждая ее мысль, тихонько шепнула Надежда.

— Сирия сказочная страна, — согласился Хамат, помогая девушке сесть, потом Жене, а сам сел меж ними к неудовольствию обоих. Напротив него разместилась Ассария, разделив молодых. Таким образом, каждая из девушек не могла незаметно перекинуться с подругой ни взглядом, ни словом.

Ужин был на славу: шаурма, ничем не напоминающая ту ерунду, что продают под этим же названием дома, шашлык, кебаб, лепешки с белой подливой, гора засахаренных фруктов, инжир, финики, виноград. От всех яств шел удивительный запах, а уж вкус был и вовсе — незабываем.

Поразило одно: Самшат и Ассария ели руками, вернее рукой.

У каждого свои странности, — переглянулись девушки и больше не глазели на них. Зато женщина, прикончив шашлык, который Хамат назвал — шакап, начала поглядывать на девушек, выспрашивать их о жизни.

— Госпожа Ассария спрашивает вас о ваших родителях, кто они? — качнулся к ней Хамат.

— Хорошие люди. Папа водитель, мама педагог.

Хамат перевел. Женщина выслушала его с задумчивым видом и вновь спросила, через переводчика.

— Чем вы занимаетесь?

— Журналистка. Работаю в маленькой газетке и пишу о прелестях резиновых сапог в период половодья, — задала работы парню, уверенная, что он не сможет перевести, но тот смог.

Женщина, судя по лицу, ничего не поняла и снова спросила:

— Почему вы не замужем? — вопрос явно развеселил парня.

Он смотрел в глаза Жене, не скрывая улыбки. Ей очень захотелось шокировать и его, и любопытную мадам, ляпнув, что-нибудь типа: я неформалка. Но она сдержалась, помня о том, что поставит в неловкое положение прежде всего Сусанну, а потом своим ходом по горам, пустыням и оливковым рощам пойдет домой. С Надей, которая предостерегающе посмотрела на нее, напоминая, что желает провести тихие и во всех отношениях приятные дни, и раньше времени с райским житьем расставаться не намерена.

— Не всем везет, как Сусанне, — выдала учтиво.

Женщина, получив перевод, с самым серьезным видом согласно кивнула, и переключила внимание на Надежду. На этот раз переводить вопросы и ответы стал Самшат. Хамат же не спускал взгляда с Жени, внимательно и слишком пристально разглядывая, как она держит вилку, берет фужер, поворачивает голову. Его внимание раздражало и волновало. Хотелось рявкнуть и одновременно промолчать. Последнее было вернее, и она молчала, делая вид, что ей нет дела до парня и его интереса, чтоб не дать озабоченному повод радоваться, что его внимание к ее персоне заметили.

Ассария что-то сказала слуге у дверей и вскоре гостям принесли десерт. В маленькой креманке, под крышечкой, украшенной финифтью, была розовое желе — у Жени. У Надежды желтое.

— Это варенье варила лично для вас бабушка Мириам. Она варила его в знак уважения к вам, самым близким подругам жены ее внука, — тихо сказал Хамат, склоняясь над девушкой. — Попробуйте, не обижайте отказом.

Женя терпеть не могла варенье, напичканная им в детстве по самую макушку, но выбора не было, и она взяла маленькую ложечку, зачерпнула сладость и под внимательным взглядом Хамата и семейства Бен-Хаджар съела. На удивление, варенье не было приторным и имело специфический, очень приятный вкус.

— М-м, — промычала и смело почерпнула еще ложку. Ассария довольно улыбнулась и закивала. ‘Что только не сделаешь, чтоб произвести хорошее впечатление на хозяев’, — подумала Евгения и смело съела еще пару ложек. Ассария расплылась в улыбке и захлопала в ладоши. Сусанна тоже не сдержала улыбки, то ли поддерживая свекровь, то ли благодаря подругу. Самшат рассмеялся, хитро поглядывая на Хамата. Тот отчего-то выглядел не менее довольным, чем остальные, если не более. Он повернулся к девушке и, положив руку на спинку ее стула, протянул виноградину:

— Съешь. Виноград оттенит вкус варенья.

Женю, то ли от его голоса, то ли от странного взгляда парня, бросило в жар. Она смотрела в карие глаза и понимала, что должна отказаться и напомнить ему о приличиях, но вместо этого позволила ему положить себе в рот виноградину.

— Кхе-кхе!! — раскашлялась Надежда, возмущено глядя на подругу, но та не видела ее, смотрела на Хамата и видела удивительные по красоте глаза, уникальные черты лица, губы, что запрет для нее и влечение, пальцы, что казались красивей всех рук, что она видела, нежней, чем можно было себе представить. Ей хотелось прикоснуться к ним губами, ощутить мягкость кожи, впитать ее аромат, прижать его ладонь к своей щеке, почувствовав ее тепло….

Надя громко брякнула прибором о тарелку, и Женя, наконец, очнулась. Вспомнила где она и кто. Ей стало стыдно и странно: что произошло, что с ней вообще происходит? Она потерла виски, старательно пряча взгляд от всех присутствующих, закрываясь от Хамата, слишком близкого, слишком желанного и волнительного.

Так и просидела до конца ужина, старательно разглядывая тарелки, отвечая невпопад и титаническими усилиями держа себя в руках. Хамат повернулся к Наде, переключив свое внимание на нее, чтоб не смущать Женю, но и это не спасало девушку от влечения. Она поглядывала на его широкие плечи и мысленно прижималась к его спине, обнимая за них, вслушиваясь в дыхание и стук его сердца.

Чушь, чушь, чушь!! — твердила себе, лихорадочно соображая, что с ней могло случиться, откуда столь сильное, дикое влечение к парню? И подумалось: афродезиаки! Благовония, что дымят по углам комнаты! Они воздействуют на рецепторы и возбуждают сильное желание. Она сама лично брала интервью у директора одной фирмы по изготовлению парфюмерных масел, которые вызывают влечение. И если в Россию подобная новизна пришла недавно и бытует на уровне суеверий и бабкиных сказок, то на Востоке — Родине благовоний и тонких знатоков любви, испокон веку применяют и травы, и масла, и запахи, чтоб усилить страсть и привлечь предмет своего желания.

‘Только этого мне и не хватало’, — уныло подумала Женя и вздрогнула всем телом, почувствовав, как ладонь Хамата легла ей на спину, а дыхание парня коснулось щеки. ‘Что ж ты опять ко мне повернулся’! — подумала чуть не плача: ‘ну подожди, очнусь, я тебе такой эксперимент устрою, что ты у меня вообще ориентацию сменишь’!

— Тебе нехорошо? — Спросил он, с тревогой заглядывая ей в глаза.

И надо бы сказать ему грубо и доходчиво, да слова теряются от его близости.

— Да, — только и выдавила с трудом.

— Вы устали: перелет, дорога, хлопоты, новые впечатления. Отдыхайте, — улыбнулся Самшат и что-то тихо сказал матери. Женщина прищурила глаз на Женю и, улыбнувшись, встала.

— Ужин окончен, — объявил Хамат, шепнув девушке в ухо. Та глухо застонав, поспешно встала, мечтая вытолкать неповоротливую мадам из столовой как можно быстрей, чтоб убежать и самой, скрыться в своих покоях, встать под холодный душ, который наверняка приведет ее в чувство, и вернет разум на место.

Как только Ассария скрылась за дверьми, Женя с натянутой улыбкой раскланялась с присутствующими и, сославшись на дикую головную боль, рванула вон из столовой.

— Женька, ты что делаешь?! Что за эротические сцены?! С ума сошла, подруга?! Нет, я тебя не узнаю, может, удар солнечный хватил?! — ворвалась в ванную комнату Надя, когда Женя немного пришла в себя от холодной воды. Она выключила кран и, накинув халат, села на пуф, глядя на подругу исподлобья:

— Не ори, я не меньше тебя в шоке… и в панике!

Надя прислонилась к стене, озабоченно разглядывая мокрую, подавленную подругу:

— Что случилось-то?

— Не знаю, Надя.

— И не догадываешься?

— Мне кажется, меня или опоили или что-то в этом роде.

— А что в этом роде может быть? — растерялась Надя.

— Ароматерапия.

— Аромотерапия? О-о! — вздохнула. — Благовоний они, конечно, не пожалели, даже в горле першило. Как и специй в пищу сыпнули. У меня все внутри горело. Думаешь, в этом дело?

— А в чем еще? — пожала плечами. — Я похожа на Сусанну? Могу на араба клюнуть? В принципе, воспылать в одночасье дикой африканской страстью к мужчине, которого знаю меньше суток?

— Нет, в этом-то и странность, — согласилась. — Тебе же всегда светленькие нравились и чтоб в теле, крепкие, а этот совсем не в твоем вкусе… Ну, вы дали эротических впечатлений, мама не горюй!

— Слушай, давай уедем, а? — скривилась Женя.

— Успеем. Давай сначала разберемся и воздадим по заслугам, если правда, что недоброе в голове Хамата.

— Думаешь, сможем?

— Не дуры же? Авось.

— По мне — дуры, раз сюда приехали. А ведь не хотела я ехать, нутром чуяла неприятности…

— Выглядела ты далеко не расстроенной, — хмыкнула Надя. — А уехать не проблема, но билеты на восемнадцатое, не забывай. Здесь, конечно, неоднозначно, но Сусанка под боком и охрана. Завтра с ней поговорим, о своих подозрениях доложим, и пусть она гонит этого Хамата на все четыре стороны. Обойдемся без переводчика.

— Не пойдет она против Самшата.

— Мы пойдем. Скажем, слуга твой к нам пристает. Выгонит, куда денется, или уберет с глаз, в крайнем случае.

— Лучше уехать, — упрямо заявила Женя.

Надя вздохнув, села на край ванны:

— Спору нет, для ‘сейчас’ — да, но ведь будет завтра, а оно не сегодня. Во-первых. Во-вторых: чего вдруг мы побежим из-за какого-то гурмана сексуальных наслаждений? Мало ли озабоченных? От всех бегать, нервы и отпуск себе портить? Али мы не умницы-разумницы, не справимся? И не такие экземпляров охлаждали да в стойло ставили, и этого поставим. А в-третьих: головой думай — уехать? Куда? Билеты пока сдашь да новые возьмешь — с ума спрыгнешь. А жить где, пока суть да дело? В гостинице? Кто пустит? И как ты себя представляешь одну в незнакомом городе? Здесь один ненормальный, там миллион. Аэропорт вспомни, взгляды местных ловеласов. Там нас неприятности хлеще будут ждать.

В комнате глухо запел сотовый.

— Тьфу, ты, — взвыла Женя, узнав по мелодии звонивших. — Родители! Только их мне и не хватало сейчас!

— Я возьму трубку…

— Да, ладно, — отмахнулась и прошла в комнату, вытащила из-под кофты на постели телефон, бодрым голосом быстро отрапортовала маме о прекрасном отдыхе: незачем старушку волновать ее девичьими проблемами — и отключила связь.

Бросила телефон на тумбочку и объявила:

— Спать! Не хочу ничего, устала как Золушка.

— Правильно, ложись, а думать завтра будем.

— Угу, завтра я этому переводчику, — сжала кулак и … разжала: а что она переводчику сделает? Пошипит на него — позабавит? — Ненавижу! — рявкнула в сердцах и бухнулась на постель поверх покрывала. — Так надо мной еще ни разу не издевались!

— Пытка страстью, — хихикнула Надя. — Не расстраивайся подруга, все когда-нибудь, случается впервые.

— Успокоила? — вздохнула Женя, с раздражением и осуждением покосившись на девушку.

— Колыбельную спела, — хмыкнула та и выключила свет. — Спи. Прорвемся.

Оглавление

Райдо Витич . Персидские ночи

Реклама на сайте