«Потерявшие память»

Потерявшие память

1

Джейкоб Миллер — это я!

Обыкновенный мальчишка. Такой же, как все. Ничего выдающегося. И всегда был таким. Из хорошей семьи. Да и друзья у меня просто классные ребята! И ничего особенного, необычного в моей жизни не происходило.

Выгляжу я отлично. Короткая стрижка, глаза карие и, как утверждают некоторые, хорошая улыбка. Вес примерно тот же, что и у ребят шестого класса, в общем, средний.

Я любознательный, мне всё интересно. Люблю спорт: футболист я классный. И плаваю ничего. И книжки люблю про спорт и приключения. Про кино и говорить нечего! Сами понимаете.

Мне всегда нравились смелые парни, которые по полгода проводят в океане на каком-нибудь плоту, среди жутких волн.

Или те, кто с риском для жизни поднимаются на Эверест.

Учусь я в общем неплохо, отметки у меня вполне. Я мог бы стать первым в классе, если бы чуточку поднажал… Ну да ладно! В общем, я собой доволен.

Дружу с классными парнями. Всегда и везде мы вместе. И на каникулах, и после школы. Болтаемся по улицам, играем в футбол, смотрим новые фильмы — в общем, время пролетает незаметно.

И характер у меня что надо, так все говорят. Не могу подолгу злиться, не кричу, чуть что. Да и унывать не умею. Это не по мне!

Мама с папой считают, что я отходчивый. Впрочем, сам я так до конца и не понял, что я такое.

Но стоит вам посмотреть на мою фотографию, наверняка скажете: «Славный парнишка!»

Да, так оно и есть — вполне нормальный мальчик из шестого класса.

Абсолютно нормальный.

Но почему вдруг в один прекрасный миг именно моя жизнь перевернулась? Причём самым роковым образом!

Почему именно моя жизнь полетела вверх тормашками?

Ещё вчера всё шло ровно, а сегодня летит под откос. Почему?

Кто объяснит мне случившееся?

Хоть кто-нибудь может это разъяснить?

В общем, чтобы вам было понятней, начну с того дня, когда…

2

В тот день, первый после летних каникул, я находился в классе и чувствовал себя так, как всегда в первый школьный день.

Все вокруг галдели, болтали.

Хихикали, хохотали и взвизгивали от радости.

Весело! В общем, всё как всегда.

Скрипят парты. Щёлкают замочки. Ребята радуются — ведь целое лето не виделись.

Засыпали друг дружку тысячью вопросами. И все бродят по классу, отыскивая себе место. Выходят, снова входят.

Я тоже немного взволнован. Ещё бы! У меня от переживаний всегда чуточку сводит живот. Но сегодня почему-то я волнуюсь больше обычного. Почему, не знаю.

Раньше в первый день занятий я был спокойнее.

Моё место в третьем ряду, возле прохода. На моей парте возвышается стопка ярких книг в блестящих переплётах. Беру верхнюю, открываю — переплёт аж потрескивает, ведь книга совсем новая.

В эту минуту в классе появляется учитель. Он коренастый, с рыжеватой, мощной шевелюрой. А лицо строгое. И очки в тяжёлой чёрной оправе.

Одет он ещё по-летнему: тёмные брюки и белая рубашка. Из-под коротких рукавов выглядывают незагорелые, розоватые, крепкие руки.

Он идёт чуть согнувшись, словно ему мешает ветер. Рыжеватая шевелюра колышется. На первый взгляд наш учитель важен и суров.

Ребята быстро рассаживаются по местам, всё ещё болтая и смеясь. Но учитель словно не замечает никого. Молча подходит к своему столу, раскладывает на нём тетради, бумаги. Снимает очки и протирает стёкла большущим носовым платком.

Весело звенит школьный звонок. Этот звук становится всё громче в стенах затихающей школы. Лето кончилось!

— Здравствуйте. Я мистер Крэй, — объявляет наш учитель.

Какой у него странный голос! Очень низкий, глубокий. Такие голоса бывают у крепких, высоких мужчин.

Я почему-то снова чувствую волнение, которое сжимает мой бедный желудок.

Потихоньку оглядываю класс. Как это я раньше не заметил? Мой взгляд скользит по лицам одноклассников. Но кто они? Я никого из них не знаю!

Разумеется, каждый год в нашем классе появляются новенькие. Но ведь не столько же сразу!

И где мои старые приятели?

По спине пробегает холодок.

Я ведь знаю, что в нашей школе всего два шестых класса. Но так не бывает, чтобы все мои одноклассники почему-то оказались в другом классе!

Кто эти ребята?

Похоже, они не чувствуют себя новенькими. И хотя мне они незнакомы, друг друга-то они знают!

Может быть, я попал не в свой класс? Меня охватывает лёгкая паника. Быстро достаю из сумки своё школьное удостоверение: «Джейкоб Миллер. 6-й класс мистера Крэя».

Нет, всё в порядке. Я там, где мне полагается быть.

Глупо бы я выглядел, если бы встал с извинениями: «Кажется, я попал не в свой класс».

Но всё-таки почему я никого не знаю?

Я оборачиваюсь. На последней парте в нашем ряду симпатичная светловолосая девчонка. Солнце, залившее весь класс золотом, бликует и в её волосах. Она что-то строчит, склонив голову. Её я тоже не знаю.

Парнишка в красной бейсболке набекрень — такой загорелый крепыш — ухмыляется мне. И его я вижу впервые. Может, он вовсе и не мне улыбается?

Я вглядываюсь в лица ребят на задних партах. Ну хотя бы одно знакомое лицо! Нет, все чужие. Кто они?

— Рад видеть вас в школе. Поздравляю всех с началом учебного года, — гудит мистер Крэй. Уперевшись кулаками в поверхность стола, он подался чуть вперёд и строго оглядывает нас.

Я с трудом сдерживаюсь от хохота: так он сейчас похож на гориллу!

— Надеюсь, вы хорошо отдохнули. Итак, начинается новый учебный год в трейном классе! — продолжает учитель.

«Что? В каком?»

Я быстро поднимаю руку.

— Простите! Что вы сказали? В каком классе?

3

Громко закашлял мальчик, сидящий впереди. Наверное, подавился жевательной резинкой.

Кашель, задыхающийся лепет, шум вокруг отвлекают внимание класса от заданного мной вопроса.

Мистер Крэй пытается помочь ему, хлопает мальчишку по спине. Все шумят.

Но кое-кто поворачивается ко мне.

Мистер Крэй шутит:

— Я вижу, ты слегка ошарашен первыми школьными впечатлениями!

Раздаются сдержанные смешки.

Но почти всё внимание несчастному мальчишке. С красным лицом, потный, он смущённо откидывается на спинку парты и смотрит в пол. А я рад, что все повернулись в его сторону и не видят меня. Я крепко вцепился в крышку парты, у меня перехватило дыхание, и я никак не могу расслабить побелевшие от напряжения пальцы. Что происходит?

«Джейкоб! — говорю я себе. — Не смей так волноваться».

А мистер Крэй между тем спокойно подходит к доске, берёт мел и пишет.

Я слышу знакомое попискивание сухого мела и постукивание по доске. Как обычно.

Но что он такое пишет?

Я вглядываюсь в написанное и чувствую, что дыхание моё снова замирает.

Не схожу ли я с ума?

Я не могу прочесть ничего!!!

Но может, это буквы незнакомого алфавита? Или символы какой-то новой игры?

Я незаметно потираю глаза. Наверное, от напряжения у меня просто поплыли буквы.

Нет, всё то же. Я даже не знаю, буквы вижу на доске или цифры.

Сердце начинает учащённо биться. И снова желудок болью отзывается на моё волнение.

Я оглядываю соседей: ребята списывают в свои тетради текст с доски. А я даже не в силах это прочесть!

Мистер Крэй останавливается, стирает последнюю строчку и пишет что-то заново.

Что?

По спине пробегают мурашки.

Мел скрипит и постукивает. Я же с трудом дышу.

Может быть, я сплю? И мне снится кошмар?

Я щиплю себя за руку, сильнее, ещё сильнее! Мне действительно больно, до слёз больно.

Но я не просыпаюсь.

Наконец мистер Крэй кладёт мел на место и поворачивается к нам. Отряхивает рубашку и стирает с пальцев белую пыль, потом подходит к столу и листает бумаги.

— Джейкоб Миллер, — провозглашает он громко. — Будь добр, пойди к доске и попробуй это решить.

4

Я судорожно сглатываю слюну. Звук такой громкий, что мне становится неловко. Я краснею.

Мысленно молю о помощи. Как мне понять написанное?

— Пожалуйста, — снова приглашает меня мистер Крэй, — покажи нам, как решается это уравнение.

Я вздрагиваю.

— Да… Ну, вот… Э-э… — всё, что я смог произнести.

И это первый день в школе! Наверное, мои новые одноклассники принимают меня за идиота.

Стараясь говорить уверенней, смотрю в лицо учителя:

— Я не могу решить… В классе миссис Палкер мы не решали таких уравнений…

— Что-что? — сзади смеются и шепчутся.

Симпатичная девчонка с золотыми волосами удивлённо рассматривает меня.

— А кто-нибудь может решить? — обращается учитель к классу. — Я предложил вам самое лёгкое уравнение для начала.

«Лёгкое? — подумал я. — Наверное, это шутка».

Я вижу, как кудрявая темноволосая девочка изо всех сил тянет руку вверх. Вот она идёт к доске, берёт мел и быстро-быстро пишет под учительской писаниной.

На доске появляются три строчки странных значков. Я вижу, как строгое лицо мистера Крэя расплывается в довольной улыбке.

— Хорошо, Мирна, — говорит он, посылая мне хмурый взгляд.

Чувствую, что лицо моё горит. А тут ещё ребята начинают на меня оглядываться.

Ну что тут поделаешь. Ведь я не только решить, но даже прочесть условие задачи не могу.

Что происходит?

И в каком это я трейном классе?

Всё так странно, я слегка напуган. Размышляя над всем этим, я не слышу, о чём говорит с ребятами мистер Крэй.

Только замечаю, что все вдруг вскакивают со своих мест и устремляются к компьютерам, расположенным вдоль стен.

— Всё как обычно, — продолжает учитель. — Но это хорошее начало для ваших занятий. Пишите как всегда.

«Что писать» — ужасаюсь я. Я не слышал задания. Ну и начало! Не ожидал такого в свой первый школьный день.

На ватных ногах подхожу к компьютеру.

«Соберись, Джейкоб! — приказываю себе. — Не смей раскисать!»

Однако со мной ведь ещё ничего подобного не случалось. Никогда мне не было так туго. Я ведь уже несколько недель мечтал о школе. Так хотелось оказаться в своём классе. Почему же всё начинается так неудачно?

Пробираясь к свободному компьютеру, я нечаянно прикусил язык и тихонько вскрикнул. Поймал на себе весьма недружелюбные взгляды и сделал вид, что не замечаю их. А язык болит!

Беру себя в руки и спрашиваю у соседа:

— Что нужно написать?

Мальчик, склонившись над клавиатурой, уже быстро набирает текст. Не отрываясь от компьютера, он шепчет мне:

— Пиши обо всём хорошем, что произошло с тобой этим летом. Каждый год одно и то же. Хоть бы что-нибудь новенькое придумали!

Я пытаюсь улыбнуться:

— Попробуй только напиши, что у тебя, как всегда, было скучное лето!

Мальчик не отвечает, он напряжённо вглядывается в светящийся экран.

Я пытаюсь сосредоточиться и вспомнить, что особенно интересного произошло этим летом. Но в голову ничего не приходит.

«Джейкоб, думай скорее!» — твержу я себе.

Бросаю взгляд на клавиатуру и чувствую, что начинаю сползать с кресла на пол.

Что это за буквы? Я же не знаю их!

Этот алфавит мне вообще незнаком! Вместо букв — треугольные значки, волнистые линии, точки…

Я очнулся, когда понял, что сижу с глупым видом, разинув рот, дыша, как после стометровки.

Но ведь все ребята сосредоточенно пишут!

Чья-то рука легла мне на плечо. Мистер Крэй изучает мой пустой экран.

— Джейкоб, в чём дело? Не придумал, о чём писать? Но, наверное, вы отдыхали где-то всей семьёй?

Я кивнул:

— Да, конечно… Но… э-э-э…

— Так куда вы ездили?

Он перегнулся через меня и расправил на столе небольшую географическую карту.

— Где же вы путешествовали, покажи мне.

— О-о, да-да… э-э…

«Что это за карта?» — быстро мелькнуло в голове.

Вглядываюсь: ни одной знакомой мне страны. Где же Америка? Где страны Европы? Слишком много морей и океанов.

Между тем глаза учителя насмешливо прищурились.

— В чём дело, Джейкоб?

Быстро соображаю: не сказать ли ему? Не поделиться ли своим недоумением?

Но одёргиваю себя: так я могу навредить самому себе. Он не поймёт. И тут же у меня вырывается признание:

— Не понимаю! Ничего не понимаю! Наверное, я схожу с ума!

Звонок заглушает мои слова. А мистер Крэй хлопает в ладоши:

— Все в столовую! После завтрака жду вас в классе.

Ребята с криком и смехом вскакивают со своих мест. Бегут.

А мистер Крэй, похоже, моих жалоб не расслышал. Он уходит, не оглядываясь.

У меня же подкашиваются ноги, будто я только что после энергичного заплыва вылез из бассейна. Я словно оглушён всем, что произошло за этот час.

Проходя мимо доски, мельком взглядываю на строчки непонятных значков. Нет, я не сплю. Я по-прежнему ничего не понимаю.

Что происходит?

У кого мне искать помощи?

5

Есть мне не хочется. Однако беру бумажный пакет с завтраком и направляюсь в столовую.

Пока иду вдоль длинных коридоров, начинаю осознавать, что они выглядят какими-то незнакомыми. Разве стены в них всегда были зелёными? И где шкафчики? А почему рядом с лингвистическим кабинетом нет музыкального класса?

Я знаю, что я в той самой школе, где положено. Совершенно исключено, чтобы я вошёл не в то здание. Ведь в незнакомом помещении я бы наверняка заблудился. Но почему сегодня всё выглядит как-то не так?

В столовой я тщетно пытаюсь увидеть хоть кого-нибудь из старых друзей. Но мне так и не удаётся найти их.

Ребята весело занимают места у столиков. Они оживлённо переговариваются. Очевидно, все они между собой знакомы.

Но для меня они чужие. Я впервые их вижу. Ни одного знакомого лица!

Я сажусь за столик в глубине зала и тупо смотрю на свой пакет с завтраком. За соседним столиком три девочки в спортивной форме тихонько напевают незнакомую песенку. У них отличное настроение, им хорошо! Через стол от меня два мальчика обмениваются завтраками.

А я уныло размышляю: что это за странная карта с неведомыми морями и океанами? Алфавит какого языка так поразил меня на клавиатуре компьютера?

В животе у меня урчит, и я решаю, что лучше, пожалуй, поесть.

Достаю из пакета сендвич, разворачиваю его. Какой-то колбасный фарш. Выглядит не очень аппетитно. Но я отламываю кусок и отправляю его в рот. Через мгновение с набитым ртом замираю: все в немом ужасе уставились на меня!

Откладываю недоеденный завтрак. Что им от меня надо?

Эй! Что тут происходит?

Я совершенно ошеломлён: все ребята закатывают рукава рубашек.

И начинают заталкивать еду себе под мышки!

6

Я закрываю глаза. Открываю их снова.

Этого не может быть! Так не бывает. Но именно так и есть.

Стараясь ни на кого не смотреть, снова откусываю кусочек.

И слышу, как какая-то девочка восклицает:

— Фу, какая гадость!

Я наспех проглатываю половину бутерброда, а сердце колотится. По-моему, я заболеваю.

Две девочки за моим столом неприязненно разглядывают меня.

— Ты и вправду хотел засунуть свой завтрак в рот? — спрашивает одна из них.

Другая роняет с презрением:

— Брр, ну и мерзость! Это так неприлично!

Меня вот-вот стошнит от всего этого, но я через силу улыбаюсь:

— Это… это шутка. Ха-ха… Глупо, да?

— Не глупо, а непристойно! — скривившись, изрекает девочка. — И почему вы, мальчишки, всегда считаете, что сделать что-то противное — очень круто?

Девочки снова занялись своим завтраком. Они поднимают руки, и я вижу у них под мышками большие отверстия. И изнутри эти отверстия усажены по кругу острыми белыми зубами.

Одна девочка отправляет под мышку яблоко, и я слышу ужасный хлюпающий звук.

Вот теперь меня по-настоящему тошнит.

Её подружка суёт себе под мышку виноградную гроздь.

Чавк. Чавк.

Я слышу, как пережёвываются сочные ягоды.

По всему помещению школьники, задрав рукава, пихают еду себе под мышки.

Толстощёкий коренастый парнишка в ярко-жёлтой майке вытряхивает туда бутылочку йогурта, а его сосед подносит к руке маленький пакет сливок с торчащей соломинкой, другой конец которой воткнут в подмышку.

На моих глазах отверстие его подмышки сужается вокруг соломинки, и я снова слышу: хлюп-хлюп.

«Сосёт! Пьёт!»

Меня охватывает ужас.

За столиком у окна мальчик угощает свою соседку картофельными чипсами, аккуратно вкладывая маленькие порции ей под мышку. При этом они весело о чём-то болтают.

Кто-то из ребят вообще снял рубашку. Они сидят за столом голые по пояс. Один парнишка ест аж обеими руками, ловко отправляя куски в оба подмышечных отверстия. Школьники смеются и указывают на него пальцем.

— Робин Робин Барабек! — заводит кто-то, и остальные подхватывают дразнилку.

Парнишка и умом не ведёт, так же усердно набивает в обе подмышки лакомые кусочки, и вот уже направо и налево летит салат с тунцом.

Я судорожно сглатываю комок в горле.

И тут за соседним столиком замечаю девочку, которая внимательно смотрит на меня. У неё большие тёмные глаза, прямые, очень коротко подстриженные тёмно-каштановые волосы, ровной чёлкой спадающие на лоб. Почему она так пристально смотрит? Может, заподозрила, что я не такой, как другие?

Наверное, я кажусь ей чудовищем, ведь я пытался засунуть свой завтрак в рот. И рукава моей рубашки не подвёрнуты.

Внезапно осознаю, что не хочу, чтобы другие ребята это узнали. Не хочу, чтобы они увидели, что я отличаюсь от них. По крайней мере до тех пор, пока сам не разберусь, что к чему.

Поесть мне не удалось, так что я быстро убираю завтрак в пакет и вскакиваю. Стул падает, но я убегаю из столовой, стараясь не замечать удивлённых взглядов.

Не схожу ли я с ума?

Я потерял разум. Я полностью и окончательно спятил.

Желудок бунтует, ноги мелко дрожат, но я всё же несусь по коридору довольно резкой рысью.

Позади остаются изумлённые глаза, закатанные вверх рукава, отверстия под мышками — жующие, чавкающие…

Чвак-чвак… Хрусть-хрусть…

Я крепко заживаю рукой рот и бегу.

Всё это похоже на дурной сон. На бегу вижу лица, кружащие вокруг меня, наблюдающие за мной, уставившиеся на меня. Я вижу высоко поднятые руки. Раскрытые подмышки. Жующие подмышки.

Жующие… Жующие…

Я вылетаю в коридор, по-прежнему зажимая рот рукой. Сворачиваю за угол и чуть не сбиваю с ног весело болтающих учителей. Они замирают с открытыми ртами, но я уже далеко!

Мои ботинки громко шлёпают по полу.

Вот дверь, ведущая во двор. Несусь прямо к ней и с силой распахиваю её обеими руками.

О! Я во дворе! Свежий воздух холодит щёки. Какой яркий, почти летний день.

Я бегу изо всех сил. Миную учительскую парковку. Поле для спортивных тренировок.

Впереди лес. Продираюсь сквозь бурьян и кусты, между стволами старых деревьев. Трава высокая, непритоптанная. Много поваленных, гниющих деревьев. Какой-то запущенный лес! Мне почему-то хочется уже уйти отсюда. Найти тихое местечко, где я мог бы спокойно подумать. Где мог бы всё обмозговать.

Я пробираюсь сквозь заросли высокого тростника, потрескивающего и покачивающегося под слабым ветерком.

Выбравшись из тростника, я наконец останавливаюсь. Надо перевести дух. Но что это?

Шаги! За мной кто-то гонится…

7

Кто меня преследует?

Учителя?

Школьники, понявшие, что я не такой, как они, что я не из их числа?

Чего они хотят от меня?

Почему они гонятся за мной?

Сердце моё отчаянно колотится. Я затаиваюсь. Оборачиваюсь и стараюсь разглядеть сквозь высокие стебли тростника своих преследователей.

Но тростниковые заросли слишком густые. Просто стена!

Мне слышны лишь чьи-то быстрые уверенные шаги. Кто-то подбежал и остановился у тростниковой чащи — по ту сторону её. Я делаю глубокий вдох. И срываюсь с места.

Мои ботинки легко скользят по мягкой земле.

Резко сворачиваю в осиновую рощицу, бегу, прогибаясь под низкими ветками и выставив перед собой руки как щит.

Ноги разъезжаются на толстом ковре из сосновых иголок. Чувствую, что вот-вот упаду, и хватаюсь за корявый ствол дерева.

И слышу неизменно приближающиеся шаги. Ближе…

Ближе…

Ищу глазами хоть какое-нибудь укрытие и замечаю недалеко низкую насыпь из серых камней. Ныряю за камни, замираю…

Низкие ветви сосен подрагивают, словно кто-то невидимый раздвигает их на ходу.

Всё ближе и ближе чьи-то шаги…

Мне нужно найти более надёжное место, где спрятаться.

Но где?

Я вижу полянку, поросшую высокой травой, шелестящей и колышущейся на ветру.

Хруст шагов всё ближе.

И я снова принимаю решение бежать! Пригибаясь к земле, низко наклонив голову, стараясь бесшумно дышать, я продираюсь сквозь прохладные заросли высокой травы.

Пыхтя, как загнанное животное, я обнимаю руками колени и пытаюсь затаить дыхание.

Прислушиваюсь к шагам.

Тишина.

На ближайшем дереве громко каркнула какая-то птица. По траве прошелестел ветерок.

Но ни единого звука топающих по земле башмаков.

Получилось!

Кто бы за мной ни гнался, я от него оторвался!

Но что-то снова тревожит меня.

Мне не по себе.

Что это? Мои ноги что-то покалывает. Я чувствую зуд. Наклоняюсь, задираю штанину джинсов и с остервенением расчёсываю икры и лодыжки.

И вдруг замираю в немом ужасе…

8

Я потрясённо смотрю на насекомых, снующих вверх и вниз по моим ногам. Облепивших мою кожу. Присосавшихся ко мне.

Насекомые толстые, круглые. Их десятки. Они вцепились в мои ноги, до самых коленей!

Мерзкие твари — безногие, безликие, безжалостные.

Болезненный стон вырывается у меня из груди.

Они похожи на пузыри, пузыри размером с четвертак и притом покрытые колючими чёрными волосками!

Я вылупил на них глаза.

Они пульсируют и вздрагивают. При этом издают какие-то звуки, сливающиеся не в гудение, не в жужжание! Они тихонько похрюкивают! Точь-в-точь как свиньи у корыта…

Но ведь они же пьют мою кровь!

Я хватаю одного, крепко сжимаю пальцами.

И тяну.

Его волоски липкие и влажные. Когда я пытаюсь оторвать насекомое от своей кожи, раздаётся громкое: чмок!

А тварь остаётся на месте. Она вцепилась в мою кожу собачьей хваткой.

Я тяну сильней.

Ноги уже не слушаются меня, они гудят от боли и вздрагивают. Я ощущаю зуд и покалывание по всему телу. «Пузыри», волосатые «пузыри» заживо пожирают меня.

Я не в силах больше сдерживаться.

И тогда я открываю рот и ору что есть мочи!

Это нечеловечекий вопль, полный смертельного ужаса.

В невыразимом отчаянии я хватаю насекомых обеими руками и с безумной яростью отрываю их от себя.

Они отлипают с тошнотворным сосущим звуком.

Я с размаху отшвыриваю их за деревья.

Моя грудь вздымается, деревья перед глазами кружатся в бешеной пляске. Я работаю как заведённый.

Так, теперь их осталось совсем немного. Я сдираю с колена последнего и швыряю его в грязь. Оно шлёпается в неё с отвратительным мокрым звуком.

А затем я срываюсь с места.

Мои ноги по-прежнему зудят, всё тело покалывает, а я бегу сквозь деревья.

По направлению к школе? Прочь от неё?

Не знаю. Теперь я потерял представление о направлении.

Я просто бегу. Пытаюсь убежать от воспоминания об этих жирных волосатых пузырях. От ощущения присосавшихся к моей коже тварей.

Я бегу… бегу прочь от всего, что случилось со мной нынче утром, в первый же школьный день.

И тут я выскочил прямо навстречу своему преследователю, точнее, преследовательнице.

С размаху мы сталкиваемся. Ведь я бежал, низко опустив голову. И задел её плечом…

От неожиданности она вскрикнула и, взмахнув руками, растянулась на траве.

Мы оба вскрикиваем: ведь я тоже упал!

Она вскакивает первая, быстро отряхивая чёрные джинсы и красно-белую ветровку. Встаёт надо мной.

А я в это время беспомощно пытаюсь подняться на ноги. И тут я узнаю её.

Это та самая девчонка, пристально наблюдавшая за мной в столовой. Девочка с большими глазами и коротко стриженными тёмными волосами.

Она смотрит на меня с холодным презрением. Её глаза сужаются.

— Я следила за тобой, Джейкоб.

Я панически оглядываюсь по сторонам, ища пути к бегству.

— Зачем? Почему? Что вам всем надо?

9

Она встряхивает головой, чтобы поправить свою короткую тёмную чёлку. Впивается своими тёмными глазами в мои.

— Я… Я не знаю, — заикаясь, говорит она. — Не знаю, зачем. Не знаю, чего я хочу. — И испускает долгий тяжёлый вздох.

Внезапная резкая боль заставляет меня вскрикнуть. Я быстро закатываю штанину: жирный волосатый жук присосался к моей лодыжке. Со стоном я отрываю его от ноги и швыряю в кусты.

Потом снова поворачиваюсь к девочке.

— Как тебя зовут? Почему ты побежала за мной? Зачем ты выслеживала меня?

— Успокойся, — поспешно говорит она. — Я не причиню тебе вреда. Почему ты так боишься? Меня зовут Арлин.

— Но всё же ответь, — требую я, — почему ты за мной следила.

— Потому что ты не такой, как все.

«О! Этого ещё не хватало! Она меня раскусила!»

Я понял, что попался.

Но вдруг услышал:

— Я тоже не такая, как все. Я другая. Я — как ты, Джейкоб…

Первая мысль: она лжёт. Или разыгрывает меня.

Я выпрямился, скрестив руки на груди (ощущая мокрую от пота ткань рубашки):

— Докажи! — говорю я. — Попробуй доказать!

— Ладно, смотри. — Не колеблясь, Арлин высоко подворачивает рукава свитера, поднимает вверх руки — никаких отверстий под мышками. — Я ем ртом. Как и ты.

Но я всё-таки ещё не верю ей:

— А может быть, я…

— Перестань, — возражает Арлин. — Я видела тебя. Ты пытался поднести бутерброд ко рту, чтобы откусить, но девочки помешали тебе.

Я успокаиваюсь. Засовываю руки в карманы джинсов.

— Я прежде не встречал тебя в нашей школе, Арлин. Откуда ты?

Неожиданно девочка опускает голову. Смотрит в землю. Говорит еле слышно:

— Я… Я не помню…

Я поражён. Этого не может быть!

— Ты шутишь, правда? Ты должна помнить, откуда ты.

— Н-нет, не знаю, — качает она головой. И когда я поднимаю глаза, я замечаю в них слёзы. — Н-ничего н-не помню, — заикаясь, говорит она. — Я даже н-не помню свою фамилию.

— Э? — я по-прежнему смотрю на неё.

По её щеке катится слеза.

— А сам ты здешний?

Она быстро смахивает слезинку пальцем и внимательно смотрит на меня. И тут только до меня доходит, что я и сам ничего не помню!

Кто я? Откуда я? Что со мной происходит?

С трудом произношу:

— Я… Я не знаю… Тоже не помню…

Мои ноги трясутся слишком сильно, они не держат меня. Внезапно чувствую головокружение. И падаю в траву. Сажусь, прислонившись спиной к стволу дерева.

И, зажмурившись, пытаюсь вспомнить.

Где я живу? Откуда я пришёл?

Почему я не могу вспомнить?

— Это так страшно! — говорит Арлин. — Я не знаю никого из ребят в этой школе. Не понимаю написанного… Но ведь я же пришла утром в свою школу! Сначала всё казалось таким, как всегда. И дорога в школу… И всё-всё. А потом… и школа, и учителя стали какими-то незнакомыми, другими… И ребята тоже… странные… И… И… — Слова застряли у неё в горле.

— Как ты думаешь, нас только двое… не таких, как они? — спрашиваю тревожно.

Но прежде чем она успевает ответить, я слышу тихое: хрюк…

Арлин пронзительно взвизгивает, вцепившись руками в волосы. Вытаскивает толстого волосатого жука.

— Фу! Что это?

— Это насекомые! Они ужасны! — кричу я. — Они…

Это всё, что я успеваю сказать.

И опять: хрюк…

Волосатый пузырь падает мне на плечо. Ещё один — на голову. Ещё один — ползёт по спине.

Нет!

Насекомые дождём сыплются с дерева. Они просто усеяны этими чудовищами. Они снова ползают по мне, роятся.

Они везде — на одежде, в волосах, прилипают ко лбу, к щекам, к спине…

Они похрюкивают… пульсируют… подрагивают у меня на коже.

Арлин пытается бить их, как комаров. Обеими руками выдёргивает из волос. Она кричит, визжит, широко открыв рот… Я вижу, как одна тварь опускается ей прямо на язык.

Она задыхается, кашляет, пытается выплюнуть жука.

Но их слишком много!

Их ужасающе много!

Они покрывают нас плотным слоем… кусают… вцепляются в кожу лица… кишат под одеждой…

Забывшись, мы оба дико визжим, кричим, вопим во всю силу лёгких:

— Помогите! Кто-нибудь, пожалуйста! Помогите нам!

10

Кто-то кричит нам в ответ. Я слышу топот бегущих ног.

Появляются дети, их человек пять-шесть. Я узнаю их: они из нашего класса. Лица красные и потные, видно, что они мчались изо всех сил!

Среди них девочка, которая стояла у доски: Мирна. И парнишка в красной футболке.

Они мгновенно окружили нас.

Мы с Арлин всё ещё вытаскиваем жуков из волос, давим их ногами, отрываем от себя…

— О, ворчуны!.. — восклицает Мирна.

— Да, это ворчуны, ворчуны! — повторяют другие ребята.

Так вот, оказывается, как они называются! Эти мерзкие твари, покрытые колючей шерстью, — всего лишь «ворчуны»!

— Что нам делать? — вопим мы с Арлин. — Помогите же нам!

Мирна смахивает мохнатое насекомое с плеча своей зелёной майки, смешно складывает губы трубочкой и начинает посвистывать.

Ребята присоединяются к ней. Повисает общий свист, совсем не музыкальный. Он становится всё громче и громче.

И вдруг я замечаю, что кровососы, покрывающие мои руки, замирают и начинают дрожать и трястись. Я могу лишь беспомощно смотреть, как они вздрагивают.

От их дрожи колышутся волосы на голове.

С лёгким «шлёп!» валится на землю жук, сидящий на плече Арлин. Другой падает с её головы. И ещё один, и ещё…

А свист становится столь пронзительным, что у меня болят уши, темнеет в глазах.

Под этот свист жуки опадают с нашей одежды: шлёп… шлёп… шлёп…

Они падают с дробным звуком, напоминающим стук крупных капель дождя по грязи.

Ребята продолжают свистеть, пока не отваливается последний кровосос.

Я судорожно чешу голову, чешу спину. От укусов горит всё тело. Я весь дрожу от адской боли и с трудом выдавливаю:

— С-спас-сибо!

— Но почему вы сами не свистели? — удивляется Мирна. Она окидывает нас обоих презрительным и подозрительным взглядом. — Ведь вы же знаете, что это единственный способ избавиться от ворчунов!

— Это каждому известно, — добавляет один из мальчиков.

— Ой, да… конечно, — лепечет Арлин. — Мы с Джейкобом просто запаниковали…

Парнишка в красной бейсболке между тем подбирает одну мохнатую, похожую на налитой пузырь, тварь. Он резко стискивает её между ладонями. И я слышу: уф! Словно лопнул маленький воздушный шарик. Из насекомого брызжет отвратительная зелёная жидкость.

Мальчик смеётся и подбирает следующего.

Подносит его к лицу приятеля. Снова хлопок, уф, и брызги липкой жёлтой жидкости орошают воротник его рубашки. Оба хохочут.

И тут начинается настоящая война. Оружие — мёртвые ворчуны. Ребята собирают их, подносят друг к дружке, давят их и хохочут, глядя, как жёлтая слизь оседает на чьём-либо лице или одежде.

Мы с Арлин обмениваемся быстрыми взглядами. Стоит ли нам принять участие в этой потехе?

Но воспоминания об этих чудовищах, совсем недавно кусавших, ползавших по нашему телу, по лицу, заставляют нас обоих содрогнуться.

Нет, только бы не видеть их больше, не прикасаться к ним!

Ребята понемногу успокаиваются и снова окружают нас. Они серьёзны и подозрительны.

— А что вообще вы тут делаете? — спрашивает Мирна. — Вы же знаете, что нам не разрешается покидать территорию школы, пока не кончатся занятия!

— Да так… Мы просто… Нам хотелось поболтать, — бормочу я неуверенно.

— Вы что, забыли правила? — спрашивает кто-то. — Вы забыли, как опасен наш лес?

Мы оба молчим. Мы ничего не забыли. Просто мы ничего не знаем. Даже о самих себе не знаем ничего.

Ребята теснее окружают нас, при этом наступая на жуков и пачкая свои башмаки жёлтыми каплями.

— Конечно, мы тут же примчались, потому что вы орали, как безумные, — начинает парнишка в бейсболке.

— Но из-за вас у нас теперь могут быть неприятности, — с мягким упрёком перебивает его девочка. — Если нас кто-нибудь увидит в лесу… — Её голос дрожит.

— Ну да ладно, — решительно заявляет Мирна. — Ведь у нас не было выбора. Вы звали на помощь. А теперь идёмте с нами.

Я цепенею.

— Куда?!

— Что значит «куда»? Конечно, к директору. Мы должны всё объяснить мистеру Трейгеру.

Вмешивается какой-то мальчик:

— Или вы хотите, чтобы у всех нас были неприятности? В первый же день занятий?

Мы с Арлин не смеем возразить. Вместе с другими направляемся к школе. Ребята приводят нас к дверям директорского кабинета.

Дверь распахивается. Появляется мужчина лет сорока — загорелый, голубоглазый, с отличной стрижкой.

Под пиджаком я замечаю классный жилет. Это и есть директор школы, мистер Трейгер.

Он приглашает нас с Арлин в кабинет и аккуратно прикрывает дверь.

Мы неловко переминаемся с ноги на ногу, стоя перед его великолепным письменным столом.

Мистер Трейгер, слегка прищурившись, разглядывает нас. Я же замечаю, что его волосы блестят от света ламп. Наверное, он смазал их чем-то, чтобы сделать такую безупречную причёску. С пробором.

Я вспоминаю: в нашей школе был другой директор!

У нас ведь директором была мисс Робинсон.

Наш старый бессменный директор!

Но разве я сейчас в своей школе?

Этого я не помнил.

Мистер Трейгер энергично потёр загорелые щёки и устремил строгий взгляд на меня:

— Вас нашли в лесу, не так ли?

Я кивнул.

Сердце в груди сильно забилось. А руки похолодели. Я сунул их в карман джинсов.

— И зачем же вы оба улизнули в лес? — Директор уставился на бедную Арлин.

Она что-то пробормотала, не поднимая глаз.

Мистер Трейгер решительно встал:

— Что ж, вы оба совершили ужасный проступок. Вы заслуживаете наказания. Надеюсь, помните какого? Итак, ваше последнее слово!

11

Мне стало не по себе. Почему-то ослабели ноги. Я невольно ухватился за край стола, боясь, что упаду.

Арлин вскрикнула.

А мистер Трейгер весело расхохотался. Широко разинутый рот сверкнул золотыми коронками.

— Уж очень серьёзно вы всё воспринимаете, — заметил он, улыбаясь. — Я шучу.

Так это шутка? Я вздохнул, немного приходя в себя. Нечего сказать, удачная шутка!

Внезапно осенило: не открыться ли директору?

Сказать ему: «Мистер Трейгер! Мы не знаем, кто мы и откуда. В школе нам все незнакомы. Мы не понимаем, на каком языке здесь пишут».

Ну нет! Это уж слишком.

Вместо признаний я неожиданно солгал:

— Мы увидели каких-то зверей. И побежали за ними в лес. Мы не хотели забираться так далеко, но…

Директор впился в меня взглядом.

— Но ведь наши леса полны зверей, — мягко заметил он. — Для чего же тогда существуют правила?

Я смутился.

— Но… но мы ведь сегодня первый день в школе… мы забыли, — помогла мне Арлин.

Директор неожиданно резко опустился в кресло. Он смотрит на нас. Он постукивает карандашом о крышку стола.

— Джейкоб, мне передали, что во время завтрака ты пытался….

Я судорожно глотаю слюну. Во рту противная сухость.

— Зачем ты притворяешься невежей, Джейкоб? Ведь это совсем не смешно. И у людей, сидящих за столом, твой поступок вызовет только отвращение.

Я уставился на узор ковра. Бормочу что-то невразумительное:

— Извините… прошу прощения…

А сам думаю: «Как же мне есть? Ведь у меня нет под мышками отверстий для еды. И вообще засовывать себе под мышку бутерброды и виноград — фу, это отвратительно!»

Как мне хочется засыпать директора вопросами!

Что это за школа? В каком мы городе? На каком языке писал мистер Крэй? И почему Арлин не может вспомнить свою фамилию? Почему я сам не помню, где живу?

Я представляю, что будет, если я открою рот. Всё происходящее начинает меня пугать.

— Идите в класс, — приказывает директор, открывая дверь. — И пожалуйста, чтобы больше никаких выходок! Ведь вы уже в трейном классе!

В трейном?

Мы с Арлин растерянно плетёмся по коридору. Я замечаю и шкафчики — они на непривычном месте. Их дверцы поминутно хлопают: ребята торопливо хватают учебники, бегут в классы.

— Как всё это странно! — говорит Арлин, останавливаясь. Она кусает нижнюю губу, вот-вот разревётся.

И вдруг вскрикивает:

— Ворчун!

Снимает жука с затылка, видно, что ей очень больно.

Я отнимаю у неё это мерзкое создание. Хочу его раздавить. Но Алин удерживает меня.

— Не делай этого! Ведь он живой. Не надо его убивать.

— Что-что? — Я даже раскрываю рот от изумления.

— Не думаю, что мы можем убивать живые существа, — поясняет девочка. Она поправляет чёлку. В больших глазах уверенность.

С жуком в руке я прохожу мимо директорского кабинета. Вот дверь во двор. Распахиваю её и швыряю жука высоко в воздух. Хотя лучше бы его раздавить!

И вот что я вижу: за автостоянкой, позади кирпичной ограды расположена спортивная площадка.

Не успевая сделать и нескольких шагов, как до меня доносится шёпот:

— Эй, малый! Сюда!

Шёпот явно из-за кирпичной ограды.

Испуганно оборачиваюсь — на меня смотрит человек не очень-то приятной наружности: заросший щетиной подбородок, глаза прячутся под гривой свисающих волос.

— Быстрее! Сюда!

Я сжимаюсь от страха. Мне действительно страшно!

Кто он? Чего он от меня хочет?

Почему там прячется?

Бросаюсь бежать. Врываюсь в школу, захлопнув за собой дверь. Облегчённо вздыхаю: здесь я в безопасности. Но так ли это?

12

После всех этих событий время тянется медленно-медленно.

Я снова в классе. Прячусь за спины сидящих впереди себя ребят. Не хочу, чтобы учитель вызвал меня. Как признаться, что я ни слова не понимаю из его объяснений?

А мистер Крэй рассказывает о географическом положении континента Плозия.

Закончив лекцию, учитель предлагает нам прочесть первые три главы романа Томаса Маруна.

Я растерян. Почва уходит у меня из-под ног!

Я пытаюсь рассуждать. Пытаюсь всё обдумать. Но мне опять становится страшно.

И почему-то кружится голова.

В желудке урчит и бурлит. Ведь я давно ничего не ел. А девчонка из другого ряда оглядывается на меня и фыркает.

Я думаю, где бы мне поесть, так, чтобы никто меня не увидел.

Поднимаю глаза: часы какие-то странные. Словно стрелки идут не вперёд, а назад. Вместо цифр странные значки. И их не двенадцать, а четырнадцать!

Думаю об Арлин: что она сейчас делает?

Она ведь в другом шестом классе. То есть, я хочу сказать, в трейном.

А голод мучает меня всё сильнее.

Мозг сверлит какая-то пакостная мыслишка: а что, если Арлин решила подшутить надо мной, как директор? И это ловушка? А сама Арлин такая же, как все?

Стоит ли ей доверять?

Я делаю глубокий вдох. Задерживаю дыхание.

«Стоп, Джейкоб! Без паники, Джейкоб! — говорю себе. — Арлин напугана не меньше тебя самого. И у неё вполне нормальные подмышки, как и у всех людей. Нужно ей верить. Кому-то ты должен довериться!»

От этой мысли становится чуть легче. Я вздыхаю спокойнее. И тут раздаётся звонок.

Все бегут к выходу. Как им весело! Как они счастливы!

А я устал. Просто вычерпан. И подавлен. Никогда в жизни я не чувствовал себя так скверно.

Нет, ещё один такой день в школе добьёт меня. Снова прятаться за их спины, делать вид, что я ничем от них не отличаюсь?

Но что же предпринять?

Вот Арлин. Она испуганно жмётся к шкафчикам в коридоре. Замечаю, что она побледнела, а в глазах — ещё больше тревоги.

Я прячу книги в шкафчик, достаю свою куртку.

— Как дела, Арлин?

— Ужасно. Просто катастрофа. Учительница предложила мне вслух прочесть параграф из учебника. Но ведь там странные значки вместо букв!

— И что же ты придумала?

— Притворилась, что у меня приступ кашля.

Арлин вздохнула.

— Ещё один такой день я просто не переживу.

Мы медленно идём мимо спортивной площадки. Там ребята играют в незнакомую игру. Две команды перебрасывают в воздухе серебристые диски размером не больше нашего сидюшного. Вперёд! Назад! Ловят их в странные трёхпалые перчатки. Каждый удачный бросок зрители встречают восторженным хором.

— Это минер! — кричит парнишка во всю глотку.

— Это двойной минер!

— Нет! Это вне игры! — с жаром доказывают девчонки.

— Но он ведь перешагнул через скрог!

Игра останавливается. Мы смотрим, как двое ребят подбрасывают диски высоко над головой.

Они ловят диски в свои перчатки, явно дожидаясь, когда кончится спор.

— Это уже не минер, если он перешагнул через скрог!

— Но это твой скрим!

— Нет, твой!

Парнишка в красной бейсболке замечает нас и приветливо машет рукой.

— Эй, Джейкоб! Ты ведь в нашей команде! Давай к нам!

— Нет-нет, — сопротивляюсь я.

Как бы улизнуть? Ведь я же не знаю, в чём смысл игры.

— И твоя подружка будет играть! Иди скорее, Джейкоб! Мы начинаем первый дрелл.

— Извини, — говорю я. — Нас ждут.

Мы с Арлин быстро переходим улицу и спешим удалиться. Шумный спор позади нас не прекращается. Мы убегаем от всех этих «скрог! дрелл!».

У Арлин на глазах слёзы.

— Что же нам делать, Джейкоб? Как всё это странно!

Мы идём мимо милых чистеньких домиков. Газоны и лужайки перед ними ухожены и подстрижены. Из окон вслед несётся собачий лай.

Какое счастье видеть это, слышать знакомые звуки!

Перейдя через узенькую улочку, сворачиваю в парк. Среди кустов, усеянных яркими цветами, стоят скамейки.

Мы присаживаемся. Каким-то отчаянным жестом Арлин обнимает колени, кладёт на них голову.

Она чуть не плачет.

— Что же нам теперь делать?

Я откидываюсь на спинку скамьи. С тревогой взираю на кроны раскидистых деревьев: нет ли там ворчунов?

— Давай-ка всё обмозгуем, — предлагаю я. — Попробуй вспомнить свою фамилию. Закрой глаза и сосредоточься.

Арлин, закрыв глаза, на несколько минут замирает.

Потом поворачивается ко мне. В покрасневших глазах — тревога.

— Нет, я не могу. Я просто Арлин. Арлин Неизвестная. Безымянная Арлин. Как ужасно!

Я беру её за руку, пытаюсь согреть холодную ладошку.

— Послушай, а что могу вспомнить я сам?

Пытаюсь сосредоточиться.

И вдруг в голове что-то начинает проясняться. Какая-то картинка. Дом!

— По-моему, я припомнил то место, где мы живём, — осторожно говорю я. — И, кажется, это где-то рядом.

— Правда?! — радостно восклицает Арлин. — Прекрасно! А ты помнишь, когда вы здесь жили.

Я снова прикрываю глаза. Но картинка исчезла. У меня сжимается горло.

— Не помню…

— Не помнишь, сколько лет вы живёте здесь? Долго или нет? Думай, Джейкоб!

— Ничего не помню.

— А были у тебя братья? Сёстры?

Я в отчаянии. Парк кружится у меня перед глазами. Похоже, что я болен.

— Пойдём отсюда. Лучше попробуем отыскать мой дом. Может быть, мама и папа дома, ждут меня… — Они объяснят нам, что происходит.

Но Арлин не двигается с места.

— А ты помнишь, как выглядят твои родители?

Я уставился на неё, от ужаса не в силах произнести ни слова. Я не помню.

— Ну и попали мы с тобой в переплёт! — говорит Арлин, вставая.

Мы молча идём к выходу из парка. По-моему, сейчас мы думаем об одном и том же. Оба пытаемся найти выход из нашей отчаянной ситуации. Оба стараемся хоть что-то вспомнить.

То, что я вижу, мне вовсе не знакомо. Но всё же возле небольшого каменного дома я останавливаюсь.

Моё внимание привлекает вывеска над входом: на ней изображены книги — яркие, весёлые книги на аккуратных полках.

— Это библиотека, — предполагаю я.

Мне хочется пойти скорее домой, увидеть маму и папу. Они, конечно, ответят на наши вопросы.

Но Арлин тянет меня за рукав к библиотеке.

— Пойдём. Здесь мы что-нибудь узнаем, я уверена!

В библиотеке очень уютно, чисто, в воздухе разлит нежный аромат цветов. Ярким светом залиты книжные полки, поднимающиеся от пола до потолка. На одной из книжных полок, свернувшись в клубок, спит чёрный котёнок.

Нам навстречу выходит, улыбаясь, милая девушка. Её волосы стянуты на затылке в смешной «хвост».

— Вам помочь? — приветливо спрашивает она. — Меня зовут мисс Нэш. Но я что-то вас не припомню…

— Мы новенькие, — объясняет Арлин.

— Есть ли у вас книги об этом городе? Э-э… о нашем городе?

— Вы хотите почитать об истории города? — уточняет мисс Нэш.

— Да-да, — киваем мы оба.

Я прошу:

— И ещё, пожалуйста, дайте нам географические карты…

— Хорошо. Пройдите в главный читальный зал. Просмотрите книги на правой полке.

Мы вежливо благодарим её.

Входим в зал. Вслед нам звучит приветливое:

— Если у вас будут вопросы, обращаётесь!

«О, если бы это было возможно, — думаю я. — У нас миллион вопросов. Миллион!»

Впрочем, может быть, на какие-то из них здесь найдётся ответ.

Читальный зал узкий, длинный. Посреди во всю длину тянется стол. По обе стороны стола сидят люди: читают книги, газеты, листают яркие альбомы.

Мы тихонько крадёмся мимо них к заветной полке. Не глядя на названия, наугад берём несколько толстых книг.

Переносим охапки книг на стол. Садимся рядышком. Я улыбаюсь Арлин:

— Выше нос! Сейчас мы всё поймём!

Беру самую солидную книгу из своей стопки. Арлин смотрит мне через плечо. Открываем книгу, и оба замираем от ужаса.

— А ведь мы могли бы и раньше догадаться, — печально говорит Арлин.

Разумеется! Конечно! Само собой!

В душе я согласен с ней.

Вглядываюсь в текст внимательней — нет, в школе значки были другие. Это ещё один алфавит, которого мы не знаем.

Открываю другую книгу, потом ещё одну… Наконец находим что-то вроде атласа. Нет ни одного знакомого материка. Ни одной известной нам страны! Даже не можем прочесть их названия!

— Всё напрасно, — вздыхает Арлин.

Положив ладонь на страницу, я ощущаю, что строчки выпуклые — как шрифт Брайля в книгах для слепых людей.

Я незаметно наблюдаю за соседями: низко склонившись над книгами, они не читают! Нет!

Их глаза закрыты. Головы поворачиваются справа налево, справа налево.

О господи! Ведь они слизывают смысл напечатанного! Их языки скользят по выпуклым строчкам.

— Ты права, — шепчу я на ухо Арлин. — Всё это бесполезно. Давай лучше уйдём. Мы убираем книги и направляемся к выходу. Но какое-то еле заметное движение настораживает меня.

Человек!

За полками притаился мужчина. Он быстро отступает в тень: заметил, неверное, мой взгляд!

Но я уже узнал его. Снова эта неопрятная борода, волосы, спадающие на глаза.

Жуткий тип. Вспоминаю, как он окликнул меня на стадионе.

Почему он преследует меня?

Я хватаю Арлин за руку и устремляюсь к выходу почти бегом.

— Постойте! — слышим мы голос миссис Нэш.

Скорее отсюда! На улицу!

Сердце моё бешено колотится. Я оборачиваюсь: где он? Отстал или нет?

Нет!!!

13

— Бежим! — кричу я Арлин.

Она ничего не понимает.

Я тяну её за руку. Мы пересекаем улицу и скрываемся в том же маленьком парке.

Громкий сигнал промчавшейся мимо машины подгоняет нас. Мы скрываемся в густом цветущем кустарнике.

Пытаясь отдышаться, Арлин лепечет:

— Кто… кто это?..

И я не могу отдышаться:

— Не знаю… пока… не знаю… он… следит за мной… пытался поймать меня… утром в школе…

Приподнимаюсь на цыпочки и выглядываю из-за куста. Вот он! В парк вбегает мой преследователь. Я хорошо вижу его грязный плащ, широкополую шляпу, нахлобученную глубоко на лоб.

Он останавливается, прикрывая ладонью глаза от солнечного света. Оглядывается по сторонам. Высматривает нас! Идёт по дорожке, сворачивает на другую.

Я молю в душе: «Только не сюда! Не мимо кустов!»

Мужчина останавливается. Его внимательный взгляд скользит по зарослям кустарника. Я прячусь. Арлин шепчет:

— Видишь его? Он идёт сюда! Что он делает?

Я выглядываю украдкой из-за куста.

Мужчина исчез.

— Всё! Кончено! — говорю я с облегчением.

Мы выжидаем ещё несколько минут. Надо убедиться, что он действительно ушёл.

— А что теперь? — спрашивает Арлин.

— Пойдём к нам домой, — отвечаю я.

— Нам больше ничто не грозит?

— Не знаю…

14

Дом невысокий, вытянутый. По фасаду выложены мелкие камни, на окнах зелёные жалюзи.

Мы идём по дорожке к входу.

— Почему ты решил, что это твой дом? — удивляется Арлин.

— Не знаю. Просто у меня такое ощущение…

Мы подходим к воротам гаража, и через окошко я вглядываюсь внутрь помещения.

Пусто. Машины нет.

Идём к веранде. Её входная дверь тоже выкрашена в зелёный цвет, в тон цвету оконных жалюзи.

Но дверь не заперта. Я толкаю её, и мы входим внутрь.

— Есть кто-нибудь?! — кричу я в пустоту дома.

В полной тишине слышно только тиканье часов на каминной полке.

— Разве твои мама и папа возвращаются домой так рано? — удивляется Арлин. Она оглядывается по сторонам: — Тебе знакома эта комната? Вспоминаешь что-нибудь?

Увы! Я качаю головой.

— Я не уверен. Но у меня такое чувство, что я бывал здесь раньше.

Оглядываюсь в поисках этажёрки, на которую обычно ставят фотографии на рамках.

Её здесь нет. А она могла бы стать ключом к разгадке.

Я обхожу гостиную, вытаскивая из столов выдвижные ящики. Ни одной фотографии. Никакой информации.

— Вспоминаешь что-нибудь? — снова теребит меня Арлин.

В глубине гостиной вход в маленький рабочий кабинет. Я вижу кожаное кресло, кушетку, письменный стол тёмного дерева. Но ни одной фотографии, ни одной книги или журнала…

Арлин бродит за мной, скрестив руки на груди, словно от чего-то защищаясь.

— Послушай, Джейкоб… Но ведь эта комната…

Мне кажется, что её голос дрожит.

— Что? Что такое?

— Эта комната… по-моему, я здесь бывала…

Она снова и снова обводит взглядом гостиную, разглядывает обои…

— Странно! — изумляюсь я. — А что ещё ты вспоминаешь?

Арлин напряжённо думает, сдвинув брови. Потом резко встряхивает головой:

— Джейкоб! А не сошли ли мы с ума? Может быть, мы проходим какое-то испытание? Это всего лишь тест? Я читала… два мальчика проснулись утром и обнаружили себя в странном, пугающем мире. Они тоже не помнили и не понимали ничего. Они только знали, что должны выжить во что бы то ни стало.

— И что же дальше? — заволновался я.

— А потом выяснилось, что ребята находились в помещении испытательного центра. Учёные хотели изучить поведение детей в необычных условиях!

— Какая чепуха! — вздохнул я.

— Но разве не могло это произойти и с нами? Может быть, всё вокруг — это пространство какого-то научного центра? И всё, что мы видим, — это условия, в которых мы должны выжить? Наверное, целая лаборатория учёных сейчас наблюдает за нами.

— Ну, допустим, — согласился я. — Давай попытаемся сделать всё, чтобы остаться в живых. Сейчас усядемся тут и подождём конца эксперимента.

Но мы оба знали, что дело обстоит не так.

— Послушай, — воскликнула вдруг Арлин, — ведь это же телевизор! Включай скорее, мы узнаем, где мы!

Действительно, на полке сзади меня стоит маленький телевизор. Мы включаем его, напряжённо уставившись на экран.

Сначала идёт мультфильм о мышах и собаке. В детстве я такое любил! Но этот фильм я вижу впервые.

Мы переключаем каналы один за другим. Мелькнула сценка: молодой парень, сняв рубашку и демонстрируя зрителям красно-синюю татуировку, подносит стеклянный сосуд с чем-то к подмышечному отверстию.

— И каков же вкус? — вопрошает ведущий.

— Это вишня! — отвечает участник конкурса.

Возмущённый гул

— О, простите! Это малина!

Ведущий объявляет об окончании передачи «И каков же вкус?» и приглашает зрителей к участию в конкурсе.

Мы наблюдаем странные сценки и на других каналах. Мои пальцы быстро бегают по кнопкам пульта. Но ничего полезного для нас! Никакой информации!

Вот сюжет о рыбной ловле. Двое мужчин с борта моторки тянут из воды двуглавое чудовище. Это рыба?

А вот спортивная передача: участники игры получают удар током и высоко прыгают. Зрители живо аплодируют.

Но вот и программа новостей! Юноша с гладко прилизанными волосами, в тёмном блейзере с каким-то номером на отвороте строго глядит на невидимых ему зрителей.

«Правительственное сообщение. Складывается тревожная ситуация (голос ведущего низкий и глубокий)… высадились пришельцы с Земли (мы замираем, не смея вздохнуть), поэтому все обязаны проявлять бдительность и осторожность… Главный правитель Дермар объявляет о введении чрезвычайного положения…»

Мы в ужасе смотрим друг на друга. Земляне? Чрезвычайное положение?

Мы догадываемся, что человек в чёрном, появившийся на экране, — и есть Дермар, главный правитель.

«Если все мы проявим бдительность, пришельцы в наших условиях долго не выживут. Проявим же свой гражданский долг! Мы заставим их убраться! Уничтожим пришельцев!» — гудит Дермар.

От его выкриков по спине пробегает холодок. Дурные предчувствия заставляют меня призадуматься.

Да полно! Мой ли это дом? Больше я уже ни в чём не уверен. Наверное, и вправду я здесь никогда не жил. Я нигде не жил!

Поворачиваюсь к Арлин. Похоже, что она думает о том же. Неожиданно в один голос мы произносим:

— Это про нас.

Пришельцы с Земли — это мы.

Это нас надо прогнать и уничтожить.

«Пускай они проваливают» — и это о нас тоже.

15

Выключаем телевизор, потому что нет сил слушать.

Вопросы, вопросы, рои вопросов проносятся в голове.

Если и вправду мы — пришельцы с Земли, значит, там, на Земле, нас больше нет?

Выходит, мы сейчас на другой планете? Но как мы сюда попали?

И если мы не знаем, кто мы и что делаем, как нам укрыться от них?

Почему они так враждебны к нам?

А беру Арлин за руки:

— Послушай, если мы не найдём ключ к разгадке всего этого, мы обречены! Думай! Ты знаешь, где ты живёшь? У тебя есть тут дом?

Она тщетно пробует сосредоточиться, что-то вспомнить:

— Не помню. Не знаю…

Я вскакиваю.

— Мы должны выжить! Мы обязаны! Давай ещё раз подумаем, что же с нами происходит.

— С чего начнём? — спрашивает Арлин.

— Прямо с этого места. Осмотрим весь дом от подвала до потолка. Должна быть зацепка — фотография, книга, письмо…

— А мои родители, наверное, волнуются сейчас, — горестно произносит Арлин. — Где бы они сейчас ни были, они думают обо мне…

— Давай вставай-ка, — подталкиваю я её. — Надо искать!

Мы снова изучаем все вещи в гостиной. Потом в столовой. Выдвигаем ящики столов. Шарим на полках. Ничего!

Арлин выходит из кухни с понурым видом.

— В холодильнике несколько яиц и пакет молока…

— Пошли наверх! — командую я.

В комнате для гостей кровать не застелена, шкафы пустые. Мы заглядываем в ванную и туалет.

— А это не твоя комната? — вдруг спрашивает Арлин, остановившись на пороге.

Я растерянно озираюсь. Голубые обои, письменный стол, компьютер… На кровати — голубое покрывало.

— Мне всё это незнакомо, — говорю я неуверенно.

И тут я натыкаюсь на стопку журналов на нижней полке у стены.

— Ну наконец-то! Сейчас мы всё узнаем!

Я радостно скачу по комнате, на ковре делаю сальто и — ой-ё-ёй! Ударяюсь головой о стену шкафа. Хватаюсь за голову. Мне больно, так больно! Но внезапно, словно яркая вспышка, меня осеняет. Вместе с болью в сознание врывается воспоминание.

— Арлин! — кричу я. — Я вспомнил! Я живу в штате Висконсин! Мой город называется Мэдисон! Я стукнулся головой и вспомнил!

Она от неожиданности раскрывает рот.

— Ещё, Джейкоб! Вспоминай ещё!

Но я уже грустно качаю головой. Увы! Это всё, что блеснуло в памяти после удара лбом о шкаф.

Беру стопку журналов, быстро пролистываю. Фотографии незнакомых артистов. Никогда и нигде я не видел таких лиц!

И снова текст невозможно прочесть. Выпуклые значки, как в библиотечных книгах.

Я потираю шишку на голове — болит. Вижу, что Арлин снова печалится, и стараюсь её приободрить:

— Видишь, я всё-таки вспомнил, откуда я!

— Ты молодец! Обскакал меня. А я всё ещё как во сне. В голове — пусто. У меня, похоже, не только фамилии нет. Я человек без прошлого. Как это называется? — Арлин потёрла лоб ладошкой. — Я и не личность вовсе, так?

— Слушай! — пришло мне в голову. — А если мы с тобой не люди, а роботы?

Припоминаю одну историю… Я что-то читал о роботах с нарушенной программой. А вдруг это мы? Роботы в человеческом обличье…

— Но беда в том, что программа памяти у нас полетела…

— Вполне возможно, — без энтузиазма соглашается Арлин.

Но потом она осматривает свою руку, щиплет себя.

— Нет, Джейкоб! Это кожа. Не уверена насчёт тебя, но я — человек! Это значит, что я — личность!

Я и сам понимаю, что моё предположение о роботах не слишком удачное. И разве у робота болела ба голова от удара? Вскочила бы шишка?

— Послушай, Арлин! Стукнись и ты головой о шкаф! Может, вспомнишь что.

— Придумай что-нибудь получше, — обижается девочка.

И мне сразу в голову приходит блестящая мысль.

— Школа! — кричу я. — В школе должны быть сведения о нас! Может быть, файлы с данными на учеников пишутся на английском? Тогда мы всё о себе узнаем! Бежим! Скорее!

Но Арлин приходит в ужас:

— Как? Снова в школу?!

Я не успеваю ответить. Цепенею с открытым ртом. Внизу чьи-то шаги…

Разве мы не закрыли входную дверь?

Арлин испуганно вскакивает, прислушивается:

— Кто это? Джейкоб, кто там?

Тяжёлые шаги по лестнице. Скрип ступеней. Я подкрадываюсь к двери и всматриваюсь в темноту коридора — там нет света, и я не вижу ничего.

— Прячемся, — шепчет мне на ухо Арлин. — Закроемся в туалете!

Из спальни мы крадёмся к туалетной комнате, и я тихонько поворачиваю круглую ручку замка, пытаясь отворить дверь.

Что-то заедает в замке. Я судорожно кручу ручку вправо-влево. Дверь туалета вообще не открывается.

Мы в ловушке. Из спальни нам уже не выбраться!

На пороге возникает мрачная фигура. Это он, наш преследователь. Борода, грязный плащ. Он шёл за нами от самой библиотеки!

Мужчина входит, ступая тяжело. Он загородил собой дверь, нам не убежать.

Странная улыбка появляется на его лице.

— Ну наконец-то! — восклицает он.

Человек прикрывает за собой дверь. Взгляд его перебегает с меня на Арлин.

Вцепившись друг в друга, мы прижимаемся спинами к запертой двери туалета.

16

Мы почти не дышим. Страшновато.

Кто же он?

Чего он хочет?

Может быть, он знаем нашу тайну? Или догадывается, что мы — другие?

Его прислали схватить нас?

Мужчина медленно приближается. Плащ распахивается, и я вижу мокрый от пота свитер.

— Нет-нет, пожалуйста, — почему-то умоляет его Арлин.

Но человек уже рядом с нами. Улыбка исчезла с его губ.

— Не узнаётё? — спрашивает он. — Чем вы так напуганы? Что с вами?

Я чуть не теряю сознание от волнения. Разве я его знаю?

— Ну-ка, вглядитесь! Ведь это я! Ваш отец!

Всё. Мы убиты. Это уже выше наших сил.

Стоим, прижавшись друг к другу. Не дышим.

— Вы наш папа? И мой… и Джейкоба? — мямлит Арлин.

Мужчина кивает. У меня слегка кружится голова. Но я уже прихожу в себя.

— Арлин — моя сестра?

Он кивает снова. Пристально всматривается в наши лица.

— Вы действительно ничего не помните?

— Да, что-то случилось… Мы не можем ничего вспомнить…

Мужчина хмурится:

— Да и со мной творится что-то неладное. Тоже не помню…

Но он делает движение, собираясь обнять нас.

Мы шарахаемся. Я гордо требую:

— Докажите, что вы наш отец.

Мужчина изумлён:

— Прости, но я не понял…

— Но ведь мы вас не узнаём! Как вы докажете, что вы и вправду мой отец?

Арлин поддакивает мне, вцепившись в мою руку.

Он быстро-быстро мигает, занемев от изумления. Снимает плащ. Закатывает рукава. Подмышки, как у нас!

— Видишь? Я не из их стаи! — смеётся он.

— Но как… — настаиваю я.

— Ты просто поверь мне, Джеки, — мягко говорит он.

Джеки! Ведь это моё домашнее имя! Я вспомнил — так все называют меня дома.

И отец обнимает нас. Долго-долго мы стоим втроём, прижавшись друг к другу. На моих плечах лежит отцовская рука.

Я первый прихожу в себя от потрясения.

— Пап, почему же мы не можем ничего вспомнить?

Он грустно качает головой:

— Если бы знать!

— А где мы, папа?! Как мы очутились здесь?

— Джеки, — как можно спокойнее говорит наш отец, — я и сам не могу понять.

Он поправляет волосы. Это мне только казалось, что они свисают ему на глаза.

— Я и сам изо всех сил пытаюсь вспомнить и понять. Кажется, вот-вот… вот оно… Но воспоминание ускользает.

Он снимает плащ.

— Где только я вас не искал! И наконец догадался, что вы в школе. А вы так ловко убегали от меня!

— Но ведь мы не предполагали…

— Ладно-ладно. Ну и что же? — Он огляделся.

Это действительно наш дом?

— А где мама? — дрожащим голосом спросила моя сестра.

— Ничего не знаю! Сам хотел бы кого-нибудь спросить! — опять сокрушался отец.

— Но одно я знаю наверняка. Это то, что все мы в большой опасности.

17

Собираемся все вместе на веранде, чтобы обсудить ситуацию. Нас теперь трое!

Папа выглядывает в окно: нет ли кого на улице? Опускает шторы.

Он садится в кресло, а мы — напротив. Папа нервно сжимает и разжимает руки. Он думает о чём-то важном.

— Вы видели новости по телевидению?

Мы киваем.

— Ведь пришельцы с Земли — это мы, не так ли?

Папа хмурит брови:

— Думаю, что да.

— Но зачем же изгонять, даже уничтожать нас? Разве мы на другой планете? — недоумевает Арлин.

Папа не отвечает. Память не служит ему больше, как и нам. Он не знает, как мы здесь оказались. Наши вопросы больно ранят его.

Конечно, он хотел бы уберечь нас, защитить. Но как это сделать?

— Разумеется, им интересно поймать землян. Но почему-то им пока не удаётся нас распознать. Мы будем в безопасности до тех пор, пока они не заметят, что мы другие, отличаемся от них.

Арлин вдруг решительно заявляет:

— Надо исчезнуть отсюда! Немедленно!

Вскочив, она бежит к выходу.

Папа едва успевает схватить её за одежду:

— Только не сейчас, малышка. Мы уйдём отсюда и покинем эту планету, когда у нас созреет хороший план. Исчезать надо незаметно. Мне надо сосредоточиться и подумать.

— А где же мы будем скрываться всё это время? — спрашивает Арлин.

— На сегодняшнюю ночь нашим убежищем станет этот дом. А завтра — вам в школу. Там вы тоже в безопасности, — объясняет отец.

— Ну уж нет! — горячусь я.

Мне даже подумать страшно о возвращении в школу.

— В школу. Именно в школу. — Голос отца твёрд. — Это сейчас лучшее убежище для вас обоих. Будьте на виду. Пока вы в безопасности, я могу оглядеться. Надо хорошенько продумать план побега. — Папа обнимает нас и даёт ещё одно полезное наставление: — Не совершайте никаких необдуманных поступков. Вас никто не должен ни в чём заподозрить. Потерпите денёк-другой. Будьте во всём похожими на них. Сумеете, правда?

Я смотрю на отца во все глаза.

Сумеем ли мы? Увы! Ответ один: нет!

Но я ничего не говорю.

18

Удивительно, но следующее утро в школе проходит гладко. Хотя нам приходится нелегко.

Математических уравнений я не понимаю. Географические названия тоже для меня тайна за семью печатями.

Я по-прежнему прячусь за спины сидящих впереди меня учеников. Уповаю на то, что мистер Крэй забыл обо мне и не вызовет меня к доске.

Я чувствую напряжение во всём теле. Руки просто ледяные. Громкие звуки заставляют меня вздрагивать.

Но никто меня не трогает.

Однако подходит время физкультуры. Мы идём в спортивный зал. Ребятам весело, а я от ужаса еле волоку ноги. Что-то будет?

Не знаю, будем ли мы переодеваться в спортивные костюмы. Переодевшись, я выдам себя. Все заметят, что я не такой, как они. Догадаются, что я пришелец.

Но к счастью, мистер Гроди не предлагает нам надеть спортивные костюмы. Он выстраивает нас в шеренгу вдоль стены. Мы ждём прихода учеников другого класса. У нас будут общие занятия.

Я отыскиваю глазами Арлин. Сестрёнка входит в зал последней. Она старается встать в хвосте.

— Встреча двух классов! — торжественно возвещает учитель. Он держит в руке чёрный квадратный предмет, похожий на обычный тостер, в котором мы дома подсушиваем гренки. — Кто хочет сделать первый блетт?

Я вздрагиваю и быстро опускаю глаза.

«Пожалуйста, только не я. Не давай эту штуку мне», — мысленно молю я.

Но, к моему ужасу, рука мистера Гроди уже лежит на моём плече.

— Первый блетт! — Он командует: — Всем построиться!

Команда нашего класса становится позади меня. На другой половине зала стоят наши противники: все они наклонились вперёд, руками упираются в колени.

Я вижу Арлин. Она совершенно растеряна. Даже не пытается скрыть своего страха. Смотрит, что же я буду делать с этой странной штуковиной.

Швырнуть её вверх? Или поддать ногой как следует? А может, надо ударить ею по другому предмету?

Раздаётся свисток учителя.

Волнение команд чувствую даже я.

И тогда… и тогда я поднимаю чёрный предмет над головой. И не могу шевельнуться. Не дышу. А они всё ждут. Следят за моими движениями.

Что мне делать?

19

Я стою, похолодев, с этим квадратом над головой. Руки уже затекли.

Подбадривающие крики перекрывают свисток мистера Гроди.

— Джейкоб, это трулл! Один трулл! — кричит мне учитель.

Снова резкий свисток.

Не двигаюсь. Мыслей никаких. Чтобы только избавиться от него, я бросаю квадрат подальше, через весь зал.

И тут же замираю: предмет летит прямо на Арлин. Она успевает схватить его на лету обеими руками. Ребята из её команды возмущённо кричат что-то.

— Нет, нет! Не трулл!

— Арлин! Гарби его! Гарби его!

По щекам сестрёнки текут слёзы. Она вцепилась в квадрат, стоит вся красная от напряжения. Явно не знает, как быть.

Снова свисток.

Мистер Гроди знаком подзывает Арлин. А потом машет рукой мне.

Он холодно смотрит на нас.

— Джейкоб, разве это блетт? У тебя был первый блетт!

Я глотаю, но во рту пересохло. Мне кажется, все заметили, что мои ноги дрожат.

Вот-вот начнут постукивать зубы.

— Я нетвёрдо знаю правила, — наконец изворачиваюсь я. Это была моя ошибка! Ужасная ошибка!

Ребята нас окружают и стоят молча. Их лица кажутся мне строгими, взгляды — подозрительными.

Ко мне склоняется учитель:

— Как? Ты не знаешь правил?

Поздно отступать. Я качаю головой.

— А ты? — поворачивается он к сестре. — Ты тоже не знаешь правил игры, в которую дети играют уже с торного возраста?

Арлин опускает глаза.

— Знаю… Нетвёрдо… — признаётся она.

Я слышу голоса, сливающиеся в хор:

— Это они… Это пришельцы… Это земляне…

Ребята всё теснее окружают нас, кольцо сжимается.

Глумливая ухмылка кривит их рты.

— Неужели вы надеялись ускользнуть от нас?

— Неужели думали, что мы вас не обнаружим?

Как бы удрать от них? Но в плотном кольце мы зажаты намертво. Ни единой лазейки!

Двигаясь все вместе, ребята подталкивают нас вперёд. Мы загнаны в угол. Прижаты к стене.

А они всё время повторяют:

— Пришельцы… Пришельцы…

— Пустите!!! — что есть мочи ору я прямо в их ожесточённые лица.

— Вы ошибаетесь! — кричит Арлин тоже. — Куда вы нас ведётё?

Но наши протесты тонут в их криках.

Наконец мы у дверей директорского кабинета. Их вопли затихают сразу же, как только миссис Трейгер уводит нас в свой кабинет.

Он плотно закрывает двери, щёлкает замком.

Его зловещий взгляд пугает нас.

Жестом он указывает нам на кресла, стоящие против его стола.

Мы садимся, всё ещё вздрагивая от пережитого. Сжимаем подлокотники кресел побелевшими от напряжения пальцами.

Директор тяжело вздыхает. Он перегибается через стол, вперив взгляд в наши лица.

— Вы действительно земляне? — вопрошает он. Но голос у него спокойный, мягкий.

— Разумеется, нет! — заявляю я дерзко.

— Они все такие глупые… они ошибаются, — вставляет слово и сестра.

— Мы даже не знаем, что они имеют в виду.

Брови мистера Трейгера ползут вверх.

— А вы не знаете, кто такие пришельцы с Земли? — с подозрением смотрит он на нас.

— Конечно, знаем, — откашливаясь, хриплю я. Голос мой сел. — Но ведь мы… не пришельцы.

— Разумеется, нет, — подтверждает Арлин. Она широко распахивает удивлённые глаза, все своим видом убеждая директора, что она не боится.

Мистер Трейгер постукивает карандашом по столу, изучая нас пристальным взглядом.

— Вы говорите правду?

Искра надежды окрыляет меня. Может, он поверит нам? Если мы будем запираться, возмущаться, протестовать, он нас отпустит?

Я упрямо твержу:

— Они ошибаются. Просто мы не в ладах со спортом. Но ведь это ещё не значит, что…

Жестом директор прерывает мои жалкие оправдания.

— Я предлагаю вам простой тест. Маленькое испытание.

Тест? Чувствую, что сердце падает камнем куда-то вниз. Изучаю лицо мистера Трейгера. Нет, этот нас не выпустит из когтей.

— Я задам вам несколько обычных вопросов.

Он постукивает карандашом, переводя взгляд с меня на Арлин.

— Поймать вас на неправде очень легко. Попробуем?

Мы молчим.

— Ну-ка, Джейкоб, ты ведь знаешь, что у нас семь континентов?

«Ну, это просто» — притворяюсь я уверенным, хотя при этом лицо моё багровеет, и я чувствую, что капли пота выступили на лбу.

— Конечно, знаю, что семь.

Но мистер Трейгер сдвигает брови.

— Нет, Джейкоб. Их не семь. Ты ошибся. Семь — это число, принятое на Земле. А здесь — глевен континентов. Дети знают это с первого дня в школе.

Я слабею. Невольно откинувшись на спинку кресла, чувствую, как всё перед глазами плывёт.

Я вот-вот разревусь.

А мистер Трейгер обращается к Арлин:

— А ты, Арлин? Ты уверена, что континентов здесь глевен?

Арлин испуганно косится на меня и поворачивается к директору. Её пальчики вздрагивают.

— Уверена, — отвечает она.

— Молодец, Арлин. Теперь я знаю, что ты назовёшь мне грелв имён наших последних правителей.

Не произнося ни слова, Арлин закрывает глаза.

Это катастрофа.

Плечи её опускаются. Она подавлена.

Мистер Трейгер подносит к уху телефонную трубку. Нажимает всего на три кнопки. Несколько секунд ждёт.

— Немедленно пришлите кого-нибудь в мой кабинет. Они здесь.

20

Пока директор говорил по телефону, я успел украдкой осмотреться.

Сумеем ли мы выскочить отсюда, прежде чем они схватят нас?

Но запертый замок не даёт мне покоя. Мне с ними не справиться.

— Да, конечно. Поставьте в известность главного правителя, — продолжает директор.

Я взглядом делаю сестре знак.

Вижу, что она всё понимает.

Мы оба вскакиваем и почти одновременно выпрыгиваем в распахнутое окно.

Мистер Трейгер вскрикивает. Я успеваю услышать стук упавшей на пол трубки.

Царапаю колени о шершавый подоконник. Падаю на землю, тут же забыв о боли. Хватаю за руку Арлин — и вот мы мчимся вперёд, перепрыгиваем через кирпичную стенку за автостоянкой (к счастью для нас, она низкая). Летим через спортивную площадку.

Слышу, как гудит вся школа. Словно потревоженный улей.

Крики, крики.

Как они громко кричат!

Из окон машут, кому-то указывая на нас.

Я стараюсь не оглядываться. Дорога каждая секунда.

— Куда мы? — на бегу кричит Арлин.

— Прочь, прочь отсюда! — отвечаю я.

От звука сирены волосы на голове встают дыбом.

Воющих машин много. Они вот-вот окружат нас. Неужели мы в ловушке?

От школы к нам бегут люди в чёрном. Это полиция? Или учителя? В погоню за нами устремляются и другие люди.

Мы перебегаем улицу, перепрыгивая через низенький забор, обегаем вокруг какого-то дома.

Внутренний двор обнесён оградой, но нам удаётся перепрыгнуть через неё тоже.

Мы все исцарапаны.

Скорее на эту дорожку! Слышен только стук наших башмаков. Сворачиваем куда-то: ещё один дворик позади дома.

— Стой! Больше не могу! — шепчу я. Нет сил вздохнуть. Наверное, я похож сейчас на загнанную лошадь.

Арлин стирает ладошкой пот со лба. Она прислушивается к топоту преследователей. Глаза её полны страха.

Куда спрятаться?

Но мы не успеваем сделать и шага, как сильные руки обхватывают нас, а полы знакомого плаща прячут нас от целого мира. Папа!

— Что случилось? Эти сирены…

— Мы попались, — объясняю я в отчаянии. — Они гонятся за нами.

— Надо уходить, — решает папа. — Здесь нам спрятаться негде.

Он вытаскивает нас на улицу. Звук сирены совсем рядом. Уже слышны гневные крики.

— Украдём машину. — Папа быстро оглядывает улицу, оценивая обстановку. — Уедем, а там уж решим, что дальше.

Множество маленьких квадратных машин. Они припаркованы вдоль тротуаров. Подбегаем к ближайшей — зелёной, с яркими жёлтыми шинами.

Папа дёргает ручку — заперта.

Но звук сирен уже совсем близко!

Мчимся у другой машине — чёрной. Слава богу, у неё опущены стёкла. Папа быстро открывает дверцы, и в одно мгновение мы все оказываемся внутри. Папа за рулём.

Он уставился на панель управления, замер. Руля управления нет! Есть только десяток красных кнопок.

Я вижу, что он слегка растерян, но всё же пытается понять, как включается зажигание.

— Хотел бы я знать, что это за машины… Как странно… — бормочет он.

— Скорее, папа! — подгоняю я его.

Слышу визг тормозов и, оглянувшись, вижу, как три чёрные машины появляются из-за угла.

— Но где же здесь зажигание?! — кричит отец рассерженно. Он наугад нажимает на красные кнопки.

И тут машина оживает и рычит. Мы кричим во всё горло от радости.

— Переключаем скорость! — Папа снов на ощупь отыскивает нужную кнопку. — Но где же она? — Он не может найти коробку передач.

Уф-ф! Наконец-то! Машина срывается с места.

Мы с шумом летим по улице.

— Но где педали? — Наш бедный папа обеими руками вцепился в панель управления. — Как затормозить?

Сирены почти оглушают нас. Я высовываюсь из окна: нас преследует шеренга чёрных автомобилей.

— Вперёд, папа! Они нас видят!

— Но как? Не знаю… — Отец опускает на панель обе руки. Машина вдруг резко тормозит. Мы перелетаем через бордюр и оказываемся на тротуаре.

Сзади вопит испуганная Арлин:

— Они нас поймают! Папа, быстрее!

Папа с диким взглядом жмёт на все кнопки подряд:

— Если бы знать, как справиться с этим зверем!

Он тщетно хоть как-то пытается управлять движением автомобиля.

Впереди красная кирпичная стена. Я затаил дыхание. Хочу крикнуть, но голоса нет.

Папа стучит по панели кулаком. Машина его не слушается. Стена приближается. Я вижу трещины на кирпичах. Потом слышу треск, звон разбитого стекла, скрежет металла. Всё делается красным… Потом на меня наваливается тьма.

21

Прихожу в себя — вокруг тьма. Моргаю, прищуриваюсь — темно.

Постепенно начинаю различать, словно сквозь дымку, тени предметов. Через несколько минут тени обретают чёткие очертания, предметы принимают знакомые формы.

Вот окно. А это оконные переплёты. Вижу каменную стену.

Вытягиваю перед собой обе руки. Они болят.

В голове пульсирующая боль. Я снова закрываю глаза — так легче.

Несколько минут спустя мне уже хочется оглядеться. Постепенно до меня доходит, что я сижу на низкой деревянной скамье. В тюремной камере!

На полу — человек. Протираю глаза: это папа?

У него забинтована голова.

На узеньком топчане у стены лежит моя сестрёнка: свернувшись калачиком, одна рука в гипсовой повязке.

Арлин щурится. С изумлением вижу, что она, как рыбка на суше, открывает и закрывает рот. Пробует, в порядке ли челюсть.

Арлин замечает, что я очнулся.

— Джейкоб! Ты жив? А мы что, в тюрьме?

— Что с нами? — в свою очередь спрашиваю я.

Отец делает какое-то движение. Приподнимается, ощупывая бинты на голове.

— Ах, да… Эта машина… и стена, — бормочет он.

— Так что же случилось? — спрашиваю я и не узнаю своего голоса.

— А у меня, наверное, сломана рука, — удивлённо говорит Арлин. Она оглядывает тесную камеру. — Почему мы здесь?

Открывается дверь, и входят два охранника в чёрной форме. Один из них бесцеремонно подталкивает папу. Тот встаёт. Второй делает знак мне и Арлин:

— Пошли!

— Куда вы нас ведёте? — требовательно спрашивает отец. — И почему, собственно, мы здесь?

Но охранники мрачны и неразговорчивы. Один идёт впереди нашей маленькой группы — по длинному коридору с низким потолком. Второй замыкает процессию, держа руки на автомате.

Отец пытается что-то выяснить:

— Если это тюрьма, то мы не преступники. Ведь мы не совершили ничего плохого.

Наши сопровождающие пропускают эти слова мимо ушей. Дальнейший путь мы проделываем в полной тишине.

Мне так трудно идти. Кажется, что этот коридор бесконечен!

Поворачиваем за угол. Коридор постепенно опускается вниз. Мы идём по слегка наклонному полу. По обеим сторонам — запертые металлические двери.

Один из охранников открывает дверь:

— Сюда!

— Куда вы нас привели? — возмущается отец.

Вместо ответа стражник непочтительно толкает его. Отец влетает в комнату, чуть не потеряв равновесие. Мы входим следом.

Слава богу, это уже не камера.

Стены комнаты обшиты светлым деревом, в тон и ковёр на полу, светло-коричневый. Много книжных полок. Красивый яркий светильник.

За письменным столом мужчина. Он поднимается нам навстречу.

Это лысоватый человек, круглолицый, со стальным взглядом светло-серых глаз. На лацкане тёмно-синего костюма странный значок. Что-то вроде красно-жёлтого гребня волны.

Один из охранников докладывает:

— Доставил троих арестованных, господин главный правитель!

Я наблюдаю за главным правителем: обходя вокруг стола, он не спускает глаз с нашей маленькой группы.

— Закройте дверь. Но будьте начеку. Они могут быть опасными! — приказывает правитель.

— Мы «опасные»? — громко возмущаюсь я.

Ледяным взглядом правитель заставляет меня умолкнуть. И продолжает отдавать распоряжения охранникам:

— При попытке к бегству убить.

Я снова начинаю шуметь:

— Зачем вы нас держите здесь? Что вы от нас хотите?

Совершенно игнорируя мои крики, правитель подходит к папе и внимательно рассматривает его повязку на голове.

— А вам неплохо бы пройти курс вождения. — Он презрительно усмехается. — Я Дермар, главный правитель, — продолжает он. — Назовите себя.

— Эрик Миллер, — сдержанно отвечает отец. — Со мной мои дети Арлин и Джейкоб.

Мы довольно неловко чувствуем себя под ледяными взглядами Дермара и презрительными ухмылками охранников, стоящих у дверей.

Я думаю: «Почему бы ему не предложить нам сесть? Ведь у стола стоят четыре стула».

Продолжая кривить рот в некоем подобии улыбки, Дермар спрашивает:

— Как вы сюда попали?

— Отвечу прямо: я не знаю, — говорит отец.

— Однако я повторю свой вопрос: зачем вы сюда прибыли? — цедит сквозь зубы Дермар.

— Не понимаю вас, — настаивает отец. — Мы не знаем даже, где находимся.

— Лжёте, — взрывается правитель. Лицо его багровеет.

Но нашей Арлин тоже палец в рот не клади.

Она неожиданно гневно взвизгивает:

— Нет! Мы не лжём! Мы утратили память! Мы действительно не знаем, кто мы!

Дермар даже бровью не повёл.

Отец с присущей ему твёрдостью произносит:

— Всё так и есть. Моя дочь говорит правду.

— Рассказывайте свои басни другим! — скрипит зубами Дермар. Его лицо темнеет. — Нам известно, — произносит он с расстановкой, — нам хорошо известно, почему вы здесь. Мы знаем, что вы вооружены.

— Что-о? — восклицаем мы с папой в один голос. По глазам отца я вижу, что он бесконечно растерян.

Дермар с угрожающим видом вплотную подступает к отцу:

— Не лгите мне! И не притворяйтесь, что вы утратили память!

— Но мы говорим чистую правду, — возмущаюсь я.

Отмахнувшись от меня как от надоедливой мухи, Дермар кричит отцу в лицо:

— Мы знаем… что вы… прибыли сюда… с заданием… уничтожить нас!

— Уничтожить? — разводит руками отец. — Зачем нам уничтожать вас? Мы даже не знаем, кто вы! Не знаем, где вы! — Помолчав, он сокрушённо вздыхает: — Вам придётся поверить нам. Ведь мы говорим сущую правду.

Дермар открывает рот, чтобы сказать что-то, но не может произнести ни слова.

Я злорадно думаю: «Поверишь моему папе? Ты должен ему поверить! Папа не обманывает тебя!»

— Так, предъявите мне ваше оружие! — грозно требует правитель. — Немедленно! Я требую! Иначе мы вас заставим сделать это. И всем вам причиним боль.

Он смотрит на нас: на меня и Арлин.

Арлин вздрагивает.

— Вам не избежать пыток, — продолжает угрожать папе Дермар.

Я понимаю, как плохо сейчас папе. Кровь отхлынула от его лица. Он бледнеет.

— Папа! — тереблю я его за рукав. — О чём он тебе твердит? Какое оружие?

Папа растерян:

— Мне ничего, просто ни-че-го не приходит в голову!

— Ну что ж, нам придётся заставить вас кое-что вспомнить, — произносит Дермар и знаком подзывает охранников.

Подгоняя, они ведут нас куда-то вниз, по длинному коридору.

От волнения у меня снова пересыхает во рту, сердце колотится.

Скрипнув, открывается громоздкая металлическая дверь.

«Они будут нас пытать?!!»

Нас вталкивают в огромное помещение, размером со школьный спортзал.

Посреди комнаты находится какой-то предмет.

Я вглядываюсь и начинаю страшно визжать.

22

Проходит несколько минут.

И вот мы все уже висим над потолком, подвешенные за лодыжки.

Висим вниз головой.

Толстые верёвки перетягивают ноги. Кровь прилила к голове. В висках стучит. Невыносимая боль во всём теле.

Рядом со мной на верёвках в таком же положении болтаются папа и сестрёнка.

Мои руки свободны. Я раскачиваюсь, поворачиваясь то вправо, то влево. Но когда смотрю вниз, я леденею: ведь мы подвешены над огромным котлом!

Все происходящее кажется мне сценкой из какого-то дешёвого приключенческого фильма о людоедах в джунглях. Именно в таких котлах людоеды обычно варят своих пленников.

Кажется, внутри котла что-то пузырится и булькает. Я напрягаю зрение, чтобы разглядеть, что это.

«Разгадывай, разгадывай эту загадку скорее, Джейкоб! — приказываю я себе. Поневоле разгадаешь, — думаю. — Если папа не признается им ни в чём, — они посадят нас в котёл, и тогда мы все узнаем, что в нём!»

— Так где же оружие? — слышу я голос Дермара. — Признавайся, если хочешь уйти отсюда живым!

— В чём? В чём признаваться? — бормочет отец. Он задыхается. — Я даже не знаю, о чём идёт речь!

Дермар тяжело вздыхает.

— Дело твоё. У тебя было время подумать. Пеняй на себя.

Верёвки приходят в движение, и мы медленно сползаем вниз.

Всё ниже, к жерлу котла.

23

Арлин видит это и начинает плакать.

— Остановите! Остановите же! — кричит папа.

Я слышу скрежет механизма, приводящего в движение наш пыточный аппарат.

Над самыми краями котла я хватаю папу за руку. И вдруг…

Я вижу, что котёл до краёв наполнен шевелящимися жуками — «ворчунами». Их там миллионы и миллионы! Поверхность этого страшного месива движется, колышется, издаёт какие-то булькающие звуки, словно в котле что-то кипит.

Мои болтающиеся руки уже погружаются во тьму котла. И я ощущаю, как жуки облепляют мои пальцы и кисти, раздражая кожу колючей шерстью.

— О, как мне больно… — хнычет Арлин.

Я вижу, что жуки уже заползают ей на плечи.

И тут я вспоминаю про спасительный свист, который парализует «ворчунов».

Но рот мой высох. Не могу сложить губы трубочкой, чтобы свистнуть. Мне не хватает дыхания.

Волосатые «пузыри», эти чудовищные твари, впиваются в мои руки. Ползут вверх, похрюкивая и ворча.

Мы утонем. Нас утопят в этой живой каше из ползающих, хрюкающих, ворчащих, кусающих и колющих нас своей шерстью тварей.

Вот уже моя голова достигает котла… Мы опускаемся всё ниже и ниже.

Какой-то «пузырь» колет меня в язык: ведь я открыл рот, пытаясь выдавить из себя пронзительный свист.

Бесполезно.

И вдруг… Да, именно вдруг! Ворчанье и сопенье жуков складывается в монотонно повторяющиеся звуки. Я слышу явственно их речь!

Или я уже потерял рассудок? А может, я читаю их мысли?

Всё не имеет значения! Я угадываю в шорохе миллионов волосатых тел:

— Мы… не… мы… не… погубим… вас… мы… не… погубим… вас…

Именно эти слова молнией вспыхивают в моём измученном мозгу.

Да, я сплю. Я сплю, и во сне ко мне приходит надежда на спасение.

Неужели здесь такое возможно? Мыслящие насекомые?

Между тем я ухожу всем телом в котёл. В бурлящую, движущуюся массу толстых жуков.

Ни папу, ни Арлин я уже не вижу. Голова погружается в живую омерзительную кашу.

— Мы… не… погубим… вас…

— Мы… не… погубим… вас…

— Притворяйтесь… Притворяйтесь…

— Пусть… Дермар… поверит вам…

Нет, это не звуки. Это спасительное озарение. Слова звучат только в мозгу.

Довериться ли мне этому чуду? Действительно ли они протягивают мне руку помощи? Или я брежу?

— Папа, — пытаюсь я произнести.

Слышит ли всё это и он?

Но с моих губ не срывается ни звука. Ведь я тону. Я тону в жирном бурлящем волосатом море.

Но что это снова?

— Пусть… Дермар… поверит… вам…

«Поздно… слишком поздно…» — почему-то приходит мне в голову.

И вот новое ощущение. Верёвки соскальзывают с ног. Ноги освобождаются. И я понимаю, что действительно поздно.

И погружаюсь в колючее, движущееся, жирное месиво.

24

Меня обволакивает тепло. Но это омерзительное тепло. И полная тьма. Темнее самой беззвёздной и безлунной ночи.

Хочу открыть рот, чтобы глотнуть хоть немного воздуха, но в рот сразу же набиваются жуки.

В ушах звенит от их ворча и хрюканья.

Грудь разрывается. Вздохнуть! Как вздохнуть?

И вдруг откуда-то из тьмы, словно из-под толстой подушки, раздаётся голос папы:

— Ладно! Чёрт с тобой! Твоя взяла! Ты получишь от меня оружие!

— Папа, — слабым голосом шепчу я, — у тебя и правда есть оружие?

— Конечно, нет, — слышу я. — Но надо выкручиваться.

Какое-то движение. Котёл начинает крениться и переворачиваться.

А я скольжу, кувыркаюсь вместе с массой жуков. Крен всё больше. Какая-то сила опрокидывает котёл вверх дном с шевелящимися «пузырями» и тремя несчастными пришельцами с Земли!

Моя голова освобождается, я чувствую, что могу сделать вдох! Наконец-то! Глоток прохладного воздуха.

Дышать не могу. Только пыхчу, как запыхавшаяся собака. Но вот ровное дыхание постепенно возвращается ко мне.

Мы падаем из котла на пол. Я больно ушибся. Но это уже неважно!

Мы втроём лежим на ковре из жуков. Всей пятернёй я выгребаю их из волос, снимаю с бровей.

Снова пытаюсь посвистеть — напрасно! Рот высох, губы не слушаются.

Я наблюдаю невольно за Арлин: она тщательно вытряхивает ворчунов из волос, снимает с одежды. Пальчиком очищает уши.

Потом с омерзением выплёвывает толстого, колючего жука.

Мы выгребаем их из-под одежды. С характерным «шлёп!» она падают на пол.

Поворачиваюсь к папе.

— Что ты задумал? — шепчу я ему. — Это правда насчёт оружия? У тебя что-то есть, какое-то оружие?

Папа сидит усталый. Он гадливо стряхивает с себя мохнатых «пузырей».

— Ничего не знаю ни о каком оружии, — шепчет он мне в ответ.

Мы разговариваем под шорох высыпающихся из котла жуков. Котёл опрокинут набок. Шелестя и шурша, из него вытекает река волосатых пузырей. Они выразительно хрюкают и сопят.

В это время перед нами вырастает фигура Дермара. Справа и слева от него, как ангелы-хранители, вытянулись охранники.

Он требовательно протягивает к папе руку:

— Ну же, давайте ваше оружие! Немедленно!

Мы с Арлин замираем.

Нам даже в голову не приходит, где папа может взять хоть что-то, напоминающее оружие.

Но в эту минуту ворчуны атакуют Дермара, нападают и на охранников.

Дермар по-поросячьи взвизгивает.

А жуки проявляют необычайную живость. В мгновение ока они облепляют три внушительные мужские фигуры. Дермар и его спутники извиваются в тщетной попытке освободиться от них. Они сгибаются под липким слоем насекомых, вертятся, бьют себя по телу, выгребают жуков из-под одежды.

Через несколько минут я вижу, что Дермар пошатывается. Уже едва стоит на ногах.

Он и охранники делают отчаянную попытку убежать. Пошатываясь, они кое-как добредают до двери. Судорожно рвут на себя ручку. Захлопывают дверь за собой.

Мы все трое разинули рты. Дышим по-прежнему с трудом. От этого зрелища мороз пробегает по коже.

И вдруг Арлин словно бы приходит в себя:

— Кажется, мы спаслись…

Папа неуверенно добавляет:

— А не пора ли нам выбираться отсюда?

Голос его дрожит.

— А куда? — спрашиваю я.

Словно в ответ мне, вокруг начинается гудение и шорох. Миллионы ворчунов взмывают вверх, словно гребень волны, ударившейся о берег.

По-моему, жуки собираются снова атаковать нас. Они сопят, ворчат, шелестят. Не перекрывают ли они нам путь? Не обречены ли мы остаться возле этого котла навсегда?

25

Мы снова в ловушке. В который уже раз!

Жуки действительно мешают нам идти. Не дают выбраться отсюда.

Ворчуны образуют живую громоздкую пирамиду: задние налезают на передних, валятся на пол со звонким шлепком.

Пирамида всё растёт, она уже выше папы!

Я вспотел, чувствую, что начинают дрожать ноги.

Зрелище ползущей в нашу стороны пирамиды угнетает меня.

Арлин в отчаянии всплёскивает руками. Я набираю в грудь побольше воздуха: не придётся ли нам снова погрузиться в живую шевелящуюся массу?

Но что действительно потрясает меня, так это остановившаяся в нескольких шагах от нас гигантская пирамида.

Она больше не движется в нашу сторону!

И снова пронзительный промельк в мозгу: словно с вершины этой пирамиды кто-то послал мне телепатическим способом весточку:

— Не бойтесь… нас…

— Не бойтесь… нас…

Явственно слышу эти слова. Звуков нет, но слова каким-то образом доходят до моего сознания.

— Это я… Грольфф… Это я… Грольфф… Я старший среди них, — снова звучит в моём мозгу.

— Это мы… это мы доставили вас сюда… сюда… Лишили вас памяти… памяти… Мы внушили вам, что у вас… у вас… у вас… есть оружие…

Папа восклицает, дико озираясь:

— Какое?! Где?!

— Мы хотим их уничтожить… всех уничтожить, — звучит в ответ.

— Их всех? Но зачем?

— Да… разрушить… да… уничтожить… Они нас мучают… Они… убивают… Третируют нас… Для них мы жуки. — В словах Грольффа слышна печаль, но и гнев тоже. — Мы… превосходим их… по развитию. Наш интеллект выше… Мы умнее… Мы прозорливее… Но для них… мы насекомые…

Я всматриваюсь пристально, и мне удаётся на вершине пирамиды разглядеть этого Грольффа.

Его слов я не слышу, они просто звенят в моём мозгу. Гнев Грольффа словно передаётся и мне.

— Убивают… как жуков… убивают… как жуков… Без причины… Давят нас… смеются… убивают и смеются…

Гнев растёт во мне так быстро, что я вынужден закрыть глаза.

Снова вглядываюсь: Грольфф быстро-быстро шевелится на самой вершине пирамиды.

— Давайте… ваше оружие… ваше оружие… Вы принесли его с собой… с Земли… Мы вооружимся… мы положим конец…

— Что за оружие? — возмущённо спрашивает отец. — Клянусь, я ничего об этом не знаю!

— Ваши наручные часы… часы… — звучат в мозгу слова Грольффа. — В них мощный заряд… Мы поместили… в их механизме зарядное устройство… Прежде чем лишить вас памяти… Прежде чем доставить вас сюда. В часах никто… не будет… искать…

Папа смотрит на свои часы на запястье. Он взволнован.

— Передайте нам ваши часы. Мы все считаем вас героем. Вы наш герой… Мы не забудем вас… Мы теперь сможем уничтожить своих врагов.

Папа осторожно снимает с руки часы.

— Благодарим за вашу храбрость, — звучат слова Грольффа.

Пирамида сверху донизу приходит в волнение. И начинает бурлить.

Папа всматривается в циферблат. И передаёт свои часы Грольффу.

Но… он не успевает.

Я выхватываю часы из его рук. Швыряю их в сторону. Они ударяются о стену. Я бью их, топчу, пока не разбивается вдребезги стекло.

— Джейкоб! Зачем? Зачем — кричит папа.

26

Я задыхаюсь. Моему сёрдцу тесно в грудной клетке. Руки дрожат.

Но я поднимаю разбитые часы с пола.

Из их корпуса доносится тонкий пронзительный звук.

— Ты включил сигнал тревоги! — раздаётся с вершины пирамиды.

— Отмени! Сними! Отключи!

Высокий тонкий звук становится всё пронзительней. Я не обращаю никакого внимания на протесты Грольффа.

Часы падают на пол. А я зажимаю уши руками.

В отчаянии папа и Арлин делают то же движение.

Но жуткий звук пронзает каждую клеточку моего тела. Больно!

И вдруг я слышу: шлёп!

И снова непрерывное: шлёп! Шлёп! Шлёп!

Это валятся жуки. Их уже множество на полу. В воздухе — жёлтые густые капли…

Этот невыносимо высокий звук взрывает жуков изнутри. Они просто лопаются!

На полу уже сплошной ковёр из толстых волосатых тел.

Мёртвых жуков заливает жёлтая жидкость.

Жёлтые капли попадают мне на лицо. Я вздрагиваю:

— Ай-яй!

Жёлтые капли такие горячие. Я с трудом оттираю их с лица и одежды.

А жуки всё лопаются. И умирают.

Пирамида разваливается на глазах.

Папа и Арлин тоже забрызганы горячим жёлтым содержимым мохнатых пузырей.

А ведь прошло всего несколько минут.

Внезапно наступает тишина.

Звук, рвавшийся из часов и так мучивший нас, становится всё тише.

Липкими руками я оттираю капли с лица и одежды. Мы потрясены, ошеломлены, раздавлены всем случившимся.

Звук оборвался. Но в ушах всё ещё звенит. Уши ещё болят.

Мы молча бредём к выходу по телам насекомых. В тишине под нашими башмаками раздаётся потрескивание.

Мы осторожно проскальзываем в дверь.

— Джейкоб! — со стоном произносит папа. — Зачем? Почему? Ведь я так и не отдал часы этому… как его… Зачем ты сломал… растоптал?..

— Они злые. Они жестокие, — твержу я в ответ. — Голос Грольффа сам вливался в мои уши, в моё сознание… Я не слышал его… И вдруг я прочёл его мысли! Он задумал уничтожить и нас тоже!

— Давайте же наконец исчезнем отсюда, — шепчет потрясённый папа. — Где-нибудь спрячемся. Обдумаем всё…

Он не успевает открыть следующую дверь. Та распахивается от сильного толчка.

Перед нами возникают Дермар и четыре охранника в чёрном.

— И куда же вы собрались? — вопрошает он грозно.

27

Жалобный стон срывается с моих губ. Всё тело слабеет.

Ледяные пальчики Арлин вцепляются в мою руку.

Довольная и жестокая улыбка искривляет губы Дермара: он видит ковёр мёртвых тел ворчунов, обильно залитый зелёной жидкостью.

Он внимательно осматривается и поворачивается к нам. Какие у него странные глаза.

— Никуда вам отсюда не уйти, — говорит он. — Не уйдёте никуда, пока мы не отпразднуем…

Мы все трое в изумлении широко открываем рты.

— Отпразднуем… что? — наконец произносит папа.

Дермар неожиданно расплывается в широкой улыбке.

— Гибель наших заклятых врагов! — торжественно произносит он. — Вы уничтожили их.

Охранники тоже отзываются с воодушевлением:

— Да-да! Вы теперь наши национальные герои.

— Именно так, — объясняет нам Дермар. В его голосе нет больше враждебности и угрозы.

— Мы не чувствовали себя в безопасности рядом с этими тварями. Ведь они постоянно замышляли что-то против нас. Выдумывали какие-то заговоры. А мы так старались жить с ними в мире.

Дермар подходит к папе и аккуратно отряхивает его одежду.

Потом почтительно пожимает папину руку. Поворачивается ко мне и сестре — чтобы пожать руки и нам тоже.

— Дело в том, что эти ворчуны доставляли уродов с Земли одного за другим, лишая их памяти и приспосабливая на них оружия против нас. Вот почему мы так тревожились. Так торопились разыскать нас. Мы догадывались, что и вы тоже имеете при себе какое-то оружие.

— Но позвольте, сэр! — возмутился я. — Нам вовсе не нравится, когда нас называют уродами. На Земле это слово оскорбительное!

Щёки Дермара зарумянились от смущения.

— Я не хотел обидеть вас. Простите. На нашей планете это не обидное слово! Впрочем, уйдём отсюда поскорее. Вам нужно переодеться. Завтра начнутся торжества. В доме для торжеств состоится настоящий праздник! Мы всех приглашаем на торжества. В честь вас, таких храбрецов, мы устроим фейерверк, салют!

Мы дружно пошли вслед за Дермаром. Все невольно заулыбались.

Какое облегчение мы испытывали!

Как были довольны собой!

Мы действительно чувствовали себя героями. И уже ничего плохого от жизни не ожидали…

28

Уже второй день идут торжества, на которых мы славные герои.

Тысячи счастливых людей устремляются в Дом для торжеств, который находится в саду резиденции главного правителя Дермара.

Они возносят нам хвалу. Благодарят нас. Столы ломятся от яств. Гремит музыка. Люди танцуют.

Играет множество самых разнообразных оркестров. И танцы такие необычные! Никогда не видел ничего подобного.

Блюда на бесконечных столах опустошаются мгновенно. Но к приходу новых гостей они чудесным образом заполняются снова. Открытые подмышки вокруг уже не поражают нас.

Мы все трое — в новых одеждах, чёрных с золотом. Такие же цвета и у костюма Дермара. Мой слегка покалывает и кое-где жмёт. Но зато он новый, красивый и чистый!

Мы тоже принимаем участие в празднике. Пробуем разные блюда, пытаемся освоить новые танцы.

Мне всё ещё не верится, что вся эта радостная и пышная суета в нашу честь!

Каждые три-четыре часа музыку останавливают, и Дермар произносит речь. Он рассказывает снова и снова о нашем мужестве и храбрости, о победе над злыми тварями. Вновь прибывшие гости восхищаются нами. Меня он превозносил особенно высоко, ведь это я уничтожил часы и включил сигнал тревоги, который оказался роковым для грозных насекомых!

После его речи праздник продолжается. Идёт к концу второй день торжеств. Приглашённые бодры, а мы уже измучены.

Мы подходим к столику Дермара. Уютно устроившись в уголке, он наслаждается шоколадными пирожными.

Два охранника прислуживают ему.

— Ну, как праздник? Вам весело? — спрашивает он.

— Мы восхищены! — говорю я слабым голосом. И Арлин заплетающимся от усталости языком подтверждает мои слова.

— Нет слов! Мы в восторге. Это незабываемо! — добавляет папа.

— Нет ли у вас какой-либо просьбы? — любезно спрашивает благодушно настроенный правитель.

— Да-да, — кивает папа. — Мы страстно хотим домой! Мы соскучились по дому! Нельзя ли нам вернуться на Землю?

Дермар выпрямляется в кресле. Его брови нахмурены.

— Мне жаль, но я должен вас огорчить. У нас плохие новости. Мы не сможем отправить вас на Землю. Мы не освоили ещё космических полётов.

— Т-то есть… к-как? — в ужасе заикается папа.

— Да-да! — подтверждает Дермар. — Это ворчуны знали толк в космических кораблях. Они слегка опередили нас в этой области.

— Но мы должны вернуться! — говорит папа.

Дермар встаёт. Он ласково кладёт руки на плечи мои и Арлин.

— Не волнуйтесь! Вам будет хорошо с нами. Мы устроим здесь для вас настоящий дом. Хирурги сделают вам искусные операции, и вы станете принимать пищу нашим способом. Вы скоро ничем не будете от нас отличаться!

И Дермар приглашает нас к небольшой двери в глубине зала.

— Проходите сюда. Хирурги уже ждут.

29

Но в этот момент один из охранников Дермара вмешивается.

— У меня появилась одна мысль, — говорит он. — Вы помните безумного Старого Фила? Ведь он пытался построить космический корабль.

Дермар энергично встряхивает головой.

— Опасно! Как мы можем доверить их драгоценные жизни этому безумцу?

— Постойте! — восклицает папа с надеждой в голосе. — Мы вам очень признательны за доброту и заботу, но нельзя ли попробовать? Мы хотим на Землю!

— Фил умница, но он сумасшедший, — объясняет правитель. — Он строит много разных механизмов. Но ни один из них не работает. Нельзя рисковать вашими жизнями!

— Стоит попробовать, — решительно заявляет папа.

Мы восторженно киваем.

Но Дермар всё ещё колеблется.

— Вы наши национальные герои, — говорит он растерянно. — Я не могу запретить вам так рисковать. Но я не хочу, чтобы вы погибли!

«И я не хочу. Не хочу!» — думаю я.

И всё же мы встречаемся с Филом.

Это худощавый субъект, неуклюжий, длиннорукий. Кожа на лице морщинистая.

Он двигается тоже немного странно — угловато, стремительно.

«Настоящий зелёный кузнечик» — приходит мне в голову.

У него зелёные глаза, въедливый взгляд. Стрижка ёжиком. А когда смеётся, его улыбка напоминает мне широко открытый лошадиный рот.

Во время работы он носит просторный поварской фартук, в который его тощую фигуру можно завернуть трижды.

Он с тревогой следит за нами, пока мы осматриваем его «космический корабль».

Летательный аппарат Фила стоит посреди его двора. Корабль возвышается над оградой. Он поблескивает металлом. И похож на реактивный самолёт, опирающийся на хвостовую часть.

Фил ходит вслед за нами, время от времени подтягивая ключом какие-то болты.

— Вы уже испытывали аппарат? — осведомляется папа. — Сможет ли он доставить нас на Землю?

Фил почесал голову:

— Узнаете, если попробуете полететь.

— Но надёжен ли он? — спрашиваем мы с сестрой в один голос.

— Наверное, надёжен, — сообщает Фил после раздумья. — Жуки не очень-то намного обошли нас в этом деле. Они слишком уж кичились своими знаниями. Я использовал их идеи, но пришлось здорово переделывать. Мой корабль лучше. Думаю, что до Земли долетите.

Мы все пришли в восторг.

Ведь выбора у нас не было! Не оставаться же здесь навсегда! И эта ужасная перспектива хирургической операции по высверливанию дыр у нас под мышками!

И мы решились.

И вот назавтра тысячная толпа окружила дом Фила.

Для Дермара воздвигли трибуну, с которой он опять держал речь.

Дермар от души пожелал нам благополучного полёта.

— Удачной посадки! — воскликнул он, и толпа повторила эти слова с небывалым воодушевлением.

Под приветственные крики собравшихся Фил открывает люк корабля. Я первым карабкаюсь по трапу.

Запираемся все трое внутрь и садимся у панели управления. Делаем всё так, как инструктировал нас накануне Фил. Пристёгиваемся.

Приборная доска оживает — какие-то звонки, мигает свет, жужжание приборов.

Закрываем люк. Наступает полная тишина. Хотя мы знаем, что толпа внизу бушует от восторга.

— Всё будет хорошо? — спрашиваю я шёпотом. Я волнуюсь.

— Но ведь Фил обещал, что корабль достигнет Земли, — говорит папа. — Доверимся ему.

Папа держится мужественно, но я-то вижу, что он тоже волнуется.

Он внимательно смотрит на приборы, на панель управления.

Мы ждём. Мы знаем, что снаружи Фил готовит наш корабль к взлету.

Наконец раздаётся низкий оглушающий рёв. Он становится всё сильнее. Корпус корабля дрожит.

И вот мы взлетаем.

30

Я закрываю глаза.

Тьма. Боль во всём теле. Грохот, оглушительный шум. Беспрерывно вспыхивающие сигналы приборов.

Открываю глаза. Папа и Арлин смеются.

— Вроде бы не взорвались, да, пап? — бормочу я. — Похоже, что взлетаем.

— Летим! — хлопает в ладоши Арлин. — Если Фил всё сделал правильно, мы в мгновение ока будем дома. Летим!

Вчера Фил рассказывал нам о том, что он впервые применил систему продления космических временных параметров.

Правда, я ничего в этом не понял. Впрочем, стало ясно одно: мы прилетим на Землю задолго до того мгновения, когда её покинули.

В то время как я размышлял, что-то случилось. Толчок сотряс корпус корабля, раздался треск и скрежет. Меня с силой швырнуло назад.

Несколько секунд мы сидели неподвижно.

— Наверное, мы приземлились, — неуверенно предположил папа.

И мы открыли люк. Яркий солнечный свет ворвался в кабину.

— Это наше солнце? — как-то странно спросила Арлин. — Мы и вправду сели на Землю?

Я смотрел, как папа и сестра вылезают из люка, и чувствовал, что моё сердце бьётся, как птица в силках. Я выглянул. Лицо обдал свежий ветер. Всё вокруг было залито солнцем. Ветви деревьев слегка шевелились на ветру.

Я был счастлив! Мы сели на землю! На землю, покрытую прекрасной травой. Мне хотелось упасть на эту землю, зарыться лицом в траву и целовать её!

И о радость! Вдали за деревьями — дома, с заборами, настоящие, привычные.

Интересно, в какой мы стране? Что это за город вдали?

Мы были счастливы, как никогда. Мы скакали по траве, держась за руки. А потом помчались к домам.

Мы страшно обрадовались, увидев, что в одном из дворов мужчина и женщина пропалывают газон.

Какая знакомая картина!

— Здравствуйте! Доброе утро! — кричу я, подбегая к ним.

Я вижу, что и папа торопится подойти. Он счастливо улыбается, машет рукой.

— Какое великолепное утро! — приветливо говорит он.

Мужчина и женщина улыбаются нам.

Но потом они снимают свои головы с шеи и подбрасывают их высоко в воздух.

Я обмираю в ужасе. На месте снятых голов торчат чешуйчатые головы ящеров.

Один из ящеров поворачивается к нам:

— Да, погодка великолепная! А вы к нам издалека?

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

Реклама на сайте