«Поход»

Андрей Круз У Великой реки. Поход

Посвящается прекраснейшей из женщин — моей жене Маше

ГЛАВА 1, в которой главный герой возвращается из недолгих странствий, но вместо заслуженного отдыха попадает в заваруху

Я изо всех сил затянул толстую пеньковую верёвку на длинном брезентовом свёртке, уложенном вдоль кузова, отдуваясь и упираясь в него ботинком. Из свёртка пахло кисло и гнилостно, снизу брезент промок. Придётся выбрасывать: такие запахи обычно ещё и въедливые, держатся долго, давая возможность насладиться ими вволю. Ладно, внесу его в счёт, что выставлю конторе градоначальника, когда довезу до них груз. Придумали тоже систему учёта! При прошлом городском голове хватало фотоснимков, даже плёнки с негативами, а новый голова порядки поменял. На выборах он пообещал бороться с разбазариванием городского золота — вот теперь и заявил, что фотоснимкам как доказательству грош цена, так что, сказал, нехай охотники свои трофеи прямо сюда — в управу великореченскую, в смысле — везут. А уж тут мы их будем по счёту принимать.

Ладно, голова на то и голова, чтобы всему головой быть, а брезент они мне пускай в таком случае оплатят. А без брезента, да не перемотав сотней витков, я незнакомую тварь у себя за спиной никуда не повезу. А ну как ей воскреснуть доведётся? Я таких раньше и не видел никогда, та ещё страхолюда. Как вспомню, когда своими клыками оскалилась да после рявкнула, так до сих пор волосы дыбом встают. А посему не знаю, чего от неё ждать можно. Всякое у нас бывает, всякое.

Раньше я бы её после фотографирования составом специальным побрызгал, какого у меня дома целая канистра, Да запалил — и через минуту некому б стало воскресать. А теперь везти придётся. Ну да ладно, хватит жаловаться, за эту тварюгу, что двоих пастухов пожрала, голова полторы сотни золотом отсыпать обещал. На эти деньги можно месяц пить-гулять без остановки.

Перебрался из кузова в кабину через толстую дугу из трубы, уселся за руль. Помповик пристроил справа от себя в держатель, рядом со стоящим там карабином, поправил на поясе кобуру с револьвером, чтобы не давила. Выудив из кармана брезентового пыльника ключ, воткнул в замок справа от чёрного большого руля, повернул. Рыкнул мотор, из вертикальной выхлопной трубы-шнорхеля, что справа от стойки стекла торчит, вылетел клуб вонючего дыма, подкинув зазвеневшую крышку-клапан. Успел остыть, хоть и стоял недолго вроде. Пришлось даже подсос чуток подвытянуть, чтобы обороты держались. Сдал задним ходом, подпрыгивая на кочках так, что грохотал откидной задний борт, выбрался на просёлок, а затем, переключившись на первую, поехал вперёд, в сторону Великореченска.

Машина, тяжёлая и шумная, шла тем не менее по разбитой грунтовке легко, и стрелка на чёрном круглом циферблате спидометра подползала к беленьким цифрам «40». Для такой дороги очень даже неплохо, даже быстро — вот что значат большие колёса да изрядный вес. Почти не трясет — так, покачивает, как лодку на пологой волне.

«Копейка»[1] эта была моим последним и главным приобретением, если считать, конечно, после маленького подворья в Великореченске. Не то чтобы у меня раньше машин не было. Были, разумеется, куда же без них? Был небольшой вездеходик, именуемый «козлом»[2] за его прыгучесть и «виллисом» — больно уж он был похож внешностью на некоего прародителя двухвековой давности и не из этой жизни. Такая же простота: ни дверей, ни крыши, кузов сварен из гнутого стального листа и посажен на могучую раму из стального же профиля. Хорошая была машинка, даже не слишком старая, ей лет семь всего было, когда я её перекупил у приказчика одного тверского купчины, да одна беда — привод был у неё только на задние колёса. Пожадничал купчина, когда приказчику машину подбирал, сэкономил рублей двести золотом. А мне такое дело никак не подходит, по моим делам во всякую глушь иногда забираться приходится. Мне без полного привода никак и никуда. Большие колёса «козла» вкупе с немалым клиренсом ещё выручали, но, как говорится, всё не то, всё не то…

До «козла» была ещё у меня «багги»[3] — проходимая, но очень маленькая и лёгкая машина вроде жестяного корыта на трубчатом каркасе. Но её я вообще от бедности тогда купил. Без транспорта в моей работе нельзя, но и с таким транспортом тоже не годится. Себя довезёшь до места, но мне подчас одной экипировки под центнер надо, да и добыча не всегда мёртвой нужна, а как живую да спеленатую на такой тарахтелке довезёшь? Вот и оставался без многих заказов. Хотя на ней чуть не по болотам гонять было можно.

А вот «копейка», на которой я сейчас еду, самое что ни на есть новьё. Не по конструкции, разумеется. Извлекли из уцелевших архивов наши предки чертежи ГАЗ-62, что придуман был в старом мире в 1958 году, да и сделали по ним машину. Напоминает ГАЗ-69, он же «козёл», только намного больше и в высоту, и в ширину. Спереди у машины два сиденья, а за ними — грузовой отсек с откидным задним бортом. Можно поставить ещё ряд сидений, уже на троих, сократив пространство под груз. Но этот диван, что назад ставится, в сарае у меня лежит, завёрнутый: я всё больше один езжу.

Полный привод с блокировками и демультипликатором, бампера такие, что можно любые ворота ими выбить, спереди и сзади крючья под ручную лебёдку, да ещё лебёдка электрическая, колёса могучие, мне так по пояс примерно будут. Чтобы в кабину подняться, надо рукой за ручку ухватиться, что на боковой стойке, и ещё запаску обогнуть. Можно и не хвататься, конечно, но придётся подпрыгивать. Высоко сидит машина, от дна кузова до земли полметра будет.

Теперь у нас всё упростилось очень в устройстве своём в связи с падением технологического уровня и одновременно с этим — из-за стремления к ремонтопригодности в любых условиях. И подвесочка у нас рессорная теперь и шкворневая, и мосты у нас неразрезные — что спереди, что сзади, — и движок, терпимый к плохонькому низкооктановому бензину. С передачами тоже всё просто: вперёд — всего четыре. Ну и назад одна, не без того. Зато всё с синхронизаторами, не надо два раза сцепление выжимать, как на «козле». Ездит небыстро, разумеется, так быстрых машин и вовсе нет у нас, а вот по ямам да колдобинам, грязи да снегу движется бодро и тонну груза, как следует из названия самой машины, тащит. Ну чуть больше, тут приврали всё же. Тонну и два центнера, если считать с седоками, хотя даже перегруза не боится. Главное — в меру перегружать, чтобы рессоры не полопались.

Досталась она мне всего лишь годовалой и за треть цены. Новую такую, из Нижнего Новгорода, мне по деньгам ни в жизнь не потянуть: не моего полёта птица. Их в нашем городе всего лишь несколько у купцов — предмет всеобщей зависти. Да ещё у урядников две таких, с пулемётами в кузове. Она как четыре моих бывших «козла» стоит, да подфартило мне взять заказ от одного землевладельца местного, которого какая-то нечисть совсем со свету сживала. От нечисти я его избавил, да вот вышла закавыка — нечисть, при ближайшем рассмотрении, оказалась вовсе и не нечистью, а нежитью, и к тому же старшим братом упомянутого землевладельца, им же невинно и убиенным.

Сам-то барин сразу не скумекал, кто за ним охотится, что братец родной с того света пожаловал с целью справедливой и кровавой мести, обратился к охотнику, а когда мертвяка одержимого я изловил, правда и всплыла. Неагрессивным мертвяк оказался, гайалом[4] стал, вместо последнего и решительного боя предпочёл со мной поговорить. У мертвяков-«мстителей» такое часто бывает, что не враждебны они никому, кроме конкретной жертвы.

Со становым приставом нашим великореченским некромант неплохой иногда работает, когда зовут и приплачивают, вот он и поспрошал пойманное чудище. А тот как на духу всю историю и выложил, заклятиями придавленный, как его брат родной в болоте утопил.

Дальше всё было просто. С мертвяками что самое главное? Не врут они никогда: не умеют, особенно если некромантом знающим пытаемы. Да и другие доказательства сыскались. Затем был суд, скорый и справедливый, заказчика моего на виселицу отправили за смертоубийство, а коль наследников не было, то имущество пошло с молотка. Землю арендаторы из аборигенов раскупили, а мне, как поимщику оной нежити, право первой ночи на распродаже предоставили. Вот я «копейку» и ухватил. Подзанял денег под продаваемый «виллис», у кого смог, у себя в кубышке покопался, по сусекам пошарил, выскреб все остатки — да всё же купил. Потом, правда, месяца два на еду едва хватало, но вскоре «козёл» продался, а затем был ещё заказик денежный, в общем — выкрутился.

А теперь на такую покупку нарадоваться не могу. Я на ней, когда заказов по главной моей специальности не было и город никаких наград ни на что не обновлял, не раз мотался в Серые горы, что на месте бывшего Вышнего Волочка раскинулись, и там скупал у гномов всякие полезные железяки. И вёз их в родной город Великореченск, где и продавал с немалой выгодой для себя. Гномы до летнего торга из своих пещерных заводов ни ногой, а к ним тоже не попадёшь. Не пустят, и весь сказ. Обычаи у них такие. А с гномами как: если втемяшилось что в его круглую бородатую башку в форме обычая, предками завещанного, то не вышибешь не то что кузнечным молотом, а даже аммоналом, хоть в оба уха ему заложи.

А мне повезло: завелись у меня в тамошней владетельной семье знакомства. Спас я как-то, хоть и случайно совершенно, даже сам не понял, что сделал, дочку тамошнего управителя Дарри Рыжего, Вару. Круглолицую, розовощёкую и пухленькую девицу, очень-очень симпатичную даже по человеческим меркам, если вам нравятся такие задорные розовые пухляшки маленького роста, с типичными для всего гномьего племени хитрыми голубыми глазками. Охотился я неподалёку от их владений на одну восьминогую чешуйчатую тварь, по заказу, а тварь, как потом выяснилось, охотилась на загулявшую в лесу гному. Когда тварь замерла перед последним прыжком, собираясь приступить к завтраку, я всадил ей в голову крупнокалиберную пулю из «секиры»[5], чего обычно хватает. И на тот раз хватило, а уже в лежащую я ещё два раза пальнул.

Как бы то ни было, гному я спас, она вылезла из кустов сразу же, как только восьминогий… этот самый, короче, не знаю, как назвать, испустил дух. Я её проводил до общинных ворот, передал с рук на руки охране, и расчувствовавшийся папаша объявил меня «добрым гостем общины». А это не просто слова — это такой медальон, который надо предъявлять, и такой документ на пергаменте, который можно в сортир выбросить, но с медальоном разрешается ездить туда когда в голову взбредёт. Романтическая история охотника и принцессы, только вместо свадьбы охотник и принцесса заключили выгодный торговый союз, и она не стеснялась брать в свою пользу комиссионные с моих покупок в их кузнях.

Так, предаваясь воспоминаниям, я пересёк поле и въехал в сосновый лес. Рытвин стало меньше, зато колёса застучали по выпиравшим из-под песчаной почвы, усыпанной иголками, узловатым корням. Стало темнее, благо день и так клонился к сумеркам и с утра в небе висела какая-то хмарь, закрывавшая солнце. Пасмурно было, в общем, и дождило время от времени, хоть и не сильно. Апрель, что вы хотите?

В лесу вообще чуток повнимательней надо быть. И зверья в нём побольше, чем в чистом поле, и нечисти хватает. Тот же леший так может тебе извилины заплести, что сам не заметишь, как с дороги съедешь. Пешему в таких обстоятельствах так и вовсе хана обычно — пойдёт куда ведут, пока не схарчат, а с теми, кто за рулём, сложнее. Но всё равно можно так съехать, что обратно не выедешь.

Я пощупал висящий на груди на верёвочном шнурке амулет от морока. Даже не амулет это, а серебряная бляха, знак моей принадлежности к почтенному в этом мире сообществу охотников. Как раз и защищает нас от морока, ментального доминирования и любого иного воздействия на сознание. Полезная штука наша бляха.

Однако в лесу было тихо, разве что темновато: пришлось фары включить. Свет по-любому лишним не будет, неважно, солнечный он или электрический, а всё одно — свет. Иную погань можно обычным фонариком отпугнуть — настолько той же нечисти подчас свет не по нраву. Хотя далеко не всей, очень далеко не всей.

Дорога шла через сосняк напрямик, даже руль крутить почти не надо было, поэтому я достал из «бардачка», откинув железную крышку, пакет с бутербродами да фляжку с клюквенным морсом. Развернул бумагу, достал бутерброд, ветчина на ржаном хлебе, и вцепился в него зубами. Класс! С утра не жрамши, а сейчас вечер уже. Как раз все четыре бутера заточить успею, пока до места доеду.

Сосняк закончился минут через тридцать, дорога нырнула в пологий овраг. Я перебрался вброд через мелкий, но широкий ручей, аккуратненько, на первой передаче, не останавливаясь ни на секунду, чуть подгазовав, выбрался на обратный склон. Колёса немного забуксовали на мокром песке, но «копейка» всё равно выбралась без проблем — и вновь очутились в поле, на этот раз засеянном льном. Лён, по нынешним временам, сельхозкультура почитай что основная. И не только в наших краях, где его исторически растили. Он ведь теперь вместо хлопка, а тут родит хорошо. Ткут из него льняные ткани да продают их до самых низов Волги — очень большая статья дохода нашему Великореченску. Аборигены и так со льном умели управляться, а после того, как мы, пришлые, появились, внедрили в это дело технологии и даже фабрики открыли. Теперь местные льняные ткани по всему миру расходятся — это до нас их только для себя здесь и делали.

Льняное поле огибало выбросившийся в него, подобно полуострову, язык леса, и, когда я его обогнул, увидел вдалеке стены Великореченска. Почти что дома, к тому же с удачей. Добыча-то вон в кузове валяется, сюрпризов ждать уже и не следует, похоже, скоро денежки с городского головы получу — и отдыхать. Заслуженно. С ощущением выполненного долга.

В поле заметил парный патруль конных урядников. Двое, в длинных плащ-палатках, кожаных фуражках-«комиссарках», с шашками в ножнах и с карабинами СКС-М[6], висящими наискось за спиной стволами вниз, сидели в седлах. Один оглядывал окрестности в бинокль. Прямо картинка из букваря: «Урядники на посту защищают нас от нечисти», тем более что у конских ног стояла большущая собака с хвостом бубликом и обрезанными ушами — кавказская овчарка. Патруль без собаки — считай что и вовсе не патруль. Собаки, как и кошки, впрочем, чуют нечисть за версту. Человек так не умеет. Но дело к темноте, скоро этот патруль за городскими стенами спрячется. Против того, что ночью выходит на охоту, карабины могут не помочь, равно как и собака.

Вот за что люблю заказы от городского головы — так это за то, что у него все они связаны с одной тематикой: «Зачистить окружающую город местность от чудовищ». А это значит, что не нужно ездить далеко. Часа не прошло, я уже к самым городским стенам подъехал. И тоже до темноты успел — только смеркаться началось. По моей работе где только ночевать не доводилось, и за возможность делать это дома, в своей постели, большое голове спасибо.

Стены у Великореченска бревенчатые, на бетонном фундаменте, как и всё, что строится в эти времена в наших краях. А поверху, во множество слоёв, увиты «егозой». И перед ними, как перед траншеями времён Первой мировой войны, на забитые во множестве колья намотана колючая проволока. Ни проехать, ни пройти. Между проволочными заграждениями и стеной проход оставлен: по нему днём патруль проходит, пеший.

Дорога пошла вдоль стены к Главным воротам. Кроме них есть ещё Речные ворота, которые прямо к пристаням городским ведут, и есть ворота Малые, которые всё больше по служебным делам используются. Главные же ворота главные и есть. Перед ними огорожен колючей проволокой большой выгон, где днём шумит-галдит небольшой базарчик. Там торгуют хуторяне из аборигенов, привозя в город дары своих садов и огородов, и там же для хуторян держат небольшие лавки городские купцы. Всем так проще. Хуторянам в воротах толкаться-проверяться не надо, и товар для себя они всегда какой-нибудь покупают. Им и инструмент нужен, и одежда, и много что ещё. У них своего, кроме еды, и нет ничего больше. А в Великореченске как раз народ пожрать любит, так почему бы не помочь друг другу?

Сейчас рынок почти свернулся. Хуторяне со своими телегами да машинами уже давно разъехались или в городе спрятались, а теперь за городские стены со своим товаром убирались купеческие приказчики. У выезда с выгона стоял камуфляжной расцветки «козёл» с раструбом сирены на капоте и красной мигалкой на стальной трубе, торчащей вверх. Возле него топтались ещё двое, но без плащей, в кожаных куртках и в тех же кожаных «комиссарках». У обоих на плече по дробовику и по пистолету в кобуре. Эти весь день следили за порядком на рынке.

Вообще у нас урядники в городе сила немалая. Городок наш торговый, народу приезжего много, так что возле берега хватает и гостиниц, и трактиров, и домов игорных, и даже борделей. Поэтому жилая часть Великореченска, Холм, отделена от Берега, где всё это гульбище гудит, самой настоящей стеной. Не такой, как городская, но и не малой. На Холме всегда тихо, там местные жители живут, даже в трактирах благодать и степенство, а вот на Берегу… В пятницу вечером, скажем, туда и зайти нормальному человеку боязно. Как один писатель из прошлого мира сказал, некто Зощенко: «В ушах звенит от криков и разных возможностей».

Поэтому же в городе у нас урядников много, а хлопцы они все ражие и с хулиганами не церемонятся. И в холодную запрут, и морду набьют, и к судье уволокут. А как судья рассудит, что с тобой делать, так на то его судейская воля. Право у нас всё больше процветает английского образца, то есть «прецедентное». Если решит судья однажды, что за драку в борделе полагается два месяца городские нужники вычерпывать, то так и дальше пойдёт. Создан прецедент, если по-умному выражаться. И каждый следующий скандалист будет при золотарской бочке вахту нести, покуда двухмесячный срок не выйдет. Очень популярная в нашем городе кара для мелких злодеев мужеска полу. И колодцы-септики всегда чистые.

На воротах, в первом этаже сторожевой башни, в кордегардии дежурил ещё один страж порядка в звании старшего урядника, а с ним — целых шесть ополченцев. Содержать городу гарнизон не под силу, это уже роскошь по нынешним временам — вот все мужики городские, да и баб немало, ходят на дежурства. На сторожевые вышки, стены и ворота. Я не хожу, правду говоря, потому как охотники — те, что с лицензиями — и так всегда на городской службе числятся. Нас в любой момент вызвать могут куда там городу понадобится. С нас даже налог берут именно таким образом — услугами.

Объехал выгон, тормознул в воротах перед тяжёлым бревном шлагбаума. Подошёл ко мне один из ополченцев, второй его из бойницы страхует. На башне стволы пулемётной спарки[7] уставились в сторону леса, а вот ещё двое ополченцев дробовики на меня навели. Смотрят настороженно, пальцы на спусковых крючках. Не забалуешь. Мы все друг друга знаем, здороваемся, городишко-то маленький, да только мало ли кто из дикой земли в город с моей личиной вернулся? Чего в наших краях только не случается…

Ополченец у шлагбаума поздоровался вроде как приветливо и протянул мне деревянный резной жезл с костяным округлым наконечником. Я положил левую, с сердечной стороны, ладонь на костяное навершие. Когда выезжал из ворот, я тоже так сделал, и жезл мою ауру запомнил. А теперь должен этот «оттиск» мне обратно вернуть. Если что-то не так, жезл красным засветится, а меня задержат «до выяснения». Вызовут наряд с дежурным колдуном, и тот уже дальше разбираться будет, моя ли аура так изменилась, или кто другой мою личину натянул.

А по-другому в наших краях никак нельзя. Прямо за спиной караульного на тяжёлых брёвнах боковины башни четыре глубоких следа от могучих когтей и тёмные пятна. Уехал так один горожанин в дальнюю дорогу, а вернулся оборотнем. И при проверке успел обратиться — и караульному почти начисто башку снести с одного удара, второй удар уже в стенку пришёлся. Оборотня-то расстреляли — у тех, кто подстраховывает, половина картечин в патронах серебряные, а вторая половина заговорённая, зажигательная, такой заряд любого оборотня в клочья рвёт, — но караульного схоронили. Так-то.

С приезжими проверка ещё сложнее. Они через проходную по одному идут, и проверяют их сразу шестью разными способами. И человек ли под личиной, или там, скажем, гном или иной нормальный член одной из рас, населяющих наш новый странный мир, или кто иной уже? И привержен ли он злу вообще, а сейчас в частности? Не под чьим ли ментальным контролем он сейчас находится? Не оборотень ли он? Не вампир ли? И так далее.

Жезл дружелюбно мигнул мне зелёным свечением, и ополченец обошёл машину, заглядывая в кабину и в кузов. Помповик со складным прикладом и коротким стволом он держал в руках. Для этого места идеальное оружие. Если и начнётся заваруха, так на расстоянии вытянутой руки, а на таких дистанциях боя дробовик пострашней пулемёта будет.

— А это что? — спросил он меня густым басом, кивнув на брезентовый свёрток в кузове.

— Шестиногий пятихрен, — ответил я. — За которого голова награду предложил.

— Да ну? — удивился ополченец. — Добыл, что ли? Того, что скот рвал на дальних пастбищах? С пастухами купно? А покажешь?

— У управы выставят — и приходи смотреть, — отрезал я, ответив тем самым сразу на все вопросы. Не слишком подробно, зато категорично.

Не хватало ещё здесь с брезентом возиться, чтобы ополченческое любопытство потешить. И вообще, пусть службу несут, не хрен им…

— Давай подымай своё бревно, хорош лясы точить, — изобразил я раздражение.

Мне можно, я сейчас герой. Ополченец чуть не во фрунт вытянулся и бревно от опоры отомкнул. Раз уж я такой герой, то и почести мне соответственные. Я завёл мотор и въехал в ворота, которые через полчасика закроются уже до рассвета. Вход в город будет только через ворота служебные, узкие, с чародейским шлюзом для проверки ночных визитёров. Как солнце уходит, бдительность втройне повышать надо.

От ворот в глубь города вела широкая, хоть и не мощёная, улица, называемая Главной. Её только регулярно гравием подсыпали, чтобы грязь не разводить. Справа потянулись заведения увеселительные, откуда уже пьяные голоса на улицу доносились, и за окнами девы распутные повизгивали. Слева — купеческие конторы, гостиные дворы, гостиницы и дворы постоялые. Это — Берег, тут сплошь приезжие, с караванами пришедшие или рекой, с баржами. Сгрузили товар по лабазам, а теперь веселятся.

Я разминулся с урядническим «козлом», затем опять с конным патрулём, причём урядники на поясе вместо шашек носили длинные дубинки. Тут рубить некого, зато для дубин зачастую работы хватает: во хмелю гости нашего славного города бывают буйны.

Примерно на середине Главной улицы я свернул налево, на Волжскую. Она вела от берега к Центральной площади Великореченска, до которой я доехал за минуту. Тут недалеко, Берег всё же район небольшой, конторы с гостиницами, кабаки — да и всё. А Центральная площадь как раз и находилась на границе между Берегом и Холмом. На ней и городская управа, и острог маленький, и околоток, и городская больница. И даже театр, который ещё и цирком работал, когда к нам артисты наезжали.

Перед околотком стояла виселица на три «висячих места», сейчас пустая. Коновязь и стоянка были забиты машинами и лошадьми, как раз пересменка шла. Я даже увидел нашего станового пристава, Битюгова Степана, который свою фамилию на двести процентов оправдывал. Росту он был немереного и шириной плеч мог спорить с двумя гномами сразу. Гора, а не человек. Сейчас он раздавал последние цеу новой смене урядников, столпившихся перед околотком. Работали моторы «козлов», пахло выхлопными газами и конским навозом.

Прямо напротив околотка находилась городская управа. Возле неё было тихо, и как раз туда со своей добычей мне и было нужно. У крыльца, на скамейке под навесом, сидел, ссутулившись и покуривая папиросу, Сидор, дедок лет семидесяти, прирабатывавший в управе на какой-то универсальной должности, включающей в себя обязанности привратника, уборщика, ремонтника и ещё десятка два других. Увидев меня, он поднялся, опираясь руками на колени.

Я остановил машину прямо перед Сидором, заглушил мотор.

— Чегой привёз, сокол? — спросил Сидор.

— Чего просили, то и привёз, — ответил я в тон ему. — Кто будет добычу принимать?

— Ванька Беляков здесь. — Сидор показал пальцем на окно второго этажа. — А голова домой ушёл уже.

— Давай Белякова, если он вексель выпишет, — согласился я.

Сидор запрокинул голову и неожиданно громким и гулким для его лет голосом проревел:

— Ванька!!! Ванька!!!

Окно на втором этаже бревенчатого здания с треском распахнулось, и оттуда высунулся Ванька Беляков — молодой, сообразительный, вечно взъерошенный и донельзя пронырливый помощник городского головы.

— Сидор, чего орёшь? — давшим «петуха» голосом крикнул он.

— Охотник с добычей приехал, — кивнул на меня Сидор. — Денех с тебя хочет. Плати.

— А-а-а… — с сомнением протянул Ванька. — Сейчас спущусь.

Его круглая вихрастая физиономия исчезла в окне, и через минуту Ванька материализовался на крыльце. Он был обут и одет в высокие сапоги, галифе для верховой езды и почему-то пиджак с галстуком. Выглядел такой наряд по меньшей мере дико, но Ванька в нём явно себе нравился.

— Здоров, Сань, — важно и покровительственно поздоровался он со мной. — Кого завалил?

— Того, за кого сто пятьдесят золотом. Давай отсчитывай.

— Уверен? — с неискренним сомнением спросил Ванька.

Я не ответил, забрался в кузов, бухая тяжёлыми высокими ботинками по металлическому полу, и начал распускать бесконечные петли верёвки, стягивающей брезент. Сидор с Ванькой не вмешивались и лишь наблюдали за процессом. Подошли даже двое урядников, заступивших уже на смену и теперь проявивших здоровое любопытство.

Минут за пять мне удалось освободить свёрток от верёвок, и я откинул брезент.

— Ох… ити-ить…

— Твою мать!

— Ой-ё-ё…

Нечто подобное протянули все присутствующие, каждый на свой лад. Действительно, было с чего поразиться. Тварь, лежащая в кузове моей «копейки», больше всего напоминала смесь бабуина-переростка и тигра. На первого она смахивала статями, на второго — размером, расцветкой и калибром клыков и когтей. Кроме того, от твари шёл заметный след магии. Если кто умеет это чувствовать, конечно. Похоже, что тварь происхождения скорее магического, чем естественного. Побаловался кто-то, вывел её.

В груди твари было три здоровых дыры от сегментных пуль из дробовика, голова дважды прострелена из револьвера. Контроль. Из ран вытекла какая-то бурая густая кровь, от которой и шёл этот тяжёлый трупно-гнилостный запах. Пока тварь жила, никакой особой пахучестью она не отличалась. Сейчас кровь уже свернулась, из чего следовало сделать вывод, что воскресать чудовище не будет.

— Это тот самый, что скот и пастухов за Выселками порвал? — спросил один из урядников.

— Он самый, — согласился я. — Иван, где деньги?

Ванька стоял, глядя на зверюгу и открыв рот, так что мне даже пришлось пихнуть его в бок. Он спохватился.

— А где я их возьму в такое-то время? — громко завозмущался он. — Приходи с утра, когда голова в управе будет, к нему иди, и он скажет, платить или не платить.

По такой Ванькиной словесной суете я сразу понял, что, во-первых, ему лень выписывать вексель, во-вторых, он перестраховывается и, в-третьих, пытается спихнуть решение финансового вопроса на начальство. Такие мысли надо пресекать в зародыше.

Я ничего не ответил, а лишь натянул на руки толстые резиновые перчатки, валявшиеся у меня в кузове, ухватил мёртвого «бабуина» за мускулистую конечность, покрытую свалявшейся рыжей шерстью, и потащил его к краю кузова. Ванька сразу заподозрил неладное и заголосил:

— Ты… ты чего делаешь, а?

— Выгружаю добычу, — строго заявил я, глядя ему в растерянные глаза. — Ты что думаешь, я эту вонючку буду в кузове хранить до завтра? Тут у вас полежит, вы налюбуетесь вволю, а с утреца я подойду. Во сколько, говоришь, голова на службе будет?

— Куда ты выгружаешь! — замахал руками Ванька, пытаясь встать на пути влекомого мной трупа чудовища. — Даже не думай.

Я как бы случайно выронил лапу монстра, которую удерживал в руках, и она упала Ваньке на голову. Тот взвизгнул неожиданно тонким голосом, отскочил назад, а я снова демонстративно взялся кантовать тяжёлую обмякшую тушу.

— Ваняша, я ведь знаю, что векселя у тебя в сейфе хранятся, головой уже подписанные, и ты знаешь, что работа сделана, — попутно сказал я Ваньке, который отряхивался непонятно от чего. — Так что решай: или эта гадина у вас лежит на крыльце до завтра, или ты выписываешь вексель сейчас. Третьего не дано.

Ванька посмотрел на меня с обидой, даже нижнюю губу выпятил, и сказал:

— Ладно. Потерпеть он до завтра не может. Выпишу я вексель. Пусть мне завтра голова башку открутит за нарушение финансовой дисциплины.

— Пусть, — легко согласился я. — Твоя башка, мне-то чего её жалеть? Над каждой башкой не наплачешься.

Ванька окончательно обиделся и ушёл в дом. Появился обратно он всего через пару минут, с тонкой картонной папочкой в руке, не говоря ни слова, протянул её мне, буркнув: «Именной, палец прижми». Я принял папку от него, развернул. Там лежала бледненькая голубовато-розовая бумага, на которой я в нужных графах прочитал «Волкову Александру» и «золотом сто пятьдесят руб.». То, что нужно. Затем я прижал большой палец к блестящему кружку в уголке векселя. Кружок слегка засветился и опять померк. Всё, теперь защита меня запомнила, и никто иной векселем воспользоваться не сможет. А мне достаточно ладонью провести над кружком, и он мигнёт в ответ.

— Видишь, Вань, как всё просто? — похлопал я его по плечу, присев на корточки в кузове. — А что с добычей делать будем? Сгружать или как?

Ванька явно озадачился. Над этой проблемой, судя по всему, у них ещё никто не задумался. Сказать, мол, сразу в печку вези — в крематорий в смысле, — получается, что вся идея доставки добычи в городскую управу псу под хвост. Выставлять на обозрение — так от вони загнёшься. Тем более что развёрнутая мёртвая тварь начинала вонять совершенно непереносимо, как будто перед нами на сорокаградусной жаре раскинулся хорошо выдержанный скотомогильник.

Я терпеливо ждал, глядя на Ванькино лицо, отображающее напряжённую работу мысли. Затем Ванька махнул рукой и сказал:

— Голове домой позвоню, спрошу.

— Спроси, голубь, спроси, — неожиданно влез в разговор молчавший доселе Сидор. — Он тя, голубя, наставит.

Ванька вновь исчез в здании управы, и вскоре со второго этажа донеслись приглушённые звуки телефонного разговора. Дозвонился, видать. Надеюсь, голова велит оставить тварь возле управы. И везти в крематорий неохота, и опять же охота дать понюхать добычу голове, который с утра на службу заявится. Пусть оценит лично мудрость своих распоряжений.

Ванька появился минут через пять с довольным выражением лица:

— Главный сказал — в крематорий везти, — объявил он.

— Не вопрос, — выразил я согласие. — Пиши распоряжение.

— Какое такое распоряжение? — вновь начал закипать помощник головы.

— Известно какое. На кремацию неизвестной мёртвой твари, доставленной в город по распоряжению управы. У меня без такой бумажки тварь всё равно не примут, — пожал я плечами.

Ванька вновь задумался. Как ни крути, но я был прав. Точнее, сжечь тварь могли и без распоряжения управы, но тогда мне пришлось бы платить за это своими кровными. Целый червонец. А мне своих пречистых на такое дело жалко, если откровенно. И Ванька знал, что платить я не стану.

— Достал ты меня, Сашка, — заявил он и опять удалился в управу.

Ещё через три минуты он появился, неся в руках голубенький бланк распоряжения.

— Вот, теперь всё чин чином, — кивнул я, прочитав текст, и удовлетворённо кивнул: — Умеешь ведь, когда хочешь!

С этими словами я хлопнул Ваньку по плечу так, что из чесучового пиджака вылетел целый клуб пыли.

— Язва ты, — потёр Ванька плечо.

— Да ладно… делов-то… А то бы сам эту вонючку здесь по земле ворочал. Оно тебе надо?

Оставив тружеников управы, я опять завёл машину и поехал дальше вдоль ограды Холма, в дальний конец города — к самым пристаням. Там, среди деревянных одно- и двухэтажных домов, составлявших сто процентов городской застройки, высилось единственное здание, выстроенное из жёлтого кирпича — городской крематорий. Без крематориев в этих краях никак. Даже из освящённой земли подчас мертвяки вставали и безобразничали, причём формы неупокоенности были самые разные. Проще оказалось чтить граждан огненным погребением, а заодно, уже в отдельной печи и в отдельном корпусе, поплоше, сжигали всё, что можно. Ведь и про неупокоенность у свиней тут тоже не раз слышали: лучше перестраховаться.

Без страховки случалось такое, чего и в дурном сне не привидится. Режут, скажем, свинью на мясо, и режут без ума, не специальным ножом. Сэкономили на убойщике вроде как. И получилось жестокое и беспричинное убийство невинной твари, да ещё и без достойного захоронения. Не считать же таковым опаливание щетины? А раз случилось такое, что свинья возьми да и восстань в целях осуществления личной мести, и вполне обоснованной притом, отрасти клыки, как у тигра, и давай резчиков жрать. Каково, а?

Едва я подъехал к воротам частокола, огораживающего крематорий, калитка в них распахнулась и передо мной появился мрачный усатый мужичок лет сорока.

— Чего привёз? — поинтересовался он.

Я показал пальцем себе за спину и сунул ему голубую бумажку с распоряжением. Тот прочитал её, поморщился как от зубной боли:

— И что? Нам потом за работу кто-нибудь заплатит?

— А я знаю? — резонно возразил я. — Подпись видишь? Помощник городского головы Беляков. С него и спрашивай. У него на любой вопрос завсегда ответ есть.

— С него спросишь! У него ответ есть, верно: «пошёл в задницу» у него ответ. А нам опять забесплатно работать.

Уровень эмоций у работника крематория начал повышаться. Есть такой тип людей — дурак-самовзвод с уклоном в вечный пессимизм.

— Но всё же ответ, верно? Ладно, велик труд — тележку с тушей до печки дотащить, — урезонил я усача.

— Да много ты понимаешь! — аж взвился мужик. — Нам сюда какую только дрянь не привозят, и всё, что по команде из управы — на халяву.

— Ты кому подчиняешься? — спросил я мужичка.

— В смысле?

Я явно сбил его с волны, на гребне которой он собирался произнести целую обличительную речь. А мне надо её слушать, когда этот «бабуин» зубастый у меня за спиной воняет?

— В смысле твоей лавочкой город командует или частный владелец? — расшифровал я ему свой вопрос.

— Город.

— Тогда выгружай тушу и не гунди. Тоже мне, сирота нашёлся. Начальство приказало — изволь выполнять.

Мужик разозлился окончательно, но перечить не стал. Разве что ворота перед моей машиной ему пришлось открывать трижды — со злости он так толкал створки, что они возвращались обратно. В конце концов он с воротами справился, и я задним ходом заехал в тесный двор. Мужик постучал ладонью в окошко маленькой бытовки, откуда высунулся заспанный парняга-абориген изрядных габаритов.

— Просыпайся, работа есть, — чуть не прошипел ему мужик.

Я сделал вид, что мне его настроения безразличны. Впрочем, даже и виду подавать было не надо: его эмоции меня и вправду мало волновали. Мужики, сердито сопя, выволокли тушу из кузова, и я крикнул им: «Брезент тоже сожгите!» После чего с досадой вспомнил, что забыл истребовать с управы его стоимость. Такой брезент рублей пять золотом стоит, а они на дороге не валяются. Теперь поздно, придётся из премии вычитать, с Ваньки гроша ломаного не допросишься.

Мужики ничего мне не ответили, но загаженный брезент сгребли и бросили в тележку поверх лежащей в ней туши монстра. Впряглись в неё и покатили в ворота. Я не стал дожидаться, когда они выйдут обратно, а выехал со двора на улицу. Свернул направо и поехал обратно в сторону Центральной площади. Через те ворота мне было проще всего заехать на Холм.

В воротах стоял знакомый урядник, который махнул мне рукой, я ему ответил тем же. Холм не зря так назывался, и дорога понемногу пошла вверх. С обеих сторон потянулись высокие крепкие заборы, за многими лаяли собаки. На заборах дремали важные коты, во дворах и на улице играли дети.

Сначала с обеих сторон шли дома двухэтажные — городского купечества, затем потянулись одноэтажки людей попроще. Все они были сложены из мощных сосновых брёвен, крыты металлическим профнастилом или жестью, окружены добротными заборами. Городок Великореченск не бедствовал. Расположенный на перекрёстке караванных и речных путей, торговал он со всем течением Великой.

Пару раз свернув налево и направо, я подъехал к воротам, выкрашенным в зелёный цвет совсем недавно. Сам красил. Остановил машину, прошёл через калитку во двор, выдернул крепкие шкворни из петель и распахнул ворота. Вернулся к машине, загнал её во двор, поставив под крепкий навес. Сейчас лето, относительно сухо, можно и так. А зимой я её всегда в сарай ставлю — берегу. Затем запер ворота, вытащил из кабины оружие и свой рюкзак, взвалил всё на плечо и пошёл в дом. Протопал ботинками по дощатому крыльцу, вошёл в сени. Рюкзак сбросил на пол, а оружие пронёс в горницу и установил в пирамиду. От оружия очень часто моя жизнь зависит, так что забочусь о нём я первее, чем о самом себе.

Затем вывалил вещи из рюкзака, разложив их на лавке, залез в шкаф, где стоял маленький бочонок, в котором ничто не нагревалось и не выдыхалось, нацедил из крана пива в глиняную кружку с рунами здоровья и отдыха после пути. Отпил — аж сощурился от удовольствия. Хорошо!

Вышел на крыльцо, сел на скамеечку, вытянул гудящие ноги, ещё отхлебнул. Пожалуй, свою работу я больше всего ценю за такие вот возвращения домой. Пусть холостяк, не ждёт меня здесь никто, но дом у меня хороший, и я его люблю.

Я огляделся. Подворье было окружено двухметровым забором, собранным из крепких крашеных деревянных плах. Добротные ворота. Во дворе большой сарай, скорее даже амбар, с антресолями по кругу, у стены стоит банька, возле неё притулились поленница и летний душ. Дом небольшой, однако новый, выстроенный всего год назад на месте старого, принадлежавшего не мне и пришедшего в негодность у нерадивого хозяина. Резные наличники, крепкие ставни, аккуратные рамы. Брёвна подогнаны одно к одному. В доме две большие комнаты — горница и спальня, ну и сени. Сени холодные, а есть ещё маленькая кухонька прямо в горнице, к печке пристроена. И плитка есть газовая, не без того. У нас тут всё же не Средневековье, хоть иногда я в этом и сомневаюсь. Нет, не так: в княжестве у нас почти не Средневековье, а вот вокруг — оно самое.

Главное достижение нашего городка по сравнению с былыми деревнями — электричество, нормальный водопровод и — самое главное — колодцы-септики вместо классических выгребных ям. Нехитрая конструкция, зато даёт возможность заменить классические деревенские сортиры во дворе нормальными туалетами в доме. И зимней ночью, в мороз трескучий, вовсе не нужно стучать зубами и морозить задницу, сидя над заледенелым очком. И ванную иметь можно. И душ. Мало вам, что ли? Цивилизация! Что там говорилось про зефир, кефир и тёплый сортир? По крайней мере, последний пункт списка у нас в наличии.

Я поглядел на баню и задумался: не затопить ли? Затем отмёл эту мысль как неразумную. Сегодня пятница, вечер уже, надо идти в город развлекаться. А вот в субботу с утреца можно и баньку истопить, купить пивка, позвать друзей и посидеть за столом во дворе со вкусом. А ещё подумал, что надо бы, раз свободные деньги появились, ещё дров закупить. Поленница-то у меня отощала уже, надолго не хватит. Хоть газ в баллонах для плит и водогреек у нас и в наличии, но для отопления его недостаточно. Дорого получается. Для отопления у меня печь на треть дома. Не жалуюсь, кстати. Главное — не перетопить, а то и бани не надо.

Ладно, если баня на завтра, то в душ можно и сейчас зайти. И переодеться не помешает, потому как ботинки да брюки почти по пояс угвазданы. Охотился я в ржаном поле, колосья намокли, да и землица, в силу дождей, чуток подраскисла.

Разделся в сенях, побросав одежду с бельём в плетёный короб. В понедельник в стирку отвезу. Прошёл в закуток, торжественно именуемый «ванной», зажёг газовую горелку. Теперь вода тёплая пойдёт. Выловил кусок душистого мыла, привезённого из Твери — у нас такого в продаже не было почему-то, — влез под горячие струи, намылился.

Вода стекала по всему телу, обжигая, но и взбадривая. Отмылся, вылез, замотался в большое банное полотенце. Отёрся тщательно, подошёл к шкафу.

Одежда моя особым разнообразием не отличалась. Основной критерий выбора в наших краях — добротность. Штаны, рубашки, свитера с тряпочными вставками, чтобы плечи с локтями не протирать, куртки-кожанки. Делилась лишь на рабочую и «выходную». Ну ещё летнюю и зимнюю, но зимняя в соседнем шкафу висит, где с потолка маленький светящийся шарик свисает — от моли заклятие. Достал я из шкафа клетчатую рубашку, полушерстяную, майку, крепкие брюки из нервущейся ткани, что у нас «чёртовой кожей» называют. Ботинки, высотой по щиколотку и на нормальной кожаной подошве, а не мои «рабочие» берцы в пуд весом каждый. Ну и кожаную куртку.

Натянул всё на себя, посмотрелся в зеркало. Под куртку подвесил кобуру на пояс, а в неё воткнул револьвер. Револьвер у меня по конструкции американский, ещё из той Америки, настоящей, которая была в мире, откуда мы все, пришлые, взялись. Изначально производился компанией «Смит и Вессон» и именовался «Моделью 29»[8]. Сейчас его в Царицыне делают. Двадцатисантиметровый ствол и шестизарядный барабан. Игрушка увесистая, и хоть с компактностью у неё посредственно, зато она мощна и безотказна. Для ближнего боя, если ты хороший стрелок, очень хороша — как молотом колотит. А я стрелок хороший. Очень. Иногда думаю, что ничего в этой жизни не умею делать толком — лишь стрелять. Почему, по-вашему, я в охотники подался?

Для стрелка же посредственного мощные револьверы не слишком подходят. Точнее, даже совсем не подходят. У моего «смита» калибр «сорок четвёртый магнум», например. Отдача у него дай боги, ствол вертикально подлетает, хуже моего по отдаче и не бывает ничего. Ну почти не бывает: производят пару монстров под штучные патроны невероятных калибров вроде пятисотого, но их редко кто покупает. Выстрелить из такого револьвера в противника несколько раз подряд, как из самозарядного пистолета, никак не получится. Нет такой силы ни у кого, даже у гномов, чтобы удержать такую лягающуюся вещь направленной в цель, хоть гномы часто утверждают обратное.

И перезаряжается он медленней, конечно, даже со скорозарядником. Но недаром такие калибры в своё время придумали для охоты, а не для войны и не для полиции. Придумали их, можно сказать, для оружия личной защиты охотника супротив медведя. Именно за эту «медведебойность» я «сорок четвёртый» и люблю. Пуля весом в четырнадцать граммов вылетает из ствола со скоростью четыреста метров в секунду, с дульной энергией больше тысячи джоулей. Отдача велика, дульная вспышка как у гаубицы, зато, если ты умеешь стрелять, твоего противника валит с одного выстрела. Не убьёшь — так с ног сшибёшь.

А вот если не умеешь… лучше за такой револьвер не браться. Есть и менее изощрённые способы самоубийства, чем схлопотать пулю, пока пытаешься навести оружие в цель после первого выстрела, если ствол в потолок уставился, а в ушах у тебя звенит от грохота.

Повесил кобуру на пояс, в специальный подсумок два скорозарядника сунул. Ещё в один чехольчик воткнул телескопическую дубинку из стальных упругих пружин, входящих одна в другую, и с тяжёлым набалдашником. Лучше любого иного холодного оружия такая дубинка. И бьёт так, что если по башке — так и дух вон, и первый удар неожиданный, потому как она уже на лету раскладывается.

Не положено мне без оружия, я здесь, по определению, всегда на службе. Охотники, которые с лицензиями, считаются чуть ли не другой разновидностью урядников. Не зря же нам даже бляхи специальные выданы, только не золотые, как урядничьи, а серебряные. И вменено нам в обязанность пресекать безобразия, буде таковые случатся у нас на глазах.

Зато если я выпивши, скажем, начну чудить с оружием, например — лишусь не только револьвера, но и охотничьей лицензии. Да ещё штраф платить придётся — от трёхсот золотых до тысячи. С обычных граждан в таких случаях в несколько раз меньше берут. А с нас и спрос другой.

А вообще в нашем городе без оружия мало кто ходит. Нельзя его скрытно носить, по нашему закону, а открыто — сколько угодно. Идея сего закона проста: если у тебя оружие есть, то показывай его всем — пусть знают, чего от тебя ждать можно. Свобода у нас тут, в общем, случалось, и до изрядной стрельбы доходило в городе, когда могло бы ограничиться обычной дракой. С другой стороны… Однажды банда в город вошла, с реки, на катере, взяла городской банк — и к пристани обратно со стрельбой прорывалась. Хорошо вооружённая банда: одни стрелки в ней были. И никто из них не ушёл — все упали в грязь на улицах Великореченска, поскольку у половины прохожих оружие имелось. Палили по ним с каждой крыши да из-за каждого забора. В общем, у всего есть сторона тёмная и светлая. Закон единства и борьбы противоположностей.

Но это не только у нас, такая же картина почти во всех Новых княжествах[9]. Нет другого выхода, если после захода солнца за городскими стенами нечисть с нежитью всем заправляют. Случается тварям и в пределы городских стен забираться, вот и защищаются люди.

Ну, наконец готов, можно идти наслаждаться заслуженным отдыхом. Отдых я вообще-то планирую не меньше чем на неделю. Заработал неплохо, всем остальным городским охотникам нос утерев, надо бы делами домашними заняться, с машиной повозиться и так далее, по принципу: «Чем бы дитё ни тешилось…»

Но что вы хотите? Думаете, пока я за этой тварью гонялся, меня ни разу в холодный пот не бросило? Особенно когда я её из скрадки выслеживал, а обнаружил на дереве прямо под собой, уже кинуться готовую, и до сих пор понять не могу — как эта зараза туда попала? Телепортироваться умеет? Счастье моё, что имею привычку в засаде взведённого оружия из рук даже на миг не выпускать, и самое главное — взгляд чувствую. Когда тварь ко мне рванула вверх по стволу, я всадил ей в грудь три тяжеленные, собственной конструкции, составные пули из помповика. Хватило, особенно после того, как я ещё и «контроль» из револьвера провёл.

Вышел из калитки — и направился по улице в сторону Берега. Хотя на Берег на самом деле не собирался. Но все трактиры и корчмы, куда заходят постоянные жители Великореченска, находятся неподалёку от забора, делящего наш город на жилую и гостевую части.

Такой порядок не только у нас заведён, многие завели. Особенно в больших и торговых городах. Местный народ живёт своим укладом и своим законом, а приезжие всяк по-своему этот уклад видят. Так пусть уж местные живут, как хотят, а приезжие тоже как желают, ну и как им дозволят.

Например, подгулявшего приезжего на Холм просто так не пустят. Поначалу вежливо, а если не поймёт, то могут и погрубее. Особенно если он из аборигенов. А что ему там делать? Там народ живёт, дети играют, зачем ему туда, незваному? Если трезвый, то спросят, к кому идёт и по какому делу — могут завернуть. Так что лучше мальчика сперва посылать, чтобы оповестил того, к кому идёшь. Мальчишек, готовых за медный полтинник сбегать куда просят, у ворот куча вьётся.

Закрыт вход на Холм и гулящим девкам — даже тем, у кого жёлтый билет в порядке. Потому как им там делать тоже нечего. Девки в борделях городских работают всё больше приезжие. Городок у нас хоть богатый, но маленький, своя таким промыслом займётся — ославят до конца жизни. Свои в других городах работают, наверное, да и зачем им? У нас и без того здесь жизнь сытая, поэтому к нам и едут — аборигенки всё больше. Христианская мораль в эти края никогда не приходила, да и не придёт по объективным причинам. Обстановка не располагает к монотеизму.

Так вот о приезжих: по прибытии идут в околоток, в специальный «бабский отдел», где старшая урядница Анфиса Зверева им «жёлтые билеты» выписывает. А как билет выписан, так у девицы все гражданские права урезаны. Туда нельзя, сюда нельзя, того нельзя, сего… И будет так, пока девица билет обратно не сдаст, решив к нормальной жизни вернуться. В общем, одно из двух: или деньги зарабатывай известным способом, или будь полноправной если не жительницей, то, по крайней мере, приезжей.

Все гулящие девки поступают под надзор «бабского отдела». В отделе кроме самой Анфисы ещё четыре местные жительницы работают. Вот они с момента получения пресловутого жёлтого билета и надзирают за благонравием своего развратного и непутёвого контингента.

Нарушать правила не стоит. Если мелким преступникам в городе назначают месяц-другой тяжких и грязных работ, то с дамским полом поступают гуманней. Всё же негоже девку, пусть даже распутную, заставлять дерьмо из ям ручным насосом качать. Если речь идёт не о серьёзных преступлениях, а скорее о нарушениях порядка, нарушительниц сразу передают в «бабский отдел» для «определения ей наказания в административном порядке». По понедельникам все помощницы Анфисы Зверевой собираются в околотке, и уводят повинную девицу в специальный сруб вроде баньки на задах околотка, «банькой» и называемый. Затем вызывают туда фельдшерицу из больницы, запираются на тяжёлый засов, после чего оттуда доносится свист розог и визг наказуемой. Тоже обычно помогает. А «банька» и исключительно дамский персонал отдела — из уважения к женской стыдливости, буде у кого из преступниц таковая осталась.

Тюрьмы же у нас в городе нет: слишком уж городок мал для того, чтобы таковую иметь. Поэтому наказывают у нас или тяжкими работами, или, в случае с мелкими преступницами, поркой, или штрафами разной величины. Преступников настоящих, серьёзных, под конвоем в Тверь отправляют, откуда им путь на каторгу, на рудники. Это уже воров да разбойников. И вершина всего — смертная казнь. Но казнь всегда за смертоубийство или за незаконную волшбу, направленную на подчинение человека или лишение его жизни. Такое случается нечасто, и обычно виселица пустует.

У нас вообще с этим полный либерализм. Всё же город-то на три четверти пришлыми населён, вот потому и уклад такой. В иных городах, в аборигенских, или графствах с баронствами — там на всякое насмотришься. Раз Средневековье в полном разгаре, то и нравы соответственные. И на кол сажают, и в котлах варят, и лошадьми рвут. Теперь, правда, вместо лошадей во многих местах лебёдки с Ярославского механического завода пользуют. И медленней, и дешевле. А где-то, по слухам, на ратушной площади вместо эшафота пилораму поставили. Но тут уже за что купил, за то и продаю.

Улица, ведущая к Берегу, местами освещалась, тусклые лампочки фонарей разгоняли густеющий мрак всего на несколько шагов от столбов. Но я и без фонарей каждую колдобину знаю, хоть таковых и немного. Аккурат на прошлой неделе здесь улицу снова подсыпали. Целая баржа с гравием в город пришла, и возили её грузовиками.

Гравий похрустывал под подошвами ботинок, со стороны Берега доносилась приглушённая расстоянием музыка. Веселье уже начинается. Я повторил почти весь путь, который проделал от ворот до дома на машине, разве что на площадь выходить не стал, а дотопал до трактира под названием «Царь-рыба». Сие питейно-едальное заведение располагалось на Холме и посещалось всё больше местными. И кормили здесь так, что любо-дорого.

Я поднялся по ступенькам гулкого деревянного крыльца, поздоровался с двумя знакомыми шкиперами барж, курившими папиросы на крыльце. Внутри трактира, к моему счастью, курить не разрешали. Я вошёл в дверь, захлопнувшуюся за моей спиной на пружине, огляделся. Зал был заполнен наполовину, я видел немало знакомых лиц, но из приятелей моих никого не было.

Сел один за пустой четырёхместный столик у окна, сколоченный из толстой ошкуренной доски. Такими же здесь были и стулья. Едва сел, как ко мне, плавно покачиваясь, будто дирижабль на ветру, подплыла Марина Ивановна, жена владельца трактира Митрича, суетившегося сейчас на кухне, за окошком раздачи. Но если Митрич был мелок, бородат, суетлив и шумен, то супруга его блистала дородностью, статью, ходила «белой лебедью», поскрипывая досками прогибавшегося под её немалой тяжестью пола, а говорила всегда ласково и растягивая гласные. Щиколотки да запястья у неё были толщиной чуть не в моё бедро, но лицо на удивление приятное.

— Здравствуй, Саша.

— Здравствуйте, Марина Ивановна, — поприветствовал я хозяйку.

— Один будешь?

— Пока один. Поем без суеты.

— И то верно. Что будешь кушать?

— А чего сегодня хорошего?

Тут всегда полезно спрашивать, потому как плохого не присоветуют.

— Если совет нужен, то бери уху тройную и котлетки из сомятины. Петька с хорошим уловом сегодня, всё прямо из речки.

Петька был племянником Митрича и командовал рыбацкой артелью. Было у них три больших баркаса, так что снабжали они рыбой чуть не весь город и ещё на сторону продавали. А в трактир шла рыбка самая лучшая, если уж Марина советовала что-нибудь попробовать, оно того всегда заслуживало.

— Тогда уху с… котлеты большие?

— Нет, небольшие. Такие примерно. — Она показала на ладони, какого размера будут котлеты из сомятины. — Парочку бери.

— Пару котлеток с молодой картошечкой, уху, мочёных груздей мисочку, кувшинчик клюквенного морса и двести водочки, — закончил я перечисление заказа.

— Водочки простой? Есть на калгане, на брусничном листе, на лимоннике, «Клюковка» имеется, — перечислила хозяйка.

— Обычной, главное — с ледника.

— Сейчас принесу.

Действительно, через минуту она вернулась с водкой, морсом и солёными груздями. Выставила всё на стол, сказала, что уха будет через пару минут, и удалилась царственно. А я булькнул прозрачной, как слеза, водки из запотевшего графинчика в лафитник зеленоватого стекла — и единым махом осушил. Потыкал вилкой в мисочку с груздями, подцепил пару грибков вместе с колечками лука и с хрустом зажевал. Хорошо! Да здравствует седативное воздействие алкоголя на организм после тяжёлых, полных невзгод и опасностей похождений!

Не позже чем через пару минут появилась глиняная миска с ухой. Уха и вправду была замечательная. Почти без рыбного запаха, но беспощадно наваристая, притом прозрачная, с плавающими в ней кусками белой рыбки. Под такую благодать пришлось ещё водки себе налить и выпить. Как заставили.

Пока я наворачивал уху, в трактир вошли двое. Один — среднего роста, в плечах широченный, с изрядным при этом пузом, с длинными волосами, убранными в хвост, и заросший до самых глаз бородой. Второй — повыше, с чуть скуластым лицом, светлыми глазами и волосами. Борода и Батый. Почему Бороду так прозвали, объяснять не надо. А вот Батый… Батый был татарином из Нефтекамска, за что кличку в честь монгольского хана и получил с чьей-то лёгкой руки. Разве что не похож был на носителя этого имени. Были они на пару с Бородой владельцами торгового Дома «Стрелец» и держали почти всю оружейную торговлю выше Твери. Числились пока третьей гильдией, но росли на глазах. Торговали они ещё и доспехами, и всякими кузнечными делами гномьей выделки. Была у них самоходная баржа и четыре грузовика. Им же я сбывал товар от гномов, который привозил не в торговый сезон.

Я замахал им, и они сразу направились к моему столу. Пожали друг другу руки, похлопали по плечам. Расселись, позвали Марину Ивановну. Через пару минут на столе уже стоял большой графин водки, большая же тарелка со всевозможными соленьями, дополнительная порция груздей. Перед Батыем исходила паром уха, а вот Бороде принесли солянку. Борода, по обыкновению, взял инициативу в свои руки, разлил водку, поднял свою стопку, почти полностью скрывшуюся в его толстенных пальцах.

— Ну, как говорится, за встречу! — произнёс он басом не блиставший оригинальностью тост, но выпить за это никто не отказался.

— Где пропадал? Искали тебя вчера, хотели дельце одно предложить, — сказал Батый, закусив.

— На охоте был, — притворно небрежно ответил я. — Голова сто пятьдесят золотом за одну тварь предложил.

— Это которая у Ручейного пастухов пожрала?

— Ага. Она самая.

— И как? — поинтересовался Борода.

— Уже вексель получил с Ваньки Беляева, — не без тайной гордости сказал я.

Нам, типа, монстры всякие на один зуб. Только награду объявили, как мы их за шкирку — и в сумку.

— Погодь… — удивился Батый. — Ты же на город забесплатно работать должен! Или я чего не понимаю?

— Забесплатно тоже не всегда, а по очереди с другими, — пояснил я. — Сейчас вот бесплатная ходка получилась вроде как, но повезло с тем, что староста Ручейного в казну премию поймавшему передал. А я её и получил.

— А что за тварь-то была? — спросил Батый.

— Демон его разберёт. Магическая тварь. Умеет или телепортироваться, или так глаза отводить, что никто её засечь не мог.

— И как ты засёк?

— Секрет фирмы, — ответил я.

Не стал я рассказывать историю своего везения, когда монстр решил меня на ужин себе пустить и сам ко мне пришёл. И если бы я прямо под ноги себе не взглянул, чужой глаз почуяв, то сейчас бы тут ухи не ел. Повезло и повезло, им-то зачем это знать? А про умение своё чужие взгляды ощущать я вообще никому не говорил. Это моё секретное оружие, узнает кто — и потеряю я главное своё преимущество. Взгляд я чувствую и магию. Колдовать вообще не могу, лист сухой не переверну, распознавать, что за чары, тоже не умею, но чувствую течение и очаги Силы. В нынешнем мире у многих всякие способности прорезались. У кого какие.

— А что предложить-то хотел? — спросил я в свою очередь.

— Ты к гномам в Серые горы не собираешься? — откликнулся Борода.

— А чего надо? — осторожно ответил я вопросом на вопрос.

— Стволы винтовочные. У нас заказ из Твери на тридцать штук. И ещё кой-чего, по мелочи, но много.

— Понятно. — Я кивнул.

Огнестрельное оружие после того, как миры столкнулись, в этот мир пришло с людьми. До нас тут тринадцатый век на дворе был, да ещё с примесью волшебной сказки. И выпускается оно по-прежнему на заводах пришлых. Никто другой не умеет сделать всей технологической цепочки, да и иные причины есть. Например, производство бездымного пороха всего на трёх заводиках налажено, и состав его, равно как и всех компонентов вроде азотной кислоты, защищён магически. А технологи под клятвой живут, и охраняют их круглосуточно. Химия здесь и вовсе не развита, кроме алхимии разве что, которая к химии имеет отношение крайне отдалённое: начнёт кто разбираться, как пироксилиновый порох сделан — а он возьми да и сгори немедля. И взрывчатка бабахнет, её тоже всего на паре заводиков делают, и тоже она под защитой. Хватило пришлым ума сообразить, в чём их сила.

Но частично аборигенные народы кое-что делали. Те же эльфы деревянные ложа заговорённые делали для винтовок. Которые, например, не давали стрелять из оружия никому, кроме владельца. Иные заговоры, по слухам, меткости прибавляли, но не очень верю. Это всё к эльфам, а они и так стрелки необыкновенные.

А вот гномы прочно заняли рынок всего, что делается из металла и предназначено для улучшения. Им, с их любовью к железному делу и трудолюбием, не лень возиться с изготовлением штучного товара. Массовое производство чего-либо наладить им их философия жизненная не даёт — мол, халтура получается, а если штучно… Специальные стволы тонкой обработки, усовершенствованные затворы, ударно-спусковые механизмы — всё шло из подгорных мастерских. У меня не было, например, ни единой винтовки или ружья, чтоб на них не стояли какие-нибудь гномьей выделки детали.

Более того, именно гномы с удовольствием делали что-то по твоим чертежам, и отчасти за это я был там желанным гостем, потому что вечно с какой-нибудь новинкой лез. Любили они с чем-то новым повозиться. И гильзы для снаряжения винтовочных патронов у них самые лучшие были, считай, вовсе без допусков. Лично я только ими пользовался.

— Можно съездить, — согласился. — У меня вся неделя свободна. В понедельник могу сгонять, к четвергу обернусь. Только стимулируйте вразумительно, чтобы мне хоть бензин отбить за эту поездку.

— Тут не в цене дело: не хотим перспективного покупателя терять, — сказал Борода. — Сейчас гномьего товара ни у кого нет, а тут мы… Объявляй цену, короче.

Объяснять ничего не надо. Если они клиенту дадут тот товар, который никто больше достать не может, то он потом к ним возвращаться будет. Так что сейчас можно не за прибыль работать, а за репутацию. Им, в смысле, за их репутацию, а я всё равно за прибыль. Свою.

— Пятьдесят золотом я должен заработать. За меньшее не поеду, у меня и так дела нормально сейчас, — выставил я свои условия.

Типа, хотите — соглашайтесь, не хотите — как хотите. Борода с Батыем согласились не торгуясь. Видать, и вправду нужный клиент у них. Ну а за полтинник золотом очень даже сгонять можно. День туда, день обратно, пару дней там. Годится. К тому же мне самому кое-что из гномьих запчастей прикупить не мешает, и вообще у меня там дела есть. И им кое-что отвезу, что у меня для такой оказии в подвале хранится. С чего ожидаю заработать куда больше этих пятидесяти.

Нам принесли горячее. Мне — котлеты, Батый заказал карасей в сметане, а Борода — свиную отбивную. К рыбе он относился с недоверием и за еду её не считал. Даже в своё время, будучи в подпитии, предлагал Митричу переименовать «Царь-рыбу» в «Королевскую свинью». Но тот не согласился.

Графин с водкой вновь обежал круг над лафитниками, поделившись с каждым граммами полста прозрачной жидкости. Тому же Бороде принадлежала фраза: «Мясо без водки только волки едят».

— Ну, давай за согласие! — объявил очередной актуальный тост Борода.

Опять все выпили, захрумтели соленьями. Борода, причмокивая, высосал солёный помидор, аккуратно подхватив его пальцами из большой глиняной, расписанной по краю немудрящим рунным орнаментом миски.

Котлеты из сомятины оказались на диво хороши. Нежные, с молодой картошкой в масле, пересыпанной мелко порубленным укропом, они прямо сами в брюхо просились. Пришлось налить опять — и опять выпить.

Постепенно мне уже захорошело. Я огляделся. «Царь-рыба» была забита народом под завязку: ни одного свободного места. Это не единственный трактир на Холме, есть ещё и шашлычная «Казбеги», которой заправляет некто Заза Абашидзе, шашлычник и сын шашлычника, есть и пельменная «Сибирь», весьма неплохая, но с «Царь-рыбой» никто конкурировать не может. Ходят слухи, что у Митрича тоже таланты сверхъестественные прорезались, и все — кулинарной направленности.

Когда мы расправились с горячим и методично пили водку, закусывая солёненьким и запивая морсом, к нашему столу подошли ещё двое: длинный, худой, с висячими запорожскими усами и хитрым взглядом, и с ним маленький, круглый, с виду несерьёзный, если не знать его поближе. Петро Попыйвода и Сёма Колобок. Оба работали моими прямыми конкурентами, то есть были лицензированными охотниками. Всего в их команде пятеро, включая даже неплохого колдуна. Я с ними работал пару раз, так что отношения у нас были скорее дружественными. Да и не конкурент я им, одиночка-то. У них дела, у меня — делишки.

Колобок плюхнулся за стол, а Попыйводе места не хватило, и он пошёл искать свободный стул. Тем временем к нам подошла Марина Ивановна, сразу поставила два стакана и две стопки дополнительно, положила вилки у миски с грибами. Мы заказали ей ещё водки со льда и ещё груздей. Колобок с Попыйводой уже ели в шашлычной и сюда зашли выпить. Вернулся Петро, неся над головой массивный стул. Поставил его с торца стола, бухнув об пол и почти перегородив проход. Борода разлил остатки водки из графина на пять рыл, как раз по полтиннику всем хватило. Морс уже выпили, но на него никто особо и не претендовал, закусывать взялись груздями.

— Слышал, ты приз от старосты Ручейного взял? — спросил Колобок, закусив.

— Ага, было такое дело, — кивнул я.

— И что оказалось?

Я рассказал то, что до этого рассказывал Бороде с Батыем. Петро покивал в такт моим излияниям, затем спросил:

— Как думаешь, откуда тварь взялась? Кто её вывел?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Сбежала от какого-нибудь колдуна. Мало идиотов? Чего только не выводят.

Действительно, такая беда, особенно с колдунами-недоучками и самоучками, случалась часто. Выучат несколько заклятий, начинают экспериментировать на каком-нибудь звере вроде пойманной дворняги, а потом сами оказываются с откушенной головой, а нам, охотникам в смысле, новую работу подкидывают.

Петро довольно точно описал монстра, которого я отвёз в крематорий. Это меня заинтересовало.

— Паччиму знаешь? — спросил я, подражая одному знакомому торговцу арбузами, приплывающему с баржами в конце лета с низовий Волги.

— Паттаму, — передразнил меня Петро.

Он полез во внутренний карман чёрной кожаной куртки и достал оттуда пачку чёрно-белых фотоснимков. Цветная фотография, увы, из нашей жизни ушла, осталась в том мире, откуда нас сюда принесло. Протянул фотографии мне. Я взял их, быстро перелистал, вернул.

— Что скажешь? — спросил он меня.

— Откуда снимки?

— От верблюда. Мы прошлым месяцем в Старицу ездили на поимку твари, которая людей жрала, кто за стенами допоздна задерживался. Вот это… — потыкал он узловатым пальцем с выпуклым и толстым ногтем в верхний снимок, — …вот это она и есть. Похожа?

— Один в один с той, что я сегодня грохнул, — подтвердил я.

— А вот это… — Пальцы перелистали снимки и остановились на другом изображении подобной твари. — …Это из Михайловки. Мы там тоже подряд на отлов брали. Поймать не удалось, а завалить, как видишь, завалили, так что с твоей добычей их уже три получается. Будешь и дальше утверждать, что это результат неудачного эксперимента?

Я отрицательно мотнул головой:

— Нет, не буду. Это кто-то специально делает. Только вот зачем? Смысла не видно.

— Очевидного, может, и не видно, а скрытый смысл… он скрытый и есть, — сказал Колобок. — Кто делает, тот знает, зачем.

— Логично.

А кстати, действительно интересно, кто такими безобразиями занялся? И кто послужил «исходным материалом» для эдакой магической трансформы? Похоже, что кто-то гуманоидного типа, другое существо превратить в подобное было бы сложно. Всё же передвигалась тварь на задних ногах, и обезьянье в ней явно проглядывало. Либо над обезьяной поглумился колдун неизвестный, что маловероятно, либо над человеком или иной человекоподобной расой. Тем же гномом, например.

— Петро, а дальше у вас по этим тварям какие-то дела есть? — спросил я.

— Нет. Их пока в один случай никто не связал. Но мы помаленьку над этим думать начали. Странно это всё.

Это естественно, что сами думать начали. Все подобные случаи всё равно на нашу голову свалятся. И не только в окрестностях Великореченска. Так сложилось, что самые лучшие охотники в нашем городишке проживают и заказы берут не только по Тверскому княжеству, но и из других. Охотники люди рисковые и всё больше лихие, склонные к анархии, и для них такой шебутной городок, как наш — самое лучшее место для жизни. И городку хорошо от нашего в нём присутствия. Это же север княжества, два Дурных болота неподалёку: кто здесь только не водится. Мы на город всё больше бесплатно пашем, вместо налога, вот и получается, что окрестности у нас всякой дрянью не наводняются.

Я вот в городок этот из самой столицы, из Твери, два года назад перебрался. Обжился, привык и никуда уже отсюда не собираюсь. Жизнь тут как бы даже не богаче столичной, очень уж хорошо городок расположен, на слиянии всех торговых путей. Работы и заработка всем хватает. Кому больше, кому меньше, но нищеты у нас нет. Совсем. Весь берег пристанями, складами и лабазами застроен, да вдоль стены у Главных ворот тоже целое складское хозяйство. Товар течёт отовсюду и всюду же расходится. Процветает Великореченск. Ну и столичные власти чрезмерной опекой не досаждают. Собирают налог, да и всё.

Возле городской управы стоит ещё домик двухэтажный, где от князя представитель живёт, и с ним отделение жандармов. Их работа представителя охранять, налоговую казну — тут, на месте, и в дороге. А зачем её охранять на месте, ежели её хранят в подвале Первого Гильдейского банка, а там и охрана, и магическая защита, и чего только нет! И возят её всегда с попутным военным кораблём, который поди захвати. Вот и бездельничают. Вон четверо из них за дальним столом сидят и лыка уже не вяжут. Сидят с тремя артиллеристами, кстати. Городским общинам свои пушки по закону не положены, их из столицы княжества присылают с бойцами вместе. Вот и у нас в Великореченске стоит батарея из четырёх бригадных гаубиц[10], готовых стрелять, куда скажут. И при них, естественно, пушкари.

Впрочем, я и сам на звание первого трезвенника не претендовал. Наклюкался уже нормально, захорошело. Бороду с Батыем тоже пробрало. И Колобка с Попыйводой тоже придавило, по мордам видно. Надо или закругляться и идти домой спать, или перебираться в иное место, где и напиваться окончательно. Я бы лучше домой пошёл, но, кроме меня, такая мысль явно никому в голову не пришла. Поэтому, когда все направились на Берег, я потащился следом, хоть и без особого желания. Вывалились на улицу, продолжая гомонить, направились в сторону ворот. Стемнело окончательно, на часах около одиннадцати было, зажглись редкие фонари.

В воротах Стены стоял уряднический «виллис» с мигалкой, в нём и возле него разместились трое урядников. Все с дубинками, пистолетами, в открытой машине в специальной пирамиде три помповика. Для городской заварухи — самое оно. Один из них, Митька Белоярский, был сыном моего соседа, владельца автомастерской, у которого я всегда машину чинил. Кстати, как раз пора подвеску шприцевать, шкворневая такого ухода раз в неделю требует. Мы поздоровались и прошли мимо.

Берег уже гудел. Вся набережная шумела голосами, пиликала музыкой из открытых окон, звенела посудой. Гуляли. Я бросил взгляд на хорошо заметные с этого места пристани. Так и есть, в город одновременно несколько караванов рекой пришло. У причалов стояли чуть не десяток барж, пяток небольших пароходиков, из которых два были пассажирскими, и несколько патрульных катеров. Понятно, почему такое столпотворение. И наверняка ведь навстречу караванам речным пришли караваны сухопутные. Сдать речникам свой товар и забрать у тех то, что привезли они. Это дело обычное. А что это ещё значит? А значит это то, что без скандалов и мордобоя тут сегодня не обойдётся. Больно уж народу много. А с пассажирскими пароходиками тоже кто только сюда не приезжает. И шулера заезжие, и бандиты, и ворьё. А в одном из кабаков у нас так и наёмническая биржа имеется. Но насчёт них пусть урядники с околоточным во главе мозгами шевелят. Моё дело за тварями лесными да порождениями болот гоняться.

Завалились мы в «Дальнюю пристань». Что это за заведение — сказать сложно. Самое близкое к истине название для него — кабаре. По крайней мере, тут и музыканты играли на сцене, и там же, время от времени, плясали девки невысокой степени потрёпанности. Достаточно молодые, в общем, но все повально с невероятным мейкапом[11], делающим их в этом свете похожими на крепко оголодалых вампиров. Как-то не прижился мейкап из нашего мира в тутошнем. Его здесь «творчески» переосмыслили, и местные его версии выглядят подчас просто пугающе, особенно сценические.

Выступал тут как-то фокусник из Озёрных баронств, но сейчас он второй месяц в принудительном порядке золотарём трудится — попался на карманничестве прямо в этом самом заведении. А чего от народа с Озёр ещё ждать? Там жулик на жулике.

А вот нумеров здесь не было. Девицы если и водили куда клиентов, так в гостиницу «Белый лебедь», что через дорогу. А в самом заведении — ни-ни, приличное место, как утверждал его владелец Степан Полузадов. Он даже по-быстрому не позволял, разгонял такие парочки, за портьерами пристраивающиеся.

Ещё в заведении подавали хорошее пиво, а если пришли караваны с низовий Волги, то и пиво наверняка появилось царицынское, свежее. Было желание попросить пивка, но после водки… В общем, заказали мы, чтобы не выпендриваться, опять водки. Столик достался неплохой: и плясуний видно, и весь зал, и сидим не на проходе. Повезло. Как раз мы вошли, а перед нами упитая в дым компания с него снялась, судя по разговору направляясь прямо в бордель. Иначе пришлось бы нам места ждать или в другое заведение топать.

Слева от нас, чуть поодаль, сидели четверо аборигенов из какой-то баронской дружины. У всех форма синего цвета с вышитыми гербами на рукавах, у всех пистолеты в кобурах. Родом они явно откуда-то с Южного моря, смуглые, горбоносые, волосы в хвосты затянуты. У каждого заколка с родовым гербом. А герб барона у них знакомый, это вар-Борен, от нас к западу двести вёрст сушей. Значит, наёмники. Вар-Борены активную торговлю кожей ведут и типографию у себя открыли. Книжки печатают, всё больше трагедии из эльфийской жизни — их дамочки покупают аж до самой Астрахани. В общем, из продвинутых аристократов, какие все дела только с пришлыми ведут.

Ещё одна компания у дальней стены тоже заинтересовала. Это явно охрана барж. Один пришлый, главный вроде как, и с ним четверо аборигенов. Аборигены все из нордлингов, светловолосые, у каждого из-под круглой вязаной шапки по две косы выпущено, а в них вплетены нити с зубами убитых врагов. Один труп — один зуб. Принято у них так, в общем. И тоже все с оружием в кобурах.

Вскоре через столик от нас угнездилась ещё одна компания. Среднего роста худощавый мужик с умным лицом и короткой стрижкой, в кожаной куртке, с каким-то колдовским амулетом на груди — я его излучение ощущал. С ним — два рослых и крепких парнюги, у каждого по кобуре на поясе. Заметно, что мужик главный, а эти двое при нём шестерят. Все из пришлых, аборигенов нет. Правда, активные амулеты у нас в городе к ношению запрещены, но это нарушение небольшое. Степенно сели, заказали водки и закуски. В общем, ничего необычного, похожи на колдуна по найму с подпевалами. Таким колдунам обычно работы хватает, они в любом городе нарасхват, вот зачастую многие из них чуть ли не годами путешествуют, следуя от одного заказа к другому.

Борода в очередной раз провозгласил тост, поэтому я от разглядывания новоприбывшей компании отвлёкся. Обратил же я внимание на них снова, когда ощутил взгляд, взгляд был направлен не на меня, но кто-то на кого-то смотрел с такой злостью, что я почувствовал это всем позвоночником.

Я закрутил головой и заметил, что в дверях заведения, в тени, стоит ещё один человек. Девушка лет восемнадцати с виду. Светлые волосы, коротко постриженные и растрёпанные. Светло-голубые глаза. Ростом совсем невелика. Кожаная потёртая куртка, крепкие ботинки из рыжей кожи, серые брюки с наколенниками и множеством карманов. Лицо разглядеть сложно, но, кажется, очень симпатичное. И взгляд исходит от неё. И направлен в спину тому, кого я счёл странствующим колдуном.

Я перевёл взгляд на компанию за столом. Шестёрки глазеют на сцену, где под оркестрик девица в откровенном костюме с блёстками пытается изобразить что-то напоминающее танец. А колдун только делает вид, что смотрит. Он взгляд уже поймал, и чувствую, что слегка подколдовывает. В какую сторону — непонятно, и пока в рамках допустимого, но…

Я толкнул ногой под столом Батыя, сидевшего ближе всех. Тот повернулся ко мне, и я глазами показал на компанию из колдуна с охранниками. Батый вопросительно поднял брови и одними губами спросил: «Проблема?» Я пожал плечами, подразумевая: «Всё может быть». Не нравится мне этот напряг, который на моих глазах разворачивается. Не нравится, и всё тут. Такие напряги без мордобоя не разруливаются, насколько мне известно. И это если на ситуацию с оптимизмом смотреть.

Вообще мне захотелось крикнуть девчонке в дверях, чтобы так на колдуна не таращилась. Такой взгляд почуять может даже корова, не то что человек, да ещё и Силу знающий. Но крикнуть не успел. Прямо за спиной у девчонки появилась ещё одна фигура, раза в полтора её выше, и широкая, какая-то слишком бледная ладонь опустилась ей на плечо. Я ощутил, как искра Силы проскочила от колдуна к тёмной фигуре. И от неё сразу же к девчонке.

Я не умею различать заклятий, мой дар — лишь ощущать проявления Силы, не больше. Но заряд Силы, пролетевший сквозь накуренный зал, был неслаб. И, к моему удивлению, разбился вдребезги о нечто, вылетевшее ему навстречу. Девчонка-то оказалась тоже не слаба! И быстра! Её противник, подошедший сзади, отшатнулся.

Развернувшись на каблуке, она впечатала тяжёлый ботинок прямо в пах напавшей на неё сзади фигуре. Хорошо впечатала, я даже стук услышал. Фигура должна была после такого удара с криком и матом повалиться на пол, где и кататься потом, поджав ноги, но такого тоже почему-то не случилось. Однако девчонка освободилась от захвата, отскочила в сторону и вновь повернулась к колдуну с телохранителями.

Колдун сидел по-прежнему за столом, а вот шестёрки вскочили, схватились за пушки. Это уже прямое нарушение наших законов. Носить пушки можно, но кто их первый обнажил — тот и преступник.

Мой револьвер тоже перескочил мне в ладонь, удобно улёгшись выточенной специально под меня деревянной рукояткой. Я успел вскинуть оружие и выстрелить одновременно с одним из «быков», который тоже очень быстро прицелился в девчонку. Он промахнулся, та как-то защитилась, пуля ударила в косяк над дверью, а вот моя тяжёлая пуля из «сорок четвёртого» попала ему в середину груди, сбив с ног точно тараном и отшвырнув на перевернувшийся стол. Грохот моего выстрела перекрыл хлопок пистолета с большим запасом, а дульная вспышка осветила весь кабак.

Колдун понял, что дело запахло керосином, и выставил какой-то щит перед собой и вторым своим охранником. Нечто вроде синеватой вогнутой линзы образовалось между ними и мной. Его охранник успел выстрелить, но щит был двусторонним, и пуля ушла с визгом в потолок. Я же от выстрела успел удержаться, разглядев слегка искрящую завесу. Мало ли куда отрикошетит?

Ещё одна вспышка Силы пронеслась мелкой дрожью по моему телу. Опять девчонка! А сильна! Ударила по щиту так, что тот разлетелся сиреневыми искорками. Я тут же выстрелил в телохранителя колдуна, того сбило с ног, но не убило — видать, в кирасе или бронежилете оказался, а пули у меня мягкие, не пробить им. Но мало всё равно не показалось: тот свалился на пол и судорожно хватал воздух ртом.

Странный мужик вновь оказался за спиной девчонки и надвигался на неё шаг за шагом. И противник был какой-то… необычный, пожалуй. Не пойму чем, но что-то с ним было неправильно.

Мужик в кожаной куртке колданул уже сам, и все девчонкины экзерциции по сравнению с ним оказались детским лепетом. От потолка до пола проскочила голубая молния, разбежавшись по полу и распустившись в подобие перевёрнутого тюльпана. Колдун схватил за шиворот своего валяющегося телохранителя, с силой рванул к себе и затащил прямо в «тюльпан». И там они исчезли, а тюльпан свернулся, вновь ударил вертикальной молнией — и рассыпался в воздухе вместе с искрящим щитом.

Тем временем противник девчонки вновь схватил её обеими руками. Вообще вёл он себя как зомби, хоть таковым явно не являлся. Не пытался уворачиваться, не пытался отбиваться, а тупо пёр напролом. И пёр успешно. Прямо на моих глазах проворная блондинка опять пнула его в пах и ударила чем-то магическим, а ему хоть бы хны. Схватил за плечи её так, что она заорала, и начал просто гнуть её назад, как будто стараясь переломить.

Я прицелился ему в башку, но выстрелить не успел: прямо за спиной у странного громилы возник Борода и огрел того по затылку кулаком. Тут надо отступление сделать — Борода кулаком ломает лавку. В городе так умеет кроме него лишь околоточный. И если он кому по затылку прикладывает, хватает этого всегда, и с запасом. Но громила даже не покачнулся, а у Бороды глаза полезли из орбит от удивления. Но всё же девчонку он спас. Громила развернулся, сгрёб Бороду за кожаный воротник и, крутанув вокруг себя, запустил вдаль по залу. Тот пролетел до стены, врезался в неё так, что с окна рухнул карниз с вышитой занавеской, и повалился через лавку, выбыв с поля боя.

Следом за Бородой рядом со странным противником оказался один из нордлингов. Он на кулаки полагаться не стал, в воздухе мелькнула гранёная гирька на широком ремне, висящем на запястье. Удар кистенем был быстрым и могучим, громко хрустнула кость, противник покачнулся — и тут же ударил нордлинга в грудь. И тот очутился рядом с Бородой, проскользив на спине по полу и раскинув ноги врозь.

Если уж ни Борода не сумел завалить противника, ни этот викинг с кистенем, то мне там в рукопашной делать нечего. И я нажал на спуск. Снова грохнула моя карманная артиллерия, и пуля угодила противнику точно в переносицу. И… опять ничего! То есть не то чтобы совсем ничего. Переносица провалилась внутрь, кровь брызнула во все стороны, но покачнувшийся противник даже не счёл необходимым отвлекаться на меня, а направился следом за отбежавшей от него девчонкой.

Рядом захлопали частые выстрелы — Батый палил из своего длинного «кольта»[12], но тяжёлые пули только дырявили рубаху противника, тот и не дёрнулся. А шёл и шёл за блондинкой-колдуньей.

Колдунья запаниковала. Она как раз угодила в круг света, и я заметил, что губы у неё уже трясутся, а в глазах паника. Противник, иммунный к любой магии, насколько я понял, по-прежнему находился на линии огня, за ним никого не было, и я выстрелил вновь. Опять вспышка огня, отдача рукоятки в ладонь. Пуля ударила в затылок на этот раз — и уже не бесполезно: громилу швырнуло вперёд, прямо на девчонку. Та взвизгнула и рванула в сторону, к выходу.

В отличие от колдуна порталов открывать она явно не умела. И прямо в дверях налетела на троих урядников. Двух обычных патрульных и саму Анфису Звереву, которые, видать, неподалёку от «Дальней пристани» были. А где им ещё быть в вечер выходного дня? И Анфиса, и весь её «бабский отдел» должен здесь надзирать за благонравием.

И тут девчонка сделала главную свою ошибку. Урядники этого не поняли, а я — понял. Я её лицо видел. Она просто не сообразила, кто перед ней — ей любой врагом виделся, — и ударила по урядникам каким-то заклинанием. И таким, что тех на стенку отшвырнуло, и по стенке же они сползли, только кожаные фуражки раскатились. А вот Анфиса успела в сторону отпрыгнуть и ткнуть девчонку своей дубинкой с хитрым костяным наконечником. Вновь беззвучная вспышка, я почувствовал холод у позвоночника от разлетевшейся Силы, а девчонка свалилась на пол как подкошенная. А Анфиса навалилась на неё коленом сверху и быстро принялась заковывать в наручники.

Разбирались в «Дальней пристани» недолго. Припёрся туда околоточный, Степан Битюгов с целой толпой урядников, прибыли в полном составе Анфисины помощницы из «бабского отдела». Отключённую магическим разрядом девчонку увезли в околоток, навесив на неё на специальных ремнях амулет «Внутренний щит»[13], не дающий колдовать и вообще лишающий такой способности не менее чем на пару недель. Аукнется ей эта ошибка с урядниками, да не только лишением способностей. Знание местных законов, и к тому же Анфисиного нрава, мне это подсказывает.

Убитый мной телохранитель незнакомого колдуна ничем нас не поразил. От него остался револьвер «чекан» царицынского завода калибра «триста пятьдесят семь магнум» — самое распространённое ручное оружие в этом мире — да амулет от морока. Больше ничего. Немного денег в карманах. Напавшего же на девчонку здоровяка с почти разнесённой двумя «пустоголовыми» пулями башкой увезли с дежурным колдуном, за которого сегодня был некромант Василий Березин. Вот и всё в общем-то.

Урядники, сбитые с ног молодой колдуньей, очухались быстро. Заклинанием она по ним била, к счастью, не смертельным, а обычным «толчком», который бросил их на стенку. Сообразила в последний момент всё же. Другое дело, что урядников и «толкать» тоже не положено, так что девчонка вкапалась в неприятности по полной программе. До тех пор, как она это сделала, могла отделаться мелким штрафом за хулиганство, всё же самооборона налицо, но вот «толчок» был лишним. Хоть и не покушение, но нападение на «находящихся при исполнении». В Великореченске такое не прощается.

Борода очухался ещё быстрее, чем урядники, но медленней, чем нордлинг с кистенем. Ему, как и северянину, одного удара башкой в бревенчатую стену явно недостаточно, чтобы всерьёз отключиться. Шишка у него на лбу выросла почти за секунду, но он к ней пистолет приложил. Вскочив на ноги, сразу же бросился к столу. Налил себе водки, закусил, после чего уже произнёс первые слова: «Ну ваще…»

— Что «ваще»? — уточнил я у него, запихивая патроны в барабан и движением кисти возвращая его на место.

— Как будто с памятником подрался, — объяснил Борода. — Только кулак отбил.

С этими словами он потёр кулак другой рукой. Я ему поверил сразу. Видел, что из драки получилось. А вот как получилось? Это интересно. Что с этим мужиком неправильно? Я даже было подумал, что он мертвяк, но — нет. Мертвяка видно сразу, его всё равно Сила держит, а этот был «пустой». Сила, скорее, в него как в яму проваливалась и исчезала. Такого я пока ещё не видел. Поэтому задумался. А ещё мне показалось, что от подстреленного охранника магией потягивало. Чуть-чуть, почти незаметно, даже не поручусь, что не ошибся.

— Выпьешь? — спросил Батый, протягивая стопку.

— Не, — отказался я. — Достаточно на сегодня.

У меня в голове, в самом дальнем углу мозга, зародилась какая-то мысль, которую я сам пока никак не мог сформулировать. Что-то, что создавало ощущение некоего беспокойства, но ухватить эту мысль за хвост не получалось. Как будто увидел знакомое лицо в толпе, но откуда оно знакомо, понять не можешь. Мучился, мучился да и решил, что хватит на сегодня приключений. И пошёл домой.

ГЛАВА 2, в которой герой неожиданно для себя отдаёт честно заработанную премию и обзаводится крайне нелюбезной спутницей

Разбудил меня с утра большой механический будильник, колотивший своим молоточком по двум хромированным чашкам звонков. Будильник был огромным, гномьей работы, мне его в Серых горах подарили, когда я пожаловался на то, что редкий шум способен нарушить мой утренний сон. Мне тогда пообещали, что звук этого будильника способен — так и оказалось. Я вскочил почти мгновенно. К моему удивлению, похмелья никакого не было, хоть и выпили много. Повезло. По плану у меня сегодня банный день, суббота — как ни крути, но к бане тоже надо подготовиться.

Перекусив на ходу парой бутербродов с колбасой и выпив чаю, я завёл «копейку» и выехал со двора. И порулил прямо к Берегу, а ещё точнее — на рынок, что у пристани. Дело меня вело туда важное и ответственное. Пиво у меня почти закончилось, вот и вознамерился я заново наполнить вёдерный деревянный бочонок с краном. Бочонок был непростой, на нём по кругу были прибиты медные бляшки со знаками заклятия сохранности. Налей в такой бочонок пива, и оно так и останется всегда холодным и невыдохшимся, даже если ты его с собой в парилку затащишь. Очень полезный бочонок, он мне в своё время в немалые деньги обошёлся. Я теперь без него бани не мыслил.

С утра наладился накрапывать мелкий дождик, и я натянул над кабиной брезентовый тент, прикрывающий её сверху. Капельки дождя барабанили по нему, настраивая меня почему-то на меланхоличный и расслабленный лад. Под колёсами плескались небольшие лужи в колеях, на улицах было почти безлюдно. Выходной день вкупе с дождём разогнали всех праздных по домам. Всего пару раз я махнул рукой знакомым прохожим да ещё разок раскланялся с водителем встречного «козла».

Проехал через ворота в Стене, делящей городок на Холм и Берег, выкатил на площадь. И был остановлен властным взмахом руки старшей урядницы Анфисы Зверевой.

Даром что ни ростом, ни крепостью сложения она не блистала, но авторитет её в городе был непререкаем. С чего так? Да вот вышло как-то, что ограбила одна залётная банда броневичок, который вёз в Серые горы гномам деньги за товар. Шарахнули в двигатель из гранатомёта, перестреляли пятерых охранников почтовой стражи, взяли сундук с золотом — и рванули оттуда. Причём рванули по уму: сундук вскрыли на месте, золото поделили на части, навьючили на лошадей и лесом уходили. Часть из бандитов была аборигенами, да ещё из Лесного края родом — погоняйся за ними. И вышло так, что преследовать банду из десяти человек взялись всего трое урядников, одним из которых тогда ещё совсем молодая Анфиса и была.

Банда оказалась матёрой. Они оставили засаду на своём пути отхода, куда урядники и угодили. Оба товарища Анфисы были убиты в первую минуту боя, равно как и все лошади. Сама же Анфиса схоронилась за конским трупом, отстрелялась из своего СКС-М, сумела перебежать в заросли, скрыться, оторваться от преследования. На неё махнули рукой, а зря. Она не убежала, а пошла следом.

Все подробности её двухдневной погони рассказывать не хочу — скажу только, что четверых бандитов она застрелила, а остальных умудрилась прижать огнём в овраге, где их и накрыла совместная погоня полуэскадрона драгун из Тверской дружины и гномьего малого хирда[14]. Бандитов потом перевешали в Твери, а начинающий урядник Анфиса Зверева получила княжескую медаль «За храбрость», и городской совет присвоил ей звание старшего урядника.

А на вид ничего особого в этой тридцатилетней женщине и не было. Среднего роста, худощавая, тёмные волосы собраны на затылке в хвост, черты лица правильные, но вполне обычные, губы всегда плотно сжаты. Впечатляют разве что глаза, чуть вытянутые к вискам, что-то среднее между эльфийскими и азиатскими. Есть в Анфисе всё же какая-то «не пришлая» кровь. А может, и нет…

Я притормозил, заглушил мотор. Выпрыгнул на дорогу, откинул капюшон штормовки и поздоровался с Анфисой за руку. Она сама так всегда со всеми здоровалась. Ладонь у неё было небольшая, но очень крепкая.

— Привет. Чего хотела? — спросил я.

— Зайди ко мне, вопросы у меня по вчерашней драке, — ответила она.

Мы вошли в двухэтажное здание околотка мимо сидящего на скамейке караульного, прошли по коридору до глухой массивной двери. Анфиса толкнула её, и мы оказались в «бабском отделе». Сейчас там никого не было. Анфиса сняла кожаную «комиссарку» с гладко зачёсанных волос, бросила на стол, а затем сама же на этот стол уселась, упёршись в соседний затянутой в высокий кавалерийский сапог ногой.

— Сашка, расскажи, как вчера там всё было, в «Дальней пристани»? — спросила она.

— А при чём тут твоё «бабье царство»? — Я удивился.

Обычно такими расследованиями другие занимаются, чаще всего околоточный. Всё же стрельба, трупы. А её отдел всё больше на кражах да нравственности специализируется.

— Битюгов мне поручил, — сказала Анфиса. — Живая-то одна девчонка — она у нас сидит, в колдовской камере. Убить она никого не убила, сейчас решают, как с ней быть, под суд её или в административном порядке? Ну и расследование вместе с ней мне досталось.

Так… Интересно. Девчонке достанется по-любому — что судом, что «в административном». Анфиса — баба упёртая, и у неё есть правило: никаких нападений на стражей законности не прощать. А мне, если честно, девчонку жаль, потому что на самом деле реальной вины я за ней не видел. Она сначала защищалась, а потом просто не узнала урядников с перепугу. Поди узнай в такой кутерьме. Пусть она мне и незнакома и до её судьбы мне дела нет, но все же…

— И что ей будет? — спросил я.

Анфиса пожала плечами:

— Если до завтра решу дело судье не давать, то будем карать в административном порядке. В понедельник всыплю ей сотню — и пусть гуляет, куда хочет, если встанет. А что судья решит, если к нему отправлю — без понятия.

— Анфис, так не за что её так… — вкрадчиво сказал я. — Несправедливо будет.

— Это с чего? — поразилась Анфиса.

Я никогда в общественных защитниках ничьих прав не числился, да и все знали, что если Анфиса чего решила, то уж точно не свернёт. Ситуация возникла, мягко говоря, нетрадиционная.

— С того, что самозащита это была.

— Так, самозащитник! — пристукнула урядница ладонью по столешнице. — На урядников она напала? Напала. Без намерения убить, правда, так её ни в чём таком и не винят. Что в городе за такое полагается? Ты бы уже дерьмо качал четыре месяца, а девки мне на расправу попадают. Магию она применяла? Свидетели говорят, что применяла. В драке, то есть не насморк лечила и не фокусы детишкам показывала. Что за это полагается? Сто золотых штрафа, если попалась в первый раз. Но денег у неё нет, это я уже выяснила. Что в ином случае? Опять пороть полагается. Всё вместе выходит на двести горячих, да в два захода, но я ей, по доброте своей, в два раза дозу уменьшу. Что ещё? Где я не права?

— Анфис, кругом ты права, но… и кругом неправа. — Я поднял руки в защитном жесте, упреждая ответную гневную речь. — Вообще неправа даже. Ты ведь дар мой знаешь, верно?

— Силу чуять? Знаю, — кивнула она.

Про эту мою способность, в отличие от умения ловить взгляды, знали многие. И многие ей доверяли. На это я и рассчитывал.

— Вот я и почуял. Девчонка не первая к Силе прибегла: начал тот колдун, что в портал ушёл. Причём с такой силой, что она с перепугу света белого невзвидела, — чуть усилил я свои собственные впечатления.

— А люди говорят, что колдун только щит поставил, а потом в портал ушёл, — отрицательно покачала головой Анфиса. — Все видели.

— Все видели, да не все чуяли, — возразил я. — Первое заклятие от колдуна пошло через того громилу, которому я башку разнёс. Он под управлением был. Колдун его на девку спустил — отбивайся, мол, милая, а сам в портал ушёл.

Анфиса задумалась. Затем спросила:

— На Правдолюбе поклянёшься?

— Поклянусь.

Тут я душой не покривил. Может, я чуток и приукрасил, но от правды не отступил. А Правдолюб… Тут дело такое: если клянёшься на этом красном камне, но умышленно лжёшь при этом, то руку, что на нём лежит, по запястье сожжёт мгновенно. Поэтому такое свидетельство в расчёт принимается со всей серьёзностью. Другое дело, что ежели человек не врёт, а заблуждается, то и Правдолюб его не тронет.

— Всё равно её отпустить нельзя, — помотала головой Анфиса. — Урядников никто ей не спишет. Оба потом к лекарю ходили. Сто горячих — и пусть гуляет.

— Анфис, да она испугана так была, что не то что урядников, она бы отца родного не разглядела! Ты сама понимаешь, как оно бывает в драке. Кулаками машешь, а тут кто-то прямо под руку. Ну и дашь в зубы, не разглядев. Дело житейское.

Анфиса вздохнула, как будто подчеркивая, как же ей трудно общаться со мной, непонятливым.

— Это твои зубы — дело житейское, а урядничьи зубы под охраной закона, — сказала она с расстановкой. — Дашь мне в зубы, не разглядев — пойдёшь дерьмо откачивать. На четыре месяца. Протоколы есть. Отпускать нельзя. Можно или судить, или под мою ответственность отдать.

Анфиса зачем-то заглянула под стол, затем выдвинула и задвинула обратно один из его ящиков. Потом разозлилась непонятно на кого.

— Да не развалится она от одной порки! — заявила. — У нас такие каждую неделю через «баньку» проходят, и никто не помирает. Эта молодая, зверствовать над ней не будем — так, выдерем для острастки. Вон, половина бордельных девиц уже там побывала.

С этими словами она махнула рукой куда-то в сторону Берега. Тут уже я вздохнул, сетуя на Анфисину непонятливость:

— Анфис… не мешай ты контингент свой бардачный с обычной девчонкой. Привыкла всех одним аршином мерить, понимаешь… Не видно разве, что она не из таких? Те всё больше из аборигенов, у них розги — вариант нормы, сама знаешь, какие законы в их государствах. Им плюнь в глаза — всё божья роса, а эта, не дай бог, ещё руки на себя наложит. Она же из пришлых, сама видишь. Лучше уж оштрафуй её, это же в твоей власти. Так?

— Нет у неё денег, — заявила Анфиса, вздохнув.

— Сколько, сотня штрафа?

— Сто пятьдесят, — покачала она головой. — Могу скостить половину штрафа за урядников и половину за колдовство. Так что сто пятьдесят, а было бы триста.

— Я заплачу, — сказал я и сам обалдел.

Я и сам не понял — как у меня такое вырвалось? У меня всех денег свободных сейчас как раз сто пятьдесят золотом, ну ещё рублей пять-семь сверху. Даже на пиво и бензин до Серых гор теперь не хватит. Что это со мной? На жалость пробило? Так это точно не про меня…

— А тебе-то зачем? — не меньше моего поразилась Анфиса.

Я задумался. Всё же что-то здесь не так… Не зря мне интуиция подсказывает, что надо девчонку выручать… И не жалость тут главное: я вообще не жалостливый. Хотя девчонка молодая совсем, всё-таки жалко. Симпатичная…

— Если честно, то не знаю, — ответил я. — Считай капризом, и всё такое. Закон ведь не нарушаем?

— Нет, ни капли, — покачала она головой, подумала секунду и кивнула: — Хорошо. Когда деньги внесёшь?

— На Правдолюбе-то надо клясться? — изъявил я готовность.

— Нет. Я тебе верю. Говори: когда деньги привезёшь?

— Хоть сейчас.

— До завтра терпит. Всё равно Степана нет, а отдавать их ему надо. Пошли к твоей добыче, — вздохнула Анфиса и встала из-за стола.

— Сейчас отпускаешь? — удивился я.

— А чего тогда её держать? Напугаю только, чтобы совсем жизнь малиной не казалась, и отпущу.

Она встала со стола, и я, схватив её за плечи, дважды быстро поцеловал в щёки, после чего увернулся от оплеухи:

— Милосердная ты моя!

— Сашка! — аж взвилась Анфиса. — Ты когда-то так доиграешься! Дам в морду — будешь знать!

Через минуту в комнату вошли ещё две урядницы. Обе молодые, крепкие деревенские девки. Из пришлых, фермерские или купеческие дочки. Их имен я не знал. Анфиса скомандовала им: «За мной», и они втроём вышли из «бабского отдела». Одна дверь вела в коридор с камерами, а в конце короткого коридорчика была вторая — как раз в пресловутую «баньку».

В «баньку» заходить мне доводилось, хоть и в «свободные от использования» дни. Когда с Анфисой надо было наедине поговорить, а в отделе кто-то сидел, она всегда туда уводила. Так что тамошний интерьер мне известен. Просторная комната была почти пуста, лишь в середине стояла массивная лавка с ремнями, к которой привязывали жертву. На стенках висели «наказательные орудия», излишним зверством, впрочем, не поражающие, в ведре пучком торчала целая связка розог. В уголке стояла невысокая конторка, на которой лежал какой-то гроссбух, ещё одна лавка, для сидения, вытянулась вдоль стены. Интерьер простой, и свободы толкования его назначение не предоставляет, хоть до камеры пыток среднего барончика ему по устрашительности далеко. Вот там — это да, там высшее искусство живодёрства.

Сейчас Анфиса нарушительницу туда заведёт, объявит ей свой приговор, ту разложат — и в последний момент объявят о замене наказания телесного наказанием финансовым. Это у неё тоже обычная практика.

Минут через пятнадцать дверь в отдел распахнулась, и в сопровождении урядниц появилась давешняя девица-колдунья. В одежде заметен беспорядок: явно одевалась в спешке, от «колдуньи» тоже ничего не осталось — «Внутреннего стража» с неё со вчерашнего дня не снимали, так что не колдовать ей теперь долго. Анфиса показала ей на один из стульев, а одна из её помощниц подтолкнула арестованную к указанному месту.

Я присмотрелся к нарушительнице порядка. На вид лет восемнадцать, не больше. Волосы растрёпаны, лицо хоть и зарёванное, но очень хорошенькое. Голубоглазая, полные губы, курносый нос. Выражение лица — смесь облегчения с недоумением. То, что бить не будут, замечательно, но вот почему?

— Мария, — обратилась к ней официальным тоном Анфиса, — вот человек, который выступил за тебя поручителем. И платит штраф.

Она показала кивком в мою сторону. Я чуть поклонился Марии. В глазах у неё появился оттенок недоумения — она меня явно не узнала, что и немудрено, впрочем. Откуда ей меня помнить?

— Он выплачивает за тебя штраф в сто пятьдесят рублей золотом. Это понятно? — продолжила речь урядница.

— Понятно, — кивнула Мария.

— Хорошо. Теперь, по закону города и округа Великореченск, ты ему эти сто пятьдесят рублей должна. Ты не имеешь права покидать город без его официального разрешения до тех пор, пока долг не будет выплачен или снят с тебя лично кредитором и в установленном порядке. Это понятно?

— Понятно, — опять кивнула девчонка.

— Тогда протяни сюда левую руку.

С этими словами Анфиса достала из ящика стола короткий деревянный жезл с округлым гранитным навершием. Девчонка протянула руку, Анфиса коротко ткнула камнем ей в ладонь. Лёгкий укол Силы в комнате. Всё, теперь на девчонке появилась метка, которая не позволит пройти ей через ворота, не вызвав тревоги. Не абсолютная гарантия того, что она останется в городских пределах, но и немалая.

— Все обвинения с тебя сняты, ты следуешь за поручителем. Наше дело теперь сторона, договаривайтесь сами, — подвела Анфиса итог разговору.

В общем, через пару минут мы оказались с моей неожиданной должницей и главной статьей расходов у машины. Она явно меня дичилась, смотрела с подозрением. Я показал ей на пассажирское сиденье «копейки». Она кивнула и ловко заскочила в кабину, ухватившись за поручень. Я обошёл машину и вскарабкался слева.

— Тебя как лучше называть — Мария или Маша? — спросил я.

— Всё равно, — буркнула.

— Да не бойся ты, — сказал я. — Ты меня не разглядела просто. Я тот, кто вчера застрелил того мужика, что тебя сломать пытался.

— Да? — Она явно заинтересовалась, но немного. — И с чего сегодня такая щедрость?

— С того, что жалко тебя стало. Анфиса драть умеет, после такой порции ты бы прямо в больничку переехала. Вот и попросил заменить штрафом.

Она посмотрела на меня с недоверием. Хмыкнула. Не поверила.

— И чем я тебе буду долги отдавать?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Так далеко я не думал. Для начала расскажешь, что там произошло. Или наколдуешь что-нибудь.

— Наколдую… через год, — усмехнулась она. — Недели две-три мне не колдовать. А тебе, кстати, какое дело до моих проблем? Что рассказывать?

— А интересно, — ответил я. — Да и должок отдавать надо, а то ты так из города по гроб жизни не вырвешься. А рассказывать… Ну, про колдуна этого с порталом. Про тварь, что тебя удавить пыталась. Про многое.

Она промолчала. Впрочем, молчать ей удалось не больше минуты, после чего она сама спросила:

— Куда едем?

— На базар. Я вообще-то туда с утра и ехал, в околоток случайно попал. Ты откуда сама?

— Из Царицына.

— Ого, куда занесло! — искренне удивился я. Действительно не ближний свет. Даже если и на «Ласточке», а быстрей её парохода нет, всё одно не один день. Она промолчала. Я тоже замолчал. Так в молчании до рынка и доехали.

— Пойдёшь со мной или подождёшь здесь? — спросил я свою новую спутницу.

Та задумчиво смотрела на пришвартованные к причалам баржи, возле которых суетились грузчики и крючники из аборигенов.

— Даже не мечтай, — сказал я. — На выходе всех проверяют. Тогда точно сдадут Анфисе, мне деньги вернут, а тебе двойную порцию пропишут.

— А ты и рад? — спросила она не слишком логично.

— Чему? — притворно удивился я. — Что за тебя сто пятьдесят золотых выложил, всё, что за последнее время заработал, и при этом понятия не имею, стоило ли оно того? Ты бы лучше убедила меня, что стоило.

— Отработать, что ли? — с напускной грубостью спросила она.

— И без тебя найдётся. Информация мне нужна. Ну так что, ждёшь здесь или идёшь со мной?

— Пошли, что ли… — вздохнула.

Мы выбрались вдвоём из машины и направились в лабазный ряд. Рынком как таковым это место не было, здесь всё больше держали свои склады да лабазы крепкие оптовые торговцы, ну и попутно торговали с них, из пристроенных лавок. Именно этот лабазный ряд и был причиной процветания нашего славного городишки. Со всех сторон и земель, окружающих Тверское княжество, везли сюда товары. И купить здесь можно было что угодно. В том числе и хорошее пиво. А заодно и еду.

— Маша, ты когда ела? — спросил я, перехватив её взгляд, направленный на висящие в мясном ряду окорока.

— А что? — с подозрением спросила она.

— Да ничего. Когда? — пожал я плечами.

— Вчера с утра.

— В околотке не кормили?

Она отрицательно мотнула головой:

— Нет. Вчера уже поздно было, а сегодня — ещё рано.

— Ну, тогда дома перекусим.

— Дома? — с подозрением переспросила она.

— А где, по-твоему? — слегка возмутился я. — Я и так без денег остался, на твой штраф всё спустил, так чем я тебе гостиницу оплачивать буду? Или у тебя где-то под забором клад зарыт? Займёшь пока одну комнату, а как деньгами разживусь, тогда посмотрим. Тем более что послезавтра уеду на неделю.

Уехать теперь точно придётся. Пока ещё раздумывал, браться за работу или нет, но теперь, как говорится, двух мнений быть не может. А то зубы на полку. И аванс требовать придётся, но это не страшно: Борода не откажет. А затем уже поездка должна дела поправить.

Она промолчала, поджав губы, но и возражать больше не стала. Не то чтобы согласилась, а просто отложила генеральное сражение за независимость на потом. Мысленно проводя в голове несложные арифметические подсчёты, я прикинул, на что я ещё тяну из еды — так, чтобы на понедельник на бензин осталось. И на переправу. И товары кое-какие для поездки закупить. Выходило, что особо размахиваться не стоит. Тем более что мне теперь эту спасённую от внесудебной расправы Машу на время моего отсутствия тоже снабдить провиантом придётся. А про то, что она меня дождётся, это я уже решил заранее. Так просто не отпущу. Почему? Считайте интуицией. Есть за этой девочкой какая-то тайна, а тайны такого рода часто прибыль охотникам сулят. А также возможный печальный конец.

ГЛАВА 3, в которой герой парится в бане и размышляет, а заодно обнаруживает, что у его новой подружки хороший аппетит

Колдунья, временно недееспособная в качестве таковой, Маша оголодала. Потому что, пока я жарил мясо с картошкой и грибами на сковороде, она умяла целых три бутерброда с чем попало, после чего подчистила свою немалую тарелку с основным блюдом до зеркального блеска. Пока мы в полном молчании ели в доме, баня топилась вовсю. Пива я всё равно налил полный бочонок, потому что иначе и баня не баня. Гостья моя в сторону бани поглядывала, но поскольку я помалкивал, то и она ничего не спрашивала. Ну и умница. Я её и не приглашаю, потому как в бане люблю париться, а не убеждать посторонних девиц, что никаких планов на их прелести не строю. Дома пусть сидит.

Единственное, что она сказала, когда зашла в дом, так это фразу: «Зачем тебе столько?» Относилось это к моей оружейной пирамиде. Пришлось рассказать, кем работаю. Кажется, это даже чуть прибавило ко мне уважения, или она о чём-то задумалась.

После обеда и питья чаю я проверил, протопилась ли баня. Дрова и угли прогорели, каменка была раскалена, запаренный в ведре дубовый веник благоухал на все окрестности, так что можно было приступать к любимой процедуре. Я прихватил бочонок и деревянное блюдо с тонко нарезанным вяленым и острым мясом, называемым бастурмой, которое приходило в наш город с низовий Великой.

Баню я люблю. Даже не просто люблю, а люблю нежно, самозабвенно, всеми силами души. Нет для меня способа лучше провести субботний день в городе, чем закатиться в неё до вечера, зайти в парилку не знаю даже сколько раз, пропариться до самых костей. После хорошей бани ты как заново родился. И самое главное — нигде так не думается, как в парилке. Наверное, мозги от тепла быстрей работают. Вот и сейчас я пришёл в предбанник, шлёпая себе по пятками плетёными тапками, завернувшись в свежую, накрахмаленную, только из прачечной, простыню. Заглянул в горячее нутро парилки, потянул носом ароматный воздух. То, что надо. Раскинул на полке простыню, поддал ковшом на каменку. Охнул от жара окутавшего меня облака — и развалился, забравшись на полок. И задумался.

Так всё же — что такого общего между вчерашней дракой в «Дальней пристани», моими обязанностями охотника и чуть не выпоротой молодой колдуньей, недружелюбно ко мне настроенной и оказавшейся у меня в должниках аж на сто пятьдесят рублей золотом? Что вчера произошло? Если по порядку?

Если по порядку, то с утра я завалил ту самую тварюгу которая чуть не… Стоп! Которую я совсем не ощущал поблизости! Хотя тварь была магической, а магию я всегда чувствую. Я поэтому и беру заказы на выколдованных тварей: им от меня не спрятаться. И только второй мой дар, «чувство взгляда», спас меня. А тот здоровяк, что пытался переломить пополам нашу неудачливую малолетнюю волшебницу, тоже был таким же по ощущению. «Пустой». Как будто замкнутый сам на себя, но при этом тоже под магическим же управлением! Вот оно что! И управлял им колдун, за которым колдунья Маша следила. И не сообразил я сразу всего этого потому, что вспоминать пытался всё, со мной произошедшее по приезде в город, а надо было с охоты начинать!

Я аж вскочил на полке. И что это мне даёт? И что может дать? Смысл всего в том, что выведение магических тварей, равно как и управление ими, и науськивание оных на обывателя есть преступление серьёзнейшее, для виселицы. А раз связано с магией и чудовищами, то как раз по охотничьей части. Но пока наград никаких за голову колдуна не предлагается. И отлова таких вот здоровяков, как тот, которому я башку прострелил, никому не требуется. Но в любом случае любая тайна чего-то стоит. Знать бы только, для кого. И для чего я сто пятьдесят кровных рублей потратил? Только чтобы кормить недружелюбную девицу?

Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе с целью не дать той родить мышь. А родить надо розыск с премией за голову. С большой желательно, с княжеской.

Что можно узнать дополнительно? Можно пойти к некроманту Ваське и у него выспросить, что ему с трупов убиенных злодеев удалось вытрясти. А он скажет? А это как спросим. И отношения с Васькой у нас нормальные, особенно после того случая, когда убиенный брат у мужика разупокоился. Можно даже сказать, подружились мы с тех пор. Вот Васька как раз, может, чего и скажет. Что ещё?

А вот из кого всё же могли сделать ту тварюгу, что на меня поохотиться решила? Привезли «исходный материал» издалека? И почему все эти твари, которых уже три было, крутились каждая в определённом месте? Может быть, из какого-нибудь местного, пропавшего без вести, их изготовили? А почему бы и нет? Версия шаткая, но имеет право на жизнь. Ну да ладно, сейчас не о них речь, тут пусть Попыйвода с Колобком голову ломают.

Кто может отследить портал? Любой хороший колдун, кроме некроманта, каких у нас в городе аж четверо, но только если начнёт это делать в ближайший час после того, как портал закрылся. Во время открытия портала он сможет с точностью до метра отследить, а после закрытия с каждой минутой точность падает. Но можно будет сказать, например, к Торжку направлен портал или, скажем, к Твери.

Телохранитель ещё колдуновский убитый имеется. По содержимому карманов мы ничего о нём не узнали, но опять же наш городской некромант мог накопать больше. Или медиуму заплатить… Ага, заплатишь тут медиуму. Как же. За вызов духа Валентина Кабакова медиумша наша не берёт меньше сорока рублей. А у меня что останется после уплаты штрафа — курам на смех. Так что фокус с медиумом не пройдёт.

Ладно, зачем размышлять без толку? Всё равно ничего умного сам не придумаю. К тому же пар уже из парилки выживает. Соскочил с полка, выбежал в предбанник… и обратно забежал. А она-то что здесь делает? Старею. Не слышал в думках своих, как ведьма эта новоприобретённая в баню пришла. Сидит, в простыню завернувшись, и пиво из моей кружки пьёт. Нормально, а? Как будто так и надо. Я влетел обратно в парилку, завернулся в промокшую от пара и моего пота простыню, выскочил назад в предбанник. Щёлкнул выключателем, и в пристройке к предбаннику включился душ, в который насос качал ледяную колодезную воду. Проскочил мимо малолетней колдуньи, с явным удовольствием уплетавшей мою бастурму, схватил с крючка полотенце и убежал. Теперь остыть — первое дело, а с этой попозже разберёмся.

Попозже, впрочем, тоже произошло с задержкой. Вошёл в предбанник, а её там и нет. И возня из парилки доносится. Я плюхнулся за стол, достал с полки ещё одну глиняную кружку и налил себе. Хорошая штука этот бочонок зачарованный, пиво в нём как с ледника. Отхлебнул, подцепил двумя пальцами с тарелки ломтик тонкого огненно-острого мяса, запил пивом. Хорошо!

Колдунья в парилке долго не продержалась: минут через пять вылетела с ошалевшими глазами. Натопил и пару нагнал я там под себя, непривычный человек долго не продержится. Хе-хе. Завёрнутая в простыню, пролетела она мимо меня, хлопнула дверь, и я услышал, как полилась вода. И сразу донеслось повизгивание — вода ведь ледяная. Вновь дверь в предбанник распахнулась со стуком, гостья моя вошла, завернувшись в простыню до подмышек. Схватила с лавки вторую, начала вытирать ею короткие волосы, начисто изведя мой запас сухих «обёрток».

Теперь уже я, играя роль гостеприимного хозяина, налил ей пива, бухнул кружку перед ней на стол.

— Ага, спасибо, — кивнула она и вновь потянулась за бастурмой.

У меня мелькнула мысль, что, пожалуй, я это симпатичное создание прокормить не смогу. Несмотря на юный возраст, полудетское лицо и даже несколько субтильное сложение, есть она была готова постоянно. По крайней мере, бастурма исчезла с блюда очень скоро, я едва успел схватить себе ещё кусочек.

Ладно, будем считать, что колдунья у меня уже освоилась как дома. И ей от этого хорошо. А как насчёт того, чтобы поделиться знаниями с гостеприимным хозяином? А также с самоотверженным и щедрым человеком, не пожалевшим честно заработанных денег для того, чтобы отвести страшную угрозу от её нежной попы?

— Вкусно! — оповестила меня Маша, после того, как прожевала последний ломтик бастурмы, и показала большой палец. — А я никогда не покупала раньше, дурында.

— Спасибо! — сказал я, сделав вид, что польщён.

Она кивнула, показав, что оценила мою признательность, и вернулась к молчаливому питью пива.

— Ты куда собираешься ехать? — вдруг спросила она меня.

— В Серые горы, к гномам, — немножко удивился я вопросу. — А что?

— Да так, ничего, — пожала она плечами. — Удивляюсь просто. Сам куда-то намылился, а меня в доме бросаешь. Не боишься, что обворую?

— А что у меня воровать? Если только сам дом разберёшь да как сруб на вывоз продашь, — усмехнулся я.

Странно было бы, чтобы кто-то покусился на моё небогатое имущество. Ценного-то у меня и было всего, что машина да оружия несколько стволов. На машине я уеду, часть стволов с собой возьму, а что останется… Ну, из моей пирамиды не всякий большой колдун сумеет без моего ведома что-то в руки взять. Может и без рук остаться. Или без башки. Колдовством над шкафом этим со мной как раз Васька-некромант за одну работу рассчитался, и на нём такие заклятия гадские лежат… Лучше не пробовать. Я его уже сам потом в оружейную пирамиду переделал.

Тот же Васька в нашем городском банке сейфы заклинал. И что вышло? Когда банк наш грабили, двое грабителей там в подвале и остались. Чего ждут от магических ловушек? Огня, холода, падающего камня — чего угодно. Привыкли, что всё на стихийном волшебстве держится. А вот заклятия «покрывало праха» точно не ждут. И отмычек-то для таких охранных систем не делают. Просто не догадываются. Не предполагают, если угодно, что некромант ловушку будет настраивать.

В нашем случае так и остались двое налётчиков навечно привязанными к этому сейфу в виде голодных духов. И то появляющихся в нашем мире лишь с разрешения ночного сторожа. Он их на ночь выпускает у сейфов покрутиться, а с рассветом выгоняет из нашего слоя. А им остаётся лишь мечтать о новом грабителе, или придётся оставаться голодными до конца эпох.

Вот с подобным сюрпризом «от Васьки» и пирамида у меня. О чём я на всякий случай, под соусом «случайно не напорись», и поведал своей невольной гостье. Та легкомысленно кивнула, пошарила машинально рукой по блюду, пытаясь найти на идеально чистой поверхности ещё ломтик вяленого мяса, не нашла, выпила пива, затем опять спросила:

— Ты меня собираешься здесь держать, пока долг не отдам?

— Не знаю, если честно, — пожал я плечами. — Не слишком-то я тебя и держу, и не думаю, что ты сможешь его отдать деньгами — ты всё же не местная, работы у тебя здесь нет. Откуда тебе деньги брать? Но ты колдунья не из последних, в этом меня не обманешь. А я — охотник. Поэтому мне кажется, что сумеем придумать, как помочь друг другу. И оба внакладе не останемся, вместе заработаем. Тебе ведь лишнее золото помехой не будет, верно?

— Как от колдуньи — от меня толку ноль, — заметно расстроилась она. — Дай боги через месяц Силу почувствовать. А сейчас я вообще безрукая. И спешу я к тому же.

— Далеко?

— Далеко. Отсюда не видать, — отрезала она.

Я пожал плечами, сказал:

— Поспешишь — людей насмешишь… — Усмехнулся и добавил: — Или урядников об стенку приложишь. И ты бы сейчас не в баньке, а в камере сидела, а в понедельник после другой баньки в больничке лежала, кверху задом. А на целителя у тебя денег нет, так что отмучилась бы по полной программе.

— Хватит, может, мне об этом напоминать! — возмутилась колдунья Маша. — Не лежу же в больничке? Не лежу. Ну и довольно об этом.

— Ты имеешь в виду, что ты сама так ловко выкрутилась? — съехидничал я.

— Не сама! — чуть не крикнула. — А какая разница?

— Разница? — треснул я ладонью по доскам стола с такой силой, что посуда подпрыгнула. — А очень простая разница. Я за тебя отдал всё, что заработал, своей башкой рискуя. За эти деньги меня вчера утром чуть не съели, а теперь я князь такой, могу их все до копейки отдать за то, чтобы какой-то ведьме-недотёпе задницу не надрали. С которой я даже незнаком. Потому что я им лучшего применения не нашёл, наверное. И взамен даже спасибо не услышать.

Я действительно всерьёз разозлился. Я не жадный: легко пришло и легко ушло. Но если бы кто-то мою задницу из-под молотилки вытащил, просто проходя мимо, то я тому как минимум был бы благодарен. А этой я теперь досадная помеха к осуществлению личных планов. Застряла она со мной здесь — досада, понимаешь, какая. У неё это по выражению лица видно.

Именно с таким выражением она снова машинально пошарила рукой по тарелке в поисках бастурмы, нащупала пустоту, осмотрела чисто выметенное блюдо, потом возмущённо сказала:

— Больше нет, что ли?

ГЛАВА 4, в которой герой узнает о своей новой подружке больше, а затем они идут в гости к совсем не зловещему некроманту

Воскресное утро против всякого обыкновения наступило у меня в восемь утра, хотя в другие выходные дни до полудня мог в постели проваляться. Встал, огляделся. Спал я сегодня не в своей спаленке, а на топчане в горнице, и с непривычки шея затекла так, что пошевелить трудно было. А свою кровать уступил прожорливой колдунье.

Умылся, в душ зашёл, а когда начал жарить себе омлет с ветчиной и масло только зашипело на сковородке, на кухне показалась совершенно заспанная Маша. Которая молча вытащила из буфета тарелку и со стуком поставила её на стол рядом с моей, после чего села на скамейку, опёрлась головой на руку и сонно уставилась на меня. Я пожал плечами, добавил к порции сначала два яйца, но потом, перехватив разочарованный взгляд внезапно приоткрывшихся глаз, добавил ещё два. Влезло это всё на мою сковородку с великим трудом, я всё больше один здесь живу, и на одного утварь кухонная рассчитана. Но справился, разве что подгорела чуток яичница.

Сняв сковороду с плиты, я разбросал по тарелкам половинки круглого омлета, выставил острый соус выделки какого-то южного народа, о котором я никогда и не слышал, затем поставил чайник на плиту. За спиной зазвякали нож с вилкой. Когда я обернулся, сонный туман из взгляда ушёл, и теперь колдунья Маша уплетала омлет с грибами и ветчиной за обе щёки, при этом меня не замечая и глядя в окно на усевшихся на забор воробьев.

— Доброе утро, — поприветствовал я её.

В ответ получил лёгкий кивок. Не уверен, что она вообще расслышала, что я ей сказал. О своём думала, о значительном — что ей суета? Яичницу есть не забывала, правда, но это у неё машинально получалось, хоть и с аппетитом. А чего она худая такая, если так ест? Тоже интересно. Магия какая-нибудь из ей доступных? Не тощая, но и до полной ей очень далеко. Небольшая, стройная, складная. Лицо чуть детское, хоть ей уже больше восемнадцати наверняка. На правой брови маленький белый шрамик, отчего бровь немного раздвоилась. Глаза голубые, светлые. Волосы тоже светлые, стриженные растрёпанным ёжиком. Шея тонкая, высокая. Прямой нос. Рот крупноват немного для её лица, но смотрится даже красиво. Твёрдый подбородок. Ушки маленькие и розовые. Хорошенькая девушка, очень. Свежая, чистая, и взгляд ясный. Не зря, наверное, я её из мрачных Анфисиных застенков вытащил.

— Я сейчас к некроманту местному пойду, — сказал я, решив не размениваться на вступления. — Хочу выспросить у него, что он с тех двух трупов, что в кабаке остались, вызнал. Не хочешь сказать что-нибудь, чтобы мне жизнь облегчить?

— Хочу, — сказала она, отвернувшись от окна и даже перестав жевать. — Не трать время. Ни один некромант о них ничего не узнает.

— Это почему? — удивился я. — У нас тут несколько колдунов в Великореченске, но некромант наш — самый сильный. Даже в Твери такого, по слухам, нет.

— Да хоть в Эрале Эльфийском. Или в Тёмных землях, — ехидно улыбнулась она. — Кто с Пантелеем дело имеет — у некромантов не воскресает. И дух их не вызывается. Так что к медиуму тоже можешь не ходить.

— Это почему? — удивился я.

Про то, что многие колдуны своих присных от некромантских расспросов заклинают — это факт известный. А если колдун был сильный, то и самый лучший некромант труп не поднимет и говорить не заставит. А вот насчёт духа… Духи, конечно, свидетели не лучшие, у них от астральной жизни ум за разум заходит, и вместо правды такого могут понагнать, что хоть стой, хоть падай, а не дай боги, их ещё и на пророчества потянет… но такого, чтобы дух не вызывался — не слышал. За все свои тридцать три года.

— Это потому, что Пантелей их дух вызывает первым, — взялась за объяснения девушка. — Сразу же, как его слуга погибнет. У них на шее амулеты специальные, которые для духа вроде как порталы открывают. А затем помещает во временное тело. После этого уже подбирает постоянное — и вмещает дух в него.

— Погоди… так что же получается?..

— Получается, что слуги у него бессмертные, — подвела она итог. — Потому и служат ему так, как никто никому не служит. Поди плохо, померев, в другое тело войти?

— А другие тела откуда берутся?

— Известно откуда. Мимо проходят. Как пройдёт подходящее, так и…

Тут она резко помрачнела, закусила губу и отвернулась к окну.

— Что-то не так? — спросил я.

Она лишь мотнула головой, вроде как «отстань!». Я отстал, но кое-что в мозгах прояснилось. Какие выводы можно сделать из сказанного? Если всё правда, то этот самый Пантелей на смертный приговор себе прегрешений набрал. А я Маше верю. Такое колдовство, какое он пользует — верный путь на виселицу, а тому, кто «клиента» к ней доставит — награда. Немалая.

— Его где-то ищут?

Колдунья лишь отрицательно мотнула головой. Хуже. Награда пока не объявлена никем. Значит, надо повернуть дело так, чтобы стали искать. А как это сделать? Для начала всё же надо с Васькой пообщаться. Некроманты — они такие, с мёртвого тела могут информации собрать больше любого иного колдуна, причём такой, что никто другой её и не заметит.

— Маша, а тот, кто на тебя напал, это кто такой был? Я таких и не встречал.

— Тело. Пустое, — лаконично ответила она, так и не глядя на меня. — По крайней мере, я так думаю.

— А не слишком ли оно крепкое для обычного тела? Здоров уж больно, — засомневался я.

Она лишь пожала плечами.

— А ты этого Пантелея откуда знаешь? Откуда он сам? — задал я следующий вопрос.

— Знаю я его по Царицыну, — повернулась она ко мне. — А откуда он сам — никто не знает. И его самого никто не знает, кроме меня одной. Что-то ещё хочешь спросить?

Откровенно недружелюбный тон я пропустил мимо ушей. Раз уж начала она что-то рассказывать, то пусть рассказывает до конца. Тогда я смогу с большей пользой провести день. А эмоции свои пусть при себе держит, мне до них дела как до прошлогоднего снега.

Тут объяснить бы надо. Любой объявленный в розыск преступник, которого ты на аркане приведёшь, даёт тебе сто золотом. Это если мелкий, вроде алиментщика или должника по штрафам. Но если приведёшь «висельника», того, кто на смертную казнь претендует, то получишь целую тысячу. Большие деньги, года два не работать можно, если не транжирить. А вот если поймаешь или уничтожишь колдуна, которого для виселицы ищут, то ты разбогател. Тверской князь в таких случаях платит сам, не община. Сто тысяч на ассигнации. Хоть в купцы подавайся. На свою самоходную баржу хватит, по крайней мере. А вот этот самый Пантелей, если всё, о чём Маша говорит, правда, таким и выглядит. И если его в розыск объявят, то десять тысяч золотых за его голову обеспечено. Искать кинутся все, но у меня преимущество будет — Маша. И фора по времени.

Другое дело, что, гоняясь за такими, как Пантелей, очень даже запросто можно без башки остаться, но… Риск всё же оправдан, на мой взгляд. К тому же он профессиональный.

— А чем Пантелей вообще занимается?

— Понятия не имею! — довольно зло ответила Маша. — Ничего я о нём не знаю, кроме того, что на куски бы его, гада, разорвала! А теперь тут с тобой застряла!

— Ну, не очень-то ты и застряла, — ответил я. — Собирайся, в общем.

— Куда? — удивилась она.

— Со мной. Если всё правильно сделаем, то за Пантелея твоего награду объявят. А если объявят, то я с тобой за ним погоняюсь. Сама понимаешь: ум хорошо, а два — тоже хорошо. Глядишь, и поймаем.

— С какой это стати ты за ним гоняться будешь? — поражённо спросила она.

— Оглохла, что ли? — удивился я преувеличенно. — За награду! За деньги! За наличные или аккредитив в Первом Тверском банке! Всё, бегом умываться, одеваться, что там тебе ещё надо! Время теряем.

Она действительно ускорила процесс поглощения завтрака, а потом достаточно быстро собралась. По крайней мере, это обнадёживает. Нам теперь партнёрствовать — и не один день, как мне кажется.

Вышли из дома, я посмотрел на небо — опять явно собирался дождь. Вообще погода не слишком радовала. Вроде бы дело к лету пошло, а на дворе октябрь самый настоящий. Вот у эльфов, по слухам, есть колдуны, которые погодой умеют распоряжаться, расталкивая облака в стороны от их лесов. Зато и жить рядом с эльфийскими лесами в дождливый год замучаешься: двойная доза мокроты тебе обеспечена. Мало того что свой дождь польёт, так ещё и тот, что эльфы за опушку обратно вытолкают.

Подумал я, подумал и решил всё же идти пешком. Прикатил плащ-палатку военную, ещё одну выдал колдунье. И как в воду глядел: едва за калитку вышли, так и дождь полил. Пришлось надевать накидки и наслаждаться стуком капель по жёстким капюшонам, а заодно и своей предусмотрительностью.

После того, как я сказал, что намерен организовать охоту на этого самого зловещего Пантелея, колдунья немного отмякла и подобрела. И даже стала старательно и подробно отвечать на мои вопросы, которых у меня накопилось много. Вкратце её история выглядела так: Пантелей появился в Царицыне месяц назад примерно. Приехал по приглашению, потому как в городе гнездо вампиров появилось. Кто его пригласил, Маша так и не выяснила. Похоже, никто: сам себя пригласил и по своим делам приехал — вампиры отмазкой были.

Приехал и встретился с Настей, старшей сестрой Маши. У сестры тоже был дар. Если Маша колдовала, то Настя могла «видеть». Не прошлое и не будущее, а то, что ей хотелось увидеть. Плохой дар, кстати. Лично я нипочём не хотел бы, чтобы у моей не существующей пока жены такой прорезался. Или у её подруги. Например, захотела узнать, куда муж «по делам» запропастился — и немедленно узнала. А заодно и увидела, с кем именно у него дела. С Бородой ли, как он сам уверяет, или с кем другим? Плохой дар. Нескромный. Неудобный для окружающих. И окружающие её за это заслуженно недолюбливали.

Пантелей с помощью Насти гнездо вампирское вроде как вывел, а затем… В общем, непонятно, что произошло между Пантелеем и Настей, но та вдруг, не собрав даже вещичек, отправилась с колдуном. Села на пароходик, идущий вверх по реке, и уплыла. Все удивились, конечно, но ничего странного в том не было, если разобраться. Настю в невесты в городе никто не хотел по всем известной причине. Пантелей хоть и не юноша, но с виду не старше сорока и не урод, может быть, именно такой жених ей и нужен был. К тому же Пантелей колдун сильный, соответственно и человек богатый. С ним и охрана была, и прислуга. Чего ещё надо?

На верёвке её никто не тащил, сняли они с Пантелеем каюту первого класса на двоих, по палубе прогуливались, Настя даже улыбалась. И когда Маша начала бить тревогу, ей никто не поверил, что дело нечисто.

— А с чего ты взяла, что там что-то не так? — уточнил я.

Удивило сначала Машу то, что Настя, девушка спокойная и обстоятельная, даже педантичная, в отличие от своей младшей взбалмошной сестры, не взяла из дома ничего из того, что полагала всегда ценным. Остались многие амулеты, остались немногие Настины драгоценности, включая наследственные, без которых бы она точно никуда не поехала. А самое главное — нашла Маша дома сестринский амулет от сглаза, морока и, самое главное, ментального доминирования, который она вообще не снимала нигде, кроме бани. И вот тут-то подозрения разгорелись пожаром.

Она собрала все деньги, что у неё были, выяснила, куда шёл пароход, на котором отправились сестра с Пантелеем, и взяла билет до того же места — до Нижнего Новгорода. Там она прожила около месяца — следы сестры и колдуна потерялись. Деньги стремительно подходили к концу, и, когда ей наконец удалось выяснить, что Пантелей со свитой и какой-то девушкой уплыли в Тверь, денег ей хватило только на билет. Даже на еду толком не оставалось. Пришлось ей взять «за харчи» работу от шкипера на борту парохода — по выведению тараканов: позор-то какой!.. Но до Твери добралась.

В Твери след колдуна взяла она быстро. Тот направился в Великореченск по ему одному ведомой причине. А заодно Маша узнала, что направился он туда со свитой, но без сестры. Подозревая худшее, она направилась следом, банально украв деньги на билет на тверском базаре — вот где магия-то помогла! И при этом совершив преступление такой тяжести, что Анфисины розги ей щекоткой бы показались: кража с помощью колдовства по закону приравнивается к преступлению против устоев и подведомственна Тайной комиссии Департамента благочиния. В то время как за счёт ловкости рук в нашем городке можно отделаться четырьмя месяцами ассенизаторства и иных тяжких работ.

В Великореченске же она след Пантелея обнаружила сразу — с помощью заклятий поиска. Раньше они, кстати, не работали, а тут он расслабился, перестал след свой скрывать. Нашла, настигла… а остальное я сам видел. Как ни банально звучит, а нашла она вместо всего — приключений на свою задницу.

Так, за рассказами, дошли до дома Васьки-некроманта. Васька жил крепко, богато. Двухэтажный дом из брёвен в два обхвата, за могучей оградой. У калитки деревянный резной молоток на цепи висит — стучите, мол. Я и постучал. Почувствовал лёгкую щекотку вдоль позвоночника от магического прикосновения. Это Васька проверил, кто пришёл. Тоже выпендрёж своего рода — типа, «смотрите, сколько сил у меня, даже на такую ерунду тратить не жалко». Затем дверь сама распахнулась перед нами.

— Пошли, — пригласил я свою спутницу во двор.

Мы вошли в калитку, Маша оглядела двор, в котором раньше не была ни разу. Устроился Васька действительно неплохо. Двор был обширен, что для центра даже такого городка, как наш Великореченск, было куда как необычно. Город стеной ограничен, расширяться особенно не будешь, а у Васьки во дворе простор и красота. Красота такая, какую сам Васька за таковую почитает. Своеобразная. Если по-учёному, то «эклектикой» назвать можно.

Тут тебе и резная беседка, и огромная баня, построенная в виде терема, с резьбой и жар-птицами на коньках крыши. Тут и гараж аж на три машины, в котором через открытые настежь ворота все три и видны, включая новенькую «чайку»[15], и пруд с фонтаном даже, где чашу в виде морской раковины три голые мраморные эльфийки держат, а в самум пруду золотые рыбки плавают. И даже на резном дубовом крыльце самого Васькиного дома стоят две голые эльфийки из заморского мрамора — одна с луком, другая с тонким мечом. Вроде как вход охраняют… ну и Ваське нравится. Васька даром что некромант, а живчик ещё тот и до девок страсть как повадлив.

К ноге одной из эльфиек, той, что с мечом, привязан крупный кабанчик, явно нервничающий. При нашем появлении он хрюкнул и укрылся за крыльцом. Видать, решил, что мы пришли на шашлык извести его безвинно.

Едва мы к крыльцу подошли, как украшенная заговорённым металлом деревянная дверь распахнулась. Однако открыл её не сам Васька, а высокая белокожая огненно-рыжая девица в странной высокой шапочке вроде турецкой фески, расшитой золотым бисером по чёрному шёлку, и в свободно свисающем чёрном же платье. На равномерно бледном лице выделялись лишь изумрудно-зелёные, пронзительные глаза и причудливо изогнутые красные полные губы. Красивая девка, хоть и очень странная.

Раньше я у Васьки этой девицы не видел. Хоть и неудивительно: они у него часто сменяются.

Девица не сказала ни слова, лишь томно улыбнулась, не размыкая губ, и сделала приглашающий жест рукой. Мы прошли через сени, встав на минутку на коврик из заговорённого мочала, собравший всю грязь с наших сапог, и зашли в горницу.

Васька сидел в резном, с позолотой и красным бархатом, кресле, за столом из инкрустированной костью карельской берёзы и пил чай из огромной расписной кружки, хрупая попутно крендельки с маком, которых целая горка была навалена в хрустальную вазу гномьей работы.

— Здорово, Сань! — поприветствовал он меня, не вставая, и указал на стулья вокруг стола, приглашая присаживаться.

Маленькие Васькины глазки оценивающе скользнули по моей спутнице, перескочили на рыжую, продолжающую загадочно улыбаться, и на этом их бег завершился. Рыжая ему всё же больше, чем колдунья Маша, понравилась. Но Машу тоже оценил.

— И тебе не болеть! — ответил я на приветствие и сел на стул.

Маша тоже присела и сразу ухватила пригоршню крендельков из вазы. Крендельки один за другим начали отправляться к ней в рот, где были с невероятной скоростью разгрызаемы мелкими белыми зубками.

— Чаю нальёшь? — спросил я Ваську.

— Налью. Как не налить? — кивнул колдун, после чего обернулся к рыжей и сказал: — Чайку гостям не принесёшь? Будь добра.

Та лишь усмехнулась, явно не принимая Ваську всерьёз, но ничего не сказала и вышла из горницы, покачивая бёдрами. Бёдра были красивые, и походка очень вдохновляющая. Настолько, что я ощутил некое волнение. Я опять обернулся к Ваське.

Васька — даром что профессия у него самая мрачная — с виду был сущим аллегорическим изображением вкуса к жизни. Маленького роста, круглолицый, безбородый, розовый как порося и как порося же упитанный, одетый в красный парчовый халат, обнажавший его жирную безволосую грудь, он в самую последнюю очередь вызывал ассоциации со смертью и загробным миром, что являлись его профессией. Больше он напоминал удачливого кондитера.

— Чего хотел? — спросил он меня. — Небось спросить, до чего я дознался от твоего клиента?

— Клиента? — удивилась Маша.

— Клиента, — кивнул некромант. — Санёк его завалил, вот и его клиент. Точнее, даже два клиента, просто один из них интересный, а другой не очень.

— Чем интересный? — живо откликнулся я. — И кто из них?

Васька задумался, помолчал. Затем спросил как бы невзначай:

— Ты в Лесную долину когда собираешься?

Вот ведь гад скаредный. Нет чтобы товарищу помочь просто так, не ожидая ответной услуги.

— Пока не собираюсь. Завтра к гномам поеду, в Серые горы. Оттуда чего надо?

Васька пожевал губами в задумчивости, сказал:

— Подумаю. Может, и надо чего. Хоть и вряд ли. Мне Вместилище духа надо. На демона. Заказ у меня, понимаешь, из Твери. У дочки купца первой гильдии Кочерыгина дочь бесом мается. Я её смотрел — так там демон целый в ней сидит, не бес. Надо бы гнать, а где я потом другого демона найду? И коробки такой нет у меня… Только на малого беса.

Понятно. Васька старается одним выстрелом целое стадо зайцев разбомбить. А заодно всех их зажарить. Ему, как некроманту и колдуну большой силы, изгнать беса или демона из страдальца большого труда не составляет. За это заплатит ему купец Кочерыгин, и заплатит немало. Васька задёшево не работает. Откуда все эти эльфийки мраморные? От заработков. Свинья небось тоже от них. Но вот какое дело: демон, изгнанный из страдальца, может быть заключён во Вместилище духа, а колдун, туда его загнавший, сможет этим демоном командовать как хочет. Что куда важнее для него, чем на купеческой дщери заработать.

— А если призвать демона? — спросила вдруг Маша.

Я аж крякнул и поморщился. Вот те на, сильная колдунья вроде, насколько я помню, а такие, с позволения сказать, детские вопросы задает.

— Маш, демон призванный одно задание твоё выполнит и уйдет в свой план, — объяснил я ей. — Служить не будет. И ты ему чем-то заплатишь, и он не продешевит. А если демона изгнанного перехватить, так он под обещание того, что когда-то ты его отпустишь, не один десяток лет на тебя проработает. Ему-то что десяток-другой годов? Пустяк. Он вечный.

— Надо же. А я и не знала, — удивилась она.

При этих словах Васька на Машу покосился с оттенком недоверия, затем спросил:

— Погодь, милая… Так ты та колдунья, что Анфиса-урядница завтра пороть должна?

Маша густо покраснела и явно разозлилась. Васька специально спросил с подначкой: разозлить и хотел. Вот паскудник. Васька мужик совсем не злой, если честно, скорее даже добрый, но ехидный — страсть.

— Вась, не смущай девушку. Никто ничего не должен. Ошибка вышла, — вступился я за молодую колдунью. — Отпустила её Анфиса, а теперь мы вместе работаем.

— Отпустила, говоришь… — с сомнением протянул Васька. — Ладно, как скажешь. Хотя за такие вопросы… Отпустила. М-да. Долго работать будете? И над чем?

— Вот у тебя и хотим узнать, есть у нас с ней работа или нет.

Васька кивнул:

— Так и думал. Даже ждал тебя. Могу сказать, что работа там есть, а вот доказать это не смогу. Чаю попьём — потом расскажу.

В горницу вошла рыжая, неся поднос с фарфоровым чайником и чашками. Подошла к столу. Расставила перед нами блюдца, на них чашки и начала разливать ароматный чай. Она приблизилась ко мне, и я вдруг почувствовал некое возбуждение. Очень даже определённого плана возбуждение. Захотелось мне эту рыжую так, что хоть сразу на стол её вали да юбки задирай.

Более того, мне показалось, что нечто подобное промелькнуло на лице и у Маши. По крайней мере, она уставилась на рыжую и нервно облизнула губы, на какой-то момент перестав даже грызть крендельки. И задышала тяжко. И в глазах что-то такое появилось, что легко поверишь — вот-вот кинется.

Я чуть задумался — и меня осенило. Так и есть, как же я сразу-то не догадался? С чего это такой красотке у себя дома в феске ходить, будто есть что прятать? А ей и вправду есть что прятать! Это же не человек, это тифлинг! Вот это да, ай да Васька! Даром что на колобка похож! А сам-то! Казанова всех рас, времён и народов!

О тифлингах надо рассказать, иначе не поймёте. Откуда этот малочисленный народ появился — теорий много, но самой правдоподобной мне кажется самая же и распространённая. Тифлинги получились от сношений человеческих женщин с демонами-инкубами, а также человеческих мужчин с суккубами[16]. Выжить в таких связях невозможно — что инкуб, что суккуб обычного человека насмерть затрахать способны. Но с помощью кое-каких снадобий и эликсиров люди всё же выживали. И в таком случае человеческая женщина всегда, даже после единого раза, даёт потомство, и суккуб, демон желания, тоже рожает. И вот от таких потомков, далее меж собой смешавшихся, и пошёл род тифлингов.

С виду тифлинги совсем как люди. Разве что очень белокожие, даже бледные, всегда с глазами очень яркого цвета. Есть и зелёные глаза, есть и голубые, а есть и антрацитово-чёрные. Волосы у них тоже всего трёх цветов — белые как снег, рыжие как огонь и чёрные как сажа. Главное же отличие одно — рога. У мужчин-тифлингов рога подлиннее и загибаются назад, а у женщин — совсем коротенькие конические рожки, и под такой «феской» их скрыть совсем не трудно.

Главной же особенностью женщин-тифлингов является их легендарная сексуальность. Или сексапильность. Или и то, и другое, как хотите называйте. По проверенным слухам, те из мужчин, которым довелось разделить постель с такой «тифлингессой», считали, что лучше любовницы и представить себе невозможно. Хотели бы представить, но не получается. И говорят, что рога не мешают и не колются. И даже не пугают.

Верю. Потому что от рыжей, что чай разливает, явно исходят некие весьма могучие флюиды. Это у женщин-тифлингов такая природная магия. А учитывая, что предпочитают они и мужчин, и женщин, то понятными становятся и пересохшие губы Маши. На неё полудемонесса тоже подколдовывает между делом. А магии, кстати, я никакой не ощущаю. Ту магию, которая естественная, природная, присуща существу от рождения, обычными средствами ощутить нельзя. Хотя… какая-то тёплая волна есть, а магию я как холод чувствую обычно.

— Ты поаккуратней, — негромко сказал рыжей Васька. — Не пугай гостей.

Догадался, что она делает. Та лишь загадочно улыбнулась, но «давить» прекратила. Меня, по крайней мере, отпустило. Машу вроде тоже. Она лишь слюну проглотила и, застеснявшись, отвела взгляд. И теперь удивляйся, с чего это вдруг о тифлингах такие легенды? Впрочем, с «не пугай гостей» Васька тоже переборщил. И ни капли я не испугался. А вовсе даже наоборот.

О мужчинах же тифлингового рода легенды чуть другие. Их, например, до появления «новых людей» в этом мире очень любили использовать в качестве телохранителей. Реакция у них невероятная, и они умеют отводить глаза. Глаза отводить на самом деле умеют многие, тот же Васька отведёт — мало не покажется, но тифлинги делают это естественно, не тратя сил. Как тифлингессы соблазняют всех вокруг, сами того не замечая, исключительно по привычке. Вот как нас сейчас. И главное — даже для мага практически незаметно.

Ещё они непревзойдённые мечники — мужчины и женщины их рода. Впрочем, для Великоречья это типично. Когда мы, пришлые, принесли в этот мир огнестрельное оружие, каста тифлингов-телохранителей почти выродилась за последний век. Как и все долго живущие нелюди, а живут тифлинги лет по пятьсот, консервативны они и привержены традициям. Привыкли мечами драться, а там хоть трава не расти. Но, по слухам, в последние годы вроде бы стали привержены огнестрелу, и каста вроде как возрождается. Снова слышно о них стало, но вроде бы, по тем же слухам, они на что-то другое перепрофилировались.

— Ну ладно, Вась, не тяни, расскажи, что узнал от покойников, — заторопил я некроманта.

— Ага, от покойников, — кивнул Васька и шумно отхлебнул чай с блюдца, захрупав крендельком. — Покойников среди них, собственно говоря, всего один. Телохранитель. А второй не только не покойник, а даже не «непокойник».

— А кто? — поразился я.

— Считай, что голем[17].

— Да ну… а то я големов не видел…

— Таких — не видел, — отрезал Васька. — И я не видел. Я, если честно, не знал, как его назвать, вот и назвал големом. Голема всегда делают, собирают, даже если он из плоти. А вот этот… этот раньше вампиром был. Его никто не собирал, он так и был, одним куском. Ты знаешь, как вампир получается?

— Ну да… — пожал я плечами, удивившись вопросу. — Вроде бы. Когда вампир кусает человека, он его убивает, выпуская душу. Если даёт умирающему пить свою кровь, то делит с ним своего демона, который затем и управляет трупом.

— Верно. Я, как некромант, могу разрушить плоть вампира, даже на расстоянии, — слегка прихвастнул Васька. — Мёртвое мне подвластно, а вампир — мёртв. Демон же тогда вырвется и улетит. Уйдёт на свой план бытия и в наш никогда не вернётся. Но кто-то сумел вырвать демона из плоти вампира, оставив всю силу вампирского тела на месте. О таком слышал?

Нет, о таком я решительно ничего не слышал и нигде не читал, хотя книги по монстрологии покупаю везде и всюду и расспрашиваю каждого, кто в этом предмете сведущ. Работа у меня такая — нельзя мне «клиентуры» не знать.

— Затем или до того над вампиром провели работу, — продолжил объяснение Васька. — Плоть его частично обратили в кремень. Не просто так, а как бы в каждую клетку его организма по песчинке подкинули. Заклинанием перемещения. Ты хоть представляешь, какое оно по сложности было? Как раздробить каждую песчинку в тачке песка, а затем заставить её переместиться с такой точностью, чтобы каждая попала в свою ячейку?

— Ты так сможешь? — спросил я.

— Шутишь? Да ни в жизнь! — замахал короткими ручками Васька. — Тут не знаю кем надо быть, чтобы эдакое осилить.

— А зачем?

— Что — зачем?

— Осиливать.

— Так он почти неуязвимым получился. Его пуля не пробьёт.

Я задумался, затем сказал:

— Стоп, стоп. Как так — не пробьёт? Я его двумя выстрелами уложил. Никакой сверхкрепости не вижу. На гуля кладбищного и то больше тратишь подчас.

О целом магазине десятимиллиметровых пуль из пистолета, что Батый в него выпустил, я упоминать не стал. Батый в грудь стрелял, а любой нечисти сразу надо в голову целиться, если она у нечисти есть, разумеется.

— Повезло тебе… Лари! — окликнул он тифлингессу.

— Да, милый? — откликнулась та.

Батюшки, а голос-то! Такая по телефону соблазнит так, что дырку в лавке трахнешь.

— Дай мне, пожалуйста, вон ту шкатулочку… Ага, бронзовую, — сказал Васька, и та, волшебно покачивая бёдрами, поднесла ему просимое.

Васька откинул пружинную крышечку и достал оттуда нечто, напоминающее рваный клочок пергамента.

— Ты сказку про пражского голема из старого мира помнишь? — спросил он меня.

— Примерно, в общих чертах, — кивнул я. — В пражском гетто какой-то раввин для защиты евреев от всех подряд придумал голема. Вылепил его из глины, вложил в рот клочок пергамента с именем Бога, и тот ожил. Что-то в этом духе.

— Примерно, — кивнул Васька, дуя на чай в блюдце, потянулся к вазочке с крендельками и заскользил пальцами по гладкой поверхности: все крендельки быстро и ловко успела погрызть Маша. — На самом деле надо было пражским властям того еврейского чернокнижника на костёр тащить и жечь как можно скорее. Глину он оживил, как же. Оживи её поди. Неживое, или ранее живым не бывшее, не оживляется — правило любой магии номер раз. Анимируется — да, но не оживляется. Думаю, что началось как раз с такого же заклятия, как и в нашем случае: перемещения песка в чей-то организм. А потом окружающим сказали, что вроде как из глины вылеплен. На ощупь похоже, кстати.

— А с именем Бога чего?

— А ничего. Знаешь, что это? — Он ткнул пальцем в клочок пергамента из шкатулки.

— Нет.

— Это кусок кожи с этого самого вампира. Если содрать с кого-то кожу, начертать, как я понимаю, вот это самое заклятие и вложить тому в рот, то получится оный самый голем. В данном случае — анимированный вампир, выполняющий приказы хозяина, неуязвимый для магии и почти неуязвимый для любого оружия. И знаешь, что случилось?

— Что? — уже всерьёз заинтересовался я.

— Одна из твоих пуль попала ему как раз туда, где лежал этот кусочек его собственной кожи. И разорвала его, разрушив целостность заклятия. Шанс повторить — один на миллион. Пока клочок цел и он у него внутри — ты ничего не сможешь с этой дрянью сделать. Разве что взорвать.

Васька замолчал с многозначительным видом. Да и было с чего такой вид иметь — если он прав, то и впрямь попасть так, чтобы разрушить пергамент с управляющим заклятием… В следующий раз меткости может и не хватить. А вот насчёт взорвать…

— А срубить башку?

— Можно, — кивнул собеседник. — Но топор завязнет, или чем там рубить собираешься. Я же не просто так рассказывал, как его песком набивали.

— Ага, — кивнул я, подтверждая, что усвоил информацию. — Вась, так что у нас с преступностью деяний в этом случае?

— Если реально, то никак, — поморщился Васька. — Вампиры вне закона, нигде не сказано, что по отношению к ним существуют запретные чары. Другое дело, что этот самый вампирский голем напал на человека. Это уже преступно, однако…

Васька лишь скроил совсем тоскливую гримасу, и я закончил фразу за него:

— …Никто не может доказать, что этот вампир-голем был работой рук упомянутого колдуна.

— Верно, соображаешь, — подтвердил некромант. — Если даже магическое воздействие между ними засекли, то колдун всегда отмазаться может. Скажет, что обуздать чудовище пытался. И то, и другое — управляющие заклятия.

— Хорошо, — кивнул я разочарованно. — А что по второму покойнику?

— По второму, если честно, тоже не всё в порядке, — без энтузиазма сказал Васька. — И тоже слабо доказуемо.

— Что именно? — уточнил я.

— А то, что в покойнике ничего не осталось. Его даже подъять невозможно.

Васька так и сказал — «подъять». Надо же, каких мы слов нахватались, это тебе не простецкое «поднять».

— Ты объясни, я всё же в некромантии этой твоей…

— Чтобы труп подъять, надо хоть за что-то зацепиться. За сознание умирающее, за след души — за что угодно. Надо установить связь между малым — отрезанным пальцем, например, и целым, что лежит в круге. А в этом — пустота, будто он никогда живым и не был. Хоть пополам его пили, всё без толку. При этом ясно, что был он живым, и есть на нём след заклятия, которым это проделано.

— Прочитать сможешь?

— Не, куда мне! — отмахнулся Васька. — Очень сложное. И ожог у него на груди от сгоревшего амулета. Думаю, что в этом амулете и было заклятие прошито. Как клиент помер, так его и почистило.

— Ты об этом говорила? — спросил я Машу.

— Об этом, — подтвердила она. — Этот амулет — телепорт, но для нематериальной составляющей.

— А ты откуда всё это знаешь? — решил я уточнить.

— Оттуда, что это не Пантелея работа изначально. Он его модифицировал. Такие амулеты для перемещения духа делал ещё мой учитель.

— А Пантелей… — начал я догадываться.

— Пантелей тоже его ученик, — сказала Маша. — Только разошлись они раньше, лет сколько-то там назад.

— Отсюда ты его и знаешь?

— Отсюда и знаю, — кивнула колдунья. — Я его раньше только на фотографиях видела, до того, как он опять в Царицыне объявился.

— А учитель твой где? — спросил я с надеждой.

— Умер недавно. Год назад примерно. Старый он был.

В общем, посидели мы у Васьки ещё с полчаса, но уже совсем ничего полезного не выудили. Что он знал, то нам и сказал. Пусть не много, но и не мало. Самое главное, для меня самого всё уже ясно стало — волшба Пантелея зла и незаконна, а потому, если дело правильно повернуть, можно добиться того, что за него награду предложат. Можно. Но не сейчас. Пока доказательств маловато.

Васька со своей демонической Лари, по-прежнему таинственно улыбающейся, вышли проводить нас на крыльцо. Мой взгляд опять упал на поросёнка, привязанного к ноге эльфийской статуи.

— Вась, а это что? Пополнение коллекции искусства?

— Да нет! — отмахнулся тот. — Оказал тут услугу малую Петру-мяснику, забесплатно вроде как, а он возьми да и притащи кабанчика. Ума не приложу, что с ним теперь делать. И отказаться неловко было.

— А ты его умертви, затем подыми и двор охранять заставь, — подначил я Ваську. — Будет такой свинский охранный зомби. На страх врагам.

Тот, судя по всему, пропустил моё заявление мимо ушей, и мы распрощались.

ГЛАВА 5, в которой герой со спутницей сначала отказываются от чая со становым приставом, а потом вынуждены отказаться от кофе в гостях у недоброй волшебницы

Следующим пунктом нашего путешествия вновь стал околоток. Намерен я был пообщаться не с кем-нибудь, а с самим господином становым приставом Степаном Битюговым. Маше посещать повторно околоток очень не хотелось, это было заметно сразу, но я на её присутствии настоял. Мало ли что подтвердить придётся? А Маша, как ни крути, свидетельница.

Когда мы подошли к большому подворью, огороженному частоколом с колючкой поверху, в котором находились и сам околоток, и маленький острог на десяток камер, и пресловутая «банька», Маша поморщилась, но ничего не сказала. Было тихо, на крыльце болтали и курили двое урядников в форме. Вдоль забора выстроились пять уряднических «виллисов». Лошадей вообще не было видно — видать, всех в конюшню загнали. Вообще утро воскресенья — самое тихое время в городе. Кто кутил с пятницы на субботу и с субботы на воскресенье, как раз сейчас отсыпаются. А кто кутит каждый день, всё равно по утрам спит.

Мы прошли мимо дежурного урядника, сидящего за столом и читающего «Тверской курьер», поприветствовавшего нас кивком, затем по коридору дошли до кабинета Степана. Я постучал в дверь, оттуда донеслось: «Войдите». Мы и вошли.

Степан сидел за столом, перед ним стояла огромная чайная кружка, возле неё на тарелочке два бутерброда — с сыром и колбасой.

— Да вот, всё пожрать некогда, — сказал Степан, перехватив мой взгляд. — Хотите чаю?

— Нет, спасибо, только что напились, — отказался я.

— А девушка? — уточнил Степан.

— Нет, спасибо, — пискнула Маша, подавленная размерами человека, сидящего перед нами.

Непривычного посетителя Степан поражал. Росту в нём было больше двух метров, а весу больше ста пятидесяти килограммов. Ладони как лопаты, пальцы как обрубки черенка от неё же. Кожаную форменную куртку он снял, сидел в серой рубашке с расстёгнутым воротом, рукава которой очень выразительно обтягивали бицепсы толщиной с бедро нормального человека. Плечи были ровно в два раза шире моих, хоть я на узкоплечесть не жалуюсь.

Голос у Степана соответствовал внешности. Казалось, будто какое-то чудовище научили говорить, а потом заперли в металлической бочке. Вот оно оттуда и вещало. Лицо же нашего станового пристава производило обманчивое впечатление. Эдакое сонно-туповатое, круглое, маленькие глазки близко к носу, а эмоции на нём вообще не отражались. Тот, кто принимал его за дурака, потом обычно в этом раскаивался — Степан был ещё и умён как змий, — именно благодаря ему в городе, несмотря на всю местную вольницу, было относительно тихо.

— Тогда говори, с чем пришёл, — сказал он.

— Да я, собственно говоря, по поводу позавчерашней драки в «Дальней пристани»… — начал я издалека.

— Колдуна хочешь в розыск объявить? — сразу сократил мою речь до необходимого минимума Степан.

— Хочу. Откуда знаете?

— У меня вот телефон есть, — похлопал он огромной ладонью по такому крошечному под ней телефону в деревянном корпусе. — И у Васьки-некроманта такой же есть. Техника называется.

— Ага, понял, — с уважением кивнул я. — Так что?

— Доказательств маловато, вот что. Ты же десять тысяч княжеских срубить хочешь, верно?

— Ну да, — кивнул я.

— Тогда надо, чтобы Тверь его в розыск подала, а не мы, — покачал он головой. — Нету нас таких полномочий — на княжескую премию розыск объявлять, ты же знаешь. А как они такие бумаги издают, лучше даже не вспоминать. Вроде как ёжика рожают против шерсти.

— Есть способ… — сказал я, сложив ладони перед грудью и глядя в потолок.

— Есть, — согласился Степан. — Я могу его в розыск объявить как свидетеля. Нашлись люди, подтвердили, что видели его в сопровождении обоих убитых. Значит, пускай объясняется перед законом.

— Именно, — кивнул я. — Вот и объявите. Я и начну помаленьку, хоть полномочия заимею. А дальше видно будет, подаст его Тверь на княжеский приз или нет.

Задумка моя проста, проще даже некуда. Охотники, как я уже говорил, обязаны на закон работать. Но если я приеду в ту же Тверь, например, и начну расспрашивать людей, что им известно о некоем Пантелее, то они имеют право послать меня подальше. Особенно официальные лица. А вот если будет у меня сыскное поручение, что такового Пантелея велено пред власти Великореченска представить, пусть хоть и как свидетеля, то могу рассчитывать на помощь. Потому как в таком поручении точно написано, что полагается оказывать помощь подателю сего, сиречь Александру Волкову.

И такой закон действует в большинстве людских земель — всё равно кем населённых, пришлыми или аборигенами, лишь бы там вообще какая-то власть была. Тем более что любая из властей в прилегающих к Великоречью землях свои действия с законами пришлых по меньшей мере согласует[18].

— А если всё же Тверь на призовой розыск не согласится? — напомнил Степан. — В пролёте будешь.

— Тогда на свой страх и риск его поищу. Зато перед другими будет фора. А в пролёте… Будем считать риск благородным делом, — ответил я.

В этом я тоже выигрываю. Свидетеля ищут без награды, широко это не объявляется. Если я с таким ордером отправлюсь Пантелея искать, то друзья-конкуренты мои, скорее всего, ни сном ни духом об этом ведать не будут. А если его всё же в розыск как преступника подадут, я уже далеко ускачу.

— Ладно, твой риск — твои проблемы, — прогудел Степан, скрестив могучие руки на груди. — Часа через два заходи, будет тебе сыскное поручение на Пантелея как на свидетеля.

Я удовлетворённо кивнул, затем спросил:

— Раз будет, то тогда сразу уточню: портал отслеживали?

Некроманты отслеживать порталов не умеют, не их это епархия. Именно поэтому я Ваське такого вопроса не задавал. А вот Степан должен был пригласить Велиссу вер-Бран, молодую колдунью из аборигенов, прижившуюся в нашем Великореченске по той банальной причине, что местные жители больше привержены личной гигиене, нежели жители коренных земель. Или пристав должен был вызвать Самуила Бредянского — въедливого старикашку с ядовитым языком и немалыми способностями в магии. Они порталы отслеживать умеют.

— Велисса приходила, — кивнул становой пристав. — Ушёл колдун в Дурное болото, в самую середину. В то, что нас с Вирацким баронством делит, на берегу Улара. Где острова с протоками.

— Куда? — обалдел я.

— Куда слышал.

— Может, ошиблась магичка? — всё же переспросил я, поражённый.

— Велисса-то? — удивился вопросу Степан. — Смеёшься? Она колдунья в десятом поколении, по слухам, среди пришлых такой нет.

— Тоже верно. Только всё равно не верю.

— И я не верю, — вздохнул Степан. — Но ты с ней поговори, она в выводах уверена. Скажи, что я послал.

— Поговорю, будьте спокойны.

Дурное болото — это одна из тех низменностей, что появились после Пересечения миров. Сдвинулось всё, как будто этот мир разломили на кусочки, а затем заново склеили, причём склеивали на тяп-ляп. И получилось, что там, где кусочки мозаики наползали друг на друга, выросли горы, подчас вовсе непроходимые, а в иных же местах, где края кусочков мозаики друг с другом не соприкоснулись, возникли низины с так называемыми Дурными болотами. Именно эти болота, настоящие свищи, или червоточины в живой ткани нашего плана, порождали большую часть всевозможных чудовищ, расползавшихся по земле. Именно благодаря им я не сидел без работы. И всем было известно, что в Дурных болотах не живут ни люди, ни нелюди. Никто. Не выжить там, потому что сожрут на хрен.

— Ты мне вот что скажи, — поднял глаза от бумаг на столе Степан. — Ты за девушку свою штраф принёс?

Маша втянула голову в плечи, представив, наверное, что я о своём обещании забыл и теперь её заберут обратно и вновь отдадут ужасной Анфисе Зверевой для болезненного и унизительного наказания.

— А как же, обижаете, господин становой пристав, — солидно произнёс я и достал из-за пазухи продолговатый кожаный футляр.

За спиной послышался вздох облегчения. Я усмехнулся, вскрыл крошечный тубус, извлёк оттуда и передал Степану вексель городского банка, выданный мне не далее как позавчера в городской управе.

— Вот как… — хмыкнул Степан. — Даже деньги тебе выдавать не понадобилось. Как пришли, так и ушли. Ладно, отметь передачу.

Я взял со стола ручку, подмахнул графу с передачей векселя, а затем прижал палец к блестящему кружочку. Всё, деньги ушли, можно сказать.

— Ладно, Сашка, вали отсюда, дел полно, — сказал Степан. — Поручение заберёшь у дежурного через пару часов, если какие вопросы — обращайтесь к Анфисе, дело у неё. Вопросы есть?

— Никак нет.

— Вали тогда.

Мы покинули кабинет станового пристава с разными чувствами. Маша — с облегчением, что я всё же не обманул её, а я — с ощущением того, что о чём-то я Степана Битюгова спросить забыл. О чём-то важном.

— Куда теперь? — спросила Маша на улице вполне уже бодрым голосом.

— Пошли Велиссу навестим. Расспросим её, что за порталы в Дурное болото открываться могут.

— Ты знаешь… — сказала Маша. — Я в своё время слышала, что в середине болот есть острова. Причём такие, что на них тебе ничто не грозит. То, что рождается в болотах, всегда направлено своей агрессией наружу, от центра.

— Это кто тебе такое сказал? — заинтересовался я.

— Учитель.

— Из пришлых?

— Нет, он из аборигенов, — улыбнулась она. — Он говорил, что это как глаз урагана — всё вокруг трещит и шатается, кругом беда, а в середине — полный штиль. Вот и Дурные болота — это нечто вроде перманентной магической бури. От центра к краям которая развивается. И тот, кто сумеет обосноваться там, будет жить безопасней, чем в любой крепости. Но без сильного маяка туда портал не наведёшь. Там всё время завихрения, унесёт не пойми куда.

— А как туда маяк доставить?

— Не знаю, — пожала плечами колдунья. — Я вообще пока порталы открывать не умею. У меня в рюкзаке учебник по порталам — как раз учить собиралась.

Велисса вер-Бран жила на противоположной от меня стороне Холма, так что дорога пешком заняла минут пятнадцать. Жила она на первый и неискушённый взгляд, скромно, в одноэтажном деревянном домике вроде моего, но побольше. С двумя спальнями, как здесь принято говорить. Ворота с какими-то выкованными из меди колдовскими символами были заперты, но калитка открыта. На воротах сидели два здоровенных чёрных котяры, мрачно поглядывающих на нас жёлтыми глазами. Точно ведь — не просто так. Каждый из котов размером с небольшую рысь, кинется сверху — мало не покажется. Вдвоём вообще в клочки порвут. Но не кинулись, пропустили.

Мы прошли через ухоженный двор, в котором с кустами каких-то цветов возилась смуглая девушка-аборигенка в мокрой от мелкого дождя накидке. Девушка была откуда-то с юга, судя по внешности. На нас она не обратила ни малейшего внимания, будто нас и не было.

Двор вообще зарос цветами, какими-то причудливыми деревьями. Домик тоже был на диво неплох — я только поначалу решил, что он похож на мою простецкую избу. И вовсе не похож. Этот был светлым, из покрытого каким-то прозрачным лаком идеально обработанного бревна, со вставками из дикого камня, крытый самой настоящей листовой медью. Хороший домик, в общем, красивый. В дальнем углу двора — ещё один, маленький, для прислуги. Под навесом стоит небольшой, но дорогой вездеход «стриж»[19]. Велисса не только перебралась к нам сюда, поближе к прогрессу, но и сама сидит за рулём, что для аристократки-аборигенки, каковой она и является, невероятная степень эмансипированности. По всем правилам, её кучер, читай — шофёр, возить должен.

Мы поднялись на выстланное серым гранитом крыльцо, я постучал в дверь, взявшись за ручку молотка в виде павлиньего хвоста. Дверь распахнулась почти сразу же, но не магией. Её открыла сестра-близнец девушки, копающейся в саду.

— Я от станового пристава, — сказал я ей, показав свою серебряную бляху. — Могу я поговорить с госпожой вер-Бран?

Девушка ничего не сказала, лишь отступила в сторону и сделала приглашающий жест. Мы вошли в прихожую, она приняла наши дождевики. Затем провела нас в гостиную, где перед включенным радио, по которому передавали музыку, сидела Велисса вер-Бран, покуривая длинную сигару с марихуаной. У местной аристократии, кстати, это вполне допустимая в обществе привычка.

Велисса вер-Бран была типичной представительницей народов, живущих в среднем и нижнем течении Великой реки. Приятно смугловатая кожа, чёрные, прямые, блестящие волосы. У местных аристократок они длинные, чуть не до пят в этом возрасте, убираемые в сложные прически, но Велисса свои остригла, соорудив на голове эдакий художественный беспорядок, отнюдь не лишённый изящества, впрочем.

Лицо её было вполне европейским по нашим меркам, но как бы с небольшой примесью азиатских черт. Немного глаза узковаты, немного что-то ещё. Всё неуловимо, незаметно, скорее она была похожа на европейку, которую кто-то решил было загримировать под азиатку, да в последний момент передумал. Красивое лицо, с изящными чертами, разве что в изгибе карминово-красных, аккуратно подкрашенных губ скрылось нечто злое. Почему-то появилась ассоциация с красивым и ядовитым существом вроде того же василиска, с которого содрали шкуру, дабы изготовить госпоже вер-Бран брюки.

На ней была белая шёлковая рубашка, расстёгнутая чуть не до пупка, в вырезе которой можно было разглядеть её красивую смуглую грудь почти целиком, ноги обтянуты чёрными брюками из кожи василиска, что было очень, очень дорого. К тому же эта чешуйчатая кожа тянулась как резина, поэтому каждый изгиб тела Велиссы ниже пояса был открыт к обозрению.

О ней ходили разные слухи — об её жестокости, злости и нетрадиционных сексуальных предпочтениях, но чему из них стоило верить — неизвестно. Ещё говорили, что все тёмные стороны её натуры и вынудили Велиссу сменить родовой замок на домик в Великореченске. Очень уж она тамошним стандартам поведения не соответствовала. Если жестокость ещё простительна, она вроде допустимого в обществе чудачества, ею грешат почти все аборигены — здесь всё же Средневековье, — то нетрадиционность в сексе — это предосудительно. Мужчину за это и вовсе могут казнить посредством оскопления, с дальнейшей посадкой на кол, а женщине путь — в монастырь, посвящённый одной из местных богинь. Пожизненно. Хотя, по слухам, как раз в монастырях для таких настоящий рай.

Да какая, собственно говоря, разница, с кем она спит и злая ли она? Мне с ней вместе не жить и хлеб не ломать. Ещё было известно то, что она берёт за свои услуги дорого: колдунья она очень сильная, и если за что берётся, то всегда это делает. А вот это как раз свидетельствует о деловой репутации.

Она подняла на нас глаза, пригласила садиться на широкий диван по другую сторону низкого столика. Затем предложила кофе. Я решил не отказываться — кофе в наших краях редкость и ценность немалая. Велисса сделала лёгкое движение пальцами, и провожавшая нас девушка вышла из комнаты. Вскоре зажужжала кофемолка.

— Здравствуйте. Чем могу? — спросила меня Велисса.

Голос у неё был негромкий, мелодичный, тонкий, какой-то полудетский, она чуть-чуть картавила, что было местным акцентом. Но вообще по-русски говорила очень чисто. Присутствие Маши она пока подчёркнуто игнорировала, что для девушки с нетрадиционной сексуальной ориентацией было, на мой взгляд, странно.

— Я охотник, — начал представляться я. — Зовут меня…

— Я вас знаю. Вы Александр Волков, — перебила она, разглядывая при этом, как лежит лак на ногтях на правой ступне: она была босиком. — Переходите прямо к делу.

— Степан Битюгов сказал, что убежавший позавчера колдун ушёл в Дурное болото. Это так?

— Да, так, — подтвердила она, продолжая разглядывать свою ногу.

— В какое именно болото?

— В то, что на границе с баронством Вирац.

Она подняла глаза, на удивление чёрные, радужка со зрачком совсем не отделялись друг от друга. Впечатление от такого взгляда было странным и даже немного жутковатым.

— Что-то ещё?

Вошла девушка с подносом, на котором стояли две чашечки с кофе. Велисса поставила одну передо мной, вторую взяла себе. Маше кофе не предложили, и я услышал, как та зло засопела. Я свою чашечку из солидарности брать со стола не стал, хоть запах от кофе исходил божественный.

— Я слышал, что в середине болот может быть безопасная область. Может ли быть такое, что кто-то там обосновался?

— Почему бы и нет? — пожала она плечами. — Если наладить постоянный портал, то всё очень просто.

— А как можно навести портал в место магических возмущений? — спросила Маша, не удержавшись.

Велисса словно не услышала её вопроса и продолжала выжидательно смотреть на меня. Я попросил её ответить на Машин вопрос. Она с не совсем естественным удивлением приподняла одну бровь и спросила:

— Вы разрешаете вашей девочке участвовать в разговоре?

Маша аж поперхнулась, подскочила на диване, а затем, когда вновь обрела дыхание, спросила:

— А кто это, интересно, будет мне запрещать?

— Я отвечу, не возражаете? — спросила Велисса меня с ехидной улыбкой, после чего обернулась к Маше: — Девочка, вы можете вступать в разговор тогда, когда вам разрешит ваш хозяин. Раньше у вас его не было, но с тех пор, как ваш спутник вас выкупил у правосудия и вы ему должны, вы проданы за долги. В землях, откуда я родом, такие правила.

— А в наших землях на ваши правила… как бы повежливей сказать… — начала в шипящей тональности Маша, но Велисса отвернулась, словно забыв о её существовании, и обратилась ко мне:

— Вы зря за неё заплатили, тем более так много. Отведите её обратно и заберите деньги. — Она сделала решительный жест изящной ладонью с алыми ногтями, словно отрубила что-то. — Сколько там, сто пятьдесят? За половину этой суммы я обещаю зайти к девушке в больницу сразу же после экзекуции и залечить весь ущерб всего за час, если, конечно, не сама Анфиса её сечь будет. Если она, то немного дольше. Вы сэкономите семьдесят пять рублей, я на столько же стану богаче, а девушка… Маша, верно? Маша научится самостоятельно отвечать за свои поступки.

Бедная Маша… сложно описать её эмоции. Потеря речи, прилив даже не бешенства, а не знаю чего. Я приготовился схватить её, буде она бросится душить черноволосую колдунью. Но обошлось. Маша всё же взяла себя в руки, лишь фыркнула и отвернулась с гордым видом, уставившись в окно. Велисса хихикнула, откровенно наслаждаясь сценой. Думаю, всё было разыграно именно для этого. Хотя как знать… Пришлые с аборигенами не всегда понимали друг друга.

Однако на вопрос Велисса всё же ответила. С её слов выходило, что маяк, на который наводится портал, можно сбросить сверху. Например, с самолёта. Главное — не прогадать со временем. У магических возмущений тоже приливы чередуются с отливами: есть бури и есть штили. Сумеешь предсказать штиль — и лети, бросай шар портального маяка. А что это значит? Это значит, что мы вполне можем найти пилота, который такой маяк сбрасывал. Не так-то много аэродромов в зоне досягаемости из Дурного болота, что перед Вирацким баронством[20] вытянулось. Если память мне не изменяет — ровно один.

ГЛАВА 6, в которой герой собирается в поход и даёт своей подружке всякие полезные наставления, а заодно и пистолет «маузер»

Остаток дня прошёл в хлопотах. Мы с Машей опять зашли в околоток, забрали выписанное на моё имя сыскное поручение с требованием найти и доставить в Великореченск свидетеля двойного убийства Пантелея, за чем следовал список примет. После этого я отвёл Машу домой, где она сразу взялась делать себе бутерброды, а сам направился к Бороде. И стряс с него после недолгого торга все пятьдесят рублей золотом вперёд. А заодно договорился, что завтра с рассветом он пришлёт приказчика к своему лабазу у пристаней, и тот отгрузит мне кой-какой товар для гномов. За который я из этих пятидесяти и расплачусь.

Так, по моим прикидкам, пятьдесят должны были превратиться в б́ольшую сумму. Деньги мне были нужны теперь как воздух, потому как поиски человека всегда сопряжены с расходами. Охотникам такие поиски поручают, а вот финансируют они себя сами, в счёт будущей награды, случись таковая в конце пути.

Затем я вернулся домой, полез в подвал и вытащил оттуда шесть ящиков динамита в цилиндрических двухсотграммовых шашках — по двадцать килограммов в ящике. Это гномы всегда покупают с охотой. Динамит им для горных работ очень нужен. Тротил пришлые продают лишь в снарядах, в чистом виде он только сапёрам в людские войска поступает, а динамит, как рисковый для снаряжения боеприпасов, отдают. Он от низких температур нестабилен: это значит, что снаряд, снаряженный динамитом, может прямо в стволе разорваться, на жаре он нитроглицерин выделяет, — так что можно торговать. Тем более что его состав тоже магически защищён, как и всё остальное. Начни анализировать, и рванёт — костей не соберёшь.

Затем очередь дошла до маленького тубуса с чертежами. Он улёгся в рюкзак. Это мои задумки — хочу у гномов заказать кое-что. Есть у меня одна идея по поводу пуль к дробовикам, надо проверить. Если всё получится, как я думаю, то мы с гномами неплохо заработать сможем.

Затем подготовил оружие к поездке. Короткий пятизарядный помповик «таран»[21] со складным прикладом. Без него я никуда. Ещё взял СВД[22] с двукратной оптикой, хотя у меня ещё и шестикратка для этой винтовки имеется. Если дойдёт до боя, это будет оптимальным оружием. И меткость на уровне, и дальность, и точность достаточны. На пояс повесил свой вечный «сорок четвёртый», а в подмышку поместил короткий «кольт-компакт» калибра десять миллиметров. На всякий случай. И к нему два запасных магазина прихватил. Затем призвал на инструктаж Машу. Отдал ей десять рублей золотом на пропитание. На эти деньги можно взвод пропитать в течение недели, так что, надеюсь, и ей хватит. Она вдруг изъявила желание ехать со мной, но я это отмёл сразу. По своим соображениям, но ей сказал, что с Анфисиной меткой она ворота не проедет. Поверила. Затем спросил у неё, как она владеет оружием. Узнав, что «более или менее», достал из шкафа коробку из лакированного дерева, раскрыл. Там, в гнёздах в красном бархате, лежал «маузер»[23] в комплекте с двумя стволами, отстёгивающимся прикладом-кобурой и маленьким оптическим прицелом.

— Видела такой? — спросил я.

— Не-а… — покачала головой Маша. — Сложный какой-то.

Действительно, дорогая игрушка — с виду сложная, но чертовски эффективная. Подарили мне его в своё время, сам бы не купил. Постоянно носить — не ношу, плоховат он для быстрого выхватывания, проигрывает и «кольту», и револьверу. Но для иных целей лучше оружия и не придумаешь.

А у нас никого без оружия оставлять нельзя. Городские стены — это хорошо, но та же нечисть или просто какие-то твари, рождённые Дурными болотами, всё равно регулярно в города забираются. В нашем Великореченске месяца не проходит, чтобы кого-то прямо в городе не разорвали. И кто только за стену не проникает. И из-под земли выкапываются, и из реки лезут, и средь людей теряются. Поэтому без оружия — никуда. Ружья в домах у всех под рукой, а после наступления темноты с ними даже на двор ходят.

— Оставляю тебе его. Больше нечего, — сказал я.

— А там ведь что-то есть… — показала она на оружейный шкаф.

— Есть, да не про вашу честь, — ответил я. — Есть мой служебный карабин, который я передавать безнадзорно никому не имею права — оштрафуют. Да и нельзя с ним по городу ходить. Ещё винтовка там есть такого калибра, что тебя отдачей расплющит. Двустволка специальная, для вампиров, десятого калибра, с таким же эффектом. Ещё винтовка — духовая, для других дел, парализующей иглой стреляет. И остался вот этот самый «маузер», будем его осваивать.

Я сразу пристегнул к пистолету приклад, установил длинный ствол и запретил всё это снимать. Затем поучил Машу целиться, взводить, снимать с предохранителя, через полчасика принял экзамен. Вроде нормально — справится, случись чего.

Ну а затем спать завалился: вставать завтра ещё затемно.

ГЛАВА 7, в которой герой встречает старого сослуживца и непонятную болотную тварь

Часы показывали без четверти девять, когда я уже стоял в небольшой очереди на досмотр перед погрузкой на паром. Передо мной были всего два купеческих грузовика, идущих куда-то с ящиками товара, и «виллис» урядников с ПКБ[24] на турели и тремя служивыми внутри, направлявшимися на тот берег по какой-то служебной надобности.

Досмотр провели быстро, потому что купеческие грузовики, в каждом из которых было по водителю и один приказчик на все, шли пустыми — за продуктами к кметам-арендаторам на городской земле — и досматривать у них было нечего. Урядники тоже интереса не вызвали, да и я просто предъявил бляху. Если быть честным до конца, то ящики динамита у меня в кузове были нарушением закона, однако не было и конкретных ограничений на то, что мог с собой возить охотник. И даже если бы меня прихватили со взрывчаткой, я всегда мог сказать, что намерен, мол, ловить и бить тварей диких в горных пещерах. Или глушить водяного, например. В общем, официальный статус охотника частенько помогает.

Зевающий на ходу так, что я начал опасаться за его челюсть, помощник капитана парома распределил наши машины по плоской деревянной палубе, велел заглушить моторы, после чего ушёл в рубку. Я выбрался из-за руля, потянулся, огляделся.

Такая необычная бухта, как та, вокруг которой построен купеческий город Великореченск, образовалась после Пересечения миров, когда столкнулись Волга из нашего мира и река Итиль из этого. Здорово тогда досталось всему окружающему, а в тех местах, где русла наложились друг на друга таким образом, как здесь, получились большие бухты, затоны и заводи. А ещё у новой, большой реки, впоследствии названной Великой, появился приток, который и впадал в великореченскую бухту. Именно по этому притоку оказалось удобным сплавлять в плотах строевой лес, и этот лес, а точнее — торговля им, положил начало нашему городку. Это потом уже до другого товара дело дошло.

И сейчас бухта сплошь была заставлена самоходными и несамоходными баржами, рыбацкими баркасами. Стоял, пришвартовавшись, танкер, доставивший мазут из Самары, стояла баржа-автовоз из Нижнего, притащившая десяток грузовиков торговому дому «Беляков и Сын», которые торговали машинами на всю округу.

Чуть дальше, за пассажирскими пирсами, стояли на швартовах два пассажирских парохода. Скоростная «Ласточка», билет на которую стоил вдвое против иных, и пузатый грузопассажирский «Лещ», куда можно устроиться не только с багажом, а даже и с машиной. Если денег хватит место в трюме оплатить.

Военная пристань была отделена от гражданских высоким забором. Сейчас за ней стояли целых три корабля, что случалось редко. Сторожевики[25]«Быстрый» и «Бравый», сопровождавшие караван барж из Царицына с Нижним, и речной монитор[26]«Сом», непонятно зачем заявившийся в наши края. Что военные тут задумали? У нас для таких кораблей ни ремонта нет, ни задач. Сторожевики с караванами ходят, с этим всё понятно, а вот монитор… Он только для нападения, а нападать здесь вроде как и не на кого.

Выход из бухты прикрывался каменным молом, возле которого разместились два дота с крепостными пулемётами. На склоне бухточки, на закрытых позициях, виднелась батарея гаубиц — тех самых, что составляли основу обороны городка. Сейчас там было тихо, лишь за колючей проволокой, ограждающей позиции, прохаживался часовой.

А за молом открывалась вся ширь Великой реки. Мне приходилось видеть фотографии реки Волги в своём течении выше Твери. Не такая уж она была тогда и широкая, вовсе не как сейчас, метров двести, не больше. Ну триста, по фотографии сложно судить. Теперь же, соединившись с Итилем и превратившись в Великую, река разлилась шире чем на километр, хотя мы находились в верхнем её течении. А уж ниже, после Ярославля, ближе к тому же Царицыну и Нижнему Новгороду, и противоположный берег было не разглядеть. Прямо настоящее море.

Палуба дрогнула, под ней приглушённо забормотал большой дизель. По пирсу пробежали двое аборигенов, работающих в порту, отцепляя от кнехтов канаты, удерживавшие паром на месте, и забрасывая их на борт, увешанный старыми автомобильными покрышками. Паром медленно отдалился от причала, подрабатывая подруливающими винтами в тупом носу. Неторопливо развернувшись в сторону выхода из бухты, набрал доступную ему черепашью скорость и пополз к выходу, давя плоским носом мелкую речную волну.

На реке было тихо, лишь кое-где можно было заметить рыбацкие баркасы. Скоро они уйдут к причалам на разгрузку, время лучшего улова уже вышло, и рыбаки на бортах в последний раз выбирают сети, выбрасывая за борт затесавшуюся в улов мелочь. За этим у нас надзор строгий — поймают на том, что ячея слишком мелкая в сети или мелочи в улове больше допустимого, и оштрафуют на первый раз так, что хоть баркас продавай.

Чуть дальше, за баркасами, резал поверхность воды форштевнем небольшой патрульный катер. Он принадлежал околотку, на борту были урядники — четверо. Посреди катера стояла турель со всё той же неизменной спаркой крепостных пулемётов. Самое популярное оружие — куда их только не ставят. Их у нас «металлорезками» зовут.

Урядники на реке не бездельничали. Случались нападения даже на рыбаков как со стороны мелких группок бандитов, пытающихся захватить их баркасы, так и со стороны подводной нечисти или чудовищ. На вооружении катерка были даже глубинные бомбы — маленькие железные бочонки, бросаемые за борт руками.

Путь парома лежал не совсем поперёк течения, а чуть выше, где в единственном пологом месте обрывистого берега пристроилось небольшое укрепление за частоколом, в котором тоже несли службу городские ополченцы. Эта пристань для городка нашего важна, потому как она — единственный путь, по которому можно с машинами на противоположный берег сгрузиться. Не будет её — и переправляться придётся аж через Тверь. А от Твери берегом до этого места тоже не слишком дойдёшь: надо пересекать реку Тверцу, в ширине своей немалую.

Наш городской совет уже не раз обращался к командованию тверского войска, чтобы поставили на той стороне нормальный форт и разместили в нём гарнизон. Не ровён час, отрежут весь угол между Великой и Твердой от снабжения — что тогда делать? Но все письма пока терялись в тверских канцеляриях, и слабенькое укрепление оборонялось ополченцами.

Дальше от берега, верстах в тридцати, будет форт, в котором несёт службу туземный гарнизон, но берег он не прикрывает — лишь перекрёсток дорог. Неразумно это. Захватит кто берег, и тот гарнизон в окружении окажется. Но у нас всё как всегда — пока не обгадишься, и порток менять не треба.

Паром потихоньку допыхтел до противоположного берега, началась швартовка. Я снова забрался в кабину, ожидая сигнала к выгрузке. Вскоре помощник капитана махнул красным флажком, и наша небольшая колонна полезла на пирс, а оттуда по мощённому речным камнем откосу — на высокий берег. Часть берега была ограждена частоколом, в середине которого разместился бетонный колпак пулемётного дота. Всё. Маловато для серьёзной обороны. На смотровой вышке, возвышавшейся над частоколом, стояли двое ополченцев с биноклями. Невелика сила, серьёзное нападение им в жизни не отбить — одна надежда, что сумеют сигнал подать да добежать до катера.

А опасностей в этом мире хватает. Это поначалу, когда мы, пришлые, появились здесь, от нас все разбегались. Огнестрельное оружие, машины, броня, пароходы. А что теперь? Винтовка у любого дикаря имеется, добыть её дело нехитрое. Винтовки с револьверами, простите, на базарах и в лавках продаются. Да, взрывчатку с порохом только пришлые производят, но те же патроны продаются, и купить их может кто угодно. А динамит, что в кузове лежит у меня, так и вовсе товар — пришлые им торгуют. Нарушение моё не в том, что я его гномам на продажу везу, а в том, что нет у меня для этого лицензии, и налог я потом платить не буду.

Речные пираты из аборигенов нападают на караваны на скоростных моторных лодках и баркасах, и если нападения удачны, то их лодки усиливаются трофейными пулемётами. Бароны с графами из своих замков выезжают на вездеходах, а у ворот стоят не алебардщики, как пару веков назад, а пулемёты на станках и дружинники с карабинами. Дружины местных владетелей покупают броневики, пусть упрощённые и только пулемётные, но всё же. Которые давно сжили со свету рыцарскую конницу, кстати говоря.

Управляющие баронские трясут и выбивают дань из крепостных кметов не розгами, а полевым телефоном. В аборигенских городах преступников сажают на кол и разрывают на куски не конями и быками, а лебёдками. Благодаря нам уровень вооружения местного населения подскочил небывало, а вот мозги… мозги не изменились. Средневековье здесь, со всеми издержками. Хорошо хоть языческое, а то ещё инквизиция завелась бы. И жарила грешников на газу из баллонов. Или ранцевыми огнемётами. Впрочем, последние не только инквизиция использует, а кто попало. Запрут приговорённого в узкую клетку, подвесят на крюк — и ну жечь огнём.

Поначалу немало желающих поуправлять местными землями появилось среди пришлых. Кое-где власть захватили, править начали… да и плюнули на это дело, вернулись в свои пришлые анклавы. Нравы у местных очень уж шокирующие для непривычного человека. Казни казнями, а что скажете, когда красавицы местные месяцами не моются, а из-за пиршественного стола гости обоих полов отлить бегают за шпалеры в том же зале? Вытошнило гостей из пришлых раз, другой — да и плюнули они, решили, что чёрт с вами, сами управляйте своей помойкой.

К тому же Пересечение миров раздробило весь мир на изрядно изолированные друг от друга куски. Что вдоль рек — с тем оказалось проще. По реке и связь между землями. А вот то, что от реки в сторону, — так или горы, или Дурное болото везде. Неудобно торговать, сплошные объезды, чреватые нападением всякой дряни, неудобно править, неудобно собирать налоги. Вот и распространили пришлые своё влияние вдоль русла Великой от самого верха до самого устья, да ещё на Южные острова, но не больше. Все прибрежные государства вроде бы независимыми остались, но влияние пришлых в них сильно, очень сильно. Те просто данниками стали, дают товар, солдат в сипаи[27]. А чем дальше от Великой — тем меньше влияния. Там уже своим умом и своими нравами живут. И нравы подчас вовсе не цивилизованные. И многие не против жить разбоем или, скажем, попытками облагать налогами торговые пути, эдакие классические «бароны-разбойники». Впрочем, такие они и есть, даром что их дружины сменили копья на трёхлинейки или карабины «маузер»[28].

Именно такие захолустные разбойничьи княжества не стеснялись устраивать налёты на земли пришлых и зависимые от них государства. Именно в таких местах трофеи были самыми жирными, а риск… ну какой разбой без риска? Тем более что смерть в Средних веках понятие очень обыденное, ею никого не удивишь. Постоянные войны, антисанитария, нападения банд. И это невзирая на то, что медицина здесь куда сильней, чем в старом мире, потому как магическая. Средний деревенский знахарь сто очков форы даст академику из старого мира, если книгам верить.

И ведь это ещё не всё. Пусть лечат здесь лучше, но чего в старом мире не было и в помине — всей этой нечисти. Здесь за городские ворота после наступления тьмы если выходить, так только большим отрядом, вооружившись до зубов. И от нечисти с чудовищами люди гибнут часто, смерть обыденна. Зачем такие зверские казни? Да затем, что обычной смертью аборигенов не напугаешь, они с ней всё время в обнимку ходят. Вот и приходится властителям пугать своих подданных нечеловеческими муками.

Пока я так размышлял, дошла моя очередь на выезд через ворота частокола. Тут уже никакого жезла я не касался — меня лишь записали в толстенную книгу да и выпустили на дорогу, по которой я дальше поехал один. Урядники сразу свернули направо, вдоль берега, у них просто ежедневный объезд территории, а купеческие грузовики потянулись вдоль реки вверх. Видать, за овощами — там кметы-арендаторы капусту выращивали.

Дорога потянулась через обширные луга, через какие я больше всего ездить любил. Хорошая грунтовка для моей машины как перина, а в лугах засаду устроить куда труднее, чем в лесу, сколь бы высока трава ни была. Да и нечисть предпочитает леса лугам.

В общем, погода радовала, после нескольких дождливых дней выглянуло солнце, немного припекало, и я даже откинул брезентовый верх с кабины. Машину удалось разогнать почти до пятидесяти километров в час, что было отлично для такой дороги. Вскоре, однако, я насторожился. Грунт ещё не высох окончательно после дождей, лишь сверху немного прихватился, и на дороге появилось множество следов как от автомобильных колёс, так и от лошадиных копыт.

Я остановил «копейку», вылез, присел на корточки. Следы относительно свежие, но прошли здесь ещё до того, как выпала утренняя роса. Роса потом на обочинах на следы капала. Значит, шли с вечера. Кто именно шёл — гадать не надо. Следы бронетранспортёрных колёс ни с чем не спутаешь, да и у лошадиных копыт видны отпечатки подков единого образца — военного. А армия здесь одна может так шляться, да ещё на таких копытах: тверская. Хорошо это или плохо? Трудно сказать.

Я вернулся за руль и поехал дальше, размышляя, чем мне грозит изобилие войск в этих местах? Накроют меня с нелегальным динамитом? А поди докажи, что он нелегальный, я уже говорил об этом. Может, я с его помощью намерен вскрывать убежища свидетеля Пантелея, чтобы его властям затем явить во всей красе. Сыскное-то поручение у меня в кармане. Чем ещё грозит? Грозит ещё тем, что можно напороться как раз на тех, за кем войска отправились. А то, что это не просто учения, сразу ясно. Учения все на правом берегу Великой проводятся, чтобы зря транспорт не гонять. Там пейзаж такой же, разницы никакой. А если уж переправились, значит, причина есть, настоящая.

Прошло несколько БТР[29], прошли машины с пушками на прицепе. И среди следов лошадиных видны следы не слишком широких, округлых в сечении колёс. Такие бывают только у полковых пушек, что на конной тяге. Значит, проследовало не меньше эскадрона драгун, и с ними батарея конной артиллерии.

Тут меня учить не надо, я в Первом драгунском полку, в разведывательном эскадроне, пять лет прослужил, в унтерах в запас вышел. Камуфляжная драгунская куртка со всей остальной формой и сейчас дома в шкафу висит на случай призыва. Так что знаю, что и к чему.

Ладно, чего гадать, надо дальше ехать. Всё равно обратно поворачивать не стану. Разве что проверил, как карабин из гнезда вынимается. Мало ли?

Дорога продолжала вилять среди полей, то опускаясь в низины, то поднимаясь на симпатичные пологие холмики, скрывающие, однако, обзор. И примерно через час я выскочил прямо на военную заставу, расположившуюся на опушке леса, где и был остановлен караулом. Двое спешенных драгун с СВТ-К[30] в руках, вроде бы на меня не направленных, остановили меня возле лёгкой самодельной рогатки, перегораживающей дорогу.

— Стой! Кто такой? — скомандовал стоящий справа от них драгун с лычками обер-ефрейтора на петлицах видного из-под камуфляжа кителя.

Дальше, среди кустов, стояли ещё трое, не бросаясь особо в глаза — страховали тех, что у рогатки. Лёгкие мягкие фуражки у всех, с княжеским гербом на них, над козырьками подняты противопылевые очки на резинках. Просторные камуфляжные куртки, затянутые ремнями в поясе, с множеством подсумков на ремнях и портупеях. В подсумках запасные магазины, в специальных удлинённых — два «тромблона»[31], в винтовочных — гранаты. За спиной плащ-палатка в скатке, притороченная ко дну небольшого ранца. Сбоку на ремне широкий штык-нож в стальных ножнах. Снизу курток защитного цвета галифе без лампасов и высокие сапоги с маленькими шпорами. Кавалерия всё же, хоть и конные стрелки.

— Охотник, по поручению на сыск, — отрекомендовался я и вытащил свою серебряную бляху, висящую на груди на кожаном ремешке.

— Поручение где? — спросил обер-ефрейтор.

— Вот оно.

Я протянул ему маленький тубус с документом. Он открыл его, аккуратно достал бумагу со слегка светящейся печатью, протянул её мне. Я провёл над ней ладонью — печать мигнула. Значит, действительно на меня документ выписан, такое не подделаешь.

Он вернул документ, махнул рукой, показывая дальнейшее направление, сказал:

— Прямо езжай, остановись у палатки, где стол стоит. Там тебя зарегистрируют.

— Понял. Бывай, служивый.

Я тронул «копейку» с места, объехал «язык» леса — и оказался на огромной поляне, почти полностью забитой военными. Ничего себе, всерьёз выехали!

Вдоль дальней опушки возле лошадей выстроился целый драгунский эскадрон, сила немалая. Посреди поляны стояли четыре «мула»[32], от которых отцепили и выстроили в ряд стопятимиллиметровые гаубицы с большими дульными тормозами. Станины раздвинуты, стволы задраны вверх, суетится прислуга. С ними ещё один БТР-5, с «утёсом»[33] и ПКТ в башне — командирский и боевое охранение батареи. Два двухосных БТР-4, заляпанных камуфляжными пятнами, стояли поодаль. Возле одного из них стояли, склонившись у раскладного столика, несколько офицеров, мудрящих, судя по всему, над картой. Второй бронетранспортёр был интересней. Возле него стояли двое — мужчина и женщина в чёрной форме с серебряными погонами, в небрежно наброшенных на плечи летних офицерских шинелях, разговаривая друг с другом, а возле них четверо бойцов из ведомства контрразведки. Их можно отличить по чёрным же фуражкам с серебряной кокардой.

На БТР подняты два шеста: в такие амулеты дальней связи устанавливают. Понятно, даже военных магиков вытащили с собой — значит, что-то серьёзное затевается.

Дальше в поле разворачивались четыре полковые гаубицы-пушки ГПК-2[34] облегчённого кавалерийского образца с укороченными, как будто обрубленными, стволами, с огромными катушками дульных тормозов. За ними стоял грузовик с боекомплектом, а вот во втором грузовике прибыл взвод гурков, измазанных зелёным, в лохматом камуфляже, с обмотанными лентой карабинами. Всех привели — значит, точно не шуточки.

Я доехал почти до палатки со стоящим возле неё столом, остановился. За столом восседал вояка с густыми усами и очень знакомым лицом. На видневшихся из-под камуфляжной куртки защитного цвета петлицах красовался широкий продольный галун вахмистра[35]. Я выбрался из кабины, раскинул руки в приветствии:

— Парамоныч! А ты всё служишь!

— Волков, чтоб тебя! — встал навстречу вахмистр.

Мы обнялись, похлопали друг друга по спинам.

— Ну как ты, где ты теперь? — спросил он.

— В охотниках, в Великореченске. А ты всё служишь, как погляжу? Повысили?

— Служу, а что мне остаётся? — махнул он рукой. — Четырнадцатый год в строю, почитай. Зато и повысили, только больше уже некуда. Куда путь держишь?

— В Серые горы, к гномам.

— Так просто? С торговлей?

— Нет, по делу. Ловлю тут одного, взял сыскное поручение, — слегка покривил я душой, смешав мух и котлеты в одной тарелке.

— Злодея, что ли? — хмыкнул Парамонов. — Ну лови. Но поаккуратней.

— А что тут делается? — обвёл я рукой военный лагерь.

— Эльфы опять шалить начали. Вылезли из-за Вороньей гряды, прорвались в свой бывший лес, а попутно три хутора сожгли со всеми арендаторами. Двадцать семь человек вырезали.

— Не зверствовали? — спросил я, хоть и заранее ответ знал.

— Эльфы — да и не зверствовали? — хмыкнул старший унтер-офицер Парамонов. — Они же нас даже за животных не держат, зверствовали как могли. Ни одного человека нормально не убили. Разведка троих поймала — нам навстречу дозором шли. Вон они.

Возле штабного бронетранспортёра на траве сидели трое изрядно избитых эльфов. Глаза заплыли, носы и губы разбиты, длинные, обычно собранные в хвосты волосы грязны и всклокочены. Никакой красоты, в общем. У всех руки туго связаны за спиной, да ещё между собой одной верёвкой. Возле них стояли трое же драгун с карабинами наперевес.

— Но вроде бы дали координаты своего лагеря, когда их колдуны поспрошали и заодно к телефону подсоединили, — сказал Парамонов, затем хмыкнул и добавил: — Они на пытку и угрозу смерти хлипковаты: бессмертные, им про конец существования думать невыносительно. Сейчас там гурки[36] разведывают. Если подтвердится, начнёт артиллерия работать.

— В каком направлении?

— На север. Ты, если дальше поедешь, бери южнее и оттуда по окружной дороге к западу. Тогда не нарвёшься. Наверное.

— Спасибо за совет, а то я через Пущу напрямую ехать собирался, — поблагодарил я.

— Не, не надо! — замахал рукой Парамонов. — В самое пекло можешь влезть. У нас ещё до роты гурков в лесу шляется — засады готовят. Попытаемся артиллерией и драгунами эльфов на засады выдавить. Ты смотри живым им не попадись. Сам знаешь, чем закончится.

— У меня шесть ящиков динамита в кузове, — показал я на свою машину. — Если окружат, мне только гранату туда закинуть. Всех на дерьмо размажет, а уши аж до Твери долетят.

— А чего это ты по дорогам с динамитом таскаешься? — с подозрением спросил Парамонов.

Дружба дружбой, а порядок — прежде всего. Парамоныч всегда таким был, сколько я его помню. А помню давно: я под его началом служил.

— У гномов ещё пару заказов хочу взять, — равнодушно сказал я. — Каменные ящеры вроде как завелись, придётся пещеры взрывать.

— Ну ты гля. Прям мастер-многостаночник, — усмехнулся Парамонов.

— А что время терять? Раз всё равно туда еду. Так подзаработаю попутно. Охотника, что волка, ноги кормят.

— Ну, про тебя это точно сказано, Волков.

Неожиданно обе батареи гаубиц — и самоходных, и полковых — разом бабахнули, выпустив куда-то в сторону дальнего леса восемь снарядов. Мы замолчали. Через пару десятков секунд в дальнем лесу рвануло, поднялись дымные облака. Эльфы, балбесы, по старой привычке от всех врагов в лесах прячутся. А артобстрел осколочными снарядами в лесу — самое гиблое дело, лучше под него не попадать. Когда снаряды в стволы деревьев бьются, осколки сверху в любом из укрытий поразить могут. К тому же эльфы до сих пор щели копать не привыкли. Они в жизни ничего не копали и круче мандолины да лука в руках не держали. Ну стакан ещё разве. Сейчас, правда, луки они на винтовки сменили и стреляют здорово, но вот шанцевым инструментом не обзавелись, землю под собой копать не научились. Поэтому точные артобстрелы косят их изрядно — проверено.

Быстро перезарядившись, полковые гаубицы бабахнули опять, затем их догнали тяжёлые стопятимиллиметровки. А дальше, судя по всему, дали команду: «Беглый огонь», потому что все восемь орудий замолотили в произвольном порядке, словно компания идиотов-переростков колотила кувалдами в большие металлические ворота.

Спешенные драгуны под командой унтеров с обер-ефрейторами начали выстраиваться в цепь — они пойдут к лесу после окончания артобстрела, выдавливая эльфов на егерские засады. Офицеры пока остались у штабного бронетранспортёра, вместе с двумя офицерами-волшебниками да их охранниками. Военный колдун на службе без двух солдат охраны может только в палатку к командиру зайти, и всё. Как ни крути, а колдун сам по себе и орудие, и обслуга оного, так что похитить такого враг всегда нацелен.

Один из колдунов крутил в руках короткий жезл с кристаллическим навершием. Он у них обычно на все случаи жизни — и средство связи, и аптечка, и оружие. Впрочем, у этого колдуна на поясе висела кобура. Колдунья оружия не носила. Но жезл у неё был точно таким же. Ими всех военных колдунов централизованно снабжали, а вот чары, которые в жезлах были прошиты — это личное дело каждого, тут их всех в строй не поставишь.

Магичка будто прислушалась к чему-то, повернулась к офицерам и заговорила. Те закивали. Вскоре из-за края ближнего к нам леса, гудя моторами, выскочила пара штурмовиков — «коршунов»[37], довернувших в плавном вираже в сторону невидимого противника. А следом, выше, летел разведчик-корректировщик «аист»[38]. Штурмовики прошли над лесом, и каждый как будто вывалил из брюха порцию пустых консервных банок. Словно мусорное ведро перевернули. Затем у каждой летящей к земле банки появился длинный тряпочный хвост, стабилизировавший её падение, а метрах в пятидесяти над землёй эти хаотично на первый взгляд падающие бомбочки начали взрываться с резкими звонкими хлопками, осыпая всё внизу тысячами свинцовых картечин.

«Аист», видимо, начал корректировать огонь артиллерии, потому что наступила краткая пауза, а затем разрывы сместились правее и, кажется, дальше. Кто-то отдал команду, и цепь спешившихся драгун направилась в сторону леса, неся карабины наперевес. Операция против напавших эльфов началась. А я решил не досматривать, понимая, что вскоре цепь скроется в лесу и смотреть станет не на что. Попрощался с Парамонычем и поехал себе дальше по указанной доброжелательным старшим унтером дороге. Немного в объезд, но всё безопасней, чем через зону боевых действий. В этом он прав: не приведи боги попасть в руки какой-нибудь группке эльфов, вырвавшейся из окружения. Смерть примешь такую лютую, что и представить трудно.

Поэтому я на всякий случай снял свой карабин с предохранителя и загнал патрон в патронник. А на двух цилиндрических гранатах ГОУ-2[39] со снятыми «рубашками» разогнул усики, присоединил к ним длинные деревянные рукоятки, позволяющие закинуть эту гранату подальше. Бережёного боги берегут — в этом мире даже младенцы знают. Тем более что наличие богов, как выяснилось, вовсе и не шутка.

Артиллерийская канонада доносилась долго, пока я не отъехал от места проведения операции вёрст на двадцать. Пару раз на дороге встречал усиленные разъезды драгун, но ко мне они не придирались, полагая, видно, достаточным, что я проехал первые заслоны.

Всё, что я сейчас видел, было продолжением и развитием старого, почти двухвекового конфликта. Начался он со столкновения деловитости людей с высокомерием эльфов. После Пересечения миров люди начали налаживать торговые пути с соседями. Самые лучшие отношения установились с гномами, отдававшими должное людским технологиям и готовыми поставлять взамен многое полезное людям. Однако в наших краях единственный пригодный для торгового обмена путь «из людей в гномы», в Серые горы, проходил через самый край эльфийской Закатной пущи. Депутация Тверского княжества совместно с гномами направилась к эльфам на переговоры. Просили в общем-то немногого — разрешения провести дорогу по дну оврага на протяжении семи миль — чуть больше девяти километров — через эльфийский лес, без права проезжим покидать дорогу, в стиле «шаг влево, шаг вправо…» и так далее. Эльфы отказали, причём в достаточно оскорбительной форме.

Здесь опять следует оговориться. У эльфов вообще такая манера общаться с людьми — оскорбительная. Они, почти бессмертные — если, конечно, не пришибить, — воспринимают коротко и жадно живущих людей кем-то вроде насекомых. Вершина природы — они сами, затем деревья их лесов, потом животные и где-то в самом низу списка — люди, гномы и прочие орки. Это у нормальных, традиционных эльфов. Эльфы, как и люди, очень разные, и народы у них разные. Даже языки отличаются. Многие из них с «насекомыми людьми» вполне сжились. Но эльфы Закатной пущи были самыми что ни на есть традиционными, то есть хамами распоследними. Из тех, что всегда напрашиваются на неприятности.

Затем появилась вторая делегация, предлагающая эльфам чуть не луну с небес в обмен на дорогу. Никто не собирался там пилить на дрова их драгоценные мэллорны с аэрболами, или как там вся их святая древесина называется. Но эльфы охамели окончательно — освежевали заживо послов, магией укрепили в них жизнь и сбросили с лошадей рядом с лагерями, где ждали их сопровождающие, нашив на живое тело каждому по куску пергамента с письмом, ничего, собственно говоря, кроме оскорблений и самовосхвалений, не содержащим.

Послов пришлось добить — никакие усилия колдунов не могли восстановить кожу. А с эльфами переговоры прекратились, и Тверское княжество, даже не привлекая гномов, с неохотой покидающих горы, обрушилось на высокомерных обитателей Пущи всеми наличными силами. Магия Пущи не помогла — зажигательные снаряды с напалмом и белым фосфором вполне успешно устраивали пожары. Гурки оказались в лесной войне совсем не хуже самих эльфов, а если честно, то и лучше, потому что учились новому с желанием, а эльфу учиться хоть чему-то, чего не было раньше — унизительно. Даже винтовки, которыми они всё же вооружились, сами они почитали оружием «низким», в подмётки лукам не годящимся. Впрочем, из луков никто стрелять и не пробовал, вся эльфийская армия закупила трёхлинейки и «Энфилды» через посредников. Противопоставить артиллерии оказалось вообще нечего, пулемётный огонь броневиков выкосил единственную предпринятую эльфами атаку в конном строю. Самым главным шоком для них было то, что можно вести войну, не глядя друг другу в глаза. Например, артобстрелами… К их счастью, производства самолётов тогда ещё не наладили. В результате война была выиграна людьми быстро, с малыми для себя и катастрофическими для племени эльфов потерями. Их оттеснили чуть не на сто вёрст к северу и оставили в покое лишь потому, что не хотели портить отношения с их сородичами из других мест. Геноцид никем не поощряется. В теории.

У эльфов же страх смерти удивительным образом сочетается с фатализмом и верой в пророчества. Примерно раз в несколько лет среди бывших эльфов Закатной пущи появляется очередной полувождь-полупророк, который видит какие-то знаки, который слышит голоса и который умудряется воодушевить соплеменников на совершенно нелепые с военной точки зрения действия. Они предпринимают налёты на людей, обосновавшихся на землях, прилегающих к бывшим эльфийским, расправляясь с поселенцами способами жестокими и мерзкими. Успехи же военные при этом бывают весьма ограниченными, потому что для достижения серьёзных военных целей они вынуждены покидать леса, а в чистом поле эльфы проигрывают людской армии по всем статьям. Раньше эльфийские маги опережали людских, а теперь и этого нет, баш на баш, спасибо аборигенам. Где научили пришлых, а где и сами нанялись.

Во время своей службы в Первом драгунском мне довелось в течение нескольких месяцев участвовать в таких операциях, проходивших как раз в этих местах, — вот и сейчас ничего не изменилось. Попартизанят эльфы до холодов, хоть и активно, выбьют у них самых боевитых, и они отступят опять к северу, в новую свою пущу, где вынуждены были обосноваться вместо старой. Если бы их другие эльфы поддержали, то они, может быть, чего-нибудь и добились. Но другим эльфам не до них — их свои пущи заботят. Такого разрозненного народа, как эльфы, и нет нигде более, наверное. Ни до чего им дела нет, даже друг до друга — даром что бессмертные.

А мэллорны их с аэрболами на дрова всё же пошли. Когда рубили полосу безопасности вдоль новой дороги, девать их было некуда. Разве что насчёт дров я преувеличил. Древесина у мэллорна дивного серебристого оттенка, а у аэрбола — оттенка красного. Вот и пустили их на дорогую мебель и всякое такое, наплевав на святость. Зря, наверное, но очень уж хотели эльфов унизить за казнь послов. Ложа для дорогих ружей из этого дерева делали, как я слышал.

Сейчас я ехал не по той относительно широкой и укатанной дороге, о которой даже понемногу заботились, а по едва заметной в высокой траве колее. Она вела в объезд оставшегося от эльфийской Пущи изрядного куска леса, который отсекла от массива та самая дорога. Крюк не слишком большой, километров под тридцать, но ближе к Дурному болоту, которое в этих местах имеется — из-за него отчасти и пошёл тогда спор с эльфами о дороге. А чем ближе к Болоту, тем выше вероятность встретить кого-то, кого встречать не хочется. И скорость на этой дороге ниже, чем на главной, больше тридцати километров в час и не поедешь — так трясёт. Да ещё с динамитом. Динамит хоть и поустойчивей нитроглицерина, но всё равно не подарок.

В общем, я помимо карабина ещё и обрез свой помповый к стрельбе приготовил. Положил рядом, патрон в патронник загнал. Если что полезет откуда, первым делом надо хватать дробовик — и в морду. Если морда есть, конечно, потому что я немало чудовищ видел, где понятие «морда» было как минимум неактуальным. Но тело есть почти всегда, так что найдётся куда пальнуть. А первые два патрона у меня «пробные», половина снаряжения — серебро, вторая — самовоспламеняющийся свинец, магическая штучка, дорогая чрезвычайно, как то же серебро, а серебро идёт к золоту грамм за два. Каждый выстрел мне рублей в шесть золотом обходится, в общем. Зато по таким попаданиям сразу видно, что за тип твари на тебя лезет, чем его гасить — серебром или огнём. Одно из двух всегда на нечисть действует. И такие патроны мне уже раз десять жизнь спасали, так что без их запаса, хотя бы пяти штук, я вообще за городские стены не выезжаю.

Дорога огибала лес, стало удивительно тихо. Даже отголосок далёкого боя пропал. Ни птицы не поют, ни звери не бегают — Болото под боком, поблизости от него ничего живое и чистое выжить не может. Хорошо, что сейчас только за полдень солнце ушло и светит так, что лес сам на себя тень отбрасывает, а не в поле. В таких местах даже в маленькую тень надо с опаской заезжать: всякое может случиться.

И случилось. Как я эту чуду заметил — сам не понял. Была она совсем прозрачная, только что деревья, которые через неё видны были, чуть искажались, как в стекле кривом. И ещё я привык в таких случаях ничего не проверять, а действовать первым. Левой рукой в руль вцепился, чуть отворачивая машину вправо, сбивая возможной прыжок, а правой рукой помповик за рукоятку ухватил, на руль сверху кинул для упора да в середину силуэта и пальнул. Грохнуло, толкнуло в руку так, что чуть кисть не вывернуло усиленным зарядом, но весь пучок картечи ударился в прозрачную тварь.

Как же она взвыла! Как будто не одна она, а с десяток таких застонал-заблажил на разные голоса от боли и жуткой злобы. Такой вой, если кому интересно, тоже признак нечисти — одну глотку подобной твари целый хор не вытянет. Чудовище обычное всегда одним голосом ревёт.

Как будто из колеблющейся пустоты вырвались пучки огня жёлтого, как из огнемёта. Вырвались с силой, как из газовой конфорки. Не серебро — огонь подействовал! А для этого есть у меня средство!

Я рванул из держателя, что на жестяной приборной панели, стальной цилиндр вроде банки тушёнки, только с торчащим из торца гранатным взрывателем. Зацепил кольцо за специальный крючок справа от руля, рванул на себя, услышав звонкий щелчок и одновременно с ним — хлопок запала. И метнул цилиндр под ноги призрачной твари.

Через секунду рванула «консервная банка», вспухла клубком мрачного тёмно-жёлтого с прочернью пламени, охватила прозрачную фигуру, превратив её в корчащийся силуэт. Рёв превратился в визг, взлетел до невероятной высоты — так, что у меня заложило уши. А я не стал дожидаться конца агонии упавшего уже в траву и катающегося по ней чудовища: чего я там не видел? Если нечисть огня боится, то сгорит она без остатка, кучкой пепла обернётся. Так я и не узнаю, кого же я напалмовой гранатой сжег.

Наверное, зыбочник попался: невидимка и у болота — всё совпадает. Зря на свет вылез. Видать, давно тут ему добычи не было, вот и полез. Проезжай я тут ночью — мог бы и из машины вытащить. А вот тогда хана. Зыбочник силен, быстр, а заметен только под лучами солнца, да и то плохо. Живёт в самом болоте, в зыбуне, туда же и добычу тащит, оглушив её предварительно. Плохая смерть от него, мучительная.

Надавил на газ, плюнул на рессоры — и погнал машину дальше километров под шестьдесят в час. Хватит мне пока приключений.

ГЛАВА 8, в которой герой поступается принципом не смешивать личное с делами

Границу гномьих владений обозначал отполированный до зеркальной гладкости с одного бока большой валун, на котором было выбито что-то рунами, и над надписью виднелось изображение наковальни, молота и боевого топора на фоне трёхглавой горы. Как раз такая и венчала главный пик Серых гор, незнамо как очутившихся на месте захолустного Вышнего Волочка, который тоже не пойми куда делся. В старом мире остался, наверное, не проверишь теперь.

Сразу за пограничным камнем нашёлся и пограничный пост. Настоящий блок, собранный из большущих валунов. В укрытии стоит БТР-4, но в гномьей версии. А о гномьих версиях людской техники стоит рассказывать особо. Если не приглядываться, то вроде как бронетранспортёр обычный. Купили шасси с мотором, корпус, по примеру других, сами изготовили, как им удобно. Сверху водрузили стандартную башню с крупнокалиберной спаркой с водяным охлаждением. Разве что цвет у БТР не камуфляжный, как у пришлых людей, а просто стальной, покрытый прозрачным лаком от ржавчины. Гномы секрет устойчивого к любым воздействиям лака для стали давно придумали, людям его продают, а люди тем лаком на патронных фабриках стальные гильзы покрывают.

Но если присмотреться, то увидишь, что каждая стальная панель корпуса бронетранспортёра украшена — орнаментом ли, картинками из гномьей жизни или чем-то подобным, как всегда гномы украшали свои доспехи и лезвия клинков. Мало кто знает на самом деле, что рисунок на доспех и оружие наносит не мастер, который отвечает за качество стали и добротность изготовления, а сам владелец. Мастер украшает оружие, предназначенное на продажу, а если родович куёт для родовича, то за красоту тот уже отвечает сам. Мечник покрывает из вечера в вечер искусным орнаментом клинок меча, гравирует рисунки на панцире. Ну и экипаж БТР тоже отнёсся к машине как к своему доспеху. Вот и возятся с ним понемногу. Наполовину он уже изукрашен, а ещё наполовину — гладкий покуда. Простор для творчества.

Ещё корпус бронетранспортёра скреплен не сваркой, а заклёпками. Это у гномов традиция, и переубедить их в том, что клёпаный корпус хуже сварного, не смог пока никто. Хоть и пытались.

Возле бронетранспортёра расположились четверо гномов. Все вооружены крупнокалиберными «маузерами» под девятимиллиметровый винтовочный патрон[40]. Гномы вообще любят крупный калибр, благо их никакая отдача особо не беспокоит. Они как валуны, что вокруг набросаны — поди сдвинь с места. Ложи, естественно, под их гномью анатомию переделаны, человеку такие неудобны будут. Они на Тверском Княжеском Арсенале закупают стволы, затворную группу, ударно-спусковой — в общем, всё, что в винтовке стреляет, а ложа уже делают сами. Кстати, стрелки из гномов в основном так себе, снайперов не встречал.

На каждом из гномов кольчуга с пластинчатым нагрудником, шлем, по форме напоминающий людскую солдатскую каску немецкого образца, с короткими тупыми рогами, только ещё и глаза в нём закрыты: через прорези на мир смотрят. Зря это, кстати, для огневого-то боя, зрение тоннельное получается. Но — традиция, не замай!

Каждый гном помимо винтовки несёт на себе небольшую, но очень тяжёлую и чертовски острую секиру. Она у него подвешена к поясу, режущая кромка лёгким чехлом прикрыта. Такой чехол появился после того, как гномы винтовками вооружились. Пришлось в бою падать, и начали все подряд секирами резаться. Раньше гном в бою если и падал, то только мёртвым, а теперь живчиком из одной ямки в другую скачет и в каждой падает.

Щиты у гномов остались тоже в силу традиции. Другое дело, что тащить теперь старый гномий щит размером в осадную пависсу, который всё равно нормальную пулю не держит, смысла не стало. Поэтому щиты уменьшились до размеров ладони и носятся несъёмно на левом предплечье. И на нём вычеканены знаки, обозначающие воинское звание гномьего бойца. Стоящий передо мной соответствовал унтер-офицеру.

В доте, сооружённом из тех же отёсанных валунов, на треноге стоит пулемёт «шварцлозе» нашей тверской работы, с ТКА. Аборигенам ПК не продают, считают, что не нужно им предоставлять лёгкое и мобильное оружие, а гномы его и сами не хотят. Им слишком лёгкое оружие не нравится, доверия не вызывает. А тот же «шварцлозе» весит как мотоцикл — значит, хорошее оружие. Добротное.

— Стой, кто такой? — прогудел откуда-то из дебрей бородищи гномий унтер.

У них он, кстати, «ур-барак» зовётся, «водитель барака», двадцатой части хирда. Но я его лучше так и буду унтером звать — привычней.

— Александр Волков из Великореченска, вольный охотник, — отрекомендовался я, после чего вытащил из кармана выданный мне в своё время Дарри Рыжим медальон на цепочке и добавил к сказанному: — Добрый гость общины!

— К камню прикоснись, гость, — пробухтел гном. — Община через голые слова тебя знаешь где видала?

У гномов всё делается если не через задницу, то через камень. Вот и сейчас на блоке у них большой кристалл, подточенный до вида неаккуратной чаши. Опускаешь туда медальон за цепочку, и если чаша засветится, то ты тот, о ком речь. Так и вышло. А как ещё могло, если я тут езжу раз в двадцатый и из этих разов этот самый унтер меня в половине случаев встречал?

— Ты гля, опять те въезд не закрыли, — неуклюже пошутил «водитель двадцатой части хирда», — тады проезжай, раз тя к нам принесло. Добрый гость, мать её в камень, общины.

Я проехал через пост, повилял ещё минут десять по лесной дороге, быстро переходящей в предгорья. Затем она пошла вверх, и ещё через пару минут я оказался на широкой площадке перед воротами, ведущими в гигантский зев пещеры. Огляделся.

Укрепились тут гномы всерьёз — куда там всяким крепостям! Изнутри прорыли тоннели к бойницам, затащили крепостные пушки, устроили пулемётные гнезда. А дорога сюда всего одна — вихлястая, быстро не поедешь. Её огнём в десять слоев накрыть можно.

У самих-то гномов наверняка дорога не одна. У гномов секретных отнорков хватает, а вот предателей за всю историю у них не было, чтобы оный секрет всем раскрыть. Конечно, в гномьей истории предатели упоминаются, но были они всё больше жертвами интриг политических, секретов подгорного племени никому не раскрывавших.

Кстати, через такое уважение к секретам и началась хорошая торговля между гномами и пришлыми людьми. Не рвались гномы сами открывать секрет взрывчатки, или бездымного пороха, или того же азида свинца, раз люди его магией защитили. У врага секрет узнай, у друга — уважай, — так эти пеньки каменные полагают. За что и пошли у них с пришлыми совет да любовь, в то время как к аборигенам гномы относятся хуже, считают всё больше жульём, особенно южан. Хоть и торгуют с ними.

Перед воротами опять пост, возле него два наших «виллиса» с салонами, под гномьи габариты[41] переделанными, в кузовах по «шварцлозе» на турели и ещё шестеро бойцов с винтовками, командует ими кто-то вроде нашего обер-ефрейтора. Здесь у меня опять проверили медальон, каковой у гномов, кстати, вообще все документы заменяет, и меня вместе с машиной запустили в ворота. И попал я внутрь скалы.

Огромная пещера была освещена, причём электричеством. Гномы, узнав устройство, сумели соорудить на подземной реке неплохую каскадную гидроэлектростанцию, питавшую теперь все внутренности Серых гор. За этот проект, который всё же разрабатывали для них люди, равно как и за поставленные из Царицына турбины, гномы готовы были всему нашему роду памятники возвести. Теперь же гномы, кстати, очень лихо добывали медь и производили из неё отличную проволоку всех диаметров — тоже прекрасная статья торговли.

По пещере сновали гномы в рабочей уже, а не военной одежде, внимания на меня никто не обращал. Раз через посты пропустили, значит, так и надо, и мне находиться здесь можно. Вдоль правой грубо отёсанной стены вытянулась стоянка грузовиков, и гном со светящимся жезлом указал мне на свободное место. Я подъехал, встал, размотал свисающий сверху шланг на катушке, надел на шноркель. Молодцы гномы. Как только начали машинами пользоваться, тут же соорудили вытяжку для выхлопных газов.

— К кому? — подошёл ко мне регулировщик.

— Вару вызови, дочку Дарри Рыжего. Я к ней.

Вообще-то я больше к её папаше приехал, да только он тут главный, и сразу ломиться к нему просто неудобно. Поэтому я всегда сначала Вару звал.

— Вон телефон повесили. Сам звони, — ответил гном-регулировщик и отошёл, почёсывая бороду.

И впрямь новшество. Раньше такого не было, из караулки специальный гном названивал, а теперь на стене деревянная коробка с латунным наборным диском и лежащей сверху фигурной трубкой. Справа на стене список. Я пробежался по нему глазами, нашёл Вару. Набрал пятизначный номер. После трёх гудков телефон ответил. Я представился. Мне обрадовались. Спросили, чем помочь, я затребовал тачку. Или тележку. Или что-то в этом духе.

Голос в трубке стал деловым. Раз тачка нужна, значит, есть товар. Если товар, то торговля, а торговля — это дело. А дело делается серьёзно. Практичней гномов, если честно, я никого не встречал.

— Жди, через пятнадцать минут буду, — послышался ответ.

— Подожду.

Пятнадцать минут — это неплохо даже, Вара живёт далеко от этих ворот, и бегом-то за десять не добежишь. К счастью, гномы предусмотрели, что кто-то в этом месте постоянно будет кого-то ждать, да и поставили там небольшую пивнушку. И пиво продавали в глиняных кружках, куда я свои стопы и направил. Тем более что у меня к кабатчику дело было.

— Привет, Олли, — поздоровался я со светлобородым гномом в кожаном фартуке, орудующим за стойкой.

— Здорово, Сашка. Что принесло? — спросил он, выставив передо мной кружку с пивом.

— Дела, как всегда.

— Ага, дела. С Варкой, как всегда, — хихикнул в бороду гном. — Пора бы уж.

— Типун тебе на язык, пень каменный, — ответил я. — Ты чего на репутацию честной девушки грязь льёшь?

— Ха, грязь! — взмахнул рукой Олли-кабатчик. — Сколько ей сейчас? Двадцать пять? Сколько ждать? Семь лет? Да её разорвёт к тому времени по всей промежности, от зубов до лопаток, девка от сока лопается. Сжалился бы, засадил, как подобает вольному охотнику. Типа добыча на вертеле.

Ему собственная шутка понравилась, и он заржал так, что люстра над головой закачалась.

Тут опять надо сослаться на гномьи нравы. И не только на тему толщины или тонкости их шуток. Как я уже говорил, что если есть у них какое правило или традиция, то из башки это не выбьешь ничем. Даже если в уши по двухсотграммовой шашке затолкаешь и рванёшь. Как с той же сезонной торговлей — не положено им до сроку на торг ездить, и хоть зарежься — не поедут. А почему? Потому, что так предками записано. А на хрена они так написали? А демон их знает — может, прикола ради, до того дела нет никому.

В общем, примерно такая же ситуация с гномьими девицами. Гномы, народ простой до офигения, как угол дома, иногда поражают этой самой простотой до глубины души. Вы уже по галантности речи заметили, как я думаю. И нравы у них не сложные. То есть я к чему — если девка вдруг с кем и перепихнётся в уголке, никто её не осудит, а даже порадуются за неё. У гном, кстати, такой анатомической особенности, как «девственная плева», не имеется. Вообще. Отсюда и отсутствие культа девственности: всё равно не проверишь. Одна беда — не с кем ей так веселиться. Потому что предки бородатые на какой-то скрижали записали: «Да не возьмёт муж нашего народа деву нашего народа, пока не минет ей тридцать лет и три года, а мужу — сорок и четыре». И всё, звездец.

Нет, конечно, гномы живут дольше нас, для них и триста лет нормальный возраст, но всё же… Те же мужики гномьи могут хоть молотом наковальню бить, чтобы, значит, энергия выходила, а девкам что остаётся? Их тут не слишком эксплуатируют, берегут, пока им тридцать лет и три года не стукнет. Но и сами не претендуют на них, пока не стукнут те самые «сорок и четыре». При этом гномские мужики всё же свои дела решают в «служебных командировках». В том же Великореченске в дни торга молодых гномов из борделей не выгонишь без дубины. А почему? Потому, что сказано в завете предков: «Деву нашего народа». А «не нашего» вполне даже можно, даже надо, наверное. А девки дома ждут. «Тридцати и трёх» и «сорока и четырёх». И ни один гном, ни под каким видом, как бы ни хотелось ему и как бы ни хотелось ей, завета предков не нарушит. Такой вот дурак.

Но есть в завете ещё одна лазейка: «муж нашего народа». Именно. И если, скажем, муж будет народу «не ихнего», а, скажем, моего, то вроде и опять не грех. И любая гнома перед заветами чиста. На это Олли и намекает. И уже который раз.

— Олли, я обещаю обдумать ваше предложение, — сказал я. — А ты обдумай моё: пять за бочонок. Десять бочонков.

— Три, — явно без обдумывания сказал Олли, потому что я его сразу поправил:

— Четыре. Торг закончен.

— Три с полтиной. Больше не дам.

— Три семьдесят пять.

— Беру.

Всё верно, не зря же я с утра забегал в купеческие лабазы? Десять пятидесятилитровых бочонков пива загрузил в кузов. Обошлись они мне по два за бочонок. Семнадцать с половиной рублей золотом — чистая прибыль.

— Где? — спросил он, хлопнув толстыми ладонями по столешнице.

— В кузове, где же ещё. Забирай. Таскать не буду, спина болит, — соврал я.

— Ага, ври больше. Да грузчик из тебя, как из дерьма пуля, — добавил гном и направился к моей однотонке с тележкой.

Пока я пил пиво, Олли перетаскал все бочки, после чего отсчитал мне тридцать семь рублей золотом, а к ним добавил эльфийский шелонг. Как раз полтина. Я сгрёб всё в кошель, засунул его себе в карман.

— Олли, с тобой приятно иметь дело, — сказал я.

— Всё равно в следующий раз больше чем по три пятьдесят за бочку не рассчитывай, — ответил, можно сказать, грубостью Олли.

— Олли, я не подлизываюсь, я просто хвалю твои деловые качества.

— Вот когда ты мне будешь пиво продавать, почём сам купил, тогда и будут у меня достойные деловые качества. А пока я чувствую себя обобранным[42], — прикинулся сиротой гном. — Кстати, Вара едет.

Он указал толстым пальцем мне за спину. Я обернулся. Ба, технический прогресс в действии: Вара ехала на электрокаре. Самом настоящем, с платформой сзади и двумя сиденьями впереди.

— Ух ты… Олли, откуда такие? — указал я на приближающийся экипаж.

— Да кто-то из ваших идею подкинул с чертежами, — ответил Олли. — Сделали вот с десяток, их сразу раскупили. На машинах по нашим тоннелям не погоняешь, воняет выхлоп, а на таких электротележках — вполне.

А ведь действительно удобно. На людских заводах такие второй век катаются. Когда ещё организовывали производство. Мне бы раньше сообразить, самому добыть чертежи да гномам продать, раз не секретно. Хотя чертежи такая штука, что лучше не связываться. Никогда не знаешь, во что влипнешь. Лучше уж динамитом влевака приторговывать.

Тележка подкатила, я посмотрел на Вару. А ведь действительно совсем не страшная девка, даже симпатяшка. И что гнома — ни за что не поймёшь, таких лиц с фигурами в наших городах полным-полно. Кожа чистая, нос курносый, глаза голубые, губы полные, нижняя чуть вперёд. Волосы светлые, как у северянки. Возле носа чуть-чуть веснушек, сразу и не заметишь. Ладошки длиной пальцев не поражают, но и не толстые пальцы, скорее детские. Чёрт, Олли, сбиваешь с толку. Не о том думаю, мне с ней ещё торговаться и торговаться сегодня… Всё равно не в моём вкусе она, я лучше к Васьки-некроманта демонессе через забор залезу. Если Васька, конечно, кабанчика не зазомбировал и двор стеречь не поставил.

— Сашка, чего встал? — спросила Вара. — Грузи, что притащил.

Её голос вывел меня из размышлений, я взялся за погрузку. Динамит, десять ящиков с порохом самого лучшего сорта, совершенно бездымным, медленно горящим, для снаряжения снайперских патронов, в жестяных банках. И коробку капсюлей для них же. Гномы мне на своих гильзах патроны соберут, я их Бороде перепродам, а с гномами навар поделю. Товар этот штучный, стоит дорого. Патроны — вообще товар не из дешёвых, в моём бюджете статья расходов изрядная[43].

А ещё у меня с собой пара чертёжиков. Собственного изготовления, не секретные! Хочу с Дарри Рыжим над ними посидеть и попробовать их в работу запустить. Вдруг что получится? Тот даром что верховный правитель здесь, а мастер такой, каких поискать. Впрочем, тут таких в верховные и выбирают — гномы всё же. У них всего две благодетели за серьёзные считаются — мастеровитость и тороватость. И всё. Даже воинские подвиги свои гномы славить любят, но самого великого воина во главе племени не поставят, потому как война ведёт не к прибыли, а к убытку.

В общем, перегрузил я все ящики на платформу электрокара, Вара сноровисто перекинула рычаг вперёд, и тележка плавно заскользила по полу, жужжа электромотором и попискивая на камне обтянутыми монолитной резиной колёсами, объезжая всевозможные штабеля у ворот, ведущих в бесконечные склады и лабазы, ворота и двери в которые вытянулись по обеим стенам просторного коридора. Время от времени она нажимала на маленький рычажок слева от руля, и тогда где-то в недрах машинки отчаянно звенел звонок, похожий на школьный, распугивая зазевавшихся на пути.

Управлялась она со своей машинкой на диво ловко. В этом вся гномья суть. О том, что стрелки из них получаются посредственные, я уже сказал. Зато не сказал, что каждый гном от природы не только замечательный слесарь и механик, но и водитель всякого самодвижущегося железа. Заметили это очень давно, ещё века полтора назад, когда пришлые люди в своих городах наладили наконец выпуск всевозможной техники в достаточном объёме, чтобы начать ею торговать. Одно время у новых людских правителей даже появилась мода приглашать водителей и пилотов из гномьего племени — очень уж легко и хорошо всему они обучались. Потом такую идею оставили, сделав ставку на подготовку собственных кадров. Не столь уж разительным превосходство гномов было.

Давно и не нами замечено, что люди во всех делах оказались «середнячками». Вот я уже рассказал, что эльфы в своей массе стрелки получше нас, но технику презирают и избегают её всячески. Никто толком и не выяснил, каким водителем может быть эльф, потому что никто не видел эльфа за рулём. Или за штурвалом самоходной баржи. Или даже на капитанском мостике парохода. С тех пор, как эльфийский парусный флот себя изжил, так эльфов на воде только пассажирами и видели. Управлять чем-то громыхающим и чадящим им тоже не эстетично. Даже самолёты они не водят, хотя ограничений на продажу тех же «кукурузников» нет никаких. Гномы, например, покупают чуть усовершенствованные По-2[44] как почтовые и как разведчики, летают на них, и очень эти простые самолёты гномам нравятся. Их в Ярославле производят специально для продажи аборигенам, равно как выпускается и «Крылатый конь»[45], который и за транспорт выступает, и за лёгкий пассажирский — немало местных герцогов с баронами на таких друг к другу летают в гости.

Гномы в механике дадут человеку сто очков вперёд, но стрелки они плохонькие, в бою больше надеются на артиллерию и пулемёты, верховой езды избегают, и даже путешествиям по воде многие из них доверяют не очень, хоть шкипера из гномов встречаются, и очень хорошие. Речным флотом так и не обзавелись, для перевозки товара у людей фрахтуют баржи… Если поймаю Пантелея и награду получу, куплю такую баржу и буду гонять вниз по Великой с гномьим товаром. От гор своих отходят неохотно, разве что с торговыми караванами — это святое! — в общем, не универсальны они, равно как и эльфы, в своих навыках.

Есть ещё орки, изрядно лихой народ, силой не обделённый, но у тех одна проблема — так уж они устроены, что эмоции главенствуют над логикой и смыслом. Отсюда их проблемы с образованием более-менее многочисленных племён: вечно дерутся друг с другом. Такой вот народ — одни эмоции.

Люди же как будто взяли от всех понемногу. В стрельбе в большинстве своём эльфам уступают, но ненамного. Может быть, за двести метров я все жёлуди с дуба по одному из винтовки и не посшибаю, а вот тех же эльфов, что делать это умеют, если их по дубу рассадить — запросто. Свою «копейку» так ловко по бездорожью, как гном, я не проведу, но всё равно не завязну и куда надо доеду.

Но самое главное, чем берут люди — умением приспособиться к любым условиям. Наш короткий век приводит к тому, что каждое новое поколение меняющийся мир воспринимает как данный по определению. Гномы живут дольше в несколько раз, и многим из них в течение жизни приходится менять даже мировоззрение, что в зрелом возрасте, согласитесь, тяжеловато. Вечные же эльфы, помнящие времена, когда лишь одни они с богами населяли земли, вообще так и не поняли, кто такие люди с гномами, и, несмотря на то, что последние теснят их везде, относятся к ним не просто высокомерно, а как бы и не замечая. Другое дело, что молодые эльфы относятся уже совсем по-другому, а кое-где появились новые народы, от контактов эльфов с людьми родившиеся, но не они определяют политику эльфийских анклавов. Там правят те самые реликты, полностью утратившие связь с реальностью.

Опять я отвлёкся, в общем. Рассказывал-то я о том, как Вара ловко с электрокаром управлялась. Разъезжалась со встречными в миллиметрах, огибала штабеля с товаром на волосок, никого не задела, никого не сбила с ног, и минут через десять мы остановились у дощатых ворот, украшенных знаком драконьей лапы, держащей корону: семейным клеймом рода Дарри Рыжего. Гнома хлопнула в ладоши, ворота распахнулись. Но не магически — открыл их молодой гном с едва пробивающейся бородой, младше самой Вары, пожалуй. Она милостиво ему кивнула и закатила электрокар внутрь. Гном молча закрыл ворота, подхватил с пола звякнувшую сумку с инструментами и куда-то побежал с деловым видом.

Вара спрыгнула с водительского сиденья и сразу подключила кар к гудящему трансформатору. На зарядку поставила. Я огляделся. Тут я ещё не бывал. В семейный склад Дарри меня пока не приглашали. Не из-за недоверия, как я думаю, а потому, что далековато от входа и покоев, а каров раньше не было.

Склад занимал просторную сухую рукотворную пещеру со сводчатым потолком. Освещение было включено лишь частично, в самых важных местах возле входа, дальняя стена тонула во мраке. Эха, как ни странно, не было. Наверное, потому, что и пустого пространства в складе не наблюдалось. Вдоль стен и в проходах громоздились какие-то ящики, на стеллажах лежали всевозможные инструменты, детали, винтовочные стволы. Семейство Дарри славилось именно как инструментальщики — этим всегда и торговали. У стены справа вытянулся огромный письменный стол с конторкой, за которой стояли целых три кресла. Видать, когда Дарри с присными собирался на торг, там сидели аж трое кладовщиков. По крайней мере, мне так представляется. На столе были разбросаны бумаги, лежали счёты, стоял механический арифмометр, пробивающий все подсчёты на бумажной ленте.

Вара прошла мимо меня, виляя круглым задом и цокая невысокими каблучками туфелек по каменному полу. Плюхнулась боком на стол, так что и без того не длинное синее платье совсем уехало вверх, открыв крепкое белокожее бедро, а стол жалобно скрипнул. Хорошенькая она, не возразишь, но не пушинка. Килограммов семьдесят в этой не слишком высокой девушке имеется. Она нагнулась вперёд, опёршись пухлыми ладошками на столешницу и давая возможность мне заглянуть в вырез платья. Я возможностью воспользовался: у гном всегда есть на что там глянуть. Плоскогрудых среди них отродясь не было. И на Варе природа не отдыхала — грудь такая, что ладони зачесались.

— Ну, говори, что привёз? — спросила она меня.

— Динамит, в шашках по… пять целых и четыре десятых унции, — прикинул я в уме вес двухсотграммовой шашки. — Слушай, когда вы наконец в граммах с килограммами считать начнёте?

— Когда мы помрём и новые заветы предков напишем. Лет через пятьсот заходи, — отрезала она. — Сколько за динамит хочешь?

Я бы лучше с самим Дарри Рыжим торговался, вот ей-богу. Вара мало того что во всех ценах дока — она от безделья и сексуальной неудовлетворённости торгуется так, как будто от этого её жизнь зависит. Хоть бы трахнул её кто-то.

— Динамита шесть ящиков, в каждом ящике по сто шашек. Рубль золотом за шашку, десять процентов скидки за опт, значит… — Я сделал вид, что считаю в уме, хотя давно все сосчитал: —…Значит, пятьсот сорок золотом.

Она даже не отреагировала на моё заявление, ожидая следующей цены.

— Хорошо, пятьсот за всё, — соскочил я ещё ниже.

А то она не знает, что я наверняка не больше двух сотен за всё заплатил. А я и не платил, я эти ящики в качестве премии с одного строительных дел мастера взял, которому за истребление выворотня больше заплатить нечем было. А за выворотня я взял бы с полста, не больше. Тупая это тварь, и возни с ней не так много.

— Триста. Тут тебе и прибыль, и доставка, — соизволила ответить она.

Ну, пошёл торг. А мне деньги нужны. Мне Пантелея ловить, а сколько его ловить придётся — сами боги не ведают. Поэтому я мысленно благословился и присел рядом с ней на край стола, вздохнул. Кстати, пахнет от неё приятно, мылом и чем-то вроде трав луговых. Духи такие, что ли? Для гномов слишком изящный запах: они любят что послаще да погуще. Максималисты, так сказать. Наверняка что-то от эльфов.

— Ну какие триста? — мягко сказал я, придвинувшись. — Мне же закон не позволяет торговать динамитом: головой рисковал, когда к вам вёз. Пятьсот — хорошая цена, с учётом риска.

Она не отстранилась, а, наоборот, прижалась к моей ноге крепким бедром. Вздохнула немного неровно.

— Ну так и вези обратно, если лицензии нет, — при этом неуступчиво заявила гнома. — Мы на торге вскоре по семьдесят пять за ящик купим совершенно легально.

Моя ладонь накрыла её мягкую детскую ладошку, Вара не отстранилась.

— До торга вам ещё полтора месяца ждать, а Дарри месяц назад жаловался, что динамит закончился, нечем новый зал заканчивать. Кирками колотите да клиньями.

— Ну и что? — сказала она, и её ладонь заскользила мне по руке вверх, к плечу. — От сотворения мира так колотили, и спешки с этим залом нет. Подождём. Четыреста дам за всё, как на торге, считай.

Четыреста уже неплохо, но вроде быстро она уступила. Торгуемся дальше. Я обнял её за плечи, прижал к себе, шепнул:

— Пятьсот за всё тоже нормально, соглашайся.

Она сразу ослабла телесно, голову к поцелую закинула, успев прошептать, правда:

— От пяти сотен у тебя рожа треснет. Четыреста десять.

Я впился поцелуем в её пухлые тёплые губы, рука оттянула эластичный вырез синего платья. Крепкая крупная грудь с твёрдым соском заполнила ладонь.

— Четыреста девяносто, — скорее прошевелил я губами, нежели прошептал.

— Четыреста пятнадцать, — простонала она и обняла меня так, что рёбра треснули.

Я схватил её за плечи, отвернул к столу, нагнул. Она с готовностью склонилась, прогнув спину. Схватил за подол платья, закинул его вверх. Опа, бельё она забыла надеть. Наверное, тоже торговаться готовилась. Моему взору предстали две круглые, крепкие и отличной, кстати, формы ягодицы. Потрясающая попа! И талия тонкая, мускулистая. Я вцепился руками сразу в обе и поразился — крепкие такие, что не ущипнуть. И ножки под ними хоть и не длинные, зато очень аккуратные и стройные.

В тишине послышался лязг пряжки моего ремня, она чуть вздрогнула и прогнулась сильнее, будто поторапливая. Затем, видимо, чтобы я шевелился быстрее, чуть не крикнула:

— Четыреста двадцать! Да что ты там копаешься?

Охнула, когда я вошёл в неё, горячую, как печка, и влажную, как океан. Сильно подалась назад, прижимаясь задом к моему животу, задвигалась ритмично.

— Золотая моя, какие четыреста двадцать? Четыреста восемьдесят, и ни копейкой меньше, — скороговоркой сказал я, стараясь попасть словами в такт движению.

— Обола ломаного сверху четырёхсот двадцати не дам! Ой! — вскрикнула она, когда я толкнулся глубже и резче.

— Четыреста восемьдесят!

— Четыреста двадцать пять! — выдохнула она со стоном.

Росточком она всё же невелика, куда-то я ей совсем глубоко попадаю. Говорят, что у гномов мужское достоинство длины невероятной. Это брехня, я с Дарри Рыжим и его родственниками сто раз в бане был. Вот с толщиной у них да — как они сами, всё у них комплекцией, а по длине мы опережаем.

— Не торгуйся! Соглашайся. Четыреста восемьдесят отличная цена, — горячо зашептал я ей в ухо, почти прижавшись к нему губами и слегка укусив.

Она зашевелилась ещё энергичней, чуть не сбрасывая меня с себя, прошептала так же тихо:

— Четыреста тридцать не хуже цена. И звучит красивей. Сам соглашайся, не дам больше.

— Дашь.

— Не дам.

— Уже дала.

— Дала и дала. И ещё дам. А цену не подниму, — почти простонала Вара, вцепившись руками в какое-то бронзовое пресс-папье на столе.

— И ещё давай! — приналёг я ещё сильнее. — Четыреста семьдесят!

— Четыреста сорок! — крикнула она, отшвырнув тяжеленную бронзовую фигурку от себя. Та со звоном упала на каменный пол, покатилась. От резкого движения лежащей лицом вниз договаривающейся стороны со стола посыпались бумаги, разъехавшись белым веером по камню.

Я обхватил её за бёдра, чуть приподнял. Нет, не пушинка. Навалился, вдавил её бедрами в край столешницы, покрытой зелёной кожей.

— Четыреста пятьдесят. И следующие возьмёте по столько же.

— Чёрта тебе каменного, следующие. Заново договариваться будешь. Стараться! А-ах! О-о-ой! Четыреста пятьдесят! Согласна-а-а! Дава-а-ай! Дава-а-ай! Дава-а-ай!

Опять что-то с грохотом посыпалось со стола, сдвинувшись от тряски к самому краю.

ГЛАВА 9, хоть на самом деле продолжение главы 8, в которой герой продолжает поступаться принципами

— Сорок процентов дому, сорок тебе… Куда?.. Куда?.. Туда нельзя!

— Туда тоже полезно… Расслабься… А двадцать куда?.. Тебе за комиссию?.. Рехнулась?..

— Ой, больно!.. Ой!.. Полегче… Полегче… А кто всё организовывает?.. Мне, конечно… Кикимора душит, что ли?..

— Десять процентов тебе… не велик… труд… с папой… договориться…

— Ай, дьявол тёмный… больно… глубже… Так, так… Десять мало…

— Нам с Дарри по сорок пять… тебе… золотая… десять… в самый раз…

— Не останавливайся!.. Ладно… Глубже!.. Главное — глубже!!!

ГЛАВА 10, из которой следует, что герой ещё имеет склонность к изобретательству

С Варой мы договорились к взаимному удовольствию. Во всех смыслах. Я вот с гномой впервые в жизни, и очень, знаете… В общем, совсем человеческая девка. Крепкая и здоровая, меня изъездила, можно сказать, а сама хоть ещё на столько же готова. А заодно динамит купила, и насчёт патронов договорились. Из моего пороха с капсюлями и гномских гильз сделают несколько ящиков, и я их Бороде сбуду. А в следующий приезд деньги привезу. Сорок пять от прибыли мне, сорок пять изготовителю, а десять… Ну, вы сами всё слышали.

После окончания переговоров и после того, как мы с ней распили по бутылочке тёмного холодного пива, она убежала по своим делам, а я пошёл в кабинет Дарри, откуда он руководил всем этим своим немалым хозяйством. Теперь мне надо было с ним об одной новой конструкции поболтать. Лучше его никто на новинки не реагирует, даже среди гномов.

Кабинет у Дарри был серьёзный. Если бы не отсутствие окон, то и не скажешь нипочём, что под землёй. Хотя какой, к демонам, «под землей»? Внутри горы всё вырублено, мы сейчас небось этаже на десятом вверх, недаром вся дорога на каре шла по спирали да всё время на подъём. Кабинет был велик, посреди него стоял могучего, истинно гномьего сложения письменный стол. За столом стояло колоссальных размеров кресло, обитое шкурой виверны, в кресле восседал некто с лопатообразной рыжей бородищей, заплетённой в косицы. Дарри, значит.

Помимо бороды привлекали внимание задорно посвёркивающие голубые глаза, которые унаследовала от него доченька, и совершенно детского фасона и рисунка вязаный свитер с вывязанными по плечам синими оленями. Надо же, прикупил ведь где-то. А почему бы и нет, собственно говоря?

— Привет и почтение Королю-под-Горой, — поприветствовал я Дарри титулом, вычитанным в детстве в какой-то книжке.

— Как-как? — удивился Дарри. — Под гору дерьмо стекает, а я — на горе. Садись.

Он указал на широкое кресло перед собой, куда я не замедлил свалиться. Утомился я с его доченькой, еле ноги держат.

— Сторговались с Варой? — спросил он.

— А как же! К взаимному удовлетворению, — кивнул я.

— Это хорошо, — порадовался он за нас.

— А то! — согласился я с ним на все сто.

— С чем пожаловал? Показывай чертёжик, я вижу.

— Как скажешь.

Я развернул небольшой лист бумаги, положил перед ним на стол. Он поглядел, прищурился. Затем сказал:

— Ну, форму для отливки сделать за колокол можно. В чём проблема?

— Ни в чём, лишь бы точность соблюсти.

— А в чём хитрость? — прищурился он.

— В том, что я пока сам не знаю, сработает ли.

— Вот как!

— Вот так. Я про такую систему из книг узнал, её раньше в артиллерии пользовали, в старом мире, откуда мы. Нарезные пушки там были прошлым веком, делали гладкоствольные. Это когда научились стволы подгонять точно.

— А смысл? — поднял он задумчиво густые брови.

— Смысл проще некуда — снаряд в нарезах тормозится. Равно как и пуля.

— Зато потом не кувыркается, — пожал он плечами.

— Если стабилизатора нет, — согласился я, затем нагнулся к чертежу, взяв со стола карандаш. — А так смотри: делаем под двенадцатый калибр остроконечную стальную пулю, с нормальным стабилизатором. Вот она. Так?

— Ну, — кивнул Дарри.

— Дальше делаем для неё четыре вот таких мягких отливки, и в них берём пулю как в скорлупу, чтобы ствол изнутри сталью не драть. Так?

Я обвёл карандашиком нужное место на чертеже.

— Верно, иначе стволу кранты, — согласился Дарри, разглядывая чертежи. — Ствол ещё без чока[46] нужен.

— Вот и я говорю. А так пуля до конца ствола пойдёт в свинцовой оболочке, затем вылетит… вот эти маленькие загогулинки видишь? Тут чуть наискосок взято?

— Ага, вижу. Зачем? — нахмурил он брови.

— Затем, что аэродинамику учить надо, — покровительственно сказал я. — Пуля вылетает, и вот эти четыре дольки, что сердечник оперённый защищают, начинают помаленьку расходиться в стороны. А сам сердечник, то есть пуля, за счёт большого стабилизатора летит прямо.

— А смысл? — повторил Дарри, пожав плечами. — Ну выиграешь ты чуть-чуть скорости, одну десятую, не больше.

— Вот и хрен ты угадал, каменная голова. Думай лучше.

— Чего это лучше? Сам дурак, — обиделся Дарри. — Объясни нормально, а то в зубы дам.

— Вот вечно с вами, гномами, так — в зубы, в зубы… Сюда смотри. Вот рисую… Канал ствола, вот из него пуля вылетает. Пуля тяжёлая, ствол гладкий, обтюрация[47] не полная, немного теряется скорость… вот она вылетает, а ей газы под задницу, вот сюда. Как пенделя. Она и закувыркалась.

— Ну, это если пороха переложить в патрон! — заспорил Дарри. — Если не перегружать, то никакого пендаля не будет.

— Именно! Золотая голова ты у меня.

— А врал, что каменная, — попенял он мне.

— Рудное золото, ещё не добытое, — отмахнулся я. — Пока всё больше порода. Пустая.

— Поболтай у меня.

— Болтаю, — кивнул я и погнал дальше карандаш по чертежу. — Значит, если пуля у нас стабилизированная, а по стволу движется в коконе, то мы можем не бояться увеличить навеску пороха. Ты сколько кладёшь?

— Если казанский порох, то ровно малую марку[48]. Тютелька в тютельку.

— Попробуй полторы положить.

— Закувыркает! — вскинулся он.

— А вот хрен в зубы! Стабилизатор не даст! Главное, на поддончик её аккуратненько так… Полетит раза в полтора быстрее — и по настильной траектории. Вот так.

Я быстро нарисовал на листе вычисленную траекторию полёта пули. Затем нарисовал четыре расходящихся пунктира в стороны, изображающие доли оболочки, отвалившиеся от пули после вылета из дула.

— Погодь, погодь… — остановил меня гном. — Это что получается… Значит, ты хочешь, чтобы твой сердечник бил далеко, как винтовка, а заодно любой доспех прошибал, недаром ведь ты стальной просишь. Так?

— Верно, — кивнул я.

— А если близко залупить, то кроме сердечника ты всаживаешь ещё четыре кривые картечины, эдак по три малой марки каждая весом, так?

— Верно, — подтвердил я. — Кусочки эти начинают понемногу в сторону отходить, и если метров с десяти в кого-то закатать, то как картечью выйдет. В середине одна бронебойная — и по краям четыре мягкие. В общем, если я всё правильно посчитал, то получим такой патрон, которым из ружья можно стрелять точнее, чем из винтовки на расстоянии, а если близко, то ружьё ружьём и останется — все кишки размотает.

Дарри молчал минут десять, перекладывал листы, сопел, даже достал из стола штоф водки, налил, не глядя, две серебряные рюмки, мы выпили. Затем он сказал, постучав широченной короткопалой ладонью по чертежам:

— Может сработать. Варит у тебя в стрелковом деле котел, Сашка. Завтра сам займусь, а патроны с разной навеской снаряжу. Послезавтра испытаем. Если всё выйдет как надо — озолотимся. А с чего это ты вдруг придумал?

Ну, Дарри ещё озолачиваться — так вообще в деньгах утонуть. А мне не помешает. Ответил же так:

— Да с того, что мне приходится из хорошего ружья обрез делать, чтобы его вместе с карабином носить. Карабин для дали, обрез для близи. Надоело. А так получится, что одно ружьё для любой охоты.

— Я так и думал. Займёмся с тобой завтра.

— О процентах с кем договариваться?

— Если сработает, то с Варой. Ей практика полезна.

— Понял, договоримся, — легко согласился я.

ГЛАВА 11, в которой герой опять идёт в баню, но не размышляет, а слушает речь о справедливости мироустройства

Гномья баня — это вроде как турецкий хамам, который пришлые и в новом свете воскресили, хоть всё больше и аристократы. Мы, простые люди, в русскую ходим. Но в гномьей пару ещё больше, и жарче там, чем в турецкой. Непривычный не высидит. Одной же из основ моей нынешней дружбы с Дарри стало то, что больно уж я баню люблю и жар терплю легко.

Парятся гномы степенно, с едой, пивом, без девок. А девки в бани своими компаниями ходят. У каждого рода своя баня, которую улучшают, как могут, в которую гостей водят и которой гордятся. Хоромы, а не бани, в общем.

В бане о делах не говорят — считается, что от пара мозги мякнут, как крепь деревянная. С этим я согласен, нечего в бане о серьёзном. Точнее, о серьёзном можно, но исключительно в порядке болтовни. О чужом серьёзном. О политике южных герцогств, например, о проблемах рыболовства в Северных проливах или о потенциальном закате эльфийской расы. Главное, чтобы это серьёзное непосредственно тебя не касалось. Короче, о политике, если ты не политик.

Мы с Дарри сидели, завернувшись в льняные простыни, в предбаннике, устеленном коврами из этих самых южных герцогств. Перед нами на широком дубовом столе стоял бочонок ледяного пива, в который был вбит кран, в руках у нас были огромные глиняные кружки. В углу крутился патефон, из динамиков, обтянутых самым настоящим шёлком, шитым золотой нитью, доносилась какая-то музыка, вполне южная на слух. Так, заунывное что-то, для расслабления общего.

Дарри потянуло на философствования, как у него всегда бывает после пятой кружки и пятого же захода в парилку. Он откинулся в широком полукресле или полуложе, принял позу гордую, как на памятнике самому себе — есть у них и такой, — заговорил:

— Всё же, как ни говори, но вы, пришлые, наш мир перевернули. Хоть и немного вас, дай боги, чтобы по одному пришлому на сто разумных местных, а то и на тысячу, а всё тут испортили.

— Это почему? — лениво спросил я его.

Дарри надо слегка подталкивать к продолжению речи, тогда можешь сам и уст не размыкать почти всё время. Иногда полезно. Дарри не зря Серыми горами правит, очень полезно каждому послушать неглупого гнома. Который к тому же третий век разменял, как на этом свете живёт. Без нас его ещё застал.

— Вы уничтожили понятие безопасного убежища. Совсем уничтожили, начисто.

В подкрепление этих слов он так махнул могучей ручищей с зажатой в ней кружкой, что пиво выплеснулось на ковёр.

— В смысле? — спросил я.

— В простом, — опять сделал он добрый глоток из кружки, крякнул удовлетворённо и продолжил: — Раньше каждый из народов имел своё убежище. Кроме людей разве что, но это скорее исключение. У нас, гномов, всегда были наши пещеры. Считай, неприступные, к тому же, кроме нас, тут толком никто и воевать не мог. Воевали мы и наверху. И с орками, и с гоблинами, и с эльфами, и всегда могли отступить к себе. И нас в наших пещерах было не достать. Ворвётся враг в ворота, заплутает в коридорах, попадает в ловушки, попадёт под обвалы, да и в подземной войне мы были получше любого. А что теперь? К нам сюда и ломиться не надо. Думаешь, я про этот самый ваш хлор не слышал? Газ пустите, и нам кранты. И войти можно теперь без труда — тротил заложил как надо, и нас в пещерах ещё и завалит. Не стало убежища у гномов.

— А у эльфов что было?

— Ха, вот вопросик, а? Что значит — пришлый! У эльфов их пущи были пуще крепости, прости мой эльфийский. Каждая их пуща — это чистая магия. Любого вошедшего заплутает, заведёт в овраги, подведёт под стрелы, уронит в ямы, сжечь её было нельзя… пока вы напалм делать не начали.

Дарри ещё хлебнул пивка, вновь наполнил кружку. Откинулся, почесал пятку, продолжил:

— А что в итоге? Они тысячи лет там в безопасности себя чувствовали, вокруг своих мэллорнов с дудками плясали, а теперь… У меня вот сиденье в гадюшнике из мэллорна. Того самого, что вы срубили после того, как Пущу вырубили. Оно мне душу и задницу греет, как вспомню, на чём сижу. Ты хоть сам понял, что сделали?

— Что?

— Вы эльфам мир перевернули! Они эти пущи как храмы самим себе воспринимали, сами себе намолиться не могли. А вы их там пушками, осколками по башкам. И с самолётов бомбы кидаете, в пущу не входя. Чтобы, значит, в ловушки попадаться и плутать. А входите тогда, когда там уже некому магию поддерживать и палки на палке не осталось. И самое главное, не хватает магии против напалма — дольше он горит, чем природной магии хватает сил огонь гасить. От сотворения мира пущи не горели. А тут на тебе — загорелись! После этого молодые эльфы старших бросать начали и в города потянулись. Всё, раскол у них.

Я тоже допил до дна, потянутся к бочонку, нацедил доверху тверского светлого. Хорошее пиво, мне нравится. А Дарри между тем продолжал разглагольствовать:

— Орки тоже своих крепостей лишились. Не крепостей, в смысле, а неуязвимости в оных. Кто их на островах раньше штурмовать брался, где стены от скал на двести аршин вверх уходят? Никто. А вам и не надо. Один монитор подойдёт, день постреляет, и все их стены вместе со скалами в море сползут. А им в монитор этот самый даже плюнуть толком нечем. Те пушки, что вы им продаёте, для такого дела не годны. Не осталось истинной крепости. Все почувствовали себя уязвимыми. Кстати, от этого нервничают и могут дел натворить.

Он ещё глотнул, подумал минутку, затем его толстый короткий палец уставился мне в грудь:

— A c вами, людьми пришлыми, мало того что в технике, но и в хитрости редко кто сравнится. Возьмём, к примеру, порох. Думаешь, никто не пытался разгадать, что вы туда пихаете? С дымным всё ясно, вы и не скрываете, а вот бездымный… Ну ясно же всем, что сера с известью там[49], но что ещё и как они соединялись? Сколько голову ни ломают, а систему Бэраха сломать не могут. Никто с ним по силе не равняется. Только вот скончался он странно…

— А чего странного? — пожал я плечами. — Экспериментировал с новой взрывчаткой, она и рванула. Решил сам своё заклятие проверить.

Это я озвучил официальную версию гибели великого волшебника из Вираца. Верил же я в неё тоже так… серединка на половинку.

— Ага. Сам нарвался, — съехидничал Дарри Рыжий. — Бэрах нарвался на своё же заклинание… Не смеши. Бэрах польстился на деньги и комфорт, скотина он был ещё та. Обучил ваших колдунов, которые служат в этом самом ведомстве, что чтением в душах занимается и глупые мысли ищет. А заодно и слишком мешающих убирает. Верно?

— Верно.

— Из того же ведомства дали ему охрану. Целый взвод головорезов. Которые в чём угодно поклянутся, если начальство прикажет. Затем Бэрах для своей магии аппараты придумал, чтобы от него уже ничего не зависело. И сразу после этого взорвался. Всё верно?

— Ну примерно, — подтвердил я.

— Ага. Примерно, — утробно хохотнул гном. — Но я вас вовсе не виню, а даже одобряю. Бэрах там, не Бэрах или какой иной ас-Пайор… кстати, что с ас-Пайором-то случилось?

— Вроде возле Дурного болота на него напали. Не помню я точно, что именно. Был такой приятель у Бэраха, вроде тоже из волшебных гениев, Илир ас-Пайор. Разорвали его какие-то твари, насколько я помню.

— В том же году, что и Бэрах взорвался? — уточнил Дарри.

— Ну да, — кивнул я.

— Ага. Они вроде коллегами были, верно?

— Вроде того.

— Вроде пиво бродит. Были. И оба скончались. Трагически.

— Бывает, — протянул я.

— Ещё как бывает, — усмехнулся в рыжую бороду Дарри. — Как только станешь главным носителем главного секрета пришлых, сам при этом пришлым не являясь. Так к чему я — и правильно! Нельзя тому, кто правит миром или может им править, попадать хоть в какую-то зависимость от других. Мы, гномы, миром не правили, не правим и не будем. Нас под землю всё тянет, а остальных — наверх. Вектора жизни у нас разнонаправленные. Нам — вы не помеха, мы — вам, а значит, можем с вами дружить. И торговать. A с другими так не выйдет у вас. И к тому же мы технологически друг друга дополняем. Что было бы со стабильностью ваших сплавов без наших заклинателей? Каждую вторую плавку губили бы. А где мы были бы без электричества, о котором не знали? Так-то.

Верховный гном опять увлажнил горло глотком на полкружки, заговорил, откашлявшись:

— Вектора у вас со всеми остальными однонаправленные. Соединишь свой вектор с чужим — и уведёт его в сторону, хоть не намного. Поэтому надо действовать так, чтобы свои секреты за своими зубами держать, а у всяких прочих, кто только из-за денег согласился за это взяться, вроде Бэраха, динамит взрывался под носом во время экспериментов.

Действительно, история где-то так и выглядела. Великий колдун Арсин Бэрах, проживший к тому времени уже лет триста, обучил целую группу колдунов из пришлых, которые вскоре, все до единого, оказались сотрудниками контрразведок в разных княжествах. Они же и возглавили заводы по производству порохов и взрывчатых веществ. Они же со всеми контрразведками следили, чтобы из списка запретного ничто не ушло, куда не надо. Ведь если кто-то узнает состав хотя бы одной взрывчатки, он сможет разгадать систему, по которой устроена их защита.

В список запретов вошли не только бездымный порох с тротилом, но и динамит, мелинит, пикриновая кислота, азотная кислота, азид свинца, гремучая ртуть и ещё ряд всяких бабахающих субстанций, без которых ни взорвать что-нибудь, ни выстрелить. А заодно некоторые металлургические технологии, ещё что-то. К счастью, такая наука, как химия, в этом мире развита вообще не была — лишь алхимия, которая с химией в один сортир даже не заходила. И пришлые обучать кого-то, кроме себя, химии не собирались, засекретив её тоже. А химия — это что? Химия — это синтетический каучук, что татары на нефтепромыслах делают, который покрышки и прокладки, сальники и изоляция для проводов.

И даже самые завзятые наши враги вынуждены покупать средства борьбы у нас же. Так что реальная сила оставалась в наших руках, хоть о выгоде от торговли оружием мы не забывали. Те же винтовки с продольно-скользящими затворами, дробовики, револьверы, пулемёты устаревших конструкций — всё продавалось в любых количествах. Разве что пулемёты исключительно аборигенским армиям, а всё остальное — кому попало. Все баронские дружины, все эльфийские партизаны, все разбойники с большой дороги — все пользовались старыми добрыми «мосиными», «маузерами» и «энфилдами», где после каждого выстрела надо было передёрнуть затвор: у нас предпочли велосипед не изобретать и копировали старые системы, благо из старого мира хоть по одному экземпляру каждой, но провалилось. А вот самозарядное оружие продавалось только подтверждённым союзникам, да и то по большим праздникам. Пушки только крепостных типов, если гномам, или маломощные. Броневики исключительно пулемётные, и пулемёты калибром не выше восьми миллиметров. И так далее.

Кое-что во враждебные руки всё же попадало. И эльфы захватывали трофеи, и разбойники, и пираты. Но это всё единицы, систему на трофеях не построишь. Даже боеприпасами к нестандарту не разживёшься — кроме людей патроны ещё гномы делать умеют, но они людям союзники. А порох всё равно людского производства. И капсюли.

— Чего молчишь, Сашка? — окликнул меня Дарри. — Скажи, что я неправ.

— Да прав ты, на сто процентов прав, — согласился я. — А тебе разве плохо? Твоё географическое, политическое и социальное положение не даёт тебе и единого повода к конфликту с нами. И при этом ты главный торговый партнёр. И производственный. И финансовый. Вечный мир и военный союз с тобой. Банк у вас заработал уже?

Прошлым летом Дарри Рыжий носился в Тверь с идеей создания совместного банка — рода Серых гор и Тверского купеческого союза. И вроде договорился.

— Считай, что заработал, — кивнул гном. — Как раз на открытии торгового сезона открытие будет.

— Ну вот видишь. Транзит твоих товаров через наше княжество беспошлинный, фрахт вашим со скидкой. Те же эльфы и тебе мешают, торговлю портят, маршруты блокируют. Не вижу поводов для расстройства.

— А нет поводов, — утробно засмеялся Дарри. — Мне-то что? Вы ещё и моих врагов разогнали, если до кучи брать. О том и говорю, что кроме нашего гномьего племени вы для всех остальных беда. Их счастье, что мало вас пока. Пошли попаримся, да и спать пора. Завтра с утра работа.

ГЛАВА 12, в которой к герою, находящемуся в гостях, к самому приходят в гости

Едва я завалился на невероятной глубины перину, постеленную на дубовую кровать, крепко стоящую на гранитном полу, уперев в него массивные ноги, как дверь в мою комнату распахнулась и в спальню влетела Вара. И я был сбит с ног и повален на кровать, а она, уже голая, взгромоздилась на меня, придавив своим не таким уж малым весом. Даром что коротышка, полтора метра всего. Вообще гномам стоило бы завести привычку ставить на двери замки, а то двери у них больше защищены традицией не ходить, куда не просят, а не чем-нибудь посущественней.

— Торговаться пришла?

— Ага! — объявила она и захохотала.

Я уже говорил, что гномий юмор несложен, а дамы от мужчин в сторону повышенной деликатности тоже не отличаются. И нравы у них простые. Нашла вот девушка способ обойти заветы предков — и на тебе, теперь хрен поспишь. Хотя… оно того стоит. Пусть она и самая пухлая из всех, кто у меня был раньше, но всё же хорошенькая.

ГЛАВА 13, в которой в очередной раз подтверждается, что герой не дурак — по крайней мере, в оружейном деле

— Ну что, можно нас похвалить, а тебя поздравить, — сказал Дарри Рыжий, сжимая мою ладонь в своей железной лапище. — Сработала твоя задумка.

Мы стояли на стрельбище, что разместилось на плоском плато, в трёхстах метрах от мишени, а я держал в руке самый обычный одноствольный дробовик со средней длины стволом, сделанным, правда, в мастерской Дарри, то есть с особой аккуратностью и без сужения. А в середине мишени было ровно семь достаточно аккуратных дырок.

— Верно, — сказал я, — не хуже чем из винтовки. А то и получше. И к ветру не слишком чувствительна, похоже, летит быстрее, чем нарезная.

Это я про свою оперённую пулю.

— Верно, — повторил за мной Дарри. — Не зря я оптический прицел для эксперимента поставил. А про это что скажешь?

Он указал на измочаленный деревянный щит в пятнадцати метрах от нас. Туда попадали и пули, и сегменты оболочки. Эффект был даже выше, чем у картечи, но кучность хуже. Однако до двадцати метров вполне эффективно.

— Скажу, что если по живому так стрелять, то все кишки в клубок смотает — хрен какой лекарь распутает.

— Согласен, — кивнул Дарри. — Могу тебе сотню таких отлить, а дальше начнём на продажу клепать. Когда торговать начнём?

— А как на торг приедете. Всё равно без демонстрации не поверят.

— Точно, не поверят. Болтун ты, Дарри, скажут. А твои патроны сегодня уже начали делать, послезавтра забирай. Сразу поедешь?

— Сразу.

— Тогда и Бороды заказ велю приготовить к послезавтрашнему дню. Пусть порадуется. Когда патроны продашь, ты лучше мою долю в ваш Городской банк внеси. Семёнов, банкир, мой счёт знает.

— Сделаю.

— Чего сегодня думаешь делать?

— Вара пригласила по каким-то дальним галереям погулять.

— А, хорошо! Сходи, может быть интересно.

— Да наверняка будет, — согласился я с ним.

ГЛАВА 14, в которой главный герой едет домой и наблюдает следы войны

Выехал от гномов я в четверг в середине дня. Хотел в Великореченск попасть в будний день и рассчитывал на вечерний паром с пристани в город, с которым объезды урядников возвращаются.

Гномы сказали, что стрельба у дороги стихла, эльфов загнали куда-то к северу. Действительно, по мере приближения к вырубленному участку эльфийской Пущи никакой стрельбы слышно не было. Однако на дороге виднелись многочисленные следы колёс и копыт, были набросаны окурки папирос, где-то валялся вдавленный в землю винтовочный патрон, кругом навалены кучки конского навоза. Да и артиллерия бухала где-то вдалеке.

На мёртвую эльфийку я наткнулся примерно через пару километров после того, как въехал на дорогу, идущую по бывшей Пуще. Сначала я увидел гуля-трупоеда. Увидел далеко, на опушке леса, скрывающегося в кустарнике и явно боящегося выйти на свет из лесного сумрака. Я его по взгляду «запеленговал».

Но если бы он не чуял свежего трупа, то и не высунулся, поэтому я огляделся вокруг. И увидел её, лежащую в густой траве возле самой обочины. На ней была лохматая маскировочная куртка, штаны и сапоги с растительным узором, поэтому я её не сразу заметил. Заметив же, остановился. Гуль, увидев меня, скрылся в чаще. Далеко ещё до ночи, солнце в зенит идёт. Если бы дело ночью было, то мог и на меня напасть, хоть всему прочему предпочитает трупы, даже кладбища раскапывает.

Я прихватил с собой обрез, выпрыгнул из машины. Подошёл к погибшей, присел возле неё. Осмотрел. Лежит несколько часов. Над ней уже собрались жужжащим облаком мухи.

Она была ранена пулей в плечо, бежала. Бежала через поле в сторону оставшегося за дорогой кусочка леса. Скорее всего, её отрезали от своих, и деваться ей было некуда. В неё стреляли. Вторая пуля ударила прямо в крестец, причинив тяжкую рану. Она долго мучилась. Вся земля у ног изрыта каблуками сапог, всё пропитано кровью. Мучилась долго, зажимая рваную рану выходного отверстия внизу живота. Затем к ней подъехал конный разъезд из четырёх драгун. Во главе был офицер — на земле валяется гильза от патрона 10x28, каким стреляют из «маузеров», а пистолеты этой системы имеют право носить на службе только офицеры. Какой-нибудь корнет[50]. Он её и добил. То ли сжалился, избавил от мук, то ли наоборот — выместил зло. Затем конные свернули с дороги в траву и поскакали к лесу. Она осталась у дороги.

Ей повезло или нет — не знаю. Если бы её поймали живой, то долго насиловали, не удержались. Да и не стал бы никто солдат удерживать: к местным эльфам ненависть старая и тяжёлая. Те сами виноваты — не стоит ТАК плохо обращаться с пленными. Хотя, говорят, этим эльфийские начальники пытаются отвратить своих бойцов от сдачи, подразумевая: «Куда тебе после того, что ты с их пленными делал». Может, и правда, не знаю.

Изнасиловав многократно, её пристрелили бы. Или, если была возможность, кому-то бы втихаря продали. За армией всякие субчики катаются, купят и эльфийку. Рабства только в землях пришлых нет, а вокруг процветает. А эта была бы обречена на самую плохую судьбу. У неё на поясе висели кожаные подсумки под магазины для СКС-М. Значит, вооружена она была трофейным карабином, а ещё это означает, что она или урядника убила, или гражданского. Эльфам никто таких винтовок не продаёт: не положено. А трофеями они чаще всего не делятся — сами носят, как признак доблести. Значит, одна человеческая жизнь как минимум на её счету есть.

Интересно, сколько ей лет? Они же почти бессмертны, а лет до трёхсот эльфийки выглядят сущими девчонками. Вытянутые к вискам глаза, острые ушки, белые волосы необычного розоватого оттенка. Тонкие губы, искусанные в кровь мелкими ровными зубами. Зубы оскалены в муке, кровь запеклась между ними. Очень тонкие, красивые пальцы. Хрупкие запястья. Тонкие щиколотки в сапожках из тонкой кожи какой-то ящерицы, с мягкими подошвами. Красивые они, эльфийки эти. Как статуэтки.

Я понял глаза, глянул в сторону леса. Гуль не ушёл, так и прячется за кустами. Ждёт, когда я уеду. Гули тупые, но всё же разумные. Можно убить, но мне его не заказывали. И придётся гоняться: он живучий, уязвим лучше всего для огня, а зажигательная картечь у меня только в обрезе. Можно стрелять и обычными пулями, раз так десять в грудную клетку, да поди попади в него десять раз. Он же не пень, чтобы на месте стоять. Убежит подранком — только разозлится. А в голову могу и не попасть, она как раз толстым суком скрыта, и метров триста до него. И затянется охота до темноты, а ночью здесь одному оставаться… Ладно, пускай поживёт.

Я вернулся к машине, полез за спинку своего сиденья. Там стояла вёдерная канистра из красной лакированной жести, с руной «Омм» на боку, символизирующей всеуничтожающий и вечный огонь. Я называл это бензином, но на самом деле жидкость в канистре была ближе к скипидару и производилась друидами. Они уверяли, что именно этот огонь уничтожает всё и до конца, а главное — очищает. Жалко мне эту эльфийку так бросать, кладбищенской твари на поживу. Хоть и не люблю я эльфов, здорово не люблю, но слишком она хрупкая, слишком красивая.

Я открыл канистру, оттуда распространился запах свежей хвои. Вот так, в лесу жила, лесным же средством тебя и схороню. Считай уважением посмертным. Встретил бы живой и с оружием — таким добрым не был. Убил бы.

Я полил тело несколькими быстрыми всплесками. Много этой жидкости не надо: это не бензин, это магия. Затем отошёл, крикнул заклинание, написанное на канистре. Тело вспыхнуло ярким, чуть зеленоватым пламенем, которое взметнулось метра на три, затем опало, и через минуту на месте тела осталась лишь вытянутая кучка пепла.

— Ну и боги с тобой, — прошептал я. — Не знал я тебя и не узнаю. И век бы не знать. Покойся с миром.

Сел в машину да и дальше поехал, без встреч и приключений. За это время над головой трижды пролетали пары «коршунов». Постоянно в небе крутились «аисты», разведчики. Да, это уже серьёзно, как во времена моей службы.

Километрах в трёх от берега Великой наткнулся на марширующую навстречу роту «сипаев» под командованием пришлых офицеров и унтеров. Мимо них, обгоняя, в колонне пропылили две «копейки» и две «горгульи»[51] с ПКБ на турелях. В вездеходах и на броне верхом сидели солдаты из Отдельного егерского. Это не гурки, это из наших самые отборные, разведка. В передней «копейке» сидел поручик в лыжной серой кепи с длинным козырьком, надев пылевые очки на глаза, выставив на капот перед собой, прямо на откинутое стекло, ноги в камуфляжных штанах и высоких ботинках. В руках он держал обмотанную лохматой лентой СВТ-К с оптическим прицелом. Сидевшие вокруг солдаты тоже развалились кто как, будто ехали на курорт.

За ними катили четыре «самострела» — такие же «копейки», только в кузове на солидном станке стояли длинные КПВ[52] с коническими пламегасителями, возле которых в креслах сидели стрелки, а кузова вокруг них были загружены боекомплектом и какими-то тюками с имуществом. «Самострелы» тоже из их полка, приданные, у них на борту эмблема одна и та же. Операция против эльфов расширяется, по всему видать. «Сипаев» хорошо цепями гонять, вроде как загонщиками в облаве, на этих самых егерей противника выгоняя. А миномёты всегда пригодятся.

Затем пронеслись четыре «мула» со стодвадцатимиллиметровыми миномётами на прицепе, и расчётами, сидевшими внутри и покачивающими головами разом в такт неровностям. Да, это уже серьёзно.

На пристани провалялся в кузове машины три часа, ожидая рейса. Один из ополченцев, дежурящих там, сказал мне, что не далее как два часа назад в сторону Твери ушёл госпитальный пароход. На него загрузили не меньше тридцати раненых и с десяток убитых. По слухам, где-то эльфы сумели устроить засаду и здорово потрепать эскадрон драгун. Я забеспокоился: жив ли Парамоныч? Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо. Но проверить возможности не было — драгуны уже наступали где-то на северо-востоке от меня.

Подошёл паром, мы загрузились на него и поехали. Кроме наших двух машин, на переправу никого не было. Говорят, что вчера-позавчера немало фермерских семей переправилось. Теперь женщины с детьми в Великореченске отсиживаются, а главы семейств, вооружившись, засели на своих хуторах в ожидании эльфийского налёта. Так и живут. Городской совет поощряет фермеров, какие из аборигенов, там селиться, сдаёт землю в аренду совсем недорого, лишь бы земля не пустовала и налог, пусть и льготный, платился. Даже всякую сельхоз-справу продаёт в кредит и бесплатно выдает одну винтовку и одно ружьё на семью. Беглых крепостных из баронств принимает.

Откуда такая благодать? Оттуда, что жить там опасно, эльфы с их налётами и зверствами — угроза постоянная, хоть и патрулируются там места, а чуть дальше от берега целый форт стоит с гарнизоном сипаев. Хутора регулярно горят, их обитателей так же регулярно режут, но они отстраиваются заново, появляются новые. И выращивают свою капусту с морковкой и свёклой, какие на том берегу за главные культуры почитаются.

ГЛАВА 15, в которой выясняется, что и лишённой силы волшебнице палец в рот не клади

Когда я подъехал к своим воротам, то в первое мгновение чуть не остолбенел: ворота были распахнуты настежь, а в них стояла сама Анфиса Зверева, похлопывая задумчиво деревянной дубинкой по затянутой в кожаную перчатку ладони. Подумалось мне, что Маша всё же допрыгалась и теперь мне её зад от порки точно не откупить. Однако, подъехав ещё на несколько метров, я увидел Машу, и вид у неё был совсем даже не несчастный, а скорей воинственный. Она разговаривала с урядником, а ещё один, сидя на корточках, разглядывал что-то на земле. В опущенной руке у неё висел «маузер» с пристёгнутым прикладом — так, как я ей его и вручил.

Я остановился у самых ворот, потому что Анфиса подняла дубинку как шлагбаум и потребовала в ворота не въезжать. Заглушил мотор, спрыгнул на землю.

— Что случилось?

— А то, что покушался кто-то на твою девчонку, — ответила Анфиса с озабоченным выражением лица.

— Тварь какая-то?

— Нет, человек на этот раз, — покачала она головой. — Но она его застрелила.

— Точно?

— Она не врёт, да и по следам так выходит, — подтвердила урядница. — Влез он через забор, у него обрез помпы был с собой, даже выстрелить успел. Трижды. Видишь?

Она указала рукой на стену сарая. Затем на забор за ним, затем на угол дома. Действительно, везде виднелись выбоины от картечи. А на гравийной дорожке пятна крови.

— Она вышла из дома, — продолжила Анфиса. — Была вооружена, сказала, что ты ей запретил без оружия даже в туалет ходить. Так?

— Что-то вроде. Примерно так, — кивнул я, хоть ничего такого не приказывал. — Всё же она в историю влезла, где главное действующее лицо тот ещё мерзавец. И она жива осталась. Вот я и решил, что, пока меня нет, пусть побережётся.

— Понятно, правильно решил, как оказалось, — одобрительно кивнула Зверева. — В общем, вышла она из дома, а тот уже во дворе был, шёл к дому. Видать, не ожидал её, растерялся и сразу пальбу начал, а она побежала. От дома к сараю. — Анфиса указала на распахнутые ворота сарая. — А он стрелял — и всё время мазал. Забежав в сарай, она присела у воротного столба и давай в него палить. При этом раз пять попала в грудь и живот. Наповал. Тело уже к Ваське увезли, узнаем, что он скажет.

— Кто он, известно?

— Пока нет, не до конца. Он из аборигенов, в городе недавно, пристроился в ватагу крючников в порту. Имя забыла, у меня записано. Мрак вроде. Придумают же имечко.

— На харазском это «сокол».

— Ну ты скажи, — усмехнулась Анфиса.

— А ты чего здесь? Это же вроде опять не твой профиль.

— Не мой, — согласилась она. — Тебя-то в городе не было, ждали завтра к вечеру. Вот и решила, что с ней заночую, на случай чего. И Ленку из своих урядниц вызвала, чтобы уж надёжней оберечься. Она за ружьями в околоток поехала.

— Ладно, спасибо, Анфис. — Я чуть приобнял за плечи заботливую урядницу. — Пойду с колдуньей нашей несчастной поговорю.

— Да ладно, какие вопросы, — отмахнулась Анфиса. — Зато мы можем теперь дома ночевать. Я всё же мужняя жена, Данила бы завтра морду воротил. Бывай.

Она пошла к воротам, а я направился к Маше, которая наблюдала весь наш разговор и всё это время строила умоляющие гримасы. Когда я подошёл к ней, она просто бросилась мне на грудь, чего я никак не ожидал, при этом больно заехав «маузером» мне по шее сзади.

— Тихо, тихо, — похлопал я её по спине и отстранил: — Рассказывай, что было.

— Ужас что было! Ты о чём с Анфисой говорил?

— О том, что случилось. А что? — чуть насторожился я.

— Да ничего. А она ночевать здесь уже не остаётся?

— Нет, я же вернулся. А в чём дело-то?

— Да ни в чём. Боюсь я её, — смутилась Маша. — Как представлю, что она… в той комнатке… Брр!

— Да ладно, работа у неё такая, — отмахнулся я. — Тогда одно, а сейчас другое — она тебя защищать собиралась. Рассказывай, что случилось.

— Давай дома расскажу, я чайник только что поставила.

Она исчезла в доме, а я загнал машину во двор. Урядники уже всё равно со следами закончили. Заехал в сарай и ворота закрыл. Всё же товар у меня в кузове, завтра ещё с Бородой разбираться. Затем, собрав всё оружие, в дом прошёл. Маша тем временем налила две кружки чаю и выставила на стол большую вазу крендельков с маком, таких же, какими нас Васька-некромант угощал. Впрочем, крендельков было там на четверть. Перехватив мой взгляд, Маша покраснела и сказала:

— Понравились. Купила вот с утра, а тут на нервах… Вот и погрызла.

— Ну рассказывай уже наконец, не тяни, — поторопил я её.

— А что тут рассказывать? Только ты уехал, мне как-то страшновато стало. Особенно по ночам. Подумалось: а как Пантелей вернётся, а Силы у меня так и нет? И так далее. В общем, повесила я твой пистолет на бок и так всё время ходила, даже на рынок, хоть и косились. Неправильно что-то? — спросила она, заметив мою усмешку.

— Да нет, всё нормально. Просто с прикладом пристёгнутым мало кто носит.

— А я подумала, что нарушаю что-то. Боялась, что опять к этой потащат, к Анфиске.

Она даже плечами зябко передёрнула. Эк её проняло. А несколько дней назад гонору было больше.

— В общем, решила я по городу особо не шляться, тем более в доме у тебя книг полно. Сидела я у кухонного окна и что-то про твоих чудовищ читала. Вроде энциклопедии, с картинками и фотографиями. Интересно до жути. И услышала, как по забору что-то проскребло внутри двора. Я и вышла посмотреть. Вышла, а мне навстречу, прямо из-за бани, мужик с бородой выходит. И в руках ружьё. Меня увидел, рожа у него так перекосилась, что я сразу поняла — убивать будет. Я как побегу! И слышу, что за спиной как будто кто-то доской о доску колотит. Поняла, что стреляет. Вбегаю в сарай и спотыкаюсь. Упала, колено ушибла, больно — жуть!

Она от волнения схватила из вазы ещё один кренделёк, закинула в рот, быстро захрустела им, попутно продолжая рассказывать, размахивая руками:

— В общем, упала и покатилась так, что обратно повернулась лицом. А пистолет уже в руке был, не помню даже, когда схватила. И предохранитель снят. Я на него направила — и давай на курок жать раз за разом. Не знаю, сколько раз стреляла, только он сначала дёрнулся, потом заорал, согнулся, но всё не падал. А потом вдруг повалился и уже не дёргался. И патроны в пистолете закончились. Я долго подойти боялась, а потом машина урядников подкатила, затем конный патруль, потом ещё, потом Вася, который колдун, что мы в гостях были, заехал. Ну а потом ты всё знаешь.

— Ну и молодец, всё правильно сделала, — подвёл я итог. — А нам теперь стеречься надо. Видать, нам та заваруха в «Дальней пристани» ещё аукнется. Куда-то ты влезла со своей местью, в самую собачью свадьбу. Теперь будем расхлебывать.

— Извини, что втянула, — вздохнула Маша.

— Молодец, что втянула, — усмехнулся я. — Если расхлебаем, то на дне котла много чего найдётся. Есть у меня такое предчувствие.

Я действительно так думал — не зря же засуетился с тем ордером на сыск не к ночи будь помянутого Пантелея. А вообще надо жить теперь опаско. То, что этот абориген с обрезом не просто так пришёл — дело понятное. У него облом случился — значит, могут прислать ещё кого-то. Какую-нибудь нечисть, например. И хорошему колдуну закинуть такую нам в город не то чтобы совсем просто, всё же защита, но и не то чтобы слишком сложно. Возможно, в общем. Не думаю, что на нас опять человека нашлют. А это значит, что надо беречься по ночам.

— В общем, будем с тобой по ночам дежурить, — заявил я. — Так что днём отсыпайся.

— Зачем? — удивилась Маша.

— Затем, что следующая атака будет от какой-нибудь ночной твари.

— И что, так и будем здесь сидеть в пожизненной обороне?

— Зачем же? — пожал я плечами. — Дай пару дней на подготовку, и уедем отсюда. Лучшая оборона — это наступление. Сами их поищем.

— Хорошо. Раз ты так решил и тебе всё равно пока переодеваться и распаковываться, я — спать!

И убежала в спаленку. Вот это нервы у девушки! Сон и аппетит ничто не испортит. А я остался в горнице. Дел и впрямь ещё хватало. Но подготовиться ко всем неожиданностям тоже следовало. Я провёл ладонью перед оружейным шкафом, и дверца сама, с лёгким скрипом, приотворилась. Признал меня шкаф, не станет убивать. Я открыл двери, присел на корточки. Внизу в этом шкафу множество выдвижных ящичков — вроде библиотечного каталога.

Открыл тот, где написано на бумажке «.44», нашёл искомое — маленькую коробку с патронами, где каждый из них завёрнут в бумажку. Достал свой «смит-вессон» из кобуры, откинул барабан, вытряхнул на ладонь все патроны экстрактором. А затем набил его заново, вставляя в каморы один патрон с серебряной пулей, затем второй с выемкой в пуле, в которой капля воспламеняющегося фосфора, чуть заколдованного, чтобы прямо в теле загорался. Затем вновь серебро и опять фосфор. Через один. Универсальный набор — не одно, так другое сработает. А против кого живого так и всё сгодится. Прокрутил барабан, захлопнул и убрал револьвер в кобуру. Теперь без него даже до ветру не пойду.

Потом ту же самую процедуру над своим укороченным «тараном» произвёл. Один патрон со смешанной картечью на тварь-невидимку по пути «в гномы» израсходовал, так что на его место доставил такой же. Хотя расточительство это чистой воды — так никакого серебра не напасёшься!

Дробовик повесил на крючок возле входной двери — там надёжней всего, а револьвер в кобуре упокоился. И пошёл я в сарай. Разбираться с привезённым имуществом. Завтра помимо следствия всякого мне ещё торговлю вести.

ГЛАВА 16, в которой герой спасает своего друга от творения его собственных рук

Ночь прошла спокойно, хоть мы оба отдежурили. Никакая нечисть в дом не лезла. Маша честно отстояла свою смену, даже не спала на посту, какой-то учебник по магии читала, как мне кажется. Покушение всё же напугало её. Это полезно: пусть учится бояться. Бояться Пантелея, бояться нечисти, той же Анфисы бояться. Страх — он дисциплинирует. Внутренне.

С утра я завёл свою «копейку» с так и загруженным кузовом, посадил Машу справа, чтобы без присмотра не оставлять, и поехали мы к Бороде с Батыем на склад, к пристани. Склад у них большой, добротный, из крепкого соснового бревна, при складе лавка. Батый всё больше в лавке распоряжался, поелику он торговаться мог долго и самозабвенно, а Борода больше за доставку-поставку отвечал. По-научному — за «логистику».

Бороду увидел издалека: он в воротах склада стоял и на помощника приказчика Витьку Как-Два-Пальца орал. Он на него всегда орёт за слишком лёгкое отношение к жизни вообще и к хозяйским деньгам в частности. Но Витьке всё как с гуся вода. Борода выглядел раненым героем, с перевязанной головой, потому что после той драки в «кабарете» Степки Полузадова он ещё, видать, не оклемался.

Увидев мою машину, Борода величественным жестом отпустил нерадивого служащего и дождался, упёршись руками в широкие бока, пока я въеду в ворота:

— Ну чего, как скатался? И куда? А то, может, в Твери все пятьдесят золотых аванса пропивал? — гоготнул он.

— Пропивал бы — тебя позвал. Чего в одно рыло водку-то сосать? — резонно возразил я. — Принимай товар по счёту. И к тому же привёз тебе на продажу кой-чего.

— Патроны, что ли?

— А что я ещё могу-то? Я же ни в чём другом не разбираюсь.

Товар заказанный я передал Бороде сразу. Там целый список был, включая какие-то особенные кухонные ножи, которые через моего знакомца взялись закупать лучшие рестораны по всему течению Великой. Плюс было просто гномье оружие — для тех, кто коллекционирует и любит что-то такое-эдакое на ковёр повесить. Ещё стволы заказные для ружей и винтовок, инструмент. Всякое, в общем.

У меня было для него четыреста патронов высокого качества — тех, что из моего пороха и капсюлей делались. Борода их принял, хоть и чуть дешевле, чем я ожидал. Но всё равно нормально. В общем, по моим скромным подсчётам, считая затраты, накладные, потери на время хранения того же динамита у меня в подвале, вся эта поездка туда и обратно принесла мне под семьсот золотых. Очень, очень неплохо, большие деньги, на самом деле. Теперь можно начинать готовиться к выезду, о чём я Маше и объявил, чем её обрадовал.

Борода между делом попытался меня в свою лавку перенаправить, знал, что деньги у меня в карманах не держатся и всё, что на нём зарабатываю, у него же обычно и оставляю. Но сейчас у меня была великая цель — обменять зловещего Пантелея на десять тысяч золотых с тверским гербом на реверсе, поэтому я не потратил ни копейки. Пожал руку максимально сердечно, по могучему плечу похлопал — и укатил как можно быстрее, пока не передумал.

— Куда теперь? — спросила Маша, когда «копейка» катила по разбитой колесами улице, ведущей от складского двора.

— В банк, — сказал я. — Наличные на счёт внести.

— А стоит?

— Стоит. Нашего банка чеки всегда обналичишь, зато если ограбят — не страшно.

— Я на кошельки умею сигналки ставить магические, — сказала Маша. — Пальцы оторвёт у того, кто спереть решит.

— Это хорошо, — кивнул я. — А когда сможешь снова их ставить?

— Через неделю, наверное, — вздохнула Маша.

— А если грабят? И кому-то пальцы оторвёт? — задал я следующий вопрос. — Что тогда случится?

— Что? — не поняла она.

— Перестреляют нас, к болотным демонам. Обидятся на такие заподлянки да перестреляют, — просветил я Машу насчёт грабительских нравов. — А так, быть может, живыми бы отпустили. Не надо такую защиту ставить: лучше аккредитивы покупать. Они никому и даром не нужны, кроме нас самих.

— Сейчас поедем?

— Нет, — передумал я. — Сначала к Василию, что властен над мёртвой плотью и вечно живыми душами.

— К кому? — Светлые брови Маши поползли вверх от удивления.

— К Ваське-некроманту, — пояснил я и воткнул первую передачу.

Разгруженная машина ускорилась и бодро покатила по улице, подвывая шестицилиндровым двигателем, распугивая уличных собак, во множестве крутившихся у порта, и детвору, для которой здесь часто предоставлялась возможность заработать на конфеты.

Я скинул с утра брезентовый верх с кабины. Погода окончательно исправилась, и, как сказал Борода, предсказывают великую сушь в природе аж на пару недель как минимум. Это хорошо. Хоть моей машине грязь и не помеха, но сразу возникает следующий вопрос: до какой глубины не помеха? Грязь бывает разная, а с тех пор, как миры перемешались, бывшее российское Нечерноземье местами разбавилось таким чернозёмом, что можно не то что по оси в нём утонуть, а по зеркала заднего вида. Чернозём — штука такая, в долгие дожди серьёзней болота. А попутешествовать нам придётся, никуда не денемся.

Для начала покатим на лётное поле, что в форте Пограничный. Именно оттуда взлетают самолёты, которые вполне смогли бы пролететь над Дурным болотом у Вирацкого баронства. Самолёты военные, правда, запросто не наймёшь, но проверить стоит. За подсказку спасибо Велиссе вер-Бран. А заодно не мешает заехать в столицу княжескую, город Тверь славный, и там постучаться в разные дверки, в Департамент внутренних дел и в контрразведку. Глядишь, мне, как охотнику с сыскным поручением, какую полезную информацию по искомому Пантелею подкинут.

Пока я так размышлял, доехали мы до высоких резных ворот некромантовой усадьбы, на резных же столбах висящих. Тщеславен Васька, заест его этот бес. У него всё как в той шутке древнего писателя Аверченко о чувстве прекрасного у немцев: «Что нельзя позолотить, расписывается розами». Ладно, хоть плахи высоченного забора, расположившиеся между каменными столбами, ещё сиринами с гамаюнами не изрезал — с него ведь станется.

Я постучал молотком в калитку. Молоток у Васьки низко висит, любой проходящий сопливый пацанёнок дотянется. Для иного бы это самоубийством было, колотили бы шкодливые дети в калитку с утра до вечера, но некроманта задевать опасаются. Я бы так ни в жизнь не повесил.

Почувствовал уже знакомый укол магии, подождал, что калитка откроется, но она не открылась, оставаясь затворённой. Странно. Чего это Васька таким стеснительным стал? Я постучал ещё, опять почувствовал колдовской взгляд на себе, и вновь калитка не дрогнула. Зато во дворе почему-то плескалась вода и доносились приглушённые ругательства вперемежку с какими-то непонятными словами, причём всё это весьма знакомым голосом. А затем я услышал… не знаю, как и сказать. Вроде и визг, но как будто визжала свинья одновременно с циркулярной пилой, которой в этот момент свинью и пилили. Двойной голос. Или даже тройной. Верный признак чего? Верно, пятёрку вам: или нечисти, или, что некроманту ближе, какой-то нежити. А ещё мелькнула одна догадка, и я почувствовал, что меня начинает разбирать смех. А ещё кто-то засмеялся во дворе. Женским голосом — знакомым таким.

Маша это тоже заметила, потому что, сначала испугавшись, теперь смотрела на меня с недоумением. Потом, с таким же недоумением, на калитку. Я лишь махнул рукой, извлёк из ножен прямой нож с широким лезвием, сунул его в щель между калиткой и воротным столбом. Повозился, скинул задвижку и толкнул дверь.

Картина, которую я застал во дворе, достойна была кисти лучших живописцев, если бы им, конечно, писать такое было не в падлу. Я даже подумал, что сюда стоило зайти лишь для того, чтобы увидеть великого некроманта Ваську в такой позиции. В своём великолепном барском красном парчовом халате он стоял своими белёсыми босыми ногами в верхней мраморной чаше фонтана, испуганно глядя вниз и делая при этом какие-то пассы руками. Три обнажённые мраморные эльфийки изящными жестами возносили чашу с перетаптывающимся в ледяной воде Василием над своими томно склонёнными головками. Вода выплёскивалась от движений упитанного колдуна и прозрачными хрустальными водопадами срывалась в чашу нижнюю, пугая золотых рыбок и разбиваясь брызгами на мраморных ступнях лесных красавиц.

Время от времени Василий вдруг совал себе в рот два пальца, сгибался, некоторое время корчился в судорогах, как будто пытаясь насильственно извергнуть из себя содержимое желудка. У него это не получалось, вид был страдальческий, в глазах стояли слёзы, лицо бледно как мел, но при этом всё пошло пурпурными пятнами. Короче, измучился Васька. Отравился, что ли?

В окне, запахнувшись в шёлковый пеньюар, стояла демонически прекрасная Лари без головного убора. Короткие малахитовые рожки пробивались через ярко-рыжие пряди. И она от души смеялась, глядя на Василия. Смеялась искренне, весело, своим восхитительным бархатным смехом, не выражая ни капли сочувствия.

Причиной столь бедственного положения великого некроманта оказалось весьма жуткого вида, хоть и не слишком большое, существо, в котором угадывался недавно виденный мной в этом же дворе кабанчик. Раньше он был привязан к ноге одной из мраморных эльфиек, подпиравших крыльцо Васькиного терема, теперь же у неё на ноге болтался лишь обрывок верёвки.

Однако в чудовище, осаждавшем фонтан, очень мало осталось от того милейшего упитанного представителя свинского племени, которого мы встретили совсем недавно. Во-первых, у свиней не бывает таких пастей, почти до середины тела, а в этих пастях не бывает таких клыков. Во-вторых, не бывает настолько налитых кровью глаз, что они превратились в два горящих угля. И в-третьих, если свинья ведёт себя так активно, это явный показатель того, что она живая. Если свинья мёртвая, то она лежит тихо и готова к тому, что сейчас за неё примутся чуткие руки мясника, в нашем случае — Петра Бревнова, который оного кабанчика Ваське и презентовал, надеясь, что тот употребит его так, как кабанчиков употреблять подобает.

Однако в жизни некромантовых свиней есть ещё дополнительные опции. И этот свин стал достойным образцом свинской же нежити, а ещё он был настолько изменён и от него так пёрло следами магии, что становилось ясно — кто-то долго и старательно превращал труп невинного животного в настоящее чудовище. И в этом занятии преуспел. И кто мог это сделать — сомнения не вызывало. Виновник сейчас стоял в ледяной воде на высоте почти двух метров от земли, страдал, ругался, пытался то что-то выблевать, то как-то поколдовать. Поколдовать не получалось тоже — Васька дрожал от холода, суетился, путался. Не привык он колдовать в таких экстремальных условиях, всё больше в тиши лабораторной. Или в моргах, скажем: там ещё тише.

— Вася, что-то случилось? — крикнул я ему от калитки с неискренней тревогой в голосе.

Ко мне повернулись все трое — демонесса в окне, колдун в фонтане и мёртвая свинья под ним. Демонесса приветливо помахала ручкой, Васька сморщился так, будто у него зуб схватило, а кабанчик резво повернулся и бросился ко мне. Я решил судьбу не искушать, вступая с ним в единоборство, и ловко укрылся от него за калиткой. Раздался гулкий удар в доски, послышались новые переливы смеха Лари, а затем топот копыт вновь удалился, и я услышал удар уже в мраморное основание фонтана. Звук, как будто кто-то поскользнулся в воде, громкий плеск и взрыв ругательств высокого уровня нецензурности. И снова женский смех.

Так, в калитку лучше не соваться. Эта жертва новоявленного Мичурина может и сожрать, судя по всему. Поэтому я подпрыгнул, подтянулся, заскрёб ботинками по доскам — и через пару секунд уселся наверху забора. Рядом в доски вцепились две маленькие ладошки, и ещё через несколько мгновений рядом со мной оказалась Маша.

Я опять крикнул Ваське:

— Василий! Расскажите же, что здесь случилось? Мы тут все сгораем от желания услышать вашу историю!

Кричал я таким противным и манерным голосом, что меня легко можно было бы принять за одного из тех, что рискуют быть кастрированными в аборигенских городах. Васька лишь зло посмотрел на меня, плюнул прямо на одну из мраморных эльфиек под ним и спросил мрачно:

— Убить это сможешь?

— Даже не знаю… — протянул я. — А не жалко? Столько старался, колдовал, а я возьми да и убей.

— Я вот сейчас в тебя «Знак смерти» пущу, пошутишь тогда, — пригрозил он, впрочем, неискренне.

Васька не злой, только поэтому я так и резвился здесь. Посмотрел бы я на кого другого, кто взялся издеваться над самым сильным некромантом верховьев Великой.

— Василий, вы же не сможете, — крикнул я в ответ, иронизируя. — Если бы могли, то, скорее всего, вы лишили бы это несчастное существо этого жуткого и нездорового подобия жизни! Наверное, у вас дрожат руки от холода и слова заклинаний забываются под воздействием стресса! Я прав?

— Прав! Чтоб тебя… Час битый уже здесь сижу!

Голос у Васьки вправду был скорее несчастным, чем злобным. И хриплым. Простудился, видать.

— Скажите, неужели вам и вправду не жаль тех трудов, что вы положили на превращение юного кабанчика в подобную тварь, как будто только что вырвавшуюся из самых глубин адского пекла?

Вопрос я сопровождал жестами античного актёра, играющего в трагедии. Или в театре кабуки — один хрен ни того, ни другого не видел.

— Ты… блин… поболтай ещё, поэт! Комедиант долбаный! — срываясь на сиплый фальцет, закричал Василий. — Убей это, на хрен, или я за себя не отвечаю!

— Василий, так вы утверждаете, что сейчас вы отвечаете за себя?

Из окна опять послышался смех, отчего Васькино лицо снова пошло пятнами, а глаза стали красными, как у кабаньего зомби внизу.

— Ты убьёшь его или нет? У меня ноги заледенели!

Теперь в голосе некроманта послышались уже истеричные нотки.

— Хорошо, — кивнул я солидно. — Но только после того, как ты скажешь, зачем совал себе два пальца в глотку.

— Какая тебе разница? Плохо мне!

Он даже слегка подпрыгнул от возмущения, отчего вода обрушилась волной, заставив зловещего свинского мертвеца немного отскочить.

— Ну… интересно всё же. А что там у вас в кругу нарисовано? Вон там! — указал я пальцем на расчерченный круг, где явно проводился зловещий ритуал по оживлению свина. — Вы в классики играть собирались? Со свинкой? Или на свинку?

Василий лишь злобно зарычал в ответ — не хуже чудовища своего производства. Я же расположился на заборе с максимально доступным комфортом, всем своим видом выражая готовность выслушать рассказ Василия, каким бы длинным он ни был. Хоть до утра. Но идиллию прервал кабаний зомби, вдруг резко атаковавший забор и ударивший в него с такой силой, что я свалился бы назад, на улицу, не ухвати меня Маша за воротник куртки.

— Ах ты… бл… — осёкся я, оглянувшись на девушку, — …тварь косая!

Я выхватил из кобуры «сорок четвёртый», откинул барабан, высыпал из него патроны. Не хватало ещё в свинью серебряной пулей залупить! Воткнул обратно три зажигательных, взвёл курок, прицелился, постучал каблуком по забору. Заметавшийся было кабанчик замер, обернувшись на шум, и в ту же секунду я всадил ему пулю прямо между ушей. Грохнуло, ствол подкинуло, кабанчика сбило с ног, из дыры в голове вырвалась струя пламени, как из зажигалки. Он опять завизжал многоголосо, и я выстрелил повторно. Раз, и второй. На последнем выстреле череп свинского зомби разорвало, ошмётки плоти разлетелись в стороны, с сочными шлепками падая на землю. Всё. Finita.

— Вылезай из ванночки, хватит плескаться! — крикнул я Василию, спрыгивая с забора во двор. — Наигрался уже!

Василий опять сморщился, затем решил было слезть с мраморной раковины. Красный парчовый халат, надетый, как оказалось, на голое тело, распахнулся, попытавшись обнажить упитанные некромантовы прелести, Васька по-бабьи взвизгнул и из фонтана не вылез.

— Вася, девушки отвернутся! Не стесняйся! — сказал я ему, подходя ближе.

— Замёрз, ног не чую. Даже спрыгнуть боюсь, — прошептал он мне сверху.

Вид у него был действительно несчастный. Я протянул ему руку, сказал:

— Обопрись. Моя бабуля всегда так делала, когда с печки слезала. По-другому у неё не получалось — падала, и от этого вылетал зубной протез.

— Так то с печки, — вздохнул Васька и наклонился, протягивая мне руку. — Печки тёплые…

ГЛАВА 17, в которой все присутствующие собираются охотиться на вампира, а герой объясняет Маше, как с вампирами справляться и какие они бывают

— Она во всём виновата! — ткнул Васька пухлым пальцем в сторону всё так же загадочно улыбавшейся Лари. — Шуточки у неё дурацкие!

— А ты сам думать, что делаешь, не пробовал? — поинтересовался я.

— Да выпивши был! — Он досадливо поморщился.

История, случившаяся с нашим великим некромантом, оригинальностью и правда не отличалась. Вышло так, что моё предложение «зазомбировать кабанчика», которое я высказал в прошлый раз при расставании, слышал не только Васька, но и Лари. И регулярно ему об этом по разным несерьёзным поводам напоминала. Шутка у них такая получилась, домашнего пользования. А вчера был Василий зван в гости к городскому голове, где и принял на грудь немало. Очень немало: честно говоря, лёжа пришёл. Лари дома ждала, Васька её с собой туда не взял, чванился, да и слухов не хотел.

В общем, пришёл он, как сумел, и в его воспалённом от алкоголя мозгу после какой-то из ехидных шуточек демонической сожительницы вдруг всплыла идея о зомбировании кабанчика. Дошутилась Лари, «на слаб́о» Ваську взяла. Схватил тот свои инструменты, вышел во двор да и провёл все требуемые операции с экзерцициями, отчего симпатичное и вроде не злое порося превратилось в алчущую крови и плоти нежить. После чего Васька инструменты собрал и домой спать ушёл.

Я не зря сказал, что Васька почти лёжа пришёл. Пьян он был как раз до тех самых провалов в памяти, которые столь нам, многогрешным, жить мешают. И один из таких провалов полностью поглотил этот случай с кабанчиком. А самая глубокая часть провала пришлась на тот момент, когда Васька прятал кончик свиного уха. Тут оговориться надо — некромант, создавая зомби и надеясь управлять им в будущем, создаёт связь между целым и частью целого, между телом, например, и кончиком мизинца или, как сейчас, между тушей и кончиком уха. Без этой мистической нити нет управления и нет власти над «подъятым», как тот же Васька выражается, мертвецом.

Утром Васька встал очень поздно. Спешить было некуда, и похмелье к тому же одолевало. И начисто забыл про то, что случилось вечером. А дальше его подвела привычка. Не мог Васька начать новый день, не выйдя с утра самолично к калитке за газетами. Он их строго обязательно читал за утренним чаем, и, какие бы девки на тот момент с ним ни жили, забирал газеты из ящика он сам. Вот сегодня, зевая на ходу и потягиваясь, в меховых тёплых тапочках и развевающемся парчовом халате, сонный и взъерошенный, Василий дошёл до калитки, вытащил из почтового ящика прессу и, просматривая её на ходу, потопал обратно к крыльцу.

Затем его окликнула из окна Лари, которая показывала рукой на что-то во дворе. Только в этот момент до Васьки дошло, что последние несколько секунд он слышит какой-то очень странный звук, просто пока не удосужился обратить на него внимания. Он глянул поверх газеты и увидел того самого кабанчика, которого он вчера обратил в нечто ужасное. И теперь, как бывает в поучительных книжках, сотворённое зло обратилось на своего создателя. Единственное, что создатель успел совершить, так это одним прыжком заскочить в верхнюю чашу фонтана, где я его и застал.

Дальше началось самое страшное. В то время как свинячья нежить буйствовала, бросалась на мраморных эльфиек и даже по кабаньей привычке пыталась подрыть фонтан, Лари издевалась над Васькой. Оказывается, вчера он и ей спьяну наболтал лишнего, и теперь она мстила с наслаждением. Самый кошмар начался тогда, когда Васька, испросив прощения за все свои грехи, плачущим голосом умолял её поискать, куда же он запрятал отрезанный кончик уха пресловутого зомби. Лари сделала вид, что и вправду ищет, а затем её взгляд упал на бумажный кулёк с острыми кукурузными чипсами треугольной формы, до которых её кавалер был большой охотник под пивко. И ей пришла в голову мысль пошутить. Она сказала, что Васька в пьяном кураже съел треугольный кусочек уха вместе с этими чипсами. А она его удержать пыталась, да, дескать, не смогла.

Самым ужасным было то, что Васька в это поверил. Именно этот момент мы и застали, когда увидели его сующим два пальца себе в горло. Блевать к тому времени ему было уже нечем, но ухо так и не находилось. Оружия у него не было никакого, магия на таких зомби действует плохо — они для того и делаются, чтобы не действовала. Ими управлять можно, но… где ухо-то? Да и не колдовалось Ваське: замёрз он, и напуган был.

Уже после того, как пришли мы, застрелили свинского зомби и привели промёрзшего в ледяной воде Ваську домой, он нашёл пресловутое ухо. Всё это время маленький треугольный кусочек свиного хряща покоился в его кармане. В том самом халате, кроме которого на Ваське ничего и не было.

Всё это он поведал нам, сидя за столом с огромной чашкой чаю, опустив ноги в тазик с горячей водой. За спиной у него стояла Лари с таким видом, будто ничего и не случилось, и время от времени, развлекаясь, «давила» то на Ваську, то на меня, а то и на Машу, отвлекая всех поочерёдно от темы разговора, пока в конце концов Васька не заорал: «Да прекрати ты!» Она расхохоталась и ушла в другую комнату.

Наконец нам удалось заставить Василия говорить по делу, а не только жаловаться на ехидную подругу и замёрзшие ноги. И не бесполезно. Всё же вчера Васька успел провести форменный допрос убитому. И кое-что вызнал.

Бородатого злодея, убитого Машей, звали Мрак. Был он родом из Хараза — города на юго-востоке Доступных земель[53], но из родных мест уехал давно, лет десять назад. Мрак, что на тамошнем языке означает «сокол», рядовой воин дружины харазского бея, повздорил со своим командиром, схватился за винтовку и проткнул того насквозь штыком. Дело случилось в карауле, причём на конюшне, командир зашёл к нему с проверкой, так что вовремя поднять тревогу оказалось некому, и у Мрака оказалось почти два часа форы, за которые он сумел оторваться от погони, ведя в поводу ещё двух заводных коней[54].

Осесть ему удалось в Вирацком баронстве. Сначала устроился рядовым охранником в купеческий караван, что ходил от баронства до Твери, благо казённый «энфилд» он сохранил. Затем возглавил пятёрку охранников, стал выполнять особо доверенные поручения своего хозяина. Поручения были с двойным дном: купец вёл делишки тёмные, связанные и с контрабандой, и с нелегальной скупкой рабов, и с торговлей наркотиками. А вскоре его отловили помощники некоего дворянина ас-Ормана, возглавлявшего при бароне Морне Вираце нечто вроде контрразведки. И предложили постукивать на своего хозяина, угрожая в случае отказа выдать его Харазу — вызнали всё же про старую историю. И стал Мрак работать на «Камеру знаний» ас-Ормана. Работал он на ниве доносительства честно, и вскоре его хозяина арестовали да и изжарили в клетке. Охрану в основном разогнали, но Мраку подкинули денег и пристроили работать осведомителем «Камеры знаний», заслав его при этом в соседнее баронство Арбель.

Серьёзной работы ему не поручали — не тот уровень, но он держал явочную квартиру, передавал информацию, охранял какие-то грузы и людей и пару раз совершал убийства по приказу. А затем к нему прибыл из Вираца очень странный господин, в котором Мрак не без оснований заподозрил вампира. Тот поручил ему перебраться в Великореченск и найти себе работу на пристанях, что Мрак и сделал. Великореченск процветал, торговля расширялась, и новым рабочим рукам были рады всегда.

Анфиса ошиблась: работал Мрак не в ватаге крючников, а устроился в бригаду сторожей при купеческих складах, которую те содержали в складчину. Оружие у него имелось, рекомендации он привёз хорошие: будто бы раньше в вирацкой дружине служил. Так что место нашёл без проблем. И спокойно работал там около полугода, никаких почти поручений не выполняя от своих настоящих работодателей, пока позавчера вечером к нему не заявился тот самый похожий на вампира господин, который потребовал забраться в какой-то дом и убить находящуюся там девушку. И дал приметы Маши. После чего господин удалился в неизвестном направлении, а Мрак был убит оказавшейся неожиданно проворной жертвой.

Казалось бы, ничего сверхординарного, но… у нас начали появляться повторы в истории. Например, взять слово «вампир». На вампира похож тот, кто командовал Мраком; якобы на разгром гнезда вампиров приехал в Царицын Пантелей; то безмозглое создание, которое Васька поименовал «вампиро-големом», тоже было сделано из вампира. Затем мы имеем повторения в термине «Вирацкое баронство». Мрак жил там и на их доморощенную разведку работал, от той разведки к нему приехал вампир — уже пересечение понятий, а не только совпадения, — и портал, по которому ушёл Пантелей, был нацелен на Дурное болото, что отделяет Тверское княжество от Вирацкого же баронства.

А ещё появилась идея, что таинственный вампир вполне может скрываться в Великореченске и готовить очередную пакость. Вплоть до собственного визита к нам домой.

— Маш, ты в последнее время никого не приглашала к нам в гости заходить? — как бы между делом спросил я девушку.

— Нет, а что? — ответила Маша вопросом на вопрос, жуя сдобную булочку, густо намазанную клубничным вареньем.

— Сашка считает, что вампир к вам может заглянуть, — пояснил Васька, который отогрелся и к которому вернулась былая живость ума.

— Это правда, что вампир без приглашения не войдёт? — спросила она.

— Правда, не войдёт, — ответил я. — Если жильё после постройки было освящено или получило иное благословение от светлых богов, то для него это почти невозможно. Ворваться сможет, но ему будет очень плохо. И самое главное — всем сразу ясно, кто он такой. Другое дело, что должен быть жив тот хозяин дома, который призывал благословение. Я в данном случае.

— А если ты… извини… ну… — замялась Маша.

— Если я умру, а ты останешься жить там, то должна сама звать жреца и освящать дом заново, — просветил я её. — Иначе любой вампир зайдёт к тебе как к себе домой. И они такие дома чуют, и дома эти под особой угрозой. А вот пригласить его в дом, если ты в нём сейчас живёшь, будучи сама приглашённой мной, можешь. Поэтому и спросил.

— Нет, никого не приглашала и даже на базаре, кроме как о цене, ни с кем и ни о чём не разговаривала.

— Это хорошо, — кивнул я.

— А ты на вампиров охотишься? — спросила она.

— Он на всех охотится, — сказал Васька. — Если перечислить, сколько он всякой твари извёл, хватит на средних размеров Дурное болото. Кстати, хочешь этого работодателя поискать?

— Хочу. Поможешь?

— Помогу, — сказал Васька, посерьёзнев. — Я специально для тебя дело придержал. Город двести за вампира в пределах стен даёт, в случае успеха — пополам.

Вообще-то Васька с вампиром может справиться запросто. Он некромант, а вампир технически мёртв. Плоть его подвластна Ваське абсолютно. Но есть две проблемы — Васька канительный, а с вампирами надо действовать быстро. А ещё он малость трусоват, и к тому же он классический тип «кабинетного колдуна». Выход «в поле» для него труд почти непосильный. Поэтому в таких случаях он любит обращаться ко мне.

— Как поступим? — поинтересовался я.

— Как обычно. Собирай своё барахло и заезжай за мной. Покатаемся. Годится?

— Вполне, — кивнул я. — Жди, через часок вернусь.

На сем мы откланялись. Ваське надо было делом заниматься. А мне — готовиться к охоте. Визит в банк на потом перенесём.

С вампирами у меня опыт неплохой, и арсенал на них специальный подобран. Главное, чтобы Васька сумел этого вампира найти и чтобы тот оставался в городе. А то мог и свалить. Некромантов мало, а Ваську половина Великоречья знает. И все знают, что некроманту вампира найти проще некуда. А городской голова платит Ваське раз в месяц за то, что тот в пределах городских стен катается в сопровождении охотников да ищет, где «вампиром пахнет». Поэтому у нас ими не пахнет эдак года два, пожалуй. И поэтому наш гость вполне мог уже сбежать — описания у нас нет, Мрак его всегда в капюшоне видел.

Домой я рванул бодро, и вскоре машина стояла во дворе, а я полез в свой волшебный шкафчик. Надо было собраться. Охота на вампира дело такое… своеобразное. Если правильно подготовишься и суетиться не будешь, может пройти легко, а вот если лопухнёшься… Понятия «неудачно» здесь не существует. Разорвёт вампир. В нём, даже недавно обращённом, силы раза в три больше, чем во мне. А уж вампир старый сильней молодого в несколько раз, да и магией кое-какой владеет.

Перво-наперво я извлёк из шкафа кольчугу гномьей работы. Хорошую такую кольчугу, не слишком даже толстую, не тяжёлую, которую натянул на себя. Её прокусить сложно, а кроме того, на браслетах и воротниках оной знаки солнца изображены. Если вампир попытается в горло зубами вцепиться, то наверняка на них мордой напорется. А для него это как калёным железом. Раны от освящённых предметов не затягиваются у них долго, иногда — пожизненно.

А у вампиров в драке иногда крышу срывает, если близко пульс чувствуют. Кровь для них не столько жизнь, сколько тяжелейший наркотик. Именно в этом главная проблема с вампирами. Для того, чтобы поддерживать в себе жизнь, достаточно совсем немного крови, и совсем не часто. И вовсе не обязательно прямо из сонной артерии, можно и консервированную. Когда вампир пьёт из живого человека, его как будто в рай возносит. Старые вампиры это ещё контролировать умеют, а молодые — очень часто нет. И именно молодые устраивают «вампирские пиры» с многочисленными жертвами, после которых их обычно сразу находят и истребляют. Они как обкурившиеся дурь-травы подростки становятся, сами себя не осознают и не контролируют. Вот и может рвануть он клыками к шее, не убив тебя предварительно, и нарвётся на ворот кольчуги со знаками солнца — крестами с закругленными перекладинами на концах.

Дальше из защиты святая вода. Она может быть посвящена любому из богов, кроме тех, что покровительствуют мёртвым. Если она была освящена в храме и прошла через серебряный сосуд, освящённый там же, она вампиру как концентрированная серная кислота. А налью я её в самый что ни на есть водяной пистолет, только резервуар в нём серебряный, и тоже со знаком солнца, на нём рельефно изображенным. Так надёжней. Плесну — мало не покажется. И запасной фиал с собой прихвачу: ещё два раза эту брызгалку зарядить можно.

Это всё средства оборонительные. Теперь средства усмирения. Иногда появляется возможность взять вампира живым. Редко, но бывает. На моей памяти такое было дважды, и подчас это очень полезно. Второй мною взятый — в прошлом коммивояжёр одного нижегородского торгового дома — рассказал о гнезде в Твери, да ещё и со связями. Всплыли имена, был скандал, занималась сама контрразведка. А я тогда забесплатно работал. Городской заказ был, и была моя очередь послужить обществу.

Я стащил со шкафа брезентовую сумку, заглянул в неё. Железная глухая маска, ошейник, пояс и кандалы на все конечности, соединённые цепью. Конструкция хитрая: рванёшь за свободный конец цепи — и руки-ноги стянутся вместе, «ласточкой». Возьму на всякий случай. А вдруг удастся этому самому вампиру вопросики позадавать? Мёртвый-то он мёртвый, но у меня в руках ему всё равно небо с овчинку покажется — лучше, чем живому. Проверено. Ну и в довершение — оружие.

— Ты что, из ружья в вампиров стреляешь? — удивилась Маша, когда я достал из пирамиды укороченное ружьё-вертикалку могучего десятого калибра.

— Стреляю. А что, нельзя? — спросил я, откладывая ружьё на стол.

— А они разве от пуль мрут?

— А кто сказал, что я пулями?

Пулями я из этого ружья не стрелял. Точнее, стрелял, но это было «побочным явлением». А изначально предназначено оно было для стрельбы совсем другими снарядами — моей собственной конструкции и изготовления. Осиновыми кольями, если уж быть до конца точным. О чём я Маше и сказал, после чего раскрыл специальную сумку из твёрдой кожи и показал их.

Каждый колышек был великолепен. Идеального круглого сечения, сделанный на токарном станке и тщательно, до блеска ошкуренный, толщиной семь миллиметров. Этого достаточно: вампир мрёт от отравления организма, а не от толщины кола[55]. Колышек внутри был полым, как карандаш, а вместо грифеля сквозь него проходил стальной пруток из легированной стали, расширяющийся на конце. Незачем полагаться на деревянное острие — такой кол со стальным носом, острым как игла, пропорет любой доспех.

На колышке были стабилизаторы. Один спереди, второй — сзади, в том месте, где торец колышка входит в гильзу десятого калибра. Крылья переднего стабилизатора направлены остриями назад, а заднего — вперёд. С такими штуками стрела застревает в теле наглухо: ни назад выдернуть, ни вперёд протолкнуть. Ну и затем поддон и пыж с пороховым зарядом. Стрела воткнута задней частью прямо в патрон. Затем этот патрон со стрелой вставляется в патронник и выпаливается в неприятеля. Лучше и надёжней любого арбалета. И перезаряжать относительно быстро. А в случае чего можно и обычным патроном пальнуть, ружьё ведь самое стандартное, тверской работы, разве что блок стволов гномий, от Дарри, без дульного сужения, пятьдесят три сантиметра в длину.

Затем револьвер. Серебро вампиру безвредно, но огня он боится. Значит, пули с фосфором. Затолкал шесть штук в барабан, ещё шесть — в скорозарядник. И три штучки осталось. Мало. Надо опять фосфор покупать, а он не простой, с заклятием, стоит — ой-ой-ой.

Ну и на закуску, так сказать, как оружие последнего шанса, кол осиновый на ручке резиновой, тоже со стальным сердечником. Если ткнуть с силой, можно и кольчугу пробить, кольца раздвинуть. Вот, собственно говоря, и всё.

— И это всё? Больше ничего не нужно? — спросила Маша.

— На обычного вампира — достаточно.

— А какие ещё есть?

— Разные, — пожал я плечами. — В принципе, достаточно на любого. Есть вампиры, которых убить невозможно. Та же брукса, например.

— Это которая в виде птицы?

— Обращается в большую летучую мышь. Её нельзя убить. Зато можно разрушить или сжечь.

— А сжечь — это не убить разве?

— Нет. Убить — это убить. Изъять жизнь из тела. А сжечь — разрушить тело, даже если жизнь в нём ещё есть. Брукса, правда, горит плохо, с ней вообще возни много.

— Охотился на бруксу?

— Давно ещё, в чужой команде, — кивнул я. — На подхвате. Пришлось сначала изловить, потом взорвать, а то, что осталось — сжечь.

— А ещё какие есть? — залюбопытствовала Маша.

— Много есть. Видов десять.

— У тебя в книге целая глава им посвящена, — удивилась она. — Куда больше десятка там было!

Я пояснил:

— Там много повторений. На разных языках по-разному одну и ту же тварь называют. К тому же много отличий, что там записаны, построены на суевериях. Вроде таких: чтобы стать носферату, надо обязательно быть зачатым и родиться вне брака, и каждый из родителей тоже зачат должен быть вне брака же. Болтовни много.

— А как на самом деле? — спросила Маша.

— Носферату — обычный вампир, просто очень старый, — объяснил я. — Он начинает терять человеческий облик, демон, что внутри, окончательно берёт верх. Он уже приближается к личу.

— Личу?

— Вампир из колдуна, который намеренно стал таким, чтобы обрести силу и стать вечным. Зовется лич. Или враколак у некоторых аборигенов. Или паку-пат на восточных языках. Или нелапси на языках западных баронств.

— А здесь на лича нельзя напороться?

— Нет, — покачал я головой. — Их мало, да и обычно они в людские дрязги не лезут. Они уже частично в демонических планах живут. Их за всю историю по пальцам пересчитать можно.

— А кого ещё можно встретить в обычной жизни? — продолжила допрос Маша.

— Упыря, например. Кстати, упырь света не боится, охотится днём.

— Так же, как и вампир? — удивилась колдунья. — Тоже кровосос?

— Нет, не совсем. Упырь загрызает жертву, как зверь. Кровь пьёт, но может и мясом закусить. Он скорее хищник. А настоящий вампир — наркоман. К тому же упыри туповаты, в городе его вычислят почти сразу. Жрать он будет жертву долго и громко, заканчивается это чаще всего облавой и смертью.

— Мм… я вроде помню, что возле Царицына два хутора такой выел. Верно?

— Насчёт Царицына не знаю, но для хуторян упыри опасней всего, — подтвердил я. — Убить его сложно: нужен огонь или серебро. На хуторе людей мало, если такой ворвётся, то может таких дел натворить — ой-ой-ой. Я видел один хутор после упыря. Так крови — что в мясницком ряду было, даже на потолке. Всех на куски порвал.

— Брр, — зябко передёрнула Маша плечами. — А ещё кого можно встретить?

— Более специализированные разновидности, обычно не людского и не магического происхождения. Баоба-сит на двергском языке, например. Это такое существо, таким и рождённое. Всегда женщина, клыки прятать не может, а вот когти втягиваются. Убивается железом. У меня, например, есть стальные пули специально для таких. Они в принципе нередко попадаются.

— Как часто?

— Ну, на двух я сам охотился, — ответил я, тщательно проверяя каждый патрон с осиновым колышком. — У нас в городе — и в Эммаусе. Их часто с суккубом путают, хотя между ними нет ничего общего. Просто суккуб — женский демон и нападает на мужчин именно поэтому, а баоба-сит — потому, что ей, как женщине, легче именно мужчину заманить в тихое место. Но женщины ей в пищу тоже годятся. Убить их просто, одним выстрелом, труднее выследить.

— Надо же… А что такого в железе, что оно убивает?

— Какая-то реакция с кровью. Мгновенно ржавеет и распадается — говорят, что оно так собирает весь кислород из крови, отчего тварь и умирает. Ураганный некроз тканей. Ну и огонь действует, но железные пули намного дешевле зажигательных. Гвоздей нарубленных можно в патрон набить.

— И ты уверен, что тот, на кого собираешься охотиться — обычный вампир?

— Процентов на девяносто уверен, — кивнул я. — Вампир обыкновенный, он же умрун, он же Strigoilus Vulgaris, если по науке.

Я отвинтил крышку с серебряного резервуара своего водяного пистолета и начал аккуратно переливать туда святую воду из фиала, стараясь не расплескать. Маша же ходила вокруг меня кругами — её одолевало любопытство.

— А чесноком ты пользуешься?

— Нет смысла, — отрицательно помотал я головой. — У вампира на чеснок тоже аллергия, как и на осину, но намного слабее. Если даже ты обмажешься чесноком с головы до пят, это не поможет. Пить он тебя не станет, верно, а шею свернёт обязательно, разве что почихает потом.

— Почихает? Разве они дышат? — удивилась она.

— Я образно. Ну, не понравится ему, не более чем. А вообще самая страшная тварь, которую можно встретить в городе, хоть и редко — это упьержи. Других названий не знаю.

— Кто?

Я достал из сумки три плоские резиновые ёмкости вроде грелок, вытащил из них длинные пустотелые пробки и начал наливать в них святую воду. Тоже полезный инструмент, моего собственного изобретения. Вампиры балдеют.

— Упьержи — его так горцы с Лесного хребта прозвали, — попутно рассказывал я. — Он скорей даже не вампир, а пожиратель. Выглядит как нормальный человек, чаще всего — самого мирного вида. За секунду может развалиться в груду трупных червей, а те могут пролезть куда угодно. Может подойти к дому, проникнуть внутрь через щели. Там собирается опять в человека, зачаровывает спящих. Вновь рассыпается, и черви пожирают всех. Заживо.

— О-ой, дрянь какая! — аж подскочила Маша, обхватив себя руками за плечи, как будто пытаясь что-то стряхнуть с себя. — А убить-то его как?

— Как человека — невозможно, он сразу разваливается. Червей — как угодно, хоть ногами топчи, не поскользнись только. Они ядовитые ещё, кстати, парализовать могут. В них никакой магии нет, магия только держит их вместе в человеческом облике. Но если хоть один червяк уползёт, упьержи возродится снова — максимум за пару месяцев.

— А обнаружить как этого… упьержи?

— Ну сама подумай. Магия держит червей вместе…

— Ну да! — сообразила она. — Он же излучать должен всё время.

— Верно. И неслабо. Поэтому у нас урядникам амулеты выдают, реагирующие на магические ауры, а в городе ношение активных амулетов запрещено, чтобы не излучали. Только защитные и пассивные.

— И ловили?

— На моей памяти — нет. А лет десять назад, говорят, гонялись тут за червями по всему городу. Я тогда ещё в Твери жил.

— Справились?

— Кто его знает… — пожал я плечами. — Но в городе он больше не появлялся.

Закончив с «грелками», я взял со стола ружьё, откинул стволы, заглянул в каналы. Я оружие всегда чищу до зеркального блеска перед тем, как в пирамиду убрать, но потом всё равно проверяю. Так спокойней и надёжней. Отложил. Всё, в общем, готов ехать. Натянул поверх кольчуги свитер, чтобы не блестела и не звякала, поверх свитера надел куртку из змеиной кожи — скользкая, эластичная, ухватиться за неё трудно. Тоже защита. Жарко будет, но это не страшно. Жарко лучше, чем «мёртво».

— А нави тогда кто? — спросила Маша.

— Духи умерших, чьи тела истлели без погребения. Кровь они не пьют, тянут саму жизнь. В глухом месте ночью могут запросто заесть насмерть. Всё, я пошёл, — сказал я, подхватывая со стола сумку и беря в руки двустволку.

— Я с тобой! — подскочила она.

— С чего это? У меня для тебя ни защиты, ни оружия — ничего. У меня всё в одном комплекте. И опыта у тебя ноль, — урезонил я её.

— А я за рулём посижу. Я машину вожу хорошо. День же на улице, вампир спит, не опасно.

— Ещё одно заблуждение, — сказал я, ткнув в неё указательным пальцем. — Вампир спит, когда захочет, как человек. Гроб ему тоже не нужен, кстати. И солнце ему не помеха, если он под прямые лучи не выйдет. Даже сейчас, считай что в полдень, он может на улицу выйти, если в тень.

— А мы на самом солнцепёке встанем!

— А если накроется чем-то, то и солнце ему не помеха.

— Так со мной же Василий будет, насколько я понимаю?

Я задумался. Действительно, торчать на улице — опасность невелика. А водитель пригодился бы: Васька машину водит так, что потом за поваленные заборы не расплатимся. Даром что у него своих три, а толку-то…

Я снова полез в шкаф, достал свой короткий помповик с откидным прикладом, затолкал в него пять патронов с сегментными, разваливающимися в теле на куски пулями, каждая по сорок пять граммов. Вампира они не убьют, верно, но дыр в нём таких наделают, что ему уже не до нападения будет. А если в башку угодить, так может и не уйти. Что толку с того, что он не умер ещё, если валяется почти что без башки, а встать сможет не раньше чем через день или два?

— Умеешь управляться? — спросил я Машу.

— Естественно. Лет в десять научилась, как отдача с ног сбивать перестала, — усмехнулась та.

Естественно так естественно. Кто в нашем мире стрелять из ружья не умеет? Это чуть ли не главное умение теперь, грамоте — и то во вторую очередь обучают. Ружья дома, что кухонная утварь, даже у аборигенов у всех пусть одностволки, да есть.

Я отдал ей дробовик, а к нему ещё подсумок с дюжиной патронов и ремнём для ношения через плечо. А затем добавил амулет солнца. Маленькая, но всё же защита. Думаю, всё нормально будет, девочка она боевая, сам видел. А рядом с мощным некромантом, да ещё в тылу — пусть лучше и впрямь к делу привыкает.

— Пошли! Надо ещё второй ряд сидений поставить.

ГЛАВА 18, в которой герой доказывает делом, что не зря носит охотничью бляху

— Думаю, что здесь, — сказал Васька.

Сейчас он был совсем не похож на того себя, которого мы видели ещё пару часов назад — замёрзшего, растрёпанного и мокрого. Теперь он был собран, одет в пыльник с капюшоном, в руках стеклянный шар с запаянным в него могильным прахом. «Прах к праху» — основа заклинания для поиска нежити. Нежить магической ауры не имеет, так её не обнаружишь, а вот такие талисманы Васькины к ней ведут. Мы всего минут тридцать по Берегу покатались, пока некро-радар не засветился тусклым белым светом в руках некроманта и не заледенел.

Катались мы не одни. За нами ездил камуфляжный «виллис» урядников, в котором сидели двое, настороженные и внимательные. Оба из молодых: в таких охотах пока не участвовали. Без присутствия урядников я в чужое место войти не могу, даже если там вампиры с упырями хороводы водят. А так — всё по закону.

— Похоже, — сказал я, оглядев место, куда привёл нас радар. — Склад, и выглядит давно запертым. Отнорок поискать придётся.

— Почему? — шепнула Маша, сидящая за рулём. — И почему отнорок?

— Мусор под воротами, — объяснил я. — Если бы их открывали, то его бы створками смело. Поэтому любому сведущему человеку ясно — нет там никого. Но радар показывает, что есть. Значит… продолжай.

— Значит, умный вампир, ходит через другую дырку. Типа, пусть все думают, что тут пусто.

— Правильно. Умница, — похвалил Машу Васька.

Радар привёл нас в район купеческих лабазов, тех самых, что охранял покойный вирацкий шпион Мрак. Причём в самый дальний конец, к складам, где или хранили нечто не слишком продаваемое, или которые пустовали. Арендовать стремились в первую очередь те лабазы, что ближе к воротам, где можно было лавку пристроить. Похоже, что сам Мрак этот склад снял для дел, ему одному известных.

— Ладно, схожу посмотрю, — прошептал я.

— Погоди… — шепнул Васька.

Он раскрыл кожаный саквояж, достал оттуда нечто вроде короткого посоха с чёрным, как сама тьма, камнем на оголовке. Снизу торчал заострённый стальной штырь. Васька провёл пухлой ладонью над камнем, затем протянул посох мне:

— Втыкай в землю.

Я спрыгнул с высокой подножки «копейки», с маху воткнул посох в сухую неподатливую почву. Вот для чего Васька ещё здесь нужен — для такого фокуса. Камень этот чёрный может искривить и испортить любой портал в радиусе ста метров, а то и больше. Теперь отсюда так просто не убежишь. Но управлять этим амулетом только сам Василий может, так что без него — никуда.

Тишина, лишь город шумит. И у моей «копейки» движок работает — урядники свой заглушили. Стоят в сторонке возле машины, ни во что не вмешиваются. Место здесь вообще тихим не назовёшь, уже со следующей линии базар начинается. А здесь пустовато.

Я прислушался к ощущениям. Нет, никакой магии вокруг, и на меня никто не смотрит. Умный вампир, если он здесь, конечно. Магические сторожа и сигналки тоже «фонят», по ним можно обнаружить, что кто-то здесь имеет основания опасаться кого-то. Лучше так, как этот, вроде и нет его вовсе.

Раскрыл ружьё. В нижний ствол втолкнул патрон с торчащим из него колышком, в верхний — патрон с тяжеленной раскрывающейся пулей, «колотуху». Не перепутаю, всё натренировано у меня до рефлекса. «Колотуха» с ног сшибёт кого угодно, а уже потом можно и кол вогнать в неподвижную цель. Так проще, чем сразу колья расстреливать. Стволы с маслянистым щелчком встали на место. Готово. Ну, пошёл я.

Осмотрел ворота внимательно, глянул на замок. Замок вроде бы нормальный, не для видимости повесили, не раскроется от простенького заклинания. Но лучше перестраховаться. Я достал из кармана чуть разомкнутое стальное кольцо толщиной в палец и накинул его на замковые петли. Дополнительный стопор будет. Отошёл от стены подальше и не спеша побрёл вокруг длинного бревенчатого лабаза, стараясь не заходить в тень, держа ружьё на сгибе локтя. Главное — никакой спешки. Если надо будет час потратить на внешний осмотр — потрачу два, чтобы наверняка.

Задняя стена сарая совсем глухая, а вот с дальней торцевой сложены штабелем складские палеты. За ними что угодно может быть, и, судя по следам на пыли, их недавно двигали. Не приближаясь слишком, я присел на корточки. Нет, так не разглядишь, есть что за ними или нет. На это место как раз тень падает, отметил я для себя.

Посмотрел выше. Следы на земле тоже могут приманкой быть. Полезет охотник смотреть, зачем эти деревянные поддоны от стены отодвигали, а его сверху хрясть! Оно нам надо? Если ответите, что не надо, то, считайте, угадали. Но выше вроде бы тоже ничего, гладкая стена, над ней крытая жестью двускатная кровля.

Я огляделся, поискал глазами. Ага, то, что надо: у соседнего склада длинный шест стоит, поддерживает провисающий телефонный кабель. Кабель-то пусть себе провисает, хрен с ним, а шест мне пригодится. Я забрал его, вернулся к штабелю и потыкал в крышу над ним. Нет, всё нормально, обычная кровля. А если и с сюрпризом, то я его не нашёл — минус мне тогда. Вампир его нарисует.

Посмотрим теперь за палетами — что там? Вручную таскать не годится, ибо придётся ружьё за спину закинуть, чтобы руки освободить. Опасно. Всё же иногда помощник нужен. А сегодня со мной Маша. Хм, а неплохо!

Я быстрым шагом вышел из-за угла склада, подошёл к машине:

— Маша, давай за мной, на первой. Не обгонять, делать лишь то, что скажу. Как поняла?

— Поняла.

Урядники тоже было следом сунулись, но я им сказал, чтобы продолжали наблюдать за воротами. Они подчинились, опять укрылись за своим «виллисом», направив стволы ружей на тяжёлые деревянные створки.

Двигатель «копейки» Маша не глушила, поэтому сразу тронулась с места и покатила за мной, чуть не подталкивая массивным бампером в зад. Когда мы доехали почти до штабеля палет, я сказал: «стой», — нырнул под передний бампер, откинул стопор лебёдки, подтащил её к деревянным поддонам. Зацепил нижний крюком, вернулся назад. С треском вращая рукоятку, выбрал слабину троса. Затем взял ружьё наперевес, повернулся к Маше, скомандовал:

— Теперь сдавай задом. Очень, очень помалу, как можно медленней.

— Ага, — ответила она и врубила заднюю передачу.

Васька сидел рядом с ней как изваяние, присматриваясь к своему «некро-радару». Вообще на внешние раздражители не реагировал. Он всегда так.

Рыкнул мотор, машина медленно покатила назад, с хрустом подминая мелкий гравий колёсами. Трос натянулся, палеты легко сдвинулись с места и, загребая дорожную пыль, всем штабелем поползли. Есть отнорок! Примерно на полметра от земли три бревна были недавно и аккуратно выпилены в середине, дыра закрыта щитом из досок. Кто это делал, интересно? Это ведь не сам вампир. Мрак для него постарался?

Так, отнорок тесный, лезть через него внутрь — последнее дело. Но если ломиться через главные ворота, то тот, кто прячется внутри, может выскочить отсюда. И плевать, что солнце светит. Если у него есть чем прикрыться, то придётся побегать. А мне доводилось видеть, как вампир при свете дня заложников взял. Этого нам только и не хватало. И плакала тогда наша премия, если околоток в дело вмешаем. Надо самим всё сделать.

— Маша, давай снова вперёд, к воротам, — обернулся я к ожидающей команды девушке. — А урядников с их машиной присылай сюда.

— Я им сам скажу, — кивнул с пассажирского сиденья Васька.

Это лучше, Машу урядники не знают, а если и знают, то несколько… с несерьёзной стороны — история с поркой и так далее. А Васька им авторитет больше любого начальника. И колдун он, и городской совет его в задницу лобзает.

Действительно, я услышал, как визгливо завёлся движок «виллиса», и небольшой вездеход подъехал ко мне. Я обратился к тому из урядников, который сидел за рулём, выжидательно глядя на меня.

— Хлопцы, вмешиваться вам нельзя, но помощь мне понадобится. Значит, так: я вас пока прикрываю, а вы приставляете два поддона стоймя к стене, а затем один из вас подает машину к ним таким образом, чтобы прижать их намертво. Всё понятно?

— Не вопрос, — сказал тот, что сидел справа, и ловко выскочил из машины, сверкнув начищенными ботинками.

Ещё через минуту лаз был закупорен вполне надёжно. Вампир может сдвинуть такую машину, как «виллис», даже если она на ручнике[56], но не из узкой дыры и не тогда, когда возле неё двое с ружьями стоят. Я ещё раз посмотрел наверх — кровля не слишком уж могучая, можно и там вырваться. Но сверху солнце — станет ли?

Рысью перебежал к фасаду. Полез в кузов, вытащил оттуда длинную двойную цепь с коваными крючьями, зацепил два из них за проушины под бампером «копейки». Получившийся коней в форме «V» зацепил за замок ворот, сняв с него предварительно колечко-блокиратор. Затем навёл ружьё на ворота и скомандовал:

— Давай!

«Копейка» взревела шестицилиндровым мотором, рванула назад, цепи натянулись, загремели, раздался лязг и треск, и воротные створки распахнулись настежь. Солнечный свет упал на посыпанный стружкой дощатый пол лабаза. В воротах никого не было.

— Ну что, пойдёшь? — негромко спросил меня Васька.

— Пойду. Что-нибудь интересное? Где он может быть?

— Вроде бы справа от ворот, но точно не скажу, — ответил Васька, глядя на свой «некро-радар».

— Не скажешь, и ладно.

Всё, хватит время тянуть. Я упёр приклад в плечо и медленно двинул к распахнутым воротам. Теперь вампир по-любому не спит, ждёт меня. С вероятностью десять из десяти. Сидит и ждёт, когда я войду в ворота. Ничто не ново под луной. Только вот ошибочка — нашёл дурака так просто входить.

Я достал из сумки одну из резиновых «грелок», посмотрел, как закрыта пробка. Очень хорошо, ни капли не пролилось. Затем достал из кармана совсем небольшую тридцатиграммовую тротиловую шашку. И гранатный запал. Запал воткнул в шашку, а ту, в свою очередь — в пустотелую пробку, входящую в «грелку» примерно до середины длины. Вот так, очень хорошо.

Выдернул кольцо, несильно размахнулся и метнул «грелку» прямо за ворота, к самому входу. Она тяжело плюхнулась на пол. Сейчас…

Раздались хлопок и «самый громкий в мире хлюп», как говорил персонаж моей любимой детской книжки. Целое облако брызг святой воды разлетелось во все стороны. Есть контакт! Раздался визг, что-то тяжёлое упало сверху, дымясь, попало в полосу солнечного света, взвыло ещё громче — и метнулось вправо, в спасительную тьму. А я подскочил к воротам ближе и отправил следом вторую «грелку», пока свежи впечатления от первой. Снова «хлюпнуло», завыло, упали какие-то ящики, зазвенели пустые вёдра.

А больше нигде не шумело, значит, один он там. Таких «святых взрывов» молча ни один бы из них не выдержал. Какой бы ты старый ни был и терпеливый, но у меня забегаешь. Я свой арсенал на вампиров не один год обдумывал, а вы, по высокомерию своему, меня встретить не ожидали. Вскинув ружьё, я зажёг фонарь под стволом, прыжком залетел в сарай, направил его на дальний правый угол — и не промахнулся: луч выхватил из тьмы безумное лицо. Хорошо влепил!

Вампир тоже понял, что ему конец. Плоть с обеих ладоней сваливалась у него клочьями, наверное, он ими лицо от взрыва прикрыл. И увидел направленные в него стволы. Пусть он и не знает про то, что ружьё осиной заряжено, он понимает, что даже картечи ему с двух стволов теперь не выдержать и не уйти от неё. Сшибет его с ног, а дальше ребёнок с ним справится.

— Чего хочешь? — проскрежетал он таким голосом, будто у него в горле ржавые гвозди застряли.

— Угадай, — лаконично ответил я.

— Я в городе капли крови не взял, — сказал вампир. — Я могу уйти.

— Ты мог не приходить. Пришёл — сам виноват. Как ты пришёл?

— Отпустишь? — прохрипел он.

— Если ответишь честно.

— Портал. Амулет на мне. Сейчас он не сработал.

Ещё бы он сработал! А Васькина палка с камушками на что? Как раз для этого.

— Куда портал?

— Не знаю.

— Извини, — сказал я.

— Не вру! — Он поднял ладони с обнажившимися костями в защитном жесте. — Знаю к кому, не знаю куда.

Рук у него считай что не было. Остались одни кости до самых запястий, всю плоть выжгло. Боль должна была быть страшной, но вампир держался. А ведь ему теперь надо руки отрубить, и пусть новые отращивает. Они это могут, но займёт не одну неделю.

— К кому?

— Лич Ашмаи.

— Лич? — удивился я. — А как же рыцарь ас-Орман и его «Камера знаний»?

— Кого заботит ас-Орман? — криво усмехнулся вампир. — Даже я никого не забочу. Ашмаи вертит им. Ашмаи вертит мной. Ашмаи вертит многими. Что ему «Камера знаний» захолустного баронства?

— Колдун Пантелей, — сменил я тему. — Знаешь его?

— Нет. Из пришлых?

— Да.

— Не встречал. Не вру.

— А если бы врал, то сказал бы об этом? — усмехнулся я.

— Прими на веру, — так же усмехнулся вампир.

— Амулет завязан на тебя? Только честно.

— Конечно, — всё так же улыбался вампир. — Кто даст не при…

Грохнул выстрел из верхнего ствола, в воздухе, в лучах солнца, пробивающихся через щели ворот, расцвело облачко прозрачного дыма, тяжёлая пуля отбросила вампира на бревенчатую стену, раскрывшись тяжёлым свинцовым цветком в его груди. Затем он упал лицом вперёд, как будто разболтанная в сочленениях марионетка из бродячего балагана. Я услыхал треск сломавшегося носа. И уже в этот момент оказался у него на спине, стряхивая брезентовую сумку с мотка разворачивающихся цепей. Ещё первая судорога не успела пройти по телу кровопийцы, как ошейник защёлкнулся, виток цепи охватил локти, а на запястьях лязгнули замки браслетов.

Вампиры приходят в себя быстро даже в таких ситуациях, их можно убить или тем, что их убивает, или больше ничем. Свинцовая пуля не убивает. Тело вскоре её вытолкнет. Зато если сзади к шее прижать браслет кольчуги со знаками солнца Мардога, то мало всё равно не покажется. Как и вышло. Дым вырвался из-под моей руки со свистом, как пар от мокрой тряпки из-под раскалённого утюга, завоняло палёной кожей. Вампир завыл, запрокинул голову так, что хрустнула шея. Я этого и ждал, и в ту же секунду на нем оказалась стальная маска без щелей для глаз и лишь с решёткой возле рта. А затем я пристегнул её ещё и к ошейнику. Теперь уже точно не вырвется. Надо будет — ещё пару пуль всажу, но пояс и ножные кандалы он у меня наденет как миленький. Например, пулю в позвоночник. Можно из револьвера. Парализует на часок — знай регенерируй спинной мозг. Это не шутки даже для него. А дальше пусть эту тварь неживую в околотке допрашивают.

ГЛАВА 19, в которой герой разговаривает с вампиром и узнаёт нечто новое

Кажется, я в городе Великореченске становлюсь живой легендой. Так мне подумалось, когда я перехватил взгляды собравшихся в дежурке урядников, после того, как Степан Битюгов отпустил меня из кабинета. Живых вампиров сюда давно не притаскивали. Теперь он сидел в «колдовской» камере, с кандалами везде, где можно, и ожидал, когда его повезут в Тверь, в контрразведку. Хоть и вампир, а по их части оказался.

Когда мы вчетвером сидели в кабинете Степана… — я не оговорился, именно вчетвером: Маша тоже присутствовала, как вполне полноправный член команды, — Степан минут пять ничего не говорил, только головой качал. Я даже беспокоиться за него начал — мало ли что могло со становым приставом случиться?

— Ну вы дали стране угля… Мелкого и до… много, в общем, — сказал он в конце концов. — Старого вампира в упакованном виде. Двойной премии захотелось?

— А что? Похвальное желание, — заявил Васька с небрежным видом, хоть до того момента, как я вытащил из сарая замотанную в покрывало и перевязанную цепями вампирскую тушу, понятия не имел, что я задумал.

— Похвальное, похвальное… — пробормотал Степан, выписывая два векселя — один на Ваську, а второй на меня.

Двести рублей золотом каждому. Что-то хорошо отбились у меня за последнюю неделю те сто пятьдесят, что на штраф для нашей колдуньи ушли.

— Ты мне вот что скажи, Сашка… — произнёс Степан, постукивая карандашом по столу. — По правилам, я должен сразу сообщать о пленном в Тверскую контрразведку. Раз упомянули вирацкую «Камеру знаний», то дело должно попасть к ним. Да и я чувствую, что за этим много чего стоит. Если узнают, что мы сами пытаемся дело раскрутить — нас по головке не погладят, а скорее даже по этой головке дубиной постучат, чтобы мозги на место вернулись.

— Да знаю, — согласился я. — Но не думаю, что кто-то будет проверять — лично мне при захвате умрун проболтался или на первом допросе? А там, глядишь, что полезное и узнаем. Слишком много вампиров в этой истории, уже локтями толкаются, и Вирац этот, к демонам его, всё время выныривает. И самое главное — не могу понять, почему Вирац?

— В смысле? — переспросил пристав.

— Там народу всего ничего, — начал я объяснять. — Никакой силы за ними. Если Тверь прознает, что захолустное баронство против неё интриги плетет, то никто и разбираться не будет. Захватят за неделю, барона в подвале его же замка запрут, а на его место — военного коменданта. И пару батальонов сипаев, чтобы никто не вякал. Непонятно мне это всё. А ведь барон Морн сибаритством, к девкам повадливостью и вообще прогрессирующим гедонизмом знаменит. Неужели ему на все свои радости наплевать?

— Я примерно так же думаю, — согласился со мной Василий. — Странно это всё. Может, пообщаемся с ним?

Степан запыхтел, как чайник на плите. Уставился в потолок в глубокой задумчивости. Затем махнул рукой решительно:

— Хорошо. Один раз допросим. Не больше. Мне мои нашивки пока ещё дороги.

С этими словами он встал, решительно оправил свою кожанку и пошёл вперёд большими шагами, такими, что мы еле за ним поспевали, бухая каблуками по деревянным половицам. Прошли дверь, ещё одну, за которой пост был, вошли в коридор, где по правую сторону расположились четыре решётки — двери в камеры для задержанных. Две из них пустовали, в одной спали беспробудным сном и храпели вперегонки двое приезжих, взятых за банальную драку в кабаке — до сих пор ещё не протрезвели. По крайней мере, из той камеры так несло перегаром, что даже в коридоре закусить хотелось. Последняя решётка была чаще, прутья толще. На них наварены рунические охранные символы, над дверью в камеру тоже заклятия написаны, равно как и по раме, и по стенам самой камеры. В ней держали колдунов или существ магических. Оставшаяся в кабинете Степана Маша тоже здесь оказалась после ареста.

Вампир сидел на лавке у дальней стены, прикованный к ней толстой цепью за стальной пояс. Руки у него скованы не были — ему ампутировали кисти, и теперь на их месте виднелись белые бинты, прикрывающие обрубки. Это не от садизма, скорее даже наоборот. Руки ему сожгла святая вода, а это безвозвратно. Теперь же они у него смогут регенерироваться, и через какое-то время он опять будет с руками. А вот лицо таким и останется — будто изъеденным кислотой. Тут уж ничего не поделаешь. В общем, никого и не заботит, если честно.

На ногах кандалы тоже имелись, притянутые цепью к поясу. На волю случая ничего не оставили. Мою маску с него сняли и вместо неё надели нечто вроде стального намордника на нижнюю часть лица, не дающего пустить в ход зубы.

Одну из глазниц вампира тоже изуродовало, хоть сам глаз и уцелел. Второй выглядел нормально и был расслабленно полуприкрыт. Кровосос изображал, что наш визит ему безразличен.

— Привет, — сказал я, остановившись у самой решётки.

— Привет, — ответил вампир. — Премию получил?

— Получил, а как же, — кивнул я. — Двойную — за живого.

— Повезло, — усмехнулся вампир.

— Повезло, — согласился я. — Поговорим?

— О чём?

— Ну, например, о том, что вам в нашем городишке понадобилось? — спросил я. — Городок у нас торговый, мирный, а вы тут убийство задумали. Нехорошо. Мрак же некроманту всё рассказал, мы знаем, что ты ему поручил. Мы тебя уже казнить можем, других доказательств не надо. Но тебя ещё Тверская контрразведка себе хочет. А кто тебе поручил послать Мрака девушку убить?

— Как кто? — удивился тот. — Ашмаи поручил.

— Кто такой Ашмаи?

— Лич. Ашмаи — это лич. Это такой сильный лич, что даже если он поручил бы мне прыгнуть в огонь и там спеть гимн богу Льда и Стужи, я бы это сделал и никогда не спрашивал, зачем.

— Обо всех сильных личах кто-то и что-то знает. Никто не слышал о личе Ашмаи. Зато слышали о демоне Ашмаи, насылающем на людей глупость, обращающуюся против них же. Кто такой Ашмаи? Как его настоящее имя? — спросил я.

— Кто открывает своим инструментам свои настоящие имена, если в этом нет необходимости? — вопросом на вопрос ответил умрун.

— Тогда ты открой мне своё настоящее имя.

— Зачем оно тебе?

— Затем, что это ты сидишь у нас в клетке, а не мы у тебя. Затем, что я могу у тебя это спросить, а ты у меня не можешь. Мне повторить вопрос?

— А если я не отвечу, то ты, как я понимаю, станешь не таким вежливым? — опять криво из-за ожога усмехнулся вампир.

— Верно. Не таким.

Я достал из специальной кобуры на боку водяной пистолет, сделанный из серебра и стали лично старшим племянником Дарри Рыжего. Показал ему. Тот поморщился, глядя на знаки Мардога, но, кажется, не понял, что это такое. Я прицелился в пол между его ног, обутых в грубые высокие сапоги, нажал на рычаг. Тонкая струйка воды, почти не опадая, пролетела по воздуху и разбилась мелкими хрустальными капельками о доски. Вампир дёрнулся, зашипел, хоть на него и не попало.

— Потом буду стрелять на одежду, — сказал я. — Она промокнет, вода попадёт на тело. Жечь будет долго, пока не высохнет. А у тебя нет даже рук, чтобы её снять. Давай помогать друг другу.

— Чем поможешь мне ты?

— Избавлю от своего присутствия как можно быстрее. Оно может быть неприятным.

— Верю, — кивнул вампир.

Цепь на его ошейнике звякнула. Он попытался нагнуться вперёд, но не получилось.

— Говори, что ты хочешь?

— Я уже спросил про имя.

— Двести одиннадцать лет назад я был сотником гвардии в герцогстве Болер. Меня звали Арлан вер-Делин. Сейчас просто Арлан. Вампиру глупо настаивать на дворянских привилегиях.

Вампиры, как и многие другие бессмертные или слишком долго живущие существа, большими героями не были. К тому же как это ни романтично звучит, но для того, чтобы быть героем, нужна сила души, а с душой у вампира — увы. Нет там никакой души, вампир — это демон. Мёртвое тело, принявшее в момент своего зарождения демонический дух. Единственное, что может вампира удержать от предательства, — заклятия крови, наложенные на него тем, кому он служит. Однако рядом со мной Васька-некромант, который в разговоре не участвует, а лишь наблюдает за скованным умруном. И пока меня не останавливает.

— Кто приказал убить девушку?

— Думаю, что сам Ашмаи. Но не поклянусь — поручение мне передали.

— Зачем?

— Она знает кого-то или может выследить кого-то, кто близок к Ашмаи. Больше не знаю ничего об этом.

— Как ты попал в город?

— Через портал. Мрак положил маяк в том сарае, где я прятался.

— Зачем ты здесь?

— Собственно говоря, проложить путь. Я должен был теперь покинуть город, уйти в портал к другому маяку. Чтобы иметь возможность вернуться, когда настанет время. Но не смог… — Он помолчал, добавил: — И не смогу.

— Почему ты не ушёл?

— Мне приказали убить девушку. Я послал Мрака найти её. Тебя не было в городе, и я решил, что пусть он сам её и убьёт.

— Ты ждал результата?

— Сначала результата. Потом собирался убить вас обоих сам. Но не успел.

Голос его по-прежнему звучал равнодушно. Смирился с участью? Что-то задумал?

— Зачем вам нужен вход в город?

— Точно не знаю. У нас такое правило — чем меньше знаешь, тем меньше выдашь, когда тебя поймают. Меня поймали, но выдать этого я не могу, потому что не знаю.

Я посмотрел на Ваську. Тот пожал пухлыми плечами. Похоже, вампир не врёт. Васька, конечно, не детектор лжи, но нежить насквозь видит. Дар у него с самого детства такой. Обнаружили случайно, когда у него кот умер, а он с ним, мёртвым, ещё пару месяцев играл. Не хотел с любимым зверем расставаться. И обнаружил это лишь сосед, колдун, в гости зашедший. А так, с виду, кот был хоть куда, совсем как живой, только не такой тёплый, и мурчать перестал.

— Как давно ты служишь личу?

— Недавно. Два года.

— Чем занимался раньше?

— До лича? Работал на «Камеру знаний» ас-Ормана. Взаимовыгодно, ас-Орман — умный человек и хороший партнёр. Затем ас-Орман начал работать на лича, и я сам стал служить ему.

— Как так вышло, что ас-Орман стал служить личу?

— Не знаю, — впервые пожал плечами вампир. — Мне кажется, что по приказу герцога. Сам ас-Орман от такого положения не в восторге, но клятву верности он принимает всерьёз.

— Где лич?

— Никто не знает, — пожал плечами вампир, цепь звякнула. — К нему всегда идёшь через портал.

— Как происходит вызов?

— Кто-то приходит к тебе. Человек обычно. Иногда вампир. Дает тебе амулет, открывающий портал. Всегда очень мощный. Можно не одному, можно армией войти в такой портал. Как будто тому, кто делает амулеты, некуда девать силу. Или ты хранишь амулет, пока он вдруг не засветится. Тогда ты его используешь.

— Где вы встречаетесь?

— Всегда в саду, ночью. Странный сад, сырой и тёмный. Странные деревья, всё странное. И очень старое. Туман. Всегда густой туман. Вокруг сада видна стена из старого дикого камня. Высокая стена, очень мощная.

— Как выглядит лич?

— Как лич в капюшоне. Никогда не видел лица. Не видел рук. Ничего не видел. Тень под капюшоном собрана магически, свет туда не падает.

— О чём вы говорили?

— Ты не понимаешь, — покачал головой вампир. — Никто не говорит с инструментами. Их используют. Ты приходишь, и он смотрит на тебя. Затем он приказывает, после чего ты уходишь. Даже если вы сойдёте с ума и отпустите меня сейчас, я попытаюсь скрыться от него. Ему нельзя соврать, его нельзя подвести. Я подвёл.

— Попробуй договорись в Твери с контрразведкой. Возможно, они помогут тебе укрыться. Ты же не из «наркоманов», — вступил в разговор Степан Битюгов.

— Хм… Большой человек… Ты думаешь, что люди из Твери смогут укрыть меня от мести Ашмаи? — чуть ли не засмеялся вампир.

— Ты вампир, и ты абориген, — ответил Степан. — Для тебя нет ничего страшнее лича. А я бы поставил в этой ситуации на контрразведку.

ГЛАВА 20, в которой к герою гости приходят дважды, но уходят один раз

Утром субботнего дня меня разбудил тяжёлый стук в дверь дома. Я выглянул в окошко сбоку и, к своему удивлению, увидел на крыльце Степана Битюгова. Странно, меня становой пристав пока ещё не навещал на дому ни разу.

Открыл дверь, пригласил внутрь. Он вошёл, втянув голову в плечи. Степан во все двери и незнакомые помещения так входит: привык головой обо все притолоки да балки биться. Ну, что поделаешь, коли таких невозможных размеров человек.

— Спишь, лентяй? — прогудел он, протягивая руку, широкую как лопата.

— Суббота, законный выходной. Чаю хотите?

— Нет, некогда мне. Я мимо проезжал, поэтому сам тебе новость завёз: контрразведка умруна требует к себе. А я вспомнил, что ты собираешься сам в дорогу, и тоже в Тверь.

— Решили меня припахать?

— Припахать? — удивился Степан. — Ну, наверное. А заодно дать тебе возможность попасть в контрразведку совершенно легально, чтобы тебе от ворот поворот не указали. У тебя же вопросы к ним есть, так? А так будешь официальным сопровождающим. А с тобой отправлю ещё «воронок» и двух бойцов своих.

— Ох… спасибо в таком случае. Это и вправду подарок.

Контрразведка тем и отличается, что имеет полное право, а что самое худшее — ещё и привычку плевать на все сыскные поручения, равно как и другие документы. А вот если я доставлю пленного, то поговорить со мной придётся.

— Во, теперь спасибо сказал. Так бы и сразу. В пять часов приходи в околоток, познакомлю тебя с конвоем. И пригляди за ними, у меня с вампирами раньше никто дела не имел, так что… сам понимаешь.

— Понял, буду!

Битюгов вышел, топая сапогами пятидесятого размера. У крыльца его ждал «виллис» с неизменным его водителем и помощником — Серёгой Зайцевым, с которым я хорошо знаком был. Я вернулся в дом, поставил чайник на плиту.

Маша спала в моей спальне тихо, как мышка. А я пока в горницу переселился. С утра в доме было зябко, пол холодил босые ноги. Я сунул их в войлочные тапки, какие привозили из степных государств с юго-востока и которые пользовались в наших краях большой популярностью. Накинул рубашку на плечи.

Так. Если завтра в поход, то сегодня надо собраться до самой последней детали. А в нашем случае — взять почти весь мой наличный арсенал, благо машина увезти его позволяет, а вот кто нам в дороге встретится — это уже неизвестно. Даже лич вон прорезался.

А лич — это не вампир, даже древний, лич — это обер-вампир. Если вампир обычный пьёт кровь, то лич пьёт силу и жизнь. Если вампир владеет магией простейшей, лишь той, что «по праву крови» даётся ему, умеет глаза отвести, немного зачаровать, то лич всегда получается из колдуна. Причём обычно из великого колдуна — могучего, умышленно ставшего нежитью. И силы его удесятеряются, наверное, когда он переходит в это состояние, превращаясь в нежить. Личу становятся открыты те планы бытия, которые недоступны даже самому сильному некроманту. Он черпает мощь из многих колодцев, и всюду она ему равно доступна.

Тех личей, что упомянуты в моих книгах, можно посчитать на пальцах. Каждому посвящена если не книга, то добрый десяток глав. Я подсчитал — восемь. Этот самый Ашмаи получается девятым. И это за весь период письменной истории Великоречья. И каждому из них книги приписывают деяния столь жуткие и при этом столь великие, что волосы шевелятся, когда представляю, что мы одного такого поискать намерены. Хотя кое-какие идеи есть, не стану пока их излагать, чтобы не утомлять. Но в принципе эта затея меня пугает. Я вообще-то не за ним собрался, а за Пантелеем. Хотя… посмотрим, что со всего этого нам обломится.

А ещё у меня появилась помощница. Хорошая такая молодая колдунья, которая через недельку оклемается и вновь начнёт управлять Силой. Или через пару недель. А у меня пока помощников не было — вечно один работал. Пора обзаводиться. Хотя бы на одну работу покуда. Васька-то за пределы городских стен если только в Тверь ездит, и то в каюте первого класса на «Ласточке», что купцу первой гильдии Германскому принадлежит. Куда в поля-болота — он ни в жисть не соберётся: комфорт любит. А кто его не любит? Не всем просто удаётся в нём жить. Ваське вот удаётся. Завидую.

Затем мне, по цепочке ассоциаций, вспомнилась Лари, полудемонесса, что с Васькой живёт. Вспомнилась, и я сомлел. Магия магией, но всё же… Эх…

Кто-то опять постучался в дверь. Я с чашкой чаю в руках подошёл к окошку, выглянул. Оба-на! А это как это? Так не бывает. На крыльце стояла та самая Лари, о которой я как раз и размышлял. Непонятно. Не на ауру же моих грешных мыслей она явилась? Придётся открывать.

Я открыл дверь. Она отстранила меня с дороги плавным движением руки, блеснув ярким лаком на длинных белых пальцах, подхватила с пола небольшой рюкзачок из кожи тритона и вошла в дом, топая невысокими каблучками высоких сапог по половицам. Поставила рюкзачок на пол возле вешалки, подошла к зеркалу, посмотрелась в него. Убедилась, что совершенство не нарушено, поправила рукой рыжую прядь, выбившуюся из-под намотанного на голову подобия небольшого чёрного тюрбана. Но под тюрбан её не убрала — наверное, эта лёгкая небрежность была задумана изначально.

Одета она была, с одной стороны, скромно, но с такой тщательно выверенной скромностью, что появляются мысли о глубокой внутренней порочности. На ногах у неё были сапоги до колен, напоминающие кавалерийские. Голенища из дорогой кожи обтягивали икры, демонстрировали щиколотки и колени. На ней были кавалерийские же лосины из незнакомой мне ткани, идеально обтягивающие бёдра той самой формы, которая всё время вызывает в памяти слово «совершенство». Не хуже обтягивали они и идеальный полусферический зад, который, впрочем, был скромно почти прикрыт свободной курткой из кожи всё того же тритона, из которого сработан её рюкзак.

Куртка была распахнута, Лари упёрлась руками в бока, подчеркнув тонкость талии и заодно обтянув тончайшей шерстью чёрного свитера высокую грудь. Чёрный тюрбан из тонкой многослойной ткани охватывал её лоб, прятал рожки, проходил под подбородком, и бледное лицо с яркими губами и глазами выделялось на его фоне как портрет, с любовью выписанный лучшим живописцем. В общем, требуемый эффект достигался сразу — если ты и хотел что-то вякнуть против столь бесцеремонного вторжения, то слова у тебя прямо в глотке застревали.

— Даме предложат сесть? — спросила она наконец. — И нальют чаю?

Я спохватился, отвёл глаза. До того, как она вывела меня из состояния ступора, я просто её разглядывал с ног до головы.

— Да, разумеется. Присаживайся!

С этими словами я отодвинул от низкого стола одно из своих простеньких кресел и сделал приглашающий жест. Она уселась в него, закинув одну длинную ногу на другую, затем напомнила:

— И чаю! А то я даже не завтракала сегодня — так быстро убежала.

— Убежала? — удивился я.

— Нет, не убежала, разумеется. «Убежала» — это гипербола, преувеличение, если угодно. Я просто ушла от Василия, — улыбаясь и глядя мне прямо в глаза, проговорила она.

У меня в голове облаком заклубились некие образы весьма эротического содержания, исходящие из того, что полудемонесса уже не является подружкой моего приятеля-некроманта. Образы возникли сами, безо всякого участия с моей стороны, поэтому я укоризненно посмотрел на Лари. Она ослепительно улыбнулась, сверкнув идеально ровными белыми зубами с двумя весьма заметными клыками.

— Прекрасная и восхитительная Лари! — вычурно и неискренне обратился я ней.

— Да? — изобразила внимание «прекрасная и восхитительная», подняв на меня изумрудные глаза и ободряюще улыбаясь.

— Могу я попросить вас не практиковать в моём доме вашу природную магию? Я и так на всё согласный, зачем усугублять и без того сложное положение хозяина?

— Чем сложное? — удивилась она. — Я тебе не нравлюсь? Или нравлюсь, а ты стесняешься сделать мне откровенное предложение? Так не стесняйся! Ничего не надо стесняться. Это естественное желание.

Я чуть было не спросил — а что она ответит на такой вопрос, — но спохватился, сообразив всё же, что вопрос будет как минимум неуместным, а как максимум поставит на мне печать неисправимого дурака. В моих же глазах.

— Я другое спрошу, — сказал я, проглотив слюну. — Почему…

— …я пришла к тебе домой? — закончила за меня Лари.

Терпеть ненавижу, когда мои вопросы заранее угадывают. Это сбивает с мысли. И заставляет себя чувствовать намного глупее собеседника.

— Да, именно, — сдержанно кивнул я.

— Ну… я рассталась с Василием, — начала она, явно попутно обдумывая свою речь. — Василия кто-то познакомил с двумя девушками марани, и он сделал стойку. Заявил, что ему нужна охрана, он стал недопустимо знаменит среди своих потенциальных врагов и так далее. В общем, всё то дерьмо, которое говорят мужчины, которые хотят нанять марани.

— Ага… вот оно как, — протянул я.

Кое-что прояснилось. И всё это очень-очень напоминает Ваську, который был необыкновенным бабником. Далеко к югу, у самого океана, живёт аборигенный народ марани. Живёт в местах, не слишком пригодных для земледелия, и к тому же с весьма плохим рыболовством: в этом месте берег переходит в бесконечные песчаные отмели, над которыми никакой рыбы не поймаешь — ей там есть нечего. Зато вокруг было множество иных племён, враждебных племени марани, с которыми им приходилось воевать, а ещё там были демоны пустынь, от которых тоже приходилось отбиваться. И марани стали опытными, сильными бойцами, причём независимо от пола: ввиду малочисленности у них не было возможности позволить себе роскошь освободить женщин от воинских обязанностей.

В общем, к добру ли, к худу ли, но марани стали хорошими бойцами, а затем, подобно средневековым швейцарцам, стали предлагать себя в качестве наёмников. И стало наёмничество почти что единственным источником доходов этого народа.

Наёмников-марани ценили. Верные, никогда не меняющие сторону, пока наниматель платит, никогда не отступающие без приказа, они пользовались большим спросом на рынке «военной силы». Когда мы, пришлые, начали менять облик воинского искусства в Великоречье, марани поняли, что консерватизм экономически не оправдан. И сразу же начали обучаться обращению с огнестрельным оружием. А вскоре прекрасно его освоили.

Это о марани вообще. А о наёмницах из марани следует сказать отдельно. Их служба была ещё более востребована нанимателями. Прекрасные стрелки, умеющие драться холодным оружием и голыми руками, эти женщины внушали уважение. Но дело в основном даже не в этом, а в том, что эти воительницы свой контракт с нанимателем воспринимали очень уж буквально, и если обязывались выполнять ВСЕ поручения, то именно ВСЕ и выполняли, старательно и честно. Ни в чём наниматель не встречал отказа, пока выплачивал им ежемесячную плату, весьма немаленькую.

Следует при этом отдать им должное — в большинстве своём маранийки были красивы своеобразной диковатой красотой. Стройные, сильные, с чёрными прямыми волосами, заплетёнными в длинные косы, свисающие до низа спины. Хищные лица с чуть горбатыми носами, огромные чёрные же глаза — такой тип зачастую очень нравился мужчинам из северных краев.

Поэтому любой состоятельный человек, не соединённый узами брака с ревнивой женой, стремился завести таких охранниц. Кто лишь в мечтах, опасаясь насмешек окружающих, а кто и в открытую, вроде Васьки. Мало того что редко встречались телохранители лучше, чем они, так ещё и… опции всякие, и никакой дополнительной оплаты за дополнительные услуги. И как вершина всего — маранийцы и маранийки с детства обучали своих воинов воевать не только с людьми, но и с чудовищами, и с силами потусторонними.

Понятное дело, что патологический бабник Васька, наткнувшись где-то на пару мараниек, ищущих нанимателя, загорелся идеей обзавестись телохранительницами. Я даже подозреваю, что он при этом намеревался не рвать отношений с Лари, подсунув ей какую-то относительно похожую на правду историю, хотя бы даже ту, которую она упомянула — про «потенциальных недругов». Но гордая дочь народа тифлингов послала его куда подальше, собрала вещички и хлопнула резной дверью Васькиного терема. Этого и следовало ожидать.

Чего ожидать никак не следовало — так это того, что она придёт ко мне. Я и не ожидал. А она возьми да и приди. А теперь сидела, развалившись в моём кресле и положив ногу на ногу.

— Мм… а что ты…

— …планирую делать дальше? — опять закончила она вопрос за меня.

— Да, именно.

— Вы же завтра едете в Тверь?

— Об этом уже газеты написали?

— Нет, об этом Василий проболтался. И мне тоже надо в Тверь.

— Гм… А…

— …пароходы? Несомненно, ходят. Но мне кажется, что с вами будет веселее.

На меня неожиданно накатила волна видений, как мне с Лари «будет веселее», я напрягся и усилием воли видения разогнал, укоризненно посмотрев на неё. Она засмеялась:

— Ну не буду, не буду! Пароходов нет до среды. Даже «Ласточка» мобилизована на перевозку войск, на левом берегу война с эльфами расширяется. А мне хочется уехать как можно скорее, — закончила она вполне деловым тоном.

Да, это возможно. Война всегда сбивает расписание речных перевозок. Специальных воинских транспортов не существует, всегда мобилизуются пароходы гражданские. А то, что это делать пора, становится ясно — стоит только прислушаться. Откуда-то издалека доносится равномерное буханье тяжёлых пушек с мониторов. Значит, идёт обстрел противника откуда-то с реки.

— Я не против, но мы…

— …везёте вампира и должны его охранять? — вновь закончила она за меня фразу, заставив меня поморщиться.

— Так точно. Должны охранять, — кивнул я.

— А меня вы за кого принимаете? — вопросительно подняла брови Лари. — Забыли, кто я? Я получила латиг[57], когда мне исполнилось пять. Вы меня ещё попросите вас поохранять.

Действительно, с этими тифлингессами забываешь, кто они на самом деле — лучшие бойцы этого мира, а не только роковые красавицы, умеющие возбуждать и мужчин, и женщин на расстоянии. Тифлинги охраняют добрую половину аборигенских правителей.

Она откинула полу куртки, и я увидел висящий в петле на плече хитрым образом сложенный кнут, раздвоенный, как змеиное жало. Ещё я увидел с другой стороны кобуру с торчащей из него рукояткой пистолета.

— Это нельзя так носить, — указал я Лари на кобуру. — Надо открыто.

— Василий организовал мне разрешение, — мягко ответила Лари. — Я просто не хотела слишком привлекать внимание.

Что ещё известно о тифлингах — так это то, что они одинаково владеют обеими руками. Нет среди них ни левшей, ни правшей, вот и могут подвешивать оружие с любой стороны. А пистолет — «аспид-компакт»[58], между прочим, да ещё и не простой, а типично тифлинговский, изукрашенный гномьей инкрустацией, с рукояткой из голубоватой кости рога левиафана — морской полурыбы-полудракона. Дорогая игрушка, очень.

Ну, организовал разрешение так организовал, моё дело прокукарекать, а там хоть и не рассветай. Тем более что Лари могла добиться от бабника Васьки чего угодно, а ему сходить в околоток и выбить нужную бумажку проблем никаких не составило.

Со скрипом открылась дверь в спальню, и на пороге появилась зевающая и потягивающаяся Маша. И остолбенела, приоткрыв рот, глядя на Лари, нежно ей улыбающуюся. По всему видать, Лари не просто так улыбалась, а опять нашалила, потому что Маша вдруг покраснела, что-то пискнула и скрылась в спальне.

Перехватив мой взгляд, она столь же нежно улыбнулась мне и сказала:

— С ней тоже нельзя? Ну хорошо, не буду, не буду! — Пожав плечами, она подняла ладони, затем притворно вздохнула: — Какие вы скучные!

— Ну что поделаешь! — развёл я руками. — Какие уж есть.

ГЛАВА 21, в которой герой запасается припасами и обсуждает вести с фронта

День начался в хлопотах. Сразу после завтрака, к которому присоединились уже обе дамы, самочинно поселившиеся в моём доме, я рванул на машине к пристаням. Нужен был мне склад горюче-смазочных материалов, что принадлежал обществу «Гайбидуллин и Компаньоны», поставлявшему бензин, солярку и топочный мазут по всему верхнему течению Великой. Заправки по дорогам не предусмотрены в этом мире, за крайне редким исключением. Лишь в отдалённых постоялых дворах бывает, что можно прикупить за сумасшедшие деньги бочку-другую бензина. А так, если куда собираешься, запасайся топливом на весь путь. А то придётся где-то машину бросать и возвращаться пешком.

В выходной день все лавки были закрыты, но у керосинщика всегда дежурил приказчик с парой грузчиков. Потребность в горючем была ежедневно. Я заехал в ворота складского двора, посигналил. Из приоткрытых ворот склада вышел, щурясь на солнце, среднего роста плечистый мужичок с тёмной бородой и серыми глазами.

— Здорово, Равиль! — поздоровался я. — Как коммерция идёт?

— Какая коммерция? — удивился Равиль. — Война начинается, никто никуда не ездит, все в городе сидят.

А ведь и верно. Как-то я за своими хлопотами всё упускаю из виду тот факт, что постреливают совсем недалеко от Великореченска, хоть и на другой стороне реки.

— Что слышно оттуда?

Я показал рукой на северо-восток, откуда доносилась отдалённая канонада.

— Слышно, что эльфы всерьёз в войну ввязались, — ответил приказчик. — Вчера напали на роту сипаев на марше, человек тридцать убили. Ещё говорят, что эльфийский отряд где-то к реке прижали и теперь долбят. Сегодня с утра пораньше туда «Циклоп» с «Минотавром» прошли, они и стреляют. Слышишь?

«Циклоп» и «Минотавр» были канонерскими лодками[59] флота Тверского княжества, на каждой стояли по две пушки-гаубицы калибром сто пятьдесят два миллиметра.

— Тут поди не услышь, — подтвердил я. — Не меньше часа уже работают.

— С ними «Сом», что у нас стоял, монитор, и оба сторожевика. И самолёты с утра дважды пролетали.

Верно, военные корабли из порта Великореченска ушли, и места у пирсов были пусты, лишь два патрульных катерка болтались на швартовах. А ещё высоко в небе висела длинная колбаса дирижабля. Где именно — с земли трудно понять, но километрах в десяти от нас вверх по течению на первый взгляд. А что, лучшая разведка сейчас. Километра на два поднять, и уже ни винтовки, ни пулемёты не дотянутся. А с хорошей оптикой с борта вполне наблюдать можно. И бомбовую нагрузку дирижабль класса «Отважный» несёт почти четыре тонны. С таких в своё время и наловчились эльфийские леса жечь. Загрузят все напалмом — и полный вперёд.

— Давно висит? — спросил я.

— Цеппелин-то? — посмотрел в ту сторону Равиль, прищурившись. — Со вчерашнего дня, даже не трогается с места.

Я, когда в армию служить пошёл, тоже в воздухоплавательный отряд просился. В отличие от пилотов воздухоплаватели летают далеко и надолго: это не самолёт, который только взлетел — и пора садиться. Романтика! И просто интересно. Но не взяли: не было вакансий. Направили в Первый драгунский полк, в разведэскадрон, откуда я лишь через пять лет уволился в звании унтер-офицера. Может, оно и к лучшему.

— Значит, засекли где-то эльфов, огонь корректируют и движение войск, — сказал я.

— Насчёт движения войск — тут ты прав. Только за вчера туда не меньше полка перебросили. Эскадрона два драгун по реке прошли, лёгкая пехота и миномёты. А завтра, говорят, у нас будет Второй пехотный полк грузиться: он сюда маршем идёт.

Равиль и сам служил в своё время на старой канонерке «Щука», выведенной уже из списочного состава флота и проданной какому-то прибрежному герцогству, что у Южного океана, — так что знает, о чём речь. А вести войска сюда разумно. Чего каждый раз транспорты до Твери и обратно гонять? От Великореченского порта до места высадки им всего три версты, всю дивизию можно за день перевезти.

— А что эльфы так развоевались вдруг? — поинтересовался я. — Не слышал ничего? У тебя ведь дружки в любом месте.

— Ладно уж — в любом, — отмахнулся Равиль. — Говорят, что эльфы в этот раз сумели союзников призвать. Больше их. И ещё у них пророчество очередное. Что именно в этот раз они свою Пущу… дальше сам понимаешь.

— Так у них каждый раз пророчество, — пожал я плечами. — Они без пророчеств до ветру не ходят.

— Каждый раз у них пророчества новые, а на этот раз пора пришла сбыться чему-то из старых книг. Вот они и засуетились.

— Из старых? Это серьёзно, — согласился я. — Тут к ним и другие эльфы подойти могут, книги у них одни на всех.

— Вот так и говорят, — кивнул Равиль. — Ладно, говори, чего хотел?

— Бензина возьму, шесть бочонков, и бочонок масла. На обмен.

— Если на обмен, то дам, — кивнул приказчик. — А так — уже проблемы с поставкой из-за этой войны, бочек не хватает. К тому же в Царицыне в порту склад взорвался, вообще всё нарушилось. Любой график в задницу вылетел.

— Склад взорвался? — удивился я.

— В газетах пока не писали, — ответил Равиль. — Но по нашей связи пришло сообщение, что, мол, поставки восстановятся лишь недели за две, не меньше. И ещё говорят, что диверсия.

А чему же ещё быть, если не диверсии? Большие склады топлива помимо обычной охраны всевозможными противопожарными заклинаниями напичканы, так просто не взорвутся. А со стороны эльфов вполне разумно. Воевать так воевать, все средства хороши. На их месте я так бы и поступал.

— Видать, и вправду эльфы всерьёз за дело взялись, — согласился я с Равилем.

— Видать. Откидывай борт, будем пустую тару выгружать.

Он свистнул, из склада вышли двое сонных грузчиков из нордлингов с берегов Залива Росомахи. Тут все чернорабочие всё больше из них — здоровые, спокойные и не слишком вороватые. Они ловко выгрузили пустые красные бочки с эмблемой товарищества «Гайбидуллин и Компаньоны», переплетёнными «Г» и «К», затем выкатили из ворот склада тележку с такими же бочками полными.

Я проверил все пробки. Не хватало, чтобы в дороге горючка подтекала. Унюхаемся. Затем махнул рукой — мол, грузите. И ещё через пять минут все бочки стояли в кузове, у самого дальнего борта, а я продел толстую верёвку сквозь все ручки и притянул к стальной дуге. Так надёжней будет, если придётся по кочкам гонять. Потом, перед выездом, щит поставлю вокруг них, чтобы чего не вышло.

Расплатился, предварительно поругавшись. В связи с дефицитом Равиль успел задрать цену больше чем на треть. Если раньше пятидесятилитровая бочка стоила пять рублей золотом, если сдавать пустую тару, то сейчас он взял с меня четыреста двадцать ассигнациями, а это по семь золотом за каждую. Быстро же он сориентировался. Не зря говорят, что кому война, а кому мать родна. Хотя продажи-то у него упали, вот и добивает. Ладно, хрен с ним, хитроумным.

Со склада топлива я направился к продовольственным рядам. Вот этот базар в выходной день был, наоборот, оживлённым, самое время закупаться. Но сегодня народу тоже было мало. Фермеры с левого берега Великой не приехали, так что часть прилавков стояла пустой. Но тот, кто мне нужен, был на месте.

В конце колбасных рядов расположился небольшой склад, с примкнувшей по местному обычаю к нему маленькой лавкой. И в лавке всем командовал гном Халли — дальний родственник Дарри Рыжего, седьмая воде на киселе, который уже лет десять как пристроился на жительство в Великореченске и открыл свой маленький консервный заводик. Да так удачно открыл, что продаёт мясные консервы от Великореченска до самого Ярославля. И я у него в постоянных покупателях, за что мне, естественно, скидка.

Халли был черноволос, местами сед, хоть и не стар, и мордой здорово смахивал на портреты основоположника единственно верного учения, которые так любят вешать на стены новоявленные агитаторы за рабочее дело. Правда, на основоположника, который почему-то заплёл в бороде несколько косиц, на концы их нацепил золотые колечки, а ещё две косы, потолще, заплёл на висках. Ну и принарядился в традиционный гномий рабочий кафтан без рукавов, в котором так удобно работать руками.

К тому же как политикой, так и теоретической политэкономией Халли не увлекался, предпочитая теории практику. Именно поэтому он торговал в своей лавке лично, не доверяя никаким приказчикам. Может, и правильно, хоть и препятствует расширению производства.

— Ага. Сашка припёрся, — сказал он вместо «здрасте». — Опять куда-то ехать намылился?

Спрашивать: «С чего ты взял?» — я у него не стал, тут и самому тупому импу-землерою понятно, что раз пришёл человек за консервами, то намерен в путешествие отправиться. Не дома же ими питаться?

— Ага, намылился, — подтвердил я. — Сухпаи нужны.

— На сколько?

— Дней на десять минимум.

— А людей сколько?

— Двое.

— И все жрут, как ты?

— Не-а. Второй раза в полтора больше, — сделал я поправку на аппетит Маши.

— Понял. Это кто с тобой едет?

— Да так, девчонка одна.

— Девчонка? — недоверчиво хмыкнул гном, поглядев на ящик с консервами, но развивать тему не стал.

Халли сам ушёл в подсобку, долго там чем-то громыхал, но затем вышел, неся перед собой немалого размера деревянный ящик. Я бы такой и таким образом точно не дотащил.

— Не в сторону Серых гор направляешься? — поинтересовался Халли.

— Нет, скорее наоборот — в противоположную. А что?

— Да надо бы мне самому туда съездить, но война с той стороны. Думал, может, ты туда собрался каким-то тайным маршрутом, вот и запасаешься. Тогда и я бы к тебе присоединился. Ты ведь часто катаешься, верно?

Вторая беда гномов — в лесах они ориентировались слабо с непривычки, да и со скрытностью у них всегда проблемы были. Гном в лесу — это треск сучьев под ногами, сопение, пыхтение и звякание железа. Всё же подгорный они народ, не лесной ни разу. Вот и Халли избегает сам соваться на территорию, где чувствует себя неуверенно.

— Верно, только я от Дарри два дня как приехал. Теперь не скоро поеду. К тому же езды туда день, я сухпай на десять беру. Не заметил?

— Ну да, ну да, жаль, — прокряхтел Халли и задумчиво поскреб в бороде.

Он помог мне дотащить ящик до машины, на чём мы с ним и распрощались. Можно сказать, что к дальней дороге я был готов. В кузов-то ещё много всякого надо было навалить, но всё требуемое лежало дома, куда я и направился.

А дома… не знаю, что случилось там в моё отсутствие. Или не случилось. Или могло случиться. Или почти случилось, но окончательно случаться передумало. Во всяком случае, когда я зашёл в дом, загнав во двор грузовичок, то поразился выражению лиц Лари и Маши. Лари выглядела вальяжно расслабленной, впрочем, как обычно, но часто и с ехидством поглядывала на Машу. Маша же… Описать сложно, как выглядела Маша. Как-то… немного встрёпанно, что ли. И немного запуганно. Когда я вошёл в гостиную, у неё на лице появилось странное выражение — вроде бы и облегчение, но вроде и… досада, что ли? Как будто я помешал чему-то.

— Ты чего такая? — шёпотом спросил я её, когда оказался рядом.

— Ничего, — буркнула она и при этом густо покраснела.

Я посмотрел на Лари. Та невинно улыбнулась и посмотрела в потолок. Ясно, опять демонесса развлекается. Вот ведь принесло гостью. Хотя… Я глянул на неё и… и показал кулак исподтишка, получив лишь притворно скромный взгляд в ответ. Опять начинает эти свои штучки. Интересно, она может сдерживаться — или это такая потребность, чтобы её все вокруг хотели? Да нет, ерунда: если все хотеть будут, то жить опасно. Развлекается ведь, тёмная душа. Всё равно делать ей нечего. А Машу бедную совсем засмущала — та и не знает, куда деваться.

— Так, уважаемые! — решительно заявил я, глядя на часы. — Время обеденное, приглашаю всех в «Царь-рыбу». Собираться окончательно будем вечером.

Пожалуй, это будет лучшим выходом из создавшегося положения. Надо их срочно отвлечь хотя бы на еду, а то демон тёмный только знает, чем всё это закончится.

ГЛАВА 22, в которой герой выясняет, что даже от случайных попутчиков бывает большая польза

Выехали мы из дома ещё затемно. К всеобщему счастью и моему великому облегчению, заночевавшая у нас Лари ничего сверхординарного не натворила. По крайней мере, мне удалось выспаться. И, как мне кажется, даже с Машей ничего не случилось, хоть дамы делили одну спальню на двоих. Но тут я уже не поручусь.

С другой стороны, я был даже немного расстроен, всё же Лари — это… гм… это Лари. Даже жаль, что в Твери она покинет нас и мне так и не удастся узнать, чем же женщины рода тифлингов столь знамениты. Ну да ладно, не судьба, видать.

Мы втроём сидели в рядок на сиденьях «копейки». Мы с Машей устроились впереди, а Лари вальяжно себя чувствовала на заднем сиденье, которое я всё же вытащил из сарая и установил на положенное место.

В кузове лежали сумки, рюкзаки, слегка постукивали друг о друга бочки с бензином, хоть я и проложил между ними листы сложенного картона. Подготовились мы к путешествию всерьёз, я даже запас воды вёз в большой канистре, а то доведётся встать на привал возле болота какого-нибудь, и тогда с нормальной водой проблемы будут.

В отдельной длинной сумке лежало «специальное» оружие — такое, как разборная крупнокалиберная винтовка «секира», предназначенная исключительно для охоты на большого зверя и монстра, моя «антивампирская» двустволка, которую я сейчас, впрочем, далеко не убирал. Лежал весь мой арсенал «на вампира»: очень уж их много в этой истории мелькает. Был запас пуль серебряных и пуль зажигательных, хоть и невеликий.

Сам же вооружился своим укороченным «тараном», но справа от меня в держателе стоял со сложенным прикладом мой старый кавалерийский карабин СВТ-К, с которым я службу закончил и согласно закону унёс с собой. СВД в чехле ехала у меня за спиной: если и случится стрельба по дороге, то скоротечная, не «под снайперку».

Хотел я довооружить и Лари, но она с милой улыбкой отказалась, сказав, что она девушка нежная и надеется исключительно на нас. Это шло полностью вразрез с её вчерашним заявлением, так что я списал его на манерность. Впрочем, чёрт его знает, как поступают тифлинги в этих случаях.

Следом за нами ехала вторая «копейка», с металлическим решётчатым кузовом, в миру «воронком» именуемая. В ней сидели двое урядников с карабинами, готовых в любую минуту встать на защиту своего узника, буде такового кто-то попытается отбить. Вампира они везли в первый раз в жизни, так что боялись, как я заметил, даже ворон пролетающих, не то что сидящего в кузове умруна.

Умрун был по-прежнему скован с ног до головы, даже руки без кистей стянули в локтях, нашли способ. Он был прикован к задней стенке прочной клетки, в которой пространство между прутьями было дополнительно затянуто ещё и сеткой. Арестанты в Великоречье случались всякие, обычным фургончиком было не обойтись. Вот вампира везём, а мог и оборотень на его месте оказаться, или другая какая тварь. Всякое случается.

Я был настороже. Всё же не просто вампир у нас, а вампир по имени Арлан, замешанный в каком-то крайне разветвлённом заговоре с непонятными целями, однако проходящем на фоне неожиданно интенсивной войны с эльфами и в котором участвуют как минимум два колдуна великой силы. Ведь не один лич Ашмаи в нём замешан. Без Пантелея там вряд ли обошлось, а в его Силе нам тоже сомневаться не приходится.

Вполне возможна ситуация, что нас по пути постараются перехватить, чтобы Арлана освободить или, наоборот, заткнуть навеки. Для нас разницы никакой — между узником и возможными нападающими окажемся именно мы, и никто больше. А Маша, к сожалению, Силу до сих пор не почувствовала, так что на неё пока расчёт как на дополнительного стрелка.

Правда, война на этом берегу работала к нашей выгоде. Едва мы покинули Великореченск, выбравшись на дорогу, идущую через поля вдоль реки, как сразу увидели разъезд драгун, сидевший в седлах на вершине невысокого холма. Возглавлявший разъезд унтер оглядывал окрестности в бинокль. Значит, по пути выдвижения войск к переправе высланы разъезды, особо теперь не забалуешь. Повезло нам неожиданно.

Когда мы проехали совсем рядом с солдатами, я бросил взгляд на нарукавные шевроны. Четвёртый драгунский, не мой Первый, и уже не наша, Северная, а Южная дивизия. А дивизий в княжестве всего две, причём по штатам мирного времени не такие уж они и многолюдные, скорее бригады. А ещё это значит, что на войну посылают всё больше и больше войск. Как бы до призыва резерва не дошло — придётся тогда бросать все наши путешествия и в строй становиться. В дивизиях-то драгун по два полка, один укомплектован, а второй кадрированный, в случае войны собирается. И оба укомплектованных полка обеих дивизий уже здесь.

Когда я служил, обошлись лишь нашим Первым драгунским, батальоном Отдельного егерского и батальоном гурков. Это если не считать средств усиления. А сейчас чуть не половина Тверской армии брошена в дело. Что-то серьёзное началось. Отдельный егерский из самой Твери уже здесь: весь, не весь — не знаю, но я их машины на пути из Серых гор видел. Их всего два таких, особо подготовленных для лесной войны — этот да Отдельный туземный, гурки, в общем, которых я тоже в зоне боевых действий встречал.

Как минимум один из двух сипайских пехотных полков там действует, миномёты из Второго мотопехотного я тоже наблюдал. Получается, что Северная дивизия уже в полном нынешнем составе[60], наверное, в драку влезла, а это почти девять тысяч человек. Помимо Северной и Южной дивизий, в Тверской армии несколько отдельных полков и батальонов, причём Отдельный жандармский полк и полк пограничной стражи действуют по своим задачам, от общевойсковых отличным. На них границы, тылы и порядок на немалой территории самого княжества.

Половина тяжёлых кораблей флотилии там задействована, орудийная стрельба даже сюда доносится, авиация постоянно летает. Дирижаблей уже три висит, а их всего десять. Большая война пошла. Если эльфов до сих пор не загнали, куда Макар телят не гонял, значит, им кто-то здорово помогает. Вот поэтому и думаю — не связано ли всё это в один клубок? Личи, эльфы, вампиры, Пантелеи и всё такое.

Постепенно рассвело, но поля закончились, и дорога нырнула в лес, густой и тёмный. Кавалерийские разъезды исчезли из виду, так что я немного насторожился. Все вокруг тоже, даже Лари, какой бы небрежный вид она на себя ни напускала. Тем же эльфам небольшой группой переправиться на этот берег Великой несложно, как бы река ни патрулировалась. А можно и не переправляться. Если у «наших» левобережных эльфов союзники появились, то можно и с ними связаться. Есть у меня подозрение, что пленник у нас важный, не захотят они такого в контрразведку отдавать.

А насчёт наличия агентов противника в Великореченске заблуждаться не приходилось. Там полно народу из аборигенов, притом самая бедная часть населения. Чернорабочие, грузчики, крючники, подавальщики, уборщики. Даже девки в борделях, кому клиенты душу изливают. Они в город на заработки приезжают — дают осесть в нём только единицам вроде утончённой аристократки Велиссы вер-Бран. Из таких вербовать осведомителей одно удовольствие. Да и не проверяет никто приезжающих — вон тот же Мрак устроился в сторожа без проблем. А многого от осведомителя и не требуется. Увидел, как «воронок» с арестантом в сторону городских ворот поехал, да и активировал амулет связи. А засаду можно было заранее организовать. Сидит с десяток эльфов с винтовками где-нибудь в лесной глуши и ждёт сигнала, чтобы ближе к дороге выдвинуться.

Машины легко и мягко шли по накатанной песчаной колее, я окончательно «ушёл в себя», стараясь, случись что, почувствовать взгляд. Эти самые взгляды в большинстве случаев и предшествуют проблемам. Но пока было тихо. Лес был по-утреннему оживлен, твари ночные исчезли в своих логовах, нечисть у проезжего тракта тоже не слишком крутилась, пели-заливались птицы на все голоса, в общем, получалась самая настоящая прогулка.

Транспорта на дороге стало меньше, чем обычно — тоже признак войны. Время от времени попадались крестьянские подводы, несколько раз проезжали грузовики. В другое время их здесь намного больше. Это же самая главная дорога из столицы княжества на север.

Затем за лесом снова пошли поля, где мы увидели очередной разъезд драгун. Потом навстречу пошли войска. Сначала прошла ротная колонна мотопехоты на БТР-5, поднимая пыль до неба своими массивными колёсами и ревя моторами. Затем промаршировало до батальона сипаев, поротно. Они шли, неся винтовки в положении «на ремне», нагруженные рюкзаками, шинельными скатками, под командой едущих верхом офицеров и бдительных унтеров. Затем мы встретили сразу две четырёхорудийных батареи полковых пушек, прицепленных к высокоосным «мулам», в кузовах которых сидели, держась за поручни и покачивая головами на кочках, орудийные расчёты.

Тянулись камуфлированные грузовики, в кузовах которых сидели всё те же сипаи. Видать, транспорта на спешную переброску такого количества войск не хватало, дивизионный автобат не справлялся, часть сипаев шла в пешем порядке. Но гражданские грузовики пока мобилизовывать не начали. Это хорошо, а то могли бы и нашу колонну завернуть. Хотя нет, у нас требование из контрразведки: против неё и военные не попрут.

Когда мы приблизились к следующему лесу, нам навстречу прошли две «виверны»[61] — лёгкие плавающие броневики с башенками, наставив в стороны спаренные пулемёты — крупнокалиберный «утёс» и ПКТ. За ними шла колонна «змеев»[62] — плавающих броневиков, за ними тянулись БТР-4. Целый пехотный разведывательно-ударный батальон, первый батальон каждого мотострелкового полка.

Следом вскоре пронеслись пятнистые «копейки» с пулемётами и «самострелы» с крупнокалиберными КПВ на станках и эмблемами Отдельного егерского полка на бортах, набитые солдатами и заваленные тюками с грузом, висящими даже за бортами. Ещё рота, уже вторая, а ведь егеря — это спецназ, их стараются беречь и в каждую дырку не совать. Теперь всё же сунуть решили.

За егерями опять потянулась артиллерия. На этот раз самоходная — батарея «василисков». Потом, под охраной мотострелков на БТР-5, прошла батарея тяжёлых дивизионных гаубиц калибром сто двадцать два миллиметра, влекомых «сто пятьдесят седьмыми» — главная артиллерийская мощь любого артполка. За ними шли ещё два грузовика — с боекомплектом, наверное. Война вырисовывалась в наших краях во всю ширь. Такого не было давно.

У опушки следующего леса тоже расположился драгунский разъезд. Эти спешились, встали заслоном у въезда в лес. И было их больше — человек пятнадцать, со старшим унтером во главе, даже с пулемётом. Здесь нас остановили, проверили документы. Прочитав, что сопровождаем захваченного вампира, поочередно заглянули в клетку, глядя на фигуру в балахоне с капюшоном и в железной маске. Намордником на этот раз не удовлетворились, закрыли всё лицо Арлана полностью, исходя из того, что он в противном случае сумеет подмигнуть потенциальному сообщнику.

Затем наша маленькая колонна вновь двинулась в лес. Езды до Твери от нашего Великореченска часов шесть, не больше, половина пути уже позади. Этот лес от предыдущего не отличался ничем: всё так же светило солнце, лезвиями лучей пробиваясь сквозь ветви, всё так же пели птицы, и всё так же не было ни единого намёка на нечисть или тварей опасных — войска всех распугали вдоль дороги.

По лесу без помех нам удалось проехать минут пятнадцать. Когда стены сосновых стволов, тянущиеся вдоль дороги, вдруг расступились, окружая просторную поляну, мы увидели ещё один конный разъезд. На этот раз не драгуны, а зуавы[63]. Восемь всадников в военной форме, такой же, как и у драгун, но без камуфляжных курток поверх серо-зелёных мундиров и с алыми платками, намотанными на шее. Вместо мягких фуражек у всех защитного цвета кефи[64] с кожаными ремешками. Карабины «маузер» поперёк седла и по револьверу в кобуре. Все аборигены, кроме младшего унтера, командующего ими. Тот был из пришлых. Вооружён не «маузером», а кавалерийским СВТ-К. Всё по Уставу, в общем.

Шестеро из зуавов во главе с младшим унтером направились нам навстречу, а двое остались с заводными конями у опушки леса. Младший унтер поднял руку, приказывая остановиться. Мы подчинились — законы военного времени начинают действовать во всей своей красе, так что хулиганить не стоит.

Всадники, ведя коней шагом, взяли нашу колонну в полукольцо, младший унтер же подъехал к моей машине со стороны пассажира. Оружие на нас не направляли непосредственно, но в то же время брать его в положение «за спину» тоже никто не спешил. Встали грамотно, подстраховывая друг друга.

— Документы, — спокойным, будничным голосом скомандовал младший унтер.

Документы были у Маши, она их протянула проверяющему. Требование контрразведки на доставку арестанта, ордер на отправку из околотка, копия ордера на арест. Всё чин по чину. А вот младший унтер не по чину: у зуавов младшие унтера и унтера из своих, только со старшего служат пришлые. Тоже странно. Вообще они немного странные, если честно… С каких это пор заводные кони входят в состав кавалерийских разъездов, если те согласно выполняемым задачам дальше десяти километров от основных сил отрываться не должны? Я сам в кавалерии служил, боевые уставы хорошо помню.

Младший унтер тем временем полистал бумаги, кивнул, но обратно их не вернул, а спросил:

— Арестант во второй машине?

— Во второй, — ответил я, чуть отбросив вправо полу брезентового пыльника.

— Старший… — унтер снова углубился в бумаги, — …Волков здесь старший. Кто Волков?

Он вопросительно посмотрел на нас. Остальные, все происхождением откуда-то из западных баронств, судя по лицам, сидели молча, ловя взглядами каждое движение. Один из них, типичный горец с Лесного хребта, нервно теребил шейку приклада карабина.

Тоже странно, кстати. В туземных частях избегают собирать в одном подразделении земляков — такая теперь политика. Считается, что смешивание национальностей по подразделениям даёт меньше проблем. Да и в зуавах всё больше южане служат, харазцы и прочие, кто в седле с рождения…

Я почувствовал тёплую волну, мысли чуть спутались, затем всё вернулось на своё место. А младший унтер сбился, облизнул неожиданно пересохшие губы и уставился на улыбающуюся ему Лари. Та что-то спросила его, я не прислушивался к словам, стараясь как можно ближе и незаметней подобраться к револьверу, лежащему поперёк бедра и слегка прикрытому полой пыльника.

Бросил взгляд в зеркало заднего вида. Урядники молодцы. Даром что всё тихо — держатся настороже. Тот, что не за рулём, как бы невзначай опёр СКС-М на откинутое вперёд лобовое стекло. Водитель же руки с руля не убирает и мотор не глушит. Готов в любой момент рвануть с места.

Наконец моя рука ощутила прохладное дерево рукоятки «смита». Большим пальцем откинул клапан открытой кобуры. Хорошо, что он бесшумный, никто не насторожился. Тем более что помповый «таран» вполне миролюбиво лежит прямо на коленях, и я его не трогаю. Скосил глаза направо. Маша ни во что не въехала, на неё надежды нет. Оружие далеко. А сигналы тревоги мы с ней не отработали. Моя вина, бить надо меня, неука.

А Лари явно что-то заподозрила, «давит» на младшего унтера почем зря, да и трое зуавов справа от нас тоже что-то чувствуют. На меня, по крайней мере, не смотрят, все глаза на демонессу. Да и те, что с моей стороны, тоже отвлекаются. А она журчит своим бархатным голосом, расточает улыбки. Затем демонесса поманила младшего унтера затянутой в кожаную тонкую перчатку рукой, а тот чуть пригнулся с седла. Затем Лари сделала лёгкое движение кистью, как будто отмахнулась от докучливого комара, что-то с тончайшим свистом мелькнуло в воздухе, и лицо старшего разъезда зуавов вдруг окрасилось двумя кровавыми разрезами, руки метнулись вверх, чтобы зажать, сдавить раны. Карабин беспомощно упал с седла на землю.

Продолжения я уже не видел, выхватив из кобуры тяжёлый револьвер. Первый выстрел пришёлся в грудь лошади самого ближнего ко мне зуава, я даже не поднял оружие от бедра. Та дёрнулась от тяжёлой пули, вспышки и грохота выстрела, отскочила всеми четырьмя копытами назад, натолкнувшись на гнедую, стоявшую за ней, и кавалерист, сидящий на ней, качнулся, вцепился в поводья, чтобы не упасть. Я поймал в прицел третьего, выстрелил ему в середину груди, выбив из седла, «поймал» подскочившее вверх оружие, навёл на того, которого толкнули, на второго, снова нажал на спуск. Гулко грохнуло, удар пули в плечо завертел кавалериста вокруг своей оси, сбросил на землю.

Справа от меня тоже часто хлопали выстрелы. Громко и сухо треснул СКС-М из второй машины, спрыгивавший с падающей лошади кавалерист вдруг свалился, запутавшись в стремени, упал в пыль, под наваливающуюся лошадиную тушу. Затем карабин урядника захлопал с частотой маятника.

Кто-то сильно дёрнул меня за капюшон пыльника, я оглянулся направо, увидел, что двое, оставшиеся с заводными лошадьми, привстав на стременах, стреляют в нас из карабинов, увидел, что один из двоих, сидевших на лошадях справа, уже лежит на земле с залитой кровью грудью, а Лари стреляет из своего короткого массивного «аспида» во второго, на пятящейся лошади и прикрывающегося лошадиной шеей. Затем в лобовом стекле появилась маленькая круглая дырочка, а за спиной у меня из деревянного щита, прикрывающего бочки с бензином, брызнула щепа.

Лошадь того, в которого стреляла Лари, была уже ранена, кровь брызгала из двух ран в её мускулистой шее. Она крутилась, храпела и пятилась боком, мешая седоку прицелиться. Всадник вскинул карабин, выстрелил, никуда не попав, бросил его и схватился за револьвер, который удобней в такой драке, но в этот момент согнулся и выпал из седла головой вперёд в пыльную дорожную колею, застряв ногой в стремени.

Винтовочная пуля ударила в стальную дугу у меня за спиной, зазвенев металлом и с визгом уйдя в рикошет, вторая с гулким железным звуком врезалась в капот машины. Я вскинул револьвер двумя руками, три раза подряд выстрелил во всадников с заводными лошадьми, до которых было далековато. Обернулся назад, хватая карабин и выпрыгивая из машины.

Маша уже опомнилась, вскинула «маузер», прижав приклад к плечу, тоже открыла частый огонь, с перепугу немилосердно промахиваясь, задирая ствол, но при этом пугая противника, который тоже мазал, нервничая.

Огонь кого-то из урядников достиг цели, один из лжезуавов дёрнулся, схватился за плечо, выронив оружие, после чего резко повернул коня, хлестнул его наотмашь плетью. Тот присел на задние ноги, заржал дико и взял с места в карьер.

Второй повернул следом, но я уже встал на колено, уложил карабин на крыло машины, поймал его в перекрестье оптики-двукратки, взял упреждение, потянул спуск СВТ-К. Бабахнуло, толкнуло в плечо, вылетела кувыркающаяся гильза. Родившаяся из облачка прозрачного дыма и тусклой вспышки остроконечная пуля рассекла пространство между нами, ударила противника в середину головы, выбив фонтан костей и крови, выронила из седла мгновенно обмякшее тело. И освобождённый от груза конь поскакал следом за напарником, уносящим раненого в чашу леса.

Я выстрелил следом раз, другой, третий, но толстые стволы деревьев закрыли спину уходящего, приняли на себя пули, спасли его. Всё. Отстрелялись. Я поднялся, огляделся.

Маша, Лари — целы. Как урядники во второй машине? Стрелок, сидевший справа, цел, а водитель свалился грудью и лицом на кольцо руля, и кровь из выбитой глазницы стекает ему же на колени. Погиб. Холодный груз. Его товарищ пытается аккуратно переложить тело на сиденье. Я потом посмотрю, что с ними, сначала проверю тех, в кого стреляли мы. И кто стрелял в нас.

С моей стороны на земле валялись три человека. Лошадь, которой в грудь попала пуля сорок четвёртого калибра, была ещё жива, но лежала тихо, лишь косила большим глазом на меня. В глазу застыли боль и тоска. Время от времени она пыталась поднять голову, но опять роняла её в пыль. Лежащий под ней человек в форме зуава не шевелился. Пуля из карабина урядника угодила ему в шею, пробив артерию. Он лежал в луже крови, пропитавшей дорожную пыль вокруг него. Выглядело так, будто кто-то ведро красной краски расплескал.

Тот, в которого я выстрелил первым, тоже был мёртв. Ему хватило пули в грудь — пробило сердце, скорее всего. А тот, которому я стрелял в плечо, был ещё жив, хоть и в шоке. Лежал на спине, зажимая ладонью рану, смотрел на меня, как будто не понимая, что происходит. Не жилец. Я стрелял раскрывающейся пулей своей собственной конструкции и отливки, трудоёмкой в изготовлении, но оставляющей страшные раны[65]. Такой его рана и была — вздутой и рваной. Кровь из неё выплёскивалась толчками, ещё минута — и начнётся агония, никакая перевязка такого потока не удержит. В качестве пленного не подходит — не довезём.

— Ну извини, — сказал я, приподнял ствол карабина и выстрелил ему в висок.

Голова раненого дёрнулась, рука отвалилась от раны, он затих. Песок начал промокать кровью. Затем я добил раненую лошадь. А потом пошёл на противоположную сторону.

Там было почти то же самое. Раненую лошадь добили без меня. Уронив всадника, она отбежала всего на десяток шагов, после чего свалилась, забившись в агонии. Её седок лежал в траве лицом вниз, в спине два рваных выходных отверстия. Его тоже урядник свалил, стрелявший сзади. Хороший стрелок.

Ещё один лежал, глядя в высокое голубое небо над вершинами сосен, уставившись в вечность остекленевшими глазами. Пулевая рана была у него точно посреди лба. Это уже Лари. Быстро она успела.

А человек в форме младшего унтер-офицера был жив. В него даже не стреляли. Он лежал на земле, зажимая руками лицо, рассечённое ударом двухвостого латига, но умирать не собирался. Лари, сбившая его с седла неожиданным ударом, стояла над ним и время от времени пинала его ногой, стараясь угодить под рёбра. Развлекалась, кажется. Тот охал и корчился. Кнут вился змеёй в пыли рядом, свисая из её руки. А что поделаешь? Тифлинги всё же полудемоны, а не полуангелы. В списки «Существ добра» их никто и никогда не вносил, и нет ни малейшей надежды, что внесут в будущем.

Как бы то ни было, но спасла нас демонесса. Запудрила мозги противнику, отвлекла, сбила с седла их командира, застрелила ещё одного. Нам всем впору в попу её целовать по очереди, невзирая на то, в каких она списках числится, а в каких — нет. Подходить по одному, нагибаться — и целовать. Если бы не она, то эти самые лжезуавы ходили бы между нашими телами, выбирая, кого добить, а кто за пленного сойдёт. Не успели бы мы огонь открыть без её помощи, свалили бы всех нас.

Потом я выяснил, что за капюшон и воротник меня никто не дергал. Винтовочная пуля прошла в сантиметре от моей сонной артерии и застряла в передней стенке кузова машины. Повезло. А ещё повезло в том, что я догадался соорудить этот щит из бруса со стальным листом массой почти в центнер. А то сейчас бы струйки бензина из бочек пальцами затыкали, ожидая, когда рванёт.

Я подошёл к валяющемуся в пыли пленному, присел возле него. Кровь сквозь пальцы текла не сильно, но досталось ему здорово. Страшная штука этот тифлинговский латиг со своими концами, подобными сужающимся к концам цепочкам с плотно входящими друг в друга звеньями, да ещё и с острыми гранями. Особенно если им вот так, умеючи, наподдать кому-то.

— Извини, — сказал я, отстранив Лари от её жертвы.

Перевернул человека в форме младшего унтера на живот, связал ему руки его же брючным ремнём. Затем перевязал ему лицо, насыпав на повязку порошка целебника. Досталось ему неслабо, два пожизненных шрама поперёк морды, как след от когтей, ему обеспечено, но жить будет. Наверняка. Если у контрразведки на этот счёт другое мнение не появится.

Я подхватил пленного под локти, потянул вверх, пытаясь поставить его на ноги. Он было обвис, но немедленно получил пинок в рёбра от Лари, решившей мне помочь. Ну надо же, вот тебе и «суперлюбовница».

— Лари, не отвлекайтесь, — остановил увлекшуюся насилием над пленными демонессу. — Обыщите убитых, соберите оружие. Трофеи как-никак. И коней, если получится.

Я подтащил пленного к задней машине, поставил его перед оставшимся в живых урядником, с потерянным видом сидящим на подножке. Товарища своего он вытащил наружу и уложил на расстеленную плащ-палатку. Пуля из карабина вошла ему в правый глаз и вышла из затылка. Он и понять не успел, что случилось: умер мгновенно.

— Тебя как зовут? — спросил я стрелка.

— Дмитрием.

— Давно в урядниках?

— Год. Вот вместе с ним пришли, — показал он на погибшего. — Его Артёмом звали.

— Жаль Артёма, вечная ему память, — сказал я. — Вот так и погиб…

Я посмотрел на неестественно согнутые ноги погибшего, на застывающую кровь, сочащуюся из выбитого глаза. Нагнулся, зацепил край плащ-палатки и прикрыл им изуродованное лицо. Так правильно будет, умер он уже.

— Клетку открой, — сказал я уряднику, снимая с пленного подсумки с магазинами и обыскивая его.

— Зачем? — не понял тот.

— Этого повезём, — подтолкнул я в спину лжеунтера.

— С вампиром? — удивился урядник.

— А что? — пожал я плечами. — Тот же прикован. И ему веселей будет.

При этих словах пленный заметно вздрогнул и дал задний ход, за что и схлопотал от меня прикладом в спину. Удар сбил его с ног, но я опять его поднял.

— Стой смирно, урод, — сказал я ему. — А то вампира ещё раскуём. Ты откуда, кстати, взялся, сволочь такая? Ты же не абориген.

Ошибиться нельзя. Аборигены от нас отличаются. Чем — непонятно: немного чертами лица, немного разрезом глаз. А самое главное — у аборигенов видны племенные признаки в лицах, чего у нас почти не наблюдается. Мы смешивались, а они — почти нет. Человека из Вираца, или нордлинга, или харазца, да кого угодно, легко определить сразу. Вот и убитые были все с Лесного хребта — сразу понятно по тёмно-русым волосам, курносым носам и узким лицам. А этот, который передо мной стоит — он из наших, из пришлых.

— Из Вираца. Родился там. Ещё дед туда уехал, торговлишку открыл, — ответил тот, продышавшись: удар приклада лишил его дыхания.

Такое тоже бывает. Большинство пришлых людей держалось своих княжеств. У них сила, они самые богатые, и прав, если честно, у большинства пришлых в таких местах побольше, чем у большинства аборигенов. К таким, как аристократка и колдунья вер-Бран, это не относится, разумеется: таким, как она, везде почёт и уважение, а вот к простолюдинам — по-другому всё. Но кое-кто из пришлых перебрался в аборигенские земли. Кто-то наёмником ушёл, когда ещё баронские дружины переучивались на новое оружие: их тогда особо привечали, платили щедро, дворянством с землями и поместьями с крепостными жаловали. Теперь такие сами сеньорами заделались. Кто-то торговлю открыл, кто-то от правосудия скрылся, кто по иным причинам съехал. Вот и получились такие, как этот псевдоунтер: по морде вроде и свои, а внутри давно чужие. А что вы хотите — третье поколение.

— Кто поручил засаду устроить?

— Через посредника наняли.

— А кто нанял? — уточнил я.

— Откуда я знаю…

— Как хочешь. В контрразведке побеседуют с тобой. Кстати, что сделать-то должны были с вампиром?

— Убить, — вздохнул пленный.

— Ну вот и славно. Тогда полезай в клетку.

Пленный заартачился было, но подошла Лари со своим латигом, и он сам туда рванул, чтобы оказаться подальше от демонессы. Я, признаться, теперь и сам задумываюсь, кто же она такая на самом деле? Каким демоном ни будь, но оставаться столь спокойным после такой кровавой драки… Это неспроста.

Форма зуавов у наёмников была новая, явно краденная со склада. Винтовки тоже новые, но их купить не проблема. «Маузеры» такие продают по всему Великоречью, даже в лавке оружейной купить можно. Эти, кстати, в лавках и купили — нет на прикладе выжженного клейма «КА» — «казённый арсенал», которое ставится на те винтовки, что в армии направляются, пусть даже и чужие. Револьверы у них тоже были стандартные, нижегородские «чеканы» под патрон «.357 магнум», простейшей конструкции, без всяких излишеств[66]. «Сипайского образца», как у нас говорится. А вот сипайские поступают только в армии, хоть и не обязательно в наши. Я сотню патронов к ним в нашу пользу собрал и один револьвер припрятал. Пригодится — всё трофей.

СВТ-К, что у лжеунтера отняли, с виду была вполне обычной, военной, такой же, как у меня, только без оптики. Шесть магазинов с неё я сразу забрал, а насчёт самой винтовки надо будет уточнить в Твери. Если она не с тела тверского солдата снята — можно и себе оставить, а точнее — Лари отдать. Её трофей, по праву. Хотя зачем ей она? Лари нас в Твери всё равно покинет, я уж лучше выкуплю, сторгуемся.

В седельных сумках наёмников нашли все требуемые инструменты для уничтожения вампира: святую воду, осиновые стрелы, а к ним — сборный эльфийский лук. Решил кто-то, что проще вампира Арлана ликвидировать, чем разбираться, о чём он проболтался, а о чём нет. Большая ошибка, кстати, которой грешат те, кому жизнь подчинённого копейка. Но если так, то и верности цена почти такая же.

ГЛАВА 23, в которой герой встречается со статским генералом и получает столь желанное поручение

Дальнейшая дорога в Тверь ничем уже не запомнилась. Маша пересела назад, в «воронок», за руль, кое-как оттерев его от крови убитого. Второй же урядник, тот, что двоих застрелил и одного ранил, так за стрелка и остался. Тело убитого, завернув в плащ-палатку, погрузили ко мне в кузов.

Пленный сидел в одной клетке с вампиром, забившись от того в самый дальний угол и боясь даже дышать. Кровь понемногу сочилась из-под повязки на лице, и от её запаха вампир Арлан заметно беспокоился, принюхивался, время от времени издавал какие-то сосущие звуки. Думаю, что старался специально для пленного, потому что слышал все наши разговоры и знал, для чего тот был послан. У вампиров слух поострей человеческого.

По выходе из леса нас остановил ещё один драгунский разъезд, которому мы и сообщили о вражеских диверсантах, по тылам действующей армии шляющихся и на при исполнении находящихся путешественников нападающих. Эффект это вызвало поразительный, нас даже задержали почти на час, пока подтянулись подкрепления. И пока какой-то штаб-ротмистр[67] и два поручика подробно выспрашивали, что нам известно о напавших, в общей сложности не менее чем эскадрон Четвертого драгунского на рысях прошёл мимо нас в лес, намереваясь начать прочёсывание. А что вы хотите? ЧП.

Нас же «пристегнули» к военной колонне, идущей за грузом в пункт постоянной дислокации дивизии, и мы почти до самой Твери прошли под конвоем, уже не опасаясь нападения.

В городе мы быстро добрались до Дворянской, где в трёхэтажном невзрачном, но длинном П-образном особняке с закрытым двором и большими мрачными подвалами размещалось Управление контрразведки. Нас приняли без проволочек, забрали обоих пленных, оформили бумаги на погибшего при исполнении унтера, после чего тело передали напарнику. А их машину сразу включили в состав воинской колонны, идущей до Великореченска. Контрразведка отправляла туда группу своих людей, вот с ними урядник Дмитрий и уехал на «воронке». А мы остались в контрразведке.

Сначала у нас приняли трофеи, составив опись, причём я сразу написал заявку на проверку СВТ-К и одного «чекана». Если не криминал — пусть официально нам отдадут, это по закону. Боевой трофей — святое дело. Затем нас потащили в разные кабинеты для «собеседования».

Меня допрашивали два ретивых надворных советника[68] в чёрных мундирах почтенного и мрачного ведомства, в стенах которого я сейчас пребывал, пытаясь сугубо по привычке подловить меня на противоречиях. При этом, следует отдать им должное, оставались безукоризненно вежливы, обращались сугубо на «вы» и даже поили чаем с печеньем. Из чего я сделал вывод, что нас ни в чём предосудительном не подозревают. Может, и ошибочный.

С Машей и Лари беседовали тоже по два чиновника, и продолжалось это часа четыре, не меньше. Лично я к окончанию допроса отвечал на всё уныло, односложно и в глубокой тоске, разглядывая гомонящих ворон, гнездящихся на большом дереве, что против окна выросло. После окончания беседы дверь в кабинет распахнулась, в него ворвался ещё один чиновник, на этот раз с римской девяткой на петлицах, показывающих, что сей достойный муж пребывает в достойном звании действительного статского советника, что равняется генерал-майору, и, скорее всего, сие учреждение, приютившее нас сейчас, и возглавляет.

Невысокий, лет шестидесяти с виду, сухой, с волосами седыми, без единого темного, с маленькой бородкой-эспаньолкой. На мундире ни одной награды, лишь ленточка ордена Чести на второй пуговице. Высшая награда трёх княжеств, как ни крути.

Я вспомнил имя генерала — Бердышов. Пётр Бердышов, бессменный начальник Тверской контрразведки на протяжении последних двенадцати лет, а заодно ближайший и первейший советник его высочества князя Тверского Алексея Алексеевича. Не думал, что столь важная персона снизойдёт до личной беседы с отставным унтером и вольным охотником из Великореченска Сашкой Волковым. Однако снизошёл, не погнушался[69]. Демократ прямо.

— Устали от общения, господин Волков? — спросил Бердышов, усаживаясь напротив меня.

— Не без того, Пётр Петрович, — продемонстрировал я, что понял, с кем говорю.

Бердышов и бровью не повёл, спросил лишь:

— За поимку вампира вам премию в городе выдали?

— Разумеется, как и положено. У нас с этим всё аккуратно, — ответил я.

— Ну да, ну да… — пробормотал он, перелистывая бумаги в какой-то папке. — Недаром все вольные охотники в вашем Великореченске осели, их у вас больше, чем в столице. А что, кстати, так? Только из-за премий?

Он отложил папку в сторону, придержав её пальцем на каком-то документе.

— Да не только, — пожал я плечами. — Городок у нас весёлый, хоть и маленький. Есть где расслабиться после трудов праведных. И заказов там побольше — всё же север княжества, окраина, дальше — Пустынные земли. До двух Болот недалеко, вот и нечисти всякой у нас намного больше. А где нечисть, там и заработок.

— М-да. У вас точно — по одному борделю на каждого приезжего и по упырю на каждого местного. Ладно, не о том речь. Расскажите, как с Пантелеем встретились?

— С Пантелеем? — удивился я, не ожидая этого вопроса.

— С Пантелеем, с Пантелеем, — дважды повторил Бердышов. — Если точнее, то с Пантелеем Незнамовым, сто сорок восьмого года рождения, из мещан города Покровска Нижегородского княжества, колдуном и государственным преступником. — А затем, глядя мне в лицо, добавил: — Тем самым, за которого вот этим вот указом… — он поднял со стола папку и повернул лист с текстом ко мне, — …объявлена княжья награда в десять тысяч рублей золотом как за колдуна-убийцу, и ещё в десять тысяч золотом как за государственного преступника.

Тут я и вовсе расцвёл, подумал, что есть всё же боги удачи и не оставили они меня своим вниманием. То, что его поймать надо, дело десятое — поищем, половим, может, и достанем. Насчёт опасностей тоже… нам не привыкать, охотник всё же. А вот то, что в гонке за наградой у меня такая фора — это очень даже приятно осознавать.

— Что, рады, господин Волков? — усмехнулся генерал. — У вас, простите за выражение, это по морде видно. А главное, чему радуетесь? Возможности в самое кубло это змеиное влезть? Можно ведь и без башки остаться.

— Башка — дело наживное. Нажил разок — и хватит, — заявил я. — А такую премию ни за кого пока не предлагали.

— Ой ли? — поднял он брови. — А за премией ли вы лезете? Я вот с прекрасной, хоть и демонической, госпожой Лари побеседовал. Она говорит, что если бы вы занимались торговлей с гномами из Серых гор, с которыми у вас дружба великая, то вы бы эти деньги, что за Пантелея предложены, за год заработали. Или быстрее. И весь Великореченск это знает — и вам удивляется. Скажите, зачем вам это надо?

— Не будь я охотником — и дружбы не было бы. А вообще… — задумался я, после чего высказался максимально честно: — Интересно ведь! Авантюрный склад характера, если по-умному.

— Вот как. Интересно, — удовлетворённо ухмыльнулся Бердышов. — Не соскучишься, получается. Так?

— Так, — решительно кивнул я.

— Ну, вот и ладненько, — хлопнул он сухой ладошкой по столу. — Коли вам, любезный, интересно такими делами заниматься, так и занимайтесь. У меня война на носу, диверсанты расплодились, ковы строят и заговоры заговаривают. Мне их ловить надо. А что с Пантелеем происходит — мне до конца непонятно. Мутит он что-то снова, как мутил и раньше. И не один уже мутит, судя по всему. В плохую компанию попал, если можно так выразиться.

— В какую? Лич Ашмаи?

— Если он и вправду существует, этот самый лич, то похоже, что в компанию с ним. Но вы меня не перебивайте, у меня времени мало. Хочу сказать, что намерен поручить я эту работу вам. И тем людям или нелюдям, кого вы сочтёте нужным к делу привлечь. На правах свободного найма, но с ордером от нашего ведомства, чтобы препятствий вам не чинили. А за деталями извольте с этой минуты к инспектору Вяльцеву. Вот он, пред вашими очами.

С этими словами он указал на одного из сидящих со мной следователей, невысокого крепыша с прической ёжиком. Затем легко встал, протянул мне руку, сказал: «Удачи», — и вышел из кабинета. За ним следом вышел второй из мотавших мне нервы следователей, высокий и худой.

— Деталей хочу, — сказал я, обернувшись к Вяльцеву. — Деталей про Пантелея.

— Легко сказать, — усмехнулся тот. — О Пантелее этом самом почти ничего не известно, за исключением его злодеяний. Но и про них неточно, всё больше слухи.

— А как же розыск?

— Кое-что доказали всё же, хоть и немного… гм… с трюком.

— В смысле?

— В смысле, доказано, что Пантелей колдун, — начал загибать пальцы Вяльцев. — Ещё доказано, что его помощник человека убил, и по прямому Пантелея наущению. А что Пантелей магию во зло пользует — не доказано. Зато всем известно. Вот в приказе на розыск этот момент и обошли с доступным изяществом. Убийство в форме побуждения к оному есть? Есть. Колдовство есть? Есть. Вот и ловите.

— Чтобы ловить, неплохо бы немного информации иметь, — скромно заметил я.

— Немного и заимеете, — усмехнулся инспектор. — Много у нас и нет. Разыскное дело дам почитать, вот и вся информация.

— Вампира когда допрашивать будете?

— Вампира уже допрашивают. Только вам с того что? — скроил неприступную мину Вяльцев.

— Вампир каким-то образом со всей этой пантелеевской компанией связан. Напрямую или нет — не знаю, но связан наверняка. Про покушение на колдунью Машу он уже рассказал?

— Откуда я знаю? Я что, телепат? — удивился моему вопросу Вяльцев. — Я же всё время с вами просидел.

— Видите, до чего меня довели за четыре часа никому не нужного допроса? Совсем отупел, — сказал я. — А ведь самое важное-то пока в вампире. Во-первых, ему обратного хода нет — свои убьют, во-вторых, он надеется у вас защиту найти от этого самого лича, который существует. И, в-третьих, он готов сотрудничать. А в-четвёртых, раз уж мне злодеев ловить, я бы всё же его послушал. А заодно и сегодняшнего пленного. Отчего-то мне кажется, что он может быть цепочкой к нужным персонажам нашей страшной сказки.

— Почему так думаете?

— Потому, что от вампира пути ведут каналами темными и порталами всякими, за которыми наверняка стража из демонов с нижних планов бытия. А вот внук купца-переселенца из Вирацкого баронства, работающий на их разведку, выглядит предпочтительней. Из него и вытрясти что-то можно, и по его следам пройти. Найти, например, место, где он наёмников вербовал. И так далее, не мне вам объяснять.

— Хорошо, попробуем, — сказал Вяльцев и встал из-за стола. — Пойдём.

ГЛАВА 24, в которой герой посещает одно мрачное место, после чего узнаёт много нового

Комната для допросов в контрразведке может выглядеть по-разному. Меня, например, допрашивали в светлом кабинете с высокими потолками и огромными окнами. А пленного наёмника привели на допрос в тёмное помещение с низким потолком и совсем без окон. Каждому — своё.

Лекарь у него был. Повезло дураку — такое лечение под сотню стоит, а его за счёт казны подлатали. Вместо разрезов, нанесённых тифлинговским кнутом, у него на лице остались два свежих шрама, шедших от правого виска через скулу, переносицу — и так до низа левой щеки. Так и когтями не прочертишь. Залечивать же шрамы никто не счёл необходимым.

Теперь пленный сидел, голый по пояс, в деревянном кресле с кожаными ремнями на подлокотниках, которые прижимали его руки, и наблюдал, потея и страдая, как мрачного вида мужик с нашивками унтера[70] на чёрном мундире пробует в углу телефонный аппарат и распутывает провода. Подозреваю, что это был стандартный ритуал, который этот унтер исполнял перед каждым арестованным, дабы того заранее расположить к беседе.

Напротив привязанного к креслу арестанта за широким письменным столом сидел чиновник в чине коллежского советника — старший следователь. Он перекладывал какие-то бумаги, совершенно не обращая внимания на того, кто сидел перед ним. Справа, за маленьким столиком, у высокого ящика магнитофона, медленно вращающего большие катушки, сидел младший унтер в наушниках, в чёрном мундире, но с эмблемами связиста. За другим столиком, за пишущей машинкой, сидел ещё один младший унтер, маленький, тощий и немолодой.

Практически за спиной у старшего инспектора расположилась молодая некрасивая женщина в пилотке с серебряной звездой, чёрном мундире с погонами подпоручика, с каким-то светящимся шаром в руках, как будто сплетённым из проволоки. Магический детектор лжи: каждое слово арестованного будет проверяться. Можно говорить и можно молчать, а вот врать не получится.

— Не возражаешь? — спросил Вяльцев у следователя, заводя меня в комнату.

Сидевший за столом лишь мотнул головой и указал на стулья у стены, на которые мы и уселись. Пленный узнал меня сразу, испуганно вздрогнул, вспомнив, наверное, как я запер его с вампиром. Я сделал ему ручкой, заслужив гримасу неудовольствия от Вяльцева.

Сидевший за столом наконец закончил с бумагами, разложил их перед собой в известном одному ему порядке и обратил совершенно пустой и оловянный взгляд на арестанта. Интересно, они такой взгляд перед зеркалом тренируют или у господина чиновника седьмого класса от рождения такой талант — смотреть, как снулая рыба?

— Ну что, господин хороший? — спросил он арестанта. — Будете каяться наперегонки с протоколом или повесить вас?

— За что? — хрипло спросил арестант.

— Как это за что? — удивился следователь. — Нападение на представителей власти Тверского княжества, соучастие в убийстве одного из них, в чине урядника, участие в заговоре, имеющем цель препятствие осуществлению правосудия, попытка организации побега арестованному преступнику, намерение на убийство того же арестованного… Мне продолжать? На верёвку уже набралось, можно хоть сейчас к судье, чтобы завтра с рассветом уже висеть.

— А если каяться буду? — всё так же хрипло спросил пленный.

— Посмотрим, — пожал плечами чиновник. — Смертной казни избежите в любом случае. Отделаетесь каторгой. Нам известно, что выстрелить вы ни разу не успели. А если окажетесь очень полезным, то возможны иные варианты, ещё более лёгкие для вас. Поселение под надзором, например. Или даже свобода, новая личность и деньги на то, чтобы начать новую жизнь в новом месте. Вам решать — выбор велик.

Арестант молчал, задумавшись, и чиновник его поторопил, постучав карандашом по столешнице:

— На решение у вас одна минута. Затем мы начнём вас пытать, но если вы заговорите под пыткой, то от виселицы это вас не избавит. Требуется добровольность в сотрудничестве, знаете ли. С подписанием акта.

— Какого акта? — прохрипел пленный.

— Простого, — с оттенком ехидства заявил чиновник. — Где написано, что, дескать, я, такой-то и такой-то, оттуда-то родом, обязался добровольно сотрудничать с контрразведкой Тверского княжества. Гарантии нам нужны, знаете ли.

— Где подписывать? — спросил арестант.

— Ну, вот с этого и надо было начинать, — удовлетворённо заявил старший инспектор. — Бумагу мы вам дадим, только в неё сперва надо имя ваше вписать. Благоволите продиктовать.

— Баранников Пётр.

— Вы с подробностями, господин Баранников… — неожиданно пискляво вмешался протоколист, застучав по клавишам пишущей машинки. — Пётр Баранников, рождения года…

— Сто семьдесят пятого года, Открывающихся Врат месяца… то есть января второго числа, — с готовностью ответил арестант.

— …второго числа… — повторил вслух протоколист, треща своим агрегатом как пулемётом. — Из… мещан? Купцов?

— Мещан, мещан, — закивал Пётр Баранников. — В купцах уже не числимся: разорилась торговля батина.

— Каких мещан? Откуда?

— Из мещан города Вирац, что в Вирацком же баронстве.

— …баронстве, — закончил фразу протоколист.

Лист с жужжанием покинул каретку пишущей машинки, разделился на несколько копий — и лег на стол перед старшим инспектором. Тот внимательно прочитал весь текст от начала до конца, затем положил бумаги перед собой.

— Степан! — окликнул он здоровяка-унтера, сидевшего возле пыточного телефона.

— Слушаю, ваше благородие! — вскочил тот с места, выражая всем видом готовность к чему угодно.

— Ты, Степан, дай злодею по морде разок, чтобы нам беседу завязать, а затем продолжим.

С этими словами чиновник сцепил пальцы пред грудью и вновь обратил свой рыбий взгляд на пленного, явно намереваясь проследить за выполнением приказа.

— За что? — закричал было Пётр Баранников, но крик прервался звуком зуботычины.

Причём такой зуботычины, что я испугался, как бы у пленного голова не оторвалась. Однако не оторвалась, и даже зубов ему не выбили — сноровка унтера проявилась. Опыт.

— За то, что ты здесь очутился, — наставительно сказал старший инспектор, воздев к низкому тёмному потолку перст указующий. — А тут тебе не детский утренник в честь Равноденствия, а допросная комната контрразведки, откуда обычно всего два пути — или на виселицу, или в яму помойную, когда уже и вешать нечего. Сумеешь выйти отсюда куда-нибудь в другое место — зависит от тебя. Теперь подписывай здесь и здесь, и продолжим беседу. Степан, развяжи ему руки, но будь наготове.

Пётр Баранников заговорил так, что протоколист за ним печатать не успевал — даром что как дятел долбил, а женщина, следящая за детектором лжи, лишь кивала в такт словам пленного, подтверждая их правдивость.

К нашему огорчению, был Пётр Баранников из вирацких мещан не подготовленным агентом и верным слугой «Камеры знаний» рыцаря ас-Ормана, а самой мелкой сошкой, осведомителем на подхвате у сей тайной службы. Выбран же он был в качестве участника засады потому, что не было на тот момент у проныры ас-Ормана никого другого из пришлых, а аборигена, как я говорил, сразу видно. Разъезд же зуавов под командой аборигена действовать не может. Нужда подпёрла, короче.

Ошибка же со званием лжезуава вышла вовсе не по вине человека из «Камеры знаний», ставившего задачу, а по дурости и невоздержанности в пьянстве самого Петра Баранникова. Лычки-то он получил все три на каждую петлицу, вместе с краденым мундиром, но, прежде чем успел пришить их на требуемое место, воспользовался оказией выпить. Совсем случайно и неожиданно представилась оказия эта. Выпил хорошо, а спьяну одну из лычек потерял. И решил, что и так сойдёт: был просто унтер, а станет — младший. Не знал Пётр, что младших унтеров у зуавов из пришлых отродясь не было. Прокололся.

Ещё Пётр рассказал, кто от ас-Ормана занимается вербовкой наёмников для тёмных дел. Самого рыцаря — главу «Камеры знаний» — к делу не подошьёшь, но одного из помощников можно. И даже известно, где искать его — в городе Гуляйполе, что на слиянии Великой и Малой. Ну, это как раз неудивительно. Вся шваль из Новых княжеств в Гуляйполе осела, да и аборигены туда съехались не лучшие. Нужно нанять кого-нибудь, кто твою, скажем, тёщу мог бы не только убить, а ещё, скажем, и съесть, — езжай в Гуляйполе, найдёшь непременно.

Зовут деловитого помощника главы вирацкой тайной службы Велер Алан, и в отличие от своего нанимателя, десять поколений предков которого пребывали в рыцарском звании, он из простолюдинов и как бы даже не из пиратов. Всякое о нём говорят, а особенно любят повторять то, что Велеру Алану человека убить — что высморкаться.

С этим самым Велером Пётр Баранников встретился в Гуляйполе, где они наняли компанию бандитов с Лесного хребта, и там же Пётр запомнил один адрес, по которому Велер Алан бывает. Кабак, ничего удивительного, но там тот вроде все свои дела ведёт. Уже что-то. Уже сало. Даже ниточка, если угодно.

Пантелея же он не знал и никогда о таком не слышал. Не знал и не слышал никогда о личе Ашмаи. Не знал баз, не знал, куда ведут порталы, не знал ничего. Мелкая сошка, что поделаешь. На мой взгляд, такому ничтожеству и так слишком много дали узнать — двойку следует поставить ас-Орману, с его «Камерой знаний» и бывшими пиратами на подхвате.

А дальше меня попросили с допроса удалиться. Сказали, что по моей части темы закончились, а остальное мне знать не положено. Я понял, что начнут теперь Петра Баранникова как-то там вербовать или, например, на телефоне крутить, и решил подчиниться без возражений. И мы с Вяльцевым из мрачного каземата ушли.

— Ну, что скажешь? — спросил меня Вяльцев, когда мы стояли у решётчатой двери в конце подвального коридора и ждали, когда надзиратель их отопрёт.

— Скажу, что есть за что уцепиться. А вы меня когда соответствующими бумагами снабдите? — напомнил я об обещании Бердышова.

— Снабжу, не бойся, — усмехнулся инспектор. — Ты пока дело на Пантелея почитай, а я всё организую. Кого вписывать?

— Меня, разумеется. Машу.

— А эту… демонессу?

— Кстати, как её допрос прошёл? — залюбопытствовал я.

— Да ну её в бездну с такими допросами… — отмахнулся Вяльцев. — Две смены следователей поменялись, пока не догадались блокировку магии в кабинете поставить. А то они её наперебой кто в театр вечером, а кто в ресторан звали. А сами забыли даже, чего их пригласили, пораспускали хвосты.

— Ну, это полбеды, — усмехнулся я и показал большим пальцем куда-то себе за спину. — Тот, что там, в камере, на протокол поёт, тоже из-за неё здесь оказался. Они же нас убивать должны были, а вместо этого с демонессой любезничать начали, жалами водить и хвостом вилять. А она ему кнутом по морде, второму пулю в лоб, а дальше уже и мы влезли. Так и положили всех. Кроме одного.

— Ишь, ну ты скажи. Думаешь, ушёл тот, раненый? — спросил Вяльцев, пропуская меня перед собой в лязгнувшую решётчатую дверь.

— Не знаю. Трудно сказать. Надеюсь, что помер где-то в лесу, — ответил я.

Мы поднимались по лестнице из подвала, когда вслед нам полетел чей-то отчаянный крик, приглушённый дверью. Кого-то тут всё же пытали, причём со всей страстью.

— Не наш клиент? — спросил я.

— Нет, что ты! — отмахнулся Вяльцев. — Этот сам рад рассказать всё, что знает и не знает. Чего его пытать? Эльфа, скорее всего, тиранят. Поймали тут двоих при попытке взрыва складов в порту, вот и исповедуют.

Ещё одна дверь захлопнулась за нами, отрезав местную версию преисподней от мира горнего, не столь неприятного. Вяльцев привёл меня уже не в тот просторный кабинет, где меня допрашивали, а в маленький, с маленьким же окном, в котором едва размещался письменный стол и два жестких и неудобных стула. На двери была табличка «Ознакомление с документами». Ну ты скажи какие предусмотрительные, такие вот специальные комнатки завели.

Вяльцев успел предупредить кого-то нужного заранее, потому что, едва мы в комнатку вошли, дверь туда распахнулась и вошёл немолодой сутулый дядёк в мундире коллежского письмоводителя, который выложил перед нами не слишком толстую папку из серого картона с надписью «Дело» и номером.

— Благодарю, Сергей Семеныч, — вежливо кивнул Вяльцев.

Коллежский письмоводитель с достоинством поклонился и вышел, не говоря ни слова.

— В общем, ты знакомься пока с добычей, охотник, а я пойду оформлю тебе сыскное поручение, чтобы ты мог нашим именем вопросы задавать, — сказал следователь.

— Только со свободной графой! — сразу поставил я условие. — Мало ли кого я ещё привлечь захочу.

— Без вопросов! — согласился Вяльцев и вышел, оставив меня в одиночестве в этой тесной, как шкаф, комнатке, больше напоминающей каморку для уборочного инвентаря.

Вяльцев всё правильно сообразил. Сыскное поручение открывает немало дверей и ворот, а если оно от контрразведки, к нему относятся с особым почтением и даже некоторой боязнью. Но те же двери и ворота, которые распахиваются перед теми, кто в поручение вписан, могут отсечь от компании лиц, в оном поручении не поименованных. А уж раз сам Бердышов дал мне карт-бланш на привлечение помощников, то надо иметь возможность привлекать их по всей потребной процедуре. Без бумажки ты известно кто, а с бумажкой — аж вон кто!

В чём-то с контрразведкой дело проще иметь. Тот же Степан Битюгов, несмотря на все наши с ним добрые отношения, ни за что не дал бы мне незаполненную «сыскуху», как такие ордера именуют те же урядники. Для него порядок в делах прежде всего, он бюрократ ещё тот, а в департаменте Бердышова во главу всего результат ставится.

Я раскрыл папку с документами и углубился в чтение.

Пантелей Незнамов имел счастье родиться на свет в городе Покровске, что находится в Нижегородском княжестве на месте бывшего города Кстово, в Великоречье не переселившегося. Случилось это в 148 году от Воссияния Звезды[71]. Родители Пантелея были ничем не примечательны и в дальнейшем никакого упоминания не заслуживают, благо список деяний их сына вовсе не тот документ, в котором бы хотелось числиться. Сказано «из мещан» — значит, из мещан, сказано достаточно.

В 157 году, будучи девяти лет от роду, он неожиданно для всех проявил некие способности, которые были замечены местным клириком Мардога. Клирик отправил мальчика за счёт храма сдать экзамены в «Школе четырёх богов» — учебном заведении, в котором обучали целительской магии и которое находилось под покровительством сразу четырёх культов. Находилась школа в Мариане, столице аборигенского герцогства. Ну и нравы соответствовали. Как родители из пришлых туда дитятю своего отправить решились — непонятно.

Мальчик экзамены сдал, причём легко, не напрягаясь. Школа обрадовалась новому ученику, который обещал в будущем ещё более поднять влияние храмов одного из четырёх богов, покровителей Великоречья. Однако по мере взросления мальчика Пантелея у него стали заметно проявляться другие планы на жизнь. Он возложил на себя добровольно обязанности помощника школьного библиотекаря — древнего, почти слепого и полуглухого старика, чем беззастенчиво и воспользовался, получив доступ в отдел запретных знаний.

В 160 году, в двенадцать лет, он был изловлен на месте преступления при принесении в жертву кому-то из тёмных даже не богов, а старших демонов пойманной бездомной собаки. Для клирика, обучающегося на целителя и защитника от тёмных сил, это было страшным преступлением. Пантелея Незнамова долго драли розгами, целительствовали, снова драли — и в конце концов выкинули из «Школы четырёх богов» посредством ноги. А вместе с ним выкинули немало томов в чёрных обложках, потому что библиотечный каталог (все экземпляры) неожиданно сгорел в большом пожаре.

«Посредством ноги» тоже не прошло просто так для аборигенской по составу «Школы четырёх богов». Почти весь преподавательский состав был поражён болезнью столь странной и редкой, что до того, как было найдено средство исцеления, трое умерли, а один из учителей остался слабоумным инвалидом. Болезнь называлась «могильной лихорадкой», подоплёку имела магическую и поражала обычно грабителей древних могил, принявших на себя проклятие мёртвых.

Кто-то всё же вспомнил, что метод вызова подобной болезни был описан в одной из книг с «запретных полок», которые таинственно исчезли, но доказать никто ничего не смог, и даже приглашённый колдун из Озёрного герцогства тоже не сумел проследить пути проклятия, поразившего школу. А говорило это о том, что тот, кто скрыл след проклятия, силой превосходил приглашённого колдуна. А ведь это было вовсе не просто.

Затем следы Пантелея теряются на несколько лет, но, судя по всему, кто-то продолжал его обучение. По крайней мере, когда восемнадцатилетний Пантелей Незнамов вынырнул в Царицыне в 165 году, он заметно набрался умения и опыта и мог считаться вполне состоявшимся колдуном. Правда, с несколько специфическими знаниями, которые он до поры успешно скрывал. Причём настолько успешно, что его взял на обучение обосновавшийся в Царицыне колдун Валер, родом из Богорада, города за Лесным хребтом. Тот самый Валер, который позднее взялся обучать мою новую подружку Машу.

У Валера в обучении Пантелей задержался почти на десять лет. Добровольно принял на себя обязанности его ассистента и секретаря, многим помогал почти трёхсотлетнему колдуну, за что тот отваливал ему знаний из своих запасов щедрой рукой.

В 175 году Пантелей с Валером расстался. Расстались они не то чтобы по-плохому, никто никакими «могильными лихорадками» не болел, но Валер после этого избегал разговоров о своём бывшем ученике и помощнике. А Пантелей опять исчез на пару лет из поля зрения. А затем, в 178-м, обнаружился в Эрале Эльфийском, но уже не один, а со свитой из нескольких наёмников, пришлых и аборигенов. Известно также то, что был он желанным гостем, потому что не платил за жильё, прекрасный особняк, а его предоставил Совет архонтов — главный эльфийский координационный орган. И именно в этот момент Пантелей попал под надзор контрразведки. Отношения с эльфами никогда особой теплотой не отличались, и любой человек, к тому же колдун, приблизившийся к Совету архонтов, к тому же из пришлых, сразу вызвал интерес. А у контрразведки и в этом городе своя агентура имелась, и не только среди людей.

Деятельность Пантелея стали отслеживать, но он оставался «тёмной лошадкой», и в 180 году к нему попытались подвести своего человека, изгнанного из армии за жестокость по отношению к пленным егерского старшего унтер-офицера, на самом деле, разумеется, профессионального агента контрразведки с давно и хорошо разработанной легендой.

Агент своей цели достиг. Попал в охрану Пантелея, но никаких сведений от него не поступало, и вообще он вёл себя так, будто ничьим агентом не являлся. Решили направить к нему связного. Направили. Связной перехватил агента в корчме, где тот пиво пил, и случилось удивительное — агент связного не узнал, хоть они и работали вместе не первый год. Он также не ответил на пароли, не знал отзывов — и вообще это был совершенно другой человек.

К счастью, связной был разведчиком опытным. Он не стал кричать в ужасе, бегать кругами и заполошно размахивать руками: даже не показал, как он удивлён, и сумел не дать понять своему бывшему коллеге, что претендует на знакомство с ним. Он лишь убедился, что тот — действительно тот, все особые приметы на месте, а затем сообщил о происшествии своему руководству.

Руководство приказало покопаться вокруг Пантелея поглубже, но очень аккуратно. Удалось даже организовать подслушку в квартирке этого самого бывшего агента. Это помогло установить личность того, кем себя агент полагал — бывшего телохранителя Пантелея, погибшего во время стычки с бандитами на дороге к баронству Ольмер. Покопались ещё, навели справки и поняли: Пантелей сумел каким-то образом сохранить дух погибшего телохранителя, а затем, когда возле него появился подготовленный в военном деле человек, в данном случае — бывший егерь, он просто использовал его как сосуд для духа погибшего. Погибший воскрес, став ещё сильнее, потому что унаследовал военные знания агента, а агент исчез, потерявшись в нижних планах, куда отходят духи, силой вырванные из тела.

Пантелей допустил лишь одну ошибку — поленился лучше проверить, кого именно он выбрал в качестве сосуда. Да и откуда он знал? Судебным путём доказать это было невозможно, да и провести в Эрале Эльфийском арест кого-то, кто является личным гостем Совета архонтов, не получилось бы. И тогда на Пантелея, время от времени куда-то уезжавшего, организовали засаду за пределами эльфийской территории. Засаду простую, как угол дома, и надёжную, как кувалда. На дороге заложили фугас из двадцати килограммов тротила. Никакая магия не защитит, если такое под ногами грохнет.

Пантелею невероятно повезло. Он покинул Эрал Эльфийский на машине со всей охраной, машина наехала на фугас. Её разнесло в клочья вместе со всеми пассажирами, но самого Пантелея в ней не оказалось. Как удалось узнать много позже, и причём совершенно случайно, от одного из эльфийских командиров, попавшего в плен во время очередной стычки в Верхнем Левобережье, один из архонтов, членов Совета, зачем-то срочно потребовал Пантелея к себе, и тот, понимая, что времени терять нельзя, воспользовался порталом, лишь остановив машину и отойдя в сторонку. А помощники его поехали дальше, везя с собой маяк, по которому в будущем Пантелей должен был открыть портал уже к ним, и налетели на фугас. Не повезло, в общем. Ни тем, ни другим. Повезло лишь самому Пантелею.

Но теперь Пантелей понял, что на него началась охота. До этого он особо не стерёгся, полагая себя в безопасности. И он опять пропал — уже лет на пять. Следы его затерялись, тем более что контрразведка полагала его погибшим.

В 186 году в городе Астрахани произошла одна история из тех, что называют странными. Правящий князь будто сошёл с ума. Окружил себя приглашёнными советниками, да ещё из числа аборигенских колдунов, начал оказывать особые почести эльфам, передал им давно захваченную у них пущу и подписал обязательство не претендовать на неё впредь, что на Бориса, князя Астраханского, было совсем не похоже. Он скорее всё под себя грёб, невзирая на принадлежность. Все подробности этой истории в деле описаны не были — только упоминались, но удалось выяснить, что от князя осталось лишь вполне живое и здоровое тело и частично — его память. А вот в теле угнездился кто-то совсем другой.

В дело вступил Департамент безопасности отечества — ДБО, астраханский аналог Тверской контрразведки. В результате некоей их операции Борис скончался, на княжий престол взошёл его троюродный брат Виктор, фактически сменив правящую династию. Пущу у эльфов отобрали, к демоновой матери, обратно, устроив при этом небольшую войну, городская «чёрная сотня» разгромила несколько эльфийских домов, досталось и приезжим магикам — как минимум четверых из них расстреляли на заднем дворе здания ДБО под рёв автомобильных моторов. В общем, навели порядок.

Но контрразведка обратила внимание на нечто знакомое — новую сущность в чужом теле. Вышли на связь с ДБО, и обе спецслужбы решили покопаться глубже. И обнаружили следы некоего колдуна Александра Белого, по описанию как две капли воды похожего на Пантелея, остановившегося перед началом событий в городке Стрелецкий. Там колдун очень неплохо устроился, пользуясь покровительством удивительно изменившегося князя, и даже приобрёл целое поместье. Причём заплатил за него Астраханский Торговый банк. А когда начались погромы с расстрелами, бросил всё и быстро покинул территорию княжества, сопровождаемый полудюжиной вооружённых мордоворотов, а также молодой и красивой женщиной, похоже что полуэльфийкой. Женщина в материалах упоминалась впервые.

В контрразведке стукнули себя по лбу, обозвались в порядке самокритики идиотами, после чего с удвоенными силами бросились искать Пантелея. Теперь он стал по-настоящему опасен, ибо покусился на основы. Астраханский ДБО изродил указ об объявлении Пантелея государственным преступником, который новый князь и подписал.

Однако Пантелей пропал ещё на несколько лет. О нём временами слышали, он появлялся. Более того, в 193 году в городе Гуляйполе была вырезана конспиративная квартира контрразведки, на которой устроили засаду и пытались заманить в неё самого Пантелея. Пантелей не пришёл — он просто опоздал, а пришла, ничего не подозревая, та самая полуэльфийка с двумя охранниками, которые и погибли в короткой схватке.

А через четверть часа туда вломилось четверо вооружённых до зубов бандитов, среди которых была одна женщина и которые перестреляли всех, кто там был. Пятеро сотрудников и агентов контрразведки были убиты, один захвачен в плен, и больше о нём никогда и ничего не слышали. Пантелея обвинить в этом тоже не получалось, если по закону, но по агентурным данным стало ясно, что именно его помощник по кличке Череп возглавил группу местных наёмников.

Снова он проявился в 199 году, когда в Ярославле было разгромлено гнездо вампиров. Появился Пантелей под прикрытием, разумеется, представился совсем по-другому и даже взял у городского полицмейстера заказ на изведение злобной нежити в виде четырёх умрунов. Заказ он выполнил, получил вознаграждение. Однако потом выяснилось, что убиты были не все вампиры — одного как минимум охотники увезли с собой связанным и обездвиженным. Зачем — непонятно, но полицмейстер в обиде не был. Главное, гнездо разгромлено.

Затем Пантелея с помощниками пару раз замечали при подобных же обстоятельствах. Но тоже каждый раз с большим опозданием, когда ловить его было уже поздно. О его нынешнем появлении в Царицыне, когда исчезла сестра Маши, в деле ничего не сообщалось. Но он был уже без женщины, это мы и так знаем.

Известно было о нём то, что он по-прежнему поддерживал отношения с эльфийским Советом архонтов. Известно стало, что его упомянул некто, приближенный к одному из приближённых самой страшной и злобной силы, появившейся в нашем мире — лича Ашмаи, существа полулегендарного, в существовании которого до сих пор многие сомневались. А я так о нём и вовсе не знал.

Последние же сведения в досье сообщали о том, что Пантелей связан каким-то образом с «Камерой знаний» — маленькой спецслужбой из Вирацкого баронства, управляемой рыцарем ас-Орманом и которая была известна как весьма эффективная разведка, несмотря на то, что состояла исключительно из аборигенов и серьёзными ресурсами не располагала. Какие ресурсы у крошечного даже не герцогства, а баронства, пусть и с процветающей на торговле с Тверью экономикой?

Последней бумажкой в папке была копия княжеского указа об объявлении Пантелея Незнамова в наградной розыск, объявлении его государственным преступником и выделении двух премий, в десять тысяч рублей золотом каждая, в случае его поимки и половины этих премий в случае его убийства с достаточными доказательствами. Всё. Обложка папки из серого картона.

Дверь распахнулась, вошёл Вяльцев с папочкой красной кожи, перетянутой резинкой.

— Прочитал? Это хорошо. А это тоже тебе, и тоже читай.

С этими словами он передал мне папку. Я открыл её и поразился серьёзности изготовления документа. Гербовая толстая бумага вся сверкала защитными рунами, как будто висящими над ней в сантиметре. В бумаге было сказано, что я по поручению контрразведки осуществляю поимку врага отечества, объявленного таковым по княжескому указу, однако «без общего уведомления о личности такового». Этот загадочный канцеляризм предполагал, что я не должен называть всем подряд имя Пантелея, всего-навсего.

В бумаге было указано лишь моё имя, но имелось ещё четыре графы, куда я мог вписать всех, кто мне потребен для поимки злодея. Второй бумагой был арестный ордер, выглядевшей ничуть не беднее «сыскухи». Тоже кучерявенький такой. На нём был гриф «Секретно», в нём стояло имя Пантелея Незнамова с прочими данными, а также упоминались «соучастники в преступной деятельности», что позволяло мне загрести или перестрелять всех, кто оказался бы с Пантелеем рядом. Серьёзная бумага. Полезная.

В бумаге номер три ничего примечательного не было, кроме того, что в ней меня уведомляли о том, что сыск государственного преступника Пантелея Незнамова я буду осуществлять за собственный счёт и на собственный риск. Вот и всё, в общем-то.

Я приложил большой палец левой руки к блестящим кружкам на всех трёх бумагах, сделав их законными и подделке не поддающимися, после чего Вяльцев сложил всё в папочку и вместе с ней протянул мне.

— А это что? — спросил я, беря в руку ещё один листок.

— Распоряжение о возврате трофея, — пояснил Вяльцев. — Револьвер криминальный, задерживаем, а карабин можешь забирать.

— Ага, это хорошо, — обрадовался я.

Карабин в любом случае немалых денег стоит, а мне чем-то Машу вооружить надо помимо «маузера». Главное, теперь с Лари сторговаться по стоимости трофея.

— Это ещё не всё, — сказал Вяльцев.

— Что ещё?

— Вампир, — показал он пальцем куда-то себе под ноги. — Его на допрос хотели тащить, но он сказал, что сначала намерен поговорить с тем, кто его захватил. В противном случае угрожает молчать. У нас вообще-то никто не молчит, но Бердышов подумал, что лишние сложности не нужны. Поговори с ним, узнай, что ему надо.

Я пожал плечами, сказал:

— Ну, что поделаешь. Пойдёмте поговорим с умруном.

ГЛАВА 25, в которой герой узнает, что люди и нелюди пользуются разными способами, подчас оригинальными, дабы не болтать лишнего

Вампир Арлан сидел на металлическом, вмурованном в пол стуле прямо напротив меня. Нас разделяли две решётки, отстоящие друг от друга на полтора метра, которые были усажены рунами солнца и света, к которым вампиру было не прикоснуться. Маску с него сняли.

Рядом со мной никого не было, мы были вдвоём, хоть я ни на секунду не сомневался, что нас подслушивают и записывают. Стоит за стенкой магнитофон с большими, медленно вращающимися катушками, а за ним — очередной унтер с эмблемами связиста и в наушниках.

Камера эта была специально предназначена для допросов всевозможной нечисти и нежити. Теперь судьба свела меня в ней с вампиром, которого я сам захватил совсем недавно. Я глянул на его руки, которые он прятал в грубом балахоне с капюшоном — такую ему здесь выдали тюремную одежду. Он перехватил мой взгляд, сказал:

— Понемногу начали расти. Вовремя их ампутировали.

Он имел в виду свои ладони, сожжённые святой водой во время захвата. Я кивнул, сказал:

— Это хорошо.

На самом деле мне было совершено всё равно, вырастут у него руки или нет, я вообще предпочитаю вампиров убивать, нежели арестовывать, а потом с ними беседовать. Мерзкие это твари, не пойми что. Человеческий дух их покинул, место его занял демон. И демоном становится вампир. И демон не какой-нибудь, не полудемон вроде тифлинга, не кто-то ещё, а самая настоящая бестелесная тварь с нижних планов бытия. Вроде и говоришь почти с человеком, а за фасадной вывеской лишь мрак и пустота на самом деле. С бездной общаешься.

Лицо у него не заросло, один глаз покрылся белёсым бельмом. Руками он лицо защищал — рук лишился, но защитил не до конца.

— Зачем ты меня звал?

— Хотел поговорить, — ответил вампир.

— О чём? — удивился я.

— О том, о чём я не хотел говорить местным следователям. Я, признаться, вообще не очень хочу говорить им хоть что-то. Не нравятся они мне как собеседники, — усмехнулся он.

— Они, в общем, на любовь и не напрашиваются, — съехидничал я. — Скорее наоборот. Но с ними всё больше общаются, пусть не всегда добровольно.

— Я знаю, — кивнул он. — Человеку легче устоять на допросах, чем вампиру. Человек может умереть под пытками, а вампир такой роскоши лишён. Хотя мы чувствуем боль не хуже людей.

— А это уже я знаю, — сказал я. — Тем более что есть специальные способы причинять боль вампиру. Так чего же ты хотел от меня?

— Ты пойдёшь искать лича Ашмаи?

— Так высоко я не замахиваюсь: не моя весовая категория. Я пойду искать человека, колдуна, который, судя по всему, на Ашмаи работает, — ответил я.

Не вижу причин это скрывать, тем более что я его про Пантелея уже спрашивал.

— Я тебе помогу. Но взамен ты мне должен кое-что пообещать. Пообещать той клятвой, которую ты не нарушишь. Есть у тебя такая?

— Есть, — кивнул я.

Вампир помолчал, глядя в сторону. Потер подбородок о жесткий край капюшона. Затем опять повернулся ко мне:

— Ты знаешь, что вампиры могут любить? При определённых условиях, разумеется. Знаешь?

— Знаю.

Вампиры, самые самовлюблённые, самые самолюбивые и самые эгоистичные существа на лике земли, действительно способны любить и способны жертвовать собой во имя кого-то. Но только в единственном случае — своих сайрос. Так на одном из древних языков называются вампиры — любовники по крови. Если женщина-вампир «посвятила», а точнее, обратила в жаждущую крови тварь влюблённого в неё мужчину, или наоборот — они будут любить друг друга. И, скорее всего, вечно. В других случаях понятие «любовь» для вампира пустой звук. Равно как и «дружба», «милосердие», «сочувствие» и все подобное. Вампир внутри «изысканно пуст», как они сами о себе говорят. Пустой звук по отношению ко всему, кроме сайрос.

— У меня осталась женщина, — продолжил Арлан. — Она посвятила меня. Я был влюблён в неё человеком, остался влюблён вампиром. Она неподалёку от лича. Я хочу, чтобы ты мне пообещал, что если ты всё же доберёшься до них, то не тронешь её. Дашь ей уйти. Если получится.

— Ты думаешь, у нас будет возможность поговорить? — усмехнулся я. — Такой опыт общения с вашим видом у меня отсутствует. И к тому же вероятность того, что я сумею приблизиться к Ашмаи, стремится к нулю. Не мой калибр.

— Ты заблуждаешься насчёт своего калибра, — ответил Арлан. — Как заблуждался я. И как будут заблуждаться они. Они ждут армий врага, они ждут магических атак. Они не ждут человека с силками на зайца, который расставит их ночью на дороге в уборную. И это ошибка. Я думал об этом всё время.

— Всё равно не вижу способа завязать разговор с твоей сайре, — пожал я плечами.

— Моё имя, произнесённое вслух, остановит её, даже если она уже вцепится клыками тебе в шею. Равно как и её имя остановило бы меня. Мы обречены друг другу.

— Это я знаю — насчёт обречённости, — кивнул я. — А вот насчёт имени… а не врёшь ли ты, нежить?

Вампир засмеялся. Негромко — мягким, обволакивающим смехом. Недаром говорят, что у них есть способности зачаровывать голосом, хоть и не сильные.

— Нет, я не вру. Я поклянусь тебе в этом её жизнью — единственным, что есть святого в моём существовании.

— Хорошо. Это серьёзно. Что я получу взамен?

— Я примерно знаю, где искать постоянный, но тайный портал, ведущий в одно из убежищ. Я не могу поклясться, что там будет тот, кого ты ищешь. Я не знаю, вернётся ли он ещё когда-нибудь туда. Но знаю точно, что он там бывал. Я думал — и вспомнил, хоть и знал его под другим именем. Других колдунов из пришлых среди них просто нет.

— Под каким именем?

— Белый. Просто Белый.

Не врёт, скорее всего. Александр Белый — так он уже назывался. Возможно, я получаю ещё одну ниточку. Они лишними не бывают. А вампиршей больше, вампиршей меньше… Я за неё десяток других изведу, не вопрос.

— Я поклянусь тебе, Арлан, в том, что, если у меня получится — а я приложу все силы, чтобы получилось, — я не причиню вреда той, кого ты назовешь. И отпущу её с миром туда, куда ей будет угодно уйти.

— Я верю, — склонил голову вампир. — Я это умею чувствовать. Ты действительно поклялся, а не произнёс слова. Её имя — Ливия. Черноволосая голубоглазая женщина, прекрасная как алмаз, светящийся в адском пекле. Её ты сбереги.

— Хорошо, — кивнул я. затем спросил: — Где твоя часть сделки?

— В Гуляйполе на улице Длинный Тесак, что на самом берегу, есть дом. На первом этаже таверна «Хромой разбойник». На двух этажах — номера, которые сдадут на час. Но есть и глухой подвал. В подвале есть потайная дверь, которую можно увидеть только с заклятием «истинного взгляда», её закрывает иллюзия большой силы. За иллюзией дверь железная. Которую можно сломать. Или взломать. Или взорвать. Как угодно. За ней ход — длинный, тёмный. В конце хода есть портал, активированный всегда. Он ведёт за Лесной хребет, от портала — дорога, скорее даже тропа, годная конному, но повозка не пройдёт. Сам выход во дворе крошечного замка, даже не замка, а крепкого особняка.

— Выход охраняется?

— Наверняка, но я не знаю каким образом. Меня провожали — и сразу же вели дальше от этого места. Там есть конюшня, в ней кони, которые не боятся вампиров. Конному всё равно пара дней пути, но есть убежище[72] для ночлега, там и для лошадей место есть. А затем дорога упирается в большой замок, в котором бывает Белый. Бывал, по крайней мере, часто бывал. И дорога туда одна, и всё вокруг охраняется. Как именно — я тоже сказать не смогу. И магически, и не магически, это я знаю. Как обойти охрану — не имею понятия. А через портал можно прорваться.

— Хорошо, я проверю, — кивнул я. — Если ты обманул — я вернусь.

— У тебя плохо с логикой, — засмеялся вампир. — Если я обманул, твоя клятва ничего не стоит. Я не обманул. Ищи портал там.

— Верно. Наверное, устал я сегодня. Что ты хотел ещё сказать? Я бы ушёл из этого гостеприимного места с удовольствием.

— Хотел попрощаться. Уже не увидимся, — ответил вампир. — Помни, что ты мне обещал.

— Может, и увидимся, — пожал я плечами.

— Нет, уже не увидимся, — повторил вампир и посмотрел в потолок.

Я встал со стула, понимая, что сейчас произойдёт что-то. Вампир зашевелил губами — сначала беззвучно, затем я его услышал. Голос его стал громче, затем начал двоиться, троиться. Он уже кричал, притом так, что гудели решётки, разделяющие нас. Он кричал что-то вроде: «Теперь же, Ашмаи, лич и сеньор нашего народа, я предаю тебя этим людям. Я предаю твоё дело и предаю твоё имение! Я называю им твоё настоящее имя, ибо имя это — Ac…»

В этот момент голос его пресёкся, словно кто-то звук выключил, а сам он вспыхнул, как облитый бензином. По мне ударило страшным жаром, я едва успел отскочить, прикрывшись локтём, броситься к выходу, где в дверях столкнулся с двумя надзирателями, бегущими к нам. Но, ощутив этот жар, они тоже бросились назад, топая ботинками по бетонному полу.

— Пожарных зовите! — заорал один из них.

Где-то громко затрещал звонок пожарной тревоги, послышались крики. Но всё закончилось само собой — окутанное пламенем с головы до ног тело Арлана пару раз метнулось из стороны в сторону, ударилось в решётку с такой силой, что та загудела, упало навзничь, пару раз дёрнулось и затихло. Костёр быстро догорел, и через пару минут о том, что случилось, напоминал лишь тяжёлый запах серы и кучка пепла в форме тела скорчившегося человека. Я стоял, открыв рот от изумления.

— Какой прекрасный способ, — послышался у меня за спиной голос Бердышова. — Как же мы до него не додумались?

Я обернулся. Генерал стоял прямо у меня за спиной. Я не слышал, как он подошёл.

— Не додумались до чего?

— До такого способа самоубийства, как тот, который вы видели сейчас. Вы же поняли, что вампир вовсе не собирался выдавать Ашмаи?

— Ну… да. Слишком уж громким и долгим было вступление. Много патетики.

— Верно, — кивнул Бердышов. — На нём было заклятие «огненной печати». Тот, кто выдает запечатанную тайну, сгорает так, как мы видели только что. Быстрая, неотвратимая смерть.

— И что? — не понял я, к чему он клонит.

— Знаете, я не всегда сидел в кабинете, — сказал он, прихватив меня за локоть и тихонько направляя к выходу. — В двадцатилетнем примерно возрасте мне случилось попасть в плен. Мы тогда работали против одной странной секты с изуверскими наклонностями. Через день после пленения я мечтал о смерти столь же горячо, как и о жизни. Ещё через день меня освободили. Чистое везение — банда просто напоролась на эскадрон зуавов, и к тому же меня забыли добить. Меня вылечили, но я помню каждую секунду своего дня в плену.

Мы поднялись по лестнице, по той самой, из подвала, по которой мне сегодня ходить уже довелось. Бердышов шёл рядом, продолжая говорить:

— Мне повезло, а многим агентам так не везёт. Что мы знаем о том агенте, который бесследно исчез с разгромленной явки в Биларе? Я знаю, вы об этом прочитали. Какую судьбу он встретил? Ведь это так просто — не дать пленному покончить с собой.

— Верно, не сложно, — осторожно подтвердил я.

— А теперь представьте, что я наложил… не сам, разумеется, но все тверские маги по моему ведомству служат, наложил на вас заклятие «огненной печати». А ещё лучше — заклятие «ядовитой печати», отравляющее быстро и безболезненно. А предмет, который вам нельзя разглашать… ну… — Он поискал глазами по сторонам, затем вытащил из кармана свой бумажник.

Раскрыв бумажник, он заглянул в него, быстро пересчитал купюры.

— Вот… двести двадцать рублей на ассигнации. И это мы можем сделать секретом, если пожелаем. И теперь, для того чтобы вы могли в любую секунду покончить с собой, вам достаточно будет выкрикнуть: «В кошельке у Бердышова такого-то числа такого-то года было двести двадцать рублей на ассигнации!» Ну или ещё что-нибудь. Каково?

Я даже остолбенел от такой простоты решения. Действительно, кто меня спросил бы о такой ерунде? Никто. Кому это охота знать? Никому. Даже мне самому. Плевать мне, сколько сейчас денег в кошельке у Петра Петровича Бердышова. Можно ли сделать это смертельной тайной? Да проще некуда — что угодно можно сделать. То, что ты будешь повторять вслух во время наложения заклятия. И окажись я в руках у… того же Пантелея, например, я смогу убежать в смерть от того, что может быть хуже.

— Скажите, ваше высокопревосходительство… — обратился я к Бердышову. — А нельзя ли мне стать испытателем подобного способа?

— Почему бы и нет? Придумайте только, чего вы никогда в жизни не станете говорить вслух, даже будучи мертвецки пьяным. Что вам не важнее всего в жизни?

ГЛАВА 26, в которой герой впервые пожалел о заплаченном за Машу штрафе

Выбрался я из контрразведки уже затемно, вынося под мышкой брезентовый свёрток с карабином, который мне отдали в дежурке на выходе. И, к своему удивлению, обнаружил Машу, сидящую в кабине «копейки» и читающую газету под светом фонаря. Вид у неё был как у любого человека, просидевшего несколько часов в ожидании кого-то: понурый и усталый.

— Маша… а почему ты здесь? — спросил я. — Мне сказали, что всем готовы снять номер в гостинице «Волга». И это совсем рядом.

— Я не пошла, — ответила девушка, отложив газету. — Решила всё же дождаться тебя. Думала, что недолго, а потом уже вроде бы и уходить смысла не стало, решила, что скоро придёшь. А ты там совсем застрял.

— Верно, застрял вовсе, — согласился я. — А Лари?

Маша фыркнула, затем сказала:

— Нашу Лари аж четыре кавалера увели. Взялись сопроводить до отеля или не знаю куда. Один багаж нёс, второй беседой развлекал, ещё двое следом семенили. Она уже блистает на весь город. Думаю, что мы её больше не увидим.

— Я тоже так думаю, — согласился я, хоть и с некоторым сожалением. — Поедем устраиваться в гостиницу?

— Поехали, чего нам ещё здесь дожидаться? — пожала она плечами.

Действительно, до гостиницы ехать было совсем недалеко. В другое время в «Волгу» я бы и не попёрся: не мой стиль, масштаб, да и цены не мои, — но нам забронировала комнаты контрразведка, так что грех было отказываться. Конечно, подъезжать туда надо на «чайке», «стриже» или на извозчике, на худой конец, а не на замызганном после долгой дороги грузовике, гружённом бочками с бензином. Но тут уж ничего не поделаешь — ночь на дворе, ехать искать другую гостиницу не с руки.

Отель «Волга» расположился на Арсенальной набережной, протянувшейся по правому берегу Великой на всю длину города. В середине своей набережная была самым популярным променадом, на который каждый вечер выходили на прогулку все, кто относил себя к светскому обществу города. Шутка ли сказать, в Твери к настоящему моменту проживало больше ста тысяч человек! Разве только Нижний Новгород был больше — даже в Царицыне, по слухам, не больше восьмидесяти тысяч жителей.

В начале же своём и в конце набережная вовсе не была столь аристократичной. С одной стороны она упиралась в порт, со всеми вытекающими последствиями в виде припортового шумного района, с многочисленными кабаками и заведениями сомнительных свойств, с другой же — в промзону, теряясь между заплетёнными поверху колючей проволокой стенами, окружающими заводы и мастерские.

На границе этого района располагался Отдельный охранный полк полевой жандармерии[73], точнее — один его батальон, и именно этот район они и должны были охранять сильней всего. Что и делали. Здесь в позднее время было тихо и пусто, лишь время от времени проходы мерили шагами военные патрули, а сверху на них с вышек поглядывали частные охранники. Заводы берегли как зеницу ока, а пороховой завод, выпускавший ещё и тротил, был помимо охраны обычной окружён магическими ловушками, и там постоянно дежурили как минимум два колдуна из ведомства контрразведки, постоянно следящих за своим хозяйством.

Центр же города был застроен каменными трёх-, а то и вовсе четырёхэтажными домами. Первые этажи в них занимали рестораны, в которые надо было прилично одеваться в отличие от портовых кабаков, и магазины, где даже соседу в кредит не отпускали. В городе были два театра, цирк шапито и не меньше пяти кинотеатров, по вечерам заполненных до последнего места. В центре Твери было запрещено деревянное строительство, а как писала газета «Тверские известия», мещанина Волобуева, который было завёл свиней во дворе своего дома, оштрафовали зверски, а свиней конфисковали в казну, и дальнейшая их судьба покрыта мраком. В общем, по стандартам Великоречья, Тверь тянула если и не на мировую столицу, то, по меньшей мере, на один из величественных городов.

Следующим зданием после отеля «Волга» сиял огнями и удивлял очередью публики кинотеатр «Иллюзион», в котором сегодня давали какую-то кинодраму из жизни эльфов, а перед ней в афише был указан киножурнал новостей с фронта, где эльфов, по уверениям хроникеров, били в хвост и под хвост.

В кинематограф мы не пошли, хоть оба и были охотниками до этого зрелища, а сразу направились в гостиницу. За стойкой мореного дерева нас принял приказчик, одетый в полосатые брюки, атласный жилет и белоснежную рубаху с галстуком. Он несколько брезгливым взглядом окинул нашу одежду, рюкзаки, оружие в чехлах, затем быстро пролистал журнал резервирования. Нашёл наши имена, после чего ткнул пальцем с ухоженным ногтем в графу возле них и сказал:

— Распишитесь. Рады-с.

— Чему? — уточнил я.

— Ну-с… принимать гостей, — слегка удивился приказчик.

— Ага. Ну, мы тоже. Гостевать, — сказал я, расписываясь в требуемом месте.

Услуг носильщика нам не предложили по причине нашей общей неказистости. Мы сами подхватили своё имущество и пошли по лестнице на второй этаж. Нам выделили один двухкомнатный номер на двоих. Видать, в контрразведке спросить постеснялись, кто мы друг другу с Машей, вот и зарезервировали таким макаром — ни два, ни полтора. Вроде и вместе, а вроде и отдельно.

Маше, как даме, я уступил спальню, а сам пристроился на раскладном диване в маленькой гостиной. Очередь в ванную я тоже уступил, и, пока она там плескалась и напевала, я вышел на балкон. Опёрся на широкие перила, огляделся.

Насколько этот берег сверкал огнями, настолько же противоположный тонул в темноте. Не видно его, равно как не видно ничего, что выбивалось за городскую черту. Тьма спустилась на весь мир, и лишь город был в ней эдаким островком света и безопасности. Во тьме же вокруг выбирались из своих логов чудовища, выходила на дороги нечисть. Мало кто выезжал из городов, окружённых стенами и рвами, если был риск того, что тьма застанет тебя в пути. Всегда старались подгадать так, чтобы проделать весь путь засветло или найти промежуточный ночлег в одной из деревень либо на хуторе, где стены и люди. Или собирались в большие ватаги, вооружаясь до зубов. Одиночки, не обладавшие опытом выживания в этих местах, были обречены.

Постоялые дворы, скрывшиеся за могучими частоколами, оберегаемые заклятиями, принимали путников и укрывали их до рассвета. Хутора за такими же оградами берегли сами себя. Редко когда на хуторе селилась одна семья — обычно несколько. А ещё чаще крестьяне жили в деревнях, в которых защититься было проще.

Ночь не принадлежала людям. И не только людям. Каждый из разумных мог чувствовать себя в безопасности лишь там, где живут иные разумные. А огромные, погружённые во мрак пространства становились всякой разумной жизни враждебны. Вне городов или сёл рисковали пребывать, да и то вынужденно, только такие авантюристы, как мы: охотники, военные разведчики, ну и разбойники — не без того. Такая здесь была жизнь — разумные расы властвовали только до захода солнца.

Во всей вселенной были видны лишь огни бакенов возле порта да сигнальные огни паромной пристани напротив, что на устье реки Тверцы, перескочившей в Великоречье из мира старого. И ещё патрульный катер мигал ходовыми огнями, время от времени включая прожектор и что-то высматривая.

В номере за спиной хлопнула дверь — Маша покинула ванную. Теперь можно и мне туда зайти. Кстати, как отучить человека бросать мокрые полотенца на пол, при этом используя из них все до одного из имеющихся в наличии? Который уже раз я жалею о тех ста пятидесяти рублях золотом, что потратил на штраф. Хорошая порция розог этой взбалмошной девице точно не помешала бы, особенно если кто-то во время экзекуции взял на себя труд шептать ей в ухо: «А вот не бросай полотенца на пол! А вот не пользуйся сразу всеми — два под ноги, одно на голову и ещё двумя вытираясь, — помни о других, заходящих в ванну после тебя!» Предлагала же колдунья Велисса вер-Бран прекрасный выход, сэкономивший бы мне аж семьдесят пять целковых. Семьсот пятьдесят на ассигнации, если угодно.

Я открыл дверцы хозяйственного шкафчика в ванной и, к своему облегчению, обнаружил запасные полотенца на верхней полке. Ладно, воспользуюсь ими, а то уж очень лень ругаться — тяжёлый был сегодня день. Отбросил валяющуюся мокрую груду махровой ткани ногой в уголок и полез в душ.

Ужин Маша заказала в номер, со мной меню не согласовывая. Кстати, после охоты на вампира я честно выделил ей тридцать процентов от своей премии, как традиционно платят помощнику, что составило аж шестьдесят рублей золотом, так что она стала девушкой вполне платёжеспособной. И она этим воспользовалась — по крайней мере, количество доставленной на подносе еды меня удивило. Я присоединился к ней, лениво поковырял порцию индейки под майонезом и сыром, запечённую в глиняном лотке, после чего напился чаю и лёг спать, выселив свою спутницу вместе с подносом, заставленным тарелками, в спальню.

Снился мне почему-то лич Ашмаи с капюшоном и без лица, всё время звонивший мне по телефону и капризным голосом требовавший завтрак в номер. Больше ничего не помню.

ГЛАВА 27, в которой герой в качестве ответной услуги спасает девушку от неприятностей

Проснулся я от отчаянного стука в дверь номера. Кто-то колотил в филёнку двумя ладонями, торопя меня как можно скорее открыть. Я вообще тяжело просыпаюсь, поэтому лучший способ меня разозлить — ломиться ко мне в дверь с утра пораньше именно таким экспансивным способом. И поэтому, прежде чем открыть, я вытащил из кобуры свой тяжеленный «смит», звонко взвёл курок — и только после этого направился к двери. Немного отступив назад, отпер замок, выставив при этом вперёд левую ногу. Если кто-то ждёт, чтобы вломиться, он сумеет приоткрыть лишь чуть-чуть, дверь ударится в ногу, а я сразу пойму, что визитёр настроен недружелюбно. И, скорее всего, пальну из «сорок четвёртого» прямо в дверь, после чего отойду в глубь помещения. Осторожность никогда никого не губила.

Однако, к моему удивлению, за дверью оказалась не кто-нибудь, а Лари. В своём чёрном тюрбане, со своим неизменным дорогущим рюкзачком в руках. Несмотря на то, что в дверь она стучалась очень активно, вид у неё был при этом такой, как будто она хотела сказать: «Ой, а что это вы из двери выглядываете? Я тут случайно мимо проходила…»

Это ли она хотела сказать или что другое — не знаю, но стоило мне открыть дверь, как она шагнула вперёд, решительным, хоть и игривым жестом отодвигая меня с дороги. И быстро закрывая дверь за собой. Признаться, я опешил. Единственное, что я сумел сделать — это посмотреть на часы. И обнаружить, что уже почти шесть утра и всё равно вставать через пять минут. Но речь не об этом, а о том, что Лари никогда не казалась мне особой, способной по собственной инициативе проснуться раньше полудня.

Затем моё внимание привлёк шум снизу. В холле гостинцы кто-то был, причём был не один. Кто-то чего-то требовал от сонного приказчика и сквернословил басом. Слышались и другие голоса — обладатель густого баса был не один.

— Ну, как вы тут устроились? — светским голосом осведомилась Лари. — Фу, в разных комнатах, и с такой миленькой девочкой! Не годится. Молодой человек, вы меня разочаровываете!

Последняя фраза совпала с тёплой волной, зародившейся у меня где-то под сердцем и быстро спустившейся к паху.

— Лари, не «давите», — сказал я.

— Вы просто недотрога! — фыркнула она. — Это неприлично. В конце концов, к вам пришла дама, сделайте же что-нибудь, подобающее кавалеру. Предложите кресло наконец, соберите ваше бельё, разбросанное по полу.

Она говорила, говорила, оглядывалась, и у меня появилось твёрдое ощущение, что мне просто заговаривают зубы. Причём с какой-то целью. Попутно она явно прислушивалась к доносящемуся из-за двери шуму, который постепенно приближался. А я присматривался к ней. Что-то наша блаженно-невозмутимая демонесса нервничает — с чего бы это?

— В контрразведке вам сыскной ордер выдали, мне штабс-капитан Ермолаев сказал — мы вчера ужинали вместе…

Она приблизилась к моему рюкзаку, из кармана которого частично высовывалась красная папочка, потеребила его узкой ладонью в тонкой перчатке.

— Это ордер, верно? — спросила она как бы невзначай, и я опять почувствовал, что на меня накатывают какие-то смутные образы, в которых мелькает женское обнажённое тело… и рожки, пробивающиеся через растрёпанные рыжие волосы…

— Лари… — прохрипел я, пытаясь возмутиться.

— Знаете, Саша, вы меня тоже с собой возьмите. Прямо сейчас впишите в ордер, поедем посмотрим, что у нас получится сделать, — продолжал бархатно журчать её голос в моём ещё сонном, но уже воспалённом мозгу. — Я всё же умею… я много чего умею, вам, Саша, наверное, понравится. Я столько всего умею…

Дверь спальни распахнулась, оттуда выглянула Маша. Сначала на лице у неё отразилось лишь удивление, но затем Лари перехватила её взгляд. Удивление сменилось ужасным смущением, Маша покраснела, словно устыдившись собственных мыслей, что-то сдавленно пискнула и спряталась вновь. Я же обнаружил себя вытаскивающим папочку с документами из рюкзачного кармана в полной готовности вписать туда кого угодно и зачем угодно — лишь бы меня об этом Лари лично попросила.

Какой проблеск здравого смысла случился в моей голове — не знаю. Но я нагнулся за своей курткой и извлёк оттуда, из внутреннего кармана, свою охотничью бляху, которая заодно амулетик от морока и ментального доминирования. И словно кто-то под руку толкнул: «Надень, дурак! Тебя же разводят!» И надел, глядя на Лари.

Волна желания не то чтобы окончательно схлынула. Лари… она и без «давления»… как бы это сказать, удерживаясь в рамках… Привлекает она, в общем. Но в мозгах прояснилось.

— Лари, что случилось? — спросил я, опять закрывая папку с официальными бумагами.

Она поняла, что я «соскочил», но не расстроилась, а лишь улыбнулась столь лучезарно, так сверкнув при этом острыми клыками, что я едва дыхание не потерял.

— За мной гонятся. Слышите? — Она указала рукой в перчатке на входную дверь номера. — Придумали там что-то себе, глупости всякие, а я вынуждена страдать и от них скрываться!

— А при чём здесь ордер? — удивился я. — И дальнейшее совместное путешествие? Кто бы ни гнался, но мы, по идее, втроём должны справиться. Или…

— Что? — вскинула она подбородок.

— За вами полиция, видимо?

— И что? Я вам сразу разонравилась?

Тонкая ткань чёрной блузки сильнее обтянула идеально сферические груди, бёдра повернулись немного вполоборота, чтобы я ещё и форму зада мог оценить. Пусть хоть в ракурсе «три четверти».

В дверь застучали. Тяжело, властно. Я спросил:

— Лари, один вопрос: вы кого-то убили? искалечили?

— С ума сошли? — аж прошипела она возмущённо. — Клянусь всем своим родом! Даже не думайте! Спасайте девушку, вам за это воздастся! Я обещаю!

Я раскрыл папку, показал ей, куда прижать палец: «Здесь!» Что она немедленно и проделала.

— Лари, идите в другую комнату. Поговорю я.

— Хорошо, — неожиданно мирно согласилась она и ушла, покачивая бёдрами, на этот раз совсем неумышленно: походка у неё такая. Бедная Маша, опять они заперты наедине!

Ладно, надо спасать нашу вчерашнюю спасительницу, чего бы она ни успела натворить в этом городе. Долг платежом красен, в конце концов. Я подошёл к двери, намеренно сонным голосом спросил:

— Кто там?

— Благоволите отворить! — послышался властный бас. — Полиция.

Я щёлкнул замком, открыл дверь. За нею пребывала целая толпа — только из-за толстого ковра на полу я не слышал, как они подошли. В дверях стоял рослый полицейский с погонами квартального надзирателя[74], в сером мундире, фуражке, при всех регалиях. Широкий кожаный ремень с латунной сверкающей бляхой обтягивал немалое пузо, на красном, широком лице доминировали густые усы вкупе с картофелеобразным носом. Бас тоже принадлежал ему. За спиной квартального стояли двое городовых, за ними тип в штатском, изображающий мастерового, но явно, по морде видно, из той же лавочки, что и господа в мундирах. Под распахнутой курткой виднелась рукоятка револьвера, торчащего в поясной кобуре. За спиной «мастерового» стоял приказчик в своей атласной жилетке, за ним две горничные из аборигенок, в белых передниках, а позади горничных расселся на ковре здоровенный полосатый котяра, с любопытством наблюдавший за переполохом.

— Здравствуйте, господа, — сказал я, не уходя из дверного проёма. — Слушаю вас, господин квартальный надзиратель.

— Прошу вас не чинить препятствий отправлению правосудия. Благоволите отойти и дайте нам возможность произвести арест, — прогудел квартальный.

— Чей арест, простите?

— Арест барышни Ларин из народу тифлингов, которая скрылась в вашем номере, — заявил он и сделал шаг вперёд, будучи твёрдо уверенным, что я сделаю такой же назад. Но я не сделал, и мы, к его удивлению, чуть не столкнулись.

— Гостиница есть место публичного посещения, но мой номер, доколе он оплачен, таковым не является. Вы уж простите, господин квартальный надзиратель, — объяснил я свои действия. — А теперь я хотел бы услышать мотивировку ареста.

— На каком основании? — спокойно спросил квартальный.

— На основании сыскного ордера, выданного Департаментом контрразведки, — заявил я и поднял перед собой ордер на арест Пантелея, «объявленного таковым по княжескому указу, однако без общего уведомления о личности». — Имею задачу преследовать государственного преступника. И должен быть уверен, что ваши действия никоим образом не ставят под угрозу мою задачу.

Моё требование было законным, и мы оба это знали. В том и прелесть «сыскухи», что так просто наехать на лиц, в ордере указанных, уже нельзя. А как это попытка «воспрепятствовать отправлению»? И вообще происки внутреннего супостата, если «сыскуха» от контрразведки? Мало ли какой облик примет враг внутренний, трепещущий в ожидании справедливого возмездия.

— Явите ордер, — пробасил квартальный, пропуская ко мне «мастерового».

Тот шагнул вперёд, извлёк из внутреннего кармана рабочей куртки нечто вроде портмоне, раскрыл его и извлёк ордер. Расправил его и прочитал вслух:

— Ордер на арест и задержание барышни Ларии из тифлингов, жительницы города Билара, обвиняемой в краже драгоценностей у царицынского купца первой гильдии Перепихина на сумму в одиннадцать тысяч рублей золотом и нанесение оному оскорбления действием в форме насильственного сечения кнутом в присутствии посторонних.

Молоденькие смуглые горничные-аборигенки хором тоненько захихикали, но приказчик шикнул на них, и они умолкли.

— Также упомянутая барышня Лария обвиняется в намеренном введении в заблуждение дворянина Роговцева из города Торжка Тверского княжества путём применения к оному дворянину магии, что вызвало неумышленное обнажение упомянутого дворянина в публичном месте, а тако же попытку склонить к немедленному телесному сожительству мещанку Пирогову девяноста трёх лет от роду. Что, в свою очередь, влечёт за собой обвинение в умышленном неуважении к лицам преклонного возраста. Ордер выдан Тверским городским полицейским департаментом.

Горничные опять прыснули, и приказчик тихой бранью изгнал их из круга зрителей и слушателей. Кот слушал молча, поэтому не пострадал.

— Впечатляет, — единственное, что смог я сказать вслух.

При этом мне почему-то вспомнился сидящий в чаше фонтана Васька-некромант, пытающийся извергнуть из себя кусочек свиного уха, которого он вовсе и не ел.

— Разумеется, — совершенно спокойно отреагировал квартальный. — Вы имеете возражения к осуществлению ареста?

— Увы, имею, — кивнул я.

С этими словами я извлёк из папки саму «сыскуху», сыскной ордер, где всего минуту назад в пустой графе появилась подпись «Лари из Билара», а рядом с ней — светящаяся печать с отпечатком её ауры. Запись в сыскном ордере соответствовала записи в ордере арестном, следовательно, все вопросы квартального и «мастерового» из сыскного отделения переадресовывались на улицу Дворянскую, в Департамент контрразведки. Где, скорее всего, ответ будет дан краткий и исчерпывающий: «Отвали». Потому как подписан сыскной ордер самим Бердышовым, и «барышня Лария из Билара» в нём указана на законных основаниях. Ибо сказали мне: «Да наберёшь ты себе помощников сам, и да будешь ты с ними мучиться сам же!» Или что-то в этом духе. Мучения уже начались.

Квартальный внимательно прочитал сыскной ордер, затем ордер арестный, приподнял брови, наткнувшись на фразу про «объявленного таковым по княжескому указу, однако без общего уведомления о личности», после чего посмотрел на меня и спросил:

— Могу ли я видеть барышню Ларию из Билара, чтобы она засвидетельствовала подлинность подписи?

— Разумеется, — кивнул я и крикнул: — Лари!

Дверь в спальню распахнулась, и в дверях во всём своём рыжем великолепии появилась демонесса. Она времени не теряла и, пока я общался с представителями закона, успела переодеться. На ней снова была изящная шитая «феска», блузка свободного покроя с глубоким декольте и обтягивающие лосины из брюха виверны, с сапогами из того же материала. Все остолбенели, включая квартального.

— Меня кто-то хотел видеть? — оглядела она присутствующих наивным взглядом изумрудных глаз. — Здравствуйте, господа.

Затем все были осчастливлены улыбкой и приветственным жестом руки, уже без перчатки. Вид у неё был радостный и приветливый, словно пришли не из полиции с целью её ареста, а, скажем, любимые родственники заглянули поздравить с юбилеем и сейчас начнут вручать подарки.

— Барышня Ларин из Билара? — суконным голосом спросил квартальный надзиратель, подарков не вручая.

— Лари. Просто Лари. Но из Билара, разумеется, — подтвердила демонесса, изобразив изящный, хоть и слегка глумливый книксен.

— Благоволите подтвердить, что именно вы вписаны в сыскной ордер Управления контрразведки. Для этого проведите левой рукой над печатью возле вашей подписи, — всё так же с интонациями автомата продолжил свою речь квартальный.

— С удовольствием! — ответила Лари, чуть «придавив», но, кроме приказчика и почему-то кота, громко и томно заурчавшего, никто на «давление» не среагировал.

Ну да, ну да… Бляхи. Полицейские бляхи. Можно считать, что это казённый аналог моей, тоже амулеты от морока и ментального доминирования. Вот почему у Лари такой облом получился. Кого иного она бы живо скрутила, влюбила и подальше от себя отправила, а эти даже не чувствовали её магии. Вот так.

Лари между тем медленно провела изящной ладонью над блестящим кружком печати, которая приветливо засияла лиловым светом. Квартальный кивнул, затем сказал:

— Более вопросов не имеем. Барышня Лария, вы освобождены от полицейского преследования на территории Тверского княжества до истечения срока действия сыскного ордера. Претензия полицейского управления будет направлена в Управление контрразведки. Если вы окажетесь на территории княжества после истечения действия сыскного ордера или будете удалены из оного, вас подвергнут аресту. Более не смею беспокоить. До свидания, господа.

Вся делегация, стоявшая перед дверью, повернулась и направилась к лестнице. А я закрыл дверь. Дверь же из спальни открылась, и в маленькую гостиную вышла Маша.

— Дорогая, мы будем вместе ловить твоего мерзкого Пантелея, — проворковала Лари, глядя на испуганно меняющееся лицо Маши. — Ты рада?

— Ты шутишь… — пробормотала Маша.

— Нет, сейчас я серьёзна, — ехидно улыбнулась демонесса. — Шутить мы с тобой будем наедине.

И Лари послала Маше воздушный поцелуй. А потом ещё один — мне. Конец, приплыли.

ГЛАВА 28, в которой герой соблюдает требования Кодекса охотников, а в результате провоцирует радостное для Маши событие

Прошло не больше часа после того, как Лари столь непринуждённо присоединилась к нашей компании, а мы уже успели позавтракать в гостинице под взглядами перешёптывающихся горничных и официантки, которых, уходя, Лари в отместку вогнала в краску, а мы втроём уже катили по дороге, сидя в «копейке». Я за рулём, а Маша справа — и старательно жалась ко мне, пожаловавшись шёпотом, что Лари, сидящая прямо за ней, постоянно делает вид, как будто собирается схватить её за попу, едва та отворачивается. Хватать не хватает, но пугает.

Дорога была почти пустая, лишь пара крестьянских подвод попалась в попутном направлении, мотор молотил под капотом ровно и весело, и настроение у меня, как ни странно, был очень хорошим. Причин тому было несколько. Первая причина — Лари. Как бы то ни было, а я искренне счёл её полезным приобретением для нашего крошечного отряда. А почему бы и нет? Её преступления, перечисленные в ордере на арест, выглядели скорее хулиганством, нежели чем-то серьёзным. Драгоценности на одиннадцать тысяч рублей золотом, конечно, из такой логической схемы выбивались, но… как знать. Не зря же она упомянутого купца Перепихина ещё и плетью побила. Видать, было за что.

А ещё я не забыл, как Лари мастерски умеет заплетать извилины — что мужчинам, что женщинам, добиваясь от них почти всего, чего ей требуется. И ещё мне помнилось, с какой невероятной скоростью она сумела воспользоваться своим латигом в той схватке на дороге. И неплохо пострелять из пистолета. А это значит, что членом экспедиции она может оказаться действительно ценным.

Ну и помимо причин, которые я мог обосновать логически, была причина порядка эмоционального — Лари мне откровенно нравилась. Впрочем, как и всему остальному человечеству. И не человечеству, наверное, но тут ничего утверждать не могу. Правда, я её немного побаивался, хоть и меньше теперь, после того, как нацепил себе на шею амулет.

Лари опять успела переодеться — непонятно только, как все эти наряды влезали в небольшой её рюкзачок. И теперь выглядела вполне годной к путешествию, приодевшись в эльфийский костюм лучницы, эдакую смесь из лесного камуфляжа и наряда регулярной посетительницы ночного клуба. Красиво, местами откровенно и, как ни странно, практично.

В этот раз, не чинясь и не дурачась, она забрала трофейную СВТ-К у Маши, вполне искренне сказав, что она наверняка пользуется ею лучше, чем наша колдунья. Ещё она твёрдо дала понять, что намерена участвовать в нашей авантюре до самого конца, честно выполняя обязанности члена отряда, раз уж мы спасли её от разбирательств с тверским судьей. Кроме того, делать ей было сейчас особенно нечего, долго сидеть на одном месте она не могла, наше путешествие обещало быть интересным, а значит, ничто не препятствовало ей к нему присоединиться. Вообще, по слухам, почти все демоны склонны к авантюризму — недаром одна из составляющих сторон их натуры есть Хаос. Судя по всему, к тифлингам это относится также в полной мере.

В эту сторону от города пока не добралась даже война. Мы не встречали ни военных колонн, ни кавалерийских разъездов — ничего, лишь возле одной большой деревни увидели пикет из троих урядников на ГАЗ-69. Нас остановили, спросили документы, а мы, в свою очередь, спросили, что здесь происходит. Как выяснилось, урядники стояли на дороге неспроста. Кто-то повадился нападать на одинокие крестьянские подводы, буквально разрывая в клочья как седоков, так и лошадей, а заодно вконец разоряя груз, но без грабежа. За последний месяц было три таких случая, погибло четверо.

Если бы у нас было свободное время, я наверняка сунулся в эту самую деревню и попытался взять заказ на истребление твари. Очень по описанию поведения она напоминала того «бабуина», что я застрелил у Ручейного и на которых охотились Попыйвода с Колобком. Та тоже отличалась страстью к разорению личного имущества пастухов, а рвала не только людей, но и скот, что под руку подворачивался. Однако времени на охоту не было, тварюга выходила на промысел не каждый день и в разных местах, поэтому я лишь поделился доступной информацией с урядниками. А заодно порекомендовал дать телеграмму в Великореченск и вызвать оттуда охотников, как раз Попыйводу с Колобком. Точно зная, что такая услуга мне наперед зачтётся.

На сём мы с урядниками распрощались, а я задумался. За всеми недавними событиями та моя охота как-то забылась. Но осталась загадка. Откуда эти самые «бабуины» берутся? И почему точки их появления словно движутся с северо-востока на юго-запад? Совсем не сложно выстроить на карте цепочку последовательного появления монстров в разных районах княжества. Если бы каждого из этих чудовищ не убили и не спалили в печке, можно было подумать, что это сама тварь путешествует. А так кто путешествует? Тот, кто их делает. Но в чём смысл? Зачем?

К полудню нам удалось проехать почти двести километров. Дорога здесь была… ну, как все дороги у нас, держали скорость километров сорок-пятьдесят в час. Как я и рассчитывал, около часу дня мы выехали на развилку с деревянным указателем: «Болотное, Ванеево, Пограничный, Вирац — прямо. Березняки — направо». То, что село Березняки «направо», понятно было и без указателя: дорога огибала его ограду. А мы огибать не стали, а направились прямо в ворота. Время привала и обеда. Лучшего места для этого в округе не найдёшь. А в Березняках это было одной из главных статей дохода — приём проезжих. Село небольшое вроде, но в нём три хороших трактира и аж пять постоялых дворов. Очень уж оно удобно расположено — как раз на половине дневного перегона для едущих на машинах и полного перехода для конных и на подводах. Вот и мы после половины перегона подъехали к воротам, проделанным в частоколе. Сейчас они были распахнуты, лишь перегорожены полосатым бревном шлагбаума.

К моему удивлению, на воротах стояли не ополченцы, а жандармы, в своей серой форме, с пехотными СВТ-П за плечами. Командовал унтер, который взялся тщательно проверить наши документы. А на пороге открытой кордегардии стоял, привалившись плечом к косяку, молодой колдун с каким-то амулетом в руках. Кроме жандармов толклись на входе ещё и четверо ополченцев, с традиционными для такого дежурства дробовиками, для всякой твари на близком расстоянии убойными.

Интересно. Я в Березняках бывал и такой охраны на въезде не видел. Вот те четверо местных ополченцев — это нормально. Колдун — тоже понятно, он местный, хоть в воротах и не всегда дежурит. А жандармы — что-то новенькое. Хотя, насколько я помню, полурота жандармов расквартирована в селе Слеги, что в пятнадцати верстах на юг. Оттуда, наверное, прибыли. Только зачем?

Колдун, глядевший на артефакт, сделал знак унтеру, после чего глазами показал на Лари. Двое из ополченцев чуть сдвинулись в нашу сторону, удобней перехватив свои помповики. Сменили позиции и двое жандармов. Понятно: просто засекли то, что с нами не человек. Ничего необычного, но пока не установят, кто именно, будут настороже. Может быть, с нами спутник такой, а может, мы и сами не ведаем, кто к нам подсел. Доппельгангер, например. Каково? Тогда ещё и нас придётся спасать.

Сейчас унтер меня в сторонку отзовет и тихо спросит, в чём тут дело. Так всегда делается в подобных случаях.

— Могу я вас на пару слов? — тихо спросил унтер, подойдя ко мне и глядя в глаза из-под низко опущенного козырька мягкой «патрульной» кепи.

— Вы о девушке? — переспросил я. — Она не человек, тифлинг.

— То есть вы в курсе дела, кто с вами едет?

— Да, разумеется, — кивнул я. — Она официальный член группы.

— Группы?

Я показал ему папку со всемогущими бумагами из контрразведки. Он их быстро просмотрел, кивнул, ткнул пальцем в подпись Лари:

— Это она, верно?

— Она самая.

— Хорошо. Давно здесь тифлингов не видели, — покачал головой унтер. — Разве что с месяц назад какой-то колдун из аборигенов в сопровождении охраны проехал, а с ними тифлинг был. Не затруднит вас подтвердиться, чтобы мы от вас отстали окончательно?

Против того, чтобы по очереди провести рукой над бумагой, мы не возражали, что и сделали. Этого хватило для того, чтобы более не выглядеть подозрительными вооружёнными бродягами. Шлагбаум поднялся перед нами, и мы въехали в село, распугивай уличных собак, бегущих следом и норовящих ухватиться зубами за колёса. Кстати, такое в каждой деревне повторяется, но ни разу не видел, чтобы хотя бы одна из таких шавок и вправду за колесо укусила.

От самых ворот до главной площади Березняков шла прямая широкая улица, а на этой самой площади и выстроились в ряд все трактиры с постоялыми дворами. У крыльца, ведущего в трактир «Весёлая долина», стояли два жандармских АТЛ-Т, размалёванных зелёно-жёлто-бурыми пятнами камуфляжа грузовичка, таких же, как моя «копейка», но в комплектации военного двенадцатиместного транспорта. В кузове каждого было по ПКБ на турели. В машинах сидело ещё несколько жандармов в полном полевом снаряжении, а возле них стояли ещё двое ополченцев и староста в форме старшего урядника[75], с голубыми петлицами выборного чиновника. Серьёзно. Что случилось? Староста так просто мундир не напялит — на что ему зря глаза мозолить?

Я завёл машину на стоянку у трактира, ограниченную по кругу коновязью, заглушил мотор. Все с облегчением выбрались на твёрдую землю, потягиваясь и пытаясь размяться. Несколько часов сиденья в одной позе бесследно не проходит.

— Чем здесь кормят? — задала Маша самый естественный для себя вопрос.

Было бы странно, если она поинтересовалась в первую очередь чем-то другим. Я бы, по крайней мере, удивился. А так — всё в порядке, всё та же Маша, ничто не изменилось.

— Хм… Традиционная кухня — это тебе о чём-нибудь говорит?

— О больших порциях, — вздохнула Маша мечтательно. — О вот такущих!

Она раскинула руки во всю ширь, пытаясь изобразить, на какой размер тарелки она готова претендовать.

— Ну да, так тоже можно сказать, — согласился я.

Как и в любом другом сельском трактире, заботящемся о своей репутации, помалу в «Весёлой долине» не накладывали, равно как особыми изысками в приготовлении тоже не баловали — это не «Серебряный окунь» на Арсенальной набережной в Твери, что возле княжеского дворца.

Мы поднялись на крыльцо, я толкнул деревянную дверь, со скрипом отворившуюся, и мы вошли в полутёмное помещение, пригибаясь, чтобы не удариться головой о низкую притолоку, — здесь в целях сбережения тепла зимой считали все методы хорошими, включая проделывание таких дверных проёмов, что в них впору разве что на четвереньках входить. Технологии энерго-, но вовсе не головосбережения. Ну и для оборонительных целей такие окошки да тесные дверные проёмы тоже поудобней будут. Иная тварь ночная и не протиснется. В каких ещё краях принято окна разве что под кошку делать, да и те с загнутыми наружу шипами?

Небольшой зал трактира плотно был заставлен длинными столами, каждый человек на десять, с лавками по бокам, сейчас задвинутыми под стол. С торцов стояли массивные табуреты. Свет не горел, в зале никого не было, но с кухни, куда вело окошко в стене, доносился звон кастрюль.

— Давайте к окну, там светлее, — пригласил я спутниц.

Мы выбрали стол у дальней стены и расселись лицом ко входу, обойдя его или придвинув табурет. Тоже привычка, и полезная — не сидеть ко входу спиной, и она меня пару раз выручала уже.

С кухни вышел невысокий толстяк, вытирающий на ходу мокрые руки передником. Увидел нас, разулыбался, спросил:

— Чем могу?

— Пообедать бы нам, — сказала Маша.

— Барышня, так ничего проще нет, — совсем расплылся в улыбке хозяин. — Борщ у меня есть, жаркое из свинины, морс брусничный и клюквенный. Это могу сразу подавать. Если чего другого хотите — придётся подождать: не готовили.

— И это нормально, — сказал я. — А жаркое с чем?

— Ну с чем у нас может быть? — даже удивился хозяин. — С картошкой, грибами да луком.

Действительно, ни с чем другим и быть не может. Местная публика вообще удивляется, если ты пытаешься заказать что-то помимо того, что у них в меню имеется. Чудаком тебя полагают, если не сказать хуже. Мясо есть, картошка есть — какого рожна тебе ещё надо?

— Тогда всё подавайте. И борщ, и жаркое. И морс.

— Водочки-с? Настоечек каких?

— Нет, водочки не надо, — с сожалением вздохнул я. — Ехать ещё. Пиво есть?

По пустынной дороге руль крутить можно и пьяному, ничего страшного, но вот случись вроде драки что — стрелять придётся. А стрелять под градусом, когда тебя, скажем, сожрать решили — распоследнее дело.

— Есть, но только царицынское тёмное осталось, — ответил хозяин. — Нового не завезли, по последним проблемам нашим.

— Это каким проблемам? — удивился я. — Война вроде до вас не дошла…

— Война не дошла, — согласился трактирщик. — А тварь какая-то дошла. Жрёт, понимаешь, людей по ночам, прямо в домах. А как в последний раз у Петраковых на постоялом дворе купца Чухонцева разорвали с приказчиком, так и вообще никто не едет.

— Погоди… — поразился я. — Прямо в селе жрёт? И не один раз?

— Пятерых уже, — вздохнул тот. — И это за две недели. Видели жандармов? Всё из-за этого.

— Да ну ладно… И до сих пор не поняли, кто это?

Так действительно не бывает. Даже если в селе завёлся вампир или оборотень, при настоящих поисках его всё равно найдут. Ну раз нападёт, ну два. А потом или поймают, или бежать придётся. Это правило. Село небольшое, все у всех на виду. К тому же здесь парочка неплохих колдунов имеется, хоть звёзд с неба и не хватают. Сделать амулет, чтобы нечисть или нежить засечь, большого труда не надо. Трудно делать такие «радары», как Васька делает, чтобы искать на расстоянии, а чтобы встать самому на площади и следить за проходящими — недоучка справится. Отсюда и истина: вся нечисть, что живёт среди людей и от людей питается, стягивается в большие города, где затеряться можно. А тут как затеряешься, где каждый с каждым знаком и половина — родня?

Если было больше трёх атак, то мы имеем дело со случаем исключительным. Народ здесь жизнью тёртый, если уж не справляется с бедой, то пахнет не вампиром и не оборотнем, а чем-то… хм, даже предполагать пока не хочется. Редким и плохим пахнет.

— А скажи, любезный… — спросил я кабатчика. — Кто у вас поимкой твари сейчас командует?

— Староста. Бирюков Сергий.

— Староста, говоришь… — задумался я. — А где его найти можно?

— А что, хотите в облаве поучаствовать? — вопросом на вопрос ответил трактирщик.

Я сунул руку за ворот свитера, вытащил оттуда свою серебряную бляху охотника с изображением драконьей головы в профиль, проткнутой мечом сверху вниз, показал трактирщику.

— Вот как… — протянул тот, поразившись. — Так я его сюда позову. Пошлю мальчишку за ним. А вы пока откушайте, что день послал, нечего на голодное брюхо разговоры разговаривать. Я мигом!

Трактирщик умчался, а Лари посмотрела на меня и спросила несколько удивлённо:

— Решили отвлечься от основной работы? Подзаработать?

— Хм… Лари… А вы про кодекс охотничий слышали?

— Нет, — покачала она головой. — Просветите, будьте любезны.

— Правило у нас такое: если ты слышишь, что завелась нечисть, или нежить, или иная тварь, на счету коей имеются человеческие жертвы, притом там, где ты сейчас находишься, ты обязан свои услуги предложить в обязательном порядке. За разумную цену.

— А если не захотят платить?

— Тогда уже твоё личное дело, ехать дальше или взяться бесплатно, — объяснил я. — Но не предложить права не имеешь, как бы ты ни спешил. И если не наймут, то ты обязан хотя бы советом помочь. Если не сделаешь этого и кто-то узнает — сдавай бляху пожизненно. Это как лекарю мимо умирающего пройти. Лечить бесплатно до выздоровления он, может, и не будет, но первую помощь оказать обязан и к бесплатному лекарю доставить должен.

— Понятно… — кивнула Лари. — Есть идеи, кто безобразничает?

— Пока нет. Мало информации. Поговорим со старостой, с жандармами, тогда какие-то выводы появятся.

— Не тот, за которым урядники сегодня охотились? Ну, те, на дороге которые были…

— Нет, непохоже, — ответил я. — Та тварь только в лесах нападала. Она дикая совсем, в селе пяти минут бы не прожила.

Староста пришёл одновременно с обедом. Трактирщик на огромном подносе с ручками притащил три глубокие глиняные миски борща, горку пахнущих чесноком пампушек, кувшин морса и кувшин пива. И в это же время дверь в трактир распахнулась, и вошёл тот самый мужичок в мундире старшего урядника, которого мы видели вместе с жандармами на площади. А вместе с ним рослый жандармский вахмистр, командующий, видать по всему, тем самым взводом, что прибыл в Березняки из Слег.

— Не помешаем? — спросил староста, присаживаясь за стол напротив нас.

— Вовсе нет. Присоединяйтесь, — пригласил я. — Перекусите с нами?

— Нет, благодарствуем, — отказался тот. — Только что отсюда вышли. А вы кушайте, не обращайте на нас внимания, а то всё остынет. Петрович у нас повар знатный, кормит вкусно. Мы бы подождали, пока вы отобедаете, да больно уж дело пакостное. Не терпится специалиста привлечь.

— Будете привлекать? Расценки знаете? — спросил я.

— Расценки знаем, — сказал вместо старосты жандарм. — Сто золотом, если это вампир, упырь, оборотень или иная тварь из «Регулярного реестра». Если из первой главы «Реестра», то оплата двойная.

— Верно, — согласился я.

— Половину внесёт село, а ещё половину из казённого фонда оплатят, — уточнил староста.

— Ну, раз по вопросам найма у вас сомнений нет, то извольте договор, и приступим, — сказал я.

Староста поднял на стол висевшую на ремне офицерскую сумку-планшетку, вытащил два листа гербовой бумаги, затем, достав карандаш, посмотрел на меня:

— Ваши, с позволения сказать, реквизиты?

— Охотник Великореченской управы, свободный по найму, Волков Александр, бляха номер два ноля триста сорок, — произнёс я, не задумываясь, свою «официальную форму титулования».

Староста аккуратно, без помарок вписал моё имя в графу договора, затем расписался сам, коснулся пальцем блестящего кружка, мигнувшего в ответ. Я последовал его примеру, подумав, что когда-то колдун Беренсон сделал самый замечательный выбор за свою жизнь — приложил все силы к тому, чтобы создать бумагу либо печать, полностью защищённую от подделки. И создал-таки. Затем лет за десять его бумаги стали настолько популярны сначала у нотариусов, затем у купцов — совершенно разорив нотариусов, — а затем у всех подряд, что ни единая сделка в пределах Новых княжеств не совершалась на чём-либо ином, кроме гербовой бумаги «Дома Беренсон и Сын». А каждый листик с подобными готовыми печатями, активирующимися от прикосновения пальцем, продавался по цене от тридцати копеек до рубля золотом! Каково, а?

Сейчас Беренсоны помимо своего магически-бумажного производства начали в землю деньги вкладывать. И уже стали самыми большими землевладельцами в Левобережье. И по ним, кстати, всего сильней война и ударила — как раз в их владениях боевые действия развернулись, их издольщиков распугав.

Опять отвлёкся, разглядывая бумагу. А в ней честь по чести староста Сергий Бирюков написал сумму вознаграждения, какую мы с ними оговорили, а также вписал срок исполнения договора — одна неделя. Это мы с ним не оговаривали, но я и на неделю не смогу здесь застрять. Надо быстрее найти, кто тут обывателей по ночам на кусочки рвёт, подобно Тузику, шапку терзающему.

— А что про тварь уже известно? — спросил я после того, как забрал свой экземпляр договора, сложил и убрал в папочку, где лежали бумаги из контрразведки. Пусть до кучи хранится.

— Тварь ночная, — задумываясь перед каждой парой слов, начал описывать староста. — Пробирается в дом через окна или чердак. Людей в куски рвёт.

— Чем? Зубами? Когтями?

— Похоже, что и зубами, и когтями. Отпечатки такие, в любом случае.

— А про окна откуда известно? Как тварь их открывает? — уточнил я сразу.

— Открыто всегда одинаково — когтями цепляет, чуть раскачивает, а затем на себя дёргает. Ну крючок и отлетает, — сказал вахмистр, подумал и кивнул сам себе: — Да, так и есть.

— Прямо к жертве в комнату?

— Прямо туда, — подтвердил староста.

Лари неожиданно подняла глаза и посмотрела на меня со значением, как бы пытаясь обратить моё внимание на последние слова старосты. А я и так обратил, о чём и сказал ей, чуть прикрыв веки.

— Колдуны на эти места ходили? — задал я следующий вопрос.

— Ходили. Есть следы волшбы, но какой — толком непонятно. Думают, что спящих зачаровывали, чтобы они не просыпались, когда тварь в окно лезла. Заклятие накладывали, значит, сонное.

— Это бывает, — согласился я. — Так многие твари нападают, даже вампиры некоторые, из старых.

— Думаете, вампир у нас? — спросил староста.

— Не знаю, — пожал я плечами. — Может, и вампир.

— А на что вампиру людей в куски рвать? — спросил вахмистр. — Ему же кровь нужна, да и всё. Они от крови крепнут. Видал я вампиром кусанных. Две дырки в шее или в руке, скажем, да и дело с концом.

— Вампиру подчас ещё и деньги нужны, — урезонил я вахмистра. — Живут-то они как люди, скрываются. Бродяжничать им не с руки. Кстати, крови в комнатах много было?

— Много, — кивнул староста. — Если вы об том, что вампир потом людей на куски рвал, когда кровь выпивал, то ошибаетесь. Вся кровь на месте.

— Ну, вся или не вся — никто не мерил, — возразил я. — Сколько вампир выпивает за один раз, знаете?

— Ну… досуха, — пожал плечами староста.

— И литра не наберётся. Для вампира кровь наркотик, а не пища. Получил дозу — и счастлив. Так что после вампира крови не меньше остаётся, чем без него.

— Вот так, — покачал головой вахмистр. — Век живи — век учись, дураком помрёшь. А я всегда думал, что до капли высасывают.

— Так это полведра, — усмехнулся я. — Он раздуется, как клоп, если всё высосет.

— А ведь верно, — кивнул староста. — Так что, вампир у нас?

— Не знаю покуда, не знаю, — покачал я головой. — Буду у вас по всей форме следствие вести. С дознанием. Дайте мне кого в помощь, чтобы со мной ходил и ему люди на вопросы отвечали.

— Я с вами похожу, — заявил жандарм. — Может, ума заодно наберусь. А то охотников у нас мало, а нечисти много. А уж мне кто угодно на вопросы ответит.

— Согласен. Как скажете. Протоколы по местам преступлений составляли?

— А как же! — даже чуть обиделся староста. — У нас всё по закону, как в циркуляре по Департаменту благочиния сказано, так и делаем. Протокол, понятые, копии.

— У вас с собой есть?

— И тут обижаете. Получите. Почитайте.

Он протянул мне картонную папку, в которой были даже фотографии. Фотографии — это очень хорошо, от многих сельских расследователей такой роскоши не дождёшься. И в протоколах у них обычно такое написано, что никакой возможности понять нет, что же писавший в виду имел.

— Мне ещё места нападений осмотреть надо, — заявил я. — Когда можно будет?

— Когда скажете, тогда и можно. Ладно, вы обед заканчивайте спокойно и к нам подходите. Я пока личному составу задачу ставлю — возле машин, что у входа, — заявил вахмистр, поднимаясь с лавки. — Не торопитесь, мы никуда не уедем. До поимки злодея имеем местом дислокации село Березняки.

После этого они оставили нас наедине с подаваемыми блюдами. Впрочем, Маша таковой себя ощущала во время всей беседы, спокойно уплетая борщ и заедая его пышными чесночными пампушками. Хорошо, что у нас с ней отношения всего лишь дружеские, а не иные какие, а то после такого обеда горячие поцелуи были бы крайне затруднены — чеснока повар не пожалел.

После того, как староста с жандармом ушли, я тоже отдал должное уже начавшему остывать борщу. А отдать ему это самое должное следовало — отличный был борщ. Даже Лари его уплетала так, будто в последний раз. Никогда не задумался, кстати: а у полудемонов есть какие-нибудь специфические кулинарные предпочтения? На первый взгляд так и нет никаких. Даже морсу она пиво предпочла, как и я.

Когда борщ в миске закончился, я отодвинул её в сторону, налил себе пива и раскрыл папочку с протоколами. Пока мясо принесут, займусь делом — что время терять? Сначала шёл протокол с тремя подколотыми к нему фотографиями. Первой жертвой, по хронологии событий, стал коммивояжёр фирмы «Барнаульский и Барнаульский, амулеты для крестьян и мастеровых», возвращавшийся из коммерческого вояжа. Коммивояжёр остался ночевать в Березняках. Вечер просидел в «Весёлой долине», затем ушёл ночевать на постоялый двор «Распутье», что расположен прямо напротив. Комнату снял одну из тех трёх, что над амбаром. Где это — я помнил: сам раз в одной из тех комнат ночевал.

Утром останки коммивояжёра обнаружил хозяин постоялого двора, Дмитрий Тихомиров, пришедший разбудить жильца, о чём тот сам его с вечера попросил. И чуть не лишился чувств, когда заглянул в комнату. Я взял в руки фотографии. Что можно сказать — потрудились над коммивояжёром неслабо. Не в мелкие клочки разорвали, но всё же очень старались к этому приблизиться. Руки-ноги оторваны и частично обгрызены, из туловища рёбра выломаны, голова тоже оторвана и насажена обрубком шеи на столбик кровати. Кровью залит весь пол, заляпаны все стены и потолок. На второй фотографии была голова крупным планом, с вывернутой челюстью, обвисшим лицом и мутными глазами, третий снимок показывал следы когтей на рёбрах. Когда их выламывали, очень характерные отпечатки остались.

Злоумышленник проник в комнату через окно, именно тем способом, о каком староста рассказал. Зацепил длинным и острым когтем раму, после чего тянул её на себя до тех пор, пока крючок не отскочил. Серьёзных запоров здесь никто нигде не ставил, село было весьма безопасным от всякой нечисти в силу высоких стен и бдительной стражи, а преступности тут отродясь не водилось.

Чтобы не путать снимки, я отодвинул их от себя на середину стола, разложил в рядок. Любопытствующая Лари чуть придвинула их к себе, тоже разглядеть решила.

Второй протокол описывал убийство некоего купца Михайлова из города Торжок. Тот мелко, но удачливо торговал всевозможным инструментом, вот и на этот раз приехал в эти края с целой трёхтонкой товара, который полностью распродал, а теперь возвращался в Тверь. Как и коммивояжёр, купец Михайлов просидел весь вечер в «Весёлой долине», хоть и покинул трактир не будучи навеселе. Воздерживался, всё больше стопочками да рюмочками пил. Ночевал тоже на постоялом дворе «Распутье», но не над амбаром, а в самом доме. На втором этаже, прямо над комнатой многострадального хозяина Дмитрия Тихомирова. Труп обнаружил он же — кровь из разорванного на части тела протекла через потолок и полилась прямо на постель, где хозяин постоялого двора почивал вместе с супругой. Супругу, кстати, после этого пришлось пользовать лекарю от нервического припадка.

К этому протоколу было четыре снимка, которые я тоже разложил посреди стола, чтобы дать всем их рассмотреть. Купца Михайлова рвали на куски с неменьшим тщанием, нежели коммивояжёра. Голову на этот раз оставили на подушке. Расчленённое тело плавало в луже собственной крови в кровати, покуда кровь не просочилась насквозь и не потекла через перекрытия на первый этаж. Как и в первом случае, никто никакого шума не слышал. Злоумышленник, или тварь, вскарабкался на второй этаж самым простым способом — приставив лестницу. Так же, к слову, как и в случае с коммивояжёром. На этот раз лестница так и осталась у окна, в то время как в случае предыдущем её убрали к забору, и при осмотре были обнаружены лишь следы от неё на мягкой земле под окном.

Это меня заинтересовало особо. По почерку нападение больше всего было похоже на работу упыря. Тут и пожранные и пропавшие куски тел, и все в крови, и многое другое. Но упырь силён и быстр. Это тварь такая — побыстрее любой обезьяны с островов в Южном океане будет. И забраться на второй этаж деревянного дома для него проблем нет — он и запрыгнуть может, и залезть по стене, впиваясь немалыми своими когтями в дерево. А тут… хм… по лесенке вскарабкались. Не упырь, однозначно. Даже если принять на веру утверждение, что упырь мог напасть на одну жертву и уйти, в то время как в соседней комнате есть ещё такие же. Единственное, что делает это похожим на атаку упыря — бессмысленная жестокость и кровавость. Упырь тоже не столько кровь пьёт или плоть жрёт, сколько терзает свои жертвы. Есть теория, что он ещё и жизненную силу тянет, когда рвёт жертвы в клочья. Хоть это пока и не доказано.

Подошёл хозяин трактира, начал расставлять перед нами тарелки с жарким, пахнущим очень и очень неплохо. Я даже чуть сдвинул папку с бумагами в сторону и начал поглощать мясо с картошкой, не прерывая чтения.

Третьей жертвой стала служанка из трактира «Весёлая долина». Она пожаловалась на усталость, хозяин, Ветлугин Василий Петрович, тот, что нам как раз обед подаёт, отпустил её пораньше. Она снимала комнатку у одной бабки в дальнем конце села. Но до дома не дошла. Её труп, разорванный в клочья подобно двум первым, нашли на улице.

На девушку напали, затащили за дровяной сарай, принадлежащий одному из местных жителей, где и убили описанным способом. Голову насадили на черен вил, которые, в свою очередь, воткнули в кучу сена торчком. Интересно. Упырь бы точно так не сделал. Это для него слишком сложно, особенно в период жора. Тогда у него мозги вообще отключаются, а он и от природы не великого ума. Чего вы хотите — упырь ближайший родственник кладбищенского гуля. Это не вампир, который раньше человеком был, потом ещё пару сотен лет прожил и все эти годы ума набирался. Это — зверь, полуразумный примат, почти без всякой магии. Но всё же небольшая магия в нём есть — упырь может спящего зачаровать, а может немного отвести глаза неспящему. Так что след магии в комнатах, о котором упомянули, как раз не удивляет.

Труп девушки был показан с разных сторон на четырёх снимках. Чтобы разложить все фотографии по столу, мне пришлось первый ряд, с телом и головой коммивояжёра, сдвинуть на самый край, почти под миску Маши. Потому что с последнего нападения снимков было целых десять, осталось на месте происшествия два трупа. Это было единственной разницей между происшествиями первыми и последним. Всё остальное совпадало до детали.

Купец Чухонцев с приказчиком Водовозовым возвращались из торговой поездки в Вирацкое баронство. Чем они торговали — неизвестно, но ехали обратно на грузовике-трёхтонке. Остановились на ночлег в Березняках, отметили остановку всё в той же «Весёлой долине». Крепко отметили, даже скандал небольшой вышел, когда Чухонцев пытался соседу по столу голову горчицей намазать, аргументируя тем, что «я за свои деньги!», и пытаясь при этом соседу заплатить. Купца увёл приказчик.

Ночевали они на постоялом дворе Петраковых, что следующий по улице после трактира. Комнату сняли на втором этаже. Чухонцев поначалу на две комнаты претендовал, но было людно, поэтому поселили их в одну.

Проникли в комнату тем же способом, что и раньше, хотя к тому времени народ насторожился и на дворах стали дежурить сторожа. Сторож уснул беспробудным сном, в окно влезли по лестнице — так же, как и раньше, с мясом оторвав крючок, после чего злоумышленник вновь явил ужаснувшемуся миру свою кровожадность. Однако не до конца. Если Чухонцев был изорван не хуже своих предшественников, то приказчика рвать только начали, а затем прервались. Возможно, тварь кто-то спугнул.

Ещё важным было то, что у всех жертв оказались с собой деньги. Поэтому, по версии следствия, ограбление исключалось полностью. У того же купца Чухонцева в кошельке осталось не меньше ста двадцати рублей золотом. Какой грабитель не польстился бы, тем более что их особо и не прятал никто.

Я опять начал раскладывать фотографии перед собой — так, чтобы можно было видеть их все одновременно. Неожиданно я почувствовал волну холода у позвоночника, фотографии у меня перед глазами самочинно собрались в стопку, взлетели, перевернулись в воздухе, с треском влепились всей пачкой мне в физиономию, больно ударив по кончику носа. От удара стопка развалилась и рассыпалась по полу, а меня подхватило с лавки и спиной неслабо приложило о бревенчатую стену так, что круглые лесины, из которых она была сложена, загудели как барабаны, а у меня перехватило дыхание.

— Да сколько можно, демон тебя забери, пихать мне под нос эту мерзость с разбросанными кишками и оторванными головами! Я же ем! — закричала Маша, вскакивая со своего места.

Лари с любопытством посмотрела на неё. Я тоже, наконец придав себе вертикальное положение и поймав дыхание. Затем спросил:

— Что, Сила вернулась?

— Ой… кажется… — растерянно ответила Маша и вдруг расплылась в улыбке.

ГЛАВА 29, в которой герои всего лишь осматривают место происшествия

Мы сняли себе две комнаты на втором этаже странноприимного дома Барышникова, который почему-то трогательно назывался «Берёзка». Берёзок тут никаких не было, за исключением маленького пенька в углу двора, который, вполне возможно, в прошлом такой берёзкой и являлся. Сейчас же двор был культурно расчерчен белыми, чуть кривоватыми полосами прямо по земле, обозначавшими места для парковки машин. Думаю, что после каждого дождя эти полосы следовало наносить заново, да и то лишь тогда, когда грязь засохнет, но всё равно выглядело это весьма солидно.

На одном из таких прямоугольников я поставил «копейку», после чего мы заняли две комнаты на втором этаже. Больше там номеров не было, а разбредаться по разным местам мне не хотелось. Такое нередко случается, что тварь, на которую собираешься охотиться, открывает охотничий сезон на тебя самого. И это не шутка, на самом деле. Одно дело, если монстр — дураковатый упырь, полуживотное, и совсем другое — какая-нибудь баоба-сит, существо разумное, хитрое и сообразительное. Такие твари сразу понимают, какая опасность исходит от профессионального охотника, и зачастую пытаются его со сцены удалить до того, как он сумеет раскрыть их инкогнито. А кроме него, подчас никто иной их отловить и не может — знания подобные мало у кого есть.

Как мы вечером будем распределяться по комнатам, я пока не думал, хоть уже заранее понимал, что трудностей не избежать. И главной трудностью для себя буду я сам, мучительно мечтающий разделить ложе с Лари и при этом осознающий, что делать этого нельзя ни в коем случае! Считайте это интуицией, если хотите.

Затем Лари осталась в комнате, заявив, что ей нужно привести в порядок ногти, а мы с Машей отправились осмотреть места преступления в сопровождении жандармского вахмистра. Раз уж нашей юной колдунье вернулся дар управления Силой, то грех было её не использовать. Сказать, что я обрадовался — это ничего не сказать. Ещё с утра со мной ехала напарница не слишком полезная, умеющая лишь неплохо управлять машиной и очень посредственно стрелять — я хорошо запомнил перестрелку с фальшивыми зуавами по пути в Тверь, — а сейчас это была самая настоящая колдунья. Пусть и не самая сильная, до того же Пантелея ей в жизни не дорасти, но и отнюдь не слабая: местных сельских колдунов она за пояс заткнёт играючи. Уж в этом я разбираюсь, можно верить.

А ещё это означает, что теперь мне не нужно будет её постоянно охранять. Напасть на сильную колдунью отнюдь не так просто для кого угодно — хоть для вампира, хоть для упыря, хоть для оборотня, хоть для всех разом. Любой из них без башки остаться может по одному щелчку её пальцев. Да и в отряде с колдуном хорошо — кто выставит «сторожки» вокруг лагеря, если в лесу ночуешь? Кто охранный круг силой наполнит? Колдунов в отряде только самые опытные и богатые охотники имеют, да зачастую колдунов слабеньких, недоучек всё больше. А мне пока счастье привалило — молодая да ранняя, сильная и способная. Мечта! И красивая к тому же. Кому как, а мне это нравится.

Вот с этой «мечтой» мы и стояли сейчас посреди небольшой комнатки, с одной кроватью у левой стены, ещё одной у правой и единственным окошком в торце, пытаясь уловить следы магии. Я её чую так, от природы, даже сам не знаю каким образом, ну а Маша умеет ловить следы заклинаний по всей науке, этому её учитель Валер обучал тщательно и долго.

Вахмистр стоял в дверях, стараясь даже не дышать. Узнав, что здесь не только я охотник, но ещё и Маша колдунья, он преисполнился уважения невероятного. И последней каплей для него оказалось сообщение дежурного унтера, что прекрасная дама в тюрбане в нашей компании вообще из рода легендарных воинов-тифлингов. Про развесёлых тифлингесс он не слышал… После такого доклада он, видать, заранее решил, что тварь, взявшая привычку охотиться на постояльцев, обречена.

— Магия здесь была, — сказал я, прислушиваясь к своим ощущениям и оглядываясь вокруг. — Не чувствуешь, какая?

Разумеется, комнату давно привели в порядок. Сменили кровать и даже впитавшуюся в доски пола кровь отскребли — рубанком, судя по всему. По-другому не получалось, наверное. Тут двоих убили, купца с приказчиком, крови натекло море. А сосна, из которой всё построено, кровь хорошо впитывает.

— Это странно, но… здесь никого не усыпляли и не зачаровывали, — сказала Маша, проведя рукой над полом, отчего с её кисти сыпались небольшие, серебристо переливающиеся снежинки.

А ведь такое только у очень сильных колдунов бывает, чтобы заклинание имело визуальную составляющую. Это показатель Силы. Проще всего объяснить неуклюжей фразой: «Заклинание такое сильное, что его даже видно». Так примерно. Надо же, какая девушка мне встретилась…

— А что здесь делали? — заинтересовался я.

— Не могу понять… след почти развеялся, — поморщилась от отката Маша. — Но всё равно ясно, что природа волшбы ничего общего с усыплением не имела. Заклинание вообще не было направлено на жертв, скорее на самого заклинателя. Всё замкнуто в кокон.

Действительно, едва заметные сверкающие снежинки собрались во что-то, напоминающее медленный и лёгкий снежный вихрь прямо посреди комнаты.

— Это заклинание? — показал я на светящийся столб.

— Оно самое, — кивнула колдунья. — То, что от него осталось, астральный след.

— Вот оно как…

Я прошёл к окну, посмотрел на раму. Кто-то повесил мощные ставни снаружи, которые можно было запереть изнутри. Крючок сменился на мощные задвижки, но следы от вырванных шурупов в деревянной раме остались. И след от двух когтей на ней.

Я приоткрыл окно, осмотрел следы. Осмотрел снаружи и изнутри. Два когтя, одинаковой длины. Подсунуты под раму, затем её тянули «на рычаг», когти тыльной своей стороной отпечатались на дереве второй створки. Это какой же они должны быть длины, интересно?

Даже у существ магических не может быть когтей длинней того, что необходимо им для их эффективного использования. А у полумагических, нечисти, нежити и прочего… Возьмём, например, того же упыря, раз мы о нём столько говорили. Обычный упырь ростом с высокого человека, сутул, узкоплеч, но на диво жилист. Длиннорук и коротконог. Пальцы у него на руках длинные и толстые, заканчиваются невтягивающимися когтями. А когти длиной у взрослого упыря примерно так в дюйм. Точнее, от двух до трёх сантиметров. Редко когда до четырёх, у очень крупных и старых особей. Этого достаточно для того, чтобы вспороть брюшину жертве, потому что упырьи когти по внутренней кромке заточены, на манер ножа. Этого достаточно для того, чтобы драться. И это достаточно коротко, чтобы не сломаться и не застрять.

Сделай ему когти в пять раз длиннее — и упырь обречён. Рано или поздно они где-то застрянут. Да и взять что-нибудь с земли лапищей с такими когтями он не сможет. Прицепите себе на пальцы что-нибудь сантиметров пятнадцать длиной и сами попробуйте. Помните китайских мандаринов с длиннющими кривыми ногтями? Это ведь не для красоты, это показатель того, что они ничего не делают руками. Невозможно.

К чему это я? А, вот к чему! Окно отдирали когтями сантиметров пятнадцати в длину. И при этом не слишком толстыми. А если они не толстые, то, чтобы не сломаться, они должны быть стальными. А существа со стальными когтями существуют где? Правильно, в сказках. Таких даже колдуны вывести пока не смогли. Не уживается плоть живая, магически изменённая, с холодным железом. Противно оно магии. Вывод? А вывод проще некуда — ломиком в форме двух когтей вскрывали раму. Или иным подобным инструментом. И держали его руками — обычными, человеческими. Поставили лесенку, взобрались и вскрыли. А затем залезли.

Итак, первый результат у нас налицо, хоть и нестыковок прорва. Например, почему не хватило сил на раму, зато хватило на то, чтобы разорвать тела на куски? Почему никто не зачаровывал спящих, но при этом они не проснулись на треск взламываемой рамы? Пьяные были? Хорошо, но купец Михайлов пьян не был. Нельзя же вообще рассчитывать на то, что жертва спьяну будет спать так крепко, что ничего не услышит. У некоторых людей спьяну вообще бессонница, всякое бывает. В общем, ещё думать и думать, но про ломик с когтями я готов поставить свой грузовик против того деревянного сортира, что во дворе стоит.

— Пошли за Лари, — сказал я Маше, после чего добавил уже громче, для вахмистра: — За стену съездить надо. Оттуда тварь приходит, поищем следы.

— Как? — не поняла меня Маша.

Я сделал ей страшные глаза — молчи, мол! — и ответил:

— Это всё же тварь из тех, что на дороге искали, а следы найдём. Не сомневайся. Есть у меня метода. Секретная. Втроём съездим. Господин вахмистр, вы нам свободный проезд туда и обратно без лишней волокиты организуете?

— Если упыря поймаете или убьёте, я вам пролёт организую, — заявил жандарм. — Из Твери самолёт пригоню для вас нарочно.

— Должны изловить, — сказал я. — Причём в самом скором будущем, если найдём, откуда тварь ходит.

ГЛАВА 30, в которой герой доказывает, что он в должной степени владеет дедуктивным методом

Для того, чтобы спокойно поговорить, я отъехал со своими попутчицами на пять километров от Березняков — обратно, по дороге в сторону Твери. Опасался я в данном случае всего, вплоть до того, что подслушают нас в селе с помощью магии, хоть на самом деле в это и не верил. Зато твёрдо верил совсем в иное.

— В общем, — сказал я им, когда мы остановились на обочине дороги, — идёт банальный грабеж проезжих купцов. Кто-то из села выбирает проезжих с деньгами и потрошит их.

— Подожди… Деньги ведь у жертв на месте! Ты же читал в протоколе, — нахмурилась Маша.

— Читал, — кивнул я. — И ты читала. Но невнимательно, наверное. Сколько денег нашли у купца Чухонцева с приказчиком?

— Ну… так не помню. Сто с чем-то золотом, — прищурилась она. — Так?

— Сто двадцать два. И ещё на ассигнации рублей триста.

— Верно. Немало, в общем. А что не так?

— Немало, если рассматривать их как деньги карманные, — взялся я за объяснение. — Выпить на них можно, погулять и всё такое. А вот для купца, который целый грузовик товара привёз из Вираца, это много или мало? И пустым возвращается?

— Самое малое раз в десять больше должно быть, — сказала Лари. — За меньшее купец из ваших в Старое княжество и не поедет.

— Верно. Да и груз трёхтонки пересчитать… — подтвердил я. — Если бы он картошкой торговал, то всё равно больше заработал. Ну, насчёт картошки преувеличиваю, но в любом случае грузовик любого товара стоит дороже, чем сто двадцать рублей.

— Верно… — протянула Маша. — И у всех остальных деньги нашлись, но немного.

— Сообразила, — кивнул я удовлетворённо. — Кто-то упорно старался списать всё на нечисть, которая денег не взяла бы, как тот же упырь. Потому что все думают, что если грабитель напал, то он выгребет из кошелька всё до последнего грошика. У того же Чухонцева наверняка не меньше пары тысяч золотом было. Зря они с приказчиком в «Весёлой долине» так веселились? И купец за все безобразия платить порывался. Видать, куш они срубили, вот и радовались. И все остальные на обратном пути попались, расторговавшись.

— А девушка из трактира? — спросила Маша.

— Девушка что-то узнала, — ответила вместо меня Лари. — Узнала, а тот, про кого узнала, тоже понял всё. В смысле — понял, что она узнала. И её на пути домой подстерёг.

Маша подумала и кивнула:

— Хорошо. Согласна с вами на все сто. Но тогда объясните, что там с волшбой? Кто и зачем колдовал в номере? И как жертв на куски рвали? Тут сила нужна большая, и следы когтей с клыками остались совсем настоящие. Ты на фотографиях видел. — Она зябко передёрнула плечами, сморщилась. — Я тебе этих карточек по гроб жизни не прошу! Чуть не вырвало.

— Я в комнате не была, но идея некая у меня имеется… — протянула Лари задумчиво. — А следом портала волшба эта быть может?

Я повернулся к Маше, вопросительно посмотрев на неё, потому что сам собирался уточнить то же самое. Та подумала пару минут, глядя в небо, затем кивнула с уверенностью:

— Может. Волшба замкнута на саму себя, вполне может быть порталом. Думаете, что кто-то забирается в окно, затем вызывает какое-то чудовище?

— Именно. Талисман, к которому привязано чудовище, достать не так уж и сложно. Кто-то забирается в окно, открывает портал, вызывает монстра. Тот рвёт всех в клочья, кормится и уходит. А заклинатель собирает трофеи и тихо смывается, — высказал я своё видение происходящего.

— Очень, очень может быть, — согласилась Маша. — Почти не вижу противоречий. Кроме одного — как сделать так, чтобы сначала влезть в запертое окно и лишь потом вызывать чудовище. Почему никто не проснулся?

— Элементарно, Ватсон, — ответил я фразой великого сыщика, придав своему лицу достойное, на мой взгляд, выражение. — Откуда возвращались погибшие в свои комнаты?

— Из «Весёлой долины», — кивнула Маша.

— Причём все без исключения, — подтвердила Лари.

— И скорее всего, именно там они пробалтывались, что у них есть деньги, и именно там им что-то подсыпали, после чего они не слышали, как взламывают окно, — резюмировал я. — Но проверить тела на наличие ядов и одуряющих средств не догадались, потому что сразу списали убийства на нечисть.

— И кто это мог быть? — спросила Маша.

— Кто-то, кто постоянно там крутится, — ответила Лари.

— Верно, — согласился я. — Но мы забываем про кое-что ещё. Когда растерзали Чухонцева с приказчиком Водовозовым, во дворе был сторож. Который уснул мертвецким сном, когда произошло убийство.

— Кто-то всё же умеет зачаровывать? — подняла брови Лари.

— Нет, — отрицательно качнул я головой. — Кто-то предварительно подвалил к сторожу и чем-то его угостил. Незадолго до убийства. Кто-то настолько свой и хорошо знакомый, что он даже не подумал на него дурного. Это же деревня, все всех знают и всем доверяют.

Я сделал драматическую паузу, после чего обратился к демонессе:

— Лари. Хочу тебя попросить пообщаться со сторожем. Сельские чужаков не любят, мне он, скорее всего, ничего не скажет. Даже если приду к нему с вахмистром. Никто не выдаст односельчанина заезжему жандарму. Дурака включит и будет глазами хлопать.

— Ты хочешь, чтобы я выяснила…

— …кто и чем угощал сторожа перед убийством, — кивнул я. — И скорее всего, тот, кто его угощал, и есть убийца.

— И нам останется лишь придумать способ взять его с поличным, — добавила Маша, а затем визгнула и подскочила.

— Дорогая, ты просто гений, — прожурчала ей на ухо Лари, неожиданно схватившая её за ягодицу. — Ты возбуждаешь меня всё больше и больше.

Маша жутко покраснела и забежала ко мне за спину, укрывшись от своей мучительницы, которая откровенно этим всем наслаждалась.

ГЛАВА 31, в которой герои вызывают огонь на себя

— Я не могу так больше, я каждый раз подпрыгиваю, когда она сзади подходит! — жаловалась мне Маша, когда мы сидели с ней вдвоём в трактире «Перекрёсток», решив в «Весёлую долину» не ходить — во избежание проблем.

Народу в трактире почти не было: у местных был рабочий день, а приезжие в город теперь опасались наносить визиты. Это мы были не в курсе происходящего, за своими хлопотами, а все, кто по этой дороге ездил, уже знали, что в Березняках ночевать не следует — могут выпотрошить.

Лари нас покинула, решив немедленно пообщаться со сторожем и выяснить, кто его и чем угощал перед тем, как тот уснул. Маша же посвятила всё свободное время тому, чтобы перечислить все жалобы на нашу демоническую спутницу, которые у неё накопились.

Я налил в кружку тёмного пива из большого запотевшего кувшина, стоящего передо мной на столе, стараясь производить как можно меньше пены. Поэтому ответил не сразу, а лишь тогда, когда завершил этот важный процесс и даже попробовал, не стало ли пиво хуже с прошлой кружки?

— Она ведь даже не скрывает, что просто издевается над тобой. Если бы ты не подскакивала так каждый раз, с таким визгом и писком, она бы давно прекратила, — попытался я урезонить нашу колдунью.

— Я знаю! Но я не могу не подскакивать! Каждый раз, когда она подходит, она или щипает меня, или хватает за зад, или говорит в ухо что-то неприличное! А я не лесбиянка, в конце концов!

Тут она снова покраснела, как будто что-то вспомнила. Но вслух ничего не сказала, а я и не спрашивал. Сказал же совсем другое, съехидничав, не удержавшись:

— Ну а чего ты от неё хочешь? Она всё же наполовину демон желания, вот и желает себе помаленьку.

— Если бы помаленьку! Она… я… да она… — Маша аж задохнулась от возмущения. — Я боюсь с ней наедине остаться!

— Ну, не думаю, что это так уж серьёзно… — пожал я плечами и отпил из кружки ещё. — Ты большая девочка, и нет необходимости напоминать тебе, что дразнят обычно того, кто реагирует. Ты что, в школе не училась, что ли?

— Училась. И всё это знаю. Но ничего не могу с собой поделать, — жалобно заявила она.

— Ладно, не можешь — и не надо. Ты мне лучше вот что скажи: ты уверена, что сможешь нейтрализовать то, что нам могут подсыпать?

— Могу. Но с одним условием: если буду точно знать, что в еде или в этом твоём пиве… — она постучала ногтем по глиняному кувшину, — есть наркотик или яд. Тогда я могу его обезвредить.

— А защитить человека на весь вечер не получится? У меня вот противоядие универсальное есть. Не пойдёт?

— Нет, — отрицательно покачала она головой. — Противоядие от любых, но обычных ядов, а подсыпать могут и что-то магическое. Или алхимическое, а алхимию колдовством не учуешь. А если я буду знать, что в пиво подмешана какая-то дрянь, то я смогу использовать заклинание разделения сущностей. Вообще-то оно используется при изготовлении эликсиров, и применять его к пиву несколько пошловато… но что поделаешь, для милого дружка и серёжку из ушка.

— И что получится? — уточнил я.

— Получится, что в кувшине останется именно пиво, в том виде, в каком оно получилось у пивовара. Если в нём плавала в тот момент муха и плавает сейчас — муха останется. А всё остальное, что появилось позже, исчезнет.

— И куда денется?

— Уйдёт в нижний план.

— Ничего себе!

Да, это тебе не через уголь в тряпочке пропустить, тут уже высокая магия задействована. Вишь ты, какая у меня партнёрша появилась, пиво в нижние планы сливает. То есть примеси из пива, хочу сказать. Пиво я даже туда не дам слить, ибо преступно!

— Я же сказала, что такими заклинаниями пиво не чистят. С его помощью управляют основами материи, — сказала Маша. — Получают составляющие эликсиров девственной чистоты. Если бы Валер узнал, что я это делаю… он бы меня выгнал из учениц через секунду. По его мнению, я на святое покушалась бы тем самым.

— А сработает?

— Если точно будем знать, что в кувшин что-то подмешано, то сработает наверняка.

— Это хорошо. Тогда покушайся. А то пропустим злодея. И будет кто-то ещё на фотографии наших голов любоваться.

— А как узнаем, что нам подмешали что-то?

— Есть одна идея… Надо Лари дождаться.

При слове «Лари» колдунья опять вздрогнула. Я сделал вид, что не заметил. В конце концов, она колдунья, а не обиженная школьница, пусть сама что-то придумает, как избежать сомнительных шуточек демонессы. А то меня из-за фотокарточек об стенку швырять — это нормально, а вот чтобы её за задницу не щипали — с этим уже проблемы. А не придумает — пусть и дальше мается. Я в их отношения влезать не намерен.

Дверь распахнулась, и в трактир впорхнула Лари, на этот раз вся в чёрном, зелёные глаза чуть не светятся. И похоже, от желания рассказать, что ей удалось вызнать. Подбежала к нам, села рядом с Машей. Та чуть отодвинулась, но промолчала. Лари тихо спросила её:

— Круг молчания делать умеешь?

Маша лишь кивнула, что-то прошептала беззвучно, повела руками, каким-то плавным, но хитрым пассом. Я почувствовал, как будто прохладный ветерок закружился вокруг нас, не думая опадать.

— Можем говорить. Хоть кричать, — с оттенком самодовольства сказала колдунья. — Даже петь можете.

— Ну и прекрасно, — потёрла ладони демонесса. — Рассказываю. Сегодня в постоялом дворе Петраковых дежурит тот же сторож, что и в ночь убийства. Зовут Михайлой, бывший солдат, репутации трезвой и доброй. Отчего все легко поверили, что был он усыплён магией.

— А на самом деле? — заинтересовался я.

— На самом деле всё проще некуда. Сторожей хозяева гостевых дворов наняли в складчину. И кормят не из домашней кухни, а, чтобы не возиться, берут им из трактиров.

— Попробую угадать, — вмешалась Маша. — Из «Весёлой долины» приносили ужин?

— Умничка! Дай поцелую! — заявила Лари и сделала вид, что собирается Машу обнять. Та резво отскочила по длинной лавке дальше.

— Тише, тише, красавицы… — успокоил я их. — А кто именно приносил?

— Приносила новая трактирная служанка, которую наняли после смерти той, другой.

— А служанке…

— …поручил хозяин. Лично на поднос всё составил и поручил отнести сторожу. Вот так.

С этими словами Лари хлопнула по столу затянутой в перчатку ладонью, как бы подводя итог своей речи. Затем она спросила:

— И что будем делать дальше?

Демонессе явно нравилась её роль сыщицы. По крайней мере, на моей памяти в последний раз у неё так сверкали глаза, когда она наблюдала за своим любовником, прячущимся в фонтане от свиньи-нежити. Авантюрная и хаотическая часть её натуры явно брала верх над всеми другими, кроме разве что желания пугать Машу. Но это простительно, на её месте я бы, наверное, тоже не удержался.

— Нам нужно придумать, как дать понять господину Ветлугину, владельцу «Весёлой долины», что мне кое-что известно и, скорее всего, не сегодня, так завтра злодей будет изловлен, — сказал я. — Можно даже слить ему немного настоящей информации, будто я уже раскусил, что дело здесь в грабеже, и ещё…

Тут я задумался. Чего можно сказать такого, чтобы он напал именно на меня, причём поспешно, но именно напал, а не сбежал из города? Тут главное не переборщить, меру соблюсти, так сказать. И как всё это сообщить ему?

— Сообщить не проблема, — заявила Лари. — Меня знают здесь уже как девушку ветреную и болтливую. Я проболтаюсь в лучшем виде, об этом даже не задумывайтесь. А потом тебе, Александр, надо будет посетить трактир, для того, чтобы любезный хозяин понял: лучше времени что-то нам подсыпать у него может и не быть. И попытался тебя травануть.

— Верно, — согласилась Маша. — Но всё же два вопроса остаются. Как сделать так, чтобы мы точно узнали, что яд именно в этом кувшине, и ни в каком ином? Я дважды заклятие разделения сущностей не вытяну, мне ведь его ещё и маскировать придётся. И второе — что же ему сказать?

— По пункту номер раз проблем нет, — сказал я. — Попросить какой-нибудь настойки графинчик. Она крепкая, второй можно и не заказывать. И он это поймёт, сыпанёт свою отраву в то, что заказали. А по поводу того, что сказать… Да очень просто. Девчонки-работницы у него аборигенки, вот и слить ему идею, что они под подозрением.

— Зачем? — не поняла Маша.

— А это будет попадание близко от него, но не в него, — объяснил я идею. — Он поймёт, что если мы начнём с ними разбираться, то на него вскорости выйдем.

— А если он их изведёт?

— Если он их изведеё, то тогда он будет единственным, кто попадёт под подозрение, — сказал я. — Лучше извести нас: тогда всё запутается окончательно, а до кучи можно будет все эти убийства на девчонок свалить. Подкинуть им что-нибудь — всё равно аборигенкам особой веры нет — и самому же на них указать. Дело нехитрое.

— И когда начнём? — явно загорелась идеей Лари.

— Ну, сейчас детали доработаем — и приступим. К чему в долгий ящик откладывать?

— Какие детали? — уточнила демонесса.

— Очень простые. Две комнаты, в одной кровать двуспальная. Нас трое. К кому должен полезть злоумышленник?

Лари долгим задумчивым взглядом посмотрела на Машу, отчего та снова, в который раз уже, занялась маковым цветом. Затем сказала, повернувшись ко мне:

— В постели будем мы с тобой. Оружие под одеялом. Маша в соседней комнате с максимумом магической защиты. Её задача — предупредить нас, что кто-то приближается. Сторожевой круг сделать сможешь?

Произнесено всё это было деловым и даже скорее профессиональным тоном. Таким, что Маша про свои смущения в момент забыла и лишь кивнула:

— Смогу. Прямо под стеной проведу.

И даже пальцем на столе показала, как ловко она проведёт сторожевую линию возле нашей гостиницы.

— Отлично. Лари, тогда прошу вас навестить «Весёлую долину» на предмет разглашения секретных сведений. А мы подойдём… — я глянул на часы, — через пятьдесят две минуты. Ровно в девять.

ГЛАВА 32, в которой герой со спутницами доказывают, что не зря взялись за дело

— Тихо ты! У меня здесь ружьё заряженное и с предохранителя снятое! — прошипел я.

— Подумаешь! — тихо хихикала Лари, откровенно домогаясь меня под одеялом. — Так даже интересней. Возбуждает.

Было жарко, неудобно, одеяло скрывало от нескромных взоров не два обнажённых тела — тела были одеты и обуты, — а два ружья: «противовампирскую» двустволку и мой короткий помповик-пятизарядник «таран». Не считая всего остального, висевшего на нас, давившего на бока и страшно мешающего даже жить, не то что… гм… предаваться изнеженности нравов.

Ставни на нашем окне были открыты, рама заперта на крючок. Совсем уж беспечность изображать неразумно: будет подозрительно.

Лари сработала как надо. Когда мы с Машей зашли в трактир, изображая, что мы уже слегка в подпитии, вид у трактирщика Ветлугина был несколько бледный, озабоченный и суетливый. Едва мы уселись за стол, как он проявил заботу о том, чтобы мы были обеспечены напитками. Даже про закуски спросить забыл, что для него нехарактерно. Лари же исподтишка показала нам большой палец — видать, хорошо поговорили.

Когда нам подали большой графин клюквенной настойки, почитавшейся в этих краях напитком дамским и деликатным, Маша сумела даже виду не подать, что она над ним колдует напропалую. Чувствовал я это лишь собственной кожей, по обыкновению. Силу она приложила к этому графинчику из смеси водки с раздавленными ягодами такую, что можно было ягоды вырастить прямо на столе, а в водку превратить воду. Когда она закончила, на лбу у неё выступила испарина, руки слегка дрожали, и даже вечно безобразничающая Лари села так, чтобы прикрыть Машу от посторонних взглядов, пока та не придёт в себя.

В общем, от напитка мы не пострадали, разве что опьянели слегка. Однако изобразили, что пьяны изрядно, и через час, галдя, вышли из трактира и направились на постоялый двор. Там нас встретил в будке сторож Михайло, честно бдящий, затем отворил дверь хозяин постоялого двора, запустивший нас внутрь. Потом мы вскарабкались по узкой лестнице на второй этаж и распределились по комнатам. Маша отдельно, мы с Лари — отдельно.

Машу обязали закрыться всеми видами магической защиты, которую она могла придумать. Нам надо было начисто исключить возможность того, что нападут на неё. А так всё нормально — колдунья защитилась со всех сторон и спать легла, а охотник с распущенной рыжей девицей пошалили да и уснули, как получилось, не озаботившись безопасностью.

В общем, бдительность у нас была бы даже на высоте, если бы не развлекающаяся Лари. Ну и я сам себя несколько раз ловил на том, что руки у меня не на месте, не у гладкого холодного приклада ружья, а на тёплых и упругих округлостях демонессы. А ещё я впервые обратил внимание, что у неё глаза в темноте светятся. Как у кошки.

— Ты что, в темноте видишь? — удивился я.

— Завидуешь? — захихикала она, блеснув клыками, после чего я вынужден даже был дать ей по рукам: шалости шалостями, но от некоторых я способен даже остатки бдительности растерять. — Вижу не хуже кошки.

Я подготовился всерьёз. Что за тварь вызывает злоумышленный трактирщик, я не знал и вычислить не сумел, как ни копался в памяти. Поэтому зарядил всё, что есть, теми самыми патронами со смесью картечи зажигательной и серебряной, которых, к счастью, успел дополнительно снарядить десяток перед нашим отъездом. Хоть это и чистое разорение.

Из двустволки должен был палить я, из помповика — демонесса, которая, с её слов, ружьём владела безупречно. Хотя в этой тесной комнатке расстояний, превышающих вытянутую руку, и не было вовсе. Просторными помещениями ночующих здесь путников не баловали. Кровать, две тумбочки да дверь с окном. Ну и немного места, чтобы вокруг пройти.

Сторожевой круг Маша наладила сложный. Сначала мы хотели, чтобы она постучала нам в стенку, если обнаружится, что кто-то подошёл к окну снизу, но она поступила хитрее. В номере, прямо в воздухе соткался из ничего прозрачный колокольчик, который закачался и зазвонил тонким хрустальным звоном. По заверению нашей колдуньи, этот звон был слышен только нам и никому больше. Хотелось бы.

По двору ночью шлялись кошки, но Маша сказала, что среагирует круг только на кого-то примерно с человека размером. На человека она тоже могла его настроить, но кто знает, что именно придёт? Лучше уж на размер.

Затем с улицы послышалась возня, какой-то негромкий стук. Затем что-то мягко ударило в стену, однако совсем не сильно. Похоже, будто аккуратно установили лестницу. Лари честно закрыла глаза. Если они у неё светятся, то лучше их спрятать: очень уж заметно получается.

На фоне ночного неба в окне появился тёмный силуэт, непонятно даже чей — человеческий или нет. Затем послышался скрип, негромкий треск, с лёгким звоном отскочил крючок на окне, упав на пол. А ведь совсем негромко получилось — даже трезвый мог не проснуться.

Окно медленно распахнулось. Я следил за ним сквозь один полуприкрытый глаз — тот, что ближе к подушке. Пусть залезет. Если он не откроет портал и не вызовет ту тварь, что рвёт обывателей в клочья, мы ничего не докажем. Максимум попытку кражи приплетём. Я лишь крепче сжал под одеялом укороченную двустволку, направленную в сторону окна. Пока проблем нет, выстрелить я успею запросто. Важно поймать тот момент, когда злодей себя уже изобличит, но нас ещё не съедят при этом. Баланс интересов соблюсти, так сказать.

Тёмная фигура, накрытая плащом с капюшоном, влезла в окно. Тихо стукнули подошвы о пол. Но вообще не мешало бы научиться делать это потише — таким сопением и тяжким дыханием можно даже мертвецки пьяного разбудить. Но в том, что передо мной человек, сомнений нет. И у него есть какая-то магическая штука, он её перед грудью держит. И я её чую, как чую любую магию поблизости. Смотрит мне в лицо. Я не вижу, его лицо в тени капюшона, но взгляд ощущаю как прикосновение. Сейчас, сейчас что-то будет.

Моё напряжение передалось Лари, я чувствую, как её бедро, упирающееся в моё, напряглось, будто она уже прыгнуть собралась. Но лицо безмятежно спящее.

Сейчас он должен открыть портал и втащить в наш план ту тварь, что здесь всех порвала. Я даже чувствую волну магии — она действительно закручивается в холодный вихрь вокруг тёмной фигуры, закрытой капюшоном. Медленно так закручивается, но волна Силы нарастает. Не пойму только: а где будет портал? Так не бывает, чтобы заклинатель стоял боком к порталу, а он ведь прямо к нам лицом повернулся… А почему, собственно, портал?

Я увидел, как бледные кисти стоящего передо мной человека в тёмном начали неуловимо меняться, словно воск плавится возле печи. Незаметно на первый взгляд, плавно, но достаточно заметно для того, чтобы я перестал размышлять. Потребовалось совсем немного — приподнять стволы ружья под одеялом, навести в середину стоящего передо мной силуэта и нажать оба спуска. Пыль, дым, страшный грохот, клочки из ватного одеяла, выбитые фонтаном и заполнившие весь воздух, словно метель, запах палёной шерсти и гари. Ошалело, но быстро, как на пружинах, подскочившая Лари, целящаяся из ружья в никуда — мой залп выбросил фигуру в хламиде в окно, что было у неё за спиной.

Я отшвырнул в сторону одеяло, бросил двустволку на маленький стол у стены, выхватил револьвер. Подняв его перед собой, высунулся в окно, вскинув на уровень глаз.

Две светящиеся точки на целике встали в одну линию с такой же точкой на мушке, подчеркнули ворочающуюся на земле фигуру, то ли кашляющую, то ли лающую. Я потянул за спуск, из ствола «смита» вылетел длинный хвост синеватого пламени, ствол подпрыгнул. Тяжёлая пуля ударила в тварь под окном, опять сбила с ног, уронила лицом вниз. И в ту же секунду словно облако тьмы накрыло моего противника, свет померк. Я отскочил назад, в глубь комнаты. Если тьма рванула в стороны — не лезь, как бы нужно тебе ни было. За ней что угодно может крыться.

Меня отбросили в сторону, на подоконник вскочила гибкая фигура, оттолкнулась обеими ногами, исчезла внизу.

— Стой! Куда? — заорал я, испугавшись за демонессу.

— Это же морок! — крикнула Лари уже снизу.

Тьма вечная, какой же это морок? У меня от него амулет, я морока не вижу и не слышу. Но тьма действительно развеялась, и под окном уже никого не было. Зато через забор постоялого двора рывками перелезала тёмная фигура. Я успел вскинуть револьвер, выстрелить дважды. И как минимум ещё один раз попал, а мой противник, сбитый тяжёлой пулей, свалился за забор. Выстрелы эхом пронеслись над спящей деревней.

Я схватил ружьё со стола, переломил стволы. Вылетели две пустые гильзы, покатились по полу. Я вбил ещё два патрона в ствол, с большими зажигательными пулями, весом в пятьдесят граммов каждая, буквально нафаршированными самовозгорающимся белым фосфором. Сам набивал — мало никому не покажется. А серебро явно не подействовало, оно если действует, то немедленно. Не родственник оборотню, хоть и превращается. А насчёт зажигательных — непонятно. Всё время тьма какая-то клубится вокруг противника, не видно его толком. Такого тоже никогда не встречал и даже не слышал.

— Ну что ты там копаешься? — крикнула снизу Лари и не выдержала, бросилась следом за убегающей тварью.

Вот дура-то! Ну разве можно так, в темноту? Я в отчаянии огромным прыжком выскочил из окна, приземлился в телегу с наваленным сеном, чуть не переломав ноги и не навернувшись башкой вниз. Краем глаза увидел торчащие из сена острые вилы, испугался до потери голоса, представив, как я на них приземлился. Оттуда спрыгнул на землю, огляделся вновь. Ну можно так делать, а?

С треском распахнулись ставни соседнего с нашим окна. Оттуда выглянула Маша. Глаза у неё светились ровным белым светом. Это что же за заклятие она на себя наложила?

— Туда! — показала она рукой в сторону большого амбара, что расположился в соседнем дворе. — Оно туда уходит.

Я рванул в указанном направлении, но вовсе не сломя голову. Что бы Маша ни говорила, а прыгать через забор следом за чудовищем, когда ты его не видишь, больше похоже на самоубийство. Одна такая людоедствующая тварь, дрёмарь, только так и спасается, засады устраивая на преследователей. Но о дрёмарях я потом расскажу, не до того сейчас.

Лари уже лезла на забор, даже не глядя на ту сторону. Сумасшедшая, разве можно так? Я подбежал к ней, подпрыгнул, навалившись животом на верх забора, мельком огляделся — соседний двор пуст. Затем перекинул ноги, приземлился, кое-как устояв на ногах. Лари хотела было рвануть бегом к сараю, но я схватил её за воротник и совершенно неделикатно уронил назад — так, что она плюхнулась на попу. За что в ответ получил короткий рык не хуже тигриного. Черты красивого лица исказились, собравшись морщинами возле носа, верхняя губа задралась, обнажив белоснежные недлинные клыки, из-под человеческой личины явственно проглянул демон.

— Стоять! — заорал я на неё, больше с испугу. — С ума сошла? Меня прикрывай, пропадём ни за грош.

На лице, до сего момента просто злобном, хищном, появилось осмысленное выражение. Затем она кивнула, прыжком, непонятно как подлетев, встала на ноги, навела дробовик на тёмную стену сарая.

— Давай иди. Я прикрою.

Голос у неё опять вернулся к человеческим интонациям, но я только сейчас окончательно понял, с кем дело имею. Женщина-то она женщина, и очень красивая, но совсем, совсем не человеческая… Просто даже вовсе.

— В сарае! В сарае! — крикнула Маша.

Нас она не видела за забором, но куда делась тварь — чувствовала. Что же это всё же за существо такое?

— В общем, прикрывай, — буркнул я своей страшноватой спутнице и пошёл вперёд.

Она совершенно бесшумно пошла следом. Не только глаза как у кошки светятся, ещё и ходит так же бесшумно. Как это получается? Это у кошек подушки на лапах, а эта в сапоги обута. Мне бы так уметь.

Я чувствовал магию впереди и взгляд оттуда. Прямо за разваленной поленницей, у продольной стены, освещённой луной. Поднял ружьё, навёл в ту сторону, включил фонарь под стволом. Дрова с грохотом посыпались, что-то тёмное метнулось нам навстречу из-под стены сарая, из густой тени, взвизгнуло, как будто ножом провели по огромной сковородке. Не понять что, вокруг существа как будто сгусток тьмы, свет не пробивает — ни силуэта, ни движений не разглядеть. Но и мы не проспали рывок. Нападавшая тварь налетела на залп двух ружей. Вспышки разогнали тьму, на мгновение осветили чудовище, оскаленные зубы, бельма глаз.

Тварь сшибло с ног, закрутило-протащило по земле, но она вновь вскочила на ноги, потеряв опять прикрывающий её сгусток тьмы, вскочила уже на четыре конечности на этот раз — и метнулась обратно, уходя в чёрный проём распахнутых ворот огромного сарая. И исчезла там.

За мной с лязгом перезарядился помповик, я упал на колено, вновь сломал стволы, затолкал ещё два зажигательных патрона. А в воздухе повис заметный запах горелой плоти. Это не ружейный дым, это фосфор на тварь подействовал, хоть огня и не видно. Значит, ничего не меняем, так и палим зажигательными. Тьфу-тьфу-тьфу, серебро не понадобилось! Накладно-с!

— Я к вам! — послышался крик Маши.

— Лари, смотри за воротами, — скомандовал я, получив в ответ некое фырканье, в котором явственно читалось: «Раскомандовался тут!»

А сам я перебежал вбок, заняв позицию за какими-то пустыми бочками. С этого места мне была видна задняя стена сарая, теперь незамеченным от нас не убежишь.

И магия пропала. Я её уже не чувствую. Силы твари ограничены? Слишком сильно ранена, чтобы держать «покрывало»? И как тварь там себя в сарае чувствует теперь? Не может быть, чтобы она была невредима. Есть одно, и главное, правило, которое любой охотник знает лучше собственного имени: «Или серебро, или огонь». Любой нечисти вредит одна из этих субстанций. А не нечисти вредит и то, и другое, потому что наносит ещё и самые обычные раны. В случае с огнём — с тяжёлыми ожогами. Да и серебро… какая мне разница, стальным ножом меня ткнут или серебряным, если дыра в брюхе будет одинаковой?

Но то, что перед нами нечисть, ясно однозначно и без сомнения. Это не существо магического происхождения, иначе магическое поле вокруг него было бы постоянно. И это не чудовище, потому что тварь колдует. «Покрывало тьмы» — колдовство, вызываемое и поддерживаемое заклинанием. Чудовища же не колдуют.

В воротах двора показалась бегущая Маша с по-прежнему пугающе светящимися раскалённым серебром глазами. Да что они, с Лари вместе, сговорились, что ли, так светить здесь вперегонки? Но кроме магии она и «маузер» не забыла, за что хвалю. Полезная привычка.

Подбежала сначала к Лари, затем ко мне. Присела рядом на колено, спросила:

— Где оно?

— В сарае, — ответил я.

— Я его не чувствую больше, — удивилась Маша.

— Я тоже. Магия иссякла.

Глаза её быстро потухли. Я не удержался, спросил:

— Что это было?

— В смысле? — не поняла Маша.

— Ну… — я показал нечто неопределённое пальцами, — с твоими глазами.

— Заклинание видения магии. Любой. А что, красиво получилось?

— Пугающе.

Она лишь самодовольно улыбнулась. Дите малое, даром что колдунья, но ещё не наигралась в новые игрушки. Пугать ей нравится, понимаешь…

— Что делать собираешься? — спросила она.

— Пока не знаю. Пока хочу эту дрянь из сарая не выпускать. Как минимум до рассвета.

— А сейчас сколько времени? — удивилась она.

— Двадцать минут третьего, — ответил я, глянув на часы.

— И ты собираешься всё это время ждать?

В её голосе прозвучало настоящее изумление. Я её начал разочаровывать. По всем канонам приключенческого жанра охотник должен был броситься в сарай, вступить в рукопашную с монстром, вывести его оттуда на поводке, рыдающего от стыда и раскаяния. И тогда уже можно жениться. А я вроде как в сарай не рвался, разрушая свой благородный образ борца с нечистью в глазах девушки.

— Сколько же это ждать? — уже явно начала подстрекать меня к активности Маша.

— Часов до семи утра, насколько я понимаю, — притворно зевнул я, располагаясь поудобней. — Сейчас жандармы всё оцепят, и буду думать дальше. Может быть, разрешат весь сарай спалить, тогда вообще проблем нет.

Действительно: за забором уже вовсю суетились. Слышался топот людей и даже звуки моторов. Ещё через минуту во двор забежали староста с жандармским вахмистром. Один АТЛ-П встал прямо в дверях, направив свет фар и пулемёт на сарай — Лари им показала, где враг. Ещё несколько жандармов с фонарями и карабинами распределились по двору, совершенно перекрыв пути к отходу спрятавшейся твари.

— Ну что, господин Волков, обнаружили злодея? — спросил староста, подходя ко мне.

— Вроде того, — кивнул я. — Трактирщик ваш хулиганил, господин Ветлугин. В целях личной наживы.

— Это как? — удивился жандарм.

— Вот так, — сказала Лари, подходя сбоку. — Нашёл способ в бхута превращаться.

— Бхута? — поразился я. — Это бхут был? Я думал, что бхуты — это легенда. О них даже в книгах так пишут.

— В книгах много глупостей пишут, — пожала плечами демонесса. — А я его сразу распознала. Перевёртыш, но серебра не боится. И «покрывало тьмы» — только бхут его умеет так легко призывать.

— Погодите, погодите… — прервал её староста. — Что за бхуты?

— Чуть позже расскажем, — ответила Лари. — Пошли?

С этими словами она повернулась ко мне. Сказано было таким будничным тоном, что я даже не понял, куда она меня зовёт, и пошёл следом. И лишь у самых ворот остановился и в изумлении спросил шёпотом:

— Стой! Это куда мы? Жить надоело?

— Как куда? — не поняла меня Лари. — Привести злодея жандармам. Ты что, ещё не понял?

— Чего не понял?

— Почему он приказчика не разорвал до конца?

— Ой, блин… — Я треснул себя ладонью по лбу. — Ну конечно!

— Именно. Ему сил не хватило, амулет долго не действует, — прошептала она в ответ. — Пошли за ним, только тихо! Нам ещё награду получать, не надо давать понять, что дело уже прошлогоднего яблока не стоит.

— Ты права, — пробормотал я, перехватил ружьё чуть воинственней и направился в ворота вместе с Лари.

В сарае было почти пусто. В углу стояли бочки, от которых несло соляркой, на них сначала упал луч моего фонаря. В середине просторного помещения стоял на подставках и деревянных чурбачках полуразобранный грузовик со снятыми колёсами. А в дальнем углу сидел, прислонившись спиной к стенке, трактирщик Ветлугин. Досталось ему здорово, даже несмотря на ту форму, в которой он пребывал во время нападения. Руками он зажимал рану на животе, из которой сочилась кровь. В трёх местах брезентовая куртка была прожжена, за ней виднелась голая, почти обугленная кожа. Чёрная хламида с капюшоном валялась рядом, изорванная в клочья.

С оборотнями вообще так обычно получается. Если его ранить в одной форме, а потом он принимает другую, то зачастую раны пулевые превращаются не пойми во что, ожоги могут обернуться порезами и так далее. Вот и сейчас выглядело всё так, как будто он не получил несколько пуль с фосфором, а то ли его ножом ткнули, а потом факелом потыкали, то ли что другое с ним делали. А все пули, сдавленные и оплавленные, лежали возле него на утрамбованной земле — тело, превращаясь, вытолкнуло их из себя.

— Ну что, Петрович… — окликнул я его. — Доигрался хрен на скрипке?

Лари не сказала ничего, но у неё из опущенной руки упругими змеями бесшумно развернулись два стальных хвоста латига. Увидев тифлинговский кнут, трактирщик вздрогнул. Знал, наверное, что это за оружие. Или не знал, но и так всё было понятно. Глядя на латиг, понимаешь сразу, что этот кнут вовсе не для того, чтобы погонять быков в упряжке, — латигом этих быков можно убить путём перерубания пополам.

Черты демонессы исказились, совсем чуть-чуть, но стали вдруг хищными и злыми, как у оскалившегося леопарда.

— Куда дел амулет? — спросила она.

Голос тоже изменился. Стал ниже, в нём появилась какая-то дополнительная нота, как будто у демонессы в горле что-то клокотало. В свете фонарей её белые острые зубы отливали вообще голубым, в глубине глаз мрачно мерцали зелёные огоньки. Ой, какая с нами страшная дамочка… Мороз по коже. Даже и не дамочка, а жуть хищная. А мы и не знали, думали, что всё ей хаханьки, ходит — попой крутит, шуточки шутит, колдунью нашу попугивает. А знал бы раньше… И Васька-некромант с такой бы шутки шутить заопасался наверняка.

Ветлугин тоже проникся. Сразу же проникся, как увидел это изменившееся лицо. Вжался в стену, рванул дрожащей рукой с шеи какой-то кожаный мешочек с медной застёжкой вроде как у кошелька, подвешенный к шее, отбросил ей под ноги. Тот едва слышно звякнул, упав на землю. Лари присела грациозно, подняла талисман рукой, на которой явственно обозначились недлинные, но острые когти, хотя изящной её ладонь осталась по-прежнему. Откуда и взялось что?

— Видишь? — показала она мне свой трофей, при этом лицо её опять менялось на глазах, возвращаясь к привычной улыбчивой красоте. Она даже брови вновь приподняла шутливо-удивлённо, как сделала бы школьная учительница, вытащив у ученика из-под парты альбом с непристойными картинками, как бы говоря: «Ой, а что это я нашла?»

— Это что? — спросил я.

— Это бхут-архир. Амулет превращения в бхута. Не знаю, где он его взял, их единицы остались… В этом мире, во всяком случае. Ты где взял эту дрянь, а? — вдруг грозно спросила она страдающего трактирщика, взмахнув рукой. — Говори, а то на полоски разрублю. В лапшу.

У того прямо перед лицом, лениво развернувшись, свистнули концы латига, заставив зажмуриться и снова вжаться, насколько возможно, затылком в доски стены сарая. Кнут просвистел мимо, щёлкнул, после чего самопроизвольно скрутился в двойное кольцо в руке демонессы, как послушный домашний зверь.

— В карты выиграл. В Гуляйполе, — почти простонал тот в ужасе.

— Давно? — почти ласково спросила Лари.

— Два месяца как.

— А ты знаешь, что амулет этот в списке запрещённых к владению? — вкрадчиво спросил я его, при этом направив на него стволы ружья, давая возможность в них заглянуть. — Что покупка, продажа и владение оным приравнивается к покупке, продаже и владению наркотиками высшей степени воздействия, с магической составляющей? Знал ли ты это, болван, когда брал амулет в руки?

— Знал, — почти прорыдал Ветлугин. — У меня выбора не было.

После того, как Лари сказала мне, что это такое, я вспомнил скупую запись в «Реестре магических и волшебных предметов, воспрещённых как к приобретению, тако же к продаже и владению оными». На пять лет каторги бхут-архир сам по себе тянул, даже без сопутствующих убийств.

— Ах, выбора… — протянула Лари. — Ну, насчёт выбора уж ты жандармам расскажи. Они про это любят послушать. И судья послушает, он тоже истории любит.

С этими словами она схватила трактирщика за воротник и потащила по земле к выходу. Мне осталось лишь последовать за ней.

ГЛАВА 33, в которой Лари рассказывает историю одного древнего народа

— Вы мне, любезные мои, всё же расскажите, что это за бхут-архир такой, — заявил староста, когда мы собрались на обед в трактире с загогулистым названием «Обеды как у мамы». — Злодей Ветлугин и сам не знает, поэтому и объяснить не умеет.

— А вообще как, сознаётся? — спросил я, придерживая руками свёрнутый в трубку вексель на триста золотых.

— Уже сознался, записывать за ним не успеваем. Он, как оказалось, до карточной игры слаб оказался. — Староста налил себе морсу, выпил и принялся рассказывать: — Каждые пару месяцев он уезжал якобы по делам. У нас, в общем, сильно никто и не задумывался, куда трактирщик ездит. Надо ему — и ездит, нет закона против этого. А ездил он в Гуляйполе и там играл. И всё, что с трактирной торговли имел, там и спускал успешно. До копейки.

— И что проиграл? — уточнила Лари.

— Да всё и проиграл, — усмехнулся собеседник. — С год назад даже трактир свой заложил, как оказалось, ссуду взял. Ссуду, однако, взял под такой процент, что только интерес по ней едва-едва осиливал платить. Влезал в долги дальше, надеялся отыграться. И с пару месяцев назад всё же выиграл. И выиграл не в игорном доме деньги, а в частном притоне. Выиграл вот этот самый бхут-архир — у какого-то полуэльфа.

— Тот ему сам объяснил, что амулет может? — спросила Лари.

— Сам. Иначе кто под него деньги поставил бы? В общем, с того момента появилась у Ветлугина идея на большую дорогу пойти. Но с этим вышла незадача — то ли у Ветлугина самого умения мало было, то ли амулет слаб, но хватало его действия минут на пять, не больше. Если на дороге, где люди по одному не ездят, грабежом заниматься…

— Можно не успеть — и в разгар драки в человека превратиться, — закончил я за него.

— Верно. А в обычном виде боец из него как из дерьма пуля. Поэтому стал он прислушиваться к разговорам в своём трактире, выбирать расторговавшихся купцов и подсыпать им снотворное. А потом через окно лезть. Двоих так порвал, ума же хватило забирать не все деньги.

— Отчего все и были уверены, что это нечисть. Так? — уточнил я.

— Верно, — опять кивнул староста. — Так и решили. Затем его служанка увидела, как он кому-то сыплет порошок в графин. Она девкой не великого ума была, скорей всего, даже и не поняла, в чём дело. Но Ветлугин решил перестраховаться. Купца рвать не стал, а девчонку домой отослал и по пути разорвал. Спасла она того купца, сама не ведая. Ну а дальше всё ясно. Купца с приказчиком порвал. Когда приказчика рвал — в человека превращаться начал, вот и не закончил. Верно вы подметили: времени ему не хватило.

Староста выпил ещё стакан морса, затем спросил у Лари:

— Теперь вы мне расскажите, что же это такое наш Ветлугин выиграл?

— Был в своё время на востоке такой кочевой народ — джур-урдэ, — взялась рассказывать тифлингесса. — У вас на западе называли их арлингами. Арлинги разводили лошадей, брали полон, грабили и торговали рабами. Поклонялись они не богам, не силам природы, а демону шестого плана, сеньору и владыке над демонами мести и злобы, Ава-Адону, который их племя и опекал лично.

— Куратор, типа? — уточнил я.

— Вроде того, — кивнула Лари. — Ему приносились жертвы — каждый пятый пленный, а если не было пленных, то первые три девственницы народа, достигшие совершеннолетия с праздника высоких трав.

Она усмехнулась, затем сказала:

— На самом деле Ава-Адону на их девственность, равно как и пол, глубоко плевать. Но это мелочи уже. Подробности. В общем, народ этот, арлинги, жил себе понемногу, пока с востока, с каких-то дальних островов, не пришла раса сикомэ, перебравшись на материк.

— А это ещё кто? — спросил жандармский вахмистр, с недоумением нахмурившись.

— Это раса такая, — ещё раз сказала Лари. — Как вы говорите — гуманоидная. Похожие на людей. Но раса не человеческая. Во всяком случае, от контактов сикомэ с людьми детей не бывает. Равно как и с эльфами, гномами, половинчиками и всеми прочими. Происхождения они непонятного. Похожи на высоких, узколицых, узкоглазых жителей востока. Занимаются лишь войной, нанимаясь дружинами к окрестным правителям. Воины они отборные. Ничем другим не знамениты, кроме редкой воинственности и того, что убивают мучительски всех пленных.

— Что-то я слышала про них, — вмешалась Маша, до сего момента молчавшая. — Вроде как злобные они невероятно. И всех пленных приносят в жертву.

— Нет, в жертву они вообще никого не приносят, — отрицательно покачала головой Лари. — Они, кажется, вообще богов не имеют. Сами они в плен не сдаются, в безнадёжном положении дерутся, пока их не убьют. Не попадают в плен даже их женщины и дети. Сами же, убивая пленных, считают, что оказывают им услугу, смывая их страданиями их же позор. Если воин выжил в плену, то он от этого страшно мучается, и его ждёт ужасное посмертие, и лишь его мучительная смерть вернёт утраченную честь. Вот и помогают, чем могут. Сикомэ даже в работорговле не замечены: всех попавшихся к ним убивают.

— И гражданских? — удивился староста.

— Нет у них гражданских, — пояснила Лари. — Их гражданские кончают с собой, чтобы в плен не попадать.

— И какая связь с этими… арлингами? — вернул жандарм разговор в нужную колею.

— А очень простая, — вернулась к предмету разговора отвлёкшаяся было Лари. — Столкнулись сикомэ с джур-урдэ. Причём по вине последних. Сикомэ прислали к ним какое-то посольство, а арлинги его в жертву принесли Ава-Адону. Одни других стоили, и, как вы говорите, нашла коса на камень. Началась война, в которой арлинги были почти истреблены. Тысячный Улхо повёл остаток племени на запад, но там они упёрлись в великое озеро Балхчу. Сикомэ прижали их к берегу, кочевники же арлинги даже плотов не знали. Да и плоты там делать не из чего — сплошь трава и степь до горизонта. В общем, Улхо принёс в жертву Ава-Адону всех женщин, стариков и детей, что с ним шли. Всех, кто не мог встать в строй в последней битве. Взамен же последние жрецы изготовили амулеты, которые позволяли превращаться каждому воину, имевшему хоть проблеск магической силы, в аватару Ава-Адона — в бхута. Кто-то мог продержаться в таком облике дольше, кто-то меньше.

— А что за бхут такой? — спроси жандарм.

— Бхут — это что-то вроде вурдалака и оборотня одновременно. Сильный, быстрый, только пасть длиннее, почти как у оборотня полупревращённого, и хвост есть, — объяснил уже я. — По крайней мере, так его в книжках описывают. Разглядеть толком и не получилось.

— И что? — спросила Маша.

— А то, дорогая моя, что это им не помогло. Сикомэ всё равно победили в битве и вырезали джур-урдэ до последнего человека. Часть амулетов пропала, но какое-то количество всё же нашло дорогу к новым владельцам. Кабатчику достался один из них. И он решил поправить свои дела. Поправил, кстати? — спросила Лари у старосты.

— Вроде как поправил, — подтвердил тот. — Денег у него уже хватало с запасом — и чтобы со ссудой рассчитаться, и чтобы ещё один трактир открыть.

— Кому теперь трактир пойдёт?

— Брату его двоюродному. Лесничествует у нас. Достойный человек, — сказал староста. — А вы теперь как планируете?

— Нам дальше надо. Мы вообще-то с другим заданием ехали, у вас задержались, — взял я инициативу на себя. — С утра пораньше завтра покатим дальше. Что там по дороге слышно?

— Ну, про очередную тварь, что на обозников нападает, это вы слыхали, говорили, — начал перечислять вахмистр как лицо, следящее за дорогами. — Дальше вроде тихо было, но вот после Бродов, по слухам, банда шалить начала. Человек десять их, назвались «Ласками».

— Из аборигенов, что ли? — спросил я.

Только банды из аборигенов имели привычку присваивать себе какие-нибудь имена. Бандиты из пришлых такой склонностью к бахвальству и саморекламе не страдали, а всё больше интересовались практической стороной разбоя.

— Из аборигенов, — подтвердил жандарм, — разбили почту в Бродах, взяли немалую сумму в деньгах. Двоих почтовых стражников застрелили да разъезд жандармский обстреляли из засады. Двое убитых и пятеро раненых. Один скончается, видать. С жандармов взяли один СВТ-П и ещё два СКС-М с почтовой стражи. А так всё больше «болтами» вооружены, «маузерами» да трёхлинейками.

— Не эльфы? — уточнил я.

— Нет, не эльфы, — ответил вахмистр. — Бандиты обычные, человеческие, видели их в Бродах. По виду вполне годятся быть из Вираца или любого иного баронства с той стороны. И в Вираце на них тоже розыск, барон даже награду положил за головы — пятьсот золотом за главаря и от трёхсот до пятисот за рядовых.

— Понятно, будем знать, — кивнул я без особого энтузиазма. — А с Ветлугиным как поступите?

— А как ещё с ним поступать? — удивился староста. — Завтра суд соберём, представительство у нас есть. Улики налицо, признание — тоже. Да и повесим, благословясь. Ну да ладно, не будем обеду мешать. Договор вы выполнили, мы вам по нему заплатили, так что — удачи в дальнейших начинаниях.

— И вам того же, — вежливо откликнулись мы.

Вахмистр со старостой вышли из трактира. Маша привстала над столом, потянулась за кувшином и немедленно была ущипнута за ягодицу тифлингессой Лари, интимно ей промурлыкавшей: «Соскучилась?» Маша лишь взвизгнула. Наверное, не соскучилась.

ГЛАВА 34, в которой герои едут по лесным дорогам, чуть не попадают в разбойничью засаду и узнают, что путешествовать в компании с волшебницей намного лучше, чем без неё

После Березняков нам осталось проехать до форта Пограничного около пятисот километров. Так что ещё одна ночёвка нам предстояла. Больше трёхсот километров в день по этим дорогам сделать было трудно — тряска утомляет, поэтому едешь со скоростью не больше сорока километров в час. И сами перегоны так рассчитаны, чтобы ты мог заночевать в населённом пункте. Блистать оригинальностью не стоит, а также нарушать привычные маршруты и графики, иначе придётся спать где-нибудь под кустом. Населённых пунктов от предполагаемого нами места стоянки и до самого форта не было, за исключением нескольких аборигенских хуторов. А под кустом спать — это вроде как всякую тварь на ужин приглашать.

Последним таким пунктом по нашему маршруту была деревня Броды, стоявшая, окружённая частоколом, на берегу реки Веретёнки, что брала своё начало в Орочьем урочище. Раньше, несколько сот лет назад, здесь жили орки — здоровенные мордовороты с чуть зеленоватой кожей и несносным характером, но затем они были оттеснены на север людьми, ещё аборигенами. В этих местах население княжества в основном из аборигенов и состояло. В тех же Бродах половина такового вела свой род от местных, хоть и ассимилированных.

Реальной княжеской власти в этих краях не ощущалось. Скорее взаимоотношения власти и населения строились исключительно на взаимной симпатии. В самих Бродах расположился взвод жандармов, которые при всём желании никак не могли контролировать окрестные земли, тянувшиеся во все стороны на сотни вёрст. Единственное, что им удавалось до последнего времени, так это защищать почтовую станцию в деревне, которая служила заодно и отделением Тверского Княжеского банка.

Однако со слов жандармского вахмистра из Березняков выяснилось, что и станцию они, в конце концов, тоже не уберегли. В село проникла банда, причём слово «проникла» было не совсем корректно: больше десятка вооружённых верховых «проникнуть» не могут, могут только ворваться, стреляя в воздух и пугая кур с девками, как и произошло. Сонный караул на воротах был захвачен врасплох, бандиты ураганом пронеслись по улицам до почты, где застрелили двух почтовых стражников. Ещё двое в это время забавлялись на сеновале с девками и столь печальной участи избежали. Затем бандиты избили почтмейстера, вскрыли железный сундук, где хранились деньги, которые должны были везти в качестве жалованья в тот самый форт Пограничный, откуда на следующий день должно было прийти сопровождение для почтового броневика.

Нападавшие действовали так ловко и быстро, что взвод жандармов за это время едва успел объявить тревогу и вывести из двора два своих вездехода с пулемётами. А верховые так и вовсе не успели оседлать лошадей, поскольку под седлами, ввиду общей «сонности» службы, никто коней и не держал. К тому времени как жандармы добрались до горящей почты, бандиты с деньгами и карабинами убитых охранников уже выскочили за ворота села.

Командовавший взводом старший унтер объявил погоню, которая попала в засаду почти сразу, за первым же поворотом дороги. Головная машина, неразумно вырвавшаяся вперёд, была расстреляна из кустов, экипаж понёс потери, вторая же встала в оборону в кювете, дав бандитам возможность спокойно уйти и даже подобрать один из жандармских карабинов. Самозарядники в бандах были большой ценностью: их на сторону не продавали.

На следующий день появились военные из форта. Подняли даже самолёты, которые летали над бескрайними лесами, перекрыли проходы в сторону Вираца, но банда словно сгинула, что, если честно, в эти местах сделать совсем не трудно. Военные озверели, оставшись без зарплаты, но поделать с потерей ничего не смогли. В конце концов, им всё равно это всё возместят, за счёт того же почтового ведомства, например, проспавшего ограбление.

Старшего унтера наряду с почтмейстером отправили в Тверь, где одного ждал суд, а второго — трибунал: за разгильдяйство и, чтоб не хрен было, в назидание. А по банде начали следствие и довольно быстро выяснили через каких-то осведомителей, что банда называет самоё себя «Ласки» и что до ограбления почты занималась разбоем на дороге, преимущественно отбирая машины с товаром, но пока никого не убивала. Свидетели описывали небольшой отряд конных в количестве от десяти до пятнадцати человек, неплохо вооружённых, с лицами, прикрытыми платками. Все в длинных брезентовых пыльниках, но без них здесь мало кто верхом ездит: и лошадиным потом от одежды так не воняет, и можно в относительно приличное место войти, этот плащ сняв, не выбивая пылищи из одежды часа два. Вот и носят все подряд, а вовсе не от страсти подражать героям вестернов, что с пришлыми людьми здесь появились.

Я, кстати, на лошади почти не езжу, у меня и нет её даже, а без этого самого пыльника из городских ворот не выезжаю. Помимо общей практичности совершенно невозможно понять, что под ним спрятано.

В пыльниках или без, однако банда «Ласок» внушала беспокойство. Не хотелось бы нарваться на них где-нибудь в районе Бродов. У нас двойное невезение получилось: если бы не убийства в Березняках, то люди скапливались бы там, а дальше ездили немалыми колоннами, а раз туда заезжать перестали, то и сбиваться в стаи стало негде.

Но пока путешествие протекало тихо и гладко, даже по пути через почти бесконечный Рваный лес никаких следов нечисти или иных тварей злобных мы не заметили. Птички пели, стрекозы на полянах над высокой травой порхали, погода была лучше некуда, лето накатывало прямо на глазах, так что ехалось хорошо. Даже Маша забыла бояться демонессы, и они болтали о каких-то магических школах, в чём я вообще не понимал ни слова. Так что в разговор не лез, а крутил себе баранку.

К полудню мы услышали треск небольших оборотистых моторов, и навстречу нам пронеслись сразу три «багги», трубчато-корытных конструкций на больших колесах, с подвесными металлическими сиденьями, в которых сидели егеря в камуфляже и пылевых очках, по трое в каждой машине — водитель, наблюдатель и пулемётчик. Егерей в форте Пограничный рота стоит — это помимо батальона пограничной стражи. Вот, наверное, оттуда патрули и выслали. «Багги» только у них имеются, погранцы всё больше на «козлах» и «тритонах».

Была у меня когда-то такая тарахтелка, была. Проходимая, быстрая, но по моим потребностям очень уж маленькая. Багажник — вместо сиденья стрелка, много не увезёшь. Пришлось на «козла» менять… А так ездить на ней — чистое наслаждение. Треск, скорость, задний привод без дифференциала, на поворотах хвостом метёшь, на месте развернуться можешь. Здорово. Весело, по крайней мере.

Затем опять наступила тишина, нарушаемая лишь фырканьем нашего мотора. Чуть позже мы обогнали купеческий ЗИЛ-157[76] с высокими бортами, гружённый какими-то тюками, месивший всеми шестью своими зубастыми колёсами дорожную пыль. В кузове сидели двое охранников с СКС-М, да ещё и в кольчугах, поддетых под кожаные куртки, ещё два человека находились в кабине. Посмотрели на нас более чем настороженно. Такие вот у нас тут дела. Всякое на дорогах творится. Не нечисть, так банда, не понос, так золотуха, не дитё обгадится, так няньку… трахнут, в общем.

Затем мы проехали постоялый двор на хуторе Валежный. Двор был небольшой, как и сам хутор, на многое не претендовал, но отставших от графика принимал частенько. Сейчас же он принял ещё до взвода егерей: два «багги» и четыре таких же, как у нас, «копейки» стояли у ворот. И здесь уже нам проехать не дали, остановили под дулами двух «утёсов», уставившихся на нас с егерских машин сверху вниз. Бумагу из Тверской контрразведки читали долго, проверяли, разве что не нюхали и на зуб не пробовали. Возглавлял блок немолодой подпрапорщик с уродливым шрамом на лице и с двумя звёздочками на просвете петлицы — десять лет беспорочной службы в этом звании.

Подпрапорщик расспросил нас, куда едем, а потом сказал, что вчера с вечера было ещё одно нападение за Бродами. На этот раз захватили один грузовик с товаром, но без стрельбы не обошлось — после ограбления почты банда на бескровность операций решила плюнуть. Одного из охранников с машины убили, второго — тяжело ранили и, не добив, бросили на дороге, приняв за мёртвого. Купеческого же приказчика увезли с собой. Тоже что-то новенькое.

Были новости и положительные — пограничники, хоть это и не их обязанности, выделили три мобильные группы для сопровождения колонн, которые собираются в Бродах. Оттуда, если подождать, можно до Пограничного доехать в безопасности. В общем, если не придётся ждать слишком долго, то можно будет присоединиться к колонне. Неплохо. Да и народ в колоннах безоружным не ездит, немалая сила соберётся.

Затем мы распрощались с егерями, и опять вокруг нас потянулись поля, перемежаемые «языками» леса, и лес, разбавленный полянами. Однообразие дороги настраивало на меланхоличный лад, даже Маша с Лари умолкли. Почти перед самыми Бродами по-кошачьи зоркая Лари разглядела двух верховых на опушке леса, в нескольких сотнях метров от нас. Я притормозил, навёл на них бинокль, но они повернули коней и исчезли в лесу, затерявшись в осиннике. Могут и «Ласки» быть, очень даже запросто. Егерям их так просто ни за что не поймать, какими бы они специалистами по лесной войне ни были: слишком велики леса и слишком мало здесь людей.

А вот в том, что рано или поздно банду поймают или перебьют, никто не сомневался. Они всегда попадаются. Все. Или кто-то сболтнёт лишнего, или какой-нибудь хуторянин из числа тех, что предоставляет бандитам убежище, соблазнившись немалой наградой, наведёт на них егерей или жандармов, или сами бандиты расслабятся, затосковав от бивачной жизни, припрутся в какой-нибудь городок, где их и опознают. Если перебьют — это нормальный исход. Если поймают и отвезут в Тверь — хуже, но ещё не самое страшное. А вот если обнаружится, что банда ещё и в розыске где-то в Вираце или в Марианском герцогстве, — тогда их могут туда передать, чтобы судьба их вызывала ужас у всех, кто хотел бы встать на такую же скользкую дорожку. В Вираце их оскопят, если это мужчины, а затем сварят в кипящем масле. В Мариане же всех посадят на кол, и будут они призывать на колу смерть не один день: ещё и магией силы поддержат. Последнюю изловленную живьём банду в Марианском герцогстве так изобретательно казнили, что даже ко всему привычная толпа местных зевак, посетивших экзекуцию, не выдержала и затребовала быстрой смерти, а вся ратушная площадь была заблёвана так, что не пройти, не поскользнувшись.

А чего вы хотите? Это мы двести лет назад из старого мира сюда провалились, а тут Средневековье глухое в самом разгаре. Вот и получился такой загадочный гибрид дикости с технологиями, зовущийся Великоречьем. Могу поспорить, что за Граничными хребтами, за Дурными болотами люди так и продолжают жить, как жили двести, триста, пятьсот и тысячу лет назад. К тому же, как заметили учёные из пришлых, общества, владеющие магией, не так остро нуждаются в техническом прогрессе. Если бы не возникли Новые государства здесь, то, скорее всего, никакого прогресса ни в чём, кроме самой магии, мы бы и не наблюдали.

Появление же пришлых ударило именно по магии и лицам, ею владеющим, сиречь — колдунам и магам. Если в прошлом хорошо обученная герцогская дружина, подкреплённая парой-тройкой таких магов, была уязвима лишь для такой же дружины, то, с тех пор как этот мир узнал, что такое артиллерийский и миномётный огонь с закрытых позиций, ценность боевой магии резко снизилась. Да и хороший стрелок из винтовки мог уже конкурировать с магом с расстояния эдак метров пятьсот, что выходило за предел воздействия атакующего боевого волшебства. Поэтому в последние века боевая магия свелась к обороне и использовалась как средство обнаружения противника. А также как средство борьбы с аналогичной активностью неприятеля. Не больше и не меньше.

Отсюда пошло снижение «удельного веса» магов и волшебников при дворах местных правителей. Если раньше они чуть ли не правили, прикрываясь местными феодалами, то после прихода нас в этот мир ситуация изменилась. Сеньоры и суверены пожелали править своими землями самостоятельно, без капризных персонажей в мантиях за спиной. Более того, даже возникло несколько групп наёмников, в основном смешанного «пришло-аборигенского» состава, которые «принимали заказы» на особо мешающих «повелителей Силы». И успешно, вследствие чего оставшиеся в живых глубоко задумались — стоит ли настолько вступать в конфликт с владыками земными? Может быть, лучше мирно сосуществовать, чуть поступившись амбициями?

Некоторые волшебники и маги из аборигенов предпочли объединиться с новой силой, достаточно вспомнить учителя Маши — Валера. И не прогадали, если по большому счёту. Некоторые перебрались на жительство в Новые государства не только потому, что те были сильнее, но и потому, что нравы в них были в чём-то проще, терпимей, а в чем-то и условия проживания лучше. В той же гигиене и санитарии, например. Ватерклозет для тутошнего населения, например, был величайшим из откровений. И тот же душ. В результате мы получили в качестве резидента города Великореченска молодую колдунью-аристократку Велиссу вер-Бран, вполне освоившуюся среди пришлых эмансипе из местной аристократии, предпочитавшую миленький коттедж в Великореченске родовому замку.

Нет, надо всё же научиться удерживаться в рамках повествования. К чему это я? К тому, что увидел подозрительных верховых, быстро растворившихся в лесу, когда навёл на них бинокль. Подозрительно? Очень.

До Бродов оставалось около двадцати километров, и я решил проскочить их в темпе. В конце концов, машина быстрей лошади, а ещё с нами есть колдунья. Которую я и спросил:

— Людей засекать умеешь?

— Умею, но не с ходу. Для этого специально колдовать надо. Засаду не обнаружу, — обломала она мою надежду.

— А что можешь полезного сделать? — спросила уже Лари.

— Могу щит выставить. Ненадолго, секунд на десять, но очень крепкий, ничего сквозь него не проскочит, — гордо ответила Маша. — Разве что из пушки пальнут.

— Хм… здорово, — кивнул я.

И как я раньше спросить не догадался? Привык никогда на магию не рассчитывать, поскольку работал один, а сам к ней не способен, хотя тот же Пантелей у меня на глазах отличный щит ставил: пули в потолок летели. Можно было и запомнить.

— А как быстро выставишь? — решил я углубиться в детали.

— За секунду. Но щит двусторонний, мы через него тоже стрелять не сможем.

— Хоть такой, — вздохнул я.

Тоже неплохо. Если нас сразу не расстреляют, без предупреждения, то щит даст нам преимущество. А если в кого сразу и выстрелят, так это в меня, потому что мужик и за рулём. А молодых красивых женщин попытаются захватить. Их можно продать дорого, они вдвоём могут стоить дороже моего грузовика. На них же не написано, что они колдунья с демонессой. Вру, на демонессе написано. Правда, для этого с неё надо тюрбан снять, чтобы разглядеть «вторичные расовые признаки».

— Дамы, в общем — держитесь крепче, — скомандовал я. — Ускоримся. Не нравятся мне эти наблюдатели.

— А если они бревно поперёк дороги уложили? — спросила Маша.

— Не думаю, — засомневался я. — Егеря катаются в разные стороны, найдут бревно — сразу тревогу поднимут, искать начнут. Скорее всего, попытаются водителя снять из винтовки — у них, по слухам, хорошие стрелки есть.

— Тебя, в смысле? — уточнила Маша.

— Меня, меня, но ты не беспокойся, у меня есть средство. А ты после выстрела сразу щит выставляй. Стрелять будут где-то на поляне, если будут. В самом лесу дистанция боя короткая, можно даже не успеть прицелиться по движущейся машине.

Дальше дамы возражать не стали, только крепче вцепились в стальные ручки, приваренные в нескольких местах в салоне грузовичка. А я прижал педаль газа, и мотор зарычал бодрее, не быстро, но неотвратимо разгоняя увесистую машину. Тряска сначала усилилась, но затем, когда мы совсем разлетелись, даже ослабла. Я же вцепился в руль, стараясь не «потерять» машину на кочке или в повороте, потому как лесная грунтовка для автогонок приспособлена плохо. Настоящих дорог в этом мире пока не появилось, да и не ожидалось их появления. Были только грунтовки, отличающиеся степенью накатанности, ну и в городах имелось какое-никакое покрытие. Не во всех, разумеется. В ином аборигенском городе можно было осенью даже посреди улицы в луже утонуть.

Тяжёлые зубастые покрышки гулко стучали по кочкам, грохотал задний борт кузова, глухо постукивали друг о друга и плескались бочки с бензином за спиной. Я сжал зубы, чтобы случайно не откусить себе язык на какой-нибудь особенно большой колдобине, каких тут хватало, сильнее вцепился руками в большое колесо руля, старясь предугадать тот момент, когда его рванёт у меня из рук. Хорошо, что рессоры новые, и спереди, и сзади, глотают неровности без пробоя.

Взгляд я почувствовал. Хорошо, что кто-то распалил себя до ненависти перед тем, как выстрелить. Или не до ненависти, а до большого азарта, что, считай, одно и то же. Я лишь крикнул: «Атас!» — а сам пригнулся к самому рулю. И вовремя. Прямо за спиной раздался удар в доски, прикрывающие бочки с соляркой, донёсся звук выстрела. И в ту же секунду Маша что-то выкрикнула, вокруг машины кольцом взметнулась пыль, воздух прострелило электрическими искрами. И следующие пули визгливыми рикошетами ушли в стороны, отразившись от накрывшего нас купола, как от стены.

Я вдавил педаль газа до упора, движок завыл, машина ещё ускорилась. Со стороны леса показались на рысях несколько всадников, человек пять. Они рванули было в галоп, но почти сразу осадили коней, остановились, глядя нам вслед. На двоих из них как минимум я заметил мундиры зуавов. Дезертиры, значит.

Стрельба тоже прекратилась — наверное, заметили щит. Лишь один из зуавов приподнялся в стременах и пальнул нам вслед из винтовки, по-прежнему безуспешно. Щит пока не погас. А ещё через несколько секунд машина вырвалась с поляны, проскочила опушку леса и помчалась по мягкой лесной дороге, извилистой как змея, прикрывшись стволами деревьев от обстрела.

Лари оглянулась, уложила карабин поверх бочек, но нас никто не преследовал.

— А что они так? — удивилась демонесса. — Как-то неактивно.

— Они грабят, а не в последний и решительный бой идут, — пожал я плечами. — Щит увидели, машина разогнаться успела, теперь гоняйся за нами. Была кому охота? И егеря кругом шарятся. Проще уйти да найти кого-нибудь, с кем без проблем справиться можно.

На самом деле меня происшествие даже обрадовало. Потерь мы не понесли благодаря нашей колдунье, зато теперь точно знаем, где находится банда. И если мы от неё оторвёмся, то сможем смело ехать дальше за Броды, не дожидаясь, пока соберётся колонна. А так бы гадали, ехать или не ехать, ждать или не ждать. Чем дальше мы уедем в ту сторону, тем дальше оторвёмся от опасности.

А ещё минут через десять я даже скорость немного сбросил: всё равно конным нас уже не догнать. И даже напевать что-то эдакое начал, воодушевляющее. А Маша с Лари мне подпевать стали. Значит, не один я чуть штаны не замочил со страху.

ГЛАВА 35, в которой герой сдаёт машину в ремонт и узнает, что Лари склонна к шалостям, вследствие чего ввязывается в банальную драку

Большая деревня Броды мало чем отличалась от Березняков, за исключением того, что расположена была на реке. И заработок шёл к удачно стоящему населённому пункту всё больше от речной торговли. Вроде мини-Великореченска получилось, только принимались не большие караваны больших барж, а речные баржи-плоскодонки, баркасы да лодки. Однако Броды процветали.

Как и Березняки, деревня была окружена крепким частоколом с колючкой поверху, в котором было двое ворот. Одни выходили на дорогу, а вторые вели к пристаням. В воротах стояли ополченцы под командой урядников, но в самой деревне мы заметили присутствие военных. БТР-4 с пограничными эмблемами, приземистая «виверна» и два «козла» с пулемётами на турелях выстроились прямо на главной площади. И с ними же рядом расположились уряднический «виллис», а также «копейка» жандармов. Неужели всё из-за ограбления или всё же военные ждут чего-то другого? Может быть, проблемы с эльфами уже и сюда докатились?

В любом случае мы нуждались в ночлеге, к тому же я хотел загнать машину в мастерскую, а заодно прикупить машинного масла. Мало того что наш запас немного израсходовался, так ещё и пуля, отрикошетив странным образом, пробила в бочонке дыру в самой середине, после чего половина масла вытекла в кузов. К счастью, не промочив груза, потому что я имею полезную привычку укладывать все вещи на решётчатый деревянный поддон как раз во избежание подобных неприятностей. Есть печальный опыт. Стойкий запах ГСМ от всего имущества — не подарок, проклянёшь всё на свете, а с сидорами твоими духовитыми тебя ни в какой постоялый двор не пустят, хоть плачь. Да и не отстирать его.

Два постоялых двора и гостиница в Бродах были забиты постояльцами: из-за нападений бандитов люди задерживались здесь, сбиваясь в стаи. Я сунулся в один двор, второй, затем в гостиницу — бесполезно. Хозяин отеля под интригующим названием «Гостиница», крепкий бородатый мужик лет пятидесяти, лишь разводил руками толщиной в доброе бревно и гудел в бороду, что «нет никакой технической возможности».

Спасла нас, естественно, Лари. Хозяин гостиницы, как и любое другое лицо мужского пола, не смог ей противостоять, «давление» я ощущал всем телом, и через пару минут она получила от него ключи от «баронской комнаты» — самого просторного из номеров, всегда зарезервированного на случай неожиданного набега начальства из Твери. Хозяин даже бросился помогать нам с багажом. Правда, и содрал аж пять рублей золотом — невероятные деньги по таким местам, сказочные просто.

— Автомастерская у вас открыта ещё? — спросил я хозяина гостиницы, притормозив того в дверях.

— Открыта, чего с ней сделается? — удивился тот. — Они до самой ночи открыты обыкновенно.

— Ага, спасибо.

Быстро сбросив в номере пыльник с карабином, я пообещал дамам встретить их в трактире, когда закончу возню с машиной. Увидел лёгкий проблеск уже привычной паники у Маши в глазах, которая поняла, что я её снова оставляю один на один с демонессой, и вышел за дверь.

Мастерская была в самом дальнем конце центральной улицы и представляла собой огромный сарай с двумя воротами, с ремонтными ямами в нём и стоящим над одной из них грузовым «газоном» с высокобортным купеческим кузовом и на больших внедорожных колесах. С «газоном» возился чумазый подросток лет четырнадцати, меняя масло. Рядом с ним возле ямы лежали два переломанных листа рессор.

Один из владельцев мастерской братьев Бочаровых, Иван, худой, жилистый и очень сильный мужик, стоял за конторкой, чиркая карандашом в конторской книге. Второй из братьев, Пётр, перебирал и протирал от масла инструмент за верстаком.

Я вошёл в ворота, постучал по косяку. Иван поднял глаза от книги, обежал взглядом всего меня, задержавшись на большом револьвере и тяжёлых ботинках, спросил с подозрением:

— Наёмник, что ли? За бандой прибыл?

— Нет, не за бандой. Охотник я. Проездом здесь, — пояснил я свой статус.

— А, ну хорошо, — кивнул тот. — А то как за этих «Ласок» награды объявили, так потянутся наёмники. А от них проблем вечно больше, чем от бандитов.

— Гуляйполе никак. Тогда чего же вы хотите? — вежливо поддержал я владельца гаража.

— Вот и я об том! — обрадовался пониманию Иван. — Чего сделать хотели?

— Подвеску прошприцевать, проверить. В мостах масло посмотреть и сменить при необходимости, как раз срок пришёл, — перечислил я. — И масло у меня в кузове разлилось, отмыть. Мойщик-то работает у вас ещё?

— Куды он денется? Знамо дело, работает. Давай тогда сперва на мойку, — скомандовал мастер.

Помыть машину самостоятельно на первый взгляд нетрудно, только вот где? К реке здесь спусков нет вокруг, и за стену на ночь глядя выезжать придётся, а в селе мыть никто не даст, что и верно в общем-то. Нечего место поганить.

Я загнал машину во двор, поставил рядом с сараем на металлическую решётку. Из маленькой дощатой будки выскочил ещё один подросток из аборигенов, явно из соседнего Вираца, разматывая за собой чёрный резиновый шланг. Через несколько секунд он уже суетился в кузове, из которого через откинутый задний борт выливались потоки отливающей радужными разводами воды. А я отошёл к Ивану, спросил, кивнув на мойщика:

— Раньше у вас местные мальчишки подрабатывали, помнится, а теперь аборигены. Что так?

— Местные именно что подрабатывали, — ответил он. — А эти работают. Семья горшечника из баронства сбежала, что-то со своим сеньором не поделила. Отец здесь повадился крынки с мисками делать, наладил дело небольшое, а ребят мне в науку пристроил. В ученики вроде как. Для аборигена стать автослесарем — сам понимаешь, почёт выше башки. Если и не здесь, то в тех же Старых государствах потом можно пристроиться очень хорошо.

— Но не в Вираце, — утвердительно сказал я.

— Не в Вираце, — кивнул Иван. — Больше им туда дороги нет.

— А что, у вас стали беглым крепостным убежище предоставлять? — удивился я. — Здесь?

— Нет в общем-то. Этому предоставили: убедил он как-то голову сельского, что заслуживает. Да и мастер хороший, такому везде рады.

Предоставление убежища беглым крепостным было самым настоящим камнем преткновения в отношениях с местными баронствами, графствами, герцогствами, монастырскими областями и прочими государственными образованиями. В Новых государствах, образованных пришлыми, крепостного права не было, разумеется. Крестьяне или владели землёй на правах вольных фермеров, или арендовали землю в качестве издольщиков. Последние как раз всё больше и были из аборигенов, причём в немалой степени из беглых крепостных. Однако добежать было нужно как минимум до Твери. Осесть в приграничных землях не позволяли никому без специального на то разрешения, и такое предпочитали давать тем, кто и в своей земле был свободным.

Ценили ремесленников, целителей, чародеев. Тот же гончар-горшечник вполне мог рассчитывать на такое разрешение: местное население не любило покупать посуду фабричной выделки. Да и никто не любил с тех пор, как узнали, что правильно и индивидуально нанесённые на каждую тарелку или чашку руны позволяют избегать болезней, отравлений и всяких прочих безобразий. А от фабричной посуды такого ждать не следует.

Целителям вообще везде рады были. Волшебная медицина Великоречья сто очков форы давала медицине обычной — и всё равно выигрывала по всем статьям. Что для врачей мира старого было неизлечимым, средний деревенский знахарь умел исцелить за неделю.

А вот крестьянин мог рассчитывать на то, что его не выкинут обратно за границу, лишь в том случае, если он обращался в Твери в Департамент по беженцам и изъявлял желание осваивать Левобережье, то самое, где сейчас воевали с эльфами. Тогда — да, тогда он получал и надел земли, и ссуду на обустройство, и даже гарантию того, что всё выращенное будет скуплено государственными чиновниками, буде не удастся продать на рынке. Стимулировали развитие региона, в общем.

Был ещё и третий путь осесть аборигену в наших землях — предложить себя в прислугу или работники. Но шансы на это имели только бессемейные, молодые да сильные. Те же владельцы постоялых дворов с трактирами с удовольствием брали под свою опеку молодых симпатичных девок. По понятным причинам, разумеется, получая гарантированный доступ к телу в любое время. Поди откажи ему, если увольнение почти что равно выдворению, если кто другой не наймет. Ну или подаваться в крестьянки на Левобережье.

Ещё один выход был, но уже своеобразный: добраться до городов, где процветает «бордельное дело», где и наняться на работу в том или ином качестве. Там, кстати, и на тех же подавальщиц трактирных спрос был немал, если нравственные устои или внешность не позволяли становиться труженицами постельного фронта. Если же устои позволяли, то заработать можно было немало. Обирать обладательниц «жёлтых билетов» не разрешал закон, за которым в нашем, например, Великореченске бдительно следила Анфиса Зверева, а с ней мало кто хотел спорить.

Кстати, зачем такая забота о распутных девках? Вовсе не от гуманности, а всего лишь потому, что старались не создавать возможностей для принуждения занятием проституцией, потому как это чревато криминализацией «отрасли». Департамент благочиния в Твери справедливо рассудил, что как только в данной сомнительной отрасли публичных увеселений перестать контролировать исполнение законов, так сразу появятся сутенёры, за сутенёрами их «быки», а затем весь пучок проблем, включая наркотики, список которых благодаря алхимии и магии был удивительно разнообразен, организованную преступность и прочее. И после некоторого времени дерьмо лопатой будет не разгрести. А пока над владельцами борделей висит дамоклов меч в виде въедливой и пристрастной Анфисы, каждой «матроне» грозит штраф, исчисленный по принципу «чтоб голова не качалась», а каждой шлюхе — розги, то можно быть уверенным, что всё будет пристойно, насколько это возможно в бардаке.

Однако в пограничных со Старыми государствами землях всегда творилось нечто непонятное и смутное. Феодалы из бесчисленных королевств, герцогств, графств и баронств, естественно, побегов своих крепостных не поощряли, однако не могли склонить к сотрудничеству правительства Новых государств. Тем, с одной стороны, головная боль местных царьков была, как бы помягче выразиться, до одного места, с другой — они были даже довольны, что заселялись пустующие земли в их собственных княжествах.

Но поощрять побеги напрямую было негоже — это уже хамство получалось, а заодно и вмешательство во внутренние дела. Поэтому всё это пустили на самотёк, но беглецов, излишне задержавшихся в приграничной полосе и не нашедших в ней себе достойного места, могли даже выдворить. Для примера — чтобы показать, что раз перешёл границу, то дуй прямо к столице. И езжай на левый берег Великой целину поднимать. Зато с противоположной стороны границы орудовали на всех дорогах шайки поимщиков — самые настоящие ухорезы, обязанностью которых было отлавливать беглецов и возвращать их хозяевам. Ловили и на своих дорогах, и на нашу сторону забирались. Бывали случаи даже похищений уже легализовавшихся беглых.

Сеньоры «из-за речки» шайкам приплачивали, но тем всегда было мало, волчья натура брала верх, и часто они скатывались в банальный разбой на территории Тверского княжества. Благо недалеко было переправлять похищенный товар в свои земли. И там же можно было легко продать рабов. Таким образом, выходило, что власти сопредельных государств, вольно или невольно, способствовали разбою на дорогах в государстве нашем.

За такими шайками отчаянно гонялись пограничники, егеря и даже небольшие армии соседних государств, справедливо полагая, что их поведение в сопредельном сильном княжестве может всех подвести под монастырь. Известны были случаи артиллерийского обстрела усадеб особо ретивых сеньоров, а по одному барончику даже самолёты отбомбились десятком стокилограммовых авиабомб. За поощрение деятельности бандитов. И был риск, что рано или поздно бомбы уронят на дворец владетеля.

А ещё за головы разбойников назначались награды. И с нашей стороны, и с сопредельной. Награды немалые, но лучше бы их было не назначать. Объявление наград за головы породило появление в этих краях групп наёмников — охотников за этими самыми головами. Хорошо организованные, чаще всего смешанные по составу, группы прекрасно вооружённых и умеющих воевать, как их здесь называли, «духов войны». Банды против банд, если угодно. И кто из них лучше — даже непонятно. Если бандиты безобразничали по лесам, то пьяные наёмники вечно устраивали проблемы в населённых пунктах. Учитывая, что большинство членов этих отрядов были коренными жителями Гуляйполя, можно догадаться, что ждать от них следовало чего угодно.

Вот за такого наёмника и принял меня поначалу Иван Бочаров. И обрадовался он потому, что понял — не будет никакой пьяной драки, и уехать, не заплатив, я тоже не попытаюсь. Вот и разговорился. Хотя по жизни был мужиком молчаливым, как бревно.

— А что про банду слышно? — спросил я его.

— Про «Ласок» этих, что ли? — переспросил Иван.

— А что, другие есть?

— Есть, конечно, — кивнул он косматой головой. — Куда нам без них? Эти себе рекламу сделали с почтой этой самой — все и забегали. А остальные меру знают, на глаза не лезут, посреди бела дня в городах не палят, вот к ним интересу и нет никакого. Егеря третьего дня четверых поймали из какой-то другой банды, да и повесили у дороги без всякого суда, по-домашнему. И что? Ничего, никто и не говорит — у нас это дело житейское.

— А с почтой как вышло? — спросил я о животрепещущем.

— Проще некуда, — отмахнулся Иван. — Подъехали прямо к воротам, чин чином, шагом, винтовки за плечом, колонной по два. У нас в Бродах уже лет десять как тихо, с тех пор, как эльфы тогда напали. Вот на воротах их и проспали. Подпустили близко, те разговор завязали, даже бумагу явили какую-то. И так, за разговором, на всех револьверы наставили.

Я кивнул. Эту часть нападения я примерно так себе и представлял. По-другому бы у маленькой банды не вышло. Не атаковать же им село в конном строю, под очередями крепостной крупнокалиберной «спарки»? А расслабившийся караул в воротах всегда может подпустить к себе кого угодно. У разумных людей давно на въезде шлюз имеется, чтобы с ходу не ворваться, а тут его и в помине нет. Пять человек караула да шлагбаум. И рваную шапку против короны поставлю: не было никого у пулемёта. Спустился расчёт пулемётный вниз — лясы почесать, папирос покурить с товарищами. Расслабились. Только нечисть их и пугала в последние годы.

— Вот… — продолжил тем временем Иван. — А остальные, человек десять, с ходу рванули к почте. Тут по прямой минуту всего, доскакали мигом. Двое стражников пьяными валялись на сеновале со служанками из «Дурного болота», а ещё двое даже за стволы схватиться не успели, как их положили. И пошла стрельба. Бандиты не дураками оказались, они ещё по улицам тут гарцевали и по окнам палили — не поймёшь, на что напали. Поэтому народ и не сообразил, куда бежать, в кого стрелять.

С этим тоже всё понятно. Народ тут всё же приграничный, ко всему привыкший и всё повидавший, у каждого в доме по хорошему ружью или винтовке имеется. Борода с Батыем тут стволы ящиками продают, самый товар. Если бы сообразили люди, что к чему, то банда могла бы из деревни и не уйти: всех бы положили. Но так — запутались, не поняли, вот те без потерь с казной и утекли.

— Ну а бандиты хранилище вскрыли, сундук им почтмейстер отпер, после того, как ему дуло в нос сунули, да по шее насовали, деньги собрали — и свалили. А тут и жандармы проснулись наконец. Покидались в машины, кто в чём был, рванули следом. Без ума, без порядка. Им даже кричали — мол, куда так прётесь? А они, болваны глиняные, решили, что банда теперь бежать будет, доколе сил хватит.

— И что вышло? — заинтересовался я.

— Поворот, что сразу за верстовым столбом, знаешь?

— Ну…

— Вот за ним их и встретили, где колея в лес отходит. Как дали с двух сторон, так на первой машине никого целого и не осталось. Двоих наповал, а остальных поранили. Вторая машина встала вроде как оборону занимать, а банда дожидаться продолжения не стала да и ушла в лес. Десяток конных жандармов пытался их по следам найти позже, да уже без толку. У них, видать, амулет был, что следы заравнивает.

Есть такие амулеты, не спорю. У меня у самого такой в рюкзаке хранится, в кожаном футляре. Но, разравнивая следы обычные, он оставляет магические. Разве в Бродах колдунов нет? Двое или трое точно есть. Пусть звёзд с неба и не хватают, но магический след найти бы сумели. Об этом я и спросил.

— Чего не знаю, того не знаю. Трифона-колдуна туда возили, было дело, но не нашли никого. В волшебных делах я ни уха ни рыла, — мотнул головой Иван.

Особо удивительного в таком повороте событий тоже нет, если главарь в банде толковый. Тут заровнял амулетом, там без амулета по воде или камням прошёл, потом ещё с амулетом. А если и у них есть колдун, пусть и не сильный, то скрыть след он не сможет, а вот размыть, размазать — это запросто. Хотя давно я о бандах с колдуном не слыхал, давно. Такая банда сразу начинает представлять серьёзную опасность. К счастью, у колдунов хватает и других способов на жизнь себе зарабатывать, и неплохую, вот и не рвутся они по лесам от поимщиков прятаться, разве что совсем слабенькие да недоучки.

В общем, я оставил машину в мастерской с обязательством забрать её с рассветом, а сам пешком направился обратно, но не в гостиницу, а в упомянутый трактир «Дурное болото», где и должен был встретиться с дамами.

Моё внимание привлекли стоящие у крыльца три очень пыльных и заляпанных дорожной грязью «козла», заваленных и обвешанных по бокам тюками, на двух из которых были установлены вертикальные железки, очень напоминающие пулемётные турели. А машины гражданские, серого цвета. И пулемёты для гражданских во всех Новых государствах — а в Старых тем более — были нелегальны. Значит, из Гуляйполя транспорт. Там-то всё можно, что ни придумай. Анархисты. Сюда с пулемётами не поехали, не рискнули, но в своих пределах раскатывают. Значит, те самые «охотники за головами» нарисовались на местном горизонте. Жди проблем. Эти люди с проблемами обычно под ручку ходят.

Я поднялся на крыльцо, открыл рывком деревянную дверь и вошёл внутрь. И сразу всё стало ясно. Трактир был полон, но больше всего привлекали внимание две молодые женщины за дальним угловым столом, которые Лари да Маша, и компания аж из восьми — я сразу пересчитал — разнообразно, но практично одетых мужчин, расположившихся возле стойки. Долгий путь на машинах в Броды их, видимо, утомил — а «козлы» принадлежали им, без сомнения, — вот они и расслаблялись быстро потребляемой водкой. И уже здорово окривели. Но вели себя пока относительно пристойно.

Они ангажировали игравшего в трактире гармониста, который старательно тянул в стороны меха своей тальянки, а трое из наёмников нескладно выводили: «Сам весь в слезах своей любезной, он так учтиво говорил!..» — то есть классический «Шумел камыш», — адресуясь явно к нашим колдунье с демонессой. Те взирали на импровизированное трио спокойно, не поощряя к развитию отношений, но и без брезгливых гримас.

Я присмотрелся к компании. Состав смешанный. Половина явно из пришлых, вторая половина — аборигены. Два нордлинга с короткими светлыми бородами и болтающимися по бокам лица косами, двое откуда-то с южного побережья — худые, горбоносые, темноглазые, смуглые. Все в традиционных для наших мест длинных пыльниках, сейчас небрежно сброшенных на стойку и один из столов. Все с пистолетами и револьверами в кобурах, из-под брошенных плащей видны приклады карабинов и винтовок, строго самозарядных, сваленных на стол. Полный набор.

Я пересёк зал, присел к своим спутницам, махнул рукой подавальщице из аборигенок. Девушка подошла, попутно словив звонкий шлепок по заду от одного из нордлингов, приняла заказ. Я попросил кувшин пива и традиционную для себя свинину с картошкой. Девушка направилась на кухню, а я спросил у Маши:

— Как оно? Без проблем?

— Без всяких, — чуть улыбнулась она. — У меня с прошлой драки столько неизрасходованной злобы осталось, что этих я расплющу об стенку, если сунутся.

— Не надо, — забеспокоился я. — Здесь незаконно применять магию к людям, если они тебя магией не атакуют и не угрожают жизни. Если только по минимуму.

— Можно и по минимуму. Ты моих электрических ёжиков пока не видел. После них ещё неделю руки не шевелятся, а при попытке прикоснуться к чему-нибудь искра всё время проскакивает, — улыбнулась она. — Валер специально для наших девочек, что из учениц, заклинание придумал. Чтобы не приставали.

Ай да Валер, какой умный мужик был. А то другой научит только самым сильнейшим боевым заклинаниям вроде «невидимого молота» или «сожжения души», а потом ученицу из-за какого-нибудь кабацкого приставалы под суд — и в тюрьму. Плюс «Внутренний щит» на год, после которого про колдовство навсегда забыть можно. А этот придумал что-то адекватное.

— Но всё же лучше избегай применять, ладно? — попросил я её. — Незачем афишировать, что ты колдунья. Ты у нас вроде тяжёлого оружия: если никто не будет знать, что ты можешь — у нас всегда будет преимущество.

— Понимаю, — кивнула она.

Ну и умница, раз понимает. А вообще будем надеяться, что до скандала не дойдёт. Всё же жандармов полно, и войска в деревне. Нормальные люди поостереглись бы буянить. Осталось выяснить, насколько эти нормальные, потому что навелись на женщин они конкретно, и моё присутствие не поколебало их решимости ни на минуту. Пели они даже громче, смотрели, не отрываясь, а после «Шумел камыш» затянули «Окрасился месяц багрянцем», что тоже укладывалось в традиционный репертуар для таких случаев. Гармонисту налили, дали золотой, так что он тянул свою гармонь от плеча до колена и обратно, старясь, как мог. Изделие армирских[77] мастеров стонало, завывало и рвало душу.

— Ну надо же, как стараются! — повернулась к нам Лари. — Маша, ты им точно нравишься.

— А ты? — огрызнулась Маша.

— А я нравлюсь тебе. Я знаю, — ответила демонесса таким томным голосом, что Маша расплескала свой морс — правда, с примесью водки.

С этими словами демонесса закинула одну великолепную ногу в длинном сапоге на другую таким движением, что певцы на мгновение сбились. А затем ослепительно улыбнулась, прикрыв, правда, клыки. А я понял, что теперь проблем точно не избежать. «Певцы» продолжали петь, но от стойки оторвался высокий, худой, плечистый человек с тёмной щетиной и наголо бритой головой, на которой выделялись чёрные, глубоко посаженные глаза. Он словно из пещеры смотрел на мир из-под низко нависавших бровей. На боку у него болталась кобура с каким-то монстром заказного пятидесятого калибра, с другой стороны — огромный тесак в ножнах, с потёртой обшитой кожей рукояткой.

Свой пыльник он вместе с остальными сбросил на стол и остался в потёртой куртке из тёмно-зелёной чешуйчатой кожи болотного тритона, серых брюках галифе с кожаными вставками для езды верхом и высоких, до самых колен, шнурованных крепких ботинках. Глаза у него были мутные и красные от усталости и выпитого, но стоял на ногах он крепко и двигался легко. Когда он подошёл и встал перед демонессой, с любопытством глядящей на него снизу вверх, «певцы» замерли. Получилось, вроде как оркестр сделал драматическую паузу, подчёркивая ответственность момента.

Я вполне доброжелательно смотрел на подошедшего, незаметно сместив правую руку ближе к поясу, где лежала в чехле моя пружинная дубинка, как раз для таких случаев предназначенная. Стрелять тут нельзя, могут и вздёрнуть, а вот приложить чем-то таким вовсе не возбраняется. Если без смертоубийства и тяжких увечий, то отделаешься максимум покрытием ущерба и штрафом. Ну может, ещё лекарю заплатишь. Главное — посторонних и местных не задевать, а у заезжих драки почти обычай.

Другое дело, что их аж восьмеро… Но без демонесс с колдуньями. А мы с ними, хоть и без понятия, как они себя поведут. Например, Лари явно ищет повода… к чему? Вот у неё куртка расстёгнута и рука неподалёку от рукоятки укрытого латига.

— Позвольте представиться, — уверенным хрипловатым голосом заговорил главарь «охотников за головами». — Владимир. Владимир Труба. Из Гуляйполя.

Гармошка возле стойки опять взвыла, выдав первые такты песни «Любо, братцы, любо», но хор пока молчал, выжидая развития диалога.

— Очень приятно, — слегка улыбнулась Лари, но больше не добавила ничего.

Маша чуть напряглась, но магии я пока не ощущал. Видать, не слишком серьёзно она оценивает противников. Что, в общем, не удивляет. Если воевать с колдунами ещё можно, то драться — точно не стоит. Лично я с Машей драться ни за что бы не решился, а пока ожидал развития событий.

— Могу пригласить вас присоединиться к нашей компании, прекрасная незнакомка? — сразу сбился на стандартные кабацкие банальности Владимир Труба из Гуляйполя.

— На хрена? — так же мило улыбаясь, спросила демонесса, и я понял, что она явно ищет драки. Только зачем это ей?

Подошедший немедленно сбился с мысли, не ожидая столь простого вопроса. Затем собрался и сказал:

— Ну… мы угостили бы вас… — показав при этом в сторону, где собралась его компания.

Лари молча подняла наполовину налитый стакан со стола, покрутила перед собой, после чего лаконично сказала:

— Уже.

Это снова вызвало паузу в диалоге, который явно развивался не по привычной для Владимира Трубы колее. Главным фактором, сулящим успех его донжуанству, насколько я понимал, являлся страх собеседницы, которая должна была поддаваться галантному головорезу, чтобы избежать банального битья по морде. Система «по любви или по печени?». Эта же дама лишь с любопытством ожидала продолжения разговора, явно ни капли не опасаясь человека, которого должны были бояться все. Лично я — опасался.

— Да ладно кобениться. Пошли, — решив более не терзать себя натужной вежливостью, сказал Вова Труба и протянул руку к Лари.

Всё же человек и демон — разные ипостаси. Даже полудемон. Я толком не успел и разглядеть, как Лари пнула его сверкающим — когда только и надраить успела? — сапогом в живот, после чего рванула его за запястье мимо себя, обрушив в проход между столами, лицом вниз. И не успели его обалдевшие друзья среагировать, как демонесса оказалась на столе, с него с невероятной ловкостью и грацией перепрыгнула на соседний, оттуда — на следующий. И лишь когда она оказалась на том самом столе, на котором были свалены плащи и винтовки, компания вдруг спохватилась и среагировала. Один из нордлингов, невысокий, но очень широкий, с косичками как у первоклассницы, что-то заорал на своём языке, попытался схватить ногу демонессы, но в результате получил такой пинок каблуком в середину лба, что стук от удара разнёсся по всему кабаку, перекрыв все другие звуки, а сам нордлинг отлетел назад, завалив попутно одного из южан.

Один из «певцов» тоже попытался схватить Лари за ногу и сдёрнуть со стола. С человеком, даже с самым ловким, это получилось бы, но не с тифлингом. Уследить, как она увернулась, я тоже не смог, зато прекрасно увидел, как каблук второго сапога ударил уже в этот лоб. С точно таким же эффектом. У того закатились глаза, и он с грохотом опрокинул спиной соседний стол. А на Лари бросились все разом. Маша вскочила, я почувствовал, как через неё словно холодный ручей потёк: она привлекала Силу.

— Не спеши! — крикнул я ей.

Сам же я уже нёсся в сторону разгоревшейся драки, успев отметить, что кабатчик накручивает диск на висящем на стене телефоне. Жди жандармов.

Меня увидели не сразу: все смотрели на хохотавшую и сбрасывающую пинками барахло со стола Лари. Поэтому мне удалось с ходу пнуть в колено одного из стоявших, после чего захватить его за шею и опрокинуть затылком на соседнюю лавку, попутно добавив ещё и с ноги куда-то под рёбра. В ту же секунду меня заметил и налетел один из южан, с выпученными бешеными глазами. Я успел заметить у него на руке кастет с шипами. Увернулся от прямого удара в лицо, успел в нырке ухватить дубинку и, выпрямляясь, ударил не прямым, как можно было от меня ожидать, а чуть снизу и наотмашь, не дотягиваясь до него. Дубинка со щелчком разложилась, и увесистый набалдашник с хряском врезался ему в скуловую кость, глубоко рассекая кожу. Этого хватило для того, чтобы он ухватился за лицо руками, закачался и получил ещё один удар — по шее, вырубивший его окончательно.

Тем временем вокруг Лари события просто кипели. А она взялась за латиг, но не за рукоятку, а за середину, используя рукоять как кистень. Может, и правильно: концами латига убить нетрудно. А она и так орудовала им мастерски. Кнут метался подобно летучей взбесившейся змее, обмотанная кожей тяжёлая рукоятка била по подставленным рукам, по головам, по спинам. Второй нордлинг сумел зайти сзади и даже занёс кистень, но тот вдруг потянул его назад, как будто кто-то невидимый рванул оружие на себя, а я почувствовал лёгкую волну маги. Маша всё же вмешалась, и вмешалась аккуратно. Умница!

Выигранной паузы Лари хватило, чтобы заметить опасность и приложить нордлинга кнутовищем по башке, отчего тот взвыл, упал на колени и схватился руками за голову. Тем временем вскочил на ноги «певец», которого Лари сбила с ног первым, и бросился на неё, теперь уже аккуратно, не горячась, понимая, что против него не забуянившая девчонка в подпитии, а серьёзный противник. Вскочил на ноги и тот, которого я сбил с ног первым. И вытащил нож. Хороший такой, крепкий, средней длины нож с чуть изогнутым клинком, гномьей работы. Таким кишки выпускать как не фиг делать. И пошёл на меня, делая рукой с оружием небольшие финты. Второй южанин начал обходить меня сбоку. К Лари направился поднявшийся на ноги главарь, уже оправившийся, хоть и морщившийся с каждым шагом. И который вдруг резко споткнулся о неожиданно придвинувшийся ему прямо под колени табурет, но не упал, а отскочил в сторону.

Раздался свист, что-то неуловимое мелькнуло в воздухе, выбитый страшным ударом нож вылетел из руки «певца», а сам он схватился за запястье, сморщившись от боли, и резко отскочил назад. Это Лари развернула латиг в «боевую позицию» и влепила прямо по зажатому ножу. Заодно и высушив кисть наёмника. Южанин резко отскочил в сторону. Получивший по голове нордлинг отбежал чуть назад, но лишь для того, чтобы выбрать позицию для атаки, которая не замедлила случиться. Пущенная могучей рукой тяжёлая табуретка почти настильно полетела в спину Лари, но вдруг плавно изменила направление и ударила сиденьем плашмя по морде крадущегося южанина, сбив его с ног с такой силой, что каблуки подлетели выше головы.

Главарь уже вооружился своим тесаком. На ноги сумел подняться нордлинг, получивший в лоб от Лари, и тоже достал искривленный нож. Второй северянин опять взялся за свой кистень и пошёл к нам. И в этот момент раздался переливчатый свист, знакомый каждому в Новых государствах. Полицейский свисток. И драка замерла.

В двери вошло человек десять жандармов сразу. У всех дерущихся из рук мгновенно исчезло холодное оружие. А на лицах появилось выражение: «Ой, а что случилось?» Свара просто испарилась, потому что шутить с жандармами не стоит. Даже в случае простой драки месяц отсидки схлопотать — что яблочко сорвать с дерева. И кому охота месяц дрова рубить?

— А ну расселись все, — прорычал старший жандармский унтер. — По местам, откудова встали, если не хотите сразу по месяцу за неподчинение схлопотать.

Лари мило улыбнулась представителю власти, легко спрыгнула со стола на две ноги и пошла, покачивая бёдрами так выразительно, что даже утиравший с лица кровь южанин уставился на неё. И через несколько секунд она уже сидела, закинув ногу на ногу. Ну и я счёл за благо вернуться за стол и сразу налить себе пива, успокаиваясь. Потому что сердце от выплеска адреналина стучало так, что я боялся: это будет заметно. Даже через толстый свитер. А вот Лари была идеально спокойна, почти блаженна.

— Ты это зачем сделала? — прошептал я.

— Просто так, — ослепительно улыбнулась она, продемонстрировав влажные белые клыки. — Скучно стало. Тебе разве не понравилось?

Тем временем банда тоже рассаживалась кое-как на свои места под бдительными взглядами жандармов. Некоторым из них досталось неслабо. Особенно тому, к которому прилетела табуретка, пущенная рукой его товарища. Он до сих пор пребывал без сознания, лёжа на полу. Над ним присел главарь и тот нордлинг, что его предметом мебели приложил. Затем главарь повернулся к нам и так посмотрел, что я сразу понял — есть у нас проблемы. И немалые.

Я с тоской глянул на Лари. Скучно ей стало, понимаешь. Вот теперь-то повеселимся. Особенно если они нас за стенкой перехватить сумеют, где жандармы не прибегут. Интересно, они поняли, что у нас Маша колдунья, или не сообразили, откуда столько невезения в драке?

Тем временем старший унтер извлёк из планшетки бланк протокола, а в кабак вошло ещё одно лицо — местный целитель, который сразу же направился к валяющемуся без сознания южанину. В общем, ситуация под контролем. Осталось только прикинуть размер штрафа, который с нас сдерут. Без этого не обойдётся. Плюс посуда битая.

ГЛАВА 36, в которой герои вынуждены сменить ночлег в чистых постелях на ночёвку в опасном лесу, возле костра

— Лари, пятьдесят золотом штрафа. И ещё десятка за ущерб.

— Тебе жалко для девушки? — с ехидной улыбкой повернулась она ко мне.

Мы вышли втроём из жандармского участка, где долго и уныло отвечали на вопросы озлобленного на весь мир старшего унтера, которого сорвали с насиженного места аж в Торжке и прислали сюда, в деревню, вместо местного командира, отданного под трибунал за разгильдяйство. А затем я заплатил штраф. А потом внёс помимо штрафа сто рублей ассигнациями в пользу кабатчика — за битую посуду и прочий ущерб.

— Лари, мне для тебя — ничего не жалко, красота ты наша демоническая, — вздохнул я. — Но это для тебя, а не для бюджета села Броды и не для кабатчика Феоктистова, толстомордого.

— Зато я повеселилась, — заявила она. — Если тебя настолько душит жадность, можешь заплатить из моей доли за березняковского бхута.

Я вздохнул и проклял себя за излишнюю галантность. Нет во мне душевных сил вычесть эти деньги из её доли, а следовало бы. Только взбалмошной и драчливой демонессы нам в наших странствиях не хватало. Если она в каждом селе такое веселье будет устраивать, нам никаких денег не хватит, чтобы откупаться от властей.

— Ну ладно, надулся, — протянула она насмешливо и ткнула острым кулачком в плечо. — Скажи ещё, что не было весело.

— Ага. Особенно весело будет, если они по пути в Пограничный на нас засаду устроят. И расстреляют из восьми стволов.

— Ерунда! — отмахнулась она. — Маша нас опять щитом прикроет. Правда?

С этими словами она отвесила задумавшейся колдунье звонкого шлепка, отчего та взвизгнула и уже привычно закрылась от неё мною, забежав и встав с другой стороны.

— Лари, ну ты вообще уже! Люди же кругом! — покраснев, возмутилась она.

— Верно, — с преувеличенно серьёзным видом кивнула Лари. — На публике такими делами не занимаются. Дождёмся, когда мы останемся вдвоём, дорогая.

— Гадина! — фыркнула Маша, покраснев ещё гуще. — В змею бы тебя обратить!

— Зачем? Яда во мне и так хватает, а змея не будет тебя возбуждать, если ты, конечно, не окончательная извращенка, — почти пропела в ответ демонесса и показала острый розовый язык.

— Ты можешь о чём-то другом говорить, кроме… этого?

— Могу, — кивнула Лари. — Но не хочу. Об «этом» интересней всего, если с тобой. И это тебя возбуждает, ну при-зна-а-айся.

Последнее слово она протянула с каким-то грудным урчанием, словно пригревшаяся кошка, и потянулась к ней рукой, словно намереваясь схватить согнутыми, как когти, пальцами. Маша увернулась и ещё раз фыркнула.

— Меня возбудило бы, если тебя арестовали сейчас и дали мне отдохнуть от тебя недельку.

— Ну вот видишь, ты и созналась, — обличительно уставила на неё тонкий палец демонесса. — Ты мечтаешь увидеть меня в цепях и кандалах. Теперь я точно знаю, что тебя возбуждает! Шалунья…

При этом она сделала вид, что собирается потрепать Машу по волосам. Та опять увернулась, задохнулась — и не ответила ничего. Я тоже не вмешивался, потому что такие перепалки превратились в их стиль общения. Молодая колдунья оказалась девушкой приличной и немного застенчивой, неизвестного возраста демонесса, как выяснилось, была особой ехидной, весёлой и склонной к хулиганству, поэтому по-другому они общаться и не могли. На самом деле ничего «криминального», кроме сомнительных шуточек, между ними не происходило. А я всё больше и больше задумывался о том, что вовсе не отказался бы от «криминала» между Лари и мной. Ну да ладно, вечно я не о том думаю. Говорили мне много раз: «Сашка, не доведут тебя девки до добра!» И я в это верю.

— Ладно. Смех смехом, а проблемы у нас будут, — заявил я. — Лучше всего нам выехать сегодня.

— В ночь? — поразилась Маша.

— В ночь, — кивнул я. — И проехать хотя бы километров пятьдесят, после чего можно встать лагерем в лесу.

— Зачем? — удивилась Лари.

— Затем, что они завтра наверняка попытаются выехать раньше, чем мы. И примут нас на дороге, — объяснил я.

— Они где поселились? — спросила она. — В «Приюте путника»?

— Лари! — Я даже остановился и уставился ей прямо в её угарные зелёные глаза. — Если ты что-то с кем-то из них сделаешь ночью, то завтра никого отсюда не выпустят. И начнётся следствие. И мы здесь застрянем надолго, а у нас дела впереди.

— Можно ничего не делать, — мило улыбнулась она. — Распылить через окошко или под дверь один эликсирчик, и завтра вся банда будет занимать очередь к уборной. И так двое суток, и никакие целители не помогут. А потом ещё будут сутки в себя приходить. Он у меня в рюкзаке лежит, вполне могу поделиться.

— Не надо, — отказался я от такого предложения. — Лучше попытаемся уехать сегодня. Пока мы с ними просто подрались, причём по их же вине. И они это понимают. Не удастся засада — плюнут и по своим делам поедут. А вот если у них начнётся повальный понос после драки с нами и они ещё почувствовали магию, то тогда они плюнут на всю охоту на «Ласок» и погонятся за нами. И вообще вы вынуждаете меня напоминать, кто в отряде главный.

— Хорошо, хорошо, мы помним, что ты главный, а мы слабые и покорные женщины, — не удержалась, чтобы не съехидничать, Лари.

Но спорить прекратила, и, когда я попросил их быстро отправиться в гостиницу, пока бандиты посещают местных лекарей, они не стали возражать, а побежали чуть ли не бегом. А я повернул к автомастерской. Остаётся надеяться, что рессоры в машине были в нормальном состоянии и она сейчас не стоит на подставках со снятыми колёсами и полуразобранной подвеской.

Когда я резво вбежал мастерскую, обратив на себя удивлённые взгляды братьев Бочаровых и их учеников, Пётр как раз осматривал рессоры. Шприцевать подвеску, судя по всему, он уже закончил.

— Стой! — крикнул я. — Не надо с рессорами возиться.

— А чего так? — высунул из-под днища машины чумазое лицо Пётр, стоящий в ремонтной яме.

— Планы изменились. Тороплюсь. Сколько должен?

— Это уже ко мне, — окликнул меня Иван Бочаров и начал листать свою конторскую книгу.

Листал он долго, слюнявил палец, шевелил губами, исподлобья наблюдая за мной, попрыгивающим от нетерпения, и в конце концов выдал результат. Отдать пришлось почти десять рублей золотом, некоторые работы Иван явно сочинил с ходу, когда подсчитывал сумму. Видел, гад, что я тороплюсь и проверять не буду. Все автомастера такие, даже самые лучшие.

Рассчитавшись, я завёл свою «копейку», не дожидаясь, когда мотор прогреется, воткнул первую, и увесистый грузовичок с рычанием выехал в ворота, где мне резко пришлось ударить по тормозам, чтобы не столкнуться с «козлом» с пустующей турелью за передними сиденьями. Вот уж везуха… как утопленнику.

В «козле» сидели трое — Вова Труба, южанин со свежим, но уже заросшим шрамом на лице, от моей дубинки оставшимся, и один из «певцов» — тот, что кинулся первым на Лари. За рулём сидел «певец», и именно он нажал на тормоз, причём так резко, что из-под проехавшихся юзом колёс поднялось облако пыли, а сидевшие в машине чуть не вылетели вперёд.

— Кого я вижу, — произнёс Вова Труба, уставившись на меня своим тяжёлым взглядом. — Кого нам боги принесли навстречу.

— А боги ли? — подхватил в тон шофер.

— Нет, не боги. Я сам приехал, — сказал я, сдвинув руку поближе к кобуре.

— Не мацай волыну, не надо, — покачал головой Труба.

Южанин с шофёром напряглись. Я ничего не сказал — лишь продолжал молча смотреть на их атамана.

— Не надо дёргаться, — повторил он. — Мы не хотим поднимать шум в городе. Нам и так инцидент в трактире дорого обошёлся. Штраф, время, наши личности попали в бумаги жандармского ведомства.

— И?.. — лаконичней некуда спросил я.

— И… ничего. Проезжай. В другой раз увидимся, — сказал Труба, задумчиво глядя на меня.

— Назад сдайте, — сказал я, руку от кобуры всё же не убирая.

— Сдай чутка, — скомандовал Труба водителю.

Тот резким движением со скрежетом воткнул заднюю передачу, «козёл», фыркнув двигателем, подался назад на пару метров.

— Вот ещё что… — задумчиво сказал Труба. — На первый взгляд начали мы. Но драки хотели вы. Зачем?

Я просто пожал плечами.

— Понятно, не ты там главный, — кивнул он, или и в самом деле так решив, или провоцируя меня на «битьё в грудь». — Эта, в тюрбане, у вас за главную. Кто она такая?

Я снова пожал плечами, затем сказал ему:

— Извини, что задерживаю.

Демонстративно отвернувшись, тронулся с места и поехал по улице к постоялому двору, спиной ощущая взгляды охотников за головами. Чует моё сердце: если мы отсюда скрытно и быстро не уедем — быть проблемам. Причём таким большим, что дальше крематория не унесёшь, при всём желании.

Больше никого из их компании я по дороге не встретил — и то хорошо. Машину поставил перед гостиницей, прямо под окном нашего номера, старательно прижав её задним бампером прямо к стене. Выпрыгнул, почти бегом взбежал на крыльцо, вошёл в полутёмный холл. Хозяин сидел за деревянной стойкой, читал газету и слушал музыку через чёрную тарелку радиорепродуктора. К моему удивлению — классику. Впрочем, может, и не слушал — так, играла она у него для шума, и всё. Он поднял глаза от газеты, сказал:

— Спрашивали вас.

— Кто?

Я, грешным делом, подумал, что кто-то из жандармского участка заходил по поводу происшествия.

— Мальчишка, Филимоновых сын. Спрашивал, можно ли с вами завтра увидеться?

— И что вы ему ответили?

— Сказал, что до завтра у вас в любом случае оплачено. Не так что-то?

— Нет-нет, всё правильно, — ответил я.

Я быстро взбежал по лестнице на второй этаж и постучал в дверь нашего номера. Никаких мальчишек Филимоновых я здесь не знаю. Тут импу подземному понятно, что кто-то его подослал, подкинув немного денег, чтобы тот поинтересовался, до каких пор мы в Бродах ещё пробудем. А кто так тайно интересоваться мог? Тот же имп и это понял бы: Вова Труба со своей бандой. Не забыл Вова о нас, а к тому времени, когда мы с ним столкнулись, он уже знал, что мы до завтра как минимум будем здесь. Вот и предпочёл на улице ничего не устраивать.

Дверь номера мне открыли без вопросов. Маша умеет опознавать, кто стоит за дверью, и я почувствовал, как её магия слегка мазнула по мне. Хорошо быть колдуньей: и выглядывать за дверь не надо. Можно проверить, кто там, и если кто неправильный, то прямо через дверь по нему и долбануть, прикинув, где стоит. Она, судя по всему, так сделать и собиралась, держа в руках здоровенный и уже привычный ей пистолет «маузер» с примкнутым прикладом. Дверные доски он как бумагу прошил бы своими быстрыми и тяжёлыми пулями.

— Собрались? — спросил я, оглядевшись.

— А чего нам собираться, — ответила Маша. — Мы и разобрать сумки не успели. Что делаем?

— Хрупкое у кого-то что-то есть?

— Бросай, бросай, — угадала мою идею Лари.

Я перевесился из окна с её рюкзачком, огляделся, проверяя, что никто на нас вроде бы не смотрит и мимо не идёт, и разжал руку. Рюкзачок демонессы упал на лежащую в кузове палатку и скатился в сторону, совсем без шума. Затем туда полетел рюкзак Маши и мой. Последними выпали карабины в чехлах, упавшие на мягкие мешки.

— Ну пошли.

Теперь, если мы пройдём мимо хозяина без багажа, он решит, что мы в трактир направились, даже если его кто-то попросил проследить за нами. Не думаю, конечно, но чем боги не шутят, особенно тёмные? И они же берегут опасливого.

Так и получилось. Когда мы прошли мимо хозяина, он лишь мельком глянул на нас — и опять углубился в свои «Тверские ведомости». А мы вышли на крыльцо, быстро прошли вдоль стены дома и через несколько секунд уже расселись по местам.

Уже темнело, сумерки упали на Великоречье и становились гуще с каждой минутой. Надо было торопиться, если мы хотим выехать из села до того, как запрут ворота. «Час нечисти»[78] приближался.

В воротах на нас посмотрели как на умалишённых, но ничего не сказали, выпустили даже без дополнительной проверки, хотя могли бы устроить. Выход за городские стены на ночь глядя явный признак или слабоумия, или злоумышления. Вполне нормально было бы придержать нас на выезде и повыяснять не торопясь: не случилось ли в городе чего? Не убили ли кого и не украли ли что-то? Очень уж странна такая торопливость. Ночь в поле, и тем более — в лесу, принадлежит отнюдь не людям. И даже не тифлингам. Безопасными разве что эльфийские пущи можно считать, да и то исключительно для эльфов.

Едва мы выехали на укатанную колею дороги, как ворота у нас за спиной со скрипом начали закрываться. Люди запирались внутри своих селений, уступая землю ночным страхам. Здесь, в Великоречье, разница между ночью и днём столь разительна, что в старом мире никто бы и представить себе не мог такого. Дневные, светлые силы отступают, и с темнотой приходят силы ночные, враждебные.

Я включил фары, мощные приборы осветили дорогу передо мной, их свет даже упал на стволы деревьев приближающегося леса.

— Далеко мы? — спросила Лари, когда огни прожекторов на кордегардии Бродов исчезли за лесом.

— Проедем сколько сможем, до полной темноты, найдём место для ночлега. Лучше всего поляну какую-нибудь.

Лари ничего не сказала — лишь кивнула, как будто так и надо. Прекрасно. А ведь могли бы спать в нормальных постелях в гостинице. И даже в одной постели с ней. Возможно. В любом случае не надо было бы в лесу поляночки искать, но ей, видишь ли, повеселиться захотелось. И нам теперь отдуваться.

— А если просто не останавливаться? — спросила Маша. — Ехали бы себе дальше — к утру на месте были.

— Нельзя ночью через лес кататься, — категорически заявил я. — Могут мозги заплести, могут дорогу, а могут… мало ли что? Ночью всё здесь по-другому. Ночью если и ездят, то лишь по великой-великой нужде, а у нас такой не случилось пока.

— А кого в лесу бояться?

— Шутишь? — чуть не выпустил я руль от удивления.

— Нет, просто спрашиваю. В образовательных целях.

Ничего себе вопросик. Вроде как просьба прочитать наизусть два последних тома «Описания тварей ночных, нечистых, неживых, для человека и иного разумного существа опасных».

— Маш… их множество, — пожал я плечами в некоторой растерянности. — Можешь только из списка исключить тварей именно человекоедящих.

— Это почему? — удивилась она.

— Потому, что все они тянутся к жилью, а в лесу просто хищные. Но нам от этого не легче. Какая разница — те же нави вытягивают жизнь только из нас или любой живой твари, что рядом оказалась?

— Без разницы, — кивнула Маша.

— Во-во, и я о том же. Что совой об пень, что пнём об сову. — Я резко крутанул руль, объехав непонятно как оказавшийся на дороге большой камень, затем продолжил: — На самом деле у пяти из десяти лесных тварей и имен-то нет. Никто специально по ночам по лесам не шляется, их изучая. А ночью всё, что к существам не магическим не относится, опасно. Да и просто чудовищ и хищников хватает. Опять же какая разница, медведь тебя задавит или проглот-древец разорвёт? Никакой разницы.

— Что за древец?

— Да есть такая тварь лесная, — пустился я в объяснения. — Что-то среднее между ящерицей и зверем, метра три длиной, но толстая и почти без хвоста, пасть как люк в канализацию. А с виду бревно бревном, с двух шагов можно не узнать. Жрёт всех подряд.

— Они в лесу часто попадаются?

— Не очень. И не в этих краях, они всё больше к северу отсюда обитают.

— Здесь тоже попадаются, — неожиданно вмешалась в беседу Лари. — Я точно знаю, потому что Василию в подарок шкуру привезли из Пограничного — месяц назад, наверное.

Точно, была у Васьки-некроманта шкура этого самого проглота. Он её прямо в сенях на стене повесил. И Маша её видела, о чём я ей и напомнил. В общем, с проглотом разобрались, а дальше я решил задать пару вопросов насущных.

— Маш, а ты защитный круг построить можешь?

— Если непроходимый, то долго не продержится, — покачала она головой. — А если сигнальный и с пугалками… Раз в два часа надо обновлять будет примерно. А завтра уже на колдовство не рассчитывайте, отдохнуть день потребуется.

Примерно на это я и рассчитывал. Круг непроницаемый, смертельный для всех, кто попытается его пересечь, разве что лишь Пантелей сумеет поставить на часок. А нам и сигнального хватит — всё проще, чем на каждый шорох вздрагивать. К тому же сигнальный круг может большим быть, шагов на двадцать-тридцать от центра отступить.

— Это хорошо. Мы с Лари тогда по очереди посторожим, а тебя будить будем, чтобы ты его поддерживала, — обрадовался я.

— Так даже лучше: не слишком устану, — согласилась Маша.

В том и проблема с магией, что сильные заклятия очень быстро забирают силу у заклинателя. Иной могучий колдун по силе своей, не по дальности — артиллерийскому дивизиону равен был, но только дивизион этот мог целый день колотить, лишь бы снарядов хватало и откатники не потекли, а колдун пару раз ударит — и потом дня два пальцем шевельнуть не может. А воинства дальше друг друга железяками пыряют.

Были у колдунов центры силы в виде мощных амулетов, а также вроде всяких алтарей и такого прочего. В них магики аккумулировали подчас действительно великую силу, но и использовать её могли там же, не уходя далеко. И именно поэтому у воров самым опасным почиталось проникновение в замки сильных колдунов — там они, на своей территории, действительно подчас всесильны. Но лишь там. На том они технике и уступили. Но это в масштабе межгосударственной политики, а в нашем случае колдунья Маша — наш главный актив. Хотя… честно говоря, так до конца и не пойму, на что способна наша демонесса. Ладно, будем посмотреть.

Поляна действительно нашлась подходящая, когда до окончательной темноты оставались считаные минуты. Я свернул с дороги, по днищу зашуршала высокая трава. А ещё через минуту машина уже стояла, пощёлкивая остывающим двигателем, а я быстро собирал валежник на опушке леса, поддерживая локтём норовящую свалиться с плеча двустволку, и мне активно помогала Лари. А ещё минут через десять у нас весело разгорелся костёр, а на нём, на маленьком таганке, повис закопчённый чайник.

— Всё, все отбегались? — спросила Маша. — Кому там куда ещё надо? Ставлю круг.

Она прикрыла глаза, вытянула руки перед собой, ладонями вперёд, затем медленно развела их в стороны. Я чувствовал, как Сила плавно и гладко, прохладным ручьём истекает из молодой колдуньи. Как будто лёгкий ветерок закружился в ночном воздухе, и ничего больше. Затем Маша свела ладони, и между ними засветился белый огонёк, осветивший своим ровным светом её лицо снизу и разведённые ладони. Потом этот огонёк взмыл в воздух, разделился на четыре огонька поменьше, но уже голубоватого оттенка, а затем они поплыли в разные стороны. Остановились в воздухе, как будто раздумывая, после чего вдруг медленно пошли по кругу, шагах в пятидесяти от нас, так что наш костерок оказался в центре их хоровода.

Маша выдохнула, стерла пот со лба. Совсем незначительное на первый взгляд волшебство далось ей с трудом, так что взгляд этот можно было считать ошибочным.

— Всё, теперь дальше десяти метров от костра не ходите, — сказала она.

— Сигналка сработает? — догадался я.

— Сработает, и не только сигналка, — кивнула колдунья. — Я вам краткий инструктаж проведу. Эти огоньки учуют любое существо крупнее кролика, которое подойдёт к нам метров на пятьдесят, и тогда один из огоньков зависнет над ним. Свечение усилится, вы даже сможете разглядеть того, кого увидел огонёк. Если гость решит ещё приблизиться, вы услышите звук, как будто кто-то в свистульку дует. А если тот, кто к нам пришёл, приблизится ещё, метров уже на двадцать, или бросится вперёд слишком быстро, огонёк превратится в маленькую шаровую молнию и ударит его сверху.

— Неплохо! — удивлённо подняла брови Лари. — Это лучше, чем круг.

— Чем лучше? — спросил я.

— Чем круг, — отрезала Лари. — Круг требует больше силы и не атакует нападающих. А огоньки атакуют.

— Не очень сильно, — поморщилась с сожалением Маша. — Но всё равно больно. Любопытного зверя могут и спугнуть. Если первый не спугнёт, подлетит второй и тоже ударит. И так все четыре.

— Здорово, — согласился я.

— Надо думать! — загордилась Маша. — Я это заклинание, между прочим, сама придумала, поняли? Это вам не из книжки вычитанное.

— Дай поцелую, раз ты такая умная… — проворковала Лари, и Маша испуганно замолчала.

Чайник закипел. Обхватив нагревшуюся рукоятку полой пыльника, я разлил чай по деревянным чашкам. Чашки эльфийские, кстати, из дерева эвир, которое почти не нагревается. Эльфы из него всю посуду делают, а люди из Новых государств из него любят полки в банях мастерить, хоть и выходят они чуть не золотыми по цене. Надо ли говорить, что у Васьки-некроманта в бане полки эвировые, зная его страсть к дорогим цацкам? Думаю, не надо.

— Что за чай? — чуть принюхалась к напитку Лари.

— С ведьмачьей травой. Для ночного зрения, — пояснил я. — Да всё нормально, с ней даже вкуснее.

— А у меня и так с ночным зрением всё в порядке, — улыбнулась своими белыми клычками Лари, но из чашки отпила. — И правда вкусно. Как с мятой и лимонником. Кто первый дежурит? И как меняемся?

— Маша, тебя как будить? — спросил я колдунью.

— Раз в полтора часа примерно.

— Ну и прекрасно. Тогда через полтора часа и будем меняться, — сказал я демонессе. — Одно требование — дробовик вообще не выпускать из рук. Ни при каких условиях. Надо что-то взять, поменять позу — хоть одной рукой, но держать.

— А почему дробовик? — полюбопытствовала Маша.

— Потому, что карабин нужен для целей удалённых, его можно просто рядом положить. Заметишь кого — успеешь поднять. А если кто-то всё же прорвётся прямо к нам, то тогда из ружья надо лупить. А оно уже в руках, шарить вокруг себя не потребуется. И уже с отключенным предохранителем, — изложил я свою постоянную и не раз проверенную стратагему.

— Ну ты смотри, — усмехнулась Маша. — Как всё продумано.

— Хорош издеваться. И спать тебе пора.

ГЛАВА 37, в которой Маша колдует, а на ночующую в лесу компанию нападает опасный хищник

Дежурить у костра я сел первым. Стемнело, небо засыпало звёздами. От костра шло тепло, слегка сыроватый валежник потрескивал в огне, иногда стреляя мелкими угольками. За границей круга света, падавшего от костра, сгустилась тяжёлая тьма. Но в высоте, мерцая и переливаясь, вокруг нашего бивака крутились четыре колдовских светлячка, охраняя наш покой.

На коленях у меня пребывала «вампирская» двустволка, под боком лежал карабин, а в левой руке была чашка с чаем. Настой ведьмачьей травы действительно помогал, пусть и не слишком сильно. Но я всё же различал предметы, различал редкие кусты поодаль и стволы деревьев. Всё лучше, чем просто в темноту таращиться. Хотя в такое время лучше всего полагаться на слух и моё чутьё. Тот, кто выйдет охотиться на нас из леса, обязательно посмотрит голодным взглядом, я это знаю. Если он глазами пользуется, конечно. А может и не пользоваться. А ещё я знаю о тварях, которые нападают из-под земли. Но не здесь: лесная почва для них не годится — переплетённые корни мешают. Да и вообще они живут южнее и ближе к степям и пустыням.

Поодаль что-то сильно зашуршало травой, я насторожился. Однако светлячки в воздухе вели себя спокойно, а вскоре и шум затих. На каждый шум не надёргаешься, тут самого обычного зверья пруд пруди. Мог обычный кролик пробежать, если его кто спугнул, а так они по ночам не бегают. А спугнуть его мог кто угодно — поневоле задумаешься.

То, что я Маше сказал — чистая правда. Большую часть лесных тварей никто не видел, никто не изучал. Знаем мы всё больше тех монстров и ту нечисть, что в города попадает, к хуторам и деревням тянется, желая поживиться или человечиной, или кровью, или душой. Их ловят, их знают, о них всякие полезные книги написаны. А в лесу зачастую попадается такое, что смотришь потом и думаешь: и что бы это могло быть?

Лесной серый медведь может с равным успехом сожрать как оленя, так и человека — таким же образом поступает и нечисть. Она вообще на всё живое охотится — ну и мы ей на вкус в самый раз. На кого она поохотилась удачно, те уже не расскажут, а на кого не охотилась — те её и не видели никогда. А видели только ту и лишь тогда, когда охота плохо заканчивалась. Тогда новые виды и включались в реестры существ местными линнеями[79]. Во всех остальных случаях твари лесные обходились без регистрации последние сколько-то тысяч лет письменной истории этого мира.

Мне самому в лесу приходилось охотиться, и не так уж редко. За исключением случая последнего, когда тварь была явно созданной колдовством, все остальные, а их не меньше десятка, были… гм… естественного происхождения, если можно так выразиться. И в справочниках своих, каковых у меня дома на полке немало, нашёл я только шестерых. А четверо были не пойми кто, я о таких и не слышал. Листал, листал все эти книги, да так и не нашёл.

Вот, опять… и светлячок полетел в сторону, завис. Я положил ружьё поудобней. Он даже цвета не поменял и ярче не стал. А три других увеличили промежутки между ними и всё кружились в вышине, не проявляя никакого беспокойства. Если так можно сказать о маленьких шариках света колдовского происхождения, совершенно неодушевлённых. Затем и тот светляк, что улетал, вернулся на своё место в неторопливом хороводе.

Так и прошла моя смена, я лишь время от времени подбрасывал дров в костёр. Когда же полтора часа прошли, я растолкал демонессу и Машу. Лари открыла глаза, как будто и не спала. Длинные вертикальные щели зрачков пару раз дёрнулись — и превратились в зрачки обычные, человеческие, расширившиеся, правда, до самого края радужки, отчего зелёные глаза превратились в чёрные, а потом ещё и засветились в темноте. Вот это да! В жизни не видел такого. Наверное, мало с тифлингами общался.

Маша же проснулась с трудом, пару минут просто молча сидела, моргая сонно на костёр. Затем протянула руку за кружкой с остывшим чаем, глотнула пару раз и вроде бы пришла в себя. Потёрла друг о друга ладони, вытянула их вперёд, и я опять ощутил волну Силы, хоть и не столь мощную, как недавно. Маша замерла, как будто прислушиваясь к внутреннему голосу, затем удовлетворённо кивнула и сказала:

— Нормально, хорошо держится. Можно было даже не просыпаться.

После чего натянула себе на голову полу спальника и мгновенно уснула. И я последовал её примеру.

Проспать мне удалось примерно час. Проснулся от пинка в бок, слава богам — не сильного. Открыл глаза, но вскакивать не стал: тоже в своё время сам себя научил такой привычке. Мало ли кто на тебя в такой момент смотрит и думает: спишь ли ты?

— Что? — шепнул я.

— Светляк завис над чем-то, — прошептала Лари, глядя на меня своими жутковатыми поблескивающими глазами.

— Чем?

— Не понимаю. Не знаю. Вставай посмотри, — всё так же прошептала демонесса.

— У тебя же ночное зрение, — поддел я её.

— Оно в траве. Ты в местной живности лучше меня разбираешься.

Я откинул полу спальника, сразу сграбастал ружьё. Так мне спокойней. Поморгал, прищурился, вытягивая из выпитого отвара всё, что он мог дать моему ночному зрению. Действительно, один из светляков висел на одном месте и разгорелся заметно ярче. И проявился звук, как будто где-то что-то искрит. От него звук, между прочим. Хоть бы осветил, что там такое…

Как будто повинуясь моей мысленной команде, светляк загорелся ещё ярче, опустился ниже. И в его мёртвом голубоватом свете появились очертания чьей-то спины, слегка поднявшейся над травой, как будто немалого размера четвероногий приземистый хищник изготовился к прыжку. Хотя о чём это я: «как будто»? Он, тварь такая, и изготовился. А замер потому, что не может понять, что это над ним. Метров тридцать до него от нас. И взгляда я поэтому сейчас не чувствую — оно на светляка таращится.

Я посмотрел на Лари — она глядела на замершее существо не отрываясь, направив в ту сторону ружьё. Три светляка по-прежнему продолжали свой круговой бег. Я аккуратно отложил двустволку, поднял карабин. Приложился. Где там у того, что сидит в траве, может быть башка? Знать, где башня — первое дело, она всегда есть, даже если на первый взгляд и нету. Такое тоже встречается.

Магии не чувствуется. А нечистью может быть запросто, хоть и сомневаюсь в этом. Очень уж повадки животные. Нечисть должна сейчас завывать на все лады, шипеть там или ещё чего. А вот так красться… сомнительно это. Только по торчащей холке не удаётся понять, что же это такое.

Тварь всё же решилась. Сначала я почувствовал взгляд — голодный, но не злобный. Точно, хищник. Нечисть так глянет, что мороз от затылка по всей спине бежит, до самой задницы. А когда хищник — чувствуешь, что тебя уже почти едят.

Вот там башка должна быть… лопатки вижу и хребет выпирающий на спине… ниже… если на меня смотрит… так! Я нажал на спуск, и укороченная СВТ-К толкнула меня в плечо, из пламегасителя вырвалось в стороны голубоватое пламя. Раз! Два! Три! И вдруг светляк метнулся вниз, как будто кто-то в темноте взмахнул гибким прутиком с лампочкой на конце. Треснуло, грохнуло, вспыхнуло, рассыпалось искрами, кто-то взревел, а затем огромным прыжком отскочил в сторону, пропустив над собой картечь от выстрела демонессы, развернулся так, что мы увидели только мощные лапы и длинный хвост, и огромными прыжками, сгибая спину чуть не пополам, умчался в лес.

— Кто это был? — спросила проснувшаяся и сидящая в спальнике Маша.

На удивление, она стрельбу восприняла совершенно спокойно, как будто не она её разбудила, а поднос с кофе в постель.

— Мантикора[80], — ответил я.

Не узнать чудовища было почти невозможно. Даже рассматривать не требовалось: такими прыжками двигаться, кроме неё, никто не может.

— А они разве здесь водятся? — удивилась девушка.

— Северные водятся. Их несколько видов, — ответил я.

— На островах в Южном океане самые большие, — добавила Лари.

— Ушла? — уточнила Маша.

— Пока ушла, — скривился я. — Но может вернуться.

Самое плохое в мантикорах — они огня не боятся. Совсем. Не всякий хищник может прыгнуть прямо к костру, а мантикора может. А прыгнуть она способна метров на десять — не уверен, что успеет тот же светляк её ударить. А ещё она часто атакует ушедшую от неё добычу повторно. Или устраивает засаду на неё. Особенно если добыча её ранила, а я в неё точно пару раз попал, и шаровая молния угодила. Теперь до утра покою не будет.

— Три светлячка летает, — сказал я, ткнув пальцем вверх. — Пока достаточно?

— Достаточно, — кивнула Маша. — Разве что… вот так сейчас сделаем.

Она опять прикрыла глаза в сосредоточенности, вновь повела руками перед собой. Теперь Сила вспорхнула с её ладони лёгкой пташкой, быстро достигшей одного из шариков. Он вдруг покраснел, затем опять вернулся к синеватому электрическому свету, но вырос раза в четыре.

— Вот так, — удовлетворённо сказала Маша, открыв глаза и глядя на своё произведение. — Теперь этот будет ударным, а два других — сторожами. Можно спа-а-ать…

Последние слова она произнесла сквозь зевок — и завалилась на бок, опять накрывшись спальником. Я глянул на часы: ещё минут тридцать сна до смены у меня есть. Редко когда во время ночёвки в лесу выспаться удается — не одна, так другая тварь на твой костёр выходит. А без костра будет ещё хуже. Ладно, тридцать минут тоже неплохо.

Угадав мои мысли, Лари сказала:

— Да ложись уж… Разбужу.

— Ага, — легко согласился я и тоже завалился, положив ладонь на цевьё ружья.

Почувствовал, как меня быстро засасывает омут сна, и тут же снова был разбужен очередным неласковым пинком.

— Возвращается, — сказала Лари, кивнув куда-то в темноту.

— Твою мать… — выругался я.

Теперь над нами кругами летали всего два шарика. Большой, усиленный, опять над чем-то завис, что было скрыто в траве. Так и есть, вернулась мантикора, тварь такая. И теперь, стелясь брюхом по земле, ползёт к костру на расстояние пары прыжков — она всегда так атакует. Если метров на двадцать подберётся, то нас можно считать если и не покойниками, то пострадавшими в любом случае. Два прыжка ей оттуда. Две секунды. Ну три.

— Машу разбуди, — шепнул я демонессе.

Хорошая штука эти её светящиеся шары. Не надо гадать, где враг: шарик висит прямо над хищником, хоть того и не видно.

Лари аккуратно разбудила Машу. Не пинком, как меня.

— Что? — спросила та.

— Мантикора вернулась, — прошептала Лари.

— Вижу. От меня что требуется?

— Быть наготове, — сказал я колдунье. — Прыжку помешать можешь?

— Могу, хоть и не очень сильно. Как табуретку в кабаке, помнишь?

— Тоже нормально. Если прыгнет — попытайся оттолкнуть куда-то в сторону, налево от нас, под прицел.

Маша вновь уселась в позе южного божка, скрестив ноги и хитро сложив ладони перед грудью. Легко и плавно потекла Сила, пока ни к чему не принуждаемая и никак не используемая. Взгляда я пока не чувствовал, мантикора была далеко, и ей, наверное, опять мешал светляк. Сбивал с толку. А я теперь могу сразу понять, когда хищник прыгнуть соберётся. Когда приблизится и когда я почувствую взгляд. Вслепую ни одна тварь не атакует: ей добычу видеть надо.

Опять попытаться подстрелить отсюда? Не выйдет. Мантикора живуча и способна к быстрой регенерации. Убить не получится. Зато разозлить ещё больше — запросто. Если бы я с самого начала понял, кто это, то и до этого стрелять из карабина не стал, попытался действовать наверняка. Подранок теперь жизни не даст, так и будет крутиться поблизости, выжидая удобного момента. Можно уже плюнуть на ночлег.

— Значит, так… — зашептал я. — Лари, сдвинься чуть назад и левей. Надо, чтобы зверь меня в жертвы первым наметил.

— Зачем? — удивилась та. — Я же быстрей тебя.

— Зато я взгляд чувствую, — выдал я свою личную тайну. — Поэтому успею сместиться.

— А-а-а… вот оно что… А я всё гадаю — откуда такая интуиция? — усмехнулась демонесса и передвинулась так, как я её и просил.

— Маш, ты светляком управлять можешь? — обратился я к колдунье.

— Уже нет. Он теперь сам, — прошептала та.

— Когда он ударит?

— Когда мантикора вперёд бросится. Я же говорила.

— Говорила, — согласился я. — Сильно влепит?

— Неслабо. Но не убьёт, скорее всего.

Остаётся ждать, благо висящий шар опять медленно двинулся в нашу сторону, а я ощутил уже не только голодные, но и злые глаза, ощупывающие нас, рассчитывающие прыжок. Скоро прыгнет. Хорошо бы, чтобы Маша сделала всё так, как и обещала.

Шарик разгорелся ярче, мы снова увидели верх спины хищника, поднимающийся над травой. Спина напружинилась, выгнулась, я понял, что зверь вот-вот прыгнет. А затем всё произошло практически одновременно. Мантикора напала молча, выпрямляясь в прыжке как пружина и врезаясь в неожиданно оказавшийся на её пути огненный шар, взорвавшийся с треском и искрами. Взвыла, раненая, не в силах остановить свой прыжок, приземлилась почти перед нами, мы даже увидели, как сверкнули в темноте её глаза, снова сжалась и выпрямилась, и во втором прыжке, когда я держал её на прицеле обоих стволов, её вдруг повело в сторону, заваливая при этом на бок. И вместо того, чтобы приземлиться на свои могучие лапы между нами и начать разить налево и направо, чудовище неловко упало боком в траву перед нами, покатившись и испуганно завыв, и в то же мгновение три ствола извергли снопы огня, и три кулака картечи ударило в мантикору, в грудь и в брюхо.

Наш залп оказался настолько сокрушительным по силе, что зверя опрокинуло и покатило по траве, а Лари влепила в него ещё заряд и ещё один, быстро передёргивая цевьё «тарана». Ну а я бросил двустволку перед собой и выхватил «сорок четвёртый», взяв бьющееся в траве чудовище на мушку, поймал в прицел его плоскую голову и трижды выстрелил, каждый раз всаживая по тяжёлой пуле под нижнюю челюсть, отчего голова дёргалась так, будто её кто-то пинал.

— Всё, — сказала Лари.

И впрямь лапы мантикоры сотрясались дрожью в предсмертной агонии.

— Не встанет? — спросила Маша.

— Нет, — сказала Лари. — Мы, тифлинги, чувствуем жизнь. И чувствуем, как она уходит. Эта жизнь почти совсем ушла. А теперь — ушла совсем.

Да, агония прекратилась. Могучие широкие лапы остановились, вцепившись когтями в перемешанную с землёй траву. Увенчанный костяной палицей хвост последний раз метнулся по земле, вырывая стебли травы, и остановился. Густая, тягучая, смешанная с кровью слюна повисла вожжами с оскаленных клыков, выпученные глаза с огромными чёрными зрачками остекленели. Жизнь ушла.

Сунул револьвер в кобуру, поднял ружьё, перезарядил парой патронов. Лари уже стояла над убитым хищником.

— Испортили шкурку. А ведь она стоит под тысячу, — с сожалением сказала Лари.

Действительно, шкуру мантикоры украшал целый набор дыр от картечи и пуль, а верхушка плоского черепа, через которую пробились наружу револьверные пули, вообще разлетелась. Даже уши придётся искать по всему полю. А на спине расплылся огромный ожог от шаровой молнии, сквозь который виднелись белые позвонки и рёбра. Непонятно, как мантикора после такого удара вообще прыгнуть смогла. Пахло палёными шерстью и мясом.

— Да, тут уже ничего не сдерёшь, — ответил я.

Это верно она сказала. Экземпляр нам попался крупный, такая шкура, будь она целой, дорого бы стоила. Дороже, чем заплатил бы город за её уничтожение, займись она людоедством в его окрестностях. Но не всё так плохо. Я достал из ножен тяжёлый тесак, взял в руку хвост и рубанул под самой палицей. Шипастый костяной наконечник свалился на траву, из обрезка хвоста скупо засочилась тёмная кровь, поблескивающая рубиновым в свете костра. Такие палицы тоже дорого стоят — под сотню.

Затем я приподнял хвост хищника и резким движением надрезал небольшую шишку под хвостом. Достал из сумки небольшой флакон, подставил под струйку, наполнил густой маслянистой жидкостью на треть примерно, пока ручеёк не иссяк.

— Ну, теперь спокойно жить будем, ни одна тварь до утра не подойдёт, — сказал я, подбирая с земли шипастый конец хвоста и убирая его в холщовый мешок.

— Почему? — не поняла Лари.

— Чем пахнет?

Она слегка принюхалась. Затем сказала:

— Не пойму. Как будто корицей с какой-то гнилью одновременно.

— Это мантикорой пахнет, — объяснил я. — Она таким запахом территорию метит. Я железу надрезал мускусную, и из неё жидкость вытекать начинает. Теперь, пока запах не исчезнет, даже нечисть не сунется.

— Почему? — с удивлением спросила прислушивавшаяся к беседе Маша.

— А ты что, не знаешь, что мантикора иммунна к любой магии? Как кошка? — удивился я в свою очередь. — В том-то и смысл, что ни одна лесная нечисть не может драться с мантикорой иначе как на зубах и когтях. Даже туманный болотник не может из неё жизнь вытянуть. Вот и не суются туда, где мантикора охотится.

— Поэтому ты в пузырёк это набирал?

— Точно, — кивнул я. — На других стоянках можно будет по нескольку капель вокруг разбрызгивать. Главное — на территорию другой мантикоры при этом не влезть, а то на разборки заявится.

— А как узнать, где территория?

— А никак. Рассчитывать на везение, — ответил я чистую правду.

— А на мантикору кто-то охотится? — спросила Лари.

— Этеркапы. Этеркапы на всё охотятся, что ни попадётся.

— Что за этеркапы? — не поняла Маша.

— Что-то вроде смеси на редкость уродливой обезьяны с пауком. Уже нечисть. Заплетает паутиной целые поляны, паутина толстая, липкая и магически укреплённая. Бывает, что и мантикоры запутываются. Затем этеркап парализует заклинанием, а если не срабатывает, как в случае с мантикорой, то посылает пауков, что травят ядом.

— В общем, этеркап не охотится, а ждёт, что в паутину влипнет?

— Примерно. Но на мелочь какую-то может и паучка послать, чтобы укусил, и заклинанием обездвижить. Кролика того же.

— Так что, уже не караулим? — спросила Лари.

— Ну щас! — возмутился я. — Иди спать, моя смена дежурить. Не караулим… чего удумала. Жить надоело?

С этими словами я уселся поближе к костру и пристроил двустволку на колени.

ГЛАВА 38, в которой герой с компанией добирается до городка Пограничный, где встречает ещё одного бывшего сослуживца, приступает к расследованию, но его право вести таковое подвергается некоторому сомнению

Форт Пограничный был последим крупным поселением на территории Тверского княжества на запад от города. Расположился он на берегу реки Улар, доставшейся Великоречью исключительно от мира этого, в неё впадала река Песчанка, перекинувшаяся сюда уже из мира нашего, которая сама изрядно располноводнела здесь, и тот же самый Улар, прежде совсем незначительный, принял в себя воды рек, ручьёв, речушек, разлившись до километра в ширину[81].

Поначалу Пограничный был действительно всего лишь фортом, выросшим на рубеже с Вирацким баронством. Затем он прирос малым городком примерно с половину нашего Великореченска, но тоже зажиточным и оживлённым. Здесь собирались товары со всех окрестностей, с хуторов, факторий, деревень. Сюда везли товары по Песчанке сверху, от тех же Бродов, и тут переваливали их на большие баржи. Сюда везли товар из западных баронств.

Жизнь здесь была пограничная и довольно опасная из-за близости Дурного болота, через которое чуть ниже протекал Улар, разливаясь протоками среди многочисленных островов. Оттуда лезли всевозможные твари и весьма отвратная нечисть. В общем, всё как у нас на севере княжества, разве что у нас не было пакостливых и жадных маленьких феодальных государств под боком. Зато были эльфы с прилагающимися проблемами.

В Пограничном не было ни одного охотника в отличие от нашего Великореченска. Причина тому проста: городком правил комендант форта, в котором квартировала целая рота егерей. А егеря истребляли всякую зловредную тварь исключительно по долгу службы, равно как и залётные банды, и прочих нарушителей спокойствия. Хотя в профессионализме нашему почтенному сообществу уступали, поскольку бандиты — это одно, а нечисть с чудовищами — совсем другое, специальные знания нужны. Но брали количеством и огневой мощью.

Ещё в форте расположился целый батальон пограничной стражи, несший патрульную службу вдоль берегов Песчаной и Улара, являвшихся в этом месте границей с баронствами. Поэтому тамошние пограничники всё больше на заставах сидели.

Стояли там же у причала два малых сторожевика, при которых обреталось ещё до ста человек экипажей и береговой службы. За стенами форта был грунтовый аэродром, где стояла целая эскадрилья смешанного состава — три посыльных и разведывательных «аиста», два транспортных «гуся»[82] и «громовержец»[83] — самолёт огневой поддержки. А с ними полурота аэродромной обслуги и охраны. Стояли в форте две четырёхорудийные батареи, правда, без самоходок — каждая из двух огневых взводов. В первой батарее было четыре буксируемых полковые гаубицы ГПБ-2 — четырёхдюймовки с дальностью стрельбы до десяти километров, вторая же батарея была укомплектована «единорогами» — миномётами калибром сто семь миллиметров, установленными на «копейки». Была авторота Бригады пограничной стражи, правда, сокращённого состава.

В общем, немало войск набиралось — самая сильная военная база на западе княжества. Но и участок ответственности у неё не приведи боги, даже подсчитать трудно. Поэтому в форте одновременно редко когда набиралась даже рота. Миномёты в составе огневых взводов катались от заставы к заставе, по задачам егерей, шарившихся по лесам, в расположении же постоянно стояла батарея гаубиц, пристрелянная по ориентирам в окрестностях форта.

Сипаи здесь не служили: немало их было родом из окружающих баронств, поэтому их всё больше на левый берег Великой перекидывали — туда, где княжество граничило с нелюдскими территориями. Во избежание проблем, так сказать. Местные же служаки были родом из пришлых. Изредка для усиления придавали до эскадрона зуавов без опаски, потому что туземная кавалерия набиралась всё больше из харазцев и других полукочевых племён юга, и с местными аборигенами они враждовали.

Уже в десяти километрах от Пограничного нас проверили на блоке, затем ещё раз — километров за пять. Дорога стала пооживлённей, появилось немало телег и грузовиков, вовсю катались фермерские пикапчики «полевик»[84], очень популярные в сельской местности, и трактора «астраханец»[85] с прицепами, гружённые всякой всячиной. Видно было, что подъезжаем к крупному населённому пункту.

Затем мы выехали на развилку перед городом. Дорога направо вела уже в сторону Вираца, на паромную переправу, левый же её рукав упирался в городские ворота, возле которых перед «шлюзом» собралась небольшая очередь машин. На самой развилке стояли две пограничные «копейки» с крупнокалиберными «утёсами» на турелях, и несколько бойцов с зелёными шевронами на рукавах камуфляжных курток и с зелёными петлицами, заметными из-под расстёгнутых воротников, внимательно разглядывали подъезжающих. С ними стоял молодой колдун в чёрной повседневной форме с серебристыми погонами подпоручика, с небольшим уставным жезлом в руках и заметно щупал лёгкими прикосновениями магии каждого проезжавшего. А что делать, Дурное болото рядом, осторожность никак не повредит. В таких местах всякое может случиться.

Дополнительной выразительности этой картине придавала длинная перекладина, опиравшаяся на несколько столбов и расположившаяся почти у городской стены, на выгоне. Предназначение этого несложного сооружения сомнений не вызвало — на ней висели три достаточно свежих трупа в обычной гражданской одежде, разве что птицы успели выклевать им глаза. Кто-то не нашёл взаимопонимания с военными властями на почве криминального поведения.

Нас пограничники равнодушно пропустили мимо, и мы пристроились к очереди на въезд в город пятыми по счёту. Перед нами стоял купеческий «лейланд», в кузове которого возвышалась целая гора перетянутых стропами мешков с чем-то мягким. Возле грузовика, выйдя поразмяться в безопасном месте, стояли приказчик из аборигенов и два наёмника-нордлинга с «энфилдами» за спиной. Из Вираца с товаром подкатили, не иначе. Перед ними мне был виден ГАЗ-63 с ящиками в кузове, на которых было клеймо Тверской обувной мануфактуры Климова. Кто стоял впереди, мне видно не было, но возле машины суетились трое пограничников с красными повязками «Патруль» на рукавах и с карабинами на плечах стволами вниз.

— Выспался? — неожиданно спросила меня Лари.

— Нормально, — кивнул я. — А ты как?

— Тоже в порядке, — кивнула она, затем слегка улыбнулась так, что у меня где-то под желудком всё сжалось. — Да ты не удивляйся, я не только в отелях спала, мне много где ночевать приходилось. И на голых камнях в том числе.

А я и не удивлялся. У меня уже появилось стойкое, хоть и не слишком обоснованное ощущение, что за маской взбалмошной красотки кроется кто-то совсем другой. По крайней мере, некто посерьёзней, чем кажется на первый взгляд. Ну и ладно, пусть кроется, красоты от неё всё рано не убывает.

— Как себя чувствуешь? — спросила Лари у колдуньи вполне серьёзным голосом, без обычных подначек. — Тебе поспать бы надо, отдохнуть.

— Да, я бы ещё поспала, — сказала Маша и потянулась, зевнув при этом, после чего смущённо прикрыла рот маленькой ладонью. — Заселимся в гостиницу — и посплю.

Это дело понятное. Хоть мы и дежурили у костра вдвоём с Лари, отправив нашу колдунью спать, но всё же она трижды за ночь подновляла весьма энергоёмкое охранное заклятие. Отдых ей теперь нужен.

Очередь запускали в город быстро, так что минут через десять мы проехали под поднятым шлагбаумом и направились к гостинице «Улар-река», расположенной у самого форта, в которой я однажды останавливался. В ней обычно не было проблем с номерами. Приезжие старались устроиться поближе к рынку, что раскинулся неподалёку от городских пристаней: там было несколько гостиниц. Всё как в Великореченске.

Мы выбрались из машины, я даже сам подхватил рюкзак Маши. Зашли в тесноватый холл бревенчатого домика, где за стойкой стояла дородная тётка с пробивающимися усами и густым голосом. Она без проблем выдала нам два двухместных номера: всё равно других здесь не было. Хоть я сам за них и платил, всё равно озадачился: как же сегодня у нас распределятся постели? Пока они ещё никак ни разу нормально — в мою пользу — не распределились.

Затем мы проводили наверх засыпавшую на ходу Машу, завели её в светлый номер, где я сразу задернул занавески, а Лари быстро уложила колдунью спать. Мы же пошли завтракать в трактир напротив под странным названием «Отставной К. барабанщик», называемый, правда, всё больше «Барабаном». Поди выговори его настоящее название.

В трактире было пустовато, лишь за одним столиком у окна сидели два пехотных штабс-капитана — наверное, командированные из Твери, поглощавшие завтрак в молчании и с завидным аппетитом. Мы тоже заняли столик у окошка, благо все они пустовали, и дождались, пока к нам подошла молодая худенькая женщина из аборигенок с русыми волосами, заплетёнными в многочисленные косички, которая спросила с характерным картавым вирацким акцентом, что мы намерены заказать. Мы мудрить не стали и попросили по глазунье с поджаренным беконом, по кровяной колбаске и по большой кружке чаю с местными ванильными булочками с корицей, стойкий запах которых как раз заполнил весь трактир. Аборигенка мило улыбнулась нам и исчезла за дверью кухни, шурша накрахмаленным передником по шёлковой длинной юбке. Симпатичная.

— Понравилась? — усмехнулась Лари.

— Миленькая, — кивнул я.

— Лучше меня? — подняла она одну бровь, при этом зрачок вытянулся в вертикальную черточку.

— На комплименты напрашиваешься? — ответил я вопросом на вопрос.

— Именно, — ответила она таким тоном, каким говорят со слабоумными и буйными детьми. — У вас, молодой человек, никакого такта нет. Надо их самому говорить, а ты вынуждаешь даму напрашиваться.

— Учту, — вздохнул я.

— Учти, — одобрительно кивнула она. — Что дальше будем делать?

— Пойдём беседовать с лётчиками. Неоткуда было больше летать, чтобы закинуть маяк в Дикое болото, кроме как отсюда. Здесь единственная авиация базируется вёрст на триста в каждую сторону. Есть ещё в Городищах лётное поле, где почтовые самолёты подсаживаются, но далековато и неудобно.

— Дирижаблем ещё можно. Тот и вокруг света облетит, — добавила Лари.

— Над Дурным болотом дирижабль не пройдёт, — отрицательно покачал я головой. — Там надо от испарений уворачиваться, маневренность нужна. Или пройдёт намного выше, что уже без толку. Только отсюда могли взлететь, чтобы маяк для портала скинуть.

— Логично, — согласилась она.

— Ну вот и сходим пообщаемся. Где я сыскной бумагой нашей подавлю, где ты попытайся. Там всё больше мужчины, так что если глазки сделаешь — сработает безотказно. Только вот без этого вот… — Я провёл пальцем нечто вроде вертикальной черточки у себя перед глазом.

— Ну, это я так. Развлекаюсь, — улыбнулась Лари. — А насчёт того, мужчины там или женщины, — у меня на всех действует. У Маши спроси.

— И спрашивать не буду: и так знаю, — вздохнул я. — По себе.

Вскоре подали очень правильно зажаренную глазунью, с жидкими, но прочными глазками и зажаренным до золотистой корочки беконом. Кровянка тоже оказалась хоть куда. Чай был с какими-то местными травами. На границе с Вирацем другого и не получишь — тут только такой пьют. Да и не чай, говорят, это вовсе, а какой-то другой куст, растущий в южных краях, лист которого собирают, сушат, а потом заваривают. Чай настоящий в старом мире остался, куда мы и дорогу давно забыли.

Когда мы уже доедали, в трактир зашли трое егерских унтеров, расселись за столом, скинули пыльные пятнистые куртки, оставшись в серо-зелёных полевых мундирах с тёмно-зелёными петлицами. Заказали какой-то бесконечный список блюд. Видать, с рейда вернулись голодными, только оружие сдали — теперь можно отожраться. А казённые харчи надоели небось.

Они заговорили, и я краем уха уловил, что разговор идёт о банде «Ласок», которая вроде бы откочевала в леса вверх по течению Песчанки. Тогда кто, получается, в нас стрелял перед Бродами? Другая банда? Интересно.

Я встал, подошёл к их столу. Извинился, спросил — не помешаю ли? Один из сидевших, с погонами подпрапорщика, молча указал на табурет рядом с ними. Рассказал, зачем подошёл, чем вызвал удивление. Как выяснилось, в «Ласках» никаких бывших зуавов не числилось, никто из свидетелей о таком не рассказывал. И сведения, что банда шляется северней Пограничного, ближе к реке, были надёжными. Их видели двое местных, пошедших на охоту.

Затем подпрапорщик наморщил лоб, как будто о чём-то задумался, и сказал:

— А что, друга… Помните ту команду наёмников… как их… «Наглецы», что ли, что в Вираце за беглыми охотятся?

— Точно! — хлопнул по столешнице ладонью белобрысый широкоплечий унтер. — Они ещё приезжали на нашу сторону пару раз. У них двое бывших зуавов, но не беглых, а отставных. Работают они на кого-то в Вираце, на местного рыцаря, что ли… Мы ещё удивлялись, как зуавов в Вирац занесло.

— Работали, видать, — сказал подпрапорщик. — А теперь на нашей стороне бандитствовать взялись. Видать, дурные примеры всё ещё заразительны.

— Поймаете? — спросил я.

— «Ласок»? — поднял он брови. — Поймаем, куда они денутся. Они нас без жалованья оставили — нешто простим? Да ни в жисть. Спасибо, что сказал, а то так бы и путались — думали на две банды, что это одна.

— Да не за что, — распрощался я с ними.

Лари подошла к нашему столу, отчего господа подофицеры замерли, не донеся кусок до рта, улыбнулась всем разом, мазнула тёплой волной своего шкодливого волшебства, после чего спросила меня:

— Пойдём?

— Пошли.

И мы вышли из трактира на пыльную улицу. Лари вопросительно посмотрела на меня, и я указал рукой на ворота форта, примыкавшего к городу и расположенного на речном мысу. Мы направились туда, нацелившись на двухэтажный бревенчатый дом с табличкой «Комендатура форта Пограничный», прижавшийся к стене форта, возле которого в полосатой будке маялся часовой в полевой форме, но без камуфляжной куртки, с карабином на плече и штык-ножом на поясе, в коричневых ножнах.

Затем подошли к воротам с проходной, где стояли двое с повязками, на которых было написано: «КПП». Они нас и остановили, поинтересовавшись, куда мы направляемся. А затем отправили нас обратно в комендатуру. Лари было решила действовать своими собственными методами, но я её остановил. Во-первых, не было никакой причины подставлять наряд на КПП под разбирательство с начальством, почему они пропустили не пойми кого, а во-вторых, потому что у них вполне могли быть амулеты от ментального воздействия и морока. Их почти всегда караулам выдают, равно как и любым другим нарядам. А то так какой-нибудь колдун-проныра заставит часового охраняемый объект открыть и потом уйти куда глаза глядят. Это не сложно, кстати, для того, кто владеет подобной магией[86]. И такие амулеты все старания Лари сведут впустую.

Часовой на входе в комендатуру не обратил на нас никакого внимания, мы вошли, топая сапогами по доскам крыльца, через серую, уставного цвета дверь с изображением скрещенных мечей на фоне пограничного столба, и оказались прямо у стойки дежурного.

Дежурным оказался немолодой старший унтер с двумя звёздочками за выслугу на просветах петлиц и наградными планками на груди. При виде меня он просто расплылся в улыбке и воскликнул:

— Волков! Ну ты скажи!

— Полухин! Ха! Живой ещё! А ты как здесь? — удивился я.

Унтер-офицер за стойкой поднял левую руку и показал обтянутый кожаной перчаткой протез.

— А вот так. Отняли тогда руку по локоть, а потом на бумажную должность в погранцы перевели да старшего кинули, — указал он на свои петлицы. — С тех пор в этой комендатуре. Это сколько уже… шесть лет не виделись?

— Шесть, точно, — подтвердил я. — И ты всё время здесь?

— Здесь. Тут и женился, остепенился, хозяйством обзавёлся. И служу, и живу, и переезжать никуда не собираюсь. Прижился, в общем.

Тут он уставился на скромно стоящую рядом со мной Лари, слегка смутился и сказал:

— Вы уж, барышня, меня простите, что не поздоровался. Друга старого встретил, служили вместе и повоевали вместе.

— Ничего-ничего, я всё поняла, — заулыбалась та. — Меня Лари зовут.

— А я Николай. Очень приятно.

Полухин неловко поклонился, затем опять обернулся ко мне:

— Рассказывай, что тебя принесло?

Я молча достал из полевой сумки папку с бумагами, протянул Полухину «сыскуху». Он прочитал внимательно, кивнул, сказал:

— Серьёзный документ. Кого ловишь?

— Если про Пограничный говорить, то пока и сам не знаю, — уклончиво ответил я. — Того, кто от вас летал над Дурным болотом. Предположительно — с важной персоной из самой Твери. Хочу с пилотами вашими пообщаться. Как думаешь, кто мог?

— Летать мог только на «аисте». «Гуся» бы никто не послал. Вылеты регистрируются, имена пассажиров тоже, — пожал плечами Полухин, показывая, что ничего сложного в выяснении нет.

— Это мне и так понятно — меня сюда послали за пропуском в форт.

— Верно, — кивнул он. — Нужен такой, так запросто и не пустят. Обещай, что ты у меня в гостях сегодня, как сменюсь, а я тебе немедля пропуск выпишу. Со своей барышней, разумеется.

— Торжественно клянусь, — поднял я правую руку, после чего слегка толкнул локтем Лари: — Тоже клянись.

— Обязательно придём, — сказала та.

— Полухин… Только нас не двое, а трое, — добавил я. — С нами ещё девушка, она сейчас в гостинице спит.

— А мне что за проблема? — удивился тот. — Хоть вдесятером приходите. У меня теперь места хватит.

— Дослужился? Не счесть алмазов пламенных в твоих лабазах каменных? — поразился я.

— Нет, куда там! — отмахнулся он. — Но служба у меня спокойная, не загружают ветерана, время есть, всех здесь знаю, жена тороватая. В общем, завёл торговлю, скупаю здесь у всех всякие шкуры, кости, зубы, панцири и прочее от всякой твари, что из Дурного болота лезет, и перепродаю в Тверь с купцами. Так и поднялся понемногу, уже постоянной клиентурой обзавёлся. Хватает на жизнь, в общем.

— Ну ты скажи! — удивился я. — Наконечник хвоста мантикоры возьмёшь?

— Добыл, что ли? — удивился Полухин.

— Вроде того.

— Ну да! — хлопнул он себя по лбу. — Мне же говорили, что ты в охотники подался. Здесь завалил?

— Ближе к Бродам, вёрст за тридцать до них, — махнул я рукой примерно в ту сторону, откуда мы приехали.

— Понятно. С собой?

— Нет, в номере оставил, — покачал я головой.

— Приноси вечером, сторгуемся.

— Не вопрос. Пиши пропуска.

— Имена дай.

Я протянул ему «сыскуху».

— Отсюда и списывай. На всех троих пиши — мало ли что.

— На всех не получится, — отказался Полухин. — Надо палец прикладывать. Выпишу на тех, кто здесь.

Полухин взял книжечку с розоватыми страницами и перфорацией для отрывания оных. Я присмотрелся — и книжечка тоже была от Беренсона. Вот ведь поднялся человек на своей борьбе с фальшивками. Те же кружочки для приложения пальца, те же еле видные колдовские знаки. Ну ты скажи, а!

Полухин аккуратным почерком переписал наши имена из «сыскухи», с некоторым удивлением поглядев снизу на мило ему улыбающуюся «Лари из народа тифлингов». Действительно, редкий гость. Нечасто такие сюда попадают, в западную глухомань.

Ещё через пять минут мы с унтером распрощались и вышли на улицу.

— А кто это? — полюбопытствовала Лари.

— Вместе служили в Первом драгунском, в разведроте. Он был «замком»[87] в первом взводе, а я во втором. Во время боёв с эльфами в Левобережье его подстрелили, когда мы в засаду попали. И так неудачно… Пуля попала в костяшку над указательным пальцем, вдоль ладони, разворотила все кости и застряла в запястном суставе. И пуля была разрывная, так что никакие маги с целителями собрать руку не смогли, от костей одни осколки остались. Когда я увольнялся, он ещё в госпитале был. Так связь и потеряли.

— Повезло нам, — сказал Лари.

— Да уж точно. Сходим к нему в гости, поговорим, может, ещё и от него что-то полезное узнаем. Полухин всегда умным мужиком был.

Подошли к воротам форта, предъявили пропуска на КПП и ещё через минуту шли по мощёной дорожке мимо штаба пограничного батальона, в который нам было пока не надо. Нам нужно было здание, относящееся к авиаэскадрилье. Там у них были и штаб, и казарма для нижних чинов из охраны и обслуги. И находилось оно в самом дальнем конце территории, у вторых ворот, ведущих прямо на аэродром.

Проходящие мимо пограничники и прочие вояки обращали на нас внимание лишь в силу присутствия демонессы. Раз пропустили нас на территорию, значит, так и надо. Когда мы дошли до штаба авиаэскадрильи, то услышали доносящиеся из окна звуки гитары — кто-то весьма не бездарно исполнял «Тёмно-вишнёвую шаль», хоть и без слов. Впрочем, личный состав эскадрильи должен был быть мужским, так что не следовало ожидать от них исполнения женского романса. «В этой шали я с ним повстречалась, и меня он любимой назвал…» Вызвало бы ненужные ассоциации.

Мы поднялись по крыльцу, вошли внутрь, наткнувшись на молодого младшего унтер-офицера с красной повязкой дежурного по эскадрилье, сидящего за длинной стойкой с телефонами. Ноги в начищенных кавалерийских сапогах покоились на столешнице, в руках он держал гитару, разукрашенную по всей поверхности переводными картинками. Заботливо ухоженная русая чёлка упала почти на глаза. Наверное, тренируется смущать сознание и разбивать сердца местным барышням. Кстати, почему наземный состав авиационной эскадрильи носит кавалерийские сапоги? Он бы шпоры ещё нацепил, гусар недоделанный.

Увидев нас, в гражданской одежде, он явно озадачился, но при виде молодой красавицы ещё и смутился. Быстро отставил гитару в сторону, вскочил, суетливо застегивая ворот мундира с белоснежным подворотничком. Неустойчиво брошенная гитара, прислонённая грифом к столу, завалилась набок, издав жалобный звон. От такой своей неловкости он смутился ещё больше и покраснел как маков цвет.

Я небрежно вытащил из полевой сумки «сыскуху», предъявил ему, одновременно проведя над ней ладонью, чтобы печати засветились, и тем же лихим жестом убрав её в папку.

— По поручению Департамента контрразведки, государственный розыск особой важности. Можем поговорить?

От такого вступления он подобрался, но смотреть на меня у него всё не получалось: глаза всё время соскакивали на томно улыбающуюся ему демонессу. Я даже испугался за него, подумав, что так и косоглазие заполучить ничего не стоит.

— Так что, господин младший унтер-офицер, можем мы поговорить? — повторил я вопрос, сделав акцент на слове «младший».

— Да-да, разумеется! — закивал он. — Чем могу служить?

— Служить можете подбором информации. Мне необходимо знать, совершались ли за последний год вылеты над территорией Дурного болота. Если совершались, то кем из пилотов, по чьему приказу и когда именно? И самое главное — с кем?

В глазах младшего унтера проскочило сомнение, стоит ли так сразу выдавать всю подобную информацию первым встречным, даже если они предъявили ордер от контрразведки. Он явно собрался отправить нас к командиру эскадрильи, но тут от Лари ударила тёплая волна, и сомнения младшего унтера растворились в ней. Он придвинул к себе толстенный потрёпанный журнал и взялся его неторопливо листать, внимательно проглядывая каждую страницу. Мы терпеливо ждали.

Прошло не меньше двадцати минут: искал дежурный тщательно, задерживаясь на каких-то строчках и даже уточняя что-то в другом журнале. При этом всё время искоса поглядывал на Лари, часто облизывая губы.

Неожиданно его палец наткнулся на одну из строчек.

— Вот, пожалуйста! — Палец словно подчеркнул отмеченную графу. — Подпоручик Варенецкий, вылетал почти год назад с земельным инспектором Департамента землеустройства. Летал над Дурным болотом в том числе. Сделали пять совместных вылетов за три дня. Над болотом — третий вылет.

Он вырвал листочек из блокнота, записал туда даты, фамилию подпоручика, отдал листок Лари.

— А где находится командир эскадрильи? И как его зовут — заодно скажите.

— Капитан Порошин, он в башне над кордегардией, — отрапортовал унтер.

— Благодарю вас, — поблагодарила Лари.

Она просто раздавила его своей улыбкой, смешанной с «давлением». Он, кажется, даже не заметил обнажившихся белых клыков демонессы. Лишь судорожно проглотил воздух и часто закивал. Лари сделала ему прощальный жест узкой ладонью в чёрной перчатке, и мы вышли на улицу.

Пешком до ворот, ведущих на лётное поле, было всего около ста метров. Форт был построен по уму. При необходимости, на случай мало ли чего, все могли запереться внутри стен. В нашем Великоречье всякое может случиться. Функции вышки контроля полётов выполняла башня кордегардии, к полю примыкающая. В ней обычно заседало командование. Там же сидели два дежурных пилота — на случай немедленного вылета. Ангары для самолётов, больше напоминающие гигантские сараи, прижались к крепостному частоколу. Для чего так делалось? Лётное поле слишком большое, чтобы разместить его внутри крепостных стен, а по ночам здесь очень любит шляться нечисть, и часовые от неё вовсе не защита. Поэтому ночью там и часовых не оставишь, и самолёты толком не убережёшь.

А так всё со стен как на ладони. И караулят их не меньше чем шесть бойцов, да ещё при двух пулемётах, на вершинах двух башен, как раз по углам поля. И с верха кордегардии присматривают. Если случится что-то вроде вторжения туманных болотников, насчёт которых даже и непонятно по сей момент, телесны они или нет, то достаточно будет сверху запустить пару световых винтовочных «тромблонов», и они разбегутся. А попадись им, малозаметным и совершенно бесшумным тварям, часовой — оставят от него изъеденный, словно кислотой, костяк.

Стены, равно как и всевозможные башни, от нечисти защита неплохая. Сквозь стены проходить никто не умеет, что бы там обыватель ни болтал. И летающей нечисти почти что не бывает. Редко-редко когда встречается — так всё больше по земле, вроде нас, многогрешных, топчется. Так что на стенах с витками колючки поверху часовые если и не в полной безопасности, но и в немалой. Риск быть схарченным за пределами городских стен выше раз в двадцать, наверное.

У входа на башню над кордегардией, в полосатой чёрно-белой будке, стоял ещё один часовой из взвода охраны аэродрома. Он остановил нас, но предъявленных пропусков, выписанных Полухиным, ему хватило. Часовой кивнул, вернул их нам и укрылся от жаркого уже солнца в своей будке: начало мая обычно уже очень тёплое.

В кордегардии было две двери. На правой висела табличка «Караульное помещение», а за левой была лестница, идущая выше. Башня насчитывала три этажа. Второй этаж занимала комната дежурных пилотов и комната побольше — для технического персонала. Комэск же сидел на третьем этаже башни, откуда через широкие и распахнутые настежь окна открывался прекрасный вид на всё лётное поле. Комэском был уже немолодой, лет сорока, капитан в тёмно-синей форме с голубыми петлицами, на которых поблескивали золотые крылышки с винтом, и в пилотке с голубыми кантами. Он о чём-то отчаянно спорил с немолодым штабс-капитаном, одетым в рабочий комбинезон, с такими же петлицами, но со скрещёнными молоточками технической службы.

— Мне на ваши, Сергей Сергеевич, проблемы плевать с этой самой вышки! — говорил комэск. — У меня боевых распоряжений на год вперёд уже накопилось, начальство вот уже куда село — и ножки свесило!

Он громко похлопал себя по красной шее широкой мясистой ладонью.

— У «громовержца» ресурс левого двигателя израсходован. У него уже почти двести часов налёта, — заявил в ответ басом штабс-капитан. — Как он вообще летал в последний раз, лично мне не ясно. Всё. Я такое в полёт не выпущу и, если угодно, Пётр Игнатьевич, запишу о том своё особое мнение. Летайте «аистами», на них движки поменяли. Или «гусями», с подвесным вооружением.

— «Гуси» тоже все расписаны. Один вы, как заместитель по технической части, отсылаете аж в Ярославль, за запчастями. У второго, с ваших же слов, тоже неполадки, — ехидно заявил комэск.

— Если сажать его, как пьяный с трактирного крыльца падает, то будут неполадки. У него обе стойки шасси под замену, — не менее ядовито ответил штабс-капитан. — И сажал самолёт не кто-нибудь, а зам по лётной подготовке. Это к вопросу о подготовке.

— Замечательно, — вздохнул капитан. — Какая ни есть — а подготовка. На нём мотор новый? В таком случае озаботьтесь снять сегодня же мотор с «гуся» и переставить на «громовержца». И меня не волнуют проблемы с личным составом, недостатком времени и прочим — завтра в семь утра «громовержец» должен вылететь по задачам егерей. Всё, Сергей Сергеевич! Далее не обсуждаем. Задачи нарезаны на него, а вооружение на транспортнике — это насмешка и порнография.

Этой фразой комэск пресёк уже готовые к выдаче контраргументы зампотеха. А я подумал, что егеря, наверное, банду где-то нащупали. «Громовержцев» обычно в таких случаях и используют — очень, знаете, популярная машина. Подлетает, куда укажут, и ложится в пологий вираж. А в четыре бортовые бойницы высовываются рыльца двух четырёхствольных пулемётов «коса» и двух крупнокалиберных спарок. Свистнет пневматика, придавая блокам стволов «кос» начальное вращение, завоют насосы, погнавшие охлаждающую жидкость в кожухи крупнокалиберных, и огненные плети хлестнут по земле, пробивая древесные стволы, крыши, кося врагов. Не замолкая, не отворачиваясь, пока не разнесут всё, что видят. А «громовержец» не торопясь, плавно, как по ободу тарелочки, «круговым барражем», будет продолжать облетать то место, которое пытаются превратить в мелкую труху четыре пулемётчика.

Обычно после визита этой воздушной мясорубки егерям остаётся добить или арестовать для виселицы пару-тройку ошалевших разбойников. В своё время мы так и действовали против эльфов — обнаруживали и вызывали. Никакая артиллерия не работала с такой эффективностью.

Сердито сопящий зампотех вышел из помещения, а комэск уставился на нас: видно, только что заметил.

— Здравствуйте, господа. Чем обязан? — сухо спросил он, недовольный нашим явно неуместным вторжением.

— По поручению Департамента контрразведки проводим розыск убийцы и особо опасного государственного преступника, — казённым голосом заявил я.

Лари промолчала, оценивая покуда, как ей лучше себя повести.

— Вы агент контрразведки? — спросил капитан.

— Никак нет. Свободный охотник.

Я вытащил из-за пазухи свою серебряную бляху, показал.

— За головами охотник, что ли?

Степень дружелюбия в голосе капитана и так была невысока, а тут вообще упала ниже точки замерзания.

— Никак нет, господин капитан. Охотник на чудовищ, нечисть и прочих вредных тварей, — представился я с оттенком гордости. А что, нельзя?

Капитан кивнул, сказал самую малость дружелюбней:

— А, из этих… Это лучше, а то охотников за головами у нас принято теперь с крыльца спускать. А почему вам сыск поручен?

— Преступник такой, — пожал я плечами. — Колдун и с нечистью знается. По специальности работаю, если можно так выразиться.

— Вот оно что, — кивнул комэск. — Чем могу, как говорится?

Я достал из нагрудного кармана блокнотный листочек, на котором дежурный унтер-гитарист записал нам нужную цифирь, и прочитал с него:

— В начале июня прошлого года у вас было пять вылетов на «аисте» с чиновником из Департамента землеустройства. Летал чиновник с подпоручиком Варенецким, каждый раз в разные точки. Третий полёт был над Дурным болотом.

— Было такое. Я даже сейчас помню, — кивнул капитан. — Не совсем обычное задание было, поэтому отложилось в памяти. Над Болотом мы до этого никогда не летали.

— Понял, спасибо, — кивнул я. — А зачем чиновник летал?

— Какие-то маячки сбрасывал. Вроде бы границы владений магически метил. Что-то с этим не так?

— Почему вы так решили? — ответил я вопросом на вопрос.

— По двум причинам. Потому, что вы этим интересуетесь, а ещё потому, что подпоручик Варенецкий погиб через месяц после тех полётов.

— Как погиб? — встрепенулся я.

— Несчастный случай, — ответил комэск. — Был в Твери в командировке — и ступил на дорогу прямо под грузовик. Мгновенная смерть.

Опа… Кажется, можно уже сказать «горячо». Очень даже возможно, что мы сюда приехали не зря. А такой «несчастный случай» при наличии колдовских умений устроить проще некуда. Если, скажем, тем же «толчком» подловить человека, то даже следов магии на нём не останется. «Толчок» воздействует на воздух, а тот уже толкает. Или напрямую «толкнуть» другого человека, или какой-то предмет. Магический след останется на нём, а на трупе — ничего.

— Это чиновник сказал про разметку границ? — уточнил я.

Тут тоже не всё хорошо. Департамент землеустройства границами не занимается. Этим исключительно Министерство безопасности занимается, куда входит Бригада погранстражи, Департамент контрразведки и Департамент благочиния. Другое дело, что они время от времени людей из землеустроителей могут привлекать, поскольку те и есть главные землемеры… Я не специалист вообще-то, но думаю, что не мог землемер заниматься этим сам. Должен был или сопровождать кто-то, или приказ должен был поступить из Минбеза.

— Это у него в сопроводительных документах написано было. Выданных Департаментом контрразведки. И при нём два колдуна из контрразведки были.

В душе у меня заиграло нечто вроде свирели. Пусть ещё тихой, но достаточно мелодичной. Что-то явно вырисовывается.

— Они как в форт приехали? — спросил я. — Землёй? Водой? С охраной?

— Этого не знаю, — отрезал комэск. — Они должны были эти вопросы с комендатурой решать. Я с ними виделся, когда они приказ мне вручали. Приказ подлинный, замечу, все проверки прошёл.

Вот это странно. Пока ещё фальшивки никто делать не научился, а добраться до подлинных бланков таких приказов… очень сомнительно. А старый бланк повторно не используешь — защита Беренсонов.

— А документы у вас остались? — с надеждой спросил я.

— Остались в канцелярии. Мы за вылеты отчитываемся, между прочим. Бензин у нас казённый, равно как и моторесурс. Видели? — показал он пальцем на дверь, в которую ушёл зампотех. — Такие беседы у нас каждый день, и не однажды.

Я с пониманием кивнул. Порошин же сказал:

— Но! Тут прошу быть внимательным. Если вы хотите посмотреть документы, то озаботьтесь направлением прямого распоряжения контрразведки моему командованию, а оно уж пусть озаботится распоряжением мне, письменным, о вашем допуске. В противном случае помочь вам не смогу, ибо нарушать правила не привык.

— А допуск к спецтелеграфу вы мне организовать можете? — спросил я, в общем ожидавший такой отповеди. — Это не против правил?

— Нет, это не против правил, — ответил капитан. — Идите в штаб эскадрильи, я туда позвоню. Дежурный унтер-офицер Резвунов вас отведёт на гарнизонный узел связи. Это он, кстати, без моего приказа вас сведениями снабдил?

— Он не виноват, — улыбнулась Лари и чуть-чуть «придавила». — Это я на нём… немного магии применила. Не надо с него взыскивать.

— Барышня, для вас — что угодно, — вдруг сбился на галантность Порошин.

И на него «надавила». Нет, хорошо всё же с Лари людей расспрашивать. Удобно. И эффективно. Мы попрощались покуда с комэском и направились обратно.

Унтер Резвунов теперь на гитаре не играл, а уже ждал нас, капитан ему всё же сообщил, что мы придём. Вызвав вместо себя какого-то ефрейтора, он повёл нас по территории форта в сторону комендатуры.

Что бросилось в глаза — малолюдство. Даже в разгаре дня, когда все «в разгоне» вроде бы, в любой воинской части куда оживлённей. А сейчас… Так бывает только во время больших проблем, когда весь личный состав бессменно пребывает «в поле», а в пункте постоянной дислокации, на «зимних квартирах», остаётся только необходимый минимум — порядок поддерживать и наряды тащить.

— Резвунов, — окликнул я нашего провожатого, — а что так тихо? Что случилось?

— Толком ничего не случилось, но каждый день какие-то проблемы. Тут банда, там банда, где-то контрабандистов заметили, пограничную заставу кто-то обстрелял — эльфы, наверное. Давно так беспокойно не было. На заставах усиление, на конвои охрану выделили. Здесь, считайте, хозвзвод службу несёт, авторота и наша полурота. Комендачи ещё, ну и пушкари с батареи, само собой. Караул. Всё.

— Давно такие безобразия начались? — спросил я.

— С месяц примерно, — после краткого размышления ответил Резвунов. — Так, по чуть-чуть, но с каждым днём больше, а теперь наши пилоты летать не успевают. По четыре вылета в день у них бывает. За речкой, кстати, было нападение на казарму баронской дружины. Есть убитые, и два пулемётных броневика увели. «Гладиаторы».

— Броневика? — поразился я. — Они-то кому понадобились? По лесам с ними не побегаешь, куда их спрячешь?

— Ну вот, у нас тоже все удивились, а ведь кому-то понадобились, — пожал плечами Резвунов.

— Ну а статистика есть, кто шалит?

— Статистика простая — кто только не шалит. Как будто все с цепи сорвались. Даже банду гномов на той стороне реки замечали: промышляют контрабандой.

— Гномов? Или друэгаров?

— Гномы. Изгнанники.

— А, понятно.

Гномы разбойничать идут редко, равно как и в иной криминал. Тут им их упёртость на «заветах предков» не даёт дисциплину хулиганить. Но изредка в гномьих родах случаются великие размолвки, если какие-то из заветов можно толковать по-разному, как обычно и происходит. И тогда род выбрасывает из себя какую-нибудь группку несогласных. Обычно они пристраиваются к какому-то ремеслу, но иногда попадают и в криминал. Я слышал о двух таких бандах, и обе были связаны скорее с контрабандой, нежели с человекоубийством или там ограблениями. И контрабандой, в обоих случаях, они занимались оружейной.

А вот дальние родственники гномов, друэгары, — те да, те могут и поразбойничать. Про них врут, что в отличие от гномов настоящих, почитавших заветы предков и родоначальника Дьюрина, Первого Кузнеца, они предались поклонению не пойми кому, вроде как даже жертвы приносили ночным богам, отчего зло источило их души, и… дальше сами додумайте, лень такую ахинею до конца рассказывать.

Друэгары — это потомки гномов, смешавшихся ещё с каким-то древним народом, о котором уже и память истёрлась. Они были не столь искушены в ремеслах, как их чистокровные собратья, поэтому в конкурентной борьбе проиграли. Дошло до конфликтов, и они были оттеснены с гор, богатых ископаемыми, в горы, таковыми бедные, вместо разработки металлов стали уголь копать. Где и пришлось им жить по «правилу буравчика», гласящему: «Хочешь жить — умей вертеться!» И они вертелись, чем только не занимаясь. Слышали о друэгарах-наёмниках, друэгарах-разбойниках, друэгарах — охотниках на чудовищ, в Марианском герцогстве были даже два друэгара-палача, братья-близнецы. Их потом отравили — кто-то из родственников кого-то из казнённых, по слухам.

Друэгары, как я сказал, в ремесле гномам уступают, зато превосходят тех в боевой магии. У гномов же магия развита только защитная и промышленная. Они похожи внешне, разве что друэгары кожей смуглее и бородой обычно черны как уголь. Ещё они чуть выше и чуть уже гномов, фактически — посредине между ними и людьми по комплекции. Бороды стригут короче, поэтому друэгара совсем не трудно перепутать с каким-нибудь коренастым бородачом из людей вроде моего приятеля Бороды, а Бороду — с друэгаром, что не раз случалось, а вот гнома так не перепутаешь никогда.

— Откуда про контрабанду узнали?

— Духи его знают, — сказал унтер. — Начальству виднее. До меня же доводят в части касающейся, не сводки читают.

— Тоже верно.

Вообще-то странная ситуация. Откуда такое оживление у бандитов именно в тот момент, когда большая война в Левобережье началась? Подозрительно это всё.

Так мы дошли до комендатуры. Помахали ручками Полухину, пройдя мимо него, зашли в дверь с надписью «Узел связи». Дежурным по связи сидел молодой прапорщик с петлицами телеграфиста, к которому Резвунов и обратился. И ещё через минуту я заполнял бланк телеграммы, старясь писать аккуратно, на откидном окошке двери в телеграфную. А младший унтер с такими же телеграфистскими петлицами терпеливо ждал, пока я закончу.

Когда я закончил, он забрал бланк, окошко закрылось, А ещё через пару минут мне дали расписаться в журнале отправленных телеграмм и выдали копию моего сообщения.

ДЕПАРТАМЕНТ КОНТРРАЗВЕДКИ ВЯЛЬЦЕВУ ТЧК ПРИБЫЛ ФОРТ ПОГРАНИЧНЫЙ ТЧК ПРОШУ ПОДТВЕРДИТЬ ПОЛНОМОЧИЯ ПОЛУЧЕНИЕ ДОПУСКА ДОКУМЕНТАМ СЛУЖЕБНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ ЦЕЛЯХ ОТПРАВЛЕНИЯ ОБЯЗАННОСТЕЙ СЫСКУ ПРЕСТУПНИКА ТЧК ПРОШУ ЗАПРОСИТЬ ГОРОДСКОЙ ПОЛИЦИИ ДОКУМЕНТЫ СМЕРТИ НЕСЧАСТНЫМ СЛУЧАЕМ ПОДПОРУЧИКА ВАРЕНЕЦКОГО ИГОРЯ ПОЛИКАРПОВИЧА ШЕСТОЙ ОАЭСН ТЧК ПРОШУ ОСУЩЕСТВИТЬ ПРОВЕРКУ НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ МАГИЧЕСКОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ ПОКОЙНОГО ТЧК ПРОШУ ИНФОРМИРОВАТЬ ПРОПАЖУ БЛАНКОВ РАСПОРЯЖЕНИЙ ДКР ТЧК ВОЛКОВ

Я держал в руках бланк телеграммы, к которому не слишком ровно были приклеены ещё влажные ленточки с серыми буквами на них, и читал его так долго, как только мог. Потому что рядом со мной стоял унтер-гитарист и старательно делал вид, что не читает текст телеграммы у меня через плечо. А я, признаться, надеялся на то, что он, проштрафившийся тем, что выдал нам сведения без приказа, попытается выслужиться перед капитаном. И обязательно доложит тому о содержании телеграммы. Это если телеграфист не успеет.

Зачем? Узнает комэск о том, что копаем мы под загадочную смерть его подчинённого, и станет помогать нам не по обязанности, а по желанию, что совсем другое дело. Потому как, чует моё сердце, придётся нам слетать по тому самому маршруту, по которому Варенецкий летал. Почему его убили? Потому, что мог что-то рассказать. Или кого-то показать.

— Так, а почему полетел именно Варенецкий? — спросил я у Лари, когда мы сели за стол в ещё пустом трактире «Барабан» и дожидались заказа.

— Наверно, потому, что была его очередь… Он был свободен от других заданий… Он самый лучший, потому что над Дурным болотом летать очень трудно. Говорил же Порошин, что раньше они там не летали, — перечислила свои версии Лари.

— Именно, — воздел я перст в потолок, подчёркивая значимость того, что намерен сказать. — Это был первый полёт над Дурным болотом, по крайней мере, этой эскадрильи. Поэтому Варенецкий не мог не поделиться впечатлениями. Что-то он кому-то рассказал.

— Хочешь, чтобы я пообщалась с господами пилотами?

— А ты сумеешь их направить в нужное русло?

— Мм… не знаю, — пожала плечами демонесса. — Иногда и «давить» не надо, чтобы мужчины понесли глупости или рассыпались в откровениях. Может и так случиться. Правда, не всегда отличишь, где правда, а где хвастовство — на предмет хвост распустить перед барышней.

— Тогда дождёмся ответа от Вяльцева и потом пойдём опрашивать сослуживцев. Если они будут знать, что розыск одобрен комэском, то станут разговорчивей, — заключил я.

— Логично, — согласилась Лари. — А когда ждём ответа?

— Учитывая, что я попросил их запросить материалы из полиции… Думаю, что не раньше завтрашнего обеда. Даже если все на месте и всё сделают быстро. К тому же нас разыщут, если придёт телеграмма. А на сегодня у нас осталось одно основное дело — сходить в гости. Тем самым мы снизим затраты на пропитание Маши.

— Думаешь, получится? — с сомнением спросила Лари. — Она, наверное, сейчас перекусит, проснувшись, ну и в гостях себе не откажет в удовольствии.

— Не знаешь, почему она не толстеет? — не выдержал и спросил я.

Действительно, как так получается? Я в два раза больше её, а съедает в два раза больше она.

— Магичка потому что, — усмехнулась Лари. — Немножко заклинаний — и ни одного лишнего золотника веса. Кстати, волшебники вообще много едят. Они же энергии теряют очень много. По Василию не замечал?

— Замечал, — кивнул я. — Попробуй тут не заметить. Жрать горазд в три горла, но он и по комплекции колобок вылитый.

— Это потому, что некромант и не может себя «похудеть». Не его профиль. Но если бы не колдовал, то в двери бы уже не пролезал, поверь мне. А так почти всё, что съел, на пополнение сил уходит.

— Вот оно как… — поразился я. — А я и не знал. Ладно, в любом случае нам сегодня ничего не светит в гарнизоне, ждём ответа. Предлагаю погулять по городу, посмотреть, что творится, послушать, о чём люди говорят. Такое ощущение, что с этой окраины тоже что-то назревает.

— Думаешь, кто-то спланировал большую игру против вас?

— Думаю, что да, — кивнул я. — Как-то очень уж каждое лыко в строку укладывается. Раньше только эльфы хулиганили, а тут и колдуны, и диверсанты, и банды обнаглели, и лич какой-то впёрся, и все одновременно и со всех сторон.

— Похоже, — согласилась Лари. — Ладно, давай прогуляемся. Когда и где встретимся?

— В номере давай. Часика через два. Как раз Машу разбудим.

— Согласна. Так и поступим.

ГЛАВА 39, в которой герой идёт на базар, покупает всякие полезные предметы, знакомится в трактире с гномами, после чего оказывается в центре завязавшегося боя — в том месте, где противник никак его не ожидал

Центром жизни Пограничного были рынок и площадь, на которой он расположен. Отсюда, под спуск, хорошо были видны городские ворота, ведущие к пристаням и рядам складов возле них. Широкая прямая дорога, на которой свободно разъезжались два гружёных «сто пятьдесят седьмых», вела, не делая ни одного поворота, прямо к городским воротам, расположенным напротив Речных. Вся рыночная площадь была окружена гостиницами и трактирами, где в течение всего дня собирался всевозможный торговый и околоторговый люд: купцы, приказчики, посредники, шкиперы барж в ожидании заказа на доставку. Именно здесь кипела та самая кастрюля, из которой питался городок Пограничный, прижавшийся к боку одноимённого форта.

Форту от этого тоже плохо не стало. Там, где раньше был захолустный гарнизон, закипела жизнь. Если раньше в распоряжении отдыхающих от тягот службы вояк имелись лишь три гарнизонных «чапка» — для офицеров, подофицеров и нижних чинов, где в табачном дыму над кружкой пива висели и без того знакомые до последней черты унылые физиономии, — то теперь в их распоряжении оказался весь город. Немалые заработки вояк, которые они понемногу спускали в местных кабаках, влекли в городок аборигенок с несложными взглядами на нравственность. Начальству же это было только на руку, потому что, вне всякого сомнения, поднимало боевой дух на невозможную в других условиях высоту.

Та аура безопасности, которую распространяет вокруг себя любая военная база, привлекала торговцев, торговцы полагали Пограничный удачным перевалочным пунктом для своих товаров, а следовательно, торговля закипела. Если раньше купцы из Вираца, Марианского и Биларского герцогств вынуждены были как-то изощряться, чтобы набирать товар на целые караваны, идущие в Тверь, то теперь они могли спокойно перепродавать товар в Пограничном и там же закупаться самим. Городок стал базой оптовиков и перекупщиков.

Затем, как следствие начинающегося процветания, сюда подтянулись ремесленники, кабатчики, владельцы гостиниц и прочая подобная публика. А вокруг городка даже фермеры начали селиться, поставлявшие в него плоды угодий своих, завелось какое-то скотоводство, хоть в основном продукты в Пограничном были привозные из аборигенских земель в верховьях Улара. Лесная земля родила скудно, да и немного было здесь фермерских хуторов. Не с того жил край.

По этническому составу население городка делилось приблизительно пополам. Пришлых здесь было не больше, чем аборигенов, а может, и меньше, что вызывало определённую головную боль в комендатуре. Хоть и не все аборигены были из сопредельного баронства Вирац, даже самый тупой понимал, что шпионов, работающих на «Камеру знаний» рыцаря ас-Ормана, было среди них немало. Равно как и бандитских наводчиков, информаторов банд охотников за беглыми крепостными, жуликов, скупщиков краденого и прочей шушеры. Поэтому жизнь в Пограничном представляла некую смесь анархии с жестокой диктатурой и незаметного деления на два лагеря — пришлых и аборигенов, впрочем, с многочисленными полутонами между ними.

Как ни странно, до сей поры Департамент контрразведки не завёл здесь своего отдела, а два молодых колдуна были в оперативном подчинении командующего гарнизоном. Причина была проста — сопротивление пограничников появлению в их огороде чужого козла, да ещё такого вредного, как контрразведывательный, из конкурирующего департамента. И до сих пор ведомству статского генерала Бердышова не удалось посадить в Пограничный своих представителей, потому что это был юридически не город, а военный форт, с его стратегическим предпольем. Как хочешь, так и понимай.

Поэтому Департаменту контрразведки приходилось ограничиваться наличием агентов нелегальных, которым приходилось всячески скрывать своё основное место службы от вояк.

Впрочем, совсем без присмотра соседи за рекой не оставались. Гарнизон имел свой собственный разведотдел по линии военной разведки, которому подчинялась отдельная егерская рота. И этот же отдел вёл деятельность контрразведывательную в самом городке, что было, кстати, не слишком законно. Даже совсем незаконно, потому как военная разведка заниматься поддержанием правопорядка никак не может. Да ещё в пограничном гарнизоне.

Военные не вмешивались в круговорот местной жизни до тех пор, пока не выявлялось очередное «гнездо измены» или очередная криминальная цепочка, создающая проблемы. Тогда в городе ночью возникали многочисленные патрули, перекрывались перекрёстки, в домах выбивались окна и двери, иногда слышалась стрельба, а ещё через пару дней виселицы на городском выгоне принимали «постояльцев» с висящими на груди табличками с приговорами военного трибунала, который с присущей таким учреждениям быстротой и беспощадностью вершил здесь правосудие. Но тихая криминальная активность не затихала, потому как район для неё был очень уж удобным — река, к берегам которой в любом месте легко пристать, граница, леса вокруг, а аккурат посередке — таможенные пошлины, которые можно обходить и на этом наживаться.

Естественно, рынок и кабаки вокруг него и были истинным сердцем Пограничного, что бы там себе в комендатуре ни воображали. Гарнизон жил своей жизнью, согласно Уставам и распоряжениям начальства, а городок жил своей, руководствуясь такими простыми и понятными интересами личной выгоды.

В отличие от других мест здесь в кабаках было людно и шумно с утра до вечера. Те, кому не было нужды безотлучно находиться при товаре на рынке или следить за погрузкой-разгрузкой на пристани, проводили время здесь, за чашкой чая или, для разнообразия, кружкой пива.

Сначала я решил прошвырнуться по базару — благо, несмотря на напряжённую ситуацию вокруг городка, здесь всё равно было людно и шумно. Пока никаким лесным разбойникам вкупе с эльфийскими саботажниками напугать торговый люд не удалось. Товар в город шёл. И торговали здесь всем, разве что павильонов работорговцев не наблюдалось, как на рынках в Старых государствах. Торговали одеждой, торговали едой, торговали оружием и инструментом, продавали запчасти к автомобилям, а заодно их и чинили сразу в трёх мастерских, скрывшихся за заборами по периметру базара.

Работали магические лавки, где ты мог купить себе защитный амулет — как эффективный, так и пустышку, а мог купить приворотное зелье — пустышку наверняка, потому что торговля таковыми была запрещена, а вот за продажу подделки запрещённой субстанции ничего бы и не было. Но это уже на простака, такого, кому надо таинственно подмигивать, а затем тихо совать в ладонь маленький флакончик красного стекла, достав его из-под прилавка, заодно слупив с покупателя такую сумму, что, потрать он её на банкет в честь своей избранницы, она бы нипочём не устояла перед такой щедростью.

Помимо зелий приворотных ненастоящих там можно было купить зелий настоящих — вроде антидотов от всевозможных ядов, которыми имеют привычку травить своих жертв некоторые лесные и речные твари. Точнее, даже одного зелья, алхимического, которое умело выводить из организма любой яд, поражающий тело. И запас этого зелья мне как раз следовало пополнить, потому что в Пограничном подобные декокты были раза в два дешевле, чем в нашем Великореченске. Делали их всё больше в Вирацком баронстве, что за рекой, и уже отсюда они через купцов расходились в другие места.

Со своего прошлого приезда в этот городок я хорошо запомнил магическую лавку «Дракон благости», где на вывеске не слишком натурально было изображено нечто вроде вытянутой в таксу уродливой кошки с кожистыми перепончатыми крыльями. Располагалась она прямо посреди рынка, возле маленькой часовенки богини Арру, главной и единственной покровительницы магии, существа света, купающегося в потоке чистой Силы. Магические лавки и храмы этой богини всегда располагались рядом.

Лавка была небольшая, размещалась в бревенчатом срубе, сложенном на манер баньки, украшенном причудливой резьбой и опирающемся на фундамент из дикого камня. Дощатая дверь — на медных петлях и медной полосой обитая — скрипнула под моей ладонью, открываясь. Вошёл, пригнув голову под низкую притолоку. Внутри было темновато — после солнечной полуденной базарной площади даже проморгался не сразу, как не сразу заметил и женщину, в лавке торгующую. Приказчицу, в общем. Почувствовал сначала её взгляд, но не настороженный — скорее равнодушный.

Присмотревшись, обнаружил перед собой аборигенку из Армира, темноволосую, хрупкого сложения, с чуть узковатыми глазами и чуть необычными чертами нежного лица. На высокой тонкой шее многониточные деревянные и костяные бусы с немалой магией, в них заложенной. Простое вышитое по вороту и рукавам платье из льняного холста, но не крестьянское, а нечто вроде одеяний друидов. Деревянные же браслеты с выжженными на них рунами на запястьях. Никакого металла вообще. Друидка? Лет тридцать с виду.

Не зря всё же про армирцев говорят, что они с эльфами путались. У всех что-то эдакое в лице и телосложении проскакивает. А у этой так особенно — чистая эльфийка была бы, если не уши и не зубы. У эльфов зубы мельче, нежели у нас, и к тому же их больше: тридцать шесть против наших тридцати двух.

— Чем могу? — улыбнувшись, спросила она.

— Я за противоядием к вам, — тоже улыбнулся я в ответ. — Покупал у вас раньше.

Они кивнула, сказала:

— Ничего проще нет. Пригодилось?

— Пригодилось, к сожалению.

— Против кого?

Примерно шесть месяцев назад меня хапнула бурая сколопендра, легко прохватив насквозь своими изогнутыми острыми жвалами голенище ботинка. И впустила мне в ногу весь яд, которого у неё, видят боги, очень немало. Мне едва хватило времени после того, как я разнёс тварь в клочки тремя выстрелами из «тарана», достать шприц из нагрудного кармана разгрузки, чтобы с маху через штанину всадить его себе в бедро. За эти несколько секунд у меня успело потемнеть в глазах, а почти всё тело потеряло чувствительность. Затем я провалялся не меньше двух часов на прелых листьях, не в силах пошевелиться, молясь всем богам о том, чтобы не подоспели товарки убитой твари или на меня, беспомощного, не набрёл хищник.

— Против сколопендры, — ответил я на вопрос армирки.

— Бурой?

— Бурой, разумеется. Другие в тамошних местах не водятся.

Женщина слегка поморщилась, затем сказала:

— Вот уж дрянь так дрянь. Хорошо, что успели. Вы сами себе кололи?

— Сам.

— Тем более повезло.

Она протянула вперёд изящную руку, пахнущую какими-то травами, зацепила пальцем шнурок у меня на шее и вытащила из-под свитера серебряную бляху с пробитой мечом головой виверны.

— Охотник? — спросила она, но сразу продолжила, не дожидаясь ответа: — Нельзя одному охотиться, даже ребёнку это должно быть понятно. Если бы такое случилось южнее и укусила вас угольная сколопендра[88], то вы даже уколоться не успели бы. Лежали бы и ждали смерти, а вас бы уже начали есть. А был бы напарник, то он успел бы вас уколоть не меньше тысячи раз: смерть не мгновенная ведь.

— Я уже один не охочусь, — успокоил я женщину с темными волосами, слегка приврав.

Тут она права, конечно. Для меня самого и раньше никогда секретом не было, что охотник-одиночка подвергается рискам несоизмеримо большим, чем тот, кто с напарником или в группе. Но всё как-то не удавалось найти себе подходящего товарища. Эх, если бы удалось на будущее Машу себе в постоянные напарники… В стрельбе поднатаскал бы её, зато магия… У кого ещё сильная волшебница в напарниках? А вот насчёт Лари… не знаю, не знаю. Демонесса наша такой персонаж, что и не знаешь, чего от неё больше было бы — пользы или проблем?

— Вот и не надо, — сказала женщина.

Обернувшись, она открыла один из шкафчиков у себя за спиной, достала крошечный пузырёк из толстого зелёного стекла, размером не больше ружейного патрона.

— Вот, на два укола. — Пузырек со стуком встал на прилавок. — От любого немагического яда, неважно, каким способом попавшего к вам в тело. Достаточно?

— Думаю, что нет, — задумчиво сказал я. — У меня ещё на один укол осталось, но я не один. Сколько они у вас стоят?

— По шестьдесят за флакончик. Возьмете три — по пятьдесят пять.

— Нет, три не возьму. Дорого, — отрицательно помотал я головой. — Два смогу купить.

Деньги-то у меня были, но кто знает, сколько нам ещё предстоит путешествовать и какие ожидают затраты?

— Сто двадцать тогда. Что-то ещё?

Она достала из шкафчика ещё один флакончик, дубликат первого, и со стуком поставила его рядом на деревянный прилавок.

— У меня с собой наличных не хватит. Если примете чек Торгового банка, то тогда ещё кое-что посмотрю.

— Приму, конечно. У нас есть отделение Торгового в городе.

— Их в любом банке принимают, — удивился я её заявлению.

— С удержанием пяти процентов. Я бы их к цене прибавила. А так без удержания. Что вы ещё хотели бы?

— Амулет связи. Простенький, с дрожалкой.

— Посмотрим… — с оттенком задумчивости сказала женщина и повернулась к своим шкафчикам.

Связь в Великоречье на дальние расстояния работала телефонами и телеграфом на магической основе. Канал между станциями был астральный, независимый от рельефа местности и помех. Один амулет на вышке пересылал сигнал на другой, а вот уже потом сигнал превращался в обычный электрический и выползал из телеграфного аппарата в виде серой ленты с неровными буквами.

Были в городах мощные вещательные радиостанции, устроенные таким же образом. А вот связь полевую забрала на себя магия уже целиком — посредством амулетов. Самыми сложными и дорогими были амулеты телепатические, но мне это было не по карману. Были со световой и звуковой сигнализацией, даже дешевле «дрожалок», но такие могли здорово демаскировать, случись тебе сидеть в засаде, например. А были такие, которые просто начинали часто колотиться тебе в грудь, если ты носишь их на шее, и именно такие были лучше всего. Как ни странно, передача голоса у изготовителей амулетов никак не получалась. Или телепатия, или вот так — чуть не семафор. А чтобы голос был, нужно всё это с нормальным телефоном соединять, да ещё через преобразователь сигнала. О мобильности тогда и речи не будет идти — преобразователи тяжёлые.

Пока работал один — нужды не было, а теперь понадобился. О том, что у нас связи нет, я ещё в Березняках пожалеть успел, когда на кабатчика-бхута охотились.

Женщина открыла ещё один ящик и достала оттуда кружок из розового дерева, в который были вделаны лепестками три перламутровые пластинки разных оттенков.

— Вот, смотрите, — положила она амулет на прилавок. — То, что вам нужно, самое недорогое из того, что у нас есть. И любой волшебник за пять минут сумеет зарядить.

Я взял лёгкий, словно из пробки, кружочек, покрутил в пальцах, чувствуя исходящее от него лёгкое излучение Силы.

— Какой лёгкий. Что это? — удивился.

— Бальса. Дерево такое, растёт на Южных островах. Если на шею вешать, то не слишком оттягивает, амулет крупный. А некоторые по нескольку амулетов носят, вот и стараются их полегче делать.

— А чьё производство? — уточнил я.

— Дома ас-Пайор. Там теперь кто-то другой заправляет, после смерти самого ас-Пайора, но имя сохранили.

— Ещё бы не сохранить, — усмехнулся я. — Бэрах да ас-Пайор, двое великих. Одно имя половины всей лавки стоит. А что по качеству?

— Никаких проблем не было никогда.

— И сколько?

— За этот… — она постучала коротко обрезанным ногтем по звонкому боку амулета, — …сто ровно. И по семьдесят за каждый из тех, что будет привязан к этому. Сколько вам надо?

Да, это не копейки. Я даже задумался было: не тороплюсь ли с приобретением? Есть такое животное — жаба-душительница, и клешни у неё такие, что жуть. Вот они в меня и вцепились без всякой жалости. С другой стороны, мы без таких амулетиков обходимся, пока все вместе, под ручку, можно сказать, ходим. А стоит в стороны разбрестись, и тогда…

— А как далеко дотягивается? — поинтересовался я.

— На две западные лиги. Это если никаких магических аномалий рядом. На краю Дурного болота — помоги боги, чтобы шагов на триста хватило.

— А ещё что влияет? Горы там? Лес, например?

— Ничего не влияет, лишь бы по прямой не больше двух лиг было, — улыбнулась женщина. — Это же не радио.

В её голосе проскочила лёгкая насмешка над технократами пришлыми, которые даже за двести лет своего пребывания в этом мире так и не научились мыслить категориями магическими.

— А как активировать?

— Просто прикасаетесь тем пальцем, который вы сами определите как «управляющий», к нужной перламутровой пластинке. И держите не меньше двух секунд. Когда она задрожит, вы снова нажмёте пальцем на неё, и другой амулет будет дрожать до тех пор, пока вы не уберёте палец. И вы будете ощущать вибрацию, вот и поймёте, что он работает. Всё.

— А отключать?

— Он вообще не отключается. Если вы пять минут ничего не передаёте, вам снова потребуется его разбудить.

И впрямь вроде бы ничего сложного.

— А весь комплект — четыре амулета? — спросил я, намекнув на количество пластинок.

— Да. Можно и больше, но этот самый дешёвый.

— Чего уж там, давайте, — вздохнул я. — Главный амулет с тремя дополнительными и два противоядия. Считайте.

Я даже зажмурился, потому что и сам всё успел посчитать.

— Четыреста тридцать золотом. Или четыре тысячи девятьсот ассигнациями.

— Почему так? — поразился я.

— Потому, что в Вираце ассигнации берут дешевле, чем у вас, предпочитают золото. А у меня весь товар оттуда. В Тверском княжестве ничего из этого не производят.

Это верно, у нас алхимиков почти что и нет. Если навыками колдовства аборигены с пришлыми поделились, да и деваться было некуда, то алхимические секреты так и остались секретами внутри семей и сообществ. И защищены они не хуже, чем секрет бездымного пороха и тротила. Тут мы отстали от местных навсегда и составить им конкуренцию сможем не скоро.

— А чек как посчитаете?

— Как золото, разумеется. Мне его золотой монетой в банке обеспечат.

Я вздохнул с облегчением. Переплачивать шестьдесят золотых совсем неохота, у нас-то ассигнации к золоту один к десяти. Достал из поясной сумки чековую книжку, выданную мне в Тверском Торговом, затем несмываемый карандаш. Написал в графе «сумма» эту самую сумму, затем мы с женщиной прижали большие пальцы к двум кружочкам возле подписей. Через несколько секунд кружочки засветились, и я отдал чек ей. Теперь его не подделать, а банк не усомнится, следует ли его обналичивать. Ай да семья Беренсон: и тут заработала! Я ведь за эту книжечку в своё время по полтиннику за страничку заплатил.

Ну вот и уполовинились мои средства единым махом. Женщина собрала покупки в небольшой берестяной туесок с плотно подогнанной крышкой, завязала его цветными витыми шнурками и отдала мне.

— Спасибо. Заходите ещё.

— Зайду обязательно, — кивнул я и вышел на улицу, на солнечный свет.

Рынок гудел, торговля шла, посетителей было много. Локтями не толкались, но и малолюдством происходящее тоже назвать было бы трудно. А учитывая, что торговали здесь всё больше оптовики, лавки содержавшие в качестве своих торговых представительств, то в таком случае происходящее можно было назвать наплывом. Иногда это следует считать предвестником проблем — торговый люд старается сделать запасы или, наоборот, избавиться от товара, переведя всё в золото.

Патрулей на рынке вроде бы прибавилось. Комендант какие-то изменения тоже чувствует, наверное, или у него информации больше, чем у меня, что и немудрено, на самом деле.

Я не торопясь прошёл между лавками до конца рынка, после чего направил свои стопы в трактир «Водар Великий», где на вывеске был изображён конный рыцарь, в одной руке держащий копьё с флажком, а во второй несущий голову дракона. Насколько я помнил историю Вирацкого баронства, Водаром звали одного из предков тамошнего властителя, вроде бы освободившего своих подданных от налётов какого-то совсем потерявшего совесть дракона. Так было или нет — никто уже толком не знает, но легенда осталась.

«Водар Великий» был самым популярным трактиром на площади. Он занимал два этажа большого деревянного дома с резным крыльцом и длинной коновязью. На втором этаже размещались «кабинеты», где сидели серьёзные клиенты, где обсуждались дела и заключались сделки. Первый же этаж был общим, многолюдным — там собиралась публика попроще. И этот первый этаж «Водара Великого» представлял собой самый настоящий лабораторный срез местного общества. Так сказать, квинтэссенцию сути общества городка Пограничный.

Было тесно, шумно, чадно, суетно. Над гулом голосов и звоном посуды неслась развесёлая музычка из чёрной тарелки радиорепродуктора. Раньше здесь проигрыватель стоял, но какой-то пьяный ещё год назад пальнул в него из револьвера, после чего новый покупать никто не стал, раз не впрок.

Я с трудом протолкался к стойке, втиснувшись между гномом в кожаном водительском реглане и вирацким рыцарским дружинником в коричневом мундире с жёлтыми нашивками на левом плече. Ко мне подошёл сам кабатчик — Орас Пень, коренастый здоровяк из аборигенов, заросший дикой бородой, но с наголо бритым бугристым черепом, получивший такое прозвище за комплекцию и медленную речь, создававшую ложное впечатление его тугодумия.

— Пива светлого, — затребовал я, выкладывая на обитую латунью стойку медный полтинник.

Пень лишь кивнул, взял с крючка над головой глиняную кружку, подставил под тонкую янтарную струйку, потёкшую из крана. Пиво было у Пня в кабаке замечательное, его из Твери завозили. Лучше тверского в этом мире было разве что царицынское, но здесь им не торговали. До появления пришлых пиво в этих краях тоже варили, но было оно намного хуже — мутная кислятина, в сторону которой «чистая публика» даже не смотрела никогда. А теперь — пожалуйста, популярней всякого вина в наших краях стало, разве что аристократы не пьют: им это не положено.

Наполненная кружка с шапкой пены возникла передо мной, а медная полтина оказалась сначала в широкой ладони Пня, после чего, звякнув, полетела в ящик кассы. Пень пошёл к кому-то другому, окликнувшему его, а я, опираясь на стойку, повернулся к залу, оглядывая его.

Кого здесь только не было. Приказчики в рабочих куртках, шкипера с барж в штормовках с отброшенными капюшонами, наёмники из караванной стражи, в форме разнообразных «рот» и без оной. Были люди с откровенно бандитскими мордами, и если бы выражение лица могло считаться уликой, то всех их уже можно было тащить на городской выгон занимать оставшиеся свободными места на длинной виселице. Как минимум у двоих были клейма на лице. У одного оно выглядывало из-под сползшей повязки, у второго клеймо в виде скрещённых топоров располагалось на скуле, и скрыть его было невозможно. Интересно, а куда разведотдел с патрулями смотрят, что в городе такая публика обретается? Раньше я такого здесь не наблюдал.

Внимание моё привлекла группка дружинников в такой же, как и у моего соседа, коричневой форме. Всего их в зале было с десяток, три «копья», считай. Скорее всего, сопровождают рыцаря, сидящего с кем-нибудь на втором этаже. Трое из них поверх мундиров надели тонкие кольчуги гномьей работы. Такая броня от винтовочной пули не спасёт, но пистолетную с мягкой головкой остановить способна, равно как и мелкие осколки. Кстати, а зачем они их надели? Носить броню просто так не принято, в общем… Странно.

Обладатели кольчуг помимо этой защиты красовались ещё и наплечными бантами вместо лычек. У одного был жёлто-красный бант оруженосца, а двое были с жёлтыми бантами конных сержменов[89]. У всех в чехлах, подвешенных к поясу, полусферические шлемы с носовыми стрелками. У всех револьверы в кобурах на перевязях и, с другого бока, недлинные, но увесистые сабли вроде абордажных. Винтовок нет ни у кого: их принято сдавать ещё на въезде в город в арсеналы. Совсем оружие отбирать нельзя — ночные твари здесь и в города забираются, тем более что до Дурного болота рукой подать. Перестанут люди ездить в такой город, где тебя защиты лишают, да и не принято такое в Великоречье. Разоружают лишь в замках сеньоров, да и то не везде, а в покоях владетеля. А Пограничный от неожиданно оживившейся здесь торговли немало налогов в княжескую казну платит.

Все дружинники выглядели людьми бывалыми, опытными. Их коричневая форма была неброской, удобной, на шлемах были матерчатые чехлы, на кольчуги можно было набросить просторные сюркоты[90], чтобы не блестеть на солнце. Значит, этих людей обучали бою, а не только строю. Иные рыцари из тех, что только поколения предков считают и знатностью меряются, до сих пор не могут преодолеть отвращения к камуфляжу и неброским цветам, вот и щеголяют их дружинники в сверкающих доспехах и мундирах попугайских оттенков. А в бою в любом укрытии представляют собой прекрасную мишень.

Интересно, кто это такой важный забрёл в городок, что с ним аж три копья охраны? Надо будет пройтись вдоль стоянок машин: ведь рыцарь на грузовике не приедет. Наверняка пара вездеходов имеется, с гербами на капоте.

— Охотник? — неожиданно прогудел рядом со мной гном в шофёрском реглане.

Круглые противопылевые очки на кожаной ленте были подняты у него на лоб, в руках — гигантская пивная кружка. Гномы вообще любят зримые признаки своих профессий, вот и этот пальто с очками и перчатки без пальцев только в спальне снимает, наверное. Гордится, что шофёр. Пальто-реглан его совсем новенькое, поскрипывает не только при движении, но даже от дыхания его обладателя. Поперёк талии кряжистого гнома надет широкий ремень из толстенной кожи с клёпками, на котором висит кобура с точно таким же, как у меня, «сорок четвёртым», только рукоятка под гномью ладонь — широкую, но короткопалую. На груди бинокль. Зачем шофёру бинокль? Нужен, наверное.

Я кивнул и убрал под свитер бляху, которая так и болталась у меня на груди после визита в магическую лавку. Забыл убрать, отвлёкся.

— Хорошая работа, уважаемая, — сказал гном, солидно кивнув.

Он явно скучал и был намерен завязать разговор. Ну и я был не против. В отличие от многих других я к гномам отношусь очень хорошо, уважаю их за честность, а прижимистость… они всего трудом добиваются, вот и не склонны разбрасываться плодами трудов своих. Зато для пришлых гномы оказались самыми надёжными союзниками. Обнаружив в нас таких же записных технократов, как и они сами, гномы решили сотрудничать, добрую волю проявили, в общем. И вскоре очень легко и быстро влились в систему строящейся людской промышленности, став её неотъемлемой частью. Например, лак, которым гильзы покрывают, кто делает? Гномы. От первой и до последней капли, без них только латунные останутся. Многое они делают, без чего обойтись не можем. Да той же железной руды больше половины от них идёт. А плавка стали? А сколько проката? А сколько медных рудников у них?

— Шоферишь? — Я слегка постучал ногтем по скрипучему рукаву его новенького кожаного реглана.

— Шоферю! — солидно кивнул гном, отчего его лопатообразная борода расползлась по всей груди. — Мы с Лесной гряды товар привезли, двумя «зилками», вот я первый и вёл.

Первая машина в колонне у гномов тоже много значит, пусть их всего две. За рулём первой — всегда лучший и уважаемый шофёр. Почти аристократ получается. Это у нас шоферюга что кучер, а для гномов — почётное занятие.

— Первый в колонне? — сделал я вид, что удивился. — Неплохо. Давно колонну ведёшь?

Гном чуть смутился, даже покраснел, сказал:

— Да первая ездка, вот и обмываю, что без приключений доехали.

— А как шли сюда? Через Вирац или от Марианской переправы?

— Через Вирац, так короче вёрст на сто пятьдесят. Разве что здесь на переправе подождать пришлось. А чего такого ценного к вам сюда потащили, что столько машин с большой охраной?

— В смысле? — не понял я. — Я со стороны Твери подъехал, так что ничего странного не заметил. Разве что разбойников развелось.

— Да говорю, что, когда в очереди на паром стоял, даже удивился, — заявил гном. — На каждый грузовик с товаром, что с той стороны шёл, человек по пять, а то и по шесть охранников. Никогда такого не видел.

— Я тоже… — осторожно ответил я.

Действительно, странно. Бывают, конечно, машины с большой охраной, товар везут разный. Но так, чтобы каждый, если верить гному, грузовик шёл с большой охраной, — такого точно покуда наблюдать не доводилось. Эдак десяток-другой грузовиков в город войдёт, что для Пограничного даже ниже нормы, — и в городе рота вооружённых бойцов. Даром что они винтовки в оружейки сдали: кого этим обманешь? Оружие и в тайниках в машинах может быть, и в тюках с товаром, да и оружейку с одними пистолетами вполне отбить можно, там человек пять дежурит из комендантского взвода, не больше.

— А ты чего один, кстати? — спросил я своего случайного собеседника.

— Старший наш наверху, договаривается о чём-то, двое племянников с ним, для солидности. Охраны четверо, они за покупками пошли. И второй шофёр с ними, а больше никого, — с потрясающей откровенностью изложил диспозицию гном.

— Понятно. Ну, будем знакомы, — сказал я и стукнул покрытым глазурью глиняным боком своей кружки по кружке гнома: — Александр, Волковым прозывают.

— Орри Кулак, — приподнял гном перед собой свою ведерную кружку.

— А почему Кулак? — удивился я.

Спрашивать смысл прозвищ у гномов невежливостью не считается, скорее даже наоборот — могут обидеться, если не спросишь.

— Угадай. С трёх раз, — сказал гном, вытянув руку перед собой и сложив широкую ладонь, где каждый палец был толщиной с сардельку, в гигантский кулак.

— А работоспособность? — чуть съехидничал я.

— Шутник, да? — ухмыльнулся гном. — Жаль, тут ломать ничего нельзя, а на улицу идти дрова ломать — место потеряем. Людно сегодня.

— Да, людно, ничего не скажешь. Не помню такого раньше среди торгового дня, — согласился я с ним и с удовольствием отпил пива из кружки.

— О том и речь. Я тут часто бываю, самое малое — неделю в каждые два месяца. А такого наплыва народу не помню.

Вот так. Не помнит. И я не помню, но у меня и опыта посещения Пограничного не так много: всего однажды судьба ненадолго заносила в эти края, зато как раз в разгар торгового сезона. Нет здесь охотнику работы — всем егеря занимаются. Но уж коль мне кажется, что тесновато в городке стало, то опытному в местной действительности гному обратить на такое внимание сами боги велели. Он и обратил. Не нравится мне это всё. И чем дальше — тем меньше нравится.

Я краем глаза увидел, как кабатчик Пень остановился, глядя на кого-то, стоящего на лестнице. Присмотрелся — там стоял некто в коричневом мундире, в высоких, до колен, шнурованных ботинках из красноватой кожи да галифе для верховой езды с тонким жёлтым кантом. На поясе у него была большая, украшенная серебряным гербом деревянная кобура с «маузером», на крышке которой покоилась его правая ладонь. Пальцы были унизаны массивными перстнями.

Стоящий у меня за спиной дружинник в таком же коричневом мундире напрягся — видать, тот, кто на лестнице, его рыцарь и есть. Как-то всё странно, напряжённо. И морды эти бандитские кругом. И войск в форте мало, потому что разом везде шалить начали, — вот и мечутся егеря туда-сюда-обратно, как цветы в проруби. Прикинуть, так кроме комендантского взвода, неполной роты пограничников, полуроты аэродромной обслуги да батареи небольших, в общем, полковых гаубиц — никого. А форт немалый, этих сил едва-едва хватит позиции занять.

Не нравится мне это, не нравится, что-то висит в воздухе, как грозовая туча, которая вот-вот разразится ливнем. И взгляды я не раз уже на себе перехватывал в этом кабаке. Скользящие, не пристальные, но недружелюбные. Очень недружелюбные. Просто аборигены, сюда для торговли приехавшие, так бы не смотрели. Они вообще никак не «смотрели» бы — просто не замечали меня, потому что я для них никто и звать меня никак.

— Знаешь, Орри, ты бы своих ребят собрал, — негромко сказал я гному. — Что-то не нравится мне всё это. И заперся бы на денёк-другой в гостинице, пока напряжение не спадёт. Последний золотой я бы не поставил на это, но кажется мне, что здесь назревают большие неприятности.

— Думаешь? — глянул на меня из-под косматых бровей гном. — Вот и я всё думаю и думаю: зачем столько охраны с купцами сюда приехало? А иные из купцов так и на купцов непохожи.

Говорил гном тихо, так, чтобы, кроме меня, никто его слов в этом гвалте не расслышал. Значит, поверил, раз тон понизил: гномы тихо говорить вообще плохо приспособлены. Они даже когда молча стоят, их всё равно издалека слышно: сопят, пыхтят, в бороде скребутся.

Краем глаза я всё равно продолжал смотреть на так и стоящего на лестнице рыцаря. Тот тоже как будто чего-то ждал, поглядывая наверх, на второй этаж, будто какого-то сигнала ожидая. А Пень-кабатчик глядел на него. А многие глядели на Пня.

— Оружие заряжено или оно у тебя для красоты? — почти не размыкая губ, спросил я у гнома, оглядывая зал в поисках потенциальных союзников и не находя их. В основном все были аборигенами и вида для союзников малоподходящего.

— А как же, для красоты, — пробормотал гном, незаметно откидывая большим пальцем ремешок кобуры. — Только заряжено.

— Если сейчас что-то начнётся, то прорываемся на второй этаж, — пробормотал я.

Баронский дружинник сзади чуть не навалился на меня, дыша мне прямо в затылок. Гном незаметно из-под косматых бровей глянул на него. Значит, и вправду тот ведёт себя неправильно, но оборачиваться не буду — гном, кажется, всё понял.

Моя рука скользнула в подмышку, где в наплечной кобуре висел «кольт». Пусть все видят, что я свой револьвер не трогаю. А пистолет у меня с патроном в патроннике, хоть и не на боевом взводе. И предохранитель снят. Не пользуюсь я предохранителем: просто спускаю курок с боевого взвода. Умеющему это не помеха, зато стрелять можно сразу, как из револьвера. Незаконно скрыто носить пистолет, но мне можно — я при исполнении.

Пальцы легли на тёплую от ношения на теле резиновую рубчатую рукоятку. Я даже как будто ощутил запах оружейной смазки, идущий из-под куртки. Так всегда бывает, когда ты словно ощущаешь оружие не только телом, но и всей своей астральной проекцией, душой, сознанием. И знаешь, что начнёшь стрелять — и не промахнёшься.

На лестнице появился ещё один человек, в чёрном клобуке монашеского ордена Созерцающих. А это как могло случиться? Созерцающих запретили везде, и попадись такой на глаза патрулю — уже на гауптвахте сидел бы и судью ждал. А завтра уже висел. Наверняка наверху, в кабинетах, переоделся. А значит, в кабинетах те, кто планирует заварухой командовать. Зря он переоделся заранее. Зря. Теперь мне и улик не надо — достаточно на его амулет из круга с тремя направленными вниз остриями глянуть. Даже дети знают, что люди с таким амулетом вне закона.

Я гному прошептал:

— Который за мной.

— Понял, — буркнул тот.

Дружинник продолжал сопеть мне в затылок, но смотрел сейчас не на меня. Наверняка сигнала ждал. А сигнала-то, пожалуй, и не будет. Откуда знаю? А вот откуда!

Я выхватил пистолет из подмышки, вытянул руку с ним над левым плечом гнома, наведя оружие в лицо чернорясному, и дважды нажал на спуск. И словно весь мир замер в моём мозгу. Я даже успел заметить полет по дуге двух блестящих гильз из облачка дыма, затыльник рукоятки дважды же увесисто толкнулся в ладонь. Пулям лететь было метров шесть, не больше, и они попали туда, куда я и ожидал — в лицо Созерцающему, превратив его в красное облачко. А слева от моей головы со страшной скоростью пролетело что-то тёмное, и за спиной послышался треск ломающихся под могучим кулаком лицевых костей.

Я спиной почувствовал, что за мной больше никого не оказалось, шагнул чуть правее — и на глазах остолбеневшего от такой неожиданности скопления головорезов всадил пулю в затылок кабатчику Пню, а затем ещё две — в лицо ошалевшему от неожиданности рыцарю. Всё произошло так быстро, что тело едва начавшего падать Созерцающего не успело свалиться на барона в коричневом мундире, а тот уже умер.

И вдруг время как будто ускорилось, взорвавшись мельканием и суматохой вокруг нас.

— Наверх! — заорал я и рванул вперёд, к близкой лестнице, высадив веером оставшиеся три пули из магазина в ближайших к нам противников, оставив один патрон в патроннике, не глядя даже на результат.

Гном, уже выхвативший свой револьвер, рванулся за мной, попутно могучим ударом отправив собирать столы по залу ещё кого-то, подвернувшегося под руку. А я перемахнул через стойку, присел за ней, выбросив пустой магазин из рукоятки и вбив на его место полный, с восемью увесистыми латунными патронами.

Рядом со мной с грохотом приземлился тяжеленный гном — так, что доски пола содрогнулись, свалился набок, чуть не выронив револьвер. Бойцы они отличные, а вот гимнасты — так себе. Бывают и получше — вот я, например.

И сразу полки у нас за спиной взорвались брызгами бутылочного стекла вперемешку с алкоголем — обратка пошла. Ударили со всех стволов. В переднюю стенку стойки как будто молотки забарабанили, затем полки обрушились. Никто не знал, что в кабаках городков стойки делают из такой толщины бруса, чтобы никакая пуля, кроме винтовочной разве что, пробить не могла. А то куда кабатчику в случае проблем прятаться?

А это что? Подарок! Прямо у меня перед глазами на полке лежал пятизарядный помповик «таран», без приклада и с укороченным стволом. Ай да Пень, ай да молодец! Вот за что спасибо так спасибо. Сам бы тебе об этом сказал, если бы несколько секунд тому назад не вогнал тебе пулю в затылок.

Я схватил дробовик с полки и сунул гному. Я-то и со своим короткостволом справлюсь, а вот гномы стрелки вроде гимнастов — тоже так себе. А дробовик его в тесноте кабака снайпером сделает — лишь бы мне кучку картечин в задницу не вогнал от переизбытка эмоций.

Что-то с грохотом ударилось в стену над нами, а затем упало на пол прямо передо мной. Рубчатый корпус в «рубашке», но без длинной деревянной ручки. ГОУ-2, знакомая до боли. Как я успел её схватить и перебросить через стойку — я сам не понял. Но когда она рванула в воздухе по ту сторону нашего укрепления, осыпав зал осколками, я заорал: «Вперёд!» — подскочил, как на трамплине, и рванул к лестнице наверх, слыша прямо за спиной паровозное сопение Орри Кулака.

А в зале орали на разные голоса. Кто от ярости, кто от боли, кто от отчаяния. Наша выходка спутала все карты, направила ярость присутствующих из конструктивного русла общей идеи захвата городка и форта Пограничный — а что они могли ещё придумать? — с последующим грабежом на острое желание разорвать нас на мелкие кусочки, и если возможно, то голыми руками и живых.

Мы, перескочив через трупы колдуна и рыцаря, взлетели по деревянным ступеням и успели заскочить в дверь сбоку до того, как целый рой пуль взлохматил брёвна в стене, которой завершался лестничный марш.

Прямо в коридоре я напоролся на какого-то стрелка из «вольных рот», с жёлтым платком, намотанным на шею поверх старого сипайского мундира. Он смотрел на меня вытаращенными глазами, явно не понимая, что происходит. Сюда никто не сообщил, что командиры уже покинули эту юдоль скорби и находятся на пути в сферы горние, а скорее — в нижние планы бытия. И что стрельба была сначала по ним, а не наоборот, как планировалось.

Пока он пытался провести оперативный анализ обстановки, я всадил ему пулю в лоб, и его швырнуло на брёвна, прямо на пятно мозгов и крови, вылетевших из его же затылка. Он, заваливаясь набок, осел на пол. А я опустился возле него на колено, направив пистолет на дверь, откуда, как я и ожидал, выскочил ещё один наёмник, убил его выстрелом в лицо и ещё двумя пулями в середину груди свалил какого-то оруженосца в кольчуге, выбежавшего следом. Оба упали обратно в дверь, а я решил не терять времени, дожидаясь, пока в комнате разберутся, что к чему, ворвался внутрь, перепрыгнув через тела. И встретился с совершенно обалдевшими взглядами троих людей, сидевших за столом, на котором на треножнике стоял сияющий хрустальный шар.

Но разглядывать было некогда, я бегло выпустил в них остаток магазина. Они повалились на пол и затихли в растекающихся лужах крови. Всех прошило насквозь, никто не успел среагировать. Я мельком глянул на них. Двое были из Созерцающих, а ещё один — в плаще из шкуры виверны, на поясе кобура с дорогущим «аспидом», как у нашей Лари. Пуля угодила ему в середину лица, скрыв теперь его черты под кровавой маской. Лишь длинные светлые волосы рассыпались по полу и сейчас медленно пропитывались кровью. Кто это, интересно? Не из крестьян явно.

В коридоре бухнуло ружьё, и кто-то покатился, громыхая, по крутой лестнице на первый этаж. Так просто к нам сейчас не войдёшь — придётся подставляться под пули перед дверью, а дверь одна, и возле неё гном с двенадцатым калибром. Снова загрохотали выстрелы с первого этажа, пули заколошматили в стену, выбивая облака щепок. И гранату к нам толком не закинешь. А если закинуть исхитрятся, то нам укрыться без проблем.

Кстати о птичках: патронов мало. Пистолет пустой, шесть патронов в револьвере, и ещё два скорозарядника в куртке. Я присел и выдернул из кобуры у свалившегося оруженосца «чекан» триста пятьдесят седьмого, с длинным, аж тридцатипятисантиметровым, стволом. Извращенец. Ещё шесть патронов. Похлопал его по карманам и обнаружил в одном из них ещё двенадцать патронов россыпью. И то хорошо! А это что в подсумке? Вообще замечательно — приклад приставной для него. Можно из длинного «чекана» мини-карабин сделать. Сгодится. Я сунул приклад вместе с подсумком себе за пояс.

Затем подскочил к убитому в дорогом плаще, вытащил у того из кобуры пистолет с костяной, инкрустированной золотом рукояткой и затвором из дымчатой стали. На раме компенсатор отдачи — точно пижон бестолковый. Пистолет меткий, но деньги девать человеку было явно некуда: ведь такой пистолет на машину поменять можно. А можно вычислить владельца — штучная работа; гномы переделывали. На поясе в маленькой сумочке нашлись целых два запасных магазина к «аспиду», по тринадцать десятимиллиметровых патронов в каждом. Отлично, потом в свои перещёлкаю. Этот пистолет сунул в один карман, а магазины затолкал в другой.

Из коридора опять грохнул выстрел, раздался чей-то отчаянный вопль, грохот катящегося по ступенькам тела, а затем звук открывшейся двери. После чего Орри Кулак проревел:

— Старейшина Рарри! Старейшина Рарри!

— Чего орёшь? — послышался ещё один басистый голос.

Я осторожно выглянул в коридор, и на меня быстро направили ствол «сорок четвёртого». Любят гномы этот калибр. Я тоже, впрочем. Я мило улыбнулся и сделал ручкой.

— Свои! — крикнул Орри, показав на меня рукой. — Вот это — свои!

— Дверь держи! — крикнул я ему, затем спросил у второго гнома, ещё более кряжистого, чем мой собутыльник, с седыми волосами в заплетённой в косички чёрной бороде:

— Кто ещё на этаже?

— Сидят какие-то в последнем кабинете. А больше никого.

Толстая короткая рука указала в конец коридора, а поползшие вверх брови показали, что он не знает, как классифицировать сидящих в том самом кабинете.

— Много их?

— Троих мы видели.

«Мы» означало ещё двоих могучего вида гномов, вышедших из двери следом за старейшиной. Оба в кольчугах, оба вооружены, один — револьвером, а второй — «маузером» без приклада. Он выглядел бы с ним очень воинственно, если бы не забыл снять с шеи повязанную салфетку, угвазданную пятнами соуса.

Я решил узурпировать командование, чтобы не подвергаться риску каждый свой шаг сверять с заветами гномских предков, поэтому рявкнул, вспомнив службу в унтерах:

— Старейшина Рарри, держите дверь на этаж с Орри. Придумайте, чем её завалить или заклинить. Вы двое, — я показал пальцем на гнома с револьвером и гнома с салфеткой, — за мной.

И с револьвером на изготовку рванул к последней двери в коридоре. Двое тяжёлых гномов затопотали следом, пыхтя и ругаясь вполголоса, распространяя вокруг себя густой перегарный и чесночный дух. Хорошо, что гнома хрен упоишь, а то пользы с таких помощников было бы…

— А может, ну их? — просипел один из гномов.

— Ну-то их ну, но через окно из того кабинета можно выбраться на сарай, а оттуда в складской двор через частокол. Единственный путь.

Я не был настолько уж уверен, что я прав, но мне так помнилось. Зрительная память у меня хорошая, и было бы неплохо не ошибиться. А если так, то мы сможем оторваться от погони, и затем у меня появится шанс прорваться в гостиницу к Маше. А насчёт Лари… хотелось бы надеяться, что она сумеет о себе позаботиться. Хоть её в «Водаре Великом» и не было, но даже отсюда было слышно, как стрельба круто перекипает по всему городу. Шла она всё больше пистолетная, но уже доносились гулкие винтовочные выстрелы, а пару раз к хору присоединился крупнокалиберный пулемёт, выпустивший длинные очереди.

Возле двери, за которой должны были сидеть трое, я присел, прислушиваясь. Но ничего не услышал — дверь была толстой, с заклятием неслышимости, выжженном на ней рунами, за что и ценились купцами и прочими «номера» в этом трактире, а в противоположном конце коридора старейшина Рарри с Орри Кулаком громыхали мебелью, сооружая баррикаду. Обозлённые потерями посетители трактира соревновались друг с другом в стрельбе по бревенчатой стене, и, хоть звуки доносились до меня приглушённо, тихими их всё равно нельзя было назвать.

— Эх, чего тут ждать? — неожиданно сказал гном без салфетки, вытащил из-за спины обоюдоострую секиру с лезвием из голубой стали и с маху обрушил её на дверь возле того места, где должен был находиться засов, прорубив толстые доски до середины лезвия. Гном с салфеткой почти одновременно с ударом топора пнул дверь ногой, которая с грохотом распахнулась настежь, и мне ничего не оставалось, как заскочить внутрь с поднятым револьвером. И не обнаружить в «номере» никого. Зато обратить внимание на раскрытое окно, возле которого сквозняк трепал лёгкую занавесочку.

Обежав стол по кругу, я бросился к окну, выглянул аккуратно. Все, кто сидел в кабинете, давно смылись. Окно выходило на задний двор, так что с улицы заметить нас не могли. Я залез на подоконник, а оттуда спрыгнул за скрипнувшую под ногами крышу дровяного сарая, пристроенного к трактиру. Там я опять огляделся и прислушался к происходящему. Стреляли везде, и особенно сильно возле главной городской кордегардии, а там оружейка.

Стоило мне об этом подумать, как с той стороны донёсся раскатистый грохот взрыва, воздух содрогнулся, ударив меня в грудь, а над крышами вспухло огромное пыльное облако, в котором вертелись обломки брёвен, какой-то мусор и камни. А затем раздался многоголосый рёв ликования. Значит, хана кордегардии вместе с караулом. А вход в оружейку нападавшим теперь открыт.

— Уходим! — скомандовал я, но необходимости в этом не было.

Гномы с салфеткой и без оной уже расступились, и в окно, сопя и пыхтя, лез старейшина Рарри, которого подталкивал в задницу Орри Кулак. Через несколько секунд коренастый гномий старейшина уже выпрямился на крыше сарая рядом со мной, после чего могучим прыжком перескочил на соседний забор. При этом опасно закачались как сам забор, так и сарай, от которого он оттолкнулся. А в окно уже лез гном с салфеткой.

Я взял на прицел угол трактирного сруба, откуда в любую секунду мог появиться противник. Противник, кстати, уже успел сообразить, что дверь никто не защищает, и через окно мне были слышны тяжкие удары — секиры, наверное, или боевого молота, пытающиеся разнести баррикаду. Не думаю, что много времени пройдёт до того, как штурмующие догадаются побежать к задним окнам.

Гноме салфеткой, затем гном без салфетки перепрыгнули на забор, а с него спустились в складской двор, там присев на колено. За спиной у меня сопел Орри, которому я сказал:

— Чего ждёшь? Прыгай давай!

— Ты прыгай, я прикрою! — заявил гном.

— Сдурел? Я стреляю в десять раз лучше тебя! Пошёл, не тяни время! — скомандовал я.

Орри заметно обиделся на замечание о качестве стрельбы, но ничего не сказал, а прыгнул, снова качнув сарай, за судьбу которого я уже начал беспокоиться. Пока я стою на его крыше, наши судьбы связаны неразрывно. Не обрушиться бы ему прямо подо мной.

В этот момент я услышал топот сапог по деревянному тротуару с улицы, и из-за угла показался друэгар с бородой и двумя пистолетами в руках, а следом за ним высокий худой мужик с усами, с карабином. У обоих на шеях были повязаны жёлтые платки. Не успели они меня даже заметить, как голова друэгара оказалась в прицеле, и через мгновение пуля из трофейного «чекана», угодив в скулу, свалила его под ноги мужику с винтовкой.

Мужик, вместо того, чтобы отскочить в укрытие, решил посоревноваться со мной в скорости и точности прицеливания. И вскинул карабин. А через мгновение был сбит с ног двумя выстрелами и корчился в пыли, свалившись с досок тротуара на проезжую часть, выплёвывая кровь из пробитых лёгких. А я, не дожидаясь продолжения, махнул с места на верх забора, за которым спрятались гномы, перескочив его в одно касание.

Приземлился я на ноги, но не удержался, упал на пыльную землю. Сразу несколько широких ладоней вцепились в меня и рывком поставили на ноги. А затем я увидел четыре пары выжидательно глядящих на меня глаз — гномы ждали дальнейших указаний.

— Чего встали? Ноги делаем! — сказал я и побежал вдоль стены деревянного лабаза в дальнюю от ворот часть складского двора, на ходу донабивая барабан трофейного револьвера. Гномы гуськом затопотали следом. Двор был длинным, метров двести, здесь снимали склады и лабазы почти все купцы, принося немалый доход с аренды в казну форта. Заправляла этим хозяйством вездесущая комендатура, со стороны которой, кстати, доносились пулемётные очереди. А ведь оттуда до гостиницы рукой подать. Как там Маша? Если бы только вовремя спохватилась…

Мы петляли меж складов, оглядываясь каждую секунду, но никого не видели. Товарные склады сложно было счесть стратегическим объектом, поэтому напавших на город здесь не было. Это уже когда до грабежа дойдёт… А кто они такие, кстати? Вирац? Без Вираца не обошлось, это понятно, но это не баронская дружина, это наёмники и авантюристы. Рыцаря ас-Ормана и его «Камеру знаний» за хобот не подтянешь так просто, импов болотных.

За спиной у нас, уже в отдалении, раздался возмущённый рёв нескольких десятков глоток — обнаружили, видать, что мы смылись. А мы далеко, нас так просто не догонишь, да и поди пойми, куда мы ломанулись. У дальнего частокола была сложена высоченная поленница, по которой мы, поскальзываясь и стараясь удержать равновесие, побежали наверх. Я выглянул через верх забора и обнаружил пятерых мужчин с карабинами, ружьями и револьверами, стоящих за перевернутой телегой посреди улицы, спиной к нам. У всех пятерых на шеях были жёлтые платки — отличительный знак нападавших.

Командовать не пришлось. Когда прятавшиеся за телегой обернулись на шум осыпающихся дров, в них разом ударили пять стволов, словно ветром сдув с ног всех. Дощатое дно телеги забрызгало кровью, как будто сумасшедший маляр хотел покрасить её в красный цвет. А затем мы спрыгнули на улицу.

— Орри, патроны! — крикнул я своему спутнику, указав на одного из убитых, вооружённого помповиком с длинным стволом. У него через плечо висел ремень с патронташем.

А сам бросился к одному, показавшемуся мне знакомым. Явно местный, видел его в городе. Значит, аборигены из Пограничного тоже присоединились к восставшим. Возле него на земле лежала трёхлинейка артиллерийского образца без штыка, с клеймом продавца на прикладе, на поясе висели подсумки с патронами. Я угадал: этот взял оружие из дома, собственное. Местные жители в оружейку его не сдают, а несамозарядки продают кому угодно в отличие от самозарядок. Пошёл и купил — лишь бы деньги были.

Я быстро снял с мёртвого пояс с четырьмя подсумками, накинул его себе на плечо на манер перевязи, винтовку повесил наискосок за спину. Воевать с ней на узких улицах не очень хорошо, лучше уж с револьвером, но если нас где-то прижмут, то мощная винтовка и восемьдесят патронов к ней могут очень пригодиться.

Рядом гномы сноровисто снимали с убитых оружие и амуницию, потому как своих стволов нам бы надолго не хватило. Редко кто уходит гулять, имея даже один запасной магазин к пистолету, а воевать из нас точно никто сегодня не собирался. Поэтому с трупов гребли всё, что можно: винтовки, ружья, пистолеты, выворачивали карманы и сумки в поисках патронов.

В городе над стрельбой пистолетной уже начинала доминировать стрельба винтовочная, причём она постепенно смещалась в сторону форта. Всё чаще и чаще работали пулемёты, несколько раз грохнули гранаты. Драка разворачивалась во всю ширь. Затем тяжело рвануло два раза со стороны пристаней, так, что в близлежащем доме стёкла задрожали и треснули. Что это там могло так бабахнуть?

Со стороны складского двора донеслись ликующие крики — нас продолжали преследовать, но радостью своей напомнили нам об этом. Объяснять нам, что следует делать, не требовалось, и мы дружно дёрнули вдоль по улице. Впереди бежал старейшина Рарри. Его короткие толстые ноги с такой частотой топтали пыльную землю, что мне никак не удавалось за ним угнаться. Он вооружился подобранной двустволкой, и вид у него был очень воинственный.

— Старейшина… вы где остановились? — на бегу спросил я гнома.

— В «Улар-реке»! — ответил тот, пыхтя как паровик, и добавил: — Возле рынка всё занято было, не смогли устроиться.

— Отлично! — обрадовался я. — Я тоже. Бегом!

Наверняка заговорщики зарезервировали все гостиницы у базара для своих, чтобы держать все силы в кулаке, и в результате собрали всех остальных в гостиницах, расположенных подальше. Тем самым тоже собрав их вместе. Каждая палка о двух концах, что поделаешь.

Мы довольно быстро преодолели часть города почти до самой улицы, что вела к комендатуре и воротам форта, но там были вынуждены укрыться в одном из дворов. Уже за углом отчаянно стреляли, из доброго десятка винтовок, и в их сторону отвечали со стороны комендатуры. Из-за поворота улицы нам было видно, как пули выбивают фонтаны пыли и разносят в щепу доски заборов.

Я огляделся, пытаясь сообразить, как нам лучше всего поступить. Нас сейчас никто не видит, и мы почти в безопасности. Мы даже можем выйти в тыл противнику, засевшему за углом, но что потом? Гостиница «Улар-река» находится на противоположной стороне площади, дальше и справа, в углу, образуемом стеной форта и городской. А на площадь выходят как минимум три улицы с этой стороны. И стрельба идёт отовсюду. Если выбьем эту позицию противника и побежим к своим, то нас просто перестреляют в спины.

И это при условии, что свои же по нас не долбанут со всех сторон. Специально так строилось всё, что между ближайшими к форту строениями и городскими домами не меньше четырёхсот метров полосы отчуждения. Для защитников комендатуры и форта это хорошо, а вот для нас — плохо. Полминуты бега по открытому пространству: слепой не промахнётся.

А что у нас в доме, в чей двор мы забежали? Там-то кто живёт? И живёт ли? Не шарахнут ли нам в спину из окон, пока мы тут будем предаваться размышлениям?

Я показал старейшине с двумя безымянными помощниками на калитку с воротами, указав себе на глаза — мол, смотри, — а затем жестом позвал за собой Орри, который с перекинутым через плечо патронташем выглядел ещё грозней, чем раньше. Тот понял меня без слов, кивнул, взяв свой обрез на изготовку.

Тихо подкрался к крыльцу, поднялся на него и замер, с изумлением уставившись на бронзовую табличку с именем домовладельца: «Ст. унт. — оф. Н. Полухин». Вот те и здрасте! А ведь нет ничего логичней — военных всегда обязывали селиться ближе к расположению. Я поднял руку и сильно постучал в дверь ладонью. Сначала ничего не произошло, но затем дверь распахнулась, и передо мной появился мой давний приятель в полевой камуфляжной куртке поверх повседневной формы. В правой, уцелевшей руке у него был длинный армейский «кольт» сорок пятого калибра. За Полухиным стояла темноволосая женщина лет тридцати пяти, с резкими чертами смуглого лица и серыми глазами, с СВТ-П с оптикой в руках. Маранийка! Вот на ком, значит, Полухин-то женился! Ничего себе. Зато имеет в составе семьи полноценного бойца, а не заполошно бегающую бабу.

— Полухин, а мы к тебе. Мимо вот проходили и подумали: дай к Полухину зайдём, раз в гости приглашал, — проникновенным тоном сказал я.

— Хорошо, что не забыли, — как ни в чём не бывало сказал он. — Сейчас ещё о нас те ребята, что за забором стреляют, вспомнят и тоже на огонёк заглянут.

— Не заглянут, Полухин. У тебя чердак доской обшит, никакой защиты, а стрелять по форту получится только оттуда. Зачем им к тебе в гости? Чтобы их с чердака как кур с насеста посшибали?

— А проверить, как мы тут живём. Слышишь, что в городе творится?

Действительно, если стрельба шла всё больше в этой части города, то дым от горящих домов поднимался в небо отовсюду. Если бросить это дело на самотёк, то к вечеру ни единого дома не останется от городка. Надеюсь, что не допустят, многие из напавших сами здесь живут.

— Полухин, а у тебя граната есть? — спросил я.

— Зачем тебе граната?

— Кину в тех, кто из-за забора стреляет, — сказал я. — Здорово получится, я знаю. Надо в «Улар-реку» прорываться. У меня там Маша и, возможно, Лари. И оружие.

— Нет у меня гранаты, — вздохнул Полухин. — Я же домой пообедать зашёл — откуда у меня с собой граната?

— А у тебя машина есть?

— Машина есть. Быстрая такая, «полевик» называется. С кузовом.

Я вздохнул горестно:

— Полухин, у тебя хоть что-то подходящее для нынешней ситуации есть? «Полевика» пешком догнать можно.

— Можно, — кивнул унтер. — Зато он тащит много. Соображаешь?

— Что соображаю? — не понял я.

— Откуда они стреляют? Из телег и прицепа баррикаду сделали. Понял?

На моё плечо обрушился тяжкий удар. Это длань Орри Кулака дружески ускорила мой мыслительный процесс.

— Эй, сообразил? — прогудел гном. — Я за баранку сяду. Давай думай, как по ним ударим.

Пальба за забором становилась всё интенсивней. Патронов у ребят, видать, было с избытком — мы только и слышали выстрелы, ругань да щёлканье передёргиваемых затворов. Ну и прекрасно.

— Орри, за баранку, — начал я раздавать приказы, будто так и надо. — Отдай пока своё ружьё кому-нибудь. Как услышишь мой свист — сразу заводи и выезжай за ворота. Вы, уважаемая, не знаю, как вас зовут…

— Саломи, — чуть не присела в книксене жена Полухина, вежливо улыбнувшись.

— Саломи, открывайте ему ворота, затем выбегайте на улицу и держите под прицелом подходы с тыла. Всё понятно?

— Понятно, — улыбнулась она.

Если бы она не была маранийкой, я бы в жизни не догадался поставить её в тыловое охранение, но маранийку можно. Я о них уже рассказывал, когда Лари покинула Ваську-некроманта. Маранийки с рождения воюют.

— Вперёд, не спать, — скомандовал я, взяв в руку длинноствольный «чекан».

— Давай командуй, — прорычал в полной готовности к драке гном с салфеткой на шее, сжав свой могучий «маузер».

Мы тихо, насколько это возможно с гномами, подкрались к самому углу высокого забора. Я достал из поясной сумки стальное зеркальце на раздвижной ручке, с которым никогда не расставался, и над самой землёй выдвинул его за поворот, всматриваясь в маленькую картинку в выпуклой поверхности. Не меньше десятка врагов, но в нашу сторону никто и не смотрит. Пристроились за перевернутым набок прицепом, обложенным со всех сторон чем-то вроде мешков с песком. Дёргая затворы, часто стреляют из винтовок в сторону форта.

За спиной у стрелков, стоя на одном колене, расположился некто в кольчуге и полукруглом шлеме. Ещё чей-то дружинник наверняка. За главного у них, военспец, типа. Ох отольётся же Вирацу такое безобразие…

— Ну, помоги нам Сила гор! Вперёд! — неожиданно выступил гном без салфетки и выскочил из-за угла, замахиваясь секирой.

Нам ничего не оставалось, как последовать за ним, при этом я мысленно проклинал его нетерпеливость и был готов разорвать на куски, если бы сумел. Он взмахнул могучей рукой, секира выпущенным из катапульты снарядом полетела вперёд, с хряском прорубив кольчугу вместе с позвоночником дружиннику, сметя того с ног, будто он попал под гружёный грузовик. А я плюнул на эмоции и открыл огонь из револьвера, целясь в затылки и в основном попадая. Рядом загрохотали ружья и пистолеты спутников. Пять стволов выкосили не успевшего ничего сообразить противника мгновенно, причём на свой счёт я мог записать как минимум четверых.

— Собирай патроны со стволами, нам ещё всё пригодится! — крикнул я. — Прицеп поставить на колёса, мешки вали в него. И все трофеи тоже! Нам ещё в гостинице держаться придётся!

А затем я сунул два пальца в рот и свистнул что было сил. За забором затарахтел мотор, и я услышал, как открываются, заскрипев, ворота. Пока всё по плану. А не по плану было то, что нас обстреляли со стороны гостиницы и комендатуры, едва мы сунулись к баррикаде. Демоны, об этом-то я как забыл?

Я огляделся, поднял с земли чей-то «энфилд» с расщеплённым пулей прикладом, а затем одним движением сорвал с шеи гнома с «маузером» белую салфетку. Побегал — и хватит.

— Ты что делаешь? — возмутился было тот, но сразу успокоился, увидев, как я привязываю импровизированный белый флаг к стволу.

— Ослеп, что ли? — огрызнулся я. — Контакт нужен, а то постреляют нас как кроликов.

Выставив винтовку над прицепом, я взялся размахивать ею, и примерно через минуту стрельба в нашем направлении затихла, пули перестали колотить в доски дна прицепа с противоположной стороны. Тогда я аккуратно приподнялся над верхом, после чего уже показался по пояс, размахивая руками и надеясь, что среди тех, кто меня сейчас видит, будут Маша или Лари.

«Ну подай же какой-нибудь знак, что ты меня узнала!» — мысленно обращался я к нашей колдунье. И в этом мне повезло. Маленький пыльный вихрь закрутился на земле передо мной, описал круг и неожиданно распался. А я почувствовал лёгкое прохладное дуновение магии. Догадалась, как незаметно всё сделать, молодец!

— Давай, не спи! — снова крикнул я, и работа закипела.

Гномы сноровисто прицепили сзади к машине прицеп и одну телегу, а теперь бросали им в кузов мешки с песком и доски. Шины прицепа были многократно прострелены и спущены, досталось и его подвеске, отчего он сидел наперекосяк, почти касаясь земли одним углом. Ну и хорошо, зато лучше прикроет колёса пикапа.

Сам я с трёхлинейкой засел на углу улицы, вместе с мадам Полухиной охраняя подступы к нам со стороны города. Угловой столб и заросли бурьяна давали неплохое укрытие, которое обеспечивало мне «право первого выстрела» по каждому, кто появится в поле зрения. Пару раз в конце переулка появлялись небольшие группы людей в жёлтых платках на шее, но пары выстрелов хватало для того, чтобы заставить их отойти. Похоже, что это были просто мародеры, которые сразу уходили искать добычу полегче. В конце концов появился отряд человек из пятнадцати, с бойцами из «вольных рот» во главе, из которых нам сразу удалось застрелить двоих, а остальные втянулись в затяжную перестрелку. Они не рвались вперёд, потому как полагали, что мы в ловушке, а мы, в свою очередь, не стремились их в этом разубедить.

Двое убитых лежали в пыли, как сорвавшиеся с верёвочек сломанные марионетки, их товарищи укрылись кто где горазд и энергично стреляли в нашу сторону, но на рожон не лезли.

— Готово! — крикнул старейшина Рарри так, что я с перепугу чуть трёхлинейку не выпустил.

— Саломи, смываемся! — скомандовал я маранийке, и мы со всех ног рванули к прицепу, привязанному сзади к машине Полухина.

Объяснять никому ничего не надо было. Орри уже сидел за рулём, вцепившись в тонкую большую баранку со зверским видом, рядом с ним, естественно, уселся старейшина Рарри, держа трофейную двустволку, как скипетр. Вообще-то машина была полухинская, но спорить с важным гномом никто не стал. Мы с Саломи залегли за мешками на прицепе, пристроив винтовки. Наше дело было отбиваться по мере возможностей. Передвижная баррикада вещь неплохая, разумеется, но если кто вдруг решит её попробовать на прочность из гранатомёта? Остальные залегли кто где, на телеге и в кузове.

— Вперёд! — скомандовал уже гномий старейшина, и наше сооружение с немалым трудом сдвинулось с места.

Всё заскрежетало, заскрипело, запахло горящим сцеплением, перебивая пороховую гарь, мотор «полевика» натужно завыл, но, к нашему счастью, такие пикапчики имели пониженный ряд в трансмиссии и могли заменять собой трактор. Зато, уже к несчастью, в таком положении они не могли разогнаться быстрее двадцати километров в час, да и для того, чтобы достичь такой головокружительной скорости, им требовалось немалое время.

Едва мы покинули относительно безопасную узость переулка, как в наш адрес открыли такой огонь, что передвижная баррикада завибрировала под ударами пуль. Орри правильно выбрал направление движения. Поначалу, пока нас никто не видел, он круто забрал влево, а потом свернул правее, подставив между нами и стрелками противника прицеп, прикрыв тем самым машину от немедленного расстрела. Но противник решил компенсировать качество количеством, и на нас обрушился ливень.

Пули с глухим звуком втыкались в тряпочные бока мешков, не давая возможности не то что отстреливаться, а даже приподнять голову над импровизированным бруствером. От мешков летели пыль и труха, пули, попадавшие в железные диски спущенных колёс прицепа, выбивали звон и искры, все вжались в дно, а Орри, вцепившись в руль, орал так, будто гнал это сооружение со скоростью самолёта, хотя на самом деле мы еле ползли.

Из комендатуры, гостиницы и с башни над кордегардией форта нас начали прикрывать огнём. Сначала жидким, разрозненным, потом всё более плотным, а уже потом, к моему ликованию, к хору присоединилась крепостная крупнокалиберная спарка, после вступления которой в дело огонь с противоположной стороны заметно ослаб. Ей и баррикады не преграда. И огонь она тоже притягивает к себе замечательно: противник именно пулемётчиков пытается выбить в первую очередь. А затем над нами пронёсся пыльный вихрь, перемешанный с магией, швырнув в глаза противнику целую тучу песка, пыли и сора, закрывая картину и мешая целиться. Это уже Маша.

В конце концов кричащему и сквернословящему Орри удалось дотащить нашу невероятную сцепку невероятных предметов до угла гостиницы и заехать за неё, прикрывшись от противника двухэтажным «сундуком» из могучих брёвен. К великой радости обнаружилось, что моя «копейка» цела и даже не повреждена. Стоянка скрывалась за гостиничным домиком: пока противник гостиницу не возьмёт — машинам постояльцев ничего не грозит. Даже из миномёта в этот закуток не очень-то попадёшь.

Орри лишь вздохнул, глянув на мой шикарный трёхосный вездеход. Его «зилок» остался на стоянке при базаре, и Орри мысленно с ним попрощался, равно как и с местом во главе колонны: утерявших машину на такое место не ставят. Ожидать же, что захватившие городок налётчики не прихватят с собой при отступлении такое ценное имущество, как новенький грузовик, ожидать не следовало.

Когда «полевик» со всем этим дерьмом сзади остановился, в окне первого этажа показалась Маша в компании «пришлого» толстяка с величественными усами, как у товарища Будённого, и с винтовкой «маузер» в руке, а за ним стояла давешняя тётка, которая выдавала нам ключи, с усами поменьше, но комплекцией даже побольше мужика. И тоже с винтовкой. Это были хозяин гостиницы Иваныч со своей домоправительницей. Глянешь на неё — и сразу поверишь, что с такой лучше не связываться. А я и не буду.

— Вы целы? — крикнула Маша.

— Целы, тебе спасибо за песчаную бурю на гладком месте, — ответил я. — Лари с тобой?

— Нет! И не с тобой, получается? — забеспокоилась Маша.

— Мы разошлись.

Вот оно как… Демонесса наша пропала. В такой заварухе немудрено, но я надеялся, что она окажется в гостинице. И ошибся. Ошиблись и гномы, кстати: их спутников тоже не было здесь, остались где-то в городе. Там до затишья было далеко, звуки перестрелок доносились отовсюду. Стрельба же в нашу сторону стихла, стоило нам скрыться из зоны поражения.

Я схватил с телеги трёхлинейку и два комплекта подсумков с патронами — это не меньше ста двадцати штук. Пусть винтовка теперь и не слишком нужна, а патроны пригодятся: у нас все стволы под этот калибр. Остальные трофеи отдал гномам. Затем мы по очереди по приставленным ящикам, как по лестнице, поднялись в окно первого этажа, очутившись в бельевой кладовке.

— Аккуратненько пробегайте через холл: постреливают из «Барабана» — могут задеть ненароком, — сказал Иваныч, выглядывая из подсобки в полутёмное помещение.

— Связь с фортом есть? — спросил я.

— Откуда? С первым выстрелом телефоны заткнулись, — ответил тот. — Точнее, чуть позже. Успели сказать, что сторожевики затонули. Диверсия. Караул на пристани перебили и снизу заряды подтащили. Вахта, что на борту была, частично погибла, частично в плену.

— Проспали, получается?

— Проспали, как есть проспали, — кивнул содержатель гостиницы. — Всё проспали, что могли. Ох, полетят теперь головы…

Да уж наверняка, не буду спорить. Прохлопать, проморгать такое нападение, дать противнику растащить гарнизон мелкими вылазками по частям, отрезать его от базы… Пахнет трибуналом, с последующим отделением стрелков на рассвете, у кирпичной тюремной стены.

Мы гуськом, сильно пригнувшись, быстро перебежали к лестнице, скрываясь за поставленными на попа столами, долженствующими перекрыть обзор снаружи. В воздухе висела пыль, пахло пороховым дымом и древесными опилками. Столы были похожи на решето, и лучи света, пробивающиеся через отверстия от пуль, пересекались в воздухе словно стеклянные трубки, наполненные светящимся газом. В углу холла, за перевёрнутым буфетом, сидели двое каких-то мужиков с армейскими СВТ-П, но в партикулярном. Видать, резервисты вроде меня, оружие у них казённое.

Мужики курили и негромко разговаривали. Дым висел в воздухе над головами, отчаянно демаскируя позицию. За одним из столов сидел парень лет шестнадцати и поглядывал в дырку, пробитую пулей. Явно ждал атаки. У него на коленях поперёк лежала кавалерийская модель «энфилда», укороченная, где срез ствола за намушник не выдавался, отчего винтовка выглядела так, будто кто-то обрубил её топором.

— Волков, вы наверх? — спросил меня Лопухин.

— Ну да, к себе в номер. Айда с нами.

— Позже, пока здесь побудем, разберёмся, что к чему. Спускайся к нам, если что.

Я кивнул и подтолкнул колдунью к лестнице. Маша побежала передо мной по ступенькам, виляя круглым задом и неожиданно внушив мне грешные мысли. Даже висящий у неё на ремне через плечо огромный «маузер» с прикладом не сбил меня с них. Демон забери, какие всё же округлости… гм… идеальные… Да и вообще девка хоть куда, статуэтка просто.

— Ты где пристроилась? — спросил я Машу, чтобы насильственно перевести мысли в деловое русло.

— В нашем номере, чего мудрить? Как ты Лари потерял?

В голосе колдуньи слышалось заметное волнение. А так жалуется всё время, что та ей покою не даёт.

— Специально разошлись — оглядеться, что в городе делается. Не думаю, что с ней может что-то случиться. Она в три раза быстрее любого человека, к тому же красивая женщина, которую скорее захотят изнасиловать, чем убить.

— Это лучше, что ли? — возмутилась Маша.

— Маш… Она не человек. Она — демон, — вздохнул я. — Пока мало у кого насиловалка отросла достаточно, чтобы такой подвиг совершить. Скорее она сама там всех изнасилует. И высушит потом. К тому же она мозги умеет заплетать, и вообще драться с ней — способ самоубийства. И она вооружена, да ещё и оружием с глушителем.

Я выложил весь набор аргументов, которыми успокаивал сам себя. Хоть спутницу нашу с трудом можно было отнести к числу «легковыносимых», но и неприятной её назвать тоже было бы нечестно. И однажды она спасла всем нам жизнь, о чём тоже забывать не стоит. И волновался я за неё, по большому счёту, не меньше, чем Маша, но показывать своих тревог мне нельзя, раз уж я командирствовать взялся.

Гномы топотали за нами следом, гомоня о своём. У них тоже забот было выше головы. Куда делись их спутники? Что с товаром? Что делать дальше?

У окна второго этажа, у самой лестницы, стояли ещё двое местных с винтовками, один из них с новенькой СВД с оптикой. Неплохо, только зачем он там встал?

— Слышь, мужик! — окликнул я его. — Ты за каким демоном у окна выставился со снайперкой? Снимут первым выстрелом!

— А что? — не понял тот.

— Выбери комнату, собери кучу мебели подальше от окна, засядь за ней — и выцеливай понемногу. И больше одного раза не стреляй. Пальнул — замер. Если начали долбить в ответ — меняй позицию. Понял?

— Понял, — кивнул мужик и побежал по лестнице вниз.

Они сейчас наверняка снайперов подтянут, иначе нас не возьмёшь. Расстояние от нас такое, стрелять легко, но добежать не выйдет — всех положат. Триста метров плоского, как стол, и совершенно открытого пространства: это если от ближайшего строения — трактира — считать. Непреодолимое препятствие под огнём. А от дворов все четыреста наберётся. Надо бы и мне приготовиться ко встрече снайперов — есть у меня специально для них сюрприз великий.

— Слышь, Саня! — окликнул меня Орри. — Мы тут по соседству и в комнате напротив сейчас позиции займём. Будет тихо — заходи поболтать, рад буду.

— И вы к нам заходите, — пригласила гномов Маша, на что те вежливо и степенно покивали.

Мы зашли в свою комнату, прикрыли дверь. Маша не только с магией времени не теряла. Все занавески были задёрнуты и шевелились под ветром у разбитых вдребезги окон, пол возле которых был завален осколками битого стекла. На кровати лежали обе наши винтовки и все ружья. Все коробки с патронами, что мы везли с собой, были выложены рядом. Ну и правильно. Одно оружие она только не приготовила, потому что о нём не знала — не имеет привычки по чужим тюкам лазить.

Я потянул к себе продолговатый, увесистый, металлически звякнувший свёрток. Расстегнул пряжечки на ремешках, развернул кожаный чехол. Вот она, «секира Дьюрина», однозарядка калибра двенадцать и семь десятых миллиметра. Сверкающая матовой синевой стали и глубокой полировкой ореха на ствольной накладке и щеке приклада. Гидравлический демпфер для смягчения отдачи, широкий многокамерный дульный тормоз, а заодно и пламегаситель. И к ней, в отдельном футляре из толстой кожи, двадцать длинных патронов с остроконечной бронебойной пулей, снаряженных вручную, отполированных до зеркального блеска.

Я взял в руки тяжёлый ствол с долами для равномерности вибрации и лучшего охлаждения, аккуратно вставил его в ствольную коробку. Повернул в сухаре, затем торцевым ключом затянул эксцентрик. Присоединил к винтовке хитрой конструкции приклад с гидравлическим демпфером, массивную сошку и оптический прицел. Откинул рукоятку затвора, подал его назад до упора. В окно уложил один патрон и мягким движением дослал его в патронник. Быстро из такой винтовки стрелять не получается, но при хорошем стрелке — тут я поклонился публике — дважды в одну точку бить и не приходится. С ней можно против бронетранспортёров воевать, а драконов бить — как мух.

— Что это? — спросила Маша, с удивлением глядя на такой немалый ствол.

— Кузькина мать в натуральном виде. В обнажённом, можно сказать, на постаменте, — усмехнулся я. — Снайперка крупнокалиберная, гномьей работы.

Дальше я взялся за сооружение баррикады и через минуту уже пристраивался за целой кучей мебели, расположив тяжеленную «секиру» на сошках стволом к окну.

— Маша, аккуратненько, издалека, приоткрой занавески, пожалуйста. Несильно, только в серёдке.

— Издалека так издалека, — пожала та плечами, и занавески немного раздвинулись посредине самопроизвольно. Это потребовало от неё столь ничтожных усилий, что я даже не почувствовал течения Силы. Почти не почувствовал.

Я достал из сумки наушники с прошитым заклинанием тишины, подогнал их что размеру и пристроил на голову. Такая пушка, да ещё с дульным тормозом, да ещё в замкнутом пространстве… Кого угодно слуха лишит.

В кругу восьмикратного прицела, расчерченном волосяными линиями в перекрестье и дальномерную шкалу, показалась стена трактира «Отставной К. барабанщик». Затем окно. Одно, другое. Люди там были, но не слишком много. За нами следили всего несколько человек, я засёк их, выглядывающих из-за перевёрнутых столов и из-за подоконников. Остальные расположились в глубине помещений и выглядели расслабленно. Ждут чего-то? Странно. Если это ограбление города, то следует действовать энергичней — и уже удирать. Если захват, то всё равно нужна активность. Странно.

Снайперов пока видно не было — по крайней мере, в моём секторе обстрела. Да и вообще мало кого было видно. Цели мелькали, но не настолько достойные, чтобы себя раскрывать. По нам вели беспокоящий огонь, но очень вялый, исключительно с целью не давать расслабиться. Точно, чего-то ждут. Зато вдали в небо поднимаются два столба густого чёрного дыма от горящих сторожевиков у причалов.

— Маш, ты в курсе, что случилось? — спросил я негромко.

— Немного, — кивнула Маша. — Там на первом этаже оказался поручик из гарнизона, он рассказал. Взбунтовались два сипайских полка на юге княжества.

— Вот как?

— Вот так.

Время у нас было, и Маша рассказала слово в слово всё, о чём поведал поручик. Взбунтовались два иррегулярных полка Южной дивизии. Восстание в полках, судя по всему, готовилось заранее, но произошло слишком рано. Когда секрет стал известен многим, он перестал быть секретом. И когда дошло до того, что пойманные пьяными сипаи начали прямым текстом угрожать офицерам, что, мол, «завтра ночью мы-то вас ужо!», кто-то сообразил поднять тревогу. И тогда начался бунт. Восставшие захватили изрядное количество боеприпасов, машины, лошадей. А самое главное — сохранили всё штатное вооружение своих частей.

Два батальона Третьего туземного пехотного полка удалось блокировать в расположении силами двух батальонов мотострелков и батальона полевой жандармерии, но окружить всех не получалось — основные силы дивизии были брошены против эльфов, которые организовали ещё один район боевых действий в Левобережье. Поэтому батальону Третьего и всему Пятому полку удалось уйти с пушками, оружием и техникой на северо-запад, что означало — к нам.

Попутно они успели почти полностью вырезать и сжечь несколько хуторов, прежде чем успел разойтись сигнал тревоги и жители деревень бросились прятаться в леса. Но огню и разорению предавалось всё, что попадалось на пути.

С этой стороны княжества серьёзных военных сил не было, которые могли бы противостоять четырём батальонам сипаев. Пусть те вооружены похуже, чем регулярные войска княжества, но всё равно это почти пять тысяч человек[91]. Правда, пушки в туземных частях послабее, обычные короткоствольные полковушки[92], стреляющие трёхдюймовым снарядом с ослабленным вышибным зарядом, чтобы откатник не сорвало. По дальности они от наших гаубиц больше чем в два раза отстают, но если их правильно расположить, то они смогут с закрытых позиций по форту долбить — и так, что мало не покажется.

Вырвалась из окружения вся артиллерия, а это шестнадцать пушек и восемь миномётов. Сила. Непонятно было, как поведут себя другие туземные полки, поэтому их спешно отводили из зоны боевых действий. Приходилось к тому же отвлекать оставшиеся войска на их блокирование до выяснения обстоятельств, заменять в зоне боёв другими частями. Естественно, и эльфы сразу активизировались. В общем говоря, во всём княжестве разворачивался процесс под названием «бардак», смоделировать аналог которого возможно лишь в борделе, если последний, например, поджечь.

Теперь всё становилось на свои места. Люди, напавшие на город, сами захватывать его не собирались. Они дожидались подхода почти пяти тысяч сипаев с артиллерией и миномётами, которые и должны были брать форт. И ещё было ясно, что это война — война серьёзная и хорошо спланированная. По княжеству ударили сразу со всех сторон и всех направлений, за счёт восстаний и опасности оных лишив его целой дивизии, если считать четыре сипайских полка и два полка зуавов. Безусловную верность княжеству сохранили только гурки.

Противодействовать маршу взбунтовавшихся сипаев могла лишь авиация. Поэтому те двигались лесными дорогами, рассредоточившись, а самолёты бомбили всё, что удавалось разглядеть в густых лесах. А разглядеть в них много не получится, так что надеяться на серьёзный успех не стоит. От Твери досюда почти четыреста километров по прямой, для тех же штурмовиков уже предельная дальность боевого вылета. Одна надежда — на дирижабли, но у них с маневренностью проблема и заметностью. При их появлении противник успевает разбегаться. Поэтому и применяют их больше как транспорт и для атаки неподвижных объектов — вроде выжигания лесов напалмом.

А вот «громовержцы» бы могли сработать неплохо. Недаром рот ПВО в сипайских полках вообще не было, равно как и крупнокалиберных пулемётов на вооружении. Всё же не совсем идиоты составляли штат туземных полков — предвидели возможные неприятности.

По ходу беседы я перенёс прицел на дальние дома, начиная разглядывать возможные цели в чердачных окнах. Если и появятся снайперы и будут они не совсем дебилами, то устраиваться за баррикадой или в трактирном окне не станут: их там любой приличный стрелок снять сможет. Устроится снайпер поодаль, где-нибудь в глубине тёмного чердака, пристроив винтовку на опору. А вот ниже чердака не получится, скорее всего: заборы здесь везде высокие.

А вот это кто? Перекрестье остановилось на тёмной фигуре, пристроившийся за балкой. В темноте. С винтовкой. Но набор вариантов, кто это может быть, немал. Самый простой — кто-то спрятался от разгулявшихся бандитов и сидит у себя на чердаке, готовый отбиваться, если туда кто-то ворвется.

Фигура шевельнулась. Что именно делает, разглядеть трудно, но похоже, что пристраивает винтовку на балке в качестве опоры. Однако темно, трудно разглядеть. И ждать неохота, когда снайпер, если это он, подстрелит кого-то из защитников гостиницы или комендатуры, но и стрелять наобум нельзя: можно своего завалить. Вот тебе и вопрос вопросов. Застрелить незнакомого человека и узнать потом, что это был не враг, или дождаться, когда враг убьёт кого-то из своих?

Сверкнула синеватая вспышка выстрела, чердак на мгновение осветился. Выстрел был в нашу сторону, хорошо, что не в меня. Раскрылся противник.

— Уши зажми, — пробормотал я.

Маша зажала уши ладонями, не задавая лишних вопросов. Я подвёл перекрестье к середине видимого силуэта. Прямой выстрел, никаких поправок не надо. Метров шестьсот до противника. Тот снова слегка шевельнулся — похоже, начал выискивать цель. А я уже выискал. И потянул спуск.

Сверкнуло в стороны лисьими хвостами пламени из дульного тормоза, шарахнуло по ушам до ватной глухоты и звона, лягнувшейся лошадью ударило в плечо, изображение в прицеле дёрнулось, сменившись быстро скользящими брёвнами сруба. Затем я опять поймал чердачное окно. Силуэт за балкой исчез, но освещённый участок опорного столба словно покрылся красным свежим лаком. Не промахнулся.

Открыл затвор, выбросив из его слегка дымящегося нутра длинную стреляную гильзу, поймал её, горячую, рукой и перебросил в футляр. Переснарядим потом. Затем взял из футляра ещё один патрон, вложил в винтовку.

— Ох, ничего себе, — сказала Маша, отняв ладони от ушей. — Как из пушки пальнули. Я лучше заклинанием прикроюсь.

— Ну да, примерно, — кивнул я. — Примерно такой эффект и получаем. Кстати, а почему бы тебе в «Барабан» не запустить какой-нибудь огненный шар? Попади в окно, и эффект будет выше всяких ожиданий.

Маша волшебница сильная. Её огненный шар по мощи мог бы сработать как снаряд корпусной артиллерии. Мало в трактирных недрах никому бы не показалось.

— Думаешь, не догадалась? — усмехнулась она. — С этого и начала. Два шара пустила, но все отбиты. Кто-то там защиту ставит, и неслабую. Сам знаешь, как с шарами бывает. А для молний далеко. А чего-то ещё я пока и не умею толком: знаний мало.

Насчёт знаний я тоже давно заметил. Сил у Маши на пятерых колдунов обычного уровня, но училась она недолго — рано умер Валер, её наставник. Управлять силой её научил, а вот самих заклятий дал немного.

А с боевой магией проблем всяких хватает. Например, у большинства магов, за исключением гениальных, самым дальнобойным боевым заклятием является огненный шар. Он бывает больше или меньше, меняется даже природа его образования, даже шаровую молнию к нему относят, но не меняется главное — он летит со скоростью ядра из катапульты, ничуть не быстрее. А обычно даже медленней. И поражать способен метров на двести — триста в среднем, иногда чуть больше.

А значит, пока он летит, другой волшебник всегда успевает выставить защиту. И если он не дурак и не пытается бороться Силой против Силы, он всегда способен перенаправить атаку куда-нибудь в небо, где чужая волшба превратится в пустой звук лопнувшего воздушного шарика.

Скажу больше — огненный шар можно даже пулей сбить, если попадёшь. Не попадёшь, разумеется, но в теории возможно. Он взорвётся при контакте с любым препятствием, даже если какой-то предмет угодит в него.

Есть заклятия гораздо быстрей шара, и отразить их намного труднее. Те же молнии, например. Но по дальнобойности они и до двух сотен не дотягивают. Так, для рукопашной годятся. Метров на пятьдесят-шестьдесят — и то у сильного волшебника. Ими раньше в подходящий строй противника целили, когда стенка на стенку бились. Всякие бывают молнии, вплоть до «цепных», которые бьют от человека к человеку и способны целую толпу поразить. Если толпа близко. Великие волшебники умели открывать порталы прямо среди нападавших, сбрасывая живых людей в тёмные планы бытия, некроманты вырывали души из живых тел. Всякая жуть случалась в магических битвах. Но — вблизи. На расстоянии броска камня практически. А с тех пор, как пришлые поменяли характер боёв, магам достались всё больше оборонительные и маскировочные функции. И дальняя связь.

— Видела кого-то? — спросил я, имея в виду волшебников противника.

— Вроде бы, — правильно поняла меня Маша. — Мелькнул кто-то в чёрном, с капюшоном.

— Созерцающие, — поморщился я. — Уже видел их сегодня.

— А кто это?

— Не знаешь? — удивился я. — Немногому же тебя Валер научил. Созерцающие — монашеский орден, поклоняющийся Кали. Силу берут из человеческих жертв, мучительствуют, добытую Силу закачивают в амулеты. У них всё на магии крови держится, хуже вурдалаков. Запрещены везде, во всех землях. В Вираце, например, за один факт принадлежности к Созерцающим разрывают на куски лебёдками после снятия кожи заживо.

— Тогда почему они здесь? — удивилась Маша.

Действительно. Как-то я об этом не подумал. Это странно. Никто никогда не мог бы сказать, что в Вирацком баронстве Созерцающим давали поблажки. Более того, известен случай, когда лет пять назад агенты «Камеры знаний» похитили троих монахов тайного ордена в Гуляйполе, доставили в Вирац, где те и были преданы лютой смерти за принадлежность к своему ордену. А это значит, что вирацкая власть преследовала монахов-живодёров ревностно и пристрастно. По слухам, у самого барона Вираца был какой-то пунктик по отношению к этому ордену, вроде бы те кого-то близкого правителю принесли в жертву. И тот поклялся на могилах предков преследовать орден везде и всегда, не считаясь ни с чем. И ведь преследовал!

Так как же они могли очутиться здесь, в компании вирацких дворян, пусть и немногих? Тут вообще дебет с кредитом никак не сходится. Нужно считать всё заново. А ещё надо думать, как смыться из гостиницы в форт. Против бандитов мы тут продержимся, скорее всего, а вот когда подойдут сипаи… Расставят пушки с миномётами да начнут обстрел…

Здание гостиницы расположено в углу, образованном стеной форта и городским частоколом. До частокола метров тридцать от заднего крыльца, до ворот форта — метров двести, не меньше, и по открытому пространству. С одной стороны, расположение этой гостиницы даёт возможность вести огонь во фланг наступающим на форт. С другой — за ней и в ней, если её захватить, могут накапливаться силы штурмующих. В данной ситуации я бы на месте командования оставшихся войск сюда ещё подкрепления подвёл, но они этого не делают. Или они клинические идиоты, что весьма сомнительно, или они не рассчитывают удержать этот дом. Против полковых пехотных пушек с их осколочными и осколочно-фугасными пятикилограммовыми гранатами эти брёвна выдержат — какое-то время, разумеется: ничто не вечно под луной. А вот против миномётов с их навесной траекторией — никогда. Мины калибром восемьдесят два миллиметра разнесут перекрытия и будут рваться внутри, а мы тут будем метаться, как мыши в клетке, которую на огонь поставили. Надо уходить в форт. О чём я Маше и объявил.

— А как? — задала она вполне логичный вопрос.

— Под покровом тьмы, — предложил я. — Так романтичней.

— Если твои монахи чёрные светляков не развесят, — с сомнением пожала она плечами.

— А ты их побороть не сможешь?

— Если один будет развешивать — смогу. Я девушка сильная, — усмехнулась она. — А если двое? Или трое? Ты же сам видел, что это заклятие сильное, хоть таким и не кажется. И ломать его приходится тоже Силой. Нет обходных способов. Одно сломаю — и без сил свалюсь.

— Я понял, — сказал я и посмотрел на часы.

До темноты ещё как минимум часов пять. А Созерцающие, помогающие нашему противнику, могут сидеть лишь в домах напротив, иначе у них сил не хватит управлять заклятиями и огненные шары отбивать. Интересно, а как у них с отбиванием пуль калибра двенадцать и семь, направленных им в башку непосредственно? Чего не видишь, того не отобьёшь. А постоянный щит больше нескольких минут сам Бэрах не смог бы продержать.

— Маш, а из гранатомётов из форта били по трактиру? — уточнил я.

— Конечно, раз двадцать, наверное. Тоже отбили всё. Это же не снаряд из пушки.

— В смысле? — не понял я. — А разница в чём?

— В магии огня, — ответила Маша, — чтобы отклонить пушечный снаряд, нужно невероятно много Силы. Один я, может быть, и отклоню, хоть и немного. Ну два, если амулетами обвешаюсь. А чтобы отклонить гранатомётную гранату, достаточно подействовать на реактивную струю, и Силы тратишь совсем немного. Изменяешь направление, куда пламя направлено, и граната уходит.

— Вот ведь гадство! — выругался я, с досады стукнув себя по колену.

Так и есть, вспомнил, чему нас ещё в армии учили. Хороший колдун, а тем более группа колдунов, может целый день напролёт перенаправлять полет реактивных снарядов. Поэтому, если противник ставил магическую защиту, следовало пользоваться гранатами не реактивными, а теми, у которых пороховой ускоритель весь в стволе выгорает. Но у таких гранат эффективная дальность поражения в два раза меньше, чем у реактивных. А от форта до трактира и гостиницы «Приют», откуда ведут огонь и где сидят волшебники, не меньше четырёхсот — предельная дальность для крепостных гранатомётов. А те гранаты, что подходят, не долетают или на таком излёте, что их и пьяный волшебник мановением пальца в сторону откинет. Вот те раз — и чем их там доставать?

Для гаубиц цель недостижимая уже ввиду близости. А серьёзных миномётов там сейчас нет. Уехали. Да и для стосемимиллиметрового миномёта половина километра — дистанция почти предельная, ближе он уже не может. Гаси свет, короче. А долбить наугад из крупнокалиберных спарок… Эффект будет отличаться от нулевого разве что большим шумом и перегревом воды в кожухах. И никаких патронов не хватит.

Есть в форте миномёты ротные, переносные, калибром пятьдесят миллиметров[93], стреляющие чугунными минами весом чуть больше килограмма, но они и перекрытие-то не пробьют. Это как ручными гранатами кидаться. Зажигательными? Где магия огня, там зажигалки не действуют. Вот те раз. Неплохо продумали это нападение, выходит. И ещё выходит, что длинное здание «Отставной К. барабанщик» — ключевая позиция для противника, откуда можно обстреливать защитников форта чуть не кинжальным огнем. А при необходимости и магией можно достать.

В общем, как это ни обидно, но трактир, что напротив, следовало бы сжечь. Звучит кощунственно, разумеется: «Сжечь трактир!» — скажи такое кто при мне ещё вчера — сам в зубы двинул бы, но сегодня всё изменилось. Мир, можно сказать, перевернулся на этой отдельно взятой площади. На все трактиры такое правило не распространяется, разумеется.

Я отставил «секиру» и вышел из номера в коридор. Неужели нет никакой возможности добраться до форта до наступления темноты? Сколько сюда идти скорым маршем взбунтовавшимся сипаям? Демоны, хоть бы связь была с комендатурой или командованием гарнизона! Хоть как-то согласовать действия. Нам бы, например, очень не помешала дымовая завеса, а где её брать? Закидали бы всю площадь дымовыми шашками — и дёрнули к воротам прямо на машинах. Тут двести метров всего, мухами бы долетели.

Дверь в номер напротив была открыта, и в нём никого не было. Я подошёл к окну, распахнул его. Высунувшись по пояс, огляделся. Нет, не доехать. Можно рискнуть, разумеется, но до какой степени? Пока серьёзных потерь нет, в гостинице всего один легкораненый. А если мы попытаемся отсюда уйти? Скольких успеют подстрелить тогда? А если у противника пулемёт имеется? Кто мешал с товаром завезти сюда «максим» или «шварцлозе», что немало продали по всему Великоречью? Да и ручники вроде «льюиса» или даже «дегтяря» у аборигенов имеются. И стоит нам из-за угла показаться, как противник щедро посыплет нас пулями. И что тогда?

Вот так и выходит — вроде и сидим в крепком месте, и в то же время — как в мышеловке. Вляпались, одним словом. А вот если бы суметь те трактиры поджечь… да ещё ночью, например, а самим в это время укатить в ворота форта — вот это может сработать. Ночное зрение у противника почти до нуля упадет, шум-треск-паника-пожар — что нам за это время рывок до ворот? Особенно если их нам откроют. А чтобы открыли — связь нужна!

Как осенило меня, в общем. Бросился обратно в комнату, схватил свой карабин, потому как негоже по дому расхаживать неготовым к бою, а затем загрохотал ботинками вниз по лестнице.

— Хозяин! Иваныч! — крикнул я удобно пристроившемуся на полу за своей стойкой толстяку с усами, жующему огромный бутерброд.

Тот что-то невнятно промычал в ответ, подразумевая, что он меня видит и готов к приёму любой информации.

— Иваныч, простынями пожертвуешь? Краска есть?

— Это зачем? — с подозрением спросил он.

— Связь с фортом установим. Чтобы потом смыться.

Идея прекратить оборону гостиницы хозяину категорически не понравилась, в результате чего поначалу я был послан куда подальше, а в выдаче простыней мне было отказано в категоричной форме. Причём не только усатым хозяином, но и усатой домоправительницей, подползшей сзади на четвереньках в закуток, где мы спорили. На шум спора к нам закатился поручик в пограничной форме с СВД в руках, причём на деревянном цевье виднелись следы плохо затёртой крови. Перехватив мой взгляд, он пояснил:

— Не моя. Сюда я с пистолем пришёл. Мужика одного минут пятнадцать как снайпер свалил, вот и подобрал. Он с ней в окно высунулся, и прямо в лоб тот ему и закатал пломбу. Ты снайпера уделал?

Я кивнул, вздохнул глубоко и сказал:

— Предупреждал же его, не лезь в окна, прячься в глубине. Дурак.

Рядом снова загрохотали сдвигаемые стулья, и к нам неуклюже заполз однорукий Полухин, попутно хлопнув меня по плечу, после чего спросил:

— Чего на это раз удумал?

Я изложил свою идею о скорейшем отходе из гостиницы в форт. Все выслушали, но она и тут не нашла поддержки. Поручик же сказал, что гостиницу надо удерживать всеми силами, потому что она служит бастионом на подступах к форту. А если нам из неё отойти, то тогда за её двухэтажным зданием образуется изрядное непростреливаемое пространство, в котором противник сможет накапливать силы для атаки на форт.

Но на мой взгляд, выход был один из такого положения, и я, хоть и с риском для жизни, огласил его вслух: гостиницу следовало оставить. Оборонять её в отрыве от основных сил самоубийственно. И бесполезно: всё равно нас отсюда вышибут. За это я был атакован Иванычем с домоправительницей, попытавшимися меня самым натуральным образом задушить. Насилу отбился. И то с помощью поручика и Полухина. Иваныч с усатой тёткой отпустили мою куртку, в которую вцепились, но взгляды свидетельствовали однозначно: они имеют дело с опасным душевнобольным.

— А что делать будете, когда сюда сипаи с артиллерией подойдут? — разозлился я. — Против трёхдюймовок пехотных стены сколько-то продержатся, они не хуже блиндажных накатов. А если из миномётов ударят? Первая же мина пролетит до первого этажа через все перекрытия! Пара залпов, и тут ни одного живого не останется! Тут только от пуль защита, и всё! Это не укрепление!

— Может, ещё и не подойдут! — заявил Иваныч.

— С чего это? Кто помешает? — переспросил я со всем доступным мне ехидством в голосе.

— На марше перехватят.

— Некому перехватывать, — вмешался поручик, вздохнув тяжко. — Наших за пределами форта две роты всего плюс егерей рота. И все по разным местам, больше взвода ни в одном месте нет. На заставах, на задачах и в патрулях. А сипаев почти полтора полка сюда валит.

Полухин лишь кивнул в подтверждение плачевности нашего положения.

— Вот, набрали голытьбы местной в солдаты, теперь и расхлёбывайте! — крикнула домоправительница.

— Кто набрал — дело десятое, а расхлёбывать теперь нам, — сказал ей Иваныч.

Та только плюнула в сторону и злобно засопела. Действительно, немного им радости — лишаться процветающей гостиницы. Лично я тоже, равно как и все остальные пришлые, которым довелось послужить, всегда полагал туземные части ненадёжными. Была надежда лишь на то, что гораздо лучше обученные и экипированные войска княжества сумеют пресечь любой бунт. А о том, что бунт случится тогда, когда некому будет обуздывать восставших аборигенов, думали мало или надеялись на авось. С другой стороны, собственных войск пришлых никак бы не хватило на всю огромную территорию княжества. Пришлось бы свою армию увеличивать, а кто бы тогда работал? Тоже куда ни кинь — всюду клин. У нас и так на грязных работах и в крестьянах одни аборигены, пришлые всё больше на чистых местах или в армии. Нет другого выхода: людей не хватает.

Полухин тоже сидел в глубокой задумчивости, как и поручик. Положение получалось совершенно безвыходным. Приходилось выбирать, и выбирать сейчас. Разумеется, можно дождаться подхода противника и тогда, когда уже не будет выхода, попытаться уйти. Но где гарантии, что именно тогда нам удастся проскочить? Это не нынешний хлипкий заслон с противоположной стороны площади, ведущий редкий беспокоящий огонь, а подтянутся регулярные войска… И тогда эти двести метров до ворот могут оказаться непреодолимыми. Пока стреляют винтовки, а тогда могут ударить и пушки. А о пулемётах и говорить нечего.

Где, кстати, вынырнут два пулемётных броневика, уведенных у вирацкой дружины? Не сюда ли они направятся? Пусть они и не чета нашей бронетехнике[94], но в каждом «гладиаторе» по спарке «максимов» — тоже могут так сыпануть, что мы здесь волком взвоем. Нам против них выступать толком нечем, разве что моей «секирой». И действительно ли их увели или дружина милостиво ими поделилась? Последнее мне кажется более вероятным.

— Что думаешь? — спросил Полухин.

— Думаю, что нам кровь из носу надо устанавливать связь с фортом. И делать вылазку, — решительно заявил я.

— Перегрелся?

— Нет-нет, разумно, — поддержал меня поручик. — Ближе к темноте. Основные силы противника могут быть здесь рано утром. Если мы к тому времени не сожжём «Барабан», то они оттуда смогут обстреливать стену форта и никому головы поднять не дадут. Это же настоящее укрепление, там брёвна в два обхвата. А за заборами и в хатах так не устроишься.

— Этих жгите, не вопрос, — поддержал поручика Иваныч, потом подумал и спросил: — А что, не пытались разве жечь? Пусть гаубицы не дотягиваются, а из гранатомётов? В форте тех же ГРК[95] целый склад! И зажигательных гранат к ним полно, что хочешь сжечь можно.

— Не получилось, — сказал поручик.

После этого рассказал всё то, что Маша успела рассказать мне про магическую защиту противника.

— Даже из ротных пятидесятимиллиметровых пытались туда мины кидать. Толку-то? Там мина как граната, а они, похоже, подготовились — укрепили перекрытия. Хлопает что-то на чердаке у них, но никакого толку, — закончил свою речь пограничный поручик.

— Вот оно как… — протянул я. — Тогда однозначно вылазку с темнотой надо сделать. И жечь дом вручную, иначе потом наплачемся. А пока… Пока прикажите серьёзного огня в ту сторону не вести. Пусть чуть расслабятся — может, мне удастся магиков выбить.

— Давайте, — кивнул поручик. — А мы попробуем с фортом связь установить телефонную.

— Это как? — удивился хозяин гостиницы.

— У егерей арбалеты есть, — неожиданно вместо поручика ответила тётка с усами. — Пусть с болтом забросят сюда бечёвку, а по ней провод протянем. И будет связь.

— Тогда всё равно простыни понадобятся, — сказал мой бывший сослуживец.

— Это зачем? — с подозрением спросила усатая тётка, обернувшись к нему.

— Плакаты им писать, объяснять, что делать.

— Демон с вами! Грабьте, — в сердцах махнула она рукой.

ГЛАВА 40, она же последняя, в которой герой всего лишь размышляет о превратностях судьбы

В той суете, что поднялась после того, как мы решили устроить вылазку и связаться с фортом, я не участвовал. Без меня справятся, не маленькие. Сел в номере на пол, рядом с непривычно тихой Машей, да и взялся за самое успокаивающее занятие — чистку оружия. Разобрал свой «кольт», так удачно отстрелявшийся, и не спеша взялся за него.

— Ты уверен в том, что задумал? — спросила Маша.

— В том, что надо идти приступом на «Барабан»? — переспросил я. — Уверен, конечно, иначе бы и не предлагал.

— Я не об этом… — чуть поморщилась она. — А о том, что всё у тебя получится?

— Конечно! — кивнул я с преувеличенной решимостью. — У меня всегда всё получается.

— Да ладно болтать, я серьёзно, — отмахнулась Маша.

— Ну а какой у нас выбор? — спросил я. — Выбора у нас не стало с того момента, когда мы за Пантелеем в поход пошли. Так что остаётся делать, что назначено, а выйдет из этого уже только то, что выйдет. И никак иначе.

— Иначе никак… — эхом ответила Маша.

Примечания

1

«Копейка» — жаргонное наименование автомобиля АТЛ-ПГ (артиллерийский тягач лёгкий полугрузовой) с грузоподъёмностью на самом деле 1,2 тонны, выпускающегося на Нижегородском автозаводе. Машина построена по типу автомобиля ГАЗ-62 проекта 1958 года, внешне — симбиоза знаменитого внедорожника ГАЗ-69 и полноприводного грузовика ГАЗ-63. В старом мире эта машина, по классу соответствующая американскому Dodge WC-63 эпохи Второй мировой войны, в серию не пошла по непонятным причинам, а вот в Великоречье превратилась в один из самых универсальных автомобилей. Автомобиль оказался удачным, и завод, принадлежащий купеческому товариществу на вере первой гильдии «Баранов и Компаньоны», открыл производство как гражданской, так и полицейской версий. На неё ставится двигатель Ярославского моторного завода мощностью 87 л. с.

Изменение по отношению к прототипу совершили одно — чуть расширили колёсную базу. Аналогичная машина выпускается в варианте АТЛ-Т (транспортный), вмещающая двенадцать солдат.

Изначально АТЛ-ПГ была предназначена для транспортировки полковой пушки (полковая по классификации Великоречья — калибр 76,2 мм, всё, что выше — бригадное) ПП-4 (прообраз — ЗИС-3) или полковой гаубицы ГПК-1 (построена на основе горной пушки обр. 1938 года, сильно изменённой) вместе с расчётом и минимальным боекомплектом. Она послужила основой для целого ряда других моделей, включая командные машины и машины МПБ (магического подавления и борьбы). На её основе построен самоходный миномётный комплекс «Единорог» МСБ-107 (миномёт самоходный бригадный калибром 107 мм). Миномёт может монтироваться на поворотной платформе непосредственно в кузове машины или буксироваться следом на колёсной паре, уступив место расчёту и боекомплекту. Именно эта гибкость и сделала его очень популярным.

С момента, когда Царицынский Арсенал начал выпускать пулемёт КПВ (крупнокалиберный пулемёт Владимирова калибром 14,5 мм), его тоже начали монтировать на шасси «копейки», на поворотном станке с сиденьем для наводчика. Машина получила наименование АТЛ-ОП (огневой поддержки) «самострел».

(обратно)

2

«Виллис», или «козёл» — жаргонное название популярного в Великоречье класса лёгких внедорожников грузоподъёмностью до 250 кг. Делают их на нескольких заводах. В Нижнем Новгороде с успехом выпускается почти точная копия ГАЗ-69, идущая в продажу. Поскольку все нижегородские машины комплектуются ярославскими моторами, часть шасси в обмен на них передаётся в Ярославль, где вместе с двигателем монтируется на неё кузов другой компоновки — чуть ниже, с широким капотом и без дверей. Машина с таким кузовом официально называется «Ярославич» ЛВК-7 (лёгкий вездеход командирский), но все зовут её «виллисом». Названием обязан тому, что внешне очень напоминает американскую лендлизовскую машину, хотя в основе своей остаётся всё тем же ГАЗ-69.

«Козлами» же зовут все лёгкие внедорожники, поскольку склонность их к прыгучести общеизвестна.

Кроме того, в обоих городах на узлах и агрегатах ГАЗ-69 выпускается амфибия «тритон», почти точная копия американского «Форда Джи-Пи-Эй» эпохи Второй мировой войны. Эта машина является очень популярным разведывательным внедорожником во всех армиях Новых государств.

(обратно)

3

Багги — лёгкий разведывательный автомобиль ЛРА-96 производства Тверской мастерской Пиляева, который затем, расширив производство, стал выпускать и гражданскую версию. В военном исполнении это очень лёгкий и довольно скоростной трёхместный (в гражданской версии 2 места и багажник) автомобиль с задним расположением двигателя, большими колёсами, трубчатой рамой, штампованными сиденьями и колёсной формулой 2x4 с задним приводом. Однако машина обладает высокой проходимостью за счёт высокого клиренса и ничтожного для неё веса. Сверху на раме может устанавливаться пулемёт. Машину широко используют егерские и разведывательные части.

(обратно)

4

Гайал — нежить, обычно неправедно убитый и незахороненный человек, возвращающийся для мести своему убийце или всему его роду. Преимущественно не опасен для тех, кто не связан кровными узами с объектом мести. Уничтожить его можно как огнём, так и серебром, и разрушением тела. При совершении мести упокаивается сам.

(обратно)

5

«Секира», а точнее, «секира Дьюрина» — крупнокалиберная (12,7 мм) однозарядная винтовка максимально надёжной и простой конструкции, компоновки «булл пап», выпускаемая гномами в Серых горах. Штучная работа с тщательнейшей подгонкой всех частей, с амортизирующим прикладом с гидравлическим демпфером. Конструкция затвора позаимствована у винтовки «маузер» с соответствующим усилением.

(обратно)

6

СКС-М (самозарядный карабин Симонова модернизированный) — практически точная копия самозарядного карабина Симонова обр. 1943 года по внутреннему устройству, но сконструированная и переделанная под патрон 7,62x51, он же.308 калибр. Мощности старого боеприпаса не хватает в условиях Великоречья для всех задач, особенно для обороны от крупных хищников и всевозможной нечисти. Внешнее исполнение карабина тоже изменилось — на нём появился пламегаситель, магазин стал приставным, ёмкостью 20 патронов, шейка приклада «запистолетилась», и внешне винтовка теперь похожа на американскую М-14. На первый взгляд заметно лишь одно отличие — у американской винтовки газоотводная трубка находится снизу ствола, а у СКС-М — над стволом.

(обратно)

7

Крепостной пулемёт — в данном случае подразумевается модель ПККБ-С, пулемёт крепостной (корабельный) крупнокалиберный Борисова, спаренный, калибра 12,7 мм. В сущности, является переработкой местным оружейником П. С. Борисовым (39-127 гг.), попавшим сюда с пришлыми НСВ, однако с принудительным водяным охлаждением обоих стволов. Каждый из них заключен в кожух, напоминающий известную систему «максима», но связанный армированным шлангом с почти столитровым баллоном с охлаждающей жидкостью. Отдача пулемёта приводит в действие насос, заставляющий охлаждающую жидкость циркулировать, не давая стволам перегреваться даже при очень длинных очередях. В самом крайнем случае возможно принудительное охлаждение жидкости в резервуаре магическими способами, например с помощью амулета «Вечный холод». Пулемёт установлен на стационарном крепостном станке, стрелок и заряжающий закрыты щитами, есть возможность установки дополнительных защитных амулетов. Питается от коробов с лентами на сто выстрелов. Заряжающий имеет возможность соединять ленты, поэтому, в теории, они могут быть бесконечными. Мощное дальнобойное оружие, пригодное также для ведения огня по воздушным целям.

(обратно)

8

«SMITH & WESSON Model 29» — классический американский револьвер могучего калибра.44 «ремингтон магнум», мощное и надёжное оружие. Без всяких изменений эта модель производится в Великоречье Царицынским Арсеналом в нескольких версиях, отличающихся длиной стволов (64, 102, 152, 210 и 340 мм, причём к последней модели придаётся съёмный каркасный приклад) и формами рукоятки.

(обратно)

9

Новые княжества — государства пришлых в Великоречье. После Пересечения миров в этом мире очутилось частично шесть крупных поволжских городов и некоторые кусочки их бывших областей. Из них образовались Тверское княжество, Ярославское, Астраханское, Казанское ханство, Нижегородская торговая республика и Царицынская область. Ни один из городов не попал полностью в этот мир. Нарушились и расстояния — длина реки Великой около 7 тыс. км, и островные владения княжества Астраханского, например, тянутся чуть не до экватора. На настоящий момент население всех Новых княжеств составляет около 2 млн. пришлых на 60 млн. (прикидочно) населения обширного бассейна Великой.

(обратно)

10

Бригадная гаубица — в данном случае подразумевается ГПБ-2 (гаубица полевая бригадная), буксируемое орудие калибром 105 мм. Разработана на основе советской 122-мм гаубицы М-30, которая изначально и проектировалась как 105 мм. За счёт снижения калибра удалось значительно облегчить конструкцию без ущерба для надёжности. Существуют её самоходная и крепостная разновидности. Первая, ГБС-2 «Тур» (гаубица бригадная самоходная), монтируется на шасси трёхосного бронетранспортёра БТР-5 в открытой поворотной башне, но не может вести огонь с ходу — требуется откидывание дополнительных опор. Вторая, ГБК (гаубица бригадная крепостная), существует больше в виде проекта, потому что вооружение крепостей стационарной артиллерией экономически не оправдано. Ограниченное количество таких орудий поставлено гномам.

(обратно)

11

Мейкап — применялся ранее, до Пересечение миров, в основном как название сценического макияжа, от англ, слова make-up, которое, в принципе, просто означает “оформление лица”, макияж. Словечко “мейкап” пришло в русский язык прежде всего из-за нежелания переводчиков переводить на русский язык это слово при дубляже американских фильмов. Поэтому можно считать, что макияж — это как бы повседневное подкрашивание лица, а “мейкапом” можно назвать уже какое-то особенное, специфическое оформление.

(обратно)

12

«Кольт» — почти точная копия знаменитого американского пистолета «Кольт М1911А1», производящаяся на Тверском Княжеском Арсенале (ТКА), только ёмкость магазина армейской модели увеличена на один патрон. Конструкция была выбрана из-за своей надёжности, эргономичности и крупнокалиберного боеприпаса.45 АСР с высоким останавливающим действием. Пистолет выпускается в трёх вариантах: военном — со стволом 130 мм, полицейском — со стволом 105 мм и компактном — со стволом 95 мм. Возможно использование калибров: 10x23 мм (9 патронов в армейской модели и 8 в полицейской и компактной) и.45 АСР (8 патронов в армейской версии и 7 в полицейской и компактной).

(обратно)

13

«Внутренний щит» — относится к так называемым «спецамулетам», используется полицией, всевозможными стражами и спецотрядами специально для ареста колдунов. В среднем, сутки ношения «Внутреннего щита» лишают какой-либо способности колдовать как минимум на неделю, чаще всего — на две недели или больше. Иногда к ношению амулета приговаривает суд, и год с таким амулетом на шее делает колдуна обычным человеком пожизненно, возможность управлять Силой не возвращается никогда. В законодательстве Тверского княжества такого приговора нет.

(обратно)

14

Малый хирд — боевое подразделение гномьего войска.

(обратно)

15

«Чайка» — ничего общего с автомобилем ГАЗ-13 не имеет. Крытый большой внедорожник, выпускающийся на нижегородском автозаводе «Баранов и Компаньоны», построенный на базе АТЛ-Т (ГАЗ-62). Отличается плавностью хода за счёт мягких мелколистовых рессор и богатством салона, куда на отделку идут парча, бархат, сафьянная кожа и редкие породы дерева. Популярен среди богатого купечества.

(обратно)

16

Инкубы и суккубы: первые — демоны, одолевающие своей сексуальной агрессией женщин, вторые — мужчин. Человек при этом является одержимым такого рода бесами.

(обратно)

17

Голем — существо, созданное магом из глины, безмерно предано хозяину и служит для убийства.

(обратно)

18

Рассказчик имеет в виду тот факт, что большинство правителей окрестных княжеств, баронств, герцогств и прочих государственных образований или связаны с властями пришлых родственными связями, или напрямую возглавляются потомками пришлых. Сразу после Пересечения миров возникла сама Великая река из совпавших Итиля и Волги, а вдоль неё появилось несколько сот тысяч пришельцев в отдельных поселениях-анклавах, провалившихся из старого мира. Местные правители, увидев подавляющее технологическое и военное превосходство пришельцев над ними, всеми правдами и неправдами старались породниться с их правителями. В большинстве случаев это удалось. Взамен же аборигены начали обучение магии всех пришлых, имеющих способности. Именно на этой основе в большинстве случаев удалось избежать конфликтов и, что греха таить, захвата местных территорий пришлых. Сотрудничество оказалось выгодней. Ряд баронств, впрочем, был захвачен независимыми группами пришлых, но это не правило, а скорее исключение.

(обратно)

19

«Стриж» — небольшой, но комфортабельный вездеход производства Ярославских автомастерских, созданный на удлинённой базе ГАЗ-69 с мягкими рессорами. У него даже предусмотрен магический заменитель гидроусилителя руля, что делает его популярным среди состоятельных женщин. Ещё он в выгодную сторону отличается от слишком «купеческой» «чайки» элегантной отделкой салона, без излишней вычурности. Как и в «чайке», в «стриже» имеется амулет, сохраняющий температуру в салоне неизменной в любое время года, но он требует периодической подзарядки.

(обратно)

20

Вирацкое баронство — незначительная по размерам территория с населением около пятидесяти тысяч человек, управляемая династией аборигенов. Баронство существует в основном за счёт торговли с Тверским княжеством, с которым граничит по реке Улару. Знаменито тем, что оттуда родом две самые известные в Великоречье династии колдунов — Бэрах и ас-Пайор.

(обратно)

21

«Таран» — ружьё 12-го калибра с перезарядкой цевьём, построенное по классической схеме «Ремингтон 870» и выпускающееся в Царицыне. Бывает с обычным прикладом и складным, с пистолетной рукояткой и без неё и стволами 52, 63 и 75 см.

(обратно)

22

СВД — изначально это снайперская винтовка Драгунова, но в Великоречье расшифровывается как «самозарядная винтовка Драгунова», выпускается Нижегородским Арсеналом. Существуют три модификации винтовки: СВД — обычная снайперская, со стволом 62 см, прикладом скелетной конструкции со щекой, СВД-С — укороченная, со стволом 52 см и складным каркасным прикладом, и СВД-П — самая простая версия со стволом 52 см и деревянным прикладом, чаще всего даже без базы под оптику. Калибр 7,62x54 мм с закраиной, магазины на 10 и 20 патронов. Многие гномьи мастерские производят для снайперской версии стволы матчевого класса, повышающие кучность.

(обратно)

23

«Маузер» — имеется в виду местное оружие, построенное скорее «по мотивам» классического пистолета системы Маузера 1896 года. Того самого, что знаком всем по фильмам про Гражданскую войну. Когда в Великоречье появилась потребность в пистолетах под мощный патрон, был разработан самый мощный из имеющихся — 10x28 мм, с вытянутой остроконечной тяжёлой пулей. Габариты патрона не позволяли располагать его в рукоятке, делая её очень неудобной. И тогда вспомнили о конструкции этого знаменитого в прошлом оружия, в котором магазин находится перед спусковым крючком. Переработали творчески, усилили, добавили затворную задержку, да и про эргономику вспомнили. В результате получили очень мощный и тяжёлый пистолет с приставными магазинами на 10 и 18 патронов, продающийся в комплекте с двумя стволами — 180 мм и 320 мм. С длинным стволом, с установленным прикладом, съёмной тактической передней рукояткой и прилагающимся оптическим прицелом кратностью х2 пистолет показывает великолепные результаты по кучности на дистанциях до 200 м, что делает его скорее мини-карабином. Многие офицеры различных армий, кому по штату положен пистолет, заменяют его на «маузер».

Большой плюс этого пистолета в том, что к нему существуют дозвуковые патроны 10x28 мм с очень тяжёлой пулей с закалённым сердечником. И в комплект поставки может входить глушитель, так что на расстояниях метров до 150–200 удается получить достаточно мощное и точное оружие. В такой версии он очень популярен у разведподразделений, а относительная компактность оружия позволяет пользоваться им как дополнительным. Ещё одним достоинством этого пистолета стала его легальность ношения, так как в большинстве княжеств постоянно носить винтовку запрещено. А так получается, что на боку висит вполне разрешённый пистолет, который при примыкании кобуры-приклада превращается в карабин.

(обратно)

24

ПКБ — пулемёт Калашникова бронетранспортёрный, неизменная с давних времён модель на базе пулемёта ПК, принесённая из старого мира и производящаяся в Великоречье на Царицынском Арсенале без всяких изменений. Арсенал выпускает несколько разновидностей этого легендарного пулемёта: ПК (просто пулемёт на сошках), ПКС (пулемёт Калашникова станковый на трёхногом станке), ПКБ (пулемёт Калашникова бронетранспортёрный, предназначенный для монтирования на турели и имеющий брезентовые сумки для сбора гильз и звеньев ленты), ПКСК (пулемёт Калашникова станковый крепостной, модель с добавленным принудительным водяным охлаждением ствола, зачастую монтируется в укреплениях в виде спарок).

(обратно)

25

Сторожевой катер — класс легкобронированных кораблей, вооружённых двумя артиллерийскими установками калибром 76,2 мм в башнях, двумя спарками пулемётов ПККБ-С калибра 12,7 мм. Предназначены для патрулирования фарватеров, борьбы с пиратством и охраны торговых караванов. Длина катера — 34 м, ширина — 4,3 м в миделе, осадка — 1,5 м, водоизмещение нормальное — 71 т, дальность плавания экономическим ходом — 820 миль, скорость максимальная/экономическая — 22/16 узлов, экипаж — 18 человек.

(обратно)

26

Речной монитор — класс артиллерийских кораблей с малой осадкой и невысокой скоростью, зато с высокой автономностью, огневой мощью и большим боекомплектом, позволяющим вести длительный артиллерийский огонь. Монитор класса «Сом» вооружен двумя 152-мм гаубицами-пушками в башнях, двумя казнозарядными миномётами калибра 120 мм и двумя спарками пулемётов ПККБ-С калибра 12,7 мм. Экипаж — 61 человек, длина — 52 м, ширина — 12 м в миделе, осадка — 1,5 м, водоизмещение — 420 т. Дальность плавания экономическим ходом составляет 3000 миль, максимальная скорость — 11 узлов, экономическая — 8,3 узла.

(обратно)

27

Сипаи — слово, пришедшее из старого мира и обозначавшее британские колониальные войска в Индии. В Великоречье оно прижилось и стало собирательным для всех пехотных частей, набранных из аборигенов. Не изменившись, слово было перенято туземными языками и диалектами. Кроме слова сипаи, также прижился термин зуавы, обозначающий колониальную кавалерию, и гурки.

(обратно)

28

Несмотря на не слишком густое население и небольшое количество оружейных заводов, в Великоречье наблюдается заметное разнообразие находящихся в обращении систем оружия, и особенно винтовок. Причиной оказалось то, что арсеналы, находящиеся в разных княжествах, тоже претендовали на авторские права, хоть ни один из них не производил оружия своей собственной конструкции. Производство развивалось по принципу «Кто первый встал, того и тапки». Производство винтовки Мосина под патрон 7,62x54R с закраиной развернулось в своё время на Ярославском заводе. Поскольку винтовки с продольно-скользящими затворами превратились в основное оружие этого мира, их в наибольших количествах закупали аборигены как людских, так и нелюдских рас, стало выгодно их производить и продавать. Тогда Тверской Княжеский Арсенал (ТКА) освоил производство знаменитой винтовки системы «Маузер К98к» под классический патрон 8 мм «маузер» (7,92x57 мм). Астраханский Арсенал, самый маленький из всех, не желая отставать от конкурентов, начал воспроизводить английскую систему «Энфилд», переделав её под патрон 7,62x54R.

(обратно)

29

БТР-4 и БТР-5 — две основные единицы бронетехники, стоящие на вооружении большинства армий государств пришлых. Эти машины заметно проще, чем современные бронетранспортёры армий нашего мира. Лучше всего их сравнить с послевоенными советскими БТР-40 и БТР-152. Та же конструкция в виде двухобъёмного бронированного кузова на шасси грузовиков, но закрытая сверху, с люками и десантными люками в задней стенке. Шасси БТР-4 выпускаются заводом нижегородского товарищества на вере «Баранов и Компаньоны» на базе ГАЗ-63, шасси БТР-5 — в Царицыне, заводом «Автомех» на базе трёхосного грузовика ЗИЛ-157. Кузова же к ним в большинстве случаев производятся в Твери, на заводе промышленника Панфилова.

Чаще всего бронетранспортёры вооружаются спаркой из крупнокалиберного и единого пулемёта. На базе БТР-4 производится самоходная 76,2-мм полковая пушка «василиск», а на базе БТР-5 — ударный бронеавтомобиль «горыныч», трёхосный полноприводный башенный автомобиль на несколько укороченной базе с 82-мм орудием — миномётом низкой баллистики.

Имеется и огнеметная машина СОУ «Дракон», мало, впрочем, распространённая.

(обратно)

30

ТКА (Тверской Княжеский Арсенал) начал воспроизводить известную в своё время самозарядную винтовку Токарева — СВТ-40. Но производил в компоновке известной бельгийской винтовки FN-FAL, которая, собственно говоря, и была «содрана» с СВТ-40 самым наглым образом в своей механической части, от первой до последней детали. А на ТКА позаимствовали уже с бельгийской версии современные цевьё, пистолетную рукоятку, приклад почти на оси ствола, двадцатизарядный магазин, прицельные приспособления на газоотводной трубке и крышке ствольной коробки, откидную рукоятку для переноски и торчащий открыто вперёд длинный ствол со щелевым пламегасителем. Разве что магазин получился чуть изогнутый, под патрон 7,62x54R.

Винтовка выпускается в нескольких разновидностях. Среди них: пехотная СВТ-П, со стволом 55 см и деревянным прикладом, укороченный карабин СВТ-К для егерей, кавалерии, артиллерии и сапёров, со стволом 45 см и складным каркасным прикладом, и СВТ-С (снайперская), с утяжелённым стволом, с долами длиной 65 см, вывешенным в ствольной коробке консольно и смонтированными на цевье штатными сошками. Прицел штатно используется четырёхкратный.

(обратно)

31

Метание «тромблонов» производится со ствола винтовки, с пламегасителя специальной конструкции или дульного насадка, при помощи холостого патрона. При этом гранаты имеют пулеулавливатели, и это позволяет стрелять ими при помощи боевого патрона (обычного оболочечного), что повышает скорострельность, но снижает эффективность огня. Максимальная дальность стрельбы надкалиберными 55-мм гранатами ГНО-55 (осколочной) и ГНЗ-55 (зажигательной) производства Тверского Княжеского Арсенала (ТКА) — порядка 330 м, эффективная — 170 м. При стрельбе боевым патроном указанные дистанции уменьшаются примерно на 25 %, с повышением скорострельности.

(обратно)

32

«Мул» — военная модификация популярной двухтонки ГАЗ-63. Полноприводный грузовик с открытой сверху кабиной с откидывающимся вперёд плоским лобовым стеклом для возможности установки пулемёта. Деревянный кузов заменён на отсек для десанта, борта выполнены в виде навесных панелей, которые могут использоваться для подкладывания под колёса, случись этой проходимой машине завязнуть в грязи. На машине может устанавливаться турель для крепления различных типов пулемётов. Очень популярный военный транспорт как в армиях пришлых, так и в аборигенских — ограничения на его продажу нет.

(обратно)

33

Крупнокалиберный пулемёт НСВ-12,7 «утёс» под патрон 12,7x108 мм стоял на вооружении Советской Армии с 1972 года. В новом мире запущен в производство Тверским Княжеским Арсеналом (ТКА), заодно с его местной версией с жидкостным охлаждением ПККБ, позволяющим вести огонь длинными очередями.

(обратно)

34

Пушка ГПК-2 калибра 76,2 мм предназначена для вооружения в основном кавалерийских частей, поэтому отличается малым походным и боевым весом и даже может перевозиться во вьюках после разборки. Конструкция разработана на базе горной пушки обр. 1938 года. Имеет угол возвышения 80°, поэтому может действовать как гаубица. Дальность огня — до 10500 м.

(обратно)

35

Вахмистр — высшее возможное звание для нижних чинов в кавалерии, соответствует пехотному подпрапорщику. Заслуживающий это звание может рассчитывать на звезду на галуне в петлице после пяти лет беспорочной службы в этом звании. Система званий в армии Тверского княжества почти полностью копирует таковую у Русской армии до 1917 года, но с некоторыми упрощениями. Так, например, между младшим и старшим унтер-офицерами добавлено звание унтер-офицера, в пехоте аннулировано звание фельдфебеля (на его место «приподнялся» старший унтер-офицер), нет звания зауряд-прапорщика. То есть в пехоте и артиллерии убавилось одно унтер-офицерское звание, а в кавалерии — добавилось.

Упомянутые знаки различия относятся к полевой форме. В парадной форме и повседневной все знаки различия размещаются на погонах. На камуфляжных куртках, надеваемых поверх (или в жаркое время вместо) полевого мундира, вместо петлиц имеется шеврон на левой стороне груди, где размещаются знаки воинского звания. На рукаве возле плеча размещается шеврон с номером и эмблемой полка.

(обратно)

36

Опыт создания подобных частей был перенят тверским князем из опыта Британской империи. Было обнаружено полукочевое племя лесных охотников, прекрасных воинов и следопытов, теснимое со всех сторон выдавленными из своих земель эльфами. По некоторым данным, это были не чистокровные люди, а потомки от союзов людей с лесными дриадами — отсюда такое «чувство леса». Глядя на их чуть зеленоватый оттенок кожи и тонкие черты лица, в это можно поверить.

Тверской князь пообещал переселить племя на свои казённые земли, гарантировать каждому отслужившему достойный пенсион и надел земли, а также ещё целый список льгот. Обещания соблюдались неукоснительно, даже в госбюджете каждый год одной из первых строк шла статья «на развитие и обустройство народа алху». В результате служба в егерских частях Тверской армии превратилась в почётную обязанность всего этого народа. Воины алху, прекрасно теперь вооружённые, обученные лесной войне чуть не с рождения, проводили успешные операции против эльфов и к тому же отличались редкой беспощадностью к своему исконному врагу. Вражда между ними была вековая. Своих детей они обучали исключительно военному делу — почти с самого рождения. Гурками народ алху поначалу назвали в шутку, вспомнив об отважных непальцах на службе британской короны, но затем алху приняли это слово как самоназвание. Поэтому гурки стало обозначением народа, а также егерских частей Тверского княжества, а не общераспространённым термином, как, скажем, те же сипаи или зуавы.

(обратно)

37

Одним из главных препятствий в развитии авиации в Великоречье оказалось полное отсутствие на освоенных людьми пространствах алюминиевых глинозёмов. То количество алюминия, которое всё же производилось, обходилось очень дорого и едва покрывало нужды моторостроения. Поэтому люди были вынуждены воспроизводить самолёты конструкций до Второй мировой войны, заменяя алюминий и доисторический перкаль стеклотканью, производство которой наладили в Твери. Двигатели выпускались в Ярославле, на моторном заводе, который переселился в этот мир во время Пересечения. Удалось построить, причём в разных городах, целый ряд довольно удачных самолётов.

БШ-15 «коршун» — штурмовик-бомбардировщик, выполненный по чертежам знаменитого в своё время истребителя И-153 «чайка» КБ Поликарпова. Прототип был переработан, но основная конструкция сохранена. «Коршун» может нести до 400 кг бомбовой нагрузки (авиабомбы по 50 и 105 кг, осколочные и кассетные), реактивные снаряды (до 16 штук в под крыльевых блоках) или два подвесных контейнера с крупнокалиберными пулемётами.

Самолёт был выполнен по бипланной схеме, конструкция фюзеляжа — стеклоткань на стальном каркасе.

(обратно)

38

Самолёт «аист» изначально был построен по чертежам самолёта ОКА-38 «аист», выпущенного очень малой серией перед Великой Отечественной войной, но вместо рядного V-образного двигателя использовал местную версию звездообразного мотора М-11. ОКА-38 же в свою очередь был переделкой знаменитого немецкого самолёта «Fi 156 Schtorch» («аист»), который подарили немцы И. В. Сталину. Переделка была произведена конструктором О. К. Антоновым по личному распоряжению вождя.

Мощности мотора М-11 не хватало для полноценной работы самолёта, и в ходе переделок его умудрились превратить в смесь «шторьха» и По-2. «Аист» стал бипланом, подобно По-2, но с фюзеляжем, унаследованным от «предка».

В Великоречье выпускаются три модификации «аиста». РК-2 (разведчик-корректировщик с дополнительными баками, он же самолёт связи), СС-2 (санитарный спасательный) с местами для двух раненых на носилках и одним дополнительным сидячим местом, а также ЛБ-2 (лёгкий бомбардировщик) — фактически это РК-2 со снятыми дополнительными баками, способный нести 200 кг бомб или 105 кг бомб и восемь реактивных снарядов «оса».

(обратно)

39

ГОУ-2 (граната осколочная универсальная) представляет собой комплект из двух чугунных цилиндров с насечками, вставляемых один в другой. С надетой «рубашкой» граната представляет собой оборонительное оружие, со снятой — наступательное. Возможно применение длинной деревянной ручки для увеличения дистанции метания. В армии не пользуется популярностью ввиду сложности конструкции и потому, что после боя надо ещё и «рубашки» сдавать, отчитываясь за каждую. И не дай боги, старшина найдёт в окопе «рубашку» неиспользованную и брошенную небрежно. Там предпочитают новые реплики проверенных Ф-1 и РГД-5. Впрочем, «обмыв» всех званий и наград производится исключительно путём налива водки в стаканчик «рубашки» от ГОУ-2. Для гражданского же применения ГОУ-2 ограниченно разрешена (те же охотники могут покупать их по предъявлении жетона).

По большому счёту, ГОУ-2 представляет гибрид германской «Stielhandgranaten 24» («толкушки») с советской РГД-33.

(обратно)

40

Патрон 9,3x64 мм, он же 9,3 «Бреннеке». Охотничий патрон «на крупного медведя», который гномы адаптировали себе как основной боевой из страсти к оружию мощному и сверхубойному. Могучая отдача боеприпаса их не смущает.

(обратно)

41

Гномьи габариты — это рост порядка 160 см у мужчин, голова такого же размера, как и у человека, но лицо шире. В плечах же средний гном раза в полтора шире среднего мужчины, соответственно выглядит квадратным. Если у человека идеальное соотношение роста к весу выглядит как «рост в сантиметрах минус сто равно весу в килограммах», то у гнома в этой формуле можно смело заменять «сто» на «тридцать». Соответственно здоровый и не толстый гном мужского пола ростом около 160 см должен весить около 120 кг. Широкие плечи, толстые щиколотки и запястья, огромная физическая сила. Если гнома «сдавить с боков» и «вытянуть» до размера человека, то обнаружится, что не мы больше гномов, а они больше нас — просто разрослись больше в ширину от подземной жизни. Соответственно никакой мистики нет в их физической силе. Приходилось встречать штангистов-тяжеловесов ростом под метр шестьдесят? Вот и соображайте.

Женщины же гномы, которые почти не покидают родных мест, вовсе не уродливы, что бы ни говорили слухи, распускаемые досужими трепачами. Круглолицы, курносы, улыбчивы, «фигуристы», вовсе не столь плечисты, как мужчины, средний рост около 150 см при весе до 70 кг (идеальная гнома, так сказать). Тонкостью щиколоток и запястий не отличаются, но и толщиной не пугают. Ничего сверхъестественного, многим людям такие женщины очень даже по вкусу.

(обратно)

42

Гномы любят пиво, но его не производят: нет сырья и нет условий. Зато гонят отличную водку, лучше любой другой. Даже с пришлыми русскими такой в Великоречье не появилось — сами пришлые на гномью выделку перешли по большим праздникам. А вот вина они не пьют совсем, полагают его чем-то вроде компота. Даже дамы.

(обратно)

43

Стоимость патронов в Великоречье ни в какое сравнение не идёт со стоимостью таковых в нашем мире. Производство не настолько массово, имеется определённый дефицит материала, да и сами патроны востребованы всё больше не такие простые, как с цельнооболочечной пулей. Поэтому оказались столь мало распространены автоматы. Те же «Калашниковы» стоят на вооружении разве что княжеских телохранителей, а все остальные люди предпочитают пули в белый свет как в копеечку не сыпать. Исключение составляют лишь пулемёты: куда на войне без них?

Патроны же производятся в общей сложности на трёх заводах, вся номенклатура. Продаются они по принципу: «Один продай как два, а оставшийся передай на военный склад». Гражданский покупатель каждым патроном оплачивает ещё один, оставшийся у военных. А покупатель сторонний, абориген или нелюдь, оплачивает целых полтора. В общем, не халява.

Кроме того, автоматный патрон оказался слабоват для всех потребностей, он слишком универсален. На малых дистанциях боя с задачами против живой силы противника лучше пистолет-пулемёт справится, бронежилетов высокого класса защиты в Великоречье нет. Со стрельбой же на большие дистанции и против большого хищника автомат тоже так себе — лучше уж из винтовки стрелять. Автоматная пуля иногда панцирь или щиток пробить не в силах, случается и такое.

В лесной войне, а она здесь распространена больше всего, самозарядная винтовка под мощный патрон, такой же, как в едином пулемёте, имеет все преимущества перед автоматом. Самое главное — пуля из такой винтовки пробивает ствол не слишком толстой сосны, а автомат так не может. Да и противник, особенно если бой с эльфами, предпочитает вести огонь с большой дистанции, пользуясь врождённым преимуществом в точности огня. Впрочем, не только эльфы хороши как стрелки. Жизнь в Великоречье, когда тебе в любой момент на голову может свалиться какой-нибудь вурдалак, даже в городских пределах, привела к развитию искусства стрельбы и, как следствие, презрению к бесполезной трате патронов. В общем, винтовка выдавила автомат с рынка, а пистолет выдавил пистолет-пулемёт — тот патронов расходует много, а носить его с собой в большинстве городов нельзя.

(обратно)

44

По-2 (У-2) — практически точная копия учебного биплана конструкции Поликарпова, с успехом использовавшегося Советской армией в годы Великой Отечественной как посыльный самолёт и ночной бомбардировщик. Выпускается в Великоречье почти без изменений, хоть и существует модификация с кабинами, накрытыми общим лёгким фонарём.

(обратно)

45

«Крылатый конь» — самолёт, построенный по чертежам «дугласенка» Як-6 — не самой удачной, но очень простой и дешёвой транспортной машины времён Великой Отечественной войны. Фанерная и полотняная обшивка, два пятицилиндровых мотора М-11Ф, таких же, как и на У-2, простейшие приборы, но при этом скорость 185 км/ч (230 км/ч максимальная) и дальность полёта до 900 км. Не вооружён и к подвеске бомб не приспособлен, используется в основном как личный самолёт богатых сеньоров.

(обратно)

46

Чок — сужение ствола на выходе. Бывает, применяются съёмные чоки.

(обратно)

47

Обтюрация — герметизация ствола, дабы выхлопные газы не вырывались ни вперёд, ни назад.

(обратно)

48

Малая марка — 2,3 г.

(обратно)

49

Состав бездымного пороха — один из главных секретов пришлых. На самом деле ничего общего с серой и известью он не имеет, а получается путём обработки древесной клетчатки азотной кислотой. Но люди сразу поняли, что секрет пороха, его составляющих (азотной кислоты), а также ряда других ВВ следует сохранять. Совет правителей нескольких городов (Твери, Ярославля, Нижнего и Царицына) призвал из Вирацкого баронства колдуна Арсина Бэраха — самого могущественного на то время в Великоречье, мастерство которого и по сей день считается непревзойдённым. Его попросили разработать магическую защиту ряда веществ, их состава и технологии производства. Взамен ему обещали (и дали позже) огромное поместье, неограниченные средства на эксперименты, кафедру в магической Академии, постоянную охрану целым взводом из числа особых отрядов Тверской контрразведки и ещё много иных благ.

Арсин подошёл к вопросу серьёзно. После ряда экспериментов он заключил, что просто скрыть что-то навсегда невозможно. Рано или поздно кто-то расплетёт заклятие и расшифрует несложный в общем-то состав веществ. Надо сделать так, чтобы сам поиск начинался в неверном направлении. И он придумал сложнейшую систему заклятий, заставляющую истинные ингредиенты казаться совсем не тем, что они есть на самом деле. Так, после выстрела в воздухе стал оставаться запах серы. Тротил стал выглядеть каким-то соединением серы и солей свинца. И так далее. Таким образом, каждая из попыток расшифровать состав взрывчатого вещества вызывала его детонацию или горение. И уже почти два века система Арсина Бэраха осталась нераскрытой. Пороховые же и тротиловые заводы находятся в ведении контрразведок людских княжеств (пришлых). Все работники этих заводов дают клятву с обетом молчания о составе и технологии. Нарушение обета приводит к мгновенной остановке сердца. Правда, и платят им там соответственно, и охраняют неусыпно.

Позже Бэраху удалось создать магические аппараты, накладывающие чары на порох по единой матрице. Это исключило вероятность человеческой ошибки.

(обратно)

50

Звание корнета присваивается с одновременным получением офицерского патента, соответствует лейтенанту из старого мира. В пехоте и артиллерии ему предшествует звание прапорщика (младший лейтенант), но, в связи с тем, что в кавалерии рост званий идёт медленней, по причине меньшей численности войск, обер-офицерские звания начинаются с корнета, что соответствует пехотному подпоручику. Звание корнета и подпоручика в обязательном порядке сопровождается получением дворянства, если носитель оного до этого дворянином не был. Званию же прапорщика дворянство сопутствует лишь по специальному княжескому указу. Прапорщиками могут стать отличившиеся во время войны нижние чины, после чего уже князю на подпись поступают их «дворянские петиции».

(обратно)

51

РПБА-1 «горгулья» — лёгкий плавающий броневик, выполненный на базе всё того же ГАЗ-62. Конструкция его взята со «старосветского» БРДМ-1, только в связи с уменьшением линейных размеров вместо четырёх выдвижных колёс у машины всего два. Бронирование противопульное, вооружение — пулемёт ПКБ с боекомплектом 1200 выстрелов. Вариант меньшей вместимости, но лучше вооружённый, с пулемётом 12,7 мм «утёс» и соосным ПКТ в конической башне, именуется «виверной».

(обратно)

52

КПВ — крупнокалиберный пулемёт Владимирова. Могучее автоматическое оружие калибра 14,5 мм, производство которого относительно недавно было начато на Царицынском Арсенале.

(обратно)

53

Доступные земли. Когда в 1 году произошло Пересечение миров, ландшафт мира существующего изменился разительно. И самой большой проблемой для развития стали разрывы между цивилизованными областями. Например, огромная область Великоречье, в которой сконцентрированы десятки государств, множество климатических зон всё равно существуют в границах бассейна реки Великой. Это больше 6000 км с севера на юг и почти 7000 км с востока на запад. Но всё же она со всех сторон, по сухопутной границе, замкнута поднявшимися на небывалую высоту горами, могущими сравниться с земными Гималаями, перемежающимися Дурными болотами, что делает эти самые границы непроходимыми. В результате сообщение между немалыми частями населённого мира практически прервалось. Сухопутные пути исчезли полностью, морские сообщения экономически стали невыгодны. О землях восточней Срединных гор известно только то, что они по-прежнему населены. За Западную стену никто ещё не пробирался ни сухопутным путём, ни морским по причине затрудненного судоходства, да и, если честно, отсутствия необходимости. Сильные государства Великоречье активно осваивают, а слабым уж совсем не до того, да и оттеснены слабые от моря. А вот в Южном океане существует немало огромных островов, населённых людьми, в которых очень сильно влияние Астраханского княжества и Казанского ханства, которые, в свою очередь, ведут там активную торговлю.

(обратно)

54

Заводной конь — термин от степняков: каждый воин монголо-татар имел кроме основного ещё заводного коня (запасного). Так армия могла делать за сутки вдвое больший переход, ибо уставший конь в определённый момент превращался в заводного, а заводной — в свежего основного.

(обратно)

55

Вампир умирает вовсе не от отравления, как говорит рассказчик, а от сильнейшей аллергии. Попадание в сердце не обязательно, но приводит к почти мгновенной смерти. Попадания в другие части тела убивают не сразу. Если вампиру не дать сразу же удалить осиновую стрелу даже из руки или ноги — он обречён.

(обратно)

56

Ручник — в просторечье ручной тормоз.

(обратно)

57

Латиг — недлинный, толстый у рукоятки и тонкий на концах раздвоенный кнут, ритуальное и традиционное оружие народа тифлингов. Хвосты кнута сделаны как стальные цепи из острых звеньев, плотно входящих оно в другое и сужающихся к концу, что делает латиг смертельно опасным. Все тифлинги владеют им безупречно и могут обезоружить, избить или убить почти любого противника. Вручение латига ребёнку — первый шаг к его совершеннолетию, которое достигается у тифлингов поэтапно, лет за двадцать.

(обратно)

58

«Аспид» — пистолет производства Царицынского Арсенала, построен на основе известного чехословацкого пистолета CZ-75, но рассчитан на мощный патрон 10x23 мм. Выпускается в вариантах «военный» — со стволом 120 мм и 13-зарядным магазином, «целевой» — такой же, как и «военный», но на удлинённой раме с компенсатором отдачи в её приливе, «полицейский» — с таким же 13-зарядным магазином, но со стволом 110 мм, а также в варианте «компакт» — со стволом 90 мм и 10-зарядным магазином в укороченной рукоятке. В комплекте к «компактной» модели можно купить удлинённый ствол с резьбой под установку прибора бесшумной и беспламенной стрельбы.

(обратно)

59

Канонерская лодка — корабль, предназначенный для огневой поддержки войск с воды, подавления укреплений и очагов сопротивления противника на суше, то есть действий исключительно против суши. Вооружен двумя гаубицами-пушками корпусного калибра 152 мм с дальностью стрельбы до 14 км, размещёнными в барбетных установках. Кроме того, в кормовой части корабля размещена спаренная казнозарядная миномётная установка калибра 120 мм. Предусмотрен запуск аэростата для корректировки огня. Оборона от надводного противника возложена на корабли сопровождения. Длина 63 м, ширина в миделе 14 м, водоизмещение 870 т, экипаж 77 человек. Скорость крейсерская до 13 узлов, дальность плавания до 2100 миль.

В составе Тверской флотилии имеются четыре канонерки подобного класса — «Циклоп», «Минотавр», «Имир» и «Хримтурс», которые и составляют главную ударную силу при операциях против берега.

(обратно)

60

Штат дивизии был утверждён Приказом Верховного Главнокомандующего в 102 году. Обе дивизии состояли из:

— управления дивизии;

— отдельной маг-группы и роты магической защиты и борьбы (в оперативном подчинении командира дивизии, но по ведомственной принадлежности — контрразведка);

— мотопехотный полк — в дивизии 2 (один кадрирован, в штате мирного времени 110 человек);

— туземный пехотный полк — в дивизии 2;

— драгунский (конно-стрелковый) полк — в дивизии 2 (один кадрирован, в штате мирного времени 122 человека);

— артиллерийский полк — в дивизии 2 (один кадрирован, в штате мирного времени 103 человека);

— отдельный тяжёлый гаубичный дивизион;

— отдельная егерская разведывательная рота;

— отдельная комендантская рота;

— отдельный батальон связи;

— отдельный сапёрный батальон (по штату мирного времени двухротного состава, по штатам военного — 4 роты);

— батарея управления командующего артиллерией дивизии;

— батарея артиллерийской разведки командующего артиллерией дивизии;

— отдельное авиазвено связи;

— отдельный медико-санитарный батальон;

— отдельный автотранспортный батальон;

— артиллерийская ремонтная мастерская;

— автомобильная и бронетанковая ремонтная мастерская;

— полевая кузница и ветеринарная служба;

— полевой механизированный хлебозавод;

— дивизионный объединённый склад;

— кавалерийская школа;

— автомобильная школа.

(обратно)

61

На базе АТЛ и РПБА-1 «горгулья» построен РПБА-2 «виверна», разведывательный плавающий бронеавтомобиль, выполненный на базе всё того же ГАЗ-62. Конструкция его взята со «старосветского» БРДМ-1, только в связи с уменьшением линейных размеров вместо четырёх выдвижных колес у машины всего два. Бронирование противопульное, легче чем у прототипа, вооружена машина пулемётом 12,7 мм «утёс» и соосным ПКТ в конической башне. Поступает на вооружение егерских и пограничных подразделений.

(обратно)

62

УПБМ «змей» (ударная плавающая бронемашина) — великореченская версия старосветского БРДМ-2, упрощённого, но, как и прототип, построенного на базе ГАЗ-63. Существуют две версии: УПБМ-П (пулемётная), с соосными КПВТ и ПКТ (боекомплект 500 и 1000 выстрелов соответственно), и УПБМ-А (артиллерийская), вооружённая 87-мм пушкой-миномётом низкого давления производства Ярославского Арсенала и пулемётом ПКТ (34 и 750 выстрелов соответственно). Идея артиллерийской конструкции взята с французского бронеавтомобиля «Panhard AML 90». Артиллерийская конструкция снабжена дополнительными резиновыми, надуваемыми компрессором понтонами, задействуемыми перед переправами, потому что плавучесть машины несколько нарушена при установке артиллерийской системы. Обе машины стоят на вооружении разведывательно-ударных батальонов мотопехотных полков (1 в полку).

(обратно)

63

Зуавами, беспощадно позаимствовав термин у французов, называли туземные кавалерийские части, набиравшиеся из аборигенов, преимущественно из харазцев и других юго-восточных народов. Они использовались для патрулирования территории, охраны тыла во время войны и поддержания порядка в колониях. Кроме того, они традиционно враждовали с сипайской пехотой, поэтому рассматривались как противовес ей в случае возникновения проблем.

(обратно)

64

Кефи — головной убор в виде куска ткани, наброшенного на голову и спускающегося сзади до плеч, охватываемого поперёк лба эластичным плетёным ремешком. Напоминает головные уборы бедуинов из нашего мира. Алые же шейные платки у зуавов пошли от красных накидок харазских кавалеристов, из которых формировались первые подразделения иррегулярных конных стрелков. От них же, впрочем, позаимствован и кефи в виде форменного головного убора.

(обратно)

65

Рассказчик использовал пули не только с экспансивной выемкой, но ещё и раскрывающимися «лепестками». Промышленное производство таких затруднено, формы для отливки крайне недолговечны из-за наличия тонких перегородок. При попадании в препятствие пуля не только деформируется спереди, но затем раскрывается «ромашкой», после чего «лепестки» отрываются, создавая боковые ответвления раневого канала. Именно поэтому в качестве основного оружия рассказчик предпочитает револьвер — в самозарядном пистолете применение таких пуль сложной формы может привести к утыканию или разрушению пули при подаче в патронник.

(обратно)

66

«Чекан» — выпускающаяся на Царицынском Арсенале реплика классического американского револьвера «SMITH & WESSON INC Model 27» под патрон «.357 магнум». Надёжное, мощное, меткое оружие без каких-либо опций или украшений, простейший и дешёвый дизайн. Однако на качестве изготовления дешевизна никак не отразилась. Эти револьверы стали очень популярны во всех без исключения армиях в качестве запасного оружия. Армии Новых княжеств (пришлых) тоже не исключение. Револьверы «сипайского образца» отличаются от других лишь материалом рукояток — из мягкой сосны, в то время как для коммерческих моделей использовалась дорогая лиственница. «Сипайские» выпускаются лишь со стволами 152 миллиметра, в то время как коммерческие версии имеют стволы длиной 64, 102, 125, 210 и 340 мм (к последней модели придается съёмный каркасный приклад).

(обратно)

67

Штаб-ротмистр — кавалерийское обер-офицерское звание, соответствующее пехотному или артиллерийскому штабс-капитану.

(обратно)

68

Согласно Положению о рангах, принятому в Тверском княжестве, должности соответствуют следующим званиям.

Доклассные чиновники:

помощник письмоводителя — младший унтер-офицер в пехоте;

письмоводитель — унтер-офицер в пехоте;

коллежский письмоводитель — старший унтер-офицер в пехоте.

Классные чиновники:

1-й класс — коллежский регистратор, соответствует пехотному прапорщику и не предполагает обязательного дворянства;

2-й класс — окружной секретарь — подпоручик в пехоте;

3-й класс — коллежский секретарь — поручик в пехоте;

4-й класс — титулярный советник — штабс-капитан в пехоте;

5-й класс — коллежский асессор — капитан в пехоте;

6-й класс — надворный советник — майор в пехоте;

7-й класс — коллежский советник — подполковник в пехоте;

8-й класс — статский советник — полковник в пехоте — придворный камер-юнкер;

9-й класс — действительный статский советник — генерал-майор — придворный камергер;

10-й класс — тайный советник — генерал-лейтенант — придворный гофмаршал;

канцлер (высшее звание чиновника, фактически — премьер-министр, класса не имеет).

(обратно)

69

Здесь рассказчик чуть лукавит и прибедняется. Дворянское звание в Новых княжествах особых привилегий владетелю оного не предоставляет. Дворянство свидетельствует о том, что обладатель звания имеет достаточное образование (университет или военная академия), находится на службе (военной или гражданской, на должности, оплачиваемой из казны), владеет собственным участком земли с домом площадью не менее 10 гектар (поместность) и обязуется детям своим предоставлять требуемое образование, а также направлять их на государственную службу на срок не менее 10 лет после достижения совершеннолетия. Главной привилегией дворянина считается возможность занимать должности не ниже 5-го класса или воинского звания подпоручика (корнета или мичмана во флотилии). Иных же привилегий перед недворянами дворянин не имеет. Если же кто-то из нижних чинов дослуживается до офицерского звания, предполагающего дворянство (ввиду особых заслуг), но не соответствует образованием, он обязуется либо восполнить недостающее образование, либо выйти в отставку в последнем звании, а образование предоставить детям. В противном случае дворянство будет не наследственным. На приобретение же земли ему предоставляется кредит, который должен покрываться от сдачи земли в аренду издольщикам. Дарение земель осуществляется лишь князем, причём земель исключительно никем официально не занятых и не используемых.

Кроме того, дворяне обязуются в своём поведении руководствоваться определёнными нормами поведения, не столь свободными, как для других слоёв населения.

Дворянство же в Старых государствах полностью соответствует Средневековью. Отчасти из-за такого окружения и сложилась дворянская система в государствах Новых. Руководители пришлых присваивали себе дворянство для того, чтобы иметь возможность общаться с правителями аборигенских областей, а то те слишком чванились. В общем, всё вышло по пословице: «С волками жить — по-волчьи выть». Так эта система и прижилась.

(обратно)

70

Следователи и руководство контрразведки имеют чиновничьи классы. Кроме них в составе этого почтенного ведомства есть и военнослужащие, служащие в специальных подразделениях, в охране, водителями и так далее. Они имеют воинские звания согласно Положению о рангах, принятому для пехоты и артиллерии. Например, если инспектор по ведомству контрразведки носит чин 7-го ранга, то равный ему командир роты особого назначения имеет звание капитана.

(обратно)

71

Воссияние Звезды — прохождение огромной кометы поблизости от планеты. Именно тогда и произошли Пересечение миров, вызвавшее провал Новых княжеств в Великоречье, слияние рек, изменение ландшафта и климата. Фактически образовался совсем новый мир, после чего существовавший тогда Совет Храмов решил считать год Воссияния Звезды началом нового календаря.

(обратно)

72

Убежище — никем не охраняемое укрепление, построенное в пустынном месте, на дороге, где нет постоялых дворов. Возведение схронов — обязанность местных феодалов, некоторых монастырей и городских общин. Чаще всего это нечто вроде конюшни на первом этаже, с башней на ней. Смысл в том, что путешественники могут запереться внутри и переждать ночь. Главное — проверить, когда заселяешься, не поселился ли там кто-то до тебя.

(обратно)

73

Отдельный полк полевой жандармерии — аналог Внутренних войск. На эти части возложена задача борьбы с беспорядками, охраны особо важных объектов, а также мест заключения. В военное время они обеспечивают порядок в тыловой зоне действующей армии. Кроме него есть ещё штаб и несколько отдельных жандармских рот с различными функциями. Первый батальон полка расквартирован в Твери, остальные поротно по территории всего княжества. Жандармерия наряду с полицией и контрразведкой является одной из опор государственного порядка.

Жандармские звания приравнены к кавалерийским.

(обратно)

74

Устройство городской полиции в Твери выглядит следующим образом: городская полиция возглавляется полицмейстером. Город делится на части (4 части), во главе каждой из них стоит частный пристав. Часть, в свою очередь, делится на 4 квартала, насчитывающих до 105 дворов каждый, во главе полицейских сил которого стоит квартальный надзиратель. Заместителями у него два квартальных поручика. В квартальном участке на службе состоят до 10 унтер-офицеров полиции и до 40 городовых. Сыскная полиция имеет в городе самостоятельную структуру и насчитывает до 105 человек, из которых не менее 50 агентов и старших агентов.

Полиция же в сельской местности и небольших городках возглавляется становыми приставами, которым подчиняются урядники.

(обратно)

75

В сёлах, достаточно незначительных по размерам, чтобы иметь полицейский участок, полицейские функции выполняет выборный староста, который имеет право на ношение полицейского мундира, но с петлицами выборного лица, а не классного чиновника или имеющего воинское звание.

(обратно)

76

ЗИЛ-157 — вполне точная копия знаменитого советского внедорожного грузовика. В основном грузовики производятся на двух заводах — на Нижегородском «Грузовики Митрофанова» (ГАЗ-51 с модификациями, из которых самая популярная — внедорожная ГАЗ-63) и Ярославском «Ярославские моторы» (ЗИЛ-157). В Астрахани производят гибрид из ГАЗ-51 (шасси) и кузова собственной разработки, фактически скопированного со старого британского грузовика «лейланд ретривер» в военной версии, с брезентовым верхом кабины и без боковых дверей. Такой гибрид появился в связи со спором об авторских правах и получил официальное название «тур». На базе этого «тура» был выпущен ряд военных машин, популярных в армиях Новых государств.

(обратно)

77

Южное Армирское герцогство традиционно считается самым «артистическим» в Великоречье. Говорят, из-за изрядной примеси эльфийской крови у местных жителей, которые в основном тонкокостны, легки, улыбчивы, любители попеть и потанцевать. Производят отличное вино и самых ветреных женщин.

(обратно)

78

«Час нечисти» — время суток, когда темнота становится настолько густой, что чувствует свободу та нечисть, которая не выдерживает дневного света. Время наступления меняется ежедневно, с солнечным циклом, и в каждом городе определяется чаще всего несложным колдовским амулетом, устанавливаемым у городских ворот. Обычно реакция этого амулета и служит сигналом к закрытию.

(обратно)

79

Карл Линней (1707–1778), шведский естествоиспытатель, автор одной из первых научных классификаций растений и животных. Придерживался концепции постоянства видов.

(обратно)

80

Мантикора — согласно мифологии чудовище с человеческим лицом, но большими и острыми зубами, телом льва и хвостом скорпиона. Питается исключительно человеческим мясом, передвигается большими прыжками и с невероятной скоростью. Из всего сказанного правда только последнее. На самом деле морда мантикоры лишь отдалённо похожа на шимпанзе, да и то надо обладать немалой фантазией, чтобы такое разглядеть. Зубы действительно всем на зависть, равно как и невтягивающиеся когти, весьма тупые, кстати, от соприкосновения с почвой, зато на достаточно длинных пальцах, что позволяет хищнику лазить по деревьям, хоть и неуклюже. Хвост у мантикоры усажен многочисленными острыми шипами на конце и напоминает скорее палицу. Так им хищник и действует при необходимости. Однако яда в нём нет, мантикора выслеживает добычу на тигриный манер и атакует из засады.

(обратно)

81

Здесь упоминается следующий факт: после Пересечения миров изменился рельеф всего континента. И всё это огромное пространство, именуемое Великоречьем, немного «прогнулось» в середине, и по нижней отметке пролегло русло Великой. Таким образом, в эту огромную реку стекали воды почти всех крупных рек этих земель.

(обратно)

82

ЛТ-2 «гусь» — лёгкий транспортно-пассажирский самолёт, копия самолёта Ан-2, сделанная без изменений. Может нести до 1300 кг груза на расстояние 1200 км. Берет на борт до 12 пассажиров (пехотинцев в полном снаряжении). Есть модификация этого самолёта «дракон» ТБ-2, с размещением бомб в фюзеляже. Способен садиться на грунтовые аэродромы и взлетать с них. Для взлёта достаточно полосы длиной 105 м, а для посадки — меньше 50.

Возможна замена колёсного шасси на поплавки для посадки на воду.

(обратно)

83

«Громовержец» — самолёт огневой поддержки наземных войск, местной конструкции. Представляет собой моноплан-высокоплан с двумя моторами М-61 в поднятых над крылом гондолах. Вооружён 2 спарками крупнокалиберных пулемётов ПККБ-С, которые можно направлять на любой борт. Боекомплект каждого пулемёта 2000 выстрелов. Кроме того, на борту имеются два четырёхствольных пулемёта «коса» калибром 7,62x54 мм R, построенных по чертежам пулемёта ГШГ, с темпом огня 4500 выстр./мин, с боекомплектом по 10 тыс. выстрелов к каждому. Экипаж самолёта 8 человек. Эта машина очень эффективна при использовании против незащищённых наземных целей, автомобилей, пехоты и конницы. Моторы, баки и места установки оружия защищены противопульной броней.

(обратно)

84

Пикап «полевик» — коммерческий грузовичок на удлинённом и немного усиленном шасси ЛВК-12 (в свою очередь, создан на базе автомобиля ЛуАЗ-9б9А). Грузоподъёмность пикапа достигает 400 кг, двигатель остался прежним, но изменены передаточные числа в трансмиссии. По сравнению с базовой моделью упала скорость (максимальная всего 50 км/ч), зато значительно выросла грузоподъёмность и тяговитость. Все органы управления и конструкция кузова максимально упрощены в целях снижения себестоимости производства. Есть короткая модификация «имп» — лёгкий экономичный вездеходик, отличающийся от «полевика» скоростью повыше (до 70 км/ч), короткой базой и повышенной проходимостью.

(обратно)

85

Трактора «Астраханец» выпускались по чертежам советского универсально-пропашного трактора МТЗ-5, каких в своё время было выпущено больше 650 тыс. шт. Мощность двигателя составляла 40 л. с., вес 3,2 т, диапазон скоростей 1,5-22 км/ч. Единственная модель трактора, выпускавшаяся в Великоречье.

(обратно)

86

А вот заставить застрелиться или покончить с собой иным способом — невозможно, как бы заклинатель ни овладел волей своей жертвы. Его можно заставить совершить убийство, но если агрессия будет направлена против себя самого, то инстинкт самосохранения обязательно преодолеет канал ментального управления. Так что все обывательские рассказы о том, что какой-то колдун кого-то заставил покончить с собой, не более чем досужие домыслы.

(обратно)

87

«Замок» — заместитель командира взвода. Военный жаргон.

(обратно)

88

Сколопендра — очень крупное насекомое, многоножка, длиной до 1,5 м и до 10 см в ширину. Внешне практически ничем не отличается от своих собратьев в нашем мире, за исключением размера. В Великоречье представляет собой одну из самых опасных тварей, очень ядовита. Яд почти мгновенного действия. Смерть наступает минут за десять, но паралич — за несколько секунд. Бурая сколопендра живёт в лесах средней полосы, в основном скрываясь в павшей листве и валежнике. Южнее и в горах обитают стальная и угольная сколопендры, которые чуть короче и толще, чем бурая. Угольная закапывается в грунт, стальная прячется между камнями. Они по степени ядовитости превосходят свою лесную разновидность. Даже держа шприц с антидотом в руке, можно не успеть сделать укол — настолько быстро наступает паралич.

(обратно)

89

В Великоречье первое звание после дружинника (рядового). Сержмен возглавлял «копьё» — тройку воинов. Конный сержмен возглавлял три копья, три тройки, без учёта самого себя, т. е. реально был десятником. Оруженосец возглавлял «копейный десяток» — десять «копий», т. е. тридцать воинов. Впрочем, всё это деление не было строго обязательным, а скорее традиционным. Многие феодалы Великоречья вводили в своих дружинах свою систему организации строя и званий.

(обратно)

90

Сюркот — средневековый плащ, больше напоминающий по конструкции пончо. Надевался воинами для защиты доспехов от нагрева солнцем, украшался гербом и закреплялся поясом и оружейной перевязью. В Великоречье с появлением огнестрельного оружия сюркоты многих дружин стали камуфляжными, а на шлемах появились чехлы.

(обратно)

91

Штат стрелкового туземного полка:

— батальон (996 чел.) — в полку три;

— рота связи (104 чел.) — в полку одна;

— взвод конной разведки (41 чел.) — в полку один;

— взвод пешей разведки (62 чел.) — в полку один;

— комендантский взвод (53 чел.) — в полку один;

— сапёрная рота (82 чел.) — в полку одна;

— батарея 76,2-мм полковых пушек двухвзводного состава (159 чел.) — в полку две;

— батарея 82-мм миномётов двухвзводного состава (41 чел.) — в полку одна.

Кроме того, в составе батальонов имеются 50-мм ротные миномёты, отдельные пулемётные взводы и многое другое — в общем, серьёзная сила.

(обратно)

92

Полковая пушка калибра 76,2 мм (ПП-3) — почти точная копия полкового орудия образца 1943 года. Лёгкое, весом всего 600 кг в боевом и 1300 в походном положении, короткоствольное орудие, полученное путём установки облегчённого трёхдюймового ствола на лафет сорокапятки М-42. Ведёт огонь на дальности до 4000 м осколочной и осколочно-фугасной чугунной гранатой. Дульная скорость снаряда не больше 270 м/сек, что придаёт снаряду весьма крутую баллистическую траекторию, но при этом низкая скорость снаряда и конструкция лафета не дают использовать это орудие как гаубицу. Поступает на вооружение исключительно иррегулярных и туземных частей, а также поставляется на экспорт. Однако при применении против пехоты и целей в лёгких полевых укрытиях действует весьма эффективно.

(обратно)

93

Ротный миномёт переносной МПР калибром 50 мм — конструкция, почти без исключений «содранная» с ротного миномёта обр. 1941 года. Дальность стрельбы осколочными минами от 50 до 800 м, вес мины 1120 г, по воздействию слегка превышает гранату Ф-1. Весит миномёт 10 кг, может переноситься во вьюке, что делает его популярным оружием. Поступает на вооружение не только сипаев, но и регулярных частей. Фактически заменяет собой АТС, хоть и с меньшим успехом. Проблема с автоматическими и подствольными гранатомётами в том, что лёгкие осколки их гранат не пробивают ещё распространённые в Великоречье доспехи. Воин в длинной кольчуге и с капюшоном-хауберком для подобного оружия неуязвим. Мина же из ротного миномёта даёт крупные чугунные осколки, пробивающие кольчуги в большинстве случаев.

(обратно)

94

На вооружении дружин и армий Старых княжеств часто стоит бронеавтомобиль «гладиатор», сделанный на манер германского SdKfz 222, на базе внедорожного грузовика ГАЗ-63, со спаренными «максимами» или «шварцлозе» в простой, открытой сверху башне. Привод на четыре колеса, мотор сзади, противопульное и противоосколочное бронирование, максимально простая, но довольно надёжная конструкция. По боевым качествам заметно уступает «змею» и «виверне», стоящим на вооружении армий Новых княжеств.

(обратно)

95

ГРК-7 (гранатомёт реактивный крепостной) — 60/122 мм реактивный гранатомёт, предназначенный для стрельбы надкалиберными гранатами. Конструкция почти полностью «слизана» с РПГ-7, который тоже производится в Великоречье, но ГРК намного тяжелее, предполагает ведение огня с плеча и сошек с бруствера. К нему созданы зажигательные гранаты, снаряженные как напалмом, так и белым фосфором, кроме того, применяются осколочные и осколочно-фугасные выстрелы. Эффективная дальность стрельбы до 450 м реактивной гранатой.

(обратно)

Художественное оформление книги

Art обложки

Оглавление

ГЛАВА 1, . в которой главный герой возвращается из недолгих странствий, но вместо заслуженного отдыха попадает в заваруху

ГЛАВА 2, . в которой герой неожиданно для себя отдаёт честно заработанную премию и обзаводится крайне нелюбезной спутницей

ГЛАВА 3, . в которой герой парится в бане и размышляет, а заодно обнаруживает, что у его новой подружки хороший аппетит

ГЛАВА 4, . в которой герой узнает о своей новой подружке больше, а затем они идут в гости к совсем не зловещему некроманту

ГЛАВА 5, . в которой герой со спутницей сначала отказываются от чая со становым приставом, а потом вынуждены отказаться от кофе в гостях у недоброй волшебницы

ГЛАВА 6, . в которой герой собирается в поход и даёт своей подружке всякие полезные наставления, а заодно и пистолет «маузер»

ГЛАВА 7, . в которой герой встречает старого сослуживца и непонятную болотную тварь

ГЛАВА 8, . в которой герой поступается принципом не смешивать личное с делами

ГЛАВА 9, . хоть на самом деле продолжение главы 8, в которой герой продолжает поступаться принципами

ГЛАВА 10, . из которой следует, что герой ещё имеет склонность к изобретательству

ГЛАВА 11, . в которой герой опять идёт в баню, но не размышляет, а слушает речь о справедливости мироустройства

ГЛАВА 12, . в которой к герою, находящемуся в гостях, к самому приходят в гости

ГЛАВА 13, . в которой в очередной раз подтверждается, что герой не дурак — по крайней мере, в оружейном деле

ГЛАВА 14, . в которой главный герой едет домой и наблюдает следы войны

ГЛАВА 15, . в которой выясняется, что и лишённой силы волшебнице палец в рот не клади

ГЛАВА 16, . в которой герой спасает своего друга от творения его собственных рук

ГЛАВА 17, . в которой все присутствующие собираются охотиться на вампира, а герой объясняет Маше, как с вампирами справляться и какие они бывают

ГЛАВА 18, . в которой герой доказывает делом, что не зря носит охотничью бляху

ГЛАВА 19, . в которой герой разговаривает с вампиром и узнаёт нечто новое

ГЛАВА 20, . в которой к герою гости приходят дважды, но уходят один раз

ГЛАВА 21, . в которой герой запасается припасами и обсуждает вести с фронта

ГЛАВА 22, . в которой герой выясняет, что даже от случайных попутчиков бывает большая польза

ГЛАВА 23, . в которой герой встречается со статским генералом и получает столь желанное поручение

ГЛАВА 24, . в которой герой посещает одно мрачное место, после чего узнаёт много нового

ГЛАВА 25, . в которой герой узнает, что люди и нелюди пользуются разными способами, подчас оригинальными, дабы не болтать лишнего

ГЛАВА 26, . в которой герой впервые пожалел о заплаченном за Машу штрафе

ГЛАВА 27, . в которой герой в качестве ответной услуги спасает девушку от неприятностей

ГЛАВА 28, . в которой герой соблюдает требования Кодекса охотников, а в результате провоцирует радостное для Маши событие

ГЛАВА 29, . в которой герои всего лишь осматривают место происшествия

ГЛАВА 30, . в которой герой доказывает, что он в должной степени владеет дедуктивным методом

ГЛАВА 31, . в которой герои вызывают огонь на себя

ГЛАВА 32, . в которой герой со спутницами доказывают, что не зря взялись за дело

ГЛАВА 33, . в которой Лари рассказывает историю одного древнего народа

ГЛАВА 34, . в которой герои едут по лесным дорогам, чуть не попадают в разбойничью засаду и узнают, что путешествовать в компании с волшебницей намного лучше, чем без неё

ГЛАВА 35, . в которой герой сдаёт машину в ремонт и узнает, что Лари склонна к шалостям, вследствие чего ввязывается в банальную драку

ГЛАВА 36, . в которой герои вынуждены сменить ночлег в чистых постелях на ночёвку в опасном лесу, возле костра

ГЛАВА 37, . в которой Маша колдует, а на ночующую в лесу компанию нападает опасный хищник

ГЛАВА 38, . в которой герой с компанией добирается до городка Пограничный, где встречает ещё одного бывшего сослуживца, приступает к расследованию, но его право вести таковое подвергается некоторому сомнению

ГЛАВА 39, . в которой герой идёт на базар, покупает всякие полезные предметы, знакомится в трактире с гномами, после чего оказывается в центре завязавшегося боя — в том месте, где противник никак его не ожидал

ГЛАВА 40, . она же последняя, в которой герой всего лишь размышляет о превратностях судьбы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Art обложки

Реклама на сайте