«Голиаф»

Голиаф (fb2) - Голиаф (пер. Александр С. Шабрин) (Левиафан(Вестерфельд Скотт) - 3) 9755K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Скотт Вестерфельд

Скотт Вестерфельд ГОЛИАФ

Всем влюбленным посвящается этот роман, издавна хранимый в тайне и наконец представленный любезному вниманию читателя

ГЛАВА 1

— Сибирь, — задумчиво проронил Алек.

Слово соскользнуло с языка ледышкой, холодной и твердой, как расстилающийся внизу пейзаж.

— Ее мы минуем не раньше чем завтра. — Дилан сидел за столом, все еще расправляясь с завтраком. — А на все про все, чтобы пересечь такое пространство, уйдет не меньше недели. Чертовски большая страна эта Россия.

— И холодная, — добавил Ньюкирк. Он стоял рядом с Алеком у окна мичманской кают-компании, сжимая обеими руками кружку чая.

— Холодная, — повторил Бовриль.

Тварюшка теснее приникла к плечу Алека, сильно вздрогнув тельцем. В начале октября снега внизу еще не было, однако небо сияло льдистой безоблачной синевой предзимья. А на иллюминаторе тонким кружевом виднелась изморозь от предыдущей морозной ночи.

Еще неделя полета через эту пустыню, уныло думалось Алеку. Все дальше от Европы, от войны и от его собственной участи. «Левиафан» все так же держал курс на восток, вероятно, в сторону Страны восходящего солнца, хотя направление это никто не подтверждал. Хотя Алек и помог британцам в Стамбуле, офицеры воздушного корабля по-прежнему относились к нему и к его людям немногим лучше, чем к пленным. Как-никак он принц жестянщиков, а они дарвинисты — Великая война двух технологий с каждым днем разгоралась сильнее.

— А как пойдем по дуге на север, так станет еще холодней, да намного, — прожевывая еду, заверил Дилан. — Так что доедайте лучше картошку: глядишь, согреетесь.

— Но ведь мы уже севернее Токио, — обернувшись, заметил Алек. — Зачем отклоняться от маршрута?

— Идем тика в тику, — успокоил Дилан. — Мистер Ригби на той неделе проработал для нас ортодромический курс по изгибу, так что мы чуть ли не сразу покрыли расстояние до Омска.

— Ортодро… что?

— Штурманская уловка, — пояснил Ньюкирк. Он дохнул перед собой на стекло иллюминатора и тут же пальцем нарисовал на нем улыбку печального клоуна. — Вот глянь: Земля круглая, а бумага плоская, так? А потому прямой курс, когда изображаешь его на карте, смотрится кривым. И в итоге ты всегда забираешься на север дальше, чем думаешь.

— Только если не ниже экватора, — вставил Дилан. — Там все с точностью наоборот.

Бовриль хихикнул, как будто кружные маршруты сами по себе смехотворны. Алек не понял ни слова из сказанного, да он и не ожидал ничего иного, уж если на то пошло.

Какой-то сумасшедший круговорот событий. Две недели назад он помог осуществить свержение оттоманского султана, правителя древней империи. Повстанцы благосклонно отнеслись и к его, Алека, советам, и к его навыкам вождения, и к его золоту. Сообща они одержали победу.

Здесь же, на борту «Левиафана», он был обычным балластом — пустым расходом водорода, как здешний экипаж именовал все ненужное. Он мог днями торчать возле Дилана и Ньюкирка, но был бесполезен как мичман. Он не умел считывать с секстанта, ловко вязать узлы или определять высоту корабля.

Но что хуже всего, в нем больше не нуждались на машинных платформах. За тот месяц, что он готовил восстание в Стамбуле, механику жестянщиков досконально изучили инженеры-дарвинисты. Так что Хоффмана с Клоппом управляться с двигателями больше не звали, а вместе с тем не возникало нужды и в переводчике.

Впервые попав на борт «Левиафана», Алек взлелеял мечту каким-то образом здесь пристроиться, служить. Но все, что он мог предложить — вождение шагохода, фехтование, знание шести языков, звание внучатого племянника императора, — здесь, на воздушном корабле, оказывалось бесполезным. Несомненно, Алек был куда ценней в качестве эффектно перешедшего на чужую сторону юного принца, нежели воздухоплавателя. Все как сговорились превратить его в источник пустого расхода водорода.

Как раз сейчас Алеку вспомнилась фраза отца: «Единственный способ излечить невежество — признаться в нем».

И Алек, тяжело вздохнув, сказал:

— Мистер Ньюкирк, я понимаю, что Земля круглая. Но я по-прежнему не могу уяснить смысла этого вашего изгиба по окружности.

— Это все яйца выеденного не стоит, если иметь перед собой глобус, — сказал Дилан, отодвигая тарелку. — В штурманской он как раз найдется. Надо будет как-нибудь прокрасться туда, в отсутствие офицеров.

— Очень здравая мысль, — откликнулся Алек, отворачиваясь от окна со сцепленными за спиной руками.

— Стыдиться тут, принц Александр, совершенно нечего, — успокоил его Ньюкирк. — С меня самого при прокладке курса семь потов сходит. То ли дело мистер Шарп: о секстантах знал, наверное, все еще до того, как поступил на службу.

— Не все столь везучи, — заметил Алек, — не у всех нас отцы авиаторы.

— Отцы? — Ньюкирк с озадаченным видом повернулся от окна. — А разве то был не ваш дядя, мистер Шарп?

Бовриль тихонько пискнул, запуская коготки Алеку в плечо. Дилан же промолчал. Он редко заговаривал об отце, погибшем у него на глазах.

Тот трагический случай, судя по всему, все еще не отпускал Дилана, и огонь был единственном, чего он побаивался. Алек мысленно обложил себя «думмкопфом». И зачем было этого человека упоминать? Неужели все еще злоба грызет за то, что Дилан управляется со всем лучше его, Алека?

Хотелось извиниться, но в этот момент снова ерзнул Бовриль и подался вперед, глядя в окно.

— Зверок, — пискнул лори проницательный.

В поле зрения плавно возникла черная крапинка, трепещущая в пустынной синеве. По мере приближения она оказалась достаточно большой птицей — куда крупнее соколов, нарезавших круги вокруг воздушного корабля в горах несколькими днями ранее. Судя по размеру крыльев и лап, явно хищник, хотя порода была Алеку точно неизвестна. Птица направлялась прямиком к кораблю.

— Мистер Ньюкирк, вам эта птица не кажется странноватой?

Ньюкирк повернулся к окну и поднял морской бинокль, все еще висящий на шее с утренней вахты.

— Угу, — сказал он секунду спустя. — Кажется, это имперский орел.

Сзади спешно скрипнули ножки стула, и у окна появился Дилан, козырьком держа над глазами обе руки:

— Ух ты! И точно: двуглавый! Но эти империалы доставляют послания от самого царя…

Алек покосился на Дилана, думая, что ослышался. Как так, две головы?

Орел подплыл ближе, мелькнув мимо иллюминатора позолотой оперенья, вспыхнувшей под утренним солнцем. Бовриль, наблюдая все это, захихикал мелким бесенком.

— Он сейчас, наверное, на мостик? — полюбопытствовал Алек.

— Ага. — Ньюкирк опустил бинокль. — Важные сообщения направляются прямиком к капитану.

Сумрачное настроение Алека осветил робкий луч надежды. Русские — союзники британцев, соратники-дарвинисты, разработавшие мамонтин и гигантских боевых медведей. Что, если царю нужна сейчас помощь против армий жестянщиков и орел прилетел с прошением повернуть корабль обратно? Право, уж лучше стужа на русском фронте, чем пустое времяпрепровождение в этом вакууме бездействия.

— Мне нужно знать, что в том послании.

— Прекрасно, — фыркнул Ньюкирк. — Почему бы тебе самому не отправиться и не расспросить капитана?

— Ага, — кивнул Дилан. — А заодно попроси его выделить мне каюту потеплей.

— А что в этом такого? — вскинулся Алек. — Я же у него пока еще не на гауптвахте.

Пару недель назад, по возвращении обратно на «Левиафан», Алек втайне ожидал, что за побег с корабля его запросто закуют в кандалы.

Однако корабельные офицеры отнеслись к нему с должным почтением. Может, оно и не так плохо, что все наконец знают: перед ними сын самого эрцгерцога Фердинанда, а не какой-нибудь бежавший от призыва дворянчик-австрияк.

— Какой, интересно, мог бы быть удобный повод для посещения мостика? — спросил он.

— А никакого и не надо, — отозвался Ньюкирк. — Птица летела от самого Санкт-Петербурга, так что нас все равно вызовут забрать ее на отдых и кормежку.

— Тем более что твое высочество в птичнике еще ни разу не был, — добавил Дилан. — А теперь будет повод наведаться.

— Спасибо, мистер Шарп, — сдержанно улыбнулся Алек. — Было бы в самом деле интересно.

Дилан возвратился к своей драгоценной картошке на столе, вероятно довольный тем, что таким образом разговор об отце был прерван (Алек до вечера решил извиниться). Через десять минут из трубы под потолком столовой высунулась вестовая ящерица и голосом рулевого провещала:

— Мистер Шарп, просьба явиться на мостик. Мистер Ньюкирк, доложиться на грузовую палубу.

Втроем они двинулись к двери.

— На грузовую палубу? — недоумевал Ньюкирк. — Это еще с какого перепугу?

— Может, хотят, чтобы ты еще на раз проверил запасы на складе, — рассудил Дилан. — А то вдруг вояж у нас теперь продлится дольше?

Алек невольно нахмурился. «Дольше» — означает ли это разворот в сторону Европы или же движение прежним курсом, на удаление? По пути к мостику чувствовалось, что корабль приходит в движение. Тревоги как таковой не звучало, но экипаж будто с цепи сорвался. Как раз когда Ньюкирк спускался к центральной лестнице, мимо проскочило отделение такелажников в аэрокостюмах и тоже устремилось вниз.

— Куда это они, черт их возьми? — удивился Алек. Такелажники испокон века работали наверху, в снастях, удерживающих огромную водородную мембрану корабля.

— Вопрос в точку, — ответил Дилан. — Похоже, послание царя поставило всех с ног на голову.

При входе на мостик стоял часовой, а к потолку в ожидании приказов лепилась дюжина вестовых ящериц. Обычно приглушенный, шум людей, живых существ и машин словно сделался резче, ощутимей на слух. Бовриль на плече у Алека шевельнулся, и снизу сквозь подошвы почувствовалось, как двигатели заработали в ином темпе: корабль шел «полный вперед».

Наверху у главного корабельного штурвала в тесном кругу офицеров стоял капитан, держа в руках расписной свиток. Среди собравшихся выделялась доктор Барлоу со своим лори на плече и ручным сумчатым волком Таццой в ногах чуть сбоку.

«ДВУГЛАВЫЙ ПОСЛАННИК»

Справа от себя Алек услышал клекот и, повернув голову, оказался лицом к лицу с престранного вида созданием…

В клетку для почтовых птиц имперский орел не помещался и вместо этого мостился на сигнальном столике, переминаясь с одной когтистой лапы на другую; ерошились черные с глянцевитым отливом крылья.

То, что говорил Дилан, оказалось на поверку правдой. У существа было две головы и соответственно две шеи, обвивающие одна другую как пара черных пернатых змей. На глазах у оторопело застывшего Алека одна голова шикнула на другую; змеисто мелькнул в клюве красный язык.

— Боже правый, — выдохнул Алек.

— Что, не верил? — поддел его Дилан. — Я же говорил, имперский орел.

— Ты хотел сказать, чудище.

Вообще, впечатление такое, будто иногда существа-фабрикаты у дарвинистов изготавливаются не из соображений полезности, а лишь для того, чтобы смотреться поужасней.

Дилан пожал плечами:

— Двуглавая птица, только и всего. Как на царском гербе.

— Да, но на гербе-то она скорее символ.

— Ну да, символ и есть. Да еще и дышит.

— Принц Александр? Доброе утро. — Навстречу, отстранившись от группы офицеров, через мостик подходила доктор Барлоу с царским свитком в руке. — Я вижу, вам интересно наблюдать нашего гостя. А между тем это яркий образчик русского фабриката. Ну как, нравится?

— Доброе утро, мэм, — промямлил в ответ Алек. — Не знаю, что это за образчик и насколько он яркий, только кажется мне, что он слегка… — юноша сглотнул, глядя, как Дилан надевает толстенную сокольничью крагу, — как бы это сказать… слегка буквалистский. А вам не кажется?

— Буквалистский? — Доктор Барлоу негромко хмыкнула. — Можно так сказать. Однако царь Николай, надо сказать, души не чает в своих ручных, хм, питомцах.

— Хм, питомцах! — повторил хозяйкину фразу второй лори со своей сидушки возле клеток почтовых крачек. Бовриль в ответ немедля хихикнул, и оба существа взялись нашептывать друг дружке всякий вздор, что они обычно проделывали при каждой встрече.

Алек отвел от орла взгляд.

— Вообще-то меня больше интересуют сведения, которые он доставил.

— А-а. — Руки ученой леди уже сворачивали свиток. — Боюсь, это пока военная тайна.

Алек насупился. Вот так: военная тайна. А вот у его союзников в Стамбуле никогда не было от него тайн. Эх, надо было там как-нибудь остаться. Газеты в один голос трубят: повстанцы успели завладеть столицей, а остальная Османская империя быстро подпадает под их влияние.

Так что кого-кого, а уж его бы там уважали, и там он был бы полезен, а не переводил понапрасну водород. И действительно, помощь повстанцам в свержении султана была самым полезным делом всей его жизни. Еще бы, ведь он отнял у жестянщиков-германцев ценного союзника и на деле доказал, что он, принц Александр Гогенбургский, способен изменить весь ход этой войны. Ну, зачем он, думмкопф, послушался Дилана и возвратился на это воздушное чудовище?

— Принц, с вами все в порядке? — чутко осведомилась доктор Барлоу.

— Мне бы только знать, что вы, дарвинисты, затеяли, — неожиданно резко ответил Алек. — По крайней мере, если бы вы везли меня и моих людей в оковах в Лондон, это имело бы смысл. А так, чего таскать нас попусту через полсвета?

— Мы все следуем туда, куда ведет нас война, принц Александр, — примирительно сказала доктор Барлоу. — Хотя не скажешь, чтобы вам так уж не повезло с этим кораблем, разве нет?

Алек тяжело вздохнул, но оспорить это не смог. В конце концов, «Левиафан» спас его от мучительного пережидания войны в том замке-леднике в Альпах. И в Стамбул доставил, где он, Алек, нанес свой первый удар по германцам.

— Возможно, что и нет, доктор Барлоу, — скрепя сердце признал он. — Но я предпочитаю сам намечать свой курс.

— Скажу, что это время может настать быстрее, чем вы думаете.

Алек приподнял бровь, размышляя над смыслом ее слов.

— Да пойдем уже, высочество, — тихонько подтолкнул его Дилан. Орел, уже под колпаком (точнее, двумя), спокойно сидел у него на руке, как на насесте. — А то ты не знаешь, каково оно, спорить с ученой братией. А нам еще птицу кормить надо.

ГЛАВА 2

Орел, после того как Дэрин водрузила на обе его сварливые головы по колпаку, оказался созданием вполне миролюбивым. Без малого пять кило живого веса, перебирая когтями, грузно сидело на ее краге. По пути к хвостовому отсеку Дэрин думала с облегчением: как все же хорошо, что кости у птиц полые. Птичник располагался отдельно от главной гондолы, в полпути от подфюзеляжного киля. Ведущий туда проход согревался жаром желудочного канала, и студеный встречный ветер по ходу корабля оседал на стенах мембраны каплями. Учитывая, что Дэрин с Алеком находились внутри тысячефутового воздушного исполина, созданного из живых волокон кита и сотни других тварей, запаха от него почти не чувствовалось — разве что чуть припахивало животным потом и навозцем, как летом в хлеву.

Алек шагал рядом с Дэрин, с опаской поглядывая на орла-империала:

— А мозга у него, по-твоему, тоже два?

— Ну, а ты как думал, — ответила Дэрин. — Какой толк от головы без мозгов?

Бовриль на это хихикнул, как будто понял, что Дэрин таким образом довольно удачно сострила насчет жестянщиков. Но Алек все это утро пребывал в довольно уязвимом настроении и на остроту не прореагировал.

— А что, если у них, у голов, выйдет разногласие, в какую сторону лететь?

Дэрин рассмеялась:

— Ну так решат ссору дракой, да и дело с концом. Как и все, собственно. Только я сомневаюсь, что они так уж много между собой спорят. У птиц набалдашник состоит в основном из зрительного нерва, то есть не мыслит, а в основном лишь видит.

— Тогда ей хотя бы невдомек, насколько уродливо она выглядит.

Под одним из колпаков клекотнуло, что Бовриль незамедлительно сымитировал.

— Если двуглавые зверушки так уж неприглядны, — нахмурилась Дэрин, — то с чего ты одну из них намалевал на своем шагоходе?

— То был Габсбургский крест. Символ моей фамилии.

— И что он такое символизирует? Брюзгливость?

Алек, закатив глаза, принялся повторять как надоевшую лекцию:

— Двуглавый орел. Впервые был использован византийцами. Показать, что их империя правит и востоком, и западом. А когда этот символ использует современный царствующий дом, одна из голов у него символизирует земную власть, а другая — божественное право.

— Какое-какое?

— Божественное. Понятие, что королевская власть дарована Богом.

— Во как, — фыркнула Дэрин. — И кто же, интересно, мог такое выдумать? Не король, часом?

— Ну да, пожалуй, несколько старомодно, — согласился Алек, а Дэрин подумала, принимает ли он сам это всерьез. У него набалдашник, надо сказать, полон всякой дремучей ерундистики — отсюда и все эти разговоры о провидении, якобы заславшем его сюда после ухода из дома. Что, дескать, так уж ему предначертано судьбой остановить эту войну.

Хотя, если вникнуть, война слишком масштабное событие, чтобы ее вот так взял и остановил один человек, неважно, королевич или простолюдин. Судьбе-то абсолютно побоку, что там и кому предназначено. Вот ей, Дэрин, выпало быть девчонкой, упрятанной в юбки, и прозябать среди орущей малышни где-то там на задворках. Но она судьбу в достаточной мере обвела вокруг пальца, спасибо худо-бедно кройке и шитью.

Всего предначертанного, понятно, избежать не удалось — в частности запасть на недотепу-принца, да так, что в голову лезет всякая совершенно неуставная чушь. Ходит у него в лучших друзьях, союзниках, а у самой сердце так и ноет, так и стонет.

Хорошо еще, что Алек слишком погружен в свои собственные неурядицы, да еще и в мировые, черт бы их побрал, скорби и невзгоды, а потому ничего не замечает. Понятно, отчасти скрывать чувства помогает то, что он не знает, что она девчонка. И вообще, на борту никто об этом не знает, кроме графа Фольгера. Но тот, на что уж индюк, по крайней мере, умеет хранить секреты.

Они подошли к люку в птичник, и Дэрин потянулась к пневматическому запору, но нащупать его в темноте, да еще с увесистой птицей на руке, оказалось не так-то просто.

— Дай-ка нам свет, божественное высочество.

— Конечно, мистер Шарп, — спохватился Алек, вынимая командный свисток. Его он взыскательно оглядел и лишь затем свистнул как полагалось. За кожей корабля начали оживать светляки, постепенно заполняя коридор мягким зеленоватым мерцанием. Команду продублировал Бовриль голоском изящным, как серебряные колокольца из музыкальной шкатулки. Свечение сделалось ярким, насыщенным.

— Молодец зверок, — похвалила Дэрин. — Погоди, дослужишься — сделаем из тебя мичмана.

— Н-да, — сказал Алек со вздохом. — Ему-то ты это обещаешь, а вот мне…

Укол ревности Дэрин оставила без внимания и открыла дверцу. В ответ на хлынувший наружу птичий гвалт орел-империал сильнее стиснул ей руку; острота когтей чувствовалась даже сквозь толстенную сокольничью крагу.

Дэрин повела Алека по приподнятому над полом трапу, выискивая внизу незанятое место. Мимо тянулись девять клеток (можно сказать, вольеров, так как высотой они были в два человеческих роста), три снизу и по три с обеих сторон. Мелюзга и посыльные птицы представляли сплошное мельтешение трескучих крыльев, в то время как боевые соколы, наоборот, сидели на своих насестах чинными рядами, игнорируя всю эту суетливую мелочь вокруг.

— Боже правый, — воскликнул за спиной Алек, — да это же дурдом!

— Дурдом, — эхом подтвердил Бовриль и с плеча Алека сиганул на ближний поручень.

Дэрин покачала головой. Алек и его люди подчас чувствовали себя здесь, на воздушном корабле, не вполне уютно из-за всей неопрятной суматошности Ноева ковчега, несравнимой с педантичной отлаженностью механизмов жестянщиков.

Экосистема «Левиафана» с ее сотнями взаимоперекрещивающихся живых цепочек была куда более сложна и прихотлива, чем любая хитроумная, но безжизненная машина, и, как следствие, несколько менее упорядочена. Но именно от этого, по мнению Дэрин, мир становится интереснее. У реальности нет приводных рычагов с шестеренками, а потому никогда не известно наперед, какие сюрпризы могут родиться из ее щедрого хаоса.

СЕКРЕТЫ В ПТИЧНИКЕ

Лично Дэрин, скажем, никогда не рассчитывала, что когда-нибудь поможет осуществить революцию в стане жестянщиков, или что будет целоваться с девушкой, или втюрится в принца. Но ведь все это произошло, причем на протяжении какого-то месяца. А война между тем еще только начинается.

Наконец Дэрин заприметила клетку, недавно освобожденную птичниками, и завела в нее сверху загрузочный желоб. Помещать империала с прочими птицами не годилось, по крайней мере пока он не накормлен.

Одним быстрым движением она сорвала с голов колпаки и толкнула птицу по желобу вниз. Секунду та летела, кувыркаясь, как лист на ветру, затем приткнулась на жердочке покрупнее. Оттуда империал взялся сквозь прутья озирать соседей по неволе. Делал он это достаточно уныло, переминаясь с лапы на лапу. Интересно, в какой клетке он обитал у царя во дворце. Быть может, с золоченой решеткой, питаясь упитанными мышами, что подавались ему на серебряных блюдах, без запаха помета остального птичьего племени.

— Дилан, — окликнул Алек, — пока мы здесь одни…

Дэрин обернулась. Он стоял вблизи, глаза поблескивали изумрудной искрой. Самым сложным всегда было встречаться с Алеком взглядом, когда он, как сейчас, выглядел нарочито серьезным; тем не менее это ей удалось.

— Извини, что я нынче заговорил о твоем отце, — сказал он. — Я знаю, насколько это тебя до сих пор, должно быть, ранит.

Дэрин вздохнула. Может, просто сказать ему, чтобы он не думал об этом? Хотя это не так просто, особенно после того, как Ньюкирк высказался насчет ее дяди. Быть может, безопасней сказать Алеку правду — ну, хотя бы в той мере, в какой это допустимо.

— Извиняться не надо, — произнесла она. — Просто есть кое-что, о чем тебе следует знать. Той ночью, когда я рассказал тебе о том, что случилось с моим отцом, я объяснил тебе… как бы не все.

— В смысле?

— Ну… Артемис Шарп, он на самом деле был моим отцом, как я и рассказывал. — Дэрин, сделала медленный вдох. — Но все в Воздушной Службе думают, что он мой дядя. — Алек, судя по виду, не мог взять в толк решительно ничего; совершенно непроизвольно с языка Дэрин начинала срываться ложь:

— Дело в том, что, когда я записался на службу, там уже служил мой старший брат Джасперт. Так что мы не могли говорить, что мы с ним братья. — Чушь собачья, само собой. Истинная причина была в том, что Джасперт уже рассказал своим сослуживцам, что из родных у него есть единственная младшая сестра. Брат, возникший как черт из табакерки, путал все карты. — И мы с ним притворились, будто мы двоюродные братья. Кузены. Понимаешь?

Алек сосредоточенно насупился:

— А у вас что, братья вместе служить не могут?

— Нет, если у них погиб отец. Видишь ли, мы у него единственные дети. И поэтому мы оба… — Она пожала плечами в надежде, что он эту околесицу проглотит.

— A-а, кажется, понимаю. Чтобы сохранить в целости семейное древо. Это очень правильно. И потому мать у тебя не хотела, чтобы ты шел в армию?

Дэрин мрачно кивнула (ну почему ложь всегда выходит такой чертовски запутанной?).

— Я не хотел впутывать тебя в обман. Но той ночью я подумал, что ты уходишь с корабля навсегда. Поэтому я поведал тебе не то, что обычно рассказываю остальным, а правду.

— Правду, — повторил Бовриль. — Мистер Шарп.

Алек поднял руку и коснулся кармана своей куртки. Дэрин знала, что там он держит грамоту от папы римского — ту самую, которая когда-нибудь может сделать его императором.

— Не волнуйся, Дилан. Я сохраню все твои секреты так же, как ты хранил мои.

Дэрин досадливо застонала. Вот эти самые слова Алека были ей, ненавистны более всего. Потому что хранить все ее секреты ему было бы просто не по силам. Что, разве не так? Ведь он не знал самого главного из них. Лгать дальше стало невмоготу. По крайней мере, в таком количестве.

— Постой, — сказала она. — Я тут нагородил тебе с три короба. На самом деле братья служить могут. Тут дело в другом.

— Три короба, — с серьезным видом сказал Бовриль. Алек просто стоял, застыв лицом.

— Потому что истинную причину я назвать тебе не могу, — сокрушенно призналась Дэрин.

— Почему?

— Потому что… — Он принц, а она простолюдинка. И вообще, узнав, он рванет отсюда как угорелый. — Это уронит меня в твоих глазах.

Секунду он пристально смотрел на Дэрин, затем потянулся и доверительно взял ее за плечо:

— Дилан. Ты самый лучший из солдат, каких мне только доводилось знать. Юноша, на какого я хотел бы равняться, не будь я этим дурацким принцем. А потому думать о тебе плохо я не могу даже помыслить.

Дэрин с досадливым стоном отвернулась, всей душой желая, чтобы сейчас грянула тревога, или какая-нибудь атака цеппелинов, или гром с молнией. Все что угодно, лишь бы отвлечь ее от этого разговора.

— Послушай. — Алек убрал руку. — Даже если у твоей семьи есть какая-то темная тайна, кто я такой, чтобы ее судить? Да у меня, если хочешь знать, двоюродный дед состоял в заговоре с теми, кто убил моих родителей! А ты говоришь!

Ну как ему обо всем сказать. Он, как всегда, не так все понял. Дело здесь не в каком-нибудь там заплесневелом семейном секрете, а лишь в ней, в ней самой. Вечно он все путает. И так оно и будет, если только не выложить ему всю подноготную. А этого она не сможет сделать никогда.

— Алек, прошу тебя. Я не могу. И… Ой, у меня же сейчас урок фехтования!

Алек улыбнулся, такой терпеливый понимающий друг:

— Дилан, можешь мне открыться в любое время, как только захочешь. А до этих пор я тебя ни разу об этом не попрошу.

Дэрин молча кивнула и так же молча шла весь обратный путь впереди.

— Что-то вы нынче припозднились с моим завтраком, а?

— Прошу прощения, ваша светлость, — процедила Дэрин, брякая поднос на стол графа Фольгера так, что кофе из кофейника частично выплеснулся на поджаренный хлебец. — Ну, так вот он. — Граф озадаченно приподнял бровь. — И газеты ваши, вот они. — Дэрин сердито указала глазами на торчащие у нее под мышкой газеты. — Доктор Барлоу-специально для вас приберегла. Хотя ума не приложу, с чего уж она с вами такая любезная.

Фольгер вынул газеты, затем аккуратно взял намокший кусочек хлеба и с задумчивостью на него поглядел: — Н-да. Что-то вы нынче с утра в довольно воинственном настроении, мистер Шарп.

— Да так, дел по горло, — буркнула Дэрин. Понятно, что из себя ее вывело вранье, которое пришлось выслушать от нее Алеку, но вину почему-то хотелось свалить на графа. — На фехтование у меня нет времени.

— А жаль, — вздохнул тот. — Вы подаете неплохие надежды. Для девушки.

Дэрин насупилась. Часовых у кают жестянщиков больше не выставляли, но кто-нибудь, проходя по коридору, мог случайно услышать. Яростно пройдя по каюте, она захлопнула дверь, после чего вернулась к титулованной особе. На корабле Фольгер был единственным, кто знал о ней правду, но обычно проявлял осторожность, чтобы та не вышла наружу.

— Чего вам нужно? — спросила Дэрин негромко.

Граф с деликатным аппетитом налегал на завтрак и на Дэрин не смотрел:

— Я обратил внимание, что экипаж, похоже, к чему-то готовится.

— Ну да. К нам утром поступило сообщение. От царя.

— Да вы что? — Фольгер с живым интересом поднял глаза. — Мы что, меняем курс?

— Боюсь, это военная тайна, — хмуро ответила Дэрин. — Никто ничего не знает, кроме офицеров, ну и ученой леди, наверно. Алек ее спрашивал, но она ничего не сказала.

Граф задумчиво намазывал на подмокший хлебец масло. За тот месяц, что Дэрин скрывалась в Стамбуле, доктор Барлоу с графом в чем-то определенно сошлись. Доктор заботилась о том, чтобы он был в курсе сводок с театров военных действий, а Фольгер делился с ней размышлениями о политике жестянщиков и их стратегии. Однако сомнительно, чтобы на заданный сейчас вопрос ученая леди дала бы ответ. Слухи, в том числе газетные, это одно, а запечатанная депеша из дворца совсем другое.

— А вот вы бы взяли да выяснили.

— Куда уж мне, — пожала плечами Дэрин. — Военная ж тайна. Совершенно секретно.

Фольгер наливал себе кофе.

— Чем совершеннее секрет, тем сложней его иной раз утаить. Вам не кажется?

Внутри занялся нехороший холодок, как всегда в те моменты, когда граф Фольгер начинал источать угрозы. Было что-то невозможное в самой мысли о том, что все прознают. Тогда прощай воздухоплавание, и Алек, ее Алек не заговорит с ней больше никогда.

Однако нынче поддаваться на шантаж Дэрин не собиралась.

— Ничем не могу помочь, граф. Сведения доступны лишь старшим офицерам.

— Ну как же. Такая изобретательная девушка, столь поднаторевшая во всевозможных ухищрениях, в том числе подпольных, и не может выведать ма-аленький секретик? Всего один, в обмен на сохранность другого, ну?

Страх теперь ледяным холодом жег в животе, и Дэрин едва держалась. И тут в голове всплыли кое-какие слова, сказанные недавно Алеком:

— Вы не скажете принцу того, что обо мне знаете.

— Отчего же? — Фольгер, — позвякивая ложечкой, с невинным видом поднял брови.

— Мы с ним только что были в птичнике, и я ему едва не сказала. Такое бывает.

— Определенно. Но не сказали же? — Фольгер поцокал языком. — Потому что вы знаете, как он прореагирует. Как бы расчудесно вы друг к другу ни относились, вы все же простолюдинка.

— Это мне известно. Но я еще и солдат, причем чертовски неплохой. — Дэрин подступила на шаг, усилием воли унимая дрожь в голосе. — Такой, на которого хотел бы равняться Алек, если б не вырос под пятой таких, как вы, придворных щеголей. Между тем я — живое воплощение того, чего так недоставало ему в качестве сына эрцгерцога.

Фольгер слегка помрачнел, еще не вполне осмыслив эти слова, а в уме Дэрин уже рождалась новая мысль:

— Я юноша, которым так хотел бы стать Алек. Может, больше всего на свете. А вы хотите сказать ему, что я девчонка? Он уже и так лишился и родителей, и крова. Так как же он, по-вашему, может воспринять теперь еще и эту новость? А, ваша светлость?

Секунду Фольгер буравил ее взглядом, вслед за чем снова взялся за ложечку:

— Думаю, это могло бы его… несколько огорчить.

— Думаю, что да. Приятного аппетита, граф.

На выходе из каюты Дэрин поймала себя на том, что улыбается.

ГЛАВА 3

Едва отверзлась исполинская челюсть грузового люка, как внутрь ворвался смерч морозного воздуха и закружил, заплясал по отсеку, натягивая и подергивая лямки летного комбинезона Дэрин. Она нацепила стрекозьи круглые очки и высунулась наружу, пристально глядя на несущуюся внизу равнину в пятнах снега и точках елей. Утром «Левиафан» пролетал над сибирским городом Омском, без остановки на дозаправку, все так же по дуге к северу, к некоему секретному пункту назначения. Впрочем, Дэрин сейчас было не до маршрута: после прибытия имперского орла истекшие сутки с небольшим они занимались отработкой экстренного подъема груза.

— Ну и где тот медведь? — спрашивал Ньюкирк, свешиваясь на своем фале.

— Где-то впереди, силы бережет.

Дэрин поплотней натянула перчатки, после чего повисела для пробы на тяжелом, толщиной с запястье, тросе грузовой лебедки, приспособленной для поднятия двухтонных поддонов с припасами. Такелажники возились с устройством весь день, но настоящая проба предстояла, в сущности, впервые. Подобного маневра не описывалось даже в «Руководстве по аэронавтике».

— Медведей не люблю, — пробормотал Ньюкирк. — Слишком уж, черт, большие зверюги.

— Тогда, чего доброго, не ухвати зверюгу за нос этой вот штуковиной. — Дэрин указала на абордажный крюк размером с театральную люстру, укрепленный на конце троса. — А то еще обидится ненароком.

Глаза Ньюкирка за стеклами летных очков округлились.

Дэрин хлопнула его по плечу, втайне завидуя, что он вот находится на рабочем конце устройства — можно сказать, на переднем крае — а она, получается, только на подхвате. Несправедливо все-таки: пока одни готовят восстание в Стамбуле, другие оттачивают свое летное мастерство.

— Ну, спасибо, мистер Шарп: утешил перед дорожкой.

— Так ты ж раньше это уже проделывал?

— Так то было в Греции, пару-тройку раз. И всего-навсего мешки с почтой, а не тяжести. Причем со стоящих подвод, куда запряжены ослики, а не со спины чертова медведюги, да еще на бегу!

— Н-да, — признала Дэрин, — есть небольшая разница.

— Принцип тот же, ребята, и работает по той же схеме, — успокоил сзади мистер Ригби. Глаза его были сосредоточены на карманном хронометре, но слух, как обычно, не подводил, даже на воющем сибирском ветру. — Ваши крылья, мистер Шарп.

— Они самые, сэр. Как у доброго ангела-хранителя.

Дэрин расправила у себя на плечах крылья скольжения, на которых ей полагалось сопровождать Ньюкирка в полете над бойцовым медведем.

Мистер Ригби дал отмашку людям у лебедки:

— Удачи, парни.

— Спасибо, сэр! — отозвались оба мичмана в один голос.

Ворот лебедки начал вращаться, и крюк стал сползать к открытому люку грузового отсека. Ньюкирк взялся за него и пристегнулся к тросу потоньше, чтобы спускаться в параллельной связке.

Дэрин окончательно расправила крылья скольжения. С каждым шагом по направлению к проему ветер становился все яростней и холодней. Свет солнца заставлял щуриться даже за янтарными стеклами очков. Дэрин схватилась за стропу, соединяющую ее с Ньюкирком.

— Ну что, готов? — выкрикнула она.

Он кивнул, и они вместе шагнули в ревущую пустоту…

Поток леденящего воздуха дернул Дэрин по направлению к корме; мир закружился в неистовом мелькании земли и неба. Но вот воздушную струю ухватили крылья скольжения, стабилизировав летунью возле бултыхающегося Ньюкирка, напоминающего воздушного змея на ниточке. «Левиафан» приступил к снижению. Внизу плавно разрасталась и густела его тень темной зыбью на фоне равнины. Ньюкирк по-прежнему сжимал крюк, обвившись вокруг троса против встречного натиска воздуха.

Дэрин изогнула крылья — точно такие же, как те, что она с десяток раз использовала при спусках на медузе Гекели. Однако свободное парение никак нельзя было сравнить с тем, когда тебя на предельной скорости оттаскивает вслед за воздушным кораблем. Крылья выгнулись зонтиком, а вместе с тем в плавном торможении на весу стал выравниваться и Ньюкирк; равнина внизу шла рябью. Когда Дэрин вновь отцентрировала курс, амплитуда их раскачивания под брюхом корабля пошла на убыль, подобно затухающим колебаниям гигантского маятника.

Хрупких крыльев едва хватало, чтобы направлять вес двух мичманов. Пилотам «Левиафана» надлежало подвести их прямиком к мишени, чтобы Дэрин оставалась лишь, так сказать, тонкая доводка.

Корабль продолжал снижаться, покуда они с Ньюкирком не оказались в каких-нибудь двадцати метрах над землей. Ньюкирк крякнул, случайно задев ботинком верхушку вековой ели, отчего воздух серебристо вспыхнул фонтанчиком сбитых с хвои снежинок.

Дэрин зорко смотрела вперед и… увидела бойцового медведя.

Утром они с Алеком уже заметили нескольких — темные силуэты, бредущие вдоль Транссибирского тракта. Они смотрелись весьма внушительно уже с трехсотметровой высоты; с этого же расстояния зверь казался истинным чудищем. Плечищи у него находились на высоте дома, а жар дыхания в морозном воздухе курился, вернее, валил, как дым из трубы. К спине была принайтовлена большая грузовая платформа, где на поддоне возвышался короб с приплюснутым ухом для крюка.

На платформе суетились четверо в мундирах русской армии, проверяя стропы и сеть, что удерживала секретный груз.

В воздухе щелкнул длинный кнут погонщика, и медведь начал набирать ход. Он направлялся по длинному прямому тракту, совпадающему с курсом «Левиафана».

Постепенно зверь разогнался до бега. По словам доктора Баска, удерживаться вровень с ходом воздушного корабля медведь способен лишь недолгое время. Так что, если Ньюкирку не удастся подцепить груз крюком с первого захода, им придется описывать сверху медленный круг, давая существу отдохнуть. Таким образом, время, сэкономленное за счет движения без посадки и загрузки обычным путем, будет, считай, наполовину потеряно. А царю, судя по всему, груз в пункте назначения нужен, ну, просто кровь из носа.

По мере приближения к медведю до слуха начинала доноситься гулкая, терзающая воздух поступь. Мерзлый спрессованный грунт за спиной у чудища взлетал грязными снопами. Можно лишь представить себе эскадрон этих монстров, мчащихся в бой — блеск боевых шпор, на спине с десяток стрелков с винтовками и пулеметом. И как у германцев хватило безумства спровоцировать эту войну, выставив свои машины не только против воздушных кораблей и морских монстров Британии, но еще и против сухопутных зверин России и Франции.

Теперь они с Ньюкирком находились над свободным от деревьев ровным пространством. Транссибирский тракт, насколько известно, являлся одним из чудес света, это признавал даже Алек. Вытоптанный и утрамбованный мамонтинами, он тянулся от Москвы до самого Японского моря. Ширина у него с два крикетных поля, достаточная, чтобы два идущих встречно медведя успешно разминулись, не поцапавшись. Нрав у этих зверей, конечно, еще тот. Мистер Ригби нынче, считай, всю ночь потчевал Ньюкирка байками о том, как они задирают и пожирают своих же, казалось бы, хозяев.

Вскоре «Левиафан» нагнал медведя, и Ньюкирк подал знак: дескать, приступаем. Дэрин частично сложила крылья, чувствуя, как воздушная тяга заносит тело под углом; вспомнилась Лилит с ее одноместным воздушным змеем. Интересно, как там у нее сейчас дела, в неспокойной Османской империи. Впрочем, эту мысль пришлось прогнать. Заветный короб становился ближе, но петля, в которую Ньюкирк готовился вогнать крюк, вздымалась и опадала в такт поступи косолапого гиганта. Ньюкирк начал понемногу опускать крюк, норовя сделать размах поближе к цели. Один из русских подобрался к поддону, готовясь в случае чего прийти на помощь. Дэрин еще слегка подрегулировала крылья, чтобы Ньюкирк оказался еще ближе. Вот он, примерившись, выкинул крюк; металл на морозе скрежетнул о металл, и глянь-ка — крюк вошел в петлю! Русские с криками взялись рассупонивать на поддоне крепежные стропы.

Погонщик, глядя вверх, взмахнул туда-сюда кнутом: сигнал пилотам «Левиафана» подниматься.

Нос воздушного корабля приподнялся, отчего крюк прочно засел в петле, а толстенный трос возле Дэрин натянулся. Разумеется, короб со спины медведя пока не сошел: нельзя вот так, прибавив две тонны к весу корабля, ожидать, что он мгновенно взмоет. Из «Левиафана», прямиком из желудочного канала, начал сливаться балласт — солоноватая жидкость, своей теплой консистенцией напоминающая мочу. Впрочем, на яром сибирском ветру она тут же застывала, льдистыми венчиками поблескивая в вышине. Спустя секунду лицо Дэрин стали настойчиво покусывать сеющиеся сверху льдинки; они же шелестели по стеклам очков. Она стиснула зубы, но все равно не смогла сдержать рвущегося смеха: еще бы, они попали с первого раза, и груз вот-вот поднимется в воздух. А она летит, летит!

Но смех тут же стих, когда воздух прорвал громовой рык, утробный и властный, пронимающий куда сильней сибирского ветра. Бойцовый медведь выказывал беспокойство.

И неспроста. Сверху ему на голову сыпались застывшие экскременты сонма живых обитателей корабля, неся с собой запахи вестовых ящериц и светляков, медуз Гекели и водородных ищеек, стрелковых мышей, пчел, всевозможных птиц, да и самого необъятного кита — сотен и сотен особей, которых этот зверь отродясь не чуял. Голова медведя обратилась кверху, и он снова заревел, а бурые плечи-валуны раздраженно дернулись, подкинув личный состав русских в воздух. Однако те приземлились вполне благополучно, не хуже заправских авиаторов или мореходов в бурю. Вместе с рывком медведя звякнул крюк в петле, а грузовой трос рядом с Дэрин угрожающе дрогнул. Сама она метнулась влево, в попытке оттащить себя и Ньюкирка на безопасное расстояние. Кнут погонщика несколько раз взметнулся и хлестнул, немного смирив гиганта. Сверху слилось еще какое-то количество балласта, и груз наконец начал подниматься. Вот с поддона соскочил последний из седоков и, обернувшись, помахал. Дэрин в ответ отсалютовала, а медведь перешел на шаг и остановился.

Поддон с грузом теперь вращался в воздухе невысоко над землей.

Дэрин нахмурилась. Почему «Левиафан» не набирает высоту? До поворота тракта оставалось не так много времени, а груз все еще болтался ниже верхушек деревьев.

Она поглядела вверх. Жидкостный душ иссяк, значит, балластные емкости пусты. Двигатели жестянщиков пыхтели и чадили, силясь создать аэродинамическую тягу, но корабль поднимался слишком медленно, расчеты для подхвата груза делал доктор Баск, ученая шишка. Делал он их приблизительно, с учетом дальнейшего длительного перелета. А затем Дэрин с мистером Ригби осуществили над тундрой частичный сброс припаса, чтобы вес у корабля соответствовал тика в тику… Если только вес самого поддона не оказался тяжелее, чем указал в своей депеше царь.

— У, аристократия чертова! — процедила Дэрин. Божественное право само по себе все же не отменяло законов физики, в частности тяготения. Сверху послышалась трель балластной тревоги. Ну конечно, так оно и есть. Ч-черт. Если сверху из грузового отсека сейчас что-нибудь скинут, то они с Ньюкирком внизу как раз его и подхватят, себе на головы.

— Мы слишком тяжелые! — крикнула она вниз.

— Ага, я уже понял! — отозвался Ньюкирк как раз в тот момент, как тракт под ними дугой ушел вправо. Поддоном короба тут же смахнуло верхушку ели, а Ньюкирк затерялся во взрывчатом облаке хвои и снега.

— Надо скинуть что-нибудь из груза! — крикнула Дэрин и выгнула крылья направо. Когда они вдвоем оказались над коробом, она пристегнула карабин к грузовому тросу, после чего стряхнула с себя причиндалы скольжения. Вместе с Ньюкирком они с воплем заскользили вниз, пока подошвы не стукнулись о крышку короба с грузом.

— Вот дьявол, мистер Шарп! Вы нас что, убить хотите?

— «Мы» пытаюсь нас спасти, мистер Ньюкирк, как обычно! — Отстегнувшись, Дэрин скатилась на короб. — Нам надо что-нибудь из этого чертова короба сбросить!

— За констатацию очевидного ставлю отлично! — выкрикнул Ньюкирк в тот момент, когда поддон стукнулся об очередную древесную верхушку. От удара мир закружился, и Дэрин упала плашмя, пытаясь за что-нибудь уцепиться. Притиснутым к крышке носом она уловила запах чего-то мясного. Вот это да. Это что у них в коробе, гора слонины-солонины?

Подняв голову, она огляделась. Избавляться, по сути, было не от чего: снаружи никакой клади не лежало, а продираться через толстую багажную сетку парой стропорезов дело заведомо долгое, а потому безнадежное.

— Эт-ть, черт, — глядя вверх, буркнул Ньюкирк.

Дэрин тоже поглядела наверх и чертыхнулась в тон ему. Балластная тревога бушевала полным ходом. В воздух шугнули стрелковых мышей и соколов, из окон камбуза вовсю сливали судомойную воду. Из дверей грузового отсека скатилась бочка и кубарем полетела в их сторону.

Дэрин покрепче вцепилась в сетку на случай, если бочка попадет и их опрокинет (или же просто весь поддон хрястнет пополам). Но бочка промахнула в нескольких метрах, разлетевшись вдребезги белым мучным облаком об мерзлые сибирские просторы.

— Давай сюда, мистер Шарп! — позвал Ньюкирк. Сам он перебрался на дальний край короба, свисая с него одной ногой.

— Ты чего-то там нашел?

— Да ничего я не нашел! — И, видя ее неуверенность, рявкнул: — Просто дуй сюда, идиотина!

При перемещении к Ньюкирку поддон под ее весом начал крениться. От этого хватка у Дэрин на миг ослабла, и она юзом пролетела к товарищу, который остановил ее вытянутой рукой.

— Хватайся! — крикнул он одновременно с тем, как поддон с грузом повис в воздухе наискось. Тут наконец до Дэрин дошла суть его задумки: их вес ставил тщательно сбалансированный поддон набекрень, превращая его в летящий сквозь деревья резак. Вместе с тем он становился гораздо менее уязвимой мишенью для всякой всячины, градом сыплющейся сверху, защищая их двоих от прямых попаданий. Мимо в опасной близи пролетел еще один бочонок, разбившись у корабля за кормой. Вокруг неслись заснеженные верхушки лиственниц и елей, но «Левиафан» наконец начал набирать высоту, сбросив достаточное количество балласта, чтобы отыграть у тяготения несколько решающих метров.

— Ну что, мистер Шарп, — осклабился Ньюкирк, — не возражаете против спасения, а?

— Вовсе нет, мистер Ньюкирк, — невозмутимо ответила Дэрин, хватаясь поудобней. — Тем более что счет в этом плане был один — ноль в мою пользу. А теперь вот один — один.

По мере того как верхушки деревьев уходили вниз, Дэрин отползала обратно, выравнивая поддон. Пока лебедка тянула их вверх, она все пыталась разглядеть, что же там под багажной сеткой. Кажется, ничего, кроме той вяленины-солонины, тесно упиханной в короб.

— Как тебе запах? — спросила Дэрин у Ньюкирка.

Он принюхался:

— Завтраком пахнет.

Она кивнула. В самом деле, пахнет чем-то вроде бекона, хоть сейчас на сковородку.

— Завтраком-то оно завтраком, — сказала она негромко. — Только чьим?

ГЛАВА 4

— Мы по-прежнему следуем курсом норд-норд-вест. — Алек сверился со своими пометками. — Направление на пятьдесят пять градусов, если верить моим учетным записям.

Фольгер с легким прищуром посмотрел на расстеленную по столешнице карту:

— Алек, вы, должно быть, ошибаетесь. На всей протяженности этого курса нет ничего — ни городов, ни портов. Сплошная пустыня.

— Ну… — Алек попытался вспомнить, что там говорил этот Ньюкирк. — Тут дело, видимо, в том, что Земля круглая, а карта у нас плоская.

— Да-да, разумеется. Я уже проложил этот окружной маршрут. — Указательный палец Фольгера провел кривую от Черного моря к Токио. — Но мы отклонились от него, когда заложили дугу к северу через Омск.

Алек вздохнул. Неужели эту самую «окружность» понимают все, кроме него? Прежде чем великая война, грянув, перевернула все с ног на голову, вильдграф Фольгер служил офицером в кавалерии его отца. Где и когда он так поднаторел в аэронавигации?

В иллюминаторе Фольгеровой каюты тени пролегали впереди «Левиафана». По крайней мере, убывающее солнце выражало согласие с тем, что воздушный корабль по-прежнему идет под углом к северу.

— По идее, — развил свою-гипотезу Фольгер, — мы должны сейчас направляться на юго-запад, в сторону Циндао.

— Германский порт в Китае? — нахмурился Алек.

— Он самый. Там у жестянщиков базируется с полдюжины броненосцев. Оттуда они угрожают судоходству дарвинистов по всему Тихому океану, от Австралии до королевства Гавай. Судя по газетным сводкам, коими меня столь любезно снабжает доктор Барлоу, японцы готовятся взять этот город в осаду.

— И потому им нужна помощь «Левиафана»?

— Едва ли. Просто лорд Черчилль не может позволить японцам выглядеть победителями без содействия со стороны Британии. Не годится азиатам поражать европейскую державу в одиночку, своими силами.

Алек притворно застонал:

— Какая неслыханная демонстрация гордого идиотизма! Вы хотите сказать, мы одолели весь этот путь лишь для того, чтобы помахать там флагом Британской империи?

— Я уверен, что изначально намерение было именно такое. Но с получением депеши царя наш курс изменился. — Фольгер задумчиво побарабанил пальцами по карте. — Ключ, должно быть, в том грузе, что мы приняли от русских. Дилан ничего вам о том не рассказывал?

— У меня еще не было возможности его расспросить. Он все еще разбирает тот поддон, полученный в привязке к балластной тревоге.

— К чему в привязке? — переспросил вильдграф, и Алек невольно улыбнулся. Ну вот, есть хотя бы что-то, в чем он смыслит чуть больше Фольгера.

— Как раз после поднятия груза зазвучала тревога — два коротких сигнала клаксона. Вы, вероятно, помните, как оно было в Альпах, когда нам пришлось скидывать за борт золото моего отца.

— Не хочу даже вспоминать.

— Значит, забыть не можете, — констатировал Алек. Фольгер их всех тогда чуть не приговорил тем, что припрятал на борту четверть тонны золота. — Балластная тревога означает, что на корабле перевес, а потому Дилан с доктором Барлоу все эти часы проводят в грузовом отсеке. Разбирают, должно быть, груз для выяснения, отчего он оказался тяжелее, чем ожидалось.

— Все это весьма логично, — согласился Фольгер, а затем покачал головой: — Но тем не менее я не вижу, как всего-навсего один грузовой поддон может сказаться на весе трехсотметрового корабля. Абсурд какой-то.

— Вовсе не абсурд. «Левиафан» по сути своей аэростат, так что вес у него досконально соразмерен с плотностью…

— Благодарю вас, ваше ясновельможное высочество. Однако, — Фольгер выставил перед собой руку, — вашу лекцию по аэронавтике предлагаю оставить на потом.

— А я думал, граф, — натянуто заметил Алек, — вам покажется интересным, как аэронавтика в этот самый момент не позволяет вам сверзиться с высоты вниз.

— Да, действительно. Так что лучше, наверное, оставить это за специалистами, да, принц?

На ум напрашивалось как минимум несколько резких ответов, но Алек попридержал язык. Почему, интересно, Фольгер в таком гнусном настроении? Помнится, когда пару недель назад «Левиафан» повернул на восток, он был очень даже доволен, что летит подальше от Британии, где его наверняка ждет заключение. Постепенно он обвыкся с жизнью на борту корабля, обменивался регулярно сведениями с доктором Барлоу и даже завязал приятельство с Диланом. Однако весь истекший день граф был явно не в своей тарелке: смотрел на всех косо, грубил. Да и Дилан что-то перестал носить ему поднос с завтраком. У них что, вышла какая-то размолвка?

Фольгер сложил карту и сердито пихнул ее в ящик стола:

— Выясните, что это за груз от русских, даже если вам придется выбивать это из того парня кулаками.

— Под «тем парнем», я так полагаю, вы имеете в виду моего доброго друга Дилана?

— Хороша доброта у этого вашего друга. Если бы не он, вы бы сейчас были на свободе.

— Это был мой выбор, — сказал Алек твердо. Быть может, Дилан и в самом деле настоял на его возвращении сюда на корабль, но винить тут все равно некого, да и бесполезно. Решение он, Алек, принял самостоятельно. — Но спросить я спрошу. А вам, быть может, не мешает попытать на эту тему доктора Барлоу: вы же с ней на короткой ноге.

— Да хоть запытайся, — Фольгер удрученно качнул головой. — Эта женщина говорит лишь то, что им удобно нам поведать. Порционно.

— Может, как ни странно, намек на разгадку есть в ваших газетах? Что-нибудь о том, что русским нужна помощь в северной Сибири?

— Если бы. — Вспомнив что-то, Фольгер достал из выдвинутого ящика стола какую-то бульварного вида газетенку и сунул ее Алеку. — Вот. Хотя бы тот американец-репортер перестал о вас кропать.

Алек взял, посмотрел: газета «Нью-Йорк уорлд». На передней полосе репортаж Эдди Малоне, американского репортера, которого они с Диланом повстречали в Стамбуле. Малоне проведал кое-какие секреты о готовящемся восстании, и Алек тогда выменял историю своей жизни на молчание этого выжиги. Результатом явилась серия статей об убийстве родителей Алека и о его бегстве из дома. Все это на редкость неприглядно. Хотя в этой газете было не об Алеке. Заголовок зазывно гласил: «Дипломатический провал неустрашимых!»

Под броской надписью была фотография «Неустрашимого», шагохода-слона, на котором разъезжал по Стамбулу британский посол. Эту элефантину тогда, во время пребывания «Левиафана», попытались захватить подпольные германские агенты, спровоцировав для этого бунт, в котором умышленно обвинили британцев. Лишь проворство и сметка Дилана спасли тогда дипломатов от полного краха.

— Но ведь это было, когда… два с лишним месяца назад? И это в Америке называют новостями?

— До меня эта газета добиралась ровно столько, хотя, да, новость уже изначально была из разряда устаревших. Видимо, тому типу Малоне уже нечего было высасывать из пальца насчет вас.

— Ну, и слава богу. — Алек перелистнул страницу, где было продолжение статьи. Еще одна фотография: Дилан, раскачиваясь на хоботе элефантины, кидается на одного из германцев.

— Отважный гардемарин спасает положение, — с ухмылкой прочел Алек вслух. Ну вот, хоть раз в лучах славы вместо него искупнулся Дилан. — Можно я это себе оставлю?

Вильдграф не ответил — вместо этого он сердито глядел в потолок, на котором сейчас сидела вестовая ящерица.

— Принц Александр, — провещала она голосом ученой леди. — Мистер Шарп и я были бы рады, если б вы приобщились к нам в грузовом отсеке, если такое возможно.

— В грузовом? — живо откликнулся Алек. — Разумеется, доктор Барлоу. Скоро буду. Конец сообщения.

Фольгер хотел шугнуть ящерку рукой, но та уже успела ускользнуть в передаточную трубу.

— Отлично. Может, теперь у нас появятся хоть какие-то ответы.

Алек, сложив газету, сунул ее в карман.

— Хотя зачем я им там нужен?

— Для компании, разумеется, — фыркнул Фольгер. — Радость общения, все такое. Не будет же ящерица вам врать.

В грузовом отсеке пахло как в дубильне, старым мясом и кожей. Тут и там неровными стопами возвышались длинные бурые ломти, валялись куски дерева.

— Это и есть ваш драгоценный груз? — поинтересовался Алек.

— Две тонны вяленой говядины, полцентнера успокоительного и боеприпасы: тысяча пулеметных лент, — прочел по накладной Дилан. — Но есть еще и несколько неучтенных ящиков.

— Кое-что весьма неожиданное, — дополнила доктор Барлоу. Вместе с Таццой она находилась в дальнем углу отсека, разглядывая какой-то ящик. — Причем достаточно тяжелое.

— Тяжелое, — тоненько вздохнул у нее на плече лори, поглядывая на открытый ящик с таким неудовольствием, будто таскал его на себе лично.

Алек глазами поискал Бовриля. Тот свисал с потолка над головой у Дилана. Алек поднял руку, и тварюшка перебралась ему на плечо (граф Фольгер, само собой, являться к себе со всякими исчадиями не разрешал).

— Guten Tag, — поздоровалась тварюшка.

— Guten Abend, — поправил Алек, после чего обернулся к доктору Барлоу: — Могу я спросить, для чего царь просил нас поднять на борт кучу этого бекона?

— Нет, не можете, — ответила ученая леди. — Но попрошу вас взглянуть на этот неожиданный для нас груз. Нам нужен ваш опыт жестянщика.

— Мой опыт жестянщика?

Вместе с ученой леди Алек заглянул в недра ящика. Из упаковочной соломы беспорядочно выглядывали металлические части, в полумраке глянцевато поблескивая. Он присел на корточки, потянулся внутрь и вынул одну из частей. Тацца, понюхав ее, тихонько заскулил.

Какая-то электрика, длиной примерно с локоть, с двумя торчащими оголенными проводами.

— Царь не указал вам, как все это собирать?

— Никакой техники в упаковочном листе вообще не значилось, — сказал Дилан. — А между тем здесь с полтонны запчастей и деталей. Вполне достаточно, чтобы бедняга Ньюкирк врюхался из-за них в дерево.

— И все производства жестянщиков, — пробормотал Алек. Он осмотрел еще одну часть, стеклянную сферу ручной выдувки. На первую деталь она насадилась с отрадным щелчком. — Похоже на конденсатор зажигания, как в моем штурмовом шагоходе.

— Шагоходе, — осторожно повторил Бовриль.

— Так вы можете нам рассказать о предназначении этого устройства? — осведомилась доктор Барлоу.

— Может статься. — Алек снова заглянул в ящик. Там было еще с дюжину частей, а также два ящичка помельче. — Только мне понадобится помощь Клоппа.

— А вот это не так просто, — вздохнула доктор Барлоу. — Но думаю, капитана удастся убедить. Главное, справиться с этой задачей быстро. А то мы завтра прибываем в пункт назначения.

— Вот как, уже? Интересно.

При этом Алек улыбнулся: он только что заметил еще одну часть, которая подходила к первым двум. Деталь была туго обмотана медной проволокой — минимум тысяча витков — как умножитель напряжения. Алек свистнул вестовую ящерицу и послал ее за своими людьми, хотя дожидаться их не стал.

Угадывать, какие именно части совместимы, было сравнительно легко. Ведь он сам в тех гиблых обстоятельствах месяц помогал удерживать свой шагоход на ходу за счет починенных, ворованных и самодельных запчастей. А эти стекляшки-железячки были все как одна новенькие — элегантные, с очертаниями чуть извилистыми, как фабрикатная мебель на «Левиафане». Пальцы словно сами находили нужные стыки, хотя общее назначение устройства толком еще не было ясно. К приходу Клоппа и Хоффмана задел уже был положен достаточно неплохой. Возможно, его ясновельможное высочество Александр, принц Гогенбургский, вовсе не был такой уж пустой тратой водорода.

ГЛАВА 5

К утру устройство было почти собрано. Немногие остающиеся части — ручки, рычаги приборной доски — были разложены по полу. Вяленое мясо из соображений пространства убрали в сторону, однако запах свежевыделанной кожи остался. Алек с Диланом, Бауэром и Хоффманом работали без сна, в отличие от мастера Клоппа, который большей частью тяжело дремал на стуле, просыпаясь, чтобы лишь выкрикнуть какое-нибудь указание или ругнуться в адрес того, кто построил эту машину. Изящные ее линии он считал чересчур вычурными, оскорблением и вызовом жестянщицким принципам. Бовриль сидел у него на плече, с озорной радостью вспоминая и усваивая новые немецкие ругательства. С той памятной ночи Османской революции Клопп ходил с палкой, а вставал с мучительной гримасой. Его боевой шагоход упал при штурме пушки Теслы, сбитый самим Восточным экспрессом. Хирург «Левиафана» доктор Баск сказал, что Клоппу вообще повезло сохранить двигательную способность.

Революция длилась одну лишь ночь, но цена за нее была заплачена немалая. Отец Лилит погиб вместе с тысячей борцов-революционеров и бессчетным количеством солдат султана. Целые кварталы древнего Стамбула лежали в руинах.

Впрочем, это не шло ни в какое сравнение с военными перипетиями Европы, особенно между соотечественниками Алека и русскими. В Галиции орда бойцовых медведей сошлась в жесткой битве с сотнями машин; вал звериной и человеческой плоти спекался с металлом, и в результате Австрия оказалась повержена. А ведь война, по убеждению Дилана, еще только начиналась.

Ньюкирк принес завтрак как раз тогда, когда в щелках грузовой двери забрезжило солнце.

— Это что еще за чертовщина? — полюбопытствовал он.

— Хороший вопрос, — сказал Алек, снимая с подноса кофейник. Налитую чашку он протянул Клоппу, переходя при этом на немецкий; — Есть какие-то соображения?

— Идея такая: эту штуку надо переносить. — Клопп палкой указал на длинные боковые ручки устройства. — Двое, видимо, носят, а третий управляется.

Алек кивнул. В ящиках оставались в основном запчасти и отдельные прилады; само устройство было не такое уж тяжелое.

— Ну а почему бы не установить ее на каком-нибудь транспортном средстве? — резонно спросил Хоффман. — Можно использовать силу мотора, да еще и избавить себя от возни с батареями.

— То есть она приспособлена для ухабистой равнинной местности, — подытожил Клопп.

— В Сибири ее пруд пруди, — вставил Дилан. После месяца, проведенного в Стамбуле среди жестянщиков, он мог уже на равных вступать фактически в любой их разговор. — Но Россия — страна дарвинистская, поэтому моторов у транспорта здесь нет.

— Получается, — Алек нахмурился, — машина жестянщиков разработана для применения дарвинистами, так, что ли?

— Вроде как индивидуальный заказ для того места, куда мы сейчас направляемся, — рассудил Клопп, аккуратно коснувшись трех стеклянных сфер на ее верхушке. — Эти вот должны реагировать на магнитные поля.

— Поля. — Кроха Бовриль всем своим видом изобразил простор.

Алек, не стирая с ногтей машинное масло, ухватил с подноса кусок бекона. После ночи работы есть хотелось неимоверно.

— И что из этого следует, мастер Клопп?

— Пока не знаю, юный господин. Может, какая-то навигационная машина.

— Для компаса что-то слишком уж большая, — усомнился Алек. — И признаться, слишком красивая для чего-то столь будничного. Большинство частей было здесь явно выточено ручным способом, как будто изобретатель не хотел осквернять штучность своего детища какими-то там поточными изделиями.

— Можно спросить, господин? — подал голос Бауэр.

Алек кивнул:

— Конечно, Ганс.

Бауэр повернулся к Дилану:

— Наверное, мы могли бы понять эту машину лучше, если б знали, почему царь попытался протащить ее мимо вас незамеченной.

— Доктор Барлоу считает, что царь об этой машине вообще не знает, — сказал на это Дилан. — Дело в том, что человек, к которому мы направляемся, имеет в некотором роде… репутацию. Иными словами, слегка подвинут. Один из тех, что могут подкупить русского чиновника или офицера, чтобы тот ему перекинул что-нибудь контрабандой, не подумав при этом о последствиях. По словам ученой леди, он никогда не вызывал у нее симпатии, а это лишь подтверждает, что он, как бы это… — Безуспешно поискав нужное слово, она перешла на английский: — Зловреда.

Алек доел свой бекон, оглядел разбросанные вокруг оставшиеся части и со вздохом сказал:

— Ну что, давайте уж поскорей закончим и посмотрим, что будет, когда мы ее запустим.

— Ты думаешь, эта мысль здравая? — Дилан чутко поглядел на батареи, которые Хоффман заряжал от проводки корабельных прожекторов. — В них уже такой заряд, что как бы не заискрили, а то и бабахнули.

Ведь над нами миллион кубов водорода.

Алек повернулся к Клоппу и по-немецки сказал:

— Дилан думает, что это небезопасно.

— Ерунда. — Клопп ткнул в корпус батареи палкой. — Это низкое напряжение, рассчитанное на долговременную работу.

— Может, это только снаружи, — пробурчал Дилан и, переходя на английский, сказал: — Мистер Ньюкирк, сходите-ка приведите доктора Барлоу.

Товарищ-мичман кивнул и довольно резво умчался, отдаляясь от хитромудрой жестянщицкой машинки с плохо скрытым облегчением.

В порядке ожидания Алек рукавом натирал каждую деталь на приборной доске. Приятно было чувствовать себя снова полезным, что-то собирать, хотя и неизвестно что.

Доктор Барлоу по прибытии прошлась вокруг машины, взыскательно изучая ее взглядом; то же самое делал и лори у нее на плече. Оба существа наперебой перебрасывались фразами — в частности, Бовриль щеголял усвоенными за ночь названиями деталей и иноязычной бранью.

— Ну что, все молодцы, — на безупречном немецком сказала доктор Барлоу. — Это, я так понимаю, какое-то магнитное устройство?

— Так точно, мадам, — учтиво кивнул Клопп, глядя на Дилана. — И я уверен, что оно не бабахнет.

— Хотелось бы надеяться. — Ученая леди отступила на шаг назад. — У нас не так много времени. С вашего позволения, Алек, давайте посмотрим, что она делает.

— С вашего позволения, — чуть ли не свысока повторил ее лори, вызвав у Бовриля приступ хихиканья.

Алек занес руку над рубильником и сделал глубокий вдох. А что, если Дилан прав? Ведь они понятия не имеют, что это за машина. Однако целая ночь ушла на сборку; не оставлять же ее здесь без толку. И он повернул рубильник…

Секунду-другую ничего не происходило, а затем три стеклянные сферы наверху машины ожили помаргивающим светом. На сквозняке грузового отсека чувствовалось исходящее от машины тепло, а в ушах образовывалось тихое гудение. Оба лори тут же взялись имитировать этот звук, затем к ним присоединился Тацца, и вот уже гудел весь отсек. В каждой из стеклянных сфер прорезалась дрожащая электрическая искра, постепенно удлиняясь до тонкой трепещущей жилки света, эдакие крохотные плененные молнии.

— Зрелище поистине интригующее, — произнесла доктор Барлоу.

— Это-то да, — согласился Дилан, — только что это все значит?

— Как биолог, с уверенностью могу сказать: понятия не имею. — Ученая леди сняла с плеча у Клоппа Бовриля. — А вот наш проницательный друг всю ночь слушал и наблюдал.

Она поместила его на пол. Бовриль немедленно вскарабкался на машину, обнюхал батареи, приборную доску и, наконец, все три сигнальные сферы. В движении он оживленно перекликался со своим сородичем; оба в один голос несли друг другу всякую околесицу из терминов и понятий.

Алек взирал с озадаченной растерянностью. Он всегда недоумевал, каким это образом доктор Барлоу собиралась использовать эти существа для удержания оттоманов от войны. Они, бесспорно, очаровашки, но едва ли такие, чтобы вся Османская империя из-за них склонилась к дарвинизму. Быть может, это была всего лишь уловка, повод для прилета «Левиафана» в Стамбул, а на самом же деле искони вынашивался план форсировать пролив, используя Бегемота. Или же в этих лори есть что-то, до поры скрытое от глаз?

Наконец Бовриль протянул лапку к доктору Барлоу, которая удивленно нахмурилась. Но тут пришел в движение лори, что сидел у нее на плече. Своими крохотными пальчиками он расстегнул у нее на шее ожерелье. Доктор Барлоу лишь успела поднять брови, а он уже передал его Боврилю.

— Это еще что за… — начал было Дилан, но ученая леди жестом велела ему умолкнуть.

Бовриль поднес вещицу к одной из стеклянных сфер, и из нее вырвался прожилок света, создав между сферой и кулоном искристо дрожащий мостик.

— Поле, — выдал Бовриль.

Он качнул кулон, и с ним туда-сюда качнулся прожилок света.

Когда Бовриль отвел ожерелье, крохотная молнийка словно утратила к нему интерес и возвратилась в сферу.

— Вот это да, — тихо выговорил Алек. — Ничего себе.

— А из чего, мадам, у вас сделано ожерелье? — осведомился Клопп.

— Сам медальон из стали, — ответила доктор Барлоу. — То есть явно повышенное содержание металла.

— Значит, оно улавливает металл. — Клопп, поморщась, с усилием поднялся на ноги, вслед за чем поднял палку. Стоило ее стальному наконечнику приблизиться к одной из сфер, как из нее тоже мгновенно выскочила молнийка.

— Зачем, интересно, такая штуковина? — задал вопрос Дилан.

Клопп плюхнулся обратно на стул:

— Ну, как. Можно использовать ее для обнаружения сухопутных мин. А поскольку она крайне чувствительна, то, может, и для поиска зарытых телеграфных проводов. Или кладов, да и бог весть чего еще. Кто знает.

— Кладов! — заявил Бовриль.

— Телеграфные провода, остров сокровищ. — Дилан покачал головой. — Ну вы даете. Да где ж вы их отыщете здесь, в Сибири?

Алек сделал осторожный шаг вперед, с прищуркой глядя на машину. Три стеклянные сферы образовывали теперь подрагивающий узор; все спицы света были уставлены в разных направлениях.

— А теперь она что определяет?

— Гляди, — ответил Дилан, — одна нацелена назад, на корму. А две другие вверх и в сторону носа.

Оба лори издали подобие рокота.

— Ну, разумеется, — сказал Хоффман. — «Левиафан» по большей части состоит из дерева и живой плоти. Но моторы-то у него целиком из металла.

Дилан присвистнул:

— Так они ж в двухстах метрах отсюда!

— Значит, умная машинка-то, — хмыкнул Клопп, — даром что создана сумасшедшим.

— Ох, как мне интересно, что у него на уме, — мечтательно сказала ученая леди, поглаживая мех Таццы, который, притомившись созерцанием машины, повернулся и засеменил к двери. — Что ж, я уверена, достаточно скоро это выяснится. Мистер Шарп, проследите, чтобы этот аппарат и вообще весь груз был укрыт в запертом помещении. И убедительно прошу вас всех ничего не говорить экипажу.

Алек нахмурился:

— А этот… ученый не спохватится, где его машина?

— Непременно. — Доктор Барлоу, ускользая к двери, одарила его улыбкой. — И наблюдать, как он томится от любопытства, будет самым что ни на есть интересным зрелищем.

Вскоре Алек направился к своей каюте, надеясь перехватить часок сна перед прибытием в пункт назначения. Не мешало, наверное, наведаться к Фольгеру, но сносить град вопросов вильдграфа сейчас просто не было сил. Поэтому Алек, добравшись до каюты, свистнул вестовую ящерицу, а когда та появилась, передал: «Граф Фольгер, через час мы будем в пункте прибытия. В каком именно, я по-прежнему не имею представления. Груз содержал какую-то машину жестянщиков. Остальное позже, когда я немного посплю. Конец сообщения».

Он улыбнулся вслед юркнувшему в трубу созданию. Прежде ящериц он Фольгеру никогда не посылал, хотя давно уже пора было приучить этого спесивца к тому, что фабрикаты на борту «Левиафана» — неотъемлемая часть жизни и обихода.

Не сняв даже обуви, Алек растянулся на своем лежаке. Глаза закрылись, но перед ними по-прежнему маячили стеклянные трубки и глянцевитые металлические части загадочной машины. Утомленный ум играл в сложение-вычитание, пересчитывая шурупы и обмеры кронциркуля.

Алек застонал, силясь изгнать из головы всякие мысли. Но механические шарады завладели мозгом не на шутку. Быть может, это доказывало, что он в душе жестянщик и места на корабле дарвинистов ему так и не обрести.

Сев, он начал стягивать куртку и нащупал в кармане что-то объемистое. Ну конечно: газета, что он позаимствовал у Фольгера.

Он вынул ее, сложенную как раз на фотографии Дилана. Во всей суматохе, связанной со странным устройством, он как-то забыл показать ее своему другу. Алек откинулся на спину, мутными от усталости глазами скользя по строчкам. Стиль знакомый, разухабисто отвязный, абсолютно в духе тех статей, что Малоне кропал и о нем, Алеке. Хорошо хотя бы то, что витиеватая проза репортера превозносит достоинства кого-то другого.

— Кто знает, какое неистовое разрушение могло бы обрушиться на толпу, не подействуй отважный гардемарин столь доблестно и быстро? Да, отвага определенно течет в его жилах, ведь он и сам племянник бестрепетного воздухоплавателя, некоего Артемиса Шарпа, всего несколько лет назад погибшего при трагическом пожаре аэростата…

От этих слов Алека слегка передернуло: вот опять упоминание отца Дилана. Странно, как имя этого человека продолжает все всплывать и всплывать. Может, где-то здесь и лежит разгадка семейной тайны?

Роняя газету на пол, Алек тряхнул головой. Дилан, когда будет готов, сам все расскажет.

Сейчас важнее то, что он за всю ночь не сомкнул глаз. Алек улегся, заставив себя закрыть глаза. Скоро корабль прибудет в пункт назначения. Алек лежал, а мысли все кружились и кружились.

Сколько уже раз Дилан был близок к тому, чтобы открыть ему что-то самое сокровенное, но в последний момент неизменно отступал, не выдавал себя. Уж каких только обещаний Алек ему ни давал, какие только свои секреты ни рассказывал, а Дилан все никак не решался открыться ему до конца. Может, он этого так никогда и не сделает просто потому, что не может довериться такому чертову принцу, наследнику империи, и такому ничтожному объекту расхода водорода, как Алек. Несомненно, все дело в этом. Прошло еще много беспокойных минут, прежде чем он наконец заснул.

ГЛАВА 6

Первым их заметил Ньюкирк.

Он зависал в холодном белесом небе на подъемнике Гекели, в трехстах метрах над «Левиафаном». Для экономии тепла летный комбинезон был набит ветошью, и оттого руки-ноги Ньюкирка были раздуты, как у какого-нибудь гоблина, семафорящего сигнальными флагами:

— ЕЛИ… ВСЕ… НИЗОМ… ВПЕРЕДИ.

Дэрин опустила бинокль:

— Видели, мистер Ригби?

— Ага, — ответил боцман. — Только ни черта не понял.

— Е-Л-И, — как мог помогал на плече Бовриль. Сигналы он считывал не хуже членов команды, только не мог слагать из букв слова. По крайней мере, пока.

— Наверное, он увидел поляну или просеку. Может, мне сходить на нос посмотреть, сэр?

Мистер Ригби кивнул, после чего дал команду человеку на лебедке, чтобы тот добавил Ньюкирку высоты. Дэрин направилась вперед, через колонию стрелковых мышей, разбросанную по новой части воздушного исполина.

— Н-И-З-О-М, — говорил Бовриль.

— Да, зверок, это так пишется.

Бовриль повторил слово еще раз, затем поежился.

Дэрин тоже было холодно. Ночной недосып не способствовал согреванию. Чертов Алек с этой его любовью ко всяким устройствам. Шестнадцать долгих часов провести за сборкой загадочной машины, да так и не понять, в чем ее суть! Сплошь напрасная трата времени. Тем не менее более счастливым Алека она не видела, пожалуй, с той самой поры, как они вдвоем возвратились на «Левиафан».

Как бы он ни твердил о своей привязанности к кораблю, шестерни и электрика были, пожалуй, его единственным вдохновением. А вот Дэрин, проведя в Стамбуле целый месяц среди шагоходов и паровых труб, так к ним и не прониклась. Видно, так уж устроено, что жестянщики обречены на вечную войну с дарвинистами, хотя бы только в мыслях.

Добравшись до носа корабля, она поднесла к глазам бинокль, осматривая окрестность, и через секунду-другую увидела то, о чем сообщал впередсмотрящий Ньюкирк.

— Ешь твою медь. — Слова клубочком пара вылетели в морозный воздух.

— Низом, — подсказал Бовриль.

Действительно, впереди ели, как говорится, пали — а точнее, раскинулся бескрайний массив павших хвойных деревьев.

Они лежали, выкорчеванные без счета, обчищенные дочиста, словно некий ураган повалил их как спички, содрав при этом сучья и хвою. Поражало то, что каждый древесный ствол лежал в одном и том же направлении: макушкой на юго-запад, то есть непосредственно в сторону Дэрин.

Ей доводилось слышать об ураганах и смерчах, выдирающих деревья из земли, но какой ураган мог пройти здесь, в тысяче миль от любого океана? Или есть какой-то особый сибирский, неслыханный по силе ураган, когда по лесу свищут какие-нибудь гигантские сосулины и косят все подряд?

Дэрин свистнула вестовую ящерицу, не сводя тревожного взгляда с панорамы павшего леса. Когда ящерица появилась, она наговорила сообщение, стараясь не выдавать голосом страха. Что бы там ни повалило эту заматерелую, вросшую в мерзлую тундру хвойную чащобу, с воздушным кораблем оно могло разделаться в считаные секунды.

Она поспешила обратно к лебедке, где мистер Ригби по-прежнему принимал сигналы от Ньюкирка. Медуза Гекели находилась сейчас почти в миле над кораблем, темным мазком своего водородного мешка на фоне неба.

— Он говорит, все это миль на тридцать в поперечнике, — опустив бинокль, сказал боцман.

— Вот же черт, — ругнулась Дэрин. — А это не могло быть землетрясение, сэр?

Мистер Ригби, подумав, покачал головой:

— Мичман Ньюкирк сообщает, что все павшие деревья направлены макушками наружу, к краям очага разрушения. Как по гребенке. Такая аккуратность не может быть следствием никакого землетрясения. Или Урагана, если уж на то пошло.

Дэрин представила, как во все направления от эпицентра расходится ни с чем не сопоставимая сила, вырывая деревья и обдирая их начисто, как спички. Взрыв…

— Однако на теории у нас нет времени. — Мистер Ригби вновь поднял бинокль. — Капитан приказал нам готовиться к спасательным работам. Там внизу, похоже, люди.

Спустя четверть часа Ньюкирк вновь замахал флагами.

— К-О-С-Т-И, — объявил Бовриль, которому острота зрения позволяла считывать сигналы без бинокля.

— Боже правый, — качнул головой боцман.

— Но этого не может быть, сэр, — заметила Дэрин. — Он слишком высоко, чтобы различать на земле такие мелкие детали.

Она всматривалась в даль, пытаясь разобрать, с какими именно буквами у промерзшего бедняги Ньюкирка могла произойти путаница. Гости? Ости? Или он умоляет, чтобы ему наверх послали горячие тосты? Вот бы сейчас быть наверху, а не торчать здесь почем зря. Но капитан приказал осуществлять посадочную глиссаду, готовиться к посадке на пересеченной местности.

— Кстати, вы, мичман, не чувствуете содроганий? — Мистер Ригби, встав на одно колено, снял перчатку и голой рукой притронулся к коже корабля. — Сдается мне, зверь нервничает.

— Да, сэр, похоже на то. — По ресничкам корабельной мембраны, словно ветер по траве, шла дрожь. В воздухе пахнуло чем-то вроде испорченного мяса.

— Кости, — повторил Бовриль, глядя куда-то вперед.

Дэрин подняла бинокль. Под летным комбинезоном по спине прокатилась холодная струйка пота. На горизонте гигантскими дугами сходилась дюжина столбов. Это была… грудная клетка мертвого воздушного зверя величиной с половину «Левиафана». На свету она отливала белизной. Ребра походили на сведенные вместе пальцы исполинского скелета, между которыми были видны остатки гондолы.

Неудивительно, что их громадный водородный летун опасливо ежился под ногами.

— Мистер Ригби, сэр, впереди по курсу обломки воздушного корабля.

Боцман посмотрел пристальнее в сторону горизонта и присвистнул.

— Вы думаете, сэр, — спросила Дэрин, — он попал под этот взрыв, или что там было?

— Нет, юноша. У воздушных зверей кости полые. Сила, что вырвала все те деревья, сломала бы их как спички. Вероятно, бедняга летун объявился здесь позже.

— Видимо, да, сэр. Мне свистнуть еще одну ящерицу и поставить в известность мостик?

Словно в ответ на ее слова резко упали обороты двигателей. После двух дней полета на полном ходу бескрайний лес, именуемый «тайга», окутал внезапной тишиной.

— Я думаю, они знают, — сказал мистер Ригби негромко.

По мере приближения «Левиафана» к мертвому летуну Дэрин рассмотрела среди павших деревьев и иные кости — скелеты мамонтин, лошадей и созданий поменьше, разбросанные внизу по подлеску как кегли.

Если прислушаться, то по морозному воздуху доносились звуки звериного рева. Дэрин уже слышала что-то похожее вчера, когда поднимали груз, и сбрасываемый балласт распространил вокруг обилие резких запахов.

— Кажется, сэр, где-то там бойцовые медведи. Да к тому же рассерженные.

— Рассерженные — не то слово, мистер Шарп. Вы не обратили внимания, что мы, пролетая над этими местами, не заметили сверху ни единого лося, ни одного стада косуль или оленей? После падения леса здесь, видимо, достаточно туго с охотой.

— А и правда.

Дэрин присмотрелась к костям существ поменьше. Все они были дочиста обглоданы, а когда отдаленный рев донесся снова, можно было понять, что зверь голоден.

Достаточно скоро в поле зрения появились медведи, по меньшей мере с дюжину — отощавшие, с впалыми боками. Мех на них торчал клочьями, а морды были исцарапаны — вероятно, они грызлись друг с другом. Некоторые, задрав головы, смотрели на «Левиафан», поводя ноздрями.

Ожил гудками клаксон — «длинный-короткий, длинный-короткий», как при подготовке к воздушной атаке.

— Это как-то странно, — заметил мистер Ригби. — Или офицеры думают, что авиабомбы способны поразить это зверье?

— Речь не о бомбометании, сэр. Секретный груз русских состоит в основном из сушеного мяса.

— А, значит, для отвлечения. Как мило со стороны царя обеспечить нам некоторое прикрытие.

— Так точно, сэр, — согласилась Дэрин. Хотя неизвестно, как долго две тонны мяса смогут отвлекать дюжину изголодавшихся медведей размером с дом.

— Ну что, юноша, — с довольным видом сказал мистер Ригби, — а вот и лагерь.

Дэрин опять подняла бинокль.

Среди порушенного лесного массива возвышался обширный круг деревьев. Как и остальные, они были ободраны, словно бы взрыв грянул откуда-то сверху. На поляне среди деревьев виднелись утлые деревянные лачуги в окружении колючей проволоки. Из труб поднимались тонкие столбики дыма, а из дверей выбегали мелкие людские силуэты, суетливо махая зависающему сверху воздушному кораблю.

— Сэр, а как эти люди вообще могли здесь уцелеть?

— Да я и сам теряюсь в догадках, мистер Шарп. Такая проволока не удержала бы и одного зверюгу, не говоря уже о дюжине. — Боцман снял Бовриля с плеча Дэрин. — Пойду отдам этого зверка ученой леди. А вы готовьте к снижению Гекели.

— Слушаю, сэр, — вытянулась Дэрин.

— Тех людей надо организовать на работу с лебедкой, да побыстрее. Если мы сделаем круг, а вы не будете готовы, нам придется вас там оставить.

Планируя к земле, Дэрин внимательнее присмотрелась к палому лесу. Оставшиеся на месте деревьев пни успели порасти лишайником, так что катастрофа, судя по всему, случилась месяцы, если не годы назад. Это несколько утешало. А впрочем, времени на раздумья не было. «Левиафан» уже закладывал вираж, готовясь разбрасывать вяленое мясо в радиусе нескольких миль из расчета на то, что поиск съестного среди поломанной чащобы на какое-то время отвлечет зверей.

Гекели сел аккуратно, внутри кольца колючей проволоки. Встречать Дэрин вышло с три десятка человек — вид у всех голодный и слегка ошалелый (они как будто все еще не могли поверить, что пришло спасение). При этом с полдюжины этих людей ухватили щупальца летательной медузы со сноровкой бывалых авиаторов.

Среди встречающих выделялся высокий стройный брюнет с щегольскими усиками и пронзительно синими глазами. Если другие были одеты в облезлые, кустарной выделки меха, то на нем красовалось элегантное пальто, а еще он держал на отлете вычурного вида трость. Брюнет молча наблюдал, как найтовится Гекели, после чего приблизился к Дэрин.

— Вы британцы? — осведомился он на английском с незнакомым акцентом.

Дэрин, которая как раз успела освободиться от летной сбруи, учтиво поклонилась:

— Так точно, сэр. Мичман Дилан Шарп, к вашим услугам.

— Вот незадача.

— Прошу прощения?

— Я, кажется, акцентировал, чтобы в данной экспедиции не были задействованы никакие державы, кроме России.

Дэрин моргнула:

— Прошу извинить, сэр, я насчет этого не в курсе. Хотя вижу, вам действительно слегка не по себе.

— Этим я обязан вам. — Брюнет тростью указал на парящий в вышине корабль. — Но что британское воздушное судно делает, можно сказать, в самом сердце Сибири?

— Спасает вас, черт возьми! — отбросив всякое чинопочитание, крикнула Дэрин. — И разводить дискуссии на этот счет у нас просто нет времени. Сейчас корабль в нескольких милях начнет сбрасывать пищу зверью, чтобы как-то его от нас отманить, хотя бы на некоторое время. Но этого хватит ненадолго.

— Прошу заметить, молодой человек, торопиться вовсе не обязательно. Этот периметр вполне надежно защищен.

Дэрин скептически оглядела кольца колючей проволоки на расстоянии нескольких шагов.

— Позвольте в этом усомниться, сэр. Одного водородного летуна те медведи уже, кажется, слопали. Если они почуют на земле еще одного, проволока их не остановит.

— Ой ли? Смею вас заверить, она остановит любое живое существо. Авек плезир! — Брюнет подступился к заграждению и вытянул трость. Стоило ее металлическому наконечнику коснуться проволоки, как в воздух с жарким треском взлетел сноп искр.

— Ого! — Дэрин инстинктивно отшатнулась. — Что за чертовщина?

— Мое изобретение — так, легкая импровизация, пока еще зачаточная и далекая от совершенства. Но, с учетом обстоятельств, необходимая.

Дэрин с ужасом глянула на Гекели, которого сведущие люди, впрочем, уже оттаскивали от забора на безопасное расстояние. Что ж, по крайней мере, с ума здесь спятили не все.

— Пожалуй, я назову его «забор электрик», — довольный произведенным эффектом, развивал свою мысль брюнет. — Так что медведи держатся от него подальше.

— Еще бы им не держаться, — пораженно сказала Дэрин. — Но мой корабль — живой водородный летун. Так что этот ваш забор на время посадки надо будет отключить, иначе мы все взлетим на воздух.

— Это само собой. Только медведи об отключении знать не будут. Работы профессора Павлова в данном смысле весьма наглядны и поучительны.

Дэрин ученую блажь брюнета проигнорировала:

— Эта полянка для моего корабля тесновата. Нам надо будет выбраться туда, где деревья вповалку. — Она медленно повернулась, пересчитывая стоящих людей. Всего двадцать восемь; быть может, на три сотни кило тяжелее только что скинутого груза. — Это все? С таким весом быстро подняться не так-то просто.

— Эти трудности мне понятны. Я сам прибыл сюда воздушным судном.

— В смысле, на том летуне, который мы видели? Что с ним вообще, черт возьми, произошло?

— Мы скормили его медведям, мистер Шарп.

Дэрин отступила на шаг:

— Вы что?

— При планировании моей экспедиции царские советники не учли отдаленности данного района. Запасы провианта оказались недостаточны, и медведи грузового состава стали проявлять свои охотничьи инстинкты. По этой причине судьба всего проекта оказалась под угрозой. Надо было принимать какое-то решение. — Брюнет повертел тростью. — Впрочем, знай я тогда, что в итоге в дело вмешается британский воздушный флот, я бы, возможно, поступил по-иному.

Дэрин, будучи все еще не в силах поверить в услышанное, покачала головой. Расправиться так с бедной безвинной животиной? И как царь посмел послать британский воздушный корабль для спасения этого безумца, скормившего своего собственного летягу медведям?

— Прошу прощенья за вопрос, сэр, но кто вы, черт возьми, такой?

Усатенький брюнет выпрямился и, откашлявшись, с нарочитой галантностью протянул руку:

— Я Никола Тесла. Приятно, так сказать, познакомиться.

ГЛАВА 7

«Левиафан» находился на расстоянии нескольких миль от стоянки, когда в его днище открылись створки бомбового отсека и с десятисекундными интервалами начали выпадать тюки вяленого мяса. С выпадением каждого тюка корабль поднимался в воздухе чуть выше.

— Уловка хитроумная, ничего не скажешь, — признал мистер Тесла. — Разумеется, доставь вы сюда эту пищу раньше, у меня бы по-прежнему было воздушное судно.

Дэрин бросила на него недобрый взгляд. Этот человек говорил о содеянном так легко, словно это не он скормил бойцовым медведям не только своего летуна, но, как она теперь поняла, и мамонтин, и даже лошадей своего грузового состава. И все лишь для того, чтобы задержаться в этом треклятом месте еще на несколько недель.

— Чем же вы здесь занимались, мистер Тесла?

— А вы, мальчик мой, так и не догадались? Разумеется, изучал здешний феномен.

— Ну и как, выяснили, что его вызвало?

— Причина происшедшего была мне известна изначально. Любопытство вызывали разве что результаты. — Плотоядно шевельнув усиками, он поднял руку. — До поры, сами понимаете, я вынужден хранить это в секрете, но скоро мир обо всем узнает.

Его глаза безумно блеснули, и Дэрин поскорей отвернулась к «Левиафану», настолько ей стало неуютно.

Без всяких сомнений, это был тот самый Тесла, что изобрел пушку Теслы — орудие сродни молнии, что дважды чуть не погубило «Левиафан». Ученый-жестянщик, создатель секретных видов оружия германцев, и в то же время царь дал ему карт-бланш в дарвинистской России.

Все это просто не укладывалось в голове.

Дэрин вспомнила о загадочном устройстве, скрытом на нижних палубах «Левиафана». Она с тревогой подумала о том, для чего этому человеку взбрело в голову тайком притащить его сюда. Ведь явно не для отпугивания медведей.

Моторы «Левиафана» зажужжали легче. Бомбометание закончилось.

— Сейчас они подойдут, — встрепенулась Дэрин. — Нам надо направляться к поляне.

Тесла, взмахнув тростью, что-то произнес, вероятно, по-русски. Люди дружно разбежались по лачугам и вернулись обратно уже с объемистыми рюкзаками на плечах.

— Прошу прощения, сэр, но все эти принадлежности брать с собой нельзя. Мы все вместе уже и так весим тяжелее некуда.

— Я едва ли могу бросить здесь свои фотоснимки и образцы, молодой человек. На сбор этих материалов ушли годы!

— Но если корабль не сможет подняться, им все равно суждено пропасть. Вместе с нами!

— В таком случае вам придется потесниться. Или оставить моих людей здесь, внизу.

— Вы с ума сошли? — гневно воскликнула Дэрин. — Послушайте, сэр! Если вы хотите остаться здесь со своими образцами и пойти на корм медведям, то это ваше дело. Но эти люди пойдут со мной без всякой поклажи!

Тесла желчно рассмеялся:

— Боюсь, вам придется объяснить это им. Как у вас с русским, мистер Шарп?

— Превосходно, — сблефовала Дэрин, оборачиваясь к людям. — Кто-нибудь из вас говорит по-английски? Ду ю спик инглиш?

На нее смотрели в растерянности. Один человек брякнул наобум английское ругательство, но на этом его словарный запас, вероятно, иссяк, и он пожал плечами.

Дэрин стиснула зубы, мысленно костеря Алека за то, что его сейчас нет рядом. При всем своем багаже бесполезных знаний он мог свободно изъясняться на нескольких языках. И этот ученый сумасброд, быть может, внял бы голосу своего собрата-жестянщика.

Она снова оглядела людей. Вероятно, некоторые из них управлялись с ныне погибшим летуном, а потому могли разбираться в весовых ограничениях… Впрочем, на пантомиму не было времени. Сквозь безмолвную чащу эхом доносился рев медведей, вероятно уже нашедших первые тюки с едой и завязавших из-за нее грызню.

— Выводите ваших людей, сэр, — приняла решение Дэрин. — Обсудим все на корабле.

Чтобы выйти на опушку, ушло несколько минут, и еще немного, чтобы отыскать сравнительно ровную площадку, где мог бы приземлиться «Левиафан». Понятие «ровная» было, конечно, сугубо условным. Здесь, рядом с эпицентром разрушения, деревья лежали не аккуратно, а вроде счетных палочек у нерадивого школяра, дикой мешаниной. А еще было полно торчащих вразнобой пней.

Дэрин карабкалась через древесные стволы, надеясь, что ощущение дистанции во всей этой неразберихе ее не подведет. Русским она подавала знаки и махала, как капитан крикетной команды, расставляющий игроков на поле. Вскоре ей удалось расположить их длинным овалом размером чуть больше гондолы «Левиафана».

— Корабль после сброса тюков стал легче, — объясняла она Тесле. — Обычно капитан при посадке водород стравливает, но только не в том случае, если требуется экстренный подъем. А потому, чтобы принайтовить корабль, нам потребуется тянуть веревки.

— А нас на это хватит? — Ученый вопросительно поднял бровь.

— Деваться некуда. Буквально один порыв ветра, и нас всех вздернет в воздух. Поэтому, когда сбросят концы, люди должны сразу же примотать их к деревьям. — Она указала на поваленную сосну обхватом с бочонок. — Чем толще, тем лучше.

— Но нам не хватит сил притянуть корабль вниз.

— Ничего, он это сделает сам, за счет лебедок внутри гондолы. Как только он спустится достаточно низко, мы залезаем на борт и обрубаем концы, тогда корабль подбросит как пробку на поверхности воды.

Дэрин умолкла, прислушиваясь. По лесу катились раскаты утробного рева — звук, от которого буквально волосы становились дыбом. То ли звери уже приблизились, то ли просто нервы сдают.

— Если услышите, что клаксон дает двойные гудки, приказывайте вашим людям выбрасывать из окон все что ни попадя, включая ваши драгоценные образцы, иначе мы все достанемся на обед медведям!

Тесла кивнул и начал инструктировать своих людей на русском, помахивая при этом тростью. Наставление насчет балластной тревоги он, похоже, опустил, но сейчас с этим ничего нельзя было поделать. Дэрин вытащила кусок линька и стала вязать крепежный узел на случай, если придется карабкаться. Вскоре над головами показался корабль, двигатели которого замолкли, как только экипаж положил его в воздушный дрейф. Из иллюминаторов грузовой палубы стали густо шлепаться буты канатов, и вот уже вокруг образовался целый лес колышущихся веревочных лиан. Русские заметались, подхватывая концы и найтовя их к деревьям. Среди людей сноровкой сразу выделялись воздухоплаватели — как минимум дюжина должна была состоять в экипаже погибшего воздушного судна. Понятное дело, они соображают, что если медведи окажутся на подходе, а корабль не будет набирать высоту, то драгоценный багаж ученого должен будет неминуемо полететь за борт. Любой приличный воздухоплаватель, не колеблясь, ослушается мистера Теслу после того, как тот поступил с ни в чем не повинным летуном.

Когда от узлов отступил последний из работающих, Дэрин выхватила свои сигнальные флажки и просемафорила наверх о готовности. Веревки стали натягиваться, содрогаясь и поскрипывая, как только начали вращаться вороты лебедок.

Поначалу громада корабля, казалось, не двигалась. Но вот на земле как живые заерзали, зашевелились стволы, что потоньше. Дэрин подбежала к ближайшему из них и прыгнула на него, давя своим весом. Русские быстро смекнули, и вскоре ерзающие стволы уже прижимали к земле люди. Тесла взирал на все происходящее бесстрастно, как будто в эту минуту проходила не операция по спасению, а рутинный лабораторный опыт.

Было около полудня, и тень «Левиафана» покрывала сейчас всю округу, медленно расширяясь по мере снижения корабля.

Дэрин, прислушавшись, невольно нахмурилась. Медведей отчего-то не было слышно. Они что, удалились за пределы слышимости? Или же звери уже нашли и сожрали последний кусок мяса и теперь спешат на запах воздушного зверя?

— Какой он большой, этот ваш водородный летун, — говорил между тем Тесла. — А что там за надпись, «Левиафан»?

— Так точно. Получается, вы о нас слышали?

— В самом деле. Вы были…

В эту секунду дунул резкий порыв ветра, и дерево, на котором стояла Дэрин, рванулось в воздух, сбив мистера Теслу наземь. «Левиафан» протащило метров на двадцать, а следом за ним горстку русских, которые, впрочем, успели ловко зацепиться за стволы. Вскоре ветер стих, и корабль снова пошел к земле.

— Вы в порядке, сэр? — окликнула Дэрин.

— Со мной все хорошо. — Тесла встал, невозмутимо отряхивая пальто. — Ну, так если ваш корабль способен поднимать целые деревья, то к чему сетовать на излишек поклажи?

— То был порыв ветра. Вы хотите поставить свою жизнь в зависимость от следующего?

Дэрин посмотрела наверх. «Левиафан» был достаточно низко, чтобы можно было различить в переднем окне одного из офицеров. В руках у него мелькали сигнальные флажки… «МЕДВЕДИ ИДУТ СЮДА ПЯТЬ МИНУТ».

— Черт, — только и сказала Дэрин.

Воздушный корабль находился все еще в десятке метров над землей, когда вдали появился первый бойцовый медведь.

Он вприпрыжку бежал через полосу стоящих деревьев, дыша паром на морозном воздухе. Зверь был сравнительно небольшой, от силы метра три в холке. Возможно, остальные сородичи не подпустили его к остаткам своей трапезы. В общем, вид у него был явно несытый.

— Всем наверх! — крикнула Дэрин, сама указывая вверх на свою веревку. — Прикажите всем лезть!

Мистер Тесла не сказал ни слова, но его люди, похоже, в переводе не нуждались. Они принялись спешно взбираться к иллюминаторам, перебирая руками по толстым причальным канатам. Скинуть с себя рюкзак никто из них не удосужился, может, из боязни перед этим жестянщиком-ученым, строго-настрого велевшим им ничего не оставлять. Впрочем, теперь с этим ничего нельзя было поделать.

И Дэрин стала быстро карабкаться вверх по своему причальному канату, мысленно похвалив себя за вовремя завязанный крепежный узел.

Как только на канатах повисли люди, концы стали провисать, а корабль снижаться. Именно такого расклада Дэрин стремилась избежать: еще один порыв ветра неизбежно вновь натянет верви, стряхнув с них людей.

Она оглянулась через плечо. Небольшой медведь вырвался на открытый участок, а за ним маячили другие, более крупные силуэты.

— Шарп! — окликнул из иллюминатора мистер Ригби. — Скажите этим людям скинуть поклажу!

— Я пытался, сэр! Они не говорят по-английски!

— Они что, не видят, что медведи прут? Рехнулись?

— Почему, видят, просто боятся вон того типуса, — она дернула подбородком в сторону Теслы, все так же бесстрастно созерцающего приближение медведя. — Вот кто действительно безумен!

В воздухе шикнула пневматическая пушка, и послышался вой. Ближнего медведя жахнула антиаэропланная стрела, отчего тот кубарем полетел среди павших деревьев, но секунду спустя поднялся и тряхнул башкой. На клочковатом меху зверя появилась свежая отметина, однако зверь, целый и невредимый, возмущенно взревел.

— Я думаю, сэр, вы его только разозлили!

— Не волнуйтесь, мистер Шарп! Мы как раз к месту используем успокоительное!

Взбираясь, Дэрин оглянулась назад и увидела, что медведь теперь не бежит, а шатко ковыляет среди стволов как подвыпивший матрос. Когда Дэрин подобралась к иллюминатору, мистер Ригби высунул руки и затащил ее внутрь.

— Сейчас сбросят лишний груз, — сообщил боцман, — так что с перевесом проблем не будет. Только, учитывая интервенцию медведей, снижаться близко к земле капитан запретил. Эти люди смогут самостоятельно взобраться на борт?

— Так точно, сэр. Примерно половина из них авиаторы, так что не…

— Боже правый, — перебил мистер Ригби, выглядывая из иллюминатора. — Что этот человек, черт возьми, вытворяет?

Дэрин вместе с боцманом выглянула в окно. Мистер Тесла все так же неподвижно стоял на месте, флегматично глядя на троих медведей, которые успели вырваться из завала деревьев.

— Черт подери! — выдохнула Дэрин. — Я же не думал, что он настолько безумен.

Самый крупный зверь мощными скачками перемахивал через палые стволы и был уже от Теслы в каких-нибудь двадцати метрах. Ученый невозмутимо поднял свою трость.

С ее кончика мгновенно сверкнула небольшая молния, расколов грохотом воздух. Зверь вскинулся на задние лапы и взвыл, на долю секунды словно окутанный золотистым коконом. Затем свет иссяк, а медведь с воем обратился в бегство, увлекая за собой своих сородичей.

Мистер Тесла оглядел наконечник своей трости, черный и задымленный, затем поднял голову и посмотрел на присутствующих.

— Теперь можете снижаться спокойно, — сказал он. — Звери с час-полтора будут соблюдать осторожность.

Боцман оторопело кивнул, и прежде чем он успел свистнуть вестовую ящерицу, заработали лебедки, и корабль вновь пошел на снижение. Офицеры словно шли у ученого на поводу.

— Сдается мне, мистер Шарп, — боцман наконец обрел дар речи, — соблюдать осторожность надо будет не только медведям.

— Видимо, да, сэр, — медленно кивнула Дэрин. — Надо будет приглядывать за этим господином.

ГЛАВА 8

Алек проснулся от раскатистого треска, жужжания и чудовищного рева. Он сидел и ошалело моргал. Мелькнула мысль, что он только что очнулся от кошмара. Но что странно, звуки не стихали — крики, скрип вервей, звериный рев. В воздухе пахло озоном, как после удара молнии. Алек скинул на пол ноги и подбежал к иллюминатору своей каюты. Он-то думал вздремнуть всего часок, но солнце, оказывается, стояло уже высоко, и «Левиафан», видимо, успел прибыть к пункту назначения. К земле тянулись десятки причальных канатов. Правда, фигуры, что с ними управлялись, были одеты не в авиаторскую форму, а в потертые меха, и перекрикивались на… русском? Земля была вся как есть завалена павшими деревьями — сотни их, если не тысячи. Вдали из труб на крышах избушек курился дымок. Это что, поселок лесорубов?

Тут до слуха вновь донесся рев, и среди палых деревьев он увидел… бойцовых медведей — взъерошенных, без седоков и даже без сбруи. Алек невольно отступил от окна: корабль находился так низко, что гигантские звери могли до него дотянуться!

Но они, похоже, давали стрекача. Алеку вспомнился разбудивший его громовой раскат. Видимо, экипажу корабля удалось каким-то образом отпугнуть страшных зверюг.

Он высунулся из окна в тот момент, когда «Левиафан» приземлялся. Были сброшены сходни, и на борт взошли русские, по меньшей мере две дюжины. Вскоре завыла корабельная сирена, возвещая об экстренном подъеме. Алек сунул голову в каюту как раз вовремя: концы обрубили так, что свистнул воздух, и корабль рвануло вверх, как те паровые лифты, на которых Алеку доводилось взлетать в Стамбуле.

Что же это за место? Хаос поваленных деревьев простирался до самого горизонта — тут не только поселок, а и целый город лесорубов не справится. Даже когда «Левиафан» набрал высоту, голым стволам не было видно конца и края.

Алек повернулся к двери каюты, раздумывая, куда бы пойти за ответом. Дарвинисты, понятно, могли по необходимости прибегнуть к его навыкам жестянщика, но сейчас они его звать явно не будут. А где, интересно, мог в это время находиться Дилан? В грузовом отсеке?

При мысли о пареньке Алек вспомнил оставленную на постели газету. Вновь всплыли в памяти вопросы, одолевавшие его перед сном. Хотя сейчас обременять себя мыслями о загадочном Дилане Шарпе было явно не время.

В коридорах корабля толкались русские, что поднялись на борт, — небритые, запущенные, донельзя отощавшие под своими мехами. Экипаж «Левиафана» пробовал освободить их от тяжелой поклажи, но они сопротивлялись. Русская и английская речь смешались в общем монологе, но особого толка не было.

Алек огляделся, пытаясь уяснить, как корабль смог поднять их всех. Вероятно, экипаж сбросил за борт все, от чего только можно было избавиться.

На плечо легла рука в перчатке:

— О, Алек, это ты! Как кстати!

Он обернулся и увидел Дилана — в летном костюме, ботинки в грязи.

— Ты был там? — спросил Алек. — С теми медведями?

— Ага. Они не такие уж и страшные. Слушай, ты русский знаешь?

— Все русские, которых я встречал, говорили по-французски. — Алек поглядел на изможденных, неухоженных людей и пожал плечами: — Только я думаю, то был другой социальный класс: российское дворянство.

— Ну, так все равно спроси, дурень!

— Конечно.

Алек начал проталкиваться вперед по коридору, обращаясь направо-налево с одной и той же фразой: «Парле ву франсэ?»

Секунду спустя эту же фразу с характерной шотландской напевностью подхватил Дилан. У одного из русских мелькнуло в глазах что-то похожее на узнавание, и он подвел их обоих к невысокому человеку в пенсне, у которого из-под мехов виднелся синий китель.

Алек учтиво поклонился:

— Же сюи Александр, принс де Гогенбург.

Человек тоже ответил поклоном и на вполне сносном французском сказал:

— А я Виктор Егоров, капитан императорского воздушного судна «Императрица Мария». Вы здесь за старшего?

— Нет, сэр. На этом корабле я всего лишь гость. Вы начальник этих людей?

— Вы хотели сказать, командир того пропавшего судна? — Человек горестно усмехнулся и неприязненно посмотрел через плечо Алека. — Увы, командует здесь этот вот прохвост.

Среди людского столпотворения особняком стоял высокий человек в гражданской одежде, которого как раз сейчас уводили двое корабельных офицеров.

Алек обернулся к Дилану:

— Это Егоров, капитан воздушного корабля. Но распоряжается здесь не он, а вон тот, в пальто. — Алек указал.

— Тот? — Дилан фыркнул. — С ним мы уже завели знакомство. Мистер Тесла, ученый у жестянщиков. Сумасброд просто редкостный.

— В смысле, Тесла, изобретатель? — изумился Алек. — Да ну, не может быть.

Заслышав это имя, капитан Егоров презрительно сплюнул:

— Он-он! Погубил мой корабль, да и нас всех чуть не угробил! Бурбон стоеросовый, но имеет поддержку всех царских сатрапов!

Алек на выверенном французском уточнил:

— Так вы хотите сказать, что это и есть Никола Тесла? А я думал, он работал на жестянщиков.

— Работал, да еще как, — подтвердил капитан. — Германцы финансировали его эксперименты как раз в то время, когда другие это делать отказывались, и он разработал для них целый ряд видов вооружений. Теперь же, когда грянула война и он увидел, что они сделали с его родиной… Он же серб.

— А-а, — протянул Алек. — Ну, конечно.

Эта великая война, что расползлась сейчас по всему миру, началась с вторжения в Сербию, за что вина, собственно, лежала на семействе Алека. Его отец, наследник австро-венгерского трона, и мать были убиты группой сербских революционеров, во всяком случае, так это преподносилось. На самом же деле этот заговор был подло спланирован двоюродным дедом Алека вкупе с германцами. Маленькая же Сербия стала первой жертвой австрийской мести.

— Постой-постой, — прищурился капитан Егоров, — а на тебе, часом… не австрийская форма?

Алек оглядел себя: и вправду, поверх промасленного комбинезона механика он второпях накинул на себя летную куртку.

— Да. Если точно, форма габсбургской гвардии.

— А, так ты, значит, принц Гогенбург? — Капитан Егоров покачал головой. — Сын эрцгерцога на британском воздушном корабле? Ну и дела. Значит, газеты правду писали.

Получается, что так. И как только вздорные статейки Эдди Малоне могли достичь, подумать только, Сибири?

— Да, в какой-то степени. Я Александр.

Егоров сухо усмехнулся:

— Ну, коли в перебежчиках может оказаться изобретатель жестянщиков, то почему им не может стать австрийский принц?

Алек кивнул, постепенно постигая смысл слов. Никола Тесла — изобретатель беспроволочной рации, пушки Теслы и бессчетного числа других изобретений — примкнул к дарвинистам. Граф Фольгер от этой новости будет в восторге.

— О чем вы там треплетесь? — спросил Дилан. — Он тебе еще не сказал, на кой черт здесь находится этот ученый жестянщик?

— Мистер Тесла, оказывается, присоединился к дарвинистам, — сказал Алек на английском. — Но зачем вы все здесь, в Сибири? — снова повернулся он к капитану. — Ведь мистер Тесла изобретатель, а не геолог.

— Он искал что-то в тайге среди павших деревьев. — От воспоминания Егоров поежился. — Что именно, непонятно.

Алеку вспомнился тот странный аппарат в недрах корабля:

— Что-нибудь металлическое?

Капитан Егоров пожал плечами:

— Да кто его знает. Может быть. Несколько дней назад его солдаты раскопали большую дыру, а сам он был весь на взводе. После этого мы возвратились за ограждение ждать прибытия спасателей.

Алек обернулся к Дилану и примерно передал смысл сказанного:

— Тесла что-то здесь искал, что-то секретное. И возможно, что несколько дней назад нашел, уж что бы там ни было.

— Вот черт. То есть теперь оно на борту. — Дилан оглядел коридор, полный людей с громоздкими рюкзаками, но Теслы среди них не было. — А его самого повели на разговор с офицерами.

— Ты думаешь, они захотят встретиться и с капитаном Егоровым? — спросил Алек.

— Как пить дать. — Дилан улыбнулся. — И скорее всего им понадобится переводчик.

У входа в передний коридор стоял караульный, задачей которого было сдерживать русских. Тем не менее, когда Дилан подошел, он отсалютовал и выслушал, кто такой капитан Егоров, а также что он не говорит по-английски. Через несколько минут Алек с русским капитаном оказались допущены в коридор.

— Держи ухо востро с тем выжигой! — напутствовал Дилан, прежде чем вернуться обратно к толпе людей.

В штурманской находились капитан Хоббс, доктор Барлоу, доктор Баск и знаменитый мистер Тесла. Изобретатель был одет весьма элегантно, и это при том, что его только что подняли на борт среди безлюдных сибирских просторов, таких же диких, как и взгляд его пронзительных глаз. Рукой он сжимал трость, половина которой как будто побывала в камине.

— Я не вижу причины для присутствия здесь этого человека, — заявил Тесла, указывая на вошедшего капитана Егорова с надменной холодностью. Тот в ответ бросил ему короткую фразу на русском. Доктор Барлоу увещевающим тоном сказала:

— Этот момент труден для нас всех, господа. Наш корабль полон людей, но припасов на нем почти нет. Опытность же еще одного воздушного капитана не принесет ничего, кроме пользы. — Тесла презрительно фыркнул. Ученая леди это вежливо проигнорировала. — Будьте так добры, переведите, — обратилась она к Алеку, — а то мой французский слегка подзаржавел.

Переводя ее приветствие Егорову, Алек услышал бормотание и, поглядев вверх, увидел, что с труб для вестовых ящериц под потолком свисают Бовриль и лори доктора Барлоу. Оба взахлеб смаковали звучание нового языка.

— Весьма признателен вам за наше спасение, — с полупоклоном произнес капитан Егоров, — и позвольте выразить сочувствие по поводу непростой ситуации, в которой вы оказались. Хотя моей вины в этом нет. Если кого и винить, так вот этого безумца, что приказал своим солдатам уничтожить мое воздушное судно, скормив его медведям!

Последнее Алек перевел сбивчиво, с трудом веря словам, которые сейчас слышал. У офицеров «Левиафана» вид был тоже потрясенный.

После секундной тишины, прокашлявшись, подал голос доктор Баск:

— Возможно, не нам выносить суждение о том, что произошло. Мы здесь всего лишь с миссией спасения, не более. — Обратившись к капитану Егорову, он выговорил на ломаном французском: — Я доктор Баск, заведующий научной частью на «Левиафане», воздушном корабле его величества.

Французский доктора Барлоу, когда она представлялась, оказался таким безупречным, что Алек с недоумением подумал, зачем он здесь вообще нужен. У мистера Теслы, судя по нетерпеливому постукиванию трости, все эти застольные любезности не вызывали ничего, кроме скучного раздражения. Однако, когда представился Алек, глаза изобретателя ожили.

— Так вы тот знаменитый принц? — воскликнул он на английском. — Как же, как же, наслышан. Вернее, начитан.

— Как, и вы тоже? — смутился Алек. — Я и представить себе не мог, что «Нью-Йорк уорлд» настолько популярен в Сибири.

Тесла на это рассмеялся:

— Как раз в Нью-Йорке находится моя лаборатория, так что разговоры о вас до моего отъезда, смею вас заверить, шли по всему городу. А когда я проезжал через Санкт-Петербург, при царском дворе тоже только и разговору было что о вас!

Алеком овладело неприятное чувство, как всегда при мысли о том, что тысячи чужих людей обсуждают детали его жизни.

— Не берите на веру все, что пишут в газетах, мистер Тесла.

— Что вы, как можно. Они разглагольствуют, что вы тайно манипулируете Османской империей, а вы вместо этого здесь, на борту английского корабля. Вы скрываете тот факт, что перешли в дарвинисты?

— Дарвинисты? — Алек опустил глаза, внезапно осознав, что в помещении находятся сплошь офицеры «Левиафана». — Не знаю, с какой долей обоснованности можно это утверждать. Видимо, когда вы обо мне читали, от вас не укрылось, что смерть моих родителей — плод заговора держав жестянщиков. Ответственность за развязывание этой войны несут германцы и мой двоюродный дед, император Австро-Венгрии. Я же лишь хочу положить конец этой войне.

Тесла с неспешной величавостью кивнул:

— В таком случае мы с вами оба борцы за мир.

— Весьма благородно с вашей стороны, джентльмены, — вставил капитан Хоббс. — Однако на сегодня мы все участники войны. У нас на борту прибавилось двадцать восемь ртов, которые нужно кормить, а большинство припасов мы сбросили в тундре, чтобы освободить место для этих новых пассажиров.

— У воздушных судов, безусловно, есть свои недостатки, — заметил мистер Тесла.

Эту фразу Алек проигнорировал, быстро переведя слова Хоббса на французский.

— Если взять курс прямо на летное поле Владивостока, — высказал мнение капитан Егоров, — то это спасет нас всех. Судите сами: это в двух днях пути. С голода за это время мы не умрем; что же касается воды, то можно без приземления ловить снег, что на русских воздушных судах обычное дело.

Алек перевел на английский и заручился твердым кивком капитана Хоббса.

— Мы признательны, что в данном конфликте вы приняли нашу сторону, мистер Тесла. К тому же царь просил нас оказывать вам всемерную поддержку. Но боюсь, капитан Егоров прав. На данный момент мы не можем взять курс на Санкт-Петербург. Нам придется продолжить полет на восток.

Изобретатель с досадой отмахнулся:

— Мне, в сущности, и неважно. Я еще сам не решил, куда бы мне хотелось направиться.

— Хвала небесам за мелкие услуги, — тихо сказала доктор Барлоу.

— После дозаправки во Владивостоке мы, вероятно, будем вынуждены завершить свою миссию в Японии, — сказал капитан Хоббс. — Хотя не могу сказать однозначно, пока мы не получим из Лондона приказ Адмиралтейства.

— Если бы у вас была беспроводная рация, — вздохнул Тесла, — а не эти вздорные птицы.

Капитан Хоббс его слова проигнорировал.

— А пока нам придется ввести жесткие ограничения на пищевое довольствие, — сказал он и посмотрел на капитана Егорова. Алек перевел его предложение на французский.

— Мы сами авиаторы и поэтому безусловно понимаем ситуацию, — согласился Егоров. — Все мы, что и говорить, в экспедиции недоедали. Ох уж эта мне Тунгуска.

— Тунгуска, — повторил с потолка Бовриль.

Доктор Барлоу поглядела на зверка, после чего спросила по-французски:

— Это название местности?

Егоров пожал плечами:

— Река Тунгуска протекает через этот лес. А у самой местности вообще вряд ли есть название.

— Пока, — вклинился Тесла. — Хотя вскоре о происшедшем здесь узнают все.

Доктор Барлоу, обернувшись, спросила на английском:

— А что, если не секрет, здесь произошло, мистер Тесла?

— Скажу просто: крупнейший взрыв в истории нашей планеты, — тихо ответил ученый эксцентрик. — Один лишь звук повыбивал все окна на сотни миль в округе. Повалил как щепки вековой лес во всех направлениях и взметнул в небо такую пыль, что небеса по всему миру приобрели красноватый оттенок на целые месяцы.

— По всему миру? — переспросила доктор Барлоу. — И когда же именно это произошло?

— Ранним утром тридцатого июня тысяча девятьсот восьмого года. В цивилизованном мире атмосферные эффекты оказались едва замечены. Хотя если бы это произошло где-нибудь в другом месте, а не в глухой Сибири, то событие наверняка бы вызвало изумление всего человечества.

— Изумление, — шепотом повторил Бовриль, вызвав у Теслы заметное раздражение. Алек глянул за наклонные окна штурманской: даже на этой высоте массиву павших деревьев не было видно конца.

— Я здесь затем, чтобы изучить случившееся, и достаточно скоро я доложу о моих результатах. — Замолчав, изобретатель положил неожиданно тяжелую руку на плечо Алеку и обратил на него свой взгляд. — И когда я это сделаю, мир содрогнется, или, быть может, обретет, наконец, спокойствие и умиротворенность.

— Умиротворенность? — переспросил Алек. — Как следствие взрыва? Но что его вызвало, сэр?

Мистер Тесла улыбнулся и трижды стукнул своей тростью по полу:

— Голиаф.

ГЛАВА 9

— Сумасброд он, конечно, редкий, — заявил Алек.

Граф Фольгер задумчиво барабанил по столешнице пальцами, все так же не сводя глаз с Бовриля. Доктор Барлоу по окончании встречи отдала зверка Алеку, а он даже не стал тратить время на то, чтобы отнести его к себе в каюту, настолько чрезвычайной казалась новость. Теперь вот Фольгер и зверок пялились друг на друга (состязание, доставляющее Боврилю, судя по всему, немалое удовольствие). Алек снял тварюшку с плеча и поместил на пол.

— Мистер Тесла говорит, что проделал все это из лаборатории в Америке, — сказал он, подойдя к окну каюты, — активизировав какой-то прибор. Шесть лет назад.

— В тысяча девятьсот восьмом? — спросил Фольгер, не отводя глаз от зверка. — И все это время дожидался, чтобы поведать об этом миру?

— Русские отказывали ученому-жестянщику во въезде на территорию своей страны, — ответил Алек. — До тех пор, пока он не перешел на их сторону. Так что он лишен был возможности изучить эффект напрямую. Теперь же он своими глазами увидел, на что способно его оружие, и заявляет о своем намерении обнародовать свое изобретение.

Фольгер наконец отвел от Бовриля взгляд:

— Так зачем было испытывать оружие в месте, которое он не мог посетить?

— Мистер Тесла говорит, это была случайность, что-то вроде осечки. Он лишь хотел «устроить некий фейерверк», но не догадывался, насколько мощным окажется этот его «Голиаф». — Алек нахмурился. — Но вы-то, понятно, ничему этому не верите?

Фольгер обернулся и уставился в окно. Под «Левиафаном» проплывала зона, где разрушение выглядело уже не столь явным и повалены были лишь деревья помоложе и послабей. Хотя последствия чудовищного взрыва ощущались и здесь.

— У вас есть какое-нибудь другое объяснение тому, что здесь произошло?

Алек, медленно вздохув, подтянул к себе стул и сел:

— Конечно, нет.

— Голиаф, — сказал тихонько Бовриль.

Граф Фольгер удостоил тварюшку неодобрительным взглядом:

— А что думают дарвинисты?

Алек пожал плечами:

— Суждений мистера Теслы они не оспаривают. Во всяком случае, в глаза. Они довольны уже тем, что он принял их сторону.

— Еще бы. Этот субъект если и рехнулся, то все равно еще может козырнуть перед ними парой фокусов. А уж если говорит правду, то, глядишь, он и впрямь способен положить конец войне мановением руки.

Алек снова посмотрел в окно. Невиданный размер этого лесоповала, а также то, что Фольгер не принял абсурдное, казалось бы, заявление Теслы в штыки и даже не поднял его на смех, вызывало смутное чувство тревоги.

— Мне кажется, это недалеко от истины. А вы представьте себе после такого взрыва, скажем, Берлин.

— Нет, не Берлин, — возразил Фольгер.

— В смысле?

— Тесла серб, — заметил граф. — И на его родину напала не Германия, а наша страна.

Бремя войны надавило на плечи с новой силой.

— Вы хотите сказать, что вина в этом лежит на моей семье.

— Я-то как раз не хочу. А вот Тесла, не исключено, считает именно так. И если это его оружие в самом деле настолько разрушительно и он пустит его в ход, то от Вены останутся одни обломки.

Алек почувствовал, как пустота заполняет душу, вытесняя все другие эмоции; нечто подобное он испытывал, узнав о гибели своих родителей, только сейчас все было, пожалуй, еще серьезней.

— Да ну, бросьте. Никто не посмеет использовать такое оружие против мирного города.

— В войне не бывает ограничений, — произнес Фольгер, пристально глядя за окно.

Тут Алеку вспомнился живой летун, скормленный Теслой бойцовым медведям ради завершения эксперимента. Такой человек, похоже, не остановится ни перед чем.

— Обломки, — шепотком повторил Бовриль.

Фольгер еще раз искоса посмотрел на тварюшку, после чего повернулся к Алеку:

— Быть может, принц, это и есть ваш шанс послужить вашему народу, да еще так, как способен редко какой монарх.

— Конечно. — Алек сел, держась прямо. — Мы убедим его, что Австрия не является ему врагом. Ведь он читал обо мне в газетах и должен понимать, что я тоже стремлюсь к миру.

— Это было бы наилучшим выходом, — подытожил Фольгер. — По мы должны удостовериться в его намерениях, прежде чем он ускользнет с этого корабля.

— Он, ускользнет? Я не думаю, что мы сумеем убедить капитана взять его под арест.

— А я не об аресте. — Граф Фольгер подался вперед, опершись о расстеленную по столешнице карту Сибири. — Как близко вы находились от него на том вашем собрании? И как близко от этого человека сумеет оказаться один из нас в последующие дни?

Алек недоуменно моргнул:

— Граф, не предполагаете же вы… насилие.

— Предполагаю я, мой юный принц, единственно то, что этот человек представляет собой опасность для вашего народа. Что, если он думает отомстить за то, что Австрия совершила с его отчизной?

— Гм. Снова месть? — процедил Алек.

— В Вене проживает два миллиона ваших подданных. И вы не поднимете руку ради их спасения?

Алек сидел и не знал, что сказать. Да, действительно, с полчаса назад он стоял так близко от знаменитого изобретателя, что мог запросто всадить в него нож. Но сама эта мысль казалась неслыханным варварством.

— Он считает, что «Голиаф» способен остановить войну, — нашелся наконец Алек. — Этот человек желает мира!

— Все мы его желаем, каждый по-своему, — заметил граф Фольгер. — Вообще, существует много способов остановить войну. И некоторые из них более мирные, чем другие.

В дверь постучали.

— Мистер Шарп, — сказал Бовриль и тоненько хихикнул.

— Заходи, Дилан! — подал голос Алек. Слух у этих лори настолько совершенный, что они способны различать людей по шагам, по стуку и даже по тому, с каким звуком они вынимают кортик или саблю из ножен.

Дверь открылась, и в каюту зашел Дилан, обменявшись на входе с Фольгером холодным взглядом:

— Я так и знал, Алек, что застану тебя здесь. Как прошла встреча?

— Сведений тьма. — Алек вскользь посмотрел на Фольгера. — Я тебе все расскажу, только…

— Я сейчас, пожалуй, лучше немного посплю, — сказал Дилан. — А то всю ночь на ногах. Да еще эта вылазка с медведями, пока ты дремал.

Алек кивнул:

— Тогда Бовриль побудет у меня.

— Ладно, только ты сейчас тоже приляг, — сказал Дилан. — Ученая леди просила, чтобы мы нынче пошастали-повыясняли, что там на уме у мистера Теслы.

— Пошастали, — мгновенно оценил словцо Бовриль.

— Прекрасная мысль, — одобрил Алек. — А то еще неизвестно, что он занес на борт.

— Ну, так увидимся, как стемнеет. — Дилан едва заметно кивнул Фольгеру: — Ваше графское.

Вильдграф в ответ тоже кивнул.

Как только закрылась дверь, Бовриль чуть заметно поежился.

— У вас двоих что, произошла какая-то размолвка? — задал вопрос Алек.

— Размолвка? — Фольгер хмыкнул. — По-моему, нас изначально нельзя было назвать друзьями.

— Изначально? Значит, вы действительно в ссоре. — Алек сухо усмехнулся. — Так что же произошло? Дилан начал брать верх в ваших занятиях по фехтованию?

Вместо ответа ландграф поднялся из-за стола и стал расхаживать по помещению. Алек уже не улыбался: он вспомнил тему их прерванного разговора. Но заговорив, наконец, Фольгер резко сменил тему:

— Алек. Насколько для вас важен этот паренек?

— Мне кажется, граф, еще минуту назад вы предлагали мне план хладнокровного убийства. А теперь вдруг переключились на Дилана?

— Вы уклоняетесь от ответа на мой вопрос?

— Нет, отчего же. — Алек пожал плечами: — Мне кажется, Дилан прекрасный солдат и друг. Я бы добавил, еще и хороший союзник. Ведь это он помог мне попасть на ту сегодняшнюю встречу. Без него мы бы тут с вами сидели и не имели ни малейшего представления о том, что происходит на этом корабле.

— Союзник, значит. — Фольгер снова сел, опустив взгляд на расстеленную по столу карту. — Что ж, пусть так. Значит, Тесла утверждает, что может выпалить из этого своего оружия по любой точке земного шара?

— Что-то я сегодня, граф, не поспеваю за ходом ваших мыслей. Хотя да, он утверждает, что способен поражать цели на любом расстоянии.

— Но откуда у него такая уверенность, если тот первый эпизод произошел, по сути, случайно?

Алек вздохнул, пытаясь мысленно вернуться к встрече. Тесла распространялся насчет этого достаточно подробно. Несмотря на разглагольствования о тайне, хранитель секретов из ученого был никудышный.

— Он работал над этой проблемой шесть лет, с той самой случайной осечки. Из газет он знал, что в сибирской глуши что-то произошло, нечто чрезвычайное. И вот теперь, вымерив точный эпицентр взрыва, он может соответственно откорректировать свои расчеты.

Фольгер кивнул:

— Стало быть, устройство, которое вы собрали вместе с Клоппом, предназначается для поиска эпицентра взрыва?

— Э-э… с чего вы взяли? Вообще-то Клопп говорит, что это металлический детектор.

— А когда приземляется снаряд, то разве после него не остается следов металла?

— Да нет, здесь речь идет совсем о другом. — Алек напрягся, пытаясь вспомнить, как изобретатель характеризовал свое детище. — «Голиаф» — это что-то вроде пушки Теслы. Точнее, он соотносится с земным магнитным полем. Через атмосферу он способен накапливать и делать выброс планетарной энергии буквально по всему свету. Что-то вроде северного сияния, только в миллионы раз мощнее. Как он это описывал, в момент подобного выхлопа воспламеняется сам воздух!

— Я вижу, — подавленно вздохнул Фольгер. — Точнее наоборот, не вижу в упор. Безумие какое-то, в чистом виде.

— Кто бы спорил, — согласился Алек, невольно при этом расслабляясь. Все-таки убивать ученого сумасброда лишь для того, чтобы пресечь поток его воображения, затея сама по себе абсурдная. — Я спрошу у Клоппа, какого он об этом мнения. Да и доктор Барлоу имеет на этот счет свои соображения, в этом сомнения нет.

— Сомнения нет, — глубокомысленно согласился Бовриль.

— И это все, на что способна эта диковина? — махнул рукой на зверка граф. — Повторять слова наобум?

— Наобум, — словно подтвердил Бовриль, хихикнув.

Алек нагнулся погладить мех сидящей на полу тварюшки.

— Я тоже так поначалу считал. Хотя доктор Барлоу полагает, что этот зверок очень даже, — тут он ввернул мудреное словцо, — прозорливо-проницательный. И временами действительно выдает толковые предложения.

— Ну да, — буркнул Фольгер. — Даже остановившиеся часы дважды в сутки показывают правильное время. Хотя ясно как день, что эти существа были всего лишь поводом для догляда по Стамбулу и его окрестностям. Настоящей же целью дарвинистов было не иначе как запустить в пролив своего «Бегемота».

Алек поднял тварюшку себе на плечо. Помнится, в Стамбуле он и сам так думал. Но теперь помнилось и то, как нынче под утро в грузовом трюме Бовриль позаимствовал у ученой леди медальон, с тем чтобы показать принцип работы загадочного устройства. А это, извините, уже не наобум.

Впрочем, говорить это вслух Алек не стал. К чему озадачивать вильдграфа еще сильнее.

— Устройство «Голиафа» я, вероятно, не вполне понимаю, — сказал он вместо этого. — Но еще менее я понимаю, зачем дарвинисты плодят этих своих фабрикатов.

— А вот это и впрямь прозорливо сказано, — одобрил Фольгер. — Вот на этом и стойте. Вы наследник австрийского трона, а не какой-нибудь там смотритель зоосада. Я еще поговорю обо всем этом с Клоппом. А пока, думаю, вам имеет смысл внять совету Дилана и поспать до вечера.

Алек вопросительно выгнул бровь:

— Ага. Значит, вы все-таки не возражаете против моего шастанья с простолюдином?

— Если то, о чем говорит Тесла, правда, то вашей империи грозит огромная опасность. А потому ваш долг разузнать все, что только возможно. — Граф Фольгер поднял на своего воспитанника глаза, полные истовости и одновременно почтительного смирения. — И, кроме того, ваше ясновельможное высочество, иногда шастанье в темноте может оказаться донельзя просвещающим.

Направляясь обратно в каюту, Алек вновь ощутил последствия прошлой бессонной ночи. Верный лори крепко сидел у него на плече, а в голове бессвязно кружили мысли: картина палого леса под кораблем; опасение, что ученый безумец может погубить Австро-Венгерскую империю; жутковатая возможность того, что для ее спасения ему, Алеку, придется, как какому-нибудь головорезу, взяться за нож. Уже упав на койку, он ощутил под собой газету Фольгера и, вынув ее, машинально взялся читать статью о своем друге.

Фольгер сегодня был такой странный, постоянно шарахался от одной темы к другой — от оружия Теслы к Дилану. О чем-то они меж собой повздорили, хотя о чем именно?

Алек разглядывал фотографию Дилана, висящего на хоботе «Неустрашимого». Вильдграф, разумеется, этот репортаж тоже читал. Все газеты, что приносила ему доктор Барлоу, он прочитывал от корки до корки.

— Видимо, Фольгер, вы знаете что-то такое, чего вам знать не следует, разве не так? — сказал Алек негромко. — Потому-то вы с Диланом нынче и на ножах.

— На ножах, — повторил задумчиво Бовриль, прежде чем сползти с плеча Алека на кровать.

Алек поглядел на зверка, снова вспоминая то, что происходило в грузовом отсеке. Тварюшка всю ночь просидела на плече у Клоппа, исправно слушая, пробуя на вкус такие слова, как «магнетизм», «электрика» и прочее. А затем вот так запросто стянула с доктора Барлоу ожерелье и продемонстрировала принцип работы того странного устройства.

Вот как работает проницательность этого создания. Вначале оно слушает, вникает, а затем р-раз и выдает все в стройной системной совокупности. Надо же, как занятно.

Алек перелистнул газету обратно на первую страницу и начал читать вслух. Время от времени Бовриль рядом подавал голосок, радостно повторяя новые для него слова, что-то усваивая.

— …отвага определенно течет в его жилах, ведь он и сам племянник бестрепетного воздухоплавателя, некоего Артемиса Шарпа, всего несколько лет назад погибшего при трагическом пожаре аэростата. Шарп-старший был посмертно представлен к награде, Кресту воздушной доблести, за спасение своей дочери Дэрин от беспощадного пламени разрушительного пожара…

Алек сел. Сон как рукой сняло. Что? Дочери, Дэрин?

— Тоже мне, репортеры, — сказал он со вздохом.

Удивительно, как эти писаки перевирают элементарные, казалось бы, факты. Скажем, он сам несколько раз объяснял Малоне, что Фердинанд — это второе, или среднее, имя его, Алека, отца. Так нет же, надо было в нескольких местах непременно указать на него как на «Александра Фердинанда», как будто это была его фамилия!

— Своей дочери Дэрин, — повторил Бовриль.

Однако что это за безалаберность, менять юношу на девушку? И откуда взялось это нетипичное, в общем-то, имя, Дэрин? Быть может, Малоне специально указал из родни Дилана кого-то не того, чтобы скрыть факт поступления в воздушный флот сразу двух братьев? Но Дилан сам сказал, что это все неправда, ведь так?

Получается, эта самая Дэрин имеет некое отношение к тому истинному семейному секрету, который так упорно не желает разглашать Дилан.

У Алека отчего-то закружилась голова; подумалось, а не отбросить ли эту газету к чертям и заснуть, обо всем забыв из уважения к желаниям Дилана. Да, надо бы заснуть. Но вместо этого он прочел еще абзац:

«По следам этого трагического происшествия лондонский „Дейли телеграф“ писал: „И когда пламя с ревом объяло купол аэростата, отец сбросил свою дочь в крохотной гондоле и, спасая ей жизнь, таким образом предрешил свою участь. Как славно и достойно, что в рядах наших братьев по ту сторону Атлантики есть такие храбрецы, как Шарп, беззаветно служащие в воздушном флоте во время этой ужасной войны…“»

— Предрешил свою участь, — печально повторил Бовриль.

Алек кивнул. Значит, ошибку два года назад допустила британская газета, а Малоне ее просто скопировал. Вон оно что. Тогда все понятно. Но как «Дейли телеграф» мог сделать такую нелепую ошибку?

Тут Алек похолодел. А что, если на самом деле это была Дэрин, а Дилан обо всем просто наврал? Наблюдал за происшествием со стороны, а затем поставил себя на место сестры? От такой непростительной по нелепости мысли Алек прикусил губу. Кому взбредет в голову приукрашивать рассказ о смерти собственного отца? Нет, это просто ошибка.

Но тогда почему Дилан солгал воздушной службе о том, кем был его отец?

Странное, подобное глухой панике ощущение. Видимо, сказывается утомление, а еще эта вздорная, странная ошибка болтуна-репортера. Но как тогда можно верить вообще всему, что читаешь, когда газеты способны так извращать реальность? Ощущение подчас такое, будто весь мир зиждется на лжи.

Он лег, заставив себя закрыть глаза и умеряя гулко стучащее сердце. Какая, в сущности, разница, как произошла та трагедия несколько лет назад? Кому теперь до этого дело? Дилан видел гибель своего отца, и сердце его из-за этого по-прежнему не на месте, это можно сказать с уверенностью. Может, парень сам точно не знает, что именно произошло в тот ужасный день.

Тянулись долгие минуты, но сон не шел. Наконец Алек открыл глаза и поглядел на Бовриля:

— Ну вот, дружок, теперь у тебя все факты.

Зверок лишь пристально смотрел и хранил молчание.

Алек подождал немного и тяжело вздохнул:

— Видно, ты мне в этом деле не помощник? И правда, куда уж тебе.

Он скинул ботинки и вновь закрыл глаза; голова по-прежнему шла кругом.

Так хотелось забыться, просто отдохнуть перед пресловутым ночным шастаньем. Но сон никак не шел в тяжелую от бессонницы голову. Затем к голове подобрался Бовриль, ища себе тепло и защиту от поддувающего сквозь раму сквозняка.

— Мистер Дэрин Шарп, — прошептал он Алеку на ухо.

ГЛАВА 10

Тацца навострил уши и натянул поводок, волоча Дэрин вперед, в темноту прохода. Впереди из сумрака вырисовывался странный двухголовый силуэт.

— Мистер Шарп, — послышался знакомый голосок, и Дэрин улыбнулась. Это был всего лишь Бовриль на плече у Алека. При их приближении Тацца присел на задние лапы и подпрыгивал от радостного волнения. Бовриль свое расположение выказал хихиканьем. Однако у Алека вид был невеселый. На Дэрин он смотрел запавшими глазами.

— Ты что, не спал? — спросила она.

— Да так, не особо, — вяло откликнулся он, наклоняясь потрепать по загривку сумчатого волка. — Я заглядывал к тебе в каюту. А Ньюкирк сказал, что ты здесь.

— Да, у Таццы это любимое место для прогулок, — сказала Дэрин. Желудочный тракт громадного летуна был местом, где сходилась вся органическая материя корабля, перерабатываясь и разделяясь на энергообразующие сахара, водород и отходы. — Видно, ему здесь нравятся запахи.

— Мистеру Ньюкирку здесь было вполне уютно, — заметил Алек.

Дэрин вздохнула:

— Теперь здесь и его каюта. Несколько следующих дней у нас будет нехватка коек. Но даже это лучше, чем то время, когда нас, гардемаринов, было по трое на одну каюту.

Алек нахмурился, взгляд его снова остановился на Дэрин. Даже в слабом освещении светляков в брюхе летуна было видно, насколько бледное у него лицо.

— Алек, ты в порядке? Вид у тебя такой, будто ты повстречался с привидением.

— Да так, голова чего-то кружится.

— Похоже, что не только у тебя. После той встречи с ученым жестянщиком офицеры мечутся как сверчки в коробке. Что он там, этот Тесла, вам наговорил?

Алек на секунду смолк, все еще странно на нее поглядывая:

— Говорит, что этот лес повалил он сам. У него в Америке есть какое-то оружие, называется «Голиаф». Гораздо мощнее того, что мы уничтожили в Стамбуле, и что он хочет им остановить войну.

— Он сказал, ч-чего… ч-чем хочет сделать? — заикаясь, переспросила Дэрин.

— Ну, это такая штука вроде пушки Теслы, которая, он говорит, способна воспламенять воздух в любой точке планеты. И теперь, когда он своими глазами убедился, на что она способна, он хочет ее использовать для принуждения жестянщиков к миру. В смысле сдаться.

Дэрин растерянно моргнула. Паренек произнес все это так спокойно, будто зачитывал расписание нарядов на день. При этом сказанное им явно не вписывалось ни в какие рамки разумного.

— Сдаться, — солидарно сказал Бовриль, — мистер Шарп.

— Так это все сделало то чертово оружие?

Дэрин со всей отчетливостью вспомнилась ночь сражения с «Гебеном», германским броненосцем, когда молния из пушки Теслы пронеслась по обшивке «Левиафана», угрожая спалить весь корабль — зрелище, что и говорить, ужасающее, но все равно это мушиный пук в сравнении немыслимым разрушением здесь, в Сибири.

Голова пошла кругом — не то от новости, не то от того, что этим вечером не выдавали ужин, а может, и того и другого вместе. Тацца, голодно поскуливая, ткнулся влажным носом в ладонь.

— Неудивительно, что ты не мог заснуть, — сказала Дэрин.

— Отчасти. — Алек снова посмотрел ей в глаза. — Хотя, понятно, это могло быть и вранье. Никогда нельзя понять, насколько люди привирают.

— Ну да, или когда несут чушь. Неудивительно, что ученая леди велела нам нынче ночью пошастать. — Дэрин потянула волка за поводок: — Пойдем, зверушка. Пора тебе домой, в каюту.

— Нам бы не мешало взять с собой лори, — сказал Алек. — Он с недавних пор проявляет завидную проницательность.

— Мистер Шарп, — пискнул Бовриль, вызвав укоризненный взгляд Дэрин.

— Что ж, ладно, — согласилась она. — Будем надеяться, он знает, когда следует заткнуться.

— Чш-ш, — отреагировал лори.

Нижние палубы были полны храпящего люда. Быть может, на «Левиафане» для гостей не было в достатке коек, но места в пустых хранилищах было вполне достаточно. Русские, за исключением своего капитана, ютились здесь всем скопом как сельди в бочке. Хотя, судя по всему, их это вполне устраивало: как-никак первая спокойная ночь за несколько недель сна под убаюкиванье голодных бойцовых медведей. По нижним палубам гулял сквозняк, и люди по-прежнему были закутаны в свои меха. Проходя мимо, Дэрин не заметила блеска наблюдающих глаз. Бовриль на плече у Алека тихонько изображал похрапывание, дыхание и шум полета. В хвостовой части корабля они подошли к запертой, окованной железом двери. Здесь Дэрин вынула ключи, которые ей нынче выдала доктор Барлоу. Дверь открылась на бесшумных шарнирах, и они с Алеком скользнули внутрь.

— Дашь света, высочество? — обратилась она шепотом. Пока Алек возился с командным свистком, Дэрин заперла изнутри дверь. В темноте послышался негромкий сигнал, а следом звуковое сопровождение Бовриля. Вокруг замерло зеленоватое свечение светляков. Это было самое небольшое из хранилищ воздушного корабля, единственное с массивной дверью. Здесь хранились спирт и винные запасы офицеров, а также другой особо ценный груз. В данный момент помещение пустовало; исключение составляли капитанская сейфовая ячейка и то странное магнетическое устройство.

— Так экипаж все же оставил эту машину? — спросил Алек. — Даже повыбрасывав все деликатесы?

— Ну, а как. Ученой леди, правда, пришлось потопать ногами, чтобы выбросили спиртное. Она голова! Все просчитывает наперед.

— Голова наперед, — не преминул хохотнуть Бовриль.

Алека словно озарило:

— Ну, конечно же! Это устройство и предназначено для поиска того, что рассчитывал найти Тесла!

— Ага. И он его уже нашел! Капитан Егоров сказал, что люди Теслы что-то такое выкопали из земли несколько дней назад. И что бы они там ни отыскали, как раз сейчас оно находится на борту «Левиафана»! — Дэрин посмотрела на устройство. — А он, этот изобретатель, обеспечил нас возможностью выяснить, где же именно оно находится.

Алек уже радостно улыбался, положив руки на рычаги машины.

В этом он весь. Дай Алеку умную схему и устройство жестянщиков, и он уже на небесах от счастья. Ну и хорошо, что он, наконец, приободрился, а не ошивается по кораблю с таким видом, будто завтра конец света.

— Здесь стены сплошные, — сказала Дэрин. — Так что русские не услышат, если ты ее включишь.

Алек постукал по одному из дисков, после чего щелкнул тумблером. Машина ожила, заполнив каморку негромким гудением. Замерцали три стеклянные сферы с трепетными прожилками крохотных молний в каждой. Электричество, казалось, удивленно моргнуло, но затем стабилизировалось.

Дэрин, подавшись ближе, ругнулась:

— Глянь-ка, то же самое, что и утром: две указывают вверх, а одна назад. Снова ухватывает моторы.

— Айн момент, — сказал Алек.

Дэрин наблюдала, как он возится с элегантными рычагами управления. Все части машины были как будто ручной выделки — больше под стать оборудованию «Левиафана», чем бездушной машине жестянщиков. Вспомнилось бурчание Клоппа насчет излишней вычурности тогда, при сборке.

— Вид такой, будто она создана для такого корабля, как наш, — невольно заметила Дэрин.

— Мистер Тесла какое-то время жил в Америке, — кивнув, сказал Алек. — А там сложно избежать дарвинистского влияния.

— Да. Бедняга. Как он, наверное, мечтал, чтобы она выглядела поуродливей.

— Ну вот, — воскликнул Алек, — она что-то такое уловила!

Прожилки молний на мгновенье истаяли, но затем вострепетали с новой силой. Все три теперь указывали в одном направлении: вверх и в сторону носа.

— Там у нас офицерские каюты, — нахмурилась Дэрин, — а может, капитанский мостик. Они не могут так реагировать на металл в корабельных инструментах?

— Возможно. Придется на всякий случай произвести триангуляцию.

— В смысле, ты хочешь этот агрегат подвинуть?

Алек пожал плечами:

— Ну, да. В конце концов, он же переносной.

— Так-то оно так, но не забывай, что мы должны действовать тайно, а не вальсировать с этой шумной приладой, которая к тому же искрит в темноте.

— Искрит! — констатировал Бовриль и начал изображать гудение машины.

— Ну, я могу ток немного прибрать, — сказал Алек и повозился с рукоятками. Стеклянные сферы слегка потускнели. — Так годится?

— Все еще, черт бы его побрал, громковато, — ответила Дэрин, но деваться было некуда. Если идти только в одном направлении, то им придется обшаривать добрую четверть корабля. — А ты тихо, зверок! Чш!

— Чш-ш, — прошептал Бовриль, и спустя секунду звук в каморке начал меняться. Гудение сделалось как будто тише и отдаленней, словно машину уносили куда-нибудь вдаль по длинному коридору. Хотя при этом она находилась здесь, непосредственно перед Дэрин.

— Это ты так сделал? — спросила Дэрин Алека.

Молодой человек качнул головой, держа на отлете руку: дескать, тише. Он обернулся поглядеть на проницательного лори у себя на плече. Дэрин прищурилась в зеленоватом сумраке и вскоре кое-что заметила. Всякий раз, когда Бовриль делал паузу, чтобы отдышаться, гудение устройства на секунду прибавляло в громкости, а затем снова шло на убыль.

— Это Бовриль так делает? — спросила она.

Алек, прикрыв глаза, приложил руку к уху:

— Почему-то зверок своим завыванием заставляет машину сбавлять громкость. Два звука как будто борются друг с другом.

— Но как такое может быть?

— Понятия не имею, — ответил Алек, открывая глаза.

— Тогда, видимо, это вопрос к нашей ученой леди. — Дэрин взялась за одну из ручек машины. — А нам разведку проводить надо.

Устройство для двоих оказалось достаточно легким, однако уже в грузовом отсеке Дэрин поняла, что не все так просто. Среди спящих вповалку на полу тел свободной была лишь узкая извилистая полоска, все равно что каменная стежка среди сплошного ковра из терний.

Алек двинулся первым, медленными выверенными шагами. Дэрин пошла следом; ладони на скользких металлических ручках внезапно вспотели. Не сомневаться можно было лишь в одном: если устройство невзначай выскользнет, то тот, на кого оно приземлится, неминуемо поднимет шум.

Гудение машины здесь оказалось даже более тихим, приглушаемое скученностью тел и голосовыми фокусами Бовриля. Тот же звук, что оставался, гасился шелестом ветра, скользящего встречным потоком по гондоле корабля. На их с Алеком пути к носовой части «Левиафана» молнийки в стеклянных сферах постепенно смещались, пока не начали указывать непосредственно вверх. Дэрин вгляделась в потолок, припоминая планы палуб, которые сама сколько уже раз копировала из «Руководства по аэронавтике». Палубой выше находились офицерские ванные, а еще выше…

— Ну, конечно, — прошипела она. Над ванными располагалась лаборатория доктора Баска, которую глава по науке уступил под каюту мистеру Тесле. Осознание застало ее как раз в момент очередного шага, как раз когда Алек переступал через спящего русского. Дэрин запоздало почувствовала, как прохладный металл выскальзывает из рук…

Ступню она выставила вовремя: задний край аппарата приземлился на нее со всеми соответствующими неприятными последствиями. Дэрин, как могла, подавила крик, с трудом выровняв устройство, прежде чем оно рухнуло на спящего русского. Алек, обернувшись, бросил на нее вопросительный взгляд.

Дэрин дернула подбородком в сторону хранилища, боясь открыть рот, чтобы сдавленный крик боли не вырвался наружу. Алек поглядел на стеклянные сферы, затем на потолок и понимающе кивнул. Он выровнял машину, после чего потянулся и выключил ее.

Путь назад оказался еще тернистей. На этот раз впереди шла (точнее, влачилась) Дэрин со ступней, пульсирующей от боли, медленно и с трудом переступая через лежащих вповалку русских. Но машина, наконец, все же снова оказалась в каморке и была надежно там заперта. На обратном пути через грузовой отсек Дэрин искоса поглядывала на спящих. Никто из них не пошевелился, и, несмотря на пульсацию боли в ноге, она ощутила некоторое облегчение. Однако когда они поднимались по центральной лестнице, Бовриль на плече у Алека пошевелился и воспроизвел какой-то тихий звук, подозрительно напоминающий перешептывание в темноте.

ГЛАВА 11

— Давай, я это сделаю, — опять прошептал Алек.

Дэрин мученически закатила глаза:

— Не дури. Я знаю на этом корабле каждый закуток. А ты в лаборатории не был ни разу.

— Да, но ты не можешь прокрасться к человеку в комнату, когда он спит! — настаивал Алек, сорвавшись с шепота на полный голос.

— А ты, что ли, можешь? Ты, черт тебя дери, принц, и этим все сказано. Взломщик из тебя никакой.

Алек ответил что-то в свое оправдание, но Дэрин попросту отмахнулась, глядя куда-то вдоль по коридору. После суетного дня с посадкой на стропах, да еще с подъемом двадцати восьми нежданных пассажиров, изможденный экипаж спал; в коридорах было пусто и темно.

— Ты просто стой здесь и веди себя тихо.

— Мистер Тесла очень неуравновешен, — предостерег ее Алек. — Кто знает, что он может выкинуть, если проснется? Фольгер сказал, трость у него крайне опасна.

— Ну вот, опять ты за свое, — раздраженно выдохнула Дэрин. Тесла обещал капитану, что не будет палить из нее на борту. А что, если ею невзначай вспугнуть изобретателя, а тот спросонок забудет, что висит в воздухе благодаря гигантскому мешку водорода? — Короче, я буду стараться не разбудить его, только и всего.

— А почему бы нам просто не сказать доктору Барлоу, что у него что-то важное в каюте? — прошептал Алек. — Пусть ее утром обыщет личный состав.

Дэрин отвергла это предложение не менее решительно:

— Еще чего, состав. Ты же знаешь, какая у нас ученая леди перестраховщица. Ей надо, чтобы все всегда было шито-крыто: так, чтобы Тесла и не догадывался, что она к нему клинья бьет.

— Ах, да. Я же забыл, что простота и ясность этой женщине просто претят.

— Слушай, если ты действительно хочешь помочь, то жди здесь, а если кто-то начнет приближаться, то скрипни дверью, тихонечко. Только смотри не увлекайся. И поглядывай на Бовриля, — кивнула она на притихшую тварюшку. — Он любые шаги распознает быстрее, чем ты.

— Не волнуйся. С этого места я не сойду.

Тут Дэрин вспомнила, как Бовриль имитировал перешептыванье, когда они поднимались с нижней палубы.

— Только не забудь спрятаться, если чего заслышишь. А то, если кто-нибудь из тесловских русских нас там углядел, то они могут наведаться сюда, чтобы предупредить его.

Алек открыл было рот, чтобы что-то возразить, но Дэрин осекла его суровым взглядом и достала из кармана ключи доктора Барлоу. Самый большой, с биркой лаборатории, в замок вошел безупречно.

— Чш-ш, — чуть слышно, с ноткой волнения прошипел Бовриль.

Дверь открылась, и помещение осветилось проникшей из коридора полосой зеленоватого света. Дэрин затаила дыхание. Разумеется, когда тебя ловят сразу на входе, выкрутиться легче всего. Достаточно просто сказать, что ты неукоснительно исполняющий свои обязанности мичман, которому приказано проверить, как там дела у самого важного пассажира.

Но мистер Тесла спал как дитя, дыша медленно и глубоко. В окошко проникал свет неполной луны, отчего оставленная мистером Баском стеклянная утварь поблескивала жемчужным светом.

Дэрин ступила внутрь и прислонилась спиной к двери, чувствуя, как пульс бьется в ушибленной ноге. Дверь за спиной замкнулась с тихим щелчком, однако мистер Тесла не шелохнулся.

На полу, матово отливая кожей, стоял открытый чемодан с нежно белеющей на лунном свете сложенной сорочкой. На лабораторной скамье лежала электрическая трость с открученным набалдашником. Из отверстия торчали два провода. Привыкнув глазами к темноте, Дэрин увидела, что они присоединены к проводке воздушного корабля: подлец, несмотря на данное обещание, подзаряжал свою чертову палку.

Дэрин сделала несколько осторожных шагов по комнате; нога после полученной травмы по-прежнему отзывалась ноящей болью. Возле чемодана Дэрин медленно опустилась на корточки и, сунув руку под верхнюю сорочку, прошлась слой за слоем по одежде. Ничего, кроме тряпья.

Она хмуро оглядела помещение. Основную часть своего научного оборудования доктор Баск отсюда убрал, так что лаборатория не была в своем обычном захламленном состоянии. Спрятать здесь толком ничего не спрячешь — во всяком случае, не такой прибор, который способен вызвать разруху на сорок миль в окружности. Однако прожилки-молнийки указывали именно на эту каюту. А потому, что бы там Тесла ни скрывал, это находилось здесь.

Вот же чертова ученая леди: вечно посылает туда, не знаю куда, искать то, не знаю что.

Размышления были прерваны осторожным поскрипыванием коридорной двери. Это Алек предупреждает о чьем-то приближении.

Прятаться было особо негде, а потому Дэрин, распластавшись, забралась под кровать и там замерла, стараясь унять неистово бьющееся сердце. В коридоре было тихо, слышались лишь шелест ветра да размеренное дыхание мистера Теслы. Может, коридором шел всего-навсего кто-то из экипажа… Но вот в дверь вкрадчиво постучали. Стук стал громче, и Дэрин забилась подальше под кровать. Наконец дверь приоткрылась, пролив в комнату призрачный зеленоватый свет. Дэрин мысленно ругнулась: дверь за собой она не заперла.

К краю кровати бесшумно приблизились унты, и в звучном шепоте русской речи послышалось имя Теслы. Вот откликнулся голос изобретателя, сонный и растерянный. Дэрин видела, как с кровати свесились босые ноги, и пошел негромкий разговор на русском.

Лежа под кроватью, Дэрин почувствовала: что-то упирается в спину. Протянув руку, она нащупала холщовый мешок с чем-то жестким, как камень. Дэрин нервно сглотнула. Должно быть, это и есть предмет ее поиска. Однако размером он, судя по всему, не больше футбольного мяча. Что же получается, Тесла проделал путь длиной в десяток тысяч километров для того лишь, чтобы разыскать эту вот пустяковину?

Повернуться и осмотреть находку более детально значило поднять шум. Поэтому Дэрин задержала дыхание и стала дожидаться, глядя на унты и стараясь игнорировать пульсирующую боль в ступне.

Перешептыванье, наконец, прекратилось, и унты, отдалившись, вышли за дверь, а босые ступни Теслы встали на пол. Дэрин сжала кулаки: он что, собирается проверить сохранность своего драгоценного груза под кроватью?

Но ступни прошлепали к двери, послышался щелчок замка. Очевидно, Тесла прикидывал, как его русский друг взял и запросто проник в закрытое помещение. Хотя после долгого, насыщенного событиями дня он, безусловно, не мог быть уверен, была дверь заперта на ночь или нет. В замке повернули ключ, а следом звякнул еще и засов. Босые ноги прошлепали обратно к кровати, которая скрипнула, когда инженер снова улегся на нее.

Ну что, теперь лежи и жди до скончания века, пока он снова заснет. Как бы при этом самой не задремать. Хорошо нога болит так, что глаз не сомкнуть.

Таинственный предмет все так же упирался в спину, беспокоя своим размером. Как, интересно, устройство обнаружило такую небольшую вещицу чуть ли не с противоположного конца корабля?

Магнитные поля, сказал Клопп.

Дэрин осторожно полезла в карман и вынула компас. С предельной осторожностью, дюйм за дюймом, она выдвигала его из-под кровати, пока на циферблат не упал скудный лучик лунного света…

Глаза у Дэрин расширились. Стрелка указывала прямо на предмет, в сторону носа корабля. Но курс-то у них сейчас на юго-юго-восток, а никак не на север. Загадочный предмет явно имел магнитные свойства. Вот, видимо, что надо было Тесле.

Прежде чем решиться сменить положение под кроватью, она отсчитала тысячу ударов сердца. Ощупав мешок, она скользнула пальцами внутрь и почувствовала под ними прохладный металл. Поверхность не гладкая, как у литья, а ноздреватая, будто кусок старого сыра.

Попытка оценить вес предмета оказалась тщетной: он намертво приклеился к полу. Видно, прибор не имел полости, а был полностью из металла и очень тяжелый. Оно и понятно: даже полые авиабомбы люди поднимают вдвоем.

Что же это за штуковина такая?

Быть может, доктор Барлоу могла бы определить, исхитрись она добыть для ученой леди образец.

Дэрин вспомнилась глава из «Руководства по аэронавтике», где рассказывалось о компасах. Железо — единственный магнитный элемент, и его гигантская вращающаяся капля в сердце Земли заставляет компасы работать. Дэрин потерла металл пальцами и понюхала их; запах напоминал свежую кровь. А в крови, как известно, тоже содержится железо…

Да, и еще оно на порядок мягче стали.

Дэрин вытащила нож-стропорез и сунула его в мешковину. Пальцы шарили по металлу, пока не нащупали на его шероховатой поверхности что-то вроде заусенца. Тесла уже похрапывал, а потому Дэрин принялась пилить этот бугорок, мешковиной скрадывая шум.

Пока Дэрин трудилась, ей в голову лезли вопросы, один за другим. Содержало ли оружие Теслы некий снаряд, и теперь это все, что от него осталось? Или же тот электрический взрыв каким-то образом сплавил все железо в мерзлых недрах сибирской тайги? Одно можно было сказать наверняка: утверждение мистера Теслы о том, что именно он вызвал это разрушение, внезапно обрело большую достоверность. Заусенец, наконец, отломился, и Дэрин упрятала его поглубже в карман. Затем она поочередно потянула мышцы рук и ног (не хватало еще, чтобы на выходе из каюты их свело судорогой).

Выбравшись из-под кровати, она медленно распрямилась и встала. Вынимая ключи, она внимательно следила за мерным дыханием Теслы. Дверь отперлась с тихим щелчком, и секунду спустя Дэрин была в коридоре.

Алек стоял на месте бледный и с ножом в руке. На плече у него все так же, вытянувшись, сидел Бовриль с расширенными от напряженного внимания глазенками.

Дэрин поднесла к губам палец, вслед за чем повернулась, снова закрыла дверь на замок и махнула рукой, жестом указывая Алеку в направлении мичманской столовой. Тот пошел следом. Напряжение не спадало, глаза принца нервно рыскали по коридору.

— Это можешь убрать, — сказала, наконец, Дэрин, закрыв за ними дверь в столовую.

Секунду-другую Алек таращился на свой нож, затем сунул его под штанину.

— Это было сущее безумие, — признался он, — томиться вот так без дела. Когда тот доносчик пробыл несколько минут, я уже вот-вот готов был броситься в комнату чтобы узнать, как ты там.

— Хорошо, что ты этого не сделал, — сказала Дэрин, по-прежнему недоумевая, отчего Алек нынче такой нервный. — Ты бы только поднял напрасный шум. И глянь-ка, что я нашел, пока прятался под кроватью от того русского!

Дэрин вытащила из кармана кусочек металла и поместила на длинную столешницу. Здесь, под светом, выглядел он безобидно — так, блестящий черный зубчик размером с мизинчик Бовриля.

— Да ну, — не поверил Алек. — Тесла не мог явиться в такую даль ради этого. Он же микроскопический.

— Да это лишь малюсенький кусочек, думмкопф. Остальное размером с твою дурную башку.

Алек выдвинул из-за стола стул и сел. Вид у него был совершенно изможденный.

— Все равно, уж очень он маленький. И как только его могло обнаружить то устройство?

— А вот ты глянь. — Она вынула компас и поднесла его к заусенцу, отчего стрелка тотчас заюлила. — Это намагниченное железо!

Бовриль слез с плеча Алека и, подобравшись поближе, понюхал.

— Намагниченное, — повторил он.

— Не понимаю, — Алек тряхнул головой, — какое отношение магнетизм имеет к взрыву?

— Над этим, видно, придется ломать голову нашим ученым.

— Я Клоппа тоже расспрошу. Нам нужно узнать, говорит ли Тесла правду, прежде чем он покинет этот корабль.

— А зачем? — насторожилась Дэрин.

Алек нервно побарабанил пальцами по столу:

— Не могу тебе сказать.

Дэрин занервничала. Да что же это с ним такое: всю ночь дергается как на иголках, а теперь вот, судя по глазам, откровенно крысится. Нет, это не просто усталость или нервы.

— Как это понимать «не могу тебе сказать»? — повысила она голос. — Да что с тобой, Алек, такое творится?

— Мне нужно задать тебе простой по сути вопрос, — произнес он задумчиво. — Ты выслушаешь каждое мое слово? И будешь отвечать мне правдиво?

— Ну, спрашивай, — кивнула она нетерпеливо.

— Что ж, изволь. — Он медленно набрал в грудь воздух: — Я могу доверять тебе, Дэрин? В самом деле, могу?

— Ну конечно. Конечно, можешь.

Алек, вставая, протяжно выдохнул. А затем повернулся и без слов побрел прочь. Дэрин нахмурилась. Да что он, черт, в самом деле…

— Я могу доверять тебе, Дэрин? — повторил Бовриль и расстелился по столу, хихикая.

Что-то жестким обручем больно стиснуло грудь. Алек назвал ее Дэрин. Он знал.

ГЛАВА 12

Она была девчонкой. Звали ее Дэрин Шарп, и она была переодета в мальчишку. Алек шел к своей каюте твердым решительным шагом, хотя пол под ногами предательски плыл. Мягкое зеленоватое свечение коридоров ощущалось болезненно, тошнотно, как тогда, когда он впервые ступил на борт «Левиафана». Он поднял для защиты руку, и пальцы скользили по стене как у слепца. Фабрикатное дерево под ними подрагивало, весь этот жутковатый призрачный корабль пульсировал чуждой жизнью. Он был заперт внутри чудовища, внутри кошмара. Его, Алека, лучший друг лгал ему с самого момента их знакомства.

— Алек! — послышался сзади взволнованный шепот.

Часть его была рада, что Дэрин идет следом. Не потому, что ему хотелось с ней говорить, а потому, чтобы снова и снова от нее отдаляться. Идти прочь. И он шел.

— Алек! — повторила она, срываясь на плач в голос, которым можно было перебудить кого угодно. Алек был уже почти у офицерских кают. Пускай девчонка рыдает, чтобы они услышали.

Ведь получается, она врала им всем. Своему капитану, командирам, товарищам по команде. И ее торжественная присяга королю Георгу тоже, получается, пустой звук.

На плечо ему легла ее рука:

— Дурачина ты, принц, стой!

Алек обернулся резким рывком, и они в тишине воззрились друг на друга. Его жалило это открытое созерцание ее резких, тонких черт — невыносимо было видеть то, насколько же он был одурачен.

— Ты мне лгала, — выдавил он наконец.

— А то нет. Какую еще банальность сморозишь?

Глаза у Алека округлились. У этой… девчонки хватает еще духа дерзить?

— Вот и вся цена твоим разглагольствованиям о воинском долге — ты вообще не солдат.

— Я солдат, и причем хороший! — огрызнулась она.

— Ты девчонка, одетая в мундир.

Алек видел, что его слова ее больно ранят, и снова отвернулся. Мелочное удовлетворение мешалось в нем с праведным гневом.

Он не верил вплоть до этого момента ни газетной писанине, ни ее россказням экипажу про своего отца, ни даже шепотку проницательного лори; все это его не убеждало. Но она так легко откликнулась на свое имя…

— А ну повтори, — процедила она у него за спиной.

Алек продолжал шагать. Этот абсурдный разговор был невыносим. Все, что ему хотелось, это добраться до своей каюты и запереть изнутри дверь.

И тут его внезапно толкнуло вперед. Ноги запутались, и он упал на четвереньки, изумленно глядя в пол.

— Меня что… ты толкнула? — обернувшись, спросил он, глядя снизу вверх.

— Да, я, — ответила она, дико сверкнув глазами. — А ну, повтори еще раз.

Алек поднялся на ноги:

— Повторить что?

— Что я не настоящий солдат.

— Пожалуйста. Ты не нас… Ай!

Алек шатнулся назад; от тычка в ребра занялось дыхание. От удара в живот он спиной ударился о каютную дверь. Ого, крепко.

Алек сжал кулаки, чувствуя, как кровь закипает от гнева. На миг он отметил, что кулаки она держит чуть низко, да еще и подволакивает ушибленную ногу. Но еще прежде чем замахнуться, он понял, что сдачи дать не сможет. Не потому, что она девчонка, а потому, что ей уж очень хотелось драться. Она была готова на что угодно, чтобы чувствовать себя настоящим мальчишкой.

Алек выпрямился:

— Ты предлагаешь, чтобы мы уладили вопрос на кулачках?

— Я предлагаю тебе сказать, что я настоящий солдат.

В полумраке он разглядел, что глаза у нее блестят от слез, и улыбнулся одними губами:

— Вот так ревут настоящие солдаты?

Дэрин забористо выругалась, большим пальцем смахнув со щеки слезу. Кулаки у нее были все еще сжаты:

— Это не слезы, это…

Она вдруг замолчала в тот момент, когда у Алека за спиной отворилась дверь. В проеме стоял заспанный доктор Баск в ночном халате.

— Что здесь происходит, Шарп? — спросил он с недовольным видом.

Руки Дэрин упали вдоль боков:

— Ничего, сэр. Нам показалось, что мы слышали шаги кого-то из русских. Может, шпик или кто-то просто заблудился.

Ученая шишка оглядел коридор в оба конца:

— Шпик, говорите? Ну-ну. Уж вы при встрече попросите его, юноша, не поднимать лишнего шума.

— Слушаю, сэр, — коротко кивнул Алек. — Приношу вам свои извинения.

Доктор Баск ответил поклоном:

— Не стоит, ваше высочество. Спокойной ночи.

Дверь закрылась, и глаза Алека и Дэрин снова встретились. Ее откровенный страх задел его душу. Она думала, что он все расскажет ученому. Ведь именно об этом она сейчас подумала?

Алек повернулся и снова зашагал к своей каюте.

Сзади слышались тихие шаги Дэрин, она шла словно по зову. Алек тяжело вздохнул, и гнев постепенно отступил, напоминая о себе разве что ноющей болью там, где она ткнула его в живот. Оставалось расставить все точки над «i».

Подойдя к двери, он открыл ее и вытянул перед собой руку:

— Дам пропускают вперед.

— Да пошел ты, — парировала она, но вошла первой как ни в чем не бывало.

Он зашел следом, закрыл тихонько дверь и сел за стол. За окном тихо плыла земля в пятнах снега, залитые лунным сиянием острова среди моря черноты. Дэрин стояла посередине комнаты, переминаясь с ноги на ногу, как будто все еще готовясь ринуться в драку. Никто из них двоих не свистнул светлякам зажечься; Алек вспомнил, что лори они оставили в мичманской столовой.

Секунду он размышлял над тем, что вот, даже кроха-зверок оказался проницательней, изобличив перед ним Дэрин.

— Что ж, удар был неплохой, — признал наконец Алек.

— В смысле для девчонки?

— Хоть для кого. — В ребрах и животе в самом деле побаливало. Он повернулся к Дэрин: — Мне не надо было так говорить. Ты на самом деле хороший солдат — я бы сказал, даже очень. Но друг из тебя не особый.

— Откуда ты знаешь?

На щеке у нее блеснула слеза.

— Я тебе рассказал все, — Алек говорил медленно, взвешивая каждое слово. — Все мои секреты.

— Да. И я ни один из них не выболтала.

Он это проигнорировал, продолжая поочередно загибать пальцы.

— Ты была первым членом этого экипажа, узнавшим, кто мой отец. Ты единственная, кто знает о моем письме от папы римского. Ты знаешь про меня все. — Он отвернулся. — И ты не могла рассказать мне об этом? Ты мой лучший друг — в каком-то смысле, я бы сказал, единственный — и ты мне не доверяешь.

— Алек, дело не в этом.

— Поэтому ты лжешь для развлечения? Извините, доктор Баск, у нас, похоже, заблудился шпик. — Алек покачал головой. — Я вижу, для тебя это так же естественно, как дышать?

— Ты думаешь, я здесь для того, чтобы развлекаться? — Дэрин подошла поближе к окну, кулаки у нее снова были сжаты. — Странновато, не правда ли? Ведь когда ты думал, что я мальчик, то говорил, что с моей стороны это чертовски отважно служить на этом корабле.

Алек опустил голову, вспоминая ту ночь, когда Дэрин рассказала ему о том, что произошло с ее отцом. Она задавалась вопросом, не безумие ли это, служить на корабле, полном водорода, как будто бы подсознательно ей хочется разделить отцовскую участь и погибнуть, как он.

Быть может, это было и отвагой и безумством. Она же девчонка, что с нее взять.

— Да, все гладко получается, — вздохнул Алек. — Ты воздухоплаватель, потому что им был твой отец. То есть если он действительно был твоим отцом.

Дэрин обожгла его взглядом:

— Конечно, он им был, дурачина. Сослуживцы моего брата знали, что у Джасперта есть сестра, поэтому мы придумали еще одну ветвь семьи. Только и всего.

— В твоей лжи есть определенная логика. — Сейчас, когда Алек вновь стал об этом размышлять, гнев разгорелся в нем с новой силой.

— Так что обо мне ты думала, что я спесивый, изнеженный зануда-принц, который тебя непременно выдаст.

— Не дури.

— Я видел твое лицо, когда нас в коридоре застукал мистер Баск. Ты думала, что тебе конец. Ты мне не доверяешь!

— Опять ты рассуждаешь как думмкопф, — укорила она его. — Я всего лишь опасалась, что он услышит наш спор. Мы выболтали достаточно, чтобы он сделал соответствующие выводы.

Алек прикинул, что мог расслышать мистер Баск; лучше бы ничего.

Дэрин подтянула стул и села напротив:

— Я знаю, Алек, что мой секрет ты будешь держать в тайне.

— Как и ты мой, — холодно откликнулся он.

— Всегда.

— Так почему ты мне о нем не рассказала?

Она глубоко вздохнула и положила ладони на столешницу. Потом все время глядела на них, пока говорила.

— Я уже готова была сказать однажды, когда ты первый раз оказался на борту — когда ты подумал, что я могу получить на всю катушку за то, что тебя укрываю. Только, видишь ли, девчонку они бы повесить не смогли.

Алек кивнул, хотя и сомневался, что так бы и было. Измена есть измена, тем более государственная.

Невероятно, но придется признать, что эта девчонка ради него совершила измену. Она сражалась с ним бок о бок, учила его хлестко ругаться на английском, обучала метать ножи. Она спасла ему жизнь, но при этом неизменно лгала о том, кто она на самом деле.

— Когда мы были в Стамбуле, — продолжала Дэрин, — и я думала, что мы никогда уже больше не вернемся к своим, я много раз пыталась набраться смелости и признаться. И всего неделю назад в птичнике, после того как Ньюкирк упомянул моего дядьку, я чуть тебе все не выложила. Но я не хотела… между нами все рушить.

— Рушить, все? Что ты имеешь в виду?

Она невесело покачала головой:

— Да так, ничего.

— Нет, видно, что-то есть.

Она глотнула, сняв руки со столешницы, как будто резкость его тона могла ее напугать. А ведь Дилан Шарп не боялся ничего, кроме, пожалуй, огня.

— Скажи мне, Дэрин.

Произносить ее имя вслух было как-то непривычно.

— Я боялась, что тебе будет слишком тяжело.

— В смысле, что я неженка, принц на горошине? Что моя чувствительная гордость будет уязвлена тем, что какая-то там девчонка умеет вязать узлы лучше, чем я?

— Нет! Такое мог, вероятно, подумать Фольгер, но не я.

Алек сощурил глаза, вновь чувствуя растущий гнев. Среди всех нынешних перипетий и раздумий он совсем забыл, что Дэрин находится в размолвке с Фольгером. Теперь все становится так очевидно…

— Почему он мне ничего не рассказывал?

— Он не хотел тебя удручать.

— Снова ложь! — Алек встал. — Я все теперь вижу. Вот почему ты помогла нам с побегом и почему хранила мои секреты. Не потому, что ты мой друг. А потому, что Фольгер все это время тебя шантажировал!

— Нет, Алек. Я делала все это потому, что ты мне друг и союзник.

Алек лишь тряхнул головой:

— Как, ну как я могу быть в этом уверенным? Ведь ты мне только и делала, что лгала!

Долгое время Дэрин не отвечала, пристально глядя на него через стол. По ее щекам серебристыми капельками катились слезы, а сама она сидела, застыв как статуя.

Алек принялся расхаживать по каюте:

— Так вот почему Фольгер ничего мне не говорил. Он хотел этим держать тебя на поводке. А ты все делала так, чтобы себя защитить!

— Алек, Алек, — тихо сказала она. — Фольгер, может, и пытался меня шантажировать, но я была твоим другом еще задолго до того, как он узнал мой секрет.

— Как я могу тебе поверить?

— Ведь Фольгера не было с нами в Стамбуле. Или ты думаешь, что я спрыгнула с корабля и примкнула к той твоей драной революции из-за него?

— Откуда мне знать. — Он расхаживал по комнате со сжатыми кулаками.

— Так вот, в Стамбул я отправилась не из-за твоего вильдграфа и не по какому-то там заданию. У меня и задачи-то не было добираться до города, а только до проливов. Ты же это знаешь?

Алек дернул головой, пытаясь привести мысли в порядок:

— Твоих людей схватили, а ты оказалась отрезана от «Левиафана». Поэтому у тебя не оставалось выбора, кроме как присоединиться ко мне.

— Нет, глупый ты принц! Это я специально сказала офицерам. В порту Стамбула британских кораблей было пруд пруди, и я в любое время могла на одном из них отчалить в Средиземное море. Но Фольгер сказал, что ты в опасности и что вместо того, чтобы прятаться, ты обоснуешься где-нибудь в городе и устроишь бучу. А я не могла допустить, чтобы ты проделал это в одиночку. Мне нужно было тебя спасти! — На последнем слове голос Дэрин дрогнул, и она со всхлипом выдохнула: — Ты мой лучший друг, Алек, и я не могла тебя потерять. Я готова на все, лишь бы тебя не терять…

Он смотрел непонимающе, застыв посреди каюты. Голос у Дэрин звучал как-то совсем по-другому, вообще как голос другого человека. Явно не наигранно. Или же теперь, узнав, что она девчонка, он воспринимал ее слова и голос как-то по-иному.

— Что значит потерять? Я ведь уже убежал.

Она выругалась, встала и двинулась к двери:

— Вот и все, что тебе нужно знать, принц ты, недотепа. Что я твой друг. Пойду-ка я заберу нашего зверка, пока он сам нас не хватился. А то разбудит кого-нибудь ненароком.

И ушла, не сказав больше ни слова.

Алек смотрел, как закрывается дверь. И почему это было для нее так важно, встретиться с ним в Стамбуле? И не просто встретиться, а бороться с врагом, помогать в восстании, спасать наряду с прочим «Левиафана». Вот уж действительно солдат так солдат. Первоклассный.

И тут он в новом свете увидел то, как они встретились в стамбульском отеле; как она посмотрела на него при встрече. Как она поглядывала на Лилит — с подозрением, даже с ревностью. И в эту минуту он без всякого лори, проницательно нашептывающего на ухо суть, наконец, понял. В Стамбул она явилась совсем не как солдат. И этот свой секрет она не выдаст ему, Алеку, никогда и ни за что, по самой простой на свете причине.

Дэрин Шарп в него влюблена.

ГЛАВА 13

Узкие морские заливы, словно длинные тонкие пальцы, протянулись от моря до изрезанной береговой линии, разделяя Владивосток на полуострова с зубцами пирсов. Сразу от берега поднимались городские холмы в пересечениях проспектов, по которым мамонтины волокли грузы с разбросанных по бухте кораблей. Когда по крышам заскользила тень «Левиафана», движение на улицах замедлилось, и люди останавливались, запрокидывая лица и тыча вверх пальцами. Очевидно, корабль таких размеров они видели впервые. Летное поле показалось Алеку совсем маленьким, всего с полкилометра шириной.

— Мы бог знает где, — сказал он. — В ссылке, у черта на куличках.

— Владивосток, — подсказал с подоконника Бовриль (удивительно, где тварюшка успела подслушать название города). Зверок лапкой тер оконное стекло — здесь, в офицерских душевых, всегда затуманенное. Сантехника на «Левиафане» была встроена в систему кровообращения летуна, и воздух здесь был теплым и влажным, как в турецких банях (не совсем приятное напоминание о том, что воздушный корабль — живой организм). Хотя, по крайней мере, днем здесь никого не было. Офицеры находились при исполнении, а рядовой состав сюда не допускался.

Теперь, когда Алек знал секрет Дэрин, он сторонился ее и Ньюкирка. Остальному же экипажу дела до него особо не было, и он слонялся по кораблю в одиночестве. Было довольно познавательно заглядывать в места, куда мичманы в силу своих служебных обязанностей наведывались редко — электрогенераторные, глухие закоулки желудочного тракта. Однако после двух дней скудного рациона исследовательский пыл Алека поубавился. Одиночество и голод, его естественные союзники, сообща нагнетали душевную пустоту.

— У черта на куличках, — сказал лори проницательный.

Голос у зверка был, можно сказать, печальный.

— Ты по ней скучаешь? — спросил Алек угрюмо.

Бовриль помолчал, недвижно глядя на скользящую по земле тень корабля, и наконец молвил:

— В ссылке.

Спорить с этим было сложно. Алек и в самом деле чувствовал себя на обочине жизни, прячась от экипажа, от своих людей, а в особенности от Дэрин. Компанией ему был один лишь Бовриль.

Хотя лучше уж зверок-фабрикат, чем совсем никого. К тому же компания его куда проще, чем Дэрин с ее хитросплетением чувств. Уж кому, как не ей, должно быть известно, что полюбить простолюдинку он не может.

«Левиафан» между тем подходил к месту посадки, заводя нос по ветру и медленно приступая к снижению. В поле зрения на летном поле суетились крохотные фигурки. Ожидалось около полудюжины грузовых медведей с припасами и две конки с мамонтинами, готовые для отправления русских. Караулила летное поле одинокая тигресса с похожими на ятаганы клыками, длинными и кривыми.

Эти клыки достались ей по наследству, кажется, от какого-то вымершего животного. Не от динозавра, нет — откуда у него такие зубищи. Кажется, были в древности такие огромные кошки… как их? Вот уже который раз, бродя в одиночестве по кораблю, Алек втайне желал, чтобы рядом шагала Дэрин, которая наверняка знала ответ.

В этот момент сзади открылась дверь. Алек обернулся, втайне ожидая увидеть подругу с готовым уроком по биологии. Но это был граф Фольгер:

— Прошу прощения, что отвлекаю, ваше высочество, но вы мне нужны.

Алек отвернулся к окну. Этот человек предал его еще сильнее, чем Дэрин. У той хотя бы имелись причины для лжи.

— Нам с вами не о чем разговаривать.

— Я в этом очень сомневаюсь, но у нас сейчас нет времени на выяснение отношений. Прежде чем приземлиться, мы должны уладить дело с мистером Теслой.

— Уладить, с ним? — Алек тряхнул головой. — Что вы имеете в виду?

— Он опасен. Вы, должно быть, забыли о нашем разговоре?

Слова Фогеля вернули принца к реальности, и в банном воздухе офицерских душевых повеяло холодком тревоги. За последние два дня у Алека совершенно вылетели из головы опасения насчет Теслы и его сверхразрушительного оружия, а также план Фольгера, как его остановить. Честно сказать, вариант с убийством изобретателя никогда не казался Алеку особо реалистичным, однако выражение лица вильдграфа было на редкость серьезным.

Бовриль на подоконнике нервно поежился.

— То есть вы сейчас направлялись убить человека, но при этом подумали, что не мешало бы остановиться и заручиться моей поддержкой?

— Я не хотел вас в это замешивать, Алек. Но нам необходимо знать, собирается ли Тесла сойти с корабля сегодня. Встречаться со мной он отказался, но с вами он разговаривать будет. — Фольгер попробовал улыбнуться. — Ведь вашим именем пестрят все газеты.

Алек лишь гневно глянул на графа, хотя тот был прав. Сразу после посадки, в штурманской, Тесла выказал энтузиазм по поводу возможной встречи: еще бы, знаменитый принц. А вчера утром Алек обнаружил у себя под дверью приглашение на ужин, которое, разумеется, проигнорировал.

— Вы хотите, чтобы я выяснил, остается ли он на борту?

— С вашего позволения, принц.

— А если он думает уйти? Вы с Клоппом собираетесь выпотрошить его на сходнях?

— Ни меня, ни Клоппа поблизости не будет. Как, впрочем, и вас.

— Выпотрошить его на сходнях, — мрачно повторил Бовриль.

Алек чертыхнулся:

— Вы с ума сошли? Если Бауэр с Хоффманом на этом корабле кого-нибудь прибьют, дарвинисты тут же узнают, кто все это заказал!

— Заказывать, быть может, мне никого и не придется, — граф указал в сторону двери, — но выяснить все предстоит вам.

— И вы специально до сих пор выжидали, чтобы мне это сказать? — задохнулся от возмущения Алек, но Фольгера ничего не смутило. Вне сомнения, он продумал момент встречи, чтобы у Алека не осталось времени на споры. — А что, если я просто останусь здесь?

— Тогда Хоффман с Бауэром выполнят то, что им приказано. Они уже на местах.

Алек поднял с подоконника Бовриля, усадил себе на плечо и сделал шаг к двери, решив во что бы то ни стало отыскать своих людей и дать им отбой. Но где место их засады? Или, что еще хуже, вдруг они откажутся подчиняться? Теперь, с возвращением на «Левиафан», бразды правления опять взял в руки чертов вильдграф. Два дня добровольного отшельничества Алека оказались ему только на руку.

— Чтоб вам провалиться, Фольгер. Когда вы прекратите плести интриги, не ставя в известность меня? И не стоит секретничать за моей спиной!

— А, вы об этом. — Граф выглядел неподдельно виноватым. — Это было в самом деле огорчительно. Но ведь я предупреждал, чтобы вы не водили дружбу с простолюдинами.

— Да, но вы утаили кое-что поважней. Вы и в самом деле считали, что я выкажу слабость, узнав, кто такая Дэрин?

— Слабость? — Фольгер потупился, а затем поглядел с прищуркой. — Вообще-то нет, но сейчас, застав вас в раздумьях в душевой, я не очень-то убежден в вашей твердости.

— Никаких раздумий! Я просто исследовал корабль.

— Исследовали? И что же вы, осмелюсь спросить, обнаружили, ваше ясновельможное высочество?

Алек отвернулся к окну, чувствуя внутреннюю опустошенность:

— Что я никому не могу довериться и что никто в меня не верит. Что лучший мой друг оказался… фикцией.

— Раздумья, — сказал Бовриль.

Граф Фольгер молчал. Алек чуть не высказал вслух подозрение насчет того, что Дэрин Шарп в него влюблена, но очень уж не хотелось видеть усмешку на лице Фольгера.

— Я был глупцом, — вымолвил он наконец. — И слепцом.

Фольгер покачал головой:

— Сдается мне, не вы один. Эта девушка месяцами водила за нос своих офицеров и сослуживцев, да еще и удостоилась наград по служебной линии. Она и меня какое-то время вводила в заблуждение. Это по-своему впечатляет.

— Вы ею восторгаетесь, граф?

— В некотором смысле. Как медведем на велосипеде. Нечасто доводится такое видеть.

Алек болезненно поморщился:

— Тем не менее ваш восторг не мешал вам ее шантажировать.

— А что делать. Мне нужна была помощь при побеге с этого корабля. Я думал, что смогу удержать вас от участия в этой бессмысленной революции и, как следствие, от гибели. — Желчный голос графа смягчился: — Хотя, кто знает, быть может, нам снова понадобится ее помощь.

— Вы намекаете, что мне следует оставаться с ней на дружеской ноге?

— Нет, конечно. Я лишь о том, что мы можем ее по-прежнему шантажировать.

— Идите вы к черту. — Алеку отчего-то стало невыносимо душно. Он подошел к двери и остановился, одной рукой сжимая дверную ручку. — Я иду в каюту Теслы. Если он намеревается покинуть корабль сегодня, я вызову корабельную охрану для обеспечения его безопасности.

— Предать нас, разумеется, ваше право. — Фольгер демонстративно поклонился. — Мы все в вашем распоряжении.

— Напрямую, Фольгер, я вас не выдам, просто капитан может сделать соответствующие, невыгодные вам выводы. Если только вы сейчас же мне не пообещаете, что…

— Увы, Алек, не могу. Заявления Теслы могут оказаться бредом, но риск все равно недопустим. В одной только Вене проживает два миллиона ваших подданных, а она, возможно, может оказаться лишь первым городом в его черном списке. Вы видели, на что способна его машина.

Алек распахнул дверь. Времени на изъяснения совсем не оставалось, к тому же нельзя было допустить, чтобы из-за какой-то воображаемой угрозы оказался лишен жизни человек. Это надо было остановить, сейчас же. И все же Алек задержался в дверях, чтобы сказать еще кое-что:

— Если вы, Фольгер, еще хоть раз, хоть чем-нибудь станете угрожать Дэрин Шарп, знайте: между нами все кончено.

Вильдграф вновь с казенной учтивостью поклонился, и Алек вышел, хлопнув за собой дверью.

* * *

Мистер Тесла все еще находился у себя в каюте, но на кровати его лежал чемодан. Один из русских паковался, в то время как Тесла что-то делал на лабораторной скамье. Электрическая трость, частично разобранная, лежала с ним рядом.

Алек постучал по открытой двери:

— Мистер Тесла, прошу прощения?

Ученый с раздражением поднял голову; впрочем, взгляд его тут же стал приветливым.

— О, принц Александр! — Он куртуазно склонил голову. — Ну, наконец-то!

Алек ответил поклоном на поклон:

— Прошу прощения за то, что не ответил на вашу записку. Слегка, знаете ли, недомогал.

— Что вы, принц, нет никакой нужды извиняться! — великодушно махнул рукой Тесла, а сам, прищурившись, посмотрел на Бовриля. — Вы, я вижу, сделались завзятым дарвинистом?

— Вы насчет этого зверка? Это… лори проницательный. В смысле умудренный и проникновенный.

— Идите вы к черту, — сказал Бовриль, хихикнув.

— О, да он у вас ругатель, — отметил Тесла. — Как своеобразно.

Алек строго поглядел на тварюшку:

— Обычно Бовриль более вежлив, как и я. С моей стороны было упущением не присоединиться к вам прошлым вечером. Нам было бы что обсудить.

Ученый длинными пальцами наматывал проволоку на сердечник в набалдашнике трости.

— Упущение небольшое, поскольку питание на этом корабле, скажем прямо, неважное.

— Поверьте, оно не так уж плохо, когда на камбузе есть чем поживиться, — неожиданно для себя вступился Алек за кухню «Левиафана». — Овощи здесь выращиваются непосредственно в желудочном отсеке, а боевые ястребы временами приносят нам свежую добычу.

— А, так вот откуда на ужине взялся тушеный заяц! Можно сказать, кульминация вечера.

Алек приподнял бровь. Оказывается, этот господин угощался свежим мясцом, в то время как он жевал старые галеты? Само собой, будь дарвинисты уверены, что «Голиаф» не блеф, они бы с радостью потчевали Теслу трижды в день икрой, и красной и черной.

— Как жаль, что не получилось отведать его вместе с вами. Однако теперь, когда корабль пополнит свои запасы, почему бы нам не отужинать вместе?

Лицо мистера Теслы омрачилось:

— Увы, и еще раз увы, но вынужден как можно скорее возвратиться в Нью-Йорк. Теперь у меня наконец-то есть все сведения, которые позволят мне закончить работу.

— Ах, вон оно что. — Алек медленно вздохнул, после чего перевел взгляд на русского, который в этот момент укладывал в чемодан брюки. — Не могли бы мы на минуту остаться наедине, мистер Тесла?

Тот величаво махнул рукой:

— От лейтенанта Гареева у меня секретов нет.

Алек насторожился. У Теслы в денщиках ходит русский офицер? Несомненно, один из соглядатаев царя, посланный приглядывать за изобретателем.

Тут до Алека дошло, что этот самый лейтенант Гареев, судя по всему, ему знаком. Наверняка это был тот самый человек, что пару ночей назад помешал Дэрин шариться у Теслы в каюте. А возможно, он заприметил и их с Дэрин, когда они той ночью несли металлический детектор по грузовому отсеку.

— Мистер Тесла, — Алек перешел с английского на немецкий, — это ваше оружие, оно в самом деле способно остановить войну?

— О, я в этом уверен. Еще до того, как нанести чертеж на бумагу, я имею обыкновение с абсолютной точностью симулировать эффективность всех моих изобретений на практике, чтобы, как говорится, кирпичик к кирпичику. С начала этой войны я стал распространять этот способ и на сферы политики. Я уверен, что державы-жестянщицы покорно склонят передо мною головы хотя бы потому, что у них не останется иного выхода.

Алек молча кивнул, вновь подпадая под странное влияние речи Теслы. Одна его часть ополчалась на бредовую амбициозность изобретателя, другая же преклонялась перед непоколебимой волей этого человека. Что, если у графа Фольгера сложилось превратное впечатление? Если «Голиаф» действительно существует, то Тесла способен положить конец войне за какие-то считаные недели. А потому плести против него заговор сущее безумие. Но при этом вспоминалась еще и бескрайность поваленных деревьев, разбросанные кости, весь этот кошмарный, стелющийся во всех направлениях пейзаж. Что, если для внушения державам-жестянщицам мысли о капитуляции понадобится наглядный пример в виде разрушенного города?

Пока на ум Алеку напрашивался единственный вывод, что будущего в данный момент не прозреть, а крови сегодня на руках его людей он решительно не потерпит.

— Остановить войну, — сказал тихонько Бовриль. Тесла подался вперед, с интересом рассматривая лори: — Какое странное создание.

— Сэр, если есть хотя бы какая-то возможность остаться на борту, берусь вам в этом всецело содействовать. Я сам тоже стремлюсь к миру.

Тесла покачал головой:

— После полудня на Токио выходит мой пароход, а там я через два дня вылетаю японским летуном на Сан-Франциско, откуда поездом отправляюсь прямиком в Нью-Йорк. Нарушение этого расписания может обернуться для меня неделей задержки, в то время как каждый день этой войны оборачивается новыми тысячами жертв.

— Значит, вам пока тем более нельзя отсюда уходить! — Алек сжал кулаки. — Вам нужна моя помощь, сэр. Ведь это политика, а не наука. А мой двоюродный дед, между прочим, император Австро-Венгрии.

— Тот самый, которого вы совсем недавно через газеты обвинили в убийстве? Дорогой мой принц, насколько я вижу, вы с вашим семейством не особо, так сказать, в ладах.

Говоря это, Тесла слегка улыбался. Что и говорить, против этих слов не поспоришь. Что же, получается, иного выхода нет.

Алек вынул командный свисток и свистнул вестовую ящерицу. Когда та через считаные секунды появилась в передаточной трубе, ему неожиданно свело живот. Он не мог предать своих людей и в то же время едва ли мог запросить без объяснения вооруженный эскорт.

Мистер Тесла, вскинув брови, рассматривал ящерицу.

— Прямиком в Нью-Йорк, — брякнул Бовриль.

Наконец Алек подыскал нужные слова:

— Капитан Хоббс, мне и мистеру Тесле нужна срочная встреча с вами. У нас к вам важная просьба. Конец послания.

Ящерка юркнула в трубу.

— Просьба? — переспросил Тесла.

План у Алека созрел, пока он диктовал сообщение:

— Ваша миссия слишком важна, чтобы транжирить время на все эти пароходы-поезда. Мы должны взять курс на Нью-Йорк безотлагательно, и нет транспортного средства более скоростного для этой цели, чем «Левиафан».

ГЛАВА 14

— А у японцев морское зверье такое же крупное, как наше? — поинтересовался Ньюкирк.

— Да, несколько кракенов у них тоже есть, — ответила Дэрин с набитым ртом. — Но куда смертоносней у них не большие чудища, а те, что помельче. Вроде каппа-монстров, что десять лет назад взяли в плен русскую эскадру.

— А, помню ту тему на занятии. — Ньюкирк гонял по тарелке картошины, чувствуя себя слегка нервозно над вражеской территорией. — Забавно, что русские с японцами теперь как бы сроднились и воюют на одной стороне.

— На что только не пойдешь, чтобы сладить с этими гадами жестянщиками.

Дэрин потянулась, чтобы подцепить на вилку одну из картошек Ньюкирка, а тот и ухом не повел. Что же касается Дэрин, то она в голодании не видела смысла. С той поры как на «Левиафане» во Владивостоке произошла дозаправка, она слопала четыре здоровенные порции, но в ее желудке все еще подсасывало после тех двух ужасных дней без пищевого довольствия.

Само собой, жила в ней и пустота иного рода — та, которую не заполнить едой. С той поры, как раскрылся ее секрет, они с Алеком не общались. А когда случайно сталкивались, он лишь отводил глаза в сторону и выглядел бледным, как мучной червь.

Дэрин казалось, что она превратилась для него в прокаженную или некое пятно грязи на палубе «Левиафана», которое кому-нибудь (понятно, что не принцу) надлежит стереть. На их дружбу Алек решительно наплевал, и все лишь из-за того, что она девчонка. Ну и, само собой, загреб себе Бовриля. Сволочуга.

— А где, кстати, Алек? — спросил Ньюкирк, словно читая ее мысли.

— Какие-то, наверно, свои жестянщицкие выкрутасы, — ответила Дэрин, стараясь скрыть душевное негодование. — Нынче утром видела его с мистером Теслой на собрании у господ офицеров. Тихушники, все как один.

— Но его не видно вот уже несколько дней! Вы что, повздорили?

— Да пошел он.

— Я так и знал, — фыркнул Ньюкирк. — Он где-то прячется и не кажет носу, а ты шипишь, как целая банда мокрых кошек. Что там у вас, черт возьми, произошло?

— Да ничего. Видно, нос задрал: он же принц, важновельможная птица, чего ему с нами, мичманами, якшаться.

— А вот доктор Барлоу считает иначе, — глядя в тарелку, сказал Ньюкирк. — Она меня спрашивала, не подрались ли вы.

Дэрин с досадой застонала. Если ученая леди велит Ньюкирку за ней шпионить, значит, ей чертовски любопытно. А у такой вездесуйки, как доктор Барлоу дистанция между любопытством и подозрением короткая.

— Не ее ума дело.

— Верно. И не моего. Только согласись, все это немного странно. После того как вы вдвоем возвратились из Стамбула, вы были, как бы это сказать…

— Как принц и плебей, — вставила Дэрин. — А теперь, когда у принца есть для шушуканья мистер Тесла, надобность во мне отпадает сама собой.

— Н-да, — вздохнул Ньюкирк. — Вот тебе и жестянщики. Они что, все такие?

Дэрин встала и подошла к окну, надеясь, что разговор на этом закончен. Под кораблем в лучах послеполуденного солнца переливчато сияло Японское море, а на горизонте тоненькой ниточкой проступала береговая линия Китая. На лазоревом горизонте крапинками виднелись птицы-разведчики, чутко высматривающие вражеские суда.

«Левиафан» направлялся к Циндао, портовому городу китайского приграничья. Здесь у германцев была морская база, корабли которой могли свободно рыскать по всему Тихому океану. Японцы уже успели взять ее в осаду, но, похоже, они сами нуждались в помощи.

Ньюкирк вслед за Дэрин подошел к окну:

— Забавно, что мистер Тесла не сошел во Владивостоке. Когда я стирал ему рубашки, он выразил желание, чтобы я сложил их для упаковки.

Дэрин нахмурилась, прикидывая в уме, что могло поменять его планы. Из своих собственных наблюдений она знала, что Алек много времени проводит со своим новым другом. Повара рассказывали, что они вдвоем нынче ужинали за столиком капитана. Что они все, черт возьми, задумали?

— А, мистер Шарп и мистер Ньюкирк? Вот вы где.

В тот момент, когда мичманы оглянулись, в дверь проскользнул Тацца, волоча за собой доктора Барлоу с важно сидящим у нее на плече лори. Полоски под глазами придавали зверку выражение нахохленной заносчивости.

Дэрин нагнулась потрепать по загривку Таццу. В данном случае появление ученой леди радовало, поскольку она могла что-то знать о планах Теслы и Алека. Так что иногда вездесуйки появляются кстати.

— Добрый день, мэм. Рад видеть вас в добром здравии.

— В данный момент мое здравие под угрозой крайнего недовольства. — Доктор Барлоу повернулась к Ньюкирку: — Вы не будете столь добры выгулять Таццу?

— Но, мэм, Дилан же уже… — начал было тот, но под взглядом доктора Барлоу осекся и безропотно вышел вслед за сумчатым волком, а за спиной у него без объяснений хлопнула дверь. Ученая леди села за стол и жестом указала на остатки мичманского обеда. Дэрин взялась убирать остатки трапезы. Голова у нее шла кругом. Наверняка доктор Барлоу возьмется сейчас выпытывать о той ссоре с Алеком.

— Мистер Шарп, не потрудитесь ли рассказать о предмете, который вы обнаружили в каюте мистера Теслы?

Дэрин обернулась со стопкой пустых тарелок в руках, хорошо скрывая облегчение:

— А, вы об этом. Как я уже говорил, мэм, тот предмет небольшой, чуть крупнее футбольного мяча, но гораздо тяжелее — вероятно, сплошное железо.

— Почти сплошное, мистер Шарп, с небольшой примесью никеля. А какова его форма?

— Форма? Округлая. Хотя толком я не разглядел. — Дэрин убрала пару алюминиевых кружек. — Я находился в темноте под кроватью, старался, чтобы меня не поймали.

— Старался, чтобы не поймали, — уточнил лори, — мистер Шарп.

Доктор Барлоу махнула рукой:

— В чем вы преуспели великолепно. Но какие все-таки у этого мяча были очертания? Идеальная сфера или просто бесформенный ком?

Дэрин вздохнула при воспоминании о тех бесконечных минутах ожидания, когда Тесла должен был наконец заснуть.

— Идеальным он не был. Поверхность была какая-то ноздреватая.

— А эта самая ноздреватость была на ощупь гладкой или шероховатой?

— В основном, пожалуй, гладкой, как тот кусочек, который я отпилил. Если он все еще у вас, мэм, — Дэрин протянула руку, — я покажу, что я имею в виду.

— Тот образец находится на пути в Лондон, мистер Шарп.

— Вы отправили его в Адмиралтейство?

— Нет. К кое-кому, обладающему интеллектом.

— Вон как, — заметила Дэрин, пораженная тем, что даже доктору Барлоу для решения этой загадки требуется помощь.

Лори слез на стол и теперь обнюхивал пустую жестянку из-под молока. Глаза ученой леди машинально следили за зверком, а пальцы барабанили по столешнице.

— Я создатель фабрикатов, мистер Шарп, а не металлург. Хотя вопрос мой достаточно прост. — Она подалась вперед. — По-вашему, та ваша находка у мистера Теслы была искусственного или естественного происхождения?

— Вы имеете в виду, было ли это железное литье? — Дэрин припомнила ощущение прикосновения к предмету в темноте. — Вообще-то, форма была достаточно сферическая. Только сплошь вся щербатая. Как какое-нибудь ядро, вылетевшее из пушки.

— Так. А ядро — предмет рукотворный.

Доктор Барлоу умолкла, а ее лори взял в свои махонькие лапки кружку и сосредоточенно ее изучал.

— Рукотворный, — тихо повторил он, — мистер Шарп.

Дэрин тварюшку проигнорировала.

— Прошу простить, мэм, но это как-то не вяжется. Чтобы вызвать такое разрушение, ядро должно быть величиной с собор, черт бы его побрал!

— Мистер Шарп, вы забываете базовую формулу физики. При подсчете энергии масса тела лишь одна из переменных величин. А другая?

— Скорость, — ответила Дэрин, припоминая лекции боцмана по артиллерии. — Но для того чтобы смести вековой лес, это с какой же скоростью должно лететь ядро?

— С астрономической. Мои коллеги вычислят это досконально. — Ученая леди со вздохом откинулась на стуле. — Правда, Лондон отсюда в семи днях пути, даже если слать корреспонденцию быстрейшим из курьерских соколов. А тем временем мистер Тесла будет плести свою паутину и пускать нас по ложному следу.

— Но ведь мы сейчас направляемся бить германцев, разве нет?

Доктор Барлоу отмахнулась от этих слов, как от назойливой мухи.

— Быть может, мы чуть помашем там нашим флагом, но мистер Тесла с принцем Александром убедили капитана взять курс на Токио. Оттуда мы можем выйти на Адмиралтейство по подводному оптоволокну.

— Чего ради?

— Тесла попытается их уговорить, чтобы нас направили на Нью-Йорк. — Ученая леди щелкнула пальцами, и лори скакнул ей обратно на руку, а оттуда на плечо. — Где его ждет «Голиаф», чтобы остановить войну.

— Как! Мы летим аж в Америку?

— То-то и оно, и все ради борьбы с ветряными мельницами.

Голова шла кругом от мысли о пересечении Атлантики, но тем не менее Дэрин еще спросила:

— Вы думаете, мистер Тесла лжет?

Ученая леди встала, оправляя складки на одежде:

— Лжет, или просто сошел с ума. Однако на данный момент доказательств у меня нет. Так что держите глаза открытыми, мистер Шарп. — Она повернулась и зашагала к двери, а лори у нее на плече обернулся и сказал:

— Мистер Шарп!

Дэрин возвратилась к окну, усваивая то, что услышала от ученой леди. Если мистер Тесла затеял какой-то подвох, то он, должно быть, решил залучить себе в помощники Алека. Это, в общем-то, не составляло труда: Алек был рассержен и одинок, чувствовал себя преданным всеми, кому доверял. И Тесла появился в самый удачный для себя момент. А все это вина ее, Дэрин… Хотя нельзя сказать наперед, лжет Тесла или нет. Ее слова Алек на веру не брал, тем более что, по словам доктора Барлоу, никаких доказательств этому пока не было. Дэрин стояла, сжав кулаки и напряженно обдумывая, что же делать. В это время звук клаксона, объявивший боевую тревогу, стал почти облегчением.

* * *

Выбленочные тросы были густо увешаны командой, веревки постанывали под весом людей и зверья. Наверх высыпал, казалось, весь экипаж, радуясь предстоящему бою после недели полета над унылыми просторами Сибири. Блистало солнце, со стороны Японского моря дул прохладный свежий бриз, несравнимый со стылыми русскими ветрами.

Дэрин приостановилась, озирая горизонт. Там виднелся темный силуэт — две высоких трубы, башенки с палочками пушек — безусловно, германский военный корабль. По счастью, тонкого штопора пушки Теслы над палубами не наблюдалось. Корабль держал курс к полосе простертого вдоль горизонта китайского берега, где над согнездием крутобоких холмов призрачно виднелся город жестянщиков.

Дэрин продолжала карабкаться на звук боцманского голоса.

— Прибыл в ваше распоряжение, сэр! — отрапортовала она, добравшись до хребта.

— Где Ньюкирк? — осведомился мистер Ригби.

— В последний раз выгуливал питомца ученой леди, сэр!

Боцман чертыхнулся, после чего указал на воду:

— Где-то там военный корабль преследует японская субмарина. Сейчас она выпускает косяк каппы, поэтому выпускать стрелковых мышей мы не можем. Дайте знать людям на переднем орудии, затем доложите мне.

Дэрин козырнула и заспешила на нос, где двое стрелков готовили к бою воздушную пушку. По прибытии Дэрин с ходу взялась им помогать, затягивая винты и крепительные планки, подавая в оружие ленту с дротиками.

— Там, в воде, каппа, поэтому капитан против применения шипов. — Дерин вправила боезапас. — Смотрите, не спугните мышек, когда будете стрелять!

Стрелки с сомнением переглянулись:

— Как так без мышек, сэр? А если у жестянщиков окажутся аэропланы?

— Тогда лупим прямой наводкой. К тому же у нас есть еще и боевые ястребы.

Откозыряв, она заторопилась обратно, по пути сообщая указание. К тому времени, как она вернулась к мистеру Ригби, там уже находился Ньюкирк с биноклем. Мистер Ригби неотрывно смотрел в него на горизонт.

— Над Циндао пара цеппелинов, — сообщил он. — Никогда не видел их так далеко от Германии.

Дэрин сделала руку козырьком. Над городской бухтой, где сейчас замедлял ход корабль, зависали два темных пятнышка. Однако пушки Циндао не защищали от каппы. На ее глазах цеппелины вытянулись в линию вдоль горизонта.

— Они что, отходят, сэр? — спросила она. — Или идут на нас?

— Наверное, отходят. По сравнению с «Левиафаном» они воробушки. А корабль с их уходом окажется без прикрытия. Без воздушной подмоги каппа быстро с ним разделается.

Дэрин с тревожно бьющимся сердцем всматривалась в воду. Кроме обреченных матросов русского флота, никто из европейцев не видел каппу в действии. В «Руководстве по аэронавтике» фотографий этих существ не было; имелось лишь несколько картинок, основанных на слухах и рассказах.

— Скоро сигнал к атаке, — определил мистер Ригби, протягивая Дэрин бинокль и невооруженным взглядом осматривая город внизу. Дэрин подняла бинокль и вгляделась в боевой корабль жестянщиков. «Кайзерина Элизабет», — значилось у него на боку, и был он под австрийским флагом. Интересно, заметил ли это Алек, и не вызовет ли это у него повторного смятения, на чьей он все-таки стороне. Разумеется, у него теперь есть новый друг-жестянщик, с которым можно разделить переживания, так что есть на чьем плече поплакаться.

— Не германцы? — переспросил Ньюкирк. — То есть как?

— Это австрийский корабль, — сказал мистер Ригби. — Свои корабли германцы вывели, а терпеть в осаде оставили своих союзников. Не очень любезно с их стороны.

Дэрин прищурилась в окуляры бинокля. Море вокруг «Кайзерины Элизабет» пошло рябью, как при кипении. Каппа плавала непосредственно под поверхностью, как дельфины во время прыжков сквозь волны. С отдаленным ревом гудка открылись мелкокалиберные палубные орудия, взбивая выстрелами воду в белую пену. Вдоль бортиков стояли матросы-австрийцы, глядя вниз и прилаживая к винтовкам штыки. Дэрин невольно порадовалась тому, что она сейчас на воздушном корабле, а не там внизу.

— А японскую субмарину уже засекли? — спросил Ньюкирк.

— Не получится, — ответил мистер Ригби. — У нее, должно быть, поднят перископ, но он слишком мал. Так что мы увидим единственно…

Боцман осекся одновременно с тем, как серебристой каемкой пошла круговая волна.

— Вот она, та субмарина, — указал боцман кивком. — Как ученые и подозревали, они для приведения каппы в боевое неистовство используют подводный взрыв.

На глазах у Дэрин со стороны боковой части корабля из воды показалось первое создание. Оно взбиралось с помощью двух пар конечностей, распластывая по металлу четырехпалые перепончатые лапы. По гладкой отвесной поверхности каппа взбиралась так же легко, как по лестнице, и на людей на борту набросилась достаточно внезапно. Длинные пальцы ухватили за лодыжку матроса. Тут же грянула добрая дюжина выстрелов: это его товарищи набросились на чудовище. Под градом свинца зверь дернулся, но хватки не ослабил и наконец упал в море, прихватив с собой беднягу-австрийца.

Дэрин сжимала бинокль, игнорируя просьбы Ньюкирка дать посмотреть. Создания наступали уже десятками, поблескивая на солнце влажно-зеленой кожей. Из воды метнулись несколько более крупных особей и, сделав в воздухе дугу, сквозь завесу брызг обрушились сверху на матросов.

Вокруг винтовочных вспышек призрачно зыбким барьером поднималась завеса дыма. Матросов на палубе заметно убыло, в то время как несколько капп успели прорваться и метались теперь по палубе. Вскоре оказались разбиты широкие окна мостика, и зверье запрыгнуло внутрь. Заблестели выхваченные палаши.

Живот Дэрин сжался от спазма, и она наконец отдала бинокль Ньюкирку, сама удивляясь, зачем смотрела так долго. Созерцание боя всегда таково: волнение и зачарованность обращаются в ужас, когда до тебя доходит реальность кровопролития.

А ведь это, по сути, и не бой, а просто истребление превосходящего числом врага.

— Они подходят? — прокричал мистер Ригби, указывая на цеппелины.

Ньюкирк слегка приподнял бинокль:

— Да, возвращаются. И, судя по дыму моторов, ветер у них с хвоста.

— Конечно же, — Дэрин чертыхнулась. — Ведь они ждали каппу!

Теперь, когда вода кишела японскими морскими зверями, «Левиафан» не мог запускать стрелковых мышей. И ничто не мешало более легким и быстрым цеппелинам идти на сближение и использовать свои ракеты.

— Вот черт, — сказала Дэрин.

Теперь, в конце концов, запахло настоящим боем.

ГЛАВА 15

— Живо, ребята, за боевыми ястребками! — прикрикнул мистер Ригби.

Он схватил бунт веревки и бросил его в руки Дэрин, а сам ринулся на заднюю корму корабля. Оба мичмана припустили следом, кое-как успевая волочь тяжелый моток. По пути хребет под ними неожиданно вздыбился, отчего Дэрин с Ньюкирком покатились вниз, а мистер Ригби закричал бегущим навстречу людям, чтобы их подхватили. Непосредственно над птичником он затормозил и потянул веревку у мичманов из рук. Наклоняясь, чтобы подвязать один конец, боцман вдруг резко схватился за бок. Два месяца назад, как раз перед крушением «Левиафана» в Альпах, он получил туда пулю.

— Вы в порядке, сэр? — встревожилась Дэрин.

— Да ничего, — успокоил он, — только спуститься туда вместе с вами не получится. — Ей и Ньюкирку мистер Ригби бросил пригоршню карабинов. — Половина ястребов снабжена аэропланными сетками, что против цеппелинов, черт возьми, бесполезно. Спускайтесь и помогите птичникам переобуть их в когти. Да побыстрее!

— Слушаю, сэр! — крикнула Дэрин.

— Сначала я.

Прицепившись тремя карабинами к веревке, она повернулась и побежала прямиком в хвостовую часть. Здесь громадный корпус кита сужался, и совсем скоро Дэрин уже летела в свободном падении. Веревка в карабинах шипела рассерженной змеей, и скорость снижения была вполне сносной. Первые секунды спуска протекали на славу: все тревоги по поводу Теслы с его железным мячом и чертова принца Александра Гогенбургского как-то испарились. Но уже вскоре падение замедлилось, карабины стали затягиваться, и Дэрин рывками затормозила, а затем и остановилась. Инерцией ее мотнуло внутрь, в сторону подбрюшья воздушного корабля, где она, потянувшись, схватилась за лини рукой в перчатке. Реснички под руками, когда она по тросам спускалась к птичнику, пребывали в неистовом движении. «Левиафан» нервничал, чуя приближение цеппелинов. Интересно, как воздушный кит воспринимает те воздушные суда жестянщиков — как пару сородичей? Или как загадочную нежить, схожую по форме, но отчего-то лишенную жизни?

— Не волнуйся, зверушка, — сказала она вполголоса. — Мы о них позаботимся.

* * *

В птичнике царила подлинная вакханалия. Птицы у себя в вольерах клекотали и метались как сумасшедшие. Каким-то образом они всегда безошибочно чуяли приближение битвы или непогоды. Влезая через кормовое окно, Дэрин выкрикнула приказ переоснастить ястребов.

— Никак приказ с мостика на хвосте принесли! — отозвался Хиггинс, старший птичник. Он уже находился в одном из вольеров, стягивая противоаэропланную оснастку с одной крупной, яростно бьющей крыльями птицы. — Тех ястребов, что с когтями, мы уже запустили, сейчас готовим остальных!

— В таком случае я подсоблю!

Дэрин соскользнула по трапику, превозмогая легкую нервозность. Вообще, иметь дело с боевыми птицами ей доводилось, но лишь с отдельными экземплярами. А вот так, чтобы входить в вольер, полный бушующих боевых ястребов, — это уже слишком. Но деваться было некуда, а потому Дэрин, вздохнув поглубже, открыла дверцу и ступила в сизокрылатую бурю. Требовалось недюжинное усилие, чтобы не зажмурить глаза, не выскочить наружу. Собравшись с духом, она схватила одну из птиц и пригладила ей крылья. Затем проворным движением ей удалось отстегнуть капсулку со сложенной сетью из паучьего шелка. Ее кислотные нити вмиг разрезали легкие и хрупкие крылья аэропланов, но против больших надежных цеппелинов были фактически бесполезны. Отстегнув капсулу, она изловила следующую птицу, насадку когтей оставив птичникам. Из них каждый, на кого ни глянь, имел на себе отметины в виде неприглядных шрамов от работы с острой как бритва сталью. Постигать же это опасное во всех смыслах искусство в разгар боя — ну уж, увольте. Подбираясь к третьему по счету ястребу, Дэрин краем глаза заметила в соседнем вольере Ньюкирка, который занимался тем же самым.

Спустя несколько минут, показавшихся вечностью, была снаряжена первая ястребиная стая. И мистер Хиггинс открыл пусковой желоб, выпуская птиц в воздух. Прежде чем возвратиться к работе, птичники приветственно крикнули. Дэрин почувствовала, как корабль стремительно идет вверх — непонятно, то ли капитан повернулся хвостом и пустился наутек, то ли остался для защиты каин от жестянщицких цеппелинов.

Внезапно под ногами тяжело бухнуло, и переполох среди птиц удвоился. Неистовое биение крыльев ослепляло, но Дэрин тем не менее ощупью выбралась из вольера и, подобравшись к окнам птичника, выглянула в сторону кормы.

Один из цеппелинов, отстоящий на несколько миль, находился на добрые три сотни метров ниже, и вокруг него клубилась стая боевых ястребов, терзая когтями его оболочку. На глазах Дэрин от его гондолы отделился красный протуберанец и устремился прямиком к корме «Левиафана». Впрочем, расстояние было чересчур велико — ракета, сделав дугу, пошла вниз, не долетев до цели, и разорвалась гораздо ниже корабля, отстрелив во все стороны пылающие отростки.

— Противник бьет, но мимо цели! — прокричала Дэрин птичникам, но когда повернулась обратно к окну, то оцепенела от ужаса. Из центра взрыва отделился один из жарко шипящих отростков, устремляясь прямиком к птичнику!

В последнюю, казалось бы, секунду пылающий обломок отнесло в сторону, затягивая вращением пропеллера брюшной машинной платформы.

Огонь ударил по металлу, и с платформы полыхнул сноп искр. Мотор заглох, за кормой траурной полосой потянулся шлейф дыма.

Воздушное судно жестянщиков теперь быстро теряло высоту: истерзанный газовый мешок болтался тряпьем на ветру. Второй цеппелин отстоял гораздо дальше; зависая над «Кайзериной Элизабет», он дождем осыпал металлическими дротиками разбушевавшуюся каппу.

От двух вражеских цеппелинов «Левиафан», можно сказать, счастливо отделался, однако машинная платформа все еще дымилась, и временами вырывалось небольшое пламя. Дэрин, обернувшись рывком, окликнула Ньюкирка:

— В нас попало! Я на корму, а ты давай засылай этих пташек!

Не дожидаясь ответа, она до упора подняла оконную раму и выглянула вниз. С машинной платформой гондолу связывала стабилизирующая траверса шириной, позволяющей продвигаться по ней поступью. Однако находилась она в добром десятке метров под птичником, и прыгать на нее было еще одним сумасшествием. Если промахнуться, то падение остановит разве что открытое море. К счастью, мистер Ригби в свое время сотню раз заставлял ее чертить корабль в профиль, а потому ей помнилось, что птичник с траверсой соединяет стальной трос. Он крепился как раз наверху; можно сказать, рукой достать можно…

Во всяком случае, почти так. В общем, сказать можно, а дотянуться все-таки нельзя. Дэрин выругалась. Поскольку за машинной платформой шлейфом стелился дым, на осторожность времени не было. Вылезая из окна, она заметила, что к цели ведут прихватки для рук — оказывается, какой-то чертяка прежде уже проделывал этот фокус! Дэрин ухватилась за ближайшую ручку и оттолкнулась в воздух. Оттуда, перебирая по скобам руками, она добралась до троса, обвила его ногами и проворно заскользила вниз, чувствуя сквозь перчатки и комбинезон, насколько накалился трос. Внизу с расстояния полумили снова пальнул безудержно идущий вниз цеппелин. Но ракета бессмысленно пролетела внизу, свои шипящие осколки раскидав над морской гладью. Ботинки Дэрин стукнули по металлу одновременно с докатившимся до слуха грохотом разрыва. Впереди люки и окна машинной платформы были открыты, и из них наружу рвался дым, выстилающийся за кормой «Левиафана». Она забралась в передний люк; глаза щипало от едкого дыма.

— Это мичман Шарп! Доложите обстановку!

Из дыма показался инженер в летных очках и изъязвленном дырами комбинезоне:

— Дела плохи, сэр! Подали сигнал насчет Гераклова сброса! Ухватитесь за что-нибудь!

— Вы запросили… — попыталась переспросить Дэрин, но голос ее осекся: сверху нарастал глухой шелест. Она взглянула наверх, на брюхо воздушного зверя, где взбухали балластные линии. Гераклов сброс она наблюдала впервые. К нему прибегали лишь тогда, когда кораблю угрожало серьезное возгорание, поскольку сама эта процедура была чрезвычайно опасна.

— Начинается! — крикнула Дэрин, подаваясь в отсек и выискивая, за что ухватиться.

Инженер повернулся и сквозь густой дым шагнул обратно к щиту с рычагами и приборами, где находился его напарник, тоже с нашивками инженера. Дэрин припала на колени за основным двигателем, ухватившись за выступы как раз в тот момент, когда в машинный отсек ворвался первый кипучий вал. Затопление шло напрямую из пищеварительного тракта, соленое от нечистых выделений сотен и сотен обитающих на корабле особей. Поток нарастал, и горящий двигатель с шипеньем исходил белым паром, мешающимся с дымом и этим своеобразным рассолом.

Прибывающий поток играючи приподнял Дэрин с ног, стремясь через открытый люк смыть ее в пустоту. Жидкость наполнила ботинки, хлынула в лицо, норовя попасть в нос, в глаза. Но она держалась прочно и дождалась, когда последние искры в моторе угаснут, а поток пойдет на убыль. Рассол из отсека постепенно отступал, уровень его снизился вначале до пояса, затем до колен. Один из инженеров с облегчением вздохнул, собираясь отцепиться и подойти к почерневшему частоколу рычагов.

— Держись, давай! — предостерегла его Дэрин. — Мы потеряли задний балласт!

Он едва успел снова ухватиться, прежде чем корабль бросило в крен. Лишившись разом тысяч галлонов кормового балласта, «Левиафан» утратил равновесие и резко нырнул носом вперед.

Оставшаяся вода, бурля под ногами, сливалась наружу через передний люк. Сверху, выдавая напряжение воздушного зверя, скрипели выбленочные тросы, натужно удерживая нос от дальнейшего крена. Но в ближний иллюминатор было видно, как навстречу мчится жемчужно блещущее море.

Стал слышен рев, словно бесновалась пара голодных медведей — это давали задний ход моторы жестянщиков. Весь корабль тяжело содрогался, борясь с креном. Секунду-другую «Левиафан» нелепо висел в воздухе наискось, в то время как балластные линии снова взбухали, закачивая жидкость в сторону хвоста. Постепенно пол машинной платформы выровнялся.

Из вестовой трубы высунулась ящерка и голосом капитана сказала:

— Брюшная машинная платформа, ждем от вас помощь. Просим сообщить обстановку.

Инженеры одновременно глянули на Дэрин, потрясенные тем, что чуть не послали корабль кубарем в морскую хлябь.

Дэрин, откашлявшись, сказала:

— Сэр, говорит мичман Шарп. Только что прибыл сюда из птичника. На платформе произошло возгорание, поэтому инженеры запросили Гераклов сброс. Огонь потушен, но, судя по всему, какое-то время помощь вам оказать не сможем. Конец связи.

Ящерка мигнула и юркнула обратно в трубу. Дэрин обернулась к инженерам. До конца боя, похоже, придется торчать здесь.

— Да что вы все притихли, — хмыкнула она. — Вы, может статься, корабль спасли. А чтобы действительно стать героями, давайте-ка поскорей запустите эту дурищу!

ГЛАВА 16

— Право руля, — скомандовал капитан, и пилот завертел штурвал.

При повороте «Левиафана» палуба под ногами Алека поехала, но это был пустяк в сравнении с недавним тошнотворным креном. Морская гладь тогда заполонила передние окна мостика, и Алек с мистером Теслой неудержимо поехали вперед в своей парадной обуви. Алек не в первый раз позавидовал ботинкам экипажа на рифленой подошве. На плече у него по-прежнему сидел испуганно притихший Бовриль. Было видно, как стрелявший в «Левиафана» цеппелин безостановочно снижается. Стая боевых ястребов, сделав бессчетное количество надрезов, выпустила из него водород, и германское воздушное судно опускалось на море, как перо на пруд. В тот момент, когда по цеппелину проплывала тень «Левиафана», в поле зрения из-под сдувающейся мембраны показалась пара парусиновых спасательных лодок. В этот момент в голову Алека пришла жутковатая мысль:

— А ведь каппа может атаковать и эти лодки?

Доктор Барлоу пожала плечами:

— Не обязательно, если только субмарина не пошлет очередной боевой импульс.

— Мы сейчас сравнительно недалеко от берега, — заметил доктор Баск, — так что с этими парнями все может сложиться вполне неплохо, если только они не поленятся немного поработать веслами.

— Поработать веслами, — повторил с потолка лори ученой леди и хохотнул. Бовриль поднял голову и тоже хихикнул, слегка отпустив плечо Алека.

— Остальным повезло в меньшей степени, — сказал мистер Тесла, задумчиво разглядывая в отдалении «Кайзерину Элизабет». Она напоминала корабль-призрак. Палубы ее были омыты кровью, поблескивали осколками, и по ним в поисках добычи свободно разгуливали каппы. Если из экипажа кто-то и остался в живых, то они скорей всего укрылись на нижних палубах за задраенными люками.

Над кораблем-призраком зависал второй цеппелин, пуская в капп последний залп дротиков. Однако вокруг него уже кружили первые из боевых ястребов, терзая чуткую кожу цеппелина. Вскоре его двигатели заработали, и он начал удаляться.

— Мы разве не будем его преследовать? — спросил Алек.

— Нам едва ли есть до него дело, — ответил доктор Баск и, кивая мистеру Тесле, добавил: — Думается, доставить вас в Японию для нас важнее, чем этот отвлекающий маневр.

Алек тихо вздохнул. Как и предполагал граф Фольгер, весь этот длительный вояж — не более чем показуха. Адмиралтейство желает продемонстрировать, что британское воздушное господство всерьез и надолго, а Великая война — это соревнование европейских держав, а не второразрядных империй Азии.

Но, по крайней мере, теперь, помахав своим национальным флагом, «Левиафан» сможет повернуть и взять курс на Токио, а затем, с позволения Адмиралтейства, и на Америку.

— Мне кажется, те существа вряд ли опознают белый флаг, — заметил Тесла.

— Почему же, — возразила доктор Барлоу. — Субмарина их отзовет. Каким именно образом, по очевидным причинам известно одним лишь японцам.

— Которые, несомненно, предпримут все, чтобы потенциальный противник не прознал, как им удается усмирять их зверье, — вставил доктор Баск, разглядывая в подзорную трубу морской простор. — Вероятно, каким-нибудь звуком, недосягаемым для человеческого уха, вроде свистка для собак.

— Ох, и злющие у них собаки, — произнес мистер Тесла.

— Злющие, — мрачно повторил Бовриль.

Алек поймал себя на том, что кивает. Он уже видел в бою множество дарвинистских созданий, но эта самая каппа своей жестокостью превосходила их всех. В быстроте, с какой эти звери выпрыгивали из воды, было что-то от ночных кошмаров.

А вот в бесприютности мистера Теслы было, наоборот, что-то успокаивающее. Если его так удручает гибель австрийских моряков, то, разумеется, он подумает как следует, прежде чем обрушить свое оружие на беззащитный город.

— Тем не менее сам корабль не поврежден, — сказал доктор Баск. — И теперь он пополнит собой японский флот, как это десять лет назад сделала русская эскадра. Самая эффективная форма победы.

Алек нахмурился:

— А что, японцы способны управлять военным кораблем жестянщиков?

— Они освоили обе технологии, — пояснила доктор Барлоу. — С полвека назад американец по имени Коммодор Перри приобщил японцев к механике. Можно сказать, чуть не сделал из них жестянщиков.

— Хорошо, что мы этому воспрепятствовали, — улыбнулся доктор Баск. — Не хватало еще, чтобы эти ребята выступали на чужой стороне.

Судя по всему, мистер Тесла собирался высказать что-то не вполне политкорректное, но вместо этого лишь кашлянул.

— А ваш поврежденный двигатель, он основан на электрике? — поинтересовался он.

— Как и все двигатели на «Левиафане», — ответил мистер Баск и, поглядев на Алека, сделал оговорку: — За исключением тех двух, что нам любезно одолжили их высочество.

— Ага. Получается, вы не настолько уж против машинерии, — заметил изобретатель. — Что ж, быть может, я смогу быть вам чем-нибудь полезен.

— Позвольте мне вас сопровождать, — вызвался Алек. За два дня своего отшельничества он облазил все машинные платформы корабля. — Пролезть туда не так просто, но я знаю дорогу.

Энтузиазм Алека доктор Баск оценил легким наклоном головы:

— Благодарю вас, принц. Думаю, мистер Тесла, вам будет отрадно увидеть, что мы используем ваш принцип переменного тока. Концепция поистине новаторская.

— Вы так любезны.

Мистер Тесла учтиво поклонился двум ученым мужам, и Алек повел его с мостика на корму гондолы. По дороге Бовриль у него на плече нервно ерзнул.

— Не так просто, — шепнул он Алеку на ухо.

* * *

Даже в разгар боя ведущий из гондолы к брюшной машинной платформе хвостовой лонжерон пустовал. Внутри было тесно (лонжерон служил преимущественно для стабилизации корабля, а не в качестве прохода), и голенастому мистеру Тесле приходилось при ходьбе слегка пригибаться.

— Зрелище было на редкость неприглядное, — сказал Алек, когда они остались одни.

— Война никогда не бывает приглядной, — заметил Тесла, — неважно, кто в ней задействован, машины или животные. — Он ненадолго остановился поглядеть вслед юркнувшей поверху вестовой ящерице. — Хотя машины, по крайней мере, не чувствуют боли.

— Даже это воздушное чудище, — кивнув, сказал Алек, — наделено способностью чувствовать, что иногда оборачивается на пользу. Оно, вопреки воле офицеров, отступило перед одной из ваших пушек Теслы.

— Полезное, должно быть, свойство, — одобрил Тесла. — Притом, что убийство животных разрушающе действует на людскую нравственность.

Алеку вспомнился аргумент, который привела однажды в Стамбуле Дэрин:

— А разве вы не едите мяса, мистер Тесла?

— Пагубная слабость. Когда-нибудь я непременно покончу с этой варварской привычкой.

— Но ведь вы же пожертвовали там, в Сибири, своим воздушным зверем?

— Не без причины, молодой человек, не без причины, — сказал Тесла, постукивая тростью по полу. — Я не мог допустить, чтобы умерли от голода те несчастные медведи, поэтому просто позволил природе взять свое.

Бовриль на плече у Алека что-то бормотнул. Вообще при Тесле зверок вел себя на редкость молчаливо, как будто присутствие этого человека его сковывало. Или же он просто внимательно его слушал.

Было непонятно, как воспринимать слова изобретателя. Быть может, действительно имело смысл пожертвовать одним существом для спасения многих. Но что, если Тесла усматривает ту же логику применительно к прекращению войны?

По мере приближения к моторной платформе пол в проходе становился влажным и липким, к тому же он пах затхлой солоноватостью. Сквозь открытый люк доносился стук и звяканье инструментов.

— К вам можно? — спросил Алек.

На его голос оттуда показалась фигура в грязном комбинезоне, засаленном и пахучем. В тот момент, когда она козырнула, Алека словно током ударило: он узнал, кто именно находится под слоем копоти.

— Мистер Шарп! — пискнул Бовриль, подаваясь всем тельцем и протягивая лапки.

Безусловно, Дэрин Шарп была из числа тех, кого с гарантией можно застать в гуще любой сутолоки на борту «Левиафана».

— Мистер Тесла, — натянуто козырнув в ответ, обратился Алек, — я полагаю, вы уже знакомы с мичманом Шарпом?

— Имел честь первым встретить его в Сибири, когда он спускался с небес, — ответил изобретатель. — А это у вас, извиняюсь, что, перья?

Дэрин оглядела себя. Действительно, к перепачканному смазкой комбинезону пристало несколько перьев.

Она смахнула одно перышко и щелкнула каблуками как заправский кавалер где-нибудь на балу, а не на унавоженной машинной платформе.

— Я тут присматривал за боевыми соколами. Очень любезно с вашей стороны к нам заглянуть, мистер Тесла.

В ответ Тесла взмахнул тростью:

— Я пришел не заглянуть, а помогать. К вашему сведению, этот двигатель основан на моих разработках.

— А что именно здесь произошло? — спросил Алек.

— Пропеллеры всосали обломок ракеты, — ответила Дэрин, избегая глядеть Алеку в глаза. — Произошло возгорание, и инженеры запросили Гераклов сброс. Прошу вас, осторожнее, смотрите под ноги.

Внутри пахло как в самой что ни на есть клоаке. Пол был липким от экскрементов, скользким от масла, черным от копоти. Инженеры прекратили работу и во все глаза взирали на гения технической мысли.

— Вы сказали, Гераклов сброс? Это как в подвигах Геракла, где он потоком прочищал Авгиевы конюшни?

Дэрин не вполне поняла, и с объяснением поспешил Алек.

— Видимо, они пустили через платформу задний балласт. Оттого и внезапный крен, от которого мы все поехали по мостику.

Тесла приподнял туфлю и оглядел ее нечистую подошву.

— И находчиво, и негигиенично одновременно, какова, собственно, в большинстве своем вся дарвинистская технология.

Дэрин слегка напряглась, но спросила достаточно спокойно:

— Так вы говорите, сэр, что изобрели вот этот двигатель?

— Я создал принципы переменного тока. — Тесла тростью указал на агрегат. — Гораздо безопаснее именно на воздушном корабле.

Алек кивнул. Слоняясь несколько, дней назад по платформам, он обратил внимание, что электродвигатели и впрямь не изрыгают ни дыма, ни искр и работают почти бесшумно.

— Переменный ток, — с довольным видом повторил Бовриль.

— Но у вас на борту что-то не видно котельной, — сказал Тесла. — Откуда же у вас поступает энергия?

— А вот из этих топливных клеток, — Дэрин взглядом указала на штабель небольших металлических бочонков. — Водород вырабатывается крохотными существами в желудочном отсеке кита.

— Биологическая батарея! — воскликнул мистер Тесла. — Но в них не так уж много энергии.

— А она им и не нужна, сэр, — Дэрин кивнула на окна платформы. — Основной толчок воздушным кораблям дарвинистов задают реснички, эдакие волоски вдоль боков. Так что все делает сам летун, двигатели же просто подталкивают его в нужном направлении.

— Да, но «Левиафан» даже в этом смысле корабль особенный, — добавил Алек. — На нем есть еще два жестянщицких мотора. Так что в Нью-Йорк он доставит быстрее любого другого воздушного судна.

— Вот и прекрасно, — сказал мистер Тесла, снимая пиджак. — Давайте скорей за работу. Чем больше двигателей, тем лучше!

За работой мистер Тесла рассуждал на разнообразные темы — от мира во всем мире до своей одержимости числом «три», но Алек за всем этим как-то не поспевал. Мастер Клопп электродвигателям его особо не обучал, поскольку для шагоходов они были недостаточно сильны.

Поначалу Алек пытался быть полезным тем, что подавал изобретателю инструменты, но вскоре инженеры его оттерли, справляясь с этой почетной обязанностью самостоятельно. Подобно Боврилю, они ловили каждое слово маэстро. А Алек, как обычно, оказался низведен до никчемного потребителя водорода.

Тут он обратил внимание, что Дэрин вышла в стабилизирующий лонжерон. Последние дни Алек, не будем скрывать, ее сторонился. Но это начинало выглядеть несколько по-детски — делать вид, что они меж собой не знакомы. Их внезапная размолвка могла породить у доктора Барлоу вопросы, и не хватало еще, чтобы Дэрин вывели на чистую воду из-за него, Алека. И вот он, сделав глубокий вдох, вышел через люк в тесный проход:

— Привет, Дилан.

— Наше вам, высочество, — отозвалась Дэрин, не поднимая глаз. Она смотрела вниз на океан, и ветер легонько шевелил ее слипшиеся от грязи волосы.

Алек подумал было, что ей, должно быть, неловко представать перед ним в таком чумазом виде. Хотя, если вдуматься, чушь несусветная. Об этом пекутся обычные девчонки, но никак не Дэрин.

— Скоро мистер Тесла наладит вам двигатель, — сказал он.

— Как же. Он ведь, черт его дери, гений. Инженеры только об этом и твердят взахлеб. — Она поглядела в сторону кормы. — Похоже, он и капитану голову вскружил.

— В смысле?

Дэрин указала на полуденное солнце, ярящееся у корабля за кормой:

— Мы сейчас идем прямо на восток. Завтра будем в Токио.

— Понятное дело, — согласился Алек. — Теперь, когда помощь японскому флоту оказана, мы можем спокойно отбыть: честь Британии защищена.

— То же самое говорит и ученая леди, но, по-моему, она бредит!

— Ничего она не бредит. Ваше Адмиралтейство не могло допустить падения Циндао без участия Британии, потому что японцы — это… — он пощелкал пальцами в поисках подходящего слова, — ну, в общем, не совсем европейцы. И без нашей помощи никак не могли бы справиться с германцами.

Дэрин впервые за все это время открыто посмотрела на него:

— Ты хочешь сказать, мы обогнули полсвета, чтобы всего-навсего устроить показушку? Да это самая отъявленная чушь, какую мне доводилось слышать!

— Чушь, — согласился Бовриль, соскакивая на поручень.

— Более-менее, — пожал плечами Алек. — Но существует, видимо, некая высшая цель. И теперь мы можем помочь мистеру Тесле остановить войну.

Дэрин посмотрела на него примерно с тем же неприкрытым раздражением, как в тот день, когда он разглагольствовал о своем судьбоносном предназначении.

— Ты снова собираешься мне врезать? — спросил Алек. — Лучше предупреди заранее: мне надо хорошенько ухватиться, а то вниз лететь долго.

По ее лицу пробежала ухмылка, но глаза оставались холодными.

— А ты, оказывается, сильная, — сказал Алек.

— Ага, да и ростом я тебя повыше.

Он закатил глаза:

— Послушай, Дэрин…

— А вот это скверно, что ты меня так зовешь. Как бы не вошло в привычку.

— Возможно. Но я так долго звал тебя не тем именем, что мне не мешало бы это компенсировать.

— Ничего, это не твоя вина, что у меня два имени.

Алек посмотрел на скользящую внизу водную гладь:

— Тогда чья? В смысле, ведь даже Фольгер считает, что ты хороший солдат, и тем не менее тебе приходится скрывать, кто ты на самом деле.

— Так уж сложилось, — пожала она плечами. — И вины в этом нет ничьей.

— Или же она общая, — рассудил Алек, — Дэрин.

— Дэрин Шарп, — тихонько произнес Бовриль.

Оба они с ужасом уставились на проницательную тварюшку.

— Ну, шика-арно, — потрясенно выдохнула Дэрин. — Просто жуть, как шикарно. Теперь у тебя уже и зверок это выговаривает!

— Извини, — Алек затряс головой. — Я просто не знал…

Внезапно его рот оказался зажат; ладонь Дэрин пахла машинным маслом и чем-то соленым. Лишь сейчас Алек разглядел вестовую ящерицу, что карабкалась по подбрюшью корабля. Дэрин убрала руку, жестом веля молчать.

Ящерка заговорила голосом доктора Барлоу:

— Мистер Шарп, завтра после полудня вы сопровождаете меня на встречу мистера Теслы с посланником. Я как-то упустила из виду, что у вас фактически нет парадного мундира. Эту ситуацию нам надо будет исправить по прибытии в Токио.

Дэрин выругалась. Алек вспомнил, что ее единственный мундир погиб при штурме «Неустрашимого». Поход в примерочную для Дэрин мог оказаться достаточно рискованным предприятием, даже в отсутствие ученой леди.

— Э-э… Но… мэм, — промямлила Дэрин, — мне еще надо…

— Доктор Барлоу, — вклинился Алек, — это принц Александр. Я знаю, вам хотелось бы, чтобы Дилан смотрелся максимально эффектно, но согласитесь, мужское платье все же не ваша компетенция. Дилана с удовольствием сопроводил бы я. Конец послания.

Ящерка посидела-посидела, затем моргнула и ушмыгнула прочь.

Дэрин какое-то время таращилась на Алека, затем ошарашенно покачала головой:

— Двинутые, оба. Вообще-то с моей одеждой я могу разобраться и сама, понятно?

— Конечно. — Алек высвободил свой потрепанный рукав. — Только мне бы и самому не мешало обновить гардероб.

— А и вправду. Вид у тебя какой-то… не сказать чтобы очень вельможный. — Дэрин со вздохом выпрямилась. — Ну что, у меня еще дела. Увидимся, наверно, уже в Токио.

— Наверно, — улыбнулся ей Алек.

Дэрин повернулась и зашагала обратно к машинной платформе, крича инженерам, чтобы те дали мистеру Тесле хоть чуточку передохнуть. Алек же остался стоять в проходе, глядя на воду и прислушиваясь к своим ощущениям.

Как бы ее ни звали, все последние дни ему явно не хватало общества доброго друга. Причем сильно.

— Обновить гардероб, — сказал задумчиво Бовриль. — Конец послания.

ГЛАВА 17

Алек напялил еще один кителек и насупленно поглядел в зеркало. Форма габсбургского гвардейца была в таком же плачевном состоянии, как и остальные: локти без пяти минут продраны и не хватает двух пуговиц. Он что, в самом деле разгуливал последние недели в таком позорном виде?

— Я считаю это неосмотрительным, — сказал граф Фольгер.

— Мне надо произвести впечатление на посланника, — заартачился Алек, поковыряв пальцем потрепанный эполет. — К тому же я не думаю, что портные в Токио очень уж дороги.

— Я говорю не о цене, Алек. Тем более что вы в любом случае практически без гроша в кармане. — Вильдграф глянул в окно, где сейчас в настораживающей близости от гондолы проплывал один из шпилей Токио. — Я говорю о той девице.

Алек выбрал шелковую пилотскую куртку, которая была на нем в ночь оттоманского восстания.

— Вообще-то у нее есть имя. Дэрин.

— Как бы она ни звалась, вы наконец сумели выйти из-под ее влияния. Так зачем вновь рисковать и увлекаться заново?

— Дэрин не увлечение, — Алек, натянув куртку, оценивал эффект, — а друг и полезный союзник.

— Полезный? Ну да, разве что тем, что забрала у вас того зверка.

Алек не ответил. Накануне вечером Дэрин заглянула к нему в каюту «позаимствовать» Бовриля. Теперь Алек скучал по весу тварюшки у себя на плече, по ее бормотанию у себя над ухом. Проницательный лори дарил уют, в то время как все только и делали, что предавали.

— Доверять ей нельзя, — сказал Фольгер.

— Я бы сказал, граф, что и вам тоже. От Дэрин я хотя бы могу узнавать, о чем думают офицеры «Левиафана».

— Эти дни за них думает Тесла. Представить только, реквизировать для своей транспортировки в Америку целый корабль! Просто безумие полагать, что Адмиралтейство это допустит.

Алек приподнял бровь:

— Вообще-то, знаете, это моя идея.

— А, ну да. — Фольгер со вздохом встал из-за стола и прошел к своему дорожному рундуку.

— Это дипломатический маневр, а не бал-маскарад. — Алек снял свою оттоманскую куртку. — Нет, Для британского посланника слишком уж цветасто.

— Доверяя Тесле, вы подвергаете себя риску.

— Он хочет мира, и у него есть силы его обеспечить.

— Будем на это надеяться, ваше ясновельможное высочество. Потому что, если вы поддержите его публично, а затем выяснится, что он безумен, весь мир обвинит в сумасбродстве вас. Вы думаете, народ Австро-Венгрии пожелает иметь в качестве императора юного сумасброда?

Роясь в рундуке, граф выдержал гневный взгляд Алека без особого для себя урона. Наконец он извлек оттуда нечто похожее на синий полукафтан с красным воротником.

— Вот. Мой гусарский доломан дома Габсбургов.

— Вы, я вижу, серьезно считаете меня слабоумным? — укоризненно спросил Алек.

— Я считаю, что вы пытаетесь сделать что-то во благо. Однако творить благо бывает нелегко, а войну не останавливало еще никакое оружие. — Граф Фольгер протянул принцу свой гусарский наряд. — Так что, кто знает, может, ваш великий изобретатель и впрямь может все изменить.

— А вы хотели его убить, — поддел Алек, примеряя доломан. Рукава длинноваты, но приличный портной, пожалуй, с подгонкой справится вполне. — Или все это было лишь хитрой уловкой, чтобы меня встряхнуть и вывести из сплина?

— Два зайца, а камень всего один, — лукаво улыбнулся вильдграф.

* * *

Улицы Токио были запружены пешеходами, вьючными животными, паровыми трамваями. Здания озаряло утреннее солнце, хотя над головой все еще светились гирлянды бумажных фонарей, в которых роем мерцающих звездочек мелькали мошки. Алек в людской сутолоке всегда чувствовал себя неуютно, а уж здесь в Токио и подавно. Помимо двух сопровождающих из числа экипажа, европейцев вокруг не было видно. Многие из японцев были одеты на европейский манер, хотя женщины носили в основном длинные платья с цветными узорами — преимущественно алыми и индиго — и с широкими шелковыми поясами, собранными на пояснице в виде бантов. Алек попытался вообразить в таком наряде Дэрин, но никакого воображения на это не хватило.

Вопреки ожиданиям, технологии двух цивилизаций соседствовали довольно мирно, если не сказать элегантно. Пыхтели клубами пара трамваи, но переполненные омнибусы тянули за собой более мощные буйволины. Временами на глаза попадались возницы, погоняющие двуногих шагоходов-рикш; в основном же в качестве гужевого транспорта выступали приземистые чешуйчатые создания, неприятно напоминающие каппу. Небо хаотично пересекали телеграфные провода, но среди них юркали вестовые ящерицы, а в вышине виднелись почтовые орлы с посылками и бандеролями.

— Мы еще не заблудились? — спросила Дэрин.

— Заблудились, — констатировал у нее на плече Бовриль, на секунду отвлекаясь от зачарованного мира, бурлящего японскими фразами.

Алек со вздохом развернул карту доктора Барлоу, пожалуй, уже в сороковой раз с той поры, как они вышли с летного поля. Невозможность читать уличные вывески откровенно раздражала. К тому же здесь, в Японии, оказывается, по-иному обстояло дело с нумерацией домов. Вместо того чтобы уменьшаться или увеличиваться вдоль улиц, номера шли по часовой стрелке вокруг городских кварталов. Сущее безумие. По словам местного знакомца доктора Барлоу, тоже ученого, среди этого безумия и скрывалась та улочка портных, где обслуживают европейцев.

— Мне кажется, мы где-то поблизости, — сказал Алек. — Может, эти двое что-нибудь подскажут?

Дэрин вскользь глянула на пару сопровождающих:

— Жди, подскажут. Их единственная задача — не дать тебе сбежать.

— Хм. Нет смысла. Мне на «Левиафане» нынче нравится как никогда.

— Наверняка благодаря твоему новому ученому дружку? — усмехнулась Дэрин.

— А что. Он гений, и он хочет остановить эту войну.

— Ты хотел сказать, чокнутый на всю голову. Доктор Барлоу говорит, по поводу своего «Голиафа» он несет всякий бред.

— Чокнутый, — хихикнул Бовриль.

— Еще бы ей так не говорить, — сказал Алек. — Мистер Тесла — ученый-жестянщик, а она дарвинистка до самых корней волос. Они враги по жизни.

Дэрин хотела что-то возразить, но непроизвольно обернулась на запах неспешно проплывающей мимо закусочной. Тянул ее вместе с посетителями и всеми причиндалами приземистый двуногий шагоход. Один из поваров за прилавком ножом насекал в лапшу тесто; другие нарезали кто грибы, кто рыбу, кто моллюсков. Из котлов шел пар, донося запах сои и креветок с примесью уксуса и острых соусов.

— Может, потом немного закусим, — неуверенно предложила Дэрин.

— Закусим, — подтвердил Бовриль.

Алек улыбнулся. Он помнил еще по Стамбулу: самый верный способ отвлечь Дэрин от спора — это предложить поесть. Хотя сейчас она еще не созрела.

— Ты забыл, что мы нашли у Теслы в комнате?

— Какой-то камень, — нейтрально ответил Алек.

— Если бы это был просто камень, стал бы он тащить его с собой на борт!

— Он же ученый. А они все без ума от всяких там камней, минералов. Доктор Барлоу не выяснила, что именно это было?

Дэрин покачала головой:

— Точно не говорит, но вообще все очень подозрительно. У Теслы всякое оружие работает на электричестве, а то было что-то вроде… пушечного ядра.

— Пушечное ядро не повалит пол-Сибири, мистер Шарп.

— Мистер Шарп! — подхватила тварюшка.

— Быть может, я возьму и сам его об этом расспрошу, — съязвил Алек. — Хотя он может несколько удивиться, зачем один из нас ночью прятался у него под кроватью.

— Оставь. Если он узнает, что мы за ним шпионили, ты выйдешь у него из доверия.

Алек покачал головой: можно подумать, Дэрин сама образец дружбы и доверия.

— Ничего, когда мы прибудем в Нью-Йорк и явим «Голиаф» миру, все эти малозначительные детали наверняка обретут смысл.

— Ты думаешь, Адмиралтейство в самом деле позволит нам отправиться в Америку?

— Мистер Тесла умеет быть очень убедительным, — заметил Алек. — Кроме того, мне это предначертано судьбой.

— Ой-й, — Дэрин лишь отмахнулась. — Тоже мне, судьба-индейка.

Она хотела сказать что-то еще, но ее перебил Бовриль:

— Обновить гардероб! — пискнул он.

— Глянь-ка, верно зверушка предсказывает, — сказала Дэрин, глядя Алеку через плечо. — Сдается мне, твоя судьба — это удачно подшитый камзол.

Алек обернулся. Под навесом открытого входа в магазинчик негромко жужжала разлапистая, как паук, машина, поблескивая мотками ниток. На транспаранте с иероглифами угадывалось несколько узнаваемых слов: «Добро пожаловать в пошивочную Шибасаки».

— Пока сойдет и так, — сказал Алек, сворачивая карту.

— Ирассяи, — донеслось до слуха, едва он ступил под навес. Навстречу из-за швейных машин поднялись двое: один в белом хлопковом кимоно с цветами, другой в европейском костюме с жилеткой.

— Милости просим, господа, — старательно выговорил на английском тот, что в цветочек, и церемонно поклонился. Алек и Дэрин ответили поклоном на поклон.

— Господа, мы прибыли сюда совсем недавно, — медленно, чтобы было понятней, произнес Алек. — Денег у нас нет, но мы можем рассчитаться золотом. — Человек смутился такой прямоте, а Алек лишь поклонился еще раз и выставил перед собой гусарский наряд Фольгера. — Лишь бы вы сделали это по мне.

Второй японец вежливо взял поданный полукафтан за плечи и, внимательно оглядев его, сказал:

— Это можно.

— Вот и хорошо. А моему другу нужен блузон, ну, как у британских моряков. И все это сегодня же после полудня.

— О, у нас для английских джентльменов большой выбор. — Портной с лучезарной улыбкой обратился к Дэрин: — Не желаете ли примерку, сэр?

Она искоса глянула на караульщиков: стоят так близко, что могут без труда услышать малейший возглас удивления.

— Боюсь, что нет, — с сокрушенной миной вмешался Алек, — у него, как бы это сказать, проблемы с кожей. Вы, пожалуй, обмерьте лучше меня и прикиньте на глаз.

Закройщик нахмурился:

— Но вы, сэр, ниже ростом.

— Не настолько уж и ниже, — уязвленно сказал Алек, при этом Бовриль насмешливо хихикнул.

Закройщик грациозно поклонился и жестом фокусника извлек мерную ленточку. Алек, сняв куртку, повернулся и расставил руки.

Дэрин стояла в сторонке и улыбалась. Алек давно не видел ее такой.

* * *

После обмеров портные сказали явиться через пару часов. Дэрин между тем безошибочно пошла на запах передвижной закусочной, и вскоре они уже сидели на длинной скамье лицом к поварам, плечом к плечу с другими посетителями. Караульщики из экипажа заняли позицию позади прилавка и наблюдали с расстояния.

На специальном лотке для разогревания стояла дюжина чашек с лапшой (Дэрин сказала, разогревание делают на масле из фабрикатного арахиса). Топливо источало сладковатый запах, мешаясь с маринадным ароматом ломтиков лосося в окружении апельсинных долек, черного соевого соуса в мелких чашечках и серебристых полумесяцев подсушенных рыбешек.

Пока Дэрин жестами изъяснялась с поварами, Алек почувствовал, насколько он проголодался. Видя, что все здесь едят палочками, он втайне пожалел, что не прихватил из столовой «Левиафана» вилку с ножом.

— Ты слышал? — спросила Дэрин. — Встреча переносится в отель «Империал».

— Почему же в отель?

— Да потому что там, черт его дери, есть театр! Похоже, посланник из кожи вон лезет, лишь бы ублажить великого Николу Теслу за то, что тот перешел на нашу сторону. — Она внимательно следила, как едят палочками. — Пускай теперь жестянщики трясутся от страха.

— Будем на это надеяться, — сказал Алек.

Перед ними поставили две чашки спутанной лапши в густом бульоне. Сверху на лапше лежала какая-то белая масса, а также горстка мелких оранжевых шариков, полупрозрачных, как зерна граната. Перед Боврилем оказалась миска свежего лосося.

Когда зверок взялся уплетать, Алек уставился в свою чашку:

— А что ты нам взяла?

— Понятия не имею, — ответила Дэрин, берясь за деревянную ложку. — На вид симпатично, вот я и указала.

Алек с помощью палочек попытался поддеть один из оранжевых шариков с жемчужным отливом. Первый из них лопнул, но второй все же удалось поднести ко рту. Он лопнул между зубами как крохотный воздушный пузырек с солоноватым привкусом рыбы.

— Похоже на увеличенную икру.

— И что это? — спросила Дэрин.

— Рыбьи яйца.

Она нахмурилась, однако это откровение на аппетит не повлияло.

Алек осторожно попробовал белую массу, оказавшуюся на поверку тертой маринованной редькой. Были здесь также дольки какого-то перламутрового фрукта, терпкого, как лимонная корка. Алек вращал палочками в чашке, смешивая острые вкусовые оттенки редьки, Цедры и рыбьих яиц с густой наваристой лапшой.

За едой он, наконец, не спеша стал вглядываться в медленно плывущий мимо город. Крыши Токио вздымались и опадали подобно океанским волнам; зыбились на их поверхности терракотовые покрытия. Окна кучно обживали карликовые деревья в горшках, кривизной стволов напоминая иероглифы и вторя извивам каллиграфии магазинных вывесок. До самой земли струились пологи вьющихся растений с розовыми соцветиями, и казалось, всюду, куда ни глянь, колышутся на ветерке бумажные фонарики.

— Как красиво, несмотря ни на что, — задумчиво заметил Алек.

— Несмотря на что именно?

— Ну, хотя бы на то, что эта же самая культура породила тех жутких капп.

— По мне, так фосфорные снаряды куда жутче.

Алек пожал плечами, будучи не в настроении затевать дискуссию в духе той, что была у них с Теслой.

— Ты права. Убийство безобразно, какую бы форму оно ни принимало. Вот почему мы должны остановить эту войну.

— Не ты этот мир создавал, Алек, не тебе его и менять. Быть может, убийство твоих родителей и явилось тому толчком, но мир уже тогда был к ней готов, со всеми своими боевыми машинами и зверьем. — Дэрин уставилась в чашку, наматывая на палочки лапшу. — Драка все равно бы разгорелась, так или иначе.

— Но затеяла ее моя семейка. Факт остается фактом.

Дэрин повернулась к нему лицом:

— Алек, не вина спички в том, что дом сделан из соломы.

— Ну, ты вывернула. — В чашке у Алека остался один бульон. Другие посетители запросто его допивали, так что и Алек поднял свою чашку двумя руками. — Но это меняет то, что я должен сделать.

Дэрин, проследив, как он допивает остатки бульона, спросила напрямую:

— Что, если у тебя не получится?

— Ты сама была свидетелем того, как мы действовали в Стамбуле. Наша революция удержала их от войны!

— Это была их революция, Алек. Мы только так, чуток помогли.

— Это понятно. Но мистер Тесла способен на гораздо большее. Судьба занесла меня в Сибирь для того, чтобы мы с ним встретились, и его план должен определенно сработать!

Дэрин зевнула, прикрыв рот ладонью:

— А если судьбе все равно?

— Ну почему ты никак не примешь очевидный факт, что в поворотные моменты мой путь всякий раз направляло провидение? Ты только вникни. — Алек начал по очереди загибать пальцы. — Отец подготовил мне убежище в Альпах в той самой долине, где совершил аварийную посадку «Левиафан»! Затем, когда я бежал из Стамбула, я вновь оказался на вашем корабле как раз тогда, когда он направлялся на осаду Циндао! И это привело меня в Сибирь, в самые ее дебри, и когда? Именно в тот момент, когда мне было суждено встретить Теслу! Все эти совпадения связаны и просто не могут ничего не означать!

Дэрин уже готова была заспорить, но вдруг примолкла и многозначительно ухмыльнулась.

— В таком случае ты вынужден признать, что нам суждено быть вместе.

Алек по-детски моргнул:

— А?

— Я же рассказывала, как получилось, что ты очутился на «Левиафане». Если бы та дурацкая буря не проволокла меня через пол-Британии, я бы служила на «Минотавре» с Джаспертом. И тогда мы бы с тобой ни за что не встретились.

— Ну… видимо, да.

— А когда мы кое-как сели в горах и ты явился нас выручать на тех нелепых снегоступах, ты прежде всего наткнулся на то место, где в снегу валялась я. — Улыбка Дэрин становилась все шире. — То есть первым делом спас именно меня.

— Всего лишь от отморожения задницы. — Алек глянул перед собой в пустую чашку, где сиротливо лепилось сбоку единственно уцелевшее рыбье яйцо. Он подцепил его палочками и принялся внимательно изучать. — А ты, когда прыгала с корабля в Стамбуле, думала, что от меня отделалась?

— С чего ты взял, — хмыкнула Дэрин.

— И еще у тебя привычка всех подначивать.

— Ах, ты, бедняга. Связал свою судьбу с чертовой простолюдинкой.

Она хмыкнула и отправила в рот последнюю горстку лапши.

Алек нахмурился. За два дня угрюмых раздумий ему как-то не пришло в голову, что без Дэрин Шарп могла не состояться Османская революция, а сам он ни за что не вернулся бы на борт «Левиафана». И тогда он не встретился бы с Теслой и не стал ближе к тому, чтобы остановить войну.

Оказывается, на каждом шагу этого пути его сопровождала Дэрин.

— Получается, мы с тобой действительно связаны?

— Ну, а ты думал, — сказала она, все еще жуя. — И чтобы мы вообще с тобой встретились, мне пришлось прикинуться мальчишкой. Ты только представь.

— Насмешка судьбы, — сказал Бовриль и икнул.

Алек покорно приподнял руки — дескать, сдаюсь.

В конце концов, есть в жизни вещи и похуже, чем быть связанным с Дэрин Шарп. Кстати, от того, что она улыбалась, по душе волной шло облегчение: она снова его друг, союзник. Провидение как бы намекало, что так будет всегда. На сердце словно разжался кулак.

— Знаешь, как мне было тяжко находиться с тобой в ссоре, — со смехом призналась Дэрин. — Я ведь по тебе тоже скучала, дурашка ты, принц.

Она хотела сказать что-то еще, но бросила через плечо украдкой взгляд на соглядатаев с корабля и вздохнула:

— Ну что, пора за одежонкой. А то у Теслы через несколько часов прием.

Алек восторженно кивнул:

— Вот это будет представление.

ГЛАВА 18

Театр отеля «Империал» постепенно заполнялся; зрителей скопилась уже по меньшей мере сотня. Интересно, кто же их всех пригласил — ученый-жестянщик, британское посольство, или же весть сама разлетелась по Токио? Британского посланника в помпезном гражданском костюме, окруженного адмиралами и коммодорами, различить было сравнительно легко. Невдалеке стояла группа японских морских офицеров — длинные черные кители, фуражечки с красной окантовкой. Дэрин распознала и другие мундиры — французские, русские, даже несколько итальянских, хотя дарвинистской Италии пока лишь предстояло вступить в войну. Особняком держалась группа европейских и японских ученых мужей — в котелках, у некоторых на плечах звукозаписывающие лягушки. Из всех присутствующих в одиночестве стояла, пожалуй, лишь одна Дэрин. Доктор Барлоу ее покинула ради своих коллег, а Бовриль сейчас лазал под креслами, зачарованно вслушиваясь в обрывки разноязычной речи. Значительную часть публики составляли репортеры, из которых некоторые уже щелкали затворами фотографических аппаратов, снимая сцену. На сцене же приковывало взгляд нагромождение всевозможных электрических аппаратов, металлические сферы и матовые трубки, мотки проводов, генератор размером с коптильню, а также огромная стеклянная лампа, свисающая с потолка. Как (а главное, когда) Тесла умудрился собрать все эти технические премудрости воедино, для Дэрин оставалось загадкой. «Левиафан» развил хорошую скорость и приземлился незадолго до полуночи, после чего изобретатель довольно скоро собрался и исчез. Должно быть, всю истекшую ночь и утро он работал как одержимый, соединяя всевозможные электрические детали и запчасти. Сбоку на сцене Дэрин заметила мастера Клоппа, сосредоточенно колдующего над путаницей проводов. Рядом с ним дежурил Хоффман с нужными инструментами наготове. Своих людей в распоряжение великому изобретателю предоставил, разумеется, Алек. Сам он сейчас увлеченно общался с группой офицеров в неизвестных синих униформах (американцы, что ли?).

Дэрин все еще поражалась, как смело она высказалась нынче утром — насчет того, что им с Алеком предначертано быть вместе. Ей по-прежнему не слишком верилось во все эти россказни о провидении. Видимо, болтовня насчет судьбы была для Алека попросту способом принять ее как девчонку, ввести ее в свой глобальный план по спасению мира. Разумеется, он все это принял, потому что нутром чувствовал: с ней он сильнее, чем без нее.

Огни чуть мигнули, и публика начала рассаживаться по местам. На плечо Дэрин возвратился Бовриль, и осторожно бочком пробралась доктор Барлоу, заняв место рядом:

— Мистер Шарп, я, кажется, забыла сказать: приятно видеть вас в таком опрятном нарядном виде.

Дэрин потерла пальцем свой блузон, сшитый из более плотной и одновременно более мягкой ткани, чем та, которую она привыкла носить.

Сидела обновка, кстати сказать, безукоризненно, даром что закройщики к самой Дэрин даже не прикоснулись.

— Портные к своему ремеслу, мэм, здесь относятся серьезно.

— Вот и славно. Между прочим, вы сейчас находитесь в присутствии истинных светил науки.

Дэрин озадаченно нахмурилась:

— Честно сказать, мэм, я думал, вы этого задаваку недолюбливаете.

— А речь не о мистере Тесле, молодой человек. — Доктор Барлоу изящно повела рукой в белой перчатке. — Здесь присутствует сам Сакичи Тойода, отец японской механики. А с ним еще и Кокити Микимото, создатель первых жемчужин-фабрикатов. Жестянщики и дарвинисты, все в одном ряду.

— Той-ё-да, — внимательно, по слогам произнес Бовриль.

— Лучше уж в одном, чем друг друга лупасить, — высказала мнение Дэрин. — Хотя что толку? Адмиралтейство-то все равно здесь не присутствует.

— Как сказать. — Доктор Барлоу легким кивком указала на офицера в форме королевского флота, сидящего у кулис за телеграфным ключом. — Токио и Лондон соединены меж собой подводным кабелем. По словам посланника, сам лорд Черчилль специально встал пораньше, чтобы отслеживать действо.

Да уж, действо. Дэрин по-прежнему хмурилась. Система волокнистых кабелей, простирающихся от Британии до Австралии и Японии, считалась одним из наиболее изощренных творений дарвинизма. Сделанные из живых нервных волокон длиной в милю, они связывали Британскую империю в единый организм, передавая кодированные послания по дну океана.

— Но увидеть-то они все равно не увидят, — высказала соображение Дэрин.

— Мистер Тесла утверждает иначе.

Голос доктора Барлоу стих, вместе с тем как огни угасли и зал погрузился в тишину.

На середину затемненной сцены размашистым шагом вышла знакомая высокая фигура, держа в одной руке длинный цилиндр. Им изобретатель приветственно взмахнул, как фехтовальщик перед поединком, и голос его звучно разнесся под сводами театра:

— Время поджимает, поэтому начну без предисловий. Перед вами стеклянная трубка со светящимися газами. А это, — Тесла указал на потолок, — проволока, передающая переменные токи высокого напряжения. Когда я коснусь и того и другого…

Одной рукой он взял проволоку, и стеклянная трубка в другой внезапно зажглась. Аудитория тихо ахнула, а затем местами прыснула смехом, как будто части зрителей секрет фокуса был заранее известен.

По лицу Теслы пробежала тень, и он небрежным жестом положил эту мутно сияющую трубку себе на плечо.

— Разумеется, это всего лишь электрический свет; новизна лишь в том, что в качестве проводника я использую свое тело. Но это лишний раз напоминает нам о том, что электричество способно переноситься не только по проводам, а, скажем, сквозь атмосферу, сквозь земную кору и даже через эфир межпланетного пространства.

— Ой, — с тихой досадой сказала доктор Барлоу, — только про марсиан опять не надо.

— Марсиан, — хихикнул Бовриль, а Дэрин насупила бровь. Между тем Тесла поместил трубку на край сцены, и едва он убрал с нее пальцы, как свет тут же иссяк. Провод он тоже отпустил и оправил на себе сюртук.

— В некотором смысле вся наша планета — некий конденсатор, гигантская батарея. — Потянувшись, он коснулся свисающей с потолка лампы, и внутри ее зажегся свет. — В центре данной сферы находится еще один шар, поменьше. Оба наполнены люминесцентными газами, и вместе они могут нам продемонстрировать работу двигателя нашей планеты.

Изобретатель снова умолк, отступив на пару шагов назад. Шар при этом светился, но на протяжении нескольких безмолвных минут ничего не происходило. Дэрин заерзала на своем кресле. Было как-то неловко наблюдать столь длительное молчание такого количества важных персон. Чередой пошли вереницы мыслей. Почему, интересно, доктор Барлоу упомянула марсиан? Тесла что, в них верит? Одно дело за глаза называть великого изобретателя чокнутым, но совсем другое, если у него действительно не все дома.

Алеку так хочется остановить войну, что он готов верить любому обещанию о мире. А после всего, чего он лишился — своей семьи, дома, страны, — как ему быть дальше, если эта его надежда тоже пойдет прахом? Лично она, Дэрин, и предложить-то ему толком ничего не может, разве что показать: в этой жизни, помимо спасения мира, есть и другие вещи.

По рядам прошел ропот, и она подняла голову. Свет в стеклянной сфере обрел форму — тонкий столбик света, вроде тех трепетных язычков, что внутри металлического детектора Теслы. Этот столбик продвигался, медленно очерчивая шар подобно минутной стрелке часов.

— Вращение, как всегда, происходит по часовой стрелке, — пояснил Тесла. — Хотя в Южном полушарии движение, видимо, шло бы в обратном направлении. Видите, этот прожилок света запущен движением нашей планеты.

Рокот по залу прокатился снова, на сей раз слегка тревожный. Дэрин поежилась. Хотя, если вдуматься, так ли уж это отличается от того же маятника или стрелки компаса?

— Однако мы не ограничены слепыми силами природы. — Тесла подступился к сфере с каким-то мелким предметом в руке. — Используя этот магнит, я попробую воспротивиться устоявшемуся движению этого светового указателя, так сказать, изнутри самой Земли.

Он подошел еще ближе, и свет перестал вращаться. Тесла начал шагать вокруг лампы, и сполох снова пришел в движение, неизменно указывая в противоположную от магнита сторону, неважно, ускорял изобретатель ход или замедлял.

— Странно, не правда ли? Видеть, что мы можем управлять молнией так же просто, как каким-нибудь пистолетом. — Он вынул из кармана брегет и поглядел на циферблат. — Однако теперь время устроить более серьезную демонстрацию. Гораздо более масштабную. Несколько дней назад с борта «Левиафана» я курьерским орлом отправил в Токио сообщение. Еще одно ушло по подводному кабелю в Лондон, и, наконец, по рации моим ассистентам в Нью-Йорке, на расстояние в полсвета. Так что оттуда через несколько минут они последуют моим инструкциям.

Тесла подал знак Клоппу, и тот начал что-то проделывать с одной из черных коробок. Секунда-другая, и все устройства на сцене ожили, помигивая и тихо гудя. Мистер Тесла занял место среди них; волосы у него тотчас встали дыбом, как у рассерженной кошки. У Дэрин в волосах тоже стало немного покалывать, а в воздухе будто запахло летней грозой.

— Результаты будут видны вот на этих приборах, — показал Тесла, после чего обернулся к офицеру-телеграфисту королевского флота, — а также в рассветном небе Лондона, если вы любезно попросите сэра Черчилля и лордов Адмиралтейства подойти к окну.

Рокот в зале сделался громче.

— О чем это он? — подавшись к ученой леди, прошептала Дэрин.

— Его машина в Нью-Йорке собирается послать сигнал в воздух. Вроде радиоволны, только гораздо мощней, — тоже шепотом пояснила доктор Барлоу. — Здесь уже день, поэтому нам для того, чтобы видеть эффект, понадобятся приборы. Но в Лондоне солнце еще не взошло.

— Вы хотите сказать, что «Голиаф» может влиять на небеса?

Доктор Барлоу молча кивнула, и Дэрин уставилась на сцену, где от каждого предмета сейчас отскакивали иглы света. Светился даже карманный брегет мистера Теслы, а воздух наполнило жужжание как от пчел в брюхе «Левиафана», когда им требуется подкормка.

— Передача начнется через десять секунд, — объявил Тесла, защелкивая свой брегет. — Вскоре она достигнет и нас.

— Передача, — неуютно поежившись, сказал Бовриль и начал тихонько жужжать, отчего зуд в ухе у Дэрин вдруг ослаб. Она благодарно почесала тварюшке голову.

Какое-то время ничего не происходило, и Дэрин начала уже робко надеяться, что эксперимент провалился и что великий Тесла окажется посрамлен, а весь этот вздор насчет перелета в Америку рассеется как хмарь.

Но вот трепетные спицы молний в висящем шаре как будто окрепли и стабилизировались, бросая холодные отблески во внутренней стеклянной сфере. После секунды бесцельного метания они обрели силу и устойчивость, четко указывая теперь на левую сторону сцены.

Все прочие приборы таинственно ожили, залив театр светом. Стеклянные трубки радужно играли, металлические сферы сверкали сотнями электрических игл. Взорвались светом антенны на черной коробке Клоппа, посылая в воздух искрящиеся зигзаги молний. Офицер на телеграфе продолжал выстукивать ключом, при этом пуговицы его кителя горели яркими искорками.

Постепенно бесчисленные и разнообразные световые конфигурации начали выравниваться, все как одна указывая влево. Дэрин чувствовала, что и волосы у нее на голове тоже вытягиваются в этом направлении.

— Северо-северо-восток, — слышалось бормотанье доктора Барлоу. — Прямо на Нью-Йорк, по большой окружности.

— Теперь вы видите, — комментировал, перекрывая жужжание, Тесла, — что я могу управлять токами в этом зале даже с расстояния в десять тысяч километров. Представьте себе, что над вами вдруг разражается немыслимой силы гроза, посланная из такой же дали! Или даже электрические разряды самой земной атмосферы, сфокусированные и нацеленные подобно прожектору!

Бовриль клокотал что-то невнятное. Шкурка на нем дыбилась, а глаза выкатились самым небывалым образом.

— Успокойся, зверок, — призвала Дэрин, — он на нашей стороне.

— Хотелось бы надеяться, — вставила доктор Барлоу.

Тесла возвел руки в воздух, помахивая ими туда-сюда. С кончиков пальцев у него срывались извилистые жгуты света, устремляясь между тем в одном и том же направлении, на северо-восток.

— Такова мощь «Голиафа», которой на земле не избежать никому, ни жестянщику, ни дарвинисту! Поэтому все мы должны научиться уживаться между собой на этом шаре, или же мы все вместе погибнем!

Он взмахнул рукой, и Клопп повернул рубильник. Освещение тут же сгинуло, оставив помещение в темноте. Тишину нарушало лишь учащенное дыханье, аханье и разрозненные возгласы. Наконец послышались жидкие аплодисменты, медленно набирающие силу. Перед глазами у Дэрин переливчато сверкали сотни крохотных искорок. Сквозь них она различала, как Тесла опять схватился за висящую проволоку и подхватил тут же засветившуюся трубку.

— Есть ли что-нибудь от Адмиралтейства? — осведомился он, жестом водворяя в зале тишину.

Офицер королевского флота встал из-за телеграфа с бумажной лентой в трясущейся руке:

— Лорд Черчилль и лорды Адмиралтейства шлют свой привет и желают сообщить, что эксперимент удался. Рассветное небо над Лондоном в самом деле окрашивалось в неяркие, но необычные разноцветные тона.

В зале воцарилась гробовая тишина.

— Они, — офицер прокашлялся, — шлют свои сердечные поздравления. Прошу прощения, леди и джентльмены, но оставшаяся часть сообщения предназначена для капитана «Левиафана».

Доктор Барлоу откинулась на спинку кресла:

— Ну что, мистер Шарп, по-моему, загадка невелика? Видимо, мы все-таки направляемся в Нью-Йорк.

— Нью-Йорк, — повторил Бовриль задумчиво и взялся прилизывать свой встрепанный мех.

ГЛАВА 19

Тихий океан — это считай, что полсвета, как любил говаривать мистер Ригби. Безусловно, сейчас эта гладь и в самом деле казалась бескрайней, расстилаясь внизу подобно простыни из мелко рябящего живого серебра. Японские острова отстояли менее чем на день пути, но само понятие суши уже казалось чем-то далеким и смутным. «Левиафан» шел на полном ходу, со скоростью шестьдесят воздушных миль в час. Стойкий встречный ветер дул вдоль хребта со всей силой, обдавая поверхность мембраны звонким гулом, как стремительно несущийся водный поток.

— И так всегда? — прокричал сквозь ветер Алек.

— Ага! — отозвалась Дэрин. — Классно, правда?

Алек на это лишь нахмурился. Его руки в перчатках сжимали выбленочные тросы мертвой хваткой; глаза же Хоффмана за стеклами летных очков были расширены от страха. Находиться на полном ходу в машинных гондолах жестянщикам доводилось не раз, но чтобы так, на открытом хребте…

— Вот это и есть полет, — подавшись ближе, сказала Дэрин. — Но если сдрейфил, ваше высочество, то можешь спуститься.

Алек покачал головой:

— Хоффману нужен переводчик.

— Тут и моего немецкого хватит, — усмехнулась Дэрин. — Я вашей жестянщицкой трепотни, знаешь, как наслушалась в Стамбуле.

— Weifit du, was ein Kondensator ist?

— Тоже мне, вопрос. Ты спросил, знаю ли я, что такое конденсатор.

— В самом деле? А если подумать?

Дэрин нахмурилась:

— Ну, типа что-то вроде… конденсора? Или конденсата? А?

— Тоже мне, конденсор-конденсат. Садись, двойка. Взорвал корабль, думмкопф.

Она закатила глаза. Несправедливо все-таки ждать от нее знания немецких названий всяких премудростей, которых она раньше в глаза не видела. Но надо отдать должное, Хоффман инженер, лучше всех способный выполнять указания Теслы, а Алек единственный, кто может переводить технический жаргон жестянщиков на английский. Вообще вся эта вылазка наверх происходила по распоряжению великого изобретателя. Ему понадобилась радиоантенна, проходящая по всей длине «Левиафана», но при этом он не хотел, чтобы корабль замедлял ход. И капитану не оставалось ничего иного, как подчиниться: Адмиралтейство недвусмысленно приказало во всем оказывать Тесле содействие и доставить его в Америку с максимальной в разумных пределах быстротой.

Сама же работа на хребтине при максимальной скорости была в принципе возможна, хотя и затруднительна. Но зато, называя вещи своими именами, убойно захватывающая.

— Шарп, проведите проволоку на нос! — превозмогая ветер, крикнул с расстояния мистер Ригби. — И прежде чем возвращаться, убедитесь, что конец надежно закреплен!

— А можно я? — вызвался Алек.

— Нет, малый, тебе нельзя! — отрезал мистер Ригби. — Для принцев там слишком опасно!

Алек насупился, но спорить не стал. Здесь, на хребте, боцман был единственно царствующей особой.

Дэрин помахала Хоффману, вслед за чем тронулась к голове воздушного исполина. Перезастегивание карабина страховки через каждый метр замедляло перемещение, а катушка с проволокой была неподъемно тяжелой. Но самым сложным было ползти вперед под бешеным встречным ветром.

Хоффман тронулся следом с набором инструментов и небольшим устройством, над которым мистер Тесла колдовал весь день. Изобретатель утверждал, что с тысячефутовой антенной на такой высоте он сможет улавливать радиосигналы откуда угодно — со всего земного шара и даже извне его.

— Это он что, со своими чертовыми марсианами сможет общаться? — прокричала Дэрин. — Вот, оказывается, для чего мы здесь!

Хоффман или не понял, или предпочел не комментировать. На полном ходу нос корабля был безжизненным. Стрелковые мыши попрятались по своим укромным щелям, птицы сидели себе в птичнике. Вскоре остались позади тросы, и Дэрин, распластавшись, поползла еще медленней, ладони раскинув по шершавой жесткой поверхности летучего кита.

Вес катушки был сейчас только в помощь — по крайней мере, двадцать кило принайтовленной к спине проволоки мешали ветру так уж легко смахнуть Дэрин в океан. Она крикнула Хоффману, чтобы тот максимально прижимался к поверхности. На такой скорости ветер норовил вклиниться в любое пространство между телом человека и кожей летуна и, поддев как ножом, швырнуть верхолаза с высоты в пучину.

Наконец Дэрин добралась до швартовой траверсы — массивного стержня на самом носу корабля. Прицепив карабин, она вздохнула с облегчением. Вскоре подполз Хоффман, и они вместе начали крепить один конец проволоки. Работая под безжалостным ветром, Дэрин поймала себя на мысли: а не знает ли этот парень, кто она на самом деле? Что касается Фольгера, то он вряд ли мог кому сказать: все секреты он держал при себе для собственного пользования. А вот Алек? Вообще-то он обещал никому не рассказывать, что она девчонка, но значило ли это скрывать правду в том числе и от своих людей?

Когда проволока, а заодно и устройство Теслы были наконец надежно закреплены, Хоффман похлопал Дэрин по плечу и, подмигнув, пустил на ветер несколько отборных немецких ругательств. Дэрин улыбнулась: вот теперь ясно, что он точно ничего не знает.

Что же касается Алека, то он иногда, признаться, ведет себя как думмкопф, но слово свое неизменно держит.

Вдвоем они отправились назад, разматывая по дороге катушку и каждые несколько метров крепя проволоку к вантам, чтобы не болталась. С попутным ветром ползти оказалось гораздо сподручней, и вскоре они уже снова встретились с Алеком и мистером Ригби. Теперь их четверка направилась назад, в сторону кормы.

По мере приближения к хвосту пробираться стало и вовсе легко. Рев жестянщицких моторов с расстоянием становился глуше, а во второй части корпуса тело летуна сужалось, и громадный горб давал защиту от ветра. Когда первая катушка закончилась, сделали остановку, и мистер Ригби с Хоффманом срастили конец проволоки с еще одним двухсотметровым мотком.

Пока пережидали, Алек обернулся к Дэрин:

— А у тебя как, дух захватывает от того, что мы увидим Америку?

— Да так, чуть-чуть, — ответила она неопределенно. — Хотя место, по рассказам, какое-то странное.

Соединенные Штаты были еще одной страной слияния двух технологий — только в отличие от Японии, технологии здесь уживались меж собой не сказать, чтобы мирно. Когда старик Дарвин объявил о своих открытиях, две половины Америки бились в жестокой гражданской войне. В итоге Юг освоил у себя сельскохозяйственные приемы дарвинизма, в то время как индустриальный Север остался верен машинерии.

И даже спустя полвека нация осталась расколотой надвое.

— Люди, наверное, потому поступают в службу воздухоплавания, чтобы поглядеть мир? — спросил Алек.

Дэрин пожала плечами:

— Не знаю. Мне так просто летать хотелось.

— Я теперь начинаю понимать, в чем тут соблазн, — сказал Алек с улыбкой. Он привстал, и воздушный поток мгновенно взметнул ему волосы и надул комбинезон, а сам он высунулся на полтуловища и накренился под опасным углом, давая силе ветра удерживать себя на весу.

— Черт тебя подери, Алек. Сядь сейчас же!

Но принц лишь захохотал, расставив руки как крылья. Дэрин, подавшись вперед, ухватилась за страховку его комбинезона.

На секунду отвлекся от работы боцман:

— А ну, отставить эту акробатику!

— Извините, сэр! — Дэрин потянула Алека за страховку. — Ты, полоумный! А ну, сядь!

Алек, перестав дурачиться, упал на одно колено.

— Слушай, там такое… Мне не померещилось? — спросил он взволнованно, указывая куда-то вперед.

Дэрин высунулась лицом под ветер. Нос «Левиафана» смотрел чуть вниз, и большущий холм китового горба перед глазами как бы шел на снижение, открывая впереди небо.

— Мистер Ригби! — окликнула Дэрин, указывая в сторону носа. — Сэр, вам надо на это взглянуть!

Секунду спустя боцман выругался, а Хоффман присвистнул. Впереди по курсу вздувались пепельные валы грозовых туч, и горизонт под их грозной грядой по-сумеречному темнел. На «Левиафан» надвигался страшный шторм.

Дэрин уловила запах дождя и то, как в чреве туч скопляются стрелы молний:

— Что же делать, мистер Ригби?

— Заканчивать работу, парень, если не будет иных приказов.

— Прошу прощения, сэр, но они никак не могут послать сейчас наверх вестовую ящерицу. Водородную ищейку, и ту при такой скорости сдует!

— Соберитесь, мистер Шарп, — донеслось ворчанье боцмана. — У нас свои приказы, у капитана свои.

— Так точно, сэр! — браво выкрикнула Дэрин, прежде чем начать карабкаться с удвоенной силой.

Работа под командой ученой шишки начинала откровенно досаждать.

* * *

Они по-прежнему находились снаружи, когда воздушный корабль врезался в шторм. Дождь начался не постепенно, а просто обрушился на «Левиафан» серебристой стеной, и все это на скорости шестьдесят миль в час.

— Держись! — выкрикнула Дэрин под шумный аккомпанемент бушующей вокруг стихии. Мембрана внизу отстреливала брызгами, по ней тугими волнами хлестал промозглый ветер, несомненно, принесенный циклопическим вращением шторма откуда-то с севера. Внезапно в продувной ветер словно кто-то подсыпал ледяных гвоздей: по стеклам очков мелко застучали градинки.

— Всем не двигаться! — орал мистер Ригби. — Капитан должен сейчас замедлить ход!

Дэрин, скрежеща зубами, вцепилась обеими руками в тросы, и лишь спустя полминуты рев жестянщицких моторов смолк.

— Ну вот. Не должны же были офицеры, в самом деле, сойти с ума, — удовлетворенно пробормотал боцман.

Он медленно поднялся, держась за простреленный пару месяцев назад бок. Дэрин вновь разозлилась. Хорошо Тесле по своей прихоти посылать наверх людей, невзирая на то, что корабль прет на всей скорости: сам-то он сидит, потягивает у себя в теплой каюте бренди!

При выключенных двигателях воздушный корабль быстро встроился в поток ветра, и вокруг четверки верхолазов сразу воцарилось нежданное спокойствие. По скользкой от дождя мембране они трусцой заспешили к рулевой колонке. При этом Дэрин вполглаза присматривала за мистером Ригби, готовая подхватить его, если он невзначай поскользнется. Однако старик держался на ногах как всегда крепко, и вскоре они забились в будочку рулевой колонки, прибежище на самой корме корабля.

— Крепить проволоку, — распорядился мистер Ригби.

Алек перевел Хоффману, и тот взялся за работу.

Боцман плюхнулся на ящик моторных запчастей, а Дэрин, стянув перчатки и наскоро растерев руки, свистнула команду насчет света.

Намеков на роскошь в колоночной будке, естественно, не было. Здесь хранились запчасти по уходу за задними двигателями, а также имелся отдельный штурвал на случай, если на мостике каким-то образом выйдет из строя рулевое управление. Хорошо, что переходом будка сообщалась с желудочным отсеком корабля, поэтому из открытого в полу люка сюда сочилось хоть какое-то тепло.

Когда проволока была закреплена, Хоффман что-то сказал Алеку, после чего спустился в люк, продолжая разматывать за собой проволоку с катушки.

— Куда это он? — спросила Дэрин Алека.

— Мистер Тесла хочет, чтобы антенна по кораблю доходила до самой его лаборатории.

— Скажи уж, обсохнуть желает, — пробурчала Дэрин.

Интересно, что именно задумал этот ученый-жестянщик. В Токио он наглядно продемонстрировал, что может посылать по всему свету радиоволны. Что же еще он может устроить здесь, на высоте?

Боцман все еще страдальчески морщился, и прежде чем двинуться, они втроем несколько минут ждали. От каждого порыва ветра будочка сотрясалась, а окна в крапинах дождя подрагивали в своих рамах. Чувствовалось, что пол под ногами ходит ходуном. Воздушный исполин напрягал тело, отворачивая голову перед мощью шторма. У хвоста явно ощущалось шевеление гигантского тела — все равно что находиться на конце длинного бича.

Поскрипывали вокруг выбленочные тросы; теперь к ним сквозь шум дождя и ветра прибавился незнакомый металлический стон. Ведущая отсюда в шторм проволока возле Дэрин натянулась струной, прерывисто дрогнула и обвисла.

— Вот черт, — вздохнул боцман. — Видно, проволока была слишком коротка.

— Как! — удивился Алек. — Ведь измерения мистера Теслы отличались точностью!

— В том-то и дело, — покачала головой Дэрин. — Они были слишком точны. Он-то считал, что «Левиафан» — это цеппелин, мертвая махина, застылая от носа до хвоста. А он животина, которая сгибается, а уж в такой шторм, будь он неладен, и подавно.

Алек, встав, выглянул наружу:

— Надеюсь, хоть кто-то его об этом предупредил.

— Ваш мистер Тесла не из тех, кто озаботится расспросами, — устало заметил мистер Ригби. — Однако с ремонтом придется повременить. Скоро, видимо, опять запустят двигатели.

Вид у Алека был такой, будто он вот-вот затеет спор, и Дэрин положила ему на плечо руку.

— Пока они стоят, мистер Ригби. — Она подошла к окошку, выглянув наружу из-под ладони. — Да и обрыв, может, где-нибудь неподалеку.

— Ну ладно, — смирился боцман. — Вылезай и проверь.

Дэрин приоткрыла дверцу и протиснулась в буйную непогодь верхней палубы. Спустя секунду она заметила, как, по меньшей мере, в полусотне метров, у основания горба, под дождем вытанцовывает что-то серебристое.

— Разрыв куска проволоки, сэр, — доложила она через плечо, — кусок метров двадцать. И сейчас болтается по воздуху.

Мистер Ригби поднялся на ноги, подошел к двери и, выглянув, чертыхнулся:

— Когда моторы заработают, он еще не так распляшется. Может даже мембрану порвать! — Он скорым шагом пошел к люку в желудочный отсек. — Боюсь, придется тебе, парень, вернуться и закрепить оба оборванных конца. Я сам вызову вестовую ящерицу и скажу мостику, чтобы ненадолго попридержали моторы.

— Слушаю, сэр, — сказала Дэрин, натягивая перчатки.

Уже почти спустившись в люк, боцман остановился:

— Подождите несколько минут. Нужно убедиться, что они получили сообщение. Затем приступайте на всех парах. Что бы там ни было, я не желаю, чтобы вы находились там при полной скорости.

— Я пойду с тобой, — засобирался Алек.

Дэрин хотела сказать «нет». Если на то пошло, боцман на этот счет никаких указаний не давал, и она могла справиться с задачей сама. Но если сообщение мистера Ригби поступит слишком поздно и корабль снова рванет на всей скорости, в одиночку оттуда можно запросто сыграть в море. Кроме того, кто знает, что может затеять Алек, останься он здесь один?

— Я не боюсь, — добавил он.

— А надо бы, — сказала Дэрин. — Хотя ты прав: лучше будет держаться вместе. Дай-ка мне вон ту веревку.

ГЛАВА 20

— Готов? — спросила Дэрин.

— Да, вроде бы.

Алек посмотрел на веревку, привязанную к оснастке его летного комбинезона. Интересно, что бы насчет этой его в прямом смысле привязанности к простолюдинке сказал граф Фольгер. Наверное, что-нибудь обидное. Но все равно это намного лучше, чем отпускать своего друга одного. Точнее, одну. Дэрин открыла дверцу, и промозглый ветер, рванувшись, сердито взъерошил засаленный комбинезон Алека. Пока они шли друг за другом, пять метров веревки между ними отяжелели от воды.

— Если моторы заведутся, сразу падай плашмя и держись за тросы, — сказала Дэрин.

Алек спорить не стал. Та минута шквалистого дождя и ветра на полном ходу «Левиафана» была достаточно убедительна. Вслед за Дэрин он пошел в сторону носа, держась середины хребта и выставив для равновесия руки. Далеко внизу ярился океан; ветер рвал белые плюмажи волн, как будто это были всего лишь невесомые завитки пара.

— «Тихий» — значит спокойный, — заметил он. — Пока, надо сказать, этот океан своему названию не соответствует.

— Это точно. И поверь, сверху мы почти не видим, какой ужас творится там внизу. Мы-то встроились в скорость ветра, поэтому чувствуем на себе разве что какой-нибудь шальной порыв.

Алек кивнул. Небо сумеречно темнело, хлестал дождь, и чувствовалась смертоносная близость молний. Тем не менее воздух был призрачно спокоен. Это все равно что находиться в мнимо безопасной капсуле в эпицентре шторма, когда вокруг зловеще кипит энергия стихий, готовая вырваться на свободу.

— А почему тогда проволока пляшет?

Рука Дэрин описала в воздухе дугу:

— За горбом, когда летун парит, всегда идет какое-то завихрение, и так было с той самой поры, когда были созданы первые экземпляры. Как ученые ни бились, сделать ничего не удалось.

— Получается, у дарвинизма есть свои изъяны?

— Как и у всей природы. Ты когда-нибудь видел, как садятся красноногие олуши?

— Боюсь, по красноногим олушам я не большой специалист, — насупился Алек.

— Да и я, честно сказать, тоже. Но, говорят, умора!

Они уже приближались к горбу воздушного кита, и чувствовалось, что воздух вокруг становится все более неспокойным. Оборванная секция антенны походила на живой зигзаг серебра, прихотливо выплясывающий среди вантов.

— Смотри, ступай осторожней, — предупредила Дэрин.

С каждым метром порывы ветра становились все сильней; капли дождя размазывались по стеклам очков. Тем не менее снимать очки Алек не рисковал. Шальной конец проволоки мелькал как щупальце какой-нибудь агонизирующей нежити, и оставлять глаза незащищенными было опасно.

Дэрин остановилась:

— Ты слышишь?

Алек вслушался. Сквозь шум дождя все явственней доносилось низкое урчание.

— Задние рулежные двигатели?

— Ну да, на малых оборотах. — Она покачала головой: — Будем надеяться, что это всего лишь для подруливания. Пойдем!

Она ринулась к бьющемуся хвосту проволоки, волоча за собой на привязи Алека. Ветер теперь смещался каждые несколько секунд, взвихряя струи дождя в маленькие смерчи. Проволока, словно учуяв прыжок, метнулась, но Алеку удалось, топнув, придавить ее каблуком.

Дэрин полезла в сумку с инструментами:

— Я сейчас наращу антенну еще на десять метров — это даст запас, чтобы она снова не лопнула. А ты сходи разыщи другой конец обрыва.

— Ты что, Дэрин, забыла? Мы же связаны.

Она удивленно посмотрела на веревку, будто увидела ее только сейчас:

— А, ну тогда ладно. Кстати, так лучше, чем порознь.

Перечить Алек не стал. Если мистер Ригби не успел сообщить офицерам, то двигатели могут быть запущены в любую секунду. Дэрин меж тем проворно работала плоскогубцами, действуя так же уверенно, как с узлами или канатами. Алек невольно обратил внимание, какие у нее загрубелые руки. Безусловно, у каждого матроса ладони в мозолях и рубцах, но теперь, когда он знал, что перед ним девушка…

Эту мысль он немедленно выбросил из головы. Лучше думать о Дэрин как о мальчишке, особенно в такие моменты. Иначе как-то не по себе.

— Готово, — сказала она. — Пойдем искать второй конец.

В тот момент, когда Алек выпрямился, ветер прохватил его намокший комбинезон насквозь.

— О, это что, ветер стал сильнее?

Дэрин, наклонив голову набекрень, прислушалась:

— Ага, задние двигатели работают чуть быстрее.

— И мы теряем высоту.

Грозное вздымание валов внизу сделалось отчетливей; белые пенные гребни выделялись над темной водой.

— А вот это, чтоб ее, плохо. — Дэрин снова встала на колено и ткнула пальцем в скапливающуюся на поверхности корабля воду. — Уже почти полдюйма!

— Конечно. Дождь ведь.

— Постой-ка. — Дэрин, прикрыв глаза, взялась что-то высчитывать. — Сейчас-сейчас, дай посчитаю. Каждый дюйм воды… по поверхности мембраны… добавляет весу корабля… восемь тонн.

Алек открыл рот, но повторил не сразу:

— Восемь… тонн?

— А ты думал. Вода штука тяжелая. — Она двинулась по хребту к корме, волоча за собой наращенную проволоку. — Ну, двигай. Надо найти второй конец и покончить с этой работенкой.

Алек шел сзади как автомат, кочуя взглядом вдоль корабля. Да, безусловно, площадь поверхности «Левиафана» огромна, а потому и тонкий слой воды добавляет вес в тысячи литров. И хотя вода скатывается по покатым плоскостям корабля, дождь тут же ее восполняет, причем во всевозрастающих количествах.

— Балласт они уже наверняка весь сбросили, — рассудила Дэрин. — Но, видимо, вес все равно прибавляется. Оттого мы и теряем высоту.

Принц забеспокоился:

— Ты имеешь в виду, корабль не может лететь под дождем без того, чтобы не упасть?

— Скажешь тоже. Конечно же, мы можем использовать аэродинамический подъем, но это меня больше всего и беспокоит. А вот, похоже, и он!

Дэрин встала на колени и подобрала запутавшийся в линьках второй конец проволоки. Пальцы работали быстро, сплетая его с наращенной длиной антенны. Алек стоял рядом, прикрывая Дэрин от дождя.

— Аэродинамический подъем? Вроде того, что был у нас, когда для отрыва от земли вначале понадобилось немного пролететь?

— Именно. «Левиафан» же как большое крыло. Чем быстрее мы движемся, тем больший подъем набираем. Готово!

Она для пробы резко дернула место сплетения — сращенная проволока держалась крепко.

— Поэтому, когда идет дождь, ваш корабль должен двигаться, чтобы держать высоту. — Алек посмотрел вниз на океан. Волны вздымались все выше, становясь сильнее и злей; самые высокие валы уже почти касались днища корабля. — Мы, кажется, немного лишнего снижаемся?

— Еще как, — ответила Дэрин. — Капитан выжидал как можно дольше. Но я сомневаюсь, что у нас осталось много…

Ее голос потонул в реве оживших жестянщицких моторов. Дэрин выругалась, а затем еще постояла, вслушиваясь:

— Ты как думаешь, Алек, — малый ход?

Он наклонился и прижал ладонь к мембране:

— Я бы сказал, средний.

— Вот черт. До будки нам уже не добраться: скоро ветер начнет валить с ног. — Она огляделась. — Если оставаться, то лучше здесь, где корабль шире. Так нас сдуть будет трудней.

Алек мельком глянул на бушующую океанскую пучину:

— Очень уместное замечание.

— Но нам надо убраться из-под сливного канала.

— Из-под чего?

— Увидишь.

Дэрин припустила в сторону кормы.

Алек заторопился следом. Корабль быстро набирал скорость, а в спину с нарастающей силой толкал ветер. Дождь теперь ощущался как холодные иглы, глаза застило от его струй.

Алек остановился, чтобы протереть очки, забыв о натянутой между ним и Дэрин веревке. Его сильно дернуло, и ботинки на мокрой поверхности хребта предательски заскользили. Упал он до крайности неудобно; дыхание занялось, а в голове что-то сухо хрястнуло. В тот момент, когда удар эхом отозвался в ушах, до Алека дошло, что скольжение продолжается, что в потоке дождевой воды оно безудержно. Он ухватился было за тросы, но закоченевшие пальцы не смыкались. В какой-то ужасный момент покатый бок летучего исполина ушел из-под ног.

Но тут веревка вокруг талии снова натянулась, остановив Алека рывком. Он лежал с ухающим сердцем, толком не осознавая, где верх, а где низ.

— Бесполезно! — послышалось над ухом. — Пристегнись!

Алек кивнул, вслепую нашаривая карабин страховки. Его он подцепил к сетке, после чего сел, стараясь пережить головокружение. С каждой секундой моторы ревели все громче, а вместе с тем усиливался и дождь. Очки окончательно залило, а голова от удара при падении гудела как колокол.

— Извини, упал, — произнес Алек, слова саднили голову.

— Да перестань. Мы уже достаточно далеко продвинулись к корме. Надо было просто выбраться из-под вот этого.

Алек, стянув очки, помутневшим взглядом поглядел в указанном Диланом направлении. Вызванный скоростным проходом корабля, с горба бурно сливался поток воды, что-то вроде водопада после ливня.

— Сливной канал?

Дилан безумно захохотал:

— Да, я такой в первый раз вижу! А ведь хода всего три четверти!

Алек зажмурился, внезапно утратив понимание, как и откуда он мог очутиться здесь в такую непогоду. Ощущение было такое, будто он только что пробудился и обнаружил, что его каким-то непостижимым образом перенесло из кровати сюда, на верхнюю палубу.

— Черт возьми, Алек, у тебя же кровь!

— У меня что?

Он моргнул. Дилан внимательно смотрел на его лоб. Алек потянулся прикоснуться там, где саднило, после чего поглядел себе на пальцы. На них виднелись следы крови.

— Ерунда.

— Голова кружится?

— С чего это?

Алек потянулся снять очки, но оказалось, что он уже держал их в руке. Перед глазами рябило, как будто между ним и миром кто-то воздвиг мутную сетку.

— С того, что ты треснулся башкой, дурачина!

— Что я сделал?

Соображать при ревущих моторах было трудно.

— Черт тебя дери, Алек, — Дилан схватил его за обе руки, пристально глядя в глаза, — ты в порядке?

— Мне холодно.

Все тепло из тела уходило куда-то наружу, в эту мокрое ветреное пространство, а силу конечностей убивала хлещущая ледяная вода. Хотелось встать, но ветер был слишком силен. Тут грянул глухой раскатистый удар такой силы, что корабль под ними содрогнулся.

— Что это?

— Ч-черт! — Дилан выругался. — Нас только что шмякнула снизу волна! Офицеры запустили двигатели слишком поздно.

Алек таращился на Дилана, слушая, как гудит в голове эхо ударной волны. Хотелось задать вопрос насчет двигателей и шторма, и тут вдруг туман перед глазами словно рассеялся.

— А ты что, девчонка?

Дэрин ошарашенно смотрела на него.

— Здрасте! Тебя что, на всю голову ушибло? Ты же уже неделю с этим живешь!

— Да, но я… могу теперь это видеть!

Даже когда правда открылась, ложный образ каким-то образом еще жил в голове, скрывая истинное лицо Дэрин словно маской. И вот теперь эта маска слетела.

Он коснулся ее лба:

— Ты всегда так выглядела?

Ответ Дэрин потонул в грохоте двигателей. Этот звук был Алеку знаком по долгим часам, проведенным на машинных платформах: полный вперед. Ветер стал еще пронзительней, а дождь обрел вдруг твердость града. Алек снова натянул очки.

— Ты упал и шарахнулся головой! — крикнула ему Дэрин. — На корабле покрывало из дождя, поэтому они сейчас врубают все моторы на полный! — Она обернулась на пронизывающем ветру, прикрыв лицо рукой, и уставилась вверх на нависающий горб. — Но и это, как видно, не все!

Алек прищурился на ветру и увидел нечто — белый водопад, стекающий на них по уклону хребта.

— Это еще что?

— Это вода с нашего летунка — вся разом скатывается назад! — Дэрин обхватила его руками: — Хватайся за тросы, пока нас не окатило: вдруг страховка не выдержит!

Едва Алек впился пальцами в веревки, что снизу, как корабль потряс еще один удар. По мембране прошла крупная дрожь, а Дэрин с Алеком подкинуло на полметра, но она держала его крепко. Ее тело на леденящем ветру дышало скудным теплом.

— Мы все еще слишком низко! — крикнула она. — Одна большая волна, и…

В этот момент хлынул поток дождевой воды — от силы по колено, но на полной скорости. Он накрыл их в лежачем положении, залив Алеку рот и нос. Алек что было сил сжимал тросы и одновременно чувствовал, как его самого сжимает Дэрин. Его страховка натянулась струной, в то время как поток неумолимо увлекал их обоих вниз по отлогому скату воздушного зверя.

После нескольких долгих секунд поток миновал, и вода стекла с хребта в обоих направлениях. Дэрин разжала объятия, и Алек сел, надрывно кашляя и отхаркиваясь.

— Набираем высоту, — сказала Дэрин, глядя со стороны. — За счет скорости мы стряхнули воду, пусть и не всю.

Алек съежился в вымокшем комбинезоне. Мир, судя по всему, сошел с ума. Ветер ревел яростью сотен моторов, с неба сыпался твердый, как гравий, дождь, по всей длине «Левиафана» вниз неслись ледяные потоки…

А его друг Дилан был девчонкой.

— Что вообще стряслось, везде и всюду? — спросил он, сиротливо сжавшись от холода и зажмурив глаза. Мир рухнул в ту ночь, когда погибли его родители, но каким-то образом по-прежнему продолжал рушиться.

Дэрин встряхнула его:

— У тебя на голове рана, Алек. Ты только не засыпай!

Он приоткрыл один глаз:

— Я бы и рад, да только холодновато.

— Вот и хорошо — в смысле, смотри не отключайся! — Она придвинулась так, что их головы почти соприкасались. — Лучше вот со мной разговаривай. Давай-давай.

Алек полулежал, дрожа и думая, что же такого сказать. Грохот двигателей стучал внутри головы, мешая мысли.

— Я на секунду забыл, что ты девчонка.

— Понятное дело. У тебя ж при падении крыша прохудилась.

Он кивнул. От странной игры слов где-то в мозгу воскресла память о прежних событиях.

— Крыша прохудилась… Ты это, кажется, говорила при нашей первой встрече. После того как вы потерпели крушение в Альпах.

— Да, я в ту ночь была какая-то такая, малость не в себе. Но и ты тоже был хорош… Делал вид, что ты швейцарский контрабандист. Не стыдно, дурища?

— Я просто не сообразил, кем мне притвориться. В этом-то и проблема.

Дэрин улыбнулась:

— Да уж… Притворщик из тебя, ваше высочество, и впрямь, надо сказать, некудышный.

— Нехватка практики.

Алек дрожал, и они прижались теснее. Их лица едва не соприкасались. Капюшон у Дэрин был поднят; ее мокрые волосы лепились ко лбу, закрывая часть лица.

— Эй, — она нахмурилась, — ты опять глупишь?

Алек тряхнул головой, но веки неодолимо тяжелели. Чувствовалось, как дрожь в теле унимается, уступая в борьбе с холодом. Мысли постепенно уплывали в бушующий шторм окружающего мира.

— А ну, не спи! — прикрикнула Дэрин. — Говори давай!

Он вяло поискал слова, но дождь как будто смывал их прежде, чем они успевали сформироваться. Оцепенело глядя на Дэрин, Алек чувствовал, что его сознание раскачивается как на качелях: вот он видит ее как девчонку, а вот как мальчишку…

И он понял, что именно должен сказать:

— Обещай, что больше никогда не будешь мне лгать. — Она закатила глаза. — Я говорю: обещай! — с внезапной силой крикнул Алек, перекрывая вой ветра. — Ты должна мне поклясться, иначе мы с тобой не сможем быть друзьями.

Секунду Дэрин пристально смотрела на него, а затем кивнула:

— Александр Гогенбургский, обещаю, что больше никогда не буду тебе лгать.

— И что больше не будешь держать от меня секретов.

— Слушай, тебе это точно надо?

— Да!

— Хорошо. Я больше не буду от тебя ничего утаивать. Пока жива.

Алек улыбнулся и наконец позволил себе закрыть глаза. Ведь это было как раз то, чего он действительно хотел: чтобы его союзники поверяли ему всю правду без утайки. Неужели это такая уж невыполнимая просьба?

Затем он почувствовал легкое тепло на лице, и к губам приникли губы — вначале легонько, затем крепче, с напряженной дрожью. Алек непроизвольно вздрогнул, как иной раз человек выходит из омута сна. А когда открыл глаза, перед ним было лицо Дэрин.

— Проснись, дурашка принц, — сказала она, чуть отстранившись.

Алек глупо моргнул:

— Это ты сейчас… что?

— А вот. Никаких секретов, ты не забыл?

— А-а, — приходя в сознание, протянул Алек и снова вздрогнул, но не от холода. Голова теперь была ясная, слышно было, как в тишине нагнетал свой шум дождь. — Ты же знаешь, я не могу…

— Ты принц, а я простолюдинка. — Она пожала плечами. — В этом, кстати, и есть отсутствие секретов.

Он кивнул, с прежним недоумением чувствуя у себя на губах тепло ее секрета.

— Знаешь, вот теперь я точно проснулся.

— Значит, поцелуй действует, в том числе и на спящих принцев? — спросила Дэрин, и ее улыбка тут же угасла. — Алек, мне от тебя тоже нужно обещание.

— Само собой, — кивнул он. — Клянусь, что у меня от тебя секретов не будет.

— Я знаю. Но я не об этом. — Дэрин отвернулась и, по-прежнему обнимая его за плечо, смотрела в темноту. — Обещай, что ты для меня будешь лгать.

— Для тебя, лгать?

— Теперь, когда ты знаешь, кто я, от этого не уйти.

Алек неуверенно замолчал. Как все-таки странно, клясться в том, чтобы лгать. Но клятва эта для Дэрин, а ложь будет… для кого-то там другого.

— Хорошо. Дэрин Шарп, я клянусь лгать для тебя и оберегать твой секрет. — Оттого ли, что Алек произносил это вслух, дыхание перехватило, и он вначале закашлялся, а затем рассмеялся. — Только не могу обещать, что у меня это получится гладко.

— Да уж как получится. Просто такая уж у нас получается неразбериха.

Он кивнул, хотя толком не понял, что же это за неразбериха такая. Ну, поцеловала, ну и что. А интересно, еще раз поцелует?

Но Дэрин с серьезным лицом внимательно смотрела куда-то в непогоду. Лично Алек не различал там ничего, кроме темени и дождя:

— Что там?

— Спасение, ваше высочество. А именно четверо самых мосластых такелажников во всем экипаже ползут сейчас сюда на карачках под шестидесятимильным ветродуем. Рискуют своими, так их разэтак, жизнями, чтобы с вами все было в порядке. — Она нахмуренно обернулась. — Ох, как это, наверное, здорово, быть принцем.

— Иногда даже очень, — ответил он, позволяя, наконец, своим глазам закрыться. Алек снова вздрогнул, можно сказать, брыкнул каждой мышцей. Дэрин плотнее прижала его к себе, стараясь хоть немного поделиться своим теплом, пока сильные руки такелажников не подхватили и не понесли его туда, где тепло и тихо.

ГЛАВА 21

— Это, смею полагать, последнее проявление вашего героизма.

Голос графа Фольгера звучал снисходительно, но слова разили сухо и точно, как уколы шпаги.

— Никакого героизма не было. Я там был просто как переводчик.

— Ах, вот как? И теперь вы здесь лежите с перебинтованной головой. Хм. Довольно каверзные, на мой взгляд, переводы.

— Довольно каверзные, — хихикнул Бовриль.

Алек пригубил воды из стоящего в изголовье стакана. От выпавшего накануне потока событий в голове все смешалось. Помнилось, как корабль свободно парил во время шторма в странном затишье, а затем двигатели взревели, превратив дождь в неистовую бурю. После этого все полетело куда-то. Он упал и ударился головой, затем чуть не захлебнулся в бурной кипени дождевой воды. А Дэрин Шарп его поцеловала.

— Надо было устранить серьезные неполадки, — нетвердо сказал он. — Обрыв антенны.

— Дарвинисты полагаются на вас как на посредника между ними и Теслой. Вы оба жестянщики, и оба переметнулись в этой войне на их сторону.

— Не заметил, чтобы Теслу волновали мои политические привязанности и связи.

— С австрийским правительством, разумеется, нет. Но он усматривает в вас способ распространить весть о его оружии. — К облегчению Алека, Фольгер перестал расхаживать взад и вперед. — Благодаря тем вздорным статьям вы уже сделались знаменитым. А скоро вы вместе прибудете в Америку на самом большом в мире воздушном корабле.

Алек снова сел и уставился на Фольгера, пытаясь определить, насколько тот серьезен.

— Тесла всегда был в некотором смысле человеком сцены. — Граф с легким пренебрежением пожал плечами. — Доктор Барлоу рассказала мне о его спектакле в Токио. И знаете что? По-моему, в этом есть определенный смысл. Самый лучший способ предотвратить применение Голиафа — поведать всем о его возможностях, а это означает создать сенсацию. Так что почему бы ради скорейшего окончания войны не разрекламировать свое оружие, использовав вас, мальчика, чья семейная трагедия и послужила ее началом?

Алек снова потер виски. С каждым словом Фольгера молотки в ушах стучали все сильней. Надо же, сначала Дэрин, а теперь еще вот это.

— Это все звучит как-то… низменно.

— Но вы же алкали судьбоносности.

— Вы говорите, я должен позволить ему выставить себя на всеобщее обозрение, как коня на манеже?

— Сейчас, ваше ясновельможное высочество, — сказал вильдграф с улыбкой, — я говорю лишь то, что за эти несколько дней вам следует хорошенько выспаться. Головные боли у вас еще только начинаются.

* * *

Корабельные офицеры явились через несколько часов, как раз когда Алек сумел, наконец, заснуть.

Его растолкал морской сержант. При появлении начальства он застыл навытяжку и щелкнул каблуками, от чего у Алека больно зазвенело в ушах. Доктор Баск замерил у Алека пульс и, глядя на часы, мудро изрек:

— Ну что сказать, принц. На поправку вы идете быстро.

— Если бы кто-то сказал это и моей голове, — заметил Алек, кивая с кровати визитерам: капитану, старшему офицеру, доктору Барлоу.

— Добрый день, принц Александр, — поприветствовал капитан, и вся троица разом поклонилась.

Алек внутренне насторожился. Вся эта показная учтивость казалась неуместной, учитывая, что сам он лежит в ночной рубашке. Уж лучше бы ушли поскорей и дали поспать.

Лори доктора Барлоу соскочил с плеча хозяйки на пол и залез под кровать, где к нему присоединился Бовриль. Зверки тут же вполголоса принялись обмениваться меж собой обрывками разговоров.

— Чем могу служить? — спросил Алек.

— Да уж вы, к слову сказать, и так, что могли, сделали, — широко улыбаясь, нестерпимо громко сказал капитан. — Мичман Шарп доложил, как храбро вы ему помогали прошлой ночью.

— Помогал, ему? Да Дилан сам все сделал. Я лишь, насколько помнится, упал и ушибся головой, вот и все.

Офицеры на это дружно рассмеялись, да так громко, что Алек невольно поморщился. Лишь одна доктор Барлоу хранила серьезное молчание.

— Без вас, Алек, мистер Шарп неминуемо отвязался бы на самом хребте, — сказала она, глядя за окно. — А в условиях шторма нет ничего более опасного, чем в одиночку работать снаружи наверху.

— Да, из меня получился идеальный противовес.

— Весьма и весьма остроумно, ваше величество, — заметил капитан Хоббс, — но боюсь, ваша скромность нас не убедила.

— Я делал лишь то, что делал бы любой член экипажа.

— Вот именно, — капитан утвердительно кивнул. — Но вы не член этого экипажа, однако поступок ваш можно смело отнести к разряду героических, и потому копия рапорта мистера Шарпа уже находится на пути в Адмиралтейство.

— В Адмиралтейство? — Алек сел на кровати. — Мне кажется, это немного… чересчур.

— Вовсе нет. Рапорты о геройских поступках у нас должным образом отсылаются в Лондон. — Капитан с легким поклоном щелкнул каблуками. — Но что бы они ни решили, я объявляю вам свою персональную благодарность.

На этом офицеры распрощались, а ученая леди задержалась, щелкнув пальцами своему лори. Но тот желания вылезать из-под кровати, где Бовриль сыпал немецкими названиями радиодеталей, не изъявил.

— Прошу простить, доктор Барлоу, — сказал Алек, — но что все это значило?

— А вы сами не догадываетесь? Как мило. — Оставив лори в покое, она присела на краешек кровати. — Я думаю, что капитан намерен представить вас к медали.

Алек онемел от неожиданности. Еще неделю назад он был бы на небесах от того, что его причислили к членам экипажа, не говоря уже о представлении к награде воздухоплавателя. Но слишком уж свежи были в памяти предостережения Фольгера.

— С какой же целью? — осведомился он. — Только не рассказывайте, что все это в знак признательности за мой героизм. Что нужно от меня капитану?

— Какой прискорбный цинизм в устах столь молодого человека, — вздохнула ученая леди.

— Ых-х, цинизм, — донесся из-под кровати голосок лори.

— Прошу вас, доктор Барлоу, не темните. Капитан уже в курсе, что я оказываю поддержку делу мистера Теслы. Так с какой стати ему еще и подкупать меня медалями?

Барлоу взглянула за окно, где в небе клубились тучи:

— Быть может, он боится, что вы передумаете.

— С какой стати я должен это делать?

— Не исключено, что кто-то попробует вас убедить, что мистер Тесла шарлатан.

— Ах, вон оно что. — Алеку вспомнились слова, сказанные Дэрин в Токио. — И этот кто-то, часом, не вы?

— Посмотрим. — Доктор Барлоу нагнулась и еще раз щелкнула пальцами. На этот раз ее зверок вылез, и она подняла его себе на плечо. — Я ученый, Алек, и гаданиями не занимаюсь. Но когда у меня будут доказательства, я дам вам знать.

— Как мне было тяжко находиться с тобой в ссоре, — вдруг сказал лори, сидя на плече.

Алек замер, припоминая, что эти самые слова сказала ему Дэрин в Японии. Неужели это Бовриль выложил всю их беседу своему сородичу? Мысль о том, что все их секреты могут запросто гулять между этими двумя тварюшками, вызывала откровенное беспокойство.

— Не обращайте внимания, — махнула рукой доктор Барлоу. — Оба эти зверка определенно неудачно вылупились из своих яиц. Надо же, столько лет потеряно, и все из-за одной грубой посадки в Альпах. — Она потянулась поправить на Алеке повязку. — Кстати, о посадках: ложитесь и как следует выспитесь, иначе, не ровен час, станете таким же недоумком, как они.

С ее уходом из-под кровати вылез Бовриль и, похихикивая, забрался Алеку на живот.

— Что тебя так позабавило? — спросил Алек.

Зверок обернулся. Его глазки были неожиданно серьезны.

— Упало с неба, — сказал он.

ГЛАВА 22

Прошло пять дней, прежде чем небо снова расчистилось. Шторм проворно толкал «Левиафан» через воды Тихого океана, причем воздушный корабль за это время значительно отнесло на юг. За окнами мичманской столовой тянулось побережье Калифорнии. Купались в солнце несколько белых утесов, за которыми виднелись плавные покатые холмы — травянистые, с жаркими цветущими овражками и бурыми пятнами сухостоя.

— Америка, — тихонько сказал Бовриль у Алека на плече.

— Она самая.

Дэрин потянулась погладить шкурку зверка, раздумывая, повторяет ли он слово машинально или же у него действительно есть понятие, что это новое место со своим названием.

Алек опустил бинокль:

— Вид довольно одичалый, правда?

— Здесь, пожалуй, да. Но мы сейчас где-то между Сан-Франциско и Лос-Анджелесом. Вместе население этих городов составляет почти миллион человек!

— Внушительно. А почему тогда между ними так пусто?

Дэрин жестом указала на карты, расстеленные по столу:

— Потому что Америка большая, просто-таки огромная. Одна страна, а по размеру не меньше всей Европы!

Бовриль сполз с плеча, прижавшись носом к стеклу:

— Большая.

— И становится все сильней, — заметил Алек. — Если она вступит в войну, чаша весов перевесит.

— Да, но в какую сторону?

Алек обернулся, открыв на лбу свежий рубец. Со времени происшествия румянец возвратился на его лицо, и он больше не жаловался на головную боль. Но иногда выражение его глаз обретало некий озадаченный оттенок, как будто он не до конца верил, что мир вокруг него настоящий. По крайней мере, он хотя бы не забыл, что Дэрин девчонка. В этом Алека, видимо, убедил ее поцелуй. Она все еще не могла толком понять, как это у нее вышло. Быть может, виной такой неуставной выходки явились какие-то энергии шторма. Или, может, в этом и есть суть клятв, когда приходится держать слово даже тогда, когда все вокруг летит в тартарары. Между ними больше никаких секретов, несмотря ни на что… Звучит даже как-то страшновато. Разумеется, ни один из них с той поры о том моменте больше не заговаривал. Для поцелуев с ней, Дэрин, в жизни Алека не было будущего. Он принц, а она простолюдинка. И Дэрин с этим примирилась еще в Стамбуле. У папы римского нет эдиктов, которые бы превращали одетых мальчишками шотландских девчонок в царствующих особ. Нет и не будет в ближайший миллион лет. Но, по крайней мер, она это сделала.

— Они никогда не направят оружие против Британии, — рассуждал Алек. — Даже если они наполовину жестянщики.

Дэрин покачала головой:

— Да, но американцы — это не просто смесь жестянщиков с дарвинистами; это смесь наций. Здесь уйма германских эмигрантов, которые еще недавно с парохода и по-прежнему верны кайзеру. А уж шпионов среди них пруд пруди, можешь поверить на слово.

— Мистер Тесла окончит войну, прежде чем это начнет иметь какое-то значение. — Алек протянул бинокль Дэрин, указав: — Вон на тех утесах.

Прошла секунда-другая, прежде чем она разглядела швартовочную вышку, торчащую над странным скоплением строений на прибрежных холмах — средневековые замки, какие-то хибары, современные башни жестянщиков — все это недостроенное, полузаконченное. Среди зданий двигались массивные строительные машины, пуская в чистое небо струи пара, а у длинного, вдающегося в океан пирса было тесно от грузовых и торговых судов.

— Черт подери, это небось дом того самого типа?

— Уильям Рэндолф Херст — очень богатый человек, — сказал Алек. — И, по словам мистера Теслы, со странностями.

— А это кое-что значит, если исходит из таких уст.

— Но при всем при этом Херст — человек на своем месте. В собственности у него с полдюжины газет, студия кинохроники, а также несколько политиков, — сказал Алек, после чего со вздохом добавил: — Так что шторм, утащивший нас так далеко на юг, оказался весьма кстати.

— Хроники, — тихонько сказал Бовриль.

Дэрин отдала бинокль и положила руку на плечо своему другу. В Стамбуле, помнится, он уже излил свои секреты репортеру Эдди Малоне, чтобы тот не вынюхивал сведения о революции. Алек поведал ему и о своем побеге из дома после гибели родителей, и о том, как он примкнул к экипажу «Левиафана». Иными словами, все секреты, кроме последнего: папского эдикта, дарующего Алеку императорский трон. Самому Алеку быть на виду претило. И вот теперь Тесла хочет предать его историю несравненно большей огласке.

— Кажется, как-то несправедливо снова заставлять тебя проходить через весь этот журналистский рентген.

— Да ладно, — пожал плечами Алек. — По второму разу оно, наверное, уже не так тошнотворно.

Они молча смотрели, как приближается раскинувшийся внизу особняк. Подплывая, «Левиафан» развернулся носом к стойкому, задувающему с океана бризу, а к швартовочной вышке стал подчаливать со стороны суши.

Из трубы наверху высунула голову вестовая ящерица.

— Мистер Шарп, — сказала она голосом мистера Ригби, — доложитесь на верхнюю палубу.

— Сию минуту, сэр. Конец сообщения. — Дэрин поглядела на Алека. — Я буду внизу помогать с посадкой. Может, увижу твой парадный выход с земли.

— Попытаюсь выглядеть неотразимо, — улыбнулся ей Алек.

— Иначе и быть не может. — Дэрин повернулась к окну, делая вид, что наскоро оглядывает летное поле, препятствия в виде машин и людей, извивы ветра в стелющейся волнами траве. — Это всего лишь репортеры. Так что не растерзают.

— Попробую об этом помнить, Дэрин, — сказал Алек.

— Дэрин Шарп, — хихикнул ей вслед Бовриль. — Неотразимо.

* * *

Крыльями скольжения, наполненными океанским бризом, она мягко коснулась земли. Там уже дожидался персонал наземной службы — с дюжину человек, готовых пришвартовать корабль. Дэрин представился молодой человек в штатском:

— Филип Фрэнсис, к вашим услугам.

— Мичман Шарп с «Левиафана», воздушного корабля его величества, — представилась Дэрин, козырнув. — Сколько у вас персонала?

— Сотни две. Хватит?

— Ого, — она приподняла бровь, — более чем. А подготовка-то у них есть?

— У всех, и опыта предостаточно. У мистера Херста, видите ли, свой воздушный корабль. Только он сейчас в Чикаго, проходит текущий ремонт.

— У него что, собственное, язви его, воздушное судно?

— На поезде ему несподручно, — просто ответил встречающий.

— А, ну понятно. — Дэрин с напускной взыскательностью оглядела летное поле. Наземный персонал уже изготовился, расположившись под гондолой «Левиафана» безупречным овалом. Очень стильно смотрелась красная униформа; почти у всех на поясах для дополнительного веса висели мешки с песком, несомненно, с целью предохранения от строптивого океанского бриза.

Откуда-то со спины донеслось урчание жестянщицких моторов, и Дэрин, обернувшись, увидела тройку машин странного вида — шестиногих шагоходов, уверенно прущих вперед. Пилоты на них ехали без кабин, а сзади на металлических кронштейнах были смонтированы какие-то приспособления.

— Это еще что? — спросила Дэрин мистера Фрэнсиса.

— Передвижные кинокамеры на шагающих платформах последней модели. Мистер Херст желает отснять прибытие «Левиафана» для своих киножурналов.

Дэрин нахмурилась. Она слышала об одержимости жестянщиков разной киношной продукцией, но сама ее никогда не видела. Между тем камеры жужжали и подергивались, немного напоминая швейные машины из Токио. Каждая камера была снабжена тремя линзами объективов, похожими на выпученные глаза насекомых. Сейчас эти глаза, не мигая, пялились на парящий вверху воздушный корабль.

— Вон там дверь правого борта, верно? — спросил мистер Фрэнсис. — Мы захотим их отстрелять на выходе.

— Вы хотите их застрелить??

— В смысле, заснять, — улыбаясь, пояснил он. — Это такой речевой оборот.

— А, ну да. Действительно, трап подается с правого борта, — пояснила она, чувствуя себя изменницей перед Алеком. Этот мистер Фрэнсис никакой не авиатор (ишь как обозвал люк забортного трапа «дверью»), а что-то вроде репортера. Хуже того, репортера передвижных кинокамер!

За шагоходами маячила целая орава людей в штатском, со звукозаписывающими квакушками на плечах и фотоаппаратами наготове. Едва корабль скинул наземной службе причальные канаты, как эта толпа устремилась вперед.

— Вы не желаете как-то унять этих репортеров? — спросила Дэрин из учтивости. — Как-никак ветер.

— Ничего. Если надо, их удержит служба мистера Херста.

Дэрин хмуро наблюдала за происходящим. Со своими обязанностями наземный персонал справлялся без нареканий. Но как можно было вызывать ее на землю для того лишь, чтобы помогать этой своре с точками их чертовой съемки!

Служащие наземной службы сноровисто подхватили концы и начали расходиться в стороны, притягивая «Левиафан» к земле. Когда гондола находилась в нескольких метрах над летным полем, на землю плавно опустился трап, являя собравшимся капитана Хоббса, мистера Теслу и принца Александра. Капитан молодцевато отсалютовал, изобретатель щегольски взмахнул тростью, а Алек выглядел смущенным. Секунду его взгляд метался между камерами и толпой, и лишь затем он скованно поклонился.

Шагающие платформы придвинулись ближе, камеры поднялись и выглядели хищниками, готовыми к нападению. Дэрин вспомнился шагоход-скорпион, что схватил ее людей в Галлиполи. Камеры имели некоторое сходство с пулеметами жестянщиков. От буйной репортерской своры отделился пухлый господин в широкополой шляпе и костюме в полоску. Он вразвалочку подошел к трапу и потряс руку капитану.

— Это мистер Херст? — спросила Дэрин.

— Собственной персоной, — ответил мистер Фрэнсис. — Вам повезло застать его дома. С той поры как прошлым летом началась вся эта военная заваруха, он пропадает в Нью-Йорке, приглядывает за своим газетным бизнесом.

— Ай, как нам свезло, — иронично хмыкнула Дэрин, глядя, как Алек здоровается с мистером Херстом. В заимствованном у Фольгера гусарском наряде он действительно был просто загляденье. А необходимость раскланиваться перед хозяином, видимо, пробудила в нем аристократические инстинкты. Он снова поклонился, на этот раз грациозно, и даже одарил улыбкой нависающие сверху камеры. Ну, прямо-таки Маленький принц.

Отрадно было видеть, что он осваивается в новой обстановке, но постепенно Дэрин стала тревожиться. А что, если он поддастся шарму всего этого льстивого внимания? Хотя нет, Алек не настолько приложился башкой, чтобы взять и вот так в одночасье измениться. Оторвав взгляд от спектакля, Дэрин еще раз оглядела летное поле. Отрадно было то, что у причальных концов назревает сумятица.

— Похоже, вашим людям долго здесь не продержаться, — сказала она мистеру Фрэнсису и поспешила исчезнуть.

* * *

Концы спутались приблизительно у носа корабля, там, где бриз был сильнее всего. Экипаж на верхней палубе уже успел пробросить сцепочный трос на швартовочную вышку, но сейчас приходилось ждать, пока внизу уляжется сутолока. Приблизившись, Дэрин застала наземный персонал за перебранкой. Одна из групп тянула канат не в ту сторону, отчего концы спутались, и сейчас никто не хотел уступать. Пришлось, выкрикивая команды, лезть в эту сутолоку, одновременно отслеживая, чтобы обе группы не отпустили концы разом. Достаточно скоро все образумилось, и Дэрин вынула флажки, чтобы передать наверх сигнал о готовности.

— Боюсь, это была моя вина, — послышался сзади чей-то голос. Она обернулась и увидела человека в униформе не по росту, постарше остальных наземников. Лицо, разглядеть которое мешали усы, показалось смутно знакомым.

— Вы не… — начала было она, но тут из мешка на поясе этого субъекта раздался квак.

— Чш-ш, Ржавка, — прошипел субъект. — Рад снова встретиться, мистер Шарп. Как, по-вашему, мы не сумеем на минутку-другую уединиться в тишине вашего корабля, буквально на пару фраз?

Дэрин всмотрелась повнимательнее в лицо этого человека и узнала его как раз в тот момент, когда он протягивал руку:

— Эдди Малоне, репортер «Нью-Йорк уорлд».

ГЛАВА 23

— Какого черта вы здесь делаете?

Малоне оценил вопрос:

— Вы хотите знать, почему я в Калифорнии? Или почему я здесь инкогнито, вместо того чтобы щелкать снимки вместе с другими репортерами?

— Собственно, и то и другое.

— Рад буду объяснить вам все, — засуетился Малоне. — Но сначала нам надо попасть на борт вашего корабля. Иначе вон те молодчики меня крепко отделают.

Дэрин посмотрела туда, куда был направлен тревожный взгляд Малоне, и увидела тройку дюжих молодцов в темно-синих мундирах, шагающих по летному полю.

— Это еще кто?

— Пинкертоны. Охранники в услужении у мистера Херста. Видите ли, моя газета принадлежала одному парню по фамилии Пулитцер, и они с мистером Херстом не сказать чтобы ладили. Поэтому давайте-ка лучше не мешкать.

Он чуть ли не волоком потащил ее к гондоле «Левиафана».

— Но они ж не накинутся на вас среди бела дня!

— Что бы они ни сделали, приятного в этом будет мало.

Дэрин еще раз поглядела на молодцов. В руках они держали дубинки. Возможно, безопасность сейчас была целесообразней запоздалого сожаления. Гондола «Левиафана» находилась все еще слишком высоко для прыжка на борт, а пробраться вместе с Малоне к сходням с другого борта, минуя при этом херстовских следопытов, не представлялось возможным. Однако там, где внизу под мостиком пузырилась штурманская капсула, имелись два стальных якорных кольца, до которых в принципе можно было дотянуться.

— Сейчас вы схватитесь за одну из тех прихваток, — указала Дэрин Малоне. После этого, повернувшись к только что распутанным тросам, она скомандовала: — А ну-ка, потянем на счет: р-раз… два-а… три!

Наземники дернули, навалившись всей массой, отчего корабельный нос качнулся чуть книзу. Малоне и Дэрин, подпрыгнув, ухватились за якорные кольца, а когда корабль через секунду снова выровнялся, взлетели вверх вместе с ним.

— Сюда, — указала Дэрин, взбираясь к окнам переднего грузового отсека. Малоне двинулся следом, в какой-то момент чуть не соскользнув каблуками с металлического рельса, опоясывающего днище гондолы. Снизу подоспели пинкертоны и остановились, рассерженно глядя.

— А ну слезай! — крикнул один из них, но Дэрин его проигнорировала, резко постучав в стекло иллюминатора.

Корабль под ногами колыхнулся: наземный персонал медленно, но верно стягивал его вниз. Через минуту, не больше, они с Малоне вполне могут оказаться на расстоянии досягаемости пинкертоновских дубинок.

С той стороны иллюминатора показалось лицо кого-то из экипажа, слегка растерянное.

— Открыть! — крикнула что есть силы Дэрин. — Это приказ!

Иллюминатор тут же открылся. Подталкивая в него Эдди Малоне, Дэрин мысленно недоумевала, к чему вообще этот жест во имя спасения. Быть может, тогда в Стамбуле Малоне и оказал им услугу, смолчав о готовящемся восстании, но ведь он делал это за мзду. А впрочем, они уже находились на борту, и теперь лишь от капитана зависело, выбрасывать отсюда незваного гостя или нет. Дэрин вползла следом, не дожидаясь, пока пинкертоны, чего доброго, не вздумали выместить свою досаду на ней. На пол она слезла по штабелю бочек с корабельным медом у окна и козырнула растерянному нижнему чину, который пустил их внутрь: — Служи, матрос!

Малоне между тем деловито оглядывал затемненный отсек, уже строча у себя в блокнотике:

— Значит, так выглядят здесь трюмы?

— Боюсь, у нас нет времени на экскурсию, мистер Малоне. Так зачем вас преследовали те люди?

— Ах да. Как я уже говорил, я работаю на «Нью-Йорк уорлд». А Херст владеет «Нью-Йорк джорнал». Можно сказать, давние соперники.

— А здесь в Америке газетчики-конкуренты прямо-таки набрасываются друг на друга, у всех на виду?

Репортер в ответ натянуто хохотнул:

— Не всегда. Хотя Херст, надо сказать, не высылал мне на подносе открытку с приглашением. Для того чтобы пробраться сюда и сделать несколько снимков, мне пришлось маскироваться. Что, надо сказать…

В одном из мешков с песком у Малоне обнаружился фотоаппарат, а в другом звукозаписывающая квакушка. Когда он поместил ее себе на плечо, она, подмигнув Дэрин, издала что-то вроде булькнувшей отрыжки.

— Я думал, вы в Стамбуле представляете вашу газетную редакцию, — сказала Дэрин. — Так что опять, что вы делаете здесь? Ведь до Стамбула отсюда десять с лишним тысяч километров!

Репортер сделал красноречивый жест:

— Принц Алек — самая громкая из сенсаций, какие мне удавалось когда-либо разжечь. И ради нее пара океанов на моем пути не помеха. Как только я услышал, что «Левиафан» направляется на восток, я тут же отплыл в Нью-Йорк. Там я проторчал почти две недели в ожидании, когда и откуда вы снова вынырнете.

— Но как вы добрались сюда?

— После того как о той цирковой выходке мистера Теслы начали трубить газеты, я вскочил на поезд до Лос-Анджелеса. Там находится самое большое летное поле на всем Западном побережье. Однако прошлой ночью до меня дошла весточка, что вы направляетесь сюда.

Дэрин скептически покачала головой. Сменить маршрут и сделать дозаправку здесь, у Херста, мистер Тесла уговорил офицеров лишь вчера, причем уже под вечер.

— Весточку? И от кого же?

— От великого изобретателя собственной персоной. Радиоволны и курьерские голуби, мистер Шарп, не одно и то же. Радиосигналы может поймать любой человек, имеющий антенну. — Малоне пожал плечами. — Вас не должно удивлять то, что Тесла решил отправить свое сообщение нешифрованным. В самом деле, зачем дарить все сливки лишь одной какой-нибудь газете?

Дэрин выругалась, прикидывая, кто еще мог отслеживать передвижения «Левиафана». Ведь радио есть и у германских шпионов. Подумалось и о том, с какой стати ей вообще понадобилось спасать Малоне. От таких, как он, вездесуек в итоге одни неприятности.

— Что ж, мистер Малоне. Сюда-то вы добрались, но решать, оставаться вам на борту или нет, будут офицеры. Следуйте за мной.

Она провела его к центральному пролету, затем вверх и вперед в сторону мостика. Коридоры корабля гудели как улей: грузовой отсек был уже открыт для приема топлива и припасов. Проникновение преследователей Малоне на борт было лишь делом времени.

Впрочем, на мостике царила такая же суета, как и везде, и Дэрин, не дослушав, посылали от одного офицера к другому. Капитан сейчас позировал на съемках киножурнала, и никто не хотел нести ответственность за какого-то приблудного репортера. Поэтому Дэрин вздохнула с облегчением, когда в офицерской кают-компании она застала за чаем доктора Барлоу с лори на плече. Малоне она затащила внутрь и прикрыла следом дверь:

— Добрый день, мэм. Это вот мистер Малоне. Репортер.

Ученая леди чуть жеманно кивнула:

— Как любезно со стороны мистера Херста помнить, что для интервью на борту этого корабля есть не только ученые жестянщики.

— Жестянщики! — надменно пискнул у нее с плеча лори.

— Прошу простить, мэм, — сказала Дэрин, — но это не совсем тот, кто вы думаете. Дело в том, что мистер Малоне работает не на мистера Херста.

— Я от «Нью-Йорк уорлд», — пояснил мастер желтой прессы.

— Вот как. Стало быть, нарушитель? — Взгляд доктора Барлоу прошелся по его униформе наземника. — Да еще, насколько я вижу, в маскировке. Вы сознаете, мистер Шарп, что здесь в Америке повсюду германские шпионы?

— Насчет этого, мэм, вы правы, — улыбнулся Малоне. — Целые стаи их. Орды!

— А как именно, мистер Шарп, этот человек проник на борт?

Дэрин сбивчиво начала объяснять:

— Я, это… гм… типа протащил его через иллюминатор, мэм.

Доктор Барлоу вскинула брови, а лори обличительно пискнул:

— Шпионы!

— Но он не может быть германским агентом! — воскликнула Дэрин. — Помните, мы с ним встречались в Стамбуле? Вы, кстати, тоже! На посольской элефантине, припоминаете?

— Парень прав, — Малоне сделал шаг вперед, — хотя с вами мы особо не общались. И уж, конечно, я не носил вот этого.

Он взялся за кончик своих пышных усов и, рывком сдернув их, кинул на стол. Ученая леди изумилась, а ее лори подполз и занялся изучением накладных усов.

— А, так вы тот самый Малоне? — вспомнила она. — Автор тех жутких статей про принца Александра?

— Он самый. И как я тут объяснял юному мистеру Шарпу, останавливаться я не намерен. Если вы, дарвинисты, считаете, что у вас с Херстом на все эксклюзивная сделка, то это еще как посмотреть!

— Никакой сделки у нас с этим вашим Херстом нет, — отмахнулась доктор Барлоу. — Весь этот обходной маневр — затея мистера Теслы.

— Теслы, — подтвердил лори, примеряя усы к своей мордахе.

— Я пытался дойти до капитана, мэм, — сказала Дэрин. — Мистер Малоне находится сейчас в несколько щепетильном положении. За ним по следам идут люди Херста.

— А как же им не идти. — Доктор Барлоу погладила своего лори, который сейчас гордо позировал с усами. — Эта земля — частное владение, что делает этого человека нарушителем.

Дэрин с досадой застонала: ну уж у ученой-то леди откуда такая щепетильность? Или ей те статьи про Алека тоже против шерсти?

— А, так вот на что вы делаете упор? — Эдди Малоне, подтянув стул, сел напротив нее. — Так вот, позвольте вам, доктор, кое-что сказать. Вам вряд ли стоит иметь дело с этим самым Херстом. Из его друзей-воротил некоторые пахнут прескверно.

— Я бы сказала, сэр, что определенный душок — неотъемлемый атрибут вообще всей прессы.

— Ха! — Малоне хлопнул по столу так, что лори подскочил. — Эк, вы меня поддели! Но есть атрибут, а есть полный капут. Одни из нас с душком, а другие откровенно опасны. К примеру, малый по имени Филип Фрэнсис.

— Мистер Фрэнсис? — удивилась Дэрин. — Я с ним вот только что познакомился. Он руководил наземным персоналом.

— Не персоналом он руководит, — саркастично поправил Малоне, — а киностудией «Херст-Пате». По крайней мере, так многие думают. — Он придвинулся ближе и вкрадчиво добавил: — Только они того не знают, что настоящая его фамилия не Фрэнсис. А Дифендорф.

Возникла пауза, которую тоненьким возгласом нарушил лори:

— Жестянщики!

— Он германский агент? — спросила Дэрин.

Малоне пожал плечами:

— Родился в Германии, это точно. И что шифруется, это факт!

— Многие из тех, кто переехал на жительство в Америку, действительно меняют свои имена, — заметила доктор Барлоу, постукивая по столу пальцами. — Но опять же, не все в качестве профессии избирают пропагандистские фильмы.

— Точно, — согласился Малоне. — Вам должно быть известно, как Херст в своих газетах и кинохронике поносит Британию, да и дарвинизм тоже. И вдруг ни с того ни с сего он встречает вас с распростертыми объятиями, расшаркивается и любезничает. Не странно?

Дэрин повернулась к доктору Барлоу:

— Нам надо сказать об этом капитану.

— Я сама все должным образом доложу. Мистер Шарп, — ученая леди изящно махнула рукой на чайную утварь, — вы можете все это прибрать, а вас, мистер Малоне, я попрошу пройтись со мной. Если капитан уже закончил свой бенефис, то, может, он уделит нам пару минут. И тогда я попробую донести до него суть вашего довода: не складывать все яйца в одну корзину.

— Мадам, — великосветски сказал репортер, вставая со стула, — я думаю, мы понимаем друг друга. — Дэрин он дружески хлопнул по спине: — А вам, Шарп, спасибо за помощь во всем этом. Нет, правда.

— Рад стараться, — сказала Дэрин, собирая чашки и блюдца и мысленно радуясь: как все-таки удачно, что удалось вот так натолкнуться на ученую леди. Знаменитым Теслой все на борту были словно околдованы, а этот Херст со своими кинокамерами и газетами мог все только усугубить.

Но затем произошло нечто крайне непредвиденное. Когда Малоне отодвигал перед доктором Барлоу стул, лори озорно кинул усы в чайную чашку, вызвав недовольство Дэрин. Она, не раздумывая над последствиями, показала зверку язык.

— Дэрин Шарп, — сказал тот с плеча идущей к двери ученой леди. И был очень даже доволен собой.

ГЛАВА 24

Уильям Рэндолф Херст, безусловно, знал, как принимать гостей. Его столовая напоминала залу средневекового замка, с гобеленами на стенах и фресками из библейских сюжетов на потолке. Люстры были из венецианского стекла шестнадцатого века, но мерцали крохотными электрическими огоньками; мраморный же камин был такой величины, что Алек мог при желании войти в него не нагибаясь. Все это кричаще пестрое и какое-то надерганное, как будто декораторы Херста до этого порыскали по Европе, хватая весь этот антиквариат без разбора и без торга. Обед тем не менее был поистине безупречен. Омар Вандербильт, жареные рябчики с салатом d’Alger, куропатка шофруа, а на десерт сюксе де глас в форме Гранд-Отеля. По сути, это была первая приличная трапеза, которую Алеку довелось вкушать со дня побега из дома. Бовриль пунктуально отведал каждое блюдо и теперь, свернувшись клубком, дремал на высокой спинке стула хозяина, хотя ушки у него были по-прежнему навострены и временами подергивались.

Официальные обеды и ужины с родителями Алек терпеть не мог, но здесь все обстояло совсем по-иному. Ребенком ему не позволялось и слова вымолвить, едва речь за столом заходила о политике; здесь же он был в центре дискуссии. За столом на тридцать персон Алек сидел от мистера Херста по правую руку. Тесла сидел по левую, рядом с ним капитан, а дальше по убывающей тянулись офицеры «Левиафана». Доктор Барлоу с уязвленным видом сидела на дальнем конце стола с прочими дамами — одна репортер, остальные киноактрисы. Перед обедом Алеку устроили с ними знакомство под объективами кинокамер; жужжащим машинам актрисы улыбались как старым друзьям. Дэрин как простому члену экипажа путь сюда был, разумеется, заказан.

На завершающей фазе трапезы мистер Херст высказал свои взгляды на войну:

— Вильсон, разумеется, сплотится со своими британскими друзьями. Он не будет протестовать, если королевский флот блокирует Германию. Но если германские субмарины сделают что-либо подобное с Британией, он покажет характер!

Алек кивнул. Президент Вильсон, насколько помнится, с Юга и дарвинист по воспитанию.

— Но он заявляет о своем стремлении к миру, — заметил граф Фольгер. Он сидел напротив старшего офицера «Левиафана», достаточно близко для участия в беседе. — Вы ему верите?

— Разумеется, граф. Единственно приличная в этом человеке черта — это то, что он желает мира! — Херст всадил в свой десерт ложечку. — Представьте, что будет, если изберут этого ковбоя Рузвельта. Да наши парни будут там уже назавтра!

Алек мельком глянул на капитана Хоббса, который с вежливой улыбкой кивал. Сомнения нет, британцы, если им удастся это как-то обставить, будут рады, чтобы американцы дрались на их стороне.

— Эта война рано или поздно втянет в себя весь мир, — сумрачно сказал мистер Тесла. — Вот почему мы должны положить ей конец уже сейчас.

— Именно! — Херст от души хлопнул его по спине, вызвав у изобретателя недовольную гримасу, но хозяин не обратил на это внимания. — Мои кинокамеры, фотоаппараты и газеты будут сопровождать вас на каждом шаге вашего пути. К тому времени, как вы доберетесь до Нью-Йорка, обе стороны получат надлежащее предупреждение, что пора остановить это безумие!

От Алека не укрылось, что улыбка капитана Хоббса при упоминании «обеих сторон» чуть застыла. Понятно, оружие Теслы против Лондона применимо так же легко, как против Берлина или Вены. Быть может, британцы вынашивают планы насчет того, чтобы этого не произошло?

— Хочется верить, что мир найдет мое изобретение полезным, — просто сказал мистер Тесла, — и не усмотрит в нем причин для страха.

— Во всяком случае, дарвинисты, — прозрачно намекнул капитан Хоббс, поднимая бокал. — За мир.

— За мир! — возгласил граф Фольгер, и Алек поспешил его поддержать.

Тост подхватили все собравшиеся, а когда официанты шагнули подлить джентльменам еще бренди, Бовриль сквозь сон что-то пробормотал. Честно говоря, у Алека были сомнения, что кто-либо из американских гостей всерьез переживает о войне за тысячи миль отсюда.

— Ну, так давайте поговорим всерьез, капитан, — сказал мистер Херст. — Где вы будете делать остановки на пути в Нью-Йорк? У меня есть газеты в Денвере и Уичито. Или вы будете залетать лишь в крупные города вроде Чикаго?

— Гм. — Капитан аккуратно вернул свой бокал на стол. — Боюсь, мы не будем останавливаться ни в одном из этих мест. Нам не разрешено.

— «Левиафан» — корабль одной из воюющих держав, — пояснил Алек. — В нейтральных портах он не может находиться больше суток. Мы просто не можем лететь через вашу страну и останавливаться, где вздумается.

— Но в чем тогда смысл рекламной кампании, если вы не останавливаетесь на показательные рауты! — воскликнул Херст.

— Это вопрос, отвечать на который вне моей компетенции, — сказал капитан Хоббс. — Мне приказано просто доставить мистера Теслу в Нью-Йорк.

Тут подал голос граф Фольгер:

— А как вы, интересно, намереваетесь это сделать, не пересекая Североамериканские Штаты?

— Есть два варианта, — ответил капитан. — Мы планировали идти на север — Канада как-никак часть Британской империи. Но после того как шторм отнес нас сюда, мы сделали вывод, что проще маршрут через Мексику.

Алек нахмурился. Об изменении плана его никто не извещал.

— А Мексика разве не нейтральная страна?

Капитан развел ладони:

— В Мексике сейчас бушует революция. А раз так, то она вряд ли может подтвердить свой нейтралитет.

— Иными словами, она не сможет вас остановить, — рассудил Тесла.

— Политика — искусство возможного, — сказал граф Фольгер. — Но там, по крайней мере, теплее.

— Шикарная идея! — Мистер Херст махнул слуге, и тот услужливо подскочил зажечь ему сигару. — Полет во имя мира через раздираемую войной страну — чертовски славная байка!

Все воззрились на мистера Херста — быть может, он шутит? В ходе Османского восстания Алек и Дэрин лишились своего друга Завена, одного из тысяч погибших. А мексиканская революция, надо полагать, куда кровопролитней.

Когда воцарилась неловкая пауза, Алек, кашлянув, произнес:

— А у меня, знаете, двоюродный дед был однажды императором Мексики.

Херст уставился на него:

— Я думал, ваш двоюродный дед был императором Австрии.

— То другой дед, — пояснил Алек. — Я о Фердинанде Максимилиане, младшем брате Франца Иосифа. Правда, в Мексике он продержался года три, не больше. Затем его застрелили.

— Да что вы. Так, может, вы пролетите над дедушкиной могилой, — сказал Херст, сдувая пепел с сигары, — сбросите на нее сверху цветы или еще что-нибудь.

— Ну да, возможно. — Алек пытался скрыть свое замешательство, опять недоумевая, шутит этот человек или говорит всерьез.

— Императорское тело возвратилось в Австрию, — сказал граф Фольгер. — Времена были более цивилизованные.

— Все равно эту новость надо как-то осветить. — Херст повернулся к человеку, сидящему между Алеком и графом Фольгером: — Обязательно сделаете несколько снимков его высочества на мексиканской земле.

— Непременно, сэр, — кивнул мистер Фрэнсис, представленный Алеку как глава киностудии Херста. Вместе с молодой репортершей он должен был лететь на «Левиафане» до Нью-Йорка.

— Мы будем оказывать вам всяческое содействие, — заверил капитан Хоббс, салютуя мистеру Фрэнсису бокалом.

— Да что мы всё о политике! — с озорной беспечностью воскликнул мистер Херст. — Пора под вечер и развлечься!

По его знаку официанты проворно убрали со стола последние тарелки. Электрические огоньки в люстрах погасли, а стенной гобелен за спиной у Алека неожиданно собрался складками и отъехал в сторону, обнажив пространство, покрытое серебристо-белой тканью.

— Это у нас что? — прошептал Алек на ухо мистеру Фрэнсису.

— Сейчас будем смотреть последний шедевр мистера Херста. Возможно, одну из лучших кинокартин в истории.

— Ну, если шедевр, то определенно должно быть интересно, — авансом одобрил Алек, разворачивая стул так, чтобы сидеть лицом к экрану. Отец подобные развлечения у себя в доме запрещал; под запретом были, понятно, и публичные театры. Сейчас Алек, признаться, с живейшим любопытством предвкушал, что же это будет за зрелище.

Вот двое в долгополых белых сюртуках вкатили в зал машину на колесиках, расположив ее напротив стола так, что она была обращена к экрану. В целом машина имела сходство с кинокамерами, неотступно сопровождавшими Алека на протяжении всего дня, но глаз у нее впереди был всего один. Когда машина застрекотала, из этого глаза вырвался помаргивающий луч света, заполнив экран мелькающими темными силуэтами. И вот из них материализовались слова…

— Опасности Паулины, — возвещали чуть подрагивающие белые буквы, державшиеся на экране так долго, что их запросто мог бы несколько раз прочесть и перечесть любой малолетка. Затем появился помпезный логотип «Херст-Пате пикчерз». Луч проектора пробивал висящие над столом слоистые облака сигарного дыма подобно тому, как пробивает туман прожектор.

Наконец по экрану как угорелые заметались актеры и актрисы — в их числе, видимо, и та самая Паулина. Через несколько долгих минут Алек опознал в Паулине актрису, сидящую возле доктора Барлоу. В жизни лицо ее было достаточно приятно, но на мерцающем экране оно каким-то образом преображалось в белолицего призрака с глазами, обмазанными темной косметикой.

Мятущиеся образы чем-то напоминали театр теней, виденный ими в Стамбуле. Только его черные тени были до филигранности четки и грациозны, а это мельканье резало глаза суматошной рябью в грязно-серых полутонах с расплывчатыми гранями, и как-то слишком уж живо и одновременно призрачно напоминало реальный мир.

Между тем переменчивая игра света решительно заинтриговала проницательных лори. Проснулся и внимательно смотрел на экран Бовриль; не мигая, поблескивали в темноте глаза зверка доктора Барлоу.

Экранные персонажи целовались, в нелепейших полосатых жакетах дергано играли в теннис, махали друг другу руками. Мизансцены перемежались надписями, поясняющими ход какого-то нервозного сюжета — иезуитский шантаж, роковые болезни, изменники-слуги. Словом, все достаточно неприглядно, если бы не сама Паулина, которая каким-то образом пленяла воображение Алека. Она была молодой наследницей, которой по замужеству полагалось несметное состояние, однако она, прежде чем остепениться, хотела еще и повидать мир.

Эта наследница немного напоминала Дэрин — такая же находчивая и бесстрашная, хотя состояние позволяло ей не маскироваться под мальчишку. По странному совпадению, первым ее приключением был подъем на аэростате, и события разворачивались во многом так, как описывала свой первый день в воздушной службе Дэрин — молодая женщина, уносимая по воле ветра в полном одиночестве и для своего спасения вынужденная полагаться исключительно на собственную сметку, кусок веревки и несколько мешков балласта.

Без намека на панику Паулина выбросила из корзины аэростата якорь и стала спускаться по веревке, а Алек представил себе на ее месте Дэрин. Внезапно подергивание изображения, да и вообще все дефекты фильма словно растворились, исчезли как страницы хорошей книги. Вот шар уже летел мимо крутого утеса, и героиня, выпрыгнув прямо на кручу, принялась карабкаться к вершине. К тому моменту, как Паулина повисла на краю обрыва, а ее нареченный во весь опор кинулся спасать ее на шагоходе, сердце у Алека учащенно забилось.

И тут вдруг кинокартина остановилась, экран потускнел, а бобины с кинопленкой закрутились как пущенные на волю заводные игрушки. Нестерпимо ярко брызнул свет оживших электрических люстр.

Алек непроизвольно обернулся к мистеру Херсту:

— Но ведь это же еще не конец, явно! Что же там дальше?

— Вот, — довольно рассмеялся Херст, — это мы и именуем «подвесом», причем по очевидным причинам. В конце каждой части мы оставляем Паулину в крайне опасном положении — то привязанной к рельсам, то во взбесившемся шагоходе. Из-за этого зритель неизменно возвращается, чтобы досмотреть фильму до конца, чего мы, безусловно, ему черта с два позволяем!

— Подвес, — фыркнул Бовриль.

— Ловкий ход, — кивнул Алек, хотя на самом деле это казалось ему несколько подловатым, вот так умышленно заставлять зрителей дожидаться развязки, которая никак не наступает.

— Одна из моих наиболее ярких идей, — похвастался Херст. — Можно сказать, совершенно новый способ повествования!

— При этом старый, как «Тысяча и одна ночь», — буркнул Фольгер.

Алек на это усмехнулся, хотя, надо признать: кинокартина обладала неким магнетическим свойством, околдовывая как сказка при свете костра. Или же это была лишь игра воображения — с той поры, как Алек ударился головой, границы между реальностью и вымыслом стали какими-то размытыми.

— Однако вам, держу пари, не терпится увидеть на экране себя! — воскликнул Херст, компанейски кладя руки на плечи Алеку и Тесле.

— Своего рода взгляд в будущее, — с улыбкой заметил изобретатель. — Настанет день, когда человек сможет передавать кинокартины беспроводным способом, как это уже получается со звуком.

— Явление поистине интригующее, — сказал Алек, даром, что сама идея казалась жутковатой.

— Не беспокойтесь, ваше величество, — путая титулы, ободрил его мистер Фрэнсис. — Я позабочусь о том, чтобы вы смотрелись прилично. Это моя работа.

— Вы меня успокоили.

Алеку вспомнились собственные фотоснимки, которые он впервые увидел в «Нью-Йорк уорлд». В отличие от какого-нибудь живописного портрета они были неприятно реалистичны; его уши на них казались даже больше, чем на самом деле. Любопытно, как эти картины преобразят его черты — неужели на экране он будет смотреться так же заполошно и дергано, как Паулина вкупе со всеми персонажами?

Мысль об этой героине заставила его снова обратиться к мистеру Фрэнсису:

— А женщины в Америке в самом деле летают на аэростатах?

— Ну, во всяком случае, желают этого. «Опасности Паулины» такая популярная фильма, что наши конкуренты сейчас бьются над чем-то похожим, под названием «Превратности Елены». А мы в пику им уже планируем «Чреватости Ундины».

— Как похоже звучит, — подивился Алек. — Ну, а если не считать кинолент, женщины и вправду этим занимаются?

Мистер Фрэнсис пожал плечами:

— Надо полагать. Вы когда-нибудь слышали о Птице Миллман?

— Женщине-канатоходце? Но она-то циркачка. — Алек вздохнул. Если на то пошло, Лилит умеет пользоваться персональным воздушным змеем. Но она не циркачка, а революционерка. — Я имею в виду, обычные женщины у вас вообще летают?

В разговор вступил граф Фольгер:

— Мне кажется, принц Александр хочет спросить, маскируются ли американские женщины под мужчин? Этот вопрос с некоторых пор занимает его чрезвычайно.

Алек укоризненно посмотрел на вильдграфа, но мистер Фрэнсис лишь рассмеялся.

— Ну, насчет полетов не знаю, — сказал он, — но штаны они нынче носят повсюду. Я бы сказал, с размахом. А по сообщениям прессы, каждый из двадцати водителей шагоходов — женщина. — Он доверительно подался ближе: — Быть может, вы думаете подыскать себе в Америке невесту, ваше высочество? Какую-нибудь воинственную амазонку?

— Увы, это в мои планы не входило, — ответил Алек и, чувствуя настороженность Фольгера, добавил: — А пять процентов — это кое-что, не правда ли?

— Вы не желаете еще раз представиться мисс Уайт? — спросил, подмигнув, Фрэнсис. — Она, знаете ли, очень соответствует своему персонажу. Все свои трюки делает без дублера!

Алек посмотрел через стол на актрису, играющую Паулину. Помнится, имя у нее было какое-то неестественное — Перл Уайт. Сейчас она увлеченно беседовала с доктором Барлоу и ее лори (и о чем они втроем могут так самозабвенно беседовать?).

— А что, тема, вполне достойная новостей, — заметил мистер Фрэнсис. — Старлетка и принц!

— Старлетка, — сказал Бовриль, соскальзывая со спинки стула Алеку на плечо.

— Спасибо, но не стоит, — уклонился Алек. — Разговор с нею сейчас может лишить меня иллюзии.

— Очень мудро, ваше ясновельможное высочество, — глубокомысленно кивнул Фольгер. — Лучше не смешивать воображаемое с реальностью. На данный момент дела в мире слишком серьезны.

ГЛАВА 25

Пополненный припасами «Левиафан» поднялся в воздух на следующий день, ранним утром, за несколько часов до истечения суточного лимита. Глядя из окна каюты, Алек видел теперь, что скрыто за фасадом владений Херста. Строения здесь были не недостроенными, а скорее нежилыми, предназначенными для съемок в различных ракурсах, но не для жизни. Иными словами, бутафорскими.

Основную часть дня Алек просидел у себя в каюте, избегая передвигающихся по коридорам кинокамер. Одна из его двоюродных бабок считала, что фотографии похищают частицу души, и кто знает, может, она была права. При скорости шестнадцать кадров в секунду эта адская машинка тарахтела как пулемет. Быть может, сказывался выпитый с вечера бренди, но Алек ощущал себя опустошенным, под стать тем строениям мистера Херста. Корабль на скорости, близкой к полной, плыл на юг вдоль калифорнийского побережья, идя под углом по направлению к холодным океанским ветрам, дующим в сторону суши. Примерно в полдень внизу проплыл Лос-Анджелес, а еще через несколько часов почувствовалось, как «Левиафан» делает поворот на юго-восток. Согласно карте на столе расстилающийся внизу город был не иначе как Тихуана.

Внезапно сквозь шум двигателей раздался звук рожков и стук барабанов. Бовриль тут же поскакал на подоконник. Алек глянул за окно — внизу раскинулся громадный стадион, до отказа набитый бурлящей публикой. На середине арены животное, напоминающее двуглавого быка, взбивало копытом пыль. Перед ним вертелся матадор, такой крохотный, что в убывающем свете дня толком и не разглядеть. Бовриль все так же сидел, пристально глядя вниз. Его большие глаза, несомненно, видели и при свете звезд.

Алеку вдруг подумалось, что, каким бы дальним ни было воздушное путешествие, с высоты в триста метров многое из земных красот теряется, проплывает незамеченным.

К тому времени, как он оделся к ужину, пустыню внизу уже окутала мгла.

— Метеорный, — произнес зверок. Алек нахмурился: это было первое слово, которое Бовриль произнес за весь день, и было оно явно не из тех, что произносил Алек. Но он уже опаздывал на ужин, а потому, не церемонясь, усадил тварюшку себе на плечо и направился к двери.

* * *

Офицерскую кают-компанию на этот вечер узурпировала под званый ужин ученая леди. Это была, несомненно, первая из грядущей череды нудноватых совместных трапез. При таком обилии гостей на борту путешествие «Левиафана» в Нью-Йорк грозило превратиться в банальную увеселительную поездку. Хорошо еще, что людей нынче за столом набиралось пятеро, а не два с лишним десятка, как на светском рауте у Херста.

Дэрин в своем блузоне выжидательно стояла у двери в кают-компанию. Когда к ней потянулся лапками Бовриль, она ласково взъершила ему мех, после чего с демонстративным поклоном отворила дверь. На лице ее мелькнула ухмылка, и Алек в своем расфуфыренном доломане на секунду почувствовал себя неловко, как будто бы они с Дэрин были детьми, играющими в переодевашки.

Прочие гости уже прибыли — граф Фольгер, мистер Тесла и та репортерша из херстовской газеты в Сан-Франциско. Доктор Барлоу церемонно вывела молодую женщину вперед. Она была одета как истинная леди: длинное розовое платье с воротником жабо, красная фетровая шляпа с плюмажем и страусовым пером.

— Ваше ясновельможное высочество, позвольте вам представить мисс Аделу Роджерс.

— Кажется, я уже имел это удовольствие предыдущим вечером, — сказал Алек с полупоклоном, — хотя и мимолетно.

Мисс Роджерс протянула для поцелуя руку, и Алек замешкался — по меркам знатности она стояла гораздо ниже его. А впрочем, американцы славятся своим наплевательским отношением к титулам. Поэтому Алеку пришлось взять ладонь этой особы и чмокнуть губами воздух.

— Вы промахнулись, — заметила она с чуть растерянной улыбкой.

— Промахнулся? — недоуменно спросил Алек.

— Мимо ее руки, — пояснила доктор Барлоу.

— Традиции Европы, мисс Роджерс, подразумевают, что непосредственно губами можно целовать лишь руки замужних женщин. А вы, молодые особы, слишком чувствительны для лобзаний.

Было слышно, как Дэрин украдкой прыснула, но Алеку удалось пропустить это мимо ушей.

— Молодые? А мне, между прочим, уже полные двадцать лет, — сказала мисс Роджерс. — И руку мне целовали множество раз, безо всякого ущерба для обеих сторон.

Лори доктора Барлоу захихикал, а Алек вежливо кашлянул.

— Ну, конечно.

— А однажды я чуть не вышла замуж, — сообщала мисс Роджерс. — Правда, в последнюю минуту ворвался мой прежний ухажер и порвал свидетельство о браке. Видно, все еще был в меня влюблен.

— В самом деле? — поднял брови Алек. — Видимо, да.

— А что, нельзя было сделать новую копию свидетельства? — спросила ученая леди.

— Да почему, можно. Просто в тот щепетильный момент у меня появилось время подумать. И я решила вначале отточить свой журналистский стиль. В конце концов, мужем обзавестись можно всегда.

Доктор Барлоу с изящным смешком препроводила молодую особу за стол. Алек почувствовал, что рдеет от смущения, и отвел глаза — лишь с тем, чтобы натолкнуться на ухмылку Дэрин, а также Фольгера (ну, спасибо). Неужели все американки такие самоуверенные и с такой же легкостью вгоняют в смущение мужчин, как удирают на аэростатах?

— Слишком чувствительны, — повторил Бовриль, после чего заполз под стол на свидание со своим сородичем. Усаживаясь, Алек заметил на столе еще один столовый прибор, а за столом свободный стул.

— К нам вот-вот должен присоединиться некий загадочный гость, — сказал граф Фольгер, придирчиво оглядывая свой фужер на предмет соринок или пятен.

— Мистер Фрэнсис? — спросил Алек у доктора Барлоу.

— Его на этот раз не пригласили. И вскоре вы увидите, почему.

Она кивнула Дэрин, и та открыла дверь. Вошел человек в куртке не по размеру. Прошла секунда, прежде чем Алек, схватившись за край стола, привстал со стула:

— Вы!

— Не вставайте, ваше высочество, не надо, — сказал с поклоном Эдди Малоне. — Леди и джентльмены, простите, что задержался.

Алек плюхнулся обратно на стул.

— Загадочный гость, — констатировал из-под стола зверок.

— Мистер Малоне, я полагаю, с графом Фольгером и его высочеством вы уже знакомы. — Доктор Барлоу просто лучилась улыбкой. — Мистер Никола Тесла и мисс Адела Роджерс, позвольте вам представить Эдди Малоне, репортера «Нью-Йорк уорлд».

— Уорлд? — вскинулась мисс Роджерс. — О, боже!

— Эдвард Малоне, — промолвил Тесла. — Это не тот репортер, что брал в Стамбуле интервью у принца Александра?

— Ну да, это был я. — Малоне сел. — С той самой поры я, можно сказать, шел по его следу. И кстати, спасибо вам за ваше летучее радио, я наконец-то его отыскал!

— Нет эксперимента отрадней, — улыбнулся изобретатель.

Они вдвоем рассмеялись, а Алек запоздало пожалел, что они с Дэрин помешали шторму сорвать ту антенну к чертовой матери. Из-за нее только сильнее разгорелась эта шумиха.

У мисс Роджерс вид был возмущенно-растерянный:

— Кто-нибудь сообщил шефу, что здесь на борту один из людей Пулитцера?

— Мистер Херст, знаете ли, спросить не удосужился. — Ученая леди жестом подала знак Дэрин, и та, подойдя, стала разливать по бокалам вино. — А вы просто знайте, что у мистера Малоне есть кое-какие интересные новости.

Малоне повернулся к мисс Роджерс:

— Речь идет о вашем друге Филипе Фрэнсисе. Он у нас с некоторых пор под колпаком, и мы кое-что о нем выяснили. Так вот, оказывается, имя это у него не настоящее. А звался он Филип Дифендорф — где вы найдете более германское имя?

Алек нахмурился, припоминая своего давешнего знакомца, мистера Фрэнсиса:

— Но он говорит без немецкого акцента.

— Значит, изменил еще и манеру речи.

Мисс Роджерс томно закатила глаза:

— Но Филип родился в Нью-Йорке!

Малоне и бровью не повел:

— Рассказывать всякое можно.

— Ха! Вы, ребята из «Уорлда», все время пытаетесь выставить шефа эдаким изменником. А злитесь вы на него потому, что газет он, в отличие от вас, продает не в пример больше!

— Я не говорю, что Херст что-либо об этом знал, — сказал Малоне, поднимая руки в примирительном жесте. — Но киностудией у вас заправляет германец, который факт своего происхождения тщательно скрывает.

— А разве американцы — это не сплошь приезжие? — спросил граф Фольгер.

— Да, — солидарно кивнул мистер Тесла. — Я вот и сам эмигрант.

— Прекрасное суждение, — похвалила доктор Барлоу. — Тем не менее капитан обеспокоен. Нынче ночью мы в спешке взяли на борт большое количество припасов, которые до сих пор толком не проверены.

— Не проверены? — спросила мисс Роджерс. — На предмет чего?

— Диверсии, — пояснила доктор Барлоу, — самый простой и верный способ уничтожить «Левиафан». Даже мелкая фосфорная бомба, помещенная куда надо, способна обеспечить всем нам пламенный конец.

За столом все притихли, а Алек почувствовал, что давешняя головная боль грозит снова возвратиться.

— Да нет, что вы, — подала голос Дэрин, — это маловероятно. У нас по трюмам весь день работали ищейки, и никаких взрывчатых веществ не обнаружили. Хотя какую-нибудь опасную контрабанду протащить на борт все же было возможно.

— Какую именно? — спросил граф Фольгер.

Дэрин пожала плечами:

— Ну, скажем, оружие.

— Да ну, глупости, — отмахнулась мисс Роджерс. — Одному человеку с целым экипажем не совладать, каким бы это оружие ни было.

— Не скажите, — покачал головой мистер Тесла. — Бывает, что при соответствующем оружии и один человек может натворить много дел. — Он тягостно вздохнул. — Вот я недавно спроектировал устройство, которое в ситуации, подобной нашей, могло бы оказаться крайне полезным. Да не только спроектировал, а уже и изготовил. Его направили ко мне через Сибирь, но вот беда: ваш корабль любезно спас меня до того, как оно ко мне прибыло.

Алек мельком глянул на Дэрин, вспоминая ту штуковину, что хранилась в офицерской кладовой.

— Та машина, должно быть, настоящий шедевр жестянщика, — улыбнулась доктор Барлоу. — Быть может, мистер Тесла, вы устроите нам ее презентацию?

— Презентацию? Но ведь она так и… — Он прищурился, проницательно глядя в глаза ученой леди. — Гм, понятно. Что ж, я с удовольствием.

— После ужина, разумеется. Мистер Шарп?

Дэрин, отвесив поклон, снова отворила дверь. Там уже ждали корабельные стюарды.

Пока на стол накрывались блюда, из-под металлических крышек которых исходили ароматные запахи мяса с гарниром, Алек размышлял, что же такое могло произойти. Ученая леди без необходимости не разглашала ровным счетом ничего, а тут вдруг поделилась подозрениями насчет Филипа Фрэнсиса, да еще с мисс Роджерс, херстовской репортершей. А теперь намекнула мистеру Тесле, что его детектор металла, оказывается, всю дорогу находился на борту «Левиафана». Она что, решила, что сотрудничество лучше, чем секретность?

— Ужин, — с довольным видом сказал Бовриль, из-под стола влезая Алеку на колени.

* * *

Дверь в офицерскую кладовую со скрипом отворилась, явив среди ящиков саке и рулонов японского шелка машину мистера Теслы. После ужина вечеринка перетекла на нижнюю палубу, ближе к трюмам; все шестеро, в отличие от команды, смотрелись эдакими праздными гуляками. Мисс Роджерс все еще потягивала шерри, а Фольгер с Малоне прихватили вниз свои коньячные бокалы.

— Так она все время была здесь? — с плохо скрытым возмущением спросил Тесла. — И вы скрывали ее от меня?

— Наоборот, вы скрывали ее от нас, — поправила доктор Барлоу. — Иначе зачем вам было контрабандным способом проносить ее на борт?

Тесла, остыв, вскинул руки:

— Что значит контрабандным? Зачем мне это? Просто, видимо, вышла неувязка с русскими.

— Я понимаю. Вы, наверное, просто проявили осторожность? — пришла на помощь доктор Барлоу.

— Ну, конечно. У меня уже и без того украли столько идей. А ведь вы знаете этих русских — очень скрытные люди. — Изобретатель шагнул вперед, изучая взглядом приборную доску. — Но как вам удалось собрать все без чертежей?

— У меня и моих людей сработала интуиция, — сказал Алек. — Мы, как вы понимаете, все равно так или иначе жестянщики.

— Жестянщики! — повторил Бовриль.

— Заладил, — буркнул граф Фольгер, но Алек это проигнорировал.

— В точности, как я его себе и представлял. — Тесла, любуясь, поглаживал деревянные части устройства руками. — Кстати, ваше высочество, неплохо справились.

Алек щелкнул каблуками:

— Передам ваши комплименты мастеру Клоппу.

— А что это за аппарат? — поинтересовалась мисс Роджерс.

— Магнитометр высшей чувствительности, — обернувшись к ней, сказал Тесла, — основан на принципах атмосферной проводимости.

— Проще говоря, обнаруживает металл, — разъяснила Дэрин.

— Это так, одно из самых тривиальных его свойств, — махнул рукой Тесла.

— Но в данный момент самое насущное, — заметила доктор Барлоу. Сделав шаг вперед, она повернула рубильник; машина отозвалась возрастающим по высоте гудением. Оба лори взялись передразнивать этот звук.

— Да он еще и полностью заряжен, — подивился Тесла, косясь на стрелку круговой шкалы.

— Почти полностью, — улыбнулась ученая леди.

— Почти, — повторил ее лори.

Алек украдкой взглянул на Дэрин, которая снова ухмыльнулась. Доктор Барлоу, разумеется, давала понять, что эта машина уже была использована. А для какой именно цели, оставалось только догадываться.

Алеку вспомнился их спор с Дэрин в Токио, когда он предположил, что образец в каюте у Теслы не более чем своеобразный кусок минерала. Но если Тесла создал эту машину единственно для обнаружения металла, то и сам тот предмет мог быть целью всей его экспедиции. И тогда не исключено, что загадочная глыба железа была ключом к «Голиафу».

И по какой-то причине он хотел удержать все это в секрете?

— Ну что, — буркнул гений технической мысли. — Давайте посмотрим, работает оно или нет.

В управлении машиной Тесла показал себя истинным виртуозом. Он мог настраивать ее на поиск металла в количествах мелких и больших, вблизи и вдали. Каждая из трех сфер выполняла свои, отличные функции, и каждую можно было настраивать отдельно. Глядя на работу аппарата, Алек убеждался, что применял его фактически вслепую, примерно как кошка, извлекающая звуки из пианино.

Для переноса машины доктор Барлоу вызвала двоих членов экипажа, и вот уже вскоре шары вовсю крутились, проводя Теслу по грудам припасов, загруженных в имении Херста. Гости тянулись следом; время от времени по углам грузового отсека отбрасывала угольные тени фотовспышка Малоне. В конце концов машина привела всю компанию в тесно загруженную кладовую, где под ящиками с финиками и яблоками стояли какие-то бочки.

Мистер Тесла, прищурясь в скудноватом освещении светляков, поцокал языком:

— А вот в этих бочонках, похоже, есть что-то помимо сахара.

— О боже, — выдохнула мисс Роджерс.

Доктор Барлоу дала знак Дэрин, и та приказала унести машину. Алек помог снять верхние ящики, и когда открылся доступ к бочкам, Дэрин подошла к ним с ломиком в руке. Деревянную крышку ближайшей к ней бочки удалось вскрыть одним ударом.

— Осторожно, Дилан, — остерег Алек. — Если это диверсия, то в любой момент жди подвоха.

Все отступили на шаг, но Бовриль, поведя носом, сказал: «Сахар».

Дэрин откинула крышку и сунула в бочку ломик. Глубоко он не ушел, обо что-то глухо стукнувшись.

— Хм, интересно.

Она стянула белые перчатки, закатала рукав и полезла внутрь рукой. Через минуту наружу показалось что-то длинное и тонкое, завернутое в промасленное тряпье. Сахар, когда предмет достали наружу, струйками ссыпался на пол.

Когда развернули тряпье, в полумраке тускло поблескивал металлический цилиндр. Алек поглядел на Фольгера, который, кивнув, определил:

— Вообще, есть определенное сходство со стволом «шпандау». Но это, судя по всему, «кольт-браунинг» образца одна тысяча восемьсот девяносто пятого года.

— Это что, пулемет? — ахнула мисс Роджерс. — О боже!

Снова пыхнула вспышка Малоне, на секунду ослепив Алека. К тому моменту, когда рябь в глазах прошла, Дэрин извлекла еще один предмет. Из тряпья показалась круглая металлическая коробка размером с большую тарелку.

— Пулеметный магазин? — спросил Алек.

Фольгер, шагнув ближе, пригляделся:

— Что-то я таких не припомню.

— Постойте, не вскрывайте… — встрепенулась мисс Роджерс, но Дэрин уже разделила коробку надвое. Оттуда на пол со стуком выпал черный диск, отчего все буквально подскочили. Диск покатился в сумрак, при этом за ним лентой стелился какой-то блесткий шлейф.

Мисс Роджерс, нагнувшись, пригляделась.

— Это кинопленка, непроявленная, — сказала она. — По крайней мере, была таковой, пока вы, молодой человек, не открыли коробку. Теперь она пропала: засветили.

— Пленка? — переспросил Алек. — Но зачем протаскивать на борт еще и ее? Ведь пленки в каюте у мистера Фрэнсиса и без того целые горы.

— А зачем, если на то пошло, пулемет? — задал вопрос еще и Фольгер. — «Кольт-браунинг», к вашему сведению, весит пятнадцать килограммов. Для диверсанта, согласитесь, в обращении не совсем удобно.

— Да и патронов к нему что-то нет, — добавила Дэрин. — Порох наше зверье обязательно бы учуяло.

— Вот ведь загадка. — Доктор Барлоу, оборачиваясь к мисс Роджерс, покачала головой. — Хотя мне в каком-то смысле полегчало. Возможно, ваш мистер Фрэнсис всего лишь контрабандист оружия. Ну, и… поставщик кинопленки, — добавила она нахмуренно.

— Клянусь, я понятия не имею, что здесь происходит, — растерянно заверила мисс Роджерс. — Но завтра я подробно выведаю — посмотрим, какой будет улов.

— Главное, помните, что история эта — моя, — застолбил участок Малоне.

Мисс Роджерс ограничилась сухим кивком.

— Остальные бочки, мэм, мы проверим, — сказала ученой леди Дэрин. — А потом я кликну корабельного плотника, чтобы он их обратно запечатал: не пропадать же добру.

Алек кивнул. Если в данную минуту опасность кораблю не угрожает, то нет и нужды в экстренных мерах. Лучший способ разоблачить поползновения мистера Фрэнсиса — это дать ему сделать следующий шаг.

ГЛАВА 26

Начиная с утра Дэрин держалась вблизи мистера Фрэнсиса и его ассистентов с кинокамерами. Она прислуживала им на завтраке в старшинской кают-компании, а затем провела экскурсию по кораблю («рекогносцировка на местности», как они окрестили это мероприятие). Чтобы не выдавать подозрений, капитан отдал репортерской бригаде под съемки верхние палубы, а охране, приглядывающей за бочками в грузовом отсеке, велено было не высовываться. Как оказалось, молодая репортерша Адела Роджерс тоже вела за мистером Фрэнсисом негласное наблюдение. Делая вид, что разгуливает по кораблю в одиночку, она неизменно оставалась в пределах слышимости от Фрэнсиса и его коллег-операторов. И даже когда Дэрин оставила их одних за обедом, мисс Роджерс ненавязчиво маячила у дверей кают-компании. Осмотрительно прикрыв за собой дверь, Дэрин сказала ей вполголоса:

— Прошу прощения, мисс, но мы не должны дать мистеру Фрэнсису повода заподозрить, что мы за ним шпионим.

— Конечно, нет, — ответила та, поправляя шляпу. Как и накануне вечером, одета она была безупречно (на этот раз ансамбль из полосатого жакета с юбкой и мягкая фетровая шляпа с оторочкой из искусственного меха). — Я, по-вашему, вчера родилась?

— Нет, но вы несколько на виду, потому что везде его сопровождаете.

— Это вы болтаетесь у него на хвосте, а не я.

Дэрин оттащила репортершу чуть дальше по коридору:

— Это моя, черт возьми, обязанность его сопровождать! А вы таскаетесь за ним, как какая-нибудь влюбленная деревенская простушка!

Мисс Роджерс рассмеялась:

— Право, молодой человек, я сомневаюсь, что признаки этого состояния вам знакомы. И таскаюсь я, кстати сказать, не за мистером Фрэнсисом. А за вами.

— Как вас понимать, мисс?

— А очень просто. У вас на лбу написано, что здесь на корабле всеми перезвонами заправляете вы.

— Что вы такое несете? — моргнув, спросила Дэрин.

Молодая особа отступила на шаг, оглядывая Дэрин с головы до ног, как портной на примерке:

— Чтобы вы знали, я выросла при отеле. Папаша мой в делах был полный профан, матери было не до нас. Поэтому это было нашей единственной надеждой на более-менее приличную жизнь. И я уже в нежном возрасте поняла, что важнее всех в отеле не хозяин, и не управляющий, и даже не домашний детектив. А тот, кто заведует звонарями — коридорными и швейцарами, у которых колокольчики. Вот он действительно знает, где собака зарыта. И получает за это неплохие чаевые, если вы понимаете, о чем я.

— Нет, мисс, не понимаю, — ответила Дэрин. — Я мичман, а не швейцар.

— Рассказывайте. Я вчера видела вас в действии — белые перчатки, бойкий говорок под разлив бренди. А сами знаете все секреты — всех и каждого, разве не так? И все, если что не так, тут же на вас оглядываются. Доктор Барлоу, принц Александр, даже тот сухарь-граф — все они хотят знать, что думает заведующий перезвонами.

Дэрин нервно отступила. Эта особа или конченая сумасшедшая, или опасная умница. Вчера вечером она с искусной ловкостью поддела Алека, что было весьма забавно. Но теперь она была чересчур… проницательна.

— Я не вполне понимаю, мисс Роджерс, что вы имеете в виду.

— Единственное путное наставление моей матери — это то, что ключи всегда находятся у слуг.

— Я не слуга. Я офицер, да к тому же приставленный к награде!

— А как же. В точности как заведующий звонарями при любом хорошем отеле. Обратите внимание на слово «заведующий». Я же не путаю вас с мальчиком-колокольчиком. Ни в коем разе.

Дэрин отступила на шаг. В самом деле, что она хочет этим сказать?

— Только потому, что я «корреспондент без членства», не думайте, что вы можете…

Слова мисс Роджерс прервал сигнал тревоги — короткие частые гудки. Дэрин нахмурилась:

— Это сигнал «обнаружен неприятель».

— Какой еще неприятель? Мы над нейтральной территорией.

— В самом деле, мисс. Прошу меня извинить.

Дэрин повернулась и пошла быстрым шагом, втайне радуясь поводу отделаться от назойливой репортерши. На подходе к центральной лестнице было уже оживленно: экипаж спешил по боевым постам.

— Ничего, если я с вами? — спросила мисс Роджерс, кстати, уже и без того успевшая увязаться следом.

— Нет-нет, мисс. Мой боевой пост на хребте, а пассажиры должны оставаться в гондоле. Вам следует вернуться к себе в каюту.

Не дожидаясь ответа, Дэрин кинулась прочь через оживленные коридоры. Корабль шел на высокой скорости, поэтому по тросам было не взобраться, и она пошла напрямую внутренними переходами. Между прочим, из-за ветра наверху было не видно вестовых ящериц. Поэтому Дэрин схватила одну по пути и сунула себе в куртку на случай, если потребуется экстренно связаться с мостиком. А то по кораблю всюду разгуливают германские шпионы, шляются репортеры, а теперь еще и противник в воздухе. Вот уж действительно нейтральная территория.

* * *

Пустыня скользила внизу, в пятнах кактусов и краснобоких расселин, с вкраплениями фермерских лачуг на зеленых прямоугольниках возделанных участков. На трех четвертях хода пейзаж мелькал со скоростью около ста километров в час, и наверху дежурили лишь старший такелажник мистер Роланд и несколько человек из его бригады. Дэрин подобралась к ним ползком, готовая в любую секунду, если дунет ветер, ухватиться за тросы:

— Мичман Шарп прибыл, сэр!

Мистер Роланд, козырнув в ответ, указал:

— Вон, обнаружен двадцать минут назад. Воздушный борт типа «манта». Цвета местные. Движки жестянщиков.

На западном небосклоне виднелся приплюснутый ширококрылый силуэт с понтонными газовыми мешками под крыльями в красно-зеленую полосу. За силуэтом стлался дымный шлейф, хотя Мексика считалась дарвинистской страной.

— Может, сэр, это просто моторы германского производства?

— С этой дистанции не определить, — ответил мистер Роланд. — Но они держатся с нами вровень.

Тень от мексиканского воздушного судна гладко скользила по пустыне. Размах крыльев у манты был метров тридцать, не больше.

— Для нас он мелковат, сэр. Может, просто проявляет любопытство.

— Пусть себе проявляет на здоровье, — хмуро сказал мистер Роланд, — только бы к нам не приближался. — Он поднес к глазам бинокль. — А это что, еще один?

Солнце выхватило еще один крылатый силуэт, непосредственно за первым. Дэрин из-под ладони оглядела горизонт и вскоре по правому борту заметила еще и третий быстрокрыл.

— Да нет, сэр, это уже вряд ли любопытство, — сказала она, указывая на него.

— Может быть, — согласился мистер Роланд. — Но даже если втроем на одного, удача им не светит.

Дэрин кивнула. Воздушное преследование со стороны кормы для преследователя достаточно чревато. Пущенные вслед фабрикаты или ракеты вынуждены преодолевать бешеный встречный ветер, в то время как сам «Левиафан» может в любую минуту выпустить на них стаю боевых ястребов.

Не прошло и нескольких секунд, как двигатели «Левиафана» взревели на полных оборотах.

— Похоже, капитан их невзлюбил! — выкрикнул мистер Роланд, пытаясь превозмочь громовой рев.

Под набравшимся ярости ветром они пригнулись, схватившись за выбленочные тросы. Между тем мексиканские корабли особо не отставали: дымные шлейфы сделались плотнее, расползаясь по горизонту тучами. Сзади окликнул один из такелажников, и мистер Роланд повернулся к ветру лицом.

— Это еще что за черт?

Обернувшись, Дэрин увидела фигуру, которая пробиралась к ним по хребту. Одной рукой она придерживала шляпу, а юбки вокруг одетых в чулки ног вздулись воланом.

— Ешкин кот! Это за мной увязалась та леди-репортер. Прошу прощения, сэр, я за ней пригляжу.

— Смотрите, аккуратнее, Шарп.

Ветер дул мисс Роджерс в спину, и передвигалась она достаточно уверенно. Но когда попыталась выпрямиться Дэрин, встречный ветер ее чуть не опрокинул. Она, выругавшись, пристегнула страховочный конец к антенне мистера Теслы — так проще, чем каждые несколько метров по новой перестегивать карабин. Так она карабкалась вперед, пока не добралась до барышни-репортерши:

— Какого черта вы здесь делаете?

— Я бы хотела взять у вас интервью! — прокричала та и вынула блокнот. Неистово затрепетали страницы, а оставленную на произвол красавицу-шляпу мгновенно сорвал и унес ветер.

— О, боже!

— Не время сейчас, черт подери! — выкрикнула Дэрин. — Вы же видите, у нас тут не все гладко!

Мисс Роджерс впилась взглядом вдаль:

— Этот ваш неприятель, похоже, мексиканского происхождения. Вы думаете, он настроен к нам враждебно?

Дэрин схватила репортершу за руку, но утянуть ее обратно к люку оказалось невозможно: ее юбки ловили встречный ветер как фрегат под всеми парусами. Удивительно, как она вообще умудрялась стоять.

— Вы от меня так легко не отделаетесь, мистер Шарп, — строго предупредила мисс Роджерс. — У вас там в куртке что-то шевелится?

— Да так, вестовая ящерица.

— А. Как странно. А теперь расскажите, пожалуйста, о тех вон крылатых кораблях.

Дэрин с досадливым вздохом оглянулась на преследователей «Левиафана»:

— Если я вам дам пару ответов, вы, наконец, проявите благоразумие и спуститесь вниз?

— По рукам. Скажем… три вопроса.

— Валяйте, только быстро!

— Кто сейчас за нами идет?

— Мексиканцы.

— Да, но под чьим командованием? — уточнила мисс Роджерс. — Вы же понимаете, что там у них сейчас революция?

— Под чьим командованием, не знаю, и да, я понимаю, что у них там революция. Итого, три вопроса. А теперь прошу вас.

Она попыталась подтащить мисс Роджерс к люку, но та оставалась неподвижна.

— Не цепляйтесь за слова! Вопрос был всего один, просто из-за вашей упертости он разделился. Отец у меня, между прочим, был юрист.

— Да чтоб вас, мисс! Вы не могли бы просто…

Воздух сотряс металлический скрежет, и их обеих обдало облако едкого дыма. Дэрин обернулась на ветру и увидела, как жестянщицкий мотор по правому борту плюнул пламенем. Пропеллер с жутким стоном застопорился, кашлянув напоследок снопом искр.

— Какого… — начала было Дэрин, но при одном вставшем двигателе корабль резко развернуло вправо. Хребет под ногами дернулся, и Дэрин, схватившись машинально за руку мисс Роджерс, упала вместе с ней на колени. Антенна Теслы рядом натянулась струной, в то время как воздушный кит изогнулся по всей своей длине. Спустя секунду двигатель левого борта заглох, и корабль начал снова выпрямляться.

— Что происходит? — встревожилась мисс Роджерс.

— Понятия не имею. Но вам придется подождать здесь.

С замедлением скорости «Левиафана» стал утихать и поток ветра. Дэрин, отстегнувшись, бегом устремилась к машинным платформам. Быть может, капитан всю истекшую неделю нещадно эксплуатировал моторы жестянщиков? Или все же диверсия?

Но ведь слежка за мистером Фрэнсисом велась буквально с первой минуты его пребывания на борту, а на машинных платформах безотлучно находились люди. Должно быть, просто совпадение…

Добравшись до горба над моторами, Дэрин вынула из куртки вестовую ящерицу.

— Правый машинный борт, это мичман Шарп. Доложитесь!

Она отпустила зверка, и та юркнула в сторону машинной платформы. Даже при полных оборотах электродвигателей ветряной поток от прохода корабля быстро шел на убыль. На полном ходу жестянщицких моторов ресничкам воздушного кита совсем не приходилось напрягаться, поэтому за истекшие десять дней они по большей части бездействовали. Чтобы их снова расшевелить, потребуется не меньше часа.

— Жестянщики треклятые! — процедила Дэрин. Из-за их технических наворотов воздушный зверь вконец обленился. Между тем мексиканские корсары выстраивались с запада, неторопливо окружая свою добычу. На этом расстоянии хорошо различались их крылья и длинные хвосты-кнуты, определенно основанные на живых волокнах электрического ската. Подъем им обеспечивали гирлянды газовых баллонов под крыльями, а разгон — умещенные посередине жестянщицкие моторы. О них, помнится, что-то писалось в «Руководстве по аэронавтике», кажется, что это экспериментальные суда итальянского производства.

Большими эти быстрокрылы назвать было нельзя, на них даже не имелось гондол. Экипаж держался сзади на тросах, с винтовками в руках. Единственным более-менее серьезным вооружением была пара пулеметов «гатлинг» — один впереди, другой сзади.

Из «Левиафана» сейчас вылетала стая боевых ястребов, но пока еще не в боевом построении. Птицы, поблескивая когтями, окружали корабль, который считали своей матерью. Правый двигатель перестал изрыгать дым, а на платформе отрадно мелькнул знакомый шипастый шлем: мастер Клопп. Так что техника жестянщиков, вероятно, уже шла на лад. С той поры как старик Клопп получил увечье, инженеры вызывали его на платформу только в тех случаях, когда случай был действительно серьезным.

Прибежала обратно вестовая ящерка и хрипловатым голосом старого механика сказала по-немецки: «Что-то не то с горючим, Дилан. Вкус какой-то забавный».

Дэрин нахмурилась. То, как Клопп макает палец в топливо и нюхает его, она видела, но чтобы еще и пробовать его на язык…

— Левый двигатель, если продолжит работу, тоже выйдет из строя, — продолжала ящерица. — Надо им сказать, чтобы заглушили.

— Что стряслось с этой животинкой? — послышалось за спиной. — Кажется, она говорит на немецком.

Дэрин со вздохом подобрала ящерицу:

— Да, мисс Роджерс. Там работает один из людей Алека. Это же, в конце концов, двигатель жестянщиков.

— А вы понимаете немецкую речь?

— В достаточной степени. С мастером Клоппом мы работаем вот уже больше двух месяцев.

— Какое забавное совпадение. Германский парень работает у вас на двигателе, который только что отказал!

— Мастер Клопп австриец, — уточнила Дэрин, протискиваясь мимо вездесуйки и направляясь к горбу. Мисс Роджерс пошла следом с блокнотом в руке:

— Мистер Шарп, вы все так же подозреваете мистера Фрэнсиса в симпатиях к Германии? Даже несмотря на тот факт, что у вас на корабле присутствуют настоящие жестянщики?

Дэрин махнула такелажникам в надежде, что они возьмут репортершу на себя, но те сейчас были заняты подготовкой пневматической пушки. От досады Дэрин чуть не сплюнула и поспешила на дальний край горба, чтобы снова запустить ящерицу.

— Левая платформа, — адресовалась она. — Это мичман Шарп. Клопп говорит, с вашим горючим что-то не то. Без крайней необходимости мотор не разгонять! Конец сообщения.

Отправив ящерицу, она запоздало поняла, что инженеры ни за что не будут выполнять ее указания прежде капитанских. Быть может, ящерицу вместо этого следовало отправить на мостик.

Мисс Роджерс тем временем деловито скребла в блокноте:

— Значит, снабжение горючим, да?

— Оно самое, — кивнула Дэрин, выпрямляясь. — То самое, которым снабдил нас мистер Херст и которое вывело из строя наши двигатели как раз в засаде. Это, по-вашему, тоже звучит как совпадение?

Мисс Роджерс почесала нос карандашом:

— Сложно сказать.

Дэрин оглянулась на мексиканские воздушные корабли. Один из них шел на одной линии с «Левиафаном» на дистанции не больше мили, сигналя с одного из крыльев флажками.

— ПРИВЕТСТВУЕМ ЛЕВИАФАН, — передавали с манты.

— Смотри-ка, дружелюбие какое, — пробурчала она.

— Чье?

Дэрин указала на флажки:

— Да вот, послали нам приветствие.

С манты вновь замахали флажками, и она прочла репортерше:

— БЕДА ДВИЖКОМ МОЖЕМ ПОМОЧЬ.

— А что, звучит и в самом деле дружелюбно, — заметила мисс Роджерс.

— Так-то оно так, — насупленно отозвалась Дэрин, — но что-то уж больно гладко все сходится. Они знали, где именно нас искать, а ведь этой чертовой пустыне конца-края нет.

— Но корабль-то у вас, молодой человек, тоже не маленький.

Дэрин хотела возразить, но ее прервала еще одна серия сигналов.

— Ага. Они говорят, что эти суда подчиняются приказам генерала Вильи.

— Панчо Вилья? Вот это да. — Леди-репортер торопливо строчила в блокноте. — Шеф о нем весьма высокого мнения.

Дэрин фыркнула:

— Не сомневаюсь, что они старые дружки. Они сейчас говорят, что невдалеке есть летное поле со всем необходимым для ремонта. И что они рады будут нас туда отбуксировать. — Дэрин, щурясь, дочитала сообщение и выругалась: — А, ну как же без этого. Взамен они хотят буквально самую малость.

— И что же именно?

— Немного сахара для их голодного зверья.

— О, боже, — уже в который раз воскликнула мисс Роджерс.

Дэрин лишь покачала головой, припоминая, что сказал Алек. По его словам, Херст был в восторге, когда узнал, что «Левиафан» будет держать курс через Мексику. И каким-то образом все подтасовал: бадяжное горючее, контрабандное оружие, пасущие их в воздухе корабли — и все это за одну ночь.

Вокруг копошились люди и ищейки, мелькали вестовые ящерицы. Вынув командный свисток, Дэрин свистнула одну из них. Мостику был нужен полный отчет.

— Так вы говорите, что знаете генерала Вилью?

Мисс Роджерс пожала плечами:

— Только понаслышке. Хотя я неплохо знакома кое с кем из его деловых партнеров.

— Что ж, ладно. Держитесь рядом и смотрите, черт возьми, в оба.

— Молодой человек, — сказала та с укоризной, — уж это вы могли бы мне и не говорить.

ГЛАВА 27

Реснички заработали быстрее, чем Дэрин того ожидала, — очевидно, воздушные скаты вызывали у кита испуг. Мотиваторные двигатели работали на органических батареях и, понятно, не пострадали от бадяжного горючего мистера Херста. Так что вскоре «Левиафан» летел своими собственными силами, следуя за мексиканскими мантами на безопасном расстоянии. Дэрин послала на мостик вестовую ящерицу с сообщением, что Херст и генерал Вилья состоят в дружеских отношениях. Возвратившись, ящерка голосом самого капитана Хоббса велела Дэрин возглавить швартовку. Обычно этим занимались такелажники, но капитану они сейчас были нужнее на боевых постах. Если радушные хозяева проявят вдруг в отношении корабля враждебность, задачей будет экстренно сбросить балласт и рвануть в небо. Швартовочные канаты, скорее всего, придется обрубать, причем спешно.

— Буду на изготовке, сэр, — сказала Дэрин. — Конец сообщения.

— Это лишь доказывает мое более раннее утверждение, — сказала мисс Роджерс после того, как ящерка ускользнула. — Если хочешь, чтоб все было правильно, всегда спрашивай заведующего перезвонами.

— Перестаньте, черт возьми, так меня называть.

— Уверяю вас, молодой человек, это наивысший комплимент из уст девушки, выросшей при отеле.

Дэрин страдальчески закатила глаза. А она-то еще думала, что прилипала Эдди Малоне.

Кто бы там ни забадяжил горючее «Левиафана», делал он это с умом и тонким расчетом. Двигатель правого борта заглох всего в часе лёта от посадочной площадки Вильи. Верхушка швартовочной вышки поднималась над крутобоким каньоном, глубины которого вполне хватало, чтобы там мог укрыться «Левиафан». В каньоне был лишь один узкий вход, но со множеством каменистых закоулков и укромных расселин вдоль боков.

— Естественная крепость, — констатировала Дэрин. — Я так полагаю, генерал Вилья — один из революционеров.

— Он по жизни повстанец, — пожав плечами, сказала мисс Роджерс. — Хотя нынче все так перепуталось. Это, скорее, гражданская война, чем революция.

— Кстати, он использует моторы жестянщиков. К этому что, прикладывают руку германцы?

— Все ведущие державы исподволь поддерживают ту или иную группировку или фракцию. Великая война лишь повысила ставки.

Дэрин вздохнула. В одном Алек был прав: эта война всадила когти в каждую нацию, обитающую на Земле. Даже этот отдаленный конфликт инспирирован боевыми машинами и бойцовым зверьем Европы. Еще одна причина для тягостных переживаний Алека, что во всех мировых бедах повинен он. Вот и ломай голову, как бы выжечь у него из сердца эту вину, оградить его от реальных ужасов войны. Или, по крайней мере, заставить о них забыть.

По мере того как «Левиафан» замедлял ход, в поле зрения появлялось дно каньона. Не считая нескольких жестянщицких движков, эти повстанцы были определенно дарвинистами. Землю здесь яркой зеленью покрывали всходы фабрикатной кукурузы, а за высокой каменной стеной как в стойле стояли фабрикатные быки размером с трамвай. По крутым ведущим в каньон тропам спускались и поднимались навьюченные поклажей шестиногие ослы, а на верхушках ближних скал отдыхала после полетов пара воздушных медузид, апатично подчищая щупальцами жесткую траву и кактусы.

А на высоком скальном выступе, примерно в миле отсюда, возвышался еще один образчик технологии жестянщиков — башня беспроволочной связи.

— Ах, вон как все это обустроил Херст.

— Тю-тю-тю, — насмешливо перебила мисс Роджерс. — А разве кто-то не рассказывал, что ваш мистер Тесла — маг и чародей радио?

— Ну да, только он едва ли возит контрабандой оружие. У него только и разговоров что о мире.

— А «Голиаф», по-вашему, что — не оружие?

Отрицать это не было смысла.

«Левиафан» встал под углом к ветру; реснички своим трепетом толкали его вниз. Манты держались на вежливом расстоянии; еще неизвестно — может, у них есть какая-то скрытая огневая мощь. Если мексиканцы тайком перебрасывают к себе жестянщицкие моторы, то, вполне вероятно, что у них за пазухой имеется и несколько ракет. Ястребы «Левиафана», разумеется, по-прежнему чертили воздух, готовые пикировать в любом направлении.

Вскоре показались стены каньона, нагнетая ощущение ловушки. Странно было находиться на самом хребте летуна и видеть при этом по обе стороны каменные стены. В случае засады единственный путь отсюда — это пробкой вверх.

Нос воздушного кита осторожно повернулся в сторону вышки; у швартовочного арбалета уже стояла наготове бригада такелажников. На арбалет был прилажен хватательный крюк.

— Внимание, — скомандовала Дэрин при приближении вышки, — пли!

Арбалет клацнул, мощно посылая крюк вперед и вверх. Под звонкий лязг цепи его штыри прочно засели в распорках вышки.

— Тянем! — крикнула Дэрин, и такелажники дружно взялись натягивать канат, закрепляя хватку крюка. — Теперь наматываем!

Вскоре корабль был принайтовлен, а от стен каньона эхом донесся скользящий шелест спускаемых с гондолы канатов. Капитан решил притянуть корабль к земле лебедками, вместо того чтобы стравливать водород. Это позволяло удерживать «Левиафана» на плаву, чтобы в случае опасности тут же взметнуться в воздух.

Глаза Дэрин зорко изучали каменистую землю внизу. У людей, собравшихся вокруг причальных канатов, за спиной были винтовки. Хотя тяжелого вооружения не наблюдалось, если не считать с полдюжины пушек, охраняющих горловину каньона. Но они смотрели от корабля в сторону, а по виду представляли собой не иначе как пережиток минувшей войны.

— Неудивительно, что ваш босс хочет оказать генералу Вилье помощь, — вслух заметила Дэрин, отводя от глаз бинокль. — А то зверья у него предостаточно, а вот в нормальных стволах явная нехватка.

— Я слышала от шефа примерно то же самое, — сказала мисс Роджерс и вздохнула. — Если бы только он посвятил меня в свои замыслы.

— Н-да. Да и нас тоже.

Революционная братия внизу тянула швартовые во всех направлениях. В поле зрения мелькнул Ньюкирк, слетающий к ним вниз на крыльях скольжения. Через минуту он уже размахивал руками в попытке как-то организовать вольницу Вильи.

— Кстати, мисс Роджерс, у вас испанский на каком уровне?

— Как у любой девушки из Южной Калифорнии. То есть знаю чуть больше при всем нежелании его учить.

Дэрин кивнула.

— Тогда вы единственная на всем корабле, кто как-то может на нем изъясняться. Так что будьте готовы.

— Уж как бы я ни горела желанием освежить знание возвратных глаголов, мистер Шарп, мне это, скорее всего, не понадобится. Насколько я знаю, все киноконтракты генерала Вильи составлены на английском.

— Его что?

— Я вам разве не рассказывала? Через них они с мистером Херстом и знакомы. Они ведь оба состоят в кинобизнесе. — Мисс Роджерс окинула рукой укрепрайон. — Из него Вилья все это и финансирует. Снимает на пленку свои баталии и отсылает в Лос-Анджелес. Он уже сам чуть ли не кинозвезда!

— Так у Херста с ним киносделка?

Репортерша покачала головой:

— Контракт у Вильи с «Мьючуэл филмз». Но я так думаю, шеф жаждет туда пролезть. Хитро, правда?

— Так хитро, что тошнит, — буркнула Дэрин. Если Херст такой миролюбец, почему он тогда переправляет в Мексику оружие? Или его заботит только своя кинопродукция и прибыль с нее?

— Сэр, там что-то сверху! — окликнул один из такелажников. — На скалах!

Дэрин подняла голову. Вверху за краем каньона поднимался сноп дыма. Она прикрыла глаза, вслушиваясь в крики людей внизу, и расслышала рык мотора жестянщиков.

У повстанцев здесь что, есть шагоходы? С воздуха заметно ничего не было, хотя на каменистой равнине можно при желании укрыть хоть полк шагающих штурмовиков.

— И вон там, сэр! — указал еще один из бригады. Дэрин, повернувшись, увидела над дальней стороной каньона еще одно облако дыма. Там также вздымалась пыль, четкий признак топочущих ног. Небольшие быстрокрылы-манты, быть может, экипированы всего лишь пулеметами Гатлинга, но на шагоходах может быть установлено все что угодно, вплоть до тяжелых орудий.

— Нас окружают, а офицеры с мостика не могут сейчас этого видеть!

— Но с какой стати генералу Вилье нас предавать? — удивилась мисс Роджерс. — Ему нужны разве что те стволы, которые мы ему везем.

— Но ему может быть нужен и «Левиафан»! — выкрикнула Дэрин. — Это один из самых больших воздушных кораблей во всей Европе. Представьте, как этот ваш Вилья сможет укрепить свои позиции здесь, в Мексике!

Мисс Роджерс скептически отмахнулась:

— Но мистеру Херсту нужна всего-то драматичная история. Если повстанцы нас уничтожат, истории у него не будет вовсе!

— Да, но попробуйте втолковать чертовым повстанцам!

— Эти, молодой человек, повстанцы цивилизованные. С контрактами, между прочим, на киносъемку!

— Это еще не гарантия здравого смысла! — Дэрин почувствовала, как ее за штанину тянет вестовая ящерица. Наклонившись, Дэрин передала: — Мостик, говорит мичман Шарп! Шагоходы на утесах выше нас, как минимум два! Это может быть засада! Конец сообщения.

Ящерка проворно ускользнула, но на ее путь до мостика уйдет минута. К этой поре весь верх «Левиафана» уже окажется под прицелом шагохода, да не просто под прицелом, а под прямой наводкой.

Дэрин бросила взгляд на воздушных мант. Те не приближались, по крайней мере пока.

— Эх, если бы можно было выслать разведку, — вздохнула Дэрин. Но все медузы Гаксли были сейчас убраны в желудочный отсек, подальше от ветра на высокой скорости.

— Сэр, — сказал вблизи один из такелажников, — мистер Ригби послал наверх крылья скольжения, на случай если капитану понадобится послать вас на землю. Вы можете воспользоваться ими.

— Да, но для этого мне надо подняться… — возразила Дэрин и тут увидела, как от ног повстанцев вверх поднимается пыль. Она всходила по бокам каньона, под восходящим потоком воздуха…

— Давайте сюда эти крылья! — крикнула она. — Живее!

Когда человек унесся выполнять поручение, она стала отслеживать поток воздуха в каньоне. Ветер залетал в горловину, дуя прямиком в нос «Левиафану». Если кинуться встречно, можно набрать высоту, достаточную для подъема над стенами утесов.

— Мне все-таки кажется, вы слишком уж мнительны, — сказала мисс Роджерс.

Ее слова Дэрин проигнорировала, обернувшись к экипажу у арбалета:

— Если начнут сбрасывать балласт, пусть даже самую малость, рубите швартовы, не дожидаясь приказов!

— Слушаем, сэр.

Прибыли двое членов экипажа с крыльями, и Дэрин торопливо залезла в экипировку. С собой она прихватила сигнальные флажки, после чего отошла метров на десять от носа, чтобы разбежаться. Оказалось, есть одна проблема. На пути стояла причальная вышка.

— Поберегись! — Дэрин раскрылила руки и побежала к краю.

Такелажники, а с ними и мисс Роджерс пригнулись, и Дэрин, проскочив мимо них, прыгнула с закраины носа прямо под струи ветра. Впереди высилась вышка, и Дэрин отчаянно развернулась вправо, едва разминувшись с металлическими поперечинами. Вираж вывел ее из встречного ветряного потока, и она по спирали пошла вниз. Но с очередным толчком воздух вновь наполнил крылья скольжения. Дэрин поднялась, но невысоко, вначале поравнявшись, а затем и приподнявшись над стенами каньона.

Теперь был виден один из шагоходов — двуногая машина размером с штурмовик Алека «Циклоп». Вид у него был коробообразный, как в основном у всей германской техники, и продвигался он прямиком к краю утеса. Дэрин резко развернула крылья в его сторону, но ее опять опустило несколько ниже вершин утесов. Она летела прямиком на каменную стену… В последний момент она всем телом откинулась назад, и крылья взметнулись, буквально подвесив ее в воздухе. По инерции она пролетела вперед еще на несколько метров и приземлилась на скалистый выступ возле верхушки. Ботинки на непрочном камне скользили, но каким-то образом Дэрин удалось удержаться на ногах. Шагающая машина возвышалась над ней, держа голову вниз, как будто рассматривала. На Дэрин в упор смотрело большое дуло пулемета.

— Сукин ты сын! — вырвалось у нее.

Это был вовсе не пулемет, а передвижная кинокамера. Послышалось жужжание: ее образ сейчас запечетлелся с частотой тридцати кадров в секунду.

Порывом ветра ее теснило обратно к краю утеса. Дэрин рывком обернулась и оглядела каньон. Второй шагоход был в точности таким же — двуногой платформой для кинокамеры. Повстанцы хотели «Левиафан» отснять, а не уничтожить. Вестовая ящерица могла достичь мостика уже с секунды на секунду, а если капитан встревожится и сбросит балласт, причальные канаты мощно рванет из рук сотен нетренированных людей внизу. Хуже того, некоторые из них, повиснув, взлетят в небо и грянутся оттуда на своих товарищей с трехсотметровой высоты. Если генерал Вилья не подумал уничтожить «Левиафан» сейчас, то он уж точно не будет заниматься этим после.

Дэрин распахнула крылья скольжения и бросилась с утеса.

ГЛАВА 28

— Как фактурно смотрятся те люди на канатах, — поделился впечатлением капитан Хоббс. — И ветер в этом каньоне такой, знаете, устойчивый.

Никто из офицеров не отозвался. Они рассредоточились по мостику, каждый у своего окна, и напряженно высматривали малейшие признаки засады. Бовриль на плече у Алека беспокойно ерзал, чуя общую напряженность. Снаружи усердно трудились повстанцы — натягивали канаты, прихватывали их клиньями, обматывали вокруг металлических столбов, вбитых прямо в скальный грунт. Концы при снижении «Левиафана» напряженно подрагивали; громадная тень корабля метр за метром расползалась по днищу каньона. Водород капитан стравливать не стал на случай экстренного взлета. Ощущение было такое, что воздушный зверь бьется на привязи, противясь путам, как Гулливер среди хлопочущих лилипутов.

— Вы полагаете, эти повстанцы в самом деле нам помогут? — спросил Алек у доктора Барлоу.

— Хочется надеяться, после всех этих устроенных нам неудобств. — Ноздри ученой леди раздраженно затрепетали. — Я уверена, что мистер Херст хотел лишь немного драматизма для своих киноновостей.

— Кино, — тонким голоском повторил ее лори и хихикнул.

— Подумать только, а я еще доверял этому человеку, — вздохнул мистер Тесла. С момента поломки он пребывал в угрюмом настроении, особенно после того, как с машинной платформы доложили, что виной тому горючее мистера Херста.

— Возможно, он совсем не против мира, — рассудила доктор Барлоу. — Просто конфликт увеличивает продажу его газеты.

— Я, кажется, где-то уже слышал об этом Панчо Вилье? — спросил Алек.

— Газеты нынче только о нем и пестрят. — Мистер Тесла мрачно следил за суетящимися внизу людьми. — Его имя Франсиско Вилья, но он предпочитает прозвище Панчо, поскольку считает себя другом бедноты. Отнимает у богачей плантации и раздает их крестьянам.

— Обычное занятие для повстанцев, — сказала доктор Барлоу, а ее лори воинственно шмыгнул носом. — Надежда лишь на то, что он не отнимает воздушных кораблей.

Алек с сомнением покачал головой. Каким бы непредсказуемым и шатким ни было мироустройство, в душе он знал, что провидение направляет его к миру. И его поиск никак не мог закончиться здесь, в этом пыльном каньоне.

— Мостик, говорит мичман Шарп! — словно из ниоткуда донесся голос Дэрин. Все взоры обратились на вестовую ящерицу, застывшую на потолке.

— Шагоходы на утесах выше нас, по крайней мере два! — продолжала она. — Это может быть засада!

По мостику прошел ропот. Бовриль у Алека на плече вздрогнул. Вокруг капитана собрались офицеры.

— Шагоходы? — удивился Алек. — Они же дарвинисты.

— На их воздушных кораблях моторы жестянщиков, — напомнил Тесла.

Доктор Барлоу глянула из окна:

— А вот это действительно тревожно. «Левиафан» крайне уязвим для атаки сверху.

Алек попытался рассмотреть окружающие утесы, но небо загораживал газовый мешок. Под громадным пространством воздушного корабля ощущение было как в западне. Черт бы побрал Херста и его нечистые игры ради сенсации.

— Готовить к сбросу весь балласт, — объявил капитан.

— Рубить концы, сэр? — уточнил кто-то из офицеров.

— Это не принципиально. На такой плавучести они все равно лопнут.

— По-моему, несколько бесчеловечно, — заметила вскользь доктор Барлоу. — Эти концы могут обезглавить кого-нибудь из людей.

Снаружи с прежней сосредоточенностью работали наземники — крепили канаты, не подозревая о хаосе, который мог вот-вот разразиться. Среди них металась фигура в летном комбинезоне, со сложенными на спине крыльями скольжения.

— Но ведь там Ньюкирк! — беспомощно обернулся Алек. — Мы же не можем его оставить!

— Боюсь, что мы вынуждены это сделать, — грустно покачала головой ученая леди. — Если это засада, мы рискуем себя выдать. А это недопустимо.

— Вы хотите сказать, мы просто… — начал Алек, но тут по земле мелькнул темный силуэт — маленькая крылатая тень по правому борту.

— Итак, по моей команде, — поднял руку капитан Хоббс.

Алек сощурился, напряженно глядя, как тень чертит все сужающиеся круги. Крылья напоминали те, что на спине у Ньюкирка.

— Дэрин Шарп, — прошептал Бовриль.

— Стойте! — крикнул Алек, резко оборачиваясь к капитану. Он порывисто шагнул к нему, но дорогу преградил корабельный охранник. — Там Дилан!

Капитан обернулся, все еще не опуская руку.

— Сюда спускается мичман Шарп! — еще раз крикнул Алек. — На то есть какая-то причина!

Офицеры стояли на изготовку, глаза устремив на капитана. Тот мгновение колебался, после чего вскользь глянул на старшего офицера:

— Посмотрите.

Алек спешно прошел к окну и указал на мелькающую кругами тень. Теперь ее увидели и люди на причальных канатах — перекликаясь, они смотрели вверх.

— Откуда вам известно, что это Шарп? — спросил старший офицер.

— Потому что это… это… — Голос у Алека буксовал.

— Мистер Шарп! — объявил Бовриль.

Крылатый силуэт Дэрин вплыл в поле зрения под закраиной газового мешка. Накренившись под немыслимым углом, она летела вниз, а в руках мелькали флажки. Вот Дэрин, маша на лету руками, метеором проскочила мимо окон и исчезла.

— Кто-нибудь уловил эти сигналы? — осведомился капитан.

— К-A, сэр, — нерешительно сказал один из штурманов. — Лично я только это уловил.

— Ка… Ка. Ловушка, — истолковал капитан. — Приготовиться.

— Прошу прощения, сэр, — подал голос старший офицер. — Но там следом, кажется, шло М.

Капитан Хоббс озадаченно нахмурился.

Алек подбежал к заднему окну мостика. Тень какое-то время металась, затем Дэрин опять появилась в поле зрения. На бреющем полете она пролетела мимо передних окон, распугав наземников.

Сигнальные флажки по-прежнему взмахивали, а затем ее ботинки задели о жесткую землю. Дэрин вскинулась, стремясь удержаться в воздухе, при этом флажки выпали у нее из рук. Напоследок крылья снова ее приподняли, но почти сразу смялись и спутались — получился не взлет, а куриный подскок. Тут со всех сторон набежали люди, и Дэрин исчезла среди них в туче пыли.

— Кто-то уловил сигналы? — нервно выкрикнул капитан.

— Э-Р-А? — неуверенно отозвался старший офицер. — Или, может, Е-Р-А.

— К-А-М, — подсказал смышленый Бовриль, и все внезапно стало на места.

— Шагоходы на утесах, — осенило Алека, — это передвижные камеры!

— Шагающие камеры? — недоверчиво переспросил капитан. — Но откуда у повстанцев такая техника?

— Шарп провел рекогносцировку: они, должно быть, заранее знали о нашем прилете, — сообразил старший офицер. — Сэр, нам надо дать…

— Пленка! — воскликнула доктор Барлоу. — В тех бочках лежали непроявленные бобины пленки. Видимо, у повстанцев имеются на вооружении кинокамеры. Это не нападение!

Секунду на мостике стояла тишина, все смотрели на капитана. Тот, скрестив руки на груди, нервно барабанил пальцами.

— Огонь по нам пока не открывали, — рассудил он наконец. — Тем не менее готовность номер один: первый же выстрел — хотя бы из воздушки — и мы сбрасываем балласт.

Алек медленно перевел дух, а Бовриль у него на плече подобрал коготки.

И тут послышался осторожный голос доктора Баска:

— С Шарпом, кажется, что-то случилось.

Алек метнулся на мостик, бесцеремонно оттолкнув двоих корабельных охранников. Из передних окон было видно, что Дэрин, скрючась, неподвижно лежит в сотне метров.

— Я иду туда, — без лишних слов засобирался Алек.

— Ваше высочество, — прокашлявшись, сказал капитан, — я этого допустить не могу.

— Кто-нибудь еще на корабле говорит по-испански? — спросил Алек, уповая на то, что, лавируя между итальянским и латынью, можно будет как-нибудь справиться.

Капитан, оглядев офицеров, пожал плечами:

— Похоже, что нет. Учтите: если положение ухудшится, мы немедленно сбрасываем балласт.

— Не сомневаюсь. Но любое непонимание может обернуться плачевно, поэтому дайте мне шанс его уладить!

Капитан подумал, затем вздохнул и обернулся к доктору Баску:

— Идите с ним. И возьмите пятерых человек из корабельной охраны.

* * *

Ньюкирк уже стоял на коленях рядом с Дэрин. Вокруг толпились люди Вильи; кто-то, размахивая руками, кричал «Medico, Medico!», что, безусловно, означало «врача», во всяком случае на итальянском. Несколько причальных концов все еще болтались, и кто-то, видимо, старший, пытался привлечь людей обратно к работе.

— Дилан! — кричал Алек, проталкиваясь сквозь толпу. Повстанцы расступались в стороны, пялясь при этом на Бовриля.

Ньюкирк поднял перемазанное пылью лицо:

— Он в сознании, только ногу повредил.

— Конечно, я в сознании! — огрызнулась Дэрин. — Попробуй тут вырубись, когда боль просто адская!

Алек опустился рядом на колено. Левый рукав ее формы был изорван и в крови, а одно колено подтянуто к груди. Глаза от боли зажмурены.

Бовриль страдальчески скульнул, а Алек взял Дэрин за руку.

— Потерпи, — попробовал он успокоить ее, — я привел доктора Баска.

Дэрин открыла глаза.

— Ну, ты и думмкопф, — желчно шепнула она.

Алек застыл. Действительно, каким бы повреждение ни было, Дэрин не могла подпустить к себе хирурга.

— Ньюкирк, — распорядился Алек, — расставьте этих людей снова по местам! — А Дэрин он прошептал: — Обопрись мне на руку. Если сможешь встать, он, может, не будет основательно тебя осматривать.

— Становись справа, — сказала она, беря его за плечо. Алек впопыхах сосчитал до трех и кое-как выпрямился, поднимая Дэрин на одну ногу. Так, вдвоем, они встретили доктора Баска, который в сопровождении двух охранников только сейчас пробрался сквозь толпу. Дэрин рядом с Алеком припадала на неповрежденную ногу, угрожая опрокинуть своего помощника. Сейчас особо чувствовалась их разница в росте, к тому же Дэрин была тяжелее, чем казалось (видно, накачала мышцы при лазании). Предусмотрительный Бовриль спрыгнул у Алека с плеча.

Алек, скрипнув зубами, кивнул доктору Баску.

— Мистер Шарп чувствует себя вполне сносно, — сказал он.

Хирург оглядел Дэрин сверху донизу:

— Вы удержитесь на ногах, мистер Шарп? А то падение было нешуточным.

— Все в порядке, сэр. Коленка малость ушиблена, только и всего. — Она неловко скакнула вперед, и Алек помог ей сделать шаг. — Ничего, ходьбой разработаю.

— Не дурите, Шарп. Сядьте. — Доктор Баск полез в свой кожаный саквояж и вынул оттуда длинные ножницы. — Дайте-ка, я осмотрю ногу.

Дэрин, взглянув на Алека, украдкой кивнула, и они вдвоем подбрели к близлежащему плоскому камню. Дэрин тяжело на него опустилась, и на руки к ней запрыгнул Бовриль. Под его внезапным весом она болезненно поморщилась, но не издала ни звука.

Рядом в сланцевый камень был вбит металлический клин, принайтовленный к нему причальный канат дрожал от напряжения. Алек представил, как он, лопаясь, срезает ему голову, и невольно перевел взгляд на окна мостика. Было видно, как оттуда пристально смотрит капитан в тесном окружении офицеров.

— Твое сообщение мы получили буквально в последний момент, — сказал он.

— К-А-М-Е-Р-А, — горделиво произнес Бовриль.

— Я теперь жалею, что и первое послал. — Дэрин, поглаживая зверку спинку, покачала головой: — По словам мисс Роджерс, генерал Вилья по уши завязан в киношном бизнесе, представляешь? Вот почему Херст контрабандой протаскивает ему и оружие и пленку. Ему нужны батальные сцены для его киножурналов. Ха!

— Киножурналов, ха! — язвительно пискнул Бовриль.

— Эй, потише, парень. — Доктор Баск сейчас разрезал над коленом штанину. На бледной плоти красовался лиловый синяк. Дэрин с беспокойством поглядывала на Алека. Если нога сломана, скрывать обман окажется невозможно.

— Сэр, — окликнул один из охранников, — там кто-то едет.

— Ваше высочество, не соблаговолите соблюсти этикет? — не отвлекаясь, попросил доктор Баск.

— Само собой.

Алек, как мог, подбодрил Дэрин кивком — дескать, все будет хорошо — и, обернувшись, увидел, как сквозь расступающуюся толпу продвигаются два здоровенных фабрикатных быка. С три метра ростом, они грозно нависали над людьми своими кованными металлом рогами и теснили их плечищами шириной с паровозный тендер. На спинах этих чудищ сидели погонщики со стальными цепями, идущими от серебряных колец в бычьих носах. За каждым погонщиком возвышалась платформа — на одном быке с пулеметом Гатлинга, на другом — с кинокамерой и по повстанцу с винтовкой.

Между этими двумя гигантами едва был заметен всадник на лошади — в ковбойских сапогах, шляпе с маленькими полями и коротком буром пиджачке, перепоясанном двумя патронташами. Вся одежда на нем была смята, как будто он в ней где-то валялся, а на небритой физиономии с неухоженными большими усами горели карие глаза.

Испанский Алек знал всего ничего — от силы пару фраз, но тем не менее галантно поклонился, хватаясь за любую возможность продемонстрировать такт и дружелюбие:

— Sono Aleksandar, principe de Hohenberg.

Человек рассмеялся и на педантичном, но в целом вполне чистом английском сказал:

— Вы, видимо, имели в виду ‘soy.’ К вашим услугам — генерал Франсиско Вилья, революционный губернатор Чихуахуа.

— Честь имею, генерал, — сказал Алек, отвешивая очередной поклон.

Так вот он каков, знаменитый повстанческий вождь, Робин Гуд мексиканских пеонов. Еще неизвестно, что он может подумать о стоящем перед ним богатом юнце королевских кровей (и вообще интересно, чью сторону он принял в Великой войне на европейском континенте).

На ремне у Вильи в деревянной кобуре висел маузер германского производства.

— Ваш человек ранен? — осведомился Вилья. Алек обернулся. За его спиной Дэрин морщилась от боли, в то время как доктор Баск накладывал ей на колено какой-то компресс. — Ничего, сейчас подойдет мой персональный врач. Но помилуйте, зачем он спрыгнул с борта вашего корабля? Он всех нас на минуту переполошил.

— Это все из-за шагоходов с камерами, — пояснил, глядя снизу, Алек. — Возникла некоторая неясность насчет их цели.

— Ай-яй-яй, — Вилья озабоченно поцокал языком. — Мне надо было предугадать. Прошлой зимой один из этих шагоходов взял в плен целый взвод федералов. Они думали, он их постреляет!

Алек мысленно сравнил пулемет Гатлинга с камерой, водруженной на одном из этих грозных быков.

— Вполне оправданная ошибка. Эта штука в армейских рядах и вправду смотрится довольно необычно, тем более когда она на ходу.

— Может, и необычно. — Генерал указал на гондолу «Левиафана». — Но только, я вижу, не на вашем корабле.

Алек посмотрел наверх и увидел мистера Фрэнсиса с его бригадой: из открытых окон мичманской кают-компании они сейчас увлеченно снимали эту встречу. Получается, опять он перед камерами; опять позерство и игра.

— Похоже, от них просто некуда деться, — смирился Алек. — Генерал, вы можете оказать нам помощь в починке наших моторов?

Вилья в седле почтительно склонился:

— Безусловно. Все это часть моей сделки с сеньором Херстом. Он шлет свои искренние извинения за причиненное неудобство.

Алеку хотелось сказать на это что-нибудь до неприличия едкое, но тут сзади послышался окрик Дэрин, и он рывком обернулся. Доктор Баск стаскивал с нее куртку, обнажая на левой руке Дэрин красное пятно. Еще немного, и он начнет стягивать с нее рубаху.

Алек повернулся к генералу:

— Сеньор Вилья, очень прошу: скорей сюда вашего доктора. Боюсь, наш корабельный эскулап… не вполне компетентен.

— В таком случае считайте, что вам повезло. Доктор Асуэла непревзойденный специалист по части боевых ран. — Вилья жестом позвал кого-то из толпы. — Отведите его к вашему другу.

Алек наспех поклонился и кинулся туда, где сидела Дэрин.

— Генерал Вилья, — сказал он, запыхавшись, но при этом твердо кладя руку доктору Баску на плечо, — выразил желание, чтобы мистера Шарпа осмотрел его персональный доктор.

— Блажь. С какой стати?

— Настаивает на правах хозяина, — сердито прошептал Алек ему на ухо. — Обидеть его — значит навлечь неприятности.

— Вот уж действительно дурь, — хмыкнул доктор Баск, но встал и отодвинулся на шаг в сторону. Через толпу пробирался доктор Асуэла — человек лет сорока, в твидовом костюме с галстуком веревочкой. Глаз за кругляшками очков было не видно из-за солнца.

Алек пошел к нему навстречу, отчаянно придумывая, как бы уберечь Дэрин. Он глянул на палящее солнце, прикидывая в уме скудный запас фраз на испанском:

— El sol. Malo.

Доктор-мексиканец поглядел на Дэрин, затем на тень от «Левиафана» в каком-нибудь десятке метров.

— Он у вас может идти? — спросил он на безупречном английском.

— Шевелить его нельзя, — ответил Алек. — Мы можем соорудить какое-нибудь прикрытие?

— Отчего бы нет, — с удивлением пошел навстречу Асуэла и стал выкрикивать какие-то распоряжения. Вскоре к нему стали стаскивать куски брезента, сооружая для Дэрин подобие палатки вне поля зрения корабельной гондолы.

Алек тем временем настойчиво отвел доктора Баска в сторону:

— Генерал Вилья хочет передать капитану сообщение. Он говорит, что сделает все возможное, чтобы корабль был снова на ходу.

— Что ж, замечательно. Я пошлю одного из охранников.

— Нет, — Алек покачал головой. — Он хочет, чтобы сообщение доставил офицер.

Доктор Баск хмуро смотрел на куски брезента.

— Понятно, — сказал он после паузы. — Вы присмотрите за Шарпом?

— Ну, а вы как думали, доктор, — даже с некоторой обидой отреагировал Алек, чувствуя в душе облегчение. Единственным деликатным моментом теперь было не дать повстанческому доктору узнать секрет Дэрин, или, по крайней мере, сделать так, чтобы он воспринял его спокойно.

На обратном пути к палатке Алек осознал, что в течение каких-то трех минут солгал троим. Хуже того, сделал это довольно умело. Он тряхнул головой, стараясь не обращать внимания на легкое подташнивание в животе. Ведь, если на то пошло, Дэрин его об этом предупреждала, а он дал ей слово. Это была битва, которую она вела каждый день, и он теперь был частью ее обмана.

ГЛАВА 29

Проскользнув в щель между колышущимися лоскутами брезента, Алек застал только Дэрин и доктора Асуэлу. Наземники быстро забросили сюда топчан для Дэрин и ящик под инструменты доктора, а сами возвратились к причальным канатам, и теперь, на расстоянии, вновь было слышно урчанье смолкнувших было лебедок, что притягивали корабль к земле. Тихонько урчал и Бовриль, лапками обвившись вокруг шеи Дэрин.

— Как вы себя чувствуете? — спросил доктор Асуэла.

— Ничего, бывало и похуже, — отвечала она, а сама не сводила глаз с пальцев доктора, ощупывающих ей руку.

— Перелома нет, — констатировал Асуэла, — но порез глубокий. Придется зашивать. Снимайте рубашку.

— Не могу, — тихо, но твердо ответила Дэрин. — Рука не действует.

Доктор нахмурился, еще раз сосредоточенно прощупав ей предплечье:

— Но ведь вы только что сжимали ее в кулак?

— А вы просто разрежьте рукав, — посоветовал ему Алек, опускаясь рядом на колени. — Я, с вашего позволения, помогу.

Асуэла, залезая в свой саквояж, медленно, с подозрением перевел взгляд с Дэрин на Алека. Из саквояжа он вынул ножницы и разрезал сначала манжет мичманской формы, затем добрую часть рукава. Светлая кожа под ним была скользкой от крови. Дэрин резко всхлипнула: свободная рука доктора прошла ей по груди. Асуэла нахмурился, настороженно замерев, и вдруг молниеносным движением приставил острые концы ножниц к ее горлу.

— Что у вас под рубашкой? — не спросил, а как бы потребовал он.

— Ничего! — дерзко уставилась на него Дэрин.

— Там что-то пристегнуто на лямках. Вы носите бомбу! Asesino!

— Это заблуждение, — совершенно четко произнес вдруг Бовриль.

Вид у Асуэлы был совершенно обалдевший.

— Ничего-ничего, доктор, все в порядке, — примирительно сказал Алек, поднимая руки так, будто сдавался на его милость. — Дэрин, сними-ка с себя рубашку.

Та оцепенело уставилась на принца, после чего молча кивнула головой. Доктор Асуэла, наконец, отвел взгляд от лори.

— Вы здесь для того, чтобы убить Панчо! — выкрикнул он. — Вы собирались спикировать на него с бомбой!

— Послушайте, доктор, — как можно спокойней произнес Алек, — она не убийца.

Асуэла таращился на него как помешанный.

— Она, — подчеркнул половую принадлежность Бовриль.

— Дэрин девушка. Именно поэтому у нее такие подвязки, — пояснил Алек, игнорируя выражение ужаса на ее лице. — Убедитесь сами.

Все еще не отводя от шеи Дэрин ножниц, доктор потрогал ее еще раз. Дэрин поежилась, а он, выпучив глаза, отдернул руку с ножницами:

— Lo siento, senorita!

Дэрин открыла рот, но не произнесла ни единого звука. Кулаки ее сжались, а тело начал бить крупный озноб. Стоящий рядом на коленях Алек нежно разжал и взял одну из ее ладоней в свои руки.

— Прошу вас, сеньор, — проникновенно сказал он, — никому не говорите.

— Но… как так? Почему? — изумленно выдохнул доктор.

— Она хочет служить… Летать.

Алек полез в свой потайной карман — тот самый, где неизменно хранилось письмо папы. Рядом с футлярчиком свитка пальцы нащупали тряпичный мешочек, который и вынули наружу.

— Вот, — Алек подал мешочек доктору. — За ваше молчание.

Асуэла заглянул и увидел там кусочек золота — все, что осталось от четверти тонны, оставленной Алеку отцом. Какое-то время доктор на него смотрел, затем покачал головой:

— Я должен сказать Панчо.

— Я вас прошу, — тихо проговорила Дэрин.

— Он наш команданте, — повернулся к ней Асуэла. — Но только ему одному. Обещаю.

Доктор вызвал снаружи одного из повстанцев и что-то приказал ему на беглом испанском. Затем он приступил к работе, прочистив рану тряпицей, смоченной из плоской серебряной бутылочки, простерилизовал иголку с ниткой, после чего протянул бутылочку Дэрин, жестом велев из нее пригубить. Когда та отхлебнула, он проткнул ей кожу иголкой и стежок за стежком начал сшивать рану.

Алек наблюдал, все это, держа Дэрин за руку. Та впивалась ему в ладонь ногтями, от которых на коже оставались вдавленные полумесяцы.

— Все будет хорошо, — успокаивал он, — не бойся.

В конце концов, какое дело великому вождю повстанцев до девчонки, которая скрывается всего лишь из неуемного желания служить в британском воздушном флоте?

* * *

Незадолго до того, как Асуэла закончил врачевать, брезент колыхнулся под жарким и шумным дуновением ветра. Это фыркнул один из тех громадных быков; все равно, что чихнул паром локомотив.

Куски брезента раздались, и внутрь ступил генерал Вилья:

— Esta muriendo?

— Да нет, он поправится. — Глаза доктора не отвлекались от работы. — Но у него для тебя есть интересный секрет. Для начала тебе лучше присесть.

Вилья со вздохом уселся возле Алека, скрестив под собой ноги. В седле он смотрелся поистине грациозно, а сейчас были заметны располневшие бока и брюшко. Движения генерала были затруднены, видимо, ревматизмом.

— Скажите ему, — обратился доктор Асуэла.

Несмотря на измотанный вид, голос у Дэрин был спокоен и тверд:

— Я Дэрин Шарп, представленный к награде офицер воздушной службы его величества. Но я не мужчина.

— Вот как. — Вилья оглядел ее, слегка приподняв брови. — Прошу прощенья, сеньорита Шарп. Признаться, я не знал, что британцы используют в качестве воздушных пикировщиков женщин. Наверное, из-за более миниатюрных размеров?

— Я не об этом, — уточнила Дэрин. — А о том, что это секрет.

— Отец Дэрин был авиатором, — пояснил Алек. — И брат у нее тоже служит. Она маскируется под юношу, потому что для нее это единственный способ летать.

Какое-то время генерал пристально смотрел на нее и вдруг затрясся всем телом, расхохотавшись:

— Que engano!

— Просим вас, никому об этом не рассказывайте, — сказал Алек. — По крайней мере, ближайшие несколько часов, пока мы не улетим. Вам-то в принципе нет разницы, кто она такая. А для нее это вопрос жизни.

Генерал озадаченно покачал головой — дескать, ну и дела — вслед за чем поднял проницательный взгляд на Алека: — Ну, а какова ваша роль в этой шутке, маленький принц?

— Он мой друг, — ответила за Алека Дэрин. Ее лицо было по-прежнему бледным, но голос уже окреп. Она предложила Вилье бутылочку, от которой тот отмахнулся.

— Только лишь?

Дэрин промолчала, оглядывая свежие швы у себя на руке. Алек открыл было рот, но первым пискнул Бовриль:

— Союзник.

Генерал Вилья с живым любопытством посмотрел на неведомую зверушку.

— Это что за создание?

— Лори проницательный. — Дэрин, потянувшись, погладила зверка по голове. — Он повторяет сказанное, примерно как вестовые ящерицы.

— И не только повторяет, — уточнил доктор Асуэла. — Он мне еще сказал, что я заблуждаюсь.

Алек тоже обратил на это внимание. По прошествии недель память у этих лори стала увеличиваться в объеме. Иногда они повторяли сказанное кем-то ранее или то, чему нахватались друг от дружки. Теперь иной раз уже и непонятно, откуда исходит то или иное словцо или фраза.

— Это как раз оттого, что он проницательный, — сказала Дэрин. — Иными словами, умный.

— Чертовски умный, — словно поправил Бовриль, вызвав еще один изумленный взгляд Вильи.

— Tienen oro, — произнес в тишине доктор Асуэла.

Запаса испанского у Алека хватало, чтобы уловить слово «золото». Он снова вынул заветный мешочек.

— Здесь немного, но мы можем заплатить вам за молчание.

Генерал Вилья принял подношение, заглянул внутрь и расхохотался.

— Богатейший человек Калифорнии шлет мне оружие! А вы — вы пробуете соблазнить меня этой золотой зубочисткой?

— Ну, тогда чего бы вы хотели?

Вилья с прищуром поглядел на Алека:

— Сеньор Херст говорит, что вы приходитесь племянником старому императору Максимилиану. Покойнику.

— Внучатым племянником. Но, собственно, да.

— Императоры — персоны на редкость помпезные и никчемные. Нам он был не нужен, и мы его пристрелили.

— Я в курсе, — насторожился Алек. — Возможно, это было немного бесцеремонно посадить на трон в Мексике австрийца.

— Это было оскорбление народа. Пощечина. Хотя дядя ваш был храбрым до конца. Уже стоя перед расстрельной командой, он пожелал, чтобы его кровь оказалась последней, пролитой во имя свободы. — Генерал поглядел на испачканную кровью тряпку в руках доктора Асуэлы. — К сожалению, это оказалось не так.

— Да, — печально вздохнул Алек. — Это было, кажется, полвека назад?

— Si. Но сколько еще крови пролилось с тех пор. Ну, да ладно. — Вилья бросил мешочек обратно Алеку и повернулся к Дэрин: — Держи свой секрет при себе, сестренка. И в следующий раз, когда будешь прыгать со своего корабля, смотри, будь осторожней.

— Да уж, как-нибудь постараюсь.

— И берегись молодых принцев. Первый человек, которого я пристрелил, был тоже богат, как принц, но я это сделал в защиту чести моей сестры. — Генерал Вилья снова рассмеялся. — Но вы же солдат, сеньорита Шарп, так что можете сами кому надо влепить пулю за себя, ведь так?

Дэрин пожала одним плечом:

— Да как-то приходило в голову, раз или два. Но извините меня, сэр, если вы терпеть не можете императоров, то где вы разжились теми германскими шагоходами?

— Оружием мы снабжаемся у кайзера, за деньги. — Генерал похлопал по маузеру у себя на боку. — Иногда он ссужает нам и технику, поэтому, когда в войну вступают янки, мы с ним дружим. Но ни в коем случае не кланяемся.

— А вообще, да, императоры фигуры никудышные. Правда? — Дэрин села прямее и протянула правую руку: — Спасибо вам за неразглашение.

— Можете считать, что ваш секрет как в сейфе, hermanita. — Генерал пожал ей руку и неторопливо встал. Внезапно взгляд его стал настороженным, а рука потянулась к маузеру. За брезентовой фалдой маячила смутная тень.

Вилья, подкравшись, резко ее отдернул. Ствол его пистолета уткнулся в небритую осклабленную физиономию Эдди Малоне.

— Дилан Шарп, Дэрин Шарп… Ну, конечно! И как я мог не догадываться. Ведь это объясняет многое. Просто очень многое. — Потерев ладони о бока, одну из них он шустро сунул Панчо Вилье: — Эдди Малоне, репортер «Нью-Йорк уорлд».

ГЛАВА 30

Порез на руке у Дэрин был, если разобраться, делом пустяковым: всего-то одиннадцать аккуратных стежков, которые немного чесались. А вот поврежденное колено грозило напоминать о себе еще долго.

В основном боль была простой, как если шваркнуться коленом об угол железной кровати. Но временами пульсировала и полыхала вся нога.

Это напоминало болезнь ее роста, когда ей было всего двенадцать, а она уже переросла половину мальчишек в Глазго. Но самое худшее наступало ночью, когда коленная чашечка зудела и звенела, как бутылка, полная пчел. Зудела она, видимо, из-за компресса доктора Баска — вот спасибо. Это было не горчичное семя со жмыхом — средство, к которому благоволили ее тетушки, — а какое-то мелкое и гнусное фабрикатное создание. Оно как прилипала присасывалось к коже, проникая своими усиками внутрь для исцеления порванных при ударе тканей и связок. Что за живые волокна использовались в том компрессе, хирург не сказал, но жила эта фабрикатная липучка на сахарной водице и ежедневной порции солнечного света — какое-то полурастение-полуживотное. Хотя кем бы или чем бы ни было это существо, всякое движение Дэрин его раздражало. Любой, даже небольшой вес на ногу карался часом сердитого жужжания пчел. Ходьба была кошмаром, а одевание сплошной пыткой, и, само собой, никого нельзя было попросить о помощи. Если бы не Алек, весь экипаж разгадал бы ее секрет в первый же день. Именно Алек уговорил генерала Вилью помалкивать и убедил офицеров, что ее, Дэрин, следует поместить в отдельную каюту, а не в судовой лазарет. Из-за этого Алеку самому приходилось таскать ей еду с камбуза. Именно он несколько раз на дню в полутьме желудочного отсека тащил ее на себе к гальюну и мужественно стоял рядом на страже, пока она туда ходила. И, наконец, только он составлял ей компанию, благодаря которой она не сходила, черт возьми, с ума. Так много для того лишь, чтобы ее несколько последних дней на «Левиафане» прошли в качестве полноправного члена команды, а не приблудной сумасбродки, упрятанной офицерами и экипажем куда подальше. Этот гнида Малоне ничего еще никому не выболтал, по крайней мере пока. После предательской выходки мистера Херста репортеров уже не подпускали ни к радио мистера Теслы, ни к курьерским птицам, а сам Малоне тревожился, как бы Адела Роджерс не перехватила его репортаж. Хотя Нью-Йорк был уже всего в двух днях пути. Два дня в униформе, а затем ее секрет откроется всему миру. Так что не укрыться от того факта, что это путешествие на борту «Левиафана» для нее, судя по всему, последнее.

Ощущение такое, будто ждешь казни — всякую секунду, тягучую и заточенную под острие, — но иногда ночами Дэрин была благодарна тем пчелам за то, что они невольно заставляют ее бодрствовать. По крайней мере, так на несколько часов дольше можно чувствовать вибрации корабля, слышать разноголосый шепот воздушного потока вокруг гондолы.

Основное же время уходило у Дэрин на раздумья, как быть дальше. Придется, конечно, измышлять какую-нибудь новую ложь, чтобы никто не причинил зло ее брату Джасперту за то, что тот протащил ее на службу. Хотя со временем ее скандальная слава, так или иначе, поутихнет, и надо будет подыскивать себе какую-нибудь работу.

При ней останутся ее знания аэронавтики, даже когда Воздушная служба заберет у нее униформу. И неважно, заживет до конца колено или нет, но за все это время она набралась смелости, необходимой для работы в любой команде, в том числе и в мужской компании. Алек говорил, что ей лучше остаться в Америке — там, по его словам, женщины, умеющие обращаться с аэростатами, просто нарасхват.

Чего стоит один лишь его рассказ о Паулине и ее опасностях. Судя по всему, та девица — обыкновенный кинематографический персонаж, мелькание теней на экране — каким-то манером нешуточно засела непутевому принцу в голову.

— Знаешь, какие деньжищи ей в итоге светят по наследству! — восторженно распинался он на второй день после отлета из каньона генерала Вильи. — Миллионы американских долларов, не меньше! Правда, есть одна загвоздка: без замужества она не получит ни гроша.

Дэрин, откинувшись на подушки, глядела в потолок. Под «Левиафаном» переливчато искрился Мексиканский залив, отбрасывая на потолок каюты мерцающие блики. Алек сидел у изножья кровати, а в головах помахивал лапками Бовриль, как будто практикуясь в семафорных сигналах.

— Бедная девушка, — сказала Дэрин. — Это если не плюсовать те самые миллионы.

— Так это же мелодрама, а не трагедия, — рассмеялся Алек.

— Мелодрама, — повторил Бовриль четко, с медлительностью, свойственной лори в момент усвоения новых слов.

— Но вместо замужества, — продолжал Алек, — она отправляется на поиски приключений. И никто не в силах ее остановить, даром что она девушка!

Дэрин нахмурилась. Честно сказать, в жизни такое маловероятно. Хотя если у тебя в банке несколько миллионов, то, возможно, люди смотрят на тебя скорее как на мужчину.

— Ну, и какие там ее приключения, не считая той дурацкой возни с водородным шаром?

— Вообще-то, я видел только первый эпизод. Четкого окончания у этой фильмы нет, есть только то, что они называют «подвесом». — Алек призадумался, вспоминая. — Хотя мистер Херст, кажется, говорил что-то насчет угнанных шагоходов и привязывания к рельсам.

— Привязывания к рельсам? Для дальнейшей моей карьеры звучит просто великолепно.

— Послушай, Дэрин. Кому какое дело, что «Опасности Паулины» ерунда на постном масле! Главное лишь в том, что она сейчас жутко популярна. И даже если женщины в Америке пока не пилотируют аэростаты, то они, по крайней мере, к этому стремятся. А ты можешь показать им, как это делается.

— Хотеть и мочь, Алек, не всегда одно и то же. Ты это знаешь.

— Видимо, да. — Он прислонился спиной к стенке каюты. — Как и то, например, что ты не желаешь, чтобы тебя подбадривали. Разве не так?

Дэрин пожала плечами. В эту минуту она точно знала, чего бы ей действительно хотелось: чтобы Эдди Малоне не растопыривал свои уши, подслушивая их разговор с генералом Вильей, чтобы она не врезалась со всего маху в землю на крыльях скольжения. А еще, чтобы этот гнусняк Херст не застопорил с самого начала «Левиафану» двигатели. Если бы хоть одно из этих событий сложилось иначе, никто бы и не выяснил, что она девчонка. Кроме, разумеется, Алека и этого ухаря Фольгера.

— А ты сам останешься в Америке, — спросила она, — когда «Левиафан» полетит дальше?

— Ты думаешь, капитан мне позволит? — помрачнел Алек.

— Ты делаешь то, что на руку Адмиралтейству: помогаешь мистеру Тесле пропагандировать его оружие. С какой стати им тащить тебя обратно в Англию?

— Пожалуй, ты права.

Алек встал и подошел к окну. На ярком солнечном свете, когда он смотрел на небо, в глазах у него горели изумрудные искорки.

А ведь и правда, он как-то не задумывался о своей жизни после «Левиафана». Где-то в глубине души Алек по-прежнему надеялся, что останется на борту. Но если даже он не сойдет в Нью-Йорке, то пассажиром вместе со своими людьми ему удастся пробыть максимум до Лондона.

— Алек, ты, возможно, влюблен в «Левиафан». Но этот корабль не отвечает тебе взаимностью.

В ответ принц только печально улыбнулся:

— Видимо, эта любовь была обречена изначально. Как для тебя, так и для меня.

Дэрин отрешенно уставилась в потолок. Принц-жестянщик и девчонка, одетая мальчишкой, — ни один из них прижиться на этом корабле так и не сумел. Лишь случайная удача держала их вместе столь долгое время.

— Я тебе ни разу не говорил, как я узнал твое настоящее имя? — спросил Алек.

— Вообще, у тебя была куча подсказок, — невесело улыбнулась Дэрин, — но обхитрил ты меня, когда вдруг окликнул по имени, так? Где ты его услышал?

— Это была вина Эдди Малоне, — ответил Алек.

— Гнида! — пропищал Бовриль.

— Все мои секреты он уже выжал досуха, — продолжал Алек, — поэтому на безрыбье написал статью о том, как ты спасла «Неустрашимого». Я все думал показать тебе из нее фотографию. Ты на ней, кстати, очень неплохо вышла.

— Постой. Так ты говоришь, Малоне знал мое имя уже тогда?

— Нет, конечно. Но он навел кое-какие справки о твоей семье, о том, что случилось с твоим отцом. И написал, как ты — вернее, некая дочь по имени Дэрин — сумела выжить.

— Ах, вон оно что, — вздохнула Дэрин. — Вот почему я не рассказывала ту историю никому, кроме тебя. И этого оказалось достаточно для твоей догадки, что Дэрин — это я?

Алек искоса глянул на проницательного лори:

— Я бы сказал… не обошлось без некоторой помощи.

— Ах, он изменник! — Дэрин стукнула по кроватной спинке.

Тварюшка, раскинув лапки на манер канатоходца, секунду побалансировала и плюхнулась Дэрин на руки.

— Эть! — вырвалось у них в один голос.

Алек взял у нее зверка:

— Ты никогда мне не рассказывала: а как тебя вычислил Фольгер?

— Занятия по фехтованию. Все эти касания, верчения, обучение позитурам, — нахмурилась Дэрин. — Да еще, видно, верещала я не в меру. А потом на него и наорала.

— Ты, на него?

— Когда ты сбежал в Стамбул, а Фольгер остался, вид у него был какой-то… самодовольный. Как будто он был рад, что от тебя избавился.

— Могу себе представить, — сказал Алек. — Но при чем тут это и… то, что ты девчонка?

— Я… как бы это. — Она упорно глядела на стенку. Говорить было как-то неловко. — Может, очень уж визгливо я насчет тебя верещала.

— Визгливо, — хихикнул Бовриль.

Дэрин заставила себя посмотреть на Алека. Он улыбался:

— Ты не хотела, чтобы со мной что-нибудь случилось?

— Ну, а ты как думал, твое высочество чудак!

Она поймала себя на том, что тоже ему улыбается. Несмотря на всю печаль предстоящего расставания с «Левиафаном», было как-то приятно и легко говорить с Алеком вот так, в таком ключе. Интересно, каково будет, когда ее секрет откроется всему свету?

— Можно было бы, наверное, нам обоим остаться в Нью-Йорке, — тихим голосом предложила она.

— А что, звучит великолепно.

От этих бесхитростных слов у Дэрин учащенно забилось сердце, во всяком случае, настолько, что в коленной чашечке бдительно зазудели пчелы.

— Правда? Ты хочешь, чтобы мы вместе заделались эмигрантами?

Алек, ссаживая Бовриля на подоконник, рассмеялся:

— Ну, не так чтобы уж совсем. Насколько помнится, американцам не положено становиться императорами.

— Но ведь чтобы остановить войну оружием Теслы, тебе вовсе необязательно быть императором!

Алек заметно помрачнел:

— Кому-то после всего этого надо опекать мой народ.

— А, ну да, — совсем по-глупому согласилась Дэрин.

Алек временами хоть и делал вид, что он воздухоплаватель, однако эдикт папы находился у него в кармане безотлучно, и всей своей жизнью он стремился стать наследником своего отца. А потому что-либо большее, чем дружба с Дэрин, могло разрушить его шансы на престол.

Но всякий раз, когда один из них оступался и падал, будь то в снегах Альп или в Стамбуле, под ураганным ветром на хребтине летуна или в том пропыленном каньоне, другой, подставляя плечо, его неизменно поднимал. Представить невозможно, чтобы Алек от нее отрекся ради какой-то там короны со скипетром.

— Ты права, Дэрин. — Он обернулся с улыбкой во все лицо. — Мы обречены до конца войны торчать в Нью-Йорке. Так что тебе не мешает примкнуть к нам с Фольгером!

— Вот уж да. Его светлость был бы в полном восторге.

— Фольгер никак не может решить, кто же у меня союзники, — усмехнулся он. — Будь на то его воля, Бовриля он удушил бы в ту же ночь, как тот появился на свет.

— Гнида! — пискнул тварюшка.

Дэрин хмуро подумала, не намек ли это в том числе и на нее?

— Правда, мы даже не знаем, где мы будем жить, — продолжал рассуждать он. — Золота у меня, можно сказать, не осталось, а мистер Тесла все подчистую отдал на конструирование «Голиафа». Но думаю, можно без труда устроить сбор средств, тем более учитывая доказательство того, на что способна эта его машина.

— Несомненно. Но ты что, хочешь зависеть от подаяний этого ученого сумасброда?

— Подаяний? Вздор. Будет так, как было в Стамбуле: мы все вместе работаем на благое дело!

Дэрин кивнула, хотя было ясно, насколько смутное у Алека представление о подаяниях и житье взаймы. Неудивительно: вся его жизнь проходила в коконе из роскоши. И природу денег он понимает не больше, чем рыба понимает воду.

А затем в голову пришла и вовсе скверная мысль.

— Но ведь меня, Алек, с корабля могут и не выпустить. А возьмут и повезут обратно в Лондон, на суд.

— А ты что, нарушила какие-то законы?

Она лишь закатила глаза:

— Ну, ты и дурища, принц. Да с дюжину, не меньше! Напоказ Адмиралтейство это, возможно, и не выставит, но есть вероятность, что меня кинут в каземат. А уж коли это случится, то нам с тобой больше не увидеться.

Какое-то время Алек молчал, пристально глядя на нее. Вот опять на него что-то нашло, только выражение лица уж больно серьезное. Пришлось отвести глаза.

— Бовриля тебе надо забрать с собой. Ты был рядом, когда он вылупился, а мне держать в тюрьме зверка не дадут.

— Но ведь ты можешь устроить побег, — нашелся Алек. — Уж если с этого корабля умудрился сбежать я, то тебе это вообще раз плюнуть!

— Алек, — Дэрин взглядом указала себе на колено. — Я и ходить-то начну только через несколько дней, а уж лазать… Хорошо, если хотя бы через месяц.

— А-а. — Он с досадой тряхнул головой и снова сел на кровать, глядя на ее поврежденную ногу. — Какой же я идиот: постоянно все забываю.

— Да ну, нет, — Дэрин улыбнулась. — В смысле да. То есть не в том смысле, а просто ты…

— Бесполезный принц.

Дэрин мотнула головой. Алека можно было называть каким и кем угодно, хоть всем подряд, но только не бесполезным.

— Я понял! — вскинулся вдруг он. — Мне надо пойти и сказать капитану, что мистеру Тесле неотложно нужна твоя помощь. У него просто не будет иного выхода, как отпустить тебя со мной!

— Прежде всего он запросит указания из Лондона. И я не думаю, что в «Руководстве по аэронавтике» есть хотя бы ссылка насчет одетых в штаны девчонок.

— А что, если я… — начал было он, но со вздохом иссяк.

Она усмехнулась:

— Чертов принц Алек, вечно он думает, что способен решить и уладить что угодно.

— А что такого уж плохого в привычке улаживать?

— Ты всегда… — Она покачала головой. Нет смысла все это снова ворошить. От этого он только рассердится или, хуже того, опечалится. — Да, ничего.

— Никаких секретов, — хихикнул Бовриль.

— Черт бы побрал эти дурацкие обеты, — простонала Дэрин. За минувшие два дня в каюте какие только безумные мысли не мелькали у нее в голове. И что, обо всех о них теперь докладывать?

— Мистер Шарп? — прямо-таки судейски воспросил зверок.

Дэрин на него покосилась (дескать, уж ты бы помолчал), после чего повернулась к Алеку:

— Понимаешь, в чем дело, ваше высочество. После гибели твоих родителей мир распался, и все еще распадается на глазах. Это должно быть ужасно, мучиться мыслями об этом каждый день, как мучаешься ты. Но я считаю, ты смешиваешь две вещи.

— Какие именно?

— Твой мир и мир всеобщий. — Дэрин потянулась и взяла его за руку. — В ту ночь ты лишился всего — своего дома, семьи. Ты даже уже толком не жестянщик. Но, даже остановив войну, Алек, ты всего этого не уладишь. Даже если вы с этим сумасбродом спасете всю эту чертову планету, ты по-прежнему будешь нуждаться в чем-то… большем.

— У меня есть ты, — просто сказал он.

Она запнулась, надеясь, что он говорит искренне:

— Даже если меня упрячут обратно в юбки и рюши?

— Ну, конечно. — Он оглядел ее, как будто видел впервые. — Хотя я это как-то даже не представляю.

— Ну, значит, и не пытайся.

Они оба оглянулись на Бовриля, ожидая от него веского слова. Но зверок лишь поблескивал влажными круглыми глазками.

Спустя секунду Алек сказал:

— Я должен остановить эту войну, Дэрин. Это единственно, что мною движет. Ты понимаешь?

— Конечно, — кивнула она.

— Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы у меня не отняли тебя.

Она судорожно вздохнула, а затем веки у нее начали смежаться:

— Обещаешь?

— Что угодно. Как ты сама сказала в Токио, нам суждено быть вместе.

Дэрин хотелось согласиться, но она обещала ему не врать, а уверенности, что это правда, как-то не было. Если им суждено быть вместе, то почему он рожден принцем, а она простолюдинкой? А если нет, то почему внутри живет это чувство? Но в конце концов она все же кивнула. Быть может, удача дурачине принцу все же не изменит, и ее в Лондоне не запрут в тюрьму. И может, ей достаточно будет оставаться с ним рядом, союзником и другом.

ГЛАВА 31

На виду весь день проплывало Восточное побережье Соединенных Штатов — белые пляжи и припудренные солью деревья, болота и низкие зеленые холмы, несколько укромных островков вдоль обеих Каролин, Северной и Южной. Последнюю тысячу миль корабль шел вольно, не замедляя хода, и уже близился к цели. Слышно было, как по коридорам уже суетятся люди. От этого шевеления замирало сердце. Сегодня же вечером, ближе к полуночи, Эдди Малоне будет у себя в офисе «Нью-Йорк уорлд», сдавая восторженной редакции репортаж о Дэрин Шарп — отважной девушке-воздухоплавательнице, которая обставила всю воздушную службу Британии. С утра ее секрет будет обнародован в «Уорлд», а буквально завтра его уже подхватят и раструбят, считай, что все газеты Америки. Дэрин, как могла, упражняла колено, болезненно игнорируя жужжащих пчел и готовясь передвигаться с тростью, которую ей выточил из фабрикатного дерева милый старина Клопп, насадив сверху увесистый набалдашник из жестянщицкой меди. Дэрин томилась в догадке, как поведет себя капитан: вышвырнет ее как зайца или же бросит в карцер, но при любом раскладе сдаваться без боя она не собиралась.

Размышления Дэрин прервали: отворилась дверь, и в каюту фланирующей походкой вошла ученая леди с лори на плече и Таццой на поводке. Сумчатый волк, процокав когтями по полу, ткнулся влажным носом Дэрин в ладонь.

— Добрый день, мистер Шарп.

— Добрый, мэм. — Дэрин вяло приподняла трость. — Прошу прощения, что не встаю.

— Не стоит беспокоиться. Похоже, Тацца по вас соскучился.

— А вы, мэм, видимо, тоже?

— Признаться, я скучаю о том, — втянув трепетными ноздрями воздух, призналась доктор Барлоу, — что некому более-менее регулярно выгуливать Таццу. Мистер Ньюкирк оказался крайне ненадежным.

— Мое сочувствие, мэм. Но на нем сейчас не только его обязанности, но и мои, — заметила Дэрин, а затем угрюмо подумала: к чему прогибаться и метать бисер, если карьера все равно псу под хвост? — А вам никогда не приходило в голову выгулять Таццу самой?

Глаза у доктора Барлоу чуть расширились:

— Какое странное предложение.

— Крайне нелицеприятно, — заявил ее лори.

— Бедная животинка, — пожалела волка Дэрин, поглаживая его между ушами. — Ладно. Пришлите ко мне мистера Ньюкирка, и я выскажу ему все, что надо.

— Гнида казематная! — пискнул Бовриль.

— Что за выражения, мистер Шарп! — округлила глаза доктор Барлоу. — Вы уверены, что с вами все в порядке?

Дэрин поглядела на свою ногу. Штанина форменных брюк плотно облегала компресс, но все равно над коленом проглядывал бугорок.

— Порез на руке — дело плевое. Только вот насчет колена доктор Баск не совсем уверен.

— Он мне рассказывал. — Ученая леди, сидящая сейчас за столом, щелкнула пальцами, подзывая к себе от кровати Таццу. — Если за коленной чашечкой порваны связки, то дни карабканья по тросам для вас, скорее всего, сочтены.

Дэрин отвела взгляд, чувствуя, как в глазах предательски защипало. Не оттого, что по тросам ей больше не взлетать (ведь офицеры узнают, что она девчонка). А просто горько сознавать, что матушка с тетушками были в конечном итоге правы: девицы в воздухоплаватели не годятся. Неужели оно и вправду так?

— Доктор Баск, мэм, точно еще ничего не сказал.

— Верно, не сказал. Но бывает так, что с несчастьем приходит возможность.

— Не понял, мэм?

Доктор Барлоу снова встала и изящной походкой прошлась вдоль каюты, скользя пальцем в белой перчатке по стенной панели.

— За истекшие пару месяцев, мистер Шарп, вы проявили себя с весьма полезной стороны. Вы стойки и находчивы в сложных ситуациях, причем ваши импровизации оборачиваются на пользу. Вам даже свойственна, если не считать злопыханий ввиду дурного самочувствия, определенная дипломатичность.

— Ну, да, наверное.

— А позвольте вас спросить, мистер Шарп: вам никогда не приходило в голову послужить Британской империи в качестве более видном, чем беготня по палубам с завязыванием всех этих узлов?

Дэрин страдальчески закатила глаза:

— Это не просто завязывание узлов, мэм.

— Будучи личным свидетелем ваших талантов, не могу с вами не согласиться, — кивнула ученая леди с улыбкой. — Но приняв мое предложение, вы вскоре осознаете, что распутывание узлов — в переносном, разумеется, смысле — дело куда более престижное и полезное. И воздается за него не в пример солидней.

— Ваше предложение, мэм?

— А я недостаточно четко изъясняюсь? — вскинула брови ученая леди. — Я предлагаю вам должность, мистер Шарп. За пределами воздушной службы. Хотя, уверяю вас, определенное количество воздушных перемещений тоже будет в нее входить.

— Должность, мистер Шарп, — выдал ее лори, а Бовриль присвистнул.

Дэрин прилегла обратно на подушки. Совершенно неожиданно пчелиный рой за коленной чашечкой удвоил свою активность.

— Но что это, смею спросить, за должность? Вы ведь, э-э… главный смотритель Лондонского зоосада, не так ли?

— Х-ха, зоосада! — надменно пискнул зверок доктора Барлоу.

— Такова официальная версия, мистер Шарп. Но у вас что, и правда сложилось впечатление, что наша миссия в Стамбуле была зоологического характера?

— Э-э… я бы сказал, что нет, мэм. — А ведь она, Дэрин, понятия не имела, какая у доктора Барлоу настоящая должность (хотя понятно, что начальственная: вон каким приказным тоном над всеми распоряжается, да и держится соответственно). Понятно, что она внучка знаменитого фабрикатора, к тому же смогла реквизировать под свои нужды «Левиафан» посреди всех этих чертовых военных действий.

— Вы, мэм, извините, работаете на кого-то конкретно? Скажем, Адмиралтейство?

— На этих недоумков? Да уж нет. Зоологическое Общество Лондона, мистер Шарп, организация не правительственная. Это, говоря по сути, научно-благотворительное учреждение. — Доктор Барлоу, снова присев, поглаживала голову Тацце. — Но зоология — становой хребет нашей империи, а потому многие члены нашего Общества занимают весьма высокие посты. Вместе мы сила, с которой приходится считаться.

— Да, я это уже заметил. — Ученая леди фактически заправляла кораблем, по крайней мере, пока на борту не появился мистер Тесла со своими россказнями о сверхоружии. — Но какая должность в Обществе может быть для меня? Ведь я-то не ученый.

— Пусть так, но вы способны быстро обучаться. И бывает такое, когда в силу своей научной работы я оказываюсь в ситуациях, как любит говаривать мистер Ригби, на редкость оживленных. И вот тогда, — доктор Барлоу улыбнулась, — мне особенно бывает полезен изобретательный личный ассистент, такой, как вы.

— Вот как? — спросила Дэрин с прищуркой. — И насколько же, интересно, личный, мэм?

— Вы едва ли будете у меня мальчиком на побегушках, мистер Шарп. — Она окинула взглядом каюту. — Более того, в ближайшее время как бы он вам самому не понадобился.

Дэрин утомленно повела глазами. А кто сказал, что в комнате бывает идеальный порядок, когда тебе даже не разрешают вставать? Хотя предложенная должность обещала шанс избежать тюрьмы или, еще хуже, быть высланной обратно в Глазго, в юбки с рюшечками.

— Да я, в общем-то, не против, мэм. Только…

Доктор Барлоу приподняла бровь:

— У вас есть какие-то опасения?

— Да нет. Только вы можете после… Понимаете, есть нечто такое, чего вы обо мне не знаете.

— Ну, так скажите, мистер Шарп.

— Скажите, — потребовал ее лори, — мистер Шарп!

Дэрин устало прикрыла глаза: а ну их всех…

— Вообще-то я девушка.

Когда она открыла их снова, ученая леди смотрела на нее все так же пристально, но нисколько не сменив выражения.

— А ведь и правда, — произнесла она.

У Дэрин удивилась:

— Так вы, это… что, знали?

— Я? Понятия не имела. Просто у меня заведено никогда не показывать своего удивления. — Доктор Барлоу, вздохнув, посмотрела за окно. — Особенно в подобных случаях. Как вы сказали — девушка? Вы точно в этом уверены?

— Да уж куда точнее, — пожала плечами Дэрин. — С головы до пят.

— Н-да. Надо сказать, весьма оригинально. И несколько неожиданно.

— Мистер Шарп, — с видом маленького сноба снова сказал лори у нее на плече.

За замешательством ученой леди Дэрин наблюдала не без некоторого злорадства. Было даже как-то приятно выложить секрет перед эдакой всезнайкой. Во всяком случае, будет не столь ужасно видеть изумленные лица экипажа. Что скажут офицеры теперь, когда она стала протеже ученой леди?

— И для чего именно вам был нужен этот обман?

— Чтобы летать, мэм. Ради тех же узлов.

Ученая леди саркастически хмыкнула:

— Что ж, в этой уловке есть определенный шарм, мистер — вернее, мисс — Шарп. Она может оказаться нам полезна. Обществу иногда приходится прибегать к искусству маскировки. Но очень важно то, чтобы никто и никогда не разгадал эту вашу мистификацию.

— Боюсь, мэм, с этим у нас промах, — кашлянув, сказала Дэрин. — Вначале ее раскусил граф Фольгер, затем, в Стамбуле, та девушка по имени Лилит. Потом, с недавних пор, Алек. Да, и еще генерал Вилья со своим доктором, и, наконец, эта гнида-репортер Эдди Малоне.

Теперь ученая леди не скрывала изумления:

— Вы уверены, юная мисс, что этим список лиц исчерпывается? Или я на всем корабле замыкаю их число, будучи последней, кто обо всем узнал?

— В этом-то и проблема, мэм. Очень скоро все это дойдет до «Уорлд» — то есть газеты мистера Малоне. Он планирует все в ней выложить, когда мы нынче вечером прибудем в Нью-Йорк.

Доктор Барлоу медленно покачала головой:

— Ах, вот как. Что же, это все заводит фактически в тупик. Боюсь, мне придется отозвать свое предложение.

Дэрин села прямее:

— Вы… что имеете в виду?

— Я имею в виду, мисс Шарп, что вы в определенных кругах достигли некоторой известности. Вы помогли разжечь революцию в Османской империи. Довольно амбициозное деяние, даже по меркам Лондонского Зоологического Общества! — Доктор Барлоу вздохнула. — Но когда новость о том, кто вы есть на самом деле, полыхнет со страниц прессы, ваша слава лишь подольет масла в огонь скандала.

— Н-ну, да, — промямлила Дэрин, — может быть. На недельку, не больше.

— Да нет. Боюсь, не на недельку, а подольше. Юная леди, вы выставили этот корабль и его офицеров посмешищем. И причем выбрали тот самый момент, когда глаза всего мира устремлены на нас. Подумайте, что теперь люди скажут про капитана Хоббса, проглядевшего, что один из членов его экипажа девица!

— Ну вот, — моргнув, вздохнула Дэрин, — пошло-поехало.

— Но и этим, мисс Шарп, позор не исчерпывается. Воздушная служба — совершенно новый, перспективный род войск, и Адмиралтейство… Подумать только, ведь они недавно дали вам медаль!

— Но вы же сами сказали, что они недоумки!

— Недоумки невиданного масштаба, мисс Шарп, с которыми Общество не может позволить себе вступать в противоречия. — Она покачала головой. — Хотя я уверена, что кое-кому это откровение доставит бездну удовольствия.

— Вы о суфражистках, мэм?

— Нет. Я о германцах. Вот уж кому вода хлынет на пропагандистскую мельницу! — Она встала. — Извините, мисс Шарп, но, боюсь, так дело не пойдет.

Дэрин судорожно сглотнула, пытаясь подыскать хоть какой-нибудь контраргумент, но сокрушительная правда состояла в том, что доктор Барлоу была права со всех сторон. Эти два дня, лежа в постели, Дэрин раздумывала лишь над тем, чем откровение Малоне обернется для нее самой, но не для ее капитана и боевых товарищей, и уж точно не для воздушной службы и Британской империи в целом.

Что еще хуже, не подумал об этом и Алек. Захочет ли он, чтобы она по-прежнему была в его жизни, когда ославится на весь свет за унижение своей службы и своего корабля?

— Надеюсь быть правильно понятой, мисс Шарп: то, что вы совершили, в высшей степени отважно. Вы делаете честь нашему полу, и я вами поистине восхищаюсь.

— В самом деле?

— В самом. — Ученая леди кликнула Таццу и отворила дверь. — И я искренне горжусь, что вас до сих пор не разоблачили. Работать с вами было одно удовольствие. Быть может, когда закончится эта война, мы вновь поговорим о вашем назначении.

— Быть может, — вякнул с ее плеча лори. — Мисс Шарп.

ГЛАВА 32

— У вас все еще есть время дистанцироваться от безумства Теслы.

Алек, не мигая, глядел на темень за окном каюты:

— Вам не кажется, граф, что для этого уже несколько поздновато?

— Никогда не поздно признать свои ошибки, даже при стечении народа.

Алек аккуратно оправил свой смокинг. По черным водам внизу были рассыпаны как минимум сотни суденышек, вышедших приветствовать «Левиафан»; их огоньки гуляли блуждающими звездами. Среди них выделялся сиянием круизный лайнер, басовито гудящий в ночи. Постепенно в гудок влился хор других крупных кораблей в бухте. Сидящий на столе у Фольгера Бовриль попытался сымитировать этот звук, но из-за своего мелкого размера не справился: вышло как у испорченного скаутского горна. Алек между тем улыбнулся:

— Гляньте, они уже поют нам дифирамбы!

— Что с них взять: американцы, — пренебрежительно махнул рукой Фольгер. — Готовы свистеть и улюлюкать в честь чего угодно.

Бовриль замолк, прижимаясь носом к оконному стеклу.

— Это именно то, что мне сейчас видится? — спросил Алек, косясь взглядом в темноту.

На расстоянии видимости призрачно проступала исполинская человеческая фигура. Ростом она была с «Левиафана», а поднятый в ее руке факел светился мягким биолюминесцентным светом, в центре вместе с тем мерцала электрическая катушка.

— Статуя Свободы, — сказал и отвернулся Фольгер. — Несколько выпусков кинохроники, где вы с Теслой жмете друг другу руки, это одно. Но стоять рядом с ним, в то время как он заходится краснобайством о своем оружии, кажется мне не очень мудрым.

— Вы все еще сомневаетесь в том, что «Голиаф» будет работать?

— Нынче вечером я разговаривал с доктором Барлоу. Так вот она говорит, что нет. — Голос у Фольгера дрогнул. — Но что, если да, Алек? Что, если он испытает его на каком-то из городов?

— Я вам говорил. На Австрию он обещал не нападать.

— Вот спасибо. Поэтому вы будете восседать, блаженно лицезрея уничтожение Берлина? Или Мюнхена?

Алек покачал головой:

— Нигде восседать я не собираюсь. Я помогаю в придании оружию Теслы публичности, чтобы он не прибег к его применению. Это принудит германцев к миру, после того как они поймут, на что оно способно. Ведь не конченые же они безумцы.

— Кайзер по натуре абсолютист, и в своем безумии он не знает пределов. У вас галстук сидит криво.

Алек со вздохом поправил галстук, глядя в отражение оконного стекла.

— У вас, граф, есть дурная привычка составлять список всего, что только может идти наперекосяк.

— Я всегда считал это хорошей привычкой.

Алек это проигнорировал, взыскательно оглядывая себя. Приятно было снова носить достойную одежду. Мистер Херст хотя и показал себя саботажником в истории с «Левиафаном», но он, по крайней мере, в бочку дегтя подбросил ложку меда в виде нескольких фасонистых вечерних костюмов, предусмотрительно положенных в багаж.

Пол под ногами легонько качнулся — воздушный корабль снова разворачивался на север. Подавшись к окну, Алек разглядел впереди огни Манхэттена. Скопление зданий вырастало из-за южной оконечности острова; некоторые из них в высоту достигали пары сотен метров, не уступая стальным башням Берлина.

Алек представил: вот сейчас темное небо над ними озаряется кипеньем пламени, светящиеся окна, сотрясаясь, лопаются, корежатся металлические остовы…

— Тесла, если захочет, использует свою машину вне зависимости от того, стою я с ним или нет.

— Вот именно, — кивнул Фольгер. — В таком случае зачем стоять с ним рядом? Не лучше ли благоразумно отойти? Или вы хотите, чтобы вас запомнили за массовое убийство, ваше ясновельможное высочество?

— Конечно, нет. Но шанс в пользу мира для меня важней, чем моя репутация.

Фольгер с шипением выдохнул:

— Быть может, оно и к лучшему.

— Это вы о чем?

— Доктор Барлоу также упомянула мне о Дилане — точнее, о Дэрин. Похоже, доктор знает теперь секрет этой девицы.

— Видимо, Дэрин сама ей сказала. Правда в любом случае всплывет максимум к завтрашнему дню, так что теперь уже все равно.

— А вот доктор Барлоу считает, что не все. Она говорит, что капитан и этот корабль будут позорно унижены, а Адмиралтейство придет в ярость. И что еще важней, ваш друг будет поднят на щит германской пропаганды. Гордая Британская империя посылает биться на своих фронтах пятнадцатилетних девчушек? Прямо скажем, конфуз.

— Дэрин едва ли можно назвать конфузом.

— Ничего, конфуз они из нее успешно сделают. А для вас было бы резонно не замешивать свое имя в этот скандал. Тот же Тесла скажет вам за это спасибо.

Алек, поджав губы, не ответил; вместо этого он созерцал приближение города. С трехсотметровой высоты было видно сверкающее роение ночных освещенных улиц, испещренных яркими пунктирами электрических фонарей. Пирсы кишели людскими толпами, стекшимися наблюдать приближение громадного воздушного корабля.

Неужели все и впрямь, прознав, что к чему, набросятся на Дэрин? Быть может, офицеры «Левиафана», ну и, само собой, Адмиралтейство. Но ведь есть еще и тьма-тьмущая женщин, которые поймут, ради чего она это сделала.

Хотя женщины не могут голосовать.

Загудел клаксон: длинный-короткий, сигнал высотной стыковки. Фольгер оценивающе приосанился в своем кавалерийском кителе, затем протянул Алеку один из многочисленных даров Херста — пальто с играющим на свету собольим воротником.

Алек не шелохнулся, недвижно глядя в глазки Бовриля.

— Вы беспокоитесь насчет Дэрин? — спросил Фольгер.

— Конечно. А также… — он оборвал себя на полуслове.

— Ей это будет не по нраву. Но если вы настаиваете на помощи Тесле, вам лучше держаться подальше и спасать свою репутацию.

Алек кивнул, не договорив того, что дошло до него только сейчас. Они с Фольгером направлялись в горнило дипломатических приемов, официоза и паблисити, в то время как «Левиафан» следовал на дозаправку на летном поле в Нью-Джерси, откуда он отбудет меньше чем через сутки. Увидятся ли они снова с Дэрин? Ведь они даже толком не попрощались…

Он прикрыл глаза, ощущая рокот двигателей и слабую тягу торможения, по мере того как корабль приближался к Манхэттену.

— Идемте, — бросил он, подхватив Бовриля и направляясь к двери.

— Ваше высочество, позвольте несколько слов?

Алек обернулся. На мисс Аделе Роджерс было вишнево-красное зимнее пальто; розоватая искусственная лиса на плечах ерошилась под ветерком открытого грузового отсека.

— Несколько, опять? — растерянно переспросил Алек.

Накануне они уже провели вместе два часа, в течение которых он припоминал сибирскую эпопею по спасению Теслы. Понятно, что за основу приходилось брать версию Дэрин, так как сам он все это дело проспал.

— Нет-нет, то наше интервью было восхитительным. — Мисс Роджерс подошла ближе и заговорила потише. — Просто я забыла спросить еще об одном. Как вы относитесь к опасности, в которой находитесь?

— Опасности? — не понял Алек.

Взгляд мисс Роджерс скользнул Алеку через плечо. Среди прочих, ждущих в грузовом отсеке, выделялись четверо корабельных охранников с винтовками и кортиками; у одного на поводке была водородная ищейка.

— Насколько вы видите, капитан озабочен, — сказала репортерша. — Ведь в Нью-Йорке могут находиться германские агенты.

— Вы бы видели, сколько их было в Стамбуле, — ответил Алек, — не говоря уже об Австрии. И ничего, цел покуда.

Мисс Роджерс черкнула в блокнотике:

— М-м, довольно храбро с вашей стороны.

— Довольно, — сказал с плеча Бовриль. — В своем безумстве он не знает пределов.

— Я вижу, у этого шустряка слова становятся длиннее? — спросила мисс Роджерс.

Алек пожал плечами, хотя так оно и было.

Заработали приводы грузовой двери, и по мере того как она начала открываться, внутрь ворвался буйный ветер с солоноватым запахом бухты. Алек поплотнее запахнул пальто; Бовриль на плече знобко дрожал.

Через расширяющийся зазор стало видно приближение воздушного таксомотора. Под пассажирской платформой у него светились четыре небольших баллона с нагретым воздухом, а с боков торчали три вертикальных пропеллера. Таксомотор был большой, на дюжину пассажиров. Алек и мисс Роджерс ехали к берегу в компании мистера Теслы, графа Фольгера, Эдди Малоне, доктора Баска, капитана Хоббса и четверых охранников. Доктор Барлоу, заявив, что не имеет желания фотографироваться вместе с Теслой, осталась ждать, когда «Левиафан» совершит посадку в Нью-Джерси, где она собиралась высадиться. В десятке метров таксомотор подвис в воздухе, и из него начал выдвигаться трап. Пропеллеры, словно обленившись, слегка замедлили вращение, отчего обрели сходство с тарелочками на палках у жонглера — такие же валкие.

— Ой, скорей бы ступить на твердую землю! — воскликнула мисс Роджерс.

— А я счастлив в воздухе, — ответил на это Алек. Увидев, что его слова оказались скрупулезно записаны, от дальнейших высказываний он решил воздержаться.

Трап с тупым ударом приткнулся к грузовому отсеку, и такелажники сноровисто взялись его принайтовливать. Затем, не обременяя себя прощанием, береговой десант поспешил по трапу в таксомотор. Минуту спустя борт «Левиафана» отвалил в сторону.

Все сгрудились на заднем конце платформы, пялясь на Вулворт Билдинг, самый высокий в мире небоскреб, и на панораму Манхэттена. Алек же все это время смотрел на отдаляющийся воздушный корабль.

— Счастлив в воздухе, — сказал над ухом Бовриль.

Алек почесал тварюшку под подбородком:

— Иногда тебя следует называть лори тривиальным.

Зверок на это хихикнул, а Алек почувствовал, как из-за скученности пассажиров на одном краю дно таксомотора начинает крениться. Экипаж вежливо попросил всех рассредоточиться по платформе, и пару секунд спустя возле Алека уже отирался Эдди Малоне:

— Вечер добрый, ваше величество. Как хорошо, тепло благодаря этим вот нагретым шарам, не правда ли?

Алек посмотрел вниз. Горелка баллона внизу пускала в темное небо рябящую струю жара. Бовриль тянул к ней лапки как солдат у бивуачного костра.

— И вправду тепло, мистер Малоне. Только «ваше величество» — обращение неправильное. Ко мне нужно обращаться «ваше ясновельможное высочество». И если вы собираетесь обо мне писать, то прошу помнить, что Фердинанд — это не фамилия.

— Вот как? — суетливо спохватился щелкопер, выхватывая блокнот, зашуршавший листками на холодном ветру. — А какая же она у вас?

— У высшей знати фамилий как таковых нет. Нас определяют титулы.

— Ладно, учтем, — сказал тот нараспев, строча в блокноте. — Быть может, вы хотите сказать что-нибудь о Дэрин Шарп?

Алек замешкался. Вот он, шанс объяснить, кто на самом деле Дэрин. Можно поведать и Малоне, и всему свету о ее отваге и профессиональной доблести, о том, отчего она решилась летать. Но с той стороны платформы с Алека не спускал глаз Фольгер.

Здесь в Нью-Йорке скандал с Дэрин мог лишь отвлечь от выполнения миссии с Теслой. А если начать откровенничать о Дэрин, то заголовки о ней лишь вырастут в длине и размерах.

— Без комментариев, — сказал Алек.

— Гм. Странновато как-то, учитывая, в каком тандеме вы работали в Стамбуле.

Алек с досадой отвернулся. Ужасно неприятно было вот так не сказать о Дэрин ни слова. Хотя никакая репутация не сравнится по важности с конечной целью, цена которой — заключение мира. Или это всего лишь удобный повод, способ не попасться на неловком откровении? Вначале ему было так стыдно за то, что он не знает, кто и что Дэрин есть на самом деле. Но оказалось, нет ничего зазорного, что в друзьях у него не Дилан, а Дэрин Шарп. Может, забыть все эти бдительные наставления Фольгера и высказать Малоне то, что он, Алек, действительно чувствует по отношению к ней?

Принц судорожно сглотнул. А что именно он, кстати, к ней чувствует?

«Левиафан» в вышине отплывал, различаясь теперь лишь смутным силуэтом на фоне усеянной звездами черноты. Суждено ли им теперь увидеться — и с кораблем, и со своим лучшим другом?

Алек заслышал рев мотора и опустил взгляд на бухту. Таксомотор быстро снижался, направляясь к аэропирсам на южном краю Манхэттена. Внизу темную гладь воды вспарывала какая-то моторная лодка, шныряющая среди белесых лучей прожекторов.

— И из того, что я слышал в каньоне у Панчо Вильи, — продолжал Малоне, — я сделал вывод, что вы уже знали, кто она такая. Как давно вы об этом догадались?

Алек нахмурился. Моторка внизу сделала резкий поворот и теперь в кипени бурунов летела в сторону их таксомотора. Внезапно там, на палубе, полыхнула вспышка и мелькнуло дымное облачко, на секунду скрывшее лодку.

— Думаю, это какая-то… — подал Алек голос, осекшийся при виде вырвавшегося из дыма летящего предмета с огненным охвостьем.

— Ракета, — пискнул Бовриль, забираясь Алеку под пальто.

ГЛАВА 33

Алек рывком обернулся, но, похоже, никто на него не смотрел — Малоне и тот уткнулся в блокнот.

— Там ракета, — произнес Алек, но, как видно, недостаточно громко. Тогда он выкрикнул: — Мы под обстрелом!

К нему, казалось, с какой-то черепашьей медлительностью стали оборачиваться головы, пока кто-то из экипажа не заметил наконец приближение ракеты. Платформу огласили крики, и взревел, оживая, один из подъемных двигателей. Воздушное такси резко развернулось, чуть не выдернув из-под ног палубу. Ракета была почти уже у цели, шипя как пущенный из паровоза пар. Алек кинулся на днище платформы, прикрывая собой Бовриля, в то время как ракета с ревом пронеслась мимо. Взрыв грохнул сверху, разбрасывая в воздухе побеги пламени, опавшие на таксомотор. На палубу грянул пылающий осколок размером с тыкву и заскакал по ней, шипя и исплевывая дым. Он сшиб одного из членов экипажа, вслед за чем скатился с платформы и ударил один из баллонов с нагретым воздухом. Тонкая оболочка, полная перегретого воздуха, мгновенно воспламенилась. Снизу в глаза полыхнул такой жар, что Алек невольно зажмурился. Закрыв себе лицо, он выглянул между пальцев одетой в перчатку руки. В тот момент, когда экипаж и пассажиры шарахнулись от огня, таксомотор под их весом накренился на один бок. Впрочем, секунду спустя оболочку бесследно пожрал огонь. При оставшихся трех баллонах таксомотор вновь пошел на крен, только теперь в противоположную сторону — на тот угол, где не было подъема. Пассажиры шатнулись туда, при этом один из них заскользил и упал, и в этот миг Алек ясно представил, чем все это закончится. Когда их общий вес будет накапливаться на поврежденной стороне посудины, крен будет нарастать, пока таксомотор в конце концов не перевернется. Это понял и Тесла.

— Хватайтесь за что-нибудь! — вскричал он, сам хватаясь за поручень платформы. — Оставайтесь на этом боку!

Возле Алека начал соскальзывать упавший Эдди Малоне; Алек как раз вовремя протянул ему руку. Вокруг скользили другие пассажиры; кое-кому удалось схватиться за поручни, другие распластались по палубе. Жалобно мяукал в пальто Бовриль; Малоне держал за руку цепко, не выпуская. Капитан Хоббс выкрикивал приказы экипажу таксомотора. Судно начало вращаться вокруг своей оси, как снижающийся по воздуху осенний лист. Мимо, чередуясь, проносились то башни зданий, то пустая темень. Упадет ли в итоге их посудина в ледяную воду или врежется в мраморно-стальные громады Манхэттена?

Падение длилось, казалось, целую вечность — три оставшихся баллона были по-прежнему полны и функционировали, а таксомотор был не тяжелее окружающего его воздуха. За одним из подъемных двигателей Алек заметил капитана Хоббса, который пытался управлять снижением борта. Вскоре они находились уже над землей. Мимо со всех сторон проносились громады озаренных воздушных зданий; хвостами метеоров мелькали перед глазами освещенные окна.

Тут таксомотор грянулся обо что-то твердое, да так, что деревянная палуба внизу раскололась, пыхнув градом обломков. Наискось тормозя, заскрежетало днище, а затем посудина громоподобно шарахнулась о кирпичную трубу, сокрушив ее и протаранив. Капитан приземлил такси на просторную крышу.

По палубе разнеслись обломки кирпича, но скольжение не прекратилось. Впереди Алек заметил антенну беспроволочной связи, которая неудержимо неслась прямо на него. Он инстинктивно прикрыл голову, но под массой таксомотора антенна прогнулась. Скрежет торможения длился еще несколько секунд, прервавшись еще одним хлестким ударом. Порушенная посудина, наконец, врезалась во что-то достаточно тяжелое, что ее остановило.

Алек поднял голову. Над палубой нависала невысокая деревянная башня. Нижние опоры ей расшибло ударом, и теперь она кренилась под опасным углом, но не падала.

— Горим! — раздался чей-то крик.

Вспыхнул еще один из баллонов. Топливо из его горелки свободно вытекало через расколотое днище, Давая огню доступ на крышу. Охранники с капитаном Хоббсом, как могли, сбивали пламя, но на них от пылающего топлива лишь занялась одежда.

— Это водокачка! — указал Малоне на расшибленную при столкновении башню.

Алек лихорадочно огляделся. Каких-либо инструментов в посудине не было, разве что один из подъемных пропеллеров, сломанный вдребезги. Он сорвал одну из лопастей — с метр длиной, увесистую, но не острую. Орудуя ею как топором, Алек взялся крушить боковину водокачки. Между тем огненный жар за спиной становился все несносней.

Подгнившие, сшитые проржавелыми гвоздями доски под ударами начали раскалываться, но вода из образовавшейся прорехи почему-то не шла.

Малоне, остановив Алека за руку, влез наверх и заглянул:

— Вот ч-черт, пустая!

Алек со стоном отчаяния повернулся обратно к огню. Тот уже достиг деревянной палубы таксомотора, и экипажникам «Левиафана» не оставалось ничего другого, как отступать от разгулявшегося пламени.

— Ваше высочество! — неожиданно окликнул капитан. — Сюда! Здесь есть пожарный выход!

Алек моргнул. Как, а здание? Останется гореть, что ли?

— Да живей уже, ваше величие! — рыкнул Малоне, хватая его за руку.

В этот момент Алек ощутил на лице крупную каплю влаги и, потянувшись, притронулся к ней пальцем. Капли участились, и на секунду пробила радостно-изумленная мысль: надо же, дождь! Как кстати и как неожиданно, среди ясного неба!

Но тут нос учуял знакомый запах…

— Отлив, — пискнул из-под пальто Бовриль.

— Точно.

Алек вдохнул смесь жизнедеятельности сотен взаимосвязанных меж собой особей, обитающих во чреве живого воздушного корабля. В сотне метров над собой он из-под ладони попытался разглядеть брюхо «Левиафана» с набухшими балластными трубами. Напор слива вокруг набирал силу, мешаясь своим шумом с протестующим шипением огня. Значит, кто-то на борту все это время следил, как таксомотор истаивает, становится точкой в сиянии городских огней. Кто-то увидел атаку и бдительно подал на мостик сигнал тревоги.

— Мистер Шарп, — хихикнул Бовриль.

Огненный жар схлынул, оставив мокрого принца под напором холодного осеннего ветра. Погибшее пальто с соболиной опушкой пришлось сбросить, и на плечо Алеку тут же вскочил Бовриль. Напор слива тоже иссяк, и «Левиафан» стал исчезать в вышине. Со сброшенным балластом он быстро набирал высоту, подальше от ракетных ударов.

— Двух птиц одним камнем, — пробормотал Алек, оглядывая крышу. Доктор Баск услужливо осматривал мистера Теслу и кого-то из экипажа таксомотора, но серьезных ранений никто не получил. Внизу с улиц уже доносились истошные пожарные сирены.

— Гляньте сюда, ваше величие! — позвал Эдди Малоне, одной рукой оберегая от остатков слива свой фотоаппарат. Он норовил отснять погибший таксомотор и Алека в роли позера.

Отнекиваться было бесполезно. Алек сурово поджал челюсть. Пыхнула вспышкой камера, в глазах замельтешили искры. Моргнув, Алек заметил, как близко к краю крыши стоит Малоне.

Алек сообразил: когда посудина кубарем летела вниз, он фактически уберег этого щелкопера от падения. Не протяни он руку и не сомкнись их пальцы, тот бы наверняка соскользнул с борта посудины. А секрет Дэрин так и остался бы неразглашенным. Но Алек спас Малоне, да еще и не сказал ни слова в защиту этой девушки. Ощущение такое, будто он не переставая ее предает.

И тут внезапно в голове созрела простая и беспроигрышная во всех отношениях мысль. Алек перебрался через скользкую порушенную палубу посудины и сблизился с Малоне на расстояние тихого разговора. В лицо еще раз пыхнул фотоаппарат.

— Послушайте, мистер Малоне, — обратился Алек, — сейчас при падении я спас вам жизнь. Так или нет?

Секунду подумав, репортер кивнул:

— Ну да, возможно. На том спасибо!

— Можно и без спасибо. А не годится это, скажем, в качестве платы за неразглашение того, что вы разузнали о Дэрин?

— Да что вы, ваше величие, — усмехнулся Малоне. — Такое маловероятно.

— Я, собственно, иного и не ждал, — улыбнулся Алек, кладя руку на плечо мерзавца. — Хорошо, что у меня есть запасной вариант.

ГЛАВА 34

Снова явился кошмар. И был он таким же, как всегда, — удушливый жар, вонь, треск веревок, подобный треску кнута. Затем падение, в ходе которого папа выталкивает ее из гондолы, а сам в объятиях пламени взмывает ввысь. О том, что видение неминуемо, Дэрин знала, когда еще только закрывала глаза: она видела, как пущенная нынче с темной воды ракета чиркнула о таксомотор, подпалив один из ненадежных баллонов. Жуткая картина не выходила из головы даже после того, как через полчаса прилетел курьерский орел с сообщением, что никто из пассажиров и экипажа серьезно не пострадал.

Вот так она и провалялась всю ночь с наплывающими дурманными видениями пожаров и гибельных разрушений. А когда наконец взошло солнце, Дэрин стряхнула с себя одеяло и решительно села: какой тут, к черту, сон. Сегодняшний день тоже сулил кошмар. «Никто не пострадал» означало в том числе и то, что по-прежнему живет и здравствует Эдди Малоне. Более того, он уже наверняка добрался до офиса своей газетенки с рассказом о девушке-авиаторше за пазухой. «Левиафан» пристыковался всего в сорока милях от центра Нью-Йорка, и как только тот пасквиль достигнет британского консульства, новость отправится с максимальной скоростью, какую только способен развить быстрейший курьерский орел. Хорошо хоть на корабле сейчас нет капитана, а старший офицер вряд ли решится бросить Дэрин в карцер без приказа. Впрочем, достаточно будет и укоризненных лиц товарищей по команде. Как бы ни вело себя колено, офицеров, что придут за ней, Дэрин решила встретить в приличной служебной форме. Она как раз успела в нее облачиться, когда раздался стук в дверь. Оцепенев от напряжения, она стояла и таращилась в окно.

Что, уже? Конец всему, на что были положены годы трудов?

— Войдите, — сказала Дэрин негромко.

Но это оказалась всего лишь ученая леди со своим лори и Таццой:

— Доброе утро, мистер Шарп.

Дэрин не ответила, отставив лишь руку для приветственного тычка носа Таццы.

Доктор Барлоу слегка нахмурилась:

— Вам нездоровится, мистер Шарп? Вид у вас слегка… бледный.

— Да так, просто… Как-то не спалось.

— Бедняжка. Наш приезд в Нью-Йорк не обошелся без сюрпризов, не так ли? Хотя, по крайней мере, в итоге нам повезло.

— Да, мэм, — ответила Дэрин со вздохом. — Понятно, если бы этому гниде Малоне повезло в меньшей степени, мне было бы чуть легче.

— А, вы вон о чем. — Вытянув из-за стола стул, доктор Барлоу присела. — Эти утренние новости действуют на вас слегка волнительно?

— Новости? — сглотнув, чуть дрогнувшим голосом переспросила Дэрин.

— Ну да, конечно. Весь корабль только ими и гудит.

Ученая леди с улыбкой извлекла из ридикюля аккуратно свернутую газету.

— Значит, у… уже? — заикаясь, спросила Дэрин. — И офицеры послали за мной вас?

— Молодой человек, — с укором глянула на нее доктор Барлоу и протянула газету. — Никто никого ни за кем не посылал.

Дэрин с бьющим сердцем развернула передовицу; пчелы в коленке, пробудившись, тоже сердито гудели. На передовой странице красовался снимок побитого дождиком, испачканного сажей Алека на фоне разбитого таксомотора; внизу аршинными буквами кричал заголовок:

«ТАЙНЫЙ НАСЛЕДНИК

АВСТРИЙСКОГО ТРОНА

ВЫЖИВАЕТ ПОД РАКЕТНЫМ ОБСТРЕЛОМ!»

Вообще неудивительно, что передовица была посвящена в основном покушению на Алека. Наискось пробегая глазами по странице, Дэрин схватывала пересуды насчет того, нет ли в покушении германского следа, не хотели ли вражеские агенты убить еще и Николу Теслу, а также насчет предстоящих выборов мэра. Но при этом ни слова на тему, имя которой Дэрин Шарп.

Она пролистнула еще несколько газетных страниц — вот «Левиафан» висит над Токио, вот команда корабля встречается с Панчо Вильей, а германский посол отвечает на угрозы великого изобретателя в адрес держав жестянщиков. Была здесь даже некая безумно-аллегорическая карикатура: Тесла своим электричеством укрощает дарвинистские и жестянщицкие державы.

Но ни слова о сумасбродке-авиаторше.

— Видимо, Малоне выжидает, — вслух подумала Дэрин.

— Я думаю, молодой человек, вы не улавливаете подоплеки. Все объясняет первый заголовок.

Дэрин вернулась на передовицу и снова в нее вгляделась.

— «Тайный наследник австрийского трона…» — снова прочла она, и смысл этих слов ей, наконец, раскрылся. — Но как Эдди Малоне разузнал насчет папского эдикта?

— Вы о письме папы? — усмехнулась доктор Барлоу. — А я-то думала, вы всё об этом знали.

— Ну да, мэм. Алек рассказывал мне о нем в Стамбуле.

— Вот ведь как. Так и напрашивается вопрос: есть ли на этом корабле хоть кто-нибудь, кому насчет себя нечего скрывать?

— Надеюсь, мэм. Знали б вы, как это муторно. — Дэрин повела головой из стороны в сторону. — Но зачем было рассказывать этой…

— Гниде казематной, — вежливо подсказал лори.

И в эту секунду Дэрин поняла. Алек заключил еще одну сделку. Как тогда в Стамбуле, когда Малоне мог выдать план восстания и согласился выменять свое молчание на рассказ о жизни Алека.

А на этот раз Алек выдал свой главный секрет ради нее. Ради Дэрин.

— Ох, — выдохнула она.

— Вот именно, «ох», — съязвила ученая леди. — Как-то вы медленно стали соображать, мистер Шарп. Вы уверены, что имеете с коленом не ушибли еще и голову?

— Почему вы зовете меня мистером Шармом? — отвлеклась от газеты Дэрин.

— Потому что вы вроде как мичман под этим именем. А учитывая характер публикации, — доктор Барлоу постучала пальцем по газете, — чему-то иному никто и не поверит. Так что прошу вас, собирайтесь. Через час у нас с вами отъезд.

— Отъезд куда, мэм?

— В город Нью-Йорк. Сегодня днем сербское консульство устраивает в честь мистера Теслы и принца Александра прием. Форма одежды, разумеется, парадная. Я вижу, вы уже приоделись.

— Да уж. Но зачем тащить туда меня?

— Очевидно то, мистер Шарп, что законный наследник Австро-Венгерского престола испытывает к вам дружеское — о чем-либо большем боюсь и говорить — чувство. — Доктор Барлоу щелкнула пальцами, подзывая Таццу. — Ну а поскольку ваш мелкий скелетик по-прежнему в шкафу, Зоологическое Общество Лондона имеет на вас большие виды. Так что давайте готовьтесь.

— Мистер Шарп, — подчеркнул лори.

* * *

Поездка через Гудзон была великолепна: к югу гордо возвышалась статуя Свободы, впереди возвышались громады небоскребов Манхэттена. Даже шлейф паромного дыма в небесной синеве смотрелся достаточно величаво. За прошедшие три месяца Дэрин привыкла к машинам жестянщиков, как, видимо, и Алек стал немного дарвинистом. Пронимающая вибрация моторов воспринималась телом как что-то почти естественное и даже как будто успокаивала поврежденную коленку.

На паромной пристани их с доктором Барлоу в сопровождении корабельной охраны ждал бронированный шагоход. Не такой большой, как настоящая боевая машина, для оживленных улиц Нью-Йорка он тем не менее был вполне маневрен и при этом наверняка пуленепробиваем. После ночного обстрела никто из команды «Левиафана» уже не выпускался наружу без прикрытия. У Дэрин под кителем находился в ножнах нож-стропорез, а медный набалдашник на изготовленной Клоппом трости был размером с небольшой персик.

И пусть Дэрин припадала на одну ногу, бойцовская хватка никуда не девалась. Шагоход проделывал путь через подвижную людскую толчею и под поездами на виадуках. Чем севернее, тем ниже становились дома и напоминали теперь больше таунхаусы Лондона, чем американские высотки. Воздух здесь был чище, чем в Стамбуле: благодаря деятельности Теслы и Томаса Эдисона — еще одного великого американского изобретателя — город работал больше на электричестве, нежели на пару.

Наконец шагоход добрался до консульства Сербии — большого помпезного особняка, возле которого по обе стороны пешеходной дорожки дежурил строй полицейских.

— Мать честная, — Дэрин отвернулась от окошечка шагохода, — похоже, они готовы к серьезной заварухе. Но ведь германцы не настолько тупы, чтобы затевать потасовку посреди Манхэттена?

— Германцы, я уверена, будут испытывать президента Вильсона на прочность, — заметила ученая леди. — Ведь страна разделена. Тот же «Нью-Йорк уорлд» Германию поругивает, а вот газеты мистера Херста назвали покушение выходкой террористов, а не делом рук жестянщиков.

— Хм, — призадумалась Дэрин. — Может, этот гнида-толстосум и впрямь германский агент?

— Британцев мистер Херст, прямо сказать, не жалует. — Шагоход, по инерции дернувшись, застыл, и доктор Барлоу встала, аккуратно оглаживая платье. — А германцы в свою очередь знают, что одной шальной ракетой Америку в войну не втянуть.

— Мэм, — мрачно спросила Дэрин, — вы как думаете, германцы охотились за Алеком? Или их больше волновал мистер Тесла?

— Минувшей ночью, — доктор Барлоу вздохнула, — я считаю, их мишенью был Тесла. Но после утреннего выпуска газет их приоритеты могут и смениться.

Впрочем, в стенах консульства о вооруженной полиции снаружи быстро забылось. Дорожный плащ и шляпку ученой леди учтиво подхватили своими белыми перчатками лакеи в бархатных ливреях, а от мраморных стен эхом отдавались звуки танцевальной музыки. На короткой лестнице за парадным входом доктор Барлоу любезно взяла Дэрин за руку, чуть облегчив, таким образом, нагрузку на больное колено.

Какими бы сварливыми ни были те пчелы, свою работу они делали быстро: Дэрин удавалось идти, не хромая, хотя за трость Клоппу все же большое и искреннее спасибо. Шум голосов и музыка нарастали по мере того, как степенный дворецкий вел их через консульство к большому и людному танцевальному залу.

Светский раут был в разгаре. Из господ примерно половина была в военных мундирах, а другая в одежде для утренних приемов — полосатые брюки и фраки. Облачение дам было преимущественно в мягких пастельных тонах; у некоторых наиболее дерзких край юбок поднимался до середины лодыжек (тетушки Дэрин были бы этим шокированы, но, вероятно, это был лишь очередной признак того, насколько быстро меняются в Америке женщины).

Разумеется, сейчас, когда секрету Дэрин вроде бы опять ничего не угрожало, это наблюдение ее не очень занимало. В Америке она все равно не задержится, а откочует вместе с доктором Барлоу работать в этом тайном Обществе. После утреннего визита ученой леди Дэрин охватило такое облегчение, что этот нехитрый факт укладывался в ее голове на протяжении всего дня: с вечерним отлетом «Левиафана» в Лондон с Алеком ей придется распрощаться.

А вот, кстати, и он, легок на помине: стоит с Боврилем на плече в противоположном конце зала, рядом с Теслой, а вокруг уже угодливо льнут прилипалы в штатском.

— Извините, мэм.

— Ах да, конечно, — сказала доктор Барлоу, поглядев в направлении взгляда Дэрин. — Только будьте… дипломатичны, мистер Шарп.

— Прошу прощенья, мэм, но, чтобы водить вас за нос все три этих месяца, дипломатичности мне хватало.

— Злорадство, молодой человек, черта отнюдь не рыцарская.

Дэрин на это лишь хмыкнула и стала пробираться через зал. Вскоре она уже находилась на расстоянии слышимости от Теслы, который самозабвенно распинался насчет коммерческого потенциала «Голиафа» — что, дескать, благодаря ему можно будет не только разрушать города, но и передавать на огромные расстояния (фактически по всему свету) кинокартины и электроэнергию, считай, задаром.

Потоптавшись какое-то время в кругу восхищенно застывших слушателей, она встретилась глазами с Боврилем. Тварюшка что-то сказала Алеку на ухо, и тот, встрепенувшись, начал отходить от Теслы, который едва ли обратил на это внимание. Минуту спустя они уже вместе стояли в уголке.

— Дэрин Шарп, — тихонечко сказал Бовриль.

— Да, зверок, — отозвалась Дэрин, а сама, поглаживая лори шерстку, смотрела на Алека. — Спасибо тебе.

Алек улыбался своей особой, задумчиво-мягкой улыбкой, как всегда в те моменты, когда чем-нибудь втихомолку гордился.

— Я ведь обещал оберегать твой секрет, разве не так?

— Ага, за счет вранья. Лишь бы правду, язви ее, скрыть.

— Я же не мог позволить тебе осрамиться. Ты ведь лучший солдат из всех, кого я знаю.

Дэрин неловко отвернулась. Ей столь многое хотелось сказать Алеку, но прозвучало бы это наверняка путано и как-то… не по-солдатски.

— Фольгер на тебя небось дуется, — сказала она вместо этого.

— Да нет, он до странности спокоен. — Алек поглядел Дэрин через плечо, но оборачиваться она не стала. — Как раз сейчас, когда мы разговариваем, он активно обольщает французского посла. Если я когда-нибудь займу трон, нам потребуется их признание.

— Да черт бы с ним, с троном. Я рада, что ты хоть жив, не убился.

Взгляд Алека снова обратился на нее:

— Как, в общем-то, и я.

— Ты извини, я так по-дурацки острю, — промямлила она. — Всю ночь заснуть не могла.

— Наверное, чем-то напоминало несчастье с твоим отцом, да? Хотя на мне ни царапины. — Он словно в доказательство обвел себя руками. — Может, проклятие сошло. Или это провиденье.

— Ага, точно: удачи полные штаны, — невесело усмехнулась Дэрин, избегая его взгляда. — Только теперь, когда я снова мичман Дилан Шарп, мне предстоит отлет с «Левиафаном». Наши сутки к вечеру истекают.

— Ой, я и забыл, что это нейтральный порт! — В глазах у принца мелькнул испуг; Алек как будто лишь сейчас понял, что, защитив секрет Дэрин, он тем самым отослал ее от себя. — Так что теперь тебя вряд ли выпихнут со службы, да?

— Да. — Она оглядела расфуфыренную публику, расхаживающую вокруг. На них с Алеком никто не смотрел, но все равно было в этом что-то не то: прощаться вот так, наспех, среди толпы.

— Но ведь ты все равно могла бы… — Он замялся, кашлянул. — Что, если б ты вот так взяла и осталась?

— В смысле, соскочила с корабля?

— Ну а что? Рано или поздно, Дэрин, они все равно выяснят, кто ты есть. А сейчас, пока твой секрет по-прежнему при тебе, ты могла бы присоединиться к нам без скандала.

— Дезертирство еще хуже, чем скандал, Алек. Ты сам подумай, как я могу отвернуться от своих товарищей?

— Знай они, кто ты, они бы сами от тебя отвернулись.

Какое-то время она пристально смотрела на него, затем пожала плечами. В принципе он прав, просто дело не в этом.

— Моя страна воюет. А я не дезертир.

— Ты можешь помочь своей стране тем, что остановишь войну. Останься со мной, Дэрин.

Она покачала головой, не в силах что-либо сказать. Остаться, конечно, хотелось, но не по каким-либо благородным причинам. Какой бы ужасной ни была эта война, ее, Дэрин, не направляла столь возвышенная цель, как установление мира. Судьбоносная рука провиденья, она для чертовых принцев, а не для простых солдат.

А то, чего хотелось Дэрин, было в равной степени недостижимо, останься она здесь или умчись за десять тысяч миль.

Алек ее мыслей, разумеется, прочесть не мог. Он лишь выпрямился и суховато сказал:

— Извини. Действительно, глупо с моей стороны. У каждого из нас свой долг. Мистер Тесла там сейчас как раз беседует с одними очень богатыми людьми. Их деньги нам понадобятся для усовершенствования «Голиафа».

— Тогда тебе надо поспешить обратно и впечатлить их своей латынью.

— Чем скорее закончится эта война, тем быстрей мы сможем… — Голос его осекся.

— Снова увидеться, ага.

Алек щелкнул каблуками.

— До свиданья, Дэрин Шарп.

— Пока, Александр Гогенбургский, — сказала она, чувствуя, как в горле застрял непрошеный комок.

Ну вот. Впереди годы разлуки, а единственная фраза, которую она напоследок произнесла, была нелепа:

— Тебе хватит ума раскиснуть и поцеловать мне руку?

— Я и мечтать о том не могу. — Алек поклонился и не спеша сделал шаг назад, как будто пытался отойти, но не мог. Затем его глаза посмотрели куда-то мимо, и он улыбнулся, казалось, с облегчением. — По крайней мере, здесь есть еще кто-то, желающий умыкнуть тебя на минутку.

Дэрин прикрыла глаза:

— Только не говори мне, что это тот гад Малоне.

— Вовсе нет, — сказал Алек. — Это посол Оттоманской республики и его юная красавица-ассистент.

— Кто-кто? И его что? — спросила, оборачиваясь, Дэрин.

Перед ней стояли Лилит и Кизлар-Ага.

ГЛАВА 35

Лилит была дочерью Завена — революционера, с которым Алек и Дэрин сдружились в Стамбуле. С другой стороны, Кизлар-Ага был не кем иным, как личным советником султана. Бедняга Завен погиб, сражаясь за дело революции и свержение правительства султана. Так что же эти двое врагов делают здесь в Нью-Йорке… вместе?

— Мистер Шарп! — лианой обвилась вокруг Дэрин Лилит.

Какой-то момент Дэрин опасалась, как бы девица не припала к ней с поцелуем, как при их прошлой встрече — точнее, перед расставанием. Но Лилит вовремя отстранилась, ограничившись лишь понимающей улыбкой.

— А, воздухоплаватель с признаками воздушной болезни, — радушно протянул для пожатия руку Кизлар-Ага. Он был одет в строгий вечерний костюм, ничем не напоминающий его помпезный османский мундир. При этом на плече у него по-прежнему сидела механическая звукозаписывающая сова, часовой механизм которой был сейчас включен. — Рад снова вас видеть.

— И я вас тоже, обоих, — сказала Дэрин и, покачав головой, добавила: — Хотя, признаться, несколько неожиданно.

— Я думаю, неожиданно для всех нас, — сказала Лилит, глядя вслед Алеку, который возвращался сейчас к компании Теслы. Дэрин с трудом сдержалась, чтобы не пойти за ним следом. Быть может, война в самом деле скоро закончится, и они увидятся снова. Но пока всякая мысль об Алеке будет лишь осложнять ей жизнь, саднить и мучить так, что невмоготу.

— А я думал, ты будешь по горло занята правлением Оттоманской республикой, — обратилась Дэрин к Лилит.

— Я и сама так думала, — ответила та и совсем не по-светски выругалась. — Да только в Комитете сказали, что я больше гожусь для повстанчества, чем для управления. А потому и сослали меня сюда, с глаз долой.

— Что едва ли можно считать наказанием, — с улыбкой заметил Кизлар-Ага. — Во всяком случае, я так не считаю, поскольку и сам нахожусь здесь.

— Алек, кажется, сказал, что вы посланник, сэр? — поинтересовалась Дэрин.

— Посол Оттоманской республики в Североамериканских Соединенных Штатах, — расправив плечи, старательно выговорил бывший султанский советник. — Ужас, сколь длинное название для столь скромных заслуг.

— Ну, не таких уж и скромных, — с поклоном возразила Дэрин. Помнится, в ночь Османского восстания Кизлар-Ага умыкнул султана на воздушной яхте — иными словами, похитил своего собственного монарха. Благодаря этому восстание завершилось за одну ночь. — Надеюсь, вы спасли несколько тысяч жизней.

— Я просто выполнил свой долг по защите султана. Он теперь вполне счастливо живет в Персии.

— Он-то? — спесиво фыркнула Лилит. — Вы хотели сказать, счастливо строит козни против республики. Его шпионы решительно везде!

— Не у него одного, — заметила Дэрин, — как выяснилось прошлой ночью.

— Это точно. — Кизлар-Ага потянулся выключить механическую сову; жужжание колесиков внутри ее прекратилось. Сам он заговорил вполголоса: — Как вы, возможно, помните, мистер Шарп, кайзер был близким другом моего бывшего властителя. У меня по-прежнему среди германцев есть множество связей.

Лилит подступила на шаг:

— Не так давно мы выведали у них кое-какие секреты — те, что правительство республики не может передать британцам. Во всяком случае, официально.

— А неофициально? — спросила Дэрин.

— Если только никто не знает, откуда они исходят. — Кизлар-Ага осмотрительно огляделся. — Быть может, вам двоим не мешало бы прогуляться, вспомнить старое. Пережить, так сказать, заново бурные события революции!

— Шикарная мысль, — согласилась Лилит, приобнимая Дэрин за плечо.

— Мне нежелательно отлучаться, не поставив в известность доктора Барлоу.

— Зачем лишняя суета, — тихо сказала Лилит. — Мы уже и так через час вернемся. И обещаю: то, что я тебе расскажу, стоит некоторой непунктуальности по отношению к начальству.

* * *

Сбежать незамеченными оказалось совсем не трудно. Доктор Барлоу вела оживленную беседу с группой ученых шишек в котелках, а Лилит, похоже, знала в консульстве все входы и выходы. Она провела Дэрин через кухню, подсобки и вывела через заднюю дверь наружу, где на них удивленно воззрилась пара полицейских, но, очевидно, у них не было приказа задерживать кого-либо на выходе.

При быстрой ходьбе по асфальтированным улицам Манхэттена Дэрин опять ощутила боль в своем утихшем было колене. Оно не болело весь день, но теперь из-за осенней прохлады и спешки Лилит снова начало зудеть. Когда Дэрин стала сильнее опираться на трость, Лилит удивленно спросила:

— Так это у тебя не для маскировки?

— Какая там маскировка. Брякнулся на крыльях скольжения. Надо бы нам идти помедленней.

— Пожалуйста. — Лилит чуть замедлила ход. — Но драться-то ты по-прежнему можешь?

— А, я вижу, ты особо не переменилась, — хмыкнула Дэрин.

— Так ведь и мир не изменился. — Лилит сунула руку в дерзкий разрез своего платья и вынула подвязанный к ноге крохотный маузер. — Эх, жаль, что на тебе эта авиаторская форма. В глаза бросается.

Дэрин огляделась. На улицах бурлил людской поток, звенели паровые трамваи, постукивали ручные тележки. По дороге то и дело доносились обрывки иноязычной речи; несколько магазинных вывесок были на немецком языке.

— Я авиатор, — пожала она плечами. — И это моя униформа.

— Уж лучше бы на тебе была турецкая одежда, — сказала Лилит. — Нам, пожалуй, надо убраться с улицы куда-нибудь, где потемнее. Как тебе сеанс в синематографе?

— А что, ничего, — сказала Дэрин. После вдохновенных рассказов Алека эта тема вызывала у нее живое любопытство. — А что, он где-нибудь здесь, поблизости?

— В Нью-Йорке-то? — улыбнулась Лилит. — Думаю, найдется.

На ближайшем повороте они свернули направо, и через квартал Дэрин очутилась перед громадной афишей в обрамлении крохотных электрических огоньков, перемежающихся таким образом, что казалось, свет сам бежит по этой рамке. Гигантские буквы по центру гласили:

«СИНЕМАТОГРАФ ЭМБАССАДОР — СВЕЖАЯ ХРОНИКА КАЖДЫЙ ДЕНЬ».

Возле билетной кассы Дэрин сунула руки в карманы: понятное дело, хоть бы монетка была.

— Лилит, извини, конечно, но у меня нет американских денег.

— Что ж, — сказала девушка, доставая из потайного кармашка сложенную банкноту, — ты рисковала ради революции жизнью. Думаю, Оттоманская республика может разориться для тебя на билет в кино.

* * *

Синематограф во многом напоминал обычный театр: те же ряды кресел, покато идущие вниз к авансцене. Только вместо сцены здесь был натянут серебристо-белый прямоугольник. Время было фактически дневное, а потому зрителей в зале сидело всего ничего. Как раз когда Дэрин с Лилит рассаживались в задних рядах, газовые лампы начали гаснуть.

— А чего мы, собственно, шифруемся? — спросила Дэрин, когда они уселись. — Ты что, боишься рассердить германских шпиков?

— Османы долгое время пользовались щедростью кайзера. И нам по-прежнему нужны его инженеры, которые бы обеспечивали работу машин и механизмов.

— А, ну да. — Помнится, в Стамбуле каждая пядь была перевита паровыми трубами и всякими механическими прибамбасами.

— Германцам сейчас ужас как нужны какие ни есть союзники, — подавшись ближе, сказала Лилит. — Австро-Венгрия разваливается. Пару недель назад они отразили наступление русских, но бойцовые медведи лишь рассеялись по лесам. А ведь им, сволочам, что-то жрать надо.

Дэрин поежилась при воспоминании об этих голодных тварях в Сибири. В населенных же местностях они могут оказаться куда опасней. Все равно что жить в каком-нибудь заколдованном лесу, населенном чудовищами.

— Поэтому мы делаем вид, что якобы подумываем присоединиться к жестянщикам, — пояснила Лилит. — Пока эта уловка довольно выгодна.

Откуда-то сзади послышалось внезапное стрекотание, и Дэрин, обернувшись, увидела в конце зала большую машину с горящим глазом. На машине что-то вращалось, а из глаза на экран шел пыльный сноп света.

Изображение на экране, как и говорил Алек, поначалу было неразборчивым и размытым, но уже вскоре глаза Дэрин привыкли к темноте, и перед ней предстал задымленный зрительный зал с рингом, на котором под немое буйство толпы карикатурно метелили друг друга двое призрачно-бледных боксеров.

Лилит сидела, откинувшись на спинку кресла, влажно блестя в темноте распахнутыми глазами.

— Хотя германцев тревожит не только слабость Австрии. Они опасаются, как бы не заработал этот самый «Голиаф».

— Еще бы не опасаться. Ты бы видела, что он понаделал в Сибири: ни одного целого дерева в округе. А сама округа в сотню миль.

— Я видела. — Лилит указала на экран. — Мистер Тесла делал в Сибири съемки. Первые, выпуски появились уже две недели назад. Может статься, один мы сегодня посмотрим. Ты насчет этого в курсе?

— Я, да еще бы не в курсе! — возмутилась Дэрин. — Он ведь чуть не свалил к чертовой бабушке наш корабль! Забрался на борт со всеми своими камерами-шмамерами, со всеми своими научными причиндалами.

Однако теперь во всем этом просматривался смысл. Как без устали твердил Алек, назначение такого оружия, как «Голиаф», — поселить в мире страх, чтобы о его применении не было и речи.

За боксерскими маневрами Лилит наблюдала, подергивая плечами, словно сама мысленно наносила удары. Тем не менее говорила она без умолку:

— На той неделе наш посол сказал своим германским друзьям: «Как мы можем теперь принять вашу сторону? Ведь мы не хотим, чтобы Стамбул превратился в груду пылающих развалин». А те ему — дескать, не беспокойтесь. Насчет господина Теслы у нас есть планы.

— Ну, да, — видимо, та ракетная атака.

— Это было лишь так, предостережение. — Лилит обвела взглядом зрителей. В нескольких рядах сидела пара школьниц, а больше никто их слышать не мог. — И если Тесла учтет это, они намереваются уничтожить «Голиаф» раз и навсегда. Если надо, то и путем вторжения.

— Вторжения, сюда? Так ведь американцы пойдут на них войной!

— Лучше враг за океаном, чем их города в руинах. — Лилит понизила голос до шепота: — На пути сюда находится некий «вассервандерер». Это все, что нам известно.

— Вассер… ван…дер… Водный шагоход, что ли?

— Посол думает, это что-то вроде подводной лодки, но с функциями амфибии.

Дэрин нахмурилась. Слово «амфибия» применительно к машине она слышала впервые, хотя в этом была своя логика. «Голиаф», по словам мистера Теслы, находился на острове неподалеку от Нью-Йорка, то есть на коротком от моря отрезке суши. Быть может, изобретатель и позаботился оградить себя от диверсантов, но от бронированного шагохода, который нежданно-негаданно выскочит из воды…

— Он нападет без предупреждения, однажды ночью, — сказала Лилит, — а затем ускользнет обратно в океан, оставив после себя лишь тайну и запустение. Американцы, скорее всего, так ни о чем и не догадаются.

— Вы предупредили об этом Теслу?

Лилит покачала головой:

— Он лишь начнет попусту болтать об этом перед прессой. Содержать же при себе частную армию ему не по силам. И американцам говорить об этом бесполезно: не слать же им для защиты собственности одного человека боевой корабль! Особенно если человек этот проходимец, возомнивший себя эдаким демиургом: дескать, захочу — весь мир пожгу!

Дэрин кивнула. Некоторые газеты уже задавались вопросом, допустимо ли позволять Тесле владеть такой мощью. Ведь, в конце концов, если «Голиаф» действительно обладает таким потенциалом, этот выскочка-сумасброд может в одночасье стать властелином мира.

— То есть вы хотите нашей помощи?

— Называя вещи своими именами, вы сами себе поможете. — Лилит отвернулась от экрана. Поединок боксеров на середине прервался, а пока перезаряжался проектор, две школьницы наперебой щебетали о мальчиках. — «Левиафан» достаточно силен, чтобы остановить шагоход, и одновременно достаточно небросок, чтобы караулить в засаде, пока Тесла заканчивает свои испытания. И позволь тебе напомнить: его успех всецело в британских интересах.

— Собственно говоря, да.

— Ты можешь доставить это сообщение, не открывая, кто тебе его передал?

Дэрин кивнула. Надо только поставить в известность ученую леди. Теперь, когда Тесла сошел с корабля, ей ничего не помешает снова взять бразды правления в свои руки.

— Я знала, что смогу на тебя положиться, — улыбнулась Лилит. — А ты, я так поняла, по-прежнему о нем воздыхаешь?

Дэрин открыла было рот, но тут сзади снова застрекотал проектор, заполняя кинозал своим помаргивающим светом. Не находя слов, она кашлянула, в горле внезапно пересохло.

— Мне кажется, он слегка подрос, — поделилась наблюдением Лилит. — Так бывает, когда в жизни появляется цель.

— Ну, да, — обрела, наконец, голос Дэрин. — Он внушил себе, что ему предначертано положить конец войне. Такой у него частично план.

— План? Видно, он забыл важнейший постулат войны.

— Это который?

— Что там ничего не бывает по плану. А твой секрет он все же распознал, да?

Дэрин поперхнулась: вот ведь бесова кукла, проницательней любого лори!

— Да. Но от этого между нами все только запуталось.

— Не надо никакой путаницы. Ты теперь прямо можешь ему сказать, чего ты хочешь.

— Сказать-то могу, — задумчиво заметила Дэрин. — Только для этого я должна знать, чего хочу.

Какая-то ее часть более всего хотела остаться здесь, в Америке с Алеком, но это означало конец карьере. Можно было принять предложение ученой леди о работе на Лондонское Зоологическое Общество или даже остаться на воздушной службе, но при этом над ней неизменно будет висеть опасность разоблачения, что чревато потерей всего. Чертова неразбериха.

Под взглядом Лилит она перевела внимание на следующий фрагмент хроники…

А вот, кстати, знакомая картина: «Левиафан» парит над холмистым пространством пустыни. Бесцветный образ на экране смотрелся тускловато, но живо и энергично отзывался в памяти. Вот точка обзора начала смещаться, и до Дэрин дошло, что съемка осуществляется с камер, установленных на воздушных мантах генерала Вильи.

Затем вид на «Левиафан» открылся сверху — оттуда, где камера глядела с крутого утеса, а воздушный корабль снижался в каньон Панчо Вильи. Букашками суетились по палубам люди и зверье, блестели на солнце стальные когти мелькающих вокруг корабля боевых ястребов.

Внезапно в поле зрения возник крылатый силуэт: воздухоплаватель, крупным планом в камере. Дэрин моргнула, с трудом веря своим глазам: на экране было ее собственное лицо.

Лицо сменила надпись: «Храбрый авиатор пробует свои крылья».

— Пробует? — произнесла она вслух. Это как будто она забавляется, а не предотвращает непоправимую беду! С исчезновением надписи две девчонки, шушукнувшись, захихикали, указывая пальцами на экран.

— Они, похоже, считают, что ты симпатичный парнишка, — сказала Лилит, — сорвиголова. А что, так оно и есть. Ты когда, кстати, отбываешь?

— К вечеру сутки у нас истекают.

— А жаль. Ну а Алек, я так понимаю, остается?

— Да. Он теперь работает у Теслы.

— Бедняга Дилан. — В эти секунды моргающий экран показывал Алека лицом к лицу с массивными боевыми быками Панчо Вильи. — Дилан — это же не настоящее твое имя?

Дэрин тряхнула головой, но ничего не ответила. Лилит, похоже, угадывала насчет нее решительно все, а что не угадывала, то интуитивно домысливала.

— Ты так и думаешь оставаться мужиком?

— Похоже, не получится. Слишком много людей уже знает. — Дэрин поглядела на школьниц; девочки были без сопровождения, но их это, похоже, ничуть не смущало. — Да и кто знает, надо ли мне это. Женщины здесь свободно летают на шарах, могут водить шагоходы. Доктор Барлоу говорит, с окончанием войны женщины в Британии смогут голосовать.

— Ха, — Лилит с печальным сарказмом покачала головой. — Когда мы только еще готовили восстание, Комитет обещал то же самое. Но теперь, когда революционеры у власти, торопиться с этим, похоже, никто не собирается. А когда я поставила им на вид, меня отослали за тридевять земель.

— Да, но я рада, что ты здесь, — тихо сказала Дэрин.

Прежде она никогда не заговаривала об Алеке вслух, никогда и ни с кем (кстати, вот вам одна из проблем тайной двойной жизни). Все эти неуставные мысли насчет вожделения предназначались исключительно для ее ушей, если не считать того краткого мгновенья на хребте корабля.

— Я его как-то раз поцеловала, — шепнула она.

— Вот молодчина. А он что?

— Э-э… — Дэрин вздохнула. — Он проснулся.

— Проснулся? Ты к нему что, в каюту прокралась?

— Да нет. Он упал и ушибся своей дурной башкой. Это была, как бы сказать, медицинская необходимость!

Лилит прыснула, пытаясь сдержать смех, а Дэрин, отвернувшись, мрачно уставилась на экран. Может, ей и вправду лучше сознаться всему свету, кто она такая. Тогда, глядишь, и секреты исчезнут сами собой.

Но причина, отчего сделать этого нельзя, была перед ней — вот, прямо перед глазами, на помаргивающем свету. Авиация есть авиация, и каждая минута на «Левиафане» стоит жизни, прожитой под этой вот лживой личиной.

— Ты любишь его?

Дэрин, сглотнув, кивнула на экран:

— У меня рядом с ним как раз такое вот ощущение. Как от полета.

— Ну, так тебе надо ему об этом сказать.

— Я же говорю, я его поцеловала!

— Это не совсем то. Я вон тогда тоже тебя поцеловала. Но это ж не любовь была, мистер Шарп.

— Да? А… а что тогда?

— Любопытство, — улыбнулась Лилит. — К тому же, как я и сказала, ты симпатичный парнишка.

— Но я уверена на все сто: Алеку симпатичный парнишка без надобности!

— Ты не можешь быть уверена, пока не спросишь.

— Тебя-то, я понимаю, растили бомбометательницей, — Дэрин изобразила это жестом, — но меня-то — нет.

— А тебя что, растили носить штаны и служить солдатом?

— Может быть. Но не будем путать одно с другим, черт возьми! — Одна из школьниц рассерженно зыркнула в их сторону, и Дэрин понизила голос: — Надо, не надо — дело не в этом. Просто он наследник австрийского трона, а я простолюдинка.

— Тот трон к концу войны может уже и упраздниться.

— Спасибо, обрадовала.

— Ну, так война же. — Лилит вынула карманные часы и в неверном прыгающем свете экрана глянула время. — Все, нам пора обратно.

Дэрин кивнула, но когда пробиралась следом за Лилит к выходу из кинозала, напоследок оглянулась на экран. «Левиафан» с починенными двигателями величаво всплывал над пустыней.

В эту минуту она пообещала себе, что в следующий раз, когда окажется наедине с Алеком, непременно внесет в их отношения ясность. В конце концов, она же поклялась, что не будет держать от него секретов.

Хотя момент этот, понятно, может не представиться вплоть до самого конца войны — то есть еще годы и годы, за которые мир еще неизвестно как изменится.

ГЛАВА 36

Следующие две недели для Алека пронеслись в водовороте светских приемов, пресс-конференций и научных демонстраций. Требовали своего денежные сборы, жадные до развлечений репортеры и дипломаты, что спешили заручиться знакомством с юным принцем, имеющим смутные виды на австро-венгерский престол. Все это так не походило на ритм жизни на «Левиафане» с его размеренной чередой вахт и сигналов к работам и приему пищи. Алеку не хватало вибрирующего рокота двигателей, нежного покачивания палубы под ногами. Не хватало ему и Дэрин — пожалуй, еще больше, чем в те ужасные дни, после того как между ними вышла размолвка в связи с ее секретом. По крайней мере, тогда они ходили по одним коридорам, а вот теперь, с убытием «Левиафана», всякая связь с его лучшим другом и союзником прервалась.

Вместо Дэрин у него теперь был Никола Тесла, на редкость неподходящий для долгого совместного пребывания человек. Одержимость тайнами Вселенной не мешала ему часами привередливо выбирать для обеда сорта вин. Сетуя на ежедневные потери в горниле войны людских жизней, он тем не менее со смаком расходовал долгие часы, самозабвенно красуясь перед репортерами и посвящая каждую минуту славы кино- и фотообъективам. Он как будто жил в душных объятиях неких странных страстей — не менее странных, чем, скажем, его любовь к голубям. Эти сизые воркующие создания — наглые, прожорливые, роняющие всюду свою пачкотню — обитали в гостиничных апартаментах Теслы, причем не где-нибудь, а в роскошной «Уолдорф-Астории». После месяцев своей добровольной сибирской ссылки встрече с ними Тесла был неимоверно рад (кстати сказать, все это время персонал отеля добросовестно, хотя и небесплатно, за ними присматривал). Тем не менее Тесла каким-то образом безошибочно знал, как превратить свою разнузданную эксцентричность в обаяние, стоило в его присутствии появиться инвесторам. Он устраивал электрические светопреставления в Манхэттенской лаборатории, председательствовал на роскошных обедах и ужинах в «Уолдорф-Астории» и достаточно быстро собрал средства на усовершенствование своего оружия. Но прошли, казалось, века, прежде чем Тесла с Алеком все-таки добрались до Лонг-Айленда.

В бронированном шагоходе охранной службы, оплаченном кинокомпанией «Херст-Пате», изобретатель, наконец, доставил Алека с его людьми в огромную башню, гвоздем торчащую над небольшим приморским городком Шорэмом.

* * *

«Голиаф» вздымался подобно небоскребу, эдаким гигантским кузеном султановой башни Теслы в Стамбуле. Центрального исполина окружали четыре башни поменьше, а на нем самом короной горела в солнечных лучах облицованная медью полусфера. По ней, словно муравьи, лазили работники, делая последние приготовления к предстоящему нынче вечером испытанию. Внизу у башен среди дымящих труб располагалась кирпичная электростанция. На огороженную территорию пинкертоновский шагоход попал через высокий забор колючей проволоки. Для защиты от туристов и случайных нарушителей этого заслона вполне хватало, но не видно было, что могло бы остановить, скажем, штурмовой шагоход. Спустя два дня после отлета «Левиафана» прибыл курьерский орел с письмом от Дэрин. В письме она передавала сообщение от Лилит, а также обещала, что «Левиафан» будет барражировать вдоль побережья, по возможности высматривая подводные лодки или какие-нибудь там «водоходы», как говорилось в послании. Лично Алека Дэрин просила о германской угрозе никому не распространяться. Однако, глядя на двух беспечных сторожей, что, прислонив к караулке свои допотопные ружья, закрывали сейчас ворота, Алек подумал, что при данном раскладе неразглашение не такая уж здравая мысль. Если он со своими людьми оказывается здесь, на пути у беды, то немного поделиться информацией, скорее всего, не мешает. Алек толкнул сидящего рядом Клоппа, который в данную минуту клевал носом:

— Мастер Клопп, приехали!

Клопп сонно уставился на Голиафа:

— Похоже на вундеркинда, который повернут на механических игрушках.

— Вундеркинда, надо сказать, с очень богатыми почитателями, — желчно заметил Фольгер.

Граф возился с прихваченной обильной кладью, вес которой он пытался распределить между Хоффманом и Бауэром.

Алек глянул на Теслу, который ехал рядом с пилотом, и, понизив голос, спросил:

— Мастер Клопп, вам никогда не доводилось слышать о штуковине под названием «водоход» — что-то вроде подводной лодки, способной вылезать на сушу?

— Водоход, — повторил Бовриль.

Старик тут же проснулся окончательно и нахмурил брови:

— Видел действующую модель, в четверть размера. Только она, юный господин, устроена как раз наоборот.

— В каком смысле?

— Водоход — это не подлодка с ногами, а вполне сухопутная машина, только водонепроницаемая. Может пробираться по дну реки или озера, вроде металлического краба.

Теперь нахмурился уже Алек:

— Но ведь такая машина не может пересечь целый океан?

Клопп поглядел на Хоффмана, который дал за него ответ:

— Нет, конечно, господин. Ее бы раздавило всмятку уже через сотню метров.

— Всмятку! — подчеркнул Бовриль.

— Получается, угроза пустая, — со вздохом облегчения сказал Алек, обращаясь сам к себе.

— Конечно, пустая, — согласился Хоффман, а затем добавил: — Правда, ее можно переправить и на корабле. Переправить, а затем скинуть на континентальном шельфе.

Клопп рассудительно кивнул:

— Ну, да. Скажем, метрах в пятидесяти. А уж до берега она доковыляет.

— Посмотрим, — буркнул Алек.

В целом маловероятно, чтобы германцы сумели провести сколь-либо крупный корабль через британскую морскую блокаду, но ведь этот самый водоход можно протащить и на какой-нибудь подводной лодке.

— Что именно вы собрались смотреть? — насторожился граф Фольгер. — Откуда вы об этой машине узнали?

— Из газет. — Алек поймал себя на том, что с некоторых пор врать ему удается все легче и искусней. А вообще, качество это, несмотря на всю предосудительность, несомненно, полезное. — Там муссировались возможные угрозы кайзера в адрес Теслы.

— И что той грошовой газетенке было известно о секретном оружии Германии? — резонно усомнился Фольгер.

— Да пока только слухи, — пожал плечами Алек.

Фольгер в тот момент, когда машина остановилась, сидел подозрительно сощурясь. Открылась дверца, и Алек выпрыгнул наружу, чтобы помочь спуститься Клоппу. Из авто, что ехало вслед за шагоходом, высыпали репортеры, направляя свои объективы на «Голиафа». Воздух здесь был с заметным привкусом соли. Открытое море находилось с той стороны на расстоянии с два десятка километров, но пролив Лонг-Айленд находился совсем рядом, в пешей досягаемости. Алек успел свериться по морским картам: пролив мелкий, водоходу переправиться ничего не стоит.

Алек посмотрел в небо. А впрочем, понятно: «Левиафан» сейчас слишком далеко, тайно зависает над узким перешейком между океаном и проливом. Хотя, возможно, с вершины центральной башни «Голиафа» из морского бинокля можно будет заметить… Под скептическим взглядом Фольгера Алек опустил глаза и заспешил вперед. Тесла уже размашисто шагал к башне, готовый осуществить доводку оружия окончательно. Если «Голиаф» с учетом усовершенствований сработает, как ожидалось, сегодняшние испытания изменят цвет восхода над Берлином — недвусмысленное предупреждение о том, что может произойти. Уж тогда германцам, в случае чего, несдобровать.

* * *

Аппаратная «Голиафа» смотрелась чем-то вроде жестянщицкой версии мостика «Левиафана». Она выдавалась вперед от крыши электростанции, а ее просторные окна давали обзор всех башен и темнеющего неба. По центру комнаты была встроена большая консоль с обилием рычагов и приборных шкал; вокруг громоздилось скопление покрытых светящимися трубками и стеклянными сферами черных ящиков на колесиках. Тесла отдавал своим людям распоряжения по множеству телефонных трубок, обеспечивающих связь с остальными зданиями комплекса. Через считаные минуты дым из труб электростанции повалил с удвоенной силой. Аппаратную наполнило электрическое жужжание, и у Бовриля шерсть встала дыбом.

— Поистине завораживающее зрелище, не так ли, ваше высочество?

Обернувшись, Алек не без удивления увидел возле себя Аделу Роджерс. Последние две недели репортерша Херста была на него в обиде за то, что сведения о папском письме он выдал не ей, а Малоне. Однако теперь ее пленяла важность момента, и глаза мисс Роджерс искрились в такт зажигающимся повсюду сферам и трубкам.

— Во всяком случае, это облегчение, — сказал ей Алек. — Быть может, мы в кои-то веки приближаемся к окончанию этой бойни.

— Никаких «может»! — категорично возразил у своих рычагов и ручек Тесла. — Этим вечером, ваше высочество, ваша вера в меня воздастся сторицей!

Мисс Роджерс бросилась писать в блокнотике:

— Мистер Тесла, что мы, по-вашему, сможем понять о вашем эксперименте отсюда, из этой комнаты?

— «Голиаф» представляет собой наземную резонансную пушку, в качестве конденсатора использующую саму планету. Вы увидите не что иное, как путь чистой энергии, которая исходит непосредственно из-под земли и устремляется в тропосферу!

— А это не опасно для воздушного судна? — насторожился Алек.

— При данном испытании нет. — Руки Теслы лежали на рычагах управления. — Но если я выпалю из «Голиафа» как следует, мы предупредим их отойти подальше. Километров, я думаю, на десять в любом направлении.

— Будем надеяться, сэр, что этого не произойдет, — сказала мисс Роджерс.

— Действительно, — буркнул Алек, про себя решив написать об этом в следующем письме Дэрин.

Бовриль у него на плече нервно заерзал, пытаясь пригладить свой мех. Алек, поглаживая зверка, ощутил потрескиванье статики. В воздухе пахло электричеством — примерно как тогда на хребтине летуна, над пучиной Тихого океана, когда они с Дэрин наблюдали приближение шторма. Когда она его, Алека, потом поцеловала.

— Кайзер, насколько известно, персона крайне сварливая и неуступчивая, — напомнила мисс Роджерс. — Сколько времени вы даете ему на обдумывание, прежде чем он пойдет на попятную?

— Это зависит от нынешнего эксперимента. — Тесла с улыбкой оглядел свою машину. — Если «Голиаф» сработает как надо, думаю, единственной демонстрации будет достаточно, чтобы его убедить.

Даже пробный эксперимент требовал изрядного количества энергии, и на пополнение конденсаторов оружия должны были уйти часы. Поэтому пока трубы дымили, а стрелки приборов понемногу поднимались вверх, в изящном обеденном зале, как раз под аппаратной, мистер Тесла подал своим гостям ужин.

Изобретатель сидел во главе стола, как всегда заказывая несколько блюд и сортов вин кряду, несмотря на поздний час. Алек был уже сыт этими лабораторными демонстрациями в Манхэттене, продолжавшимися глубоко за полночь.

— Видно, это опять займет всю ночь? — обреченно спросил он у сидящего рядом Фольгера.

Бауэр через стол, откашлявшись, сказал:

— Сэр, вообще-то в Берлине восход в семь. То есть по-здешнему в полночь.

— Разумеется, — спохватился Алек. — К месту сказано, Ганс.

— А вы думали, он закончит войну щелчком пальцев? — спросил Фольгер.

Алек не ответил, принимая подачу первого блюда, консоме с черепаховым супом. Хоффман с Бауэром на поданный им изящный фарфор поглядывали с некоторой робостью. Манхэттенские пиры Теслы обходили их стороной, а здесь, в глуши Лонг-Айленда, ввиду нехватки репортеров и инвесторов, их нежданно повысили до звания гостей. Присутствовали также старшие инженеры Теслы, в своих форменных куртках столь же безупречные, как в белых фраках.

Фабрикатные звери за столом изобретателя были, как всегда, запрещены. Алек поймал себя на том, что скучает по весу Бовриля у себя на плече и по его бессвязному говорку, в особенности с имитацией шотландской напевности речи Дэрин.

— Что с вашим настроением, ваше высочество? — с язвительной проницательностью поинтересовался Фольгер. — Может, полезна прогулка по взморью после трапезы?

— Да нет, что-то холодновато.

— Видимо. Да еще столько неприятных вещей в воде.

Алек вздохнул. Зря он столько наговорил в присутствии этого титулованного репейника о водоходе. Будет теперь цепляться, пока не выяснит.

— Я вот думаю насчет визитеров, — сказал негромко Алек. — Германцев.

— А они разве приглашены? Я что-то не в курсе.

— Да сами хотят навязаться.

Фольгер глянул на другой конец стола, где Тесла развлекал горстку репортеров разглагольствованием о том, как должны располагаться столовые приборы. Он всякий раз настаивал, чтобы ложки, ножи и вилки клали в ряд по три. В «Уолдорф-Астории» к выходкам эксцентричного постояльца уже привыкли; здесь же, в Шорэме, слугам еще лишь предстояло приноровиться к нравам эксцентричного хозяина.

— Так кто вам все же рассказал об этих водоходах? — нетерпеливым шепотом спросил граф.

— Дэрин. А от кого она сама услышала, неизвестно. При любом из раскладов нам не остается ничего иного, как ждать.

— Неужели я вас так ничему и не научил? — укорил Фольгер. — Способы действовать есть всегда.

— Неподалеку дежурит «Левиафан», готовый в случае чего нас защитить. И вообще, наши приготовления скорей всего слишком преувеличены, не сказать, излишни. Сам факт, что мы здесь, в Америке, а не у себя в Альпах, тому доказательство.

— Факт того, что вы живы, — исчерпывающее доказательство совершенно противоположного, — сказал Фольгер.

Затем он, наклонившись через стол, стал вполголоса переговариваться с Бауэром, Хоффманом и Клоппом. А Алек позволил себе расслабиться и насладиться едой, в некотором облегчении от того, что выложил свой секрет Фольгеру. Этот хват в душе, безусловно, интриган, чопорный сухарь, не заслуживающий в полной мере доверия, но одной своей клятве он незыблемо верен — той, что дал его отцу. Все возмутительные поступки графа — от муштры Алека в детстве до шантажа Дэрин — были направлены исключительно на защиту и сохранение его как принца, с тем чтобы он когда-нибудь взошел на трон. Так что, когда вильдграф повернулся обратно к Алеку, оставив остальных за разговором, его ответ принца, в общем-то, не удивил.

— Мы будем готовы, ваше высочество, — заверил Фольгер.

— Я знал, что у вас в рукаве припрятан еще не один джокер.

— У меня нет иного выбора, — невозмутимо сказал граф. — Куда бы и как мы ни бежали от войны, она нас неизменно настигает.

ГЛАВА 37

Дэрин стояла навытяжку у стены своей каюты, делая глубокие вдохи. Наконец она, сгибая колени, начала медленно соскальзывать по стене, пока не присела на пятки. Мышцы дрожали, колено жгло. Хотя теперь задача предстояла куда более сложная: выпрямиться. Медленным мучительным усилием Дэрин совладала и с этим, не закричав и не опрокинувшись. Теперь она стояла и яростно, шумно дышала, прикрыв глаза от боли.

— Занимаетесь, мистер Шарп?

Открыв глаза, она увидела в дверном проеме силуэт доктора Барлоу. Рядом с ней, чуть наклонив голову, стоял Тацца, а на плече ученой леди, как обычно, прямо сидел лори, свысока оглядывая небольшую мичманскую каюту. Откровенно говоря, на встречу с этой троицей у Дэрин настроя не было.

— Вообще-то, мэм, в дверь положено стучаться, даже если она не заперта.

— Следую вашему замечанию. — Доктор Барлоу дважды аккуратно стукнула по деревянному косяку. — Хотя вы, мистер Шарп, не настолько раб условностей, чтобы следовать тому, что положено. Во всяком случае, мне так кажется.

Лори хихикнул, но слов повторять не стал. И вообще, за эти две недели он несколько приутих, стал едва ли не задумчив. Вероятно, скучал по Боврилю.

— Приятно видеть, мистер Шарп, что вы приводите в форму свое колено.

— Ну, а как иначе. Надо же снова взбираться по тросам, — сказала Дэрин. — Иначе я с ума сойду, если так и буду торчать здесь в гондоле.

— Понятно, — вздохнула доктор Барлоу. — А вы что, так и намерены скакать по хребтам каждого воздушного судна, на котором нам доведется путешествовать?

— Ну, а как, мэм. Я же, — Дэрин крякнула, снова сгибая ноги в коленях, — обожаю вязать все эти узлы.

— Влюбленность, — тихо сказал лори.

Дэрин застыла на середине движения.

— Ага, мистер Шарп. — Доктор Барлоу улыбнулась исподлобья. — Значит, вы влюблены?

— Мэм??

— В полеты. Я имею в виду, вы влюблены в свое летное ремесло.

Дэрин соскользнула до конца, а затем выпрямилась без паузы, так что боль скрыла ее истинные эмоции. Чертовы ученые вездесуйки со своими премудрыми лори.

То, что думает доктор Барлоу, на самом деле не так уж и важно. Суть в том, что нет Алека — его поглотил далекий мир власти, влияния и миротворчества, поглотил, быть может, навсегда. Как может тот, чье имя не сходит со страниц прессы, думать или хотя бы вспоминать о какой-то там Дэрин Шарп?

— Не волнуйтесь, молодой человек. В мои обязанности по Зоологическому Обществу входят планы частых путешествий. Вы еще повидаете множество воздушных кораблей.

— Уверен в этом, мэм. — Дэрин мрачно напомнила себе, как она должна быть признательна ученой леди за предложение этой работы.

Без пяти минут провал с Малоне наглядно показал одну вещь: ее разоблачение унизило бы капитана и товарищей по команде. Это непозволительный риск, а в эфемерном Обществе ученой леди держать свои секреты в тайне было бы куда легче, чем на Воздушной службе. Судя по всему, в этом самом Обществе иметь не одну, а две и более идентичности вполне нормально. Доктор Барлоу, помнится, в шутку даже предположила, что Дэрин временами придется маскироваться под девушку.

Но это означало и еще одно: Дэрин теряет не только Алека, но и свой дом. Она соскользнула по стене еще раз, игнорируя растущую боль в колене. Жутко, до отчаяния хотелось взобраться по тросам еще раз, прежде чем корабль отправится обратно в Лондон. К черту доктора Барлоу с ее деликатными наставлениями. Ничто на свете не сравнится с «Левиафаном» в небесах.

— Безутешно, — кротко констатировал лори, а доктор Барлоу на него шикнула.

— Вам следует присоединиться к нам на мостике, мистер Шарп, — сказала она. — Зрелище сегодня к ночи обещает быть интересным.

— Наверное, да. Они, кажется, сегодня испытывают «Голиаф»? — Последнее письмо Алека было исполнено радостного волнения. — Но ведь вы, мэм, кажется, говорили, что ничего у них с этим не получится?

Ученая леди пожала плечами:

— Я лишь говорила, что «Голиаф» не способен вызывать огонь с неба. А в способностях мистера Теслы устраивать представления я, наоборот, никогда не сомневалась.

* * *

На полпути к мостику загудел клаксон.

— Это что, сигнал «к бою»? — спросила доктор Барлоу. — Как интересно.

— Да, мэм, в самом деле. — Дэрин, ускоряя шаг, болезненно поморщилась, а заодно пожалела, что разрабатывала колено так нещадно. — Хотя, может, просто учебная тревога. А то, сидя две недели без дела, можно и заржаветь, да и на боевом духе сказывается.

— Возможно, вы правы, мистер Шарп. — Они посторонились, уступая дорогу бригаде такелажников. — Но не могло ли германцам прийти в голову, что сейчас самое время ударить?

— В каком смысле, мэм?

Они снова шли, и ученая леди сказала:

— Мистер Тесла возвестил миру, что в небе ожидаются возмущения и пертурбации. И любой несчастный случай можно будет списать как неполадку в его машине, особенно если из очевидцев никто не уцелеет.

— Не уцелеет, — акцентировал лори, и Дэрин удвоила темп. Клаксон замолчал как раз в тот момент, когда они с доктором Барлоу достигли мостика. Офицеры с поднятыми биноклями сгрудились у окон правого борта. По потолку суетились вестовые ящерицы.

Нет, не учебная тревога.

Доктор Баск, отвернувшись от окон, кивнул Дэрин:

— Должен признать, мистер Шарп, я уже начинал сомневаться в вашем предостережении. А между тем все действительно экстраординарно.

Дэрин подошла и встала рядом с ним, глядя туда, куда пристально смотрели остальные офицеры. Внизу под «Левиафаном» по воде пузырились три светлые дорожки. Дэрин сосредоточилась, пытаясь представить под поверхностью три гигантские машины, в холоде и тьме переставляющие свои ножищи по океанскому дну.

— Я, сэр, и сам немного удивлен.

— Два сопровождающих, — докладывал капитану старший офицер, — не более чем сторожевые корветы. А вот средний, должно быть, размером с фрегат.

Дэрин перегнулась через поручень — как можно сказать столь многое по обыкновенным пузырям? Гладь внизу была абсолютно непроглядной, а пузыристые следы на воде в свете взошедшего полного месяца смотрелись бриллиантами, рассыпанными по черному атласу — такими ажурно нежными, что как-то даже не вязались с грубой работой огромных жестянщицких моторов.

Воздух свербили гудки «по местам», крики, клекот и рев моторов; Дэрин впилась в поручень. Она нервно переминалась с ноги на ногу и притопывала, всем своим существом стремясь быть не здесь, на мостике, а там, наверху.

— Наша вера в вас, мистер Шарп, в очередной раз вознаграждена, — сказала стоявшая сзади ученая леди. — Только прошу вас, не дергайтесь так.

— Как чертова обезьяна, — дополнил лори.

— Извините, мэм.

Дэрин, как могла, взяла себя в руки. Если ее сейчас сошлют обратно в каюту, она начнет там биться головой.

— Здесь везде не глубже тридцати метров, — поднял голову от развернутых карт штурман. — Самое мелководье на близлежащие мили, сэр.

Капитан кивнул:

— Тогда приступаем к атаке. Ход снизить до одной четверти. Пусть нас подносит ветер.

Рокот двигателей притих, и воздушный корабль стало плавно относить на правый борт. Дорожки пузырей в это время приближались к узкому каналу среди островов на входе в пролив Лонг-Айленд.

— Эти пузыри по мере подъема, видимо, относит, — сказал капитан. — Какова там скорость течения?

— Около пяти узлов, сэр, — опустив бинокль, доложил штурман.

— А за какое время пузыри поднимаются на тридцать метров?

Никто не ответил; все глаза устремились на ученую леди.

— Смотря какой у них размер, — пояснила она. — Пузырьки от шампанского, насколько нам известно, в течение нескольких секунд проходят дюйм.

Через секунду-другую озадаченного молчания подала голос Дэрин:

— Какое там шампанское! Это выхлопы от здоровенных дизельных моторов, каждый пузырь размером с мяч для крикета, не меньше!

— А, ну да. — Доктор Барлоу посмотрела на черную толщу воды. — В таком случае примерно три метра в секунду.

— Благодарю вас, доктор, — чуть склонил голову капитан. — Бомбы по цели. Три… два…

Палуба чуть заметно содрогнулась: с брюха корабля сорвалась авиабомба. У Дэрин неприятно зазудело колено; схватившись за поручни, она подалась лицом к накренившимся окнам, стараясь разглядеть пятачок непосредственно под кораблем.

Секунду внизу не было видно ничего, кроме темного спокойного океана, но вот в месте падения бомбы к небу взметнулся водяной столп. Детонация последовала чуть позже серебристым цветком, изящно распустившимся под лунным светом. Наконец поверхности достигли выпущенные взрывом газы, подняв над местом взрыва пенистый белый купол. По воде, среди ударившей ряби, величаво раскатились медленные валы, плавно гаснущими кольцами расходясь по отмели.

— Обратный поворот, — скомандовал капитан.

«Левиафан» медленно развернулся на месте, пока мостик снова не оказался обращен своими окнами к каналу. Поверхность воды успокоилась, и Дэрин вгляделась в поиске следов выхлопов. Одному из водоходов явно приходилось туго: поток пузырей взбухал, фонтанируя и клокоча бурными всплесками. И тут в белом кипении поднялся еще один купол воды.

— Вторичный взрыв, — объявил старший офицер. — Один из сторожевиков сокрушен ударной волной.

— Рыба в бочке, — сказал капитан.

Дэрин представилось, как там, в темной глубине, тщетно борются с океаном люди, в покореженную машину которых врывается неистово бурлящая водная стихия. Потерял ход и второй эскорт, пуская наружу судорожные неровные выплески. Наконец, булькнув напоследок, он заглох окончательно, и вот на месте пузырей была уже опять безмятежная водная гладь.

— Эти оба маленькие, сэр, — подытожил старший офицер.

Дэрин невольно содрогнулась. Как темно и жутко там сейчас — с потухшими огнями, молчащими двигателями и прибывающей ледяной водой.

Прежде она никогда не наблюдала боя с безопасного расстояния мостика. Там, наверху, среди бурлящих страстей и накала опасности, ужас сражения как-то скрадывается. А тут… как-то не по-людски смотреть на гибель людей, не испытывая при этом чувства опасности. А впрочем, остальному рассредоточенному по боевым постам экипажу на эту сентиментальность наплевать.

— Фрегат сделан из чего-то покрепче, капитан. — Старший офицер обернулся к окнам. — Делаем еще один заход?

Капитан Хоббс покачал головой:

— Режим ожидания. Но всем оставаться на местах.

Дэрин, подавшись к доктору Барлоу, тихо спросила:

— Но почему мы с ними не покончим, мэм?

— Потому что они под водой, мистер Шарп. Какая нам польза от германского боевого корабля, который нам к тому же не виден?

— Как понять «польза», мэм?

— Это нападение жестянщиков на суверенную территорию Соединенных Штатов. И мы едва ли можем допустить, чтобы оно прошло незамеченным.

Дэрин оглядела пролив Лонг-Айленд и изумилась. След выхлопа уцелевшего водохода по-прежнему двигался, держа курс вдоль береговой линии к машине Теслы.

— Но не можем же мы просто… — Дэрин осеклась, когда почувствовала на себе молчаливые взгляды офицеров. — Так ведь там Алек, — опустив глаза, тихо сказала она.

— И правда. — Доктор Барлоу, вежливо кашлянув, обратилась к капитану: — Мистер Хоббс, быть может, нам стоит послать его величеству предупреждение?

Капитан, секунду подумав, кивнул:

— Мистер Шарп, соблаговолите.

Дэрин отхватила клок от листа миллиметровки и спешно начала скрести на нем сообщение.

— Но ведь орлу туда час лета! — заметила она, не переставая писать.

— Спокойнее, мистер Шарп, — сказала ученая леди. — Этот водяной шагоход едва ли преодолевает за час и пятнадцать миль. Половина скорости орла, даже ночной порой.

— Но Алек-то думает, мэм, что мы его защитим! Он и не знает, что мы просто зеваем и ждем, когда эта махина влезет к нему на порог!

— Сожалею, — вздохнула ученая шишка, — но приказы нам исходят от самого лорда Черчилля.

Дэрин застыла, зажав ручку в кулаке. Так вот каков был план уже изначально: уничтожить последний шагоход-амфибию только после того, когда он выйдет на сушу. Адмиралтейство, безусловно, хотело, чтобы германская машина ступила на американскую землю непременно на глазах у всего мира целая-невредимая, а не осела разбитой рухлядью на прибрежной глубине. Цель здесь одна — втянуть Североамериканские Соединенные Штаты в войну.

Но «Голиаф» отстоит всего на полмили от берега, и у «Левиафана» едва ли останется время даже на один заход с бомбометанием. А если он при этом промахнется, то германский водоход беспрепятственно разрушит и оружие Теслы, и всех, кто находится в непосредственной близости.

Где-то там, среди разбросанных огней Лонг-Айленда, сейчас находится Алек. А она, Дэрин Шарп, не может его защитить.

ГЛАВА 38

Ужин выдался донельзя нудным. Черепаховый суп сменился седлом барашка в соусе bearnaise, а на смену подали грудку рябчика. Далее, когда покончено было с сырами, на десерт последовала «черная корова» — мороженое, громоздящееся пригорком среди чего-то под названием рутбир — шипучего отвара из кореньев и трав, вызвавшего почему-то по-детски озорной восторг у мистера Теслы и мастера Клоппа.

— Думается мне, завтра не избежать занятия фехтованием, — пробурчал граф Фольгер, расстегивая на долгополом кителе пару нижних пуговиц.

— Прекрасная мысль, — одобрил Алек, квело глядя на свой нетронутый десерт, где мороженое превратилось в бесформенную талую массу. Глупо было сразу накинуться на еду, а между тем рефлексы от всех этих званых вечеров и трапез притупляются. Не мешало бы ощутить в руке вес сабли. А вот Адела Роджерс держалась со своим неизменным шармом, распространяясь о том, как Херст умудрился выиграть на спор свою новую киносделку со знаменитым Панчо Вильей. То, что она единственная женщина за столом, нисколько ее не смущало. Кажется, она этим даже бравировала. Лесть Херста и подношения Вилье она подавала как некое романтическое приключение, придавая своей женской точке зрения неоспоримую весомость — прямо истина в конечной инстанции. Алек попытался представить, как подобную стратегию могла бы использовать Дэрин, окажись она когда-нибудь снова втиснута в юбки и рюши. Перешла бы ее слегка развязная молодцеватость в этот тонкий женский шарм, который источала мисс Роджерс? Кто знает, может, и да. Хотя Дэрин, если надо, могла и врезать, причем нешуточно — проверено на себе.

— Ваше ясновельможное высочество? — За плечом стоял слуга, учтиво протягивая на серебряном подносике конверт. — Только что прибыло с курьерским орлом, сэр.

Конверт был яблочно-зеленый, как и вся корреспонденция с «Левиафана», а имя Алека набросано рукой Дэрин. Но ведь она только вчера присылала письмо… Мисс Роджерс приумолкла, а Тесла откровенно ел его глазами, так что Алек извинился кивком и вскрыл конверт. Клок бумаги-миллиметровки был испещрен торопливыми каракулями, еще хуже, чем ее обычный почерк:

«Водоход идет к вам. У вас от силы час. Адмиралтейство козлы, так что мы не будем вмешиваться, пока он не выйдет на берег. Но мы там будем. Остерегись. Дилан».

— Гм, — кашлянул Алек, чувствуя, как заколотилось сердце.

— Что, новости от наших друзей с «Левиафана»? — полюбопытствовал Тесла. — Они, должно быть, уже в Лондоне.

— Нет, сэр. — Видя за столом мисс Роджерс, Алек секунду-другую колебался — а впрочем, не она, так другой какой репортер так или иначе все пронюхает, причем уже скоро. — Они расположились всего в пятидесяти километрах отсюда, у устья пролива Лонг-Айленд.

— Вот как? — удивился Тесла. — Но зачем?

— Все это время они смотрели за нами. Прошел слух о внезапном нападении германцев.

— Внезапном нападении? — переспросил Тесла, а затем чуть насмешливо улыбнулся. — Ваше высочество, — со снисходительным благодушием сказал он, — передайте доктору Барлоу, что она приглашается наблюдать мои эксперименты в любое время, и даже безо всякого повода.

— Боюсь, что речь сейчас не об этом, сэр. — Алек протянул ему письмо. — Их опасения подтвердились. Через час здесь будет германский подводный шагоход.

За столом все разом затихли, гости обернулись к мистеру Тесле. Какое-то время изобретатель оторопело смотрел на Алека, а затем уронил взгляд на стол и стал растерянно перебирать вилки. — Да нет же… Подводный шагоход? Какое абсурдное, ходульное понятие.

— Тем не менее, сэр, они существуют. Наш мастер Клопп видел в свое время действующую модель.

Тесла поглядел на Клоппа, который за английской речью успевал лишь наполовину, после чего его темные глаза снова обратились на Алека:

— Как велика эта машина?

— Во всяком случае, настолько, что уничтожить «Голиаф» ее хватит. Иначе зачем германцам за это браться?

Тесла сердито оттолкнул десерт:

— Прошу прощенья, джентльмены и мисс Роджерс, но если это не какая-нибудь вздорная шутка, я должен немедленно подготовить оборону объекта.

Он порывисто встал, захватив трость. Дружно подскочили и сидевшие за столом инженеры.

— Оборону? — спросила мисс Роджерс.

— Я отнюдь не наивный человек, юная леди. И отдаю себе отчет, что германцы так или иначе могли что-нибудь против меня предпринять. Зачем, по-вашему, — он махнул рукой в сторону территории, — мистеру Херсту надо было обеспечивать нас тем пинкертоном?

— Но, сэр, — заметил Алек, — эта ваша машина способна защитить разве что от рабочих в пикетах. А против настоящего военного шагохода ей не устоять.

Среди репортеров поднялся нервный гвалт; кое-кто из пишущей братии устремился к дверям на смотровую площадку. Другие набросились на официантов с требованиями отвести их к ближайшему телефону.

Алек встал, размахивая письмом Дэрин:

— Слушайте все! Я уверен, что «Левиафан» уже в пути. Справиться с одним шагоходом ему более чем по силам!

Адела Роджерс на это лишь рассмеялась:

— Ну да, а мы здесь будем сидеть и попивать бренди!

— Вам это никто и не предлагает, — сказал граф Фольгер. — Нам ничто не мешает удалиться отсюда на разумное расстояние, а остальное доделает «Левиафан».

— Это вовсе не обязательно! — сердито крикнул Тесла, который сейчас направлялся к лестнице в аппаратную. — Я всех остановлю сам!

— Господин… — начал было Фольгер, но изобретатель в его сторону даже не глянул.

— Бесполезно, — вздохнул Алек. — Этот человек трех медведей остановил, бойцовых, одной лишь тростью для ходьбы.

— Это тоже как-то не внушает мне доверия, — заупрямилась мисс Роджерс.

— Да и мне тоже, — согласился Алек. — Я с ним поговорю. — Он направился к лестнице. — Хотя б для того, чтобы он не выкинул какого-нибудь безрассудства.

— Ваше высочество, — желчно окликнул принца Фольгер. — Нам все еще не поздно удалиться от этого места на определенную дистанцию, пусть даже для этого нам придется идти пешком.

Алек покачал головой:

— Не нужно, Фольгер. «Левиафан» нас защитит.

* * *

Аппаратная гудела звуками раздаваемых приказов и искрящей электрики. Метались по залу инженеры, выстраивая в новую конфигурацию ящики на колесиках. Посреди всего этого стоял Тесла, в каждой руке сжимая по телефонной трубке и еще несколько под мышками.

Одну из них сейчас он прижимал к плечу подбородком.

— Разместить лодки! — кричал Тесла. — Мы уничтожим их, едва они покажутся из воды!

Уронив трубку на рычажок, он воззрился на Алека:

— Как давно вам об этом стало известно?

— Да это были всего лишь слухи, — как мог спокойно ответил Алек. — Мистер Шарп что-то такое слышал две недели назад.

— Как раз когда мы прибыли в Нью-Йорк. — Тесла повернулся к окнам, где в отдалении виднелся океан в лунном плавном колыхании волн. — Надо же: всякий раз, стоит мне оказаться на пороге подлинного открытия, как кто-то непременно пытается мои замыслы сорвать!

— Не стоит волноваться, сэр. Мистер Шарп заверил меня, что «Левиафан» займется этим шагоходом.

— Ну не сейчас, так потом. — Гнев в голосе Теслы поутих, осталась одна лишь печальная усталость. — Все равно они не будут давать мне покоя, так или иначе.

— Вы излишне драматизируете, сэр. Эти самые водоходы — вооружение экспериментальное. Трудно представить, чтобы у германцев его было достаточно много.

— Вы не знаете, на что способны мелкие людишки, Алек. Эдисон, Маркони, теперь вот кайзер. — Тесла взялся раскладывать по рычажкам телефонные трубки, пока в руке у него не осталась последняя. Ее он поднес к лицу: — Котельная? Прошу вас, на полную.

— Мистер Тесла, на сегодня испытание нам следует отложить. Прошу вас!

— Откладываю, откладываю.

— Но ведь вы, — Алек нахмурился, — только что сказали котельной…

— А вы не поняли? Эти людишки, эти жалкие ничтожные личности, хотят разрушить труд моей жизни; лишить мира всего, что когда-нибудь предъявит ему «Голиаф»! Дармовая электроэнергия по всему миру; вся бездна людского знания, свободно курсирующая по воздушным волнам! Я не могу допустить, чтобы все это кануло из-за какой-то там идиотской войны!

Мстительно блестя темными глазами, изобретатель повернулся к окну, и Алек почувствовал, как по спине змейкой сползла холодная струйка пота в тот момент, когда Тесла с неожиданной силой грохнул на рычажок трубку.

— Боюсь, это больше не испытание, — проронил изобретатель.

ГЛАВА 39

Шагоход находился еще в полумиле от берега, но его верхняя часть уже выравнивалась с поверхностью. По верхним палубам бурливыми черными потоками стекала вода с пучками водорослей. А из-под слоя океанских отложений влажно проблескивал металл. С ревом моторов над волнами показались клешни антикракенов. Дэрин подняла бинокль, оглядывая палубу водохода на предмет орудий.

— Похоже, его вообще не повредило, — поделился замечанием доктор Баск. — Видимо, он создан для колоссальных давлений.

Старший офицер на это фыркнул:

— Прямое попадание должно сделать его менее водонепроницаемым.

— Лучше перешибить ему ноги, — рассудил капитан Хоббс, опуская бинокль. — Я так понимаю, надо оставить американцам что-нибудь устрашающее для их завтрашних газет?

Его слова на мостике встретили смехом, а у Дэрин пересохло во рту. На расстоянии уже виднелась башня Теслы со светом в каждом из окошек. Получается, этот чертов дебил-гений так и не эвакуировался.

— Алек, видимо, все еще там?

— Наш юный принц едва ли оставит кого-либо из союзников, — вздохнула доктор Барлоу, не сводя глаз с «Голиафа». — Я и не надеялась, что мистер Тесла потупит голову перед чужим натиском.

— Все будет в порядке, мэм, — сказала Дэрин, стараясь, чтобы голос не дрожал. — По крайней мере, на том шагоходе нет тяжелого оружия.

На поверхность вышел уже весь верх боевой машины, где виднелась лишь единственная трехдюймовка, обычное палубное вооружение подводной лодки. Из люков стали появляться первые члены экипажа, скручивая с орудийного ствола водонепроницаемую пломбу.

— Собственно, как мы и ожидали, — сказала ученая леди. — Германцы рассчитывают разрушить башню лапами морских чудовищ. Довольно топорно.

— Да, но в Стамбуле как раз этот прием нам удался, — сказала Дэрин.

Палубное орудие увидел и капитан:

— Штурман, увеличьте немного высоту. В бомбовом отсеке приготовиться.

«Левиафан» зависал уже почти над противником; вибрация громадных моторов жестянщиков чувствовалась сквозь подошвы. Дымовые трубы, наконец, выплюнули свои водяные пробки, и махина взревела в полную мощь. Но тут в гребнях волн, на полпути между берегом и шагоходом, появилось что-то блестящее. Пришлось снова поднять бинокль. Что-то вроде флотилии малюсеньких лодчонок, каждая длиной не больше метра. Наверху у них упруго раскачивались антенны, реагируя на поднятую шагоходом водную рябь. Двигались они прямиком на германское чудо техники.

— Вы видите это, мэм?

Доктор Барлоу посмотрела в бинокль, затем кивнула:

— Ну, да. Управляемые на расстоянии лодки мистера Теслы. Он вот уже несколько лет пытается продать их Королевскому флоту. Как он, должно быть, рад наконец-то найти им применение.

Вместе с тем, когда первая лодочка скрылась под шагоходом, по воде что-то полыхнуло, и вверх по металлу взметнулся язык пламени. Несколько человек на верхней палубе поежились, но на темпе приближения машины к берегу это никак не сказалось.

— Честно признаться, несколько разочаровывает, — высказала мнение ученая леди. — По-видимому, пара динамитных шашек и немного керосина.

— Он что, собирался сражаться с деревянными баркасами? — хмуро спросила Дэрин.

— В химии он никогда не был силен, — пожала плечами доктор Барлоу.

— Ничего, — подал голос капитан. — Мы ему покажем, как это делается. Двигатель правого борта на полхода. Бомбовый отсек, сброс по готовности!

Дэрин подступила ближе к окну и подалась вперед, чтобы по возможности видеть под кораблем.

Как раз в тот момент, когда левая передняя нога водохода ступила на берег, по палубе прокатилась дрожь. У Дэрин снова зудело в коленке; она затаила дыхание и так держала его до самого падения бомбы.

Бомба упала почти на кромке воды и суши, между двумя правыми ногами шагохода. Ввысь взметнулся темный вихрь песка с высвеченной луной серебристой водной взвесью. Лодчонки Теслы разметало; они дружно вспыхнули, и пламя от них разлилось по поверхности залива. Машину жестянщиков взрывом бросило в сторону, чуть не опрокинув. В итоге она кособоко встала, подогнув под себя свои изуродованные правые ноги.

В эту секунду ударная волна достигла «Левиафана», и корабль тяжело содрогнулся, а окна на мостике задребезжали как чайный сервиз. Дэрин не сводила глаз с шагохода. Он все еще силился двигаться, но две действующих ноги позволяли ему при каждом шаге проволакивать корпус не более чем на несколько метров.

— Мои комплименты бомбовому отсеку, — передал капитан Хоббс. — Они оставили эту штуковину почти в целости.

— Как быть с его палубным орудием, сэр? — спросил старший офицер.

— Смотреть за ним в оба. Если кто-нибудь из экипажа высунет хотя бы нос, мы познакомим их с нашими стрелковыми мышами.

Снова зазвучали команды, и тьму пронзил луч прожектора. Неожиданно ярко озарился побитый, в подпалинах корпус шагохода. На расстоянии видимости Дэрин уловила какую-то искристость. Центральная башня «Голиафа» все еще находилась во тьме, но четыре строения вокруг нее начинали мутновато светиться.

— Доктор Барлоу? — неуверенно обратилась Дэрин. — Мне кажется, та штуковина Теслы активизируется.

— Тю-тю-тю… Он что, все же думает довести свой эксперимент до конца? — Ученая леди задумчиво потарабанила пальцами. — Капитан, мне кажется, нам следует потесниться и дать мистеру Тесле больше места. Даже пробная стрельба на этой высоте может оказаться малоприятной.

— А и в самом деле, доктор. Задний ход в половину оборотов!

Секунду «Левиафан» пребывал словно в нерешительности, после чего мягко скользящей тягой стал отходить назад. В поле зрения вплыла черная гладь пролива, а также живописная картина поверженного шагохода и искрящихся башен.

— Сэр! — крикнул внезапно штурман. — Там еще один след выхлопа!

У окон столпились офицеры, шагнула вперед и Дэрин. Вблизи от берега воду вспороло что-то металлическое. Темную прибрежную гладь взбивал шагоход размером поменьше, ходко направляясь к песчаному берегу.

— Один из эскорта? — удивленно покачал головой капитан. — Но как он сумел? Где прятался?

— Должно быть, приглушил с нашей атакой моторы, — сказала доктор Барлоу. — Ровно настолько, чтобы потом опять последовать за своим старшим братом. Или же просто ехал у него на спине, смешивая с ним выхлопы.

— Какая сейчас разница! — взъярилась Дэрин. — Нам надо остановить эту гнусь!

— Сказано доходчиво, мистер Шарп, — отметил капитан. — А ну, полный вперед.

Спустя мгновенье мостик сотряс рев двигателей, и «Левиафан» снова устремился вперед.

Однако тот шагоход уже выбрался на землю и теперь проворно продирался сквозь деревья, направляясь прямиком к башням в полумиле отсюда. Чтобы порушить «Голиаф», этой машине элементарно не хватало размера, но наделать дел она могла вполне. Можно сказать, с гарантией.

Вдруг на спине у шагохода, отбросив аспидную тень, полыхнул орудийный выстрел, дав в темноту выстрел по дуге. На расстоянии грохнул разрыв.

— У него палубная пушка! — спохватился старший офицер. — Капитан?

— Стрелковых мышей, живо, — раздалось в ответ. — Мы их оттуда сметем!

Руки у Дэрин непроизвольно сжались в кулаки. Воздушный корабль настигал шагоход, в поиске неприятеля полосуя темноту прожекторами. Слышно было, как наверху хлопнула пневматическая пушка, и тучкой отделилась от борта первая стая стрелковых мышей.

Когда же взгляд Дэрин случайно скользнул мимо поверженного германского шагохода, ее дыхание внезапно остановилось.

Внешние башни оружия Теслы светились все ярче, ярясь нервными змейками огненных прожилок. Высоченная центральная башня — сам «Голиаф» — в темноте начинала вкрадчиво светиться подобно оболочке аэростата, где внутри на полную включена горелка.

Во рту у Дэрин сделалось кисло; ожил доселе дремавший, парализующий страх ее кошмаров. Вспомнилось, как пушка Теслы с эсминца «Гебен» чуть не испепелила их всех вместе с кораблем. А ведь «Голиаф» несоизмеримо мощней — настолько, что способен воспламенять небо за тысячи миль.

И «Левиафан» сейчас шел прямиком на него.

ГЛАВА 40

Первый снаряд взрыл землю на границе объекта, взметнув в воздух изорванные, свитые в кольца остатки колючей проволоки. На месте взрыва взлетела косматая туча пыли; слышно было, как вокруг по крышам неровным дождем барабанят бесформенные кусочки камня и металла. По мере того как рассеивалась пыль, Алек припал к стеклу, приложив вокруг лица ладони. Так он сквозь деревья увидел нападающего — шагоход, что называется, средних размеров, четырехногий корвет. С «Левиафана» по шагоходу попеременно черкнули два прожекторных луча, высветив у него на спине пушку с дымящимся стволом.

— Мистер Тесла, — осторожно позвал Алек. — Быть может, нам следует эвакуироваться?

— Эвакуироваться? — эхом повторил Тесла. — Нет уж. И пусть ваши британские друзья нас бросили, но я труд своей жизни не брошу.

Алек обернулся. Руки Теслы лежали на рычагах центральной консоли. Волосы изобретателя наэлектризованной копной торчали во все стороны, по аппаратной летали искры, и чувствовалось, что воздух низко гудит от напряжения.

— Вас не бросили, сэр! — Алек указал на окно. — «Левиафан» по-прежнему здесь.

— Разве вы не видите, что он опоздал? У меня нет иного выбора, кроме как открыть огонь.

Алек хотел было заспорить, но тут в отдалении еще раз грохнуло, и их обоих заставил пригнуться яростный визг еще одного подлетающего снаряда. Этот приземлился внутри ограды, швырнув грязь и какие-то обрывки в оконные стекла аппаратной.

Неожиданно ночь снаружи окрасилась в багряные тона — это сменили цвет прожекторы «Левиафана», а затем с неба бисерным пунктиром стали сеяться шустрые кусочки металла. Под дротиками стрелковых мышей люди на орудийной палубе, корчась, попадали, и спустя секунду-другую пушка уже безвольно моталась без расчета, вторя ритму шагохода.

Град металла приближался все ближе, кромсая по пути деревья и вздымая тучи пыли. Когда он шел уже на убыль, один дротик смачно стукнул в окно, оставив на толстенном стекле зигзаг трещины. Алек инстинктивно отпрянул, но атака уже завершилась.

Он откашлялся, стараясь, чтобы голос звучал твердо:

— «Левиафан» заткнул ту германскую пушку, сэр. Мы теперь можем уйти сравнительно безопасно.

— Но шагоход все равно приближается сюда, разве нет?

Алек сделал осторожный шаг к окну. Дротики и шипы проволоки не причинили броне корвета, разумеется, ни малейшего вреда. Но в вышине по-прежнему приближался «Левиафан», и двери его бомбового отсека были уже открыты. Тут Алеку вспомнились слова Теслы о том, что будет, если пальнуть из «Голиафа» по-серьезному: любое воздушное судно в пределах десяти километров окажется в опасности. Сейчас до «Левиафана» не было и километра, и на его борту, благодаря Алеку и его сделке с Эдди Малоне, по-прежнему находится Дэрин. Это безумие необходимо остановить.

Алек повернулся и, подойдя к главной консоли, взял Теслу за руку:

— Сэр, я не могу вам этого позволить. Это слишком ужасно.

Тесла с горькой тоской поднял глаза:

— Думаете, я этого не знаю? Разрушить целый город… Это самое жуткое, на что только может решиться человек.

— Тогда зачем вы это делаете?

Тесла прикрыл глаза:

— Алек, на то, чтобы восстановить эту башню, потребуется как минимум год. А за год сколько еще людей погибнет в этой мясорубке? Сотни тысяч? Миллион?

— Может быть. Вот вы говорите о Берлине… А в нем, между прочим, живет два миллиона человек.

Тесла невидящим взором посмотрел вниз, на рычаги управления:

— Пожалуй, я смогу смазать эффект. Я так думаю.

— Что вы думаете?

— Я не буду уничтожать весь город полностью, а лишь частично, чтобы доказать мою теорию. Иначе «Голиаф» будет потерян навсегда! Кто будет вкладывать деньги в дымящийся кратер? А?! — Он посмотрел за окно, где по зыбучим дюнам деловито пробирался шагоход. — А германцы, они только обнаглеют! Им это придаст дерзости! Если их не остановить сейчас, сию минуту, вы думаете, их наймиты допустят, чтобы мы с вами дожили хотя бы до конца этого года?

Алек подступил на шаг ближе:

— Я знаю, сэр, каково оно, когда за тобой охотятся. Лично за мной охота идет с той самой ночи, как погибли мои родители. Но доказывать состоятельность вашего изобретения таким образом просто недостойно!

Где-то за спиной послышался стрекот пулемета, и Алек рывком обернулся. В красном зареве огней «Левиафана» навстречу германской машине шел пинкертон. Со спины у него настойчиво тарахтел пулемет Гатлинга, хотя против толстенной крупповской брони пули были бесполезны, а сам пинкертон слишком мал, чтобы остановить боевую машину даже тараном. Можно было от силы выиграть немного времени.

Громадная тень «Левиафана» плавно остановилась и, колыхнувшись, поплыла в обратную сторону. Шагоход находился уже внутри ограждения, на такой близости к «Голиафу», что сбросить авиабомбу было уже нельзя. Офицеры корабля были, безусловно, в курсе, что оружие Теслы гибельно для всего, что находится в небе. Но отлететь на спасительные десять километров уже не оставалось времени.

Воздух в аппаратной начал сухо потрескивать; чувствовалось, что волосы встают дыбом. С угасанием огней мягким светом засветились пуговицы на пиджаке. Скоро оружие будет совсем готово к выстрелу.

— Жители Берлина даже не были предупреждены! — выкрикнул Алек Тесле. — Вы сами говорили, что дадите им возможность эвакуироваться!

— Этот шанс у них украден, — невозмутимо сказал изобретатель, натягивая толстые резиновые перчатки. — Его у них похитил их собственный кайзер, а никак не я. Прошу вас, ваше высочество, вернитесь в столовую.

— Мистер Тесла, я настаиваю: немедленно прекратите!

Не отвлекаясь от рычагов, Тесла рукой в перчатке махнул своим подручным:

— Прошу, проводите их высочество обратно в столовую.

Алек потянулся было за саблей, но ее в этот вечер при нем не оказалось. С обеих сторон надвинулись двое дюжих молодцов, перед которыми Алек был явным маломерком; причем Тесла при желании мог подозвать еще дюжину.

— Мистер Тесла, очень вас прошу…

Изобретатель покачал головой:

— Этого момента я ждал долгие годы. Но тут вмешался случай. Роковая случайность, увы.

Молодцы твердо подхватили Алека под руки и потащили к лестнице.

Большинство гостей столовую в спешке покинули. Хотя там по-прежнему сидел Клопп с сигарой в одной руке и тростью в другой, а рядом с ним примостилась мисс Роджерс, лихорадочно строча в блокноте.

— Похоже, там битва ого-го, — сказала она, не поднимая головы.

Алек тяжело сел, пустым взглядом скользнув по брошенным стульям, беспорядочно и вместе с тем сиротливо обступившим стол. Даже здесь, в обособленном помещении, пол ощутимо гудел.

— Он собирается пальнуть по Берлину. Не для испытания, по-настоящему. Что я наделал!

— Остальные сию минуту вернутся, юный господин, — сказал по-немецки Клопп.

— Вернутся? А куда они, черт возьми, делись?

— Проверить поклажу, — просто ответил Клопп.

— Что?

— Ваше высочество, — подала голос мисс Роджерс, еще не успев дописать, — вы бы сказали, что мистер Тесла слетел с катушек?

Алек резко повернулся к ней, в глазах у него горели злые слезы:

— Он думает разрушить город, без переговоров и даже без предупреждения! Что вы на это скажете?

— Ну, так вы же на это и подписывались. Вы, мой шеф и все эти инвесторы в авто, которые сейчас, когда мы разговариваем, подъезжают к Нью-Йорку. То, о чем вы знали, должно случиться. Во всяком случае, может.

— Но это не то, что мы планировали! — завопил Алек. — Это убийство!

— Берлин, весь как есть… — записывала мисс Роджерс, ведя ручкой, а в такт ручке кивая головой.

Но Алек не мог представить город, до основания вылизанный огнем. Думалось сейчас только о висящем в небе «Левиафане» и про кошмарные сны Дэрин о смерти отца. Вино в забытых вокруг бокалах мелко подрагивало. Дрожал весь стол.

— Мы не можем ему этого позволить.

— Не волнуйтесь, юный господин. А вот и они.

Алек обернулся. В столовую вломились Фольгер и Хоффман с Бауэром, неся с собой длинные плоские кофры, захваченные из Нью-Йорка. Один из них вильдграф бухнул на стол. Полетели и побились тарелки, опрокинулись бокалы, залив белую скатерть красным.

— Я так понимаю, у нас мало времени?

— Всего несколько минут, — сказал Алек.

— И вы хотите его остановить?

— Непременно!

— Рад слышать.

Фольгер, щелкнув застежками, откинул крышку кофра. Там лежала пара дуэльных сабель.

Алек покачал головой:

— У него там как минимум дюжина людей.

— Я не понял: вы забыли девиз вашего отца? — строго спросил Фольгер.

— Внезапность ценнее силы, — вслух сказал Клопп и, сунувшись в кофр, принесенный Хоффманом, вынул оттуда какой-то черный цилиндр с длинным запалом. — Этот маленький сюрприз я изготовил лично, в лаборатории у Теслы.

Он, прихрамывая, подошел к лестнице, ведущей в аппаратный зал, и, прикоснувшись кончиком сигары к запальному шнуру, заулыбался, когда тот ожил своей недолгой жизнью.

— Бог ты мой! — Мисс Роджерс подняла от блокнотика заинтригованный взгляд. — Это что, бомба?

— Не волнуйтесь, юная госпожа, — успокоил граф Фольгер, повязывая поверх носа и рта салфетку. — Это всего лишь дым. Но в обильном количестве!

— О боже! — ахнула мисс Роджерс.

Хоффман кинул салфетку Алеку, а Бауэр в это время открыл еще один сабельный кофр. Вибрация сквозь пол стала ощутимей, от нее тряслись даже стены. Казалось, рябил сам воздух.

— Приготовьтесь, ваше высочество. — Фольгер поднял одну из сабель, вторую Алек вынул из кофра — золоченая рукоятка, лезвие с гравировкой.

— Это мне тоже в наследство от отца?

— А что. Ей нет еще и века, и остра как новая.

Алек сунул саблю за ремень и поспешно накинул салфетку на рот и нос. Дымовая бомба шкворчала и искрилась у Клоппа в руке, от запального шнура оставалось всего несколько сантиметров. Тем не менее старик ждал, спокойно на нее поглядывая. Наконец он кинул ее на верх лестницы. Что-то со свистом лопнуло, а сверху вскоре донесся нестройный хор взволнованных голосов и криков. Клопп отступил в сторону, давая дорогу нескольким инженерам, скатившимся вниз с надрывным кашлем, плевками и сморканием.

— Жаль, мне не дано быть там с вами, господа, — вздохнул старик, протягивая руку к своей трости.

Алек тряхнул головой:

— Вы уже и так сделали для меня столько, что не рассчитаться!

— Остаемся вашими верными слугами, ваше высочество, — с поклоном сказал Фольгер, прежде чем броситься вверх по лестнице с неотлучными Хоффманом и Бауэром.

Стоило Алеку последовать за ними, как глаза немилосердно защипал дым; он не давал дышать, ожигал легкие. Гудение в воздухе с каждым шагом возрастало.

В задымленной аппаратной царил бедлам. Летали электрические искры, кто-то вопил «поломка! неисправность!», что лишь усугубляло хаос. Люди Теслы, судя по всему, думали, что само оружие под перегрузкой запалило комнату. Пол содрогался, будто все здание вдруг сделалось частью исполинского двигателя.

Алек под завесой провел Фольгера и остальных к центральной консоли. Тесла стоял над ней спокойно, игнорируя панический гвалт вокруг.

— Сэр, сейчас же выключите вашу машину! — велел Алек.

— Вы? Ну конечно, кто же еще, — не отводя взгляда от приборных шкал, сказал Тесла. — Я как чувствовал: нельзя доверять австрийцу.

— Не вам об этом судить, мистер Тесла. Да вы пошли наперекор всем нашим планам! — Алек поднял саблю, за ним остальные. — Выключайте машину!

Тесла глянул на кончики сабель и рассмеялся:

— Для колебаний, принц, слишком поздно.

Рукой в перчатке он ловко повернул рубильник и нырнул за консоль. Потрескиванье в воздухе сменилось вдруг мощным щелчком, и возникшая откуда-то из дыма паутина молний ударила по кончикам вынутых сабель.

Миг, и сабельная рукоятка в руке Алека накалилась до предела, однако он не мог ее выронить: мышцы руки словно окаменели. Жуткая, непреодолимая сила сковала его, стискивая своей хваткой само сердце. От макушки до самых пяток тело пронизывал жгут невыносимой боли.

Алек упал плашмя, и лишь тогда пляшущий жгут электричества прервался. Легкие стиснуло от дыма, а сжимавшая саблю ладонь была закопчена, в жгучих волдырях. Запах горелых волос и паленой кожи неприятно свербил в ноздрях.

Секунду Алек лежал на спине, но беспамятство было непозволительной роскошью. Пол внизу сотрясался, причем с каждой секундой все сильней. Он кое-как встал на ноги, разыскивая взглядом саблю, но со всех сторон лишь клубился дым да мелькали разрозненные вспышки.

Рядом он наткнулся на распростертое тело — Бауэр лежал и прижимал к груди обгоревшую руку, в которой недавно была сабля.

— Ты как, Ганс?

— Да что я. Вон там, господин!

Почерневшим пальцем Бауэр ткнул на стоящий в дыму силуэт — Тесла, длинными руками колдующий над рычагами. А рядом с ним, прислоненная к консоли, его электрическая трость. Алек, подавшись вперед, незаметно ухватил ее, после чего встал в полный рост. Поместив палец на спусковой крючок, он нацелил ее прямо на Теслу:

— Прекратить, сэр.

Тесла какое-то время таращился на металлический наконечник, вслед за чем с презрительной улыбкой спокойно потянулся к самому большому из рычагов…

— Нет, — выдохнул Алек и нажал на спусковой крючок.

Из трости вылетела молния. Обвив Теслу, она встряхнула его как куклу. Вырвавшиеся на волю языки белого пламени с судорожным трепетом плясали, змеясь, по рычагам управления. С шипеньем разлетались во все стороны искры, наполняя помещение запахом горелого металла и пластмассы.

Через считаные секунды заряд трости иссяк. Тесла, обвиснув, неподвижно лежал на рычагах. По его телу ящерками сновали язычки пламени, а волосы шевелились и подрагивали.

Содрогание пола под ногами сделалось прерывистым, вздымаясь и опадая, отчего все здание сотрясалось от чередования ударных волн, словно бы мимо неверной поступью ступал гигант. Зрение у Алека с каждым биением сердца все сильнее мутилось; слышно было, как вокруг звонко разбиваются окна.

Он окликнул Фольгера, но звук голоса, казалось, рвал в клочья трясущийся воздух. Все вокруг было тошнотным, трясущимся. Дым постепенно рассеивался, а сквозь выбитые окна стал долетать солоноватый запах моря. И Алек нетвердой походкой зашагал к ближайшему оконному проему, мучительно изнывая от жажды вдохнуть всей грудью свежий воздух. Ботинки тормозили по звонко шуршащему битому стеклу, которое сквозь прожженные подошвы норовило порезать ноги. Ну да это ладно, главное — можно дышать.

Взгляд приковывал к себе «Голиаф», могучий силуэт которого нависал над территорией. Пульсациям под ногами эхом вторило сухое потрескивание электрических вспышек, курсирующих по обозримой окружности башни. Исполинскую машину, всю целиком, буквально распирало от мощи — и Алек понял, что он сейчас сделал…

«Голиаф» был подобен паровому котлу под давлением. Он уже готов был сделать выброс, но Тесла так и не успел дать выход колоссальной энергии, скопившейся внутри. При этом трубы силовой станции по-прежнему извергали дым, генераторы все так же нагнетали мощность в уже переполненные конденсаторы. На глазах у Алека по территории продолжали натужно лопаться окна рабочих строений.

А посреди всего этого над обломками пинкертона возвышался корвет-шагоход. У своего более мелкого собрата он оторвал две ноги и теперь как будто исполнял подобие причудливой победной пляски. Ноги у него дрожали, а корпус кренился то вперед, то назад.

Вскоре на его металлическом панцире трепетно обозначились паутинные прожилки молний. Выходит, никакая это не пляска, а просто системы управления шагоходом вышли из повиновения из-за дикой, неукротимой энергии, от которой вибрировал воздух. Алек поднял взгляд к небу.

«Левиафан» в вышине светился подобно облаку в ореоле прощальных закатных лучей. Ходили ходуном реснички воздушного корабля, медленно смещая его в сторону, но двигатели молчали: поперхнулась вся электрика.

А если водород… вспыхнет? Алек ухватился за край окна, не чувствуя ладонями битого стекла.

— Дэрин! — вскричал он навзрыд. Все что угодно, только не это.

Но вот вдалеке нависла еще одна тень; что-то огромное и неповоротливое по-крабьи выбиралось из-за горизонта. Это был тот подбитый шагоход, вчетверо крупнее корвета; рваной тряпкой свисал со спардека германский морской гюйс. Машина медленно подбиралась; бессильно болтались две бесполезных правых ноги. Однако обе лапищи антикракенов исправно молотили по земле, волоча шагоход по дюнам словно раненого бойца. Точнее, издыхающего зверя.

Мелькнула мысль, как у него до сих пор не закоротило электрику, но тут шагоход влез на покореженный металл заграждения, и цепь замкнулась. С ближайшей башенки вылетела вспышка и безошибочно впилась в приподнятую лапу антикракена германской машины.

Без промедления последовали молнии с остальных башен, стремясь максимально выплеснуть избыточную энергию, и вот в мгновенье ока на громаду шагохода уже изливалось целых пять потоков электричества. Машина конвульсивно вздрогнула, взгремев конечностями в снопах искр, слетающих с брони. Оглушительным гулом разверзся, казалось, сам воздух. В секунду вспыхнул кустарник вокруг шагохода; белый от жара огонь неистово поглощал даже песчаную почву.

В эту минуту не выдержали отсеки боеприпасов. Шагоход свирепо тряхнуло, а из люков рванули огненные языки. Изрыгали пламя дымовые трубы: разом вспыхнули топливные баки, отчего воздухозаборники пустили мощные шлейфы ядовитого дыма. Когда грохот взрывов, наконец, утих, в ушах у Алека стоял немыслимый звон, а дрожание под ногами вроде успокоилось. Позади в аппаратном зале было темно и тихо, лишь постепенно стали оживать ошеломленные, слабые людские голоса. «Голиаф» израсходовал себя на германский шагоход. Алек боязливо поднял глаза вверх. Свечение «Левиафана» шло на убыль. Воздушный корабль со своим экипажем оставался цел и невредим.

Алек, упав на одно колено, затрясся в рыданиях. Его поразило внезапное осознание того, что уцелел один корабль, точнее, одна девушка на нем. И это для него сейчас было важнее, чем сама война или судьба огромного города.

Тут ветер изменил направление, и Алек почуял запах горелой плоти, заполняющий помещение у него за спиной.

Казалось, что ценой всему этому стала жизнь убитого им человека.

ГЛАВА 41

В своей бесконечной мудрости Адмиралтейство представило Алека к медали за отвагу в воздухе в тот самый день, когда Соединенные Штаты вступили в войну.

Выбор времени показался Дэрин подозрительным, ну и само собой, медаль была не за что-нибудь действительно стоящее, как, скажем, отключение оружия Теслы ради спасения «Левиафана». Вовсе нет: Алек был награжден за то, что ползал во время шторма по хребтине корабля и шмякнулся со всей дури башкой (вот уж и вправду заслуга выше всех похвал). Словом, Адмиралтейство, как всегда, проявило себя во всей красе. Но это, по крайней мере, означало, что «Левиафан» теперь направляется обратно в Нью-Йорк, и они с Алеком еще раз напоследок свидятся. После боя на Лонг-Айленде с германскими шагоходами-амфибиями воздушный корабль был приглашен не иначе как в Вашингтон. Там капитану и корабельным офицерам предстояло дать показания перед Конгрессом, члены которого дискутировали, как прокомментировать эту вопиющую атаку на американской земле. Не обошлось без дебатов, согласований и компромиссов, но в итоге было решено, что Германия зашла слишком далеко, так что политики и от дарвинистов и от жестянщиков выступили единым фронтом за вступление в войну. Молодые же люди уже штурмовали призывные участки, чтобы идти громить кайзера. Так что, когда «Левиафан» держал курс на север, улицы внизу утопали во флагах и цветах; гремели пламенные речи, а мальчишки-газетчики взахлеб, с птичьим задором кричали: «Война! Война!»

* * *

Дэрин находилась на мостике, когда из Лондона прибыло второе послание, на сей раз под грифом «Совершенно секретно». Самочувствие уже позволяло Дэрин обходиться без трости, но карабкаться по тросам она еще не отважилась. Все это время она помогала офицерам и доктору Барлоу. Торчать безвылазно в гондоле ужасно прискучило, зато обязанности по мостику учили Дэрин азам командного управления «Левиафаном» (что, бесспорно, пригодится на случай, если доведется когда-нибудь самой командовать воздушным кораблем). Курьерский орел прибыл как раз тогда, когда в поле зрения очертились небоскребы Нью-Йорка, и именно в тот день, когда Алека ждало вручение медали. Орел промелькнул мимо окон мостика, заложив вираж к птичьему карману на правом борту. Буквально через минуту доложил вахтенный офицер:

— Доктору Барлоу лично в руки, сэр.

Капитан повернулся к Дэрин и кивнул. Она козырнула, вслед за чем отправилась к каюте ученой леди с посыльной трубкой в руке. Трубка слегка побрякивала.

На стук в дверь завыл Тацца, что Дэрин истолковала как разрешение войти.

— Добрый день, мэм. Вам депеша из Лондона. От некоего, — она прищурилась на маркировку трубки, — Пэ Эс Митчелла.

Ученая леди подняла глаза от книги:

— Ну, наконец-то. Прошу вас, вскрывайте.

— Тысяча извинений, мэм, но там указано: «Совершенно секретно».

— Ну, так тем более. Вы как раз зарекомендовали себя умелым хранителем секретов. Вскрывайте же.

— Секретов! — ехидно хихикнул лори.

— Слушаю, мэм.

Дэрин, сорвав пломбу, развинтила посыльную трубку. Она содержала листок папиросной бумаги, изящно обернутой вокруг фетрового мешочка с чем-то маленьким и твердым внутри.

Развернув бумагу, Дэрин вслух прочла:

«Дорогая Нора, как ты и предполагала: железо и никель с частицами кобальта, фосфора и серы. Образование стопроцентно естественное». И подпись: «С приветом, Питер».

— Как я и думала, — вздохнула ученая леди. — Хотя спасать его уже поздно.

— Спасать кого? — удивилась вначале Дэрин, а затем поняла очевидное: единственный, кто с некоторых пор нуждался в спасении, это Никола Тесла. Никто так толком и не узнал, что же произошло в ту ночь, когда его не стало. Досконально было ясно одно: каким-то образом великого изобретателя убил током сам «Голиаф» — машина, по удачному стечению обстоятельств выведенная из строя германскими снарядами и общим хаосом сражения.

Дэрин перевернула фетровый мешочек себе на ладонь, и вот он, тут как тут: малюсенький кусочек, что она отхватила от предмета под кроватью Теслы.

— Так это насчет камня того ученого сумасброда? — Она еще раз заглянула в письмо. — Никель, кобальт и сера? Что все это означает?

— Метеорность, — сказал лори.

Дэрин воззрилась на зверка. Это слово, кажется, где-то ей встречалось в «Руководстве по аэронавтике» (не в главе по натурфилософии, нет?), но как его ни крути, что-то не вписывалось.

— Это означает, мистер Шарп, — доктор Барлоу пожала плечами, — что Тесла был мошенником. Или сумасшедшим: похоже, он и в самом деле считал, что способен разрушить Берлин.

— Вы что, хотите сказать, «Голиаф» бы не сработал? — спросила Дэрин громко, но неуверенно. — А как же, как ее… Сибирь?

Доктор Барлоу кивком указала Дэрин на руку:

— В Сибири камень упал с неба.

— Вот такусенький камешек, и понаделал таких дел?

— Будем точнее в формулировках: не камешек, а метеор. И не маленький, а гигантская глыба железа, летящая со скоростью многих, многих тысяч миль, и даже не в час. То, что нашел мистер Тесла, это лишь крохотная частица целого. — Доктор Барлоу отложила книгу. — Думаю, он испытывал свою машину примерно в то же время, когда упал метеор, и вбил себе в голову, что действительно владеет космической мощью. Что и говорить, на него это похоже.

Дэрин оглядела крохотный кусочек железа у себя на ладони.

— Помните, он послал сам себе металлодетектор? Значит, он разыскивал железо. Так он, наверное, знал, что это был метеор!

— Главная часть безумия состоит в сокрытии правды от себя самого. Или, возможно, Тесла воображал, что его машина способна вызывать огонь с неба. — Доктор Барлоу взяла на ладонь камешек для более близкого осмотра. — В любом из случаев, то, что произошло в Тунгуске, было не более чем случайностью. Так сказать, космическая шутка.

Дэрин скептически повела головой, вспоминая бесконечные мили поваленных во все стороны деревьев. Как-то не укладывалось, чтобы простая случайность могла послужить причиной таких чудовищных разрушений.

— А потому кажется особенно уместным, — с печальной улыбкой сказала ученая леди, — что Голиаф был сражен одним лишь камнем.

— Но ведь машина Теслы способна менять цвет неба. Сам лорд Черчилль это видел!

Ученая леди на это откровенно рассмеялась:

— Да, Тесла в самом деле заставлял небо менять цвет. Но вдумайтесь: на рассвете! Не такой уж хитрый трюк, особенно перед легковерной аудиторией. Или же «Голиаф» действительно мог изменять атмосферные условия. Но все равно это далеко от способности разрушить город, мистер Шарп.

— Легковерный, — хихикнул лори.

— Вы хотите сказать, что всё это яйца выеденного не стоило? Всё, что мы делали; всё, что Алек…

Дэрин прикрыла глаза. Алек оказался обманут, по-глупому, чего она так всегда боялась.

— Интересный нюанс, мистер Шарп. Если метеор падает в лесу и никто этого не замечает, кладет ли это конец войне? — Доктор Барлоу с медленным изяществом протянула камень обратно. — Германцы в «Голиаф» уверовали и в своей вере подтолкнули Соединенные Штаты принять нашу сторону. Так что получается, тот упавший камень так или иначе посодействовал миру.

Черный кусочек железа на ладони у Дэрин показался вдруг запредельно нездешним, загадочным. А ведь он и правда посланец из каких-то иных миров, разве нет? Она аккуратно упрятала его обратно в мешочек, свернула письмецо, сунула и то и другое в трубку, а трубку, шагнув, поместила на стол ученой леди.

— Но ведь это, мэм, я полагаю, останется в полном секрете?

— Непременно, — заверила доктор Барлоу. — А пока идет восстановление «Голиафа», Зоологическое Общество будет скрывать правду с особенной бдительностью. Правительство его величества и то не должно знать.

Дэрин вдруг помрачнела:

— А как теперь быть Алеку? Ведь он по-прежнему собирает средства в Фонд Теслы.

— Ремонтные работы на «Голиафе» заставят германцев пошевелиться с заключением мира. А вот рассказывать обо всем Алеку, — строго взглянула доктор Барлоу, — было бы ошибкой.

— Но ведь он не марионетка, доктор! Вы можете себе представить, что он сейчас ощущает? Он-то думал, война вот-вот закончится!

— Ну, так тем более, — сказала ученая леди. — Зачем еще и усугублять положение тем, что Тесла держал его за дурачка? Думаете, ему от этого откровения станет легче?

Дэрин хотела было возразить, но сообразила: а ведь ученая леди по-своему права. Алека буквально сокрушит осознание того, что все его предначертания надуманны — сплошная игра воображения, не более чем комичное происшествие.

— Но Алек-то думает, это его вина в том, что война все еще идет, а он, по сути, воспрепятствовал наступлению мира, когда со смертью Теслы отключил его машину!

— Никакой его вины, Дэрин, в этом нет, — томно отмахнулась ученая леди. — И война когда-нибудь да закончится. С войнами всегда так.

* * *

Медаль Алеку пришпиливали в грузовом отсеке, на глазах у половины экипажа, стоящего навытяжку в парадной форме. Капитан Хоббс торжественно зачитывал правильные слова, а орава репортеров щелкала затворами фотоаппаратов, в том числе и некая гнида из «Нью-Йорк уорлд». Клопп, Бауэр и Хоффман стояли в свежевыглаженном штатском, а вильдграф Фольгер красовался в своем кавалерийском мундире. Присутствовало далее несколько сотрудников австро-венгерского посольства (следили, должно быть, кто из них проспорит, если Алек вдруг возьмет и вправду унаследует трон).

Дэрин во время церемонии умудрялась не закатывать глаза, даже когда капитан взволнованно заговорил о серьезных ранах, полученных Алеком при исполнении долга.

— Да башкой он шмякнулся, только и всего, — пробормотала она.

— Извините, что? — донесся из-за спины взволнованный шепот, и, обернувшись, Дэрин увидела Аделу Роджерс, ту Херстову репортершу.

— Ничего.

— Нет-нет, вы что-то сказали. — Мисс Роджерс подалась чуть ближе. — Начальник перезвонов никогда не говорит просто так.

Дэрин прикусила губу; так и подмывало втолковать наконец этой фифе, что она не начальник перезвонов, а младший офицер, к тому же представленный к награде. Да еще и без пяти минут тайный агент этого, как его, ч-черт… Зоологического Общества Лондона!

Однако пришлось лишь обернуться и тихонько сказать:

— Просто заслуги у него куда заметнее, только и всего.

— Возможно, насчет этого вы правы. Я ведь там была в ту ночь, когда погиб мистер Тесла. — Дэрин лишь вопросительно взглянула на репортершу — дескать, ну-ка выкладывай.

— На момент, когда мы с его высочеством прощались, — сказала леди-репортер, — он был крайне решительно настроен остановить мистера Теслу.

— Алек в ту ночь спас наш корабль.

— И Берлин, я слышала, тоже. — Мисс Роджерс уже изготовила карандаш и блокнотик. — Кое-кто говорит, что война, возможно, была бы уже и закончена, выстрели тогда «Голиаф». Только принц Александр того не захотел. Ведь он, в конце концов, жестянщик.

— Никто даже не знает, насколько та махина… — начала было Дэрин, но осеклась: слова эти слишком близко подводили к секрету доктора Барлоу. Но почему никто не видит, что Алек для окончания войны сделал куда больше, чем кто-либо? Он отдал свое золото Оттоманской революции и свои двигатели «Левиафану», что, в свою очередь, спасло Теслу от участи быть сожранным зверьем у черта на куличках. Разве не так? И разве это ничего не значит?

— Вам известен какой-то секрет, не так ли, капитан перезвонов? — не унималась репортерша. — Вечно вы что-то недоговариваете.

Дэрин пожала плечами:

— Так вам договорить? Извольте. Мне точно известно то, что его ясновельможное высочество принц Александр жаждет мира, о чем он всегда неустанно твердит. Можете это процитировать со ссылкой на меня.

ГЛАВА 42

После церемонии, когда все снимки были сделаны, а все поздравления от дипломатов и важных персон приняты, Алек отправился искать Дэрин. Но не успел он сделать в толпе и двух шагов, как оказался зажат между капитаном Хоббсом и ученой леди Барлоу.

— Ваше ясновельможное величество, еще раз поздравляю! — воскликнул капитан и вместо поклона отсалютовал.

Отвечая тем же, Алек на миг представил себя членом экипажа. А впрочем, эта мечта уже из области былого.

— Благодарю вас, сэр. За это и… — он пожал плечами, — за то, что так и не бросили нас в арестную.

Капитан Хоббс широко улыбнулся:

— Да, те первые дни все складывалось непросто, правда? А для нас так и вообще немного странно: жестянщики на борту.

— Но тем не менее я всегда знала, что в конечном итоге из вас получится истинный дарвинист, — заметила доктор Барлоу, выразительно поглядев на медаль Алека.

Его наградили крестом «За отвагу в воздухе» высшая награда британских вооруженных сил гражданскому лицу, с профилем самого старика Дарвина.

— Истинный дарвинист, — сказал лори ученой леди, а Бовриль хихикнул.

— Я уж теперь и не знаю, кто я, — усмехнулся Алек, — но попытаюсь соответствовать оказанной мне чести.

— Достойный девиз для нынешнего смутного времени, ваше высочество, — сказал капитан. — С вашего позволения, вынужден отлучиться к нашим американским гостям. Их жестянщицкие корабли последуют за нами обратно в Европу. С ума можно сойти.

— Это точно.

Алек поклонился, а капитан уже торопливо шагал к группе офицеров в темно-синих американских мундирах.

— Как быстро все переменилось, — сказала доктор Барлоу. — Османы придерживаются нейтралитета, Австро-Венгрия ищет выход из войны, а теперь вот американцы вступили в перепалку. Возможно, Тесла и не положил бы конец войне, но тем не менее его смерть значительно его ускорила.

— Будем на это надеяться, — ответил Алек несколько натянуто, с явным желанием сменить тему.

— Клопп! — пискляво провозгласил Бовриль.

— Ах, да. — Алек взмахом руки подозвал своих. — Мастер Клопп, Бауэр и Хоффман от меня уходят, — с дружеским сожалением сказал он. — Они остаются здесь, в Америке.

— А что, — сказала ученая леди на прекрасном немецком, — страна возможностей.

— И единственное в мире жестянщиков место, — заметил со светским поклоном Клопп, — где нас, мадам, не кличут ни изменниками, ни заговорщиками.

— Это лишь до поры, мастер Клопп, — сказал ему Алек. — Когда-нибудь, я уверен, мы все возвратимся домой. — Как-то непривычно было видеть эту спетую троицу в цивильных костюмах и при галстуках; ну да скоро они облачатся обратно в рабочие комбинезоны. — С понедельника они приступают к работе у производителя пассажирских шагоходов.

— А не скучновато будет, — спросила ученая леди, — после месяцев разгульной жизни с вашим юным принцем?

— Чувствую, мадам, нам будет не до скуки, — ответил Бауэр. — Мистер Форд платит по пять долларов в день!

— С ума сойти, — округлила глаза доктор Барлоу.

Алек улыбнулся, вспоминая, как он недавно пытался всучить Клоппу остаток отцова золота, а тот уперся и стоял на своем. В любом случае зубочистка весила меньше двадцати граммов, то есть тянула не больше чем на пятнадцать долларов. А в «Шагоходах Форда» им на троих такая сумма причиталась каждый день.

— Страна возможностей, — хмыкнув, сказал лори ученой леди. Германский акцент у него был тоже безукоризненный.

— А где ваш граф Фольгер? — поинтересовалась доктор Барлоу. — Я тут для него заготовила целую кипу периодики.

— Да где-то здесь, — неопределенно ответил Алек, озираясь, и графа приметил лишь в затемненном углу отсека. Брови Фольгеру начисто спалило, когда тесловская молния стегнула по их саблям, и теперь он, по его собственному мнению, напоминал безумного кинозлодея. Или же он просто был в очередной раз не в духе. При известии, что трое слуг Алека думают начать новую жизнь в Америке, граф был единственным, кто встал на дыбы. Присягнувший на верность, в его понимании, должен был всецело содействовать восхождению кронпринца на трон Австро-Венгрии, даже вне зависимости, хочет того сам принц или нет. А тут…

Но когда доктор Барлоу с улыбкой, полной сочувственной нежности, направилась к страдальцу-вильдграфу, лицо его смягчилось. И вскоре они уже увлеченно беседовали в скрытной тени своего уголка.

— Может, я говорю не по делу, господин, — сказал, глядя на них, Хоффман, — только кажется мне, что их дуэт по меньшей мере странный, разве нет?

— Почему, — добродушно хмыкнул Клопп. — Наоборот, парочка что надо. Один другого стоит.

— Вы знаете, господин, о чем мне все время думается? — по секрету признался Бауэр. — Что с той поры, как они встали по одну сторону, эта война считай что закончилась.

— Заговорщики, — шепнул на ухо Алеку Бовриль.

Прошел еще час, прежде чем Алек сумел наконец выпутаться из объятий благожелателей и охотников за интервью и из грузового отсека потихоньку ретироваться в кладовую, куда до этого тихо удалилась Дэрин. Она по-прежнему сидела там, в ожидании, на бочонке меда от фабрикатных корабельных пчел.

После последнего скомканного прощания в сербском консульстве Алек с Боврилем видели ее впервые, и зверок попросту бросился ей на руки. Алек, можно сказать, тоже был не прочь, но с другой стороны незапертой дверцы шумел людный грузовой отсек. Поэтому Алек лишь кивнул, не зная даже, с чего начать.

Он-то думал, что теперь до следующей их встречи пройдут годы, но даже три недели показались сроком немыслимо долгим. Сказать это вслух он не осмеливался, во всяком случае пока.

Дэрин, поглаживая головенку Боврилю, не отрываясь смотрела на медаль Алека. Это, конечно, была та же самая награда, что и на ее парадном кителе, и та, которой за спасение жизни Дэрин был посмертно удостоен ее отец.

— Дурь какая-то, — сказала она наконец. — Давать медаль за то, что человек шмякнулся.

— Я и в самом деле, наверно, ее не заслуживаю? — спросил он.

— Да ты их заслуживаешь целую груду, Алек! За спасение корабля там, в Альпах, и за Стамбул, и еще за то, что отключил машину Теслы! — Она ненадолго смолкла. — Хотя за последнее от Адмиралтейства ты ничегошеньки не получишь: ведь ты спас Берлин.

— А ты, ты, Дэрин! Ведь ты при всем этом тоже была и участвовала, но я не вижу, чтобы хоть одна из медалей украшала тебе…

На него нашел кашель, и он отвел глаза.

— Грудь! — внятно сказал Бовриль.

Дэрин при этом захохотала, но не Алек.

— Да мне и одной довольно, спасибо, — отсмеявшись, сказала она. — И меня не было рядом, когда ты останавливал «Голиаф».

— В каком-то смысле ты была, — тихо сказал он, уставясь в пол. Лишь мысль о ее спасении заставила его нажать на тот курок.

Дэрин посмотрела на него с озорной улыбкой:

— А ты, я вижу, так и не оправился после того удара головой?

— Малость того! — сказал Бовриль.

— Пожалуй, что и нет. Так многое с той поры в мозгах вертится. — Алек посмотрел на нее глаза в глаза. — Хотя, конечно, кое-что прояснилось.

Бовриль хихикнул, а Дэрин, наоборот, хмуро отвернулась. Повисло неловкое молчание, невольно подумалось: неужели теперь между ними вот так будет всегда — неловкое заикание, неуверенность?

— Я должен тебе кое-что сказать, — произнес он. — Один секрет насчет Теслы.

— Да? — Глаза у Дэрин расширились. — Вот черт.

— Эх, нам бы куда-нибудь подальше от глаз, — неуверенно сказал Алек и, сердясь на свою нерешительность, вмиг решил, куда именно ему бы хотелось направиться. — Я понимаю, мистер Шарп, что не служу на этом корабле, но как вы думаете: меня могут напоследок один-единственный раз пустить наверх?

— Кто знает, — широко улыбнулась Дэрин. — В сопровождении награжденного офицера, может, и пустят. Да и мне, возможно, пришло время опробовать тросы.

— Ой, у тебя ж, наверно, колено еще болит! А твоя трость?.. — Заметив накануне Дэрин среди толпы, он лишь машинально заметил, что трости при ней нет.

— Да брось ты, со мной уже все в порядке. Просто стараюсь без надобности не рисковать. А вот узлы уже все позабыла! — Она тряхнула головой. — Но если ты готов лезть вот так, при параде, то и я попробую за тобой угнаться.

ГЛАВА 43

«Левиафан» зависал над Ист-Ривер якобы с целью патрулирования от германских водоходов, способных атаковать Манхэттен (вероятность чего была более чем скромная). С юга задувал океанский бриз, отчего городские шпили не затягивались туманом. Интересно, что думает о чужеродных ему небоскребах дремлющий воздушный зверь — ведь они почти одних с ним габаритов, только всажены торчком в землю, вытягиваясь указующими перстами прямо к небу. Колено при совместном карабканье по тросам, конечно же, сразу дало о себе знать, хотя жжение в нем было уже, можно сказать, привычным. Ощущение вервей на руках и чуткое подрагивание под ногами воздушного зверя вытесняли все остальное. А как выбрались на хребтину, мышцы рук ныли еще больше, чем повреждение.

— Вот черт, размякла вся.

— Что-то не похоже, — сказал Алек, расстегивая на выходном костюме верхние пуговицы.

Наблюдение за субмаринами велось с гондолы, к тому же половина экипажа все еще не разошлась с наградной церемонии, так что наверху сейчас почти никого не было. Дэрин повела Алека вперед, подальше от немногочисленных такелажников, занятых посередине корабля. Когда по дороге миновали колонию стрелковых мышей, Бовриль на плече у Дэрин пошевелился, имитируя их тихий шепот. На носу корабля было пусто, но заговорить Дэрин решилась не сразу. Честно признаться, достаточно было просто стоять здесь, рядом с Алеком, под солоноватым бризом. Видимо, этот самый секрет насчет Теслы подразумевал какие-то сведения о метеоре, и заговорить об этом — значило окончательно все испортить. Но стоять так бесконечно тоже было нельзя, как бы того ни хотелось. Пришлось подать голос:

— Ну ладно, твое высочество. Что там за секрет?

Алек повернул лицо к гаснущему небу, глядя туда, где в полусотне миль отсюда находилась разрушенная машина Теслы.

— Знаешь, — сказал он просто, — Теслу убили не германцы. А я.

Прошла секунда, прежде чем смысл этих слов дошел до Дэрин.

— Это не то, что я… — начала она как бы по инерции. — Э-гм.

— Иного пути остановить его не было. — Алек посмотрел вниз, себе на руки. — Я убил Теслу его собственной тростью.

Дэрин подошла ближе и взяла Алека за руку. Вид у него был такой же печальный, как тогда, в первый день на борту «Левиафана», когда он еще находился под гнетом неотвязных мыслей о смерти родителей.

— Я сожалею, Алек.

— Когда я помогал Тесле, то не сталкивался с правдой, что же на самом деле являет собой его «Голиаф». — Он пристально смотрел ей в глаза. — А когда германцы ворвались на берег, все пошло как-то очень быстро, кувырком. И вот, вижу, он уже стоит, абсолютно готовый разрушить город… А я не мог ему этого позволить.

— Ты поступил правильно, Алек.

— Я убил безоружного человека! — воскликнул он, а затем потряс головой. — Хотя Фольгер не устает повторять, что назвать его безоружным нельзя. «Голиаф» ведь, в конце концов, тоже оружие.

— Ну, а то, — сказал Бовриль.

Дэрин поежилась, сознавая, насколько права была доктор Барлоу. Насчет метеора Алеку сейчас просто нельзя говорить. Он не должен знать, что убил человека ради уничтожения оружия, которое не работает.

Но она же обещала и то, что больше не будет держать от него секретов…

— Идея солгать пришла Фольгеру, — продолжал Алек. — Мы рассказали правду насчет остановки «Голиафа», так как спасение Берлина делало меня героем в глазах наций жестянщиков. Но мы ни в коем случае не можем сказать, каким образом я это осуществил.

— Да, и он прав! — Дэрин взяла обе его руки в свои, вспоминая подозрения, озвученные Аделой Роджерс. — Никому не рассказывай, что ты убил его, Алек. Они подумают, что ты был в сговоре с германцами, и всю вину за продолжение войны свалят на тебя!

Он кивнул:

— Но я должен был сказать тебе, Дэрин. Потому что мы обещали больше не хранить друг от друга секретов.

Она страдальчески закрыла глаза:

— Ох, дурачина ты, принц.

Теперь никакого выхода уже не было.

— Отрицать этого в полной мере не могу. — Алек смотрел на свои выходные туфли, немного исцарапанные тросами. — Я думал, что мое предначертание — остановить эту войну, и в конечном итоге я должен был лишь чуть посторониться, отойти на шаг, и она сейчас была бы уже закончена. Но вместо этого я позволил ее продолжить. Так что отныне вся вина за это лежит на мне.

— Нет, это не так! — выкрикнула Дэрин. — Ни сейчас, ни когда-либо. И ты все равно не мог ее остановить, потому что машина Теслы не работала!

Алек по-детски моргнул. Он отошел на шаг, но Дэрин его остановила, крепко схватив за руки.

— Метеорно, — хихикнув, сказал Бовриль.

— Помнишь тот мой кусочек от камня Теслы? — спросила Дэрин. — Так вот, доктор Барлоу послала его какой-то ученой шишке в Лондон, и тот установил, что это частица метеора. Ты же знаешь, что это такое?

— Падающая звезда? — растерянно переспросил Алек. — Собственно, так я и предполагал: это был лишь научный образец.

— Да не было это никакой упавшей звездой! — Дэрин силилась вспомнить все, что слышала от доктора Барлоу. — То, что нашел Тесла, — это лишь крохотный кусочек, а сама эта штука была громадная — может статься, не одну милю в поперечнике. И шла она на такой жуткой скорости, что взорвалась, когда попала в атмосферу. Вот что посшибало те деревья, а не какая-нибудь жестянщицкая халабуда! Так что Тунгуска была лишь случайным совпадением, а Тесла как тот петушок возомнил, что благодаря ему наступает рассвет!

Алек молчал и смотрел, сверкая глазами:

— Но тогда зачем он пытался сделать выстрел из «Голиафа»?

— Потому что он сумасшедший, Алек! Полностью свихнувшийся на желании остановить войну! («Прямо как ты», — напрашивалось на язык).

— И доктор Барлоу это подтверждает?

— Полностью. Поэтому не твоя вина, что война все еще продолжается. Она бы и так шла, год, язви ее, за годом, что бы ты ни делал. — Она обхватила его руками и прижала, притиснула к себе. — Но ты этого не знал!

Алек, застыв, неподвижно стоял в ее объятиях. Наконец он ее легонько отстранил и прошептал:

— Я бы все равно это сделал.

— Ты про что? — вздрогнув, спросила она.

— Я бы убил его, чтобы спасти «Левиафан». Спасти тебя. — Он положил руки ей на плечи. — Это единственное, о чем я думал, когда наступил момент выбора — о том, что я не могу потерять тебя. Вот тогда я понял.

— Понял что?

Он подался вперед, чтобы ее поцеловать. Губы его были нежны и мягки, но при этом воспламеняли в ней страстное желание; то, что столь терпеливо ждало своего часа все те месяцы, когда этот мальчик впервые ступил на борт.

— А-а, — сказала она, когда он оторвался от нее, — вон оно что.

— Ешкин кот, — тихо сказал Бовриль.

— Когда мы были наверху под штормом, ты об этом… — начал было Алек. — В смысле, я правда сошел с ума?

— Пока нет.

Дэрин подтолкнула его ближе, и их губы снова слились в поцелуе.

Наконец она отступила на шаг и внимательно огляделась, на секунду встревожась, что их могут увидеть. Но ближайшие такелажники на хребте находились в ста с лишним метрах, вокруг водородной ищейки, обнаружившей прорыв в мембране.

— Немножко рискованно, правда? — спросил Алек, глядя в направлении ее взгляда.

Она молча кивнула, опасаясь, что одно неверное слово может все погубить. Алек что-то вынул из внутреннего кармана, и сердце Дэрин замерло при виде кожаного футлярчика — того самого, с папским эдиктом внутри. На какую-то нелепую, блаженную секунду она забыла, что Алек наследный принц, будущий император, а она так, простая грязь.

— Хитро, — сказал Бовриль.

— Еще бы. — Дэрин, отстранившись, потупила взгляд. — Мне-то грамотку о присвоении монаршего титула никто не пришлет. И принцесса из меня никакая, даже если бы сам папа римский сшил мне платье. Да, только диву даешься.

Алек задумчиво посмотрел на футлярчик:

— Да нет, все как раз очень просто.

От захлестнувшей надежды у Дэрин бешено заколотилось сердце, а ладони сжались в кулаки:

— Ты хочешь сказать, мы сможем держать это все в секрете? Ну да, конечно, придется как-то прятаться: я же как-никак таскаю брюки. А изворачиваться ты нынче, надо сказать, стал искуснее…

— Нет, я не об этом.

Она оторопело глянула на Алека: опять у него этот упертый, твердый взгляд.

— А… что тогда?

— Кое-какие секреты, понятно, нам придется до поры держать при себе. И эта маскировка может тебе понадобиться, пока мир не дорастет до тебя. А вот в этом, — Алек вздохнул, — мне пользы нет.

И с этими словами принц Александр Гогенбургский с размаху метнул футлярчик со свитком через правый борт. Блеснула на свету дорогая кожа, и океанский бриз, подхватив его, понес в сторону кормы. Крутясь в воздухе, футлярчик словно нехотя отдалялся от корабля, постепенно отставая на лету. Сверху было видно, как он с ярким всплеском врезался в воду.

— Метеорно! — задорно визгнул Бовриль.

А Дэрин все не могла отвести взгляда от темной реки:

— В этом письме было все твое будущее, дурачина ты, принц.

— В нем было мое прошлое. Этого мира я лишился в ту ночь, когда не стало моих родителей. — Он снова подошел к ней: — Но я нашел тебя, Дэрин. Может, мне и не было предначертано закончить войну, но зато я повстречал тебя. А это и был знак судьбы, я это знаю. Ты спасла меня от бессмыслицы того будущего, которое мне светило.

— Мы спасаем друг друга, — прошептала Дэрин. — Только через это все и происходит.

Оглянувшись мимолетом на группу такелажников, она опять слилась в поцелуе с Алеком — на этот раз упоительно длительном, глубоком, со сплетением объятий. Стойкий встречный ветер создавал ощущение, что корабль летит вперед, в какую-то новую, неизведанную, но, несомненно, чудесную даль, а на борту их только трое.

Эта мысль словно привела Дэрин в чувство:

— Алек, но чем ты, черт возьми, думаешь заниматься?

— Думаю, надо будет подыскать приличную работу. — Он со вздохом поглядел вниз на реку. — Золото у меня кончилось, а в экипаж, скорей всего, не возьмут.

— Императоры — персоны на редкость помпезные и никчемные, — брякнул Бовриль.

Алек возмущенно уставился на него, а Дэрин лукаво улыбнулась.

— А знаешь, не волнуйся, — сказала она. — Я ведь сама собиралась с «Левиафана» уходить.

— Да ты что! Ты, с «Левиафана»? Но это же… абсурд.

— Не скажи. Тут оказалось, у ученой леди есть для меня работенка. И думается мне, как бы не для нас обоих.

ГЛАВА 44

«В своем неожиданном заявлении от сегодняшнего числа Его ясновельможное высочество принц Александр Гогенбургский, предполагаемый наследник Австро-Венгерской империи, отказался от своих притязаний на все земли и титулы по отцовской линии, в том числе и от самого императорского трона. Эта из ряда вон выходящая новость потрясла его истерзанную войной страну, многие из находящихся под ружьем подданных втайне уповали на беглого принца как на символ примирения — хотя, собственно говоря, не ясно, достался бы принцу в итоге сам трон. Его притязания основывались на папской булле, не удостоверенной Ватиканом (эдикт, который к тому же оспаривается нынешним императором Францем-Иосифом). Впрочем, в свете последних успехов России на восточном фронте само существование Австро-Венгерской монархии с окончанием Великой войны ставится под вопрос. В своем вторичном по значимости заявлении Александр также денонсировал все свои связи с Фондом Теслы, который занимался сбором средств на ремонт и восстановление объекта покойного изобретателя в Шорэме, шт. Нью-Йорк. Отношения принца с этой организацией были разорваны, после того как просочились сведения о том, что именно он со смертью Теслы отключил оружие, опасаясь за безопасность находившегося вблизи воздушного судна, а также имперской столицы Германии, г. Берлина. По словам представителя принца, вильдграфа Эрнста Фольгера, Александр поступил на должность в Зоологическом Обществе Лондона, научной организации под королевским патронажем, известной в основном своим уходом за лондонским зоосадом. Множество слухов витает о том, отчего наследник одного из величайших монарших домов Европы променял свой трон, земли и титулы на скромную должность смотрителя зоосада. Не без труда застигнутый вашим покорным слугой по пути в Англию на борту „Левиафана“, корабля Его величества, Александр сказал лишь следующее: „Bella gerant alii, tu felix Austria, nube“. Эта фраза представляет собой латинский девиз Габсбургов и подразумевает традиции дома добиваться влияния через союзничество, а не через конфликт. Она переводится как „Пусть воюют другие, ты же, счастливая Австрия, заключай браки“.

Что значит данный контекст этой фразы, остается неясным, хотя у вашего покорного слуги есть предположение, что юный принц нашел себе утешение в новых и сильных союзниках.

Эдди Малоне, „Нью-Йорк уорлд“, 20 декабря 1914 г.»

ПОСЛЕСЛОВИЕ

«Голиаф» — роман альтернативной истории, поэтому большинство его персонажей, «фабрикатов» и машин — мое собственное изобретение. Однако история мест и событий смоделирована близко к реалиям Первой мировой войны, а некоторые из персонажей вполне реальные люди. Вот вам беглый обзор того, что в этом романе почерпнуто из действительности, а что вымышлено.

30 июня 1908 года, примерно в семь часов четырнадцать минут утра, в сибирской глуши взорвался огромный огненный шар. Сила взрыва была такова, что за сотни километров от того места валило с ног людей и вышибало стекла из окон. Из-за географической отдаленности тот «случай в Тунгуске» изучался учеными долгие годы, и лишь недавно было с достоверностью определено, что те гигантские разрушения были вызваны падением метеорита (или же то был осколок кометы — конкретно так и не установлено). За истекшие десятилетия о причинах того события выдвигалось множество гипотез — от высадки пришельцев до черных дыр антиматерии, а то и вовсе экспериментов, проводимых великим изобретателем Николой Теслой.

В 1914 году Тесла имел мировую известность. Проживающий в Нью-Йорке сербский эмигрант, он работал над множеством изобретений — в том числе и над «лучами смерти», которые, как он надеялся, могли свести к нулю все войны как таковые. С 1901 года его основным проектом была Башня Ворденклиф — огромных размеров электрическое сооружение на Лонг-Айленде, посредством которого он рассчитывал бесплатно передавать электричество по всему миру (и далеко за его пределами). Но к 1914 году финансовое положение Теслы пошатнулось, и он начал все громче и настойчивей заявлять, чего бы он мог добиться, если бы… В итоге башня так и осталась недостроена, а в 1915 году земля, на которой она стояла, за долги отошла под строительство отеля «Уолдорф-Астория» (да-да, обиталище ученого эксцентрика ушло на покрытие гостиничного счета). В 1917 году башня была разрушена американскими властями, опасавшимися, что ее в качестве ретранслятора или навигационного пункта могут использовать германцы.

Газетные магнаты Уильям Рэндолф Херст и Джозеф Пулитцер отчаянно конкурировали между собой многие десятилетия. Оба снискали себе славу «королей желтой прессы», скандальных публикаций и раздутых сенсаций с достаточно вольной трактовкой фактов. Как и здесь в «Голиафе», Херст был ярым противником вступления США в Первую мировую войну. Он же славился любовью к кинематографу, зарекомендовав себя как создатель сериала «Опасности Паулины» (первая серия фактически цитируется здесь), где впервые в кинематографе применил эффект так называемого «подвеса» (находка, за которую перед этим человеком снимаю шляпу в том числе и я).

Адела Роджерс Сен-Джонс была «девушкой-репортером» периодических изданий Херста — и не только его одного — фактически с девятнадцати лет и без малого до семидесяти. В «Голиафе» ей двадцать, и хотя в жизни она к той поре была уже замужем, я из некоего каприза изменил историю и оставил ее незамужней. Тем не менее история о том, как было порвано ее брачное свидетельство, абсолютно правдива. Автобиография Аделы Роджерс «Соты» (1969) по-прежнему имеется в широком доступе и сама по себе в буквальном смысле завораживает.

Франсиско «Панчо» Вилья являлся видной фигурой Мексиканской революции 1910–1920 гг. У Вильи в самом деле имелся контракт с Голливудом на съемку его боевых действий, а германские агенты действительно снабжали различные революционные фракции в надежде утвердить в Мексике свое влияние. Итоговое вступление в 1917 году Соединенных Штатов в войну было отчасти инспирировано обнаружением так называемой «телеграммы Циммермана», где Германская империя сулила помощь Мексике, если та нападет на Соединенные Штаты. Поэтому я счел уместным косвенно задействовать в своем повествовании и Мексиканскую революцию.

Доктор Мариано Асуэла в действительности не был личным врачом Вильи; зато он был прекрасным писателем, и его новеллы и рассказы о мексиканской революции я бы назвал одними из лучших.

Двое японских ученых, упомянутых мной поименно — Сакичи Тойода и Кокичи Микимото — существовали в действительности; первый основал компанию, ныне известную как «Тойота». Исторически реальным лицом является и подручный Херста Филип Фрэнсис — после его смерти выяснилось, что он был урожденным Филиппом Дифендорфом. Маловероятно, чтобы он был германским агентом (не является он таковым и в «Голиафе»), хотя в годы Первой мировой многие американцы с немецкими именами и родословной подвергались гонениям — включая, кстати, и одного из моих прадедушек.

Хотя самые важные исторические посылы этой части книги лежат, конечно, не в подобных деталях и даже не в моих фантастических «технологиях». Величайшие изменения кроются в тогдашнем ходе самой войны. В реальном мире, где никакой воздушный корабль «Левиафан» не бывал в Стамбуле, Османская империя все же примкнула к Центральным («жестянщицким») державам и отрезала поставку провианта России. В ходе длительного кровопролитного сражения при Галлиополи русской армии так и не удалось форсировать Босфор и Дарданеллы, и ее боевой пыл был несколько утерян. Ну и, конечно, не было никакой германской атаки на Шорэм, шт. Нью-Йорк, а потому Соединенные Штаты еще на три долгих года сохранили свой нейтралитет. Тем временем война зашла в патовое состояние, и к ее окончанию Европа лежала в руинах, мостя сцену дальнейшим ужасам Второй мировой войны.

В конце «Голиафа» тем не менее моя вымышленная (точнее, домысленная) Великая война близится к концу. У германцев становится все меньше союзников и все больше сильных противников, в основном благодаря храбрости офицеров и всего экипажа «Левиафана». Европе в итоге удается выбраться из войны не в таком плачевном состоянии, в каком она оказалась в действительности, а, следовательно, менее уязвимой для трагедий, которым еще лишь суждено было произойти. Жаль только, что Алек и Дэрин не в силах предвидеть наш сюжет и узнать, сколь значительно они повлияли на ход истории.

А впрочем, им на тот момент и без того было, а точнее есть, чем заняться.

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31

ГЛАВА 32

ГЛАВА 33

ГЛАВА 34

ГЛАВА 35

ГЛАВА 36

ГЛАВА 37

ГЛАВА 38

ГЛАВА 39

ГЛАВА 40

ГЛАВА 41

ГЛАВА 42

ГЛАВА 43

ГЛАВА 44

ПОСЛЕСЛОВИЕ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg