Александр Стоянов Вполне порядочный мир
Знание не проходило. Он помотал головой, стараясь избавиться от непрошеной ясности в мыслях, но безрезультатно. Он чувствовал и знал, что с ним произошло, и это совсем не радовало его.
Посмотрел на часы. Стрелки показывали половину седьмого. «Основную массу я все-таки опередил», — подумал он, пытаясь отвлечься. Зевнул, зябко поежился, оглядываясь вокруг. Народу на остановке не было. Немного порадовался своему одиночеству, но тут опять пришло Знание, и лицо его скривилось.
— Нужно думать о другом, — сказал вслух и задрал подбородок вверх.
Небо было глубокое и синее, деревья насквозь пронизывались иглами солнечных лучей. Поблескивали чистые лужи, и пахло ушедшим дождем. «Вымокну мгновенно, и потом будет не до грибов. На Лысых Буграх травы немного, но до них еще надо добраться. Зря не обул сапоги… И автобуса не видно, запропастился куда-то…» Полез в карман за сигаретами, закурил. Где-то внизу послышался шум мотора.
— Наверняка мой, — пробормотал он и не ошибся. Подкатил пригородный, битком набитый грибниками.
Отбросил сигарету, втиснулся в душное брюхо автобуса и долго устраивался поудобнее, пока не захлопнулись двери. Только после этого он смог облокотиться и немного успокоиться. «До следующей остановки продержусь, — подумал тоскливо. — И откуда столько народу спозаранку?»
— Денис, здравствуй! — услыхал он знакомый голос. Кивнул, выдавил из себя ответное приветствие.
— Ты один? А где жена?
— Уехала с сыном к матери.
— Холостяком живешь?
«Свалился как снег на голову. Если еще навяжется в попутчики — можно сходить на следующей остановке».
— Тоже за грибами?
— Увы! У меня ведь сад.
— Ах, да, — спохватился Денис. Присмотревшись внимательнее, он понял, что большинство сойдет у садов. Конкурентов у него не будет. Великая вещь собственность! Даже если это и скромный садик.
— Ты чего развеселился?
— Да так… Польза-то от сада есть?
Хоть себя оправдал, и теперь Денису оставалось делать вид, что внимательно слушает, да изредка вставлять незначащие фразы. Самому же можно было глядеть за спину говорившего, в кусочек заднего окна, думать о своем. «Откуда оно? И что с ним делать?» Он безуспешно пытался представить себе, что изменится в его жизни, где до сих пор все было ясно и просто: жена, сынишка Кирюша, врагов ярых нет, со всеми приветлив, иногда излишне молчалив. Диссертации нет, но со временем будет, глупым не считают, и сам себя к ним не относит. «Собственно говоря, с чего я взял, что у меня появилось это? Знаю — и все! Хорош довод. Сказать — засмеют. Проверить-то нет никакой возможности. Ну и ситуация! Жди несколько десятков лет, и неизвестно, что получится… А может, я свихнулся? Опять же — самому не проверить. К психиатру, что ли, обратиться?..»
— Ну будь здоров! Мне пора. Удачи тебе и корзину грибов.
«Много грибов и есть удача», — подумал Денис, качнувшись от резкой остановки автобуса. Противно заскрипели тормоза. «Не дрова везешь, — завопил кто-то впереди, — людей!»
Надо выпустить, понял Денис, а потом спокойно войти, иначе сомнут. На траве сверкали капли, под ногами расползалась серая мокрая земля. Звякали огородные и садовые инструменты, ведра с провизией.
— Счастливой работы! — он торопливо сунул руку знакомому.
— Отправляемся, — кондуктор высунуло голову о открытое окно. — Поживее!
Дальше автобус шел полупустым. Денис пристроился у окна, корзину поставил на сидение рядом.
— …В прошлую субботу десять белых взяла. Один к одному.
— На Лысых, небось?
— На них. Туда и пойдем.
«Не повезло… А-а, все равно. Всегда начинал с Бугров — и удачно. Дорога пошла ухабами. Дениса то и дело встряхивало, заваливало к стеклу или от него, корзина ударяла в бок. — Глупости, не должно здесь быть ухабов, я точно помню.»
Он приподнялся и взглянул в ветровое окно. Насколько было видно, тянулся вздыбленный асфальт. Денис перехватил недоумевающий взгляд кондуктора:
— Давно здесь так?
— Мы первый раз на этом маршруте. Но неделю назад был порядок, сменщики не жаловались.
— Не хотели говорить, — донеслось от задней двери.
— С дорогами у нас всегда плохо. Уже и не замечаем.
— От этого не легче, — Денис судорожно схватился за спинку переднего сидения. — Добраться бы целым.
Трястись пришлось еще минут семь, и к концу пути он готов был разорвать всякого, имевшего отношение к злополучной дороге.
— Пижоны, — шипел он, вылезая на горбатый асфальт. — Вытащить бы их из кабинетов да прокатить по этой стиральной доске!
Наметанным глазом грибника заметил зеленые побеги в разломе асфальтовой кочки, и это еще больше разозлило его.
— Трава успела прорасти. Подумать только! — всплеснула руками дородная женщина, говорившая о белых грибах.
Денис хотел добавить несколько горячих слов, но тут опять всплыло Знание, и ему расхотелось вмешиваться. Лучше опередить этих болтливых тетушек… Он быстро зашагал в сторону леса.
С деревьев капало. «И с какой стати оно появится? Ишь, выискался небожитель, отмеченный перстом. Утром проснулся, а оно на блюдечке. Каждому такое приятно! — наклонился к моховичку, бросил его в корзину. — Дальше должно быть лучше… А вдруг это правда? — Денис остановился в замешательстве. — С ума сойти можно… Что же делать-то? — он с силой пнул подвернувшийся мухомор. Гриб был на редкость высоким и вызывающе красным. — Придется в психдиспансер наведаться…»
Жужжали мухи, то наседая, то отлетая прочь. «Хорошо, хоть комаров нет. А странно, должны бы быть: середина лета все-таки. Вот только мухи. Черт побери, а ведь они красного цвета!» Впереди в воздухе висела красная жужжащая полоса: из нее то и дело выплескивались узкие ленточки, быстро распадавшиеся на отдельные точки. «Первый раз вижу таких. А может, это не мухи? — Он хлопнул себя по руке и принялся рассматривать добычу. — Ничего особенного. Крылья с прожилками, лапки. Только все ярко-красного цвета. Никогда не замечал, чтобы здесь водились такие. А вдруг они ядовитые?»
Он обогнул переливающуюся всеми оттенками красную полосу. Отсюда к Буграм он еще ни разу не подходил, но из этого не следует, что красных мух нельзя было заметить. До Бугров метров сто, для них запросто туда долететь.
Денис постарался загнать вглубь все опасения, начал высматривать грибы, из-за которых в такую рань оказался в лесу. Кроме сыроежек на глаза ничего не попадалось. Пошла густая трава, за ноги цеплялись липкие стебли какого-то неизвестного растения. Когда он окончательно промок, забелели пески Лысых Бугров, утыканные могучим сосняком. Денис облегченно вздохнул, внимательно осмотрелся. «Хорошо бы набрать полную корзину, утереть нос тем тетушкам. Все-таки всю ночь дождь шел. А до этого дожди чередовались с солнцем».
Тут он вспомнил пожелание знакомого. Мысли переключились на его сад, подумал о садике для себя. Все кружилось, как по отлаженной программе: мысль ассоциировала другую, сама исчезала, затем вновь появлялась, вызванная иными, пришедшими из круга воспоминаний. И вдруг он поймал себя на том, что давно не видел ни одного гриба, а сам думает — что же будет, если Знание не лжет ему?
Он присел у основания сосны, полез в карман за сигаретами. Взгляд упал на громадного муравья, деловито тащившего ссохшуюся шишку. Та была небольших размеров, но Денис никогда в жизни не видел муравьев, промышлявших шишками. Он нервно чиркнул спичкой, прикурил. На спичечной этикетке весьма кстати чернел симпатичный муравьишка, под которым бежала надпись об охране природы… Еще толком не разглядев гиганта, Денис знал, что тот красного цвета. Он подобрал обломок ветки, осторожно отодвинул шишку — на песке алела капля. Несколько мгновений она пребывала в неподвижности, затем стремительно кинулась к Денису. От неожиданности он заорал и с остервенением начал топтать мерзкое насекомое, осмелившееся напасть на человека. «Мразь, — вопил он, — куда прешь, жить надоело!?» Отскочил, тупо уставился на песок. Там ничего не было. Ему стало стыдно за вспышку ярости.
— Точно, спятил, — сказал он, вновь чиркая спичкой. — Это же обычный рыжий муравей! Ну, чуть крупнее обычного…
Докурив сигарету, решил походить еще полчаса, а затем, независимо от исхода, убираться прочь с этих чертовых Бугров. Домой! Завалиться на диван — и спать до завтрашнего утра, пока все Знание, все муравьи и вообще все-все не исчезнет из памяти. Так будет разумнее. А над приобретением подумает, когда вылечат. Пофантазировать никогда не поздно.
Денис привычно двинулся к северному из Бугров, склонами убегавшему в заросшую березняком и осинами низину. Шел медленно, тщательно просматривая каждый клочок земли, и чем дальше, тем прочнее становились сомнения в успехе. Ни малейшего намека на грибы. Исчезли даже сыроежки и поганки. Словно кто-то прошелся с метлой. Взгляд шарил по земле, натыкался на траву, сухие ветки, голубой мох. Было все, не было только грибов.
Денис задумчиво почесал в затылке. Он был совершенно спокоен. Жаль, что вернется без добычи. Явственно ощутил запах грибной жаренки, проглотил набежавшую слюну.
Когда поднимался вверх по склону, появились поганки. Денис почувствовал облегчение: хоть что-то растет. Он наскоро прошел складку и вышел к тому месту на вершине, где рассчитывал напасть на грибницу.
Земля перед ним шевелилась. Сначала она вздувалась, медленно сползали листья, хвоя, а затем в разломе земляной кочки показывалась коричневая шляпка гриба. Денис стоял неподвижно, машинально считая скорость появления грибов. Получалось что-то вроде четырех штук в минуту. Он хрипло рассмеялся, прислонился к ближайшему дереву. Грибы росли на глазах, достигали примерно тридцати сантиметров, на этом рост прекращался. Но попадались среди них и экземпляры до полуметра высотой. А над всем этим великолепием висела пелена ярко-красных мух. «Жаль, камеры нет», — подосадовал Денис. Он аккуратно срезал два гриба. Надрезы были мягкими, сочными, отдавали чудесным духом. Кроме размеров и красного цвета, ничто не отличало эти грибы от обычных. Один из них Денис нарезал на части и сложил в корзину. У другого отломил ножку, а его гигантской шляпкой накрыл всю душистую горку.
Все время над ним кружили мухи. Он небрежно отмахивался от них. Закончив приготовления, опять закурил и с любопытством посмотрел на вершину Бугра. Земля больше не шевелилась, спокойно стояли исполины-боровики.
— С этим сами разбирайтесь, — сказал Денис вслух. — С меня хватит моего бессмертия.
* * *
Он оставил корзину на кухне, не раздеваясь, прошел в комнату, плюхнулся в кресло. «Забыл спросить у таксиста, не заметил ли он чего необычного, подумал запоздало, покосившись в сторону кухни. — А впрочем, что спрашивать…» Устало прикрыл веки. Сразу же возник муравей с шишкой. Денис поспешно открыл глаза. «Теперь от этого избавиться. Позвоню-ка Толпину».
Он порылся в карманах, отыскал двухкопеечную монету. Мимоходом глянул на грибы, втайне ожидая от них сюрприза. От корзины пахло лесом, землей. Никаких неожиданностей. Вышел из подъезда, остановился, соображая, где ближайший автомат. Телефоном пользовался редко, в глубине души побаивался его. Плохо разговаривать, не видя собеседника. Теряешься, приходит косноязычие.
«Андрей? Это Денис. Ты уж извини, что я так рано. — Денис чувствовал, как намокла и прилипла к спине майка, а по лбу потекли капли пота. Продолжая говорить, нащупал носовой платок, с облегчением вытер лоб. — Я вот и думаю, позвоню тебе, узнаю, как дела… Конечно, догадался. Один — полностью. Шляпка — на голову можно надеть… А вдруг мне все кажется?.. Они ведь сегодня не работают?.. Правда? Ты кого-нибудь там знаешь? Постой, запишу…» — Денис поискал авторучку и клочок бумаги и вдруг понял, что это лишнее: запомнил все сказанное. Слово в слово, вплоть до интонации, «Чего голос меняешь? — спросил Толпин, — дразнишься?» — «Не до этого», — «Будь здоров, Позвонишь?» «Обязательно».
Денис осторожно повесил трубку. «Кретин, — ругнул он себя, — даже не спросил, не случилось ли с ним чего-либо. Все о себе да о себе».
Стараясь не глядеть по сторонам, заспешил домой. Тротуар был очень неровным, Денис все время спотыкался. Присмотревшись, понял, что это здорово походит на вздыбленную дорогу, по которой он ехал два часа тому назад. Казалось, что-то рвется из-под брони асфальта. Стало не по себе. Денис невольно ускорил шаги. Лишь оказавшись в прихожей, успокоился. Опять прошел к креслу, безвольно опустился в него.
«Как это меня угораздило? С утра — знание о бессмертии, потом грибы, сейчас — память. Я ведь помню разговор не только с Толпиным, но и с таксистом. Болтали о пустяках, а вот запомнил. Что же будет дальше?»
Закрыл глаза. Опять перед мысленным взором всплыли великаны-боровики, нос защекотал их запах. «Это от тех, что на кухне», — сообразил Денис.
Со вздохом поднялся из уютного кресла, разделся. Оказавшись в одних плавках, подошел к окну, внимательно посмотрел вниз. Тротуар горбился, по нему бежали многочисленные трещины, в разломах зеленели побеги. «Или я спятил, или… Нужно быстрее мотать к врачу», — встревоженно подумал он.
Постоял под холодным душем, прогоняя от себя страх. Растерся полотенцем, начал одеваться. «День будет жарким, обойдусь без галстука. Не на званый ужин, в конце концов… Всю субботу испортил!» — взорвался внезапно.
Побушевав некоторое время, он успокоился и сосредоточился, стал упаковывать грибы в портфель. Огромную шляпу боровика заложил в полиэтиленовый пакет, полюбовался внушительным тючком. «Ну, с богом», — сказал себе и вышел.
— Простите, у вас спичек не найдется?
Встречный похлопал себя по карманам, извлек зажигалку.
— Пожалуйста.
— Весь тротуар испоганили, — проговорил Денис, мотнув головой в сторону. Не в курсе, что происходит?
— Нет. Может, под землей что-то прорвало?
— Узнаем, когда поплывем. Спасибо за огонек.
«Кое-что проясняется. Есть даже рабочая гипотеза — под землей трубы прорвало. Жаль, что она не объясняет скороспелых грибов и моего бессмертия». Остановился возле телефона-автомата.
— Андрей, это я. Слушай, у вас тротуар в порядке?
— На глазах рвет в клочья.
— А в трещинах — трава?
— Да.
— Мыслей о бессмертии нет?
— Пока нет, — засмеялся Толпин. — Ты сразу все хочешь!
Перекинулись еще несколькими фразами, и Денис вышел из будки. «Вот и будем пробавляться слухами. Услышим сами, передадим друзьям — и пошло, поехало. Истина же скользнула мимо. Может, и в самом деле причиной всему — лопнувший водопровод? Но почему — не нашествие пришельцев? А ведь это идея! — он присвистнул от неожиданности. — И многое объясняется. В том числе и свалившееся на мою голову бессмертие!»
Город зарастал на глазах. Когда-то срубленные деревья, затоптанная трава ожили и пустились в рост. Росло не так быстро, как в лесу, но так же неудержимо. «К вечеру вымахают. Дай бог, чтоб не выше натуральных размеров…» Денис обогнул пень, взломавший серую корку асфальта молодыми побегами.
— Тьфу, наваждение бесовское, — невнятно прошамкала встречная старушка. Господь за грехи карает.
«Бабуся, а вдруг он тут ни при чем? Слишком уж он важная персона, чтобы наделять бессмертием всякую мелочь, вроде меня… Опять я об этом! А что делать? Не каждый же день просыпаешься со знанием, что бессмертен. Привыкну не буду и вспоминать о нем, займусь более интересными делами. Вот еще головоломка! Что может предпринять человек, когда над ним не висит время? Перебирать в памяти, что происходило с ним лет этак пятьсот назад? А если без шуточек?! Впервые в жизни нет программы на будущее. До сих пор все было расписано, как по инструкции: кончить школу, потом институт, жениться, родить и воспитывать детей, сделать карьеру. А потом тихая пенсия, гроб — и конец всему. Скучная, конечно, картина — А ведь я боюсь этой неожиданной бесконечной жизни!» — вдруг отчетливо понял он.
В лоб врезался теплый мягкий комок. Денис оглянулся в поисках метателя никого не было. На проезжей части, похожей на зеленое кочковатое болото, беспомощно раскачивался полупустой автобус. Денис посмотрел под ноги: широко разбросав крылья, на асфальте лежал воробей. Птенец? Денис наклонился к птице. Воробей был взрослым. Он судорожно открывал и закрывал клюв. Денис невольно вздохнул воздух улицы, но ничего особенного не ощутил. Взял птичку в руки. Как его угораздило? Заболел?.. Над ухом что-то прошелестело. Мгновенно обернувшись, он увидел другого воробья, распластавшегося у пня. Он также часто открывал клюв. Эпидемия? Денис шагнул в сторону пня. Воробей рванулся и взлетел. Полет был неуверенным, и спустя несколько секунд птица упала на крышу автобуса. Денис проследил за полетом, потом покосился на дрожащий комок в руке. Осторожно положил его на землю, вслушался в говор улицы — и не услышал обычного птичьего пощелкивания. Бесшумно метались мелкие птахи, беспомощно натыкаясь на препятствия и падая вниз. На коньке соседнего дома, нахохлившись, сидели голуби.
«Что же такое? — растерянно подумал Денис. — Ведь это ни на что не похоже. Не война, не стихийное бедствие. Единственно разумное объяснение — пришельцы. Попахивает бредовой фантастикой, но попробуйте возразить… Непонятно только, зачем им оделять меня бессмертием. Впрочем, откуда знать, что другие не обладают им? Все слишком неправдоподобно, чтобы с утра кричать — я бессмертен! С шатким обоснованием — знаю, что это так. Никому не хочется слыть сумасшедшим… А оживление деревьев и травы — налицо. Это не бестелесные мысли о бессмертии. Это то, что видно, осязаемо. Можно объяснить прорывом труб, появлением глубинных вод и еще много чем. Для этого достаточно начитанности либо недовольства домоуправлением. О бессмертии же все будут молчать, сомнения нет… Главное — узнать, отчего деревья вновь растут из пней, закатанных под асфальт десятки лет назад. И какой дьявол сделал беспомощными воробьев? А может, не только их? Народу-то на улицах совсем немного. Правда, всего десять часов — и суббота. Могут спать. Ну, конечно же, они еще спят! — Денис с трудом подавил возникшее желание вбежать в подъезд и позвонить в первую попавшуюся дверь. — Не паниковать! В институт, там все прояснится».
Он запоздало сообразил, что нужно было послушать радио. Но поразмыслив, понял, что ничего не изменилось бы. Местное радио еще не успело, а с Москвой как-никак четыре часа разницы. В семь часов утра в городе все было в порядке. А кто будет пристально всматриваться в окружающее субботним утром? Слушать можно, но когда он придет в институт. Попозже, к полудню, если будет о чем говорить.
Где-то в вышине застрекотали сороки. «Все нормально, — с облегчением подумал Денис, — ишь, как разорались». Сороки трещали, кружились на одном месте, а потом дружно отлетели к другому двору. Над крышей, где они только что галдели, показались человеческие плечи и голова. «Здоровый мужик», машинально отметил Денис, и вдруг до него дошло, что не может быть такого: ведь дом — пятиэтажный!
Он кинулся за угол, в нос ударил густой запах горячего тела. Посреди переулка, окруженный безмолвной толпой, высился гигантского роста мужчина. Он был совершенно голым, если не считать смутного подобия набедренной повязки, в которой ошеломленный Денис не без труда узнал разодранную палатку и несколько ковровых дорожек.
Запах шел от мужчины. Обычный запах здорового тела, только концентрированный и оттого чуть ли не физически осязаемый. Женщины в толпе закрывали носы платочками, мужчины усиленно дымили. Великан растерянно озирался, осторожно переминаясь с ноги на ногу. От его движений мостовая гудела и дрожала. Он высился над домами, и это смотрелось так естественно, словно они существовали все время — обнаженный гигант и стандартные пятиэтажки. «Пришелец! Но в таком виде?!» — Он стал пробираться сквозь толпу ближе к гиганту и нечаянно задел детскую коляску. В ней завопил младенец. Мать судорожно встрепенулась и толкнула коляску прочь от новоявленного Гулливера. Как по сигналу, толпа колыхнулась. Денис попятился, намечая на всякий случай дорогу к бегству.
— Товарищи, — заговорил мужчина, — я… — Из окон посыпались стекла.
Денис опомнился, когда из-за домов ничего не было видно. «Чего я испугался? — он дрожащими руками поискал в карманах сигареты. — Человеческого голоса? Ведь это все равно, что уличный громкоговоритель. Ну, может, чуть громче. И совсем не страшно. И вид у него вполне приличный. Лучше, чем у многих стоявших там. Такой случай упустить! Нужно не паниковать, а идти туда. Иначе ничего не узнаешь…» Он представил себе фигуру гиганта и на миг заколебался. Бессмертие еще требовало доказательства, а великан уже стоял посредине мостовой. Его видели десятки людей, от его голоса брызнули осколки стекол. Это уже не предположение, в явь. И Денис наконец поверил: что-то произошло. До сих пор все воспринималось с известной долей легкомыслия. Оно таилось где-то в глубине сознания, и, может, потому так просто думалось и о пришельцах, и о неисправной канализации, и еще бог знает о чем, упрятанном в каменное нутро города. В конце концов, вырубят всю непокорную зелень, как делали с незапамятных времен, к все станет на свое место. Зальют асфальт новый, утрамбуют катками… А бессмертие его никому глаз не колет. Промолчит никто не узнает, скажет — назовут фантазером. На худой конец, проверят в психиатричке, в случае нужды подлечат.
Он вбежал в переулок и остановился — гигант исчез.
— …Проснулась я с трудом, смотрю — в окне тень, выглянула, а это он…
— Стекла вдребезги…
— Метров двадцать, не меньше. И глазами моргает…
— Заговорил — я чуть не оглох!
— Холодно, он коврами и обернулся…
— Осторожно шел, провалиться боялся.
— А чего бояться? Мне бы его рост…
— И откуда такие берутся?
— Говорят, теперь всем специальные уколы будут ставить, чтобы не росли.
— А жить ему где? В дом-то не влезешь…
Говор толпы был почему-то далеким, хотя говорившие стояли рядом. «Проворонил! Сначала струсил, а теперь — опоздал!»
Перед входом в институт сидел Толпин.
— А я ждал тебя, — кивнул он Денису. — К Рыжову попал?
— Не дошел. Сам видишь, что творится.
— А что творится? Деревья, травка на каждом шагу. Автобусы не ходят — и чудесно. Бегом от инфаркта! Нам крупно повезло, — развеселился Толпин. — А воздух! Как на взморье!
Денис вздохнул полной грудью. Чистый воздух был насыщен запахом цветов, хвои.
— Утром в городе все было нормально, — сказал Денис. — Расти начало, когда я попал в лес. Я грибы оттуда прихватил.
— Дай-ка посмотрю. — Толпин развернул пакет, отломил кусочек шляпки, осторожно понюхал. — Слушай, в вдруг это эпидемия роста?
— Вряд ли. У меня еще и память изменилась. С лету все запоминаю.
— Эпидемии бывают разными. Хорошо, что от этой никто не умирает.
— Андрей, попроси Мишу съездить к Лысым Буграм, — оказал тихо Денис. — Ты с ним в хороших отношениях.
— Не согласится — И потом — там можно заразиться.
— Я один пойду. Только подвезите. Толпин задумался.
— Хорошо, попробую. Поедем вместе. В конце концов, заболеть памятью или бессмертием не так уж плохо.
Он пошел к институтским гаражам.
* * *
Дорога и впрямь была отвратительной. Трясло, как на вибростенде, и Денис уже пожалел, что связался с машиной. «Пешком быстрее бы дошел, — думал он, морщась при каждом толчке. — Спидометр показывает двадцать. Смех, а не езда».
— Миша, включи, пожалуйста, радио. Вдруг что узнаем.
— Дай, я поищу, — Толпин крутанул ручку настройки. В кабину ворвались какие-то помехи, обрывки песен, фраз.
— Попробуй отыскать местную радиостанцию, — предложил Денис.
— Лучше Москву: нужны последние известия.
— Рано. Они в двенадцать.
— А сейчас сколько?
— Без двадцати, — не оборачиваясь, ответил шофер. — А теперь куда?
— Налево, — Денис перегнулся через сидение и махнул в сторону грунтовой дороги. — Там просека, на ней поставим машину и дальше пешком.
Миша вдруг ойкнул и резко затормозил.
— Елки-палки, — прошептал он, глядя куда-то вбок, на обочину. Его круглое лицо медленно краснело.
Денис и Толпин повернулись в ту сторону, куда смотрел шофер. На песчаном взгорке среди редкого молодого сосняка сидел гигант. Тот самый, которого Денис видел в городе.
— Пришелец, — оторопело пробормотал Толпин. Шофер ошалело моргал глазами. Неожиданно он включил задний ход, газик начал медленно отъезжать. Толпин рывком нажал тормоза, и Денис — в который раз за ту поездку — сильно ударился плечом о железный борт машины.
— Сдурел, что ли, — прошипел Толпин, — ты же привлекаешь его внимание!
— Он и так нас заметил, — сказал Денис.
Гигант медленно повернул голову в их сторону:
— Боитесь?
Голос его был гораздо тише, чем в городе.
— Не съем я вас, — с досадой продолжал великан. — Не трусьте.
— Он знает наш язык! — поразился Толпин. — Телепатия?
— Да не пришелец он: я встречал его в городе.
— Когда ты успел?
— По дороге в институт.
Толпин вылез из газика, Денис откинул сидение и выбрался вслед за ним.
— Пойдем ближе, познакомимся.
«Вот мы с ним и столкнулись. Никакой не пришелец он, а простой парень, который неизвестно почему вымахал ввысь. И нужно понять, отчего все случилось — с ним, со мной, со всем, что так рьяно пустилось в рост. Чтобы знать, не последует ли за этим иное, более страшное…»
— Зовут-то как?
Они стояли метрах в сорока от гиганта, над которым встревоженно трещали сороки. От него, как и тогда в городе, шел запах человеческого тела. Но сейчас он был разбавлен ароматом нагретого леса.
— Смелые. Знакомиться пришли? Что ж, пожалуйста. Когда-то звали Давыдом, работал инженером на приборном. Сейчас кандидат в цирковое чудо. Возраст двадцать четыре года. Рост неизвестен. Раньше занимался гимнастикой, сейчас впору подъемным краном.
— Ты как здесь оказался?
— Ушел, чтобы людей не пугать. А вы за мной?
— И без тебя чудес хватает.
Миша что-то пробормотал и убежал к машине.
— Ты что? — Толпин кинулся за ним, вернулся со сконфуженным видом. Повышенное давление, говорит. Не может его запаха переносить… Давыд, а когда ты таким стал?
— Начал расти утром. Хорошо, догадался выскочить на улицу.
— Быстро рос?
— Часа два.
— Больно?
— Жутко.
— Еще бы… Как жить теперь? Одной еды вагоны понадобятся.
— Я есть не хочу, — сказал Давыд, услышав слова Толпина. — Мерзну здорово.
— Жара ведь!
— Теплоотдача большая, — сказал Денис.
«Значит, и у него началось утром, — подумал он, разглядывая Давыда. — Если таких в городе наберется человек десять… Люди как боги! По крайней мере, внешне… И еще бессмертные. Но эти не бросаются в глаза, как Давыд. А сколько еще таких, в которых тоже что-то изменилось? К лучшему? К худшему? Никто не знает. Может, Толпин прав: нам повезло? Но за какие заслуги? За то, что Давыд настраивает приборы, а я пишу интегралы? А Мише и Андрею ничего не перепало? Чушь какая-то. Должно же существовать разумное объяснение! Может, над нами проводят эксперимент? Но кому это нужно?»
— Давыд, пойдем с нами, — решительно сказал он. — Здесь есть одно подозрительное место.
— Я лес поломаю.
— Новый вырастет. Теперь это не проблема.
Давыд медленно встал. Запах колыхнулся, сороки испуганно отлетели.
— Размеры! — почтительно произнес Толпин, задрав голову.
Послышалось урчание мотора.
— Миша удирает! — Денис рванулся к газику. — Да постой же ты! — успел вскочить на подножку. — Не бойся, он обычный человек. То есть не обычный, но это неважно. Поедем к Буграм.
— Боюсь, — сознался шофер.
Денис махнул Толпину и крикнул Давыду:
— Мы поедем вперед. Шагай за нами.
— Симпатичный малый, — сказал Толпин, когда газик тронулся с места. — Даже жалко, что не пришелец.
— А пришельцы такие? — поинтересовался Миша.
— Миш, а ты пугливый!
— Машина за мной числится, — огрызнулся шофер. — В такой поездке ее угробить — раз плюнуть. Сначала кочки, теперь песок. Того гляди — засядем.
— Давыд вытащит!
— Мужик он здоровый, — уважительно согласился Миша.
«И все так, — думал Денис. — Здоровый, огромный, Словно речь идет о башне. Понятно теперь, почему он сбежал из города. В лесу никто не докучает, можно собраться с мыслями. Мне здесь тоже лучше. Но обо мне, кроме Андрея, никто не знает… Наверное, нужно собрать всех, кто обнаружил в себе изменения. Объявить по радио, объяснить… А что, собственно, объяснять?»
— На такой дороге я точно машину разобью, — ворчал Миша.
— Еще немного, — пообещал Денис, включая приемник.
«…Жителей столицы встретило необычное зрелище: на улицах, площадях начался буйный рост деревьев и травы, уничтоженных при прокладке магистралей. Особенно интенсивный рост наблюдался в новых районах Москвы. Ожившая растительность совершенно преобразила облик города, сделав его обширной лесной зоной…»
— Велика радость, — буркнул Миша. — Теперь запчастей не напасешься.
«…Это явление затруднило работу наземного транспорта, на выручку пришли метро и вертолеты. По сообщениям корреспондентов, такое явление наблюдалось в ряде городов нашей страны и за рубежом. Сейчас выясняются причины внезапного оживления растительности. А теперь послушайте прогноз погоды…»
— Как-нибудь потом, — сказал Толпин. «У них ночью началось, — Денис выключил приемник, — Пожалуй, одновременно с нами».
— Стоп! Миша, загоняй в просеку. Дальше пойдем пешком.
— Я лучше побуду возле машины, — сказал шофер.
— Как хочешь. Где Давыд?
— Вон он. Такой не потеряется.
Давыд стоял в лесу, как в кустарнике, отбрасывая гигантскую тень. «О чем он думает? О своем росте? Что мы отыщем тех, кто преподнес ему этот сюрприз? Или о том, как все сложится в будущем? Не хотел бы я оказаться в его шкуре. За спиной трещали деревья, перепуганно кричали птицы: это шел Давыд. — Шуму много. Впрочем, лес шумом не возьмешь. Людей можно напугать. Люди многого боятся, даже огромного роста. Пока перемены тебя не затрагивают, легко философствовать на тему — приход неожиданного. Совсем иное, когда с ним сталкиваешься один на один. Тут же выясняется, что к встрече не готов… Ишь, как запел! — оборвал насмешливо мысленный монолог. — Скромно, непринужденно зачислил себя в первопроходцы… — Он прислушался к тяжелой поступи Давыда, частому дыханию Толпина. — Ну, придем. Полюбуемся грибами, муравьями. Может, еще какая нечисть появится. Но отгадки не будет. Она в чем-то другом…»
Грибов не было. Растерянный Денис обежал все окрестности, проверяя, туда ли вышел.
— Ты не ошибся? — спросил устало Толпин.
— Они росли здесь.
— Тогда вот твои грибы, — Толпин небрежно пнул рыхлый холмик. Рассыпались за это время.
* * *
Давыд с трудом сдерживал дрожь от озноба и с тоской думал, что теперь неясно, когда он сможет лечь в теплую постель. Ему казалось, что произошедшее с ним — бред, что затянувшееся утро перечеркнется нормальным днем, где он будет как все люди. Иные ниже, другие выше. И самое главное, исчезнет болезненное состояние, когда нельзя находиться среди людей, когда сотни чужих настроений одновременно раздирают тебя. А в лесу хорошо. Здесь только свое настроение, свои ощущения. Правда, Денис чем-то обеспокоен, но тревогу одного человека легко переносить. «Он тоже ничего не знает, замкнут, молчит и думает о своих грибах. Жаль, что мы их не нашли. Может, все кроется в них? Выпьешь грибной настой — и порядок: нормальный человек, а не чудо-юдо».
— Денис, почему ты не уехал с ребятами?
— Не хотелось.
«Толпин, тот энергичный мужик. Видит — ничего нет, сразу с места трогает. А Денис тянет. Возможно, знает что-то. Хотя — нет. Кроме тревоги, я ничего не чувствую».
— Скажи время.
— Без пяти час.
— Так рано?
— Хорошая рань, — съязвил Денис. — Полдня отбухало, а мы ни черта не знаем.
— Мы же ничего не делаем, чтобы узнать. Ты на своих грибах застрял, а я боюсь к людям подходить. Сидим тут буки буками.
— Как ты думаешь, со многим произошли изменения?
— Таких, как я, не видал.
— Давыд, что бы ты делал с бессмертием?
— Жил бы, — улыбнулся Давыд. — А ты бессмертный, что ли?
— Сам не пойму.
С высоты Давыду хорошо была видна дорога, заросшая молодой зеленью. По дороге медленно пробирался велосипедист. Над городом кружились вертолеты. Хотя они были далеко, Давыд слышал их низкий гул. Его зрение, слух необычайно обострились. Он заметил это утром, когда внезапно начал расти. В городе такая восприимчивость причиняла Давыду невыносимую муку. Как будто тебя раздирают на части. Звуки тонкие, колющие, пронизывают насквозь. А внизу люди. От них исходят тревога, страх. И хочется бежать прочь.
— Давыд, идем в город, — нарушил молчание Денис, — там мы нужнее.
Давыд наклонился к Денису, тот испуганно шарахнулся в сторону:
— Раздавишь!
Давыд мысленно чертыхнулся.
— Влезай сам, — голос его прозвучал хрипло. Он положил ладонь на землю. Денис осторожно вскарабкался по пальцам.
— Ох, и здоровый же ты, дружище!
Давыд чувствовал волны острой тревоги, исходившие от маленького человека.
— Я не стану торопиться, — сказал он успокоительно.
Идти было нелегко. Деревья ломались, обломки впивались в голые подошвы. И еще нужно было следить за тем, чтобы не выпал Денис.
«Носильщиком людей быть не так-то легко. Даже при огромном росте. А что для меня теперь будет легко?» Давыд видел зеленую щетину леса, в вдали город, совсем не похожий на прежний. «Все растет, — думал он, — наверное, и люди. Просто одни быстрее, а другие медленнее. Так всегда бывает».
— Денис, ты не растешь? — спросил он с тайной надеждой.
— С чего бы?
— Деревья растут, я вырос. По логике и все остальные должны вырасти. Представляешь — земля великанов!
— Представляю, какой хаос наступил бы.
Давыд ускорил шаг. Внизу, на тесно прижатой к бедру ладони, что-то кричал Денис. «Каким я был дураком, что струсил и сбежал из города. Подумаешь — рой настроений. Все равно от него не избавишься. Значит, нужно привыкать». Остановился возле понтонного моста. На противоположном берегу зеленым забором стоял лес, за ним должен был начинаться город. Но его не было видно из-за деревьев, поднимавшихся по обрывистому склону от городского пляжа. Безлюдный пляж отпивал сине-зеленым цветом. «Водоросли», — понял Давыд.
Водоросли закрывали почти всю поверхность реки. Из редких, блестящих на солнце окон чистой воды, то и дело шумно выскакивали рыбы, тяжело шлепались на гибкую пленку. По обе стороны от моста берег был устлан серебрящимся слоем рыбы. Слой шевелился, вздрагивал в предсмертном удушье. Давыд почувствовал, что ему страшно лезть в воду. «Что это со мной?» Он с опаской вступил в реку. Шел медленно, скользя по донной гальке, водоросли обволакивали ноги, затрудняя движение. Вдруг что-то сильно толкнуло его в бедро. От неожиданности Давыд качнулся и вскрикнул. Восстановив равновесие, он взглянул на ладонь и обмер. Денис лежал неподвижно на самом краю. Давыд рванулся к берегу, держа руку перед собой. Выбравшись на сушу, поднес ладонь к глазам. Грудь Дениса то поднималась, то опускалась. «Нужно срочно искать врача. Сам я ничего не сделаю. Могу разве что навредить».
Город напоминал лесные заросли. Деревья, кусты росли всюду: на тротуарах, мостовых, крышах домов. Улицы словно вымерли. Сколько Давыд ни всматривался, пытаясь обнаружить людей, все старания были тщетны. Он нес обмякшего Дениса и думал, что ближе всего — клиники мединститута, но там, скорее всего, никого нет. Или наоборот — все переполнено.
Город был залит тревогой, и Давыд понял, что не видит людей из-за своего роста. Кому охота в такой сумасшедший день связываться с невесть откуда взявшимся великаном, который несет на ладони распростертого человека?
Кое-где тревога была сильнее, иногда почти не ощущалась. Пройдя одно из тревожных мест, Давыд остановился и оглянулся. На проломленную им среди растительности тропу осторожно вышли двое. Они взялись за обломки дерева и потащили на обочину. В глубоких зарослях, сквозь которые с трудом просматривались белые здания, затарахтел мотоцикл. Когда-то здесь была улица. А сейчас в этой чащобе и клинику не сразу отыщешь… Один из появившихся случайно взглянул в сторону Давыда и застыл в полусогнутом состоянии. Вероятно, он что-то шепнул своему спутнику, потому что тот поднял голову и тоже замер. Давыд вздрогнул от толчка тревоги. Ему захотелось кинуться прочь. «Стоп! Этого делать нельзя. Я ведь не в лесу. И не зверь. Почему же бегу, как затравленный…» Он медленно повернулся и спокойно зашагал дальше. «Сколько времени упущено, — ругал он себя. — Не удивительно, что от меня сейчас прячутся. Помогать людям нужно, а не пугать их своим видом». От этих мыслей пришло облегчение.
Ближе к клиникам усилился непонятный шум. Вслушавшись, Давыд понял, что в центре города началась вырубка лишних деревьев. Он шел медленно, избегая улиц с троллейбусными и трамвайными линиями. Тихие, пригодные для него улицы были застроены в основном одноэтажными и двухэтажными деревянными домами, в их окружении Давыд острее почувствовал всю несуразность своего роста. В домиках ютилась тревога. Давыду ежеминутно приходилось подавлять в себе порывы паники, от постоянного напряжения у него заныли виски. «Мне не выдержать большого скопления людей. А Дениса нужно показать врачам. Я даже не успею толком объяснить им, в чем дело. Впрочем, сами сообразят…»
Вдоль центральных улиц лежали груды поваленных деревьев. Асфальт походил на лесную делянку. Везде торчали свежие пни, обрамленные венчиками зеленых побегов. «Бесполезная работа. Через три-четыре часа здесь опять будут джунгли».
Денис по-прежнему не приходил в себя, и Давыд обрадовался, выйдя на улицу, где стояли клиники. В конце просеки, у самого входа в ближнее здание, вытянулась вереница машин «скорой помощи», окруженных множеством людей в белых халатах.
* * *
— Кто ты? — спросил врач.
Давыд растерялся от такого вопроса.
— Человек, — помня силу своего голоса, как можно тише сказал он. — Обычный человек. Сегодня утром вырос… Я друга принес.
— Что с ним?
— Обморочное состояние, — склонившаяся над Денисом женщина выпрямилась, откинула со лба прядь волос.
— Положите во дворе на раскладушку, — врач энергично взмахнул тростью.
Давыд огорчился из-за расставания с Денисом: что ни говори, самые трудные первые часы провели вместе. Он переступил с ноги на ногу, намереваясь уйти.
— Ты куда? — остановил врач.
— Домой пойду, — машинально ответил он и тут же сообразил, насколько смешно это звучит.
Врач мягко улыбнулся:
— Оставайся с нами.
— А что у вас делать? Так бы я хоть деревья выдергивал.
— Как зовут? — Узнав имя, врач быстро заговорил: — Слушай, Давыд, людей носить будешь. Мы не везде можем проехать. Проклятые деревья все дороги взломали. А для тебя они не препятствие. Пройдешь?
— Должен, — проговорил Давыд, рассматривая панораму города. Мало еще вырубили. Только в центре, окраины почти не тронуты.
— Что же происходит? — спросил он, переводя взгляд вниз.
— Никто не знает.
— А с людьми что? Зачем их носить?
— У многих с сердцем плохо. Ну, хватит разговаривать. Пора выезжать. А куда — сейчас узнаем.
Врач захромал в сторону здания. Давыд посмотрел ему вслед и понял, что тот опирается при ходьбе не тростью, а впопыхах обломанной палкой. «Ногу отдавило. Тяжело им сейчас приходится». Энергичный доктор скоро вернулся.
— Это близко: возле пристани. Впрочем, раньше было близко, а сейчас… Он махнул рукой и полез в машину. — Другим больше повезло, они на вертолетах. Ну, а у нас ты. Выдержишь?
Автомобиль то срывался с места, то, проехав десяток метров, останавливался у трещины или ствола. «Это же пытка. Так мы будем добираться трое суток». Давыд нагнулся и, схватив машину, поднял ее в воздух.
— Ребята, так лучше, быстрее, — сказал он, стараясь заглянуть внутрь. — А то ползете, как черепаха.
Машина оказалась легкой. Труднее было следить за дорогой: Давыд боялся раздавить кого-нибудь или что-нибудь среди пней и деревьев. В воздухе висел синеватым угарный дым, в чаще трещали и взвизгивали бензопилы. Пахло свежей смолой.
— Где ты собираешься нас приземлить?
Он поставил машину на свободный пятачок асфальта:
— Пришли.
Врач с трудом вылез, припадая на больную ногу.
— Сейчас и не отыщешь нужный дом. Давыд, где кинотеатр?
— Мы рядом с ним.
Врач тихо выругался:
— В трех соснах плутаю. Было же объявлено по радио: очистить подъезды к жилью. Так нет — чешутся… Подожди нас здесь.
Давыд осмотрелся: вокруг стояли белые осины, высились ярко-зеленые ели. «Пока они вернутся, сколько времени пройдет. Займусь корчевкой». Отошел от машины, пнул пяткой осину. Раздался треск, дерево накренилось. Сломав таким образом несколько штук, он сообразил, что обломки-то останутся торчать, и начал выдергивать деревья, расчищая то, что когда-то было мостовой. Дергал с азартом, забыв об окружающем его мире: о враче, исчезнувшем в дебрях в поисках больного, о Денисе, о суматошном утре, когда все внезапно начало уменьшаться в размерах. Была только работа, нужная людям. По расчищенной им дороге пойдут санитарные машины, спасая пострадавших от зеленого безумия.
Вдруг он почувствовал острый укол тревоги и боли. Боль была не его, она шла откуда-то из нетронутой чащи. Он покачнулся и, сжав виски, медленно опустился на землю. В колени врезались куски взломанного асфальта, плескалась вода, просочившаяся из поврежденных труб. Из-за деревьев выскочил человек, заметался по изувеченной улице.
— Телефон, где здесь телефон?
Не давая себе отчета в том, что делает, Давыд осторожно подхватил его двумя пальцами и перенес к ближайшему автомату. Человек ошалело мотнул головой и бросился в будку. И пока он бубнил что-то в трубку, приступ исчез. Пошатываясь, Давыд встал и, осмотревшись, обнаружил у подножия деревьев среди густых кустов покосившийся домик. Там что-то произошло, понял он. Звонивший выскочил из кабины, прижимая руку к боку, и остолбенел, глядя на Давыда.
— Етишкин кот! — проговорил он сдавленно. — Это ты меня перенес? Чуть ребра не поломал — Ну и денек!
— Давид, — голос врача был злым, раздраженным, — пойдем отсюда.
Поворачиваясь, Давыд успел заметить, как мужчина побежал к домику.
— Туда нужно зайти, — вырвалось у него. — Там больной.
— С чего ты взял?
— Оттуда выбегали звонить. Из того дома в зарослях, через дорогу.
— Это ты называешь дорогой? А-а, ладно, — врач кивнул санитару, и они нырнули в чащу.
Прошла вечность, прежде чем они снова показались на противоположной стороне. Врач хромал рядом с носилками, которые несли санитар и уже знакомый Давыду мужчина.
— Скорее в клинику.
— Сердце?
— Что-то другое. Еще не знаю.
Носилки загрузили, и Давыд поднял машину в воздух. Мелькнуло испуганное лицо сопровождающего. «Врач здорово встревожен, — осторожно вышагивал гигант по проложенной тропе. — Не хватало, чтобы болезнь оказалась заразной. Тогда всем крышка. Город практически не существует. Центр еще борется: там больше камня. Здесь же все заросло, и как ни вырубай, зарастет снова…»
— Хорошо, что ты догадался, — врач открыл дверцу. — На вызов приехали бы поздно вечером, если не завтра утром.
Носилки выгрузили и поспешно понесли в здание. Врач заковылял рядом, успев крикнуть Давыду, чтобы подождал его.
Среди деревьев Давыд видел множество раскладушек и просто постелей, наспех брошенных охапок ветвей. «Где-то здесь лежит Денис, — скользнул он взглядом по импровизированному госпиталю. — Я так и не узнал, что с ним. А сейчас это безнадежная затея». Он стоял поодаль, расставив ноги, чтобы не мешать подъезжающим. Все было, как раньше, и в то же время иначе. Лишь немного погодя, Давыд сообразил, что исчезла тревога. Никто испуганно не смотрит на него, не шарахается в сторону. Дело поглотило всех полностью, не оставляя места лишним эмоциям. «Так и должно быть. Главное — сдержать первый удар, не запаниковать». Впервые за сегодняшний день он ощутил силу, пришедшую с гигантским ростом, и чувство это заставило его выпрямиться, не стыдиться своих размеров. В конце концов, не виноват же он, что так получилось…
Давыд ждал врача и вспоминал, что в детстве мечтал стать великаном. Но как его превращение непохоже на детские представления! «Громадный одушевленный локатор. Ловлю настроение окружающих и тут же ему отдаюсь…» Ведь и острая боль, свалившая его возле пристани, связана с этой же способностью воспринимать чужое настроение.
— Ты не ушел? — хромой врач тяжело дышал. — А друг твой исчез.
— Я так хотел с ним повидаться, — огорчился великан.
— Давыд, нас должны изолировать. Из-за твоего больного.
— Что с ним?
— Непонятно. Потому и изолируют. Только как быть с тобой?
— Понимаю, — с горечью произнес Давыд. — Я уйду из города.
— Это ненадолго, — поспешил утешить врач. — Все необходимое тебе доставят вертолетом.
— Что ж, спасибо… Я буду в лесу за Дачным городком.
— Не обижайся.
Давыд молча повернулся и зашагал к понтонному мосту.
* * *
Ноги его были исцарапаны обломками деревьев, но он не замечал этого. Сознание вновь заполнила тревога, и Давыд понял, что она пришла из разноцветных дачек, спрятавшихся среди деревьев, доходивших ему до пояса. Внизу, наверное, сыро и темно, как в любой чаще. Вверху ослепительно сияет солнце, но здесь он совершенно один. А дачки объединены боязнью быть раздавленными мимоходом гигантской стопой, страхом перед яростным напором растительности. Эта непокорность казалась сверхъестественной и увязывалась с появлением исполина…
Давыд не сразу понял, что прозвучал выстрел. Точно так же трещали деревья на его пути. Только мгновенный укол, напомнивший укус комара, заставил сообразить, в чем дело. Он с недоумением осмотрел заросли: захотелось обязательно найти стрелка. Но после второго выстрела это желание исчезло. Ощущать себя дичью было неприятно даже при его теперешнем росте.
Он ускорил шаг и вышел к берегу, откуда совсем недавно торопился с Денисом в город. Пленка на воде пожелтела, рыбы больше не выпрыгивали, лишь изредка колыхались водоросли. В тот аромат свежевыловленной рыбы, что стоял в воздухе от серебрящихся груд на обоих берегах, вплелась струя гнилостного запаха. Давыд подумал, что река совсем запаршивела, и неохотно ступил в воду. Однако переход обошелся без осложнений.
Где лежала дорога, Давыд догадался смутно. «Неужели теперь навсегда так: деревья, деревья — и ничего больше? Мы со многим справились, боялись лишь атомной войны. И вдруг привычные деревья, выросшие в неположенных местах, грозят развалить цивилизацию». Он вспоминал город, затянутый дымкой бензопил и автомобилей, буксующих на пнистых дорогах. В ушах стояли лязганье тракторов, гул вертолетов. «Решалось бы с болезнью быстрее. В такое время прозябать в лесу… Куда это я разогнался? Могут и не найти…»
Расположился на песчаном берегу озера. Вода была чистой, и Давыд почувствовал жажду. Опустился на колени, напился. Жажда исчезла, но ее сменил голод. Впервые за все время захотелось есть. «Без вертолета мне долго не продержаться. — Он прилег на теплый берег, закрыл глаза. — Я же человек, хотя какой-то дурак не поверил в это… Теперь набраться терпения и ждать. Надеюсь, за неделю вся петрушка кончится».
В глубине души он верил, что к вечеру за ним прилетят и можно будет вернуться в город.
* * *
Денис в последний раз оглянулся на растревоженные клиники и поспешил скрыться за громадным тополем, выросшим еще в стародавние времена. Сквозь заросли с трудом пробивалось солнце. Оставались лишь редкие островки, не занятые деревьями. В таких местах росла особо густая трава, оживленно стрекотали сороки.
Он пробирался к институту. Там должен быть Толпин, который мог знать о Давыде. В клинике Денис не решился уточнить, куда делся великан. Говорили о какой-то болезни, карантине, но он не поверил в это. Попробуй посадить Давыда в изолятор!
Ориентироваться приходилось по зданиям, переставшим походить на себя. Под ногами мягко стлалась трава. Свежий воздух и быстрая ходьба приободрили Дениса, исчез гул в голове. Повсюду виднелись следы человеческого сопротивления: торчали пни, кое-где дымился свежезалитый асфальт. Между деревьями мелькали озабоченные велосипедисты, а возле одного из домов Денис обрадованно заметил девчонок, играющих в классы.
«Ничего, постепенно все вырубим. И потечет прежняя жизнь: асфальт, пыль, загазованный воздух, транспорт… — Он с невольным умилением вспоминал о транспортной толчее. — Толпин прав, нам повезло. Мы ведь никогда не принимали всерьез деревья, траву. Сначала вытаптывали, вырубали, а потом поспешно возобновляли хилые насаждения в городских скверах. От сегодняшнего сумасшествия в наследство останутся роскошные парки… И великан Давыд, и мое бессмертие, и переполненные клиники? — подумалось вдруг. — Нет, утверждать, что здорово повезло, нельзя… И еще рыба на берегу, водоросли, — вспоминал он. — А чего я еще не знаю?..»
На церковь Денис наткнулся неожиданно. Она находилась в стороне, прямо противоположной институту. «Что за дьявольщина, — озадаченно остановился он, надо же так промахнуться!» Прикинул, как возвращаться. Даже в прежних условиях дорога заняла бы не меньше часа… Застонал от досады.
Эту церковь он помнил еще с тех пор, когда приходил к своей будущей жене в общежитие, стоявшее поблизости. Вверху тихо позвякивал колокол, по затемненному двору скользили невыразительные фигуры людей, затянутых в черное. «Суетятся божьи люди. Экое счастье привалило: чудеса средь бела дня. Никакая наука не объяснит. А гипотеза бога работает безотказно. И пришельцев. Что бог, что пришелец… А если ненароком еще на Давыда напорешься…»
Он вошел в церковную ограду. У самого входа на кривом шесте была приколочена табличка: «Во дворе храма не курить». У Дениса засосало под ложечкой, и он, отгоняя навязчивое желание, быстро направился к церкви. На крыльце, полуразваленном проросшим кустарником, стоял лысый старик с огромной белой бородой. «Неужели столько народу?» — он заглянул внутрь. Места вполне хватало. Недоуменно пожав плечами, обогнул старика.
— Еще господу Богу помолимся, — монотонно бубнил с возвышения священник.
— Аллилуйя, — вступил хилый хор из двух старушек, благообразного мужчины в полосатом пиджаке и высоченного молодого парня с непрерывно подмигивающим глазом.
«Техника давно налажена, больше тысячи лет…» — он обежал взглядом толпу. В основном молились старушки в черных платках, надвинутых на самые брови. Растерянно переминались старики. Кое-где неподвижно стояли среднего возраста мужчины и женщины… Наверное, он улыбнулся, потому что услышал шипение:
— В храме божием нельзя насмехаться! Денис оглянулся. За спиной стояла тощая, как жердь, монашка. Кривой нос, казалось, клевал собственные губы. Он поспешно кивнул и, заложив руки за спину, повернулся к священнику.
— Руки! — услышал он. — Нельзя за спиной держать, только спереди, либо поклоны.
— Да-да, — прошептал он и стал пробираться к выходу.
«Будут тут учить, что и как делать, а время идет. Хотя меня-то это не касается, но для других — уходит…» С облегчением выбрался на крыльцо, вдохнул свежий воздух. Возле шеста с табличкой достал сигареты, но закурил все-таки за оградой.
— Грехи наши тяжкие… — Лицо почти шарообразной толстухи было напряжено, губы скорбно поджаты. — Несть числа им, и за то господь карает… Молебен кончился? — спросила она неожиданно звонким голосом. — Нет? Слава богу!
«Да, богу сегодня раздолье, — он сделал глубокую затяжку, соображая, в какую сторону идти. Определив, зашагал вдоль витой железной ограды, отделявшей церковь от улицы. — Пришельцев я не нашел. Но я мог предположить их существование. А что делать этой толстухе? Кроме как богом, или чертом происходящее не объяснить». Он немного позавидовал тем, кто бездумно кинулся в этот субботний день под купол церкви. По крайней мере, у них появилась точка опоры. Он же узнал и увидел за сегодняшний день больше, чем любой из молившихся, но его знание не дало опоры. К тому же собственное бессмертие или вера в него выпадали из происходящего. Все, что он видел, объединялось одним понятием — рост. Быстрый, неудержимый рост. И задача, в общем, ясна. Рубить, пилить, травить! Чтобы не угасла цивилизация в тени слишком многочисленных и оттого опасных деревьев и трав. Все это хорошо, пока загнано в резервации скверов и парков. Тогда природой можно любоваться, впадать в лирическое настроение при шуршании осеннего листа.
Хуже всего было думать о собственном будущем. До сих пор он знал, что смерть неминуема. И нужно торопиться сделать все, что в его силах. Как все смертные, он был скован временем, И вдруг скованность исчезла. Это никак необъяснимо и оттого тревожно. Так бывает во сне, когда летаешь, а подсознание тревожится — ведь не умею я летать!.. Все люди умирают, бессмертия нет, а я им обладаю. Этого быть не может, значит, что-то неладно. Он ошалело крутил головой. Мысли толклись на одном месте, ничего не проясняя.
Он сделал шаг и свалился с обрыва. Далеко укатиться не пришлось: задержало дерево. Денис осторожно сел, непонимающе посмотрел перед собой. Внизу, в зеленом ущелье, виднелась река. Оттуда доносился гнилостный запах, Денис невольно задержал дыхание.
Долго соображал, куда же попал. Если внизу река, значит, он на окраине города. Если это окраина — должен быть мост. Еще раз посмотрел на реку и посредине ее обнаружил остров. Шел он около часа, за это время не мог далеко уйти. Обрыв и остров возможны только в одном месте — на Фомкиных лужках. Отсюда до института берегом реки полчаса.
Лесной шум убаюкивал, и незаметно Денис начал представлять, как выглядел бы город, если оставить все выросшее. Или тронуть совсем немного, чтобы свободно можно было передвигаться. Потом мысли его вернулись к событиям сегодняшнего дня. Безуспешно попытался угадать, какие неожиданности он еще принесет. Вспомнил о Давыде и пожалел, что тот исчез: с ним давно был бы в институте… Вдруг показалось, что пошли совершенно дикие места. Отчетливо донесся звон пил. Он пошел на звуки. Показались люди. В песке на детской площадке возились малыши. Одни, без озабоченных мамаш. А Денис почувствовал себя как на необитаемом острове. Он оперся на первый попавшийся ствол и закрыл глаза. «Бессмертным, наверное, не заказано болеть…» За брюки настойчиво подергали: у ног стоял мальчуган с лопаткой.
— Пойдем, поможешь копать, — серьезно предложил он.
От этого незатейливого приглашения все стало на свои места.
— Некогда, малыш, я на работу спешу.
— А папа деревья рубит, а там в земле что-то твердое.
«Корни, наверное», — подумал Денис и посоветовал:
— Ты в другом месте копай.
Малыш деловито зашагал прочь. Денис посмотрел ему вслед и направился к ближайшему дому выяснить, где оказался. На стене висел большой жестяной номер без названия улицы. Пришлось выходить на перекресток.
Угловой дом был упрятан за покосившийся забор. Денис дошел до калитки номера не оказалось. На расшатанной дверце сквозь буро-зеленый мох едва просматривался ржавый квадрат с полустертой надписью: «Злая собака». Перейдя через бывшую проезжую часть, он натолкнулся, наконец, на долгожданную табличку, ошеломленно прочел: «Переулок профессора Русских»…
До института полтора часа ходьбы. Заблудился. В городе, среди бела дня.
* * *
Мужчина сидел на подоконнике и пил из бумажного пакета кефир. Денис невольно сглотнул слюну.
— Вчерашний, — сказал мужчина, уловив его взгляд, — сегодня в магазины ничего не завозили. Жрать хочется — сил нету. Обычно, веришь, молочное в рот не беру. Сегодня приперло. — Он смял пустой пакет, небрежно швырнул в кусты. Раньше не бросил бы, а сейчас… — Он махнул рукой. — Все равно зарастет.
— Откуда это взялось? — спросил Денис. — Я радио давно не слышал.
— А-а, никто не знает, — мужчина спрыгнул в густую траву, подхватил топор. Лезвие ярко блеснуло. — Хочешь, послушай. Только хрипит здорово. Веришь, недавно купили. Сегодня двадцать четвертое? Восемнадцатого купили. А я пойду, подступы надо расчищать. Послушаешь — приходи, топор дадим.
На смуглом лице мужчины мелькнула улыбка. Денис посмотрел на его руки, замотанные грязной тряпкой, и тоже улыбнулся:
— Волдыри?
— Сам понимаешь, с непривычки. Так приходи, если дела нет.
— А в дом — в окно, что ли, влезать?
— А как же иначе? Самый удобный путь.
Денис с трудом вскарабкался на подоконник.
— Захочешь кефиру — полезай в холодильник, — напутствовал его новый знакомый, закинул топор за плечо и скрылся за домом. Оттуда доносился привычный уже для сегодняшнего дня визг пил и стук топоров.
Денис оказался в стандартной двухкомнатной квартире, похожей на его собственную и на множество других. На столе стоял транзистор. Денис нажал клавишу. Помех действительно было много. Потоптавшись возле свистящего приемника, он решил воспользоваться приглашением и подкрепиться. Холодильник не работал. На его полках было пусто, и только в углу стоял отсыревший пакет кефира. Надорвав край бумажной пирамидки, Денис сделал несколько глотков и бездумно уставился в окно. Положение было сквернейшим: он совершенно не мог ориентироваться в пространстве. После злополучного переулка Денис сделал еще несколько попыток выйти в нужный район, но столь же безуспешно. В конце концов он присел на скамейку возле этого дома, решив просить помощи у людей.
Больше с ним ничего не случилось. Он сразу проверил — не потерял ли память, способность работать? Все было в норме. «Расплата за бессмертие жизнь с провожатым! Чудесная перспектива… — Допивая кефир, через распахнутую дверь увидел телефон. — Позвоню-ка Толпину. Пускай забирает меня к себе, или увозит в больницу». Вспомнил переполненные клиники мединститута. С его заболеванием у врачей делать нечего: сердце работает, внутренности в исправности, конечности целы. Единственно, кто может заинтересоваться им, психиатр.
Телефонные гудки показались чудом.
— Андрей, выручай! Заблудился, не могу попасть ни домой, ни в институт! Плутаю уже часа три.
— Где ты сейчас?
— Подожди, взгляну на название улицы. — Денис выбрался из квартиры и у первого встречного узнал адрес. — Пушкина, — сообщил он, — сорок восемь.
— Минуту, узнаю насчет велосипеда. — Толпина долго не было слышно, затем в трубке задребезжал задыхающийся голос. — Выезжаю.
— Андрей, что это такое? — не удержался Денис.
— Говорят, — солнечная активность. По всей Земле растет. Даже в Сахаре… Давыд с тобой?
— Потерял я его. Долго рассказывать… Я тебя не отвлек? — спохватился Денис.
— Да нет, — немного помедлив, ответил Толпин.
Денис вернулся к радиоприемнику. «Солнечная активность, — крутил он ручки настройки. — Ну и что? И раньше ее было сколько угодно, С какой стати она взбеленилась сейчас?»
«…Особые опасения внушает состояние Лувра, — прорвалось сквозь вой помех. — Ведется борьба…» Женский голос утонул в хрипах. Денис начал искать станцию на близких волнах.«…Город парализован. Мэр заявил о волне паники, сопровождающейся разгулом гангстерских группировок. Власти принимают срочные меры. Стянуты войска…» Снова хрипы. «Передаем сводку солнечной активности. Число пятен увеличилось до…» — помехи опять заглушили передачу.
Он походил по квартире, постоял у книжного шкафа, полистал старые номера «Вокруг света». Вернулся к окну и сел на подоконник, болтая ногами, как это делал хозяин квартиры. Он думал о том, что бесконечная жизнь — это бесконечная возможность узнавать. Это возможность попробовать недоступное сейчас из-за нехватки времени. И тогда исчезнет тягостное чувство старения, сознание того, что катастрофически не успеваешь осуществить задуманное. Появится время! И появится груз вековых привычек, предрассудков. И исчезнут старые друзья, все близкие, родные. И что же тогда останется?..
Держась за плечо, из-за угла появился его новый знакомый.
— Зашибло, — пожаловался он, — нужно немного отлежаться. — Его майка потемнела от пота, черные волосы на груди лоснились. — Поел?
— Да, спасибо. Кефир очень вкусный.
— Вот-вот, — непонятно почему обрадовался мужчина. — И мне понравился. А топор я за домом оставил.
Денис грузно спрыгнул на землю:
— Так за домом?
— Там. Я немного оклемаюсь, тоже подойду.
— Не торопись. Останется и тебе.
За домом он едва успел отскочить от падающего дерева.
— Чего глазеешь? — крикнула худенькая женщина.
— Я тут…
— Вместо Кеши? — догадалась женщина. — Бери топор.
Денис с остервенением рубил лежащую сосну, выбрав самую толстую ветвь. «Быстрее бы приезжал Андрей… — Он ждал друга с таким нетерпением, будто тот мог избавить его от всех вопросов. Топор то и дело отскакивал от сырых упругих ветвей. — Это тебе не интегралы брать, — издевался над собой Денис. — Нужно драться с лесом, так-то, дружище!»
Из-за деревьев на грохочущем несмазанном велосипеде появился Толпин. Остановился перед домом, задрал голову в поисках номера.
— Еле доехал, — сказал он, когда обрадованный Денис схватил его за руку. Дорога — мечта идиота. Останавливался каждые два метра. А ты ничего, — он внимательно осмотрел Дениса. — Выглядишь нормально и вроде бы цел. Что стряслось? Где ты заблудился?
— Здесь, — Денис обвел широким жестом окружавший их лес. — Везде…
— В этом зеленом бедламе все возможно, — сказал Толпин, выслушав его рассказ.
— А теперь говори ты. Все, что знаешь.
— Ничего не знаю, — Толпин уселся на ближайший пень. — Солнечная активность — все мои сведения. Везде растет. Что, зачем — никто не знает. Радио слушать невозможно — помехи, телевизор не работает.
— А про активность что говорят? — допытывался Денис.
— Считают пятна, интенсивность излучения… Слушай, чего ты ко мне привязался! — взорвался вдруг Толпин. — Никто ни черта не знает, рубят деревья — и только! Электричества нет, телефон почти не работает. Тебе еще повезло, дозвонился.
— Не сердись, — опешил Денис. — Поехали домой…
— И впрямь — поехали, хватит время терять. — Толпин начал остывать. Отоспишься, голову в порядок приведешь.
— Постой, — спохватился Денис, — с одним мужиком не попрощался.
Кеша сидел на подоконнике в прежней позе, мрачно крутил ручки транзистора.
— Молчит, — поднял он голову на звук шагов. — А ведь купили совсем недавно, восемнадцатого.
— Попрощаться пришел, друг за мной приехал.
— Уезжаешь, значит? Пойду к ребятам. Хоть ветки оттаскивать. Слушай, а твой друг не знает, откуда этот бардак?
— Не знает, — печально ответил Денис. Ему было не по себе: все заняты делом, один он неприкаянно блуждает по городу. — Я уж дома поработаю топором.
— Работы теперь надолго. Ну, будь здоров.
Денис протянул руку. От Кеши пахло смолой, свежей щепой и потом.
— Приходи, когда все уладится, — сказал Кеша, Ты парень, видно, ничего.
* * *
Давыд проснулся от того, что солнце светило в глаза. «Надо поджарить яичницу», — подумал спросонок, чувствуя, как голод сводит желудок. Небо было ярко-синим, с легкими мазками облаков, и, взглянув на него, он вспомнил о своем росте и неудобствах, связанных с ним.
— Проще дотянуться до облаков, чем приготовить обыкновенную яичницу, пробормотал тоскливо, подтягивая ноги и усаживаясь поудобнее. — А есть-то хочется…
Человек прятался на противоположном берегу, в густых кустах. Испуганно смотрел на Давыда. За спиной висел рюкзак, руки сжимали ружье. Уловив движение великана, он заорал и кинулся в чащу. «Из тайги. Наверное, ничего не знает. Все разразилось так моментально».
Опять один! Давыд растянулся на песке, стараясь его теплом прогнать ощущение голода. Начал перебирать события сегодняшнего дня, отыскивая зацепку, которая привела бы к отгадке. Первое — это рост. Росли деревья, кусты, трава. Вырастали там, где их не было уже десятки лет. «Последовательность примерно такая. Все заметно вытянулось, когда мы были в лесу, искали грибы. По рассказу Дениса получается, что грибы росли одновременно со мной. Может, чуть-чуть раньше… Денис говорил о каком-то бессмертии, а я воспринимаю чувства окружающих. Это второе, что можно выделить. Связано ли оно хоть как-нибудь с ростом?»
Перебрав все «за» и «против», Давыд зашел в тупик. Простым перечислением фактов, их логической увязкой ничего не добьешься. Нужно озарение, которое все поставит на свои места. Но оно не наступало. И не проходил голод. Давыд ворочался на песке, пытался не вспоминать о еде. Это приводило к обратному. «Они же обещали прислать вертолет, — раздраженно думал он. — Может, никакой болезни нет. Обычная паника. А я сижу в глухомани и дожидаюсь неизвестно чего. А под лежачий камень… Если дело серьезное, меня просто не пустят в город. Если тревога ложная, в городе от меня больше пользы».
Он решительно встал. С высоты его роста были видны только деревья и ничего другого. Лес тянулся к горизонту, Давыд знал, что он уходит дальше, что сейчас вся планета покрыта этим мгновенно выросшим лесом. «Каша заварена крутая, долго придется расхлебывать…»
И опять под ногами трещала растительность. Треск сырой, неохотный. Нечаянно оглянувшись, Давыд заметил, как выпрямляется часть деревьев, попавших под его стопу. Зрелище это поразило Давыда, он долго стоял и смотрел на удивительные деревья. Они сначала застывали в положении, которое придавала им его нога, словно оценивали обстановку: что будет дальше? И, поняв, что гигант уходит, медленно и невозмутимо принимали прежние позы. «Можно подумать, что это разумные существа. И они взбунтовались, чтобы не быть загнанными в резервации парков и садов… — Нелепая, сумасшедшая мысль! Он постарался прогнать ее, но безуспешно. Достаточно было оглянуться, чтобы она возникала вновь. — Разумные растения. А почему бы и нет? Что мы знаем об окружающем нас мире? Что из деревьев получают бумагу и картон? Что растения бывают полезными и вредными? Для нас… А мы для них какие? Может, с нами сейчас борются, как с сорняками природы? Кто ответит на эти вопросы?» Лес, даже разумный, безмолвствовал.
Он старался идти осторожнее, чтобы оставлять на своем пути меньше повреждений. Вдруг догадка окажется правильной? Тогда будет трудно отделаться от сознания, что загублены разумные существа. Незаметно мысли вернулись к Денису. «Он говорил о бессмертии. Если это правда, ему здорово повезло. С моим ростом и чуткостью к настроениям только неприятности. А бессмертие — стоящая вещь!»
Впереди показался берег. Где-то должен быть мост. Впрочем, что ему переправа через реку? Немного поразмыслив, он решил все же пройти к мосту, показаться людям: нужно будет — в город не пустят.
* * *
— Приехали, — Толпин спрыгнул с велосипеда. — Тяжелый ты, еще вчера ни за какие коврижки не повез бы.
— Какой уродился. Ты уверен, что мы там, где нужно?
— У меня фирма со стопроцентной гарантией! Дойдешь один?
— Не маленький, — ответил Денис, озираясь вокруг.
— Что с тобой?
— Все кажется, что заблудился.
— Э-э, милый, тебе нужно выспаться. Пойдем, провожу.
Денис покорно кивнул. «Хорош бессмертный с поводырями! — грустно думал он, поднимаясь по лестнице вслед за Толпиным. — Сколько же их будет? Всех, кто живет сейчас — не станет. Один я буду коптить с какой-нибудь электронной псиной».
— Давай ключ. — Толпин протянул руку. Денис пошарил по карманам, подал связку.
— Самый затертый, — сказал безучастно.
— Поспать тебе нужно, — в который раз повторил Толпин.
Денис прошел в квартиру, вытащил на середину комнаты кресло, расслабленно шлепнулся в него.
— Потерпи минуточку, сейчас соображу кофе.
— Нет-нет, ждать некогда. Да и отключено все.
— Досадно, я весь день не ел. Куда торопишься?
— В штаб. Я ведь отпросился ненадолго.
— Штаб? Борьбы с этим?
— И с этим, и с грабителями. Моментально появились.
— И я с тобой, — засобирался Денис.
— В таком состоянии лучше оставаться дома. Отдохнешь — приходи. Адрес оставлю.
— Нельзя, значит, сейчас? Могу подождать. Со временем я теперь большой приятель.
— Придешь, разберемся и с твоим бессмертием.
«А Нади с Кирюшей нет! Как они там без меня в этой свистопляске? Кирюша, наверное, безумно рад. Надя, как и все, ничего не понимает, рвется домой… Господи, когда же придет определенность?»
— Знаешь, не буду я спать. Не могу, — выпалил, не глядя на Толпина. Слышишь, что творится за окном? Чего же я, здоровый мужик, буду отлеживаться?
— Не кипятись, — миролюбиво сказал Толпин. — Можешь спуститься вниз. Только не отходи от дома.
Они расстались, и Денис остался в одиночестве. Он думал о том, что хорошо бы выпить кофе, а потом разыскать топор и присоединиться к тем, кто рубит лес, надеясь победить его. В конце концов, это так привычно — бороться с природой. Вся цивилизация выросла на этом, с молоком матери всосала уверенность в своей правоте… Нашел холодный утренний кофе, допил. После длительных поисков обнаружил под ванной старый и совершенно ржавый топор, «Ничего, добрые люди наточат…»
Он захлопнул дверь и начал спускаться вниз. Лестничные площадки казались необычно гулкими и сырыми, наверное, из-за деревьев, окружавших дом плотным кольцом. За одной из дверей надрывались комнатные собачки. Денис знал их хозяйку, высокую сухопарую старуху. Он всегда церемонно раскланивался с ней, когда та с выводком многочисленных пекинес и шицу выходила на прогулку. «Хотел бы знать, где она. Собирает ветки, или нашлось ей другое дело? Сейчас это просто — найти занятие для человека, страдающего от безделья… А потом придет день, когда мы убедимся, что деревья и травы стали прежними — покорными и немногочисленными. И построим теории, объясняющие капризы природы. А с лесом что? Чепуха! Всегда можно насадить сады, парки, лесополосы… Стоп! Чего собственно, я разошелся? Еще неизвестно, чем кончится вся заваруха, а я уже страдаю по будущим недостаткам! Проклятое бессмертие лезет из всех щелей. Подумаешь — праведник! Сейчас рублю деревья, а в будущем мыслю себя чуть ли не судьей».
Во все стороны летели щепки. И был ритм бездумной работы, когда микроцель — дорубить до той извилины на коре — заполняет собою весь мир. А пока летело время, измеряемое метрами оголенной земли, вокруг что-то изменилось.
На голову Дениса упал желтый лист. Широкий и плотный, он показался невероятно тяжелым. Листьев было много. Они медленно падали, плавно кружились в лучах красного солнца. «Завтра будет ветер, — машинально подумал Денис, поднимая один из листьев. — Как осенью».
— Как осенью, — тихо произнесла стоящая рядом женщина.
— Начинается что-то новое, — раздалось за спиной Дениса.
Люди сгрудились в тесную молчаливую кучку и с тревогой наблюдали за листопадом. Листья желтели внезапно и, изменив цвет полностью, летели на землю. Взгляды людей скользили по грудам срубленных деревьев, по срезам свежих пней, и Денис видел, как грустнеют лица. Он наклонился за топором и, едва передвигая ноги по шуршащему желтому покрову, направился домой. «Все напрасно, — думал он, поднимаясь по лестнице. — Кинулись на деревья, думали — достаточно расчистить от них улицы. А оно повернулось иначе…»
Он открыл дверь, аккуратно положил топор на прежнее место. Тело ныло, гудела голова. Немного посидел, усталость отступила. «Помыться бы…» — прошел в ванную, открыл кран и долго вслушивался, надеясь на чудо. Со вздохом закрутил ручки, взглянув в узкое зеркальце над раковиной, безразлично подумал, откуда взялось незнакомое лицо. Спустя какое-то время понял, что лицо должно быть его собственным. Из памяти напрочь вылетели всякие представления о собственном облике. «Чушь, — встревоженно подумал он, — такого быть не может!» Кинулся к шифоньеру, чтобы полностью рассмотреть себя в большом зеркале, узнал одежду, руки, ноги… Незнакомым было единственное — собственное лицо. Он ошарашенно отошел в сторону. «Одно к одному, одно к одному… Растут грибы становлюсь бессмертным, растут деревья — перестаю ориентироваться, падают листья — забываю лицо. Неужели паршивые пятна могут принести столько пакости? — заметался по комнате, потом, распахнув окно, долго, до боли в глазах, всматривался в багровый краешек заходящего солнца. — Сумасшедший мир, где утром просыпаешься бессмертным, а к вечеру обнаруживаешь, что потерял больше, чем приобрел…»
Роняя стулья, Денис бросился к выходу, скатился по лестнице, у подъезда споткнулся о пень, поднялся и побежал по обезображенной улице.
* * *
Город впустил его. Не было ни пикетов, ни заграждений.
«Не эпидемия, — с облегчением думал Давыд, выбираясь на скользкий пласт гниющей рыбы. — Куда же теперь? При нормальном росте пошел бы домой и поел. А сейчас… Самое естественное — идти к клиникам. Там хромой доктор. Можно опять поработать. Санитар-вездеход! Профессия, родившаяся сегодня…»
Идти по улицам-просекам было не легче, чем по нетронутому лесу. Торчащие пни кололи подошвы ног, и Давыд невольно вспоминал, как в детстве бегал по стерне. «Интересно, как проверить их разумность? — думал он о деревьях, внимательно глядя под ноги. — Ничего общего между нами, кроме места обитания Земли. Так что надежды на контакт мизерны. И они еще уменьшаются, если станем усердствовать. — Улицы напоминали просеки, на крышах многих домов появились маленькие деревца. Они вздрагивали от малейшего порыва ветра. — Совсем плохо, если они будут расти дальше. Дома на это не рассчитаны. Многое не рассчитано на сегодняшний день. Но он пришел, и не время рассуждать о просчетах».
— Слушай, ты, дядя Степа! Слышишь меня, а? — Человечек еле держался на ногах. — Выпить хочешь? — В его руках блеснуло зеленоватое стекло. — Чего молчишь? Думаешь, я тебя испугался? Дудки! — Он качнулся и, зацепившись за разлом асфальта, грохнулся на землю.
«Хорошо набрался! Что ж, это тоже выход. — Давыд перешагнул через пьяного. — Жизнь входит в свою колею…»
Желтизну Давыд увидал издали. Она двигалась от горизонта, и было видно, что зеленое сменяется желтым, потом даль становится серой. Когда деревья у самых его ног начали менять окраску листьев и ронять их на землю, Давыд понял, что означала серость горизонта. «Доигрались! Не успели привыкнуть к лесу, вырезать его до конца, как новый сюрприз!» Он смотрел на оголяющиеся деревья, на город, все увереннее вырисовывавшийся в обнаженном лесу. На душе становилось мрачнее и мрачнее. Как будто исчезнувшая зелень унесла с собой все живое и светлое. Сквозь голые ветви стали заметны люди, прятавшиеся от него, и как раньше, Давыд почувствовал нарастание тревоги и страха. Но не перед ним, человеком-гигантом, а перед безмолвным внезапным листопадом. Тревога шла могучей плотной волной, и под ее тяжестью Давыд начал медленно опускаться на землю… Денис смутно представлял направление, в котором бежал. Нужно было скрыться от ужаса, забыть о том, что он не узнает своего облика. «Разве память о внешности так уж важна? Главное осознавать себя, а это не потеряно. Я жив, и впереди бесконечная жизнь, лучшего не придумаешь…» Под ногами шуршали опавшие листья. Они закрывали трещины в асфальте, пни. Денис спотыкался, падал лицом в пахнущую осеннюю листву и вновь поднимался. Силы его истощились, он чувствовал это, но продолжал бежать. Потом обнаружил, что люди куда-то исчезли, а в конце улицы на коленях стоит Давыд.
«Нельзя поддаваться, — думал Давыд, сжимая голову руками. — Я должен бороться, а не страдать. В мире, породившем меня и пока еще чуждом людям, нужна моя помощь, а не страдания. Их и без того достаточно…»
— Давыд! — Денис тяжело дышал. — Как хорошо, что мы с тобой опять встретились, как я рад! — Он говорил сбивчиво, глотая, путая слова, и порой великан не понимал, о чем идет речь. Тревога давила по-прежнему, но в душе рождалось и крепло внутреннее сопротивление этому давлению.
— Давыд, нужно идти в штаб. Нам с тобой больше всех досталось. Мы обязаны знать, что происходит.
«Как все просто, — думал Давыд, глядя на Дениса. — Мы ничего не предпринимали, чтобы вызвать к жизни этот мир растущих и умирающих деревьев, бессмертных людей и великанов. Мы только копили изменения. Упорно, хотя и бессознательно. Рвали бомбы, травили химикатами, насыщали атмосферу различными физическими полями и дошли до предела, когда простое повышение солнечной активности оказалось искрой, взорвавшей прежнюю пассивность природы».
Денис смотрел на громадную ладонь, покрытую видимыми порами, на пальцы толщиной с бревно, на блестящие поверхности ногтей, и ему казалось, что он видел это всю жизнь. Пальцы качались перед глазами, отбрасывая косую далекую тень. «Как все просто, — думал он, завороженно следя за их колебаниями. — Ты просыпаешься утром и обнаруживаешь, что бессмертен. Другой становится гигантом, вокруг вырастают деревья. Их много. Так много, что становится страшно. А виноватых нет. Нельзя взять кого-нибудь одного за шиворот, встряхнуть и заорать: „Гад, все из-за тебя, получай!“» Усталость пропитала мускулы, мысли. Денис с трудом сел на подвернувшийся пень, потом понял, что лучше лечь. Сполз на землю, расслабленно вздохнул.
— Совсем умотался, — сказал Давыду. — Немного отдохну и пойдем. Ты меня понесешь? Только не кричи, как тогда при переходе реки.
Давыд склонился к Денису, который что-то шептал, то и дело вздрагивая всем телом. «Тут нужен врач. И чем быстрее, тем лучше». Он сделал шаг к деревьям.
— Ему нужна помощь, — негромко сказал прячущимся. — Помощь, поймите это. Вы же люди! Хватит прятаться по кустам!
Лес молчал. Долго, тягостно. Потом послышалось шуршание, и из-за стволов показалась молодая женщина. Приближалась она настороженно, готовая при первом признаке угрозы кинуться в лес. За ней вышло еще несколько человек. Денис бормотал что-то, вздрагивал, и Давыд вдруг понял, что все напрасно. «А как же бессмертие? — растерянно подумал он. — Бессмертные ведь не умирают! Выходит, он обманул меня?»
— …Не нужно оно мне, — всхлипывал Денис. — Я хочу быть простым смертным. Забывать кое-что, но помнить лицо, дорогу к дому, быть собой…
«Он не лгал, он верил в свое бессмертие и верит до сих пор. Но он умирает».
— Бесполезно, — сказала женщина, — мы ничем не можем помочь. Это ваш друг?
— Давыд, скорее! Мы должны разобраться до конца, — прорвалась отчетливая фраза. — Скорее!
— Это ваш друг? — повторила женщина.
— Да, Самый близкий.
— Нужно сообщить его родным.
— Мы знакомы с ним всего один день.
— О каком бессмертии он говорил?
— О своем.
«Денис был бессмертным целый день. Он один? Наверное, миллионы людей сегодня утром проснулись с бессмертием. Но оно оказалось ложью… Правда в другом, не в отсутствии смерти. Правда в том, что мы первые приняли на себя удар взбунтовавшейся природы. В нем, во мне, во многих других дремало что-то незаметное и безобидное в ушедшем мире. А сегодня оно пробудилось. Я вырос, Денис узнал о своем бессмертии. А у других? Что у других? Нам еще предстоит узнать это… Слишком уж мы были уверены в собственной неизменности, в неизменности окружающей природы. Гадили старательно, со всей изобретательностью человеческого ума. Потом жалели ее, охраняли. Но в любом случае считали, что сначала мы — потом она. Она же рассудила по-своему… Если мы не желаем меняться, то она изменит нас! И сколько людей носит сейчас в себе зерна изменений, а когда они прорастут — что, наконец, мы получим? — Он посмотрел на серый оголенный лес, тянувшийся до самого горизонта. — Одно ясно — мир изменился, и жить в нем нужно по-другому. Пока мы не стали в нем лишними…»
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Вполне порядочный мир», Александр Кириллович Стоянов
Всего 0 комментариев