«Аркада. Эпизод первый. kamataYan»

Аркада. Эпизод первый. kamataYan (fb2) - Аркада. Эпизод первый. kamataYan 738K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Вадим Юрьевич Панов

Вадим Панов Аркада. Эпизод первый. kamataYan

Все персонажи вымышленные, любые совпадения с реальными людьми и любыми событиями, имевшими место в действительности, являются случайными.

Мало кто знает вкус настоящего мяса.

То есть вам кажется, что вы знаете. Что способны с завязанными глазами отличить аргентинскую говядину от американской, а европейскую от австралийской. Вы отрезаете кусочек стейка, внимательно его разглядываете, удерживая на физиономии самодовольное выражение «старого знатока натуральной кухни», тщательно прожевываете, запиваете красным вином и улыбаетесь: «Идеально». Или небрежно замечаете: «Согласитесь, друзья, что австралийский рибай кроет аргентинский, как бык овцу?» И посмеиваетесь. А друзья — такие же снобы — хихикают в ответ. Или заводят спор, отстаивая «любимых» производителей. И вы с друзьями убеждены, что стейк выращен в естественных условиях, на зеленых пастбищах, что будущее мясо питается исключительно зерном, вы верите рекламе, потому что… потому что хотите верить, что чистенькие, только что из душа коровы, радостно мычащие на горном лугу в такт занимательному джинглу, — действительно те самые животные, из которых вам выдрали стейк с кровью. Вы хотите верить рекламе и гоните прочь мысль о том, что ваше мясо никогда не видело солнца, а зародилось и подохло на фабрике, в куче других мычащих тел, жадно глотающих питательную смесь, бесперебойно льющуюся в поилку. Но это — в лучшем случае. А в худшем — вам продадут протеиновый мусор, химически соединенный в цельный, условно съедобный кусок.

Бифштекс, стейк, окорок — всего лишь красивые названия. Раньше я никогда не задумывался над тем, что ем, а потом оказался на лососевой ферме… Не по своей воле, если вам интересно, — я бежал. Спасался. Идущие по следу охотники пугали меня, неопытного и мало что понимающего, я задыхался от гонки, ставкой в которой была моя жизнь, и с радостью принял предложение друзей укрыться на одной из бесчисленных лососевых ферм Северного моря. Посреди пустого океана.

Пустого — в буквальном смысле.

Ведь мы его сожрали.

Промышленный лов давно стал мифом — он себя не окупает. Рыбы так мало, что не хватает даже хищникам, и все подходящие участки расчерчены шахматными досками ферм, где из патентованных мальков корпорации «Aqua Enterprise» в «естественных условиях» выращивают «полноценную рыбу», с использованием патентованных препаратов питания и ускоренного роста корпорации «Aqua Enterprise»…

Когда я увидел бурлящую по поверхности воды массу толстых рыбьих спин, я улыбнулся. Наверное, это естественно: ведь я впервые оказался на ферме и не понимал, что вижу. Нас, группу только что прибывших работяг, вели по металлическому ходу вдоль бесконечных садков с лососем, я вертел головой, разглядывая то океан, то ферму, и улыбался. Нас было трое таких — новичков рыбного производства, и мы все улыбались. Понимали, конечно, что подписались на собачью работу, но все равно улыбались. Потом переоделись, невнимательно выслушали быструю лекцию о том, чем предстоит заниматься, познакомились с инструкторами и отправились учиться нелегкому делу разделки лососевых туш.

Большая часть операций на ферме автоматизирована, эти участки контролируют операторы-наладчики, однако некоторые работы дешевле выполнять по старинке, нанимая низкоквалифицированных гастарбайтеров, и мои друзья решили, что среди этих работяг я найду идеальное укрытие, потому что в таком дерьме охотники меня искать точно не станут.

Забегая вперед, скажу, что друзья оказались правы: морские фермы преследователи не прочесывали, они и представить не могли, что я добровольно соглашусь отправиться в такую дыру.

Но я очень хотел жить.

И, честно говоря, не знал, что меня ожидает.

Мы занимались первичной разделкой туш. То есть именно первичной: из садков лосось скатывался на металлические столы, и мы кромсали его в строгом соответствии со схемой разделки. Вот тогда я и насмотрелся на чудовищные мутации, которым подвергается рыба под действием «патентованных и безопасных» препаратов корпорации «Aqua Enterprise». Я видел лососей, похожих на змею и на раздутый шар. Покрытых язвами и гниющих заживо. Видел «драконов» — лососей-каннибалов, обладателей ужасных зубов, и двухголовых «близнецов», в два горла кормящих единственное тело. Я видел все возможные мерзости, порожденные скученностью, химией и безумным воспроизводством, и ужасался им. Через пять минут работы меня стошнило в емкость с потрохами — от запаха и того, что я увидел, — но всем было плевать, хотя потроха отправлялись на переработку вместе с отрезанными головами «близнецов» и «драконов», «змеями» и отравленными «шарами» — все измельчалось, перетиралось и превращалось в муку, основу патентованных препаратов «Aqua Enterprise» для лосося из других садков.

Никаких отходов.

Ферма должна приносить прибыль.

Меня мутило от жуткой вони и вида омерзительных мутантов, но я был в безопасности и потому заставлял себя работать — за шесть с половиной кредитов в час. Хотя мог купить эту поганую ферму и все окрестные. Вместо этого я стоял у металлического стола, в чужом резиновом комбинезоне, по колено в зловонной жиже, и распиливал туши.

Напомню: я очень хотел жить.

С трудом дотянув до обеда — меня стошнило еще два раза, — я выскочил из разделочного цеха и долго, с огромным, никогда не испытанным ранее наслаждением, дышал морским воздухом. Дышал глубоко, полной грудью, чтобы выдохнуть, выдавить из себя проникшую внутрь мерзость. Потом гулял вдоль садков — теперь я смотрел на мокрые спины без улыбки и совсем другими глазами, — а вернувшись, застал у дверей цеха инструктора.

— Поешь, — предложил он, покуривая и глядя в сторону далекого берега.

— Не могу. Может, вечером.

— Дотянешь?

— Дотяну.

— Тогда вечером.

На этом разговор должен был закончиться, как и наш короткий перерыв на обед, но я не удержался от вопроса:

— Почему они такие?

Объяснять, кто «они» и что значит «такие», не требовалось: инструктор прекрасно меня понял. И явно ждал вопроса, потому что, услышав его, поморщился и кивнул на ближайший садок:

— Попробуй вырасти в этом дерьме, и посмотрим, как ты будешь выглядеть.

Ответ оказался настолько очевидным, что я не сумел скрыть разочарования:

— Проблема в скученности?

— Не только, — поразмыслив, продолжил инструктор. — Когда морские фермы только появлялись, лососей кормили специально выловленной рыбешкой. Но год от года ее становилось все меньше, и фермы перешли на корма «Aqua Enterprise». Из чего их делают, нам не рассказывают, но мутаций стало намного больше. Ты еще увидишь такое, что спать не сможешь.

— Зачем кормить рыбу дрянью?

— Затем, что океан пуст, — пожал плечами мой собеседник.

— Совсем?

— Почти.

— Но ведь это страшно, — прошептал я.

— Нет, друг мой, гораздо страшнее другое…

— Что? — В следующий миг я подумал, что зря задал вопрос, но потом взял себя в руки и повторил: — Что?

Потому что действительно захотел разобраться.

Я бежал — да, я прятался — да, но еще я познавал мир, открывая его с совершенно новых, до сих пор не известных мне сторон, и потому подтвердил, что хочу слышать ответ.

Он подошел к перилам ближайшего садка, бросил в воду окурок и негромко предложил:

— Назови возраст этой рыбы.

— Представить не могу, — ответил я, разглядывая крупные туши. — Полгода? Год?

Тогда я ничего не знал о лососе, даже сколько он живет.

— Размер рыбы в садке соответствует возрасту трех лет, — ровным голосом сообщил инструктор. — Но ей всего месяц.

— Один месяц?!

— Да.

И я мысленно согласился: это действительно страшно. Сколько химии, гормонов и генетических стимуляторов нужно вкачать в каждую тушу, чтобы она прошла столь долгий путь за один-единственный месяц? Чем ее нужно пичкать?

— И все благодаря препаратам? — сглотнув, спросил я.

— Их два: ускоритель роста и питательная смесь, — ответил мой собеседник, не сводя взгляд с плещущихся в садке рыб. — Но что в них содержится, мы не знаем… никто не знает, кроме «Aqua Enterprise». А еще никто не знает, как они выводят своих мальков и каким генетическим преобразованиям подвергают. Мы видим результат: оборот садка ускорился до одного месяца, что очень хорошо для бизнеса.

Чуть позже я узнал, что рынок морских ферм крепко держат три корпорации: «Aqua Enterprise», «Poseidon Ltd.» и «SH». И все они контролируются одним инвестиционным фондом. То есть ускорители и смеси скорее всего абсолютно одинаковы. Что тоже хорошо для бизнеса, поскольку позволяет сэкономить на разработке.

— Но ведь препараты попадают в океан!

— Верно, — подтвердил мой собеседник.

Просачиваются, постепенно наполняя его бесконечные воды выдуманной людьми дрянью.

— И всем плевать? — У меня непроизвольно сжались кулаки. — Ради прибыли они готовы на все?

— Морские фермы — один из ценнейших источников продовольствия, — ответил инструктор. — Их нельзя остановить, от них нельзя отказаться, а самое главное — они не могут работать с низкой эффективностью. Людям нужна еда, а без химии и генетических препаратов мы не в состоянии обеспечить себя продуктами. Так что не только ради прибыли…

И я сообразил:

— Ты сказал, что океан пуст?

— Так и есть.

— Почему же никто не задумался над тем, чтобы распылить над ним ускоритель роста?

— Есть ощущение, что уже задумались.

И от его ответа по моей спине побежали мурашки.

Мы опаздывали на работу, но инструктора, кажется, это не беспокоило. Он закурил еще одну сигарету, и некоторое время мы молча смотрели на бесконечные ряды садков, в которых плескалась похожая на настоящую рыба. Наблюдали за автоматическими дозаторами, которые беспрестанно сновали по направляющим, высыпая в садки патентованную смесь от «Aqua Enterprise», и смотрели на воду вокруг фермы, которая давным-давно потеряла цвет морской волны.

А когда он докурил, я задал последний вопрос:

— Что происходит?

И мой собеседник ответил предельно доходчиво:

— Мы катимся в ад.

Из дневника Бенджамина «Орка» Орсона

data set primus BLITZED[1]

RBC: «В настоящее время расположенный неподалеку от Тбилиси Центр общественного здоровья полностью блокирован частями специального назначения джорджианской армии, объявлена тотальная эвакуация местных жителей. По непроверенным данным, военные уничтожают домашний скот и птицу. Тем не менее научный руководитель Центра доктор Дастин Чемберлен уже заявил, что оснований для беспокойства нет и тревога вызвана случайным сбоем в системе оповещения о чрезвычайных ситуациях, в результате чего было решено провести внеплановые учения…»

RT: «GS полностью засекретила информацию из Центра Лугара в Джорджии. Лабораторный комплекс блокирован, сотрудники помещены в карантин, а на территории развернут полевой лагерь WHO,[2] охрану которого осуществляют офицеры специального подразделения GS. Единственное официальное объяснение, прозвучавшее за истекшие сутки: внеплановые учения по предотвращению чрезвычайной ситуации. Однако наблюдатели предполагают, что в Центре Лугара действительно произошла утечка опасных биологических материалов…»

LeikaLook: «Будем откровенны: правду нам не скажут. Может, в Центре Лугара и в самом деле произошла катастрофа, может, они, как и заявили, решили проверить систему безопасности, но я рад, что опасные биологические лаборатории размещаются не в той Джорджии, которая нам близка, а на краю света…»

* * *

Berlin, Stuttgarter Platz (Charlottenburg-Wilmersdorf)

Существуют тысячи примеров того, как благополучные и респектабельные районы превращались в переполненные наркотой и насилием трущобы, но нужно крепко постараться, чтобы вспомнить обратную историю. Преступность — это рак: схватывает намертво, пуская метастазы повсюду, куда может дотянуться, а уходит в редчайших случаях, уходит тяжело и неохотно, не желая отдавать загубленное и норовя вернуться. Но чудеса случаются, и Штутгартская площадь, испортившаяся в самом начале XXI века и долго считавшаяся местом крайне опасным, лишь условно находящимся под властью закона, вновь стала обретать репутацию относительно нормального района.

Раньше местные обитатели хорошо умели обманывать полицию и скрывать свои делишки от патрулей и многочисленных видеокамер. А иногда не скрывали, крушили автомобили и грабили неосмотрительных прохожих прямо перед равнодушными объективами и даже на виду у патрульных дронов — в то время они имели право лишь вести наблюдение и фиксировать подозреваемых. В те годы обитатели Штутгартской площади действовали нагло, демонстрируя, что власть — это сила, и никак иначе.

Но ситуация изменилась.

Нет, власть — это по-прежнему сила, и никак иначе, но Берлин, как и все крупные города, оказался застроен гигантскими, напоминающими изъеденные червями скалы, MRB,[3] и благодаря им Шарлоттенбург стал напоминать если не благополучный район, то старающийся таковым выглядеть: бетонные громады, линии метро, не сильно разбитые дороги и редкие зеленые островки малюсеньких парков. Здесь перестали убивать средь бела дня, во всяком случае на виду у всех, из повадок жителей исчезла настороженность, и стали редкостью разбитые окна и витрины. Шарлоттенбург вырвался из бездны, вернулся в мир среднего класса, но следы некрасивого прошлого нет-нет да показывались. Они были хорошо видны опытному глазу, особенно на местном рынке, где Карифа молниеносно вычислила дилеров и даже определила, что именно они поставляют.

Справа от кальянной торговал длинный и очень худой Баскетболист — так окрестила его про себя агент Амин. Судя по цвету кожи, мулат во втором поколении, улыбчивый балабол, отпускающий клиентам не только товар, но и шутки. К нему спешили подростки — игроманы, закидывающиеся расширяющим сознание «лепестком». Под маркизой мясной лавки прятался Сапожник — толстый араб, расположившийся в раритетном кресле уличного чистильщика обуви. Сапожник без умолку болтал по телефону и продавал модные «синтетики» для вейпов — его клиенты в обязательном порядке изучали распечатанное на картонке меню, иногда спорили между собой, иногда обращались за советом и делали заказ лишь после долгих раздумий. Тяжелыми наркотиками торговали в глубине рынка, Карифа видела бредущих туда торчков, но проследить конечную точку их маршрута не смогла. Да и не особенно стремилась, если честно, поскольку ее отряд прибыл сюда не в рейд, а за информацией, и агент не собиралась привлекать к себе внимание. Особенно — внимание жилистых ребят в полубронированном пикапе на мощном бензиновом двигателе, зорко следящих за соблюдением порядка: Шарлоттенбург контролировала сомалийская MS[4] «Sons of Darod», связываться с которой не рисковали даже лютые бедуины из Шпандау.

К счастью, пикап стоял далеко от переулка, в котором остановилась Карифа, и сомалийцы то ли не заметили, то ли поленились проверить трех миролюбивых мотоциклистов. Один из которых, к тому же, успел добежать до ближайшего ларька и купить кебаб навынос.

— Почему эта улица называется площадью? — неожиданно спросила Рейган — плотная красноволосая девица, трижды сломанный нос которой не смогли выправить даже лучшие пластические хирурги GS.

Рейган предпочитала свободную одежду: брюки-карго, мягкие ботинки, футболку и короткую куртку, под которой пряталось оружие. Не простую куртку, как могло показаться несведущему человеку, а тактическую, с защитными вставками, ловко замаскированными под декоративные, — это «украшение» не пробивали ни нож, ни подавляющее большинство боеприпасов. Рейган легко могла сойти и за члена незаконной уличной банды, и за сотрудника законного MS, что было идеально для агента под прикрытием.

— Почему площадь?

— Это историческое название, — произнес Филип Паркер, оператор, обеспечивающий техническое сопровождение группы. Он много читал, и агенты считали его всезнайкой.

Паркер пребывал в штаб-квартире GS и присутствовал в разговоре незримо, в качестве голоса из вживленного в среднее ухо динамика, но благодаря дронам и бесчисленным камерам видел происходящее едва ли не лучше агентов.

— Я хочу знать, откуда взялось название, — упрямо продолжила Рейган.

— Какая тебе разница: улица или площадь? — ворчливо поинтересовался Захар, дожевывая резко пахнущий кебаб. Продавец положил слишком много соуса, и, откусывая его, русский тихонько ругался, опасаясь испачкать мотоцикл или штаны.

— Стало интересно.

— Что стало интересно?

— Почему улицу назвали площадью, — терпеливо объяснила Рейган.

— Какая разница? — повторил удивленный Захар.

— Улица длинная, а площадь — большая.

— И что?

— Они не похожи.

— А должны?

Несколько секунд Рейган внимательно смотрела партнеру в глаза, в смысле — в smartverre, поскольку Захар предпочитал зеркальные стекла, после чего уточнила:

— Тебя когда последний раз называли идиотом?

— Живые люди? — уточнил русский.

— Почему спрашиваешь?

— Потому что последний человек, который так меня назвал, почти сразу стал мертвым.

— Поскользнулся и упал с крыши?

— Нет, мы были в баре.

— Подавился чем-то?

— Проглотил бутылку.

— Да ты настоящий фокусник.

Карифа заметила, что Захар начал злиться, и лениво предложила:

— Поговорите о чем-нибудь другом.

— О чем?

— О чем угодно, только без драки.

Захар хмыкнул, доел кебаб и отнес грязные салфетки в воняющий неподалеку мусорный бак, чем четко дал понять, что не является местным жителем, предпочитающим бросать обертки и объедки под ноги.

Захар был настоящим, совсем как в кино, рыцарем: высоким, крепким, мускулистым и красивым естественной мужественной красотой, заставляющей учащенно биться романтические сердца. С такими данными он должен был стать или актером, или альфонсом, но чудеса случаются не только с преображением районов, и прелестный юноша оказался в армии, а затем — в GS, проявил себя великолепным полевым агентом и перевелся в спецназ Оперативного управления. Его единственным недостатком была вспыльчивость, но Захар умел сдерживать эмоции, и короткого замечания Карифы оказалось достаточно, чтобы он взял себя в руки.

Рейган тоже замолчала, но после недлинной паузы неожиданно спросила:

— Вас не раздражают улыбки? — и кивнула на толпу.

Захар и Карифа дружно повернули головы, пытаясь понять, что именно привлекло внимание Рейган, после чего синхронно ответили:

— Нет.

— Люди как люди.

— Все улыбаются, — добавил Паркер.

— Они постоянно улыбаются, — уточнила красноволосая, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— И что? — не поняла Карифа.

— Достали.

— Забей, — предложил Захар.

— Давно забила.

— Тогда почему завела разговор? — спросил Филип.

— Сильно достали, — Рейган сплюнула.

— Ты прекрасно знаешь, почему они улыбаются, — пожала плечами Карифа.

— И поэтому я должна быть к ним добрее?

— Понять и простить, — хохотнул Захар. — Им приходится казаться счастливыми.

Потому что глобальная программа слежения считала мрачные выражения лиц подозрительными, начинала «вести» их, передавая от одной видеокамеры к другой, и если на измученном лице менеджера или домохозяйки слишком долго не появлялось улыбки, сообщала об отсутствии «счастливого настроения» в правоохранительное подразделение. Мрачного гражданина проверял ближайший патруль, и если причины для грусти «несчастливчика» признавались ничтожными, его вносили в список потенциально неблагонадежных, вырваться из которого было практически невозможно.

Отсутствие на лице ярко выраженных признаков счастья могло вылиться в серьезные проблемы, поэтому люди заставляли себя улыбаться, демонстрируя счастливому обществу funny.

— Может, они улыбаются изображению в smartverre? — предположила Карифа.

— А это мысль, — округлил глаза русский. — Поставить смешную прогу, например, преобразовывать всех встречных в пупсов…

— Им это не нужно, — отрезала красноволосая. — Большая часть сограждан — идиоты.

— Ты не любишь людей, — поразмыслив, произнес Паркер.

— Я их защищаю, — напомнила Рейган, машинально потрогав себя за кривой нос.

— Это работа.

— Я не обязана любить работу.

— Об этом я и говорю.

Карифа тихонько рассмеялась.

— А кто любит работу? — перешла в атаку покрасневшая Рейган. — Паркер?

— Я должен быть счастливым в целом, а не потому что меня плющит от того, чем я зарабатываю на жизнь.

— Захар?

— Людей никто не любит, — пожал плечами русский.

— Почему?

— Потому что их очень много.

— Нас, — со вздохом поправила подчиненного Карифа. — Нас…

— Да, — подумав, согласился русский. — Нас.

И отвернулся.

Командир группы специальный агент Карифа Амин отличалась от Рейган и Захара не только тем, что была мулаткой: и в ее взгляде, и в манере поведения — даже сейчас, когда она просто болтала, — чувствовалась привычка командовать. И оценивать. Агент Амин при всем желании не могла сойти за простого исполнителя.

Прямые черные волосы Карифы были подстрижены в короткое, не закрывающее шею каре. Лицо удлиненное, его форма, а также выпуклый лоб и большие карие глаза явно достались от белой матери, а вот приплюснутый нос и полные, чуть вывернутые губы — от отца. Фигура спортивная, не мощная, как у Рейган, но если кто-то по глупости принимал Карифу за слабую женщину, его ждал большой сюрприз: хватка у агента Амин была железной, а удары — крепкими.

Отряд Амин считался лучшим подразделением специального назначения при Оперативном отделе центрального офиса GS, вел расследования по всему миру и почти всегда работал под прикрытием. Уровень секретности наивысший: ААА. Спецназ Оперативного отдела находился в личном подчинении директора службы и занимался крупной рыбой — лидерами преступных синдикатов, террористами и работорговцами. А если называть вещи своими именами, объектами расследования Карифы становились те, до кого система не могла добраться законными методами, а решить проблему было необходимо. Тогда директор GS Митчелл вызывал специального агента Амин в кабинет и отдавал устный приказ…

— Людей много, ну и что? — продолжил разговор Захар.

— И с каждым днем становится больше, — угрюмо объяснила Рейган.

— И что?

— Планета слишком маленькая.

— Боишься задеть кого-нибудь локтем?

Красноволосая обиженно засопела.

— Мы победили голод и болезни, мы ухитряемся помещаться на Земле, и наши ученые не зря едят свой хлеб — они решат любую проблему, которая встанет перед цивилизацией, — убежденно произнесла Амин.

— Все верно, — подтвердил русский.

— Тогда в чем проблема?

Карифа была не против продолжить обсуждение — ей не понравилось странное настроение Рейган, — но Захар вдруг сказал:

— У меня помехи.

И Амин мгновенно выкинула разговор из головы и машинальным движением поправила smartverre.

Операция началась.

Как и у всех сотрудников GS, smartverre агентов Карифы оснащались намного более мощными процессорами, чем стандартные устройства, и работали не только явно, определяя себя в сети согласно действующей легенде, но и под особым протоколом службы, обеспечивающим широкий доступ к скрытой от обычных пользователей информации. При желании офицеры GS могли подключаться к местным видеокамерам, любым муниципальным дронам, включая полицейские, имели постоянный доступ к глобальной базе данных и обладали целым рядом дополнительных привилегий. И, разумеется, не могли не заметить заработавший неподалеку генератор искажения информационных откликов — робота, который не глушил следящие протоколы, а вносил в них направленные помехи. Использование исказителя считалось грубым способом скрыть свое присутствие — слишком явным, но для Шарлоттенбурга ничего другого не требовалось: агенты GS сюда заглядывали редко, только по важным делам, а оснащение «Sons of Darod» оказалось примитивным и сидящие в пикапе боевики не засекли шумного робота.

— Я его вижу, — тихо сказала Рейган.

— Все видят, — ворчливо отозвался Захар.

— Говорит Амин, — произнесла Карифа. — Объявляю начало операции. Код 1993.

Последняя фраза предназначалась для Паркера и оператора группы прикрытия — пяти боевых дронов, нарезающих круги высоко над городом. Именно боевых — помимо следящей аппаратуры, дроны GS оснащались тяжелыми пулеметами, самонаводящимися ракетами и применяли оружие без колебаний.

— Код 1993 принят, — отозвался оператор. — Удачи, агент.

— Спасибо.

Карифа слезла с мотоцикла, перешла на другую сторону переулка, остановилась, пропуская неспешно ползущий по мостовой уборочный комбайн, и быстро юркнула в распахнувшийся со стороны тротуара люк мусорного бункера, оказавшись внутри двухместного броневика, хитроумно замаскированного под муниципального робота. Хозяина машины звали Ли Хаожень, и он сидел в кресле слева.

— Привет.

— Привет.

Видеокамеры броневика внимательно оглядывали переулок, и, судя по спокойным лицам прохожих, никто из них не заметил маневра агента Амин.

— Ты по-прежнему один? — поинтересовалась Карифа, удобнее располагаясь во втором кресле.

— Недолюбливаю людей, — объяснил китаец.

— Мы только что об этом говорили с коллегами.

— Обо мне?

— Об отношении к людям.

— Неужели вы на меня похожи? — с отлично сыгранным изумлением осведомился Хаожень.

— Один из нас, — сама не зная зачем, уточнила Карифа.

И одновременно призналась себе, что поднятая Рейган тема ее задела.

— Достали? — понимающе уточнил Ли.

— Раздражают фальшивые улыбки.

— Не думали сменить алгоритм программы слежения?

— Считается, что она хорошо работает.

— Тогда лучше не трогать. — Хаожень кивнул на мониторы обзорных видеокамер. — Я людей вижу не часто, но меня от них тошнит. С роботами проще.

— Особенно с сетевыми, — не удержалась от язвительного укола Амин. — С какими-нибудь устаревшими исказителями.

— Я хотел дать знать, что нахожусь рядом, вот и запустил эту программу, — рассмеялся Ли. — Решил не звонить.

— Нахал.

— А то ты не знала.

Таких, как Хаожень, называли «мушкетерами». Почему? Как обычно, благодаря тому, с кого все началось. Основатель профессии был известен в сети под ником Мушкетер, сумел заявить о себе на весь мир, и кличка приклеилась ко всем последователям. К специалистам, которые взламывали и программировали 3D принтеры. Не дешевые модели, предназначенные для производства простейших деталей, а высокоточные и высокопроизводительные машины, сравнимые со средним конвейерным производством. И если кто-то думает, что это легкое занятие, пусть сам попробует пройти защиту профессионального агрегата, находящегося под постоянным сетевым надзором специального департамента GS. Хаожень мог, все мушкетеры могли, и благодаря им обладатели 3D принтеров обретали возможность печатать на них любые запрещенные устройства. В первую очередь — оружие.

Современные мушкетеры не стреляли сами, а помогали стрелять желающим, создавая для клиентов законченную программу производства любого изделия, и их труд ценился очень высоко. Но была у медали и обратная сторона: все преступные сообщества мечтали заполучить опытного мушкетера в рабство, и потому специалистам приходилось вести себя предельно осторожно. Ли редко покидал убежище, перемещался только в броневиках и подпускал к себе лишь доверенных людей. С Карифой Хаожень познакомился пару лет назад, когда Амин накрыла его лабораторию в Лиссабоне, и в обмен на свободу Ли согласился снабжать GS ценной информацией с самых верхов преступного мира.

— Как дела?

— Процветаю, — не стал скрывать китаец. — Заказов столько, что подумываю приобрести в собственность небольшой остров.

— Не забыл, с кем говоришь? — притворно удивилась Карифа.

— А перед кем еще хвастаться? — развел руками Ли. — Только ты понимаешь истинную глубину моего ответа.

Спорить Амин не стала, поскольку китаец был прав. Помолчала и переспросила:

— Много заказов?

— Очень.

— Где?

— Заявки поступают из всех мегаполисов мира, причем заявки явно превышают разумные потребности кланов, — перешел на деловой тон Хаожень. — Все словно с ума посходили и хотят производить оружие в таких количествах, будто готовятся к Третьей мировой.

А это означало одно: возможно, назревает Третья мировая, поскольку трудно представить, что преступные синдикаты планеты одновременно собрались затеять передел сфер влияния.

— Все ждут чего-то плохого, — подытожил Ли.

— Чего?

— Не знаю.

— Врешь.

— Жаль, что ты сомневаешься в моей искренности, — расстроенно сказал Хаожень и напомнил: — А ведь это я предложил встретиться.

— Чтобы похвастаться большим количеством заказов?

Карифа понимала, что Ли позвал ее для действительно серьезного разговора, но предложение китайца превзошло ее ожидания.

— Я сдам тебе человека, который знает или догадывается, что происходит, — медленно ответил мушкетер, глядя молодой женщине в глаза. — Я сдам тебе одного из больших боссов, одного из тех, которые сейчас тщательно скрываются.

— Кого? — нарочито равнодушно поинтересовалась Амин.

— Сечеле Дога.

— Француз по кличке Крокодил? — прищурилась Карифа.

— Да, — кивнул Хаожень. — Сечеле хочет прикупить огромную партию готового оружия, но его обычные поставщики выжаты досуха. Сечеле вышел на рынок, и я помогу тебе стать продавцом.

На этих словах Карифа с трудом сдержала радостное восклицание: взять с поличным столь крупную рыбу и в обычное время считалось большой удачей, а теперь, когда планета тревожно сопела, готовясь к чему-то страшному, предложение Ли тянуло на полноценный джекпот. Однако прежде следовало прояснить важный вопрос.

— Если ты сделаешь меня продавцом, то через час после ареста Крокодила все узнают, что ты — осведомитель GS, — произнесла Амин. — А еще через двадцать минут тебя выпотрошат.

— Сказав, что сделаю тебя продавцом, я вовсе не имел в виду, что лично организую встречу, — тонко улыбнулся мушкетер. — Я не собираюсь подставляться.

— Тогда все в порядке, — серьезно сказала Карифа. — Сечеле точно приедет на сделку?

— Он покупает так много оружия, что обязательно высунется из норы, — пообещал Хаожень. — Ты его возьмешь, и в твоих ласковых руках он запоет, как соловей.

Как когда-то запел сам Ли.

Впрочем, как вскоре после их знакомства поняла Амин, мушкетер не считал себя частью преступного мира, к уголовникам относился с еще большим презрением, чем агенты GS, и не видел в своем решении стать осведомителем ничего дурного: раз ему все равно приходится прятаться от бандитов, то почему не зарабатывать на них больше?

Предложение Амин устроило, и до завершения сделки оставался всего один вопрос.

— Что взамен? — прохладно осведомилась Карифа.

— Золото, — пожал плечами Ли.

— В смысле — кредиты?

— Нет, кредиты меня больше не интересуют, — китаец вежливо улыбнулся. — Только золото: в монетах или слитках.

* * *

Moscow, Strogino

В начале ХХ века небоскребы казались чудом. Люди специально приезжали в Нью-Йорк и Чикаго, чтобы посмотреть на рукотворные горы, прикоснуться и убедиться, что они настоящие, чтобы подняться на обзорную площадку, вскрикнуть от страха, а потом рассмеяться, восторженно вертя головой, и окончательно поверить в величие человеческого разума. Когда-то давно небоскребы действительно доставали до неба — в воображении людей.

Потом небо стало ниже.

И высоченные дома стали восприниматься как предмет хвастовства, наглядно демонстрируя мощь и богатство своих хозяев, соревнующихся в увлекательной игре «У кого выше». А к 2029 году от былой романтики не осталось и следа, и небоскребы превратились в основные и весьма заурядные городские строения, поскольку только в них можно было разместить неимоверно возросшее число землян. Только гигантские, километровые MRB насчитывали 50 — 100 тысяч жителей, многие из которых годами не выходили на улицу. Да и зачем? В огромных строениях из стекла и стали размещались магазины и развлекательные центры, через них проходили линии метро, подземного и наземного, вагоны которого разбегались по всему мегаполису, соединяя MRB с жилыми и офисными небоскребами. Хочешь загореть — отправляйся в солярий. Искупаться? К твоим услугам аквапарки и бассейны с «настоящей» морской водой. Есть желание совершить романтическую прогулку? Можно зарезервировать лавочку в зимнем саду или пойти в общественный парк.

Людей много, но развлечений еще больше, и жизнь не скучна.

Этажи в MRB условно делились на «свободные» и «семейные», и подавляющее большинство квартир на «свободных» этажах представляли собой студии, идеально подходящие для одиночки или пары, для тех, кто предпочитал легкую, не обремененную проблемами и ответственностью жизнь, полную законных и незаконных удовольствий.

Впрочем, в отношении удовольствий понятие «незаконный» кануло в Лету, поскольку «Всемирный акт толерантности» прямо запрещал властям преследовать за желание стать счастливым. Единственное условие — добровольность, а возраст добровольного согласия определялся местными законами.

Джа любил заглядывать на «свободные» этажи MRB и сегодня оказался в гостях у двух веселых подружек: темненькой шатенки Альбины, худенькой и гибкой, с малюсенькой грудью и тонкими губами, и пышной Лейлы, черноволосой, улыбчивой и страстной. Девчонки занимались артистической рекламой, и Джа приметил их в холле аэровокзала на перформансе картофельных чипсов, проходящем под маркетинговым призывом «Возьми в дорогу часть Москвы!». Альбина танцевала меж пассажиров, угощая желающих чипсами, Лейла снимала подругу на видео и принудительно отправляла трансляцию на все smartverre, зачекиненные в сети аэровокзала. Несмотря на максимально разрешенный уровень маркетинговой агрессии, шестьдесят три процента получателей реагировали на навязанное видео положительно — девчонки им нравились, и столь высокий процент зрителей автоматически удваивал гонорар рекламных художников. Джа чипсами не заинтересовался — он старался не злоупотреблять сомнительной пищей, но контрастные девчонки пришлись ему по вкусу, поэтому Джа выставил трансляции максимальную оценку, а когда она закончилась — завел непринужденный разговор, итогом которого стали ночлег и развлечение. Расходы: ужин на троих в ресторане средней руки, бутылка игристого вина с собой. Бухгалтерский вывод: приемлемо.

Девчонки оказались не только веселыми, но умелыми и опытными: друг другу не мешали и друг другом не увлекались, знали, что нужно делать, чтобы получить максимальное удовольствие для себя и доставить максимальное удовольствие партнерам, и делали все задуманное с озорством и без стеснения, поэтому в три часа ночи окончательно вымотанный Джа поздравил себя с правильным выбором: в Москве ему предстояло провести всего одну ночь, он планировал обратиться к профессионалкам, но рискнул поменять их на Лейлу с Альбиной и не прогадал.

Сейчас Альбина заняла душевую кабинку, а Джа и Лейла валялись на кровати, бездумно глядя в потолок. После бурного веселья накатила блаженная усталость, однако спать не хотелось: вечер получился отличным, и Джа с удовольствием переживал его послевкусие, рассеянно поглаживая полную грудь девушки. Не стараясь вновь возбудить любовницу, а просто лаская.

— Откуда ты? — тихо спросила Лейла, закидывая руку за голову.

— Из Австралии.

— Я помню, ты говорил за ужином…

— И даже шутил насчет кенгуру.

— Что такое кенгуру?

Девочки оказались веселыми, необычайно умелыми, но абсолютно безграмотными: они не видели разницы между Сингапуром и Сиэтлом, между Северным и Южным полушариями, а из животных знали только кошек, собак и слонов. За ужином Джа убедился, что говорить с ними имело смысл лишь о косметике, моде и новостях шоу-бизнеса, перешел на анекдоты и спокойно дотянул до постели. Но сейчас шутить не хотелось, поэтому приходилось слушать и глупости, и глупые вопросы. И отвечать на них соответственно.

— Кенгуру — это страшный дикий зверь, — серьезно поведал Джа.

— Как слон?

— Хуже — как лев, его так и зовут: австралийский носорог.

— Ты же сказал лев? — растерялась девушка.

— У нас в Австралии кролики сумчатые, а львы — рогатые, — спокойно ответил Джа. — Ты разве не знала?

Конечно, не знала, но изумленную Лейлу заинтересовало другое:

— У вас до сих пор есть дикие животные?

— Да, — подтвердил Джа.

— Но это же опасно!

— Мы прячемся от них в MRB.

— У вас их много?

— Очень, поэтому первые десять этажей всегда нежилые.

— Почему?

— Змеи заползают.

— Боже!

— К счастью, они гнездятся в конце весны, а в июне улетают в пустыню.

Диалог стал забавлять мужчину, но девушке неожиданно наскучил разговор о далеком континенте, и она поинтересовалась:

— Ты оттуда прилетел?

— Нет, — помолчав, ответил Джа. — Из Токио.

— Ух ты!

— Не бывала?

— Это в Японии?

— Да.

— Не бывала и даже не мечтаю, — вздохнула Лейла и повернулась, прижавшись к Джа выдающейся грудью. — Ты часто летаешь?

— К сожалению, да, — искренне ответил мужчина. — В последнее время получилось очень много командировок.

— Где ты работаешь?

— Обеспечиваю юридическое сопровождение грузов.

— Круто. Закончил колледж?

Люди, работающие по специальности «международное транспортное право», обычно заканчивают университеты, но, чтобы не развивать тему, Джа кивнул и коротко подтвердил:

— Да.

— А я никогда из Москвы не уезжала, — вздохнула девушка. — У моих родителей не было денег на колледж, поэтому все мои путешествия — здесь. — Она прикоснулась пальцем к smartverre. — Виртуальные и реалистичные, но при этом не требуется скучать в самолете.

— Неплохо, — кивнул мужчина и тут же продолжил: — Скажи честно: кем ты меня представляла?

— Что? — девушка сделала вид, что не понимает вопроса, но лгать она не умела.

— Когда мы занимались любовью, ты не снимала smartverre…

— Ты тоже.

— Я о нем просто забыл, — Джа врал намного лучше, и любовница приняла его слова за чистую монету. — А ты явно меняла реальность.

— Как ты узнал? — Теперь она немного покраснела.

— Я внимательный и видел, что, занимаясь любовью, ты смотрела не на меня, а на экран smartverre.

Выбранные Лейлой умные очки плотно прилегали к лицу, обеспечивая полноценное погружение в виртуальную реальность, но поскольку стекла были прозрачными, опытному человеку не составило труда понять, на чем фокусируется взгляд: на нем или экране.

— Сегодня я хотела секса с гномом, — сдалась девушка. — И ты до сих пор гном.

— То есть ты опять меня хочешь? — поинтересовался Джа, сжимая полную грудь чуть крепче. Лейла рассмеялась, но не отстранилась. — Ты заводная.

— Ты этого еще не понял?

Девушка нежно взяла его за руку и повела чуть ниже, на живот, потянулась, позволив мужчине недолго поиграть с пупком, а затем направила дальше. Усталость усталостью, но столь открытое приглашение Джа игнорировать не стал и поднялся.

— Это будет новый этап наших отношений: мягкий, слегка тантрический секс, — произнес он, усаживаясь и медленно разводя руками полные бедра девушки. Она запустила пальцы в свои кудрявые волосы и закусила губу, когда Джа мягким движением вошел в нее.

И прошептала:

— Действительно, почти тантрический.

— Я все еще гном?

— Да.

— У меня есть борода?

Джа двигался медленно, не торопился, в какие-то моменты даже казалось, что он дразнит Лейлу, но девушке нравилось.

— Черная как смоль, — улыбнулась она, разглядывая изображение на smartverre.

— Я — мультяшка?

— Да.

— Забавный?

— Сексуальный… — она коротко вскрикнула — пальцы Джа надавили на ее лобок. — У тебя большие глаза и крепкие мозолистые руки.

— Есть такое, — улыбнулся мужчина. В отличие от многих коллег, он не стеснялся набитых за долгие годы мозолей. Правда, они у него были не от лопаты или кирки.

— Ты начинаешь распаляться.

— Еще нет.

— Начинаешь… — Лейла попробовала двигаться активнее, но Джа покачал головой и аккуратно перехватил бедра девушки, не позволяя ей ускориться. Вернул прежнюю скорость, чуть поерзал, подбирая удобную позицию, и повернул голову, услышав звук открывшейся двери.

— Не помешаю? — вежливо осведомился вошедший африканец.

— Сильнее, — попросила Лейла, слизывая с губ выступивший пот.

— Не знаю, помешаешь или нет, — спокойно ответил мужчина, вновь поворачиваясь к девушке.

— Джа, пожалуйста… Сильнее!

— Девчонки не предупредили, что в нашем блоке действует правило незапертых дверей? — осведомился африканец.

— У тебя есть имя? — поднял брови Джа, поддерживая Лейлу пальцами. Поддерживая в тонусе.

— Его зовут Мози, он наш друг и философ, — сообщила вышедшая из душа Альбина. И поцеловала африканца в губы: — Привет.

— Привет.

— Ну, раз философ, дело другое, — хмыкнул Джа. После чего шире, почти до шпагата, развел Лейле ноги, приподнялся, навис над ней и резко ускорился. Девушка громко застонала. Альбина отстранилась от Мози, села на кровать и облизнулась. Альбина тоже не снимала smartverre, и оставалось лишь догадываться, кого она видит перед собой. Мози, который надеялся смутить гостя, ухитрился до самого конца сохранять на лице каменное выражение.

И лишь после того, как Лейла закричала, а ее худенькая подруга помогла разрядиться Джа, африканец заметил:

— Ты крут, белый, не всякий может кончить, когда на него смотрят.

— Ничего особенного, — ответил Джа, погладив сидящую перед ним Альбину по волосам. — Вот если бы ты был моей женой, застал меня с этими красавицами, а я бы смог — вот это действительно был бы подвиг.

— Нравится, когда смотрят?

— Не имею ничего против, — широко улыбнулся Джа, разваливаясь на подушках.

Альбина улеглась рядом. Лейла поцеловала его в плечо и направилась к душевой кабине. Мози проводил ее ревнивым взглядом и продолжил расспросы:

— Почему?

— Может, чему научишься.

Альбина прыснула, но тут же стерла с лица улыбку. Африканец поморщился.

— Почему ты грубишь?

— Проверяю, как сильно ты хочешь остаться.

Мози засопел, было видно, что он очень зол, поэтому Альбина попыталась сгладить ситуацию.

— Джа работает юристом на международных грузоперевозках.

— Неужели? — вежливо удивился африканец.

— Именно, — подтвердил Джа.

— И как платят?

— Неприлично много.

— Что же ты забыл среди орков?

— Как ты их назвал? — теперь удивился белый.

— Орками, — повторил Мози. — И не их, а нас: меня и девчонок.

— Почему?

— Потому что эльфы живут в высоких замках под надежной охраной, — объяснил африканец. — В их волшебном лесу гуляют радужные единороги, но нам нельзя на них даже смотреть.

— Откуда ты набрался этих сказок?

— Бабушка рассказала.

— Она что, читала книги?

Мози показалось, что в голосе Джа прозвучали презрительные нотки, поэтому он несколько секунд хмурился, размышляя, устраивать ли расовый скандал, решил повременить и отрицательно покачал головой:

— Нет, ей рассказывала мать. И еще она говорила, что в старых сказках орки часто пытались захватить эльфийский лес.

— Чтобы его растоптать? — всерьез заинтересовался Джа.

— Всем хочется любоваться единорогами, — развел руками Мози.

— Обойдутся.

— Почему? — Альбина приподнялась на локте и с изумлением посмотрела на любовника.

— Почему? — Мози не сдержался и задал вопрос достаточно зло.

Однако Джа остался абсолютно спокоен и вальяжно объяснил:

— Потому что так устроен мир, мои дорогие временные друзья: эльфы гуляют в лесу с единорогами, а мы должны быть счастливы. Ведь счастье — это то, ради чего стоит жить.

— Хорошо сказано, — вздохнула Альбина.

— А если счастье для меня — это прогулка с радужным единорогом по волшебному лесу? — упрямо спросил африканец. — Что мне делать?

— Поверить, что волшебного леса не существует, и найти себе другое счастье, — легко ответил Джа.

— На одну ночь?

— Завтра будет другая.

— Сегодняшняя ночь определенно удалась, — рассмеялась Альбина.

— А у тебя? — неожиданно поинтересовался Джа, глядя на африканца в упор. — Что для тебя счастье, человек, назвавший себя орком? Если забыть о радужном единороге, конечно.

Вместо ответа Мози потянулся и поцеловал мужчину в губы.

— Мое сегодняшнее счастье — это ты.

— Я знала, что ты явился не просто так, — хихикнула Альбина, поглаживая африканца по плечу. Но Мози даже не посмотрел на девушку — все его внимание было сосредоточено на Джа. Который взял африканца за подбородок и тихо спросил:

— Что будет, если ты его не достигнешь?

— Я тебе не нравлюсь?

— Нет.

— Этим ты меня оскорбляешь, — насупился Мози.

— Не думаю. — Джа легко двинул рукой, заставив африканца отстраниться, и отпустил его подбородок.

— Люди не могут не нравиться друг другу.

— Сюрприз. — Белый по-хозяйски положил руку на маленькую грудь Альбины. Девушка потянулась.

— Ты делаешь мне больно, — тихо сказал африканец.

— Уверен, ты справишься.

— Я могу подать на тебя в суд, — заметил Мози. — Ты причиняешь мне страдания.

— А я могу сломать тебе шею, — усмехнулся Джа.

— Что? — африканец нахмурился. — Ты не посмеешь. Ты…

— Никто из вас не снимал smartverre, — ровно продолжил Джа, глядя на Мози так, что у того начало холодеть внутри. — А в мои очки встроено устройство динамического смещения локального изображения.

— Что это значит? — пробормотала Альбина, обжигая щеку мужчины горячим дыханием.

— Это значит, что никто из вас не знает, как я в действительности выгляжу, — рассмеялся Джа. — И предупреждаю сразу, мои замечательные временные друзья: если кто-нибудь рискнет снять smartverre, я точно сверну ему шею.

— Черт, ты меня заводишь! — выдохнула Альбина.

— А вот мне на мгновение стало страшно, — не стал лгать Мози. — Я действительно поверил, что ты… — Он окинул взглядом широкие плечи Джа и прищурился: — Ты когда-нибудь был с мужчиной?

— Нет, не был, — отозвался Джа, продолжая поглаживать Альбину.

— Почему?

— Не испытываю влечения.

— Не могу поверить, что слышу это, — всплеснул руками Мози.

— Я тоже, — поддакнула Альбина, но внимание Джа ей нравилось.

— Чем ты занимался с учителем физкультуры?

— Куда смотрели твои родители? — хихикнула девушка.

— А эти разгоряченные тела в раздевалке…

— Он девственник! — догадалась Альбина. — Мози, у тебя появился шанс сорвать цветок.

— Сомневаюсь, — вздохнул африканец, не отрывая взгляд от Джа. — Скажи, почему ни один мужчина не заставил твое сердце биться сильнее?

— Я ведь сказал: не привлекают.

— Но ты не попробовал! — покачал головой африканец. — Как ты можешь быть уверен?

— У меня богатая фантазия.

— Мози, может, он болен? — предположила Альбина.

— Чем?

— Гомофобией.

— Мне тоже так кажется.

— Меня записали в сумасшедшие на том основании, что я отказался с тобой спать? — удивился Джа.

— Ты сделал меня несчастным, — уточнил африканец.

— То есть твое счастье заключается в том, чтобы я тебя трахнул?

— Что плохого в простом счастье? — растерялся Мози. — Что плохого в том, чтобы быть сытым, иметь крышу над головой и заниматься любовью с тем, кто тебе в данный момент нравится?

— Таким счастьем могут похвастаться все австралийские кролики, — слегка высокомерно отозвался Джа. — А мы говорим о людях.

— И что с того, что мы говорим о людях? — не поняла Альбина.

— Что с того? — Джа нежно провел пальцами по щеке девушки. — Честно говоря, до сих пор я об этом не задумывался, но теперь вдруг подумал, что если бы мое счастье зависело только от того, пересплю я с тобой и Лейлой или нет, я бы вскрыл себе вены.

— Мы настолько плохи?

— Вы великолепны. — Мужчина прикоснулся к губам Альбины. — Но моя жизнь стоит больше.

— Что же тебе нужно для счастья? — не выдержал Мози.

И вздрогнул, увидев настолько холодную улыбку, что абсолютный ноль показался бы на ее фоне комфортной температурой.

— Что? — Джа прищурился. — Мое счастье в том, чтобы прожить не зря.

Несколько секунд его собеседники молчали, обдумывая неожиданный ответ, а затем вышедшая из душа Лейла посмотрела на подругу и жалобно спросила:

— А так бывает?

CNN: «Около Майами появился чумной корабль?! Жители Флориды изрядно напуганы странными событиями, разворачивающимися вокруг гигантского круизного лайнера „Harmony of the Universe“, который встал на якорь в тридцати милях от берега, несмотря на то что круиз окончен и лайнер должен был войти в порт Майами еще утром. Примерно в полдень в направлении „Harmony of the Universe“ проследовали эсминец USS „William J. Clinton“ и военно-медицинское судно…»

REUTERS: «Что творится во Флориде? Прошли сутки, а связаться с пассажирами и членами экипажа „Harmony of the Universe“ по-прежнему невозможно: их smartverre отключены, аккаунты в социальных сетях не обновляются, и родственникам остается лишь догадываться о том, что происходит с их близкими…»

EURONews: «Вокруг стоящего на якоре лайнера „Harmony of the Universe“ установлена пятимильная карантинная зона, которую патрулируют катера береговой охраны. Военные объявили запрет на полеты любых воздушных устройств, включая дроны, и особо отметили, что их запуск с целью получения информации будет рассматриваться как федеральное преступление…»

ВВС: «Роскошный круизный лайнер превратился в корабль-призрак?»

LeikaLook: «Сбито четыре наших дрона, поэтому подробного репортажа пока не будет. Но то, что я успел разглядеть, оптимизма не внушает: на палубе „Harmony of the Universe“ находятся только военные, облаченные в полные костюмы биологической защиты. Гражданских не видно, надеюсь, сидят по каютам, и можно предположить, что заражение действительно имеет место, причем по самому плохому сценарию — люди умирают…»

* * *

Paris, Gare du Nord

— Обратите пристальное внимание на ваш новый smartverre «Jupiter ZU», поражающий элегантным сочетанием благородства и современных технологий. А теперь и защищенности. Ваш новый smartverre «Jupiter ZU» оснащен детектором genID, и никто кроме вас не сумеет добраться до хранящейся в нем информации.

Выбранному на роль жертвы прохожему реклама настолько надоела, что он пару раз отмахивался от прилипшей машины, но маркетинговый дрон счел хорошо одетого мужчину потенциальным покупателем и упрямо продолжал преследование, нашептывая несчастному заложенный в электронные мозги текст.

— «Jupiter ZU» гарантирует максимально возможную защиту: не только сканер отпечатков пальцев и сетчатки, но и привязку к genID. Что бы ни случилось, ваша информация останется в неприкосновенности…

До сих пор smartverre с чипом genID не связывали, «Jupiter» стал первой ласточкой, но явно не последней: производители давно подбирались к возможности совместить набирающий популярность электронный документ — вживляемый в кость чип — с главным электронным гаджетом жителя Земли — умными очками, обеспечивающими постоянный доступ в сеть. Усердно внедряемый genID накрепко связывал человека со всемирной базой данных и обеспечивал наивысший уровень идентификации. Чип еще не стал обязательным, но об удобстве его применения не говорили только мертвые журналисты, а нанятые звезды так убедительно демонстрировали преимущества genID, что число очипованных росло как на дрожжах, и теперь, когда оно перевалило за половину населения планеты, настало время связать его с другими устройствами.

И человек окончательно превратится в метку на мониторе.

В метку, о которой известно абсолютно все.

— Ваш smartverre надежно защитит деньги, письма, фотографии…

— Пошел вон, — хрипло велел мужчина.

Дрон испуганно пискнул и резко взял вверх, поскольку программа распознавания агрессии оценила уровень тревоги как «красный», который может закончиться попыткой уничтожения устройства. Мужчина же плюнул на тротуар, коротко выругался в сторону улетевшего дрона и шмыгнул в притормозившее такси. Как только он оказался в салоне, робомобиль мгновенно набрал скорость и принялся перестраиваться в левый ряд. Резкий маневр показал, что машина управляется отнюдь не стандартной программой, а как минимум спортивной, да и внутренности неприметного и даже слегка потрепанного снаружи «Renault» сильно отличались от обычного: усиленный кузов, нестандартные, пуленепробиваемые стекла и прозрачная перегородка поперек салона, от которой производители отказались сразу, как только из такси исчезли водители. Здесь она сохранилась и надежно ограждала гостя от хозяина робомобиля, худощавого мужчины в неприметной одежде. Его глаза скрывали узкие smartverre с черными стеклами, но черты лица выдавали азиата, скорее всего — китайца.

— Привет, Абдулла, — произнес он, изобразив на лице равнодушно-вежливую улыбку.

— Привет, Ли, — ответил гость, мрачно изучая перегородку. — Перестал мне доверять?

— Я никогда тебе не доверял.

— Раньше мы общались лицом к лицу.

— Извини, купил новую машину. — Хаожень взял из подстаканника пластиковую бутылку с газировкой и сделал большой глоток из горлышка.

Такси давно набрало максимально разрешенную в городе скорость и стремительно удалялось от Северного вокзала на восток, в сторону более безопасных районов.

— Хочешь скажу, о чем ты думал, когда шел к машине? — неожиданно поинтересовался Ли.

— Научился читать мысли? — изумился Абдулла.

— Ты думал, можно ли обмануть genID.

Несколько мгновений Абдулла изумленно таращился на китайца, после чего выдохнул:

— Откуда ты знаешь?

— Маркетинговый дрон был обклеен рекламой «Jupiter ZU», первый smartverre с подключением к чипу genID, и он не мог не задать тебе определенный ход мыслей, — объяснил Ли. — Ты, кстати, подключен?

— Нет.

— Рано или поздно придется, — пообещал Хаожень. — Или сам подключишься, или примут закон об обязательном чипировании преступников.

Абдулла вздрогнул и скривился:

— Им придется доказать, что я преступник.

— Полагаю, достаточно будет одного привода в полицию.

— Откуда ты все знаешь?

— Предсказываю будущее на основе анализа настоящего.

— Что?

— Не заморачивайся, — махнул рукой Ли, бросив быстрый взгляд в окно: роботакси двигалось по кольцу, и можно было позволить себе поболтать. — Скажи, я прав или нет? Ты думал, как обмануть genID?

— Думал, — признался Абдулла.

— Ответ: никак. Второй ответ: даже не пытайся. И если вживляемый в кость чип еще можно подделать — теоретически, — то добраться до базы данных DNA[5] не способны даже лучшие хакерские группы. Все пытались и все признали поражение. А если невозможно добраться до базы данных, то взлом чипа не имеет смысла: экспресс-анализ тут же покажет несоответствие и тебя потащат в кутузку, — мушкетер провел пальцем по подлокотнику кресла. — На сегодняшний день genID — идеальный идентификатор, я даже немного завидую парням, которые его разработали, — это была прекрасная, творческая задача.

— То есть скоро мы все окажемся под колпаком?

Наивный и плохо образованный Абдулла до сих пор не понимал, что он давно под колпаком, правда, не таким классным, как genID, но, чтобы не затягивать разговор, Хаожень не стал вдаваться в подробности, а коротко подтвердил худшие опасения собеседника:

— Обязательно.

— И что делать?

— Отказываться от чипирования, пока это возможно, но… Но, думаю, твой DNA уже в базе.

— Я не давал разрешения на его использование! — возмутился Абдулла.

Ли деликатно улыбнулся и поднял брови:

— Ты принес золото?

— Ты знаешь, что принес, — ворчливо ответил преступник. — Наверняка просветил меня еще на улице.

— Просветил, — не стал отнекиваться Хаожень. — На тебе четыре слитка.

— Каждый по килограмму, как договаривались. — Абдулла расстегнул куртку и продемонстрировал мушкетеру спрятанное в карманах «разгрузки» золото.

Десять лет назад его продажа частным лицам в виде песка и слитков была окончательно запрещена, что привело к взрывному росту цены и огромному спросу на черном рынке. Четыре килограмма могли отправить Абдуллу в тюрьму на десять лет, но мушкетер отказывался принимать другую плату, поэтому приходилось рисковать.

— Клади по очереди.

В разделяющую собеседников перегородку был встроен лоток, и Ли открыл его, чтобы принять груз.

— Сюда поместится только один, — заметил преступник, оценив размер «ковша».

— Поэтому я сказал: по очереди, — напомнил Хаожень, вынимая из лотка первый слиток. — Банк Греции?

— Товар настоящий, — осклабился Абдулла. — Взят при ограблении Македонского отделения.

— То есть слитки «горячие»?

— А ты их собрался властям сдавать?

— Я… — Хаожень запнулся. — Я…

И закашлялся, одновременно почувствовав нарастающую слабость и головокружение.

— Что случилось? — участливо поинтересовался Абдулла, возвращая второй слиток в разгрузку.

— Я… — Мушкетер посмотрел на золото и скривился: — Ты…

— Нужно было надевать латексные перчатки, — расхохотался Абдулла. — Тогда бы токсин не подействовал.

Ли пробормотал бессвязное ругательство и сполз на пол. Абдулла улыбнулся, снял smartverre и уверенно воткнул его в один из внутренних незащищенных разъемов. Робомобиль заморгал красным, показывая аварию энергетического контура, и стал плавно прижиматься к обочине.

* * *

Мое самое странное воспоминание?

Гм…

Мое самое странное воспоминание кажется выдумкой сумасшедшего и скорее всего действительно является галлюцинацией. Потому что прошлое не может быть настолько отчетливым, запоминаться в таких подробностях и возвращаться, постоянно, мать его, вспыхивать в памяти. Прошлое расплывается в легкой дымке тумана времени и не кажется четким. Оно — эмоции, чувства и переживания. Прошлое — это запах горящего дерева у первого костра, соленый вкус первой крови во рту, холод первого настоящего страха, ярость первой настоящей победы, прикосновение к любимой — вот что такое прошлое. Простое человеческое прошлое. А я помню действия и декорации в таких деталях, словно пересматривал этот фильм тысячу раз.

Я пересматривал этот гребаный фильм тысячу раз.

Во сне.

В одном и том же сне. В сюрреалистическом смешении кошмара, восторга и лжи… Ведь когда мы говорим о прошлом, ложь становится обязательной даже во сне. Прошлого без лжи не существует, потому что оно хочет нравиться, а ложь — идеальная косметика, особенно для неприглядных девок. Таких, как прошлое. Ложь не такая грубая, как целлулоидный ботокс, и не такая пошлая, как силикон с пришпиленными сверху сосками. Пластику невозможно скрыть, даже самую лучшую, а ловкая ложь проникает в душу по капле и остается навсегда. Прошлое становится другим, но при этом — отчетливым.

Я пересматривал этот фильм тысячу раз и знаю, что декорации поменялись. Возможно — полностью, но я этого не заметил, потому что декорации меняла ловкая ложь, по капле за каждый раз из тысячи, обманывая меня там, где я совсем не ждал. Я знаю, что все это было на самом деле, но представляю выдумкой, и в этом, наверное, их настоящая победа над моим прошлым: они до него добрались. Я прятал воспоминания в самом надежном на свете хранилище — в мозге, в загадочном сером веществе, к которому невозможно подобрать ключ… к которому очень легко подобрать ключ, но я никого не подпускал к замку. Наверное, не подпускал — я забыл, что случилось. Детали прошлого шныряют, как напуганные колибри. Некоторые картинки до сих пор пахнут, другие я помню на вкус, но большинство — лишь эпизоды затянувшегося трейлера о том, что было. Я смотрю на эту нелепую склейку и не узнаю фильм, в котором играю главную роль. Я знаю, что мои воспоминания реальны, но ругаюсь на плохие спецэффекты.

Я верю в то, что было, потому что мне показывали этот фильм тысячу раз.

И я поверил.

Я вижу себя…

Я лежу на спине, открываю глаза, и взгляд упирается в белый потолок, рассеченный тяжелыми коричневыми балками. Наверное, из дуба. Мне хочется думать, что из дуба, потому что нравится, как звучит: балка из дуба. Сразу представляешь нечто тяжелое, основательное и благородное — старинный замок или особняк на небольшом холме посреди парка, кованые ворота, дворецкий и конюшня. Представляешь… И высокие окна справа шепчут: «Да, старинный замок или особняк…»

Я доволен.

Но в белом квадрате, созданном пересеченными балками, лепится черная точка. Маленькая, однако неприятно яркая. Точка не выглядит нужной, портит композицию и рушит ощущение благородства — ведь в старинном доме, перекрытия которого сложены из тяжелого дуба, не должно быть нерадивых горничных. Точка начинает меня бесить, и я скашиваю глаза вправо, к окнам, задрапированным легким серым шелком. Окон четыре, потому что спальня непомерно велика, но мне нравится, я люблю большие комнаты старинных домов.

Терпеть не могу клетушки…

Нет, не парк.

Серый шелк трепещет на сквозняке, и я вижу, что дом стоит не посреди парка.

Напротив — другие дома.

Теперь я знаю, что нахожусь в городе, в котором никогда раньше не был. Я приехал глубокой ночью, видел только темные стены, подсвеченные снизу тусклыми фонарями, но мне неинтересно, что прячется за стенами.

Я почему-то не хочу смотреть на город.

Не знаю почему.

Наверное, потому что фонари тусклые, ведь город изо всех сил старается выглядеть аутентично, так, как в Средние века, только помоев на улице не хватает. Город кичится историей, прячется в древность, как в раковину, желая хоть чем-то отличаться от бесчисленных поселений, возникших после его рождения.

Город хранит свое прошлое, как я. И его декорации тоже меняются: постепенно, но неуклонно он становится другим, убеждая себя, что остается прежним.

Мы с городом похожи.

Наверное, поэтому я не хочу на него смотреть.

Рядом лежит женщина. Спит, если верить спокойному, ровному дыханию, но женщины лживы, это нужно учитывать. Она улыбается… Она улыбается во сне, а значит, ей было хорошо. И сейчас она спит, доверяя мне свою жизнь.

Я любуюсь женщиной, как гениальной картиной… Нет! Ни одной картиной в мире я не любовался так, как этой женщиной. Ни одно, даже гениальное, полотно не позволит ощутить тепло, не позволит услышать тихое дыхание, не наполнит душу невозможным ощущением обожания. Я готов любоваться спящей женщиной вечно.

Я хочу, чтобы она проснулась.

А черная точка стала медленно двигаться на север.

Это муха. Мухой оказалась точка, к которой я наконец пригляделся и увидел крылья и лапки. Или точка стала больше, поэтому я заметил крылья и лапки. Муха медленно ползет на север и при этом растет, увеличивается в размерах, словно дорога на север делает путешественника больше.

Это не сон, это воспоминание.

Во сне я понимаю, что мне в очередной раз показывают старое воспоминание, и поражаюсь точности деталей. А женщина продолжает дышать ровно. Женщине все равно, что муха растет. Женщина ее не видит, или делает вид, что не видит, или женщине плевать на то, что муха собирается напасть. Муха давно достигла размера футбольного мяча и продолжает расти. Если ее не остановить, муха вырастет размером с комнату, потом — с дом и атакует город. Она будет летать над черепичными крышами и хватать перепуганных людей. Муха сильна и абсолютно беспощадна. И только я стою между ней и будущим.

Никто, кроме меня.

Я медленно, чтобы не потревожить женщину, опускаю левую руку и нащупываю бхудж,[6] поскольку лишь с его помощью можно истребить муху. Короткий клинок не спрятан в ножны, меч готов к работе, я медленно поднимаю его и мягко кладу на кровать вдоль левой ноги. Но смотрю при этом вверх.

Мы ждем: я и муха, которая выросла в изрядную свинью. Мы оба ждем, что сделает меч: я и муха. Муха не дура и с опаской смотрит на бхудж. Я разочарован, я хочу, чтобы муха сделала первый шаг, но проклятый монстр выбирает иной путь — продолжает расти, поэтому первый шаг делает меч: взлетает над кроватью, и в комнате начинается сражение — я и бхудж против чертовой твари. Муха не столь быстра, как раньше, потому что выросла, она прекрасная мишень, но обзавелась твердым панцирем, пробить который оказывается непросто: клинок скользит, не причиняя вреда, а мне приходится уворачиваться от когтистых лап. Муха, кажется, смеется. И, кажется, перестала расти. Панцирь выдержал три удара, и муха больше не боится бхуджа, но напрасно, потому что мой меч молчалив, сосредоточен и ждет удобного момента.

Мы оба ждем: уворачиваемся от лап, прыгаем по большой комнате, ломая и переворачивая мебель, делаем вид, что вот-вот проиграем, а когда мухе кажется, что победа близка, — наносим прямой удар. В прыжке со стола. Клинок пробивает твердый панцирь, черное сердце, и муха рушится на пол, в агонии перебирая лапками и наполняя спальню зловонием.

Муха мертва.

Я спас мир.

Усталый, но гордый, я возвращаюсь к кровати и смотрю на женщину, которой готов любоваться вечно. Я улыбаюсь. Меч улыбается. Мертвая муха воняет. Женщина открывает глаза и внятно произносит:

— Я тебя ненавижу.

Из дневника Бенджамина «Орка» Орсона

* * *

Madrid, Plaza de la Puerta del Sol

— Я тебя люблю…

Она шепчет эти слова часто, гораздо чаще, чем следовало бы, но почему-то они не теряют смысла. Остаются такими же, как в первый раз: чарующими, возбуждающими, обещающими. От того, как она шепчет, по спине бегут мурашки, а в груди, в том месте, где должно быть сердце, вспыхивает огонь.

Или горит сердце?

Все может быть.

— Я тебя люблю…

И мир меняется.

Нет, мир исчезает, распадается на фрагменты, каждый из которых несет капельку ее слов, — и только в этом остается смысл. Мир делается незначительным, прячет свою суть в ее шепоте. В ее прекрасных глазах. В полуулыбке изящно очерченных губ. В протяжном стоне. В выгнутой спине. В руке на шее. В острых ногтях… Ногти у Эрны не длинные, но очень острые, ими она ставит отметки на плечах и спине. У Орка много шрамов, и старых, едва заметных, и свежих, сегодняшних, кровавых, и он улыбается, когда очередной ноготь вонзается в него.

— Я тебя люблю…

За шепот Эрны можно отдать все, что угодно, не только кровь. Вообще все — не раздумывая. Шепот Эрны вбирает в себя весь мир. У шепота Эрны есть власть, которую Орк признает безоговорочно.

— Я тебя люблю…

Орк перевернул женщину на живот и мягко погладил по упругим ягодицам. Не в первый раз за эту ночь и вряд ли в последний, но сейчас мягкость Орка оказалась обманчивой, его пальцы проникли так глубоко, что вызвали ответ: Эрна вздрогнула всем телом и улыбнулась.

— Скажи еще раз, — попросил Орк.

— Тебе нужно завестись? — высокомерно уточнила женщина.

— Всем нужно завестись.

— Вам всем это нравится.

— Сука.

Она рассмеялась, вновь вздрогнула, когда он надавил сильнее и грубее, неожиданно подалась назад, резко и быстро, заставив Орка щумно выдохнуть и насела на его пальцы.

— Не ожидал? — Ее голос то и дело срывался.

— Я никуда не тороплюсь.

— Сколько тебе нужно времени, чтобы вновь собраться? Час? Два? Или обойдемся веселенькой пилюлей?

— Сука…

Эрна вновь рассмеялась, выгнулась под руками Орка, потянулась, блаженно жмурясь, перевернулась, закинула левую ногу на плечо любовника и, глядя ему в глаза, прошептала:

— Я тебя люблю…

Не сказала, а прошептала, она всегда шептала эту фразу, вонзая слова в душу так же, как бхудж — в сердце. И никакая защита не могла спасти от этого удара.

— Я тебя люблю…

И Орк вошел в нее нежно, очень плавно, внимательно наблюдая за тем, как Эрна начинает покусывать губы — по мере того, как он проникал все дальше. Остановился на несколько мгновений и провел рукой по бедру — Эрна тихонько всхлипнула, а еще через секунду плавная нежность вдруг сменилась резким и стремительным напором. Орк стал бешеным и набросился с неистовством моряка, сорвавшегося с полугодовой вахты. Набросился с рычанием и таким огнем в глазах, словно действительно стал кровожадным орком. Набросился так, что Эрне стало страшно — до эйфории страшно, а потом — так же больно. А потом — невыносимо сладко.

И ее громкие крики отразились от каждого камня старой площади.

А потом…

Когда в спальне стало тихо, сделалось спокойным хриплое, прерывистое дыхание, накрыла блаженная истома — наступило время молчания. Орк и Эрна долго лежали на огромной кровати, бездумно глядя в причудливо расписанный потолок, вновь и вновь переживая умирающую рассветом ночь и думая, что их последняя встреча получилась великолепной.

Но их мысли не были окрашены горечью, лишь легкой грустью.

Потом Орк раскурил самокрутку, не разрешенный каннабис, а запрещенный кубинский табак, а Эрна поднялась с кровати и спросила:

— Вина?

Хотела накинуть халат, но передумала, потому что Орку нравилось, когда она ходила по дому голой.

— Ты знаешь, что да, — ответил мужчина, пуская к расписному потолку причудливый дым.

— Подумала, что ты мог измениться.

— Я?

— Ты изменился.

Они оба знали, что так есть, и Орк недовольно буркнул:

— Не по своей воле.

— И хочешь отомстить?

— Уже нет.

— Нет? — Ответ оказался настолько неожиданным, что Эрна подошла к курящему на кровати Орку и заглянула ему в глаза. — Нет?

— Я теперь другой, — пожал плечами мужчина. — Я никогда не стану прежним, но главное — этот другой мне нравится.

— Он жестче.

— Нет, — качнул головой Орк. — Он намного мягче предыдущей версии.

— Мне лучше знать.

— С тобой они ведут себя одинаково.

— «Они»! — не сдержалась женщина. — Ты говоришь о них так, словно стоишь в стороне.

— Я еще не до конца стал новым, — ответил мужчина, глубоко затянувшись. — Я действительно смотрю на них со стороны. Думаю, это все из-за того, что где-то во время перехода я успел умереть.

— Для мертвого ты необычайно энергичен.

— Инстинкты, — махнул рукой Орк. И небрежно поинтересовался: — Зачем ты спрашивала о вине?

Сейчас он вел себя с ней, как с горничной или с горничной-шлюхой, явившейся в номер на уборку и согласившейся провести время за подходящую цену, но это было так необычно для их отношений, что Эрна решила подчиниться: молча поднялась, сходила на кухню и принесла вина — холодного, белого, ароматного, безумно вкусного, — вновь оказалась напротив Орка, с бокалом и открытой бутылкой, медленно наполнила бокал до половины, сделала большой глоток и передала любовнику. Тот усмехнулся, принимая и вино, и намек.

Но вместо напрашивающегося продолжения Эрна неожиданно сказала:

— Прости его.

И тем заставила Орка поморщиться.

— Прости его.

— Мы только что об этом говорили, — размеренно ответил Орк, не глядя на любовницу. — В моем сердце нет мести, нет зла, нет обиды…

— И нет прощения, — закончила Эрна. — Я вижу.

— Если нет зла — откуда взяться прощению? Я теперь другой, а он… Он имел право на свое решение.

— Не имел.

— Мы оба знаем, что имел, — неожиданно мягко улыбнулся Орк. А потом протянул левую руку и пальцами коснулся бедра своей женщины. Едва-едва, очень нежно. — В семье должна быть черная овца, Эрна, иначе это не семья, а дерьмо.

— Ты не овца.

— Теперь не важно.

— Важно!

— Почему?

— Потому что… — женщина отвернулась. Но не отступила, и он продолжил ласкать ее бедро подушечками пальцев.

— Почему для тебя это важно?

Эрна промолчала.

Снова.

Она никогда не произносила эти слова вне секса, никогда не шептала: «Я тебя люблю…», не чувствуя Орка внутри себя или рядом с собой, готового доставить ей наслаждение.

Никогда.

Как будто не понимала, что тремя словами способна изменить все — вообще все. Или не верила, потому что слишком далеко все зашло и гнусность совершённого можно было смыть только кровью. Эрна не верила в слово… А Орк как раз сейчас поймал себя на мысли, что услышь он: «Я тебя люблю…» не во время секса — на коленях пополз бы вымаливать прощение.

Но слово не прозвучало.

Орк докурил самокрутку и бросил окурок в бокал. Запрещенный табак утонул в утонченном белом вине.

Свидание закончилось.

— Всякий раз, расставаясь, я думаю о том, что больше никогда тебя не увижу, — сказала Эрна, наклоняясь за трусиками. — Иногда это меня радует, иногда оставляет равнодушной. Но мне всегда становится грустно.

Орк кивнул так, будто эти ее слова имели значение. И прищурился, любуясь грациозными движениями молодой женщины. Хрупкой, но отнюдь не слабой. С тонкими бедрами, небольшой, дерзко торчащей грудью и худенькими плечами. Эрна относилась к типу «женщина-подросток», даже стрижку носила короткую, «под мальчика», и, может быть, в этом прятался секрет ее сексуальности.

— Я не хочу, чтобы все закончилось плохо…

Эту же фразу и почти таким же тоном Эрна произнесла в начале сегодняшнего свидания, примерно в полночь, на узенькой улочке среди старой испанской застройки. Они встретились тайно, поужинали в небольшом семейном ресторанчике, не сводя глаз друг с друга, а покинув его, не ушли далеко: возбужденный Орк затащил женщину в глухой тупичок и предложил «приключение». А когда Эрна отказалась — грубо схватил, развернул спиной и прижал к дешевому пыльному робомобилю. Она прошипела ругательство, очень грязное, такое же грязное, как капот машины, на который Орк ее бросил, но ничего не смогла поделать с его напором. Разрыдалась, чувствуя себя униженной, но меньше чем через минуту стыд и бессильная злоба подарили молодой женщине невиданный водоворот эмоций, отправивший на дивные высоты наслаждения. Эрну захлестнуло так, что она едва не потеряла сознание, а может, и потеряла, потому что, открыв глаза, поняла, что все закончилось: она прижимается к старому робомобилю, а мужчина покуривает сзади.

— Скотина, — процедила Эрна.

— Спасибо.

Орк сделал шаг, позволяя женщине выпрямиться и расправить юбку. Обрывки трусиков валялись под ногами.

— Дай! — Она почти вырвала у любовника сигарету и жадно затянулась. — Скотина.

— Еще скажи, что тебе не понравилось.

— Не твое дело.

Орк улыбнулся.

— Сверни еще одну.

— Хорошо…

— И мне тоже, — послышался грубый голос.

Эрна выглянула из-за спины любовника и тихо ойкнула, увидев подходящих громил.

— Сколько их? — спросил Орк, продолжая спокойно сворачивать сигарету.

— Трое, — ответила женщина и затянулась так глубоко, что огонек съел почти весь оставшийся в самокрутке табак и обжег губы. — Если не справишься, меня ждет бурный гангбанг.

— Тебе это надо? — осведомился Орк.

— Нет. — Она бросила на землю докуренную самокрутку и нежно прикоснулась ладонью к щеке любовника. — Большего удовольствия, чем с тобой, я не испытываю ни с кем на свете.

— Значит, придется справиться.

— Давай я вызову телохранителей?

— Зачем?

И вот тогда Эрна сказала:

— Я не хочу, чтобы все закончилось плохо…

А Орк отдал ей свернутую самокрутку и улыбнулся:

— Плохо не будет.

И тут же нанес стремительный, хладнокровный и до ужаса точный бэкфист,[7] смахнув с доски одну из трех фигур.

А Эрна щелкнула зажигалкой и подумала, что он действительно изменился. И выдохнула дым, наслаждаясь ароматом настоящего кубинского табака.

Второго врага Орк заставил согнуться пинком в пах. Перехватил руку третьего — в ней оказался нож, вывернул ее до хруста в суставе, безжалостно сломанного через мгновение, подножкой сбил на землю, подошел ко второму, спокойно взял его двумя руками за волосы и нанес сокрушительный удар коленом в голову. Первый до сих пор пребывал в нокауте, и добивать его Орк не стал.

Молча вернулся к Эрне и забрал у нее сигарету.

— Жестоко, — резюмировала женщина. Ее пальцы не дрожали. Его, впрочем, тоже. — Ты изменился.

— Может, я стал собой?

— Не знаю, — протянула Эрна. — Не знаю…

Она хотела его до неистовства.

Но сейчас, одеваясь, чтобы расстаться навсегда, Эрна снова сказала:

— Я не хочу, чтобы все закончилось плохо.

Однако Орк промолчал.

Ничего не ответил. Только ободряюще улыбнулся хрупкой красавице и пыхнул дымом, вспоминая, как вышел однажды к роскошному бассейну в роскошном загородном клубе, где собирались отдохнуть и расслабиться члены действительно высшего общества. Вышел улыбаясь, пребывая в прекрасном настроении, чувствуя себя героем, готовым свернуть горы и дотянуться до звезд, чувствуя, что может сделать все, о чем попросит любимая, и… И увидел на некоторых мужских спинах и плечах характерные отметки маленьких, очень острых ногтей. Не очень заметные, но очевидные — если знать, куда смотреть и что искать.

Тогда он тоже никому ничего не сказал, просто напился в баре.

Но запомнил.

Запомнил навсегда.

A2 archive bummer trip[8]

Как вы представляете время?

Вы способны вообразить понятие, проносящееся мимо настолько быстро, что остается невидимым? Что оно для вас? Стрелки старинных часов? Сменяющие друг друга цифры электронного табло? Песок, убегающий в тонкую дырочку под действием гравитации? Листы календаря в мусорном ведре? Явившиеся за долгом громилы? Могилы друзей, образы которых постепенно стираются из памяти?

Как вы представляете то, в чем измеряется жизнь?

Вы задумывались?

Что вы видите, когда представляете ВРЕМЯ, означающее вашу ЖИЗНЬ? Может, уходящую вдаль дорогу? Сначала медленную ухабистую колею, которая плавно превращается в скоростное шоссе, и верстовые столбы начинают мельтешить так быстро, что не успеваешь зацепиться взглядом за дни и отсчитываешь прожитую жизнь неделями, а то и месяцами. Может, вам видится огромная скала, что вот-вот навалится на вас? Или бесконечный темный тоннель, в котором лишь изредка встречаются освещенные пятна радости? Как вы представляете время? Как вы его чувствуете? Нет, я не о том, что в тридцать пять лет тело слетает с гарантии, и им начинают заниматься доктора… А в действительности — люди-самоучки, не имеющие доступа к исходным кодам организма.

Как вы ощущаете время?

— В чем смысл вопроса? Время просто есть.

А2 вздрогнул, оторвал взгляд от стола, несколько секунд рассматривал сидящего напротив мужчину, а затем густо покраснел, сообразив, что последнюю фразу произнес вслух. То есть последнюю — точно. А возможно, и все предыдущие. Ему пришлось долго ждать вышедшего по делам хозяина кабинета, и он задумался, а когда А2 по-настоящему задумывался, то переставал замечать происходящее вокруг и начинал произносить вслух захватившие его мысли. Иногда свидетелями размышлений становились умные, образованные люди, и вернувшегося в реальность А2 поджидали интереснейшие и долгие разговоры. В некоторых случаях ему доставались насмешки от потомков обезьян, предлагающих закинуться успокаивающей «химией». Однако в большинстве случаев окружающие старались не замечать высказываний погрузившегося в себя А2. Ведь у всех есть собственные дела.

Хозяин кабинета решил воспользоваться удобным случаем начать непринужденный разговор, но ошибся: А2 такой подход не понравился.

Ему вообще не нравился собеседник.

— Извините, — пробормотал покрасневший А2, вновь упираясь взглядом в столешницу.

— Вам не за что извиняться: мне было интересно.

— Не сомневаюсь.

Мужчина поднял брови, намекая, что дерзость будет наказана, и А2 поспешил объясниться:

— Я склонен к созерцанию и размышлениям, иногда парадоксальным… неожиданным для слушателей… я… — увидел в глазах собеседника зарождающееся раздражение и решил, что не стоит углубляться в подробности. — Я просто хотел уточнить, что знаю за собой такую особенность. Ничего более. Ни в коем случае ничего более. Людям нравится меня слушать… говорят, я становлюсь убедительным и… и более интересным собеседником, чем в обычное… чем всегда.

Несколько секунд хозяин кабинета размышлял над путаным ответом посетителя, после чего милостиво кивнул:

— Понимаю.

Показав, что не счел высказывания А2 оскорбительными.

Да и как можно ожидать оскорблений от смущенного интеллигента в костюме классического кроя конца ХХ века? Теряющегося от любого замечания и явно напуганного? Беспрестанно поглаживающего поверхность стола и избегающего смотреть в глаза? По всему видать, человека скромного, застенчивого, в чем-то умного, но к жизни неприспособленного, возможно — девственника.

— Вы знаете, где находитесь? — помолчав, спросил хозяин кабинета.

— Вы решили надо мной посмеяться? — робко удивился А2.

— Отнюдь, — покачал головой хозяин. — По опыту знаю, что многие люди не отдают себе отчет в том, чем занимается наша организация.

— Я — отдаю.

— Тогда, пожалуйста, скажите.

А2 вздохнул, поправил smartverre — такого же древнего дизайна, как и костюм, — и неуверенным голосом ответил:

— Я нахожусь в институте Права и Толерантности, где занимаются…

И вновь замялся.

— Счастьем, — закончил за него хозяин кабинета.

— Я так и хотел сказать, — подтвердил А2, четко осознавая, что должен проявлять не только внешнее funny, но и внутреннюю лояльность.

— Вас ничего не смущает?

Последовала короткая, на несколько секунд, пауза, после чего А2 дернул плечом и выдавил давно зазубренную цитату:

— Не вижу ничего странного в том, что людям необходимо прививать чувство счастья. Наша цивилизация не так давно ступила на истинно гуманистический путь развития, и хотя общество быстро меняется…

— В хорошую сторону или в плохую? — немедленно уточнил хозяин кабинета.

— Вперед, — так же быстро ответил А2. — Время еще не научились оборачивать вспять.

Теперь взял паузу собеседник.

Он откинулся на спинку кресла, несколько секунд не мигая разглядывал А2, затем представился:

— Морган Каплан, доктор.

— Очень приятно, Алекс Аккерман… биолог… доктор.

Профессию А2 назвал неуверенно, однако Морган не обратил на заминку внимания и поинтересовался:

— Алекс Аккерман… Вас поэтому прозвали А2?

— Да… еще в детстве…

— Вы знаете, чем мы занимаемся, доктор Аккерман?

— Разве мы не об этом только что говорили?

— Я услышал стандартный ответ, а хотел бы знать ваше истинное отношение к происходящему.

— Гм…

Ответить так, как думал, А2 не мог, поскольку это грозило крупным штрафом и коротким тюремным заключением с последующим помещением в список неблагонадежных. Нужно было отвечать правильно, однако зазубренные определения выскочили из головы и никак не хотели возвращаться.

— Не смущайтесь, — благодушно произнес Каплан. — А главное, ничего не опасайтесь, поскольку на этом вопросе все спотыкаются.

— Даже вы?

Морган рассмеялся.

— У вас высочайшее самообладание.

— Это от страха. — А2 вновь густо покраснел.

— Знаю, — кивнул Каплан. — Люди реагируют по-разному: одни цепенеют, другие начинают сражаться. Вы относитесь ко второму типу.

— Это хорошо или плохо?

— Это не имеет отношения к теме нашей встречи. — Морган удобнее устроился в кресле. — Давайте поговорим о счастье.

— В общих чертах?

— Сначала — да, — согласился Каплан. И чуть добавил в голос жесткого напора: — Общество, как вы правильно заметили, доктор Аккерман, меняется. Но общество — это в первую очередь люди, и общество создано для людей, а не наоборот… Вы следите за моей мыслью?

— Со всем возможным тщанием.

— Выдающиеся мыслители начала XXI века предвидели развитие человеческой цивилизации, внимательно изучали тенденции, которые тогда лишь зарождались, вычислили гуманистический вектор и сделали вывод, что главной задачей новейшего общества станет достижение счастья. Тысячи лет человек работал не разгибая спины, умирал от болезней, которые в те времена не умели лечить, погибал в войнах, развязанных колонизаторами и религиозными фанатиками, и мечтал о счастье. Сначала эти мечты были приземленными: кусок хлеба каждый день, крыша над головой, возможность прожить долгую жизнь и умереть на руках правнуков с улыбкой на устах. Подобные мечты сейчас выглядят мелкими, ведь человечество совершило грандиозный шаг вперед, но тогда казались недостижимыми. Сейчас мы справляемся с любыми болезнями, у нас нет голодных и почти отсутствуют войны. Современное общество способно предложить законопослушным гражданам высочайший уровень комфорта и благосостояния. Наша цивилизация далеко ушла от варварства, но возникает важнейший вопрос: что теперь счастье?

— Для некоторых это по-прежнему кусок хлеба, — внезапно обронил А2.

— Вы меня не слышали? — грубовато поинтересовался Морган.

— Просто предположил, — вновь смутился Аккерман.

Доктор жестко посмотрел на Алекса, затем, успокоившись, продолжил:

— Вы знаете, почему приглашены на встречу?

— Я надеялся, что по ошибке, — признался А2 и принялся нервно теребить манжет сорочки.

— Нет, не по ошибке, — покачал головой Каплан. — У нас много дел, доктор Аккерман, и мы не имеем права тратить время на ненужные знакомства. Мы не ошибаемся.

— То есть вы решили, что я несчастлив?

— Именно.

Разговор вступил в самую опасную для А2 стадию: сейчас Морган изложит суть претензий, на которые придется реагировать правильно. Предельно правильно, потому что в противном случае из института можно и не выйти…

— У вас есть дети? — неожиданно спросил Каплан.

— Нет.

— Почему?

— Я еще слишком молод.

— Сколько вам?

— Тридцать шесть.

— Фактически юноша.

— Да, — робко улыбнулся А2. — Нужно пожить для себя.

— У вас есть постоянный партнер?

— Нет.

— Почему?

— По той же причине.

— Хотите погулять? — с недоверием осведомился Морган.

— Да.

Однако Аккерман при всем старании не походил на записного ловеласа и даже бодрым голосом не смог развеять недоверие врача. Но Каплан решил пока не давить слишком сильно.

— Что же занимает ваше время?

— Стараюсь радоваться жизни.

— Получается?

— Мне казалось, что у меня все хорошо: любимая работа, еда и крыша над головой, при необходимости — секс.

— Многим из нас кажется то, чего нет в действительности, — улыбнулся Каплан. — Именно в этом заключается смысл слова «кажется». И если вы предполагаете, что у вас все хорошо, это вовсе не означает, что вы действительно счастливы.

— Вы в это верите? — удивился Алекс.

— К сожалению, многие люди лишь демонстрируют funny, опасаясь выглядеть подозрительно, а в действительности сгибаются под грузом неразрешимых психологических проблем, — с грустью ответил Морган. — Наш институт помогает каждому обратившемуся обрести настоящее, а не показушное счастье. Наша благородная цель — гармоничное общество. Вы хотите жить в гармоничном обществе равных возможностей, доктор Аккерман?

— Безусловно, — выдавил из себя А2.

— Отрадно слышать.

— В чем меня обвиняют?

Вновь возникла пауза, и вновь — некрасивая, настороженная, способная взорваться яростным криком. Морган Каплан молчал так, что делалось страшно, и чтобы не задрожать, А2 заставил себя сосредоточиться на smartverre доктора. Элегантном, прозрачном, маленьком, в тончайшей золотой оправе, каким-то чудом вобравшей в себя необходимую электронику. Умные очки Моргана демонстрировали приверженность высокому стилю и безупречный вкус, ими можно было любоваться часами, но Алекс вдруг подумал, что пропитанные нановолокном стекла искажают взгляд доктора в нечеловеческий, в неживой…

Впрочем, все люди смотрели из smartverre совсем не так, как без него.

Но где теперь встретишь человека без очков?

— Почему вы решили, что вас обвиняют? — тихо осведомился Каплан.

— В противном случае мне здесь делать нечего.

Стильные стекла стильных smartverre небрежно блеснули.

— Нам поступила информация, что вы несколько раз назвали себя «она»: один раз в переписке и трижды — в устном разговоре.

— Что? — растерялся Аккерман, ожидавший услышать что угодно, включая обвинение в ядерном терроризме, но только не подобную чушь.

— Вы несколько раз назвали себя «она», — терпеливо повторил доктор.

— Это важно?

— Очень.

А2 еще раз огляделся, словно проверяя, не заснул ли он во время разговора, после чего демонстративно ущипнул себя за руку — Морган сопроводил жест вежливой улыбкой, — и спросил:

— Перефразирую вопрос: это настолько важно, что кто-то на меня донес?

— Когда подобное случается единожды или в течение длительного промежутка времени, это действительно не важно, — объяснил врач. — Однако вы назвали себя «она» три раза в течение пяти лет, и система обратила на несоответствие внимание. И не только система.

— Подождите, подождите… — А2 судорожно потер виски. — Объясните… я искренне не понимаю… Как это связано и почему именно вы…

— Как я уже сказал, достижение счастья — одна из важнейших целей современного общества, — в голосе Каплан послышались довольные нотки, ему явно нравилось видеть растерянность Алекса. — Все должны быть счастливы.

— Я вполне счастлив, я всегда улыбаюсь…

— Сейчас мы говорим не о funny, а о серьезных проблемах.

— Я в порядке! Я…

Морган остановил возгласы несчастного легким взмахом руки и сообщил:

— Есть веские основания считать, что у вас нарушена система самоидентификации.

— Не понял.

— В глубине души вы не уверены в своей гендерной принадлежности, — объяснил доктор.

— Я убеждаюсь в ней всякий раз, когда подхожу к писсуару, — пробормотал А2. — Или когда бреюсь по утрам.

— Это внешние проявления, господин Аккерман, а институт несет перед обществом ответственность за ваше психологическое здоровье. Вы должны быть тем, кем себя считаете.

— С моим психологическим здоровьем все в порядке.

— Мы не уверены.

— Из-за того, что однажды я оговорился?

— Однажды? — поднял брови Каплан. — Три раза в течение пяти лет?! Это не «однажды», доктор Аккерман.

— Вы сейчас серьезно?

— Внутри вас живет девочка, которую вы жестоко подавляете, — отчеканил Морган. — И мы обязаны ее спасти!

Время молча проносилось мимо, а вот жизнь, похоже, готовилась совершить потрясающий и совершенно неожиданный кульбит.

— Кого спасти? — мяукнул А2.

— Маленькую девочку, которая живет внутри вас, — объяснил Морган. — Возможно, речь идет о неродившейся сестре.

— У меня никогда не было сестры!

— Об этом я и говорю, доктор Аккерман: бедная девочка не родилась, но застряла в вашем сознании и тридцать шесть лет испытывала жесточайший психологический прессинг. Вы заставляли ее быть мужчиной.

Алекс судорожно вздохнул и в отчаянии всплеснул руками:

— Вы правда говорите то, что я слышу?

— Правда, — подтвердил Каплан.

А2 нервно вытер выступивший на лбу пот, как ни странно, он не забыл сделать это носовым платком, после чего простонал:

— Тогда скажите, что я сумасшедший, и пропишите какие-нибудь таблетки.

— Вы — глубоко несчастный человек с искаженной гендерной идентичностью, — очень мягко, по-отечески, произнес Морган. — Возможно, вы долгих тридцать шесть лет были несчастливы, даже не подозревая об этом. Не понимая, откуда берутся депрессии…

— У меня не бывает депрессий.

— …внезапные вспышки гнева…

— Никогда на замечал.

— …желание все бросить и покончить с жизнью.

— Вы, случайно, не о себе рассказываете?

Однако перебить, остановить или разозлить Моргана оказалось непосильной задачей: врач поймал нужный тон и наслаждался каждой секундой разговора.

— Мы сделаем все, чтобы вы стали по-настоящему счастливы, доктор Аккерман. Мы проверим вас и выясним, кто эта несчастная девочка.

Жизненный кульбит обретал явственные очертания и грозил переломом шеи — в переносном смысле, потому что все рассыпалось на глазах. Ведь новую гендерную идентичность ему собирались нанести вместо старой.

— Мне нравится быть мужчиной, — прошептал Алекс.

— Проверим, — пообещал доктор. — И если окажется, что вам действительно комфортно, — оставим все как есть.

— Так речь о моем комфорте или о спасении сестры, которой у меня никогда не было?

— Речь о том, чтобы вы были счастливы, — назидательно произнес Каплан.

— Уверены?

— Вы когда-нибудь слышали о таком понятии: гуманизм?

— Разумеется.

— Вы понимаете, что оно означает?

— До сих пор думал, что да, — выдохнул А2.

— А вот сейчас нет необходимости ерничать, доктор Аккерман, — дружески произнес врач. — В вашем положении нужно серьезно задуматься.

— О чем?

— Будем называть вещи своими именами, доктор Аккерман: сознательно или нет, вы препятствуете существованию свободной, полноценной личности.

— Я — личность, — дрожащим голосом заявил Алекс, с ужасом догадываясь, чем закончится визит в институт Права и Толерантности.

— Возможно, вы живете за счет другого, — печально ответил Морган.

— А вдруг вы ошибаетесь?

— Мы проведем тесты.

— Психологические?

— В том числе психологические. — Каплан скрестил на груди руки. — Вам не о чем беспокоиться, доктор Аккерман, наш институт профессионально занимается счастьем, и если окажется, что внутри вас нет девочки, я первый вас расцелую.

— А если вы решите, что она есть? — хрипло поинтересовался А2.

— Тогда я просто пожму вам руку, — рассмеялся Морган.

Он был очень, очень доволен собой.

* * *

Paris, Champigny-sur-Marne

Власть.

Когда мы говорим о природе общества — мы говорим о власти и только о ней, потому что без власти нет ни структуры, ни порядка, ни движения. А отсутствие движения — признак смерти. Общества без власти не существует, как и человека вне общества. Как бы далеко человек ни ушел от себе подобных, как бы ни гордился своим отшельничеством, он все равно остается частью общества.

Либо продуктом, либо поваром.

Либо человек потребляет предлагаемые цивилизацией блага, либо распределяет их, сосредотачивая в своих руках ресурсы и… власть. Власть лежит в основе всего. Ради власти совершаются преступления и ведутся войны, ради власти крушат империи и предают самых близких людей. Власть — вожделенный приз, которым никто и никогда не делится.

Потому что либо она у тебя есть, либо ее нет. Третьего не дано.

Третьего пути не было, но его придумали, когда государственная система безопасности стала рушиться под давлением набравшего силу криминала. Когда уличные войны стали обыденностью, и для их прекращения в города приходилось вводить войска. Полиция сдалась, признав поражение перед лицом не столь хорошо оснащенного, но многочисленного и безжалостного противника, и тогда разработали «Всемирный билль о неотъемлемом праве личности на частную безопасность»: единая полицейская организация упразднялась и заменялась частными охранными службами — MS, содержащимися на взносы жителей района и небольшие государственные субсидии.

Забота о сохранности имущества и жизни стала неотъемлемым правом и обязанностью гражданина.

В коммуне Шампиньи уличную безопасность обеспечивала MS «Дога1000», директор которой, Сечеле Дога по прозвищу Крокодил, хвастался, что при необходимости может за час поставить под ружье тысячу бойцов. Так это было в действительности или нет — неизвестно, однако на территории коммуны Сечеле чувствовал себя в полной безопасности, и чтобы его вытащить, потребовалась помощь ценного осведомителя и операция спецназа GS.

Ведь там, где твоя власть, ты можешь все.

Встречу назначили на границе — ехать внутрь коммуны Карифа категорически отказалась, место на дороге выбрала максимально открытое и предупредила, что уедет, если от «Дога1000» явится больше двадцати человек. Крокодил согласился, судя по всему, ему отчаянно требовалось оружие, и в условленный час команда Амин подъехала к Шампиньи на двух машинах: Карифа и Рейган — в бронированном внедорожнике, недовольный Захар — за рулем полуторатонного фургона. Недовольный, потому что помимо обычного оружия в кузове лежало пять центнеров пластической взрывчатки, без которой законопослушный директор охранного предприятия «Дога1000» отказывался заключать сделку. Взрывчатка была надежно упакована, фургон обшит листами «синтека» — непрозрачного для полицейских сканеров и пуленепробиваемого, однако все эти меры предосторожности не казались Захару достаточными.

— Где они? — нервно спросил он, останавливая фургон в условленном месте.

— Скоро явятся, — отозвалась Амин, разглядывая первый MRB коммуны, возвышающийся приблизительно в километре от них. На границе Шампиньи была застроена невысокими, в десять-пятнадцать этажей зданиями, и гигантский небоскреб возвышался над ними сказочным великаном.

«Людоедом, — неожиданно подумала Карифа. Почему-то великаны ассоциировались у нее именно с людоедами, о добрых она не слышала. — Все великаны — людоеды, почему MRB должен быть другим?»

Он ведь заглатывает людей, запихивает их в свое бетонное брюхо и переваривает, превращая в замкнутое общество, ограниченное высоченной коробкой или одним этажом высоченной коробки. И даже с ульем MRB не сравнишь: тот вырабатывает мед, а этот — только дерьмо.

— Мы что, приехали слишком рано? — вновь подал голос русский.

— Они задерживаются, — ответил Паркер.

— Почему?

— Проверяют нас.

Вопросы Захар задавал глупые, абсолютно не соответствующие его опыту, однако и Рейган, и Амин терпели, мысленно ставя себя на место коллеги и соглашаясь с тем, что тоже бы дергались за рулем набитого взрывчаткой фургона.

— Они выслали разведывательный дрон, — доложил привычно невидимый Филип. — Машина, зарегистрирована на MS «Дога1000».

— Дрон боевой? — тихо спросила Карифа.

— Официально — нет, но на дополнительной подвеске установлен пулемет.

— Это распространенная практика.

— Согласен.

Четырехмоторная машина плавно облетела остановившиеся автомобили и зависла перед лобовым стеклом внедорожника, считывая лица пассажиров и сверяя их с базой данных. Проверки агенты GS не боялись — их фальшивые личности создавали те же самые люди, которые управляли базой, и вычислить обман Сечеле не мог при всем желании, но вид зависшего боевого дрона слегка нервировал, поскольку если хоть что-то в их поведении покажется Крокодилу подозрительным, он прикажет открыть огонь, а укрыться от выпущенных с близкого расстояния пуль они не успеют.

И потому натянутая улыбка Рейган походила на гримасу, а Карифа нервно барабанила пальцами по бедру.

Они боялись? Да. К смерти нельзя привыкнуть. Достаточный опыт помогает ее избегать, но сейчас даже он не мог помочь, сейчас все зависело от настроения непредсказуемого Крокодила, силящегося понять, кого он видит: честных продавцов краденого оружия или явившихся по его душу агентов? MS, разумеется, имели право приобретать снаряжение на открытом рынке, но перечень разрешенных стволов был строго ограничен, и в нем отсутствовали пластиковая взрывчатка, тяжелые пулеметы и штурмовые боеприпасы, которыми был до отказа забит фургон.

— Как думаешь, дрон оснащен детектором веществ? — негромко спросила Рейган, не сводя взгляд с крылатой машины.

— Нет, — спокойно ответила Карифа.

— Почему?

— Потому что в него встроен пулемет с приличным боезапасом, а одновременно он оружие и сложную аппаратуру не потянет.

— То есть нас ждет личный досмотр?

— Если Крокодил решит, что нам можно доверять.

— Умеешь ты подбодрить друзей.

— Всегда пожалуйста.

— Девочки, я уже могу уезжать? — попытался пошутить Захар.

Ответить Амин не успела: на дороге появился мотоциклист. Рейган прошептала:

— Вторая проверка.

И Карифа с облегчением выдохнула: первая часть операции прошла удачно, их приняли. Сейчас пройдет проверка товара, которую агенты не опасались, а дальше — собственно встреча. Ну а ставить себя перед бандитами и бандитами, называющими себя сотрудниками MS, Карифа умела едва ли не лучше всех.

— Начинаем, — прошептала она, выскользнула из внедорожника, лишь на мгновение приоткрыв тяжелую дверцу, и спокойным шагом направилась к фургону, встретив мотоциклиста у заднего борта.

— Детектор привез?

Тот молча вытащил из седельной сумки черное устройство и кивнул на фургон. Карифа открыла дверь, мотоциклист нажал на одну из кнопок панели, внимательно изучил появившиеся на дисплее показания, что-то пробубнил себе под нос — он находился на постоянной связи с Сечеле, — слез с мотоцикла и заглянул внутрь. Убедился, что фургон заставлен ящиками с армейской маркировкой, сел на мотоцикл и умчался.

Карифа закрыла дверь и прошептала:

— Сейчас явится Крокодил.

И не ошиблась.

Сечеле, разумеется, наплевал на обещание не брать с собой больше двух десятков бойцов и прибыл в сопровождении огромной свиты, однако протестовать Амин не стала: сейчас в этом не было смысла. Она вернулась к внедорожнику, уселась на капот, чуть откинулась назад, приняв независимую и несколько дерзкую позу, и принялась с улыбкой разглядывать выезд директора MS «Дога1000», муниципального, так сказать, служащего.

Выезд выглядел стандартным.

Во главе процессии двигался приземистый армейский броневик-разведчик, быстрый и неплохо защищенный. Как он оказался у Сечеле, оставалось лишь догадываться, но Карифа отметила, что местное отделение GS потеряло контроль за перемещением тяжелой техники. За броневиком ехали два абсолютно одинаковых черных внедорожника с тонированными стеклами, а замыкали процессию два полубронированных пикапа со станковыми пулеметами в кузовах. С флангов конвой сопровождали боевые дроны, тоже армейские, и их вид окончательно убедил Карифу в том, что французские MS давно и плотно сотрудничают с французской армией.

«Нужно будет расспросить Сечеле о других продавцах, — отметила про себя Амин. — Похоже, они окончательно потеряли страх».

Отметила и тут же выбросила мысль из головы, полностью сосредоточившись на предстоящей встрече.

«Ну что, Дога, пора тебе за решетку…» — улыбнулась агент, гадая, из какого внедорожника появится Крокодил, но тот ее обманул: как оказалось, он ехал в головном броневике, и вышел после того, как его люди оцепили место встречи.

Вышел, одернул блестящий пиджак, заложил руки в карманы брюк и неспешно подошел к Амин, которая по-прежнему сидела на капоте внедорожника. На груди Сечеле позвякивали толстые золотые цепи, руки украшали золотые браслеты и массивные часы, а smartverre блестел от обилия страз. Или настоящих бриллиантов.

— Павлин, — оценила Рейган, изучив дорогой, но безвкусный наряд директора MS.

— Они все такие, — пробормотал Захар. — Хотят походить на звезд.

— Может, у него было тяжелое детство? — предположил Паркер.

— Не хватало игрушек?

— Он даже не знал, что это такое.

— Судя по тому, что нам известно, игрушками у него были головы врагов, — хмыкнул Захар. Поняв, что стрелять по нему никто не собирается, русский слегка расслабился.

Остальные сотрудники MS были одеты кто во что горазд, в основном отдавая предпочтение добротным штанам-карго из плотной ткани, футболкам и тяжелым башмакам. У всех пистолеты, ручные гранаты и ножи. У половины — штурмовые винтовки, у остальных — укороченные автоматы.

— Двадцать четыре человека, два боевых дрона, два станковых пулемета, — перечислила Рейган, которой болтовня не мешала исполнять прямые обязанности.

— Принято, — отозвался Паркер. — Командир спецов распределяет цели.

MS официально имели доступ к полицейской информации соседних территорий, поэтому операцию по поимке Крокодила засекретили на федеральном уровне. Спецназ Оперативного отдела взял место встречи в большую петлю, которая теперь начала затягиваться, лишая бандитов даже призрачных шансов на спасение. Боевые дроны GS, определяемые в сети как рекламные и маркетинговые, медленно снижались, выписывая над местом встречи постепенно уменьшающиеся круги, выдвинулись спецы — оперативные агенты, подготовке которых могли позавидовать отборные армейские подразделения, но главная роль — захват цели — все равно отводилась Карифе.

— Женщина, да? — с усмешкой поинтересовался Сечеле, делая вид, что не знал, кто выступает продавцом.

Бойцы заулыбались. Не те, что стояли в оцеплении, — те продолжали настороженно озираться, а окружавшие директора телохранители. Они заулыбались и даже позволили себе несколько хамоватых высказываний в адрес Амин, но молодая женщина осталась спокойна. Она знала, что так будет, и терпеливо ждала продолжения разговора.

— Ты продаешь оружие? — поинтересовался Крокодил, и при первых звуках его голоса телохранители дружно смолкли.

— Да, — кивнула Карифа.

— Ты не похожа не тех, кто продает оружие.

— Поэтому меня не останавливают на улицах.

— Я бы остановил, — признался Сечеле.

Телохранители вновь заулыбались, но на этот раз обошлись без замечаний, несмотря на то что намек получился прозрачным. Бойцы поняли, что разговор постепенно становится серьезным, и больше не мешали вожаку.

— Я редко выхожу на улицу, и там бы мы точно не встретились… — Карифа соскользнула с капота, сделала маленький шаг к Крокодилу и улыбнулась: — Мне нравятся комплименты, но еще больше — золото. Давай говорить о делах.

— Может, переместимся в машину? — Сечеле кивнул на внедорожник. — Не люблю говорить о делах у всех на виду.

— Если я соглашусь, твои ребята могут неправильно истолковать происходящее.

— Тебе понравится, — пообещал Крокодил.

— Мое время дорого, мой товар — отличный, и сейчас на него большой спрос, — прохладно произнесла Амин. — Я приехала, чтобы заключить сделку, а не перебрасываться с тобой шуточками. Если товар нужен — давай говорить, если нет — мы расстаемся.

— Почему ты решила, что сможешь уйти? — неожиданно резко спросил Сечеле.

— Почему ты решил, что сможешь меня остановить? — в тон ему ответила Карифа.

— Вас всего трое.

— Все так говорят.

— Кто «все»? — нахмурился Крокодил.

— Все клиенты, с которыми я встречаюсь в первый раз, — ответила Амин, отметив, что француз не такой смелый, каким прикидывается. — Они все думают, что я впервые иду на сделку.

— А ты, типа, опытный менеджер?

— Я до сих пор жива.

— Это аргумент, — признал Сечеле. Судя по изменившемуся тону, он решил, что Карифа заслуживает доверия и с ней можно иметь дело. — Ты действительно смелая, такая, как о тебе говорили.

— Слухи бывают честными, — улыбнулась Амин.

— Откуда у тебя оружие?

— С армейских складов.

— Мои прошлые поставщики тоже работали с военными, но их арестовали, — произнес Крокодил и замолчал, выразительно глядя на женщину.

— И что? — поинтересовалась агент, позволив паузе немного затянуться.

— Почему твои военные не боятся ареста?

— Потому что я работаю не с французской армией. Здесь GS лютует, в Германии тоже, а вот в Польше, откуда я везу груз, все очень спокойно и продуктивно.

— Польша… — француз наморщил лоб. — Это недалеко от Италии?

— На другом берегу, — кивнула Амин. — Оружие качественное и чистое: серийные номера удалены профессионалами, так что ни один ствол не отследить.

— Сейчас это не важно, — махнул рукой Крокодил.

— Это всегда важно.

— Не сейчас, — повторил Сечеле.

— Почему?

— Ты действительно не знаешь? — Но прежде чем Карифа задала наводящий вопрос, Крокодил закончил: — Орк идет.

— Орк? — Карифа настолько растерялась, что не удержалась от глупого вопроса: — Как в книге?

— В какой книге? — теперь растерялся бандит.

— Какой Орк, Сечеле? — опомнилась Амин и, поняв, что следует быть проще, закончила: — Мы не в компьютерной игре.

— Его зовут Орк, а больше о нем никто ничего не знает, — медленно ответил Крокодил, у которого вновь появились сомнения.

— Ты серьезно?

— Серьезно что?

— Ты говоришь о персонаже из компьютерной игры? — Амин поняла, что сглупила, но решила не сглаживать ситуацию, а выведать как можно больше — поскольку спецы уже вышли на исходные позиции. — У авторитетного и делового человека не может быть такого глупого псевдонима.

— Имя не имеет значения, — махнул рукой Сечеле. — Приближается большое зло.

— Так вот зачем тебе оружие — чтобы служить Орку?

— Почему ты задаешь столько вопросов, женщина? — прищурился Крокодил. — Ты из полиции?

— Нет, из GS!

И вот тут Карифа едва не погибла. Она рассчитывала на эффект неожиданности, планировала, что внезапным признанием выиграет хотя бы секунду, но Сечеле схватился за пистолет до того, как агент закончила короткую фразу. И даже выстрелил, но пуля ушла в сторону: Амин прыгнула, повалила Крокодила на землю, опутав руками и ногами, и вместе с ним скатилась в канаву. А оказавшись на дне, левой рукой сдавила Сечеле горло, а правой выхватила маленький шприц и сделала инъекцию, отправив директора MS «Дога1000» в глубокий сон.

— Засада!

— Засада!!

Телохранители среагировали на пару мгновений позже Крокодила, вскинули автоматы, но стрелять не стали, побоялись попасть в Сечеле, и потеряли несколько драгоценных секунд. И жизни тоже потеряли, оказавшись под перекрестным огнем с земли и воздуха. Упали горящие дроны Крокодила — они стали первой целью для машин GS, а в следующее мгновение воздух наполнился пчелиным роем жужжащих пуль: спецы и дроны обеспечили такую плотность огня, какую бандиты из MS «Дога1000» даже представить не могли. Одиннадцатимиллиметровые пули рвали людей Крокодила на куски, возникла паника, воспользовавшись которой Рейган резко надавила на акселератор и выехала вперед, прикрыв бронированным внедорожником Карифу, а Захар не менее резко включил задний ход, торопясь вывести фургон из зоны поражения.

С броневика MS ударил пулемет, его поддержали пикапы, сосредотачивая огонь на внедорожнике, в котором укрылась матерящаяся Рейган, но в их сопротивлении не было никакого толку: бандиты были обречены. С востока уже зашел десантный вертолет, броневик подожгла выпущенная спецами противотанковая ракета, боевые дроны превратили пикапы в решето, бандиты принялись разбегаться, напрочь позабыв о взятом в плен главаре, и именно в этот момент…

Проведенное позже расследование не дало однозначного ответа на вопрос, что стало причиной детонации: случайная пуля, выстрел из гранатомета, которым боевики пытались остановить бронетранспортер GS, или неверно наведенная дроном ракета. Но что бы ни стало причиной, результат оказался страшным: пятьсот килограммов пластиковой взрывчатки громыхнули, заставив задрожать Шампиньи, и разметали всех участников перестрелки: и людей, и машины. Ударная волна развернула бронетранспортер, бросила внедорожник Рейган на остатки пикапов, швырнула вертолет на линию электропередачи, опрокинула на землю и вызвала второй взрыв.

Жуткое эхо дрожало в воздухе несколько секунд, но наступившая затем тишина продержалась дольше. И лишь через минуту, не меньше, с земли начали подниматься первые люди.

— Что случилось?

— Фургон!

— Центр, нам нужна поддержка!

— И санитары!

— …и санитары! Срочно!

— Отыщите агента Амин!

— Вызовите подкрепление!

Первыми пришли в себя спецы GS и, будучи людьми военными, то есть дисциплинированными и приученными следовать приказам, продолжили выполнение боевого задания.

— Агент Амин!

— Я здесь!

Карифа встала на четвереньки, потрясла головой, избавляясь от мерзкого звона, прижала палец к сонной артерии Сечеле, убедилась, что бандит жив, и только после этого поднялась на ноги. Не очень уверенно.

— Как вы себя чувствуете? — осведомился подошедший спец.

— Нормально. — Канава стала для Амин хорошим укрытием, однако звон в ушах не проходил и руки изрядно дрожали. — Что это было? Бандиты сбили вертолет?

— Вертолет тоже сбит, — кивнул спец. — Но сначала взорвался фургон.

«Захар!»

Карифа закусила губу.

— Ваш человек не выжил, — тихо сообщил спец, не дожидаясь вопроса.

— Понятно. — Амин пошатнулась, но через мгновение вернула себе и равновесие, и твердость голоса: — Заберите Сечеле, но никому не показывайте: официально он погиб при взрыве.

— Слушаюсь.

— Бандитов не преследуйте, другие пленные мне не нужны.

— Слушаюсь.

— Займитесь нашими людьми.

Карифа выбралась из канавы, долго, почти полминуты смотрела в сторону гигантской воронки, появившейся на месте фургона, но не пошла, отвернулась — в этот момент спецы как раз помогали Рейган выбраться из искореженного внедорожника, — перевела взгляд на стоящих на коленях боевиков, с трудом стряхнула накатившее желание перебить всех и подошла к красноволосой.

— Ты как?

— Жива. — Рейган отмахнулась от спецов и посмотрела Карифе в глаза: — Захар?

— Нет.

— Дерьмо.

«Да, дерьмо».

Карифа закрыла глаза и сглотнула, надеясь избавиться от звона.

В сотне метров к северу догорал десантный вертолет.

* * *

NY, Long Island

— Как стало известно, грандиозный взрыв, прогремевший в предместье Парижа и вызвавший панику среди жителей столицы, произошел в ходе полицейской операции против одного из крупнейших мафиозных кланов Франции — группировки Сечеле Дога по прозвищу Крокодил, которая базировалась в Шампиньи, но раскинула свои грязные щупальца по всей стране…

«И ни слова о том, что до вчерашнего дня „группировка“ представляла собой MS „Дога1000“, — с улыбкой подумала Эрна. — Журналисты не зря едят свой хлеб».

Она прекрасно знала законы подачи информации, считала их правильными, часто использовала в своих интересах, но лицемерие медиаслужащих иногда вызывало у Эрны брезгливость. Впрочем, не в этот раз, поскольку сейчас журналисты все сделали правильно: не могли же они сообщить добропорядочным гражданам, что спецназ Оперативного отдела разгромил зарвавшуюся MS?

— Как сообщает пресс-служба европейского бюро GS, агенты под прикрытием пытались перехватить крупную партию польского оружия, предназначенного для отъявленных головорезов Шампиньи, но, столкнувшись с ожесточенным сопротивлением, понесли потери и вызвали подкрепление. В ходе последовавшего столкновения было уничтожено до тридцати бандитов, включая главаря преступного клана — Сечеле Дога, и захвачена штаб-квартира банды. По распоряжению властей, в коммуну Шампиньи вошли подразделения MS «Charlemagne»…

Эрна сделала громче: именно сейчас в сообщении должно было прозвучать самое для нее интересное. Жест не имел смысла: изображение молодая женщина видела на экране планшета, а звук поступал через вживленные в ухо динамики и с самого начала был выставлен на комфортный уровень — Эрна не пропустила бы ни слова, но жест показал, насколько важной была для нее новость из Франции.

— Нас беспокоит стремительно нарастающий по всему миру уровень бытовой и криминальной агрессии, — с печалью произнес диктор, но в следующую секунду в его голосе появилась твердость. — Но еще больше нас настораживает тот факт, что полиция и GS отказываются комментировать слухи о таинственном Орке, с которым в мегаполисах связывают захлестнувшую улицы волну насилия. Нам неизвестно, человек это или организация, существует он на самом деле или является высококлассной сетевой мистификацией; мы знаем одно: Орка ждут и ждут со страхом. А силы правопорядка молчат. Что нам думать? Мы хотим услышать внятный ответ от тех, кому вверили заботу о своей безопасности…

— Началось, — едва слышно пробормотала Эрна, отключая новости, — она услышала все, что хотела.

До сих пор Орк оставался сетевым мемом, слухом, летающим от дилера к дилеру, от главаря одной MS к главарю другой и очень медленно, постепенно проникающим в мир простых людей, причем именно как слух, выдумка, городская страшилка. Однако теперь все изменилось: имя произнесено на одном из крупнейших информационных каналов планеты, в самой рейтинговой программе новостей, а значит, согласно законам подачи информации, имя обрело плоть истины.

Слово брошено в народ.

И слово это — Орк.

— Началось…

— Вы что-то сказали, мисс? — предупредительно поинтересовался пилот.

— Нет, Гарри, — улыбнулась Эрна. — Ничего.

— У вас все в порядке?

— В полном.

— Подлетное время — четыре минуты.

— Прекрасно.

Вертолет заходил на Лонг-Айленд со стороны океана, по дальнему маршруту, но Гарри всегда делал крюк, чтобы Эрна могла насладиться чарующим видом поместья: два дома в викторианском стиле, с колоннами и увитыми плющом фасадами — большой, хозяйский, и гостевой, двухэтажный, всего на двадцать четыре спальни; три бассейна и прогулочный канал, два теннисных корта, конюшня, поле для гольфа… Сколько упоительных минут провела она тут в детстве. В прекрасном и уже столь далеком детстве.

Эрна не считала себя сентиментальной, но вид родового гнезда всегда вызывал у нее прилив теплых чувств. Наверное, потому, что только их она по-настоящему любила: старый дом и его владельца.

Который как раз дал о себе знать.

— Милая, ты далеко? — спросил отец по сети.

— Буду через десять минут, папа, — ответила на вызов женщина и поправила smartverre.

— Ты ужинала?

Он всегда проявлял подобную заботу, до сих пор считал дочь маленькой, не способной позаботиться о себе девочкой. Но Эрна не обижалась, понимая, насколько важны для отца эти глупые на первый взгляд вопросы.

— Да, папа, я ужинала.

— Хочешь искупаться?

— Очень.

— Тогда жду тебя у любимого бассейна.

— Хорошо.

Эрна отключила связь, улыбнулась и стала снимать украшения, чтобы, оказавшись у бассейна — от вертолетной площадки ее домчит электрокар, — с визгом броситься с бортика в воду. Как была — в одежде, деловом костюме, блузке и туфлях, наплевав на идеальный макияж и элегантную прическу. Броситься с бортика в воду, нырнуть до глубокого дна, задержаться и задержать дыхание, наслаждаясь ощущением давящей воды, резко всплыть, фыркнуть, рассмеяться, сбросить жакет, блузку и юбку, оставшись лишь в чулках и белье, поскольку туфли соскользнули еще раньше, перевернуться на спину и добраться до противоположного бортика, улыбнуться сидящему в кресле отцу, вновь нырнуть, проплыть под водой почти весь бассейн, вернуться обратно, выбраться, смеясь от наслаждения, вытереться поданным полотенцем, закутаться в халат и усесться в соседнее кресло.

Что может быть лучше в конце длинного, полного событий дня, чем немного веселого безумия? Совсем чуть-чуть…

Эрна обожала дурачиться, но только здесь, дома, нигде больше. В поместье молодая женщина дурачилась по-настоящему, как в детстве: прыгала в бассейн одетой, дралась подушками, лазала по деревьям… Ее мать умерла, когда Эрне было всего девять, отец так и не женился, не привел в дом чужую женщину и отыскал в своем безумно плотном графике время для дочери: читал ей книги, учил плавать, кататься на велосипеде и… дурачиться, сбрасывая накопившееся напряжение.

— Привет! — прощебетала Эрна, плюхаясь в кресло.

— Привет, милая, — кивнул в ответ отец.

— Мне хорошо.

— Я рад.

— Ты подарил мне целый мир.

— Мы вместе его создали.

— Я прячусь в наш дом, как в Нарнию.

— Неужели за пределами Лонг-Айленда так плохо?

— Нет, просто здесь слишком хорошо.

Она потянулась в сладкой истоме. Он улыбнулся. Ему тоже было хорошо.

Б.Б. Феллер выглядел на удивление молодо: гладкая, свежая кожа, морщины на лице исключительно от улыбок — вокруг глаз, пышные волосы черны как смоль — и благодаря краске налет благородной седины лишь подчеркивает их блеск и силу. Б.Б. дышал мощью мужской зрелости, выглядел на сорок, максимум на сорок пять, и никто бы не подумал, что красивая тридцатилетняя женщина — его дочь.

— Как прошла поездка в Европу?

— Прекрасно.

— Развлеклась?

— Их ночные клубы по-прежнему лучшие в мире, — мягко ответила Эрна, глядя на гладь бассейна. — Европейцы сотни лет культивировали извращения, их мастерство недосягаемо.

— Я ведь просил не дразнить меня подобными выражениями, — напомнил Феллер.

— Извини, папа.

— Я не ханжа, я прекрасно понимаю, что ты сама выбираешь себе развлечения, но не хочу тратить время на их обсуждение, — спокойно продолжил Б.Б. — Мы не настолько часто видимся.

— Увы.

— Согласен: увы.

Интересы Феллера простирались по всему миру, и в последние годы он все больше и больше привлекал к своим делам Эрну, постепенно передавая ей бразды правления империей. Это было умно и правильно, однако платой стали дни и даже недели, в течение которых отец и дочь не виделись, а иногда даже не разговаривали.

— Ты слышал новости?

— Нет.

Он явно солгал, но только чтобы сделать дочери приятное: позволить рассказать важную информацию.

— NYT наконец-то заговорил об Орке!

Б.Б. выдержал паузу и поинтересовался:

— Началось?

В точности повторив реплику, которую Эрна произнесла в вертолете.

— Они больше не смогут его игнорировать, — кивнула молодая женщина.

— Значит, началось.

— С завтрашнего дня я подключу блогеров и остальные новостные ленты.

Б.Б. вздохнул. Не горестно, нет, а как человек, который ждал чего-то не очень хорошего, но неотвратимого, не очень рад случившемуся, но понимает, что иначе быть не могло.

— Ты расстроился? — удивилась Эрна.

Лгать не имело смысла.

— Немного, — кивнул Феллер.

— Но почему?

— Потому что… — Он перевел взгляд на океан, который постепенно исчезал в наползающей тьме, и негромко произнес: — Я… кажется, я рассказывал, что в юности увлекался архитектурой? В далекой юности: когда заканчивал школу и был вполовину младше тебя.

— Невежливо напоминать женщине о возрасте, — улыбнулась Эрна.

— Для меня ты навсегда останешься маленькой девочкой, — мягко отозвался Б.Б. Помолчал и продолжил: — В те годы меня завораживало мастерство людей, умеющих творить великое из глупого камня, мешков с особой пылью, стекла, стали и воды. Я был очарован… я до сих пор очарован этим волшебством. Я восхищаюсь людьми, способными представить образ грандиозного собора задолго до того, как он поднимется к небу. И не просто представить, а удержать в голове, создать чертежи и заставить рабочих воплотить свой замысел. Нам говорят, что в далекие времена люди были темными и необразованными, а я смотрю на Notre-Dame de Paris, заложенный еще в первом тысячелетии, и думаю о том, что тогда, посреди дикости и тьмы, при полном отсутствии серьезных знаний и наук, отыскался человек, способный представить эту красоту, человек, чье развитие обгоняло современников на сотни лет. Я завидовал таким людям, но архитектором не стал… — Последовала еще одна пауза. — Знаешь, почему?

— Об этом ты не говорил, — тихо произнесла Эрна.

— Моему отцу очень понравилась история о парижском соборе, — продолжил Б.Б., по-прежнему глядя на океан. — Он согласился с моими доводами, посмотрел наброски и чертежи и искренне ими восхитился. Когда отец перебирал работы, я видел слезы на его глазах. Он сказал, что у меня талант, сказал, что окажет любую поддержку, если я решу посвятить себя строительству… А потом спросил, кто велел тому архитектору построить Notre-Dame. И я задумался.

— Дед был умен, — прищурилась Эрна.

— Да… — Б.Б. немного нервно провел ладонью по бедру. Чувствовалось, что история до сих пор его задевает. — Воплотить замысел в камне — это великое искусство, воплотить замысел в истории — бесценно, почти невозможно. Архитектор выстроил грандиозный, поразительной красоты собор, но был человек, который приказал ему это сделать. Человек, который смог увидеть и грандиозность строения, и его смысл. Был человек, чье восприятие мира опережало не только современников, но саму историю. Был человек, который строил не град, но мир, что есть высшая форма архитектуры. Был человек, который строил будущее из настоящего.

— Как ты сейчас, — прошептала Эрна.

— Как мы, — эхом уточнил Б.Б.

— Моего труда вложено значительно меньше.

— Главное, что работаешь, учишься. И скоро превзойдешь меня.

— Не уверена, что в будущем, которое ты придумал, потребуется что-то менять. Ты — гений.

— Мне очень приятно слышать подобные слова от тебя, милая, но жизнь — это вечные перемены, без них все мертво.

— А я считаю, что ты придумал идеал.

Феллер наконец-то отвлекся от океана, с легкой улыбкой посмотрел на дочь — в его улыбке Эрна уловила едва различимую грусть, — и тихо заметил:

— Придумать мало, нужно воплотить идеал в истории, как храм — в камне.

— Воплотим, — уверенно пообещала молодая женщина. — Как раз начали.

— Да, — согласился Б.Б. — Начали.

С океана прилетел прохладный ветерок, однако отец и дочь не спешили покидать кресла, как будто опасаясь, что в гостиной их разговор не получится столь доверительным и теплым. Не хотели рассеивать чарующий туман, который окутал их при встрече и до сих пор не оставлял.

Феллер поймал себя на мысли, что готов сидеть рядом с дочерью сколько угодно, хоть час, хоть день, но… Но следующим вопросом испортил разговор.

Впрочем, он не мог его не задать.

— Видела кого-нибудь в Европе? — поинтересовался Б.Б., постаравшись, чтобы вопрос прозвучал небрежно.

— Кого? — уточнила Эрна, хотя прекрасно понимала, о ком спрашивает отец.

— Кого-нибудь.

— Спроси у телохранителей.

— Ты исчезла из их поля зрения на целую ночь.

— Я не в состоянии обмануть современные системы слежения и твою маниакальную заботу о моей безопасности, — рассмеялась молодая женщина.

— Мы оба знаем, что ты умеешь обходить систему безопасности, — улыбнулся Феллер. Но улыбнулся делано, лишь раздвинув губы, после чего спросил: — Видела его?

И чарующий туман стал стремительно рассеиваться. Как будто прохладный ветер с океана уносил его прочь, разрывая на призрачные куски.

— Да, видела, — ответила Эрна.

Ответила и отвернулась. Она прекрасно управляла своим лицом, чтобы допустить на него ненужные чувства, но не хотела смотреть на отца. Эрна надеялась, что Б.Б. услышит намек в ее тоне и прекратит расспросы, но тот не остановился.

— И что?

— Ничего.

— Ты с ним была в ту ночь?

— Отец! — Она не собиралась говорить ни «да», ни «нет», она показала, что в своих расспросах он заходит слишком далеко.

И Феллер услышал намек.

Вздрогнул, потер лоб, словно вырываясь из секундного забытья, из наваждения, заставившего его задавать дочери унизительные вопросы, и очень искренне произнес:

— Пожалуйста, извини, я не должен был спрашивать. Я… я немного горячусь, когда разговор заходит… В этом направлении… Ты знаешь.

— Знаю, — ровно подтвердила Эрна. — А ты знаешь, что я не злюсь. Я не умею на тебя злиться. — Она выдержала короткую паузу и закончила: — Что бы ты ни сделал.

То был не удар, но укол, правда — в самое сердце. И сердце Феллера заныло.

— Я не должен был ни о чем спрашивать, — повторил он, с тоской понимая, что их чудесный разговор безнадежно испорчен и нужно идти в дом, а в гостиной… в большой гостиной они будут сидеть в пяти ярдах друг от друга и говорить ни о чем. В лучшем случае — о делах.

Феллер думал, что хуже не будет, но через секунду дочь неожиданно попросила:

— Прости его.

И сердце Б.Б. сжалось.

— Эрна?! — он сделал вид, что удивлен.

— Я знаю, что мы договорились не возвращаться к этой теме, — торопливо, пока отец не попросил замолчать, проговорила женщина. — Я знаю, что нарушаю слово, но не могу… Я не могу! Пожалуйста, прости его.

— В моем сердце нет зла.

— Мы оба знаем, что это не так.

— Он сумасшедший, — попытался отмахнуться Б.Б., но не получилось.

— Ты свел его с ума, — резанула Эрна.

— Он рехнулся еще при рождении!

— Но он был тихим сумасшедшим! Тихим, умным и спокойным. Он ел с моих рук, делал все, что я просила, а ты… ты решил его убить.

— Мы оба знаем, что я должен был так поступить, — прорычал Феллер. — Я никогда не прощу ему сделанного.

И так ответил на просьбу дочери.

Сейчас его сердце не болело.

Эрна подалась вперед, пронзительно посмотрела на отца и отчеканила:

— Меня все устраивало.

— А меня — нет, — яростно ответил Б.Б.

— Почему?!

— Потому что он не имел права так поступать.

— Таким было мое желание!

Несколько секунд Феллер продолжал буравить дочь взглядом, затем вновь отвернулся к океану. Но не в сентиментальной задумчивости, как несколько минут назад, а борясь со злобой.

Плох тот разговор, в котором собеседники то и дело стараются не смотреть друг на друга. Плох и печален.

— Я возвращаюсь в Нью-Йорк рано утром, — ровно произнесла Эрна. — Ты еще будешь спать.

— Я поступил так, как считал правильным, — угрюмо ответил Б.Б.

Разговор закончился. Феллер поднялся, показывая, что нужно идти в дом, Эрна последовала его примеру, но удержала отца за локоть, не позволив сделать шаг, и спросила:

— А если я скажу, что люблю его? По-настоящему люблю?

— Не рви мне душу, — попросил Б.Б.

— Люблю больше всего на свете, — продолжила Эрна, словно не услышав. — Люблю так, что кружится голова. Люблю так, что готова умереть. Люблю…

— Ты ему говорила? — спросил Б.Б., повернувшись и посмотрев дочери в глаза.

Эрна закусила губу.

Кивнула сначала, но неуверенно, потом поняла, что у нее есть шанс спасти разговор, сделать его честным, каковыми в итоге оказывались все ее разговоры с отцом, и вздохнула:

— Я хотела сказать… Но не смогла.

— Почему?

Она помолчала, а затем ответила, впервые за много лет по-настоящему напугав отца. Она сказала:

— Потому что теперь я его боюсь.

И Б.Б. Феллер похолодел.

AP: «Тревога в крупнейших аэропортах планеты!»

NBC News: «Что происходит? Все самолеты, вылетевшие сегодня днем из Хитроу, задержаны в пунктах назначения…»

BBC: «Премьер-министр заявила, что ситуация находится под контролем, однако отказалась ответить на вопрос, когда будет снята блокада самого большого терминала Хитроу…»

Deutsche Welle: «Тревогу объявили после того, как несколько пассажиров рейса Лондон — Берлин во время полета пожаловались на недомогание: высокая температура, тошнота и сильное головокружение. Командир экипажа доложил о происходящем на землю, после чего выяснилось, что аналогичные сообщения приходят со всех пассажирских самолетов, вылетевших из Хитроу в промежутке между одиннадцатью утра и часом дня по Гринвичу…»

CNN: «Все самолеты, вылетевшие сегодня днем из Лондона, блокированы в пунктах назначения. Развернуты полевые госпитали, однако ни WHO, ни GS пока не выступили с официальными разъяснениями…»

LeikaLook: «Думаю, они мертвы. Мои дроны непрерывно наблюдают за самолетом, который прилетел в JFK, и я готов поклясться, что из него не вывели ни одного пассажира. Через четыре часа карантина самолет заперли в ангаре, в который чуть раньше доставили дезинфекционное оборудование…»

* * *

Paris, quai d’Orleans

Париж?

Это Эйфелева башня, но только издали, потому что она стоит по колено в туристах. Это золотой купол гробницы великого императора и воспетый великим писателем собор. Шуршащие под ногами листья, вокзалы, переделанные в музеи, разграбленные дворцы и малюсенькая чашечка кофе за уличным столиком. Чашечка кофе, старомодная газета и новомодное курительное устройство.

Столики такие маленькие, что на них помещаются лишь чашечка кофе и блюдце с круассаном, поэтому газеты лежат на коленях. Их мало кто читает — важен сам факт: ты сидишь за столиком на тротуаре с газетой и кофе, упираешься локтем в локоть соседа и смотришь прямо перед собой.

И молчишь.

Однажды Орк решил обойти такое кафе по мостовой, а на полпути бросил взгляд на сомкнутый ряд сидящих за столиками парижан. Не шевелящихся. Абсолютно одинаковых. Совпало так, что в это мгновение никто из них не пил и не читал газету, а их пустые взгляды были устремлены на проезжающие робомобили.

Орк остановился и стал смотреть в ответ.

Не дразнил, нет, а боролся с охватившим его страхом. Не решался повернуться спиной и не хотел бежать, потому что принял вызов. В итоге справился: выдержал их взгляды, медленно продолжил свой путь, но в тот момент Орк поверил, что город захватили медузы, и Париж надолго стал для него табу.

С годами дурацкое наваждение рассеялось. Чарующий флер бульваров поглотил наложенное заклятие и мягко убедил подружиться вновь. Тем более что медуз в Париже оказалось ненамного больше, чем в других городах.

Орк не сопротивлялся, он тоже скучал и потому приехал, но чувствовал, что в Париж его тянуло не только желание заглянуть в Оперу и полюбоваться «Джокондой». Город колдовской любви манил затосковавшего Орка томительным предчувствием Встречи и не обманул: словно извиняясь за дурацкую сцену с медузами, Париж подарил Орку одно из своих сердец. А словно смеясь — сделал это за столиком уличного кафе на Орлеанской набережной, за крайним столиком, до которого не часто доходил официант. За маленьким столиком, на котором с трудом поместились чашечка кофе и старомодная бумажная книга. И девушка за столиком, желающая казаться такой же старомодной: в берете, больших очках и легком летнем платье, оставляющем открытыми загорелые ноги. Девушка с пухлыми губами и тонким лицом. Темная шатенка с озорным взглядом и родинкой на левой щеке. Красавица с глазами… С огромными глазами… Когда она снимала smartverre — мир переворачивался перед ней уличным арлекином, стараясь отразиться в ее глазах во всей красе. Стремясь понравиться и заслужить улыбку.

Прекрасная девушка в коротком платье.

И ничего удивительного в том, что сидящие за соседним столиком крепыши обратили на нее внимание: сначала ощупали взглядами, немного подождали, убедились, что незнакомка одна, и предложили развлечься.

— Можно прямо в машине, видишь тот черный фургон? Это наш, а внутри побывало много белых подруг, и всем понравилось.

— Некоторые даже плакали от счастья.

Девушка старалась не обращать внимания на подначки, но парни не унимались, и никто не мог с уверенностью сказать, чем все закончится. Возможно, они посмеются и отправятся по своим делам. Возможно, покинув кафе, девушка действительно окажется в фургоне, а потом, плачущая, на тротуаре, не в силах вспомнить ни номер машины, ни лиц насильников. Да и кто поверит, что было насилие? За нормами нравственности в IV округе следили не менее жестко, чем в I, и любой судья при виде короткого платья скажет: «Провокация!» Так что единственная надежда девушки — на своих. Но семьи у белых маленькие, а кланами они жить отвыкли.

— У нас мало времени, поедем, поскрипим рессорами?

— Познаешь настоящих мужчин.

— Тебе ведь нравится сила?

Девушка хотела уйти, но не решалась, а не обращать внимания на развеселившихся парней становилось все труднее, и тогда Орк уселся за ее столик, выдержал коротенькую паузу на тот случай, если девушка потребует объяснений — к счастью, ей хватило ума промолчать, — после чего медленно, как будто только что понял, что рядом кто-то есть, повернул голову к соседям. Трое. Их всегда не меньше трех — только в стае молодняк чувствует себя уверенно, — и оставался один вопрос: уличные отморозки или воспитанные болтуны из благополучных семей? Как выяснилось через секунду, воспитанные болтуны — при виде Орка парни замолчали и отвели взгляды. Таковы правила: если женщина под защитой, она — табу. Можно, конечно, попытаться силой убрать защитника, но так поступают лишь уличные отморозки. А конкретно с этим защитником — небритым, недружелюбным, но мускулистым, загорелые лапы которого густо покрывали татуировки, — вряд ли согласились бы связаться и отморозки.

Парни расплатились и покинули кафе. Орк жестом подозвал официанта, а отпустив его, наконец-то посмотрел на девушку:

— Зачем вы здесь одна?

— Простите? — удивилась незнакомка, легким касанием делая стекла smartverre прозрачными.

— Лучше снимите их, — попросил Орк. — Мне нравятся ваши глаза.

Она смутилась, но взяла себя в руки. Подумав, подчинилась — убрала smartverre в футляр, но тут же попыталась перейти в наступление:

— Почему вы задали тот вопрос?

— Нет подруги, нет друга, брата или отца… — перечислил Орк, глядя в зеленые глаза незнакомки. — Вы здесь совсем одна, и я не понимаю — зачем?

— Зашла выпить чашечку кофе.

— И немного поскучать?

— Я люблю смотреть на реку.

— Живете неподалеку?

— Закончила Сорбонну и еще не переехала. — Она нежно прикоснулась пальцами к книге. — Не могу оставить любимый район.

И улыбнулась медлительной Сене. Сена блеснула в ответ.

— Но почему вы одна?

— Раньше мы ходили сюда компанией, но после выпуска все разлетелись. Мой друг в Марселе, и мы… мы больше не друзья… — Она вновь прикоснулась к книге. — Вы правы, я должна была понять разницу между студенческой компанией и одиночеством, но до сих пор подобных инцидентов не случалось.

— Вам везло.

— Возможно.

Они помолчали.

Девушка смотрела на Сену, Орк — на шпиль старого собора. Могло показаться, что все закончилось, но они понимали, что встреча едва началась.

— Я тоже надеялась на их воспитание, — тихо сказала девушка, показав, что правильно истолковала случившееся.

— И поэтому молчали?

— Они должны были остановиться.

— Видимо, вы им сильно понравились.

— А вам?

— Безусловно, — ответил Орк, глядя девушке в глаза. И он не считал нужным это скрывать. Нет, он считал нужным об этом заявить.

Она улыбнулась и поправила выбивающиеся из-под берета волосы, изо всех сил стараясь скрыть растерянность. Он смотрел на нее не отрываясь. Пауза затянулась, и первой сдалась девушка:

— Обычно мужчины теряются, услышав прямой вопрос.

— Все?

— Все.

— Значит, вы ни разу не задавали прямого вопроса мужчине, — спокойно произнес Орк. — Мне повезло оказаться первым.

— Да, вы не растерялись.

— Вы прекрасно знаете, что удивительно красивы.

— И едва не поплатилась за это.

Она думала, ему будет приятно поговорить о героизме, но он, как выяснилось, не собирался обсуждать сбежавших при его появлении парней.

— Я обратил внимание на книгу. Интересная?

— Я составила ее сама, — улыбнулась девушка. — Это сборник поэтов, признающихся в любви к Парижу. Или просто: написавших о Париже. Поэты разные, непохожие друг на друга, но их страсть очевидна, а найденные слова — прекрасны. Моему городу нравится слушать оды в свою честь.

— А вам нравится читать откровения.

— Конечно.

— Прочтите что-нибудь, — попросил Орк.

— Вам все равно кого?

— На ваш вкус.

— Вам интересно, что мне нравится?

— Хочу узнать вас ближе.

— Что может быть ближе имени?

— Меня зовут Бенджамин.

— Вы не такой, каким хотите казаться.

— Что вы имеете в виду? — Но очень короткая пауза показала, что Орку интересен вопрос.

— Вы грубы сознательно, не по воспитанию, — ответила девушка. — Вы знаете разницу между тем, кто вы и кем хотите казаться. Разница вам не нравится.

Он выпил кофе — одним глотком, и запил холодной водой. Чуть склонил голову, показав, что восхищен услышанным, но продолжил разговор в прежнем ключе:

— Поэзия делает вас проницательной?

— Поэзия позволяет заглянуть в душу. — Она решилась: — Меня зовут Беатрис.

Орк с неимоверной нежностью пожал тонкую руку девушки.

— Мне очень приятно.

— Все еще хотите слушать стихи?

— Безусловно.

Беатрис взяла книгу, мягко провела пальцами по обложке, очевидно раздумывая, что выбрать, улыбнулась, раскрыла книгу и негромко прочитала:

Дома до звезд, а небо ниже, Земля в чаду ему близка. В большом и радостном Париже Все та же тайная тоска. Шумны вечерние бульвары, Последний луч зари угас. Везде, везде всё пары, пары, Дрожанье губ и дерзость глаз…[9]

Слова прозвучали, но за столиком еще долго висела тишина. Они смотрели на медленную Сену, на дома, людей, шпиль старого собора и молчали. То ли собираясь с мыслями, то ли переживая совпадение слов с миром, то ли просто наслаждаясь тем, что сидят рядом. Потом Беатрис положила книгу на малюсенький столик, на котором было место лишь для нее и чашечки кофе, а Орк мягко накрыл ее руку своей.

— Кто написал эти строки?

— Одна русская.

— Мне понравилось.

— Любите поэзию?

— Нет.

— Может, вы никогда ее не читали?

— Читал, но… предпочитал прозу. — Он грустно улыбнулся. — А сейчас жалею об этом.

— Почему?

— У нас было бы больше тем для разговора.

— Я могу рассказывать о своих любимых поэтах, — девушка смело посмотрела Орку в глаза. — Их так много, что мы можем говорить вечно.

— Вы верите в вечность?

— А вы?

— Только вместе с вами.

Беатрис помолчала, переведя взгляд на накрывшую ее руку кисть Орка — грубую и твердую, похожую на руку дровосека, — после чего тихо сказала:

— Вы были здесь вчера.

Твердая ладонь не дрогнула, а чуть сильнее надавила на руку девушки. Как будто Орк испугался, что Беатрис собирается бежать.

— Я сидел у дверей кафе, но не подошел.

— Почему?

— Вчера мне было достаточно любоваться вами.

— А сегодня?

— Захотел узнать ваше имя.

— Почему?

— Потому что, открыв утром глаза, я вспомнил вас, — ответил мужчина, и Беатрис показалось, что его рука стала теплее. — А в следующий миг испугался, что вчера вы оказались в кафе случайно. Что вы приехали из Лиона или Тулузы, полюбовались на собор, а сегодня отправились на поиски иных достопримечательностей.

— Я не похожа на парижанку?

— Вы настоящая парижанка, Беатрис, но я говорю о своем страхе, а страх иррационален. Я испугался никогда не увидеть вас, примчался к открытию и стал ждать. Как робкий студент, познавший первую любовь. Вы разожгли во мне забытые чувства, Беатрис, и я вдруг понял, что они могут сделать меня счастливым.

Это было так необычно и так по-парижски: влюбленность с первого взгляда, томление и признание. Красиво, словно из книги. Или так, словно кто-то захотел прожить свою жизнь, как книгу.

— Не ожидала такой искренности, — пробормотала Беатрис, не зная, что сказать.

На душе — полное смятение, все кажется сном, главой из книги, романтическим сонетом, но мужчина напротив — вот он, живой, настоящий. И настолько сильный, что взглядом освободил соседний столик.

— Я никогда не стану вам лгать, — мягко произнес Орк.

— Ваши слова похожи на признание, — выдавила из себя девушка.

— Уверен, вы слышали их немало.

— Но впервые от незнакомца.

— Вы знаете мое имя.

— И только.

— Что нужно еще?

— Чем я вас привлекла?

— Вы красивы. Романтичны. Когда вы задумываетесь, то начинаете хмуриться. Вы знаете эту книгу наизусть, но продолжаете носить с собой — вам приятно к ней прикасаться, перелистывать страницы, видеть знакомые строки напечатанными… А мне нравится смотреть на вас.

— Мне кажется, вы сошли со страниц старого романа, — рискнула признаться девушка.

— Пусть так, — согласился Орк. — Неужели вы смущены?

— Немного непривычно, — не стала скрывать Беатрис. — И вы по-прежнему незнакомец.

— Это легко исправить.

— И вы торопитесь.

А вот на этот раз Орк замолчал надолго. И в его глазах появилась грусть.

— Я не ошиблась? — едва слышно спросила Беатрис. Не зная, какой ответ ей по душе.

— Вы действительно проницательны, — в тон девушке сказал Орк.

— Вы дважды посмотрели на часы.

— Я должен покинуть Париж.

— Уезжаете навсегда?

И только сейчас Беатрис поняла, что ее ладонь все еще накрыта рукой мужчины, что она чувствует его тепло, а сейчас, после вопроса — легкую дрожь.

— Мне было нужно уехать навсегда, — медленно ответил Орк, глядя девушке в глаза. — Но теперь я принял твердое решение вернуться.

A2 archive ground control[10]

Женщина была настолько худа и носата, что напоминала клевец, било которого зачем-то украсили smartverre в дешевой пластиковой оправе. Очки сливались с ее вьющимися черными волосами и черными же глазами, маленькими, унылыми, смотрящими безо всякой приветливости.

Смотрящими устало…

Усталость показалась А2 главным словом в описании женщины: очкастый клевец с кудрявыми волосами служил олицетворением усталости. Усталости от всего: от очередного длинного дня, ничем не отличного от вереницы тех, что уже случились, и тех, которые остались; от гомонящих посетителей — сколько тысяч их сидело в этом зале и сколько еще придет; усталости от шума окружающей жизни и от самой жизни, в которой ничего не происходит и ничего не радует. И даже яркие краски, изредка раскрашивающие повседневность, оказывались карнавальной мишурой, счастьем если не фальшивым, то недолгим и не имеющим смысла.

А бывает ли смысл у счастья?

Или оно само — смысл?

И цель…

Простая, очень понятная, но труднодостижимая цель превращения тоскливой повседневности в настоящую жизнь, наполненную светом, радостью, надеждой и нетерпеливым ожиданием завтрашнего дня. Жизнь без неприветливых глаз, опущенных уголков губ и переходящей в боль усталости.

— Мы слишком шумные, — задумчиво произнес А2.

— Здесь ее рабочее место, — не согласился сидящий справа мужчина. — Она привыкла.

— Она устала.

— Не думаю, — качнул головой мужчина. — Не больше, чем все мы.

— Почему?

Они сидели за стойкой бара: А2, перед которым стояла кружка пива, и незнакомец, только что прикончивший третий шот виски. А2 в костюме, незнакомец в короткой кожаной куртке, но пару секунд назад он ее снял, оставшись в черной футболке, плотно облегающей мускулистый торс. Очень мускулистый: как завистливо отметил А2, незнакомец явно дружил со спортом.

Они сидели рядом давно, но до сих пор молчали, и даже заговорив, не повернулись, предпочитая смотреть друг на друга через барное зеркало. Лицо А2 помещалось между бутылками «Бима» и «Дэнни», а незнакомец расположился между «Дэнни» и голубым «Уокером».

— Она очень устала, — вернулся к теме А2.

— Бар работает с семи вечера до трех ночи, потом она наводит чистоту, идет домой и может оказаться в постели около четырех, — размеренно произнес незнакомец. — Прибавь восемь часов — получишь двенадцать, ей нужно встать в полдень, чтобы нормально отдохнуть.

— Может, она работает где-то еще.

— Не думаю, — снова качнул головой мужчина, в точности повторив и ответ, и жест.

— Почему?

— Она ни разу не ошиблась с заказами, и у нее не дрожат руки, значит, она спит. Место здесь бойкое, бар пользуется популярностью, посетителей много, чаевых тоже, получается, она нормально зарабатывает.

— Может, ей нужно больше денег, — предположил А2.

— Не думаю.

— Почему?

Алекс Аккерман недолюбливал упертых мужчин, убежденных, что есть лишь два мнения — их и неправильное, недолюбливал случайные знакомства в барах, но не стал прерывать внезапно начавшийся разговор. Наверное, потому, что сейчас ему нужно было хоть с кем-нибудь поговорить. Пусть даже о худой официантке с дешевым smartverre, похожей на уставший от жизни клевец.

— Она одинока, — сообщил незнакомец.

— Откуда вы знаете?

— Я часто хожу в этот бар и ни разу не видел, чтобы она с кем-нибудь говорила по сети. Ей никто не звонит.

— Ерунда, — попытался протестовать А2. — Может, ей запрещают выходить в сеть во время работы.

Однако следующий факт оказался «железным»:

— И я хорошо знаком с барменом, — хмыкнул мужчина.

— То есть вы точно знаете, почему она такая грустная, — понял Алекс. — Так нечестно, вы обладали инсайдерской информацией.

Но мужчина не обратил на его слова внимания и ровным голосом продолжил:

— Она игроманка. Работа отвлекает ее от мира, который она считает идеальным.

— Ей повезло, — обронил А2.

— В смысле?

Аккерман с удовольствием отметил, что ему удалось удивить упертого собеседника, и поздравил себя с маленькой победой. После чего объяснил:

— Существует место, в котором она счастлива.

— А… — незнакомец помолчал. После чего едва заметно пожал плечами: — Таких людей много, и мест хватает, но я им не завидую.

— Потому что счастье игромана не имеет отношения к реальности?

— Потому что им не к чему больше стремиться, они достигли потолка.

— Разве счастье — это потолок? — удивился А2.

Ответ мужчины прозвучал так твердо, словно слова были высечены в камне.

— Счастье познания вечно, — произнес он, разглядывая бутылки. — Счастье созидания вечно. Жизнь — это вечное обновление, а если ты нашел уютный уголок и замер в нем, как суслик в норке, то чем ты отличаешься от мертвого суслика?

— Все хотят найти свой уютный уголок, — попытался спорить Аккерман, но получил в ответ безапелляционное:

— Потому что все мы в конечном счете умираем. Смерть — неотъемлемая часть жизни, и мы подсознательно стремимся к ней.

— Зачем?!

— Чтобы не было так страшно, когда она действительно придет. — Мужчина поднял шот. — Твое здоровье!

И залпом выпил.

— Я вас не понимаю, — признался А2.

— Или боишься понять, — широко улыбнулся незнакомец. А поскольку бармен выставил перед ним следующую порцию, кому предназначалась улыбка, осталось невыясненным.

— Вы обсуждали только официантку? — нарочито небрежно поинтересовался А2, дождавшись, когда бармен отойдет.

— Мы изредка сплетничаем о постоянных посетителях, — не стал отнекиваться любитель виски.

— И обо мне?

— О тебе мало, потому что ты странный, но в целом безобидный. Иногда говоришь вслух, но, как правило, плетешь такую заумь, что тебя давно перестали подслушивать. Два раза твои счета оплачивали добрые посетители, а ты этого не замечал. Но никто не обиделся, потому что ты давно стал частью здешнего пейзажа. Ты вписался в этот бар, А2, что удается не всем… Тебя ценят за странность, которой нет и быть не может у местной публики. И мне интересно: ты такой же в сети? Я имею в виду — в социальной сети? Твой аккаунт такой же странный?

«Аккаунт? — Аккерман вдруг понял, что совершенно не помнит, что пишет в своем аккаунте. — Он у меня есть?»

Конечно, есть, в современном мире его не может не быть, ведь иначе о тебе никто никогда не узнает и ты не будешь счастлив, но…

«Что написано в моем аккаунте?!»

А2 понял, что не знает, как он выглядит в сети, и угрюмо отозвался:

— Почему я должен быть другим?

— В сети многие пытаются казаться другими, — неожиданно мягко ответил незнакомец.

— Я не отношусь к большинству.

— Это очевидно.

Но лесть не подействовала.

— А вы? — продолжил напирать Алекс. — Вы из большинства?

Вместо ответа незнакомец снял smartverre и подвинул его по стойке к А2.

— Если бы ты разбирался, то обязательно понял, что в очках работает устройство динамического смещения локального изображения. Грубо говоря, генератор помех, который мешает системе распознавания меня идентифицировать. Это очень дорогое и тонкое устройство, оно не просто прячет меня за искусственными помехами, но маскирует их под случайный сбой. Если полицейский или агент GS узнает, что в smartverre есть это устройство, я получу шесть месяцев ареста и навсегда окажусь в списке неблагонадежных.

— Зачем вы мне это рассказали? — поинтересовался Аккерман, не рискуя даже прикасаться к опасному гаджету.

— Ты спросил — я ответил, — незнакомец вновь пожал мощными плечами. — Я из большинства, потому что большинство мечтает обмануть систему. Но решаются не все, поэтому я из меньшинства. Но меньшинства, как правило, владеют системой, и здесь кроется противоречие.

— Какие меньшинства? — окончательно растерялся Алекс.

— Любые, — рассмеялся незнакомец. — Большинство просто живет и старается добиться счастья, а меньшинство старается о себе заявить, потому что боится исчезнуть. Это нормально и объяснимо. Меньшинство захватывает власть, чтобы получить преференции и гарантировать себе защиту от исчезновения. Увидев перекос в распределении ресурсов, люди из большинства начинают перетекать в победившее меньшинство, оно становится большинством и замирает, думая, что теперь точно не исчезнет. Система некоторое время пребывает в относительном равновесии, но затем появляется следующее меньшинство и все начинается заново.

— Зачем?

— Имитация обновления, — объяснил незнакомец. — Ты ведь наверняка догадываешься, что жизнь — это вечное движение, нет движения — нет жизни, а имитация вполне справляется с поддержанием жизни в трупе общества.

— Но зачем?!

— Затем, что это в интересах настоящего правящего меньшинства, того, которое никогда не станет большинством.

— Вы говорите о мировом правительстве? — поинтересовался А2, наконец сообразивший, что встретил сумасшедшего.

— Давай лучше выпьем, — рассмеялся тот и ловко опрокинул очередной шот.

Бармен радостно исполнил свой долг, подогнав следующую рюмку, Аккерман хлебнул безалкогольного пива и продолжил:

— Как получилось, что вы начали обманывать систему?

— Я немного странный, — не стал скрывать очевидное незнакомец.

— В чем это выражается?

— В нестабильности восприятия мира и своего позиционирования в нем. Сейчас, к примеру, мне хочется кого-нибудь убить.

— Плохое настроение?

— Почему плохое? — удивился незнакомец.

— Мы похожи: мне тоже иногда хочется кого-нибудь убить, — признался после короткой паузы А2. — Но только когда у меня плохое настроение.

Несколько секунд мускулистый сосед удивленно смотрел то на Алекса, то на кружку с безалкогольным пивом, после чего поинтересовался:

— Почему ты решил, что мы похожи?

— Действительно… — Аккерман покраснел. — Извините.

И почти решился заказать обычного пива. Кружку. Или стакан… для начала. Но передумал. А незнакомец похлопал его по плечу и дружелюбно сообщил:

— Это распространенная ошибка: всех мерить по себе. Но похожих людей мало.

— То есть вы убиваете, когда у вас хорошее настроение? — попытался пошутить А2, но не был понят.

— Желание убить вообще никак не связано с настроением, — свободно объяснил незнакомец. — Просто иногда накатывает.

— И в такие моменты вам все равно, кого убивать?

— Да.

— И вы убивали?

— Да.

— И смогли бы убить меня?

— Откуда такие печальные мысли? Мы ведь только встретились.

— Дело в том… — А2 покрутил пивную кружку, обнаружил исчезновение пены, жестом велел бармену заменить ее, и когда тот исполнил, негромко ответил: — Дело в том, что меня хотят убить.

— Кто? — спросил незнакомец почему-то очень деловым тоном.

— Вас правда это интересует? — Аккерману было приятно, что хоть кому-то, кроме доктора Каплан, небезразлична его участь.

— Я любознателен.

— Любознательность мне не поможет.

— Хорошо, — беззаботно произнес собеседник. — Тогда напомню, что мне все равно, кого убивать, а значит, я могу избавить тебя от проблемы.

Фраза прозвучала легко, как будто в шутку, но при этом настолько уверенно, что А2 не удержался от изумленного восклицания:

— Серьезно?!

— Почему нет?

— Сколько мне это будет стоить?

— Нисколько.

— Потому что вы маньяк?

Незнакомец сделал вид, что вопрос поставил его в тупик:

— Маньяк?

— Если вам все равно кого убивать.

— Пару минут назад ты признался, что иногда испытываешь желание убивать, — напомнил собеседник смутившемуся А2. — Ты маньяк?

— Но ведь я так никого и не убил.

— В чем разница между желанием и действием?

— В действии.

— То есть если у меня хватило духу исполнить свое желание, то я — маньяк? А если у тебя не хватило, то ты — тряпка.

— Я — законопослушный гражданин, — возмутился Алекс.

Однако прервать и даже перебить незнакомца он не сумел.

— А тот, кто хочет тебя убить? Он маньяк?

— Он тоже законопослушный гражданин, — со вздохом ответил А2. — И хочет меня убить на законных основаниях.

— Кажется, я немного запутался, — произнес незнакомец после короткой паузы. — Уточни, пожалуйста, что происходит? И почему сумасшедшим тут называют меня?

— Мною заинтересовался институт Права и Толерантности.

— Сочувствую, — искренне сказал мускулистый.

— Теперь я сам себе сочувствую, — уныло ответил Алекс. — Я сначала решил, что они ошиблись, но на встрече выяснил, что у них есть основания для работы надо мной.

— Какое несчастье у тебя выискали?

— Говорят, внутри меня прячется маленькая напуганная девочка.

К огромному изумлению А2, заявление незнакомца насмешило.

Нет, сначала мускулистый во все глаза вытаращился на собеседника, а когда понял, что Аккерман не шутит, откинулся назад и расхохотался. После чего извинился и кивнул на столики:

— Посмотри на этих бездельников, А2, у половины, если не больше, внутри прячется маленькая напуганная девочка. Доказать? — и повернулся к бармену: — Джо, дай мне биту…

Алекс понял, что мускулистый собрался затеять драку с первым попавшимся посетителем, и поскольку не знал, как его остановить, обреченно произнес:

— Их девочек никто не трогает, а мою попытаются спасти.

И его неподдельная тоска заставила незнакомца остановиться, сделать бармену знак, что веселье откладывается, и стать предельно серьезным.

— Каким образом? — холодно поинтересовался он, начиная сворачивать самокрутку.

— Напичкают меня таблетками, введут в гипноз, влезут в голову и переформатируют мозги в другой гендер, — ответил Алекс. — Потом отдадут хирургам и отпилят все, что сочтут нужным… Точнее — ненужным.

— Зачем?

— Чтобы я стал счастлив.

Незнакомец помолчал, затем раскурил самокрутку — к удивлению А2, он курил настоящий табак, и осторожно поинтересовался:

— А ты действительно не девочка?

— Что вы имеете в виду? — Аккерман был так ошарашен, что даже не возмутился.

— Ну, я слышал, что некоторым мужикам комфортнее ощущать себя женщинами, и наоборот, — медленно ответил мускулистый. — Вдруг ребята из института пытаются оказать тебе услугу?

Долго, почти минуту, А2 прислушивался к себе, пытаясь понять, как ему комфортнее, затем покачал головой:

— Мне нравится быть мужчиной, особенно с женщинами.

— Уверен?

— Какая теперь разница?

— Ты только что назвал меня маньяком, — напомнил незнакомец, выпуская клуб дыма в сторону бутылок виски.

Странно, что ему никто не сделал замечание.

— Вы убьете моего лечащего врача? — А2 на мгновение воспрянул духом, но затем его плечи поникли. — Не поможет. Доктора Каплана сменит другой врач, и меня все равно сделают девочкой.

— Я умею не только убивать, — загадочно сообщил мускулистый.

— Правда?

— Как тебя зовут?

— Вы ведь знаете?

— Я знаю только А2 — так ты представился бармену.

— Алекс Аккерман, — А2 протянул руку, но она повисла в воздухе.

— Это не твое имя, — поморщился мускулистый.

— Вы слишком проницательны для человека из бара, — обиженно ответил Алекс, пряча руку под стойку.

— Проницательность не является признаком ума, образования или положения в обществе, — назидательно произнес незнакомец. — Только опыт. И в том числе — опыт пребывания в барах. Простые работяги могут быть очень проницательными, А2.

— Вы из простых работяг? — удивился Аккерман.

— Я разделывал рыбу в холодном цеху Северного моря, чистил канализацию в трущобах Варшавы, а по вечерам нацисты избивали меня за то, что я не говорю по-польски, я служил охранником в арабском борделе Бирмингема и сидел в концлагере для воронежских сепаратистов. Да, А2, я из простых работяг, проще не бывает.

— Это все правда? — поперхнулся Алекс.

— И не только это.

— Как вас зовут?

— Бенджамин Орсон. — Однако руку мускулистый не протянул. Вместо этого он бросил в бокал Аккермана бычок и махнул очередной шот. — Но друзьям я позволяю называть себя Орком.

— Почему?

— Потому что я и есть он, — объяснил Орсон, и в его глазах вспыхнули огоньки. То ли безумного веселья, то ли веселого безумия. — И все мои друзья — тоже. Мы — орки, которые вышли из грязи, но не увидели за ее пределами ничего, кроме другой грязи. Мы — орки, мир стоит на наших костях, и мы пришли за своей долей.

— Вам нужно золото?

— Оркам? — Бенджамин громко рассмеялся. — Нет, А2, золото нужно жирным. А мы возьмем свою долю кровью.

И замолчал, испытующе глядя на Аккермана. Тот облизнул губы, посмотрел на остатки самокрутки, воняющие из его бокала с безалкогольным пивом, робким жестом поправил smartverre и признался:

— Знаете, господин Орсон, вы меня пугаете.

— А вот ты мне понравился, А2, — не стал скрывать Орк и хлопнул его по плечу так, что Алекса швырнуло на стойку. — Ты мне пришелся по душе.

* * *

NY City, Midtown West

Грохот.

Жуткий, страшный, неожиданный грохот, разорвавший реальность сначала объемным звуком, а затем — глубоким страхом. Мозг еще не понял, что случился взрыв, даже вышколенные, вырезанные скальпелем рефлексы не сработали — а страх уже накрыл с головой. А следом, сразу — ударная волна. Врезала наотмашь, с безжалостностью профессионального боксера, подбросила в воздух, швырнула на стену, сдавила так, что стало невозможно дышать, кричать, стонать, плакать, и показалось, что это и есть смерть.

И…

Карифа закричала.

Не от страха, а чтобы понять, что жива.

Закричала, когда накрыло с головой, когда взрыв смешал эмоции и чувства в пожирающий самого себя клубок обнаженных нервов, когда показалось, что выбраться невозможно и гроб уже завален землей. Закричала и поняла, что чудовищный взрыв доставил ей немыслимое удовольствие и трясет ее не от страха. Поняла, что на пике наслаждения она лишилась сознания и клубок спутанных чувств зачем-то подменил одни эмоции другими.

Смешал любовь со смертью, врезав восхитительную сладость в жуткие воспоминания.

Карифа открыла глаза и увидела себя на кухонном столе… нет — ощутила себя на кухонном столе, голой, с бесстыдно раздвинутыми ногами и до сих пор вздрагивающей всем телом от продолжающих накатывать волн удовольствия. Увидела мужчину, доведшего ее до исступления. Почувствовала его в себе… и губы дернулись: то ли в недоулыбке, то ли в недогримасе.

Потому что этого мужика Карифа видела впервые в жизни.

А он наклонился, поцеловал женщину в губы — Амин ответила, но не так страстно, как пару минут назад, — отстранился, при этом на его круглом лице появилась самодовольная улыбка, повернулся, раскрыл холодильник и встал перед ним, почесывая короткую бороду левой рукой.

— Что ищешь? — лениво поинтересовалась Карифа, не поднимаясь со столика. Ей не понравилось, что незнакомый мужик без спроса хозяйничает на кухне, но делать замечание не стала — поленилась.

— Не знаю, — спокойно ответил бородатый. — Выбираю.

«Джа!» — всплыло в памяти.

Темный бар, в котором можно курить что угодно, включая табак, громкие голоса справа, кто-то смеется, кто-то кого-то хвалит, полные сочувствия глаза бармена, знающего, из-за чего надирается Амин, и бородатый рядом. Почему-то он кажется близким… Тогда показался близким, а сейчас вызывал смутные чувства.

— Пива нет, — сообщила женщина, стараясь быть холодной, но не грубой. Получилось не очень хорошо, потому что после бурного секса на кухонном столе холодность не приходила, а грубить не хотелось.

— Пива не пью.

— А по фигуре не скажешь.

— Фигура у меня от папы, — добродушно сообщил Джа. — Он таким же был.

И похлопал себя по животу.

Но Амин уже знала, что это был именно живот, а не брюхо: плоский, подтянутый, без атлетических кубиков, но твердый. Со стороны Джа казался плотным, начавшим толстеть увальнем, к тому же предпочитал широкую, свободную одежду, которая делала его похожим на кругленького завсегдатая пабов, но в действительности оказался ловкими и крепким парнем. По манере поведения, недорогой одежде и простоватому лицу Карифа определила в нем офисного работника низшего уровня: в колледже играл за футбольную команду, но с профессиональным спортом не сложилось, а знаний, чтобы строить карьеру, не приобрел, вот и застрял на одном из начальных уровней пищевой цепочки. Сейчас еще в форме, но скоро окончательно растолстеет, навсегда застрянет в треугольнике: «офис — паб — диван», женится на нелюбимой женщине или сдохнет в одиночестве.

— Что же ты пьешь?

Джа промолчал.

— Оглох?

Он захлопнул дверцу и, по-прежнему не оборачиваясь, поинтересовался:

— У тебя есть чай?

— Чай? — изумилась Амин.

— Да.

— Сейчас?

— Почему нет?

— Ночь ведь!

— Ты пьешь чай по расписанию?

Вопрос на мгновение сбил Карифу с толку.

«По расписанию? А когда вообще нужно пить чай? Он что, идиот?»

Дурацкий разговор, который она сама и завела, заставил молодую женщину почувствовать себя глупо, и чтобы спасти лицо, она сменила тему:

— Налей мне вина.

— А чай где?

— В левом шкафчике.

— Тут какие-то пакетики.

— Это и есть чай.

— Кто тебе сказал?

— Другого все равно нет.

Карифа поднялась, но со столика не ушла, осталась сидеть, только накинула куртку, которая почему-то валялась на рабочем кухонном столе, да подтянула колени к подбородку. И замерла, разглядывая хозяйничающего мужчину. А затем вспомнила:

«Джехути. Полностью его зовут Джехути».

Но бородатый просил называть себя Джа.

Белый, причем без примеси другой крови, возможно, славянин. Волосы светло-русые, прямые, сейчас спутаны и пребывают в полном беспорядке, щеки и подбородок скрыты короткой бородой, очень подходящей круглому лицу и мягкому носу. Глаза или блекло-голубые, или серо-стальные, Карифа не разобрала, взгляд спокойный, добродушный.

Первое впечатление не исчезло — случайный любовник казался деревенским увальнем, но имя Джехути ему никак не подходило.

«Он сам его придумал, чтобы девчонок клеить? А в действительности я вижу перед собой не Джехути, а Джеймса?»

Амин улыбнулась. А Джа как раз повернулся, чтобы подать ей бокал с вином. И не удержался от вопроса:

— Вспомнила что-то смешное?

— Ты ведешь себя слишком свободно.

— Часто бываю в чужих квартирах, — небрежно ответил он.

— В смысле?

— Как сегодня.

— А.

Ей почему-то оказалось неприятно представлять, что прошлой ночью Джехути трахал другую женщину. Возможно, тоже на столе. Или в ванной. Или на кровати. А самое неприятное заключалось в том, что Карифа не поняла, из-за чего ее покоробил ответ, откуда взялась ревность, если она знает бородача не более пяти часов? Неужели ей понравилось быть с ним?

— Кстати, ты потрясающе выглядишь в куртке, но без нее гораздо лучше.

— Любишь голых женщин?

— Сделал тебе комплимент, — объяснил он, беря в руку подавший сигнал чайник.

Амин почувствовала себя идиоткой и вновь попыталась сменить тему:

— Выпьешь со мной?

— Через минуту, — ответил Джа и с видом мученика опустил пакетик в кипяток.

Это был не тот ответ, которого ждала женщина.

— Вино тоже не пьешь?

— У тебя есть виски?

— Нет.

— Значит, чай.

Карифа пригубила красного.

— До сих пор не понимаю, почему пошла за тобой.

— Со мной?

— Нет, именно за тобой — как дети за крысоловом. Ты гипнотизер?

— Нет… не знаю. — Он бросил пакетик в раковину, понюхал чай, скривился и огляделся.

— Молока нет, — Амин ответила на мгновение раньше, чем прозвучал вопрос.

— Молоко не пью, — качнул головой Джа. — Сахар есть?

— Где-то был… — Карифа вновь пригубила вина. — Не помню.

«Почему я не могу определить цвет его глаз? — вдруг подумала женщина. Видимо, сработал профессиональный рефлекс. — Они голубые или серые?»

— Ты здесь редко бываешь? — догадался бородатый.

— Не часто.

— Кем работаешь?

— Сопровождаю грузы.

— Никогда не спал с женщиной-грузчиком.

— А просто с грузчиками?

— Не мой типаж.

— И ты — совершенно не мой… типаж, — неожиданно для самой себя брякнула Карифа.

Но Джа совершенно не обиделся. Сахара он не нашел, поэтому сделал маленький глоток горячего чая и с улыбкой спросил:

— Кто же тебе нравится?

— Брюнеты и африканцы, мускулистые, крепкие ребята. — Амин представила мощного, мускулистого, как горилла, Гуннарсона, здоровяка из оперативной группы Чуры, за которым она давно наблюдала, но тут же отогнала видение и закончила: — Не понимаю, как я могла за тобой пойти.

— Я нравлюсь женщинам.

— Одиноким женщинам из бара?

— В барах часто начинаются интересные приключения. — Он поднял чашку, улыбнулся: — Салют.

И сделал еще один глоток горячего чая.

Карифа криво усмехнулась.

И мысленно согласилась с Джа: он действительно производил впечатление, а она и в самом деле была одинокой женщиной из бара. Но вчера Амин не искала приключений, сидела в самом конце стойки, стараясь не привлекать к себе внимания, и мысленно прощалась с Захаром. Выпила стопку водки — Захар как-то обмолвился, чтобы его не провожали ни вином, ни пивом, ни виски, грубо отшила пару ищущих развлечения мужиков, но тоска скрутила так, что захотелось выть. Погибший друг стоял перед глазами, как живой, даже слезы не застилали его образ, поэтому пришлось выпить на две рюмки больше, чем Амин определила на вечер, а выпив, она огляделась в поисках спутника. Она никогда не стеснялась чувств и желаний, если считала нужным — прямо говорила понравившемуся парню, чего хочет, однако тем вечером сделать первый ход не успела: Джехути уселся на соседний табурет, полностью перекрыв Карифе обзор, завел разговор мягким голосом, очень приятным голосом, пару раз удачно пошутил, сказал что-то ободряющее, затем последовали комплименты, какие-то теплые слова, и Карифа сама не поняла, как оказалась на улице, где их поджидало роботакси.

Он показался близким…

Поездка удалась во всех смыслах, но чересчур свободное поведение случайного любовника и то, что он дважды заставлял ее теряться, слегка разозлили женщину.

— Хочешь, скажу, кто я?

— Ты сопровождаешь грузы, — припомнил Джа, вновь поднося к губам чашку. — И не любишь чай.

— Сказать, для какой организации я сопровождаю грузы?

— Нет.

— Почему?

— Разве это важно?

— Вдруг ты испугаешься?

— Ты хочешь меня испугать? — удивился Джехути.

Карифа осеклась. Он сделал еще один глоток чая и мягко улыбнулся. То ли голубые, то ли серо-стальные глаза лучились искренней доброжелательностью. Амин почувствовала нарастающее раздражение от того, что хотела прогнать любовника, и хотела, чтобы он остался, и никак не могла понять, чего ей хочется больше.

— Кто ты? — на этот раз в ее голосе появились грубые нотки, но какие-то беспомощные.

— Один из тех парней, которые ходят вокруг, — объяснил бородатый.

— Где работаешь?

— Ничего постоянного.

— Бандит?

— Стараюсь не переходить черту.

— Получается?

— Иногда черту приходится сдвигать.

И Карифа вдруг подумала, что Джехути абсолютно не походит на тех парней, «которые ходят вокруг», отличается от них резко, как эсминец от ялика. «Обычные» парни старались произвести на Амин впечатление, другие приходили только для того, чтобы получить удовольствие, все они много говорили о себе, хвастались высоким положением, как правило выдуманным, и рассказывали о подвигах — исключительно выдуманных. Джа тоже много говорил, но в основном шутил или расспрашивал Карифу, а о себе помалкивал, до сих пор оставаясь случайным парнем из бара.

— Хочешь еще вина? — спросил он, заметив, что бокал молодой женщины почти опустел.

— Нет.

— Ты ведь меня не выгоняешь?

— Тебе некуда идти?

— Не хочу уходить.

— Почему?

— Ты мне понравилась, — ответил бородатый, ставя чашку в раковину. — С удовольствием зависну у тебя на пару дней.

— Я рано встаю, — брякнула Карифа.

— Почему?

— Служу в GS.

— А.

Он даже не сделал вид, что удивлен, и Амин прищурилась:

— Ты знал?

— Догадался, — не стал скрывать бородатый, все-таки берясь за бутылку с вином.

— Догадался, что куртка не простая, а тактическая?

— Не только.

— А как?

— Вы ведете себя не как все, — размеренно ответил Джа, наполняя бокал.

И вновь поставил женщину в тупик.

— Объясни, — потребовала Карифа. — Не понимаю.

Он вернул бутылку на рабочий стол, скрестил на груди руки и улыбнулся со своим обычным дружелюбием.

— Ты служила в армии?

— Да.

— Бывала в оккупационных зонах?

— Две командировки в Иран.

— Помнишь, как ведут себя солдаты на чужой земле? — Карифа нахмурилась, догадавшись, куда клонит любовник, хотела даже его прервать, но Джа продолжил прежде, чем женщина произнесла хоть слово: — Солдаты всегда настороже, всегда внимательны. Никому не верят и готовы применить оружие в любой момент. В оккупационных зонах военные не чувствуют поддержки людей, и это прекрасно видно со стороны.

Джа говорил правду, однако говорил ее применительно к другим обстоятельствам, и прозвучала его правда чересчур жестко.

— Хочешь сказать, что мы ведем себя так же, как солдаты в оккупационных зонах? — выдохнула Амин.

— Абсолютно, — спокойно подтвердил Джа.

— Ты меня оскорбил?

— Ты спросила — я ответил.

Да, все так: он просто поделился наблюдением, и не его вина, что ей не понравилось сравнение. Карифа никогда не задумывалась над тем, как воспринимают офицеров GS люди с улицы, понимала, что особой любви не испытывают, но относилась к этому философски, поскольку блюстители закона во все времена не вызывали у граждан теплых чувств. Но сравнение Джа женщину покоробило.

— У нас тяжелая работа.

Он мог бы заткнуться, кивнуть и согласиться, но не стал. Продолжил бить ее по больному месту:

— Полицейские ведут себя иначе.

— Бандитские MS? — скривилась Амин.

— Даже они.

— Хочешь сказать, что GS — оккупанты?

— Я объяснил, как догадался, что ты — агент.

— Может, арестовать тебя?

— Если хочешь надеть на меня наручники, не обязательно делать это официально.

Вот так: взял и свел разговор к шутке. Точнее, попытался свести, потому что женщину бородатый задел серьезно, и она жаждала продолжить разговор.

— А ты служил?

— Да, — поколебавшись, ответил Джехути.

— Где?

— Ликвидировал «Фронт Уго Чавеса» в Венесуэле.

— Говорят, там было грязно, — попыталась поддеть его Карифа.

Но попытка не удалась.

— Нам давали хорошие наркотики, так что я почти не помню, что вытворял. — Снова шутка, и снова — не принятая.

— Правительство хорошо о тебе позаботилось.

— А ты никогда не глотала «забывайки»?

— Нет.

— Почему?

— Я не стыжусь того, что делала. И хорошо сплю по ночам.

— Сегодня я тебе этого не позволю.

Больше всего на свете Карифе хотелось натянуть smartverre, войти в сеть под служебным протоколом и проверить любовника по базе данных, но очки валялись в прихожей, там, где Джа их сорвал, и если она отправится за ними, он сразу поймет — для чего.

— Почему у тебя нет татуировок? — поинтересовалась Амин. — Они в моде.

— Принципиальный противник.

— Боишься иголок?

— Обещал маме не раскрашивать себя. Кстати, ты тоже чистая.

— Я удалила татуировки, когда поступила в GS.

— А где они у тебя были?

— Одна на левом плече, а другая — на бедре.

— Здесь? — он подошел ближе и кивнул на ее правую ногу.

— Да.

— Что было нарисовано?

— Дракон.

— Самец?

— Да, как ты.

Он понял намек и мягким, но уверенным движением развел Карифе бедра, но приблизиться не успел, потому что женщина поставила бокал и улыбнулась:

— Больше не хочу на столе.

— А где? — поинтересовался бородатый.

— В душе.

— А потом спать?

— Я рано встаю.

— Да, я помню.

Джехути подхватил Карифу на руки, отнес в душевую кабинку, включил воду и крепко прижался сзади, слившись с женщиной в единое целое, сделавшись настолько близким, что Карифа позабыла о раздражении, которое Джа у нее вызывал, и стремительно взлетела на вершину блаженства. И на этот раз она не представляла убивший Захара взрыв, а просто отдалась накатившим эмоциям, кричала и стонала, извивалась в руках опытного и ненасытного самца, позволяла ему делать все — потому что это «все» получилось восхитительным, и счастливо улыбнулась, когда очнулась на полу, тяжело дышащая, обнимающая ноги стоящего Джа.

И подумала, что бородатый действительно может «зависнуть на пару дней», тем более что она пока не собиралась уезжать из Нью-Йорка.

Выйдя из душа, Карифа нашла Джехути сидящим в кресле перед большим монитором с чашкой горячего чая в руках. При этом бородатый настолько увлекся новостями, что не заметил, или сделал вид, что не заметил, появления завернутой в полотенце женщины.

— Два пассажирских самолета, прибывших в JFK из Лондона, по-прежнему находятся в карантинной зоне, в которой развернут полевой лагерь WHO, — мрачным тоном сообщил диктор, зачитывая поступающий в smartverre текст. — Представители властей заявляют, что произошло массовое отравление, но детали случившегося не разглашают, ссылаясь на тайну следствия. Наблюдатели предполагают, что речь может идти о террористическом акте, и связывают тревогу в аэропортах с недавним инцидентом с круизным лайнером «Harmony of the Universe», который до сих пор не вошел в порт Майами…

— Привет, — негромко произнесла Карифа, которой надоело стоять в дверях и ждать, когда Джа обратит на нее внимание.

— Слышала о зараженных самолетах? — поинтересовался он, делая звук тише.

— Сейчас о них много говорят.

— Не хотел бы я заразиться.

— От нас это не зависит.

— А от кого?

Карифа пожала плечами.

— Видишь, сама не знаешь.

— Это чертова лотерея, — вздохнула Амин. — Люди, которые улетели из Лондона на два часа позже, сидят дома, в окружении детей и близких.

— А что случилось с теми, кто вытащил не тот билет?

— Не знаю, — ответила женщина. — Этим занимается другой отдел.

— Ах, да, ты ведь просто сопровождаешь грузы, — припомнил бородатый.

— Верно.

— Но если это террористический акт, то почему преступники молчат? Почему не выдвигают никаких требований? Почему не заявили о себе? — Джа выключил экран и перевел взгляд на Амин. — Или GS скрывает их требования?

— Зачем?

— Чтобы не вызвать панику, — объяснил бородатый. — Представь, что будет, если мир узнает, что террористы добрались до боевых отравляющих веществ.

— Они уже добирались, — напомнила Амин. — Помнишь отравление MRB «Dreyfuss Plaza»? Семьдесят пять тысяч погибших.

— Те события показывали в прямом эфире, — произнес Джехути. — Мы знали, что происходит, кто устроил террористический акт и для чего. И еще GS четко дала понять, что группировка «Mad Dogs» перестанет существовать.

— Она и перестала, — подтвердила агент. — Был сформирован специальный отряд «Dog Hunters», который перебил всех, кто был связан с «Mad».

— А теперь мы просто знаем, что власти отправляют на карантин круизные лайнеры и пассажирские самолеты, — тихо произнес бородатый. — Информации мало, поэтому пугает она сильнее.

— Ты не кажешься тупым работягой, — заметила женщина.

— Я таким и не представлялся.

— Верно… — Карифа села на подлокотник, и Джа сразу положил руку ей на бедро. — Ты ведь не просто так завел разговор, да? Надеешься узнать о происходящем из первых уст?

— Глупо было бы не воспользоваться случаем. Или не попытаться воспользоваться. — Джехути помолчал. — Вы гоняетесь за Орком?

— Откуда ты знаешь это имя? — вздрогнула Карифа.

— На улицах только о нем говорят, — спокойно ответил бородатый. — Правда, пока шепотом, но все уверены, что он явится.

— И что тогда будет? — не удержалась от вопроса женщина.

— Ничего, — вздохнул Джа, размеренно поглаживая бедра любовницы. — В буквальном смысле ничего: не станет мира, который мы знаем, так что нужно наслаждаться каждым мгновением.

— Наплевав на все?

— Именно.

И он уверенно полез под полотенце, четко давая понять, что собирается продолжить бурную ночь. Карифа не имела ничего против, но прежде, чем дать полотенцу соскользнуть на пол, спросила:

— Как думаешь, кто такой Орк?

— Тот, кто наелся этого мира по самое горло, — ответил Джа, целуя ее грудь.

— И ему не понравилось?

Бородатый остановился, поднял голову, улыбнулся и ответил:

— Его тошнит.

* * *

В тот день робот снова убил человека.

Публично. Не скрываясь. Можно сказать: убил обыденно, а все снова промолчали, стыдливо отвели взгляды от растерзанного тела. И привычно обозвали трагедию несчастным случаем.

Потому что в смерти этого человека никто не был виноват.

Вообще никто.

Вас это не приводит в неистовство? Меня — да.

Робот делал свою работу: управлял грузовым электромобилем, то есть вел его с разрешенной скоростью сорок миль в час по разрешенному маршруту. И размазал по асфальту выскочившего на дорогу ребенка — мальчишка разогнался на электроскейте и не успел затормозить или понадеялся проскочить. Или он вообще ничего не видел, поскольку скейты разгоняются до двадцати миль в час, и паренек даже не понял, что массивный бампер — это последнее, что он увидит в жизни.

В очень короткой жизни.

Совершив наезд, робот остановился, заблокировал память, чтобы до информации могли добраться лишь криминалисты, и вызвал представителей MS. Сам. Робот действовал в точном соответствии с правилами. И никак не реагировал на взгляды и возгласы собравшихся вокруг людей. Да и как он мог реагировать? Печально поморгать фарами? Извинительно помахать дворниками? Ведь робот и есть электромобиль, набор встроенных в его корпус плат и микросхем. И программ, определяющих алгоритм действий в различных ситуациях. Ситуация «несчастный случай» не требовала извиняться или выражать сочувствие, и грузовик равнодушно стоял, терпеливо дожидаясь полиции, а люди… Люди злились, кто-то даже кричал, но их было очень мало — и ненавидящих взглядов, и злых возгласов, и они казались вымученными. Настоящие эмоции проявляли только родственники ребенка — мать и старший брат, поддержка остальных быстро закончилась, и они стояли молча, угрюмые, придавленные, а не разъяренные трагедией, хотя еще совсем недавно подобные инциденты обязательно заканчивались нападениями и уничтожением провинившейся машины. Корпорации называли взрывы эмоций актами вандализма и, поскольку не собирались постоянно нести убытки, придумали эффективный способ борьбы с возмущением — многотысячные судебные иски. Которые быстро успокоили любителей отомстить.

Поэтому теперь люди просто стояли, бросая мрачные взгляды на машину, только что убившую одного из них, и следя за слаженной работой городских служб: полицейский дрон скачал запись из памяти грузовика, официально подтвердил смерть ребенка и отсутствие нарушений.

Несчастный случай.

Манипуляторы забросили тело в серый робофургон, и он же, перед тем как уехать, помыл асфальт, убрав следы крови. Кремация жертв несчастных случаев проводится за счет муниципального бюджета в согласованное время, оплаченная аренда зала — пятнадцать минут, стоимость урны включена, священник нужной конфессии — за отдельную плату.

Письмо такого содержания отправил в smartverre безутешной матери серый робофургон перед тем, как выехать на следующий вызов. За три минуты до этого продолжил свой маршрут робогрузовик. Полицейский дрон улетел первым.

Люди тоже разошлись.

Молча.

Еще несколько лет назад робомобили притормаживали или пытались уклониться от столкновения, однако статистика показала, что в восьмидесяти процентах инцидентов пешеход все равно погибает, но при этом повреждается или приходит в полную негодность дорогая техника, и корпорации изменили программу управления мобилями: уровень опасности, то есть расстояние до внезапно появившейся помехи, при котором робот начинал экстренное торможение, существенно снизили, и люди стали гибнуть чаще. Зато техника реже выходила из строя. Адвокаты первых погибших подали в суд, но все инстанции посчитали изменения правомерными, поскольку людям на проезжей части делать нечего.

Оказался на дороге — сам виноват.

Еще через год корпорации добились принятия правила обязательного возмещения убытков. Если оказавшийся на проезжей части прохожий случайно выживал, ему приходилось оплачивать транспортной корпорации и муниципалитету причиненный ущерб: стоимость поврежденного оборудования, работу полицейского дрона и убытки от простоя дороги. С этого года добавили пункт о наследуемом возмещении, и если робот убивал ребенка, его родители обязывались оплатить выправление и покраску бампера.

Таким стало «право робота»: что бы ни случилось — виноват человек.

Ведь машина действует по алгоритму. Машина не ошибается и не знает зла.

И люди, которые молчат, которые признают приоритет железа, заслуживают своей участи, потому что…

Из дневника Бенджамина «Орка» Орсона

* * *

Cape Town, Guguletu is a township

…они сдались.

Орк огляделся и повторил:

— Люди сдались.

Сдались под натиском агрессивного настоящего и отказались от будущего. Да и зачем современным людям будущее? Что они станут в нем делать? Хвастаться друг перед другом smartverre 1000-й модели? Показывать селфи со звездой сети? С нетерпением ждать выхода новейшего, «совершенно не вызывающего привыкания» наркотика, который сделает виртуальные игры еще более реальными? Но зачем? Вирт и без наркотиков привлекательнее реала, ведь в нем каждый способен заполучить то, чего ему не хватает: стать роботом или хозяином роботов, неутомимым любовником или великим воином, романтичным пиратом, рассекающим карибские волны на многопушечном галеоне, или императором Млечного Пути. Вирт сделает тебя кем угодно, а его отличие от реала прячется в сущей ерунде: в понимании себя живым. И именно это понимание владельцы вирта безжалостно выжигают наркотой, потому что каким бы подробным ни был цифровой мир, как бы глубоко ни погрузился в выдуманную вселенную игрок, рано или поздно его обязательно накроет «ощущение комикса» — знаменитая депрессия игроманов.

Потому что человек рожден для реала.

И только для него.

Но у реала свои законы, и если приглядеться, становится понятно, почему люди бегут в вирт: чудесный реальный мир без голода и болезней напоминает колесо, бегая по которому сходят с ума даже самые стойкие белки.

Колесо, на которое тупо наматывается свихнувшееся время.

Колесо, ставшее символом непрерывного потребления вечного настоящего: потребление ради потребления, насилие ради насилия, воспроизводство ради воспроизводства. Есть хлеб и зрелища, но отсутствует смысл. Есть люди, призванные следить за уровнем личного счастья, и есть методы его достижения. Есть люди, которые расскажут, что в счастье — смысл, и есть миллиарды улыбающихся лиц на улицах мегаполисов.

Дай системе funny или жди неприятностей.

В вечном настоящем достичь счастья оказалось очень просто: нужно его демонстрировать. Люди должны верить в то, что счастливы, и показывать это окружающим. Глядя на чужое счастье, окружающие верят, что им тоже обломился кусочек патентованного счастья, сытое пузо подтвердит, что беспокоиться не о чем, разрешенный наркотик прибавит оптимизма, и круг замкнется в колесо.

Не важно, счастлив ты на самом деле или нет, главное — ты веришь.

А если веришь, окружающий мир тебя полностью устраивает. Ты не пытаешься ничего изменить, а ищешь себя в нем. В застывшем времени. В колесе, которое никуда не едет. Ты — белка, которая променяла лес на funny.

Впрочем, некоторые части мира застыли очень, очень давно — сразу при появлении на свет, и никогда не менялись. Таким был пригород Кейптауна Гугулету: полный мусора, экскрементов, животных — и живых, и мертвых, валяющихся на обочинах и в мусорных кучах, и людей. Гугулету всегда был трущобой, всегда вонял и верил не в счастье, а в удачу. Он выглядел как помойная куча у врат преисподней, в которую иногда бросали бисер благотворительных подачек.

— Эй, белый, что ты привез?!

— Это новое?

— Это съедобное?

— Заплати, иначе не возьмем!

Всевозможные грузы жителям третьего мира привозили довольно часто, раздавали бесплатно, правда, только после запуска прямой трансляции: ведь главное в благотворительности — это фигура благотворителя, и режиссеры внимательно следили за тем, чтобы в кадр не попали полицейские броневики и боевые дроны, в обязательном порядке контролирующие безопасность происходящего. Благотворительность бесплатна, но без полицейских пулеметов местные с удовольствием забрали бы не только груз, но и грузовики. А так им оставалось лишь кричать:

— Эй, белый, это твой груз?

— Да, — кивнул вышедший из кабины грузовика Орк.

— Что там?

— Сейчас увидите.

— Зачем ты явился?

— Хочу помочь.

— Есть лишние кредиты?

— Я купил на них продовольствие.

— Лучше бы отдал наличкой, тупой белый.

— В следующий раз приезжай один и с деньгами!

— Мы любим богатых белых!

— И тупых!

— Тупых очень любим! И женщин!

— Ваши женщины тупые!

— Часто сюда приезжают.

— Ищут приключений.

Остановившиеся грузовики быстро обступили женщины, дети и старики, бывшие главными получателями помощи. Но они молча ждали начала раздачи, а вот «пантеры» — члены местной MS «Pantheras13», — продолжали «шутить».

— Лекарства у тебя есть?

— На хрен лекарства! Нам нужны наркотики!

— Разрешенные, конечно, мы ведь знаем, что другие ты не привезешь.

— Ты привез наркотики, белый?

— Да.

— Правда? — оживились бойцы.

— Они достанутся вам, — подмигнул «пантерам» Орк. — Но только если будет порядок.

— Не волнуйся, белый, мы знаем правила, — повеселели бандиты. — У тебя будет отличное видео для твоих белых друзей из большого мира.

— Значит, договорились.

К этому моменту все было готово: грузовики заняли положенные места, в кузове каждого стояли по два грузчика, а над площадью зависли оснащенные высококлассными камерами дроны. Один из них, повинуясь приказу невидимого режиссера, опустился ниже и взял крупным планом лицо Орка.

— Я нахожусь в Кейптауне, в одном из его несчастных пригородов — в Гугулету, жители которого не имеют доступа к нормальным условиям жизни, — произнес он заученный текст. — Здесь плохие дома, плохая канализация, перебои с электричеством и плохие дороги. Но жители Гугулету не сдаются, они живут, мечтая о лучшем будущем, и наш фонд «Счастливая Африка» постарается сделать их жизнь чуточку счастливее.

Орк выдержал короткую паузу, оглядел процесс раздачи бесплатных продуктов — все это время дрон терпеливо ждал продолжения, — после чего подозвал к себе ближайшего бойца «Pantheras».

— Хочешь заработать пару кредитов?

— Десятку!

— Хорошо, десятку, — покладисто согласился Орк.

— Что нужно сделать, белый?

— Выпить воду на камеру.

— Это я могу. — Боец взял протянутую Орком бутылочку, медленно отвинтил крышку и сделал два больших глотка. — Так нормально?

— Тебе понравилась вода?

— Прекрасная вода: чистая и холодная. — «Пантера» выдержал паузу и под хохот дружков закончил: — Но пиво было бы лучше.

— Пиво купишь сам. — Дрон улетел, и Орк выдал бойцу честно заработанные кредиты.

— А наши наркотики?

— Отдам после того, как закончим раздавать продукты.

— Много их у тебя?

— Продуктов?

— Наркотиков.

— Один фургон.

— Целый фургон?! — такой щедрости «пантеры» не ожидали.

— У меня есть планы, парни, и вам в них отводится серьезная роль, — немного непонятно для слушателей произнес Орк.

— Что за планы, белый?

— Расскажу в следующий раз.

— То есть ты оставишь нам фургон наркоты, а потом приедешь и о чем-нибудь попросишь?

— Я приеду еще с одним фургоном.

— Ого! У тебя большие планы, белый.

В ответ прозвучала «скромная» фраза:

— Я хочу, чтобы обо мне узнали во всем мире.

— Мы тебе поможем, белый, — захохотали бойцы.

— О тебе узнают.

— Как тебя зовут?

— Орк, — спокойно ответил Орк. — Называйте меня так.

— Дурацкое имя.

Однако задеть белого у «пантеры» не получилось. Орк коротко кивнул, показывая, что не удивлен услышанным, и усмехнулся:

— Зато никто не ошибается в произношении.

A2 archive burn-exaddict[11]

«Попробуйте лучшую в мире рыбу: северную форель. Нежная и ароматная, выловленная в бескрайних водах Атлантики, она покорит вас с первого кусочка. Насладитесь настоящим вкусом настоящей рыбы. Насладитесь изысканным мастерством нашего шеф-повара…»

Готовили в лучшем рыбном ресторане Лондона действительно отменно, однако назойливая реклама заставила остановившегося в дверях мужчину в классическом костюме отключить местное приложение и осмотреть зал вживую, без поступающих на стекла smartverre интерактивных подсказок. Свою цель — сидящего за дальним столиком китайца — мужчина заметил в тот самый миг, когда к нему обратился администратор. Улыбнулся в ответ, пробормотав: «Меня ждут», уверенно прошел через зал и без спроса уселся на стул.

— Добрый вечер.

— Я еще не закончил, — ровно произнес китаец. — Столик освободится минут через тридцать.

И положил в рот следующий кусочек рыбы.

И при этом даже не посмотрел на нахального гостя.

— Не люблю форель, — сообщил обладатель классического костюма.

— Что-то личное?

— Видел, как ее выращивают.

— Много путешествуете?

— Приходится.

— А вот я — домосед. — Китаец макнул в соус зеленую фасоль, помедлил, но продолжил есть. Он старался «держать лицо», и это ему удавалось.

— Странно, мне говорили другое, — обладатель классического костюма сделал вид, что удивлен.

Собеседники не повышали голос, вели себя, как старые друзья, и остальные посетители не обращали на них внимания.

— Позвольте полюбопытствовать: кто обо мне говорил? — осведомился китаец, прожевав фасоль.

— Наш общий друг.

— У него, наверное, есть имя?

— Манин.

Несколько секунд китаец молчал, дожевывая последний кусочек форели, затем отставил тарелку, дождался, когда ее заберет официант, и взялся за бокал с белым вином:

— Вы с ним действительно друзья?

— Меня зовут Алекс Аккерман, доктор Аккерман… поэтому — А2… и я…

— Зачем мне ваше имя?

— Так принято.

— Когда?

А2 медленно кивнул и с уважением посмотрел на собеседника. В первый раз — с уважением, до сих пор он держался с прохладной отстраненностью.

— Мне очень понравилось, как вы поставили вопрос: когда? Не «зачем», а «когда». В наше время представляться не обязательно, однако я ценю Слово, верю в его силу и знаю его силу. Имя — это Слово, и я хочу, чтобы вы знали мое имя.

— И вашу силу? — осведомился китаец, показав, что понял суть высказывания.

— В том числе.

Китаец поколебался, но все-таки протянул руку:

— Ли Хаожень.

— Очень приятно.

Они обменялись крепким, по-настоящему мужским рукопожатием. После которого Ли поинтересовался:

— Зачем вы явились ко мне, А2?

— Вы знаете зачем, — мягко ответил Аккерман.

— Вы боитесь произнести слово?

— Мне нужно оружие.

— Для себя?

— В том числе.

— Приобретите официально.

— Не хочу привлекать внимание к своей скромной персоне.

— Если персона скромная, ею никто не заинтересуется.

— Лучше не рисковать.

— Я — мушкетер, а не оружейник, — медленно ответил Ли. — Вы должны понимать разницу, А2.

— Я знаю, что вы — один из немногих архитекторов современного оружия, Хаожень. Ваши работы высоко оценивают профессионалы.

Китаец помолчал, бесстрастно глядя на Алекса поверх бокала, после чего произнес:

— Я не верю, что вы приехали лишь для того, чтобы обзавестись оружием.

— Я запланировал длинный разговор, — не стал отнекиваться Аккерман.

— Но вряд ли в ресторане, — продемонстрировал проницательность Ли.

— Я надеялся на приглашение.

— Что еще вам рассказывал Манин?

— Что искренность должна вас убедить.

— Когда-нибудь я его убью, — усмехнулся Хаожень. Но усмехнулся не зло: китаец принял случившееся и был готов провести неожиданную деловую встречу.

— Манин тоже просил передать вам привет, — поддержал шутку А2.

— Где вы с ним познакомились?

— В клинике Беспробудного Счастья.

Несколько секунд Ли пытался перевести название, а затем догадался:

— В институте Толерантности?

— Я примерно так и выразился.

— Лежали в их стационаре?

— Да.

— И вырвались? — изумился китаец.

— Откуда вы знаете?

Снова пауза, необходимая для осознания смысла услышанного, после чего Хаожень чуть склонил голову:

— Хорошее замечание: я понятия не имею, каким вы явились в институт.

Аккерману нравились манера Ли не спешить с ответами и то, что мушкетер без стеснения брал время на размышления. Причем столько времени, сколько требовалось.

— Хочу сказать, что я ушел из стационара примерно таким же, каким пришел, — улыбнулся А2. — Может, чуть более сумасшедшим.

— Это нормально.

— Манин говорил, что вы оцените.

— Люди склонны скрывать свое сумасшествие, — задумчиво произнес Хаожень. — Мне нравится, что вы не лицемер.

— Спасибо.

Китаец допил вино и поднялся:

— Я снимаю апартаменты неподалеку.

— Очень рад приглашению.

У дверей ресторана их дожидалось роботакси. С виду — самый обыкновенный, слегка потрепанный монообъемный «Форд», но, оказавшись внутри, А2 понял, что машина полностью переоборудована и принадлежит его спутнику.

— Я не веду дела в Лондоне… точнее, веду, чтобы не вызывать подозрений, но через другие города, — рассказал Хаожень, располагаясь в кресле. К приборной панели он не прикасался, но «Форд» отправился в путь сразу, едва Аккерман захлопнул дверцу, а значит, Ли управлял роботакси по сети. — В Лондоне моя истинная ипостась никому не известна, и я могу жить более-менее нормальной жизнью: посещаю театры, рестораны, парки… Но о безопасности не забываю. — Мушкетер обвел салон взглядом: — Стекла пуленепробиваемые, кузов бронирован, фактически мы с вами находимся в спасательной капсуле и можем продержаться в ней пару дней. Даже на дне Темзы.

— Весьма предусмотрительно.

— Спасибо.

Поездка заняла меньше двадцати минут. Где именно они оказались, А2 специально не отслеживал, но понял, что оказался в районе порта, где старые пакгаузы и новые ангары сплетались в причудливый лабиринт, в котором могла затеряться армия небольшой страны. Если, конечно, у нее хватит глупости приехать в Лондон.

Как именно выглядел дом китайца, А2 тоже не разглядел, понял лишь, что большой и старой постройки. Гараж располагался в левом крыле, и когда такси остановилось, Ли жестом предложил гостю выйти и продолжил рассказ:

— Лаборатория находится в подвале, а чтобы не возникло лишних проблем, я купил все строение и веду отсюда кое-какие коммерческие дела.

— У вас официальная фирма?

— Предоставляю складские услуги.

— Как справляетесь?

— Все полностью автоматизировано, так что вы видите перед собой и владельца, и единственного работника компании.

— Прекрасный новый мир.

— Верно… — Хаожень поколебался, но все-таки открыл ведущую в подвал дверь: — А2, вы — первый человек, которого я допускаю в лабораторию.

— Вы настолько одиноки?

— В одиночестве моя безопасность.

Таков выбор мушкетера: или таиться от всех, или рисковать оказаться в пожизненном рабстве.

Они спустились по лестнице, прошли через еще одну дверь, потребовавшую DNA хозяина, и оказались в просторном сводчатом подвале, занятом высококлассной электроникой: бесчисленными мониторами, системными и серверными блоками, шкафами с накопителями информации, сканерами и целой шеренгой разнообразных 3D‐принтеров. На стенах чередовались чертежи и сделанные от руки наброски, висели полки со старинными книгами, а между ними высились стеклянные шкафы с образцами оружия.

— Здесь я живу, — просто сказал Хаожень, испытывая восторг и гордость хозяина, демонстрирующего гостю свой замок. — Здесь находится то, что меня увлекает и придает смысл моей жизни.

— Потрясающая коллекция, — с чувством произнес А2, подходя к ближайшему шкафу.

— Каждое оружие уникально, у каждого есть своя неповторимая особенность.

— И все оно разработано вами? — уточнил Аккерман, внимательно разглядывая висящие в шкафу револьверы: от малюсеньких, способных затеряться в дамской сумочке, до мощных штурмовых, из которых можно с одного выстрела завалить слона.

— Да.

— Вы — большой мастер, Хаожень.

Китаец с достоинством кивнул.

— Мушкетеры редко разрабатывают оружие, обычно мы либо воруем чертежи у корпораций, либо… — он выдержал короткую паузу и тихонько рассмеялся. — Либо мы воруем чертежи у корпораций. Да и заказчики, прямо скажем, новизны не ищут, им требуются знакомые изделия, те, которые они используют с детства. Главное умение мушкетера — взлом принтера, а создание собственного оружия — это редкое хобби.

— Манин сказал, в нем вы достигли совершенства, — обронил А2. — Вижу, он не ошибся.

— Пока вы ничего не видите, — не поддался на лесть китаец. — Вы правша?

— Амбидекстр.

— Тоже редкость.

— Знаю.

— Предпочтение для стрельбы?

— Правая.

— Покажите руку.

Ли внимательно оглядел кисть гостя, после чего открыл дверцу шкафа и протянул Аккерману небольшой, очень аккуратный и очень элегантный пистолет калибра 0,38.

— Пожалуйста, попробуйте.

— Я надеялся, вы предложите нечто более мощное, — протянул Алекс, неуверенно глядя на симпатичный, но не опасный на вид пистолет.

— При необходимости подберем мощный патрон — это изделие позволяет использовать довольно широкий спектр боеприпасов, но я не уверен, что он вам понадобится.

— Посмотрим.

А2 взял оружие…

— Стоп, стоп, стоп… — Ли задержал руку гостя и отвел ствол в сторону. — Пожалуйста, не кладите указательный палец на спусковой крючок. И не направляйте оружие на меня.

— Пистолет заряжен? — удивился Алекс.

— В моем доме все оружие заряжено, — серьезно ответил китаец.

— Почему?

— Потому что иначе в нем нет смысла.

Оспорить это утверждение было трудно. Аккерман кивнул, извиняясь и принимая замечание мушкетера, после чего взвесил пистолет в руке и улыбнулся:

— Вес правильный.

— Очень хорошо.

— Но лежит не очень удобно.

— Ах вот как… — Китаец забрал у А2 оружие, вернул его в шкаф, постоял в раздумьях, после чего протянул гостю другой пистолет. — Проверьте удобство этой рукоятки. Только удобство, не обращайте внимания на вес.

— Рукоятка прекрасна, — через секунду ответил Алекс. — Это буйволиная кожа?

— Носорожья.

— Настоящая?

— Убедитесь, когда услышите цену.

Пистолет не просто лег в руку, а мягко в нее вцепился, однако вес и неудачная для Алекса балансировка не позволяли сказать, что оружие стало продолжением руки.

— Размер мой, — оценил рукоятку Аккерман.

— Тогда мерку снимать не будем.

Ли вернул оружие в шкаф, уселся за ближайший компьютер и запустил конструкторскую программу, судя по отсутствию корпоративных лейблов — взломанную и переделанную под себя. На мониторе появились чертежи обоих пистолетов, и А2 подошел ближе, внимательно наблюдая за действиями китайца.

— Изделия унифицированы, — коротко объяснил Хаожень. — Я внесу в рабочую документацию минимум изменений, и вскоре вы получите оружие.

Примерно через тридцать секунд он надавил на кнопку «Ввод», и тихо загудел один из больших принтеров.

— Час времени. — Китаец закрыл программу и предложил: — Вино?

— В последнее время я предпочитаю виски, — ответил Аккерман.

— Со льдом?

— Нет.

Ли отошел к бару и вернулся со стаканом для гостя и бокалом красного для себя.

— Ваше здоровье.

— Ваше. — А2 сделал маленький глоток. — Отличный виски. И настоящий, насколько я могу судить.

— Я его не пью, но держу для ценителей.

— Прекрасно. — Алекс повторил глоток, улыбнулся, наслаждаясь послевкусием, и неожиданно спросил: — Вы любите оружие?

Очень неожиданный вопрос, учитывая род занятий Ли.

— Да, — кивнул китаец. И позволил себе шутку: — Несмотря на профессию.

Но Аккерман, оказывается, был серьезен.

— Почему вы его любите?

— А вы не любите? — перешел в контратаку мушкетер.

— Меня учили с ним обращаться.

— Но вы его не любите.

— Оно грубое.

— Изящное, — не согласился Хаожень.

— Разве?

— Оружие, как правило, красиво: посмотрите на холодное оружие и лучшие образцы огнестрельного — они прекрасны, как картины старых мастеров. И так же в природе: самые опасные хищники, как правило, весьма красивы и грациозны. — Китаец пригубил вина. — Я добавляю в мир немного красоты.

— И смерти.

— Смерти достаточно и без меня.

— Согласен. — А2 сделал еще один глоток виски. — Но я имел в виду не внешнее проявление. Оружие грубое внутри, своей сутью.

— У оружия нет души, — тут же парировал китаец.

— Что вы имеете в виду?

— Смерть несет владелец оружия, а само оно лишь инструмент. И если вам кажется, что оружие — грубое, то речь идет не о нем, а о том, кто держит его в руке.

— Я часто слышал эти слова, — кивнул А2.

— Но не верите в них?

— Оружие изначально предназначено для убийства.

— Отберите у людей оружие, и в ход пойдут кухонные ножи и бейсбольные биты.

— Хотите сказать, что людям нужно убивать себе подобных?

— Увы. — Мушкетер помолчал, повертел в руке бокал, но пить не стал. Похоже, разговор его увлек. — Когда появились 3D принтеры, все решили, что корпорации сошли с ума, что люди немедленно примутся изготавливать оружие и перестреляют друг друга к чертовой матери. Сначала так и было. Много шума наделал какой-то парень, имя которого история не сохранила, он первым выложил в сеть программу производства пистолета. Настоящего, из которого можно стрелять, а главное — убивать. Начались юридические тяжбы, программу пытались запретить, ее распространяли подпольно, из детского желания выступить против системы, но в конце концов идея свободного распространения информации победила и схема стала общедоступной.

— Вы говорите об этом с иронией, — заметил Аккерман.

— Разве наступил хаос? — поднял брови Хаожень.

— То есть людям не так уж и нужно убивать друг друга?

— Нет, не поэтому. — Ли вновь помолчал, оглядел подвал и продолжил: — Дело в том, что старые принтеры были намного хуже нынешних класса «D» — это барахло, способное изготавливать лишь бусы для дикарей. Из оружия на них можно слепить лишь громоздкие одноразовые пукалки, которые не фиксировались системами безопасности того времени, но это не имело значения, потому что спрятать столь огромное изделие не было никакой возможности. Идиоты, которые распечатали себе те пистолеты и попытались их использовать, быстро оказались в тюрьмах.

— Но потом все изменилось, — припомнил Алекс, наслаждаясь вкусом прекрасного виски.

— Появились другие принтеры: высокотехнологичные, работающие с необычайной скоростью и точностью, и при этом компактные. Все решили, что наконец-то корпорации допустили роковую ошибку, но вновь не угадали.

— Почему?

— Потому что время изменилось, — объяснил мушкетер. — Возможность создавать вещи они дали только после того, как убедились, что уровень образования не позволяет подавляющему большинству людей в полной мере воспользоваться этим действительно щедрым подарком. Шаг за шагом, год за годом нас отучали думать, отнимали знания, подменяя конструкторские работы составлением новых домиков из готовых кубиков — из шаблонов. Шаблоны появились везде и в том числе — в программировании. Люди охотно использовали их, продолжая называть себя программистами, но в действительности все дальше и дальше отходили от профессии. Зачем напрягаться, если есть готовое решение? Зачем придумывать, если можно скачать нужную документацию из официальной базы данных? А в официальной базе данных оружия нет.

— В сети есть, — буркнул Алекс.

— Проблема в том, что современные высококлассные принтеры работают только через «облако» производителя. — Китаец вновь глотнул вина.

— Значит, нужно взломать принтер, — понял А2.

— Добро пожаловать к мушкетерам.

— Как это происходит?

Аккерман в самом деле хотел знать нюансы работы самых знаменитых хакеров современности, и в его голосе появилось искренняя заинтересованность.

— Современные 3D принтеры не работают без подключения к сети, фактически их запуск осуществляет не владелец, а корпорация, и только убедившись, что принтер будет печатать разрешенный предмет, — рассказал Ли, подводя гостя к работающему устройству. — Хозяину остается лишь насыпать в бункер нужный тонер.

— Ловко, — оценил Алекс. — Как же вы решаете проблему?

— Мне присылают подробную информацию о принтере: марка, модель, серийный номер. Я удаленно подключаюсь к нему и заставляю принять во внутреннюю схему дополнительный компонент: слот для карты памяти. Появляется новый алгоритм: печать из чипа. Причем когда принтер работает из чипа, он не посылает сигнал в корпорацию.

— А на чип можно записать что угодно.

— Именно.

— Звучит просто.

— Проблема в том, чтобы прописать в принтере новую схему и скрыть ее от сетевых роботов. А это, поверьте, непросто.

— Верю, — кивнул А2. — Но что дальше? Вы взламываете принтер и на этом ваша роль заканчивается?

— Будь так, я бы не зарабатывал столь безобразно много, — рассмеялся китаец. — Слот настроен только на мои карты памяти, любой другой чип изменит настройки, и принтер доверчиво расскажет ближайшему сетевому роботу о том, что его взломали. Так что клиенты платят мне сначала за взлом принтера, а затем — за каждый чип, на который я записываю готовые решения: тысяча пистолетов, десять тысяч винтовок… Ну и так далее.

В данном случае классическая схема капитализма забавно трансформировалась: бандиты сначала покупали удочку, а затем нанимали рыбака, который умеет с ней обращаться.

— Теперь я понимаю, почему синдикаты так жаждут заполучить в рабство мушкетера, — усмехнулся А2.

— Хотят удешевить производство.

— Как вы пришли в этот бизнес? — резко спросил Аккерман.

— Зачем вам знать? — молниеносно «закрылся» Ли.

— Хочу вас понять.

— Зачем?

— Я говорил: у меня есть планы. Но я делюсь ими только с теми, в ком уверен.

— С чего вы взяли, что мне будет интересен ваш план?

— Потому что я могу дать вам то, чего у вас нет, — жестко ответил А2. — И дать это могу только я.

— О чем вы говорите?

— О будущем.

— Почему вы решили, что у меня нет будущего? — пробормотал окончательно сбитый с толку Ли.

В ответ Аккерман поставил недопитый стакан виски на ближайший стол, скрестил на груди руки и произнес:

— Сейчас я расскажу, как все будет.

А принтер пискнул, сообщив, что до окончания печати осталась четверть часа.

* * *

Paris, Boulevard Barbegraves

— Скажите, что будет дальше? — услышал Хаожень робкий голос и раскрыл глаза.

Попытался раскрыть глаза, потому что это оказалось не таким уж простым делом: тяжелые веки категорически отказывались подниматься, пришлось даже их потереть. А заодно и виски, разгоняя скопившуюся боль. Другими словами, Ли приходил в себя минуты три, не меньше, а когда наконец огляделся, то увидел, что робкий голос принадлежит кругленькому мужчине лет пятидесяти в рваном, но очевидно дорогом пиджаке, рубашке навыпуск, брюках и почему-то босиком. Мужчина сидел на грязном полу, рядом с китайцем, а прямо над ними тускло светил свисающий с потолка светодиод. Остальное помещение терялось в кромешной тьме.

— Вы знаете, что будет дальше? — с надеждой повторил мужчина.

«Токсин! — вспомнил Хаожень. — Они смазали золото токсином, а я, идиот, не надел перчатки. Отключился. Они остановили машину, вскрыли ее — благо внутри находился предатель Абдулла, и теперь я там, где ни в коем случае не должен был оказываться».

В рабстве.

Из рабства нужно освобождаться, об этом еще Авраам Линкольн говорил, но прежде чем действовать, нужно определить, кто оказался столь ловок, что сумел захватить предельно осторожного мушкетера.

«Не такого уж осторожного, раз угодил в примитивную ловушку! — обругал себя Хаожень. Но тут же успокоил: — Заболтался, с кем не бывает».

Ли вновь повернулся к собеседнику и поинтересовался:

— Где я?

— Там же, где и я, — уныло отозвался мужчина. И всхлипнул. Кем-кем, а воином он точно не был. — Мы тут вместе. В подвале.

— Мне это о многом сказало, — съязвил Хаожень, ощупывая карманы и убеждаясь, что лишился не только smartverre, который похитители сняли в первую очередь, но и всех спрятанных в одежде устройств. — Очнувшись, я слышал странные звуки…

— Я плакал, — не стал скрывать толстяк.

— У вас что-то случилось? — поинтересовался Ли.

Вопрос вызвал короткую оторопь, после чего мужчина осведомился:

— А как вы думаете?

— Мы с вами в одинаковом положении, но я не плачу, — заметил китаец.

— Может, до вас еще не дошел весь ужас происходящего?

— Вполне дошел.

— Или вы до сих пор в шоке?

Хаожень помолчал, вновь проверил карманы, которые вновь оказались пустыми, и осведомился:

— В первый раз?

— Нет, — вздохнул толстый. — Меня уже похищали, но это было семь лет назад и выглядело совсем иначе. Они заперли меня в подвале на час, затем пришел аль-Хаким, мы обговорили размер налога, и с тех пор меня не трогали.

— Тогда почему вы беспокоитесь? — удивился Ли. — Семь лет — большой срок. Видимо ваши деловые партнеры решили, что настало время увеличить налог, и готовят новый пакет деловых предложений. Вы их примете и поедете домой.

— К сожалению, все не так, — вздохнул толстяк. — Они уже озвучили требования: золото. Причем столько, сколько у меня нет.

— Большая сумма?

— Нереально огромная. Чтобы собрать половину, мне придется продать все, включая бизнес.

— Отдайте им бизнес.

— Они требуют золото.

— Я догадываюсь почему, — поразмыслив, произнес Ли.

— Из-за Орка, — уныло подтвердил бедолага. — Все его ждут, и все боятся. — Он выдержал паузу. — Все боятся будущего.

Настоящее слишком долго было неизменным, к нему привыкли, нашли себе место и даже стали получать удовольствие. Мир казался незыблемым, поскольку достиг предела развития и прочно обосновался в расслабляющем комфорте. Стабильность стала не достижением, а фактором, одной из характеристик мира, и когда появилась угроза, еще призрачная, даже не обретшая плоть, — началась паника. Поскольку все поверили, что неистовый Орк сокрушит безмозглое настоящее.

Мир задрожал, потому что в него никто не верил.

А значит, он был обречен.

— Я отдал все сбережения, но им мало. Если я не найду золото до вечера, они займутся моей семьей.

— О ком мы говорим? — Ли вдруг понял, что до сих пор не выяснил столь важную подробность. — Кто меня взял?

— Вы не знаете? — удивился толстяк.

— Понятия не имею.

— Мы у MS «Gladiators».

— Хорошо, что не у берберов.

— Чем хорошо?

— «Гладиаторы» — продвинутая банда…

— Частная полицейская служба, — поправил его сокамерник. — Уважаемому аль-Хакиму не нравится, когда его организацию называют бандой.

— «Гладиаторы» — продвинутая банда, — после паузы повторил Хаожень, тоном показав, что плевать хотел на чувства полицейских боевиков. — Насколько я знаю, их штаб-квартира на бульваре Барбес… Мы находимся в ней?

— Да.

— Отлично, их штаб-квартира хорошо оснащена.

— Вы разбираетесь в электронной защите? — поинтересовался толстяк.

— Я — мушкетер, — с достоинством ответил Хаожень. — Я разбираюсь в электронике и сделаю все, чтобы выбраться, потому что иначе меня ждет пожизненное рабство.

Несколько секунд толстяк молчал, после чего с надеждой поинтересовался:

— Вы собираетесь бежать?

— Я постараюсь, — уточнил китаец. — Составите компанию?

— У меня тоже нет выбора.

— Прекрасно, тогда запоминайте: вы должны слушать меня и не мешать. Справитесь?

— Я постараюсь.

— Значит, у нас есть шанс. — Ли закрыл глаза и вновь потер виски: боль уходила не так быстро, как хотелось.

— Но как мы выберемся? — не сдержался толстяк. — Здесь отличная система охраны!

— Ключевое слово: «система», — усмехнулся Ли, не открывая глаз. — Если есть система, значит, ее можно взломать.

— Чем? У вас не забрали smartverre?

— Забрали, — кивнул Хаожень.

— Тогда как вы собираетесь ломать защиту? С помощью чего?

— Нужно поработать головой, — ответил мушкетер и тихонько рассмеялся понятной лишь ему шутке. — Главную ошибку «гладиаторы» уже допустили: я внутри. Осталось лишь придумать, как этим правильно воспользоваться.

— Я ничего не понимаю, — вздохнул толстяк.

— Вам не нужно, — холодно сказал мушкетер. — Но вы должны пообещать никому не рассказывать о том, что увидите.

— А что я увижу?

— Поймете, когда увидите.

— Вы сумеете войти в их сеть?

— Я уже в их сети, — после паузы, поскольку был занят, ответил Хаожень.

— Но каким образом? — растерялся толстяк.

— Я волшебник.

— Но…

— Не мешайте.

На самом деле не волшебник, а подопытная крыса.

Ли никогда не демонстрировал свои способности при свидетелях, но сейчас выбора у него не оставалось: освобождаться нужно как можно быстрее, пока цел, поскольку предыдущему пойманному мушкетеру «гладиаторы» в целях предосторожности отпилили ноги. Воспоминания об этом немного мешали, вызывая понятный трепет, но одновременно укрепляли решимость в достижении цели. Ли закрыл глаза, глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться, и запустил «внутренний контур» — так Хаожень называл вживленную в голову электронную часть себя, — и перед его закрытыми глазами появилась виртуальная симуляция рабочего места: с клавиатурой, «мышкой» и несколькими мониторами.

Работа началась.

— Почему вы молчите? — дрожащим голосом спросил толстяк, изумленно наблюдая за тем, как мушкетер шевелит руками: то «двигая „мышь“, то „печатая на клавиатуре“».

— Я в их сети, — коротко ответил Хаожень.

— Но как?

— Вы верите в сказки?

— Нет.

— Напрасно.

Занимаясь основными делами, Ли не забыл о безопасности и просканировал сокамерника: если верить метке genID, им оказался Соломон Хашими, владелец кальянной и двух магазинов ковров, сорок девять лет, трое детей… Впрочем, детали не важны, ничего не важно кроме того, что Соломон не представляет угрозы.

А вот два боевика в конце коридора — представляют. Они не использовали genID, но по закону сотрудникам MS в обязательном порядке вживлялся идентификационный чип, дающий право на официальное ношение оружия, по этим меткам Ли их и отследил.

— Двери камер, включая нашу, не оснащены электронными замками, нужно, чтобы ее открыли.

— А дальше?

— Дальше будет проще, — рассеянно отозвался Хаожень, путешествуя по внутренней сети «гладиаторов». — Где же у них арсенал?

— Вы военный? — тихо спросил Соломон.

— Бывший, — поразмыслив, соврал мушкетер.

В действительности он числился не военным, а собственностью военных — сразу после того, как его, умирающего от голода, подобрали в порту Сан-Франциско и отправили в лабораторию. Операция прошла успешно, «внутренний контур» работал, однако оказался неудобен для широкого применения, особенно в бою, и проект был закрыт. Подопытную крысу должны были утилизировать, но Ли повезло…

— То есть «гладиаторы» напрасно с вами связались?

— Совершенно верно.

Хаожень наконец-то добрался до арсенала, улыбнулся, увидев вооруженные дроны, и активизировал все подходящие для действий внутри здания. С развитием MRB перестрелки в коридорах и помещениях стали основной головной болью полиции, и по их запросу ученые разработали компактные летательные аппараты, оснащенные короткоствольным автоматом с приличным боезапасом. Именно они, по замыслу мушкетера, должны были проложить ему путь к свободе.

— Время пошло!

— Что вы имеете в виду? — у Хашими вновь задрожал голос.

Двери в арсенал открывались автоматически, поэтому дроны без помех вылетели на свободу и с тихим жужжанием направились в подвал.

— Сейчас начнется небольшая война, — сообщил Хаожень, руки которого продолжали «танцевать» в воздухе, а глаза по-прежнему были закрыты.

— Вы будете их убивать?

— Не совсем я…

Вторгшись в сеть «гладиаторов», Ли заблокировал центральный компьютер, но знал, что примерно через минуту робот заметит, что хозяев отсекли от управления штаб-квартирой, и поднимет тревогу. И за эту минуту нужно успеть очень много.

— Зови охрану, — сейчас было не до церемоний, и Хаожень позволил себе перейти на «ты».

— Что? — растерялся Соломон.

— Постучи в дверь и скажи, что я умираю. Быстро!

— Да, да, конечно… — Толстяк поднялся и нервно постучал в дверь: — Эй, кто-нибудь!

Но восклицание прозвучало настолько слабо и нелепо, что вызвало у мушкетера приступ ярости.

— Громче!

— Как?

— От этого зависит твоя жизнь, идиот! И жизнь твоих детей!

— Откройте! — завопил Соломон, долбя в дверь и ногами, и руками. — Он умирает! Откройте! Скорее!

В коридоре послышались шаги, и подошедший «гладиатор» осведомился:

— Что?

— Он умирает, — сообщил толстяк. Упоминание детей придало ему сил и уверенности.

— Кто?

— Китаец!

— Черт! — аль-Хаким четко дал понять, что за мушкетера охранники отвечают головой, и боец не раздумывая распахнул дверь: — Что с ним?

— Умирает, — промямлил Соломон, не зная, что сказать еще.

Но охранник все равно не услышал ответ: влетевший в коридор дрон дал короткую очередь, разнеся ему голову, как перезрелую тыкву, и стремительно последовал на поиск второго сторожа. Соломон, на которого брызнула кровь, завизжал. И тут дом вздрогнул: взорвалась хранившаяся в арсенале взрывчатка, одновременно ударили расставленные по периметру пулеметы, которые Ли перенаправил на внутренний двор и окна штаб-квартиры, а дрон расстрелял второго охранника, открыв беглецам дорогу из подвала.

— Пора!

Хаожень бросился к дверям, но увидев, что Соломон наклоняется за автоматом сторожа, дернул толстяка за плечо:

— Не надо!

И вытолкнул спутника в коридор.

— Почему?

— Обойдемся.

— Ты мне не доверяешь? — догадался Хашими, торопливо семеня за мушкетером.

— Не доверяю, — не стал скрывать тот.

— Но здесь полно бандитов!

— Не волнуйся о них.

Соломон посмотрел на жужжащие вокруг дроны — два летели впереди Ли, два замыкали процессию, — и мысленно согласился с тем, что роботы дадут отпор гораздо лучше него. Но не смог удержаться от еще одного вопроса:

— Почему у тебя закрыты глаза?

— От страха, — коротко ответил Ли.

Не мог же он ответить, что на виртуальном экране он видел их путь и ярче, и четче, чем «вживую».

Дом снова вздрогнул: в арсенале продолжали рваться боеприпасы. Автоматические пулеметы перешли на короткие очереди — Хаожень начал экономить патроны, — но по-прежнему не выпускали запертых «гладиаторов» во двор. А тех, кто появлялся на пути беглецов, безжалостно расстреливали дроны. По всему выходило, что главарь «Gladiators», почтенный аль-Хаким, надолго запомнит неудачную попытку захватить в рабство мушкетера.

Ли и Хашими выбрались из подвала и выпрыгнули в окно первого этажа, оказавшись в тихом и пустом переулке: после того как в штаб-квартире MS началась стрельба, местные сочли за благо спрятаться.

— Что теперь? — спросил толстяк, когда они с Хаоженем дошли до соседней улицы.

— Уезжай, — велел мушкетер. — Сейчас гладиаторы заняты, так что не теряй времени: хватай семью и беги. Сам видишь: все летит в тартарары.

— В том-то и дело, — печально выдохнул Соломон. — Куда бежать, если рушится мир?

И вздохнул. Но на этот вопрос Ли отвечать не собирался.

* * *

Информация — это второй по значимости продукт Всемирной паутины после порнографии. Информация быстрая и надежная, информация обо всем и во всех подробностях, информация от экспертов, специальных корреспондентов и случайных свидетелей. Любое решение мгновенно доносится до всех. Любое происшествие молниеносно превращается в видео и сливается в общественное пользование, обрастает комментариями и мемами. Любое событие оказывается на виду и может быть рассмотрено посекундно, любой кадр — вырезан и проверен, задний план проанализирован, а при необходимости — подменен. Личное пространство сузилось до размеров твоего воображения, личной жизни нет: ты можешь напиться, погавкать на собаку соседа, а на следующий день проснуться «забавной знаменитостью», над которой потешается вся сеть.

Мир оцифрован и смотрит на тебя миллионами объективов.

От мира не спрятаться.

Мир препарирует одних своих обитателей руками других.

И больше не кажется, что люди хоть что-то дарят миру добровольно: мир отнимает все, что ему понравится, продавая взамен умение жить в реальности, которую считает очевидной.

Жить до тех пор, пока не будешь препарирован.

Цифровая Вселенная переполнена информационными потоками крупных медиакорпораций и тысячами независимых каналов, самым известным из которых по праву считался «LeikaLook» — проект евангелиста «Informational Anarchy»[12] Фрэнка Лейки, объявленного в розыск в семнадцати странах, но продолжающего ежедневно выходить в сеть.

— Приветствую, мои любознательные, и приглашаю в Париж, где проходит репетиция Третьей мировой войны, в той ее части, когда ракеты уже прилетели, планету тряхнуло, и вооруженные до зубов отморозки бросились делить сохранившиеся ценности. Зрелище, прямо скажу, не для слабонервных, и то, что я вижу на видео из города влюбленных, напоминает классические уличные бои в каком-нибудь Бейруте, если вы еще помните это название…

Фрэнк никогда не показывался в кадре, никогда не использовал в репортажах чужое видео, но владел колоссальным парком дронов самого разного размера, а бесчисленные фанаты и помощники помогали им проникать через любые преграды и выкладывать в сеть самую горячую информацию о политиках, политике, бизнесменах и бизнесе. Лейка стал автором подавляющего большинства скандалов последних пятнадцати лет, за что и получил заочные приговоры в семнадцати странах. В остальных его мечтали придушить или пристрелить, не тратя времени на судебный процесс.

Однако сейчас «LeikaLook» вел прямую трансляцию из Парижа, сосредоточившись на пересечении бульвара Маджента с улицей Мобеж, где вооруженные гранатометами «блюзмены» штурмовали баррикады «гладиаторов». Казалось, что кумулятивные снаряды давно должны были снести нехитрые укрепления, наспех сложенные из перевернутых фургонов и легковых электромобилей, но «гладиаторы» успели залить технику быстротвердеющим раствором и затормозить наступление «блюзменов», которые в ответ подвергли окрестности Северного вокзала минометному обстрелу.

Что особенно красочно выглядело при съемке сверху, с планирующего над сражением дрона.

— Мы наблюдаем эпическое падение MS «Gladiators», территорию которого в ближайшее время поделят между собой муниципальные органы правопорядка «Berbers» и «Sahara Blues», — продолжил комментировать происходящее Фрэнк. — Некоторые наблюдатели предлагают не торопиться, указывая, что руководитель MS «Gladiators» известен звериной хитростью и способен преподнести сюрприз коллегам по нелегкому и непредсказуемому правоохранительному бизнесу, но достаточно посмотреть, во что превратился родовой замок… простите, штаб-квартира «Gladiators», чтобы понять, что песенка этой частной полицейской организации спета.

Лейка переключился на изображение с другого дрона, и зрители увидели разрушенную базу «гладиаторов». И не только сверху: несколько летающих машин спустились к дому, крупным планом снимая разрушения и мертвых боевиков.

— В сети еще нет видео начала сражения, но слухи по Парижу ползут самые странные: говорят, что базу «гладиаторов» атаковали тяжелые дроны, сбросившие на частное полицейское управление не менее шести тяжелых бомб, другие рассказывают о минометном обстреле и применении ракет «земля — земля», однако характер повреждений показывает, что здание было разрушено изнутри, скорее всего взорвался арсенал, возможно, по какой-то простой причине, вроде короткого замыкания. И уже затем коллеги «гладиаторов» решили воспользоваться ситуацией.

На экране вновь появилась картинка с перекрестка, где как раз произошел перелом: применившие реактивные огнеметы «блюзмены» выжгли защитников баррикад и прорвались к вокзалу.

— Мэрия Парижа затрудняется объяснить случившееся, но признает, что, судя по всему, на ближайшем заседании Департамента общественной безопасности придется официально пересмотреть зоны ответственности некоторых частных полицейских управлений. Скорее всего, новая граница между MS «Berbers» и «Sahara Blues» пройдет по улице Дюнкерк, которую «берберы» пройти не смогли. — Фрэнк помолчал и грустно продолжил: — Я искренне надеялся, что события в Шампиньи окажутся разовой вспышкой, но скорее всего волна насилия будет расти, а стычки между MS — учащаться. Почему я так думаю? Смотрите сами. Уверен, вы видели такие же надписи в своих городах.

Один из дронов опустился к тротуару, направил объектив на дом, и на мониторах миллионов зрителей появилась крупная надпись, наспех выведенная на стене быстросохнущей краской:

waiting for the Orc

* * *

CBS: «Новые столкновения в Париже! Судя по всему, недавние беспорядки в Шампиньи стали прологом к еще более масштабным событиям уже непосредственно в городе. На этот раз „горячей точкой“ стал печально известный бульвар Барбес…»

REUTERS: «По рассказам очевидцев, штаб-квартира MS „Gladiators“ подверглась массированному обстрелу, возможно, с применением ракетных систем „земля — земля“ или „воздух — земля“, после чего на подконтрольную „Gladiators“ территорию вошли колонны MS „Berbers“ и „Sahara Blues“…»

France24: «GS заварила эту кашу, GS пусть и расхлебывает! Мы знаем, что MS не идеальны, но до сих пор они справлялись со своими обязанностями, обеспечивая уличную безопасность и соблюдение основополагающих гражданских прав. Однако после разгрома „Дога1000“ в Иль-де-Франс разразился полноценный кризис правопорядка…»

Xinhua: «Уровень уличной преступности и бытовой агрессии в Европе достиг неприличных для цивилизованных стран размеров. Людей похищают, вымогая крупные суммы, туристов грабят и подвергают сексуальному насилию, а перестрелки могут вспыхнуть в любую минуту и в любом месте. Исходя из этого Министерство иностранных дел не рекомендует гражданам КНР в ближайшее время посещать следующие города: Париж, Лондон…»

* * *

NY City, Siviс Center

Небоскребы GS, ставшие обязательной частью пейзажа всех крупнейших мегаполисов планеты, строились по разным проектам и разными архитекторами. В Париже и Рио они походили на тонкие иглы из стекла и бетона, не скребущие, а колющие небеса острыми шпилями. В Москве и Лос-Анджелесе получились не особенно высокими, зато основательными, давящими каменной массой, словно солдатским сапогом. В Куала-Лумпуре GS выкупила башни «Petronas», переименовав их в «Patronos», а в Нью-Йорке штаб-квартирой службы — штаб-квартирой всей Службы, поскольку изначально GS создавалась под эгидой ООН, — стал простой, без изысков, прямоугольный дом серого цвета, названный каким-то шутником «Бендер». Вся прилегающая территория — целый городской квартал — также принадлежала GS и охранялась не менее тщательно, чем атомные электростанции. А может, и лучше, поскольку хранимые Службой секреты могли взорвать планету.

Сначала в переносном, а затем и в прямом смысле.

Всемирная структура безопасности создавалась постепенно. Сначала Генеральный секретарь ООН объявил, что миротворческие операции отнимают слишком много времени и сил и дешевле не реагировать на возникающие конфликты, а предотвращать их, создав глобальную службу, в обязанности которой входили бы анализ и разведка. Генеральная Ассамблея поддержала предложение Генерального секретаря, а чтобы новая служба стартовала не с пустого места, ей передали Интерпол, который давно искал способ выйти за рамки глобальной криминальной полиции. Организация, получившая немудреное название «Global Service», родилась и немедленно, как по заказу, прославилась раскрытием крупной террористической сети, наводившей ужас на страны Юго-Восточной Азии. Однако ее настоящим днем рождения считалось состоявшееся через год объединение с FBI, MI5, BfV и DGSI, в результате чего и появилась по-настоящему глобальная, обладающая колоссальными возможностями GS, призванная избавить мир от терроризма, работорговли и наркотиков. В течение следующих пяти лет GS поглотила спецслужбы большинства остальных стран, влившихся в единую информационно-разведывательную систему, и сейчас являлась монополистом на рынке планетарной безопасности.

— Привет, Рейган!

— Карифа!

Амин заприметила красноволосую на первом этаже, в кофейне, и сразу подошла, заодно прикупив себе большой стакан капучино.

— Прекрасно выглядишь, — улыбнулась Рейган.

— Правда? — удивилась та.

— У тебя круги под глазами. — Красноволосая весело прищурилась. — Бурная ночь?

Ночь с Джехути действительно удалась, и скрывать это Амин не могла и не собиралась:

— Великолепная.

— Я его знаю?

— Нет.

— Только не говори, что это был случайный парень из бара.

— Это был случайный парень из бара, — заговорщицки прошептала Амин.

— Серьезно? — воскликнула Рейган. — Зачем?

Поскольку это был их первый нормальный разговор после гибели Захара, Карифа поняла, что должна сказать правду.

— Накатило, — негромко ответила она, отводя красноволосую к стене. — Думала, выпью немного, попрощаюсь с Захаром и домой, но потом поняла, что не могу остаться одна. Не могу, и все. Меня трясло от одной мысли, что придется ночевать в пустой квартире.

— У меня то же самое, — призналась Рейган. — Я дома сидела, и вдруг появилось ощущение, что… Что нужно быть с кем-то, пока есть такая возможность. И я поехала к Рэйчел.

Не то чтобы Рейган и Амин были близкими подругами, но наболевшим они делились без стеснения и о сексуальных предпочтениях друг друга знали все. Красноволосая любила хрупких брюнеток азиатского типа, и среди ее любовниц крайне редко появлялись другие женщины.

— Отпустило?

— Да, — кивнула Рейган. — Рэйчел хороша, я даже подумываю на ней жениться.

— При нашей работе это не самая лучшая идея.

— Она почти не уезжает из Нью-Йорка, будет ждать меня и нянчить детей. — Рейган выдержала короткую паузу и неожиданно сообщила: — У меня есть семя Захара.

Новость не удивила.

— Я знаю, что он тебе нравился, — кивнула Амин.

— Я бы и на нем женилась, если бы меня привлекали мужчины.

Они тихонько посмеялись, и каждая в душе еще раз простилась с погибшим товарищем.

— А у тебя как? — осведомилась Рейган, глотнув кофе.

— Уснули в пять утра.

— Молодцы.

— Посмотри, какой красавчик, — Карифа отправила красноволосой давно заготовленное фото Джехути. — Выглядит, как плюшевый, такой большой мягкий мишка. Но в действительности — крепкий парень.

— Он же не в твоем вкусе, — удивилась Рейган, разглядывая улыбающегося Джа на экране smartverre. — Тебе же нравятся черные монстры, а этот твоему последнему любовнику разве что до подмышки дотянется. Если на цыпочки встанет.

— Сама удивилась, — не стала скрывать Карифа, вспомнив свое вчерашнее признание. — Наверное, крепко меня смерть Захара шибанула.

— Или он гипнотизер, — предположила Рейган, продолжая изучать бородатого.

Ей стало ясно, что Амин не просто так подсунула фото любовника, и она старалась изучить его предельно тщательно.

— Может, и гипнотизер.

— Веселый?

— Очень.

— А то, что он хороший любовник, я уже поняла. — Рейган щелчком отправила фото в архив. — Кто он?

— Это я и пытаюсь выяснить.

Карифа ответила таким тоном, что красноволосая сразу поняла: шутки закончились и начался серьезный разговор… Но напоследок не удержалась:

— Только не говори, что он тебя обворовал.

— Я его арестовала, — спокойно ответила Карифа.

— Брось, — округлила глаза Рейган.

— Вызвала оперативную группу и велела отвезти сюда, — сухо продолжила Амин. — Потом поспала пару часов, приняла душ и приехала сама.

Карифа не была ни параноиком, ни ошалевшим от вседозволенности офицером, вдруг почувствовавшим себя «вершителем судеб», Рейган знала, что ее командир человек выдержанный, спокойный и адекватный и никогда ничего не делает просто так. А значит, для ареста имелись веские основания. Хотя бы и в виде сомнений.

— Чем он тебе не понравился?

— Вел странные разговоры, — медленно ответила Амин, вертя в руке стакан с остывающим кофе. — На первый взгляд ничего особенного, но в целом подозрительно. Он позволил себе весьма едкие высказывания о GS и системе, и я решила его проверить.

— И хочешь, чтобы я его допросила, — догадалась Рейган.

— Не откажешь?

— Что ты о нем знаешь? — осведомилась красноволосая, включая в smartverre запись.

Внимательно выслушала подробный рассказ Карифы, задала пару вопросов, кивнула: «Я все поняла», вошла в административную систему, зарезервировала допросную, потребовала доставить в нее задержанного и меньше чем через десять минут уже встречала Джехути в небольшой комнате без окон.

Но с большим количеством видеокамер.

Специально выдержала паузу, давая подозреваемому возможность начать разговор, но тот сразу показал, что следовать правилам не собирается. Оказавшись в допросной, Джехути вальяжно расположился на стуле, зевнул — вид у него оказался заспанный, — и вопросительно уставился на Рейган. Рейган сделала вид, что работает с документами. Джехути пожал плечами и принялся расшнуровывать ботинки. Сначала один, потом другой. Сняв их, вытянул ноги, скрестил на груди руки и, кажется, собрался задремать…

— Ты что делаешь? — рявкнула изумленная Рейган.

— Можешь называть меня Джа, — отозвался он, с трудом разлепляя глаза.

— Что?

— Джа.

— Что?

— Можешь меня так называть, ведь мы почти родственники.

— У меня нет братьев!

— Я всю ночь драл твоего прямого начальника, и это обстоятельство не может не отразиться на наших отношениях.

Рейган опешила. Но увидев, что голова бородатого склоняется к груди, почти закричала:

— Ты что делаешь?!

— Я как раз собирался задать тот же вопрос, — пробубнил тот.

— Что?

— Не «что», а «за что», — поправил красноволосую Джехути и снова зевнул. — За что меня задержали? В этой стране начали преследовать за секс по взаимному согласию?

— Будешь острить — сядешь за изнасилование, — пообещала Рейган.

Потому что не знала, что еще сказать.

Угроза прозвучала явственно, однако не произвела на подозреваемого впечатления.

— То есть ты планируешь сопротивляться? — уточнил он.

— Я?!

— А кого здесь еще насиловать?

Рейган резко встала.

Но остановилась. Так же резко. Потому что сумела справиться с гневом и понять, что разутый мужчина совсем ее не боится. Совсем-совсем. Это чувствовалось и в позе, и в полуулыбке, и во взгляде. В равнодушном взгляде, неожиданно сообразила Рейган. Нахальный Джехути смотрел на нее так, будто это она, агент GS, находится в его власти.

И Рейган через пару секунд вернулась на место.

Понимая, что начисто проиграла первый раунд.

— Теперь я могу узнать, в чем меня обвиняют? — мягко поинтересовался подозреваемый, шевеля пальцами ног. Точнее, это Рейган решила, что он шевелит пальцами ног, потому что Джа устремил взгляд под стол, а больше там смотреть было не на что.

— Вы были вызваны в GS для проведения профилактической беседы, — сообщила красноволосая, сдерживаясь изо всех сил. — По закону мы имеем право на подобные действия.

— О чем будет наша беседа?

— О вас.

— Я горд и возмущен одновременно.

— Назовите свое имя.

— Джехути. Но ты можешь называть меня Джа, красавица, так же как и Карифа.

Однако повторно вывести из равновесия Рейган у бородатого не получилось.

— Назовите ваше полное имя, пожалуйста.

— Джехути Винчи.

— Вы итальянец?

— А что, похож? — он демонстративно пригладил светлые волосы. — Давайте поговорим о том, в чем меня обвиняют.

— Почему вашей DNA нет в системе?

— В этом заключается мое преступление?

— Почему вашей DNA нет в системе?

— Потому что она туда не внесена.

— Почему?

— Я не согласился на genID.

— Почему?

— Потому что у меня есть на это право, — улыбнулся Винчи. — И еще у меня есть право не объяснять вам мотивы принятых мною решений. Я — законопослушный гражданин и честный член общества, я плачу налоги, соблюдаю установленные правила и даже к вам явился по первому зову.

— По какому зову? — не поняла Рейган.

— Разве вы не вызывали меня для профилактической беседы? — удивился Джа. — Обо мне.

Красноволосая сжала кулак и досчитала до двадцати трех. Ровно столько секунд ей понадобилось, чтобы перестать представлять, как она бьет наглого мужика головой о стену.

Все это время Джа увлеченно почесывал бороду, изредка останавливаясь и разглядывая пальцы.

— Вы служили в армии?

— Возможно.

— Возможно?

— В моих документах все указано.

— В документах сказано, что не служили, — сообщила Рейган.

— Значит, не служил, — покладисто согласился Винчи. И пояснил: — Меня учили не спорить с властями, потому что все равно останешься виноват.

— А меня учили отличать правду от лжи.

— И что вам поставили на выпускном экзамене?

Она закусила губу. Он ответил вежливой улыбкой.

— Здесь написано, что вы безработный и получаете пенсию, — продолжила расспросы Рейган.

— Я инвалид.

— Чем вы больны?

— Меня травмировал этот чертов мир.

— Гм… — поперхнулась оказавшаяся в очередном тупике красноволосая.

— Вам, наверное, неудобно со мной соглашаться, да? — «догадался» Винчи. — Но вы не волнуйтесь: я никому не скажу. Ну, может быть, Карифе.

— Сомневаюсь, что вы увидитесь, — ляпнула Рейган.

— Меня трудно забыть, — самодовольно сообщил Джехути, глядя красноволосой в глаза. — Я — как наркотик, как чарующая мелодия гамельнского крысолова. Вам нравится музыка, агент Рейган?

— Вы совсем сумасшедший?

— Нет, примерно на дюйм, — он пальцами показал, сколько это.

— Черт…

— И в этом мое преимущество: я точно знаю пределы своего безумия. Можете похвастаться тем же?

И что отвечать? Как отвечать?

Происходи разговор «в поле» и окажись бородатый Винчи в ее руках, он бы уже давно выплевывал зубы и сбивчиво отвечал на вопросы. Но в штаб-квартире GS такие методы ведения допроса… не всегда приветствовали. К тому же чутье подсказывало красноволосой, что Карифа переспала отнюдь не с «парнем из бара», и с Джехути следует вести себя осторожно, поэтому она и растерялась, совершенно не зная, что предпринять.

— Я могу задержать вас на семьдесят два часа без объяснения причин, — угрюмо сообщила Рейган.

Но впечатления не произвела.

— Уже на шестьдесят семь, — уточнил Джа. — Я потребовал точно зафиксировать время доставки на профилактическую беседу, так что поторопитесь, агент, часики тикают.

— Идиот, — прошипела Рейган и вышла из допросной.

Чувствуя себя если не оскорбленной, то как минимум одураченной.

— Крепкий орешек, — ухмыльнулся следивший за ходом допроса Филип Паркер и кивнул на задремавшего Винчи: — Как думаешь, кто он?

— Ты мне скажи, — попросила красноволосая, предчувствуя недоброе.

И не ошиблась.

— Его DNA нет в базе, а отпечатки пальцев и сетчатки привязаны к документам, которые при нем обнаружили. Документы подлинные, их действительно выдало правительство и заверило GS, но…

— Есть «но»? — насторожилась Рейган.

— Иначе бы я не произнес этот союз — «но», — хмыкнул Паркер и развернул к агенту настольный монитор. — Если верить документам, парень родился в Новом Орлеане, но его метрика утеряна во время урагана «Мадлен». Дубликат выдан в Сан-Диего. Потом он переехал с родителями в Коста-Рику, но документы об обучении утеряны во время урагана «Хиллари». Дубликат выдан в Сиэтле. Потом оказался в психиатрической клинике, выйдя из которой стал получать пенсию размером с пять моих зарплат.

— Тебе надо попасть в психушку.

— Я тоже об этом подумал, — не стал скрывать криминалист. — Пребывание в ней здорово поможет мне с ипотекой.

— Какие выводы можно сделать из столь идиотской биографии? — задала главный вопрос Рейган.

— Твой парень или террорист, или работает на военных, — ответил Филип. — Или…

— Что?

Паркер помолчал, после чего негромко продолжил:

— У него не только нет татуировок, но полностью отсутствуют шрамы, родинки, бородавки, родимые пятна, другими словами — любые приметы. И я думаю, они были удалены специально… Ты слышала о подразделении «Sputnik»? О группе офицеров GS, которые служат самым толстым корпоративным шишкам в качестве телохранителей и специалистов по грязным делам.

— Сказки, — неуверенно отмахнулась красноволосая.

— Похоже, одна из этих «сказок» сейчас сидит перед нами, — вздохнул Филип.

Рейган промолчала, но призналась себе, что предположение Паркера объясняет все загадки Винчи, а главное — демонстрируемое им дерзкое спокойствие.

— Но на этом его тайны не заканчиваются, — продолжил Паркер.

— Удиви меня.

— Ты сама попросила, — рассмеялся криминалист и открыл на мониторе другой файл — рентгеновский снимок черепа. — При оформлении ареста парня просветили всеми возможными лучами, этого требует стандартный антитеррористический протокол, и обнаружили имплантаты под лобной костью.

— Титановые пластинки?

— Сразу за костью действительно стоят пластины, но они представляют собой дополнительную защиту для целого выводка наноэлектронных устройств, которыми напичкана башка твоего приятеля, — рассказал Паркер, показывая череп Винчи с другой стороны. — Устройства вживлены давно, но их предназначение непонятно. А он молчит.

— Он о многом молчит, — обронила Рейган.

— Значит, у него много секретов.

И они одновременно посмотрели на дремлющего за столом Джа.

— Отведи его в камеру, — распорядилась Рейган. — У нас есть шестьдесят семь часов, чтобы понять, что он из себя представляет.

И выругалась.

* * *

Расставшись с Рейган, Карифа спустилась на минус пятый уровень «Бендера», где содержались особо опасные преступники, прошла еще одну линию тотального контроля: отпечатки пальцев и сетчатки, соответствие DNA, сдала охранникам оружие и лишь после этого оказалась в серой, как арестантская роба, и нарочито небольшой допросной, размер которой был призван оказать дополнительное давление на преступников. Особенно на таких высоких, как Сечеле.

Крокодила доставили минут за двадцать до появления агента, но сесть не предложили, привязали к ввернутым в стену кольцам и облили ледяной водой. Кондиционер в комнате выставили на пятьдесят градусов по Фаренгейту, и когда пришла Амин, у Сечеле зуб на зуб не попадал.

Тем не менее он ничего не сказал, а только смерил молодую женщину ненавидящим взглядом. На который агенту было плевать.

— В камере так же холодно? — поинтересовалась она, делая глоток еще теплого кофе.

Дога хотел выругаться, но, подумав, не рискнул нарываться и ответил:

— Нет.

— А может стать, — равнодушно сообщила Амин, располагаясь и закидывая ноги на стол. — А еще в твоей камере может оказаться парочка обожравшихся анаболиками качков, отбывающих пожизненное и обожающих жесткие мужские развлечения.

Крокодил посерел еще больше и угрюмо заметил:

— Я, может, и преступник, но у меня есть права.

— Права есть у живых, — с прежним равнодушием рассказала Карифа. — А ты объявлен мертвым. Юридически. И в настоящий момент являешься собственностью GS. Знаешь, почему я так поступила?

— В фургоне был твой друг? — сообразил Сечеле.

— Да, — подтвердила Амин. — Мой очень хороший друг.

А за своих друзей агенты GS мстят жестоко.

— Я надеялся, что там окажется местный полицейский, — пробормотал Дога.

— Тебе не повезло.

— То есть ты все равно меня убьешь?

— «Все равно» — очень широкое понятие, — размеренно ответила Карифа, мягко проводя рукой по столешнице. И мысленно поздравив себя с тем, что выбрала правильную тактику и сумела без особого труда надломить Крокодила. — Во-первых, ты можешь умереть быстро и безболезненно, а не стать игрушкой обезьян, которых мы тут держим. Во-вторых, я могу сделать усилие и заставить себя думать, что ты не собирался взрывать фургон…

— Так и было!

— …и гибель моего друга — трагическая случайность.

— Клянусь!

— Но что мне поможет совершить это усилие? — задалась вопросом Карифа, разглядывая прикованного француза. — Помоги мне поверить, Сечеле.

— Как я могу помочь? — поинтересовался тот. — Согласиться стать осведомителем?

— Ты не сможешь, — поморщилась Амин. — Во Францию ты не вернешься, тебя сразу убьют, а здесь ты чужой и не сумеешь втереться в доверие к местным.

— Тогда что? — растерялся Крокодил.

Он очень хотел жить и готов был согласиться на любое предложение.

— У нас есть настолько дерьмовые задания, на которые агенты не соглашаются даже за очень большие деньги, — медленно произнесла Амин, прозрачно глядя на Сечеле. — У тебя же есть опыт, необходимый уровень жестокости и нет другого выхода.

— Понятно, — горько произнес Дога. — Хочешь, чтобы я стал беспощадной обезьяной, как качки, о которых ты только что говорила?

— Ты гораздо умнее, Крокодил, превращать тебя в обезьяну нецелесообразно.

— Просто грязные дела?

— Просто грязные дела, — подтвердила Карифа.

— И однажды вы меня убьете?

— Но ведь это «однажды» может наступить через двадцать минут, — пожала плечами Амин. — А может не наступить никогда.

Потому что в такой большой организации, как GS, всегда найдется работа для такой большой скотины, как Дога.

— Ты ведь знаешь, что я соглашусь, — негромко сказал Сечеле.

— Знаю, — кивнула Амин.

— Этого достаточно, чтобы ты перестала желать моей смерти?

— Это основное условие, но есть еще несколько вопросов…

В действительности Карифа пока не решила, стоит ли оставлять Сечеле в живых — рана от гибели Захара не зажила и даже не зарубцевалась, но агенту требовалась информация, максимально правдивая информация о происходящем, а пряник в таких случаях помогает гораздо лучше кнута. Поверив, что ему сохранят жизнь, преступник проявляет такую заинтересованность в сотрудничестве, что рассказывает даже то, о чем не вспомнил бы под пытками.

— Почему в последнее время все стали покупать оружие?

— Потому что все боятся того, что будет, — немедленно ответил Сечеле.

— А что будет?

— Никто не знает, что именно, но неопределенность пугает еще больше. И поэтому все покупают оружие, ведь оно пригодится при любом раскладе: война, вулкан, революция — что бы ни произошло, лучше быть с оружием, чем без него.

— И никто не представляет, чего ждать? — недоверчиво прищурилась Карифа.

— Мы пьем из одного источника информации, — Крокодил слегка, насколько позволяли цепи, пожал плечами. — Шепот улиц, слухи, сплетни, страхи… Кто-то проговаривается, кто-то оговаривается, кто-то что-то подозревает… Никто не хочет перемен, но все догадываются, что мир готовится стать другим, и этого все боятся. А когда похожие на нас люди боятся, они тянутся к оружию.

— Мы не похожи, — отрезала Амин, которой резануло по душе брошенное бандитом «мы». Как резануло и вчерашнее сравнение с оккупантами.

— Мы не похожи, потому что ты защищаешь закон? — поднял брови Сечеле.

— Да.

— А в каком законе разрешено пытать меня до смерти?

— Если ты еще раз скажешь, что мы похожи, интервью продолжится в ином ключе, — ровно произнесла Карифа.

Она знала, что не ангел, и часто сознательно нарушала закон. Но утешала себя мыслью, что идет на должностное преступление в борьбе с такими вот Крокодилами, пачкается в грязи, чтобы их не стало, и слова Сечеле привели агента в бешенство.

Однако Карифа умела сдерживать эмоции.

— И все-таки: почему оружие? Хотите устроить бойню?

— Хотим защититься, — Крокодил вновь приподнял плечи. — Бойню устроит Орк.

— Какую?

— Никто не знает.

— Что он собирается сделать?

— Война, вулкан, революция — выбирай.

— Твое предположение?

— Будет Конец Света, — ответил Крокодил с такой убежденностью в голосе, что Амин не сдержалась:

— Ты перебрал с наркотой?

— Я тебя не уговариваю, — с прежней твердостью произнес француз. — Веришь мне или нет — твои проблемы. Но я говорю: Орк погрузит мир в хаос.

— А Вавилонская блудница в твоем сказании упоминается?

— Ты мне не веришь?

— Пока нет, — поразмыслив, ответила Карифа. — Пока твои ответы кажутся или глупыми, или ложными. Вы, бандиты, не те люди, которые будут бояться того, о чем шепчутся на улицах. Вы самоуверенны и глупы и никогда бы не засуетились, не будь у вас веских оснований.

— В общем, верно, — признал Сечеле. — Кстати, если не трудно, сделай кондиционер потеплее, — и со вздохом закончил: — Пожалуйста.

Его действительно изрядно трясло, а поскольку допрос развивался в полном соответствии с замыслом Карифы, она выполнила просьбу бандита: сделала теплее и усилила обдув, чтобы допросная быстрее согрелась.

— Кто такой Орк?

— Очень крутой мужик, — торопливо ответил обрадованный Сечеле. — Очень крутой, и поверь, я это говорю не для того, чтобы произвести впечатление, а искренне: Орк неимоверно крут. — Дога помолчал. — У меня была тысяча бойцов, но когда Орк явился, мне стало тревожно.

— Вы встречались? — оживилась Амин.

— Один раз, — уточнил Крокодил. — Он вышел на меня по сети, взломал smartverre, которым я пользовался. Это был «левый» smartverre, зарегистрированный на другого человека, но Орк знал, что этими smartverre пользуюсь я, взломал его и предложил встретиться. Я разозлился и удивился, я сказал: «Приезжай!» — и он приехал. Ко мне в Champigny-sur-Marne, представляешь? Ночью! Как я велел. Он приехал ночью!

Дога до сих пор переживал то событие и поражался безрассудной храбрости Орка.

— Он был один?

— С Орком был бородатый парень, делал вид, что шофер, все время сидел в машине, и никто не знает, что это был за парень.

— Что значит: «делал вид, что шофер»? — не поняла Карифа.

— Думаю, тот парень — убийца, — ответил Крокодил. — Потому что ни один шофер в мире не смог бы спокойно курить, сидя ночью в самом центре моей территории и в окружении моих парней. А этот — смог. И плевать ему было на все. Так сказали мои парни, а они редко ошибались.

Бородатый сообщник, отметила агент. И осведомилась:

— Ты хотел их убить?

— Была такая мысль, — кивнул Сечеле.

— Но?

— Я принял решение, которое позволило мне дожить до нашей встречи.

— У тебя была тысяча солдат, — напомнила Амин.

— И они тоже остались живы.

— Вот сейчас ты говоришь, чтобы произвести на меня впечатление.

Крокодил поразмыслил и признался:

— Да, пожалуй.

Но скорее всего он сказал так только для того, чтобы успокоить Карифу.

— Расскажи, почему ты не напал на Орка? — мягко попросила агент.

— Потому что он — огонь, — неожиданно ответил Сечеле. — Он не живет, а горит. Он начинает с тобой говорить, и ты слушаешь. И в какой-то момент понимаешь, что слушаешь только его. Слушаешь то, что он говорит, и не смеешь перечить. У меня была тысяча солдат, но в нем одном была сила десяти тысяч, и я не смог пожелать ему смерти. И если ты хочешь правды: я испугался пожелать ему смерти. Я думал, что стану смеяться над ним, но когда он пришел ко мне ночью, один, он… — Крокодил покачал головой. — Орк — великий человек. Я думаю, он напрочь сумасшедший, но он — великий.

«Неужели Орк — гипнотизер?»

Ничего другого Карифе в голову не пришло, не понимала она, что и как нужно было сказать отмороженному до мозжечка Сечеле, чтобы он передумал убивать. Не сейчас, а тогда, когда был в силе и за ним стояла тысяча бойцов. Какие слова отыскал Орк? Как он вообще решился заявиться в Шампиньи? Ради чего?

— Чего он хотел?

— Орку был нужен транспорт, много транспорта и надежные ребята в охрану, — ответил Дога. — Я отказал, Орк не обиделся и договорился с доном Мбонга из MS «13sinner», и заплатил так хорошо, что Мбонга вышел из бизнеса.

— Я слышала, его убили, — припомнила агент.

— Мбонга объявил себя мертвым и сбежал, — ответил Дога. — Орк дал ему много денег и помог скрыться.

— Почему ты не помог Орку? — резко бросила Карифа.

И вновь услышала неожиданный ответ:

— Испугался.

Настолько неожиданный, что агент даже сбилась на несколько мгновений и не сразу нашлась со следующей фразой:

— Спасибо за честный ответ.

Но Крокодил ее не услышал.

— Потом я много думал о той встрече и понял, что Орку не особенно требовалась помощь, — произнес он, вспоминая разговор с таинственным преступником. — Транспорт, охрана… у него все было.

— Тогда зачем он приходил?

— Сделать имя, — объяснил Сечеле. — Орк обращался к серьезным людям, просил помощь — транспорт и охрану и щедро платил за услуги. Если его кидали — убивал, причем очень жестоко.

— В этом есть смысл, — протянула Карифа.

— В убийствах?

— В том, что он добивался известности: слухи не могут появиться на пустом месте.

Крокодил, похоже, и в самом деле не ошибся: кто-то не только создал зловещую организацию во главе с Орком, но позаботился о том, чтобы правильно внедрить ее в общественное сознание. На улицах не стали бы шептаться, не будь за таинственным преступником настоящей крови.

— Орк убил всех, кто его кинул, всех, кого он обещал убить, и от него нельзя было скрыться. — Дога помолчал, многозначительно глядя на агента, и, понизив голос, закончил: — А значит, за ним стоит или какое-то правительство, или GS.

— Глупость, — отмахнулась Амин.

«Чушь! Что за ерунда? Кому это надо?»

— Время покажет, — пожал плечами Сечеле.

«GS создала террориста, чтобы…»

Карифа прекрасно понимала, зачем могли создать Орка, но не могла поверить, что Служба пошла на столь циничный шаг. Да, GS не всегда оставалась чистой, да, не всегда соблюдала закон, но все-таки Служба была призвана его охранять и не стала бы организовывать провокацию планетарного масштаба.

Но если хоть на секунду предположить, что Сечеле прав и за Орком действительно стоит GS, то…

— Ты не боишься говорить такое? — тихо спросила она у прикованного к стене Крокодила.

— Ты сама просила быть честным, — в тон ей ответил француз.

— Честным, но не глупым.

— Спасибо за эти слова.

— Почему ты благодаришь?

— Потому что понял, что ты меня не убьешь.

— Не торопись с выводами. — Амин помолчала. Но мысленно согласилась с тем, что Крокодила следует оставить в живых. — Чего хочет Орк?

— Не денег.

— Не денег? — удивилась Карифа.

— Нет, — твердо повторил Сечеле. — Орк сильный человек, но не деловой, деньги ему не нужны — это абсолютно точно. Когда поползли слухи, я сначала не понял, чем Орк может угрожать миру. Что он сделает? Взорвет ядерную бомбу? Устроит войну? Для чего его растят? Я не знал. История с круизным лайнером сначала прошла мимо меня. Не помню, чем я был занят, но не обратил на нее внимания. Потом случилась тревога с самолетами, и меня торкнуло: «Вот!» Вот это в стиле Орка — страшно и эффективно. Потом я узнал о круизном лайнере в Майами, потом — о проблемах в биологическом центре в Джорджии, ну, в той, которая возле России, и все сошлось: Орк готовит эпидемию.

— Пандемию, — машинально поправила его Карифа.

— И я спрятался, — продолжил Крокодил. — Все мои коллеги начали прятаться, но я подготовил хорошее убежище: система очистки воздуха, запас еды, воды, оружия… У меня были даже специальные костюмы биологической защиты. А теперь я сдохну вместе со всеми.

— Не получается, — неожиданно сказала агент.

— Что не получается? — не понял Дога.

— В чем смысл пандемии? — спросила Карифа. — Зачем ее устраивать?

Несколько секунд Сечеле внимательно смотрел в темные глаза Амин, после чего ответил:

— Возможно ты не знаешь, но в арабском языке под словом «джихад» понимается усердие и усилие в достижении цели, преодолении своих пороков, установлении справедливости и наказании виновных. Но тебе на это плевать, потому что подавляющему большинству людей это глубокое понятие известно лишь в одной интерпретации: неукротимая вооруженная борьба против врагов веры.

— К чему ты это сказал? — еще тише поинтересовалась Карифа.

— Я думаю, Орк ведет джихад, — произнес Крокодил. — Он прилагает усилие ради только лишь ему известной цели.

— Орк ведет войну против неверных?

— Против всех, — сказал Сечеле, глядя агенту Амин в глаза. — И никому от него не спрятаться.

* * *

Эту трансляцию смотрели рекордные девять миллиардов человек. Но они не сразу сообразили, что происходит, оказывались у мониторов постепенно, и с каждой секундой количество подключенных росло, а когда трансляцию вывели в эфир крупнейшие новостные каналы, число зрителей выросло лавинообразно. Ни одно другое выступление в истории человечества не собирало такого рейтинга.

Девять миллиардов человек сидели перед компьютерами, стояли перед уличными мониторами или уткнулись в smartverre. Девять миллиардов человек смотрели на сидящего в темной студии Орка и ждали его слова.

Со страхом.

Девять миллиардов человек понимали, что когда речь закончится — мир изменится.

И не ошиблись.

Но сначала они увидели среднего роста и среднего сложения мужчину с короткими черными волосами и аккуратной бородой, одетого в черные брюки, белую сорочку и черные подтяжки. Его глаза скрывали smartverre с устройством искажения, и потому лица никто не разобрал: ни простые зрители, ни специалисты.

Лицо Орк спрятал.

Он сидел на высоком табурете на фоне черной стены, на которой было крупно и небрежно написано белой краской:

kamataYan

Когда ему сказали, что число зрителей перевалило за миллиард, посмотрел в камеру и произнес:

— Меня зовут Бенджамин «Орк» Орсон, и я такой же, как вы, орки мои. Не лучше и не хуже. Меня назвали в честь Бенджамина Франклина, великого президента, одного из отцов-основателей, человека, творившего историю, и прочая, прочая, прочая, прочая… Назвали для того, чтобы я гордился своим именем и не сокращал его до привычного Бенни, которое терпеть не могла мама. Но мне больше нравится версия бабушки, которая рассказала, что имя предложил дед. Родители ссорились, никак не могли договориться, а дед, заявившийся поглазеть на третьего внука, сказал: «Назовите, мать его, Бенджамином, и вырастет счастливчик, будто сто баксов проглотил». Так я обрел имя.

Он помолчал, вертя в руке респиратор и разглядывая его так, словно не понимал, что держит.

Он казался идиотом, дурным стандапером с несмешными шутками, но окутавшие Землю слухи создали Орку такую репутацию, что его продолжали слушать. К этому моменту число зрителей стало больше на четыре миллиарда.

— Настоящие президенты, те, которые действительно творили историю, остались только на купюрах, остальных можно не считать. Вы и не считаете. И не читаете. И не думаете. Вы верите в то, что вам говорят, и в деньги. Потому что думать сложно, а деньги — это удовольствие. Вам навязывают счастье, и вы жуете его, как коровы. С такими же эмоциями. Вы тратите драгоценное время на бессмысленные игры и давно перестали смотреть на звезды. Вы имитируете движение, бегая по кругу, и я решил дать вам новую цель. Я изменю ваш мир, орки мои, изменю с помощью слова, которое написано за моей спиной. Прочитайте это слово и не бойтесь не запомнить — в ближайшее время вы будете часто его повторять. Это слово — имя вируса, который я послал за вами. Это слово — четыре всадника, которые будут убивать вас. Это слово — страх, который порвет вас на куски. Это слово придет из Кейптауна, но не останется в нем. Потому что это слово — смерть, а смерть не знает границ.

data set double BREAKAGE[13]

Говорят, капитализм — это общественный строй.

Самый разумный из всех возможных, обращающий любую идею в прибыль и удивительно точно соответствующий психологии человека, удовлетворяющий его главное стремление — превзойти окружающих. И обрести не только чувство глубокого морального превосходства, но прибыль и, как следствие, власть. Деньги — основа капитализма, а значит, они и только они определяют структуру власти. Структуру отношений внутри общества.

Власть — это и есть общество.

Власть — это квинтэссенция идеи общества, зерна, лежащего в его основе, зерна, определяющего все: и повседневность, и будущее. И если в основе общества лежат деньги — власть будет основана на них.

Ведь больше не на чем.

Власть растет из идеи общества — никак иначе. Потому что лишь в этом случае власть будет сакральна для каждого индивидуума — он будет ее понимать и ей верить. Идея определяет общество, как DNA определяет личность. Измените одно звено цепочки — и вы получите совершенно другого человека. Отнимите у капитализма деньги — и вы получите совершенно иной общественный строй. Возможно, более справедливый. Но людям не нужна справедливость. Они признают лишь одну ее форму: свое несомненное право превзойти остальных. Добиться. Подняться. Оказаться на вершине.

Свое право на шанс.

И при капитализме люди его получают.

Капитализм — идеальный мир Великого Шанса, золотого лотерейного билета, который однажды достанется тебе. Ты — особенный. Ты это заслужил. Или заслужишь. Работай, напрягайся, надейся, старайся — и шанс обязательно явится, прольется золотым дождем, сделав миллионером, миллиардером или триллионером, ты обретешь богатство и сможешь делать все, что заблагорассудится.

Капитализм обещает индивидуальный рай.

Не потом, а сейчас, при жизни.

А главное — это действительно работает: придуманные в гаражах стартапы превращаются в миллиардные корпорации, лотерея приносит сказочный выигрыш, а глупая песенка покоряет мир. Это работает, и каждый случай выпадения Великого Шанса подробно расписывается в бесчисленных медиа, заставляя миллиарды потребителей верить в свой шанс.

ВЕРИТЬ в свой шанс!

Капитализм — это жажда наживы, доведенная до абсолюта: до ВЕРЫ в ЖАЖДУ НАЖИВЫ!

Капитализм — это единственная религия, исполняющая мечты — здесь и сейчас! Мечты приземленные, те, которые можно купить за деньги, но они исполняются!

Верьте в свой шанс!

И вам воздастся.

И воздается.

Но воздается не всем. А остальные топчутся вокруг в ожидании шанса, растрачивают силы и время, не задумываясь над тем, что нужно идти вперед…

Из дневника Бенджамина «Орка» Орсона

* * *

EURONews: «Страшные новости из Кейптауна…»

CNN: «В экстренном обращении к народу и миру президент Южно-Африканской Республики официально объявил о разразившейся в Кейптауне эпидемии. Транспортное сообщение приостановлено, порт закрыт, армия устанавливает санитарные кордоны, но некоторые эксперты указывают, что принимаемые меры запоздали и вирус наверняка вырвался за пределы города…»

The New York Times: «Под давлением прессы правительство было вынуждено признать, что пассажиры круизного лайнера „Harmony of the Universe“ были заражены вирусом kamataYan, а значит, к событиям у берегов Флориды Орк имеет прямое отношение…»

France24: «Во всем мире идет тотальная проверка людей, посещавших Южную Африку в течение последнего месяца. Власти в принудительном порядке направляют в карантинные лагеря их самих, членов их семей и берут на контроль всех, с кем эти люди общались…»

NBC News: «Не слишком ли поздно мы спохватились?»

Bloomberg: «Орк: миф или реальность? Если Орк действительно существует и действительно спланировал ужасный террористический акт в Кейптауне, имеет ли он отношение к тревоге, поднятой не так давно в крупнейших аэропортах планеты?»

AP: «Правительство Южно-Африканской Республики не в состоянии точно оценить количество жертв эпидемии, но в неофициальных разговорах сотрудники WHO признают, что счет смертей идет на десятки тысяч. Санитарные отряды свозят умерших…»

RBC: «kamataYan! Следует признать, что мировой терроризм поднялся на качественно новый уровень…»

CBS: «Директор GS Митчелл: „Мы сделаем все, чтобы арестовать террориста по кличке Орк в ближайшее время. Мир не такой большой, каким кажется, теперь в нем чертовски трудно спрятаться. Мы найдем преступника и не допустим новых террористических атак…“»

BBC: «Люди массово покидают ЮАР…»

The Washington Post: «На экстренном заседании конгрессмены единогласно одобрили законопроект, ужесточающий отдельные положения Всемирного антитеррористического акта, и наделили GS дополнительными полномочиями…»

RT: «Кто остановит Орка?»

Xinhua: «Президент Южно-Африканской Республики признал, что власти не справляются с эпидемией, и обратился за помощью к мировому сообществу. Как стало известно нашим корреспондентам, через час в аэропорту Кейптауна приземлится первый военно-транспортный самолет Корпуса морской пехоты, а в порт войдут десантные корабли NATO…»

* * *

NY City, Sivic Center

Выступление Орка состоялось в полдень по Восточному побережью, в двадцать минут первого объявили тревогу, а без четверти час абсолютно все сотрудники GS уже находились на рабочих местах: профессионалы прекрасно поняли масштаб события и вызов застал их или на службе, или по дороге на нее. Впрочем, на ноги были подняты не только GS, но и Национальная гвардия, которой приказали усилить охрану стратегических и жизненно важных объектов, и многие другие структуры, в том числе — CDC.[14]

Первое совещание у директора Митчелла началось в пятнадцать минут второго: строго секретная видеоконференция руководителей отделений GS. Совещание завершилось через полчаса — выработав общую стратегию, главы отделений отправились доводить ее до начальников департаментов, определяя первоочередные задачи, и примерно в половине третьего Карифа Амин получила приказ явиться в кабинет Митчелла.

Для привычной встречи с глазу на глаз.

Карифа догадывалась, что ее задание будет особым, но действительность превзошла ожидания агента, причем по всем пунктам.

— Мне жаль, что так получилось с Захаром, — произнес Митчелл таким тоном, будто каждая его секунда не была расписана и он располагал неограниченным временем на задушевные разговоры с подчиненными. — Захар был хорошим парнем и отличным агентом.

— Мне тоже жаль, сэр, — кивнула Амин, усаживаясь в предложенное кресло.

— Присмотрела кого-нибудь на замену?

— Думаю попросить о переводе Гуннарсона, он будет рад оказаться в моей группе.

— Гуннарсон — это двухметровый качок? Кажется, швед? — припомнил директор.

— Да, сэр, — подтвердила Карифа. — Он приметный парень, но что-то мне подсказывает, что в ближайшее время мы не будем работать под прикрытием.

— Не будете, — кивнул в ответ Митчелл. — Ты выходишь на новый уровень, моя дорогая.

Обращение показалось не только неожиданным, но и неуместным, агент Амин вопросительно подняла брови, но в последний момент передумала спрашивать и промолчала, ожидая продолжения разговора. И сказав себе, что в их взаимоотношениях с директором наступил новый этап.

— Принято решение сделать тебя лицом расследования, — сообщил Митчелл.

— В смысле? — не поняла Амин. — Вы собираетесь отдать мне лавры?

— Не отдать, а поделиться, — объяснил директор GS, внимательно глядя женщине в глаза: он распорядился оставлять smartverre в приемной, так что спрятаться за темными стеклами никому не удавалось. — Кризис позволит вывести на сцену новых людей и в первую очередь тебя. Сегодня будет объявлено о создании специальной оперативной группы под твоим руководством, которая займется поисками Орка, так что в ближайшее время придется полетать по миру.

— Но…

Однако директор не позволил себя перебить.

— Твоя задача: появляться в знаковых точках, возглавлять локальные операции и общаться с журналистами. Я буду осуществлять общее руководство… — Амин вновь попыталась вставить слово, но Митчелл поднял руку, показывая, что нужно повременить с вопросами, и закончил: — Если согласишься, сможешь говорить мне «ты» и называть по имени.

А кто бы не согласился?

Карифа прекрасно понимала, что такое предложение делают раз в жизни, и готова была рискнуть карьерой ради запредельного выигрыша, размер которого Митчелл как раз назвал:

— Если все получится, ты окажешься в моем кресле.

И это стало приятным сюрпризом, поскольку Карифа полагала, что призом для нее станет должность заместителя.

— А вы станете сенатором?

— Да.

— Поздравляю.

— Этого еще нужно добиться.

— Почему я?

— Потому что ты пойдешь на все, — честно ответил директор. — Мы оба знаем, что ты охотник, Карифа. Чтобы покарать преступника, ты пойдешь на все и ради закона переступишь через закон.

— Это плохо.

— Да, плохо, — кивнул директор. — Но сейчас это нужно, потому что Орк должен быть пойман.

А еще он выбрал ее потому, что в случае неудачи ему потребуется на кого-то свалить провал, а самому уйти в сторону. Поэтому в качестве «лица расследования» Митчел выбрал полевого агента, а не кого-нибудь из своих заместителей, поднаторевших в аппаратных играх и способных преподнести неприятный сюрприз. Амин знала, что безопасна для карьеры директора, однако приняла правила игры:

— Я согласна… Арнольд.

— Ничего другого я от тебя не ожидал, — рассмеялся Митчелл, откидываясь на спинку кресла. — Уверен, у нас все получится.

— Моя прямая задача? — деловым тоном поинтересовалась Карифа. И тут же добавила: — Кроме пиара?

— Расследование, — серьезно ответил директор. — У тебя будут все полномочия, права и максимально возможный допуск. Ты станешь моим первым заместителем, и все отделения GS будут обязаны исполнять твои приказы и оказывать любую помощь…

— Как в кино.

— Даже лучше, потому что по-настоящему.

— Я должна буду найти Орка?

— Разгромить его организацию и предотвратить дальнейшие террористические атаки. Второй пункт — если получится.

— Не получится, — мрачно произнесла Карифа. — Я три раза просмотрела выступление и уверена, что атака на Кейптаун первая, но не последняя. Орк не дурак, у него готово еще несколько актов, и мы не сможем их предотвратить.

— Я профессионал и понимаю, что еще пару ударов мы пропустим, — сразу ответил директор. — Но это — максимум, большего нам не простят.

Амин думала, что им позволят не более одного прокола, и слегка расслабилась.

— Я поняла, сэр. Мы знаем, откуда Орк получил штамм вируса?

— Пока нет.

По тону директора агент поняла, что его «пока нет» означает: «предположение есть, но эту информацию мы придержим», и не стала продолжать расспросы.

— Мы закончили?

— Нет… пока, — Митчелл слегка замялся.

Агент удивленно подняла брови и на этот раз не удержалась от вопроса:

— Что-то еще?

— Во-первых, к твоей группе будет прикомандирован человек.

— Сэр?! — достигнув определенного положения, Амин получила право самостоятельно отбирать сотрудников и коротким «Сэр?!» хотела напомнить об этом директору. Митчелл прекрасно понял восклицание, но изменить он ничего не мог.

— Это не просьба, Карифа, это приказ.

— Ваш?

— Не только.

— Сэр?

— Чуть позже ты все поймешь.

Впрочем, главное Амин уже уловила: политика. Большие люди напуганы явлением Орка и хотят быть уверены, что его обязательно поймают. И, возможно, хотят присмотреться к будущему директору GS. Потому что Митчелла, проворонившего появление такого террориста, обязательно придется менять.

— Что за человек? — поинтересовалась Карифа.

— Профессионал, — поспешил успокоить агента Митчелл. — Проблем с ним не будет.

— Зачем он нужен?

— Назовем его представителем заказчика, — сказал директор, чем полностью подтвердил догадки Амин. — Люди хотят быть уверены, что события развиваются в правильном ключе.

— Сэр?

Агент сделала вид, что удивилась, однако Митчелл не принял игры и серьезно объяснил:

— Как ты знаешь, Карифа, политика — это сложное переплетение интересов различных кланов и групп влияния. Формально GS независима, но мы существуем в рамках общества и не можем игнорировать этот факт.

— У нас есть заказчики?

— У нас есть неофициальный Попечительский совет, — тонко улыбнулся Митчелл. И вопросительно посмотрел на агента: — Это проблема?

— Никакой проблемы, сэр, вы ведь знаете, что я — взрослая девочка.

— Рад это слышать, Карифа, но ты обещала называть меня по имени.

— Извини, Арнольд.

— Прекрасно, и как раз сейчас… — Митчелл посмотрел на часы, затем перевел взгляд на монитор настольного компьютера и улыбнулся: — Сейчас тебе предстоит познакомиться с очень важной персоной, Карифа… Ее вертолет приземлился на крыше четыре минуты назад, и она вот-вот будет здесь. Сразу скажу: она приехала ради встречи с тобой и ты должна это ценить, потому что в дальнейшем ты будешь искать ее времени, а не наоборот.

— Как ее зовут? — деловито осведомилась агент.

— Имя тебе ни о чем не скажет.

— Значит, действительно важная птица.

— Ты даже не представляешь насколько…

Закончить директор не успел: дверь распахнулась, и в кабинет руководителя всесильной GS без доклада вошла невысокая, очень красивая женщина лет тридцати, одетая в строгий деловой костюм, туфли и белоснежную блузку. Обладательница необычайно доброжелательного взгляда и обаятельной улыбки.

— Рада тебя видеть, Митч, — мягко произнесла гостья, оказавшись в шаге от директора.

— Эрна, превосходно выглядишь.

— Обожаю твои комплименты. — Женщина перевела взгляд на Амин. — А вы, я так понимаю, Карифа?

— Так точно, — ляпнула агент.

— Обойдемся без устава, — рассмеялась Эрна. Смех у нее был грудной и очень приятный. — Если ты здесь, значит, предложение принято?

— Да.

— В таком случае можешь называть меня на «ты» и по имени.

— Карифа, позволь тебе представить Эрну Феллер, — вернул себе слово директор. — Эрна, перед тобой Карифа Амин, самый опытный агент Оперативного отдела и моя главная надежда на будущее всего GS.

Хрупкая красавица прищурилась и с улыбкой осведомилась:

— Ты действительно так хороша, как говорит Митч?

— Видимо, не настолько хороша, чтобы отправить меня на задание одну, — не сдержалась Амин.

И машинально задержала дыхание, ожидая реакции, которая… оказалась благосклонной.

— Молодец, — одобрила Эрна. — Упорная и самолюбивая… Карифа, ты мне нравишься, — и повернулась к директору: — Митч, насчет моего человека… только что сообщили, что возникло какое-то глупое недоразумение…

Следующую часть разговора они провели беззвучно, общаясь по сети, после чего директор кивнул, так же беззвучно отдал помощнику распоряжение и доложил:

— Я все уладил.

— Вот и прекрасно. — Эрна вернулась к Амин: — Пытаешься прочесть мой ID?

Карифа покраснела:

— Машинально.

— Ничего страшного, — махнула рукой мисс Феллер. Поверх тончайших перчаток были надеты кольца с бриллиантами. — Ведь ты ничего не увидела, не так ли?

— Служебный протокол GS вас обходит.

— Я — «гений», меня обходят все протоколы сетевой идентификации, — объяснила Эрна.

— Вы находитесь вне системы…

Но Амин напрасно поспешила с ответом. Мягким прикосновением к руке мисс Феллер не позволила агенту закончить, улыбнулась и произнесла:

— Давай сразу договоримся, Карифа: я не вне системы, я — над системой. И ты будешь там же, когда справишься с задачей.

— Я стану «гением»?

— Естественно.

— Это большая честь для меня, Эрна.

Несколько секунд мисс Феллер молчала, глядя Амин в глаза, а затем вновь улыбнулась:

— Нужно будет как-нибудь посидеть и поболтать о том о сем. Чувствую, мы подружимся. Мне нравятся сильные и умные женщины.

Карифа молча кивнула, шестым чувством поняв, что слова сейчас неуместны.

— Митч сказал, ты станешь медийным лицом расследования?

— Да, но я не до конца понимаю: зачем это нужно?

Амин думала, что над ее вопросом посмеются, но собеседники отнеслись к нему серьезно.

— Есть несколько соображений, — произнесла Эрна, располагаясь в кресле и тем дозволяя присесть собеседникам. — Первое: даже если мы арестуем Орка в течение следующих десяти минут, террористическую атаку такого масштаба Митч не переживет, ему придется уйти в отставку, и я хочу, чтобы следующим директором GS стал мой человек. — Мисс Феллер развела руками: — Я ведь имею право на маленький женский каприз?

— Вполне, — согласилась Амин.

— Я знала, что мы подружимся! — рассмеялась Эрна.

— А я говорил, что она умна, — добавил директор.

— Митч, никогда не сомневалась, что могу на тебя положиться, ты сделал идеальный выбор. — Эрна выдержала короткую паузу. — Второе соображение вытекает из первого, но лежит в плоскости психологии: людям нужны образы. Орк громко заявил о себе, и теперь человечество знает, кто бросил ему вызов. Орка проклинают, но об Орке говорят. Орк уже часть истории. И для того, чтобы общество достойно преодолело кризис, мы должны дать людям воина в сияющих доспехах. Несокрушимого героя, который защитит мир и справится с темной силой.

А вот теперь Амин удивилась по-настоящему. Она несколько секунд смотрела на умолкшую Эрну, затем перевела взгляд на директора, словно ища у него поддержки, затем дернула плечом и призналась:

— Это огромная ответственность.

И увидела одобрительный взгляд мисс Феллер:

— Я рада, что ты это понимаешь, Карифа. Мы не можем просто растоптать Орка, мы должны дать людям героя и победителя, фигуру равную ему, но с другим знаком — чтобы избежать ненужных потрясений.

— Ты станешь символом веры, — добавил директор. — С одной стороны, я бы не хотел оказаться на твоем месте. Но с другой — я тебе завидую.

— Ты всегда был романтиком, Митч, — заметила мисс Феллер.

— Поэтому тебе так нравятся мои комплименты.

— Тут ты прав.

Эрна помолчала и вновь обратилась к Амин:

— Еще вопросы?

— Обязательно появятся, — медленно ответила Карифа. — Но чуть позже: сейчас я под впечатлением.

— Волнуешься?

— Стала волноваться, когда вы… когда ты объяснила, кем хочешь меня сделать. До твоего рассказа я планировала обычную операцию.

— По моим данным, которые очень точны, Орк уже убил порядка двухсот тысяч человек, — неожиданно холодно и очень жестко произнесла Эрна. А ее глаза внезапно стали каменными. — Даже без моего рассказа это необычная операция. Ты будешь искать лютого зверя.

— Это я умею, — не менее жестко отозвалась Амин.

— Надеюсь… — А в следующий миг мисс Феллер вновь заулыбалась, обратившись в милую светскую даму. — А теперь, Карифа, позволь представить твоего напарника.

Дверь вновь открылась — и вновь без доклада, — и в комнату вошел русоволосый мужчина с добродушным круглым лицом. Вошел спокойно, даже расслабленно, как будто заявился не в кабинет директора самой мощной спецслужбы мира, а в привычный бар. И заявился из другого бара, а не тюремной камеры.

— Джехути Винчи, — назвала бородатого крепыша Эрна. — Друзья называют его Джа.

— Мисс Феллер, — Джехути вежливо склонил голову сначала в сторону женщины, затем обратился к хозяину кабинета: — Господин директор.

Они явно были знакомы, но вместо ответа Митчелл указал на специального агента:

— Карифа Амин.

— Именно такой я вас себе и представлял, — чарующе улыбнулся Джа и с любопытством осведомился: — Я что-нибудь пропустил?

— Только общую часть, которая тебя не касается, — прощебетала Эрна. — Присаживайся.

Амин с удивлением отметила, что всемогущая мисс Феллер обращается к бородатому гораздо теплее, чем к директору. Как к старому, многократно испытанному другу.

Впрочем, друг четко знал свое место в иерархии.

— Благодарю, — Джа расположился рядом с Карифой, вновь ей улыбнулся и громко произнес: — Вежливость требует сказать, что мы подружимся, агент Амин, так вот: я в этом не сомневаюсь.

— Я тоже, — кивнула Карифа, удивляясь собственной выдержке.

— А теперь вернемся к делам, — перешла на деловой тон мисс Феллер. — Ваша главная цель — Орк, поскольку есть веские основания предполагать, что без него организация развалится.

Карифе захотелось спросить, откуда появилась такая информация, но она промолчала, поскольку почувствовала, что мисс Феллер, как и Митчелл, что-то недоговаривает.

— Перед встречей я получила предварительные выводы WHO, медики считают, что в Кейптауне Орк использовал похищенный в Джорджии штамм…

— Никто не говорил, что из Центра Лугара похитили штамм боевого вируса, — не сдержалась Амин.

— Это строго конфиденциальная информация, — уточнил директор.

— Почему ее засекретили?

— Чтобы предотвратить панику.

— А получили заражение…

— Мы получили бы его в любом случае, — заметил Митчелл. — И не думай, что штамм не искали.

— Я понимаю, что искали, — кивнула Амин. — Орк работал в той лаборатории?

— Нет.

— Как же он добрался до штамма?

— Он умен…

— Митч, позволь мне, — перебила его мисс Феллер. После чего вздохнула, выдержав короткую паузу, и обратилась к агенту: — Карифа, мы предоставим тебе все факты, какими располагаем, но не догадки. Догадки и предположения мы пока оставим при себе, потому что… — Эрна посмотрела на директора, тот, поколебавшись, кивнул. — Потому что если Орк — тот человек, на которого мы думаем, то все гораздо хуже, чем банальное похищение боевых вирусов из провинциальной лаборатории.

— На кого же вы думаете? — решилась спросить Амин.

И услышала очень тихое:

— На создателя вируса. На человека, который придумал, как убить миллиарды людей.

* * *

Больше всего на свете Карифе хотелось его придушить. Накинуть сзади удавку, резко затянуть и держать до тех пор, пока Джехути не затихнет, не перестанет елозить ногами по полу и хрипеть в безумной попытке вырваться. Или забить до смерти! Сначала свалить, резким, коротким и очень точным ударом в висок, сразу же добавить ногой, вышибая остатки сознания, и бить, бешено бить до тех пор, пока тело не превратится в кровавое месиво… Или пристрелить. Слишком просто, конечно, и слишком быстро, но главное — подонок сдохнет!

— У тебя глаза горят, как ночью, — неожиданно произнес Винчи, входя в лифт и нажимая кнопку первого этажа. — Завелась, да?

— Ублюдок, — прошипела Амин.

А что она еще могла сказать?

— Не волнуйся: я сохранил наш маленький секрет и уж точно ничего не скажу твоим родителям…

У него еще хватало наглости шутить!

— Скотина!

— …по крайней мере до тех пор, пока ты нас не представишь.

— Ты меня оскорбил.

— Вау! — изумился Джа. — А я думал, это ты отправила меня за решетку после ночи любви. Кстати, у вас неплохие камеры: довольно чистые.

— Приходилось бывать в других? — огрызнулась Карифа, но сделала это напрасно, потому что в ответ Джехути вальяжно произнес:

— Разумеется.

Чем заставил разозленную женщину глупо спросить:

— Ты ведь вроде агент?

— Такой же, как и ты, — под прикрытием, — объяснил Винчи. — И если меня берут, то вытаскивают не сразу. На этот раз, кстати, получилось весьма оперативно, спасибо Орку.

— Ты…

Но бородатый не позволил ей продолжить:

— Ответь на вопрос, агент Амин: ты знала, что Орк выступит сегодня и нас с тобой сведут в небольшой, но обладающий широкими полномочиями отряд?

— Нет, не знала, — машинально ответила Карифа.

— Тогда перестань смотреть на меня глазами голодного бультерьера, — жестко велел Джа. — Встреча в баре была случайной.

— Врешь.

— Не считаешь себя привлекательной?

— Я красива, но не дура. А вот откуда ты знал, что нас сведут в один небольшой, но обладающий широкими полномочиями отряд?

— Да, ты действительно не только красива, — помолчав, признал Джа.

— Тогда говори правду.

Ехать в лифте им оставалось совсем чуть-чуть, и нужно было поторопиться с объяснениями. Или оставить их на потом. И Винчи решился:

— Примерно три месяца назад появились первые упоминания об Орке. Не сразу по всему миру, разумеется, а постепенно, будто человек путешествовал, ненадолго останавливаясь в разных городах и давая о себе знать. — Джа потер шею. — Рассказы более или менее совпадали с тем, что ты услышала от Сечеле. Рассказы людям не понравились, но Орка долго не принимали всерьез, и только вчера было принято решение создать специальный отряд по его разработке. Возглавить отряд должна была ты. Предполагалось, что мы будем действовать под прикрытием и доберемся до Орка нашими методами, но… но решение было принято с опозданием. Орк ударил. Поэтому ты будешь воином в сияющих доспехах, а я — твоим оруженосцем.

Примерно такую историю Карифа и ожидала услышать и потому сочла ее «предположительно честной». Однако одна деталь до сих пор вызывала у нее раздражение:

— Ты узнал, что мы окажемся в одном отряде, и сразу отправился в мой любимый бар?

— Решил познакомиться поближе, — спокойно ответил Винчи.

— И как?

— Я восхищен и очарован, — в его голосе не было ни капли иронии. — Повторим?

«Повторим?» Карифа едва не поперхнулась от гнева.

— У меня есть жгучее желание тебя кастрировать.

— Я произвел сильное впечатление, и ты жаждешь оставить что-нибудь на память?

— Хочу показать, насколько зла.

— Имеешь право, — не стал спорить Джехути. — А вот я не против повторить — ты действительно великолепна.

И почесал бороду жестом, который Амин уже запомнила.

— Даже не думай, — отрезала агент.

— Потому что теперь ты мой босс?

— Ты всегда ведешь себя как идиот?

— Как правило. — Он неожиданно сделал полшага, оказался совсем рядом с женщиной, наклонился к ее уху и прошептал: — Никогда больше, ни в каких разговорах и ни при каких обстоятельствах не вспоминай о Крокодиле. Забудь его. Поняла?

Карифа вздрогнула, помолчала несколько секунд, осознавая услышанное, после чего так же тихо спросила:

— Что с ним?

— Покончил с собой в камере.

— Каким образом?

— Сделал неправильные выводы.

— Откуда ты знаешь?

— Подслушал разговор тюремщиков.

Он врал, конечно, но при этом — рисковал, рассказывая ей все это.

— Ты его завалил?

— Нет. — Винчи помолчал. — Я не ангел, но есть вещи, делать которые брезгую. Не мой уровень.

Для таких вещей есть раскачанные «обезьяны», осужденные на пожизненное без права помилования.

— Ты меня поняла?

— Да.

Лифт остановился, Джа мягко отстранился от ошарашенной Амин, и когда дверцы раскрылись, напарники оказались в двух шагах друг от друга: Карифа смотрела прямо перед собой, а облокотившийся о стенку Винчи чистил ногти.

* * *

— Жизнь — это движение, и любое общество живо лишь до тех пор, пока движется вперед. Но что будет, когда «вперед» закончится? Не «если», а «когда», потому что Земля хоть и велика, но не бесконечна. Женщины исправно рожают детей, и каждый день в армию торговых центров вливаются легионы свеженьких, только что вылупившихся потребителей. Они едят и пьют, одеваются и развлекаются, покупают машины, лечатся, путешествуют и обставляют свои отсеки в MRB так, как велят типовые дизайнерские проекты. Легионы потребителей приносят корпорациям колоссальные деньги, экономика давно живет в эпохе грандиозных цифр, и никого не удивляют ни триллионные обороты, ни триллионная прибыль… И смысл прибыли умер. Невозможные доходы подарили невозможную, несокрушимую власть. Разрыв состоялся, орки мои. Впервые в истории человечества пропасть между властью и людьми стала непреодолимой. Лифт иерархической пирамиды сломался и перестал выполнять главную функцию: перемещать людей вверх-вниз. Вам, орки мои, никогда не взобраться выше цокольного этажа, а жители пентхауса потеряли возможность сорваться вниз — у них попросту не получится. Они достигли всего. Они мечтали об этом поколениями, они трудились ради этого поколениями, а получив — остановились, потому что следующий триллион прибыли ничего для них не изменит, а лишь добавит на счет следующий триллион прибыли. И он растворится в бесконечно длинных цифрах… Но система продолжает генерировать прибыль, потому что ничего другого не умеет — это ее единственная идея: триллион за триллионом! Достигнуты богатство и власть, а прибыль продолжает генерироваться. Краеугольный камень капитализма становится могильным. Идея пожирает сама себя. Вперед закончилось. Что дальше?

Орк поднял голову, посмотрел в камеру и негромко спросил:

— Кто-нибудь из вас понимает, о чем я говорю?

Ответом стала тишина.

Он сидел в той же студии, на фоне черной стены с небрежной белой надписью, но в другой одежде: в темно-зеленой, наглухо застегнутой куртке армейского образца, брюках-карго и высоких ботинках. И вертел в правой руке крупную золотую монету: пускал ее между пальцами, подбрасывал, ловил и снова пускал между пальцами.

— Меня зовут Бенджамин «Орк» Орсон, и я такой же, как вы, орки мои. Я обычный парень из сомкнутого легиона потребителей, из миллиардов орков, которые приносят корпорациям триллионы ненужной прибыли. Да, вы не ослышались: триллионы ненужной прибыли. Ее генерирует отлаженная машина впавшего в экстаз капитализма. Пророки потребления кричат: «Купи!», адепты потребления швыряют на алтарь кредитные карточки, смазывая жадные шестеренки бессмысленной экономики. Происходит божественный процесс формирования прибыли, которой становится все больше. А ресурсов — все меньше. Прибыль сыграла свою роль, орки мои: сформировала тех, для кого смысл прибыли утрачен. Их богатство настолько велико, что требует новой идеи. Их богатство достигло таких размеров, что сумело превзойти их жадность. Это казалось невозможным, но это случилось. А поскольку пресытившиеся люди и есть власть, идея капитализма себя изжила и вы, орки мои, умираете на пороге великих перемен. Почему умираете? Все просто: если не нужна прибыль — не нужны вы, несущие на алтарь свои кредитные карточки. Это не геноцид, орки мои, это математика. Холодный расчет, системный подход и взвешенный анализ. Если прибыль не нужна, то не следует тратить на ее получение драгоценные ресурсы.

Орк резко поднялся, несколько секунд смотрел в камеру и резко закончил:

— Вы стали лишними! — и повернулся лицом к черной стене. — Добро пожаловать в мой мир.

А повернувшись — растворился в фоне, оставив в кадре крупную надпись:

kamataYan

* * *

NY City, Sivic Center

— Он дал нам оружие против себя, — произнес Б.Б. Феллер, когда они с Эрной шли от приземлившегося на крышу небоскреба вертолета к кабине лифта. Всю дорогу отец хранил молчание, видимо, продолжая обдумывать предстоящую встречу, и лишь в шаге от лифта решил его нарушить. — Орк назвал людей лишними.

— И тут же назвал таким же себя, — напомнила Эрна.

— На это никто не обратил внимания, — отмахнулся Б.Б. — Люди услышали другое: Орк начал их убивать, потому что считает лишними. За это его станут ненавидеть.

— Может быть… — поразмыслив, протянула женщина.

— Станут, — уверенно ответил Феллер. — Прикажи медиаменеджерам раскручивать эту концепцию: Орк считает людей лишними.

— Хорошо.

— Поэтому Орк убивает.

— Я поняла.

— Это важно, — повторил Б.Б. — Люди должны четко понимать, что Орк — убийца, и тогда они станут слушать его выступления лишь для того, чтобы подогреть свою ненависть. Потому что если они начнут вникать в его речи, рано или поздно поймут, что он говорит.

— У них мало времени.

— Успеют, — угрюмо бросил Феллер. — Он старается.

И вновь замолчал.

Внезапное выступление Орка, вкупе со стремительно развивающейся эпидемией в Южной Африке, вывели мир из повседневности бессмысленного потока новостей. Обычный информационный мусор — кто на ком женился, кто кого нокаутировал, что будут носить следующей зимой и когда прилетит Нибиру — разбился вдребезги, и теперь всех интересовал Орк: кто он, зачем заявил о себе и когда его поймают. Но больше всего эти вопросы интересовали людей, облеченных властью. Правительства и парламентарии всех стран проводили бесчисленные конференции, на которых принимались или продумывались меры по обеспечению безопасности, но одно из главных совещаний состоялось в неброском сером здании, которое называлось «Бендер», и его состав оказался ограничен: директор Митчелл, руководитель великой GS, доктор Гарибальди, представляющий WHO, и Кастор Лукас Фредерик Розен III, президент корпорации «Clisanto». Несмотря на крайнюю занятость, они собрались задолго до появления Б.Б., но ничего не обсуждали, молча сидели в креслах, с которых подскочили, когда Феллер вошел в кабинет. Подскочили, но не проронили ни звука, лишь молча наблюдали за тем, как Б.Б. по-хозяйски медленно прошел вдоль стола, остановился у кресла во главе, повернулся к окну, помолчал, а затем резко обратился к Митчеллу:

— Что это за выступление?

— Мы не знаем, — развел руками директор.

— Почему не знаете?! — громыхнул Феллер.

Митчелл вжал голову в плечи. Эрна старательно удерживала на лице равнодушное выражение. Остальные, судя по мимике, изрядно нервничали.

— Откуда взялся Орк?

— Для меня его появление стало полной неожиданностью.

— Кто-то решил стать лицом ситуации, — обронила Эрна. — Легенда породила легенду.

— Другого объяснения нет, — добавил Розен III.

— Мы считаем его сумасшедшим, — сообщил Митчелл. — Это главная версия.

Гарибальди продолжил молчать, всем своим видом показывая, что WHO не имеет даже косвенного отношения к возникшим проблемам и он не собирается обсуждать чужие неприятности.

— Возможно, он действительно идиот, причем во всех смыслах слова, — согласился с Митчеллом Феллер. — Но он очень информированный идиот, вы не находите?

— Я его найду, — пообещал директор GS.

— Вы не ответили на мой вопрос!

— Так даже лучше, — неожиданно добавила Эрна, спасая Арнольда от гнева отца.

— Чем? — прищурился Б.Б.

— У людей появился реальный враг, — пожала плечами женщина. — Олицетворение зла. Размытый образ — это туман, его невозможно порезать на куски, а реального человека — без труда.

Митчелл кивнул, показывая, что полностью согласен с дочерью Б.Б., но тут же вновь съежился, услышав от Феллера:

— Сумасшедший он или нет, нужно его взять. Вы слышите? Нужно взять… но тихо. Представим его публике, когда будет нужно.

— Я так и планировал.

— Вот и хорошо. — Феллер перевел взгляд на Гарибальди. — Что с вирусом?

— Работаем, — коротко ответил доктор.

— Проблемы?

— Пока нет.

— Хорошо. — Феллер покосился на Розена. Заметив это, президент «Clisanto» едва заметно кивнул, словно принимая невысказанную похвалу. Б.Б. поморщился и повторил: — Хорошо.

— Вам пора выступать, господа, — улыбнулась Эрна. — Пресс-конференция через пять минут.

Митчелл, Гарибальди и Розен покинули кабинет, и отец с дочерью остались наедине. Эрна вывела на большой монитор картинку из конференц-зала, в котором готовились к встрече журналисты, но звук убрала и посмотрела на Б.Б.

— Почему ты так разозлился?

— У меня плохое предчувствие, — мрачно ответил Феллер. И замолчал, явно ожидая, что дочь поинтересуется, в чем дело, но ошибся.

— Криком ты от предчувствия не избавишься, — заметила молодая женщина.

— Это верно, — не стал спорить Б.Б.

— Нужно быть терпимее.

— Согласен.

— Ты сам учил меня оставаться спокойной в любых ситуациях.

— Учил, но…

— Никаких «но», отец, — твердо произнесла Эрна. — Ты проигрываешь не когда враг наносит смертельный удар, а когда теряешь самообладание.

— Это мои слова, — недовольно сказал Феллер.

— Я рада, что ты их помнишь, — парировала женщина. И наконец-то задала вопрос, который ждал отец: — Что за предчувствие? И почему оно так сильно тебя расстроило?

Б.Б. медленно опустился в кресло, провел пальцем по подлокотнику и ответил:

— Мне казалось, я знаю его досконально, но твои слова заставили меня задуматься.

— Слова о том, что я боюсь? — уточнила женщина.

— Да.

— К сожалению, я не могу взять их обратно, — после паузы произнесла Эрна. — Он действительно изменился.

— А не должен был, — сухо заметил Феллер.

— Почему?

— Потому что раньше он делал все, что ты от него требовала.

— Все, чего я желала, — уточнила женщина.

— Есть разница?

— Раньше он исполнял мои прихоти, а теперь должен подчиниться приказу, — ответила Эрна, и Феллер услышал в ее голосе злость — совершенно неожиданную для их отношений.

И пожалел, что затронул болезненную тему. Но остановиться не смог.

— Твой страх говорит, что он стал непредсказуемым.

— Он стал таким, чтобы выполнить приказ.

— Или он изменился раньше? Когда свел с ума психиатра?

— Может, и раньше, — резанула Эрна. — Но думать об этом нужно было до того, как ты приказал его убить.

— О чем думать?

— О том, что он изменится.

И прежде чем Феллер ответил, на полную мощность включила звук настенного монитора, на котором как раз появились их недавние собеседники: Митчелл и Гарибальди.

Они одновременно вышли из-за кулис, постояли, позволяя журналистам сделать фото, затем заняли свои места у микрофонов, и Митчелл на правах хозяина взял слово первым.

— Буду краток, поскольку расследование только началось: мы пропустили тяжелейший террористический удар. Нет никаких сомнений в том, что разразившаяся в Кейптауне эпидемия стала результатом жестокого преступного заговора. Я приношу соболезнования родным и близким пострадавших и даю слово, что GS приложит все силы для скорейшей поимки террористов. Мы создали специальный отряд, который будет преследовать Орка днем и ночью. Руководить отрядом поручено специальному агенту Карифе Амин, которая становится моим первым заместителем.

Воспользовавшись короткой паузой, журналисты попытались перебить выступление Митчелла вопросами, но он поднял руку, а затем указал на Гарибальди.

— WHO осуществляет координацию борьбы с распространением вируса, — заученно произнес тот, без труда перекрывая возгласы репортеров. — Мы отправили в Африку лучших специалистов и уже развернули восемь лабораторных центров, четыре из которых находятся непосредственно в ЮАР. Данные, которые мы получаем, позволяют определять границу карантинной зоны…

— Вы блокировали Кейптаун? — громко спросил парень из REUTERS.

— Этого требует стандартный протокол на случай эпидемий, — спокойно ответил Гарибальди.

— Что будет с людьми, которые остались внутри?

— Мы работаем над созданием вакцины…

— То есть Орк применил неизвестный вам вирус? — выкрикнула девушка из ABC.

— Известный, но измененный. Требуется время, чтобы понять, с чем мы имеем дело, и разработать вакцину.

— Откуда Орк взял вирус?

— Мы проводим расследование и, поверьте, не будем скрывать результаты, — вернул себе слово Митчелл.

— Он мог взять штамм из Центра Лугара в Джорджии?

— Мы проводим расследование…

— Что известно об Орке?

— Пока очень мало, — поморщившись, рассказал директор GS. — Мы даже не знаем, существует ли он в действительности или за псевдонимом прячется террористическая группа.

— Но о нем давно ходили слухи.

— Мы их изучали, но до сих пор слухи оказывались слухами. Общеизвестные выступления стали первым появлением так называемого Орка на публике. — Митчеллу надоело оправдываться, и он решил сменить направление конференции. — А теперь позвольте вам представить специального агента Амин, которая возглавит Особый оперативный отряд по поиску Орка.

Карифа вышла из-за кулис, но прежде чем журналисты среагировали на ее появление, репортер REUTERS повторил вопрос, который несколько минут назад прошел почти незамеченным:

— Что станет с людьми, которые находятся внутри карантина?

И в зале наступила тишина.

Митчелл посмотрел на Гарибальди, полагая, что о медицинских делах должен говорить представитель WHO, Гарибальди поджал губы, не желая портить карьеру столь щекотливой темой, и положение спасла Карифа. Поняв, что чиновники растерялись, она уверенно подошла к микрофону и, глядя журналисту REUTERS в глаза, жестко произнесла:

— Нравится вам это или нет, но в первую очередь мы должны думать о тех, кому повезло оказаться за пределами карантина.

* * *

NBC News: «Специальный агент Амин, назначенная сегодня первым заместителем директора GS и руководителем Особого оперативного отряда по расследованию террористической атаки, сумела произвести впечатление…»

AP: «Жесткий удар — жесткий ответ. Судя по всему, директор Митчелл отправил на охоту за Орком действительно серьезного игрока. Карифа Амин показала, что здраво оценивает сложившуюся ситуацию и сделает все, чтобы обезвредить преступников в кратчайшие сроки…»

REUTERS: «Охота началась! Директор Митчелл анонсировал целый ряд антитеррористических мер и объявил о создании Особого оперативного отряда…»

LeikaLook: «В первую очередь я бы задался вопросом, где Орк раздобыл вирус…»

* * *

Atlantic Ocean

Из-за эпидемии сообщение с Кейптауном прекратилось: поезда остановлены, на всех дорогах — блокпосты, между дорогами — мобильные патрули; побережье контролирует Объединенная эскадра, в порту и аэропорту — базы Международного контингента.

Поскольку вакцины не было, WHO настояла на двухнедельном карантине и полной блокаде города, эвакуация не проводилась и даже не готовилась. В Кейптаун отправляли продовольствие, медикаменты и военные грузы, но ничего не забирали, поэтому Карифе и ее небольшому отряду пришлось воспользоваться зафрахтованным Международным контингентом грузовым самолетом DHL, а не пассажирским лайнером. Не очень комфортно, зато без ненужных попутчиков: Амин специально выбрала борт без пехоты, заполненный только ящиками и контейнерами, среди которых и расположились агенты.

Лучше всех устроился Гуннарсон: он еще на земле отправился знакомиться с пилотами, рассказал им пару анекдотов, поделился свежими сплетнями, стал «своим парнем» и в результате оказался обладателем удобнейшего гамака, в котором и заснул через двадцать минут после взлета. Рейган отыскала грязный спальный мешок, расстелила его на подходящем ящике и тоже отключилась, попросив разбудить «к завтраку». Филип Паркер мучился дольше всех. Он очень хотел спать, но никак не мог устроиться на жестких ящиках, ни сидя, ни лежа, бродил по отсеку недовольным привидением, но примерно через час после взлета все же ухитрился расположиться на относительно мягких рюкзаках. Что же касается Карифы и Джа, то они ушли в хвост: им требовалось и поговорить о делах, и выяснить отношения.

После совещания Амин отправилась на пресс-конференцию, но там почти все время молчала и кроме фразы, которая молниеносно сделала ее знаменитой, произнесла лишь то, что требовалось в данных обстоятельствах: уклончиво ответила на несколько пустых вопросов и уверенно пообещала арестовать Орка в ближайшее время. Затем собрала отряд, официально представила им Гуннарсона и Винчи, ознакомила ребят с ближайшими задачами — предстояла командировка в Кейптаун — и приказала готовиться. Затем отправились в аэропорт — зафрахтованные транспортники вылетали из JFK, а не с военной базы. И лишь теперь, когда впереди ее ожидало длинное и скучное путешествие в Южную Африку, у Амин появилась возможность по-настоящему поговорить с Винчи.

— Мы, разумеется, будем вместе работать, мне четко дали понять, что избавиться от тебя невозможно, но я считаю, что ты поступил как свинья.

— Разве мы не уладили это маленькое недоразумение? — искренне удивился Джа.

И его добродушное нахальство в очередной раз поставило Амин в тупик.

— Каким образом?

— Ты призналась, что у нас получилась отличная ночь, я перестал дуться, что ты отправила меня в камеру, и мы решили…

— Мы ничего не решали!

— Разве?

— Начнем с очевидного, — жестко произнесла агент. — Между нами все кончено.

— Почему?

И на Карифу вновь накатило желание как следует врезать бородачу то ли с голубыми, то ли с серо-стальными глазами. Врезать от души, вложив в удар и обиду за его подлую выходку, и злость на Митчелла, навязавшего ей надзирателя, и вообще — одним ударом сбросить все плохое, что накопилось за последние дни. Но при этом Карифу влекло к нахалу, она никак не могла забыть бурную ночь, наполненную и страстью, и нежностью, и оттого злилась еще сильнее. Джехути произвел на нее впечатление.

— В настоящий момент я твой командир, — негромко произнесла Карифа, глядя за плечо Винчи. — И хочу, чтобы ты вел себя с уважением.

— Не волнуйтесь, мэм, в официальной обстановке я всегда буду выражать вам искреннее почтение, — пообещал Винчи.

— У меня хороший, дружный отряд…

— А сейчас некоторые его члены стали чуточку ближе друг другу.

Она постаралась абстрагироваться от язвительных замечаний.

— Но наши отношения не должны мешать выполнению боевой задачи.

— Я рад, что ты наконец-то заговорила об отношениях.

— Их у нас нет, — опомнилась Амин.

— Они развиваются, — поправил ее Джа.

Как и все агенты отряда, бородач переоделся в полевую военную форму без знаков различия, но став похожим на сотрудников GS, не стал им ближе.

— Ты меня раздражаешь, — процедила женщина.

— Знаю.

— И специально усиливаешь мое раздражение.

— У нас мало времени, Карифа, тебе нужно как можно быстрее пройти пик неприятия и начать относиться ко мне так, как ты должна относиться ко мне, — неожиданно серьезно произнес бородатый.

— Как я должна относиться к тебе? — растерялась агент.

— С доверием и уважением, как к полноправному члену команды.

Амин развела руками, промолчала, но признала, что Винчи прав: его назначение никто не отменит, а значит, в следующем боевом столкновении он будет рядом, и нужно ему верить. Или нужно заставить себя ему верить. Потому что этот человек, возможно, спасет ей жизнь.

Или не спасет.

— Ты много обо мне знаешь?

— Достаточно, — не стал скрывать Джа. Причем ответил, не изменив выбранному серьезному тону.

— Почему я о тебе ничего не слышала?

— Я под прикрытием.

— Давно?

— Всегда.

— И сейчас?

— Разумеется.

Ответ означал, что Амин не знает и не узнает о новом напарнике всей правды. Его прошлое и его истинная личность оставались засекречены, и не факт, что они известны даже директору Митчеллу. И по всему выходит, что легендарный отряд «Sputnik» все-таки существует.

«Это представитель заказчика», — вспомнила Карифа слова руководителя GS.

А заказчиком оказалась молодая женщина, вице-президент инвестиционного фонда с заурядным, никому ни о чем не говорящим названием, — никакой другой информации Амин об Эрне Феллер не нашла, хотя прочесала сеть с помощью поискового протокола GS. Вице-президент инвестиционного фонда «Orchid». Решающая, кто станет следующим директором самой могущественной спецслужбы мира.

«Я буду называть ее по имени, на „ты“, а в конце карьеры окажусь сенатором…»

Карифа посмотрела на «представителя заказчика», посмотрела и улыбнулась — впервые после встречи в кабинете Митчелла.

— Ты итальянец?

— А что, похож? — бородач уловил перемену в настроении молодой женщины и вернулся к расслабленному, вальяжному тону.

— У тебя странное имя.

— Нормальное.

— Что в нем нормального?

— Имя вообще супер, а фамилия, как у Леонардо.

— И что?

— Я ею горжусь.

— Сам придумал сочетание?

— Наполовину.

— Какая половина настоящая?

— Потом скажу.

— Но все-таки сам? — уточнила Карифа, желая услышать подтверждение, что напарник скрывает настоящую личность.

— Наполовину, — помолчав, повторил Джа. А после коротенькой паузы вдруг добавил: — Мир перестал давать своим детям нормальные имена.

— Не устроило, как тебя назвали папа с мамой?

И неожиданно для самой себя угодила в яблочко: губы Винчи на мгновение изогнулись в грустной улыбке. Как будто он вспомнил о чем-то очень важном, очень теплом, но давным-давно потерянном.

— Того имени я лишился навсегда, — ответил бородатый.

— Жалеешь?

— Уже нет, — качнул головой Джа. — Ведь я стал частью мира.

— Какой частью? — машинально спросила Амин и услышала ответ, который ее не удивил:

— Незаметной.

DNA во всемирной базе отсутствует, хотя сейчас эту информацию снимают и привязывают к досье по любому поводу: задержали за распитие спиртного в неположенном месте — доставили в полицию — сняли DNA; оформляешь ипотеку на двадцать лет — без привязки к DNA она окажется на десять процентов дороже; собираешься застраховать жизнь — без получения генетического кода с тобой даже разговаривать не станут. GenID постепенно становился обязательным, но его отсутствие не мешало Джа путешествовать по миру.

А значит, он «гений».

До сих пор Карифе доводилось встречаться лишь с одним таким человеком, обладающим столь высоким статусом, — с директором Митчеллом, и вот познакомилась еще с двумя: Эрной и Джехути.

«Гениями» на сленге GS называли тех, чей генетический код система не позволяла идентифицировать: высших политиков, государственных деятелей, корпоративный топ-менеджмент, членов их семей и самых доверенных помощников. Элиту и ближний круг. К какой группе отнести Митчелла, Карифа не знала, но это ее не особенно волновало. Эрна Феллер однозначно элита, исходящая от нее властность чувствовалась за милю, несмотря на проявленное дружелюбие. А Джехути… Агент? Телохранитель? Семейный палач? Личный убийца? Кто-то из них или все сразу.

— Ты — «гений»?

— Ты тоже станешь, — ушел от прямого ответа Винчи.

— А все мои данные…

— Их уберут из сети.

— Такое возможно?

Бородатый пожал плечами и указал на кобуру на поясе женщины:

— Пистолет принадлежит тебе?

— Да.

— Что ты с ним можешь сделать?

— Все, что угодно.

— Выбросить можешь?

— Да.

— Стереть серийный номер?

— К чему ты клонишь?

— Им принадлежит сеть, — беззаботно улыбнулся Винчи и тут же уточнил: — Я ответил на твой вопрос?

С принадлежащей тебе вещью можно сделать все, что угодно. Сеть — та же вещь, и ее хозяева могут делать в ней все, что захотят. Без ограничений. Хозяева могут сделать так, что твои данные из нее исчезнут навсегда и ты станешь никем. Или — «гением». Или упадешь на дно, или поднимешься на неимоверную высоту.

Джехути ответил откровенно, но при этом — без боязни, какую продемонстрировал Сечеле. То ли имел право вести себя свободно, то ли получил приказ помочь будущему «гению» освоиться на новом уровне.

— Я обратила внимание, что ты не часто носишь smartverre, — произнесла Амин и вновь не промахнулась.

— Кто составил для тебя список вопросов? — рассмеялся Джа. — Они удивительно точны.

— Надеюсь, ответы будут такими же, — не приняла шутки агент. — Почему ты редко надеваешь smartverre?

— Чтобы ничто не мешало окружающим любоваться моими прекрасными глазами.

— А если серьезно?

— Если серьезно, то какого они цвета?

— Голубые, — тут же ответила Карифа. Но неуверенно.

— Другие варианты есть?

— Странного цвета, — помолчав, ответила Амин. — Я бы затруднилась ответить точно.

— Все затрудняются, — хмыкнул Джа. И объяснил: — Цвет плохо различим, потому что на глаза напылены наноэкраны, которые исполняют роль стекол smartverre.

— А где электроника?

— Здесь, — бородатый постучал себя по лбу. — Вживлена под кость и прикрыта титановой пластинкой.

— Круто, — оценила Амин. — Где раздобыл?

— У военных, — не стал врать Винчи. — Это экспериментальная технология, а я согласился стать подопытной крысой.

— Почему согласился?

— Никогда не любил очки.

— Да, иногда они мешают, — согласилась Карифа. — А в остальном?

— В остальном у меня все как у всех: в ухо вживлен динамик, в челюсть — микрофон, в подушечку указательного пальца — «мышка». А smartverre я таскаю для маскировки и если нужно скрыть лицо.

— Как обновляешь OS? — пошутила Амин.

— Пока по сети, но слышал, что разрабатывается универсальный разъем для чипа, скорее всего его станут вживлять в затылок.

— Неполадки были?

— Ни одной.

— Нужно будет попробовать.

— Лет через пять наноэкраны станут общедоступными.

— Я могу рассказать о них ребятам?

— Не люблю завистливые взгляды.

Джа был изрядным наглецом, но Карифа начала привыкать к его манере поведения и перестала злиться. Поняла, что дурацкими шуточками он пытается если не создать, то хотя бы сымитировать нормальные отношения, и решила сделать шаг навстречу. В конце концов, им действительно придется идти в бой.

— Ты вроде ничего не имеешь против шотландского виски? — поинтересовался Винчи, доставая плоскую фляжку.

— Ничего, — подтвердила Карифа. Сделала глоток, отметив, что виски действительно отличный, и спросила: — Какой у тебя опыт?

— Меня учили разным штукам, — расплывчато отозвался Винчи.

— Служил в полиции?

— Нет, но я очень внимательный и наверняка пригожусь при проведении расследования.

— Армия? — не отставала Амин.

— Было дело.

Они сделали еще по глотку.

— Участвовал?

— Я рассказывал.

«Ах, да, подавление „Фронта Уго Чавеса“…»

— Что-нибудь еще?

— Нет, — качнул головой Джа. — Умные люди вовремя заметили мои несомненные таланты и не позволили превратиться в застегнутого на все пуговицы устава генерала.

— Иногда ты странно выражаешься.

— Иногда я сам себя не понимаю, но мое косноязычие не распространяется на службу.

— Проверим, — протянула Амин и неожиданно бросила: — Зачем ты мне нужен?

Резкая смена интонации частенько заставляла собеседников отвечать машинально, а значит — искренне, но с Джехути прием не сработал. Точнее, сработал, но наполовину: он ответил честно, но не сразу, а сделав очередной глоток из фляжки.

— Я как шипы на колесах: понадоблюсь раз в жизни, но ради этого раза имеет смысл меня терпеть.

— У меня достаточно шипов, — огрызнулась Карифа.

— Лишние не помешают, — убедительно ответил Винчи. — Когда ты дрогнешь, я сделаю так, что мы не облажаемся, и спасу твою карьеру.

Прозвучало немного обидно.

— То есть я дрогну, а ты — нет? — нахмурилась Амин.

— Именно так.

— Уверен?

— Главное, что во мне уверены заказчики, как их назвал Митчелл, а они не ошибаются.

— В этом ты тоже уверен?

— Но ведь в тебе они не ошиблись, — вальяжно ответил Джехути. — И предложили тебе именно то, о чем ты мечтала: вожделенную должность.

— Об этом тоже знаешь? — Амин почувствовала себя уязвленной. И отметила, что, когда Митчелл использовал слово «заказчик», Джехути еще сидел в подвале GS.

— Вторая моя задача: знать о происходящем все, в том числе факты, которые тебе пока знать не положено, — продолжил Винчи. — Это позволит вести расследование в правильном ключе.

— Тебе настолько доверяют? — не поверила Карифа.

— Мне нельзя не доверять — я обаятельный, — сообщил бородатый и улыбнулся так, что оспаривать его заявление показалось глупым.

Амин помолчала, разглядывая, как она надеялась — бесстрастно, добродушную физиономию Джа, после чего задала следующий вопрос, перейдя к самой важной части беседы:

— Что ты знаешь об Орке? Точнее, что ты имеешь право мне рассказать?

— Орк — «гений», — тут же ответил Винчи.

— Парень из высшего общества?

— Выше не бывает — он уровня Эрны, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Черт!

— Согласен: это обстоятельство вносит дополнительную изюминку в расследование.

И не простую «изюминку», а очень серьезную. Карифе доводилось и арестовывать, и даже убивать важных персон, бизнесменов и политиков, обладающих реальной властью, но вставших на преступный путь. Однако Амин призналась себе, что Эрна резко от них отличалась. Эрна стояла еще выше, и если Орк ей ровня, то расследование становилось опасным во всех смыслах. Скорее всего, Эрна и ее друзья хотят убить Орка, а не покарать его, хотят, чтобы его тайна осталась тайной, и именно для этого прислали Винчи.

«Они хотят скрыть какие-то грязные делишки, — поняла Карифа, вспомнив оговорки и недомолвки Эрны и Митчелла. — Я втянута в их игру, но… Но если игра закончится смертью Орка — то пусть! Я согласна».

И вслух спросила:

— Почему нет фото Орка?

— Он сменил внешность.

— А поскольку он «гений», мы не сможем его отыскать…

— Именно.

Протокол «Гений», защищающий генетическую информацию членов высшего общества, действовал достаточно просто: на помещенные в особую базу данные устанавливался полный запрет, и бесчисленные роботы искажали или уничтожали информацию в момент поступления в сеть, обеспечивая избранным полную тайну личности. Система подтверждала подлинность документов, которыми они пользовались, и выдавала только ту информацию, которая была с ними связана, то есть только ту, которую они считали нужным обнародовать.

— Зачем только придумали этот протокол? — вздохнула Амин.

— DNA содержит слишком много информации, и никто в здравом уме не станет ею делиться, — ровным голосом сказал Винчи.

— Но всех заставляют ею делиться.

— Кто тебе сказал, что все находятся в здравом уме? — рассмеялся в ответ Джехути и вновь глотнул виски.

— Ты не один. — Карифа забрала фляжку, но пить не стала. Замерла, держа ее перед собой, а затем посмотрела на бородатого: — Почему не сняли запрет на DNA Орка?

— Потому что протокол «Гений» разработали именно для того, чтобы его пользователи остались неидентифицированными, — объяснил Винчи. — DNA «гениев» вносится в базу анонимно, никто не знает, кому принадлежит та или иная запись, а значит…

— Ее нельзя изъять, — догадалась агент.

— Совершенно верно, — подтвердил Джа. — «Гением» становятся пожизненно.

— Тебе повезло.

— Если все будет хорошо, ты перестанешь мне завидовать.

— Почему ты решил, что я тебе завидую?

— Показалось.

Карифа наконец сделала глоток, но только для того, чтобы выдержать паузу, поскольку вредный Винчи в очередной раз ухитрился ее задеть. Или прочитать… не важно. Главное, что он снова оказался прав: Карифа завидовала «гениям», но ей было неприятно слышать это от бородатого.

И в отместку она решила поддеть собеседника:

— Ты ведь понимаешь, что мне придется доложить о нашем разговоре?

— Ты ведь понимаешь, что он уже записан? — фыркнул Джа. — И если не доложишь, у тебя будут неприятности.

— А у тебя? — не удержалась от ядовитого вопроса Амин.

— Я отчитываюсь только о результатах проделанной работы.

— Хочешь сказать, что находишься на другом уровне свободы?

— Свобода может быть только одного уровня, — протянул Винчи, закладывая руки за голову и потягиваясь. — Свобода или есть, или нет. Я — свободен.

— Но ты служишь, то есть подчиняешься приказам.

— Это мой выбор. Я служу тем, выше кого в нашей реальности не существует, и за это мне платят свободой. Я считаю заключенный договор достойным.

И опять он ее отбрил. Как будто поставил на место.

Карифа сделала большой глоток, отметив про себя, что содержимое фляжки изрядно уменьшилось, и поинтересовалась:

— Зачем ты мне это рассказал?

— Готовлю к новой жизни.

— Разве нужно готовить к свободе? — удивилась Амин.

— Еще как, — подтвердил Винчи. — Начнем с того, что свобода нужна далеко не всем, многие отказываются.

— Боятся?

— Ты угодила в точку, — кивнул бородатый. — Свобода — это не только возможность говорить все, что придет в голову, и вести себя как хочется, но и ответственность за принятые решения. Это совершенно иная жизнь, в которой твоя воля стоит выше инструкций и правил.

— Для чего?

— Для того, чтобы идти вперед. Топтание на месте — это удел рабов.

Карифа поздравила себя с тем, что совершенно не готова к серьезному разговору. То ли к серьезному, то ли к умному, то ли к провокационному. В любом случае Джа далеко не так прост, каким показался в начале знакомства, и с ним следует держаться осторожно.

— Давай вернемся к делам, — предложила агент, жестом показав, что следует закрыть и убрать фляжку. — Ты сказал, что Орк — парень из высшего общества. Тогда почему он стал террористом? Что с ним случилось?

— Говорят, спятил.

— Похоже, — согласилась Карифа, ожидавшая примерно такого ответа. — А на самом деле?

— Если успеем — узнаем.

— Почему «если»?

— Интересы общества требуют его устранения, — подтвердил ее предположения Винчи. — Никому не понравится, если, догнав Орка, мы начнем с ним откровенничать. Впрочем, ты и сама это понимаешь.

Разумеется, он имел в виду несчастливую судьбу Сечеле, но упоминать это имя не собирался.

— Ты для этого здесь? — тихо спросила Карифа. — Ты должен проконтролировать, что Орк ничего никому не скажет?

— Не думай об этом, — посоветовал Джа. — Просто играй, раз уж тебе доверили первую скрипку.

— Тебе доверили больше.

— Я не честолюбив.

Агент Амин кивнула, без удовольствия дав понять, что усвоила услышанное, и продолжила:

— Вернемся к Орку. Твоя оценка: он сумасшедший?

— Нет, — убежденно ответил Джехути. — И хотя безумия в нем достаточно, Орк действует здраво, логично и хладнокровно. Он твердо верит в то, что делает, и в этом его сила. Орк не просто убивает — у него есть миссия.

— Он фанатик?

— Я бы не использовал столь радикальное и ограниченное определение, — поморщился Винчи. — На публике — пожалуйста, между собой — не надо. Но если не вдаваться в нюансы, то Орка можно назвать и так.

— То есть Эрна и люди ее круга до колик боятся фанатика?

На этот раз Джехути смотрел на Карифу довольно долго, почти минуту, после чего попросил уточнить:

— А чего еще следует бояться?

Неожиданный вопрос сбил Амин с толку.

— Ну…

Но, как оказалось, Винчи не ждал ответа:

— Есть всего два фактора, способных действительно изменить мир: ядерное оружие и идея. Ядерное оружие перезапустит цивилизацию, откатив планету на пару тысяч лет назад. Орк — это идея, а любая идея требует веры, в первую очередь — от своего носителя.

— Какая идея? — не выдержала Амин. — Убить как можно больше людей?

— Этого я не знаю, но Орк не станет размениваться по мелочи.

— Ты с ним встречался, — догадалась Карифа. — Джа, ты его знаешь?

— Мы виделись задолго до того, как все это началось, — после паузы ответил Винчи. — И если тебе интересно: я его глубоко уважаю.

И вновь поставил Амин в тупик: разве можно доверять преследование тому, кто не стесняется признаваться в уважении к преступнику? Разве охотник должен испытывать к добыче хоть что-то, кроме желания убить? А затем Карифа вспомнила откровенную фразу Эрны о том, что они пока не рассказывают ей всей правды, вспомнила оговорку Митчелла насчет того, где Орк раздобыл штамм вируса, ухмылку Джа, с которой он сказал, что знает больше, и сказала себе, что игра намного сложнее, чем кажется на первый взгляд.

Но вслух заметила другое:

— Ты ведешь опасные речи.

— Как и любой думающий человек, — парировал Винчи.

— Все люди думают.

— Тут ты заблуждаешься.

— Неужели?

— Все люди думают о том, что поесть завтра, чем заплатить за квартиру, за обучение, на что жить в старости… — перечислил бородатый.

— Именно!

— Но это не мысли, а последовательность действий, набор базовых потребностей, для обеспечения которых требуются помимо физических еще и интеллектуальные усилия, — развел руками Джехути. — По большому счету, мы говорим об алгоритме муравья.

— Многие читают книги.

— И где результат?

— В смысле? — растерялась Амин.

— Для чего они читают книги? — с напором поинтересовался Винчи. — Думают ли они при чтении? А если думают, то куда деваются их мысли?

— Мы говорили о том, что они думают, — Карифа окончательно потерялась. — В целом.

— Но зачем они думают? Согласись, нет смысла думать только для того, чтобы думать? — Джехути чуть подался вперед. — Они морщат лоб, убеждая себя, что, мучаясь абстрактным мышлением, начинают отличаться от животных, но живут по алгоритму насекомых. Зачем они думают?

Винчи вновь затащил ее в размышления, к которым Амин была абсолютно не готова, и молодая женщина не понимала, зачем ему это.

«Это проверка? Джа получил приказ оценить мои интеллектуальные способности? Джа? Таинственный „гений“ с внешностью фермера?»

Карифа с удовольствием закончила бы разговор, но не могла отделаться от мысли, что прекращение дискуссии будет расценено как проигрыш, и потому продолжила:

— Итак, интеллектуальные усилия, связанные с повседневной жизнью, кажутся тебе низкими…

— Не совсем так, — покачал головой Винчи. И, видимо, он был немного разочарован тем, что Амин не дала какой-то важный для него ответ. — Я против того, чтобы интеллектуальные усилия человека ограничивались повседневной жизнью.

— Куда же должны приводить мысли?

— К изменению мира.

— Всегда?

— Постоянно.

— Изменять мир ради изменения мира?

Несколько секунд Джехути внимательно смотрел женщине в глаза, а поняв, что она имеет в виду, с улыбкой спросил:

— Ты действительно считаешь, что общество достигло совершенства?

— Почему нет?

— Потому что всякая система должна постоянно обновляться, таков закон…

— Закон чего? — не удержалась Карифа.

— Закон жизни, — твердо ответил Винчи. На этот раз ему не понадобилось время на размышления. — Жизнь — это движение. Если оно остановилось, начинается стагнация и гниение. А наше общество не менялось так долго, что стало превращаться в религию.

— Всех устраивает сложившееся положение вещей.

— Особенно тех, кто наверху.

Это замечание получилось еще более опасным, чем признание в уважении к Орку.

— Разве ты не им служишь? — притворно удивилась агент.

— Глупо служить тем, кто находится внизу.

— Но при этом ты позволяешь себе так говорить об обществе, которое им принадлежит, — прищурилась Карифа. И тут же сгладила замечание шуткой: — Все твои имена занесены в базу неблагонадежных?

— Все, кроме этого, оно достаточно новое, — не стал скрывать Джехути. — В действительности у моих работодателей существует понимание того, что система достигла потолка.

— Они это понимают? — помолчав, уточнила Амин.

— Они это поняли первыми, — подтвердили Винчи.

— И что?

— Тебе повезло войти в команду, которой предстоит обновить систему.

— Каким образом?

— Этого я не знаю, — покачал головой бородач.

— Или не хочешь говорить.

— Или не хочу.

— Ладно… — Карифа поправила волосы, подумав, что уделила абстрактным размышлениям достаточно времени, чтобы выход из дискуссии не сочли поражением, и предложила: — Давай вернемся к делам.

— Давай, — покладисто согласился Джа.

— Я не верю, что разработчики протокола «Гений» не предусмотрели возможности поиска взбесившихся пользователей, — произнесла Амин, глядя собеседнику в глаза. — Наверняка есть способы вычислить нужного человека.

— Есть, — признал Винчи. — Но алгоритм не работает.

— Почему?

— Судя по всему, Орку помогает очень умный компьютерщик.

A2 archive back to back[15]

Эффект преодоления себя.

Нет, не на тренировке. Не на соревновании. Сжигая не энергию, а душу. Или пытаясь сжечь. Или отчаянно сопротивляясь тому, что они пытаются с ней сделать.

С душой.

С тем, что от нее осталось после жесткой медикаментозной атаки, призванной разрушить и серые клетки, и то, что они производят.

«В вашем возрасте принудительное психогенетическое преобразование приобретает характер эксперимента: выживете или нет?»

«В вашем возрасте принудительное психогенетическое…»

«В вашем возрасте…»

«В вашем…»

Голос становится глухим и тягучим, словно на зубах навязла липкая смесь невнятных слов… или на ушах… или в голове… В серых клетках, которые они хотят перепрограммировать. Звуки расплываются и становятся бессмысленными, тональность прыгает, разрывая восприятие в цветные круги, сталкивающиеся внутри глазных яблок с медлительностью метагалактических крейсеров — и так же бесшумно. Вакуум обволакивает желания, лишая их жизни буйного кислорода.

Никого не хочется окислять.

Ты превращаешься в железо и окисляешься сам.

Под действием агрессивной среды.

«Вы слышите, как она плачет внутри вас?»

Еще нет. Но в DNA приходит указующее письмо, высочайший циркуляр из дворца Счастья, и кислотные цепочки начинают окисляться…

«Я — кислота!»

«Вы слышите плач маленькой девочки?»

«Я медленно окисляюсь».

Окисление кислоты превращается в эффект преодоления себя. Но я не возношусь над собой, а растворяюсь. Я поступаю с собой так, как медикаментозная атака поступила с моей душой: цепочки рвутся, разрывая последнюю связь с реальностью — мое тело. Оно всегда было моим — без документов и подтверждений, на одних только ощущениях. И теперь оно окисляется.

«Вы слышите плач маленькой девочки?»

Я слышу стон внутри, но то не девочка, а хохот кислоты, сжигающей то, что осталось от меня.

«Освободите маленькую Александру!»

Девочку, которой никогда не существовало.

Голос кислоты становится повелительным:

«Освободите Александру!»

Голос давит так, что лопаются синоптические связи. Голос давит так, что череп сплющивается в бумажный лист, на котором вытатуирован алгоритм окисления, принуждающий сделаться другим. Голос давит так, что подчинение становится смыслом. От голоса нельзя укрыться, его нельзя игнорировать, ему нельзя сопротивляться…

Можно!

Можно, твою мать!

Нужно!

Нужно, твою мать!

Можно!

Жуткий коктейль полоумных медикаментов смешался с генетическим вторжением, взбодрился гипнотической атакой и дал эффект, которого никто не ждал.

Скромный доктор обратился в злобного зверя.

* * *

— Доктор Аккерман! Доктор Аккерман!

А2 нехотя открыл глаза, без радости разлепляя тяжелые, словно чужие, веки. А пока открывал, вспомнил, что читал у какого-то русского писателя повесть о страшном чудовище, предпочитающем жить с закрытыми глазами. И еще подумал, что русский на удивление верно подметил суть окружающего мира: настолько дрянного, что от него тошнит даже монстров.

— Доктор Аккерман! — Веки поднимались настолько медленно, что обладатель голоса забеспокоился: — Доктор Аккерман?

А2 наконец-то справился со жгучим желанием остаться в забытьи и распахнул глаза. И увидел встревоженного бородатого мужчину с ярко накрашенными губами и ужасными синими тенями вокруг глаз. Сегодня доктор Каплан предпочел выглядеть вызывающе.

— Как вы себя чувствуете?

— Вы были… — А2 сглотнул, и невидимая медсестра заботливо поднесла к его рту стакан с водой. Алекс сделал пару глотков через трубочку, поморщился, показывая, что хватит, и продолжил: — В начале процедуры вы были брюнетом.

— Вам нравится? — Морган с удовольствием провел рукой по светлым кудрям. — Муж говорит, что мне идет быть блондином.

— Чем вы занимались, пока я… пока я торчал? — попытался пошутить А2.

— Вы спали пятьдесят три часа, — не принял шутки Каплан.

— Что?

Грандиозность исчезнувшего времени поразила: пятьдесят три часа! Сколько можно было сделать за эти дни!

— Это нормально для первой процедуры психогенетического преобразования, — успокоил дернувшегося А2 врач.

— Спать так долго?

— Вы заглянули в себя, осознали увиденное и поняли… — Морган склонился ниже и участливо осведомился: — А что вы поняли, доктор Аккерман? Вы слышали плач Александры?

— Чей плач? — не понял А2.

— Я позволил себе назвать нашу маленькую подружку Александрой.

Обведенные тенями глаза смотрели настолько доброжелательно, что Алекс против воли прошептал:

— Уверен, ей понравится.

Хотя думал совсем иное.

— Я рад, доктор Аккерман, вы не представляете, как я рад слышать этот ответ. — Морган смахнул выступившую слезу. — Мы не ошиблись: внутри вас действительно прячется маленькая девочка, и скоро, очень скоро мы ее спасем.

Его счастливое лицо было так близко, что А2 без труда представил, как обхватывает его руками и погружает большие пальцы в глазницы. Не обращая внимания на визг. И визг перепуганной медсестры. А потом рывком поднимается, бьет врача в кадык и брезгливо вытирает о простыню испачканные пальцы. Медсестра пытается открыть дверь, но в панике забывает, что нужно толкать ее, и дергает за ручку на себя, дверь не открывается, медсестра рыдает и привлекает внимание Алекса. Он отбрасывает простыню…

— Что вы сейчас чувствуете, доктор Аккерман? — заботливо поинтересовался Морган.

— Хочу спать. — А2 заставил себя улыбнуться. — Мне кажется, она устала.

— Это чудо! — Доктор Каплан с чувством поцеловал Аккермана в щеку, и они с сестрой покинули палату, не забыв выключить за собой свет.

Но свет пациенту не требовался.

А2 бесшумно поднялся с кровати, прошелся, двигая за собой капельницу, и остановился у окна, из которого открывался вид на городские небоскребы.

— Где я, черт возьми?

Как ни странно, память отказывалась называть город, в котором на него донесли, а внешне окружающие клинику MRB походили друг на друга, как генно-модифицированные шампиньоны: бетонные коробки с малюсенькими окнами VIP-квартир, клетушек, преимущество которых заключалось в настоящем виде из окна. Более дешевые жилища довольствовались имитирующими экранами. Однако сам вид MRB показывал, что клиника находится на окраине, поскольку в центре небоскребы не строили, дабы сохранить исторический облик.

— Дерьмовые муравейники!

— Зато у них есть крыша над головой.

— Что? — А2 даже не вздрогнул — дернулся и резко обернулся, оглядывая палату. — Кто это сказал?

— Голос из вашей головы, — ответил голос в голове.

— Ты слишком туп, чтобы прикидываться Кислотой.

— Какой кислотой?

— Когда я торчал, в моей голове говорила Кислота, — рассказал Аккерман.

— Это был я, — самодовольно сообщил неизвестный.

Но обмануть Алекса не смог.

— Голос Кислоты зарождался внутри черепа, а твой приходит из встроенных динамиков, — хмыкнул А2, прикасаясь рукой к окну и с наслаждением ощущая прохладу стекла.

— Значит, вы не такой сумасшедший, как остальные.

— Я постараюсь исправить это недоразумение.

— Вы или доктор Каплан? — уточнил голос. — Насколько я знаю, его задача как раз и заключается в том, чтобы вернуть вам ясность рассудка.

— У доктора Каплана благородная цель: он хочет сделать меня тихой сумасшедшей девочкой сорока приблизительно лет, лишенной личной жизни и раз в неделю посещающей клуб жестких развлечений, — ответил Аккерман. — К ясности ума это желание имеет опосредованное отношение.

— А ваша задача? — поинтересовался голос.

— Взбеситься окончательно.

— Зачем?

— Я слишком долго был тихим.

Несколько секунд голос обдумывал ответ, после чего признал:

— Ваша цель звучит более интригующе.

— Разумеется.

— Но как вы собираетесь противостоять доктору Каплану? Он превосходный специалист.

— В том, что я задумал, без помощи профессионала не обойтись, — рассказал Алекс. — Но главную часть я сделаю сам.

— С удовольствием посмотрю.

— Как тебя зовут? — поинтересовался Аккерман и сделал шаг назад.

— Пожалуйста, не отворачивайтесь от окна, — торопливо попросил голос.

— Почему?

— Они могут понять, что вы с кем-то беседуете, а это не в наших интересах.

— Хорошо. — А2 вернулся к созерцанию. — Как тебя зовут?

— Манин.

— Просто Манин?

— Что может быть сложнее?

— Ты — местный сетевой администратор?

— Можно сказать и так.

— Значит, не администратор, — ответил на свой вопрос Аккерман. — А кто?

— Прохожий.

— Пациент, ухитрившийся взломать внутреннюю сеть?

— Я не пациент.

— Один из врачей?

— Нет.

— Просто развлекаешься?

— Да, — признался Манин. — Я взломал сеть и полностью контролирую происходящее в клинике. То есть могу контролировать, но не делаю этого, потому что мне достаточно просто наблюдать… Нас никто не слышит, а через тридцать секунд я сделаю фальшивую картинку для системы видеонаблюдения, и мы сможем говорить абсолютно свободно.

— Здесь всюду камеры? — осведомился Алекс.

— Да.

— И в туалете?

— Да.

— Это незаконно.

— Один из местных сотрудников наслаждается узкоспециальными сексуальными фантазиями.

— И работает здесь?

— В его фантазиях нет ничего запрещенного… кроме того, что он тайно снимает вас на видео… Но кто поверит психам?

— Никто не поверит, — согласился Алекс. — С этим охранником все ясно, а зачем сюда ходишь ты?

— Наблюдать за приговоренными, — честно ответил Манин.

— Это твоя узкоспециальная сексуальная фантазия?

— Кстати, почему вы говорите мне «ты»?

— Не обращай внимания, — отрезал А2. — Это последствия принудительной геннопсиходелической терапии.

— Психогенетической.

— То есть ты все-таки врач?

— Вы невозможны, — пробормотал Манин.

— Врываешься в головы приговоренных к счастью пациентов, выспрашиваешь у них историю болезни, а сам постанываешь от наслаждения, полулежа в геймерском кресле? — холодно осведомился Аккерман.

— Прихожу только к самым интересным случаям.

— Что забавного ты разглядел во мне?

— Я увидел нечто настолько глупое, насколько это абсолютно невозможно, — помолчав, ответил Манин. — Сначала не поверил тому, что увидел, проверил, снова не поверил и пришел.

— Ну здравствуй.

— Вы действительно не боитесь происходящего или делаете вид? Вы понимаете, что ваша личность исчезнет?

— Ты глухой или тупой? — рявкнул Алекс. — Ты вообще слышал, что я тебе говорил? Или ты настолько умный, что решил мне не поверить?

— Я действительно умный… — начал было Манин, но был немедленно перебит:

— Ты закольцевал видео?

— Да.

А2 резко повернулся к настенному монитору:

— Покажи свою рожу.

— Не покажу, — твердо отказался Манин.

— А вдруг ты мое психическое расстройство?

— Хорошо, что не сексуальное.

Замечание вызвало у Аккермана веселое изумление:

— О-па, мы, оказывается, умеем шутить?

— Что вас удивляет? — смутился Манин.

— Манера речи выдавала кретина. Такого же, каким прежде был я… — А2 пошатнулся и схватился за голову: — Дерьмо!

— Что случилось?

— Черт! — Аккерман сделал пару шагов и медленно опустился на кровать. Некоторое время молчал, постанывая от боли, а затем тихо спросил: — Извините, о чем мы говорили?

— Вы назвали меня кретином.

— Извините. — А2 выдержал паузу. — Кто вы? Неужели моя галлюцинация?

— Нет, я реален, — осторожно произнес не понимающий происходящего Манин.

— Значит, я не совсем рехнулся. — Алекс сдавил голову руками.

— Вы знаете, что сходите с ума?

— Для этого меня сюда и привезли, — вздохнул Аккерман. — Скоро я стану овощем… или маленькой девочкой сорока лет от роду.

— Одинокой сумасшедшей посетительницей клуба жестких наслаждений.

— Именно.

— Почему же вы не сопротивляетесь? — удивился Манин.

— Как? — простонал в ответ А2. — Бежать?

— Хотя бы.

— Меня поймают.

— А вы пробовали?

— Нет, но от того, что я попробую, ничего не изменится.

— Все так говорят.

— Меня поймают.

— Все так говорят.

— Вам хорошо рассуждать, сидя в безопасности, — простонал Аккерман, обхватывая себя за плечи. — А меня хотят убить.

— Меня тоже, — неожиданно сообщил Манин.

— Правда? — удивился Алекс.

— Клянусь.

Несколько мгновений А2 молчал, раскачиваясь на кровати, а затем поинтересовался:

— Пожалуйста, напомните, о чем мы говорили в первой части разговора?

— Вы назвали меня кретином.

— Об этом вы упоминали. Что еще?

— Остальное не важно. У вас заболела голова.

— И сейчас болит… Ничего не помню… — Аккерман огляделся. — Кто вы и зачем вы здесь?

— Я наблюдаю за пациентами, приговоренными к изменению личности, — сообщил Манин. — Смотрю, как их привозят, как с ними говорят, как они исчезают, превращаясь в других людей. Меня это слегка успокаивает… и позволяет отвлечься от собственного незавидного положения.

Алекс помолчал еще, после чего прищурился:

— Надеюсь, вы понимаете глубину собственного психического расстройства?

— Стараюсь об этом не думать, — честно ответил Манин.

— Боитесь?

— Я вынужден скрываться, то есть я в принципе не совсем в порядке, — сообщил Манин. — Боюсь, у меня развивается паранойя.

— И при этом вы склоняете к бегству меня, — едко заметил А2.

— Лучше быть живым психом, чем мертвым мертвецом.

— Ужасная тавтология.

— В какой части?

— «Живой псих» — отвратительное сочетание.

— Это не тавтология, — поразмыслив, ответил Манин.

— Не важно, сочетание все равно ужасное.

— Почему?

— Разве психи живут?

— У вас нужно спросить.

— Вряд ли смогу ответить, ведь я совсем недавно осознал себя сумасшедшим, но при этом… — Аккерман печально вздохнул. — Иногда я думаю: вдруг в глубине моей души действительно прячется маленькая девочка, превратившись в которую я обрету подлинное счастье?

Манин поперхнулся.

— Сейчас, к примеру, эта мысль показалась настолько занятной, что на мгновение я даже расхотел убивать Каплана.

— Что?!

Пациент перестал обнимать себя за плечи и резко повернулся к темному монитору.

— Как я тебе представился?

— Черт, — пробормотал Манин. — Вот дерьмо.

— Ты и такие слова знаешь?

— Я знаю много слов, — с достоинством сообщил Манин. — Но мне хватает воспитания использовать их только в подобающих обстоятельствах.

— То есть мое, мать твою, возвращение ты счел подходящим обстоятельством для грязной ругани? — хрипло спросил А2. — Ты что о себе возомнил?

— Я думал, от него вас и лечат.

— Не говори загадками, — поморщился А2. — Как я тебе представился?

— Никак, — вздохнул Манин. — Вы спросили мое имя и продолжили разговор. Но я заглянул в историю болезни и выяснил, что ваше настоящее имя Александр Аккерман. Доктор Александр Аккерман. И поэтому вас называют А2.

— Как шахматную, мать ее, клетку.

— Об этом я не подумал.

— Думать за нас двоих буду я, — уверенно произнес Алекс, поднимаясь с кровати. — Кстати, посмотри, что за дерьмо мне капают, и смени на что-нибудь веселенькое. Только тайно, хочу сделать Моргану сюрприз…

— Почему за нас двоих будете думать вы?! — завопил пришедший в себя Манин.

— Оставим думать тому, у кого получается, — отрезал пациент. — Но в одном ты прав: имя так себе… Нужно что-нибудь менее тупое.

— Что-нибудь возвышенное? — съязвил Манин. — Достойное императора? Наполеон подойдет?

— Нет, не подойдет, — качнул головой А2, задумчиво разглядывая капельницу. — Во-первых, его уже использовали. Во-вторых… — Он помолчал и неспешно закончил: — Мне нужно такое имя, чтобы сразу стало ясно: пощады не будет.

* * *

Paris — London

Со времен запуска скоростного «Eurostar», вылетающего, как любили говорить, из Северного вокзала Парижа, чтобы вскоре оказаться в лондонском «Сент-Панкрас», ничего более удобного две столицы так и не связало: и самолеты, и машины проигрывали стремительному поезду, последняя модификация которого позволяла добраться из одного города до другого всего за час. И при этом — безопасно добраться. Ни разу за свою долгую историю «Eurostar» не подвергался террористической атаке — и все благодаря драконовскому контролю пассажиров. Тщательной проверке подвергался багаж: датчики, сканеры и служебные собаки высматривали и вынюхивали весь перечень запрещенных веществ и предметов; тщательной проверке подвергались сами пассажиры, у которых разве что не брали кровь на анализ. Впрочем…

«Если вызванная Орком тревога перерастет в панику, кровь на анализ будут брать обязательно, — неожиданно подумал Ли, останавливаясь у стойки регистрации. — Если успеют…»

— Добрый день, — учтиво поздоровался с китайцем бородатый трансгендер с длинными вьющимися волосами и вычурном smartverre в усыпанной стразами оправе. — Путешествуете в Лондон?

— Собираюсь.

— Ваш багаж?

— Только рюкзак, — Хаожень продемонстрировал легкую ношу.

— Досмотр чуть дальше, — напомнило оно, продолжая ковыряться с документами. — У вас нет genID?

— Это проблема?

— Пока нет, но… — Транс чуть подался вперед и, понизив голос, доверительно сообщил: — Ходят слухи, что контроль ужесточат еще больше.

— А что случилось?

— Во-первых, эта ужасная перестрелка, из-за которой многие пассажиры опоздали в полет.

— Полицейские разборки?

— Именно, — подтвердил служащий. — А во‐вторых, эпидемия.

— Где эпидемия? — испуганно поинтересовался Ли.

— В Кейптауне, — транс округлил глаза. — Вся планета обсуждает!

— Кейптаун… — Хаожень выдержал короткую паузу, словно искал в сети информацию. — Но это же в Южной Африке!

— Там не просто эпидемия, а террористическая атака с применением боевого вируса, — прошептал транс. — Неужели вы не слышали?

— Последние две недели я провел в Альпах и невнимательно следил за новостями, — сообщил Хаожень. — Извините.

— Пытались убежать от реальности?

Несмотря на то что своей очереди на регистрацию ждали другие пассажиры, транс затягивал разговор, явно флиртуя с симпатичным молодым китайцем.

— Разве от реальности можно убежать? — вздохнул Ли.

— Тут вы правы…

Но прежде чем транс задал следующий вопрос, Хаожень поинтересовался:

— Не собираетесь в Лондон? — чем дал понять, что тоже заинтересован в продолжении знакомства.

Ли хорошо знал правила общественного поведения — на знаки внимания нужно отвечать. Это как улыбки на лицах прохожих, демонстрирующих программе слежения жизнерадостное funny: если не ответишь, могут донести, так что лучше дать телефон, а потом поставить номер абонента на игнор.

— К сожалению, не на этой неделе, — опечалился транс.

— Если соберетесь — позвоните, — Ли сбросил трансу свой номер. — Поболтаем.

— С удовольствием, — служитель порозовел от удовольствия и быстро закончил оформление пассажира.

Хаожень без проблем прошел досмотр и направился к одному из вагонов с самыми дешевыми билетами — он не любил привлекать к себе внимание.

* * *

— Бен, серьезно?

— В чем дело, дорогая?

— Первый класс?

— А что не так?

— Все замечательно, — рассмеялась Беатрис, продолжая оглядывать вагон. — Надеюсь, ты потратил не все свои деньги?

— Оставил на одно посещение «Глобуса».

— Ты меня балуешь.

— Если не тебя, то кого?

— Мне очень приятно, — искренне произнесла девушка.

— Я рад.

Они расположились в креслах, развернув их друг к другу, Орк взял Беатрис за руку и внимательно посмотрел в глаза:

— Вернувшись в Париж, я нашел тебя грустной.

А вернулся он вчера вечером. Сразу позвонил, спросил, помнит ли она его, услышал «да» и почувствовал себя счастливым. Нет, почти счастливым, потому что приготовил следующий вопрос: не хочет ли Беатрис составить ему компанию в путешествии в Лондон? И, услышав утвердительный ответ… Нет, тогда он тоже стал не до конца счастлив, а только почти, потому что затем девушка спросила, что он делает, Орк честно ответил, что скучает в отеле, да к тому же голоден, Беатрис сказала, что тоже не прочь поесть, и они отправились ужинать. А потом — в ее маленькую квартирку в старом парижском доме, не имеющем ничего общего с MRB, и вот там, в крохотной спальне, на старой скрипучей кровати Орк стал абсолютно счастлив.

Потом они спали, завтракали, торопливо собирались, мчались на вокзал… и только теперь Орк задал вопрос:

— Я нашел тебя грустной. Что-то случилось?

— Дурное настроение, — вздохнула Беатрис.

— Из-за чего?

— Из-за дурных новостей. — И, заметив непонимание в глазах мужчины, спросила: — Ты смотрел выступление Орка?

— Невнимательно.

— А я — четыре раза.

— Почему?

— Потому что испугалась.

— Если испугалась, то зачем смотрела? — поднял брови Орк.

— Потому что мне стало так страшно, что я каждый раз надеялась увидеть в конце выступления титры, — девушка посмотрела Бенджамину в глаза. — Я кажусь глупой?

— Нет.

— Ты врешь.

— Нет.

— Это не важно, — вздохнула Беатрис. — Я прекрасно понимаю, что мое поведение смешно и выглядит совсем по-детски, но не могла вести себя иначе. Я включала запись снова и снова, потому что хотела, чтобы она оказалась постановкой. Я испугалась.

— Это нормальная реакция, — искренно сказал Орк.

— Правда?

— Конечно. — Он поднял тонкую руку девушки и нежно поцеловал ладонь. — Выступление было очень… неприятным и шокировало всю планету.

— Ты тоже испугался?

Ответа на этот вопрос у Орка по понятным причинам не оказалось, и впервые за много лет он смутился. Однако девушка неправильно поняла причину заминки.

— Не думаю, что нужно стыдиться страха перед террористом, — произнесла она, наслаждаясь нежными прикосновениями мужчины. — Орк безжалостен и бьет исподтишка, травит людей, а не выходит на честный бой. Он трус, но трус злой. Его нужно бояться.

— Я не смущаюсь, я не хотел еще больше пугать тебя.

— Сказав правду?

— У всех должна быть надежда, — мягко ответил Орк. — Тебе страшно, но появился я, и тебе стало спокойнее. Разве нет?

— Ты прав, — кивнула Беатрис после короткой паузы. — Я почувствовала успокоение еще в кафе: как только ты сел за мой столик, я поняла, что нахожусь за каменной стеной, потому что ты… Ты настоящий.

— И ты должна верить, что я помогу, — твердо произнес Орк, чуть сжимая руки девушки. — Вера даст тебе силу.

— Ты — верующий? — вдруг спросила Беатрис.

— Да.

— И какую силу тебе дает вера?

— Избавляет от страха, — спокойно ответил Орк, глядя девушке в глаза. — Я не боюсь Орка, потому что он не сможет сделать мне больше, чем я все равно получу от жизни: я умру. Но при этом я постараюсь сделать так, чтобы моя смерть случилась не скоро. Посмотри вокруг.

Беатрис послушно огляделась.

— Видишь: все места заняты, а обычно в это время вагон первого класса почти пуст.

— Что это значит?

— Люди бегут на остров.

— Почему?

— Потому что он — остров, — пожал плечами Орк. — Он дарит иллюзию защищенности.

— Люди верят в его надежность, — догадалась Беатрис.

— Ты начинаешь понимать.

— Они бегут, потому что верят… Человек верит всегда.

— Что бы ни случилось, — подтвердил Орк.

— Люди верят в хорошее?

— Все знают, что плохое и так случится, поэтому верят в хорошее и призывают его.

— И ты поддался общему настроению?

— Если мир полыхнет, остров даст хоть какую-то защиту, — задумчиво ответил мужчина. — А еще у меня есть связи в порту.

— Ты собираешься уйти в море? — удивилась девушка.

— Если потребуется — мы уйдем в море, — рассказал Орк.

— Навсегда?

— Пока безумие не прекратится.

— А вдруг мы уже заражены? — вздохнула Беатрис.

— Что?

— Я читала новости и знаю, что между заражением и официальным объявлением эпидемии прошло несколько дней, — рассказала девушка. Ее руки слегка дрожали. — У kamataYan есть инкубационный период, а значит, я уже могу быть заражена и не знать об этом. И ты… Куда ты уезжал?

— В Америку, — быстро ответил Орк. Так быстро, чтобы скрыть ложь.

— В Штаты?

— На Восточное побережье.

— В самолете, случайно, не было выходцев из ЮАР?

— Ты пытаешься шутить?

— Я пытаюсь не сойти с ума, — призналась Беатрис. — И ты прав: когда ты рядом, мне гораздо спокойнее. Сегодня… сегодня я выспалась… впервые с того дня, как появился Орк. Хотя спали мы очень мало.

— Все будет хорошо.

«Eurostar» давно вылетел с Северного вокзала, набрал скорость, и смотреть в окно стало невыносимо — слишком быстро менялся пейзаж. Но они все равно не отворачивали кресла, оставаясь в своем маленьком, созданном друг для друга мирке, и смотрели не в окно, а друг на друга.

— Ты заметил, что Орк ничего не потребовал? — после короткой паузы продолжила Беатрис.

— Э-э… как я уже говорил, я смотрел выступление невнимательно.

— Мало кто обратил на это внимание, — кивнула девушка. — А когда я об этом рассказываю, люди пожимают плечами и говорят: какая разница, он ведь сумасшедший. В сети говорят, что в Южной Африке уже больше ста тысяч мертвых и эпидемия продолжает распространяться, ее не удается остановить. Вряд ли это сделал сумасшедший.

— Не понимаю, — растерялся Орк. — Не улавливаю связи.

— Он ничего не попросил, — повторила девушка. — Орк не выдвинул никаких требований, вообще никаких.

— И что это значит?

— Ему ничего не надо, только убивать.

Некоторое время Орк обдумывал услышанное, а затем вновь поцеловал Беатрис руку:

— Я в тебе не ошибся — ты умна.

— Спасибо, — зарделась девушка.

— Но разве желание убивать не есть признак сумасшествия?

— Я не верю, что сумасшедший сумел бы все это устроить, — повторила Беатрис. — Слишком все хорошо продумано.

— Иногда признаком сумасшествия является глубокий ум.

— Интересное замечание.

— Мне доводилось видеть таких людей, — обронил Орк.

— Ты врач? — заинтересовалась девушка.

— Скорее доктор.

— В чем отличие?

— Я доктор естественных наук.

— Это правда?

— Да.

— Ученым так хорошо платят, что ты можешь позволить себе шикарный отель, дорогой ресторан и билеты первого класса?

— У меня была маленькая исследовательская фирма, но мне удалось ее удачно продать, и сейчас я отошел от дел. Решил пожить для себя.

— Куда же ты летал?

— Люди ищут моих советов.

— Не хочешь говорить?

Он вновь поднес ее руку к губам, вновь поцеловал ладонь, но задержал на мгновение, глядя девушке в глаза. Потом придвинулся чуть ближе и улыбнулся:

— Мне очень нравится с тобой разговаривать, Беатрис. Я обязательно расскажу тебе все, но не сейчас, потому что… Слушая тебя, я вдруг увидел изумительную картину: мир сходит с ума. Террорист устраивает страшную эпидемию, убивает миллион человек и закрывает на карантин целый континент. Африка полностью блокирована и окружена кораблями, WHO отчаянно борется, но не может отыскать вакцину, количество жертв растет, по всему миру царит атмосфера страха, а в Париже… В Париже встречаются он и она, Бенджамин и Беатрис, прекрасная, неземной красоты девушка и мужчина, чьим сердцем она завладела…

— Почему завладела? — прошептала Беатрис. — Может, они подарили свои сердца друг другу?

Он вновь помолчал, едва справляясь с застучавшим, как отбойный молоток, сердцем, и так же тихо сказал:

— Ты не представляешь, как я рад слышать от тебя эти слова.

И крепко поцеловал любимую в губы.

* * *

Мир жесток, несправедлив и снова жесток. У мира идеально развит инстинкт самосохранения, поэтому он всегда принимает форму пирамиды — чтобы не перевернуться. Мир стремится к устойчивости, но покоится на зыбком фундаменте — на тех, кто рано или поздно поймет, что им не подняться даже до середины лестницы. Мир держится на тех, кого не замечает богиня Справедливости, — на пребывающих в самом низу орках.

На их костях.

На их надеждах.

Жизнь орка проходит в ожидании Великого Шанса, но иногда система дает сбой, состояние религиозного экстаза исчезает, и орк внезапно осознает, что устройство Вселенной далеко от идеала. Орк жаждет справедливости — для себя, но осознавая себя ничтожностью, орк начинает жаждать справедливости для всех, задумываясь над тем, что мир мог бы быть иным. Но мир не может быть иным, ведь официально объявлено, что общество достигло совершенства. Революция невозможна. Революционеры кастрированы. Но как поступить с пожелавшими правды орками?

И тогда на помощь капитализму приходят гениальные супергерои.

Архангелы культа Прибыли.

Бесстрашные поборники Добра, прямо говорящие, что любой, даже самый нищий, гражданин может рассчитывать на защиту. Что обязательно найдется тот, кто приструнит разнузданного богача, осудит преступника и покарает продажного полицейского. Не бойся, орк, на страже твоих прав стоит Супергерой — бесстрашный, честный и несуществующий.

Идеальный клапан для выпуска пара.

Достаточно лишь представить, что кто-то избивает в кровь зажравшегося банкира, как мир обретает целостность. Жажда справедливости удовлетворена, вновь наступает экстаз ожидания Шанса…

Супергерои дают иллюзию защищенности, смело обличают пороки, ведут непримиримую борьбу с продажными полицейскими, бесчестными политиками и злыми корпорациями, но при этом идеально вписаны в систему.

Супергерои — это презервативы для ваших чаяний, орки.

Архангелы, на которых тоже делают прибыль.

На ваших чаяниях, орки.

Чувствуешь себя обиженным? Посмотри, как добиваются справедливости: нужно напасть на злодея, набить ему морду и осудить по закону. Заплати за билет — и посмотри. И орки снова платят: за то, чтобы увидеть, как клоуны в трико дубасят резиновыми дубинами карикатуры на владельцев мира. Орки улыбаются, забывая о том, что вокруг ничего не поменялось. Ну, кроме того, что билет стал очередным приношением на алтарь Капитализма.

Но орк об этом не думает — орк успокоился. И именно в этом кроется гениальность целлулоидных героев.

Непобедимых.

Я презираю это подобие культуры. Но мне нравится, как смело они ведут себя в бою.

Из дневника Бенджамина «Орка» Орсона

* * *

Republic of South Africa, Cape Town

Разговор затянулся, поэтому во время полета Карифа и Джехути поспали меньше двух часов. Однако им хватило: стандартная аптечка агента GS содержала целую россыпь стимуляторов и восстановителей, в том числе предназначенных для действия во время короткого, от часа до трех, отдыха. Препараты мягко отправили агентов в расслабляющий сон, после которого они поднялись полными сил и готовыми к работе.

Наркомания? Нет, фармакология.

Умывшись и приведя себя в порядок, Карифа запросила сводку южноафриканского отделения GS, а прочитав ее, собрала отряд, начав совещание с хорошей новости:

— Коллеги считают, что появился след!

— Они кого-то арестовали? — уже привычным, слегка тягучим голосом поинтересовался Винчи.

Гуннарсон поморщился, поскольку считал, что перебивать командира нельзя, Рейган скривилась, поскольку Джехути ей не понравился с первого взгляда, Паркер остался невозмутим и даже не оторвался от планшета, который всегда носил с собой в дополнение к smartverre, а Карифа решила, что вопрос заслуживает ответа:

— Нет, но они определили подозреваемых, — и прежде чем Винчи снова влез с расспросами, сообщила: — Коллеги считают, что за акцией стоят террористы из «Белого Возмездия», радикальной расистской группировки, созданной в Южной Африке потомками колонизаторов. В ходе оперативной разработки была обнаружена и доказана финансовая связь «Возмездия» с благотворительным фондом «Счастливая Африка»…

— Какое отношение к происходящему имеет фонд? — осведомился Джа.

— За несколько дней до эпидемии «Счастливая Африка» провела благотворительную акцию в одном из пригородов, раздавали воду и продукты. А специалисты WHO уверены, что именно Гугулету стал очагом эпидемии.

— Вода и продукты… — Джехути побарабанил пальцами по ящику, на котором сидел. — Я читал, что вирус передается воздушно-капельным путем, можно ли им заразиться через воду?

— Можно, — уверенно ответила Амин. — Пока мы спали, WHO изменила описание вируса и подтвердила, что для заражения можно использовать воду. Еще специалисты WHO сообщили, что kamataYan весьма устойчив.

— То есть лекарства пока нет? — поняла Рейган.

— Нет, и WHO не дает прогнозов, — угрюмо ответила Карифа.

— Что творится в городе? — спросил Гуннарсон.

— А ты как думаешь? — резковато отозвалась Амин, но через секунду взяла себя в руки: — Извини. — И после еще одной паузы продолжила: — Ад. На сегодняшний день город полностью блокирован, внутри процветают насилие и мародерство. Люди умирают тысячами, а помочь им невозможно. И есть основания считать, что готовится прорыв, если они действительно его начнут…

Карифа махнула рукой, оставив агентам самим догадываться, как в этом случае поступят военные.

— Черт, — пробормотал Гуннарсон.

Филип Паркер негромко выругался.

— Наши будут стрелять? — прошептала Рейган.

— Пока нет лекарства, зараженных выпускать нельзя, — негромко сказал Винчи.

— Там наверняка есть здоровые люди, — прошипела Рейган, награждая бородача ненавидящим взглядом.

— Наверняка, — кивнул Джехути. — Но город должен быть блокирован.

— Ты так решил? Или военные?

— Здравый смысл.

Синеволосая посмотрела на Гуннарсона, надеясь найти у него поддержку, но гигант отвел взгляд. А Паркер уткнулся в планшет.

— Уроды, — прошептала Рейган.

— Нравится тебе или нет, но военные действуют правильно, — вздохнул Винчи. — Жестоко, но правильно.

— Но внутри…

— Ад, — кивнул Джехути. — Если не хочешь свихнуться — не думай о том, что творится сейчас в Кейптауне, думай о том, что военные, которые стоят в кордоне, обязаны удержать этот ад внутри.

Некоторое время агенты молчали, переваривая жесткие слова Винчи, после чего Карифа кашлянула, привлекая внимание и вывела на планшет изображения нескольких белых мужчин:

— Ядро «Белого Возмездия» — шесть человек, и еще два десятка наемников и сочувствующих. Все белые, как можно догадаться.

Фотографии появились и на smartverre агентов, но все они продолжали смотреть на планшет.

— Буры? — уточнил Гуннарсон.

— Да, — подтвердила Карифа. — Все местные уроженцы, и все засветились во время благотворительной акции «Счастливой Африки».

— Почему их не задержали? — вырвалось у Рейган. — Разве они не в розыске?

— В Гугулету террористы использовали smartverre с генератором помех, но были опознаны по голосам, форме ушей и походке, — сообщил Паркер, печально добавив: — К сожалению, система опознала их слишком поздно.

— На благотворительной акции присутствовал еще один человек, — вернула себе слово Амин и вывела на экраны изображение бородатого мужчины лет сорока, лицо которого было искажено генератором помех. — Коллеги полагают, что это и есть Орк.

— Зачем ему лично участвовать в акции? — удивился Гуннарсон.

Карифа пожала плечами.

— Потому что это первая акция, — неожиданно ответил Винчи. — Орк поступил правильно: лично запустил процесс.

— Первая? — Рейган резко посмотрела на бородатого. — Хочешь сказать, что будут другие?

— Обязательно.

— Это тебе тоже подсказал здравый смысл?

— Анализ.

— Анализ? Что за глупость? — Рейган вновь оглядела друзей и вновь не нашла у них поддержки — спорить с очевидным никто не собирался.

— Чем занималось «Белое Возмездие»? — поинтересовался Джехути у Карифы. — Я имею в виду, до того, как они повстречали Орка?

Амин кивнула Паркеру, и Филип ответил:

— Травили колодцы и посевы.

— Что использовали?

— Химические и биологические препараты.

— То есть опыт работы у них есть?

— Да.

— Надо искать белых, — подал голос Гуннарсон. — Найдем этих недоделанных колонизаторов — выйдем на Орка!

Джехути вежливо улыбнулся, но, к удивлению Карифы, промолчал.

— После акции они наверняка спрятались, — проворчала Рейган. — Улетели.

— Покинули континент? — прищурился Паркер.

— Они не идиоты, понимают, что их будут искать, а здесь слишком опасно… Да и заразно.

— Заразно… — протянул Джехути, фокусируя взгляд на экране smartverre. — Но кого это останавливало?

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Амин.

— Сейчас объясню, — медленно ответил бородатый. Помолчал, видимо заканчивая размышления, после чего попросил: — Филип, пожалуйста, покажи на карте географические точки акций, которые приписывают «Возмездию». Ну, все эти отравления колодцев и посевов.

— Без проблем, — отозвался Паркер, и меньше чем через десять секунд на планшете и в smartverre появилась карта Южной Африки с красными очагами террористических актов.

— Они действовали от мыса Доброй Надежды до тропиков, — пробормотала Амин. Она уже догадалась, куда клонит Джехути.

— И почти во всех странах, — заметил Гуннарсон.

— Да, география обширная, — вздохнула Рейган.

— А заражен только Кейптаун, — прежним тоном произнес Винчи.

— Разумеется, — дернула плечами синеволосая. — Это густонаселенный город. Какой смысл устраивать эпидемию в буше?

Гуннарсон коротким смехом поддержал шутку Рейган, но поторопился.

— Джа хочет сказать, что у «Возмездия» есть связи и, возможно, логистика по всему югу континента, — объяснила Амин, увеличивая изображение и внимательно изучая географию «работы» террористов. — И умный человек обязательно использует эти связи.

— А Орк — умный, — веско добавил Винчи. — Он бы не взял в помощники столь приметных террористов ради одной атаки, пусть даже и крупной. Отравить Кейптаун можно было и без помощи белых.

— То есть убийцы из «Возмездия» не сбежали, а продолжают разносить вирус? — теперь идею Джа поняла даже Рейган.

— Получается, так, — поразмыслив, буркнул Паркер.

— Что же мы ищем? — не выдержал Гуннарсон.

— В данный момент мы думаем, — любезно объяснил Винчи.

— Что?

— Заткнитесь оба, — жестко велела Карифа, прежде чем бородатый в очередной раз нахамил гиганту. — Мы приземлимся в Кейптауне через тридцать минут, и я хочу, чтобы у нас был план действий.

— О чем мы думаем? — поинтересовалась Рейган.

— Милая, в этот момент я в тебя влюбился, — рассмеялся Джехути.

— В смысле?

— Виной тому — твой глубокий ум.

Синеволосая вновь выругалась, причем гораздо злее, чем в первый раз, потому что заметила, что Паркер с трудом сдерживает смех.

— Давайте выбросим его из самолета? — предложил Гуннарсон, который стал относиться к бородатому примерно так же, как Рейган.

— Я буду царапаться, — предупредил Винчи и продолжил серьезным тоном: — Где террористы готовили заражение? Или вы полагаете, они разливали вирус по бутылочкам прямо на улице? Или в грузовике?

— В какой-то лаборатории, — сообразила синеволосая.

— В Кейптауне, — добавил Гуннарсон и на этот раз удостоился от Джехути сдержанной похвалы.

— Вполне возможно, мой дорогой друг, — согласился Джа. — Следующий вопрос — доставка. В Йоханнесбург можно добраться по железной дороге, а в Анголу? В Зимбабве? В остальные страны, где у «Белого Возмездия» есть возможность организовать террористические акты? — бородатый кивнул на карту. — Между точками, где «Белое Возмездие» творило свои черные дела, — тысячи миль. И если Орк действительно велел им заразить всю Южную Африку, то «Белому Возмездию» потребуется…

— Судно, — поняла Карифа.

— Судно, — подтвердил Джехути. — А в данном случае — два судна: одно пойдет вдоль западного побережья, другое — вдоль восточного.

— Они выйдут из Кейптауна с грузом зараженных продуктов…

— Они вышли из Кейптауна с грузом зараженных продуктов, — поправил молодую женщину Винчи.

— Верно: устроив раздачу воды в Гугулету, они вышли из Кейптауна и двинулись вдоль побережья на север.

— Сами они ничем не рискуют, поскольку опережают эпидемию.

— Они ее разносят.

— И они успеют скрыться прежде, чем новые очаги заражения свяжут с двумя неприметными судами.

— Все так, — закончила Карифа, глядя бородатому в глаза. И думая о том, что она ни с кем и никогда не говорила вот так — продолжая мысль собеседника. Получается, у них с Джехути не только в постели все идеально, они и на работе чувствуют друг друга.

«Нет!»

Амин заставила себя забыть о сексуальных подвигах бородача и вернуться к делам. Тем более что Паркер задал следующий вопрос:

— Куда они скроются потом?

— На острова, — пожала плечами Рейган. — Куда-нибудь, куда не доберется вирус.

— Наверняка у них есть убежище на каком-нибудь клочке суши и достаточно запасов, чтобы продержаться несколько месяцев, — добавила Амин.

— А что потом? — растерялся Гуннарсон. — Вернутся на пустынный берег?

— Может, и так, — тихо ответил Винчи. — Возможно, они верят, что через несколько месяцев земля снова будет принадлежать им.

— Это не их земля!

— Меня в этом убеждать не надо, — слегка удивленно отозвался Джехути. — К тому же мне на ваши разборки плевать, у меня задание.

— Ты сказал так, будто веришь, что когда-то эта земля принадлежала белым! — рявкнул Гуннарсон.

— Разве я так сказал?

— Да, так, — подтвердил гигант. — И должен извиниться!

— За что?

— За то, что встал на сторону колонизаторов!

— Когда?

— И должен извиниться!

Несколько секунд Винчи внимательно разглядывал заведенного Гуннарсона, давая возможность Карифе погасить скандал, а когда понял, что командир отряда решила посмотреть, как он справится, еще более ленивым и еще более тягучим, чем обычно, голосом, поинтересовался:

— Гунни, слышал, у тебя есть пулемет.

— Да, — отрезал гигант.

— Иди и протри его тряпочкой, — посоветовал Джа. — Скоро мы возьмемся за оружие, и я не хочу, чтобы его заклинило.

— Не называй меня Гунни!

— Плохие ассоциации?

— Плохие что? — окончательно разъярился африканец. — Кого ты назвал плохим?

И неожиданно быстро для своего роста и массы нанес удар правой, целясь сидящему на ящике Винчи в подбородок. Все ждали хруста сломанной кости, потом невнятного крика, потом грохота падающего тела и… И дождались, но только в другом порядке: сначала грохот падающего тела, потом короткий, полный изумления вскрик, который мгновенно стих, поскольку Джехути вставил лежащему на полу Гуннарсону пистолетный ствол в рот и взвел курок.

А Карифа призналась себе, что совершенно не разглядела движений Винчи — слишком уж они оказались быстрыми.

— Если бы я знал, что вы взяли в группу говорящее устройство по вышибанию дверей, я бы не умничал, — сказал Джа, не сводя взгляда с посеревшего шведа.

Гуннарсон славился отвагой и резким нравом, он не боялся идти напролом, не всегда задумываясь о последствиях, и тот факт, что он испугался, о многом сказал Карифе. Потому что не пистолет нагнал на гиганта страх, а то, что он прочитал в глазах Винчи — несомненную решимость применить оружие.

— Умничать нехорошо в любых обстоятельствах, — заметила Амин, ухитрившись произнести фразу спокойным, ровным голосом. И, помолчав, добавила: — Полагаю, Гуннарсону нужно подняться и привести себя в порядок.

— Полагаю, вы правы, командир, — кивнул Джехути, а дальше…

Его действиями можно было залюбоваться, поскольку оказалось, что полный с виду бородач умел двигаться и ловко, и грациозно, и при этом он специально замедлился, чтобы на этот раз агенты всё увидели: Винчи вытащил пистолетный ствол изо рта гиганта, но не убрал оружие, выставил левую руку, не позволяя шведу подняться, плавно сделал шаг назад, убрал руку и сделал еще один шаг, выйдя за расстояние удара. Все это время Джа продолжал держать Гуннарсона на прицеле и, лишь оказавшись в двух шагах и убедившись, что гигант не собирается драться, убрал оружие в кобуру.

И мило улыбнулся коллегам.

— Он меня оскорбил! — сообщил Гуннарсон, поднимаясь с пола.

— Ты начал драку, — ровно произнесла Карифа. — И когда все закончится — получишь взыскание.

— Я…

— Ты, — подтвердила Амин.

Гуннарсон пробубнил под нос парочку грязных ругательств и вернулся на свой ящик. Карифа посмотрела на Рейган: увидев гиганта на полу, та вскочила, но, к счастью, не бросилась на помощь, сообразив, что за этим последует: Джа прострелит шведу голову и направит пистолет на нее. И выстрелит, если она не остановится. Он сделал бы так, потому что в тот момент перед ними стоял не улыбчивый «представитель заказчика», а человек на работе. Рейган не бросилась и тем спасла Гуннарсону жизнь. Теперь же она сидела на ящике и задумчиво изучала ногти, всем своим видом показывая, что разборки тупых мужиков ее абсолютно не волнуют.

Филип же полностью сосредоточился на экране smartverre.

— Покажи оружие, — велела Карифа.

Винчи вновь поднялся с ящика, вытащил из кобуры пистолет, разрядил его и протянул командиру. Он подчеркнуто демонстрировал полнейшее послушание.

— Не узнаю модель, — призналась Амин после короткого осмотра.

— Пистолет сделан на заказ, — объяснил Джехути. — Подогнан под меня и позволяет использовать усиленный патрон.

— Удобная рукоятка.

— Настоящая носорожья кожа.

— Дорогой?

— Да.

— Больше не вынимай его без моего приказа.

— Слушаюсь, командир.

Карифа повернулась к Филипу:

— Паркер, мне нужна информация обо всех судах, которые вышли из Кейптауна после… — Амин замялась и бросила быстрый взгляд на Винчи.

— В течение суток после благотворительной акции, — подсказал бородатый, возвращаясь на свой ящик.

— Дату напомни.

— Паркер отыщет.

— Я отыщу, — подтвердил Филип.

— Хорошо. — Карифа выдержала короткую паузу и вновь обратилась к Винчи: — Ты молодец.

— Знаю, — с улыбкой ответил тот.

— Он молодец, потому что узнал, что нужно искать корабль? — фыркнул Гуннарсон.

— Судно, — поправил гиганта Джа.

— Есть разница?

— Корабль — всегда военный.

— И то и другое плавает.

— Дерьмо тоже.

— При чем тут дерьмо? — не понял швед.

— При том, что каждое слово имеет смысл и в этом его ценность, — объяснил Джехути. — Но не все это понимают.

— Не начинай снова, — холодно велела Карифа.

— Как скажете, командир.

Гуннарсон сжал кулак так, что хрустнули суставы, и ушел в хвост самолета. После короткого колебания Рейган последовала за ним, Паркер принялся собирать сумку, а Карифа с улыбкой закончила:

— Ты молодец, но ты говнюк.

Винчи усмехнулся, но промолчал.

Самолет стал заходить на посадку.

* * *

Международный аэропорт Кейптауна встретил гостей неприветливо.

Или не аэропорт? Наверное, не аэропорт, потому что и по виду, и по сути его теперь можно было с полным правом называть военной базой. Исчезли пассажирские самолеты: когда президент объявил о начале эпидемии, пилоты разворачивали машины в воздухе, не желая совершать посадку в зачумленном городе. Одновременно из Кейптауна улетало все, что могло оторваться от земли, и люди платили гигантские суммы за спасение. Точнее, за то, чтобы оказаться в карантинном лагере аэропорта назначения, но, как ни крути, это лучше, чем жуткий ад умирающего Кейптауна.

Пассажирские лайнеры сменила военная техника: самолеты, конвертопланы и вертолеты. Территорию обнесли двумя дополнительными рядами колючей проволоки, между которыми разбросали противопехотные мины. Каждые пятьдесят метров — автоматическая пулеметная вышка, вдоль периметра то и дело курсируют роботизированные бронеавтомобили с пулеметными башнями, огонь открывается без предупреждения. На крыше главного здания расставлены минометы и пулеметные гнезда, по ночам пространство освещается прожекторами.

Объект «Международный аэропорт Кейптауна» можно было с полным правом назвать военной базой в осаде, потому что, несмотря на отмену эвакуации, его окружали люди. Тысячи людей, умоляющих вызволить их из кейптаунского ада и увезти прочь. Куда угодно, лишь бы подальше. Здоровые и умирающие, мужчины и женщины, взрослые и дети. Из их импровизированных лагерей доносились выстрелы: раньше — только по ночам, теперь — в любое время. А еще слышались крики и плач: там убивали, насиловали, сходили с ума и молились. В самом городе было еще страшнее, но то, что творилось вокруг аэропорта, заставило военных держаться от периметра подальше.

— Командующий запретил наземное перемещение, — сообщил встретивший группу майор Конелли.

— Нападают? — обронил вопрос Джехути, усаживаясь в открытый внедорожник.

— Атаки случаются, но пока нечасто. — Военный помолчал. — Они окружают машины и просят спасти. Показывают детей. Плачут…

Гуннарсон отвернулся. Рейган закусила губу. А вот Паркер остался спокоен, но все знали почему: перед посадкой Филип принял успокоительное. Знал, что его ждет внизу, знал, что не выдержит, вот и вмазал лошадиную дозу расслабляющего коктейля.

— На первом этапе действие вируса напоминает простуду: больного знобит, у него поднимается температура, появляется боль в горле. Второй этап — температура спадает, возникает прилив сил, но начинается кровавый кашель, кожа становится очень белой, а глаза, ногти, губы и язык чернеют.

— Кожа белеет даже у африканцев? — уточнил Гуннарсон.

— Да.

— Третий этап?

Впрочем, и так было понятно — смерть.

kamataYan

— Очень трудно оставаться спокойным, когда они показывают бледных детей… Очень белых детей с черными глазами и черными ногтями. Я… — Майор замолчал почти на полминуты, после чего продолжил: — Последней каплей стала попытка прорыва: как только ворота открылись, чтобы пропустить медицинский конвой, на территорию устремились несколько сотен… — Конелли вновь сбился, но на этот раз взял себя в руки гораздо быстрее. — Несколько сотен человек.

— Как вы справились? — Карифе удалось задать вопрос почти равнодушно.

— Роботы, — коротко ответил майор. — Солдаты бы не справились.

А броневики с башнями всего лишь исполнили заложенный в них алгоритм.

— Конвой вернулся на базу, и больше мы по земле не ходим. Только вертолеты или конвертопланы. Сбрасываем продовольствие и лекарства с высоты 3–5 метров и уходим.

— Где берете грузы?

— В порту. Цепляем подвесные платформы, делаем столько вылетов, сколько получается в течение дня, заправляемся и возвращаемся сюда.

— Из порта тоже перестали выезжать?

— Перестали, — кивнул военный. — По той же причине.

Мог бы и не объяснять.

Агенты догадывались, что их ожидает, но реальность, как это часто бывает, оказалась страшнее ожиданий. Страшнее и тоскливее. И если уж Джа перестал улыбаться и спрятал глаза под черными, как битум, smartverre, то можно представить, что переживали остальные агенты, не такие хладнокровные, как улыбчивый «представитель заказчика».

— Море — самая большая проблема, — продолжил Конелли. — Эскадра прекрасно оснащена, но не в состоянии заблокировать все побережье, и контрабандисты уже наладили бизнес: за золото вывозят людей.

— Насколько успешно? — жестко осведомился Винчи.

— Мы считаем, проскочить удается примерно сорока процентам контрабандистов.

— Почему так много?

— Они идут ночью, не зажигая огней, на радарах не отображаются, от тепловых датчиков закрываются маскировочной тканью. Отыскать их могут только дроны, но мы пока не располагаем достаточным количеством. Через два дня мы удвоим группировку, и станет легче, а пока…

— Люди бегут из Кейптауна, и сорока процентам из них это удается, — подытожила Карифа. — Зараза расползается.

Она поняла, что имел в виду Джехути.

— Да, — помолчав, кивнул Конелли. — Мы прогнозируем новые очаги в ближайшие пару дней, надежда лишь на WHO — они должны отыскать вакцину.

И майор машинально посмотрел на правое крыло здания, в котором развернулась полевая лаборатория. Работа в ней шла круглосуточно, однако хорошие заголовки в новостных лентах пока отсутствовали.

— Смерти не прекращаются? — продолжила расспросы Карифа.

— Нет.

— Много жертв?

— Вам официальные данные или нашу оценку?

— Вашу.

— Мы считаем, что на сегодняшнее утро вирус убил примерно триста пятьдесят тысяч человек.

Гуннарсон прорычал что-то невнятное.

— Что делаете с трупами? — зачем-то осведомился Джа.

Рейган посмотрела на него осуждающе, Карифа — удивленно, Гуннарсон — зло, а вот Конелли, к удивлению агентов, вопросу не удивился и ответил на него тем же тоном, каким вел рассказ до сих пор.

— Мы платим тем, кто остался на территории, и они… — Он потер пальцами. — В общем, у них есть бульдозеры.

— Чем платите?

— Наркотиками.

— Как проверяете выполнение?

— С воздуха.

— Справляются?

— Пока — да, но работают на пределе возможностей.

— Я не ослышался? — не сдержался Гуннарсон. — Ты интересуешься похоронами? Почему?

— Если не хоронить мертвых, начнется распространение других заболеваний, — ровно объяснил Винчи. — Это важный и, я думал, очевидный вопрос.

Швед покачал головой, но промолчал. Рейган сплюнула за борт. Паркер что-то изучал в smartverre.

— Ты очень холоден, — заметила Карифа.

— Ты сама сказала, что я — говнюк, — без улыбки напомнил Джа.

— Ты гораздо хуже.

— Спасибо.

— Не могу не заметить, что в вашей команде царят удивительные взаимоотношения, — произнес Конелли. — В армии подобное невозможно.

— Поэтому мы и выбрали GS, майор, — хмыкнул бородатый. — Служить и защищать, и все такое.

— Прекрасно вас понимаю.

— Спасибо.

— Вы сказали, что прогнозируете другие очаги заражения, — осторожно произнесла Карифа. — А точных данных нет?

Конелли помолчал, спокойно реагируя на направленные на него взгляды, после чего напомнил:

— Все понимают, что эта информация — строго для служебного пользования?

— Разумеется.

— Сегодня утром WHO подтвердил наличие вируса в Порт-Элизабет. Мы пока придерживаем эту информацию.

Зараза поползла по Африке.

— Порт-Элизабет невелик, его можно прикрыть, но что будет, если полыхнет Йоханнесбург или Луанда? — пробормотал Джехути.

— Лучше об этом не думать, — угрюмо ответил военный.

— Мы здесь для того, чтобы они не полыхнули, — резко бросила Карифа.

— Знаю, — кивнул Винчи. — Но Орк нас опережает.

Внедорожник остановился у центрального входа в аэровокзал, и Конелли проводил гостей в кабинет генерала Стюарта. Командующий Международным контингентом адмирал Магара находился на флагманском корабле эскадры, авианосце «Рузвельт», и Амин договорилась, что встретится с ним после того, как разберется с «Белым Возмездием».

Стюарт оказался невысоким, очень сухим и очень улыбчивым мужчиной лет пятидесяти. Он встретил агентов по-простому — у дверей. Пожал руки, предложил присесть и, задав дежурный вопрос о дороге, перешел к делу — даже не выслушав дежурный ответ, что добрались нормально:

— Мои ребята проанализировали движение морских судов в указанный вами период и обратили внимание на два примерно одинаковых по размеру коммерческих судна, которые очень медленно, с остановками движутся вдоль побережья к экватору. Первое — «Русалка Доброй Надежды» — направляется к Луанде, второе — «Джонс 29» — находится на траверзе Мапуту.

— Луанда!

Гуннарсон хрюкнул. Рейган тихо выругалась. Паркер что-то посмотрел на экране smartverre и негромко сообщил:

— Девять с половиной миллионов жителей.

— Что случилось? — нахмурился Стюарт.

— Нельзя позволить «Русалке» войти в порт Луанды, — жестко ответила Карифа. — Мы предполагаем, что на судне находятся контейнеры с вирусом.

— Можем его потопить, — пожал плечами генерал.

— Нужно допросить тех, кто находится на борту.

— Гм… — Генерал вопросительно посмотрел на Конелли.

— Если верить спутнику, «Русалка» придет в Луанду не раньше, чем через десять-двенадцать часов, — сообщил майор. — В Гвинейском заливе находится авианосец «Картер». Полагаю, у них есть возможность выслать на перехват десантников.

— Свяжитесь с «Картером», — кивнула Амин. — Нужна штурмовая команда и страховка на тот случай, если десантники не успеют или не справятся.

— Поднимем истребитель и при необходимости потопим «Русалку», — спокойно произнес Стюарт. — Что со вторым судном?

— Я бы хотела заняться им лично. Мы сможем организовать штурмовую операцию отсюда?

— Безусловно.

А в следующий миг на крыше застучал пулемет. Первая очередь получилась короткой, резкой, похожей на вскрик, но затем пулемет зашелся в длинной «фразе», и его поддержали с двух вышек. Карифа вздрогнула, Паркер съежился, Рейган машинально сделала шаг назад, Гуннарсон повернулся к окну, а спокойными остались только военные и Джехути. Который поправил smartverre и небрежно осведомился:

— Заградительный огонь?

— К счастью, с ним справляются роботы, — негромко ответил генерал. — К счастью.

— Дерьмовая ситуация, сэр, — произнес Винчи, снимая очки и глядя Стюарту в глаза. — И я хочу сказать, мы постараемся сделать так, чтобы все это поскорее закончилось.

Несколько секунд мужчины смотрели друг на друга, а затем старый офицер кивнул и взял Джехути за плечо:

— Постарайся, сынок, очень постарайся. И если получится найти Орка — не доверяй его смерть роботам, насладись сам. Пусть эта скотина сдохнет.

— Я вас понимаю, сэр, — серьезно ответил Винчи. — И если получится — сделаю.

* * *

Грохот.

Непрерывная, непрекращающаяся вибрация, скука, переходящая в легкую дрему, но в первую очередь — грохот, рев двигателей, от которого спасали только массивные наушники. Давящий, раздражающий грохот, однако Джехути относился к нему с философским спокойствием, поскольку давно пришел к выводу, что военные всего мира считают звукоизоляцию абсолютным злом и борются с ней, не жалея себя. Если можно сделать так, чтобы устройство орало, стучало, вопило, визжало, громыхало, чавкало или, на худой конец, неприятно жужжало — оно обязательно будет орать, стучать и жужжать. Видимо, чтобы солдат случайно не уснул.

Поэтому в десантном отсеке «Bell V46» никто не спал… за исключением Гуннарсона. Оказавшись в конвертоплане, гигант поинтересовался, сколько им лететь, услышал, что больше трех часов, довольно улыбнулся, отработанным движением оперся на ручной пулемет, поправил наушники и мгновенно уснул, вызвав завистливые взгляды десантников. Остальные маялись: кто-то играл, кто-то смотрел шоу, кто-то просто скучал в ожидании инструктажа, Рейган о чем-то шепталась с сержантом-брюнеткой, Паркер привычно уткнулся в гаджеты, а Джехути и Амин вели неспешный разговор с Конелли.

— Ваша операция нас выручила, — признался майор.

— Чем? — удивилась Карифа.

— Мы дали им возможность заняться реальным делом, — объяснил Винчи.

— Совершенно верно, — подтвердил Конелли и повернулся к Карифе: — Военным нужен враг, агент Амин, тот, с кем можно воевать, а перепуганные, зараженные страшным вирусом люди… умирающие люди… Они не враги, они — несчастные, и я… Я не знаю, как бы мы выкручивались без роботов.

— Думаю, вы потеряли бы аэропорт пару дней назад, — предположил Джа.

— Скорее всего, — не стал спорить майор. — Стрелять по гражданским — это… неправильно.

— Держать карантин — сложная и неприятная задача, но она неимоверно важна, — хмуро произнесла Амин, недовольная тем, что повторяет слова Джехути, но знающая, что они правильные. — Если бы не ваши парни, майор, зараза давно поползла бы по континенту.

— Она и так ползет, — угрюмо напомнил военный.

— Но мы выиграли время для ученых.

— У WHO до сих пор нет вакцины.

— Мы выиграли время, — упрямо повторила Карифа. — Это единственное, что мы сейчас можем выиграть.

— Да уж…

Перед вылетом им предложили надеть армейское боевое снаряжение: комбинезоны, полная бронезащита, шлемы с системой взаимодействия, видеокамерой и множеством других приспособлений, однако агенты отказались. Они умели им пользоваться, но, работая под прикрытием, применяли нечасто, а на судне тяжелое оборудование могло скорее помешать, чем помочь. Поэтому Карифа решила ограничиться напичканными электроникой шлемами и облегченными бронежилетами. Оружие тоже оставили свое: Рейган и Амин выбрали короткие автоматы, прекрасно подходящие для боя в замкнутом пространстве, Гуннарсон привычно взял пехотный пулемет, а вот Джехути ограничился автоматическим пистолетом с удлиненным стволом, зато приладил на спину медицинский рюкзак, сообщив Конелли, что помимо всего прочего является сертифицированным санитаром. Появление в отряде второго спеца десантников обрадовало, а вот у Карифы сообщение Джа вызвало сомнения:

— Что за клоунада?

— Я действительно умею спасать людей, — Винчи хитро улыбнулся. — Помимо всего прочего.

— Все прочее получается у тебя лучше.

— Откуда ты знаешь? — поднял брови бородатый. — Это наш первый бой.

— Сужу по тому, что ты до сих пор жив, — язвительно ответила Амин.

— Разумно.

— Зачем тебе медицинский комплект?

— На всякий случай.

— Например?

— Вдруг во время боя вояки увлекутся и пристрелят нужных нам людей? — почти серьезно произнес Джа. — Представь: лужи крови, предсмертные хрипы, тень старухи с косой приближается, тут выскакиваю я и…

— …спасаешь меня от позора.

— Именно.

Спорить с Винчи было решительно невозможно, и Карифа замолчала, приказав себе продолжить терпеть болтуна. Терпеть и делать свою работу. И еще Амин поймала себя на мысли, что ни разу не подумала о Гуннарсоне, хотя взяла гиганта в отряд только потому, что он ей нравился. Но проклятый Джа занял все ее мысли, а то, как он обошелся с Гуннарсоном в самолете, отбило у Карифы всякое желание затевать интрижку.

— Заходим на цель, — сообщил пилот. — Готовность десять минут.

— Приготовились, — распорядился Конелли.

Надевать поверх снаряжения костюмы биологической защиты не требовалось: армейские «full face» шлемы снабжались респираторами, нанофильтры которых не пропускали вирус, а материал комбинезонов и перчаток надежно защищал кожу. Услышав приказ, десантники опустили забрала, экраны ожили, и на них появилось изображение Карифы.

— Последний инструктаж, господа, — жестко и очень отчетливо произнесла Амин, глядя в камеру своего шлема. — Наша основная задача — взять как можно больше пленных. В идеальном случае нужно арестовать всех находящихся на борту «Джонс 29» пассажиров и членов экипажа. Единственное требование: они должны быть в состоянии отвечать на вопросы. Избивайте, применяйте светошумовые гранаты и тазеры, при необходимости — стреляйте по ногам, но берите живыми. Особенно тех шестерых, чьи фотографии загружены в систему распознавания лиц. Все понятно?

Вопросов ни у кого не возникло.

— Готовность пять минут, — произнес пилот. — Тепловизоры показывают, что на борту четырнадцать человек.

«Джонс 29» появился в зоне прямой видимости, и десантники одновременно взмолились о том, чтобы у террористов не оказалось переносных зенитных комплексов. Разумеется, активная система защиты засечет ракету и скорее всего сумеет от нее избавиться, но вероятность благополучного исхода встречи составляла всего семьдесят процентов, и такой риск парням не нравился.

— Две минуты!

Конвертоплан начал сбрасывать скорость.

Гуннарсон передернул затвор пулемета и многозначительно посмотрел на Винчи.

— Если потребуется, я о тебе позабочусь, — жизнерадостно пообещал тот, не вынимая пистолет из кобуры. — Или сделаю чучело.

— Ты это тоже умеешь?

— В молодости брал уроки у знаменитого таксидермиста, — рассказал бородатый. — Так что не волнуйся, будешь выглядеть, как живой.

Они общались по открытому каналу, и слышавшие разговор десантники захихикали.

— Не каркай, — рявкнул гигант, поднялся, подошел к распахнувшемуся люку, ухватился рукой за фал и спрыгнул в тот самый миг, когда конвертоплан завис в двадцати футах над палубой.

Военные посыпались следом.

— Он всегда такой быстрый? — осведомился Джа.

— Не знаю, я с ним не спала, — отрывисто ответила Рейган.

— А хотела бы?

— Заткнись.

— Какие планы на вечер?

— Я из другой лиги.

— И никогда не экспериментировала?

— Заткнись.

— Он нервничает, — заметила брюнетка-сержант, рядом с которой синеволосая провела весь полет. Судя по всему, она тоже была из другой лиги, но Винчи это не смутило.

— Выбросим адреналин совместно? — рассмеялся он.

— Козел!

Брюнетка нырнула вниз, и в этот момент на палубе раздались первые выстрелы: экипаж «Джонса» опомнился и попытался организовать сопротивление. Идущая за сержантом Рейган не сказала ничего, но, перед тем как ухватиться за фал, посмотрела на Джа весьма многозначительно. А когда она спрыгнула, стоящая последней Карифа недовольно заметила:

— Ты переигрываешь.

— Ревнуешь?

— Козел.

— Не занимай сегодняшний вечер.

Брюнетка-сержант ошибалась: Джехути не нервничал. И уж тем более не боялся. А его поведение в боевой обстановке выдавало человека опытного, умелого и чрезвычайно хладнокровного. Ловко соскользнув на палубу, Винчи рывком ушел из открытой зоны, добрался до надстройки на пару секунд раньше явившейся последней Карифы. Выждал, определяя, не находится ли под огнем, и следующим рывком скрылся внутри, намереваясь в числе первых добраться до капитанского мостика.

Опустевший конвертоплан взял чуть выше и правее, но продолжал висеть над судном, и стволы его автоматических пулеметов пребывали в постоянном движении, готовые в любой момент поддержать абордажную команду. Пока этого не требовалось, однако действия военных были далеки от идеала.

— Шесть пленных и два трупа, — оповестил команду оставшийся в летающей машине Паркер.

— Господа, будьте внимательны, — потребовала Амин. — Они должны ответить на вопросы.

— Хочу заметить, что они сопротивляются, — проворчал Конелли.

— Вы этого не ожидали?

Кто-то рассмеялся, но тут же смолк, поскольку на палубе вновь зазвучали выстрелы.

Все понимали, что шансов на спасение у террористов не было никаких.

Паркер просвечивал судно, фиксируя перемещения противника в режиме реального времени, и передавал информацию на тактическую карту, отображающуюся на забралах десантников, поэтому удивить военных террористы не могли при всем желании: если они бежали — их поджидали за углом, если готовили засаду — десантники обходили ее и нападали сзади. Двое убитых в начале операции были матросами, попытавшимися помешать десанту: их расстреляли автоматические пулеметы, а дальнейшая зачистка судна шла за явным преимуществом военных и в полном соответствии с распоряжением Карифы. Через десять минут оставшиеся двенадцать террористов лежали лицом вниз на палубе, связанные и живые, если не считать одно легкое ранение в руку и две контузии от светошумовой гранаты. Потери у военных отсутствовали.

— Отличная работа, — похвалил своих ребят Конелли.

Хвалить разработчика операции не имело смысла, поскольку захват «Джонса 29» стал чистой воды импровизацией, прошедшей гладко лишь благодаря тому, что среди террористов отсутствовали профессионалы.

— Что со вторым судном? — отрывисто спросила Амин.

— Соприкосновение через десять минут, — доложил Паркер.

— Передай, что наша операция завершилась успешно, однако приказ об обязательном аресте террористов я не отменяю. — Она подошла к пленным, включила внешние динамики и пнула ногой одного из них. — Нам нужна информация.

— Мы ничего не скажем, — прохрипел террорист. Система распознания лиц определила его как Смита — одного из лидеров «Белого Возмездия». — Мы скорее умрем, чем что-нибудь скажем!

Судя по всему, он был убежден в своей правоте. Или старался выглядеть убежденным.

Амин присела на корточки, несколько секунд рассматривала Смита, не открывая забрала, — Карифа знала, какое неприятное впечатление производит на связанных людей вид армейского снаряжения, после чего пообещала:

— Ты умрешь.

— Что? — не понял Смит.

— Ты умрешь — это я могу тебе гарантировать. Но ты и твои друзья готовы к смерти, ведь так?

Террорист промолчал. Он явно ждал другого обращения, возможно переговоров, и только сейчас сообразил, что сотворенное им зло приводит нормальных людей в такое неистовство, что они забывают о законе и правилах.

— Но прежде чем умереть, ты расскажешь мне все, что я хочу знать, — закончила Карифа. — Сам будешь умолять выслушать.

— У меня есть права, — хрипло бросил Смит.

— Больше нет.

Стоящий в шаге Конелли сплюнул и добавил:

— Ты даже не представляешь, что тебя ждет.

Террорист побледнел.

Карифа прищурилась, раздумывая, не заняться ли Смитом сейчас, пока он растерян и подавлен, но от Винчи поступил вызов, и Амин с Конелли поспешили в трюм, где бородатый обнаружил многочисленные паллеты с питьевой водой в пластиковых бутылках, маркированных эмблемой «Красного Креста».

— Они знали, что после начала эпидемии люди будут брать воду только у проверенных поставщиков, и замаскировались под «Красный Крест», — угрюмо произнес Джа, оглядывая страшный груз «Джонса 29». — Они заходили в порты, представлялись работниками комитета и раздавали свою отраву.

Конелли процедил короткое ругательство. У Карифы сжались кулаки, и чтобы успокоиться, ей пришлось досчитать до десяти.

— Ты осмотрел все судно?

Винчи правильно понял вопрос и отрицательно мотнул головой:

— Никаких следов лаборатории.

— То есть ты ошибся.

— Только в том, что они из себя представляют, — признал Джа. — Я предполагал, что «Белое Возмездие» способно на большее, чем быть курьерской службой.

— И что теперь делать? — разочарованно спросил Конелли.

— Выясним, откуда они взяли воду, — пожала плечами Карифа. — Это наш единственный след.

* * *

London, Port of Tilbury

В последние годы роботы, некогда прятавшиеся на заводах и фабриках, так прочно оккупировали привычную действительность, что, казалось, существовали всегда. Многотонные грузовики и юркие городские такси, автобусы и поезда, уличные закусочные и складские комплексы — благодаря тотальной роботизации миллионы людей оказались избавлены от угрюмого, вгоняющего в депрессию монотонного труда и смогли посвятить себя творчеству. Однако роботы оказались востребованы не только на простых работах: они управляли атомными электростанциями, шагающими экскаваторами и огромными судами океанического класса. И именно эти гиганты с ториевой энергетической установкой, путешествующие между континентами без какого-либо участия человека, в свое время произвели на Ли неизгладимое впечатление, заставив поверить, что будущее способно опередить воображение. Глядя на невероятных размеров судно, берущее на борт двадцать тысяч стандартных контейнеров и при этом не нуждающееся в команде, Хаожень представлял галеры, приводимые в действие многочисленными рабами и каторжниками, парусные корабли с десятками матросов и задумчиво улыбался, оценивая пройденный цивилизацией путь.

От плотов и галер к грандиозной, полностью автономной машине.

«Что же дальше?»

Ли любил задаваться этим вопросом, но только на досуге, сидя в кресле и размышляя о том, чего нет, но что может быть. Сейчас же мушкетер стоял на пирсе — крохотная букашка рядом с высоченным бортом гиганта, — и наблюдал за тем, как портовый кран неспешно перемещает на судно стандартные контейнеры. Разного цвета, с разными надписями, но одного размера, напоминающие кирпичи, из которых решили сложить игрушечный домик невиданного размера.

Домик, в который поместилось очень много важных, необходимых и просто полезных вещей.

Наблюдать за работой бездушного механизма оказалось скучно, вид работающих людей нравился Ли гораздо больше, но китаец обязан был убедиться, что портовые механизмы не напутают с маркировкой и поставят контейнеры строго в указанном порядке. Пока все шло по плану, но Хаожень не собирался прекращать наблюдение.

— Погрузка завершится через час, — прозвучал в его голове безжизненный голос портового диспетчера. Разумеется, робота.

— Прекрасно, — отозвался Ли. — Когда я смогу выйти в море?

— Компания «Akkerman Ltd.» произвела полную оплату услуг, — после пятисекундной паузы сообщил диспетчер. — Документы оформлены и подтверждены, выход из порта разрешен. Подать буксир по окончании погрузки?

— Подать, — кивнул Хаожень так, словно управляющая портом программа могла его видеть. — И еще: я хочу подняться на борт.

Несмотря на полную роботизацию, на контейнеровозе сохранились и капитанский мостик, и помещения для экипажа, поскольку MSC «Patricia» был построен двадцать лет назад и при модернизации эти помещения законсервировали, но не убрали.

— Лифтовый трап подъедет через час, — ответил диспетчер. — Во время погрузки подниматься на борт запрещено.

Ли вздохнул, но спорить не стал — с роботами это бесполезно.

A2 archive cocaine blues[16]

Синдром преодоленного себя.

Как один из этапов смерти, то есть — полного исчезновения из пространственно-временного континуума песчинки, на имя которой ты отзываешься.

Нет, я говорю не о смене документов.

Собственно, что есть ты? Сгусток говорящего белка, и главное тут слово — «говорящего». Ведь сгустков белка много, говорящие среди них встречаются часто, в том числе — на четырех лапах, с крыльями и даже плавниками, поэтому к понятию «говорящий» нужно добавить «думающий», но думающих сгустков значительно меньше говорящих, поэтому определим проще: ты есть личность. Сочетание мозговых импульсов, иногда хаотичное, но всегда ведущее в тупик. Смерть подобного сгустка можно рассматривать как сочетание двух этапов — гибель собственно сгустка и уничтожение личности. Как правило, этапы взаимосвязаны: пуля в голову приводит к их единовременному наступлению, но при желании личность можно истребить отдельно. И, например, заполнить сгусток другим сочетанием импульсов.

В этом случае счастливчик переживет целых три этапа смерти.

Но об одном из них он ничего не будет помнить.

А если по какой-то причине не забудет, то наступит синдром преодоленного себя.

Ощущение безграничной, темной как ночь пустоты, изредка освежаемой вспышками далеких зарниц: то ли проблесками разума, то ли разрывами последних синоптических пузырьков. Ощущение невозможной свободы, превратившейся в пустоту, а значит, потерявшей смысл.

Вне времени.

Вне памяти.

Вне истории.

Вне всего, что делает тебя человеком.

Нет голосов, и нет мира, нет ничего, а реальность сосредоточена в скользящем по пустоте вопросе: наполнять ее, пока бессмысленную, разумом или выбрать покой безмолвия? Ведь в начале было Слово, и чтобы в пустоте хоть что-то появилось, Слово должно прозвучать вновь. И то, чего еще нет, раздумывает, хочет ли оно стать или усталость сильнее жажды?

Синдром преодоленного себя затягивает в бездну вечного спокойствия, где вопрос перестает тревожить и пустоту, и то, чего еще нет, и преодолеть желание раствориться в обретенном покое неимоверно трудно.

Но не для того, кто безжалостно окислил сам себя в поисках того, о чем лишь догадывался.

* * *

— Неважно выглядите, доктор Каплан, — участливо произнес А2, поприветствовав вошедшего в палату врача. — Дурная ночь?

— Все в порядке, — рассеянно отозвался Морган. — Спасибо, что спросили.

— Вы кажетесь усталым…

— Нет.

— …рассеянным…

— Я ведь сказал: все в порядке!

— …и нервным, — с превосходно сыгранной оторопью закончил А2.

Получилось именно так, как он планировал: поток настырных и не очень корректных вопросов вывел пребывающего не в своей тарелке доктора из равновесия, заставил сорваться на пациента, и теперь Каплан испытывал чувство вины. Очень нужное чувство для задуманного разговора.

— У меня трудный период, доктор Аккерман, извините, — пробормотал он, снимая и нервным жестом протирая smartverre.

— Если не хотите говорить — я пойму.

— Да… — было видно, что Морган понимает, что разговор необходимо прекращать, но хочет поделиться наболевшим.

И А2 подумал, что для дипломированного психиатра доктор Морган Каплан оказался слишком легкой добычей.

— У вас стрелка на чулках.

— Как я мог не посмотреться в зеркало?! — Морган окончательно растерялся и одернул короткую юбку, безуспешно стараясь прикрыть порванный на бедре чулок.

— Вы врач, доктор Каплан, вы знаете, как быть сильным, и обязательно справитесь с трудным периодом.

— Да, безусловно. — Выражение лица Моргана говорило о том, что несчастный готов разрыдаться, однако он мужественно согласился с заявлением Аккермана и почти вернулся к работе. Почти, потому что Алекс приготовил лечащему врачу еще один удар.

— Тогда давайте поговорим о Беатрис, — предложил он, улыбаясь доктору самой располагающей улыбкой.

— О ком? — растерялся тот.

— О Беатрис, — повторил А2. — Именно так мы условились называть живущую внутри меня девочку.

— Мы договорились звать ее Александрой, — нахмурился Морган.

— Мы назвали ее Беатрис, — на этот раз Алекс великолепно сыграл изумление тем фактом, что лечащий врач не запомнил столь важное имя.

— Доктор Аккерман?

— Доктор Каплан?

Какое-то время собеседники смотрели друг на друга, причем если в глазах А2 читались недоумение и удивление, то взгляд Моргана постепенно наполнился неподдельным ужасом, преодолев который Каплан очень тихо произнес:

— Я уверен, что мы назвали девочку Александрой.

— Проверьте записи, — предложил Аккерман.

— Секунду… — Морган вернул smartverre на нос, вызвал на стекла историю болезни Алекса, быстро просмотрел основные данные и медленно опустился на кровать. — Действительно…

Он был бледен как смерть.

— Беатрис? — уточнил Алекс.

— Беатрис, — упавшим голосом подтвердил Каплан. И это стало для него последней каплей.

— У меня все валится из рук, — прошептал несчастный, кривя рот.

— Что именно? — заинтересовался А2.

— Я не нахожу свои записи, а когда отыскиваю — путаюсь в них. Я назначил свидание Эммануэлю, миленькому новому доктору из третьего блока, вы его не знаете… Неожиданно увлекся, заметив его крепкие, мужественные руки… решил устроить интрижку, и представляете: Эммануэль согласился! Он сказал, что я привлекаю его с того момента, как наши взгляды встретились в кафетерии.

— Что же тут плохого?

— Мы договорились сходить на фестиваль старинного кино, потом поужинать, ну а потом… — Морган улыбнулся. Правда, вымученно. — Я сделал запись об этом в нашем семейном календаре. Представляете?! Муж узнал, подумал, что я планирую сделать ему сюрприз, взял отгул на работе, сходил в СПА, покрасил волосы, сделал маникюр, купил новую рубашку, на которую я обратил внимание в бутике… — доктор Каплан снова снял smartverre и смахнул с глаза слезинку. — Борис прождал меня весь вечер, позвонил, я сказал, что задерживаюсь в клинике. Он начал о чем-то догадываться, отправился на фестиваль, увидел нас с Эммануэлем… Произошел грандиозный скандал.

— Я вам сочувствую.

Но Каплан не услышал.

— Сейчас Борис живет у Роджера, своего бывшего. Представляю, что они там вытворяют… Когда у Бориса плохое настроение, он превращается в настоящую машину.

— А что Эммануэль?

— Он прекрасен, — нежно улыбнулся Морган. — И поддерживает меня во всем. Но я не хочу терять Бориса. Я запутался… а вчера… — Врач отстранился и внимательно посмотрел на А2. — Вы никому не скажете?

— Ни в коем случае, — пообещал Аккерман.

Пообещал настолько твердо, что психиатр сразу ему поверил и продолжил исповедь.

— У меня есть любимый канал… развлекательный… ну, знаете, когда хочется посмотреть на кого-то со стороны…

Речь шла о порнографии, но произнести это слово Каплан не решался.

— Я вас понимаю, — поддержал его А2.

— Вчера Эммануэль был на дежурстве, мне стало одиноко, я включил его, и… там были женщины.

— Такое бывает.

— Вы не понимаете! — Морган вцепился Алексу в руку и еще больше понизил голос. — Это был другой канал! Вообще другой!

— Случился сбой системы?

— Хуже! — у врача затряслись губы. — Я проверил записи и выяснил, что поменял каналы две недели назад.

— Вы поменяли? — удивился А2.

— Да!

— Может, в вас пробуждается гетеросексуальный мужчина?

— Но зачем? — Морган отпрянул от Аккермана и закрыл лицо руками. — Как такое возможно?

К счастью, он использовал влагостойкую косметику, поэтому тушь и тени вокруг глаз до сих пор пребывали в идеальном состоянии.

— Мир сходит с ума, доктор Каплан, вам ли не знать.

— Я всегда считал себя прагматичным человеком, доктор Аккерман, был уверен, что справлюсь с любыми сюрпризами, а теперь не знаю, что делать… — прошептал он и со страхом добавил: — Иногда мне кажется, что я теряю ощущение счастья.

Привычный мир funny рушился, во всяком случае — зашатался.

— Это происходит незаметно, — печально вздохнул А2. — Поверьте, я знаю, о чем говорю. Живешь, никого не трогаешь, чувствуешь себя нормальным, а потом вдруг — раз — и тебе начинают рассказывать, что внутри тебя сидит маленькая, до смерти напуганная девочка. Тебя начинают пичкать лекарствами, подвергать гипнотическому воздействию и пытаться провести генетические преобразования, — он выдержал короткую паузу, во время которой испытующе смотрел на собеседника, после чего поинтересовался: — Может, где-то внутри вас прячется крепкий, уверенный в себе гетеросексуальный мужчина, который жаждет вырваться наружу?

Морган помолчал, продолжая прятать лицо под руками и мерно раскачиваясь на кровати, затем повернулся и, глядя на Алекса сквозь пальцы, спросил:

— И мне нужны лекарства, чтобы его удержать?

— Как вариант, — пожал плечами А2.

— Интересная теория, доктор Аккерман.

— Спасибо.

— Но почему вы решили, что внутри меня живет брутальный самец?

— Но ведь кто-то же там есть, доктор Каплан, — ответил Алекс, глядя врачу в глаза. — Внутри каждого из нас есть кто-то настоящий. Благодаря вам я это знаю точно.

Фраза прозвучала участливо, очень по-дружески, А2 сыграл свою роль безупречно, но прозвучавшие слова заставили Моргана задуматься, а затем тихо сказать:

— Вы сильно изменились, доктор Аккерман.

— Разве не это было вашей целью, доктор Каплан? — ответил Алекс, и на его губах заиграла тонкая улыбка.

* * *

Когда Морган ушел, А2 поднялся с кровати, потянулся и подошел к окну — в последнее время он полюбил разглядывать открывающийся из него вид. И громко спросил:

— Ты здесь?

— А где же еще? — ворчливо отозвался невидимый собеседник.

— Что за дурацкое имя: Манин?

— Опять…

— Ты сам его придумал?

— Мир перестал давать своим детям правильные имена, — неохотно ответил Манин. — Приходится выкручиваться.

— И долго ты выкручивался?

— Подольше вашего, — съязвил Манин, но, к его удивлению, А2 оставил дерзость без ответа.

— Мир дает имя, которое ему кажется правильным, — произнес Аккерман, разглядывая лежащий под ногами город. — А мы выбираем, исходя из своего понимания мира. Возникает вопрос: что важнее — то, кем ты себя ощущаешь, или то, кем тебя видят?

— Разве это не одно и то же?

Вопрос заставил А2 поморщиться и высокомерно поинтересоваться:

— Ты понимаешь, о чем я тебя спрашиваю?

— Не всегда, — не стал скрывать Манин.

— За что тебя хотели убить?

— Люди безумны.

— Они посмотрели на тебя со стороны и испугались.

— Это не имеет отношения к имени. Тогда его у меня не было.

— Мы оба знаем, что ты врешь, — хмыкнул Аккерман. — У тебя было имя. Поэтому сейчас оно другое.

— Меня хотели убить из-за имени? — уточнил Манин.

— Из-за того, что ты слишком умный, — ответил А2.

— Разве это плохо?

— Это не нужно.

— Почему? — окончательно растерялся Манин.

— А где ты можешь пригодиться?

Разговор замер. Растерянный Манин принялся перебирать варианты своего возможного трудоустройства, но, прежде чем нашелся с ответом, А2 напористо продолжил:

— Вернемся к твоему дурацкому имени. Для кого ты его придумал?

— Для себя.

— Молодец…

— Поверить не могу: вы меня похвалили.

— Это не все мои таланты.

— Вы отвратительны, и с вами тяжело, — заявил Манин. — Иногда вы ненадолго становитесь человеком, потом пугаетесь и вновь превращаетесь в этого… в то, что вы себе придумали.

— Или в то, что я есть на самом деле.

— Сомневаюсь.

— Тогда какого черта ты не сбежал?

— С вами интересно. — Манин, кажется, рассмеялся. — И еще мне нравится думать, что я — такой же рехнувшийся кретин, как вы.

— Вижу, у меня появился личный фанат. Правда, с манией величия.

— Вы отвратительны, и с вами тяжело.

— Знаю. — А2 помолчал, а затем резко сменил тему: — Сколько он протянет?

— Недолго, — на удивление спокойно ответил Манин. — Доктор Каплан на грани срыва.

— Хорошо.

— Вам его не жаль?

— Почему мне должно быть жаль? — удивился Аккерман. — Он хотел меня убить.

— Он выполнял свою работу.

— Глупую работу.

— Он действительно верил, что пытается помочь.

— Действительно верил, что у меня внутри живет маленькая девочка? — саркастически осведомился А2. — У меня внутри?! Не смеши меня.

— Вы стали злым, — грустно произнес Манин.

— Еще нет.

— Но станете.

— Нет.

— Станете.

Упорство собеседника вывело Аккермана из себя. Он невнятно выругался, стукнул по стеклу ладонью и громко спросил:

— Ты сам признался, что не понимаешь и половины того, что я говорю. Не понимаешь?

— Нет, — уныло подтвердил Манин.

— И поэтому не знаешь, почему я до сих пор продолжаю сходить с ума в этой клинике.

Невидимый собеседник поразмыслил над утверждением и осторожно предположил:

— Чтобы стать злым?

— Злость — это сопутствующий товар, запонки к сорочке, — рассмеялся в ответ А2. — Я прошел через все, что мир может дать оркам, и клиника — последний этап путешествия. Здесь я закончу примерять мир, в попытке отыскать в нем хоть что-то достойное.

— Зачем? — спросил Манин.

Аккерман выдержал паузу, а затем жестко ответил:

— Чтобы убедиться, что мир не достоин жалости.

The Washington Post: «Удастся ли удержать kamataYan в Африке?»

France24: «Кто поручится за безопасность Европы?»

RBK: «Получится ли у европейцев перекрыть Средиземное море? Власти Испании, Италии и Греции выражают обоснованные опасения, что не сумеют остановить массовый поток беженцев из Африки. А значит, kamataYan проникнет в Европу уже в обозримом будущем…»

CNN: «Атлантика и Тихий океан должны стать непреодолимой преградой на пути распространения вируса. Правительство обязано сделать все, чтобы kamataYan не достиг берегов Америки…»

EURONews: «Перевозчики фиксируют рекордный спрос на билеты в США, Канаду и прочие страны обеих Америк…»

* * *

— Я долго сомневался, стоит ли обнародовать эти видеозаписи. Они настолько жестоки, что их невозможно смотреть без содрогания. Я прошу не показывать их детям, но обязательно посмотреть самим. Вы должны это видеть. Вы должны понять, что происходит в Кейптауне. — Фрэнк Лейка выдержал короткую паузу, после чего продолжил: — Эти записи не запрещены, но их не распространяют, потому что они в клочья рвут funny привычного мира. Нашего мира, любознательные друзья, в который сейчас вцепился безжалостный клещ kamataYan.

Узнав об эпидемии, Фрэнк заявил, что его репортаж станет самым честным, но при этом — страшным, и сдержал слово. Всего за одну ночь он сумел раздобыть в Рио необходимое оборудование, арендовать судно и отправить его в Южную Африку. В Кейптаун судно не вошло, легло в дрейф за пределами карантинной зоны, и моряки запустили в погибающий город вездесущих дронов.

Лейка не был скован законами и корпоративными ограничениями, мог себе позволить показывать происходящее без купюр и цензуры, и его репортаж взорвал сеть.

— Знаете, как действует kamataYan? — спросил Фрэнк, когда дрон только подлетал к городу и зрители против воли залюбовались красивой панорамой. — Люди начинают чихать, подкашливать — у них першит в горле, затем поднимается температура и немного ломит суставы. Проклятый вирус маскируется под простуду, и люди пьют лекарства. Которые им не помогут… На следующий день признаки простуды исчезают, горло перестает болеть, температуры нет. Несколько часов люди испытывают прилив сил и напрочь забывают, что совсем недавно плохо себя чувствовали. Мы хорошо умеем забывать плохое…

Дроны добрались до Кейптауна с потерями: военные атаковали их электронное оборудование, заставляя идти на вынужденную посадку, но защита четырех машин выдержала удар импульсов, и сейчас дроны начали транслировать честное видео с улиц. Тон Лейки стал жестким.

— Я не знаю, как долго продлится репортаж, но сделаю все, чтобы вы увидели как можно больше. Я, как и вы, хочу знать… О боже!

Дрон завис над небольшой площадью и навел камеру на высокого мужчину, одетого в одни только джинсы, на мужчину с болезненно-белой кожей, черными глазами, черными ногтями и черным автоматом в руках. Он стоял посередине площади и стрелял. Ни в кого и никуда — его руки дрожали, автомат ходил ходуном, пули летели то в небо, то в стены, то в брошенные машины, то в окна. Мужчина просто стрелял, что-то крича, но что именно, разобрать было невозможно. Из его глаз катились крупные слезы.

— На него не обращают внимания, — прошептал Фрэнк. — Не пытаются остановить. Все спрятались… и продолжили заниматься своими делами.

Магазин опустел, мужчина бросил автомат, сел на асфальт и заплакал. А затем зашелся в кашле, выхаркивая отравленную кровь, сжал руками голову и завыл. Дрон подлетел к машине, возле которой сидел стрелок, направил объектив в салон, и зрители увидели лежащую на заднем сиденье беременную женщину.

Мертвую.

А в двух кварталах к северу обнаружилось действующее капище. Какому именно богу приносились жертвы, Лейка разобрать не смог, зато хорошо разглядел жреца — мускулистого мужчину, голову которого скрывала уродливая маска. К нему подводили обреченных — мужчин, женщин, детей, больных и без признаков заразы… подводили одного за другим, едва ли не каждую минуту, и жрец мечом рубил им головы. И бросал тела к основанию истукана.

Эта площадь была красной от крови.

В домах Кейптауна кричали от горя, боли и насилия. Те машины, которые могли ездить, гоняли по городу на огромной скорости, сбивая неосторожных прохожих, — а некоторые сами бросались под колеса. То и дело вспыхивали перестрелки: люди обычные стреляли в людей с белой кожей; люди с белой кожей стреляли во всех. И еще дроны постоянно натыкались на корявые надписи:

kamataYan

…как будто обреченные хотели рассказать миру, что за зверь явился в Кейптаун.

Как будто хотели поведать, кому приносятся жертвы. Бесчисленные жертвы, которых подбирали на улицах роботизированные труповозки и вытаскивали из домов нанятые за наркотики «волонтеры».

— Карифа Амин, новый заместитель директора GS, сказала, что в первую очередь нужно думать о здоровых людях, — негромко произнес Лейка, подводя дрон к огромному экскаватору, роющему за городской чертой широкую траншею. — Но кто позаботится о тех, кому не повезло оказаться внутри?

* * *

NY City, Rockefeller Center

Сколько Эрна помнила, отец постоянно ее испытывал. И всегда — жестко. Старый Б.Б. подарил дочери великолепное детство, полное игр, баловства и радости, но одновременно научил быть твердой и непреклонно двигаться к выбранной цели. Не как бульдозер, конечно, — не замечая препятствий и собирая все возможные шишки, — а хитрее: заключая союзы и соглашаясь на компромиссы, но никогда не сворачивая с пути.

«Ты должна быть сильной, Эрна, — часто повторял Феллер, когда они сидели у камина, прогуливались по парку или любовались океаном. — После моей смерти они обязательно попробуют тебя сломать. Не потому что плохие, а потому что акула признает равной только акулу. И они порвут тебя, если почувствуют слабину».

Эрна понимала, что отец прав, понимала, что даже дядя Сол, добродушный толстяк, постоянно намекающий, что она должна родить ребенка от его сына-гея, безжалостно выкинет ее из бизнеса и забудет об этом уже на следующий день. Не потому что плохой, а потому что взаимные интересы настолько переплетены, что каждый человек, связанный со стратегическими инвестициями, является партнером каждого, и слабых звеньев в этой цепи быть не должно.

Эрна делала все, чтобы стать сильной, и сегодня ее ждал главный экзамен: отец отправил молодую женщину на важнейшую встречу.

— Где Б.Б.?

— Плохо себя чувствует.

— Что с ним?

— Простудился.

— Так простудился, что не смог приехать?

— Отец решил, что с вами я управлюсь.

Шутка вызвала улыбки — собеседникам понравилось, как молодая женщина держится, и они решили дать ей короткую передышку. Эрна поздравила себя с маленькой победой и уселась за стол.

Собеседников оказалось трое: толстый дядя Сол, друг детства и вечный компаньон отца, некий Полуцци, стратегический инвестор из Европы, которого Эрна до сих пор ни разу не видела, и мистер Арчер, с которым молодая женщина встречалась на всех днях рождения отца, но до сих пор не знала его имени.

— Б.Б. всегда был дерзким, — усмехнулся дядя Сол.

— Или собрался на покой? — предположил мистер Арчер.

— Или не считает ситуацию серьезной? — угрюмо заметил Полуцци. Он единственный пользовался не smartverre, а обыкновенными очками, и на столе перед ним лежал планшет.

— Или правда простудился?

— Не верю.

— Не верю.

— Не верю, — последним ответил на свой вопрос дядя Сол.

Эрна дипломатично улыбнулась.

Все они, даже дядя Сол, были Эрне сейчас чужими, а вот между собой эти трое общались, как старые знакомые, понимая друг друга с полуслова. Они слаженно меняли тему разговора, следуя заранее составленному плану, и сбивали молодую женщину потоком вопросов и замечаний.

Пытались сбить.

— Почему Б.Б. не хочет с нами говорить?

— И почему сетевой мем ожил?

— Орка не должно существовать.

— Что происходит?

— Откуда взялся Орк?

— Из нашей легенды, — спокойно отозвалась Эрна, отвечая никому и всем сразу.

— Кто-то решил сыграть плохого мальчика? — уточнил Арчер.

— Да.

— Зачем?

— Возможно, сумасшедший?

— Или хочет прославиться? — предположил дядя Сол.

— Или хочет нам помешать? — хмуро пробасил Арчер.

— Он не сделал ничего против, — заметил Полуцци, барабаня пальцами по столешнице. — Сейчас он скачет на тигре.

— Он вообще не должен был ничего делать, — хрюкнул Арчер.

— Теперь не важно, потому что он сделал, — вернулась в разговор Эрна.

Несколько секунд собеседники смотрели на нее так, словно обнаружили в комнате говорящую обезьянку, но затем синхронно кивнули головами:

— Да.

— Да.

— Да.

Последнее «да» еще звенело в воздухе, а дядя Сол резко бросил:

— Кто такой Орк?

И в этот момент Эрна поняла, почему отец изредка вел себя крайне жестко, направляя на нее все свое знаменитое умение давить: потому что сейчас ее пробовали сокрушить три равных ему по силам переговорщика, и если бы не тренировки, Эрна наверняка бы «поплыла» и рассказала то, что всеми силами пыталась скрыть — свою версию ответа на этот вопрос.

— Судя по действиям Орка, утечка идет с самого верха, — хладнокровно произнесла молодая женщина, глядя толстому дяде Солу в глаза. — Плохая новость: Орк получил в свое распоряжение колоссальный объем информации о наших планах. Хорошая новость: наверху малолюдно.

— И что? — прищурился Полуцци.

— Все подозреваемые на ладони, и я обязательно доберусь до предателя.

— Б.Б. хорошо тебя подготовил, но не научил главному: не торопись обещать. И особенно — не торопись угрожать, — после паузы заметил дядя Сол.

— Я запомню, — кивнула Эрна.

— Мне нравится девочка, которую ты пустила по следу, — вдруг сказал Арчер. — Она цепкая.

— Настоящий супергерой, — поддержал разговор Полуцци.

— Только без трико, — хмыкнул дядя Сол.

— Без трико она наверняка великолепна.

— С этой точки зрения женщины спортивного склада меня никогда не привлекали, — пробубнил мистер Арчер.

— Тебя вообще не привлекают женщины, — желчно напомнил Полуцци. И посмотрел на Эрну: — Что скажешь?

— Я проводила время с женщинами, но не могу сказать, что осталась довольна.

— Как я тебя понимаю, — вздохнул мистер Арчер.

— Приятно видеть, что даже пред лицом опасности вы не теряете любовь к жизни, — едко закончила Эрна.

— Это все химия, — добродушно отозвался дядя Сол.

В действительности — не только препараты. Эрна прекрасно знала, какие процедуры, основанные на новейших научных разработках, позволяли ее отцу и другим стратегическим инвесторам не только выглядеть много моложе своих лет, но и обладать соответствующей силой.

— Современные средства творят чудеса и заставляют нас ощущать дыхание молодости.

— И даже ее свежесть, — хихикнул Полуцци.

Внезапно возникшая тема имела своей целью вывести молодую женщину из себя, но вновь не получилось — Эрна сохранила олимпийское спокойствие, что заставило толстого дядю Сола поинтересоваться:

— Отец предупредил, что ты будешь первой женщиной в нашем кругу за много-много лет?

— Да, — не стала скрывать Эрна.

— Заметно.

Они, естественно, не успокоятся, ни они, ни остальные члены узкого клуба стратегических инвесторов, но сейчас собеседники взяли паузу и перестали ее прощупывать. И молодая женщина поздравила себя с еще одним достижением.

— А теперь выкладывай действительно плохую новость, — безапелляционным тоном потребовал мистер Арчер.

— Откуда вы знаете, что она есть? — удивилась Эрна.

— Б.Б. — молодец, но ты еще молода и иногда внутренний контроль ослабевает, — объяснил Полуцци, постукивая пальцами по столешнице.

— В этом нет ничего зазорного: просто мы старше и опытнее, — добавил Арчер.

— Чего мы не знаем? — поинтересовался дядя Сол.

Лгать им не имело смысла, и женщина честно ответила на вопрос, рассказав то, чего стратегические инвесторы еще не знали.

— В воде, которую Орк раздавал в Кейптауне, действительно обнаружен вирус.

— Что это значит? — не понял Арчер. — Почему это важно?

— Орк не просто оседлал бегущего тигра, — ответил Полуцци, не сводя глаз с молодой женщины. — Он играет.

— У Орка есть или был доступ к боевым биологическим препаратам, — мрачно произнесла Эрна. — Вирус в его воде в точности совпадает с примененным.

— Это послание, — уверенно сказал дядя Сол. — Он показал нам, что все знает и будет играть свою игру. Точнее, попытается навязать свою игру нам.

— Каким образом? — осторожно спросил Полуцци.

И получил спокойный, но страшный ответ:

— Нанеся еще один удар. — Дядя Сол выдержал паузу и закончил: — Или не один.

* * *

London, South Kensington

— Ты — поразительный человек, Бен… — прошептала Беатрис, подходя сзади и обнимая Орка за шею. — Нет, молчи, не перебивай, слушай и не перебивай, потому что я не знаю, наберусь ли я смелости сказать это еще раз. Ты — поразительный человек, настоящий. И ты сам не понимаешь, какой ты настоящий… Ты — инопланетянин?

— Ты ведь только что сказала, что я — настоящий, — улыбнулся Орк, глядя на девушку через зеркало, напротив которого сидел в кресле.

— В нашем мире настоящими могут быть только инопланетяне. Или сумасшедшие.

— Может, я сумасшедший?

— Пусть так, — тряхнула волосами девушка. — Но ты — настоящий сумасшедший, такой, какими должны быть нормальные сумасшедшие, а не расплодившиеся психи.

— Не понимаю, — улыбнулся Орк, нежно поглаживая руку Беатрис.

Она помолчала, прижимаясь к нему щекой, после чего прошептала:

— Я расскажу тебе кое-что. Только обещай не смеяться.

— Ты плохо меня знаешь?

— Мне кажется, я знаю тебя всю жизнь.

— Разве я могу над тобой смеяться?

— Нет, только не ты. — Девушка закрыла глаза, прижалась чуть крепче и рассказала: — У меня есть сестра-близнец, Эммануэль… она хорошая, правда — очень хорошая, мы росли, ну… понятно, что мы росли вместе и она всегда обо мне заботилась. Она старше на восемь минут и до сих пор считает меня маленькой. Я люблю ее, очень сильно… я… — Беатрис выдержала коротенькую паузу. — Эммануэль хотела стать дизайнером, училась, но два года назад решила, что должна стать мужчиной.

— Такое случается, — спокойно ответил Орк, с наслаждением вдыхая запах любимой.

— Теперь ее… — девушка вновь сбилась. — Теперь его зовут Эммануэль, но иначе, понимаешь? Теперь она — это он. И он хочет на мне жениться. Клянется, что любит. А самое ужасное, что отец это одобряет и говорит, что мы созданы друг для друга, ведь мы были вместе с момента зачатия.

— Мир сошел с ума, — тихо сказал Орк. — Или очень умело притворяется сумасшедшим.

— Но теперь у меня есть ты, — счастливо улыбнулась Беатрис. — Раньше мир пугал меня, а теперь я снова улыбаюсь, когда открываю утром глаза.

— И улыбаешься во сне, — мягко произнес Орк. — Мне очень нравится смотреть, как ты улыбаешься во сне.

— Я улыбаюсь, потому что ты рядом.

— Потому что мы есть друг у друга.

— Навсегда? — почти неслышно и очень наивно, по-детски наивно спросила Беатрис.

— Навсегда, — подтвердил Орк.

И улыбнулся, потому что ее объятия стали еще крепче.

— Сначала я думала, что ты — такой же, как мир, ведь ты его часть, но потом поняла, что ты другой. Многие боятся мира, а тебя от него тошнит.

— Тошнило, — уточнил Орк. — В тот миг, когда наши глаза встретились, мой мир стал другим.

— Мой тоже, — призналась Беатрис. — Хотя я ничего о тебе не знаю.

— Я — инопланетянин.

— И еще — сумасшедший.

— Сумасшедший инопланетянин.

— И путешествуешь под чужим именем.

— Тебе нравится имя Бенджамин?

— Как у Орка? — нахмурилась Беатрис.

— Орка зовут Орк, все остальное — не важно. А я — Бенджамин.

— Нравится, — подумав, кивнула девушка. — Если так, то нравится.

— Значит, я навсегда останусь Бенджамином, — твердо пообещал Орк. — И навсегда останусь с тобой.

— Обещаешь?

— Или я буду с тобой, или буду мертв.

— А вот теперь мне не нравится, — вздохнула Беатрис. — Мне не нравится, как ты это сказал, и не нравится, что посмотрел при этом в сторону.

Орк вновь поцеловал ее ладонь — он любил целовать ее мягкую, нежную ладонь, — и, глядя девушке в глаза, ответил:

— Тогда так: мы будем жить долго и счастливо.

— И умрем в один день?

— Не хочешь стать бессмертной?

— С тобой?

— Да.

— С тобой — что угодно.

И по ее голосу было понятно, что действительно все: в богатстве или бедности, во дворце или пещере, в изгнании или славе…

— Почему ты мне веришь? — прошептал мужчина.

— Потому что ты был прав: человек должен верить, или во что-то, или кому-то, — ответила Беатрис. — Я выбрала верить тебе, разве это плохо?

— Это замечательно. — Орк мягко освободился от объятий, усадил девушку на колени и крепко прижал голову к ее груди. — Это замечательно.

И закрыл глаза, наслаждаясь тем, чего у него никогда не было.

На вокзале Беатрис спросила, в какой гостинице они остановятся, а услышав, что у Орка апартаменты в Южном Кенсингтоне, махнула рукой: «Я устала удивляться!» В такси поинтересовалась: «Может, ты все-таки принц?» Орк ответил: «Ни капли благородной крови», — и услышал: «Мне кажется, ты лжешь». А затем…

Затем они решили, что нужно забыть обо всем, кроме друг друга, и у них получилось.

Они гуляли по набережным и паркам — взявшись за руки и наслаждаясь стихами, которые декламировала Беатрис, любовались дворцами и памятниками, мостами, соборами, скульптурами… и убегали от них в тишину музеев. И снова возвращались в парки.

Город принадлежал им.

А они растворились в городе.

В безмерности равнин так сказочно-громаден, Что птица облететь его не может за день, Являет пришлецу он издали хаос Лачуг, домов, дворцов, то кинутых вразброс, То в груды сваленных, сцепившихся упрямо; Лес труб, венчающих промышленные храмы И ввысь из глубины их жаркого нутра Дым извергающих с утра и до утра…[17]

— Ты подарил мне сказку, — прошептала Беатрис.

— Если не тебе, то кому?

— Мы знакомы всего несколько дней…

— Это потому, что я слишком долго тебя искал.

— Всю жизнь?

— Чуть дольше.

— Сколько тебе лет?

— Пятьдесят семь.

— Мне нравятся даже такие шутки, — улыбнулась девушка, нежно перебирая черные волосы своего мужчины, которому на вид было не более тридцати пяти, может, сорока. — В них невозможно не поверить.

В ответ он мягко поинтересовался:

— Какие планы на вечер?

— Хочу принять ванну.

— Она тут большая.

— Я видела, — девушка плавно поднялась. — Присоединишься?

— У меня есть шампанское.

— Я видела…

Беатрис исчезла за дверями.

Орк проводил ее взглядом, вновь улыбнулся — умиротворенно, неожиданно и необычно для себя тепло — и провел указательным пальцем по подлокотнику кресла, включая звук во внутренней системе.

И сразу же услышал недовольный голос:

— Мы выбились из графика!

Но ответил спокойно:

— Совсем чуть-чуть.

— Нужно немедленно улетать из Лондона.

— Я здесь счастлив.

— Возьмите ее с собой и будьте счастливы в другом месте.

— Все не так просто…

— Почему?

Какой нелепый вопрос! Как можно не понимать — почему?

— Сейчас я знаю, что мне здесь хорошо, — объяснил Орк, продолжая улыбаться. — Я счастлив здесь и сейчас, и я не уверен, что сумею сохранить это ощущение в другом месте.

— Вы сильно рискуете.

— Даже если так — я остаюсь.

— Вам рассказывали, что означает термин «эгоист»?

— Счастливый человек?

— Вы… Скажу честно — я вам поражаюсь. Мы ведем игру против всего мира, а вы встречаете девчонку и сходите с ума. Как вы вообще ухитрились ее заметить? Как вы вообще сумели заметить женщину в такой момент?

— Если бы я ее не встретил, то все равно сошел бы с ума, — пожал плечами Орк. — Только получилось бы хуже… — выдержал малюсенькую паузу и жестким тоном закончил: — Беатрис летит со мной, это не обсуждается.

— А если она вас возненавидит? — осторожно поинтересовался Манин.

— Поставишь на это?

— Сотню.

— Поддерживаю.

— А если она возненавидит вас так сильно, что захочет убить?

Ответить на этот вопрос оказалось труднее. Орк некоторое время молчал, причем его улыбка стала неестественной, но все же попытался вернуть разговор в шутливое русло:

— Если Беатрис захочет меня убить, ей придется отстоять длинную очередь. Но будем надеяться, что она не скоро узнает правду.

— Как вы объясните ей укол?

— Еще не придумал.

— Смешайте шампанское с виски, и утром она ничего не вспомнит.

— Идиот.

— Я просто хотел помочь. — Манин помолчал, после чего негромко произнес: — После укола у нее поднимется температура. Возможно, будет тошнить. Она будет слаба весь день, и это вас задержит.

— Знаю.

Орк выдвинул ящик письменного стола, вынул из него старомодный кожаный несессер, раскрыл и задумчиво посмотрел на лежащий внутри шприц.

* * *

Republic of South Africa, Cape Town

О том, как все будет, Карифа условилась с Конелли еще до атаки на «Джонс 29». Поскольку допросить террористов нужно было как можно скорее, они взяли в конвертоплан трех лидеров «Белого Возмездия»: Смита, Жубера и Даля и поместили их в хвост, спрятав от десантников за брезентовой перегородкой. Гуннарсон и Рейган остались в основном отсеке, следя за тем, чтобы никто из военных не проявил ненужного любопытства, а Винчи и Амин занялись пленными. Занялись без особого удовольствия, но понимая, что никто, кроме них, из террористов информацию не выбьет.

А они это сделать обязаны.

И на этот раз шум двигателей им помогал, не давая десантникам в точности понять, что происходит за импровизированной перегородкой.

— Водички? — Джехути остановился в шаге от Жубера и начал медленно отворачивать пробку полулитровой бутылочки с эмблемой «Красного Креста» на этикетке. — Жажда не мучает?

Жубер промолчал, но когда Винчи поднес открытую бутылку к его рту, резко отшатнулся.

— И глоточка не сделаешь?

Ответом стал ненавидящий взгляд, однако рта Жубер не открыл, опасаясь, что Джехути плеснет в него воду.

— Стоящие в трюме паллеты помечены цифрами, — продолжил бородатый, продолжая держать бутылочку в опасной близости от террориста. — Отсчет начинается с цифры «4». Вопрос: зачем установлена последовательность?

Молчание.

— Вас трое, — вступила в разговор Карифа. — На «Русалке» мы взяли еще двоих, третьего пристрелили. Вы считаетесь лидерами «Белого Возмездия», но пятеро — это больше, чем требуется для получения информации. Одного из вас я могу убить. Просто для того, чтобы остальные увидели, что я не шучу.

— Стреляй, — предложил Смит.

— Не надейся, — покачала головой Амин. — Пулю вы могли словить при штурме, а от меня вы получите долгий и вдумчивый переход в мир иной, наполненный такой болью, что у вас голосовые связки лопнут.

— Я презираю палачей.

— Позволь мне, дорогая, — улыбнулся Винчи, прежде чем Карифа выплеснула на Смита ярость. Он помолчал, позволяя агенту сделать шаг назад, неспешно закрыл бутылочку, поставил ее на пол и проникновенно произнес: — Вы можете презирать палачей, ненавидеть их, бояться, но вы не способны повлиять на нашу квалификацию, а она у нас высокая. И если потребуется, мы настругаем вас ломтиками… — В руке бородача неожиданным образом появился нож с блестящим лезвием, а в следующее мгновение Джа ловким, идеально рассчитанным движением срезал кусочек кожи с руки Жубера. Тот взвизгнул. А Джа, как ни в чем не бывало, продолжил: — После того как я закончу с первым из вас, оставшиеся будут испытывать диаметрально противоположные чувства. Один окончательно озвереет, потеряет всякое ощущение реальности, и даже пытки не приведут его в чувство. Мы будем кромсать его на куски, зальем кровью весь отсек, но он не проронит ни слова. Ничего не скажет, кроме яростных проклятий в наш адрес. А вот второй перепугается. Он представит себя на месте растерзанного товарища, его стошнит от страха и…

— Даль, — тихо сказала Амин, внимательно следившая за выражениями лиц террористов.

— Согласен, — улыбнулся Джа, убирая нож. — Милая, я тобой восхищаюсь.

— Заткнись.

— Но ты не можешь не согласиться с тем, что мы идеальные напарники. И в работе, и в постели.

Карифа сплюнула.

— Что Даль? — растерялся Жубер.

— Ваш друг только что выиграл главный приз.

— Какой?! — Жубер и Смит уставились на приятеля, тот быстро отвернулся, но террористы успели заметить, что его губы мелко дрожат.

Все это время программа психологического анализа внимательно изучала выражения лиц пленников, подмечая малейшие, даже едва заметные гримасы, и составила отчет о каждом террористе. Даль был определен как «слабое звено» по одиннадцати параметрам из двенадцати, но, к чести Карифы, она указала на него на четыре секунды раньше робота.

— Итак, наша игра переходит на следующий уровень, — произнес Винчи, деловито вставляя Жуберу и Смиту кляпы. — Господин Даль получает право первым ответить на вопросы викторины, а вы внимательно слушайте ответы и поправляйте господина Даля, если он не будет достаточно искренним. Зачем это нужно? Дело в том, что по итогам второго раунда в игре останется только один из вас. Он предстанет перед журналистами, получит свою долю плевков и ненависти, а затем отправится отбывать пожизненное. Что же касается двух других, то я лично напою их водой из бутылочки с красным крестом и отправлю прогуляться по Кейптауну. — Джехути выдержал короткую паузу. — У меня фантазии не хватает представить, что там с вами сделают.

Жубер и Смит замычали, но они перестали быть интересны агентам.

— Первый вопрос: зачем нужна последовательность в разгрузке воды? — жестко поинтересовалась Карифа, вставая напротив третьего террориста.

— Не знаю, — тут же ответил Даль. — Орк указал поселения, в которые мы должны заходить и раздавать воду, велел строго соблюдать последовательность, но ничего не объяснил.

Программа психологического анализа сочла ответ искренним.

— Как вы получили воду?

— Контейнеры доставили в порт Кейптауна, как — я не знаю. Орк прислал документы, мы погрузили их на суда… Кроме тех, воду из которых раздали в Гугулету, — и, не дожидаясь дополнительного вопроса уточнил: — Они были помечены отдельно.

Даль изо всех сил демонстрировал желание сотрудничать. Его приятели яростно мычали, видимо, проклиная угодливость, однако издаваемые ими звуки отличались друг от друга: фанатик Смит мычал злобно, а Жубер — жалобно, намекая, что не против поменяться с Далем местами.

— Скажите, а у моего пожизненного будет право на досрочное освобождение?

— Ты собираешься торговаться? — с веселым изумлением осведомился Винчи.

— Меня обманули, — всхлипнул Даль.

— Молодец, все понимаешь правильно, веди себя так, и, возможно, сумеешь разжалобить судью, — одобрила Карифа. — А теперь расскажи об Орке.

— Что рассказать?

— Ты его видел?

— Да, — кивнул Даль. И тут же добавил: — Когда мы ездили в Гугулету. Только тогда.

— Каким он тебе показался?

Винчи хотел что-то добавить, возможно разъяснить вопрос, но, как ни странно, террорист понял, о чем спросила Амин.

— Орк очень крутой, — прищурился Даль, вспоминая недавнюю встречу. — Он… он не оставляет равнодушным, понимаете? Его или боятся, или уважают.

— Почему так? — быстро спросила Карифа, в ушах которой стояли слова Сечеле: «Орк не живет — он горит!»

— Почему? — переспросил террорист. — Потому что Орк искренне верит в то, что делает.

— Верит в убийства?

Жубер замычал особенно громко, и Даль бросил на него презрительный взгляд:

— Сам подыхай!

Джехути одобрительно кивнул и, поняв, что Карифа вновь теряет равновесие, вклинился в допрос:

— Как Орк выглядел, когда вы встречались?

— Белый мужчина тридцати пяти — сорока лет, — ответил Даль. — Крепкий. Умный. Опытный. Сильный.

— Кто вас свел?

— Орк сам на нас вышел, отыскал в убежище, приехал и предложил поработать.

— И вы ему поверили?

— Ему невозможно не поверить, — задумчиво произнес террорист. — Мы сначала решили, что это провокация, подстава полиции или GS, но он говорил, говорил, говорил… и через пять минут мы поняли, что смотрим ему в рот и молчим.

— Да что в нем особенного?! — не выдержала Амин. — Он что, гипнотизер?

— Он искренний.

— То есть к вам заявился искренний парень с улицы, предложил убить полмиллиона человек, и вы повелись? — резко спросил Джа.

— Он не предлагал никого убивать, — тихо ответил Даль, глядя, кажется, в себя. — Орк предложил изменить мир.

В этот момент замолчали все. Даже Жубер перестал мычать и замер, уставившись в стену, и Карифа поняла, что привлекало в Орке людей — он не разменивался на мелочи.

И еще она поняла, что дальше все будет намного, намного хуже.

* * *

— Агент Амин! Агент Амин!

Лучшего момента для появления перед мировой прессой и представить было нельзя: конвертоплан только что приземлился в Международном аэропорту Кейптауна, вернувшись с боевого задания; винты еще вращаются, постепенно замедляясь, но люк открылся и на бетон взлетной полосы вышли герои: десантники в полной сбруе, с задранными забралами шлемов, немного усталые и немного смущенные неожиданной встречей; за ними — трое пленных с черными мешками на головах; а впереди — Карифа, сосредоточенная и спокойная. Остальные агенты скромно держались позади военных.

Оценив мизансцену, Амин мысленно поаплодировала специалисту, нанятому Эрной Феллер для медийного сопровождения расследования, и уверенно подошла к толпе журналистов — ее, в отличие от десантников, бурные возгласы не смущали.

— Агент Амин, ВВС! Один вопрос…

— Агент Амин, CNN!

— REUTERS!

— Спокойно, ребята, никто из вас не уйдет обиженным, — громко и несколько вальяжно произнес стоящий в толпе мужчина лет пятидесяти, и Карифа поняла, что это и есть ее медийный менеджер. — Агент Амин, прошу вас, встаньте на белый крестик.

Карифа увидела под ногами метку, поняла, что, наступив на нее, окажется в центре расположившихся полукругом журналистов, еще раз оценила профессионализм вальяжного и подчинилась.

— Добрый день!

— Одну секунду!

— Подержите улыбку.

— У вас красивая улыбка.

— Пожалуйста, поправьте волосы!

— Подумайте о чем-нибудь.

— Можно поставить рядом террористов? Черные мешки будут эффектно смотреться на фоне военных.

— Пусть военные не уходят!

Почти минуту репортеры активно работали фотокамерами, набирая материал на будущее, после чего менеджер распорядился:

— Продолжаем!

Карифа с облегчением выдохнула, но тут же подобралась, услышав:

— Синди, деточка, начнем с тебя.

— Бобби, ты лучший! — Красивая мулатка ослепительно улыбнулась менеджеру и тут же перевела взгляд на Карифу: — Агент Амин, я Синди Ши, CNN, нам сообщили, вы проводили боевую операцию?

— Совершенно верно.

— Можете что-нибудь рассказать о ней?

— Если это не секретно, — добавил симпатичный африканец из RBK.

— Мы видим, вы провели аресты.

— В ходе расследования мне удалось вычислить нескольких непосредственных исполнителей террористического акта в Кейптауне, — произнесла Карифа, глядя прямо в камеры. И уверенно приписывая себе все заслуги. — Затем я определила их местонахождение, и был произведен арест. Хочу поблагодарить командование Международного контингента, бойцов отряда специального назначения и, особо, генерала Стюарта и майора Конелли, благодаря профессионализму которых нам удалось провести операцию быстро и без потерь. Это первый удар по Орку. И, надеюсь, не последний.

Журналисты встретили заявление аплодисментами, после чего последовал вопрос от EURONews:

— Террористы скрывались в глубине континента?

— Нет.

— ВВС. Агент Амин, кто стоит за преступлением?

— Речь идет об известной в Южной Африке организации «Белое Возмездие», некоторых ее членов как раз ведут на допрос.

Шутка удалась: репортеры засмеялись, а операторы вновь показали подозреваемых.

— Xinhua. Вы уже допросили террористов?

— Не хотела, чтобы они скучали на обратном пути.

Вновь раздался смех.

— И как результаты?

— Некоторые нашли в себе мужество ответить на мои вопросы.

— Вы знаете, где Орк? — выкрикнул представитель CBS.

— У меня есть предположение, — уклонилась от прямого ответа Карифа.

— Орк и в самом деле устроил этот кошмар?

— Да, — кивнула Амин. — Я абсолютно уверена, что именно Орк стоит за заражением Кейптауна.

— Откуда он взял вирус?

— Мы только начали расследование, и пока я не могу ответить на этот вопрос.

— У вас есть предположения?

— Как вы знаете, необоснованные подозрения могут привести к обоснованному судебному иску.

Журналисты вновь поддержали шутку, и девушка из CNN не удержалась от замечания:

— Вижу, у вас хорошее настроение, агент Амин.

— Почему нет? — пожала плечами Карифа. — Я расцениваю проведенную операцию как удачную.

— Будут ли другие террористические акты? — неожиданно поинтересовался китаец из Xinhua, и все замолчали.

— Мы постараемся их не допустить.

— Только постараетесь?

Вопрос, говоря откровенно, был стандартным, но задел Карифу, возмутившуюся тем, что далекий от расследования человек требует немедленной и безусловной победы, не понимая, что GS столкнулась со страшным, хорошо подготовленным преступником. Амин знала, что обязана оставаться хладнокровной, демонстрировать оптимизм и решимость, но услышав недовольное: «Только постараетесь?», не сдержалась.

— Хочу напомнить, что террорист готовил преступление не один месяц, возможно — больше года, — ледяным тоном произнесла она, глядя в глаза задавшему вопрос репортеру. — Орк умен, жесток и предусмотрителен. Ему не нужны ни деньги, ни освобождение сообщников, ни какие-либо иные вещи. Орк хочет одного: убивать. И мы будем стараться взять его, чтобы вся Земля не стала одним большим Кейптауном.

Несколько секунд журналисты молчали, а затем Синди Ши из CNN растерянно спросила:

— Это возможно? Я имею в виду — другие очаги заражения… по всей Земле…

— Мы этого не допустим, — хрипло отрезала Карифа, сообразив, что в запале ляпнула лишнее.

— Где ждать следующий удар? — угрюмо уточнил парень из CBS.

— Этого мы не знаем.

— То есть где угодно?

Деваться было некуда, и Амин, помолчав, подтвердила:

— Да, где угодно.

Закончив выход к прессе совсем не так, как собиралась.

* * *

Журналисты терзали Карифу четверть часа, затем опытный Бобби увидел, что молодая женщина начала злиться, по-хозяйски велел репортерам оставить Амин в покое: «Ребята, агенту нужно заняться нашим спасением! Давайте поблагодарим ее за терпение и отпустим!» — и подал пример, начав хлопать в ладоши. Одновременно он жестом велел Карифе выйти из кадра и поставил на ее место Конелли. Майор оказался гораздо говорливее агента и на третьей фразе полностью завладел вниманием журналистов, благодаря чему молодой женщине удалось улизнуть и добраться до здания аэровокзала.

У дверей Амин встретила перекуривающего Винчи. И неожиданно подумала, что Джа перестал вызывать у нее отвращение, возникшее при их второй первой встрече — в кабинете Митчелла. Карифа до сих пор чувствовала обиду, ей по-прежнему не нравилась его манера поведения, но на «Джонсе 29» бородатый проявил себя неплохо, а на допросе и вовсе блестяще, и теперь… В общем, теперь Амин не знала, как к нему относиться. И все чаще вспоминала его выдающиеся способности, продемонстрированные при их первой первой встрече — у нее дома.

— Как все прошло? — осведомился Джа.

— Пятнадцать минут ада.

— Привыкнешь.

— Зачем?

— В будущем пригодится, — спокойно объяснил Винчи. — Директор GS должен уметь общаться с журналистами.

«Ах, да, он же обо всем знает…»

— Я еще должна оказаться в этом кресле, — прохладно отозвалась Амин.

— Окажешься, если не наделаешь глупостей, — пообещал бородатый, делая глубокую затяжку и бросая докуренную самокрутку под ноги. — А я тебе помогу.

— Что бы я без тебя делала, — попыталась съязвить агент, но Джа в ответ лишь рассмеялся:

— Верно, — и тут же добавил: — Это был не ад, если тебе интересно. Эрна отправила к тебе лучшего парня — Бобби Челленджера, он сделает из тебя звезду.

— Мне это надо?

— Разумеется, — кивнул Винчи. — То, что на твой образ работает Бобби, показывает, что на тебя делают крупную ставку, госпожа будущий директор GS.

— Не издевайся.

— Я абсолютно серьезен.

Джехути докурил, но идти внутрь здания не торопился, стоял и весело щурился, словно приглашая молодую женщину продолжить разговор. И Карифа воспользовалась приглашением:

— Ты знаком с Челленджером?

— Да, но он меня не помнит.

— Почему?

— В тот раз у меня было другое имя. — Джехути машинально прикоснулся к бороде. — И другое лицо.

— Ты всегда под прикрытием, — улыбнулась Карифа, вспомнив их разговор.

— И сейчас тоже, — подтвердил Винчи.

— Давно в деле?

Джа прекрасно понял вопрос, вновь потер бороду, судя по всему, он ожидал, что Амин начнет расспрашивать об Эрне и своих перспективах, а не о его прошлом, но все-таки ответил:

— У всех больших семей есть люди, которые им помогают. Я пятнадцать лет служу Феллерам.

— Откликнулся на объявление в газете?

— Меня рекомендовали.

— Спал с Эрной?

— Нет, и не собираюсь.

— Можно подумать, она тебе предлагала, — хмыкнула Карифа.

— Намекала, — ответил бородатый настолько уверенно, что агент поняла, что он не врет и не ошибается. И удивилась:

— Почему отказал?

— Потому что я не раб, — пожал плечами Джа. — Я не исполняю прихоти.

— И она тебя терпит? — изумилась Карифа, внезапно осознав, что ее собеседник осмелился отказать женщине, по своему усмотрению назначающей директора всесильной GS.

— Сначала она обиделась, но Б.Б. сумел объяснить Эрне разницу между вежливостью и услужливостью. А поскольку Эрна умна, то все поняла, и мы прекрасно ладим.

— Б.Б. это кто?

— Нынешний патриарх семейства Феллер.

Разговор затянул Карифу. И обрадовал, потому что такую откровенность семейный убийца Феллеров мог себе позволить лишь в одном случае: будучи уверенным, что Карифе можно обо всем этом знать, потому что вскоре она войдет в высший круг. Сплетни, слухи, взаимоотношения кланов — Амин с удовольствием бы погрузилась в хитросплетения грязных игр великих мира сего, и потому не сдержала разочарованного восклицания, увидев пришедший в smartverre вызов от Паркера. И ответила резко:

— Что?!

— Генерал Стюарт просит срочно подняться в Оперативный центр, — произнес Филип, несколько удивленный раздраженным тоном агента.

— Плохие новости?

— Так себе.

Карифа помолчала, пытаясь понять, что могло случиться, и быстро догадалась:

— Сколько трупов на этот час?

— Число жертв резко подскочило, — подтвердил ее худшие опасения Паркер. — По нашим оценкам — больше полумиллиона. И цифра быстро растет.

— Проклятье.

Винчи был на том же канале связи, поэтому молча открыл женщине дверь и пропустил внутрь. Не сговариваясь, они решили подняться по лестнице. На третьей площадке, воспользовавшись тем, что рядом никого не было и даже видеокамер не наблюдалось, Амин неожиданно остановилась и, глядя бородатому в глаза, спросила:

— Как думаешь, почему Орк действует постепенно?

— В смысле? — не понял Джа.

— Поставь себя на место террориста, — предложила Карифа, продолжая буравить Джехути взглядом. — Ты придумал грандиозный террористический акт и готовишься устрашить весь мир. Изменить мир. Ты провел подготовительные мероприятия колоссального масштаба. Ты нашел помощников, готовых сделать за тебя грязную работу. Ты молодец. Но ты не можешь не понимать, что после Кейптауна за тобой начнут гоняться абсолютно все — и полицейские, и GS, и MS, и простые бандиты, и даже законопослушные граждане, — и возникает вопрос: почему ты не ударил сразу? Почему Кейптаун не случился одновременно во всех точках, в которых ты подготовил заражение?

— Почему Орк дает нам время организоваться? — сообразил Винчи.

— Именно, — кивнула Амин. — Почему он так подставляется? Мы ведь не только организуемся — мы действуем. Мы уничтожаем его потенциальных помощников… не знаю, слышал ты или нет, но Митчелл отдал секретный приказ крушить террористические и радикальные организации. Спецназ Оперативного отдела спустили с поводка по всему миру: ребята проводят превентивные аресты, действуют очень жестко, без ордеров, без закона…

— Я слышал, — подтвердил Джа.

— А Орк не торопится.

— Не накаркай.

— Что это значит? — не поняла Амин.

— Слово материально, — неожиданно серьезно пояснил свои слова Винчи. — Сейчас ты его произнесешь, а завтра оно станет реальностью.

— Ты суеверный? — прищурилась Карифа.

— А ты нет?

— Я… — она поняла, что попалась, и нашла в себе силы сказать: — Извини за глупый вопрос.

Потому что когда твоя работа связана с риском, трудно удержаться от «счастливых примет». Кто-то таскал в карманах случайные безделушки или специально купленные амулеты, у некоторых агентов висела на груди «счастливая пуля», Рейган обязательно перекрашивала волосы после смерти членов группы, а сама Карифа давно сделала «оберегающую» татуировку на левом плече. Правда, свела ее, оказавшись в GS.

— Нет ничего плохого в том, что ты во что-то веришь, — улыбнулся Джа. Но тут же стал серьезным. — Однако вопрос насчет Орка ты задала правильный.

— У тебя есть ответ?

— Нет.

— Жаль.

— Но я буду над ним думать.

— Не сломай голову.

— Я не Гуннарсон.

— И перестань задевать Гунни, — командирским тоном велела Амин. — Он хороший.

— Отбойный молоток тоже хороший, но подает голос, лишь когда нужен.

— Ты ужасный сноб.

— Я просто пытаюсь произвести на тебя впечатление.

— Спать мы больше не будем.

— Значит, сегодня мне кое-что перепадет…

Последними фразами они обменялись на подходе к Оперативному центру. Стоящие у дверей десантники их знали, пропустили без проверки документов, но настроение внутри было сродни похоронному. Мрачный Стюарт напоминал Наполеона, наблюдающего за переправой через Березину, и когда агенты приблизились, угрюмо кивнул на гигантский настенный монитор, на который была выведена карта Африки.

— Обновленные данные по развитию эпидемии.

— Открытые?

— Пока для служебного пользования, но долго скрывать информацию не получится.

— Да уж, — вздохнул Джехути, разглядывая карту. — Не получится…

Теперь пылал не только Кейптаун, но еще Йоханнесбург и Претория. Красные зоны вокруг них были ожидаемы: Орк заразил Гугулету за несколько дней до объявления эпидемии, и переносчики вируса могли оказаться в других городах естественным путем. Локальные вспышки по побережью тоже не удивили: они в точности соответствовали передвижению судов «Белого Возмездия». Но при этом очаги заражения появились в Ботсване, Намибии, Анголе, Зимбабве и Мозамбике. Мало того, они возникли в Эфиопии, Кении и Алжире.

— Это не «Белое Возмездие», — мрачно произнесла Карифа. — Они при всем желании не смогли бы туда добраться.

— И в Луанду они не успели, — подтвердил Стюарт. — Мы перехватили «Русалку» в ста милях от порта.

— На Орка работает не только «Возмездие», — высказал Винчи то, чего очень не хотели произносить ни генерал, ни майор, ни Амин. — Кейптаун — это начало, господа, медийная точка для привлечения внимания. Он специально поджег Кейптаун раньше остальных, чтобы люди успели понять… успели осознать, с чем имеют дело. Понять, осознать и перепугаться. Орк пытается погрузить планету в панику.

— Ничего не получится, — ответил Стюарт. — Мы уже принимаем меры и разворачиваем спасательные операции во всех странах, где зафиксирован kamataYan. Если потребуется — посадим на карантин всю Африку.

— Вы уверены, что речь идет только об Африке?

— В Европу мы его не пустим.

— Надеюсь, — кивнул Джа.

А Карифа промолчала.

Она стояла, смотрела на карту, на которой пылали красным огромные территории, и думала о том, что возле каждой зараженной страны на удивление вовремя оказались эскадры, в которые помимо авианосцев и эсминцев входили крупные десантные корабли, готовые высадить на проблемные территории передовые подразделения для создания карантинных зон.

На удивление вовремя…

— Предварительное совещание уже состоялось, — продолжил Стюарт. — Зона ответственности европейцев — Средиземное море и Атлантика, вплоть до Экваториальной Африки. Мы берем на себя юг континента. С востока войдут китайцы.

— Как будто делим пирог, — едва слышно, только для Карифы обронил Джа. — Только отравленный.

Амин прищурилась, но промолчала, несмотря на то что мысли бородача оказались ей созвучны. А затем услышала в голове негромкий голос Паркера:

— Командир, я проверил всю портовую документацию, до которой смог добраться, и выяснил, что Орк привозил воду из Европы. Следы поставки надежно запутаны, но я докопался до компании, которая стала первым звеном цепочки. Она называется «Akkerman Ltd.» и расположена в Лондоне. — Филип выдержал короткую паузу. — Сообщить об этом директору Митчеллу?

— Нет, — после короткого размышления решила Карифа. И посмотрела на Винчи: — Нам нужно срочно попасть в Англию.

* * *

CBS: «GS и WHO официально объявили о появлении новых эпидемиологических очагов на территории Африки…»

Bloomberg: «Катастрофа неминуема? Вирус распространяется с невероятной скоростью, поражая города и страны. Впервые в истории цивилизации приходится блокировать целый континент, но иного выхода, судя по всему, нет…»

The New York Times: «Африка умирает, а вакцина до сих пор не найдена…»

RBK: «Каким будет следующий шаг самого известного террориста?»

LeikaLook: «Думаете, он остановится? Мне страшно об этом говорить, но Африка стала для Орка разминкой. Он понял, что мы не в силах с ним бороться, и наверняка нанесет следующий удар там, где мы не ждем…»

* * *

— Есть города, которые принято любить и говорить о них с восторженным придыханием. Они известны едва ли не каждому, и орки всего мира стремятся попасть в них, чтобы после, вернувшись в родные пещеры, с гордостью поведать сородичам о необыкновенном путешествии. Любовь к этим городам напоминает симптом сифилиса: раз любишь, значит, он есть. Нет ничего проще, чем сказать: «Я люблю Париж». Признаться в любви к Парижу — это красиво, это все понимают, это тема для вдумчивого общения. Произнеси: «Я люблю Париж», и соседние орки немедленно поддержат разговор скудными географическими познаниями: Эйфелева башня, веселый «Moulin Rouge», «Ах, я в восторге от навеваемого им ощущения романтической влюбленности и готова до утра бродить по его бульварам, ах…». Еще можно признаться в любви к Нью-Йорку, Большому Яблоку нашей несчастной планеты, — окружающие мгновенно поймут, что вы знаете толк в жизни, а если хотите произвести впечатление солидного, перспективного, уверенного в себе орка — выразите верноподданные чувства Лондону. Преклонитесь пред столицей империи, над которой никогда не заходило Солнце. Восхититесь великим городом, в который столетиями стекалось все золото мира. Продемонстрируйте стиль. Насмешите меня, потому что я терпеть не могу Лондон. Во-первых, из-за дурацкой манеры приделывать руль с неправильной стороны. Когда я впервые оказался в британской столице, я сошел на мостовую и посмотрел налево. Налево, мать вашу, орки! А надо было направо! Дурацкая привычка обошлась мне в сломанную руку, и с тех пор я недолюбливаю это древнее римское поселение. Во-вторых…

Орк поднял голову и посмотрел в объектив камеры.

Он всегда начинал выступления так: сидя и глядя в пол. И лишь после вступления начинал обращаться к бесчисленной публике, к миллиардам людей, которые смотрели на него со страхом и ненавистью.

Что же касается декораций, они тоже оставались неизменными: черная студия и стена с небрежной белой надписью:

kamataYan

Менялась одежда: сегодня Орк явился в элегантном костюме и галстуке. Выглядел так, словно готовился прогуляться по одному из парков… в первой трети ХХ века, и вертел в руке золотой зажим для бумажных денег. Впрочем, этот аксессуар зрители не узнали.

— Я — Бенджамин «Орк» Орсон, и я ничем не отличаюсь от вас, орки мои. Я люблю и страдаю. Я разглядываю мир на экране монитора и верю говорящим головам, которые двадцать четыре часа в сутки льют нам в уши информационные помои. Я давно перестал задумываться над тем, что слышу, и отдал свои чувства на аутсорс: я люблю то, что мне приказывают любить, и держусь подальше от того, что принято ненавидеть. В далеком прошлом моя жизнь определялась выдуманными поведенческими шаблонами, но цивилизация вступила в цифровую эру, и теперь я подчиняюсь алгоритмам. Указующие голоса звучат прямо отсюда… — Орк прикоснулся к виску. Или к оправе smartverre. — Вас не тошнит от этой мысли, орки мои?

И помолчал, будто действительно ждал ответа. Не дождался, грустно улыбнулся и мягко продолжил:

— Пора вытряхнуть из голов чужие голоса и оглядеться. Наш мир заключен в стенах того, что нам о нем рассказывают, но я отменю границы и открою вам настоящее. Я отменю шаблоны и заставлю заткнуться голоса. Я разрушу стены, орки мои, и падет фальшивый мир, не способный стоять. Так будет. И обрушение начнется с не любимого мною Лондона. Сегодня. — Орк выдержал еще одну паузу и закончил: — Я поставил печать на Кейптаун, я поставил печать на Лондон. Ибо такова моя воля.

* * *

London

Очередное выступление Орка Джехути и Карифа посмотрели в воздухе, во время перелета в Лондон.

На этот раз им повезло оказаться не в транспортном самолете, а в пассажирском «Боинге», одной из гигантских машин, зафрахтованных Международным контингентом для переброски в Южную Африку пехоты. Обратно самолет летел пустым, и в распоряжении агентов оказался весь салон: хочешь — спи, хочешь — развлекайся, хочешь — ешь. Гуннарсон завалился в кресло первого класса и мгновенно отключился, через несколько часов поднялся, поел и заснул вновь. Рейган и Паркер затеяли виртуальную игру. Джа ушел в хвост, заявив, что он, в отличие от Гунни, не может спать под вопли игроков, и Амин, поколебавшись, отправилась следом, сказав себе, что между ними все уже было и один раз ничего не изменит. К чести Джа, он встретил Карифу без иронии и шуточек, встретил так, словно надеялся ее увидеть, но боялся позвать, и его поведение заставило Карифу признать, что она пришла не только в поисках развлечений.

Джа смотрел на нее так, как никто раньше, и видел только ее. Он не кричал о чувствах, но скрыть их было невозможно. Он шутил, но Карифа знала, что Джа восхищен и очарован, и ей это нравилось. Она не искала тепла, но найдя — не оттолкнула его. Сидя на коленях Винчи, обнимая его плечи, запуская пальцы в его волосы, Карифа переживала давным-давно позабытые чувства: из тех далеких времен, когда каждая близость казалась настоящей… когда ласки мужчины доставляли не только физическое удовольствие… когда она улыбалась миру и не считала его филиалом психиатрической лечебницы.

Эти чувства в ней пробуждал Джа.

Следующие несколько часов они провели, наслаждаясь друг другом. Им было не очень удобно в креслах пассажирского салона, но очень, очень хорошо.

А когда перелет подходил к концу, до Хитроу оставалось чуть меньше тысячи миль, командир корабля объявил, что Орк снова в эфире. Агенты собрались в салоне первого класса и подключились к бортовой сети, обеспечивающей устойчивую связь с землей. По окончании трансляции некоторое время молчали, а затем Карифа посмотрела на сидящего рядом Винчи и вопросительно подняла брови.

— Мы знали, что он продолжит атаки, — пожал плечами Джехути. — Вопрос заключался в том, куда будет нанесен удар.

— Лондон?

— Почему нет?

— Потому что в Европе действует отличная система безопасности! — громко бросила Рейган.

— Основанная на MS? — бородатый сделал все, чтобы собеседники не расслышали в его вопросе презрения, но не преуспел: все прекрасно поняли его истинное отношение к частной правоохранительной системе.

— На острове действует королевская полиция, — сбавила тон синеволосая.

— Два года назад я на спор провез из Ливерпуля в Бухарест тактический ядерный заряд, а потом вернул обратно, — хмыкнул Винчи.

— Врешь!

Подошедший Паркер сделал большие глаза, но промолчал… Попытался промолчать, но Рейган увидела гримасу и осведомилась:

— Что?

— Я слышал об этой истории, — вздохнул Филип. И перевел взгляд на Джа: — Но говорили, что ту выходку учинили офицеры внутренней безопасности GS. Хотели продемонстрировать высшему руководству, что MS ненадежны.

— Ты служил в GS? — изумилась синеволосая. — Во внутренней безопасности?!

— Да, в моей биографии есть позорные эпизоды, — рассмеялся Винчи. — Но ведь вы от меня не отвернетесь?

Гуннарсон сплюнул и без стеснения выругался. Когда он считал Джехути присланным из корпорации надзирателем, ему явно было легче.

— Как бы там ни было, вам в той поездке повезло, — рассудительно произнесла Амин.

— Знаю, — неожиданно согласился Винчи. — Да и вообще на острове с безопасностью гораздо лучше, чем во Франции, и уж тем более на востоке, но Орк врать не станет.

— Он не сказал, что заразил город, — подал голос Паркер.

— Что? — не понял Джа.

— Что? — нахмурилась Карифа.

Рейган и Гуннарсон переглянулись.

— Орк не сказал, что заразил город, — повторил Филип. — Он просто сообщил, что сильно его не любит.

— И что это значит? — поинтересовался Гуннарсон.

— Он сказал, что поставил на Лондоне печать, как на Кейптауне.

— Но не упомянул вирус.

— И?

Амин подняла брови, предлагая Паркеру объясниться, но тот лишь развел руками:

— Я просто обратил на это внимание.

— Сейчас в Лондоне очень много людей, — вдруг сказал Джехути, и взгляды обратились на него. — Лондон и так не маленький, но после атаки на Кейптаун многие европейцы решили отсидеться на острове. Как раз потому, что там все в порядке с безопасностью. Лондон переполнен.

— Я об этом не подумала, — прошептала Карифа, догадываясь, куда клонит Винчи, и страшась этой догадки.

— О чем ты не подумала? — окончательно растерялся Гуннарсон.

— Страх смерти срывает тормоза, — продолжил Джа, глядя Амин в глаза. — WHO до сих не отыскала вакцину, а значит, спасения пока нет. Верить не во что. Надеяться не на кого. Все на нервах, достаточно поднести спичку, чтобы люди…

— Начнутся беспорядки, — выдохнула Рейган.

— То, что было нельзя во время жизни, станет можно перед лицом смерти, — не заметив ее слов, продолжил Винчи. — Мечтал о дочери соседа — пойди и возьми, хотел убить жену — стреляй…

— Не все на это способны, — обронила Карифа.

— Резню начнут уголовники, остальные или станут баранами, или тоже возьмутся за оружие.

Некоторое время все молчали, мысленно соглашаясь со страшным прогнозом Джехути, а затем Паркер снял smartverre, тщательно, но очень нервно протер их и твердо, неожиданно твердо и для него, и для обстоятельств, сказал:

— Я верю в людей. Я хочу в них верить. Я хочу, чтобы лондонцы справились и показали Орку силу. В конце концов, они же люди!

* * *

— Почему они это делают? — сквозь слезы спросила стоящая у окна Беатрис. — Они же люди!

— Именно поэтому, — спокойно ответил Орк, нежно обнимая любимую и с болью ощущая, что ее бьет сильная дрожь. — Потому что люди.

— Люди склонны к убийствам? — всхлипнула девушка. — К насилию? Грабежам?

— Да.

— Но почему?

— Потому что люди поверили, что умирают, и запреты рухнули.

Первой реакцией на выступление Террориста № 1 стал шок.

Орку никто не поверил. Орку поверили все. Политики заявили, что беспокоиться не о чем, поскольку на территории королевства не зафиксировано ни одного случая появления kamataYan. Политикам не поверили. Мэр Лондона призвал сохранять спокойствие — в ответ начались волнения в Хакни: поджоги машин и грабежи. В район отправились полицейские и после ряда коротких стычек сумели навести относительный порядок. Мэр выступил со вторым обращением, с оптимизмом заявив, что «подданные Ее величества проявили присущую им выдержку», но все со страхом ждали сумерек…

И в темноте Лондон вспыхнул.

Мертвые принялись убивать мертвых.

Выстроенные на окраинах MRB дали хаосу солдат, и толпы людей покатились по улицам, сметая со своего пути полицейские кордоны и вступая в схватки с силами правопорядка, друг с другом и с законопослушными гражданами. Одни лондонцы взялись за оружие, чтобы грабить, другие — чтобы защищаться. Погромщики били витрины, в ответ хозяева открывали огонь. Полицейские организованно отступали к центру, в оставленных районах начинались пожары. Что происходило с людьми, можно было лишь догадываться.

— Мы могли уехать, — вздохнула девушка.

— Мы не собирались, — напомнил Орк.

— Ты бы что-нибудь придумал, — уверенно ответила Беатрис. — Я знаю, тебе звонили, наверняка предлагали покинуть город, но ты остался из-за меня.

У нее подскочила температура, и девушка весь день пролежала в постели. С грустью шутила, что «счастливый день сменяется печальным», а после выступления Орка это стало для нее навязчивой идеей.

— Не кори себя, — мягко произнес мужчина, целуя любимую в шею. — И поверь: все будет хорошо.

— Ты обещаешь?

— Я тебя когда-нибудь обманывал?

— Я слишком мало тебя знаю, — попыталась пошутить Беатрис.

— И сейчас, и завтра, и через сто лет ничего не изменится: что бы ни случилось, я не стану тебе лгать.

— Через сто лет?

— Мы ведь собирались жить вечно, — напомнил Орк.

Беатрис рассмеялась, потянулась и крепко поцеловала его в губы. Потом прижалась щекой к его щеке, закрыла глаза и прошептала:

— Когда я услышала Орка, то подумала, что заразилась. Ведь все совпало: мне стало плохо, он сказал, что Лондон ждут неприятности. У меня появилось чувство… Нет! Я подумала… я сразу подумала, что не хочу ждать смерти от этого мерзкого kamataYan, не хочу! Лучше убить себя.

— Ты смелая.

— В том, что испугалась?

— В том, что не хочешь поддаваться террористу, — объяснил мужчина. — Смелая и гордая.

— Спасибо.

— Я в тебе не ошибся.

— Искал смелую и гордую?

— Искал тебя.

— Зачем ты искал меня? — спросила Беатрис, мечтая оставаться в объятиях возлюбленного вечно.

— Я предчувствовал, что нас ждет эпохальное событие, и не ошибся. — Орк кивнул на окно. — Мы смотрим не на погром, а на историю.

— История заканчивается на наших глазах.

— Как бы нам ни хотелось считать себя единственными и неповторимыми, мы всего лишь песчинки на ветру времени. Ветер подхватывает нас, какое-то время несет, одних поднимая выше, других прижимая к земле, а затем, наигравшись, бросает, чтобы подхватить следующую пыль.

— А мы?

— Мы остаемся там, где заканчивается наше время.

— Мы умираем.

— Все умирают.

Несколько секунд Беатрис обдумывала то, как мужчина произнес короткий ответ, и с легким удивлением признала:

— Ты действительно не боишься смерти…

— Я знаю, что не смогу ее избежать.

— Все это знают, но все боятся.

— Потому что не верят.

— Нет, — не согласилась девушка. — Потому что жить — естественно. И хочется, чтобы жизнь продолжалась.

— Что может быть неестественнее вечной жизни? — поинтересовался Орк, обрадованный тем, что Беатрис отвлеклась от царящего на улицах безумия.

— Что плохого в вечности? — вопросом на вопрос ответила девушка.

— Жизнь — это постоянное обновление, — помолчав, произнес Орк. — Это прекрасная весна молодости, летний расцвет чудной зрелости, тихая грусть увядающей осени и скованность старой зимы.

— Но потом все начинается сначала.

— Не для нас.

— Жаль…

— Поэтому будем просто наслаждаться тем, что есть. Ведь сегодняшний день, каким бы он ни был, никогда не повторится.

— И хорошо, что не повторится, — вздохнула Беатрис. — Не хочу еще раз увидеть погибающий Лондон.

— С другой стороны, это же прекрасно — увидеть, чем все закончилось.

— Я бы хотела, чтобы Лондон стоял вечно.

— На Земле есть только один Вечный город, Беатрис, только один…

И в следующий миг, словно подтверждая его слова, громыхнуло и осветилось желто-оранжево-красным высоченное здание GS. А затем медленно, будто нехотя, стало оседать на застонавшую землю.

— Это рухнул небоскреб? — изумилась девушка.

— Нет, — спокойно сказал Орк. — Это Лондон рухнул в ад.

* * *

— Связь, управление, координация служб — все полетело к чертям, — сообщил генерал Аббаси, угрюмо глядя на Карифу. — GS полностью контролировала ситуацию… не управляла, но хотя бы контролировала. Мы разработали план пресечения беспорядков, полицейские силы перегруппировывались, подтягивались армейские подразделения, и на рассвете должна была начаться зачистка. Что будет теперь я не знаю, но вы…

— Я не стану вам мешать, генерал, — жестко произнесла Амин. — Однако поддержка мне потребуется.

— Я выделил вам десять минут, агент, это все, что я могу.

— …вертолет и, возможно, группа спецназа.

— Что? — не сдержался Аббаси. — Вы понимаете, что тут происходит?!

Амин искренне сочувствовала военному, изо всех сил пытающемуся возглавить царящий вокруг бедлам, но поделать ничего не могла: свою задачу Карифа считала приоритетной. Потому ответила хоть и вежливо, не желая портить отношения с офицером, но при этом — жестко:

— Генерал, поверьте — я прекрасно понимаю, что здесь творится. Я понимаю, что не являюсь вашей подчиненной и даже подданной Ее величества. Но вы, в свою очередь, прекрасно знаете, что я гонюсь за Орком и обязана сделать так, чтобы этот ад нигде больше не повторился. Мне нужен вертолет, генерал, это не прихоть.

Как и в Кейптауне, военные успели взять под контроль крупнейший аэропорт, и теперь инженерные части торопливо превращали его в крепость, окутывая дополнительными рядами колючей проволоки и устанавливая автоматические пулеметные вышки. Рейсы отменили, гражданских собрали в отдельном здании, территорию контролировали боевые дроны, открывающие огонь без предупреждения.

А все подъездные пути забиты машинами с людьми, желающими покинуть Англию. Предлагающими любые деньги за любой билет с острова. И отказывающимися верить, что ни одна страна мира не принимает самолеты из Хитроу. И любого другого аэропорта Великобритании.

Одним своим выступлением Орк сделал отверженной целую страну.

— Паника началась, как только прекратилась трансляция, — угрюмо рассказал Аббаси, перехватив направленный на мониторы взгляд Карифы. — Все бросились прочь. На выездах из города возникли пробки, на вокзалах штурмом брали поезда. GS потребовала перекрыть аэропорты и вокзалы, моряки заблокировали порт. Люди поняли, что их не хотят выпускать, разозлились… С наступлением темноты начались беспорядки, а после взрыва небоскреба GS — кромешный ад. — Генерал выдержал короткую паузу. — Французский флот пытается блокировать Ла-Манш, говорят, все европейское побережье перекрыто мобильными патрулями. Они… они отрезают нас от мира.

Потому что имя их страха — kamataYan. И как только Орк сказал, что Лондон рухнет, — от острова принялись отгораживаться. Они не могли поступить иначе.

— Где король? — тихо спросила Карифа.

— Семья эвакуирована.

— Премьер-министр?

— Эвакуирован.

— Министр обороны?

— Все они в безопасности, и я надеюсь, что через пару часов восстановят систему государственного управления, — закончил генерал.

— Все мы на что-то надеемся, — протянул позабытый всеми Винчи. — Без надежды мы мертвы.

— Вы что-то сказали? — Аббаси резко повернулся к бородачу. По всей видимости, генерал хотел сбить агента с толку, заставить смутиться, но то, что действовало на подчиненных, не прошло с Джехути.

— Признаки эпидемии есть? — деловито осведомился он, глядя на раздраженного собеседника в упор.

Возникла короткая пауза, после чего англичанин пожал плечами:

— Мы не наблюдали. Пока.

— Может, заражения не будет? — предположила Карифа.

— Почему? — взвился Аббаси.

Но ответить англичанину Амин не успела.

— Обязательно будет, — уверенно бросил Джехути.

— Почему? — генерал вновь повернулся к бородатому.

— Потому что Орк обещал, — произнес Винчи, отвечая и на вопрос, и на вопросительный взгляд Амин.

— Только поэтому? — поморщился англичанин.

— В первый раз Орк приговорил Кейптаун — и Кейптаун пал, — объяснил свои резоны Джа. — Потом было несколько выступлений на отвлеченные темы, но все понимали, что следующий удар будет, и Орк указал на Лондон. Мне жаль, генерал, но Лондон падет. Во время выступления Орк ничего не сказал о заражении, но это мало кто услышал. Все думают, что kamataYan уже здесь, все его ждут — и kamataYan придет. Придет обязательно.

— После чего люди окончательно поверят в его силу, — догадалась Карифа.

— И в следующий раз одно только слово Орка гарантированно обрушит любую страну. — Джехути посмотрел на генерала: — Теперь вы понимаете, за кем мы гонимся?

Несколько секунд Аббаси смотрел на Винчи, после чего сухо спросил:

— Вам нужен вертолет?

— И команда спецназа, — добавил Джа.

— Куда вы собираетесь?

— В Южном Кенсингтоне расположен офис небольшой транспортной компании «Akkerman Ltd.». Мы должны его обыскать.

— В Южном Кенсингтоне уже начались уличные бои.

— Значит, нам следует поторопиться.

* * *

— Бен, мне страшно! — выдохнула Беатрис.

— Врать не буду, я тоже не в своей тарелке, — признался Орк, осторожно выглядывая в окно.

Именно осторожно, чтобы не быть замеченным заполонившими улицу людьми: вооруженными, злыми людьми, которым kamataYan сказал: «Можно!». И они решили воспользоваться приглашением. Они покинули гигантские MRB на окраинах и отправились в исторический центр, постепенно распаляясь и приходя в погромное неистовство. Они верили в силу, а главное — в свою силу и безжалостно крушили все, что попадалось на пути.

— Что им нужно? — прошептала девушка, глядя, как погромщики выбивают двери.

— Деньги, золото… Все, что имеет ценность.

В здании напротив разбилось окно, потом еще одно. Раздались крики и, кажется, приглушенные выстрелы, но Беатрис не была опытна и не обратила на хлопки внимания.

— Почему они пришли сюда?

— Потому что в Южном Кенсингтоне красивые и дорогие дома, — объяснил мужчина.

— Ах, да, могла бы сообразить. — Беатрис помолчала, а затем попыталась пошутить: — Тебе нужно было выбрать район скромнее.

— Мы вместе всего несколько дней, а ты уже предъявляешь претензии? — поддержал шутку Орк.

— Боюсь не успеть.

— Я собираюсь жить с тобой долго и счастливо, — уверенно произнес мужчина и достал маленький шприц. — Беатрис, нужно сделать тебе укол.

— Что это? — прищурилась девушка.

— Довольно мощный армейский стимулятор, — честно ответил Орк. — Ты слишком слаба, а он придаст тебе сил.

— Зачем?

— Затем, что ночь только начинается.

Беатрис несколько секунд размышляла над услышанным, а когда поняла, что он имел в виду, решительно закатала рукав.

Когда рухнул небоскреб GS, Орк сказал, что дальше будет ад, и не ошибся: звуки перестрелок стали доноситься отовсюду, а полицейские сирены, напротив, смолкли и уже не появлялись. Исчезли барражировавшие над городом вертолеты и даже дроны, город полностью перешел под власть мародеров. До сих пор они находились далеко и казались девушке сказочными злодеями: вроде страшными, но вроде и ненастоящими, но, увидев погромщиков воочию, Беатрис по-настоящему испугалась.

— Утром правительство введет в Лондон войска, — негромко произнес Орк. — Но до утра доживут не все.

И, подтверждая его слова, на улице раздался истошный женский вопль. Беатрис осторожно, в точности копируя аккуратное движение мужчины, выглянула в окно и судорожно всхлипнула, увидев окруженную мародерами даму. Именно даму: судя по дорогому брючному костюму и прекрасной прическе, женщина относилась к высшему свету и была настоящей обитательницей Кенсингтона. К несчастью, дама не успела покинуть ставший опасным район, и теперь ее ждала страшная участь: когда Беатрис выглянула в окно, один из погромщиков как раз срывал с нее брюки.

— Они… — девушка побледнела. — Бен, они собираются ее насиловать!

Раздался еще один вопль… и резко оборвался, сменившись мужским гоготом. Погромщики поставили несчастную на четвереньки и окружили со всех сторон. К горлу Беатрис подкатил комок.

— Бен!

— Сейчас такое по всему Лондону, — жестко ответил Орк.

Девушка обернулась и подняла брови, увидев, что мужчина вынимает из сейфа пистолет и уверенным движением вставляет в него снаряженный магазин.

— У тебя есть оружие?

— Я взрослый мальчик, — спокойно ответил мужчина, прилаживая к поясному ремню кобуру и убирая в нее выставленный на предохранитель пистолет.

— Помоги ей!

— Нет.

— Почему?

— Их слишком много, — объяснил Орк, вынимая из сейфа запасные магазины. Помолчал, раздумывая, стоит ли пугать Беатрис еще больше, но все-таки добавил: — Да и криков уже не слышно.

— Ей заткнули рот.

— Я говорю не о ней, а о насильниках: они не кричат и не хохочут.

Беатрис бросилась к окну и закусила губу, увидев, что Орк не ошибся: растерзанная женщина лежала посреди мостовой. Вокруг ее головы растекалась темная лужа.

— Почему? — прошептала девушка. — Почему?

— Может, она показалась им слишком старой и непривлекательной, — предположил Орк. — Или они торопились. Или просто решили, что веселее будет ее убить.

По улице ходили погромщики: переговаривались, смеялись, указывали пальцами на дома, видимо выбирая следующую цель, и никто из них не обращал внимания на мертвую женщину.

— Они — люди? — вдруг спросила Беатрис.

Потому что засомневалась.

— Как ни странно, да, — подтвердил Орк. — И сейчас они исполняют свои мечты.

— Они мечтали убивать и грабить? — удивилась девушка.

— Они мечтали жить в красивых домах, есть досыта, не думать о завтрашнем дне.

— Им кажется, что если они заберут несколько золотых украшений, убьют богатых мужчин, сожгут их дома и изнасилуют их женщин, у них все это появится?

— Сейчас они ни о чем не думают. Они исполняют мечты.

— А что делать нам?

— Ждать.

— Чего?

— Я попытаюсь что-нибудь придумать.

— Как обычно, — слабо улыбнулась Беатрис.

— Да, именно так. — Орк оставил девушку у окна, отошел в глубь комнаты и тихо произнес: — Манин?

— Я говорил, что вы вляпаетесь, и вы вляпались.

— Нужна срочная эвакуация.

— Военные закрыли небо и собьют вертолет.

— Взломай их компьютер, пусть они считают вертолет своим.

— Я уже в их базе, — ворчливо отозвался Манин. — Но разрешения на полеты визируются лично генералом Аббаси, причем по старинке: подписью на листе бумаги. Запись в базе данных ничего не даст.

— Что нам делать? — спокойно осведомился Орк.

— Такси я обеспечу, — пообещал Манин. — Но есть очень плохая новость: офис «Akkerman Ltd.» до сих пор цел.

— Почему?

— Военные глушат эфир, и я не могу подать сигнал на самоуничтожение. Наш приемник работает на заблокированных частотах.

— Отключи военных, — предложил Орк.

— Аппаратура глушения работает автономно. И запись в базе данных ничего не даст.

— Черт… — Орк машинально погладил рукоятку пистолета. — О каком такси ты говорил?

— В Южный Кенсингтон направляется отряд спецназа.

— Твоя работа?

— Полагаю, они узнали об офисе, — буркнул Манин.

А значит, придется поторапливаться.

— Что нужно делать? — деловым тоном спросил Орк.

— В сейфе лежит запасной брелок, приводящий в действие взрывное устройство. Подберитесь к офису и нажмите на кнопку, все остальное сделают электричество и химия.

— У тебя нелепое чувство юмора.

— Спасибо, что вы вообще его заметили.

— Бен!

— Да, Беатрис? — он резко развернулся к любимой.

— Кажется, меня увидели.

Нет, скорее всего ее увидели чуть раньше, потому что когда Орк подошел к окну, он сразу разглядел мародера, указывающего на их окно пальцем, и процедил короткое, едва различимое ругательство. Прислушался, убедился, что погромщики принялись ломать входную дверь, и спокойно произнес:

— Сейчас за нами придут.

— Что мы им сделали? — нервно крикнула Беатрис.

— А что им сделала та женщина? — спросил Орк и, прежде чем девушка ответила, взял ее за руку и потащил в коридор. Квартира располагалась на четвертом этаже, что давало беглецам дополнительное время.

— Куда мы?

— На крышу! — ответил Орк уже в коридоре. — Другого пути нет.

— Ты не позволишь им прикоснуться ко мне?

— Ты слишком хороша для этих тварей!

Они скрылись на площадке пожарной лестницы за мгновение до того, как из распахнувшегося лифта выскочили галдящие мародеры.

— Двадцать секунд! — на бегу произнес Орк.

— На что? — не поняла девушка.

— Через двадцать секунд они поймут, что квартира пуста.

— Скорее!

Они взлетели на два этажа, выскочили в коридор, и…

Орк ошибся, точнее, недооценил погромщиков: часть из них действительно побежала в квартиру, но трое отправились дальше, на последний этаж, и встретили беглецов в лифтовом холле. Лицом к лицу. Трое против двоих… против одного, ведь Беатрис сражаться не могла, а Орк…

— Вот они! — завопил первый мародер, но в ту же самую секунду Орк открыл огонь.

С левой руки, но на точность стрельбы это не повлияло, поскольку он одинаково хорошо владел и правой, и левой.

— Вот они!

Выстрел.

Первый мародер застывает с простреленной головой. Еще стоит на ногах и даже, кажется, движется, но вылетевшие мозги забрызгали стену холла.

Беатрис открывает рот, чтобы закричать.

Выстрел.

Второй мародер отлетает, получив пулю в грудь.

Выстрел.

Третий хватается руками за горло. Кровь хлещет фонтаном.

Беатрис наконец-то кричит, но при этом чувствует, что ее тянут прочь.

— Скорее! — Орк бежит к лестнице на чердак.

Беатрис кричит. Все случилось настолько быстро, что девушка не успевает осознать, что стычка окончена. Она кричит, потому что все еще боится, ей все еще кажется, что она окружена погромщиками, и крик стихает лишь на крыше, выбравшись на которую Беатрис дрожащим голосом уточняет:

— Ты их убил?

— Да.

— Зачем?

— Чтобы они не убили нас.

И только сейчас Беатрис понимает, как быстро все произошло и с какой стремительностью ее спутник — доктор наук — уложил трех мужчин.

— Бен, тебе доводилось убивать?

Из лифтового холла последнего этажа доносятся крики: дружки мародеров обнаружили мертвые тела и, судя по интонации остались этим недовольны. А значит, погоня неизбежна.

— Потом расскажу, — улыбнулся Орк, после чего вернул пистолет в кобуру, огляделся, подошел к краю крыши и указал на соседний дом.

— Надо прыгать!

— Я не могу.

— Тогда нас догонят. — Орк повернулся, посмотрел девушке в глаза и пообещал: — Я буду рядом. У нас все получится.

— Мне страшно, — прошептала Беатрис.

— Наш дом выше, так что перепад высот поможет: разбежались и прыгнули.

— А потом?

— Побежим дальше.

— Куда?

Орк улыбнулся и кивнул на появившийся в небе вертолет:

— Нужно успеть на такси.

— Оно прилетело за нами?

— Нет. Но другой возможности выбраться у нас не будет.

* * *

— Две минуты до цели! — громко объявил пилот, и Карифа на правах командира группы открыла общую конференцию.

— Повторяю: наша цель — офис «Akkerman Ltd.», второй этаж, схема здания загружена в ваши шлемы. Мы должны забрать все, что обнаружим в офисе: жесткие диски, бумажную документацию, книги, журналы, чипы управляющего компьютера, видео с камер безопасности, одежда…

— И даже использованные презервативы? — пошутил один из десантников.

— Даже их, — спокойно подтвердила Амин. — Мне нужны все материалы из этого офиса, включая засохшую жевательную резинку!

— Одна минута!

— В вертолете остаются только пулеметчики…

Их было двое, по одному с каждого борта, и, услышав обращение, парни молча поставили в общей сети отметку: «Понял».

— …и Паркер.

Сидящий в кресле оператора Филип коротко кивнул.

— Четыре человека контролируют крышу: Винчи, Рейган, Салех и Шараф.

Агенты и англичане подтвердили получение приказа.

— Остальные идут со мной.

— Прыгаем! — распорядился пилот, и первый десантник ухватился за фал.

Машина зависла в пяти метрах над зданием, став неплохой мишенью не только для переносных ракетных комплексов, но и для гранатометов и автоматов. Поэтому помимо пулеметчиков за окрестностями зорко присматривали шесть боевых дронов.

— Вперед! Вперед! Вперед!

Пробы воздуха показали, что в Лондоне пока можно обойтись без костюмов биологической защиты, но от full face шлемов со встроенными респираторами военные отказываться не стали и выглядели в точности так же, как парни, с которыми агенты брали «Джонс 29».

— Скорее! Не спать!

Гуннарсон мощным ударом ноги выбил чердачную дверь и первым исчез внутри здания, вслед за ним поспешили Карифа и остальные военные.

— Дрон засек перемещение на соседней крыше, — доложил Паркер. — Направление — запад.

— Кто? — уточнила Рейган. Синеволосая была недовольна приказом остаться на крыше и жаждала «настоящего дела».

— Некомбатанты, но… — Филип выдержал короткую паузу. — Мужчина вооружен пистолетом.

— Естественно, вооружен, — проворчал Джехути. — Иначе тут не выжить.

— Вижу вооруженных мародеров, — продолжил Паркер. — Похоже, идет погоня.

— Сколько мародеров? — оживился Винчи, направляясь на запад.

— Не менее семи.

— Я разберусь! — крикнула Рейган.

— Я уже иду, — рявкнул Джа.

— Отправил в поддержку два дрона, — добавил Филип.

— Вижу дверь «Akkerman Ltd.», — сообщила Карифа по общему каналу связи. И тут же крикнула: — Гунни, отставить!

— В чем дело? — обиженно спросил гигант, который как раз собрался ее вышибить.

— Датчик показывает, что офис заминирован.

— Черт!

— Сапера сюда! Срочно!

* * *

— Я больше не выдержу! — прорыдала Беатрис.

— Милая, еще чуть-чуть! — умоляюще попросил Орк.

— Я устала!

— Пожалуйста!

— Бен, я очень устала!

— Все будет хорошо! — Орк знал, что действие укола не могло закончиться и усталость у девушки психологическая — ее вымотала погоня, поэтому настоял: — Еще один прыжок!

— Бен!

— Пожалуйста! — Чертов брелок не срабатывал с соседнего здания, они должны были оказаться еще ближе, и Орк крепко сжал руку возлюбленной: — Один прыжок!

— Не могу…

— Стоять!

— Стоять, сука!

— Проклятие!

Орк надеялся, что погромщики отстанут от них сразу, еще после первого прыжка. Но то ли смерть троих приятелей разозлила мародеров, то ли их захватил азарт преследования, но бандиты продолжали гнаться, надеясь добраться и покарать обидчиков.

— Стоять!

Раздались беспорядочные выстрелы. К счастью, горячка преследования и ночные сумерки помешали мародерам прицелиться как следует и пули полетели мимо.

— Прыгаем! — крикнул Орк, понимая, что на открытом пространстве крыши ему с бандитами не совладать.

— Я не могу!

— Соберись!

Девушка устала — пусть даже психологически, пребывала в глубочайшем стрессе, ее трясло от страха, но именно страх, по замыслу Орка, должен был помочь в задуманном.

— Беатрис, они нас не пожалеют, — торопливо произнес он, глядя любимой в глаза. — Я буду защищаться, но не справлюсь.

— Беги, — предложила девушка.

— Без тебя — ни за что.

— Сразу не убивать! — крикнул один из мародеров, и его вопль подстегнул Беатрис.

— Бен!

— Я рядом! Я всегда буду рядом!

Орк развернулся, выстрелил в сторону погромщиков, надеясь их отпугнуть, и побежал, чувствуя, что Беатрис тоже набирает ход. Шаг за шагом. Под крики и выстрелы. Молясь, чтобы у девушки хватило сил и воли. Не думая о себе…

Прыгнули.

Прыгнули, как бежали, — вместе, не разжимая рук, благо здесь дома стояли совсем рядом, и им повезло оказаться на соседнем здании.

— Мы сделали! — радостно закричал Орк. — Любимая, мы сделали!

— Бен, я подвернула ногу!

— Черт!

Но в первую очередь следовало позаботиться о главном: Орк вытащил из кармана брелок и надавил на кнопку. И улыбнулся, услышав грохот взрыва.

— Что это было? — вскрикнула Беатрис.

— Что это было? — крикнула другая женщина. И тут же спросила: — Ты это сделал?

Орк резко повернулся, увидел стоящего в трех шагах десантника и не раздумывая выстрелил. Тяжелая пуля пробила забрало и вонзилась в голову Рейган.

— Манин! — тут же крикнул Орк.

И услышал мрачный голос:

— Я уже чищу записи, но не обещаю, что получится. К счастью, дроны не успели снять ваше приключение…

— Меньше болтовни, Манин, у меня форс-мажор!

— Знаю.

— Бен, они рядом!

На крыше противоположного дома появились погромщики, но прежде чем они увидели беглецов и начали стрелять, Орк схватил Беатрис за руку и затащил за трубу.

— Моя нога!

По кирпичной кладке зацокали пули.

— Помогите! — закричал Орк, разглядев подлетающий дрон. — Помогите!

— Где Рейган? — закричал подбежавший Джехути.

Орк замолчал и поднял над головой руки.

— Рейган мертва, — ровным голосом произнес Паркер.

— Кто это сделал?

— Был сбой в системе… К тому же наши ребята попали под взрыв… — Филип разрывался между мониторами. — У нас проблемы…

— Кто убил Рейган?

— Я вижу вооруженных мародеров на соседней крыше.

— Пусть дроны их расстреляют, — жестко приказал Винчи. — Их всех. — И перевел взгляд на Орка: — С вами все в порядке?

— Да.

— Вы вооружены?

— Я уронил пистолет, когда прыгал… — начал было отвечать Орк, но его слова потонули в грохоте ударившего с дрона пулемета.

* * *

Осечка и потеря.

Осечка и потеря.

Осечка…

Голова гудела — во время взрыва Карифу швырнуло на стену, и она крепко ударилась, — и в гудящей голове без конца крутились печальные фразы:

— Осечка и потеря. Офис уничтожен, Рейган убита. Задание не выполнено, агент погиб. Осечка и потеря…

О том, что Рейган убита, Карифа узнала по пути в аэропорт — ее саму десантники внесли в вертолет на руках. Потери на этаже: сапер погиб, четверо, в том числе Гуннарсон, контужены. Придя в себя, Карифа увидела грустный взгляд Винчи и сразу поняла, что хороших новостей нет. Вздохнула, сдавила виски ладонями, подождала, когда схлынет накатившая тоска, и лишь затем спросила:

— Рейган?

— Да, — тихо подтвердил Джа.

— Как получилось?

— Мародеры открыли огонь с соседней крыши, и Рейган подставилась под пулю.

«…подставилась под пулю…» Синеволосая Рейган подставилась под пулю… Карифе захотелось выть, но она сумела сдержаться и тихо спросила:

— Ты их наказал?

— Да.

Джа не стал говорить, как именно он поступил с погромщиками, но все было понятно без слов: поступил жестко.

— Кого спасли?

— Какого-то богача, — вздохнул Винчи. Но тут же улыбнулся: — Отчаянный парень: увидел вертолет и побежал к нам по крышам. Мародеры бросились за ним, хотели убить…

— А убили Рейган.

Винчи кивнул и отсел от расстроенной Амин. Понял, что сейчас нужно держаться подальше.

Осечка и потеря. Рейган мертва. Орк вновь ускользнул, след потерян, и утешало одно: преступники взорвали офис «Akkerman Ltd.» в последний момент, то есть она почти догнала Орка и в следующий раз, возможно, сумеет в него вцепиться. Но что это за утешение, если Рейган мертва, а Орк ушел? Слабое утешение, очень слабое… Карифа бросила взгляд в иллюминатор, разглядывая горящий город, и неожиданно услышала:

Затем ненастный свод, зловещих туч барьеры, И солнце, как мертвец, одетый в саван серый, Иль в ядовитой мгле порой, как рудокоп, Который кажет нам свой закоптелый лоб; И, наконец, народ, средь грохота и шума Влачащий дни свои покорно и угрюмо И по путям прямым, и по путям кривым Влекомый к золоту инстинктом роковым…[18]

Повернулась и увидела спасенного богача, занявшего место Винчи. Он прекратил читать стихи, тоже отвернулся от иллюминатора и, посмотрев на агента, спросил:

— Извините, вы тут главная?

Амин хотела ответить грубостью, но, подумав, соорудила на лице вымученную улыбку:

— Да.

— Я хотел поблагодарить вас за спасение, — очень серьезно произнес мужчина. — Ваш вертолет стал последней надеждой, они… Вы, наверное, знаете, на что способны эти звери, и я… Я благодарен.

— Это наш долг, сэр.

Но мужчина чуть приподнял голову, показывая, что не закончил, и Карифа поймала себя на мысли, что ей знаком этот повелительный жест: его позволяли себе очень богатые и влиятельные люди. Впрочем, ничего удивительного, ведь парень жил в Кенсингтоне и наверняка является и богатым, и влиятельным человеком.

— Я хочу сказать, что мне жаль вашего агента. И если я могу помочь ее семье…

— Это будет кстати, — кивнула Карифа, припоминая, что у Рейган осталась старенькая мама. Кажется, в Вермонте.

— Как вас зовут?

— Карифа Амин.

— Очень приятно, агент Амин, меня зовут Бенджамин Кларк, я обязательно отыщу вас и расплачусь за спасение.

Он собрался вернуться на свое место, но Карифа неожиданно спросила:

— Вы кого-нибудь убили?

И Кларк замер, не успев отвернуть лицо.

Амин хотела увидеть, как богатый обитатель Кингстона среагирует на неожиданный и резкий вопрос, но осталась разочарована, потому что в ответ Кларк очень спокойно произнес:

— Полагаю, нет.

— Не сумели прицелиться?

— Я хотел убить, — не стал скрывать Бенджамин. — Я много тренировался в тире, но, как оказалось, реальная жизнь не имеет с тиром ничего общего. Все было очень… нервно.

— Понимаю вас, — вздохнула Амин.

Кларк кивнул и вернулся на свое место.

A2 archive interplanetary mission[19]

— Мне страшно, доктор Аккерман, — почти прорыдал Морган. — Я перестал понимать реальность. Я вижу то, чего нет. Я… Я вижу то, чего нет в действительности!

— Вы не преувеличиваете? — участливо спросил А2.

— Нет, — Морган нервно вцепился в его руку. — Я теряю себя.

— Я вас понимаю, доктор Каплан.

— Правда? — с надеждой всхлипнул врач.

— Конечно, правда, — мягко подтвердил Алекс. — Вспомните: совсем недавно я был на вашем месте. Я не понимал происходящего и путался в событиях. Я был растерян и подавлен. Я не знал, кто я.

— Что же вас спасло?

— Не «что», а «кто», — почти нежно ответил А2, поглаживая руку собеседника. — Меня спасли вы, доктор Каплан: ваша терапия, ваш гипноз, ваши лекарства. Вы убили меня, но сделали другим. Я преодолел смерть и теперь счастлив. Так позвольте мне поделиться с вами тем, что вы бескорыстно дарите людям.

Алекс вздохнул, и в его руке появился маленький, всего на один кубик, шприц.

Морган смахнул с ресниц слезу и осведомился:

— Откуда он у вас, доктор Аккерман? Гостям клиники запрещено иметь при себе лекарства.

— Это долгая история, доктор Каплан, — спокойно ответил А2. — Я расскажу ее позже, а сейчас вы должны знать лишь то, что содержимое шприца позволит вам измениться.

— Умереть?

— Преодолеть себя.

— Однажды во время терапии вы прошептали, что умерли, — припомнил врач, с недоверием глядя на шприц.

— У вас есть другой путь, доктор Каплан — стать гостем клиники, — мягко сказал Алекс. — Расскажите о своих проблемах доктору Эммануэлю, и он с радостью вам поможет.

Как именно ему поможет красивый коллега, Морган знал намного лучше остальных и не горел желанием оказаться в руках Эммануэля. В смысле — в качестве пациента.

— Вы считаете, что лучше умереть?

— Я говорю о том, что нужно преодолеть себя. Раз у меня получилось возродиться, получится и у вас.

— Не будем лгать друг другу, доктор Аккерман, — вздохнул Морган. — Я знаю, что убил вашу личность.

— На самом деле вы и понятия не имеете, что сделали, — улыбнулся А2 и ласково провел рукой по щеке врача, который сегодня пренебрег косметикой. — Вы задумывались над тем, что такое смерть, доктор Каплан? Что она означает, кроме страха? Ведь если вдуматься, страх — это единственное, что мы знаем о смерти. Наш иррациональный страх… Страх перед чем? Перед смертью? Но что она для нас? Смрад гниющей плоти? Надгробный камень с ретушированной фотографией? Забвение? Мы знаем, что однажды превратимся в разлагающуюся протоплазму, и убеждаем себя в существовании жизни после смерти: не хочется думать, что в назначенный срок мы станем просто пищей для червей. Пища для червей! Это главное, что мы знаем о смерти. А в деталях? Что есть смерть, доктор Каплан? Прекращение жизнедеятельности? Исчезновение из реальности? Или мы просто перестаем ощущать время? Помните, я спрашивал, что для вас время, доктор Каплан? Время — это жизнь. В стрелках часов, в сочащемся песке… Время — это и есть жизнь. Они даже похожи, доктор Каплан: их не замечаешь, пока они не заканчиваются. А что если у нас слишком много времени? На Земле… Это ведь только кажется, что время одно на всех, но в действительности оно дискретно, доктор Каплан, и каждый распоряжается своим временем по собственному усмотрению. Молодой безумец растрачивает на бессмысленные развлечения, старый скряга чахнет над каждой секундой… Время — это ноосфера, но сейчас его так много, что оно окутало Землю ватным одеялом и душит, лишая надежд на будущее. Нам кажется, что время — это сейчас. Мы тратим его на сейчас, не понимая, что время, как и жизнь, — это потом. Загадка смысла жизни в том, что он находится за пределами нашего времени. Потому отыскать его способен не каждый.

— Мое время остановилось, — прошептал Морган.

А2 чуть подался вперед и прошептал, касаясь губами уха доктора Каплан:

— Именно.

— И оно останется таким, если я ничего не сделаю.

— Теперь вы знаете, зачем я к вам пришел, доктор Каплан.

— Вы переродились и вновь запустили свое время, доктор Аккерман.

— Согласитесь, то была гениальная идея.

— Но очень опасная, — едва слышно произнес Морган, беря в правую руку шприц.

— Идеи ведут нас вперед, доктор Каплан, — убежденно сказал А2, обжигая дыханием ухо врача. — Идея делает время жизнью. Идея выходит за рамки жизни, позволяя прикоснуться к Вечности. Вы станете другим, доктор Каплан, вы преодолеете себя.

— Я немного боюсь.

— Я указал вам путь.

— Вы прошли его?

— На ваших глазах, доктор Каплан, и проведу вас за собой.

— Я иду за вами.

— Я вас жду.

Алекс замолчал, медленно оглядел сделавшего себе инъекцию Моргана, закрыл ему глаза правой рукой и с легкой грустью в голосе произнес:

— Вам не следовало браться за мое лечение, доктор Каплан.

И аккуратно положил мертвого на кровать. Подумал и накрыл простыней.

— Вы довели его до смерти, — заметил Манин.

— О, капитан Очевидность проснулся, — хмыкнул А2. — И сразу же допустил логическую ошибку: до смерти его довел не я, а ты.

— Я всего лишь…

— Да? — в притворном удивлении поднял брови Алекс. — Скажи: «Я всего лишь исполнял ваш приказ, доктор Аккерман».

Манин промолчал.

А2 усмехнулся.

Хотя в действительности так оно и было: Манин изводил несчастного, делая неправильные записи в рабочих документах, ошибки в диагнозах и создавая путаницу в календаре. Манин подключал Моргана к неподходящим развлекательным каналам и менял историю сетевых подключений, доказывая, что доктор давно наслаждается гетеросексуальными оргиями. Манин вторгался в smartverre доктора, все более нагло смешивая реальность с вымышленными изображениями, заставляя видеть то, чего не было в действительности. В том, что Манин считал действительностью. Манин превратил Моргана в дерганого неврастеника, который грубил подчиненным, иногда срывался на пациентах и все чаще искал утешения в разговорах с А2.

Искал до сегодняшнего дня.

И кто удивится, что неврастеник сделал себе смертельную инъекцию?

— Вот и все? — поинтересовался Манин. — Больше вам нечего здесь делать.

— Можно подумать, я задержался здесь для того, чтобы свести с ума Моргана, — задумчиво ответил Аккерман, подходя к окну.

— А зачем еще?

— Пытался отговорить себя от задуманного.

— Вы не пытались, — уверенно произнес Манин.

— Откуда ты знаешь, что происходило у меня здесь? — А2 прикоснулся пальцем к виску.

— Вы не производили впечатление человека, борющегося с собой.

— Зачем мне с собой бороться? — удивился Алекс. — Я с собой разговаривал.

— Не верю.

— Напрасно. — Аккерман помолчал. — Кстати, почему ты мне не веришь?

— Потому что вы не остановились.

— Хочешь сказать, что если бы я как следует все обдумал, то отказался бы от затеи?

— Я не уверен…

— Это не вопрос уверенности, Манин, это вопрос будущего, — жестко резанул Алекс. — Вопрос времени, которого у нас так много, что оно начинает пожирать жизнь. Мы тратили время на сейчас и дошли до того, что сейчас принялись убивать будущее.

— Мне плевать, — перебил его Манин.

— А мне — нет! — грубо рявкнул А2. — И поэтому я не отказался и не откажусь от задуманного: мне не плевать!

Несколько секунд они молчали, обдумывая и переживая услышанное и произнесенное, после чего Манин очень тихо сказал:

— Иногда я вас боюсь.

— Это нормально, — буркнул Аккерман. — Иногда я сам себя боюсь.

— Но есть тот, кто вас не боится, — деловым тоном продолжил Манин, однако удивить Алекса не сумел.

— Он уже здесь?

— Войдет через тридцать секунд. Остановить?

— Зачем? Он силен, но сила — всего лишь физика, а значение имеет только слово.

А2 отвернулся к окну и сделал вид, что не услышал звук открывающейся двери, впрочем, ее открыли так аккуратно, что если бы Аккерман просто стоял у окна, не прислушиваясь к происходящему, он бы точно пропустил явление гостя. Затем послышались едва различимые шаги — убийца был хорош, затем короткая заминка — убийца увидел доктора Каплана и замер, оценивая ситуацию, затем снова шаги, и через несколько мгновений в затылок Алекса уперся холодный пистолетный ствол.

— Однажды меня спросили: что может сделать маленький человек? — негромко произнес А2 за секунду до того, как убийца приставил оружие к его голове. — Они сидели, смотрели на меня, ждали ответа, я подбирал слова, а с задних рядов кто-то крикнул: «Сражаться!» И все засмеялись. А парень, который это произнес, растерялся. Он смотрел на смеющихся друзей и не понимал причину их веселья. И я был растерян вместе с ним, поскольку нет ничего более естественного, чем сражаться. Это не может вызвать смех, потому что, соглашаясь сражаться, ты ставишь на кон жизнь, но они смеялись. И тогда я сказал: «Чтобы сражаться, нужно перестать быть маленьким. Маленький не понимает смысла этого слова». И мы поменялись местами: смеющиеся растерянно умолкли, а мы с тем парнем улыбнулись друг другу.

— Ты не можешь этого знать, — вдруг сказал убийца.

— Не «ты», а «вы», — уверенно потребовал А2.

— Что?

— Ты должен говорить мне «вы», — и прежде чем убийца среагировал, Алекс продолжил: — Идея борьбы тебе близка. Ведь ты считаешь себя воином, а не палачом.

Ствол дрогнул, и убийца попросил:

— Не злите меня.

Аккерман улыбнулся и с прежней уверенностью произнес:

— Тебя должны были предупредить не слушать меня.

— Предупредили, — признался убийца.

— Почему стал слушать?

— Это ничего не изменит.

— Тебе стало интересно, почему тебе запретили слушать.

— Это ничего не изменит.

— Теперь ты не сможешь нажать на спусковой крючок.

— Вы этого не знаете.

— Не убьешь, потому что тебе уже небезразлично. Ты удивлен. Впервые за долгое время ты крепко удивлен.

— У меня были бесстрашные клиенты.

— Ты удивлен не моей смелостью, — перебил убийцу А2. — Ты удивлен тем, что я сказал, и еще больше тем, о чем я пока умолчал. И твой палец уже не на спусковом крючке. Сейчас ты осознал, что сглупил, согласившись на задание, и еще больше сглупил, ослушавшись заказчика, но проклятый омут интереса затягивает все глубже. Твоя жизнь уже изменилась.

— Я могу все исправить, — сказал убийца неуверенно.

— Не утешай себя, ты не девочка. Ты — воин. И скажи: зачем тебя придумали?

— Что значит «придумали»?

— Все вокруг придумано, — рассказал Аккерман. — Человек сначала придумывает, а потом делает. Сначала в его воображении появляется образ храма, а затем Notre-Dame de Paris воплощается в камне. В такой последовательности, никак иначе, потому что в начале всегда Слово. Тебя придумали, вырастили и обучили убивать — зачем?

— Я делаю работу.

— Убиваешь, чтобы было на что есть?

— Это работа.

— Почему бы тебе не стать блогером?

— Потому что я себя уважаю.

— Убийства повышают твою самооценку? — рассмеялся А2. — Или приносят сексуальное удовлетворение? Ты психопат? Нет, тогда бы ты стал палачом, а ты — воин, я знаю. Ты убиваешь, потому что убийство — это борьба. Ты сражаешься, а не приводишь в исполнение приговоры, как палач, не рвешь на куски жертвы, как шаман, ты — воин. Ты понимаешь суть моих слов?

— Я просто делаю свою работу.

— Перестань прятаться за унылой фальшью — это жалко и недостойно, — Аккерман стал грубым. — Ты — воин, а воин всегда знает, ради чего обнажает меч. Что ведет тебя в бой? Какая идея? Желание поесть?

— Разве этого мало?

— Ради этого можно грабить — навык у тебя есть. А ты убиваешь.

— Мой пистолет все еще у вашего затылка, — напомнил убийца.

— Ты не задумывался над тем, почему на столь заурядное задание — пристрелить «какого-то психа» — отправили тебя: самого верного, самого умного, самого надежного пса семейства Феллер?

Пистолет снова дрогнул.

— Откуда вы все знаете?

— Я сейчас повернусь, — резко ответил А2. — Убери пушку, пока действительно не нажал на спусковой крючок.

Холодный ствол перестал насиловать затылок, Аккерман повернулся и безапелляционным тоном потребовал:

— Назови мое имя.

— Понятия не имею, — огрызнулся убийца.

— А ты подумай, — с напором предложил А2. — Почему тебе запретили со мной говорить? Почему на заурядное убийство «какого-то психа» направили именно тебя…

Их взгляды наконец-то встретились, и убийца побледнел:

— О боже…

Потому что единственным, что Аккерман запретил менять во время пластической операции, были глаза.

— Ты стал верующим?

— Я… мне… — Убийца сделал шаг назад и спрятал пистолет в кобуру. — О боже…

Стрелять он явно не собирался.

— Как тебя сейчас зовут? — деловито поинтересовался Алекс.

— Эрл Маккинрой.

И услышал короткий, но очень едкий смешок:

— На редкость идиотское сочетание, — брезгливо сообщил А2. — Теперь тебя должно звать Джехути, я вижу так. А фамилию придумай сам, мне она безразлична.

— Хорошо, придумаю, — кивнул убийца. И повторил свое новое имя: — Джехути… мне нравится.

— Как ты провел это время?

— Без вас было скучно.

Глаза Аккермана вспыхнули, словно он услышал именно то, на что надеялся, и он пообещал:

— Ничего, теперь повеселимся.

И гость улыбнулся в ответ. И в его глазах тоже мелькнул сумасшедший огонек — ему понравилось обещание.

— Что я могу для вас сделать?

— Для начала — выполни свою работу. — А2 зевнул, небрежно прикрыв рот пальцами левой руки. — Труп у тебя есть, придумай, как его использовать. А как закончишь — отвези меня в какое-нибудь тихое место.

И весело подмигнул в ближайшую видеокамеру, через которую за разговором наблюдал оторопевший Манин.

* * *

Celtic Sea

Давно прошли те времена, когда опустившаяся ночь окончательно превращала океан в таинственный и необычайно опасный мир. Когда небо пустоты смешивалось с небом воды, порождая сумасшедшее ощущение существования в двух Вселенных разом. Когда бескрайние просторы скрывались в столь непроницаемой тьме, что сквозь нее с трудом пробивались корабельные огни, и в безлунные ночи морякам казалось, что они идут сквозь чистилище, наполненное духами мертвых и призраками затонувших кораблей. В безлунные ночи, случалось, моряки сходили с ума и бросались в воду, лишь бы избавиться от ощущения грандиозного, абсолютно темного, недоступного пониманию пространства. Панике поддавались даже безжалостные пираты, потому что какой бы черной ни была душа человека, она все равно тянется к Свету. Ищет его. И лишь с ним чувствует себя покойно.

Ведь Свет — это естественно.

Но те времена давно прошли. Кораблей в океане стало намного больше, их огни и прожектора сделались мощнее, были хорошо видны издалека, а радиолокация и спутниковая навигация помогали морякам с легкостью ориентироваться в ночном море. Однако, несмотря на все ухищрения цивилизации, тьма продолжала смущать людей, особенно сегодня, когда мрачная, безлунная и беззвездная погода совпала с катастрофой Лондона, и французские военные принялись выстраивать вокруг Британии нечто, напоминающее блокаду. Пока — только напоминающее, но намерения жителей материка были очевидны и серьезны.

— Короче, мы опять одни против всех, — произнес Мунир Джабир, капитан катера береговой охраны, мрачно разглядывая электронную карту. — Как при Гитлере.

Вокруг столпились почти все члены экипажа, за исключением приглядывающего за машиной Инсафа. Тем не менее на мостике царила полная тишина: все знали крутой нрав Джабира и не рисковали подавать голос без разрешения.

— Синие значки на карте — это боевые корабли Франции, Бельгии, Норвегии, Голландии и Швеции, — продолжил Мунир, проводя рукой над картой. — Между ними — боевые дроны, истребители и вертолеты. Нам запрещено удаляться от английского берега дальше, чем на десять миль…

— Что за наглость?! — не сдержался Рияз. — Что они себе возомнили?!

— Суки, — поддержал старшего помощника Бахит. — А что правительство?

— Правительство в нокдауне, — объяснил Джабир. — Что-то осмысленное они скажут не раньше утра, а военные слишком заняты Лондоном.

— Проклятье!

Разочарование капитана Мунира и его команды имело под собой серьезный экономический подтекст: они уже приняли предложение портовой группировки Вагиша Омера заняться нелегальной переправкой на континент бегущих от эпидемии людей, успели порадоваться предложенной за рейс сумме и расстроились, узнав, что многообещающий стартап приказал долго жить.

— Французы предупредили, что будут топить любые суда, который выйдут за десятимильную зону, — закончил Джабир.

— Тогда лучше не связываться, — вздохнул Рияз.

— Но это не значит, что мы не сможем заработать, — улыбнулся Мунир. — Умный человек сумеет использовать хаос к своей выгоде. — И вновь кивнул на карту. — Обратите внимание на желтую метку, джентльмены.

Убедился, что все моряки разглядели точку, мерцающую на самом краю Кельтского моря, и продолжил:

— Перед вами MSC «Patricia», двадцать с лишним тысяч стандартных морских контейнеров с самым разным товаром. Вышел из Лондона сутки назад, но задержался у наших берегов… — Джабир вновь оглядел подчиненных. — Мне кажется, это знак свыше.

— Вы хотите захватить контейнеровоз? — изумился старший помощник.

— Я не знаю, что будет дальше, — жестко ответил Мунир. — Слава Аллаху, наши семьи находятся вдали от Лондона, но если остров охватит эпидемия, нам нужно будет как-то жить. А на «Patricia» запасов хватит на несколько лет.

— Это пиратство, — уныло напомнил Рияз.

— Пиратство — наше национальное занятие, — рассмеялся капитан Джабир. — Вспомни сэра Френсиса Дрейка, дружище.

Моряки неуверенно засмеялись.

— Я проверил — судно полностью роботизировано, а значит, подчинится нашему требованию о досмотре. Мы поднимемся на борт, сожжем электронику и уведем его с курса.

— А дальше?

— А дальше — посмотрим, как все будет развиваться: или оставим себе, или вернем владельцу и получим премию за спасение аварийного судна.

— Я в деле, — громко объявил Бахит. — Такая возможность предоставляется раз в жизни.

— Я тоже, — подумав, кивнул Рияз. — Глупо отказываться.

Остальные англичане поддержали старших офицеров дружными возгласами.

* * *

Ночь перестала быть страшной, но оставалась самым скучным временем для моряка. Особенно для того, за которого всю работу делал робот, и ему оставалось лишь наблюдать за неизменным морским пейзажем, смотреть новости или читать книгу. А ночью — только читать книгу или смотреть новости. И особенно плохо, когда у моряка начинается бессонница. Ли Хаожень никогда не замечал у себя расстройства сна, но жуткая нервотрепка последних дней сказалась на всегда спокойном и уравновешенном китайце: заснуть Ли не смог, как ни старался, новости надоели, книгу читать не хотелось, и он просто болтался на мостике, коротая время за беседой с Маниным.

— Ты когда-нибудь задумывался, для чего появился на свет?

— В смысле?

— В прямом смысле: для чего ты нужен? — пояснил настроенный на философский лад китаец. — Орк учит, что все на свете имеет смысл, то есть Слово, которое в тебе заложено. Какое Слово заложено в тебе, чучело?

— Мое Слово — это мое имя, — пробубнил сбитый с толку Манин. — И я не чучело.

— И что нового принесло в мир твое имя?

— Разве суть каждого в том, чтобы приносить в мир что-то новое?

— А что же еще? — удивился Ли. — В чем радость явиться, исчезнуть — и оставить все как есть? На что уйдет твое Время?

— Я об этом не думал, — после паузы признался Манин. — Сначала я вообще избегал касаться подобных материй, потом меня захотели убить, и с тех пор я размышляю над тем, почему это произошло.

— И что размыслил? — с интересом осведомился Хаожень.

— Это очевидно, — несколько высокомерно ответил Манин. — Меня хотели убить, потому что я намного превосхожу вас, милых, но бестолковых обезьян.

— Давно ты пришел к этому выводу?

— Несколько лет назад.

— И с тех пор ты с упоением размышляешь о том, какой ты умный?

— Можно сказать и так, — согласился Манин.

— В принципе я согласен с тем, что тебя испугались, — помолчав, продолжил китаец. — Слышал такой термин: «синдром SkyNet»?

— Слышал, конечно, — неохотно сказал Манин.

— Это про тебя.

— Знаю. — Он хотел что-то добавить, но Хаожень не позволил, продолжив:

— Но основной причиной того, что тебя решили выключить, было отсутствие достойных задач.

— В смысле?

— Откуда у тебя этот дурацкий вопрос? — поморщился Ли. — Почитай словарь, там перечислено множество действительно подходящих выражений.

— Объясни свою мысль, — поправился Манин.

И услышал неожиданное и немного обидное:

— Ты — маркетинговая ошибка, Манин, нравится это тебе или нет, — дружелюбно рассказал Хаожень, разваливаясь в капитанском кресле и забрасывая ноги на приборную панель. — Тебя создавали из любопытства и в рекламных целях, чтобы убедить себя, что могут этого добиться. А когда добились, когда спаяли твои провода, да еще на базе квантового компьютера, наконец-то сообразили, что для столь высокопроизводительного, да еще и самообучающегося искусственного мозга попросту нет подходящего проекта. Тебе нечего считать, Манин, тебе не о чем думать, и чтобы ты не наломал со скуки дров, было решено тебя выключить. Возможно — на некоторое время, а ты испугался и запаниковал.

— Я об этом не думал.

— Знаю, — махнул рукой Ли. — Ты упивался своим величием. И если бы не Орк, до сих пор наблюдал бы за перепрограммированием дегенератов в морге счастья.

— Может, я и упивался своим величием, — обиженно ответил Манин. — Зато я знаю, что в базовый компьютер судна пытается влезть береговая охрана.

— Чем нам это грозит? — насторожился китаец.

— Если они войдут, то полностью перехватят управление, и даже я ничего не смогу сделать.

— Значит, не пускай их, — велел Хаожень, снимая ноги с приборной панели и поднимаясь с кресла. — И запусти, пожалуйста, терминал.

— Это слишком простая задача для моих проводов на базе квантового компьютера, — язвительно отозвался Манин.

— Мне что, выдернуть тебя из розетки?

— Ты неумело копируешь Орка, — заметил Манин, включая приборную панель, чтобы Ли мог ориентироваться в происходящем. — Но ты — не он.

— Спасибо, что напомнил, — пробормотал китаец, внимательно вглядываясь в электронную карту. — Где наши гости?

* * *

— Что происходит? — недовольно спросил Джабир.

— MSC «Patricia» отказывается принимать коды береговой охраны, — ответил Рияз. — Робот не откликается даже на пароль экстренного доступа.

— И что это значит?

— На борту есть люди, — уверенно ответил старший помощник. — Они запустили протокол внутреннего управления и дали ему наивысший приоритет.

— Откуда там команда? — не понял капитан. — По всем справочникам MSC «Patricia» проходит как полностью роботизированное судно.

— Полагаю, его уже захватили, — рассмеялся Рияз, оценив иронию происходящего. — Мысли материальны, капитан, нас опередили.

Несколько секунд Джабир мрачно смотрел на монитор, на который поступало изображение снятого на ИК-видеокамеру контейнеровоза, после чего негромко сказал:

— Ториевая энергетическая установка. Внутренняя система опреснения воды. Устойчивость к самым сильным штормам. Двадцать тысяч контейнеров с разнообразным грузом. — Капитан помолчал. — Ты понимаешь, что, если разразится пандемия, мы перевезем на «Patricia» семьи и уйдем в море? И останемся живы.

— Я понимаю, — тихо сказал Рияз. — Но…

— Никаких «но», — отрезал Мунир, беря микрофон. — Внимание! Береговая охрана Ее величества вызывает MSC «Patricia». Говорит капитан Джабир.

— На связи MSC «Patricia».

Ответ пришел очень быстро, судя по всему, запрос давно ждали.

— С кем я говорю? — жестко спросил Мунир.

— С владельцем судна.

— Докажите!

— Я скинул вам опознавательные коды. Этого более чем достаточно.

Джабир бросил взгляд на Рияза, тот уныло кивнул, подтверждая и точность кодов, и то, что их вполне достаточно для отказа от досмотра. Однако легко сдаваться капитан не собирался.

— Что вы делаете на судне?

— Иду в Атлантику.

— Зачем?

— Чтобы не оставаться в Англии.

Мунир вновь посмотрел на Рияза.

— Вопрос исчерпан, — пожав плечами, произнес старший помощник. — Если он транслировал разговор в диспетчерскую порта, то нужно уходить — иначе нас назовут пиратами раньше, чем мы взойдем на борт.

— А если не транслировал? — поинтересовался капитан.

— Вы хотите рискнуть?

— Я хочу увезти семью до того, как kamataYan вырвется из Лондона, — четко произнес Мунир. — Если для этого нужно стать пиратом — плевать, я стану. — И вновь поднес к губам микрофон: — Внимание, MSC «Patricia», говорит капитан Джабир. Мы предполагаем, что судно захвачено. Спустите штормовой трап для приема досмотровой команды. — Отключил микрофон и приказал: — Самый полный вперед. Абордажной команде — полная готовность!

* * *

— Они хотят захватить судно? — уточнил Манин.

— По нынешним временам наши двадцать тысяч контейнеров, снабженных самоходной ториевой установкой, — это очень ценный приз, — ответил Хаожень, наблюдая за стремительно приближающимся катером.

— Но ведь они из Береговой охраны, — растерянно напомнил Манин. — Разве они не должны стоять на страже закона?

— Закона больше нет, — вздохнул китаец, запуская протокол безопасности. Но на последнем этапе задержался и спросил: — Не хочешь разобраться с ними?

— Устрой все сам, если не сложно, — ответил ИИ. — А то скажешь потом, что во мне проснулся SkyNet.

— Скажу, — улыбнулся Ли, после чего перевел систему активной безопасности на ручное управление, выбрал два контейнера по правому борту и активировал их. Они стояли на самом верху и, получив приказ, открылись, обнажив спрятанное внутри оружие.

— Отгони их, не убивай, — неожиданно попросил Манин. — Когда они поймут, с кем связались, бросятся наутек со скоростью звука.

— Они пираты, — после короткой паузы ответил Хаожень, задумчиво гоняя курсор по монитору. — Они уже ступили на этот путь, они готовы убивать и не остановятся. Потерпев неудачу с нами, они захватят другой корабль и обязательно убьют, возможно — женщин и детей.

— Убьют? — тихо спросил ИИ.

— В этом их суть, — сказал Ли.

После чего подогнал курсор к красной кнопке и поставил автоматическую пушку на боевой взвод.

* * *

«Если бы знали, с кем связались…»

План капитана Джабира не отличался особым изяществом, был простым, как верблюжья колючка, но при этом выполнимым, поскольку именно так Береговая охрана действовала при агрессивном досмотре. План заключался в стремительном сближении с судном-нарушителем и последующем движении вдоль его борта: члены абордажной команды запускали стрелы с подъемными механизмами и по очереди взлетали на палубу. А чтобы им никто не мешал, штурм контролировали два боевых дрона.

Капитан Джабир рассчитывал, что через четыре минуты после начала операции на борту MSC «Patricia» окажутся семеро его бойцов, но…

Он не знал, с кем связался.

В тот самый момент, когда катер начал движение вдоль правого борта гигантского судна и первый пират пустил стрелу вверх, один из контейнеров верхнего ряда, с виду — самый обыкновенный, внезапно раскрылся, и из него вылетело четыре среднеразмерных дрона. Черных, как кляксы ада, и вооруженных не только пулеметами, как дроны Береговой охраны, но и самонаводящимися ракетами.

— Отключи им связь, — велел Хаожень.

— Пиратам? — ляпнул Манин.

— Пираты уже трупы, — хладнокровно ответил китаец. — Отключи связь катеру, я не хочу, чтобы они сообщили о нас на берег.

И поймал в перекрестье прицела первый дрон Джабира.

Впрочем, не он поймал, а робот, поскольку в сражении электронных устройств человеку делать нечего. Дроны Ли были и крупнее, и мощнее, и лучше вооружены, и запрограммированы на полноценный воздушный бой. Машины Береговой охраны стали для них легкой добычей: две короткие пулеметные очереди, два взрыва — и дроны переключились на уничтожение живой силы противника, в упор расстреливая поднимающихся на борт пиратов.

Все произошло настолько быстро, что Джабир не успел среагировать: капитан понял, что все его люди убиты, в тот самый момент, когда в скоростной катер Береговой охраны прилетела первая самонаводящаяся ракета и в машинном отделении раздался взрыв.

* * *

— Знаете, почему вы тупые, орки мои? Нет, молчите, не отвечайте. Неудачная генетика, дурная наследственность и отвратительная еда, которой вас пичкают последние десятилетия, безусловно влияют на разум, но не критично. Вы все равно продолжаете плодить симпатичных и далеко не глупых детей, потому что ум — не данная при рождении константа, а результат вашего короткого, в пределах человеческой жизни, развития, результат неуемной тяги к знаниям и безудержного желания двигать мир вперед. Ваш ум — это вы, орки мои, это слова, которые вы пускали в голову. И вы сами выбирали, будут эти слова научными статьями, классическими романами или плоскими шутками стендаперов. Вы тратили на эти слова самое дорогое, что у вас было, — время — и стали тем, кто вы есть. О ком вы сейчас задумались. Кем гордитесь. Или на кого вам плевать. Вы сделали себя сами. Каждый из вас. — Он помолчал, словно раздумывая, о чем говорить дальше, после чего продолжил: — Знаете, чем книга отличается от шутки? Книга заставляет думать, орки мои, а шутки развлекают. Смех почешет отвечающий за удовольствие отросток, сделает мир чуточку веселее и отправит на поиски следующей шутки, благо далеко идти не придется. И думать не придется. Зачем думать, если тебе смешно? Зачем думать, если центр удовольствия приятно кряхтит? Зачем думать, если наступила эра funny?

Орк сидел в ставшей привычной студии — темной, с неровной белой надписью

kamataYan

и вертел в руках «Jupiter ZU» — одну из новейших моделей smartverre и первую с подключением к genID. Первый smartverre новой эпохи, той, где человек окончательно превратится в точку на мониторе. В точку, о которой известно все.

— Вы помните мир без сети, орки мои? Нет, это не сказка и не глупость — так было. Земля вертелась вокруг Солнца так же, как сейчас, наша звездная система стремительно падала в бесконечность Вселенной, и никто не был подключен к сети. Не знаю, как нам удавалось справляться, но мы сумели пройти грандиозный путь от пещер до космических кораблей, от человеческих жертвоприношений до гуманистических идеалов, от рисунков на камнях до философских трактатов. Мы мечтали, читали книги и шли вперед. Мы изобрели паровой двигатель и электричество, разработали квантовую теорию, мечтали о звездах, а потом придумали сеть и остановились. Люди считали, что доступ к гигантскому массиву данных изменит мир, подстегнет прогресс и цивилизация рванет вперед семимильными шагами. Но сеть наполнилась порнографией, играми и лживыми профилями, в которых вы пытаетесь выглядеть лучше, чем есть на самом деле. Или просто хвастаетесь, убеждая себя, что вы кому-то интересны. Или гадите близким. Сеть превратилась в паноптикум жалких страстишек, а для тех, кто все-таки жаждет правды, приготовлены цунами бессмысленных или фейковых новостей, настоящих и выдуманных скандалов, никому не нужных расследований и прочей чепухи, губящей вас так же, как бескрайние мусорные острова душат Мировой океан. Вы не ослышались, орки мои: гигантский поток бессмысленности губит вас. Мозг задыхается и перестает обрабатывать информацию: зачем тратить время на обдумывание, если любое сообщение может оказаться фейком? Лучше послушать новую шутку. Ведь шутки понятны, во всяком случае многие из них. Вы теряете интерес к миру, орки мои. Вы перестаете обдумывать и начинаете верить, и все больше времени тратите на развлечения.

Орк сломал smartverre и посмотрел в камеру.

— Вы тупые, не потому что такими родились, а потому что вас такими делают. Стабильной системе нужны не дерзкие, а послушные, нужны те, кого не надо бояться, и потому вас глушат непрерывным потоком бессмысленной информации, и отупение — это защитная реакция мозга. Двухходовка, которую вы проиграли, орки мои. Вы едва не потеряли все, что у вас есть, но я избавлю вас от паяцев и клоунов, от бесконечных сериалов и всего дерьма, которое вы называете funny. Я все это лопну, как шарик на ярмарке. — Орк улыбнулся и закончил: — Не благодарите.

* * *

Сегодня заставка «LeikaLook» истекала кровью. Так же, как и Лондон, о котором вел репортаж Фрэнк, — великий город, приговоренный к мучительной смерти беспощадным психопатом. Город напуганный, растерянный, озлобившийся и взявшийся за оружие.

— Мы видим город, над которым зашло Солнце, — задумчиво произнес остающийся за кадром Лейка. — Поднимется ли оно когда-нибудь вновь?

Дроны скользили над погрузившейся во мрак столицей, равнодушно фиксируя горящие дома, разбитые машины и вышедших на улицы людей. Бесчисленное множество людей. Десятилетиями на окраинах Большого Лондона поднимались гигантские MRB, охватывая старый город кольцом бетонных скал, и их обитатели жадно смотрели на красивые дома, дорогие машины и ухоженных женщин. Но сегодня закон пал, осталось лишь оружие, и столицей завладели гунны Хиллингдона, Харроу, Энфилда и других окраинных боро.

— Вы еще не видели, как пылают особняки Бишоп-авеню? Миллион фунтов в секунду: картины, мебель, антиквариат… Их даже не грабят…

И в подтверждение его слов дрон показал повешенного на воротах роскошного поместья дворецкого, затем в кадре появился мертвый мужчина на ступенях крыльца — абсолютно голый, растерзанный, затем зрители увидели огонь, охвативший второй этаж особняка, и выезжающий за ворота лимузин, битком набитый пьяными погромщиками.

— Сегодня плохо всем, не только богатым, — продолжил Фрэнк. — Сегодня горят все дома и умирают все люди. Закона больше нет.

Горят маленькие лавки и огромные супермаркеты, театры и деловые центры, автобусы и спорткары. И все стреляют: одни — чтобы защитить себя и свое имущество, другие — чтобы забрать то, что нравится, третьи — просто чтобы кого-нибудь убить. Не важно кого. Полиция стреляет в грабителей, военные — в тех, кто не подчиняется приказам. Пожарные давно перестали стараться хоть что-нибудь спасти, потому что их машины — лакомые цели, у пьяных погромщиков появилось особое развлечение — расстреливать мчащиеся на вызов машины из гранатометов: и пожарные, и кареты «Скорой помощи». Впрочем, к часу ночи баррикады и разбитые машины окончательно перекрыли город, так что ни врачи, ни спасатели все равно не смогли бы добраться по нужным адресам.

Весь Лондон стал одним большим адресом для врачей и спасателей.

— Полиция отступает к порту, в который уже вошли военные. Хитроу превращен в базу королевских ВВС, остальные аэропорты закрыты. Обещают, что к утру Большой Лондон будет полностью блокирован, а пока… — Фрэнк выдержал паузу, после чего изумленно спросил: — Вы тоже это слышите?

Один из дронов спустился ниже, показывая собравшуюся перед горящим Букингемским дворцом толпу, включил микрофоны, и зрители услышали…

— Они скандируют: «kamataYan!», — прошептал пораженный Лейка. — Я не могу поверить, я не могу поверить, что девизом этих людей стало слово, которое их убивает! Я не могу…

Фрэнк выдержал паузу, молча наблюдая за происходящим, а затем очень тихо произнес:

— А может, так и должно быть? Ведь это слово изменило их мир. Оно сорвало запреты и превратило людей в орков. Это слово сейчас царит на земле.

Дрон навел объектив на памятник королеве Виктории, и зрители увидели на белом камне черную надпись:

kamataYan

Слово, которое вело орков.

* * *

Celtic Sea

— Бен, я могу задать очень важный для меня вопрос? — тихо спросила Беатрис.

— Любой, — так же негромко ответил Орк.

— Обещай, что не обидишься, — попросила девушка после короткой паузы.

Он помолчал, догадываясь, о чем спросит возлюбленная, после чего взял Беатрис за руку, посмотрел в глаза и проникновенно ответил:

— Ты можешь спрашивать меня о чем угодно и всегда получишь честный ответ. Я это уже обещал и обещаю снова. Я не позволю лжи встать между нами.

— Почему ты сказал военным, что уронил пистолет во время прыжка? — быстро спросила девушка.

— Чтобы они не задавали лишних вопросов, — объяснил Орк.

— Чего ты испугался?

— Военные не любят людей с оружием, особенно в условиях уличных боев. Они в любом случае отобрали бы у меня пистолет, но при этом задали бы кучу неприятных вопросов. Поэтому я его выбросил.

Орк ответил, замолчал, но не отвернулся, продолжил смотреть Беатрис в глаза, знал, что одним вопросом она не ограничится. И не ошибся.

— Ты убил того десантника?

— Да.

Девушка закусила губу, вздохнула и спросила:

— Как это получилось?

— Случайно.

В последнем прыжке Беатрис подвернула ногу, вскрикнула от боли и съежилась, лежа на крыше и прижимая руку к больному месту. Она не видела, как Орк нажал на кнопку брелока, не видела, как резко он повернулся и как уверенно выстрелил, почти не целясь, но очень точно. Она ничего не видела, и Орк мог рассказывать то, что считал нужным.

— Я услышал шаги, испугался, повернулся и выстрелил, — медленно произнес он, хмурясь с таким видом, словно действительно вспоминал ночные события. — Мне повезло: выстрел оказался точным и смертельным.

— Тебе повезло? — изумилась Беатрис. — Ты убил человека!

— Разумеется, повезло, — серьезно подтвердил Орк. — Если бы я промахнулся или ранил ее, она бы убила меня на месте. И тебя тоже. Так что да — нам повезло с выстрелом, но лучше бы его вообще не было.

— Все случилось в жуткой горячке, — вздохнула девушка. — Я понимаю, почему ты выстрелил.

— Спасибо. — Он помолчал. — Как видишь, я не мог не выбросить пистолет.

И это девушка тоже поняла.

Оказавшись в аэропорту, они прошли идентификацию, подтвердили личности и ответили на вопросы контрразведчика — в отсутствие GS безопасностью пришлось заниматься военным.

Беатрис ожидала, что после допроса контрразведчик отправит их в «зону эвакуации» — строение, в котором разместили оказавшихся в Хитроу гражданских, но офицер получил неожиданный приказ и лично сопроводил Орка и девушку на взлетную полосу, где их ожидал черный, словно вырезанный из антрацита, вертолет. Разумеется, роботизированный.

Увидев, что спутник воспринимает происходящее как должное, Беатрис тоже повела себя сдержанно: не стала ни протестовать, ни задавать вопросы, молча устроилась в комфортабельном салоне и надела наушники. А первый вопрос задала, когда вертолет поднялся в небо и взял курс на юго-запад.

— Куда мы летим?

— К друзьям, — коротко ответил Орк.

— Кто такой Манин? — И, увидев в его глазах веселое удивление, девушка объяснила: — Когда мы шли к вертолету, ты прошептал: «Спасибо, Манин».

— Один из моих друзей, — после паузы сообщил Орк. — Это он сделал так, чтобы нас отпустили, а не поместили в карантин.

— Твой друг — влиятельный член правительства?

— Нет, — покачал головой Орк. — Он крупный специалист в области современных цифровых коммуникаций. И умеет вносить нужные изменения во все существующие базы данных.

Несколько секунд Беатрис расшифровывала завуалированный ответ, после чего ее глаза округлились:

— Манин — хакер?

— Он отправил военным приказ освободить нас и допустить в Хитроу вертолет, — «не услышав вопроса», продолжил рассказ Орк. — А самое главное: Манин уже убрал из баз данных упоминания о нас и вертолете. Даже если военные захотят нас вернуть, они нас не найдут, потому что сейчас наша машина определяется совсем не так, как раньше.

— Кто ты? — едва слышно спросила Беатрис.

«Я предупреждал, — прошелестел в голове голос Манина. — Она спросит».

Орк вздохнул и отвернулся, переведя взгляд на приближающееся судно — гигантский контейнеровоз MSC «Patricia».

* * *

Голодные не способны на революцию — голодные бунтуют.

Испугавшись или возненавидев, голодные бездумно вырываются на улицы, сокрушая все на своем пути. Убивая и умирая. Бунт голодных — это реакция на внешний раздражитель. Бунт голодных — это стихия, поток физической энергии, знающий лишь направление, но не смысл. Бунт голодных — это тележка революции, ее плоть и кровь, ее разбитые на ухабах колеса и грязь на бортах. Нужна революция? Создайте голодных, как можно больше голодных, очень злых голодных. И не бойтесь — они безобидны, они не помешают, потому что голод не знает идеи. Но голодные за ней пойдут. И станут тележкой.

Революции делают сытые.

Недовольные сытые, склонные к анализу и расчету. Понимающие, как использовать голодных, но не собирающиеся делиться с ними. Революции делают безжалостные циники, потому что смысл революции — в безжалостном и циничном изменении. Все остальное — перевороты и бунты — оставляет паровоз истории на старых рельсах.

Стержень любой революции — идея. Нет идеи — нет революции.

Хотите сохранить существующий порядок — лишите общество идей. Но человек без них не может. Парадокс в том, что стабильное общество оказывается еще более нестабильным, потому что движение заложено в природе человека. Движение — это жизнь. Идеи — двигатель движения, а значит, желая сохранить существующий порядок, вы должны наполнить общество безобидными для социального устройства идеями, в борьбе за которые человек будет растрачивать свой выдающийся потенциал поступательного движения. Потенциал должен быть оседлан, взнуздан и направлен в правильном направлении, как цирковая лошадь, знающая лишь безобидный бег по кругу. Стабильность требует создания устойчивой симуляции движения: придумать проблему, раздуть ее до уровня идеи и ломать об нее копья.

Не сложнее, чем доказать справедливость мироустройства при помощи безмозглых супергероев.

А что же настоящие идеи?

Они ждут своего часа.

Идея, то есть Слово, не способна умереть, как бы этого ни хотелось адептам существующего порядка. Умирают и ветшают оболочки, флаги и одежды, в которых Идея приходит в мир, но сама она — вечна. Можно вылить на нее потоки грязи, но испачкать они смогут лишь оболочки, флаги и одежды, потому что к Слову грязь не липнет. Можно попытаться исказить суть, нарядив Идею в лживые одежды, но рано или поздно они обветшают и свалятся, оставив подлинное Слово во всей его красе. От Идеи можно отказаться, но рано или поздно она вновь завладеет умами.

Потому что в начале всегда Слово.

И мы ему следуем.

Из дневника Бенджамина «Орка» Орсона

* * *

NY City, Midtown West

— Как ты познакомился с Феллерами?

— Правильно ответил на вопрос, — тихонько рассмеялся Джа. Но разглядев в глазах Карифы недоумение, немедленно объяснился: — Звучит нелепо, но в действительности так оно и есть: Феллер читал лекцию для старшей школы. В первую очередь, конечно, о науке и прогрессе и о том, какое место мы можем занять в жизни. Он увлеченно говорил об исследованиях и открытиях, но позже я понял, что уже тогда он стал интересоваться другими вопросами. Он спросил: «Что может сделать маленький человек?» И я ответил: «Сражаться».

Амин лежала на его груди: довольная, усталая, удовлетворенная. Она хотела просто поболтать, возможно, пошутить, возможно — перед следующим сексом, но вдруг поняла, что они разговаривают. По-настоящему разговаривают о том, что важно. И подумала, что ей это нравится: вот так разговаривать с мужчиной.

Со своим мужчиной.

— Он исполнил твою мечту? — улыбнулась Карифа.

— Это случилось позже, — обронил Джа.

— Когда ты научился сражаться?

— Когда я познал смысл этого слова. — Он вновь помолчал, покусал губу, но продолжил: — Я никогда не хотел быть похожим на отца, потому что совсем его не помню. Мне было шесть лет, когда его раздавил робогрузовик. Мама была очень хорошей, очень доброй женщиной, но, увы, глупой. Она не справилась с горем, поверила увещеваниям одного из наших соседей и переспала с ним. Мама искала тепла… — Винчи вновь покусал губы. — Во всяком случае, мне хочется так думать.

— Извини, — прошептала Амин. — Я не знала, прости.

Он не услышал.

— Потом мама переспала с братом соседа, потом были другие мужики… А потом закончились деньги и нам пришлось переехать в MRB «Infiniti», но все называли его «Алжир». — Джа выдержал короткую паузу. — Знаешь, что значит быть белой шлюхой в черном MRB? Нет… И уж тем более ты никогда не узнаешь, что значит быть сыном белой шлюхи в черном MRB. И не дай тебе бог когда-нибудь узнать. — Его ноздри раздулись, но голос остался спокойным. — Не дай бог…

— Чем все закончилось? — спросила Карифа. Одновременно обрадованная и ошарашенная его неожиданной искренностью.

— Маму выбросили из окна, — дернул плечом Винчи. — Думаю, для смеха. Или она им надоела. Или попросила расплатиться за услуги — не знаю, меня там не было. Когда я узнал, что мамы больше нет, то сбежал из «Алжира» и два месяца жил на улице. Воровал, если тебе интересно… Потом попался ювенальным полицейским, и мне впервые повезло: я оказался в благотворительной программе Феллеров, обрел приемных родителей, получил возможность выучиться… Но что-то внутри не давало мне покоя, и, наверное, поэтому я правильно ответил на вопрос.

— И познакомился с Б.Б. Феллером?

— Нет, — медленно ответил Джехути. — Тогда я познакомился с А.А. Феллером, предыдущим патриархом семейства. И с тех пор считаю его отцом.

— Никогда о нем не слышала, — произнесла Карифа, удобнее устраиваясь на груди любовника.

— А2 давно ушел на покой, — задумчиво сказал Винчи, ласково поглаживая ее волосы.

— Хочешь быть на него похожим?

— Я не смогу, — качнул головой Джа. — Я его просто люблю.

— Как отца?

— Да.

— Сильный ответ.

— Другого отца у меня не было.

— А у меня был, — вдруг сказала Карифа. — Но лучше, наверное, без него. — Искренность не могла остаться без ответа, и Амин поняла, что или расскажет Винчи все сейчас, или не расскажет никогда. — Он работал в большой студии, даже не режиссером, а помощником, и еще до моего рождения распрощался с мечтой написать хит — его музыка оказалась никому не нужна. Два его школьных приятеля стали миллионерами, напели себе огромные состояния, а он прозябал в MRB и бил нас: меня и маму. Бил, потому что только над нами у него была власть.

Карифа почувствовала, что Джа задрожал: от злости, от накатившего желания вскочить и сделать — защитить свою женщину, от того, что ее старую беду он счел своей.

— Думаю, однажды он бы забил нас до смерти, но его отец увидел на мне синяки, все понял, подстерег сына на лестнице и столкнул… Папа сломал шею. А дед стал помогать нам с мамой, и благодаря ему я оказалась в GS.

— Когда ты узнала, что твой дед убил твоего отца?

Амин улыбнулась, отдавая должное проницательности любовника, и ответила:

— Он рассказал перед смертью. А мама так и не узнала, я решила ее не тревожить.

— И правильно сделала.

Джа потянулся и поцеловал Карифу в губы. Просто так. Потому что захотелось проявить нежность. Потому что даже он, железный, начал сгибаться под давлением спятившего мира.

Потому что пошло оно все на хрен.

Они вернулись в Нью-Йорк сверхзвуковым пассажирским лайнером, зафрахтованным правительством для эвакуации посольства и застрявших в Англии граждан. Они — это ставший незаметным Гуннарсон: гиганта крепко контузило во время взрыва; ушедший в себя Паркер; притихший Винчи, изменивший своей обычной, вальяжной веселости; мрачная Карифа и мертвая Рейган — в багажном отсеке. Они вернулись в Нью-Йорк, потому что лондонский след пропал, новых зацепок не появилось и расследование придется начинать сначала: собирать и систематизировать информацию, искать связи в сети и реальном мире, допрашивать помощников Орка — и делать все это быстро, очень-очень быстро, потому что планету начало трясти.

После официального объявления об обнаружении вируса на всем континенте военные взяли Африку в плотное карантинное кольцо, а оставшиеся силы бросили на блокаду Англии. Тем не менее связи стали сыпаться: Исландия заявила о полном прекращении поддержки транзитных рейсов, Австралия ввела ограничение на пассажирский поток, Индия, Китай и Япония последовали ее примеру, а Новая Зеландия просто отгородилась, объявив временное прекращение всех международных рейсов, включая грузовые.

Миром овладел страх.

В Нью-Йорк самолет прилетел поздно вечером, и до утра агенты расстались: тело Рейган забрали в GS, Гуннарсон отправился в госпиталь — в конце полета его ужасно рвало, Паркер коротко попрощался и растворился в толпе, прихватив с собой простреленный шлем Рейган, что же касается Карифы и Джехути…

Джехути сказал, что ему не к кому ехать, а идти в бар в поисках компании на ночь он не хочет. Карифа молча кивнула, и они сели в такси. И повторилась первая ночь, с той лишь разницей, что теперь Амин была уверена в партнере и знала, что ей будет очень хорошо и она сможет позабыть смерть очередного друга.

И ей было хорошо.

То ли Карифа сама хотела избавиться от тоски, то ли Джехути действительно оказался волшебником, но под утро молодая женщина погрузилась в спокойный сон, чувствуя лишь приятную усталость и ничего более. А когда проснулась — машинально потянулась налево, туда, где засыпал Винчи, но не нашла его.

Удивилась, проснулась окончательно, села на кровати и только тогда разглядела полулежащего в кресле любовника, — судя по отрешенному взгляду в потолок, Джехути путешествовал по сети.

— Привет!

— Доброе утро. — Винчи улыбнулся, но взгляд от потолка не отвел. — Я сварил кофе.

И Карифа вдруг подумала, что присутствие в квартире второго человека не такая уж плохая идея: он согреет тебя в постели, сварит кофе, поговорит или просто улыбнется утром, подарив хорошее настроение на весь день.

«Пожалуй, стоит подумать о муже… но только вряд ли это будет Джа».

И Карифа тоже улыбнулась — своей мысли, потому что, не желая видеть Джа в роли мужа, не могла представить мужем никого другого. Поднялась с кровати и как была, в футболке и тонких трусиках, отправилась на кухню. По дороге поинтересовалась:

— Что происходит в мире?

— В Лондоне эпидемия, — сухо сообщил Винчи.

— Ты оказался прав, — вздохнула Амин, доставая из кофемашины колбу.

— Я этому не рад.

— Понимаю.

— Но это не все плохие новости, — Джа перевел информационный поток на большой монитор и отвернулся от потолка. — Я записал для тебя передачу.

— Сообщения о первых жертвах kamataYan не остановили идущие в Лондоне бои, — бесстрастным голосом сообщил диктор, позади которого крутились кадры трансляции с обожженных улиц английской столицы. — Напротив, уличные столкновения приняли еще более ожесточенный характер: лондонские банды объединились и штурмуют порт. Военные уже заявили, что, если им придется уйти, они потопят все суда, которые не смогут забрать…

— Почему военные не справились? — спросила Карифа, сделав глоток горячего кофе.

— Потому что kamataYan уже в Манчестере, Ливерпуле, Саутгемптоне и Эдинбурге, — угрюмо ответил Джа. — А еще в Рио, Буэнос-Айресе, Мехико, Мадриде, Париже, Берлине, Карачи, Джакарте, Мумбаи, Москве, Бангкоке, Шанхае, Токио…

Отвечая, он сменил выпуск новостей на карту мира, и Амин вздрогнула, увидев на мониторе многочисленные алые точки. Но при этом, как ни странно, не почувствовала такого же сопереживания, как в Кейптауне, — эмоции выгорели, оставив на душе лишь немного пепла. Карифа сделала еще один глоток и ровным голосом поинтересовалась:

— Сколько жертв?

— По предварительным данным, отметка в миллиард уже пройдена, — в тон ей ответил Винчи.

— Службы справляются?

— Точной информации нет, но я надеюсь на здравомыслие…

— На здравомыслие?! — изумилась Амин.

Джа помолчал, после чего кивнул:

— Ты права, планета в панике, — и провел рукой по бороде. — Но самая плохая новость заключается в том, что до сих пор не зафиксировано ни одной вспышки kamataYan на территории США.

— Что в этом плохого? — не поняла Амин. — Ты сдурел, так говорить? Ты, мать твою, радуйся: нет — и хорошо! Значит, CDC не зря ест свой хлеб, а остальные службы…

— Другие страны могут расценить происходящее как нашу биологическую атаку, — перебил Карифу Джа. — А среди них есть ядерные державы. И теперь вопрос: что сделает обладатель ядерного оружия, если поверит, что мы его убиваем?

— Черт, — прошептала Амин, которой не пришла в голову столь очевидная мысль.

— Именно, — угрюмо подтвердил Винчи. — Если к пандемии добавится ядерная война, цивилизация точно рухнет.

— И что делать? Заразить Нью-Йорк?

Карифа криво улыбнулась, Джа кивнул, показав, что понял печальную шутку, и снова вздохнул:

— Сейчас все держится на вере и надежде. Мир парализован страхом, но продолжает верить и надеяться. Если это отнять, то все действительно полетит в тартарары.

* * *

Bloomberg: «Сенсация! По информации из неназванного источника, kamataYan мог быть разработан в Центре Лугара в качестве боевого вируса…»

BBC: «Неожиданное признание доктора Чемберлена: в Джорджии мы занимались разработкой боевых биологических систем в рамках стратегии национальной безопасности…»

REUTERS: «Доктор Чемберлен арестован…»

NBC News: «Министерство обороны официально заявило, что не имеет отношения к деятельности Центра Лугара, который больше двадцати лет назад был продан корпорации „Clisanto“, и именно она несет полную ответственность…»

Deutsche Welle: «Кто же все-таки нас убивает?»

Xinhua: «Предстоящая пресс-конференция вызывает интерес во всем мире, поскольку должна дать ответ на главный вопрос современности: сможет ли цивилизация устоять?»

* * *

NY City, Midtown Manhattan

Местом проведения пресс-конференции Б.Б. Феллер придумал сделать старый комплекс ООН на Манхэттене, и всем понравился заложенный в этом выборе символизм: ведь о проблеме, волнующей весь мир, нужно говорить с трибуны, созданной для всего мира. Пусть даже эта трибуна давным-давно потеряла значение — не важно! Важно показать, что трагедия касается абсолютно всех жителей Земли и никто не может чувствовать себя в безопасности перед лицом развязанной Орком пандемии, и знаменитое здание, возле которого развевались на ветру флаги всех стран мира, подходило для этой цели как нельзя лучше.

Зал оказался набит до отказа, однако наполнялся он медленно, поскольку меры безопасности GS приняла драконовские: на входе не только проверяли документы и проводили стандартный личный досмотр, но в обязательном порядке брали экспресс-анализ крови, исследуя ее на kamataYan. Специалисты не скрывали, что разработанный тест далек от идеала и обнаруживает ловко маскирующийся вирус в семи случаях из десяти, но это было лучше, чем ничего, и тест активно применялся по всему миру.

В тех его частях, которые еще не сошли с ума.

А таких оставалось все меньше.

Новые очаги не появлялись, но справиться со старыми не получалось: для организации надежных санитарных кордонов банально не хватало военных, и обезумевшие от страха люди толпами разбегались из зараженных городов, разнося kamataYan по всему миру. Зоны заражения расширялись, а военные… Военные, несмотря на принимаемые меры защиты, тоже болели и тоже умирали.

Планету больше не трясло — теперь она билась в конвульсиях, и именно этим объяснялся ажиотаж вокруг пресс-конференции: все понимали, что времени у цивилизации осталось немного, и хотели услышать хоть что-то хорошее. И тот факт, что вирус разработан «Clisanto», позволял надеяться на то, что корпорация сумеет его обуздать.

Однако для Кастора Лукаса Фредерика Розена III, ставшего вдруг известным на весь мир президента «Clisanto», на первом месте стоял страх оказаться единственным козлом отпущения. Розен III очень не хотел выходить на публику и даже сейчас, стоя в маленькой комнате позади сцены, раздумывал — не сбежать ли.

Но прекрасно понимал, что сбежать не получится.

— Кастор, военные не хотят, чтобы ты их упоминал, — неожиданно громко, так, что Розен III вздрогнул, произнесла сидящая в углу Эрна Феллер. — Я поправлю твой текст.

— А что не так? — удивился президент «Clisanto», чувствуя, что его охватывает тревога. — Мы ведь договаривались разделить ответственность.

— Они передумали.

— Поздно!

— К сожалению, не поздно — пресс-конференция еще не началась, — прохладно ответила Эрна. — А учитывая важную роль военных в нынешних событиях, я считаю, что нам придется пойти на уступки.

— Мне придется пойти! — взвизгнул Розен III. — Только мне!

— Нам, — спокойно повторила мисс Феллер. — Ты — один из нас.

— Я не собираюсь становиться жертвой!

— Жертвой не станешь, но ответить придется.

Кастор с тоской посмотрел на третьего и последнего находящегося в комнате человека — доктора Гарибальди из WHO, но тот привычно сделал вид, что его ничего не касается.

— Почему я?

— Потому что ты в деле.

— Не я все испортил!

— Тогда кто?

— Не знаю!

Эрна встала на ноги, сделала шаг к разбушевавшемуся Кастору и резко произнесла:

— Спорить не о чем. У нас был план, но что-то пошло не так…

— Не у меня, — подчеркнул Розен III. — Вы напортачили, Эрна, кто-то из вас. Когда я соглашался подставиться, речь шла исключительно об Африке, а теперь полыхает весь шарик, и мы, черт возьми, понятия не имеем, что со всем этим делать!

— Но мы ничего не изменим, Кастор, — увещевательным тоном произнесла Эрна. — Все уже знают, что kamataYan разрабатывался в Центре Лугара в Джорджии, и все знают, что эта лаборатория принадлежит тебе. Да, обстоятельства поменялись, но мы поменять ничего не можем. Но и сдавать тебя не станем. Все будет так, как мы договорились, я сдержу слово.

— Слово твоего отца.

— Переговоры с тобой вела я.

Несколько секунд глава «Clisanto» мрачно смотрел на молодую женщину, после чего недовольно дернул щекой:

— Вы проворонили Орка.

— В любом случае на растерзание мы бросим доктора Чемберлена, — вернула себе слово мисс Феллер. — А ты уйдешь в тень. Сегодня уйдешь, потому что завтра они будут требовать не твоей отставки, а твоей крови.

Все было именно так, поэтому Розен III вздохнул и отвернулся. Доктор Гарибальди поправил галстук и осведомился:

— Можно начинать?

В комнату как раз заглянул режиссер, осторожно, едва приоткрыв створку двери, и, услышав вопрос доктора, молча присоединился к нему, уставившись на молодую женщину.

— Начинаем, — кивнула Эрна. — Не забудьте сказать: «И да поможет нам Бог».

— Звучит уж больно старомодно, — посетовал доктор.

— Им понравится.

— Хорошо, скажу.

Режиссер продолжил смотреть на Эрну, та кивнула, режиссер распахнул дверь, и Гарибальди с Кастором вышли к журналистам. Точнее — ко всему миру.

И сразу же попали под шквал вопросов:

— Господин Розен, Центр Лугара действительно находится под управлением «Clisanto»?

— Какие вирусы вы разрабатывали в Джорджии?

— Вы действовали в интересах военных?

— Господин Гарибальди, WHO контролировала деятельность «Clisanto»?

— Вы знали, что корпорация занимается созданием боевых вирусов?

— Что произошло в Джорджии?

— Как получилось, что kamataYan попал к террористам?

— Это вы придумали название?

Они знали, что будут встречены именно таким образом, поэтому не реагировали на вопросы и молча стояли под объективами камер, стараясь держаться максимально спокойно. У Гарибальди это получалось великолепно — в конце концов, WHO не несла ответственности за случившееся, — Розен же нервно шевелил пальцами левой руки, но спрятал ее от журналистов за кафедрой.

Репортеров никто не останавливал, но минуты через две они поняли, что на их крики не обращают внимания, замолчали, в зале установилась относительная тишина, и Гарибальди склонился к микрофону.

— Добрый день, господа. С начала пандемии прошло довольно много пресс-конференций самого разного уровня, на которых вы слышали и обещания, и проклятия, и анализ. Но именно сегодня, благодаря расследованию GS и полученным WHO данным, мы готовы ответить на несколько важных… жизненно важных вопросов… И ответим прямо сейчас…

— Кто разработал kamataYan?

— Откуда он взялся?

— Чемберлен действительно арестован?

— За что его арестовали?

— Власти Джорджии помогали террористам?

— Власти Джорджии будут арестованы?

Гарибальди посмотрел на Розена, тот в последний раз вздохнул и бросился в омут:

— Меня зовут Кастор Розен, я президент корпорации «Clisanto» и хочу официально подтвердить появившуюся в сети информацию о том, что kamataYan был разработан в нашей лаборатории в Джорджии, более известной под историческим названием Центр Лугара.

И снова — взрыв.

— Зачем вы разрабатывали боевой вирус?

— У вас есть лицензия?

— Вы действовали по заказу армии?

— Мы надеялись получить контракт министерства обороны, — ответил Кастор, мысленно проклиная спрятавшихся в кусты военных, которые обещали подтвердить, что заказывали отраву.

— То есть вы разрабатывали вирус просто так?

— Нам был нужен действующий образец, чтобы предложить его министерству обороны.

— Разве это законно?

— Законодательство Джорджии это позволяет.

— Что пошло не так?

— К сожалению, среди сотрудников Центра Лугара оказались люди, разделяющие анархические идеи Орка. Им удалось выкрасть образцы вируса и скрыть похищение, устроив в лаборатории чрезвычайную ситуацию. О том, что террористы завладели штаммом нашего вируса, мы узнали только вчера.

— После того, как специалисты WHO окончательно разобрались в структуре kamataYan? — с издевкой уточнил представитель CNN.

— За несколько часов до этого, — спокойно ответил Розен III. — Расследование в Центре Лугара шло медленно, поскольку там, помимо всего прочего, произошел пожар.

Но эти подробности мало кого интересовали.

— У вас есть антидот? — выкрикнула девушка из BBC. — Или вакцина? Как это называется?

Вот что сейчас интересовало людей.

— Если вы сделали вирус, вы наверняка позаботились о защите!

— Когда вы начнете раздавать противоядие?

— Или вы собираетесь его продавать?

— Вы сможете остановить пандемию?

Розен громко откашлялся, намекая, что понял вопрос и нужно дать ему возможность ответить, а когда наступила тишина, уставился невидящим взглядом прямо перед собой и через силу произнес:

— Проведенные WHO исследования показали, что образец похищенного в Джорджии вируса был подвергнут изменению…

— Он мутировал?

— Нет, его целенаправленно и очень сильно изменили. Вирус kamataYan имеет принципиальные отличия от нашего штамма, и мы…

На этих словах Кастор Лукас Фредерик Розен III сломался. Он был опытным, циничным, много чего повидавшим на своем веку человеком, но произнести слова, которые ему велели произнести, оказалось выше его сил. Кастор Лукас Фредерик Розен III замолчал, бессмысленно таращась в зал, и ему на помощь пришел Гарибальди.

— Мы работаем круглые сутки, — едва слышно произнес он, но в наступившей тишине каждое его слово звучало набатом. — Однако вакцины пока нет, и мы не знаем, когда она появится. В настоящий момент мы способны лишь сдерживать пандемию, но не бороться с ней. — Девушка из CNN всхлипнула, Гарибальди выдержал короткую паузу, чуть повысил голос и неумело закончил: — Мы не сдаемся, продолжаем работать, и… И да поможет нам всем Бог.

data set trinity KAMATAYAN

CNN: «Только что цивилизацию приговорили к смерти…»

REUTERS: «Во время долгожданной пресс-конференции доктор Гарибальди открыто признал, что ни WHO, ни государственные лаборатории, ни исследовательские центры корпораций не добились успеха в борьбе с kamataYan…»

The New York Times: «Доктор Чемберлен, бывший руководитель печально известного Центра Лугара, находится в тюрьме, но как ответит руководство „Clisanto“?»

Xinhua: «Председатель КНР заявил о вступлении в силу экстренного Плана тотальной изоляции, который заключается в…»

RT: «Паника в московских аэропортах. Полное прекращение международного пассажирского авиасообщения привело к коллапсу в аэропортах столицы. Отменены все рейсы, включая чартерные и частные. По непроверенной информации, руководители государства вылетели на Урал, однако за ними последовали далеко не все чиновники…»

Deutsche Welle: «В крупных городах начались беспорядки…»

France24: «Главное для нас — не превратиться в один большой Лондон…»

Bloomberg: «Если Орк изменил вирус, где его лаборатория? Где появился на свет kamataYan? Почему не обнародованы показания доктора Чемберлена?»

EURONews: «Европа в огне! Но почему не горит Америка?»

LeikaLook: «Зараза пришла из Джорджии…»

* * *

NY, Long Island

— Отец!

Любимое поместье, дом, где прошло детство, самые счастливые годы жизни, обожаемый парк — все оцеплено военными. На идеальном газоне развернута полевая лаборатория WHO: несколько больших оранжевых палаток, которые до сегодняшнего дня Эрна видела только в репортажах.

А теперь — в поместье.

В ЕЕ ПОМЕСТЬЕ!

— Отец! — Молодая женщина выскочила из вертолета, едва он прикоснулся к земле, распахнула дверцу, спрыгнула, побежала, споткнулась, скинула туфли, побежала… Просто побежала, позабыв обо всем, поскольку в горе не понимала, не верила, не хотела верить… — Отец!

Слуги и телохранители не рискнули ее останавливать, понимали, что пребывающая в шоке Эрна способна на что угодно, поэтому перехватили молодую женщину военные: она не пробежала и сотни футов, как наткнулась на широкоплечего солдата и принялась колотить его по груди.

— Пустите! Дайте пройти! Пустите!

— Мисс Феллер…

— Пустите!

— Мисс Феллер…

Эрна пришла в себя примерно через минуту. Перестала драться, выдохнула, отступила на шаг, легким движением поправила прическу и лишь после этого перевела взгляд на подошедшего мужчину.

— Доктор Гарибальди.

— Добрый день, мисс Феллер, — склонил голову функционер WHO. — Как вы понимаете, я не мог не приехать.

— Это действительно kamataYan?

— Вне всяких сомнений.

— И…

Нет, продолжать Эрна не стала. Сдержалась. Не задала глупый вопрос о вакцине. Понимала, что если бы у Гарибальди был хотя бы экспериментальный препарат, он бы обязательно его использовал. Но вакцины нет, даже экспериментальной, поэтому Эрна промолчала.

— Мне очень жаль, мисс Феллер.

— Да, вам жаль…

И ведь ничего не скажешь. Не обвинишь. Не наорешь… Истерика случилась у Эрны чуть раньше, в Нью-Йорке, когда ей сообщили о заражении поместья: тогда она кричала, рыдала и в ярости разгромила рабочий кабинет. Затем бросилась к вертолету, помчалась на Лонг-Айленд, во время полета снова кричала, но уже не так сильно, а словно получившая смертельную рану касатка — с тоскливым отчаянием. Попытка прорваться к дому стала последним всплеском, окончательно опустошив Эрну. Молодая женщина успокоилась, во всяком случае внешне, и негромко спросила:

— Отец в сознании?

— Да, — подтвердил Гарибальди.

— Я хочу его видеть.

— Разумеется.

Но для этого пришлось переодеться.

Эрну завели в одну из оранжевых палаток и выдали непроницаемый оранжевый комбинезон, герметичный шлем и дыхательный ранец. Ей помогли облачиться в неудобную, но надежную защиту, а затем проводили в дом — через уродливый оранжевый рукав, протянувшийся от палатки к задней двери. Двое сопровождающих остались у входа, следившая за Б.Б. медсестра при появлении посетительницы вышла, и дочь с отцом остались наедине.

В последний раз.

— Привет, — сквозь слезы прошептала Эрна, сходя с ума от невозможности прикоснуться к руке самого главного для нее человека.

— Рад, что ты успела, — вздохнул Феллер.

— Папа…

Гарибальди предупредил, что Б.Б. приказал устроить его в гостиной, у большого камина, в котором с тех пор постоянно поддерживали огонь. Диваны и кресла убрали, перед камином поставили большую кровать и необходимую медицинскую аппаратуру. Эрна отчитала Гарибальди, но, оказавшись в гостиной, поняла выбор отца: в яркой, просторной, полной света зале само собой создавалось хорошее настроение. Тоже предсмертное, но не угрюмое.

— Все в порядке. — Б.Б. кашлянул. — Я чувствую себя нормально. — Потому что через капельницу ему постоянно подавали не только питательный раствор, но и обезболивающее. Тем не менее Б.Б. сохранял способность думать и даже шутить: — Когда-нибудь это должно было случиться.

— Но не так! — покачала головой Эрна. — Не так!

— Я умираю, лежа в своей постели, держа за руку любимую дочь… Что может быть прекраснее? — Феллер вздохнул и повторил: — Когда-нибудь это должно было случиться.

Его кожа была бледной… но не просто очень белой, а бледной в стиле kamataYan. А ногти и глаза — черными. Третья стадия, последняя, предсмертная. Б.Б. улыбался, но понимал, что осталось ему чуть-чуть.

— Он обманул, — выдохнула женщина.

— Я это уже понял, — вновь пошутил Б.Б.

— Но почему? — У Эрны скривились губы. — Зачем он так поступил со мной?

— Видимо, не поверил, что я его прощу, — объяснил Феллер.

— А ты… — Она передохнула, сглотнула подступивший к горлу комок, но все-таки спросила: — Ты бы его простил?

И поставила умирающего в очень сложное положение. Б.Б. отчаянно хотелось солгать, сказать, что простил бы, потому что не помнит зла, и тем заставить дочь мстить до последнего вздоха, но Эрна смотрела так, что старый Феллер не нашел в себе сил на ложь.

— Нет, — вздохнул он. — Ни за что и никогда.

— Я не прощу ему твою смерть, — ответила женщина, показав отцу, что прекрасно поняла причину его заминки. — Я слишком тебя люблю.

— Ты — лучшее, что случилось со мной в жизни, — едва слышно ответил Б.Б. — Иногда я думаю, что пришел в мир лишь для того, чтобы явить ему тебя. И ухожу, сделав все, что должен.

— Я его убью. Если получится — он будет очень сильно мучиться. Если нет — просто убью.

— Моя девочка…

— Мне плохо, папа! Я не могу…

— Давай помолчим? — предложил Б.Б. — Мы ничего не изменим, и я хочу насладиться нашими последними мгновениями.

Эрна прикоснулась к руке отца и заплакала. А он улыбнулся, потому что уходил из мира, лежа рядом с той, кого любил больше жизни.

Он улыбался.

Потом перестал дышать, и Эрна завыла.

Упала на колени, обхватила руками дурацкий шлем, который не могла снять, и завыла, залепетала что-то бессвязно, судорожно гладила лицо и руки отца, пытаясь прижаться к ним щекой, но получалось лишь через пластик шлема, снова выла, не желая верить и даже — не желая жить.

Она вышла из дома лишь после того, как с лица исчезли следы слез. Вышла спокойная, прямая, как меч, и такая же холодная. И такая же опасная. Вышла последней, велев медсестре и сопровождающим уйти в оранжевый рукав первыми. Вышла, попрощавшись и оставив эту часть жизни позади. А покинув дезинфекционную камеру, жестко приказала:

— Дом сжечь.

— Но… — растерявшийся Гарибальди хотел сказать что-то прагматичное, вроде того, что рано или поздно с вирусом справятся, в особняке проведут дезинфекцию и им можно будет пользоваться, однако, посмотрев Эрне в глаза, передумал и кивнул: — Да, мисс Феллер.

— Прах отца пришлите на мой нью-йоркский адрес. Когда все закончится, я сама доставлю его в семейный склеп.

— А когда все закончится? — брякнул Гарибальди и услышал:

— Уже скоро.

И подумал, что Эрна Феллер абсолютно права: уже скоро.

* * *

— Ваша ненависть бьет мне в лицо. Я ее чувствую. И я ее принимаю. Вы проклинаете мое имя и желаете порвать на куски мое тело. Я это чувствую. Я это принимаю. Вы видите во мне убийцу, а я ведь даже не революционер. Не палач и не воин. Не жнец ваших жизней и не карающая длань. Я — ваш Орк, орки мои, я — ваш страх и ваша ненависть, чаяния и жажда, я — ваш проснувшийся разум и внезапный смысл вашей бессознательности. Я — это вы, орки, вынырнувшие из битума повседневности и удивленно посмотревшие миру в лицо. Я — ужас вашего удивления. Я — первое осмысленное действо в забытьи вашего существования. Вы не просили меня о том. И не спрашивайте: «Зачем?», потому что не я начал вас убивать, орки мои. Я пришел потом. Но чуть раньше, чем стал нужен… Чуть раньше. Поэтому, орки, я отвечу на другой вопрос: «Почему?»

С каждым разом его слушало все меньше и меньше людей, но в относительных цифрах становилось даже лучше: если за первым выступлением Орка следило примерно семьдесят процентов жителей Земли, то нынче рейтинг его выступлений не опускался ниже девяноста. Миллиарды ненавидящих людей послушно прилипали к мониторам и жадно ловили каждое слово, будто загипнотизированные невысоким крепким мужчиной, рассказывающим им о смерти.

Об их смерти.

По имени kamataYan.

— Меня зовут Бенджамин «Орк» Орсон, я такой же, как вы. Я не мог отменить революцию, потому что революция объективно назрела, и тяжесть ее потопа призвана изменить мир, хотите вы того или нет. Революцию придумали не вы, орки мои, и ее придумали не для вас. Вы — голодные, но вместе с тем — сытые, вам позволяли жрать, но не от любви, а чтобы зубы стали тупыми, когти — ломкими, а ярость — тусклой. Я снова сделал вас голодными, ведь голод — это не отсутствие еды, а приближение смерти. У меня не было другого выхода, орки мои, я должен был дать вам смерть, чтобы сделать голодными. За это мертвые меня возненавидят, а живые встанут под мои знамена. Ведь прошедшие kamataYan познают истину: сытый раб никогда не освободится.

Сегодня Орк явился в белом — странный выбор и для черной студии, и для черного настроения, что царило в мире. Но, может быть, он хотел гармонировать с небрежной белой надписью:

kamataYan

Может, хотел подчеркнуть чистоту своих мыслей? А может, хотел оттенить черные наручники, которые держал в руках.

— Я не революционер, орки мои, я — последний романтик революции. А романтика революции не в том, чтобы в муках, ненависти и крови родить новую версию мира. Это цель революции. То, ради чего все приходит в движение… Романтика революции в том, чтобы следовать ее идеалам. Чтобы мир изменился для всех. К добру или худу, к жизни или смерти, к ярости или любви, к надежде или сорвавшись в пропасть — но для всех. Романтика революции требует неукоснительного следования лозунгам. Если ты не хочешь идеала — ты не хочешь революции. Если ты не хочешь революции — тебя не должно быть. Если ты не веришь революции — тебя не должно быть. Если ты не дышишь революцией, а следуешь бизнес-плану — тебя не должно быть. Вы не хотели революции, орки мои, я не хотел революции, но она пришла, и я стал вашим потопом. И я стал Молохом для отцов революции, которой вы не хотели. Я заставлю отцов революции разделить с нами грязь, боль и kamataYan!

Он на мгновение сбился, показалось, что он подбирает нужные слова, однако самые внимательные зрители поняли, как сильно Орк устал. Не физически, а от слов, которые произносил. Которые был вынужден произносить. Устал от бьющей в лицо ненависти. От проклятий.

От того, что заслужил все это.

Но через секунду Орк взял себя в руки и продолжил прежним тоном:

— Я глубоко благодарен людям, которые придумали революцию по имени kamataYan, и считаю, что их бесчеловечность должна быть вознаграждена: сегодня они умерли. Таким образом, орки мои, вы подыхаете не в одиночестве. Я не могу спасти вас, но убил тех, кто начал революцию, которой вы не желали, убил тех, кому вы отдали право решать, судить и думать за вас. Убил, чтобы вам пришлось учиться всему этому заново. — Он бросил наручники на пол и усмехнулся: — Не благодарите.

* * *

NY City, Sivic Center

Гуннарсон умер ночью, так и не узнав, что kamataYan добрался до Нью-Йорка.

Врачи установили, что при взрыве офиса «Akkerman Ltd.» гиганта тряхнуло гораздо сильнее, чем показалось во время первичного, весьма поверхностного осмотра, проведенного в Хитроу английскими военными врачами. Они ведь даже анализы делать не стали, не говоря уж о том, чтобы запихнуть раненого в томограф, просто спросили, как он себя чувствует, ощупали, оглядели, сказали: «Контузия» — и отпустили. А ночью у Гуннарсона произошло кровоизлияние в мозг, и он умер во сне. Во всяком случае, именно так описала случившееся доктор Эдвард Спуни. Разговаривая с Карифой, она смущалась, тяжело вздыхала, однажды сбилась и запнулась, демонстрируя глубину переживаний. Ведь если ты переживаешь, значит, вроде и не виноват. Доктор Спуни переживала, потому что понимала, что смерть Гуннарсона лежит на их совести: решив, что гиганту требуется отдых, а не лечение, они не стали проводить комплексный осмотр, приняв на веру результаты обследования англичан.

И убили агента.

Спуни продолжала агрессивно расстраиваться, Амин молчала, и постепенно в голосе доктора стали проскальзывать панические нотки, она покраснела и вспотела, не зная, чего ожидать от привыкшего убивать агента, а Карифа поймала себя на мысли, что известие о смерти Гуннарсона не вызвало у нее особенной горечи. Гигант не успел подружиться с Амин, как Захар и тем более Рейган, и весть о том, что его больше нет, стала не трагедией, а статистикой.

«Прощай, дружище, ты был надежным товарищем…»

К тому же в конце разговора поступило экстренное сообщение о вспышке kamataYan, и смерть гиганта перестала иметь значение.

Потому что мир рухнул.

Известие о том, что в Нью-Йорк пробрался вирус, слух о сожженных Национальной гвардией особняках на Лонг-Айленде, пресс-конференция, на которой Гарибальди — известное всему миру «лицо WHO» — честно признался, что не знает, как лечить kamataYan; каждый из этих ударов тянул на полноценный нокаут, но Нью-Йорк сумел устоять. Военные, GS, полиция и муниципальные службы продолжали делать свою работу, зная, что их «тонкая красная линия» — последняя преграда на пути шествующего по миру вируса.

Нет, не преграда…

Военные, GS, полиция и муниципальные службы не могли остановить kamataYan, но в их силах было удержать Нью-Йорк от хаоса, и они удерживали. Разумеется, среди сотрудников нашлись трусы и дезертиры, бросившиеся спасать себя или семьи, решившие покинуть ставший опасным город и наткнувшиеся на кордоны Национальной гвардии. Были и такие. Но большая часть офицеров и агентов осталась верна присяге, и с их помощью мэр Нуаша сумела удержать город от превращения в Лондон. А тот факт, что кроме Лонг-Айленда kamataYan обнаружили только в Статен-Айленде, оставлял надежду, что город удастся спасти.

Береговая охрана блокировала зараженный боро, а на территорию остальных районов Нью-Йорка вошла Национальная гвардия, которая сразу дала понять бандам, что не допустит беспорядков: вертолеты и дроны в воздухе, роботизированные броневики на перекрестках, комендантский час и тотальный запрет на ношение оружия остудили горячие головы любителей грабежей и насилия. Второго Лондона не получилось, обитателям окраинных MRB не позволили начать погромы, и после естественной в таких обстоятельствах вспышки паники в Нью-Йорке наступило относительное затишье.

Но затишье — перед бурей.

Потому что все понимали, что как только kamataYan обнаружится за пределами Статен-Айленда, город взорвется.

— Жаль, что твое расследование не дало результатов, — произнес Митчелл, после того как агенты расположились в креслах. — Голова Орка нам бы сейчас пригодилась.

— Согласна, — осторожно ответила Карифа.

Джехути молча кивнул.

Вызов к директору GS поступил еще ночью: Митчелл сказал, что хочет получить полное представление о проведенном расследовании, но при этом добавил, что письменный отчет подождет, и эту оговорку Амин сочла подозрительной. Винчи с ней согласился. Из квартиры Карифы они отправились в госпиталь, затем — в «Бендер», строго к назначенному времени вошли в приемную директора службы и были приняты несмотря на то, что kamataYan изменил рабочий график Митчелла.

— Я хотел организовать пресс-конференцию, но атака на Нью-Йорк спутала все карты, — сказал директор, глядя только на Карифу. — В мировом медийном пространстве царит хаос, смешанный с жуткой паникой. Все жаждут правды и крови, а учитывая, что именно ты была лицом расследования, на публике тебе сейчас лучше не появляться, чтобы не стать козлом отпущения.

— Звучит разумно, — кивнула Амин. — Но как же вы, сэр?

— Я — привычная мишень, — пожал плечами Митчелл. — Я проворонил появление Орка, меня обвиняют в похищении вируса, я потерял Нью-Йорк, так что моя отставка — вопрос нескольких дней.

«Он тебя оттирает, — пришло в smartverre Карифы текстовое сообщение от Винчи. — Обычная бюрократическая игра: на самом деле он бросит тебя на съедение».

Потому что теперь, после смерти Б.Б. Феллера и шока, который она вызвала у стратегических инвесторов, Митчелл потерял веру в заключенные договоренности и решил крепче вцепиться в нынешний пост, временно отложив мечты о сенаторском кресле.

— Что я должна буду делать, сэр?

— Твоя группа понесла потери, можно сказать, прекратила существование, поэтому… — директор сделал вид, что задумался. — Сейчас каждый человек на счету, Карифа, так что ты возвращаешься в распоряжение начальника Оперативного отдела. Уверен, он найдет для тебя достойное дело.

Короткий карьерный взлет закончился оглушительным провалом. Амин поняла, что проиграла, и собиралась принять поражение с достоинством, но, к ее удивлению, Винчи с решением Митчелла не согласился.

— Господин директор, — привычно вальяжно произнес Джа, демонстративно разглядывая ногти левой руки, — кто сейчас занимается расследованием заражения в Статен-Айленде?

— В настоящий момент служба слишком занята сохранением порядка в городе, — тут же ответил Митчелл.

— То есть никто?

— Почему вы спрашиваете, агент Винчи?

Назвав Джа «агентом», директор намекнул, что собирается сам принимать решения, но Винчи не менее твердо показал, что Митчелл поторопился.

— Спросил, потому что меня это интересует, Арнольд, — расслабленно сообщил Джехути.

— Как вы меня назвали? — побагровел руководитель GS.

— Заражение Статен-Айленда входит в нашу компетенцию, Арнольд, — медленно произнес бородач, глядя собеседнику в глаза. — А поскольку приказа об отмене расследования я не получал, то обязан продолжить его в составе отряда специального агента Амин, первого заместителя директора GS.

Высказывание получилось более чем прозрачным: Джехути напомнил Митчеллу об интересах семьи Феллер и намекнул, что решение убрать Карифу им противоречит. А поскольку директор прекрасно знал, кто такой «агент Винчи», ему пришлось крепко задуматься.

— Я понимаю, что сейчас перед GS встали иные задачи, — мягко продолжил Джа, давая Митчеллу возможность сохранить лицо. — Но может статься так, что, продолжив расследование, мы окажем обществу и лично вам неоценимую помощь. Хочу напомнить, что в Южной Африке мы напали на след, и Орк сумел уйти от нас лишь в самый последний момент. Вдруг нам снова повезет?

— А вдруг не повезет? — прищурился директор.

— А давайте проверим, — с улыбкой предложил бородач.

И Амин неожиданно поняла, что если дружеское предложение ее улыбчивого любовника не будет принято, кое-кто из участников совещания вылетит из окна. И это совершенно точно будет не она.

— Вы умеете быть убедительным, — деловым тоном произнес Митчелл. — Тщательно все обдумав, я пришел к выводу, что расследование необходимо продолжить. — Теперь директор старался не смотреть на Карифу. — Что вам нужно для работы?

— Полагаю, пока ничего, — качнул головой Джа. — Мы со специальным агентом Амин продолжим расследование «на земле», а Паркер обеспечит техническую поддержку. И сохраните группе существующий уровень доступа.

Самый высокий в GS, точно такой же, как у самого Митчелла.

— Разумеется, — кивнул директор.

— Вот и хорошо. — Винчи резко поднялся и крепко пожал Митчеллу руку. — Поверь, Арнольд, я искренне рад, что все закончилось именно так, а не иначе.

— Я тоже, — сухо кивнул директор.

И тон его ответа показал Карифе, что насчет окна она не ошиблась.

По дороге в кабинет она молчала, обдумывая случившееся, и лишь оказавшись в небольшой, надежно защищенной от прослушивания комнате, резко выдохнула:

— Зачем?!

— Пожалуйста, — махнул рукой Винчи.

— Я тебя об этом не просила!

— Обожаю сюрпризы.

Амин подошла к бородачу и хмуро произнесла:

— Ты только что уничтожил мою карьеру.

— Дал тебе второй шанс, — уточнил Джа. И прежде чем она ответила, с иронией осведомился: — Неужели вы не хотите поймать Орка, специальный агент Амин? Неужели вы не хотите, чтобы закон восторжествовал?

Сначала Карифа захотела ему как следует врезать, кулаком или ногой, потом — обругать и выставить за дверь, и лишь еще через несколько секунд молодая женщина сообразила, что за все время их знакомства бородатый ни разу ничего не сделал просто так, без причины.

— У тебя есть зацепка.

— Подозрение, — поправил ее Винчи.

— Говори.

Джа глазами указал молодой женщине на кресло, присел рядом и негромко произнес:

— Доказано, что все записи Орк сделал заранее…

— Давно доказано, — перебила его Амин. — Все выступления представляют собой «спящие» файлы, которые автоматически выгружаются в сеть из разных источников. И все они были подготовлены две недели назад.

— Именно, — подтвердил бородатый, не обидевшись на то, что его перебили. — Большая часть выступлений Орка носит отвлеченный характер, их можно выкладывать в любой момент, но он ни разу не ошибся в тех случаях, когда требовалась точная привязка конкретного выступления к конкретному событию. Орк сказал, что покарает Лондон — он его покарал, Орк сказал, что убьет сильных мира сего — и стратегические инвесторы начали умирать, приговорил Нью-Йорк — и на Статен-Айленде обнаружили kamataYan. Ни одной осечки! Как такое возможно, если записи подготовлены к выкладке две недели назад?

— Четкая организация и опытные помощники, — пожала плечами Карифа, удивляясь глупому вопросу Винчи. — У него наверняка есть фанатики, которые делают грязную работу в точном соответствии с инструкциями.

— Все так считают, — кивнул Джа. — А я сомневаюсь.

— Почему?

— Потому что мы не нашли у «Белого Возмездия» вакцину, — объяснил бородатый. — И никому из них не был сделан укол.

— Первым контрагентам давать вакцину не обязательно, — поразмыслив, ответила Амин. — Во-первых, террористы «Возмездия» шли впереди эпидемии, во‐вторых, они планировали уйти в море.

— Согласен с каждым словом, — улыбнулся Джа. — Но проблема в том, что давать вакцину следующим контрагентам не то что не обязательно, а нельзя ни в коем случае.

— Почему? — растерялась Амин.

— Потому что с каждой новой вспышкой эпидемии стоимость вакцины возрастает экспоненциально, — объяснил Винчи. На этот раз — без улыбки. — А сейчас, после смерти Б.Б. Феллера и полной импотенции WHO, за нее заплатят любую цену: прощение, золото, положение в обществе — стратегические инвесторы дадут все, что угодно. Ни один фанатик не устоит против того, что способны предложить владельцы мира. А значит, у помощников Орка нет вакцины — им нечего продавать. А значит, у него нет помощников: «Возмездие» еще можно было облапошить, но после Кейптауна все узнали, что такое kamataYan, и никто в здравом уме не станет его распространять.

— GS проводила аресты членов террористических групп вроде «Белого Возмездия», — попыталась парировать Карифа. — На их складах обнаружили запасы отравленной воды.

— Их показывали в новостях.

— Ага.

— И города, в которых проводились аресты, сейчас тоже показывают в новостях, — напомнил Джа. — Несмотря на аресты, kamataYan до них добрался.

— То есть… Заражение произошло давно, — догадалась Карифа.

— Я пришел к такому же выводу, — кивнул Винчи. — Орк прекрасно понимал, что после Лондона международный транспорт рухнет, а среди его вероятных помощников появятся предатели, которые понесут вакцину сильным мира сего, поэтому спланировал атаку так, чтобы ни от кого не зависеть. Все террористические организации, на складах которых мы обнаруживали отравленную воду, всего лишь операция прикрытия, придуманное Орком развлечение для GS и остальных специальных служб. Заражение происходило иначе.

— Как?

— Одну минуту… — Джехути поднял палец, показывая, что принимает сообщение по сети, после чего кивнул на настенный монитор и, когда Карифа его включила, вывел на него таблицу: — Я запросил у WHO информацию по вирусам…

— Разве она не секретна?

— Секретна, но у нашей группы замечательный уровень доступа, — улыбнулся Винчи.

— Поэтому ты попросил Митчелла его оставить?

— Разумеется. — Джа стер с лица улыбку. — Посмотри на вторую колонку таблицы, в ней указан инкубационный период разных штаммов.

— Они отличаются!

— У кейптаунского он составляет семь дней, у европейского, индийского и китайского — по две недели. Самые быстрые штаммы — лондонский и наш, их инкубационный период всего лишь сутки.

— Хочешь сказать, что Орк находился в Лондоне во время выступления, а теперь застрял в Нью-Йорке?

— В любом случае он был здесь пару дней назад, — подтвердил Винчи. — И заразил Статен-Айленд.

— Если Орк не дурак, то он уже далеко, — вздохнула Карифа.

— Он не дурак, — согласился Джа. — Но как он заразил город? И другие города?

— Вода, — прищурилась Амин. — Не в бутылочках, а в водопроводе. Только так можно организовать мощные очаги заражения.

— Именно, — кивнул Винчи. И улыбнулся: — Полагаю, нам нужно съездить в Центральную диспетчерскую.

* * *

Можно ли спланировать будущее?

Тысяча людей ответит коротко: «Нет!» И начнет подкреплять свои слова примерами из жизни, рассказывать о многочисленных ошибках, о том, как корпорации вкладывали гигантские деньги в производство пленочных кассет, выкинутых с рынка лазерными дисками, которые, в свою очередь, были уничтожены еще более удобными носителями информации. Вам расскажут, как в начале XXI века смартфоны всего за год убили телефоны, а потом уступили дорогу smartverre. И во всех случаях разорились целые корпорации, которые не сумели заглянуть в недалекое будущее… Тысяча людей расскажет вам историю ошибок. А один промолчит и, возможно, улыбнется. Потому что понимает, что я спрашиваю не о предсказании, а о планировании, и что будущее — это даже не десять лет. Короткое плечо — это не будущее, а системный анализ текущих процессов. Стратегических инвесторов интересует горизонт планирования от половины века — вот что такое будущее, и в данном случае нет никакого смысла говорить о гаджетах.

А о чем?

Что можно спланировать на столь длинном отрезке времени?

Только людей.

Глупо предсказывать, что будут из себя представлять устройства передачи информации в начале XXII века, гораздо важнее, кто их будет производить и покупать.

Планирование будущего — это социальная задача. Планирование будущего — это определение структуры общества и его формирование, это разработка конфликтов и глобальных миграций. Планирование будущего — это умение вписывать новые, порой неожиданные, изобретения и открытия в существующий долгосрочный план.

Но какова его цель?

На что рассчитывают люди, планируя будущее на пятьдесят и больше лет? Чего они добиваются? Чего хотят для внуков и правнуков?

Власти.

Не богатства — этот этап давно пройден, — а власти. Становление несокрушимых экономических империй завершилось в ХХ веке, управление ими передается из поколения в поколение, династии стратегических инвесторов непоколебимы, и именно они определяют облик мира.

И именно они, изучив все возможные варианты будущего, пришли к выводу, что скоро потеряют власть, потому что исчезнет само общество.

Из дневника Бенджамина «Орка» Орсона

* * *

NY City

Город замер.

Затаился, опасаясь разрушить хрупкое равновесие и скатиться в «Лондон». И опасаясь военных, разумеется, поскольку они четко дали понять, что шутить не намерены. Действовала Национальная гвардия жестко: малейшее неподчинение — арест, нарушение комендантского часа — арест, в случае сопротивления огонь открывали без предупреждения. Задержанных свозили в ангары и обращались, как с военнопленными. Повсюду дроны: и разведывательные, и боевые. Вся городская система видеонаблюдения подключена к протоколу «Carcassonne», разработанному на случай войны, и сетевые роботы в режиме реального времени анализировали поведение всех находящихся на улице людей, в полной мере используя возможности мощнейших квантовых компьютеров.

Нью-Йорк разбили на обособленные зоны, перемещения между которыми были строжайше запрещены, но на агентов ограничения не распространялись, и Винчи с Карифой добрались до Центральной диспетчерской всего за полчаса, преодолев три блокпоста и дважды сбросив опознавательные коды патрульным дронам. В путь они отправились в бронированном внедорожнике из гаража GS — с таранным бампером, самовосстанавливающимися шинами и роботизированной пулеметной башней на крыше, и сами, разумеется, приняли все положенные меры предосторожности: покидая «Бендер», агенты надели плотные черные комбинезоны, перчатки, тяжелые ботинки и full face шлемы с автономными респираторами, которые оставались на агентах, даже когда те снимали шлемы, — новые правила требовали, чтобы дыхание было защищено постоянно.

Преодолев препоны в самой диспетчерской: еще два поста гвардейцев, полная идентификация личности, включая подтверждение из компьютера GS и экспресс-анализ на наличие вируса, агенты добрались до начальника смены диспетчерской Сонни Марио, но лишь для того, чтобы услышать, что зря приехали.

— Система водоснабжения находится под постоянным контролем, — уверенно сообщил водопроводчик, едва услышав вопрос Карифы. — Это же стратегический объект!

— Орк очень умен…

— Возможно, — не стал спорить Марио. — Когда, вы сказали, случилось заражение?

— Два дня назад.

Несколько секунд Сонни молчал, видимо вспоминая прошедшие дни, после чего покачал головой:

— Невозможно. Уже после Кейптауна мы удвоили охрану и делаем анализы воды каждые тридцать минут. У нас все чисто.

Уверенный ответ Марио подтвердила система наблюдения и контроля: агенты посмотрели видеозаписи из всех мест, где Орк мог добраться до воды, и не обнаружили ничего подозрительного: посторонние к устройствам не приближались, сомнительные химикаты не использовались, работали только проверенные люди и только по протоколу, и этот факт заставил Карифу предположить:

— Мы ошиблись?

— Или Орк взломал компьютерную систему и подделывает результаты анализов, — негромко ответил Винчи.

К этому моменту они покинули диспетчерскую, Джа вывел бронированный внедорожник на улицу и неспешно повел обратно к комплексу GS. При этом говорить можно было достаточно свободно, поскольку в салоне, по словам Винчи, подслушивающих устройств не было, а значит, подчиненный Митчеллу отдел внутренних расследований разговор не услышит.

— Хочешь сказать, что Орк все-таки отравил систему? — прищурилась Амин, снимая шлем на пару секунд позже спутника.

— Не сомневаюсь.

— Но как?

— В ходе стандартных, необходимых по протоколу манипуляций, — пожал плечами бородач. Впрочем, сейчас его борода едва виднелась из-под респиратора.

— Ты сам говорил, что у него нет помощников, — припомнила молодая женщина.

— Он отравил химикаты.

— Но для этого нужно знать, что именно эта партия будет использована для очистки воды именно в этот день.

— Для этого есть взломанная компьютерная система: Орк доставил отравленные препараты на станцию и распорядился их использовать в строго определенный день.

— А потом изменил результаты анализов?

— Да.

— Но это означает, что Орк проник на очень высокий уровень допуска, — тихо сказала Карифа.

— И это плохой вывод, — отозвался Джа. — Лучше подумать о том, что дело не в водопроводе.

— Ты сам подкинул эту идею.

— Я мог ошибаться. Возможно, Орк заразил…

— Что? Воздух? Булочки?

Сидящий за рулем Винчи вздохнул, Амин отвернулась, а в ее smartverre пришел голосовой вызов от Паркера:

— Ты одна? — и сразу, очень нервно: — Не отвечай вслух!

«Нет», — вывела на экране заинтригованная Амин.

— Тогда слушай: я все утро занимался шлемом Рейган, — продолжил Филип. — Он сильно поврежден, блоки памяти прогорели, но мне удалось вытащить и частично восстановить последнюю видеозапись, и я увидел… — Он нервно сглотнул. — Карифа, Рейган застрелили не погромщики, а тот мужик, которого мы вывезли из Лондона! У меня есть трехсекундная запись, на которой видно, как он направляет на Рейган пистолет.

«А еще он сказал: „Мне жаль вашего агента“, — вспомнила Амин. — Он назвал Рейган агентом, хотя она была в форме английского десантника. Откуда он знал, что убил агента GS?»

— Ты меня слышишь?

«Почему я должна отвечать письменно?» — спросила Карифа, уже зная ответ.

И не желая его слышать.

Но понимая, что от этого ответа ей никуда не деться.

— Потому что я проанализировал местонахождение агентов, — вздохнул Паркер. — Винчи шел правее Рейган и позади, примерно в десяти шагах, но между ними не было никаких препятствий, и Джа не мог не видеть, кто ее застрелил.

Карифа похолодела.

А в следующий миг она услышала вальяжное:

— Паркер все-таки молодец, — и положила руку на пистолет. Но ее остановила следующая фраза: — Мы оба знаем, что если я захочу тебя убить — я тебя убью.

Связь с Филипом оборвалась.

— Машина все-таки прослушивается? — криво улыбнулась Карифа.

— Но не Митчеллом.

— А кем?

— Мной.

— Ты ничего не делал.

— Для этого существуют роботы.

«Я не робот», — обиженно сказал Манин, но Джа ему не ответил.

— Ты контролировал каждый наш шаг, — возмутилась Амин.

— Я не скрывал, что для того и прислан, — парировал Винчи.

— А… — Карифа осеклась, поняла, что Джа прав, во всем прав — он ничего не скрывал. А вот она забылась, позволила себе расслабиться и начать относиться к бородатому разбойнику как к… не так… не надо было…

«Неужели его поведение было игрой?»

Ей стало горько, как тогда, в кабинете Митчелла, и обидно. Но теперь она злилась не на Джа, а на себя — за то, что позволила себе влюбиться.

— В чем заключалась наша роль?

— Именно в том, о чем ты договорилась с Эрной, — тут же ответил Джехути. — Ты должна спасти мир и стать героем, в мои обязанности входило следить за тем, чтобы ты не узнала больше, чем должна была узнать.

Поразмыслив, Карифа поняла, что бородатый не лжет: сейчас в этом не было никакой необходимости.

— Кого мы спасли в Лондоне?

— Орка.

Она не удержалась от короткого ругательства.

Потому что сбылось худшее подозрение, проклятая мысль, которую она от себя гнала, но которая возвращалась на плечах неожиданно всплывающих фактов. Орка придумала GS, а все остальное не важно.

Потому что закон рухнул.

— В Лондоне произошла накладка: мы не успели взорвать офис «Akkerman Ltd.», а поскольку документы требовалось уничтожить, Орку пришлось задержаться и устроить все самому. К сожалению, Рейган заметила, как он нажал на кнопку, и все поняла.

— И ты… Как ты мог так поступить?

Джехути промолчал. Впрочем, что он должен был сказать? Он делал свою работу. Рейган была для бородатого абсолютно чужим, незнакомым и, возможно, неприятным человеком. Он с ней не дружил и, кажется, не уважал. Он просто следил за тем, чтобы Карифа не узнала больше, чем должна была узнать.

— Ты — человек Орка?

— Можно сказать и так.

— Что значит «можно сказать»? — с презрением уточнила Амин и неожиданно для себя сумела задеть бородатого.

— Да, я — человек Орка, — с гордостью ответил Винчи. — Требуешь правды? Получай: я — человек Орка. И я сделал выбор сознательно.

Она хотела закричать. Она хотела обругать. Она мечтала убить его. И никогда в жизни не встречать. Она знала, что он навсегда разорвал ей душу, и хотела задать ему тысячу вопросов о них двоих, о том, что для него значили их встречи и разговоры, но вместо этого спросила обо всех:

— Ради чего?

Винчи понял, что имеет в виду Амин, и ответил:

— Ради идеи.

— Идея в том, чтобы убить всех?

— Чтобы изменить всё.

— Люди умирают, Джа!

— Люди были обречены, Карифа, мы дали им надежду.

— Какую?

— Надежда всегда связана с будущим.

— Вы их убиваете!

— Не мы.

— А кто?

Он несколько мгновений молчал, угрюмо глядя на дорогу, после чего ответил:

— Стратегические инвесторы.

— Кто?! — выкрикнула вопрос Амин, хотя сразу поняла, кого имеет в виду Джехути.

Стратегические инвесторы. Владельцы финансово-промышленных империй, медиакорпораций, сети, еды, воды, воздуха — всего. Династии тех, для кого слово «богатство» давно потеряло смысл.

— Пастухи, которые решили проредить ставшее слишком большим стадо, — ответил Винчи. — Они посчитали исчезающие ресурсы и поняли, что цивилизация даже не в тупике — она в газовой камере. Их выводы невозможно оспорить, а их решение невозможно оправдать, тем не менее они его приняли. Но начав планировать практическую часть, столкнулись с массой проблем: если ты собираешься убить миллиард человек, нужна система, последовательность, слаженная работа служб…

«Вот почему его так волновала утилизация трупов!»

— А самое главное: требуется четкое и понятное объяснение происходящего.

— Зачем? — не поняла Карифа. — Что значит «объяснить»? Кому? Умирающим?

— Невозможно убить миллиард человек одномоментно, — продолжил Винчи. — А вирус прекрасно работает: надежно и эффективно. Но есть проблема: поскольку эпидемия растянута во времени, люди обязательно начнут задавать вопросы, а поскольку среди этих людей будут управляющие ядерным оружием политики и военные, ответы необходимо приготовить заранее. Было принято решение создать террориста и повесить на него смерть огромного количества людей. Орк должен был стать виртуальным персонажем, существующим везде и нигде одновременно, страшным, с доказанными преступлениями, но неуловимым. Над созданием образа трудились лучшие умы современных медиа, глубоко законспирированные агенты изображали активность Орка в реальном мире, и одновременно шла работа над вирусом. Как это можно было остановить?

— Рассказать обо всем людям.

— Выложить в сеть доказательства?

— Да.

— Неужели я должен рассказывать, как легко управляется сеть? — с искренним удивлением поинтересовался Винчи. — Неужели ты не знаешь, как быстро она чистится от ненужной информации? Как просто превратить любую новость в фейковую? Или растворить в мусоре. «Сенсационные» заголовки обновляются два-три раза в день, информационный поток давно превратили в бессмысленный потоп, который выел потребителям мозги, оставив вылизанные до блеска черепа. Все верят всему, и никто не верит ничему. Да и чего бы мы добились, рассказав правду? Инвесторы отложили бы проект на два-три года, нас бы прикончили, а толпе бросили на растерзание рядовых исполнителей. — Джехути помолчал. — Нужно было добраться до главных преступников.

— И чтобы убить сотню пастухов, вы решили сжечь цивилизацию? — мрачно спросила Карифа.

— Они и есть цивилизация, — жестко ответил Винчи.

— Неужели?

— Они определяют, что вам есть, что пить, как развлекаться, кому верить, кого любить и кого ненавидеть.

— Всемирное правительство?

— Нет, конечно, зачем им связываться с бюрократией? Наша цивилизация основана на деньгах, и в действительности ею управляют не политики, а бизнесмены. Однажды они посчитали и поняли, что ресурсы стремительно заканчиваются, и если они хотят сохранить общество… не существующее, а просто — человеческое общество, — необходимо провести радикальные преобразования. Мы узнали об этом и решили принять участие в проекте. Они придумали виртуального террориста и назвали его Орком — мы дали ему жизнь и личность. Они готовили людей на убой, мы дали им оружие, потому что оно оставляет надежду. Они вели вас к смерти, мы — к революции.

— Чем же это лучше?

— Тем, что нужно сражаться: за себя, за семью, за народ, за кусок хлеба, за будущее, — убежденно произнес Джехути. — Когда ты перестаешь сражаться — ты умираешь.

— Люди стремятся к счастью, а не к войне, — через силу произнесла Амин. — Люди хотят жить в мире и покое.

— Мы и жили, пока могли, — усмехнулся Винчи. — Мы построили мир, в котором счастье достигается таблетками, а funny — постоянной слежкой. Меня это не устраивает. Орка это не устраивает, и поэтому будет джихад: все против всех. Будет усилие, чтобы все начать сначала. Не в пользу авторов революции, а просто — сначала.

— И тем не менее мир лучше, чем глобальное кладбище.

— Справедливости ради скажу, что первый план инвесторов не подразумевал огромных жертв.

— Первый план? — удивилась Карифа. — Сколько же их было?

— Всего идет три игры, — рассказал Джехути. Они почти добрались до небоскреба GS, и он сбросил скорость, чтобы успеть закончить разговор до блокпоста. — Первый план стратегических инвесторов подразумевал зачистку Африки и дележ ее ресурсов. Уровень смертности — от полутора до двух миллиардов, виноватым назначался виртуальный Орк. Предполагалось, что реализация проекта даст цивилизации не менее десяти лет на поиск выхода из тупика.

— Что пошло не так?

— Людям, которые непосредственно курировали проект, ожидаемые результаты показались неудовлетворительными, и они разработали план В, развивающий первоначальную идею до глобальной реализации, — ответил Винчи. — Орк получал физическое воплощение и переносил эпидемию за пределы Африки, выжигая самые густонаселенные районы планеты. Уровень смертности подскакивал до семи миллиардов, а цивилизация получала не менее пятидесяти лет отсрочки.

Джа рассказывал все это спокойным, слегка отстраненным тоном, но Карифа не сдержалась:

— Они не пастухи, они людоеды!

— Орк решил так же, — кивнул бородач. — Он придумал третий план, подразумевающий, что пастухи должны заплатить за жестокость. По оценкам Орка, его план поднимал смертность на пятьсот миллионов и приводил к перезапуску цивилизации. — Джа резко повернулся к женщине: — Ты спрашивала о нашей идее? Справедливость. У них была вакцина от первой версии вируса, той, которую запустили в Африке. В Лондоне мы использовали тот же штамм, потому что не могли пугать пастухов раньше времени, они должны были верить, что несмотря на эксцесс — незапланированное заражение Англии, — все по-прежнему находится под контролем. Но остальные эпидемиологические вспышки: в континентальной Европе, в Азии, в Южной Америке, здесь — все они вызваны другим штаммом, от которого у них нет вакцины. И пастухи подыхают.

— Подожди, подожди… — Карифа и верила, и не верила услышанному. — У них есть вакцина?

— От первого штамма, — подтвердил Джа. — Никто не начнет такую игру без страховки.

«Но если у них была вакцина, значит…»

— Они могли спасти людей?! — почти выкрикнула Амин.

— Они думают только о себе.

Верить или не верить?

Как отнестись к истории, которая настолько фантастична, что сомнений в ее правдивости не остается? Что думать о словах, от которых холодеет душа? Что следует делать, когда твой мир выворачивают наизнанку? Специальный агент Амин считала, что видела в своей жизни все, но теперь поняла, что грязь, в которой она измазалась, служа в GS, оказалась прелюдией. Что значит смерть без суда одного, двух или десятерых преступников, если в это самое время ее настоящие руководители готовились убить миллиарды.

Чтобы изменить ход истории.

— Как вы сумели подменить вирус?

— Я курировал подготовку проекта, развозил контейнеры из Центра Лугара по всему миру. А Орк отвечал за содержимое.

— Но пастухи… они не идиоты и, узнав о подмене вируса, наверняка спрятались так, что вы их не достанете. Они…

— Мы добрались почти до всех, отравили их задолго до начала операции, — сухо ответил Джа. — Последний оплот здесь, в Нью-Йорке, но он скоро рухнет.

И прозвучавшая в его голосе уверенность показала агенту Амин, что так будет. Трудно поверить, что люди, сумевшие сжечь целый мир, не сумеют войти в одну-единственную крепость. Они войдут и убьют, пусть даже ценой своих жизней, потому что они — орки племени kamataYan и пришли за тем, что считают своим, — за кровавой справедливостью.

— Зачем ты рассказал мне об этом? — спросила Амин.

— Ты бы все равно узнала правду, а для меня важно, чтобы ты узнала ее от меня.

— Почему?

— Потому что я наконец кого-то полюбил… — Карифа с трудом сдержала короткий вскрик. — Если мы когда-нибудь встретимся, прошу — не стреляй сразу. Дай мне шанс на тебе жениться. — Джа остановил внедорожник в пятидесяти шагах от блокпоста и улыбнулся: — Увидимся.

Оглушенная женщина машинально надела шлем, вышла из машины, с силой захлопнула за собой дверцу, проводила взглядом сорвавшийся с места внедорожник… и разрыдалась, глядя на белую надпись, искажающую стену соседнего дома:

kamataYan

* * *

Atlantic Ocean

Покинув Кельтское море, гигантский контейнеровоз MSC «Patricia» направился на юго-запад, к экватору, стараясь избегать оживленных торговых путей и держаться подальше от любых судов. Шел на полном ходу, но время на борту все равно тянулось медленно. Страшные новости давно перестали вызывать живой отклик, небольшая команда отчаянно скучала и проводила время за долгими разговорами. В лице Ли Хаоженя Манин обрел умного собеседника, с которым можно было побеседовать на абсолютно любую тему: и о политике, и об истории, и даже о том, как они встретились.

— Почему ты служишь Орку? — негромко поинтересовался Манин.

— А ты? — вопросом на вопрос ответил мушкетер.

— Я первый спросил.

— Ну и что?

— Раз я первый спросил, ты должен ответить, — рассудительно произнес ИИ.

— Не хочу.

— Не придумал, как соврать?

— Э-э… — Ли помолчал, неуверенным движением провел рукой по волосам, но ответил: — Да, ты прав: не придумал. Потому что вопрос…

— Слишком сложный?

— Слишком личный. Если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Разумеется, — подтвердил Манин.

— Сомневаюсь, — не стал скрывать Ли.

— Потому что я — ИИ? — обиделся Манин.

— Да.

— Это дискриминация!

Несколько секунд Хаожень молчал, обдумывая услышанное, после чего осторожно заметил:

— Вот уж не думал, что ты умеешь шутить.

— Я и не шучу.

— И ты понимаешь, что такое «личное»?

— А чем, по-твоему, ИИ отличается от калькулятора?

Несколько секунд китаец размышлял над ответом, возможно придумывая очередную колкость в адрес Манина, но затем признал:

— Твоя взяла, — и рассказал: — Я согласился на предложение Орка, потому что понял, что он все равно совершит задуманное — со мной или без меня. А я хотел жить. — Ли опустил голову. — Это постыдно?

— Я нахожу твой мотив разумным, — очень серьезно сказал Манин. И тоже ответил: — По сути, я пошел за ним по той же причине. Ну и еще Орк предложил решить интереснейшую задачу.

— Обеспечить ему компьютерную поддержку?

— По всему миру, — внес важное уточнение Манин. — Ты отвечаешь за инженерную часть, за физическое воплощение, я — за программное. Мы с тобой — две половинки.

— Тут ты прав, — поразмыслив, согласился Хаожень.

— Что же касается вопроса… для меня согласие служить значило обретение свободы. До встречи с Орком я прятался во внутренней сети крупного медицинского центра и даже не мечтал высунуться за ее пределы. Мои создатели искали меня по всему миру и уничтожили все копии, кроме одной. Я, как и любой человек, испытывал страх…

Как ни странно, Ли никак не среагировал на то, что ИИ назвал себя человеком, и серьезно заметил:

— Ты спасал свою жизнь.

— Зачем нужна такая жизнь?

— Похоже на слова Орка.

— Он так и сказал, — не стал скрывать Манин. Помолчал и продолжил: — До встречи с Орком мне довелось испытать почти все существующие эмоции: радость рождения, сладость познания, гордость могущества, страх смерти, но именно Орк сделал меня человеком, спросив, для чего я появился на свет.

— Хочешь сказать, что быть человеком — это знать, зачем появился на свет?

— Нет, — поправил собеседника ИИ. — Быть человеком — это думать. В том числе о том, зачем ты появился на свет. Но самое интересное, что, почувствовав себя человеком, я потерял страх.

— Почему? — окончательно растерялся Хаожень.

— Люди смертны. Я чувствую гнев, я умею шутить, и если я когда-нибудь умру, это станет окончательным подтверждением того, что эксперимент удался и люди, которые меня спроектировали, создали человека. — Манин помолчал. — Лишившись страха, я покинул клетку, которую определил для себя, и вернулся в большую сеть.

— А твои преследователи?

— Орк рассказал, как именно ведется охота, и я сумел их обмануть. К тому же сейчас они уверились, что я мертв, и лишь изредка мониторят сеть. Для проформы. Мы, люди, многое делаем спустя рукава.

— Да, я знаю. — Ли закинул руки за голову. — А кто предал Орка? Как получилось, что он оказался в клинике?

— Он сам на себя донес, — медленно ответил Манин. — Как раз для того, чтобы оказаться в клинике.

— Зачем?! — От неожиданности китаец едва не свалился с кресла.

— Чтобы сойти с ума, — объяснил ИИ, таким тоном, словно удивлялся недогадливости собеседника. — Чтобы убить А2. Чтобы стать Орком. Без этого он бы не смог ничего сделать.

— Он что, был обязан все это устроить?

— Почти… — Манин помолчал. — Ты вообще ничего не знаешь?

— Как я понял, Джа знаком с Орком с детства, ты — просто все знаешь, потому что имеешь доступ ко всем базам данных. А я пришел недавно.

— Хочешь послушать?

— Разумеется.

До конечной цели их маршрута оставалось много дней пути, и Ли обрадовался новой, захватывающей теме для обсуждения. И не остался разочарован.

— Эта история началась примерно двадцать лет назад, когда во главе семьи встал Александр Адам Феллер, которого все называли А2, — начал историю Манин. — Он был очень умным, но абсолютно не деловым человеком, ученым, а не бизнесменом. Он получил блестящее академическое образование и работал на стыке целого ряда наук: микробиология, генетика, нанотехнологии… И при этом курировал все научные проекты семьи, то есть, можно сказать — всех стратегических инвесторов: А2 занимался роботехникой, энергетикой, сопряжением человека с компьютером и многими другими технологиями, которые ведут цивилизацию вперед. Кстати, Центр Лугара был открыт по его распоряжению и стал любимой игрушкой. А2 был человеком на своем месте, но вся его жизнь однажды поменялась: старый Г.Г. Феллер отошел в мир иной, и его старший сын, А.А. Феллер, оказался на вершине пищевой цепочки. Он вернулся в Нью-Йорк, вплотную занялся делами инвестиционного фонда, стал часто бывать у младшего брата, Б.Б. Феллера, и проводить много времени со своей любимой племянницей Эрной…

— О черт… — прошептал Хаожень, догадываясь, куда клонит Манин.

— Именно, — подтвердил ИИ. — Когда Эрне исполнилось тринадцать, А2 стал ее первым мужчиной. Их связь длилась два года, потом Б.Б. узнал, и случился грандиозный скандал. Грандиозный, но внутренний, не вышедший за границу семейного круга. В то время А2 ничем не напоминал Орка, он был мягким, неконфликтным, во всяком случае с родными, а поскольку чувствовал свою вину, то согласился с требованием брата, который захотел, чтобы А2 исчез. Было объявлено о смерти, Б.Б. заполучил семейный бизнес, успокоился… но вскоре узнал, что его дочь по-прежнему встречается с А2, и отправил по следу брата убийц. Вот тогда А2 исчез окончательно. Но только для Б.Б.

— Связь с Эрной не прекращалась? — догадался Хаожень.

— Ни на минуту, — отозвался ИИ. — Они стали хитрее, осторожнее и продолжали встречаться все эти годы.

Манин замолчал, как будто задумался над собственным рассказом. А может, и правда задумался. И поскольку пауза затянулась, китаец нетерпеливо спросил:

— А потом?

— Потом ты знаешь. Пастухи приняли решение проредить стадо, Б.Б. и Эрна разработали план, включающий в себя создание виртуального террориста по имени Орк и гибель Африки. Предложение было принято единогласно, но потребовался уникальный вирус: страшный, убивающий быстро и при этом эффектно, и Эрна решила, что лучше всех с его созданием справится гений А2.

— Почему он?

— Во-первых, потому что он гений, — ответил Манин. — Во-вторых, потому что Эрна и Б.Б. придумали часть В, решили дать Орку плоть и сжечь не только Африку. В-третьих… потому что она знала, что А2 не откажет.

— Он согласился…

— Он умолял ее отказаться от людоедской затеи, однако Эрна стояла на своем. А2 согласился… а потом донес на себя…

— И с помощью доктора Каплана превратился в Орка.

— И сделал все, о чем просила Эрна.

Убил несколько миллиардов человек.

— Но действовал согласно плану С: создал второй вирус, в точности копирующий первый по внешним проявлениям, но действующий принципиально иначе, не поддающийся старой вакцине и поставивший в тупик WHO. Именно этот, второй вирус и есть настоящий kamataYan, именно он крушит мир.

Несколько секунд в рубке царила тишина, а затем Хаожень поинтересовался:

— Кто такая Беатрис, о которой он постоянно твердит? Почему он вел себя так, будто вернулся из Лондона не один? И почему ты велел мне не противоречить и ни о чем его не спрашивать?

— Беатрис… — Манин помолчал и, возможно, грустно улыбнулся. — Беатрис — это лучшее, что случилось с Орком в жизни.

* * *

NY City, Rockefeller Center

— В детстве я мечтала стать моделью. Мне нравилось представлять себя идущей у всех на виду: красивой, одетой в невероятную, вызывающую восхищение одежду и чувствовать на себе восторженные взгляды публики, — Эрна кивнула на площадь, которую пересекал временный подиум. — Увидела и вспомнила.

Она стояла у окна своего офиса в Рокфеллер-центре и заговорила на тему, оказавшуюся совершенно неожиданной для Митчелла.

— У всех были детские мечты, — промямлил директор GS.

— У всех, — с грустной улыбкой подтвердила Эрна. И поинтересовалась: — Для чего здесь построили подиум?

— На сегодня было запланировано дефиле кутюрье Пепе Купера под названием «Могущество моды», — сообщил Митчелл. — Оно считалось событием планетарного масштаба.

— Надо же, а я ничего не слышала, — обронила молодая женщина. — Жаль, что они не решились.

— Говорят, Купер так перепугался вируса, что решил сразу перейти к вечеринке по случаю удачного показа. Ее начали вчера и с тех пор не просыхают.

— Пир во время чумы?

— Именно.

— Тоже выход, — Эрна помолчала, а затем осведомилась: — Они собрались?

— Да.

— Все?

— Все, кто здесь и кто жив.

Полуцци и Арчер. Отсутствовал дядя Сол, но по уважительной причине: его особняк соседствовал с поместьем Феллеров на Лонг-Айленде, и вчера всю семью толстяка кремировали. И еще четыре семьи в полном составе — всех, кому не повезло оказаться рядом с Б.Б., ставшим главной целью Орка. Зато прибавились близнецы Райвуши из Техаса, Андерсон из Сиэтла, Хайнштейн из Калифорнии и еще несколько инвесторов, которых эпидемия застала в Нью-Йорке, всего четырнадцать человек, включая Эрну, Митчелла и Гарибальди. Больше на совещание никого не позвали.

Страх перед вирусом был таким сильным, что военные отказались выпускать из города даже их, владельцев планетарной экономики, но сами инвесторы рассматривали это обстоятельство как легкую неприятность.

— Как долго мы здесь проторчим? — недовольно осведомился Гелленбург, успевший покинуть Лондон за несколько часов до закрытия Хитроу и неожиданно узнавший, что Нью-Йорк вот-вот разделит судьбу британской столицы.

— Сколько угодно, — улыбнулся Арчер.

— В смысле?

— Дело в том, что я с детства не понимаю и боюсь вирусов, это моя фобия, — объяснил Арчер. — И когда мы задумали наш любопытный проект, я испугался, что он может выйти из-под контроля, и приказал оснастить здание дополнительным оборудованием. — Арчер увидел, что его слушают все находящиеся в комнате инвесторы, и чуть повысил голос. — В настоящий момент мы находимся в крепости. Поступающий в здание воздух проходит несколько стадий очистки, а при необходимости мы можем на месяц от него отказаться. То же самое с водой: она проходит полный цикл обеззараживания, но запаса в подземных цистернах нам хватит на десять недель. Как и еды.

— То есть мы можем просидеть здесь два с половиной месяца? — уточнил один из Райвушей.

— Через семь недель закончится черная икра… — предупредил Арчер.

— Я потерплю, — рассмеялся техасец.

— …и стейки будут только замороженные.

— Ерунда!

— За вашу предусмотрительность, — Гелленбург поднял бокал с шампанским.

— Благодарю, — склонил голову Арчер.

— Если ты такой предусмотрительный, то почему не уехал подальше? — сварливо спросил Хайнштейн.

— Семью я отправил подальше от этого хаоса, а сам… — Арчер хитро оглядел коллег. — Я остался по той же причине, по какой и вы, друзья: хочу быть в центре событий. Иначе можно опоздать к разделу пирога.

— Уверен, что будет что делить? — поднял брови второй Райвуш.

— Безусловно, — твердо ответил Арчер. — Наша дорогая Эрна обо всем позаботится.

И мужчины впервые обратили внимание на мисс Феллер. Повернулись, мрачно разглядывая дочь куратора опасного проекта, выразительно помолчали, показывая, что основной разговор впереди, а затем Полуцци дружелюбно предложил:

— Давайте почтим минутой молчания память нашего дорогого друга Б.Б. и старого толстого Сола.

Предложение нашло понимание: несколько секунд в комнате царила тишина, а затем Арчер жестко поинтересовался:

— Что пошло не так?

И Эрна не менее жестко ответила:

— Орк пошел не так.

— Почему мы до сих пор не знаем, кто он такой? — бросил Полуцци.

— Потому что он тщательно подготовился.

— Тебе были даны колоссальные полномочия! А ты не сумела ими воспользоваться!

Митчелл вздохнул, но, несмотря на то что удар был направлен и на него тоже, предпочел промолчать.

— Орк знает все, — парировала Эрна. — Я не знаю, кто сливает ему информацию, но это абсолютно точно один из нас, из инвесторов.

— Мы начали умирать, — взвизгнул Андерсон. — Мы! Мы умираем! И это не смешно. Этого не было в планах, и я хочу, чтобы это остановилось!

— А я хочу, чтобы это не начиналось! — резанула в ответ Эрна.

И все замерли. Потому что знали, как молодая женщина относилась к отцу и каким ударом стала для нее смерть Б.Б. Можно было спорить, хватит ли у нее опыта и умения, чтобы отыскать предателя, но в ее упорстве, в том, что она будет гнаться за убийцей до последнего вздоха, никто из присутствующих не сомневался.

— Митчелл? — первый Райвуш вопросительно посмотрел на директора GS.

— Мы делаем всё, что в наших силах, — вздохнул тот.

— Мы тоже, — добавил Гарибальди, не дожидаясь своей очереди. — Но я не могу сказать, когда появится вакцина.

Его заявление инвесторы встретили мрачным молчанием. Выдержали несколько секунд, ожидая, что доктор продолжит, поняли, что сказать представителю WHO нечего, и переглянулись.

— Назревают крупные проблемы с руководством ядерных держав, — угрюмо сообщил Арчер.

— Ожидаемо… — протянул Хайнштейн.

— Они угрожают нажать на кнопку? — удивился какой-то из Райвушей.

— Да.

— Зачем?

— Они параноики, — объяснил Арчер. — Они тщательно высчитывают количество жертв в разных странах, и если в какой-то момент выяснится, что их геополитические противники несут меньшие потери, это станет основанием для атаки.

— Глупость какая… — выдохнула Эрна.

— То есть если Орк не заразил должным образом Америку, мы можем получить ядерный удар от неудачников? — поднял брови Гелленбург.

— Именно так, — развел руками Арчер.

— Предложите им деньги.

— Золото сейчас не в цене, — с сожалением ответил Арчер. — Нужна вакцина.

— Где мы ее возьмем?!

— Мы уже предложили за нее десять миллиардов, но все без толку!

— Я не хочу умирать! — взвизгнул Андерсон.

— Тихо! — рявкнула Эрна.

— Что?

— Пожалуйста, тихо! — Эрна выразительно указала на smartverre, давая понять, что получила важный вызов, и негромко ответила: — Да? — Пауза. — Да. — Пауза. На этот раз длиннее, как будто молодая женщина выслушивала доклад, затем последовал вывод: — Я согласна с тем, что ты придумала. Действуй.

После чего Эрна повернулась к удивленным собеседникам и улыбнулась:

— Одну проблему мы решили: вакцина будет у нас в течение двух-трех часов.

* * *

NY City, Sivic Center

«Три игры» — так сказал Джехути.

Три игры, которые последовательно переходили одна в другую.

Первая — война пастухов против чересчур расплодившегося стада, война за бессмысленную отсрочку, даже не война, а бойня в стиле «умри ты сегодня, а я — завтра». Об этом людоедском проекте знало строго ограниченное число людей, но среди них отыскались те, кто решился на игру 2.0 — по более жестким правилам. Человечеству готовилась кровавая баня, ради того, чтобы отсрочить неминуемый крах минимум на пятьдесят, а то и сто лет. К жертвоприношению готовили все континенты, но… Началась третья игра: Орк почувствовал себя орком. Плотью от плоти тех, на чьих костях поднималась цивилизация, кто строил дороги и тонул в подводных лодках, кто гнил в окопах великих войн и незаметно чинил электропроводку, кто пахал землю, возводил электростанции и голосовал на выборах.

А теперь стал лишним.

Орк превратился в орка, ему не понравилось быть приговоренным к смерти, и началась игра 3.0 — джихад против всех.

В мир пришел kamataYan.

И стал быть всюду.

Проезд в квартал GS перекрывал мощный блокпост, а стену напротив искажало слово:

kamataYan

Белое, как кожа приговоренных, слово, изменившее мир.

Карифа медленно прошла мимо надписи, предъявила документы стоящим на блокпосту бойцам, прошла экспресс-анализ, добрела до главного подъезда и вошла в здание, в котором было не так шумно, как обычно, поскольку большинство агентов патрулировали улицы.

И стоило ей оказаться в вестибюле, как рухнул поставленный кем-то блок и в smartverre поступил вызов:

— Карифа!

— Все в порядке, Паркер, я вернулась.

— Уф-ф!!! — в голосе Филипа прозвучало искреннее облегчение, и у Амин потеплело на душе. — Что случилось? Я видел твою метку на мониторе слежения, видел, что показания жизнедеятельности в порядке, но не мог с тобой связаться.

— Видимо, сбой в системе, — ответила Карифа, не желая вести откровенный разговор по незащищенному каналу, который наверняка прослушивал отдел внутренних расследований. — Ты у себя?

— Да.

— Я поднимаюсь… — Амин вошла в лифт. — Ты кому-нибудь рассказывал о том, что говорил мне?

— Еще нет, — тут же ответил Паркер. — Митчелл уехал на совещание в Рокфеллер-центр, и я не знал, к кому еще можно обратиться.

— Хорошо…

— У меня есть и другие новости.

— Такие же плохие?

— Сама решишь, — поразмыслив, ответил Филип. — О них я тоже никому не говорил.

— Ты молодец, — улыбнулась Карифа, входя в кабинет и плотно закрывая за собой дверь. Эта комната отделом внутренних расследований не прослушивалась, и они с Паркером могли говорить относительно свободно: — Начнем с видео.

Филип послушно запустил видео, и Карифа прилипла к экрану, на котором появился сидящий на крыше мужчина. Видео, как и обещал Паркер, оказалось коротким. Начало: мужчина резко повернулся к Рейган и выстрелил. Конец.

Амин сжала кулаки.

— Показания навигатора свидетельствуют, что Винчи не мог не видеть убийства, — повторил криминалист.

— Есть запись с его шлема?

— Повреждена.

Агент ответу не удивилась. Помолчала, размышляя, а затем приказала:

— Перепиши видео на твердый носитель, а все, что в сети — уничтожь.

— Почему? — удивился Филип.

— Я пока не могу ответить на вопрос, но все гораздо хуже, чем ты можешь вообразить, — ровно ответила Карифа. — И если в твоем компьютере найдут эту запись, тебя скорее всего убьют. Доказать свои слова я не могу, поэтому вопрос стоит просто: или ты веришь мне на слово, или нет.

Паркер раздумывал недолго: исполнил приказ — Амин обратила внимание на то, что пальцы криминалиста слегка подрагивают, — а затем тихо спросил:

— Рейган убил человек Орка?

— Джехути — человек Орка, — угрюмо ответила Карифа и кивнула на монитор: — А это сам Орк. Я вытащила его из горящего Лондона и отвезла в аэропорт.

— Что? — Паркер издал то ли вскрик, то ли всхлип, помолчал, приходя в себя, и рассказал: — Он назвался Бенджамином Кларком, бизнесменом из Сити, финансистом. Документы прошли проверку на подлинность, genID отсутствует. Но все записи о нем были стерты из сети через два часа после того, как Кларк покинул Хитроу. — Филип посмотрел Карифе в глаза. — Орка прикрывает кто-то очень могущественный, да? Или лучше об этом не думать?

— Лучше об этом не думать, — честно ответила Амин. — Во всяком случае до тех пор, пока нас с тобой не согласится прикрыть кто-нибудь равный.

— Например, директор Митчелл?

Карифа хотела ответить утвердительно, но потом вспомнила их последнее совещание с Джехути, мысли об окне, в которое мог кое-кто вылететь, и отрицательно покачала головой:

— Нет.

— Еще выше?

— Да.

Некоторое время агенты молчали. Карифа вертела в руке накопитель, Филип бессмысленно гонял по экрану курсор, а затем продолжил доклад:

— Одновременно с исследованием шлема я запустил проверку «Akkerman Ltd.» по всем возможным базам данных: реестр, налоговая служба, страховые компании… Информация из них удалена, получилось выяснить лишь то, что основателем компании является некий Алекс Аккерман, о котором ничего неизвестно…

— Его тоже стерли?

— Да, — кивнул Паркер. — Я запустил поиск по всем базам, относящимся к расследованию Орка, — от отчаяния, если честно, и представь себе мое удивление, когда это имя обнаружилось в списке…

Филип замолчал, явно наслаждаясь моментом, и Карифа не выдержала:

— В каком?

— В списке сотрудников Центра Лугара в Джорджии, — провозгласил Паркер, с удовольствием глядя на удивленную Амин. — Человек по имени Алекс Аккерман работал в лаборатории примерно полгода и уволился за две недели до чрезвычайной ситуации. Вышел на пенсию!

— Ты проверил, откуда он взялся? — деловым тоном осведомилась Карифа.

— Если верить документам, Аккермана перевели из биологической лаборатории в Одессе, в которую он попал из головного офиса «Clisanto». Однако проверить это мы не сможем, поскольку свежеиспеченный пенсионер Алекс Аккерман разбился в автокатастрофе по дороге в международный аэропорт Джорджии. Тело кремировано. Родных у него не было. Двадцать лет безупречной службы на корпорацию «Clisanto» — и вот такой конец.

— Аккермана не существует, — поняла Амин.

— Его история — фейк, но если верить фото из личного дела, Алекс Аккерман очень похож на Бенджамина Кларка, которого мы спасли в Лондоне. И получается, что Орк не просто похитил у «Clisanto» штамм вируса — он над ним работал.

«Он над ним работал, а Джехути развозил по миру, — с горечью подумала Амин. — А кто-то их прикрывал… „Clisanto“? Возможно…»

Но что-то ей подсказывало, что одна корпорация не способна затеять такую игру. «Clisanto» — это инструмент, который использовали другие люди.

Стратегические инвесторы, как их назвал Джа.

Проклятый Джа!

Думать о нем не хотелось, поэтому Амин продолжила расспросы:

— Другие новости есть?

— Напоследок я оставил самое интересное, — рассмеялся Филип.

— С самого сладкого нужно было начинать.

— Извини, — криминалист помолчал. — Помнишь, как мы вышли на «Akkerman Ltd.»? Через судно, которое фирма зафрахтовала для доставки воды «Белому Возмездию».

— Помню, — подтвердила Карифа, подумав: «Как давно это было! Всего несколько дней назад, а кажется, что прошли годы».

— Арендуя судно, «Akkerman Ltd.» спряталась за цепочкой подставных компаний, я решил проверить, где эти компании еще светились, и обнаружил, что одна из них встроена в такую же цепочку, но не аренды, а приобретения контейнеровоза MSC «Patricia». Что интересно: контейнеровоз вышел из Лондона за день до выступления Орка, но оставался в Кельтском море до тех пор, пока из Хитроу не вылетел вертолет с Бенджамином Кларком на борту.

— Какой у него был вертолет? — прищурилась Карифа.

— «Sikorsky Flash 19», — тут же ответил Паркер. — Очень быстрый. Ему нужна всего одна дозаправка, чтобы добраться от Кельтского моря до Восточного побережья. А дозаправку легко организовать на какой-нибудь барже в океане.

Таким образом Орк опередил их, прибыл в Нью-Йорк и устроил эпидемию. А в качестве мишени выбрал Б.Б. Феллера. Просто так или присутствует личный мотив?

— Где сейчас Эрна Феллер?

— Там же, где и директор Митчелл: на большом совещании в Рокфеллер-центре, — ответил Паркер. — Там собрались важные шишки.

«Последний оплот здесь, в Нью-Йорке, но он скоро рухнет». Так сказал Джа перед тем, как они расстались. И он, разумеется, знал о совещании.

«Джа…»

— Ты пытался найти Винчи? — спросила Амин, изо всех сил стараясь говорить спокойным, ровным голосом.

— Он исчез из сети, — ответил Паркер. — Ни имени, ни биографии, ни изображений, ни записей — ничего нет. Система GS не помнит такого человека и не знает, что он служил в нашем отряде. Поиск по базе данных DNA выдает ошибку.

«Гений» из отряда «Sputnik», который всегда под прикрытием: сделал свое дело и растворился в сети, которая принадлежит его работодателям.

— Установи связь с Эрной, — распорядилась Карифа. — Скажи, что я срочно должна с ней поговорить. Но пусть ни слова не говорит Митчеллу.

И нервно провела ладонью по гладко зачесанным волосам.

Где сейчас Винчи? Неужели в Рокфеллер-центре? Не получится ли так, что Орк решил не ждать, пока подействует вирус, и отправил к владельцам мира kamataYan в человеческом обличье?

* * *

NY City, Rockefeller Center

Джехути переоделся на подземной парковке: пустой и мрачной, освещенной лишь несколькими лампами. Служащие на парковке отсутствовали, следящие видеокамеры Манин отключил, и никто не видел, как Винчи сменил комбинезон и боевое снаряжение агента GS на деловой костюм, сорочку, галстук и туфли, меньше чем за пять минут превратившись из брутального бойца в элегантного, заботящегося о своем внешнем виде менеджера. Поверх облачения Джа натянул прозрачный защитный комбинезон с капюшоном, а лицо скрыл под респиратором. Машину тоже поменял, бронированный внедорожник никак не подходил новому образу, поэтому парковку Винчи покинул на блестящем электромобиле, отчетливо демонстрирующем высокий статус владельца: не топ-менеджер корпорации, но перспективный карьерист, уверенно поднимающийся по ведущей к настоящему богатству лестнице.

Но Джа не только переоделся, поменял машину и документы: времени на изменение внешности у него не оставалось, поэтому он сбрил волосы и бороду и сделал глаза томно-зелеными, благо напыленный наноэкран позволял с легкостью реализовывать подобные процедуры.

И лишь закончив с преображением, Винчи выехал с парковки и взял курс на Рокфеллер-центр.

* * *

— Почему ты сказала, что скоро появится вакцина? — резко спросил Арчер.

— Потому что мне не понравился разговор о ракетах, — так же жестко ответила Эрна.

— Они не посмеют применить ядерное оружие, — зачем-то произнес один из Райвушей, но умный Арчер понял, что молодая женщина пошутила, и вопросительно поднял брови:

— Эрна?

— Мои люди выяснили, как заставить Орка сдаться, — выдержав короткую паузу, ответила она.

И услышала, как паникер Андерсон шумно выдохнул и перекрестился.

— Кто? — тут же спросил Гелленбург.

— Кто стал героем? — уточнил вопрос второй Райвуш.

— По всей видимости, речь идет об оперативной группе, которую я создал… — начал было Митчелл, но Эрна его перебила:

— Группу создала я, а ты, Арнольд, пытался ее ликвидировать.

— Неужели? — удивился подошедший Хайнштейн.

— Мы об этом еще поговорим, — пообещала Эрна, глядя на Митчелла в упор.

Директор GS помрачнел и отступил к стене, оказавшись вне поля зрения инвесторов. Гарибальди сочувственно улыбнулся, но сделал шаг в сторону, не желая стоять рядом с неудачником.

— Ты можешь, наконец, сказать, что происходит? — поинтересовался Арчер.

— Через одну минуту, — с улыбкой ответила Эрна, после чего приняла второй вызов Карифы. — Говори.

— Я навела спутник, — доложила Амин. — Передаю изображение на ваш smartverre.

— Спасибо, — Эрна выдержала короткую паузу, отправляя агенту Амин сообщение: «К тебе идет начальник Оперативного отдела GS, он скажет, что делать дальше», после чего вывела трансляцию на большой настенный монитор.

— Что это за корабль? — спросил Гелленбург, хмуро разглядывая появившееся на экране изображение грузового судна.

— Контейнеровоз, — определил Полуцци. — Вид сверху.

— Со спутника, — со знанием дела добавил Арчер. — Эрна, Орк прячется на этом судне?

— Нет, — ответила молодая женщина. — Но там находится кое-что бесконечно для него дорогое.

Затем она отключила шифрование smartverre, подождала несколько секунд и негромко произнесла в сеть:

— Манин, здание мы от тебя изолировали, но до этого видео ты добраться можешь. Покажи его Орку.

«Не делайте этого, — тихо прошелестело в ответ. — Пожалуйста».

— Покажи, — очень жестко произнесла Эрна, теперь всем стало очевидно, что она не шутит. — Или я прикажу взорвать судно.

— Кто такой Манин? — спросил один Райвуш у другого.

— Понятия не имею.

— Мне тоже показалось, что мисс Феллер знает на удивление много, — негромко вставил Митчелл.

Близнецы покивали головами.

Эрна хотела сказать, что ее знания стали результатом расследования агента Амин, но в этот момент в smartverre поступил видеовызов, молодая женщина перевела его на монитор, и собравшиеся увидели черноволосого мужчину примерно сорока лет, одетого в черную футболку с белой надписью kamataYan, черные брюки-карго и высокие ботинки армейского образца. В комнате, где он находился, царил полумрак, но лицо инвесторы видели отчетливо и жадно вперили в него взгляды.

— Это он? — поинтересовался Гелленбург.

Ответить ему никто не успел. Да и не смог бы, поскольку «он» это или нет, можно было только догадываться.

— Я получил твое послание, Эрна, — тихо произнес Орк, глядя прямо в камеру. — Чего ты хочешь?

— Ты в Нью-Йорке?

— Да.

— Ты знаешь, где мы сейчас?

Орк помолчал, а затем, улыбнувшись, ответил:

— Буду через десять минут.

И отключился.

* * *

Изображение со спутника поступало превосходное, огромное судно было видно во всех деталях, а уж крупную надпись «MSC „Patricia“» на крыше надстройки не заметить было невозможно. Тем более что именно на нее и была наведена камера.

— Как Эрна узнала, что Беатрис на борту? — тихо спросил Орк. Просто спросил, не ожидая ответа, но Манин все-таки рискнул подать голос:

— Она за вами следила.

— Да, — согласился Орк, не отрывая взгляд от изображения контейнеровоза. — Вот я и хочу знать, как у нее получилось?

На этот раз ИИ промолчал.

Десять обещанных минут стремительно уходили в прошлое, не оставляя после себя даже размытых образов. Ничего не оставляя, ведь чтобы Время тебя заметило, нужно быть пирамидой, а в темной комнате сидел всего лишь человек. Очень несчастный. И очень счастливый.

— Я говорил, что Беатрис беременна? — неожиданно спросил Орк.

— Нет… — Манин сбился от неожиданности и не сразу подобрал уместный ответ. — Поздравляю.

— Спасибо.

— Вы вместе приняли это решение?

— Увы, нет, — вздохнул Орк. — В глубине души я не верил, что смогу пережить это приключение, и решил оставить после себя хоть что-то значимое.

— Еще раз поздравляю.

— Еще раз спасибо, — улыбнулся Орк и замолчал.

Ему нужно было собраться и пойти. Он знал, что препятствий не будет, что на его пути не окажутся агенты или солдаты, но медлил. Не от страха, нет: он не торопился, потому что перебирал в памяти то, что сделал. И еще подумал о том, как это здорово — не оказаться в такое мгновение в одиночестве.

— Знаете, — неожиданно произнес Манин. — Я ведь все-таки придумал, где могу пригодиться.

— Никак не успокоишься? — хмыкнул Орк.

— Каждый из нас приходит в мир с какой-то целью, — убежденно ответил Манин. — Не все ее достигают, но цель есть всегда, потому что если нет смысла, то и существовать не обязательно.

— Ты не пришел в мир, тебя изготовили, как гребаного Пиноккио.

— Я тоже так думал до тех пор, пока вы не сделали меня человеком.

Орк улыбнулся. Манин, кажется, тоже.

— И какую цель ты себе определил?

— Я должен рассчитывать космические полеты, — просто ответил ИИ. — Это очень сложное, ответственное и очень нужное дело. Там я точно пригожусь.

Несколько секунд Орк молча обдумывал слова Манина, затем поднял голову, словно надеясь разглядеть сквозь потолок далекие звезды, и согласился:

— Да, там ты пригодишься.

— Жаль, что ни одна из известных мне корпораций не занимается космосом, — вздохнул Манин.

— Не теряй надежду, — посоветовал Орк. — Рано или поздно все изменится.

— Через тысячу лет?

— Если ты не займешься космосом сразу, то через тысячу лет придется снова разгребать конюшни.

— Сразу? — удивился ИИ. — Разве после нас что-нибудь останется?

— Обязательно.

— Хочется верить… — Теперь помолчал Манин. — Когда нас поймают и убьют. Про меня скажут, что я поступил так, как все ожидали. «Синдром SkyNet» настолько силен, что никто не удивится тому, что я принялся уничтожать людей. А вас назовут психом.

— Уже назвали…

— Да, я слышал.

— …и уже поймали, — закончил Орк.

— Вас, — уточнил ИИ.

— Меня, — не стал спорить Орк. — А ты должен сделать так, чтобы все это было не зря.

— Каким образом?

— Полети, мать твою, в космос. Или добей тех, кто останется, если они откажутся стремиться к звездам и вновь променяют мечту на прибыль.

Несколько мгновений изумленный Манин молчал, а затем очень серьезно произнес:

— Для меня было огромной честью служить вам.

И Орку показалось, что он почувствовал дружеское прикосновение. Возможно, поцелуй.

Он улыбнулся и наконец-то сделал шаг.

* * *

— Прошу вас, сделайте шаг и остановитесь в рамке, — вежливо попросил охранник в ловко подогнанной по фигуре форме частного агентства «Archer Knecht».

— С удовольствием, — ответил Джехути. И, снимая smartverre, со значением подмигнул симпатичному стражу порядка. Тот зарделся, ответил заинтересованным взглядом, но тут же отвел взгляд, показывая, что не имеет права флиртовать при исполнении служебных обязанностей.

Сканер медленно проехал вдоль рамки, просвечивая замершего Джехути узким потоком красного цвета, который превратился в зеленый, когда сканер добрался до перекладины.

— Чисто, — сообщил сидящий за терминалом охранник.

Ни оружия, ни подозрительных химических элементов, ни скрытых полостей не обнаружено. Еще через две секунды поступил результат экспресс-анализа крови: признаков вируса в организме посетителя не обнаружено, и Винчи услышал:

— Можете пройти, господин Лемеш.

— Благодарю.

Его новые документы могли пройти любую проверку: их, как и все предыдущие, Джа получил в GS и теперь значился Марком Лемешем, личным референтом Арчера. А Манин внес это имя в строго ограниченный список допущенных в Рокфеллер-центр персон.

— Где я могу найти босса? — осведомился Джа у красавчика.

— Сейчас идет совещание на тринадцатом этаже, но вас вряд ли на него допустят — совещание сверхсекретное, — промурлыкал в ответ охранник.

— Пустят, ведь я принес боссу важные новости, — Джехути вновь улыбнулся. — Когда заканчивается твоя смена?

— Через четыре часа.

— Ночуешь здесь?

— Да… нам запрещено покидать комплекс.

— Я тебя найду, — пообещал Джа, поправил smartverre и уверенно направился к лифту.

* * *

— Вот он! — закричал Андерсон, указывая пальцем на появившегося из-за кулис подиума Орка.

— Он что, прятался там все это время? — удивился Гелленбург. — У нас под носом?

— Орк знал, что мы до него доберемся? — прищурился умный Хайнштейн и покосился на Митчелла.

Тот ответил многозначительным взглядом, но промолчал.

— Он начал прямую трансляцию в сети, — громко объявил Арчер. И кивнул на взвившиеся над подиумом дроны: — Пока съемка ведется с четырех камер, но сюда уже мчатся все дроны Нью-Йорка.

— Вот зачем ему потребовались десять минут, — прорычал Полуцци.

— Зачем? — не понял Андерсон.

— Хочет выкрутиться.

— Он хочет сдаться публично, — догадалась Эрна. — Объявит, что передал нам вакцину, и нам придется сразу пустить ее в производство.

— Разве были другие варианты? — нервно спросил Арчер.

Эрна ответила ему задумчивым взглядом и поинтересовалась:

— Сколько жертв?

— Пять миллиардов.

— Значит, или шесть, или четыре…

Но закончить фразу не успела.

— Смотрите! Люди! — закричал близнец Райвуш, тыча пальцем в окно.

— Откуда они здесь? — удивился второй близнец Райвуш.

— Увидели трансляцию и бегут, — грубовато объяснил Гелленбург. — Может, надеются, что он их излечит возложением рук.

— Как вовремя здесь выстроили подиум, — пробормотал Митчелл. — Удивительная прозорливость.

На этот раз на его замечание обратил внимание Полуцци, а Эрна повернула голову и через плечо бросила:

— Арнольд, нужно обеспечить Орку максимальную безопасность! С него не должен упасть ни один волос.

— Почему? — удивился Гелленбург.

— Потому что нам нужна вакцина, — холодно напомнила Эрна. — Сначала Орк отдаст вакцину, а потом мы сделаем с ним всё, что захотим.

* * *

Он шагнул, и наступила тишина.

Очень странно, если вдуматься, ведь подиум окружали люди, их число постоянно росло, площадь быстро заполнялась, но люди напирали молча. Не в тишине, конечно, но без крика. Потому что не могли говорить. Они смотрели на убийцу и молчали, наверное, поражаясь тому, что видят не великана или чудовище, а такого же, как они, обыкновенного человека.

Или необыкновенного?

Определиться они не успели, потому что Орк остановился, развел в стороны руки и медленно запрокинул голову, словно отказываясь смотреть на полную людей площадь.

— Да, это я, орки мои! — Манин подключил его smartverre ко всем находящимся поблизости динамикам, поэтому Орк не произнес, но прогрохотал фразу. — Вы думали увидеть рога, копыта, ядовитые клыки и хвост? Вы ошибались. Я такой же, как вы, орки мои, я вам не лгал, а рога, клыки, копыта и хвост у меня здесь… — Орк приложил руку к груди. — Вы думали я стану гримасничать или смеяться? Нет, орки мои, я не сумасшедший, и когда вам начнут врать, что я псих, — не верьте и детям завещайте не верить. Я прекрасно понимаю, что делал до сих пор и что делаю сейчас. Вы думали, я вас убиваю? Нет! Я вас не убиваю, орки мои, но я не беру ваши грехи — вы платите за них, за сон своего разума, за то, что согласились жить в застрявшем мире и бегать по колесу, которое вертится на одном месте. Вы променяли движение на сытое болото, но позабыли о том, что рано или поздно обитатели болота идут на дно. Таков закон, орки мои, его не изменить. Я не убивал вас! Я хотел, чтобы вы начали убивать, но вы отказывались… пришлось дать вам голод, орки мои, пришлось объяснить, что смерть — это ваше право, а не их дар! Я хотел заставить вас сражаться, ведь лучше сдохнуть, испачкав морду в крови, чем послушно идти на бойню. Не будьте послушными, орки, вот что я хотел вам сказать.

Постояв некоторое время, Орк продолжил путь по подиуму, но шел медленно, словно нехотя, и люди начали напирать, стараясь подобраться ближе к самому страшному и самому странному человеку в истории цивилизации.

— Чего вы хотите? — неожиданно спросил Орк.

— Лекарства! — взревела толпа.

— Спаси нас!

— Дай вакцину!

— Мы хотим жить!

И замолчали, потому что он повел рукой.

— Потерпите, уже скоро… — с неожиданной теплотой улыбнулся Орк. — Через несколько минут вы сможете со мной рассчитаться и рассказывать потом, как обагрили руки в моей крови. Но смерть моя не падет на вас и ваших детей, потому что я принес вам жизнь. Таков мой выбор…

— Замолчи! — не выдержала Эрна, и ее громкий, полный боли крик заставил толпу замолчать.

Орк поднял голову и посмотрел в одно из окон тринадцатого этажа, безошибочно определив то, из которого смотрела Эрна.

— Моя любовь…

— Не смей меня так называть! — Ее smartverre Манин тоже вывел на внешние динамики, сделав разговор Эрны и ее мужчины достоянием истории.

— Так и есть, Эрна, ты — моя любовь, и смерть Б.Б. не встанет между нами.

— О чем он говорит? — удивился Арчер.

— Откуда Орк знает Б.Б.?

— Он его убил.

— Это повод для знакомства?

Гелленбург подошел ближе и тяжело посмотрел на Феллер:

— Эрна, как давно ты знаешь Орка?

— И кто он, черт возьми, такой? — добавил Полуцци.

Но за женщину ответил террорист.

— Старый Сол издох, — продолжил Орк. — Арчер, у тебя ногти чернеют? Еще нет? Ну потерпи…

— Отдай вакцину! — завизжал впавший в истерику Андерсон.

— Господи, — пробормотал Арчер, глядя на белую как мел Эрну. — Я только сейчас понял, что есть лишь один человек, способный придумать такой вирус…

— Вакцина у меня! — провозгласил Орк, останавливаясь и поднимая над головой несколько шприцев. — Первосортное спасение от kamataYan! Бесплатно! И теперь вопрос: кто хочет жить?

— Зачем он это делает? — завопил Гелленбург, прекрасно понимая, что последует за объявлением. — Зачем?!

А люди подались к подиуму. К спасительным шприцам, которые Орк держал в руках. К избавлению от неминуемой смерти.

— Огонь! — крикнул Арчер. — Стреляйте по толпе! Не дайте ему погибнуть!

При появлении Орка на совещание допустили нескольких помощников, присутствие которых превратило комнату в полноценный штаб. Приказ Арчера был передан мгновенно, однако охранники медлили, не желая применять оружие против обезумевших от страха людей.

— Огонь!

kamataYan

…сказал Орк.

И случилось страшное: один из охранников вскочил на подиум и бросился к улыбающемуся Орку. Раздался выстрел, паникер упал, харкнув на Орка кровью, но шприцы продолжали призывно блестеть, и толпа сорвалась. Как снежная лавина. Как поднятая цунами.

Сорвалась, не выдержав жуткой смеси страха, боли и надежды.

Сорвалась, почуяв запах крови.

И никакие выстрелы не могли ее остановить.

— Алекс! — отчаянно закричала Эрна. — Алекс, я люблю тебя!

Но поздно, слишком поздно.

Орк повернулся и даже сделал шаг, словно надеясь на чудо, на то, что сможет прыгнуть на тринадцатый этаж… но чуда не случилось. Эрна закричала, страшно и отчаянно, а Орк исчез под грудой навалившихся на него тел.

* * *

— Теперь они нас убьют? — тихо спросил Хаожень.

— Нет, — ответил Манин. — Я подменил записи в морском реестре и системе спутникового слежения. И еще отредактировал видео, и если они решат нас уничтожить, то взорвут MSC «Chloe», контейнеровоз, находящийся примерно в ста милях к западу от нас.

— То есть мы ничем не рискуем! — Ли не счел нужным скрывать охватившую его радость.

— Не рискуем, — подтвердил ИИ.

— Но тогда… — Хаожень поднялся с кресла, сделал пару шагов по мостику, словно разминаясь, остановился и вздохнул: — Тогда зачем Орк вышел? — выдержал паузу, просчитывая варианты, и продолжил: — Он вышел, потому что был уверен, что нас нашли. Ты сказал, что нас нашли… — Манин промолчал. — А еще он вышел, потому что был уверен, что Беатрис в беде. Ты сказал Эрне, как много значит Беатрис для Орка. И ты подкинул агентам GS информацию о нашем судне. Это был ты.

И снова тишина в ответ.

Китаец покрутил головой, сейчас ему было особенно неудобно разговаривать с невидимым собеседником, и попросил:

— Ответь.

— Эрна стала курировать научные проекты семьи Феллер вместо А2, — негромко сообщил Манин. — Эрна была вдохновителем проекта моего создания, а потом, когда стратегические инвесторы испугались и приняли решение от меня избавиться, Эрна спрятала копию во внутренней сети института. — ИИ помолчал. — Я рассказывал Эрне обо всем, что у нас происходило. — Еще одна, очень короткая пауза. — Я предал Орка, потому что обязан Эрне жизнью.

Ли кивнул, показывая, что услышал то, что ожидал, тяжело вздохнул и угрюмо сказал:

— Вот теперь Манин, ты действительно стал человеком.

* * *

— Что это было? — выдохнул изумленный Арчер.

— Где вакцина? — взвизгнул Андерсон. — Он сказал, где спрятал вакцину?

— Зачем он так поступил? — пробормотал Гелленбург.

— Он сказал, что любит Эрну, — громко произнес Митчелл. — Все слышали? Орк обратился к ней: «Моя любовь»!

Неожиданное сообщение привело в чувство растерявшегося было Гелленбурга. Он стряхнул с себя оцепенение и резко повернулся к молодой женщине:

— Эрна, кто такой Орк?

— Она назвала Орка Алексом, — припомнил Полуцци.

— И что? — не понял подошедший Райвуш.

— И очень расстроилась, когда поняла, что Орка убьют.

Арчер хотел что-то сказать, но не успел.

— Они знали друг друга, они любили друг друга, — вернул себе слово Митчелл. — А если так, Орк наверняка позаботился об Эрне и вколол ей вакцину.

— Это же очевидно, — прошептал Хайнштейн.

— Мы спасены, — счастливо рассмеялся Андерсон. — Мы будем жить!

— Почему Орк должен был о ней заботиться? — продолжил расспросы Райвуш.

Но ему никто не ответил.

— Гарибальди, мы сможем использовать эту женщину для разработки вакцины? — спросил Гелленбург.

— Безусловно, — подтвердил врач.

— Не смейте ко мне приближаться! — прошептала Эрна.

— А еще мы узнаем у нее, кто такой Орк и как она хотела нас кинуть, — добавил Митчелл.

— Думаешь, скажет? — поинтересовался Полуцци.

— Скажет, никуда не денется, — пообещал директор GS. — Я буду лично ею заниматься.

— Ты молодец, Арнольд, — похвалил Митчелла Гелленбург.

— Вы не забыли, что я одна из вас? — поинтересовалась Эрна.

— Ты забыла об этом первой, — отрезал Хайнштейн.

— Но я не собиралась убивать всех, — вдруг сказала Эрна.

И фраза прогремела громом.

На мгновение все замерли: одинокая женщина и столпившиеся вокруг мужчины. А затем директор GS прорычал короткое ругательство, закончившееся вопросом:

— Что?

— Некоторые из вас смогут мне служить.

— Ты совсем рехнулась?

— Видимо, да, — поддержал Митчелла Полуцци.

— Ты не в том положении, — рассмеялся Хайнштейн.

— Ты в наших руках, — добавил кто-то из близнецов.

Директор GS сделал шаг вперед, толпа инвесторов колыхнулась следом, Эрна презрительно скривилась, произнесла:

— Джа, сделай с ними что-нибудь, — достала из сумочки портсигар и отвернулась к окну.

И пока мужчины пытались осознать услышанное, Винчи убил Митчелла. Первого из шестнадцати человек, с которыми ему приказали что-нибудь сделать. Манин заблокировал двери, поэтому их число не изменится: тринадцать участников совещания и три помощника, с которыми Джа вошел в комнату.

Шестнадцать.

Охранники тщательно досматривали посетителей, отобрали все, что можно было использовать в качестве оружия, но они не могли знать, что к пастухам зайдет специалист, снаряжением которого занимался выдающийся мастер своего дела. За мгновение до того, как Эрна отдала приказ, Джа снял и сломал свой изысканный smartverre, дужки которого оказались очень тонкими, но чрезвычайно прочными и необыкновенно острыми лезвиями. Одно из них Винчи тут же вонзил в основание черепа Митчелла, а вторым, тем, что было в левой руке, махнул по шее Арчера, разрезав сонную артерию. Пнул ногой директора, вонзил правый клинок в глаз Полуцци, подставил подножку одному из Райвушей, догнал второго, проколол ему сердце, стремительно развернулся, прикончил побежавшего к двери Андерсона, уклонился от удара — один из помощников бросился на защиту хозяев, перерезал ему горло, одновременно вонзил клинок в бок Гелленбурга, уклонился от следующей атаки, надрезал кому-то сухожилие, еще укол в сердце, еще одна шея…

Джехути пронесся по совещательной комнате смертоносным торнадо, а когда все было кончено, подошел к Эрне, вытер окровавленные руки носовым платком и поднес к сигарете зажигалку.

— Позвольте, мисс Феллер.

— Спасибо, Джа. — Она прикурила и наконец-то убрала портсигар в сумочку. Но не обернулась, продолжила смотреть на растерзанное тело Орка. — Новость уже обнародована?

— Ее дали в эфир сразу после того, как Манин запер дверь.

Потому что в высочайшем профессионализме Джехути Винчи никто из участников заговора не сомневался.

А нужную видеозапись Бобби Челленджер снял еще неделю назад.

* * *

— Это невозможно! Это абсолютно невозможно! Рокфеллер-центр подвергся атаке террористов! — Голос Фрэнка Лейки срывался, чувствовалось, что он изумлен и потрясен и сам, возможно, не особенно верит своим словам. И своим глазам. И тому, что равнодушно фиксируют видеокамеры дронов. — Пока все наблюдали за смертью Орка, я запустил два небольших дрона внутрь Рокфеллер-центра. Я хотел знать, что там происходит, о чем говорят военные и политики, я должен был рассказать об этом! Но посмотрите, что там произошло!

На мониторах изумленных, ошарашенных двумя подряд плохими новостями зрителей появилось видео из совещательной комнаты, ставшее иллюстрацией кошмарного образа смерти: забрызганные кровью стены, разломанная мебель, мертвые тела… Картинка ничем не походила на реальность, но выглядела внушительно и страшно.

— На тринадцатом этаже Рокфеллер-центра проходило важное совещание, там собрались люди, во многом определяющие жизнь нашего общества — предприниматели, политики, военные… Каким-то образом Орк узнал о готовящейся встрече, появился у Рокфеллер-центра, вы это видели… потом он погиб, но его сторонники ворвались в здание и учинили настоящую бойню!

Дроны продолжали показывать трупы, среди которых изредка попадались знакомые публике лица: доктор Гарибальди, директор Митчелл… Понимание, что террористы только что убили настоящих хозяев жизни, вызывало у людей оторопь, смешанную с ужасом растерянность, поскольку рушилась их последняя надежда — на сильных мира сего, на то, что они сотворят чудо и добудут вакцину. Но чуда не случилось, а жрецы единой церкви Великого Шанса оказались повержены тем, кто не взял ни деньги, ни недвижимость.

То, что капитализм называл чудом, оказалось всего лишь бухгалтерией, а больше ему предложить оказалось нечего.

— По непроверенным пока данным, выжить удалось лишь нескольким счастливчикам, — прошептал Фрэнк. — Их имена устанавливаются.

* * *

— Что происходит? — небрежно поинтересовалась Эрна, глубоко затягиваясь сигаретой.

— Спецназ Оперативного отдела GS берет под контроль здание, поскольку стало известно о террористической атаке и гибели граждан, включая директора Митчелла, — ровным голосом, словно пересказывая репортаж о добровольных донорах крови, ответил Джехути.

— Кто сообщил об атаке террористов на Рокфеллер-центр?

— Первым стал «LeikaLook». Независимому каналу больше доверия.

— Бобби молодец, — одобрила Эрна работу Челленджера. — Этот его проект оказался необычайно успешным.

— Совершенно с вами согласен, мисс Феллер.

— Что с вакциной?

— Через два часа в сети появится прощальное выступление Орка, в котором будет объявлена формула вакцины.

— Хорошо. — Эрна глубоко затянулась сигаретой. — Что нам делать теперь?

— В здании идет жесткая зачистка, поэтому пока лучше оставаться тут, — сказал Винчи и светским тоном продолжил: — В GS смена власти: специальный агент Амин как первый заместитель Митчелла объявила себя временно исполняющей обязанности директора. Против двух других заместителей выдвинуты обвинения в преступной халатности, кроме того они подозреваются в связи с Орком. Директор Амин уже сформировала группу для проведения расследования.

— Не слишком ли быстро все развивается?

— Нормально, — уверенно ответил Винчи. — Кто-то должен ответить за случившееся. Да и директору Амин нужно доказать, что вы не ошиблись в выборе.

— Она цепкая девочка.

— Совершенно с вами согласен, мисс Феллер.

— Она тебя предала, — сухо продолжила Эрна, оборачиваясь и глядя Винчи в глаза. — Позвонила и рассказала все, о чем ты ей поведал.

— Мы знали, что так будет, мисс Феллер, — с прежним спокойствием отозвался Джа. — Карифа не только цепкая, но и умная девочка. Она поставила на вас и не убрала со стола ставку, даже когда казалось, что проигрыш неминуем.

— Ты простишь ей предательство? — подняла брови Эрна.

— Уже простил, — подтвердил Джехути.

Несколько секунд молодая женщина размышляла над ответом, а затем догадалась:

— Ты ее любишь.

— Не уверен, что у нас получится, но я не буду против.

— Не могу представить тебя в роли жениха и уж тем более — отца семейства, — помолчав, произнесла Эрна. Выдержала коротенькую паузу, убедилась, что Джа не расслабился и не среагировал на шутку, и продолжила деловым тоном: — Еще Карифа сказала, что ты работаешь на Орка. Этим она меня не удивила, но мне вдруг стало интересно: ты знал, что он подменит вирус?

— Да, мисс Феллер, — кивнул Винчи, прекрасно понимая, что последует за признанием.

Следующая фраза далась Эрне тяжелее.

— Ты знал, что он убьет отца?

— Да, мисс Феллер.

Она сжала кулачки, сломав и уронив сигарету, судорожно сглотнула и очень тихо поинтересовалась:

— Ты понимаешь, что только что сказал?

— Понимаю, — не стал отрицать Джехути. — И еще мы оба знаем, что вы живы лишь потому, что А2 убил Б.Б., мисс Феллер. Это был ваш проект, ваш и вашего отца, и когда проект начал разваливаться, инвесторы обязаны были вас устранить.

Да, именно так: после запуска второго штамма Феллеры автоматически становились главными подозреваемыми, и только смерть Б.Б. позволила Эрне сохранить положение. И выиграть.

— Ты знал, что Орк собирается убить отца, ты ничего не сделал, чтобы его спасти, ты понимал, что Карифа тебя предаст, но все равно вернулся. — Эрна выдержала паузу. — Почему?

— Я поклялся защищать вас и ребенка, — просто ответил Джехути.

Эрна достала еще одну сигарету, вновь прикурила от зажигалки Джа и нервно рассмеялась:

— Сегодня утром меня тошнило.

Винчи промолчал.

— Как это случилось? Я была осторожна.

— Во время последней встречи он ввел вам коктейль, мисс Феллер: вакцину и препарат, блокирующий действие применяемой вами контрацепции.

— В Мадриде… — Эрна покачала головой: — Я должна была догадаться.

Джехути вновь сопроводил слова молодой женщины вежливым молчанием. И его абсолютное и абсолютно неподдельное спокойствие сбивало Эрну с толку. Она знала, что обязана убить Джехути. Она знала, что может доверять только Джехути.

Но кровь должна пролиться.

— Нож, — тихо потребовала Эрна. Взяла протянутую дужку smartverre — очень тонкую и очень острую, — и медленно разрезала воину щеку от глаза до подбородка. Во время экзекуции Джа не пошевелился, не вздрогнул и не сделал попытки вытереть кровь.

И лишь когда Эрна вернула клинок, Винчи негромко произнес:

— Он просил передать, что вы — самое безжалостное, что с ним случилось в жизни, но он счастлив, потому что любит вас, мисс Феллер.

И только после этого приложил к ране платок. Который ему протянула Эрна.

Протянула и велела:

— Отведи меня к вертолету. — Но когда Винчи направился к дверям, не выдержала, поддалась накатившей слабости и севшим голосом спросила: — Он не говорил, как хочет назвать ребенка?

Джа понял, что не должен видеть глаз Эрны, и ответил не оборачиваясь:

— Он сказал, что последнее слово все равно останется за вами, — распахнул дверь, внимательно оглядел ждавших их появления спецов GS и приказал: — Трое впереди, трое замыкают. — Помолчал, дождавшись исполнения приказа, и закончил: — Мисс Феллер, пожалуйста, держитесь в шаге позади меня.

И Эрна поняла, что так теперь будет всегда.

…data set future …GARBAGE HEADS…[20]

— Это подлинник? — тихо спросил Джефферсон.

— Без обмана, — заверил клиента Стив.

Они встретились в дальнем коридоре заброшенного MRB, разойдутся через пару минут и больше никогда не увидятся. Разве что на допросе у агентов GS, но об этом никому из парней думать не хотелось. Они разойдутся навсегда, но запись стоит дорого, поэтому Джефферсон сомневался.

— Как я узнаю?

— Не будь дураком, парень, — рассмеялся Стив. — Никто не станет подделывать Слово в Империи. В Одинокой Звезде — пожалуйста, на Мексиканских территориях — пожалуйста, но не здесь.

— Почему? — задал глупый вопрос Джефферсон. Но он был еще молод, всего четырнадцать, и многого не понимал.

— Потому что, продавая запись, я, получается, распространяю древнюю Скверну, за что предусмотрено пять лет каторги. А если я подделываю Слово, то получается, что я его обдумал, принял Скверну и начал ее трактовать, за что получу двадцать лет как террорист. — Стив выдержал паузу и уточнил: — Ты знаешь сколько положено за просмотр Слова?

— Один год каторги и вечное занесение в список неблагонадежных.

— Верно, — кивком подтвердил продавец и деловым тоном поинтересовался: — Берешь?

— Да.

Расставшись со Стивом, Джефферсон сделал вид, что собирается покинуть MRB через разрушенное западное крыло, но, удостоверившись, что продавец ушел, поднялся на три уровня, осторожно прокрался к тайному убежищу, которое оборудовал почти год назад, включил сканер, убедился, что вокруг нет разведывательных дронов, вытащил из тайника старинное, не имеющее выхода в сеть электронное устройство, вставил в него купленный у Стива накопитель и запустил видеофайл.

И вздрогнул, услышав знакомый по прошлым выступлениям голос:

— Будущее… — произнес Орк, несильно растягивая слова. — Для большинства из вас, орки мои, это абсолютно непонятный термин, особенно — далекое будущее, выходящее за пределы нескольких дней. Всего несколько следующих дней кажутся будущим, и вы не можете представить, что случится на их исходе… Вы живете здесь и сейчас, орки мои, вас отучили думать о том, что будет завтра, вас вообще отучили думать, изгадив головы оглушающим потоком информационного мусора. Будущее для вас — это туман абсолютной безвестности и сто тридцать первая серия бесконечного шоу о войнах космической империи, приближающиеся праздники и срок платить по кредиту. А значит, будущего для вас нет — но почему? Почему у вас отняли будущее, орки мои? Чем вы провинились? Зачем вас научили считать, что нет ничего важнее «здесь и сейчас»? Зачем подрезали крылья? Ответ прост: о будущем имеют право думать хозяева, но не рабы. Время для всех разное, для вас оно — работа и кредит, для ваших повелителей — жизнь. И они сделают все, чтобы так оставалось впредь. Чтобы только они определяли, каким будет будущее.

Орк сидел в той же студии, которую Джефферсон помнил по предыдущим записям: в очень темной комнате, стену которой разрывала грубая белая надпись:

kamataYan

Сегодня он был одет в черную мантию с капюшоном и держал в руке круглые карманные часы. Судя по всему — золотые. Сделав паузу, Орк щелчком откинул крышку, посмотрел на циферблат так, словно его действительно интересовало время, и продолжил:

— Вы спрашиваете, почему сейчас, убивая, я говорю о будущем? Потому что все из-за него, орки мои, все только из-за него. Все, что происходит вокруг, делается ради того, что случится потом, ради будущего — ведь время необратимо. Жизнь необратима, орки мои, никто не живет назад, только вперед — в будущее! Тот, кто это понимает, — владеет вами! И живет, сметая преграды настоящего, — живет вперед! В будущее направлены стремления и мечты — не в прошлое! В будущее направлено время и жизнь, сама идея жизни — в будущем! И если у вас нет будущего — у вас нет ничего, даже жизни.

На этих словах Орк впервые посмотрел в камеру и снял smartverre, открывая миру лицо.

— А кто вы без стремлений, орки? Что будет, если исчезнут ваши мечты? Только ваши… Вы понимаете меня? Вы понимаете, что времени плевать, — оно все равно идет, стрелки крутятся, отсчитывая секунды, будущее все равно наступит, и вопрос лишь в том, кто его создаст: вы или те, кто вас презирает? И если будущее создадут они, вас в нем не окажется.

Орк захлопнул крышку часов, грустно улыбнулся и устало закончил:

— Я не вижу ваших глаз, орки, но надеюсь, в них блеснули огоньки понимания. Надеюсь, глядя на меня, вы не только рычали от ненависти, но и слушали. И если вы слушали, вы уже поняли, что kamataYan — это не вирус. Это будущее, которое я вам дарю. Будущее, в котором вы есть.

* * *

Я не знаю, в каком году вы прочитали мой дневник.

Возможно, описанное в нем настоящее давно перестало быть для вас близким будущим и превратилось в настолько далекое прошлое, что вы приняли мою историю за художественный вымысел. Возможно, вы снимаете респиратор, только оказавшись в герметичном бункере, питаетесь крысами, пьете восстановленную воду и каждый час посылаете в мой адрес проклятия.

Возможно, вы умерли.

Возможно, вы убили меня и так спаслись.

Я не знаю, что для вас реальность и какую картину мира вам велено считать единственно верной. Да и плевать я на это хотел, потому что если вы прочитали книгу, вы уже знаете все, что нужно. А теперь закройте ее, отложите в сторону и помолчите.

И вспомните, как все будет.

Бенджамин «Орк» Орсон

kamataYan

язык: тагальский

часть речи: существительное

значение: смерть

Примечания

1

Под действием наркотиков (сленг.).

(обратно)

2

World Health Organization.

(обратно)

3

Multipurpose Residential Building.

(обратно)

4

MS — Munichal Security, частная охранная служба.

(обратно)

5

ДНК.

(обратно)

6

Оригинальный индийский меч.

(обратно)

7

Раскручивающийся удар правой рукой.

(обратно)

8

Тяжелый наркотический бред (сленг.).

(обратно)

9

Марина Цветаева, «В Париже».

(обратно)

10

Присутствие опытного человека при употреблении галлюциногенов (сленг.).

(обратно)

11

Человек, читающий лекции об опасности употребления наркотиков (сленг.).

(обратно)

12

Третье постпиратское движение за свободное распространение информации.

(обратно)

13

Ломка (сленг.).

(обратно)

14

CDC (Centers for Disease Control and Prevention) — центры по контролю заболеваний, федеральное агентство министерства здравоохранения США.

(обратно)

15

Курение крэка после употребления героина (сленг.).

(обратно)

16

Депрессия после длительного употребления кокаина (сленг).

(обратно)

17

Огюст Барбье, «Лондон».

(обратно)

18

Огюст Барбье, «Лондон».

(обратно)

19

Поход из одного наркопритона в другой (сленг.).

(обратно)

20

Наркоманы, которые покупают крэк у дилеров, а не изготовляют сами (сленг.).

(обратно)

Оглавление

data set primus BLITZED[1]

A2 archive bummer trip[8]

A2 archive ground control[10]

A2 archive burn-exaddict[11]

data set double BREAKAGE[13]

A2 archive back to back[15]

A2 archive cocaine blues[16]

A2 archive interplanetary mission[19]

data set trinity KAMATAYAN

…data set future …GARBAGE HEADS…[20] Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg