«Нефритовый город»

Нефритовый город (fb2) - Нефритовый город [litres][Jade City] (пер. Наталия Владимировна Рокачевская) (Сага Зеленой Кости - 1) 2559K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Фонда Ли

Ли Фонда Нефритовый город

Fonda Lee

JADE CITY

© Н. Рокачевская, перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

* * *

Посвящается моему брату

Глава 1. Двойная удача

Два будущих вора нефрита потели на кухне ресторана «Двойная удача». Сгущающийся вечер приносил через открытые окна обеденного зала ветерок с берега и обдувал посетителей прохладой, но на кухне весь день крутились всего два потолочных вентилятора, не принося облегчения. Лето только началось, а город Жанлун уже напоминал утомленного любовника – липкий и с запашком.

Шестнадцатилетние Беро и Сампа три недели строили планы и наконец решили, что сегодня их жизнь изменится.

Беро был в темных брюках и белой рубашке официанта, противно прилипающей к спине. На желтоватом лице с потрескавшимися губами застыло каменное выражение, не выдающее мыслей. Беро поставил поднос с грязными стаканами в раковину и вытер руки посудным полотенцем, а потом наклонился к сообщнику – тот споласкивал тарелки струей из шланга и ставил их в сушилку.

– Он один, – шепнул Беро.

Сампа поднял на него взгляд. Он был абукейцем с кожей цвета меди, густыми, скрученными как проволока волосами и пухлыми щеками, делающими его слегка похожим на херувимчика. Он прищурился и тут же снова отвернулся к раковине.

– Моя смена закончится через пять минут.

– Надо делать это прямо сейчас, кеке, – сказал Беро. – Давай сюда.

Сампа вытер руку о рубашку, вытащил из кармана бумажный пакетик и быстро положил его в ладонь Беро.

Тот сунул руку под фартук, забрал пустой поднос и вышел из кухни.

У стойки бара он попросил бармена налить ром с перцем и лаймом и побольше льда – любимый напиток Шона Цзудонрю.

Беро унес коктейль, затем поставил поднос и склонился над пустым столиком у стены, к залу спиной. Он сделал вид, что протирает стол тряпкой, и высыпал содержимое бумажного пакетика в бокал. Порошок на мгновение зашипел и растворился в янтарном напитке.

Беро выпрямился и двинулся к высокому столику в углу.

Шон Цзу по-прежнему сидел один, втиснув мощное тело в узкое кресло. Чуть раньше рядом находился Маик Кен, но, к огромному облегчению Беро, он присоединился к своему брату в отдельном кабинете на другом конце зала. Беро поставил бокал перед Шоном.

– За счет заведения, Шон-цзен.

Шон взял напиток и сонно кивнул, не поднимая взгляда.

Он часто заходил в «Двойную удачу» и много пил. Лысина на его макушке казалась розовой в освещении обеденного зала. Напряженный взгляд Беро непреодолимо влекло ниже, к трем зеленым сережкам-гвоздикам в левом ухе Шона.

Беро отошел, пока Шон не успел заметить, как он пялится.

Забавно, но этот тучный стареющий пьяница – Зеленая Кость.

Конечно, у Шона мало нефрита, но при такой-то жалкой внешности рано или поздно кто-нибудь отнимет у него камни, может, и вместе с жизнью. «И почему бы не я?» – подумал Беро. И правда, почему бы и нет? Пусть он всего лишь незаконнорожденный сын докера и его никогда не примут в школу боевых искусств вроде Храма Ви Лон или Академии Коула Ду, но ведь он настоящий кеконец, этого не отнять. Он не робкого десятка и пробьет себе путь в жизни во что бы то ни стало.

Нефрит откроет многие пути.

Он прошел мимо братьев Маик, сидящих в кабинете с человеком помоложе. Беро чуть помедлил, только чтобы получше их рассмотреть. Маик Кен и Маик Тар теперь стали настоящими Зелеными Костями. Мускулистые, с унизанными нефритом пальцами, за поясами изогнутые боевые ножи с нефритовыми рукоятями. И одеты отлично: темные рубашки с воротничками, золотистые пиджаки, пошитые у хорошего портного, сверкающие черные ботинки и кепки с козырьками. Братья Маик входили в Равнинный клан, контролирующий основную часть районов этой части города. Один из братьев посмотрел на Беро.

Беро тут же отвернулся и стал надраивать тарелки. Чего он точно не хотел, так это привлекать сегодня вечером внимание братьев Маик. Он сдержал порыв нащупать мелкокалиберный пистолет, лежащий в кармане брюк и прикрытый фартуком.

Терпение. С завтрашнего дня он больше никогда не будет одеваться как официант. И больше никогда и никому не будет прислуживать.

Он вернулся на кухню, где Сампа закончил смену и получил расчет. Сампа вопросительно посмотрел на Беро, и тот кивнул – дело сделано. Сампа прикусил нижнюю губу маленькими белыми зубами.

– Ты правда думаешь, что у нас получится? – прошептал он.

Беро приблизил к нему лицо.

– Не дрейфь, кеке, – шикнул он. – Мы уже начали. Пути назад нет. Теперь твоя очередь!

– Знаю, кеке, знаю. Я все сделаю, – обиженно покосился на него Сампа.

– Думай о деньгах, – посоветовал Беро и хлопнул его по спине. – Давай.

Сампа в последний раз тревожно оглянулся и толкнул кухонную дверь.

Беро смотрел ему вслед, в сотый раз жалея о том, что приходится иметь дело с таким рохлей. Но тут уж ничего не поделаешь – только урожденный абукеец, невосприимчивый к нефриту, может стиснуть камень в руке и выйти из переполненного ресторана как ни в чем не бывало.

Сампу пришлось довольно долго убеждать войти в дело. Как и многие представители его племени, мальчишка рисковал жизнью на реке, все свободное время ныряя за нефритом, который снесло из рудников выше по течению. Опасное занятие – взбухший после дождей поток унес уже много неудачливых ныряльщиков, а тех, кому повезло найти нефрит (Сампа хвастался, что однажды нашел камень размером с кулак), могли схватить. И тогда, если повезет, очутишься в тюрьме, а если нет – в больнице.

Это занятие для неудачников, твердил ему Беро. Зачем выуживать из реки необработанный нефрит и продавать его на черном рынке посреднику, который обработает его и контрабандой переправит с острова, заплатив тебе сотую часть подлинной цены? Пара смелых и предприимчивых парней вроде них может достичь куда большего.

Если хочешь вступить в игру с нефритом, говорил Беро, играй по-крупному. Резные камни в оправе – вот где настоящие деньги.

Беро вернулся в обеденный зал и стал прибираться на столах, поминутно поглядывая на часы. Когда он получит все, что хотел, то сможет избавиться от Сампы.

* * *

– Шон Цзу говорит, в Трущобе возникли проблемы, – сказал Маик Кен, наклоняясь, чтобы никто посторонний не разобрал разговор в фоновом шуме. – Кучка ребятни трясет наши заведения.

Его младший брат Маик Тар потянулся через стол палочками, чтобы подцепить с тарелки хрустящий шарик из кальмара.

– Что еще за ребятня?

– Из Пальцев мелкого пошиба. Молодые задиры всего с парой нефритов.

Третий человек за столом задумчиво нахмурился.

– И все равно. Даже самые мелкие Пальцы – члены боевого клана, – сказал он. – Они выполняют приказы своих Кулаков, а те – своих Штырей. – Трущоба всегда была спорной территорией, но в открытую угрожать находящимся под крылом Равнинного клана заведениям было слишком смело для мелких задир. – Похоже, мы крупно облажались.

Братья Маик посмотрели на него, а потом переглянулись.

– Что такое, Хило-цзен? – спросил Кен. – Похоже, ты сегодня не в духе.

– Думаешь? – Коул Хилошудон откинулся на стену кабинки и покрутил бокал, согревая пиво и рассеянно стирая конденсат со стекла. – Наверное, это от жары.

Кен жестом велел официанту освежить напитки. Бледный юнец обслужил их, не поднимая головы. На секунду он взглянул на Хило, но похоже, его не узнал – тот, кто не знал Коула Хилошудона лично, никак не мог ожидать, что он выглядит так молодо. Штыря Равнинного клана, второго по старшинству после брата, редко узнавали на публике. Иногда у Хило это вызывало приступы бешенства, но порой он находил это полезным.

– Есть еще одна странность, – сказал Кен, когда официант удалился. – Куда-то запропастился Трехпалый Ги.

– Как можно потерять из виду Трехпалого Ги? – удивился Тар.

Нелегальный резчик по нефриту славился не только отсутствием пальцев, но и необъятными размерами.

– Может, удалился от дел.

– Из нефритового бизнеса можно выйти только одним способом, – хохотнул Тар.

– Коул-цзен, вы всем довольны? – раздался голос над ухом Хило.

Рядом со столом возник господин Унь, расплывшийся в тревожной и заискивающей улыбке, которую приберегал только для них.

– Все великолепно, как обычно, – ответил Хило, нацепив расслабленную, слегка кривобокую ухмылку – типичное для него выражение.

Владелец «Двойной удачи» сложил исцарапанные на кухне руки, кивая и улыбаясь в угодливых благодарностях. Лысый и грузный господин Унь был человеком лет шестидесяти, ресторатором в третьем поколении. Основал это почтенное и старинное заведение его дед, отец поддерживал его на плаву в годы войны и после нее. Как и его предки, господин Унь был верным Фонарщиком Равнинного клана. Когда в ресторан заходил Хило, господин Унь лично выказывал ему свое почтение.

– Могу я предложить вам что-нибудь еще? – спросил он.

Получив заверения, что все прекрасно, господин Унь удалился, и Хило снова посерьезнел.

– Поспрашивайте в округе. Узнайте, что случилось с Ги.

– А нам-то какое дело до Ги? – спросил Кен, но не из дерзости, а просто из любопытства. – Скатертью дорога. Одним нелегальным резчиком меньше. Нечего продавать наш нефрит слабакам и чужакам.

– Просто это меня беспокоит, – Хило потянулся за последним хрустящим шариком из кальмара. – Когда с улиц исчезают крысы, ничего хорошего не жди.

* * *

У Беро начали сдавать нервы. Шон Цзу почти осушил приправленный напиток. Предполагалось, что наркотик не имеет ни вкуса, ни запаха, но что если Шон, обладающий обостренными чувствами Зеленой Кости, каким-то образом его обнаружит? Или вдруг наркотик не подействует, или Шон уйдет, и нефрит ускользнет из рук Беро? Что, если Сампе изменит мужество? Когда Беро поправлял на столе приборы, ложка в его руке задрожала. Ну же, не дрейфь. Будь мужчиной.

Фонограф в углу крутил медленную и романтичную мелодию из оперы, почти не слышную в непрекращающейся болтовне клиентов. Над красными скатертями повисли дым сигарет и пряные ароматы блюд.

Шон Цзу, покачиваясь, вскочил. Нетвердой походкой он направился в глубь ресторана и толкнул дверь туалета.

Беро мысленно отсчитал десять бесконечных секунд, поставил поднос и как бы случайно последовал за Шоном. Проскользнув в туалет, он сунул руку в карман и стиснул крохотный пистолет. Он закрыл дверь и запер ее за собой, а потом прижался к стене.

Из кабинки доносились тошнотворные звуки, и Беро чуть не задохнулся от отвратного запаха блевотины и перегара. В кабинке спустили воду, и все стихло. Потом раздался приглушенный стук, как будто что-то тяжелое рухнуло на кафельный пол, и повисла зловещая тишина. Беро сделал несколько шагов вперед. В ушах отдавалось биение сердца. Он поднял пистолет к груди.

Дверь кабинки была открыта. Грузное тело Шона Цзу распростерлось на полу с раскинутыми руками. Грудь приподнималась в тихом и глухом храпе. Из уголка губ сбегала тонкая струйка слюны.

В дальней кабинке шаркнули грязные полотняные туфли, Сампа высунул голову из-за угла, где притаился в засаде. При виде пистолета он выпучил глаза, но потом шмыгнул к Беро, и оба уставились на лежащего в отключке человека.

Мать честная, получилось.

– Чего встал? – Беро махнул пистолетом в сторону Шона. – Давай! Забери камни!

Сампа неуверенно протиснулся через приоткрытую дверь кабинки. Голова Шона Цзу склонилась влево, ухо с нефритовыми серьгами приникло к стене. С написанным на лице ужасом, как у человека, который собирается схватиться за оголенный провод, Сампа взял в руки голову Шона. И замер. Шон не пошевелился. Сампа отвернул его лицо с разинутым ртом в другую сторону. Дрожащими пальцами он подцепил первую нефритовую серьгу и расстегнул застежку.

– Вот, держи. – Беро протянул ему пустой бумажный пакет.

Сампа бросил нефритовую сережку в пакет и принялся за вторую. Взгляд Беро танцевал между нефритом, Шоном Цзу, пистолетом, Сампой и снова нефритом. Беро шагнул вперед, и пистолет оказался в нескольких сантиметрах от виска Шона. Оружие выглядело удручающе крохотным и неэффективным – годится только для простых обывателей. Ну и ладно. В таком состоянии Шон Цзу все равно не сможет использовать Броню или Отражение. Сампа заберет нефрит и выйдет через заднюю дверь, не попавшись никому на глаза. Беро закончит смену, а потом встретится с Сампой. Старого Шона Цзу не потревожат еще несколько часов, он не впервые напивается и отключается в туалете.

– Быстрее, – сказал Беро.

Сампа вытащил уже два нефрита и трудился над третьим. Его пальцы впились в складки жирного уха Шона.

– Не могу отцепить.

– Так выдерни, просто выдерни!

Сампа потянул за упрямую серьгу. Она оторвалась от наросшей вокруг кожи. Шон Цзу дернулся. И открыл глаза.

Сампа охнул.

С могучим рыком Шон взмахнул рукой и подбросил руку Беро вверх в тот самый миг, когда он нажал на спусковой крючок. Выстрел оглушил всех троих, но никого не задел, а продырявил штукатурку на потолке.

Сампа ринулся к выходу и чуть не свалился, споткнувшись о Шона. Тот схватил его за ногу. Налитые кровью глаза выкатились от ярости и потери ориентации. Падая, Сампа выставил вперед руки, чтобы приземлиться на них, бумажный пакет выпал из его ладони и скользнул по кафелю пола между ног Беро.

– Воры! – проревел Шон.

Но Беро этого не услышал. После выстрела в голове звенело, все звуки как будто выключили. Он смотрел, как Зеленая Кость с пунцовым лицом тащит к себе перепуганного абукейского мальчишку, будто пышущий огнем демон из преисподней.

Беро наклонился, схватил помятый бумажный пакет и помчался к двери.

Он забыл, что запер ее. Секунду он в панике дергал ее и толкал, пока наконец не повернул задвижку, и выскочил наружу. Посетители слышали выстрел, и в сторону Беро повернулось несколько десятков пораженных лиц. Беро хватило остатков соображения, чтобы сунуть пистолет в карман и ткнуть пальцем в сторону туалета.

– Там вор нефрита! – заорал он.

Потом он побежал по залу, лавируя между столиками, два мелких камешка вонзались через бумагу в крепко стиснутую левую ладонь. Люди отскакивали от него. Их лица расплывались перед его глазами. Беро наткнулся на стул, упал, поднялся и снова побежал.

Его лицо пылало. Беро пронзил внезапный прилив энергии и тепла, похожий на электрический разряд. Он никогда не ощущал подобного. Он оказался у широкой изгибающейся лестницы на второй этаж, где посетители собрались на балконе и свешивались через перила – узнать, что за шум. Беро рванул вверх, преодолев лестницу за несколько широких прыжков, почти не касаясь пола. Толпа охнула. Удивление Беро переросло в восторг. Он откинул голову назад и захохотал. Вот она, Легкость.

С его глаз и ушей слетела пелена. Скрип стульев, звон посуды, вкус воздуха на языке – все чувства стали острее бритвы. Кто-то попытался его схватить, но слишком медленно, а Беро стал таким молниеносным. Он легко уклонился и запрыгнул на стол, послышался звон посуды и вопли. Впереди была дверь-сетка, ведущая во дворик со стороны гавани. Не раздумывая и без промедления он бросился на препятствие как атакующий бык. Деревянная решетка разлетелась, и Беро с диким восторженным криком вломился в проем. Он не чувствовал боли, только безумную, свирепую несокрушимость.

Вот она, сила нефрита.

Вечерний воздух покалывал кожу. Беро непреодолимо влекло вниз, к огромной равнине мерцающей воды. По венам растекались волны восхитительного жара. Океан выглядел таким прохладным, таким освежающим. В нем будет так хорошо. Беро подскочил к ограждению двора.

В его плечо впились чьи-то руки и рывком остановили. Беро дернулся назад, как пес на поводке, развернулся и увидел лицо Маика Тара.

Глава 2. Штырь Равнинного клана

На другом конце обеденного зала грохнул приглушенный выстрел. И через пару секунд Хило услышал в голове визг нефритовой ауры, как вилкой по стеклу. Кен и Тар развернулись в сторону юнца-официанта, который вылетел из туалета и помчался к лестнице.

– Тар, – сказал Хило, но в этом не было нужды – оба брата уже поднялись.

Кен бросился к туалету, Тар прыгнул к верхней площадке лестницы, схватил во дворе грабителя и швырнул его обратно через сломанную сетчатую дверь. Когда мальчишка влетел обратно, шмякнулся на пол и съехал вниз, посетители разом охнули, а некоторые закричали.

Тар шагнул за ним в здание и наклонился, чтобы смахнуть обломки двери. Мальчишка не успел подняться на ноги, как Тар ладонью пригвоздил его голову к полу. Вор потянулся за оружием, крохотным пистолетом, но Тар вырвал его и забросил через сломанную дверь прямо в бухту. Когда Зеленая Кость прижал коленом руку мальчишки и вырвал из побелевших пальцев бумажный пакет, Беро издал приглушенный ковром крик. Все произошло так быстро, что зрители этого просто не заметили.

Тар поднялся, а лежащий у его ног подросток стонал и дергался в конвульсиях – энергия нефрита покидала его тело, а вместе с ней сердитое жужжание покидало черепную коробку Хило. Маик-младший за шкирку поставил вора на ноги и поволок его вниз по лестнице, обратно в главный зал. Покинувшие свои столики взбудораженные посетители молча расступались перед ними. Из туалета появился Кен, он тащил за руку тихо хнычущего мальчишку-абукейца. Кен толкнул его на колени, а Тар поставил рядом Беро.

За Кеном, покачиваясь, вышел Шон Цзудонрю, хватаясь по дороге за стулья, чтобы не упасть. Похоже, он не вполне понимал, где находится и как тут очутился, но соображал достаточно, чтобы разъяриться. Его осоловелый взгляд блуждал, глаза вылезали из орбит. Одной рукой он хватался за ухо.

– Воры, – пробормотал он и потянулся к рукояти ножа, спрятанного в ножнах под пиджаком. – Вскрою брюхо обоим.

Подбежал господин Унь, протестующе махая трясущимися руками. Его лицо побелело от ошеломления.

– Шон-цзен, умоляю, только не в зале!

Достаточно и того, что ресторан «Двойная удача» опозорен, что на его кухне пригрели воров нефрита, но зарезать двух мальчишек прямо у сервировочного стола для десертов – такое несчастье не переживет ни одно заведение. Хозяин ресторана испуганно покосился на нож Шона Цзу, а потом на братьев Маик и застывшие лица клиентов. Он снова промямлил:

– Это ужасное происшествие, но прошу вас…

Хило поднялся из-за стола:

– Господин Унь! Я и не сообразил, что вы устроили шоу для клиентов.

Когда Хило пересек зал, все взгляды обратились на него. Он ощутил, что толпа начинает понимать. Ближайшие посетители заметили то, чего не заметил раньше беглый взгляд Беро: под серой спортивной курткой Коула Хило и расстегнутой на две верхние пуговицы голубой рубашкой протянулась ожерельем строчка маленьких нефритов, будто вплавленных прямо в кожу у ключиц.

Господин Унь поспешил вслед за Хило, заламывая руки.

– Коул-цзен, мне так неловко, что вас побеспокоили. Даже не знаю, как эти жалкие воришки пробрались на кухню. Могу я как-нибудь загладить происшествие? Я сделаю что угодно. Еда, напитки – если пожелаете, конечно…

– Такое случается, – обезоруживающе улыбнулся Хило.

Но ресторатора это не успокоило. Когда он кивнул и вытер взмокшие брови, то выглядел даже более нервным.

– Убери нож, дядя Цзу. Господину Уню и так придется тут прибираться, не хватало еще крови на ковре. И к тому же все эти люди заплатили за ужин, не стоит портить им аппетит.

Шон Цзу призадумался. Хило назвал его дядей, выказав уважение вопреки тому, что его публично унизили. Но очевидно, этого было недостаточно, чтобы смягчить Шона. Он ткнул ножом в сторону Беро и Сампы.

– Они украли нефрит! Их жизнь принадлежит мне, и никто не посмеет возразить.

Хило протянул руку к Тару, и тот сунул ему бумажный пакет. Хило высыпал в ладонь два камня. Кен отдал третью серьгу. Хило задумчиво покатал три зеленых камешка в руке и посмотрел на Шона, сдвинув брови в неодобрении.

Гнев схлынул с лица Шона, сменившись трепетом. Он уставился на свой нефрит в чужой руке – теперь его сила текла по жилам Коула Хило, а не в нем самом. Шон застыл. Все молчали, тишина внезапно стала зловещей.

Шон хрипло откашлялся.

– Коул-цзен, этими словами я не хотел выказывать неуважения к вам, как к Штырю. – Теперь он говорил другим тоном, как со старшим. – Конечно, в вопросах правосудия я покоряюсь решениям клана.

Хило с улыбкой взял ладонь Шона и бросил в нее три камня. А потом накрыл их пальцами Шона.

– Ничего страшного не случилось. Мне нравится, когда у Кена и Тара возникает повод поразмяться. – Он подмигнул братьям, словно рассказывает анекдот одноклассникам, но когда повернулся обратно к Шону, добродушное выражение с лица исчезло. – Похоже, дядя, тебе стоит меньше пить и лучше приглядывать за своим нефритом.

Шон Цзу стиснул нефрит и в приступе облегчения прижал кулак к груди. Его жирная шея побагровела от унижения, но больше он ничего не сказал. Даже в таком затуманенном состоянии, под действием снотворного, он не был глуп и понимал, что получил предупреждение – после сегодняшней прискорбной оплошности он остается Зеленой Костью, только пока так считает нужным Коул Хило. Шон попятился, понурив голову.

Хило развернулся и помахал замершим зевакам.

– Представление окончено. Плата не требуется. Давайте закажем еще каких-нибудь великолепных блюд господина Уня и выпьем, конечно же!

По залу прокатилась нервная зыбь смешков, и публика подчинилась, вернувшись к еде и друзьям, хотя изредка все тайком бросали взгляды на Коула Хило, братьев Маик и двух жалких подростков на полу. Не так уж часто простые, не обладающие нефритом жители города могли увидеть в действии потрясающие способности Зеленых Костей. Теперь они разойдутся по домам и расскажут знакомым о том, что видели, как вор двигался быстрее любого нормального человека и вломился через деревянную дверь, но насколько же быстрее и сильнее по сравнению с ним оказались братья Маик, и как даже они пасовали перед молодым Штырем.

Кен и Тар подняли воров и вынесли их из здания.

Хило последовал за ними, господин Унь суетился рядом, бормоча запинающимся голосом:

– Умоляю, простите, простите. Я тщательно проверю весь персонал, я и понятия не имел…

Хило положил руку ему на плечо.

– Это не ваша вина. Трудно предсказать, кто подхватит нефритовую лихорадку и свернет на кривую дорожку. Мы займемся ими снаружи.

Господин Унь с явным облегчением кивнул. На лице у него было написано такое выражение, будто он только что столкнулся с автобусом, но при этом лишь отклонился от курса и выронил под ноги портфель с деньгами. Если бы сегодня в ресторан не зашли Хило и братья Маик, ему пришлось бы иметь дело с двумя трупами и одной очень злой и пьяной Зеленой Костью. Но после открытого вмешательства Штыря ресторан «Двойная удача» не только избежал катастрофы, но и заслужил славу. О сегодняшнем происшествии разойдутся слухи, и публика повалит валом.

При этой мысли Хило взбодрился. «Двойная удача» был не единственным заведением Равнинного клана в этом районе, но одним из самых прибыльных и крупных, и клан нуждался в дани от него. А что еще важнее, Равнинный клан не мог позволить себе потерять лицо, если это место прогорит или его захватят другие. Если верный Фонарщик вроде господина Уня лишится дохода или жизни, ответственность за это падет на Хило.

Он доверял господину Уню, но люди есть люди. Они всегда на стороне сильных. Даже если сегодня «Двойная удача» – заведение Равнинного клана, может случиться и так, что его владельца станут принуждать переметнуться к конкурентам в обмен на поддержку семейного бизнеса и чтобы сохранить на плечах голову. Хило не тешил себя иллюзиями по поводу того, какой тот сделает выбор. В конце концов, Фонарщики – всего лишь обыватели без нефрита, они часть клана и важны для его существования, но не готовы ради него умереть. Они не Зеленые Кости.

Хило остановился и указал на сломанную дверь.

– Пришлите мне счет за ущерб. Я этим займусь.

Господин Унь заморгал, потом стиснул ладони и несколько раз прикоснулся ими ко лбу в вежливой благодарности.

– Вы так щедры, Коул-цзен. В этом нет необходимости…

– Не глупите, – ответил Хило и оглядел его. – Скажите, друг мой, в последнее время вы не слышали еще о каких-нибудь проблемах поблизости?

Взгляд ресторатора тревожно дернулся, пока вновь не остановился на лице Хило.

– Какого рода проблемах, Коул-цзен?

– О Зеленых Костях из другого клана, – пояснил Хило. – О таких проблемах.

Господин Унь поколебался, а потом оттянул Хило в сторонку и понизил голос.

– Не здесь, в Доках, нет. Но приятель моего племянника работает барменом в «Танцовщице», это в Трущобе. Он говорит, что видел людей из Горного клана, они приходят почти каждый вечер, садятся где вздумается и ожидают бесплатную выпивку. Говорят, это часть дани, и что Трущоба – территория Горных. – Господин Унь отшатнулся, испугавшись выражения лица Хило. – Может, это пустая болтовня, но раз вы спросили…

Хило похлопал его по руке.

– Болтовня никогда не бывает просто болтовней. Дайте нам знать, если услышите что-нибудь еще, хорошо? Вы всегда можете позвонить.

– Конечно. Конечно, расскажу, Коул-цзен, – и господин Унь снова дотронулся ладонями до лба.

Хило в последний раз хлопнул его по плечу и вышел из ресторана.

На улице Хило остановился и вытащил из кармана пачку сигарет. Дорогих эспенских сигарет, он питал к ним слабость. Он сунул сигарету в рот и огляделся.

– Может, вон там? – предложил он.

Братья Маик оттащили подростков от «Двойной удачи» и толкнули на гравийный склон у кромки воды, чтобы не было видно с дороги. Пухлый абукеец брыкался и кричал, другой обмяк и притих. Братья Маик бросили воров на землю и начали избивать. Со всей силы, ритмичными ударами по корпусу, ребрам, животу и спине. И по лицам, пока они не распухли почти до неузнаваемости. Никаких ударов по жизненно важным органам – по горлу или затылку. Кен и Тар были хорошими Кулаками, не беспечными и не кровожадными.

Хило курил и наблюдал.

Опустился вечер, но не совершенно темный. Вдоль берега сияли фонари, а фары проезжающих машин вспыхивали белым. Далеко на воде сквозь клочья тумана и городской смог проглядывали медленно перемещающиеся огни судов. Воздух был теплым и полным ароматов – сладости перезревших фруктов и вони дыхания девятисот тысяч жителей города.

В свои двадцать семь Хило еще помнил времена, когда автомобили и телевидение были в Жанлуне в новинку. Теперь они заполонили все, а плюс к ним еще больше людей, новые фабрики, уличная еда с чужеземными вкусами, вроде мясных шашлычков и острого творожного сыра. Казалось, столица вот-вот лопнет, а вместе с ней и все жители, и Зеленые Кости. Как будто существует какое-то подводное течение, думал Хило, все движется слишком быстро, словно город – это новый, только что смазанный механизм, установленный на предел мощности, и вот-вот выйдет из-под контроля, нарушив естественный порядок вещей. Что творится в мире, если парочка неуклюжих, неумелых портовых выродков задумала украсть нефрит у Зеленой Кости и это почти удалось?

По правде говоря, Шон Цзудонрю заслужил потерю нефрита. Хило мог бы забрать три его серьги себе в качестве наказания за бесчестье. И он испытывал такое искушение, когда энергия растекалась по венам жидким теплом, пока он крутил камни в руке.

Но бесчестно забирать несколько камешков у жалкого старика. Вот чего не могли понять воришки – один лишь нефрит не делает Зеленой Костью. Нефритовым воином делают кровь, тренировки и клан, так было всегда. Хило должен поддерживать и личную репутацию, и репутацию клана. Шон Цзудонрю – пьяница, старый дурак, пародия на Зеленую Кость, но он остается Пальцем на службе у Равнинных, а значит, если на него напали – Хило должен разобраться.

Он бросил сигарету и затоптал ее.

– Достаточно, – сказал он.

Кен тут же отошел. Более усердный Тар напоследок пнул каждого еще разок. Хило пристальнее изучил подростков. Один был в форме официанта и выглядел как настоящий кеконец – худощавый, с длинными руками, темными глазами и волосами. Он лежал полумертвый, хотя трудно сказать – то ли от избиения, то ли от нефритовой ломки. Круглолицый абукеец тихо всхлипывал, не переставая повторять: «Это была не моя идея, не моя, я не хотел, отпустите, прошу вас, я больше не буду, я никогда…»

Хило поразмыслил – а вдруг мальчишки не такие кретины, какими выглядят, а шпионы или наемные головорезы Горных или какого-нибудь мелкого клана. Он взвесил шансы и решил, что они ничтожны. Хило присел и отбросил волосы с мокрого лба абукейца, тот в ужасе зажмурился. Хило покачал головой и вздохнул.

– И о чем ты только думал?

– Он обещал, что мы получим кучу денег, – всхлипнул подросток, немного фальшиво. – Сказал, старик так пьян, что даже не заметит. Сказал, что знает покупателя, надежного, он заплатит полную цену, как за резной нефрит, и не будет задавать вопросы.

– И ты ему поверил? Надо быть полным безумцем, чтобы рассчитывать украсть нефрит у Зеленой Кости и продать камни.

Хило поднялся. С кеконцем уже ничего не поделаешь. Сердитые юнцы подхватывают нефритовую лихорадку, Хило видел такое много раз. Нищих и наивных, полных беспощадной энергии и честолюбия, нефрит притягивает их, как мед муравьев. Они романтизируют легендарных гангстеров, Зеленых Костей, насмотревшись комиксов и фильмов об их подвигах. Замечают, как люди произносят «цзен» – уважительно и с легким опасением, и хотят стать такими же. И не имеет значения, что без многолетних боевых тренировок они не способны контролировать силу нефрита. Они загораются, теряют голову и уничтожают себя и других.

Нет, это безнадежный случай.

А вот абукеец просто глуп. Насколько безнадежно? Можно простить мальчишку вроде него, играющего в лотерею с нырянием в реку, но нельзя простить оскорбление клана.

Как будто прочитав мысли Хило, подросток ускорил словесный поток:

– Пожалуйста, Коул-цзен, я был глуп, я знаю, это было глупо, этого никогда больше не повторится, клянусь. Я только доставал нефрит из реки. Если бы вместо Ги не появился новый резчик, я бы ни о чем другом и не думал. Я больше не притронусь к нефриту, клянусь…

– Что ты сказал?

Хило снова наклонился над ним, прищурившись.

Подросток посмотрел на него в страхе и недоумении.

– Я… что я…

– По поводу нового резчика, – сказал Хило.

От настойчивого взгляда Хило мальчишка задрожал.

– Я… я… отдавал все, что выловлю из реки, Трехпалому Ги. За необработанный нефрит он тут же платил наличными. Немного, но все равно неплохо. Ги – резчик в этой части города, и большинство наших…

– Я знаю, кто он, – нетерпеливо оборвал его Хило. – Что с ним случилось?

Потихоньку в глазах парнишки начала поблескивать надежда – он понял, что знает кое-что, чего не знает Штырь Равнинного клана.

– Ги больше нет. В прошлом месяце появился новый резчик, сказал, что будет скупать у нас весь нефрит, сколько найдем, необработанный или резной, без вопросов. Он предложил Трехпалому Ги работать вместе, но Ги не видел смысла делить бизнес с новичком. И тогда тот парень его убил. – Мальчишка вытер рукавом сопли и кровь из носа. – Говорят, он задушил Ги телефонным проводом, а потом отрезал остальные пальцы и послал их другим резчикам города в качестве предупреждения. И теперь все, что мы найдем в реке, отправляется к нему, а он платит только половину от того, что платил Ги. Вот почему я решил бросить это дело…

– Ты видел этого резчика? – спросил Хило.

Подросток задумался, пытаясь решить, какой ответ спасет ему жизнь, а за какой его убьют.

– Д-да. Один раз.

Хило переглянулся с Кулаками. Абукейский мальчишка разрешил одну тревожную загадку, но за ней потянулась другая. Пусть Трехпалый Ги был нелегальным резчиком нефрита, но знакомым и понятным, блудным псом во дворе у Хило, крадущим из мусорных баков, но не причиняющим значительного ущерба, чтобы его стоило убить. Пока он только покупал необработанный нефрит у абукейцев, кланы не трогали его контрабандную торговлю в обмен на периодические наводки на рыбу покрупнее. Кто посмел бросить вызов власти Равнинного клана и убить Ги?

Хило снова повернулся к мальчишке.

– Можешь описать его, этого нового резчика?

Тот снова заколебался.

– Да… Я… Наверное.

Когда парнишка заикаясь описал резчика, Хило встал.

– Подгони машину, – велел он Кену. – Отвезем мальчишек к Колоссу.

Глава 3. Бессонница Колосса

Коул Ланшинван не мог заснуть. Когда-то он хорошо высыпался, но в последние три месяца хотя бы раз в неделю не мог сомкнуть глаз. Его спальня на последнем этаже главного особняка Коулов выходила на восток и выглядела отвратительно огромной и пустой, как и кровать. Иногда по ночам он смотрел в окно, пока к горизонту не подкрадывался робкий свет зари. Лан пытался медитировать перед сном, чтобы успокоиться. Пил травяной чай и принимал соляные ванны. Он раздумывал, не пора ли посоветоваться с врачом. Может, терапевт Зеленых Костей сумеет понять, какие энергетические потоки находятся не в равновесии, расчистит преграды для заблокированной энергии, пропишет правильную диету и восстановит баланс.

Но он устоял перед искушением. В тридцать пять лет он должен находиться на пике сил и здоровья. Вот почему дед наконец передал ему бразды правления, вот почему остальные Равнинные согласились с тем, что власть перейдет от легендарного, но старого и больного Коула Сенингтуна к внуку. Если пойдет слух, что Колоссу клана нездоровится, это плохо на нем отразится. Даже такой пустяк, как бессонница, может вызвать ненужные домыслы. А вдруг у него проблемы с психикой? Вдруг он не может справиться со своим нефритом? Если его сочтут слабым, это может стать смертельным.

Лан встал, натянул рубашку и спустился по лестнице. Он надел ботинки и вышел в сад. Ему тут же полегчало. Семейный особняк стоял почти в самом центре Жанлуна – из окон верхнего этажа виднелась красная крыша здания Королевского совета и конические ярусы Триумфального дворца, но строения и сады, принадлежащие Коулам, раскинулись на двух гектарах, а высокие стены из красного кирпича закрывали их от городской суеты. Для Зеленой Кости здесь не было тихо – Лан слышал шуршание мыши в траве, жужжание крохотного жучка в пруду, хруст собственных шагов по гладкой мощеной дорожке, но вечный городской гул был приглушен. Сад был оазисом покоя. Здесь, в одиночестве в маленьком уголке природы, вдалеке от водоворота чужих нефритовых аур, Лан мог расслабиться.

Он сел на каменную скамью и закрыл глаза. Он неторопливо исследовал собственное дыхание и биение сердца, ритмичный поток крови по венам. Лан проследил взглядом за летучей мышью, метнувшейся над головой и хватающей в воздухе насекомых. В ветерке от маленького пруда он уловил аромат цветения магнолии и жимолости. Он поискал на земле мышь, которую услышал чуть раньше, и обнаружил ее – горячий сгусток пульсирующей жизни, застывший яркий комок на темной лужайке.

Учеником Академии Коула Душурона он однажды провел всю ночь запертым в гулком, угольно-черном погребе с тремя крысами. Этот экзамен по Чутью сдавали ученики в возрасте четырнадцати лет. Он шел вслепую, держась за холодные каменные стены, прислушиваясь к едва заметному скрежету крохотных коготков и пытаясь согреть кровь, как змея, прекрасно понимая, что сдаст экзамен только в одном случае – если убьет всех острозубых крыс голыми руками. При этих воспоминаниях спина Лана напряглась.

Он ощутил толчок на периферии сознания – приближался Дору. Он пересекал сад – невидимый, но его выдавала нефритовая аура, разрывающая ночь, будто прорезавшая дым красная вспышка.

Лан выдохнул и открыл глаза, губы изогнулись в кривоватой улыбке. Если Дору застанет его за охотой на мышей в ночном саду, то это будет куда более серьезным симптомом умственного расстройства, чем бессонница. Но Лана рассердило, что кто-то прервал его одиночество, и он не встал поприветствовать гостя.

Голос Юна Дорупона был мягким и хрипловатым. Он пах лекарствами, а голос звучал, как будто в кастрюлю сыплют гравий.

– Ты здесь, в одиночестве? Что-то случилось, Лан-се?

Лан нахмурился, услышав уменьшительный суффикс – так обращаются взрослые к ребенку, а не к старшему по званию. Использование этого имени Шелестом означало нарушение субординации. Лан понимал, что Дору не хотел его оскорбить, просто никак не может избавиться от старых привычек. Дору знал его с детства, он служил Коулам, сколько помнил Лан. Но предполагается, что он должен быть советчиком и стратегом, а не выступать в роли заботливого дядюшки.

– Ничего не случилось, – ответил Лан. Он наконец встал и повернулся к Дору. – Мне нравится выходить по вечерам в сад. Иногда нужно побыть наедине с собственными мыслями.

Легкий упрек за вторжение.

Дору, похоже, упрека не заметил.

– Уверен, тебе есть о чем подумать.

Шелест был тощим как жердь, с похожей на яйцо головой и острым подбородком, и даже в тягостную летнюю жару носил шерстяные свитера и темные куртки, в которых выглядел полнее. Чопорные манеры придавали ему вид ученого, что совершенно не соответствовало действительности. Несколько десятилетий назад Дору был Человеком Горы и одним из тех неукротимых мятежников, которые под предводительством Коула Сенингтуна и Айта Югонтина покончили с иностранной оккупацией острова Кекон. Последний год Мировой войны Дору провел в шотарской тюрьме, ходили слухи о том, что скрывается под его мешковатой одеждой, – якобы из его ног и рук вырваны куски плоти, а еще ему отрезали яйца.

– К концу месяца КНА должен определить квоты на экспорт. Ты уже принял решение, как проголосуешь?

Споры внутри Кеконского Нефритового Альянса по поводу того, стоит ли увеличивать продажу нефрита иностранным державам, а именно Эспении и ее союзникам, шли всю весну.

– Ты знаешь мое мнение, – ответил Лан.

– Ты обсудил это с Коулом-цзеном?

Естественно, Дору имел в виду Коула Сенингтуна. Пусть в семье есть еще три Зеленых Кости помладше, для Дору всегда останется только один Коул-цзен.

Лан не показал своего раздражения.

– Нет нужды его беспокоить.

Возможно, не один лишь Дору в Равнинном клане ожидает, что по поводу серьезных решений Лан будет советоваться с дедом, но так не может больше продолжаться. Давно пора дать понять, что только Лан – полновластный Колосс.

– Эспенцы слишком многого хотят. Если мы всегда будем давать им, что попросят, то скоро последний нефрит с острова окажется на эспенских армейских складах.

Шелест немного помолчал, а потом кивнул.

– Как скажешь.

И тут Лану пришла в голову неожиданная мысль: Дору стареет, он уже слишком стар, чтобы меняться. Он был Шелестом деда и всегда будет считать себя таковым. Придется его заменить. Лан отбросил эту неприятную мысль. Даже хорошее Чутье не позволяло Зеленым Костям читать мысли, но некоторые так натренировались, что могли разобрать их по малейшим внешним проявлениям. Дору носил лишь тонкие нефритовые кольца на больших пальцах, но Лан знал, что остальной нефрит спрятан от взглядов, а Дору куда более умел, чем кажется, и может почувствовать внезапный поворот в мыслях Лана, даже если они никак не отразятся на лице. Он скрыл любые признаки нетерпения.

– Ты же пришел не затем, чтобы терзать меня по поводу КНА. В чем дело?

На воротах включились прожектора, залив фасад дома и длинную подъездную дорожку желтым светом.

– Только что приехал Хило, – сказал Дору. – Он срочно хочет с тобой увидеться.

Лан быстро пересек сад в направлении силуэта огромного седана Хило, который ни с чем не спутаешь. Маик Кен, один из лейтенантов его брата, прислонился к водительской дверце «Княгини Прайзы», глядя на часы. Маик Тар стоял чуть в стороне, рядом с Хило. У их ног лежали два мешка. Подойдя поближе, Лан увидел, что эти мешки – на самом деле два подростка, стоящие на коленях, головой в асфальт.

– Рад, что застал тебя, пока ты еще не спишь, – поддразнил его Хило.

Младший Коул частенько рыскал по улицам до рассвета, уверяя, что это часть обязанностей хорошего Штыря, угроза его присутствия усмиряет разного рода мерзавцев, творящих свои дела на территории клана, когда опускается темнота. Никто не скажет, что Коул Хило не посвятил делам всего себя, в особенности когда они касались еды и выпивки, красивых девушек и громкой музыки, баров, игорных залов и периодических жестоких стычек.

Лан пропустил издевку мимо ушей и посмотрел на двух парнишек. Перед тем как привезти сюда и положить на дорогу, их избили до полусмерти.

– Что это значит?

– Старый пропойца Шон Цзу чуть не лишился своих жалких нефритов из-за этих клоунов, – объяснил Хило. – Но вышло так, что вот этот, – он поддел ногой более крупного мальчишку, – рассказал кое-что интересное, и я решил, что тебе стоит услышать это лично. Давай, парень, расскажи Колоссу все, что знаешь.

Юнец поднял голову. Оба его глаза заплыли, губа была рассечена. Из-за разбитого носа голос звучал гнусаво. Он рассказал Лану о внезапном захвате контрабандного бизнеса Трехпалого Ги.

– Я не знаю, как зовут новичка. Мы называем его просто Резчик.

– Он абукеец? – спросил Лан.

– Нет, – прошамкал мальчишка вздувшимися губами. – Иностранец, каменноглазый. Носит куртки, как у югутанцев, и квадратную кепку. – Он бросил нервный взгляд на своего товарища, когда тот заворочался и застонал.

– Опиши, как выглядит Резчик, – велел Хило.

– Я видел его только раз, всего несколько минут, – заюлил парнишка, снова испугавшись резкого тона Хило. – Он невысокого роста, немного полноват. У него усы и щербатое лицо. Одевается как югутанец и носит пистолет, но говорит по-кеконски без акцента.

– На какой территории он работает?

Абукеец вспотел от этого допроса. Он умоляюще обратил почерневшее от синяков лицо к Лану.

– Я… я точно не знаю. В основном в Кузнице. Частично в Папайе и в Доках. Может, даже в Монетке и Рыбачьем. – Он ткнулся лбом в асфальт, и голос стал приглушенным. – Коул-цзен. Колосс. Я никто, пустое место, просто глупый мальчишка, сделавший глупую ошибку. Я рассказал все, что знаю.

Второй парень пришел в себя, хотя и молчал, только шумно дышал.

– Посмотри на меня, – велел Лан.

Подросток поднял голову. Белки его глаз покраснели от лопнувших капилляров. Выглядел он затравленным и не в себе – это было уже не лицо мальчика, а лицо человека, вкусившего нефрит не с той стороны и совершенно уничтоженного им. Видимо, он страдал от страшной боли, но до сих пор излучал внутренний жар, сгорая, как струя газа.

Лан ощутил к нему легкий прилив жалости. Парень стал жертвой смутных времен. Раньше законы природы были ясны. Абукейцы невосприимчивы к нефриту. Иностранцы по большей части – слишком чувствительны, даже если шотарец или эспенец научится контролировать физическую и ментальную силу, он наверняка падет жертвой Зуда. Лишь кеконцы, особый народ, столетия назад взявший начало от смешения крови абукейцев и древних тунских поселенцев на острове, обладают прирожденной способностью обуздывать силу нефрита, да и то после многолетней интенсивной подготовки.

К сожалению, в наши дни хвастливые рассказы об иностранцах, якобы научившихся носить нефрит, вселили в головы нищей кеконской ребятни дурацкие идеи. Они стали думать, будто им лишь нужно немного потренироваться в уличных драках, ну, могут еще понадобиться правильные медикаменты.

– Нефрит для таких, как ты, – это смерть. Украдешь ли ты его, продашь ли, наденешь – все закончится одинаково: ты будешь кормить червей. – Лан уставился на мальчика суровым взглядом. – Убирайтесь с моей земли, оба, и не попадайтесь больше на глаза моему брату.

Абукеец поднялся на ноги, а второй сделал это даже быстрее, чем мог предположить Лан. Они торопливо поковыляли к выходу, ни разу не оглянувшись.

– Вели охране отпереть ворота, – приказал Лан Маику Кену.

Тот взглянул на Хило в ожидании одобрения приказа Лана. Эта крохотная деталь вывела Лана из себя. Братья Маик были по-рабски преданы Хило. Они внимательно смотрели на улепетывающих подростков, запоминая их лица.

Улыбка исчезла с лица Хило. Без нее он выглядел на свой возраст, а не чуть старше измордованных им подростков.

– Я бы оставил жизнь абукейцу, – сказал он, – но насчет второго… ты ошибся. Он вернется, у него это на лице написано. Мне все равно придется его убить, только чуть позже.

Возможно, Хило и прав. Есть два типа похитителей нефрита. Большинство хочет заполучить силу нефрита для статуса, денег, власти над другими, но для некоторых желание обладать камнями становится наваждением, свербит в мозгу и только растет день ото дня. Вероятно, Хило верно рассудил, следовало разобраться с мальчишкой при первом же проступке, но Лан не был готов утверждать, что тот не сумеет найти какой-то другой способ удовлетворить честолюбие.

– Ты преподал ему урок, – сказал он. – Нужно давать людям шанс усвоить уроки. В конце концов, они же просто дети, глупые дети.

– Не припомню, чтобы глупостью можно было оправдаться, когда я был ребенком.

Лан посмотрел на брата. Хило стоял, сунув руки в карманы, расставив локти и чуть выдвинув вперед плечи с намеком на дерзость. «Ты сам еще ребенок», – эгоистично подумал Лан. Штырь – второй человек в клане, равный по статусу Шелесту, и, как предполагается, должен быть закаленным бойцом. Хило стал самым молодым Штырем в истории, но все же никто не оспаривал его позицию. То ли потому что он был из Коулов и с честью носил нефрит, то ли потому, что, когда полтора года назад ушел на покой прежний Штырь, дед одобрил назначение Хило одним лишь пожатием плеч. «А кто ж еще для этого подойдет?» – сказал тогда Коул Сен.

Лан сменил тему.

– Ты считаешь, что новый резчик – это Тем Бен.

Утверждение, не вопрос.

– А кто ж еще? – отозвался Хило.

Семья Темов входила в могущественный и контролирующий обширные территории Горный клан. Но Тем Бен, выходец из гордой семьи Зеленых Костей, оказался каменноглазым. Так иногда случается – проявляются рецессивные гены, и рождается кеконец, столь же невосприимчивый к нефриту, как и любой абукеец. Тем Бен, позор семьи и к тому же свирепый забияка, много лет назад покинул родных и отплыл учиться и работать в далекий северный Югутан. Его внезапное возвращение на Кекон и бурное внедрение на черный рынок необработанного нефрита выглядело вполне правдоподобно. Только невосприимчивый к нефриту каменноглазый может покупать, обрабатывать и продавать на улицах нефрит. И становилось весьма тревожно от того, к чему могли вести его действия.

– Он не вернулся бы без приказа семьи, – заключил Хило. – А Темы не сделают ни шагу без одобрения Айт. – Хило шумно отхаркался и сплюнул в кусты. Он, конечно же, говорил об Айт Маде, нынешнем Колоссе Горного клана, приемной дочери великого Айта Югонтина. – Клянусь своим нефритом, эта жадная сучка не только в курсе событий, но и держит руку на пульсе.

Все это время Дору маячил где-то на заднем плане, и теперь, как призрак, выступил вперед, чтобы присоединиться к разговору.

– Колосс Горного клана лично занимается резчиками на черном рынке нефрита? – Он не скрывал своего скепсиса. – Серьезный вывод на основании слов перепуганного абукейского мальчишки.

Хило посмотрел на него с плохо скрываемым презрением.

– Может, Шон Цзу и пьяный кретин, но держит уши по ветру. Он говорит, наших Фонарщиков в Трущобе поприжали. Владелец «Двойной удачи» рассказал мне ту же историю – дескать, их доят Пальцы Горных. Если Горные пытаются вытеснить нас из Трущобы, трудно поверить, что они не захотят внедрить своего человека, чтобы работал в наших районах и снабжал их информацией. Они поставили на то, что мы не тронем нового резчика и не станем устраивать склоку с Темами из-за какой-то мелкой контрабанды.

– Ты делаешь слишком много предположений, Хило-се. – Дору говорил совершенно спокойно, в отличие от Хило. – Айты и Коулы через многое прошли вместе. Горные не выступят против твоего деда, пока он жив.

– Я лишь рассказываю, что мне известно.

Хило вышагивал перед братом и Дору. Лан ощущал волны его возбуждения. Нефритовая аура Хило выглядела яркой жидкостью по сравнению с густым дымом ауры Дору.

– Дед и Айт Югонтин уважали друг друга, даже когда были соперниками, но все это в прошлом. Старый Ю умер, и Айт Мада ведет собственную игру.

Обдумывая слова брата, Лан посмотрел на огромный, широко раскинувшийся особняк Коулов.

– Многие годы Равнинный клан быстрее увеличивал влияние, чем Горный, – заметил он. – Они знают, что только мы представляем для них угрозу.

Хило остановился и взял брата за руку.

– Позволь мне сходить в Трущобу с пятью Кулаками. Айт нас проверяет, посылает самых мелких Пальцев чинить неприятности и хочет посмотреть, как мы ответим. Так давай прирежем нескольких и отправим ей в мешках. Пошлем сигнал, что с нами шутить не стоит.

Тонкие губы Дору скривились, как будто он откусил лимон. Клиновидная голова повернулась, и в младшего Коула впился презрительный взгляд.

– Они убили кого-нибудь из наших, Зеленую Кость или Фонарщика? Ты предлагаешь нам первыми пролить кровь? Нарушить мир? От Штыря ожидают определенную свирепость, но такая ребяческая реакция сослужит дурную службу твоему Колоссу.

Аура Хило полыхала, как раздутое ветром пламя. Лан почувствовал волну жара за секунду до ответа Хило, произнесенного неожиданно ледяным тоном.

– Колосс может и сам решить, плохо ли ему служат.

– Хватит, – огрызнулся на обоих Лан. – Мы здесь, чтобы вместе принять решение, а не устраивать петушиные бои.

– Лан-се, – сказал Дору, – похоже, в Трущобе появились слишком энергичные и задиристые юнцы, этот район всегда был проблемным. – Аура Шелеста мерцала ровно, как раскаленный уголь, неспешной энергией человека, пережившего множество костров и не особо желающего их разжигать. – Уверен, что можно найти мирное решение, которое сохранит уважение между кланами.

Лан переводил взгляд с Шелеста на Штыря. Они – правая и левая рука Колосса и отвечают за деловую и боевую ветви клана. Штырь всегда на виду, занимается тактикой, самый грозный боец клана, предводитель Кулаков и Пальцев, которые патрулируют и защищают территорию клана и ее жителей от соперников и уличной преступности. Шелест – стратег, разрабатывает операции, это мозг, работающий за кулисами в своем офисе вместе со способными Барышниками, обеспечивая клан притоком дани и прибыльными вложениями. Определенные трения между двумя ключевыми фигурами вполне предсказуемы, даже ожидаемы. Но Хило и Дору были полными противоположностями не только по роли в клане, но и по характеру. Глядя на них, Лан задавался вопросом, на кого опереться – на Хило с его чутьем улиц или на Дору с его опытом и осторожностью.

– Попробуй разузнать, стоят ли Айты за Темом Беном, – сказал он Хило. – И пошли побольше Кулаков в Трущобу, но только, – он покачал головой в ответ на загоревшийся взгляд брата, – чтобы подбодрить Фонарщиков и защитить их бизнес. Никаких нападений, никакой мести, и не называйте имен. Никто не прольет кровь без приказа семьи, даже если они напрашиваются на нож.

– Мудрое решение, – кивнул Дору.

Хило поморщился, но выглядел он частично умиротворенным.

– Ладно, – сказал он. – Но помяните мое слово, станет только хуже. Мы больше не можем выезжать на дедушкиной репутации. – Он дернул себя за мочку правого уха – привычный жест, отгоняющий неудачу. – Надеюсь, он проживет еще триста лет, – пробормотал он, но без особой убежденности. – Дело все в том, что Айт пытается показать свою власть Колосса, и если Равнинные хотят удержать свое, тебе нужно сделать то же самое.

– Я не нуждаюсь в поучениях младшего брата, – отрезал Лан.

Хило склонил голову в ответ на упрек. Потом широко улыбнулся, и его лицо изменилось, снова став мальчишеским.

– Точно, поучений тебе и так хватает, верно?

Он дернул плечами, развернулся и зашагал обратно к огромной «Княгине», где курили Маик Кен и Маик Тар, терпеливо дожидаясь своего капитана. Лана всегда поражало, как это безжалостные тренировки в детстве в Академии Коула Душурона не изменили бесшабашную натуру младшего внука Коула – он жил так, как будто все вокруг создано специально для него.

– Прости, что я вел себя с ним так грубо, Лан-се, – тихо сказал Дору. – Хило – грозный Штырь, просто его нужно держать на коротком поводке, – его плотно стиснутые губы изогнулись в улыбке, как будто он знал, что Лан думает так же. – Я тебе сегодня еще нужен?

– Нет. Спокойной ночи, Дору.

Старый советник кивнул и молча удалился по боковой дорожке, ведущей к резиденции Шелеста.

Лан смотрел на него, пока Дору не скрылся из виду, а потом пошел к особняку Коулов. Это было самое крупное здание на территории и самое впечатляющее – чистые и симметричные современные линии, классическое кеконское дерево и зеленая черепичная крыша, бетонные плиты поблескивали крошкой раковин. Белые колонны имели немного нарочитый иностранный вид, придающий величие, Лан скорее всего отказался бы от них, если бы решение принимал он. Его дед потратил значительную часть состояния на планирование и строительство семейного особняка. Он гордился им как символом и говорил, что это показывает, кем теперь стали Зеленые Кости, они открыто пользуются своим богатством, тогда как еще в прошлом поколении их травили, и приходилось скрываться в секретных лагерях, в горных джунглях, выживая лишь благодаря собственному хитроумию и помощи Фонарщиков.

Лан поднял взгляд к верхнему и самому левому окну дома. Там горел свет и виднелся силуэт сидящего в кресле человека. Дед еще не спал, даже в такое время.

Лан вошел в дом и задумчиво потоптался в вестибюле. Пусть Лану и не хотелось этого признавать, но Хило был прав – нужно более твердо показать свою власть как Колосса. Он должен принимать жесткие решения, а учитывая, что сегодня он уже не заснет, можно принять одно из них и сейчас. С легким неприятным чувством он стал подниматься по лестнице.

Глава 4. Факел Кекона

Лан вошел в комнату деда, обставленную прекрасной мебелью и произведениями искусства – степенландские столы из красного дерева, шелковые панно Тунской империи эпохи Пяти Монархов, стеклянные лампы из южного Югутана. Стены были почти сплошь покрыты фотографиями и памятными подарками. Коул Сенингтун был национальным героем, одним из лидеров свирепых Зеленых Костей, которые возглавили восстание и больше четверти века назад наконец-то выкинули с острова империю Шотар. После войны, скромно заявив, что у него нет склонности заниматься политикой или желания править, Коул Сен превратился в процветающего бизнесмена и внушительную фигуру в городе. Фотографии, где он пожимает руки на различных официальных и благотворительных мероприятиях, соседствовали на стене с почетными грамотами.

Старик, которого когда-то называли Факелом Кекона, обращал мало внимания на свидетельства своих достижений и окружающую роскошь. Большую часть времени он смотрел на город или на далекие зеленые горы, покрытые джунглями и пеленой облаков. Лан гадал, а не к ним ли больше тянет деда на закате жизни. Не к городу, который он помогал выстроить из пепла войны до нынешней гудящей столицы, а в глубину острова – в то место, которое древние кеконцы считали священным, а иностранцы – проклятым, и где молодой Коул Сен провел славные дни вместе с товарищами по восстанию, как воин.

Лан осторожно остановился рядом с креслом деда. В последнее время стало трудно предсказать настроение старика. Коул Сен всегда был деятельным и грозным человеком – скорым на похвалу, но скорым и на критику, и в том и в другом случае необузданным. Он не смягчал выражения, никогда не довольствовался малым, если может рискнуть и одержать полную победу. И даже сейчас, в восемьдесят один год, он излучал плотную и мощную нефритовую ауру.

Но все же он был уже не тот. Его жена, да узнают ее боги, скончалась три года назад, а четыре месяца спустя в возрасте шестидесяти пяти лет от удара умер Айт Югонтин. И с тех пор неукротимая воля Факела постепенно таяла. Без лишних церемоний он передал Лану руководство кланом и теперь часто становился задумчивым и отстраненным, а порой – вспыльчивым и жестоким. Он сидел без движения; несмотря на летнюю жару, худые плечи были закутаны в одеяло.

– Дедушка, – произнес Лан, хотя и знал – объявлять о своем присутствии необязательно. Возраст не притупил чувства патриарха, Чутье по-прежнему позволяло ему опознать приближение Зеленой Кости за квартал.

Коул Сен смотрел куда-то в пространство, трудно сказать, обращал ли он внимание на телепередачу – недавно в углу комнаты установили цветной телевизор. Звук был отключен, но Лан отметил, что это документальный фильм о Мировой войне, и борьба Кекона за независимость была лишь ее небольшой частью. Вспышка света от взрыва на экране отразилась на множестве стеклянных рамок на стенах.

– Шотарцы бомбили горы, – сказал Коул Сен медленно, но зычным голосом, как будто обращался к огромной толпе народа, а не к темному окну. – Но боялись, что возникнут оползни. Они шли по джунглям строем, эти шотарские солдаты. Все выглядели одинаково, как муравьи. Неуклюжие. А мы были как пантеры. Снимали их одного за другим. – Коул Сен ткнул воздух пальцем, как будто нацеливаясь на невидимых шотарских солдат. – Их пистолеты и гранаты против наших сабель и ножей. Десять шотарцев на одного нашего, но они все равно не сумели нас сокрушить, как ни пытались. А уж как пытались.

И вот опять. Все те же старые истории про войну. Лан заставил себя сохранять терпение.

– И тогда они пришли за Фонарщиками, простыми людьми, которые по ночам вешали для нас зеленые фонари в окнах. Мужчины, женщины, старики, молодежь, бедные, богатые – не имело значения. Если шотти подозревали, что человек имеет отношение к Людям Горы, то не теряли времени на предупреждения. Человек просто исчезал. – Коул Сен откинулся на спинку кресла. Его голос стал серьезным и задумчивым. – Одна семья три ночи прятала меня и Ю в своем сарае. Муж с женой и дочь. Благодаря им мы вернулись в лагерь живыми. А через несколько недель я их навестил, но они пропали. Вся посуда и мебель на месте, даже кастрюля на плите, но людей нет.

Лан откашлялся.

– Это было очень давно.

– Это было, когда я учил тебя всему необходимому – как перерезать ножом горло. Быстро, вот так, – Коул Сен стремительно провел рукой по шее. – В то время тебе было лет двенадцать, но ты схватывал на лету. Помнишь, Ду?

– Дедушка, – поморщился Лан. – Это не Ду. Это я, твой внук Лан.

Коул Сен оглянулся через плечо. Мгновение он выглядел смущенным – Лан не впервые застал его разговаривающим с погибшим двадцать шесть лет назад сыном. Потом с его глаз слетела пелена. Губы разочарованно сжались, и он вздохнул.

– Твоя аура так похожа на его, – пробормотал он и снова повернулся к окну. – Только его была сильнее.

Лан сложил руки за спиной и отвернулся, чтобы скрыть раздражение. Он и без того был достаточно зол, придя сюда и увидев на стене фотографии отца и его награды, да еще приходится терпеть все более частые и откровенные оскорбления со стороны деда.

В детстве Лан берег фотографии отца как зеницу ока и мог разглядывать их часами. На самом большом черно-белом фото Коул Ду стоял между Коулом Сеном и Айтом Югонтином в армейской палатке. Все трое изучали расстеленную карту. За поясом у них торчали боевые ножи, за плечами висели сабли-полумесяцы. Коул Ду, в свободном зеленом кителе генерала Людей Горы, глядел прямо в камеру и излучал революционную целеустремленность и уверенность.

А теперь Лан смотрел на гору фотографий как на раздражающие пережитки прошлого. Смотреть на них – все равно что на немыслимый портрет самого себя, загнанного в капкан времени и пространства. Он был точной копией отца – те же нос и подбородок, даже такое же сосредоточенное выражение лица и прищуренный левый глаз. В детстве напоминания об их сходстве наполняли его гордостью. «Он вылитый отец! Ему на роду написано стать великим воином, Зеленой Костью, – восклицали люди. – Боги вернули нам героя в лице его сына».

Сейчас и фотографии, и сравнения его раздражали. Лан снова повернулся к деду, намереваясь вернуть его к действительности.

– На этой неделе домой вернется Шаэ. Вечером в четверг она зайдет выказать свое почтение.

Коул Сен быстро развернулся вместе с креслом.

– Почтение? – негодующе повторил он. – А где было ее почтение два года назад? Где было ее почтение, когда она повернулась к клану и стране спиной и продалась эспенцам, как шлюха? Она по-прежнему с тем шотарцем?

– Эспенским шотарцем, – поправил Лан.

– Да все равно, – сказал его дед.

– Она рассталась с Джеральдом.

Коул Сен немного поерзал в кресле.

– Ну хоть какая-то хорошая новость, – проворчал он. – Из этого все равно ничего бы не вышло. Слишком много крови пролито нашими народами. Хотя бы ее дети не станут слабаками.

Лан проглотил ответ в защиту Шаэ, лучше дать старику озвучить свое недовольство и покончить с ним. Он бы так не сердился, если бы Шаэ не была его любимицей.

– Она останется здесь, по крайней мере на время, – сказал Лан. – Будь к ней добрее, дедушка. Она мне писала и просила передать тебе свою любовь, и что молится за твое здоровье и долголетие.

Старик Коул только фыркнул, но как будто немного успокоился.

– За мое здоровье и долголетие, да? Мой сын мертв. Моя жена умерла. Айт Ю тоже умер. Все кругом моложе меня.

На экране телевизора бегущие шеренги солдат молча выкашивал пулемет.

– Почему я до сих пор жив, если все они мертвы?

Лан едва заметно улыбнулся.

– Потому что боги тебя любят, дедушка.

Коул Сен фыркнул.

– Мы с Айтом Ю под конец не ладили. Сражались бок о бок во время войны, а в мирное время позволили бизнесу встать между нами. – Коул Сен буквально выплюнул это слово. Он обвел комнату узловатой рукой, указывая на все, что построил, с презрением и отвращением. – Шотти не сумели сломить Людей Горы, а мы сумели. Мы разделились на кланы. У меня даже не было возможности поговорить с Ю перед его смертью. Мы оба такие упрямцы. Чтоб ему провалиться. Второго такого уже не будет. Он был настоящим воином, Зеленой Костью.

Было ошибкой приходить сюда. Лан оглянулся на дверь, придумывая лучший предлог. Деда слишком захватили воспоминания о тех днях, когда Зеленые Кости объединились ради своего народа, он не будет слушать про то (если прав Хило), что клан его старого товарища и последователя теперь стал враждебным.

– Уже поздно, дедушка, – сказал он. – Увидимся утром.

Он уже пошел к двери, но Коул Сен повысил голос:

– А что привело тебя сюда в такой час? Давай, говори.

Лан помедлил, держась одной рукой за дверь.

– Это не к спеху.

– Ты пришел поговорить, так говори, – приказал дед. – Ты же Колосс! Так не жди.

Лан резко выдохнул и развернулся. Он подошел к телевизору и выключил его, а потом посмотрел на деда.

– Речь о Дору.

– И что с ним?

– Думаю, ему пора на покой. Пришло время назначить нового Шелеста.

Коул Сен наклонился вперед, теперь полностью включившись в разговор, его взгляд стал жестким.

– Он тебя подвел?

– Нет, дело не в этом. Просто мне нужен кто-то другой. Со свежим взглядом.

– И кто, например?

– Может быть, Вун. Или Хами.

Старший Коул нахмурился, сетка морщин на его лице сложилась в новое созвездие неудовольствия.

– Думаешь, хоть один из них будет таким же способным и преданным Шелестом, как Юн Дорупон? Кто еще сделал для клана столько же? Он никогда не уводил меня с правильного пути, никогда не подвел ни на войне, ни в бизнесе.

– Не сомневаюсь.

– Дору всегда был со мной. А мог бы уйти к Горным. Айт принял бы его с распростертыми объятьями. Но он согласился со мной, что нужно быть открытыми для мира. Когда-то нас покорили шотти, потому что мы слишком долго находились в изоляции. Дору всегда меня поддерживал и никогда не колебался. Умный человек. Умный и дальновидный. Расчетливый.

«Ну да, он так и остается твоим человеком до мозга костей», – подумал Лан.

– Он хорошо тебе служил больше двадцати лет. Ему пора на покой. Я хочу, чтобы он ушел с достоинством, со всем почетом. И никакого недопонимания. Я прошу тебя поговорить с ним как с другом.

Дед ткнул пальцем в сторону Лана.

– Дору тебе нужен. Тебе нужен его опыт. Не пытайся затеять перемены только ради перемен! Дору уравновешен и надежен, не как Хило. Тебе и без того достаточно хлопот с этим шальным Штырем. Кто знает, какой болотный демон прокрался в спальню твоей матери и породил этого мальчишку, пока Ду сражался за свою страну.

Лан понимал, что грубость деда направлена на то, чтобы отвлечь его от первоначальной цели. Он всегда был мастаком по части пустить оппонента по ложному следу, что в сражении, что и позже, в кабинете. Но Лан все равно не мог сдержаться.

– Ты превзошел сам себя в попытке унизить одним махом половину семьи, – резко произнес он. – Если ты такого невысокого мнения о Хило, то почему одобрил его назначение Штырем?

Коул Сен громко засопел.

– Потому что в нем есть огонь и он не слюнтяй, отдаю ему должное. Шелеста должны уважать, а Штыря – бояться. Мальчишке стоило родиться пятьдесят лет назад, тогда бы он вселял ужас в сердца шотарцев. Он бы стал бесстрашным воином, в точности как Ду.

Глаза патриарха сузились, а взгляд стал испытующим.

– Ду погиб в тридцать лет. Он был закаленным в боях лидером. У него была жена и двое сыновей, а третий ребенок готовился появиться на свет. Он носил нефрит с легкостью бога. Может, ты и выглядишь, как он, но и вполовину не такой. Вот почему другие кланы считают, что могут проявить к тебе неуважение. Вот почему от тебя ушла Эйни.

Лан на секунду потерял дар речи. А потом в ушах заколотилась тупая ярость.

– Эйни не относится к этому разговору.

– Ты должен был его убить! – Коул Сен потряс руками в воздухе, пораженный глупостью внука. – А ты позволил иностранцу без нефрита увести свою жену. Потерял лицо перед кланом!

У Лана промелькнула жуткая мысль выкинуть деда из окна второго этажа. В конце концов, ведь именно этого старик и хотел? Дикой, эгоистичной жестокости. Да, он мог бы подраться с любовником Эйни и убить его, как положено уважающему себя кеконцу. Может, для Колосса это более подходящее поведение. Но совершенно бессмысленное. Бесполезный жест. Он бы не удержал Эйни, она все равно решила уйти. Он лишь мог растоптать ее счастье и вызвать к себе ненависть. А если кого-то любишь, по-настоящему любишь, то разве счастье этого человека не значит больше, чем собственная честь?

– И каким же образом то, что я не убил человека в споре из-за женщины, делает меня негодным Колоссом? – спросил Лан резким тоном. – Ты назвал меня своим преемником, но не поддерживаешь и не уважаешь. Я пришел только попросить, чтобы ты помог с Дору, а вместо этого получаю одни оскорбления и упреки.

Коул Сен встал. Внезапно и неожиданно проворно. Одеяло сползло с его плеч на пол.

– Если ты достойный Колосс, так докажи это. – Глаза старика были похожи на обсидианы, а лицо – на иссохшую и враждебную пустыню. – Покажи, насколько твои кости зелены.

Лан уставился на деда.

– Не будь смешным.

В один миг Коул Сен преодолел расстояние между ними. Его тело по-змеиному изогнулось, когда он стукнул обеими руками по груди Лана. От хлесткого удара тот отшатнулся. Он едва успел выставить Броню, эхо удара завибрировало по телу нефритовой энергией. Лан упал на одно колено и охнул.

– Зачем ты это сделал?

В ответ дед лишь нацелил костлявый кулак ему в лицо.

Лан поднялся и на этот раз легко отразил удар, как и три других, быстро последовавших за ним. Лан чувствовал, как воздух гудит от столкновения энергий их нефрита.

– Дедушка, – выдохнул Лан. – Прекрати.

Он попятился, пока не наткнулся на стол, по-прежнему отражая град ударов. Лан поморщился, наблюдая за почти неконтролируемой скоростью старика. Пора ему носить поменьше нефрита. Нефрит – как автомобили и огнестрельное оружие, им нельзя пользоваться слабеющим старикам. Правда, Коул Сен вряд ли по доброй воле расстанется даже с микроскопическим камешком из браслетов или тяжелого пояса, которые он всегда носит.

– Ты даже не можешь побить старика.

Коул-старший был похож на злобного хорька – такой же жилистый и костлявый, с дурным характером. Его губы скривились в усмешке, он наносил все новые и новые удары. Лан отклонился и сбил старинную глиняную чашу, она с глухим стуком упала на деревянный пол и покатилась.

– Ну давай же, – прохрипел дед, – где твоя гордость?

Он ударил Лана под рукой, засадив кулаком под нижнее ребро.

Лан охнул от неожиданности и боли. И машинально, не подумав, рубанул деда по голове ребром ладони.

Коул Сен пошатнулся. Его глаза закатились, он осел на пол с написанным на лице детским недоумением.

Лан окаменел. Он обхватил деда за плечи.

– Ты цел? Дедушка, прости…

Дед ткнул двумя вытянутыми пальцами, твердыми как ногти, в нервный узел в центре груди Лана. Тот рухнул, дико закашлявшись, а Коул Сен перевернулся, поднялся на ноги и встал над ним.

– Если хочешь быть Колоссом, то доводи задуманное до конца.

На мгновение возраст Коула Сена улетучился, он снова стал Факелом Кекона. Прямая спина, суровое лицо. Каждый нефрит его тела излучал силу и требовал уважения. На секунду сквозь пелену злости и унижения Лан увидел героя войны, каким был когда-то дед.

– Доводи задуманное до конца! – рявкнул Коул Сен. – А нефрит лишь усиливает то, что внутри тебя. То, что ты задумал. – Он стукнул по собственной груди. Звук был гулким, как от тыквы. – Без этого никакое количество нефрита не сделает тебя могущественным. – Он вернулся к креслу и сел. – Дору останется.

Лан молча поднялся на ноги. Подобрал упавшую чашу и вернул ее обратно на стол, а потом стукнул кулаком по стене, когда его с грустью осенило – только теперь дед по-настоящему сделал его Колоссом, со всей беспощадностью показав, как он одинок.

Лан молча вышел и закрыл за собой дверь.

Глава 5. Кошечка Штыря

Когда Коул Хило сел за руль «Княгини», Тар склонился к открытому окну со стороны пассажирского сиденья.

– И что он сказал?

– Наведем в Трущобе порядок, – ответил Хило. – Но никого не убивать, – добавил он. – Только защитить свое. Наших Фонарщиков и наши заведения.

– А если они начнут нас задирать? Все равно не реагировать? – спросил Тар скептическим тоном, подразумевающим, что его босс на такое никогда не пойдет.

Хило подавил вздох. Кен редко задавал вопросы, но Тар был его одноклассником в Академии Коула Ду и иногда любил поболтать. Маик-младший никогда не скрывал, что считает Лана слишком сдержанным, а Хило – сильнейшим из братьев. Конечно, это было в его интересах, и Хило не настолько ценил такое отношение, как, по всей видимости, думал Тар.

– Никого не убивать, – твердо повторил он. – Завтра я поговорю с вами обоими.

Он завел «Княгиню», развернулся на кольце перед домом и поехал обратно по длинной подъездной дорожке.

Он не свернул перед воротами на узкую аллею, ведущую к дому позади особняка брата, жилищу Штыря. Прежним Штырем был седой генерал его деда, и его вкус оставлял желать лучшего. Когда Хило переехал сюда, дом провонял собаками и рыбной похлебкой. Зеленые ковры и обои в клетку. Прошло полтора года, а он так и не сменил отделку. Он собирался, но не хотел с этим возиться. Да и времени он проводил здесь немного. Он не из тех Штырей, что отдают приказы из-за высоких стен и запертых дверей, предоставляя работать Кулакам. Так что в доме он только спал.

Удаляясь от поместья Коулов, Хило положил локоть на открытое окно и барабанил пальцами в ритм с радио. Шотарская клубная музыка. Когда он не слушал эспенское джигги или кеконскую классику, то включал шотарскую клубную музыку. Многие представители старшего поколения отказывались покупать что-либо произведенное в Шотаре, слушать шотарскую музыку или смотреть шотарские телепередачи, но когда кончилась война, Хило не исполнилось и года, и он не входил в число этих людей.

Его настроение улучшилось. Ему не предоставили всю свободу действий, которую он просил, но он высказался и знал, что делать дальше. Тар не понимал, что Хило ни в малейшей степени не завидует положению брата. Иметь дело с язвительным дедушкой, этим чудаком Дору, политиками из КНА и Королевским советом… Может, у Лана и хватает на это терпения, но у Хило уж точно нет. Жизнь коротка. Он понимал и приветствовал простоту своей роли: возглавлять Кулаков и управлять ими, защищать территорию семьи, обороняться от врагов Равнинного клана. И наслаждаться этим.

Через полчаса езды он оставил позади богатые предместья Дворцового холма и район вокруг дома Коулов и быстро покатил по широкому Генеральскому бульвару. Потом свернул на двухполосную улицу и, наконец, – на сужающиеся улицы Папайи, в старый рабочий район, кишащий маленькими магазинчиками и продавцами сомнительной снеди, застревающими в кривых переулках беспечными рикшами, мопедами и бездомными собаками. Во время войны Папайя осталась почти нетронутой, да и с тех пор мало изменилась, одинаково безразличная к пронырливым иностранцам и к прогрессу. По вечерам улицы превращались в настоящие лабиринты, боковые зеркала «Княгини» едва помещались между мелкими и ржавыми машинами, припаркованными по обеим сторонам улицы, у кирпичных многоквартирных домов, стоящих так близко, что можно высунуться из окна и почти дотронуться до соседской стены.

Хило поставил машину в пяти кварталах от цели поездки. Он не беспокоился, поскольку находился на территории Коулов. Но не хотел, чтобы его узнаваемую машину видели каждую ночь на одном и том же месте – так его перемещения будут казаться рутинными, а важно сохранять непредсказуемость. И, кроме того, он любил ходить пешком. Температура наконец-то спала, ночь была приятной. Он оставил куртку в машине и неспешно шагал, наслаждаясь покоем часов, заключенных между поздней ночью и ранним утром.

Он прошел мимо двери и взобрался по шаткой пожарной лестнице на пятый этаж. В квартире горел свет. Из-за жары окна были распахнуты настежь. Хило залез внутрь, перемахнув через выщербленный подоконник, и молча двинулся по ковру к свету в спальне.

Она спала с открытой книгой в руках. Лампа у кровати отбрасывала пелену оранжевого света на половину ее лица. Хило встал в дверях и смотрел, как поднимается и опускается ее грудь в мягком и спокойном дыхании. Простыня покрывала только колени. Она была в хлопковой майке в тонкую полоску и голубых трусиках с белой кружевной каемкой. Темные волосы рассыпались по белизне подушки, их щупальца извивались по безупречно белым и гладким плечам.

Хило любовался этим зрелищем, пока ожидание не стало невыносимым. Он пересек комнату, вытащил книгу из пальцев, заложенных на нужной странице, и положил ее на столик у кровати. Она не пошевелилась, и Хило подивился подобной глухоте к возможной опасности. Она была так не похожа на Зеленую Кость, буквально существо из другого мира.

Хило выключил свет, и комната погрузилась в темноту. Потом он лег сверху, придавив ее тело и закрыв рот рукой. Она резко очнулась, глаза распахнулись, а тело дернулось под весом Хило. Она приглушенно вскрикнула, и тогда Хило тихонько рассмеялся и прошептал ей на ухо:

– Тебе стоит быть осторожней, Вен. Если оставлять окно открытым по ночам, через него с дурными намерениями могут проникнуть мужчины.

Она прекратила сопротивляться. Ее сердце еще стучало у груди Хило, возбуждая его, но тело расслабилось. Она убрала его руку от своих губ.

– Сам виноват, – бросила она. – Я заснула, пока тебя дожидалась, а теперь ты пугаешь меня до смерти. Где ты был?

Хило было приятно, что она не спала из-за него.

– В «Двойной удаче», разбирался кое с чем.

Она подняла брови.

– Это кое-что включает игру и стриптизерш?

– Гораздо менее приятное, – заверил он. – Спроси своих братьев, если не веришь.

Вен соблазнительно заворочалась под ним, голые плечи и бедра терлись о его одежду.

– Кен и Тар ничего мне не скажут. Они слишком тебе преданы.

– Надо отдать им должное. – Покусывая ее ухо, Хило расстегивал ремень и стаскивал штаны. – Наверняка замышляют меня убить. Стоило им увидеть, как я на тебя смотрю, и они тут же поняли, что я собираюсь запрыгнуть на их сестренку. – Он стянул с нее трусики и погладил между ног, а потом проник внутрь двумя пальцами. – Пришлось сделать их своими ближайшими Кулаками, пока они меня не прирезали.

– Не стоит их винить, – сказала она, поощряя его движениями бедер.

Пальцы Хило скользили вверх и вниз по влаге и теплу. Вен расстегнула еще три пуговицы его рубашки и стащила ее через голову.

– Чего может хотеть сын великих Коулов от каменноглазой, тем более из опозоренной семьи вроде моей? Разве что перепихнуться.

– Много раз перепихнуться?

Он поцеловал ее нетерпеливо и яростно, набросившись и губами, и языком. Член мучительно отвердел между ее бедрами. Пальцы Вен зарылись в волосы Хило. Она провела кончиками пальцев по его шее и груди, по нефритам, торчащим вдоль ключиц и в сосках. Она бесстрашно прикасалась к ним и облизывала, без зависти или жажды, просто как к его части, прекрасной части, не более. Хило никогда не позволял другим женщинам прикасаться к его нефриту, и эта бесстрашная близость дико его возбуждала.

Он резко вошел в нее. Она была восхитительна – буря чувств. Солнечный свет и океан, летние фрукты и мускус. Хило стонал от удовольствия, схватившись за изголовье кровати, ему хотелось еще и еще. Обостренные нефритом чувства оглушительно ревели: грохот сердца, гром дыхания, пламя от прикосновения кожи. Он пожалел, что выключил свет, ему хотелось получше ее видеть, впитать каждую деталь ее тела.

Вен приподняла бедра, прижавшись к нему, глаза в глаза – два крохотных пятнышка, отражение уличных фонарей, как свечи, плывущие в пруду. Восторг в ее глазах вытолкнул его на вершину. Он впился губами в вишневые соски. Скользнул в долину между грудями и утонул в бесподобном аромате ее тела. Вен стиснула его бедра и притянула к себе, и Хило блаженно потерял над собой контроль.

Он лежал сверху, из головы уплывали остатки разума, и дышал в мягкий изгиб ее шеи.

– Для меня ты самое важное в жизни.

Он проснулся уже на рассвете. Солнце пробивалось сквозь щели между зданиями, просачивалось в окно. День обещал быть жарким.

Хило смотрел на спящую рядом прекрасную женщину, и в нем просыпалось желание. Ему хотелось схватить ее и обнять, и с помощью какой-то магии втянуть в себя, чтобы охранять ее внутри себя самого, куда бы он ни пошел. До Вен он наслаждался женским обществом и испытывал к девушкам теплые, даже нежные чувства. Но это не шло ни в какое сравнение с его чувствами к Вен. Желание сделать ее счастливой, сильное до боли. Мысль о том, что кто-то может причинить ей боль или отнять у него, наполняла страхом и яростью. Вен могла попросить у него что угодно, и Хило сделал бы это.

Настоящая любовь, думал Хило, чувственна и наполнена восторгом, но также причиняет боль и тиранит, требуя повиновения. Она совершенно не похожа на бунтарское увлечение Шаэ тем эспенцем или на чувственную привязанность между Ланом и Эйни.

Воспоминания об Эйни немного его приземлили. Понадобилось несколько недель, но в конце концов он выследил эту шлюху и мужчину, нанесшего болезненное оскорбление его брату. Они жили в Либоне, в Степенланде. Хило подумывал нанять кого-нибудь, чтобы ими занялся, но клан должен сам разбираться с нанесенными ему оскорблениями. И потому он попросил Тара купить ему по фальшивому паспорту билет на самолет. Но когда Хило рассказал о своих планах Лану, Колосс не только не поблагодарил, но даже рассвирепел.

– Я никогда не просил тебя это делать! – рявкнул Лан. – Если бы я хотел их найти, то сделал бы это сам, а значит, для тебя должно быть очевидно, что я не хочу. Оставь их в покое и больше не лезь в мою личную жизнь.

Хило страшно разозлился из-за потраченного зря времени. Вот что он получил взамен на попытку послужить брату. Лан всегда скрывал свои чувства, так откуда же Хило было знать?

Вен заворочалась и издала чудесный сонный звук. Хило позабыл о своих мыслях и забрался под простыню, чтобы разбудить Вен пальцами и губами. Он терпеливо ласкал ее и с радостью довел до конвульсий оргазма, а потом они снова занялись любовью, только уже медленно и расслабленно.

После этого, когда они лежали в липком клубке, Хило сказал:

– То, что ты говорила вчера… о своей семье… Ты не должна так думать. Это случилось с твоими родителями много лет назад, и никто не сомневается в Кене и Таре. Теперь семья Маик снова ладит с кланом.

Вен ответила не сразу.

– Не со всем кланом. Как насчет твоей семьи?

– А что насчет моей семьи?

Она положила голову на плечо Хило.

– Шаэ никогда мне не доверяла.

Хило засмеялся.

– Шаэ сбежала с эспенским моряком, а теперь приползла обратно, как описавший ковер щенок. Она не в том положении, чтобы кого-то осуждать. С какой стати тебе волноваться о ее мнении?

По недовольному тону собственного голоса Хило с удивлением и долей разочарования осознал, что до сих пор не простил сестру.

– Твой дед всегда ее слушал. Вряд ли он одобрил бы меня, даже если бы я не была каменноглазой.

– Он просто слабоумный старик, – ответил Хило. – Лан теперь Колосс.

Хило ободряюще поцеловал ее в висок, но его манеры изменились. Он перекатился на спину и задумчиво уставился на желтый потолочный вентилятор, гоняющий воздух.

Вен повернулась на бок и с беспокойством посмотрела на него.

– Что-то случилось?

– Ничего.

– Рассказывай.

Хило рассказал о вчерашних событиях в «Двойной удаче» и разговоре на подъездной дорожке поместья Коулов. Вен лежала на локте, настороженно стиснув губы.

– Почему Лан отпустил мальчишку? Вор нефрита уже в таком-то возрасте, это неизлечимо. Он доставит тебе еще больше неприятностей.

Хило пожал плечами.

– Знаю, но что я могу сказать? Лан – оптимист. Как вдруг мой твердый старший брат, который всегда ставил меня на место, начал становиться мягкотелым? Его кости зелены, но он не мыслит как убийца, а Айт готова убивать. Явно грядет война с Горными, как он этого не видит? Этот старый самовлюбленный хорек Дору ведет его не на ту дорожку.

– Уж конечно, Лан должен послушать тебя, а не Дору.

– Дору в клане – как старая лоза, из его хватки не выскользнешь.

Вен села. Блестящие черные волосы рассыпались по спине, солнечный луч высветил безупречный изгиб щеки.

– Тогда ты должен сам начать подготовку к защите Равнинных, – сказала она. – У Дору есть связи, информаторы и соглядатаи. Но все Кулаки и все Пальцы – твои. Зеленые Кости в первую очередь воины, а потом уже бизнесмены. Если начнется война, она выплеснется на улицы, а улицы принадлежат Штырю.

– Моя кошечка. – Хило обхватил Вен за плечи и поцеловал ее в затылок.

Ее можно поставить в пример некоторым Кулакам.

– У тебя сердце нефритового воина.

– И тело каменноглазой. – Ее вздох был таким милым, хотя в голосе звучала горечь. – Если бы я только была Зеленой Костью, я бы тебе помогла. Стала бы твоим самым преданным Кулаком.

– Мне не нужен еще один Кулак, – сказал он. – Ты прекрасна такой, как есть. Оставь тревоги Зеленой Кости для меня.

Он накрыл ладонями ее груди, ощутив их вес в своих руках, и потянулся за новым поцелуем.

Вен отвернулась, не желая, чтобы ее отвлекали от разговора.

– Сколько у тебя Кулаков – хороших, на которых можно рассчитывать? Кен говорит, некоторые из них размякли, привыкли к мирным временам, только смотреть за порядком и собирать дань, никаких сражений. Многие ли из них побеждали в поединках? Многие ли носят больше нескольких мелких камешков?

Хило вздохнул.

– Большинство – настоящие Зеленые Кости, но некоторые – просто мертвый груз.

Вен повернулась к нему лицом. Ее черты не были красивыми в привычном понимании, но Хило находил ее лицо бесконечно привлекательным – широкие кошачьи глаза и темные косые брови, лукавые чувственные губы и почти мужской подбородок. Когда она была особенно серьезной, как сейчас, ему хотелось запечатлеть ее на фотографии. Прямой взгляд, настолько холодный, пронизывающий и загадочный, что заставлял гадать, о чем она думает – не то о сексе, не то об убийстве, не то о прогулке до бакалейной лавки.

– Ты не заглядывал в последнее время в Академию? – спросила она. – Мог бы повидаться с кузеном, взглянуть на учеников восьмой ступени. Посмотреть, кого ты можешь использовать, когда они выпустятся в следующем году.

Хило повеселел.

– Ты права, я уже давно не захаживал к Андену. Надо зайти.

Он мягко ущипнул ее за соски, поцеловал в последний раз, встал и потянулся за одеждой. Натягивая штаны и поправляя ножны, он тихо напевал.

– Из этого парня выйдет толк, – объявил он, застегивая рубашку перед зеркальным шкафом. – Стоит ему получить нефрит, и он превратится в настоящую Зеленую Кость, как из легенд.

Вен улыбнулась и заколола волосы.

– Прямо как его Штырь.

Хило прищурился в ответ на лесть.

Глава 6. Возвращение домой

Коул Шаэлинсан прибыла в международный аэропорт Жанлуна со слегка мутной и ватной головой, что неудивительно после тринадцати часов полета. Пересекая океан, она смотрела в окно на синий простор и как будто поворачивала время вспять – оставляя позади того человека, которым стала на чужбине, и возвращаясь в детство. Ее обуревали противоречивые чувства: едкая, горько-сладкая смесь ликования и поражения.

Шаэ забрала с ленты скромный багаж. Два года в Эспении, безумно дорогой университетский диплом, а все ее имущество умещается в один красный кожаный чемодан. Она слишком устала, чтобы улыбнуться этой жалкой иронии.

Она взяла трубку платного телефона и собралась уже сунуть монету в щель, но остановилась, вспомнив о данном себе обещании. Да, она возвращается в Жанлун, но на собственных условиях. Она будет жить как простая горожанка, а не как внучка Факела Кекона. А значит, не должна звонить брату, чтобы он прислал водителя и забрал ее из аэропорта.

Шаэ положила телефонную трубку на место, отметив для себя, насколько легко вернуться к старым привычкам, стоило только ступить на кеконскую землю. Несколько минут она посидела на скамейке в зоне выдачи багажа, ей не хотелось делать финальные шаги через вращающиеся двери на улицу. Что-то подсказывало – когда они вытолкнут ее наружу, ничего уже нельзя будет изменить.

Но в конце концов она решила больше не медлить. Шаэ встала и влилась в поток других пассажиров к остановке такси.

Два года назад, когда она уезжала, Шаэ не собиралась возвращаться. Ее переполняли гнев и оптимизм, она решила начать новую жизнь и создать новую себя в большом и современном мире за пределами Кекона, подальше от анахроничных кланов и бьющего через край мужского начала ее семьи. В Эспении оказалось, что сбежать от клейма рожденной в маленькой островной стране, известной главным образом своим нефритом, труднее, чем она ожидала. Шаэ обнаружила, что при упоминании Жанлуна на нее бросают непонимающие взгляды. Иностранцы называли его по-другому – Нефритовый город.

Когда люди узнавали, что она кеконка, то реагировали до смешного предсказуемо. Сначала удивлялись. Для большинства эспенцев Кекон – экзотическое место из сказок. Послевоенный бум мировой торговли вывел его из многовековой изоляции, но не полностью. Она могла с таким же успехом говорить, что прилетела из космоса.

А следующая реакция – веселое подтрунивание. «Так ты умеешь летать? Можешь проходить сквозь стены? Покажи что-нибудь потрясное. Вот, разбей стол, к примеру!»

Она научилась с этим справляться. Поначалу пыталась объяснить. Она оставила весь свой нефрит на Кеконе. Теперь она ничем от них не отличается. Все ее преимущество в силе, скорости и быстроте реакции происходит из-за того, что она рано встает и каждое утро тренируется во дворике своей квартиры. В конце концов, от старых привычек никуда не денешься.

Первые две недели были почти невыносимыми, она чувствовала себя запертой в собственной одиночной камере. Всего стало меньше, чем раньше – меньше цвета, меньше звуков, меньше чувств – отмытый до прозрачности мираж. Тело стало неповоротливым, тяжелым и болело. Ее не покидало чувство потери чего-то жизненно важного, как будто она сейчас посмотрит вниз и обнаружит отсутствие ноги. А по ночам охватывало паническое ощущение парения в пространстве, словно мир нереален.

Но как будто этого мало, вдобавок ее окружали хвастливые молодые эспенцы с тактичностью обезьян, они говорили только о шмотках, машинах, поп-музыке и вывертах своих поверхностных, но запутанных отношений. Она чуть не сдалась, а после первого семестра даже заказала билет на Кекон. Но гордость пересилила даже нефритовую ломку, от которой подкашивались ноги. К счастью, деньги за билет удалось вернуть.

Слишком сложно было объяснить немногочисленным друзьям по колледжу, что значит носить нефрит, родиться в семье Зеленых Костей и почему она от этого отказалась – она лишь невинно улыбалась и ждала, пока утихнет их любопытство. Джеральд всегда ее поддразнивал. «Ты вроде ведешь себя нормально, но однажды взорвешься и отколешь какой-нибудь номер, да?»

Нет, она уже это сделала. Это с ним она отколола номер.

* * *

Небо превратилось в странную смесь дымки и угасающего света. Бетон стал сырым от Северной Мороси – бесконечных дождей и туманов, налетающих на прибрежные равнины вокруг Жанлуна во время сезона муссонов. День уже клонился к вечеру. Шаэ стояла в очереди к такси. Другие люди в очереди не обращали на нее ни малейшего внимания. На ней было яркое и короткое летнее платье, модное в Эспении, но в родной стране оно казалось слишком вызывающим, а не считая этого, она сливалась с толпой, выглядела в точности как любой другой пассажир. Без нефрита. С облегчением и легким уколом жалости к самой себе она поняла, что ее вряд ли кто-нибудь узнает.

Прибыло следующее такси. Водитель положил ее чемодан в багажник, а Шаэ села на заднее сиденье и открыла окно.

– Куда вам? – спросил шофер.

Шаэ подумывала поехать в гостиницу. Ей хотелось принять душ, отдохнуть после долгого полета, хоть немного побыть в одиночестве. Но она не стала поступать настолько неуважительно.

– Домой, – сказала она и назвала адрес.

Водитель съехал с обочины и влился в шумный поток машин и автобусов.

Когда такси пересекло Выездной мост и показался бетонный силуэт города, на Шаэ нахлынула ностальгия, такая глубокая, что стало трудно дышать. Через открытое окно лился влажный воздух, она слышала родной язык по радио, и даже кошмарный трафик… В горле у нее встал комок, а в глазах слезы. Она смутно понимала, чем теперь займется в Жанлуне, но безусловно была дома.

Когда они въехали в район Дворцовый холм, таксист то и дело начал поглядывать на нее в зеркало заднего вида. Машина остановилась у высоких железных ворот резиденции Коулов, и Шаэ наклонилась к окну, чтобы поговорить с охранником.

– Добро пожаловать домой, Шаэ-цзен, – сказал тот, удивив ее несоответствующим теперь суффиксом, как и фамильярностью, поскольку назвал по имени.

Охранником был один из Пальцев Хило. Шаэ узнала его в лицо, но не вспомнила имени, так что просто приветственно кивнула.

Такси проехало через ворота к кольцу перед главным особняком. Шаэ потянулась за кошельком, чтобы расплатиться, но таксист сказал:

– Платы не нужно, Коул-цзен. Простите, что поначалу не узнал вас в этой иностранной одежде. – Он развернулся к ней с наполненной надеждой улыбкой. – Мой тесть – преданный Фонарщик. В последнее время у него начались небольшие проблемы с бизнесом. Если вы могли бы…

Шаэ сунула деньги таксисту в руки.

– Возьмите, – настояла она. – Сейчас я всего лишь госпожа Коул. Я не имею в клане права голоса. Скажите своему тестю, чтобы сообщил обо всем по обычным каналам Шелесту.

Она подавила чувство вины, прочитав на его лице разочарование, вышла из такси и потащила чемодан по ступеням ко входу.

У двери ее встретила Кьянла, экономка-абукейка.

– Ох, Шаэ-се, ты так изменилась! – Она обняла Шаэ, а потом отступила, но не выпустила ее. – И пахнешь как эспенка, – весело рассмеялась она. – Но чего ж тут удивительного, ведь ты теперь важная шишка в мире эспенского бизнеса.

– Не говори глупостей, Кьянла, – слабо улыбнулась Шаэ.

Стиснув зубы и работая до седьмого пота, она выпустилась третьей на курсе, хотя и училась не на родном языке, а после Академии Коула Ду эспенские методы обучения ставили ее в тупик. Они так много времени проводили за болтовней в больших аудиториях, как будто каждый студент хотел стать учителем. Весной она прошла собеседования в нескольких крупных компаниях, отбирающих студентов. Шаэ даже получила предложение от одной из них занять должность низшего звена. Но она понимала, как воспринимают ее эти люди.

Когда она входила в комнату, все мужчины за столом – а это всегда были мужчины – предполагали, что она тунка или шотарка, и в их глазах отражался проблеск предубеждения. Когда они читали ее резюме и видели, что она кеконка и воспитывалась как Зеленая Кость, выражения их лиц сменялись на откровенно скептические. Пусть эспенцы и гордились своей военной мощью, но не слишком уважали военное образование. Какой от него толк в таком цивилизованном месте, сосредоточии профессионалов, как эспенская корпорация? Это же не Кекон, где фамилия Коул все равно что золото, одно дедушкино слово, и она получила бы что угодно. И в такие минуты романтическое желание всего добиться самостоятельно казалось глупым. Глупым и пустым. И вот она здесь, в том самом доме, откуда не сумела достаточно быстро уехать пару лет назад.

У подножья лестницы стоял Лан.

– Вот ты и дома, – улыбнулся он.

Шаэ подошла к нему и крепко обняла. Она не видела старшего брата два года, и ее затопил прилив чувств. Лан был на девять лет ее старше, и они никогда не играли вместе, но он всегда хорошо к ней относился. Защищал ее от Хило, не осуждал, когда она уехала, и один из всей семьи писал, пока она училась в Эспении. Иногда его письма с четким и ровным почерком казались единственной ниточкой, связывающей ее с Кеконом, единственным свидетельством, что у нее была семья и прошлое.

Дедушке нездоровится – вот так просто он закончил последнее письмо. Дело скорее в его духе, чем в здоровье. Я знаю, он по тебе скучает. Было бы здорово, если бы после выпуска ты приехала и повидалась с ним, да и с мамой тоже. Рана от разрыва с Джеральдом была еще свежа, как открытый нарыв, Шаэ перечитала письмо брата, отвергла единственное предложение о работе и купила билет на самолет в Жанлун.

Лан тоже обнял ее и поцеловал в лоб.

– Как дедушка? – спросила Шаэ.

И одновременно с этим он произнес:

– Твои волосы.

Оба рассмеялись, и Шаэ внезапно показалось, что она наконец выдохнула, после того как два года задерживала дыхание.

– Он тебя ждет, – сказал Лан. – Хочешь подняться?

Шаэ сделала глубокий вдох и кивнула.

– Если я буду выжидать, легче не станет.

Они вместе поднялись по лестнице, Лан обнимал ее за плечи. Он был так близко, что Шаэ чувствовала пульсирующий гул его нефрита, едва ощутимые вибрации воздуха, на которые ее тело откликалось спазмами желания в животе, стоило наклониться поближе. Она так давно не соприкасалась с нефритом, что слегка кружилась голова. Шаэ заставила себя отстраниться от Лана и посмотреть на дверь перед собой.

– В последнее время ему стало хуже, – сказал Лан. – Но сегодня хороший день.

Шаэ постучала. Голос Коула Сена из-за двери прозвучал с неожиданной энергией:

– Ты же знаешь, я тебя Чую, даже без твоего нефрита, заходи уже.

Шаэ открыла дверь и предстала перед дедом. Сначала все-таки нужно было переодеться и принять душ. Пронизывающий взгляд Коула Сена выхватил ее яркий иностранный наряд, и уголки его глаз сжались в сетку морщин. Его ноздри раздувались, он откинулся на спинку кресла, словно был оскорблен ее запахом.

– Боги, – пробормотал он, – последние два года были так же немилосердны к тебе, как и ко мне.

Шаэ напомнила себе, что, несмотря на деспотизм, дед – герой, один из самых уважаемых людей в стране, но теперь он стар, одинок и угасает, а два года назад она разбила ему сердце.

– Я прямо из аэропорта, дедушка, – Шаэ дотронулась до лба сомкнутыми ладонями в традиционном уважительном приветствии и встала на колени перед его креслом, опустив глаза. – И приехала домой. Ты примешь меня как свою внучку?

Когда она подняла голову, то увидела, что глаза старика смягчились. Твердая линия губ исчезла, и они слегка дрожали.

– Ах, Шаэ-се, конечно, я тебя прощаю, – сказал он, хотя она и не просила о прощении.

Коул Сен протянул узловатые руки, Шаэ взяла их и встала. Его прикосновение было похоже на электрический разряд, даже в таком преклонном возрасте его нефритовая аура была сильна, каждую косточку ее руки покалывали воспоминания и стремления.

– Семья плохо с тобой обошлась, – сказал Коул Сен. – Твое место здесь.

– Да, дедушка.

– Вести дела с иностранцами – это правильно. Я повторял это много раз, боги знают, это правда, я всем твердил: мы должны открыть Кекон и принять иностранное влияние. Из-за этого я порвал с Айтом Югонтином. Но… – Коул Сен ткнул пальцем в воздух, – мы никогда не будем похожими на них. Мы другие. Мы кеконцы. Зеленые Кости. Никогда этого не забывай.

Дед повернул ее ладони в своих и покачал головой, печально и неодобрительно, при виде гладких запястий.

– Даже если ты снимешь нефрит, ты не станешь такой, как они. Они никогда тебя не примут, потому что чувствуют – ты другая, как собаки чуют, что они ниже волков. Нефрит – это наше наследие, и мы не должны смешивать кровь с другими.

Он легонько стиснул ее руки в ободряющем жесте.

Шаэ склонила голову в молчаливом согласии, скрывая обиду на то, что дед явно радуется ее разрыву с Джеральдом. Шаэ встретила Джеральда на Кеконе. В то время ему осталось отбыть пятнадцать месяцев службы на острове Эуман, а потом он планировал поступить в аспирантуру. Когда Коул Сен узнал об отношениях Шаэ с моряком-иностранцем, он яростно объявил, что эти отношения обречены. И пусть его аргументы были в основном расистскими – дескать, Джеральд шотарец (хотя на самом деле он родился в Эспении), слабак с водой вместо крови, он ниже ее, примитивный выродок – Шаэ выводило из себя, что предсказания старика сбылись. А если подумать, то слова о примитивном выродке тоже оказались правдой.

– Я рада, что ты так хорошо выглядишь, дедушка, – мягко сказала Шаэ, пытаясь вклиниться в его монолог.

Коул Сен отмахнулся от попытки увести его в сторону.

– Я ничего не трогал в твоей комнате. Я знал, что однажды ты пройдешь через этот этап. Она по-прежнему твоя.

Шаэ быстро поразмыслила.

– Я так тебя разочаровала, дедушка. Я и в мыслях не держала, что для меня найдется место в доме. И поэтому арендовала квартиру неподалеку отсюда. Я уже отправила туда вещи.

Это была неправда, она нигде еще не устроилась и никуда не посылала вещи. Но ее совершенно не грела мысль поселиться в своей детской спальне в особняке Коулов, как будто ни два года разлуки, ни разделяющий их океан ничего не изменили. Живя здесь, она постоянно будет ощущать нефритовые ауры ходящих туда-сюда Зеленых Костей и снисходительное прощение деда.

– А кроме того, мне нужно побыть в одиночестве, чтобы устроиться. Решить, что делать дальше.

– А что тут решать? Я поговорю с Дору насчет того, какую часть бизнеса отдать тебе.

– Дедушка, – вмешался Лан. Он стоял на пороге и следил за их разговором. – Шаэ только что после долгого полета. Дадим ей распаковать вещи и отдохнуть. Еще будет время поговорить о делах.

– Хм, – сказал Коул Сен, но не выпустил руки Шаэ. – Наверное, ты прав.

– Скоро увидимся. – Шаэ наклонилась и поцеловала его в лоб. – Я люблю тебя, дедушка.

Старик фыркнул, но его лицо озарилось нежностью, которой ей так отчаянно не хватало, вдруг поняла Шаэ. В отличие от Лана, она не знала отца, в детстве Коул Сен был для нее всем. Он души в ней не чаял, как и она в нем. Когда Шаэ вышла из комнаты, он пробормотал вслед:

– Во имя всех богов, надень нефрит. Мне больно видеть тебя такой.

Она вышла на улицу вместе с Ланом. Они были одни. Солнце село, оставив после себя туманные отблески и очертив крыши зданий вокруг центрального двора. Шаэ опустилась на каменную скамью под раскидистым кленом и глубоко вздохнула. Лан сел рядом. Некоторое время они молчали. Потом переглянулись и тихо засмеялись.

– Могло быть и хуже, – сказала она.

– Как я и сказал, сегодня он в хорошем настроении. Врач говорит, ему нужно носить меньше нефрита, но я все откладываю эту битву.

Лан на секунду отвернулся, но Шаэ заметила гримасу на его лице.

– Как мама? – спросила она.

– Хорошо. Ей там нравится. Там так спокойно.

Много лет назад их мать посвятила себя детям и угождала требовательному свекру в обмен на безопасную и комфортабельную жизнь уважаемой вдовы правящей династии Равнинного клана. Как только Шаэ исполнилось восемнадцать, Коул Ван Риа удалилась в семейный дом на побережье, в Марении, что в трех часах езды к югу от Жанлуна. Насколько было известно Шаэ, с тех пор она не возвращалась в город.

– Ты могла бы съездить ее навестить, – сказал Лан. – Без спешки, когда устроишься.

– А ты? Как дела у тебя?

Лан повернулся к ней, прищурив левый глаз. Все говорили, что он вылитый отец, но Шаэ не видела сходства. Ее брат был преданным и душевным человеком, совсем не похожим на свирепого партизана со старых фотографий в дедушкиной комнате. Он как будто хотел что-то сказать, но передумал и сказал нечто другое:

– Все хорошо, Шаэ. Дела клана не дают заскучать.

На Шаэ нахлынуло чувство вины. Она не была честна, отвечая из Эспении на письма Лана, и не стоит ожидать, что теперь он ей доверится. Она даже не была уверена, что хочет его выслушать, если это значит слушать рассказы о спорах за территорию, отбившихся от рук Фонарщиках или убитых в поединках Кулаках – всех тех делах клана, от которых ей хотелось держаться подальше. И все же она задумалась о том, как брат удержит позицию Колосса, справляясь одновременно с уходом Эйни и с резким упадком сил у дедушки, а помогают ему только Хило и мерзкий старикашка Дору.

– Меня не было здесь, чтобы тебя поддержать. Прости, – сказала Шаэ.

– У тебя своя жизнь, Шаэ.

В его голосе не было упрека, и Шаэ поблагодарила богов за то, что после возвращения первым из членов семьи она встретила Лана. Он не пристыдил ее ни за то, что она уехала, ни за то, что вернулась. А это куда больше, чем она заслуживает, и больше, чем может ожидать от остальных членов семьи.

Наконец-то сказалась разница во времени, и нахлынула усталость. В доме зажегся свет, а потом погас, наверху в окнах маячила тень Кьянлы – она закрывала жалюзи. В темноте молчаливые силуэты скамеек и деревьев, среди которых Шаэ играла в детстве, казалось, смотрели осуждающе, как безучастные родственники. Она поняла, что у Кекона особый аромат – пряный и сладкий. Именно так она пахла для своих однокашников в Эспении? Она представила, как этот запах проникает сквозь поры. Шаэ положила ладонь на руку Лана. Его нефритовая аура вибрировала, как низкие басы, и Шаэ придвинулась ближе, но не слишком.

* * *

Шаэ поселилась в отеле и следующие три дня посвятила поиску квартиры. Ей не хотелось жить слишком близко к резиденции Коулов, но это не значило, что она может жить где угодно. Она сняла нефрит, но не сменила внешность и фамилию, и потому некоторых частей города ей лучше избегать. Даже ограничив зону поисков строго районами под контролем Равнинных, она от рассвета до заката ездила в дурнопахнущей подземке от остановки до остановки, жутко потея от летней жары, и смотрела одну квартиру за другой.

Не раз она изводила себя, что все могло быть куда легче. Одно слово Лана домовладельцу-Фонарщику, и она тотчас же получила бы прекрасную квартиру. Арендная плата была бы вполовину меньше, если бы вообще была, а домовладелец обрадовался бы, что разрешение на строительство или контракт, который он ожидает, немедленно одобрены. Но она сдержала обещание обходиться без семьи. Студенткой Шаэ жила экономно, и после обмена эспенских денег ее полученных на летней практике сбережений хватило бы на полгода арендной платы в Жанлуне, если быть благоразумной. К концу третьего дня поисков усталая, с мозолями на ногах, она подписала договор об аренде скромного, но удобного лофта с одной спальней в Северном Сотто и была довольна cобой.

Когда она вернулась в гостиницу, в вестибюле ждал Хило. Он развалился в пухлом кожаном кресле, но, увидев Шаэ, привстал, а его Кулак, один из братьев Маик, Шаэ точно не помнила который, поднялся с соседнего кресла и отошел в другой конец вестибюля, чтобы они могли поговорить наедине.

За два года ее брат не изменился, и Шаэ с неожиданной неловкостью задумалась, изменилась ли она, стала ли выглядеть старше и иностранкой – с новой прической и в новой одежде. Хило был старше ее всего на одиннадцать месяцев, и когда она уезжала, в каком-то смысле они были ровней. А теперь она безработная, одинока и не носит нефрит. А он – один из самых могущественных людей Жанлуна, и ему подчиняются сотни Зеленых Костей.

Шаэ знала, что не сумеет избежать этой встречи, но говорила себе, что это может подождать еще чуть-чуть. Интересно, это Лан сказал ему, где ее найти, или персонал гостиницы донес его Пальцам? Когда Хило поднялся, чтобы ее поприветствовать, Шаэ напряглась. Вестибюль гостиницы – уж точно не то место, где она представляла себе эту встречу.

– Хило, – сказала она.

Он тепло ее обнял.

– Что ты делаешь в отеле? Ты меня избегаешь?

Похоже, он действительно обижен, Шаэ и забыла, как он порой чувствителен. Хило обнял ее лицо ладонями и поцеловал в обе щеки и в лоб.

– Что было, то прошло, – сказал он. – Теперь, когда ты вернулась, все прощено. Ты же моя сестренка, как я могу тебя не простить?

Он говорит, как дедушка, подумала Шаэ, с этим прощением. Конечно, он не собирается извиняться за то, что назвал ее шлюхой и предательницей клана и прямо перед ней, в присутствии Лана и дедушки, вызвался убить Джеральда, если ему прикажут. Если бы Джеральд не был эспенским офицером и в комнате не присутствовал бы Лан, который всех успокоил, Коул Сен наверняка бы дал согласие.

В глубине души ей хотелось по-прежнему злиться на Хило. И это было бы проще, если бы он злился на нее. Но великодушие Хило напоминало его нефритовую ауру – такое же пылкое и ясное. Шаэ чувствовала, как теплеет, напряжение, которое она носила, как броню на спине и плечах, тает.

– Я тебя не избегаю, – ответила она. – Просто я только что приехала, и мне нужно было время устроиться.

Хило сделал шаг назад, не выпустив ее локти.

– Где твой нефрит?

– Я его не ношу.

Хило нахмурился. Потом наклонился и понизил голос.

– Ты нам нужна, Шаэ. – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Горные собираются бросить нам вызов. Все на это указывает. Они считают нас слабаками. Дедушка сидит в четырех стенах. За Дору я не дам и плевка. Но теперь, когда ты вернулась, все изменится. Дедушка всегда любил тебя больше всех, и если мы вдвоем будем прикрывать Лана…

– Хило, – сказала она. – Я не собираюсь вмешиваться. Если я вернулась в Жанлун, это еще не значит, что я займусь делами клана.

Хило наклонил голову.

– Но ты нам нужна, – просто сказал он.

Несколько жестоких слов – и он бы отстал. Шаэ безумно хотелось это сделать – обидеть его, оттолкнуть, спровоцировать, но она устала от былого соперничества. Стычки с Хило – своего рода костыли, прилипчивая дурная привычка из прошлой жизни, которую она хотела оставить позади, вместе с нефритом, и больше к ней не возвращаться. Они оба взрослые люди. Шаэ напомнила себе, что теперь он Штырь Равнинного клана. Если она собирается какое-то время прожить на Кеконе, не стоит с ним ссориться.

Шаэ подавила порыв.

– Я не готова, – сказала она. – Мне нужно время, чтобы разобраться в себе. Ты можешь это понять?

На лице Хило отразилось сразу несколько чувств – похоже, он пытался сдержать разочарование и понять, искренне ли она говорит. Хило пришел к ней с братской любовью, а когда он делал шаг навстречу, то ожидал того же и от других. Отвечать вполсилы было рискованно. Когда он снова заговорил, голос звучал более сдержанно.

– Ладно. Размышляй, сколько тебе нужно. Но тут не в чем разбираться, Шаэ. Если ты не хочешь быть Коул, то не следовало и возвращаться. – Прежде чем она успела ответить, он поднял палец. – Не спорь. Я не хочу забывать, что простил тебя. Если ты хочешь, чтобы я на время оставил тебя в покое, я уйду. Но я не так терпелив, как Лан.

Он отошел, его нефритовая аура отхлынула, как большая волна обратно в море.

– Хило, – позвала Шаэ. – Передай от меня привет Андену.

Ее брат повернул голову и бросил через плечо:

– Можешь сама это сделать.

Его лейтенант окинул ее неодобрительным взглядом, и оба исчезли в теплой ночи за дверьми отеля.

Глава 7. Академия Коула Душурона

Даже в тени пот стекал по спинам и лицам учеников восьмой ступени. Десять человек нервно перетаптывались за башенками горячих кирпичей.

– Еще один, – велел наставник, а его помощник, ученик третьей ступени, помчался с щипцами к жаровне и осторожно, но быстро вытащил из огня кирпичи и положил еще по одному на пламенеющую стопку перед каждым учеником. Тон, один из ожидающих учеников восьмой ступени, тихо пробормотал:

– Эх, и что же выбрать – боль или провал?

Тон, без сомнения, адресовал этот вопрос своим одноклассникам и никому больше, но мастер Сэйн обладал острым слухом.

– Учитывая, что если ты провалишь Испытания в конце года, то никогда больше не увидишь ни одной крошки нефрита, я бы на твоем месте выбрал боль, – сухо сказал он и оглядел колеблющихся учеников. – Ну? Надеетесь, что кирпичи остынут?

Эмери Анден потер тренировочный браслет на левом запястье, скорее по привычке, чем чтобы еще раз прикоснуться к нефриту, вшитому в кожаную ленту. Он закрыл глаза, пытаясь сфокусировать всю огромную энергию, которой могла овладеть лишь незначительная часть кеконцев. Выбор между болью и провалом, именно так, как и сказал Тон. Высвобожденная Сила позволит сломать кирпичи, а Броня не даст ему обжечься о раскаленную глину. Именно этому и было призвано научить упражнение – применять одновременно Силу и Броню. Умелые Зеленые Кости, а именно такими мечтали стать Анден и его одноклассники, могли когда угодно прибегнуть к любой из шести способностей: Силе, Броне, Чутью, Легкости, Отражению и Концентрации.

Рядом с Анденом раздался звонкий треск и приглушенный вопль боли со стороны Тона. Это не так сложно, как алгебра, подбодрил себя Анден и рубанул ребром ладони по центру верхнего кирпича. Он осел на следующий, а тот – еще ниже, каскад падения длился всего секунду, но Анден видел его как вереницу медленно падающих игральных карт. Осколки разлетелись и в других направлениях, попав по руке, плечу и корпусу. Он тут же отдернул руку, открыл глаза и осмотрел ее.

– Вытяните руки, – почти скучающим тоном велел Сэйн. Он расхаживал вдоль вереницы учеников, разочарованно потирая бугристый затылок. – Некоторые из вас сегодня проведут перерыв в лазарете, – сказал он и поморщился при виде волдырей на ладонях. Он сбил оставшийся целым кирпич на землю. – Другие получат новые синяки на занятии по Силе для отстающих.

Он дошел до конца ряда, посмотрел на шесть сломанных кирпичей Андена и его неповрежденные ладони и хмыкнул – со стороны главного наставника это была почти что похвала.

Анден скромно не поднимал взгляда с кучи сломанных кирпичей перед собой. Улыбаться или радоваться своему успеху было бы слишком невоспитанно, и хотя Анден родился на Кеконе и никогда его не покидал, он всячески старался не показаться иностранцем хоть в какой-нибудь малости – его многолетняя привычка.

Сэйн хлопнул в ладоши.

– Уберите руки. Увидимся на следующей неделе и повторим еще раз, пока вы не улучшите результат, иначе я признаю вас негодными.

Студенты прикоснулись сложенными ладонями ко лбам, подавив стоны, и отошли в сторонку, чтобы ученики третьей ступени могли прибраться. Анден отвернулся, снял с запястья тренировочный браслет и убрал его в футляр. Потом покачнулся и оперся на стену, прищурившись от боли. Более высокая чувствительность к нефриту означала и более сильную ломку, даже после недолгого использования. Иногда Андену требовалось в два раза больше времени на восстановление, чем остальным студентам, но теперь он уже натренировался. Он глубоко дышал и заставил себя расслабиться, несмотря на сбивающее с толку ощущение, что мир выбили из-под ног, а все предметы расплываются по краям, и наконец вернулся к нормальному состоянию. Меньше чем за минуту он взял себя в руки, выпрямился и закинул на плечо рюкзак.

– Я слышал, как Сэйн хмыкнул, – сказал Тон, погружая руку в таз с холодной водой, заботливо принесенный для старших учеников младшими. – Отлично вышло, Эмери, – он произнес имя по-кеконски: Эмри.

– Мои кирпичи были тоньше, – вежливо отозвался Анден. – Как рука?

Тон поморщился, обернув руку полотенцем и прижав к животу. Он был сухопарым и пониже Андена, но с великолепной Силой. Нефрит имеет свои странности – иногда худенькая женщина может согнуть металлический прут, а здоровяк, владеющий Легкостью, взбежит по стене или перепрыгнет с крыши на крышу, еще одно свидетельство тому, что нефрит открывает не просто физические способности.

– Вот бы медицинская Концентрация лучше действовала на раны, – угрюмо произнес Тон. – И надо же этому случиться накануне Лодочного дня. – Он помолчал, глядя на Андена. – Эй, кеке, на следующей неделе кое-кто собирается прошвырнуться по барам в Доках, перед тем как начнут топить корабли. Хочешь присоединиться, если у тебя нет других планов?

Анден совершенно определенно чувствовал, что его пригласили в последний момент, как часто случалось, но естественно, у него не было других планов, и он подумал, что, вероятно, к ним присоединится и Лотт Цзин, а потому ответил:

– Конечно, с удовольствием.

– Отлично, – сказал Тон, – тогда до встречи.

Лелея свои ожоги, он направился через поле к лазарету. Анден пошел в противоположном направлении, к общежитию, размышляя по пути. После семи с лишним лет в Академии он привык к довольно одинокому существованию – одноклассники его уважали, но никогда полностью не включали в свою компанию, хотя никогда и не исключали. Все вели себя с ним приветливо (а как же иначе), и он мог назвать Тона и еще нескольких друзьями, но Анден знал, что многие чувствуют неловкость рядом с ним, и потому не ожидал тесной дружбы.

Через поле к нему бежала ученица восьмой ступени Пау Нони, ее лицо раскраснелось на влажной полуденной жаре.

– Анден! Снаружи тебя ожидает посетитель.

Посетитель? Анден покосился на ворота, поправив очки на потной переносице. Из-за близорукости было еще тяжелее снять нефрит и потерять Чутье. Кто мог к нему прийти? Рюкзак прыгал на плече, когда он припустил через поле для тренировок.

Маленькое восточное поле было не единственным на двадцати пяти гектарах территории Академии Коула Душурона. Ее построили на холме парка Вдов. Хотя со всех сторон раскинулся шумный Жанлун и его пригороды, высокие стены Академии и старые вязы и камфорные деревья, в чьей тени стояли одноэтажные здания, отделяли Академию от столицы, так что школа оставалась традиционным тренировочным святилищем Зеленых Костей. Академия была наследием Коула Сена, данью памяти его сына, но что самое важное, одним из главных свидетельств того, что культура Зеленых Костей прочно занимает центральное место в кеконской общественной жизни. Когда Анден остановился, чтобы это обдумать, он понял, что Академия – не только школа, но и символ.

В маленьком саде камней за главным входом Анден замедлил шаг. На низком парапете в скучающей позе сидел человек. На нем были бежевые брюки от хорошего портного, рукава рубашки закатаны до локтей, а пиджак перекинут через парапет. При приближении Андена он встал с неспешной плавностью, и Анден узнал Коула Хило.

В грудь Андена закралась тревога.

– Похоже, ты удивлен, что я здесь, кузен, – сказал Хило. – Ты же не думал, что я забуду поздравить тебя с днем рождения?

Андену исполнилось восемнадцать несколько дней назад. День прошел незамеченным, поскольку личные праздники считались дурным тоном и не одобрялись наставниками Академии. Анден опомнился и прикоснулся ко лбу в уважительном приветствии.

– Нет, Коул-цзен, просто я знаю, что вы сейчас заняты. Я польщен, что вы меня навестили.

– Я польщен, Коул-цзен, – передразнил его Хило преувеличенно суровым тоном. Левый уголок губ изогнулся в лукавой улыбке. – Зачем так официально, Энди? Тебя тут вышколили до гладкости? – Хило раскинул руки. – Со мной такое не пройдет.

Ты – Коул, думал Анден. Школа названа именем твоего отца. Даже некоторые не имеющие нефрита новички обладают определенными привилегиями. Любого с другим происхождением или менее талантливого вышвырнули бы из Академии за те проступки, которые совершал здесь Хило. А теперь он Штырь Равнинного клана. Чего ты от меня хочешь?

Анден попытался расслабиться в присутствии кузена. Несмотря на девять лет разницы, Хило выглядел так, как будто только что выпустился из Академии, прохожие могли решить, что они одного возраста.

– Как дедушка? – Анден называл Коула Сена дедушкой, так же как младших Коулов – кузенами. – Как поживает Лан-цзен?

– Ну, как и положено Колоссам.

Хило подошел к нему.

Анден стянул с плеча рюкзак, поспешно снял очки и сунул их в карман. Оправа была новой, и он не хотел…

Он едва успел отбросить сумку – Хило схватил его, как обезьяна фрукт, руки сомкнулись на запястьях и локтях Андена стальными тисками. Одним резким движением Хило развернул кузена к земле.

Анден не сопротивлялся, а когда под весом падающего тела хватка Хило ослабла, притянул его ближе, и оба пошатнулись. Хило дважды с силой пнул его коленом в бок, и Анден захрипел, сложился пополам и вцепился в руки Хило, покачнувшись, как в религиозном поклоне. Он стукнулся лбом о плечо Хило.

Рот наполнился резким вкусом нефритовой энергии. Нефрита Хило. Когда они сцепились так близко, вибрации нефрита омывали Андена – гудящие, саднящие, пульсирующие с каждым биением сердца Хило, с каждым его вдохом и движением. В голове Андена стучала кровь, не подлинный напор нефрита, но что-то похожее. Он жадно глотал этот поток, пытаясь ухватиться за бурлящие края ауры кузена, словно цеплялся за течение реки. Когда Хило снова занес колено, Анден воспользовался тем, что кузен на секунду потерял опору, и ткнул прямой ладонью ему в грудину с достаточной Силой, чтобы тот выпустил его и отпрянул на несколько шагов.

Хило по-прежнему улыбался. Он протанцевал еще несколько шагов в сторону, а потом проворно и угрожающе вернулся к Андену. Тот собрался с духом. От Хило не убежать, даже думать нечего. И неважно, насколько сильно он отдубасит Андена. Хило колотил его с потрясающей скоростью, играючи осыпал ударами, а Анден только крутился, как груша, и сдерживал крики. Следующий удар Анден отвел, вильнув в сторону, ближе к Хило, рубанул его по бицепсу, пробив защиту, и ребром ладони врезал по подбородку.

Голова Хило откинулась назад, он покачнулся и закашлялся. Анден не колебался ни мгновения и вмазал кузену по челюсти.

– Ого, – сказал Хило.

Он развернулся и пнул Андена под дых с такой Силой, что сбил его с ног. Анден приземлился спиной на гравий.

Он застонал. Зачем мы этим занимаемся? Он всего лишь ученик, и ему запрещено носить нефрит вне учебных занятий, без наставников. А Хило – могущественная Зеленая Кость. Их шансы даже близко не равны. Конечно, дело совсем не в этом. Анден с трудом поднялся на ноги и продолжал бороться, у него нет выбора, если он не хочет, чтобы его избили до полусмерти.

Поединок привлек зевак. Несколько младших учеников заняли удобную для обозрения позицию, чтобы посмотреть, как Штырь Равнинных избивает ученика старшей ступени. Хило, похоже, наслаждался вниманием публики, время от времени поглядывая на студентов со снисходительной веселостью. Анден странным образом сосредоточился на том, чтобы не знающие Хило зеваки не решили, будто тот злой или жестокий. Они могли не заметить, что он двигается расслабленно, с написанной на лице дружеской внимательностью, словно они просто разговаривают за обедом, а не избивают друг друга.

Анден принимал от рук Хило наказание и отвечал, чем мог, целился по ребрам и почкам, еще раз в кровь разбил ему лицо, даже нагнулся, чтобы достать до колен и паха. В конце концов Хило швырнул его на землю и пригвоздил коленом между лопаток. Анден лежал, искоса глядя в пространство, и вдыхал пыль, не в силах пошевельнуться, и мечтая, чтобы появился еще какой-нибудь член семьи Коулов помимо Хило.

Хило перевернул Андена и сел на землю рядом, вытянув ноги и опираясь на локти.

– Ну и ну! – сказал он, задрал край дорогой рубашки и вытер лицо, оставив на ткани потеки пота и крови. – А тебе еще год до выпуска, Энди. Так что я пользуюсь своим преимуществом, пока могу. Когда Лан носил нефрит, а я нет, он выбивал из меня всю дурь, ты не знал?

Вслух Анден никогда бы не назвал кузена Ланом, считая это безумием. Когда-то Лан рассказал ему, что Хило задирал старшего брата, настаивал на драках, хотя Лан на восемь лет его старше, крупнее и носит больше нефрита. Лану не оставалось ничего другого, как избивать его до бесчувствия, и не раз.

– Как только наденешь нефрит, ты меня уложишь. Посмотри на себя. Я – Зеленая Кость. Штырь клана, мать твою. А ты украсил меня вот этим, – он ткнул в свою кровоточащую губу, – и этим, – он прикоснулся к шишке на голове, – и этим, – он поднял рубашку и показал синяк. – Хило опустил рубашку и улыбнулся так широко, что Анден вытаращил глаза. – Я всегда знал, что ты особенный. Ты чувствуешь мой нефрит, ведь так? И даже можешь его использовать. Знаешь, как редко это бывает? Да еще в твоем возрасте? Только подумай, каким ты станешь, когда начнешь носить собственный нефрит.

Анден оценил похвалу кузена, но и близко не был так же горд своими результатами. Все болело. Он чувствовал себя, как мышь, которую несколько часов от скуки гонял тигр. Интересно, он не находит в этом столько же удовольствия, как кузен, оттого, что не чистый кеконец? Согласно национальным стереотипам, кеконец никогда не откажется посостязаться в мастерстве. Практически ни одно крупное сборище людей не обходилось без поединков – начиная от плевков семечками в чашку и заканчивая ожесточенной игрой в рельбол, а то и настоящей дракой. После таких состязаний (обычно легких, но иногда и смертельно серьезных) правилом хорошего тона для победителя было высказаться о себе уничижительно («Мне помогал ветер», «Это я просто голодный») или похвалить оппонента, позволив ему сохранить лицо («Я бы тебя не одолел, будь у тебя обувь получше», «Мне повезло, что у тебя болели руки»), не имеет значения, насколько нелепо или несущественно это объяснение.

Так что, возможно, Хило хвалит его просто из вежливости. Но Анден все же не думал, что дело в этом. Нет, для Хило это способ понять, из какого теста он сделан, будет ли бороться из последних сил или сдастся, когда не имеет надежды победить.

Хило поднялся и отряхнул брюки.

– Пойдем прогуляемся.

Анден хотел объяснить, что ему нужно в лазарет. Но вместо этого с трудом встал, взял пыльный рюкзак и молча поковылял рядом с кузеном по дорожке сада камней. Теперь предстоит разговор.

Хило вытащил две сигареты и предложил одну Андену, дал ему прикурить, а потом прикурил сам.

– Тебе придется начать Пальцем, как и всем остальным, так положено. Но если все пойдет хорош о, через полгода ты станешь Кулаком. Я дам тебе собственную территорию и людей.

Зрители разошлись. Хило посмотрел на дальний край поля, где для тренировок выстроились студенты старшей ступени.

– А в этом году будь внимателен и прикинь, каких одноклассников ты хочешь получить в качестве Пальцев. Мастерство немаловажно, но его недостаточно. Тебе нужны верные и дисциплинированные. Те, кто не устроит какую-нибудь подставу, но справится с любой.

Из-за смеси адреналиновой ломки и слов Хило у Андена задрожали пальцы. Он затянулся сигаретой.

– Коул-цзен…

– Да чтоб тебя, Энди. Мне что, нужно было тебя посильнее отдубасить? Хватит меня так называть. – Хило положил руку ему на плечо. Анден дернулся, но Хило притянул его к себе и быстро поцеловал в щеку. – Ты мне такой же брат, как и Лан. Сам знаешь.

Анден ощутил прилив тепла и смущения. Он не удержался и огляделся – не видел ли кто порыв чувств Хило.

Хило это заметил и поддразнил его:

– Что, боишься, как бы они не истолковали это неправильно? Потому что они в курсе, что тебе нравятся мальчики? – Когда Анден ошеломленно уставился на него, он рассмеялся. – Я не дурак, кузен. Некоторые могущественные Зеленые Кости в истории были геями. Думаешь, это для меня важно? Только не забывай об одном: скоро тебе придется быть осторожным, выбирая знакомства, потому что люди могут интересоваться твоим нефритом.

Анден тяжело опустился на камень подпорной стенки. Он выудил из кармана сумки очки и попытался вытереть с лица потеки грязи и пота, прежде чем их надеть. Совет кузена звучал глупо, у Андена не было никаких романтических отношений, и временами он смирялся с тем, что никогда и не будет. Однако он не собирался делиться этими чувствами со Штырем, а кроме того, в год выпуска было полно куда более важных забот.

– Хило, – медленно произнес он, – а вдруг я не смогу носить нефрит? Я только наполовину кеконец.

– И этой половины в избытке, – заверил Хило. – Немного иностранной крови даже улучшит твои способности.

Чувствительность к нефриту – странная штука. Только кеконцы имеют нужную ее долю, чтобы стать Зелеными Костями. Смешанная кровь Андена делала его пограничным случаем. Без сомнения, более чувствительным, что при соответствующей тренировке могло означать более сильные способности – или смертельную предрасположенность к Зуду.

– Ты знаешь историю моей семьи, – тихо сказал Анден.

Наставник вел через поле группу детей с ведрами и лопатами. Под палящим солнцем они еле шевелили ногами от усталости, но не жаловались. Первые два года в Академии состояли из непрерывной учебы и тяжелых физических нагрузок, а также постепенно увеличивающихся контактов с нефритом. До третьей ступени эти дети даже не начнут изучать шесть способностей. Привычка к нефриту вырабатывалась суровыми упражнениями для ума и тела, как накачивание мышц, только помимо этого играли роль генетика и просто везение. Невозможно понять, почему одни Зеленые Кости способны носить больше нефрита без каких-либо побочных эффектов, а другие нет.

Хило почесал большим пальцем бровь, не снимая другой руки с плеча Андена.

– Историю твоей семьи? Твой дедушка был легендой, а дяди – известными Кулаками. Говорят, Чутье твоей матери могло обнаружить летящую над головой птицу и даже на таком расстоянии сконцентрироваться так, что у птицы останавливалось сердце.

Анден уставился на кончик горящей сигареты. Он думал совсем не об этом.

– Ее называли Безумной Ведьмой.

* * *

Однажды ночью, когда ему было семь, Анден обнаружил мать голой в ванной. Это случилось после жаркого летнего дня, он хорошо помнил – один из тех знойных дней, когда люди охлаждают простыни и вешают на вентиляторы мокрые полотенца. Он встал пописать. В ванной комнате горел свет, и когда Анден вошел, то увидел ее сидящей там. Ее волосы налипли мокрыми прядями на лицо, плечи и щеки сверкали в желтом свете. На ней были только три нитки нефрита под горлом, которые она никогда не снимала. Ванна была наполовину полной, вода порозовела от крови. Мать посмотрела на него пустым и смущенным взглядом, и он заметил в ее руке терку для сыра. Кожа на предплечье была ободрана и выглядела как перемолотое мясо.

Через нескончаемое мгновение она слабо и испуганно улыбнулась.

– Я не могла заснуть, все зудело. Иди спать, малыш.

Анден выбежал из ванной комнаты и позвал единственного человека, который пришел ему в голову – Коула Ланшинвана, молодого человека, часто бывавшего в их доме, одноклассника и лучшего друга его дяди, до того как тот спрыгнул с Выездного моста как-то утром за год до этих событий. Лан и его дед увезли мать Андена в больницу.

Но слишком поздно. После того как ей дали успокоительное и удалили весь нефрит как из ее тела, так и поблизости, ее все равно уже нельзя было спасти. Когда она очнулась, то начала биться в держащих ее ремнях, ругалась и кричала, называла всех собаками и ворами, требовала вернуть нефрит. Анден сидел в коридоре рядом с палатой, заткнув уши руками, по его лицу лились слезы.

Она умерла через несколько дней, не прекращая кричать.

Одиннадцать лет спустя воспоминания еще прокрадывались в кошмарные сны Андена. Когда он был встревожен или в сомнениях, они всплывали на поверхность. Пробуждаясь от неспокойного сна в комнате общежития, он не мог заставить себя встать и пойти в ванную. В такие минуты он лежал, уставившись в темноту, мочевой пузырь разрывался, глотка пересыхала, кожу щекотал смутный страх, что в его крови то же проклятие и он обречен умереть молодым и сойти с ума. Кровь его семьи несла могущество, но также и безумие. Вот почему, несмотря на уговоры Коулов, он так и не сменил фамилию, предпочитая зваться как иностранец – Эмери, это имя ни для кого ничего не значило, в отличие от фамилии по материнской линии, Аун, вбирающей в себя как ожидания величия, так и сумасшествия, Анден не желал ни того, ни другого.

После смерти матери Андена Лан поговорил со своим дедом. Без лишних слов Коулы взяли Андена к себе, сделав его частью семьи, кормили и опекали до десяти лет, когда отправили в Академию Коула Душурона с благословения и на деньги Коула Сена. Вот так и вышло, что семья, управляющая Равнинным кланом, стала единственной семьей Андена. Все родные с материнской стороны трагично сгорели. Отец был не более чем далеким воспоминанием: голубоглазый мужчина в военной форме, сбежавший обратно в свою страну, к светловолосым женщинам и быстрым машинам.

* * *

– У твоей мамы была дрянная жизнь – и началась плохо, и закончилась плохо, – сказал Хило. – Ты не будешь таким же. Ты лучше натренирован. И все мы за тобой присматриваем. – Он выкинул окурок. – И если тебе понадобится, то есть СН-1.

– «Сияние», – произнес Анден название, использующееся на улицах. – Наркотик.

Хило презрительно поморщился.

– Я говорю не о том вареве, которое торчки с нефритовой лихорадкой стряпают в грязных лабораториях, чтобы продавать на улицах слабакам и иностранцам. СН-1 для военных, который эспенцы производят для спецназа. Он притупляет чувствительность и дает защиту, если тебе понадобится.

– Говорят, он ядовит и легко передознуться, что он укорачивает жизнь на много лет.

– Если ты не тренирован, иностранец с жидкой кровью и колешь его постоянно, как торчок, – резко отозвался Хило. – А ты не такой. Все люди разные, заранее не узнать, сможешь ты носить нефрит или нет. Я не говорю, что тебе будет нужна помощь, просто напоминаю, что она всегда наготове. Если тебе понадобится, мы достанем лекарство. Ты особый случай. Тут нечего стыдиться, Энди.

Только Хило всегда называл его этим звучащим по-иностранному именем. Поначалу Андена это раздражало, но теперь он не возражал, научился ценить то, что для Хило это подчеркивает их особые отношения. Анден заметил, что его сигарета сгорела. Он затушил ее и сунул окурок в карман, чтобы не мусорить в саду камней, заслужив упреки.

– Интересно, спасло бы «сияние» маму.

Хило пожал плечами.

– Возможно, если бы тогда лекарство уже существовало. Но у твоей мамы было много других проблем – уход твоего отца, самоубийство твоего дяди – это само по себе могло подтолкнуть ее на грань. – Он озабоченно посмотрел на Андена. – Эй, чего это ты вдруг разволновался? Скоро ты станешь Зеленой Костью, так что не смотри так хмуро. Я никогда не позволю, чтобы с моим кузеном что-нибудь случилось.

Анден обхватил руками свое побитое тело.

– Я знаю.

– И никогда об этом не забывай, – сказал Хило, прислоняясь к стене. – Кстати, Шаэ передает тебе привет.

– Ты с ней говорил? – удивился Анден. – Она вернулась?

Но Хило больше не улыбался и как будто не расслышал вопрос. Вместо ответа он пробормотал:

– Скоро ты нам понадобишься, Энди.

Он внимательно осмотрелся, словно подсчитывая учеников. Многие уже в той или иной степени были связаны с кланом – дети Зеленых Костей или Фонарщиков. Академия была главным поставщиком новых членов Равнинного клана, а Школа Ви Лон – членов Горного клана.

– Скоро нам понадобится каждый преданный новичок, – продолжил Хило. – Лан не хотел бы, чтобы я тебе рассказывал, но ты должен знать. Правда в том, что дедушка слегка не в себе и одной ногой в могиле. Айт Ю мертв, и эта упрямая сучка Мада скоро начнет с нами войну. Грядут неприятности с Горными.

Анден с тревогой посмотрел на кузена, но не знал, что сказать. Все лето в общежитии ходили слухи, что между кланами растет напряжение. Чьего-то старшего брата, Пальца, оскорбил кто-то из Горных, и они собирались устроить поединок. У другого тетю выкинули из дома, после того как здание отобрал застройщик, связанный с кланом конкурентов. И так далее. Но Анден и прежде слышал подобное, много раз за эти годы. Всегда происходили мелкие разборки между кланами. Запертому в стенах Академии Андену надвигающиеся проблемы, о которых говорил Хило, казались далекими, тревожными для кузенов, но никак не затрагивающими его самого, пока он не выпустится следующей весной.

Он ошибался. Проблемы настигли его на следующей неделе.

Глава 8. Встреча в Лодочный день

Все случилось из-за того, что он в одиночку пошел отлить.

В начале сезона тайфунов на Кеконе всегда устраивали Лодочный день, а три месяца спустя, по окончании, Осенний фестиваль. Смысл Лодочного дня заключался в подкупе раздражительного бога тайфунов Йофо, предстояло учинить достаточно разрушений, чтобы задобрить его на предстоящий год и избежать Очищения – самых жестоких тайфунов, выдирающих деревья, разносящих в щепки целые деревни и изменяющих пейзаж. Дети и взрослые делали бумажные кораблики (а также спичечные домики и модели автомобилей) и торжественно их уничтожали – обычно поджигали и поливали сильной струей, а иногда сбрасывали с высоты или давили ведрами с камнями и глиной. Вечером Лодочного дня гавань Жанлуна превращалась в место потешного морского сражения, заполнялась огнями, грохочущими пушками, а моряки сигали за борт в конце церемонии затопления пары старых судов.

В детстве Анден уже насмотрелся на спектакль в гавани и не хотел снова на него глазеть, но принял предложение Тона пройтись по набережной с несколькими одноклассниками и устроить попойку. Воспитывая учеников в духе суровости и дисциплины, Академия кормила их скудной и простой пищей, запрещая спиртное, и редко предоставляла каникулы. А потому по таким особым случаям ученики седьмой и восьмой ступени, которым позволялось выходить с территории без присмотра, отрывались по полной, обжирались и напивались до тошноты, и по освященной временем традиции на следующий день их отчитывали и наказывали недовольные наставники. Анден, Тон и еще трое – Лотт, Хейке и Дудо – посетили в Доках четыре бара, съели с полдюжины разновидностей уличного фастфуда у продавцов на набережной и ближе к вечеру затеяли спор, что лучше – остаться на месте и посмотреть, как топят корабли, или двинуться против течения прибывающих зрителей.

Мочевой пузырь Андена уже разрывался, но нигде поблизости не оказалось туалета. Было жарко и влажно, как обычно, и за последние полчаса он выхлебал приличное количество газировки, обвиняя свою слабую эспенскую кровь в том, что ему достаточно совсем немного хоцзи, кеконской финиковой водки, чтобы она ударила в голову.

– Давайте вернемся. Мне нужно отлить, – сказал он и понял, что обращается в пустоту. Дудо блевал в урну. Тон стоял рядом с ним для моральной поддержки. Хейке и Лотт жарко спорили по поводу рельбола.

Арден с минуту наблюдал за ними. Хейке был выше, с красиво очерченными бицепсами и, пожалуй, более привлекательный из этих двоих. Но в Лотте Цзине имелось нечто такое, что всегда влекло Андена. Мрачный, но чувственный изгиб губ в форме лука, слегка волнистые волосы над серьезными глазами с длинными ресницами. По-звериному ленивые движения хорошо сложенного тела придавали ему такой вид, будто ко всему вокруг он относится с легким презрением.

Поскольку спор о рельболе все никак не заканчивался, а остальные явно были не состоянии передвигаться, Анден решил сам о себе позаботиться. Чтобы не бороться с толпой, толкающейся за лучший вид на гавань, он спустился чуть дальше, до паромной пристани, откуда отплывали лодки на ближайшие острова Эуман и Пуговка. Можно было бы предположить, что на пристани найдется туалет, но ничего подобного. Анден пересек улицу и пробежал еще три квартала, пока не заметил на углу пирожковую. Бормоча извинения, он протиснулся сквозь стоящую к прилавку очередь и помчался в туалет, захлопнул за собой дверь и вздохнул с облегчением, шепча быструю молитву Тевану, богу торговли, чтобы благословил владельца пирожковой «Горячая хижина».

Чтобы выйти из крохотной пирожковой, он снова протиснулся сквозь толпу сгрудившейся у дверей молодежи. Однако парень, примерно одного возраста с Анденом резко дернул его и сказал:

– Ты что, ничего не купишь?

– Что?

Парень мотнул головой в сторону «Горячей хижины», не сводя глаз с Андена.

– Поссал тут и ничего не купишь? Тебе не нравятся пирожки? Лучшие в городе. Прояви уважение, кеке.

– Да никакой он не кеке, – лениво произнес другой, проглатывая кусок горячей сдобы, и оценивающе оглядел Андена, выдвинув челюсть. – Он же полукровка и к тому же забрел не в ту часть города.

Анден взглянул на витрину «Горячей хижины» и тут же понял свою ошибку. В спешке он перебрался из Доков в район Летний парк. Над кассиром висел бумажный фонарь, но бледно-зеленый, а не белый. Это территория Горного клана, а на нем рубашка цветов Академии Коула Ду.

Денег при себе у него почти не осталось, и последнее, чего хотел его туго натянутый желудок, это пирожков.

– Ты прав, – сказал Анден. – Я куплю что-нибудь.

Он шагнул назад, к очереди.

Первый парень толкнул Андена в плечо и набычился в боевой стойке.

– Только не в этой уродской рубашке. – По его прыщавому лицу расплылась ухмылка. – Снимай. Мы примем ее в качестве дани Школе Ви Лон и повесим в сортире.

– Я не отдам вам мою рубашку, – сказал Анден, но чувствовал себя не в своей тарелке.

Пусть ему уже восемнадцать, но он лишь ученик без нефрита, по традиции клана он еще не считается мужчиной. Зеленым Костям, живущим по кодексу чести айшо, запрещалось убивать членов семьи вражеского клана, не имеющих нефрита. К сожалению, кодекс не касался не имеющих нефрита членов соперничающих кланов, а также школ. Они могли делать с ним, что вздумается. С младших классов Андена учили никогда не покидать территорию Равнинных в одиночку. Он беззвучно обругал пьяных одноклассников, пятую стопку хоцзи и собственную беспечность.

Их было трое: прыщавый предводитель, его тощий дружок, а третий, помоложе, лет пятнадцати или шестнадцати, но уже крупнее остальных, до сих пор помалкивал. Они приблизились к Андену и встали в отработанную позицию, так что Анден понял – это уже не первая их стычка. Стоящий по центру вожак держался чуть дальше, тощий и верзила – по бокам.

– Дотронься лбом до земли и отдай рубашку, дворняга, – велел вожак. – А потом скажи, что Академия Коула Ду – школа для слабаков, говноедов и уродов.

Остальные хохотнули. Возвращение с окровавленной рубашкой Академии и с отличным рассказом о потасовке поднимет их статус среди одноклассников в Ви Лон. Анден не отступил, но это сделали остальные – вся очередь покупателей змеей сдвинулась вправо, обогнув «Горячую хижину», чтобы дать им четверым больше места на тротуаре. Принимающая заказы продавщица встала на цыпочки и крикнула:

– Кыш отсюда! Только не у стеклянных дверей!

Она замахала руками, отгоняя их.

Анден воспользовался секундным переключением внимания, чтобы напасть первым. Он сделал обманное движение вправо, а потом шагнул влево и трижды вмазал тощему по физиономии – левым кулаком, согнутым левым локтем и еще раз по челюсти основанием правой ладони. Тот тут же вырубился.

Так-то лучше. Анден не мог сбежать, не опозорив школу, не опозорив Хило, и победить он не мог – без нефрита, против трех противников, и двое крупнее него. Правда, на публике, да еще в Лодочный день, да еще если он будет драться достойно, они могли только его избить.

Анден подхватил падающего соперника за плечи и развернул его, так что он распростерся прямо перед бросившимся в атаку вожаком. Верзила накинулся сзади, вцепившись в Андена медвежьим захватом, пригвоздив его руки к бокам, а тем временем прыщавый перепрыгнул через упавшего приятеля и стал колошматить Андена в живот и по ребрам. Анден охнул от боли и резко перенес вес вниз, пиная здоровяка по голени и вонзив каблук в мысок его брезентовых туфель. Тот матернулся и убрал ногу, а Анден выбросил ноги вперед, со всей силой направив их в грудь вожака.

Противник отпрянул к двери «Горячей хижины», споткнулся о ноги лежащего приятеля, но люди, на которых он падал, подхватили его и оттолкнули обратно. Верзила потерял равновесие и выпустил Андена, чтобы не упасть. Анден рухнул на него сверху и наугад выставил локоть, по звуку он понял, что попал удачно. Он быстро откатился, но не успел подняться – массивная рука схватила его за пояс и как якорь притянула к земле, а опомнившийся вожак упал на Андена с градом ударов.

Он принял всего два удара – в щеку и в ухо, когда атака вдруг прервалась и нападавший перестал давить его своим весом.

– Вы что вытворяете? – призвал к ответу мужской голос.

Анден увидел смуглого Горного, он за шкирку поднимал троих учеников Школы Ви Лон. Они испуганно моргали, не в силах противостоять его Силе, когда он тащил их, как нашкодивших щенков.

– Вот ведь уроды мелкие, – сказал он. – Сегодня Лодочный день. Посмотрите, в парке куча народа. Здесь полно туристов, а ученики Школы Ви Лон катаются по земле и грызутся как собаки. Что за хрень?

– Мы решили преподать ему урок, Гам-цзен, – захныкал вожак. – Это выродок из Коула Ду и вдобавок полукровка. И вообще, он первый начал.

– Это так будущие Пальцы обращаются к Кулаку? – произнес другой голос, неторопливый и низкий, как рык недовольного медведя.

Приближающегося человека Анден никогда раньше не видел, но тут же узнал по репутации.

Подростки заголосили кающимся тоном:

– Нет, Гонт-цзен, – пробормотали они, опустив глаза.

А вожак мрачновато прибавил:

– Простите нас, если мы преступили границу.

При одном властном и угрожающем взгляде Гонта Ашченту, Штыря Горных, толпа рассеялась. Он опустил квадратный подбородок к Андену, а потом дернул им в сторону учеников Ви Лон.

– Проваливайте.

Три юнца поспешно прикоснулись ладонями ко лбам, попятились и удрали, оглядываясь на бегу. Анден встал, стараясь ровнее приладить погнутые очки. Столкнувшись с Штырем Горных, он чуть не пожелал, чтобы нападавшие вернулись. Анден сомкнул ладони и поднял их в осторожном, но очень почтительном приветствии.

– Гонт-цзен.

– Ты Анден Эмери, – сказал Гонт, и Анден внутренне содрогнулся, услышав, как он произнес иностранную фамилию. – Сын Аун Уремайды. Усыновленный Коулами.

Анден чуть помедлил.

– Да, Гонт-цзен.

Гонт Аш обладал незаурядной внешностью. Лысый, с могучими руками, толстой шеей и толстыми полосами вшитого нефрита на запястьях. Внешность настоящего громилы, такой Штырь гаркает приказы вместе с ругательствами и сначала калечит, а потом уже задает вопросы. Но на самом деле он был спокойным человеком. Рассказывали, что под брутальной внешностью скрывается острый и терпеливый ум.

– Мне сказали, что ты один из лучших учеников в Академии, – прогрохотал он, не сводя глаз с Андена. Он повернулся к Гаму. – Жаль, что ты остановил драку. Я бы с удовольствием посмотрел на исход.

– Я не знал, что он Коул, – ответил Гам.

– Не по крови, но они обращаются с ним как с членом семьи, – сказал Гонт, его тон стал немного резким. Он изучал Андена, как гробовщик, снимающий мерки с покойника. – Вообще-то Коул Хило относится к тебе как к младшему брату, верно?

У Андена снова заколотилось сердце. Он знал, что Гонт и Гам способны Почуять его страх, и дышал медленно и тихо, пытаясь восстановить спокойствие. Он не сделал ничего плохого, не совершил никаких преступлений… если они что-нибудь с ним сделают, это будет немыслимое нарушение айшо, как бы сильно они ни желали зла его кузенам.

– Простите, что я стал причиной этой стычки, Гонт-цзен, – сказал он и попятился. – Я оторвался от друзей в гавани и забрел слишком далеко. Впредь я буду более…

Прежде чем Анден сделал еще один шаг, ему на плечо упала тяжелая рука Штыря.

– Давай поговорим, Анден. Наши пути удачно пересеклись. – А потом он обратился к Кулаку: – Подгони машину.

Гам тут же скрылся. Анден замер, судорожно соображая. Он может попытаться сбежать, но глупо думать, что он двигается быстрее Зеленой Кости вроде Гонта Аша.

– Не бойся, – сказал Штырь с легким намеком на улыбку. – Ты ведь еще не мужчина.

Лицо Андена полыхнуло и выдало подступающую тревогу. Он медленно повернул голову и посмотрел на руку Гонта, лежащую на его плече. Каждый нефритовый камень на запястье был вырезан так, чтобы составить узнаваемый символ реки. Река священна, вода необходима для жизни, а нефрит – для могущества. Река мягкая и мирная, но от дождей в сезон муссонов взбухает и становится смертоносной. Анден чувствовал, как нефрит Гонта притягивает его кровь, словно гравитация. Он поднял взгляд на лицо Штыря.

– Я не боюсь. Но мои кузены не стали бы вам доверять.

Гонт рассмеялся, на удивление мягко, и на обочине остановился сверкающий ZT «Храбрый».

– Садись, – сказал Штырь, открывая заднюю дверцу. У Андена вдруг задрожали колени, но рука Гонта твердо направила его в машину. – Не беспокойся о братьях Коул. Мы дадим им знать, что ты с нами.

С ужасными предчувствиями Анден плюхнулся на заднее сиденье квадратного черного седана. Гонт сел вслед за ним и закрыл дверь. Они тронулись.

Водитель ZT «Храбрый», похожий на хорька человек с седой прядью в волосах и хлопьями перхоти на темной шелковой рубашке, вел машину по переулкам Летнего парка. Они свернули на улицу Патриота и покатили на запад. Несмотря ни на что, Анден с любопытством смотрел в окно. Его приучили считать определенные части Жанлуна вражеской территорией, и он с небольшим разочарованием обнаружил, что они ничем не отличаются от остального города: шумные улицы и магазины, строительные краны, сверкающие новые здания и грязные старые хибары, спящие в тени собаки, иностранные машины, проезжающие мимо балансирующих с грузом велосипедистов. Обычные люди, не Зеленые Кости, свободно перемещаются по Жанлуну, так с чего вдруг ожидать, что он будет выглядеть как другая страна?

Анден незаметно передвинулся на сиденье, чтобы между ним и массивными, исчерченными шрамами голыми плечами Гонта Аша осталось больше пространства. Широко разошлась молва о том, как Гонт получил эти шрамы, и он явно специально носил майки без рукавов, чтобы почаще об этом напоминать. В неразберихе первых послевоенных дней в Жанлуне появилось несколько криминальных банд, они устраивали проблемы на улицах, бросая вызов выжившим, но измотанным на войне Зеленым Костям. Некоторые банды имели нефрит, тогда его не так строго контролировали, как сейчас, и таким образом приобрели значительную силу, хотя их ряды и выкашивала настоящая эпидемия Зуда. Молодой Гонт Аш что-то не поделил с одной такой бандой, и как-то ночью попал в засаду, его притащили к главарю.

Гонт потребовал поединок на ножах, но ему отказали. Он поднял кулаки и настоял на «смерти от последствий» – праве каждой Зеленой Кости умереть, сражаясь вместо казни. Гонта разоружили, а у членов банды были ножи и мачете. Главарь улыбнулся в ответ на браваду юнца, но прекратил улыбаться, как только началась драка. Гонт обладал невероятным талантом Брони. Он выстоял перед градом ударов и вырвал оружие у противника, а потом убил всех восьмерых бандитов. Говорили, что главарь упал на колени, сложил ладони в почтительном приветствии и присягнул Гонту Ашу и Горному клану в верности. Гонт, насколько известно, оставался единственным в истории избежавшим смерти от последствий.

– Выключи, – велел Штырь.

Сидящий впереди Гам выключил оперную мелодию, доносящуюся по радио, и тишина так внезапно накрыла всех в машине и выплеснулась в летнюю жару, что даже открытые окна не могли разогнать чары. Гонт переместил свою бычью тушу и с интересом посмотрел на Андена.

– Однажды я встречал твоего деда, – наконец сказал он, – и твою мать. Лет двадцать назад. Ауны были потрясающими воинами, такими одаренными, что боги, наверное, не одобрили такую силу в смертных и обрушили на них неудачи, чтобы подкосить. В то время я был пацаном младше тебя, хотя уже Пальцем – тогда мы не могли позволить себе роскошь долгого обучения.

Анден прищурился, но промолчал, сбитый с толку тем поворотом, который приобрел разговор. Ровный и четкий баритон Штыря притягивал, он звучал дружелюбно и расслабленно, как у хорошего актера радиопостановок. Полная противоположность устрашающей внешности Гонта.

– В те дни в стране была неразбериха, – продолжил Гонт. – Она строилась и восстанавливалась как сумасшедшая, но была настоящей вонючей трясиной. Зеленые Кости поддерживали мир, чтобы власть не захватили преступники и иностранцы, но прямо в это время Айт Ю и Коул Сен устроили свару и разделили Людей Горы. Помню, Ауны громче всех желали, чтобы Айт и Коул уладили разногласия и Зеленые Кости снова стали единым кланом. В конце концов твой дед встал на сторону Коулов, но семья Аунов разделилась. Твой дядя пошел в Академию и стал ближайшим другом Коула Сена, но твоя мать пошла в школу Храм Ви Лон. Если бы она была жива и сказала свое слово, ты бы в этом году поклялся в верности Горному клану.

Анден смотрел вперед, стиснув зубы. Какую игру затеял Гонт?

– Моя мать не сказала свое слово, – сухо ответил он. – После ее смерти меня забрал Коул Сен. Именно ему я обязан образованием и нефритом, который надену после выпуска.

Гонт пожал плечами, по ним будто пробежала рябь.

– Факел Кекона теперь старик. Тебе следует задуматься, означает ли твой долг перед ним, что ты должен стать мелкой сошкой у Коула Хило.

До сих пор ровный голос Гонта почти не выдавал его чувств, но теперь дрогнул, не оставив сомнений в его презрении к Штырю-сопернику.

Машина свернула на серпантин, ведущий в горы. По обеим сторонам дороги мелькала пышная зелень, а иногда дорожные знаки с истертой белой краской и частные въезды за ржавыми железными воротами. Анден попытался скрыть возрастающую тревогу в голосе:

– Куда вы меня везете?

Гонт откинулся на спинку сиденья, и оно прогнулось под ним.

– На самый верх.

Глава 9. Как обойти айшо

Лан встречался с Дору и двумя важными Фонарщиками, когда их прервала секретарша Дору, она осторожно постучала и пискнула:

– Простите, Коул-цзен. Вас спрашивают по телефону. Говорят, это срочно.

Колосс нахмурился – возможно, это снова из посольства Эспении, будут говорить сладкие речи или попытаются подкупить, чтобы он изменил свою точку зрения по поводу квот на экспорт нефрита. Он извинился и вышел из двери, которую услужливо придержала секретарша. Она робко улыбнулась. Лан не знал ее имени. Шелест часто менял секретарш. Эта выглядела совсем девчонкой и носила почти прозрачную розовую блузку с просвечивающим под ней черным лифчиком. Она поспешила к столу и перевела звонок в его кабинет.

Лан не считал эту комнату своим кабинетом, хотя использовал ее, когда занимался делами отсюда. В остальное время кабинет пустовал. Верхний этаж офисного небоскреба Равнинного клана на Корабельной улице в Финансовом квартале Жанлуна мог похвастаться потрясающим видом, но был всецело владениями Шелеста. Лан предпочитал кабинет в особняке Коулов.

Он взял трубку и снял звонок с режима ожидания.

– Коул-цзен, – произнес низкий и неспешный мужской голос. – У нас ваш юный друг Анден. Наши пути пересеклись на празднике Лодочного дня. Правила не нарушены. Мы просто беседуем, вполне дружелюбно и цивилизованно. Нет нужды беспокоиться о его безопасности… пока никто из Равнинных не поднял бучу. Я говорю о вашем Штыре.

– Понимаю, – ответил Лан.

Он знал, что говорит с членом Горного клана, больше никто бы не посмел себя так вести. Он подозревал, что это Гонт Аш, хотя и не был уверен. Лан оперся на стол и спокойно, с металлом в голосе сказал:

– Но можете мне поверить, я запомню ваши заверения.

– Не волнуйтесь за Андена. С ним обращаются уважительно и вежливо. Вам стоит волноваться только о том, чтобы ваш брат не устроил заварушку.

Он повесил трубку.

Лан опустил трубку на рычаг и посмотрел на нефритовые часы на запястье, отметив точное время. Потом он немедленно взял трубку и набрал дом брата, зная, что вряд ли застанет там Хило. Как и ожидалось, трубку не взяли. Он позвонил в главный дом и велел Кьянле попросить Хило позвонить ему в офис на Корабельной улице, как только он объявится. Лан повесил трубку и дал себе несколько секунд, чтобы успокоиться.

Невиданная наглость Горных потрясла его и разъярила. Если Айт Мадаши хочет что-то сказать Равнинным, ей следовало устроить встречу с Ланом через Шелестов. Или выказать уважение, послав члена своего клана с сообщением. И то, и другое было бы правильным поведением. Но похищение Андена, единственного члена семьи Коулов, не имеющего нефрита, и попытка использовать его как посредника были очень похожи на нарушение айшо. Лану придется сильно постараться, чтобы предотвратить открытое столкновение. Звонивший был прав, ему нужно беспокоиться о своем Штыре. Если Хило обнаружит, что Горные забрали Андена, он будет непредсказуемым в ярости.

Лан нашел в записной книжке номер квартиры Маик Вен. Там тоже никто не отозвался, он позвонил ее братьям, и тоже безуспешно, пока не вспомнил, что сегодня Лодочный день, и люди Хило патрулируют набережную и окрестности. Он позвонил в «Двойную удачу» и попросил владельца, господина Уня, соединить его со старшим из Зеленых Костей, которого он сумеет найти поблизости. Через несколько минут на линии раздался голос.

– Кто говорит? – спросил Лан.

– Цзуэн Ню.

Человек Маика Кена.

– Цзуэн-цзен, – сказал Лан, – это Колосс. Мне нужно срочно найти Штыря. Позови одного из Маиков, если знаешь, где они, или пошли какого-нибудь Пальца на поиски. Пусть брат позвонит мне в офис Шелеста, как только получит сообщение. Не нужно паниковать, просто сделай это.

– Слушаюсь, Коул-цзен, – встревоженно ответил Цзуэн и повесил трубку.

Лан вернулся в кабинет Дору. Он извинился перед Фонарщиками – двумя застройщиками, которым понадобилась финансовая поддержка клана и помощь в получении разрешений на строительство жилого комплекса, и сел, не обращая внимания на ход встречи. Он волновался за Андена. Для него мальчик был как племянник, Лан чувствовал за него ответственность. Он помнил, как держал Андена за руку, утешая горюющего мальчика, как привел его в дом Коулов и сказал, что теперь это и его дом. Лан верил в искренность Гонта по поводу того, что Андену не сделают ничего плохого, но все может измениться. Если что-то пойдет не так, Горные могут взять его в заложники. Проклятье, куда запропастился Хило?

Дору должен был полностью лишиться Чутья, чтобы не заметить тревогу в нефритовой ауре Лана. Конечно же, Шелест как можно скорее завершил встречу, но так, чтобы не показаться невежливым. Он обещал просителям, что клан займется их делами, как, разумеется, и предполагалось – взамен на дань клану они рассчитывали на его патронаж. Фонарщики собрали бумаги, заверили Лана в своей преданности и вышли.

– Что стряслось, Лан-се? – спросил Дору.

– Горные забрали Андена, – ответил он.

Когда он рассказал, что случилось, Дору прищурился и со скепсисом причмокнул.

– Они не могли такое спланировать. Мальчишка всегда в Академии, до него не добраться. Гонт просто воспользовался обстоятельствами, но если бы они хотели оскорбить или причинить ущерб, то не стали бы звонить тебе и предупреждать. Вероятно, они вполне искренне хотят, чтобы ты придержал Хило.

– Правда? – сказал Лан, вспомнив кое-что еще.

В прошлом году между Горными и одним мелким кланом под названием Три Ходки возникли разногласия, все закончилось боевым столкновением, и в результате Горные поглотили мелкий клан. А дело было в том, что два члена Горного клана схватили невесту сына Колосса Трех Ходок, отвезли ее на расстояние двух часов езды от Жанлуна и оставили на обочине, в темноте и без обуви. Рассвирепевший наследник Трех Ходок повел свой клан в атаку на Гонта. Для него и его семьи это плохо кончилось.

Хило частенько громогласно сетовал на поведение Горных – мелкие стычки и споры за территории, которые Лан оставлял на попечение брата, – но теперь Лан задумался о том, что захват Андена может быть похож на то, как Горные поступили с Тремя Ходками. Не нарушая айшо открыто, бросить соперникам наживку, чтобы они первые развязали насилие, а потом смести их в отместку за нанесенное оскорбление.

Зазвонил телефон, и Лан тут же взял трубку.

– Это я, – сказал Хило.

– Ты где?

– В телефонной будке перед квартирой племянника Гонта, в Молоточке, и со мной двадцать ребят. – Хило говорил спокойно, но Лан слышал едва сдерживаемую ярость. – Гонт схватил Энди. Информатор в Летнем парке видел, как завязалась потасовка, и сказал, что этот говнюк увез моего кузена в своей машине.

– Успокойся, – сказал Лан. – Я это знаю. Мне звонил Гонт. Они выпустят Андена на круговом перекрестке в Храмовом квартале через два часа. – Он почти боялся задать вопрос. – Ты сделал что-нибудь, что может поменять их планы?

Повисла пауза, а потом Хило ответил:

– Нет. Я велел ребятам окружить гребаное здание. Так и останется, пока я не получу Энди обратно, и чтобы ни один волос не упал с его головы. Гонт зашел слишком далеко, мать его. Мой кузен!

Лан выдохнул в молчаливом облегчении.

– Он и мой кузен, Хило, и какую бы игру ни затеяли Горные, мы не должны давать им предлог нарушить айшо. Держи своих людей под контролем и поезжай туда, где они собираются его оставить. Самое важное – вернуть Андена.

Хило засопел в трубку.

– Я знаю, – огрызнулся он и отключился.

Дору сплел тонкие пальцы на остром колене и сказал с улыбкой на плотно стиснутых губах:

– Как я понимаю, наш Штырь еще не развязал войну, хвала богам. Если Горные и правда пытаются нас спровоцировать, Хило сыграл бы им на руку. Ты молодец, что сохранил холодную голову.

Колосс не ответил, хотя и согласился со словами Дору, но тон ему показался немного снисходительным. Хладнокровные и осторожные суждения – отличительная черта хорошего Шелеста, но, возможно, приверженность Дору к миру между кланами его ослепила. Пусть Хило слишком горяч, но в одном Лан точно может быть уверен – его в первую очередь заботит безопасность Андена. Дору же никогда не был близок с приемным сыном Коула Сена и воспринимал случившееся как интересные деловые переговоры, в отличие от Лана, для которого это было наглой угрозой. Горные показали, что могут добраться до семьи Коулов.

Лан подумывал поехать в Храмовый квартал и присоединиться к Хило, но решил, что важнее остаться на месте, если вдруг Горные снова выйдут на связь.

– Отмени остальные встречи на сегодняшний день. Я буду у себя в кабинете, – сказал он Дору и пошел в одиночестве дожидаться новостей от Штыря.

Глава 10. Дом Горных

Его отвезли в особняк Айтов.

Первый Колосс Горного клана Айт Югонтин выбрал для строительства резиденции самую высокую точку города и постарался воссоздать в своем поместье тот же дух святилища для тренировок, как и в Храме Ви Лон. Вход на территорию выглядел как крепость в лесу, но когда Гонт опустил окно и кивнул двум охранникам – естественно, своим же Пальцам, – толстые ворота автоматически и бесшумно распахнулись.

Анден никогда не видел более впечатляющего дома, чем резиденция Коулов, но особняк Айтов был настолько же великолепен, хотя и по-другому. Дом Коулов был огромным и современным, с влиянием кеконской и зарубежной архитектуры, а резиденция Айтов – в классическом кеконском стиле, широко раскинувшееся одноэтажное строение с каменным фасадом, отделанным темным деревом, покатыми крышами из зеленой черепицы и широкими дорожками. Таким мог быть дом кеконского землевладельца много лет назад, если бы не камеры, датчики движения и дорогие иностранные машины на подъездной дорожке.

ZT «Храбрый» остановился у входа. Гонт вышел. Когда водитель открыл заднюю дверцу, Анден нервно шагнул наружу и последовал за Гонтом. По обеим сторонам входной двери стояли Пальцы. Они поприветствовали Штыря и скользнули взглядами по Андену, они Чуяли, что он не носит нефрита.

Гонт указал на мягкую скамью у стены рядом с дверью.

– Жди здесь и не двигайся, пока не позовут, – велел он Андену, без каких-либо еще объяснений зашагал по деревянному полу вестибюля и скрылся в коридоре.

Анден сел, где велели. Осматриваясь, он не мог не восхититься великолепными пейзажами и античными клинками на стенах, хотя его ладони потели, а внутри все переворачивалось.

Конечно, его привезли сюда как заложника, чтобы угрожать Коулам, потому что между Горными и Равнинными что-то затевается – те неприятности, о которых говорил на прошлой неделе Хило. Должен ли он сопротивляться или нет? Он сомневался, что это играет роль. Как поступит Лан, когда узнает о случившемся? Как поступит Хило? Угроза покалечить Андена или держать его в плену может спровоцировать столкновение кланов. Этого и добиваются Горные? Он огляделся, гадая, можно ли отсюда сбежать, и заметил Гама, стоящего у двери вместе с охраной, тот пристально за ним наблюдал. Анден не знал ключевых людей Горного клана, знал лишь, что Гам – Второй Кулак Гонта и обладает репутацией грозного бойца. Анден не сдвинулся с места.

Прошло довольно много времени, около часа. Достаточно для того, чтобы тревога Андена превратилась в скуку, а потом в нетерпение. Наконец, Гонт вернулся.

– Идем со мной, – сказал он, снова без каких-либо объяснений, и повел его по коридору. Анден едва поспевал за его широкими и уверенными шагами.

По пути они миновали двух человек в костюмах, идущих в противоположном направлении. Взглянув на них, Анден решил, что один – это Ри Тураху, Шелест Горных, поскольку слышал, что Ри невысокого роста. Второй, по всей видимости, был одним из его подчиненных или Фонарщиком высокого ранга. Гонт и Ри не поприветствовали друг друга. Любопытно. Равнинный клан явно не единственный, в котором Шелест и Штырь не выносят друг друга.

Гонт остановился перед толстой закрытой дверью и помедлил, развернув широкие плечи к Андену.

– Да не мандражируй ты так, – посоветовал он. – Она не любит нервных. – Он толкнул дверь и пригласил Андена внутрь.

* * *

Айт Югонтин умер, не оставив наследника. Его жена и сын погибли во время войны, похороненные под тоннами безжалостной земли и грязи, когда бомбардировка шотарцев вызвала оползень и разрушила родную деревню Айтов.

Во время войны люди называли Айта Копьем Кекона. Он был смелой, мстительной и свирепой Зеленой Костью, воином, которого боялись и ненавидели шотарцы, он мало говорил, но опустошал ряды оккупантов и всегда скрывался в горах.

Его ближайший товарищ Коул Сен был старше, более закаленным мятежником, умелым и проницательным стратегом, и вместе со своим сыном Ду распространял листовки и передавал по радио подрывные сообщения, которые вдохновили Фонарщиков на создание сети, ставшей ключом к успеху Людей Горы.

Копье и Факел.

Через год после окончания войны Айт Югонтин усыновил трех сирот из своей бывшей деревни. Настаивая, что традиции и способности Зеленых Костей нужно сохранить и передать будущим поколениям кеконцев, он дал трем приемным детям – девочке-подростку и двум мальчикам помладше – военное образование в Храме Ви Лон. Девочка обладала бесспорным врожденным талантом, хотя и поздно начала тренировки. У старшего из мальчиков, Айта Има, самомнение превысило мастерство, и в двадцать три года он погиб от ножа в поединке. Младший, Айт Эода, имел достаточно способностей, но вырос пустым, предпочитая быть плейбоем и коллекционером произведений искусства, а не воином. Его сестра Айт Мадаши стала Шелестом Горного клана.

Через час после смерти отца Мада убила давнего Штыря клана. За этим немедленно последовало убийство еще трех соперников, все они были ближайшими друзьями и советчиками Копья. Зеленые Кости были ошарашены – даже не самим ее поступком, а тем, насколько быстро и открыто она это сделала, еще до похорон отца. Никто не ожидал, что Шелест обставит Штыря в сражении. Ее оппоненты внутри клана пожаловались Айту Эоде, в надежде, что он вернется из загородного дома на живописном юге острова и утихомирит сестру.

Кеконское выражение «шепнуть чье-то имя» ведет начало из периода оккупации, когда мятежники передавали по цепочке имена иностранных чиновников, которых нужно убить. Айт Мада шепнула имя своего брата, и днем позже любовница Эоды вышла из душа и обнаружила его лежащим в постели с перерезанным горлом и без нефрита.

Когда резня закончилась, Айт Мада послала сообщение бывшему отцовскому товарищу, Коулу Сену, выразив глубокое почтение и соболезнования по поводу смерти жены, а также заявив, как она огорчена из-за неизбежной вспышки насилия при передаче власти в Горном клане и что больше всего желала бы сохранить мир между кланами. Коул Сен велел Дору отправить на похороны друга пышный букет белосердечников и звездных лилий, символизирующих, соответственно, сочувствие и дружбу, и в ответном послании назвал его дочь Колоссом.

Через два с половиной года два клана поменьше слились с Горным. Клан Зеленые Ветры сделал это добровольно, его патриарх удалился на покой на юг Кекона, а остальные лидеры получили хорошие позиции в Горном клане. Другим был клан Три Ходки, и он согласился, только когда Гонт Аш отрезал голову его Колоссу.

* * *

Кабинет Айт Мадаши был просторным, светлым и захламленным. Книги и бумаги лежали на полках у стен, на столе и на полу. Из больших окон лился свет. Комната была разделена пополам: собственно кабинет и приемная с диваном и коричневыми кожаными креслами. Айт Мада сидела в одном из них, со стопкой папок на коленях. Ей было около сорока, одета в свободные льняные брюки, зеленый топ без рукавов и сандалии. Выглядела она так, будто только что вернулась с тренировки или с обеденного перерыва. Никакой косметики, длинные волосы стянуты сзади в удобный хвостик.

Анден точно не знал, чего ожидать. Он воображал, что Колосс Горных окажется гламурной дамочкой или роковой женщиной. Или крепко сбитой мужеподобной теткой, излучающей твердость и власть. А она выглядела совершенно обычной, не считая впечатляющего количества нефрита, сбегающего по рукам. В спиральных серебряных браслетах, обвивающих ее руки, словно змеи, наверное, было не меньше десятка камней на каждый. Столько нефрита, носимого с подобной легкостью, – для Зеленой Кости не нужно больше никаких символов статуса.

– Ты позвонил? – спросила она, не поднимая головы.

Гонт утвердительно фыркнул.

– Он понял. Разумный человек, как вы и сказали. Его брат собрал в Молоточке небольшую армию, но пока что они выжидают.

Айт закрыла папку, которую просматривала, и бросила всю стопку на полированный кофейный столик. Без лишних слов она указала Андену на диван напротив. Даже на таком расстоянии он чувствовал ее нефритовую ауру – ровную и сильную до красноты. В центре кофейного столика стояло блюдо с апельсинами и чугунный чайник.

– Чаю? – спросила Айт.

Застигнутый врасплох Анден ответил не сразу. Лишь когда Айт посмотрела на него таким же грозным, как и ее аура, взглядом, он сумел выдавить:

– Да, спасибо, Айт-цзен.

Айт открыла шкафчик под кофейным столиком и вытащила две маленькие керамические чашки. Одну поставила перед Анденом, а вторую перед собой.

– Только что заварен, – сообщила она, как будто очень важно наливать заложникам горячий чай, а не спитой. Сначала она налила себе, потом ему. Почетному гостю, в особенности дружественной Зеленой Кости, налили бы до хозяина, но Анден к таковым не относился. Он посмотрел на Гонта, втиснувшего мощное тело в кресло рядом с Айт. Она не предложила ему чай, и сам он себе не налил – он явно не был участником беседы и присутствовал лишь как молчаливый и беспокойный наблюдатель.

– Ты наверняка задаешься вопросом, почему тебя привезли сюда. – Айт не стала тратить время на любезности. – Мы сильно рискнули, воспользовавшись этой возможностью, чтобы с тобой поговорить. Не исключено, что твоя приемная семья припишет нашим действиям бесчестные мотивы, хотя на самом деле тебе это только пойдет на пользу.

Анден глотнул чая, только чтобы смочить пересохшее горло. Он был страшно озадачен, но с трепетом чувствовал – происходящее отличается от того, что он предполагал сначала, это затея куда более сложная, чем держать его в плену и спровоцировать стычку или добиться уступки от Равнинного клана по поводу спорной позиции.

– Мне сказали, ты ученик Академии Коула Ду, – продолжила Айт. – Когда я была маленькой, отец не позволял никому с кровью чужаков обучаться в Ви Лон, но теперь времена изменились. И я – не мой отец. Я ломаю традиции, когда вижу в этом необходимость и когда от этого будет польза. Думаю, можно преодолеть разногласия и забыть о прежних обидах. У тебя впечатляющая наследственность, и даже без крови или имени Коулов ты достойный представитель семьи. Предлагаю тебе войти в Горный клан.

У Андена заколотилось сердце. Он знал, что и Айт, и Гонт Чуют его страх, хотя выражения их лиц не изменились. Его реакция была признаком того, что он все понял, понял истинный смысл сказанного. Предать главу клана и приемную семью, перейдя к Горным, равносильно самоубийству, он никогда не примет такое предложение, и они это знают. Нет, это было едва завуалированное предложение не ему, а самим Коулам, Равнинному клану. Предложение о слиянии.

Понимание, что его привезли сюда в качестве посланника высокого уровня и Айт ожидает, что он поймет важность ее слов и передает их напрямую Лану, вселило в Андена некоторое облегчение. Его не покалечат и не возьмут в плен. А потом облегчение сменилось приступом злости на избыточность их действий. Зачем силой сажать его в машину, вместо того чтобы поговорить где-то на нейтральной территории? Зачем провоцировать Лана и Хило на столкновение? Почему вообще понадобился именно он?

Анден представил, как встает, бросает чашку с чаем в лицо Айт Маде и говорит холодно и с отвращением: «Коул Лан никогда бы не похитил ученика без нефрита из Школы Ви Лон. Колосс Равнинных соблюдает приличия и не станет играть в подобные игры».

Конечно, Лан бы не хотел, чтобы он совершил подобную глупость. Он бы хотел, чтобы Анден сохранял спокойствие, внимательно слушал и вернулся домой целым и невредимым. Анден не пошевелился, сохраняя и тон голоса, и выражение лица по возможности спокойными, и осторожно ответил:

– Я польщен, Айт-цзен.

Айт улыбнулась, увидев его смущение.

– Я рада, что ты понимаешь значение такого беспрецедентного предложения. Ты станешь Кулаком со множеством Пальцев, займешь ответственное положение с высоким статусом. Но не здесь, на Кеконе. В Югутане.

Анден моргнул.

– В Югутане?

– Мы разворачиваем там серьезный бизнес. Мне нужны предприимчивые и талантливые Зеленые Кости, чтобы занимались расширением нашей деятельности в этой стране. Ты будешь работать под командованием Штыря, но отчитываться непосредственно передо мной.

Югутан – холодная и пустынная страна, там отвратительная пища, и на всей обширной территории нет ни крошки нефрита. С какой стати Горные вдруг решили распространить свою деятельность на Югутан? Вероятно, Почуяв его озадаченность, Айт сложила губы в тонкую улыбку.

– Мир открыт. Международная торговля процветает. Почему Зеленые Кости цепляются только за клочок земли, который представляет собой Кекон, когда за границей открываются широкие возможности?

– Но… что там, на Югутане?

Айт помолчала, не донеся до губ чашку.

– Производство СН-1. – Она глотнула из чашки. – Мы собираемся продавать «сияние» югутанцам.

Анден онемел. На Кеконе «сияние» не только нелегально, но и всячески осуждается. Это разработанный иностранцами препарат, наркотик, позволяющий носить нефрит иностранцам, людям без полученной упорными тренировками переносимости, которой гордятся Зеленые Кости. Вся цивилизация и культура Кекона построена на нерушимой истине, что нефрит уничтожит любого надевшего его, кроме истинных кеконских воинов.

Высокомерные и невероятно изобретательные эспенцы это обошли. Как только они основали на Кеконе военную базу, якобы для помощи союзникам в обороне и восстановлении страны после Мировой войны, то начали работать в секретных лабораториях, чтобы определить, как их солдаты могут приобрести легендарные способности нефрита и стать Зелеными Костями. Десять лет назад им это удалось, пусть и не идеальным образом, путем создания СН-1.

Формула экспериментальной сыворотки просочилась из эспенских военных баз на Кеконе, и теперь процветала нелегальная торговля «сиянием». Многие люди, и здесь, и за границей, готовы были променять годы жизни на опасный наркотик, позволяющий носить нефрит, не будучи кеконцем, без многолетних тренировок и не умирая жуткой смертью от Зуда. Менее известным и всеми порицаемым был тот факт, что и некоторые Зеленые Кости тайком использовали препарат, дабы искусственно увеличить природную переносимость нефрита.

Тема СН-1 всегда присутствовала в разговорах Зеленых Костей. Анден слышал в школе споры по этому поводу, а однажды – даже жаркий диспут в доме Коулов. Кое-кто твердо стоял на том, что наркотик – абсолютное зло, а другие утверждали, что ограниченное использование приемлемо, если его принимают с разрешения и натренированные люди вроде Зеленых Костей, которые, к примеру, из-за болезни или ранения применяют его в медицинских целях для временного увеличения переносимости.

Анден точно не определился, какую сторону занять, в особенности с учетом истории его семьи. Тем не менее, по его собственному опыту, в одном соглашались все – нелегальное распространение «сияния» вредит интересам Зеленых Костей и противоречит их ценностям, и его нужно искоренить. И то, что Айт Мада, Колосс крупнейшего клана Зеленых Костей на Кеконе, собирается продавать «сияние», так потрясло Андена, что, когда он снова обрел дар речи, то забыл свою роль и всякую осторожность и брякнул:

– Вы хотите наделить еще больше иностранцев способностями носить нефрит? Разве мы все не выступаем именно против этого?

Он понял, что эту вспышку могут расценить как неуважение, но Айт она лишь повеселила.

– Чего мы не хотим, так это потерять контроль. Эспенцы уже дают СН-1 своим военным. Другие страны последуют их примеру. Скоро число иностранцев с нефритом сильно возрастет.

Айт наклонилась вперед. Анден машинально отпрянул, нефритовая аура Айт и ее пронизывающий взгляд отталкивали его как твердые поверхности.

– Возможно, это самая большая угроза из тех, с какими мы когда-либо сталкивались, а может, невероятный шанс. Чем быстрее Кекон модернизируется, тем важнее, чтобы Зеленые Кости контролировали наши ресурсы. Нас могут согнать с занимаемого по праву места, или мы обогатимся. Мой отец стремился избавиться от иностранцев, но нужно смириться с реальностью – они пришли сюда навсегда. Кекон больше не загадочные задворки цивилизации. Люди по всему миру знают о нефрите, а теперь благодаря СН-1 могут его получить. Чем бороться с неизбежным, лучше дать им желаемое. По нашей цене, на наших условиях. Торгуя «сиянием» на Кеконе, мы узнаем о производстве СН-1 больше, чем кто-либо, не считая эспенцев, и позаботимся о защите наших предприятий. Если мы наладим сбыт СН-1, то тогда и решим, какое количество нефрита можем отдать чужакам.

Анден не находил себе места. Он выпрямился, потянулся за чашкой и глотнул уже полуостывшую жидкость. И близость нефрита Айт тут же щекотнула его Чутье. Тон Колосса был дружеским, но твердым. В нем не звучала угроза. Но Анден ее чувствовал. И упрямую алчность.

– Когда-то Зеленые Кости объединились против иностранной угрозы. Пора снова объединиться. Пришло время создать новый альянс. Вот почему я предлагаю тебе присоединиться к нам. Награда будет велика. – Айт откинулась назад, и выражение ее лица изменилось, стало холодным и равнодушным. – Конечно, если ты отвергнешь протянутую руку, это твой выбор. Но помни, что мы предлагаем это честно и от сердца. И я рассчитываю, что в будущем ты отплатишь за наше уважение и не выступишь против нас.

Пульс Андена скакал, он заерзал в кресле, шея вспотела. Айт сделала предложение настолько четко, как будто говорила с другим Колоссом.

– Айт-цзен. – Анден откашлялся. Почти полная уверенность в том, что его доставят к Равнинным в целости и сохранности, чтобы он мог передать предложение Айт, придала ему храбрости говорить решительнее, чем прежде. – Могу я… задать откровенный вопрос?

Айт подняла брови.

– Задавай.

– Я всего лишь ученик, так что простите, если я чего-то не понимаю, но… зачем было рисковать, привозя меня сюда для этого разговора? Если вы хотите предложить Равнинному клану альянс, почему не сделать это напрямую?

Улыбка Айт была загадочной и довольной, но холодной.

– Ты себя недооцениваешь. Мое предложение касается лично тебя и вполне реально. В будущем ты сыграешь важную роль в сохранении мира между кланами, если твой Колосс на него согласится. А что до разговора с Коулами… – Она развела руками в жесте разочарования. – Я с радостью поговорила бы с Коулом Ланом, но как это возможно, когда его Штырь выдвигает к нам претензии? Он никогда не упускает случая нарушить границы. Его Пальцы шпионят за нами, Кулаки устраивают стычки по пустякам. Как мы можем ожидать разумного диалога с Равнинными?

Впервые во время этой беседы Айт Мада посмотрела на Штыря. Они обменялись короткими и молчаливыми взглядами, а потом она снова повернулась к Андену.

– Если Колосс даст нам знать, что он всерьез настроен поддерживать мир, тогда совсем другое дело.

Айт проворно и небрежно встала. Гонт тоже, и Анден последовал их примеру. Айт оказалась выше, чем он ожидал. Анден был выше большинства кеконцев, но ее глаза находились вровень с его. Солнце играло на ее нефритовых браслетах, на металлической оправе мелькали солнечные зайчики.

– Мы отняли у тебя уже много времени, так что пора доставить тебя домой, пока никто по тебе не заскучал… слишком сильно. – И голос, и движение губ были наполнены сарказмом. – Ты получил предложение. И знаешь, что делать. Я подожду ответа, но недолго.

Анден прикоснулся сомкнутыми ладонями ко лбу.

– Айт-цзен.

Глава 11. На чем стоит Колосс

ZT «Храбрый» остановился на обочине петляющего бульвара, и Анден вышел перед широкой зеленой лужайкой рядом с рынком ремесленников в Храмовом квартале. Как только Анден оказался снаружи, он увидел поджидающего Хило и группу людей за его спиной. Лицо Хило вспыхнуло от облегчения и смертельной ярости, и на одну нелепую секунду Анден испугался за водителя Гонта. Он быстро захлопнул заднюю дверь машины, и ZT «Храбрый» тут же тронулся и скрылся в потоке, обратно к своей территории.

Хило подошел к Андену, обхватил его за шею и слегка встряхнул.

– Придется еще раз тебя поколотить. Какого хрена тебя занесло в Летний парк? Меньше чем через год ты станешь Зеленой Костью, и тогда уж не теряй бдительности ни на секунду, потому что мне не нужны проблемы, ясно тебе?

Анден пристыженно кивнул. Хило взял его за подбородок и угрожающе прищурился, увидел раздувшийся синяк на щеке Андена, который оставили ему в качестве напоминания о беспечности трое парней из Школы Ви Лон.

– Кто это сделал? – спросил Хило. – Тебя избили Гонт и его люди?

– Нет, нет, это не они, – поспешил ответить Анден. – Это просто из-за дурацкой стычки с ребятами из Ви Лон. Люди Гонта меня и пальцем не тронули.

Хило внимательно посмотрел ему в лицо, пытаясь понять, не врет ли он, и наконец расслабился и тепло обнял Андена, последние остатки напряжения растворились.

– Я как никогда рад тебя видеть, кузен.

Заботливо положив руку Андену между лопаток, Хило повел его к «Княгине», стоящей на парковке рынка рядом с двумя другими машинами Равнинных. Маик Тар в нетерпеливом ожидании прислонился к багажнику, но тут же выпрямился, чтобы открыть им дверь.

– Мне нужно поговорить с Ланом, – немного вяло сказал Анден, сев в машину. Теперь, когда он находился в безопасности, адреналин, бурливший в его крови в последние часы, схлынул, как грязь после ливня, и он слегка дрожал.

– Лан в офисе Шелеста, – ответил Хило.

До Корабельной улицы они добрались всего за десять минут. Там Хило отдал несколько коротких приказов своим людям:

– Велите нашим убраться из Молоточка.

Потом Хило и Тар вместе с Анденом прошли по вестибюлю, не потрудившись отметиться у стойки администратора.

Анден никогда прежде не бывал в офисе Шелеста. Об этой стороне жизни клана он знал мало, его пугали Барышники в отглаженных костюмах, с папками и портфелями в руках. Хило и Тар, потные от пребывания на солнце, в рубашках со свободными рукавами и расстегнутыми воротничками, с висящими за плечами саблями и ножами за поясом, выглядели здесь неуместно. Все останавливались и оглядывали их, проходя мимо, некоторые лениво приветствовали.

Они поднялись на лифте на последний этаж. Лан ждал их с написанным на лице спокойствием, каким и привык его видеть Анден, но тоже радостно обнял кузена.

– Входи, садись, – сказал он и повел Андена в свой кабинет.

– Меня отвезли на встречу с Айт Мадой, – сказал Анден. – Лан-цзен… она хотела, чтобы я немедленно поговорил с тобой.

Он слегка подчеркнул это «с тобой».

Лан понял. Когда они вошли в кабинет, Колосс повернулся к Хило и сказал:

– Сначала я поговорю с Анденом наедине. Найди Дору и ждите меня.

Хило выглядел раздосадованным, но не удивился и скривил губы в усмешке, дав понять Андену, что не особо огорчен, кивнул Тару, и оба вышли, а Лан закрыл дверь кабинета.

Анден сел на ближайший стул и с благодарностью принял бутылку лимонной газировки, которую Колосс достал из мини-холодильника и протянул ему.

– Не буду обманывать, сегодня ты всех нас заставил поволноваться, – сказал Лан. Наблюдая, как Анден глотает газировку, он добавил: – Не торопись. А потом расскажешь, чего хотят Горные.

Когда Анден закончил рассказ, Лан поначалу молчал, а потом сказал:

– Ты молодец, Анден. Сохранил спокойствие и поступил именно так, как нужно. Мне жаль, что тебе испортили Лодочный день, и в будущем тебе стоит быть осторожней. Уверен, Хило уже тебе это высказал. Но ты очень много сделал для клана.

– Извини, что доставил столько хлопот, Лан-цзен.

Лан улыбнулся. Мальчик – нет, молодой мужчина, напомнил себе Лан – всегда был таким: немного беспокойным, чуть больше, чем положено. В доме Коулов он продолжал вести себя как гость, ожидая разрешения сесть, поесть или высказать свое мнение, хотя жил здесь с детства и приезжал сюда на каникулы из Академии.

– Ты не доставил хлопот, Анден, – заверил его Лан. – Думаю, Горные планировали устроить нам подобную встряску. А ты просто попался под руку Гонту.

Он встал, и Анден поднялся вслед за ним.

– И что будешь делать? – спросил Анден. – Насчет предложения Айт?

– Обсужу его с Штырем и Шелестом. Тебе не стоит об этом беспокоиться. Сосредоточься на школе и подготовке к Испытаниям. Ты по-прежнему первый по успеваемости?

– Вроде да. Я приложу все усилия, – пообещал Анден, и Лан ощутил прилив гордости.

Анден – отличный парень, он пережил семейную трагедию, но вырос молодцом. И дня не проходило, чтобы Лан не радовался, что уговорил деда принять Андена и сделать его Коулом.

Лан отвел кузена к креслам в вестибюле у лифтов, где ждали Дору, Хило и Маик Тар. Тар повез Андена обратно в Академию, а Лан вернулся в свой кабинет вместе со Штырем и Шелестом. Он налил три щедрые порции хоцзи со льдом и сказал:

– Вот, возьмите, это нам понадобится.

Он осушил свой бокал и посмотрел на остальных. Дору сидел в кресле, скрестив длинные ноги, на лице его было выражение терпеливого любопытства. Хило прислонился к стене, его взгляд был напряженным и выжидающим.

– Горные собираются производить в Югутане СН-1. Это может принести кучу денег, и Айт предлагает нам присоединиться.

После того как Лан рассказал то, что узнал от Андена, Хило оторвался от стены.

– За кого она нас принимает? – На его лице была написана злость, но голос звучал скорее озадаченно. – Горные копали под нас много месяцев, а сегодня Гонт схватил на улице Андена. Мы чуть не развязали войну. И они думают, что после этого мы ляжем с ними в постель? Если Айт и правда хотела поговорить о делах, следовало сделать это как положено, с уважением. Это предложение не всерьез. Просто оскорбление.

Хило был прав. Послать сообщение Равнинным таким угрожающим способом было явным неуважением, но Лан узнал от Андена, чем это оправдывала Айт. «Я готова к разговору с Коулом Ланом, но как это возможно, если его Штырь постоянно предъявляет нам претензии?» Колоссу Равнинного клана дали понять, что она не собирается вести переговоры с ним напрямую, пока он не приструнит своего брата или не уберет его с позиции Штыря.

Возмутительное требование. Как можно вступить в переговоры на таких откровенно унизительных условиях, когда один Колосс оговаривает выбор другим своего Штыря? Лан не сомневался, что Хило и его люди усложнили жизнь Горным, но его брат делал это в ответ на попытки Горных расширить свою территорию. Можно ли назвать Хило бузотером, стоящим на пути к миру, или он просто хорошо выполняет свою работу, и Айт хочет убрать его с дороги, чтобы легче было одолеть Равнинных или даже захватить их?

Не может быть и речи о том, чтобы убрать Хило с позиции главы боевой ветви клана, но, вероятно, стоит напомнить ему, что он тоже виноват в плохих отношениях между кланами. Не сводя взгляда с брата, Лан сказал:

– Айт говорит, что побеседует лично, если мы положим конец уличным стычкам и покажем, что заинтересованы в их деловом предложении.

Он заметил, как Дору кивнул, и у Лана мелькнуло подозрение, что старый советник точно догадался о выдвинутых требованиях.

– Так, значит, она хочет, чтобы мы легли под них и позволили на себе потоптаться? – сказал Хило. Его ноздри раздувались. – Знаю, ты считаешь, что иногда я слишком чувствителен, злюсь и принимаю все как личную обиду, но поверь, Лан, я знаю, что происходит. Может, Гонт и выглядит тупицей, но он коварен. Стоит мне отвернуться, как он откусывает от нас кусочек. Мало-помалу, но не слишком много зараз, чтобы не спровоцировать войну. То я обнаружу, что два наших Фонарщика теперь платят его Кулакам. Или что каким-то образом нашему заведению отказали в аренде, а владелец здания продал его кузену в Горном клане. Они не могут проглотить нас целиком, как Три Ходки, и потому кусают понемногу.

Лан повернулся к Шелесту.

– А ты что думаешь, Дору?

Дору задумался. Пожалуй, слишком надолго, решил Лан, словно специально старается показать, что ответ не был готов заранее.

– Думаю, у предложения Айт-цзен есть свои плюсы. Кулаки обоих кланов видят не дальше, чем могут дотянуться их клинки, и, несмотря на все мелкие разногласия из-за территорий, по большому счету они не так важны и не должны влиять на решения по поводу серьезного бизнеса. – В его хрипловатом тоне явно слышался упрек в адрес Штыря. – Айт-цзен права насчет того, как все иностранцы жаждут заполучить СН-1 и сколько денег можно заработать, наладив поставки под контролем Зеленых Костей. Раз дела будут вестись в Югутане, то нет опасности навредить собственной стране. Зеленые Кости всегда сильнее, когда объединятся, и вместо того чтобы пытаться разделить Кекон между собой, мы могли бы заключить альянс с Горными, от этого выиграли бы все.

Хило поджал губы.

– Не будет никакого альянса с Горными. Три Ходки испытали это на себе. Мы будем либо двумя кланами с двумя Колоссами, либо одним и с единственным Колоссом. – Хило подцепил кубик льда из своего бокала и раздавил его, нахмурившись. – Если мы покажем наш интерес к этому делу, если согласимся с ними работать, то они воспользуются возможностью, чтобы получить над нами контроль. Я ни на секунду не верю, что Айт всерьез готова разделить власть. Она не из таких. Она даже не сказала четко, чего от нас хочет. Финансирования? Людей?

– Для начала она, похоже, хочет получить заверения, что мы хотя бы не станем им противодействовать, – сказал Дору. – Это вполне разумно, иначе зачем разыгрывать комедию перед Анденом? Когда он окончит Академию, можно послать его работать с Горными в новых югутанских операциях. Это хорошая работа, как и сказала Айт-цзен, и ответственная. А через него мы будем знать все о тамошних операциях Горных, а они, с другой стороны, будут уверены, что мы сохраним мир, не подставим их и не переметнемся к эспенцам. А значит, обе стороны будут доверять друг другу.

– Послать Энди к врагу? – Хило вытаращил глаза от изумления, его аура стала дерганой.

– В эпоху Трех Престолов королевские дома часто обменивались детьми, чтобы все были вынуждены поддерживать добрососедские отношения.

– То есть отдать Энди в заложники? – огрызнулся Хило. – Ни за что. Нет, мать твою!

Дору фыркнул.

– Иногда в традициях заложена мудрость.

Лан поднял руку, чтобы Дору ничего больше не прибавил, и, глядя на вспыхнувшее лицо Хило, тихо произнес:

– Успокойся. Анден – не пешка, и мы никуда его не пошлем, если он сам того не захочет.

Слушая их диалог, Лан крутил бокал с тающими кубиками льда и размышлял, а теперь поставил бокал на стол, придя к окончательному выводу, каким будет его ответ Горному клану. Хило часто принимал все как личную обиду, а Дору оценивал варианты с хладнокровным прагматизмом стратега, но третью сторону ни один из них не озвучил, а это был, по мнению Лана, решающий фактор.

Лан повернулся к Дору:

– Я подготовлю ответ Горным, а ты пошлешь его через офис их Шелеста, как полагается в подобных деловых вопросах. Нам не следует действовать неподобающим образом лишь потому, что так поступили они. Я собираюсь отвергнуть любой альянс или партнерство с Горными касательно производства «сияния». Но мы и не будем стоять у них на пути. Они вольны заниматься этим бизнесом, пока он не угрожает бизнесу или территориям Равнинного клана. – Он помолчал, а потом добавил: – Не упоминай Андена, он не имеет к этому отношения. Если Айт нужны заверения в его нейтралитете, ей придется поверить нам на слово.

Дору кивнул, но по напряженному лицу и легким изменениям в ауре нетрудно было понять, что он разочарован.

– Могу я спросить, каковы были причины, чтобы принять важное решение так быстро?

Лану не хотелось выслушивать контраргументы, которые наверняка выскажет Дору, но советник заслуживал объяснений.

– Это выведет нас на опасный путь. Если большее число иностранцев получат доступ к «сиянию», то возрастет и спрос на нефрит. Начнут давить на Кеконский Нефритовый Альянс, чтобы увеличил добычу и экспортные квоты и продавал не только эспенцам, но и югутанцам, и прочим, или спрос на нефрит заполнит черный рынок и контрабанда.

Лан не мог смотреть на это сквозь пальцы, на последнем заседании КНА он только что проголосовал против увеличения экспорта нефрита. Нефрит – самый важный природный ресурс Кекона, исконная ценность кеконцев и центр всей культуры и образа жизни Зеленых Костей. Продавать его для боевого применения иностранцам, людям, не получившим образования и воспитания нефритового воина, не понимающим, что значит быть Зеленой Костью… Это вселяло беспокойство. Да, экспорт нефрита был нужен для сохранения союза с эспенцами и пополнения государственной казны, но он строго ограничен. Никто в главных кланах не стал бы предлагать нечто такое, что в будущем подорвет власть КНА, и это сильно тревожило Лана.

– Прости, Лан-се, – энергичнее обычного настаивал Дору, – но ведь КНА – это как раз пример того, что оба наших клана могут поддерживать партнерские отношения. Любые решения по поводу добычи и экспорта мы будем принимать совместно с Горными. Мне кажется преждевременным волноваться по этому поводу.

Лан удивленно взглянул на Шелеста. Лично он не стал бы приводить КНА как пример блестящего образчика партнерства кланов. Сложная отчетность и система голосования были таковы, что ни одно решение КНА не принималось быстрее, чем за полгода.

– Твое мнение о КНА явно оптимистичней моего, – ответил Лан. – Но есть и другие причины этим не заниматься.

– Например, то, что предложение Айт – это подстава, – напирал Хило. – Способ для Горных оправдаться, когда они нас поглотят.

Лан был склонен согласиться с подозрениями Хило, но не стал озвучивать это вслух.

– «Сияние» – это яд, – твердо сказал он. – Оно разрушает естественный общественный уклад. Вселяет надежды в людей, не имеющих ничего общего с нефритом. Как в тех мальчишек-воров, которых Хило схватил в прошлом месяце в «Двойной удаче». – Лан стиснул челюсти. – Если мы займемся производством «сияния», в любом качестве, это будет нарушением айшо.

– А разве в айшо для Зеленых Костей не считается самым важным защищать свою страну? – спросил Дору. – Совместный контроль над производством СН-1 сделает кланы сильнее. А это сделает сильнее Кекон, менее уязвимым для чужаков.

– А если эспенцы узнают, что кланы Зеленых Костей продают наркотик югутанцам в военных целях? Югутан обвинит во всем фабрики по производству СН-1 на Кеконе и будет отрицать свое участие. Горные провоцируют конфликт, и я не хочу, чтобы в этом был замешан Равнинный клан. – Лан прервал попытку Дору вставить слово. – Дору-цзен, мое решение окончательно. Ты выполнишь свои обязанности Шелеста и сделаешь, как я просил?

Клиновидный подбородок старого советника опустился в неохотном согласии. В последней попытке отстоять свою точку зрения Дору сказал с нарочитой мягкостью:

– Конечно, Лан-се, но, может, стоит переговорить с Коулом-цзеном, прежде чем принимать окончательно решение?

Терпение Лана лопнуло.

– Ты уже говоришь с Коулом-цзеном, – отрезал он таким ледяным тоном, что изумленный Дору умолк.

Хило улыбнулся.

Хотя Лан считал, что принял верное решение, на душе у него было неспокойно. Боги, как же непросто быть Колоссом, когда с одной стороны импульсивный младший брат, а с другой – осторожный старый советник деда. Но все же позиция небезнадежная. Сегодня Хило держал себя в руках, а Дору, пусть и неохотно, согласился с остальными. Когда трудный разговор остался позади, Лан заговорил более примирительным тоном.

– Думаю, мы все слишком перенервничали. Но вам обоим следует знать, что я ценю ваше мнение.

– И что теперь? – поинтересовался Хило. – Подождем ответа Айт?

– Не совсем. Я сказал, что мы не будем мешать Горным, но, зная, что они затеяли, должны быть осторожней. Дору, организуй для меня встречу с канцлером Соном.

Шелест, которого так резко поставили на место минуту назад, без возражений кивнул.

Лан повернулся к брату.

– Хило, все, что я сказал тебе по поводу Трущобы, теперь относится и к Топи, и к остальным приграничным территориям. Усиль оборону, где нужно, но никакого кровопролития без одобрения семьи. И никакой мести за похищение Андена. Может, это и был плевок нам в лицо, но они вернули его целым и невредимым, а мы отказали им в союзе, которого они добивались, так что не стоит создавать дополнительное напряжение.

Хило скрестил руки на груди и пожал плечами.

– Как скажешь.

– И еще кое-что, – добавил Лан. – Нужно позаботиться о безопасности Шаэ. Ее квартира находится в Северном Сотто, так что проблем быть не должно, но я говорю о ее поездках по Жанлуну. Пусть пара человек за ней присматривает.

Теперь недовольным выглядел Хило, он по-детски скривился, как будто ему восемь лет и его обругали за то, что повздорил с сестрой.

– Шаэ прекрасно способна и сама о себе позаботиться.

– Ты же знаешь, что она не носит нефрит, – сердито буркнул Лан. – Она не занимается бизнесом клана, но, возможно, Горные этого не знают. После случившегося сегодня с Анденом стоит принять меры предосторожности.

– Если бы она носила нефрит, то могла бы о себе позаботиться, – поправился Хило, но все равно с осуждением, хотя и не споря.

Лан не стал больше вмешиваться. Он был рад, что Шаэ вернулась, с нефритом или нет, но если бы он высказал это Хило, тот бы лишь разозлился. Лан уже давно понял – что бы он ни сказал или ни сделал, младшие брат с сестрой все равно будут нападать друг на друга.

Глава 12. Человек по имени Мадт

Когда лицо Беро зажило, оно осталось обезображенным, и, глядя в зеркало, он думал о том, каким стал уродом. А еще он немного прихрамывал на бегу. Это не имело особого значения, но когда Беро это замечал, что случалось частенько, то вспоминал кошмар того вечера в «Двойной удаче». Вспоминал тяжелые кулаки братьев Маик, будничное презрение Штыря и полный нескрываемой жалости взгляд Колосса, как будто Беро – трехлапый пес, которого и убивать-то нет смысла.

Но прежде всего Беро вспоминал нефрит. Каково это – носить его и каково потерять.

Сампа, этот абукейский засранец, стал правильным, как телеграфный столб. Боясь всего зеленого, он нанялся работать велокурьером. Беро видел, как он пыхтит по улицам в бедняцком квартале докеров на краю Кузницы, всем пухлым телом налегая на педали, когда возил коробки и тюки на скрипящем ржавом велосипеде. Если Беро его окликал, Сампа не отзывался. В отместку Беро проколол ему шины, так что мальчишка не сумел доставить товар вовремя и потерял работу.

Тетя Беро пахала по двенадцать часов в день швеей на фабрике, и в ее отсутствие Беро спал на полу ее квартиры. Тетин любовник работал на складе в доках и немного подворовывал оттуда. Недостаточно для того, чтобы его поймали за руку и уволили, но на выпивку ему хватало. Хотя этот мерзавец никогда не оказывал Беро услуг, именно через него он узнал про человека по имени Мадт, скупающего краденое в подсобке магазина уцененных товаров в Джонке.

Само по себе Беро это не интересовало, но ходили и другие слухи. Он нашел скупщика в подсобке его магазина – тот пересчитывал ящики. Мадт оказался смуглым человеком с кучерявыми волосами и маленькими глазками, наверное, в нем текло немного абукейской крови.

– Чего тебе? – спросил Мадт.

– Я слышал, у тебя есть работа для тех, кому она нужна, – ответил Беро.

– Может быть. – Мадт покашлял в сгиб локтя и посмотрел на Беро водянистыми, пронзительно яркими глазами. Даже на такой липкой жаре он носил серую рубашку с длинными рукавами, подмышки и воротник потемнели от пота.

– Но это работа не для слабаков. Водить умеешь? А с оружием обращаться?

– Могу и то и то. – Беро оглядел Мадта. – Это правда? Что ты зеленый?

Мадт ухмыльнулся. Потом высунул язык и показал нефритовый гвоздик, торчащий в центре.

– Да, он настоящий, – заверил он Беро. – Я говорю тебе без утайки, потому что знаю, тебя зацепило, кеке. Это голод. – Он постучал себе по лбу указательным пальцем и осклабился, обнажив кривые зубы. – Чутье, видишь ли.

Если Мадт и впрямь носит нефрит, то и остальное, что слышал про него Беро, правда: что Мадт живет по фальшивым документам и знает надежный источник «сияния», что как владелец мелкого бизнеса на территории Равнинного клана он платит дань, но настоящие деньги зарабатывает в качестве осведомителя Горных. Мадт всего добился сам. Живое доказательство, что необязательно родиться в правильной семье или ходить в правильную школу, чтобы стать Зеленой Костью, чтобы получить силу, которой не было при рождении.

– Я хочу на тебя работать, – сказал Беро.

Глава 13. Просьба

Шаэ начала привыкать к новой квартире в Северном Сотто. Превращая ее в настоящий дом, она чувствовала себя полезной, хотя и не знала, чем дальше займется в плане работы, но это занятие вселяло в нее уверенность, что все получится, она сможет жить в Жанлуне, рядом с семьей, но все же независимо. Шаэ купила симпатичную, но простую мебель и всякие необходимые мелочи и снова привыкла готовить на одного. Она исследовала квартал рядом с домом и с удовольствием обнаружила множество магазинов, торгующих буквально всем – от сумок известных марок до зловонных травяных порошков, а также несколько ресторанчиков – от устричных баров до ночных лапшичных.

Более фешенебельный, чем переполненная и неприбранная Деревня Сотто, Северный Сотто был облагороженным модным районом, в нем жили в основном молодые профессионалы, художники и приличное число иностранцев-экспатов. Шаэ могла носить смелые цвета и яркие юбки из эспенского гардероба и не выглядеть неуместно, а наоборот – модно и стильно. Это было самое космополитичное место Жанлуна.

И все же, хотя незнакомый с местными нравами турист мог этого и не заметить, Шаэ со всей очевидностью понимала, что клан правит здесь так же твердо, как и в других районах. Она замечала белые фонари в окнах – настоящие или вырезанные из дешевой бумаги силуэты. И неоднократно проходила мимо одного, двух, а то и трех людей Хило. Без нефрита она не Чуяла их ауры, но их легко было узнать: крепкие и мускулистые парни, а порой и девушки, хорошо одетые, иногда с ножами и саблями, и почти всегда нефрит выставлен напоказ. Большинство прохожих спешили мимо, не желая привлекать ненужное внимание. Шаэ поступала так же, хотя и по другим причинам.

Ее соседями были пара двадцати с чем-то лет, выглядели они как работники Финансового квартала (у девушки имелась крохотная собачонка, размером и внешним видом напоминающая раскормленную крысу); одинокая женщина средних лет, вечно приглашающая своих одиноких подружек того же возраста выпить вина и поиграть в шумные карточные игры; и молодой человек, похожий на студента, въехавший в квартиру дальше по коридору недели через две после нее. Он часто приходил и уходил, и после того как они несколько раз кивнули друг другу в коридоре или на лестнице, Шаэ решила, что нужно представиться. Но она колебалась. Стоит произнести фамилию Коул, и чудесная анонимность закончится.

Она твердила себе, что глупо позволять подобным вещам мешать ее знакомствам с людьми. Когда она увидела соседа в следующий раз, они одновременно покидали здание.

– Я постоянно вас вижу, но не знаю, как вас зовут, – улыбнулась она.

– А? – немного смущенно отозвался он. Потом дернул плечами и прикоснулся ко лбу в неформальном приветствии. – Меня зовут Цун Юденрю.

Шаэ повторила его жест.

– А меня Шаэ.

Цун Ю поднял брови. Щеки Шаэ заполыхали. Она хотела назвать полное имя, но почему-то с языка слетело только уменьшительное личное. Боги. Наверное, он решил, что она бесстыдно флиртует. Цун был привлекателен, хотя и моложе ее, и всегда носил одну и ту же обтягивающую шапку, как у преступников, но не в этом дело. Ей просто не были нужны новые отношения.

– Приятно познакомиться, господин Цун, – сказала Шаэ подчеркнуто официальным тоном, со скрытой досадой на то, что она устроила светопреставление из обычной встречи. – Тогда… скоро увидимся.

Ей все-таки удалось выкрутиться, она легко улыбнулась и без спешки зашагала по улице, как будто с самого начала задумала выставить себя дурой.

Решив заняться поисками работы, она отправилась в городскую библиотеку и внимательно изучила бизнес-справочники Жанлуна, записывая названия и адреса заинтересовавших ее компаний в пружинный блокнот. Через пару часов ее начало раздражать, как и в случае с поисками квартиры, насколько же это медленный и неэффективный процесс. Равнинные контролировали предприятия во многих отраслях, некоторыми владели напрямую, но по большей части через покровительство и платящих дань Фонарщиков. Несколько звонков нужным людям, и она избавлена от беготни. Шаэ задумалась, действительно ли ее желание обойтись без помощи семьи того стоит, или это просто гордость на грани идиотизма.

Она знала, каким будет мнение Хило. И упрямо читала еще полчаса, пока не покинула библиотеку, не зная толком – то ли она зря потеряла время, то ли провела его с пользой. По пути домой она купила пишущую машинку, чтобы обновить свое резюме. Она провела в квартире не больше двадцати минут, когда раздался стук в дверь.

Шаэ открыла и увидела стоящего в коридоре Лана.

– Можно войти? – любезно спросил он.

Она была так поражена, что ничего не сказала, просто придержала дверь, чтобы он вошел. Лан шагнул в квартиру, оставив двух телохранителей ждать снаружи, и закрыл за собой дверь. Некоторое время он с любопытством оглядывал комнату. Шаэ охватило глубокое смущение. Насколько жалким ему покажется это место, насколько бедным и недостойным жильем для члена семьи Коул. Шаэ скрестила руки на груди и села на жесткий новый диван, заняв оборону, хотя Лан еще не произнес ни слова. Если бы здесь был Хило, а не Лан, он бы расхаживал по квартире и ко всему прикасался. «Милое местечко, – сказал бы Хило, пожимая плечами и улыбаясь, как человек, умиляющийся на капризного ребенка, настаивающего на том, что будет спать на улице. – Тебе здесь нравится, Шаэ? Пока что нравится, надо полагать».

– У тебя есть что-нибудь попить? – спросил Лан. – На улице по-прежнему жара.

Он двинулся к маленькой кухоньке, но Шаэ прыжком поднялась и сказала:

– Прости, позволь мне, я принесу. Мне следовало предложить, но ты… застал меня врасплох.

Она поспешила мимо него на кухню, в любом случае вмещающую только одного человека, и достала из холодильника графин холодного чая с пряностями и перцем. Она налила полный стакан, по-быстрому разложила на тарелке кунжутное печенье и жареные орехи и принесла в комнату.

Лан с улыбкой взял стакан, как будто извиняясь за то, что доставил беспокойство, а потом усадил ее обратно на диван и сел рядом, поерзав на слишком твердых новых подушках.

– Все… хорошо? – спросила Шаэ. Она никак не могла понять, почему Лан пришел сам, а не вызвал ее в дом Коулов.

– Мне что, нужен предлог, чтобы повидаться с сестрой? – сурово спросил Лан.

Когда Шаэ замерла в ответ на явный упрек, он подмигнул, показывая, что шутит, и этот жест был одновременно таким расслабленным и все же удивительным образом показывал власть Лана как Колосса, что Шаэ рассмеялась.

Лан ополовинил стакан и повернулся к ней с более серьезным выражением лица.

– Я здесь не просто так, Шаэ. – Он явно выбирал слова. – У меня есть сомнения, что Дору говорит все, что мне следует знать. Трудно найти более закаленного Шелеста, и ты знаешь, как он близок с дедушкой. Но он кое-что сказал, всякие мелочи, но это заставляет меня думать, что я не могу на него полностью полагаться.

Шаэ поморщилась, она презирала Дору.

– Так замени его.

Лан обратил на нее свой обычный пронизывающий взгляд.

– Я уважаю твое решение не участвовать в делах клана. Мне не нравится мысль, что ты ходишь по городу без нефрита, но я не собираюсь тебе препятствовать. Что бы ты ни решила, я тебя поддержу. Я уже говорил тебе это, и ничего не изменилось.

– Но… – добавила Шаэ, ее плечи поникли. Это был только вопрос времени.

– Мне нужен человек, которому я доверяю, кто знает наш бизнес, чтобы он съездил на рудники и осмотрелся. Пролистал их отчетность, проверил, все ли в порядке и соответствует ли официальным данным КНА. Это моя личная просьба.

Шаэ ответила не сразу. Теперь она поняла, почему он пришел к ней в квартиру под предлогом простого визита, а не разговаривает в доме, где это могло бы привлечь внимание Дору и насторожить его.

– Это все? – спросила она.

Лан нахмурился, как будто подозревая в ее словах сарказм.

– Это несколько недель работы.

– Я знаю, но это все, чего ты просишь, за этим больше ничего не последует?

– Да, – сказал он. – Это все. Я не втяну тебя шажок за шажком в бизнес клана, Шаэ, если ты подозреваешь именно это.

Легкое напряжение в его голосе вызвало у Шаэ укол вины, она потупила взгляд. Подозревая Лана в подобных намерениях, она уязвила его гордость после того, как он уже унизился, придя сюда и попросив сестру о помощи.

Много лет назад ее связь с эспенцем началась с мелких, простых просьб, которые привели к чуть более серьезным требованиям, и те сложились в целую папку и чуть не разрушили ее отношения с дедушкой. Шаэ не забыла, что один шажок в определенном направлении может привести к полному изменению курса.

Но сейчас попросил об одолжении брат, а не Джеральд или кто-то из его улыбающегося начальства. Как Колосс, Лан мог потребовать ему присягнуть, опуститься на колени и подтвердить клятвы или мог изгнать ее из семьи, если она откажется. Но он этого не сделал. Да и вряд ли даже помышлял о подобном, даже если бы она отказалась. Она всегда принимала Лана как должное, и теперь ей об этом напомнили.

Неожиданная поездка на юг, в глубину острова, отсрочит достаточно смутные планы с поиском работы, но и спешить ей некуда.

– Я поеду, Лан, – сказала она. – Выполню твою просьбу.

Глава 14. Золото и нефрит

Как Колосс, Лан имел собственных людей, возглавляемых его давним другом по Академии Вуном Папидонвой, они не входили ни в военную, ни в бизнес-половину Равнинного клана и не подчинялись ни Штырю, ни Шелесту. Эти люди составляли расписание Лана, а также занимались административной работой и бытовыми проблемами – следили за домом и безопасностью поместья Коулов и другой собственности клана, включая пляжный домик в Марении. Хотя внутри клана они не обладали большой властью, их уважали, ведь главный помощник часто был доверенным человеком Колосса и нередко впоследствии занимал более важные позиции.

Вопреки упрямому нежеланию деда ему помочь, Лан более чем когда-либо вознамерился в ближайший год отправить Юна Дору на покой и назначить собственного Шелеста. Однако, учитывая последние события и напряженность между кланами, было бы неразумно терять его, пока Лан не подыщет нового, которому полностью доверяет, и готового занять это место. Вун был одним из основных кандидатов на место Дору, но Лан сомневался, достаточно ли умен его верный помощник, чтобы получить такую важную роль в клане. Он решил в следующие несколько месяцев давать Вуну более серьезные задания и посмотреть, насколько он справится. А тем временем, возможно, и Коул Сен смягчится.

И потому он взял Вуна с собой в Зал Мудрости, на встречу с канцлером Соном. В широком и внушительном здании из темного кирпича и красной черепицы располагались законодательные органы Королевского совета Кекона, управляющего государством. Здание стояло под боком у Триумфального дворца, где жили в финансируемом за счет государства церемониальном безделье принц Иоан III и его семья. Оба здания находились в Квартале Монумента, расположенном всего в пятнадцати минутах езды от поместья Коулов, но тем не менее этот район считался самой нейтральной территорией для кланов, за исключением Храмового квартала. Водитель остановил серебристый кабриолет «Вожак» Лана прямо перед вытянутым мерцающим прудом у впечатляющей мраморной лестницы.

Мемориал воинов состоял из двух бронзовых статуй. Меньшая изображала мальчика с фонарем, как будто освещающего им лицо другой фигуры, безымянной Зеленой Кости, стоящей на коленях перед мальчиком. Словно воин нашел парнишку и присел, чтобы защитить. А может, это мальчик обнаружил заблудившегося в темноте воина и держит фонарь, чтобы осветить ему путь. Обе интерпретации были вполне патриотичными. Надпись на основании памятника гласила:

ИЗ ТЬМЫ В ПАМЯТЬ О ЛЮДЯХ ГОРЫ, КОТОРЫЕ БОРОЛИСЬ ЗА СВОБОДУ КЕКОНА, И СМЕЛЫХ ГРАЖДАНАХ, КОТОРЫЕ ИМ ПОМОГАЛИ

Лан попытался представить своего вспыльчивого старого деда на месте молодого воина, запечатленного в бронзе, – одним из борцов за свободу страны, пятьдесят лет противостоявших правлению Шотара и в конце концов заставивших могущественную империю, ослабленную Мировой войной, но по-прежнему превосходящую и по численности, и в оружейной мощи, оставить Кекон его жителям. Лана поразило, что всего поколение назад Зеленых Костей преследовали как бандитов и преступников, тайно поддерживаемых населением, которое прославляло их удивительные подвиги. И вот теперь он идет в Зал Мудрости на встречу с политиком, занимающим самую высокую в стране должность. «В каком-то смысле, – подумал Лан, – было даже проще, хотя и опаснее, быть героем и Зеленой Костью во времена его деда, когда врагом была жестокая иностранная держава».

Сабля-полумесяц свешивалась с пояса статуи коленопреклоненного бойца, а его браслеты на запястьях были украшены множеством мелких камней. Проходя мимо мемориала, Лан заметил, что оправа пуста, вандалы украли увековеченный нефрит воина, хотя это были всего лишь бесполезные зеленые камешки.

Вестибюль Зала Мудрости представлял собой широкое пространство с бледным мраморным полом и толстыми зелеными колоннами, поддерживающими расписной потолок. Лана и Вуна встретил молодой референт, он почтительно поздоровался и проводил их в кабинет канцлера.

– Сон о чем-нибудь попросит, – шепнул Лан на ухо Вуну по пути. – Подумай, что это может быть и что мы готовы ему предоставить.

Их провели через двойные деревянные двери. Как только они вошли, канцлер поднялся из-за массивного стола, чтобы их поприветствовать. Сон Томаро был крепко сложенным человеком лет пятидесяти, с ямочкой на подбородке и кустистыми бровями. Вероятно, в молодости он имел грозный вид, но годы жизни в достатке размягчили узлы мускулов, превратив их в сгустки жира. Канцлер просиял в сторону Лана широкой улыбкой политика.

– Коул-цзен, входите, входите. Боги к вам благосклонны?

– Вполне, канцлер, – отозвался Лан, и несколько минут они обменивались любезностями, прежде чем Лан уселся на стул перед столом Сона. Вун поставил другой стул за спиной Колосса и чуть левее, а потом тоже сел.

Канцлер утонул в кожаном кресле с высокой спинкой, издавшем протестующий вздох. Он сплел руки на изгибе впечатляющего размерами брюшка и посмотрел на Лана, внимательно кивая.

– Какие проблемы Колосса или клана я могу решить?

Лан собрался с мыслями.

– Канцлер Сон, боюсь, я пришел к вам с тревожными чувствами.

* * *

В отличие от брата и сестры, Лан помнил отца. В последний год Мировой войны, за несколько месяцев до того, как Коул Душурон пал в одном из последних сражений с гнусной шотарской армией, Лан спросил отца:

– Кто будет править на Кеконе, когда шотти уйдут? Ты?

– Нет, – ответил Коул Ду. – Не я.

– Тогда дедушка? Или Айт-цзен?

– Ни один из нас. Мы же Зеленые Кости. – Отец переписывал имена, расписание поездов и карту в трех экземплярах и раскладывал листки по трем конвертам без надписей. – Золоту и нефриту вместе не бывать.

– Почему так говорят?

Лан часто слышал эту фразу в разговорах. Говоря про «золото и нефрит», кеконцы подразумевают жадность и излишества. Непомерные требования. Человеку, питающему слишком большие надежды, могли сказать: «Не проси сразу и золота, и нефрита». Ребенка, попросившего пирожное с кремом после сдобной булочки (это Лан знал по собственному опыту), могли побранить: «Ты хочешь и золота, и нефрита!»

Отец бросил взгляд на Лана. На секунду тот испугался, что настойчивые вопросы раздражают отца и сейчас его выгонят из комнаты, чтобы не мешал работать. Коул Ду нечасто присутствовал дома, вместе с дедом Лана он надолго уходил на секретные задания, а когда они возвращались, бабушка и мать Лана воспринимали это как визит богов – огромную честь и невиданный случай, торжественное событие, но при этом такое, с которым лучше поскорее покончить. Коул Ду целовал детей, но не знал, как с ними обращаться. Он разговаривал с Ланом как со взрослым. А в соседней комнате хныкал его младший брат Хило, пока мать пыталась его убаюкать.

– Очень давно, за сотни лет до прихода шотарцев, на Кеконе было три царства, – произнес Коул Ду, не отвлекаясь от карт и списков. – Царство Цзянь на северном побережье, где мы сейчас находимся, Хунто на центральной равнине и Тьедо на южном полуострове. Хунто было сильнейшим, но его слабый король жаждал нефрита. Как-то вечером он совсем ошалел от Зуда и пронесся по дворцу, убив всю свою семью, включая детей.

Лан покосился на широкое нефритовое ожерелье и браслеты отца. Заметив это, Коул Ду усмехнулся, схватил Лана за руку и притянул его ближе, грубовато, но с любовью.

– Что тебя беспокоит, сынок? – Коул Ду выдернул нож из-за пояса и поднял его перед собой. Лан увидел, насколько остро лезвие и как ладно рукоять лежит в отцовской руке. – Ты беспокоишься за своего папу? Что с ним что-нибудь случится? – спросил Коул Ду.

– Нет, – спокойно ответил Лан.

В восемь лет он уже знал, что все мужчины его семьи – Зеленые Кости, а значит, носят нефрит и присягают тайному клану, что будут бороться против несправедливости иноземцев.

– Хорошо, – сказал отец, по-прежнему сжимая плечи Лана. – В этом и нет нужды. Некоторые люди созданы для того, чтобы носить нефрит, а некоторые – нет. Ты – да, как и твой младший братик, как твой папа и дедушка. Вот, возьми нож. У тебя разве еще нет своего? Боги, у тебя должен быть свой, я об этом позабочусь. Давай, тут всего несколько камней, с тобой ничего не случится.

Лан взял оружие и крутанул его, как он научился с игрушечным ножом. Нефрит на рукояти был гладким на ощупь, и в груди у Лана стало тепло и приятно загудело, как будто он глубоко вдохнул, после того как надолго задерживал дыхание. Отец одобрительно посмотрел на него.

– И что произошло, когда король убил свою семью? – спросил Лан.

Коул Ду забрал нож и спрятал его.

– Когда не стало никого из королевской семьи Хунто, Цзянь и Тьедо вторглись в страну и поделили ее между собой, а потом схватились друг с другом. И так Кекон стал единым. С тех пор ради безопасности страны заведено, что тот, кто правит, не может носить нефрит, а тот, кто носит нефрит, не может править.

Только что затихший плач Хило в соседней комнате возобновился с новой силой.

– Будь проклят воющий демон, вселившийся в малыша, – рявкнул отец Лана, но на его лице расплылась довольная улыбка. Известное кеконское предание гласило, что чем менее управляем ребенок, тем лучшим бойцом он станет. Где-то вдалеке ночь пронзил новый звук – завизжали сирены, возвещающие о воздушном налете на Жанлун, заглушая хныканье Хило.

Отец Лана продолжил, не обращая внимания на шум:

– Тот, кто носит корону короля, не может носить нефрит воина. Золоту и нефриту вместе не бывать. Мы, Зеленые Кости, живем по кодексу айшо. Защищаем страну от врагов и слабых от сильных. – Коул Ду отодвинулся от сына на расстояние вытянутой руки. Он прищурил левый глаз, как будто о чем-то размышляет. – После войны, когда мы победим шотти, клану придется восстанавливать страну и защищать людей от хаоса. Вряд ли я до этого доживу, Лан-се, но тебе придется быть совсем не похожей на меня Зеленой Костью.

* * *

– Мне нужно, чтобы вы приняли закон, – сказал Лан канцлеру Сону, – запрещающий одному клану иметь большинство голосов в Кеконском Нефритовом Альянсе.

Канцлер наморщил толстые губы.

– Любопытно, – медленно произнес он, – учитывая, что структура КНА не менялась вот уже пятнадцать лет и два крупнейших клана страны имеют примерно одинаковое число голосов.

– Тридцать девять процентов у Горных, тридцать пять – у Равнинных, а остальное поделено между мелкими кланами, – уточнил Лан. – И позвольте вас поправить, канцлер, последнее изменение произошло в прошлом году, когда Горные увеличили представительство на два с половиной процента, после того как присоединили к себе клан Три Ходки. Чего они добились путем убийства всех Зеленых Костей семьи.

Канцлер Сон поморщился, а Лан удержался от того, чтобы скривить губы в ухмылке. Никогда не помешает напомнить политику, что Зеленые Кости действуют по иным правилам – и в скорости, и в жестокости.

– И этот закон вам нужен… в качестве защитной меры, Коул-цзен? – Голос Сона стал холодным и испытующим. Между его густыми седыми бровями пролегла складка, когда они сошлись вместе. Лан догадывался, о чем думает канцлер: есть ли у него основания опасаться, что Горные захватят мелкие кланы или, да не допустят этого боги, сам Равнинный?

– Это защитная мера для страны, – твердо высказался Лан. – КНА сформировали после войны, основываясь на разумном предположении, что Зеленые Кости должны контролировать поставки нефрита. И что само собой разумеется – все кланы заинтересованы в том, чтобы ограничить и обезопасить их. Но то было до изобретения СН-1, до того, как потекли деньги от экспорта нефрита за границу, до того… как произошли некоторые изменения в руководстве основных кланов.

– Вы считаете, что Горные хотят получить контроль над КНА? – в лоб спросил Сон.

– Я считаю, что в государственных интересах избавить их от такого искушения.

– В государственных интересах или в интересах Равнинного клана?

– Я не ищу выгод для Равнинного клана, – произнес Лан с явным намеком на упрек. – Любой закон относительно КНА отразится на моем клане в той же степени, как и на клане Айт Мадаши. – Он подался вперед, облокотившись на стол Сона. От этого движения рукава его рубашки задрались, и на секунду взгляд канцлера скользнул по нефритовым браслетам на запястьях Лана. – Нефрит – наш природный ресурс, и его не должна контролировать одна группа или человек. Нужен баланс сил.

Канцлер Сон почесал щеку и задумчиво сказал:

– Такой закон все равно не сможет предотвратить уловки. Решительно настроенная группа сумеет получить контроль с помощью посредников или других членов альянса.

– Уверен, что в правительстве найдутся умные люди, которые сумеют это вычислить. – Тон Лана стал спокойнее, когда он понял, что они продвинулись от вопроса «нужно ли» к вопросу «как». – Например, если какой-то клан и аффилированные с ним лица получат сорок пять процентов голосов, можно запустить процедуру автоматического перераспределения голосов. Или национализировать КНА, если он окажется в руках одного клана. Не думаю, что когда-нибудь придется пойти на такие крайние меры, – добавил Лан, заметив ошарашенное выражение лица канцлера, – но это удержит любой клан от мыслей, что он может получить контроль над добычей нефрита путем устранения конкурентов.

Сон шумно выдохнул и забарабанил по столу пальцами-сосисками.

– Разумеется, законы не принимаются по воле магии или по одному моему желанию, – улыбнулся он. – Его придется провести через Королевский совет, а для этого понадобится поддержка всех его членов, связанных с Равнинным кланом, и почти всех независимых.

– Значит, я правильно поступил, – ответил Лан с такой же многозначительной улыбкой, – что пришел к тому человеку, который давно и крепко дружит с нашим кланом. К человеку, чье влияние поможет всего этого добиться.

Канцлер хмыкнул и отмахнулся, но вид у него был довольный. Прежде чем заняться политикой, Сон Томаро был богатым Фонарщиком Равнинного клана. Теперь семейным текстильным бизнесом занимались его дочери и до сих пор вовремя платили клану положенную дань. Сон был самым высокопоставленным человеком Равнинных в правительстве, все это знали. Почти все члены Совета и персонал в Зале Мудрости были связаны с тем или иным кланом. Скажем, казначей Совета, в кабинете дальше по коридору, – известный представитель Горных.

Золоту и нефриту вместе не бывать, сказал Лану отец больше двадцати пяти лет назад. Но эта аксиома оказалась не настолько простой. После войны Зеленые Кости, следуя примеру Коула Сена и Айта Ю, в полном согласии с айшо избегали политики и занимались частными делами. Но навсегда вышли из тени. Они больше не скрывались и не тренировались в горах, а открыто жили в городах, за чье освобождение сражались. В послевоенные годы неразберихи и бума простые люди по-прежнему смотрели на них как на защитников и покровителей, как и много десятилетий под игом иностранного правления, и кланы дали им это.

Тайная сеть сторонников, Фонарщики, стали проводниками в мире бизнеса, а не войны. С помощью своего влияния кланы раздавали назначения и контракты товарищам и верным союзникам по временам оккупации. Те, кого шотарцы клеймили как преступников, стали на острове правящим классом. И хотя формально кланы не входили в правительство Кекона, они были настолько тесно с ним связаны, что стали практически неразделимы.

Вот почему, придя на встречу, Лан не сомневался в ее исходе – Сон Томаро поступит так, как просит Лан. Все дело в том, насколько быстро, насколько энергично, и во что это обойдется. И вот канцлер откинулся на спинку кресла и сказал с отрепетированным дружелюбием высокопоставленного чиновника:

– Коул-цзен, вы же меня знаете. Я хочу для страны только лучшего и согласен с вами на все сто процентов. Здесь у нас нет расхождений. Но я предвижу, что будет довольно трудно получить необходимые голоса. Как бы ни были члены Совета лояльны клану, некоторые побоятся открыто поддержать предложение, явно проистекающее от поступков Горных. Куда проще было бы получить поддержку, если бы клан дал понять, что готов сделать другие значительные шаги в интересах общества.

– Разве мы не согласились в том, что принятие этого закона – само по себе огромный шаг в интересах общества?

Конечно, Лан предвидел, что Сон чего-то потребует, но все равно его это раздражало. Канцлеру стоило бы понять, что защита КНА от контроля одним кланом – это его гражданский долг, вне зависимости от того, согласится ли Равнинный клан с его просьбами. Но привычки Фонарщика так просто не вытравить.

– Конечно, конечно, – дружелюбно согласился Сон, – но обывателям нужно получить и кое-что еще, причем побыстрее и более вещественное. К примеру, более слаженную работу городского порта. Как вы наверняка знаете, несколько месяцев назад в Доках была забастовка рабочих, нанесшая городу урон. Моя семья и некоторые другие просили помощи у Штыря Равнинного клана, но, увы, не получили ее.

– Решения Штыря – это его дело, – заявил Лан, – а в этом конкретном случае я с ним полностью согласен.

Семья Сона и другие Фонарщики просили Хило послать людей, чтобы запугать лидеров профсоюза и сорвать их митинги, избить людей, если понадобится, и заставить вернуться к работе. «Да за кого они нас принимают? За наемных громил?» – огрызнулся тогда Хило. Докеры тоже были людьми клана. Лидеры профсоюза платили дань. Тогда поведение брата произвело впечатление на Лана. Хило с легкостью прибегал к насилию, но, по крайней мере, понимал, когда его следует применить, и знал, что не стоит позволять Фонарщикам думать, будто они могут просить чего угодно.

Однако теперь Лану понадобилась помощь Сона, и потому он сказал:

– Я понимаю вашу озабоченность и насколько тяжелы были потери. Уверен, можно что-то предпринять, чтобы их облегчить. Сейчас Шелест очень занят, и я попрошу Вун-цзена немедленно этим заняться.

Этой фразой Лан сообщил Вуну, что тот может вступить в беседу. Как и ожидалось от подчиненного Лана в подобной ситуации, пока Колосс говорил, Вун не произнес ни слова и не проявил никаких эмоций, а лишь внимательно наблюдал за собеседником босса, чтобы потом подтвердить или оспорить его впечатления. Теперь же помощник подался вперед, и Лан с определенной тревогой ждал результатов испытания.

– Канцлер, – сказал Вун, – как я понимаю, определенные отрасли, такие как текстильная и пошив одежды, столкнулись с серьезной конкуренцией со стороны зарубежного импорта. Возможно, введенные кланом пошлины на импорт расчистят рынок для кеконских промышленников?

Лан был доволен. Хорошее предложение: увеличение портовых сборов за импортные ткани принесет прибыль клану, их легко ввести и взимать, а семейный бизнес Сона получит преимущество, при этом другим Фонарщикам не придется давать ничего или почти ничего. Канцлер сделал вид, что размышляет над словами Вуна, но Лан заметил сдержанную довольную улыбку.

– Да, пожалуй, это пойдет на пользу делу.

Лан встал и одернул рукава.

– Тогда решено.

Канцлер грузно поднялся на ноги и проводил их до двери кабинета.

– Как поживает ваш дедушка, Коул-цзен, да проживет он еще триста лет?

– Увы, возраст не щадит никого, даже Зеленых Костей, – спокойно ответил Лан, понимая, что под этим вопросом таится попытка узнать, по-прежнему ли Коул Сен держит бразды правления кланом в своих руках за спиной внука. Сон хотел понять, будет ли достигнутое с Ланом соглашение последним словом со стороны клана. – Дедушка уже не тот, что раньше, но он здоров и наслаждается заслуженным покоем.

Сон прикоснулся пухлыми мясистыми руками ко лбу в знак почтения.

Глава 15. Сделка с демонами

Перед складом стояло с десяток мотоциклов «Торойо» с форсированным движком и ослепительных неоновых расцветок, так любимых байкерами северных районов Жанлуна: пурпурно-красного, салатового, кислотно-синего. Хило остановился, чтобы полюбоваться на парочку таких, похлопал кожаное сиденье особо выдающегося экземпляра, наклонился осмотреть блестящий двигатель и понаблюдал за их стремительным рывком, а потом двинулся дальше, к алюминиевой двери здания, вибрирующей от грохота басов громкой музыки.

С ним были Маик Тар и два Пальца, которых Хило вскоре собирался произвести в Кулаки: умный, но несколько толстоватый и непритязательный Обу обладал лучшим Отражением, чем кто-либо из знакомых Хило, но если он хотел продвинуться выше, то должен научиться руководить; другой Палец, Йин, не имела выдающихся нефритовых талантов, но, как многие женщины из Зеленых Костей, в особенности в подчинении Хило, привыкла работать усерднее мужчин, и Хило это ценил. Йин Ро и Маик Тар то встречались, то расставались, и в настоящий момент как раз расстались – они были слишком похожи и потому устраивали кошачьи свары.

Четверо Зеленых Костей зашли в штаб-квартиру банды байкеров. Около двадцати байкеров, почти все в возрасте от шестнадцати до двадцати пяти, разлеглись на потертых диванах, пили и курили, некоторые играли в бильярд, а несколько человек смотрели телевизор. Трое в уголке не таясь пересчитывали пачку денег. Хило с интересом осмотрелся. Из всех банд района Монетка «Хромированные демоны» имели лучше всего оснащенную берлогу, менее грязную и менее кишащую всяким сбродом и торчками.

Все взгляды обратились на чужаков. Секунду спустя все «Хромированные демоны» были уже на ногах и потянулись к пушкам, ножам и прочим подручным предметам – бутылкам и бильярдным киям. Троица в углу подскочила и попыталась загородить кипу денег спинами, вышло очень забавно.

– Слушать сюда, шавки! – рявкнул Тар.

Кто-то выключил музыку.

– Кто хозяин огненно-красного красавца «Торойо-RP550» перед входом? – спросил Хило.

– Я, – послышался ответ из глубины зала.

Вперед выступил мрачный тип. Крепко сложенный, как многие в банде, в кожаной куртке с порезанными в лоскуты рукавами. Густые волосы были уложены в жесткую глыбу, смутно напоминающую мужской член. Он выглядел на несколько лет старше большинства молодых людей вокруг, и по отличному мотоциклу и властной походке Хило вычислил, что это лидер местной группировки «Демонов».

– Что тебе дороже – твоя морда или мотоцикл? – спросил Хило.

– Чего? – непонимающе проревел тот.

– Рожа или мотоцикл, – повторил Хило. – Что выбираешь?

Взгляд типа скользнул по нефриту на ключицах Хило, потом по Маику, Обу и Йин.

– Рожу, – неуверенно произнес он.

Хило тут же ударил, сломав ему нос. Байкер завалился на спину, закатив глаза и очумев от боли, у него даже не было времени поднять руки для защиты. Несколько «Демонов» помоложе, самые тупые в мире, попытались разрядить в Хило свои пистолеты, но ни одного выстрела не прозвучало, потому что Отражение Обу отбросило всех членов банды к стенам, а диваны и тяжелый бильярдный стол сдвинулись с места.

Когда «Хромированные демоны» пошатываясь поднялись, Хило спокойно сказал:

– До нас дошло много жалоб на шум и беспорядок от уличных гонок в квартале. А еще на постоянные грабежи. Судя по шикарным байкам снаружи, у «Хромированных демонов» водятся деньжата. Так что будет вполне справедливо, если вы, бандиты, заплатите дань клану, заботящемуся о законопослушных гражданах, которым вы причиняете неудобства.

Пока Хило говорил, Йин обошла зал с большой холщовой сумкой, забрала пачки денег со стола в углу и проворно конфисковала оружие. Майк и Обу следили за каждым движением, и никто не смел затеять драку. «Хромированные демоны» были закаленными и покрытыми татуировками уличными бойцами, среди них водились и убийцы, но они тут же протягивали оружие и деньги – Зеленые Кости их уже раньше наказывали, и потому они понимали, что уцелеют, только если подчинятся.

Клан приглядывал за всеми аспектами общественной жизни, включая преступность, и все принимали его как важную часть жизни Жанлуна. Один глупец злобно зыркнул на Йин, и она бросила на него такой убийственный взгляд, что он тут же понурил плечи и опустошил карманы, пока она не успела переломать ему кости. Хило был доволен обоими Пальцами, до сих пор они понимали его с полуслова и в нужный момент применяли силу. Не слишком усердно, но тем не менее никто в зале не сомневался, что они без колебаний прольют кровь. Лишь нарушить хрупкий баланс – и Зеленые Кости ударят.

Йин вернулась и положила сумку с деньгами и оружием у ног Хило.

– Обычно в такой ситуации, – сказал он, – я бы отобрал все ваши неправедные доходы и предупредил, что если снова услышу жалобы, то отправлю вас вместе с мотоциклами на дно гавани. Но для этого я бы послал кого-нибудь из Кулаков. Я здесь не поэтому.

– Тогда какого хрена ты здесь? – прошамкал главарь, держась за физиономию.

– Хорошо, что ты спросил, – ответил Хило. – Ты знаешь Трехпалого Ги?

– Ги мертв, – отозвался кто-то из зала.

– Кормит червей, – согласился Хило. – И его убийца работает на Горных. Я в этом уверен, но хочу знать подробности. Хочу знать, чем он занимается и кто с ним работает. Многое из этого, – Хило пнул ногой мешок с деньгами и оружием, – происходит от производства и продажи на улицах «сияния» тем, кто ворует и контрабандой продает нефрит. Тем, кто имеет дело с подпольными резчиками вроде Тема Бена. Вот мое предложение: проследите за своими знакомыми. Ворами и карманниками, дилерами «сияния» и сутенерами. Незаметно. Найдите Тема Бена и как можно больше тех, кто с ним работает, и я уйду, оставив эту сумку на полу. – Хило обвел руками разгромленный склад в великодушном жесте. – Обу, Йин и Маик Тар вернутся за новостями, но меня вы больше не увидите, пока не станете устраивать проблемы на территории Равнинных. Но что бы вы ни делали или ни воровали за ее пределами, в Рыбачьем или в Обрубке – на это я закрою глаза.

Повисла напряженная тишина, прерываемая шепотом и шуршанием. Штырь Равнинного клана с некоторыми оговорками дал «Хромированным демонам» карт-бланш. Освобождение от наказаний и дани клану в обмен на информацию, а кроме того, фактически поощрил бесчинствовать на территории Горных и воровать за пределами Монетки без каких-либо последствий, если они сумеют удрать с места преступления. Байкеры с сомнением перетаптывались – Штырь, видимо, и правда зол. Война между кланами предоставляет возможности.

– Надо соглашаться, Окан, – горячо зашептал один из молодых байкеров главарю – тот вытирал кровоточащий нос рубашкой.

– Я сам решу, что делать, – огрызнулся на парня Окан, явно пытаясь восстановить пошатнувшийся авторитет.

Он повернулся и опасливо нахмурился в сторону Зеленых Костей, но не встречаясь с ними взглядом, вместо этого он уставился на сумку в ногах Хило. Конечно, у байкера не было нефритовой ауры, но Хило все равно ясно Чуял его напряженность: унижение и боль, смешанные с нарастающей мрачной уверенностью, что ему предложили то, от чего глупо отказываться. Наконец, он ответил:

– Так мы получим долю, когда вы разделяетесь с Темом Беном и Горными?

– Не смеши, – отрезал Хило, и его прежнее дружелюбие растворилось так быстро, что все вокруг, даже люди Хило, вздрогнули от неожиданности. – Это дело клана. Найди Тема и расскажи обо всех его связях и делах, а все дальнейшее касается только Зеленых Костей. Я и так поставил тебя выше «Красных», «Семь-Один» и других банд. Если ты злоупотребишь моей щедростью на территории Равнинных, я найду тебя, и тогда уповай только на богов. А теперь отвечай.

– Ладно, – промямлил Окан, – мы друг друга поняли. Мы согласны.

– Скажи «Да, Коул-цзен» и встань на колени, когда говоришь со Штырем, шавка, – сердито произнес Маик Тар.

Хило подумал, что в этом финальном пинке не было необходимости, главарь банды и без того достаточно напуган, и как бы ни ценил Хило пыл младшего Маика, его чрезмерная жестокость скорее принижала, чем подкрепляла воздействие слов Штыря.

Хило промолчал, отметив для себя, что позже нужно сделать Тару замечание. Он подобрал с пола холщовую сумку и протянул ее Окану церемониальным жестом, символически восстановив потерянный авторитет главаря. Он был уверен, что банда выполнит соглашение.

Главарь «Хромированных демонов», кипя от ярости, опустился на бетонный пол на колени перед Хило и поднял ладони в приветствии.

Глава 16. Нефритовый рудник

Шаэ остановилась, чтобы стереть пот со лба. Эспенский город Виндтон, где она училась в бизнес-школе, находился в высоких широтах с сухим климатом, его окружали степи и поля, а также многочисленные заводы. Она ненавидела леденящий холод, завывание чужеземных зим, но теперь с трудом переносила липкую влажность гористой местности в глубине Кекона. Несмотря на краткий ночной ливень, здесь, на юге острова, это считалось сухим сезоном. В разгар весенних легких дождиков штормовые ливни смывали здесь дороги и полностью перекрывали доступ в этот район.

До конторы рудника пришлось добираться по короткому, но крутому подъему, по раскисшей дороге, у подножия которой, на гравийной площадке рядом с двумя заляпанными грязью экскаваторами, водитель припарковал кашляющий ржавый грузовик. С каждым шагом в двухдневной поездке Шаэ передвигалась все медленнее: сначала на городской подземке до станции «Большой остров», потом долго ехала на автобусе из Жанлуна в город Пула, населенный главным образом абукейцами, затем наняла грузовик, а теперь вот – пешком, и каждый хлюпающий шаг приближал ее чуть ближе к источнику нефрита.

Зеленая завеса над головой преломляла солнечный свет, проникающий сквозь высокие ветви яркими лучами. Щебетание птиц, а иногда и крики обезьян напоминали, насколько полон жизни этот лес, и хотя блузка противно липла к коже, а капли пота щекотали грудь, Шаэ радовалась, что согласилась на предложение Лана. Жанлун был полон противоречий, которые могли сбить с толку даже того, кто там родился: булькающее грязное варево и одновременно с этим модный метрополис, изо всех сил пытающийся стать городом мирового класса, сохранив при этом феодальную клановую систему.

Но за пределами города Кекон был прекрасным островом. Шаэ поняла, почему в древние времена иностранные моряки прозвали его «проклятой красотой». Ей нужно было попасть сюда, в горы, чтобы нутром почувствовать, почему она вернулась. Есть в ее родине что-то особенное, и что-то особенное в том, чтобы быть кеконцем, и это куда сильнее, чем неизбежные трудности, с которыми она столкнулась как член семьи Коул.

Офис управляющего рудником, точнее хижина, выглядел так, будто пережил несколько оползней, но по-прежнему кое-как цеплялся за гору с помощью бревен, вколоченных в землю на склоне, чтобы подпереть шаткие стены. Шаэ постучала. Она слышала грохот механизмов и людские голоса внизу, в руднике, а значит, кто-то должен быть на посту. Она подождала, но никто не отозвался, тогда она открыла дверь и вошла.

Управляющий смотрел игру в рельбол по маленькому черно-белому телевизору в задней комнате. Когда вошла Шаэ, он подскочил.

– Вы кто?

Он поспешно выключил телевизор и с удивлением оглядел ее с головы до пят. Видимо, не привык видеть здесь молодых горожанок, даже в грязных сапогах и закатанных до икр штанах.

– Я постучала, но вы, наверное, меня не слышали, – сказала Шаэ.

– Да-да, простите. Я немного глуховат, – ответил он. – Чего вы хотите? С вами еще кто-то есть?

Он подозрительно покосился на нее. Иногда совсем неразумные воры пытались украсть нефрит прямо с рудника. Управляющий бросил взгляд на свой стол, где, как решила Шаэ, хранил пистолет.

– Я приехала, чтобы проинспектировать вашу работу и записи, – объяснила Шаэ.

– Мне не сказали, что кто-то приедет с проверкой. Кто вас уполномочил?

– Мой брат, Коул Ланшинван, Колосс Равнинного клана.

Шаэ вытащила конверт и вручила его. Управляющий сломал печать и, нахмурившись, просмотрел письмо. Оно было написано рукой Лана и подписано им в качестве члена совета директоров Кеконского Нефритового Альянса, на нем стояла красная круглая печать клана.

Управляющий сложил письмо и посмотрел на Шаэ, с трудом сдерживая злость.

– Очень хорошо. Что вы хотите увидеть, Коул-цзен? – Он снова навязчиво ее оглядел, явно смутившись, не обнаружив нефрита.

– Можете называть меня госпожа Коул. Не могли бы вы показать мне сам рудник?

Управляющий что-то пробурчал себе под нос, но провел ее из задней комнаты в собственно офис. Он нахлобучил соломенную шляпу с полями и пошел от покривившегося строения вниз по тропе, вдоль хребта. Лязг механизмов стал громче, заглушив звуки леса. По пути Шаэ ощутила вибрации, щекочущие кожу, как струя сырого воздуха. С каждым шагом они становились сильнее, пока не превратились в знакомый сгусток где-то в животе, притягивающий ее, как протянутый через пупок канат, когда они вышли из-за деревьев на площадку, с которой открывался вид на яму размером со стадион. Шаэ восхищенно охнула.

В детстве Кьянла рассказывала ей старую абукейскую сказку, где Первоматерь Нимуна прыгнула в океан и исчезла в нем, истощенная после создания всего сущего. Ее тело стало островом Кекон, а нефритовые жилы под этими горами когда-то были ее костями. Зелеными костями. Если все именно так и представить, подумалось Шаэ, то внизу раскапывают огромную могилу.

Здесь самый ценный и желанный в мире драгоценный камень поднимали на поверхность из недр земли. С площадки, где стояла Шаэ, громадные камнерезные машины и шаткие строения с алюминиевыми крышами казались игрушечными моделями, а рабочие-абукейцы – крохотными фигурками, усердно шныряющими между холмами отвалов. В воздухе пахло выхлопными газами, он вибрировал от визга режущих камень алмазных пил с водяным охлаждением. Среди кусков породы на земле и в огромных плоских грузовиках, где лежали разрезанные грязно-серые камни, она заметила зеленоватое мерцание необработанного нефрита.

– Осторожней, госпожа Коул, – предупредил управляющий, когда Шаэ начала спускаться по металлическому пандусу, зигзагами ведущему вниз по стенке карьера. Она схватилась за перила, потому что подошвы грязных сапог поехали по решетчатой поверхности спуска. Управляющий поспешил за ней.

– Пожалуйста, остановитесь у знака! – прокричал он поверх грохота грузовиков и оборудования.

У подножия предпоследнего пандуса находилась обзорная площадка и большой знак:

ВНИМАНИЕ! ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА.

ОПАСНАЯ ЗОНА ДЛЯ ВОСПРИИМЧИВЫХ К НЕФРИТУ.

НА ВАШ СТРАХ И РИСК!

Шаэ остановилась. Здесь было больше нефрита, чем мог бы выдержать любой, не обладающий невосприимчивостью. Шаэ смотрела, как внизу суетятся рабочие-абукейцы. Они были в касках, толстых перчатках и грязных холщовых штанах, но из-за жары трудились по пояс обнаженными. Как и их предки, только они могли без риска жить в глубине Кекона. В современном мире абукейцы благодаря своей невосприимчивости стали людьми второго сорта. Тощие рабочие день ото дня пыхтели внизу, иногда прислоняясь к огромным глыбам и прикасаясь к зеленому сиянию без того чувства, которое сейчас охватило Шаэ, – дурманящее желание внизу живота, даже более сильное и снедающее, чем голод.

Глубоко укорененный предрассудок кеконцев гласил, что абукейцы – низшая народность, но Шаэ изучала историю и науки в эспенском университете и знала, что это ложное поверье. Абукейцы населяли Кекон за многие столетия до прибытия поселенцев с Туна, так что они умели выживать. Камень, заставивший более поздних исследователей убивать друг друга или бросаться в море, не оказывал на них влияния. По иронии судьбы, теперь самые удачливые абукейцы вроде этих работали на Кеконский Нефритовый Альянс, ломая спины, чтобы потом, во время трех месяцев простоя в сезон дождей, пропить, проиграть или потратить на шлюх весь заработок, а их менее удачливые собратья теснились в развалюхах у реки и ныряли за нефритом, унесенным потоком.

Шаэ сделала еще несколько шагов вниз. Если бы на ней был нефрит, она не вынесла бы вибрации энергии в теле.

– Госпожа Коул, вы прочитали знак? – прокричал управляющий.

– Я недалеко, – откликнулась она.

Что произойдет, если она проигнорирует предупреждение, наступит на одну из глыб и положит руку на нефрит? Она потеряет сознание, или сразу остановится сердце? Ощутит ли она на мгновение непревзойденную силу и ясность, подобную экстазу сгорающего в пламени мотылька? Или сразу ничего не произойдет, но завтра, через неделю или через месяц она постепенно выживет из ума и начнет раздирать себя на куски от Зуда?

Не забыть. Я здесь по просьбе Лана, и только по этой причине. Шаэ вытащила из холщового рюкзака ручку и бумагу, перегнулась через перила и пересчитала грузовики и рабочих. Она записала, сколько внизу бульдозеров и экскаваторов. На вид все было в порядке, ничего необычного или не на своем месте. Рабочие покрыты липкой чернотой от тяжкого труда, но выглядят здоровыми и умелыми. Она развернулась, чтобы подняться обратно, управляющий с облегчением засеменил следом. Когда они снова оказались в перекошенном офисе, Шаэ сказала:

– Я хотела бы взглянуть на бухгалтерию за последние два года.

– Все есть у КНА, – ответил управляющий. – Вы можете получить копии в жанлунском офисе Шелеста. У нас хранятся только оригиналы расходных книг…

– Я бы хотела на них взглянуть, если можно.

Управляющий с неохотой повел ее в комнату с телевизором. Он открыл шкаф и включил единственную голую лампочку. Шкаф был забит картонными папками, наваленными друг на друга по порядку написанных на них черным маркером дат. Он убрал телевизор со столика и голой до локтя рукой смахнул с него пыль. На столике остались влажные полосы.

– Можете воспользоваться этим столом, – предложил он, явно недовольный тем, что теперь некоторое время не сможет смотреть рельбол.

– Спасибо, – ответила Шаэ. – Не могли бы вы попросить водителя грузовика, которого я наняла, подождать. Это может занять несколько часов. У вас есть копировальный аппарат?

Управляющий показал ей копир и ушел. Шаэ слышала, как он топает в соседней комнате, а потом включил радио. Она нашла последнюю по времени папку, вытащила из шкафа на столик и открыла. Достала из папки первую толстую пачку бумаг и села. Отчеты о ежедневной выработке. Она пролистала свой блокнот до пустой страницы и начала читать. Это займет некоторое время.

Немного странным казалось изучать добычу нефрита с такой тщательностью. При чтении скучных записей добыча нефрита ничем не отличалась от любого другого бизнеса: затраты и выпуск продукции, прибыль и расходы. Здесь хранились финансовые отчеты, накладные и счета-фактуры. Никакой разницы с производством и продажей любого товара. Традиционный абукейский фольклор связывал нефрит с Первоматерью и сотворением мира. Дейтисты считали его священным даром богов и путем к спасению человечества. Некоторые чужеземные религии называли его дьявольской субстанцией, и шотарцы во время нескольких десятилетий своего правления специально насаждали эти верования. Нефрит окружен столькими мифами и чувствами, он такой могущественный и загадочный, и все же – вот он, такой скучный. Его просто нужно выкопать, разрезать, перевезти, огранить, отполировать и прибыльно продать.

Шаэ скопировала важные документы и перешла к следующей папке. Сведения о работниках. Она пролистала их. Шаэ не понимала, что конкретно ищет. Лан велел провести аудит операций, но не сказал, что именно может оказаться не в порядке. Список работников соответствовал возросшим затратам на зарплату. Текучесть персонала была небольшой, но пара человек получила травмы, и наняли нескольких новых. Все выглядело вполне ординарным. В некоторых отчетах использовались технические термины, сокращения и аббревиатуры, которых Шаэ не знала, но она достаточно разбиралась в горной добыче Кекона, чтобы понять большинство из них. Последние два года в академии ее наставником был Юн Дору, еще когда клан питал надежды на то, что она займет высокий пост в деловой части Равнинных, а может быть, однажды даже сменит Дору в качестве Шелеста.

В отличие от братьев, у Шаэ было мало друзей в Академии Коула Ду. Она сблизилась с Ван Пайядешан, талантливой, но застенчивой дочерью скромного Фонарщика. Мать Пайи несколько лет назад умерла от болезни, и Шаэ часто приглашала подругу в резиденцию Коулов. Однажды Шаэ что-то искала, сейчас она даже не помнила, что именно, и наткнулась на толстый конверт с фотографиями на столе Дору. Хорошенькая Пайя в нижнем белье. Пайя, стоящая на четвереньках, в собачьем ошейнике. Обнаженная Пайя с раздвинутыми ногами, бледная и неловкая, в глазах выступили слезы.

Когда Шаэ сказала подруге больше никогда не приходить в дом, та заплакала от стыда, но и с явным облегчением. Она молила Шаэ понять: она совсем не такая и не хотела этого, но Дору-цзен так помогает ее отцу в делах – что она могла поделать?

Шаэ сказала деду, что больше не будет учиться у Дору. Все необходимое о бизнесе клана она узнает у старших Барышников, например, у Хами Тумашона, но больше не станет иметь дел с Шелестом. «Не глупи, Шаэ-се, – ответил Коул Сен. – У каждого человека есть слабости, ты не знаешь, что сделали с Дору-цзеном во время войны, а к тебе он всегда относился с уважением».

За годы отвращение Шаэ к Юну Дорупону не уменьшилось. Из-за него она потеряла не только подругу, но и обожание, которое испытывала к деду.

Шаэ порылась в рюкзаке в поисках коробки с обедом – булочки с луком, мелко накрошенные овощи и маринованное яйцо из последней гостиницы, а также бутылка воды. Она поела и продолжила просматривать документы. В дверь сунул голову управляющий и спросил, как дела, Шаэ ответила, что все хорошо. Она уже разобралась в системе хранения документации и теперь вытаскивала и копировала ежемесячные финансовые сводки, чтобы позже изучить их повнимательнее и сравнить с ежегодными отчетами КНА.

Она собиралась снять в Пуле комнату – так она сможет приезжать в горы, когда понадобится. Даже если она не найдет ничего интересного для Лана, то может считать это чем-то вроде отпуска за работой, будет делать что-то полезное и в то же время отдохнет в горах, прежде чем с новыми силами примется за поиски работы. По крайней мере, она познакомится с операциями в горнодобыче, и если посоветовать Лану, какие можно внести улучшения, то значит, ее диплом бизнес-школы пригодится. Она подняла крышку очередной коробки и открыла новую папку. Ордера на покупку оборудования.

В прошлом году рудник сделал значительные капитальные вложения – буры с алмазными наконечниками, гидравлический распределитель, грузовики большого объема – в основном все это отправилось на новые и расширяющиеся рудники. Шаэ сочла недостатком планирования такие высокие затраты за один год, и гадала, надавил ли Шелест на КНА, чтобы получить одобрение расходов. Она написала в блокноте «смета капвложений?» и вытащила очередную папку финансовых отчетов. Увеличение операционных расходов в первый год амортизации нового оборудования было совершенно неудивительным.

В прошлом году добыча выросла на пятнадцать процентов, хотя пока что это не отразилось на прибыли – возможно, КНА придерживает дополнительный нефрит? Картель строго контролировал, сколько нефрита отправится в школы Зеленых Костей, дейтистские храмы и к другим лицензированным потребителям из военной и медицинской сферы, а сколько будет продано – главным образом правительству Эспении. Остальное хранилось в массивных подвалах под зданием Кеконского Казначейства.

Шаэ еще раз просмотрела заказы на оборудование. Ее взгляд зацепился за подпись внизу. Такую она не видела на других бумагах. Она с секунду смотрела на нее, а потом поняла, чье это имя. Гонт Ашченту. Штырь Горных.

С какой стати глава боевой ветви клана Айт подписывает заказы на горное оборудование? Хотя кланы Зеленых Костей обладали контрольными долями в КНА, сами рудники были государственными и не управлялись непосредственно кланами. Ежегодный бюджет на расходы рудника одобрял совет директоров КНА, так что любую подпись на такой форме должен ставить представитель клана в КНА – либо Дору, либо Ри Тура, Шелест Горных, либо кто-то из их непосредственных подчиненных. Что означает подпись Гонта на этой странице и на нескольких других?

Шаэ скопировала все страницы и аккуратно сложила в рюкзак. Она вернула бумаги на место, убрала коробку обратно в шкаф и вышла. Ей все-таки не придется ночевать в Пуле. Шаэ предстояла долгая обратная дорога в город, нужно поскорее отправиться в путь.

Глава 17. Вечер в «Божественной сирени»

Голос чаровницы звучал то на высоких и чистых нотах, то становился мрачным и завораживающим. Она играла на тунийской арфе и пела с закрытыми глазами, изящная головка с волнами темных волос покачивалась в такт мелодии. Лан сидел на плюшевых подушках, сбросив с плеч напряжение, его разум тихо дрейфовал вместе с музыкой. Он находился в одиночестве в пышно обставленной комнате, это было частное представление. В песне говорилось об одиноком путешественнике, тоскующем по родному острову. Никто здесь не был настолько бестактным, чтобы петь ему о любви и разбитом сердце.

Обычно Лан перемещался с парой телохранителей, но в мужской клуб «Божественная сирень» пришел один. Он хотел насладиться вечером без сидящих на хвосте членов клана. Здесь он не желал вспоминать о том, что он Колосс. Госпожа Суго, Фонарщица и владелица «Божественной сирени», это ценила, и Лан мог положиться на ее молчание и превосходный вкус. У него ни разу не возникало здесь никаких осложнений, все знали, что клуб часто посещают Равнинные, и только самоубийца мог что-нибудь учудить, даже если внизу, в игровом зале, возникнут какие-то проблемы.

Кое в чем надо отдать должное Зеленым Костям, подумал Лан. В целом Жанлун – один из самых безопасных городов в мире. Кланы изгнали иностранных преступников и гангстеров, приглушили уличную преступность, обложили пороки налогами и контролировали их на приемлемом для политиков и общества уровне. Если некоторые ночные развлечения в клубе госпожи Суго и были не вполне легальными, ей хватало благоразумия щедро и вовремя выплачивать дань клану, и она не жалела усилий, чтобы доставить удовольствие Лану.

Чаровница Юнни вытянула последнюю меланхоличную ноту песни, слова завибрировали в горле, а пальцы легко протанцевали по струнам арфы. Лан поставил бокал с вином и зааплодировал. Юнни опустила подбородок в притворной застенчивости и посмотрела на него сквозь припудренные ресницы.

– Тебе понравилось, Лан-цзен?

– Очень. Прекрасное исполнение.

Она резко встала и позволила шелковой накидке упасть с плеч, но Лан спросил:

– Споешь еще?

Она снова грациозно села.

– Может быть, что-нибудь чуть-чуть повеселее?

Она прикоснулась к струнам и затянула легкомысленную балладу.

Лан задержал взгляд на изгибах ее шеи и красном блеске пухлых губ. Ему нравилось, как струится по склонам грудей и бедер полупрозрачное платье. Рядом с ней ему было проще собраться с мыслями. Как Колосс, он мог получить в клубе любую девушку, сразу несколько, если бы захотел, но в первые несколько раз, когда он приходил сюда, сразу после ухода Эйни, ему хотелось только сидеть здесь и слушать пение Юнни. Он сказал себе, что не нуждается в сексе – ему нужно лишь отвлечься, нужно чье-то общество. Он с содроганием отверг все места, которые несколько раз предлагал Дору. Но с Юнни было легко разговаривать, она обладала и красивым голосом, и красивым телом. Она не была чересчур почтительной, но и не стремилась его ублажить, рассказывала о музыке и иностранных фильмах, но никогда не просила рассказать о клане и его делах. Когда Лан в конце концов повел ее в постель, она оказалась энергичной и умелой.

Но сегодня ему с куда меньшей легкостью удалось забыть свои тревоги. Уже два месяца кланы никак не контактировали, но Лан знал – Айт прекрасно поняла, что он задумал. Он отверг предложение Горных совместно производить СН-1 и попросил канцлера Сона провести реформы КНА, а вместо того чтобы убрать Хило, позволил брату усилить присутствие клана вдоль всех территориальных границ. Лан считал свои действия корректными, но знал, что ходит по тонкому канату, в особенности в том, что касается последнего решения.

Как раз на прошлой неделе разразилась серия стычек между бандами байкеров Монетки и Рыбачьего, о чем даже кратко сообщили в новостях, а это уже кое-что значит, потому что оба района были густонаселенными нищими трущобами, где несколько убийств были вполне в порядке вещей и не привлекали внимания. Зеленые Кости напрямую не были вовлечены, и потому ни один клан не мог посчитать это нарушением своих прав, но все знали, что Штыри обоих кланов по разные стороны границы не только держат под контролем преступников, но и дергают их за ниточки. Лан беспокоился, что если вдруг во время драки как-то заденут Зеленую Кость или Фонарщика, конфликт разрастется, и оба клана вступят в открытое противостояние.

Лан хорошо знал брата. Ему не свойственно действовать тонко. Он слишком уважает иерархию клана, чтобы не подчиниться приказу Колосса по важным вопросам, но контроль за будничной деятельностью клана на улицах полностью в его руках, а его собственный кодекс поведения не оставляет сомнений, что он зайдет дальше врагов, если что-то пойдет не так. На взгляд вернет слово, на слово – удар, на удар ответит избиением, на избиение – казнью. Возможно, лучше бы Штырь был более благоразумным и сдержанным и не стал бы увеличивать и без того серьезное напряжение между кланами.

И все же отстранение брата было бы худшим из возможных решений. Никто не мог бы заменить Хило. Кулаки Равнинных, да и Пальцы, были не настолько преданы клану или Штырю, как лично Коулу Хило. Это беспокоило Лана куда больше, чем он готов был признать – при выборе между ним и Хило многие бойцы из Зеленых Костей выбрали бы его младшего брата. Потребовав отстранения Штыря Равнинных в качестве условия дальнейших переговоров, Айт просила Лана ослабить собственный клан и посеять в нем вражду. Поставила его перед дилеммой, которая могла превратиться в мышеловку.

– Похоже, тебе не повредит массаж.

Юнни закончила песню и села рядом. Лан едва это заметил.

– Прости, – сказал он. – Знаю, я выгляжу задумчивым.

– Тебе есть о чем думать, – любезно откликнулась она.

Лан ценил ее терпение и готовность принять все как есть, Эйни никогда не могла ему этого дать. Он провел рукой по ее длинным прямым волосам и поднес их к своему лицу, наслаждаясь прикосновением и запахом, а она тем временем расстегнула его рубашку и стянула ее через плечи.

– Подожди, – сказал Лан.

Он встал и подошел к туалетному столику в углу. В зеркале при тусклом красноватом освещении он увидел себя, обнаженного по пояс, и задумался – а правда ли он таков, каким должен быть: сильный, уверенный в себе человек, закаленная Зеленая Кость, украшенный нефритом лидер. Как его отец.

Лан снял инкрустированный нефритом ремень и браслеты, оставив только ожерелье на шее. Он спрятал ремень и браслеты в сейф под туалетным столиком и повернул замок с комбинацией цифр. Юнни заявляла, что она наполовину абукейка, почти каменноглазая, но он все-таки на всякий случай снимал большую часть нефрита.

По правде говоря, после дезориентации первых минут без нефрита Лан чувствовал удивительную расслабленность. Все вокруг становилось слегка туманным и нечетким. Чувства притуплялись, как будто он занимается любовью в темноте или в приятном сне и может позволить себе не видеть все четко и не слишком много думать. Он чувствовал себя более спокойным и умиротворенным. Он гадал, у всех ли Зеленых Костей так. Ведь Хило вставил нефрит прямо в тело, так что не мог его снять. Шаэ слишком далеко зашла в другом направлении. Лан задумывался о том, каково ей жить без нефрита.

Но сегодня его тревожило другое. В прошлом месяце Шаэ уехала на рудники, как он просил, и позвонила из Пулы, сказав, что Гонт Аш заказывает оборудование для рудников. Никто не знал, что с этим делать. Значит ли это, что Гонт присвоил себе права Ри Туры? Она позвонила снова только через три недели. Как Лан и боялся. «Я как следует проверила цифры, и похоже, что покупки Гонта не отражены в финансовых отчетах КНА, – сказала Шаэ. – Горные напрямую занимаются рудниками, не спрашивая разрешения совета директоров КНА». Шаэ добавила, что собирается посетить Кеконское Казначейство и просмотреть там записи. Скоро она вернется.

Лан с неохотой приобщил Шаэ к делам клана, но теперь понимал, насколько это бесценно. Шаэ подтвердила его растущие подозрения, что Айт Мада на шаг опередила его встречу с канцлером Соном и уже начала захватывать контроль над поставками нефрита. К тому же Лан убедился, что не может полагаться на Дору. Нет оправданий для Шелеста, который не владеет такой информацией или ее скрывает. Но если надавить на него, Дору будет отрицать свою ошибку или намеренную уловку и придумает какое-нибудь разумное объяснение, да еще пойдет к Коулу Сену за поддержкой. Нет, нужны твердые доказательства, чтобы оправдать не только его смещение с поста, но и из ближнего круга. Вун в самом скором времени должен быть готов занять его место.

Вот еще одна причина, по которой он не мог отстранить Хило – клан останется одновременно без опытного Шелеста и Штыря. Так много проблем.

Юнни повела его в постель, полностью раздела и уложила на живот. Лан закрыл глаза, а Юнни натирала его спину ароматическим маслом.

– Ты напряжен, – успокаивающе сказала она, массируя пальцами мышцы его шеи. – Возможно, ты носишь слишком много нефрита.

Подушка под лицом Лана скрыла его улыбку. Чаровницы знали кое-что о Зеленых Костях и как им польстить. Даже те, кто носит много нефрита, не уверены в своей власти.

Но у каждого разная чувствительность. Лан носил внушительное количество нефрита по стандартам любой Зеленой Кости, но не испытывал желания расширить пределы. После определенной границы дополнительный нефрит делал его неуравновешенным, напряженным и раздражительным. Проблема в том, что хотя роль Колосса куда значительнее, чем просто демонстрировать, как много он может надеть нефрита, но люди суеверны. Старожилы утверждали, что великий Коул Ду носил больше нефрита, чем любой другой воин его поколения. Когда соперница его сына, Колосс другого клана, выставляла напоказ больше нефрита, об этом начали болтать как о личном недостатке.

Юнни массировала его спину ниже, к талии. Она намазала теплое масло по ладоням и рукам до локтей и скользила ими вниз по его телу. Она уже добралась до ягодиц. Лан точно не знал, когда она сбросила платье, но почувствовал, как о спину трутся ее голые груди, а длинные волосы щекочут кожу, пока она медленно скользила вверх и вниз по его телу.

Когда она перевернула его и оседлала, прижавшись голым животом и промежностью к его лицу, все тревожные мысли наконец-то покинули Лана. Он приподнял голову, чтобы впитать ее аромат, пока она трудилась изящными руками арфистки над его грудью, животом, тазом и внутренней поверхностью бедер. Лана всегда поражало число ее умений. На несколько секунд он с тоской вспомнил об Эйни, но это чувство было мимолетно и слишком знакомо, чтобы зацепить. Он на краткий миг ощутил возбуждение, которое вернулось, стоило рукам и губам Юнни начать мастерскую и восхитительную работу, а когда он почти дошел до предела, Лан попросил ее лечь. Юнни простонала, вздохнула и прошептала:

– Да, да, именно этого я хочу.

А потом обхватила его бедра, и Лан вошел в нее. Он кончил быстрее, чем ожидал, а затем обмяк и перекатился на мягкий матрас, выпустив все тревоги.

Юнни принесла теплое влажное полотенце и протерла его лицо, шею и грудь.

– Ты можешь оставаться, сколько захочешь, – проворковала она.

Лан знал, что это неправда, но из всей лжи, с которой ему приходилось иметь дело, это была самая безобидная. Лан был доволен, что ей, похоже, нравилось проводить с ним время. Даже если это и искусное притворство, Лан его ценил. По привычке он положил руку на нефритовое ожерелье, и комната растворилась, а он поплыл.

Раздался стук в дверь. Лан засомневался, действительно ли слышал этот звук, ведь никто прежде его здесь не беспокоил. Юнни неодобрительно нахмурилась и села, потянувшись за платьем, чтобы прикрыться. Она хотела встать и подойти к двери, на Лан ее остановил.

– Кто там? – спросил он.

– Коул-цзен, – раздался встревоженный голос госпожи Суго. – Пожалуйста, простите за беспокойство, я бы никогда… Но вас хочет видеть человек из клана. Это срочно.

Лан вскочил с кровати и натянул брюки.

– Оставайся здесь, – велел он Юнни, подошел к сейфу и дважды набрал комбинацию, прежде чем замок открылся. Он надел ремень и браслеты и схватился обеими руками за туалетный столик, ощутив прилив энергии, растекшейся по венам. Перед глазами все поплыло, а потом зрение стало резким, голову наполнили шумы и ощущения. Приноравливаясь, он несколько раз глубоко вдохнул, а потом выпрямился. Лан снова посмотрел на себя в зеркало – без рубашки, но каждый камешек нефрита на месте. Он подошел к двери и открыл ее.

Госпожа Суго с побелевшим лицом посторонилась. За ней стоял разъяренный Маик Кен, он тяжело дышал, его золотистый пиджак покрывали пятна крови, явно чужой.

– Это Горные, – выдохнул он. – Они шепнули имя Хило.

Первая интерлюдия

Небеса и земля

Согласно учению дейтистов, много лет назад на небесах в ослепительных дворцах из нефрита жила многочисленная семья богов. Как и во всякой большой семье, среди богов случались ссоры, но по большей части они проводили бессмертную жизнь счастливо, хотя когда у них появились дети, а у детей – свои дети, то места на небесах стало слишком мало. И потому боги построили второй дом, по образу первого, и назвали его землей.

Поначалу земля была так же прекрасна, как и небеса, с бескрайними морями, высокими горами, густыми лесами и удивительными растениями и животными. К сожалению, многочисленные и избалованные дети богов начали пререкаться из-за земли еще до того, как она была закончена. Одни хотели получить тот же океан, другие спорили о том, кто займет самые высокие горы или самый крупный континент.

И наконец их склоки стали такими невыносимыми, что рассердили богов-родителей. «Мы построили для вас превосходный дом, и вот чем вы нам отплатили – испоганили его мелочностью, жадностью и ревностью, настроили брата против брата, сестру против сестры. Так забирайте землю, но будете за это наказаны, потому что больше вы от нас ничего не получите». И родители лишили детей божественной силы, сделали их маленькими, слабыми и голыми и изгнали с небес.

Всеотец Ятто разрушил на мелкие кусочки единственный и только наполовину законченный нефритовый дворец на земле и закопал его на гористом острове.

Однако боги, как любые родители, не могли не приглядывать за страдающими детьми. Некоторые, например Тана, богиня луны, и Пойя, богиня плодородия, пожалели своих потомков и спустились поближе, освещая им путь в ночи и помогая вырастить пищу. Другие, такие как Йофо, бог тайфунов, или Саги, бог эпидемий, отказались быть снисходительными, и если их не умиротворять, напоминают человечеству о своей грозной силе.

Дейтисты считают, что все земные конфликты происходят из-за того, что боги-дети разозлили родителей и перессорились друг с другом. Прогресс человечества и благородные стремления – это попытка добиться от семьи прощения в обмен на духовный и физический статус бога, давно утерянный, но не совсем забытый.

Глава 18. Нашептанное имя

Чуть раньше тем же вечером раздался испуганный звонок от господина Пака, он вместе с женой уже двенадцать лет держал бакалейный магазин в Трущобе.

– Мне нужно идти, – обратился Хило к Вен, повесив трубку.

Он был раздражен, потому что она отказалась покидать свою тесную квартирку в Папайе и переехать в резиденцию Штыря в поместье Коулов, если только они не поженятся.

– Я спрошу у Лана, как положено, и тогда мы назначим свадьбу, но на это уйдет несколько месяцев, – возразил он. – Отношения между кланами ухудшаются. Я слишком часто тут появляюсь, это небезопасно для тебя.

Квартира Вен находилась всего через одну улицу от Монетки, где недавно начались жестокие стычки. Даже на территории Равнинных Хило не хотел рисковать безопасностью Вен. Он не предоставит Горным возможность обойти айшо и устроить какой-нибудь несчастный случай, если они будут знать, что тем самым его спровоцируют.

– Не упрямься, иначе мне придется приставить к тебе Пальцев для охраны, а значит, я не смогу задействовать их где-то еще. В доме безопасно. И он больше. Ты могла бы там все устроить, у тебя к этому талант. Тебе он понравится.

Вен сложила руки на груди и посмотрела на него, не сводя глаз.

– Я не собираюсь давать твоей семье лишние причины смотреть на меня свысока. Мы будем жить вместе, когда поженимся, но не раньше. И между прочим, у меня есть пистолет, и я знаю, как им пользоваться. Я могу о себе позаботиться.

– Пистолет, – хохотнул Хило. – И это должно меня успокоить? Мои враги – Зеленые Кости. А ты каменноглазая.

– Спасибо, что напомнил, – холодно ответила она.

На улице Кен посигналил в клаксон «Княгини», и Хило проворчал:

– Поговорим об этом позже.

Когда он вместе с братьями Маик прибыл к бакалейщику, господин Пак сидел на тротуаре, закрыв голову руками, а госпожа Пак с рыданиями подметала в магазине разбитое стекло. Два юнца с нефритовыми гвоздиками в бровях разбили окна и неоновую вывеску над дверью, а также разломали несколько полок с товарами в качестве наказания за то, что хозяева отказались платить дань Горному клану. Хило хмуро оглядел беспорядок и еще больше помрачнел. Ничего не украли, но подобные происшествия дорого обходились Равнинным, дело не только в деньгах, которые потребуются, чтобы возместить ущерб, но и в отношении Фонарщиков района.

– Я не могу платить дань двум кланам, – простонал господин Пак.

– Мы этим займемся, – пообещал Хило. – Этого больше не повторится.

Позже возникло несколько вопросов – а не примкнул ли господин Пак к Горным и не сам ли это подстроил. Господин Пак отрезал себе ухо в подтверждение своей невиновности и воззвал к правосудию Коула Лана. Дом и магазин обыскали, и с пары сняли все подозрения, но два месяца спустя Паки закрыли магазин и переехали в Трущобу.

Но в ту ночь Хило велел Пальцам порасспрашивать вокруг, пока не выяснил, что двумя хулиганами были Йен Ио и Чон Даал, а найти их можно в круглосуточной торговой галерее в Трущобе. Из-за более мелкого происшествия Хило послал бы одного из Кулаков и пару Пальцев, но ему до смерти надоел запрет Лана и мерзкая ситуация в Трущобе. Люди должны знать, что Равнинные сильны и не стоит их дразнить.

Шумная, бурлящая, колоритная и нищая Трущоба была одним из самых ценных районов Жанлуна. Днем она привлекала туристов и покупателей, после наступления темноты и финансовые брокеры, и портовые рабочие развлекались на ее улицах в мириадах ресторанов, игровых залов, баров, стрип-клубов и театров. Равнинные не могли себе позволить ее потерять. Хило решил лично заняться этой выходкой. Колосс приказал ему не убивать, но это не значит, что он не может открыто заявить о себе.

Они остановились на платной парковке неподалеку от галереи «Восторг». Кен мучился головной болью и сморкался в мокрый носовой платок. В подростковом возрасте старшему из братьев Маик сломали скулу, и с тех пор он периодически от этого страдал при высокой влажности и загрязнении воздуха.

– Оставайся в машине, – велел ему Хило. – Мы с Таром долго не задержимся.

Кен с готовностью согласился, включил радио и закурил, а Хило и Тар вышли и зашагали по тротуару к «Восторгу». То, что они оставили Кена в машине, спасло Штырю жизнь. Пока Хило и Тар пересекали улицу, выскочили два мотоциклиста. Когда они прогрохотали мимо «Княгини», Кен мгновенно понял, что происходит. Он выкрикнул предупреждение и со всей силой навалился на клаксон «Княгини». Гудел он не слишком громко, но тревожный сигнал подсознания Кена достиг Хило за долю секунды до того, как он Почуял смертоносные намерения убийц и они открыли стрельбу.

Одна пуля порвала плечо пиджака Хило, а другая просвистела мимо уха, как раз когда он пригнулся и послал поток Отражения, закрутивший вражеские пули. Они вонзились в двери машин и в стены ближайшего здания. Люди с криками разбегались врассыпную, толкая и отпихивая друг друга. Очередь из пистолетов была только началом, чтобы сбить с толку. Убийцы легко спрыгнули с мотоциклов, а в это время из припаркованной машины выскочили Йен Ио и Чон Даал, сидевшие в засаде.

Хило поднялся, зажав нож в боевой хватке. По телу разливались адреналин и нефритовая энергия. На него набросились двое, сабли мелькнули в зловещей петле. Хило отскочил и двинул скрещенными запястьями по поднятой руке одного противника, вонзив в нее нож. Перенаправив импульс сабли, он уклонился, а нападавший качнулся вперед, и тогда Хило махнул ножом по его локтю, разрезав сухожилия.

Сабля второго убийцы полоснула Хило по корпусу. Он едва успел выставить Броню, отпрянув от удара, и белый металл изогнулся от огромного напряжения, но прочертил кровавую рану на животе Хило, ужасающе медленно, потому что Сила атакующего натолкнулась на защиту. Хило встретился взглядом с убийцей. И узнал его – Гам Обен. Второй Кулак Гонта Аша.

Хило едва избежал вспоротого живота. Взревев от усилия, он с легкостью взлетел на припаркованную машину. Гам послал мощную волну Отражения, и ноги Хило подогнулись, он упал грудью на крышу машины. Подбородок стукнулся о металл, и зрение поплыло. Он услышал, как ревет от ярости и боли Маик Тар.

«Княгиня Прайза» с Кеном за рулем выскочила на улицу, как носорог. Она задела один мотоцикл, крутанув его, и врезалась в Чона Даала. Гам едва успел отскочить, а его боец перекувырнулся через серебряный радиатор и подпрыгнул на крыше машины. Броня Чона разбила ветровое стекло, он взлетел в воздух и приземлился на тротуаре, когда Кен вдавил тормоз. Маик-старший с воплем вывалился с водительского сиденья.

Хило перекатился, упал на мостовую и снова поднялся. Он бросился на Гама, но не успел его достать, потому что другой боец Горных, чей локоть он повредил, врезался в Хило с решительным рыком и повалил его. Оба рухнули на асфальт, Хило стиснул противника руками. Аура Зеленой Кости стала неровной, пока тот извивался в хватке Хило, и Хило этим воспользовался, собрав всю силу нефрита, резким тычком ладони сконцентрировал ее и направил противнику в грудь. Броня убийцы подалась, как пробковое дерево, и его сердце дернулось и остановилось.

Отдача энергии от смерти Зеленой Кости прокатилась по Хило. Жизнь словно взрывом изливалась из тела. Толчок нефритовой энергии прошелся по голове Хило сильнее, чем физический удар. Он перекатился по земле и на мгновение перестал дышать, а рот наполнился острым металлическим привкусом. Он сумел собраться с духом только потому, что знал, в чем дело. Он сбросил с себя тело, прежде чем оно окончательно его одурманило. По-прежнему твердо сжимая нож, он поднялся на ноги и поискал следующую жертву. Но увидел на дороге мертвого Йена, погибшего от рук братьев Маик. Гам и Чон, умудрившийся выжить после падения с «Княгини», сбежали.

С начала нападения прошло меньше двух минут.

Тар прислонился к покореженному радиатору, прижав руку к своему боку. В него попали пули Отраженных выстрелов, предназначенных Хило. Его рубашка промокла от крови. Кен затащил младшего брата на заднее сиденье машины. Хило смотрел, как он зажимает рану обеими руками, и сконцентрировал собственную энергию в Тара, однако он не был врачом и мог лишь замедлить кровотечение, но не остановить.

Ледяная ярость белой пеленой затуманила зрение Хило. Он выпрямился и постарался овладеть голосом, обращаясь к толпе испуганных прохожих, как косяк рыб, сгрудившихся в дверях и за машинами.

– Ты, – сказал он, подзывая владельца газетного киоска. – Ты. И ты, – он ткнул пальцем в женщину, прижимающую к груди сумочку, и в швейцара клуба. – Подойдите!

Они побледнели и выглядели так, будто хотят сбежать, но не осмелились ослушаться приказа. Швейцар нервно шагнул вперед, а двум другим не осталось иного выбора, как последовать его примеру. Хило по очереди их оглядел, удостоверившись, что они его узнали и понимают – он их запомнил и обращается именно к ним.

– Расскажите на улицах и попросите всех рассказать остальным. – Хило повысил голос, чтобы все вокруг услышали. – Любой, кто сообщит о местонахождении тех двоих, что отсюда удрали, станет другом Равнинного клана и моим личным другом. Любой, кто поможет им скрыться, станет моим врагом и врагом моего клана. – Он показал сначала на одного мертвеца, а потом на второго. – А вот что случается с моими врагами.

Он быстро переключился в рабочий режим. Нужно немедленно доставить Тара в больницу, но нефрит убитых противников принадлежит Зеленым Костям, его никогда не оставляют ворам. Он снял с убитого три нефритовых кольца, браслет и круглую подвеску. У другого он забрал ремень, два гвоздика из бровей и часы с нефритом. Чтобы снять кольца и гвоздики, пришлось обойтись с телом без церемоний. Хило собрал все оружие с нефритовыми рукоятями: две сабли и нож. И побежал к «Княгине». Он распахнул дверцу и бросил сабли и нож на пол у пассажирского сиденья.

– Ключи, – потребовал он.

Кен порылся в кармане и протянул ключи. Рукавом рубашки Хило стер кровавые отпечатки с металла и завел двигатель. Тар на заднем сиденье приглушенно застонал. Машина рванула вперед, расшвыривая осколки лобового стекла, Хило крутанул руль и нажал на газ.

Глава 19. Военный совет

После полуночи в Кеконском Казначействе не осталось никого, кроме пары ночных охранников в вестибюле и двух уборщиц, сновавших из кабинета в кабинет отдела финансовых отчетов, они опустошали мусорные корзины и пылесосили пол, болтая друг с другом на мелодичном и протяжном абукейском диалекте, хотя и старались говорить потише рядом с Шаэ, чтобы ей не мешать. Здание закрыли уже несколько часов назад, и лишь из-за того, что она Коул, и письма в кармане Шаэ – того, написанного рукой Лана и с печатью Равнинных, – ей разрешили остаться за пустым столом сколько понадобится, а в последние несколько дней она засиживалась далеко за полночь.

Шаэ отложила ручку и калькулятор и откинулась назад, потерев глаза, они уже болели после многих часов изучения цифр под недружественным флуоресцентным освещением. Ей пришло в голову, что она почти наедине с самым большим количеством нефрита в мире. Несколькими этажами ниже, под толстым слоем бетона, хранился запас обработанного нефрита различных размеров – от граммовых камешков до глыб в тонну весом.

Учитывая, что здание хранило в своих недрах значительную часть национального богатства, Кеконское Казначейство охранялось слабее, чем можно было бы предположить, не только потому, что всякий, кто попытался бы его ограбить, был бы приговорен всеми кланами Зеленых Костей к смерти, но и потому, что новейшая система охраны гарантировала – если хранилище кто-то взломает, то преступник окажется заперт внутри. А если воры не обладали невосприимчивостью, то внутри хранилища с нефритом они были бы обречены на медленную агонию, а перед смертью сошли бы с ума.

И все же кто-то обкрадывал Кеконское Казначейство. Шаэ многократно проверила вычисления и сопоставила отчеты с рудников с официальными финансовыми данными Кеконского Нефритового Альянса, а теперь и с данными Казначейства. Она и забыла, как хорошо это у нее получается – упорно собирать намеки и крошки информации, – пока они не сложились в четкую картину. Шаэ уставилась на цифры в блокноте, и даже усталость в такой поздний час не притупила ее изумление и ярость, когда в конце концов холодные и твердые расчеты подтвердили ее подозрения. О добытом на рудниках нефрите не только не сообщали в КНА, но его и не складывали в подвалы Казначейства. В государственных резервах не хватает нефрита.

Хотя Шаэ не собиралась заниматься делами клана, когда она собрала свои расчеты и покинула здание, она дрожала от ликования и возмущения. Ее шаги отдались эхом по пустым коридорам. Она спустилась вниз по лестнице и попросила охранника на первом этаже открыть ей запертую дверь. Тот был усталой Зеленой Костью среднего возраста, в плоской зеленой кепке и кушаке члена Щита Хаэдо, мелкого клана, посвятившего себя охране принца Иоана III и королевской семьи, а также правительственных зданий, включая Зал Мудрости и Кеконское Казначейство. Зная, что на следующее утро она не вернется, Шаэ поблагодарила ночного охранника. Она не беспокоилась о том, что он может доложить о ее занятиях. Члены Щита Хаэдо присягали в нейтралитете и уважении к другим кланам, они даже не имели права голоса в Кеконском Нефритовом Альянсе.

От Квартала Монумента до Северного Сотто можно было быстро доехать на подземке, но в этот час поезда ходили реже, и только сорок минут спустя Шаэ вышла со станции подземки за несколько кварталов от дома. Она была погружена в размышления о том, что скажет Лану утром, и потому лишь за сотню метров до дома поняла, что за ней кто-то идет.

Это так ее потрясло и взбесило, что она просто остановилась и развернулась. Если бы она носила нефрит, то давно Почуяла бы человека за спиной. Но даже без нефрита, если бы она была внимательней, то услышала бы его шаги.

Шаэ швырнула сумку на тротуар и вытащила нож из маленьких ножен за спиной. Не тот нож с нефритовой рукоятью, который она носила много лет, а теперь спрятала. Обычное оружие для уличных драк, но хорошего качества и, безусловно, смертельное в умелых руках. Ее воспитание не позволяло уклоняться от вызова, и Шаэ даже не пришло в голову, что меньше чем за тридцать секунд она может добежать к дому, где будет в безопасности.

Человек, идущий за ней, не остановился, но и не побежал к ней. Он сохранил тот же ритм шагов, но вынул руки из карманов и развел их в стороны, показывая, что не собирается нападать. И тут Шаэ разглядела, что это Цун Ю, ее сосед. Он уважительно и по-дружески кивнул, опустив взгляд на ее оружие и отметив твердую и натренированную хватку, а также уверенную позу, натянутую как пружина, с перенесенным на подошвы весом.

– Вы похожи на Зеленую Кость, – сказал он с кривой улыбкой.

– Вы шли за мной, – ответила Шаэ.

– Я живу в том же здании.

– И чем вы занимаетесь, что возвращаетесь так поздно?

Цун удивленно посмотрел на нее.

– Работаю по вечерам. А вы?

Шаэ сжала пальцы ног внутри туфель. Конечно, не ее дело, в котором часу возвращается Цун. Она злилась на саму себя и поэтому вылила злость на того, кто не имеет к этому отношения. Она спрятала нож и подобрала сумку.

– Простите, это было грубо с моей стороны. Вы застали меня врасплох. Так пойдем домой?

Он кивнул и зашагал рядом, но на некотором расстоянии.

– А мне кажется, что вас непросто застать врасплох, Шаэ. Если бы я был злоумышленником, мне бы не хотелось встретить вас с этим вот ножом.

Шаэ хотелось сменить тему.

– Так кем вы работаете, господин Цун?

– Я охранник. Ничего особо опасного. Довольно скучная работа, по правде говоря. Надеюсь вскоре найти другую, поинтересней.

Он открыл перед ней дверь, и они поднялись по лестнице к квартирам. Он не задал встречный вопрос, но когда они поравнялись с дверью Шаэ, Цун остановился и сказал с насмешливой искоркой в глазах:

– Спокойной ночи. С этого дня не буду забывать поздороваться, находясь в радиусе досягаемости вашего ножа.

Когда Цун пошел дальше по коридору к своей квартире, Шаэ с горечью поняла, как ей недостает Чутья, чтобы понять, о чем он сейчас думает.

Шаэ выбросила Цуна из головы и легла спать, а как только проснулась, первым делом позвонила в резиденцию Коулов. Только что показалось солнце. На звонок ответил Дору.

– Шаэ-се, – сказал он с фальшивым и жеманным удивлением. – Почему мы еще не виделись? Я думал, ты чаще будешь бывать дома.

Шаэ поморщилась.

– Я была занята, Дору-цзен. Устраивалась. Очень много всяких мелких дел.

– Тебе следовало прийти ко мне. И вообще, почему ты живешь в таком месте? Я бы подыскал тебе что-нибудь получше, гораздо лучше.

– Не хотела беспокоить.

От того, что он знает, где она живет, Шаэ снова поморщилась. Она поспешно спросила:

– Лан дома?

– Ох, – сказал Дору. Последовала долгая пауза, и в голове Шаэ зазвенела тревога. – Боюсь, случилось кое-что неприятное. Наверное, тебе следует приехать.

Шаэ взяла такси до дома Коулов. Машина возмутительно медленно тащилась по утренним пробкам, протискиваясь между гудящими автомобилями, мотоциклами и нагруженными товарами велосипедами, и все они пытались приблизиться к перекрестку, не нарушая правил. Всю дорогу Шаэ невидящим взглядом смотрела в окно. Сердце ныло. Не потому, что кто-то пытался убить ее брата Хило. Это совсем не удивительно, даже странно, что этого не случилось раньше. Но никто ей не сообщил. Даже Лан. Если бы она не позвонила утром, то до сих пор ничего бы не знала. Возможно, в суматохе прошлой ночи им просто не пришло в голову ей позвонить. Она много лет была в другой стране, вне досягаемости. Возможно, не стоит так расстраиваться из-за того, что ей не сообщили немедленно.

Приехав, она обнаружила, что братья устроили военный совет. Повсюду были вооруженные и свирепые Кулаки, они охраняли ворота и вход в дом, ходили по территории и стояли в коридорах. В кабинете Колосса мрачно курили и обсуждали положение Лан и Хило, а с ними и Дору. Когда Шаэ вошла, их позы сказали ей обо всем: Лан прислонился к столу, впечатывая окурок в пепельницу, лицо натянутое и окаменевшее. Хило сидел на краешке кресла, уперев локти в колени и уставившись в пространство, в руке зажата сигарета. Дору откинулся на спинку другого кресла, скрестив ноги, и немного отстраненно наблюдал. В кабинете висело такое напряжение, что негодование Шаэ растаяло и сменилось неумолимым чувством тревоги.

Хило поднял на нее взгляд. На его лице пролегли морщины, из-за чего он казался другим, а не привычным беззаботным Хило. Шаэ заметила запекшуюся кровь под его ногтями, а под белой рубашкой, видимо, принадлежащей Лану, забинтованный живот.

– Тар в больнице, – сказал Хило, как будто она присутствовала тут с самого начала.

Шаэ даже не была уверена, который из братьев Тар, его ли она видела вместе с Хило в гостинице.

– Он поправится? – спросила она, потому что это казалось правильным.

– Он выживет. Там с ним Вен.

Хило встал и начал наматывать круги, как собака, которая никак не может лечь. Открылась дверь, и в комнату сунул голову Маик Кен. Шаэ видела в гостинице не его, значит, то был Тар, и сейчас он в больнице.

– Все здесь, – доложил Кен. – Мы готовы.

– Лан-се, – заговорил Дору, – я снова прошу тебя подумать. Все может плохо для нас кончиться. Мы еще можем договориться о мире в Трущобе.

– Нет, Дору, – отозвался Лан, погасил сигарету в пепельнице и вместе с Хило пошел к двери. – Уже нет.

По их траектории Шаэ поняла, что Дору отстранили. Лан больше ему не доверяет. Покушение на Хило подтолкнуло Колосса в сторону брата. Дору наверняка тоже это понял, потому что на его лице была написана обманчивая невозмутимость и он не сдвинулся с места, когда остальные вышли.

Шаэ последовала за братьями. Вестибюль кишел людьми Хило, вооруженными до зубов – саблями, ножами и пистолетами. Когда появился Хило, они обступили его со всех сторон. Он молчал, но будто каким-то образом отдавал должное им всем – долгим взглядом, кивком, прикосновением к плечу или руке.

Шаэ подошла к Лану.

– Куда вы?

– На Фабрику.

Он набросил кожаный жилет и застегнул его. Кто-то принес его лучшую саблю работы мастера Да Танори – длиной восемьдесят сантиметров, с полуметровым клинком из закаленной белой углеродистой стали и пятью нефритами в рукояти. Лан прикрепил ее к поясу. Шаэ давно не видела его таким воинственным, таким похожим на отца, и даже растерялась.

– Там засели те, кто хотел убить Хило. Гонт тоже там, возможно, и Айт тоже.

И тут до нее дошло – они собираются на бой. Шаэ схватила брата за руку.

– Чем я могу помочь?

Лан посмотрел на нее, и Шаэ поняла, насколько это глупый вопрос. Она ничем не могла помочь, только не сейчас, без нефрита.

– Нет, – ответил Лан. – Не позволяй Дору взять клан в свои руки.

Как будто его уже убили.

– Я разузнала кое-что еще, – сказала Шаэ, отчаянно пытаясь отсрочить его уход. – В Казначействе. Не хотела говорить в кабинете, при Дору, но мне нужно с тобой это обсудить.

– Когда я вернусь.

Лан быстро поцеловал ее в лоб.

– Почему ты не позвонил мне вечером?

– Не было необходимости. Ты не должна в это влезать. Я обещал не втягивать тебя ни во что, кроме того, о чем уже попросил, а это и так гораздо больше того, на что ты была готова.

Лан посмотрел поверх ее плеча, его лицо окаменело.

Шаэ повернулась. На лестнице стоял похожий на зловещую мумию Коул Сен – в белом халате, болтающемся на тощей фигуре. Он обвел свирепым взглядом собравшихся бойцов и с яростным презрением остановился на Хило. Потом ткнул костлявым пальцем в сторону младшего внука, как будто нацеливал оружие.

– Твоя вина, – рявкнул старик. – Что ты натворил? Ты всегда был лишь импульсивным забиякой. Ты уничтожишь эту семью!

– Дедушка, – предупреждающе сказал Лан.

Хило протиснулся вперед сквозь окруживших его бойцов.

– Меня пытались убить, дедушка. – Его голос был спокоен, но Шаэ знала, что Хило говорит так, когда в ярости. – И почти убили моего Кулака. Теперь это война.

– Айты не начали бы войну со мной! – Коул Сен схватился за перила, его руки дрожали. – Мы были братьями. У нас были разногласия, но война, война между Зелеными Костями! Если кто-то пытался тебя убить, ты это заслужил!

В глазах Хило блеснули огонь и обида. А когда он отвернулся, пелена презрения упала с него, как плащ.

– Пошли.

Бойцы последовали рядом с ним к входной двери и сгрудились у вереницы припаркованных на площадке перед домом машин.

Коул Сен поник и сел на ступеньку, его ноги сложились, как шаткий стул, халат очертил костлявые плечи и колени, словно простыня.

– Кьянла, – позвал Лан. – Помоги дедушке вернуться к себе. – Он похлопал Шаэ по спине и произнес вполголоса: – Побудь с ним.

Шаэ кивнула, пытаясь придумать еще какие-нибудь слова, вроде «будь осторожен» или «удачи», но все они не выглядели подходящими, а Лан уже уходил, спускался по лестнице крыльца и садился в машину, а какой-то из Кулаков открыл для него дверцу.

Глава 20. Чистые клинки на Фабрике

Старая Фабрика стояла прямо по ту сторону границы территорий, в районе Острие, контролируемом Горными. На здании по-прежнему красовалась надпись «Кеконская текстильная компания», написанная крупными выцветшими буквами на внешней стене, но уже много лет назад Фабрика превратилась в место сбора и тренировок Зеленых Костей Горного клана. По сведениям Пальцев и Фонарщиков Равнинных, передавших сообщения ночью и рано утром, двух выживших убийц, Гама Обена и Чона Даала, видели бегущими по Трущобе в эту сторону.

Колонна Равнинных, шесть машин, набитых бойцами, прибыла вскоре после полудня. Они припарковались у фасада Фабрики и штормовой волной выплеснулись из машин, хлопая дверьми и сверкая оружием. Лан и Хило вместе стояли впереди и совещались. Кирпичное здание было высоким, а окна закрыты ставнями, сложно сказать, сколько Зеленых Костей Горных засело внутри. Хило показал на часовых, наблюдающих за ними с крыши. Из здания до сих пор никто не вышел.

– Пошлем сообщение, – сказал Лан.

Хило подозвал Пальца, молодого человека с длинными асимметрично стриженными волосами и двумя нефритами в нижней губе. Боец опустился на колени и прикоснулся головой к земле.

– Я готов умереть за клан, Коул-цзен.

Хило проинструктировал его, и Палец без оружия вошел в дверь Фабрики. Требование было простым: выдать головы тех двоих, что напали на Хило, и передать Равнинным Трущобу, иначе они выйдут из леса. Старинное выражение «выйти из леса» означало открытую войну, вся территория Горных, люди и предприятия окажутся ставкой в игре. Коулы заметили, как гонца встретили два охранника. Они переговорили, и его впустили в здание.

Хило сел на капот «Княгини» в ожидании. Лан прислонился к дверям «Вожака» и наблюдал за фасадом здания, с туго натянутыми нервами и пересохшим горлом. Стоял один из тех дней, когда солнце и облака устраивают друг с другом небесное сражение, и все купались в сменяющих друг друга жаре и тени, как будто даже погода не знала, чем кончится день. С тех пор как госпожа Суго прервала Лана в «Божественной сирени» прошлой ночью, по нему как будто прошлось цунами. Лану казалось, что он не может контролировать направление этой волны, лишь пытался удержаться на поверхности.

Лан не хотел войны между кланами. Это никому не принесет ничего хорошего – ни Зеленым Костям, ни бизнесу, ни людям, ни самой стране. До сих пор он верил, что если вести себя аккуратно, то можно избежать открытого конфликта с Горными. Он игнорировал оскорбления Айт, вежливо отверг ее назойливую попытку создать альянс и предпринял разумные шаги, чтобы обезопасить КНА и положение собственного клана. А теперь понял, что все это было оборонительными маневрами тупого буйвола, на которого напал леопард. Они лишь воодушевили врага, создали впечатление, что Колосс Равнинных мягок, что его не стоит бояться.

Он вел себя как дурак. Он же знал, что Горные хотят убрать Хило с пути, но не предвидел, что Колосс врагов будет действовать так быстро и так безжалостно. Потому ли это, что его враг – женщина, и он подумал, будто она не решится пролить кровь первой? Если так, то это почти смертельный недосмотр с его стороны. И Айт шепнула имя младшего брата Равнинных. И несмотря на все другие дела или территориальные споры кланов, это не так-то просто загладить. Семья Коулов потеряет всякое уважение и авторитет, если не ответит на подобное оскорбление.

Неподалеку проехал грузовой поезд с километр длиной, громыхая по рельсам, он вез товары через весь остров в портовые станции в Летнем парке и Доках. Западный ветерок шелестел над водой. Прошло полчаса. Фабрика оставалась молчаливой и непроницаемой. Равнинные переговаривались, расхаживали взад-вперед и курили. Подошел Маик Кен.

– Они не отвечают. Наверное, уже его убили. – Лицо Маика исказилось от нетерпения и жажды убивать. – Что будем делать, если они не ответят?

– Возьмем хренову Фабрику штурмом, – ответил Хило, – и вытащим Гонта Аша за тощие яйца.

Это удовлетворило его лейтенанта, и тот довольно хмыкнул, но Хило это еще больше завело. Он спрыгнул с капота «Княгини» и приблизился к дверям Фабрики.

– Видишь это, Гонт? – выкрикнул Хило. Он распростер руки и высокомерно повернулся кругом. – Я еще жив! Не посылай своих щенков меня убивать. Выйди и сам попробуй, трус позорный!

За его спиной Кулаки заревели в согласии и застучали по машинам.

И тогда Лана пронзило ясное и тяжелое понимание – Горные послали убийц к Хило, а не к нему, не к Лану, первому брату, Колоссу. Это Хило враги считали угрозой, свирепого и буйного Хило, который мог повести Кулаков на войну. Но он выжил в покушении, и это только добавило ему очков.

Лан знал, что о нем говорят: он стал Колоссом по праву рождения, по приказу Коула Сена и потому что напоминает отца. Он всегда старался быть сильным и мудрым лидером, поддерживать мир, уважать наследие деда, и хотя в клане его уважали и верили ему, подобное поведение не внушало страх соперникам. Враг ударил первым, и не по официальному главе клана, а по главному воину, и тем самым отмел все сомнения в том, что Горные намереваются захватить Равнинный клан.

Лана непросто было разозлить, но его руки сжались в кулаки, его затопило клокочущей волной стыда и ярости.

Дверь Фабрики открылась, и на пороге появились трое. Лан и Маик Кен подошли ближе к Хило, который не сдвинулся с места, поджидая приближающихся врагов. Первым шел молодой гонец Равнинных. Он поспешил вперед и снова рухнул на колени, как будто извинялся за то, что еще жив.

– Коул-цзен, мне жаль, что эти собаки не дали мне возможности умереть за Равнинных. Но они послали меня назад вместе с этими двумя.

За ним шли двое Зеленых Костей из Горного клана.

– Это они, – сказал Хило Лану. – Тот, что хромает, Чон. Брюнет – Гам.

Противники уставились друг на друга с затаенной ненавистью. Чон, Палец среднего звена, был ранен и исцарапан. Пот струился по избитому лицу, Чон бросил взгляд на бойцов Равнинного клана и тут же отвел глаза. Гам оказался более Зеленым и духом, и телом, нефрит висел вокруг его шеи, торчал в крыльях носа, обхватывал запястья. Он посмотрел прямо на Лана и заговорил первым.

– Колосс согласился на ваши требования, – сказал Гам. – Она одобрила нападение на вашего Штыря из-за многочисленных посягательств на права нашего клана, но признает, что поступила так в гневе и слишком поспешно. И потому, чтобы показать готовность к переговорам, мы уйдем из Трущобы, не считая небольшого района к югу от улицы Патриота, который мы всегда контролировали.

– Какая щедрость, – фыркнул Хило, – но это не все наши требования.

Щека Гама дернулась, но он по-прежнему смотрел на Лана.

– Мой Штырь отдает вам наши жизни в наказание за то, что мы не справились. Этот, – он кивнул на Чона, – не достоин смерти воина, но мой клан и честь требуют, чтобы я умер в соответствии с рангом, как настоящий Кулак Горного клана. Коул Ланшинван, Колосс Равнинных, я предлагаю тебе поединок на чистых клинках.

По правде говоря, Лан был ошеломлен. Потом он прищурился.

– Принимаю.

Равнинные столпились вокруг, чтобы услышать разговор, и теперь все разом сделали шаг назад, расчистив большой круг. Все, кроме Хило. Он наклонился к Лану и сказал вполголоса:

– Гам заслуживает казни, а не поединка. Это какая-то уловка.

– Ты ведь здесь и увидишь, так ли это, – ответил Лан. – Но мне так не кажется.

Он не стал уточнять, что уверен – таким способом Айт решила его проверить. О Хило она уже кое-что выяснила. Она пыталась его убить и не сумела. Теперь она хочет узнать, такой ли слабак Лан, каким она его считает. И результат определит ее следующий шаг, это явно стоило того, чтобы пожертвовать Трущобой. Если Колосс Равнинных отступит, он потеряет лицо перед лицом врагов и собственных Зеленых Костей.

– Тогда смерть от последствий, – предложил Хило. – Мы с Кеном этим займемся.

Лан ответил сердитым взглядом, и Хило замолчал. Что за Зеленая Кость пошлет раненого младшего брата драться с Гамом во второй раз, вместо того чтобы самому ответить на вызов? Лан, вне всяких сомнений, понимал, что, нравится это ему или нет, но ему придется стать Колоссом-воином, и самое худшее, что он может сейчас сделать, это по-прежнему превозносить боевое мастерство Хило по сравнению с собственным перед Кулаками клана и врагом.

А значит, будет именно так, он пойдет по пути Зеленой Кости. Если Айт понимает только язык силы, то нужно ясно на нем высказаться.

Гам отошел на несколько шагов.

– Нож или сабля?

Оружие всегда выбирает тот, кому бросили вызов. Хило предпочитал нож – компактный, смертоносный и всегда под рукой, но Лан не был уличным бойцом, а официальность и элегантность сабли-полумесяца выглядела более подобающей.

– Сабля, – ответил он.

– И ты ждешь, что я это одобрю? – скептически произнес Хило.

Предложение о поединке, «чистом клинке», было нерушимой клятвой. Победитель забирал жизнь проигравшего и его нефрит без каких-либо обязательств – родные или друзья не могли искать возмездия. В ответ на риторический вопрос брата Лан бросил на него быстрый взгляд.

– Боишься, что я могу проиграть?

Хило чуть повернул подбородок, чтобы посмотреть на Гама. Потом снова посмотрел на брата и сказал вполголоса:

– Он не так-то прост.

– Я тоже, – ответил Лан резче, чем хотел.

– У меня здесь с десяток Кулаков, которые готовы драться с Гамом от твоего имени. Ты же Колосс.

– Если я не могу драться, то не могу быть и Колоссом, – отрезал Лан, нагнувшись ближе, чтобы услышал только Хило, но тем самым он все-таки открыто признал то, в чем были уверены другие, хотя и не говорили вслух – сыну великого Коула Ду придется доказать, настоящая ли он Зеленая Кость.

Лан вытащил из ножен саблю работы Да Танори и протянул ее брату, и тот плюнул на клинок на удачу, хотя и не улыбнулся.

– У него отличное наступательное Отражение, – сказал Хило. – Лучше драться на близкой дистанции.

Он сжал Лана за плечо, а потом отошел к Кену. В груди у Лана заныло – он должен был сказать Хило что-то еще, просто на всякий случай, но это выглядело бы как дурное предзнаменование.

Лан не был особенно религиозен, но вознес молчаливую молитву монаху Цзеншу, Тому, кто возвращается, покровителю нефритовых воинов. «Старый дядюшка на небесах, сделай меня сегодня самым зеленым из всех». Потом он повернулся к Гаму и прикоснулся плашмя саблей ко лбу в приветствии. Гам повторил этот жест. Они начали кружить друг вокруг друга. Небо внезапно прояснилось, и в мостовую ударил солнечный луч. Камни в рукояти как будто вибрировали у Лана в ладони, вливая в него энергию нефрита, проясняя зрение, изменяя время и пространство. Секунды удлинились, расстояния сократились. Чутье пульсировало сердцебиением Гама. Лан ощущал, как меняется нефритовая аура противника, как она расширяется и сжимается, явно определяя, когда и как атаковать.

На одну кошмарную секунду на него нахлынули сомнения. Когда-то Лан был одним из лучших учеников Академии и выиграл немало серьезных состязаний, но прошло много лет после его последнего поединка. Гама Обена натаскивал Гонт Аш, и он имел гораздо больший и недавний бойцовский опыт. Пожалуй, Айт сделала мудрый ход. Лан может проиграть и тем самым обречет на поражение свой клан.

Почуяв секундную неуверенность Лана, Гам бросился в атаку. Сначала классический удар сверху, потом проворно сменил направление и полоснул по низу. Лан вовремя заметил обманный маневр и отвел клинок, потом размахнулся собственным для прямого выпада. Гам уклонился, его рука оказалась у головы, и клинок Лана ее царапнул.

Лан обрушил на Гама шквал быстрых ударов. Клинки запели в смертоносной схватке. Гам не сдавал позиции, отражая нападение, потом резко вильнул в сторону и ударил саблей Колоссу в бок. Лан почувствовал, как на ребра давит Сила врага. Он с легкостью отпрыгнул назад и приземлился на ноги. Наблюдатели поспешили отойти еще на несколько шагов.

Теперь Лан оказался слишком далеко, чтобы достать противника саблей, и вспомнил предупреждение Хило, как раз когда Гам выбросил вперед левую руку с яростным и пронзающим сгустком нефритовой энергии, послав такую мощную волну Отражения, которая швырнула бы обычного человека на землю. Лан устоял и бросил собственный вертикальный щит Отражения, рассекший атаку, как нос лодки воду. Столкнувшиеся потоки энергии завибрировали по его телу, стиснутые зубы застучали, и Лана откинуло назад.

Гам втянул свою ауру обратно, как отступающую волну прибоя, готовясь послать новый поток Отражения. Лан бросился на него, Легкость и Сила придали ему невероятную скорость. Его сабля прорезала смертоносный путь к шее Гама. Тот пригнулся под ударом, крутанулся и ударил ребром ладони в грудь.

Всю собранную для Отражения энергию он сконцентрировал в ударе. Лан вложил все силы в Броню, зная, что умрет, если врагу удастся ее пробить.

Все вокруг стало нечетким, энергия Гама колотила его и сгибала. Она проткнула грудную клетку и обхватила сердце. Смерть уже коснулась краешка сознания. Его Броня дала трещину, но не сломалась. Она на мгновение застыла, а потом метнулась вперед, разбивая силу удара. Он ведь как-никак Коул.

Гам вложил в эту попытку все силы. Он покачнулся, его нефритовая аура побледнела и истончилась. Лан погрузил клинок в бок сопернику, как в мягкий соевый творог. У него тоже почти не осталось сил, но все-таки он поднажал, взрезая плоть и артерии. Его Чутье наполнилось какофонией звуков, словно утонуло в настоящем шуме – последний всплеск боли и страха со стороны Гама, выброс энергии, когда жизнь покидала его тело, смешался с восторженными криками воинов Равнинного клана. А потом Второй Кулак Горных рухнул на землю.

Лан упал на колени, тяжело дыша.

– Спасибо за помощь, дядюшка Цзеншу, – прошептал он. А затем, повысив голос, чтобы все слышали, произнес над телом соперника: – Ты с честью носил свой нефрит и умер, как подобает Кулаку. Ты был достойным противником, Гам, и станешь потерей для своего Штыря. – Он вытер саблю с обеих сторон о левый рукав, высоко поднял ее и встал на ноги. – Мой клинок чист.

Коул Хило коротко кивнул Маику Кену. Кулак шагнул к Чону Даалу, опустившемуся на колени в знак покорности судьбе. Маик откинул его голову назад и перерезал глотку от уха до уха одним быстрым и глубоким движением ножа, а потом швырнул его лицом на асфальт.

– Равнинный! Равнинный! – хором взревели Зеленые Кости. – Коул Лан-цзен! Кровь за Колосса!

Они опустились на колени и стали колотить по земле в барабанном бое аплодисментов, их вибрирующая, но сдерживаемая Сила раскалывала асфальт. Лан срезал ожерелье и браслеты врага и вырвал из носа гвоздики. От такого количества нефрита в руке пересохло горло, а череп стало покалывать, словно корни волос заряжены электричеством. Оглушенный от облегчения, он двигался как во сне.

Он встал.

– Уходим, – прокричал он. – Но пусть враги знают – Равнинные защищают и мстят за своих. Заденешь одного – заденешь всех. Начнешь с нами войну – и мы вернем ее сторицей. Никто не заберет то, что принадлежит нам!

Лан поднял горсть выигранного нефрита над головой, и шум стал громче. Хило скрестил на груди руки и с улыбкой покачивался на каблуках.

Зеленые Кости снова расселись по машинам. Жажда крови, может, и не совсем угасла, но притупилась исходом поединка. Лан с мрачным удовлетворением смотрел, как его чествуют бойцы клана – так же, как они чествуют Хило. Для наблюдателей схватка была быстрой и решающей. Горные не станут мстить за убийства. Равнинные не потеряли ни одной жизни, и Трущоба почти полностью окажется в их руках. Это победа. Разве не так?

Лан прошел мимо своего серебристого автомобиля и открыл заднюю дверь «Княгини». Усевшись в одиночестве на заднем сиденье, он бросил завоеванный нефрит рядом с собой. Потом снял саблю и положил на пол у ног. Нефритовые браслеты и ремень казались страшно тяжелыми, и Лан чувствовал боль глубоко внутри. Интересно, заметил ли кто-нибудь, насколько исход схватки висел на волоске?

Хило устроился на переднем пассажирском сиденье. Как только Маик Кен завел машину, они покатили по шоссе обратно, Хило повернулся и предложил брату сигарету, а потом прикурил ее. Он снова повернулся лицом вперед и наполовину опустил окно.

– Болит, наверное, страшно, – тихо произнес он. – Приляг, Лан. Здесь нет никого, кроме нас.

Глава 21. Семейный разговор

Шаэ сидела рядом с дедом, ее ладонь покоилась на его узловатой руке. После суматохи с отъездом братьев дом стал необычно тихим. Она гадала, куда делся Дору, в доме ли он или ушел, чтобы сделать несколько телефонных звонков или чем там он еще занимается. Она подумывала пойти проверить, но не хотела покидать деда. Он усох и исхудал, таким она никогда его не видела. Под кожей со старческими пятнами еще гудела его сила, тяжелая нефритовая аура, скованная железной волей, но в его вялой позе чувствовалось горькое понимание, что он больше не сердце клана. Не Факел Кекона.

Кьянла принесла Коулу Сену тарелку с нарезанными фруктами и засуетилась с одеялом и подушками, устраивая его поудобней в кресле у окна. Он отмахнулся от нее и обратил ясный, но усталый взгляд на Шаэ.

– Почему ты не переедешь домой? Чем ты занималась все это время?

Шаэ напряглась, но вопросы деда звучали скорее озадаченно, чем сердито. С грустью.

– Ты хочешь жить в Жанлуне, но не с семьей? У тебя появился мужчина? Очередной иностранец, которого ты не хочешь приводить домой?

– Нет, дедушка, – раздраженно ответила Шаэ.

– Ты нужна братьям, – напирал он. – Ты должна им помочь.

– Они не нуждаются в моей помощи.

– Да что с тобой? Ты совсем не такая, как прежде, – заявил Коул Сен. – Раньше я считал тебя лучшей из внуков. Помнишь?

Шаэ не ответила.

Она старалась не смотреть на подъездную дорожку, как на кофейник на плите. С тупым отчаянием она поняла, что стала такой, какой клялась никогда не становиться – женщиной вроде ее матери, сидящей дома и ожидающей мужчин после опасной и жестокой работы. У прежней Шаэ это вызвало бы отвращение. Она – дочь Коула Ду, внучка Коула Сена, любимая внучка. В детстве мысль о том, что она займет не такое же положение, как братья, была анафемой.

Где-то в нижнем ящике комода в ее детской спальне лежал дневник, который она вела подростком в Академии. Он заложен на странице с вертикальной чертой по центру, делящей ее на две колонки. Наверху одной – ее имя, над второй – Хило. Годами Шаэ записывала все очки и оценки, полученные в Академии. Втайне от Хило она делала то же самое и для него. Кое в чем он был талантливей, но она тренировалась упорней, училась усердней, сильнее хотела преуспеть. Она выпустилась лучшей в классе, хотя и была самой младшей. Хило был шестым.

Она была лучшей Зеленой Костью, чем брат, и гордилась этим. Ей понадобилось еще несколько лет, чтобы понять, как мало это значит. Недостатками, снизившими оценки Хило – пропуски занятий, побеги из общежития, участие в уличных драках, – он заслужил восхищение многочисленных сторонников. Бесконечные часы, которые Шаэ провела в одиночестве, за исступленной зубрежкой или тренировками, отдалили ее от остальных учеников, в особенности от девушек. Хило проводил время в широком кругу друзей, ставших его самыми преданными Кулаками и Пальцами. Оглядываясь назад, Шаэ почти смеялась над своей подростковой наивностью, безнадежным энтузиазмом и неизбежным разочарованием.

Однажды Хило обнаружил ее дневник и страницу с двумя колонками, методично сравнивающую их успехи. Он хохотал до слез. Рассказал своим друзьям, и они безжалостно насмехались над ней. Шаэ униженно и с яростью смотрела, как он веселится, насколько брату безразлично ее стремление его обойти. Ее гнев лишь еще больше развеселил Хило.

– Для чего ты это хранишь? – махал он перед ней тетрадью. – Ты была лучше меня в школе, это точно. И что, собираешься хвастаться этим десять лет спустя? – Он с улыбкой бросил ей дневник, и тем разъярил Шаэ еще больше – он даже не потрудился забрать дневник или разорвать. – Для чего ты так старалась все это время, Шаэ? Однажды Лан станет Колоссом, я буду Штырем, а ты – Шелестом. И кому какое дело до наших оценок?

Почти так и вышло. Лан стал Колоссом, Хило – Штырем. Лишь она разрушила триумвират. Она – отрезанный ломоть. Хило рассвирепел, когда она уехала, не потому что ненавидел эспенцев или Джеральда, или даже ее поступки и секреты. Все дело было в ее отказе занять надлежащее место в его видении мира. В гостинице он заявил, что прощает ее, но Шаэ с трудом в это верила.

Она попыталась скормить деду фрукты, но он не захотел, и Шаэ съела их сама.

– Война была самым простым временем, – внезапно пробормотал Коул Сен. – Шотарцы были жестоки, но мы могли им противостоять. А что сейчас? Эспенцы скупают все – наш нефрит и наших внуков. Зеленые Кости дерутся друг с другом, как уличные псы! – Его лицо исказило страдание. – Я не хочу больше жить в этом мире.

Шаэ схватила деда за руку. Пусть он и старый тиран, но ей больно было слышать эти слова. Она дернула себя за правое ухо, вспомнив, как Джеральд всегда высмеивал суеверную кеконскую традицию.

– Не говори так, дедушка.

Шаэ снова посмотрела в окно и поднялась так быстро, что сбила поднос с фруктами. Ворота открылись. На парковку во двор въезжали машины.

Шаэ позвала Кьянлу и поспешила вниз по лестнице. В дверь вошли оба ее брата. Шаэ окатила волна облегчения, так, что задрожали колени, она схватилась за перила, чтобы не упасть. Лан слегка улыбнулся.

– Не смотри так. Я же говорил тебе, что мы вернемся.

– Ты пропустила все веселье, Шаэ, – сказал Хило. Он гордо положил руку на плечо Лану и позвал своего Первого Кулака:

– Кен, займись ребятами. Мне предстоит семейный разговор. И не впускай никого.

Они вернулись в кабинет Лана и закрыли дверь.

– Как насчет дедушки? – спросила Шаэ. – И Дору?

– Они подождут, – отозвался Лан.

Это ошеломило Шаэ – насколько она помнила, Лан всегда включал Коула Сена и Дору в обсуждения решений клана. Исключение патриарха и Шелеста было неслыханным. И четким знаком, что ветер в клане резко переменился.

И еще более тревожный знак – она здесь. Братья включили ее в разговор, хотя она и не носит нефрит. Люди могут подумать, что она замещает Дору. Этого Шаэ совсем не хотела, но и уйти нельзя. И пусть она твердила себе, что не должна здесь находиться, она села в кожаное кресло. Лан осторожно опустился в кресло напротив, и Шаэ поняла, что он ранен. Крови не было, но выглядел он бледным и измотанным, даже хрупким – она и не предполагала, что старший брат может так выглядеть.

– Лан, – сказала она, – тебе нужно к врачу.

– Позже, – ответил он.

Шаэ заметила, что он перекатывает в левой ладони нефритовые бусины – новые, поняла Шаэ. Нефрит, который он завоевал.

– Что произошло? – спросила она.

– Отправили двух Горных в могилу, – отозвался Хило. Он так и не сел. Он был по-прежнему вооружен до зубов и не расслабился. – Лан разделался с их лучшим Кулаком в поединке на чистых клинках, а другого мы казнили. Трущоба наша.

– Ты не улыбаешься, – заметила Шаэ.

Войдя в дверь во главе своих бойцов, Хило триумфально ухмылялся. Наедине с Ланом и Шаэ он хмурился.

– Это лишь первый ход, – объяснил Лан. – Они попробуют еще раз.

Хило прошелся перед аккуратными книжными полками Лана.

– Вчера вечером Айт послала людей, чтобы напали на меня из засады. Сегодня Гонт отправил своего Кулака на бой с Ланом. Горные дают понять, что могут ударить по самой нашей верхушке, даже не показывая лиц. Сейчас кажется, будто мы побеждаем, но они слишком близко. Они нанесли нам удар. Люди начнут болтать, а для нас это плохо.

– Ты убил четверых из них, – возразила Шаэ.

– Десять Кулаков – ничто по сравнению с Колоссом.

Лан перевел взгляд на Шаэ. Он явно старался двигаться как можно меньше.

– Расскажи о том, что ты обнаружила. В Казначействе.

Шаэ непроизвольно огляделась, как будто ожидая увидеть затаившегося в уголке Дору.

– Я уже говорила тебе о новом оборудовании, за которое расписался Гонт. Ну так вот, его уже используют. Добыча на рудниках в этом году выросла на пятнадцать процентов, самый высокий прирост за десять лет. И я подумала – а куда девается дополнительный нефрит? Я изучила финансовые отчеты КНА и не обнаружила там увеличения добычи. Продажи на экспорт не увеличились, ты сам сказал, что предложение об увеличении квот не прошло. Распределение по школам боевых искусств, храмам и лицензированным покупателям выросло только на шесть процентов. А значит, куча нефрита добыта, но не продана.

– Тогда она хранится в Казначействе, – сказал Хило.

– А вот и нет, – ответила Шаэ. – Я пошла в Кеконское Казначейство и проверила записи за последние три года. Там нет такого увеличения запасов, которое бы соответствовало увеличению добычи. Где-то между рудниками и хранилищем нефрит исчезает.

– Как такое возможно? – удивился Лан. – Аудит из офиса Шелеста… – он запнулся и сомкнул зубы, на челюсти заиграли желваки.

– Дору, – выплюнул имя Шелеста Хило и мотнул головой в сторону закрытой двери. – Он замешан. Горные производят лишний нефрит и продают его перед нашим носом, дурачат другие кланы в КНА и Королевский совет. А старый хорек без яиц покрывает Айт и держит нас в неведении.

На лицо Лана легла тень.

– Дору всегда был верен семье. Он с детства нам как дядя. Я не верю, что он продал нас Горным.

– Не исключено, что он не знает о разнице в данных, – предположила Шаэ. – Кто-то из его подчиненных подменяет отчеты.

– И ты в это веришь? – спросил Хило.

Шаэ помедлила с ответом. Как бы ни был ей отвратителен Дору, она соглашалась с Ланом в том, что невозможно представить старого Шелеста предателем. В делах войны или бизнеса дед доверял ему многие десятилетия. Как Факел Кекона мог так в нем ошибиться?

– Не знаю, – сказала Шаэ. – Но он должен уйти. Если он не предатель, то беспечный Шелест.

Лан переглянулся с Хило.

– Мы с этим разберемся. – Он снова повернулся к Шаэ. – Ты уверена, что у тебя есть доказательства всему сказанному?

– Да.

– Задокументируй все это и завтра же передай три экземпляра Вуну Папидонве. И только Вуну. – Лан помедлил. – Спасибо, Шаэ. Я ценю все, что ты сделала, обнаружив это. Надеюсь, я не слишком тебя обременил. Прости, если так.

Ну вот. Ее выпроваживают так же быстро, как и пригласили.

– Мне не в тягость, – выдавила она.

Недели в пути, корпение до самой темноты над папками в комнате записей Казначейства, изучение счетных книг и отчетов до рези в глазах. Она не могла почувствовать тяжелый взгляд Хило, которым он проводил ее до двери.

– Шаэ, – окликнул ее Лан. Она остановилась у порога, и тогда он мягко сказал: – Приходи иногда к нам обедать. Когда захочешь. Нет нужды предупреждать заранее.

Шаэ кивнула, не поворачиваясь, и вышла. Тяжелая дверь щелкнула за ее спиной. Она прислонилась к ней и на мгновение закрыла глаза, борясь с той же оглушающей смесью эмоций, как этим утром в такси. Почему она так расстроена тем, что ее выгнали, если еще несколько минут назад не хотела находиться в этой комнате? Она как будто с силой ударила себя по обеим щекам. Невозможно иметь и то, и другое!

И хорошо, что Лан ее отпустил. Шаэ со стыдом признала, что дедушка все-таки прав: она больше не знает, кем стала.

Глава 22. Честь, жизнь и нефрит

Как только за Шаэ закрылась дверь, Лан сказал Хило:

– Найди доверенного человека, чтобы следил за Дору. Пусть у него будет поменьше нефрита, так он останется незамеченным. У тебя есть информатор в офисе Шелеста? – После кивка Хило Лан продолжил: – Я хочу знать, поддерживает ли он контакты с Горными. Предатель ли он.

– Мы могли бы позвать его сюда и быстро это узнать прямо сейчас.

Лан покачал головой.

– А если мы ошибаемся? Да и даже если правы? Дору для дедушки как брат. Он единственное, что осталось у деда от дней славы. Ты не видишь их вдвоем каждое утро, а я вижу. Они до сих пор пьют чай и играют в круговые шахматы под сливой во дворе, как старые супруги. Если Дору обвинят в измене, это убьет старика. – Лан на мгновение закрыл глаза, а потом снова открыл. – Нет. Мы должны знать наверняка, и если это правда, действовать по-тихому, чтобы дедушка не узнал.

– Дору заподозрит, что мы за ним следим, – возразил Хило, – а все остальные начнут задавать вопросы. Как ты собираешься объяснить, что сейчас мы не включили его в разговор?

– Как-нибудь разрулю. Скажу, что мы говорили с Шаэ, как братья с сестрой, пытаясь убедить ее вернуться в клан.

Хило наконец сел – в то кресло, которое покинула Шаэ. Лан немного откинулся назад. Из-за нефрита в руке и кармане аура Хило казалась ему слишком яркой.

– А что насчет Шаэ? – спросил Хило.

– А что насчет нее?

– Ты велел мне не давить на нее. Сказал, что мы оставим ее в покое, пусть шатается по округе без нефрита, если ей так хочется.

– Верно.

– А потом отправил ее копаться в делах клана. И даже не сказал мне. Если бы я знал, что она работает на тебя, то был бы с ней любезнее. – Хило склонил голову набок. – Не пойми неправильно, я не возражаю. Но что это значит? Ты хочешь, чтобы она вернулась, или нет?

Лан медленно выдохнул через нос.

– Я бы не стал просить ее сделать что-то для клана, но мне нужен был человек, разбирающийся в цифрах, тот, кого не контролирует Дору, который мог бы подтвердить мои подозрения. Учитывая то, что она обнаружила, я не сожалею об этом, но это не означает, что я переменил мнение.

– Скоро тебе понадобится новый Шелест, – напомнил Хило.

– Нет, – отрезал Лан. – Если она решит вернуться в клан, это одно. Но я не собираюсь напирать, приказывать или угрожать, чтобы она вернулась. И уж тем более не нужно нажима с твоей стороны, ей хватило и дедушки. Теперь у Шаэ эспенское образование, чего нет ни у кого из нас, и значит, у нее в жизни есть выбор, которого нет у нас. Жанлун не только для Зеленых Костей. Можно жить и без нефрита, как обычный человек, обычной жизнью, как миллионы других.

Хило поднял руки.

– Хорошо, хорошо.

– Вы больше не дети. И оба имеете право сделать собственный выбор. Я не собираюсь вытирать разбитые носы и объяснять, что нужно уважать друг друга.

– Я сказал – хорошо. – И через мгновение Хило добавил: – Лан. Я не заметил, пока не сел поближе, но твоя аура выглядит не очень. Она… – Он закрыл глаза и отвернулся, сосредоточившись на Чутье. – Она горит, пульсирует. Как будто не твоя.

– Это все новый нефрит. Нужно к нему привыкнуть. Сам знаешь, каково это.

Он сидел прямо, но сердце колотилось.

Хило открыл глаза.

– Ты не обязан его носить.

– Я его выиграл. – Лан удивился, что словно оправдывается. – И он мой по праву. Ты носишь весь выигранный нефрит, разве не так?

– Конечно, – пожал плечами Хило.

– Что ты взял вчера ночью?

Хило откинулся назад и приподнялся, чтобы порыться в карманах и вытащить добычу.

– Кольца, браслет и подвеску. Конечно, я сделаю другую оправу. – Он протянул нефрит Лану. – Часы и серьги принадлежат Маикам. А еще ремень у меня в машине, он тоже по праву принадлежит им. – Он сунул нефрит обратно в карман. – Но не так много, как у Гама.

– И все равно в сумме у тебя больше.

Лан поморщился. Неужели он это сказал?

Хило тоже удивленно распахнул глаза.

– Так вот в чем дело? – Он провел языком по губам. – Я ведь Штырь. От меня не ожидают ума. От меня ждут, что я буду носить груду нефрита. Все люди разные.

– Некоторые люди лучше. Кровь у них гуще.

Лан гадал, что с ним не так, почему он говорит с такой горечью и несдержанно. Усталость от тридцати шести часов на ногах, драка перед Фабрикой, а теперь еще и нефрит – все навалилось. Слишком много всего и слишком быстро.

– Я много лет не дрался в поединках, Хило. Айт убила Штыря своего отца и двух его Кулаков. А сегодня мне пришлось драться перед нашими людьми, и я должен был победить. Завтра все обратят внимание, ношу ли я доказательство того, что кровь у меня достаточно густа и Равнинные выстоят в войне против Горных. Ты лучше кого-либо знаешь, что это так.

Хило смотрел на него не моргая.

– Ты прав, это так. – Он опустил взгляд на ковер, скривив губы, и снова посмотрел на брата. – Но тебе не обязательно делать это прямо сейчас. После того, как Гам тебя ударил. Ты же ранен. Отложи нефрит, Лан. Дай себе передышку. – Он поднялся и протянул руку за нефритом.

С инстинктом собственника Лан крепче стиснул камни в кулаке. Его нефрит. Как младший брат смеет думать, что может забрать камни? Аура Хило была такой резкой и такой близкой, почти ослепляла. Но он по-прежнему стоял с протянутой рукой, и Лан Чуял лишь беспокойство, никакой жадности.

С внезапной ясностью он понял, что это все нефрит: он доводит его до грани, накручивает эмоции. С самого детства ему рассказывали о первых предупредительных симптомах избыточного нефрита, как рассказывали каждой Зеленой Кости. Резкие перепады настроения, искажение чувствительности, дрожь, потливость, жар, учащенное сердцебиение, тревожность и паранойя. Симптомы могут появляться внезапно или постепенно. Могут возникать и исчезать месяцами и годами, но усиливаются стрессом, болезнью или ранением. Если оставить их без внимания, они могут развиться в Зуд, а он почти всегда смертелен.

Теперь Хило смотрел испытующе. Лан заставил себя раскрыть ладонь и высыпать нефритовые серьги-гвоздики на столик. Он вытащил из нагрудного кармана ожерелье и отодвинул от себя нефрит Гама.

Через несколько секунд все разительно переменилось, как будто внезапно отступила высокая температура. Сердечный ритм успокоился, болезненная резкость очертаний исчезла. Аура Хило снова стала привычным гладким гулом. Лан медленно и глубоко вздохнул и выдохнул, стараясь не так очевидно выдать свое облегчение.

– Лучше?

Хило кивнул и снова сел, но в его взгляде осталась неуверенность, которая не нравилась Лану. Значит, даже Хило сомневается в его способностях. Коул Сен – всего лишь старая развалина, Дору, возможно, предатель, а Шаэ отказывается носить нефрит. Остались только они с Хило. Что случилось с большой семьей Коулов?

– Иди, Хило, – сказал он. – У нас обоих много дел.

Хило не сдвинулся с кресла.

– Хочу спросить тебя еще кое о чем, – сказал он. Лан почти никогда не видел брата таким нервозным, но теперь Хило потер ладони и откашлялся. – Я хочу жениться на Вен.

Лан постарался сдержать вздох.

– Нам правда нужно обсуждать это прямо сейчас?

– Да. – Голос Хило приобрел настойчивые нотки. – После вчерашнего вечера я не хочу терять время, Лан. Не хочу лежать на мостовой, истекая кровью в последние секунды жизни, и думать, что я не сделал все, чего хотел. Что не дал ей этого, когда еще мог.

У Лана раскалывалась голова и пересохло в горле. После резкого добавления, а потом отказа от нового нефрита он чувствовал себя так, будто голову оторвали, а потом втиснули на место слишком плотно. Он почесал бровь.

– Ты правда ее любишь?

К его удивлению, Хило оскорбился:

– А иначе с чего бы я спрашивал?

Лану хотелось сказать, что одной любви недостаточно, когда речь идет о браке. Было время, когда он думал, что ее достаточно. Эйни тоже так думала. Она знала, что однажды он станет Колоссом, уверяла, что все понимает и все будет хорошо, ведь они любят друг друга. Он убедил и ее, и себя, что, возглавив Равнинный клан, он не изменится, что это не изменит их отношения. Конечно, они оба ошибались. Оглядываясь назад, Лан видел, что с самого начала в их отношениях были трещины, но требования клана увеличили их до непреодолимой пропасти.

Предупреждение о том, что любовь не длится вечно, не пойдет впрок Хило. Он не из тех, кто может посмотреть на важные вещи в такой абстрактной манере.

– Ты знаешь, как я отношусь к Вен, – сказал Лан. – Она милая девушка и всегда уважала клан, я с радостью приму ее как сестру. Но ее семья ниже твоей по положению. Все знают, что Маики опозорены. Многие в Равнинном клане по-прежнему считают, что им нельзя доверять, и пусть никто не произносит этого вслух, Вен считают незаконнорожденной.

Шея Хило покраснела, а лицо напряглось.

– Все это случилось много лет назад. Нельзя винить Маиков в грехах их родителей. Я сделал Кена и Тара Первым и Вторым Кулаками и не стал бы так поступать, если бы не был готов доверить им жизнь. И мне плевать, кем был отец Вен. Она входит в Равнинный клан и хороший человек – любящий и преданный.

– Не сомневаюсь, – сказал Лан. – А также каменноглазая. Всегда найдутся люди, которые сочтут, что она приносит несчастье, или будут шептаться, будто она родилась такой в качестве наказания родителям, потому что незаконнорожденная. Не смотри так сердито. Я лишь говорю, что у клана долгая и суеверная память. А ты – Штырь и не должен об этом забывать.

– Плевать мне на мнение любого другого, я спрашиваю тебя, – почти с отчаянием произнес Хило. – Ты готов простить Шаэ и принять ее обратно, но не желаешь принимать Маиков?

– Это другое. Шаэ все-таки Коул, что бы ни произошло. А ты хочешь связать семью с опозоренным именем и стать отцом детей каменноглазой.

По ауре Хило перекатывались волны напряжения.

– Как я могу тебя убедить? – Он впился взглядом в Лана. – Клянусь, больше я в жизни ни о чем не попрошу.

Порой Лана поражало, насколько младший брат на него не похож. Близорукий, это да, но беззаветно преданный. Настолько пылкий, что трудно было сомневаться.

– Ты уже все решил, – сказал Лан. – Я высказал свои опасения, но решать тебе, Хило. Тебе не нужно мое позволение.

– Не говори так, – огрызнулся Хило. – Это идиотские отговорки. – Он подался вперед, так что наполовину привстал с кресла. – Ты мой старший брат. И ты Колосс! Когда Колоссом был дедушка, мы листок не могли уронить во дворе без его разрешения. Люди приходили к нему, чтобы получить одобрение браков, нового бизнеса, имен для детей и собак, расцветки гребаных обоев. Дай мне свое благословение или прокляни, но не умывай руки. Женитьба на Вен не будет ничего значить без одобрения Колосса. Никто не примет ее всерьез.

С другой стороны, если Лан благословит этот союз, он публично простит семью Маик. Пошлет сигнал, что прошлая измена забыта. Маики могут стать правой рукой Коулов. Другие семьи будут завидовать и злиться. Но если не дать разрешения, он обидит Хило, а Хило умеет обижаться всерьез. Лан разрушит отношения с братом и Штырем в то самое время, когда клан не может позволить себе ослаблять семью.

Руки и ноги Лана налились такой тяжестью, что он мог утонуть в кресле. Похоже, все в клане требуют от него решений, которые неизбежно кого-то заденут или оскорбят и приведут к новым проблемам.

Глядя Хило в лицо, он понял, что просто не может отказать брату. Даже если бы он знал, как все повернется с Эйни, разве не попытался бы обмануть судьбу? Скорее всего, попытался бы. А что касается Хило и Вен, то все озвученные претензии – грехи прошлого, политика клана, суеверия – не имели отношения к тем нескольким секундам вчера вечером в «Божественной сирени», когда Маик Кен ответил на невысказанный панический вопрос Колосса: «Он жив. Он цел», и тогда Лан внезапно понял, что застрял в дверном проеме, что не готов возглавить клан во время войны. Он не сумел бы справиться с такой жестокой потерей.

– Ты прав, Хило, лучше подумать об этом сегодня, потому что завтра может и не быть. Я даю тебе свое благословение жениться на Маик Вен, – сказал Лан, стараясь, чтобы голос звучал искренне и радостно, как и надлежало. – Назначь дату. Когда захочешь.

Хило поднялся с кресла, встал на колени и поднял ко лбу сомкнутые ладони.

– Клан – моя кровь, а Колосс – его повелитель, – продекламировал Хило церемониальную клятву Зеленых Костей, которую оба они приносили много лет назад. – Если я когда-нибудь предам брата своего, то пусть умру от клинка. Если я когда-нибудь не приду на помощь брату моему, то пусть умру от клинка. Если я когда-нибудь буду искать выгоду за спиной брата моего, то пусть умру от клинка. – Он низко поклонился, прикоснувшись лбом к ковру. – Клянусь честью, жизнью и нефритом.

Лан хотел возмутиться столь театральным выражением благодарности, но когда Хило выпрямился, он улыбнулся своей открытой и добродушной улыбкой, предполагающей, что его больше ничто не тревожит и никому не стоит ни о чем тревожиться, и все идет своим чередом. Трудно ожидать подобного от человека, который пережил такой день, как сегодняшний.

Хило поднялся с пола, забрал со стола оружие и положил руку на плечо Лану перед уходом. Он кивнул на груду нефрита Гама.

– Поспи немного, прежде чем снова это наденешь.

Глава 23. Дары Осеннего фестиваля

Под вой ветра иглы дождя впивались в затылок Беро, пока он затаскивал последние коробки в фургон и влезал следом. Его напарник по кличке Щекастый захлопнул заднюю дверь.

– Езжай! Езжай! – заорал Беро водителю.

Фургон с визгом рванул с места, отбросив Беро к стенке. Он поднялся на ноги среди коробок, набитых дорогими фирменными бумажниками, обувью, сумками и ремнями, и протиснулся на пассажирское сиденье. Беро высунул голову в окно и посмотрел назад – водитель грузовика по-прежнему лежал ничком под своим полуприцепом, руки на голове. Погони не видно.

Он втянул голову обратно в фургон, поднял окно и немного расслабился, а потом совсем успокоился – фургон свернул на шоссе КЛ-1 и помчался на юг, подальше от Доков. Их настиг дождь, заливающий ветровое стекло с такой скоростью, что шумные дворники едва справлялись. Через завесу воды фары других машин на дороге казались яркими красными мазками, как фонари Осеннего фестиваля. Беро удобней приладил пистолет на поясе и с ликующим возгласом ткнул кулаком в потолок.

– Вот это улет, кеке!

Вся операция заняла меньше пяти минут. Скорость и планирование – вот ключ к успеху ограбления. При такой серьезной охране любая ошибка смертельна. Суда имеют вооруженную охрану, а Доки патрулируют Зеленые Кости. Лучше всего ограбить фуру, как только ее загрузят, но до того, как она выедет на дорогу. Беро был новичком в этой игре, но быстро учился и жаждал преуспеть. Это было его третье успешное ограбление за несколько недель. Это нравилось Мадту и, в свою очередь, тем, кто стоял над ним, тем людям, с которыми так хотелось встретиться Беро.

Водитель фургона, неразговорчивый тип по имени Тас, с плохой кожей и всегда в черной футболке, свернул с шоссе к южной части Джонки. Он вырулил в переулок позади магазина уцененных товаров «Еще послужит» и въехал задом в открытую дверь гаража. Вышел Мадт, чтобы проинспектировать товар. Он довольно хмыкнул и отсчитал деньги на подержанном бильярдном столе, пока Щекастый вместе с сыном-подростком Мадта выгружал награбленное.

– Теперь вам стоит быть осторожнее, – сказал Мадт, бросив каждому по дополнительной пачке банкнот. – Кланы собираются воевать.

Война кланов была и возможностью, и опасностью. Дерущиеся друг с другом Зеленые Кости обращают меньше внимания на воров и контрабандистов, но взамен становятся более безжалостными с теми, кого поймают, в особенности, если преступники связаны с вражеским кланом.

– Есть еще наводки? – спросил Беро, застегивая молнию на потайном кармане с деньгами.

В приоткрытую дверь гаража заколотил порыв ветра.

Мадт вытащил из заднего кармана сложенный конверт и протянул его Тасу. Тот покачал головой.

– Я завязал.

– Завязал? – воскликнул Беро. – После такого дела?

– Я пока еще не готов умереть, – проворчал Тас. – Хочу закончить, пока на коне. – Он мотнул головой в сторону Беро: – Отдай ему.

Тас двинул обратно к фургону.

Мадт даже не посмотрел в его сторону. Он передал конверт Беро, тот открыл его и быстро заглянул внутрь: несколько скрепленных вместе листков бумаги. Расписание поездок компании «Грузоперевозки ТК» из Летней гавани и обратно на ближайшую неделю. Беро улыбнулся, на него произвело впечатление, что Мадт имеет доступ к таким важным сведениям. Он сунул конверт в куртку вместе с деньгами.

В гараж ударила стена дождя, намочив цементный пол и хлопнув по коробкам.

– Эй! – крикнул Мадт сыну. – Закрой дверь, пока мы здесь не утонули. Потом сходи в магазин и заклей окна. Йофо опять не в духе. Приближается тайфун, наверняка начнется завтра или послезавтра. – Он пробежался рукой по сырым кудрям. Рукав задрался, и Беро заметил цепочку следов от иглы на запястье. Мадт подозвал Щекастого и сказал им с Беро заговорщицким тоном: – Молодцы, ребятки. Такие молодцы, что кое-кто хочет с вами встретиться. Может, продвинетесь выше, получите больше работы. Готовы?

– А то, – сказал Беро.

Щекасный нервно потоптался, но кивнул.

– Так я и думал, – сказал Мадт и направился к магазину. – Тогда пошли.

– Он сейчас здесь? – спросил Беро.

– Здесь, и прямо сейчас, – весело пропел Мадт и жестом велел следовать за ним. – Сегодня удачный для вас день, кеке.

Через внутреннюю дверь гаража они оказались в магазине. Часы работы давно уже прошли, он был заперт. У задней двери горела одна флуоресцентная лампа, освещая корзины с солнцезащитными очками и контейнеры с пластиковыми шлепанцами у входа в туалет. Темные ряды тянулись дальше в зал. Внутри находились только сын Мадта, натягивающий на окна крест-накрест синюю ленту, и еще один человек, сидящий в темноте на прилавке с кассой, на полу у его ног лежал вещмешок.

Мадт подвел к нему Беро и Щекастого и приложил ладони ко лбу в приветствии.

– Это те ребята, о которых я говорил, – сказал он. – Третий оказался недостаточно голодным и соскочил, так что теперь их только двое.

Тип спрыгнул с прилавка. Он был Зеленой Костью с небольшой эспаньолкой, нефритовыми серьгами в ушах и нефритовым кольцом в носу, в длинном зеленом дождевике поверх темной одежды и армейских ботинок. Он с ленивым интересом осмотрел Беро и Щекастого, его глаза оставались в тени.

– Как вас зовут?

Беро ответил и поднял сомкнутые ладони.

– А как зовут вас, цзен?

– Для тебя – никак, – отозвался Зеленая Кость. – Я тебя не знаю, а ты не знаешь меня. Это территория Равнинных. Так что если тебя сцапают люди Коула и начнут выбивать дурь, ты не назовешь мое имя. – Мальчишки молчали, и его губы изогнулись в улыбке. – Что, испугались? А если так, вам лучше выйти в ту же дверь, через которую пришли.

– Мы не испугались, – сказал Щекастый, но не вполне убедительно.

– Мне нужно то же, что есть у Мадта, – сказал Беро. – Просто скажите, где это достать.

Зеленая Кость понимающе кивнул.

– Что, нефритовая лихорадка доконала, а? Если ты сейчас притронешься к зеленому камушку, то без тренировки или дозы качественного «сияния» твоя аура будет похожа на гребаную пожарную сирену. Любая Зеленая Кость поблизости поймет, что ты вор, и в три секунды с тобой разделается. – Он умолк и погладил бороду. – Мадт – дело другое. Видишь ли, он друг клана, рассказывает о том, что нам нужно знать, работает там, где не можем мы. Мы это ценим и потому о нем заботимся. У него… скажем так, статус ассоциированного члена. Вы тоже можете его получить, если докажете свою полезность клану.

Беро и Щекастый кивнули.

– Отлично. Зеленые Кости снимают нефрит с трупов врагов. Так что если хотите стать воинами, вам понадобится оружие.

Зеленая Кость опустился на колени и расстегнул вещмешок. Он вытащил автомат «Фуллертон-С55» и протянул его Беро, потом вынул еще один и отдал Щекастому. Беро ощутил в руках вес оружия и глубоко вдохнул. Он никогда не имел ничего крупнее карманного пистолета и не мог поверить в свою удачу. Он как будто держал в руках ребенка – не знал, куда девать руки, как следует обращаться с таким ценным предметом.

– Ни фига себе. Настоящие? И вы даете это нам?

– Счастливого Осеннего фестиваля, – ответил незнакомец. – Потренируйтесь как следует, прежде чем использовать. Мадт покажет вам как.

Зеленая Кость ошеломительно быстро вскочил и схватил обоих за глотки. Они не успели отпрянуть или даже вздохнуть, просто замерли. Его Сила могла вырвать им трахеи.

– Если услышу, что вы грабанули заправку или пристрелили какого-нибудь прохожего, то переломаю все кости, а потом и шеи. Вы работаете на меня, ясно?

Оба кивнули, и он их отпустил, одобрительно похлопав.

– А пока что научитесь пользоваться оружием. И продолжайте грабить фуры в Доках, на какие укажет Мадт. Держите уши и глаза востро и не попадайтесь. Когда понадобитесь, я дам вам знать, и жду, что вы будете готовы. Усекли?

– Усекли, цзен, – ответил Беро.

Снаружи поднялся ветер. Силуэты деревьев гнулись туда-сюда под качающимися фонарями. Крыша дрожала и скрипела. Сын Мадта закончил заклеивать окна и скрылся в подсобке.

Зеленая Кость с эспаньолкой закинул вещмешок на плечо.

– Я лучше пойду. Квартал и погода не слишком дружелюбны. Мадт, было приятно иметь с тобой дело, как всегда.

Он отдал Мадту последний предмет из вещмешка – белую картонную коробку размером с обувную, без опознавательных знаков, запечатанную клейкой лентой. Мадт жадно потянулся за ней, но Зеленая Кость в последнюю секунду придержал коробку, так, чтобы Мадт не достал. Он понизил голос и заговорил со смесью дружеской тревоги и явной угрозы:

– Ты придерживаешься правил, Мадт? Одинаковая доза каждый день, не копить и не продавать? – Когда Мадт энергично кивнул, Зеленая Кость вручил ему коробку и улыбнулся. – Никогда не повредит напомнить о технике безопасности.

– Спасибо, цзен, – пробормотал Мадт с нескрываемым облегчением.

Зеленая Кость накинул на голову капюшон дождевика и застучал берцами по темному центральному проходу «Еще послужит». Он повернул защелку, открыл дверь и вышел навстречу приближающемуся тайфуну.

Глава 24. После тайфуна

Тайфун Локко достиг Кекона за два дня до Осеннего фестиваля, как будто Йофо Безжалостный успел проснуться до окончания сезона. В Жанлуне закрылись школы и магазины, а жители засели по домам, подоткнув окна и двери тряпками, пока жестокие ветра и проливной дождь грохотали на восточном побережье острова. Красные фонари, сплетенные из соломы вымпелы и другие украшения Осеннего фестиваля, сделанные в честь плодовитого брака богини луны Таны и короля гор Гвийна, сорвались с карнизов и неслись по запруженным водой улицам.

В Академии Коула Ду отменили занятия, но внутри все равно кипела работа. Главный зал собраний был забит ящиками с сушеными продуктами и консервами, бутылками с водой и стопками одеял и пластиковых навесов. За все заплатил Равнинный клан. Ученики Академии раскладывали припасы по ящикам поменьше, чтобы раздать тем, кому они понадобятся после тайфуна. Зеленые Кости защищали и приходили на помощь простым людям, когда те в этом нуждались, так было заведено с тех пор, как существовали Зеленые Кости.

Анден срезал полиэтилен с упаковки овощных консервов, и тут освещение замигало и по темным окнам заструилась вода, как в машине на автомойке. В общежитии имелся резервный генератор на случай отключения электричества, но если и он выйдет из строя, придется обойтись фонариками. Несмотря на бушующую снаружи стихию, внутри зала шел оживленный разговор.

– У моих родителей два магазина в Топи, – в сердцах сказал Хейке, – а там как раз будет проклятое поле битвы. Если Горные не смогут захватить Трущобу, то накинутся на Топь. Я уже им сказал, если положение ухудшится, не стоит рисковать, лучше закрыть магазины, чем платить двойную дань, пока все не прояснится.

– Объявить войну Горным, – пробормотал Лотт, распотрошив коробку с батарейками. – Да Коулы выжили из ума.

Его руки замерли на полпути, и он посмотрел на Андена, так быстро, что больше никто не заметил. На лице Лотта мелькнуло раздражение. Он быстро отвел взгляд и отбросил с глаз волосы.

– Хотя Зеленые Кости всегда были кровожадными. Как же доказать, что ты более зеленый, если не драться с другими? Мы ведь все здесь именно для этого. Чтобы стать воинами.

Повисла неловкая пауза. Если бы Лотт говорил расслабленно или в самоуничижительной манере, остальные не обратили бы внимания или хмыкнули в слегка циничном согласии, но он высказался слишком язвительно и возмущенно. Анден потупился и покраснел.

– Это слишком узкий взгляд, – с горячностью ответила Пау Нони. Она родилась в богатой и достаточно современной семье, которая послала в Академию не только сыновей, но и дочерей – куда более распространенное явление на нынешнем Кеконе, чем в те дни, когда Айт Ю отправил приемную дочь учиться вместе с братьями. – Образование Зеленой Кости открывает многие пути, – заметила Пау. – Мы часть почтенной традиции. Даже если ты ни разу не дрался в поединке, но окончил Академию, то уже кой-чего стоишь. Никто от тебя не отмахнется.

– Это если тебя не убьют, – отозвался Лотт. – Когда начнется война кланов, будут и сражения. И как только мы наденем нефрит, то станем пушечным мясом для Горных.

– Но можно сказать, что так ты получишь больше шансов сделать карьеру в клане, – с вызовом произнесла Пау. – Если ты сделан из того теста.

– А если ты не из того теста? – возразил Лотт.

– Тогда займись медициной или преподаванием, – вставил Хейке. – Или стань монахом.

Лотт громко и саркастически фыркнул и покачал головой, раздербанив полиэтиленовую упаковку, так что тяжелые батарейки со стуком рассыпались по столу.

Дудо подставил под них руки.

– А что еще остается? Стать Йомо на восьмой ступени?

От этой фразы все неловко хихикнули, выпустив накопившееся напряжение. Каждый год из Академии выгоняли нескольких учеников, к вечному позору их семей, но обычно такое случалось на ранних этапах. Лишь один человек десять лет назад покинул Академию в последний год и не стал Зеленой Костью. Его до сих пор упоминали наставники как почти мифологическую персону и символ ярчайшего провала и позора за пять минут до выпуска.

Лотт покраснел и быстрым и резким жестом собрал раскатившиеся батарейки.

– Конечно, нет, – пробормотал он, потупив глаза, хотя в голосе остались нотки насмешки.

Тон покашлял и вернулся к теме отношений между кланами:

– Лично я считаю, что это Штырь хочет воевать. Коул Лан не из таких.

– Вот именно из-за таких разговоров Колоссу и пришлось занять твердую позицию, – воскликнул Дудо. – И самое время. Горные хотели убить его брата, чего же они ожидали? К счастью, он сумел показать, что кровь у него такая же густая, как и у старика Коула.

Дудо был типичным учеником Академии. Второй сын влиятельной семьи Фонарщиков, его старший брат унаследует семейное дело, а Дудо наденет нефрит и присягнет клану, таким образом обеспечив семье процветание и благоволение со стороны Равнинных. Дудо это, похоже, вполне устраивало, поскольку он не интересовался производством и не обладал тактом.

– С тех пор как Факел отошел от дел, остальные кланы решили, что Равнинные ослабели. Они не будут нас уважать, если время от времени не проливать кровь.

Покушение на Коула Хило и последующий поединок у Фабрики в последние две недели были постоянной темой для разговоров в Академии. У всех вдруг нашелся родственник, друг или родственник друга – Палец Равнинных, который присутствовал там и видел, как Коул Лан разделался с Гамом Обеном. И Анден с ошеломлением понял, что знает Гама – это тот темноволосый, мускулистый Второй Кулак, спасший его от парней из Ви Лон перед «Горячей хижиной», и этот увешанный нефритом человек погиб от руки Лана.

Анден ставил в ящики банки с фасолью и не вступал в спор. Может, из-за того, что он, к несчастью, унаследовал отцовскую бледность и чужеземный разрез глаз, пока он молчал по поводу событий в кланах, остальные свободно высказывались при нем, позабыв о том, кто он. Он всегда оставался полукровкой и выродком, поразительным сыном печально известной матери и, как все подозревали, педиком (хотя Анден никак не мог понять, каким образом это дошло до Хило). В любом случае, он не любил открыто заявлять о покровительстве со стороны Коулов и давать одноклассникам дополнительный повод держать его на расстоянии.

Но теперь, прислушиваясь к разговору, он ощутил желание выплеснуть свое раздражение. Захотелось выставить напоказ свой статус в клане и высказаться, объяснить одноклассникам, что они ничего не знают о Коулах. Лан и Хило – обычные люди со своими тревогами и недостатками, как и у любого другого, они стараются для клана по мере сил, и ни один ученик без нефрита не имеет права их судить. Уж точно не Лотт Цзин – да что он вообще знает?

Анден стиснул челюсти и отошел от одноклассников, чтобы разгрузить очередную коробку. Почему он не возразил Лотту до того, как это сделали Пау и Дудо? Эго ведь его семья воюет, его кузены, скорее даже братья, это их очернил Лотт. Если бы в Андене текла кровь Коулов, за такими словами мог бы последовать поединок. Он должен был потребовать извинений, но теперь уже слишком поздно. Его давнишняя привычка помалкивать и чувства к Лотту Цзину сковали язык, и момент оказался упущен.

Снаружи зала для собраний как раненый зверь завывал ветер. Анден твердил себе, что лучше промолчать. Нет причин принимать это близко к сердцу. Для большинства людей в Жанлуне клановая война – как ревущий снаружи тайфун: сила природы, от которой нужно спрятаться, перетерпеть, посетовать и обсудить, неизбежная пошлина, прибавившаяся к счету. Из всех обсуждающих войну учеников лишь Андена она касалась лично.

* * *

Он узнал о случившемся не раньше остальных, сначала по сплетням в столовой за завтраком.

– Слыхали? Штыря застрелили.

Анден чуть не выронил из рук тарелку. С головы до кончиков пальцев его затопил ледяной ужас и ошеломление. Но прежде чем он успел повернуться к говорящему, кто-то другой возразил:

– Вранье. Его пытались убить, но застрелили-то как раз их Кулака. Штырь жив, но кто-то из убийц сбежал, и теперь Коулы собираются идти войной на Горных.

– Где ты это слышал? – спросил Анден. Его руки дрожали.

Все сидящие за столом шестиклассники удивленно воззрились на него.

– Мой брат – Палец, патрулирующий Трущобу. Я разговаривал с ним час назад. Он сказал, что они были на ногах всю ночь, а только что их вызвали в поместье Коулов.

Новости полнились дикими предположениями, а к полудню стали поступать противоречивые сведения. Колосс и Штырь поехали на Фабрику. Пролилась кровь. В комнатах учеников Академии не было телефонов, и лишь к вечеру Анден, разъярившись оттого, что все, похоже, знают больше, сумел добраться до телефона в коридоре общежития и позвонить в резиденцию Коулов. Кьянла дала ему телефонный номер квартиры, где живет девушка Хило.

– Не волнуйся, Энди, – сказал Хило, явно пребывающий в отличном настроении.

– Я могу чем-то помочь? – спросил Анден.

– Можешь получить диплом завтра? Нет? Тогда не волнуйся, как я уже сказал.

– А что с Лан-цзеном? – Анден по-прежнему с трудом представлял, как Лан убивает человека в поединке. Конечно, Колосс – один из самых сильных Зеленых Костей, но обычно ему нет нужды прибегать к насилию. Лан даже голос редко повышал. – Кьянла сказала, что его нет дома, он поехал к врачу. С ним все в порядке?

На линии возникла небольшая пауза, а потом Хило ответил:

– Он же Колосс, Энди. Он справится со всем, что устроят Горные, как сделал сегодня. Разве я не говорил тебе, что ожидается заварушка? Так что не удивляйся. Пройди Испытания, это все, что от тебя требуется.

– Конечно, – пообещал Анден. – Через полгода я буду в состоянии помочь.

– Я знаю, Энди, расслабься. И рассчитываю на тебя.

Повесив трубку, Анден так и не успокоился и с трудом заснул ночью. Всю жизнь Анден считал Коулов почти что неуязвимыми. К своему отцу-иностранцу он испытывал лишь презрение и неприязнь (все эспенцы одинаковые – пустые, высокомерные и вероломные) и считал, что мать трагически ошиблась в выборе, а ее болезнь вызывала в нем смесь горя, стыда и ужаса. Он хотел бы родиться в семье Коулов.

И вот теперь Анден старался отвлечься в уголке зала для собраний, перетаскивая собранные коробки, чтобы не вернуться к разговору с Лоттом и другими. Он вспоминал о событиях в Лодочный день. Когда его посадили в машину Гонта и повезли на встречу с Айт, считая Коулом, как он со всей ясностью понимал, что он Коул, но при этом с ним обращаются как с ребенком, а он ничего не может поделать. И сейчас то же самое.

* * *

После тайфуна Жанлун выглядел так, будто его помыла орда неуклюжих гигантов. Упавшие деревья и столбы, перевернутые машины, а некоторые части Рыбачьего, Кузницы и Храмового квартала оказались затопленными. Анден вместе с одноклассниками несколько дней работал в центрах помощи пострадавшим, раздавая припасы тем, кто остался без электричества, водопровода или запасов продовольствия. В такие времена на лицах царил мир. Кланы заботились о людях на своей территории и помогали Фонарщикам все вычистить и восстановить. На спорных территориях кланы действовали бок о бок, соблюдая временное перемирие.

Вечером в день Осеннего фестиваля Анден расчищал завалы на улицах Храмового квартала. Тайфун разогнал остатки летней жары и расчистил небо до поразительной синевы.

– Счастливого Осеннего фестиваля! – с долей иронии кричали друг другу люди, кидая обломки в промышленные контейнеры для мусора и подметая тротуары. Многочисленные храмы квартала были менее многолюдными, чем обычно, но все равно повсюду слышались песнопения и трещали фейерверки.

– Давай откатим контейнер вон туда, на обочину, – предложил Лотт, указывая на кучу спутанных веток. Анден двинулся за Лоттом, потянув за собой контейнер. Они установили его и принялись за работу, собирали и ломали ветки, наполняя ими контейнер. Сначала они трудились молча, Анден не мог решить, стоит ли ему еще злиться на Лотта за его высказывания в зале для собраний несколько дней назад. Если Лотт и заметил частые взгляды Андена в его сторону, то не показал виду и не отвечал на них. Он сосредоточился на работе и погрузился в собственные мысли, губы слегка неодобрительно скривились, мускулистые руки напряглись, ломая ветку за веткой.

Анден отвернулся, разозлившись на себя, и наклонился подобрать сломанную черепицу. Он не знал ни одного гомосексуалиста за исключением мастера Тео, старшего наставника по Чутью. Насчет Лотта он не был уверен. Они вращались в одном кругу, но Анден не мог назвать Лотта личным другом – они всегда встречались в присутствии других, и у Лотта были более близкие отношения с Дудо и Хейке, с ними он проводил свободное время. Анден никогда не пытался проникнуть в их тесный круг или бесцеремонно искать встреч наедине. Он слышал, как Лотт говорит о девушках в обычной небрежной манере, хотя, насколько знал Анден, это так и не привело ни к чему серьезному. В Академии серьезные отношения вообще непросто поддерживать, по поводу романов между учениками здесь придерживались монашеских взглядов, иными словами, просто запрещали.

Но все же порой Андену казалось, будто он заметил что-то со стороны Лотта – слишком долгие взгляды, проворство, с которым он всегда оказывался в той же рельбольной команде, и интерес к такому прозаическому занятию, как совместное разгребание завалов на улицах.

Кеконцы считают гомосексуализм естественным явлением, как и каменноглазых, и не винят такого человека, ведь это все равно что обвинять в глухоте. Но как и каменноглазых, их считают приносящими неудачу, знаком, что семья впала в немилость у богов, наказавших их подобным отпрыском. Андена такие взгляды не особо удивляли или тревожили. Он и так знал, что его семья проклята. Но все же обычно люди боятся навлечь неудачу и не подпускают таких близко. Он не сомневался, что кое-кто в Академии за его спиной дергает себя за правое ухо, но когда Анден посмотрел, как Лотт остановился, чтобы вытереть пот со лба и потянуться, прежде чем наклониться за очередной веткой, в груди у него заныло при мысли о том, что Лотт может думать так же.

– Я слышал о том, что с тобой случилось в Лодочный день, – вдруг сказал Лотт.

Анден вздрогнул. Он на секунду застыл, а потом бросил мусор в контейнер и вытер руки о штаны. Он не рассказывал в Академии об этих событиях, но не потому, что хотел сохранить их в тайне, просто не любил привлекать к себе внимание. Разговор с Гонтом и Айт выглядел как внутреннее дело клана; возможно, Лан и Хило не хотели об этом распространяться, и он сказал одноклассникам, что заблудился в толпе и поэтому вернулся в Академию один.

– Мне сказал отец, – уточнил Лотт.

Анден медленно кивнул. Он совсем забыл, что отец Лотта – Кулак высокого ранга. Как странно, ведь он, возможно, подчиняется напрямую Хило.

– Он там был?

Анден не мог припомнить, кто находился рядом с Штырем в тот день.

– Он был разочарован, что Горные тебя отпустили, – угрюмые губы Лотта изогнулись в саркастической ухмылке. – Сказал, что Штырю не стоило заходить так далеко ради тебя. Мой-то отец предпочел бы взять приступом Молоточек и завоевать еще больше нефрита. Они уже окружили здание и все такое.

Анден отвернулся, снял очки и вытер с линз песок, чтобы скрыть смущение. Стоит ему только решить, что они с Лоттом наконец-то сближаются, пусть и совсем чуть-чуть, как тут же случается нечто, их разделяющее. И сейчас как раз один из таких моментов. Зачем Лотт это говорит?

– Тогда, наверное, твой отец сейчас счастлив, ведь, скорее всего, будет война, – сказал Анден, но его ровный тон все же не скрыл, что он считает замечание Лотта дурным тоном. – Мне даже не пришлось умереть, чтобы она началась.

Лотт ухмыльнулся.

– Не принимай близко к сердцу, кеке. Мне плевать на отцовские слова.

Он бросил в контейнер еще одну ветку, а потом прислонился к нему, с интересом изучая Андена темными глазами. Сердце Андена пропустило один удар.

– Ты куда больше обо всем этом знаешь, чем показываешь, правда? – спросил Лотт. – Ты имеешь к клану большее отношение, чем все остальные, но молчишь об этом. Я все никак не пойму, что ты за птица.

Он говорил с ленивым любопытством, но смотрел с озадаченностью, может, даже с долей гнева.

Анден судорожно пытался придумать ответ.

– Эй, гляньте! – прокричал Тон с другой стороны улицы.

Анден развернулся, и у него екнуло сердце, когда он узнал черный ZT «Храбрый», медленно движущийся по улице. Автомобиль тянул за собой прицеп, на котором сидели двое Зеленых Костей, мужчина и женщина. Машина остановилась на углу и посигналила. Зеленые Кости соскочили и стали раздавать желтые лепешки с длинных алюминиевых подносов, наполненных традиционными фестивальными угощениями. Быстро собралась толпа, люди наседали друг на друга, но уважительно обступили машину.

– Счастливого Осеннего фестиваля! – сказал Зеленая Кость. – Берите, берите. Счастливого Осеннего фестиваля.

Дверь «Храброго» распахнулась, и вышел Гонт Аш. Даже в праздничной одежде – белой рубашке и темном костюме, скрывшем большую часть его нефрита, он выглядел так, что люди вокруг тут же расступились.

– Спасибо, Гонт-цзен, – кричали они в приветствии. – Да благословят боги Горный клан.

Штырь Горных добродушно кивнул, заговорил с кем-то из толпы, отметил, как успешно идет расчистка, и стал раздавать желтые лепешки. Анден вернулся к работе, избегая смотреть в ту сторону, но стиснул челюсти и ломал ветки через колено со все большей силой.

– Вы, четверо, из Академии, – прозвучал зычный голос Гонта. – Подойдите сюда.

Они колебались, переглядываясь, но не подчиниться было бы слишком невежливо. Тон и Дудо приблизились, а еще немного поразмыслив, Лотт и Анден последовали за ними. Гонт протянул каждому по желтой лепешке, теплой и мягкой, только что испеченной, лепешки пахли маслом и фруктовым мармеладом.

– За ваш тяжкий труд, – сказал Штырь.

Тон, Дудо и Лотт удивленно и нервно взглянули на лепешки.

– Спасибо, Гонт-цзен, – пробормотал Тон, и остальные откликнулись эхом, прикоснулись ко лбам одной рукой и благоразумно удалились. Но не успел Анден сделать то же самое, как Гонт обвил его рукой за плечи хваткой питона.

– Я разочарован тем, что ты не принял предложение, – прогрохотал он Андену в самое ухо, чтобы никто не подслушал.

В первый раз повстречавшись с Гонтом перед «Горячей хижиной» в Летнем парке, Анден был напуган могучей и красноречивой внешностью Штыря. А теперь думал о том, что Гонт Аш хотел убить его кузенов. И хочет смерти всех Коулов. Анден ощущал нефрит на руке Гонта, плотную энергию у своего затылка. Анден заставил себя посмотреть Гонту прямо в глаза.

– Может, со стороны я и выгляжу как эспенец, Гонт-цзен, но это не значит, что меня можно подкупить, как пса.

– Сегодня Осенний фестиваль, и боги ожидают от нас щедрости, – ответил Гонт без намека на удивление или вызов. – И потому я дам тебе совет, Анден Эмери. Не оскорбляй доброе отношение Колосса, сражаясь с нами. Это было бы позорно.

Гонт выпустил Андена, вернулся в машину и повез лепешки дальше.

Анден присоединился к одноклассникам – они стояли на другой стороне улицы и смахивали с губ крошки.

– Что он тебе сказал? – спросил Лотт, глядя на Андена с еще большей озадаченностью, чем прежде.

– Пожелал мне счастливого Осеннего фестиваля. – Анден уставился на теплую лепешку в руке, но аппетит у него пропал. Он проводил взглядом машину Гонта. – И четко дал понять, что если я стану Кулаком Равнинных, Горные меня убьют.

Глава 25. Планы определены

Хотя Горные перестали терроризировать заведения Равнинных в Трущобе, Коул Хило прекрасно понимал, что клан мало что получил от соглашения. Соперники покинули те части района, которые и без того по праву принадлежали Равнинным, и благоразумно сохранили контроль над своим оплотом к югу от улицы Патриота, где находились самые прибыльные игровые дома Жанлуна.

У Хило не было ни времени, ни людей, чтобы укрепить позиции в Трущобе, потому что возникли проблемы в Доках. В Доках! В безраздельной вотчине Равнинных, где находились старинные заведения вроде «Двойной удачи» или «Божественной сирени». Неожиданно возник всплеск преступлений – воры грабили фуры с импортными товарами и продавали ворованное на черном рынке. Все говорили, что преступники – обычные уличные бандиты, но масштаб и хорошо рассчитанное время ограблений наводили на подозрения. Догадки Хило подтвердились, когда Кен и его Пальцы схватили трех воров, и те на допросе признались, что списком товаров и расписанием фур, выезжающих из Летней гавани, их снабдил человек, чьего имени они не знают, человек с нефритом.

– Как с ними поступить, Хило-цзен? – спросил Кен по телефону.

Хило оттянул металлический провод телефона как можно дальше, завернул за угол и повернулся спиной к медсестре, катящей пустые носилки по коридору больницы. Он прикрыл рукой ухо, отгородившись от скрипа колес по линолеуму. На другой стороне линии слышались ругательства, рыдания и неразличимый приглушенный шум. Воры – самое презираемое сословие Кекона. Обычно за воровство партии часов или сумочек их бы побили и заклеймили, но тут – дело другое. Здесь явно наследил Гонт Аш. Горные не гнушаются нанимать преступников без нефрита, чтобы досаждать Равнинным.

– Одного убей, а того, кто более разговорчив, отпусти, – ответил Хило.

Он повесил трубку и пошел к Тару.

– Хорошие новости, – сказал он. – Мне сказали, что тебя через пару дней выпишут.

Тар сидел в постели. Пули разорвали ему селезенку и продырявили кишечник, ему сделали несколько операций и переливаний крови. Часть нефрита с него сняли, прежде чем привезти в операционную, и только сейчас он достаточно окреп, чтобы снова его надеть, но его аура была такой же тонкой и неровной, как и настроение.

– Самое время. Здешние врачи ни хрена не знают, и кормят дерьмово.

– Я попрошу кого-нибудь привезти тебе то, что ты любишь. Чего ты хочешь? Лапшу на вынос? Чего-нибудь остренького?

– Да что угодно. Мне гораздо лучше. Тот Зеленый врач хорошо справился.

– Ценный семейный ресурс, – сказал Хило.

Врачи из Зеленых Костей официально не входили ни в один клан, но лечебная Концентрация высоко ценилась и редко встречалась. Хило попросил доктора Трю, врача Академии Коула Ду, нанести несколько визитов Тару. Официально больница такого не разрешала, но никто не стал возражать.

– Я собираюсь жениться на твоей сестренке, – сказал Хило. – Лан согласен, так что это официально объявлено в клане. Обещаю о ней заботиться.

– Ты же знаешь, я последую за тобой куда угодно, женат ты на Вен или нет. Только вытащи меня из этой больницы.

– Я знаю. Отдохни, пока можешь. Как только выйдешь, ты мне понадобишься. – Тар явно огорчался из-за того, что ранен и не может участвовать в заварушке, но Хило не собирался его успокаивать или обсуждать дела. – У тебя есть хороший костюм? – спросил он. – Хочу, чтобы ты прилично выглядел на свадьбе.

* * *

Хило немного успокоился и даже обрадовался, поскольку после покушения Вен согласилась поселиться в резиденции Коулов.

– Я перееду в главный дом, – заверил ее Хило, хотя при мысли о том, чтобы жить рядом с дедом, он поморщился. – А ты будешь жить в доме Штыря. Поступай с ним как хочешь. Можешь перекрасить или купить новые ковры, что угодно. С деньгами проблем нет.

– Хорошо, – сказала она, твердо сжав бледные губы, ее лицо выглядело усталым после ночи в палате Тара. Вен равнодушно оглядела маленькую, но красиво обставленную квартирку, как будто готова уехать немедленно. – Ты прав. Теперь я знаю, насколько враги жаждут твоей смерти. Моя гордость не стоит того, чтобы дать им возможность использовать меня, чтобы тебя достать.

Добившись своего, Хило ощущал признательность и нежность. Он крепко обнял Вен и покрыл ее лицо поцелуями.

– Тебе нечего стыдиться, – сказал он. – Теперь мы помолвлены. Я просил Лана. Он дал благословение. Коул Маик Вен – как это звучит? Можем планировать свадьбу, и грандиозную. Выбери дату. Лучше пораньше – весной, как тебе?

Вен обвила его руками и прижалась так крепко, что новые нефритовые вставки впились в его еще чувствительную кожу груди, и Хило засмеялся.

– Лан – хороший Колосс для мирного времени, – сказала она почти без выражения, – но не руководит Кулаками. В клане нет больше никого, кто носит столько же нефрита и кого уважают, как тебя, никто не сумел бы стать боевым Штырем. Горные знают, что без тебя у Лана не будет другого выхода, кроме как уступить. Вот почему они сделали мудрый ход и решили сначала убить тебя, и попытаются еще раз.

Хило нахмурился. Он не собирался обсуждать такое после того, как поделился новостями о том, что они поженятся.

– Пусть только попробуют, гниды. – Он взял Вен за подбородок и заглянул ей в глаза. – Беспокоишься, что можешь стать молодой вдовой, как моя мама? Поэтому ты не особо радуешься свадьбе? Лично я рад. И надеялся, что ты тоже.

– А должна? По-женски суетиться с покупкой платья и организацией банкета, пока другие строят планы, как убить моего жениха и братьев?

– Не говори так, – раздраженно буркнул Хило. – У меня всегда найдутся враги, но это не значит, что ты не будешь счастлива. Ты должна доверять мне, Вен. Если что-то случится со мной или с Кеном и Таром, о тебе позаботятся, обещаю. Я запишу все на твое имя. Ты даже не будешь зависеть от клана, как моя мама, если не захочешь.

Вен немного помолчала.

– Раз уж я войду в семью, то не вижу причин, почему бы мне не работать на клан. Кен и Тар – твои Первый и Второй Кулаки. Ты можешь задействовать и меня, найди мне место, где я могла бы приносить пользу, когда начнется война.

Хило покачал головой.

– Тебе не стоит беспокоиться о войне.

– Потому что я женщина?

– Потому что ты каменнноглазая. Это дело Зеленых Костей.

Вен выпустила его и сделала шаг назад.

– Я родилась в семье Зеленых Костей. Ты сам сказал, что у меня сердце и ум нефритового воина.

– Но это не делает тебя таковым. – Хило беспокоило, какой поворот принимает разговор. – Ты же знаешь, я не верю в эту чушь про то, что нефрит приближает к богам или что каменноглазые приносят неудачу. Но если ты не Зеленая Кость, то у тебя совсем другая жизнь. Не лучше или хуже, просто не жизнь Зеленой Кости. Ты можешь заниматься чем угодно, но только не этим.

– Другие кланы используют каменноглазых. Ведь они могут передвигаться по любым районам города. Мы можем носить нефрит, не получая ауру. Ты же рассказывал, что Резчик Тем Бен – каменноглазый из Горного клана и работает на них.

В горле Хило встал комок ужаса и гнева.

– Ты не имеешь ничего общего с Темом Беном, – тихо произнес он. – Тем Бен – марионетка, и я доберусь по его ниточкам до Горных, а потом их отрежу. Он уже покойник. Ты никогда не будешь такой же.

Он схватил Вен за руку, так быстро, что она даже моргнуть не успела. Хило как никогда осознавал, насколько она медлительная и мягкая, насколько уязвима, как легко он мог бы ее поранить или переломить, и мысль о том, что ей грозит опасность со стороны других Зеленых Костей, наполняла его таким страхом, которого он не испытывал и за собственную жизнь.

– Горные могут делать что угодно, – сказал он. – Нанимать воров, посылать каменноглазого подворовывать на территории Равнинных – наверное, скоро начнут выставлять против нас детей. Но я этого делать не буду. Я не пошлю каменноглазого на войну Зеленых Костей. Я никогда так с тобой не поступлю. И ничто не изменит мое мнение. Ясно?

Хило встряхнул ее.

– Да, – покорно ответила она.

Хило смягчился, вздохнул и снова ее обнял.

– Мне кажется, тебе просто надоела работа. – Вен работала секретаршей в юридической конторе. – Ты слишком умна для такой должности. После свадьбы можешь уволиться и заняться чем-нибудь другим. Хочешь вернуться в школу? Пожалуйста. Хочешь открыть свое дело по дизайну интерьеров или что-то подобное? У тебя точно получится. Подумаем над этим.

– Да. Подумаем над этим. Позже.

Конечно, в офисе Шелеста Вен предложат массу интересных вариантов. У клана достаточно Фонарщиков со связями почти в любой области. Но Хило не хотел подключать Дору. Он подождет, пока старого извращенца вытурят, и тогда поговорит с кем-нибудь вроде Хами Тумашона.

Нужно поговорить и с Шаэ. Хило не видел ее уже несколько недель. Как человек открытый и экспрессивный, Хило давно затаил смутное подозрение, что любит родных больше, чем они его, и сильнее всего это ощущение проявлялось с сестрой. Как Шаэ может быть такой холодной? Это беспокоило Хило больше, чем он признавал. Неужели она вернулась на Кекон, только чтобы все они ее пожалели? Чтобы наказать их отказом? У нее явно проблемы с самооценкой, иначе почему она лишает себя нефрита, как будто за что-то наказывает?

Может, он был слишком с ней груб, наговорил со зла всякого (как будто она не наговорила того же), потому-то она и сбежала в Эспению. Но он готов все это забыть. Теперь они оба повзрослели. И они Коулы, а значит, имеют обязательства. И чтобы Равнинный клан был сильным, должны стоять все втроем плечом к плечу. Иногда Хило казалось, что лишь он один четко это понимает. Если Хило поговорит с Шаэ, а Лан перестанет обращаться с ней излишне деликатно и поддержит его, то Хило убедил бы сестру в своей искренности, и она смягчила бы свою непреклонную позицию.

Но и Лана в последнее время Хило видел редко. Они часто разговаривали по телефону, но коротко и только по делу – что происходит, что нужно сделать. Хило велел Кулакам убивать всех воров, застигнутых в Доках. Во всех остальных местах он усилил оборону. Он произвел Йин, Обу и еще нескольких Пальцев старшего ранга в Кулаки и перераспределил между ними территории, чтобы лучше защищать самые ценные владения Равнинных. Хило объезжал город, лично подбадривая всех Фонарщиков. «Наточите клинки», – велел он бойцам. Они могут забирать нефрит Горных, если представится возможность. Его соглядатаи тщательно собирали информацию и докладывали об организации Гонта: сколько Кулаков и Пальцев под его началом, где их можно найти, у кого больше всех нефрита и кого стоит больше всех опасаться.

Изучая список, Хило понял – пусть по численности оба клана примерно равны, но у Горных есть преимущество. Основная территория Равнинных и с севера, и с юга граничит с вражескими районами. За пару лет Горные устранили два мелких клана, а значит, их Зеленые Кости были более опытными бойцами. Хило нуждался в воинах. Весной из Академии Коула Ду выпустится большая когорта новых Зеленых Костей, включая кузена Андена, но до той поры, безрадостно размышлял Хило, придется как-то справляться.

Теоретически поединок на чистых клинках у Фабрики между Ланом и Гамом Обеном обеспечил мир, но на самом деле просто дал обеим сторонам возможность перегруппироваться и подумать над следующим ходом. И хотя кланы официально не воевали, Хило был уверен, что очень скоро постоянные стычки перерастут в открытое кровопролитие. Хило не сомневался и в том, что Горные не остановятся после одного неудачного покушения на его жизнь. Он редко бывал дома и потому постоянно оставался начеку. Иногда после долгой ночи он парковался в тенистом месте, где чувствовал себя в безопасности, вытягивался на заднем сиденье «Княгини» и дремал, пока Кен караулил.

Быть Штырем стало на редкость утомительным и беспокойным занятием.

Глава 26. Военные маневры

Все стулья в длинном зале собраний в офисе на Корабельной улице были заняты. Президенты и управленцы крупнейших компаний страны, Фонарщики Равнинного клана, пришли, чтобы лично выслушать Колосса и задать ему вопросы по поводу охраны и безопасности их деятельности. Споры за территории и бизнес – дело обычное, но вероятность открытой войны между двумя крупнейшими кланами страны – нечто почти немыслимое, и это наводило ужас на многих бизнесменов.

– Будут ли продолжены проекты, на которые уже получено одобрение клана? – спросил застройщик – тот, что был здесь в Лодочный день.

Дору кивнул.

– Все, что одобрено и профинансировано кланом, будет продолжено.

– Будут ли приняты какие-то дополнительные меры, чтобы обезопасить наше имущество? – спросил Фонарщик, владеющий несколькими магазинами в Трущобе.

– Штырь предпринимает шаги к тому, чтобы территория клана была хорошо защищена. Приоритет отдается районам, находящимся в большей опасности.

– А если Горные помешают торговле? Они контролируют бо́льшую часть транспортных компаний. Они не могут попытаться нас изолировать и помешать доставке товаров? – спросил владелец компании, импортирующей мебель.

– А что насчет отраслей, которые пострадают от уменьшения турпотока? – вмешался владелец отеля. – Клан собирается как-то поддержать туристическую отрасль?

Лан встал, и шепот за столом прекратился.

– Не могу гарантировать, что события не повлияют на ваш бизнес, – сказал он. – Нам угрожает другой клан, и мы готовимся к тяжелым временам. Но могу обещать, что мы будем защищать все ветви клана, все сектора и предприятия.

Эта речь, похоже, произвела впечатление на собравшихся. Колосс заметил, что их взгляды задержались на его новом нефрите, неопровержимом доказательстве недавней победы и того, что он умеет поддержать слова действием. Лан оценивающе посмотрел на сидящих за столом.

– Боюсь, сейчас мы не можем ответить на все вопросы. Если у вас есть еще какие-то проблемы, назначьте встречу со мной и Шелестом, чтобы их обсудить. Хорошего дня, господа.

– Да озарят боги Равнинных своей милостью, – пробормотали некоторые Фонарщики у выхода, почтительно сложив ладони. Когда все ушли, Лан обратился к Дору:

– Я хочу, чтобы ты поехал в Югутан.

Если Дору и удивился, то мастерски это скрыл.

– Это необходимо, Лан-се? Не лучше ли мне остаться в Жанлуне и помочь тебе решать проблемы с Фонарщиками, в такое-то время?

– На несколько недель можно отложить все встречи с Фонарщиками. Мне нужно, чтобы ты разузнал все возможное о производстве Горными «сияния» в Югутане. Где находятся лаборатории, кто их поставщики и кто занимается распространением, каков объем производства. Потяни за все ниточки, которые у нас есть в этой стране, но незаметно. Нам нужно знать, куда вкладывает деньги враг. Эти сведения мы можем использовать против них в будущем, если понадобится.

Дору поморщился. Быть может, он понял скрытый мотив – после поединка у Фабрики Лан относился к Шелесту настороженно, и Дору наверняка сообразил, что попал в немилость, но Лан не хотел усиливать его подозрения.

– Мне нужен тот, кому я доверяю, Дору-цзен, – резко сказал Колосс, позволив себе выплеснуть часть истинного гнева. – Я бы не послал кого-то менее способного или осмотрительного. В последнее время у нас были разногласия, но сейчас мы не можем позволить себе сомнения. Ты выполнишь мою просьбу? Если нет, то я приму твою отставку с поста Шелеста. Можешь жить в своем доме, я не заставлю тебя переехать.

Лан понял, что сделал правильный ход, и старый советник немного успокоился. Естественно, если бы Колосс подозревал Дору в предательстве или желал ему зла, он не стал бы вот так показывать свои чувства. Он бы делал вид, что примирился с ним, и держал поблизости. Дору воспрянул духом и тут же ответил:

– Ты меня обижаешь, Лан-се. Я не согласился с тобой лишь из-за беспокойства о безопасности клана и твоей лично. Конечно, ты прав, нужно побольше разузнать об операциях Горных в Югутане. Я поеду завтра же.

Лан кивнул.

– Я ценю твои опасения, дядя Дору, – сказал он уже мягче. – И теперь ты нужен мне как никогда. Я пошлю с тобой на Югутан двух людей Штыря. Это не слишком спокойная страна, молю богов, чтобы ничего не случилось.

При этих словах улыбка, появившаяся было на лице Дору, сползла. Он понял, в чем дело: Лану и впрямь нужна информация об операциях Горных в Югутане, но куда важнее ему убрать Дору с пути, поставить его под присмотр людей Хило, чего он никак не мог добиться, пока Дору безраздельно правил на Корабельной улице в окружении своего персонала. Лан не беспокоился о том, чем Дору будет заниматься в Югутане. Люди Хило будут постоянно ему докладывать и подтверждать каждый добытый Дору факт. Он никак не сможет навредить клану.

Лан скрыл вспышку враждебности под другими негативными эмоциями, чтобы Дору ее не Почуял, а согласившись поехать, Шелест не мог возразить против мер безопасности.

– Если ты считаешь это необходимым, Лан-се, – ответил он.

Как только Дору сел на самолет, Лан попросил Вуна срочно организовать встречу с канцлером Соном Томаро и двадцатью пятью другими депутатами Королевского совета Кекона за обедом в ресторане «Великий остров».

«Великий остров» находился на последнем этаже двадцативосьмиэтажного отеля «Восьмое небо» в Северном Сотто. По просьбе Лана владелец «Восьмого неба» закрыл ресторан для других посетителей. Колосс вместе с Вуном прибыл пораньше, чтобы поприветствовать депутатов у входа. Жанлун полнился новостями о поединке на Фабрике, и все, с кем в эти дни встречался Лан, отмечали новый нефрит на его ремне, браслеты на запястьях и ожерелье вокруг шеи.

Если бы не то значение, которое сейчас имело мнение окружающих, Лан не стал бы надевать весь полученный нефрит. Рана после проникновения Концентрации Гама еще болела, носить нефрит было тяжко. Лан ходил к доктору Трю на лечебные сеансы и не чувствовал себя так ужасно, как сразу после дуэли, но и совершенно здоровым тоже не чувствовал. Порой его сердце начинало колотиться или он покрывался ледяным потом. На него неожиданно нападала тревога, а бессонница усилилась, он часто бывал раздражительным.

– Да падут все ваши враги, Коул-цзен, – произносили прибывающие депутаты традиционные поздравления Зеленой Кости победителю в поединке.

– Цзеншу одарил меня удачей, – благодарил Лан, перед тем как справиться: «Как здоровье вашей жены, господин Лойи?» или «Госпожа Нур, ваш дом выстоял в тайфуне?»

Двадцать один мужчина и четыре женщины были самыми высокопоставленными политиками Равнинного клана. Все они происходили из старинных родов Фонарщиков или Зеленых Костей и были обязаны политическим и финансовым успехом клану. Они имели значительное влияние среди трехсот депутатов Королевского совета Кекона.

После двухчасового роскошного обеда, состоящего из салата из манго, острого супа и жареного осьминога, во время которого деловые вопросы не обсуждались, Лан велел убрать со стола. Он начал с длинной хвалебной речи в адрес канцлера Сона по поводу его прозорливости с предложенным законопроектом о реформе КНА.

– Равнинный клан полностью поддерживает желание правительства обеспечить прозрачное и сбалансированное управление торговлей нефритом. Я благодарен, что могу рассчитывать на друзей клана в Королевском совете, которые будут стараться ради страны.

Канцлер Сон просиял и скромно отмахнулся пухлой рукой, пока другие депутаты приветственно хлопали по столу. Все присутствующие знали, что это всего лишь любезность, именно Лан велел Сону предпринять такой шаг.

Лан подождал, пока стихнут аплодисменты, и торжественно произнес:

– К сожалению, должен сообщить, что это было сделано слишком поздно и случившееся зло уже не исправить.

Он объяснил, что собрал их здесь, дабы сказать лично и прямо: он собирается использовать свою власть как члена совета директоров КНА, чтобы заморозить всякую деятельность этой организации и немедленно прекратить добычу нефрита. Клан обнаружил значительные финансовые несоответствия между добычей нефрита и записями Казначейства, и, учитывая значимость нефрита для экономики, безопасности и самого существования государства, нельзя продолжать добычу без проведения независимого аудита. Он призывает Королевский совет как можно скорее его провести. Добыча не возобновится, пока не будет найдено проблемное место и не будет одобрен законопроект о реформе КНА, чтобы подобное больше не повторялось.

Сон Томаро первым прервал гул удивленных голосов, последовавший за заявлением Колосса. Канцлер налег на стол тяжелыми локтями и громко откашлялся, показывая Лану свое разочарование тем, что с ним не посоветовались, принимая такое драматическое решение.

– Со всем уважением, Коул-цзен, почему мы только сейчас слышим об этих расхождениях в финансовых отчетах? И почему здесь нет Шелеста, который должен об этом рассказать?

– Шелест уехал по важным делам клана, – объяснил Лан, ответив на второй вопрос и проигнорировав первый.

Лан не мог обсудить свои намерения с Соном так, чтобы о них не прослышал Дору, разве что пришлось бы поделиться с канцлером бездоказательными подозрениями в предательстве внутри руководства клана, а Лан уж точно не хотел признаваться в подобном никому из Фонарщиков, вне зависимости от его статуса. Если Дору и правда сотрудничает с Горными и как-то замешан или несет ответственность за несоответствия в отчетах, которые обнаружила Шаэ, вернувшись из Югутана, он уже не сможет предотвратить официальное расследование финансовых отчетов КНА.

– Следует ли нам заключить, что, по вашему мнению, за этим стоит Горный клан? – задала вертящийся у всех на языке вопрос депутат Нур Ума.

Лан жестом велел официантам наполнить чашки гостей чаем. Сам он не пил из дымящейся чашки, со вчерашнего вечера у него начался легкий жар, из-за горячего чая он мог слишком явно вспотеть.

– Да, – ответил он, – именно так я и считаю.

– Мне трудно поверить, что Горные так вопиюще манипулируют поставками нефрита за спиной у Совета и других кланов, – с нескрываемым скептицизмом в голосе сказал седой Лойи Тучада.

– А я готова в это поверить, – возразила Нур, имеющая родню и среди военной, и среди деловой части клана. – Но представители Айт Мады уж точно будут отрицать свою причастность. Чего вы надеетесь достичь аудитом, Коул-цзен?

– Кланы зависят от поддержки людей не меньше, чем люди зависят от покровительства кланов. Так было всегда, – сказал Лан. – Государству не нужно, чтобы один клан стал слишком могущественным и контролировал больше нефрита, чем остальные. Если станет известно, что Горные действовали во вред стране, общественное мнение и политики обернутся против них. Результаты аудита оправдают необходимость срочно провести более жесткие законы относительно КНА.

Лан остановился и незаметно перевел дыхание. Он старался поменьше есть за обедом, но все же чувствовал усталость и легкую тошноту. Ему стоило труда сосредоточиться на важном разговоре. К счастью, людей без нефрита нетрудно обмануть. Они принимали приступы слабости за властную паузу.

– Годами Кекон наслаждался стабильностью и экономическим ростом, – продолжил Лан. – К нам текут иностранные инвестиции, люди водят прекрасные машины, города процветают – всего этого поколение моего деда и представить не могло. И основа нашего богатства и безопасности – нефрит. А значит, контролирующие нефрит кланы должны быть подотчетны.

Депутаты закивали, с этим они все согласились. Депутат Ванг Хацзюда начал что-то говорить, но Чутье Лана сыграло с ним дурную шутку, внезапно побелев от фонового шума. Вся энергия собравшихся в зале вместе с энергией сотен людей на нижних этажах и еще тысяч прохожих на тротуарах и в машинах, хлынула в голову Лана, смешавшись в бессмысленную какофонию, как телевизионные помехи.

В голове у Лана стрельнула боль. На секунду ему показалось, будто он взмыл к потолку на потоке бессмысленной болтовни. Он схватился под столом за подлокотник кресла, чтобы устоять на ногах. Лан отвернулся и прикрыл рот рукой, прошептав Вуну, стоящему слева:

– Сделай вид, будто что-то мне говоришь.

Помощник Колосса озабоченно склонился к его уху.

– Вам плохо, Лан-цзен? Придумать предлог, чтобы уйти?

– Нет, – ответил Лан. Над его бровями выступил пот, но худшее уже закончилось. Лихорадочное замешательство нефритовых ощущений прошло. Чутье успокоилось и позволило снова сосредоточиться. – Просто скажи, о чем он говорит.

– Он хочет получить заверения, что не произойдет кровопролития.

Лан повернулся обратно к столу как раз в тот момент, когда Ванг закончил вопрос.

– Прошу прощения, что я отвлекся, – сказал Лан.

Вдоль стола прокатилась небольшая волна тревоги, все пристально смотрели на Лана. Ванг повторил с толикой упрека:

– Если мы поставим все эти вопросы на Королевском совете, можем ли мы рассчитывать, что вы, Коул-цзен, постараетесь сохранить мир между кланами? Никому не нужны и сражения на улицах, они пугают людей и отваживают иностранный бизнес.

– Мы все хотим мира, – сказал Лан. Он помолчал и смочил губы глотком чая. – Пока на наши семьи не нападают. И тогда мы делаем то, что должны.

Депутаты одобрительно загудели. Странный народ эти политики. Как представители своих районов они напирали на Колосса, чтобы он сохранил мир, но как преданные члены клана и настоящие кеконцы никогда не станут уважать лидера, не готового прибегнуть к насилию. То, что Лан убил Гама и носит его нефрит, вселило в них уверенность и в нем, и в притязаниях Равнинного клана. Теперь они вернутся в Зал Мудрости и будут добиваться поставленных им целей.

– Мы прекрасно знаем, из какой вы семьи, Коул-цзен, – не успокаивался Ванг. Он представлял район Жанлуна, включающий спорную территорию Топи. – Вы всегда были разумным человеком. Но как насчет вашего Штыря? Он тоже хочет мира? Мы можем рассчитывать, что он тоже поступит разумно?

Лан посмотрел на Ванга невидящим взглядом.

– Штырь отвечает передо мной.

Получив это напоминание, Ванг умолк. Колосс медленно обвел взглядом всех присутствующих. Больше никто не задавал вопросов, и он встал.

– Оставайтесь, сколько пожелаете, друзья. Наслаждайтесь чаем и видами, – он кивнул на широкие окна с городским пейзажем. – Канцлер. Депутаты. Я, как всегда, глубоко ценю вашу преданность клану и службу стране.

Уже в лифте Лан вытер лоб и, будучи истощенным, прислонился к стене. Он все-таки сумел собраться, но с трудом. Доктор Трю сказал, что его ки – создающая ауру энергия, которая увеличивается от контакта с нефритом, – повреждена, как порванное сухожилие. Пройдет несколько недель, а то и месяцев, прежде чем она полностью восстановится.

Лан не мог себе позволить такую роскошь, как многомесячное ожидание. Но и не мог жить вот так, с неполноценной чувствительностью и способностями, ведь сейчас слишком многое поставлено на карту.

– Вун, – сказал он, положив руку на плечу помощнику. – Я рад, что могу тебе доверять. Я должен попросить тебя кое о чем, но держи это при себе. Не говори никому даже в семье.

Вун с тревогой посмотрел на него.

– Лан-цзен, я сделаю все, что потребуется.

Лан кивнул.

– Ты должен кое-кому позвонить.

Глава 27. Обнаруженные ошибки

Шаэ притихла на заднем ряду неторопливого автобуса в Марению, глядя в окно и избегая разговоров, а туристы рядом болтали и фотографировали через открытые окна живописный прибрежный пейзаж. Она обнаружила свою мать гуляющей по пляжу за семейным коттеджем. Увидев ее, мать как будто и не удивилась, и не особо обрадовалась. Наверное, Лан позвонил ей накануне и предупредил о визите Шаэ. Коул Ван Риа тепло, но поспешно обняла дочь, как будто виделась с ней всего месяц назад, а не два года.

– Можем пройтись по пляжу, а потом выпить чая, – предложила Шаэ мать. – Если идти в ту сторону около часа, там есть милая чайная. Хозяева – очень приятные люди.

Она сказала Шаэ, что обычно долго гуляет, занимается садом, смотрит телевизор и посещает занятия по пейзажной акварели в местном досуговом центре. Шаэ тоже следует попробовать. Это так расслабляет.

Прибрежный город Марения насчитывал десять тысяч жителей и ничуть не походил на шумную столицу. Шаэ обнаружила, что именно этого ей не хватало, чтобы прийти в себя – просто сбежать от неловкости, которую она чувствовала в обществе братьев, ведь они теперь все равно заняты клановой войной.

По вечерам Шаэ в одиночестве тренировалась с саблей позади коттеджа, на длинной полоске черного песка под голыми ногами, и гул уличного движения под ее балконом в Жанлуне сменился на рокот океана. По утрам рыбаки продавали ранний улов с лотков, серферы катались на теплых волнах, а люди на улицах приветствовали друг друга. И ни одной Зеленой Кости.

Она как будто снова была в Эспении. Какое волнующее откровение – жить в городе, прекрасно обходящемся без нефрита и кланов. Без того, чему поклонялись все мужчины в семье Шаэ, что ее всю жизнь учили превозносить. В других местах прекрасно без этого обходились. Покровительство со стороны кланов и разрешение споров с помощью поединков считалось анахронизмом, на Зеленых Костей смотрели как на нечто экзотическое, почти сказочное, но совершенно архаическое и дикое. Именно Джеральд открыл ей глаза на мир, и иногда Шаэ не знала, благодарить его за это или винить. После двух лет за границей она смотрела на родину совсем по-другому и сомневалась во всем, что было так важно для Зеленых Костей. Эспенские друзья по колледжу никогда не понимали Кекон, пасовали перед его вопиющими противоречиями, смесью современности и будничной жестокости.

Марения показалась Шаэ очаровательной, но материнское общество нагоняло тоску. Коул Ван Риа напоминала произведение искусства или предмет мебели, слившийся с обстановкой до такой степени, что и не отличишь. До замужества она получила начальное образование и боевую практику, достаточную, чтобы переносить контакт с нефритом, но не владеть им. После смерти мужа она посвятила свою жизнь свекру, а позже – старшему сыну. Если такое положение ее и тяготило, она никогда этого не показывала, если она находила свою теперешнюю жизнь скучной или одинокой, то и этого не показывала. Шаэ смотрела, как мать помешивает суп в кастрюле на плите – она немного набрала вес и начала седеть.

– Мальчики всегда так заняты, – сказала Риа через плечо. – Лан иногда меня навещает. А Хило приезжал только один раз. Чтобы познакомить со своей девушкой. Очень милая и вежливая, но каменноглазая. – Мать Шаэ дернула себя за правое ухо. – И все-таки это его выбор, раз он счастлив и его брат согласен. – Она выключила конфорку и принесла кастрюлю на стол. – Они побывали в сражениях, ты знала? Оба! Конечно, Хило вечно дерется, но Лан сказал, что участвовал в поединке из-за оскорбления семьи. Как неприятно.

Она цокнула языком, как будто Колосс и Штырь Равнинных – подравшиеся в школе мальчишки. Лан, несомненно, смягчил для нее события, но Шаэ все-таки поразилась, что мать предпочитает не знать о том, что творится в клане, а может, во время войны она так привыкла к насилию, что считает его нормой для всех мужчин.

– Я сделала поострее, как ты любишь, – сказала ей мать, разливая суп. – Я слышала, в Эспении паршиво кормят. Чем ты там питалась?

Мать выслушала рассказ Шаэ об Эспении. Они поболтали о всякой ерунде вроде еды, погоды и шмоток. Коул Ван Риа не спрашивала про Джеральда. Не поинтересовалась, почему Шаэ вернулась или чем теперь занимается. Даже ничего не сказала о том, что Шаэ не носит нефрит, лишь вздохнула: «Ах, раньше ты так тяжко ради этого трудилась, не меньше мальчиков! Я рада, что теперь ты научилась относиться ко всему спокойней. Для твоего здоровья гораздо лучше поменьше напрягаться. Если твои братья не считают, что это вредно для семьи». Как правило, она избегала задавать назойливые вопросы или высказывать резкое мнение. В детстве Шаэ искала у матери утешение, но никогда совета. Она даже задумывалась над тем, как мало у нее общего с матерью, не считая глаз и похожих на мужские рук.

– Тебе здесь нравится, мама? – спросила Шаэ. – Ты счастлива?

– О да. Ты и твои братья выросли. Мне больше нет нужды заниматься проблемами Зеленых Костей. Конечно, мужчины не могут этого избежать, это противоречит их природе, но ты сняла нефрит и уехала далеко отсюда, а значит, ты это понимаешь.

Шаэ не была в этом уверена, даже сейчас. Возможно, она бросилась в объятья Джеральда и в притягательный современный мир за пределами Жанлуна, только чтобы сбежать от жалящего недовольства деда и унижения, когда он впервые выступил против нее на стороне Хило.

* * *

Больше всего в ее отношениях с Джеральдом ярость Коула Сена вызывало то, что Шаэ связалась с эспенцами. «Шлюхи хотя бы продают лишь то, что им принадлежит», – бесновался дед. Он никогда прежде не говорил с ней в подобном тоне, всегда был добр, несмотря на строгость. Она всего несколько лет назад окончила Академию и была юной, высокомерной и глупой и никогда не думала, что ее действия могут кому-то навредить. Узнав о положении ее семьи, Джеральд представил Шаэ другим эспенским военным, забросавшим ее вопросами.

Поначалу это были простые вопросы, на которые Шаэ знала ответы или могла легко их найти с помощью семейных связей. Эспенцы жаждали расширить политическое и экономическое влияние, но не знали, как делаются дела на Кеконе. Они интересовались, какие кланы входят в совет директоров КНА, когда проходят собрания и кто принимает решения об экспорте нефрита. Кто в Королевском совете ответственен за военные расходы? Как устроить встречу с нужным человеком и какие ему можно послать подарки?

Но больше всего их интересовали враги. Югутан – менее развитое государство, но с обширной территорией, высокой численностью населения и растущей военной мощью, – похоже, был одним из соперников, которых опасались эспенцы. Даже здесь, на далеком маленьком острове, они оставались начеку. Они хотели знать, какие инвестиции делают югутанские компании на Кеконе. Сколько нефрита с черного рынка, по мнению кланов, контрабандой переправляется в Югутан. Может ли Шаэ поспрашивать и выяснить, зачем на Кекон приехал тот или иной югутанский бизнесмен? Где они живут и с кем встречаются?

Эспенцы умели быть благодарными. Ей не нужны были их деньги, но эспенцы всегда платили за услуги, чтобы не оставаться в долгу, таков уж их принцип. Но Шаэ оценила, что ей выдали студенческую визу для обучения за границей. Эспенское образование на Кеконе имели немногие, оно считалось даже более престижным, чем окончание Академии в числе лучших учеников, и ставило ее выше братьев и в другое положение. А она тем временем помогала невежественным иностранцам вести дела на Кеконе и в глубине души этим гордилась. Это не имело отношения к клану и было исключительно ее достижением. Информация и отношения, принадлежащие ей одной, не деду, братьям или Дору.

– Да как ты можешь называть себя Коул, эгоистичная идиотка? – негодовал дед. – Все, что ты скажешь иностранцам, может быть использовано против клана.

Факел использовал все свое влияние, сделал несколько гневных звонков эспенскому послу, и тот с извинениями заверил Коула Сена, что его внучка больше не будет контактировать ни с кем из армии республики Эспения или ее разведслужбами. Джеральд уплыл домой, а Шаэ, кипя негодованием от попыток деда наставить ее на путь истинный, последовала за ним. Она была дурой, но, как ни печально, даже дураки цепляются за свою гордость.

* * *

Шаэ вернулась в Жанлун умиротворенной и отдохнувшей, но это не повлияло на ее решимость возобновить поиски работы и как можно скорее найти полезное занятие. Ничто не мотивировало ее больше, чем страх стать похожей на мать. Если бы у нее была работа, чтобы занять мысли, она не ехала бы сейчас в автобусе, гадая, как Лан и Вун воспользуются финансовыми данными, которыми она их снабдила, или попытаются ли Горные убить Хило.

Она вернулась в квартиру и громко простонала, обнаружив, что забыла ключи на кухне в материнском коттедже. Она не могла попасть домой.

Шаэ оставила сумку в коридоре у двери и постучала к соседу, Цуну Ю, в надежде позвонить от него домовладельцу. Никто не отозвался. В двери торчала пачка рекламных листков, намекающих на то, что Цун уже несколько дней отсутствует. Шаэ вышла на улицу и поднялась по металлической пожарной лестнице, чтобы попытаться вломиться в собственную квартиру, но, проходя мимо соседского окна, остановилась и пораженно уставилась внутрь.

Квартира была почти пуста. Совершенно ясно, что там никто не жил. На полу стоял маленький телевизор, а на нем – телефон. Еще на полу лежали спальный мешок и пара подушек, но больше ничего – ни мебели, ни одежды, пустые стены, и никаких следов Цуна.

Шаэ задрожала от подозрения и ярости. Она открыла окно и влезла в квартиру соседа. Планировка была почти такой же, как у нее. Шаэ прошла на кухню и обнаружила там пустые шкафы, не считая пакета орешков и упаковки крекеров. В холодильнике оказалась пара бутылок лимонада. Цун, как предполагалось, поселился здесь одновременно с ней, почти четыре месяца назад, но так и не въехал по-настоящему.

Шаэ прошла в пустую гостиную, села на подушку и стала ждать. Она подозревала, что Цун не замедлит появиться, и конечно же, примерно час спустя дверь открылась и он вошел с пачкой рекламных листков в руке. Увидев в квартире Шаэ, он пораженно застыл.

Не успел Цун прийти в себя, как Шаэ вскочила и прошла мимо него, закрыв и заперев дверь. Она повернулась, вытащила нож и шагнула вперед. Молодой человек попятился и нервно облизал губы, не сводя взгляда с ножа. Он уперся спиной в стену. Шаэ протянула руку и сдернула черную шапку, которую всегда носил Цоун. Его короткие волосы спутались и прилипли к черепу, а на верхней части ушей торчали нефритовые серьги-гвоздики. Слишком мало нефрита, чтобы она могла заметить ауру, не прикасаясь к нему.

Шаэ отступила на шаг и указала на телефон.

– Позвони ему, – велела она. – Скажи, чтобы немедленно приехал.

Цун снял трубку и набрал номер, бросая на Шаэ опасливые взгляды. Она не могла понять, чего он боится больше – ее вместе с ножом или реакции босса.

– Хило-цзен, – сказал Цун после того, как его наконец-то соединили, – это Цун Ю. Ваша сестра… она… э-э-э… велела мне вам позвонить. Она наставила на меня нож и хочет, чтобы вы сюда приехали.

После секундной заминки Шаэ услышала раскаты смеха на другом конце линии. Они обменялись еще несколькими словами, и Цун повесил трубку.

– Он сказал, что должен кое-что закончить, но скоро приедет.

– Так, значит, охранник, Цун-цзен? – спросила Шаэ. – Вы работаете охранником. И это довольно скучная работа, насколько я помню. От которой вы надеетесь в скором времени избавиться.

– Я не это имел в виду, – ответил Цун, краснея. – Я не считаю вас скучной. Просто следить за вами – не особо весело, ну, вы понимаете.

– Нет, даже представить не могу. – Странное чувство обиды и веселья сложилось в холодную усмешку. – И я начинаю думать, что все наши встречи были подстроены, потому что вам велели за мной приударить.

– Притронуться к младшей сестре Штыря? – нервно закашлялся смехом Цун. – Да будет вам, уберите нож. Вам не кажется, что вы слишком часто им мне угрожаете? Это не очень-то благородно, учитывая, что я вроде как должен вас защищать.

Цун, похоже, пребывал в удивительно хорошем настроении для такого случая. Теперь он широко улыбался, волосы спадали на глаза, делая его до безобразия привлекательным. Шаэ подозревала, что реакция Хило по телефону заверила Цуна, что ничего страшного не произойдет, и сейчас он с нетерпением ожидал окончания неприятной работы.

Шаэ спрятала нож.

– Значит, вы устроились здесь, чтобы за мной следить.

– Предполагалось, что я должен наблюдать за вами на улице. – Он пнул спальник на полу. – По вечерам я выскальзывал в окно и возвращался утром до вашего ухода, но теперь Штырь сказал, что я повсюду должен следовать за вами.

Цун сходил на кухню и принес упаковку крекеров и две бутылки напитка из манго.

– Хотите? Боюсь, больше у меня ничего нет. Или мы можем подождать в вашей квартире.

Шаэ бросила на него сердитый взгляд, Цун пожал плечами и открыл лимонад.

Минут двадцать спустя приехал Хило. Он постучал в дверь и весело прокричал:

– Шаэ, ты ведь не поранила беднягу Цуна Ю? Я предупреждал его, что это рискованное задание.

Когда Шаэ распахнула дверь, ее брат с улыбкой шагнул внутрь и собрался ее обнять. Но она с силой его оттолкнула.

– Ты все это время за мной следил, – прошипела она.

Не ответив, Хило поправил рубашку, которую помяла Шаэ, и повернулся к Цуну, качая головой.

– Боги небесные, это было самое легкое в мире задание для Пальца, Цун, – с упреком в голосе произнес он. – Как ты умудрился облажаться?

Улыбка Цуна тут же испарилась.

– Я… не знаю, Хило-цзен, – пробормотал он. – Позвонил консьерж и сказал, что она вернулась из Марении. Я тут же примчался сюда, но она сидела здесь и ждала меня. Простите, что подвел.

Он почтительно склонился.

Хило глубоко вздохнул и оглядел пустую квартиру.

– Трудно водить мою сестру за нос так долго, но тебе следовало стараться получше. Отправляйся к Маику Кену, он наверняка подыщет тебе занятие в Доках. Там у тебя даже будет шанс заработать нефрит, если постараешься снова не облажаться.

Хило открыл дверь, и Цун поспешил ретироваться, потупив взгляд. Хило не изменил сурового выражения лица и хлопнул Пальца по спине, когда тот прошмыгнул мимо, и Цун нервно и с благодарностью оглянулся. И в одно мгновение чувства Шаэ к Цуну изменились. Привлекательный и дружелюбный сосед оказался всего лишь одним из многочисленных подчиненных брата. Но все же ее беспокоило, почему ее так взбесило, что Цун даже не посмотрел на нее напоследок.

Шаэ резко повернулась обратно к Хило.

– Не суйся в мою жизнь.

– Ты себе льстишь, Шаэ. Теперь мне нужен каждый Палец. Думаешь, я хочу тратить их время на твою охрану? Я сказал Лану, что ты сама решила обходиться без нефрита и можешь сама о себе позаботиться, но после случившегося с Анденом он настоял на твоей охране. Не вини меня.

– Лан велел тебе за мной следить? – ошарашенно спросила Шаэ. Она почти онемела от возмущения, узнав, что Хило за ней следит, но Лан всегда был мудрым и понимающим. И гнев постепенно сменился колебаниями. – А что случилось с Анденом?

– В Лодочный день Гонт Аш схватил Энди в Летнем парке, отвез его к Айт, и они устроили представление, якобы пытаясь его переманить, а на самом деле предложили нам альянс, чтобы совместно производить и продавать в Югутане «сияние». Они отпустили Энди, но добились своей цели. Устроили нам встряску и оскорбили Лана. Он отверг их предложение. И тогда они попытались убрать меня, и вот к чему мы пришли.

Шаэ покачала головой. Она не желала признавать, что была несправедлива к братьям, в особенности к Хило.

– Я не знала про Андена. Никто мне не сказал.

Хило недоверчиво и презрительно хмыкнул.

– А чего ты ожидала, Шаэ? Ты вернулась в Жанлун, но живешь здесь, без нефрита, как будто не хочешь иметь с нами дела. Ты вынудила меня искать тебя в гостинице и обращалась как с чужим. Ты даже не навестила Энди и не повидалась с друзьями по Академии. Даже не снизошла до того, чтобы выразить хоть немного уважения к Тару и посетить его в больнице. И ни разу не пригласила меня в гости, даже теперь, когда мы в соседней квартире. И как это понимать? – В его голосе звучали обида и недоумение. – Чем ты вообще все это время занималась?

Шаэ снова начала злиться.

– Я несколько недель работала на Лана, забыл? И искала работу. Скоро пойду на собеседования.

– Собеседования, – с нескрываемым презрением повторил Хило. – Для чего? Собираешься работать клерком в банке? Зачем? Я тебя не понимаю, Шаэ.

Шаэ вспыхнула.

– Я не нуждаюсь в твоих советах, Хило. И в защите.

– Не нуждаешься, как и раньше. Но сейчас у нас война с Горными, а ты по-прежнему ведешь себя так, будто не имеешь к этому отношения. Забыла о том, что ты Коул. – Хило шагнул вперед, его лицо напряглось, а голос звучал встревоженно. – У меня есть новости для стойкой сестренки, которая считает, что слишком хороша для семьи. Лан тебе этого не скажет, а я скажу. Ты не обычный человек, Шаэ. Только не в этом городе. Не хочешь, чтобы тебя держали в неведении и тайно охраняли, как беспомощную женщину? Ты сама поставила себя в такое положение.

Почти десять лет назад Шаэ и Хило как-то поссорились и плевались друг в друга ядом, как и много раз до этого, и вдруг она поняла, что теперь они носят нефрит и могут нанести смертельные раны. В тот день они удержали себя в руках, и, возможно, только эти воспоминания и осознание того, что Хило носит кучу нефрита, а она – ни одного камня, не позволили Шаэ немедленно на него наброситься.

– Можешь говорить Лану что угодно, – сказала она холодно, пытаясь скрыть эмоции, – но я не желаю видеть твоих людей рядом с моей квартирой или следующими за мной. Можешь рисковать собственной жизнью, Хило, но оставь меня в покое.

Она заметила обиду на лице брата, когда прошла мимо него к двери. И лишь в последний момент вспомнила, что по-прежнему не может проникнуть в квартиру, однако гордость не позволила ей ломиться туда на глазах у Хило, и потому она вышла из здания и в расстроенных чувствах сидела в чайной, пока не стемнело.

Когда она вернулась, Хило уже ушел, но ее дожидался домовладелец вместе с ее сумкой и запасными ключами.

– Коул-цзен велел удостовериться, что вы в целости и сохранности вернулись домой, – сказал он, вежливо поприветствовав ее. – Я приношу глубочайшие извинения, что не узнал вас. Пожалуйста, если вам что-нибудь понадобится, сразу же звоните. – Он отпер дверь квартиры и обернулся через плечо. – Вам здесь удобно? У меня есть другой дом, поновее, всего в десяти минутах отсюда, его обслуживает мой зять, и квартиры там побольше. Конечно, арендная плата для вас будет такой же. Нет? Что ж, если передумаете, дайте мне знать. Я и моя семья всегда были преданы клану.

Глава 28. Посылки и тайны

Андена грызла подспудная тревога из-за поручения Колосса. Лан просто позвонил и поинтересовался, когда у него ближайший свободный день в Академии. Он хочет, чтобы Анден зашел. Не мог бы он по дороге заглянуть в одно место, забрать кое-что и передать Лану?

Естественно, Анден согласился, но Лан уже во второй раз просил его о подобном одолжении, и это выглядело странным. У Колосса хватало подчиненных, которых можно послать за пакетами. Он мог один раз попросить Андена сделать это по пути. Но вторая просьба вызывала подозрения, что Андена специально выбрали для этого задания.

По нужному адресу, вниз по холму от Академии, на краю района Перекрестье, находилась квартира в доме без лифта. Когда Анден позвонил, дверь открыл мужчина в широких камуфляжных штанах и пожелтевшей майке.

– Опять ты?

Его зеленые глаза напоминали эспенские, но по-кеконски он говорил без акцента. Анден не сумел расшифровать значение ни похожих на граффити татуировок на его бицепсах, ни что за музыка доносится из глубины квартиры. Иностранцы в Жанлуне были вполне обычным явлением, особенно в последнее время, но каждый раз, встречаясь с ними, Анден испытывал неловкость и думал о том, что именно так он, вероятно, и выглядит в глазах окружающих.

– Подожди здесь.

Незнакомец закрыл дверь, оставив Андена неуклюже топтаться на лестничной клетке. Через несколько минут дверь снова открылась, и Андену вручили белый конверт без надписей. Анден сунул его в рюкзак. Лан велел никому не показывать посылку, не открывать и ни с кем об этом не говорить.

Он доехал на велосипеде до остановки и сел на автобус до резиденции Коулов. Студент без машины – не самый быстрый способ доставки. Анден мог лишь предположить, что Колосс доверил ему конфиденциальное задание, о котором не хочет ставить в известность никого из клана. Андену следовало бы этим гордиться, но он забеспокоился. Прежде Лан ни о чем его не просил, только хорошо учиться в Академии. Вряд ли Колосс стал бы давать ему тайные поручения, если бы мог доверить их кому-либо еще.

В автобусе Анден сунул руку в рюкзак и нащупал конверт, пытаясь угадать, что в нем. Внутри была мягкая упаковка, но когда Анден надавил, один пузырек лопнул и под ним обнаружилось что-то маленькое и твердое.

Анден вышел из автобуса и за десять минут добрался до ворот поместья Коулов. Охранник махнул ему, и Анден прошел прямо к дому.

– Есть кто? – прокричал он в вестибюле, и из кухни отозвалась Кьянла, гремя посудой.

– Анден-се, это ты? Лан-цзен в тренировочном зале.

Анден миновал кабинет Колосса, пересек внутренний дворик и постучал в дверь зала для тренировок. Лан открыл раздвижную дверь. Он был в свободном черном костюме и босиком. Так странно было видеть его в будничной одежде. Он выглядел моложе, таким Анден помнил его в ту пору, когда Лан еще не стал Колоссом.

– Анден, – улыбнулся Лан, отступая в сторону. – Входи.

Анден снял ботинки и вошел в длинный зал с деревянным полом. Лан закрыл дверь.

– Принес то, о чем я просил?

Анден скинул с плеча рюкзак и вытащил пухлый конверт. Когда он протянул его, пальцы почти коснулись руки Лана, и Анден вздрогнул. Он никак не мог привыкнуть к перемене в ауре кузена. Он знал, что обладает большей чувствительностью, чем любой другой, – многие вообще не ощущали нефритовую ауру, если не прошли тренировку, как Зеленые Кости, и не носили нефрит. Аура Лана с полученным в поединке нефритом казалась Андену слишком пронзительной и резкой, как будто поднялась на несколько октав. И Лану она не подходила.

– Спасибо, что зашел по пути, – сказал Лан.

– Никаких проблем.

Андену хотелось спросить, что внутри, но, судя по тому, как Лан поспешно сунул конверт в ящик и закрыл его, он понял, что на подобный вопрос Колосс не ответит. Лан снял с крючка полотенце и вытер капельки пота с лица.

– Как дела в школе?

– Отлично. Осталось всего несколько месяцев.

– Готов к Испытаниям?

– Думаю, да.

Лан отвернулся и кинул полотенце в корзину рядом с дверью.

– В каком предмете ты лучше?

– Наверное, в Концентрации.

Лан кивнул.

– А хуже?

– Хм… Наверное, в Отражении.

– А как академические предметы? Математика, языки и все прочее?

– Занимаюсь. – В этих аспектах обучения Зеленых Костей Анден был едва ли чуть выше среднего уровня. – Не волнуйся, Лан-цзен, они не сильно снизят мою финальную оценку.

– Меня беспокоят не твои оценки, Анден. Я спрашиваю о школе, потому что в общежитии наверняка сейчас обсуждают кланы. Ты услышишь кучу сплетен и мнений, если уже не услышал. Я не хочу, чтобы тебя они расстраивали или отвлекали, просто сосредоточься на учебе.

– Хорошо, – обещал Анден.

Лан одобрительно похлопал Андена по плечу и кивнул на пустой тренировочный зал.

– Ну, раз уж мы здесь, может, потренируемся в Отражении?

Анден попытался придумать какой-нибудь предлог, чтобы отказаться. Его совершенно не грела мысль показывать свои умения перед Колоссом Равнинных, но Лан уже пересек зал и взял с полки пару дротиков.

– Учебные браслеты при тебе? – спросил Лан.

Анден положил рюкзак у стены. Это всего лишь Лан. Он хочет помочь и не собирается создавать мне трудности. Хило и Шаэ ему как кузены, но Лан старше и всегда был скорее дядей. Анден покопался в лицевом отделении рюкзака и вытащил пластмассовый футляр с принадлежностями для тренировок. Как ученику восьмой ступени, ему позволялось носить их с собой и использовать под присмотром опытной Зеленой Кости. Это была простая кожаная лента с застежкой и тремя нефритами. Если Анден получит высокие результаты, то весной заслужит четвертый.

Анден застегнул браслет на левом запястье, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Каждый раз, когда он надевал нефрит, то ощущал, пусть всего и на секунду, сопротивление, как будто прыгал с трамплина в воду или отрывал липкий пластырь. Мгновенное – ах, это будет больно – и все готово. Он справился с нефритовым приливом, открыл глаза и встал перед Ланом.

Лан зарядил дротики в пистолет.

– Легкая разминка, – сказал он.

Он выпустил дротики в Андена, один за другим. Анден Отразил все, и они врезались в пробковую стену за его спиной. Дротики легкие и движутся медленно. Чем быстрее скорость и тяжелее предметы, тем сложнее становится Отражать. Лан взял пистолет, стреляющий шариками, – Анден не испытывал с ним трудностей, хотя он и стрелял быстрее и в более широком диапазоне, трудности возникали с метательными ножами, особенно когда одновременно несколько летят с разных сторон.

– Сохраняй над ними контроль, – велел Лан. – Закрути вокруг себя и преврати в собственное оружие.

Анден кивнул, хотя сотню раз слышал те же слова от наставника и все равно не мог этого добиться. Когда он Отразил ножи, они потеряли скорость и упали на пол за его спиной. В идеале он должен был аккуратно вонзить их куда-нибудь в стену или даже, как сказал Лан, перекинуть через себя и бумерангом отправить обратно с еще большей скоростью. Анден качнулся на мысках и встряхнул руками, стараясь не напрягаться, сосредоточиться и не думать о том, что он разочарует кузена.

– Готов?

Лан бросил в него еще один нож, метко и резко, и Анден взмахнул рукой, выпустив крепкую дугу Отражения. Он почувствовал, как она захватила нож и сбила его с курса. Он напрягся и сохранил импульс Отражения, а сам отклонился в сторону, с силой крутанулся и послал нож обратно в Лана.

Нож пролетел не слишком далеко, прежде чем сменить направление в сторону пола, но Лану пришлось задействовать собственное Отражение. Он прыгнул вперед и поймал нож на лету.

– Отличная работа! – Его лицо озарилось гордостью, и Анден потеплел. – Большинство молодых Зеленых Костей на такое не способны. Потренируйся еще, и будешь королем на Испытаниях.

– Надеюсь, – промямлил Анден.

Он положил руки на колени и наклонился, чтобы отдышаться. Лан налил в бумажный стаканчик воду из кулера в углу и принес ему. Анден с благодарностью взял его, но его снова поразила резкая аура Колосса. Нефрит вокруг запястья Андена делал ее гораздо сильнее. Он чуть не отшатнулся.

К счастью, кузен снова пересек зал и открыл шкафчик. Он вытащил оттуда с полдюжины больших пластиковых бутылок с песком и запечатанными клейкой лентой пробками. Лан установил их на пол, как кегли.

– Нельзя забывать и о нападении, – сказал он.

У Андена засосало под ложечкой. Атака Отражением была его самым слабым местом, а Лан выжидающе наблюдал за ним с другой стороны зала. Он всегда интересовался успехами Андена, но не давил и не требовал.

– Давай же, чего ты ждешь? – сказал он.

Анден медленно выдохнул. Он сфокусировался на тяжелых бутылках, собрал всю энергию и послал через зал медленную волну Отражения. Первая бутылка дрогнула и упала, сбив следующую, но остальные устояли.

– Неплохо, – похвалил Лан и снова поставил бутылки. – Еще одна попытка.

Бутылки были тяжелыми, зал для тренировок длинным, а Анден выдохся. Со второй попытки он опрокинул три бутылки в ряду, но на этом его силы кончились. Третья волна Отражения едва коснулась бутылок, а четвертая даже их не задела.

– Ну что же ты, Анден, – сказал Лан. – Ты даже не пытаешься.

– Прости, я просто устал.

Утром у него уже была тренировка в Силе, как всегда изматывающая. Он и не предполагал, что визит в резиденцию Коулов превратится в импровизированный экзамен.

– Ты что, собираешься использовать этот предлог, когда твоя жизнь будет висеть на волоске? – рявкнул Лан. – Давай еще раз.

Анден постарался собрать энергию. Он занял более устойчивую позу и поднял руки, так что они задрожали от напряжения, а потом выбросил их вниз и вперед, одновременно резко выдохнув всю энергию, которую сумел собрать. Отражение взметнулось вдоль зала, но ушло в сторону, загрохотав дверцами шкафчика как при землетрясении. Бутылки не сдвинулись.

Лан вытер глаза рукой.

– Если ты не можешь сшибить бутылку с песком, то как намереваешься сбить с ног человека? Или защититься, когда кто-нибудь попытается сделать это с тобой?

– Я еще не Зеленая Кость, – возразил Анден с извинениями в голосе. – Я буду усердней тренироваться, у меня еще есть время.

– Тебе осталось учиться всего несколько месяцев. – Лицо Лана окаменело, а голос стал громче. – Горные уже показали, что не упускают тебя из виду, Анден. Они пытались убить и Хило, и меня, а когда им больше не будет мешать кодекс айшо, смогут забрать и твою жизнь, а у врагов куда больше нефрита и опыта. Ты не можешь позволить себе быть усталым или слишком слабым для обороны!

Одной рукой Лан послал по залу поток Отражения, подбросив бутылки в воздух. Они врезались в стену и с грохотом посыпались на пол. Лан даже не взглянул на них. Он зашагал к Андену и схватил его за руку, поставив прямо. Голос Колосса напоминал низкий рык:

– После выпуска ты очутишься прямо на войне, Анден. Ты должен быть настоящим Коулом, иначе не выживешь. Ты понял?

Анден охнул. Пальцы Колосса вонзились в его бицепс, но боль пришла не оттуда, а прямо из центра головы. Столько нефрита и такой непривычный гнев Лана – и это выбило из груди Андена весь воздух.

– Коул-цзен, – взмолился он и посмотрел в глаза, которые едва узнал. Радужка стала яркой и сверкающей, как отполированный мрамор, и бурлила энергией. Ее окружала паутинка красных капилляров. Анден сглотнул. – Лан?

Колосс резко отпустил его, почти оттолкнул. На мгновение Лан уставился на него, а потом тряхнул головой, как будто чтобы вернуть ясность ума. Его нефритовая аура заполыхала, и Анден невольно Почуял, как неистовый гнев Колосса утонул в вязкой трясине неопределимых эмоций. Лан прижал к глазам ладони, потом убрал их и сказал уже спокойнее:

– Прости, Анден. Ты этого не заслужил.

– Ничего страшного, – ошеломленно прошептал Анден.

– В последнее время я стал раздраженным. – Лан отвернулся. – Было много проблем, и все висит на волоске. Нужно привлечь на нашу сторону Королевский совет и Фонарщиков и учесть вероятность, что к этому имеют отношение и эспенцы… – Он посмотрел на Андена, надеясь на понимание. Лан по-прежнему выглядел непохожим на себя, хотя и очень старался. – Не важно. Я слишком на тебя наседал.

– Нет, – смущенно произнес Анден, голова у него до сих пор кружилась. – Ты сказал все правильно.

– Я горжусь тобой, Анден, мне следовало это сказать. – Лан снова шагнул к нему. – Хило считает, что ты станешь Кулаком. С твоим талантом ты будешь ценным приобретением для него. Но я думаю, решать тебе. Учитывая, как сейчас обстоят дела, ты можешь выбрать другую роль в Равнинном клане или даже выйти из него.

Анден не знал, что ответить. Потом его изумление переросло в решимость, а лицо вспыхнуло.

– Я не трус.

Он знал, что недостаточно разбирается в цифрах, чтобы стать Барышником. Зеленые Кости могли жить и вне кланов – учителя, врачи, монахи – но как можно думать о подобных профессиях в такое время?

– Хило-цзен сказал, что тебе нужны все Зеленые Кости, которые выйдут из Академии. Я всем обязан клану, тебе и дедушке. Что ж я за человек, если не присягну клану?

Прежде чем Лан ответил, раздался резкий стук в дверь и голос Вуна:

– Лан-цзен, звонит мэр.

Лан обернулся на голос помощника, а потом снова посмотрел на Андена. Он отступил на шаг, по его лицу ничего невозможно было прочитать. На секунду Анден Почуял отчаяние.

– Прости, Анден, позже поговорим. – И Лан направился к двери. – Если подождешь несколько минут во дворе, я пришлю кого-нибудь, чтобы тебя отвезли в Академию.

– Спасибо, не нужно, – ответил Анден. – Я и сам доберусь. Все равно мне нужно вернуться на остановку за велосипедом, я прекрасно доеду и на автобусе.

Лан помедлил, положив руку на дверь, и хмуро бросил через плечо:

– Я бы никогда не назвал тебя трусом, Анден. Просто хочу, чтобы ты понял – у тебя есть выбор. И что бы ты ни выбрал, ты всегда останешься Коулом, как и Шаэ.

Колосс открыл дверь и последовал за Вуном обратно в главное здание, его резкая аура угасла, когда исчезла из виду прямая спина.

Анден выдохнул и только тут сообразил, как долго задерживал дыхание. Что произошло? Он никогда не видел, чтобы у Лана так менялось настроение, от нежности до ярости, сомнений и угрызений. Может, таким вспыльчивым его сделал недавний стресс и новый нефрит? Неужели Лан и правда считает, что Анден не готов войти в клан? Анден и сам иногда в себе сомневался или раздумывал, чем мог бы заниматься, если бы ему не суждено было стать Кулаком, но совсем другое дело, когда Колосс клана бросает подобные предложения в лицо. Это из-за слабых успехов в Отражении или дело в другом?

Анден снял тренировочный браслет и прислонился лбом к стене. Из-за нефритовой ломки желудок свело больше обычного. Анден глубоко вдохнул и подавил это чувство, спрятал браслет в пластиковую коробку и сунул ее в рюкзак.

Перед тем как покинуть зал для тренировок, Анден собрал рассыпавшиеся по полу бутылки с песком и запер их в шкафчик. Подобрал ножи, выдернул из стен дротики и вернул все на место. В Академии царила военная дисциплина и порядок. Волны Отражения, и Андена, и Лана, приоткрыли дверцы шкафчика, Анден аккуратно закрыл их и собрался уже толкнуть на место распахнувшийся ящик, но помедлил, его пальцы застыли над тонкой щелью, где мелькнул пухлый белый конверт, тот самый, который Лан взял у Андена и сунул сюда без каких-либо объяснений.

Анден снова открыл ящик, вытащил конверт и уставился на него, борясь с искушением, переросшим в ужасное подозрение. Сердце Андена гулко стучало. Он оглядел пустой и аккуратный зал для тренировок. Если он откроет конверт, Лан об этом узнает. Но один уголок конверта оказался не до конца заклеен. Анден чуть расширил щель. Он перевернул конверт и потряс, просунув в щель два пальца, пока не нащупал что-то твердое и гладкое как стекло. Дрожащими руками он вытащил крохотную цилиндрическую капсулу с мутной белой жидкостью.

Он понял, что это. А что еще это может быть? У Андена заныло сердце. Он разорвал конверт и одну за другой вытряхнул все капсулы.

Его мозг судорожно работал. Это было именно то, чего он и боялся, но Анден все равно не мог в это поверить.

Дверь открылась. На пороге стоял Лан. Анден разжал руки и бросил конверт и его содержимое в открытый ящик, но его вина и так была очевидна. Как и вина Лана, и лицо Колосса захлестнула волна стыда и гнева. Анден не сомневался, что, будь на нем тренировочный браслет, он не вынес бы яростного сияния ауры кузена.

Лан шагнул в зал и закрыл за собой дверь. Она скрипнула, как клинок по точильному камню.

– Что ты делаешь, Анден? – спросил Лан обманчиво монотонным голосом.

– Ты просил принести это. Это же СН-1, – просипел Анден. Ему захотелось схватиться за что-нибудь, чтобы не упасть. – Почему… почему тебе понадобилось «сияние»?

Лан прошел дальше, и Анден машинально попятился, пока не коснулся плечами стены.

– Ты не имел права открывать конверт.

Лан никогда его не бил, даже не ругал, но сейчас выглядел смертельно опасным, и впервые в жизни на Андена накатил страх от присутствия кузена. Он предпочел бы, чтобы его десять раз поколотил Хило, чем понимать, что разъярил Лана настолько, что тот готов ударить. Конечно, Анден заслуживал порки, он даже не придумал ничего в свое оправдание, лишь промямлил:

– Ты же не болен? У тебя же… у тебя же… не Зуд?

Когда он представил, что Лан умирает так же, как и мать, раздирая себя на куски и вопя в приступах безумия, на лице Андена, видимо, было написано такое отчаяние, что ярость Лана утихла. Его лицо изменилось, исказившись от внутреннего напряжения. Он поднял руки, как будто призывал успокоиться.

– Не так громко, – сказал он резко, но сдержав порыв гнева и спокойнее, чем ожидал Анден. – У меня нет Зуда. Когда у человека обнаруживается Зуд, обычно уже слишком поздно и СН-1 не может его спасти. – В глазах Лана зародилось сочувствие, когда он понял, о чем думает Анден, но голос остался суровым. – Мне следует вышвырнуть тебя из дома за этот поступок. Я никак не ожидал от тебя такого, Анден. Но я не хочу, чтобы ты что-нибудь напридумывал, и потому объясню. Но не вздумай никому рассказывать, даже членам семьи, тебе ясно? – Анден был все еще слишком потрясен, чтобы ответить, и Лан с силой хлопнул ладонью по стене рядом с ним. – Тебе ясно?

Анден кивнул.

– «Сияние» – это бич общества, – тихо сказал Лан. – Его принимают люди, не имеющие естественной переносимости нефрита или не прошедшие тренировок – иностранцы, преступники, нефритовые наркоманы. Вот почему нужно искоренить нелегальную торговлю «сиянием». Но СН-1 не во всем такое зло. Как лекарство, притупляющее побочные эффекты от влияния нефрита, оно полезно. Временами даже естественную переносимость Зеленых Костей требуется подстегнуть. – Он помолчал. – Ты ведь это понимаешь, да?

Анден мысленно вернулся к разговору с Хило в Академии, а потом, вопреки желанию, и к воспоминаниям о матери в ванной. Да, он понимал, о чем говорит Лан. Но ведь Коулы совсем другие – символ безупречной крови и воспитания Зеленых Костей. Если Коулу Лану, Колоссу Равнинных, понадобился СН-1, то что это значит, в особенности для человека вроде Андена? На что он может надеяться? В нем забурлило возмущение.

– Это ведь новый нефрит, да? – спросил Анден прерывистым шепотом. – С ним что-то не так? Он опасен, потому что раньше принадлежал Гаму?

Лан выдавил невеселую улыбку.

– Нет. Нефрит лишь катализатор, он не хранит энергию прежних владельцев, что бы там ни утверждали всякие суеверия. – Он отвернулся, и его голос дрогнул. – Поединок дорого мне обошелся, Анден. – Лан постучал себя по груди над сердцем. – Гам кое-что повредил, когда концентрировался в меня. С тех пор я сам не свой. Поэтому мне сложнее носить новый нефрит.

На Андена нахлынуло беспокойство.

– Ты ходил к врачу? Наш, в Академии…

– Я ходил к доктору Трю. Лечебные сеансы помогают, но больше ничего нельзя сделать, нужно только ждать и отдыхать.

Он поморщился, показывая, что этого он как раз не может себе позволить. Теперь Анден понял причины частых смен настроения кузена. После ранения, которое он скрывает, ему пришлось надеть новый нефрит, а к этому прибавились тревоги Колосса военного времени. А теперь еще и позор, что приходится принимать СН-1, чтобы носить завоеванный в поединке нефрит.

– Так не носи его, – предложил Анден. – Пока не станет легче. Его и так слишком много.

Лан покачал головой.

– Сейчас я не могу укрыться от взглядов публики. Каждый день я встречаюсь с людьми – депутатами, Фонарщиками, Барышниками, Кулаками и Пальцами, – и все хотят найти свидетельства тому, что Равнинный клан выстоит перед Горным. А тем временем враги ищут любые проявления нашей слабости, ждут нового шанса ударить. Я не дам его им. – Он отошел от Андена, на лице отразилась усталость. – Это не твоя забота. Я хочу, чтобы ты забыл об этом разговоре, как только отсюда выйдешь.

– А «сияние» тебе не повредит? Оно же вызывает привыкание, разве не так? И…

– Это временно, – рявкнул Лан, снова вспыхнув, и Анден съежился и умолк. – Я не собираюсь к нему привыкать. И не желаю, чтобы кто-либо в клане даже думал об этом. Я велел Вуну организовать секретную поставку СН-1, потому что будет подозрительно, если я слишком часто стану навещать доктора Трю. И слишком рискованно, если моего помощника увидят забирающим необычный пакет. Люди внимательно наблюдают за нами. Я доверяю тебе, Анден, несмотря на твой поступок. Твой дядя был моим лучшим другом, и я всегда считал тебя младшим братом. Ты больше похож на меня, чем Хило. Я никогда ни о чем тебя не просил, но сейчас прошу хранить тайну.

Анден сглотнул комок в горле и кивнул. И как только сделал это, сразу же решил, что нарушит обещание. И скажет Хило. Нужно сказать Хило. Анден даже не знал, как сейчас найти Хило, Штырь постоянно патрулировал территорию Равнинных вместе с Кулаками. И что скажет Хило?

Хило скажет, что Лан – Колосс и Андену не пристало его судить. Что есть особые случаи, когда можно принимать «сияние», Хило ведь считал, что оно может понадобиться самому Андену. Положение Равнинных зависит от того, насколько силен Колосс и насколько он может держать клан под контролем. Принимать небольшие дозы СН-1, чтобы привыкнуть к новому нефриту, куда лучше, чем рисковать, что он может стать безумцем с Зудом. И это наверняка правда.

Лан прищурился.

– Так я могу на тебя рассчитывать, Анден?

Неодобрение в голосе Колосса прозвучало как пощечина. До сегодняшнего дня Анден никогда не давал Лану повода для недоверия, и теперь, увидев разочарование на лице кузена, Анден захлебнулся угрызениями совести.

– Я знаю, что плохо поступил, Прости, Лан-цзен. Я больше не обману твоего доверия, клянусь на всем нефрите, который когда-либо надену, но пожалуйста… – Анден сжал кулаки и выпалил: – Должно же быть лучшее решение, чем принимать эту дрянь!

Мрачный взгляд Колосса немного смягчился. Он снова стал похож на себя прежнего, спокойного и собранного, но выражение его лица стало неуверенным, почти несчастным, как будто он ожидал чего-то другого, и Анден пожалел, что не смог этого дать.

– С этим должен разбираться я сам, а не ты, Анден. – Он остановил на Андене долгий и печальный взгляд, а потом пошел к двери и раздвинул ее. – Тебе нужно вернуться в Академию, пока не стемнело.

Мгновение Анден не шевелился. Потом поднял ладони ко лбу в знак уважения, закрыв лицо.

– Я знаю. Вы правы, Коул-цзен.

Он поспешно вышел из зала для тренировок. Во дворе ему захотелось оглянуться, стоит ли кузен на том же месте, где они расстались. Но вместо этого он смотрел только под ноги и поспешил покинуть дом.

– Анден-се? – окликнула его Кьянла из кухонной двери, когда он обогнул лестницу в вестибюле и помчался к двери. – Все в порядке?

– Все прекрасно. Мне пора. Еще увидимся, Кьянла.

Анден распахнул дверь и спустился с крыльца. Он немного замедлил шаг, чтобы не привлекать любопытных взглядов, когда проходил мимо Пальцев в воротах, но как только оказался за пределами поместья Коулов, бросился бежать. Рюкзак подпрыгивал на плечах, а ноги стучали по асфальту всю дорогу до автобусной остановки. Через несколько минут подъехал автобус, и Анден в прострации поднялся в него. Он плюхнулся на заднее сиденье и прислонился головой к окну. Тяжесть в груди не исчезла даже после того, как он перестал бежать. Ему хотелось заплакать, чтобы выпустить напряжение, как поднимают крышку кипящего чайника.

Глава 29. Возможно, ты умрешь

С тех пор как Маик Кен поймал одну группу грабителей и Равнинные разобрались, что к чему, красть в Доках стало еще опаснее. Беро не хотел окончить, как те бедолаги – двое со сломанными шеями или даже тот, что легко отделался переломанными руками. Беро до сих пор бросало в дрожь при воспоминаниях о братьях Маик. И потому он обрадовался и вздохнул с облегчением, когда Мадт спросил, попрактиковался ли он с «фуллертоном» и научился ли стрелять. Беро заверил, что и он, и Щекастый три раза в неделю ходят на пустырь у водохранилища и используют несколько обойм.

– Тогда приходи в магазин завтра вечером, – сказал Мадт.

Зеленая Кость с эспаньолкой играл в бильярд на старом столе в гараже «Еще послужит». Теперь на нем был не дождевик, а серый плащ и те же берцы. В этот раз он был настроен дружелюбнее.

– Прошел уже месяц, а вы, ребятки, еще живы и хорошо для нас постарались, так что вы либо хорошо соображаете, либо на редкость удачливы, мне подойдет и то и другое.

– Я способен на большее, чем просто красть коробки с модными сумками и шмотьем, – сказал Беро.

– Я так и понял. И теперь у тебя будет шанс это доказать, – сказал тип с эспаньолкой и положил руки на плечи Беро и Щекастому. – Мадт сказал, что вы научились обращаться с пушками, которые я вам дал. Это хорошо, так что теперь у меня есть для вас работа. И эта работа не для меня, а для тех, кто стоит надо мной, так что слушайте как следует и не облажайтесь. Если облажаетесь, то, скорее всего, умрете, но если нет, то станете своими в клане, а это значит… – Он многозначительно посмотрел на Беро и подмигнул, дернув свою нефритовую серьгу в левом ухе.

– Что нужно делать? – спросил Беро.

– Знаете мужской клуб «Божественная сирень»? – ухмыльнулся Зеленая Кость.

Все подростки в этой части города знали «Божественную сирень», но это было заведение высшего класса, и мускулистые вышибалы госпожи Суго с презрением смотрели на ребят вроде Беро и Щекастого, с любопытством шляющихся поблизости, и угрожающе разминали пальцы. Зеленая Кость не стал дожидаться ответа на риторический вопрос и продолжил:

– Очень скоро, либо во вторник, либо в пятницу вам предстоит воспользоваться своими «фулли». Ворвитесь в заведение, разбейте окна, чтобы все клиенты забились под кровати, зажав вялые члены в руках. Увидите хорошие тачки, в особенности серебристого «Вожака», начините их свинцом. В общем, покуражьтесь. Усекли?

– Но «Б-божественная сирень» – заведение Равнинных, – заикаясь, пробормотал Щекастый. – Там будут шишки из Фонарщиков и Зеленые Кости. Говорят, там бывает даже сам Колосс.

– Так ты это только сейчас сообразил, гений? – еще шире заухмылялся Зеленая Кость. – Придется соображать быстрее, если хотите скрыться с территории Равнинных живыми. Это не мои проблемы. Но если сделаете это и уйдете, никто не будет оспаривать, что вы с нами, и вы получите по заслугам.

– Мы это сделаем, если обещаете, что примете в клан, – слова слетели с губ Беро, прежде чем Щекастый успел дернуться.

Мадт с сыном сортировали коробки с украденными виниловыми пластинками, делая вид, что не участвуют в разговоре, но застыли и с неожиданным пылом посмотрели на Беро. Ему было плевать, куда посылает его Зеленая Кость, но он не хотел, чтобы его обвели вокруг пальца.

– Это же не очередная проверка, правда?

– Я ни хрена не буду тебе обещать, – рявкнул Зеленая Кость. – Сделаешь дело – и произведешь хорошее впечатление, покажешь, насколько ценен для клана, вот тогда и поговорим.

Щекастый проглотил комок в горле и поспешно кивнул. Беро сунул руки в карманы и сделал каменное лицо.

Много лет назад в той части Кузницы, где вырос Беро, жил один парнишка постарше по прозвищу Крючок, он издевался над младшими, преследовал и избивал Беро при каждом удобном случае. Однажды Крючок облапал красотку, дочь профсоюзного лидера и Фонарщика Равнинных, и вскоре после этого в их квартале появилась пара Зеленых Костей и хладнокровно переломала Крючку ноги. Больше Крючок не мог угнаться за Беро.

Все Зеленые Кости напоминали Беро о тех Пальцах. Они беспечно входили в его мирок, чтобы сломать кому-нибудь кости или отправить к богам. Они внушали Беро не просто детский трепет и страх, а всепоглощающую зависть и обиду.

Зеленая Кость с эспаньолкой ничем от них не отличался. Он улыбался, если ему было весело, но глаза оставались холодными и пронизывающими.

– Ждите звонка, – бросил он через плечо в дверях гаража. – Уже скоро.

Глава 30. Храм Божественного Возвращения

Над рельбольным полем, где звучали удары по мячу и резкие выдохи игроков, перемежаемые выкриками или одобрительным гомоном зрителей, витали ароматы скошенной травы и сладкого жареного инжира. Шаэ пробралась к секции открытой трибуны, где сидели фанаты из Академии Коула Ду, и села на свободное место. Счет на табло был почти равным. В Академии, как в любой школе боевых искусств, почитали физическое мастерство, но профессиональным спортсменам не разрешалось носить нефрит. Команда соперников из крупной городской школы регулярно поставляла игроков в национальную лигу и горела желанием победить будущих Зеленых Костей.

Шаэ поискала кузена и не сразу его узнала. Он перестал быть неуклюжим мальчишкой, которого она помнила. Анден теперь обладал статью взрослой Зеленой Кости. Он был в зеленых шортах и играл в качестве первого защитника, не отлипая от противника, когда мяч оказывался в его зоне. Игрок подпрыгнул, чтобы спасовать товарищу по команде, но более высокий и быстрый Анден выбил мяч из его рук. Оба рухнули на поле, а мяч поскакал в сетку. Свисток провозгласил, что бросок не засчитан.

Поле для рельбола состояло из семи зон, разделенных сетками по пояс высотой – пять прямоугольных зон для разбега и две треугольные концевые зоны. Каждую зону занимали два игрока – по одному из каждой команды, – и они не могли покидать огороженное пространство в попытке бросить, поймать или ударить по мячу, передав его товарищам по команде дальше по полю, от зоны к зоне, через сетки в концевую зону противников, где забивающему предстояло направить мяч между столбами ворот. Поскольку игра состояла из серии жестоких схваток один на один, между командами и игроками обычно существовала вражда. Пока Анден поднимался, его соперник выплюнул ему в спину несколько ругательств. Анден не удостоил его ответом. Он слегка согнул колени и прищурился на горизонтальные оранжевые лучи заходящего солнца.

Мяч вылетел из рук судьи. Анден подпрыгнул, чтобы плечом оттеснить соперника, схватил мяч одной рукой и перекинул его через сетку товарищу по команде за мгновение до того, как его сбили наземь. Шаэ одобрительно затопала ногами вместе со зрителями. На нее произвели впечатление грация и напористость кузена, как у настоящего атлета. Казалось, он относится к рельболу как к обязанности, а не как к игре, и получает мало удовольствия от удачных результатов, лишь слегка морщится при плохих. Шаэ уже представляла его Зеленой Костью, одним из Кулаков Равнинных.

И в этом она не была одинока. В ряду за ее спиной кто-то произнес:

– Первый защитник Академии – это же сын Безумной Ведьмы, тот, которого усыновили Коулы. Могу поспорить, Штырь уже считает дни до того момента, когда этот парень наденет нефрит.

– А вместе с ним весь выводок восьмого уровня, – добавил другой.

Забивающий принес Академии очко, и зрители на трибунах радостно затопали ногами. Раздались короткие аплодисменты, и снова установилась тишина. Спортивные соревнования на Кеконе отличались от эспенских. Шаэ поразилась, насколько тамошние зрители шумные и энергичные. Эспенцы непрерывно пели и кричали, подбадривали и гудели в неодобрении, махали флагами и выкрикивали игрокам и тренерам указания. Кеконцы не менее пылко болели за свои команды, но никто и не думал орать или отвлекать игроков. Как поняла Шаэ, эспенцы полагали, что задача спортсменов – развлекать зрителей, и действия трибун составляют часть игры. Кеконцы считали, что стоят над схваткой скорее как свидетели сражения, на исход которого могли делать ставки.

Академия Коула Ду победила с разницей в одно очко. После игры соперники поздравили команду, и все направились к скамейкам собирать вещи. Шаэ спустилась и встала на краю поля, пока ее не заметил Анден. Он прищурился в ее сторону. На его лице расплылась широкая улыбка узнавания, он закинул рюкзак через плечо и побежал к ней.

– Шаэ-цзен, – сказал он и вспыхнул, поняв неловкую ошибку. Он быстро обнял ее, тепло, но уважительно, вытащил из футляра очки и нацепил их на потную переносицу. – Прости. Мне нужно привыкнуть называть тебя просто Шаэ.

– Ты потрясающе играл, – сказала она. – Если бы не твой перехват на последней четверти, вы бы проиграли.

– Солнце светило в глаза сопернику, – вежливо ответил Анден.

– Не хочешь перекусить? Но можем и в другое время, если предпочитаешь сегодня остаться с друзьями.

Остальные игроки Академии как раз собрались уходить. Шаэ заметила, что Анден, будучи членом команды, держался немного в стороне от одноклассников. С ней в Академии происходило то же самое, и она не хотела лишать его возможности влиться в коллектив.

– Нет, я лучше поговорю с тобой, – поспешил ответить Анден, лишь на секунду оглянувшись на одноклассников. – Конечно, если у тебя есть время.

Шаэ заверила, что время у нее есть, и они вместе покинули поле. Вечера уже стали прохладными по жанлунским меркам, и Шаэ накинула свитер, пока они бродили по Старому городу и дошли до сонного ночного рынка, где торговцы продавали ярких воздушных змеев, деревянные волчки, поддельные золотые часы и музыкальные записи, а от лотков с едой поднимались запахи пряных жареных орехов и засахаренной свеклы. Они поговорили об игре, а когда эта тема иссякла, Шаэ спросила кузена о школе, а он – об учебе за границей и нравится ли ей новая квартира в Северном Сотто. Анден не был молчуном, но и болтливостью не отличался, как и Шаэ, и потому разговор был довольно неуклюжим, оба пытались придумать друг другу вопросы, оба боялись заполнять паузы.

Над дверью углового барбекю-ресторана висел белый бумажный фонарь, но они встали в очередь вместе с остальными. Усевшись за покрытым желтой клеенкой столиком в освещенном дворике под провисшим тентом, они съели свинину в сладкой глазури и маринованную капусту из жирных картонных лотков. Анден набросился на еду, но так и не осилил щедрую порцию жареного мяса – слишком роскошные ресторанные блюда не пришлись по вкусу желудку, привыкшему к скромным порциям и простой пище Академии.

– Анден, прости, что так долго к тебе не приходила, – наконец сказала Шаэ. – Мне нечем оправдаться, я собиралась прийти раньше, но не могла переступить через неловкость визита в Академию. Я упорно искала работу, а до того ездила по стране, делала кое-что для Лана. Это отняло больше времени, чем я ожидала.

Шаэ замолчала и не стала больше придумывать объяснений. Обвинения Хило в том, что после возвращения в Жанлун она не общается с семьей, были правдивы, а некоторые глубоко ранили.

Анден уставился на свои руки, тщательно вычищая из-под ногтей соус влажным полотенцем из крохотного бумажного пакетика. Он нахмурился.

– Ты виделась в последнее время с Ланом?

Он как будто не слышал ее слов.

– Несколько недель назад. Он ведь так занят.

Шаэ и не пыталась навестить семью.

– Когда собираешься с ним увидеться?

Шаэ удивилась. Кузен всегда был таким тактичным, но теперь его тон был откровенно настойчивым.

– Хочу заехать в резиденцию на обед. Тогда, скорее всего, с ним и увижусь, – ответила она. – А что?

Анден разорвал остатки бумажного полотенца на полосы, не глядя на Шаэ.

– Я подумал – может, ты с ним поговоришь. Посмотришь, как у него дела, не нужна ли ему помощь. После поединка на Фабрике он выглядит… по-другому. Напряженным. Может, ты… Даже не знаю. Немного его успокоишь.

Шаэ подняла брови. Насколько она помнила, Анден всегда боготворил Лана, а тот относился к нему с особым вниманием.

– Лан – Колосс, а на такой должности не успокоишься, – сказала она. – Если тебе кажется, что он озабочен и сторонится тебя, то это потому, что у него куча проблем, причем срочных.

Анден слушал, но по-прежнему рвал на кусочки салфетку, и потому Шаэ сказала успокаивающим тоном:

– Не стоит так беспокоиться.

Анден скомкал порванную салфетку и бросил к остаткам еды.

– Шаэ, – неуверенно заговорил он, – я думаю… Мне кажется, Лан принял кое-какие неверные решения. Знаю, я пока что не Зеленая Кость и не вправе этого говорить. Но я скоро надену нефрит и хочу помочь. – Теперь слова понеслись стремительным потоком. – Я считал, что должен поговорить с Хило, но у него и своих забот хватает, к тому же он наверняка просто велит мне сосредоточиться на школе и не судить Колосса. И я решил, может, ты сумеешь…

– Как ни противно это признавать, – прервала его Шаэ, – но Хило прав. – Ей больно было видеть, что Анден уже настолько близко к сердцу принимает клан и его неприятности. – Когда я училась на восьмой ступени, то была похожа на тебя – не могла дождаться выпуска, чтобы получить нефрит и стать настоящим членом клана. Но мне не следовало так спешить. Ты останешься студентом всего четыре месяца, так будь им. Не увязай в делах клана слишком рано или в тех делах, которые тебя не касаются. – Она попыталась встретиться взглядом с кузеном. – Вообще-то ты и не обязан. Быть Зеленой Костью – не единственный выбор в жизни, ты не обязан ей становиться.

– А как же иначе? – спросил Анден на удивление мрачно и пылко. – Я не наивен. Зачем же дедушка принял меня в семью и послал в Академию, если не для того, чтобы однажды я вошел в клан? И теперь этот день наступил.

– Дедушка не всегда знает, как лучше. – Раньше она никому в таком не признавалась. – Это Лан привел тебя в семью и сделал это, потому что так было правильно, а не в расчете на то, что ты станешь хорошим Кулаком. – Она вздохнула. – Вижу, ты встревожен из-за войны, но…

– А ты не встревожена? – воскликнул Анден.

Он покраснел, но явно не мог сдержаться, даже если вел себя грубо.

Шаэ напомнила себе, что в Лодочный день Горные схватили Андена на улице. Неудивительно, что он до сих пор зол и обижен. Но она не могла не признать, что поступок на грани нарушения айшо обеспокоил и ее, и, отослав Цуна, она никогда не покидала территорию Равнинных. Шаэ постаралась говорить так, чтобы не казалось, будто она оправдывается:

– Конечно, я встревожена. Но я не имею к этому отношения. Я больше не Зеленая Кость. Я так решила.

– Почему?

Простой вопрос. И впервые кто-то задал его Шаэ.

Она поняла, что не очень хорошо знает Андена. Когда она разговаривала с дедом или братьями, то слушала знакомые модуляции, будто никогда и не уезжала с острова. С Анденом не было такого же узнавания. В детстве они достаточно много времени проводили вместе, но последние годы его жизни Шаэ полностью пропустила, а он вырос из серьезного, но иногда немного не от мира сего мальчика вот в этого юношу, протеже ее братьев.

– Клан – это все или ничего, Анден. Я совершила некоторые поступки, не соответствующие ожиданиям. И быстро поняла, что этого делать не позволено. – Ее губы искривились в безрадостной улыбке. – Все немного сложнее, но суть ты уловил.

Анден не выглядел удовлетворенным, но не стал напирать. Он проследил взглядом за бьющимися под тусклой лампой мошками, потом снова посмотрел на Шаэ.

– И чем собираешься заниматься?

– У меня есть предложение о работе, над которым я раздумываю. – Шаэ распрямилась, радуясь, что может поделиться с кем-то последними новостями. – Это должность регионального представителя в эспенской компании по производству электроники. На несколько месяцев я вернусь в Эспению, чтобы пройти тренинг, а потом часть времени буду работать здесь, а часть – там, а также путешествовать по миру. Мне кажется, это интересно.

На лице Андена отразилось смятение. С видимым усилием он сумел вернуть лицу почти нейтральное выражение.

– Ты снова уезжаешь?

– Ненадолго, – смутилась Шаэ. – Я же сказала, это лишь на несколько месяцев. А потом я буду жить на Кеконе как минимум половину времени. Мне не хотелось бы постоянно жить в Эспении, вот я и подумала, что эта работа…

Она запнулась, в горле встал комок вины и обиды. Анден только что просил ее повлиять на Лана. Надеялся, что даже если она не занимает в клане официальной позиции и больше не Зеленая Кость, то все равно сумеет повлиять на ситуацию, как член семьи, и Анден, видимо, на это рассчитывал.

Разве она только что не сказала, что клан – это или все, или ничего?

– Прости, это было невежливо с моей стороны, – как будто взял себя в руки Анден, поняв, что вел себя эгоистично и неадекватно. И тут же добавил: – Я просто так рад, что ты вернулась, и подумал, что стоит чаще видеться, пока ты опять не уедешь. Но я за тебя рад. Похоже, работа действительно хорошая, как раз для космополитичной деловой женщины. Поздравляю, Шаэ. Правда.

И хотя его разочарование буквально висело в воздухе, он улыбнулся с такой готовностью наладить отношения, что Шаэ не могла не смягчиться и не пожалеть, что сама не умеет так владеть собой.

– Ничего страшного, Анден, – заверила она. – К тому же я и правда думаю, что нам стоит больше времени проводить вместе. Это я виновата, что мы не встретились раньше, я не слышала о том, что с тобой случилось в Лодочный день, узнала только недавно, и я…

Анден резко, почти сердито затряс головой.

– Это все ерунда, – сказал он. – Они мне не угрожали и не сделали ничего плохого. Я же еще не Зеленая Кость.

Шаэ на мгновение замолчала. За их спинами официанты у стойки выкрикивали заказы в переполненную кухню, болтали и смеялись другие клиенты, стоящие в очереди, жужжали мотыльки, застрявшие под зеленым тентом над двориком. Снаружи совсем стемнело, но над пятнами облаков висела пузатая луна.

– Наверное, нам пора, – сказал Анден.

– О чем ты хотел, чтобы я поговорила с Ланом? – спросила Шаэ. – Если что-то и правда тебя беспокоит, я скажу это ему, когда увижу. Ты услышал о чем-то в Академии?

– Да нет, не надо, – снова затряс головой Анден. – Ты права, он не нуждается в моих советах. Не волнуйся об этом. – С наигранной веселостью он отодвинул стул и сказал: – Отличный ресторан, я уже много месяцев так хорошо не ужинал. Ты же помнишь, как кормят в Академии?

– К сожалению, да.

Что бы его ни мучило, что бы он ни хотел высказать, Шаэ больше не могла выдавить это из Андена. Пока они собирали вещи, она позволила ему увести разговор на всякие пустяки. Они дошли до ближайшей станции подземки, почти не разговаривая, Анден совсем притих. На платформе, перед прибывающим поездом в западном направлении, он быстро обнял Шаэ.

– Было приятно с тобой повидаться, Шаэ. До скорой встречи?

А потом двери за ним закрылись, и длинный скрипящий поезд увез его прочь. Шаэ смотрела, как огни исчезают в пасти тоннеля, с непреклонной уверенностью, что подвела кузена, упустила что-то жизненно важное в их отношениях.

Она не пошла домой, а поехала в восточном направлении и сошла на станции, находящейся прямо перед жанлунским храмом Божественного Возвращения. Улица поднималась к храму, ее недавно расширили. Шаэ никогда не видела столько машин у входа. У ближайшего сквера теперь торчало шестиэтажное офисное здание, стену новой парковки украшал плакат с рекламой югутанского пива. Но сам храм ничуть не изменился, а вечером выглядел даже более древним и торжественным, чем днем. Покрытые орнаментом каменные колонны и массивная черепичная крыша отбрасывали глубокие тени в фарах проезжающих машин. Шаэ не была внутри с подросткового возраста, но сегодня, пребывая в смятении, ощутила желание войти через зеленые двери из тикового дерева.

В Храмовом квартале находился не только храм Божественного Возвращения, старейший дейтистский храм города, но и усыпальница Нимумы – в двух кварталах отсюда, а чуть дальше на запад – Первая церковь Истины. Так приятно осознавать, что кеконцы, абукейцы и иностранцы могли молиться рядом друг с другом. По правилам КНА, дейтистские храмы получали нефрит в первую очередь, и кланы финансово поддерживали религиозные сооружения, но монахи приносили клятву избегать всех земных привязанностей и давать приют всем страждущим. Как и район рядом с Залом Мудрости и Триумфальным дворцом, Храмовый квартал был нейтральной территорией. Здесь кланы не имели власти.

Шаэ прошла по тихому двору с рядами священных деревьев, очерченных мягким лунным сиянием, и оказалась в скудно освещенном внутреннем святилище, где местные монахи не прерывали трехчасовую медитативную молитву. Увидев кружок застывших фигур в зеленом, сидящих на низком подиуме, Шаэ замедлила шаг. Она гадала, насколько глубоко могут Почуять ее монахи. Возможно ли, применив силу нефрита, не только ощутить чье-то присутствие и физическое состояние, но и проникнуть в мысли, прямо в душу?

Шаэ опустилась на колени на одну из молитвенных подушек. По традиции она трижды прикоснулась лбом к полу, потом выпрямилась, положив руки на бедра, и снова посмотрела на монахов – трех мужчин и трех женщин с бритыми головами и бровями. Они сидели с закрытыми глазами, скрестив ноги и положив руки на нефритовую сферу размером с шар для боулинга. Прикасаться к такому огромному куску нефрита…

Шаэ вспомнила о глыбах на руднике, о безумном искушении положить на одну из них руку. Монахи должны обладать исключительным самоконтролем. Наверное, они услышат и муху, приземлившуюся на подушку в зале, и Чуят людей на улице, но все же оставались неподвижными, дышали размеренно и глубоко, их лица были расслаблены. По окончании трехчасовой медитации они поднимут руки с бедер, встанут и уйдут, а их место займут другие. И каждый раз они испытывают нефритовый прилив и ломку. Шаэ знала, на что похожа ломка, и поежилась, представив, что через это нужно проходить каждый день посменно, снова и снова. Монахи верили, что это приближает их и все человечество к богам.

Шаэ огляделась. Над кругом для медитации висела знаменитая фреска «Изгнание и возвращение». Оригинальная работа, написанная сотни лет назад, была уничтожена во время шотарской оккупации, теперь молящиеся видели перед собой искусную реконструкцию, основанную на воспоминаниях и старых фотографиях. В нишах на стенах святилища – каждая посвящалась одному из главных дейти – горели свечи с благовониями. Легкое журчание воды из двух пристенных фонтанчиков врезалось в уличный шум, доносящийся из высоких открытых окон.

В этот поздний час святилище было почти пустым, лишь три посетителя преклонили колена на зеленых подушечках для паствы – пожилой мужчина в дальнем углу и женщина среднего возраста вместе со взрослой дочерью, в трех рядах перед Шаэ, обе рыдали и прижимались друг к другу. Шаэ потупилась в смущении от того, что увидела сцену семейного горя. Ей стало неловко, а собственный приход в это святое место показался лицемерием. Она на пять лет забыла о вере и не знала, может ли вообще называть себя дейтисткой.

Коулы, конечно же, были показательно религиозны. В доме имелась просторная молитвенная комната, и по основным праздникам семья облачалась в лучшие наряды и шла в храм. Члены обширного и могущественного клана толпились у входа, пока перед дверьми не останавливался автомобиль семьи. За этим следовал поток приветствий. В те времена Коул Сен находился еще в расцвете сил и здоровался с каждым с одинаковым великодушием, будь то богатый Фонарщик или Палец самого низшего ранга. Выдержав должную паузу, дед вел мать Шаэ, братьев и ее (а позже и Андена) внутрь, и толпа следовала за ними, так что святилище наполнялось гулом приглушенных голосов и пульсировало нефритовой энергией.

Коул Сен всегда находился в центре первого ряда. Справа от него – Лан, потом Хило, Шаэ (а позже и Анден), а дальше – их мать. Служба тянулась часами. Собравшиеся повторяли молитвы дейти за монахами старшего возраста, Просвещенными, затем возносились хвалы Божественным добродетелям. Во время молитвы Хило вертелся и корчил рожи, и Коул Сен бросал на него сердитые взгляды. У Шаэ затекали ноги. Она старалась не обращать внимания на Хило.

Став старше, она научилась лучше переносить службы. И неожиданно поняла, что молитвы несут надежду и успокаивают. Дейтизм – глубокое верование кеконцев. Существовали разные секты, от националистических до пацифистских, но все соглашались с тем, что нефрит – это связь с небесами, божественный, но опасный дар, который следует использовать благочестиво и во имя добра. Зеленые Кости должны быть религиозными. Добродетельными. Как ее мать.

В детстве, однако, она мало размышляла на религиозные темы, а думала лишь о том, сколько еще продлится это испытание. Стоило ей наклониться или заныть, как мать тычком ее выпрямляла.

– Сиди прямо и молчи, – делала она замечание. – Все на тебя смотрят.

Такова была жизненная философия матери: сиди прямо и молчи, все на тебя смотрят. Что ж, сейчас никто не смотрел на Шаэ. Без нефритовой ауры она могла пройти мимо любого бывшего одноклассника по Академии неузнанной. Когда ей позвонил региональный директор «Электронного оборудования Крофта», Шаэ обрадовалась, что ее приглашают на работу, явно не зная о ее корнях. И все-таки она ощутила лишь легкое удовлетворение. Не восторг или душевный подъем. Она получила диплом, собственную квартиру и приглашение на работу в международную компанию, с которым ее поздравили бы однокурсники по бизнес-школе в Эспении. Шаэ наконец-то стала независимой образованной женщиной, поднявшейся над дикостью и ограниченностью накачанной нефритом и тестостероном семьи. Она должна чувствовать себя свободной, а не одинокой и неуверенной.

Шаэ склонила голову. Она не знала, верит ли в древних богов или в Изгнание и Возвращение, или даже в саму идею, что нефрит – это дар небес. Но любая Зеленая Кость понимала, что эту невидимую энергию можно почувствовать и направить. В мире существовал глубинный уровень, и возможно, если она как следует сосредоточится, то даже без нефрита сумеет ощутить с ним связь.

«Наставь меня, – молилась она. – Дай мне знак».

Глава 31. Не по плану

Лан был в кабинете, когда раздался звонок от Хило, по отдельной линии. Этот номер знал только Хило и мог воспользоваться им лишь по срочному делу, требующему полной конфиденциальности.

– У меня есть доказательства, – без предисловий начал Штырь. – Дору поддерживает регулярные контакты с Горными. И получает от них платежи на тайные счета.

Лан похолодел.

– Ты уверен?

– Уверен.

Не желая принимать очевидное, Колосс на секунду умолк.

– Тогда разберемся с этим сегодня же вечером.

Он взглянул на часы. Рабочий день почти закончился, Дору вскоре покинет офис на Корабельной улице. Не было смысла откладывать – это лишь спугнет предателя и сделает все более болезненным.

Лан обговорил все необходимое с Хило, повесил трубку и несколько минут сидел молча с хмурым выражением лица. Шелест недавно вернулся из Югутана с информацией о деятельности Горных в этой стране, включая детали о фабриках по производству «сияния» и деловых контактах. Кулаки и Пальцы, приставленные к Дору в качестве охраны, внимательно наблюдали за ним и не докладывали о подозрительном поведении Шелеста во время поездки.

Дору не был глуп, он знал, что его позиции в клане ослабли, а с учетом того, что сознание Коула Сена день ото дня угасает, явно решил уйти в тень и вести себя осторожно. Он даже с легкостью проглотил оскорбление, когда Лан приостановил деятельность КНА в его отсутствие и не посоветовавшись с ним. Хотя Лан мысленно готовился к звонку Хило, приятные перемены в поведении Дору на короткое время заставили его решить, будто он ошибся насчет измены Шелеста.

Он позвонил Вуну в офис. Когда тот приехал, Лан встал, чтобы его поприветствовать.

– Ты много лет был моим другом, а в последние три года – отличным помощником, – сказал Лан. – С завтрашнего утра ты станешь Шелестом Равнинного клана.

Вун не был особенно потрясен этой новостью, но все равно полон благодарности.

– Клан – моя кровь, а Колосс – его повелитель, – сказал он, склонившись. – Благодарю за честь, Лан-цзен. Я не подведу.

– В последние несколько месяцев я давал тебе более ответственные задания, и ты прекрасно справился. Ты готов, – сказал Лан, обняв его.

По правде говоря, он не был полностью уверен в этом заявлении и чувствовал, что Вун слегка не дорос до поста Шелеста, но он способный и верен клану, в этом Лан не сомневался. В любом случае, теперь выбора нет, Вуну придется соответствовать должности.

– Никому ни слова, пока я не дам на это разрешения завтра.

– Понимаю, Лан-цзен, – мрачновато ответил Вун, показывая, что прекрасно знает – он получил этот пост за счет чужого несчастья.

– Для клана настали трудные времена, ты должен быть готов быстро получить контроль над офисом Шелеста. Поезжай сегодня домой пораньше и как следует выспись, но сначала давай выпьем.

Лан вытащил из шкафчика бутылку и налил по бокалу хоцзи. Они молча выпили.

После того как Вун еще раз поблагодарил и ушел, Лан просмотрел бумаги на столе, не особо в них вникая. В последнее время он неважно себя чувствовал, и телом, и разумом. Физическая слабость усиливалась постоянной тревогой за клан, а теперь, понимая, что ближайшие сутки будут особенно тяжелыми, он никак не мог сосредоточиться.

Внимание Лана привлек конверт в нетронутой стопке почты. Колосс вытащил его и взглянул на обратный адрес – абонентский ящик в Степенланде. Письмо от Эйни. Лан провел пальцами по краям печати, желая и боясь его открыть. После развода они обменялись лишь несколькими письмами, дружелюбными, но больше похожими на деловые – улаживали дела, она объясняла, куда прислать вещи, и тому подобное. Но видеть ее почерк, мысленно слышать ее голос – это всегда портило Лану настроение. Как будто сегодня мало проблем. Он громко вздохнул.

* * *

Эйни сама призналась ему в измене. Один из людей Хило увидел, как она входит в жилое здание вместе с любовником, и зная, что секрет больше не утаить, Эйни рассказала все, прежде чем новости достигли Лана через Штыря.

– Пожалуйста, не убивай его, – шепотом взмолилась она, сидя на краю постели и зажав ладони коленями. – Он не кеконец и не понимает наших традиций. Я больше не буду с ним видеться и останусь с тобой или уеду, и ты никогда больше меня не увидишь – только скажи. Но пожалуйста, не убивай его. И не позволяй Хило это сделать. Это все, о чем я прошу.

Больше всего Лана опечалило, что эта просьба шла от сердца и подпитывалась подлинным страхом, ведь это значило, что за пять лет брака она так его и не узнала.

– Он действительно настолько лучше меня? – мрачно спросил Лан.

Эйни удивленно выгнула брови. Даже расстроенное, ее лицо в форме сердца обладало подлинной и ненавязчивой красотой.

– Конечно, нет. Но он не Колосс великого Равнинного клана. Он не отменяет планы на ужин, не ходит в окружении телохранителей, никто не приветствует его в публичных местах и не останавливает, чтобы попросить об одолжении для родственников. Он может вести себя глупо, поздно вставать и уезжать в отпуск, когда придет в голову, то есть делать все, что когда-то делали и мы.

– Ты всегда знала, что однажды я стану Колоссом, – обвиняющим тоном напомнил Лан. – Ты понимала, что будет именно так. Многие женщины с радостью вышли бы замуж за Колосса. И ты обещала мне то же самое.

Глаза Эйни наполнились слезами сожалений.

– Когда-то я была с тобой счастлива.

«Я мог бы заставить ее остаться, – подумал Лан с присущей кеконцам мстительностью. – В обмен на жизнь того иностранца она бы осталась и родила наследника клана».

Но, в конце концов, он не смог быть таким жестоким ни с ней, ни с самим собой.

* * *

Конверт в руках Лана был квадратным и жестким, как поздравительная открытка. Он выглядел довольно пухлым, как будто содержал длинное послание, в отличие от предыдущих. Лан представил, как читает длинное письмо от Эйни, в котором она раскаивается и просит принять ее обратно. Но скорее всего с полной благих намерений безжалостностью она пишет о том, что у нее все хорошо и желает ему того же, рассказывает о своем новом доме за границей, что видела и чем занимается с новым ухажером.

Лан засунул письмо в ящик стола. В любом случае, сейчас не время отвлекаться на печальные мысли о бывшей жене. Позже прочтет. Но письмо по-прежнему дразнило его из закрытого ящика, и потому Лан встал и вышел из дома. Был вечер пятницы, и оставалось еще много времени, чтобы вернуться и подождать звонка Хило.

Через час, даже после ужина и отдыха в «Божественной сирени», Лану не стало лучше. Он сел на край кровати и выкурил сигарету, вымучивая последние минуты спокойствия перед уходом.

– Что-то не так?

Юнни подобралась поближе и обхватила его голыми руками за шею, но Лан высвободился и встал. Он натянул брюки и пошел в ванную, где курились ароматические свечи. Там, под красноватым светом, он плеснул на лицо холодной воды и вытер полотенцем шею и грудь.

– Тебе правда нужно уходить? – уговаривала Юнни с кровати. – Вернись в постель. Останься на ночь.

Ей бы это понравилось. Она получала дополнительные деньги, если Лан оставался, это примирило бы ее с тем, что он стал реже приходить.

– Я хочу побыть один, – сказал Лан и добавил, не желая быть грубым: – Прошу тебя.

Искусный фасад без единого изъяна на мгновение дрогнул. Она скрестила руки на груди. Лан почувствовал ее негодование и обиду: да кем он ее считает? Уличной шлюхой? Где тот утонченный клиент, который получает удовольствие от пения и игры на арфе, от бесед и вина?

Но Юнни быстро овладела собой и поднялась с неторопливой грациозностью.

– Как пожелаете, Коул-цзен.

Юнни накинула халатик, сунула ноги в шлепанцы и направилась к двери, резко захлопнув ее за собой, чтобы показать раздражение. Лан не видел, как она уходит. Он надел часы и посмотрел, который час. Прямо в эту минуту три Кулака собирались схватить Юна Дорупона у двери его любимого борделя в неряшливом районе Монетка. Ирония в том, что и он, и Дору проводят вечер перед расплатой одинаково.

Когда Кулаки схватят Дору, они привезут его в секретное место. И тогда Хило позвонит Лану домой. Кулакам приказано не убивать Дору до прибытия Лана. Он дал четкие указания. Ему хотелось посмотреть в лицо человеку, которого он считал дядей, и спросить, почему после стольких лет верной службы тот предал клан. Лану предстояло решить судьбу Шелеста, поступить не менее мудро, чем поступил бы Коул Сен.

И по мере приближения этой неизбежной минуты он утрачивал уверенность в том, что сумеет сделать все правильно. Даже сейчас, зная, что Дору предатель, он не хотел убивать старика. Он помнил, как Дору возвращался из деловых поездок с конфетами для внуков Коула Сена. Лан терзался, вспоминая, как Дору и Коул Сен играли в шахматы во дворе. Но предательство такого близкого и высокопоставленного члена клана нельзя прощать. Возможно ли быть одновременно сильным лидером и сострадательным человеком, или это две противоположности?

Когда дверь за Юнни закрылась, Лан набрал комбинацию на сейфовом замке и достал нефрит. Еще одна причина, почему он стал реже сюда наведываться – снимать и надевать такое количество нефрита было болезненно, он как будто окунался в лед, а потом в горячие угли, его бросало в разные стороны, как жучка в кувшине. Лан ощупал бусины вокруг шеи, прикасаясь к каждой, как будто пересчитывая, надел ремень и тяжелые браслеты с дополнительным нефритом, выигранным у Гама. Он собрался.

Через несколько секунд на него нахлынул нефритовый прилив, сильнее обычного. Мир вокруг покачнулся. Все тело завыло от возмущения, грудь сдавило. Он опустился на пол и вцепился в ковер скрюченными пальцами. Дыши, дыши. Возьми себя в руки. Он подавил стон. Ему уже должно было полегчать. Врач сказал, что нанесенная Гамом рана затянется. Но Лан до сих пор не излечился и страдал от симптомов избыточного нефрита. Ранение после поединка, большее количество нефрита, стресс и недостаток сна – все это усиливало симптомы в бесконечной спирали. Лан взобрался на кровать и потянулся к пиджаку, висящему на изголовье. Он ощупал ткань и вытащил из внутреннего кармана резиновый жгут, пузырек и шприц.

Комната как будто нападала на него, стены прижимались слишком близко. Чувствительность скакала, все вокруг то расплывалось, то опять оказывалось четким. Лан уловил клочки сердитого разговора на улице, как будто говорили рядом. И через секунду все пропало, но простыни стали такими колючими, что жалили кожу. Лан надавил на глаза ладонями и глубоко вдохнул, как учили в Академии, он не прибегал к этой технике самоконтроля с подросткового возраста. Он напряг и расслабил каждый мускул тела, медленно отсчитал ритм дыхания, пока все чувства не вернулись к нормальному уровню, а руки не перестали дрожать. Он сел на подушку, прислонившись к спинке кровати, обмотал руку жгутом, снял с иглы колпачок, набрал в шприц жидкость из пузырька и задумался.

В памяти всплыло потрясенное лицо Андена. А еще стыд, который почувствовал в тот день Лан, понимая, как глубоко подорвал доверие кузена. Лан разделял отвращение Андена, он ненавидел шприцы и презирал СН-1. Ему было противно использовать наркотик для повышения переносимости нефрита, которую он всегда принимал как должное. Он делал все возможное, чтобы помешать производству и распространению этой отравы, и вот он сам носит с собой пузырек «сияния», хранит у груди, как крохотное взрывное устройство. Боль из-за того, что пришлось оправдываться перед Анденом, заставила Лана на несколько дней отказаться от инъекций. Он знал, что не положено принимать наркотик подобным образом, но каждый раз ждал, пока мог терпеть, думая, что в конце концов ему стало лучше и больше нет нужды в уколах – а потом чувства снова обострялись до предела, возникали искажения в восприятии, выступала испарина и колотилось сердце.

Завтра он сходит к доктору Трю и узнает, нельзя ли придумать что-то еще, ускорить процесс выздоровления и вернуть чувствительность к нормальному уровню, чтобы носить нефрит без помощи химии. Возможно, стоит рискнуть и на некоторое время оставить Хило за главного – тревожащая мысль, но это позволило бы съездить на недельку в Марению, а там можно носить меньше нефрита и поправить здоровье. Но сегодня он не имеет права проявить слабость. Он должен быть уверенным и решительным. Когда отправляешь человека на смерть, нужно мыслить ясно и быть спокойным.

Лан воткнул иглу в вену и выдавил содержимое шприца. Он развязал жгут и закрыл глаза. Наркотик проник в мозг и через несколько минут прояснил его, словно телевизионная антенна наконец-то поймала сигнал и помехи сменились на четкое изображение. В нем загудела мощная нефритовая энергия, но теперь она была спокойной и под контролем, послушна его воле. Чувства стали острыми как стекло, но четкими, скоординированными и сфокусированными. Он чувствовал себя прекрасно. И ощущал свою силу. Мог запрыгнуть на балкон второго этажа или сдвинуть с места машину волной Отражения. Лан не мог удержаться от восторженного удивления. Несмотря на моральные возражения против СН-1 и все свои принципы, он признавал, насколько это замечательное вещество. Недаром иностранцы так его жаждут. Недаром Айт Мада рассчитывает нажить на нем состояние.

Лан спрятал шприц и пузырек обратно в карман, оделся и вышел. В вестибюле внизу он отмахнулся от льстивых вопросов госпожи Суго, доволен ли он визитом, заверил ее, что это так, просто он не может остаться. Лан хотел добраться домой, прежде чем позвонит Хило и кто-то другой возьмет трубку.

Отправив Вуна домой и зная, что Штырь усердно выполняет его указания, Лан не побеспокоился сказать кому-либо, что на несколько часов уйдет. Он решил взять такси и оставить машину в гараже, чтобы не привлекать внимания. Путь в «Божественную сирень» пролегал по территории Равнинных, так что не представлял опасности. На улице он остановил другое такси и попросил водителя отвезти его домой.

* * *

Сердце Беро колотилось, но руки были тверды, когда он вытащил из-под пассажирского сиденья «фуллертон» и положил его на колени, готовясь распахнуть дверь. Полчаса назад позвонил Мадт, а спустя пятнадцать минут перед домом его тетки остановилась машина с водителем.

«Сегодня», – сказал Мадт.

Все случилось очень быстро, но Беро не возражал. Чем быстрее, тем лучше. Перед элегантным темно-красным фасадом «Божественной сирени» стояли двое вышибал и несколько дорогих машин, но никакого серебристого «Вожака».

– Готов, кеке? – спросил Беро через плечо.

Щекастый нервно промычал с заднего сиденья.

Из дверей «Божественной сирени» вышел человек, которого Беро узнал бы повсюду. Он изумленно следил, замерев с рукой на дверце машины, как Коул Лан, Колосс Равнинного клана, садится в такси. Оно выкатилось на улицу почти прямо перед ними.

Беро на секунду застыл. А потом все встало на свои места. Он рывком развернулся и завопил водителю:

– За тем такси! Давай! Газуй!

– Ты что вытворяешь? – прокричал Щекастый, захлопывая наполовину открытую дверь, когда машина тронулась. – Мы же должны устроить стрельбу в клубе! Так нам велели!

– Забудь про гребаный клуб, – рявкнул Беро. – Почему, по-твоему, нас послали именно сегодня? Потому что здесь гребаный Колосс Равнинных, вот почему! И он в том такси. Это он нужен Горным. Нет смысла врываться в «Божественную сирень», если его там нет! – Беро был не только в этом уверен, но и убедил себя – ему улыбнулась судьба, предложив такую желанную возможность, даже лучше, чем он мог надеяться. – Вот он, кеке, – сказал он, – наш большой шанс.

Сделай дело, произведи хорошее впечатление, покажи, насколько ценен для клана – это слова Зеленой Кости с эспаньолкой. А что может произвести большее впечатление, что может быть ценнее, чем убийство самого Коула Лана?

Беро ухмыльнулся с легким намеком на безумие. Ему нетрудно было вспомнить пренебрежительное презрение и жалость Коула Лана. Сегодня Колосс Равнинных поймет, что не стоило недооценивать Беро. Судьба открывает прекрасные пути самым загадочным образом.

– Так, – прошептал Беро. – У следующего светофора встань рядом с такси.

Водитель, грузный и широколицый парень, за весь вечер не произнес ни слова. То ли он был слишком туп, чтобы волноваться, то ли считал перестрелку из машины слишком незначительной частью своей работы. Кто знает, где его откопал Мадт. Он и теперь не ответил, просто пожал плечами и нажал на газ, чтобы нагнать такси.

– Ты выжил из ума. Гребаный Колосс Равнинного клана! – в панике заверещал Щекастый. – Да нас отправят на корм червям, кеке, – пробормотал он, но все же опустил стекло.

Они были готовы высунуть стволы «фуллертонов» с правой стороны машины и открыть огонь. Все произойдет быстро, очень громко и очень кроваво.

Лан заметил, что за ним следует черный автомобиль. Он заметил даже не столько машину на расстоянии квартала, но безошибочно Почуял враждебность и страх, направленные в его сторону. Лан оглянулся через плечо и увидел, как машина поворачивает вслед за такси, оставаясь на расстоянии в два корпуса. Он снова развернулся вперед, потянулся и сфокусировал Чутье.

Три человека. Энергия водителя холодная и спокойная, двое других полыхали агрессией и страхом. Но никакой нефритовой ауры. Значит, не Зеленые Кости. Обычные бандиты или мелкие сошки. Лан поморщился. Он вытащил из бумажника деньги – достаточно, чтобы оплатить счет за такси, плюс еще немного сверху – и наклонился вперед, протягивая их водителю.

– Дальше не поедем, – сказал он. – Развернитесь на следующем светофоре и высадите меня на углу. Потом пригните голову и уезжайте.

* * *

Такси внезапно рвануло вперед и развернулось.

– Блин, что он делает? – воскликнул Беро.

– Вычислил нас, – отозвался Щекастый с заднего сиденья. – Выходит из такси.

– Развернись! – завопил Беро водителю. – Развернись, прежде чем он уйдет.

Другие машины скрыли такси. Водитель потерял несколько секунд, прежде чем резко свернул на обочину, где вышел Коул. Такси уже катило дальше по улице, а Зеленой Кости нигде не было видно. Проклятье! Беро открыл дверцу и выпрыгнул на тротуар, мотая головой туда-сюда в попытке увидеть, куда девалась их цель.

– А теперь что ты делаешь? – зашипел на него Щекастый из открытого окна. – Коул ушел. Мы не будем преследовать его пешком. Залезай обратно, пока кто-нибудь не увидел, как ты размахиваешь тут гребаным «фулли». Мы еще можем вернуться в клуб и выполнить задание.

Беро нигде не видел Коула. Улица прилегала к круто спускающейся насыпи. Беро побежал к перилам и огляделся, с отчаянием припоминая, как быстро умеют двигаться Зеленые Кости. Вниз, в темноту, спускался грязный склон с клочками травы, до самого неосвещенного пирса, где на краю гавани виднелись силуэты небольших яхт. Глаза Беро затопило разочарование. Все пошло не так, не по плану.

И тут каким-то чудом судьба снова повернулась к нему лицом, и его взгляд остановился на нужном месте, он заметил человека, идущего вдоль кромки воды. Было слишком темно, чтобы с уверенностью опознать Коула, но Беро знал – это он. Его фигура, его походка.

– Вижу! – ликующе закричал Беро.

Щекастый выругался и вылез из машины. Он перегнулся через ограждение и уставился туда, куда показывал Беро.

– Забудь, кеке. Он уже слишком далеко и знает, что мы пришли за ним. Достанем его в другой раз.

– Другого раза не будет!

Коул станет умнее. Будет перемещаться только с телохранителями или изменит привычные маршруты. В любом случае, после этого провала Зеленая Кость с эспаньолкой отделается от Беро, как от очередного бесполезного подражателя, и лишит его шансов получить нефрит.

Беро перекинул лямку «фулли» через плечо и перебрался через ограждение.

– Оставайся здесь, если хочешь, – сказал он. – Когда я вернусь с головой Коула, то скажу, какой ты трус с водой вместо крови. Так что тебе лучше убраться из города.

Щекастый – слабак, как и Сампа, разница только в том, что он не выносит, когда его так называют, это Беро уже давно вычислил. Беро спрыгнул по ту сторону ограждения и заскользил вниз по склону, с такой скоростью, какую позволяло тяжелое оружие, пригибающее его к земле. Он даже не оглянулся. Он был уверен, что Щекастый, матерясь, последовал за ним, а даже если и нет, Беро было плевать – он не собирался отступать и упустить свой золотой шанс.

Зеленая Кость с эспаньолкой обещал один камешек нефрита за перестрелку в «Божественной сирени», но если он убьет Коула Лана, Колосса Равнинных… Да ему же по праву достанется нефрит Коула! Зеленые Кости забирают нефрит с трупов врагов, всем это известно.

* * *

Лан с легкостью перелетел через ограждение и вниз по насыпи, к пустому деревянному настилу, бегущему по берегу гавани. Он поправил пиджак и пошел дальше, оставив преследователей позади. Он не беспокоился о том, что они пойдут за ним. Его Чутье было просто невероятным, сильнее и четче, чем когда-либо. Он Чуял, что вся суматоха и неразбериха остались позади, и был уверен, что наемные головорезы даже не профессионалы. Их наняли, чтобы его напугать. Лан почти оскорбился.

Его также огорчило, что он и его семья теперь не в безопасности даже на территории Равнинных, вопреки его убеждению. Много лет назад, во время иностранной оккупации, кеконские повстанцы были умелыми партизанами, мастерами атак из засады и мелких досаждающих стычек. Хило рассказал ему об организованных ограблениях в Доках, за которыми наверняка стоит Горный клан, и Лан не сомневался, что это звенья одной цепи – попытка ослабить Равнинных, отвлечь и сокрушить их лидеров. Враги притворялись миролюбивыми, не показывались, прячась за обычными бандитами, а те были достаточно глупыми и отчаянными, чтобы выполнять поручения. Такую «терпеливую» военную тактику Айт Ю и Коул Сен наверняка бы одобрили против шотарцев, но она полностью противоречила традициям открытых поединков во время споров между Зелеными Костями. Это оскорбительно и неуважительно. Это разозлило Лана, теперь он понял, почему Хило так разъярился.

Возможно, следует вернуться и убить этих людей. Но у него не было на это времени, и он не хотел устраивать сцену, которая его задержит. Сегодня у него были проблемы поважнее, он должен находиться у себя в кабинете и ждать звонка Хило. Лан ускорил шаг. Настил тянулся понизу до того места, где Генеральский бульвар проходил под шоссе КЛ-1. Там он сможет подняться обратно на уровень улиц и поймать другое такси, чтобы спокойно добраться домой.

Он уже почти достиг цели, как вдруг в груди закололо. Это случилось внезапно – резкая боль, как будто в диафрагму врезался кулак. Лан замедлил шаг, встревожившись, и приложил руку к груди. В темноте не было видно никакого движения. Фонари с улицы наверху освещали только плоские силуэты сампанов и тихо качающиеся мачты джонок, вода мягко плескалась в их борта.

Лан внезапно потерял ориентацию, как будто во сне шагнул из одного места в совершенно другое. Он тряхнул головой, пытаясь вернуться к реальности. Что происходит? Что он здесь делает? Дыхание участилось и стало неглубоким, а сердце почему-то пропускало удары.

Он в Доках. Пытается добраться домой. Вышел из «Божественной сирени», сел в такси, за ним следили… вот почему он вышел из машины и спустился сюда. Почему же все это совершенно вылетело из головы всего секунду назад? Лан сделал еще несколько шагов и покачнулся. Что-то не так. На него опустился туман, высосав ясность мыслей и силу. Все тело горело, но когда Лан приложил руку ко лбу, оказалось, что он не вспотел, кожа была горячей, но сухой.

Эти симптомы не связаны с нефритом, раньше он ничего подобного не испытывал. Возможно, у него сердечный приступ или инсульт. А потом в голову пришло более вероятное объяснение: укол СН-1 несколько минут назад. Сколько дней прошло после предыдущей инъекции? Восемь? Девять? После такого долгого воздержания стоило вколоть полдозы. Но он плохо соображал из-за нефритового прилива и вколол полную.

Лан попытался сосредоточиться. Нужно немедленно добраться до улицы и найти телефон. Лан принял меры предосторожности и держал в доме антидот к СН-1, надо лишь добраться. Лан поставил одну ногу перед другой, но недооценил расстояние и споткнулся. Он сжал кулаки. Давай, ты же можешь, сказал он себе. Улица совсем рядом, а он Коул – его отец однажды три дня полз по джунглям с пулей в спине. Лан устремил взгляд вперед. Он стал дышать ровнее и сделал еще один шаг, потом еще один. Разум прояснился, походка выправилась.

Он обернулся на звуки за спиной. Лана ошеломило не только то, что те двое мужчин из черной машины – нет, два подростка – по-прежнему следуют за ним, но в большей степени собственное состояние – они умудрились подобраться на дистанцию в пятьдесят метров, оставшись незамеченными. Когда он повернулся, мальчишки на секунду застыли. Тот, что повыше и справа, завозился со спусковым крючком автомата «фуллертон», а Лан в недоумении уставился на того, что слева – подростка с перекошенным лицом землистого цвета.

– Ты?

Они открыли огонь.

В голове у Лана взорвались ярость и недоумение. Хватит. Пора с этим кончать. Он поднял руки, выпустив массивный поток нефритовой энергии – Отражение и Броню. Подростки плохо стреляли, а от страха и адреналина – еще хуже. Пули расщепили доски под ногами Лана, свистели в воздухе, врезались в корпуса лодок и даже оставили дорожку следов на воде. Те, что неслись к Колоссу, он поймал, как шторм сдувает мух. Как он и учил Андена, Лан притянул их волной Отражения, закрутил вокруг себя и швырнул обратно, словно горсть камней.

Скорость и прицельность были уже не те, что у пуль, выпущенных из оружия, но они оставались опасными. Один из нападавших выронил «фулли» и схватился за руку, другому свинец попал в колени, и он с криком завалился, его автомат загрохотал по деревянному настилу. Лан уже пришел в движение, став быстрее тени. Полыхая Силой, он ударил одного подростка по горлу и перебил трахею. Тот рухнул. Лан повернулся к другому, тому самому, чью жизнь он пощадил полгода назад. Раненый парнишка пытался подобрать левой рукой оружие. Лан вырвал автомат, согнул руками ствол и отшвырнул. Парень отполз назад с открытым ртом, его лицо побелело – страх в конце концов пересилил отчаянную жадность.

– Ты это хочешь, да? – Лан хватился за нефритовое ожерелье вокруг шеи. – Думаешь, за это стоит и умереть. Думаешь, нефрит сделает тебя тем, кем ты никогда не станешь. – Он потянулся, чтобы схватить идиота за волосы и рвануть к себе, сломав шею, будто куриную – именно так собирался когда-то поступить Хило. – Тогда ты просто глуп. Слишком глуп, чтобы жить.

Но его рука схватила только воздух, потому что ноги внезапно подогнулись. Лан рухнул, скорчившись от огня, полыхающего под кожей. Боль в груди вернулась с удвоенной силой, выбив из головы способность соображать.

Подросток застыл, уставившись широко открытыми непонимающими глазами. Потом развернулся и побежал. Его шаги стучали в пустом черепе Лана как цимбалы. Лан не смотрел в его сторону. Он не мог дышать. Во рту пересохло, горло горело. Он должен как-то это остановить. Затушить огонь. Огонь – как нефрит, и жадность, и война, и тщетные ожидания, он пожирает все, к чему прикасается. Вода. Нужно добраться до воды.

Мир потерял ясные очертания, как будто с Лана разом сдернули весь нефрит. Он с остервенением ощупал ожерелье на шее и браслеты на запястьях – каждый камень был на месте. Вставай, говорил он себе. Вставай и иди. Он с трудом поднялся и сделал несколько шагов. Когда-то Лан с легкостью бегал по тонким балкам на тренировках в Академии, но теперь потерял равновесие и поставил ногу слишком близко к краю пирса. Он споткнулся и упал в воду, тут же почувствовав такое молчаливое облегчение и прохладу, что не стал сопротивляться, когда эта тишина сомкнулась над его головой.

Вторая интерлюдия

Тот Кто Вернулся

Самая известная священная книга дейтистов, «Сказание о возвращении», – это история о благочестивом человеке по имени Цзеншу, много лет назад он обличил зло в деспотичном короле и был изгнан со своей земли. Он собрал пожитки своей большой семьи, включая семьи младших братьев и сестер, перевез их на огромный корабль и отплыл в поисках легендарных развалин нефритового дворца, построенного богами.

Он плавал сорок лет, делая остановки, но нигде не оставался надолго, одни боги ему помогали, а другие чинили препятствия, он пережил множество приключений, легших в основу кеконской мифологии, и в конце концов Цзеншу и его клан прибыли на нетронутый остров с пышной растительностью. В награду за набожность и упорство Всеотец Ятто заговорил с Цзеншу, ставшим уже стариком, и отвел его в горы, где тот нашел нефрит – остатки дома богов, когда-то предназначенного для человечества. Дар богов.

Пока его семья строила из камней деревню, Цзеншу удалился в горы, где жил отшельником в постоянной медитации. В окружении нефрита Цзеншу обрел почти божественную мудрость и способности, став еще ближе к Божественным добродетелям. Его внуки и правнуки приходили к нему за помощью, и он ненадолго прерывал свое одиночество, чтобы разрешить споры, остановить землетрясения, отогнать бури и защитить от вторжения варваров. Когда ему исполнилось триста лет, боги решили, что один Цзеншу из всей человеческой расы заслужил возвращения на небеса.

Набожные кеконские дейтисты считают себя потомками Цзеншу, стоящими ближе всех к милости богов. Религиозные Зеленые Кости строят жизнь по примеру Байцзена, любимого племянника Цзеншу, который отправился в горы, чтобы учиться у дяди, а после того как Цзеншу покинул землю, стал защитником жителей острова, первым и самым свирепым нефритовым воином из легенд. Кеконцы почтительно величают Цзеншу Тем Кто Вернулся, и лишь Зеленые Кости считают, что они достаточно близки к его наследию и могут называть его просто Старым дядюшкой.

После вознесения Цзеншу боги объявили, что если остальные люди последуют его примеру и обретут четыре Божественные добродетели – скромность, сострадание, храбрость и доброту, – то они тоже смогут вернуться в лоно богов. Все дейтисты верят, что это когда-нибудь случится, и называют это Возвращением.

Глава 32. Еще один вернувшийся

Телефон зазвонил еще до рассвета, разбудив Шаэ в тот день, когда она собиралась наведаться в семейную резиденцию на обед с дедом и братьями. Она взяла трубку и с удивлением услышала голос Хило.

– Оставайся на месте, – сказал он. – Я пришлю за тобой машину.

– Хило? – на секунду Шаэ засомневалась, что это он.

– Ты должна приехать домой, Шаэ.

– Зачем? Что случилось? – Сон тут же с нее слетел. Она никогда не слышала такую панику в голосе Хило. – Это дедушка? – На другом конце линии была тишина, такая глубокая, что ее голос будто отдавался эхом от стенок колодца. Шаэ стиснула трубку. – Хило? Если ты не хочешь сказать, передай трубку Лану.

Что-то в последовавшей за этими словами паузе наполнило ее пониманием за долю секунды до того, как она услышала ответ:

– Лан погиб.

Шаэ села. Телефонный провод натянулся, и слова Хило превратились в тонкую ниточку, едва достигающую ее ушей с другой стороны огромной пропасти.

– На него напали вчера вечером в Доках. Рабочие нашли его тело в воде. Он утонул.

Шаэ покачнулась от горя, от его внезапности.

– Пришли машину. Я буду готова.

Она повесила трубку и стала ждать. Когда перед домом остановилась большая белая «Княгиня Прайза», Шаэ спустилась, даже не заперев дверь и не выключив свет. Она села на заднее сиденье.

Маик Кен повернулся через плечо и посмотрел с таким искренним сочувствием, что она бы заплакала, если бы для этого еще не было слишком рано.

– Мне нужно остановиться у банка, – сказала она.

– Мне велено доставить вас прямо к дому, – откликнулся Маик.

– Это важно. Хило поймет.

Маик кивнул и тронулся. Шаэ дала ему адрес банка, он припарковался и вышел из машины вместе с ней. Он весь был увешан оружием – сабля-полумесяц, нож, два пистолета.

– Нельзя входить с этим в банк, – сказала Шаэ.

– Я подожду снаружи у двери.

Банк только что открылся. Шаэ попросила провести ее к своей депозитной ячейке.

– Конечно, госпожа Коул, идемте со мной, – ответил банковский клерк и провел Шаэ в заднюю комнату со стальными стенами, где оставил в одиночестве.

Шаэ уже два с половиной года не открывала свою сейфовую ячейку. Когда она повернула ключ и открыла ящик, ее тут же охватил иррациональный страх. А если его там нет? Но он лежал там – ее нефрит. Весь. Еще не сунув руку внутрь, она почувствовала его притяжение, когда нефрит поднял в ее крови прилив, как лунная гравитация в океане. Шаэ пересчитала каждый камень – серьги, браслеты для рук и лодыжек, ожерелье. Потом закрыла дверь ячейки и села на пол, спиной к стене, подтянув колени к груди.

Она так давно не надевала нефрит, что нахлынувшая волна была похожа на волну цунами, вставшую дыбом, прежде чем обрушиться на берег. Но она не почувствовала раздражения или досады. Она бросилась в эту волну и позволила поднять себя и потащить. Она взлетела над собственным телом и одновременно погрузилась в самые его глубины. Она была внутри шторма, она сама стала штормом. Разум взмыл в восторженной дезориентации – так бывает, когда возвращаешься в старый дом и открываешь ящики, прикасаешься к стенам, садишься на стулья – и вспоминаешь давно забытое. Вина и сомнения появились и исчезли, унесенные потоком.

Шаэ встала. Она вышла из банка и вернулась в «Княгиню» вместе с Маиком Кеном. Она села спереди, и Маик спросил:

– Теперь домой, Коул-цзен?

Шаэ кивнула.

Всю дорогу они молчали. Мысли Шаэ блуждали, а тело не понимало, что делать. Тот, кто посмотрел бы на нее в этот момент, как, к примеру, Маик Кен, иногда бросающий взгляды в ее сторону, подумал бы, что она в прострации и ничего не чувствует.

Со смертью Лана Шаэ ощутила такое опустошение, как будто оказалась в глубокой пропасти. Старший брат был оплотом семьи, она всегда могла рассчитывать на него, что бы ни случилось. Он никогда не был с ней груб и не осуждал, всегда уделял внимание и уважал, несмотря на разницу в возрасте. Шаэ хотелось остаться наедине с болью потери, но обострившиеся от нефрита чувства этому мешали. Шаэ не могла избежать эйфории от вновь обретенной силы, и это наполняло ее ужасными угрызениями совести. Но ее другая половина мыслила ясно, пусть и лихорадочно, желая мести.

Когда они приехали в резиденцию, Шаэ прошла мимо охраны и нашла Хило на кухне, он стоял, оперевшись руками на стол, так что клинки за спиной торчали вверх, а голова как будто повисла между ними. Как и Маик, он был увешан оружием. Выглядел он вполне собранным, слегка задумчивым, но его нефритовая аура кипела и перекатывалась густой лавой. По бокам от него стояли Кулаки, так что кухня была набита свирепыми и выжидающими людьми, и гул их ауры настолько обострил Чутье Шаэ, что она помедлила, прежде чем войти.

Где-то в глубине дома тихо рыдала Кьянла.

Хило поднял голову и посмотрел на Шаэ, но не пошевелился.

– Я иду с тобой, – сказала она. – И знаю, куда идти.

Хило выпрямился и подошел к ней, обогнув стол. Шаэ попыталась заглянуть ему в глаза, но они были черными и отстраненными. Штырь опустил руки ей на плечи и притянул к себе, прижавшись щека к щеке.

– Да помогут мне небеса, Шаэ, – прошептал он в ухо. – Я хочу убить их всех.

Глава 33. Выйти из леса

По субботам Гонт Аш обычно ходил в бар с петушиными боями «Серебряная шпора», принадлежащий его кузену, Фонарщику Горного клана. Давнишний поклонник этого зрелища, Гонт владел десятком первоклассных петухов, их выращивал и тренировал его племянник. Как раз сейчас один из них приканчивал соперника в облаке перьев – клевал, налетал и вонзал стальные шпоры. Публика вокруг арены разразилась криками восторга и стонами разочарования. Судья поднял обеих птиц и отправил покалеченного петуха в голубое пластмассовое ведро, а победителя вернул улыбающемуся тренеру. Деньги перешли из рук в руки.

Основной зал «Серебряной шпоры» занимала арена и места для зрителей. На открытом втором этаже находился ресторан и бар, так что с половины столов можно было наблюдать за схватками, а те, кто не имел прямого доступа, могли следить за состязаниями по висящим телевизорам. Между двумя матчами Гонт пообедал и обговорил дела с тремя Кулаками. В это время в дверь протиснулся посыльный и побежал вверх по лестнице прямо к столу Гонта, сообщив новости: Коул Лан погиб, а Коул Хило направляется сюда, чтобы убить Гонта.

Штырь оторопел, но не показал этого. Гонт был мастером скрывать мысли и эмоции. Лишь Первый Кулак, Воун Балу, заметил, что выражение его лица немного изменилось – ноздри раздулись, губы напряглись в скептической усмешке. Гонт огляделся. Он находился на юге Ямы, в глубине территории Горных, в окружении нескольких воинов из Зеленых Костей, при свете дня. Неужели Коул настолько обезумел, что решит напасть на него здесь?

Гонт решил, что да.

– Вызовите сюда всех Пальцев, которые находятся поблизости, – приказал он Кулакам. – Уберите отсюда людей. Пошлите наблюдателей в оба конца улицы и охраняйте двери.

Кулаки тут же бросились выполнять приказы. Гонт нашел племянника и велел унести ценных птиц через заднюю дверь, и подальше. Владелец «Серебряной шпоры» отказался ретироваться вместе с клиентами, и Гонт приказал ему вместе с персоналом запереться на кухне, нацелив два дробовика на дверь.

Предстоящее сражение будет кровавым. Коул-младший – свирепый боец, увешанный нефритом, и, несмотря на убежденность Горных, что Равнинные находятся в упадке, Гонт знал, что это по-прежнему грозный клан с преданными молодыми воинами. После неудавшегося покушения и поединка у Фабрики Айт-цзен велела всем быть осторожнее и сосредоточиться на главной цели. И потому Гонт не ожидал кровавого сражения так скоро. Как бы ему ни хотелось снести голову Коулу Хило, он гадал, что пошло не так, почему их планы провалились. Но теперь не время для размышлений.

«Серебряную шпору» и прилегающие улицы заполонили Зеленые Кости. Через несколько минут внутри бара и снаружи собралось четырнадцать человек – три Кулака и одиннадцать Пальцев. Они заняли позиции у двери и верхних окон. Еще полдюжины нефритовых воинов собралось чуть дальше по улице, в принадлежащей Горным гостинице «Медный герб», оттуда они зайдут бойцам Равнинных в тыл. Гонт ожидал, что Равнинных будет больше, но он имеет преимущество, сражаясь на земле Горных.

Он подумывал позвонить Колоссу, но не стал. Подкрепление все равно не прибудет вовремя, а кроме того, ему хотелось лично убить Коула Хило.

* * *

Эта уловка была идеей Шаэ.

До ее приезда в резиденцию Хило собирался направиться в самое сердце территории Горных и убить Гонта и как можно больше его людей. Он выпил с Кулаками по стопке хоцзи и порезал ножом язык – традиционный ритуал Зеленых Костей перед миссией, из которой они не рассчитывают вернуться.

Шаэ посмотрела на него через кухонный стол, как смотрела в детстве.

– Мы должны действовать умнее. Если сегодня мы умрем, Горные победят. – Они должны думать на шаг дальше, даже в такие ужасные времена. – Гонт готов и ждет нас. Даже если мы его убьем, мы не сокрушим Горных. Не уничтожим их.

Вероятно, этот взрыв эмоций наполнил ауру Шаэ таким неистовством, что Хило не мог его не заметить и снова начал ясно мыслить. Он посмотрел на самых преданных Кулаков высшего ранга и увидел, что некоторые кивают в ответ на слова Шаэ. Он повернулся к ней.

– Раз ты теперь Зеленая Кость, одна из нас, то скажи, что у тебя на уме.

Как только она рассказала свою идею, Хило улыбнулся с холодной решимостью и принял предложение с такой убежденностью, будто оно было его собственным. Он отдал быстрые приказы, и бойцы побежали их выполнять. Пока братья Маик собирали отряды для атаки, Шаэ сходила в оружейную за тренировочным залом и подобрала себе оружие. Когда она вернулась, Хило сидел на лестнице рядом с Вен и прощался. Они склонили головы друг к другу и тихо разговаривали. Глаза Вен были сухими, но пальцы дрожали. Когда она с нежностью пригладила волосы Хило за ухом, Шаэ отвернулась, почувствовав себя лишней. Она вышла наружу и смотрела, как «Княгиня» и другие машины покидают поместье.

Вереницу автомобилей увидят въезжающей в тоннель на Нижней Ло, и Гонту Ашу доложат, что Коул Хило на пути к сражению в «Серебряной шпоре». Горные поспешат усилить оборону, а тем временем конвой во главе с «Княгиней» обогнет Яму и вернется на территорию Равнинных.

Через несколько секунд после того как машины приманки покинули парковку резиденции Коулов, Маики и другие Кулаки расселись по неприметным машинам, поспешно одолженным у ближайшего Фонарщика-автодилера. Вышел Хило. Нежность, которую недавно видела Шаэ, испарилась – он зашагал вниз по лестнице и повернулся к дому. Потом опустился на колени и прикоснулся лбом к бетону. Штырь выпрямился и возвел лицо к небу.

– Слышишь меня? – проревел он, не то обращаясь к своим бойцам, не то в окна комнаты деда, а может, к духу убитого брата или к самим богам. – Слышишь? Я готов умереть. Клан – моя кровь, а Колосс – его повелитель.

Шаэ всегда терпеть не могла приверженность Хило к театральным жестам, но она склонила голову, а в горле у нее встал комок, когда собравшиеся вокруг Зеленые Кости опустились на колени и с жаром выкрикнули:

– Кровь за Штыря!

* * *

Три самых прибыльных игорных дома города – «Дворец удачи», «Госпожа Цонг» и «Двойная ставка» – стояли рядышком, на шоссе Бедняка в южной части Трущобы, все еще принадлежащей Горным. Здесь, в самых ценных владениях Горного клана, Фонарщики проматывали состояния и заключали сделки, а партнеры Горных из бизнеса и политики вознаграждались или подкупались роскошью и доступными развлечениями. Подходящее место для беспрецедентного возмездия.

Хило восхищенно кивнул в ответ на выбор Шаэ.

– Лан дрался за Трущобу, и она по праву наша – вся.

С десятком самых сильных Кулаков Равнинного клана они проехали по улице Патриота. Шаэ вместе с четырьмя бойцами взяла на себя «Госпожу Цонг», Маики вломились в «Двойную ставку» с другим отрядом, а Хило и его люди разгромили «Дворец удачи».

Все произошло как в кровавом сне. Машина остановилась прямо напротив казино. Шаэ вышла и зашагала мимо потрясенного швейцара, быстро шмыгнувшего прочь, мимо залитого светом фонтана со статуей танцовщицы посередине, вверх по мраморным ступеням и через вращающиеся зеркальные двери. Теперь не спрячешься в толпе – угасающий солнечный свет играл на ее нефритовых браслетах, а полные кошмарных предчувствий взгляды следили за каждым ее движением. Ее подташнивало от распирающей энергии, какой она не чувствовала много лет. Иностранцы оказались правы: кеконцы – дикари. Лан не был дикарем, совсем нет, но он погиб.

Идущий рядом с ней Кулак, сероглазый Эйтен, явно тушевался в ее присутствии. Он был одним из лучших лейтенантов Хило, но она – Коул, он не знал, приказывать ей или подчиняться.

– Каков план, Коул-цзен? – спросил он прямо перед тем, как они подошли к двери.

Она выхватила саблю, протянула ему, и он плюнул наудачу.

– Убиваем всех с нефритом.

С этим легко было согласиться. Когда они вошли в дверь, послышались крики. Шаэ уловила в зале четыре нефритовые ауры – как кобра, чувствующая тепло жертвы. Они стояли, словно маяки посреди остального шума и суеты. Пара из них уже Почуяла приближение смерти и приготовилась, Зеленые Кости тут же устремились на чужаков, выхватив сабли.

Прошло много лет, с тех пор как Шаэ в последний раз дралась насмерть. По дороге сюда она на несколько минут задумалась, не растеряла ли навыки и инстинкты, не разрушили ли ее два года спокойной жизни без нефрита в Эспении.

И потому она даже удивилась, срубив первого противника за несколько секунд. Она Отразила первую атаку, белый металл зазвенел о белый металл, а потом нацелилась саблей в живот. Противник надел Броню и изогнул позвоночник, чтобы избежать удара. Его голова при этом качнулась вперед, и левая рука Шаэ полоснула ножом его глотку. Она с Легкостью перепрыгнула через тело, выдернув нож, и двинулась к следующей цели.

Это было как на тренировке в Академии, просто еще одно Испытание на время. Тренировки и опыт взяли свое. Она была меткой и смертоносной, нефритовая энергия играла в крови, как песня, которую она давно не слышала, но знала наизусть. Шаэ дралась со вторым противником, пока Эйтен не перерезал ему глотку из-за спины. Шаэ с легкостью вскочила на балкон второго этажа.

Женщина-Кулак обороняла зал с укрывшимся персоналом. Она встретила Шаэ, швырнув ей в лицо цепочку волн Отражения, так что в воздух, как конфетти, взлетели карты и фишки, а стены затряслись. Шаэ протиснулась сквозь заграждение, рассеяв атаку собственным Отражением, пока не приблизилась, и они схватились на ножах в узком коридоре. Броню соперницы ножом пробить не удалось. И тогда Шаэ пнула ее в колено. Когда женщина согнулась от боли, Шаэ врезала ей локтем по затылку со всей Силой, пробив череп.

Когда все Зеленые Кости в здании были мертвы, всего там их оказалось шестеро, они сорвали с петель дверь в служебную комнату и Шаэ обратилась к сбившемуся в кучу дрожащему персоналу «Госпожи Цонг»:

– Теперь все заведения на шоссе Бедняка принадлежат Равнинному клану. Можете уйти живыми. Или присягните клану в верности, платите дань, и сохраните работу на тех же условиях при новом руководстве. Выбирайте быстрее.

Четверть служащих ушла – занимающие высокие должности или слишком тесно связанные с Горным кланом, самые преданные или слишком напуганные ответными мерами, если они переметнутся. Остальные остались и довольно быстро оправились после потрясения – кеконцы привыкли к переменам в руководстве и воспринимают их как стихийное бедствие, внезапные события с неизбежным кровопролитием, с последствиями которых нужно справиться хладнокровно и вернуть бизнес в нормальное русло. Вскоре оставшийся персонал казино начал устанавливать мебель, подметать разбитое стекло и вытирать кровь, пока она не впиталась в дорогие ковры и обивку.

Шаэ собрала нефрит с убитых врагов и вышла, оставив за главного Эйтена. На улице она наткнулась на брата, выкрикивающего приказы, он тыкал в разных направлениях окровавленным ножом, лицо и аура светились безумием битвы. «Двойная ставка» горела – похоже, никто не знал, случайно ли возник пожар, или здание подожгли не то сбежавшие Горные, не то вошедшие в раж бойцы Равнинного клана. Дым клубился из окон верхнего этажа, смешиваясь с бесцветным небом.

Хило посмотрел на Шаэ и горсть нефрита в ее кулаке, и его губы изогнулись в подобии улыбки. Он снова повернулся к хаосу – пожару, выбегающим из здания людям, прерывистым звукам продолжающихся схваток. Не с Зелеными Костями – на улицу Патриота высыпали люди с территории Равнинных. Они кричали и набрасывались на сторонников другого клана.

– Этого мало, – буркнул Хило.

Шаэ не могла понять, о чем он – о нефрите в ее руках, об игорных домах или убитых Зеленых Костях Горных. Она была слишком взбудоражена, чтобы ответить.

Понадобилось полчаса, чтобы затушить пожар в «Двойной ставке», а хаос затих, превратившись в жутковатую тишину. Когда солнце закатилось с покрытого дымом неба, Хило собрал людей, Шаэ села на заднее сиденье машины и поехала обратно в резиденцию Коулов. К этому времени она видела все вокруг в какой-то пелене, как в сюрреалистическом арт-хаусном фильме о мести и жестокости.

* * *

Гонт Аш принял телефонный звонок молча, но все, кто имел хоть малейшее Чутье, отпрянули. Сначала Гонт похолодел от потрясения. Потом его шея побагровела от ярости.

Двадцать два члена Горного клана погибли в неожиданной атаке – все Пальцы и Кулаки, защищающие три игорных дома на шоссе Бедняка, не смогли справиться с убийцами из Равнинного клана. Пара неразумных Фонарщиков, выстреливших в нападавших, находились в больнице. И каждый квадратный сантиметр Трущобы теперь был под контролем Равнинных. Такой войны между кланами Жанлун еще не видел.

Гонт повесил трубку. Несколько секунд он сохранял неподвижность. Потом оторвал телефонный аппарат от стены и швырнул в зал с такой силой, что тот врезался в дальнюю стену. Его бойцы застыли, потрясенные нехарактерной для Штыря вспышкой.

– Коул Лан мертв, – объявил Гонт. – Его семья вышла из леса. Теперь мы в состоянии войны с Равнинными. Их жизни и имущество могут стать нашими, а победитель забирает нефрит.

Глава 34. Ты в долгу перед умершими

Проснувшись посреди ночи, Шаэ не сразу сообразила, что происходит. Она лежала в своей старой спальне. В последний раз она заходила в эту комнату, только чтобы собрать вещи. Когда она открыла глаза, луна тускло освещала кучу окровавленной одежды и оружие на полу рядом со старым глобусом и стопкой романов в бумажных обложках. Шаэ поняла, что лежит под одеялом в одном нижнем белье – и нефрите.

И тогда она все вспомнила. Смерть Лана, как она надела нефрит и оружие, как поехала вместе с Хило устроить кровавую месть на шоссе Бедняка. Глубоко внутри взбухло напряжение, расширившись, как мячик внутри коробки, пока из груди не вырвалось рыдание. Она свернулась калачиком, прижав к лицу подушку, и рыдала, долго и тяжко, пока не выплакала все слезы и силы. Потом она просто лежала и сбивчиво дышала, потрясенно принимая новую и кошмарную реальность.

В нее вселился демон. Это единственное объяснение – а может, просто отговорка. Вчера в ней взорвалась плотина, которая держалась на волоске, но вместо того, чтобы негодовать, она с радостью приняла саморазрушение, наслаждалась им, сладкой властью нефрита и безумием кровавой мести.

Но теперь, с холодной ясностью оценивая последствия, Шаэ просто онемела. Вчера вечером она совершила необратимый поступок, и трусливый, и смелый одновременно. Наверное, эту смесь печали, странной эйфории и спокойного принятия чувствуешь в момент прыжка с высокого моста. После такого решения судьбу уже не изменишь, остается лишь принять этот выбор вместе с его неизбежными последствиями. Но эта мысль ее успокоила, и постепенно тело расслабилось.

Чутье сообщило, что не только она уже проснулась. Но немыслимым казалось не то, что она снова может различать нефритовые ауры, как различают цвета, а то, что больше никогда не почувствует прохладную и густую текстуру ауры Лана. И все же это было так – столь же непреложная и непростительная истина, как сила тяжести падающего тела.

Шаэ встала с постели и включила лампу. Она нашла в шкафу старую футболку и спортивные штаны – одежду, которую она не удосужилась забрать. Шаэ медленно оделась. Тело и разум болели. Регулярные тренировки – это все же не то же самое, что носить нефрит и драться. На теле обнаружились синяки и порезы, которые Шаэ не заметила вчера ночью, и она подозревала, что пройдет не меньше недели, прежде чем она сможет без боли воспользоваться какой-либо из нефритовых способностей. В зеркале над туалетным столиком она увидела, что выглядит побитой и измотанной, скорее как жертва домашнего насилия, чем Зеленая Кость и воин, не считая нефрита на запястьях, в ушах и на шее.

Шаэ покинула комнату и прошла по неосвещенному коридору к единственной горящей лампе внизу. Снаружи еще было темно. В призрачно тихом доме слышалось только тиканье часов и звяканье ложки о фарфор. Звуки казались оглушительными. Шаэ спустилась по лестнице и вошла на кухню. Хило в одиночестве сидел за столом и ел горячую кашу. После вчерашнего он так и не переоделся. Его сабля в ножнах стояла у другого стула, а окровавленный нож лежал на гранитной кухонной стойке. Он не побрился и, судя по его виду, не спал, но завтракал так безмятежно, будто ничего не случилось.

Шаэ молча села рядом.

– Если хочешь, на плите стоит кастрюля, – произнес он через некоторое время. – Кьянла приготовила еще вчера, но никто не ел. Вполне еще годится, только воды надо добавить.

– Где все?

Звучало так, будто Шаэ спросила: «Где дедушка?»

Хило ткнул ложкой в потолок.

– У себя в комнате. Наверное, до сих пор под снотворным. Вчера после нашего ухода Кьянла вызвала врача. Похоже, он дал старику что-то сильнодействующее, чтобы успокоить.

– Что с ним не так? – хрипло спросила Шаэ.

– Он стар и не в себе. – Хило посмотрел на нее темными глазами. – Когда он услышал о Лане, у него случился припадок. Он думал, что снова на войне, а убили Ду. Что-то бубнил и кричал о шотарцах. Не узнавал меня. А когда узнал, то обвинил – сказал, что это я виноват в смерти Лана.

Хило сказал это равнодушным тоном, но Шаэ ему провести не удалось. Ей хотелось побыстрее повидать деда, но если она поднимется сейчас, то обидит Хило, а сейчас опасно его обижать. Дед всегда был добрее к Шаэ, чем к ее братьям, а меньше всего был добр к Хило.

Хило вернулся к завтраку, и Шаэ удивилась, как ему удается есть. Она ничего не ела весь вчерашний день, но все равно не проголодалась и сомневалась, что когда-нибудь у нее снова появится аппетит.

– А где все остальные?

– Они заняты, Шаэ. Наши силы очень растянуты. Я оставил Кена присматривать за вчерашним полем битвы. А Тара послал объехать город и проверить нашу оборону в других местах.

Шаэ встала, и тут вспомнила кое-что еще.

– А где Дору?

Хило скривился.

– Предатель? Видишь ли, мы схватили его той ночью и ждали Лана, чтобы он с ним разобрался. Я позвонил, но не мог дозвониться, никто не знал, где Лан. Тогда я и понял – что-то случилось.

– Ты убил Дору?

Хило покачал головой.

– Это должен был решить Лан. Так что мне было делать со старым хорьком? В общем, я снял с него нефрит и запер в его доме под охраной. С тех пор он там и сидит. Никаких звонков или посетителей.

Снял нефрит. Какое унижение для старой Зеленой Кости, бывшего наперсника Факела Кекона. Вопреки ненависти к Дору, Шаэ представила его муки от нефритовой ломки, под присмотром враждебного бойца в собственном доме, и на секунду почувствовала к нему жалость, пусть он и предатель.

– Теперь я не могу его казнить, – сказал Хило. – Не могу испортить похороны Лана таким несчастливым событием. Но больше он не Шелест, это я четко объявил клану.

И лишь тогда ее потрясло понимание. Хило – Колосс клана.

Шаэ уставилась на брата. Никогда еще прежде не было Колосса моложе тридцати. Хило был ненамного ее старше и самым юным Штырем в истории. И вот он сидит тут, в кровавых пятнах и провонявший дымом пожарища, и ест кашу после резни. Его аура стала резче из-за нового нефрита, который он завоевал. Шаэ поежилась. Это конец, подумала она. Конец Равнинного клана.

Ложка Хило клацнула по пустой тарелке. Стул громко скрипнул по полу, когда Хило встал. Вероятно, ему даже не было нужды Чуять ее реакцию – все было написано у нее на лице. Но он промолчал. Новый Колосс поставил тарелку в раковину и вымыл руки. Потом взял стул и поставил его напротив Шаэ, сел и взял ее за локти, их колени соприкасались.

– Теперь они придут за нами, – сказал он. – Приведут все силы.

– Да, – согласилась она.

Айт Мада могла бы вести переговоры с Ланом. После вчерашнего вечера, после того что сделали Хило и Шаэ, пощады не будет. Горные выйдут из леса и не остановятся, пока все Коулы не будут мертвы. Их ближайших соратников казнят, дом спалят дотла. Остатки клана поглотят Горные.

– Ты нужна мне, Шаэ. – Наконец-то в голосе Хило появилось напряжение, а каждая черточка его лица обострилась. – Я знаю, мы не всегда друг с другом соглашались. Наговорили всяких гадостей, иногда заходили слишком далеко. Но это только потому, что ты моя сестра и я тебя люблю. Даже если ты до сих пор на меня злишься, мне нужна твоя помощь. Без тебя я не справлюсь. – Он крепче сжал ее руки и наклонился, чтобы посмотреть ей в глаза, в его прямом взгляде читалась мольба. – Шаэ, ты должна стать моим Шелестом.

Всего несколько дней назад она уверяла Андена, что навсегда отдалилась от дел клана и образа жизни Зеленой Кости. Не волнуйся и не влезай в эти дела, Лану не нужна твоя помощь, это не твои проблемы. Эгоизм. Высокомерие. Равнодушие. Полная противоположность Божественным добродетелям, о которых она вспоминала, когда стояла на коленях в храме Божественного Возвращения и молилась, чтобы боги послали ей знак. И вот он – знак. Она должна принять эту просьбу.

Все знают, что боги иногда жестоки.

Если у Равнинных и осталась хоть какая-то надежда на выживание, то Колоссу нужен Шелест, которому он может доверять. А на кого еще в клане может положиться Хило? Кто еще его утихомирит, не допустит, чтобы он сам напросился на смерть и погубил вместе с собой клан? Дух Лана никогда не успокоится, если такое случится. Неправда, что мертвым все равно, решила Шаэ. Мы в долгу перед умершими.

Шаэ медленно опустилась на холодные плиты кухонного пола и встала на колени. Она прикоснулась сомкнутыми ладонями ко лбу.

– Клан – моя кровь, а Колосс – его повелитель. Клянусь своей честью, жизнью и нефритом.

Глава 35. Неожиданный прием

В чем у Беро не было недостатка, так это в деньгах. В Кузнице находилась круглосуточная больница, одна из немногих в городе, где врачи сомнительной квалификации штопали раны и не задавали вопросов, пока им платили. Рано утром, после событий на пирсе, примерно в то же время, когда обнаружили тело Коула Лана, Беро сидел на стальном стуле под жужжащей трубкой флуоресцентной лампы, а морщинистый человек с бесцветными глазами и похожими на мокрый шелк лоскутами волос вытаскивал две неглубоко вошедшие пули из его руки и перевязывал его, раскатывая бинт так медленно и тщательно, что Беро хотелось влепить ему пощечину. Несколько часов Беро отсиживался в кустах под эстакадой и сейчас чувствовал себя на редкость паршиво.

К тому времени, как он вышел из больницы, город полнился новостями. Беро услышал их, стоя в очереди за мясным пирогом и лимонадом в первом попавшемся магазинчике. Коул Лан, Колосс Равнинных, мертв – по всей видимости, убит Горными.

Пульс у Беро бешено скакал, он пребывал в смятении, но по его лицу расплылась улыбка, так что ему пришлось ее спрятать. Лишь благодаря ниспосланной богами удаче он выжил, а тупой говнюк Щекастый погиб, но теперь Беро был уверен, что его ждет еще большее везение. Было темно, и он в панике сбежал. Наверное, он не заметил, что Коула Лана задела автоматная очередь, просто он умер не сразу. А это значит, что именно Беро убил Колосса Равнинных! Он снова заулыбался. Никто, ни единая Зеленая Кость в городе не может таким похвастаться. Беро едва сдержался, чтобы не побежать на пирс и удостовериться.

Ему потребовалось почти полдня, чтобы добраться обратно в «Еще послужит», на дальний южный край Джонки. Он купил новую одежду и кепку, а старую выбросил в мусорный контейнер, и шел пешком, никому не доверяя, даже таксистам или водителям автобусов, вдруг кто-то видел его прошлой ночью и клан его разыскивает. Он находился на территории Равнинных, и многие были расстроены. Беро видел множество печальных лиц, люди собирались перед витринами магазинов электроники, чтобы посмотреть по телевизору новости, даже плакали. Это зрелище еще больше обрадовало Беро, усталые ноги налились силой. Эти прохожие линчевали бы его, если бы узнали, что он сделал. Вздернули бы его, порезали на кусочки, а останки сожгли бы на костре.

Лишь с третьей попытки Мадт открыл на стук заднюю дверь «Еще послужит». Он в ужасе вытаращился на Беро, как будто увидел привидение, а потом втащил за руку внутрь и закрыл дверь.

– Выйди на улицу и стой на стреме, крикни, если кого увидишь, – рявкнул Мадт через плечо сыну, и тот поставил ящик, который держал в руках, и поспешил выполнять указания. Мадт снова повернулся к Беро. – Что произошло, мать твою?

– Я это сделал, – сказал Беро. – Я убил Коула.

К его удивлению, Мадт пришел в ужас.

– Где Щекастый?

– Щекастый погиб.

Мадт по-рыбьи хватал ртом воздух и наконец выдавил:

– Гребаные боги. Мать твою.

Он несколько раз прошелся взад-вперед, теребя трясущимися пальцами кудрявую шевелюру. И неожиданно развернулся к Беро.

– Тебе лучше убраться.

Беро разозлился. Не такой прием он ожидал.

– С чего это? Я целый день сюда добирался. Ты и не представляешь, что я пережил ночью. Я это сделал, я убил Коула. Так возьми трубку и позвони ему, той Зеленой Кости. Я сделал, что он просил, и хочу вступить в клан. Мне нужен мой нефрит, я его заслужил, теперь уж точно.

– Тупой урод, – сплюнул Мадт. – Никто не приказывал тебе убивать Коула. Ты должен был пострелять в «Божественной сирени» и уехать. Нанести Коулу рану на его территории, испоганить его машину и любимое заведение, плюнуть в него, но не убивать. Даже мысль о том, что два недоумка могут убить Зеленую Кость вроде Коула Лана… – Мадт язвительно хохотнул. А потом добавил серьезно: – Мы в полном дерьме.

– Но ведь Горные хотели смерти Коула, разве нет? – настаивал Беро, отказываясь верить своим ушам. – Мы должны громко заявить о себе, разве не так сказал Зеленая Кость? И ты не рассчитывал, что у нас получится?

– Убить человека с таким количеством нефрита, как у Колосса? Да два пацана, и стрелять толком не умеющие, не уложили бы его, даже выпустив две обоймы «фулли»! Мы рассчитывали, что вы вызовете панику, может, зацепите пару зевак, а если повезет – улизнете живыми. Я даже представить не могу, как так вышло, что ты это сделал, как ты сюда добрался… – Мадт пораженно умолк, а потом схватил Беро за руку и потащил в подсобку, заваленную ящиками, документами и чистящими средствами.

Беро выдернул руку.

– Ты чего?

Мадт открыл дверь кладовки. Он отодвинул тумбочку на колесиках и закатал ковер, под которым в полу оказался люк.

– Он уже звонил, спрашивал, не пришли ли вы, – сказал Мадт, потянул за большое латунное кольцо и открыл люк. – Он может прийти с минуту на минуту. Если он найдет тебя здесь, я покойник, кеке. Если тебе повезет, тебя просто убьют за то, что ты все изгадил. А если нет, отдадут Равнинным как подношение. Хотя для этого, наверное, уже слишком поздно, говорят, Штырь Равнинных уже встал на тропу войны…

– То есть, по-твоему, я должен бежать?

– Боги, да у тебя и правда не все дома, – пробормотал Мадт. Он указал на открытый люк. – Кажется, никто не видел, как ты вошел, и лучше, чтобы никто не видел тебя и уходящим. Тоннель ведет под Летним парком и выходит у берега. На редкость полезен для контрабанды, и в это время года в нем сухо. Если ты такой везучий, что до сих пор жив, может, повезет и убраться из Жанлуна.

– Из Жанлуна? – воскликнул Беро. – Но как?

– В этом я тебе не помощник, кеке. Это самое большее, что я могу сделать. Если Горные обнаружат, что я тебе помог, для начала они отрежут мне язык. – Он побледнел. – Прощай, нефрит, прощай «сияние», прощай, твердая пища.

Беро недоверчиво прищурился.

– Тогда почему ты это делаешь?

Мадт помедлил и посмотрел на Беро так, будто и сам задает себе этот вопрос. Потом поморщился, словно не знает ответа.

– Ты принес мне кучу денег и ни разу не попался, хотя большинство остальных попались, а потом, каким-то чудом, я даже представить не могу, каким образом, убил Коула Лана и отделался всего лишь повязкой на руке. Не знаю, в чем дело, кеке, но боги явно одарили тебя везением, и я не хочу им противоречить. Ни за что. – Он указал на ведущую вниз лестницу. – А теперь иди, пока я не передумал.

Беро не мог поверить в происходящее. Он все сделал правильно, использовал каждый шанс, был смел, когда другие трусили, – и что в итоге? Чуть раньше он считал себя почти неуязвимым, не сомневаясь, что вот-вот получит заслуженную награду. А теперь понял, что это всего лишь кошмарная насмешка. Он раздумывал, не отказаться ли уходить. Он подождал бы Зеленую Кость с эспаньолкой здесь, в подсобке «Еще послужит», и потребовал бы у него свое.

Но все же Мадт был прав. Беро удивительно везло, и лучше этому не перечить. Как что-то подсказало ему вчера вечером следовать за Коулом, так и сейчас он понял, что если останется, то не проживет достаточно долго, чтобы вновь попытать удачу.

Он заглянул в тоннель.

– Там темно, – возмутился Беро.

Мадт сунул ему фонарик, и Беро включил его. Когда он спустился на последнюю ступеньку, Мадт захлопнул люк, и Беро спрыгнул. Он услышал, как Мадт ставит тумбочку на прежнее место, и внезапно его горло сжала паника. А если это не путь к спасению, а ловушка? Что, если Мадт заманил его сюда, чтобы потом передать одному из кланов или просто оставить умирать?

Беро посветил фонариком вокруг. Луч трясся от его страха, танцевал по безымянным коробкам и ящикам. Видимо, здесь Мадт хранил самую ценную контрабанду. При других обстоятельствах Беро непременно открыл бы их и взглянул, но когда желтый кружок света прошелся по ближайшим ящикам и исчез в длинном, манящем тоннеле, по венам Беро растеклось облегчение, и он поспешил туда, прочь от ненавистной мысли, что он снова все испортил.

Глава 36. Пусть его узнают боги

«По крайней мере, хоть дождь прекратился», – подумал Хило.

Траурная процессия на похоронах Лана растянулась по улицам до семейной усыпальницы на кладбище парка Вдов, неподалеку от Академии Коула Душурона. Никто не ожидал нападения – прервать последний смертный путь Зеленой Кости означало навлечь на себя страшное невезение, но напряжение буквально висело в воздухе, опустившись над кладбищем, как густые осенние тучи. Пока кланы хоронили мертвых, Жанлун погрузился в четыре дня иллюзорного спокойствия. Равнинные вернули тела перебитых в игорных домах Зеленых Костей, чтобы Горные могли совершить прощальные церемонии. Чтобы почтить Коула Лана, внука Факела, Колосса клана, в окнах домов и магазинов на территории Равнинных вывесили ритуальные лампы, указывающие путь душе, – пусть боги его узнают.

Хило несколько часов шел сразу за катафалком. Шаэ и Маик Кен, только что назначенный Штырем, шли за его спиной. За ними следовали главы других выдающихся семей клана – Кулаки, Барышники или Фонарщики, – а после них тянулась длинная вереница преданных сторонников клана, желающих отдать дать уважения. Где-то там шли Вен и Тар. Хило предпочел бы, чтобы она находилась рядом с ним, но они еще не были женаты, свадьбу отложили на неопределенный срок. Вместо того чтобы планировать свадьбу, теперь он хоронил брата.

Обычно до похорон члены семьи два дня и две ночи молчаливо сидели у завернутого в белую ткань гроба, а перед этими событиями Хило спал едва ли по четыре часа, так что его истощение достигло предела. Каждые несколько минут похоронные гонги и барабаны перед катафалком издавали чудовищный грохот, привлекая внимание богов к тому, что Лан приближается к миру духов, и Хило, покачиваясь, двигался дальше. Считается, что во время бдений у тела усопшего нельзя разговаривать или спать, потому что если дух покойного должен передать последнее сообщение, то именно в этот период. Если ничего не произойдет, это означает, что близкий человек спокойно покинул этот мир.

По мнению Хило, это еще одно доказательство, что ритуалы – сплошное дерьмо. Если дух Лана еще здесь, то он точно неспокоен, и ему есть что сказать брату. Никакой ты не Колосс, сказал бы он. Я был рожден для этого, готовился к этому, и посмотри – я из-за этого погиб. Думаешь, у тебя лучше получится? Дедушка всегда говорил, что ты годишься только для резни.

– Замолчи, – пробормотал Хило, хотя и знал, что говорит не с Ланом, а с собственными страхами, обретшими голос брата.

Прошлой бессонной ночью, охваченный минутной суеверной слабостью, Хило обхватил ладонями рукоять сабли Лана и напряг Чутье, так что в голове загудели десятки аур и сотни бьющихся сердец. Но он не почувствовал и намека на присутствие Лана. Дух не появился и не заговорил с ним во время бдений, даже чтобы просто сказать: «Не волнуйся, брат, ты скоро ко мне присоединишься».

Наконец они добрались до кладбища. Катафалк медленно поднимался по склону, к тому месту, где рядом с семейным памятником из зеленого мрамора, под которым лежали отец Хило и его предшественники, выкопали новую могилу. Там ожидали три монаха-дейтиста в белых похоронных одеяниях, чтобы совершить последние обряды. Мать Хило стояла рядом с Коулом Сеном – он сидел у могилы в кресле, Кьянла держала над ним зонтик от солнца, хотя небо было затянуло облаками. Они приехали раньше процессии. Коул Ван Риа, прибывшая из дома в Марении, стояла в понурой позе человека, давно переставшего задавать вопросы или бороться, ее печальные глаза были пусты, как у старой куклы. Патриарх не шевелился, крючковатые пальцы сжимали подлокотники кресла, словно утонувшие в глине корни дерева.

Хило обнял мать, но ее руки остались вялыми, она как будто едва его заметила. Лан был самым ответственным из ее детей, больше, чем оставшиеся двое, вместе взятые.

– Я люблю тебя, мама, – сказал Хило.

Она не ответила. Седина в ее волосах стала выделяться заметнее, в белом похоронном платье мать выглядела бесформенной. Вероятно, из всех членов семьи она испытала самое большое потрясение. Хило сомневался, что Лан подробно рассказывал матери о ситуации между кланами. Виня себя в неведении, теперь она испытывала сильнейшую боль, и Хило отметил для себя, что нужно перевезти ее ближе к семье или нанять ей в Марении прислугу.

Он подошел к деду и почтительно встал на колени, прикоснувшись ладонями ко лбу.

– Дедушка.

Хило поднялся и наклонился поцеловать злобного старика в лоб. Он почти ожидал, что дед вцепится похожей на когтистую лапу рукой ему в горло на глазах у всех. Пальцы Коула Сена дернулись, но он лишь с презрением оглядел внука. Хило отошел в сторону, позволив Шаэ встать рядом с креслом и взять деда за руку.

– Где Дору? – проворчал ей старик.

Хило беспокоило присутствие деда на похоронах. Сейчас Коул Сен стал еще более непредсказуемым. Что он скажет? Проклянет Хило на публике или начнет бормотать о своем чудесном сыне Ду? Но теперь Хило немного расслабился. Хорошо, что дедушка здесь – в инвалидном кресле он выглядел хрупким и потерянным. И явно просто сломленным стариком, а не Факелом Кекона. Хило знал, что в клане могли найтись люди, старая гвардия, которые желали бы, чтобы Коул Сен снова возглавил клан. Теперь они увидят, что это невозможно.

Хило встал рядом с гробом. Когда прибыли другие члены клана, он тщательно следил, к кому они подходят первым, чтобы высказать соболезнования – к новому Колоссу или к Коулу Сену. Большая часть подошла к нему, но некоторые нет. Достаточно, чтобы Хило понял – его назначение Колоссом принимают не все.

Когда подошли Вен и Тар, он целомудренно поцеловал ее в щеку. Она была прекрасна даже с напудренным в знак траура белым лицом, без своего обычного сияния. Вен быстро коснулась его руки, когда Хило коснулся ее лица.

– Не обращай внимания на этих стариков, – шепнула она, словно прочитав его мысли, или, скорее, заметив, как он смотрит на тех приглашенных, которые еще не обращались с ним как с Колоссом. – Они пока не смирились с реальностью.

– Некоторые из них весьма могущественны, – тихо ответил Хило. – А некоторые – депутаты Совета.

– Депутаты бесполезны на войне, – сказала Вен. – Сейчас Фонарщикам не нужно новое законодательство и послабления в налогах, им нужна защита. Нужен сильный клан. Посмотри на Кулаков, как они сплотились вокруг тебя. Все остальные в клане тоже это видят.

Она сжала его пальцы и отошла к братьям.

Хило осмотрел толпу, пока не заметил стоящего в сторонке Андена. Он встретился с ним взглядом и поманил присоединиться к семье. Анден колебался, но потом подошел. Он был сломлен горем, бедняга, под глазами синяки, лицо вытянутое и бледное, почти как у выловленного из воды Лана, когда Хило в первый раз его увидел.

– Почему ты стоял там один, Анден? – мягко спросил Хило. – Твое место здесь, с нами.

Лицо Андена дернулось, как будто он вот-вот рассыплется, но он молчаливо кивнул и встал рядом с Шаэ.

Гонги и барабаны грохнули в последний раз, отчего у Хило заболела голова, а потом умолкли, как и собравшиеся. Вышел вперед старший монах, Просвещенный, и затянул долгую молитву, провожающую дух Лана в загробный мир, где он в мире и покое дождется Возвращения – когда всему человечеству позволят вернуться на небеса и вновь соединиться с богами.

Через несколько минут Хило поймал ритм. Он повторял губами песнопения, как подобает, но никогда не верил в то, чего не может увидеть или Почуять. Дейтизм сотворил миф из простых истин, с которыми, однако, трудно было примириться людям.

Нефрит – загадочный, но природный материал, а не дар богов или остатки небесного дворца. Кеконцам повезло с генами, как первым обезьянам с расположенным отдельно большим пальцем, и только; люди не происходят от богов и не вернутся на небо, чтобы стать богами. Люди – всего лишь люди. Сила нефрита не делает их лучше или ближе к богам, она просто делает их более могущественными.

Хило изучал мрачную толпу. В основном здесь были влиятельные Фонарщики – владельцы предприятий, руководители корпораций, судьи, политики. Они пришли с белыми конвертами особой дани – для покрытия расходов на похороны Колосса и чтобы публично выразить преданность клану. Но сейчас это был скорее привычный жест, а не обещание. Истинная сила их клятв станет видна в ближайшие недели и месяцы. И она зависит от предстоящих событий, как повернется клановая война.

Хило посмотрел направо и налево, вся семья выстроилась рядом с ним, напротив остальных скорбящих. Сегодня Хило демонстрирует клан – Шаэ в качестве Шелеста, грозных братьев Маик как Штыря и Первого Кулака, свою невесту и одаренного кузена-подростка, все они стоят вместе. Уверенное публичное заявление, что младшее поколение Равнинных по-прежнему сильно и обеспечит клану будущее. И Хило надеялся, что пока этого хватит.

Служба закончилась еще несколькими мольбами о том, чтобы боги узнали Лана, и все повернулись к гробу, пока он опускался в могилу. Хило опять пришлось принимать соболезнования от вереницы сочувствующих. Ему хотелось лечь в могилу вместо Лана. Шаэ, вместе с ним сидевшая у тела, стояла прямо, глядя вперед, одной рукой поддерживая мать. Коул Сен как будто сполз с кресла и выглядел потерянным. Люди начали приглушенно разговаривать. Все это было ужасно болезненно.

– Идет канцлер Сон, – прошептала ему Шаэ.

Краснощекий и располневший политик приблизился и тактично положил белый конверт на блюдо для подношений у могилы.

– Коул-цзен, – серьезно сказал он, подняв ладони в приветствии, но Хило отметил, что держал он их не слишком долго и не нагнулся хотя бы в подобии поклона, – у меня болит сердце от вашей потери.

– Спасибо, что пришли и горюете вместе с нами, – отозвался Хило.

– Ваш брат пробыл Колоссом гораздо меньше, чем того заслуживал. Он был мудрым лидером, всегда думал о благе страны и не забывал о друзьях клана. Я всегда глубоко уважал Коула Лана. Его всем будет не хватать.

– Да, – согласился Хило, сделав над собой усилие, чтобы выражение лица оставалось нейтральным, потому что канцлер ясно дал понять, бросив на него проницательный взгляд, что сравнение между старым Колоссом и новым не в пользу Хило.

Сон выражался гладкими фразами дипломата, но Хило не нуждался в Чутье, чтобы ощутить его настороженность и неуверенность всех собравшихся сегодня Фонарщиков. Они рассчитывали на покровительство и защиту клана, но, глядя на Хило, видели слишком молодого человека, известного своей кровожадностью.

Позже Шаэ подсчитает, сколько денег внесли на похоронах, и тогда станет яснее, насколько сильно ему нужно беспокоиться. Как бы ни хотелось Хило согласиться с успокаивающими словами Вен, он знал, что не имеет значения, сколько у него верных Кулаков – если он потеряет поддержку Фонарщиков, если они начнут переходить к Горным, он потеряет клан. Он с неохотой повернулся к следующему за Соном человеку, желающему положить конверт и выразить соболезнования.

Когда наконец вереница скорбящих иссякла и толпа начала рассеиваться, подошел Анден.

– Хило-цзен, – неуверенно произнес он, – мне нужно с тобой поговорить. – Его лицо исказилось, как от физической боли. Он говорил сбивчиво, с таким видом, будто признавался в ужасном преступлении. – Я кое о чем не сказал тебе, когда следовало. Если бы я только… Если бы я…

Хило оттянул расстроенного кузена в сторонку.

– В чем дело, Энди?

– Перед смертью Лан давал мне поручения. Велел ходить в одно место и приносить ему пакеты, никому не говоря ни слова. – Страдальческий шепот Андена был напряжен, как струна. – Лан вел себя странно, когда мы виделись в последний раз. Был злым, непохожим на себя, и его аура изменилась, стала слишком резкой. В этих пакетах… там были ампулы, Хило. Ампулы с…

Хило схватил Андена за лацкан пиджака и притянул к себе. Он резко тряхнул головой.

– Молчи, – приглушенно и зло сказал он.

Анден умолк и уставился на него, похолодев.

Лицо Хило осталось каменным. Он наклонился и прошептал Андену в ухо:

– Лан был главой семьи, Колоссом нашего клана. Его убили Горные, и я им за это отплачу. И не собираюсь выслушивать, как кто-либо порочит память моего брата, сомневаясь в силе семьи. Ни от кого. – Когда они отошли достаточно далеко, чтобы не привлекать лишних взглядов, Хило крепче схватил Андена за лацкан. – То, что ты сейчас сказал мне, ты говорил это кому-нибудь еще, в школе?

– Нет, – вытаращил глаза Анден. – Никому.

– И не вздумай это повторять.

Кадык Андена дернулся, но он не произнес ни слова, только кивнул.

Хило разжал пальцы, его свирепое лицо смягчилось. Он поправил пиджак Андена и положил руку кузену на плечо.

– Меня тоже это грызет, Энди, что еще я мог бы сделать. Я бы мог быть внимательнее. Мне следовало приставить к нему охрану в тот вечер. Но сейчас это не имеет значения, прошлого не вернуть. Это не твоя вина, ни в малейшей степени.

Не глядя на него, Анден вытер глаза тыльной стороной ладони. Хило ненавистно было видеть его таким печальным и виноватым.

– Может, тебе нужно немного отдохнуть? – мягко спросил он. – Хочешь, я поговорю с Академией?

Анден тут же покачал головой.

– Нет, я хочу окончить ее в срок.

– Хорошо. Лану бы тоже этого хотелось.

Хило попытался ободряюще улыбнуться кузену, но Анден так на него и не посмотрел. Кузен кивнул и отошел к друзьям по Академии, стоящим неподалеку вместе с семьями. Хило устало вздохнул, провожая взглядом кузена. Он не хотел разговаривать с ним так резко, но Анден скоро принесет клятву и вступит в клан в военное время, поэтому важно, чтобы он понял. В клане Зеленых Костей самое важное – наследие. Авторитет Лана покоился на наследии его деда и отца, а Хило будет опираться на наследие брата. Клан – как человеческое тело: Фонарщики – это кожа и мышцы, Кулаки и Барышники – сердце и легкие, а Колосс – хребет. В нем не может быть слабости, иначе тело не выстоит, не сумеет драться. Враги напали на Лана из засады, и он погиб как воин, и никто не должен в этом сомневаться.

– Прогони отсюда всех, – сказал Хило Тару. – Я хочу побыть один.

Тар и Кен мягко, но настойчиво оттеснили оставшихся гостей к воротам кладбища. Шаэ склонила голову и долго ее не поднимала. Ее губы шевелились, словно она беззвучно говорила что-то гробу Лана. Потом она пошла прочь, следуя за медленной поступью матери. Вен приблизилась к Хило и с молчаливым вопросом прикоснулась к его руке.

– Иди с братьями, – велел ей Хило. – Я скоро.

Она повиновалась.

Коул Сен остался у отверстой могилы, а Кьянла терпеливо стояла за его креслом.

– Он был хорошим мальчиком, – наконец произнес он. – Хорошим сыном.

И тут Коул Сен разрыдался. Он плакал молча, его лицо стало некрасивым, как у человека, стесняющегося своих слез, который считает их проявлением слабости. Кьянла пыталась его утешить и протягивала бумажные платки.

– Вот, вот, Коул-цзен, поплачьте. Все мы люди, всем нам нужно выплакаться, чтобы полегчало, даже Колоссу.

Коул Сен не обратил на ее слова ни малейшего внимания.

Хило отвернулся. При виде рыдающего старика он почувствовал такую тяжесть в груди, словно она налилась свинцом. Дед был невыносимым тираном, но перенес больше трагедий, чем кто-либо заслуживает. Все его достижения в военное и мирное время, восхваления со стороны широкой публики, десятки лет во главе семьи и клана не могли компенсировать то, что он похоронил единственного сына, а теперь и старшего внука.

Когда несколько дней назад деда подкосила деменция и ему дали снотворное, Хило велел доктору Трю снять и спрятать часть нефрита старика. Для начала несколько камней с пояса. Врач сказал, что это поможет, так дедушка с меньшей вероятностью навредит себе и окружающим, это притупит его чувства, замедлит метаболизм, сделает спокойнее. Проснувшись, Коул Сен, похоже, и не заметил пропажу нефрита – сам по себе печальный признак – но Хило заметил. Когда-то неукротимая аура Факела уже превратилась лишь в тень прежней. Отсутствие нефрита лишь сделало это очевидным. Глядя на него теперь, Хило с внезапной ясностью понял, что деду недолго осталось жить. Скоро Коулам предстоят еще одни похороны, хотя он не стал бы с уверенностью утверждать, чьи именно.

Хило знал, что он наименее любимый потомок Коула Сена, но заставил себя подойти к нему.

– Ничего, дедушка, – тихо сказал он. – Ты сделал клан сильнее, чем любой из нас. – Он наклонился к креслу. – Не волнуйся, я обо всем позабочусь. Я не Ду и не Лан, но все равно Коул. Я все исправлю, обещаю.

Он не понял, услышал ли его дед, но старик прекратил плакать и уронил подбородок на грудь, закрыв глаза. Хило и Кьянла отвезли его обратно к машине.

Наконец Хило остался у могилы Лана в одиночестве. И хотя он не верил в небеса или призраков, нужно было кое-что сказать Лану.

– Твой нефрит, брат. Он зашит в обивку гроба. Никто не забрал его у тебя, никто не будет его носить. Он твой. – Он помолчал с минуту. – Знаю, ты не веришь, что у меня получится, но ведь ты не оставил мне другого выхода. Так что мне придется доказать, что ты не прав. Я не позволю этому случиться, не позволю Равнинным проиграть. Если загробная жизнь существует, то мы снова встретимся, и ты сам скажешь, сумел ли я сдержать данную тебе клятву.

Глава 37. Прощение Шелеста

Шаэ отправилась в дом Шелеста, где два бойца держали под стражей Юна Дорупона. Эти два Пальца не смогли бы справиться с Зеленой Костью высокого ранга, но им и не требовалось, потому что пленник больше не носил нефрит. Один охранник стоял у входной двери, чтобы никого не пускать, а другой находился внутри, чтобы не выпускать Дору. При них были лишь пистолеты, но не ножи, чтобы пленнику не представился шанс заполучить оружие и нефрит.

– Хило-цзен не велел никого пускать, – сказал караульный, когда Шаэ приблизилась.

Даже младшие Пальцы называли Хило по имени, как приятеля.

– Это дом Шелеста, – сказала Шаэ. – А Шелест – это я, так что я здесь живу. Человек, который сейчас внутри, здесь лишь временно, и я хочу с ним поговорить. – Палец все еще сомневался, и Шаэ добавила: – Лучше просто сообщи о моем приходе Колоссу, но не преграждай мне дорогу.

Палец поразмыслил о разнице в их положении и впустил Шаэ. Внутри было темно, даже в разгар утра. Все ставни были закрыты, потолочный вентилятор гонял теплый и затхлый воздух, пахнущий гвоздикой и несвежими свитерами. Дору ничего не выбрасывал, дом был забит разномастной мебелью, растениями и всевозможными подарками, которые он много десятилетий получал как Шелест – статуэтками, декоративными шкатулками, яркими вазами и резными пресс-папье, ковриками и подставками из черного дерева. В углу гостиной, у окна, сидел в кресле другой охранник с написанной на лице скукой. Дору растянулся на диване, его глаза закрывало сложенное влажное полотенце.

– Это ты, Шаэ-се?

– Дору-цзе… – Шаэ осеклась. – Здравствуй, дядя Дору.

Бывший Шелест больше не имел права на этот суффикс, которым его называли всю жизнь.

Дору приподнял с глаз полотенце и переместил длинные ноги, медленно и осторожно сев, как будто не знал собственное тело и подозревал, что оно может переломиться. Без нефрита он выглядел костлявым и нескладным. Бывший Шелест облизал сухие губы и покосился на Шаэ, словно чтобы убедиться, она ли это.

– Ох, – выдохнул он, откинув голову и закрыв глаза, будто движение его истощило. – Как ты справилась, Шаэ-се? Как прошла через это, одна и так далеко от дома?

Она молода и полна здоровья, умеет лучше переносить головные боли, сокрушительную усталость и панические атаки нефритовой ломки. Возраст Дору приближался к восьмидесяти, почти как у дедушки. Она не могла не задуматься, не была бы смерть более милосердной судьбой для него, чем это унизительное испытание.

– Недели через две станет легче, – обещала она.

– Я знаю, Шаэ-се, – вздохнул Дору. – С меня не впервые снимают нефрит и сажают в тюрьму. В этот раз я хотя бы нахожусь в комфорте собственного дома, а не в шотарской камере. – Он шевельнул пальцами, показывая, что это не имеет значения. – Но не думаю, что это продлится так долго. Подойди поближе, у меня теперь не такой острый слух. Сядь и расскажи, почему я еще жив.

Шаэ выбрала кресло и села напротив.

– Похороны Лана, дядя, – объяснила она. – Его вчера похоронили.

Под похожими на бумагу веками Дору собралась влага и скользнула из уголков глаз, прочертив тонкие дорожки по лицу, пробивая путь среди морщин, как две реки.

– Почему он? Он всегда был таким хорошим, разумным человеком, послушным сыном. Ох, Лан-се, почему ты был так глуп? Такой хороший и такой глупый? Мне должны были разрешить прийти на похороны, – добавил он с укором. – Хило мог бы оказать мне хотя бы эту любезность.

– Ты знаешь, что не мог.

– Как это случилось? Бедный Лан-се, как он погиб?

– Попал в засаду по пути домой из «Божественной сирени». Утонул в бухте. – Шаэ удивилась, что сумела это произнести.

Дору энергично затряс головой.

– Такого не может быть. Это какая-то чудовищная ошибка. Этого никогда не планировали, никогда.

По венам Шаэ разлилась холодная ярость.

– Почему ты нас предал, Дору? После стольких лет? Почему?

– Я только хотел как лучше. Этого желал бы Коул-цзен. Я бы никогда не предал его, ни за что и никому. – Его лицо осунулось от сожалений. – Даже его собственным внукам.

– Это какая-то бессмыслица. Ты хочешь сказать, что дедушка устроил против нас заговор вместе с Горными?

– Хороший Шелест, – сказал Дору, – умеет прочесть мысли Колосса как свои собственные. Коул-цзен никогда не просил меня сделать то или иное и никогда не спрашивал: «Дору-цзен, что мне делать?» Я всегда знал его цель еще до того, как он определял ее сам для себя. Если он говорил: «Нужно захватить этот город», я понимал, что это означает нарушить морские коммуникации. Если он говорил: «Нужно поговорить с тем-то и тем-то», я знал, что он имеет в виду подкупить их, и делал соответствующие приготовления. Я делал то, о чем Коулу-цзену не было надобности просить. Понимаешь, Шаэ-се?

– Нет.

– Коул-цзен сделал в жизни всего несколько ошибок, о которых сожалел. Когда они с Айтом были партнерами, Люди Горы были сильны, достаточно сильны, чтобы освободить страну! Ты родилась уже после войны, Шаэ-се, и не можешь понять, что это значит. Это мир, а не война разделили нас на кланы, превратили в соперников за территории, бизнес и нефрит. У твоего деда сердце разрывалось от того, что они с Айтом оставят после себя в наследство одни раздоры. Я пытался это исправить, как он того хотел. Пытался снова объединить кланы.

– Покрывая Горных, пока они добывали нефрит за нашей спиной? Сотрудничая с их Шелестом и продавая нас? Я просмотрела записи КНА и Казначейства. Ты набивал себе карманы.

– Зачем мне деньги, в моем-то возрасте? – Его вытянутое лицо презрительно сморщилось. – Дочь Айта хотела объединить кланы. Хотела сделать это мирно, а если нет – то силой. Она сильнее, амбициознее и умнее Лана – да простят меня небеса за эти слова. Я много раз пытался уговорить его начать переговоры о слиянии, но он отказался даже думать об этом. В одно ухо ему нашептывала гордость, а в другое этот волк Хило.

Голос Дору угасал, как будто его покидала энергия.

– Я согласился закрыть глаза на деятельность Горных на рудниках – за деньги, и эти деньги я вкладывал в клан. Я усиливал наши позиции в тех отраслях, где мы сильны – в строительстве, недвижимости, туризме – и начал сокращать те сферы, где преимущество у Горных – азартные игры, машиностроение и торговлю. Они богатели и становились более могущественными, но и мы не отставали, как два кусочка мозаики. И тогда Лан бы понял, что слияние – единственное мирное и разумное решение.

Шаэ закрыла глаза на долгое мгновение.

– Ты знал, что они попытаются убить Хило? Что убьют Лана?

Голова Дору дернулась на диванной подушке.

– Нет, Лана – нет, да узнают его боги. Насчет Хило я ничего не мог поделать. Он все время стоял на пути, возвращал компании и заведения, которые я сдал Горным, очерчивал границы и провоцировал стычки. Ты же знаешь, Кулаки – как акулы, достаточно капли крови в воде, и они уже приходят в бешенство. Уличная вражда полыхала как пожар, Горные начали выходить из себя. Я знал, что они захотят устранить Хило. Я знал это, но ничего не сделал и промолчал. И потому не удивлен, что скоро Хило отправит меня на смерть.

Когда Шаэ посмотрела на покрытую пятнами пергаментную кожу его рук и шеи, она вспомнила свою подругу Пайю, с которой не разговаривала много лет. Но помнила Шаэ не то, как Пайя любила музыку, не ее знания математики или талант к легкости. Ее до сих пор терзал только шок от десятка мерзких фотографий, рассыпавшихся из конверта. Шаэ не стала гадать, что еще могла бы обнаружить, если бы пошарила в этом захламленном доме.

Дору присутствовал рядом с семьей Коулов, сколько себя помнила Шаэ, внуки Факела считали его дядей, но он не единожды злоупотребил своим положением Шелеста, даже до того, как начал тайно гадить Лану. Какую бы жалость она сейчас к нему ни испытывала, Шаэ не могла не согласиться с тем, что наверняка сказал бы Хило: «Он пошел против клана. Шелест не должен идти против Колосса. Он должен умереть, с этим ничего уже не поделать».

Вот разве что Хило до сих пор не отдал приказ о казни Дору. Он был беспощаден к врагам, но мягок к членам семьи. Шаэ подозревала, что Хило откладывает решение, не желая, чтобы оно стало его первым на посту Колосса. Но теперь, когда похороны Лана позади, это произойдет скоро. Может, даже сегодня или завтра.

Шаэ приняла решение. Она собрала все слова, которые давно уже хотела высказать, и придвинулась на край кресла.

– Ты мне отвратителен, дядя Дору. И нет нужды объяснять причину. По-моему, ты живешь уже слишком долго, под защитой дедушкиной дружбы, что бы ты ни сделал. Лично я по тебе плакать не стала бы, но спасу тебя от казни, если ты поможешь дедушке. – Она помолчала. – Он все время сидит у себя в комнате. На похоронах он выглядел так болезненно, а с тех пор почти не разговаривает. А когда говорит, то спрашивает о тебе.

Дору откинул голову на спинку дивана, но по-прежнему слушал. Его глаза двигались под веками, а горло дергалось, когда он глотал.

– Его разум угасает, – сказала Шаэ. – Врачи говорят, что ему нужны рядом знакомые люди и привычная рутина. Если ты будешь играть с ним в шахматы и пить чай по утрам, как обычно, то это принесет ему облегчение. Если ты поклянешься больше не заниматься делами клана, я поговорю с Хило. Уговорю его сохранить тебе жизнь, если ты поможешь дедушке в конце его дней, когда он в тебе нуждается.

Она подозревала, что придется выдержать схватку с Хило, чтобы этого добиться, а они ведь только начали работать вместе. Но Шаэ была к этому готова. Иначе она потеряет деда, как потеряла Лана. Всем внимательным членам клана, подошедшим вчера на похоронах почтить Хило как нового Колосса, было ясно, что воля к жизни Коула Сена быстро угасает, даже быстрее, чем его нефритовая аура, пока он постепенно расстается с камнями, которые завоевал за многие десятилетия.

У Шаэ разрывалось сердце, оттого что последние несколько лет, когда дедушка был еще здоров, она провела в далекой стране, а теперь остались только редкие проблески ясного ума, мимолетные, как тропический ливень. Дед любил ее больше всех остальных внуков и так хотел, чтобы она вернулась в клан, а сейчас, когда она вернулась, даже не осознавал этого. Шаэ могла с этим смириться, но не была готова его отпустить, смотреть, как его тело усыхает в раковине, а разум рассыпается, как пыль.

– Я хочу сделать так, как будет лучше для дедушки, – сказала она Дору. – Это важнее, чем правосудие. Ты согласен, дядя?

Дору поднял голову с дивана. Она качнулась, как будто была слишком тяжелой для шеи. Глаза Дору запали, но по-прежнему сверкали, словно темный мрамор.

– Я всегда делаю то, что нужно Коулу-цзену.

– Мы скажем дедушке, что у тебя проблемы со здоровьем – ранние симптомы Зуда. Поэтому ты не носишь нефрит. Ты будешь под охраной, и тебе запрещено обсуждать дела клана. Только так, и если ты нарушишь правила, то во второй раз я не смогу защитить тебя от Хило.

– Я больше не могу поклясться на нефрите, – с горькой иронией сказал Дору, – но даю слово. Я знаю свое положение, Шаэ-се. Я как мог старался добиться лучшего исхода для всех нас, но не сумел. Лан погиб, а Хило стал Колоссом. Я жив лишь благодаря его милосердию, и твоему, как я понимаю, и если я просто смогу находиться рядом с Коулом-цзеном, пока у нас еще есть время, то этого более чем достаточно. Тебе нет нужды из-за меня беспокоиться.

Шаэ кивнула и встала. Казалось неподобающим благодарить его, когда она обещала сохранить ему жизнь, и не менее неподобающим – извиняться, и потому она просто сказала:

– Хорошо.

Дору снова лег на диван.

– Теперь я так быстро устаю. Не знаю, отчего это – то ли старое тело без нефрита, то ли сердечная боль. – Он снова положил мокрое полотенце на глаза и застыл, хотя не перестал говорить. – Ты можешь ненавидеть меня за мои слабости, наверняка ненавидишь, я знаю, но я никогда не желал тебе зла, Шаэ-се, и никогда не пожелаю. Единственное, что заставляет меня с радостью принимать судьбу – это видеть тебя такой сильной, умной и прекрасной, с нефритом. Тебя сумели привести обратно только убийство и война, но знаешь что? Я всегда говорил твоему деду, что однажды ты сменишь меня на посту Шелеста.

Глава 38. Дилемма Шелеста

Ресторан «Двойная удача» много месяцев получал отличную прибыль, и поскольку он находился у въезда на шоссе неподалеку от границы кланов, господин Унь забеспокоился, но не очень удивился, когда однажды утром в зал вошли двое вооруженных до зубов Зеленых Костей из Равнинного клана и сели в закрытом баре, играя на стойке в карты и посматривая на входную дверь. Ресторатор подошел спросить, не хотят ли они чего-нибудь выпить или перекусить.

– Ожидаются какие-то проблемы, цзен? – спросил он.

– Возможно, – ответил один из них, Зеленая Кость с короткой бородкой, его звали Сатто. Другого, намного моложе, звали Цун. – Штырь считает, что могут возникнуть. Нам нужен телефон, чтобы позвонить ему в случае чего.

Господину Уню потребовалось некоторое время, чтобы осознать – они говорят не о Коуле Хило, а о Маике Кене.

Господин Унь принес из своего кабинета телефон и включил его за стойкой.

– Мне закрыть ресторан? – спросил он, с каждой минутой все больше тревожась.

– Как хотите. Пока что особой необходимости нет, – ответил Сатто.

Необходимости и правда не было, потому что почти никто не пришел. Обычно по пятницам в обеденное время зал был набит битком, но вчера состоялись похороны убитого Колосса, Коула Лана, да узнают его боги. Все ожидали, что сегодня кланы возобновят войну и месть, и жанлунцы мудро решили при возможности отсидеться дома. Господин Унь слышал, что некоторые заведения в спорных кварталах ограничили часы работы или, как «Танцовщица» в Трущобе, и вовсе закрылись на весь день. Но отец господина Уня открывал двери «Двойной удачи» каждый день, даже во время Мировой войны, когда и шотарские солдаты, и эспенские бомбы могли закрыть его навсегда, так что господин Унь из принципа не желал прерывать работу ресторана.

Но вскоре после полудня он снова задумался, когда раздался телефонный звонок и человек на другом конце линии попросить позвать Сатто. К тому времени Зеленые Кости пообедали и заскучали. Немногие другие клиенты сидели поодаль и нервно поглядывали на двух Зеленых Костей. Повесив трубку, Сатто обратился к господину Уню:

– Скажите клиентам, чтобы ушли. Горные напали на Доки. Они по пути сюда.

Цун тем временем закрывал на задвижку деревянные ставни.

– К-когда они будут здесь? – выдавил господин Унь.

Сатто пожал плечами.

– Минут через пятнадцать.

Господин Унь лично обошел все столики. Никто из клиентов не стал спорить, они немедленно покинули «Двойную удачу», некоторые забрали остатки обеда в контейнерах, многие оставили щедрые чаевые, предполагая, что господину Уню скоро понадобятся деньги на ремонт. Господин Унь отослал и младший персонал. Остальные заперли все кастрюли, блюда, тарелки и бокалы – все, что можно разбить или сломать. Они подождали, пока уйдут все клиенты, как полагается в таких обстоятельствах, и сели на пол в кухне. Господин Унь встал у двери, беспрестанно промокая лоб тряпкой и заламывая руки.

– И вас только двое? – спросил он. – Я не сомневаюсь в ваших способностях, цзен, просто…

И тут в дверях появились еще три Зеленые Кости – двое мужчин и женщина. Они тяжело дышали и вспотели, как будто всю дорогу бежали. Облегчение, которое господин Унь почувствовал при появлении подкрепления, быстро испарилось, когда женщина выдохнула:

– Они захватили почти все к югу от Генеральского бульвара. Гонт лично руководит атакой.

Сабля за ее спиной была влажной. Желудок господина Уня протестующе сжался.

– Они вот-вот будут здесь.

Стоящий у двери Цун дернул головой в сторону улицы, словно услышал какой-то звук, которого не уловил господин Унь.

– Они уже здесь.

Зеленые Кости выхватили оружие и побежали к двери оборонять здание. Господин Унь взвизгнул и бросился в противоположном направлении. Он нырнул за стойку бара как раз в тот момент, когда перед рестораном скрипнули шины, хлопнула дверь и началась стрельба.

Первая очередь прошила фасад и разбила три окна «Двойной удачи». Господин Унь застонал при мысли об ущербе, но после этого стрельба прекратилась. В схватке за территории ни одной из сторон не выгодно повреждать потенциальный источник дани или убивать прохожих. Снаружи раздались крики и лязг стали, потом вопли раненых и визг тормозов еще одной машины и новые звуки схватки. Господину Уню показалось, что кто-то заорал: «Отходим!», но голос смешался с новыми выстрелами.

И потом все стихло. Господин Унь не смел даже дышать.

И когда он наконец собрался с духом и встал посмотреть, что случилось, входная дверь распахнулась и вошел гигант, это мог быть только Гонт Аш, Штырь Горных. За ним по пятам следовали три воина с горящими глазами, их лица и одежда были в крови. Гонт стоял в вестибюле, обозревая пустой зал ресторана.

– Милое местечко, – сказал он и повернулся к бару. Господин Унь съежился и захныкал в рукав. – Выходите, друг мой, – велел Гонт.

Господин Унь неуверенно поднялся. Гонт поманил его к себе. Владелец ресторана заставил себя натянуть самое профессиональное выражение заботливого хозяина и приблизился к отряду Зеленых Костей. По пути он взглянул на входную дверь и с ужасом увидел кровь на стекле и ноги лежащего Цуна.

– Где персонал? – спросил Гонт, и господин Унь подпрыгнул как белка.

Господин Унь попытался ответить, но не сумел и ткнул пальцем в сторону кухни и подсобки.

– Приведи их сюда, – приказал Гонт одному из своих людей.

Господин Унь снова вздрогнул – входная дверь открылась, и вошли еще две Зеленые Кости, они тащили обвисшего Сатто. Они бросили его перед Гонтом, как кошки приносят убитую крысу.

– Нефрит для нашего Штыря, – сказал один из Горных, почтительно склонившись. – Ценная победа. «Двойная удача» – жемчужина Равнинных.

Сатто с трудом поднялся на колени и плюнул на ботинки Гонта.

– Кровь за клан. Хило-цзен вырвет нефрит с твоего холодного мертвого…

Гонт опустил саблю с такой скоростью и силой, что господин Унь не успел даже пискнуть, а голова Сатто уже катилась по ковру, остановившись только у стойки официанта.

– Вы все хорошо дрались, поделите нефрит между собой, – сказал Гонт своим бойцам. – Пойди скажи Оро, чтобы не приводил персонал, пока не уберут тело, не стоит их пугать.

Штырь убрал клинок в ножны и сел за ближайший столик, оглядываясь вокруг и кивая. Он изучил доску с блюдами дня, написанными мелом.

– Комплексный обед еще можно заказать? – спросил он.

Вопрос вывел господина Уня из прострации.

– Д-да, Гонт-цзен. Хотя все уже унесли, наверное, блюда уже остыли и не такие свежие, вот если бы вы пришли два часа назад… – Он умолк, сообразив, как глупо это прозвучало.

– Мне сказали, что это излюбленное место моего врага Коула Хило. И что хрустящие кальмары восхитительны. К сожалению, у меня не было возможности здесь обедать. Такова неприятная реальность жизни Зеленой Кости.

Два бойца унесли безголовое тело Сатто.

– Я польщен, что вы знакомы с репутацией «Двойной удачи», цзен, – поспешил сказать господин Унь, обильно вспотев. – Прошу вас, позвольте принести хрустящие шарики кальмара, чтобы вы наконец-то могли их попробовать.

– Ничего другого мне и не нужно, – ответил Гонт. – И принесите еще ваши бухгалтерские книги.

Господин Унь поспешил принести и то и другое. Десять минут спустя Штырь Горных положил шарик кальмара в рот и стал жевать. Его подчиненные внимательно наблюдали. Персонал «Двойной удачи» вышел в зал. Они стояли полукругом за господином Унем, молча и дрожа от страха. Гонт нахмурил густые брови. Он проглотил, поднял руку и несколько раз одобрительно похлопал по столу.

– И правда, репутация «Двойной удачи» вполне заслужена, – сказал он. – Такие хрустящие, а вкус бесподобен. И острые в меру. Я бы с радостью ел их каждый день.

Господин Унь невольно просиял. Персонал за его спиной с облегчением выдохнул.

Гонт продолжал есть, просматривая черную бухгалтерскую книгу, которую господин Унь положил перед ним.

– Какую дань вы платили Равнинным? – спросил Гонт.

Господин Унь сказал, и Гонт медленно кивнул, просматривая записи.

– В последнее время ваши дела процветают, а мы ведем войну. Будете платить Горному клану в полтора раза больше. – Он подал знак Кулакам взять палочки и угоститься кальмаром, что они с готовностью и сделали. – А теперь, друг мой, присягните в верности и пообещайте платить дань, и завтра можете открыться, как обычно.

Господин Унь пару раз открыл и закрыл рот, а потом вытер лоб и сказал:

– Гонт-цзен, я двадцать лет был Фонарщиком Равнинного клана. Мой брат и племянник – тоже преданные Фонарщики Коулов, моя невестка – Барышница, мой двоюродный брат – Палец в клане. Не могли бы вы позволить мне с честью уйти?

По давней традиции, когда один клан захватывал территорию другого, не носящие нефрит владельцы заведений и работники могли присягнуть другому клану или беспрепятственно уйти, как произошло в игровых домах на шоссе Бедняка, когда их захватили Коулы несколько дней назад.

– Это неприемлемо, – отрезал Гонт. – Семья Уней владела «Двойной удачей» со дня его основания. Без вашего умелого руководства и кулинарного таланта он превратится в карикатуру.

И снова господин Унь почувствовал себя польщенным. Штырь Горных обладал зычным и четким баритоном, отчего его слова казались более вескими. Может, не так уж плохо быть Фонарщиком Горных, да и в чем разница – платить дань одному клану или другому? И все же господин Унь никогда и в мыслях не держал, что «Двойная удача» может достаться другому клану. Равнинные всегда были так сильны в этом районе, покровительство Коула Хило казалось нерушимым. На войне все еще могло измениться, и ресторан снова вернется к Равнинным. Безопаснее никого не предавать.

– Прошу вас, Гонт-цзен, – повторил господин Унь, стиснув руки в почтительном поклоне, – «Двойная удача» – наследие семьи, но я вынужден отказаться.

Гонт поразмыслил. Он вытер губы салфеткой и встал.

– Хорошо. Я вас понимаю. – Он повернулся к своим бойцам. Двое уже ушли, вероятно, чтобы дальше сражаться за Доки или еще где-то в городе, но трое остались. – Проследите, чтобы весь персонал покинул здание, – приказал он. – И сожгите его.

Господин Унь застыл в ужасе. И когда Зеленые Кости бросились выполнять указания, он вскричал:

– Нет, Гонт-цзен, умоляю! – Старик упал перед Штырем на колени. – Я… я… клянусь в верности и буду платить дань Горному клану. Я зажгу фонарь, чтобы освещать путь воинам и взывать к их покровительству, – произнес он дрожащим от спешки голосом. – Во имя богов, прошу вас.

Гонт поднял руку, давая знак своим людям.

– Я с радостью принимаю вашу клятву, господин Унь. Я был бы сильно разочарован, если попробовал бы ваших хрустящих кальмаров только один раз. – Он обошел трясущегося Фонарщика и направился к двери, оставив Кулака на страже. – «Двойная удача» – это только начало. Что мы не сможем отобрать у Равнинных, то уничтожим. Когда война закончится и Горные победят, в Жанлуне останется только один клан, как раньше, и тогда у хороших Фонарщиков вроде вас не будет причин для беспокойства.

Глава 39. У штурвала на Корабельной улице

Шаэ стояла перед большими окнами углового кабинета Дору и смотрела на впечатляющий городской пейзаж. Сама комната вызывала у нее мурашки. Она буквально излучала присутствие Дору. Все, начиная от старого кресла из коричневой кожи, в котором отпечаталось его тело, до перьевых ручек из слоновой кости на столе и открытого пакетика с орешками бетеля в ящике, напоминало Шаэ, что она находится во владениях Дору, он занимал этот офис всю ее жизнь.

Ее желудок скрутило в тугой узел. Она не припоминала, чтобы когда-либо в жизни так нервничала, даже в тот день, когда впервые вошла в большую аудиторию, полную эспенцев. Стоя на коленях перед Хило и произнося клятву его Шелеста, она уже поняла, как это будет трудно, но после бдений и похорон все затмевали горе и вина, и лишь теперь она в полную силу почувствовала, что ей предстоит сделать почти невозможное. Как бы скептически ни был настроен клан против Хило в качестве Колосса, еще больше сомнений вызовет ее назначение на пост Шелеста.

Дору был известным ветераном войны и бизнесменом с десятилетиями опыта, она же – двадцатисемилетняя женщина, два года прожившая вдали от Кекона и никогда не занимавшая высокую должность в клане. Если она не сумеет сразу же завоевать уважение и авторитет в офисе Шелеста, то инвестиции моментально начнут таять, а Фонарщики побегут, как крысы с тонущего корабля. Она может проиграть войну с Равнинными быстрее, чем ее брат проиграет или выиграет свою.

Шаэ редко курила, разве что в компании, но сейчас взяла сигарету, чтобы успокоить нервы. Больше всего она нуждалась в публичной поддержке со стороны двух человек, которых Лан рассматривал как потенциальных преемников Шелеста: Вуна Папидонвы и Хами Тумашона. Клан должен увидеть, что эти уважаемые люди на ее стороне. Вун должен был прибыть с минуты на минуту. Шаэ по-прежнему стояла у окна и не повернулась, даже когда почуяла полыхающую ауру Вуна в лифте, в сопровождении Маика Тара.

Тар постучал в дверь кабинета, открыл ее и сказал официальным тоном:

– Коул-цзен, я привел Вуна Папи, как вы просили.

Шаэ охватила мучительная благодарность к лейтенанту ее брата – Хило явно его проинструктировал. Она не торопясь затушила сигарету и повернулась.

– Спасибо, Тар, – сказала она, и Кулак с поклоном удалился, твердо закрыв за собой дверь.

Вун остался у порога.

– Вун-цзен.

Шаэ подошла к столу и жестом пригласила бывшего помощника Колосса сесть на уродливый темно-зеленый диван. Вун молча сел. Шаэ наполнила два стакана водой из кувшина и поставила один на кофейный столик перед Вуном. Она заметила, что его рука слегка дрогнула, когда он взял стакан. Она опустилась в кресло напротив.

– Мой брат хорошо о вас отзывался, – сказала она. – Он вам доверял и считал другом, старым другом еще по Академии.

Вун не ответил, но Шаэ в то же мгновение увидела ясно написанные на его лице глубокое горе и стыд, а также естественный страх за собственную жизнь. Вун подвел Лана. Он не знал, куда ушел Колосс в ту страшную ночь, не был рядом, чтобы его защитить, и не принял меры предосторожности, отправив с ним телохранителей. Когда этим утром Маик Тар велел Вуну сесть в машину, следующие двадцать минут тот считал, что Коул Хило приказал его казнить или изгнать.

Оказавшись в офисе Шелеста, а не стоя на коленях на лесистой обочине, Вун, похоже, смутился, но выпив стакан воды, предложенный Шаэ, пришел в себя и поднял наполненный самоуничижением взгляд.

– Я не заслуживаю остаться в живых, Коул-цзен.

– Лан бы вас простил, – мягко возразила Шаэ. И по непроизвольно пульсирующей ауре Вуна, и по его лицу она увидела, какой эффект произвели эти слова, и продолжила спокойным, но твердым тоном: – Если клан собирается выиграть войну и отомстить за Лана, мы не можем позволить себе попусту терять жизни людей. Ни Хило, ни я не можем занять место Лана, и мы это понимаем. Вместе у нас есть шанс, но вы были помощником Колосса. Вы хорошо его знали, знали деловую и политическую сторону клана лучше любого из нас. За ошибки должно быть наказание, это верно, но для этого есть и другие пути.

Лицо Вуна вспыхнуло от угрызений совести, которые он ощутил одновременно с облегчением.

– Что я должен сделать, Коул-цзен? – шепотом спросил он, и Шаэ поняла, что сыграла верно. Теперь Вун верит, что она вырвала его из лап Хило для благородной миссии, как желал бы сам Лан.

– Я знаю, Лан собирался назначить вас на более важный пост, возможно, даже Шелестом вместо Дору. Хило назначил им меня, но одна я не справлюсь. Помогите мне управлять офисом Шелеста, как глава моего аппарата. Этот термин я узнала в Эспении, должность похожа на помощника Колосса, только более заметна и предполагает больше собственных решений. Хило поймет. Будьте моей правой рукой, как были у моего брата. Вы согласны, Вун-цзен?

Глаза Вуна загорелись, он кивнул:

– Да. Именно этого хотел бы Лан-цзен, – сказал он.

– Хорошо, – с облегчением произнесла Шаэ, довольная тем, что первый разговор прошел, как планировалось. – Нам многое нужно сделать, но начнем завтра. А сегодня идите домой и подумайте о мерах защиты нашего бизнеса. Да, и прежде чем вы уйдете. Кого вы посоветуете назначить Главным Барышником?

Вун задумался и ответил:

– Хами Тумашона.

Шаэ сделала вид, что обдумывает предложение, а потом кивнула. Даже если бы Вун назвал другое имя, неплохо было бы показать, что она уже полагается на его советы. Но все же она обрадовалась, что он назвал именно это.

Когда Вун ушел, Шаэ осушила стакан и откинулась на спинку кресла, готовясь к более сложному второму разговору. Дверь открылась, в нее осторожно просунула голову девушка по виду не старше Андена и тонким девичьим голоском спросила:

– Коул-цзен? Вам что-нибудь нужно?

Шаэ услышала через приоткрытую дверь болтовню, приглушенные разговоры в коридоре и звон телефонов. Финансовый квартал не считался нейтральным, но банки и другие учреждения, расположенные в небоскребах на Корабельной улице, меньше рисковали быть захваченными с помощью оружия. Работающие здесь члены клана – адвокаты, бухгалтеры и другие Барышники с аналогичным образованием – воевали совершенно другим способом, нежели Кулаки и Пальцы, и потому продолжали работать, несмотря на разразившееся на улицах насилие.

– Да, – ответила Шаэ, оглядев девушку и мысленно отметив, что нужно найти ей новую работу, где не придется одеваться подобным образом и напоминать Шаэ о склонностях дяди Дору. – Позвоните в техническую службу. Пусть очистят кабинет и купят новую мебель. И пришлите сюда Хами Тумашона, как только он появится.

Она села за массивный стол Дору и стала просматривать бумаги в папке входящей корреспонденции, и тут в дверь постучали, вошел Хами и быстро ее поприветствовал.

– Вы хотели меня видеть.

Его тон был подчеркнуто нейтральным, но глаза скептически прищурены.

Шаэ отложила бумаги.

– Входите, Хами-цзен, – указала она на стул перед собой.

Когда он сел, она предложила ему сигарету, он отказался. Хами был грубоватым человеком тридцати с лишним лет. Когда-то он был уважаемым Кулаком, но из-за рельбольной травмы стал хромать и занялся корпоративным правом. Он носил больше нефрита, чем любой другой на Корабельной улице, и его аура светилась гордостью и твердой уверенностью.

Хило заверил Шаэ, что Хами верен клану и ему можно доверять, хотя, возможно, ее брат считал так лишь потому, что в последние годы Хами часто противоречил Дору и из-за этого его карьера застопорилась. Шаэ подозревала, что Хами сыграл ключевую роль в обнаружении доказательств предательства Дору. Но она не обманывалась – это не значит, будто он желает отчитываться перед женщиной на десяток лет моложе, пусть она и Коул.

– Я в трудном положении, – напрямик начала Шаэ, – а Колосс сказал мне, что вы один из тех, с кем мне стоит поговорить, потому что вы ответите честно, даже если это не пойдет вам на пользу. Странное качество для адвоката, должна признаться.

Она заметила, что глаза Хами слегка распахнулись. Она привлекла его внимание. Может, он и честен, но умеет скрывать свои мысли и явно намеревался так и поступить, ожидая, что еще она скажет.

Шаэ откинулась в мягком кресле Дору и заговорила таким тоном, словно с неохотой решила довериться Барышнику:

– Хами-цзен, я не рассчитывала занять это место еще как минимум лет пятнадцать. Не так давно я вернулась после учебы в Эспении. Я собиралась поработать в некоторых компаниях клана, чтобы набраться опыта. В какой-нибудь простой, стабильной сфере, где есть много возможностей для роста – в строительстве, недвижимости или туризме, например. А тем временем я жила бы своей жизнью, путешествовала, встретила бы кого-нибудь и вышла замуж. Я самая младшая из Коулов, и потому дедушка предоставил мне больше свободы.

– А теперь вы Шелест, – сказал он будничным тоном, но легкий изгиб его губ выдал ироничный настрой.

– А теперь я Шелест, – немного жестче произнесла Шаэ. Она знала, что Хами Почует в ее ауре подлинное возмущение и досаду. – Предательство, убийство и война умеют нарушать планы.

Она почувствовала его настороженность. Возможно, старший Барышник ожидал увидеть перед собой девчонку-мажора, решившую поиграть в начальницу, то есть человека, которым он сможет легко манипулировать, как только она начнет раздавать указания с невыносимо фальшивой самоуверенностью. Сейчас он уже не был так в этом уверен.

– Если бы я решила, что это пойдет на пользу клану, я бы попросила посадить за этот стол кого-нибудь другого. Но мой брат не глуп. Он знает, как сильно Зеленые Кости ценят родословную. Во время войны еще один Коул в руководстве напомнит всем о Факеле и прошлых победах, а также напомнит, что клан силен, что Кекон силен. Когда клан отражает атаку, мои личные предпочтения ничего не значат.

– Почему вы пригласили меня сюда? – спросил Хами с легким нетерпением.

Шаэ окинула его оценивающим взглядом.

– Потому что хочу услышать правду. Насколько это будет трудно? Что я должна сделать, чтобы внушить персоналу и Фонарщикам уверенность, что этот офис не рассыпется на части, а Горные не ворвутся сюда и не поглотят нас? Потому что если я не справлюсь, это станет концом Равнинного клана.

Хами посмотрел на нее с зачатками уважения, как показалось Шаэ. Она напомнила, что всегда считалась будущим Шелестом, ее натаскивал Дору, она училась в одной из лучших бизнес-школ Эспении, ей благоволил Факел, просто она заняла этот пост раньше времени. А теперь совершенно честно призналась, что ей предстоит испытание. И ловко попросила у него совет, что не могло ему не польстить. Шаэ ждала ответа.

После небольшой паузы Хами прокашлялся и сказал со всей прямотой:

– Вам понадобится старший Барышник, имеющий налаженные связи с Фонарщиками. Вам нужно как можно скорее устроить встречу с персоналом. Если вы собираетесь внести какие-то серьезные изменения, то лучше поторопитесь, сейчас благоприятный период – все ждут результата уличных стычек.

Шаэ кивнула.

– Я собираюсь кое-что изменить. Я знаю достаточно, чтобы понять, насколько определенные действия Дору ослабили клан. Слишком много решений об инвестициях он принимал лично, мы были слишком осторожны и дожидались, пока к нам придут Фонарщики, вместо того чтобы самим искать возможности. Это ухудшило наше положение по сравнению с Горными. – Она знала, что Хами считает так же, но теперь продвигалась вперед аккуратно, не желая на это напирать, как будто хочет воспользоваться его недовольством. – Сколько человек в офисе, по-вашему, преданы Дору и могут стать проблемой на нынешних должностях?

– Меньше, чем вы думаете, – ответил Хами, и Шаэ заметила блеск в его глазах, а значит, она затронула тему объединяющей их неприязни к Дору точно в нужной дозе. – Юнцзен в последнее время не пользовался популярностью, многие считали, что ему следовало уйти на покой еще лет пять назад. Его стойкие сторонники в основном преклонного возраста, так что их вполне можно отправить на покой, предоставив пенсию от клана. Мы найдем поддержку в отделах, которые он плохо финансировал – у Барышников, видевших, сколько хороших предприятий ушли к Горным. Они с радостью встретят перемены.

Шаэ отметила ободряющее «мы» и спросила прямо в лоб:

– Кто был наиболее вероятным кандидатом в Шелесты до убийства Лана и моего назначения?

Челюсть Хами напряглась, но честность взяла верх.

– Вун Папидонва.

– Помощник моего брата, – задумчиво произнесла Шаэ, как будто впервые об этом слышит. – Хороший человек, его уважают в клане, хотя, пожалуй, слишком осторожный. Я назначу его главой моего аппарата. – Пусть оба считают, что она прислушивается к их советам относительно назначений. – Нынешний Главный Барышник, Падо Сорито, предан Дору?

– Да. Он двенадцать лет был Главным Барышником.

– Он уволен, – объявила Шаэ. – Теперь вы Главный Барышник, Хами-цзен. Если, конечно, вы хотите принять вызов и занять высокую должность в трудные для клана времена, работая с той же проницательностью, которую продемонстрировали сегодня.

Хами, похоже, не сильно удивило внезапное повышение, но он колебался. Шаэ ждала его ответа, не выдавая напряжения. Она боялась, что Хами может уйти, не из клана, конечно же, это для Зеленой Кости его уровня почти немыслимо, но он мог бы найти занятие вне офиса Шелеста, в одном из предприятий клана, или став влиятельным Фонарщиком. Возможно, на ступень ниже его теперешнего статуса, но с лучшей оплатой. Его уход мог потянуть за собой цепочку дезертиров. Но Шаэ хорошо разыграла карты, и после нескольких секунд раздумий Хами ответил:

– Это честь для меня, Коул-цзен.

– Как и для меня, – сказала она, впервые за сегодняшний день улыбнувшись. – И как вы только что посоветовали, будем действовать быстро, начнем с объявления для всего старшего персонала, завтра же. Мы можем встретиться чуть позже? Нужно выработать стратегию для предстоящего собрания.

Хами кивнул и поднялся. Сомнения, с которыми он вошел в кабинет, сменились готовностью к работе с легким оттенком озадаченности.

– Мы будем готовы.

Он поклонился ниже, чем когда входил, и удалился. Шаэ закрыла глаза и выдохнула. Двое готовы, осталось еще несколько тысяч.

На следующий день, пока рабочие терзали ее кабинет, меняя стол и стулья Дору на новую мебель, Шаэ вошла в длинный зал заседаний, забитый старшими Барышниками офиса Шелеста. Она накрасилась так, чтобы выглядеть старше, и затянула волосы в тугой узел на затылке. Шаэ надела консервативный синий костюм, но вырез блузки подчеркивали два нефритовых ожерелья, а на запястьях висели нефритовые браслеты. Не все Барышники носили нефрит, а если и носили, то меньшее количество, чем боевое звено клана, но демонстрация зеленого камня показывала статус и вызывала уважение на Кеконе, и верхний этаж башни на Корабельной улице не был исключением.

Шаэ заметила на себе оценивающие взгляды. По большей части здесь собрались мужчины, и все старше нее. По правую сторону от нее сидел Вун, по левую – Хами. Шаэ твердо положила ладони на полированный деревянный стол.

– Мне хотелось бы сказать, как я рада находиться здесь, но это было бы ложью. Я здесь из-за того, что моего брата убили, да узнают его боги. – В зале установилась неловкая тишина. – Наши территории захвачены, нашу дань крадут, наши предприятия атакуют. Королевский совет призвал провести аудит Кеконского Нефритового Альянса, и он покажет, что у нас крадут значительную часть нефрита. Здесь собрались образованные люди. Мы работаем в офисе, делаем телефонные звонки и ведем бухгалтерские счета. Но в конце концов – мы клан.

Никто не нарушил тишину, но некоторые кивнули.

– Юн Дорупон долго и преданно служил Факелу. Отдаю ему должное. Но правда в том, что мы отстали и в результате превратились в добычу для врагов. Чтобы клан выстоял, мы снова должны сделать Равнинных сильными, сильнее, чем даже мечтал мой дед, потому что война с Горными угрожает не только клану, но и всей стране, – Шаэ кивнула на окна с видом на город. – Кланы контролируют экономику Кекона. Если Фонарщики, Королевский совет, эспенцы или общество начнут сомневаться, что Равнинные уцелеют, они потеряют уверенность в стабильности всей страны. Два с половиной десятилетия бурного роста будут уничтожены. Мы не позволим этому случиться. Вот почему я нуждаюсь в вашей преданности не меньше, чем Штырь рассчитывает на кровь своих Кулаков.

Шаэ по очереди кивнула в сторону Вуна и Хами.

– Эти двое, мне нет нужды вам их представлять, пообещали мне эту преданность. Я рада, что их верность и опыт на моей стороне. Вун – моя правая рука, он будет Тенью Шелеста. С этой минуты Хами станет Главным Барышником. Он скажет несколько слов о дальнейших планах.

– В ближайшие две недели мы пересмотрим назначения на высшие должности. Это будет включать детальное изучение деятельности в офисе Шелеста. В ближайшие недели и месяцы мы произведем замены персонала и попросим Фонарщиков предложить новых Барышников. Если вы считаете, что не можете работать в новых обстоятельствах, клан примет вашу отставку и предоставит пенсию за верную службу. Примите решение к концу дня.

Шаэ почувствовала тревогу и недовольство некоторых сидящих за столом, но, как и предсказывал Хами, таких было немного. Все привыкли уважать или, по крайней мере, не оспаривать суждения помощника Колосса, а Хами, чье недовольство действиями Дору многие втайне поддерживали, умел убеждать с напором бывшего Кулака. Рядом с двумя наиболее уважаемыми в клане людьми Шаэ ощутила, как настороженность Барышников по отношению к ней постепенно слабеет. По меньшей мере, никто открыто не стал возражать, когда Хами и Вун обозначили остальные планы Шаэ на ближайшее время.

В конце дня Шаэ опустилась в новое жесткое кресло заново обставленного офиса, пахнущего свежей обивкой и обоями. Темная и пухлая кожаная мебель предшественника и тяжелые шторы с бахромой заменили на кушетку с мягкой обивкой, открытые полки и круглые медные лампы, кое-что еще осталось в полиэтилене и еще не заняло своих мест. Большая часть персонала разошлась по домам, в здании стало тихо.

Шаэ казалось, будто она совершила маленькое чудо. Она не потеряла офис Шелеста в первые же сорок восемь часов. Фонарщики услышат о ее первых успехах и отдадут ей должное. Пока что. Это самое большее, на что она могла надеяться.

Стоящий на полу телефон зазвонил. Шаэ взяла трубку и ответила. Возбужденный мужской голос на другом конце линии потребовал соединить его с Юном Дорупоном.

– Боюсь, это невозможно, – сказала Шаэ.

– Не желаю этого слушать, – рявкнул человек на другом конце провода. – Передайте ему, что звонит министр туризма из Королевского совета. Я только что вернулся из трехнедельной поездки по стране и обнаружил, что весь город превратился в поле битвы Зеленых Костей! Вы знаете, как об этом говорят в новостях за границей? Другие страны не советуют посещать Кекон. Это безумие. Где Юн-цзен? Мне нужно с ним поговорить.

– Из-за проблем со здоровьем Юн Дорупон находится дома и, к сожалению, был вынужден подать в отставку, – ответила Шаэ. Такую легенду они с Хило сочинили, чтобы предотвратить слухи об измене высокопоставленного члена клана.

– В отставку? – министр почти кричал. – Кто в таком случае Шелест? Немедленно соедините меня с ним.

– Вы с ним разговариваете, – ответила Шаэ. – Шелест – это я. Меня зовут Коул Шаэлинсан, и если вам есть что сказать, говорите.

В трубке повисла изумленная тишина. Потом раздались приглушенные ругательства, щелчок и гудки.

Шаэ повесила трубку и развернула кресло, чтобы посмотреть в темнеющее окно. Она открыла запертые шкафы Дору, прежде чем их унесли, и сверкающий новый стол был уставлен высокими стопками папок с деталями операций Равнинных. Шаэ развернулась обратно, вытащила одну из верхних папок и открыла ее на коленях. Вечер только начался, и впереди много часов работы.

Глава 40. Быть Колоссом

Хило не нравился кабинет Лана, он ему не подходил. Слишком официальный, слишком много книг. Неужели Лан и правда прочел все эти книги? Но и поменять комнату он тоже не мог себя заставить и потому устраивал встречи за столом во дворе.

Братья Маик выглядели усталыми и немытыми, как пехотинцы, только что вернувшиеся с линии фронта – щетина на лицах, окровавленная и грязная одежда, оружие в пятнах крови. Хило сумел принять душ и переодеться, но подозревал, что выглядит не намного лучше. Всю ночь он провел в Трущобе. После победы на шоссе Бедняка он не собирался возвращать ни квартала Трущобы. Сражения велись в Острие и Джонке, но на заре Равнинные по-прежнему владели всей своей территорией.

Хило оторвал кусок булочки и прожевал ее, глядя на молчаливых Маиков.

– Ни один из вас не хочет начинать разговор первым, – наконец произнес он, – это не предвещает ничего хорошего.

– Мы потеряли южную часть Доков, – сказал Кен. – Вчера и прошлой ночью убили трех наших Кулаков и одиннадцать Пальцев. Мы тоже забрали у Горных нефрит, но недостаточно. Гонт и его бойцы расположились в «Двойной удаче».

– Кто из Кулаков? – спросил Хило.

– Асей, Рону и Сатто.

Лицо Колосса дернулось. Братья Маик почувствовали, как полыхает его аура. Они потупились, а Хило швырнул остаток булочки на тарелку и вытер губы рукой.

– Да узнают их боги, – тихо произнес он.

– Да узнают их боги, – повторили братья Маик.

– Что насчет господина Уня? – спросил Хило.

– Владельца «Двойной удачи»? – фыркнул Кен. – Переметнулся.

Хило засопел. Он подозревал, что Гонт поставил бедолагу перед выбором – либо присягнуть Горным, либо столкнуться с очень неприятными последствиями, но если Горные сумели захватить «Двойную удачу» и преданный Фонарщик вроде господина Уня переметнулся к ним, значит, все имущество клана под угрозой. Хило нахмурился и озвучил свои мрачные мысли:

– Даже лучшие Фонарщики – как кальмары, принимают любую окраску, лишь бы спасти свою шкуру.

– Мы его вернем, – заверил Тар. – Гонт дразнит нас, засев там. Оттуда он может двинуться дальше в Доки или атаковать Джонку и Кузницу. Те, кто забрал нефрит Сатто, до сих пор там, мы можем вернуть ему камни.

– И откуда вы заберете людей для атаки на «Двойную удачу»? – спросил Хило. – Понадобятся лучшие Кулаки и целая армия Пальцев, чтобы противостоять Гонту. А Трущоба не может лишиться ни одного. Что насчет Топи? Я посылал вас завоевать этот район, вы исполнили поручение?

– Нет, – виновато отозвался Тар.

Подошла Вен с блюдом нарезанного кубиками арбуза и кувшином мятного лимонада и поставила все на стол.

– Спасибо, любимая, – сказал Хило и провел рукой по ее бедру, пока она наливала лимонад.

Вен была в легком светло-зеленом платье и босоножках на каблуках, подчеркивающих ее красивые лодыжки. Переезд Вен в дом Штыря был одним из немногих приятных событий в жизни Хило в последние дни. Теперь дом принадлежал Кену, так что приличия по-прежнему соблюдались, но до главного особняка было всего несколько шагов, а самое главное – она жила в поместье. Вен улыбнулась ему, хотя и с легкой грустью, и ушла, предоставив жениху и братьям разговаривать наедине.

– Мы вернем «Двойную удачу», – сказал Хило другим тоном, давая понять Тару, что не сердится на него. – Но не сейчас. Гонт ожидает немедленную контратаку. Даже если мы выгоним их из Доков, это слишком дорого нам обойдется, – покачал головой он. – Мы ударим в более подходящее время.

– И когда же? – Кен выловил из стакана листик мяты и пожевал.

– Ты же теперь Штырь, Кен, – ответил Хило, сдвинув брови. – Ты и скажи. Ты должен это определить и сказать мне, а я дам тебе разрешение действовать или не дам. Так было у нас с Ланом. Я никогда ему не перечил, но и не ждал указаний сделать то или иное. Я делал свою работу, а по поводу остального спрашивал его мнения.

У Хило вконец испортилось настроение.

Теперь Кен выглядел виноватым.

– Хорошо, Хило-цзен, – сказал он. – Мы тебя расстроили, это видно. Будем стараться лучше.

– Вы мои братья, я беру в жены вашу сестру. Я веду себя с вами, как с родней, и потому честен. – Долгим глотком Хило осушил свой стакан и приложил холодное стекло ко лбу, прежде чем поставить его на стол. – Я решил кое-что изменить. Вы знаете, что Вун переместился в офис Шелеста, чтобы помочь Шаэ. Это самое подходящее для него место, там он будет полезен. Тар, я назначаю тебя своим помощником.

Тар моргнул, а потом пробормотал:

– Я так тебя подвел, Хило-цзен? – Он оттолкнул стул назад, как будто собирался встать. Его нефритовая аура вспыхивала недоумением. – Я не… не секретарша! Я человек Штыря, из самой зеленой части клана, и ты это знаешь. А ты хочешь, чтобы я отвечал на звонки и ухаживал за садом?

– Ты не будешь заниматься этой чепухой. – Хило пригвоздил Маика-младшего к стулу очередным раздраженным взглядом. – Для такого у тебя будут люди. Ты нужен мне для другого. Для важного дела, и ты будешь отчитываться только передо мной. Я не могу поручить это Штырю, тем более когда он занят войной. Выбери двух человек себе в помощь – лучших Пальцев, которые никогда не болтают попусту и жаждут крови. Как ты можешь догадаться, я собираюсь изменить роль помощника Колосса.

Тар снова сел, по-прежнему ничего не понимая, но успокоился и замолчал.

Хило повернулся к Кену.

– Кого ты сделаешь новым Первым Кулаком?

Кен почесал челюсть.

– Цзуэна или Вуая.

– Так кого из них?

– Цзуэна, – после секундного колебания ответил Кен.

– Хорошо, – кивнул Хило.

Он как будто хотел добавить что-то еще, но все трое умолкли, Почуяв раздувающуюся от недовольства нефритовую ауру Шаэ, приближающейся со стороны дома.

– Кажется, со мной хочет поговорить Шелест, – сказал Хило, и его губы скривились в сардонической усмешке.

– Удовольствия жизни Колосса, – сказал Тар, и они с Кеном поднялись.

Улыбка Хило тут же испарилась.

– Я никогда не хотел быть Колоссом. И кое-кто заплатит за то, что я занял место Лана. Никогда об этом не забывайте.

Братья переглянулись и решили, что на сегодня им хватило дурного настроения своего капитана, поклонились ему и ушли.

Хило нащупал в кармане пачку сигарет и обнаружил, что она пуста. Тогда он принялся за блюдо с арбузом, пока на него не упала тень от стоящей рядом со стулом Шаэ.

– Ты должен встретиться с Королевским советом, – сказала она.

– Сядь, Шаэ. Ты меня нервируешь, стоишь тут, скрестив руки на груди, как будто я нашкодивший щенок.

Хило наполнил свой пустой стакан лимонадом и толкнул его по столу к одному из стульев, приглашая ее сесть.

– Если бы тебя можно было так же легко приструнить, как нашкодившего щенка, – фыркнула Шаэ, но села, положив ногу на ногу, и взяла стакан.

Хило не мог не улыбнуться, глядя на нее. Не считая того, что Вен поселилась по соседству, в доме Штыря, единственное, чему он был рад, так это возвращению Шаэ. Сестра превратилась в тень прежней, Хило стеснялся даже посмотреть на нее, и каждый раз при встрече он чувствовал себя виноватым и злился, как будто она специально пыталась пристыдить его и всю семью своим решением. Он много дней не мог успокоиться из-за ссоры в квартире Цуна. А теперь ее искрящаяся льдом аура и направленная на него знакомая сила и ярость были для Хило, как сладость с привкусом горечи. Если бы только это произошло раньше…

– Ты меня слышал? – спросила Шаэ.

– Сначала я кое о чем тебя попрошу, – сказал Хило. – Найди работу для Вен. Что-нибудь в клане, в безопасной части города, чтобы она чувствовала себя нужной. Нынешняя работа недостаточно хороша для нее. Она умеет печатать и выполнять все, что положено секретарше, но способна на большее. Это сделает ее чуть счастливее.

– Ты хочешь, чтобы я тратила на это время?

– Много времени это не займет. Пусть Вун поспрашивает, всегда найдутся Фонарщики, которым нужны люди. Это не срочно, но я знаю, как ей сейчас тяжело, когда и я, и братья все время отсутствуют, и наша работа небезопасна.

Он взглянул на дом Штыря и заметил, как в окне кухни мелькнула Вен.

– Ладно, – согласилась Шаэ. – Я поспрашиваю. Мы можем поговорить о Совете?

На Хило внезапно навалилась усталость.

– Зачем мне встречаться с Советом?

У Шелеста отвисла челюсть.

– Королевский совет управляет страной. Они там вне себя из-за всех этих сражений, помехам бизнесу, отношениям с иностранцами, доходам от нефрита и так далее. Депутаты беспрерывно звонят в офис Шелеста. Канцлер Сон вне себя из-за того, что ты еще ни разу не удосужился с ним посоветоваться. Они ожидают новостей от Колосса. Лан регулярно с ними встречался, а с тобой они никак не могут связаться.

– Я был занят, – сухо отозвался Хило.

– Командуя войсками, – заметила Шаэ. – Ты по-прежнему ведешь себя как Штырь. Ты больше не на линии фронта. Это работа Маика Кена.

– Ему нужна моя помощь.

– Значит, тебе не следовало назначать его Штырем.

Хило только что и сам был резок с Кеном, но он терпеть не мог, когда кого-то из друзей критикуют за глаза. Он бросил на сестру хмурый взгляд-предупреждение.

– Кен – один из моих лучших Зеленых Костей, он готов сотню раз умереть за клан.

Шаэ и ухом не повела.

– Ты прекрасно знаешь, ему не хватает воображения.

– До прошлой недели я был Штырем, и сейчас это мое дело – управлять Штырем, а не твое. – Чуть погодя он холодно добавил: – Я правда не в настроении выслушивать нотации от сестры. Я назначил тебя Шелестом не для того, чтобы ты оспаривала мои решения.

– Хочешь, чтобы я подала в отставку? – слегка улыбнулась Шаэ.

Хило тоже ухмыльнулся.

– Да брось, Шаэ, почему ты постоянно меня изводишь?

Он поставил ногу на пустой стул и отпихнул его. Металл громко клацнул по плитам двора. Хило плюхнулся обратно на сиденье. Она всегда была такой, вечно получала какое-то жестокое удовольствие, поддразнивая его, ведь она знала, что дед примет ее сторону. Чем сильнее и злее Хило реагировал, тем больше, похоже, любил ее дед, как самую умную и дисциплинированную из внуков. Хорошо, что был еще Лан, иначе они поубивали бы друг друга.

С минуту они молчали. Нефритовые ауры осторожно соприкасались, щекоча друг друга как будто статическими зарядами.

– Мы не должны ссориться, Шаэ, – наконец сказал Хило, – только не сейчас. Я просил тебя принести клятву, и ты это сделала, а значит, не должна выказывать мне неуважение и вести себя вот так, – он ткнул пальцем в сторону дома Шелеста. – Прощать Дору, даже не спросив меня. – Он с отвращением выплюнул арбузную косточку. – Дору! Он должен был отправиться на корм червям еще несколько месяцев назад, но Лан решил пощадить чувства дедушки. А теперь и ты туда же, позволила этой змее жить, только чтобы он составил компанию старику.

– Ты согласился дать ему шанс, – отозвалась Шаэ. – Я ненавижу Дору даже больше, чем ты, но сегодня утром впервые за десять дней дедушка вышел из своей комнаты. Я видела их из окна, Хило. Я работала всю ночь, как и ты. Я видела, как Дору вывозит дедушкино кресло во двор, и они пили чай и играли в шахматы за этим самым столом, как обычно. Дедушка улыбался. Даже без всего нефрита он улыбался. В нем еще осталась жизнь. И оно того стоило, ради дедушки.

– Стоило оставить предателя среди нас? Стоило отвлечь двух Пальцев, чтобы стеречь его днем и ночью? Дору нечего терять. Он для нас опасен.

– Он старик без нефрита, – ответила Шаэ. – Он выступил против воли Лана, а значит, предатель и плохой Шелест, но не думаю, что он хотел навредить нам лично. – Шаэ смотрела Хило в лицо, но он по-прежнему выглядел неубежденным. – Ты на меня злишься, но я знаю, что Лан бы со мной согласился.

Эта истина не могла порадовать Хило. Для всех было бы лучше, если бы Дору не сумел помочь дедушке.

– Проблема в том, – объяснил он, – что ты сделала это без меня. Ты поступила так, как считала нужным, не как положено, в точности как… – он осекся, но лицо Шаэ тут же окаменело.

– Как? – холодно спросила она. – Как при отъезде в Эспению? Как когда начала встречаться с Джеральдом? Как когда без разрешения сняла нефрит? – К удивлению Хило, в ее голосе прозвучала обида. – Ты ведь это хотел сказать?

Весь этот разговор оставил во рту Хило дурной привкус. Три его Кулака погибли – отличные бойцы, ценные Зеленые Кости. Ему придется преподнести их семьям конверты на похоронах. Он должен находиться в городе – там, где в нем нуждаются, где идет война и решается судьба клана, а не сидеть здесь, пререкаясь с сестрой.

– Я же сказал, – спокойно произнес он, собрав все оставшееся терпение, – я забыл прошлое. Когда ты давишь на меня вот так, я иногда забываю, что его забыл. Но больше это не повторится. Главное – нас теперь двое. Ты – мой Шелест, и я этому рад. Так скажи, что собиралась.

С минуту Шаэ молча его изучала, словно пытаясь решить, правдивы ли его слова. Ну и циничная же у меня сестра, подумал Хило. В конце концов она сдалась, ее нефритовая аура успокоилась до недовольного гула.

– Совет призывает к переговорам о мире между кланами.

Губы Хило изогнулись в презрительной усмешке.

– О мире? Никакого мира не может быть. Кто согласится на мир, когда его брат лежит в земле? Да и вообще, как могут не имеющие нефрита марионетки из Королевского совета судить о делах кланов? Это касается только Зеленых Костей, а не политиков.

– Королевский совет озабочен проблемами страны. Война между двумя крупнейшими кланами сказывается на экономике, потому Совет и обеспокоен.

– Канцлер – человек Равнинных, – нахмурился Хило. – Разве он не должен быть у нас в кармане? Разве мало наших Фонарщиков заседает в Совете?

– Да, но они встревожены, потому что их игнорируют. Они не Кулаки и не Пальцы, которые делают, что ты велишь, Хило. Они верны клану из-за денег и влияния, а не из-за нефрита и братства. Если ты не развеешь их сомнения, эти сомнения овладеют и другими Фонарщиками клана. У Горных тоже есть депутаты, и они доложат Айт, что мы теряем свою власть. Если станет совсем худо, наши Фонарщики начнут массово переходить к врагам, Гонту даже не понадобится проливать ни капли крови. А вдобавок ко всему есть депутаты, не имеющие отношения к кланам, которые могут увеличить свое политическое влияние, если война затянется, и это настроит общественное мнение против всех Зеленых Костей.

Хило откинул голову и мрачно уставился на ветки вишни. Шаэ подалась вперед и хлопнула его по руке, чтобы вернуть его внимание.

– И есть еще самое важное. Совет имеет дело с эспенцами и другими иностранными государствами и компаниями. Если ты продолжишь игнорировать Совет, если покажешься беззубым и неспособным поддерживать порядок, то что помешает иностранцам больше не вести дела с правительством? Что помешает им пойти напрямую к тому клану, который накапливает нефрит и производит «сияние» за спиной остальных? И это не мы, если ты не в курсе.

– Ладно, твоя взяла, – проворчал Хило. – Я встречусь с канцлером Соном и Королевским советом. И что я должен им сказать?

– Это зависит от того, что мы сочтем победой в войне.

Хило задумчиво вдохнул и выдохнул. Подлинной победой он считал бы только такую, когда Айт и Гонт кормили бы червей, а их клан был бы разрушен, но ему пришлось смириться с тем, что более достижимая цель на ближайшее время – завоевать спорные районы и навредить бизнесу Горных в достаточной степени, чтобы они потеряли надежду покорить Равнинных.

– Если с нами останутся наши Фонарщики, если мы удержим имеющиеся территории до конца года, то окажемся в лучшем положении, – задумчиво произнес Хило. – Выпускной класс в Академии больше и сильнее, чем получат Горные из Ви Лон. Весной у нас будет достаточно Пальцев, чтобы прикрыть все слабые места. – Он пожевал щеку и добавил уже менее оптимистично: – Но до той поры наше положение может ухудшиться. Горные об этом знают. Они прольют много крови в попытке поскорее с нами покончить.

Шаэ кивнула.

– А еще они не хотят, чтобы война затянулась до того времени, когда опубликуют результаты аудита КНА и вступит в действие новый закон. Даже если украденный ими нефрит не удастся вернуть, общественное мнение повернется против них, и им труднее станет удерживать спорные или завоеванные территории. – Шелест глотнула лимонада, задумчиво оглядывая двор. – Совет хочет посадить вас с Айт за стол переговоров. Так позволь им это. Покажи, что мы готовы к переговорам. Это успокоит Фонарщиков, удержит их на нашей стороне, а эспенцы не станут ничего предпринимать, пока считают, что дело может разрешиться мирно. Чем дольше мы тянем, тем лучше будет наша позиция на переговорах. Мы сумеем успокоить Совет до весны.

Колосс вздохнул.

– Все это – Совет, КНА, эспенцы, в общем, всякая политика – это не для меня. Я никогда не обращал на такое внимания.

– Теперь придется, – твердо сказала Шаэ, хотя в ее глазах неожиданно промелькнуло сочувствие. – Как Шелест, я могу сделать только это. Ты Колосс. Мы можем победить в уличных боях, но все равно потерять клан, если ты не осознаешь, что война – это нечто большее. Сейчас Айт на шаг впереди нас. Она готовилась несколько месяцев, а то и годы, чтобы получить над нами преимущество вне города – производила за границей «сияние», дурила КНА и забирала нефрит… Раньше Зеленым Костям не приходило такое в голову. Если мы не поднимемся на один уровень с ней и не победим ее на этом уровне, то не выживем, а уж тем более не уничтожим Горных. Не просто победим, а уничтожим, – добавила она мстительно, но равнодушным, будничным тоном.

Хило задумчиво забарабанил пальцами по металлическому подлокотнику кресла, глядя на сестру.

– Я не хочу, чтобы между нами вставало прошлое, – наконец сказал он, – и обещаю, что этого не будет, но ответь, кто разорвал отношения – ты или Джеральд?

Шаэ выпрямилась и уставилась на него.

– А как это связано с нашим разговором?

– Просто интересно, – улыбнулся Хило так расслабленно, как не улыбался уже несколько дней.

– Это было обоюдно. – Она нахмурилась, а потом тихо признала: – Он.

Хило встал. Тут же дали о себе знать все раны и ссадины, но он по-прежнему улыбался.

– Сообразил.

Шаэ бросила на него угрожающий взгляд исподлобья, а Хило обогнул стол и встал за ее спиной.

– Это еще как понимать? – спросила она.

– Когда мы были детьми, я частенько тебя колотил, но ты никогда не сдавалась. Никогда. Плевала мне в лицо, а потом мстила, когда я отворачивался. Никогда не забывала. Однажды чуть не пробила мне череп, помнишь? А потом, в Академии, ты пахала как машина, но не позволяла никому видеть твой пот, тем более мне. Все ребята тебя страшно боялись. Ты слишком умна, слишком опасна для какого-то смазливого иностранца в форме и с водой вместо крови. Неужели ты не поняла? Ему повезло, что он сообразил это раньше тебя, вот и все. – Хило положил руки Шаэ на плечи и обнял ее, а потом сказал в ухо: – Могу его убить, если хочешь.

– Да пошел ты, Хило, – огрызнулась она. – Я и сама могу убить своих бывших любовников.

Хило засмеялся, почти ожидая, что в качестве доказательства она сломает ему запястье. Но Шаэ этого не сделала, и он поцеловал ее в лоб, а потом отпустил и направился обратно в дом.

Глава 41. Первый ученик

Предварительные Испытания в Академии Коула Душурона проходили за два месяца до финальных Испытаний, которые ученики сдавали в конце года, до начала дождливого весеннего сезона. В отличие от Испытаний, идущих две недели в закрытом режиме, когда наставники экзаменовали учеников, предварительные Испытания длились всего один день, были публичными и напоминали скорее спортивные соревнования. Главным предметом состязаний были шесть нефритовых дисциплин, хотя, как принято на Кеконе, проходили также поэтические матчи и состязания на скорость решения математических и логических задач, привлекая пылких сторонников и желающих сделать ставки.

Месяц назад Анден с нетерпением ждал предварительных Испытаний, но теперь рассматривал их лишь как помеху перед выпуском и мирился с ними только потому, что надо было на чем-то сосредоточиться. В то утро он молча и механически позавтракал в столовой, не в силах включиться в нервное подтрунивание учеников восьмой ступени. Он сверился с вывешенным расписанием и старался выкладываться по полной, но не задерживался после каждого состязания, чтобы выяснить свой результат, и не присоединился к одноклассникам, сгрудившимся у доски объявлений в фойе, чтобы посмотреть на свое место в списке.

Предварительные испытания считались сжатым и облегченным способом подготовиться к более тяжелым экзаменам, но большая часть учеников восьмой степени – по крайней мере, желающие получить место в клане, то есть большинство, – относились к ним так же серьезно, как и к экзаменам в конце года. На предварительные Испытания приходили члены семьи, а также лидеры клана. Обычно присутствовали Штырь и Кулаки высокого ранга, наблюдая за учениками, которых рассчитывали взять Пальцами. Старшие Барышники следили за соревнованиями в академических дисциплинах. В зависимости от результатов в следующие два месяца наставники будут либо в меру строги, либо третировать, как церберы.

Но Анден все равно не мог заставить себя беспокоиться о результате. За обедом он почти ни с кем не разговаривал, сразу же покинул столовую и заранее явился на следующее испытание – башню. День был хмурым и довольно холодным, так что участники надели футболки под спортивную форму, а от дыхания поднимался пар. Дул легкий ветерок, но недостаточно сильный, чтобы обеспокоить Андена. Он вытянул шею, чтобы посмотреть на верхнюю площадку, находящуюся над несколькими другими, обрамляющими толстый пятнадцатиметровый шест. Когда его вызвали, он, как обычно, потер тренировочный браслет, проведя большим пальцем по нефриту. Прозвенел звонок.

Анден взял разбег, потом с легкостью прыгнул с площадки на площадку, отталкиваясь и руками, и ногами, нефритовая энергия несла его тело вверх вопреки гравитации. Земля быстро удалялась, а секунды удлинялись, когда он прыгал с одной узкой ступеньки на другую, как будто зависал в воздухе так надолго, что если бы легкость исчезла, рухнул бы вниз, переломав кости. Сердце колотилось, но дыхание осталось ритмичным, и Анден был спокоен. Ему было все равно, выиграет он или проиграет. Даже если упадет. Он не сводил взгляда с верхней площадки, и когда достиг ее, то где-то далеко внизу зазвенел звонок и грохнули аплодисменты, и он понял, что у него лучшее время.

Наверху ветер был сильнее и свистел в ушах. Отсюда на далеком горизонте Анден мог видеть не только территорию Академии и парк Вдов, но и мерцание плоской глади водохранилища, и лес на Дворцовом холме с резиденцией Коулов на севере и лоскутным одеялом центра Жанлуна на востоке – смесь черепичных крыш, бетонных зданий и стальных небоскребов. Ему захотелось на минутку сесть, свесив ноги, и представить, что город такой же мирный, как выглядит отсюда.

Он спустился, для этого понадобилось совсем немного легкости. У подножия башни подпрыгивал на цыпочках Дудо, готовясь к своей очереди.

– Ловко ты всех сделал, – сказал он Андену. – Никто не сумеет побить твое время.

– Я мало ел, – вежливо отозвался Анден, впрочем, это была правда.

Конечно, особой роли это не играло, да и не предварительные Испытания были виноваты в отсутствии аппетита. Анден прошел мимо Дудо, взял полотенце у ученика шестой ступени и вытер с лица пот. Когда он поднял взгляд, то увидел в переднем ряду публики Маика Кена и стал осматриваться, на секунду подумав, что Хило тоже здесь. А потом вспомнил, что Штырь теперь Маик Кен и никто не ждет, что новый Колосс в этом году будет тратить время, появившись здесь. Маик заметил взгляд Андена и кивнул ему.

В прошлом году в это же время Анден был на седьмой ступени и наблюдал с задних трибун. Был сырой и холодный день, Анден помнил, как тер руки и притопывал, чтобы согреться. Пришел Хило, он сидел в переднем ряду с Маиком Таром. Анден видел, как кузен переговаривается с Маиком, отмечая того или иного ученика, улыбается и аплодирует, явно получая удовольствие. В перерывах он вставал, потягивался и шел на поле, поговорить с выпускниками. Они обращались с ним как с богом, низко кланялись, ловили каждое слово, но Хило их успокаивал. Он хлопал их по спине и хвалил, шутил про наставников и рассказывал о своих годах в Академии и трудностях в учебе. Анден не торопился подойти и наблюдал.

– Ты будешь таким же в следующем году.

Лан подошел сзади, застав его врасплох.

– Лан-цзен. Не знал, что Колосс придет на предварительные Испытания.

– Я люблю приходить, если получается, – ответил Лан. – Хотя бы раздать награды и сказать несколько слов под конец. Я приду на целый день, когда настанет твоя очередь.

Анден смущенно отвернулся.

– А когда ты здесь учился, тоже устраивали предварительные Испытания?

Лан покачал головой.

– Я был в самом первом выпуске. Дедушка и два его учителя основали Академию через год после окончания Мировой войны. Наверное, она существовала и раньше, но не как настоящая школа, Зеленые Кости просто тренировали студентов в секретных лагерях. В первый год нас было только пятьдесят, всего одно здание и это тренировочное поле, – он обвел рукой территорию Академии. – Когда я прихожу сюда сейчас, все кажется другим. Хотя прошло шестнадцать лет после моего выпуска. Время летит быстро, и все меняется.

На лице Колосса отразился намек на сожаления, и Анден гадал, не думает ли он о чем-то конкретном. Он так этого и не узнал – Лана заметил кто-то из руководства Академии и подошел выразить свое почтение. Анден отошел, чтобы с завистью посмотреть на будущих выпускников, задумавшись, сумеет ли он, не обладая ни магнетизмом Хило, ни серьезностью Лана, быть достойным семьи Коул.

Вопреки обещанию, Лана сегодня здесь не было. Для Андена этот простой факт лишил зрелище смысла. Предварительные Испытания теперь казались пустой тратой времени, спектаклем, через который нужно пройти, чтобы достичь настоящей цели – выпуска, нефрита, места в клане, мести за то, что причинили его семье.

Настала очередь метания ножей, Анден занял второе место после Лотта, которого никто не мог победить. Последнее состязание было в Концентрации, или, как его называли все ученики Академии, «Мышиная бойня». Можно Сконцентрировать энергию только на живом существе, но опасно было применять боевую Концентрацию друг к другу на подобных соревнованиях. И потому на предварительных испытаниях будущие выпускники стояли за столом переполненного зала собраний, у каждого в клетке сидело пять лабораторных мышей. Их разрешалось трогать только одним пальцем, и судьи дисквалифицировали тех, кто пытался использовать Силу или Отражение. За годы существования Академии было предпринято много попыток сделать состязание более зрелищным – кто же не хочет посмотреть Концентрацию на быке? Но из практических и финансовых соображений такие предложения всегда отвергались.

Концентрация была самой сильной дисциплиной Андена, впрочем, как и у его матери, хотя он старался выбросить это из головы. После стартового звонка он даже не стал дотрагиваться до мышей пальцами. Мыши слишком шустрые для этого. Он поднес обе руки к клетке, Почуяв пять крохотных жизней, горящих как свечки. Он выбрал наугад одну мышь, сфокусировался на ней, приподнял ладонь и опустил, Сконцентрировав одну короткую и точную вспышку. Он почувствовал, как мышиное сердечко сжалось и затихло. Когда мышь умерла, его руку защекотало похожее на электрический заряд тепло. Он быстро выпустил еще четыре пучка Концентрированной энергии и шагнул назад, сложив руки за спиной, чтобы показать готовность. К финальному звонку еще два студента из восьми убили всех мышей, но Анден сделал это быстрее всех.

Он ощутил легкую печаль, когда судья поднял его клетку под аплодисменты зрителей. Пять крохотных мышек еще несколько минут назад были живы, а теперь мертвы, их с легкостью задули как свечки. Именно так все и происходит – жизнь и смерть по воле более могущественных существ, но для Андена не настолько были важны предварительные Испытания, чтобы он хотел убить этих мышей. Правда, глупо считать себя из-за этого виноватым, ведь сегодня он наверняка стал первым, так почему бы не радоваться, хотя бы чуть-чуть?

– Поздравляю, – сказал Тон, когда они выходили из зала.

– Ты как будто даже не старался, – добавил Хейке.

Подошли и другие одноклассники, чтобы его поздравить, и вся истощенная, но возбужденная группа выстроилась на центральном поле позади зала собраний в ожидании награждения и заключительной речи грандмастера Ли. Всего за несколько недель до выпуска все вдруг заинтересовались Анденом, понимая, что вскоре он станет Зеленой Костью высокого ранга, скорее всего их командиром, и явно находится в фаворе у свирепого молодого Колосса.

Анден кивал, улыбался и благодарил, но чувствовал себя как-то странно, как будто вне собственного тела. Он целый день носил нефрит и управлял нефритовой энергией, и после недавнего одиночества грохот множества аур был слишком оглушающим. После похорон он замкнулся и сосредоточился на рутине учебы и тренировок.

Одноклассники не знали, что сказать человеку, который оплакивает Коула Лана как родного, а не как Колосса, чья смерть разожгла вспышку убийств на шоссе Бедняка и развязала спираль насилия в Жанлуне. Но они могли бы и не пытаться – Анден не знал, как принять их сочувствие. Он лишь понял, что угрызения совести имеют естественную границу. Через некоторое время они догрызают тебя дочиста и перерастают в гнев, который не может выплеснуться наружу, пока не сожрет тебя полностью.

Анден знал, что виноват в смерти Лана. Он не верил заверениям Хило в обратном. Но Лан и сам виноват. Как и Шаэ, и Хило. Анден не мог ненавидеть собственную семью за ошибки, но мог ненавидеть тех, кто превратил эти ошибки в фатальные. Он ненавидел Гама Обена, чей последний удар все-таки выполнил свою смертоносную задачу. Он ненавидел Айт Маду и Гонта Аша и весь Горный клан. И «сияние», эспенскую отраву. Анден его ненавидел.

Говорят, Лан попал в засаду вооруженных автоматами Горных, они не сумели его застрелить, но утопили в бухте. Вот и все, что знал Анден – и, похоже, все это знали. Убийцы Лана остались неизвестными. Кем бы они ни были и что бы ни случилось в тот вечер, Анден не сомневался, что у них ничего бы не вышло, если бы Лан был самим собой. Если бы не его ранение, взвинченность, подпитываемая наркотиком, – таким видел его Анден в последний раз. Если бы Анден пошел к Хило, как собирался, или рассказал все Шаэ тем вечером после рельбола, возможно, они убедили бы Лана носить меньше нефрита, пока ему не станет лучше, и не полагаться на «сияние» как на костыли, или, по крайней мере, не оставили бы его в одиночестве…

– Эмери, – подтолкнул его кто-то. – Иди же.

Анден поднял голову. Грандмастер Ли уже закончил речь и объявил победителей индивидуальных состязаний, а потом назвал фамилию Андена. Теперь грандмастер ждал его, чтобы вручить награду, с каждой секундой задержки уголки его губ сердито опускались все ниже.

Анден поспешил к нему и прикоснулся ладонями ко лбу, склонившись в извинении. Награда для Первого ученика была желанна и велика – нефритовая серьга в церемониальной шкатулке, обтянутой зеленым бархатом. Камень прикрепят к его тренировочному браслету, и если он успешно пройдет финальные Испытания, то покинет Академию с четырьмя нефритами – максимум, который можно получить в Академии. Анден взял шкатулку, снова поклонился и вернулся на место. Он не ощущал восторга, лишь мрачное облегчение.

Грандмастер Ли сказал что-то еще по поводу предстоящих Испытаний и что будущие Зеленые Кости должны особенно хорошо готовиться в нынешние времена раздоров и неопределенности, а потом пожелал ученикам удачи и объявил предварительные Испытания закрытыми. Анден направился обратно в общежитие, но неподалеку кучковались одноклассники, и он услышал голос Лотта.

– Коулы обманываются, если считают, что получат в этом году много Пальцев из Академии, – говорил Лотт. – Уж точно не в то время, когда следовать за Штырем означает пойти на корм червям.

– Да, никто не считает Маика таким же сильным Штырем, каким был Коул, – признала Пау.

– Патрулировать улицы и собирать дань – это одно, – согласился Хейке. – Даже поединки на чистых клинках не всегда заканчиваются смертью, если соперник сдается. Но сражаться с вражескими Зелеными Костями, более опытными и с большим количеством нефрита, желающими снять камни с твоего трупа? Это совсем другое.

– В хорошие времена все хотят быть Пальцами, хотя бы пару лет. Этим ты заслужишь уважение, даже если не завоюешь нефрит и не станешь Кулаком. Но настоящая война? – Лотт глумливо повысил голос. – Они обнаружат, что не все кругом так глупы и жаждут нефрита, как…

Он не закончил, потому что Анден с разбега врезался в кружок одноклассников. Он сам не знал, почему так поступил – он уже слышал подобные разговоры и никак не реагировал, но теперь стиснул челюсти и кулаки, зажав драгоценную шкатулку с выигранным нефритом в руке. Когда Анден налетел на Лотта, остальные остолбенели.

– Мне надоело выслушивать от тебя это дерьмо. – Он не меньше остальных поразился отвращению в собственном голосе. – Трус, думающий во время войны только о своей шкуре, а не о клане, не заслуживает носить нефрит.

Все опешили. Они никогда прежде не видели его в такой ярости, за все восемь лет. Но после смерти Лана многое изменилось. Теперь все не так, как во время тайфуна, когда они были в зале для собраний – тогда Анден считал, что у кузенов все под контролем и ему нет нужды встревать.

Даже несмотря на горе, Анден заметил, что Лотт Цзин за несколько недель не перемолвился с ним почти ни словом, как будто избегал его. И теперь, когда у Лотта отвисла челюсть от удивления, Анден испытал обжигающий порыв жестокого удовольствия. Почему Лотт всегда так эгоистичен? Он что, думает, будто кроме него никто не боится за жизнь или не хочет, чтобы все было по-другому? Да как он смеет говорить с таким высокомерием, словно может с легкостью бросить клан и убраться восвояси?

Рот Лотта резко захлопнулся.

– Я чем-то тебя обидел, Эмери? – он произнес фамилию Андена, по-эспенски растягивая слоги, подчеркивая ее иностранное звучание. – Я и не представлял, что тебя так задевает, когда кто-нибудь сомневается в действиях клана или в величии семьи Коулов. – Глаза Лотта блеснули. – Может, ты и Первый ученик, но никто из нас пока что не принес клятву и не получил назначение. Ты не можешь указывать нам, что делать и о чем разговаривать.

– Мы ученики восьмой ступени, – выпалил Анден. – Равнинные полагаются на нас. Младшие классы равняются на нас. Такие разговоры подрывают авторитет клана, а ты к тому же болтаешь посреди поля, где все тебя слышат. – Он швырял обвинения со все возрастающей яростью. Сомнения – как вирусы, легко разносятся из уст в уста. – Твой отец – Кулак, тебе и самому стоило бы это знать.

– Не говори, что я должен знать, и не упоминай моего отца, – огрызнулся Лотт, и в воздухе повисло опасное напряжение.

Сейчас они оба носили нефрит, и Анден Чуял полыхающую огнем ауру Лотта. Кучка одноклассников тревожно переминалась с ноги на ногу. В Академии были запрещены поединки, а поблизости находились наставники. И некоторые другие ученики и их родственники на поле уже остановились и смотрели в сторону их группки.

– Да бросьте вы, – сказал Тон, вставая между Анденом и Лоттом. – Сегодня мы все немного одурманены нефритом. Пожалуй, мы зашли в разговоре слишком далеко. Не думаю, что кто-то хотел кого-либо оскорбить, правда ведь?

Он внимательно посмотрел на Лотта и Андена.

– А я думаю, он хотел, – зло ответил Лотт, но потом его взгляд скользнул за плечо Андена и застыл.

В то же мгновение Анден Почуял за спиной тягучий жар нефритовой ауры Коула Хило, которую ни с кем не спутаешь.

– Энди. – Хило положил руку Андену на плечо и по-свойски присоединился к компании. – Кен все мне рассказал – как блестяще ты сегодня выступил. А я застал только награждение. Пришел вот хотя бы тебя поздравить. Прости, что не смог пораньше.

Губы Хило изогнулись в кривоватой беззаботной улыбке, его фирменной, но Анден заметил перемены. Мальчишескую внешность поглотили тени вокруг глаз и губ. Лицо заострилось, а на руках виднелись свежие шрамы. В присутствии Колосса все тут же умолкли, словно течение разговора преградил огромный валун.

– Я… я рад, что ты все-таки пришел, Хило-цзен, – выдавил Анден.

– Представь меня друзьям, Энди, – попросил Хило.

Анден обошел круг одноклассников. Когда дошла очередь до Лотта, Хило с интересом спросил:

– Сын Лотта Пеншугона? Мне жаль, что твой отец не может присутствовать на предварительных Испытаниях. Уверен, он хотел бы прийти, но я поставил его охранять Топь. – Колосс как будто не заметил, как напряглись плечи Лотта и окаменело лицо, и продолжил еще более дружеским тоном: – Я расскажу ему о твоих успехах. Он говорит, ты умеешь метать нож даже лучше, чем он, и когда-нибудь ты будешь носить его нефрит, я это вижу. Тебе стоит поговорить с Маиком-цзеном. В любое время, можешь не дожидаться выпускного.

Лицо и шея Лотта покраснели.

– Спасибо, Коул-цзен.

Когда он поклонился Хило, его челюсть дернулась, а взгляд с подозрением метнулся в сторону Андена.

– Это касается всех вас, – продолжал Колосс, оглядывая кружок учеников восьмой ступени. – Я говорил Энди, что вы самый крупный и сильный класс за многие годы. По сравнению с вами я уже стар. Вы – будущее клана и делаете честь своим семьям.

– Спасибо, Коул-цзен, – сказал Тон, и остальные подхватили.

– Кровь за клан, – пылко добавил Дудо, низко склоняясь в приветствии.

– Скоро, дружище, но не сейчас, – легкомысленно произнес Хило, похлопав Дудо по затылку. – Вам осталось еще два месяца пробыть учениками Академии. И не просто учениками, а восьмой ступени. Можно сказать, ваш долг – превратить жизнь младших в кошмар и вынудить наставников объявить вас худшим классом ко времени выпуска. Так поступает каждый класс. Я бы рассказал вам кое-какие байки о моем, но сейчас вечер после предварительных Испытаний, почему вы все не мчитесь в общежитие и еще не напились?

Несколько человек засмеялись, они снова поблагодарили Колосса и разбежались, оглядываясь назад. Лотт бросил последний полный сомнений взгляд на Андена и Хило и последовал за остальными.

Хило вместе с Анденом пересек почти пустое поле.

– Ты чуть не подрался с сыном Лотта. О чем вы говорили перед моим приходом?

– Да так, глупости, – пробормотал Анден.

Как бы он ни был зол на Лотта Цзина, ему не хотелось говорить о нем гадости Колоссу. Но Хило ждал ответа, и в конце концов Анден понял, что придется сказать.

– Он говорил, что клан не получит столько Пальцев, как ты рассчитываешь. Что те, у кого есть выбор, не захотят рисковать во время войны.

– Не все нам присягнут, это правда. Может, даже меньше, чем мы надеемся. Ты поэтому так разозлился?

– Из-за того, как говорил Лотт, Хило-цзен. Он разговаривал неуважительно.

Хило понимающе кивнул.

– И ты поставил его на место?

– Я… – Анден не был уверен. В голосе Хило и в изгибе его бровей читалось легкое подтрунивание. Анден с ужасом подумал, что кузен может подозревать в этой эмоциональной вспышке по отношению к Лотту какие-то другие мотивы. – Я должен был что-то сказать.

– Энди, – сурово отозвался Хило, – многие из этих ребят, твоих одноклассников, чуть позже станут твоими Пальцами. Ты должен запомнить: можно приструнить человека так, что он на всю жизнь тебя возненавидит, или так, что полюбит еще больше. А чтобы узнать, как такого добиться, ты должен знать этого человека. Что ты знаешь о своих друзьях?

Анден задумался. Что он знает о Лотте Цзине?

– Скажу тебе, что знаю я, – продолжил Хило. – Его отец – солдафон. Верный и Зеленый, насколько возможно, к счастью для нас, но Лотт Пен постоянно напрашивается на драку. Вечно всех задирает, никому доброго слова не скажет. Из тех, кто пинает собак. Неудивительно, что его сын вечно жалуется и морда у него такая хмурая. Он не знает, как быть мужчиной, при таком-то отце. Не знает, что думать про клан.

Они двинулись в противоположном от общежития направлении, но Анден беззвучно последовал за Хило. Он чувствовал, что Хило говорит ему что-то важное: ценный совет для будущего Кулака.

– То, что ты говорил ему, когда я подошел, – сказал Хило, – принизило твоего друга по сравнению с его отцом, а этого он не выносит. Он вытерпит от тебя любую взбучку, лишь бы почувствовать себя выше отца.

Никто не мог отрицать, что Коул Хило имеет подход к людям. Это проистекало из подлинного интереса к ним, таланта более загадочного для Андена, чем любая нефритовая способность. Они прошли через входные ворота к парковке, где стояла «Княгиня».

– Люди – как лошади, Энди. Пальцы и Кулаки тоже. Любая старая кляча побежит, если ее стегать, но только с такой скоростью, чтобы избежать хлыста. А скаковые лошади бегут, потому что видят лошадей справа и слева и думают: «Вот уж нет, этим гадам меня не обогнать».

Начался легкий дождь – холодная зимняя морось. Анден беспокойно поглядывал на небо и тер руки, но Хило прислонился к «Княгине», сунув руки в карманы и отставив локти.

– Иногда, Энди, ты думаешь, что можешь на кого-то положиться, а этот человек тебя страшно подводит, и с этим трудно смириться. Но большинству достаточно дать цель в жизни, сказать ему, что он может достичь большего, и он изо всех сил постарается этого добиться.

У Андена внезапно создалось впечатление, что ему мягко выговаривают за ошибки в поведении с Лоттом и другими одноклассниками. Если бы не появление Хило, он бы перессорился со всеми учениками, которых Колосс рассчитывал заполучить в ряды Равнинных весной. Анден потупился и понял, что ему тоже задали цель в жизни.

– Ты прав, Хило-цзен.

Недостаточно быть Зеленой Костью, даже Первым учеником, он должен быть Коулом.

– Не смотри так, – сказал Хило. – Как будто ты думаешь, что я в тебе разочарован. Это не так. Всем нам есть чему поучиться. Ты схватился с товарищем и потребовал уважения к клану. Это значит, у тебя верное сердце, а это самое главное. А теперь дай взглянуть на нефрит, который ты получил в награду.

Анден протянул кузену зеленую шкатулку. Хило открыл ее и вытащил единственный круглый камень диаметром с пуговицу и вдвое толще, вставленный в простую металлическую застежку. Хило изучил камень. Нефрит был безупречен, живой и прозрачный, зеленый, переливающийся голубым. Даже при низком солнце на закате облачного дня он будто пылал в пальцах Хило. Колосс довольно засопел, и на мгновение Андена охватило беспокойство, иррациональный страх лишиться камня, внезапное желание выхватить свою награду обратно.

Кузен улыбнулся, словно прочитал побуждения Андена по лицу или в его ауре. Он взял Андена за левое запястье. Осторожно, почти с нежностью, ослабил кожаный тренировочный браслет и вставил четвертый камень в свободную ячейку рядом с тремя другими. Он защелкнул браслет, и тот плотно обтянул руку Андена, а потом отрегулировал застежку.

– Вот, – сказал Хило, игриво похлопав кузена по щеке. – Так лучше, да?

Анден на минуту закрыл глаза, купаясь в новой энергии, текущей по усталым мышцам и натянутым нервам, словно свет. Даже с закрытыми глазами все выглядело восхитительно ясным и удивительно прекрасным – дождь с шипением покалывал кожу, ветер приносил тысячи других звуков и ароматов, а аура кузена – ее форма, размер, и сила – была четче, чем все, что он видел перед собой. Анден засмеялся, смутившись, что так глупо улыбается. Он мог бы снова пройти Испытания, хоть сейчас, и пройти еще лучше, в этом он не сомневался. Каждый завоеванный нефрит улучшал реальный мир, силу в теле и все вокруг. Анден открыл глаза и увидел, что Хило смотрит на него с гордостью, но и с завистью.

– Ты чувствуешь это каждый раз, когда надеваешь новый нефрит? – спросил Анден.

– Нет. – Хило отвернулся и непроизвольно приложил руку к груди. – Ты никогда не забудешь первые камни – первые шесть или около того. Будешь помнить тот день, когда получил каждый, как ты их получил и что при этом чувствовал. А все более поздние чувствуешь все меньше и меньше. На каком-то уровне все Зеленые Кости сравниваются. Когда ты носишь весь положенный нефрит, добавка нового не имеет значения. Но с некоторыми людьми происходит по-другому – он их уничтожает.

При словах Хило эйфория Андена растворилась. Уничтожает. Его мать, дядя, а теперь Лан – казалось неправильным, неуважительным думать о них в таком ключе, но как сказать иначе? Даже чудесный прилив нового нефрита не мог подавить нарастающего страха – за себя и за других. Он видел всего несколько камней Хило под воротничком рубашки, между двумя верхними пуговицами, всегда расстегнутыми. Но Анден знал, что тело кузена украшает еще множество камней, и многие опасные трофеи добавлены в последний месяц.

– С тобой ведь такого не произойдет, Хило-цзен? – спросил он, не в силах скрыть своего беспокойства.

Хило с легкой печалью покачал головой.

– Я больше ничего не чувствую.

Глава 42. Старая Белая крыса

Подсобка ломбарда в Папайе была одним из немногих мест, где Тем Бен вел дела с безрассудными смельчаками, стоящими на нижней ступени черного рынка нефрита. Теперь его бизнес окреп, с удовлетворением думал Тем. Пока Зеленые Кости с энтузиазмом убивали друг друга, преступники всех мастей могли дышать свободно. За ними приглядывала жанлунская полиция, но она лишь штрафовала за мелкие преступления, управляла дорожным движением и подчищала за кланами. Всего лишь гражданская служба, а не воины. Большинство полицейских даже не носили нефрит. Уж точно ничего похожего на те великолепные камни, которые сейчас рассматривал Тем в десятикратную лупу. При увеличении становился заметен характерный рисунок, отличающий подлинный кеконский нефрит – редкий и самый ценный драгоценный камень в мире – от других зеленых камней, не обладающих такими свойствами.

Тем Бен нахмурился, чтобы скрыть свое восхищение от нервного абукейца, стоящего перед его столом и жующего верхнюю губу кривыми, красными от бетеля зубами. Тем махнул рукой, чтобы тот не загораживал свет единственной лампы. У абукейца имелись причины для беспокойства – он принес камень, вставленный в рукоять поношенного ножа.

Кража оружия Зеленой Кости – куда более серьезное преступление, чем ныряние за нефритом в реку, уж точно карается смертью, если попадешься. Этот изворотливый и липкий тип не был похож на опытного или умелого вора. Тем Бен подозревал, что этот обработанный нефрит, как и другие, которые он недавно получил, снят с трупа. Зеленые Кости старательно снимали нефрит с поверженных врагов, но в хаосе уличной войны иногда что-то в спешке упускали, оружие терялось, и стервятникам выпадала удача.

Тем Бен сгорал от любопытства, но он всегда провозглашал, что не задает вопросов, и четко придерживался этого правила. Он убрал лупу и засопел в густые усы.

– Есть кое-какие дефекты, – солгал он. – Сорок тысяч дьенов.

Камень стоил вдвое больше, но абукеец наверняка хотел побыстрее избавиться от ножа.

– И все? – заныл абукеец, явно подозревая, что его надули. – Раньше я получал почти столько же за камень из реки. А это настоящий боевой нож.

– В последние дни нефрита стало очень много, – сказал Тем. – Сорок тысяч.

Это все равно куда больше, чем этот тип когда-либо видел. Абукеец взял отсчитанную Темом пачку купюр и ушел с недовольным видом. А что ему еще оставалось? Трехпалый Ги теперь кормит червей, а на Малыша О снизошла мудрость, и он вышел из бизнеса, так что похитителю нефрита в этих краях пришлось бы пересечь весь город в поисках другого надежного покупателя.

Оставшись в подсобке ломбарда в одиночестве, за стеклянными витринами с часами и драгоценностями и стеной с подержанными телевизорами и радиоприемниками, Тем Бен погладил рукоять зловеще острого ножа и улыбнулся своей покупке. Чтобы ее отметить, он развернул югутанскую ириску. В Жанлуне таких конфет не продавали, ему присылал их приятель. Временами он скучал по своей второй родине, но не мог не признать, что зимы здесь все же приятней, да и возможностей на Кеконе хоть отбавляй. Ему повезло, что Айт Мада поняла ценность каменноглазых и щедро его вознаградила. Еще пара лет, и он будет жить на Югутане по-королевски. Колосс обещала, что там его ждет работа на клан за хорошие деньги. Конечно, родня по-прежнему считает его позором, но лучшая месть – стать неприлично богатым.

Над входной дверью прозвенел звонок, и кто-то вошел. Ломбард был закрыт для обычных клиентов – может, это еще один продавец нефрита? Тем наклонился к щели в стене, через которую мог прекрасно рассмотреть основной зал. Там стоял человек в золотистом пиджаке, кепке и перчатках, почти не шевелясь, словно прислушивался. Потом он как ни в чем не бывало развернулся и запер дверь.

И в тот же миг Тем понял, что этот человек собирается его убить. Резчик нефрита открыл ящик стола, вытащил заряженный пистолет – полуавтоматический «анкев» с достаточной убойной силой, чтобы свалить югутанского степного медведя – и направил его на дверь в подсобку, а нож сунул в сумку с пачками денег. С сумкой в одной руке и пистолетом в другой Тем тихо попятился к задней двери. Он повернул ручку и толкнул дверь. Она не поддалась. Тем приналег плечом. Дверь слегка дернулась и снова застряла, послышался металлический скрежет какого-то препятствия, загораживающего дверь.

Тем похолодел от страха. Он бросил сумку и прислонился спиной к двери, держа «анкев» наготове в ожидании того типа. Если это Зеленая Кость, не нужно сразу стрелять. Лучше дождаться, пока он окажется слишком близко для Отражения. Потом опустошить весь магазин. Если убийца избежит первой пули, остальные его достанут. Броня не остановит «анкев». Ничто не остановит «анкев» и никто, кем бы он ни был. А Тем превосходно стрелял.

Он не слышал шаги. В ломбарде стояла тревожная тишина. Пот щекотал Тему лицо, но он не шевелился. Он ждал. Но ничего не произошло. И вдруг раздался грохот – что-то упало на пол в основном зале. Разбилось стекло. Тем стоял как вкопанный. Тот тип что-то ищет? Нефрит? Это его нож лежит у Тема в сумке? Резчик шагнул к щели в стене, наклонился и…

Стена взорвалась фонтаном щепок и штукатурки. Кулак проник прямо внутрь и схватил Тема за руку с сокрушительной Силой. Тем слишком поздно осознал причину грохота – Зеленая Кость снимал телевизоры и другую электронику с разделяющей их стены. Торчащая из стены рука дернулась и сломала Тему запястье, как иной человек переломил бы крылышко цыпленка. Каменноглазый взвыл, и «анкев» клацнул по полу.

Рука выпустила его. Тем упал на стол, прижимая к груди сломанную руку, а левой шаря в поисках упавшего пистолета. Стена рассыпалась в облаке белой пыли – Зеленая Кость расширил дыру и вошел. Тем поднял пистолет, но тот дрожал, и Тем попытался придержать его сломанной рукой. Взвыв от боли, он нажал на спуск. Огромный пистолет дернулся в ослабевшей руке и проделал дыру в задней двери.

«Анкев» выпрыгнул из рук Тема. Незнакомец присел в тесном пространстве и тяжелой металлической рукояткой пистолета, как молотком, двумя ударами раздробил Тему коленные чашечки. Резчик завопил от дикой боли и покатился по полу.

– Ах ты, говноед, урод вонючий! Я убью тебя! Я убью тебя, урод! – завопил он на югутанском.

Мучитель притянул к себе стул, на котором несколько минут назад сидел Тем, и сел. Он положил «анкев» на стол и снял кепку, стряхнув с фетра пыль от штукатурки. Он отряхнул и плечи пиджака, а когда понял, что это слабо помогает, снял его. Выбив из него пыль, он положил пиджак на стол поверх пистолета. Потом закатал рукава и подождал, пока каменноглазый умолкнет, с ненавистью уставившись на него.

– Знаешь, кто я?

– Один из Маиков, шлюхиных детей, – сказал Тем.

– Точно, – отозвался Маик Тар. – А ты Тем Бен, больше известный как Резчик.

Он вытащил из кармана пиджака черный прямоугольный предмет. Тем Бен понял, что это портативный кассетный диктофон, такими пользуются журналисты. Маик перемотал кассету к началу.

– Тебе сопутствовала удача, – сказал он. – Чтобы убрать двух других покупателей из этой части города, нужна густая кровь и элегантность.

– Я каменноглазый, – возразил Тем. – Клан годами позволял Ги и господину О вести дела, а теперь ты хочешь убить каменноглазого за объедки из реки? Где же твой драгоценный кодекс айшо, мерзкая вошь?

– Если бы ты ограничился покупкой камней из реки, все было бы по-другому. Коул Лан никого бы к тебе не послал, уж точно не к каменноглазому, когда он мог в два счета разделаться со всей твоей семейкой. Если прогнать с улиц резчика, то кто-нибудь другой все равно займет его место, так ведь? – Маик поставил диктофон на угол стола. – Но Коула Лана больше нет, началась война, и пришло время для запоздалого разговора. Ты ведь не просто каменноглазый резчик с дурным югутанским вкусом. Ты – Белая крыса.

Белая крыса – информатор и шпион. Кодекс запрещает Зеленым Костям убивать членов вражеского клана, не носящих нефрит, но это не относится к Белым крысам.

– Семья меня выгнала, я не вхожу в клан. Нельзя нарушать айшо только из-за подозрений!

Пот градом катился с Тема.

– Нет, это не подозрения, так что не трать время на отрицания. Мы следили за тобой несколько месяцев. Неужели ты и правда думаешь, что можешь гадить на территории Равнинных и мы не почуем вонь?

Маик заглянул в сумку Тема, порылся в банкнотах и вытащил завернутый боевой нож, безошибочно определив, где находится нефрит. Он развернул ткань и присвистнул.

– Война – удачное время для падальщиков, это уж точно. – Он пощупал острие ножа пальцем и положил его рядом с диктофоном. – Все может закончиться быстро или медленно, но ты в любом случае расскажешь нам все о действиях Горных на территории Равнинных, начиная с того, куда ты отправляешь нефрит. И говори яснее.

Он потянулся к диктофону и нажал кнопку записи.

Тем Бен сплюнул.

– Скажи своему хозяину Коулу Хило, что он может подтереться.

Глаза Маика превратились в щелочки. Он нажал на паузу, отодвинул диктофон и взял нож.

– Значит, медленно.

Глава 43. Новая Белая крыса

Как обычно, Шаэ вернулась в резиденцию Коулов из офиса Шелеста уже за полночь. Вун высадил ее у ворот, а потом поехал к гаражу. Он действительно стал Тенью Шелеста – никогда не покидал башню на Корабельной улице раньше Шаэ и был не только руководителем ее аппарата, но и телохранителем. Шаэ манипулировала им, воспользовавшись его горем, и тем самым обеспечила его лояльность, но не сожалела об этом, потому что теперь его опыт и такт оказались бесценными. Без него она не продержалась бы на посту Шелеста и недели.

Шаэ медленно и устало поднялась по ступеням, как и раньше, со смесью удивления и чувством, что она дома. Она разорвала арендный договор на старой квартире с одной спальней и переехала в резиденцию Коулов, прежде чем ее попросил об этом Хило. Учитывая военное положение и ее должность Шелеста, это было единственным разумным решением. Штырь не мог больше распылять силы, чтобы охранять ее квартиру в Северном Сотто. В резиденции Коулов было безопасно, а кроме того, здесь она всегда могла найти Колосса, когда он понадобится.

И потому Шаэ собрала вещи, попросила домовладельца отдать мебель следующему жильцу и бросила последний взгляд на квартал. Она купила пирожок с мясом в угловой булочной и остановилась, чтобы насладиться запахом. Полюбовалась витринами вдоль улицы. Она заметила легкое напряжение, а прохожие чуть ускоряли шаг, проходя мимо газетного стенда с заголовками о войне кланов.

Потом она в последний раз вернулась в квартиру, позвонила региональному представителю «Электронного оборудования Крофта» и объяснила, что по семейным обстоятельствам больше не может уехать по работе за границу и с сожалением отказывается от предложения.

Она сама нашла эту квартиру. Сама нашла работу. Маленькие личные победы. Шаэ недолго прожила в квартире и не успела получить удовольствие от работы, но все равно жалела о потере.

Она не могла въехать в дом Шелеста, там по-прежнему содержали в заключении Дору, когда он не проводил время под охраной вместе с ее дедом. Шаэ считала, что вряд ли когда-либо сможет там жить, разве что снести дом и отстроить заново, чтобы уничтожить всякое напоминание об этом человеке. И потому, как бы это ни было иронично, она въехала в свою прежнюю комнату. Хотя проводила в ней мало времени.

Шаэ остановилась, положив ладонь на дверную ручку. Чутье подсказало ей, что брата нет дома. Он тоже перебрался в главный дом, чтобы Маики могли поселиться в резиденции Штыря. Порой, когда они оба находились дома, Шаэ казалось, что они снова дети – спят в соседних комнатах, сталкиваются на кухне, их ауры жужжат рядом, как провода под током. Ни один из них не входил в комнату Лана.

– Шаэ-цзен.

Шаэ обернулась. На дорожке за ее спиной стояла Маик Вен, в шерстяной кофте поверх свободной блузки и спортивных штанов и в пляжных шлепанцах на босу ногу. Наверное, прибежала, заметив Шаэ из окна дома Штыря.

– Что-то не так, Вен? – спросила Шаэ.

– Нет. – Она приблизилась стремительными и грациозными шагами. – Я не могла заснуть, вот, хотела спросить, не выпьешь ли ты со мной чашку чая.

– Может быть, в другой раз, – сказала Шаэ. – День был долгим, и сейчас из меня неважная компания.

Она снова повернулась к дому.

Вен прикоснулась к ее руке.

– Даже на несколько минут? Ты всегда приходишь домой поздно, а потом еще час сидишь на кухне с кипой бумаг, прежде чем лечь спать. Может, хоть разок изменишь привычке? Я переделываю дом и страшно хочу показать его другой женщине.

Шаэ видела Вен в главном доме. Иногда она ждала Хило, иногда уходила, когда появлялась Шаэ, или приходила, когда Шаэ уходила. Они кивали друг другу на кухне или в коридорах, но до сих пор не перемолвились и двадцатью словами. Чаще всего Шаэ раздражало присутствие Вен. Шаэ ворочалась в постели, пытаясь уснуть и заблокировать Чутье, когда из соседней комнаты полыхала аура занимающегося любовью брата.

Мысль о том, что Вен обращает внимание на привычки Шаэ, настолько ее удивила, что она заколебалась и повернулась к Вен. Та приняла это за согласие, тепло и загадочно улыбнулась и взяла под руку. Похоже, как и Хило, она налаживает контакты прикосновениями.

– Наши братья еще не вернулись. Не удивлюсь, если они сейчас где-нибудь пьют вместе. Почему бы нам не поступить так же? – спросила Вен.

Шаэ велела себе быть вежливой.

– Ладно, раз ты настаиваешь.

Она позволила Вен увести ее к резиденции Штыря. Они странно смотрелись вместе: Вен в кофте и шлепанцах и Шаэ в консервативном деловом костюме, черные шпильки скрипели по гравийной дорожке, ведущей через сад.

– Сад – моя любимая часть поместья, – начала разговор Вен. – Он так отлично спланирован – столько разных растений, но не тесно, и в любое время года что-то цветет. По ночам такой запах! Конечно, дома выглядят впечатляюще, но сад особенно прекрасен.

Шаэ никогда не обращала внимания на сад, но кивнула.

– Да, он милый.

Она знала, что Лан любил сад. И мысли о брате потекли по обычному руслу, вызвав и горе, и злость, прежде чем она успела их подавить.

Вен посмотрела на Шаэ.

– Сначала я не хотела сюда переезжать. Мы с Хило не раз об этом спорили. Моя квартира в Папайе довольно маленькая, но я обставила ее по своему вкусу и сама оплачивала аренду. Честно говоря, было так романтично, когда Хило приходил ко мне. Я боялась, что здесь окажусь чужой, беспокоилась, что семья будет смотреть на меня свысока. – Она слегка распрямилась и вздернула подбородок. – Но грош цена глупой гордости, если нужно поступить, как лучше для любимых. Я правильно сделала, что переехала. И совсем об этом не сожалею. Хотя было бы здорово с кем-нибудь пообщаться – все почти постоянно в разъездах.

Вен уже сказала больше, чем говорила до этой встречи, и Шаэ удивилась, что она рассказывает о личном и насколько верно почувствовала нежелание Шаэ жить в семейном поместье. Она не могла понять – то ли Вен пытается вызвать у нее сочувствие, то ли дать совет. Она решила ответить просто:

– Я знаю, как Хило ценит, что ты здесь.

Они дошли до освещенного крыльца дома Штыря. Когда Вен открыла дверь и шагнула внутрь, Шаэ не могла удержаться и дернула себя за правое ухо, пока хозяйка не видит. И вовсе каменноглазые не приносят неудачу, укорила она себя. Это просто рецессивные гены, как у альбиносов. Невосприимчивость к нефриту – это не кармическое наказание, даже если Вен незаконнорожденная, как все считали. И все-таки клеймо никуда не делось. Шаэ считала, что есть более логичное объяснение традиции Зеленых Костей избегать каменноглазых. Никому не хотелось иметь перед глазами напоминание, что нефритовые способности, как и сама жизнь, – это лотерея. Можно иметь в жилах кровь кеконской Зеленой Кости и все равно родиться не более могущественным, чем абукеец.

Вен и правда преобразила дом. Шаэ помнила запах кислятины, зеленые лохмы ковров и старомодные обои. Невеста Хило настелила бамбуковые полы с яркими плетеными коврами, купила новую мебель и разные мелочи. Из-за светлых стен дом казался просторней. В воздухе еще остался запах свежей краски, смешавшийся с ароматом розового масла. Разбросанные подушки и шторы были в тонах сочного бордового и кремового. На кухонном столе лежали декоративные черные камни и белые шелковые цветы на стеклянном блюде.

– Не могу поверить, что это тот же дом, – искренне восхитилась Шаэ.

– А я не могу поверить, что Хило так долго жил в этом уродливом месте. А теперь, когда дом выглядит прилично, почти не заходит – говорит, что это дом Кена и он не хочет выказывать неуважение к моему старшему брату. – Она положила в чайник шарики заварки и дернула плечами, оглядываясь вокруг. – Кен и Тар тоже почти здесь не бывают, и им плевать, даже если бы здесь была пещера с соломой на полу.

Вен явно вложила много времени и сил в обновление дома, но доставила этим радость только себе самой, хотя и переедет, как только они с Хило поженятся. Поначалу Шаэ с фальшивой завистью подумала: «Наверное, у нее куча времени». А потом с досадой вспомнила, что обещала Хило найти для Вен новую интересную работу в клане. Но не сделала этого. Не самая важная задача попросту вылетела из головы.

Хило наверняка обещал невесте работу. Это объясняет желание Вен поговорить. Шаэ мысленно вздохнула, сбросила туфли и села на барный стул перед кухонной стойкой.

– Хило сказал, что ты хочешь сменить работу. Я собиралась узнать, что можно подобрать в клане. Ты же знаешь, сейчас такая неразбериха, но я обязательно это сделаю на неделе. Ты ищешь что-то определенное? Место секретаря в другой компании?

К ее удивлению, Вен осталась равнодушной.

– Мама всегда говорила, что каменноглазые должны обладать практическими навыками вроде машинописи. Так у меня всегда будет работа. – Она сполоснула чайник и чашки кипятком, вылила первую заварку, а потом дала чаю немного настояться. – Люди в основном не особо беспокоятся по поводу дурного знака, когда речь идет о низших должностях в офисе, где нет нужды встречаться с клиентами или оперировать крупными суммами денег. Кстати, я умею печатать тысячу слов в минуту.

Уголки ее губ приподнялись в игривой улыбке. Вен повернулась к шкафчику.

– Я так поняла, что это не то, чего ты хочешь, – сказала Шаэ.

Вен снова повернулась к ней с бутылкой в руке.

– Эспенский виски с корицей, – объявила она, налила чай в чашки и плеснула в каждую виски. – Хорошо подходит к дымному привкусу этого сорта. Интересно, ты пристрастилась к эспенским напиткам, пока жила там?

Среди студентов Виндтона в большем почете было дешевое баночное пиво, но Шаэ благодарно кивнула, взяла чашку и сделала глоток. Вен оказалась права насчет вкуса. Чего она от меня хочет? У Вен явно было что-то на уме, она думала о Шаэ куда чаще, чем Шаэ о ней. Или Вен интересуется всеми своими знакомыми?

Шаэ никогда не чувствовала себя свободно с Маик Вен. Она могла забыть, что Вен каменноглазая. Труднее было признать, что она затаила обиду на Хило, который встречается с каменноглазой, но не мог вынести, что Шаэ встречается с иностранцем. Если бы кто-нибудь хоть на миг позабыл о шотарской крови Джеральда и эспенской форме, то они бы узнали, что он происходит из уважаемой семьи. А у Маиков была испорченная репутация.

Как слышала Шаэ еще в Академии, много лет назад мать Вен стала причиной скандала, забеременев и сбежав из дома к своему дружку из Горного клана. Несколько лет спустя Маика Баку обвинили в тяжком преступлении и выгнали из клана. Никто в Равнинном клане точно не знал, в чем дело, но поговаривали, что он убил влиятельного Фонарщика, заподозрив его в интрижке со своей женой. Вместе с двумя сыновьями и дочерью, еще находящейся в утробе, вдова вернулась обратно к родне в Равнинный клан, упросив принять ее. С неохотного разрешения Коула Сена они ее приняли, но младшие Маики остались без отца и вызывали презрение, а когда Вен оказалась каменноглазой, за семьей закрепилась дурная слава. «Нельзя доверять Маикам, – подслушала как-то Шаэ слова деда. – И отец, и мать импульсивны и непостоянны».

«Суеверная чушь, – парировал Хило. – Никто не обязан повторять судьбу родителей». Дружба и доверие к Маикам, вопреки отношению всех остальных, обернулись благом для Хило. Шаэ злило, что она не может понять – был ли в этом расчет со стороны Хило. Считал ли он, что, женившись на Вен, закрепит верность Кена и Тара? Или влюбился в нее, не думая об этом?

Шаэ оглядела Вен. Красавицей ее не назовешь, но Шаэ могла понять, почему Хило находил ее притягательной. Она обладала мягкостью и загадочностью и привлекала внимание, хотя и не напрашивалась на него. Разговаривала она со спокойной настойчивостью и явно мало что от нее ускользало.

Вен подошла к стойке и села на барный стул рядом с Шаэ. Она прикоснулась к колену Шаэ и серьезно спросила:

– Шаэ-цзен, ты теперь Шелест. Какую работу ты могла бы мне предложить, чтобы я была максимально полезна клану?

Шаэ не ожидала такого поворота. Она сжала губы – ей не нравилось, когда ее застают врасплох с вопросом, на который она не знает ответа.

– В каком смысле полезна? – спросила она.

– Полезна тебе и Хило. Чтобы помочь выиграть войну.

Шаэ взболтнула чай в чашке.

– Это война Зеленых Костей.

– Так говорит и Хило. Хотя бессмысленно пытаться меня таким образом оградить. Если победят Горные, они убьют моего жениха. Мои братья – Штырь и помощник Колосса, не говоря уже о том, что они сыновья предателя из Горного клана, они тоже умрут. Может, я и каменноглазая, но могу потерять на этой войне все и всех, кто мне дорог. Неужели я буду тратить драгоценное время Шелеста, прося ее найти мне мелкую должность в офисе незначительного Фонарщика, где я буду делать фотокопии и печатать служебные записки? – Вен подняла брови. – Неужели я с радостью приму такую работу?

Шаэ подумала о других женщинах, живших в доме Коулов – ее бабушке, матери, жене Лана Эйни.

– Ты станешь женой Колосса, – сказала она. – Никто не ждет, что ты будешь работать, тем более заниматься делами клана, в особенности, если ты каменноглазая.

– Ожидания – забавная штука. Когда они окружают тебя с рождения, ты восстаешь против них и борешься с ними. Когда же никто от тебя ничего не ожидает, тебе всю жизнь этого недостает.

Вен допила чай. Она налила виски прямо в чашку и выпила. Шаэ на миг заметила в Маик Вен скрытую твердость. И поняла, что совсем ее не знает.

– Позволь мне работать на тебя, Шаэ-цзен, – сказала будущая жена Колосса. – Чтобы как-то помочь нам выиграть войну.

– В офисе Шелеста есть кое-какие должности, – медленно произнесла Шаэ. – Но не думаю, что у тебя есть подходящее образование…

– А какова самая полезная роль в клане для каменноглазых?

Шаэ знала ответ, и эта тревожная мысль уже пришла ей в голову, но она не сразу встретилась взглядом с Вен и ответила.

– Белая крыса.

– А тебе пригодилась бы Белая крыса, Шаэ-цзен?

Вен шла по опасной тропе, теперь Шаэ это ясно видела. Она следовала по ней осторожно, как по трясине. Каменноглазые могут перевозить любое количество нефрита, не излучая при этом ауру. В отличие от абукейцев, всегда вызывающих подозрения и выделяющихся внешне, каменноглазые выглядят как обычные кеконцы. Они действительно могут быть крайне полезны в роли Белой крысы – как разведчики, контрабандисты, гонцы или воры. Еще одна причина им не доверять.

– Тебя слишком хорошо знают, – возразила Шаэ.

– Только по имени и только в Равнинном клане. Никто в Горном клане не знает, кто я, и не узнает при встрече. Они знают моих братьев, но я на них не похожа.

Она явно не боялась признаться, что у нее другой отец.

– Хило никогда этого не позволит.

– Никогда, – согласилась она. – Он не должен узнать. Я могу получить и другую работу, простую, в качестве прикрытия. Ты наверняка что-нибудь придумаешь.

– Ты хочешь соврать будущему мужу, – сказала Шаэ, не скрывая изумления. – И просишь меня, Шелеста, пойти против воли Колосса. Если я так поступлю, то поставлю тебя в опасное положение. Айшо больше не будет тебя защищать.

В пухлых губах и темных глазах Вен мелькнуло сожаление.

– Шаэ-цзен, ты стала Шелестом, чтобы угождать Колоссу или чтобы спасти клан? – Она печально улыбнулась, давая понять, что знает ответ, и отвернулась, сказав чуть тише: – Хило был великолепным Штырем. Он честен и пылок, люди его боготворят. Если бы войну можно было бы выиграть только сердцем, он бы уже победил. Но он не должен был стать Колоссом. Он не обладает дальновидностью или прозорливостью политика, и весь нефрит в мире этого не изменит.

Она снова повернулась к Шаэ, которую это простое признание фактов привело в замешательство.

– Он знает, что нуждается в твоей помощи. Если я могу быть полезна тебе как Белая крыса, то сделаю все, чтобы помочь семье выжить. Он уверяет, что любит меня слишком сильно, чтобы вовлечь в войну… а я люблю его слишком сильно, чтобы подчиниться.

Был, наверное, уже час ночи, но Шаэ совершенно не хотелось спать, она начала размышлять о рискованных возможностях. Она снова медленно оглядела обновленный дом. Вен понадобилось несколько недель, чтобы полностью его изменить, с искусной изобретательностью смешать формы, запахи и текстуры и придать привлекательный и глянцевый вид прежде уродливой, но почтенной резиденции самого свирепого члена Равнинного клана. Шаэ поняла, что недооценила Маик Вен, заметив лишь ее теплые, мягкие и чувственные манеры и проглядев под клеймом каменноглазой сталь Зеленой Кости, забыв, что она сестра беспощадных братьев Маик. Прежде Вен ее раздражала, сейчас Шаэ чувствовала себя не в своей тарелке.

Две сильные женщины в мужском мире, подумала она, и если они как можно скорее не станут союзницами, то обречены навеки стать соперницами. Шаэ привыкла спорить с Хило, но этого он не простит.

Она должна тщательно все взвесить и действовать осторожно.

Вен забрала у Шаэ пустую чашку и встала.

– Я отняла у тебя достаточно времени и сна, Шаэ-цзен.

Теперь, без обуви, Шаэ поняла, что Вен выше ее, но обладает изгибами, которых годы тяжелых тренировок лишили Шаэ.

Шелест поднялась.

– Спасибо за чай, Вен. Мы скоро еще поговорим.

Она прошла к двери и надела туфли. Из сада долетал легкий аромат цветущей сливы. На пороге Шаэ помедлила и на секунду обернулась. Свет из прихожей отбросил длинную тень от ее фигуры на крыльцо дома Штыря.

– Кажется, – сказал она, – вкус у моего брата все-таки лучше, чем я считала.

– Спокойной ночи, сестра, – улыбнулась Вен.

Глава 44. Возвращение в магазин «Еще послужит»

Беро размышлял о тоннеле под «Еще послужит». Много размышлял, и когда он думал о тоннеле, его переполняла ярость. После смерти Коула Лана – его рук дело! – в Жанлуне шла война, и каждый день на улицах завоевывали и теряли нефрит, но Беро не получил ни камешка. Вместо этого ему приходилось бежать и скрываться, как таракану от луча света.

Но далеко он не убежал. Ковыляя по темному тоннелю целую вечность, когда в любую минуту батарейки в фонарике могли сесть и ему пришлось бы брести вслепую, пока не рухнет и не умрет, Беро наконец ощутил на лице дуновение ветерка. Слабый поток воздуха, воняющий гаванью – морской солью, выхлопами лодок, рыбой и влажным мусором. Потом появился далекий кружок вечерних огней, и Беро помчался к нему, как к давно умершей матери. Как и обещал Мадт, тоннель выходил наружу под насыпью у верфей Летнего парка. Во время ливней весной или тайфунов летом тоннель затапливало, но сухой зимой он служил отличным путем для контрабандистов. Грязный и вымотанный, Беро заплатил за проезд на маленьком частном пароме, но не последовал совету Мадта бежать из Жанлуна как можно дальше.

Несколько недель он отсиживался на Пуговке. Остров находился всего в сорока пяти минутах плавания на пароме и официально не входил в Жанлун, хотя в ясный день Беро видел город на той стороне пролива. На Пуговке был отдельный городок. Много веков здесь располагался дейтистский монастырь, пока шотарцы не превратили его в трудовой лагерь, а теперь остров стал туристической достопримечательностью с восстановленным дейтистским храмом, природным заповедником и старинным городом с многочисленными магазинчиками, торгующими безделушками и сувенирами ручной работы по завышенным ценам. Беро его ненавидел.

Однако городок был хорошим местом, чтобы спрятаться. Здесь было полно иностранцев и жанлунцев, приехавших на однодневную экскурсию, и нетрудно подыскать комнату в мотеле, чтобы в мрачном одиночестве зализать раны и уязвленную гордость, смотреть телевизор, питаться едой навынос и лелеять планы о возвращении. Пуговкой управлял небольшой клан, платящий дань Горным, но, насколько знал Беро, жанлунские кланы не лезли в его дела. Но в целях безопасности он каждую неделю переезжал в новый мотель, чтобы не примелькаться.

Из новостей Беро узнал, что в городе то там, то сям происходят уличные стычки, и неизвестно, какой клан сейчас контролирует некоторые районы, если их вообще кто-то контролирует. Горные оттяпали приличный кусок Доков, но Равнинные по-прежнему удерживали Трущобу и отхватили большую часть Топи. Кому принадлежит Рыбачье – под вопросом. Беро отсутствовал больше месяца. Его явно никто не искал в этой неразберихе. В одно ясное утро он спустился к гавани и переправился на пароме через пролив.

Беро винил в своем положении Мадта и Зеленую Кость с эспаньолкой. Они его подставили. Обещали нефрит и не сдержали слово. Они никогда и не собирались его сдерживать. Чем больше Беро об этом размышлял, тем больше его охватывала ярость. А еще он думал о тоннеле под магазином Мадта и спрятанных там ящиках, которые он впопыхах и в панике не стал красть. Ну вот, опять, попрекнул он себя. Все неприятности от спешки. Что было в тех ящиках?

Он знал, где взять нефрит, принадлежащий ему по праву: у Мадта. У Беро больше не было «фуллертона», очень жаль, но хватало денег, и хотя простым жителям Жанлуна запрещалось владеть оружием, в неразберихе клановой войны легко купить его на улицах. Всего за день в контролируемой Горными части Доков Беро раздобыл приличный револьвер. Он планировал взять сына Мадта в заложники и держать его на прицеле, пока Мадт не расплатится нефритом. Если это не выгорит, он убьет Мадта и заберет его нефрит.

В тот вечер, когда он приблизился к «Еще послужит», его глазам предстало неожиданное зрелище. В магазине было темно, здание явно брали приступом. Большая вывеска сорвана, и никого вокруг. Беро с подозрением подобрался к окну и заглянул внутрь. Там царил беспорядок. Магазин выпотрошили. Пустые полки, вырванные со своих мест. Товар по большей части пропал, а оставшийся валялся на полу, его явно выбросили – бесполезный хлам вроде старых журналов и панам.

Беро пнул входную дверь и сердито затряс засов. Он огляделся. Улица была пуста. Эта часть города находилась близко к границе между Джонкой и Острием, и никто в своем уме не желал здесь шататься. Беро заколотил по выходящим в переулок окнам, так что ставни затряслись. Единственный человек в поле зрения – бездомный на углу когда-то оживленного перекрестка – прокричал:

– Ты что, не слыхал? Мадт мертв, кеке!

Беро обернулся.

– Мертв? Кто его убил?

Бездомный беззубо ухмыльнулся из-под одеяла. Потом пожал плечами и хихикнул.

– Он сам! Если бродить по улицам с нефритом, сам напрашиваешься на смерть!

Беро нашел камень потяжелее и швырнул его в витрину «Еще послужит». Раздался страшный грохот, но никто, кроме бродяги, на него не отреагировал. Беро откинул ногой стекло и осторожно перебрался в разгромленный магазин, испытывая смесь разочарования и надежды. Так, значит, Мадта больше нет, как и его нефрита. Кто-то опередил Беро. Но этого ведь и следовало ожидать. Вечно что-то случается, то судьба ему улыбнется и поманит мечтой, то отпихнет. То везет, то не везет, таков уж он. А теперь, видимо, попал в полосу невезения. Быть может. Быть может.

Кладовка в подсобке была открыта. Ящики тумбочки на колесах вытащены, а содержимое выпотрошено в поисках денег и ценностей, но сама тумбочка осталась на месте. Его сердце прыгнуло до гланд, Беро приналег на нее всем весом и отодвинул. Он пошарил в темноте в поисках щели в ковровом покрытии. Откинув его, обнаружил люк, через который сбежал месяц назад.

Беро закрыл дверь кладовки и заблокировал ее тумбочкой. Он дернул выключатель единственной лампочки над головой, и тесное пространство залил желтоватый свет. Беро потянул за металлическое кольцо люка, и дверца поднялась с громким скрипом, подняв облачко пыли. Дрожа от предвкушения, он осторожно спустился по лестнице в тоннель.

Ящики и коробки по-прежнему стояли там, нетронутые стервятниками, выпотрошившими магазин. Беро взял верхний ящик и поставил его на ступеньку. Он взрезал перочинным ножом ленту и открыл рот от изумления.

Потом снова уставился на стопку ящиков. Откуда Мадт все это взял? Уж точно не у Зеленой Кости с эспаньолкой, тот принес лишь одну коробочку в тот первый вечер. Наверное, Мадт был дилером. По лицу Беро расплылась ухмылка, и он вытащил из открытой коробки одну запечатанную склянку.

«Сияние». На всю жизнь хватит. И теперь все это принадлежит ему.

Его руки тряслись от восторга, Беро рассовал по карманам столько ампул, сколько удалось уместить. Потом поставил полупустую коробку поверх остальных и, алчно оглянувшись, выбрался обратно в магазин. Он закрыл люк, раскатал ковер на место и придвинул тумбочку в точности к выходу из тайного тоннеля. Беро выключил в кладовке свет и шагнул обратно в разгромленный магазин, с набитыми карманами и роящимися в голове мыслями. Скорее всего, здание скоро кто-нибудь захватит. Нужно побыстрее переместить свое сокровище в укромное место, куда он мог бы с легкостью добраться…

От шороха за спиной и луча фонарика из-за плеча Беро подпрыгнул и развернулся в темноте. Он выхватил револьвер и поднял его к лицу мальчишки лет тринадцати или четырнадцати. Сын Мадта.

– Что ты здесь делаешь? – рявкнул Беро.

– Я принял тебя за него, решил, что он вернулся за мной, – пропищал парнишка.

Он сжимал в кулаке дешевый боевой нож, пальцы побелели от напряжения. Луч фонарика остановился на Беро, и они уставились друг на друга.

– Кто за тобой вернулся? – спросил Беро, положив палец на спусковой крючок. Ему не хотелось, чтобы мальчишка проболтался о его возвращении или решил, будто запас «сияния» в отцовском магазине теперь принадлежит ему, а не Беро.

Мадт-младший задрожал, вместе с ним задергался и слабый луч фонаря, а потом Мадт с ненавистью произнес:

– Маик. Он убил папу. Маик Тар убил моего отца, и я убью его, даже если это будет последним, что я сделаю в жизни!

Палец Беро по-прежнему обнимал спусковой крючок, но он заколебался. Потом медленно опустил револьвер.

– Настоящую Зеленую Кость трудно убить, – сказал он.

– Мне плевать, я на все пойду ради этого!

Подросток опустил и фонарик, и нож, его дыхание сбилось, щеки пылали, а глаза стали безумными, он как будто ждал, что Беро начнет возражать.

– У меня это уже получалось, – с гордостью сказал Беро. – Я убил Зеленую Кость. Никто на это не рассчитывал, но они ошиблись, все ошиблись.

Глаза мальчишки расширились от жадного удивления. Прежде Беро не обращал на Мадта-младшего ни малейшего внимания. Тот всегда казался послушным и неприметным. Тощий, с сальными волосами и крысиной мордочкой. Но оказался не таким слабаком, как Сампа или Щекастый.

Плохо работать в одиночестве, решил Беро. Судьба – она как встреча с тигром на дороге, лучше отвлечь внимание. Когда все шло совсем наперекосяк, кто-то послабее и помельче всегда оттягивал на себя невезение.

– Я не боюсь Зеленых Костей, – сказал Беро. – Это они нас боятся, так-то вот. Они убили твоего отца, потому что боятся людей с нефритом и не из клана. Что нам надо – так это собственный нефрит, кеке.

– Точно, – свирепо отозвался Мадт. – Точно, ты прав.

– И я знаю, где его достать.

Мадт снова вскинул фонарь.

– Правда?

Глава 45. Взаимная шутка

Хило сдал оружие Зеленой Кости в форме, стоящей у входа в Зал Мудрости. Это была молодая женщина, чья нефритовая аура напряженно загудела, пока приближался Хило. Члены Щита Хаэдо развивали особенно высокое Чутье, чтобы определить намерение убивать.

Сегодня ей придется понизить свои стандарты определения враждебности, если она собирается впускать людей в здание, подумал Хило, мысленно улыбнувшись, пока снимал саблю-полумесяц, отстегивал нож и вынимал из кобуры пистолет, а потом положил оружие на стол перед металлоискателем. Не то чтобы он сомневался в способностях охраны или не понимал, зачем нужно оставлять оружие перед входом в зал для переговоров, но все это – бесполезные меры. В зале достаточно нефрита на присутствующих там. Зеленые Кости могут с легкостью поубивать друг друга и голыми руками, если вдруг переговоры зайдут в тупик.

Но не станут этого делать в присутствии монаха, а в зале, где лидеры кланов собирались вести переговоры, их было трое. Совет действовал мудро, добавив и духовную охрану. Монахи тихо стояли в углу, мужчина и две женщины, склонив бритые головы и спрятав ладони в длинные рукава зеленых ряс.

Насилие запрещалось не только в дейтистских храмах, но и в присутствии монахов. Они находятся в прямом контакте с небесами, как гласят верования, а боги узнáют тех, кто выступил против Божественных добродетелей, и сразят их. Шпионы богов, вот они кто, эти монахи. Душа грешника будет проклята, а в день Возвращения весь его род – предки, родители, дети и их потомки – не сможет взойти на небеса и будет обречен вечно блуждать по земле.

Вчера Хило предложил Шаэ рискнуть получить теоретическое воздаяние на том свете и убить Айт Маду прямо за столом переговоров.

Шаэ ошеломленно посмотрела на него.

– Боги жестоки, Хило, – сказала она, будто лично с ними знакома. – Не искушай их высокомерием.

В зале было две двери, так что он и Айт даже входили из разных коридоров. Хило сел в торце стола, кивнув дюжине депутатов Королевского совета, сидящих по обе стороны – членам официального комитета по переговорам. Они выглядели слишком официально – в темных костюмах, с дорогими ручками, зависшими над желтыми блокнотами в кожаных обложках.

Четверо из комитета входили в Равнинный клан – суровый господин Ванг, седовласый господин Лойи, госпожа Нур с лошадиным лицом и улыбающийся господин Коуи с похожей на репу головой. Хило узнал их по вчерашнему описанию Вуна. Старательный бывший помощник Колосса оказался настоящей находкой для офиса Шелеста. Хило был рад, что пощадил его. Он не винил Вуна в смерти Лана, не больше, чем винил себя, но хорошо, что угрызения совести заставили Вуна работать усерднее.

Среди других политиков четверо были членами Горного клана. Оставшиеся четыре не были связаны ни с одним кланом. Хило даже не знал, что такие политики существуют – те, которых нельзя купить. «Из трехсот депутатов в Совете четырнадцать независимых и двое из мелких кланов, – просветила его Шаэ. – Постарайся это запомнить».

Кресло в другом конце стола пустовало. Айт еще не прибыла. Хило посмотрел на часы. Он откинулся на спинку кресла и улыбнулся собравшимся, так же невозмутимо ожидающим ее приезда.

– Наверное, Айт-цзен задержалась, чтобы поцарапать мою машину.

За столом раздались нервные смешки. Господин Лойи криво улыбнулся, а господин Коуи громко расхохотался, но Ванг и Нур выглядели бесстрастными. Большинство собравшихся, вне зависимости от клановой принадлежности, взирали на Хило со смесью тревожного уважения и скрытого презрения, они не понимали, как обращаться с этим молодым Колоссом с волчьим взглядом. Хило не особенно это беспокоило. Одни марионетки.

В кресле позади и чуть левее аура Шаэ стала чуть громче, Шелест постучала ручкой по подлокотнику, словно предупреждая – они здесь, чтобы улучшить мнение Совета о клане, а не наоборот.

Все резко замолчали. Тихо переговаривающиеся друг с другом политики выжидающе выпрямились и повернулись к столу. Через секунду Хило понял, что это из-за него. Он застыл, устремив взгляд в пространство, и напряг Чутье, проникнув сквозь стены. В здание вошли Айт Мада и ее Шелест и направились к залу. Нефритовая аура врага была темной, густой и источала жар, как с неумолимой силой текущая лава. Излучала направленную на него угрозу. Айт Мада, несомненно, Почуяла, где он сидит, и они мысленно обменялись такими яростными взглядами, что когда она вошла в зал минуту спустя, сказать было уже и нечего. Все, что должно было сегодня произойти, уже произошло. Остальное – пустая болтовня.

Как он и ожидал, внешность Айт производила куда меньшее впечатление по сравнению с ее аурой. Она была в черном, не считая кремового пиджака, и без сумочки, украшений или косметики. Она вошла, как будто обрадовавшись, что ее ждут, и села в кресло напротив Хило на другом конце стола. Коротко подстриженный человек невысокого роста, ее Шелест Ри Тура, сел за ее левым плечом.

– Добрый день, депутаты, – сказала Айт.

– Айт-цзен, – кивнули ей политики из Горного клана.

Ясно было, что они относятся к ней с бо́льшим почтением, чем депутаты от Равнинного клана к Хило – те лишь слегка скривили губы при его появлении. Хило не сводил глаз с Колосса Горных. После появления Айт обстановка в зале изменилась. Деловое ожидание уступило место напряженному предчувствию неизбежного. В воздухе повисло ощущение натянутой тетивы, занесенного клинка, опускающегося на гвоздь молотка. Даже политики без Чутья это ощущали.

Глава комитета, женщина по имени Онде Паттанья, одна из немногих независимых депутатов, осмелилась встать и начать переговоры. Она откашлялась.

– Уважаемые Зеленые Кости и коллеги по Королевскому совету, сегодня мы встретились в Зале Мудрости с верой в Божественные добродетели и под всевидящим оком богов, – она многозначительно посмотрела на монахов, – а также с одобрения светлейшего принца Иоана III, – она поклонилась портрету монарха на стене.

– Да здравствует он еще триста лет, – подхватил подобострастный хор.

При взгляде на портрет Хило подавил усмешку. На нем был изображен статный молодой человек с густыми бровями и в традиционном длинном одеянии кеконской знати, сидящий на широком задрапированном кресле, одна его рука покоилась на сабле-полумесяце в ножнах, лежащей у него на коленях, а в другой он держал веер из пальмовых листьев, символ монаршей роли воина и миротворца.

Архаический символизм. Сабля – традиционное оружие Зеленых Костей, и Хило не сомневался, что принц никогда не держал в руках настоящую. Членам кеконской королевской семьи запрещено носить нефрит, это записали в государственной конституции, когда после Мировой войны восстановили монархию и независимость от Шотарской империи. Хило видел принца во время праздничных гуляний на Новый Год и в другие праздники – в реальности он выглядел куда менее величественно, а в резиденции Коулов висела большая фотография в рамке, где монарх награждал деда Хило за службу стране.

Принц Иоан III был популярен как символ единства и истории Кекона, но лишь номинально возглавлял государство, живя за его счет и выполняя церемониальные обязанности. В комнате висел его портрет, но сам он не присутствовал. Он лишь давал благословение Королевскому совету, который представлял народ и утверждал законы. Девяносто пять процентов депутатов были тесно связаны с кланами и получали финансирование от могущественных Фонарщиков, а те и сами платили дань кланам. Подлинная власть в Жанлуне и во всей стране принадлежала кланам, и два Колосса пропитали всю комнату ненавистью, как едкой вонью.

– Позвольте мне начать, – сказала депутат Онде, – с аплодисментов Айт-цзен, Коулу-цзен и их Шелестам за то, что сделали важный шаг, придя сюда и показав тем самым свою готовность разрешить разногласия путем переговоров, а не насилием. От имени всего Королевского совета я выражаю искреннюю надежду, что мы скоро достигнем соглашения и вернем жизнь в городе в мирное русло. Мы будем встречаться здесь пять дней, но комитет готов остаться, сколько потребуется, чтобы достичь приемлемого результата. Конечно, – оптимистично улыбнулась Онде, – если мы закончим раньше, это еще лучше.

Хило угрюмо подумал о потерянном времени, которое он проведет вдали от важных сражений на улицах города. Пока он сидит тут, Кен один командует боевыми действиями, и хотя Хило верил в своего Штыря, он не мог не признать, что Гонт превосходит Маиков как стратег и боец. Айт могла позволить себе сидеть здесь, а Хило – нет.

– Начнем с заявления каждой стороны, – сказала Онде. – Жребий определил, что Горные начнут первыми. Айт-цзен.

Она села и взяла ручку.

Айт немного выждала – достаточно, чтобы все почувствовали себя неуютно, и четким, ровным тоном, похожим на голос учителя из Академии, сказала:

– Я глубоко огорчена, что между двумя великими кланами страны возникла трещина, приведшая к кровопролитию. Мой отец, да узнают его боги, возложил на меня обязанность Зеленой Кости – защищать простых людей. И когда что-то угрожает тем, кого мы призваны защищать, нам не остается другого выхода, кроме как ответить.

Она протянула руку своему Шелесту, и тот немедленно вложил в нее лист бумаги.

– Уже некоторое время Равнинные избрали агрессивную тактику и чинят помехи добропорядочным гражданам и предприятиям. Для сведения комитета Ри-цзен перечислил лишь несколько примеров. – Айт взглянула на бумагу в руке. – Строительство казино «Царство Фортуны» пришлось отложить на три месяца из-за помех, чинимых по приказу Штыря Равнинных, в то время им был…

Хило молча слушал долгий список претензий Айт. Он сохранял спокойное выражение лица, но внутри кипел гневом. Он мог бы ответить на каждое обвинение. Да, он приказал Кулакам помешать строительству казино «Царство Фортуны», но лишь потому, что строительный контракт был украден у Равнинных. Да, он позволил своим людям покалечить трех Пальцев Горного клана, потому что они терроризировали Фонарщиков Равнинных. Айт продолжала перечислять больные места, некоторые еще двухлетней давности, но ни одно не послужило толчком к войне.

Когда Айт закончила, депутат Онде поблагодарила ее и напомнила всем присутствующим, что перед обсуждением должен высказаться и Равнинный клан. Онде повернулась к Хило и спросила, готов ли он сделать заявление. У Хило мелькнула мысль отказаться и прекратить этот цирк, но Шаэ громко зашуршала бумагами и протянула их к столу. Хило взглянул на них. Шелест и ее Тень подготовили разные речи в зависимости от того, какую стратегию изберет Айт – начнет ли она с сильных заявлений и четких требований или с расплывчатых обвинений. Хило взял бумаги.

– Хочу поаплодировать и поблагодарить Королевский совет за признание необходимости этой встречи. Как неравнодушные граждане и горожане, мы, Зеленые Кости, хотим мира и процветания для Жанлуна не меньше всех остальных, – высокопарно и неестественно произнес Хило, после чего пропустил часть речи. Неужели Шаэ и впрямь ожидала, что он все это скажет? Он продолжил зачитывать список требований Равнинных к Горным: освобождение Доков, сдача Трущобы, прекращение производства СН-1 и согласие на стороннюю инспекцию финансовой отчетности и запасов нефрита. Последнее было настолько вопиющим, что Хило не мог сдержать улыбку, заметив яростный взгляд Ри Туры, хотя Айт Мада как будто не удивилась и не отреагировала.

– Спасибо, Коул-цзен, – сказала депутат Онде. – Я рада прямоте и ясности в заявлениях Колоссов. Это твердый фундамент для дискуссии.

Онде, скорее всего, единственная в зале считала это вероятным. Связанные с кланами политики по обе стороны стола явно занервничали, услышав эти поверхностные речи, и посчитали это признаком того, что Колоссы уже без слов поняли друг друга.

– Что касается территориальной принадлежности, то это наиболее срочный вопрос, касающийся прекращения уличного насилия, и потому я предлагаю начать с этого, – бодро сказала Онде.

Через несколько часов Айт устроила спектакль, согласившись, что Горные сохранят за собой территорию к югу от Генеральского бульвара и не продвинутся дальше в Доках и Джонке. В ответ Хило обещал, что больше не будет атаковать Рыбачье и Острие. Бессмысленные заявления. Горные и не могут двинуться в Доках дальше, Хило знал, что у них не хватит на это людей. Знал он, что и Равнинные не сумеют удержать Рыбачье и Острие, даже если захватят. К тому же эти районы не представляют интереса. Самые серьезные сражения проходили за Трущобу и Топь, и по поводу этих районов переговоры зашли в тупик. Прямо сейчас Кен утвердился в Топи с отрядом из восьмидесяти воинов.

И обе стороны показательно не упомянули ни о покушении на Хило, ни об убийстве Лана, ни о перерезанных на шоссе Бедняка двадцати Зеленых Костях. Комната в Зале Мудрости не предназначалась для подобных жалоб. Хило посмотрел через стол на Айт, и они одновременно встали, собравшись уходить. Это какая-то шутка. Взаимная шутка.

Во второй день переговоры продвинулись не намного дальше. Во время пятнадцатиминутного перерыва Хило отвел в сторонку Шелеста.

– Это похоже на оргию свиней в куче дерьма, – сказал он. – Напрасная трата времени.

– Если мы сейчас уйдем, будет выглядеть так, будто мы сорвали переговоры, и на Равнинных возложат вину за продолжение войны, – напирала Шаэ. – Сейчас политики смотрят на это так – Горные убили Лана, а мы в отместку забрали их территории и людей. Это уравнивает кровавый счет между кланами, и теперь мы должны договориться о возвращении к нормальной жизни. – Шаэ оборвала его, прежде чем он успел возмутиться: – Не забывай, почему мы здесь. Мы должны показать Фонарщикам и Королевскому совету, что стремимся к миру. Пока Айт блокирует все решения, их симпатии на нашей стороне, а в последний день мы выложим на стол все карты.

Шаэ получила первые результаты официального аудита КНА и планировала на пятый, финальный день, использовать их как способ давления на Горных, а если не получится, разоблачить их и дать Совету понять, что война имеет гораздо более веские причины, нежели семейная вендетта, а действия Горных противоречат кеконским законам и ценностям. Хило признал, что план неплох. Либо они уйдут с территориальными приобретениями, которые к весне дадут существенное боевое преимущество, либо получат моральное превосходство, а с ним, как можно надеяться, и поддержку Фонарщиков клана и общественности. И все же Хило считал все это дополнительными факторами, они не сильно повлияют на результат войны, он злился, что приходится участвовать в фарсе на потеху публике.

Он вернулся на свое место в зале. Его все больше бесила самоуверенность густой нефритовой ауры противницы и насмешливый изгиб губ. Они оба пытались умиротворить и успокоить политиков и бизнесменов – самонадеянных современных кеконцев, убеждающих самих себя, что нет нужды разрешать разногласия старыми способами, на чистых клинках по правилам Старого дядюшки. А оба Колосса знали, что это неправда.

Айт играла свою роль охотнее, чем Хило, потому что у нее лучше получалось. Куда лучше – она превосходила его в каждом слове, в каждом жесте. Перед тем как стать Колоссом, она была Шелестом и умела показать себя опытной и красноречивой деловой женщиной. Теперь она пользовалась этим преимуществом, чтобы дразнить и провоцировать Хило, выставить его юным хулиганом. Контраст между ними заставил статистов без нефрита забыть, что Айт Мада стала самым могущественным Колоссом Кекона, убив отцовского Штыря, Первого и Второго Кулаков, помощника и своего младшего брата. Временами при мысли об этом Хило не мог удержаться от смеха.

Второй день закончился без видимых перемен, и даже непреклонная Онде выглядела разочарованной. Хило страшно хотелось добраться до телефона и поговорить с одним из своих Кулаков, Гауном Цзерю, незадолго до рассвета он попал в засаду и был тяжело ранен, но пережил операцию. Шаэ и Хило почти не разговаривали, а из Зала Мудрости разошлись в разные стороны. Шаэ села в машину, чтобы вернуться в офис на Корабельной улице. Хило находил забавным, что человек, так демонстративно избегавший всяких дел клана после возвращения в Жанлун, теперь, став Шелестом, ни на секунду не может выбросить их из головы. И это лишь доказывало, что сестра Хило обманывала саму себя, и он знал ее лучше, еще до того, как ей самой пришлось это признать.

Хило поискал своего водителя и «Княгиню» рядом с мерцающим прудом, но увидел Маика Тара, ожидающего в неприметной машине. Хило сел на пассажирское кресло, Тар выключил радио и предложил ему сигарету. Хило заметил, что рукава его помощника забрызганы кровью, а глаза покраснели от недосыпа, но светятся триумфом, а аура вздымается подавленным восторгом.

– Как там дела? – спросил Тар. – Как и раньше?

– Хуже. Жаль, что монахи еще там.

– Тебе стоит взять меня туда, – предложил Тар. – Я в любом случае не попаду на небеса.

– Как Гаун?

Безрадостная перемена в ауре Тара сразу же ответила на этот вопрос. Хило тихо выругался. Гаун был его одноклассником, умелым бойцом, но также и веселым человеком, умевшим поднять настроение и рассказать байку. Хило должен был навестить его перед смертью, должен был лично сообщить о ней его родителям и сестре. А вместо этого он перекидывался бессмысленными словами и угождал политикам в Зале Мудрости.

Волна ярости затопила жаром шею и лицо Хило.

– Да пошло оно все! Пошла эта Айт и Гонт вместе с ней, чтоб их!

Он с силой приложился головой о подголовник и ткнул кулаком по потолку.

Тар выкинул сигарету в окно и подождал, пока Колосс успокоится.

– Да узнают его боги, бедолагу, – сказал он наконец.

– Да узнают его боги, – глухо согласился Хило.

– Но есть и хорошие новости, – сказал Тар и с явным удовольствием стал ждать, пока Хило спросит, в чем дело.

Иногда Тар вел себя как ребенок, его распирало от гнева и восторга одновременно, от странной смеси смелости и неуверенности. С тех пор как Тар вышел из больницы, он, похоже, отчаянно искал возможность показать себя и загладить неловкость от ранения. Хило гордился крайне удачным решением придумать специально для Тара новые обязанности помощника Колосса.

И все же настроение у Хило испортилось от известия о смерти Гауна, и он не сразу откликнулся на нетерпение Тара.

– Кен навестил семью Гауна? – спросил он.

– Не знаю, – сказал Тар. – Я с ним не разговаривал.

– Кто командует Пальцами Гауна?

– Насколько я знаю, Вуай или Лотт, – мрачновато ответил Тар.

Гаун был и его одноклассником, но Тара его смерть огорчила не слишком сильно. Он беспокоился об очень немногих людях, но эти люди могли попросить у него что угодно.

Наконец, Хило сдался.

– И о чем ты так хочешь мне сообщить?

После того как Тар объяснил, Хило посмотрел в окно, его горящий взгляд блуждал, а пальцы правой руки барабанили по колену.

– Поехали, – велел он Тару. – Мне нужно это обмозговать. – А чуть погодя объявил: – Завтра многое изменится. Очень многое. Молодец, Тар.

И его помощник довольно улыбнулся, прикоснувшись к новому ножу за поясом.

Глава 46. Честный разговор

Утром третьего дня переговоров Хило и Шаэ прибыли в Зал Мудрости пораньше, чтобы встретиться с канцлером Томаро, уже давно на этом настаивавшем со все большим раздражением.

– Входите, Коул-цзен. Благосклонны ли к вам боги? – спросил Сон, пригласив их в кабинет.

– Как обычно, со свойственным им садистским чувством юмора, – ответил Хило. – А к вам?

Политик, похоже, сдержал непроизвольную реакцию на богохульство Хило, опустив румяное лицо в быстром приветствии.

– Хм… Вполне, благодарю.

У Хило сложилось четкое впечатление, что канцлеру Сону Томаро он не нравится. Год назад он отказал Сону в просьбе подавить забастовку докеров, и на похоронах Лана канцлер выказал новому Колоссу не слишком большое почтение.

И то, что Хило несколько недель не обращал внимания на его просьбы, сосредоточившись на войне, лишь увеличило неприязнь. Сон смотрел на него с явно натянутой улыбкой, не скрывая холодности в оценивающем взгляде, и это подтверждало подозрения Хило. Канцлер считал себя искушенным и уважаемым политиком, стоящим выше удручающего, но неизбежного иногда насилия определенной части клана. Сон смотрел на Хило и видел молодость и мускулы – человека, который должен выполнять приказы, а не раздавать их, и уж точно не приходить в Зал Мудрости в качестве Колосса.

Хило трудно было вести себя рационально и цивилизованно с человеком, не вызывающим у него теплых чувств. Статус или уважение к канцлеру со стороны других людей мало для него значили. Он знал, что это его слабость. Более того, то, что он ставил личные привязанности выше политической необходимости, уже приводило к неприятностям и навлекало на него гнев деда. Когда они были детьми, Коул Сен редко бил Лана, а Шаэ – никогда, но среднего внука регулярно порол – за споры с наставниками Академии, за то, что сломал руку сыну делового партнера деда, за то, что шлялся по городу в компании Маиков.

Всеми силами попытавшись подавить и инстинктивную неприязнь к Сону, и дискомфорт от помпезного официоза отделанного дубом кабинета, Хило опустился в кресло у широкого стола канцлера. Шаэ разместилась чуть позади и левее. Он был рад, что она тоже здесь, потому что Шаэ явно чувствовала себя в этом кабинете увереннее Хило. Канцлер велел помощнику принести напитки и повернулся к Хило с деланой улыбкой.

– Ну что ж, я здесь, – сказал Хило. – О чем вы хотите поговорить?

Улыбка Сона заметно искривилась.

– Коул-цзен, – сказал он, с удивительной скоростью вернув улыбку на место, – вы очень занятой человек. Несомненно, руководство кланом в тяжелые времена отнимает много времени. Как и руководство страной, могу заверить.

Упрек был высказан как бы невзначай, но со всей ясностью. Сон официально возглавлял правительство, и ему не нравилось, когда его заставляет ждать уличный боец двадцати восьми лет, случайно ставший главой клана.

Хило ответил аналогичным уколом:

– Надеюсь, ваши политические оппоненты не пытаются отрезать вам голову саблей.

Он кивнул референту, поставившему перед ним стакан с холодным анисовым чаем. Стараясь не забыть наставления Шаэ о важности Королевского совета и необходимости для клана его политической поддержки, Хило сменил тон и заговорил серьезнее:

– Признаю, мне многому придется научиться, чтобы стать настоящим Колоссом. Мой брат, да узнают его боги, меня к этому не готовил. О моем назначении позаботились наши враги, и с тех пор я едва могу присесть. Простите, если я проявил неуважение, не встретившись с вами раньше.

Искренний тон Хило, похоже, польстил Сону.

– Что ж, самое главное, что вы сидите за одним столом с Айт Мадой и комитетом по переговорам. Я, как канцлер, не могу войти в комитет, но дело ведь продвигается, я надеюсь? Мы рассчитываем, что переговоры приведут к миру.

Хило с трудом сдержался, чтобы не усмехнуться, поднял стакан и отхлебнул половину. Взгляд канцлера Сона остановился на покрытой свежими шрамами руке Хило, и он менее успешно скрыл свое презрение – его губы скривились, а второй подбородок на секунду дернулся.

– Чем скорее кланы разрешат свои разногласия и город вернется к нормальной жизни, тем лучше, – сказал он. – Ради блага людей и страны.

– Горные убили моего брата.

Сон Томаро смущенно откашлялся.

– Ужасная трагедия, которая никогда не будет забыта. Но все же я осмелюсь сказать, что, судя по моему опыту общения с Коулом Лан-цзеном, он никогда бы не поставил личную месть выше блага своего клана и страны.

– Я не Лан. – И внезапно, произнеся это вслух, Хило расслабился и снова улыбнулся. – Фонарщикам и Королевскому совету придется с этим смириться.

Канцлер в первый раз нахмурился.

– Фонарщики верны Равнинному клану, но тем не менее озабочены безопасностью своих районов и трудностями в бизнесе.

– Вы имеете в виду увеличение дани, – вставил Хило. – Это правда, мы увеличили дань, чтобы финансировать войну. Шелест может это объяснить.

Это был не самый элегантный способ дать слово Шаэ, но Хило уже начал терять терпение и запас любезностей. А кроме того, уже некоторое время Чуял, как аура Шаэ ощетинилась тревогой, что он может все испортить, так что пусть лучше сама выскажется. Шаэ тут же подалась вперед и сказала:

– Как вы отметили, канцлер, война между кланами мешает бизнесу. Равнинные обязаны оказывать финансовую помощь Фонарщикам, чья собственность повреждена, или лишившимся средств к существованию. Когда убивают Зеленую Кость, мы оплачиваем похороны и пенсию семье. А в случае ранения – счета докторов. К сожалению, Горные получили существенное финансовое преимущество, производя за границей СН-1 и завладев нефритом за спиной Кеконского Нефритового Альянса. Данные официального аудита еще не обнародованы, но могу представить вам доказательства, если необходимо. – Она наклонила голову и твердо заверила: – Сейчас Равнинным нужна полная поддержка Фонарщиков, и мы подняли дань только тем, кто это потянет. Если хотите в деталях посмотреть наши расчеты, я с удовольствием их покажу.

Эта речь произвела впечатление на Хило, сестра говорила как настоящий Шелест. Канцлер Сон откинулся в кресле, скрестив пухлые руки.

– Я не сомневаюсь в ваших расчетах, но реальность такова, что увеличение дани с трудом перенесут даже самые верные члены клана. А в особенности это будет плохо встречено теми, – и Хило четко понял, что Сон говорит о себе, – кто без устали трудился по поручению Коула Лан-цзена над законодательством о реформе КНА.

– Да пошел этот КНА, – сказал Хило. – Он не имеет значения.

Лицо Сона Томаро тут же вытянулось.

– Коул-цзен, – наконец произнес он в полнейшем замешательстве, – ваш брат, да узнают его боги, твердо верил, что обеспечение безопасного баланса в поставках нефрита…

– Мой брат пытался предотвратить войну. Но она началась. Победитель будет контролировать и город, и Совет, и поставки нефрита. Если победят Горные, они станут единственным могущественным кланом Кекона, и неужели вы думаете, что Айт не насрет на ваше гребаное законодательство?

Хило оттолкнул кресло, встал и потянулся, его тело одеревенело от недавних мелких ранений.

Шаэ удивилась, но последовала его примеру и встала рядом, однако канцлер Сон остался в кресле, явно не находя ответа. В конце концов он поднялся и сказал уже без следа натренированного дружелюбия:

– Так, значит, вы собираетесь наплевать на заботы Фонарщиков? И отвергнуть усилия Совета?

– Вовсе нет, – ответил Хило.

Он не Лан, это правда. Он не обладает ни его уравновешенностью, ни дипломатичностью, он не может провести эту встречу так, как провел бы Лан, но ему приходилось иметь дело с недовольными подчиненными и Фонарщиками клана.

– Клан ничто без Фонарщиков и людей вроде вас, канцлер, – сказал он. – Но я начинаю думать, что после стольких лет мирной жизни кое-кто забыл, почему платит дань. Меня всегда учили, что во время войны Фонарщики были патриотами и рисковали жизнью, помогая Зеленым Костям, потому что Зеленые Кости защищали людей в минуты опасности. Сейчас мы ведем войну, и страна будет в опасности, если победят Горные. Если один клан возьмет под контроль нефрит. Разве не этого боялся Лан, когда приходил к вам?

Хило впился в канцлера пронизывающим взглядом. Не то чтобы недружелюбным, но взглядом хищника, от которого многие опускали глаза, и канцлер не стал исключением.

– Я вижу, что не особенно вам нравлюсь, – холодно, но добродушно продолжил Хило. – Но я Колосс, а вы занимаете самую высокую политическую должность в стране и связаны с Равнинными. Мы в некотором роде братья по клану. Оба хотим победить и остаться в живых.

Сон вытаращил глаза.

– Я желаю для Кекона только лучшего, Коул-цзен. И это мир между кланами. Вот почему я сразу же собрал комитет по переговорам.

– Переговоры – гребаный фарс. И вы сами это скоро поймете. Поэтому мы должны выиграть войну. А это значит, Фонарщики должны стать Фонарщиками военного времени. И принять на себя определенные тяготы ради клана. Доказать свою преданность не только в те времена, когда они просили у нас в обмен то или иное. Им придется платить больше, и вы должны на этом настоять.

Канцлер Сон захлебнулся в нервном кашле.

– В клане тысячи Фонарщиков. Вы обдуманно принимаете решение, в результате которого рискуете их массовым бегством. Неужели вы ожидаете, что я возьму на себя ответственность…

– Что там по цифрам? – спросил Хило, слегка обернувшись через плечо к Шаэ. – Сколько компаний вносят самую большую долю в бизнес клана?

– Двадцать пять крупнейших Фонарщиков Равнинных приносят шестьдесят пять процентов доходов от дани, – отозвалась Шелест.

Хило удовлетворенно повернулся обратно к Сону.

– Верно. Так что главное – как решат крупные шишки. А мелочь последует за ними. Семья Сон – одна из крупных шишек. Она должна убедить остальных встать в строй. Заставить их увидеть, что сейчас им придется немного потерпеть, но так клану удастся победить. Люди есть люди, Фонарщики они или Кулаки, носят нефрит или нет, они побегут, если потеряют надежду, но справятся со всеми трудностями, если будут считать, что в результате окажутся на коне.

Сон потянул воротник, внезапно показавшийся слишком тугим для раздувшейся шеи.

– Найдется немало Фонарщиков, которые скорее перебегут к Горным, чем останутся в Равнинном клане на таких… таких жестких условиях.

Колосс обдумал эти слова.

– Но вы ведь не станете одним из них, канцлер Сон? – спокойно спросил он. – Если Горные уничтожат Равнинных и захватят город, они меня убьют. Они убьют всю мои семью. Вам придется жить с последствиями этого.

Хило буквально видел, как крутятся шестеренки в голове у политика. С нефритом или нет, он не поднялся бы до высот власти в Жанлуне, если бы не сообразительность и мощный инстинкт выживания, а канцлер Сон прекрасно понимал – он слишком тесно связан с Равнинным кланом, чтобы сохранить влияние в городе, где будут править Горные. Ведущая роль Сона в реформе и финансовом аудите КНА означала обнародование незаконной деятельности Горных. Его дочери платили дань Равнинным, их мужья были членами клана, один из зятьев – Барышником, а другой – Кулаком среднего ранга. Его политических союзников и деловых партнеров сожрали бы соперники, поддерживаемые Горными. Сон Томаро имел не больше путей к отступлению, чем Коулы.

В напряженной тишине Хило прочитал все эти мысли по лицу канцлера, обогнул огромный стол и подошел к нему. Сон как будто съежился и не сделал никаких попыток отодвинуться, лишь слегка напрягся, когда Хило положил руку на широкое плечо.

– Мои дед и старший брат очень вас уважали, – торжественно произнес Хило. – И потому я тоже вас уважаю, даже если вижу по лицу, что вы не уважаете меня как Колосса. В другом случае я бы не стал с этим мириться, но я готов это простить, потому что понимаю, как вам тяжело принять меня после многих лет работы с Ланом. Но вот что я скажу: пока я жив, я никогда не повернусь спиной к другу. Спросите любого моего Кулака, любого, кто меня знает, даже моих врагов, и они подтвердят, что это правда. Вы старый друг клана, так что если вы готовы простить меня за то, что не пришел раньше, я с радостью забуду ваше неуважение ко мне. Если мы вместе переживем эту войну, то станем боевыми братьями. Смешно, правда? Такие разные люди, как мы. Но чтобы выстоять, клану нужны мы оба.

Сон громко выдохнул. Когда он посмотрел на Хило, на его лице застыло горделивое выражение опытного государственного деятеля, принимающего тягостное, но необходимое решение и готовящегося встретить бурю, которая за этим последует. И пусть канцлер делал это не с готовностью, но Хило наконец-то понял, что политик скрепя сердце принял нового Колосса.

– Я верен клану, а вы четко разъяснили свою позицию, Коул-цзен, – сказал Сон с оттенком горечи и восхищения. – Надеюсь, мы поняли друг друга.

И он поднял сложенные руки ко лбу, наклоняясь в приветствии.

– Что это было? – прошептала Шаэ, когда они спускались из кабинета Сона в зал переговоров. – Мы этого не планировали.

– Но все прошло хорошо.

Хотя Хило и добился от Сона, чего хотел, он не улыбался, мрачно шагая по отделанному мрамором коридору. Он подавил желание добавить какую-нибудь самодовольную фразочку. Не нужно постоянно любезничать с этими людьми. С ними нужно быть честным и показать, что они больше получат от дружбы, чем от вражды. Неужели она думает, будто Кулаки подчиняются ему, потому что получают награды или угрозы? Нет. Взаимное уважение – вот основа для братства и преданности, даже любви.

– Что такое? Чего ты мне не рассказал? – зашептала Шаэ, когда они оказались перед дверью зала переговоров.

Она Почуяла его холодную ярость и досаду. Хило не ответил, просто открыл дверь и вошел. Она и так скоро узнает.

Встреча с канцлером их задержала, они прибыли последними. Айт и Ри уже сидели за столом, Айт дружелюбно, хотя и в официальных выражениях разговаривала с двумя депутатами из Горного клана. Хило опустился в кресло, не извинившись за опоздание. Колосс Горных на другой стороне зала повернула к нему голову, Почуяв полыхающую свирепостью ауру. Остальные беспокойно заерзали, тоже почувствовав перемену. Первые два дня прошли в ожидаемом напряжении. Но теперь возникло нечто другое. Что-то по-настоящему вывело Хило из себя.

Депутат Онде откашлялась.

– Раз все собрались, давайте начнем с того, на чем вчера закончили. – Она явно не знала, что еще сказать, и нервно зашуршала желтыми страницами блокнота. – Мы обсуждали финансовые условия мирного соглашения между кланами. – Онде посмотрела на Хило, но не решалась к нему обратиться. Потом повернулась к Колоссу Горных. – Айт-цзен, как я понимаю, вчера в конце дня вы собирались внести предложение.

Айт Мада с самодовольным любопытством оглядела Хило. То, что она собиралась сказать или сделать, явно адресовано ему, и ей не терпелось узнать, взорвется ли наконец ее несдержанный юный соперник. Айт переплела пальцы. Свободные рукава шелковой блузки оголили руки до локтя, обнажив спирали нефрита.

– Да, госпожа председатель, – сказала она, – я как раз объясняла, что Равнинные за последний год причинили нам значительный ущерб, так что вполне естественно обсудить репарации.

Репарации! Звучало настолько восхитительно, что Хило откинул голову и засмеялся.

Похоже, больше никто в зале не счел этот порыв веселья уместным. Депутаты из Равнинных пораженно уставились на него, а аура Шаэ ощетинилась недовольством.

– Коул-цзен, – нервно и предостерегающе сказала депутат Онде. – Айт-цзен представила веский финансовый отчет. Ваша реакция предполагает, что вы считаете это шуткой. Комитет рассчитывает, что вы объясните свою позицию более хладнокровно.

Хило подался вперед, положив локоть на стол, а другой рукой оперевшись на подлокотник кресла, так что почти привстал. Все замерли, увидев, как веселье на лице Хило сменилось угрозой. И мягким, ровным тоном он произнес в жутковатой тишине:

– Хватит уже этих глупостей, Айт. Ты воровка. Воровка нефрита.

Самое страшное оскорбление для Зеленой Кости – человек, которого так называют, недостоин носить нефрит, получив его бесчестным путем. На секунду лицо Айт застыло, а глаза загорелись такой яростью, как будто она вот-вот взлетит со своего кресла и переломит Хило хребет. Потом с потрясающим апломбом она повернула совершенно спокойное лицо к депутату Онде.

– Похоже, Коул-цзен не уважает эти переговоры.

– Не говори с ними! – рявкнул Хило. – Говори со мной! – Он в первый раз заметил, что Айт смотрит на него оценивающим взглядом, а не с презрением. – Горные стоят за несоответствиями в финансовых отчетах КНА. Не ври мне в лицо, воровка. Ты весь год получала нефрит с рудников, добытый сверх квоты.

Шаэ за его спиной засопела. Ее нефритовая аура пылала и кипела от потрясения и укора. Что ты вытворяешь? Хило буквально слышал ее мысленный крик. Он бросил на стол их козырь, главное обвинение против Горных, бросил на два дня раньше, не дождавшись результатов аудита, не посоветовавшись с Шаэ и не получив поддержку от своих депутатов Совета. Он испортил весь план, Шаэ потеряла потенциальный рычаг – обнародование результатов аудита в качестве средства давления на Горных. Шаэ была в ярости. Хило понимал, что она сдерживается и молчит лишь потому, что если Шелест заговорит на таких публичных слушаниях без позволения Колосса, это будет выглядеть еще хуже.

Айт, однако, восстановила спокойствие. Хило действовал импульсивно и отчаянно, как она и ожидала. Кивнув Ри Туре, который что-то быстро прошептал ей на ухо, она сказала:

– Депутаты, я показала вам подлинные территориальные и финансовые потери. Коул-цзен бросает ни на чем не основанные, нелепые обвинения. В чем бы ни была причина несоответствий в финансовых отчетах КНА, уверена, аудит выявит, что они произошли из-за небрежности, а не по злому умыслу. Это обвинение – попытка увести нас в сторону.

Хило обвел руками комнату.

– Вот это – попытка увести в сторону. Это не переговоры. Вы хотите мира? – обратился он к депутату Онде, и та в ответ слегка съежилась. – Вы все хотите мира? Есть только одно мирное решение, которое примут Горные: один клан у власти. И полный контроль над нефритом и «сиянием». Золото и нефрит одновременно. Вы тоже хотите такого мира?

Сидящие за столом беспокойно заерзали. Госпожа Нур, депутат Равнинных, открыла рот от изумления, господин Лойи нахмурился. Господин Ванг и господин Коуи отвернулись от Хило, Шаэ и друг друга, не понимая, как выкрутиться из этой ситуации. С ними никто по этому поводу не советовался.

– Коул-цзен! – сказала Онде с завидной решительностью. – Я должна попросить вас…

– Горные – крупнейший клан в стране, – прервала ее Айт со сталью в голосе. – У нас надежные и достаточные поставки нефрита и почти половина голосов в КНА. Зачем нам красть то, что мы и без того открыто контролируем?

– Хороший вопрос. – Хило наклонил голову и потер челюсть, как будто на самом деле озадачен. – Может, ты крадешь его не для себя. Может, ты нашла другое применение для этого нефрита и не хочешь, чтобы другие Зеленые Кости об этом узнали. – На его лицо легла тень. – Например, продаешь его на черном рынке через людей вроде Тема Бена, Резчика. Отдаешь его в руки торчков с водой вместо крови, вроде своего осведомителя Мадта Цзиндонона, главы преступной группировки на территории Равнинных и действующего с благословения Горных. И с нефритом. – Это слово вырвалось как рычание. Хило поднялся. – Сколько нетренированных гангстеров с нефритовой лихорадкой, сидящих на «сиянии», бродят по городу, шпионят, воруют, чинят разрушения на территории других кланов по приказу Горных в обмен на нефрит, который они не имеют права носить? Насколько велики ряды Горных, если включить и этих?

Айт не двигалась, лишь угрожающе подняла голову, ее шея вытянулась, как у гадюки в боевой стойке. Аура кипела желанием убивать. Когда она заговорила, из голоса пропал весь отрепетированный профессионализм. Он стал похож на острый клинок, которым осторожно провели по коже.

– И откуда ты взял все эти байки, Коул Хилошудон?

Хило потянулся к нагрудному карману. Все зажмурились, только не Айт – она не пошевелилась, глядя, как Хило вытаскивает черную аудиокассету.

– Каменноглазый Тем Бен рассказал. Теперь и он, и Мадт кормят червей на дне бухты.

Он бросил кассету на стол. Она проскользила к центру и остановилась там, как бомба, к которой никто не осмеливается притронуться. Хило положил руки на стол и шепотом произнес:

– Я нашел два сорняка, которые ты занесла мне во двор, воровка, и найду остальных. В следующий раз мы встретимся не в этой комнате, и не будет никаких переговоров.

Хило развернулся и пошел к двери. Шаэ еще секунду сидела, а потом он услышал, как она встала и молча последовала за ним. Никто не заговорил.

* * *

Два дня спустя раздался телефонный звонок.

– Айт-цзен хочет встретиться с вами наедине, – сказал Ри Тура на другом конце линии. – Где-нибудь на нейтральной территории и скрытно.

– Какие я получу гарантии? – спросила Шаэ.

Гнусавый голос Ри зазвучал на более низких нотах, как будто он слегка подался вперед:

– Я говорю как Шелест с Шелестом, Коул-цзен. Мы же не какие-нибудь головорезы. Назовите место и время.

После секундных размышлений Шаэ ответила:

– Храм Божественного Возвращения. В святилище завтра вечером. – И повесила трубку.

Глава 47. Небеса слышат

Следующим вечером Шаэ приехала в храм пораньше. Она молча вошла в святилище и опустилась на колени на подушку к дальнем углу. Теперь дейтистский храм выглядел для нее совсем по-другому, нежели несколько месяцев назад. Нефрит сделал его другим. Тогда по многим причинам храм казался далеким полусном.

Сейчас она ясно понимала – то, что обычным людям кажется спокойствием и тишиной, на самом деле – постоянный низкий гул энергии, наполняющей святилище и проникающей до сердцевины костей. Шесть монахов, со скрещенными ногами сидящих в полной неподвижности, излучали мощные ауры, которые она Чуяла, как будто смотрит прямо в прожектор, лишь по периферии поля зрения оставалось свободное пространство. Несмотря на ослепительную яркость, ауры монахов были спокойны, словно все они пребывали в одном и том же глубоком сне, их мягкое дыхание напоминало ветер, шелестящий листьями священных деревьев во дворе.

В последний раз Шаэ в сомнении и нерешительности молилась в храме, хотя и не верила, что получит ответ от потусторонних сил. Теперь же, купаясь в окружающих ее отзвуках энергии, Шаэ внутренне содрогнулась, потому что больше не сомневалась – это священное место, и боги слышат.

Это не значило, что это место безопасно, – как раз наоборот. Все, сказанное здесь, и все мысли будут услышаны монахами и могут достигнуть небес. Шаэ трижды прикоснулась головой к полу.

– Всеотец Ятто, – прошептала она, – молю тебя, узнай моего брата Коула Ланшинвана, который покинул землю и ждет Возвращения. Он последователь Цзеншу, которого мы зовем Старым дядюшкой, и хотя нечасто приходил в храм, он был скромным, сострадающим, смелым и добрым – а это больше Божественных добродетелей, чем у любой другой Зеленой Кости из тех, что мне знакомы.

Шаэ закрыла глаза и умолкла. Ей следовало добавить что-то еще, она могла бы попросить за дедушку или за Хило, даже за Дору, но не могла сегодня терять время на размышления и горе. Она здесь, чтобы вытрясти из смертельного врага все, что сумеет. Ей нужен ясный ум и подготовленное тело.

Появление Айт Мады в святилище пронзило Чутье Шаэ по краям, как будто раскаленное добела копье проткнуло медленное энергетическое бренчание храма, как резкий аккорд в неторопливой мелодии. Шаэ ждала, сосредоточившись на том, чтобы сохранять спокойствие и не выдать свою неуверенность. Айт не помедлила, чтобы оглядеться, она направилась прямо к Шаэ и опустилась на колени рядом. Айт не посмотрела на нее и не прикоснулась головой к полу, как требовали религиозные традиции.

– Вы должны знать, – сказала она, – что я не приказывала убивать Коула Лана.

Все в Айт Маде – ее речь, движения, аура – излучало решительность и самоконтроль. В Зале Мудрости Шаэ поняла, что помимо нефритовых способностей и тренировок, именно эта бесчувственность и решимость позволили Айт одолеть соперников-мужчин в ее клане. Даже паузы выглядели обдуманными, а не признаком колебаний или неуверенности. Она сделала одну такую, прежде чем заговорить снова.

– У меня не было причин желать вашему старшему брату смерти. Он был разумным человеком. Пожалуй, находился в тени деда, но был умным и уважаемым лидером. Рано или поздно он бы пришел к верному решению, не сомневаюсь. Мы бы пришли к согласию между кланами и избежали бы всех этих неприятностей.

Шаэ трудно было ответить от ярости, затопившей ее поле зрения.

– Мой брат лежит в холодной земле. Вы ожидаете, будто я поверю, что не вы его туда отправили?

– Любая Зеленая Кость Горного клана была бы горда завоевать нефрит Коула Лана. Но никто его не потребовал. Вам не кажется это странным?

– Таксист, посадивший его у «Божественной сирени», сказал, что за ними следовали люди в черной машине. Кто-то знал его привычки и поджидал его тем вечером. Несколько человек на улице слышали стрельбу на пирсе, и рядом с местом, где обнаружили его тело, полно дырок от пуль. В доке нашли два незарегистрированных и поврежденных автомата «фуллертон», а такое оружие не носят обычные мелкие преступники на территории Равнинных. Те, кто его убил, работали на Горных. И вы лжете, отрицая это. – Она обрадовалась и слегка удивилась, что сумела высказаться таким будничным тоном и с самообладанием настоящего Шелеста. – Колосс – повелитель клана, его хребет, и без него никто и не пошевелится. Вы что, хотите меня убедить, будто эти люди действовали против ваших приказов, если утверждаете, что не вы его убили?

– Вы правы, Коул-цзен, – сказала Айт, удивив Шаэ таким официальным обращением. – Я несу ответственность за его смерть, но я не шептала его имя. Я хотела отправить Равнинным послание, дать Коулу Ланшинвану понять, что война с Горными неразумна и бессмысленна. И тем самым я надеялась избежать войны, по крайней мере, укоротить ее. Но все пошло не так, как я рассчитывала.

– Потому что вы всегда хотели убить Хило.

– Да.

На секунду Шаэ позволила себе с нездоровым любопытством задуматься над тем, что трагедия могла бы развернуться совершенно по-другому. Если бы первое покушение удалось, смерть Хило стала бы страшным ударом для Лана, но Айт не зря подозревала, что прагматизм и чувство ответственности Колосса возобладают над желанием отомстить. Без сильного Штыря Лан скорее согласился бы заключить мир, чем поставил бы клан под удар, развязав войну в таком невыгодном положении.

Шаэ вернулась к реальности. Что толку гадать, это давно в прошлом, и двери к нему закрылись.

– Вы просили о встрече со мной, – напомнила она Айт. – Ведь не ради того, чтобы попытаться меня убедить, что вы хотели убить только одного моего брата, а не обоих.

– Эта война бессмысленна и разрушительна для обоих кланов, – резко ответила Айт. – Аудит КНА – ребячество, в нем нет необходимости, из-за него Королевский совет и пресса влезут в дела Зеленых Костей. Разве нам это нужно? Мы ведь можем разрешить это сами. Политики вбили себе в головы, что могут провести какие-то бюрократические законы или сформировать какой-нибудь попечительский совет. И для чего? Мы можем даже привлечь внимание иностранцев. Стране только и не хватало влезающих в наши дела корыстных иностранцев.

– Вы сами на себя это навлекли, – отозвалась Шаэ. – Горные нагло нарушили правила Кеконского Нефритового Альянса. Дору вас покрывал.

– Дору – человек дальновидный, он предан Коулу Сену и своим идеалам. Он понял, что ни один из внуков Факела не способен его заменить и альянс неизбежен. – Она повернулась к Шаэ с холодным и решительным взглядом. – Это именно так, Коул-цзен, – неизбежен.

– Альянс? Почему бы не назвать вещи своими именами? Уничтожить ваших врагов. Получить полную власть над городом и монополистический контроль над всем нефритом страны.

Айт изучила ее с холодной задумчивостью, так что Шаэ на мгновение ощутила трепет страха, будто мотылек бился у нее в груди. Айт физически была не намного крупнее, но это ничего не значило, если бы дошло до состязаний в нефритовых способностях. Эта женщина совершила убийство еще до похорон отца и не поклонилась богам в храме. Не исключено, что она может ударить и в присутствии монахов. Если она сейчас захочет убить Шаэ, ничто ее не остановит. Шаэ заставила себя успокоиться, расслабить каждый мускул и сустав. Айт находилась так близко, что могла легко Почуять ее страх, даже если он не отражался на лице Шаэ.

Наконец, Айт заговорила таким тоном, будто отчитывает нерадивого студента.

– Вы же образованная женщина и много путешествовали, не похожи на тех, кто никогда не покидал страну. Примите во внимание происходящее за пределами Кекона. Напряжение между Эспенией и Югутаном с каждым днем растет. Мир поделился на два лагеря, и обе стороны желают получить нефрит, который добывают только на нашем острове. Сколько денег потратили эспенцы на создание СН-1, чтобы иметь возможность экипировать свои элитные части нефритом? Югутанцы пока отстают, но уж точно жаждут его не меньше. Мне сказали, они проводят исследования, каким образом придать своим солдатам естественную переносимость нефрита, вроде нашей. Много лет назад шотарцы занимались тем же – свозили кеконских и абукейских женщин в тайные лагеря, где их насиловали, чтобы они забеременели, в попытке создать шотарскую армию с естественной толерантностью к нефриту. Мы маленькая страна с ценным ресурсом. Если мы не будем вести себя правильно, то снова окажемся под пятой иностранной державы. Единственный путь для нас противостоять иностранцам в длительной перспективе – это объединиться в один клан.

– Объединиться путем захвата, вы это имеете в виду. Но сначала вам нужно было ослабить Равнинных. Вы могли бы попытаться напрямую вести переговоры с Ланом об альянсе, но вместо этого сговорились с Дору и снабжали нефритом доносчиков и бандитов на нашей территории.

Гнев Шаэ не произвел на Айт никакого эффекта.

– Вы же сами сказали: Колосс – повелитель клана и его хребет. А хребет может быть только один. Коул Лан был гордым человеком, он бы не уступил контроль над собственным кланом, уж точно не когда за ним стоит сила Штыря. А Гонт Аш и Коул Хило не могли находиться в одном клане, они же как два петуха в курятнике. Нам пришлось добиться превосходства на улицах, прежде чем могли начаться честные и продуктивные переговоры.

– Где тот нефрит, который вы добывали на рудниках?

Айт удивила Шаэ, ответив молниеносно:

– Продаем его югутанцам. Естественно, контракт был подписан тайно, потому что официально Кекон входит в альянс с Эспенией. Но мы знаем, что югутанцы уже покупают нефрит на черном рынке. Что бы мы ни делали, какие бы строгие меры ни принимали, контрабанда никуда не денется. Потенциальная прибыль контрабандистов так высока, что их не остановит даже смертная казнь. Если мы предложим югутанцам надежные поставки, то уничтожим незаконную торговлю. На Кеконе станет меньше преступлений, а клан получит больше прибыли. В разгорающемся конфликте мы будем снабжать обе стороны. Мы обеспечим собственную безопасность и доходы вне зависимости от того, кто из иностранцев победит.

– Поэтому вы стали производить «сияние». – Шаэ не могла не восхититься простотой решения. – Вы не можете продавать столько нефрита югутанцам, не пообещав вместе с ним и «сияние».

– Фабрики на материке производят СН-1 дешево и быстро. Не того качества, которое годится для нас, но для иностранцев сойдет. Югутанцы и не поймут разницу, да и людей у них так много, что могут позволить себе потери.

Интересно, сколько денег Горные уже получили от этих секретных контрактов? Кража нефрита из национальных резервов, продажа его иностранцам вместе с «сиянием»… да это миллионы дьенов. Сотни миллионов.

Голос Айт звенел от восторга. Тяжелая текстура ее ауры стала вязкой, как у породистой гончей, которая уж если возьмет след, то не бросит преследование, пока не упадет замертво. Она повернулась лицом к Шаэ и сказала:

– Если мы поставим на рынок достаточное количество дешевого СН-1, продажи нефрита вырастут, а с ними и прибыль. Если прекратим поставки, иностранным правительствам придется сдерживать обезумевших людей, неспособных контролировать свою энергию и умирающих от Зуда. Имея такую власть над рынком, мы, Зеленые Кости, получим принадлежащий нам по праву контроль над нефритом и будем иметь как деньги, так и оружие, чтобы защитить страну, чем всегда занимались.

Шаэ некоторое время молчала.

– Дальновидная и хитроумная стратегия, Айт-цзен.

Она и правда так считала. Айт была Колоссом с большими амбициями, ее не удовлетворяло быть лишь наследницей отца, она хотела изменить судьбу и клана, и страны. Грозный потомок Копья Кекона.

Под руководством Айт Горный клан построил бы международную империю нефрита и наркотиков. Он уничтожил бы или поглотил всех соперников, пока на Кеконе не остался бы единственный клан. Страна намеренно усиливала бы международное напряжение и получала прибыль, продавая нефрит и «сияние» миллионам людей за границей, а Зеленые Кости сидели бы на вершине пирамиды нефрита, которую контролируют.

– Я честно поделилась с вами своими планами, – сказала Айт, – потому что вижу – вы умная и амбициозная женщина. Нас мало в мире Зеленых Костей, это мужской мир. Я знаю, вы были лучшей ученицей в Академии и любимой внучкой Коула Сенингтуна и все же находитесь в тени братьев. Вы поняли, что клан – это ограниченная и местечковая организация. Вот почему вы стали работать на эспенских военных, вот почему позже вы покинули Кекон.

В груди у Шаэ полыхнуло жаром от этого нахального, но довольно верного заявления Айт. Откуда Айт все это узнала? Шаэ возмутилась, но все же ей польстило, что Колосс Горных копалась в ее прошлом в попытке найти к ней верный подход.

– Я вижу в вас частичку себя в юности, Коул Шаэ-цзен. Если бы я знала, что вы вернетесь на Кекон и снова наденете нефрит, я бы связалась с вами гораздо раньше. Давайте вдвоем покончим с этой враждой. Ваш брат – опасный и глупый мальчишка, им движет гордыня и жажда крови, он будет драться, пока не уложит последнего человека, и все только ради принципов. – Шаэ уже знала, что последует дальше. – Сместите его. Покончите с этой бессмысленной войной. Ри Тура скоро уйдет на покой, да и в любом случае я от него устала. Вы станете моим Шелестом. Шелестом великого клана. Шелестом всего Кекона.

– Вы меня переоцениваете, Айт-цзен, – сказала Шаэ, расслышав в собственном голосе нотки горечи. – Я много лет назад уехала с Кекона и до сих пор чужая в собственном клане. Барышники и Фонарщики принимают меня скрепя сердце. Все Кулаки и Пальцы Равнинных верны моему брату.

– Нет причин, чтобы это так и оставалось. Мы можем все устроить. Чтобы все выглядело достойно. Коул Хило падет в сражении как герой, чего он всегда и добивался. Не будет никакого намека на предательство с вашей стороны, никакого беспокойства о мести его сторонников. А потом вы станете законным Колоссом.

Шаэ кивнула. Так, значит, засада. Они заманят Хило в одиночестве в нужное время и в то место, которое выберут. На этот раз Горные позаботятся получше разработать план убийства, чтобы никаких сбоев. Айт говорила об этом с такой легкостью, словно необходимое братоубийство организовать не сложнее, чем подписать деловое соглашение. Да уж, она не боится осуждения ни со стороны людей, ни со стороны богов. Невольное восхищение отозвалось кислым привкусом в горле. Айт сильнее, чем она.

Шаэ взглянула на монахов – те по-прежнему не шевелились, разговор не изменил их ауры, они говорили напрямую с небесами. Слышал ли их кто-нибудь? И с внезапной тяжестью на сердце Шаэ подумала, что монахи, возможно, медитируют понапрасну. Усиленные нефритом способности и мощь Чутья наделили Зеленых Костей такими ясными ощущениями от окружающего мира, но не дали ни истины, ни доказательства существования богов или надежды на то, что люди смогут когда-нибудь стать чем-то большим. Слышит ли их сейчас Старый дядюшка Цзеншу? Опечален ли он тем, во что превратилось наследие достойных воинов? Если Зеленые Кости замышляют убийство в святилище храма, им никогда не дождаться Возвращения.

Айт явно видела возможности в амбициях, обидах Шаэ и ее соперничестве с Хило. Шаэ поняла и кое-что о себе: если путь к искуплению лежит через Божественные добродетели, то она не ближе к небесам, чем сидящая рядом женщина. Она повернулась к Айт.

– Вы говорите, что видите во мне себя в юности. А я вижу в вас ту Зеленую Кость, которой не хочу становиться. Когда-то нефрит кое-что значил. Я не нарушу клятву. Не предам память убитого брата и не продам жизнь другого ради власти. – Она поднялась, гадая, не подписала ли себе тем самым смертный приговор. – Я не хочу жить на Кеконе, каким вы его представляете.

Айт сидела еще несколько секунд. Потом встала и повернулась к Шаэ. Выражение ее лица не изменилось, но аура раздувалась неприкрытой угрозой, и Шаэ невольно отпрянула.

– Терпеть не могу, когда меня к чему-то вынуждают, – сказала Айт, поправив нефритовый браслет на руке. – Айт Югонтин взял меня из приюта для сирот войны, где я была обречена умереть, и воспитал как сильнейшую Зеленую Кость Горного клана. Но когда он состарился, то так и не назвал меня наследницей. Боялся недовольства своего ближнего круга, мужчин, которые корили бы его за то, что сделал наследницей женщину. Копье Кекона, не боявшийся сразиться с шотарцами, боялся назначить приемную дочь главой своего драгоценного клана. Человек, которого я называла отцом, тот, кому я всем обязана, меня вынудил. Еще до того, как остыло его тело, мне пришлось убить его ближайших соратников – Зеленых Костей, которых я ценила и уважала, – чтобы никто не оспаривал мое назначение. Находясь при смерти, отец мог бы предотвратить кровопролитие, но не стал. Такова людская трусость и близорукость даже у тех, кто действует из лучших побуждений.

Разочарование на лице Айт сменилось пугающим спокойствием.

– Я предложила тебе возможность, а ты ее отвергла, – сказала она. – Не бойся, наивная идеалистка, сейчас я тебя не убью. Я хочу, чтобы, когда ты увидишь, как с изуродованного тела твоего брата срывают нефрит, когда от твоего клана останется лишь пепел, ты вспомнила, что могла это предотвратить, но не стала. Ты меня вынудила. Ты это запомнишь.

Айт развернулась и покинула святилище, след ее ауры взбудоражил святое место, как горячий ветер, несущий обещание засухи и опустошения. И когда она ушла, храм снова обрел гармонию. Монахи все так же сидели в кружке и не шевелились. Теперь, оставшись в одиночестве, Шаэ позволила выплеснуться напряжению. Ее сердце бешено заколотилось, а лицо взмокло. Она снова опустилась на подушку.

Да помогут нам небеса. Моему клану, всем Зеленым Костям, всему Кекону.

Глава 48. Читая по облакам

Хило разъярился на сестру. Он ворвался в главный особняк Коулов и нашел ее за столом в кабинете Лана, вместе с Вуном. В отличие от него, ей, похоже, здесь нравилось, хотя Хило никогда не видел ее сидящей в кресле Лана, если бы она так сделала, он бы запретил ей пользоваться этой комнатой.

Шаэ и Вун молча ждали, когда он вломился в дверь, трудно было не Почуять его приближение. Хило провел рукой по столу, сметая бумаги, разлетевшиеся повсюду, и невольно Отразил пустое кресло Лана к стене, так что с полок посыпались книги. Хило положил обе руки на стол и склонился к Шелесту.

– Дору сбежал, – сказал он.

Шаэ побледнела, тут же поняв масштаб катастрофы. Предатель сразу же побежит к Горным, унеся с собой все секреты о бизнесе Равнинных, не говоря уже о знаниях поместья Коулов и его обороны.

– Ты заставила меня сохранить ему жизнь, убедила, что он не опасен. Мне не стоило тебя слушать. Нужно было убить эту змею!

Лицо Хило полыхало, глаза горели. Кулаки сжимались и разжимались, как будто отчаянно хотели сомкнуться на глотке Дору.

Вун нервно отодвинул свое кресло от Колосса, но Шаэ просто ошеломленно смотрела на беснующегося брата.

– Как ему удалось? – спросила она.

– Ом лежит со сломанной челюстью, а Ньюн мертв, старая гнида сломала ему шею. Эти Пальцы были просто детьми! Только что надели нефрит и могли с легкостью его снять. Как эта сморщенная ворона Дору сумел… – и тут на лице Хило отразилось внезапная догадка. Его щека дернулась. – Дедушка. – Он развернулся и зашагал прочь из кабинета, вне себя от ярости. – Дедушка!

Шаэ метнулась вслед. Не обращая на нее внимания, Хило взлетел по лестнице и распахнул дверь комнаты деда. С написанной на лице самодовольной мстительностью Коул Сен ухмыльнулся ему из кресла у окна. Его глаза, в последнее время часто пустые и усталые, наполнились жизнью и жестокостью.

– Стучать разучился, мальчишка? – хрипло рявкнул он.

– Ты. – Хило потрясенно смотрела на старика. – Ты дал Дору нефрит. Дал ему свой нефрит.

– А почему бы и нет? – гаркнул Коул Сен. – Ты все равно у меня его отбираешь, наглый щенок! Думаешь, я не замечаю? Это все, что у меня осталось.

Патриарх скинул одеяло на пол и распахнул халат, обнажив обвислую бледную кожу груди над поясом, на котором теперь почти не осталось нефрита. Истертый и пустой пояс выглядел как антикварный предмет из лавки старьевщика.

– Это мой нефрит. Я могу отдать его, если захочу и кому захочу!

Хило не мог найти слов. Он позаботился, чтобы в доме Дору не осталось нефрита и он не мог украсть нефрит у своих охранников. Бывший Шелест мог предать младших Коулов, но не стал бы отбирать нефрит у Факела, это так же немыслимо, как если он перерезал бы ему горло. Мысль о том, что Коул Сен может сам отдать нефрит, не приходила Хило в голову.

– Ты выжил из ума, – сказал он. – Ты даже понятия не имеешь, что ты натворил.

– Я освободил Дору, – ответил дед со злобной улыбкой. – Он не должен был сидеть взаперти, проходить через такое унижение. Да как ты мог так с ним обращаться! Лучший Шелест в истории, герой страны! А ты снял с него нефрит и запер, как животное, в точности, как и меня. Мерзость.

Хило сделал несколько нетвердых шагов к старику в кресле, ему хотелось придушить деда, но он был слишком разъярен даже чтобы высказаться. Шаэ встала перед Коулом Сеном, ее аура возмущенно горела. Она бросила на брата предупреждающий взгляд.

– Хило.

Хило остановился в нескольких шагах от нее, костяшки пальцев на сжатых кулаках побелели.

– Никто в этой семье, – заговорил он полным отвращения шепотом, – не достоин быть Колоссом после тебя, да, дедушка? Даже Лан и, уж конечно, не я. Никто не может занять место великого Факела Кекона. Ты устраивал Лану выволочки и оспаривал каждое его решение, ты бы смеялся, когда дочь Айта Ю снимала нефрит с моего трупа. Ты останешься в этой комнате до самой смерти.

Он резко развернулся и вышел, хлопнув дверью. Хило подошел к стоящему у подножия лестницы Вуну и, забыв от ярости, что тот уже больше не помощник Колосса, приказал:

– Позвони доктору Трю. Пусть даст ему снотворное и снимет оставшийся нефрит. Когда Ом придет в себя, скажи ему, что теперь он будет охранять комнату дедушки. Никаких телефонных звонков или записок. Если Дору решит с ним связаться, я должен об этом знать.

На крыльце Хило сел и закурил одну из последних эспенских сигарет. Теперь эти сигареты стало трудно достать. Рост преступности и уличные сражения прервали приток импортных товаров. Плохие времена для бизнеса.

Почему он был так глуп? Так мягкотел? А Шаэ вечно встает на сторону старого тирана. Доктор Трю сказал, что у Коула Сена началась деменция, переносимость нефрита падает, он больше не осознает все свои поступки, но Хило считал, что злобное нутро деда теперь просто стало видно яснее.

Он обнял руками колени. Гнев постепенно сменялся усталостью. Пара недель после переговоров в Зале Мудрости выдалась тяжелой – Равнинные объявили, что мирное соглашение невозможно, и город погрузился в войну. Были одержаны значительные победы: обнародование аудита КНА плохо сказалось на Айт, а канцлер Сон публично обвинил Горных и использовал все свое влияние, чтобы основные Фонарщики Равнинных остались в клане, ожидая дальнейшего развития событий.

А события развивались так, что Гонт выигрывал уличную войну. Горные явно решили, что теперь нет смысла сдерживаться. Пусть даже Равнинные завоевали симпатии политиков и горожан, но какой от этого толк, если все их бойцы будут мертвы? Несмотря на собственную сеть информаторов, Хило недооценил и талант Гонта к городской войне, и насколько Горные смогут углубиться на территорию Равнинных, подкармливая уличные банды и наемников, которые атаковали клан в его собственных районах.

Из дома вышла Шаэ и встала за спиной Хило.

– Я найду Дору, – твердо сказала она. – Ты прав. Это моя ошибка. Я пощадила его жизнь и теперь должна это исправить.

– Он сбежал уже давно. И не даст себя так легко поймать.

– Я его найду, – пообещала она.

Пусть Шаэ попробует. Хило дал бы это задание Тару, и тот наверняка справился бы раньше.

– Все равно уже поздно, – ответил он, не повернув головы. Хило не мог совладать с нефритовой энергией, но не хотел направить гнев на сестру. – Нужно исходить из того, что теперь Горные знают все, что знает Дору. Наши самые ценные предприятия и самые слабые, сколько у нас денег и нефрита, как долго мы можем воевать.

Он затушил сигарету.

– Тогда они знают, что недолго.

Хило посмотрел на нее через плечо и снова отвернулся.

– Значит, дела совсем плохи.

– Турпоток снизился на пятьдесят процентов, а нас это затронуло сильнее, чем Горных. Некоторые их сильнейшие сектора, например розничная торговля, от войны только выигрывают – люди делают запасы и предпочитают покупать сейчас на случай, если завтра магазин закроется.

Вышедший из двери Вун добавил:

– Деятельность КНА заморожена, добыча и экспорт нефрита прекращены, так что мы и эти доходы не получаем.

Горные тоже ощущают эти потери, но они накапливали нефрит и имеют большие запасы.

– В уличных схватках мы получаем дополнительный нефрит, – сказала Шаэ, – но если они продолжат забирать у нас больше, чем мы забираем у них, то мы растратим весь запас. Через два месяца понадобится производить в Пальцы выпускников Академии.

– А что насчет мелких кланов? – спросил Хило. – Мы можем получить что-нибудь от них?

– Кланы Боевой Лагерь и Единство Шести Рук поддерживают Горных, что неудивительно. Каменный Кубок с нами, у них нет выбора, учитывая их зависимость от строительной отрасли. Клан Солнца и Черный Хвост больше говорят, чем делают, хотя видели от нас только хорошее. Но из виноградины все равно много сока не выжмешь.

На Кеконе было около десятка небольших кланов, некоторые управляли другими городами или занимались определенными секторами экономики, некоторые сохраняли независимость, а некоторые платили дань крупным кланам, но любой из них был как минимум вшестеро меньше Горных или Равнинных.

– Остальные ведут себя как Щит Хаэдо, держась в стороне, несомненно ждут, пока можно будет послать победителю букет из звездных лилий, – добавила Шаэ.

Хило с неохотой встал.

– Поговорим в доме.

Они вошли внутрь, и хотя он по-прежнему не любил кабинет Лана, Хило повел их именно туда, там можно было поговорить без посторонних. Шаэ и Вун двинулись за ним. На полу валялись разбросанные бумаги. Хило перешагнул через них и плюхнулся в кресло, жестом велев Вуну закрыть дверь.

– Расскажите мне, как долго мы можем продержаться.

– В таком темпе мы начнем нести убытки через полгода. Это если все Фонарщики останутся, а пока что они остались. Могло быть и хуже. Неважно, что говорит Сон Томаро, неважно, что люди считают Айт мошенницей. Как только они поймут, что мы проигрываем, то обвинят Равнинных в городских проблемах. Перестанут платить нам дань и начнут посматривать в сторону победителей.

– А Горные? Сколько времени они способны вести войну?

– Мы не знаем, но дольше нас, – ответил Вун. – Если они действительно производят «сияние» на Югутане, как говорят, то имеют независимый и хороший источник доходов.

– Все еще хуже, – сказала Шаэ. – Они продают нефрит правительству Югутана по тайному контракту. Вот куда они направили часть нефрита, который получили на рудниках – легли в постель с иностранцами, врагами наших союзников. А учитывая это и их фабрики по производству «сияния», думаю, их казна наполнена.

Хило бросил на Шаэ озадаченный взгляд.

– Откуда ты знаешь, что Горные тайно подписали контракт по продаже нефрита в Югутан?

Шаэ опустилась в кресло напротив и положила ногу на ногу, обняв пальцами колено.

– Шелест умеет читать по облакам, – сказала она.

Эта старая поговорка означает, что задача Шелеста – все знать, иметь тайные источники информации, чтобы находиться на шаг впереди любого другого. Услышав из уст сестры древнее изречение, Хило улыбнулся – это напомнило ему, что хороший Колосс не спрашивает Шелеста о его методах и источниках. Он всегда подозревал, что она в этом как рыба в воде.

Шаэ не вернула улыбку.

– Нам нужны две вещи, Хило, и поскорее. Во-первых, деньги. И нужен перелом в уличной войне. Если я сумею обеспечить нас первым, а ты с Кеном – вторым, то мы переживем этот год. – Она на секунду опустила взгляд, а потом снова подняла. – А еще нам нужен план на случай, если не переживем.

Шаэ была права, что об этом сказала, но Хило лишь откинулся в кресле и закрыл глаза.

– Не сейчас, Шаэ. Еще не время.

– Это время может скоро настать.

– Я сказал – не сейчас, – повторил Хило. – Оставьте меня одного ненадолго.

После долгой паузы он услышал, как сестра встает. Они с Вуном собрали с пола рассыпанные бумаги и молча вышли. Дверь с щелчком захлопнулась. Хило сидел не шевелясь, с закрытыми глазами.

Совершенно спокойно и без эмоций, что для него нехарактерно, он размышлял над вероятностью поражения. Если он проиграет и его убьют, что одно и то же, ведь одно приведет к другому, Равнинные, скорее всего, исчезнут вместе с ним. Он станет последним Колоссом клана.

Если бы после смерти Лана нашелся более подходящий лидер, Хило уступил бы ему место, остался бы Штырем, для этого он годился лучше, и постарался бы выиграть войну своим способом. Но у него не было выбора. Шаэ не могла стать Колоссом. Конечно, она умна и с честью носит нефрит, но клан не принял бы ее. Она моложе, она женщина, и она не Айт Мада – та старше и пришла к власти, перебив всех потенциальных соперников.

Шаэ бы так не поступила, да она и не обладает необходимыми умениями налаживать контакты с людьми, силой характера и харизмой, чтобы подчинить себе других Зеленых Костей, в особенности могущественных Кулаков, они не станут столь же охотно драться под ее командованием, если Хило погибнет. Нет, с грустью подумал Хило, его сестра – кабинетный человек, компетентный и способный руководитель бизнеса, но не Колосс Зеленых Костей. Она хотела бы занять этот пост еще меньше, чем он.

В клане не было других наследников. Есть еще усыновленный Анден, но он слишком молод, еще даже не носит нефрит, и полукровка. Айт, вероятно, все равно его казнит, для гарантии. Братья Маики – сыновья опозоренного Кулака Горных, их никогда не примут во главе Равнинного клана, если к тому времени от клана что-нибудь останется. У Коула Сена была старшая сестра, а у матери Хило есть два малозаметных младших брата, но никто из них не носит фамилию Коул и не получил соответствующего воспитания, никто не обладает качествами лидера.

Хило уже свыкся с мыслью о смерти, но, размышляя о гибели семьи, всего своего рода и клана, который создали его предки, он испытал потрясение. Он думал о том, как может умереть вслед за Ланом, не отомстив, и приходил в отчаяние от того, что не успел жениться на Вен и завести детей. Некоторое время он думал обо всем этом, глубоко погрузившись в боль, а потом медленно вернулся к мыслям о настоящем.

Он еще не умер. Даже получив пулю или смертельную ножевую рану, пока воина покидает жизнь, он имеет несколько драгоценных минут, когда может уложить врага. Хило видел такое прежде. Сила Штыря – в способности использовать любою возможность, а Хило был прирожденным Штырем. В сражении может произойти что угодно. Правильный выбор времени, правильный выбор оружия и нужный человек – это может изменить все.

Пришло время спланировать свою смерть, решил он.

Глава 49. Подступы к Адамонту

Теперь паромная переправа оказалась в захваченной Горными части Доков. Район патрулировали Кулаки и Пальцы Гонта, не только из опасения контратаки Равнинных, но и чтобы помешать контрабандистам и ворам чувствовать себя вольготно в этой неразберихе. Когда Маик Вен подошла к сходням парома, ее остановил один из Пальцев и попросил показать билет.

– Едете на Эуман?

– Да, цзен, – кивнула Вен. – Моя бабушка родилась в Шосоне. – Эта рыбацкая деревушка на западном побережье острова Эуман теперь превратилась в туристический городок и для кеконских отпускников, и для эспенцев с военной базы. – Она хотела покоиться там. – Вен печально скосила глаза на синюю похоронную урну в руках.

Она надела простой белый свитер и длинную белую шерстяную юбку, а лицо припудрила белым. Ее сердце билось чуть сильнее обычного, но для любого человека, остановленного незнакомой Зеленой Костью на недавно покоренной территории, вполне в порядке вещей немного нервничать, даже если ему нечего скрывать. Молодой человек с нефритовыми серьгами в ушах не Почуял ничего необычного.

– Да узнают ее боги, – сказал он, вернув билет, и смущенно добавил: – Боюсь, я должен попросить вас открыть урну.

Вен возмущенно фыркнула.

– Цзен!

– В эти дни вокруг полно преступников, – извиняющимся тоном пробормотал он. – Мы должны проверять вещи у всех на борту на предмет оружия и контрабанды.

И нефрита. На Эумане полно длинных неохраняемых пляжей, и сообразительные контрабандисты предпочитали рискнуть – уж лучше попасться эспенцам, чем Зеленым Костям. Подобранный после схваток нефрит переправляли из Жанлуна на материк, в Тун, или на острова Увива. Вен окинула Пальца негодующим взглядом, но быстро потупилась. Она подняла крышку урны и позволила ему заглянуть.

Если он возьмет урну в руки, чтобы осмотреть, все пропало. Ее не убьют, по крайней мере, не сразу. Горные узнают, кто она такая, и используют против Хило. «Я брошусь в бухту», – решила Вен. Тогда и она, и урна окажутся на дне.

– Можете подняться на борт, – сказал Палец. – Простите за неуважение к вам и вашей матери.

Он посторонился, позволяя ей подняться на паром. Вен опустила крышку урны и прошла на палубу. Ее лицо хранило, как и положено, выражение горя по матери и не выдавало облегчения, как и тело не излучало нефритовой ауры. Она увидела, как Палец Горных дернул себя за правое ухо, но лишь для того, чтобы отвести гнев богов – ведь он осматривал останки покойного, а не потому, что она каменноглазая. Вен прижала урну к груди. Ее больше не беспокоило, кем ее считают люди, лишь бы это послужило нужной цели. Ее недостаток сам по себе был неприятен и нежелателен, но очень пригодился, стоило правильно его использовать.

Другие пассажиры парома – туристы и едущие на работу люди – держались от нее на расстоянии, когда она заняла место на носу. Раздался пронзительный свисток, и паром отчалил. Вен удовлетворенно наблюдала, как уменьшается в размерах набережная. Она могла бы нанять частную лодку и не рисковать на пароме, но тогда осталась бы запись с фамилией Маик, а ее мог остановить и обыскать береговой патруль. Этот же путь был анонимным, и потенциальный выигрыш стоил того, чтобы рискнуть.

Полтора часа спустя Вен сошла на берег в маленькой гавани острова Эуман, там ее уже ждала машина. Шаэ организовала все заблаговременно. Остров Эуман, как и Пуговка, не входил в Жанлун, но если Пуговка имела собственные органы управления, то на Эумане в основном правили эспенцы. Как только машина двинулась по улицам городка, Вен отметила двуязычные вывески и дорожные знаки, киоски с обменом валют с текущим курсом кеконского дьена к эспенским талирам, сверкающие витрины иностранных сетевых магазинов и ресторанов, но больше всего бросались в глаза сами эспенцы, в военной форме и без.

Вен как будто оказалась в другой стране, странном гибриде между Кеконом и Эспенией, как она себе ее представляла. Конечно, она часто видела иностранцев на улицах Жанлуна, но не в таком количестве. На острове Эуман жили двадцать пять тысяч эспенских военных, и кеконцы предпочитали этого не замечать, пока те оставались на этом каменистом и продуваемом ветрами вулканическом клочке земли. Кланы не контролировали остров, но, находясь так близко от Жанлуна, он не мог полностью избежать их влияния. Водитель простого серого седана вежливо открыл перед Вен дверь машины и не задал по пути ни единого вопроса.

Вен отрепетировала, что скажет. К ее глубочайшему сожалению, она плохо владела эспенским, и пока машина катила мимо аэродрома, силосных башен и ветряков, она перекатывала во рту незнакомые звуки, повторяя то, что велела сказать Шаэ.

– Простите, как вас зовут? – спросила она водителя.

Тот оглянулся через плечо.

– Меня? Меня зовут Седу.

Господин Седу был румяным мужчиной с короткой бородкой и мозолистыми пальцами. Вен никогда не забывала имен и лиц, и Седу она тоже запомнила. По словам Шаэ, он был зятем Барышника, работающего непосредственно под руководством Хами Тумашона, на его молчание можно рассчитывать.

– Чем вы занимаетесь, господин Седу? – спросила Вен, тепло улыбнувшись с неподдельным любопытством.

– Я электрик, – ответил он.

– Хорошая работа?

– Да, неплохая, – ответил Седу, немного расслабившись.

Вен подозревала, что, когда ему велели забрать у парома человека из клана и никому об этом не говорить, Седу вообразил, будто повезет грозную Зеленую Кость высокого ранга вроде Хило или одного из братьев Вен.

– Вы часто работаете с эспенцами?

– Да, частенько. У них здесь много оборудования, всегда есть работа. Теперь у меня три ученика, и я подыскиваю четвертого. Эспенцы хорошо платят, всегда вовремя и талирами.

– Наверное, вы очень заняты. Спасибо, что отвлеклись от дел и подвезли меня.

Господин Седу отмахнулся и окончательно расслабил плечи.

– Никаких проблем. Как же не помочь. Иностранцы приходят и уходят, а кланы навсегда.

Вен улыбнулась.

– Вы хорошо говорите по-эспенски, господин Седу?

– Достаточно прилично. Но не так хорошо, как дочка. Она мечтает поехать в Эспению учиться, но я не хочу отпускать ее в одиночестве в чужую страну. Эспенские мужчины делают, что захотят, и без всяких последствий.

– Вы не могли бы немного помочь мне с эспенским, пока мы в пути?

Час спустя машина подъехала к воротам в сетчатом металлическом заборе, увешанном камерами и красными предупредительными надписями. За воротами раскинулась группа низких серо-зеленых зданий. На ветру громко хлопал флаг республики Эспения. Господин Седу остановил машину, не доезжая до будки караульного.

Вен вышла и пошла дальше пешком, держа перед собой синюю урну. Безжалостный эуманский ветер трепал ее одежду и даже строгий пучок, в который она стянула волосы. Вен старалась дышать медленней, чтобы успокоиться, теперь она боялась даже больше, чем Пальца у парома. Теперь успех зависел только от верности умозаключений Коул Шаэ. И хотя Вен не сомневалась в уме Шелеста, она не вполне доверяла самой Шаэ. Сестра Хило однажды повернулась к семье спиной и уехала с Кекона. Что помешает ей еще раз так поступить?

Теперь Вен зашла уже слишком далеко, ей не оставалось другого выбора, кроме как довериться Шаэ. Но она боялась бы еще больше, если бы Шелест не была честна относительно собственных опасений.

– Дух Лана плюнет в меня за такое, – сказа Шаэ так мрачно, что Вен даже слегка удивилась.

Она всегда считала Коул Шаэ отстраненной, даже недружелюбной. Видимо, сестра Хило в отчаянном положении, если доверила ей такое.

– Лан бы сделал все ради спасения семьи. И был бы благодарен, если ты поступишь так же, – заверила ее Вен.

Клановая война могла привести к вмешательству эспенцев, и Равнинным стоило воспользоваться шансом сделать этот ход прежде Горных.

Шаэ послушно кивнула.

– Эспенцы не боятся вступить в драку, – сказала она, – но, насколько я их знаю, верят, что могут все купить.

Когда Вен приблизилась, из будки вышел караульный с пистолетом в кобуре. Он хотел задать ей вопрос, но Вен прервала его, повысив голос, чтобы солдат четко разобрал эспенские слова на таком ветру.

– Полковник Дейлер. Пожалуйста, я говорить с полковник Дейлер. Я от Коул Шаэнлинсан из Равнинного клана с сообщением для полковник Дейлер из Эспении.

Полковник Лиланд Дейлер, командующий морскими пехотинцами военно-морской базы республики Эспении на острове Эуман, наслаждался редкой минутой спокойствия за своим столом, все утро провисев на телефоне. За почти четыре года своей службы на этом посту он еще никогда не уделял столько внимания острову Кекон. Начальство в Адамонте было занято сдерживанием и ослаблением растущей угрозы со стороны Югутана, и пока кеконский нефрит регулярно пересекал океан, армейскую верхушку это вполне устраивало. Теперь все изменилось, и Дейлер стал получать тревожные звонки от генералов и даже военного министра.

В дверь постучали. В кабинет сунул костлявое лицо старший офицер, подполковник Янси.

– Полковник, думаю, вам стоит на это взглянуть.

По пути Янси ввел его в курс дела.

– Час назад пришла женщина. Назвала вашу фамилию. Говорит, ее послала Коул Шаэлинсан.

Это имя Дейлер уже давно не слышал.

– Коул – это семья жанлунского клана, – сказал он. – Эту женщину послала его внучка?

– Именно так она утверждает.

– Я думал, Коул Шаэлинсан покинула страну и эмигрировала в Эспению.

– Очевидно, она вернулась. – Янси остановился перед дверью небольшой комнаты для переговоров. – Хотите, чтобы я нашел все, что у нас на нее есть?

– Давайте.

Они вошли. Женщина в траурной кеконской одежде сидела на стуле и держала на коленях урну для кремации.

Полковник вопросительно посмотрел на Янси, а потом снова на неожиданную гостью.

– Я полковник Дейлер, командующий базой.

– Меня зовут Маик Венрюсян, – сказала посетительница на ломаном, но понятном эспенском. – Коул Шаэлинсан из Равнинного клана шлет свое почтение.

– Мы можем найти переводчика? – спросил Дейлер у Янси и повернулся к женщине. Ее обыскали на предмет оружия и провели через металлоискатель, но он все равно подозрительно покосился на урну в ее руках. – Что именно вы хотите этим сказать, госпожа Маик?

Женщина встала и открыла керамический сосуд. К удивлению полковника, она перевернула урну над столом. Из нее посыпался поток белого и серого пепла.

– Какого… – воскликнул Дейлер, а потом уставился на выкатившиеся из урны зеленые камни.

Они звякнули и приземлились на кучку пыли, под которой скрывались. Женщина вытряхнула последние камни, поставила урну и едва заметно улыбнулась, глядя на их ошеломленные лица.

– Нефрит, – пояснила она.

Янси присвистнул.

– Да это же стоит целое состояние.

– Позовите Гэвисона, – приказал Дейлер. – Хочу знать, действительно ли это настоящий кеконский нефрит.

Пришел господин Ют, переводчик. Его глаза чуть не вылезли из орбит при виде нефрита на столе.

– Объясните, откуда у вас столько нефрита и как вы сумели его принести, – обратился Дейлер к женщине.

Господин Ют перевел.

– Поскольку сейчас проводится ревизия финансов Кеконского Нефритового Альянса, все операции по добыче и экспорту заморожены, включая официальные продажи нефрита республике Эспения. Как мы полагаем, это создает определенные неудобства. – Женщина остановилась, чтобы дать слово переводчику, а потом показала на рассыпанный на столе нефрит. – У Равнинного клана есть запасы нефрита, и Шелест хотела бы обсудить конфиденциальное соглашение, которое облегчит для вас сбой в поставках нефрита.

Брови Дейлера поползли вверх. «Сбой» – правильное слово. После того как в крупнейшем городе Кекона разразилась клановая война, военные аналитики в Адамонте забеспокоились, что победивший клан получит абсолютную политическую власть. Это могло означать, что существующие контракты с республикой Эспения будут отменены или пересмотрены на худших условиях. Кекон играл жизненно важную роль для военного и политического влияния Эспении в регионе: на острове находилось несколько эспенских военных баз, его экономика быстро росла и модернизировалась, и это с учетом исторической неприязни к Шотару и Туну, а что самое главное, остров обладал единственным на земле источником биоэнергетического нефрита. Дейлер уже получил несколько звонков от начальства и обсудил возможные военные действия, чтобы взять под контроль кеконские рудники, если дела пойдут совсем худо.

– Вы можете доказать, что представляете клан? – спросил Дейлер.

Из-за настороженного взгляда и белой пудры на лице женщина казалась еще более холодной и неприступной, чем обычные кеконки. Она кивнула.

– Коул Шаэ просила передать, что баклан по-прежнему рыбачит.

В этот момент в комнату вошел доктор Гэвисон. Он натянул усиленные свинцом перчатки, металлическими щипцами подцепил один зеленый камень и изучил его под лупой. Потом проделал то же самое еще с несколькими камнями.

– Биоэнергетическая минеральная структура, все верно, – объявил он. – Необработанный кеконский нефрит.

– Госпожа Маик, – сказал полковник Дейлер, – будьте добры, подождите здесь.

Она кивнула и снова села.

– Я ждать.

В собственном кабинете, за закрытыми дверями, Дейлер спросил:

– Как она могла принести так много нефрита? Она ведь не из аборигенов.

– Наверное, она из нечувствительных, – ответил доктор Гэвисон. – Такое иногда случается, это редкая генетическая аномалия. Кеконцы называют таких людей каменноглазыми.

Янси вручил полковнику папку.

– Я собрал все, что у нас есть на Коул Шаэлинсан. Прошлой весной она окончила Белфортскую бизнес-школу в Виндтоне. Она не только вернулась в Жанлун, но и стала вторым человеком в клане, когда пару месяцев назад убили ее старшего брата.

Дейлер пролистал страницы в папке. Там были записи и фотографии Коул Шаэлинсан пятилетней давности. Как местный информатор РЭ, она оказалась весьма полезной для эспенских военных, снабдив их сведениями, которые они больше нигде не могли добыть. Дейлер однажды с ней пересекался, но помнил ее как удивительную девушку, носящую больше нефрита, чем весь его спецназ. Он тогда еще задумался, не могла бы РЭ нанять побольше похожих на нее убийц.

– Полковник, вы заметили ее оперативную кличку? Баклан.

– Баклан по-прежнему рыбачит, – повторил Дейлер слова эмиссара.

Теперь он вспомнил, что связь Коул с ними тогда привела к определенным сложностям, разведке с высокого дипломатического уровня приказали прекратить с ней сотрудничество. Но кто сказал, что его нельзя возобновить в новых обстоятельствах?

– А что насчет этой Маик? Что мы о ней знаем?

– Ничего, – ответил Янси. – Разве что она носит ту же фамилию, что и два высокопоставленных члена клана. Братья Маик считаются ближайшими советчиками и опорой второго сына Коула, теперь он возглавил клан. Если она говорит правду, то, вероятно, она их сестра или кузина.

– Она должна занимать высокий пост в клане, чтобы иметь доступ к такому нефриту, – сказал Гэвисон. – Это не те камни, которыми торгуют контрабандисты, они высокого качества, почти безупречный биоэнергетический нефрит, один из самых ценных материалов в мире. Количество, которое она высыпала из урны, вероятно, стоит пару сотен миллионов дьен, то есть двадцать или тридцать миллионов талиров.

– Какого количества нефрита мы лишаемся ежемесячно из-за правительственного запрета? – поинтересовался Янси. – И каков риск для поставок в будущем?

Дейлер нахмурился и повернулся к старшему офицеру.

– Устройте госпожу Маик поудобней и спрячьте нефрит в надежное место. Я не хочу, чтобы об этом кто-нибудь узнал, так что поговорите с господином Ютом. Мне нужно позвонить генералу Сейкеру в Адамонт.

Глава 50. Зеленое братство

Отрезанную голову Лотта Пеншугона доставили в поместье Коулов в ящике из-под овощей. По двору пронесся яростный вой Хило. Никто, даже Шаэ, не посмел подойти к нему и успокоить. За последние три недели уже треть его Кулаков заманили в засаду, убили и обезглавили. Лотт Пен не был приятным человеком, но Хило рассчитывал на него, как на одного из самых грозных и энергичных лейтенантов. Достаточно верного ободрительного слова, и Лотт сделал бы все, о чем попросит Хило, без единого вопроса.

Потерю каждого хорошего Кулака – Лотта, Нику и Трина, а еще раньше Гауна, Обу, Митто, Асея, Рону и Сатто – Хило ощущал как нанесенную ему рукой Гонта Аша рану. Ублюдок методично обескровливал Равнинных, собираясь сначала перебить всех бойцов Хило, а потом достать и его.

Прошло несколько часов, прежде чем нашли и соединили с головой изрезанное и начиненное пулями тело Лотта, с которого сорвали весь нефрит. Отправиться к семье, чтобы выразить дань уважения и вручить деньги на похороны, должен был Маик Кен, но Хило оставил эту обязанность Штыря за собой. Когда они оба приехали, жена Лотта упала на пол с громкими всхлипами. Честно говоря, Хило не мог точно сказать, рыдает она от горя или от облегчения, вряд ли ей легко жилось с Лоттом. Кен сунул ей в руку белый конверт и заверил, что ее муж пролил кровь за клан, и клан всегда будет заботиться о семье. Ей не стоит опасаться, что дети когда-нибудь будут голодать или останутся без крыши над головой.

Хило увидел четырех детей: только что начавшего ходить карапуза, шестилетнего мальчика, девочку лет десяти и сына-подростка, одноклассника Андена по Академии, тот стоял с отсутствующим видом в кругу младших, еще в форме Академии – видимо, поспешил домой, узнав о смерти отца. Хило присел перед детьми.

– Знаете, кто я? – спросил он.

– Вы Колосс, – ответила девочка.

– Верно. Я пришел сказать, что ваш отец погиб. Он умер, потому что присягнул мне защищать клан от врагов. Такая смерть часто случается среди нас. Я потерял отца, прежде чем научился ходить, а несколько месяцев назад потерял старшего брата. Конечно, вы горюете и гневаетесь, но должны и гордиться. Когда станете постарше, то сами заслужите нефрит и будете говорить: «Я сын или дочь Лотта Пеншугона», а другие Зеленые Кости будут вас уважать из-за того, как он погиб. – Потом он поднялся и обратился к старшему сыну Лотта: – Испытания в Академии закончены?

Юноша медленно переключил внимание на Хило, как будто очнулся от ступора.

– Да, – сказал он наконец. – Вчера закончились.

Хило кивнул. Церемония выпуска состоится только после недельного празднования Нового Года, тогда определятся окончательные оценки и выпускники принесут клятвы, которые собирались принести, но теперь, в ожидании церемонии, мальчик уже стал мужчиной, главой семьи Зеленых Костей.

– Мне жаль, что ты не сможешь отпраздновать конец Испытаний и Новый Год. – В голосе Хило звучало сочувствие, но все же его тон был таким же, каким он разговаривал бы с любым своим бойцом по формальному поводу. – Скоро прибудет представитель клана, чтобы помочь организовать похороны. Если тебе что-нибудь понадобится, Лотт-цзен, что угодно, обращайся напрямую ко Штырю, а если не сумеешь его найти, приходи к нам домой и оставь мне сообщение.

Лицо молодого человека слегка дернулось. Он заметил, что Хило обратился к нему как к Зеленой Кости и члену клана. Он посмотрел на рыдающую мать и теснящихся вокруг него младших братьев и сестру. Хило наблюдал за его взглядом, в их первую встречу наполненным презрением и недовольством, теперь же потрясение в темных глазах сменилось согласием и целеустремленностью.

– Спасибо за щедрость, Коул-цзен, – по-мужски ответил он, поднял к голове сомкнутые ладони и глубоко поклонился.

Когда они вышли из дома, Хило сказал Кену:

– Теперь этот парень – наш брат. Мы должны о нем позаботиться и привести его в клан, как того хотел бы его отец. Подумай, какое место для него подойдет. Можно было бы отправить его под начало Вуая – он хороший наставник.

* * *

Представление о том, каким должен быть лидер Зеленых Костей, Хило выработал тринадцать лет назад, когда шесть парней из Академии устроили засаду на братьев Маик и сломали Кену скулу.

До этого дня Хило не обращал особого внимания на братьев Маик. Хотя Тар был его одноклассником на четвертой ступени, они не дружили. У Маиков было мало друзей, если вообще были. Они в основном держались вместе, потому что все знали – они происходят из опозоренной семьи. Однажды Тар избил одного мальчика из-за гнусной реплики, и хотя наставники наказали Маика, тот парень и его друзья, включая Хило, решили подловить братьев где-нибудь за пределами Академии.

Братья яростно оборонялись. Хило держался в стороне. Уто – мальчик, из-за которого они мстили, – позже стал одним из его Кулаков, но тогда не был близким другом, и Хило решил уступить остальным право разделаться с братьями. Но через некоторое время он решил, что с них хватит. Драка продолжалась лишь потому, что Тар не сильно пострадал. Кен был на два года его старше и крупнее и принял основную атаку на себя, а в ответ получил серьезные ссадины.

Отказ Кена сдаться дорого ему обошелся, в конце концов он получил удар такой силы, что со стоном рухнул на колени, закрыв изуродованное лицо руками. Глаза Тара затуманились от ярости, откуда ни возьмись в его руке появился боевой нож. Все отпрянули. До сих пор соблюдались неписаные правила – лишь кулаки и ноги, и нельзя бить лежачего. Появление ножа стало сигналом, что драка может превратиться в смертельную, за это всех могли выгнать из Академии. Все почувствовали невысказанную тревогу.

Хило не нравилось, какой оборот приняли события, и он выкрикнул:

– Мы закончили!

В то время он уже был заводилой, но не в такой степени, чтобы ему подчинялись в самый разгар драки.

– Нет, не закончили, – отозвался Асей. – Надо преподать этой парочке урок. Им нельзя доверять.

– С чего ты так решил? – с любопытством спросил Хило, потому что он восхищался тем, как хорошо дрались братья Маик и как преданно защищали друг друга.

Он завидовал их дружбе и с болью подумал, что ему всегда не хватало брата того же возраста. Лан окончил Академию в тот год, когда Хило в нее поступил.

– Все это знают, – настаивал Асей.

– Я тоже не закончил, – рявкнул Тар.

Он поднял нож, его глаза горели, как у дикого зверя. Хило понял, что Тару плевать, если его отчислят из Академии за убийство.

– Если мы здесь из-за Уто, то мы закончили, – сказал Хило, по-прежнему обращаясь к Асею. – Если у тебя есть еще какие-то счеты с Маиками, то следовало озвучить их раньше. Лично у меня их нет. А у остальных?

– Тебе легко говорить, – возразил другой мальчик, зажимающий рукой окровавленный нос. – Я что-то не видел, чтобы ты много дрался, Коул, мы делали это вместо тебя и по-прежнему имеем счеты.

Через секунду все поняли – Юв сказал что-то не то. Глаза Хило загорелись опасным огнем.

– Ладно, – сказал он наконец, и хотя голос звучал спокойно, его хорошо было слышно в сгустившейся тишине. – Не буду спорить с Ювом, мне не стоило ничего решать, потому что я не пострадал, как остальные. Но разве справедливо, что Кен и Тар дерутся против шестерых, когда они уже наказаны, а их семью все ненавидят? Я буду драться с Маиками, и если они вдвоем меня побьют, то будем считать дело решенным. – Хило снял куртку и отдал ее Юву. – Больше никто не вмешивается, или ему придется иметь дело со мной в другой день.

Все отнеслись к этому скептически, хотя и с нескрываемым интересом – состязание намечалось занятное. Маики были грозными противниками, а Кен – крупнее, но оба устали и получили ранения. Хило же кипел энергией, и к тому же он Коул – никто в здравом уме не посмел бы его задеть, но братьям Маик терять было нечего.

Хило посмотрел на побитое лицо Кена и безумную физиономию Тара.

– Брось нож, – сказал он так буднично, словно просит закрыть окно. – Я дам вам фору в три удара, чтобы сравнять шансы. На первые три я не отвечу. Потом – другое дело.

Маики не стали спорить. От первых трех ударов огромных кулаков Кена – два в живот и третий в лицо – Хило чуть не потерял сознание. Он поднялся на ноги, в глазах выступили слезы, он с трудом дышал – и начал драться. Сначала кружок зрителей подбадривал его, но потом они замолчали. Трое драчунов вскоре шатались от истощения как пьяные, никто из них не испытывал ненависти к сопернику, но они сражались из-за упрямой ребяческой гордости. В нефритовой схватке Хило бы победил, но в состязании одной физической силы он не мог надеяться на выигрыш. Братья Маик дрались бок о бок много раз, а Кен был слишком силен.

В конце концов, увидев, как Тар задыхается и едва стоит на ногах, но снова готовится вмазать ему по челюсти, Хило раздвинул губы в кровавой усмешке. Он наклонился, закашлявшись от смеха, стучащего по избитым ребрам, и Тар секунду смотрел на него в недоумении, а потом сам засмеялся и откинулся на кирпичную стену. Кен нахмурился. Поскольку половина его лица была парализована из-за перелома, выглядел он как вурдалак. Кен шагнул не к брату, а к Хило, и тот подал ему руку, чтобы помочь выпрямиться. Все трое ушли, поддерживая друг друга, а остальные пятеро мальчишек ошеломленно перетаптывались на почтительном расстоянии. В Академии Хило и Маиков заставили драить туалеты каждый день в течение трех месяцев.

Теперь, вспоминая те события, Хило качал головой – до чего же они были глупы тогда, в пятнадцать лет, но после этого случая никто не смел говорить гадости Маикам в лицо, если не хотел иметь дело с Коулом Хило, чего, конечно же, никто не хотел.

* * *

После гибели Лотта-старшего Хило пессимистично смотрел на шансы удержать Топь. Большая часть района уже была потеряна, и стычки перекинулись на Старый город, еще несколько недель назад считавшийся твердыней Равнинных.

Он мрачно разрабатывал стратегию вместе с Кеном, пока они ехали в «Госпожу Цонг», ставшую основным местом встреч клана, там постоянно находились люди Штыря. Хило больше нравилось, как кормят в «Двойной ставке», но пожар повредил кухню, и не было смысла заниматься ремонтом, если во время войны они могли опять потерять эту собственность. По прибытии они столкнулись с еще одним чудовищным ударом. Стоило им выйти из «Княгини», как из двери казино на крыльцо выбежал Палец.

– Эйтен, – выпалил он.

Его лицо было мертвенно-бледным. Не переставая дрожать, он повел их в игорный дом и вниз по лестнице.

Молчаливая толпа Пальцев в коридоре расступилась, прижавшись к стенам, чтобы пропустить Хило и Кена. Эйтен стонал на черном кожаном диване на первом этаже. Его руки были отрезаны, торчащие из плеч обрубки обожжены. Кто-то привел доктора Трю. Дородный Зеленый врач склонился над ним, приложив руки к его груди для Концентрации.

– Нет, хватит, уйдите, – рыдал Эйтен, изгибая корпус в попытке оттолкнуть врача.

Когда потрясенный Хило уставился на него, доктор Трю поднялся и вытер пот со лба.

– Это поддержит в нем жизнь, пока его довезут до больницы. «Скорая» уже в пути.

– Хило-цзен, – всхлипнул Эйтен, и Хило присел рядом с ним. – Помоги мне, прошу. Он не дал мне чистую смерть, даже не выказал уважения, как Лотту и Сатто. Послал меня обратно живым, чтобы передать тебе сообщение.

Хило наклонился к лицу Эйтена.

– Что передал Гонт?

Серые глаза Эйтена пылали яростью. Он смотрел так, словно хотел сплюнуть, если бы мог сесть.

– Я не могу этого произнести, Хило-цзен. Это оскорбительно, тебе не нужно этого слышать.

– Этот вонючий говноед искалечил тебя ради этого послания. Скажи мне, Эйтен. Клянусь могилой брата, я принесу тебе нефрит Гонта.

Но тот все еще колебался, его бледное лицо взмокло от пота.

– Гонт сказал, что дает тебе время до Нового Года, чтобы ты сдался. Если сдашься, он предлагает тебе смерть от последствий, на ногах и с клинком, и позволит твоей семье похоронить тебя с нефритом. Остальных Равнинных пощадят, если они присягнут Горным или уедут с Кекона. – Эйтен сипло вдохнул. – Если ты откажешься, Гонт продолжит посылать тебе головы Кулаков, а с Шаэ-цзен и с Анденом поступит хуже, чем со мной. Он сожжет дом Факела и полностью уничтожит клан.

Эйтен увидел промелькнувшую в глазах Колосса жажду убийства и порывисто поднял голову.

– Убей меня, Хило-цзен, и забери мой нефрит для клана. Теперь от меня нет толку. Я Зеленая Кость, Кулак Равнинных. Я не могу жить таким. Прошу тебя…

Кен одобрительно засопел за спиной Колосса.

Туман ярости в голове у Хило немного рассеялся, он наклонился и положил руку на лоб Эйтена.

– Нет, Эйтен. Сейчас ты страдаешь от боли и унижения. Ты не должен принимать решение о смерти в таком состоянии. Ты лишился только рук. Сейчас делают хорошие протезы в Эспении. У тебя остался ясный ум, и мастерство, и нефритовые способности. И жена, у тебя же красавица-жена, и она в положении. Ты не должен умирать.

– Она не должна видеть меня таким, – зарыдал Эйтен. – Я не позволю.

Хило повернулся к Пано – Пальцу, который принес Эйтена.

– Скажи жене Эйтена-цзена, что он ранен. Удостоверься, что она останется дома, пока он не будет готов ее увидеть. Обеспечь ее всем необходимым, скажи, что с ним все будет в порядке, только пусть она остается дома. Иди.

Пано побежал выполнять приказ, и Хило снова повернулся к Эйтену.

– Ты должен увидеть рождение своего ребенка. И разве ты не хочешь дожить до того дня, когда я сорву нефрит с трупа Гонта и отдам его тебе? – На лице Эйтена появились сомнения. – Скоро Новый Год, и вот что я тебе скажу: подожди один год, и тогда ты все это увидишь. В конце следующего года, если ты по-прежнему захочешь умереть, приходи ко мне. Я лично исполню твою просьбу, без вопросов. И прослежу, чтобы тебя похоронили с нефритом, а о твоей жене и ребенке позаботились.

Из уголков глаз Эйтена покатились слезы и собрались в лужицы под головой, на черной коже дивана, под яркими огнями казино.

– Обещаешь, Хило-цзен?

– Клянусь могилой брата, как я уже сказал.

Дыхание Эйтена потихоньку восстановилось. Нефритовая аура успокоилась, вспышки отчаяния и боли прекратились. Когда приехала «Скорая», Хило посторонился и позволил доктору Трю и медикам «Скорой» забрать Эйтена. Кен подошел к водителю «Скорой», и сказал, чтобы Кулака отвезли в центральную больницу Жанлуна в Храмовом квартале, а не в какую-нибудь попроще. Когда Кен вернулся, Хило велел всем покинуть комнату и коридоры. Они так и поступили – быстро и молча.

Хило налил по стопке хоцзи за стойкой бара и поставил одну перед Кеном.

– Выпей, – сказал он и опустошил свою.

Жидкость обожгла горло и согрела желудок, успокоив натянутые нервы. Когда Кен опрокинул свою стопку, Хило сказал:

– Позор, Кен. Хорошо, что я был здесь.

– Что я такого сделал? – оторопел Кен.

– Ты бы убил Эйтена, как он просил.

– Это казалось милосердием. И он этого хотел.

– Чтобы сделать его жену вдовой, а ребенка безотцовщиной? Нет, он хотел достоинства. Я ему это обещал. И теперь нам не придется хоронить еще одного Кулака. Мы уже потеряли слишком много людей.

Он ненадолго оперся лбом на ладони. Уже убили девять лучших Кулаков, а одного чудовищно изувечили. Десятки Пальцев убиты или покалечены. Хило посмотрел на Кена.

– Ты должен выполнить мое обещание Эйтену, если я не доживу. Скажи это Цзуэну и Вуаю, чтобы один из них мог это сделать, если не доживешь ты.

Кен кивнул, но выглядел расстроенным. Так непохоже на него, обычно он стойко держался даже в самых тяжелых ситуациях. Это Тар выплескивал эмоции сразу за двоих. Но теперь военная выправка Кена заметно дала трещину. Он слишком хорошо понял, какой бедой может обернуться война, и поражение ляжет тяжким грузом у его ног. Усталое лицо Маика-старшего застыло в мрачном отчаянии – это выражение Хило хорошо помнил по той первой незабываемой стычке еще подростками.

– Даже сейчас я бы не додумался до того, что ты сказал Эйтену, – сердито пробубнил Кен. – Я так не умею, Хило-цзен.

– Ты должен научиться быть Штырем. Сейчас тяжелое время, я знаю. Если бы здесь был Лан, он бы на куски меня разорвал за все мои ошибки на посту Колосса.

– Но его здесь нет, – сказал Кен, и Хило услышал в голосе обиду.

Он понял – Кену сложно утвердиться на посту, потому что все нефритовые воины клана по-прежнему смотрят на Хило как на истинного Штыря, стоит ему войти в комнату. И с этим ничего не поделаешь, когда ставки так высоки. Хило не сомневался, что если дать Кену время и самостоятельность, чтобы освоиться, он стал бы отличным Штырем, но Хило мрачно сознавал, что не может себе этого позволить. Во время войны бойцы должны не просто уважать Штыря, они должны его любить, а ему помимо решительности и ума нужно обладать сочувствием.

– Скоро и меня может здесь не оказаться, – мрачно заметил Хило.

Кен дернул головой и резче сдвинул брови.

– Ты же не думаешь поддаться угрозам Гонта? – Когда Хило не ответил, лицо Штыря наполнилось тревогой. – Как и сказал Эйтен, это оскорбление, не стоит слушать. Неужели Гонт и правда думает, что ты пойдешь к нему, как овца на бойню? Мы убили много Горных, и он просто пытается запугать наших Пальцев тем, что сделал с Эйтеном.

– Может быть, – ответил Хило.

Но он не считал Гонта настолько поверхностным. Нет, этот человек знает о том, что сказала Шаэ и чего еще не знает Кен. Учитывая ресурсы обоих кланов, войну в конце концов выиграют Горные. Но на это потребуется время, и прольется много крови с обеих сторон. Горные окажутся ослабленными и израненными победителями, возможно, не способными справиться со всей территорией или поддерживать Фонарщиков и Королевский совет. Мелкие кланы могут вырваться вперед. Контрабанда нефрита и производство СН-1 будут под угрозой захвата со стороны преступников и иностранцев.

– Он пытается положить этому конец, – пробормотал Хило.

Пусть даже Горные имеют лучшую финансовую базу для длительной войны, они наверняка обеспокоены потерей поддержки со стороны жителей их районов. Простые граждане без нефрита не боятся стать мишенью Зеленых Костей во время стычек, но бывают случайные потери, к тому же неизбежен ущерб для собственности и экономики. Как только весной в Равнинный вступят выпускники Академии, конфликт снова разгорится, и город ждут новые трудности. А в довершение всего – публичное осуждение после аудита Кеконского Нефритового Альянса и из-за противодействия законодательным ограничениям. По этим причинам Горные, несомненно, желают поскорее обеспечить себе победу. Как только это произойдет, канцлер Сон лишится власти и Айт Мада нажмет на Королевский совет, чтобы закон не приняли.

«Ну вы только посмотрите на меня, – с иронией подумал Хило. – И вправду размышляю обо всей этой политической хренотени». Наверное, он все-таки постепенно учится быть Колоссом. Немного поздновато. Политики действуют медленно, а клинки – быстро.

– Гонт не запугает нас жестокостью, – настаивал Кен, вновь наполняя стопки. – Все Зеленые Кости, вплоть до самого мелкого Пальца, отдадут за тебя жизнь, цзен. Гонту нужна быстрая победа? Он ее не получит.

Хило никогда не сторонился драки и готов был сколь угодно долго и свирепо сражаться, если это требовалось для победы. Но если поражение неизбежно, то бессмысленно заставлять Кулаков и Пальцев терять руки или нефрит. Лучше чистая смерть для него и близких. По правде говоря, Гонт предложил не такую уж плохую сделку.

Идея о смерти ради клана для Хило не была риторической. Клан – продолжение его семьи, в каком-то смысле клан стал для Хило даже больше семьей, чем родня. Он не знал своего отца. Мать любила Лана, дед любил Шаэ. Хило нашел себя среди ровесников – они ценили и его экспрессивность, и бесшабашность. А теперь судьба клана зависит от него, лично от него: Кен и Тар, другие Кулаки вроде Цзуэна и Вуая, бедняга Эйтен, и Сатто с Лоттом, заслужившие отмщения. Все, до последнего Пальца под командованием Хило, включая Пано и совсем еще мальчишку Хецзо, которые не моргнув глазом рискнули бы жизнью, отправившись с ним на Фабрику. А еще будущие члены клана вроде сына Лотта и Андена. Он просил их всех посвятить жизнь братству и не мог ожидать меньшего от себя.

Хило покрутил стопку и выпил, потом убрал бутылку в бар, пока Кен не успел до нее дотянуться. Штырь не должен одурманивать разум.

– Кен, если я погибну, ты захочешь отомстить за меня и забрать мой нефрит у Гонта или того, кто меня убьет. Это вполне естественно, но я не хочу, чтобы ты так делал. Лучше присмотри за Вен. Чтобы у нее была хорошая жизнь, хороший дом. Это для меня важно, даже если тебе придется для этого покинуть Кекон, даже если придется переметнуться.

Кен опешил.

– Я никогда не принесу клятву Горным. Никогда.

И Хило вспомнил, что причина такой пылкости Штыря не только в преданности, ведь Горные казнили отца Кена и Тара и выкинули его семью на улицу.

– Почему ты мне это говоришь, Хило-цзен? – дрожащим голосом спросил Штырь.

– Просто хочу внести ясность, – ответил Хило и пошел к двери. – Нужно поговорить с ребятами наверху, они ждут. Потом поедем к жене Эйтена, а затем уже в Топь – решим, кто займет место Лотта.

Третья интерлюдия

Триумф Байцзена

В кеконской религиозной мифологии у Старого дядюшки Цзеншу, Того Кто Вернулся, был любимый племянник по имени Байцзен, ставший самым известным и почитаемым древним героем страны. Кеконским детям сотни лет рассказывали истории о Байцзене, храбром воине, Зеленой Кости, а с недавнего времени о его бесчисленных приключениях и подвигах стали выпускать фильмы и комиксы. Но в отличие от божественного дядюшки Цзеншу, Байцзен остался смертным, его не почитали как бога.

Как гласила легенда, Байцзен пал в жестокой битве со своим главным врагом, захватчиком из Туна генералом Шаком. Боги узнали о его храбрости и нашли для него место на небесах. Со своего наблюдательного поста на небе Байцзен смотрел на землю. Он видел, как оставшиеся воины сражаются и умирают с его именем на устах, видел, что его народ вот-вот покорит иностранная держава. Он смотрел, не в силах ничем помочь, как его любимая, убитая горем жена готовится спрыгнуть с утеса, прежде чем приближающаяся армия доберется до их дома в горах.

Байцзен в панике попросил богов позволить ему всего на одну ночь вернуться на землю и отдать его место на небесах другому. Поначалу ему отказали, но Байцзен был непреклонен. Он стенал и бился головой о ступени нефритового дворца, отказываясь уйти, пока Всеотец Ятто не сжалился над ним и не согласился.

Воин упал в ноги богам, плача от благодарности. В ту ночь он вернулся на землю, прошел по усеянным трупами полям сражений и добрался до шатра тунского генерала. Он набросился на ошеломленного врага и с ликующим хохотом убил его, пока тот стоял перед ним в одном нижнем белье.

В соответствии с договором, который Байцзен заключил с богами, душа генерала Шака вознеслась на небеса. А Байцзен, спаситель своего народа, навеки остался бродить по земле как неприкаянная душа.

У Зеленых Костей есть старинная поговорка: молись Цзеншу, но будь как Байцзен.

Глава 51. Канун Нового Года

Подготовка к Новому Году в Жанлуне прошла тихо – в этом году в городе ожидалось мало гостей, а местные были не в настроении праздновать. Два главных клана, обычно в этот период жертвовавшие значительные суммы на народные гуляния и благотворительность, были слишком заняты, чтобы уделять внимание чему-либо помимо самых насущных нужд жителей своих крупнейших и надежно обороняемых районов. На памяти Шаэ в канун Нового Года семья Коулов во главе с дедом, а потом и с Ланом всегда появлялась в Храмовом квартале, чтобы запалить фейерверки, раздать детям леденцы и принять поток добрых пожеланий от Фонарщиков. А в этом году она сидела с Хило за столом во дворе особняка Коулов, всю ночь они спорили.

Теперь темы для разговора почти исчерпались. Шаэ смотрела на восходящее в пятнах облаков солнце, бросающее красные отблески на крышу. Через двое суток она может оказаться самым недолговечным Колоссом клана, дергающегося в предсмертных конвульсиях. Ее долг будет прост: позаботиться о достойных похоронах брата и безопасности оставшихся членов семьи, а также более-менее организованно передать власть в обмен на быструю и почетную смерть. Сократить возможное кровопролитие – самая сложная часть. Останутся те, кто предпочтет сражаться, пусть и без надежды. Хило отдал ей запечатанные письма к каждому из его Кулаков, написанные собственноручно, если до этого дойдет. Самый трудный разговор, с Маиками, она оставила Хило.

– Я не поблагодарил тебя за то, что нашла Вен новую работу, – произнес Хило после паузы.

– Это было несложно, – ответила Шаэ. – Она хорошо объяснила, чего хочет.

Официально Вен теперь работала в офисе Шелеста в качестве консультанта по дизайну для проектов строительства недвижимости. Это предполагало частые разъезды.

– Я рад, что вы поладили, – сказал Хило.

– Я лучше ее узнала.

Хило слабо улыбнулся. Он выглядел усталым и немного отстраненным. Последние месяцы смыли с его лица мальчишеское выражение, он стал менее открытым и раскрепощенным.

– Семья плохо тогда с тобой обошлась, но теперь я рад твоим эспенским связям. Не знаю, за какие ниточки ты потянула, как этого добилась, но я благодарен. – Он покосился в сторону восходящего солнца. – Ты сказала, для выживания нам нужны две вещи: деньги и военная победа. Ты добилась первой быстрее, чем я второй. Ты всегда меня опережала.

Шаэ предпочла бы, чтобы они могли поговорить о чем-нибудь другом, как-нибудь по-другому. Хило принял ужасное решение, она твердила ему об этом много раз. Но в конце концов, он Колосс, а еще и Штырь, если не по должности, то по духу, и у нее нет ни прав спорить, ни более хитроумного плана, как в случае с шоссе Бедняка. Она сделала, что могла – даже больше, чем могла бы признаться обоим братьям, чтобы уменьшить преимущество Горных над ними, но этого все равно оказалось недостаточно. Вероятно, это их единственный шанс, и Шаэ в итоге признала, что выбора нет.

– Это чудовищная ставка, – сказала она.

– Так, значит, ты встречалась с Айт.

Лицо Шаэ дернулось. Увидев, что он вывел ее из равновесия, Хило еще шире улыбнулся и стал больше похож на себя.

– Ты что, шпионил за мной? – Даже сейчас он не переставал удивлять и раздражать Шаэ своим высокомерием. – Опять приставил ко мне Цуна?

Улыбка Хило исчезла.

– Цун Ю мертв. Убит в «Двойной удаче», когда ресторан захватили Гонт и его люди.

Шаэ застыла. Она попыталась связать лицо привлекательного молодого соседа с бесстрастными словами Хило и поняла, что ее смутная печаль – ничто по сравнению с той, которую чувствует Хило, ведь в последние недели убили многих его Кулаков и Пальцев.

– Да узнают его боги, – тихо сказала она.

Хило кивнул с печальными глазами.

– Я никого к тебе не приставлял, – заверил он. – Просто догадался, хотя вижу, что прав. Я решил, что Айт захочет с тобой встретиться, будет убеждать меня убить. – Он дернул плечом. – Это вполне понятно. На ее месте я поступил бы так же.

Шаэ откинулась на спинку кресла.

– Ты никогда на это не намекал. Даже не беспокоился?

Ее брат слегка хохотнул.

– Эх, Шаэ, если бы ты решила меня предать, что бы я мог сделать? Какой смысл жить, если не доверяешь даже близким? – Шутливым детским жестом он толкнул ее ногу под столом. – Ведь чтобы отдать мою голову Горным, ты должна по-настоящему меня ненавидеть. И значит, я и правда настолько ужасный брат, что заслуживаю смерти. Так что тут уже ничего не поделаешь.

Вот так всегда с Хило, он все принимает близко к сердцу. Шаэ поднялась.

– Мне нужно размяться, слишком засиделась. Ты пойдешь домой или прогуляешься со мной по саду несколько минут?

– Несколько минут, – согласился Хило и пошел вслед за ней.

Вен права, сад был самой прекрасной частью поместья Коулов, а Шаэ никогда по-настоящему не задерживалась здесь, чтобы оценить его по достоинству. Утренние лучи пробивались через легкий туман, освещая неподвижный пруд и поздние зимние цветы: ярко-розовые вишни просвечивали через густые кусты с россыпью мелких белых ягод. Хило раздавил одну ягоду пальцами.

– Если ты правильно разыграешь карты, Айт может тебя отпустить, – сказал он. – Изгнание для тебя – неплохой выход. Ты найдешь себе занятие. – И добавил с легкой горечью: – Теперь я отношусь к этому лучше.

Шаэ вспомнила о встрече с Айт в святилище и чем она закончилась.

– Нет, – ответила она с мрачной уверенностью, – этого не будет.

Своей резкостью и непреклонностью она потеряла шанс на другую судьбу. Она застыла перед этой дверью, заглянула в нее и захлопнула. И теперь с удивлением поняла, что, даже стоя на пороге смерти, не чувствует сожалений. Поначалу ее решения касались только ее самой, потом – чести и мести за Лана, а под конец дело стало в чем-то большем. В день Возвращения она может сказать богам, что стала такой Зеленой Костью, какой всегда хотела: стремящейся к Божественным добродетелям, пусть и не достигла их, верной семье, стране и айшо.

Они с Хило пошли дальше, в молчании настоящих товарищей, чего она никогда не ожидала между ними. Она не хотела прерывать это молчание, но потом вообразила Лана, сидящего на каменной скамье перед прудом, как он смотрит на ленивого карпа и порхающих над поилкой радужных птиц. Наверное, другого шанса прояснить это не будет.

– Хочу спросить тебя еще кое о чем напоследок, – сказала она брату. – Айт сказала, что не приказывала убивать Лана. Что никто из Горных не заявил, что это сделал он. – Она помедлила. – Хило… где нефрит Лана?

Хило сначала замедлил шаг, а потом остановился и повернулся к сестре. По его лицу, на которое упала тень от облака, ничего нельзя было прочитать.

– Я похоронил его с Ланом.

Шаэ закрыла глаза. А когда снова открыла, то их защекотали неожиданные слезы. Значит, Айт сказала правду. Ни одна Зеленая Кость не оставила бы нефрит на теле убитого противника. Ее брат погиб не от руки врага.

– Это был несчастный случай, – с болью прошептала она.

– Это не был несчастный случай, – отрезал Хило. Он шагнул к Шаэ, его аура резко вспыхнула и ярко заполыхала от неожиданных эмоций. Шаэ никогда еще не видела, чтобы он выглядел более опасным, как за этот один шаг. Хило заговорил с медленным и смертоносным напором: – На пирсе валялись два автомата и мертвый подросток. Айт и Гонт в ту ночь подослали к Лану как минимум двух человек. Один из них сбежал, и если я еще буду жив, когда Тар его найдет, то забью нефрит ему в глотку и закопаю живьем умирать от Зуда. Ни на секунду не сомневайся – это Горные убили нашего брата.

– Послав двух головорезов без нефрита? – воскликнула она.

Хило дышал тяжело и быстро, как после долгой пробежки. Он взял сестру за руки – крепко, словно она стала бы вырываться, но она лишь обвисла, уставившись на него.

– В ту ночь Лан ослабел, Шаэ. Он был тяжело ранен на дуэли с Гамом у Фабрики, но не показывал этого. Он носил слишком много нефрита, чтобы выглядеть сильным в глазах клана. Я приказал провести вскрытие, хотя никому об этом не говорил. В его крови было «сияние», Шаэ, слишком много. «Сияние»! Лан ненавидел его, он бы никогда не стал его принимать, но, видимо, решил, что другого выхода нет.

Хило резко выпустил ее и отступил, глаза – как черные угли безжалостной ненависти.

– Горные всегда хотели нас покорить. Они ломали нас, угрожали и преследовали, уничтожили Лана, прекрасного Колосса мирного времени. Не важно, что случилось той ночью, причина его смерти – они. Завтра я рискну всем, чтобы сравнять счет.

– Ты обманул меня в тот день, – сказала Шаэ, но без злости, в ее словах звучали лишь горе и понимание.

Она с удивлением поняла, что все это имеет свой ужасный, но четкий замысел. Это лишь подтвердило ее убеждение, что таким запутанным способом проявляется воля богов – люди прокладывают дорогу своей судьбе, но в то же время бессильны ее изменить. И все они играют свою роль, вместе с врагами.

– Когда мы атаковали шоссе Бедняка, Горные даже не знали, что Лан погиб. Это мы первыми вышли из леса, мы перерезали двадцать два ничего не подозревающих человека, – сказала она.

– Обманул тебя? – Глаза Хило превратились в бездонные колодцы. – Нет. Ты сама вернулась, Шаэ, я ни словом тебя не просил, я лишь благодарю богов, что ты это сделала. А что до тех людей – они были Зелеными Костями. Для Зеленой Кости смерть не бывает неожиданной.

Глава 52. С этой минуты и до конца дней

Чуть позже в тот день Хило пошел в дом и переоделся в лучший костюм. На обратном пути он помедлил у закрытой двери комнаты Коула Сена. Ом поклонился ему и отошел в сторонку, но Хило не вошел. Он посмотрел на дверь, Почуял медленное, но ритмичное сердцебиение деда за ней, его хриплое дыхание и слабую текстуру ауры, как будто теперь на нем совсем не осталось нефрита. Старик дремал в кресле. Пока он спит, с ним можно иметь дело, подумал Хило.

Как бы до сих пор ни был потрясен и зол Хило, он признавал, что, отдавая Дору нефрит и тем самым позволив предателю сбежать, Факел в ту минуту снова стал собой, впервые за многие месяцы. Коварным и несгибаемым мятежником, принципиальным и праведным в гневе. И теперь Хило не удивился, что патриарх одержит финальную победу, к своему несчастью, пережив всех внуков. Хило приложил ладонь к двери, но решил, что входить не стоит. Он развернулся и спустился по лестнице, вышел из дома и пересек небольшое расстояние до резиденции Штыря.

Открыв дверь и увидев его в официальном костюме, Вен попятилась и приложила руки к груди, словно от боли. Когда Хило шагнул через порог и обнял ее, она задрожала.

– Ты решил умереть, – сказала она.

– Да. Нужно пожениться сегодня.

И хотя Хило готовил ее к этому повороту событий, Вен всхлипнула и поникла в его руках.

– Я совсем не так себе это представляла.

– Я тоже. – Он прижался щекой к ее шелковистой макушке и закрыл глаза. – Я представлял себе грандиозный банкет с лучшими блюдами. Живую музыку. И тебя, с высокой прической, как ты выходишь со мной под руку, в длинном зеленом платье. Или красном, красный мне тоже нравится. В особенности если оно с высоким воротом, в традиционном стиле, элегантном и скромном, но и чтобы разрез до бедра – показать, какая ты сексуальная штучка.

– Я уже выбрала платье, – предупредила Вен.

– Убери его и не показывай мне. Мы еще можем устроить все, как планировали – банкет, гости, музыка. Все. Но позже.

– Да. Ты вернешься, и мы устроим все, как ты хочешь.

Хило улыбнулся и поцеловал ее в лоб, его тронула уверенность в ее голосе.

– Я вернусь. Но в любом случае ты будешь в безопасности. У Шаэ есть связи с эспенцами. Не знаю, как она этого добилась, но у нее есть визы для тебя, твоих братьев, дедушки и Андена. Она вытащит вас из зоны досягаемости Горных.

– Кен и Тар не поедут, – сказала Вен.

– Я им приказал. Они не выносят мысль о побеге, но наверняка умрут, если останутся. Лучше жить, чтобы иметь шанс сравнять счет. Если до этого дойдет, напомни им и заставь выполнить мой приказ.

– Если до этого дойдет, – сказала Вен. – Но я так не думаю.

– Я тоже так не думаю, – заверил Хило. – Но все-таки нам лучше пожениться сегодня, просто на всякий случай.

– На всякий случай, – согласилась она, смахнула с глаз навернувшиеся слезы и высвободилась из его объятий. – Пойду переоденусь. Дай мне несколько минут.

Хило сел в прихожей и стал ждать, подумав, оглядевшись, каким милым стал дом, он был бы счастлив жить здесь с ней, вот в таком доме. Через несколько минут вернулась Вен – она накрасилась и надела чудесное синее платье, жемчужное ожерелье и серьги. Хило улыбнулся, встал и подал ей руку, и они вышли во двор, чтобы пожениться.

Для совершения церемонии вызвали судью Ледо, доверенного человека на жалованье у клана. Кен и Шаэ были свидетелями. Гражданская церемония занимала всего несколько минут, а не час с лишним песнопений по дейтистской традиции, но брачные клятвы все равно обращались к Божественным добродетелям.

Я клянусь в скромности: буду всегда сначала заботиться о любимых, не ожидая ни похвалы, ни награды, ибо теперь мы во всем едины.

Я клянусь в сострадании: буду всегда благодарить любимых и страдать, когда страдают они, ибо теперь мы во всем едины.

Я клянусь в храбрости: буду защищать любимых от всех бед, ибо теперь мы во всем едины.

Я клянусь в доброте: буду отдавать себя любимым, чтить и заботиться о них и телом, и душой, ибо теперь мы во всем едины.

Клянусь в этом тебе и только тебе, перед глазами богов и небес, с этой минуты и до конца дней.

Вен осунулась, борясь со слезами, пока Хило нараспев повторял последние слова вслед за судьей Ледо. С этой минуты и до последнего дня. И сколько это продлится? Хило почувствовал, как клятва впечатывается в него, наделяет особой мощью, совсем другой, нежели те клятвы, которые он всю жизнь посвящал клану. Он ощутил странный порыв соединить эти обеты, хотя и понимал, что это невозможно. Глядя на милое, преданное лицо Вен, он почувствовал угрызения совести из-за того, что не может пообещать не разбивать ей сердце, даже несмотря на свою всепоглощающую любовь. Потому что бывают времена, когда мужчина не может одновременно сохранять верность брату и сострадание к жене. Нефритовый воин не может по-настоящему быть единым с любимыми, ведь он пообещал отдать кровь за клан.

Вен выдохнула, чтобы успокоиться, и произнесла свои клятвы с такой силой, что Хило еще больше ею восхитился. Кен шагнул вперед и связан их запястья полоской ткани, правые руки и левые, когда они встали напротив друг друга, а Шаэ поставила на их сомкнутые ладони чашу с хоцзи. Они оба выпили из нее и вылили остаток на землю, на удачу. Судья Ледо объявил их мужем и женой.

Хило знал, что это негодная свадьба для Колосса клана. Он глубоко сожалел, что украл у Вен великолепный и веселый праздник, которого она заслуживает. Но главное – она стала его женой, и если завтра станет его вдовой, то получит все, что он обещал ей оставить. Горные не могут тронуть имущество, унаследованное членами семьи по завещанию. У Вен будет достаточно денег, чтобы начать новую жизнь, более безопасную, в Эспении. И пусть ненадолго, он все же стал ее мужем, и это делало его счастливым, гораздо счастливее, чем за долгое время.

Он отвел Вен в главный дом, в свою комнату, закрыл дверь и раздел свою жену, и они занялись любовью. Они оставили слабое освещение и направляли друг друга, не словами, а молчаливыми прикосновениями кожи, кончиками пальцев и губами, слившимся дыханием. Хило хотелось продлить этот оазис времени, пока не наступит развязка, и, добираясь до вершины, он забывал о себе и обращал внимание только на Вен, пока ее не переполнило удовольствие и она сладко не прошептала об этом. И наконец, с яростным отчаянием и дрожью, он выплеснул напряжение, а потом постарался не заснуть подольше и запечатлеть этот момент в памяти так крепко, чтобы перед смертью вспомнить именно его.

Глава 53. Боевые братья

В канун Нового Года Анден приехал в резиденцию Коулов поздно вечером. Академия закрылась на праздничную неделю, и днем студенты могли покинуть общежитие и провести время с семьей. Анден задержался, собирая вещи. Накануне Колосс имел с ним долгий разговор, и он знал, что его ждет по прибытии, но никак не мог к этому подготовиться. Он шел по Академии, пытаясь впитать в себя чувство дома, который он скоро покинет.

Многие годы он считал Академию местом неизбежных трудностей и лишений, пота и рутинной работы, скромной пищи, недостатка свободного времени и малоприятных наставников. Но теперь понял, что она была безопасной гаванью, убежищем, где честь Зеленой Кости – безупречная цель, единственное место, где можно носить нефрит и пользоваться нефритовыми умениями в подлинной безопасности.

Две недели финальных Испытаний прошли как в тумане. После долгих лет подготовки и лихорадочной зубрежки и тренировок в последнюю минуту, завершение академических и боевых экзаменов стало для Андена почти разочаровывающим. Больше всего он беспокоился за естественные науки и математику, а они стояли первыми в расписании. После этого больших сюрпризов не последовало. Он слегка улучшил свои результаты предварительных Испытаний, в особенности Отражение. В последний день он надел нефрит и дрался подряд с четырьмя Зелеными Костями, наставниками Академии, больше тридцати изматывающих минут. Под конец он был истощен и избит, но еще стоял, тяжело дыша, готовый продолжать. Хило не зря колотил его и учил всегда подниматься.

Наставники сделали пометки в блокнотах и кивнули, отпустив его. Анден поклонился и ушел из зала для испытаний, чувствуя едва ли больше гордости и триумфа, чем после мытья полов. Наконец-то с этим покончено. И он был рад этому, это действительно важно. Все эти экзамены – не по-настоящему. Настоящие впереди.

В поместье Коулов Анден сразу направился во двор, где в тени за столом сидели Колосс и вся семья. Они заканчивали новогодний ужин, и у Андена потекли слюнки от соблазнительных запахов – жареный поросенок, суп из морепродуктов, острые креветки в соусе, ростки гороха с чесноком, жареные овощи. Анден мог прилично поесть только раз или два в год, но для семьи вроде Коулов трапеза была скромной, в прошлом на Новый Год они устраивали грандиозные пиршества.

Анден остановился, чтобы запечатлеть в памяти эту сцену. Кузен Хило в черном костюме сидел в торце стола, спиной к Андену. Вен прижималась к нему слева, ее рука лежала на его бедре, словно удерживая на месте. Шаэ сидела напротив. Между ними по одну сторону стола находились братья Маик, а с другой стороны – Коул Сен в кресле-каталке и рядом с ним Кьянла. Андена ждал свободный стул и приборы.

На секунду Анден застыл, мучительность момента погрузила его в такую боль, что трудно было сделать следующий шаг. Картина была неполной: отсутствовал Лан, а вместе с ним и всякое веселье. Голоса звучали приглушенно, позы напряжены. Даже на расстоянии это скорее походило на бдение у смертного одра, чем на праздничную встречу Нового Года в кругу семьи. Лишь Хило выглядел немного расслабленным и радостным. Он отвел руку Вен и лично разлил всем чай. Потом положил себе еще одну порцию жареной свинины, что-то легкомысленно сказал Тару, который кивнул, но не улыбнулся, и небрежно обнял Вен за талию.

Хило оглянулся через плечо на Андена. Он улыбнулся, поднялся и шагнул к нему.

– Энди, ты опоздал. Мы уже почти все съели.

Он тепло обнял кузена и повел к его месту за столом, рядом с дедом.

– Прости, Хило-цзен, – сказал Анден, усаживаясь. – Я задержался в Академии. И пробки на дорогах. Новый Год как-никак.

– Нужно было позвонить, я бы прислал машину. – Хило хлопнул Андена по затылку в шутливом нагоняе и наполнил его тарелку. Вопреки словам Хило, на столе осталось еще полно всего. – Испытания закончены, ты больше не студент. Тебе нет нужды ездить на велосипеде или на автобусе.

– Поздравляю с окончанием Испытаний, Анден, – сказала Шаэ.

– Спасибо, Шаэ-цзен, – ответил Анден, не встречаясь с ней взглядом.

Дед как будто пробудился и перестал ковыряться в тарелке. Он повернул иссохшую голову к Андену, его глаза вдруг сузились, а взгляд стал пронизывающим.

– Так, значит, теперь ты один из нас. Сын Безумной Ведьмы.

Анден замер с ложкой супа в руке. Потом положил ее обратно в тарелку, к его горлу подступила тошнота.

– Надеюсь, ты будешь носить нефрит лучше, чем твоя мать. Да, она была Зеленой, Зеленым чудовищем, но кончила даже хуже, чем ее отец и братья. – Он поднял костлявый палец и потряс им в сторону Андена. – Я говорил Лану, когда он привел тебя сюда: «Этот полукровка – помесь овцы и тигра, кто знает, что из него вырастет?»

Хило уставился на деда и заговорил настолько смертоносным тоном, что Анден съежился:

– Кьянла, кажется, дедушке давно пора спать.

Кьянла тут же подпрыгнула.

– Идемте, Коул-цзен, – засуетилась она, оттаскивая кресло от стола в сторону дома. – Пора отдохнуть.

– Осторожней с нефритом, сын Безумной Ведьмы, – сказал Коул Сен напоследок.

Над столом повисло молчание. Хило вздохнул и бросил на стол салфетку.

– Он нездоров, – извиняющимся тоном объяснил он Андену. – Потеря переносимости нефрита плохо сказывается на стариках, вот тут, – он постучал себя по голове.

Анден молча кивнул. Коул Сен никогда не был с ним жесток. В семь лет он казался Андену богом, а всего год назад был полон сил и здоровья. Тогда он сказал Андену: «Это твоя семья. Ты будешь такой же могущественной Зеленой Костью, как мои внуки».

– Не обращай на него внимания, – сказал Хило. – Давай, Энди, ешь. А вы не смотрите так мрачно. Сегодня счастливый вечер. Энди прошел Испытания. Я женился. Впереди теплая весна, сейчас канун Нового Года. Вы же знаете, как говорят – первый день определяет удачу на весь год. Не начинайте его в дурном настроении.

Анден заставил себя прожевать кусок и проглотить. Он чувствовал себя ужасно – с его появлением стало только хуже. Натянув слабую, но героическую улыбку, он сказал:

– Поздравляю с женитьбой, Хило-цзен. Сегодня ты особенно прекрасна, Вен.

– Ну вот, теперь другое дело, – отозвался Хило. – Спасибо, Энди.

Вен едва улыбнулась, но Андену показалось, что она изучает его с какой-то особенной напряженностью. Ее сидящие напротив Андена братья сегодня выглядели самыми несчастными. Кен и Тар не проронили ни слова с момента прибытия Андена и смотрели на него с чем-то похожим на обиду. Анден избегал встречаться с ними взглядом. Штырь и помощник Колосса должны защищать Колосса ценой собственной жизни, и потому вряд ли их можно винить в том, что они досадуют на Андена из-за той роли, которую ему предстоит завтра сыграть.

– Ты знаешь, чего нам сегодня не хватает? Леденцов. В детстве на Новый Год мы всегда получали леденцы, помнишь, Шаэ?

И постепенно неловкий разговор возобновился. Анден наскоро поел, не желая продлевать эту муку за столом.

Вернулась Кьянла, чтобы убрать со стола, и семья медленно поднялась, немного помедлила, радуясь, что ужин наконец-то закончен, но все же расходиться им не хотелось. Шаэ подошла к Андену и положила руку ему на плечо. Жест выглядел извинением, и Анден знал, за что она извиняется. Когда Шаэ стояла так близко, он чувствовал ее нефрит, легкую щекотку ауры, чего он не ощущал, сидя вдали от нее за ужином и тогда, в ресторане – кажется, с тех пор прошла целая вечность.

– Я была не права, – сказала она, понизив голос. – Я тебя не слушала. Я…

– Я знаю, Шаэ-цзен. Нет нужды это говорить.

– Я не хотела, чтобы Хило тебя просил о таком. Спорила с ним, говорила, что он ставит тебя в ужасное положение, но он убедил меня, что это единственный шанс спасти клан. Прости, что не сумела его отговорить.

– Я понимаю. Я сам так решил.

Хило что-то прошептал Вен, та кивнула и ушла вместе с братьями.

– Идем, Анден, – сказал Колосс. – Поговорим в доме.

– Мне принести сумку в гостевую комнату? – спросил Анден.

– Оставь ее. Принесем позже.

Но Хило повел его не в главный дом, а в тренировочный зал. Он включил свет над длинным залом с деревянным полом. Грудь Андена на мгновение свело судорогой. Он вспомнил тот последний раз, когда был здесь, последний раз, когда видел Лана живым.

Хило закрыл дверь и повернулся к Андену. Расслабленное поведение, которое он демонстрировал за ужином, исчезло и сменилось столь знакомой опасной напряженностью. Андена поразило, что кузен может меняться с такой скоростью.

– У тебя есть еще шанс подумать, – сказал Хило. – Как считаешь, ты сумеешь сделать то, о чем я прошу?

Анден кивнул. И внезапно понял, что это подлинный момент посвящения, к которому он шел всю свою жизнь. Колосс рассчитывает на него, и только на него, в самое трудное для клана время.

– Я тебя не подведу.

– Я знаю, Энди. – Хило на мгновение показал всю свою боль. – Нужно подготовиться к завтрашнему дню, но правильно. Я прошу тебя сделать это ради клана, ради меня, и тем самым ты станешь Зеленой Костью Равнинного клана. Церемония выпуска еще не состоялась, но ты прошел Испытания, а значит, можешь принести клятву. Ты знаешь ее наизусть, или мне произнести ее вместе с тобой?

– Я ее знаю, – ответил Анден.

Он опустился на колени перед кузеном и поднял сомкнутые ладони ко лбу. Его голос звучал громко и ровно.

– Клан – моя кровь, а Колосс – его повелитель. Меня избрали и учили нести дар богов ради блага и для защиты народа, против врагов клана, как бы они ни были сильны или многочисленны. Я вступаю в братство нефритовых воинов по собственной воле и всей душой, я буду называть их боевыми братьями. Если я когда-нибудь предам брата своего, то пусть умру от клинка. Если я когда-нибудь не приду на помощь брату моему, то пусть умру от клинка. Если я когда-нибудь буду искать выгоду за спиной брата моего, то пусть умру от клинка. Перед лицом всех небесных богов клянусь в этом. Клянусь честью, жизнью и нефритом.

Анден прикоснулся лбом к полу у ног Хило.

Хило поднял Андена и обнял его.

– Брат, – сказал он.

Глава 54. Будь как Байцзен

В конце первого дня года Хило и Анден въехали в Доки и незадолго до заката без каких-либо происшествий прибыли к дверям «Двойной удачи». Хило посадил за руль Андена.

– Хочу быть уверен, что ты не разобьешь мою машину на обратном пути, – сказал он.

Лан когда-то учил Андена водить на одном из старых семейных автомобилей, и он нервничал за рулем роскошной машины кузена, так что вел огромный седан как старую даму, и Хило его постоянно поддразнивал:

– «Княгиня Прайза» – это же зверь на колесах, а ты ведешь ее как трехколесный велосипед.

– Ты мог бы посадить за руль Кена или Тара, – возмутился Анден.

– Не мог. Сам видел, как они вчера были расстроены.

Их уже ждали. Медленное приближение «Княгини» заметили и доложили о ней еще задолго до въезда в Доки, так что когда они остановились перед «Двойной удачей» и Анден выключил двигатель, Хило увидел, что на парковке нет машин клиентов. Лишь в стороне стояло несколько больших черных машин вроде ZT «Храбрый» Гонта, а перед входом в ресторан толпились Горные.

Хило посидел с минуту в машине. Он Чуял нетерпение людей снаружи и безжалостную ауру Гонта Аша, валуном перекатывающуюся внутри «Двойной удачи» в сторону выхода. А яснее всего – страх кузена и колотящееся сердце Андена. Хило с удовлетворением отметил, что на лице Андена этот страх не отражается. Хило положил руку на плечо Андену и не снимал несколько секунд, а потом вышел из машины. Он снял пиджак и положил его на пассажирское сиденье, потом закрыл дверь и зашагал к толпе врагов. Через мгновение он Почуял и услышал, что Анден идет в двадцати шагах позади, его сердце по-прежнему громко колотилось.

Гонт Аш встал перед ним – в кожаном жилете и с саблей-полумесяцем за поясом, а по бокам от него с десяток воинов. Хило остановился, чуть не доходя до них. При всей взаимной ненависти, эти двое почти никогда не встречались и несколько долгих секунд изучали друг друга. Никто не говорил и не шевелился, все следили за этой встречей.

– Знаешь, а ведь это мой любимый ресторан, – наконец сказал Хило.

– И я понимаю почему, – прохрипел Гонт.

– Попробовал хрустящие шарики из кальмара?

– Ем их каждый день, – ответил Штырь Горных.

Хило прищурил левый глаз, его губы растянулись в напряженной улыбке.

– Завидую. – Он оглядел шеренгу закаленных бойцов Горного клана – наверняка кое-кто из них носил нефрит убитых Кулаков. – Ладно. Я здесь. Вы подло поступили с Эйтеном, говнюки. – Он плюнул под ноги. – Если бы мне бросили вызов на поединок на чистых клинках, я бы отнесся к вам с уважением. Но вы лишили воина достоинства, только чтобы привлечь мое внимание. Ну вот, вы его добились.

Гонт медленно двинулся вперед, как крадущийся лев.

– Если бы дело было в личной чести, Коул-цзен, – прорычал он, – мы двое давно бы уже дрались на чистых клинках. Но это война кланов. Мы Штыри и должны делать свою работу, ведь для нас на первом месте клан, разве не так? – Он обошел Хило кругом, оценивая его глубоко посаженными глазами. – Должен признать, я не ожидал, что ты придешь. Думал, мне придется прорубить к тебе путь через последнего воина Равнинных.

– Если ты еще хочешь поединка, то я готов сразиться прямо здесь и сейчас, – ответил Хило, тоже следуя за вражеским Штырем взглядом и Чутьем.

Гонт хохотнул.

– Я такого не предлагал. Я не настолько эгоистичен, чтобы рисковать исходом войны в поединке. – Он остановился перед Хило, широкие плечи отбрасывали длинную тень в пространстве между ними. – Мы оба знаем, что в конце концов Горные победят Равнинных. Так зачем твоим преданным сторонникам отдавать за тебя жизнь? Зачем заставлять страдать весь город, который мы оба так любим? На твоем месте я бы вспомнил о бескорыстном примере Байцзена.

Хило молчал. Его тело взял в тиски невидимый глазу спазм – он не хотел умирать. Он был готов, но не хотел. Он знал, что Гонт Чует бурю противоречивых эмоций, но Хило не пытался их скрыть.

– Ты дал мне определенные гарантии, – сказал он и кивнул в сторону Андена, стоящего чуть позади. – Мой кузен здесь, чтобы убедиться в их выполнении.

Гонт перевел взгляд на Андена и поманил его.

– Подойди, Анден Эмери.

Анден приблизился – спокойно, но явно неохотно. Гонт звал его все ближе и ближе, пока Штырь Горных не положил огромную мускулистую руку ему на плечо. Теперь они оба стояли перед Хило.

– Ты знаешь, какую роль должен сыграть в нашем соглашении с твоим кузеном?

– Он знает, – сказал Хило, при виде руки Гонта на плече Андена он стиснул челюсти. – Он будет свидетелем всего произошедшего. И привезет меня обратно семье, я хочу, чтобы меня вернули целиком и каждый нефритовый камешек остался на месте. Если Анден благополучно вернется и сообщит, что все прошло, как было обещано, мой Шелест сдастся вместе с кланом. Я поговорил со Штырем и написал Кулакам письма с приказом сложить клинки и принять ваши условия. Если ты честно соблюдешь условия сделки, она передаст письма адресатам. Если нет, все мои Кулаки и Пальцы будут сражаться до последнего, чтобы поставить Горных на колени. Вы уничтожите нас, но победа будет горькой. Ваш клан будет покалечен, а город лежать в руинах. – Хило говорил с абсолютной убежденностью, с уверенностью в каждом слове. – Мы оба знаем, что так и будет, но мы оба не эгоисты, Гонт-цзен. Вот почему я здесь стою.

Гонт кивнул с невольным уважением во взгляде. Он выпустил Андена и сказал:

– Даю слово, что юному Андену ничто не грозит.

– И еще кое-что, – добавил Хило. – Я хочу, чтобы ты лично с этим покончил. Я заслужил поединок на чистых клинках, а вместо этого ты предложил мне вот это. Так хотя бы удостой меня смерти от последствий не в виде кровавой мясорубки. Ты понял, Гонт-цзен? Я хочу погибнуть как воин, от руки Штыря.

Через мгновение Гонт кивнул и с оттенком черного юмора дернул губами.

– Уверяю тебя, сделаю это с удовольствием, Коул-цзен.

Хило осмотрел воинов Гонта. Следуя за Штырем, они в нетерпении придвинулись ближе, но теперь остановились и попятились, заметив перемену в позе Хило, в развороте его плеч, в готовых к прыжку коленях. Хило расстегнул еще две пуговицы рубашки и распахнул ворот так, что стала видна длинная строчка вшитых в ключицу нефритов.

– Ну, давайте же! – в нетерпении выкрикнул он. Он вытащил нож, крутанул его указательным пальцем за рукоятку и зажал твердой хваткой опытного бойца.

– Гонт-цзен, какие из твоих людей лучше всего владеют ножом?

Анден отошел в сторону, но массивная фигура Гонта все равно нависала рядом. Он тихо охнул, когда к Хило с разных сторон подступили трое Горных. Молниеносные движения и мелькающие ножи слились в одну туманную мешанину, Анден с трудом разбирал, что происходит. Эти люди, выступившие вперед с разрешения своего Штыря, были хорошими бойцами. Они носили нефрит в бровях и ушах, на пальцах, запястьях и шеях. Двигались они проворно и безжалостно. Но все-таки им следовало с самого начала знать, что, вызвавшись на это почетное задание, они, скорее всего, умрут. Нож Коула Хилошудона всем внушал страх, и теперь Анден понял почему.

Кеконский боевой нож имеет изогнутый обоюдоострый клинок длиной с ладонь, им можно рассекать плоть, протыкать, взрезать, контролируя каждый удар. Анден видел нож Хило с тремя нефритами в рукоятке, стальной клинок работы Да Танори, как и лучшие сабли, но в отличие от них, нож всегда был главным оружием Зеленых Костей, оружием уличного бойца. Такие ножи, только в упрощенной версии, без нефрита, были у многих кеконцев, в особенности среди детей в семьях Зеленых Костей, они учились им пользоваться задолго до того, как прикасались к настоящему оружию.

Хило дрался так, будто в руках у него вообще не было ножа. Он не смотрел ни на него, ни на ладони, не беспокоясь о том, чтобы ударить правильной стороной, не напрягал руки и словно не сознавал, что держит оружие, настолько с ним сросся. Он изгибался, отпрыгивал в сторону и кружил, отражая атаки противников и набрасываясь на них, с той лишь разницей, что каждая его атака сопровождалась мельканием стали. Один боец замахнулся на него сверху, и Хило скрутил его руку, полоснул по внутреннему сгибу локтя, задев вторую руку, и опустил клинок, перерезав сопернику глотку, как будто чистит сочный плод.

Все случилось за секунду. Враг не успел включить Броню, нож взрезал яремную вену, и он с кровавым клокотанием рухнул. Хило уже двигался дальше, его глаза горели. Пришла очередь второго врага. На каждый удар Хило отвечал вереницей из трех или четырех. Второй противник ударил Хило между ребер и в затылок. Большинству людей нож с легкостью вспорол бы плоть, но Хило обладал Броней не хуже, чем у Гонта, может, чуть-чуть слабее, но зато более плавной.

Настоящий мастер Брони может управлять нефритовой энергией в быстром танце, напружинивать ее и отпускать, не мешая собственным движениям и окружая себя почти непробиваемым щитом за одно мгновение. Анден затаил дыхание, увидев, как нож рассек одежду Хило, но показалось лишь несколько капель крови. Хило перегруппировался и направил Силу в удар левой, прямо в горло. Противник вполне ожидаемо встретил удар, отпрянув и выставив Броню на верхнюю часть тела. Хило быстро шагнул вперед, нагнулся и перерезал бедренную артерию, а потом воткнул нож позади колена. Зеленая Кость с криком согнулся, и Хило с ликующим воплем рассек его затылок между позвонками.

– Вы просто зря тратите мое время, – прокричал он, отпрыгнув от тела. На его лбу и шее выступил пот. – Гонт-цзен, так ты лишишься всех Зеленых Костей! Если б я знал, что справиться с Кулаками Горных так легко, то пришел бы раньше!

Он их дразнит, с отчаянием подумал Анден. Новые бойцы Горных действовали без колебаний. Их разъярила гибель товарищей и подстегивала мысль, что даже лучший воин быстро устанет, сражаясь против нескольких противников. Анден заставил себя стоять не шевелясь, смотреть и не отворачиваться, потому что схватка превратилась в месиво. Хило устоял в центре бури. Он отбросил двоих Отражением и занялся третьим. С Легкостью отпрыгнул, чтобы избежать атаки с двух сторон, но его дернули назад. Он Сконцентрировался на противника, но не успел его прикончить, как другой Силой сбил его на колени. Анден почти не дышал и запаниковал, вонзив ногти в ладони, когда потерял кузена из виду в пелене темных фигур и мелькающих клинков.

Нож Хило отлетел на асфальт вне круга дерущихся, и Гонт Аш проревел:

– Хватит!

Несколько человек, опьяненных дракой, послушались не сразу, и Гонт снова взревел и выпустил широкую и слабую волну Отражения, от которой Зеленые Кости покачнулись. Когда они отошли, Анден увидел, что Колосс Равнинных стоит на четвереньках, кровь струится по его лицу и спине. Он хрипло дышал, тяжело поднимая плечи.

Анден почему-то вспомнил, как Хило пришел в Академию и устроил ему взбучку просто ради забавы, чтобы проверить, готов ли он драться даже с более сильным противником. В тот день Хило победил его с такой легкостью, бросал, как матерый пес швыряет и треплет мелкого. В то время Андену и в голову не приходило, что он может увидеть такое: самый свирепый из Коулов беспомощен против врагов, как Анден когда-то был против него.

Гонт вышел вперед.

– Хватит, – снова прогромыхал он. – Сегодня ты пролил достаточно крови Зеленых Костей, Коул Хилошудон из Равнинного клана. Ты заслужил смерть воина.

Гонт потянулся к рукояти сабли, и в то же мгновение Хило рывком вскочил и врезался в Гонта.

Они повалились на землю. Хило плюнул в лицо Гонту.

– Думал, я подставлю тебе шею, как курица под топор? Я заберу тебя с собой!

И он приподнялся, чтобы собрать оставшуюся Силу и размозжить ему череп.

Гонт откинул Хило Отражением, и тот распластался на спине. Бойцы Горных снова ринулись в атаку, но Гонт крикнул:

– Не трогайте его!

Он вскочил на ноги, на удивление быстро и легко для человека его комплекции. Штырь надвинулся на Хило, и тот со стоном перекатился на ноги и снова атаковал. Гонт ослабил атаку и врезал ему по челюсти. Хило упал, но снова поднялся, и опять Гонт его свалил, на этот раз тычком по ребрам. Анден дрожал, его глаза, горло и грудь горели. Глаза Гонта вспыхнули мстительным удовольствием, с него слетела тяжелая завеса железного самоконтроля.

– Ты… такой… упертый… – рычал он с каждым ударом.

Хило шатался или падал, но опять поднимался.

– Уже… хватит… пойми…

Гонт с Силой поднял Хило и отшвырнул его на несколько метров. Хило врезался в асфальт и на этот раз уже не поднялся. Он лежал, как сломанная кукла, грудь едва приподнималась, из нее вырывалось хриплое дыхание с кровавыми пузырями. Когда Гонт вытащил саблю, Хило дернул головой и выкрикнул:

– Давай!

Анден побежал. Никто из Зеленых Костей не обращал на него внимания. Он ведь всего лишь студент-подросток, просто свидетель событий, никто не заметил на нем оружия и не почувствовал нефритовую ауру. Страх и тревога, которую они в нем Чуяли, выглядели вполне естественными. А теперь он помчался вперед, удары сердца отдавались в ушах, и бросился на распростертое окровавленное тело кузена.

– Энди, – прошептал Хило и протянул ему руку.

И Анден вырвал из-под его рукава длинную ленту нефрита и намотал ее на кулак.

Два дня назад Хило извлек из тела почти весь нефрит и вставил его в тонкий шнур, который намотал вокруг левого предплечья – эта рука не привлекала внимания во время драки на ножах. Он оставил нефрит только на ключицах, чтобы все видели, как обычно. Его аура не изменилась, он по-прежнему носил все свои камни на коже. Хило содрогнулся, когда у него вырвали нефрит.

Для Андена весь мир превратился в сгусток чистой энергии.

Он как будто вылетел за пределы собственного тела. Он был везде и нигде, он согнулся над кузеном и смотрел на себя и Гонта сверху, он был внутри всех людей вокруг, пульсировал в их крови. Его собственное тело стало странной комбинацией систем и частей – обвивающих кости мускулов, кожи, жидкостей, мозгового вещества – и все же он был больше этого, много больше. Он сам превратился в сгусток энергии, которой мог управлять по своей воле.

Он никогда не думал, что может существовать такая ясность, такой экстаз силы и ощущений.

Когда вчера вечером они репетировали, как это случится, Анден только хватался за спрятанный нефрит, но не срывал его с руки Хило полностью. Они не хотели рисковать, подвергая себя нефритовому приливу и ломке. И все равно Анден ощущал жжение от такого количества нефрита. Но с нынешними чувствами не сравнить.

– Не двигайся, пока не скажу, – прошептал Хило. – Если я умру раньше, чем тебя позову, у тебя еще есть шанс, но только если Гонт близко. Он должен быть близко.

И Гонт теперь был близко. Анден увидел, как он слегка споткнулся, не понимая, в чем дело. Хило хорошо постарался, чтобы Штырь смотрел на него, и только на него, настолько его разъярил, что тот позабыл обо всем другом и не оглянулся на Андена, даже в короткий миг между криком Хило и прыжком Андена. Сабля в руке Гонта опустилась, но с долей нерешительности, белый металл падал медленно, словно воздух стал густым как мед, и Андену захотелось рассмеяться, когда он понял – это не Гонт движется медленно, это замедлилось время в его восприятии.

Анден осязаемо чувствовал его ауру, будто мог схватить ее пальцами. Он поднял руку и ощутил мощнейший поток энергии, сжал его и погрузился в самую сердцевину. Гонт замер, а потом в его глазах появились понимание и тревога. Легендарная Броня залила его сверху донизу. Анден почувствовал, как поток его энергии отклоняют назад, как мощная аура Гонта бьется в защите. Анден поднялся с зажатым в кулаке шнуром с нефритом, по-прежнему протягивая к врагу руку, и толкнул ее вперед. Его Концентарация железным копьем разорвала оболочку Брони и натолкнулась на непробиваемую защиту, не в силах проникнуть глубже.

Гонт выпучил глаза. Сабля задрожала, как будто все тело дергается в конвульсиях. Кожу Андена защекотал внезапный прилив тепла. Изо рта и носа Гонта хлынула кровь, шок и паника усилили его Броню, и она стала неумолимо расширяться в сторону Андена. А он больше не мог дышать, напрягся с такой силой, что глаза и легкие вот-вот лопнут.

И в этот миг отчаянного равновесия Хило поднялся, движимый одной лишь железной силой воли, выхватил нож Гонта из ножен и погрузил его Штырю в бок. Гонт зарычал от боли.

– Помнишь? – прохрипел Хило. – Байцзен вернулся из мертвых, чтобы убить врага.

Хило рухнул на землю. Оставшиеся бойцы Горных бросились на помощь Штырю, чтобы порезать Андена и Хило на куски, но они опоздали. Вонзившийся в бок Гонта нож сделал свое дело. Внимание Гонта и его Броня на мгновение сбились, и Анден Сконцентрировался изо всех сил, его внутреннее напряжение наконец-то нашло выход и с резким толчком проникло в тело врага.

Сердце Гонта остановилось, легкие схлопнулись, артерии в мозгу взорвались. Не в силах воспротивиться жестокой ясности своего Чутья, Анден разделил ощущения смерти, каждый кошмарный толчок, разрывающий тело врага. Гонт умирал, Анден умирал вместе с ним. Когда Штырь рухнул, он упал вместе с ним, открыв рот, но не в состоянии произнести ни звука. И тогда на него обрушилась еще одна смертельная волна – отлив нефритовой энергии, как будто злобный бог Йофо закрутил ветер и бросил его выворачивающим землю тайфуном. Обратная энергия умирающего была столь же мощной, как и сам Гонт. Под черепом Андена взорвались тысячи звезд, полыхнув жаром и светом. Его голова откинулась назад, он закричал в ужасе и экстазе.

Он сгорал, под кожей все кипело, избыточная энергия рвалась наружу и не находила выхода. Бойцы Горных, кинувшиеся на него с занесенными клинками, были сосудами, куда он мог сбросить лишнюю Концентрацию. Выход, спасительный выход. Ему даже не понадобилось к ним прикасаться, это было не сложнее, чем лишить жизни мышь в клетке. Двоих он застал в прыжке. Они схватились за грудь, изумленно вытаращив глаза, клинки клацнули по асфальту. Анден смотрел на их смерть с удивительным равнодушием и жадной радостью.

Зеленые Кости попятились. Анден заметил их страх и услышал свой странный смех. Он был демоном – бледный подросток, чудовище, пьющее нефритовую энергию и убивающее. Что вырастет, если скрестить овцу и тигра, спрашивал Коул Сен. Нечто странное и ужасающее.

Анден дернулся и выгнул хребет. Он резко вскинул руки, растопырив пальцы, и выпустил волну Отражения, подкинувшую трех Горных в воздух, они упали и покатились. Затем покачиваясь поднялись и, тревожно оглядываясь, побежали прочь, а другие вслед за ними. Их шаги грохотали в ушах Андена.

Анден вынырнул в реальность, чувствуя себя так, словно в ужасе свернулся калачиком в самом темном уголке собственной личности. Хило неподвижно лежал рядом, из его ран текли кровь и жизнь. Анден должен… должен помочь… позвонить кому-нибудь. Он уставился на витки нефрита в кулаке и, собрав всю свою силу воли, как будто выковыривает собственный глаз, разжал пальцы и выпустил шнур. Он встал, сделал шаг, и тут весь мир покачнулся и почернел, и Анден без чувств осел на асфальт рядом с кузеном.

Глава 55. Еще не конец

Очнулся Анден в больнице, из него торчали трубки, а рядом пищал аппарат. Голова была тяжелой и разрывалась, глаза с трудом открылись. Горло горело, а кожа ныла, все тело было покрыто ссадинами, больно было даже шевелиться на больничном матрасе. Он не сразу сообразил, почему здесь находится, а потом внезапно все вспомнил. Сердце в панике дернулось, он тут же покрылся потом.

Его разум заполнили воспоминания об ужасе и эйфории нефрита, такого количества нефрита. Больше ничто не имело значения. Он с удивлением и надеждой посмотрел на свои бледные пустые руки, лежащие поверх белой простыни. Он убил Гонта Аша. Штыря Горных, одного из самых могущественных Зеленых Костей Жанлуна. Он чувствовал его смерть как свою и влил жизненную энергию Гонта в собственную. И с ликованием. Он убил еще двоих, и впечатляющим образом, хотя и не настолько же. Или, может, лишь первое убийство так врезается в память? Или все дело в силе и нефритовых способностях убитого?

Нефрит… Как и говорят монахи, нефрит – дар богов. Он исходит с небес и может превращать людей в богов. Анден облизал потрескавшиеся губы, гадая, где теперь этот нефрит, когда снова сможет его надеть и вернуть те чувства.

И вдруг ему захотелось плакать.

С ним что-то не так, Анден это понял. Он всегда подозревал, что так и будет. Кровь могущественных, но нестабильных Аунов в смеси с иностранной, чувствительной к нефриту. Но ему говорили, и он в это верил, что усердные тренировки в Академии пересилят его дефекты. Дисциплина и привычка к нефриту сделают его Зеленой Костью, он сможет обуздать свою мощь, не превратится в чудовище, которое хохотало от чувственной радости, останавливая сердца. Хило убивал много раз, но оставался в здравом уме.

Хило! В голове у Андена стрельнуло, когда он попытался подняться.

Вошла медсестра, полная неулыбчивая женщина, она проверила показатели на мониторе.

– Где Коул-цзен? – просипел Анден.

Женщина не ответила, лишь ввела в капельницу какие-то медикаменты.

– Он жив? – спросил Анден.

– Он жив, – ответила медсестра.

Анден услышал ее голос как будто сквозь сгущающийся туман. В капельнице явно было сильное снотворное. Через минуту он уже отключился.

Когда он снова очнулся, у кровати сидел Хило. Анден охнул. Лицо кузена выглядело карикатурой на прежнее знаменитое мальчишеское выражение. Глаза заплыли, щека рассечена и зашита, одна рука сломана. И несмотря на все это, увидев, как Анден проснулся, Хило заулыбался, запавшие глаза наполнились теплом.

– Ты это сделал, Анден. – В порыве признательности он наклонился, запустил руку Андену в волосы и поцеловал в лоб. – Ты обратил Горных в бегство. Ты спас клан, кузен. И мою жизнь, я никогда этого не забуду.

– Почему мы… – Анден сглотнул в попытке увлажнить горло. Он увидел на столике свои очки и трясущимися руками надел их. – Почему мы живы? Что случилось после?..

Ему было сложно заканчивать предложения.

Хило засмеялся. Он встал и наполнил бумажный стаканчик водой из крана над раковиной. Анден понял, что лежит в отдельной палате. Двигался Хило осторожно, почти без присущей ему грации, как будто его только что сложили заново и он не уверен, все ли части на месте. Он снова сел и вложил стакан Андену в руку, сомкнув его пальцы, словно имеет дело с неуклюжим ребенком. Анден неуверенно поднес воду к губам и выпил, с благодарностью и смущением, что Колосс клана так с ним обращается.

– Хозяин «Двойной удачи» господин Унь увидел, что произошло, и позвонил к нам домой. Шаэ позвонила Кену и Тару – они ждали в Джонке, сразу за шоссе, меньше чем в пяти минутах пути. – Хило остановился, чтобы отдышаться, и поморщился от боли, но по-прежнему улыбался. – Хорошие новости, Анден. После потери Горными Штыря и нескольких Зеленых Костей высокого ранга Кен, Тар и наши Кулаки смели их одним махом. Они захватили остальную часть Доков. – Лицо Хило осветилось гордостью. – А после того как Тар и Шаэ навестили нас в больнице, Тар завоевал остаток Топи. Цзуэн и его бойцы ворвались в Острие и убили столько Пальцев Горных, что мы можем больше не бояться потерять шоссе Бедняка. Мы переломили ход войны. Ты переломил.

Анден попытался это переварить.

– Это значит, что Айт побеждена?

Хило качнул головой.

– Энди, Зеленая Кость не побеждена, пока жива. Разве мы с тобой это не доказали? – Он стиснул губы. – Горные – старый и крупный клан. Мы нанесли им тяжелую рану и вынудили Айт отступить. Ей придется назначить нового Штыря – возможно, Первого Кулака; мне сказали, он выжил. Пройдет некоторое время, прежде чем они сумеют снова на нас напасть. Но с Айт еще не покончено. – Голос Хило звучал мрачно, но в глазах танцевал оптимизм, которого Анден ни разу не видел после смерти Лана. – Но и с нами тоже, Энди, – сказал он, наклонившись поближе, словно поделился секретом. – Мы с тобой достали Гонта. Достанем и ее.

Анден смутился. Почему же он не радуется? Он жив, Хило жив, Гонт мертв, а Равнинные победили. Он должен чувствовать облегчение и душевный подъем, в точности как кузен. А у него в груди пустота и чувство утраты, он жаждет не победы и мести, а лишь мощи и ясности, которые были так скоротечны и так удивительны. Недолгое обладание нефритом навсегда выжгло в его мозгу воспоминания о том, на что он способен. Все остальное, включая семью и клан, блекло при сравнении.

– Сколько… сколько времени я здесь? – спросил он.

– Пять дней, – ответил Хило и добавил, заметив тревогу в глазах Андена: – Не волнуйся, с тобой все будет в порядке. Я оказался ближе тебя к могиле, а ты моложе и сильнее меня. Доктор Трю постоянно нами занимался. Нужно сделать его семейным врачом.

Анден не знал, сумеет ли он сформулировать эту мысль, но должен был попытаться.

– Хило… Со мной что-то не так. Я странно себя чувствую – пустым, как будто все важное стало неважным. А убивая Гонта, я чувствовал, что это важнее всего на свете. Это мой самый ужасный в жизни поступок, но я хочу его повторить. – Голос Андена зазвенел от тревоги. – Такого же не должно быть, правда? Я болен? Это Зуд?

– Не глупи, – сказал Хило, положил руку Андену на плечо и вздохнул. – Такое количество нефрита в первый же раз, да еще в такой стрессовой ситуации просто выбило тебя из колеи. Ты особенно чувствителен, с этим не поспоришь. Мы давали тебе СН-1, чтобы сбить температуру и вернуть организм в нормальное русло. Врачи говорят, мозговая деятельность в норме, так что еще несколько дней, и ты придешь в себя. – Он похлопал Андена по руке. – Не волнуйся, до выпуска осталась еще неделя. К этому времени ты точно отсюда выйдешь. Ни ты, ни я не пропустим такое событие.

Анден посмотрел на капельницу, а потом на прозрачную трубку в том месте, где она входила в его руку.

– Мне колют «сияние»?

Яд, убивший Лана, теперь растекался по его венам.

– Да не волнуйся ты так, – поспешно ответил Хило и щелкнул по трубке пальцем. – Все под контролем, никакого риска. Доктор Трю все время проверяет твое состояние. Когда ты отсюда выйдешь, тебя переведут на низкую дозу, а потом посмотрят – держать тебя на нем или совсем отменить. Доктор Трю предлагает пока не отменять, потому что скоро ты получишь нефрит на выпуске. Лишние меры предосторожности не повредят. Это тебе поможет.

На Андена навалилась усталость. Он откинулся головой на подушку и закрыл глаза, грудь по-прежнему стягивало странное желание плакать, но слезы не находили выхода, смешиваясь с неясной жаждой обладания и текущим в венах наркотиком.

– А пока отдохни, Анден, – мягко произнес Хило и замолчал.

Его рука по-прежнему лежала на плече Андена, и через его прикосновение Анден чувствовал знакомый гул нефритовой ауры кузена, слабый и приглушенный, то ли из-за одурманенного разума Андена, то ли из-за того, что Хило еще недостаточно окреп, чтобы снова носить нефрит. Весь тот нефрит в кулаке Андена принадлежал Хило, у которого уже было столько камней, что он ничего не чувствовал, добавляя новый. Анден не шевелился, обида и зависть завладели всем его существом, как заразная болезнь.

Глава 56. Выпускной

Даже много лет спустя город будет вспоминать ту новогоднюю неделю кровавой бойни между жанлунскими кланами. Многие называли это местью Коулов. В некоторых частях города одобрительно кивали, в других нервно дергали себя за ухо. Но очевидно стало одно – между кланами создалась новая патовая ситуация, и ни один из них не одержит быструю победу. Хотя все ожидали обратного, внуки Факела отбились от поглощения и тем самым закрепили безусловное лидерство своего клана.

По традиции выпускники Академии Коула Душурона проходили Испытания до праздников, но ждали финальных результатов и выпускного до более благоприятного времени, начала года, и первую неделю после каникул проводили за изнурительным трудом в общежитии – последний урок скромности, одной из Божественных добродетелей – и только после этого приносили клятвы и получали нефрит. Анден еще лежал в больнице и не мог присоединиться к одноклассникам, надраивающим камни мощения, чинящим заборы, подстригающим деревья и показывающим первоклассникам, что к чему. Но как и предсказывал Хило, за два дня до выпускного Анден вышел из больницы и чувствовал себя вполне сносно, чтобы посетить это мероприятие в один хмурый весенний день с затянутым серыми тучами небом.

Все уже знали, что Анден вместе с Колоссом сражался с Горными и убил Гонта Аша. Когда он шел в парадной мантии Академии, чтобы встать в строй в зале собраний перед церемонией, при его появлении все замолкали. Мастер Сэйн за столом регистрации склонил голову с таким уважением, которого Анден никогда не видел от наставников.

– Эмери. Вставай в конец очереди. Ты войдешь последним.

Анден знал, что это значит – он получил самые высокие оценки на Испытаниях, а учитывая его первое место на предварительных Испытаниях, это компенсирует среднюю успеваемость по академическим дисциплинам и он станет выпускником номер один.

Анден поклонился и встал в конец очереди.

– Тон, – поздоровался он.

Тот вздрогнул и поднял ладони в приветствии.

– Анден-цзен, я рад, что ты выздоровел.

Голос Тона звучал так официально, словно у Пальца, обращающегося к Кулаку, и Анден замер, не зная, как ответить. Он хотел поправить Тона, ведь он обратился к нему как к Зеленой Кости еще до церемонии выпуска, но понял, что это сделано намеренно. Анден проглотил нарастающее смущение и кивнул Дудо и Пау – оба склонились в поклоне.

Взгляд Андена поискал за их спинами Лотта. Мимолетное чувство, лишь смутная тень боли, промелькнуло у Андена в груди, но и только, больше в его сердце ни для чего не было места. Эта его часть как будто оцепенела. Лотт, после жестокой смерти отца всегда смотревший на него мрачным невидящим взглядом, учтиво склонил голову.

– Цзен.

Анден отвернулся и посмотрел на начало очереди, сомкнув руки под длинными рукавами парадной черной мантии. Две недели выздоровления, лечебные сеансы доктора Трю и прием СН-1 сделали свое дело, как и предсказывал Хило. Физически Анден поправился и чувствовал себя почти в норме по сравнению с моментом пробуждения в больнице, когда его раздирала нефритовая лихорадка. И тем не менее ему пришлось перебороть себя, чтобы сюда прийти и предстать перед удивленными взглядами не просто одноклассников, а всего клана.

«Ты герой, Анден», – сказал ему Хило, но Анден не чувствовал себя героем. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Он думал о СН-1, об этой отраве, до сих пор текущей по его венам. Эти люди знают, что он совершил, но не видели, кем он стал. А он опасен. Он нестабилен и держит себя в руках только благодаря сомнительной помощи современной науки.

Снаружи раздалась барабанная дробь, и сто двадцать шесть юношей и тридцать две девушки, завершившие восьмилетний курс обучения Зеленой Кости в Академии Коула Ду, переместились из зала для собраний во двор и выстроились в два ряда перед невысоким подиумом, спиной к сотням зрителей – родне и членам клана.

Анден вместе с одноклассниками опустился на колени на брусчатку под шатром, воздвигнутым из-за угрозы дождя. Когда грандмастер Ли начал свою речь, Анден оглянулся через плечо на ряды зрителей. Он тут же обнаружил Коулов в центре первого ряда. Хило был в оливковом костюме с иголочки и черном жилете, который он купил специально для этого случая. Выглядел он намного лучше, лицо еще в ссадинах, но уже не такое исхудалое. Он явно пребывал в хорошем настроении, как после удачной гонки, и излучал прежнюю бесшабашность, почти исчезнувшую в последние месяцы. Одной рукой он обнимал за плечи Вен. Анден заметил, как он заботливо притянул ее к себе и накинул капюшон куртки ей на голову, чтобы защитить от легкого, но сырого ветра. По другую сторону Хило сидел Маик Кен, а рядом с Вен – Шелест. Шаэ сидела с прямой спиной и была в темной юбке и блузке, с серьезным и слегка озабоченным взглядом, но, увидев, что Анден наблюдает, улыбнулась ему.

Анден снова повернулся к грандмастеру Ли – тот вызвал первую группу студентов. Все ученики восьмой ступени объявляли о своих намерениях еще до финальных Испытаний, и эти одиннадцать выпускников решили принести клятвы монахов. На подиум взошел Просвещенный из храма Божественного Возвращения, чтобы принять клятву будущих монахов. Одиннадцать студентов встали и приблизились к сцене, они опустились на колени перед всеми собравшимися и произнесли строки, навсегда связывающие их с религиозным служением, а потом прикоснулись лбами к полу и встали за спинами одноклассников.

Следующие двадцать пять студентов решили посвятить свои нефритовые способности искусству врачевания, они произнесли клятвы перед доктором из колледжа биоэнергетической медицины, где продолжат обучение. У Андена затекли ноги, и он немного сменил позу. Третья группа из восемнадцати студентов встала перед грандмастером Ли, чтобы посвятить себя благородному ремеслу наставника в нефритовых дисциплинах. На следующей неделе им предстояло вернуться в Академию в качестве помощников наставников, с надеждой однажды и самим стать ими.

Наконец, выступила вперед оставшаяся большая группа, собиравшаяся вступить и принести присягу Равнинному клану. Зрители и выпускники встрепенулись – Колосс клана зашагал по центральному проходу и быстро взошел на сцену. Хило обвел студентов взглядом. Выглядел он довольным. Около сотни новых Зеленых Костей для клана, почти две трети класса. Некоторые станут Барышниками, но большинство начнет как Пальцы, под командованием Кена и его Кулаков.

Все ждали, что Хило начнет декламировать клятву нефритовых воинов, чтобы выпускники повторяли за ним. Но вместо этого он долго молчал, так что затянувшаяся пауза стала неловкой. Люди стали недоуменно переглядываться. Грандмастер Ли нетерпеливо откашлялся, но Хило покачал головой.

– Грандмастер, – сказал он с улыбкой и достаточно громко, чтобы все слышали, – когда я стоял здесь в такой же черной мантии, то не ценил это место по достоинству, так дайте мне минутку насладиться этим прекрасным зрелищем. Я больше не студент, так что вы даже не можете меня отлупить за то, что я вас задерживаю.

Зрители захихикали. Теперь он настоящий Колосс, и все это знают, подумал Анден. И все-таки остался собой. Почти.

– Братья и сестры, – выкрикнул Хило. – Колосс – повелитель клана, но Колоссы меняются, а братство остается. Вы приносите клятву не только мне, но и друг другу. Кто знает клятву Зеленой Кости наизусть и может дать ее первым?

Предполагалось, что церемония пройдет совсем по-другому, но даже грандмастер Ли не стал вмешиваться, когда вперед шагнул Лотт.

– Я готов, Коул-цзен.

Хило кивнул и поманил его на сцену. Анден с колотящимся сердцем смотрел, как Лотт спокойно преодолел три ступеньки и встал на колени перед Хило, а тот наклонился и быстро что-то прошептал ему в ухо, а потом отступил. Анден мельком заметил непреклонное и решительное выражение лица Лотта, когда он поднял сомкнутые ладони ко лбу.

– Клан – моя кровь, а Колосс – его повелитель, – уверенным тоном начал он, четкий голос разнесся по всему двору. И ему вторили голоса сотни одноклассников: клан – моя кровь, а Колосс – его повелитель.

Шевеля губами и повторяя слова клятвы, которую он уже принес две недели назад, Анден не отрывал взгляда от стоящего на коленях Лотта – руки подняты, а глаза потуплены перед теплым, но пронизывающим взглядом Хило. Анден с горечью недоумевал. Он был уверен, что Лотт никогда этого не хотел, никогда не желал пойти по кровавому пути отца. Там должен стоять Анден.

Коулы – его семья, он уже доказал, что достоин носить нефрит, все считали его протеже Хило и грозным новым бойцом клана. И все же он переживал из-за Лотта, но при этом по непонятной причине был благодарен ему, что не он стоит на сцене, потому что на долгую и странную секунду ему показалось, что Лотт – это он, что Лотт занял место Андена на том деревянном полу зала для тренировок в поместье Коулов после новогоднего ужина, и теперь Анден смотрит на себя чужими глазами и видит кровь, нефрит и трагедию.

– Клянусь честью, жизнью и нефритом, – закончил Лотт и прикоснулся головой к полу. Остальные новоиспеченные Зеленые Кости Равнинных повторили его слова, завершив клятву. В точности как тогда с Анденом, Хило поднял Лотта на ноги, обнял его и тихо что-то сказал, не снимая руки с его плеча, Анден не расслышал слова. Лотт коротко кивнул и присоединился к остальным. Хило соединил ладони в быстром приветствии и обратился к новым членам клана:

– Я принимаю ваши клятвы, теперь вы мои боевые братья.

Кто-то выкрикнул:

– Кровь за Колосса!

Несколько голосов подхватили клич, пока Хило сходил со сцены.

– Равнинные, Равнинные!

Анден покрутил головой, чтобы понять, кто это кричит, но грандмастер Ли неодобрительно вскинул руки, призывая к тишине. Все выпускники и многие зрители привыкли подчиняться строгому правлению грандмастера и тут же замолчали.

– А теперь, – сказал грандмастер Ли с явным неудовольствием и от чрезмерной театральности присяги, и от реакции публики, – пришел черед наградить выпускников нефритом, который они заслужили годами тяжкого труда, дисциплины и тренировок.

В глубине сцены стоял стол с четырьмя стопками маленьких деревянных шкатулок. Все в нетерпении посмотрели на мастера Сэйна – он взял шкатулку из первой стопки и открыл ее.

– Ау Сатингья, – прочел он надпись на внутренней стороне крышки.

Сразу после финальных Испытаний все ученики восьмой ступени вернули тренировочные браслеты вместе с нефритом. Теперь они получат собственный нефрит, возможно, на несколько камней больше или меньше, чем сдали, в зависимости от успехов на экзаменах. Каждая стопка на столе соответствовала уровню мастерства в нефритовых дисциплинах. Взошедшая на сцену под вежливые аплодисменты Ау Сати заслужила один камень на металлической цепочке. Грандмастер Ли вытащил его из шкатулки и повесил Ау на шею. Ау станет Пальцем низшего ранга, а если хорошо умеет считать, то Барышником начального уровня.

– Горо Горусуто, – сказал мастер Сэйн, вызывая следующего выпускника, после того как Ау поклонилась и покинула сцену. Церемония продолжалась в том же духе, пока первая стопка шкатулок не исчерпалась, а затем более многочисленная группа выпускников получила по два камня каждому. Для некоторых выпускников эти камни останутся единственным нефритом, который они когда-либо будут носить. Для других станут лишь первыми из многих – нефрит передается по наследству, им награждает руководство клана, но самый престижный способ – завоевать его в поединках и сражениях.

Когда на сцену начали подниматься ученики, заслужившие три камня, Анден так разнервничался, что с трудом мог смотреть. Нефрит получили Дудо, Пау и Тон, и все улыбались, проходя мимо грандмастера обратно к одноклассникам, стоящим по другую сторону. Шкатулок осталось совсем мало – лишь около десятка в последней стопке, для лучших учеников, заработавших максимум – четыре камня, с таким количеством можно стать старшим Пальцем или младшим Кулаком, это больше, чем могут без риска надеть большинство кеконцев и иностранцы.

После того, через что пришлось пройти Андену, ему будет легко носить этот нефрит. Мгновение дезориентации от нефритового прилива, как во время тренировок, но ничего похожего на ту мощную деформацию и эйфорию, которые он испытал перед «Двойной удачей». И все-таки его пальцы онемели и похолодели, а живот свело от подспудной тревоги. Грандмастер вызывал последних студентов. Громкие аплодисменты и топот поприветствовали Лотта, когда он выступил вперед и склонил голову перед грандмастером. Остальные выпускники уже болтали и поздравляли друг друга, обсуждали, как будут носить камни – проколют нос, бровь или сделают более смелый пирсинг. На столе осталась только одна шкатулка.

– Эмери Анден, – сказал мастер Сэйн.

Когда Анден встал, болтовня стихла. Он вдруг почувствовал себя так, будто двигается во сне, в контролируемом, но нереальном состоянии, словно он на самом деле находился не здесь. Ноги несли его вперед, ботинки шагали по ступенькам, и, поднявшись на сцену, он услышал, как кто-то выкрикнул:

– Коул-цзен!

Поднялся шквал аплодисментов, и другие голоса подхватили:

– Коул-цзен!

Анден остановился, решив, что толпа окликает Хило. А когда понял, что так обращаются к нему, его лицо полыхнуло жаром. Его называют Коулом. Сироту-полукровку поставили рядом с Ланом, Хило и Шаэ. Он не мог и подумать о такой чести и просто окаменел. Потому что это была неправда, он не такой, как они. Когда грандмастер Ли поднял четыре камня на серебряной цепочке, Анден отшатнулся, словно в шкатулке сидел ядовитый паук.

– Нет, – выпалил он.

Грандмастер нахмурился и застыл.

– Что значит «нет»?

– Я не… – выдохнул Анден. – Я не хочу носить нефрит.

За все годы в Академии Анден ни разу не видел, чтобы грандмастер выглядел таким ошарашенным. Его седые брови изогнулись дугой, морщинистое лицо застыло. Мастер Сэйн и другие преподаватели ошеломленно переглядывались, но явно не находили слов. Выпускник отказывается от нефрита? Такого еще никогда не случалось.

После мгновения оглушительной тишины послышался удивленный шепот. Анден не осмеливался оторвать взгляд от собственных ног, он опозорился и опозорил Хило и Шаэ. Сгорая от стыда, он поднял трясущиеся ладони, прижал их ко лбу и склонился в глубоком поклоне, а потом молча покинул сцену.

Он никогда еще не видел Хило таким злым и потрясенным. Как только грандмастер Ли наскоро завершил церемонию, Колосс направился к Андену. Члены клана поспешно расступались перед ним в страхе. Пальцы Хило сомкнулись на бицепсе Андена как когти. Он оттащил покорного кузена от остальных выпускников, за сцену, преодолев это расстояние под молчаливыми взглядами остальных. Хило развернул Андена лицом к себе.

– Ты что вытворяешь?

Анден пытался заговорить, но, открыв рот, не знал, что ответить. Ему казалось невозможным объяснить свой поступок. Хило по-прежнему сжимал его руку, и Анден чувствовал нефритовую ауру кузена, гудящую, как рой разъяренных шершней.

– Мне жаль, – наконец выдавил он.

– Тебе жаль? – Хило, похоже, не мог подобрать слова. – В чем дело, Анден? Что на тебя нашло? Ты выставил себя дураком перед всем кланом, перед твоими братьями, Зелеными Костями. Выставил дураком меня.

– Я не похож на тебя, Хило, – взорвался Анден.

Все, чего он в себе боялся, все сомнения, которые ему удалось подавить суровыми тренировками и верой в клан, все ночные кошмары про ванну с кровью и материнские вопли разом выскочили из той шкатулки на сцене, пересилив даже кошмарное понимание, что он уничтожит все свои мечты.

– Я не должен носить нефрит, он не предназначен для меня. Если сегодня я его надену, то захочу еще и еще, сколько у меня было при убийстве Гонта. И я сойду с ума даже сильнее, чем мама, Безумная Ведьма. Я знаю, так и будет. Я чувствую это в своей крови, что бы ты ни говорил. – Он едва дышал, выплескивая эти слова. – Ты посадишь меня на «сияние», эту эспенскую отраву, убившую Лана, но я не хочу так жить. Я не хочу быть, тем, кем ты меня делаешь. Быть… быть…

– Кем? – сердито спросил Хило. – Зеленой Костью? Членом семьи?

– Оружием, – прошептал Анден.

Хило оттолкнул его и шагнул назад. Его лицо исказила противоречивая смесь эмоций, но больше всего – обида, глаза распахнулись от болезненного удивления, как будто Анден вытащил нож и полоснул его по щеке. За плечом Хило Анден увидел приближающуюся Шаэ. Кен и Вен шли за ней, но остановились на расстоянии, чтобы не мешать.

Колосс шагнул вперед и поднял руки, чтобы схватить кузена за плечи. Анден зажмурился, на секунду решив, что Хило его ударит, но тот лишь сказал с деланым спокойствием:

– Это моя вина, Энди. – Он тряхнул Андена, заставив его посмотреть в глаза. – Тот бой – это было для тебя слишком, слишком рано. А потом еще больница – пугающее место. Ты испугался. Это только моя вина, но мне пришлось так поступить, нам нужна была твоя помощь. Я не сумел бы сделать это один, не спас бы клан без тебя. И мы по-прежнему в тебе нуждаемся.

На лице Хило было написано жгучее чувство вины, а в голосе слышались и мольба, и укор.

– Сейчас ты унизил нас обоих, но я знаю, ты этого не хотел, и я не держу на тебя зла. Давай вместе вернемся к грандмастеру Ли, и ты получишь свой нефрит. Ради него ты трудился все эти годы. Мы забудем об этом происшествии, и на этот раз сделаем все правильно, подготовим тебя. Ты член семьи, Анден. Ты воспитан как Зеленая Кость.

Решимость Андена пошатнулась, но он яростно затряс головой.

– Я слишком чувствителен к нефриту, он дает мне слишком большую мощь. И поэтому я получаю удовольствие от убийства. – Он сглотнул. – Горные знают, какую я представляю угрозу. Если я надену нефрит, Айт приложит все силы, чтобы меня убить, а мне придется убить многих людей, только чтобы уцелеть… – Слова лились из него в потоке отчаяния. – И каждый раз, когда я кого-нибудь убью, я заработаю больше нефрита, все больше и больше, и все «сияние» в мире мне не поможет, я знаю.

Хило всплеснул руками.

– Горные годами хотели меня убить! Мы все живем на грани смерти и безумия, но делаем, что должны, приходится с этим справляться! Думаешь, на прошлой неделе я чувствовал себя лучше, чем ты? Мне пришлось бороться с нефритовой ломкой, когда я был почти что трупом, и я все равно очнулся, чтобы быть проклятым Колоссом! – он почти кричал и лишь с видимыми усилиями понизил голос.

Внезапно рядом возникла Шаэ и заговорила тихо, но решительно, в ее тоне слышался упрек:

– Это решение Андена, Хило. Он окончил Академию и принес клятву, теперь он мужчина.

– И кому он принес клятву, по-твоему? – спросил Хило. – Это клятва клану и Колоссу. Именно за них мы живем и умираем. Если ты так поступишь, Энди, то предашь меня. – Выражение лица Хило стало чудовищным. – Как ты посмел сказать, что я делаю из тебя оружие? Разве я не любил тебя и не обращался как с младшим братом, разве ты для меня всего лишь инструмент? Как ты мог такое сказать?

Он отшатнулся, его плечи дрожали как от физической боли, как будто он всеми силами пытается удержаться от убийства отвратительного кузена. Лицо и голос вдруг стали холодными, отстраненными и полными презрения.

– Если ты так поступишь, то больше не член семьи.

– Хило! – зашипела Шаэ, словно вот-вот его ударит. – Прекрати!

– Хило-цзен, – взмолился Анден, похолодев.

– Прочь с моих глаз! – Но Анден не сдвинулся с места, и Хило проревел: – Прочь с моих глаз! Неблагодарный изменник, дворняжка, не желаю больше тебя видеть!

Анден покачнулся, мощь беснующейся ярости Хило задавила в зародыше все слова, которые попытались вырваться из горла. Он развернулся и побежал.

Он бежал, пока не покинул территорию Академии. Анден сорвал с себя мантию выпускника и выкинул в грязь, а потом побежал дальше в брюках и тонкой рубашке, испачкал их, пробираясь по леску в парке Вдов без какой-либо цели и направления. Он бежал, пока слезы не затуманили поле зрения, а истощение не обожгло легкие и ноги. Тогда Анден пошатываясь побрел через лес, словно мог убежать от случившегося, словно мог оставить весь стыд в лесу.

Оказавшись на главной дороге, он понял, где находится, и снова побежал. Ворота кладбища были открыты, и он, задыхаясь, забрался на холм и, почти рыдая, рухнул перед могилой Лана, у подножия мемориала семьи Коул.

– Прости, – выдохнул он, дрожа – холодный ветер прижал мокрую от пота рубашку к коже.

Начали падать крупные капли, они прочертили струйки на очках и расплющили волосы на голове. Дождь хлестал по мраморному памятнику, и светло-зеленый камень потемнел и стал похож на нефрит.

– Прости, Лан.

Анден сел и заплакал.

Не то через несколько часов, не то через несколько минут появилась Шаэ с черным зонтиком и укрыла им Андена, так что дождь лил ей на голову, а она просто стояла рядом и смотрела на могилу семьи.

– Он бы тобой гордился, Анден, – сказала она будничным тоном. – Он всегда тобой гордился.

Глава 57. Прощение

Две недели спустя в офис Шелеста на Корабельной улице пришло письмо без обратного адреса, но Шаэ сразу же поняла, от кого оно, узнав плотный и четкий почерк синими чернилами. Она села за стол, провела по конверту пальцами и вскрыла его.

Дорогая Шаэ-се!

Не могу выразить, как я сожалею о том, что предал твое доверие. Я всегда поступал по воле Коула-цзена, и это по-прежнему так. Предполагаю, что вы с Хило меня ищете, и не ожидаю от вас сочувствия или милосердия, доведись нам встретиться.

Пожалуйста, веди себя осторожно. Хило, вероятно, считает, что победил, но Горных не так-то легко оттеснить в море. Я никак не могу изменить судьбу твоего брата или бедняги Андена, но у меня болит сердце при мысли о том, что с тобой может случиться что-то плохое. Считай это искренним предупреждением от любящего дяди и постарайся как можно скорее покинуть Кекон. Прибереги немного денег и воспользуйся своими эспенскими связями, так, чтобы не узнал никто из клана. Хороший Шелест всегда читает по облакам.

Прими мои искренние сожаления,

Юн Дорупон

Шаэ медленно развернула кресло и посмотрела на город внизу за окном.

Над ровным гулом шоссе и суетой гавани висел теплый весенний туман, в кабинете Шаэ шумно пыхтел кондиционер. Она вдруг ощутила свое тело – плоть и кровь, дыхание и ауру, составляющие ее существо, и вот она сидит здесь, в бывшем кабинете человека, отправившего это письмо.

Несколько недель назад она и ее семья выжили в тот день, когда она готовилась умереть. Равнинные сильно пострадали, и еще не все закончено, но они крепко цепляются за жизнь, как делают Зеленые Кости уже сотни лет. Она снова прочла письмо, а потом поднесла его уголок к зажигалке и смотрела, как оно догорает в пепельнице. Я не сбегу, Дору, больше не сбегу, и я приду за тобой.

* * *

В воскресенье в обеденное время в «Двойной удаче» было не так многолюдно, как прежде, но теперь, когда Доки вернулись к Равнинным, а насилие на улицах прекратилось, дела в старом популярном заведении на берегу оживились. Шаэ и Хило сидели друг против друга в отдельном кабинете, в стороне от остальных клиентов. В конце стола поставили кресло-каталку Коула Сена. Сидящая рядом с ним Кьянла поправляла салфетку на коленях старика. Вен не смогла к ним присоединиться. Несколько раз в неделю она посещала занятия по эспенскому языку в жанлунском городском колледже – когда не была в разъездах по новой работе.

Шаэ положила на стоящую рядом тарелку деда сосиски и маринованные овощи. Он пробормотал что-то похожее на благодарность и похлопал ее по руке. Она постоянно находилась в ожидании таких вот мелочей. Они напоминали о патриархе семьи, которым она восхищалась и которого любила, о человеке, всегда настаивавшем, что она такая же Зеленая Кость, как братья. Моменты ясности Коула Сена были иллюзорны и длились недолго, почти как и видимость спокойствия в Жанлуне, но Шаэ еще больше ценила и то, и другое, осознавая эту хрупкость.

Горные засели в Летнем парке, Острие и других южных районах, своей исконной территории, и усиливали оборону. Ходили слухи, что Айт Мада назначила нового Штыря. Не Воуна Балу, Первого Кулака Гонта, как ожидали Хило и почти все остальные. Айт поехала в школу Храм Ви Лон за пределами Жанлуна и призвала бывшего отцовского бойца Нау Суэна. Последние два года Нау вел малозаметную жизнь старшего наставника в Ви Лон – как многие предполагали, такова была награда за то, что он энергично поддержал притязания Айт Мады на пост Колосса и даже с удивительной готовностью перерезал горло Айту Эоде. Говорили, что он мастерски владеет Чутьем.

Шаэ постаралась получить удовольствие от трапезы и хотя бы на короткий срок выбросить из головы войну. Напротив нее Хило накладывал на тарелку хрустящие шарики из кальмара.

– Они того стоили, – улыбнулся он одними губами.

Он пытался выглядеть веселым, но Шаэ не обманешь. Гонт и его бойцы чуть его не убили, и хотя прошло уже несколько недель, Хило до сих пор регулярно ходит к доктору Трю и быстро устает из-за полученных ран, но не это его мучает. Ее брат носит в себе обиду, мрачное раздражение, часто вспыхивающее гневом или сомнениями в самом себе. Он спас клан, но потерял еще одного брата.

– Ты должен его простить, – сказала Шаэ. – Даже если он пока не может простить тебя.

Она осознала иронию этих слов – ведь было время, когда она не желала больше видеть Хило или говорить с ним, а теперь они Колосс и Шелест клана.

Пока что Шаэ ни разу не добилась ответа, когда упоминала Андена, и, конечно же, сейчас Хило тоже не посмотрел на нее и промолчал. Шаэ продолжит попытки, просто еще рано. Лан говорил, что после ее отъезда в Эспению Хило полгода о ней не разговаривал.

– Разве ты не хочешь узнать, где он? В безопасности ли он?

Уж об этом она позаботилась.

– Нет, – сказал Хило.

Любой ответ – уже прогресс, Шаэ не стала больше напирать. Оставив Андена сломленным, но спокойным на пляже у материнского коттеджа, она поговорила с Вен, а та с Кеном, и он тайно отправил в Марению двух надежных охранников.

К столу подошел господин Унь и кривобоко поклонился. Левая сторона его головы была густо замотана бинтом. Он принес черную деревянную коробочку, на лице была написана деланая улыбка, не скрывающая нервозность.

– Коулы-цзен, вы всем довольны? – спросил он.

Хило тут же сбросил подавленность и лучезарно улыбнулся.

– Господин Унь, вы же знаете, как я рад снова оказаться в любимом заведении.

Владелец «Двойной удачи» вспыхнул и поклонился в пояс, а потом поставил черную коробочку на стол перед Хило, как будто принес особое блюдо. Вот только в коробке лежало левое ухо господина Уня. Мольба к Колоссу о прощении за то, что переметнулся к Горным.

– Надеюсь и дальше вам служить, Коул-цзен, – дрожащим голосом произнес он.

Склонившись, он несколько раз прижал ладони ко лбу, обращаясь также к Шаэ и Коулу Сену.

Хило положил руку на коробку и спокойно отставил ее в сторону. Напряжение покинуло господина Уня – раз Колосс прикоснулся к коробке, значит, принял извинения.

– Все прощено, друг мой, – торжественно объявил Хило. – Иногда даже самые верные люди совершают ошибки, когда их принуждают принимать решения в чудовищных обстоятельствах.

– Да, Коул-цзен, – от всего сердца согласился господин Унь, снова несколько раз прикоснулся ладонями ко лбу и попятился. – Совершенно верно.

Шаэ заметила, что Коул Сен клюет носом.

– Кьянла, – сказала она, – отвези дедушку домой. Мы с Хило приедем позже.

Кьянла промокнула рот Коула Сена салфеткой и увезла его. Пока кресло-каталка проезжало по залу, все умолкли. Некоторые посетители подняли сомкнутые ладони, почтительно приветствуя Факела. Когда Коул Сен с сиделкой удалились, несколько человек поднялись и подошли к столу Хило и Шаэ.

– Коулы-цзен, мы живем рядом с «Двойной удачей» и любим здесь обедать, но ни разу не приходили, пока здесь хозяйничали эти собаки, – сказал господин Аке, отец двух Пальцев. – Мы так рады, что в квартале снова наступил мир.

Господин Кино с женой, Барышники из офиса Шаэ, положили перед ней конверт.

– Чтобы помочь господину Уню выплатить дань в этом месяце, – объяснили они. – Мы знаем, что клан помогает ему вставить новые окна и поменять ковры.

Все посетители явно вздохнули свободней, а потолочные вентиляторы гоняли теплый и влажный воздух из гавани, которую патрулировали Кен и его бойцы. Завсегдатаи «Двойной удачи» увидели забинтованную голову владельца ресторана и коробку на столе рядом с Хило, они поняли, что Колосс проявил милосердие и снова взял заведение под свое покровительство. Учитывая железную преданность Фонарщиков клана и доход от продажи нефрита в Эспению, Шаэ позволила себе немного мрачного оптимизма. Возможно, беспощадным планам Айт – оставить в Жанлуне лишь один клан – суждено сбыться, но не так, как предполагала Колосс Горных.

Хило принял все оказанные ему знаки внимания и почти обрел прежнюю веселость.

– Прошу, угощайтесь. Нам с сестрой нужно кое-что обсудить.

Вереница сторонников клана рассеялась, все вернулись за столы. Колосс и Шелест остались одни, чтобы закончить трапезу и поговорить о делах клана.

Эпилог. Всегда есть возможности

Когда Беро пришел в первый раз, у могилы был человек, молодой человек, и он провел там долгое время, но во второй раз Беро и Мадт проникли на кладбище ночью, и мрачные холмы были пусты. Он с легкостью нашел нужное место. Из-за недостатка площади кеконцев обычно кремировали, а их прах хоронили. Не многие семьи могли позволить себе полноценные похороны и большие мраморные памятники.

Коула Ланшинвана похоронили рядом с отцом, героем войны. У подножия могильного камня преданные сторонники клана возложили букеты весенних цветов, чаши с яркими восковыми фруктами и ароматические палочки в маленьких плошках с песком. Под именем и датами в мраморе были выбиты две простые строчки:

Любимому сыну и брату,

Колоссу клана

Мадт неожиданно плюнул на могилу и отшвырнул ногой лежащие на ней дары. Беро дернул его и шикнул:

– Не будь идиотом. Хочешь, чтобы здесь выставили охрану?

Мадт вырвался из рук Беро, но больше ничего делать не стал. Он сунул руки в карманы и с угрюмой неуверенностью оглядел залитое лунным светом кладбище. Осквернение могил как-никак карается смертью.

Беро присел и провел руками по основанию памятника. Прижал ладони к траве и приник щекой к земле, так что вдохнул резкий запах влажной почвы под дерном. Чуть ниже лежало тело убитого им человека, и Беро не сомневался, что его похоронили вместе с нефритом. Нефритом, который по праву принадлежит Беро. Теперь, когда весь запас «сияния» был надежно спрятан, а клановая война, накатившая на Жанлун, похоже, почти закончилась, он мог подумать о том, как снова поймать удачу.

Этот город всегда полон возможностей.

Благодарности

С самого начала «Нефритовый город» был амбициозным и страстным проектом, который я уже отчаялась воплотить. Но вопреки всему надеялась, что мне хватит способностей изложить на бумаге то, что было таким четким в моем воображении. Если книга, которую вы держите в руках, вышла удачной, то в немалой степени из-за оказываемой мне поддержки.

Прочитав черновик романа, мой агент Джим Маккарти не только настоял на том, чтобы я продолжила работу, но и дал такие прозорливые и полезные советы, что я написала ему: «Ты чертовски прав во всем. Надеюсь, что я сумею этого добиться». И мы добились. Еще раз спасибо, Джим.

Я не могла бы найти более ярого поклонника «Нефритового города», чем Сара Гуан из издательства «Орбит». Я поняла, что роман в хороших руках, когда обнаружила, что Сара не только сразу же уловила суть книги, но и с замечательным упорством прорабатывала вместе со мной всех персонажей. Мне на редкость повезло получить такого проницательного редактора, улучшившего мою работу.

Благодарю также Тима Холмана и Энн Кларк за то, что решили печатать эту серию в «Орбит», и моего британского издателя Дженни Хилл за то, что сопровождала «Нефритовый город» за океан и далее везде, Алекса Ленциски, Эллен Райт и Лауру Фитцджеральд за мощное продвижение, Лорен Пейнпинто и Лайзу-Марию Помпилио за то, что книга потрясающе выглядит, Глени Бартелз за внимание к деталям, Келли Фродел за орлиный глаз литературного редактора. Тим Пол превратил мои грубые наброски Кекона и Жанлуна в прекрасные карты. Несомненно, кого-то я забыла упомянуть, спасибо им всем.

Надежные бета-ридеры просто незаменимы. Куртис Чен, Ванесса Маклиллан, Кэролайн О’Доэрти и Соня Томас заставили мой мозг поднапрячься и сделать эту книгу именно такой. Благодарю всех коллег по курсу литературного мастерства за поддержку и участие, в особенности тех, кто читал и критиковал первые главы рукописи: Аманду Хелмс, Аннаку Калтон, Рене Мелтон, Бенджамина Кинни, Стива Роджерса, Швету Такрара и отдельно Джесси Стюарта, который помог прояснить некоторые термины и закончить книгу.

Я благодарна Элизабет Бир, Тине Конолли, Кейт Эллиот, Мэри-Робинетт Коваль, Кену Лиу, Скотту Линчу и Фрэн Уайлд за многочисленные советы и поддержку. Моим друзьям-писателям, с которыми я встречалась за ланчем и на конференциях или поддерживала связь онлайн – вы продолжаете меня вдохновлять и мотивировать. Я до сих пор с трепетом смотрю на свои книги в магазинах и в особенности обязана магазинам Пауэлла в Портленде и Университетскому книжному в Сиэттле за премьерные продажи моих книг.

«Нефритовый город» – результат влияния и Запада, и Востока. Благодарю своего отца за то, что познакомил меня с обоими мирами. Не помню, когда именно я стала фанаткой гангстерских саг и фильмов о кунг-фу, но это точно сыграло роль. Бесконечная благодарность и моему мужу Нейтану, который охотно и бесстрашно согласился быть как строгим критиком, так и добрым слушателем, когда мне это было нужно. И наконец, эту книгу я посвящаю брату Ардену, лучшего брата я и пожелать не могу. Наши отношения гораздо теплее, чем между Хило и Шаэ.

И глубочайшая благодарность вам, читатели.

Оглавление

Глава 1. Двойная удача

Глава 2. Штырь Равнинного клана

Глава 3. Бессонница Колосса

Глава 4. Факел Кекона

Глава 5. Кошечка Штыря

Глава 6. Возвращение домой

Глава 7. Академия Коула Душурона

Глава 8. Встреча в Лодочный день

Глава 9. Как обойти айшо

Глава 10. Дом Горных

Глава 11. На чем стоит Колосс

Глава 12. Человек по имени Мадт

Глава 13. Просьба

Глава 14. Золото и нефрит

Глава 15. Сделка с демонами

Глава 16. Нефритовый рудник

Глава 17. Вечер в «Божественной сирени»

Глава 18. Нашептанное имя

Глава 19. Военный совет

Глава 20. Чистые клинки на Фабрике

Глава 21. Семейный разговор

Глава 22. Честь, жизнь и нефрит

Глава 23. Дары Осеннего фестиваля

Глава 24. После тайфуна

Глава 25. Планы определены

Глава 26. Военные маневры

Глава 27. Обнаруженные ошибки

Глава 28. Посылки и тайны

Глава 29. Возможно, ты умрешь

Глава 30. Храм Божественного Возвращения

Глава 31. Не по плану

Глава 32. Еще один вернувшийся

Глава 33. Выйти из леса

Глава 34. Ты в долгу перед умершими

Глава 35. Неожиданный прием

Глава 36. Пусть его узнают боги

Глава 37. Прощение Шелеста

Глава 38. Дилемма Шелеста

Глава 39. У штурвала на Корабельной улице

Глава 40. Быть Колоссом

Глава 41. Первый ученик

Глава 42. Старая Белая крыса

Глава 43. Новая Белая крыса

Глава 44. Возвращение в магазин «Еще послужит»

Глава 45. Взаимная шутка

Глава 46. Честный разговор

Глава 47. Небеса слышат

Глава 48. Читая по облакам

Глава 49. Подступы к Адамонту

Глава 50. Зеленое братство

Глава 51. Канун Нового Года

Глава 52. С этой минуты и до конца дней

Глава 53. Боевые братья

Глава 54. Будь как Байцзен

Глава 55. Еще не конец

Глава 56. Выпускной

Глава 57. Прощение

Эпилог. Всегда есть возможности

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg