«Продавец снов»

Александр Марков Продавец снов

Гостиница стояла в центре города напротив здания администрации. Это был пятиэтажный куб, сложенный из серых бетонных блоков с мозаикой на боковой стене, рассказывающей о покорении космоса и освоении Арктики. Картинка давно осыпалась вместе с мечтами людей. От них мало что осталось.

— Вам у нас понравится, — улыбалась Пилюгину за стойкой администратора дама неопределённого возраста. — Воздух у нас чистый. Спится хорошо, и сны — просто загляденье. Как раз за одну ночь всё посмотрите. По делам к нам или просто так?

— Просто так, — сказал Пилюгин. Причиной его визита стал разговор в самолёте. Случайный попутчик рассказывал про гостиницу в заштатном городишке, где он насмотрелся удивительных снов.

В сети Пилюгин справился о гостинице, прочитал пару восторженных отзывов о снах, которые могли оказаться лишь рекламным ходом для привлечения постояльцев. Ничем другим гостиница похвастаться не могла. Однако… чутьё подсказало Пилюгину, что он набрёл на золотую жилу. В нём проснулся азарт, как в юности, когда хочется всё испытать, найти что-то, чего до тебя никто не находил.

Номер оказался совсем маленьким. Стены и потолок давили. Поморщившись, Пилюгин посмотрел на деревянную кровать с продавленным матрасом и старым бельём. Ничего не поделаешь. Улёгшись, он включил — как было написано — «ретранслятор снов» и закрыл глаза.

Его обдавало свежим ветром и сиянием звёзд. Он видел далёкие города, в которых когда-то хотел побывать, но так и не нашёл их в реальности. В этих снах кто-то угадал его мечты и рассказывал истории, и в них мечты исполнялись.

Утром Пилюгин проснулся полным сил и энергии. Хотелось сразу приняться за любое дело. После таких чудесных снов даже старики будут ощущать себя помолодевшими, будто у них впереди ещё вся жизнь.

Пилюгин и сам когда-то пробовал создавать сны, но они получались пресными, неинтересными, чёрно-белыми. Приходилось их подкрашивать, а порой и вовсе ничего, кроме темноты, в его снах не было.

— Наройте мне всё, что сможете про того, кто для гостиницы сны делает, — приказал Пилюгин, связавшись с начальником своей службы защиты информации.

— Это всё? Может, какая ещё помощь нужна? — поинтересовался подчинённый.

— Только это. И побыстрее.

Конечно, проще попытаться разузнать у администратора или директора гостиницы. Но когда Пилюгин поинтересуется, кто поставляет им сны, они точно наберут в рот воды и ничего не скажут. Вдруг ещё надумают сличить его изображение с теми, что попадались в сети, и выяснят, что никакой он не пилот коптера, как указал при заселении в графе «работа», а владелец известной фирмы по производству снов. Нетрудно будет догадаться, зачем он приехал в город. Терять Создателя снов им невыгодно. Только на нём гостиница и держится. Как бы мешать не начали. В монографиях обычно дают ссылки на источники информации.

Файл, который пришёл через час, не сопровождался перечнем вскрытых сайтов и почтовых адресов.

«Хм, интересно, интересно, парень пятнадцати лет, парализован, быстро прогрессирующий боковой амиотрофический склероз».

Фотографии, сведения о родителях. Мать не работает. Отец служит на автобазе, смена — сутки через двое. График. Одна из дат обведена красным.

Пометка: «Сегодня заканчивает в 9.00».

Ещё пометка: «После работы приходит в привокзальный кафетерий, где подолгу стоит и смотрит на проезжающие мимо поезда».

«Ого, откуда они это взяли?»

Следующая фотография запечатлела отца автора снов, который стоял за столом возле панорамного стекла, выходившего на платформу. Из-под вязаной шапки выбивались седые пряди, на плечи наброшена серая куртка.

«Камеру видеонаблюдения в кафетерии вскрыли. Молодцы».

Вокзал располагался на другой стороне площади от гостиницы. Минуты три ходьбы. Пилюгин машинально посмотрел на часы и вдруг понял, что, если поторопится, наверняка застанет этого человека. Познакомиться с ним на вокзале, как бы случайно, лучше, чем заявиться в дом. Наверное, на это и намекали в службе защиты информации, обведя красным сегодняшнюю дату.

«Молодцы. Как всё удачно складывается».

Пилюгин схватил сумку и, буквально слетев на первый этаж по лестнице, направился к входной двери. Его окликнула от административной стойки всё та же отретушированная женщина, напомнив про завтрак, но Пилюгин бросил ей, что не хочет. Пробежав через площадь, он нашёл вокзальный кафетерий. Сердце его учащённо забилось, когда он заметил мужчину, стоявшего за тем же столом, что и на фотографии из файла, и в той же одежде. Он грел заскорузлые руки о пластиковый стаканчик.

Еда в кафетерии выглядела совсем неаппетитно. Но Пилюгин вытащил из сумки две питательные таблетки, запил их водой из кулера. Затем купил парочку пирожков, приготовленных на прогорклом масле, стакан коричневых помоев, выдаваемых за кофе, демонстративно окинул взглядом полупустой зал.

— Здравствуйте. Можно? — спросил он, подойдя к отцу Создателя снов.

Получив разрешение, Пилюгин поставил на стол пластиковую тарелку с пирожками и стакан с помоями. Они нужны были для маскировки. Он не собирался это пробовать.

Мимо промчался скорый поезд, раскрашенный в яркие цвета. Лицо мужчины точно изнутри осветилось. Он посмотрел на Пилюгина и сказал:

— Красивые они. Жалко, что редко останавливаются. Уехал бы, но теперь уже поздно.

— Почему поздно? — спросил Пилюгин, обрадованный, что разговор сам собой затеялся.

— Поздно, — только и повторил мужчина, назвавшийся Захаром.

Они немного поговорили, после чего Пилюгин решил, что пора переходить к интересующей его теме.

— Я вот в гостинице сны смотрел. И кто только такие чудеса делает? — Пилюгин посмотрел на своего собеседника.

— Да известно кто, — сказал Захар. — Сын мой Лёшка.

— Ух ты! — Пилюгин состроил на лице удивлённое выражение. — Не может быть.

— Может.

— Эти сны должны все смотреть. Такой талант пропадает!

— Точно, пропадает, совсем пропадает, — сказал задумчиво Захар, но пояснять не стал. — А что, сны хорошие?

— Не то слово. Вы их никогда не видели?

— Зачем? — отмахнулся Захар. — Зачем мне чужие сны, если я и свои смотреть могу? И мир этот тоже могу смотреть, — он насупился, уткнув взгляд в стол. — Но дальше райцентра вот только всё равно не уезжаю, — потом его прорвало. Всё-таки Пилюгин умел расположить человека. — Но я-то ходить могу, а вот Лёшка с кровати без чужой помощи не поднимется. Парализован он. Ничего и не видел. Остаётся только сны смотреть. Денег у нас немного. Жена обходчицей работала на железной дороге. Сократили её два года назад. Там ведь всё сейчас автоматизировано. Новую работу не нашла. Какая уж тут работа? Надо за сыном постоянно смотреть. А я вот сторожем на автобазе работаю. Но жить можно. Хозяйство спасает, и пособие получаем.

— Поедемте к вам! — решительно предложил Пилюгин. — Может, чем помочь смогу.

Вдоль улицы за деревянными, железными и проволочными заборами высились старые бревенчатые домишки с резными наличниками и покатыми крышами из серого шифера или крашеной жести. Подобные строения часто объявлялись местными властями памятниками старины областного значения. Это означало, что сносить их нельзя, в каком бы плохом состоянии они ни находились, а вот ремонтировать домишки обязывались владельцы и на них даже разрешалось наложить штраф за то, что они в ненадлежащем состоянии содержат памятник архитектуры.

— Пришли, — Захар указал на одноэтажную избушку, обитую тонкими неровными зелёными дощечками. — Неказистый у меня дом. Старый. От деда достался. Он его строил.

Они прошли через калитку, поднялись по растрескавшимся деревянным ступенькам на крылечко. Захар отворил дверь и крикнул в темноту:

— Я с гостем!

На зов появилась невысокая женщина в коричневом платье. Увидев Пилюгина, улыбнулась, поздоровалась и пригласила к столу, сообщив, что как раз приготовила обед. Пилюгину не хотелось доставлять хозяевам лишние хлопоты, но он понял, что обидит их, если откажется от угощения.

— Лёшка гостей стесняется, но новым людям всё равно рад бывает, если поймёт, что они не со злым умыслом зашли. Вот ведь руки-ноги у него не работают, а людей с чёрной душонкой легко определяет, — рассказывал Захар за столом. — Ты про сны его спрашивал, так к нам как-то заявился один, аппаратуру для записи принёс, денег дал, чтоб мы сны Лёшкины записали. Немного дал. Мы хотели Лёшке экзоскелет купить, чтоб он сам мог двигаться. Но денег этих на него не хватило. Дорогая штука. Очень дорогая. Даже на коляску, которая приказы человека выполняет, тоже не хватило. Подумали, может, если снов побольше записать, постепенно накопим. Сын поначалу согласился, записал несколько, но потом наотрез отказался с этим парнем общаться. Тот проходимец приезжал, говорил, что теперь ему все записи снов принадлежат, но Лёшка больше ничего не записывал. Сказал, что у парня душа алчная. Не хочет ему сны продавать. Аппаратуру мы отдали. Ругался он. Про суд говорил.

— Вы, выходит, контракт с ним подписывали? — спросил Пилюгин.

— Подписали какую-то бумажку, — сказал Захар. — Дать?

— Да, — кивнул Пилюгин.

Пробежав контракт взглядом, он заметил несколько лазеек, благодаря которым его юристы вызволят Лёшку из этого рабства.

— Раньше он бегал не хуже других деревенских. А вот лет пять назад ноги отнялись, — горестно рассказывала женщина. — Дальше — хуже. Сейчас говорить ещё может, но доктора говорят, что и это ненадолго. Мы б и дом продали, чтобы денег на лечение добыть, но доктора нас отговорили, сказали, что не могут эту болезнь лечить. Никто не может. Вот значит как.

Тем временем Захар ушёл в соседнюю комнату и вскоре принёс на руках сына, будто тряпичную куклу, усадил на стул с высокими подлокотниками, которые костылями упирались парню в подмышки, и пристегнул ремнём, как в машине, чтобы не сполз.

У Лёшки были большие и грустные глаза старика. Худое тельце, на котором одежда висела бесформенным мешком, тонкие ноги и руки, похожие на веточки. Голова клонилась на левое плечо. Значит, шейные мышцы тоже начали атрофироваться.

Лёшка обучался дистанционно и дальше двора давно уже не выбирался. Отец иногда в тёплое время выносил его из дома вместе с креслом в сад. Там Лёшка слушал аудиокниги. Сам он читал только с экрана, листая страницы голосовыми командами.

Пилюгин, скорее, даже не Лёшку уговаривал с ним поехать, а его родителей — отпустить сына. Алексея уговаривать не надо было. По его глазам Пилюгин видел, что ему надоело сиднем сидеть дома.

Родители видели, что сын гаснет, но не знали, сколько он ещё будет гореть. Вряд ли долго. Они бы радовались даже тому средневековому дудочнику, который увёл из города всех детей. Главное, чтоб Лёшка с постели встал, чтоб ходить мог.

Пилюгин же давал хоть какую-то надежду. Он сказал, что купит экзокостюм с металлическим выносным скелетом, в котором, несмотря на атрофированные мышцы, можно двигаться. Полимерная плёнка, которую натягивают на тело, возвращает тактильные ощущения. Облачившись в такой костюм, чувствуешь себя космонавтом. Разве что шлем надевать не надо.

— Вам так нужны мои сны? — спросил Лёшка.

— Да, — не стал скрывать Пилюгин. — Думаю, они всем нужны. Я научу тебя делать их ещё лучше. Ты будешь ждать костюм или поедешь со мной сразу?

— А можно сразу? — спросил Лёшка, но не у Пилюгина, а у своих родителей.

Мать заплакала, отец молча кивнул.

Юристы выкупили Лёшкин контракт и старые сны. Пилюгин снял трёхкомнатную квартиру, приставил к парнишке сиделку и двух помощников, которые день и ночь обязаны были находиться рядом, помогать облачиться в костюм и сопровождать на улице.

Поначалу Алексей никак не мог привыкнуть, что в экзоскелете ноги и руки вновь его слушаются. Он готов был кричать от радости, но губы по-прежнему плохо повиновались, получалось какое-то гыганье, как у новорождённого, который только-только начинает изучать окружающий мир.

Он и вправду заново учился ходить. Сделав первый шаг, застывал и никак не решался на второй, а когда всё ж отрывал ногу от пола, терял равновесие. Помощница не давала упасть. Лёшка злился, потому что хотел чувствовать всё, даже боль.

В офисе рядовые сотрудники-поисковики тестировали сны. Это был самотёк, нудный и неинтересный. Основная комната делилась на кабинки, имитирующие купе поезда, комнату среднестатистической семьи и многое другое. Обычно хватало нескольких секунд, чтобы понять — будет иметь сон успех у потребителей или нет.

Рабочая обстановка здесь резко отличалась от других офисов. Многие о такой только мечтали. Главный лозунг формулировался так: «Не отлынивай от работы. Спи на рабочем месте». На мониторы выводились показатели состояния организма сотрудника. На тот случай, если возникнут осложнения, дежурила бригада медиков, обязанных вывести сотрудника из сна и оказать необходимую физическую и психологическую помощь.

— Я здесь буду работать? — спросил Алексей.

— Нет. Ты будешь работать дома.

Если раньше Лёшка пребывал в какой-то апатии, то теперь хотел наслаждаться реальной жизнью, сколько бы её ни осталось. Он попросил повозить его по городу. Усталость начала одолевать его только через двое суток. Но когда он понял, что ему придётся разоблачаться, снимать чудесный костюм, превращаясь в беспомощную куклу, наделённую разумом, забился в истерике. Его сознание будто загоняли в клетку, а он метался в своём неподвижном теле, искал выход и не находил.

Приставленная к Лёшке сиделка позвонила Пилюгину посреди ночи и сказала, что её подопечный просит не снимать костюм на ночь. Пилюгин разрешил. Впредь Алексей разоблачался с неохотой по самой крайней надобности, когда требовалось принять душ.

Днём Пилюгин поехал с Алексеем к самым лучшим и самым дорогим докторам.

Алексей стеснялся врачей, боязливо поглядывал на них, привыкнув к тому, что ничего хорошего ему не скажут. Невмоготу стало, когда с него сняли костюм, уложили на носилки, которые задвинули в герметичный саркофаг, напичканный умными приборами.

— Потерпи, — успокаивал Пилюгин.

По внутренностям Алексея бродили орды нанороботов, как шахтёры по туннелям. Сканирующие лучи прошивали тело насквозь, выдавая трёхмерное изображение на экраны. Пилюгин был уверен, что современная медицина способна излечить любую болезнь, но оказалось, что Лёшкин боковой амиотрофический склероз, описанный впервые почти двести лет назад, лечить так и не научились.

— Чёрт, как такое возможно? — кричал Пилюгин на врачей. — Сделайте что-нибудь.

Те разводили руками, обещали применить новейшие технологии, но не гарантировали положительный результат. Скорее всего, они просто высасывали из Пилюгина деньги, а он был готов платить даже за призрачную надежду. В мировой практике случалось, что болезнь эта сама собой стабилизировалась и пациент жил с ней десятилетиями, но обычно она протекала скоротечно. Между первыми симптомами и смертью проходило лет пять. У Лёшки они уже почти прошли. Врачи не давали ему и года.

— Когда меня починят? — Алексей смотрел на Пилюгина как на сверхъестественное существо.

— Они говорят, что починить тебя пока не могут, — сказал Пилюгин.

— Я так и думал, — грустно сказал Алексей.

— Но ведь ты можешь двигаться за счёт костюма.

— Могу.

— Не отчаивайся. Что-нибудь придумаем.

Пилюгин вдруг почувствовал, что прежде жизнь его была пресной и бессмысленной, а теперь он точно сам боролся со смертью вместе с этим парнишкой.

Лёшкиных снов было уже достаточно, чтобы начать завоевание рынка. Пилюгин выпустил один из них, через неделю другой, затем третий. Они медленно поднимались в рейтингах популярности. Четвёртый уже ждали. Поступали предварительные заявки, и когда сон стал доступен в сети, его тут же перекачало более трёх миллионов человек. Ночью они смотрели одно и то же.

Лёшка впитывал в себя впечатления: лазал по развалинам старых заброшенных усадеб, смотрел, как взлетают и садятся громадные авиалайнеры, как проносятся мимо него похожие на серебристые молнии поезда на магнитных подушках. Пилюгин, глядя на него, понял, о чём мечтает этот парень, и тихо спросил:

— Ты тоже хочешь оказаться там?

— А можно? — спросил Алексей.

— Да, — кивнул Пилюгин. — Куда ты хочешь?

— Мне всё равно. Я хочу везде побывать, — он даже глаза зажмурил от счастья. Долгие годы мир вокруг него ограничивался несколькими десятками метров, а теперь безгранично расширился.

Они путешествовали на поездах и самолётах, машинах и повозках, запряжённых лошадьми. Они исколесили Европу, переплыли океан на корабле с воздушной подушкой, высадились на остров, где когда-то хозяйничали пираты, бродили по улицам, на которых небоскрёбы закрывают небеса. Пилюгин был благодарен этому умирающему парню, потому что благодаря ему и сам будто заново узнавал окружающий мир. На такое путешествие он не отважился бы, дела мешали, а ведь он когда-то тоже хотел всё это увидеть в реальности.

Алексей часто связывался с родителями, рассказывал о своих приключениях, предлагал переехать в Москву, но они говорили, что там им делать нечего, а сидеть на шее у сына — не хотят.

— Но ведь я вон сколько у вас на шее сидел, — уговаривал их Алексей. — Теперь вы у меня посидите. Мне будет приятно.

Пилюгин купил билет на рейс космического челнока, пассажиры которого на несколько минут оказывались в невесомости. После этого полёта Алексей сказал Пилюгину, что с радостью провёл бы остаток жизни на земной орбите на одной из космических станций, потому что невесомость — лучшее, что он ощущал.

Пилюгин начал экспериментировать со снами Алексея. Когда тот спал, в комнате тихо играла музыка, слышались звуки дождя или ветра, актёры читали книги. Эти звуки вторгались в сон, направляя видения.

Постепенно сны Алексея стали длиннее и насыщеннее. Их хватало на всю ночь, а то и на несколько, и тогда они продавались сериями. Безграничный рынок поглощал каждый день десятки новых видений.

Любой человек в этих снах чувствовал себя кем угодно, ощущал и видел то, что в жизни не ощутишь и не увидишь, будь у тебя даже неограниченные возможности, а большинство ведь едва-едва концы с концами сводили и дальше своего района не выбирались. Кто-то в нереальных мирах хотел остаться навсегда, но блокираторы будили людей, вздумавших смотреть подряд слишком много снов. А вот Лёшкиным снам такие блокираторы были не нужны. Каким-то образом ему удавалось создать сны, которые заставляли дорожить каждым мгновением реальности, они были как бы её дополнением.

Лицензию на сны Алексея закупило с десяток европейских стран. Это был прорыв, потому что прежде европейцы к российским снам относились свысока. Дескать, там ничего стоящего для западного рынка не создают, у русских другой менталитет. Но у Алексея была отличная жизненная история, втискивающаяся в рамки европейской толерантности.

Вот только ему день ото дня становилось хуже. Его пришлось подключить к аппарату искусственного дыхания. Он крепился на спине и был похож на обычный ранец, от которого тянулись прозрачные шланги к респиратору, укрывавшему рот и нос. С такими приспособлениями ходило много людей, кто не хотел дышать городским воздухом, считая его вредным. У многих из них лица полностью закрывали маски. Самыми модными были герои комиксов и фантастических фильмов.

Алексей мог надеть такую маску, чтобы спокойно выходить на улицу, иначе после ток-шоу, в которых он участвовал, его узнавали, просили автограф, хотели с ним поговорить, а некоторые даже спрашивали советов — как разобраться в той или иной жизненной ситуации. Но ему не нравилось такое внимание.

— Сколько у меня осталось времени? — спросил он как-то у Пилюгина.

— Не знаю. Ты борись, — повторял Пилюгин.

Аппарат искусственного дыхания дал Алексею ещё полгода, а потом началось ухудшение. В больнице, куда его отвезли, Пилюгину сообщили, что мозг Алексея отмирает, перестаёт управлять даже экзокостюмом.

Он лежал неподвижно в снятой для него квартире и записывал последние сны — уже не такие наивные, как прежние работы. За короткое время Лёша многое испытал. У него появилась надежда и вновь исчезла. Он постоянно находился в полузабытьи, не воспринимая и не узнавая окружающих. Даже родителей, которые приехали с ним проститься и неотлучно сидели возле кровати.

Вот только Пилюгина рядом не было. Казалось, он бросил своего Создателя снов как отработанный материал, когда стало известно, что дни его сочтены, и теперь ищет нового поставщика товара. Другой бы на его месте выжал Лёшку до последней капли, до последних снов, а вот Пилюгин, выходит, поступил благороднее — дал возможность умереть спокойно и не мешал попрощаться с родителями, вернее, родителям попрощаться с сыном.

Так думал тот, кто его не знал. Он не привык сдаваться. Пилюгин не остановился бы даже перед тем, чтобы мозг Алексея поместить в криогенную камеру, если бы это помогло. Но он нашёл способ получше, когда служба информационной безопасности сообщила ему о существовании лаборатории нейробиологии, расположенной в подмосковном инновационном центре. Её исследования уже продвинулись до стадии экспериментов на крысах. Пилюгину стоило больших трудов и нервов встретиться с начальником лаборатории. Тот в ужасе всплеснул руками, когда понял, что ему предлагают провести опыт на человеке.

— Да вы что? Это противозаконно. Нас финансирования лишат и закроют.

— Не закроют, — Пилюгин выступал в роли демона-искусителя. — Я, конечно, понимаю, какие при этом встают морально-этические проблемы. Но разве лучше будет, если парень умрёт? А так мы дадим ему шанс! Разве кто-то посмеет вас в чём-то обвинять? — не унимался Пилюгин. — Всё законно.

Он показал начальнику лаборатории контракт, подписанный Лёшкой, в котором тот соглашался на любые способы лечения и на любые эксперименты и сам нёс ответственность за неудачу. Глядя на начальника лаборатории, Пилюгин вдруг понял, что его больше не надо уговаривать. Здесь давно ждали удобного случая. Громадный будет скандал, если всё провалится. Но неудачный эксперимент можно скрыть. А вот если всё получится удачно, начальник лаборатории, как руководитель проекта, встанет в один ряд с самыми выдающимися учёными. Да ему Нобелевскую премию на блюдечке принесут и ещё упрашивать будут, чтоб взял.

Пилюгин, увидев эти размышления в глазах начальника лаборатории, улыбнулся, а учёный кивнул в ответ.

В это время Пилюгину позвонил сотрудник одного из ведущих информационных агентств и намекнул, что хочет узнать первым о том, когда Создатель снов умрёт. За эту услугу обещали любые деньги в разумных пределах. Пилюгин такой циничности не удивился. На информационном рынке действовали ещё более жёсткие законы, чем в шоу-бизнесе.

Ожидая новостей, репортёры дежурили под окнами квартиры Алексея. Чтобы пустить их по ложному следу, Пилюгин разработал спасательную операцию. Из дома вынесли саркофаг, в котором якобы находился Алексей, но на самом-то деле этот пластиковый гроб лишь утяжелили, чтобы создать впечатление, будто в нём лежит человеческое тело. Даже Лёшкиным родителям не сказали правду, и они думали, что их сына увозят в больницу.

Репортёры помчались следом. Возле дома никто из них не остался, а в этот момент сотрудники пилюгинской службы информационной безопасности запустили вирус во все камеры наружного и внутреннего наблюдения. В результате ни одна из них не записала, как из квартиры выносят второй саркофаг и грузят в неприметный микроавтобус. Водитель, попетляв по городу и выяснив, что никто не увязался следом, поехал в инновационный центр.

Лабораторию напичкали электроникой, как рубку космического корабля, и роботизировали, как автомобильный завод.

— Стены экранированы, — объяснил Пилюгину нейробиолог. Его голову закрывал герметичный шлем, при помощи которого учёный управлял сканирующим аппаратом. — Аппаратура очень чувствительная и улавливает даже мысли людей.

«Меня могли тоже оцифровать, смешать с Лёшкой и тогда я точно стал бы соавтором его снов», — эта мысль, однако, пришла Пилюгину слишком поздно. Да и не был он уверен, что от такого слияния получится что-то хорошее. А вдруг результатом станет монстр, как из старого фильма, где в установку телепортации вместе с человеком попала муха?

Толстое стекло отделяло их от комнаты, в центре которой стояли два стола. Один пустовал. На другом лежало тело, схожее с человеческим, только в каких-то пластиковых щитках, наколенниках, налокотниках и в панцире, точно хоккеист, с которого сняли майку и тренировочные брюки, оставив защиту. Силиконовое лицо было почти как у Лёшки. Над изголовьями столов высились «бублики» диаметром по полтора метра, внешним видом напоминая компьютерные томографы. Но выполняли они более трудоёмкую работу.

Саркофаг с Алексеем вкатился в лабораторию, манипуляторы уложили его на пустующий стол, поверхность которого, как дорожка в аэропорту, медленно поехала в сторону «бублика». Когда Лёшкина голова оказалась в центре, «бублик» завертелся, сканируя мозг, записывая данные и передавая их в накопители.

Пилюгин, потеряв счёт времени, устало опустился в кресло, непостижимым образом возникшее за спиной, и незаметно погрузился в пограничное состояние между сном и явью.

— Всё, — услышал он чей-то голос, повернулся на этот звук, остановил взгляд на начальнике лаборатории.

— Как всё прошло? — в горле пересохло, язык заплетался.

— Неплохо. Хотите проверить? — спросил нейробиолог.

— А можно?

— Да. Он спит. Мы можем посмотреть, что он видит.

Дрожащими руками Пилюгин нахлобучил протянутый ему шлем и закрыл глаза. Блуждая по странному искажённому миру, похожему на ожившую картину сюрреалиста, он вдруг понял, что теперь может ответить на вопрос: «Что снится андроиду?».